«Палач демона»

Палач демона (fb2) - Палач демона [Publisher: Издательские решения] 1644K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Олег Нильевич Губайдулин

Палач демона Олег Нильевич Губайдулин

© Олег Нильевич Губайдулин, 2018

ISBN 978-5-4493-9400-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

…Закат явился мрачно и торжественно, словно облаченный в пурпурную тогу палач. И красное солнце, отрубленной головой покатилось на эшафот, обитый сиреневым бархатом наплывающих облаков. Края их постепенно пропитывались зловещим багрянцем свежепролитой крови…

День был казнен, а в черное небо, прячась за призрачной вуалью недосказанности, уже медленно ползла любимица страшной богини ночи – мертвенно бледная Луна…

…Франция, кладбище городка Этамп…

Бледный молодой незнакомец молча склонился над старой могилой. На покосившемся, изъеденном дождями каменном кресте он с большим трудом, но все же сумел разглядеть одну единственную маленькую буковку: «н»…

И худощавое лицо его исказила гримаса невыносимой боли…

– Ах, какой красивый сегодня закат! – вдруг раздался рядом громкий возглас. Нет, он просто страшен в своем великолепии! Вы не находите? Говорили по-русски… Обернувшись, мужчина увидел низкорослого худощавого старика. Его согбенную фигуру облегал серый английский костюм, а из-под брюк выглядывали черные носы дорогих итальянских туфель. Указав на небо своею тростью с серебряным, кажется, набалдашником, случайный прохожий продолжал: «Не закат, а чисто тот александрит, который в апреле 1834 года открыл член-корреспондент Петербургской Академии наук господин Норденшелд. Помниться, говаривал я ему за чашечкой кофейку на Невском: «Нехороший камень ты, дружок Нильс, откопал, дурной камешек… Не следовало того зла у земли отымать! Пусть бы себе лежало… Верно, ведь?» – забавно, по-птичьи склонив голову набок, поинтересовался странный старик.

– Говаривали?.. – машинально переспросил молодой человек. В апреле 1834 года то?..

– Да, точно так-с! – изящно поклонился его собеседник.

– Но закат тут причем? – тихо поинтересовался незнакомец.

– Так он, точь в точь, такой же лживый, как и эти самые александриты! – ответил старец и не слишком-то вежливо поднес свою трость почти к самому носу визави. Набалдашник ее был выполнен в виде оскалившего пасть неведомого хищника. И зверь в упор уставился на молодого мужчину двумя своими глазами из зеленых драгоценных камней. Неожиданно оба окрасились красным.

– Вон как переливаются, только что зелеными были, как надежда, а теперь алым заплыли! – воскликнул неприятный старик. Знать, кровушку близкую почуяли… Да и закат… Недоброе он тебе сулит, ох и недоброе…

– Извините, но я вовсе не расположен к беседе, – мрачно взглянув на старика, ответил молодой. И, помолчав, тихо произнес: «Я узнал тебя, чего хочешь?»

– Думаешь, Луна успокоит твоих мертвецов?.. – осклабился тот прямо ему в лицо. Выбор сделан – жизнь победила смерть, а любовь убьет эту жизнь… Простят ли душу, да и осталась ли она здесь еще?..

Бросив на прощание взгляд, в котором острая, пылающая ненависть причудливо смешалась с ледяным презрением, старик круто повернулся на каблуках и быстро зашагал прочь…

Глава 1

Луна небрежно швыряла на землю белесый свет. Точно так пьяный гусар, бахвалясь перед толпой, бросает серебро сидящей на паперти нищенке.

Большой, трехэтажный особняк на берегу живописной речки весь сверкал и переливался разноцветными огнями. Его владелец – успешный питерский бизнесмен Николай Михайлович Артемьев женил своего единственного 25-летнего сына Михаила на дочери экс-депутата законодательного собрания Георгия Степановича Никитина -19-летней красавице Светланке. Стоит ли говорить, что свадьбу гуляли с размахом? С обеих сторон были приглашены не менее трехсот гостей. И теперь, когда большинство речей уже были сказаны, а подарки вручены, люди начали знакомиться между собою. Они бродили не только по залам особняка, но и по всей приусадебной территории. К слову, она была оформлена на манер старого английского парка и занимала не меньше пяти с лишком гектаров. Пока гости гуляли под молодыми березками, липами, кленами и дубами, с речки потянуло вечерней прохладой.

Жених с невестой стояли среди шумной компании друзей. И никто не обратил внимания, на высокого худощавого юношу. Его бледное лицо оттеняла густая грива черных волос. Затаившись за толстым стволом старого дуба, он, не отрываясь, смотрел на Светлану. И в глазах незнакомца застыла такая мука, что, казалось, способна была растрогать даже камень. Но никому из присутствующих не было до него никакого дела.

Молодых сильно утомило общение с родными, бесчисленными друзьями и просто подлипалами, коих немало на подобных мероприятиях. Поэтому, немного пошептавшись, жених с невестой решили попросту сбежать. Улучив минутку, Светлана и Михаил выскользнули за ворота ограды и направились к берегу реки.

– Светик, айда спрячемся в старой усадьбе, – предложил жених.

– Давай! – охотно поддержала его девушка. Там нас точно никто не найдет!

Довольно хихикая, счастливые новобрачные выскользнули из ворот и быстро направились прочь от особняка. Они полагали, что остались незамеченными. Однако, следом за ними, хотя и держась на приличном расстоянии, двинулись и трое молодых людей в одинаковых черных костюмах. С левой стороны пиджаки у всех троих подозрительно оттопыривались. Опытному человеку достаточно было бросить на них всего лишь один взгляд, чтобы понять: это телохранители. Причем, все-правши, так как оружие висело в «оперативках» на боку слева.

Идти молодым пришлось не очень долго, так как развалины помещичьей усадьбы находились всего в каких-то трехстах метрах от особняка Артемьева. Но шли они осторожно, ведь тропинка вся заросла травой и низким кустарником. Наконец, минут через десять, молодые люди оказались перед чудом сохранившимися старыми коваными воротами, запертыми на огромный замок. И хотя вокруг все было тихо и спокойно, Михаил вдруг почувствовал, как мороз пробежал по его коже. Ржавый запор на воротах, будто явился для них со Светланой неким предупреждением. Казалось, он говорил: «Проход закрыт, а зайдешь – худо будет!» Но, по правде сказать, это была не более, чем простая формальность. Ведь барская усадьба уже давно лишилась ограды и теперь от былой солидности помещичьего гнезда сохранились лишь одни ворота, которые можно было легко обойти. Справа и слева от них утопали в жухлой траве остатки красной кирпичной кладки. Той самой ограды, которую озлобленные крестьяне снесли в 1918-ом.

Но молодые этого не знали, да и не было им до тех далеких трагических лет никакого интереса.

Строение, хоть и было частично разрушено, все же сохранило былую красоту. Белая двухэтажная усадьба на высоком цоколе с бельведером в левой части крыши отдаленно напоминала итальянскую виллу. Цокольный этаж, отданный раньше под хозяйственные нужды, словно приподнимал верхнюю жилую часть и превращал её в архитектурную доминанту. На первом и втором этажах располагались двадцать семь комнат и зимний сад. Фронтальная часть здания пустыми глазницами высоких стрельчатых оконных проемов глядела прямо в большой приусадебный парк. Когда-то тщательно ухоженный, сейчас он превратился в самый настоящий лес. Опутанный переплетенными ветвями вязов, лип, елей, дубов и кустарника, старый парк выглядел пугающе морачным.

Кое-как продравшись через все эти дикие заросли, Михаил и Светлана остановились перед широкой мраморной лестницей главного входа.

Ранее поражавшая гостей парадной белизной, сейчас вся она была покрыта слоем грязи. Из-под нее проглядывала частая сеть мелких трещин. Слева, метрах в сорока от здания, на одной линии с ним, виднелись развалины дома приказчика. Справа от южного входа в имение высился, чудом не разрушенный в годы гражданской войны, склеп.

– Пойдем? – кивнув на лестницу, спросил Михаил. Светлана молча кивнула. Взявшись за руки, они молча шагнули в темнеющую пасть парадного входа. Казалось, он ощерился на них обломками красного кирпича, окаймлявшего дверную арку. «Словно, обломки

зубов старика!» – подумал парень. Пройдя несколько шагов, Михаил и Светлана остановились посреди вестибюля. Сквозь рваные дыры в кровле их облила своим молочным светом полная Луна.

– Жутковато здесь, правда?.. – тихо спросила Светлана у своего спутника. Но тот лишь пожал плечами.

– Ничего сверхъестественного, обычные развалины. Хотя он и старался произнести эти слова уверенным тоном, голос его предательски дрогнул. Ведь в каждом из нас сидит глубоко затаенный страх перед таинством ночи. Однако совсем немногие могут в этом признаться даже самим себе…

Досадуя за проявление минутной слабости, парень двинулся было дальше. Но в этот миг послышался какой-то шорох.

– Что это?! – испуганно вскрикнула Светлана. Кто здесь?

– Я пойду, взгляну, а ты тут подожди, – предложил Михаил.

– Нет, одного я тебя никуда не отпущу! Пойдем вместе! – твердо возразила девушка.

– Тьфу, ты, черт! – вдруг выругался Михаил. Да это же наша охрана! В самом деле, обернувшись, Светлана увидела сквозь оконный проем двух парней в костюмах. Они крались через кустарник.

– Вот же достали! – громким шепотом возмутился Михаил. Пошли, спрячемся наверху! Схватив Светланку за руку, он потащил ее по боковой каменной лестнице на второй этаж.

Оказавшись на площадке, окаймленной красивыми балясинами из белого мрамора, они увидели справа чудом уцелевшую дверь. Она была закрыта.

Взявшись за позеленевшую от времени бронзовую ручку, Михаил толкнул ее. Тяжелая дубовая дверь с тихим скрипом медленно отворилась. Заглянув внутрь комнаты, а лучше сказать, небольшой залы, наша парочка обнаружила ободранные стены, с которых местами свисали обои.

– Гляди, это, ведь, не бумага! – прошептал Михаил, щупая пальцами пыльный лоскут.

– Конечно, не бумага, – ответила ему Светлана. Это шелк.

– Интересно, зачем стены материей обтягивать? – искренне удивился ее спутник. Бумажных разве не нашлось?

– Так, это же модно было в те времена, – пояснила девушка, разглядывая пол. В прошлом он состоял из наборного дубового паркета. Сейчас, впрочем, плашки были почти начисто ободраны. Видимо крестьяне топили ими свои избы. Но в углу остатки паркета еще сохранились. Там же виднелся и небольшой камин с остатками мраморной полки. Перед ним раскорячило четыре резные ножки старинное деревянное кресло с кожаным сидением.

– Странно, как это оно сумело пережить революцию и две войны? – удивился Михаил.

Тут, словно ему в ответ, послышался мелодичный звук колокольчика.

– Снова эти, из охраны, – с досадой проворчал парень и спросил свою спутницу, – вернемся назад, что ли?

– Почему из охраны? – спросила Светлана. Они у вас, что, как коровы с колокольчиками ходят?

Вопрос невесты поставил парня в тупик.

– Да, нет, вроде.., – пробормотал он, пристально вглядываясь в угол.

– Может, на мобильнике у кого-то из них такой звонок стоит?

– Смотри, смотри! – прошептал Михаил, сильно сжав руку девушки. И надо сказать, посмотреть действительно было на что.

В трепетном лунном свете обоим показалось, будто кресло, вдруг начало шевелится. Постепенно, будто выплывая из стены, перед оторопевшими молодыми возникла череда изумительных картин и сюжетов. Из того угла, возле камина, неведомо откуда появилась пожилая дама в прекрасном длинном платье. Она, стоя перед седовласым стариком в парчовом домашнем халате, что-то говорила ему. Он, внимательно слушая, временами задумчиво покачивал головой. И без всяких подсказок было ясно, что эти двое – хозяева усадьбы.

Михаил и Светлана, застыв на месте, лишь молча наблюдали за ними.

Старик, привстав, ласково погладил свою супругу по щеке, а затем, обернувшись к ней, что-то встревожено сказал… Вытянув сухую руку, хозяин указал на камин, видимо, увидел там нечто. Но, проследив за его взглядом, Михаил и Светлана ничего не заметили. В это мгновение элегантная женщина и импозантный седой старик вдруг изсчезли, словно растворились в призрачном лунном свете. Серебряные лучики задрожали, будто бы какой-то невидимый искусник ткал из них следующий туманный сюжет…

И тут прямо из пасти камина неожиданно выплыла чья-то огромная, расплывчато-темная фигура. Присмотревшись, Михаил с изумлением отметил, что рядом с нею, а может и прямо в ней, двигался светлый человеческий силуэт. Но, по сравнению с темной фигурой, он казался совсем маленьким.

…Сверкнули полные злобы красные очи с большими блестящими черными пятнами вместо зрачков. И вот, что самое удивительное, они показались Михаилу человеческими! Хотя умом он понимал, что подобных глаз ни у кого из людей нет и быть не может.

На долю секунды перед его лицом мелькнул жуткий оскал белоснежных клыков и в то же мгновение, кто-то резко оттолкнул его в сторону.

– Назад!!! – услышал он у себя за спиной дикий вопль. …Кошмарный вой… Леденящий душу предсмертный вскрик Светланы… А затем – ужасное хряскающее и влажное чавкание, будто кто-то жадно обгладывал с костей сырое мясо…

Глава 2

…Есаул Константин Маматов с усилием открыл глаза. Над ним раскинулся черный шатер бездонного ночного неба. Покажется странным, но обрести сознание он смог только благодаря страшной боли. Один очаг ее, тянущий, будто прожигающий внутренности, сосредоточился в животе. Второй, пульсирующий, раскалывал голову есаула. Будто кто-то маленький, но чрезвычайно сильный, залез в череп и стал безжалостно колотить изнутри тяжелым молотом. От этих жестоких ударов голова готова была взорваться и разлететься на куски. Проведя рукой по лбу, офицер ощутил что-то липкое и вязкое. И не сразу понял, что это его кровь. Он больно уколол обо что-то свою ладонь. – «Что там еще?!..» – подумал есаул, пытаясь вытащить непонятный предмет из своей головы. Но, едва тронув, вновь потерял сознание… Когда же пришел в себя во второй раз, то увидел над собой лишь темно-зеленую ткань – тент большой армейской палатки. И опять нырнул в пугающую темноту. Потом он еще несколько раз приходил в себя, но лишь с тем, чтобы спустя какие-то минуты, снова окунуться в беспамятство. Иногда ему казалось будто он находится на корабле. Волны качали судно сильно, но, как-то неравномерно и совсем не в такт. При этом вокруг все плыло в багровом тумане. Когда сознание вернулось вновь, первое, что увидел есаул, открыв глаза, был… воробей. Он превесело скакал по подоконнику.

Воистину неисповедимы пути человеческого сознания! Ну, как, скажите на милость, могут быть связаны между собой эта маленькая птичка и война?! Тем не менее, увидев воробья, Константин, почему-то сразу вспомнил все, что с ним произошло. Перед его внутренним взором медленно поплыли картины.

…Казачья лава из нескольких сотен всадников катилась по небольшой равнине прямо на австро-венгерские окопы. Оттуда смертоносными бичами хлестали винтовочные залпы и пулеметные очереди. Перемахнув через бруствер передней оборонительной линии, Константин увидел трех вражеских солдат. Один из них вскинул карабин и прицелился прямо в лицо есаулу. Увернувшись от пули, всадник описал клинком свистящий полукруг и рубанул австрийца по правому плечу. Шашка легко развалила врага почти до живота. И дивиться тут нечему. Ведь это была самая настоящая гурда. Что подтверждалось выбитым на клинке клеймом – хищными зубами, а на серебряной рукояти можно было рассмотреть рисунок волка. Клинок этот больше ста лет назад в одном из чеченских аулов выковал старый мастер.

Шашку есаулу вручил его отец – отставной поручик лейб-гвардии Гусарского Его Величества полка Евгений Петрович Маматов.

– «Да, папенька страстно обожал всякого рода холодное оружие и собрал довольно большую коллекцию славных клинков!» – подумал есаул.

…Второму солдату шашка врубилась прямо в середину черепа, да так быстро, что тот не успел даже вскрикнуть. Третий бросился было бежать. Но разве сможет человек обогнать казачью лошадь? Миг! И беглец уже валялся на рыжей от крови траве, корчась в предсмертной агонии…

В тот памятный день, когда русские войска Юго-Западного фронта начали грандиозное наступление на австро-венгерские и германские войска. Знаменитый Брусиловский прорыв. Ему предшествовали ожесточенные сражения. Бои шли все лето, а к сентябрю русские войска завладели частью Восточной Галиции и всей Буковиной, ранее принадлежавшие Австро-Венгрии. Неоценимый вклад в победоносное наступление внесли семнадцать Донских казачьих полков и девятнадцать отдельных и особых казачьих сотен.

29 мая (11 июня по новому стилю) 1916 года, 1-я Донская дивизия с левого фланга прорвалась вглубь расположения австрийцев и взяла две тысячи пленных. В пылу атаки на важный железнодорожный узел Ковель, казаки, словно нож сквозь масло, прорезали оборону противника. Они так глубоко прорвались во вражеский тыл, что даже обогнали несколько бежавших в панике австрийских пехотных частей. В этот момент противник открыл по наступающим артиллерийский огонь. Под него то и попали прорвавшиеся в тыл австрийцам казачьи сотни.

…Перед глазами Константина Маматова что-то вспыхнуло. Да так, что на миг затмило солнце, плывшее в зените! Следом раздался оглушительный взрыв, но он его уже не услышал. Мощная взрывная волна швырнула всадника на землю. Скатившись по склону холма, он замер, уткнувшись лицом в жухлую траву. Мимо с оглушительными криками неслись кавалеристы. Грохотали выстрелы, сверкали казачьи шашки, падала изрубленная прислуга австрийских орудий… Несколько снарядов, разорвавшись прямо перед наступающей третьей особой сотней, разом накрыли более десятка всадников…

… – Где я? – прохрипел раненный.

– В госпитале, – ответила ему красивая и милая рыжеволосая незнакомка в форме сестры милосердия. Ее огромные голубые глаза глядели на него с сочувствием и состраданием. Константин Евгеньевич попытался приподняться, но она не позволила ему этого сделать.

– Лежите спокойно, пожалуйста, господин есаул! Вам нельзя шевелиться! У вас очень высокая температура!

Но пациент оказался непослушным и весьма любопытным. Дождавшись, когда его собеседница отвернется, он ощупал свой лоб. Пальцы наткнулись лишь на шершавую повязку. Никаких посторонних предметов там не было.

– Наверное, показалось? – подумал он. И тут же скорчился от резкого приступа острой боли, скрутившей ему живот.

– Сестричка, скажите, сколько времени я у вас здесь лежу?

– Вторые сутки уже пошли, – ответила медсестра. – Вас из полевого лазарета привезли без сознания.

– Куда меня?.. – превозмогая боль и накатившую вдруг тошноту, спросил Маматов.

– Все нормально! – постаралась успокоить его девушка. Но по той поспешности, с которой она кинулась это делать, есаул понял, что все вовсе не нормально.

– Так-так! – прозвучал наигранно бодрый голос.

– Что тут у нас?..

– Владимир Евграфович, раненный спрашивает как у него дела, – пояснила медсестра.

– Я ваш доктор, уважаемый Константин Евгеньевич. Меня зовут Владимиром Евграфовичем Маличем, – представился вошедший. Врач оказался невысоким, плотным мужчиной лет сорока пяти.

– Доктор, скажите, почему у меня так болит живот? – попросил есаул.

Тот неторопливо снял пенсне и принялся протирать стекла носовым платком. Видимо, собирался с мыслями. Он хотел преподнести пациенту правду так, чтобы не шокировать раненного.

– Видите ли, милостивый государь, вам сильно досталось, – пояснил доктор. Другой после таких ранений на месте бы Богу душу отдал, а вы – молодец! Теперь подштопаем вас, а там снова пойдете шашкой махать.

Однако, почувствовав в тоне доктора некую фальшь, есаул настойчиво повторил: " Доктор, не надо меня жалеть! Скажите, выживу или пришла пора звать священника?»

– Да, не часто такие, как вы встречаются, настырные, – проворчал Владимир Евграфович. У вас два ранения и оба очень серьезные. Одно в голову, а второе в живот. Какое тяжелее даже сказать не берусь. Когда вас санитары в поле нашли и в лазарет привезли, то сразу же положили отдельно. Вместе с мертвыми. Об этом мне ваши казаки рассказывали. Не взыщите, ваше благородие, такой уж вид у вас был, не вполне живой, скажу я вам! Но потом опомнились. Внесли в палатку к хирургам. Там один молодцом оказался, вскрыл вам брюшную полость и заштопал желудок.

– А кишки, что-же?… – поинтересовался Константин Евгеньевич.

– Тут вам повезло, кишечник не задело. А потом вас к нам направили.

– Так я сейчас где? – спросил раненный.

– В тыловом госпитале, – ответил врач.

– Где?! В каком городе, в какой деревне, черт вас дери! – вспылил есаул.

– Тихо-тихо, – примирительно понизив голос, попросил его доктор. Сейчас все вам расскажу. В настоящее время вы в госпитале, неподалеку от Луцка.

– Какого черта?! – удивился Маматов. Какой к бесу Луцк?! Я же под Ковелем был!

– Не чертыхайтесь, ваше благородие, – попросил его Владимир Евграфович. Тоже, надо признаться, взяли манеру! А как он возьмет и явится вдруг?

– Вы сами-то не лучше него, – проворчал офицер. Обещали рассказать, а не говорите ничего, лишь крутите чего-то…

– Ладно, ладно, сейчас расскажу, – махнул рукой доктор. Так вот, ранили вас действительно под Ковелем. Потом привезли в полевой лазарет.

Вы ведь по пути в сознание не приходили? – сам себя перебил Владимир Евграфович.

– Почему? Приходил! – ответил раненный офицер. Помню как с врачом поругался. Он, когда мне рану на животе осматривал, зачем-то туда что-то засунул. Я от боли тогда аж взревел. Потом опять сознание потерял. И так несколько раз. Голова раскалывается, живот жжет, словно туда раскаленный прут засунули, а все вокруг будто в красном мареве.

– Чудеса! – сам себе сказал хирург. Как вы, сударь, вообще такую дальнюю дорогу-то выдержали? Ну, да на войне и не такое случается. Из под Ковеля, где вам в лазарете оказали первую помощь, вас отвезли сюда.

– Так, это же сколько времени меня сюда тащили? От Ковеля до Луцка же верст шестьдесят будет! – не поверил Константин Евгеньевич. Какое сегодня число?

– 3 июня (15 июня по новому стилю) 1916 года, – ответил доктор. А доставили вас позавчера и, до сего момента, вы были без сознания.

– Кто привез, на чем? – поинтересовался есаул.

– Трое донцов-казаков вас доставили, – вступила в разговор медсестра.

– На подводе? – перебил ее раненный.

– Если б на подводе, то не доехали бы вы, милостивый государь, – покачал головой Владимир Евграфович. Они меж двух лошадей скаковых люльку вам соорудили. Австрийскую палатку брезентовую не пожалели! Вас, раненного, туда положили и поскакали, что есть мочи. Тот хирург, что вас штопал, наказал им везти, как можно быстрее к нам. Иначе, мол, помрет есаул… Так вот, голубчик, они всего за одни сутки и обернулись. Когда я увидел донцов, то сразу же спросил, куда вас ранило и сколько времени в дороге были? -ело в том, что при ранениях в желудок, ни есть не пить в ближайшие сутки после операции не рекомендуется. И когда мне на стол вас положили, я, было подумал, что операцию-то вы не перенесете. Простите, – спохватился хирург. Сами же, Константин Евгеньевич, просили, чтобы я говорил правду. Человек вы, я вижу, мужественный, вот и слушайте. Самое страшное уже позади. В голову вам осколок снаряда угодил. Начал я осматривать и увидел, что он, сволочь, до лобной доли мозга достал. Извлекали мы его аж в четыре руки. Слава Богу, вы сейчас в сознание пришли. Значит, все более или менее. Но как повернется дальше, сказать не могу. Головной мозг, сударь мой, это вам не баран начхал, а тайна за семью печатями. Вот так!

Врач достал из жилетного кармашка большие серебряные часы и внимательно взглянул на есаула: «Голова сейчас болит?»

– Да, – ответил тот. Временами очень сильно. И живот тоже.

– Тут вообще странное дело! – раздосадовано махнул рукой Владимир Евграфович. Увидел я повязку и подумал было, что эта рана тоже от осколка. Но в сопроводительной бумаге хирург полевого лазарета писал, что ранили вас штыком. Вообще-то дело это изменой пахнет.

– Что такое?! – удивленно вскинул брови есаул, приподнявшись на локте. Но его тут же скрутила острая боль в животе.

– Да лежите же вы спокойно! – с досадой приказал врач.

– Какой еще изменой?! – настойчиво повторил вопрос Константин Евгеньевич.

– Обыкновенной, – ответил Владимир Евграфович. Вам кто-то в живот штыком саданул! И, что самое подлое, – нашим, русским, трехгранным!

– Не может быть! – не поверил есаул. Меня ведь взрывом из седла выбило.

– Факты, ваше благородие, вещь упрямая, – пожал плечами хирург. Не верите мне, можете моего ассистента спросить – Арнольда Карловича. Мы с ним часа два ковырялись, пока из головы вашей осколок извлекали. А уж потом пытались живот по-новому заштопать.

– Так вы же сами сказали, что желудок мне в лазарете зашили? – удивился Константин Евгеньевич.

– Так то оно так, – кивнул врач. Но беда в том, что у вас свищ образовался.

– Это что еще такое? – удивился есаул.

– Проще говоря, дырка, – пояснил хирург. Мы уже и так и эдак, пытались, но рана снова открывается. Сейчас дренаж поставили. Окрепнете, потом постараемся края у свища иссечь и еще раз зашить.

– Значит, пока не помру? – вопросительно взглянул Константин Евгеньевич на своего собеседника.

– Нет-нет, Бог с вами! – возмущенно замахал на него руками хирург. Зря мы что ли с Арнольдом Карловичем мучились?

– Спасибо вам, – ответил есаул и спросил: «Оружие и одежда мои где?»

– При вас была шашка, замечательная, по- видимому, редкостная вещь. Также наган и небольшой такой кинжал дамасский? – уточнил Владимир Евграфович.

– Да, – кивнул есаул.

– Все здесь, кинжал и наган у вас под подушкой. А шашка?

– Так вот она – у изголовья кровати висит! – доктор указал пальцем на блестящее серебро рукояти. Обмундирование ваше все в крови было и весьма сильно изодрано. Поэтому сестричка его постирала и заштопала. Как выздоровеете, так и наденете, – продолжил свою речь хирург. А пока… Вот вам халат, – Владимир Евграфович указал на нечто темно-серое, лежавшее на табурете рядом с кроватью.

Офицер, убедившись что девушка отошла к другому раненому, спросил доктора: «Не подскажете, как зовут сестричку?»

– Ну и поражаете вы меня, ваше благородие! – нарочито округлив глаза, воскликнул Владимир Евграфович. Можно сказать, только что из могилы выкарабкались и – на тебе! Сразу девушками интересоваться?! Впрочем, хороший признак, весьма хороший! И девушка тоже хорошая, из старой дворянской семьи. В сестры милосердия пошла добровольцем. Хотя, надо признать, в первые дни, как кровь увидит, так сразу – брык в обморок! И не знаешь кому вперед помогать – раненным или ей!

Наталья Васильевна Абашева – девица на выданье. Матери лишилась еще при рождении. Отец ее, прожив десять лет вдовцом, решил жениться. Тоже на вдове, из обедневших дворян.

Не сладко, думаю, Наташеньке пришлось с мачехой-то. Не сахар у той характерец оказался, не сахар… Ну, да ладно, есаул. Вы только не обидьте сироту, прошу покорно! – произнес Владимир Евграфович, жестко взглянув Константину Евгеньевичу прямо в глаза.

– Да, что вы! – воскликнул раненный. И в мыслях не было!

– Ну и хорошо, сударь вы мой, пойду я. Врач застегнул халат и, еще раз взглянув на часы, вышел из палаты.

Константин Евгеньевич вновь закрыл глаза и словно провалился в глубокий и долгий сон…

Солнце, смеялось в лазурной вышине июльского неба и, цепляясь лучами за веселые кудряшки белоснежных облачков, пыталось вскарабкаться в самый зенит. Меж ветвей пересвистывалась между собой всякая птичья мелюзга, а по парку усадьбы бежал маленький мальчик. Вдруг, споткнувшись, он сходу пропахал носом песчаную дорожку. Но, хотя прилично ободрал себе коленки и до крови разбил нос, малыш не заревел. Вскочив на ноги, он лишь с досадой махнул рукой и побежал дальше. За ним, с криками «Постой! Погоди, барин!», ухая стоптанными сапогами, мчался здоровенный крестьянский парень. В его голосе слышался явный испуг. Конечно, как тут не испугаться? Тебя назначили дядькой и приставили следить за пятилетним барским дитятей. Чтобы с ним, драгоценным, не дай Бог, не случилось ничего дурного, а ты – не уберег! Догнав шустрого мальчишку, парень подхватил его на руки, причитая: «Ну что же, Вы, барин, наделали?»

Вытерев разбитый нос тряпицей, дядька крепко взял воспитанника за руку и повел в сторону барского дома.

– Вот и все! Прощай, теперь веселая жизнь! На этот раз уж точно выпрут, опять придется место искать! – крутилось у него в голове. Навстречу крестьянину уже спешили две женщины с летними кружевными зонтиками в руках.

– Господи милосердный, Тимофей, что же ты недоглядел?! – ахнула красивая, стройная дама, облаченная в длинное платье нежно-персикового цвета и элегантную шляпу с широкими полями. На вид женщине можно было дать не более двадцати двух лет, хотя в действительности она была чуточку старше.

– Да как же за ним уследишь, Мария Васильевна! – начал было оправдываться дядька. Оне же как оглашенные носятся! Дама, укоризненно покачав головой, несильно стукнула Тимофея по голове кружевным зонтиком.

– Срочно, в дом! – приказала она.

Когда они уже подходили к мраморной лестнице главного входа, из дверей навстречу стремительно вышел высокий черноволосый господин лет сорока, с угрожающе торчащими усами. На нем был белоснежный костюм, правая рука сжимала тяжелую эбеновую трость с медным набалдашником в виде морды медведя.

Им был владелец усадьбы и супруг Марии Васильевны, отставной ротмистр лейб-гвардии Гусарского Его Величества полка Евгений Петрович Маматов.

– Что это вы там затеяли? – поинтересовался он. Резкие черты лица придавали ему вид весьма суровый, а длинный хищный нос делал его похожим на кречета.

– Тимофей вновь не доглядел, душа моя, – сокрушенно вздохнула Мария Васильевна.

– Ревел? – только и спросил отец.

– Никак нет, ваше благородие! – отрапортовал дядька Тимофей, вытянувшись перед барином.

– Чего мне реветь?! – обиделся малыш. И не больно совсем! Однако мальчик сказал неправду. Из разбитого носа все еще шла кровь, он распух и покраснел, а оцарапанные коленки сильно саднили.

– Ладно, молодец, сынок! – довольно кивнул отставной гусар. И, резко обернувшись к Тимофею, спросил: «Какое наказание выберешь?»

– Как будет угодно вашему благородию, – вытянувшись во фрунт, ответил тот.

– Тогда в залу! – усмехнулся владелец имения.

Он не привык откладывать своих решений. Поэтому на немой вопрос супруги, улыбнувшись, ответил: «Дорогая, я не заставлю вас долго ждать.» И, резко повернувшись на каблуках, вошел в усадьбу. Тимофей, передав мальчика гувернантке мадам Гранье, поспешил за ним.

Малыш, вырвавшись из рук женщины, кинулся следом. Не мог же он пропустить подобного зрелища. Интрига была в том, что система наказания для прислуги мужского пола, в понимании хозяина усадьбы, состояла в принуждении к физическим упражнениям.

В этот раз, отставной ротмистр пожелал преподать проштрафившемуся Тимофею урок фехтования. Сказать, что подобное занятие крестьянину не нравилось, значит ничего не сказать. Он ненавидел все эти шпаги, рапиры, сабли и эспадроны лютой ненавистью.

Тимофей был человеком высоким и сильным, но довольно неуклюжим. Поэтому любое занятие, где требовалась ловкость, было не по нему. Отставной же гусар взял себе в голову непременно обучить этого медведя изысканному искусству испанских и французских придворных.

Поднявшись в залу экс-гусар и указав широким жестом на крючок, на котором висел толстый и простеганный кафтан, сшитый специально для фехтовальщиков, скомандовал: «Одевай!»

Тимофей, ругаясь про себя последними словами, натянул защитную одежду.

– Выбирай! – отставной гусар кивнул на длинную деревянную стойку с оружием. Пока Тимофей, недовольно кряхтя, бродил вдоль длинного частокола рапир, эспадронов и сабель, владелец имения, сняв пиджак, облачился в точно такую же стеганную куртку.

– Ну, долго мне ждать?! – барин недовольно нахмурил черные брови.

– Сейчас, ваше благородие, – торопливо ответил Тимофей, схватив первое, что подвернулось под руку.

– Ого! – удивился гусар. Да ты саблю схватил?

Действительно, крестьянин неосмотрительно схватил длинную польскую карабеллу.

– Ну, коли желаешь, то и я не против, – усмехнулся ротмистр. Надев толстую фехтовальную перчатку, он также взял саблю и, выйдя на середину залы, встал в позицию. Левая рука завернута за спину, а правая с длинным изогнутым клинком вынесена прямо вперед.

Иронизировал гусар не зря. Фактически урок фехтования представлял собой, хоть и замаскированную, но порку провинившегося. И, если бы крестьянин выбрал в качестве оружия рапиру, ему точно было бы не так больно. Она-то ведь не такая тяжелая, как карабелла.

Несмотря на все свои рост и силу, Тимофей, конечно же, не мог оказать рубаке-гусару серьезного сопротивления.

В 1860 году, едва достигнув шестнадцатилетия, будущий гусар упросил своего папеньку отдать его учиться фехтованию. И тот, будучи конформистом, услал сына к его тетке, своей родной младшей сестре Екатерине Андреевне в Санкт-Петербург. Там сын начал постигать азы фехтования в зале, открытом знаменитым маэстро Иваном Ефимовичем Сивербриком. К сожалению, сам Сивербрик, уже восемь лет как, отошел в мир иной. Однако успел подготовить немало прекрасных учеников. Под наблюдением одного из них, а также постоянно изучая «руководство к фехтованию», написанное Сивербриком и его сыном, будущий поручик уже через год мог скрестить шпагу или саблю с противником средней руки. В гусарском полку он также постоянно упражнялся, а выйдя в отставку, чтобы не потерять формы, некоторое время даже давал уроки фехтования провинциальным помещикам. Так что никаких шансов у Тимофея против него не было и не могло быть…

Малыш, выглядывая из-за двери залы, во все глаза следил за происходящим.

– Аванс, мон шер ами! – издевательски усмехнувшись, экс-ротмистр крутанул клинок в кисти и лишь слегка коснулся сабли противника. А затем, неожиданно для него, описал обратную свистящую дугу и рубанул Тимофея по боку, под левую руку.

Необходимо отметить, что все оружие, которое использовалось для фехтования, конечно, было затуплено. Однако получить удар по ребрам, даже тупым клинком, было не слишком приятно. Сабля-то весила около четырех фунтов, а гусар был человеком неслабым да и рубить не стеснялся. Охнув, Тимофей согнулся пополам и присел на корточки.

– Вставай, вставай, любезный ты мой! – поторопил его бывший ротмистр.

Морщась от боли, его противник с трудом поднялся на ноги и встал в позицию.

– Вы бы, ваше благородие, того, полегче что ли, – попросил он.

– Ладно, – ответил экс-гусар. Там видно будет.

И, крутанув саблю в руке, ловко подбил клинок Тимофея и, повернув плашмя, легонько ударил того по макушке.

– Только и знаете, что лупить! – проворчал крестьянин. Надысь госпожа мне тоже по голове била!

– Что ты врешь, зараза? – возмутился бывший гусар. Чтобы Мария Васильевна била?! Ни за что не поверю!

– Так она, того, зонтом, – пояснил Тимофей.

– Ха, зонтом! – рассмеялся владелец имения. Так это же не кочергой, к примеру. За что же она тебя?..

– Так, недоглядел я за сынком вашим, – нехотя, пояснил Тимофей. И сынок нос расквасил.

– За дело! – бывший гусар вновь крутанул клинок в руке. А будешь мне ныть, так я тебя еще не так отлуплю!

– Воля ваша, барин, – ответил Тимофей. Только слишком сильно-то не лупите…

– Тимофей не виноват, папенька, – вдруг раздался голос из-за двери. Я сам упал.

– Молодец, что не ревел, – ответил отец. И, отработав на своем противнике еще несколько хитрых приемов, владелец имения приказал тому идти и заняться делами по дому. Нарубить дров и сложить их в поленницу перед баней.

– Хочешь попробовать? – спросил он у сына.

– Хочу!

С загоревшимися глазами, малыш схватил тяжелый палаш.

– Нет, нет, это для тебя пока рановато, – улыбнулся отставной гусар. И подал сыну тонкую легкую рапиру. Повозившись с мальчиком еще минут пятнадцать, он вытащил из кармана золотые карманные часы, (к слову сказать, Бреге, которыми он очень гордился).

– Ну, все на сегодня, – обратился он к сыну. Иди, найди мадам Гранье и побудь с нею пока мы с маменькой на прогулку поедем. Кликнув Тимофея, он велел ему заложить дрожки. Усевшись на кожаное сиденье, гусар с супругой взялись за руки и медленно покатили к выходу из приусадебного парка.

Солнце сияло, пели птицы и все вокруг, казалось, дышало счастьем и спокойствием.

Тут из кустов вдруг высунулась безобразная багрово-красная пасть хищного зверя и, оскалив окровавленные клыки, злобно зарычала им вслед…

Глава 3

…Бывший депутат законодательного собрания недавно лишился кресла из-за происков своих недругов и чересчур ретивых писак, раскопавших его «авторитетное» прошлое. Теперь же Георгий Степанович Никитин по прозвищу «Ник» вместе с владельцем собняка Артемьевым стоял на огромном балконе и любовался пламенеющим закатом.

Ник был высоким 57-летним мужчиной. Несмотря на возраст, дорогой темно-синий итальянский костюм все еще ладно сидел на его слегка оплывшей фигуре. Видно было, что этот человек любит роскошь. Средний палец правой руки был унизан золотым перстнем с крупным бриллиантом, а на левом запястье красовались швейцарские часы «Патек Филипп». Широкое, простоватое лицо их владельца пересекал длинный неровный шрам – память о питерских «крестах».

В знаменитый следственный изолятор его в 1988-м году притащили по поводу одной из громких разборок. Тогда, возле порта, в перестрелке погибли несколько бойцов противоборствующих группировок. Георгию Степановичу не повезло, он попался в руки ОМОНовцев. Когда Ника доставили к следователю, тот, видя, что перед ним человек жесткий, попытался сломать подследственного. Для чего кинул в камеру к «ссученным» – заключенным, которые шестерили на местного «кума» – начальника оперативной части. Их было четверо, детоубийца и пара насильников. Подобные «сучьи» камеры есть в любом следственном изоляторе. Задача «сук» – физически и морально сломать любого, кого подсадят к ним в хату. Безразлично, обычный это обвиняемый, например, бухгалтер, подозреваемый в растрате или вор в законе. Терять им просто нечего, так как с их статьями на зоне им не жить… В этой хате и чирканули Ника по лицу заточкой. Но Георгий Степанович был человеком не робкого десятка и, для начала сломав нападавшему нос, разбил одному из сокамерников череп об угол шконки.

Так сказать, «дал раскрутку». То-есть, будучи под арестом, совершил еще одно преступление. После чего, к его статье добавилась еще одна – за умышленное убийство. Однако от «ссученных» его сразу же отсадили, а смотрящий по «крестам» приблизил его к себе. Хотя судья и впаял Нику «трех Петров» – пятнашку, отсидел он лишь червонец. Причем, выскочил. Но не по «удо» -условно-досрочно за примерное поведение. Он был в авторитете и не мог пользоваться поблажками от государства. Соскочил Ник через «крест» – вышел через «больничку» по состоянию здоровья. Люди, которым смотрящий по изолятору загнал «коня» – сообщил о достойном поведении дальневосточного авторитета Ника, наехали на лагерного «лепилу» – врача. В итоге, тот «замастырил» Георгию Степановичу нужную «ксиву» – справку о том, что авторитет болен туберкулезом. Освободившись, Ник вернулся во Владик и женился на местной красавице Ксении. Спустя год у него появилась дочь Светланка.

Собрав вокруг себя пару десятков местных пацанов, Ник сначала прессовал свою малую родину, снимая сливки в порту Владивостока. Когда же ему показалось там тесно, отправился в Питер. Местная братва, помня, как лихо он расправился с «суками», оказала ему уважение и предоставила условия для нормального существования. Словом, отдала под его «крышу» пару крупных ресторанов, несколько СТО и три АЗС. Через пять лет авторитет легализовался и даже смог пролезть в депутаты законодательного собрания. И, невзирая на противодействие сотрудников криминальной разведки местного ГУВД, попытка эта вполне удалась. Но в депутатском кресле он пробыл сравнительно недолго, всего пару лет. Помешало его криминальное прошлое, которое конкуренты через полицию слили журналюгам. Это не могло понравиться коллегам-депутатам Ника. Но особенно расстраиваться по этому поводу он не стал. Решил жить спокойно. Благо денег на безбедную жизнь вполне хватало.

Но, как говорят, сколько волка не корми… Душа Георгия Степановича требовала простора и он решил инвестировать немалые, надо сказать, средства в довольно крупный проект. Однако, в процессе тендера, на его пути встал конкурент – крупный бизнесмен Николай Михайлович Артемьев. Сначала Ник, хотел было поступить с ним по привычке: наехать и обломать. Но, вскоре оказалось, что птица эта гораздо более высокого полета и с двойным дном. Только Ник отправил к конкуренту своих ребятишек «для разговора», как всего через пару часов к нему в дом нагрянула целая следственно-оперативная бригада при поддержке СОБРа. Старший следователь доходчиво объяснил Нику почему ему в Питере больше нельзя так гадко себя вести. А следом получился сюрприз. В гости к авторитету прибыл сам конкурент Артемьев. Ничего из себя, на первый взгляд, не представлявший. Обычный мужичок, лет шестидесяти, среднего роста, лысоватый. «Да и одет, так себе!» – помниться подумал тогда Ник. Но то, как перед гостем начали выплясывать сотрудники полиции, натолкнуло Георгия Степановича на мысль, что Артемьев не так прост, как кажется.

– Разрешите обратиться! – вытянувшись во фрунт, гаркнул старший группы.

– Да чего там, идите уже! – недовольно поморщившись, ответил Николай Михайлович. Недоразумение все это, – пояснил он и, отправив всю группу восвояси, протянул авторитету руку и произнес: " Рад, очень рад с вами познакомиться! Артемьев. Бывший генерал- майор, а сейчас обычный пенсионер. Просто у меня много друзей. В ФСБ.»

– Ну, бывших, тем более у ваших, не бывает, – проворчал Георгий Степанович. Но на вопрос нового знакомого – «Надеюсь, мы найдем с вами, общий язык?» Нику не оставалось ничего другого, кроме, как молча кивнуть. Ну, действительно, не идти же снова в лагеря на старости-то лет?

– Вы не напрягайтесь, я вашего куска не трону, – усмехнулся гость. Только отломлю себе маленько.

– Спасибо, конечно, … – начал было, Георгий Степанович. Но собеседник его перебил.

– Давайте по простому! Или, может, вам вроде как западло?

– Да нет… – ответил Георгий Степанович.

– Ну и ладно, – вновь перебил его гость. Сейчас составим быстренько договор субподряда и начинайте! А я вам даже помогу. Но когда мне понадобиться ваше содействие, то, пожалуйста, не откажите уж, будьте так любезны! Экс-авторитет, слегка удивленный таким напором, заверил Артемьева, что сделает все, что в его силах. На том и расстались. Заработав на строительстве кругленькую сумму, Георгий Степанович, пораскинув умом, решил навестить Артемьева. Странно, но между этими, казалось бы совершенно разными, людьми быстро завязались приятельские отношения. Тем более, что Ник несколько раз помогал новому знакомому решать возникающие проблемы. Артемьев сразу понял, что авторитет – нужный человек. Ведь официальным путем можно утрясти далеко не все вопросы. Иногда решение специфических проблем гораздо лучше было доверить подручным Ника. Тем более, что официально его ребятки именовались частным охранным предприятием. К тому же, для дружбы возник и еще один повод. Сын Николая Михайловича, будучи в гостях у Георгия Степановича, глаз не мог оторвать от Светланки. То и понятно. Девушка была настоящей зеленоглазой красавицей. Высокая, с рыжими волосами, она везде обращала на себя внимание окружающих. Мужчины, при виде нее просто таяли, а женщины завидовали и тихо ненавидели. Самой Светлане было на все это попросту начихать. Кстати, Михаил ей тоже понравился. Свадьбу решили сыграть в августе.

– А все-таки красивые здесь места! – задумчиво раскуривая коллекционную пенковую трубку, произнес Георгий Степанович.

– Да, – согласился хозяин. Но, по правде сказать, жутковатые.

– Почему? – искренне удивился его собеседник. Обычное захолустье…

– Здесь еще при царе-батюшке, до октябрьской революции, жили мои предки.

– Ой, только не говори, что ты – из князей или графов! – засмеявшись, отмахнулся экс-депутат. В последнее время меня реально достали все эти истории про бывших. Повылазили! Забыли, видно, как комиссары их к стенке в 17-ом ставили! Только и слышишь, тот голубых кровей, этот тоже… Едва успеют бабла нарубить, так подавай им сразу дворянские титулы! Или покупают, как эти клоуны из попсы, или же просто беспардонно врут, как сивые мерины. Мол, благородных мы кровей! А у самих хамская морда кирпича просит! Одни аферисты и мошенники! Со свиным рылом, да в калашный ряд! Быдло!

– Нет, у меня в роду кроме крестьян никого не было, – сдержано ответил Артемьев.

– Да ладно, прости, погорячился я! – сменил тон Георгий Степанович. Просто сил нет, надоело смотреть, как каждое ничтожество себе очков набрать старается. Кстати, зачем ты, Михалыч, именно здесь особняк решил поставить? А? Неужели в Питере места не хватило?

– Так, уже говорил же. Предки тут мои жили, ответил Артемьев.

– Предки, подумаешь… – протянул его собеседник. Мои, например, тоже из этих мест. Так, что же, мне тоже здесь дом поставить прикажешь?

– Зачем, приказывать. Строй, где душа пожелает, – пожал плечами отставной генерал. Просто меня тамбовщина манит.

– Ты, про здешний страх какой-то хотел рассказать? – спохватился Георгий Степанович, и, вопросительно взгянув на Артемьева, выпустил изо рта кольцо синего дыма.

– Еще после февральской революции, а потом и при большевиках здесь начались крестьянские волнения, – начал рассказ хозяин. Люди стали бунтовать и разорять барские усадьбы. Тащили все, что под руку попадалось. Сегодня ты, Георгий Степанович, когда ко мне ехал, видел перед последним поворотом старые развалины?

– Ну, вроде, что-то такое было, – задумчиво протянул авторитет.

– Так вот, это бывшая усадьба одной дворянской семьи, – пояснил владелец особняка.

– Так, это они, надо полагать, князья или графья? Так? – скривил губы в усмешке Георгий Степанович.

– Нет, просто дворяне, – почесал левую бровь Николай Михайлович. Однако, род старый…

– И что? Ну, развалины и развалины… Привидение там, что ли завелось? – ухмыльнулся авторитет.

– Нет, местные люди говорят, кое-что пострашнее, – тихо сказал Артемьев. И не завелось, а существует уже давно.

– Да не верю я во всю эту чушь! – раздраженно воскликнул отец невесты. Ерунда! А если даже и правда, что-то такое есть, то ничего эта твоя жуть сделать не сможет. На дворе – 21 век! У моей охраны, знаешь, какие пистолеты?! «Глоки»! Вот!

Небосвод, темнея на глазах, превратился в волшебный покров из черного бархата, приколоченный к небесной тверди мириадами блестящих алмазных гвоздиков. И в тот самый миг, когда Луна брызнула на землю первыми серебряными лучами, со стороны речки донесся дикий, протяжный и хриплый вой. Его тут же поглотил абсолютно дикий, надрывный вопль. Так люди кричат перед смертью, когда осознают, что конец неизбежен.

– Что это?! – тихо спросил Георгий Степанович. Лицо его разом посерело, он стал похож на мертвеца. Силясь перебороть жуткую гримасу, враз перекосившую ему рот, авторитет хрипло выкрикнул: «Света! Света!» И, хромая, побежал на крик.

В экстремальных ситуациях, большинство людей всегда беспокоятся в первую очередь о своих родных и близких. Авторитет тоже не был исключением. За ним кинулся и хозяин особняка Артемьев. Гости нестройной толпой ринулись следом. Несколько человек достали смартфоны и включили фонарики. В пляшущих лучах света вдруг появилось перекошенное и залитое кровью лицо одного из охранников.

– Шеф, они там! – он указал рукой в сторону старой усадьбы. Там!..

– Что, что случилось?! Откуда кровь? Где Миша?! Мишенька! – закричал в ответ Артемьев. Повернувшись, секьюрити побежал к усадьбе.

Когда запыхавшаяся толпа ворвалась внутрь полуразрушенного здания и поднялась на второй этаж, глазам людей открылось ужасное зрелище. В малой зале, прямо на грязном полу лежала юная красавица-невеста. Ее белоснежное платье до самого пояса было залито алой кровью. Голова, запрокинутая назад, была почти отделена от туловища. А на шее зияли несколько страшных рваных ран, в которых проглядывали обрывки мышц, сухожилий и желтоватые обломки переломанных позвонков….

Рядом с телом, сидел Михаил и… тихо смеялся! На одной ноте… Его правая щека, оторванная возле глаза, висела лишь на лоскуте кожи, обнажая оскал белых зубов. Эта картина была едва ли не страшнее растерзанной мертвой девушки. Несколько женщин упали в обморок, кто-то кричал, кого-то рвало…

Подбежав к месту трагедии, Георгий Степанович бросил всего один взгляд на свою мертвую дочь и, обессиленный, опустился рядом на пол. Отец жениха вместе с самыми смелыми из гостей пытался оттащить Михаила прочь от страшного места. Но тот, все так же тихо хихикая, упирался. Чуть поодаль с разорванным горлом валялся один из троих секьюрити. В правой руке он сжимал рукоятку пистолета, а пальцы левой мертвой хваткой вцепились в какой-то темно-бурый пучок. Его коллега пытался при помощи брючного ремня сделать жгут, перемотать культю левой кисти. Но кровь продолжала хлестать тугой струей. Наконец кто-то из гостей помог парню. Тот, устало привалившись к стене, закрыл глаза. Тем временем охранник, который привел всех в усадьбу, сообщил в полицию и вызвал «скорую».

Спустя примерно полчаса в окрестностях особняка Артемьева послышался вой сирен и подъездную дорожку озарили яркие сине-красные вспышки проблесковых маячков. Из отдела полиции прибыла следственно-оперативная группа, а из райцентра – карета «скорой помощи».

– Где хозяин? – позвонив в электрический звонок на воротах, громко спросил дежурный следователь капитан полиции Андрей Семенов. Створка медленно приоткрылась.

– Да нет здесь Николая Михайловича! – высунулся на улицу охранник с сигаретой. Езжайте к старой усадьбе, ужас там какой-то… Говорят, двое убитых и трое раненых.

Прибыв на место трагедии, капитан Семенов вместе с двумя оперативниками – майором Евгением Овчаровым, капитаном Василием Дупленко и криминалистом – старшим лейтенантом полиции Альгирдасом Жемайтисом не сразу отыскали Артемьева в толпе перепуганных людей. Пройдя на второй этаж полуразрушенной усадьбы, Семенов увидел труп молодого мужчины с разодранным горлом. Рядом, привалившись к стене, сидел еще один с перебинтованной рукой. Возле него уже суетились врачи: «скорая» прибыла раньше полиции.

– Доктор, можно допросить вашего пациента? – спросил капитан.

– Позже! Вы же видите, в каком он состоянии! – раздраженно ответил пожилой врач.

Тогда Семенов поинтересовался, где найти владельца особняка?

– Да вот же он! – указал на него мужчина, державший в руке початую бутылку водки. Возле сына своего сидит.

Следователь увидел респектабельного мужчину в дорогом костюме. Он, сидя прямо на полу перед дубовой дверью, пытался удержать какого-то молодого человека. Лицо у парня было залито кровью, а правая щека болталась полуоторваной. Извиваясь всем телом, он вырывался, издавая время от времени тихий смешок…

– Николай Михайлович, что здесь произошло? – спросил Семенов.

– Зайди да посмотри! – ответил его визави.

Войдя в залу, капитан первым делом попросил всех, кто там был, (а их было не менее тридцати человек), на выход. Однако, его обращение «Уважаемые, покиньте, место преступления!» почти ни на кого из присутствующих не произвело никакого впечатления. Лишь после того, как Семенов рявкнул: «Все вышли, я сказал!», народ, нехотя, потянулся к выходу.

И тут только капитан увидел страшную картину: мертвая девушка лежала на полу в подвенечном платье, шея почти перекушена. «Крови очень много» – автоматически отмечал про себя капитан.

– «Стоп! Почему перекушена? Из-за чего я так подумал? Может, отрублена или отрезана? Нет. Точно перекушена! Почти оторвана, края раны – как лохмотья».

– Альгирдас, подойди, взгляни! – попросил он криминалиста.

– Все следы затоптали! – недовольно пробурчал тот, протискиваясь между выходящими людьми со своим чемоданчиком.

– Им-то что? Приперлись, натоптали, как стадо! – поддержал его майор Овчаров.

– Так! – оборвал их возмущения капитан Семенов, Дупленко, иди, выдерни участкового, а ты, Женя, опроси свидетелей. Узнай, кто и где был, и что видел. Ну, как всегда. Сам Семенов, выловив двух человек, не успевших выйти из залы, вцепился в них, словно бульдог.

– Ну, уважаемые, расскажите, что здесь произошло? – задал он вопрос, двум молодым парням.

– А мы не знаем! – ответил один из них, тот, который повыше. Мы с Пашей – он кивнул на второго свидетеля, были во дворе особняка. Там, где свадьбу Светы и Миши праздновали.

– Света?.. – вопросительно указал глазами на труп девушки Семенов.

– Да, – ответил его собеседник. И вдруг все услыхали крик и вой жуткий какой-то. Потом прибежал охранник, крикнул, что в старой усадьбе что-то случилось. И все побежали за ним.

– Во сколько времени, вы услышали крики и вой? – спросил капитан.

– Ну, я даже не знаю, – задумчиво протянул парень. Мы стояли, болтали, выпивали…

– Где-то около десяти вечера было, – вступил в разговор его приятель. Капитан кинул на него вопросительный взгляд: «Точно?»

– Да, около десяти, – кивнул парень. Мне, как раз мать позвонила, а потом это случилось… Вот, посмотрите, – он вытащил из кармана сотовый телефон и, раскрыв список входящих звонков, показал капитану Семенову.

– Девятнадцать пятьдесяь семь, – констатировал тот.

– И что потом?

– Потом, мы с Игорем и другие гости прибежали сюда.

– Видели что-то подозрительное, незнакомого кого-нибудь?

– Да тут почти все незнакомые! – ответил Игорь. Гостей-то куча целая и мало кто друг друга знает.

– Что, первым делом, вам запомнилось? – задал Семенов очередной вопрос.

– Впереди нас бежал отец Светы, Георгий Степанович. Когда он увидел, что она мертва, то чуть было не упал в обморок.

– На свадьбе не было ссор или драк? Не поругалась ли потерпевшая со своим женихом? – продолжал допрос капитан.

– Да, нет, – пожали плечами парни. Тут есть охранники, их надо спрашивать.

– Один мертв, второй в шоке, – капитан махнул рукой. Бесполезно.

– Есть еще один, который в особняк прибежал и сообщил всем про убийство, – подсказал капитану Игорь. Вы его найдите.

Но оказалось, что этого секьюрити уже отыскал и допрашивает оперуполномоченный майор Овчаров. Пока криминалист Жемайтис, в поисках малейших улик, осматривал место преступления, Семенов нашел обоих на первом этаже усадьбы. Опер и охранник сидели рядышком на подоконнике. Левая сторона лица у секьюрити была перевязана бинтом, но рот был свободен.

– Ну, что у тебя, Женя? – поинтересовался старший опергруппы.

– Охранник Владимир Петраков, – представил Овчаров своего визави. Работает у отца невесты, бывшего криминального авторитета и бывшего же депутата законодательного собрания Георгия Степановича Никитина. Давай, повтори следователю то, что мне рассказал! – приказал Овчаров охраннику.

– Ну, после регистрации в ЗАГСе мы вместе с Георгием Степановичем приехали сюда. К отцу жениха. На свадьбе все было тихо, никто не напился и не буянил.

– Невеста не ссорилась со своим женихом? – прервал охранника капитан.

– Нет, они сначала сидели за столом, потом вышли во двор. Мы с ребятами, по приказу Георгия Степановича, наблюдали за ними.

– Зачем? – спросил следователь Семенов.

– Ну, так, чтобы с ними ничего не случилось, наверное, – пожал плечами охранник.

– Да- а-а, – многозначительно протянул капитан.

– Хорошо же вы их охраняли…

– Да, как вы можете! – возмутился охранник. Мы же старались! Боря погиб!

– Как они очутились в старой усадьбе? – прервал шквал возмущений следователь.

– Примерно в девять вечера я заметил, что Михаил и Светлана выходят за территорию особняка.

– Зачем они туда пошли?

– Я не знаю, но хозяин приказал нам не спускать с них глаз, – пояснил охранник Петраков. Поэтому, я с двумя напарниками тихонечко пошли следом.

– Да не тяни ты кота за все запчасти! – не выдержал майор Овчаров. Скажи, кто на вас напал!

– Погодь, Женя, пусть говорит по порядку, – остудил следователь оперативника.

– Я не знаю, что там случилось, – заявил Петраков.

– Когда мы с ребятами вошли в усадьбу, то не сразу нашли Мишу и Свету. Поэтому решили разделиться. Я начал обходить первый этаж, а Виктор и Борис пошли на второй.

– И-и?.. – вопросительно протянул Семенов.

– На первом этаже я никого не обнаружил и поднялся по лестнице на второй, – продолжил охранник свой рассказ.

– Что там увидел?

– Виктор и Борис стояли возле той комнаты, где сейчас лежит Света. Дверь была закрыта неплотно и они наблюдали за кем-то в щелочку. Я подкрался сзади и шепотом спросил «кто там?» Борис ответил, что в комнате молодожены.

– Целуются? – пошутил я. Но тут Борис вдруг распахнул дверь и ворвался внутрь.

– Он что-нибудь крикнул? – спросил Семенов.

– Да, – кивнул охранник. Он крикнул «Назад!»

– И что произошло дальше? Ты сам туда входил?

– Я стоял самым последним и поэтому ничего толком не разглядел. Услышал, как крикнула Светлана. Очень громко крикнула и страшно, так… Тут раздался ужасный вой. Потом я увидел какую-то большую тень. Отскочив от Светланы, она кинулась на Бориса и он упал, а Виктор выхватил пистолет и вытянул вперед руку, но выстрелить не успел. Я увидел как пистолет упал на пол. Следом свалился и Витя. Мимо меня что-то проскочило, я почувствовал сильный удар по голове и потерял сознание…

– На какое время?

– Не помню, но когда открыл глаза, увидел, что Светлана лежит на полу, а рядом сидит Миша. Он гладил ее по голове и что-то бормотал. Лицо у него было в крови и щека оторвана.

– Потом?..

– Я с трудом встал на ноги, так как меня качало. Подошел к Михаилу, и от всей этой картины меня вырвало.

– Точно, – утвердительно кивнул майор Овчаров. – Недалеко от дверей он обрыгался, там кучка оливье и, кажется, свекольный салат.

– Где был второй охранник? – отмахнулся от него Семенов. Он, Виктор, кажется?

– Да. Он сидел возле стены весь белый и пытался перетянуть ремнем руку. Но у него не получалось. Я помог ему и побежал за подмогой, в особняк.

– Что делал третий напарник, Борис?

– Ничего. У него было разорвано горло, он умер…

– Все ясно, пакуй его, с нами поедет! – скомандовал оперативнику Семенов.

– Вы что?! – возмутился охранник. Я же раненный!

– Сам посуди, – медленно произнес следователь, ты пострадал меньше всех. И внезапно заорал: «Говори, сука, кто твои подельники?! Где они? Кого заказали девушку или парня?! Кто заказчик?» Услышав весь этот поток обвинений, секьюрити только молча покачал головой: «Нет, я здесь не при чем, ты на меня все это не повесишь!»

– Ладно, поехали. Петраков тяжело встал и двинулся к выходу.

– Ты что, Семенов? – удивился майор Овчаров. Не видишь, парень ни при делах! Пусть лучше домой едет, потом пригласишь на допрос.

– Нет, я как дежурный следователь, его и второго тоже, и жениха – всех в отдел доставлю. Ты же потом мне спасибо и скажешь, что в розыск объявлять не нужно. Или потом побегать за ними хочешь? – прищурился Семенов.

– Ну, сам посуди, – не сдавался оперативник, где орудие убийства? И как ты будешь допрашивать жениха, если он, вдруг, головой поехал?

– Орудие убийства спрятал тот или, скорее те, кто устроил всю эту бойню, – уверенно ответил следователь. Поэтому колоть их всех надо по горячке. Потом набегут адвокаты, а в камере советчиков пруд пруди. Сам знаешь.

– Ладно, но вряд ли генерал Артемьев даст тебе своего сына увезти, – возразил Овчаров. Скорее, сам на нарах окажешься.

– Черт с тобой, проследи, куда повезут Михаила Артемьева, – плюнул на пол следователь. Но двоих охранников я все-таки заберу!

И Семенов вышел из полуразрушенного здания, чтобы направить в морг два тела – Светланы и охранника Бориса. Встретив по пути капитана Дупленко, который привел с собой заспанного участкового, следователь поручил им собрать всех присутствующих в особняке Артемьева…

Глава 4

…Константин Маматов лежал в госпитале уже больше двух месяцев. О ранении в голову он уже и думать забыл, но, вот, живот… Несмотря на все усилия докторов, рана не затягивалась!

Самое гадкое, что канал шел прямо в желудок, из которого постоянно сочилась какая-то противная жидкость.

– Желудочный сок это, Константин Евгеньевич, – пояснил хирург Малич.

– Владимир Евграфович, из-за чего это у меня?.. – спросил офицер.

– Видимо, штык занес в раневой канал инфекцию, – ответил врач. Рана загноилась, а так как вы прибыли больше, чем через двое суток, то процесс разошелся не на шутку.

– Когда же она, проклятая, затянется? – имея в виду рану, поинтересовался есаул. Сколько мне тут еще валяться?

– Вы задаете мне эти вопросы уже в двадцатый раз, – развел руками доктор. Ну не знаю я! Все, кажется, уже перепробовали, но ваши ткани не желают регенерировать! Будем лечить дальше…

Но были в жизни Маматова и приятные моменты. Например, когда, он, фланируя по коридорам госпиталя, встречал медсестру Абашеву. Ту самую, которая, можно сказать, выходила его в самые опасные после ранений первые дни. При виде высокого красавца-офицера, с элегантными усами, который неспешно шагал по деревянному полу, картинно опираясь на свою знаменитую кавказскую шашку, девушка краснела и опускала глаза.

Даже самой себе она не желала признаться в том, что влюбилась в Константина Евгеньевича. Он же, давно осознав свои чувства, нарочно искал встреч с Наташей. И почти всегда преподносил ей букетик. Из-за чего почти все цветочные клумбы вокруг госпиталя изрядно поредели.

Потихоньку между молодыми людьми возникли высокие чувства. К середине сентября, обеспокоенный новостями с фронта, Константин Евгеньевич настоял на выписке. И как не упирались доктора, смог своего добиться. Этому немало поспособствовал страшный скандал, причиной которого явилась медсестра Наталья Абашеева.

В один прекрасный осенний день, прогуливаясь по аллейке, Константин Маматов стал невольным свидетелем безобразной сцены.

Сидевший на скамейке штабс-капитан из легкораненых, в ходе милой беседы, неожиданно схватил медсестру Наталью и силой усадил к себе на колени. Невзирая на сопротивление девушки, он попытался поцеловать ее. Есаул, несмотря на рану, вскипел и, подскочив, дал зарвавшемуся штабс-капитану кулаком в зубы.

Тот свалился со скамейки и, схватившись за лицо, заорал, что вызовет есаула на поединок. Константин Евгеньевич, подняв штабс-капитана за шиворот, врезал ему еще раз.

– Для ума! – прорычал есаул, а затем спросил медсестру, все ли с ней хорошо? Девушка лишь молча кивнула головой и быстро убежала прочь.

– Так, где и когда? – поинтересовался есаул у штабс-капитана.

– Сейчас не до того … – пробормотал его противник. Война идет.

– Да, – согласно кивнул Маматов, только, вижу, не для вас любезнейший. Так вызов будет или нет?

– Да пропадите вы пропадом, – ответил штабс-капитан. Я на вас рапорт подам. И таки настрочил кляузу на имя начальника госпиталя. Однако, на стороне есаула оказался весь медицинский персонал. В итоге, пару дней спустя, обиженного штабс-капитана отправили назад, на фронт, в окопы. Впрочем, начальство решило избавиться и от горячего заступника медсестры Абашевой. Как не возмущался по этому поводу Владимир Евграфович, каких только доводов не приводил, как не старался убедить руководство в необходимости дальнейшего лечения Константина Евгеньевича, ничего добиться он не смог.

Накануне отъезда медсестра попросила подружку подменить ее на дежурстве и молодые всю ночь провели вместе. Прощаясь с Натальей, офицер твердо обещал девушке вернуться и, сняв с себя золотой крест старой работы, передал ей. Символ страданий Спасителя был украшен четырьмя крупными изумрудами. Константину Евгеньевичу вручила его мать Мария Васильевна Маматова, когда еще в 14-ом провожала его на войну. Наташа, рыдая, поцеловала своего Костю на прощание и влюбленные расстались.

Впрочем, на деле выписка оказалась переводом в другое медицинское учреждение. Есаула отправили в глубокий тыл, в Калугу. Прибыв в госпиталь №34 в середине сентября 1916 года, Константин Евгеньевич застрял там больше, чем на год. И все благодаря своей ране. Увидев сопроводительные документы есаула, а, главное, тщательно изучив его ранение, местные эскулапы, можно сказать, взяли офицера в самый настоящий плен. Дело в том, что они надеялись опробовать на нем все известные методики. Кто-то пытался лечить так, кто-то эдак, но толку от этого было самое чуть. Отбиваясь от до смерти надоевших врачей, есаул пытался навести справки о любимой Наташеньке. Но все было тщетно.

Правду сказать, жизнь в тыловой Калуге оказалась довольно таки кипучей. 26 ноября 1916 года там в последний раз состоялось празднование дня Святого Георгия. На параде войск Калужского гарнизона торжественно пронесли знамя прославленного Азовского мушкетерского полка. Эта реликвия была передана на вечное хранение в Свято-Троицкий кафедральный собор Калуги в честь подвига калужанина – унтер-офицера Старичкова. Он 20 ноября 1805 года в сражении при Аустерлице спас знамя Азовского полка. Принимал парад полковник Лучинин.

Кстати, незадолго до этого Константина Евгеньевича догнала награда – Георгиевский крест 3-ей степени. Такой же, но четвертой степени есаул заслужил еще в 1914 году.

Когда начальник гарнизона полковник Лучинин вручал Маматову награду, Константин Евгеньевич взмолился отпустить его на фронт.

– С сентября здесь лежу, ваше превосходительство! – взмолился он. Отправьте меня к моим казакам! Полковник, подозвав начальника госпиталя, спросил его, почему есаула так долго держат на излечении. Выслушав, удивленно вскинул брови: «Ну, голубчик вы наш! Как вы живы то остались, с такими то ранами! На фронт не пущу! И не думайте!» Тогда есаул попросил полковника помочь в поисках медсестры Натальи Абашевой.

Тот пообещал. Но шли дни, тянулись недели и месяцы, а вестей о ней все не было…

В конце января 1917 года начальник гарнизона появился в госпитале и приказал привести к нему есаула Маматова.

– Как здоровье ваше? – поинтересовался он.

– Спасибо, господин полковник, в норме, – ответил Константин Евгеньевич.

– Какое там, в норме! – возмутился главный врач. Свищ то не затягивается.

– Наверное, ругаете меня, последними словами? – тихо спросил есаула полковник Лучинин. Обещал де, старый хрыч, а не выполнил! Так? Но я ей-Богу не виноват! Отправил множество писем по инстанциям и лишь вчера пришел ответ. Узнал я, где ваша Наталья, – начальник гарнизона сделал эффектную паузу.

– Где?! – с нетерпением воскликнул есаул.

– Девушка в Севастополе, – ответил полковник.

И набросился на врачей: «Что вы даже свищ какой-то вылечить не можете?! Такого орла к койке привязали! Завтра же собрать комиссию и решать – на фронт или комиссовать вчистую!»

Однако, главный врач проявил хитрость. Он уже долгое время надеялся засветиться в медицинском сообществе. А тут такой прекрасный шанс! Свищ дает возможность воочию увидеть, как функционирует человеческий желудок! Как, когда и в каких количествах выделяется желудочный сок! Это же готовый научный труд и признание коллег!

Поэтому никакой комиссии он собирать не стал, а спустил дело на тормозах. Благо, полковник обо всем этом благополучно забыл, а напомнить ему было некому. Да и не до того ему было. Известия из Санкт-Петербурга и центральной России с каждым днем становились все тревожнее. Все эти стачки и забастовки окончились в феврале 1917 года буржуазной революцией. Измучившийся неведением, есаул хотел даже сбежать из госпиталя, но не мог, не имел права. Он ведь давал присягу и потому обязан был подчиняться приказам.

В Калугу весть об отречении императора Николая Второго от престола пришла 1 марта (14 марта по новому стилю). А уже на следующий день на совещании гласных городской думы был избран Общественный исполнительный комитет. Его члены незамедлительно направили приветственную телеграмму Временному правительству.

3 марта по Калуге прокатилась волна арестов. Хватали жандармов и полицейских, а также и некоторых военных. На фоне этих событий уже никого не удивило поведение губернатора Ченыкаева. Он, явившись в городскую думу, официально заявил, что слагает с себя все полномочия. Временный комитет города, объявив амнистию, освободил шестерых политических и три десятка административно арестованных. На пост Временного Губернского управляющего избрали главу Казённой палаты Мейнгарда. А 18 (31) марта 1917 года губернским комиссаром Временного правительства назначили кадета Челищева.

На фоне неутешительных вестей с фронта весной и летом 1917 года в Калуге представители социал-демократических партий устроили форменную возню. В апреле о своем объединении заявили большевики и меньшевики. И началось! Бесконечные съезды различных делегатов: железной дороги, кооперативов, крестьян, лесопромышленников и, даже епархиальных, шли один за другим. Большинство раненных офицеров считали все это пустой болтовней.

В эти дни Константина Евгеньевича позабавила статья, которую он прочел в местной газетенке «Голос Калуги». Там писали о том, что латыши, поляки и евреи вдруг объявили себя интернационалистами и открыли социалистический клуб «Разсвет».

– Какой там, к бесу «Разсвет»? – смеясь, вопрошал он у раненного гусарского ротмистра. Ведь они друг друга терпеть не могут! Как же они вместе «разсветать» -то собираются?!

Между тем, после образования в Калуге городской ячейки Российской социал-демократической рабочей партии, о которой Константин Евгеньевич узнал опять же из той самой газеты в мае 1917 года, большевики начали проводить активную агитацию среди военных. И их политика увенчалась успехом. По словам лидера калужских большевиков Петра Витолина «уже к концу июня гарнизон полностью поддерживал нас – большевиков».

Осенью город захлебнулся в многочисленных большевистских митингах. Они проходили под лозунгами «Буржуазию в окопы!», «Вся власть Советам!» и «Долой Временное правительство!». В сентябре в Исполнительный комитет губернского Совета были избраны 15 большевиков, в президиум вошли Абросимов, Витолин, Юзефов, Комаров и Кремис. Так Совет стал реальной властью в губернии.

– Взять бы все эту сволочь, да порубать! – как-то высказал свое возмущение в беседе с гусарским ротмистром Петром Ефимовым есаул.

– Осторожнее, осторожнее, Константин Евгеньевич! – предостерег его визави. Не дай Бог, кто услышит и донесет!

1-го (14) сентября 1917 года Россия провозглашается республикой во главе с Александром Керенским, а уже через две недели в город по железной дороге прибыли части верные Временному правительству. Две роты кубанских казаков – «Дивизион смерти» и 17-й драгунский Нижегородский полк с тремя броневиками под командованием полковника Брандта. На следующий день он объявил о переводе Калуги на военное положение и распустил Совет солдатских депутатов.

Вечером 19 сентября (2 октября) 1917 года здание совета оцепили кубанцы и большевикам предъявили ультиматум: сдаться или умереть.

Затем, без предупреждения, начался обстрел здания. В итоге Совет распустили, а его активных членов – Абросимова, Витолина и нескольких других большевиков арестовали. Так хозяевами в Калуге снова стали меньшевики и эсеры.

Измученная войной страна, казалось, корчилась в предсмертной агонии. Солдаты массово дезертировали с фронтов, а на окраинах империи поднимали головы разномастные националистические организации.

В конце октября 1917 года пришло известие о том, что в Петрограде власть захватили большевики. Все это не могло не сказаться на внутренней жизни госпиталя. Нижние чины не только перестали отдавать офицерам честь, но и откровенно скалились в лицо. Константину Евгеньевичу такое положение вещей очень не нравилось. Поэтому в ближайшее время он намеривался просто сбежать. И если раньше его удерживала присяга государю и Отечеству, то теперь, после отречения императора от престола, он мог быть свободным, как ветер.

Но тут есаула вдруг сильно подвело здоровье. Рана загноилась вновь, поднялась высокая температура. Он три ночи подряд метался в горячечном бреду. Но Наташеньки, которая смогла бы, наверное, выходить его вновь, рядом не было… К счастью, организм офицер имел крепкий и лишь потому не отдал Богу душу.

На ноги Константин Маматов смог встать лишь в начале декабря 1918 года.

Получив от начальника госпиталя, которого большевики, каким-то чудом не расстреляли, документ о комиссовании, он решил ехать в Севастополь, за Наташей. Но где взять деньги на дорогу? Путь от Калуги до Севастополя неблизкий – более тысячи верст. И тут горячий нрав вновь чуть было не подвел офицера. Как-то, проходя мимо галдящей кучки солдат в серых шинелях, есаул услышал, как один из них со злобой произнес: «Вернусь на Тамбовщину, всех этих гнид перестреляю!» Слова солдата всколыхнули всю душу Константина Маматова. Дело в том, что родовое имение Маматовых находилось именно в Тамбовской губернии. И там сейчас находились его мать и отец. Значит, это они – гниды?! Это их собрался убивать ублюдок?!

– Кого расстреляешь, любезнейший? – зажав нервы в кулак, поинтересовался есаул.

– Всех, которые с трудового народа кровь сосут! – ответил тот.

– Почему честь не отдаешь, скотина?! – не сдержавшись, заорал Маматов.

– Я не скотина, я – пролетарий! – ответил солдат. А скоро ты сам, вашбродь, на столбе болтаться будешь! В ответ есаул изо всех сил врезал зарвавшемуся пролетарию по физиономии.

Тот, клацнув зубами, медленно осел на пол. Офицерский кулак вышиб из него сознание.

– Ты это чего?! Чего, ты это?! – загомонили дружки побитого пролетария, угрожающе обступив есаула.

– Вон пошли! – рявкнул тот и, выхватив из кармана револьвер, взвел курок. Сухой металлический щелчок произвел на солдат должное впечатление. Они немедленно отступили. Но эта история обернулась для Константина Евгеньевича очень нехорошими последствиями. В тот же вечер к нему, прямо в больничную палату, пришли трое вооруженных представителей местного солдатского Комитета. – А ну, сдать оружие, сволочь! – приказал есаулу высокий рыжий матрос, тыча в офицера маузером. Константин Евгеньевич понял, что если он сейчас как-нибудь не ухитрится покинуть госпиталь, то, возможно, не доживет и до утра.

– Смотри! – неожиданно заорал есаул, протянув руку к окну.

Все, кто был в палате, как по команде разом повернули головы туда, куда указал офицер. Маматов же выхватив из-под подушки револьвер, трижды разрядил его в непрошенных гостей. Двое были убиты наповал, но раненный в живот матрос, все еще корчился на полу. Офицеры, соседи по палате, ошарашено глядели на есаула так, будто он внезапно сошел с ума. Действительно, застрелить представителя Комитета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов означало подписать себе смертный приговор…

Быстренько набросив на плечи шинель, Маматов надвинул на брови черную папаху. Сунув револьвер в карман, он быстро воткнул свой дамасский кинжал в сердце матросу. И когда тот, дернувшись в последний раз, испустил дух, кивнул на прощание своим соседям по палате: «Прощайте, господа! Даст Бог, свидимся еще!» С этими словами есаул прицепил к поясу шашку и направился к выходу.

Выстрелы, конечно, переполошили полгоспиталя. И пока он шел по коридорам, из палат не раз высовывались любопытные, указывая на него пальцами. Дежуривший у дверей солдатик, потянулся было к телефонной трубке. Но есаул, выхватив шашку, разнес аппарат вдребезги. От испуга солдат свалился со стула, а Маматов, угрожающе усмехнувшись, скомандовал: «Лежать, скотина! Зарублю!»

Свидетелей этой трагикомичной сцены оказалось немало, но задержать до зубов вооруженного офицера, мундир которого был украшен двумя Георгиевскими крестами, никто не посмел. Константин Евгеньевич вышел за ворота госпиталя и пошел, куда глаза глядят…

Глава 5

…Семенов вышел из полуразрушенного здания, чтобы направить в морг два тела – Светланы и охранника Бориса. Присев на ступеньку и подсвечивая себе фонариком, он принялся заполнять бланк постановления о назначении судебно-медицинской экспертизы.

Увидев капитана Дупленко, который привел с собой заспанного участкового, следователь поручил им собрать всех присутствующих в особняке Артемьева…

Семенов вручил медработникам постановления и отправился в дом к Артемьеву. Там в холле оперативники уже собрали всех гостей.

– Все здесь? – поинтересовался следователь у опера Дупленко.

– Вроде, да, – пожал тот плечами.

– Давай мне охранника этого раненного, Виктором, звать, кажется, – попросил Семенов. Я в гостиной всех допрашивать буду. И спустя несколько минут в комнату к следователю Дупленко привел охранника Виктора.

– Ну что, будем правду говорить? – вперив в него взгляд своих голубых глаз, спросил Семенов.

– О чем? – спросил тот.

– Ну, хотя бы о том, как ты со своими подельниками убил невесту и своего коллегу.

– Вы, что, совсем умом двинулись? – возмущенно вскинул брови охранник. Меня же самого чуть на тот свет не отправили!

– Ты мне еще поговори тут! – Семенов стукнул сухим кулачком по столу.

– Да хоть застучитесь, а я буду настаивать на том, что никто из нас этого не делал. Спросите врачей о ранах. Такие, ни один человек нанести не в состоянии.

– Так я уже спрашивал, – махнув рукой, ответил следователь. Но на самом деле, соврал.

– Орудие убийства куда-то спрятали и святых из себя корчите! Все! Я сейчас задержу тебя на двое суток. Посидишь, подумаешь.

– Я буду жаловаться в прокуратуру! – пообещал Виктор.

– Жалуйся, твое право. Давай, отыщи мне этого, жениха, – потребовал Семенов у Дупленко.

– Так он же не в состоянии говорить… – ответил опер. Да и отцу его это не понравиться.

– Давай, я сказал, – опять стукнул кулачком по столу следователь. Он был молод, напорист, но, увы, не слишком-то отягощен интеллектом. И потому, несмотря на предупреждения коллег, даже не предполагал, чем обернется для него это распоряжение.

Через пять минут дверь широко распахнулась и в гостиную ворвался разъяренный владелец особняка.

– Кто тебе, баран, позволил здесь распоряжаться?! – с порога заорал Николай Михайлович. Какого …, ты моего сына на допрос требуешь? Миша невменяем, у нас страшное горе, а ты!.. Я тебе сейчас покажу, сволочь!

– Попрошу вас на меня не орать! – гордо ответил Семенов. Между прочим, я лицо процессуально независимое и сам знаю, что делать.

– Да ничего ты не знаешь, дебил ты процессуальный! – с этими словами Артемьев вытащил из кармана мобильник и набрал номер.

– Генерал, это вы? – спросил он. У меня горе, невеста сына погибла, Миша сейчас не контакнтый. А дежурный следователь его допрашивать собирается и ведет себя в моем доме просто хамски! Да, спасибо, передаю ему трубку. Вручив Семенову мобильник, Артемьев с удовлетворением наблюдал, как вытягивается лицо следователя.

– Понял, так точно, слушаюсь… – бормотал Семенов в трубку. И как ему было не стушеваться, если на него орал не кто-нибудь, а сам начальник следственного управления областного следственного комитета?

– Зачем вы так? – обиженно спросил следователь Артемьева, возвращая ему сотовый.

– А ты же по нормальному не понимаешь! – ответил тот. Я тебе говорю, что Миша невменяем сейчас. А ты – на допрос! И охранников задерживать собрался! Неужели ты на самом деле такой тупой, что не понимаешь: Миша не при чем! Да и охранники тоже!

– Меня теперь из-за вас отстранили от расследования, – продолжал ныть Семенов.

– И правильно! – заявил Артемьев. Не соображаешь, так еще больше все запутать можешь. Да ты же приехал как дежурный следователь. Утром по-любому все материалы передал бы другому. Ладно, не скули, позвоню генералу, скажу, чтоб не сильно лютовал…

Все, я к сыну, а ты опрашивай гостей и смотри мне! – погрозив расстроенному Семенову пальцем, Артемьев выскочил из гостиной.

К сожалению, допрос свидетелей не принес ничего нового. Все, как один твердили одно и то же. Были в ЗАГСе, потом приехали. Выпивали, общались, потом услышали какой-то шум, прибежал охранник, сказал, что с молодыми случилось несчастье…

Зафиксировав показание последнего свидетеля раздасадованный Семенов уже, собрался было уезжать, как вдруг увидел оперативника майора Овчарова. Тот за шиворот тащил к нему какого-то худощавого парня. Его длинные черные волосы растрепались и почти полностью скрыли бледное лицо.

– Женя, это еще кто? – удивился следователь.

– Не знаю, но он прятался в кустах, – ответил Овчаров.

– Ты кто такой? – спросил Семенов у пытавшегося вырваться из мощных лап майора парнишки.

– Я знакомый невесты, – последовал ответ.

– Что ты тут делал? – поинтересовался Семенов.

– Меня на свадьбу Света пригласила, – поправляя волосы, сказал парень.

– Как твое имя? – все еще держа его за воротник, тряхнул его майор Овчаров.

– Пожалуйста, отпустите меня, – попросил задержанный. Я ни в чем не виноват. Меня зовут Максимом Иосифовичем Левитиным.

– А ну-ка, пошли! – следователь с Овчаровым вытащили парня к толпе уже опрошенных гостей.

– Знает ли кто-нибудь из вас этого парня? – спросил Семенов.

Но никто из присутствующих его не узнал.

– Ничего удивительного, – проворчал оперативник. Здесь мало кто из приглашенных друг друга знает.

– Я знаю! – вдруг заявил молодой мужчина в синем костюме. Это Макс, его Светлана покойная пригласила на свадьбу.

– Так-так! – довольно потирая ладони, произнес Семенов. Пройдем в комнату! Тщательно закрыв за собой дверь, следователь спросил своего собеседника о том, в каких отношениях Максим находился с ней и с ее женихом.

– Да помирал он по Светланке, – махнул рукой гость в синем костюме. А насчет жениха… Я не знаю. Это у самого Михаила спросить надо.

– Сейчас это невозможно, – с досадой ответил следователь. Как думаете, он мог убить невесту?

– Да нет же, что вы! – несмотря на всю трагичность ситуации, его собеседник даже рассмеялся. Максим, типичный ботаник. Работает программистом, он и мухи не обидит.

Записав данные свидетеля, следователь отпустил его.

– Ну что, дорогой, с нами поехать придется! – обернулся он к Максиму. Усадив в полицейский «Уазик» двух раненных секьюрити и Максима, Семенов с Овчаровым отвезли их в следственный отдел. Там следователь попытался провести между ними процедуру опознания. Охранники заявили, что не знают этого парня.

– Но я заметил его еще до всей этой суматохи, – заявил охранник Петраков.

– А я его видел, когда мы втроем за молодыми в старую усадьбу пошли. Он крался следом за нами, – сказал, все еще морщась от боли в разодранной руке, Виктор.

– Ну что? – торжествующе спросил следователь, обращаясь к Максиму. Будем признаваться?

– Я действительно крался за ними, – кивнул тот. Но ничего плохого не делал!

– Ерунда! – вскочив со стула, заорал Семенов. Говори, кто тебе помог устроить всю эту бойню? Они? – он указал пальцем на двух охранников.

– Вы опять за свое? – возмутился Виктор.

– Да заткнись, ты! – приказал следователь.

– Я просто шел следом за Светой и этим… ее женихом… – тихо повторил Максим.

– Охранников видел? – задал вопрос майор Овчаров.

– Да, они впереди шли. И тоже крались, – ответил Максим.

– Зачем ты туда пошел? – поинтересовался Семенов.

– Я хотел предупредить Свету, – ответил Максим.

– О чем? Блин, да говори ты, что из тебя каждое слово клещами тянуть надо, что ли? – опять стукнул по столу следователь.

– Я хотел сказать, что ее Михаил не тот, за кого себя выдает. И я знал, что в этой усадьбе происходит нечто таинственное, – прошептал допрашиваемый.

– Что ты мне здесь лепишь?! – вышел из себя следователь.

– Да погоди ты орать! – рявкнул на него майор Овчаров. Дай парнишку выслушать!

– Чего его слушать, он нам байки травит! – огрызнулся Семенов. Тут дверь кабинета открылась и на пороге появился заместитель начальника районного следственного отдела, полковник Иван Константинович Захаров. Семенов так увлекся допросом, что даже забыл про время. А на улице уже рассвело.

– Сидите! – приказал полковник Семенову и Овчарову, когда те хотели встать при его появлении. Говорите, что нарыли?

– Товарищ полковник, вот я задержал этих троих по подозрению в сговоре и организации убийства двух человек! – вскочив со стула, доложил Семенов.

– Молодец! – криво усмехнулся Захаров. Мне уже сообщили, что ты имел разговор с начальником областного управления. Что же ты жениха сюда не притащил? Может, и папашу его тоже надо было, да и тестя несостоявшегося – в наручники?! Думаешь, чем больше сдадим, тем лучше? Короче, от расследования этого дела ты отстранен. Материалы передашь Серову.

Эх, Семенов, Семенов … – полковник укоризненно покачал головой. Когда же ты, наконец, начнешь понимать с кем и как можно разговаривать? Все еще качая головой, полковник Захаров вышел из кабинета.

– Нас когда отпустят? – поинтересовался охранник Петраков. У Вити вон, рука, болит сильно…

– Теперь этот вопрос не ко мне, – раздраженно ответил Семенов. Сейчас передам материалы другому следователю, пусть голова теперь у него болит.

Всех троих задержанных вывели из кабинета и усадили в коридоре под присмотром оперативника Овчарова. Семенов, захватив все материалы по этому жуткому преступлению, отправился на утреннее совещание. Где, доложив о проделанной им работе, передал их, по распоряжению руководства, старшему следователю Глебу Серову.

– Майор, примите в свое производство и разберитесь, – сказал полковник Захаров. Вы человек опытный, не то, что этот … – начальник следственного отдела кивнул на Семенова. Прошу вас, отработайте все по максимуму. Дело- то очень непростое…

– Так точно, – кивнул Серов.

– Кстати, по распоряжению оттуда … – полковкник многозначительно указал пальцем на потолок, ты освобождаешься от всех текущих дел. Занимайся только этим и прислушивайся к мнению Никитина и, особенно, Артемьева. Будешь работать с ними, их охраной и, возможно, со спецслужбами…

– Есть, – кивнул Глеб. Взяв у сконфуженного Семенова папку с протоколами осмотра места происшествия, допросов свидетелей и постановлениями о назначении экспертиз, Серов покинул кабинет начальства.

Проходя мимо Овчарова, Глеб поинтересовался: – Кого караулишь?

– Да вот, понимаешь, Семенов троих задержал, – ответил тот.

– Понятно, – усмехнулся Серов и предложил: «Граждане! Пройдемте ко мне, побеседуем.»

Недовольно ворча, охранники и программист двинулись за ним следом. Следователь завел их в свой кабинет и предложил присесть. Быстро пробежав глазами материалы, собранные своим непутевым коллегой, майор принялся уточнять у охранников как все произошло. Те, повторив, слово в слово, свои первоначальные показания, поинтересовались, когда их, наконец, отпустят.

– У Виктора рука сильно покалечена, да и я тоже сильно устал, – пояснил Владимир Петраков.

– Я вас, конечно, отпущу, но под подписку о невыезде, – пообещал Серов.

В отличие от Семенова, Глеб был человеком вполне уравновешенным и никогда не позволял себе повышать голос на подследственных. Тем не менее, раскрытых дел на его счету было куда больше, чем у других коллег. Не в пример Семенову.

– А вы… – Глеб неожиданно обернулся к Максиму. Что там делали, возле усадьбы?

– Я уже говорил, хотел Светлану предупредить, что Михаил ее – темная личность.

– Это жених? – спросил следователь.

– Да, – кивнул Максим. Понимаете, я любил Светлану, но она только смеялась надо мной…

А тут вдруг свадьба. Она меня пригласила, Я, как узнал, так сразу же ей позвонил. Попросил встречи, сказал, что надо кое-что ей сказать. Но она лишь посмеялась и пригласила меня на свадьбу. Предложила там ей все рассказать.

– Понятно, – кивнул, терпеливо

слушавший своего собеседника Серов. Но вы ей не рассказали?

– Нет, – сокрушенно вздохнул Максим. На свадьбе она со своим Мишей все время была в окружении гостей.

– Поэтому, когда вы увидели, что молодые куда-то уходят, пошли за ними? – задал очередной вопрос следователь.

– Да, – ответил его визави. Но только я выскочил вслед за ними, как увидел, что кроме меня их преследуют еще и охранники.

– Они? – указал рукой на сидевших тут же секьюрити, спросил Серов.

– Да, – подтвердил Максим. Но был еще и третий.

– Борис погиб, – мрачно выдавил охранник Виктор. Погиб, пытаясь спасти молодых…

– Да, трагедия … – протянул Глеб Серов. Так, что именно вы хотели сказать Светлане?

– Что Михаил является членом секты, которая поклоняется каким-то темным силам, – выпалил Максим.

– Откуда вы это узнали? – поинтересовался следователь.

– Понимаете, я состою в нескольких интеренет- сообществах. И вот, узнав, что Света выходит замуж за Михаила Артемьева, я решил навести о нем справки. Списался с его знакомыми и мне ответили, что он состоит в секте. Заинтересовавшись, я начал собирать информацию. И выяснил, что он частенько устраивает какие-то собрания в заброшенной усадьбе, рядом с загородным особняком своего отца. Съездил туда, поговорил с местными и они мне рассказали такое, такое… – понизив голос, Максим даже закатил глаза от ужаса.

– Продолжайте, – попросил его следователь. Все это очень интересно.

– Оказывается, во время революции в усадьбе убили хозяев. И теперь там происходят странные вещи. Людям то хозяйка в белом платье привидиться, то старик с саблей окровавленной…

Местные говорят, будто призраки там до сих пор живут. Не могут покинуть своего родового гнезда… Но не только они там появляются. Вроде, есть и еще какой-то кошмар. В 40-е годы, во время войны, да и после нее, возле усадьбы частенько находили изуродованные трупы. Причем гибли только местные жители. Я интересовался.

– Можете мне показать, откуда вы все это взяли? – попросил следователь.

– Конечно, – согласился Максим.

– Ну а Михаил тут при чем? – спросил Серов.

– Он состоит в сообществе «Колдуны России», – ответил Максим. И со своими сектантами постоянно крутился возле усадьбы. Может, разозлил темные силы?

– Вы все проходите по этому делу как свидетели, – вздохнув, Серов попросил охранников и Максима Левитина дать подписку о невыезде.

– Это пустая формальность. Но вы все-таки никуда не отлучайтесь. Да, Максим, зайдите ко мне завтра и покажите, на каких именно сайтах вы собирали информацию о Михаиле и об истории усадьбы. Проводив всех троих до порога, Глеб попрощался с ними. После чего вызвал дежурную машину и решил лично осмотреть место происшествия. Что поделать, ну не доверял он своему коллеге Семенову! «Небось, опять суетился, бегал, прыгал, кричал и запросто мог упустить что-нибудь очень важное!» – подумал майор. Захватив с собой оперативника Евгения Овчарова, Серов выехал за город.

Старая усадьба встретила их тяжелым молчанием.

– Вы все здесь осмотрели? – спросил Серов своего спутника.

– Я не знаю, – ответил тот. Я одних опрашивал, остальные других. Альгирдас, криминалист ваш, вроде все отработал. Но было темно, все взвинченные, на нервах… Вполне могли и чего-нибудь не заметить…

Так и оказалось.

Глава 6

…Сначала есаул хотел идти на вокзал, но вовремя одумался. По всей вероятности его там будут искать в первую очередь. Поэтому Константин Евгеньевич решил сначала где-нибудь отсидеться и разжиться деньгами. Коих, к слову сказать, у него не было ни копейки.

В ту пору грабежей в городе было хоть отбавляй. Поэтому одним больше, одним меньше – сути не меняло. Присмотрев одиноко стоящий на окраине купеческий дом, есаул, немного поколебавшись, вошел во двор.

– «Что я делаю?! Зачем?!» – крутилось в его голове. «Но, как я смогу добраться до Севастополя без денег? К тому же, надо где-то переждать переполох: трое убитых из Комитета – это не шутки! Искать меня станут крепко!».

Забравшись в окно первого этажа, он до смерти перепугал хозяев. Купцу на вид было лет около пятидесяти пяти, а его супруге чуточку меньше. Облаченный в синий парчовый халат владелец особняка, как сидел в кресле с трубкой зубах, так при виде есаула чуть было ею и не подавился.

– Кто вы?! Чего надо?! – дрожащим голосом спросил он незваного гостя. Хозяйка, оказавшаяся намного смелее своего супруга, вдруг запустила в незнакомца большой фарфоровой вазой. Причем так ловко, что офицер даже не успел увернуться. От серьезного ранения его спасла лишь косматая папаха.

– Ты, что, тетка, убить меня хочешь? – потирая ушибленный висок, спросил Маматов.

В ответ женщина, поправив свой кружевной чепец, ответила: " А чтоб ты, сдох бандит!»

– Тихо, тихо, Марья Степановна! – запричитал купец. Не злите молодого человека! Если надо что-то, берите, только не убивайте нас! – обратился он к гостю.

– Ну, конечно, Матвей Иваныч, вы уже обосрамшись! – презрительно скривила тонкие губы купчиха, с неудовольствием глядя на своего мужа. А кто намедни грозился, мол, ежели придут большевики за казной, то перестреляю их всех к чертям собачьим?!

– Не говорил я такого, Марья Степановна, не выдумывайте! – горячо возразил хозяин, с опаской глядя на реакцию гостя. Возможно, он не разглядел, что перед ним царский офицер и дико боялся, что этот гость пришел от новой власти.

– Да, успокойтесь вы! – махнул на них рукой тот. – Никого убивать не стану, дайте только пару деньков у вас перекантоваться. Но если сдать меня красным вздумаете, то не взыщите! – есаул угрожающе звякнул своей шашкой.

– В доме есть еще кто?

– Нет, – дружно замотали головами хозяева. Аглашка, служанка наша, со своим хахелем третьего дня сбежала и часы каминные стащила, стерва! – выругалась Марья Степановна. Да мы сами, с Матвей Иванычем тоже бежать собрались от извергов энтих!

– Правильно, – пролетарии купцов тоже не жалуют, – усмехнулся есаул. Вы там сделайте все свои дела, в нужник сходите, – сказал Константин Евгеньевич. А после я вас свяжу, не взыщите. На всякий случай, чтоб не удумали чего.

Проведя две ночи с владельцами особняка, он, напоследок, заставил их поделиться деньгами. Надо сказать, убедить их в этом оказалось совсем нелегко. Но, пригрозив хозяевам в очередной раз, он смог разжиться не только довольно солидной денежной суммой, но и выбрал себе сносную одежду из купеческого гардероба. Согласитесь, расправившись с тремя представителями новой власти, показываться на улице в шинели с офицерскими погонами и в очень приметной папахе было бы равносильно самоубийству. Поэтому есаул оставил в доме купца папаху, шинель, мундир и синие шаровары с красными лампасами Всевеликаго войска донского. А сам облачился в широкие серые плисовые брюки, заправив их в свои, начищенные до блеска, хромовые сапоги. Картину перевоплощения дополнили двубортный синий пиджак и длинный черный сюртук. На голову он водрузил серый картуз. Но, едва увидев свое отражение в старом, засиженном мухами зеркале в спальне хозяйки, с досадой плюнул на дорогой персидский ковер и злобно выругался: " Чучело, ну право, чучело!»

Однако, деваться было некуда. Константин Евгеньевич, вспомнив о своих приметных черных усах, пошел в ванную и начисто их сбрил. Теперь, когда он ничем особым не выделялся из городской толпы, можно было отправляться на вокзал.

– Хозяйка! – позвал он.

– Чего тебе еще, ирод ты окаянный?! – прозвучало в ответ.

– Не будет ли у вас какой-нибудь красной ленточки? – поинтересовался офицер. Ленту требуемого цвета отыскали среди прочих на летней шляпке купчихи. Константин Евгеньевич, чертыхаясь на чем свет стоит, прицепил ее булавкой к своему сюртуку.

– Пролетарий ты, ну просто вылитый большевик! – со сладкой издевкой произнесла Марья Степановна.

– Да ну вас всех к бесу! – так своеобразно поблагодарив купеческую чету за гостеприимство, незваный гость спросил напоследок: " Шашку мою возьмете на сохранение?»

– К чему нам она? – пожала плечами хозяйка. Забирай, забирай с собой страсть эту!

– Ну, уж нет, Марья Степановна! – возразил хозяин дома. Она же как плата за все наши страдания и неудобства. Давай сюда, вещь знатная, сгодится! За нее кучу денег выручить можно…

– Нет! – вскинулся есаул. Попробуй только продать ее, нутро суконное! Я из тебя душу выну! Потом за ней обязательно вернусь.

Сокрушаясь по поводу того, что шататься с такой заметной шашкой по улицам города, где большевиков пруд пруди, просто невозможно, Константин Евгеньевич оставил ее в прихожей. А сам отправился на вокзал.

Есаул шел неспешно, но при этом очень внимательно, хотя и незаметно для окружающих, оглядывался по сторонам. Возле вокзала он вдруг увидел военный патруль. Двое в длинных солдатских шинелях и ботинках с обмотками и один в штатском, видимо главный, шли прямо на него. Человек в гражданской одежде был черноволос, высок ростом, имел каштановые усы и длинный чуб. Его кожаное пальто выглядело довольно новым, голову покрывала офицерская фуражка с сорванной эмблемой, а на правом боку в деревянной кобуре висел маузер.

И когда между ними осталось каких то пять шагов офицер и штатский взглянули друг на друга. В глазах у обоих вдруг появилось выражение удивления.

– Ты-ы-ы?! – тихо спросил начальник патруля. Не может того быть!

– Что такое? – вырвалось у есаула в ответ.

– Костя! – заорал штатский, бросаясь на Константина Евгеньевича и сжимая его в объятиях. Живой, черт!

– Гриша, ты? – неуверенно спросил есаул.

– Я! – заорал в ответ начальник патруля. Ты откуда здесь? Мы ж с ребятами тебя еще в прошлый год похоронили и даже заупокойный молебен заказывали!

– А Бога нет! – вдруг произнес один из солдат.

– Да заткнись ты, лапоть огородный! – рявкнул на него Григорий. Не видишь, друга встретил!

– Чтой-то он на офицера уж больно смахивает… – с нескрываемым подозрением разглядывая Маматова, произнес бдительный солдат.

– И что?! По-твоему выходит, если офицер, так он сразу против народа?! – возмущенно спросил тот, кого звали Гришей. Я вот, например, тоже дворянин, подъесаул. И что? Солдат промолчал.

Григорий Иванович Беляев происходил из дворян Всевеликого войска донского.

– Мы такого на фронтах хлебнули, чего тебе в твоей деревне и не снилось!

– Да, конечно, за царя и Отечество, – ехидно проворчал солдат.

– За землю русскую, понял? – угрожающе взглянул на него бывший подъесаул.

– Да ладно вам, – примирительно произнес Константин Евгеньевич. Значит, это вы меня из полевого лазарета в госпиталь под Луцк привезли? Спасибо.

– Мы, Костя, мы, – кивнул его бывший сослуживец. С Минькой и Ефимкой.

– Живы?.. – спросил есаул.

– Нет… – покачал головой Григорий. Погибли сразу после того, как прибыли назад из госпиталя. На пулеметы бросили нашу сотню…

Ты-то как тут оказался? – сам себя прервал Гриша.

– Да, вот из-под Луцка в калужский госпиталь перевели, – ответил есаул.

– Вылечили? – поинтересовался его собеседник.

– Куда там … – махнул рукой Константин Евгеньевич. Как была дырка в животе, так и осталась. Сегодня с утра только перевязал.

– Ну, ничего себе! – удивился Гриша. Не х.. не могут эти лекари, столько времени уже прошло…

Поговорив еще несколько минут, фронтовые товарищи зашли в ближайший трактир. Правда, оба солдата из патруля сильно этому возмутились и пообещали доложить кому следует.

– Вы грубо нарушили дисциплину, товарищ Беляев! – сказал бдительный боец. Видать, дворянство ваше наружу так и прет!

– Пошли вон! – приказал Григорий, предварительно отправив обоих по матушке.

За стаканом водки Гриша спросил Маматова, что тот собирается делать дальше?

– Ведь, это я для этих, сиволапых плел, будто ты, Константин Евгеньевич, за народную власть кровь проливать побежишь, – усмехнулся он.

– Спасибо, что поддержал, – сдержано поблагодарил его есаул. Сейчас хочу в Севастополь махнуть.

– Куда? – удивился Гриша. Ведь это через всю Украину ехать! А там сейчас черт знает, что твориться. Документы-то у тебя в порядке?

Константин лишь отрицательно покачал головой.

– Ну, тогда сиди здесь и жди, я мигом, – встав со скамьи, Гриша быстро пошел к выходу.

– Патронов для нагана достань мне, если сможешь, – напоследок попросил его есаул. Тот кивнул.

Константин Евгеньевич сидел в трактире больше трех часов и уже было отчаялся дождаться своего знакомца, как вдруг Беляев, наконец, появился. В руках он держал видавший виды кожаный чемоданчик.

– Вот, держи, Костя, – с этими словами Григорий протянул ему несколько бумаг.

– Ну, ты даешь! – восхитился есаул. Это ж на разные фамилии!

– Тихо! Не ори ты так, услышат еще… А ехать нам с тобой далеко и долго, – с этими словами Григорий незаметно насыпал Константину Евгеньевичу в карман сюртука десятка полтора патронов. От нагана, как ты просил, – пояснил он.

– Спасибо. А что ты сейчас насчет поездки сказал? – удивился есаул. Ты тоже собрался?

– Да, ведь мне теперь, понимаешь, с товарищами не по пути, – пояснил Григорий. Солдатики уже понарассказали начальству о нас. Мол, двое офицеров недобитых что-то де затевают. И вызвали меня на заседание Комитета… Григорий сделал паузу, выудил из кармана кожаного пальто большие золотые часы и, взглянув на белый фарфоровый циферблат, наконец, закончил фразу: … к девятнадцати часам. Потом арестуют, наверное. Они так всегда делают. Вот и пошел я к знакомцу в канцелярию, а он выправил нам несколько документиков. Все сгодятся, наверное…

– Молодец, казак! – похлопал однополчанина по плечу Маматов.

– Так ты и не сказал, зачем тебе в Севастополь? – вспомнил Беляев.

– Девушка у меня там, – пояснил есаул.

– А, тогда, как можно скорее, туда надо добираться, – встав со скамейки, сказал Григорий. Не ровен час, плохое может случиться: или большевички к власти придут или кто еще, головой ушибленные… Вытаскивать ее оттуда надо!

Глава 7

…Поднявшись по мраморной лестнице, коллеги вошли в усадьбу. Неторопливо обошли ее, заглядывая во все комнаты. Майор Овчаров терпеливо объяснял следователю, где лежала мертвая Светлана, где находился ее жених Михаил…

– Погибший охранник Борис лежал тут, – майор указал рукой на обведенный мелом контур человеческого тела. Вон кровь подсохшая.

– А второй, который руку потерял? – спросил Серов.

– Он практически рядом сидел, – ответил Евгений Овчаров. На стене брызги крови, это его кровь.

– И Виктор и Владимир говорят про одно и тоже, – задумчиво произнес следователь. О каком-то здоровенном существе…

– Знаешь, что я думаю? – спросил Овчаров. Это животное какое-то, которое на людей натаскали. Или же человек в шкуре или в костюме животного.

– Первая версия нравиться мне больше, – усмехнулся следователь. Человек, в какой бы он шкуре не был, не смог бы нанести такие ранения. Кстати, осматривали только здание дома или вообще все постройки?

– Только это здание, в котором мы сейчас находимся, – ответил оперативник.

– Почему? – удивился Серов. Впрочем, извини, этот вопрос не к тебе.

– У убитого охранника, которого звали Борисом, в руке был обнаружен клочок какой-то бурой шерсти, – вспомнил Овчаров.

– На экспертизу отправили? – встрепенулся следователь.

– Я не знаю, спроси у коллеги своего, Семенова, – пожал плечами оперативник.

– Главное, чтобы не потеряли! – Серов вытащил из кармана мобильник и набрал Семенова.

– Привет, ты шерсть на экспертизу отправлял? Я в материалах такого постановления не находил. Почему?! Как не знаешь?! Да, что же ты наделал!

– Потерял?.. – сочувственно поинтересовался Овчаров.

– Да он даже не помнит про этот клочок! – возмущенно ответил следователь. Знаешь, придется тебе в райцентр смотаться, найти тех врачей, которые приезжали на вызов и найти эту проклятую шерсть!

– Давай-ка сначала обшарим окрестности, – предложил оперативник. Чтобы потом снова не возвращаться.

Они вышли во двор и направились в сторону родового склепа, в котором покоился прах нескольких поколений дворян – владельцев усадьбы.

Солнце скрылось за темно-свинцовыми тучами, на землю упали первые капли дождя. Когда они уже почти подошли к усыпальнице, следователь вдруг заметил чью-то тень. Ни слова не сказав своему спутнику, Серов кинулся туда, в кусты.

– Гляди, Женя! – через минуту громко воскликнул он, – кажется, я шерсть нашел!

– Да, – Овчаров внимательно осмотрел находку. Она очень похожа на ту, что я видел в ночь убийства. Покойный охранник Борис сжимал ее в руке.

– Я сейчас ее изыму, – следователь, опустившись на корточки, открыл свой дорогой портфель из коричневой тисненой кожи и достал оттуда маленький пинцет и полиэтиленовый пакетик. Серов уже собирался было снять шерсть с куста, как вдруг сзади раздался глухой и скрипучий голос.

– Стой! Не смейте брать это!

Разом обернувшись, следователь и оперативник увидели прямо за собой молодого черноволосого мужчину с небольшими элегантными усами. На нем были синие джинсы и черный пуловер. Из-под джинсов выглядывали дорогие итальянские туфли. Средний палец правой руки его украшал массивный золотой перстень с большим красно-кровавым камнем. В самой середине багровый отлив сильно темнел и казался абсолютно черным.

– «Рубин, наверное…» – подумал Серов и спросил: «Кто вы и как здесь оказались?»

Незнакомец, пристально взглянув следователю прямо в глаза, усмехнулся и повторил: " Милостивые государи, если хотите жить, то даже не прикасайтесь к этому ничтожному клочку.»

– Он, что? Нам угрожает? – возмутился майор Овчаров.

– На, смотри! Я старший оперуполномоченный майор Евгений Овчаров. Он… – опер, – указал пальцем на своего коллегу, – … старший следователь майор Глеб Серов. Теперь назови свое имя.

– Да, уж манеры у вас, должен заметить, – укоризненно покачал головой незнакомец. Не хорошо пальцами в людей тыкать. Так вот, я с вами, милостивые господа, на брудершафт не пил. И посему, убедительнейшим образом попрошу обращаться ко мне исключительно на «вы». Мое имя… а, впрочем, какая разница! – прервав сам себя на полуслове, незнакомец внезапно схватил с ветки клочок бурой шерсти и мгновенно скрылся в зарослях.

– Держи! – выхватывая из кобуры «макаров», заорал Овчаров и бросился за беглецом.

За ним побежал и Серов. Однако, несмотря на все старания, настигнуть незнакомца они не смогли. Он, как сквозь землю провалился.

– Да, ……………, – выругался Овчаров. Куда же этот… подевался! Сто процентов, он живет где-то поблизости. Надо будет участкового расспросить.

– После, – ответил Серов. Сейчас айда обратно, посмотрим, может, хоть несколько волосков там найдем?

И, правда, хоть неизвестный молодой человек и сорвал шерсть с ветки, кое-что там все-таки осталось.

– Думаю, для проведения экспертизы этого хватит, – довольно заметил Серов, запечатав остатки шерсти в полиэтиленовый пакетик.

– Пошли, зайдем в склеп, – позвал его Овчаров.

Массивная железная дверь оказалась незапертой. Поэтому Серов с оперативником смогли легко проникнуть внутрь сего мрачного сооружения.

Склеп имел округлую форму и был довольно высок. Купол возвышался метров над землей метров на семь. Изнутри он был весь покрыт штукатуркой и расписан фресками на библейские темы. Но местами от времени фрески осыпались. Вдоль стен на массивных деревянных полках стояло с десяток гробов.

На мраморном полу, прямо посреди помещения, вошедшие увидели тяжелую крышку люка с бронзовой позеленевшей ручкой.

– Взглянем? – бросив на Серова вопросительный взгляд, Овчаров нагнулся и потянул за ручку. Крышка, с противным скрежетом подалась, отворив черный зев мрачного подвала. Вниз вела железная лестница.

– Фонарь есть? – поинтересовался опер.

– Да, – Серов вытащил из портфеля небольшой фонарик и полез в темную неизвестность. Овчаров двинулся за ним. Включив фонарь, следователь увидел довольно большое помещение. Стены его оказались из старой кирпичной кладки. Вдоль них, так же как и наверху, были установлены двенадцать почерневших от времени и прогнивших деревянных гробов.

– Смотри! – заметив в стене маленькую железную дверцу, Овчаров указал на нее своему спутнику.

– Интересно, что там, за нею? – спросил Серов.

Надо попробовать ее открыть! Но сколько бы они не пытались это сделать, у них ничего не получилось.

– Такое впечатление, что она заперта изнутри! – Овчаров грубо выругался.

– Не ругайся, пожалуйста, Женя. Нельзя тут, глянь-ка лучше сюда! – с этими словами Глеб Серов ткнул пальцем в верхнюю часть половину дверцы.

– Ба! Да здесь дырка! – обрадовался его напарник. – А дырки, как всем известно, для того и сделаны, чтобы в них смотреть! – с этими словами Овчаров прижался лицом к дверце и попытался рассмотреть что же за ней находится.

– Вижу свет, кажется, свечи горят … – изумленным шепотом поведал оперативник своему спутнику. И этот самый кекс там, который от нас убежал! Эй, ты! Открывай немедленно полиция! – заорал Овчаров. Но из-за двери не донеслось ни звука.

– Зачем же ты заорал? – укоризненно спросил Серов. Дай, взгляну. Но там же сплошная темень! – тихо произнес он, бросив вопросительный взгляд на оперативника.

– Какая, к черту, темень! Там же свечи горят! – удивился Овчаров.

– На, сам посмотри, – следователь отошел от дверцы и дал возможность оперу убедиться в правоте своих слов.

– Черт, точно, – растеряно почесал затылок Овчаров. Но я же точно видел и свечи, и нашего беглеца!

– Может, показалось тебе? – осторожно предположил его напарник.

– Нет, какое там!

– Ладно, давай выбираться, – с этими словами следователь полез наверх по железной лестнице.

Но когда они с Овчаровым направились к выходу из склепа, прямо перед ними вдруг возник ужасный череп! Он угрожающе оскалил на них свои длинные клыки.

– ……твою!.. – гаркнул оперативник, хватаясь за пистолет.

– Ай, погоди милок! – услышали оба старческий перепуганный голос. Не стреляй, ради Бога, Митрич я. Сторож здешний… Тут Серов и его спутник смогли, наконец, разглядеть, находившегося перед ними человека. Таинственный голос принадлежал худощавому, невысокому старику. Стоя перед напарниками навытяжку, он сжимал в руках здоровенный череп. Кому из животных он принадлежал, ни Овчаров, ни следователь определить так и не смогли…

– Тьфу ты, черт старый! – облегченно выругался Овчаров. – До смерти же напугал!

– А вы кто такие будете то?! – прищурившись, поинтересовался дед. Положив свою странную и страшную ношу на землю, он потянул было с плеча старенькую двустволку.

– Стоп, мы сотрудники правоохранительных органов, – остановил боевого старика вперед Овчаров. Я – старший оперуполномоченный майор Овчаров, а он – старший следователь майор Серов. Вот, смотри, наши служебные удостоверения. Внимательно изучив предъявленные ему документы, старик спросил: «Ну и чего вы тут забыли? Покойники то, чай ничего натворить не могли? Так на кой ляд вы к ним полезли?»

– Мы расследуем двойное убийство, – пояснил Серов.

– А-а, это, которое в усадьбе на днях приключилось? – догадался Митрич.

– Его, – кивнул Овчаров. Слушай, дед, чего этот кошмар с собой таскаешь?

– А черепушку-то эту, что ли? – старик усмехнулся. Да вот нашел только что, возле ограды валялась…

Взяв череп в руки, Серов обнаружил, что его челюсти могут смыкаться и размыкаться.

– Смотри, Женя, тут, кажется, механизм какой-то хитрый, – с этими словами он протянул находку Овчарову.

– А на зубах, кажется, следы крови… – внимательно разглядывая костяные челюсти, тихо произнес оперативник. Может, это орудие преступления?

– Так, все ясно, – махнул рукой следователь Серов. Отец, с нами поедешь, иди в машину, садись.

– Куды это вы меня везти собрались? – замахал руками сторож. Не поеду я никуда!

– В отдел прокатишься, а потом мы тебя обратно доставим, – пообещал старику Овчаров.

Глава 8

…Бывшие офицеры отправились на вокзал, где узнали о том, что нужный им поезд отходит только на следующий день.

Надо сказать, что на железных дорогах бывшей Российской империи царил тогда самый настоящий хаос. Вокзалы были забиты до предела обозленным людом. Но представители новой власти – сначала эмиссары Временного правительства, а затем и большевики, как ни старались, улучшить ситуацию так и не смогли.

Правда, друзьям повезло. Прикупив в дорогу хлеба, вареных куриных яиц и сала, они, матерясь и щедро раздавая зуботычины, влезли в вагон. Поезд отходил на Орел. Через две недели с лишком, миновав Курск, Марьино и еще Бог знает сколько мелких станций и полустанков, после трех пересадок и ночевки в открытом поле (это в декабре-то!), они прибыли в Харьков. По пути у них несколько раз проверяли документы. Тут только Константин Евгеньевич понял, как на руку оказалась случайная встреча с бывшим однополчанином. Если бы есаул отправился в дорогу, не имея в кармане никаких документов, то его непременно бы арестовали. Проверяющие были повсюду. На перронах, в вагонах, в шинках да и просто на улицах. Одетые черт знает во что, худые и озлобленные люди ходили группами и проверяли документы у встречных-поперечных. И горе тем, у кого этих самых документов не было или же бумаги вызывали подозрения. Их тут же арестовывали и куда-то уводили. К счастью, у приятелей документы имелись.

Однако, несмотря на обилие патрулей, в городах и селах царила самая, что ни на есть, анархия.

Из Харькова, иногда на попутных подводах, иногда пешком через Лозовую, Александровку и Алексеевку, добрались до Джанкоя. Надо сказать, дорога сильно измучила Маматова. Его незаживающая рана сильно ныла, есаулу надоело ежедневно перевязывать сочащийся слизью свищ.

– Заживет эта гадина когда-нибудь? – зло вопрошал он сам себя, заматывая живот очередной относительно чистой тряпицей.

– Больно? – сочувственно поинтересовался его спутник.

– Не очень, но довольно противно и желудок постоянно ноет, – ответил Маматов.

От Джанкоя до Симферополя рукой подать и Севастополь становился все ближе.

А Крым тем временем уже закипал. После Октябрьской революции в Петербурге и Москве непримиримость большевиков и их противников толкала страну в жуткий котел братоубийственной гражданской войны.

Едва Маматов и его спутник прибыли в Симферополь и отправились на базар за продуктами, как, прямо на улице, к ним неожиданно прицепились какие-то люди.

– Кацапы! – это слово было первым, с которым к приезжим обратились в Симферополе.

– Чего тут лазите? Чего вынюхиваете? – спросил один из подошедших – здоровый детина в овечьем тулупе. К нему тут же подтянулось еще человек пять. Они, видимо, сразу же поняли, что эти два кацапа являются царскими офицерами. И, скорее всего, рассудили так: привлекать внимания к своим особам пришлые не станут, а покорно отдадут все, что у них потребуют местные.

В это самое время в украинской Центральной Раде боролись две силы. Самостийники, ратовавшие за абсолютную независимость и автономисты, которые соглашались жить под чужим внешним патронажем.

Когда у власти в России находилось Временное правительство, оно пыталось протестовать против попыток сепаратизма, но остановить националистические настроения на Украине не смогло. Центральная же Рада, напротив, сумела завоевать симпатии уставших от войны солдат. Она просто пообещала им мир. Специально для них господа из Рады нарисовали призрачную и утопическую картинку будущего благоденствия в незалежной. Это все явилось плодами российской революции на Украине, где основную роль сыграли сторонники и противники советской власти. В 1917 году Центральная Рада в Киеве превратилась в один из центров сопротивления большевикам в ходе Гражданской войны на Украине. При этом откровенных украинских националистов в Крыму не терпели, ведь там проживало очень много других национальностей. А в начале октября в Таврической губернии состоялась первая конференция большевиков, на которой был создан большевистский губернский комитет во главе с Миллером. И тогда же произошло объединение всех большевистских организаций Крыма. 6 ноября общечерноморский съезд моряков принял резолюцию о роспуске Центрофлота, не признавшего Советскую власть. Вторая резолюция касалась признания власти Советов и о создании вооруженных отрядов. Затем, был создан Таврический Совет народных представителей, провозглашенный высшим органом власти в Крыму. 26 ноября Учредительный Курултай в Бахчисарае объявил о создании Крымской Народной Республики. Следом избрали правительство – Директорию и приняли Конституцию. Ее 16-я статья провозгласила равноправие всех жителей Крыма независимо от их национальности. 16 декабря, как раз после приезда Маматова с его другом, был избран Военно-революционный комитет. А через четыре дня начались первые вооруженные столкновения между большевиками и мусульманским эскадроном, состоящим из крымских татар. Вот в эту кашу и пришлось окунуться бывшим офицерам. Неразбериха и постоянное перетягивание одеяла от одних националистов к другим, запустили цепочку военных действий. Они шли с 1918 по 1921 год. Сначала большевики взяли Киев, затем, согласно Брестскому договору, Украина оказалась под немцами. Были, правда и те восемь недолгих месяцев, когда гетман Павел Скоропадский объявил республику «Украинской державой». Все это происходило на фоне бесконечного калейдоскопа гражданской войны: белые, красные и зеленые, поляки и сторонники Украинской народной республики, батька Махно и батька Ангел…

Но все происходило уже потом. Сейчас же Беляева и Маматова обступили человек пятнадцать. Разогревая свою ненависть руганью, сжимая кулаки, они кричали что-то обидное. Было ясно, что встреча с ними может окончиться для однополчан очень печально.

В руках у некоторых уже блеснули ножи.

– По-моему, они нас обзывают? – обернувшись к есаулу, спросил Григорий Иванович.

– Ты только понял? – усмехнулся тот. И шепотом спросил: " Маузер далеко?»

– Нет, я за ремень его заткнул, – ответил Григорий.

– Тогда давай на счет «три», – предложил Маматов.

– А, давай! – согласился его собеседник и тут же заорал: «Три!» Выхватив оружие, оба направили стволы прямо в раскрасневшиеся, орущие физиономии самостийников.

– Назад! Окружившие их тут же отшатнулись.

– Пошли, есаул! – громко сказал Беляев и оба со всех ног бросились прочь.

Необходимо признать, что есаулу и его спутнику очень и очень повезло. Они напоролись на обычных уличных гопников. Если же к ним пристали быг эскадронцы, финал встречи мог быть совсем иным. Те были хорошо вооружены и не стали бы долго разговаривать с приезжими. Просто отвели бы их в сторонку и шлепнули возле какой-нибудь глухой стены…

Глава 9

…Усадив деда Митрича вместе с его страшноватой находкой в машину, Серов приказал водителю-сержанту сначала заехать в районную больницу.

– Нам, все-таки надо допросить врачей, которые выезжали на вызов в усадьбу, – сказал он Овчарову.

– Да мне поровну, – отозвался тот. И спустя минут сорок «уазик» подрулил к главному входу двухэтажной больницы.

– Я сам схожу, а ты, Женя, тут с Митричем пока поболтай, – предложил следователь Овчарову.

– Угу, – кивнул головой майор.

Войдя в холл, Серов первым делом осведомился у пробегавшей мимо медсестры где кабинет главврача. Но не успела она ответить, как позади раздался хриплый и весьма недружелюбный голос охранника:

– Вам, это… нельзя туда!

– Почему? – искренне удивился следователь.

– Да, потому… Нельзя и все! – прозвучало в ответ. Следователю хватило всего одного взгляда, брошенного на внезапного визави, чтобы понять: тот твердо вознамерился его «не пущать». Мрачно глядя на визитера исподлобья, охранник привстал со стула, а рука его уже шарила по поясу в поисках резиновой палки.

– Она у тебя с другой стороны висит, – любезно подсказал ему Глеб.

– А, если так? – он предъявил мрачному детине удостоверение.

– Ну и что ты мне своей ксивой в рыло тычешь?

– угрожающе спросил тот. Я таких сколько угодно могу на базаре купить! Не пущу и все!

– Ладно, тогда я сейчас ОМОН вызову, а ты, скотина, с нами поедешь. На тебя дело возбужу.

Угроза подействовала, так как больничный секьюрити сразу же сменил тон: «А за че это? Я же просто свою работу выполняю…»

– За воспрепятствование законному расследованию, – ответил Серов. Короче, я в последний раз тебя спрашиваю, где кабинет главного?

– На втором этаже, – ответил обескураженный охранник.

– Вот сразу бы так! – раздраженно произнес Серов и направился к лестнице. Минуту спустя он уже был в кабинете главврача. Тот оказался довольно полным мужчиной лет под пятидесят и довольно любезным. По крайней мере, за порог Глеба не выставил. При виде удостоверения Серова, он понятливо кивнул и поинтересовался по какому делу обязан визиту следователя.

– Ваша «скорая» приезжала на вызов в старую усадьбу, километров за тридцать отсюда.

– Это на свадьбу? Какой ужас! – воскликнул главврач. А вы что именно хотели?

– Мне нужно переговорить с теми врачами, кто выезжал на вызов, – ответил следователь.

– Неужели, что-то не так сделали? – насторожился хозяин кабинета. Жалобы поступили?

– Да нет же! – махнул рукой гость. Просто в их машине мог затеряться важный вещдок.

– А-а, ну так бы сразу и сказали, – главврач облегченно вздохнул. Пойдемте, я провожу вас.

Бригада, дежурившая в ту страшную ночь, оказалась на отдыхе. Но за медработниками сразу же послали санитарку. И получаса не прошло, как все они уже были в кабинете у главного.

– Это наш самый лучший работник Сергей Витальевич Мосолов, – представил следователю врача хозяин кабинета. А это медсестра Татьяна Сергеевна Аникишина и водитель Семен Павлович Мухин.

Назвав себя и объяснив цель своего визита, Серов попросил вспомнить, не видели ли они в руке у погибшего охранника Бориса чего-нибудь постороннего? Например, клочка шерсти?

– Кажется, я видел, – задумчиво произнес врач Мосолов. Помню, еще подумал, какому животному она принадлежит?

– И куда потом делась эта шерсть? – спросил следователь.

– Ваши сотрудники попросили нас отвезти тела погибших в морг. Хотя это и не положено, но мы согласились.

– Не показалось ли вам тогда что-нибудь необычным? – поинтересовался у собеседников Серов.

– Да все там было как-то странно и страшно, – ответила медсестра Аникишина.

– Да, – кивнул врач Мосолов. Раны такие, что я, право, не припомню, чтобы когда-либо видел подобные. И спросил: «Вы уже раскрыли дело?»

– Следствие продолжается, – неопределенно ответил Глеб и, попрощавшись со всеми, отправился в районный морг.

Главврач предупредил заведующего о визите следователя и поэтому тот встретил гостя на пороге своих мрачных владений. Вопреки распространенному заблуждению, будто большинство патологоанатомов, да и прочих работников моргов, люди мрачные и замкнутые, заведующий оказался человеком жизнерадостным.

– Здравствуйте, меня зовут Василием Петровичем Никитиным, – отрекомендовался он. – А я, старший следователь следственного управления майор юстиции Глеб Серов, – представился гость.

– Пройдемте в кабинет, – предложил заведующий.

Там Серов изложил ему суть своего прихода.

– Сейчас посмотрим, – встав со своего кресла, Василий Петрович пригласил следователя в прозекторскую. Кстати, заключения по обоим случаям уже готовы. Вот тело девушки, а вот – охранник, – заведующий указал рукой на два стола, где лежали несчастные жертвы ночного кошмара.

– Сашка, Сашка, ты куда делся? – вдруг крикнул Василий Петрович.

– Да не ори ты, здесь я, вот… – раздалось из соседнего помещения. И на пороге прозекторской появился худой и высокий человек. На нем был белый халат и клеенчатый передник, весь заляпанный бурыми пятнами.

– Ты там чего делаешь? – подозрительно принюхавшись к дыханию подчиненного, спросил Василий Петрович.

– Как это чего делаю? Работаю я… – равнодушно ответил тот.

– Да, это Александр Филиппович, наш прозектор, – спохватившись, сказал Серову заведующий.

И поинтересовался: «Заключения на них где?»

– У меня на столе, в черной папке лежат, – прозектор вышел и быстро вернулся, неся в руке папку.

– Позвольте, – Серов быстро пробежал глазами документы. Вы пишете, что смерть в обоих случаях наступила в результате травм, несовместимых с жизнью.

– Да, – кивнул Александр Филиппович. У обоих нарушена целостность шейных позвонков, порваны сонные артерии и яремные вены.

– Да вот, сами посмотрите! – с этими словами прозектор откинул простыни, прикрывавшие оба тела. Едва бросив на них взгляд, Серов почувствовал, как по коже его пробежал озноб. И хотя за годы службы ему не раз приходилось видеть погибших, самыми страшными из которых были жертвы, разорванные на части в различных ДТП, вид мертвой девушки с почти оторванной головой, потряс его.

– Да… – глубокомысленно заметил прозектор, закуривая сигарету. Рвали так, чтобы наверняка убить!

Быстро набрав номер Овчарова, следователь сказал: " Женя, хватай Митрича и тащи его вместе с черепушкой в морг. Я там.»

Через пять минут Митрич, забившись в угол прозекторской, уже загибался в жесточайших приступах рвоты. Заведующий никак не мог увести старика наверх, в свой кабинет.

– Дедушка, да пойдемте ко мне, выпьем чайку, поговорим, – пытался успокоить он Митрича. Наконец, извергнув из себя все без остатка, старик, поддерживаемый Василием Петровичем, шатясь, побрел прочь. Дело в том, что Овчаров так быстро завел Митрича в прозекторскую, что никто не успел накрыть тела погибших. И, войдя, старик увидел перед собой весь этот ужас. Что тут говорить, если даже привычным ко всему следователю и Овчарову стало не по себе от этого кошмарного зрелища…

– Скажите, Александр Филиппович, можно насести такие ранения вот этой пастью? – с этими словами Серов вручил прозектору череп. Внимательно изучив клыки, зубы и механизм, позволяющий открывать и закрывать пасть, тот с сомнением покачал головой. После чего, попросил у Серова свое заключение.

– Видите ли в чем дело… – медленно произнес он. – Рана-то там не одна. То есть, укус был не один, поэтому следы от зубов накладывались один на другой и перекрывали друг дружку… Но мне все-таки примерно удалось измерить ширину пасти, которая оставила эти страшные следы на шее у потерпевших. Она, по-моему мнению, составляет около двенадцати сантиметров. А у этого медвежьего черепа … – эксперт взял с полки шкафчика металлическую линейку и принялся измерять расстояние между клыками, а также ширину пасти – … позвольте, тоже примерно столько же! Тоже двенадцать…

– Вы сказали, медвежьего? – уточнил Серов.

– Да, ведь это череп медведя, – ответил прозектор. Я охотник и поэтому знаю, как он выглядит. Кстати, мишка ваш покойный был из крупных. Однако, я все же не думаю, что с помощью его пасти можно сотворить такое…

Хотя… Если, допустим, приложить соответствующее усилие…

– Сколько же килограмм оно должно составлять? – заинтересовался Овчаров.

– Ну, я не знаю… – задумчиво протянул прозектор. Знаете, вам, наверное, надо обратиться к специалистам – зоологам. Они точнее скажут.

– Спасибо, а клочка шерсти, случайно в руке у потерпевшего вы не находили? – спросил Серов.

– Ах, да, припоминаю! – Александр Филиппович открыл дверцу металлического застекленного шкафчика и снял с полки маленькую баночку с притертой крышкой. Вот эту самую шерсть я и нашел в руке погибшего.

– Мне надо ее взять и направить на экспертизу. Да, конечно, – кивнул прозектор, протягивая ему баночку.

Составив протокол обнаружения и выемки вещественного доказательства, а также, допросив прозектора в качестве свидетеля, Серов попрощался с ним. Сопровождая все еще шатающегося Митрича, коллеги подошли к ожидавшему их служебному «уазику».

– Я пока с Митричем у себя в управлении побеседую, по дороге, – сказал следователь. А ты, Женя, хватай судебно-медицинское заключение по факту гибели девушки и охранника. И не потеряй! – напутствовал он майора. Ведь здесь подробнейшим образом описаны все повреждения, которые эксперт обнаружил у потерпевших. Сгоняй в институт, пообщайся там с зоологами и прочими биологами… Главное, узнай, можно ли этой штукой причинить такие раны, какие выявлены у погибших?

– Ладно, – взяв документы, кивнул майор. А ты не забудь протокол изъятия на медвежью голову составить.

– Конечно… – кивнул следователь, выпрыгивая из «уазика» и помогая выйти Митричу. Овчаров умчался дальше – разыскивать зоологов.

Отворив дверь рабочего кабинета, Серов учтиво пропустил вперед старика. Тот, сжимая в руках череп, настороженно озирался по сторонам.

– Проходите, садитесь, – пригласил его следователь.

– Меня точно отпустят? – сторож опасливо посмотрел на майора. Я же эту ерунду по правде нашел!

– Да успокойтесь вы, наконец! – положив перед собой протокол допроса, с досадой бросил следователь. Я же обещал, допрошу и отвезу вас обратно! Да, череп я у вас изымаю, как вещдок.

– Чего это? – не понял старик.

– Ну, ведь вы нашли его поблизости от места преступления. И на клыках – кровь. Надо на экспертизу направлять, – пояснил Глеб.

– Направляй… – вздохнул Митрич. Слухай, ты думаешь, что черепом этим их того…, убили одним словом?

– Не знаю, но моя обязанность все проверить, – пожал плечами майор.

– Не может того быть! – твердо сказал старик. Силищи такой, чтобы голову этим черепушкой оторвать, ни у кого из людей нет и быть не может!

– Ладно, там видно будет, – ответил Серов.

Изъяв череп, он упаковал его и, оформив сопроводительную, вызвал стажера. Приказав отвезти его к экспертам, следователь приступил к допросу Митрича.

– Где вы были в тот день, когда в особняке гражданина Артемьева гуляли свадьбу?

– Дома сидел, – ответил старик. Один ведь я. Жена в позапрошлую зиму померла…

– Кто может подтвердить, что вы были у себя дома?

– Дык, сосед. Он ко мне заглянул, мы посидели маленько, выпили… – ответил Митрич.

– Фамилия и адрес соседа?

– Гаврилов Захар Михайлович. В соседней избе живет. А ко мне от жены сбегает. Ох, и злющая она у него! Не выпить, не закусить не дает!

– Понятно, проверим, – следователь быстро записывал за дедом его показания.

– Место работы? Вы же сказали, что охраняете чего-то там?

– Да, я конюшню сторожу.

– Как, по-вашему, кто мог убить этих людей? Может, волки?

– Нет, – покачал головой старик. Волки, ежели убивают человека, то сразу же по частям его и растаскивают.

– Медведь? – предположил Серов.

– Тоже навряд ли, – с сомнением сказал Митрич. Медведь сначала лапой бьет и когтищами своими лицо человеку сорвать может…

А уж потом наваливается и клыками вцепляется. Хотя, этот могет, наверное…

– А собака крупная? – продолжил строить предположения Серов.

– Собака могет, – кивнул дед. Но только, если натаскали ее на людей. Господи! – воскликнул он и поднял глаза к потолку. Кому же такое понадобилось, чтоб девушку и парня зверьми травить? Но вообще то, не хватит у собаки силенок, чтобы так шею перекусить…

Да, у нас такое уже не раз бывало, – старик понизил голос до шепота.

– Собак натаскивали?.. – заинтересованно взглянул на Митрича следователь.

– Да нет, же!.. – с досадой ответил старик. Люди здесь с давних времен пропадать начали. Мне еще дед мой сказывал, когда я еще совсем мальцом был. Более тыщи душ сгинули. Нечистый во всем виноват!

– Думаю, незачем на него все сваливать! – махнул рукой Серов. Если люди с незапамятных времен пропадали…

– А почему тогда места гиблые у нас на тамбовщине, дьявольскими да хлябными зовутся? Вон, лощина, что в Гавриловском районе, сколько душ человеческих сгубила!

– Сказки, все это! – возразил следователь.

– А, если сказки, тогда скажи, мил человек, почему в эрзяй тоитляй столько людей гибнет? Грибников и охотников? И ведь, все местные, знают, что, где, да почем?!

Глава 10

…Бежали друзья довольно долго. Запыхавшись, оба, как по команде остановились и, обернувшись, посмотрели назад. За ними никто не гнался.

– Оторвались, кажется? – задыхаясь, произнес Беляев.

– Ага! – кивнул Маматов. Но, не зная города, они рисковали наткнуться еще на каких-нибудь бандитов, недостатка в которых город тогда не испытывал. К счастью для приезжих, дальше никаких приключений с ними не произошло. Добравшись, наконец, до рынка, они запаслись провизией. Там же отыскали и человека, готового за весьма умеренную плату довезти их до Севастополя на своей подводе. Он хоть и оказался крымским татарином, по-русски изъяснялся довольно сносно.

– Конечно, можно было поехать и на поезде, – заметил Беляев. Благо, железную дорогу от Симферополя до Севастополя еще в 1875 году построили! И предложил Маматову поехать на вокзал.

– Ты, что, по товарищам соскучился или по какой другой шпане? – ответил есаул. Забыл, сколько раз нас в поездах проверяли, пока сюда добирались? Выведут из вагона, да и шлепнут! Минуту поразмыслив, Беляев согласился с приятелем.

Возница, отрекомендовавшись Исматом, велел обоим забираться на подводу сзади. Сам сел впереди и взялся за вожжи. Надо отметить, что в упряжке была не одна, а две лошади, обе гнедой масти.

– На вид они, вроде ничего, – вслух оценил их состояние Беляев.

– Исмат, сколько же мы до туда трястись будем? – спросил Константин Евгеньевич.

– Трястица не будеш, я же подвода сена ложил, – ответил возница, который видимо, все понимал буквально. Или же просто делал вид.

– Сколько дней ехать, спрашиваю? – совершил вторую попытку есаул.

– Еке або уш кун, – прозвучало в ответ.

– А-а, ясно, – протянул Маматов и тихо сказал Беляеву: " Он над нами издевается, путает татарские слова с украинскими».

– Ну и что, все же и так ясно, он сказал – два или три дня! – ответил Григорий. У нас казаки-татары, тоже так говорили. Не помнишь, что ли, ваше благородие? – иронично спросил Беляев.

– Ага, значит и ты туда же? Прости, друг, прости! Забыл я, что ты у нас пролетарий и большевик, хотя и голубых кровей! – издевательски парировал Константин Евгеньевич. И, завернувшись в огромный бараний тулуп (таких в подводе оказалось три штуки), он заявил, что будет спать.

Путь до Севастополя лежал неблизкий, предстояло преодолеть около семидесяти верст. Ехали по проселочным дорогам, иногда совсем близко от железнодорожных путей.

– Исмат, ты в Севастополе живешь? – спросил татарина Беляев.

– В Крыму, в Крыму я живу, – ответил тот.

В начале пути они проехали Новониколаевку, Левадки, Скалистое, Глубокий Яр и Бахчисарай. Наконец, взяв правее и, миновав Инкерман, спустя четыре дня прибыли в Севастополь. Вручив татарину оговоренную плату, Константин Евгеньевич спросил его, где в городе госпиталь?

– Бельмим, – пожав плечами, ответил возница.

– Ясно, толку от тебя немного, – констатировал есаул и, забрав из подводы свои пожитки, приятели отправились на поиски госпиталя. Обоим сразу же бросилось в глаза почти полное отсутствие людей на городских улицах.

– Что тут случилось? – тревожно спросил Беляев. – Не знаю, наверное, опять твои большевички постарались! – ответил ему есаул. В самом деле, офицеров словно преследовал злой рок.

К сожалению, они ничего не знали о том, что перед их прибытием в Севастополь, по городу прокатилась волна красного террора.

Начало кровавым расправам было положено 15 (28 по новому стилю) декабря 1917 года, когда матросы с эсминцев «Фидониси» и «Гаджибей» разоружили своих офицеров. Затем, не откладывая дела в долгий ящик, они прогнали пленных через весь город и расстреляли на Малаховом кургане. Эта жестокая казнь сыграла роль своего рода запального фитиля к последующим, куда более массовым расправам. Охота на офицеров и всяких там «буржуев» началась по всему Севастополю. Людей хватали прямо на улицах озверевшие команды военных судов врывались прямо в дома…

Не успели друзья добраться до центра, как были задержаны матросским патрулем. На бушлатах у черноморцев красовались алые банты.

– Стой! Документы давай! – приказал старший – невысокий матрос в бескозырке с надписью «Гаджибей».

– Вот, – Григорий Беляев протянул матросам документы на имя Василия Федоровича Белых.

– Ты!.. – обращаясь к Маматову, приказал другой патрульный – высокий и крепкий блондин. Есаул молча дал ему бумагу, в которой значилось, что он – Ефимов Мирон Павлович.

– Откуда и куда путь держите? – внимательно изучив документы, спросил матрос с «Гаджибея». – Разыскиваем врача, одного, – ответил Маматов, благоразумно не упомянув, откуда именно они прибыли в Севастополь.

– Как звать лекаря вашего? – спросил матрос.

– Малич Владимир Евграфович, – пояснил есаул и спросил: «Не подскажете, где здесь госпиталь?» – Он тут не один, – прозвучало в ответ.

– Врач-то ваш часом не из дворян? А то намедни немало их в расход пустили!

– Да что ты, Василий Пантелеич, не видишь, что ли?!.. – вдруг громко крикнул молчавший до того третий матрос. Это же их благородия! В расход гнид!

– Тихо! – рявкнул старший. Обыскать обоих! Есаул с Беляевым попытались было сопротивляться, но их схватили цепкие руки. На помощь патрулю примчался еще с десяток матросов. У задержанных отобрали наган и маузер с патронами, а у Маматова к тому же еще и дамасский кинжал. Попутно обоих сильно избили и, связав руки за спиной веревками, куда-то повели. Как вскоре выяснилось, в порт. Оттуда, закинув в большую шлюпку, доставили на борт какого-то грузового судна. Уже смеркалось и поэтому названия корабля пленникам прочесть не удалось. Подгоняя пойманных пинками и ударами, матросы бросили их в темный и холодный трюм, где уже сидели два десятка арестованных.

– Что делать будем? – подползая к Маматову, спросил Григорий.

– Не знаю, – ответил тот.

– А что тут знать? – услышали они чей-то хриплый голос справа. Помирать, вероятно.

– Зачем? – пожал плечами есаул. Надо как-то выбираться!

– Куда и как, не подскажете ли, любезнейший? – усмехнулся едва различимый в тусклом свете электрической лампочки собеседник. Это был полный мужчина средних лет в дорогом сером пальто и шерстяных брюках. На ногах его блестели лакированные ботинки. Заметив, что собеседники смотрят на его обувь, он усмехнулся и сказал: " Думаете, небось, как большевички такую знатную обувку проглядели? Ничего, они своего не упустят! Перед расстрелом все поснимают, кроме белья. Я то уж знаю, видел…» Лицо его было разбито, а во рту не хватало зубов. Поэтому говорил он, шамкая.

– Простите, забыл представиться, Прохор Семенович Садовников, из купцов.

– Мирон Павлович Ефимов, – ответил Константин Маматов.

– Василий Федорович Белых, – отрекомендовался его спутник Григорий Беляев. Оба назвали те имена и фамилии, которые были указаны в их документах. Они решили твердо стоять на своем. И ни за что не выдать своих настоящих имен. Тем более, своего происхождения.

Но беда в том, что документов, что у них нашли при обыске, оказалось по два на брата!

– Не скажете, чего это матросики так озверели? – спросил есаул нового знакомца Прохора Садовникова.

– Скажу, – кивнул головой купец. Полезли они не на тех, на кого надо. Дело в том, что месяц назад трое большевичков, Мокроусов, Толстов и Степанов собрали около двух с половиной тысяч революционных матросов. И поперли на перехват, идущих на Дон из Могилева подразделений Русской армии. И смогли разбить их. Но позже нарвались на донских казаков под командованием атамана Каледина. И матросский отряд был почти полностью вырублен. Как водится, вину за это досадное поражение возложили на бывших офицеров царской армии, которые имели неосторожность присоединиться к большевикам. В итоге, одного из бывших – лейтенанта Скаловского, матросы расстреляли. После чего убитых матросов, погибших в бою с белоказаками, повезли в Севастополь. Их похороны там закончились массовой демонстрацией. Все требовали немедленно расстрелять царских офицеров. Ко всему прочему, еще и комиссар флота Романец получил телеграмму от большевистского Совнаркома: «Действуйте со всей решительностью против врагов народа… Переговоры с вождями контрреволюционного восстания безусловно запрещены». Тут и началось… Под дикие вопли «Кончим всю явную и тайную контру!» и «Собакам – собачья смерть!» офицеров, а заодно и прочих «буржуев» расстреливали, вешали и просто забивали до смерти. Эти убийства потрясли Крым невиданной доселе жестокостью. Масло в огонь подлили и командированные в Севастополь матросы из Кронштадта…

– Понятно, – внимательно выслушав предысторию этого дикого матросского террора, кивнул есаул и спросил: " Не знаете, сколько человек в охране?»

– Не знаю, – ответил Садовников. Но немало и все вооруженные.

На следующее утро, вопреки ожиданиям, никакого завтрака арестованным не принесли. Вместо этого матросы с перекошенными от злобы лицами втолкнули в трюм еще около трех десятков арестованных. Разглядывая их, Маматов вдруг заметил знакомое лицо.

– Арнольд Карлович! – воскликнул он. Человек, которого он окликнул, небольшого роста и очень тощий, был одет в длинное серое пальто.

Услышав свое имя, он близоруко прищурился и достал из жилетного кармана пенсне. Водрузив его на переносицу, внимательно вмотрелся в лицо Константина Евгеньевича и воскликнул:" Есаул, это вы любезнейший!»

– Тихо, тихо, Арнольд Карлович, не надо так громко! – попросил его Маматов. Но было уже поздно: все, кто находился в трюме, обернулись и молча вперили взгляды в лицо Константина Евгеньевича. Арнольд Карлович Лохманн был ассистентом хирурга Малича. В госпитале под Луцком они вдвоем спасали Маматову жизнь. Теперь же, осознав, что он натворил, врач, качая головой, горестно прикрыл ладонью глаза.

– Простите, простите меня! – шептал он. Обознался я, товарищ! Но было уже поздно. В любом человеческом сообществе, когда над ним нависает смертельная угроза, найдется немало таких, кто ценой жизни других людей, попытается спасти свою…

– Так вы еще и есаул! – иронично произнес купец Садовников. Лучше бы жандармом были. Матросики-то, страх, как злы на вашего брата. Накостыляли донцы им по шеям!

– Да черт с ними, матросиками! – выругался Маматов. Арнольд Карлович, скажите, что с Натальей? Где она? В ответ тот непонимающе вскинул на есаула глаза.

– Какая Наталья?

– Медсестра Абашева! – напомнил ему Маматов. – А-а-а! Перед тем, как весь этот ужас здесь начался, Владимир Евграфович поселил ее у какой-то старой татарки.

– Где?! У кого?! – есаул мертвой хваткой вцепился в лацкан пальто Арнольда Карловича. В водянисто-голубых глазах доктора мелькнул испуг.

– Отпустите меня, пожалуйста, я не знаю, – попросил он. Татарка на Екатерининской, кажется, живет.

– Где точно? Как найти? Имя назовите! – повторял Константин Евгеньевич, как заклинание. Его пальцы продолжали сжимать лацкан пальто хирурга.

– Смотрите, не убейте вы его, – вмешался купец, пытаясь отцепить руку есаула от пальто Арнольда Карловича. Ну и хватка у вас, любезнейший!

– Татарка, часом, не в крепостном госпитале работала? – спросил Садовников у хирурга.

– Да, санитаркой у нас была, – ответил тот, потирая ладонью шею. Чуть не задушили вы меня! – с укоризной взглянул доктор на Маматова.

– Ну, простите меня великодушно, – извинился Константин Константинович. Вы что-то про татарку говорили? – обернулся он к купцу.

– Да, живет она в районе площади Суворова, как зовут, не знаю, – ответил тот. Но говорят, будто она – ведьма! Послушайте, – прервал свое повествование Садовников, к чему вам все это? Нас же не сегодня-завтра расстреляют?

– Ну, это мы еще посмотрим! – отмахнулся от него есаул. А сам Владимир Евграфович, где он сейчас?..

– Так убили ведь его… – сокрушено покачал головой Арнольд Карлович. Такой прекрасный человек был, хирург замечательный! Сколько жизней людских спас! А тут – на тебе! Понабежали к нам в госпиталь, кто в шинелях, кто в бушлатах и давай всех хватать. Орали, как ненормальные, смерть буржуям! Владимир Евграфович вступился за Ангелину Павловну, терапевта нашего, когда матросы куда-то ее потащили. Его схватили, вывели во двор и расстреляли… Вместе с Ангелиной Павловной.

Мне повезло, я им попался позже, когда они уже кровушкой насытились.

– Ну, не знаю, повезло ли вам, – отозвался купец Садовников. Нас же не на бал сюда притащили…

Его слова оказались пророческими. Железная дверь со скрежетом отворилась и на пороге появился здоровенный матрос в черном бушлате с наганом в руке.

– Эй, сволочь! – заорал он. Щас в Евпаторию отходим! Там вас революционная комиссия дожидается. Судить вас, гадов, будем!

Тут завели двигатель, который неохотно заработал, оглашая трюм натужным гулом. Под сию музыку старая посудина медленно отвалила от причала. До Евпатории ржавое корыто добралось ближе к полуночи. Голодные арестанты требовали еды, но матросы дали им только воду. Издеваясь над пленными, кричали, что умирать на голодный желудок веселее.

Утром пленников группами по несколько человек начали выводить на палубу. Там, на носу судна, установили стол, накрытый алой бархатной скатертью. За ним восседали трое. В середине расставил локти пожилой мужчина в кожаной куртке и с пышными усами. С виду заводской рабочий. Перед ним лежала стопка бумаг и стояла чернильница с воткнутой в нее ручкой. По бокам от него сидели двое матросов в бескозырках.

Так как Маматов держался вместе с Григорием Беляевым, Арнольдом Карловичем и купцом Садовниковым, то их вывели в одной группе. Константин Евгеньевич увидел, что возле левого борта стоят десять вооруженных винтовками матросов.

– Вот, вот этот – казачий есаул! – услышал вдруг Маматов. Оказалось, что кричал какой-то сутулый молодой человек, напоминавший приказчика из трактира. Его кривоватый грязный палец указывал прямо в лицо Константину Евгеньевичу. Я сам слышал, как этот худой, – молодой человек показал на Арнольда Карловича, его так назвал вчера! А я тут вообще не причем! Я за трудовой народ жизнь отдам! – продолжал разоряться крикун.

– Ну-ка, ты, гнида, подойди сюда! – приказал Маматову мужик в кожанке.

– Сам ты гнида! – глухо ответил Константин Евгеньевич. Матросы недовольно загомонили. Раздались крики: «За борт его!», «В расход!».

– Тихо! – приказал мужик в кожанке, ударив по столу кулаком. У нас тут суд, а не балаган!

– Это у вас то суд? – усмехнулся Маматов.

– Заткнись, контра! – крикнул ему матрос, сидевший справа. Значит, признаешь, что есаул? – спросил его «кожаный».

– Да, я – есаул Всевеликого войска донского, русский дворянин Константин Евгеньевич Маматов, – прозвучало в ответ…

Глава 11

… – Что такое эрзяй тоитляй? – удивился Серов.

– В переводе с угро-финского это означает «яма мертвецов», – понизив голос, пояснил Митрич. Там постоянно кто-то пропадает, а кто-то и гибнет. Ох, и загадочные у нас места! – задумчиво покачал головой его собеседник.

– Помню, как нас, тогда еще пионеров, после войны учитель истории в музей Тамбовский повез. И там один сотрудник рассказывал, как зимой еще в 1859 году в яме мертвецов странно погибли девять чиновников из Тамбова. Они на охоту приехали, но вернуться в сторожку до темноты не успели. Так вот, разбили стоянку прямо на склоне оврага – на склоне эрзяй тоитляй! Ох, и зря они это сделали! – старик снова покачал головой.

– Ну, и что дальше случилось? – нетерпеливо поторопил своего визави следователь.

– Ну, никто не знает, – пожал плечами Митрич.

– Сделали они шалаш, и спать легли. И все.

Никто не вернулся. И лишь спустя какое-то время, на их трупы наткнулся местный егерь – Петр Баранов. Он сразу же вызвал полицию.

Об этом страшном происшествии запись имеется официальная. Когда урядник со следователем-то приехали на место, то увидели, что двое погибших лежали у входа в шалаш, еще один внутри, а остальные шестеро на склоне оврага.

– Да – а – а … – удивленно протянул Серов, – значит, такое у вас не редкость?

– Какая там редкость, – отмахнулся сторож, – страсть одна!

– А как они погибли, по какой причине? —

продолжал допытываться следователь.

– Того я не знаю, – развел руками старик. Не сказывал про то музейный работник. Да и в советское время особо про такое говорить было нельзя. Матерьялизм, понимаешь! – усмехнулся Митрич.

– А не встречали ли вы, такого молодого парня, лет тридцати – традцати пяти в черном пуловере и в синих джинсах? – продолжил допрос Серов. У него еще на пальце кольцо золотое с большим красным камнем?

– С усами, парень?.. – сосредоточенно наморщил лоб Митрич.

– Да! – радостно подтвердил следователь, полагая, что старик сейчас выдаст ему на блюдечке все данные подозрительного субъекта.

– Привидение это, – мрачно ответил сторож, он здесь людям уже который год является…

– Да, твою же дивизию! – разочарованно бросил ручку на стол Серов.

– Я точно говорю, не живой это человек, – убежденно повторил старик.

– Где его, обычно, видят? – Глеб решил, во что бы то не стало докопаться до истины.

– Дык, возле усадьбы и видят, – ответил Митрич.

– Мы сегодня с оперативником Овчаровым, когда в склеп залезли, то заметили там что-то странное, – медленно произнес Серов. Точнее, это Женя Овчаров увидел. Там в подвале есть маленькая железная дверца. Так вот, он взглянул в дырку и увидел там горящие свечи. И того молодого человека, который от нас убежал. Майор закричал и тут, по его словам, свечи погасли…

– Ну, вы товарищи и даете! – изумленно глядя на майора, перекрестился Митрич. Мне, вот, хотя и доплачивают, чтобы я за усадьбой приглядывал, но я в склеп – ни ногой! А вы-то куды полезли? Смерти, ищите?

– Нам по долгу службы положено, – усмехнулся Глеб, да и не думаю я, что этот парень – приведение. Скорее всего, он в розыске и скрывается в склепе.

– Да кто ж в своем уме скрываться там будет?! – старик для убедительности, постучал себя кулаком по лбу. Место-то страшное! Души не упокоенные хозяина и хозяйки поместья там бродят. Но они никого не сгубили, так помаленьку пугают только. А вот молодой который, тот самый опасный!

– Так почему вы мне сразу все не рассказываете? – повысил голос Глеб. Хоть вывести его из себя было весьма трудно, тут он все же разозлился.

– Дык, я то и говорю – страсть! – ответил Митрич.

Следователь понял, что толку от Митрича больше не будет, дописал протокол допроса и попросил старика его подписать. Затем взял с собою пятерых крепких полицейских и кое-какой инструмент и повез к старой усадьбе. Войдя в склеп, подсвечивая себе фонариками, полицейские во главе с со следователем полезли в подвал. Глеб задумал взломать таинственную дверцу и, если посчастливиться, задержать дерзкого молодого человека с усами. Однако дверца оказалась на редкость упрямой и долго не поддавалась их усилиям. Но вот, наконец, два здоровенных сержанта, ловко орудуя ломами, сорвали ее с петель.

– Стоять, не входите туда без оружия! – выкрикнул Глеб и, выхватывая на ходу «Макаров», кинулся первым в темную неизвестность. Лучи мощных электрических фонарей быстро разогнали мрак. – «Странно, воздух здесь вовсе не спертый» – подумал следователь. – «Даже свежее, чем в склепе!».

За дверью скрывалась небольшое помещение. В нем находился старинный деревянный письменный стол, столешница которого была обтянута зеленым сукном. На нем стояли два старинных бронзовых канделябра, а рядом хрустальная чернильница в виде крылатой колесницы с двумя конями. Возле стола расположился простой, рассохшийся от времени табурет.

Левую стену подпирал шкаф, полки которого были сплошь уставлены старыми книгами. У правой стенки следователь увидел кровать с тонким матрацем и шерстяным одеялом. В изголовье, вместо подушки лежала стопка книг.

– Так вот откуда здесь свежий воздух! – воскликнул Глеб, обнаружив в противоположном конце комнаты еще одну дверцу. Она оказалась открытой.

– Ушел, собачий сын! – с досадой констатировал следователь. Не успели мы его схватить!

– Да, здесь явно кто-то жил! – согласился один из сержантов.

– Ты, ты и ты! – Серов ткнув пальцем в полицейских, приказал им: «Быстро наверх! Прочесать окрестности!» Сам же, выйдя из склепа, подошел к Митричу, который с любопытством наблюдал за происходящим.

– Ну, почти поймали мы ваше привидение! Можете пойти взглянуть, как оно там обосновалось.

– Нет, ни за что! – твердо ответил старик и перекрестился.

– Да человек он! – не выдержав, повысил голос Серов.

– А ты на меня не ори, – ответил Митрич, потянувшись за сигаретами. Никакой он не человек! Я точно знаю.

Его спокойная уверенность, поначалу взбесила Глеба. Но волю эмоциям он решил не давать.

– Ну, если хотите, то пусть будет не человек, – примирительно сказал он. Но разве привидения спят на кроватях? На сей вопрос, Митрич лишь молча пожал плечами.

Глеб распорядился доставить к нему человек пять местных жителей. Двух в качестве понятых, а остальных, как свидетелей.

После того, как они с любопытством спустились в подвал, чтобы своими глазами увидеть странное прибежище таинственного незнакомца, следователь их допросил. Оформив все необходимые протоколы и опечатав склеп, он простился с Митричем и уехал.

На следующее утро, в кабинет к Серову явился недовольный майор Овчаров.

– Не мог меня подождать, что ли? – укоризненно спросил оперативник.

– Прости, Женя, решил не откладывая все выяснить, – попытался оправдаться Глеб.

– Да ладно, уж! – закурив, Овчаров сел на стул и сказал, что надо срочно выезжать в Москву.

– Зачем? – удивился следователь.

– Чтобы со специалистами из МГУ пообщаться, – пояснил Овчаров. В Тамбове я не нашел никого, кто мог бы ответить на наши вопросы насчет черепа.

– Тогда подожди, пока экспертиза шерсти не будет готова, – попросил приятеля Глеб.

– Ладно, – кивнул оперативник.

Следователь доложил руководству о ходе расследования и оформил командировку в Санкт-Петербург. Он полагал, что пришла пора допросить Георгия Степановича Никитина – отца погибшей Светланы.

…В культурную столицу Глеб Серов прибыл на следующий день, около 9 часов утра. Он рассчитывал, быстренько обернуться и уже вечеров отбыть в Тамбов. Но таксист, которого он остановил, расстроил майора.

– Куда вам? В Вуоксу? Садитесь, через пару часов, возможно, будем на месте…

– Через пару часов?.. – удивился следователь. Я думал добраться быстрее…

– Не получиться, шестьдесят «км» от Питера, да и пробки еще… – пояснил водитель. Так и получилось. Часа примерно через два с лишним Глеб стоял возле огромных кованных ворот солидного трехэтажного особняка.

– Здравствуйте, я следователь следственного управления майор Седов, – нажав кнопку домофона, представился он.

– Встаньте, под камеру и предъявите удостоверение, – попросил его охранник, сидевший за пультом. Я сейчас доложу хозяину.

Прошло около десяти минут, пока следователя, наконец, впустили во двор дома Никитина.

Владелец особняка встретил Серова в холле.

Тот сразу же обратил внимание на абсолютно белые волосы Никитина, резко контрастировавшие с его красным лицом.

– Чему обязан? – вместо приветствия спросил отец потерпевшей.

Представившись, следователь попытался объяснить цель своего визита. Поначалу Никитин наотрез отказывался дать хоть какие-нибудь показания. Тогда Серов вынужден был надавить на него.

– Поймите, это формальность, не я, так другой следователь приедет. Вы ведь хотите, чтобы мы до конца разобрались в этой страшной трагедии, – сказал Глеб.

– Вы разберетесь, как же … – криво усмехнулся хозяин дома. Толку от вас, как от козла молока. Ну ладно, пойдем ко мне в кабинет, там и поговорим. Васька! – крикнул вдруг Никитин. Не пускай ко мне никого, понял?

– Да шеф! – отозвался охранник в черном костюме.

Кабинет Георгия Степановича располагался на втором этаже и являл собою образчик английского стиля. Посреди комнаты стоял большой письменный стол из резного мореного дуба. Его украшал малахитовый письменный прибор и пара подсвечников. «Кажется, серебряные…» – подумал Серов. Позади стола и вдоль стен из книжных шкафов хвастливо выпячивали кожаные корешки дорогие издания. «Надо же, судя по физиономии, – обычный бандит, а так любит литературу» – пронеслось в голове у следователя. «Впрочем, вряд ли он прочел хотя бы одну книжку».

Пройдя к ближайшей полке, хозяин отодвинул книги и достал из-за них початую бутылку виски. Налив два стакана до половины, он предложил один из них гостю.

– Я на службе, – попытался отказаться Серов, но Георгий Степанович жестом руки попросил его замолчать.

– За упокой души моей доченьки, – произнес Никитин и голос его предательски дрогнул.

В такой ситуации следователь лишь мог последовать примеру хозяину дома.

– За упокой души ее, – с этими словами Серов опрокинул стакан.

– Ну что, будешь писать? – Никитин сел за стол и предложил гостю начинать допрос. Ответив на все обычные в таких случаях вопросы, Георгий Степанович вдруг сказал:" Я не верю, что вы, менты, сможете найти того, кто это сделал. Поэтому, я сам начну расследование.»

– Но это незаконно, – ответил Серов.

– Плевать я хотел на закон! – рявкнул хозяин дома. У меня дочь погибла страшной смертью, а ты мне тут про закон чешешь!

– Так я здесь для того, чтобы расследовать эту трагедию, – напомнил ему майор. И попрошу обращаться ко мне на «вы»!

– Ладно, извините, – пробормотал Никитин. Но не верю я ментам. То-есть, полицейским!

– Лучше скажите, могли организовать нападение ваши враги? Ведь их у вас предостаточно?

– Да, врагов хватает, – кивнул Никитин. Но они постарались бы убить меня, а не мою Светланку!

И убивали бы не так. Стреляли или взрывали бы.

А здесь, черт знает, что такое! Вот вы можете, сказать, кто ее убил? Кто?!

– Я пока не знаю, – ответил следователь.

– Вот то-то же, не знаю… торжествующе передразнил его Никитин. А то, расследование…

– Я направил на экспертизу клочок шерсти, который нашли в руке у погибшего охранника. И еще кое-что обнаружил… – пояснил Серов.

– Хочешь сказать, не человек убил? – Никитин взглянул собеседнику прямо в глаза.

– Возможно, – уклончиво ответил тот. Но за всеми преступлениями, обычно стоят люди. Надо копать.

– Ну и копай, и я тоже копать буду, – хозяин кабинета налил себе еще один стакан. До краев. – Вам не предлагаю, говорите же, служба!

Проглотив граммов двести и, даже не поморщившись, Никитин продолжал:" Найду того, кто дочь мою… Сам, своими руками… Медленно кончу…»

– Что-то необычное вы в тот вечер не заметили? – напоследок спросил следователь.

– Артемьев рассказывал про жуть какую-то, которая рядом с его домом вроде бы обитает… – подумав, ответил Никитин и спросил: «Свету когда из морга вашего забрать можно?»

– Когда экспертиза готова будет, – ответил Серов. – С супругой вашей можно побеседовать?

– Она в клинике сейчас лежит, – взглянув на Серова мутными глазами, ответил Георгий Степанович. В Питере она, – с этими словами, он на клочке бумаги нацарапал «паркером» адрес частной психиатрической клиники.

– Спасибо, – попрощавшись с хозяином, следователь сказал, что сейчас заедет и переговорит с супругой Никитина.

– Постой! – остановил его хозяин дома. Васька! Скажи Игорю, чтобы машину подал. Человека в клинику пусть отвезет, потом билет возьмет до Тамбова и отправит!

Поблагодарив Георгия Степановича, Серов сел в «БМВ» и отправился к его жене, Ксении Владимировне. Если бы не охранник Игорь, который заверил врача, что визит согласован с Георгием Степановичем, к его жене следователя бы не пустили.

К сожалению, толку от беседы с ней оказалось немного. Женщина была в состоянии сильнейшего нервного потрясения. Поэтому, выяснить у нее что-то полезное для следствия не представлялось возможным…

Глава 12

… – Направо! – скомандовал мужик в кожанке. Махнув рукой, он указал жестом, куда именно следует отвести есаула. Двое матросов, схватив Константина Евгеньевича, отвели его к левому борту. Где уже стояли человек двадцать.

– Ну что, знаете вы его? – спросил мужик в кожанке у Арнольда Карловича. Хирург замялся. – Да что ты, скотина, к нему пристал! – заорал есаул, не желая, чтобы молчание врача было расценено членами комиссии, как попытка скрыть врага революции. Сказано, же было, знает он меня! После ранения я в том госпитале лежал, где он служил! Лечил он меня!

– Заткнись, гнида! – заорал в ответ мужик в кожанке. Ты, хоть, понимаешь, что через полчаса тебе конец?

– Ну и что! – в запале крикнул Константин Евгеньевич. Зато умру, как честный человек!

Однако, несмотря на всю свою браваду, есаул почувствовал, как враз ослабли его колени. Ощутив, охватившую все его существо подлую слабость, он выпрямился и решил умереть с достоинством, не посрамив чести русского офицера и дворянина.

– Смотрите, не каждый бы так смог! – прошептал Григорию Беляеву, стоявший рядом с ним мужчина средних лет. По выправке видно было, что он тоже из офицеров.

– Лучше бы заткнулся … – с досадой ответил Григорий. Теперь его уж точно шлепнут.

– А они и так никого не помилуют, – ответил его собеседник. И оказался прав. Всех, кого привезли на старом судне, после короткого разбирательства, отвели к правому борту. Но матросы – не конвоиры и потому сделали одну, но очень большую ошибку – не связали своим пленникам руки.

– Эй, ты! – обратился председательствующий на судилище к молодому человеку – тому, что указал на есаула. Говоришь, жизнь за народ отдашь? Не нужна нам пока твоя жизнь. На! – с этими словами мужик в кожанке протянул тому заряженный револьвер.

– Ну что встал, как столб? – заорал на него «кожаный». Пристрели кровососа!

Понимая, что теперь его собственная жизнь висит на волоске, молодой человек повернулся и направился к спокойно стоявшему рядом с другими приговоренными Константину Евгеньевичу.

– На тебе, контра! – вдруг тоненько и хрипло вскрикнул свеженазначенный палач. И направил ствол нагана на есаула. Но тот вместо того, чтобы взмолится о пощаде или хотя бы молча принять неизбежное, вдруг резко нагнулся и, как пантера, прыгнул на молодого человека. Выхватив из его руки револьвер, Константин Евгеньевич врезал своему несостоявшемуся убийце по носу и навел наган на заседавшую за столом комиссию. Мужик в кожанке и двое его подручных враз побледнели. Их глуповатые лица приняли одинаковое выражение тоскливого ужаса. Матрос, что стоял слева от приговоренных, передернул затвор и вскинул карабин. Но выстрелить не успел. Пуля, выпущенная из нагана угодила ему прямо в лоб. – Хватай оружие! – крикнул Константин Евгеньевич товарищам по несчастью. Но остальные матросы, которых к слову на судне было человек двадцать, уже пришли в себя. Загрохотали выстрелы, начали падать убитые и раненные люди…

Увидев, как упал насмерть сраженный пулей Григорий Беляев, есаул дважды выстрелил в окаменевших за столом членов комиссии и, сунув наган за пояс, кинулся за борт. Следом за ним прыгнули еще несколько человек. Черная ледяная вода возле судна вся закипела от выпущенных в беглецов пуль.

Барахтаясь в киселе из полузамерзшей воды и льда, чувствуя как все тело сковывает адский холод, Константин Евгеньевич пытался сообразить, где причал? Справа? Слева?

Одновременно в его голове, словно серебряный колокольчик, звенело одно и то же: «татарка на Екатерининской!», «татарка на Екатерининской!». Тут он вдруг ударился головой обо что-то твердое и, по всей видимости, железное. Это оказалось бортом судна, на котором матросики растрелилвали пленных. Осторожно высунул голову на поверхность и осмотрелся. Затем несколько раз глубоко вдохнув, есаул вновь нырнул под воду и поплыл по направлению к причалу. Понимая, что на берегу тьма-тьмущая матросов, которые с превеликим удовольствием сразу же его пристрелят, вылезать на сушу офицер не стал. Сколько времени он провел в ледяной воде, Константин Евгеньевич не помнил. И как очутился в шаланде, под тулупом, тоже. В себя он пришел от сильных ударов по щекам шершавой ладонью.

– Глядь-ко, дед Панас, живой кажись! – прозвучало у есаула над ухом. Отогнув тулуп и приподняв голову, Константин Евгеньевич увидел мужика с седой бородой.

– Ну, шо, будем жить, али нет? – спросил тот.

– Даст Бог, будем, – ответил есаул.

– Ну, вот и ладно, – седобородый закурил трубку и, откинувшись назад, привалился к скамье.

– Диду! – обратился к нему паренек лет пятнадцати, шо теперь с ним делать будемо?

– Идти есть куда? – поинтересовался тот, кого звали дедом Панасом.

– Да, – ответил их чудом спасенный собеседник.

– В Севастополь.

– Не близко… – дед Панас выбил трубку и медленно произнес:" Иди Михайло, взгляни, нет ли матросиков поблизости.» Услышав эти слова, есаул протянул руку к поясу. Туда, где у него должен был быть наган. Но револьвера там не было!

– Шо, шпалер потерял? – усмехнулся дед Панас. Не треба он тебе сейчас! Да ты не бойся, мы тебя не выдадим, – продолжал бородатый. Как стемнеет, так на хату отведем. Там и отсидишься, а потом – иди себе с Богом!

Как про себя заключил офицер, дед Панас и его внук Мишка были контрабандистами. Поэтому ни со старой, ни с новой властью общаться им было не с руки.

– Как я к вам то попал? – спросил их Константин Евгеньевич. Выплыл, что ли?

– Ха! Выплыл он! – засмеялся Мишка. Когда мы в своей шаланде с дедом сидели, глядим, кто-то о борт башкой бьется! Оказалось, ты самый и был.

– От берега далеко меня выловили? – поинтересовался офицер.

– Ой, далеко! – уже откровенно заржал Мишка. Шагах в пяти!

– Аккурат возле причала ты нам в борт и начал долбиться! – пояснил бородатый.

– Так, вы, что, не в море были? – удивился Константин Евгеньевич.

– Нет, – замотал головой дед Панас. Мы, как возле причала пришвартовались, так там и стояли. Это тебя к нам прибило.

– Значит, правильно плыл, – сам себе сказал есаул и тихо спросил: «Больше никого не видели?»

– Зачем, не видели? С десяток мертвяков мимо пронесло, – ответил дед Панас. Мы то сразу поняли, что ты из этих.

– Не из каких я, не из этих! – возмущенно ответил офицер.

– Ну, тогда, значит, из тех, – примирительно махнув рукой, заключил дед Панас. И повернулся к Михайле:" Чисто ли на причале?»

– Никого уже там нет, – ответил паренек.

– Тогда пошли, – распорядился старый контрабандист.

Они привели спасенного в хату к какой-то пожилой женщине. Звали ее теткой Клавой и приходилась она деду Панасу родной сестрой. Хозяйка всех накормила, напоила водкой и уложила спать. Ночью у Константина Евгеньевича начался сильный жар и пару дней он провалялся с температурой. Потом, однако, разнообразные настойки и притирания, коими потчевала больного хозяйка, взяли верх над болезнью.

– Что это ты, милок, в бреду какую-то татарку с Екатерининской поминал? – спросила тетка Клава. Она, часом не в Севастополе живет?

– Я не знаю … – стараясь не выдать местонахождение своей Наташеньки, соврал есаул.

– Да ладно тебе!.. – тетка Клава махнула рукой и, глядя офицеру прямо в глаза, произнесла: «Ее звать Вазиха, она моя подруга! Я с ней с детства знакома. Но она, конечно, годков на двадцать постарше меня будет. Вместе жили здесь, в Евпатории. Так, зачем она тебе понадобилась? Говори или сдам тебя матросам!»

– У нее живет моя девушка, – ответил Константин Евгеньевич. И мне, как можно скорее, надо попасть в Севастополь.

Внимательно глядя ему в глаза, будто пытаясь найти там ответ на свой вопрос, тетка Клава медленно кивнула.

– Тогда ясно. Но смотри, если что худое с Вазихой сделаешь, я тебя прокляну и весь род твой!

– Да мы и без тебя, тетка, уже прокляты! – ответил есаул. Посмотри, что с Россией-матушкой сотворили!

– Я тебе помогу, – пропустив мимо ушей замечание собеседника, сказала тетка Клава. Но помни, Вазиха вовсе не такая ясная и открытая, как ее имя. Она знает много такого, о чем простые люди даже и не догадываются. В Севастополь отправишься завтра, перед рассветом. В провожатые возьмешь Михайлу. Вот, держи, отдашь Вазихе, скажешь – от меня! – с этими словами она передала Константину Евгеньевичу золотой браслет с зеленым камешком. – «По виду, явно старинной работы» – отметил про себя есаул.

В четыре часа утра, тетка Клава, разбудив офицера и своего внучатого племянника, снабдила их провизией и отправила восвояси. Добираться решили пешком, так им было легче прятаться от красных патрулей.

– Пойдем вдоль берега, – пояснил Михайло. Торопиться не станем, а то помрем от усталости. Ведь до Севастополя-то верст около сотни будет!

Добирались почти неделю. И, наконец, вот он – город русской морской славы! Промокшие, грязные и голодные как волки, они подошли к маленькому одноэтажному домику, что притулился неподалеку от площади Суворова…

Глава 13

…Вернувшись через три дня в райотдел, Серов столкнулся в коридоре с оперативником Овчаровым. Войдя в кабинет, тот положил на стол Серова бумаги.

– Заключения экспертиз по черепушке принесли, – лаконично пояснил оперативник. Я перехватил.

– Спасибо, Женя, – поблагодарил его следователь. А с учеными-зоологами ты встречался?

– Встречался, – кивнул тот. Говорил сразу с двумя. С профессором, доктором биологических наук Иваном Федоровичем Бертеневым и кандидатом биологических наук Сергеем Витальевичем Полетаевым. Они оба утверждают, что одним черепом причинить такие повреждения, как у потерпевших, просто невозможно.

– Но они же не видели этого черепа? – спросил следователь. Я ж его на экспертизу отправил.

– Да он им и не нужен, – отмахнулся Овчаров. – Они говорят, чтобы так отделить голову, как у Светланы, перекусить позвоночный столб и раздробить позвонки, необходимо приложить огромные усилия. Словом, нужно какое-то приспособление.

– Может, оно и было, но мы его не нашли? – предположил Серов. Или убийца унес его с собой?

– Вряд ли, – с сомнением покачал головой оперативник. Выжившие охранники говорят о том, что нападение было молниеносным. Когда тут какие-то приспособления применять?

– Да, согласен, – кивнул следователь. Значит, не человек?.. А ты не спрашивал их, какое животное может оставить такие раны?

– По-твоему, я вообще дебил? – вскинул брови оперативник. Спрашивал, конечно. Они сказали, что лев, медведь, волк, тигр, леопард, гиена, ягуар. Из этого списка у нас только медведи и волки.

– Согласен, но если кто-то дома держит хищника, леопарда или тигра и натравливает его на людей?

– Нет, – замотал головой майор Овчаров. Ученые сказали, что с крупными кошками очень непросто справится даже профессиональному дрессировщику. Некоторых эти кошечки даже загрызли. Да и как ты это себе представляешь? Держать дома льва, тигра или леопарда? Его же выгуливать надо, а соседи что скажут? Нет, это не вариант!

– Может, собаки? – словно утопающий, цепляясь за последнюю соломинку своей версии, поинтересовался Серов. Особенно, крупные? Мастиффы, стаффорды?

– Нет! – безжалостно разбил его надежды Овчаров. Ну, тоесть, если долго грызть будут, тогда может быть и смогут голову отделить. Но, ведь, здесь, все произошло очень быстро! Накинулся, рванул клыками и все…

– Жаль, если не собаки… – с сожалением вздохнул следователь. Тогда было бы намного проще…

И он углубился в изучение выводов экспертов.

– Смотри! – спустя минуту воскликнул Серов. Женя, тут сказано, что на клыках черепа кровь сразу трех групп. Причем, одна совпадает с группой Светланы – первая, а другая – третья. Как у охранника Бориса!

– А еще одна? – спросил Овчаров, которая тоже на клыках осталась?

– Видимо у раненных секьюрити Виктора и Владимира Петракова одна и та же группа – вторая. Я же их не направлял на судебно-биологическую экспертизу. Сейчас заполню постановление, а ты, будь добр, притащи ко мне обоих раненных. Еще бы узнать группу крови жениха… Он же тоже был ранен.

– Ладно, – проворчал майор.

– Тебе не кажется, что кто-то сильно старается запутать расследование? – нахмурившись, спросил он на прощание.

– Хочешь сказать, подбросил фальшивую улику? Черепушку? – уточнил следователь.

– Да, возможно…

– Может старик, как-то замешан? – предположил оперативник.

– Митрич-то? – удивился Серов. Нет, вряд ли…

– Возможно, кого-то покрывает? – не сдавался Овчаров. Например, того парня с усами, который от нас так быстро смылся?

– Не думаю, но на всякий случай давай-ка выставим за ним тапки (на сленге оперативников – организуем наружное наблюдение).

– Лишним не будет, – одобрительно кивнул собеседник.

– Женя, я съезжу к Артемьеву, – Глеб поднялся со стула. Узнаю, как там его сын. А ты – за охранниками.

Николая Михайловича следователь нашел в его особняке. Прием Серову был оказан примерно такой же, как и в доме у Никитина. Владелец, сначала не хотел пускать его в дом, но потом, все-таки решил побеседовать.

– Я понимаю, у вас служба, сроки, – сказал Артемьев гостю. Но поймите и вы меня! У меня сын в психиатрической лечебнице!

– Я все понимаю, Николай Михайлович, – ответил следователь.

– Ваш коллега хотел его задержать и допросить, – возмущенно сказал хозяин особняка.

– Да, я знаю, – кивнул Серов. К сожалению, встречаются еще такие, как наш Семенов…

– Его бы активность, да в нужное русло, – почесал левую бровь Артемьев. Да уж ладно, проходите.

Они поднялись в гостиную и, предложив гостю сесть, Николай Михайлович принялся расхаживать по комнате.

– Не обращайте внимания, нервы, – отрывисто бросил он. Спрашивайте.

– Мною получены сведения о том, что ваш сын состоял в каком-то сообществе, – начал следователь. Они там мистикой интересовались. Короче говоря, всякой нечистью, которая, якобы, встречается на тамбовщине. Что вам про это известно?

– Миша действительно интересовался всякими необычными проявлениями, – пожал плечами хозяин дома. Но я не понимаю, как это связано с этим кошмаром?

– Может, ему кто-нибудь угрожал? – не отвечая на вопрос Артемьева, продолжал допытываться Серов. Он никому не был должен? В казино не играл? С криминальными субъектами не общался?

– Нет, конечно! – возмущенно ответил Николай Михайлович. Миша, умный и рационально мыслящий молодой человек.

– А Никитин говорит, будто вы в тот злополучный вечер рассказывали ему про какие-то местные страсти? – Серов вопросительно взглянул на Артемьева.

– Да, припоминаю, – кивнул тот. Здесь, в этом районе до революции жили мои предки. Обычные крестьяне. Так вот, в 1918-ом, кажется, местные ополчились на владельцев усадьбы. В итоге, старики погибли. Но хозяин, вроде бы, успел прихватить с собой на тот свет и нескольких нападавших. По словам местных жителей, здесь происходят всякие странные и страшные дела. То привидений люди увидят, то убитых найдут. Причем, убивает явно не человек. Тела, обычно, сильно покалечены. Так люди говорят. Такое как отмечалось до революции, так и тянется до наших дней. Вот взгляните, если любопытствуете, – хозяин взял со стола несколько пожелтевших от времени листов бумаги и протянул их следователю.

«Древний кошмар тамбовщины» – вслух прочел Серов. Это что такое? – вопросительно взглянул он на Николая Михайловича.

– Уцелевшие записи одного из местных краеведов… – ответил тот.

«… Ужасный, нечеловеческий вопль огласил, казалось, все села окрест Моршанска» – продолжил читать Серов. «Что это?! Кто?!» – шептались насмерть перепуганные крестьяне. И трясущимися руками старались как можно надежнее запереть свои ветхие жилища.

– Пустое… – обреченно выдохнул седой, будто лунь старик, увидев, что его домочадцы пытаются надежнее привалить дверь избы тяжелой скамьей.

– Он явил себя снова!

– Кто, кто явил, деда?.. – трепеща, словно осиновые листья на ветру, испуганно шептали наперебой маленькие внучата.

– Он, пес-ведун, – тихо ответствовал старец и, перекрестившись, стал истово молиться потемневшим от времени старым иконам.

Следующим утром за околицей местные крестьяне наткнулись на жуткую картину. Сразу даже нельзя было понять, кто же все-таки распрощался здесь с жизнью?

Из разодранной в клочья материи торчали окровавленные ребра и кусок позвоночника. Кости рук и ног несчастного кто-то неведомый переломал как спички, а поодаль валялась человечья голова. На которой отчетливо зияли следы ужасных острых зубов. Местами, череп был прокушен, будто был из папье-маше…

Прибывший вскоре полицейский урядник сначала принялся дотошно опрашивать крепостных. После чего аккуратно отметил в своей служебной книжечке: «Имя погибшего неизвестно, вероятно, сгинул от нападения диких зверей». Рядом с кошмарными останками нашли и странный ржавый нож, отдаленно напоминавший серп. Присмотревшись, на потемневшем от времени мощном остром клинке можно было различить какие-то непонятные изображения, по-видимому, исполненные серебром.

Над Моршанском и окрестными селами, как уже не раз бывало в старину, вновь расправил свои черные крыла нечеловеческий ужас…»

– Ну и ну! – оторвав глаза от текста, только и сказал следователь.

– Подобное и до войны было, и после, – пояснил Николай Михайлович.

– До какой, гражданской? – уточнил Серов.

– И до гражданской, и до Великой Отечественной, – ответил Артемьев. И после…

– Вы хотите сказать, что ни одно из подобных убийств не раскрыто? – удивился следователь.

– Не берусь утверждать, но вроде бы так, – кивнул владелец дома.

– То-есть, вы, в самом деле, считаете, что в смерти Светланы, охранника Бориса, в ранениях вашего сына и двух охранников виновны привидения? – с любопытством глядя на Николая Михайловича, спросил Серов.

– Я понимаю, звучит дико, но мне так кажется, – пожал плечами хозяин особняка. У меня врагов нет, а если бы и были, то не такие, кто желает смерти моему сыну или его невесте. В крайнем случае, их могли бы похитить и потребовать выкуп. Но не убивать и не сводить же с ума! – Артемьев, вдруг весь затрясся и прижал ладони к лицу. Извините меня за этот срыв, – попросил он Серова, справившись с приступом горя. Понимаете, Миша – мой единственный сын. Но он не может ничего рассказать. Он – сошел с ума!

– Не отчаивайтесь, у нас хорошая медицина, врачи должны помочь, – попытался успокоить Артемьева следователь.

– Очень хотелось бы на это надеяться, – тихо пробормотал хозяин дома.

– Можно мне увидеть вашего сына? – осторожно спросил Серов у Николая Михайловича.

– Так он же невменяем! – почти выкрикнул тот. Зачем он вам? Бесполезно все это!

– Позвольте, пожалуйста, попытаться, – не реагируя на экспрессивный выпад Артемьева, тихо повторил просьбу следователь. Поверьте, это очень важно.

– Хорошо, вот адрес клиники, – хозяин особняка взял со стола блокнот и, написав строчку, вырвал лист и протянул Серову.

– Спасибо, – коротко поблагодарил его майор.

– Я сейчас позвоню доктору и предупрежу его о вашем приезде, – Артемьев вытащил из кармана брюк сотовый телефон и набрал номер. Переговорив с врачом, он обернулся к гостю:" Все, можете ехать. Но хочу предупредить, вас о том, что я сам начну расследование.»

– То же самое сказал мне и Никитин, – вздохнул Серов. И я, как и его предупреждаю вас о том, что это – незаконно.

– Дело в том, что вчера мне позвонил генерал Сартаков, – глядя на следователя неподвижными глазами, сказал Николай Михайлович. Он руководит спецуправлением, которое занимается аномальными явлениями. Сартаков посоветовал мне нанять одного очень опытного в этой сфере детектива. Он живет во Франции, но сам является потомком русских дворян, эмигрировавших после революции.

– А что же наши, не могут, что ли? – удивился Серов.

– Наши все еще находятся под впечатлением от диалектического материализма. Который, как известно, отрицает возможность существования паранормальных явлений и, тем более, сущностей, – пояснил Артемьев.

– Вы, получается, верите во все это … – следователь замялся, подыскивая нужное определение, … мистическое?

– Да, – коротко ответил его собеседник.

– Ну, тогда я вынужден вас просить от том, что когда вы подключите к расследованию этого русского француза, то обязательно поставьте меня в известность, – Серов встал и, попрощавшись, покинул особняк Артемьева…

Глава 14

…Постучав в некрашеную дощатую дверь, Константин Евгеньевич почувствовал, как у него сжало сердце. Никто не отзывался. «Неужели и Наташеньку взяли?» – подумал он. Но тут же прогнал от себя эту мысль.

– Померли они все, что ли?! – раздраженно засопел замерзший и голодный Михайло.

– Тихо ты! – шикнул на него есаул.

Но вот, наконец, послышались чьи-то шаркающие шаги и дверь дома, заскрипев на давно не смазанных железных петлях, нехотя отворилась. На пороге появилась высокая и костлявая старуха, облаченная в старый серый больничный халат. Голова ее, словно тюрбаном, была обмотана цветастым платком, а на шее вперемешку висели янтарные бусы и серебряные цепочки с прикрепленными к ним серебряными же монетами.

– Ну, чего вам еще надо? – будто ворона, нацелив на непрошенных гостей свой длинный тонкий нос, спросила она.

– Здравствуйте! – в ответ на не слишком то любезный прием ответил офицер. Нас к вам послала ваша подруга из Евпатории.

– Какая еще подруга? – женщина недоверчиво просверлила есаула большими черными глазами.

– Ну, тетка Клава, сестра деда Панаса, – вмешался продрогший на утреннем тумане Михайло.

– Так бы сразу и сказали! – проворчала женщина. – А то ходят вокруг да около…

– Вас зовут Вазиха? – спросил офицер.

– Да, – кивнула та. Люди еще ведьмой Вазихой кличут.

– Нет, мы так вас звать не станем, лучше будьте тетей Вазихой. Да! – спохватился есаул. Вам тетка Клава вещь одну передала, – с этими словами он вытащил из кармана грязную тряпицу и развернул ее.

– Давай сюда! – схватив браслет, тетя Вазиха быстро огляделась по сторонам. Ты, что же делаешь? Не мог после отдать? Глаза же кругом!

– Да нет тут никого, – обозрев окрестности, ответил Константин Евгеньевич.

– Знаешь ты много! – презрительно скривив губы, хозяйка грубо втолкнула обоих гостей в дом.

– На днях, вот так же к соседке пришли, вроде за самогоном, а потом забрали и – в расход!

– Красные? – поинтересовался Михайло.

– А то кто же? Других у нас пока нет, – кивнула женщина.

– Скажите, Наталья Абашева, медсестра еще у вас? – с надеждой спросил Маматов.

– Откуда знаешь, что у меня? Кто сказал? – хозяйка подозрительно нацелила на есаула свой длинный нос.

– Врач, Арнольд Карлович, – ответил офицер.

– Откуда его знаешь? Где видел? – прозвучали новые вопросы.

– Тетя Вазиха, вы не обижайтесь, пожалуйста, но вы прямо, как чекист! – покачал головой Константин Евгеньевич. Знаю его еще по госпиталю, они вместе с Владимиром Евграфовичем меня выхаживали.

– Земля ему пухом, расстреляли доктора Малича, – уставившись в пол, глухо произнесла хозяйка.

– Арнольда Карловича тоже, неделю назад в Евпатории… – сказал офицер.

– И ему пусть земля пухом, – ответила тетя Вазиха.

– Так, Наталья у вас? – повторил вопрос есаул.

– А зачем она тебе, ты ей кто будешь? – упрямо допытывалась женщина.

– Я люблю ее, – просто ответил Константин Евгеньевич.

– Погоди-ка.., – оставив гостей в прихожей, хозяйка скрылась в глубине дома.

– Спустя минуту послышался тихий шепот, затем женский вскрик и в сени вбежала Наталья.

– Наташенька! – прохрипел есаул, сжимая девушку в объятиях. Слава Богу, ты спаслась! А я то уж думал, что всех расстреляли…

– Нет, меня, верно, крестик твой спас, – ответила Наташа, достав из-за ворота платья золотой крест, подаренный ей на прощание Маматовым.

– Ну и хорошо, – резюмировала тетя Вазиха и приказала:" Проходите в дом, нечего в сенях торчать. И тихо сидите, чтобы не один шакал не пронюхал!»

Приготовив нагретую воду и мыло, хозяйка выгнала гостей в крайнюю холодную комнату, поставила большой таз и заставила вымыться с дороги.

Когда Константин Евгеньевич и Михайло вернулись в гостиную, на столе их ждал закопченный чугунок с картошкой. Рядом стояла здоровая бутыль самогона, а в тарелке лежали соленые огурцы.

– Что делать собираетесь? – поинтересовалась хозяйка, обращаясь к молодым людям.

– Да что ему делать, кроме как помереть! – вдруг заявил Михайло, имея в виду Маматова. Пока мылись, я у него такую страсть видел!

– Не зажила рана? – участливо взяв Константина Евгеньевича за руку, спросила Наталья.

– Нет, – покачал он головой.

– Куда ранили-то? – заинтересованно почесала свой длинный нос тетя Вазиха.

– В живот, – лаконично ответил есаул.

– Когда? – задала очередной вопрос женщина.

– Да уж больше года назад, – пояснила Наталья.

– И до сих пор не зажило? Плохо это! – заключила хозяйка и, встав со стула, приказала Маматову: «Иди за мной!»

Хозяйка увела есаула в соседнюю комнату и приказала, чтобы он снял рубаху. Размотав грязную повязку, женщина даже присвистнула:" Ну и ужас!» Подойдя к двери, Вазиха строго наказала Наталье и Михаилу, чтобы те не вздумали ходить за ними и тем более подсматривать.

– А то прокляну! – лаконично пообещала хозяйка. Затем отогнула половичок и, отодвинув одну из досок пола, поддела пальцем железное кольцо.

– Помоги-ка! – попросила она Маматова. Но не шибко напрягайся! Тот, взявшись за кольцо, потянул его вверх и тут, под самыми его ногами, в полу открылся почти отвесный темный лаз.

– Вниз ступай! – тетя Вазиха больно ткнула его костлявым кулаком в спину. Сама же, взяв свечу, зажгла ее и осторожно пошла вслед за ним.

Спускались осторожно, но лестница, как выяснилось, имела всего то семь ступеней. Правда, крутых. Каждая примерно в полуметре от соседней. Колеблющийся огонек свечки нехотя разогнал кромешный мрак подвала. И есаул, к своему удивлению, обнаружил, что находится он в довольно большом помещении, стены которого были выложены красным кирпичом.

В центре по-хозяйски расположился огромный и тяжелый дубовый стол, на котором стояли два серебряных канделябра тонкого литья. Каждый на тринадцать свечей. Кроме них на покрытой зеленым сукном столешнице лежало несколько потрепанных и по виду явно не новых книг в кожаных переплетах. А с потолка на ржавой цепи свисало нечто похожее на железный шар. Вся его блестящая поверхность была украшена сложными вырезами в виде каких-то непонятных узоров. Вдоль стен подвала, украшенных многочисленными амулетами, вытянулись несколько деревянных полок. Там хранилось множество склянок и прочих непонятных обычному человеку вещей. Но самое любопытное находилось в левом от входа темном углу. Большая, высотой более двух метров и шириной в полтора аршина, железная клетка. Причем, как отметил про себя Маматов, прутья ее были не сварены, а склепаны между собою. Подойдя поближе, он увидел, что к боковым стенкам и к потолку клетки намертво приклепаны несколько пар огромных стальных кандалов, а на ее дощатом полу валялись чьи-то белые кости.

– Это что такое? – удивленно вскинув черные брови, спросил Константин Евгеньевич.

– Что надо, – ответила Вазиха и добавила: " Отойди, тебе туда пока, что рановато!» Офицер послушно отошел. От всей этой картины по коже у него побежали мурашки. Тем временем, Вазиха, при помощи принесенной ею свечи, зажгла оба канделябра. Стало заметно светлее.

– Чего стоишь? – проворчала хозяйка. Давай, снимай рубаху! Лечить тебя буду.

Тщательно осмотрев свищ, Вазиха сняла с полки стеклянную банку и серебряной ложкой достала оттуда зеленовато-серую мазь.

– Стой спокойно, не двигайся! – приказала она есаулу. Затем, принялась осторожно втирать мазь в края свища. Тут Константин Евгеньевич почувствовал такую дикую боль, что чуть было, не потерял сознание. Его начало тошнить и он едва сдерживался, чтобы не заорать от боли.

– Терпи, терпи … – приговаривала Вазиха. – Самое неприятное уже закончилось. Подойдя к полке, она поставила банку на место, а вместо нее взяла книгу и какую-то черную палочку. Прикоснувшись ею к свисающему с потолка шару, она совершенно непонятным образом заставила его засветиться зеленоватым светом. Шар начал медленно вращаться, постепенно скорость его увеличивалась и по кирпичным стенам подвала поползли зловещие черные тени.

– Смотри, смотри на них, я говорю! – приказала Маматову Вазиха. А сама, усевшись прямо на пол, накинула себе на голову платок и начала раскачиваться. Из-под платка послышалось заунывное пение, но ни одного слова Константин Евгеньевич разобрать так и не смог. Тут одна из теней, скользивших по стенам вдруг извернувшись, метнулась к есаулу. Прямо перед своим лицом он вдруг с ужасом увидел… самого себя! И этот – он второй, тотчас начал превращаться в нечто бурое и расплывчатое, кошмарное и мерзкое. Последним, что успел запомнить Константин Евгеньевич, перед тем, как лишиться сознания, явилась кроваво-алая пасть с длинными блестящими клыками…

– Костя, что с тобой?! Милый, очнись! Очнись, дорогой мой, любимый, пожалуйста! – эти слова были первыми, что услышал есаул, приходя в себя после пережитого в подвале Вазихи кошмара. Открыв глаза, офицер медленно огляделся пол сторонам. Оказалось, что он уже наверху, в комнате и лежит на кровати. Рядом сидела заплаканная Наташенька, и повторяла: «Я здесь, я с тобой, все будет хорошо!»

– Нет, не будет! – вдруг прозвучал над ухом есаула железный голос хозяйки дома. Он умрет! Я не могу его вылечить, да и никто не сможет.

– Нет! Неправда! Почему?! – вскрикнув, зарыдала Наташа.

– Потому, что так будет, – безжалостно ответила Вазиха. Рана его убьет! Но не сразу. Он промучается еще два года.

– Значит, все напрасно? – приподнявшись на локте, спросил есаул. Скажите, Вазиха, что это было?

– Ты в Бога веруешь? – не ответив, задала ему свой вопрос Вазиха.

– Да, верую, – ответил Константин Евгеньевич.

– Тогда иди в храм и молись, проси исцеления, – посоветовала хозяйка. Но сдается мне, что не слишком-то сильна твоя вера… – сама себя прервав, усмехнулась хозяйка.

– Как вы можете это знать? – возмутилась Наташа. Это только Господь Бог и сам Константин Евгеньевич знают!

– Дура! – коротко ответила Вазиха. И махнув рукой на приготовившегося было выразить свое возмущение есаула, медленно произнесла: " Ты сам все видел. У тебя есть только одно средство, чтобы остаться жить. И ты его выберешь. Но такого я не пожелаю никому!«С этими словами, хозяйка повернулась и быстро вышла из комнаты. Больше она никогда не возвращалась к этому разговору. На следующий день Вазиха вручила Михайле сверток и строго-настрого наказала передать его в руки тетке Клаве. Вскоре попрощавшись со всеми, Михайло скрылся за поворотом…

Глава 15

…Итак, что мы имеем? – спросил следователь у своего напарника майора Овчарова.

– Версия о том, что кто-то напал на пятерых человек, используя медвежий череп, терпит крах, – отозвался тот. Как сказала наука, человек не обладает такой силой, чтобы, сомкнув челюсти этого черепа, нанести такие раны. Раздробить позвонки и фактически оторвать голову…

– Но, все-таки, получается, что кто-то неизвестный испачкал клыки этой черепушки в крови Светланы, охранника Бориса и двух его раненных коллег? – вслух размышлял следователь.

– Вопрос, когда он успел это сделать? – поинтересовался Овчаров.

– С момента нападения и до появления там первых гостей, прибежавших из особняка Артемьева, прошло минут десять, – ответил Глеб. – Времени вполне достаточно, чтобы измазать клыки черепушки в крови жертв.

– Да, – согласился Овчаров. Но зачем? Ведь уцелевший охранник видел, что напало какое-то животное!

– Сам же говорил, чтобы пустить нас по ложному следу, – ответил Серов.

– Хорошо, согласен, но еще древние римляне говорили, ищи того, кому выгодно! – блеснул историческими познаниями оперативник. А у нас свидетели твердят про какое-то неведомое животное! Значит это оно вымазало в крови клыки медвежьего черепа, а потом подбросило его к усадьбе?

– Звучит логично, – кивнул Глеб.

– Ага! – саркастически усмехнулся его cобеседник. Не считая того, что животное убить то могло! Однако, оно вряд ли способно фабриковать фальшивые улики! Звери, как известно, ни черта не соображают, а если и соображают, то не до такой, ведь, степени.

– Согласен! – Глеб повертел в руках карандаш и, незаметно для самого себя, сломал его. Получается, кто-то неизвестный, возможно хозяин какого-то зверя, тигра там, или льва, может медведя, сначала натравил его на потерпевших? А потом отозвал и, войдя следом, измазал зубы черепушки в крови?

– Да, – согласился Овчаров. Мне это нравиться больше, чем башковитое животное, которое не только людей убивает, но и пытается потом запутать следствие. Может, оно еще и в шахматы играть умеет?

– Экспресс-анализ крови охранников на групповую принадлежность подтвердил наши догадки, – продолжал следователь. У Виктора и Владимира оказалась кровь второй группы. Я позвонил Николаю Михайловичу Артемьеву и он утверждает, что у его сына третья группа крови.

– Вот все и выяснилось, – удовлетворенно произнес Овчаров. По крайней мере, с кровью.

– Знаешь, Женя, у меня все это время из головы не выходит рассказ Артемьева о мистических убийствах в районе усадьбы, – задумчиво почесал нос Серов. Это бы все сразу объяснило.

– Угу, – кивнул оперативник. Может, тебе и взвод шаманов с бубнами пригласить? Чтобы уж наверняка?

– Да ладно, хватит издеваться, – отмахнулся Глеб. Поехали в клинику, навестим Михаила Артемьева.

Молодой человек проходил курс лечения в одной из частных городских клиник Санкт-Петербурга.

– Пошли, возьмем командировочные и вперед, в Питер! – обрадовался Овчаров в предвкушении поездки. Чур, я за беленькой и закуской!

Оформив командировочные, оба отправились на вокзал Тамбов 1. Расстояние в 1170 километров им предстояло преодолеть за двадцать часов. Путешествие прошло без приключений. Сев на поезд из Астрахани в половну седьмого вечера, около часа пополудни следующего дня коллеги сошли на Московском вокзале. Спросив у дежуривших на площади таксистов как быстрее добраться до клиники, они сели в старенькую «мазду» и, спустя полтора часа, вышли у ворот клиники. Расплатившись с водителем, Серов с оперативником молча огляделись по сторонам.

Здание частной психиатрической клиники пряталось среди высоких густых деревьев.

Представившись и объяснив охранникам цель визита, они подождали пока к ним не спуститься кто-нибудь из начальства.

– Здравствуйте, вы из органов? – первым делом спросил высокий врач средних лет. Получив утвердительный ответ и ознакомившись с документами визитеров, он назвал себя: «Платонов Марк Павлович, заведующий клиникой. Мне звонил генерал Артемьев, сказал, что вы хотите пообщаться с его сыном Мишей.

Пойдемте, я проведу вас к нему. Боюсь, однако, что никакого разговора у вас не получиться. Состояние пациента таково, что он не узнает даже своих родителей.»

– Неужели это нападение так на него повлияло? – удивился Овчаров.

– Безусловно, – кивнул Марк Павлович. И прошу вас, пожалуйста, не подозревайте его!

– Да мы вроде и не собирались … – удивился Серов. Нам надо попытаться вытянуть из него хоть какие-нибудь подробности. На это доктор лишь с сомнением покачал головой.

Палата, в которой лежал Михаил Артемьев, находилась на первом этаже. Ее окно, забранное металлической решеткой, смотрело на запад. Туда, где располагалась территория заднего двора с различными хозяйственными постройками.

– Отец настоял, чтобы он лежал один, – пояснил врач. И прошу вас, не утомляйте его и не повышайте голос.

Пообещав Марку Павловичу тщательнейшим образом следовать его рекомендациям, коллеги надели халаты и вошли к Михаилу. Естественно, в сопровождении доктора. Молодой человек сидел на кровати и неотрывно смотрел прямо перед собой.

– Здравствуйте Михаил! – поздоровались с ним вошедшие. Но в ответ не прозвучало ни слова. Представившись, следователь и оперативник предъявили Михаилу свои служебные удостоверения. Но тот, казалось, не обратил на вошедших ни малейшего внимания. Он по-прежнему сидел на кровати и, поджав ноги, смотрел в одну точку.

– Скажите, кто напал на вас в старой усадьбе? – спросил его Серов. Но не успел он договрить, как Михаил с диким криком бросился на него.

– Кровь! Кровь! Всюду кровь! – орал он, пытаясь сомкнуть руки на шее визитера.

– Успокойтесь! Михаил, все хорошо! – кричал Марк Павлович, пока Овчаров отдирал больного от следователя. И вдруг все стихло. Михаил внезапно отпустил Глеба и снова уселся на кровать. Взъерошенные и раскрасневшиеся Овчаров и Серов, недоуменно уставились друг на друга.

– Это что было? – обернулся к врачу оперативник.

– Я вас предупреждал, – вместо ответа покачал тот головой.

– Я никого не убивал… – вдруг раздалось с кровати. Это мой ночной кошмар всех убил. Он приходил ко мне и скалился! – монотонно продолжал Михаил.

– Кто скалился, кто приходил? – не понял Овчаров.

– Женя, тихо, – попросил его Серов.

– Я не убивал Светланочку… – тихо прошептал пациент.

– Мы знаем! – поспешил заверить Михаила следователь. Мы просто хотели выяснить, кто на вас напал?

– Ночной кошмар, сначала человек, а потом

зверь. И кровь, везде кровь! Мой прадед Лыков во всем виноват! Это из-за него! Михаил вновь забился в истерике.

– Все, беседа окончена, – негромко, но твердо сказал Марк Павлович, мягко, но настойчиво выпроваживая гостей из палаты. В этот самый момент позади них вдруг раздался ужасный вопль «А-а-а!» Это кричал Михаил. Обернувшись, Серов увидел, что со стороны двора в палату заглядывает… тот самый молодой человек, которого они с Овчаровым уже видели возле склепа в старой усадьбе. Он молча подкрутил левый ус и усмехнулся. Серов мог поклясться, что спустя миг он увидел за окном не человеческое лицо, а отвратительный оскал хищного зверя.

– Это он, он, он! – продолжал вопить Михаил, указывая пальцем на окно. Но за стеклом уже никого не было… Напрасно охрана и персонал помчались ловить нарушителя. Напрасно обшарили каждый куст. Незваный гость словно растаял в воздухе…

– Глеб, ты запомнил, хоть что-нибудь из этого бреда? – выходя из клиники, спросил Овчаров у следователя.

– Я записал все на диктофон, – ответил следователь. Сейчас проверю. Он нажал кнопку воспроизведения и Овчаров вновь услышал леденящие душу вопли Михаила:" Кровь! Всюду кровь!»

– Марк Павлович, вы видели человека за окном? – спросил Серов у доктора.

– Нет, ведь я смотрел на пациента.

– А ты, Женя?

– Мне показалось, как будто мелькнул кто-то … – ответил оперативник.

– Ладно, – махнул рукой Серов и спросил доктора:" Скажите, когда Михаил придет в себя?»

– Не знаю, возможно, никогда, – мрачно ответил Марк Павлович.

– Но Михаил, ведь, явно боялся, что его заподозрят в нападении, – вмешался майор Овчаров, значит, он способен мыслить логически?

– Ни черта это не значит! – с досадой ответил доктор. Человеческая психика – сплошные потемки! Впрочем, мы делаем все, что в наших силах.

Вернувшись через двое суток в Тамбов, Глеб сразу же отправился в отдел. А куда ему было еще идти, если он – разведен? При таком раскладе вся жизнь – это служба!

Прослушав еще раз запись, с позволения сказать, беседы с психически нездоровым Михаилом, он обратил внимания на его слова: «Мой прадед Лыков во всем виноват! Это из-за него!». «Надо позвонить Артемьеву, уж он то точно должен знать, кто такой этот Лыков и почему он во всем виноват» – про себя заключил Серов и набрал номер.

– Николай Михайлович, здравствуйте, это следователь Серов вас беспокоит… – начал он.

– Добрый день, – ответил Артемьев. Поговорили с сыном?

– Да, но толку мало. Правда он сказал, что во всем виноват его прадед Лыков. Вы не знаете в чем именно он виноват?

– Это мой дед, Тимофей Лыков, – удивился Артемьев. Он геройски погиб в 1918 году, когда устанавливал советскую власть на тамбовщине. Но в чем он виноват, я не знаю. Вы не обращайте внимания на слова сына, он же не в себе…

– Знаете, в конце разговора, Михаил кого-то увидел за окном и сильно напугался, – Серов счел необходимым поставить отца в известность. Может, надо к нему в палату посадить охранника?

– Кого он там увидел? – отставной генерал явно заинтересовался услышанным.

– Не знаю, но мне показалось, что я этого молодого человека тоже видел ранее. Лет тридцати – тридцати пяти, брюнет, носит небольшие усы, – пояснил следователь.

– Нет, среди знакомых сына такого я что-то не припомню, – задумчиво протянул Артемьев. А за совет спасибо. Сегодня же отправлю в клинику свою охрану.

– Ну что, Женя, досталось тебе от жены? – увидев входящего в кабинет оперативника, ехидно спросил Серов. За то, что после приезда мимо дома прошел? Следователь намекал неспроста. Вернувшись из Питера, его друг первым делом отправился к любовнице, о чем каким-то образом прознала его законная супруга. И естественно сие знание в восторг ее отнюдь не привело.

– Да и… с ними со всеми! – выругался Овчаров.

– И не такое переживали!

– Ну, если все в порядке, тогда поехали в усадьбу Артемьева, пообщаемся с местными жителями. Да, позови мне Желтякова и Дупленко.

Послав их к экспертам за результатами по клочку шерсти, Серов с оперативником выехали к месту недавней трагедии…

Глава 16

Шли дни. Прошелестел морозными ветрами февраль и блеснуло мартовское солнце…

А с фронта возвращались сотни тысяч солдат. Подписанный председателем Совета Народных Комиссаров Владимиром Лениным Декрет о мире освободил их от обязанности воевать. Необходимо отметить, что переговоры с немцами для большевиков успехом не увенчались. Пришлось подписать позорный Брестский мир. Строки его подразумевали выплату чудовищной по размерам контрибуции золотом и сдачу огромных территорий, на которых проживало около трети всего населения Российской империи. Тогда же объявили о своей независимости Польша, Литва, Латвия, Эстония, Финляндия и Украина.

Все происходящее сильно беспокоило Константина Евгеньевича и он не раз заводил с Наташенькой разговоры на эту тему. Но девушку в первую очередь волновало лишь состояние здоровья любимого. А все эти красные, белые и прочие зеленые, вместе с националистами всех мастей и всяческими политическими пасьянсами, были ей абсолютно безразличны. Между тем, здоровье Константина Евгеньевича заметно ухудшалось. Рана стала чаще воспаляться и потому перевязки тоже приходилось делать чаще. Появились тянущие сильные боли. Несмотря на это, есаул не раз заговаривал с Наташенькой о своем желании присоединиться к белым патриотам. А именно, к Добровольческой армии, которая формировалась на Дону. Но всякий раз, как только он поднимал эту тему, девушка категорически заявляла: «Никуда ты не поедешь!»

В это время по Севастополю прокатился слух о скором возвращении с фронтов Первой мировой бывших защитников Отечества. Говорили, что по пути домой, вооруженные банды солдат грабили местное население и безжалостно расправлялись с офицерами и прочими «буржуями».

Всего за пару месяцев фронт опустел. Огромные запасы военного снаряжения были расхищены вновь образованными шайками, а офицеры срезали погоны, надеясь спасти жизнь. Русская царская армия перестала существовать…

Зато большевики на диво активизировались. Они издавали указ за указом, посвященные отъёму чужой собственности. Чтобы сломить сопротивление «проклятых кулаков», ЧК – Чрезвычайная Комиссия посылала в деревни и села сотни и сотни продотрядов. Началась печально известная продразверстка. Бойцы продотрядов – вооруженные до зубов революционно настроенные солдаты и матросы, под руководством чекистов, реквизировали у крестьян излишки зерна и муки. На самом же деле отнимали последнее. Тем самым обрекая целые семьи на голодную смерть. Так новой советской властью под эгидой государства был организован официальный грабеж собственных граждан. Впрочем, особого выбора у большевиков не было: перед ними возникла необходимость в первую очередь накормить бойцов создаваемой в это время Рабоче – Крестьянской Красной армии. Остальные подождут. К тому же, по мнению Ленина, у крестьян был сильно развит инстинкт мелкого собственника. И его надо было вырвать с корнем, во что бы то ни стало.

Большевики не успокаивались, продолжая настойчиво бороться с «контриками» и буржуями и в городе частенько звучали выстрелы. Поэтому Вазиха строго-настрого запрещала молодым выходить из дому. За все три месяца, что Константин Евгеньевич провел у нее, на улице он побывал всего-то раз восемь.

Однажды, им с Наташенькой удалось даже сходить в церковь, где пожилой настоятель обвенчал их. Одно лишь сильно насторожило и огорчило Константина Евгеньевича. Не успел он войти в храм, как тут же ощутил почти непреодолимое желание бежать из него прочь. Когда же священнослужитель начал читать молитву, есаулу внезапно стало настолько плохо, что всю последующую церемонию он не запомнил. И не удивительно. После Наташенька сказала, что он стал белым, как полотно и почти не воспринимал происходящее. Тем не менее, обряд венчания провели. И Константин Маматов стал девице Наталье Абашевой законным супругом. Рассказав по возвращении о странностях, произошедших с ним в церкви Вазихе, есаул в ответ не услышал ни слова. Хозяйка лишь искоса бросила на него полный иронии взгляд черных глаз да приложила палец к губам. И все.

На следующий день в двери дома постучали. Вошедший в комнату мужчина был одет в кожаный реглан, а на правом бедре его ниже колена болтался огромный маузер в деревянной лакированной кобуре.

– Здравствуй, тетушка Вазиха! – поприветствовал он хозяйку. Как живешь?

– Вашими молитвами, – ехидно ответила ему хозяйка и спросила: «Что новой власти понадобилось от старой Вазихи?»

– Ты вылечила супругу мою, тетя, – сказал гость. – Поэтому я хочу тебя предупредить о том, что завтра, может быть, послезавтра могут нагрянуть наши. Мы разыскиваем бывших, контру в общем. Так что, ежели кого прячешь, то скорее выпроводи всех! О том, что я приходил, никому не сказывай! С этими словами мужчина повернулся и, не прощаясь, быстро вышел на улицу…

…Выслушав предупреждение, Вазиха решила не испытывать судьбу и сразу же заявила молодым, чтобы они собирались в дорогу.

– Я дам вам в помощь одного моего знакомца, он доведет вас до Ялты, – пообещала хозяйка.

– Сколько идти? – поинтересовался есаул.

– Вам идти не придется, – ответила Вазиха, Микола вас на телеге отвезет. До Ялты верст 65 будет.

– Значит дня три-четыре добираться придется, – заключил Константин Евгеньевич.

– Главное, чтобы вы оба живыми доехали, прозвучало в ответ. Микола вас сеном прикроет.

– А оттуда куда? – поинтересовалась Наталья.

– Потом из Ялты Микола с товарищем вас обоих в Турцию перевезут, – ответила Вазиха.

– Хозяйка, да ты что?! – удивленно спросил есаул. Через все Черное море?

– Ну и что же? – пожала плечами Вазиха. Они контрабандисты, постоянно в Турцию ходят. Лодка у них парусная, большая, хорошая. А до Турции всего то верст двести с небольшим будет. День-два и вы там. А не уедете, так здесь вас большевички к стенке поставят!

Микола появился на следующее утро. Он оказался невысоким худым парнишкой лет двадцати. Смышленое лицо его, все усыпанное веснушками, внушало уверенность, а голубые глаза озорно поблескивали.

– Готовы? – поприветствовав хозяйку, а также Наташу с Маматовым, спросил он. Тогда вперед!

– Сейчас, – кивнул ему Константин Евгеньевич. А чем мы заплатим контрабандистам? У меня, мало чего осталось!

– За то не переживай! – махнула рукой Вазиха. Они мне должны.

– Но все-таки? – вопросительно глянул Маматов.

Старуха удалилась в свою комнату и через пару минут кликнула Наталью к себе.

– Вот, возьми, красавица, – с этими словами она протянула девушке что-то, завернутое в большую пуховую шаль.

– Что это? – удивилась та.

– Там драгоценности кое-какие и царских червонцев немного, – ответила Вазиха. Но не говори про них контрабандистам и не показывай, а спрячь получше. Иначе, могут и убить за эти цацки. А как доедете до Турции, так золото вам очень пригодится.

– Спасибо тебе, тетя Вазиха, – поблагодарила ее Наталья. Но почему ты так нам помогаешь?

– То мое дело, но скажу, я много такого натворила, о чем сильно сейчас жалею, – задумчиво ответила старуха. Потому и стараюсь хоть чем-то людям помочь. А ты, как все кончиться, ко мне заглянешь, – обернулась она к Маматову.

– Когда кончиться, что кончиться?.. – не понял есаул.

– Ну, тогда, после победы Великой, когда немцев из Севастополя выгонят, – ответила хозяйка.

– Не понимаю… – Константин Евгеньевич изумленно вскинул густые черные брови. Никаких немцев в Севастополе, ведь нет!

– Так, это пока нет, – серьезно ответила Вазиха. А вот глядишь, годика, эдак, через двадцать четыре будут! Заметив, что Маматов глядит на нее, как на сумасшедшую, Вазиха с раздражением, но явно сдерживаясь, медленно произнесла: «В общем так! Через двадцать семь лет – добро пожаловать ко мне!»

Глава 17

…Георгий Степанович, отец погибшей Светланки, сидел в своем кабинете и медленно тянул французский коньяк из бокала. С момента страшной смерти дочери он пытался заглушить горе огромными дозами спиртного, но все было напрасно. Похороны бедной девушки состоялись накануне. Стоя возле гроба, Никитин вдруг ощутил такую боль, будто у него заживо вырвали сердце. Лица родных и близких, друзей и приятелей, пришедших сказать Светлане последнее прости, расплывались перед его взором…

Опрокинув очередную порцию коньяка, кстати, уже пятую, Георгий Степанович вместо опьянения, ощутил приступ бешеной ярости. В самом деле, его дочь лежит в земле, а он сидит и дожидается результатов полицейского расследования! Хотя сам прекрасно знает, что этот следователь, который к нему приходил, ничего и никого найти не сможет!

– Васька! – не выдержав, заорал он. Собирай людей, едем в Тамбов!

Спустя пятнадцать минут Никитин в компании с тремя охранниками в своем представительском «Мерседесе» выехал в сторону Тамбова. Следом шел «Гелендваген» с охраной из пяти человек.

Когда машины выбрались из города, Георгий Степанович вытащил из кармана кожаной куртки мобильник и набрал номер смотрящего по Тамбову и области вора в законе Макса. Тот знал Никитина, но близко знаком с ним не был.

Вкратце обрисовав ситуацию, Георгий Степанович попросил у него содействия в розыске убийц или убийцы Светланки.

– Понимаешь, я у вас никого не знаю, так, что помоги, брат, чем сможешь, – попросил Ник. От отца жениха толку пока никакого. Сынок-то его крышей поехал, так что отец-генерал постоянно возле него кудахчет.

– А, конечно! – прозвучало в ответ. Святое дело, с тварей за дочь спросить! Встречу, чем могу – помогу.

– Благодарствую, – ответил Никитин.

Переночевав в придорожном грязном отеле, поутру Ник со своей охраной двинулся дальше. И ближе к вечеру был уже в Тамбове. Макс со своими пацанами встретил его возле музея Греха. Выйдя из новенькой седьмой бэхи, он, с распростертыми объятиями, двинулся навстречу Георгию Степановичу: " Здравствуй, дорогой!» Обнявшись, как это принято в подобных случаях, знакомцы сели в «БМВ» и отправились ужинать в ресторан. Люди Ника на двух машинах, двинулись следом.

Сделав заказ, Макс спросил гостя, что в первую очередь, тот собирается делать?

– К усадьбе поеду, наверное… – ответил Георгий Степанович. Пошуршим там, народ поспрашиваем.

– Внимательно выслушав собеседника, Макс покачал головой.

– Нет, так вы всех только шуганете… – возразил он. Если кто, хоть что-то знает, так сразу в осадок и выпадет. Испугаешь ты их всех, понимаешь?

– Что предложишь? – взглянул Ник на Макса.

– Предложу пожить пока в моем отеле, – ответил тот. Никаких денег не надо, вы – мои гости.

– Спасибо, конечно, – пожал плечами Георгий Степанович, – но я сам могу снять номера.

– Не огорчай меня, Ник, – попросил Макс. Вы – гости. А мои ребятки пока, жалами-то поводят. Глядишь, может и разузнают чего… На том и порешили.

…Пенсионер Макар Аристархович Инюшин, которому недавно стукнуло семьдесят три года, работал в своем саду, когда возле его калитки, подняв облако пыли, резко затормозил огромный джип «Кадиллак Эскалайд».

Опершись на лопату и прищурившись, дед попытался разглядеть незваных гостей. А их оказалось трое. Все молодые, спортивные ребятки, все в черных кожаных куртках. Резко толкнув калитку, они бесцеремонно ввалились во двор пенсионера.

– Эй, дед, ты местный, что-ли? – громко спросил парень, с толстенной золотой цепью на шее.

– Не ори, милок, я же не глухой, – ответил хозяин. И ехидно добавил: «Нет, я не местный, просто так приезжаю кажий Божий день, чтобы чужие грядки окучивать!»

Не поняв иронии, парень с цепью разочарованно повернулся и пошел обратно к калитке.

– Он не местный, – пояснил он своим спутникам.

– Ну, ты и тупой! – восхитился пенсионер. Я же пошутил, местный я, местный! А вам чего тут надо?

– Местный? – обрадовался парень. Тогда расскажи нам, что тут у вас происходит?

– А чего тут происходит? – притворно удивился старик. Ничего, кажись и не происходит…

– Ты, давай, не свисти! – показал кулак незваный гость. Лучше скажи, кто мог на свадьбе людей порвать?

– Так вы из милиции, что-ли? – воодушевился пенсионер. Тогда расскажу!

– Из нее, из милиции! – как по команде, переглянувшись, закивали все трое.

– Ну, зверь это был, – дед Макар, опасливо оглянувшись по сторонам, быстро перекрестился. Верно, говорю вам, зверь!

– Какой зверь? – удивился парень с цепью, дрессированный?

– Сам ты дрессированный! – обиделся хозяин. Заколдованный он, а может и сам колдун зверем- то обернулся.

– Ну, все, я пошел, – махнул рукой один из приезжих. Дед явно погнал!

– Да правду я вам говорю! – возмутился дед Макар. У нас тут эта страсть уже давно поселилась. Людей сколько порвала, а милиции на все наплевать!

– Ладно, скажи только – это человек? – задал очередной вопрос парень с цепью.

– Да как сказать… – замялся пенсионер. Вроде человек, а вроде и нет. В общем, призрак это!

– Так, где его найти? – парень с цепью вопросительно взглянул на старика.

– А чего искать то? – издевательски усмехнулся дед Макар и вытянул руку, указав напраление:" Вон он сам идет!» Резко обернувшись, все трое гостей увидели молодого мужчину с усами, лет тридцати-тридцати пяти. Бросив на них презрительный взгляд, он продолжил свой путь.

– Он что-то знает, про убийства? Да? – приезжие с надеждой взглянули на деда Макара.

– Он, это, говорю же, призрак, – ответил тот.

– Пошли за ним! – скомандовал парень с цепью, достав из кармана кожаной куртки стальной кастет. Догоним, спросим… И все трое быстрым шагом двинулись за незнакомцем.

– Эй, к усадьбе не ходите! – крикнул им вслед пенсионер. Он вас заманит!

Но недавние собеседники пропустили его предостережение мимо ушей. Заметив, что объект их интереса удаляется, они перешли на бег. Когда все скрылись за ближайшим поворотом, дед Макар лишь сокрушенно махнул рукой и тихо произнес: «Земля им пухом!» После чего, криво ухмыльнулся…

Тем временем, частные домики закончились, а пыльная дорога свернула к старой усадьбе.

– Давайте скорее, уйдет же! – сплюнул на обочину парень с цепью.

– Не уйдет! – ответил ему напарник. Но тут все вдруг осознали: несмотря на то, что незнакомец шел, а они бежали следом за ним, расстояние между ними почему-то не сокращалось…

– Что-то здесь не так, – с сомнением выдохнул третий, до того молчавший парень. Все трое прибавили ходу и спустя минуту оказались в заросшем дворе усадьбы.

– Глядите, вот он! – парень с цепью указал пальцем на мелькнувшую впереди фигуру.

– Он в какую-то будку зашел, – кивнул один из его спутников.

– За ним! – коротко приказал старший.

Добежав до склепа, они остановились и попытались отдышаться.

– Где он? – спросил парень с цепью.

– Да внутри прячется! – ответил второй.

– Серый, давай лучше старшому сообщим, – предложил их третий спутник. Чего-то не нравиться мне здесь. Да и старик кричал, чтобы мы за ним не ходили…

– Может и верно, – с сомнением покачал головой парень с цепью. Выудив из внутреннего кармана мобильник, он набрал номер.

– Мы это… Нашли тут его, – доложил он. Может гости сами приедут, а то еще узнаем чего лишнего?

– Все, старшой приказал, не вмешиваться и сторожить будку, чтобы он никуда не сбежал, – повернулся он к своим спутникам.

– Я сейчас машину подгоню, – предложил один из приезжих. А вы пока тут побудьте.

– Ладно, давай. Только побыстрее! – кивнул парень с цепью.

Спустя пять минут джип уже стоял возле ржавых ворот старой усадьбы, а парни расположились возле склепа.

Не прошло и часа, как со стороны дороги послышался рев мощных двигателей и рядом с «Эскалайдом» тормознули три авто – «БМВ» смотрящего Макса, «Мерседес» Георгия Степановича и «Гелендваген» его охраны.

– Вот мои пацаны! – кивнул в сторону вскочивших на ноги «сторожей» Макс. – Ну, кого запасли? Показывайте!

– Он тут, в будке спрятался! – доложил парень с цепью. Мы не входили, сторожили, как нам старшой приказал.

– Это ты сказал, чтобы не трогали этого? – удивился Макс, бросив вопросительный взгляд на одного из своих сопровождавших.

– Я, – кивнул тот, – чтобы не накосячили.

– Правильно, Серый, – подумав, согласился Макс и, обернувшись, произнес: «Георгий Степанович! В склепе он сидит.»

– Кто сидит? – не понял Никинтин. Который, свидетель, что-ли?

– Сейчас вот вытащим, а тогда и поймем, свидетель он или терпила! – захохотал Макс. Давайте, лезьте и достаньте мне этого! – прервав смех, приказал он своим «торпедам».

– Постойте-ка, мы с вами пойдем, – остановил их Георгий Степанович.

На улице, тем временем смеркалось. Вдруг, невесть откуда налетевший порыв ветра, взметнул в темнеющее небо прошлогоднюю листву и, закружив, разметал по всему двору усадьбы.

– Васька, фонарь захвати! – приказал Никитин своему охраннику. Ты, Илья, останешься здесь, а мы пойдем внутрь.

– Я здесь вас подожду, – закуривая сигарету, сказал Макс. А Серый с пацанами с вами пойдут.

– Хорошо, – кивнул Георгий Степанович.

Открыв завизжавшую железную дверь, все шестеро с опаской начали спускаться вниз по лестнице.

– Ай! – воскликнул вдруг один из вошедших.

– Что?!.. Кто?! Что это?! – раздались приглушенные голоса остальных.

– Да тут гробы! – прозвучало в ответ. Судя по голосу, ответил тот, кто только что, вскрикнул.

– Ясен пень, гробы, мы ведь в склепе, – с досадой ответил Георгий Степанович и, не сдержавшись, грубо выругался.

– А я страсть, как покойников боюсь! – пояснил ему пугливый человек Макса.

– А мне …….!!!, короче, плевать чего ты там боишься! – выпустил очередной залп ругательств раздраженный гость из Питера.

Глава 18

…Путь до Ялты выдался тяжелым. Лил занудный противный дождь, несколько раз переходивший в мокрый, тяжелый снег. Огромные его хлопья садились на худое лицо Константина Евгеньевича, а резкий ветер, казалось, сдирал кожу. Но есаул ничего этого не замечал. Любимая была с ним, а что еще было желать?!

– Вот отвезу я тебя, Наташенька, в Турцию, – рассуждал на ходу офицер, – устроимся там, переждем немного, а потом переедем во Францию. Оттуда я за родителями съезжу. Не думаю, чтобы «красные» долго у власти продержались. Западные страны не позволят им засиживаться. Конечно, Маматов не мог знать, что Советская власть задержится в бывшей Российской империи на долгие и долгие годы…

– Послушай, Костя, – вдруг несмело обратилась к нему девушка.

– Что? – взглянул на нее тот.

– Как ты думаешь, может это по воле Божией пришли большевики? – спросила Наталья. Может, мы прогневали Господа?

– Нет, просто быдло взбунтовалось, – ответил Маматов.

– Так не бывает, чтобы просто, – ответила девушка. Сам посуди, вот у тебя отец с матерью владеют большим имением. Ты сам об этом рассказывал.

– Да и что? – не понял есаул.

– Вспомни, как дворяне обычно относятся к крестьянам, – продолжала Наталья. То-то и оно! Господа ни за что не признают, что крестьяне такие же люди, как и они сами. Поэтому народ уже не смог более терпеть и поднял смуту.

– Не народ, а все эта интеллигентная мерзость! – резко ответил Маматов. Всякие там разночинцы да прочая мразь! И не удивлюсь, если выясниться, что науськали их из-за границы. Вспомни бунт 1905 года. Тогда рабочим платили, чтобы они выходили на забастовки, а потом и на баррикады!

– Но, ведь в войну 1914 года Россию втянули не большевики, не рабочие и не крестьяне! – возразила Наталья. И сначала все вроде бы шло хорошо. Но потом, когда командование стало делать ошибку за ошибкой, армия зашаталась.

– Это не командование виновато … – глухо ответил Маматов, а те, кто возле государя отирался. Все нашептывали ему, нашептывали…

А сами жили так, будто никакой войны и в помине нет. Дядюшка государев, и не только он один, своих любовниц бриллиантами одаривали. Такие денжищи просадили! На них всю армию целиком и одеть и обуть можно было! Но ты меня все равно не убедишь! Не успела война начаться, как комиссары сразу же – тут, как тут! И давай разлагать солдатиков, давай зазывать их на митинги! Отсюда и массовое дезертирство, и измена. Строевые, казалось бы части, но вот – на тебе! Разбежались. Словно тараканы. Одни казаки до конца верными остались.

– Крестьяне и рабочие просто хотели изменить свою жизнь, – тихо сказала Наталья.

– Нет, они хотели расшатать армию и отдали Россию на растерзание этим скотам! – почти выкрикнул есаул.

– Костя, ты же не считаешь, будто крестьяне – это скот? – тихо и как-то испуганно спросила девушка.

– Нет, они люди, конечно … – высокомерно усмехнулся Маматов. Но тупые, ленивые и бестолковые.

– Они не виноваты в том, что дворяне до 1861 года держали их в цепях, – ответила его собеседница. Да и потом, отношение знати к крестьянам не слишком-то и изменилось.

– Хм!.. – усмехнулся есаул. А ты не задумывалась над тем, что каждому крестьянину необходим хозяин? Чтобы защищал его, помогал, а за это быдло должно платить повиновением и работать, работать! Ведь, дворяне – это воины, а крестьяне только и могут, что землю ковырять, а больше они ничего не умеют! Видимо ты не знаешь, что после отмены крепостного права, очень многие крестьяне спились и даже кончали жизнь самоубийством. И все из-за того, что лишились хозяев!

– Это все мы виноваты, дворяне, потому, что не желали обучать крестьян грамоте и наукам, – тихо сказала Наташа. И смотрели на них, как на рабов! В Европе крепостных уже давно нет, там развились ремесла, торговля. А у нас … – не договорив, девушка лишь махнула рукой.

– Да… – удивленно глядя на Наталью, протянул Маматов. Видно в госпитале своем ты этой ерундовины наслушалась. От комиссаров да быдла всякого. Ну, хорошо, допустим ты права, – кивнул Константин Евгеньевич. Представь, большевикам и всему этому сброду сказали: «Берите власти столько, сколько унесете! Ты и вправду полагаешь, что они этим ограничатся? Нет! Они начнут зверствовать, стрелять и вешать дворян, да и всех тех, кто им просто не понравиться! Все революции – это передел собственности, откровенный грабеж и кровавые убийства! Вспомни, что эти скоты творили в Севастополе и Ялте! Да и сейчас, если мы, не дай Бог, попадем им в лапы, то нас, скорее всего сразу же шлепнут!»

– Мы сами виноваты, – опустив голову, упрямо произнесла девушка. Мой отец говорил о крестьянах, почти так же, как и ты. Но все мы забываем, что означает это слово. Крестьянин – это христианин, то-есть верующий в Господа нашего Иисуса Христа! А значит, все кто верит в Бога, должны относиться к своим ближним, так, как они хотят, чтобы люди относились к ним самим!

– Ладно … – устало махнул рукой Маматов, – согласен, возможно, где-то и перегнули палку. Но я знаю одно: хочешь, чтобы тебя слушали, крепко держи вожжи и не откладывай далеко кнут!

– О Господи!.. – только и вздохнула Наталья.

Спор их не принес ровным счетом никаких результатов. И каждый их них остался при своем мнении. Но сказать по чести, предсказание ведьмы Вазихи, беспокоило Константина Евгеньевича гораздо больше споров на тему о причинах русской революции. Ведь та предрекла ему, что через два года он умрет от раны. Которая, кстати, продолжала отравлять ему жизнь. Временами офицера мучили такие жестокие боли, что он вынужден был забираться в телегу, где часами лежал скрючившись под сеном. Если он умрет, то сумеет ли Наташенька выжить в чужой стране без него? Эта мысль, словно червь, точила его изо дня в день, не давая покоя.

– Но как же так? – в сотый раз спрашивал он Наталью. Сначала Вазиха заявила, что жить мне осталось всего то пару лет. А потом сама же через двадцать семь годков пригласила к себе?!»

– Я не знаю, – качала головой Наташа. Я очень благодарна этой женщине. Но она всегда вызывала во мне страх. Кажется, ни разу ни одного худого слова мне не говорила. Но пока я проживала у нее, то мне приходилось видеть очень странные вещи.

– Какие? – полюбопытствовал муж.

– Как-то раз тетя Вазиха вышла поутру на рынок, за продуктами, – задумчиво наморщив лоб, начала свой рассказ Наташа. Затем, примерно часика через полтора в дом пришла какая-то незнакомая высокая и очень красивая девушка с большими черными глазами. Не проронив ни слова, не обращая на меня ни малейшего внимания, она прошла в комнату тети Вазихи. Куда, кстати говоря, хозяйка дома никому не разрешала входить. Я спросила кто она такая, зачем пришла и, где тетя Вазиха? Но девушка молча закрыла за собой дверь и заперла ее изнутри на засов. Я сидела в гостиной и все переживала, что скажу хозяйке, если та спросит, зачем, мол, впустила в ее комнату постороннюю девушку? И тут, вдруг из ее комнаты выходит… сама тетя Вазиха! Я кинулась к ней, хотела спросить, кто это был? Но она лишь усмехнулась и молча приложила палец к губам…

– А та девушка, она в комнате осталась? – спросил заинтригованный Маматов.

– Да нет, в том-то и дело! – воскликнула Наташенька. Когда я заглянула в комнату, там никого не было! Наверное, она в старуху Вазиху обратно обратилась…

– Ерунда, скорее всего в комнате есть потайной вход, – предположил есаул, через который девушка незаметно и покинула дом. Маленькая ты у меня еще, в сказки веришь.

– Ладно, – кивнула Наташенька. Пусть так. Но, как тогда ты объяснишь второй случай? Незадолго до твоего появления у Вазихи, я стала свидетелем очень странного происшествия. На улице, прямо перед домом, бродячий пес напал на черную кошку. Та кинулась на него и вцепилась ему в морду. А он схватил ее зубами за шиворот. Но кошка вывернулась и забежала к Вазихе во двор.

– И что в этом удивительного? – пожал плечами Маматов. Кошки и собаки редко ладят между собой.

– Дело в том, что после этого случая тетя Вазхиха появилась с перебинтованной шеей! Может, это она и кошкой умеет оборачиваться?

– Ерунда! – засмеялся есаул. Обычное совпадение.

– Ну тогда не спрашивай, почему она попросила тебя заехать к ней через двадцать семь лет! – обиженно надула губки девушка.

– Да ладно, прости, – обнял ее Маматов и, вспомнив о том, что привиделось ему в подвале у Вазихи, задумчиво добавил: «Есть многое на свете друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам…»

Между тем, людей на дорогах они стали встречать все больше и больше. Шли пешком, ехали на телегах. Промчались и несколько верховых.

– Что мы будем делать в Турции? – спросил Наташеньку Константин Евгеньевич. У меня там никого нет! Да и денег тоже маловато. Но Наташенька не проронила в ответ ни слова.

Возница Микола тоже молчал, слушая их разговор, но потом, видимо, ему это надоело.

– У нас там полно знакомцев, так что не переживай, ваше благородие! – вдруг громко произнес он.

– Ты что, с ума сошел?! – вскинулся есаул. Услышит кто, нам всем – стенка!

– Не бойся, Константин Евгеньевич, – ответил Микола, никто не услышит.

Верстах в пяти от Ялты Микола со своими спутниками наткнулись на красный кордон.

Там, где дорога сворачивала в сторону города, который уже виднелся в синей утренней дымке, путники вдруг увидели стоявшую поперек телегу. Возле нее крутились трое в серых солдатских шинелях и с винтовками. Рядом гарцевали двое конных.

– Быстро лезьте в сено! – прошипел Микола. Константин Евгеньевич с Наташей немедленно последовали его совету. Зарывшись вглубь, есаул проделал в сене небольшое отверстие и принялся наблюдать за происходящим.

– А ну стой! – приказал один из солдат, рябой небритый детина в длинной шинели с красным бантом. Чего везешь, контра? Солдат снял винтовку с плеча и угрожающе щелкнул затвором.

– Сено везу, дяденька, – ответил Микола.

– Кому везешь? – спросил второй солдат. Вам, конечно, – ответил хитрый возница. И добавил: " Мы из продотряда комиссара Никитюка. Он вечор у кулаков сено реквизировал.»

– Не Никитюк, балда ты стоеросовая, а Микитюк! – поправил его верховой. – В сене никого не прячешь? – выхватив шашку, всадник с силой сунул ее в сено.

– Да вы, что дяденька? – прекрасно разыграл удивление Микола. Кто ж туда в своем уме полезет? Ежели бы кому надо было, так ваш пост и сбоку обойти можно. На черта же в сено лезть? Это, чтобы вы потом нашли и шлепнули? Так, что ли?

– Вытащив клинок из сена, всадник внимательно его осмотрел. Не брешет, вроде, щучий сын…

– Проезжай! – махнул рукой солдат с бантом.

– И нечего на меня лаяться! – осмелев, заявил вдруг Микола.

– Я же за вас!

– Катись колбаской! – засмеялся верховой. Кормилец ты наш…

До Ялты доехали без приключений. Свернув на улицу Аутскую, Микола ласково погладил лошадку по холке и негромко произнес: «Тпру!

Вылезайте, пока поблизости нет никого.» Гора сена в телеге зашевелилась, из нее показалась встрепанная голова Константина Евгеньевича. Кинув по сторонам быстрый взгляд, он вылез из телеги и помог покинуть транспорт своей Наташеньке.

Чихнув, Микола постучал кулаком в калитку одноэтажного домика. Из-за невысокого забора послушался собачий лай и, минуту спустя, калитка медленно отворилась.

– А-а, это ты Микола, – зевнув, показал полтора ряда гнилых зубов, пожилой мужик. Кого привел?

– Они от тети Вазихи, – ответил возница. Приказано переправить обоих в Турцию…

Глава 19

… – Глянь-ка, тут опять лестница! – указал пальцем Серый. Вниз идет.

– Не тормози, пошли быстрее, – приказал Никитин. Спустившись в подвал склепа, непрошенные визитеры настороженно огляделись.

– Здесь снова гробы, – тихо произнес, один из пацанов Макса. Тот, что боялся покойников. И дверца! Пройдя вперед, он толкнул ее: «Она открыта!»

– Обождите, она же опечатана! – предупредил всех Серый.

– Плевать, я вперед пройду! – сорвав бумажку с печатью и подписью следователя, Георгий Степанович распахнул дверцу настежь и скомандовал: «Васька, свети, давай!» И в ту секунду, когда его охранник направил свет мощного фонаря внутрь помещения, непрошенные гости испытали настоящий шок. Даже Ник, который от природы был человеком весьма рисковым и смелым, вдруг почувствовал, как на его голове зашевелились волосы. Из комнаты, прямо на вошедших молча воззрились не то перекошенные, словно в кошмарном сне человеческие лица, не то морды диковинных зверей. Они были чудовищно огромны, глаза переливались зелено-красными огоньками, а из ртов капала тягучая слюна. Протянув к людям когтистые лапы, монстры уже собирались, было схватить их, но… тут все пропало!

Первым пришел в себя Георгий Степанович.

– Эй, вы, вперед! – скомандовал он и, выхватив пистолет, первым вошел в страшную комнату.

Но она оказалась пуста.

– Это что такое было? – испуганно зашептались между собою его спутники.

– Заткнитесь! – рявкнул Ник и все сразу же стихли.

– Лучше переверните тут все сверху донизу!

Но едва помощник Макса по прозвищу Серый попытался открыть дверцу книжного шкафа, как оттуда заструился сизый туман. Отшатнувшись, Серый только и успел, что крикнуть: «Бегите!»

А затем, прямо на глазах у онемевших от ужаса спутников начал… распадаться на части! Первой прямо под ноги Георгию Степановичу подкатилась его голова. Глаза Серого, моргнув пару раз, широко распахнулись. В них читался не столько испуг, сколько громадное удивление. Руки и ноги несчастного, будто невесомые, разлетелись по всем четырем углам, а разорванное туловище забросало внутренностями всех, кто стоял поблизости. Несчастного разодрало, как тряпичную куклу.

Следом та же страшная участь постигла второго, затем третьего… Четвертым оказался тот самый парень с золотой цепью. Когда его голова, словно гнилая тыква, с глухим стуком упала на пол, толстая цепь, извиваясь словно змея, сползла в кровавую лужу… В ту же секунду Васька, телохранитель Георгия Степановича, закатил глаза и, лишившись чувств, свалился, как подкошенный. Видимо, парень не перенес всей этой ужасной картины. В тот же миг Никитин прямо перед своим лицом увидел жуткий оскал блестящих клыков…

Человеческий мозг не в состоянии осознать всего, что происходит моментально. И потому люди, ставшие свидетелями каких-то страшный событий, разом цепенеют.

Правда, Георгию Степановичу, не раз приходилось видеть смерть во время бандитских разборок. Поэтому, кровавая трагедия, разыгравшаяся в этой таинственной комнатке, не произвела на него такого сильного впечатления, как на его охранника. Ведь, он не раз был свидетелем того, как пули разбивают человеческие головы и мозг кровавой слизью выплескивается из черепов. Видел и смерть от ножей и заточек, когда корчащихся от боли, продолжают кромсать и резать…

Однако, вид разверстой пасти неведомого создания ужаснул его так, как ничто до этого.

Никитин уже приготовился было к неминуемой гибели. Внезапно все предметы, да и вся комната, начали медленно расплываться. Думая, что это конец, он крепко зажмурился.

– Ну, что, добились своего? – раздался насмешливый хриплый голос. До чего же вы все мне надоели! Стадо!

Открыв глаза, Георгий Степанович увидел, что на письменном столе, вальяжно развалившись, сидит какой-то молодой человек с усами.

Самой своей позой он, как-будто демонстрировал презрение к тем четверым погибшим, куски тел которых в кровавых лужах валялись на полу. Под самыми ногами незнакомца.

– Ты кто такой? Откуда здесь взялся? – прохрипел Никитин.

– Нет, вы только посмотрите, какое потешное быдло! – будто продолжая беседу сам с собою, медленно произнес усатый. И неожиданно гаркнул: «Не сметь обращаться ко мне на „ты“! К тому же, то же самое я могу спросить и у вас! Впрочем, это пустое… Я и без ваших докладов все прекрасно о вас знаю, Георгий Степанович…»

– Я пришел, чтобы узнать, кто убил мою дочь! – твердо заявил Никитин. И без ответа не уйду!

– Ну, так, скажем, зверь ее убил, – лениво зевнув, ответил незнакомец. Ну и скука же разговор с вами, доложу я вам! Смертная скука, просто!

– Зверь, это животное? – Никитин пропустил мимо ушей пренебрежительный тон усатого.

– Забавно, скотинка зверем заинтересовалась… – задумчиво и все так же, словно размышляя вслух, произнес его собеседник. Затем, ответил: " Нет, не животное.»

– Можете сказать, чем и перед кем провинилась моя Светланка? – угрожающе двинулся вперед Георгий Степанович. За что ей такая смерть?

– За грехи отцов девица пострадала, – прозвучало в ответ. Задумчиво подкрутив левый ус, незнакомец вдруг спросил: «Супруга твоя, не из этих ли мест родом?»

– Да, отсюда, из Вишневого, – кивнул Георгий Степанович.

– Фамилия, часом, не Кривая?

– Это по прозвищу деда ее, Степана Кривого, – нехотя ответил Никитин. Его в гражданскую какие-то бандиты убили.

– Ну, положим, и не бандиты, вовсе, – ухмыльнулся усатый. Такого бандита, как сам Степушка Кривой – еще поискать, за то и смерть принял…

– Мою дочь ты убил? – глядя прямо в усмехающееся лицо неизвестного, спросил Никитин.

– Ну, если, допустим, и я, – усмехнулся тот. И что же?

– Сдохни, тварь! – с этими словами Георгий Степанович разрядил всю обойму прямо в ухмыляющийся рот незнакомца. Никитин, почти физически ощутил, как пули ломают кости черепа, выбивают затылок и разбрызгивают мозг…

Но… затворная рама встала на ствольную задержку, а проклятый незнакомец все так же сидел на столе и ухмылялся.

– Ладно, будь по твоему! Хочешь, чтобы дочь твоя вернулась? – спросил он у оторопевшего стрелка.

– Издеваешься, падаль! – Георгий Степанович вскинул пистолет, но, вспомнив, что уже расстрелял всю обойму, изо всех сил швырнул его в голову молодого человека.

Но тот ловко увернулся. – Мимо! – удовлетворенно констатировал он. – Ну, так, что?

– Дочь моя в земле лежит! – взревев, Никитин бросился на усатого. А ты здесь расселся и щеришься, как параша! Но тут Георгий Степанович обнаружил, что не может пошевелиться.

– Так, значит, не хочешь… – притворно расстроился его собеседник. – Ай – яй – яй! А знаешь, мне на тебя наплевать! Я сам этого хочу! Так что, когда Светланка в родной дом ночью постучит, не удивляйся. Скажи просто: «Входи, дочь ночи, впускаю тебя из любви и по своей доброй воле. Понял, глупец?»

– Хватит нести чушь! – взвыл Никитин. – Тебе – то, что за интерес к ней?

– То тебе знать не положено, поскольку ты – скотинка и ничего более! – ответил незнакомец и, ткнув пальцем в потолок, внезапно вскрикнул: «Смотри!»

Но, подняв взор, Никитин ничего интересного, кроме кровавых брызг, там не увидел.

– Ты чего … – Георгий Степанович, хотел было, спросить собеседника, что это взбрело тому в голову, но… в комнате никого не было!

Раздосадованно плюнув, Никитин принялся лупить по щекам лежавшего без сознания охранника Ваську.

– Вставай, собачий сын! – орал он, выбираться отсюда надо!

Наконец, тот медленно открыл глаза и бессмысленным взглядом уставился на Георгия Степановича.

– Пошли! – Никитин подхватил охранника и потащил его к выходу.

– Что там у вас случилось? – увидев их, поинтересовался Макс.

– Четверо погибших, а этот … – Георгий Степанович кивнул на своего телохранителя, – не в себе!

– …!!! – выругавшись, Макс со своими кинулись в склеп. Через минуту оттуда один из его корешей вылетел пулей. Он уткнулся в кусты и его скрутил приступ рвоты.

– Слушай, Ник, надо бы ментам сообщить! – выбравшись наружу, предложил Макс.

– Не по понятиям… – усомнился Георгий Степанович.

– Да у меня тут свои люди имеются, все оформят, как надо. Типа, мы не причем, – махнул рукой Макс.

– Ну, ты здесь хозяин, смотри сам, – ответил Никитин.

В это время в дверь кабинета Серова постучали.

– Войдите! – громко произнес он, продолжая листать материалы дела.

– Привет! – раздалось с порога. Оторвав взгляд от страниц, Глеб увидел на пороге оперативника Василия Дупленко.

– Здравствуй, проходи, – пригласил капитана хозяин кабинета.

– Я привез результаты экспертизы, – с этими словами оперативник протянул майору несколько листов бумаги. – Ну, я пойду? – капитан Дупленко вопросительно взглянул на Серова.

– Да, конечно, спасибо тебе большое, – лихорадочно бегая глазами по строкам заключения, отрывисто выдохнул следователь.

– Не может быть! – дочитав последний лист, Глеб с досадой швырнул его на стол. Не может того быть!

– Чего это ты орешь? – поинтересовался вошедший майор Овчаров.

– Женя, представляешь, эксперт пишет, что ни одному из известных видов животных эта шерсть не принадлежит! – почти выкрикнул Серов.

– Да-да, – протянул оперативник, – чудны дела твои, Господи…

Глава 20

… – Прямо так и приказано? Кем приказано? – усмехнулся мужик и хвастливо добавил: «Мне здесь никто приказать не может!»

– Ага! – кивнул Микола. Кроме ведьмы Вазихи! Забыл, что ли, как она кривого грека прокляла? Когда он так же, как и ты, на нее пасть открыл?

– Ну, то грека… – задумчиво протянул мужик, и, повернувшись, прошел в комнату. Однако, было заметно, что гонор его сразу же сошел на нет.

– Проходьте! – слегка охрипшим голосом пригласил он гостей.

– Меня Иваном кличут, – представился он прибывшим и спросил: «А вас как величать?»

– Да какая разница! – отмахнулся Маматов. – Меня звать Константином, а ее Натальей. Мы – из мещан.

– Ой, темнишь ты, вашбродь! – хитро прищурившись, ответил Иван.

– Ты, что это, мужик, выдумал? – вскинулся есаул.

– Да не бойтесь вы, никому не скажу, – пообещал Иван. Просто то, что вы оба – белая кость, прямо на лбу у вас прописано. Поэтому сидите тихо и помалкивайте. А то прознает кто, что у себя двух контриков прячу, так и вас шлепнут, и меня тоже, не дай Бог. И мужик, обернувшись к красному углу, перекрестился на икону.

– Ложитесь спать, в соседней комнате я вам постелил. Выходим завтра, перед рассветом, так что отдыхайте.

– Микола с нами поедет? – спросил Маматов.

– Да, – кивнул Иван.

– Пойду, пойду, – подтвердил вошедший в комнату Микола. У меня дела на том берегу.

– Оружие то у вас есть? – поинтересовался есаул. – А то неровен час на комиссаров нарвемся, сапогами в них тогда кидать, что ли?

– Не переживай ты, вашбродь, – усмехнулся Иван. Все имеется, все припасено. На, возьми, вашбродь! – с этими словами Микола, вытащил у себя из-за пояса револьвер и протянул его Маматову.

– Ты, что удумал?! – завопил хозяин. – Негоже, чтобы балласт вооруженным был!

– Да ничего страшного не случиться, – ответил Микола. Мне тетка Вазиха наказала, чтобы я отдал шпалер его благородию, когда до Ялты доберемся, а я позабыл.

– На, вот еще, – паренек вытащил из кармана пригоршню патронов и передал Маматову

– Ну, спасибо, – поблагодарил его Константин Евгеньевич, проверяя, заряжен ли наган. Все семеро по лавкам, – резюмировал он, покрутив барабан и убедившись, что семь патронов, как и положено, находятся в его каморах. Остальные есаул высыпал в карман словно семечки и обернулся к Ивану: «Ты, хозяин, не дрейфь, я против тебя ничего не замышляю. Но мне надо защищать и ее и себя. Вдруг, да на засаду нарвемся?»

– Ладно, – примирительно махнул рукой Иван. Главное, не вздумай по туркам палить, когда к ихним берегам подойдем. Они этого, ой как, не любят! Ну, давайте-ка спать.

…На следующее утро, Иван разбудил молодых и вчетвером, вместе с Миколой, они, крадучись, направились к бухте. Все вокруг было затянуто промозглым сырым туманом. Шли около получаса. Все ежеминутно оглядывались, нервы были напряжены до предела. Наконец, вот она – лодка.

– Схоронитесь в кустах, пока я все подготовлю, – приказал им Иван, имея в виду лодку. Осторожно спустившись по крутой тропинке вниз, он отомкнул тяжелый замок, замыкавший железную ржавую цепь. Стараясь не шуметь, Иван сложил цепь на носу лодки, а сам, вставив весла в уключины, приказал: «Подите все сюды!»

В этот момент, с берега, нависшего на бухточкой, кто-то заорал: «Товарищ командир, там ктой – то елозит!»

Над морской гладью прокатился чей-то пропитой бас: «Стой! Стой, щучье племя, я говорю!»

Вода и туман хорошо разносят различные звуки. Поэтому, хоть до красного патруля было метров триста, Константин Евгеньевич услышал, как солдаты щелкнули винтовочными затворами. Будто, прямо над ухом.

– Наташенька, родная, держись! – подхватив молодую жену на руки, есаул кинулся вниз, к лодке. А сверху на тропинке уже грохотали солдатские сапоги.

– Уйдут же, гады! – заорал первый голос. – Никуды им не деться! – ответил ему второй и скомандовал: «Огонь!» Плетками хлестанули первые выстрелы и над головами у беглецов засвистели пули. К счастью, стрелками солдатики оказались довольно паршивыми, да и туман им сильно мешал. Тем не менее, подбежав к лодке и уже схватившись за ее борт, Микола вдруг охнув, осел прямо на мокрый песок.

Подбежав следом за ним, Константин Евгеньевич поднял свою Наташеньку на руках и буквально забросил в лодку. Она упала на большие тюки с чем то мягким, по-видимому, с какой то мануфактурой и потому не ушиблась.

– Микола, Микола, вставай! – кричал есаул, тряся парнишку за плечо. Но по тому, как безжизненно болталась его голова, офицер понял, что Миколе уже не встать… Константин Евгеньевич из последних сил вцепился в корму отчалившей от берега лодки. – Костя, Костенька! – кричала Наташа, пытаясь затащить его внутрь, но ей это не удавалось. Маматов был слишком тяжел для хрупкой женщины.

– Да залазь, ты скорее, вашбродь! – услышал офицер крик Ивана, который изо всех сил налегал на весла. Обернувшись к берегу, до которого было меньше тридцати метров, Маматов увидел, как трое солдат, встав на колено, целят в них из винтовок. Он понял, что в следующее мгновение лодка и все, кто в ней находился, будут изрешечены пулями.

– Наташенька, любимая, я отвлеку их! – крикнул есаул и, оттолкнувшись от кормы, изо всех сил заорал: – Не стреляйте, я сдаюсь!

Патруль, замешкался всего на несколько секунд. Но и этого времени оказалось достаточно, чтобы лодка нырнула в очередную полосу тумана.

– Огонь! – заорал с берега один, видимо старший патруля.

– Родная, жди меня в Турции, а если что, то передай весточку с Иваном! – только и успел выкрикнуть Константин Евгеньевич, перед тем, как что-то тяжелое и горячее толкнуло его в плечо. Он, захлебнувшись студеной и соленой водой, пошел было ко дну. Но, забарахтавшись, смог выплыть на поверхность. В этот самый миг, с лодки прогремели несколько выстрелов. С берега донесся вскрик.

– «Видно, Иван кого-то подстрелил…» – подумал Константин Евгеньевич, изо всех сил загребая руками к берегу и стараясь выплыть в стороне от патруля. Оглянувшись на море, он увидел, как лодка, подняв парус, стремительно уходит вдаль. «Молодец Иван, знает свое дело!» – подумал Константин Евгеньевич, выбираясь на берег. «Лишь бы Наташеньку не зацепили, скоты!» Тут он заметил, что солдаты вновь изготовились к стрельбе. Их было четверо, но один неподвижно лежал на спине. Трое, во главе с человеком, одетым в длинное черное пальто, вновь передернули затворы. Есаула отделяло от них всего метров тридцать.

– Стоять, гниды! – заорал он, и кинулся прямо на них. Солдаты, оторопев от неожиданности, потеряли драгоценные мгновения, за которые Маматов успел сократить расстояние почти до половины. Вскинув наган, он, почти не целясь, выпустил в патрульных четыре пули. Первая пара прошла мимо, но две пули нашли свою цель. Человек в черном пальто, схватившись за горло, захрипел, и, упав на песок, смешно засучил ногами. Второму солдату пуля попала в голову, он не успел даже вскрикнуть. Но на ногах оставался еще третий. Он уже вскинул винтовку, однако выстрелить не успел. Три пули, выпущенные Маматовым, сразили его наповал.

Один из раненных все еще стонал и корчился. Чтобы избавить его от мучений, Маматов поднял валявшуюся рядом винтовку и одним ударом приклада разбил ему череп. Он треснул, словно гнилая тыква. Стоны прекратились. Тут только офицер понял, что сам ранен. Голова кружилась все сильнее и сильнее. Шатаясь, он отошел к зарослям кустарника. Там, успев кинуть последний взгляд вслед одинокому парусу, уносившего его любовь и надежды к далеким чужим берегам, Маматов потерял сознание…

Глава 21

– Ты здесь побудь, а я пока к начальству схожу. Доложить надо, – следователь вышел из кабинета и отправился к руководству. Начальник районного следственного отдела, полковник Иван Константинович Захаров встретил Серова словами: " Ну, что-нибудь нарыли?»

Следователь доложил, что допрошены свидетели и потерпевшие и получены результаты экспертиз, но толку от всего этого маловато.

– Понимаете, никто из специалистов не может сказать, какое животное могло напасть на людей в усадьбе. Принадлежность шерсти, также не установлена…

– А ты по ней генетическую экспертизу назначал? – спросил полковник.

– Нет, думал, что без этого обойдемся. Генетическую, ведь ждать долго, – ответил Серов.

– Нам сейчас это как раз и нужно, чтобы подольше времени протянуть, – полковник Захаров многозначительно взглянул на следователя. Мне знаешь, каждый день звонят и требуют, требуют… А тут мы скажем, что ждем результатов генетической. Может, тогда успокоятся.

На столе начальника отдела зазвонил один из трех телефонов.

– Это оперативный дежурный, – сказал полковник и, сняв трубку, спросил: " Что у тебя?“ Внимательно выслушал, а потом заорал: " Немедленно высылай группу!„И, обернувшись к Серову, приказал: «Бери людей, выезжай к старой усадьбе в Вишневое. Там опять трупы!»

– Есть! – следователь выбежал из кабинета и, спустившись к оперативному дежурному, распорядился, чтобы тот срочно нашел капитана Дупленко и криминалиста Жемайтиса.

– Скажи Альгирдасу, пусть все свои примочки возьмет. Дело серьезное.

– Женя, собирайся, поехали! – позвал Серов майора Овчарова, который сидел у него в кабинете и разгадывал кроссворд. В усадьбе опять трупы!

– Да ну! – не поверил оперативник. И кто же на этот раз?

– Не знаю, когда у Захарова был, ему доложил опердежурный. Но сам он подробностей не знает, я спрашивал.

Погрузившись в дежурный «Уазик» Серов, Овчаров, Жемайтис и Дупленко помчались в Вишневое.

Возле ограды старой усадьбы уже собрались местные жители. В основном женщины. Всего же было человек пятнадцать. Их пытался отогнать от места преступления, участковый. Впрочем, безуспешно. Особенно любопытные все-таки смогли прорвать его оборону и заглянуть в склеп.

– Ну, когда же вы, наконец, эту нечисть изловите? – увидев прибывшую следственно-оперативную группу, загалдели женщины. Житья же от нее нет!

Выпроводив нарушителей с территории усадьбы, Серов с коллегами приступил к осмотру места преступления. Спустившись вниз, он с криминалистом и Овчаровым бегло осмотрели трупы. Точнее то, что от них осталось. Оставив Жемайтиса, который должен был обнаружить и зафиксировать все следы и улики на месте убийства четырех человек, Овчаров и следователь покинули мрачный склеп.

– Кто обнаружил погибших? – спросил Серов у участкового.

– Так, вот эти, которые на машинах приехали! – инспектор указал пальцем куда-то за поворот.

– Пошли, покажешь! – позвал его с собой Серов. Как оказалось, за поворотом дороги на обочине были припаркованы три машины – «БМВ», «Мерседес» и «Гелендваген». Возле них стояли какие-то люди.

– Ну, здорово, начальник! – поприветствовал Серова один из них. Видишь, как все повернулось…

– Георгий Степанович? – удивился следователь. Вы то здесь, каким ветром? От Питера то до наших краев – не ближний свет! Впрочем, догадываюсь, расследование свое начали? Так ведь? В ответ Никитин разочарованно махнул рукой и ответил: «Начал копаться и вот, четыре человека на тот свет отправились…»

– Я же вас предупреждал … – начал Серов.

– Ну что ты там предупреждал?! – разозлился Георгий Степанович. У меня дочь убита, а вы, менты, до сих пор ни… не нашли!

– А теперь, что, легче стало, когда еще четверых порвали? – тихо спросил Серов. Кстати, кто эти люди, которые погибли?

– Приятели они одного знакомца моего, – не вдаваясь в подробности ответил тот.

– Кто он такой? – не отставал Серов.

– Ну, мои это люди, и что? – прозвучало из «БМВ». Дверца машины медленно открылась, из нее нехотя выполз Макс.

– Да я вижу, тут все уважаемые в сборе! – констатировал Глеб, увидев еще одного авторитета.

– Позвонил Георгий Степанович, попросил помочь ему в одном деле, – продолжал Макс. Так, что же, я отказать должен был ему, что ли?

– Я так понимаю, помощь была оказана в расследовании убийства его дочери Светланы? – поинтересовался Серов. Авторитет промолчал.

– Значит, так, – продолжал майор, – вы вмешались в законный ход расследования.

– Да будет вам уже! – почти выкрикнул Никитин. Мне люди помогли, четверо погибли. О чем я искренне сожалею. И отвяжитесь от Макса! Лучше пойдемте, я вам кое-что интересное расскажу. Ведь, я присутствовал там и все видел. Вот, проходите в мою машину! – предложил Георгий Степанович.

– Вы были с убитыми? – вытаскивая диктофон, заинтересованно спросил следователь.

– Был, – кивнул Никитин. И начал свой страшный рассказ. Внимательно выслушав его, Глеб разочарованно присвистнул: «Получается, вы даже не видели, кто разорвал этих людей?»

– Я же говорю, сначала рожи какие-то появились, потом, туман сплошной! – нетерпеливо ответил Георгий Степанович. После этого, ребятишки просто стали разваливаться на части…

– Интересно, как я буду докладывать об этом руководству? – задумчиво спросил Серов. Меня же рядом с сыном Артемьева запрут!

– Не запрут, – отрицательно покачал головой Никитин. У вас столько денег нет, чтобы в той клинике лечиться!

– Ну, хорошо, считай, успокоили, – усмехнулся следователь. И начал составлять протоколы.

– Вот ваши показания, прочитайте и подпишите, – протянул Георгию Степановичу исписанный лист Серов.

– Давайте! – Никитин подписал протокол допроса и попросил: «Макса не беспокойте, ладно?»

– Но мне же надо узнать имена и фамилии потерпевших? – возразил майор.

– Это вам скажут, а я прошу, не таскайте его по допросам. Он все равно ничего не видел.

– Хорошо, – согласился следователь. А ваш телохранитель?..

– Он почти сразу же свалился без сознания, так что толку от него будет немного, – ответил Георгий Степанович. Но, если хотите, допрашивайте…

Допросив Василия, который на большинство вопросов отвечал «не помню», «не видел» и «не знаю», Глеб попросил Макса дать ему данные погибших. Минуту спустя, тот протянул Серову бумажку с именами, фамилиями и адресами проживания потерпевших. Засунув ее в папку, следователь вернулся в склеп.

– Альгирдас, – обратился он к криминалисту. Возьми смывы со стен и пробы воздуха на химические вещества. Может, психотропные препараты использовали, или же газы какие-нибудь?

– Я в прошлый раз тоже брал, но ответа пока нет, – откликнулся криминалист.

– Это когда, после бойни в старой усадьбе, что ли? – уточнил Серов. Но у меня в материалах таких бумаг, что-то не припомню…

– Семенов, наверное, снова забыл, – предположил Жемайтис, ковыряясь в клочках одежды погибших. Когда вы с Овчаровым меня в первый раз сюда вызывали, я же тоже брал пробы на химию. Но и они пока не готовы.

– Понял, спасибо за информацию, я постараюсь выяснить, – кивнул Серов.

Направив останки всех четырех жертв в морг на судебно-медицинскую экспертизу, следователь устало присел на каменные ступени склепа.

– Вон оно што деется то! – раздался рядом знакомый голос. Оглянувшись, майор увидел Митрича.

– Говорил же вам, чтобы не бродили здесь и не ходили за привидением!

– Да не привидение он, а самый обычный человек! – не сумев скрыть нотки раздражения в голосе, ответил Серов. Просто или гипнозом владеет, или химию, какую-то использует.

– Ладно, – согласился Митрич. Тогда скажи мне, мил человек, кто этих-то порвал?

– Пока не знаю, но следствие покажет, – твердо ответил Серов, удивляясь собственной уверенности.

– Ни …… не покажет оно, твое следствие! – старик раздраженно сплюнул на землю. Я говорю, что здесь у нас нечисто! Священника звать надо!

– Кстати, Митрич, а не подскажешь, где его найти? – заинтересовался Серов.

– Батюшку допрашивать, собрался? – недоверчиво воззрился на него сторож.

– Зачем допрашивать? Просто поговорим и все, – успокоил его майор.

– В третьей избе он живет, по-над речкой, – подумав, ответил Митрич. Сходи, отец Матвей должен быть дома.

…Отправив капитана Дупленко к родственникам потерпевших, чтобы сообщить им страшную весть, майор с Овчаровым направились к местному православному священнослужителю отцу Матвею.

Отец Матвей жил в небольшом кирпичном домике, но с довольно-таки просторным двором. Метрах в пятнадцати от дома стоял гараж, а на задах сквозь заросли малины проглядывала парочка сараев.

Священник оказался осанистым высоким мужчиной лет шестидесяти. Он носил длинные усы и черную бороду, в которой, как-то застенчиво прятал добрую улыбку. Отец Матвей встретил гостей приветливо, предложил войти и выпить по чашечке чаю.

– Спасибо, не хотелось бы причинять вам неудобства, – ответил Серов. Мы к вам по долгу службы, так сказать, на минутку заглянули.

– Вот и хорошо, что нашли время, – ответствовал хозяин дома. А то я к вам уже сам собирался поехать. Улыбнувшись в ответ на немой вопрос, застывший на лицах гостей, отец Матвей продолжал: «Дело в том, что здесь, в наших краях давно уже происходит нечто темное и, я бы даже сказал, страшное…»

– Вы имеете в виду недавние убийства? – уточнил Овчаров.

– Да, но не только … – ответил хозяин. Я в этих местах прожил считай всю жизнь. И мне не раз приходилось сталкиваться с необъяснимыми вещами. То дети пойдут по грибы и не вернутся, то охотники потеряются…

– Ну, это вполне понятно, – заметил Овчаров. Места то у вас глухие. Волки, медведи…

– Нет, не согласен! – возразил отец Матвей. Все, кто пропадал – местные жители. Они знают лес, словно свои пять пальцев. Ну не тайга же у нас, в самом то деле! И еще. Некоторых пропавших позже находили. Причем, многих из них разорвал какой-то неизвестный зверь. Как и тех, что недавно погибли в старой усадьбе. Царствие им небесное, бедняжкам! – перекрестился священник.

– Сегодня тоже четверых разорвал кто-то или что-то … – задумчиво произнес Серов. Только что допрашивал одного, который в живых остался. Кстати, отца той самой девушки, которая погибла в старой усадьбе. Он такого мне наговорил! Будто бы один молодой человек это все устроил.

– С усами? – быстро спросил отец Матвей.

– Да! А вы откуда знаете? – удивился следователь. Правда, мы его и сами недавно тут с Женей видели.

– Вы считаете, что усатый молодой человек и есть тот самый убийца? – уточнил отец Матвей. Но не пригрезилось ли вашему Никитину все это? – с сомнением покачал он головой.

– Нет! – твердо ответил Серов.

– Дело в том, что и я несколько раз видел этого человека с усами, – задумчиво произнес священник. Он высок ростом, черноволос, носит небольшие усы. А на пальце – кольцо с большим красным камнем. Но я не знаю, кто он и где живет! Помню, как-то встретил его и пригласил к обедне. Так он в ответ бросил на меня почти ненавидящий взгляд! Я даже не знаю, чем мог его обидеть?

– Люди говорят, что он – нечисть! – заметил Овчаров.

– Ну, я бы не стал на человека ярлыки вешать, тем более такого рода, – неодобрительно сказал священник.

– Спасибо за чай, отец Матвей, – поблагодарили его гости. Не будем вас больше задерживать.

– Вы меня вовсе не стеснили, напротив, общение с вами было для меня весьма интересным, – ответил хозяин дома. Думаю, надо бы пойти и помолиться за упокой души всех, кто лежит в том склепе, – будто разговаривая сам с собою, произнес отец Матвей.

– Знаете, давайте мы пойдем с вами, – предложил Серов. А то, мало ли что?

Глава 22

…Очнулся есаул от холодных капель, падавших на его лицо. Начался дождь. Пошевелив рукой, он ощутил тупую, ноющую боль. Оглядевшись по сторонам, Константин Евгеньевич, всего в нескольких шагах от себя, увидел лежащих на песке мертвых солдат. «Черт вас принес!» – подумал Маматов, тяжело поднимаясь на ноги, «Бродили бы, где-нибудь в другом месте, остались бы живы»…

Стянув бушлат, он осмотрел раненое плечо. «Слава Богу, ерунда!» – заключил он про себя, «… пуля лишь слегка порвала кожу и мышцы, и кость не задета». Представив, как его Наташенька сейчас находится в лодке одна, с каким то незнакомым мужиком, есаул от злости даже заскрипел зубами. «Ну, сволочь, попробуй только с ней что-нибудь сделать!» – пронеслось в его голове, «найду и на куски порежу!». «Как ты теперь там, Наташенька, сможешь, одна, без меня!» – думал он о своей жене, «Как будешь жить в совершенно чужой стране, не зная ни языка, не обычаев?!».

Подбежав к самой кромке воды, есаул что было силы заорал в море: «Иван! Вертайся, их никого уже нет!» Однако, ответом ему был лишь плеск серых волн да насмешливый посвист ветра.

– Ладно, надо успокоиться, – вслух приказал офицер сам себе. И скорее убираться отсюда.

Голова уже не кружилась, да и боль в простреленном плече поутихла. Обшарив на прощание лежавшие на берегу трупы солдат патруля, есаул нашел два десятка патронов для своего нагана и немного денег. Маматов вдруг, с удивлением обнаружил, что застреленный им старший красного патруля, лицом весьма сильно смахивал на него самого. Поэтому офицер, ни секунды не колеблясь, присвоил себе его документы. – «Так, значит теперь я – какой-то краснопузый Свиридов Семен Мартынович», усмехнулся про себя есаул.

Никаких фотографий на мандате не было, но при случае, всегда можно было выдать себя за Свиридова. Сходство было довольно сильное.

Маматов стащил с трупа черное пальто и надел на себя. Свой же рваный бушлат бросил на берегу, предварительно проверив карманы.

Осмотревшись в последний раз, есаул вскарабкался по крутому склону и вышел на дорогу, петлявшую по-над берегом.

– «Что теперь делать?» – думал Маматов, ни денег, ни документов у меня нет. К Ивану возвращаться опасно, а к Вазихе – тем более. Запросто можно на красных нарваться. Значит, надо ехать домой. А там глядишь, комиссаров скинут. Если нет, то не оставлять же маменьку с папенькой, заберу их в Турцию. Повезет, так за пару месяцев обернусь. Наташа подождет, а там вместе куда-нибудь в Европу переберемся». Размышляя так, есаул отправился в путь. Зная, что на выезде из Ялты всегда немало народу, он решил прибиться к какой-нибудь группе и вместе с людьми дойти до Симферополя. А оттуда на поезде, если повезет, конечно, добраться до Тамбова.

Ему повезло, поутру в сторону Симферополя отправилось немало народу. Работы не было и люди в поисках лучшей доли срывались с насиженных мест и мотались, словно осенние листья по всей бывшей Российской империи. Спустя два часа он уже топал в толпе таких бедолаг в сторону Симферополя. А до него было около восьмидесяти верст. Но дорога, хоть и заняла пять дней, никаких неприятностей есаулу не принесла. Патрули, конечно встречались. Но проверяли документы всего пару раз. Увидев мандат на имя Свиридова, один из верховых вдруг разулыбался: «Да не суй ты мне в рыло свою бумажку! Ты что, Семен, издеваешься? Друзей не узнаешь?»

– Да ладно, тебе! – дружески ткнув всадника кулаком в колено, засмеялся мнимый командир Красной армии Свиридов. Пошутить уже нельзя?!

– Куды ж тебя опять понесло то? – поинтересовался конник.

– Да по службе направили, выкрутился есаул.

Немного поболтав, всадник, вместе со своими ускакал. «Знал бы ты, где сейчас твой друг», – злорадно подумал Маматов.

В Симферополь он пришел к вечеру пятого дня и сразу же отправился на вокзал. И тут ему опять повезло. Со станции отправлялся товарный состав. Предъявив начальнику вокзала свой мандат, есаул потребовал срочно отправить его именно этим товарняком.

– Сам понимаешь, служба, дело государственное! – убедительно помахивая своим наганом перед носом собеседника, заявил Маматов. Тот, понимая, чем может обернуться для него отказ, немедленно отдал приказ посадить «товарища Свиридова» на отходящий поезд.

– Понаберут, черт знает кого! – ворчал себе в густые усы пожилой начальник вокзала. Может с важным заданием, а может так просто, покататься захотелось. А ты выполняй! Не выполнишь, так возьмут еще и к стенке поставят!

Маматов, забравшись в вагон с лошадьми, выяснил у начальника охраны, что состав идет через Джанкой и Харьков до Белгорода. Это его обрадовало, ведь от Белгорода до Тамбова не так уж и далеко, всего каких-то семисот верст. Но быстрее быстрого не получилось. Поезд шел с частыми остановками, иногда простаивал на полустанках по десять и больше часов.

«Наташенька, моя уже давно в Турции» – думал Константин Евгеньевич. – «А я, как дурак, еду в обратном направлении! Но бросить отца с матерью на растерзание красным комиссарам я не могу!».

В Белгород есаул добрался лишь через восемь суток. Вечерело. Выйдя из вагона, он голодный и злой, направился было к начальнику станции. Но еще на подходе к зданию вокзала увидел, что все вокруг оцеплено вооруженными солдатами с красными бантами на шинелях.

– Что случилось, браток? – спросил он у ближайшего бойца с винтовкой.

– Ты это, проходи-ка, давай! – грозно сдвинул брови совсем еще молоденький парнишка.

– Ой, смотри-ка какой страшный! – усмехнулся есаул и, достав мандат, сунул его сопляку под нос. Читай! Боец, стушевавшись, начал оправдываться: «Да не обучены мы грамоте то.»

– Эх ты, лапоть! – презрительно плюнул ему под ноги Константин Евгеньевич. Ну, скажи на милость, как с такими вот, безграмотными вроде тебя, мировую революцию делать?

– Ну да ладно, слушай, – сменил он гнев на милость. Я направлен в Тамбов с заданием от самого товарища Ленина. Так что тут твориться у вас? Когда поезд на Курск или Липецк?

– Я не знаю, – растеряно ответил боец. Тут начальника станции расстреляли. Контриком оказался.

– Ясно, – кивнул Маматов и спросил: «Кто старший?»

– Товарищ Крашенинников, – ответил солдатик.

Вон, он в кожанке возле дверей стоит.

– Понятно, – есаул повернулся и пошел прочь.«Не нравится мне, что-то рожа этого товарища Крашенинникова» – пробормотал он про себя. – «Еще, чего доброго начнет справки наводить!»

Пройдя около километра, есаул свернул к путям, на которых стоял товарный состав. Осмотревшись, Маматов залез в ящик, прикрученный под одним из вагонов и, свернувшись, тихо уснул. Разбудил его сильный железный стук. Поезд шел и, надо сказать, довольно прилично.

Сколько он проспал, Константин Евгеньевич не знал. Наконец, заскрипев тормозами, поезд остановился. Осторожно выбравшись из ящика, (как оказалось, он был приспособлен для перевозки путейских инструментов) и с наслаждением выпрямившись, Маматов огляделся. Он стоял на перроне какого-то вокзала, часы на здании которого показывали восемь часов. Было сыро, сумрачно и холодно.– «Вечер сейчас или утро? А может, день?» – сам себя спросил есаул, но не нашел ответа.

– Эй, пострел, скажи-ка, что это за город? – окликнул он пробегавшего мимо мальчонку.

– Так, Липецк же! – вытирая рукавом сопли, ответил тот.

– Вечер сейчас? – задал второй вопрос Маматов.

– Ты, чего дядька, совсем дурак? – удивился пацан. – Вечер, конечно!

– «До дома всего верст сто сорок осталось» – с облегчением отметил про себя офицер. Как-нибудь доберусь.» Он повернулся и направился в здание вокзала. Толкнув тяжелые дубовые двери, он прошел в здание станции. Выйдя на привокзальную площадь, Маматов купил себе пяток пирожков с капустой.

– Скажи-ка тетка, – судорожно жуя, поинтересовался он у торговки, – не подскажешь ли, где тут переночевать можно?

– Сам ты тетка! – ответила женщина. Видишь, вон там бабулька стоит. Подойди и спроси у нее, может пустит… Поблагодарив бабу, Маматов упросил старуху пустить его на ночлег.

– Утомился я в дороге, аж шатает!

Немного поломавшись, бабка согласилась. За что Константин Евгеньевич вынужден был отдать ей остатки денег, которые он забрал у убитых красноармейцев. Она жила в старой деревянной избе, неподалеку от железнодорожной станции. Приказав постояльцу идти спать в сени, она бросила ему на пол пару рогож и залезла на печь. На следующее утро, пока хозяйка еще спала, есаул самым бессовестным образом стащил у нее приличный шмат сала, четыре куриных яйца и краюху домашнего хлеба. Завернул добычу в старенький рушник с поблекшей вышивкой по краям, Константин Евгеньевич последний раз осмотрелся по сторонам, вышел за порог и был таков! -«Докатился, ваше благородие!» – крутилось у него в голове. – «Старушку обокрал! Впрочем, что я мог поделать? Ведь, путь предстоит неблизкий. С голоду мне было подохнуть, что ли?!» Размышляя таким образом, ему почти удалось заглушить голос своей негодующей совести. Вскоре он подошел к зданию вокзала. Денег у него больше не было, но он, с помощью своей палочки-выручалочки – мандата покойного товарища Свиридова, умудрился задурить голову очередному начальнику станции. И уже через семь часов, высадился в Тамбове.

– «Привет вам, мои родные!» – направляясь в отцовское имение офицер представлял себе, как обрадуются ему мать и отец. Как они крепко сожмут друг друга в объятиях, а потом сядут за праздничный стол в гостиной. – «Вот только, как отцу скажу, что шашку – его подарок, я вынужден был оставить?» – мысленно сокрушался он. – «Он, наверное, не поймет…».

Выйдя на окраину Тамбова, Константин Евгеньевич, присев на пень, снял сапоги и начал перематывать сбившуюся портянку.

– Эй, господин хороший! – услышал он у себя за спиной чей-то голос. Обернувшись, Маматов увидел старенькую кособокую телегу с впряженной в нее саврасой лошадью. На телеге восседал немолодой уже мужичок и хитро, ухмылялся в русую бороду. Он был одет в длинный расстегнутый зипун, из-под которого виднелась холщевая косоворотка, выпущенная поверх нешироких штанов и обмотанная на поясе вышитым кушаком. На ногах яловые сапоги, а на растрепанной голове криво сидела собачья шапка. Широкое лицо случайного собеседника озаряла довольная улыбка, а напоминавший катрошку нос умильно морщился. – «Верно, из трактира» – заключил про себя есаул и не ошибся.

– Какой я тебе господин! – делано возмутился Константин Евгеньевич. Теперь мы все товарищи!

– Дык, я так просто сказал, – заметив на лице собеседника совсем недружественное выражение, начал оправдываться мужичок. Прости великодушно, ваше благородие!

– Да ты я вижу вчера весь ум пропил! – воскликнул есаул, настороженно оглядываясь по сторонам. Вскочив с пенька, он быстрыми шагами подошел к вознице и со словами: «На, смотри, мироед!» – сунул мужичку под нос мандат товарища Свиридова. Тот, прочитав написанное по складам, растеряно почесал затылок: «Ну, тогды, извиняй, товарищ Свиридов. Не признал, что из новой власти.»

– Дурак, потому что, – ответил Маматов, с раздражением засовывая мандат себе в карман.

– Че, обзываться то сразу… – обиженно насупился мужичок.

– Ну ладно, прости, товарищ, вырвалось, устал уж я очень… – примирительно ответил есаул.

– А куды путь держите? – поинтересовался мужичок.

– В село Вишневое, – ответил Маматов.

– Ой, не ходили бы вы туда, ваше благородие! – вырвалось у мужичка. Не дай Бог, беда будет!

– Да ты, что дурак, опять за старое! – возмущенно зашипел Константин Евгеньевич. Сказано же, я товарищ Свиридов.

– Ну, пусть ты, ваше благородие, теперь и товарищ, но раньше то, ведь в имении проживали! – выпалил собеседник.

– Так, ты знаешь меня? – удивился Маматов.

– Знамо дело, – ответил мужичок. У батюшки вашего, Евгения Петровича служил в конюхах.

– Да ну! – удивленно воскликнул есаул, залезая в телегу. Быть не может! Что-то я тебя не припомню! Как звать то, тебя, мил человек?

– Федором люди кличут, – ответил тот. Федором Рогаткиным.

– А что не припоминаете, дык, это оттого, что вы Константин Евгеньевич, тогда еще совсем сопливцем были, – засмеялся мужичок.

– Ох, простите, великодушно! А потом я с разрешения батюшки вашего в город на заработки подался. Теперь, вот так в Тамбове и проживаю.

– Жена то у тебя имеется? – поинтересовался Маматов.

– А конечно! Нешто я не мужик? – ответил Федор. В Вишневом она у меня, за хозявством приглядывает.

– Городским стал, значит? – криво усмехнулся Маматов и задал очередной вопрос: «Где работаешь то, любезный?»

– На чугонолитейном заводе промышленника Мохова, – ответил Федор.

– Неужели он больше платит, чем батюшка мой?

– Вы не серчайте, но больше, – кивнул мужичок.

– Когда я только пришел, то меня учеником взяли. Хотя и не молодой я уже был. Но сразу же семьдесят рублев положили. А через два года, когда в литейную премудрость освоил, то все сто шестьдесят платить стали, – похвастал Федор.

– Зато вкалывать, небось, от зари до зари приходится? – съехидничал Константин Евгеньевич. Не то, что в конюхах у батюшки: сенца задал, воды принес, почистил и – на боковую!

– Работа и вправду не из легких, но воскресение – законный выходной. Да еще и праздников ведь у нас на Руси, слава Богу, немало было. Но только все наладилось, как нонешняя власть пришла. И непонятно, что будет. Новая власть то – она против капиталистов! Потому, тапереча, хозява фабрик и заводиков сразу сбегли. За границами сейчас сидят. А сначала то, нас, рабочих, комиссары приходили агитировать. Чтобы мы, значит, не работали и выходили на стачку. А нам, что же, без денег сидеть, что-ли?! – в сердцах плюнул Федор…

Глава 23

…Продолжая беседу, Овчаров и следователь вместе со священником отправились к полуразрушенной усадьбе. Возле ограды до сих пор шаталось несколько местных, по виду, пьянь. Увидев отца Матвея, несколько из них подошли к нему. Благословив паству, священнослужитель поднялся в усадьбу и прочел там молитву, а затем, перекрестившись, направился к склепу. Но тут перед ним, словно из-под земли вырос участковый.

– Не положено! – строго произнес он.

– Лейтенант, пропустить! – приказал ему Овчаров.

– Есть! – ответил тот и отошел в сторону.

Отец Матвей, перекрестившись, вошел в темноту. И не успели Серов с оперативником проследовать вслед за ним, как из склепа послушался громкий вскрик. Схватив лежавший на земле у входа электрический фонарь, Овчаров со следователем кинулись на голос. Слетая по лестнице, ведущей в подвал, Глеб успел заметить, как что-то метнулось в открытую дверь той самой таинственной комнаты. Отец Матвей лежал на полу перед самым входом.

– Взгляните, взгляните! – воскликнул священнослужитель, указывая пальцем в открытую дверцу. Направив туда фонарь, Серов увидел странную картину: на письменном столе сидела, невесть откуда взявшаяся, довольно крупная сова. Он уже хотел было отпустить шутку по поводу испуга священника, но тут птица вдруг обернулась к нему. Глеб похолодел. На него хитро смотрело человечье лицо!

Физиономию окаймляла широкая растрепанная светлая бородка, а над пшеничными усами небольшой картошкой торчал розоватый нос.

– Хе – хе! – удовлетворенно хихикнуло существо и, протянув когтистую лапу, взяло из чернильного прибора перьевую ручку. Овчаров вместе со следователем и священником зачарованно смотрели на то, как «птица» принялась что-то чертить на чистом листе бумаги.

Вид пернатого существа, пишущего ручкой на бумажном листе, посреди залитой кровью недавних жертв комнаты, более всего напоминал ночной кошмар.

– Ну, вот и готово! – проскрипела «сова». Воткнув ручку назад в чернильницу, существо обернулось к людям.

– Прочитавший сие, да обрящет! – «сова» ударила лапой по бумаге. Потом, взмахнув крыльями, мягко перелетело на книжную полку. И пропала!

– Господи, спаси нас и помилуй! – услышал Глеб голос отца Матвея. Он уже поднялся с полу и несколько раз перекрестился.

– Как вы? – спросил Серов. Не ушиблись?

– Ничего, ничего, в порядке я, с Божьей помощью, – ответил священник. Только спустился вниз, а тут – на тебе! Сова налетела! Чуть было, очей не лишила…

– Глеб, смотри, что здесь написано, – Овчаров, взяв со стола, протянул следователю лист бумаги. Тот увидел какие-то непонятные знаки и фигуры, а снизу – рисунок седого бородатого старца с посохом. Из-за него смутной тенью выглядывало неведомое и жуткое существо с оскаленной пастью. Под всем этим было написано всего три слова – " Дед ждет вас!»

А ниже два слова – «подручник Феодор».

– Видимо, подпись… – предположил Овчаров.

– Не знаю, – задумчиво покачал головой Глеб. Кстати, куда сова-то делась?

– Какая к ……сова! – выругался Овчаров. – …, а не сова! Но, вспомнив о том, что с ними находится духовное лицо, сконфуженно извинился: " Простите, пожалуйста!»

– Кошмар, да и только, – ответил отец Матвей. Надо молитву прочесть!

Да, – согласились его спутники. И перекрестились. Священник, осенив все вокруг себя крестным знамением, начал распевно читать святые слова.

Когда он закончил, Овчаров подошел к книжному шкафу и, отодвинув книги в сторону, присвистнул от удивления: «Глеб, айда сюда! Смотри!» Как оказалось, за книгами скрывалась литая медная ручка.

– Как же мы ее при первом обыске не нашли? – спросил он Овчарова.

– Видимо, плохо искали, – ответил тот.

– Да то и не удивительно вовсе, – вступил в разговор священнослужитель. Жуткое это место, видимо коллеги ваши старались, как можно быстрее его покинуть. Повернув ручку, приятели едва успели отскочить в сторону. Полки с тихим скрежетом расползлись в стороны, открыв темный коридор. Позвав участкового и освещая путь фонарями, все двинулись вперед.

Метров через десять коридор уперся в дубовую, окованную железом, дверцу. Толкнув ее, Глеб с удивлением обнаружил, что она подалась. За дверцей они обнаружили громадный, площадью около пятисот квадратных метров, зал. По стенам его, словно охотничьи трофеи, были развешаны, нет, не рогатые оленьи или кабаньи головы, а тела… людей! Всего следователь насчитал шестьдесят шесть трупов. Всмотревшись в их лица, искаженные гримасами боли и отчаяния, Глеб почувствовал, что он будто сходит с ума. Обернувшись, Серов увидел белого, как мел Овчарова. Участковый, лишившись чувств, лежал позади, на полу. Над ним хлопотал отец Матвей. Он поминутно крестился и что-то бормотал…

Вдоль стен тянулись длинные комоды, уставленные прозрачными сосудами, внутри которых были заключены человеческие младенцы, детеныши различных животных, жабы, звериные лапы, головы и внутренности.

Посреди, до самого потолка, возвышался толстенный деревянный столб. Вершина его подпирала сводчатый потолок на высоте примерно десяти метров. Ее украшал огромный череп неизвестного животного.

– Хищник, наверное… – прошептал Овчаров. Смотри, клыки, какие здоровые!

– Откуда тут могло взяться это помещение? – недоуменно спросил Глеб. Я помню, подвал склепа ну никак не глубже пяти метров!

– Чертовщина! – ответил Овчаров, покосившись на отца Матвея.

Под столбом лежало несколько больших серых валунов. Они были сплошь покрыты бурыми пятнами, подозрительно напоминавшими засохшую кровь.

– Жертвы, что ли, здесь приносили? – приглушенным голосом предположил оперативник. И подумав, предложил: «Пойдемте -ка все отсюда! Да побыстрее!»

– Подожди, давай все осмотрим, – возразил напарник. Я вызову обратно опергруппу.

Осмотр помещения занял целых два дня. Пока криминалисты обработали все гладкие поверхности на следы пальцев рук, пока в присутствии понятых описывали и снимали со стен тела несчастных, пока заносили в протоколы все банки, склянки, связки трав и корешков, эти дни пролетели незаметно.

Выслушав доклад следователя, полковник Захаров чуть было не лишился дара речи.

– Ты что Серов, совсем мозгами поехал? – заорал он. Ты как себе это представляешь? Мне, что докладывать наверх о призраке-убийце?

– Нет, доложите о маньяке, местонахождение которого мы выявили в ходе оперативно-розыскных мероприятий – ответил Глеб.

– Да это же еще хуже! – продолжал орать Захаров. Получается, что у нас под самым носом несколько лет орудовал убийца-серийник?! И к тому же, извращенец?! Ну, за каким …, спрашивается ты туда полез?! Остыв, полковник выпил стакан воды и, подумав, решил: «Деваться некуда, придется докладывать о трупах и всей этой чертовщине. Знаешь, мне ведь лет пятнадцать назад рассказывали о чем-то подобном. Но я тогда только посмеялся…»

Покинув кабинет начальника, Серов отправился к своему приятелю Овчарову.

– Ты знаешь, Женя, я вчера отправил на экспертизу пробы воздуха и смывы со стен в склепе. Те, которые Жемайтис сделал. А еще шерсть на генетическую направил…

– Толку то … – безразлично ответил майор. Если бы это было до того, как мы комнату с трупами нашли, то все можно было списать на наркотики или химию. А вот трупы то теперь куда девать? Это уже, согласись, не какие-то глюки, а вполне материальное подтверждение преступных деяний. А тут еще сова эта, которая письмо написала… Серов хотел, было возразить приятелю, но в его кармане затрезвонил мобильник.

– Что? – спросил он. – Жемайтис? Говоришь, что экспертиза проб по убийству в старой усадьбе готова? Спасибо, сейчас буду! Я к себе, – Серов выскочил из кабинета оперативника и быстрым шагом пошел к себе.

– Еще раз, привет, – поздоровался он с криминалистом.

– Проходи! Жемайтис молча протянул ему результаты проб воздуха и смывов со стен той самой залы старой усадьбы, где произошло первое нападение.

– Тут сказано, что установлено наличие психотропных веществ? – прочитав заключение, переспросил Серов у Жемайтиса.

– Я не ошибаюсь?

– Нет, – коротко ответил тот.

– Спасибо, – поблагодарил Глеб криминалиста. Да, если не трудно, проследи за нашими последними пробами, чтобы их быстрее исследовали.

– Ладно, – кивнул Альгирдас.

– Женя! – почти заорал в мобильник Серов, – давай ко мне!

– Значит, говоришь, пробы на психотропные препараты положительные? – уточнил, входящий в кабинет следователя Овчаров.

– Да! – кинул Серов.

– Значит, это кто-то таким образом попытался все убийства и нападения в старой усадьбе свалить на нечисть? – высказал предположение оперативник.

– Конечно, – подтвердил Глеб. И я даже догадываюсь, кто это мог быть! Параллельно, я отрабатывал все связи и знакомства Левитина, – пояснил оперативнику Серов.

– Помнишь его?

– Да вроде маразмом не страдаю еще, – с иронией ответил майор. Это тот, волосатик, на которого Семенов орал, как недорезанный?

– Он, – кивнул Глеб. Так вот, говорят, что этот самый волосатик, вовсе не так прост, каким кажется. Например, одна из его знакомых, Ирина Морозова утверждает, что с тех самых пор, как он влюбился в Светлану, Максим кардинально изменился.

– Она то сама, кто? – лениво поинтересовался Овчаров.

– Соседка Максима, – пояснил Серов.

– Понятно, так и что такого необыкновенного с ним произошло? – зевнул Овчаров.

– По ее словам, если раньше он был типичным программистом, то после встречи со Светланой стал мрачным и даже, как отметила Ирина, злобным. Правда, он тщательно это скрывал. Девушка рассказала, как один раз застала Макса за весьма странным занятием. Она позвонила к нему в квартиру, но никто не открыл. Тогда Ирина нажала на ручку двери и, оказалось, что замок не заперт. Она тихо вошла и, пройдя в комнату увидела, что Макс, совершено голый, пытается зарезать живую курицу. Когда ему, не знаю уж с какой попытки, это удалось, он куриной кровью начал чертить на себе какие-то узоры. После чего взял бумажку и принялся читать с нее какие-то заклинания.

– Да, дела-а… – протянул Овчаров. Вообще-то, у этих компутерщиков в башке все набекрень.

– Но самое главное … – продолжал Серов. Ира сказала, будто Максим, незадолго до свадьбы Светланы и Михаила просил ее достать психотропные препараты.

– А она где работает? – заинтересовался Овчаров.

– В одной из химических лабораторий. Вот протокол ее допроса, – Глеб вытащил пару листов из толстой папки и протянул их оперативнику.

– Нда-а… – только и произнес тот, внимательно изучив показания девушки. Но она не подтверждает, что она их ему давала…

– Она и не скажет, боится последствий для себя, – пояснил Глеб. Смотри, Женя, что у нас получается. Максим, влюбленный в Светлану решает подкараулить момент и, застав жениха с невестой наедине, использовал психотропы. А когда у тех начались галлюцинации, он каким-то образом, напал на них. Убил Светлану и покалечил охранников.

– Не получается, – задумчиво покачал головой Овчаров. Он слишком дохлый. Как он мог оторвать девушке голову, убить охранника и покалечить еще двух?

– Не забывай, что они – охранники, тоже оказались под воздействием препаратов, – Серов взял карандаш и с довольным видом почесал у себя за ухом.

– Согласен, – после минутного размышления, кивнул Овчаров. Но при помощи чего он нанес такие страшные раны?

– Может, у него был сообщник или, даже сообщники, которые использовали какие-то неизвестные нам орудия? – предположил Серов.

– По крайней мере, это не простое совпадение, когда в старой усадьбе и в склепе находят следы использования препаратов, влияющих на человеческую психику. А тут еще мы узнаем, что Левитин просил Ирину дать ему подобные вещества.

– Вызовите ко мне капитана Дупленко! – сняв трубку, приказал Серов.

Спустя десять минут Василий уже был у него в кабинете.

– Вася, притащи-ка ко мне Максима Левитина, – поспросил майор. Ну, помнишь, того, что в покойную невесту был влюблен?

– А, того программиста, ботаника? – ухмыльнулся капитан.

– Точно! – подтвердил Глеб.

– Айн момент, херр майор! – шутливо козырнул Дупленко и пошел за дежурной машиной.

И через полтора часа Макс уже стоял перед Серовым.

– И чего меня снова привезли? – возмущался парень. Я же еще в прошлый раз вам все рассказал!

– Вы не нервничайте, просто нам понадобилось кое-что уточнить, – чрезвычайно вежливо и доброжелательно пояснил следователь…

Глава 24

… – В губернии, на тамбовщине раньше больше двадцати разных фабрик и заводиков было? – задумчиво протянул Константин Евгеньевич. Правда, небольших. Интересно, сколько сейчас осталось?

– Да, мало совсем? – ответил его собеседник.

– Вот, скажите вы мне, ваше благородие, за каким …., я попрусь на стачку, ежели мне 160 рублев кладут?! А рабочим, которые мастера, скажем, вагоноремонтного или, что далеко ходить, на нашем, на Моховском заводе то и по триста! Господа-товарищи большевички сказывали, будто угнетали нас. Так, воскресение – обязательный выходной был. И праздников церковных тоже немало. Так что мне и при царе – батюшке неплохо жилось. Да, работали мы десять часиков, но зато я сестру свою на свечной заводик определил. Так она у меня, умница, восемь десятков целковых кажий месяц приносила! А теперь чего? Ни хозяев, ни работы, ни денег! Зато господа большевики пришли, губернский совет открыли, да и заседают там кажный божий день с утра и до вечора! Чего болтать, когда пахать надо?!

– Да и не говори … – думая о чем-то своем, кивнул есаул.

– При старой власти хлеб ржаной всего то семь копеечек стоил, пшеничный – шешнадцать, а литр беленькой – семнадцать копеечек! И в скоромные дни без мяса никто не сидел. За говядинку и свининку всего-навсего по полтине с небольшим просили. Я, как отпахал на заводе то, так брату моему непутевому корову дойную и лошадь приобрел. Чтобы пить бросил, а семья его впроголодь не сидела.

– И за сколько, интересно? – поинтересовался Константин Евгеньевич.

– За сто тридцать целковых! – гордо ответствовал мужичок.

– Брат то, молочко парное пьет? – иронично спросил есаул.

– Уже нет? – помотал лохматой собачьей шапкой его собеседник. Комиссары пришли, дык все и позабирали. Сказывали, экспроприация какая-то. Теперь снова горькую хлещет, паразит.

– Скажи-ка, Федор, матушка с батюшкой то мои как, здоровы? – спросил есаул.

Вместо ответа мужичок лишь испуганно-изумленно воззрился на Константина Евгеньевича. Небольшие от природы зеленые глаза Федора стали почти совершенно круглыми. – Вы рази, не знаете? – охрипшим голосом спросил он.

– Что? – не понял Маматов. Однако, тяжкое предчувствие холодной змеей уже сжало его сердце.

– Дык, это … – промямлил мужичок.

– Да не мычи ты, отвечай на вопрос! – рявкнул есаул.

– Представились они обои, и матушка ваша, и батюшка, царствие им обоим небесное! – Федор истово перекрестился.

– Как?! Когда?! – взревел офицер. Говори!

И мужик начал свой страшный рассказ.

Негромким, враз осипшим голосом, он поведал Маматову о том, как в январе 1918 года всю тамбовщину охватили крестьянские волнения.

– Все были против всех? – часто моргая, пояснил Федор. Отрубники, ну те, что вышли из крестьянской общины, требовали себе наделов. Случались драки даже между родственниками, а деревня на деревню – так это обычное дело.

– И все это из-за земли? – глухо спросил Маматов.

– Знамо дело, из-за землицы? – ответил мужик и добавил: «Из-за нее, родимой! Так, вот, дай Бог памяти, кажись, в начале февраля эта страсть приключилась. Сразу, значить, после того, как Тимофей Лыков с армии вертался. Он в большевики подался, так как надела то ему не досталося. Батька евойный помер, а старший брат всю землицу себе прибрал.»

– Какой Тимофей? – спросил Константин Евгеньевич. Уж не тот ли, что за мною в детстве присматривал?

– Он, он самый, паскудник! – закивал Федор. Теперича начальством стал. И когда вернулся, то первым делом братана своего единокровного вывел за сарай да из маузера шлепнул! Сказал, у того, мол, две коровы и лошадь и, значит, он – контра. Но мужики возмутились тут, пригрозили его кольями забить. Тимофей спужался сильно и скотину снохе, которую с тремя детьми вдовой сделал, все-таки оставил. Потом, когда ему на подмогу двое из губернии прибыли, он устроил в клубе собрание и сказал, что надо у мироедов землю отнять.

– У кого, у каких мироедов? – переспросил Константин Евгеньевич.

– Ну, это, у батюшки вашего и у матушки.

– Имение наше что ли, в Вишневом? – вскинул брови есаул.

– Угу, его … – кивнул Федор. Ну, мужички колья, знать, заточили и пошли. Впереди Тимофей с маузером и с тряпицей красной на шинели. Подошли когда к воротам и ломать их начали. Тут батюшка ваш, Евгений Петрович, вышел из дому с ружжом и сходу заряд-то и выпустил.

– В них?.. – спросил Маматов.

– Нет, Бог с вами, Константин Евгеньевич. В воздух он пальнул. И сказал, чтобы убирались подобру-поздорову, – ответил Федор.

– И?.. – есаул напряженно вперил взгляд в глаза собеседнику.

– Ну, а те через забор сиганули с вилами и кольями, а потом на батюшку вашего кинулись. Он, не робкого десятка был Евгений Петрович то. Второй ствол разрядил в ближайшего, да и заперся в доме. Мужики увидели, что Кузьму он насмерть положил и давай двери ломать. Ворвались, глядь, а у батюшки вашего другое ружжо в руках и сабля еще длинная. Он бабахнул и еще один на тот свет отправился. Потом двоих саблей зарубил. Хоть и старый человек, но силен был еще и храбер! Молодых таких поди сыщи!

– Ну, а потом?! – прервал рассказчика Константин Евгеньевич.

– Застрелил Евгения Петровича Тимофей.

Мужики наверх ворвались, матушку вашу нашли, но не тронули. Она хотя и не видела, как барина убили, но поняла, видно. Рассказывали, как появилась Мария Васильевна в дверях той комнаты, где гостей собирали, так мужики все и отхлынули. А она шаль белую на голову свою седую накинула и гордо так вниз по лестнице мраморной сошла к мужу. Тот жив еще был. Она над ним склонилась и поцеловала. Он ей что-то сказать успел на прощание. Руку, говорят, поднял, перекрестил жену и отошел. Царствие ему небесное!

– А матушка?..

– Мария Васильевна саблю мужнину в руки взяла и на Тимофея пошла. Ну, тот в нее из маузера то и выстрелил. Так мне рассказывали, а мужики не стали бы врать о таком. Они имение ваше разграбили все. Что не унесли, то разломали. А убиенных на погост отвезли.

– Матушку с батюшкой тоже похоронили? – хрипло вырвался из горла Маматова вопрос.

– Вестимо, нешто они не люди! – удивился мужик. Так что вместе они лежат, родители ваши, Константин Евгеньевич…

– Почему не в склепе родовом похоронили? – Маматов незаметно смахнул предательскую слезу.

– Ну, не знаю. Про то мужиков тех, да и Тимоху спросить надобно, – пожал плечами Федор. Но не отпевали, точно.

И без того резкие черты лица есаула, казалось, вообще окаменели.

– Кто там был, в имении? – тихо спросил он.

Овладевшее вдруг собеседником внезапное спокойствие весьма напугало Федора.

– Нешто худое задумал, Константин Евгеньевич? Не надо! – искренне попросил он. Те мужики, не виноваты, они!

– По-твоему, значит, мои маменька с папенькой виноваты? – тонкие губы есаула скривила холодная и презрительная усмешка. Говори, собачий сын! Пристрелю! – Маматов выхватив из-за пояса наган, ткнул его стволом прямо в висок Федора. А может, ты там тоже был?! Уж больно складно рассказываешь!

Скатившись с телеги, мужик упал на колени прямо в дорожную пыль и взмолился: «Не губи, ваше благородие! Не было меня там! Не я это!

– Ладно, тогда говори, кто в живых остался?! – с этими словами есаул взвел курок нагана.

– Митька-лотошник! – затараторил мужичок. Ерема и еще брат Кузьмы убиенного, не знаю, как его зовут!

– Где живут?! – рявкнул Константин Евгеньевич. – В Лесном, все, в Лесном! – от испуга губы Федора дергались, словно у припадочного.

– Еще?!… – не отставал Маматов.

– Степан кривой и Мишка-Сыч! – продолжал скулить мужичок.

– Живут там же? – есаул осторожно снял револьвер с боевого взвода.

– Нет, они в Вишневом проживают, – судорожно закивал Федор.

– Еще?… – Константин Евгеньевич ткнул стволом нагана прямо в глаз своему вознице.

– Нет, Богом клянусь, больше никого не было! Вот те крест! – мужичок быстро перекрестился.

– Ну, смотри, сволочь! – в черных глазах есаула сверкнула такая ненависть, что Федор чуть было не кинулся прочь со страху.

– Если соврал, прикончу без жалости!

– Правда, все истинная правда! – взвизгнул мужичок.

– Да, ладно, заткнись, надоел… – есаул сунул наган обратно за пояс. Поехали или же так и будешь до вечера на коленях стоять?

До Вишневого, где раскинулось родовое имение Маматовых, ехали молча. Федор и офицер старались даже не смотреть друг на друга.

Село встретило их картиной красивейшего заката. Солнце, казалось, ласкало раскинувшуюся в центре усадьбу из белоснежного мрамора нежным багрянцем закатных лучей. -«Будто, вымазанная в крови жемчужина» – родилось в голове есаула мрачная, но поэтическая аналогия. Сердце его заныло той самой, особенной щемящей болью, какая бывает лишь от безвозвратной утраты. Разум Маматова затянула густая пелена кровавого тумана. Он жаждал немедленной и страшной мести.

– Ну, если своим скотам выдать меня вздумаешь, не только тебя, но и всю родню твою на куски порежу! – тихо прошипел Маматов Федору. Тот, бросив на есаула затравленный взгляд, лишь испуганно перекрестился.

– Куды везти прикажешь, ваше благородие? – спросил мужик.

– У тебя пока, поживу, – ответил офицер.

– Ну и ладно, – быстро согласился тот.

Свернув с околицы направо, они поехали вдоль забора имения Маматовых.

– Что это за тряпка над моим домом висит? – проезжая мимо отчего гнезда, спросил офицер.

– Флаг это, Тимофей повесил, – махнул рукой Федор. Он там клуб организовал. И сам там же живет.

– Пусть поживет, недолго уж ему осталось, – прохрипел есаул. Жене своей скажешь, что я просто постоялец.

– Ладно, но, как узнает она вас, ваше благородие? – с сомнением ответил Федор.

– И не называй меня так. Говори «Товарищ Свиридов». Понял?

– Да! – кивнул возница.

– Как стемнеет, покажешь, где их найти! – приказал Константин Евгеньевич.

– А, ежели, меня увидит кто? – испуганно воззрился на офицера Федор.

– А если я тебя самого в расход пущу? – издевательски ухмыльнулся Маматов.

– Понял я, понял… – свернув с улицы, он остановил телегу возле покосившейся избы.

– Проходьте в дом, да быстрее, товарищ Свиридов! – взмолился Федор. Не ровен час, углядят…

– Да не трясись, ты … – не успел Константин Евгеньевич спрыгнуть с телеги, как вдруг его внутренности, словно пронзила огненная молния.

– Черт бы вас всех побрал! – скорчившись, он свалился на траву возле ворот.

– Чего это вы, товарищ Свиридов? – удивился Федор. Но тут же быстро осознав, что с Константином Евгеньевичем приключился приступ, схватил его под мышки и затащил во двор.

– Матреша, Матреша! Слышь, подмогни! – громким шепотом позвал он жену.

– Ты чего это? – послышалось из открытых дверей избы. На зов вышла нестарая еще и крепкая женщина в лаптях. В ее ушах виднелись медные серьги в виде колец, а на шее висел гайтан с медными же крестиком и образком. Сама Матрена была облачена в длинную белую рубаху, рукава и ворот ее украшала вышивка. Так как она была баба замужняя, то поверх рубахи носила темно-синюю шерстяную поневу. Кою тамбовские крестьянки называли еще вечным хомутом или бабьей кабалой. Сверху поневу прикрывал вышитый холщевый передник. На голове ее был волосник, из под которого не выглядывал ни один волос. Это было не случайно. Согласно поверью, женские волосы обладали колдовской силой и могли навлечь несчастья на окружающих.

Матрена помогла внести Константина Евгеньевича в сени.

– Тяжелый какой, черт! – задыхаясь, выругалась она. И накинулась на мужа: «Кого это ты, дурак, к нам притащил?»

– Да не ори, ты, дура-баба! – возмутился запыхавшийся Федор. Лучше давай его в горницу!

Глава 25

… – Ну, уточняйте! – раздраженно предложил Левитин. Только поскорее!

– Для чего вам понадобились психотропные препараты? – сходу огорошил его Серов.

– Какие еще препараты? – воскликнул Максим. – Вы это про что?!

– Про те самые, которые вы распылили в старой усадьбе, а потом и в склепе, – не обращая внимания на нервозность своего собеседника, пояснил Глеб.

– Да пошли вы все! – заорал Левитин. А-а! Я все понял. Хотите убийства на меня повесить?!

– Нет, – покачал головой Серов. Просто хотим услышать о том, для чего вы просили Ирину принести вам из ее лаборатории психотропные препараты?

– Я не просил! – заявил допрашиваемый.

В ответ Серов молча положил перед ним протокол допроса его соседки по квартире.

– Она врет! – прочитав его, крикнул Левитин.

– Чего это он у тебя разоряется? – спросил вошедший в кабинет майор Овчаров. И предложил: «Дай-ка его мне на пару минут.»

– Нет, мы тут просто беседуем, – ответил следователь.

– А, ну тогда я тоже посижу, если ты не против? – предложил оперативник. Может, дело быстрее пойдет?

– Я ничего не понимаю! – заныл Левитин. Никаких препаратов я у соседки не просил!

– Ладно… – Серов устало откинулся на спину стула. Конечно, может, уже много времени прошло, но все-таки… Глеб снял трубку и, набрав номер оперативного дежурного, попросил: «Пусть ко мне зайдет Жемайтис со своим чемоданчиком.» Альгирдас появился через пять минут.

– Возьми с него пробы на химию, – приказал следователь. Кивнув, криминалист быстренько сделал свою работу и пошел к двери.

– Скажи, чтобы поскорее сделали, – попросил его Серов. Жемайтис кивнул и плотно прикрыл за собой дверь кабинета.

– Ну, если пробы на психотропные вещества окажутся положительными, тогда сами понимаете … – следователь развел руками.

– Я никого не убивал! – упрямо повторил Максим. И она не говорила вам, что дала мне эти препараты.

– Нашел слабоумную! – усмехнулся Овчаров. Конечно, не говорила! Зачем ей себе статью своими же руками рисовать? Но я все же думаю, что она принесла их тебе.

– А у вас доказательств нет! – торжествующе заявил Левитин.

– Если смывы с твоих рук дадут положительный результат, тогда тебе хана! – пообещал оперативник.

– Хорошо! – Серов отложил в сторону протокол допроса Ирины. Он решил пойти в наступление и огорошить Левитина неожиданной атакой. Несмотря на то, что следователь не определил еще официальный статус Левитина, для себя он решил, что тот – один из главных подозреваемых.

– Кстати, вы знаете, что на том черепе, которым убили Светлану и охранника Бориса, обнаружены следы ваших пальцев? – вдруг ехидно спросил Серов. Враз побледнев, Левитин вдруг закатил глаза и начал медленно сползать со стула.

– Женя, хватай его, не то башку себе расшибет! – крикнул Серов, вскакивая со стула.

– Воды, дай ему воды! – крикнул Овчаров, успев подхватить падающего Левитина.

Побрызгав программисту в лицо водой, приятели сумели быстро привести его в чувство.

– Я не убивал никого… – сказал тот, едва придя в себя. Хотел напугать только… Показать Светке, что ее Мишенька, обычный трус, – до этого упирающийся, теперь Максим изливал информацию буквально потоком. Проследил за ними и, когда они вошли в старую усадьбу, зашел за ними. Прокрался в ту комнату, где они целовались, и газ пустил. Думал, их сейчас глюки приплющат, а я череп ее Мишеньке в рожу суну. Чтобы он со страху обделался. Вот потеха, на собственной свадьбе герой- любовник в штаны наложил! Но тут эти дебилы-охранники за ними пришли и мне пришлось спрятаться.

– Где именно ты прятался? – Серов навис над Максимом.

– Рядом, с дверью той комнаты. Там ниша в стене есть, неглубокая, но меня никто не заметил. Темно, ведь, было. Зато я кое-что видел.

– Что ты видел? Ведь что-то ты просто обязан был видеть?! – почти крикнул Овчаров.

– Кто-то заорал, потом мимо меня промчалось нечто большое и лохматое, – ответил Максим.

– Это не мог быть один из охранников в костюме ростовой куклы? – принялся допытываться следователь.

– Нет, – уверенно ответил Максим.

– Или, может, животное какое-нибудь? – с надеждой подхватил Овчаров. Ну, медведь или собака крупная?

– Нет, – отрезал Левитин. Это было что-то жуткое, такого я никогда прежде не видел. Все произошло за какие то секунды.

– Психотропные препараты, где взял? – перевел тему Серов. Ирина принесла?

– Нет! – замотал головой Максим. Она отказалась, я сам украл препараты из лаборатории, где Ирка работает.

– Как тебе это удалось? – удивился следователь. Там, ведь охрана, все-таки?..

– Подумаешь… – ухмыльнулся Левитин. Я как раз охранника и попросил. Дал ему денег немного и он мне вынес.

– Зачем в голом виде курицу резал? – напоследок поинтересовался Овчаров.

– Вы не понимаете … – Левитин устало закрыл глаза. Это старое заклятие, чтобы девушку приворожить…

– Светлану, что ли? – уточнил Серов.

– Да, – кивнул Левитин.

– Хорошо, мы проверим твои показания, но как ты объяснишь, что на клыках медвежьего черепа оказалась кровь убитых и раненных? – спросил Овчаров.

– Я не знаю… – ответил Максим.

Ну вот, опять, снова здорово! – разочаровано развел руками Серов. Я вынужден вас задержать. Оформив все, как положено, Глеб вызвал конвой и передал им Левитина.

– Все равно это не я убивал… – напоследок заявил он. Вам меня отпускать придется, с извинениями…

… – Слушай, а ты и вправду думаешь, что все, что произошло там, в склепе, нам только привиделось? – тихо спросил у Серова оперативник.

– Ты же сам видел результаты экспертизы, – опустив глаза, тихо ответил Глеб. Выявлены следы психотропных веществ.

– Нет, мне кажется, что кто-то нарочно подсовывает нам этого Левитина, – покачал головой Овчаров.

– Но он же сознался! – возразил его приятель.

– Он сознался только в том, что притащил череп и использовал психотропные препараты, – напомнил Серову оперативник.

– Этого пока более, чем достаточно, – стараясь не глядеть своему приятелю в глаза, ответил следователь. И не забывай о том, что на клыках черепа обнаружена кровь всех жертв…

– Ну, не знаю… – вздохнул Овчаров. Но мне кажется, это не он!

– Когда кажется, креститься надо! – разозлился Серов.

– Согласен… – вздохнул майор и, перекрестившись, ехидно спросил: «Тогда объясни, кто, если не сова с человеческим лицом, нарисовал те странные рисунки и подписал письмо?

– А тебе не приходит в голову, что это мог быть я или же ты сам? А возможно, отец Матвей. Только мы трое были там и вполне могли попасть под воздействие препарата. Кстати, это же и объясняет, что мы ни черта не помним! – ответил Серов.

– Но, что касается Левитина, то никаких прямых доказательств его вины в нападении, ранении и убийстве людей, у нас нет! – продолжал настаивать Овчаров. Так что по-моему, его придется отпустить…

– Я уже доложил руководству, поэтому пусть, пока посидит, – ответил Серов.

– Понятно, вам же выгодно время тянуть… – многозначительно произнес оперативник. Только, вот еще что. Ну не могут люди видеть одни и те же галлюцинации! Даже двое не могут, а в последний раз с нами в склепе отец Матвей был. И видел то же самое! Объясни, как такое может быть? Наука подобного не допускает, у кого хочешь можешь пойти и спросить! Я, кстати, уже у нашего районного психиатра поинтересовался. Он сказал: «Такого не бывает!»

– Считаешь, значит, что все это наяву было? – тихо спросил Глеб. А я то уж было понадеялся, что показалось…

– Кстати, все вместе с ума тоже не сходят, – добавил Овчаров. Коллектив может, конечно, попасть под воздействие психотропных веществ, но при этом видения у разных людей тоже будут разными. А вот, что касается мистики, тут дело другое. Помнишь, как у Булгакова в «Мастере и Маргарите» все пели одну и ту же песню – «Славное море, священный Байкал»? И на сеансе так называемого разоблачения магии в театре «Варьете» зрители тоже видели одно и то же. Ну, прям, как мы с тобой!

– Но там таких ужасов не было… – обронил следователь и, попрощавшись с приятелем, отправился домой…

Глава 26

…Втащив бесчувственного есаула в комнату, супруги, обессилев, как по команде, рухнули на деревянную скамью. Она стояла возле северной стены избы, под окнами, выходившими во двор.

– Ну и что тепереча с ним делать? – ехидно прищурившись спросила Матрена.

– Да пущай себе на рогоже полежит? – бросив на валявшегося в беспамятстве Константина Евгеньевича косой взгляд, ответил Федор. Не сдохнет, чай! А ты, жена, давай на стол собирай, – приказал он Матрене. Я с дороги, устал, мочи нет.

Через некоторое время Матрена вернулась, держа в руках глиняную крынку с молоком и пяток свежих яиц.

– Только что из-под куры, – отметила она. Вытащив из печи горшок каши с салом, она поставила его на сколоченный из грубых досок стол. И услыхала: " Покрой стол скатерко то, дура!

– Да сам ты дурак! – возмущенно ответила она мужу. Буду я для разных-всяких материно приданное выкладывать.

– Он не разный, – понизив голос, пояснил Федор. – Евгения Петровича и Марии Васильевны сынок это!

– Да ты что! – от удивления руки женщины предательски дрогнули, да так, что она, чуть было, не перевернула крынку с молоком.

– Он же помер, вроде! Помнишь, Тимоха Лыков, как вертался, сказывал, мол, саданул он его штыком!

– А-а, так это он меня, сволочь, значит!.. – вдруг раздалось с полу. Враз побледневшие супруги остолбенело вперили свои очи в Маматова. Он, морщась от боли и корчась, медленно поднимался на ноги.

– Ну, спасибо тебе хозяйка, – иронично кивнул есаул. Теперь буду знать, кому обязан!

– А, ты, ваше благородие, не знал, что ли? удивленно округлил глаза Федор.

– Не знал… – тихо ответил Константин Евгеньевич. Взрывом меня из седла вышибло, без сознания я валялся…

– Да, натерпелись, вы! – Матрена участливо, по- бабьи, подперла рукой щеку и быстро смахнула с глаз выступившие слезы. Маменьку вашу, ой как жалко! И папеньку тоже! – они никому, зла ведь не делали. Царствие им небесное! Это Тимоха, ирод окаянный, мужиков то на смертоубийство подбил. Что делать теперь думаете? Нешто всех покараете? В ответ есаул лишь неопределенно покачал головой.

– Вы это, от раны страдаете? – поинтересовалась Матрена.

– Да, от нее, проклятой, – поморщился Маматов.

– Сказывают, неподалеку, в лесу густом, дед один есть, – женщина заговорщицки понизила голос. Так он любую хворь извести может!

– Знахарь, что ли? – с досадой отмахнулся Константин Евгеньевич. Меня столько докторов-профессоров разных лечили, лечили, да не вылечили! А тут, подумайте, знахарь!

– Он не простой знахарь, вступил в разговор Федор, а…

– Волшебный! – перебил его есаул. Ладно, знаем мы эти сказки! Лишь бы людей морочить!

– Чего, чего, а уж морочить он умеет… – словно про себя тихо произнес мужичок. Ежели хотите, то я вас к нему отведу.

– Что толку, денег у меня все равно нет, засмеялся офицер. Зачем понапрасну ноги топтать?

– Он денег не берет, – ответил Федор. С ним, говорят, другим расплачиваются.

– Чем же это? – заинтересовался есаул.

– Не знаю, кажному старик объясняет, чего надобно. Маматову вдруг показалось, что мужик пытается уклониться от прямого ответа.

– Ну, сказал «а», говори теперь и «б»! – потребовал Константин Евгеньевич.

– Да не знаем мы, ведь сами к нему не ходили! – пришла на помощь мужу Матрена.

– Хорошо, но как звать то его, деда? – спросил есаул.

– Елсом кличут, – нехотя ответил Федор.

Пока Федор и Матрена ужинали, Маматов тихо сидел в углу на скамье и приходил в себя. Есть он не мог. При одной мысли о пище его начинало тошнить. В голове Константина Евгеньевича зрел план мести. «Убийцы должны ответить!» – молотом стучала в мозгу одна и та же мысль. – «Должны ответить!».

Вытащив из-за пояса наган, он проверил патроны. Затем выглянул в окно и приказал Федору собираться.

– Да куды ж вы на ночь глядя! – закудахтала было хозяйка, но увидев лицо есаула, махнула рукой. Осторожнее, там, ваше благородие, Федю не сгубите… Федор взял в сенях небольшой топор и сунул за пояс, за спину.

– Это еще зачем? – подозрительно спросил Маматов.

– На всякий случай – ответил крестьянин.

– Смотри у меня! – пригрозил мужику есаул. Если, что задумал, то не пожалею!

– Да что вы, все время грозите, да грозите! – возмутился Федор. А не ровен час, на меня кто-нибудь кинется, тогда, что делать? Голыми руками отбиваться?

– Ладно, черт с тобой, – с досадой произнес Маматов, скривившись от боли в животе. Пошли уж, или как?

– Куды пойдем? – поинтересовался мужик.

– Сначала в Лесное, – ответил есаул.

– А дойдете? – с сомнением глядя на своего спутника, спросил Федор. Вид у вас не больно здоровый. А до Лесного цельных восемь верст, сдюжишь ли, ваше благородие?

– Сдюжу, – ответил Константин Евгеньевич.

– Тогда обвяжи лицо платком, будто зубы у тебя болят, – предложил мужичок. Не ровен час, признает тебя кто, тогды и мне достанется…

Маматов, сочтя совет дельным, достал из кармана большой платок и обвязал себе щеку.

Стараясь ступать как можно тише, оба вышли со двора и направились к околице, за которой черно-зеленой стеной темнел лес.

…Часа через три они были в Лесном. Небольшое село со всех сторон было окружено лесом. «Отходить будет удобно» – отметил про себя Маматов и спросил: «Где эти, твои проживают?»

– Да вот же здесь, – указал пальцем Федор на покосившуюся избу. Это Ерема, значит, живет. Через две избы Митька – лотошник, а рядом с ним – брат убитого Кузьмы.

– С женами и детьми? – уточнил Маматов.

– Ерема – вдовец, его супружница три года назад в лес по грибы пошла и сгинула, у Митьки – жена и двое детишек, а про брата Кузьмы ничего не знаю, – ответил Федор.

– Начнем с Еремы, – определился есаул и тихо, словно кошка, прокрался на крыльцо. Однако попасть в избу оказалось не так то просто – дверь была заперта изнутри.

– Постучи, – приказал своему спутнику Константин Евгеньевич. Скажи, что товарищ Свиридов подъехал от Тимофея, мол…

На осторожный стук из двери высунулась всклокоченная голова.

– Ну, чего надо, чего надо? – недовольно пробурчал хозяин.

– Я от Тимофея Лыкова, – отрекомендовался Федор. Он наказывал, чтобы вы все собирались. Тут товарищ Свиридов из самой Москвы приехал.

– Понял! – с любопытством разглядывая Маматова, ответил Ерема.

– Вот, что товарищ, мы пока у тебя подождем, а ты сознательных своих односельчан предупреди, чтобы к тебе в избу шли. Собрание организуем, предложил Константин Евгеньевич.

– Самые сознательные – Митька и Матвей, – одеваясь на ходу, ответил Ерема. Мы с ними недавно буржуев кончили!

Лишь ночная темень не дала «борцу с контрой» увидеть ту страшную судорогу, перекосившую красивое, хоть и бледное лицо есаула. Ерема вышел со двора и направился к избе Митьки.

«Товарищ Свиридов» и Федор остались ждать «сознательных граждан» во дворе.

Спустя полчаса хозяин привел с собой двух нечесаных и заспанных мужиков.

– Знакомтесь! – радостно произнес он. Это товарищ Свиридов, из Москвы!

Сделав над собою титаническое усилие, Маматов пожал грязные ладони пришедших.

– Ну, пойдем в избу, что ли? – предложил он Ереме. Тот с готовностью открыл дверь и впустил ночных гостей в сени.

– Располагайтеся за столом! – широким жестом пригласил всех хозяин.

Дождавшись, когда Митька и Матвей с Еремой усядутся на скамью и их от него надежно отделит большой стол, есаул тихо произнес: " Федор, выйди-ка на минутку, здесь секретный разговор будет.»

Бросив гордые взгляды (мол, вон оно как, товарищ из Москвы только нам и доверяет!) в спину уходящему Федору, мужики принялись сосредоточенно слушать «Свиридова». Тот же начал осторожно расспрашивать их о том, кого из помещиков они в последнее время извели.

– Не жалко ли было людей убивать?

– Так нешто мы контру жалеть то будем?! – удивленно воскликнул Ерема. Дай задание, товарищ Свиридов, и мы всех оставшихся в землю спровадим!

– Федор говорил, что вы Маматовых в феврале навещали? – медленно закипая, спросил есаул.

– Дык, было дело, – ответил мужик, которого звали Митькой. Пришли, а оне, знаете, выпендриваться начали! Старик за ружжо схватился и Матвея – брата родного убил!

– Так вы же к ним не в гости пришли? – тихо и с издевкой поинтересовался Константин Евгеньевич. Небось, с дрекольем?

– Да, они, мироеды, сколько с нас кровушки то попили, пора и честь знать! – громко заявил Матвей. Потому то, я старуху и прибил!

– Как так, ведь Федор рассказывал, что это товарищ Тимофей обоих застрелил? – изобразив на лице удивление, спросил Маматов.

– Старого барина он, – кивнул Матвей, а вот старуху я! Он гордо поглядел по сторонам.

– Да, – одобрительно кивнул Ерема. Она, как к барину подошла, Матвей ее колом по головушке то и саданул! А когда Тимофей в нее выстрелил, старая карга уже мертвая была.

Молча выслушав это уточнение, Маматов обратился к хозяину: «Ерема, нет ли у тебя подушки какой?»

– Есть, как не быть? – удивился тот. А зачем она вам?

– Скамья у тебя жесткая, сидеть неудобно, – первое, что пришло в голову, сказал есаул.

Мужики недоуменно переглянулись.

– Вот, возьмите, товарищ Свиридов, – Ерема протянул ему подушку, которую достал, слазив на печь.

– Вы, того, не обижайтесь, товарищ! – вдруг сказал Митька. Но вы прям, как барин!

– Я … – медленно отчеканил, вставая со скамьи, сказал «товарищ Свиридов». … русский дворянин, хозяин имения Вишневое Константин Евгеньевич Маматов. Сын тех, кто не сделал вам ничего плохого! И кого вы, мрази, подло убили!

Эти слова произвели на мужиков впечатление разорвавшейся бомбы. Все трое застыли, словно неуклюжие изваяния.

– Вот вам и расплата! – выхватив из-за пояса наган, есаул прикрыл его подушкой и разрядил прямо в открытый от изумления рот Еремы. Следующие пули пробили лбы Митьки и Матвея. Все трое, не успев даже вскрикнуть, тихо повалились со скамьи. По дощатому, давно немытому полу быстро растекалась лужа крови.

– Ну, вот, теперь скальтесь, если сможете… – сам себе сказал Константин Евгеньевич. Внимательно прислушавшись и осмотревшись, он быстро вышел из избы. Возле крыльца его поджидал Федор. И весь трясся от страха.

– Ваше благородие, вы их, что, всех?.. У них же дети!

– Всех! – кивнул Маматов. Скажи, почему ты мне соврал? Не сказал, что мою мать не Тимофей, а Матвей убил?

– Дык, я не знаю, чего рассказывали, то и сказал, – промямлил Федор.

– Их не скоро найдут, а пока нам надобно Тимофея навестить, – достав наган, сказал есаул и вставил в каморы его барабана новые патроны.

…Месть, казалось, придала Маматову силы. Обратная дорога до Вишневого заняла у них еще меньше времени, чем туда.

– Надо успеть до рассвета, – словно про себя пробормотал Константин Евгеньевич.

– К кому первому пойдем? – спросил Федор.

– К тому, кто ближе, – ответил есаул.

– Тогда к Степке кривому, – заключил его спутник и проводник. Но у него тоже жена и детки малые…

– Давай, показывай! – офицер толкнул его кулаком в спину.

– Стучи! – приказал Федору есаул, когда они подошли к дому Кривого. А сам – скройся!

Дверь медленно приоткрылась. На пороге стояла молодая женщина, кутавшаяся в старый армяк. Большие голубые глаза смотрели на Маматова с немым вопросом.

– Твой дома, что ли? … – грубо оттолкнув женщину, офицер и прошел в избу.

– Ты куды?! … – с ближних полатей на него, вытаращив глаза, выпялился одноглазый мужик. – Ты Степка? – вместо ответа спросил Константин Евгеньевич. Кому Степка, а тебе Степан Василье… Окончание отчества утонуло в грохоте выстрела. Степан, задергавшись, скатился с полатей и застыл на полу. Белугой взвыла вбежавшая в избу хозяйка.

– Сдашь, ведь тварь! – с этими словами есаул направил на нее револьвер.

– Не надо, – прошептала та. У нас детки маленькие совсем…

Взглянув на печь, Маматов увидел две взлохмаченные ребячьи головки. Дети глядели на него широко открытыми глазами и, видимо не вполне понимали, что происходит. Злобно сплюнув, Константин Евгеньевич выбежал из дома.

– Все?..– только и спросил Федор.

– Пошли, быстро пошли к Мишке! – приказал офицер.

– Ваше благородие, вы чего и бабу евойную тоже?..– прошептал его спутник. И детей?!..

– Не важно, – прозвучало в ответ. Быстро к Степке!

Степку они застали в тот момент, когда он вышел во двор по нужде.

– Этот? – только и спросил Федора есаул.

– Он, – кивнул Федор. Подскочив к натягивающему штаны мужику, Маматов изо всех сил ударил его рукоятью револьвера в левый висок. Послышался страшный хруст. Удивленно уставившись на незнакомца, Степан молча, кулем, осел на траву. Но есаул на этом не остановился. Он нанес уже валявшемуся мужику еще несколько ударов, превратив его голову в кровавое месиво…

– Теперь айда к Тимохе! – прошипел он на ухо остолбеневшему от страшной картины Федору.

Приближаясь к родовому имению, Маматов почти физически ощущал жажду крови. Ему хотелось как можно скорее найти Тимофея и рвать его, рвать в клочья, руками, зубами…

Подойдя к воротам, Константин Евгеньевич обернулся к Федору: «Иди к жене, жди меня там» – распорядился он. – «Но, если скажешь про меня кому…» – с этими словами Маматов красноречиво провел ладонью по шее.

– Да нешто я не понятливый? – торопливо закивал тот. Никому не скажу, с женой станем вас ждать!

Дождавшись, когда невысокая фигура Федора скроется из виду, есаул медленно и осторожно, словно кошка по лужам, начал красться к своему родовому поместью.

Здесь ему никакой проводник не требовался. Он с пяти лет облазил имение вдоль и поперек.

«Войду с черного хода» – подумал Константин Евгеньевич. – «Так незаметнее будет. Неизвестно, ведь, сколько их, чертей красных, сейчас там находится».

Проскользнув вдоль задней стены здания, Маматов увидел небольшую дубовую дверцу, окованную железом. Она была открыта. – «Как и предполагал» – с удовлетворением отметил про себя есаул. – «Надо осторожно обойти все комнаты, проверить, сколько там народу».

Проскользнув в имение, он оказался в длинном и темном коридоре цокольного этажа. Он был пуст. Сжимая в правой руке наган, он поднялся на первый этаж и увидел двоих. Один, в кожаной тужурке, спал прямо за письменным столом, установленным в фойе. Напротив главного входа. Второй, завернувшись в солдатскую шинель, лежал возле стены и храпел так, что его вполне могли услышать с улицы.

Подкравшись к человеку в кожанке, Маматов пожалел о том, что при нем нет любимого дамасского кинжала. Того, что отняли при обыске. – «Ширканул бы этого по шее – и никакого шуму» – с сожалением подумал он. – «Стрелять нельзя, тогда попробуем, как со Степаном». Обернув рукоять нагана носовым платком, есаул коротко, но с большой силой ударил спящего в затылок. Затем, быстро подошел к храпящему в шинели. С этим пришлось повозиться немного дольше, так как он ни за что не хотел помирать. Лишь четвертый удар по черепу выбил из него дух. Ни один из них не успел издать ни звука…

Внимательно осмотрев лица убитых, Маматов убедился, что Тимофея среди них нет. – «Пора этого Иуду навестить. Раз он у них главный, значит, поселился, где-то наверху» – размышляя таким образом, Константин Евгеньевич пробрался по мраморной лестнице на второй этаж. «Ага, вот, где ты, сволочь!» – сам себе сказал офицер.

Тимофей расположился в большой гостиной, где находился камин. Он перетащил сюда одну кровать из спальни и сейчас мирно похрапывал на господской перине.

Осторожно миновав гостиную, Маматов, желая убедиться в том, что больше в имении никого нет, обошел оставшиеся комнаты и коридоры. Никого не было. Тогда, вернувшись в гостиную, он подвинул стул вплотную к кровати, на которой почивал Тимофей и сел, положив ногу на ногу. Так он и сидел до тех пор, пока на востоке не показалась светлая полоска рассвета…

Глава 27

…Рыжеволосая, молодая и очень красивая женщина лежала на старой, заштопанной, серой простыне. Рядом с кроватью стоял пятилетний мальчуган, ее сын. Он смотрел на мать с испугом, не понимая, что с нею.

– Почему мама лежит? – спросил он у стоявшей рядом санитарки.

– Болеет она, – коротко ответила та по-французски.

Нежно взглянув на мальчика своими огромными голубыми глазами, умирающая из последних сил протянула ему тяжелый золотой крест. И, прошептав «Костя!», тихо скончалась…

Мальчуган, догадавшись, что случилось непоправимое, горько заплакал. Но в это самое мгновение к его лицу вдруг потянулись страшные когтистые лапы, а неведомый кошмар уже разверз клыкастую пасть… Крепко сжав в руке золотой крест, мальчик замахнулся на ужасную гадину…

Арно Готье пришел в себя от своего собственного дикого вопля. Он, лежа на полу, изо всех сил сжимал в правой ладони золотой крест, украшенный четырьмя крупными изумрудами. За окном серое весеннее небо с грохотом рвали ярко-желтые молнии, а на столике надрывался телефон. Этот кошмар с рыжей женщиной снился Арно уже долгие годы. С тех самых пор, как он лишился своего отца.

Сие печальное событие произошло в 2003 году…

Обычно страшный сон предупреждал Арно о всяких, не особенно приятных переменах, затаившихся в ближайшем будущем.

В том, что перед кроватью умирающей стоял именно он, Арно мог поклясться! Но кто она, та рыжеволосая женщина? Этого молодой человек сказать не мог. Зато увиденный во сне золотой крест он и сейчас все еще продолжал крепко сжимать. Арно им очень дорожил. Шарль Готье попал в автомобильную аварию, получил очень тяжелые ранения и, умирая в палате реанимации, вручил любимому сыну свой последний подарок…

Что касается матери Арно, то молодой человек ее не совершенно помнил. И не удивительно, ведь, вскоре после рождения сына она, оставив младенца на попечение отца, сбежала со своим любовником. И с тех самых пор не давала о себе знать…

C трудом разжав пальцы, Арно поправил на шее длинную золотую цепочку креста и, наконец, снял трубку.

– Арно! Черт бы тебя побрал! – раздался на другом конце знакомый голос его приятеля Жюльена Делажа. Давай, вставай и живо ко мне! Пробурчав что-то вроде «сейчас приеду», Арно положил трубку и побрел умываться в ванную.

Примерно год спустя после смерти отца, Арно и его друг Жюльен открыли в Париже частное детективное агентство. Арендовав небольшую, но уютную двухкомнатную квартирку в 11 округе, неподалеку от кладбища Пер Лашез, они превратили ее во вполне респектабельный офис.

Жюльен, несмотря на то, что был женат и имел двоих детей – мальчика и девочку, так и остался неисправимым бабником.

Сорокалетний, Жюльен Делаж был невысоким и лысоватым субъектом, с небольшим, но имевшим явные перспективы к развитию, брюшком. А до тех пор, пока его не выперли, он служил в одном из отделений парижской полиции и считался одним из лучших следователей. Из-за того, что господин Делаж, как свои пять пальцев знал не только методы ведения расследования, но и Париж вместе со всеми его предместьями, то роль первой скрипки в детективном дуэте досталась именно ему.

Поводом для ухода со службы формально послужили последствия тяжелого ранения. Пулю, раздробившую кость левой ноги, он получил при задержании налетчиков. Невзирая на длительное лечение, господин Делаж остался хромым и вынужден был приобрести трость. Но истинной причиной его увольнения из полиции являлся его неуступчивый характер. Поэтому начальство ухватилось за его хромоту мертвой хваткой, так как непокорный следователь надоел им хуже горькой редьки. Ведь нигде не любят тех, у кого по всем вопросам имеется собственное мнение. А уж, если такие господа часто оказываются правы, то окружающие начинают их просто ненавидеть. А для Делажа никаких авторитетов не существовало. Он всегда говорил то, что думал.

Арно был младше своего друга на целых одиннадцать лет, ему недавно стукнуло двадцать девять. Это был высокий, стройный и спортивный брюнет с огромными синими глазами. И, невзирая на то, что его внешность, да и, что там скрывать, материальный достаток привлекали немало девушек, спутницу жизни он себе он до сих пор так и не выбрал. Возможно, на него оказал влияние тот факт, что во младенчестве его бросила мать? Но Арно или, как называл по-русски его дед, Артемий рос мальчиком довольно замкнутым. Более того, его можно было назвать мрачным.

После окончания юридического факультета в знаменитом Парижском университете Сорбонна, он попытался было поработать по профессии. Однако, быстро обнаружил, что пыльные папки и изучение скучных договоров вовсе его не интересуют. И уволился. Отец, узнав об этом, очень рассердился, но потом остыл и махнул рукой. Мол, молодой еще, пусть перебеситься…

И Арно с благодарностью принял этот дар судьбы. К тому же для беззаботной жизни возможности у него имелись. Отец, будучи весьма солидным рантье, всегда поддерживал его деньгами. Однако он не прожигал жизнь по барам и ночным клубам, нет, он тратил отцовские деньги на литературу. Комната Арно была буквально завалена учебниками по психиатрии и психологи, книгами о магических ритуалах и сущности гипноза, а также посвященными теме экстрасенсорики.

Знакомство его с Жюльеном состоялось за пару лет до смерти отца. Как-то, возвращаясь домой из ночного клуба, молодой человек ввязался на улице в драку. И хотя ему порядком досталось, Арно все-таки вышел из этой заварушки относительно без потерь. Если, конечно, отбросить удар ножом в плечо и разбитый нос. Удачному исходу немало поспособствовали занятия боксом в одном из известных залов, куда отец отвел его еще в 15-летнем возрасте.

Но на следующий день Арно прямо из дому забрал полицейский наряд.

Как вскоре выяснилось, его сдал один из потерпевших, некий Жак. Дело в том, что, сам спровоцировав драку, в результате Жак очутился на больничной койке в весьма плачевном состоянии. Поэтому, он решил отомстить и написал заявление в полицию. Из-за того, что травмы Жака оказались весьма серьезными, то перспективы для Арно вырисовывались не слишком-то радужные… И в тот самый момент, когда, несмотря на все возмущения, Арно все же упрятали в кутузку, дело поручили следователю Жюльену Делажу. Во всем разобравшись, он смог доказать, что Арно в этой истории не обвиняемый, а скорее потерпевший. Сразу же, как только его отпустили из полицейского участка, молодой человек счел долгом представить своего спасителя отцу. Так Жюльен стал частым гостем в их доме. Небольшой двухэтажный особняк располагался в восьмом округе на улице Рико, неподалеку от парка Шуази.

Открыв детективное агентство, друзья сначала хватались за любое дело. Они разыскивали пропавших кошек, собак и людей, следили за неверными супругами и даже, параллельно с полицией, вели расследование убийств.

Забавно, но Арно умудрился совместить, казалось бы, вещи абсолютно несочетающиеся. Кроме вышеперечисленных дел он брался и за те, которые имели с материальной криминалистикой совсем мало общего. Короче говоря, он создал нечто среднее между детективным агентством и кабинетом экстрасенса…

Глава 28

Красному комиссару Тимофею Лыкову снился страшный сон. Словно он стреляет в старого барина из своего маузера, а тому – все нипочем!

Даже напротив. Кажется, будто с каждой новой пулей, всаженной в отставного гусара, тот делается только больше и крепче. Тимофей в ужасе пятится назад, спотыкается и падает навзничь. А мертвый владелец имения подходит к нему вплотную, проводит сухой жилистой рукой по пышным седым усам, склоняется над ним и… На этом месте Тимофей всегда громко кричал от ужаса и этот крик непременно будил его самого. Так случилось и в этот раз. Однако, пробуждение не принесло ему облегчения. Он с ужасом увидел сидящего возле его кровати худощавого человека, в котором тут же узнал родного и единственного сына убитого им владельца имения. Но, как такое может быть, ведь Тимофей точно знал, что ударил младшего Маматова штыком в живот?

– Ты…, вы… – прохрипел он. Как это?..

– Ну, чего замычал? – усмехнулся Константин Евгеньевич. Его усмешка вышла очень и очень нехорошей. Скривились лишь губы, а вот глаза полыхали черной непреклонной ненавистью.

– Я ведь за вами в детстве ходил, ваше благородие, – пробормотал Тимофей.

– Да, конечно, помню, – кивнул Маматов. Как помню и то, что ты меня неизвестно за что штыком пырнул.

– Так я, того… – обрадовался Тимофей открывшейся, как ему показалось, лазейке. Я не разобрал сгоряча, атака же была. Нас за казаками бросили. Вот, бегу и вижу, кто-то лежит. Думал, что немец. Взял и пырнул! Ну не ведал я, что это вы были, ваше благородие! Вот истинный крест! Тимофей привстав на кровати, быстро перекрестился.

– И не разглядел ни лампасов красных на штанах, ни погон есаульских, да? Ладно, хватит кривляться, солнце вскоре встанет, – медленно произнес Константин Евгеньевич. А мне днем нельзя. Ведь убил ты меня, вурдалак я теперь.

Эти слова Маматова привели Тимофея в ужас. Ущипнув себя за руку, он тоненько взвизгнул.

– Да шучу я, шучу! – засмеялся есаул. Не визжи, как свинья недорезанная. Скажи лучше за что ты отца моего с матерью расстрелял и имение разорил?

– Так приказ был! – все еще трясясь от страха, ответил Тимофей.

– Приказ? Откуда? – разыграл удивление Маматов.

– Из губернского совета, – ответил его собеседник.

– Прямо так и приказали, расстрелять стариков, что ли?

– Нет, но когда мы пришли, то батюшка ваш за ружье первым схватился, – продолжил оправдываться Тимофей.

– Ну, правильно, вы же к нему в дом не на чаепитие явились, а с оружием, – пожал плечами Константин Евгеньевич.

– Говори, тварь, за что родителей порешил?! – есаул внезапно вскочил на ноги и мертвой хваткой вцепился Тимофею в горло. Тот, пытаясь вырваться, прохрипел: «Отец ваш, всегда надо мною измывался! А в барыню я стрельнул, когда она уже мертвая была. Ее Матвей убил!»

– Папенька тебе, сучий потрох, избу за службу подарил! А ты ему пулю?! – заорал Маматов.

В этот момент Тимофей наконец нащупал под подушкой свой маузер, выхватил и навел ствол в лицо нежданого собеседниика.

– Да, это я! Я их убил! Всех вас, контру, к стенке поставлю! – торжествующе завопил он. Меня старшим здесь из губернии назначили, что хочу, то и буду делать! А ты сейчас сдохнешь!

Есаулом вдруг овладело холодное спокойствие.

– Нет, – покачал он головой. Это ты сдохнешь…

И схватившись за длинный ствол маузера, он выкрутил пистолет из руки Тимофея. Но, завладев пистолетом, Маматов не стал стрелять, а просто забил Тимофея рукоятью до смерти. Когда же тот перестал подавать признаки жизни, офицер накрыл его разбитую голову подушкой и три раза выстрелил через нее.

– Вот и все, мразь! – с этими словами Маматов отошел к подоконнику, на котором стояло ведерко с водой и принялся тщательно отмывать руки. Они все были забрызганы кровью. Кровью и мозгом.

– «Был скотом и сдох, как скотина!» – пронеслось в голове есаула. – «Вот я и отомстил за вас, родные мои! Вот все они лежат, убийцы ваши. Но почему мне ни капельки не легче от этого?».

Тут с первого этажа послышался глухой вскрик. Подняв валявшийся на полу маузер и выхватив из-за пояса свой наган, Константин Евгеньевич мягко ступая, вышел из гостиной. Осторожно выглянув из-за мраморных балясин лестницы на втором этаже, он взглянул вниз. Прямо посреди фойе стоял священник и испуганно озирался. Есаул узнал его. Это был отец Михаил, настоятель храма, располагавшегося в соседнем селе. Убедившись, что он пришел один, Маматов не скрываясь, спустился по мраморной лестнице на первый этаж.

– Доброго вам утра, батюшка! – приветствовал офицер священнослужителя.

– Да Бог с вами, молодой человек! – ответствовал тот. Какое же оно доброе?! – отец Михаил трясущейся рукой указал на двух мертвецов.

– Помилуйте… – пристально вглядевшись в лицо Маматова, он спросил: «Не Евгения ли Петровича вы сын?»

– Да, – кивнул офицер. Я самый.

– Горе то какое, примите мои самые искренние соболезнования! – сказал священник. Царствие небесное Евгению Петровичу и супруге его перед Господом, Марии Васильевне!

– Благодарю вас, батюшка, – ответил Маматов. И поинтересовался: " А зачем вы сюда пожаловали?»

– Так, их главный приказал прибыть, – с досадой ответил священник. Тимофей, стало быть. Сказал, чтобы церковь я закрыл, а сегодня он со своими товарищами храмовое имущество переписывать собирался. Ну, я и пришел, а тут, вон оно что… – отец Михаил сочувственно покачал головой.

– Да ладно уж вам сокрушаться, отец Михаил, – усмехнулся Константин Евгеньевич. Вам то что за дело до них? Бесы, они и есть бесы!

– Нет, прежде всего, они люди! – твердо ответил священнослужитель и, перекрестившись добавил:" Царствие им небесное!»

– Ну, там без нас разберутся, кому небесное, а кому… – вновь усмехнулся Маматов.

– Не богохульствуйте, пожалуйста, Константин Евгеньевич! – попросил его священнослужитель. – Кстати, это не вы их, часом, того?..

Задавая вопрос, отец Михаил неотрывно смотрел на длинный черный сюртук своего собеседника.

Проследив за взглядом священника, есаул понял, что тот заметил на рукавах и бортах его одежды свежую кровь.

– Я, батюшка, каюсь я … – с иронией ответил Маматов. И не их одних… Сегодня тризна у меня по родителям моим любимым. Которых беззаконно и безжалостно вот эти самые скоты убили. И коих вы, батюшка, непременно в царствие небесное отправить желаете!

– Кровавая значит она, тризна ваша… – вздохнул отец Михаил. Послушайте вы меня, старика, покайтесь.

– Не стану! – есаул резко, с негодованием отшатнувшись от собеседника. Сказано, помните: «Мне отмщение и аз воздам!»

– Не богохульствуйте, молодой человек! – твердо сказал, неотрывно глядя есаулу прямо в глаза, отец Михаил. Не надо так! Лучше простите врагов ваших, как Господь наш, Иисус Христос всем нам велел! И заупокойную по ним закажите.

– Ни денег на это нет, ни желания, честное слово! – мрачно ответил священнику Маматов. Да и по мне самому вскоре уже заупокойную отслужат…

– Больны?.. – участливо поинтересовался отец Михаил.

– Нет, рана… Убьет она меня через пару лет. Так сказали … – пояснил есаул.

– Кто сказал? – удивился священник. Часа своей смерти никто знать не может!

– Она может … – усмехнулся Константин Евгеньевич. Она, ведьма Вазиха, что в Севастополе живет. Все знает!

– О Господи! – развел руками отец Михаил. Зачем же вы, Константин Евгеньевич, с ведьмою то связались?! Грех это!

– На мне грехов, как на собаке бродячей блох! – ответил офицер. Скажите лучше, где мне найти деда Елса?

– Не сметь! – закричал вдруг отец Михаил. Не сметь даже произносить этого трижды проклятого имени! Иди лучше в храм, помолимся. Там ты мне и расскажешь о том, что гнетет тебя, – предложил священнослужитель.

– Нет! – замотал головой есаул. Не взыщите, не пойду я с вами.

– Вижу, что печать лежит на тебе Константин Евгеньевич… – укоризненно произнес отец Михаил. Печать тяжкая… Но молю, не ходи ты к лесному деду! Погубит он тебя, как погубил уже многих…

– Большевички еще скорее погубят… – пробормотал Маматов. Ну, да ладно, там видно будет, а сейчас нам обоим уходить надо.

Наскоро попрощавшись с отцом Михаилом, есаул резко повернулся и покинул родовое имение…

Глава 29

…И надо признать, широкую известность агентству «Делаж-Готье» принесло то необычное и страшное дело, которое Жюльен и Арно

распутали в мае 2007 года.

Тогда, около семи часов вечера, в дверь их офиса постучал благообразный седой господин. Он держал в руке толстую тяжелую трость из красного дерева, украшенную бронзовым набалдашником в виде головы пса. На вид гостю можно было дать лет пятьдесят-пятьдесят пять. Осведомившись, будут ли господа так любезны, что выслушают его дело и, получив не менее вежливое согласие, он начал подробно излагать суть своей проблемы.

– Прошу вас, выслушайте меня до конца, даже, если вам и покажется, будто я – сумасшедший, – тихо попросил он.

Предложив гостю воспользоваться креслом у камина, Арно удобно устроился за письменным столом, а Жюльен удовольствовался стулом. И детективы приготовились внимательно слушать клиента.

– Мое имя Рафаэль Дюран, – начал гость. Обратиться к вам мне посоветовал мой старый друг Шарль Буаселье.

– Припоминаю… – кивнул Жюльен. Мы вели дело о краже его семейной реликвии, кажется…

– У него похитили старинные и очень редкие карманные часы, ранней работы мастера Бреге, – подсказал гость.

– Точно, точно, я вспомнил! – воскликнул Арно. – Как оказалось, их украла его невестка.

– Позволю себе уточнить, бывшая невестка, – поднял сухой палец месье Дюран. Я проживаю в городе Шеврез.

– Если не ошибаюсь, он находится примерно в 40 километрах от Парижа, в департаменте Ивелин? – уточнил Жюльен.

– Да, вы правы, – кивнул месье Дюран. Этот дом, в котором я имею честь проживать, в течение долгого времени, служил для моих предков, так сказать, родовым гнездом. Здесь родились и умерли мои дед и прадед, а также, мой отец…

Дом стоит неподалеку от старинного замка Шато-де-ла-Мадлен. Замок этот был построен еще в 1030 году сеньором Шевреза Ги Первым. В средневековье крепость много раз оказывалась в гуще кровопролитных битв, так как была одним из самых мощных оборонительных укреплений в том районе. С 1989 года в замке располагается штаб-квартира природного парка Шеврез.

– Вы живете в доме один или с супругой? – спросил Жюльен.

– К сожалению, один, – помрачнев, ответил гость. Моя супруга скончалась три года назад…

– Извините, я не знал… – смутился Жюльен. Прошу принять наши с Арно соболезнования.

– Благодарю, – коротко ответил месье Дюран. Так вот, у меня есть пес породы босеро. Его зовут Уго, ему три годика. И мы ежедневно по утрам и вечерам совершаем с ним длительные прогулки по парку. Хотя в последнее время в окрестностях нашего тихого городка стали происходить всякие странные и страшные вещи. Начали пропадать дети и случилось несколько жестоких убийств. Да и вообще люди стали замечать там нечто странное. Но я с псом по-режнему выхожу побродить, ведь свежий воздух весьма полезен.

Не ранее, как пять дней назад мы Уго, как обычно, в восемь часов вечера вышли на прогулку. И по пешеходной дорожке пошли в сторону старинной церкви Святого Мартина. Между прочим, она была построена в 12-м веке. Я спустил Уго с поводка и он, радостно залаяв, побежал вперед. Минуту спустя собака скрылась в густых зарослях. И вдруг, я услышал дикий визг! Я бросился к своему псу и тут из кустов он выскочил прямо мне навстречу! Бедный пес был до крайности напуган. Смелая овчарка скулила, словно маленький щенок и вся тряслась от страха. В этот момент я увидел, как из тех самых зарослей, метрах в пятнадцати от меня, вышло какое-то крупное существо. Сначала я принял его за огромную собаку, но потом понял, что это вовсе не то. Оно, ни секунды не раздумывая, бросилось на нас с Уго. Не обращая внимания на моего пса, который, несмотря на весь свой испуг, встал у него на пути, чтобы защитить меня, существо одним прыжком перемахнуло через него. Разинув пасть, оно попыталось вцепиться мне в левое плечо, но промахнулось. Его зубы вонзились лишь в край кожаного плаща. К счастью, я всегда беру с собой на прогулку вот эту красивую трость. Она досталась мне в наследство от отца. Как вы могли заметить, я не хромаю, но постоянно ношу ее с собой. Это, во- первых, память о моем дорогом отце, а во вторых … – не договорив, гость взялся за трость обеими руками и внезапно рванул их в разные стороны. И тут же в правой его руке оказался длинный стальной клинок, вылетевший из импровизированных ножен с тонким и мелодичным звоном. Отшатнувшись, Арно не смог сдержать восхищения: «Ух, ты!» И, взглянув на своего компаньона, добавил: «Тебе бы такой не помешал, да?»

– Точно, а то хожу, как дурак, с обычной дешевой деревяшкой… – кивнул тот и спросил гостя: " Вы позволите?..»

– Да, да, конечно! – месье Дюран протянул трость Жюльену.

Прятавшийся в трости клинок оказался длинной 69 сантиметров, его ширина равнялась 3 см, а толщина – 7 милиметров.

– Тяжелый и острый какой! – взяв со стола лист бумаги, Жюльен одним взмахом разрезал его на две половинки.

– А это, что такое? – прищурившись, Арно начал рассматривать странные узоры, которые шли по всей длине лезвия.

– Это древние руны, выполненные серебром, – ответил хозяин трости.

– Что они означают? – с любопытством спросил Арно.

– Я не знаю, а отец никогда мне про то не рассказывал, – ответил гость. Но, наверное, для того, чтобы охранить своего владельца от всякой нежити… Так вот, оттолкнув адское создание прочь от себя, я выхватил клинок из ножен и рубанул животное по правой лапе! – продолжил он свой рассказ. И отрубил ее! Сами видите, лезвие длинное, тяжелое и чрезвычайно острое. Громко взревев, животное, хромая, кинулось прочь. В те же самые заросли, откуда и появилось… Не знаю почему, но мне показалось, что оно смахивает на огромную лисицу. Возможно, я так решил из-за его шкуры, которая была темно-рыжей? Впрочем, не знаю…

Сорвав пучок травы, я тщательно вытер лезвие и, очистив его от крови, вложил обратно в ножны.

Потом, как мог, успокоил бедняжку Уго и мы с ним быстро пошли назад, к дому. Но могу поклясться, что в кустах несколько раз мелькнула рыжая шкура неизвестного зверя.

– Вы ходили к врачу? – перебил рассказчика его Жюльен.

– Вы имеете в виду, психиатра? – вопросительно приподнял бровь месье Дюран.

– Нет, я имею в виду обычного врача, да и вашего Уго не помешало бы сводить в ветеринарную клинику, – пояснил Жюльен.

– К врачу я не обращался, так как в этом не было надобности, – ответил гость. Мой плащ сшит из толстой и прочной кожи. Он защитил меня от клыков животного. На моем плече не оказалось ни одной царапины, я проверял. А вот Уго к ветеринару я отвел. Но и у него ветврач тоже никаких видимых повреждений не обнаружил.

Он лишь дал псу успокоительного и посоветовал нам несколько дней воздержаться от прогулок в том месте….

По его просьбе я, как мог, попытался описать внешность того странного животного. Выслушав, он только пожал плечами и сказал, что не может даже предположить, кто на нас напал…

– Расскажите нам, как выглядел этот зверь? – попросил Арно. Какого он был размера, какая у него морда?

– В холке животное было не менее 70 сантиметров, а может даже и больше, – ответил месье Дюран. Морда у него вытянутая, треугольной формы, а вот ушей я не заметил. Да, зубы были не очень крупные, зато клыки тонкие и длинные.

– Хвост у него имелся? – коротко спросил Жюльен.

– Нет… подумав, ответил Рафаэль Дюран.

– Какой длины был этот зверь? – задал очередной вопрос бывший следователь.

– Когда животное кинулось на меня, то встало на задние лапы, а его пасть оказалась на уровне моей шеи, – ответил гость.

– Значит, размером примерно с мастиффа, – заключил Жюльен.

– Да, наверное … – задумчиво согласился с ним месье Дюран. Но это еще не конец истории! Дело в том, что на следующее утро, куда то пропала моя служанка Жюли!

– Так вы, значит, под одной крышей с молодой служанкой? – понимающе ухмыльнулся Жюльен. Но, помниться вы говорили, будто живете один?

– Я сказал, что проживаю в доме один и это святая правда! – ответил месье Дюран. Служанка живет отдельно, во флигеле. Кстати, если вы считаете, что шестьдесят три года – это молодость, тогда она и впрямь молодая девица! – усмехнулся месье Дюран. И с досадой добавил: " К тому же, она еще и страшна, как черт знает кто!»

– Так куда же она подевалась? – вернул собеседников к теме разговора Арно.

– Я обошел весь дом, но ее нигде не было, – пожал плечами гость. – Ни во флигеле, ни в надворных постройках…

Вдруг, смотрю, она выходит из дома и идет мне навстречу! Но ведь я там все только что проверял, ее не было! Подойдя ко мне, она даже не поздоровалась. Лишь кинула на меня злобный, ненавидящий взгляд. Затем, шатаясь, словно пьяная, прошла в свой флигель. Но главное не это, она никогда не отличалась ни сдержанностью, ни воспитанностью! – месье Дюран, понизив голос до свистящего шепота, медленно произнес: «Ее правая рука была замотана окровавленными бинтами и висела на перевязи!» – Я отправился вслед за ней и, нагнав, спросил, что с ее рукой? Она же, взглянув на меня с ехидной усмешкой, сказала, что поранилась, когда рубила дрова. И тут я понял, что она пытается меня обмануть. Жюли никогда не смогла бы поранить себе правую руку, ведь

она – правша! Ближайшей ночью мне показалось, что я слышу вой. Да и Уго, он лежал возле моей кровати, забеспокоился и принялся тихонечко скулить. Захватив с собой трость, я вышел в коридор и могу поклясться, что увидел то самое животное, которое на меня напало! Оно стояло на задних лапах и, опираясь на стену плечом, глядело на меня злыми зелеными глазами! И правой передней лапы у него не было! Я выхватил клинок и кинулся к нему, готовясь прикончить. Но оно злобно зашипело и бросилось прочь.

Мне удалось заметить, как эта тварь проскользнула в дверь флигеля, где жила Жюли. Ворвавшись туда следом за ним и пройдя в комнату служанки, никаких следов таинственного животного я не нашел. Не было и Жюли. Зато на полу, рядом с ее кроватью я увидел… окровавленную головку младенца! Она была отгрызена чьими-то жадными и острыми зубами! Я не стал вызывать полицию, так как понимал, что главным подозреваемым назначат меня самого…

А на следующую ночь мне пришлось пережить самый настоящий кошмар. Открыв глаза, я, прямо над собою, увидел злобную, оскалившуюся пасть рыжей бестии. Увидев, что я проснулся, она бесшумно исчезла. Утром я нашел позади дома свежеобглоданные детские кости!

Все это продолжается с того самого дня, с 30 апреля, когда на меня набросилось неизвестное существо. А вот Жюли, с тех пор, как я повстречал ее во дворе, словно в воду канула!

– Помниться, я читал, как то про подобный случай, – задумчиво протянул Арно. Кажется, это случилось в семнадцатом веке, когда в горах провинции Оверни одно за другим люди начали находить ужасные свидетельства пиршества людоеда. В этих краях со своей красавицей-супругой проживал один состоятельный дворянин, Максим де Рамон. Как-то из Гаскони в гости к нему приехал его кузен Этьен, барон де Мерсьер. Двоюродные братья отправились на охоту и потеряли друг друга. Хозяин поместья по возвращению не застал свою жену. А его слуги, в один голос утверждали, что не видели госпожу.

К вечеру в дом к брату вернулся и барон Де Мерсьер. Он был сильно возбужден и уверял, будто бы на него напало неведомое существо. Но он отрубил ему лапу и так спасся. В доказательство он открыл свою охотничью суму и вскрикнул от ужаса. Там лежала отрубленная… женская кисть! Левая…

Тут к хозяину дома подошел дворецкий и тихо доложил о возвращении госпожи.

Тот, войдя в спальню супруги, остолбенел. Левая рука у нее была замотана окровавленными тряпками! Дворянин несколько дней боролся со своими сомнениями, но после того, как среди ночи его чуть было не загрызло неведомое чудовище, доложил властям о своих подозрениях. Его супруга была задержана и передана инквизиции. Вскоре под пытками она призналась в том, что является оборотнем и ее торжественно сожгли на костре. После чего, как гласят летописи, убийства людей в Оверни прекратились…

– Так вы считаете, что Жюли – это оборотень? – задумчиво спросил мсье Дюран.

– Не знаю, но мы постараемся вам помочь, – ответил Арно. Правда, ведь? – обратился он к своему компаньону.

– Да, – коротко подтвердил Жюльен.

Они бодро взялись за расследование и, убедившись, что все то, о чем им рассказывал Рафаэль Дюран, является чистой правдой, обратились за помощью к своему знакомому священнику-экзорцисту, отцу Пьеру. Тот во всех подробностях объяснил им, что и как именно им предстоит сделать. В итоге, Жюльену и Арно удалось изловить служанку месье Дюрана. Как оказалось, Жюли пряталась в укромном чуланчике, пристроенном позади дома. Женщина устроила там кошмарную берлогу, битком набитую окровавленными детскими костями.

Пригвоздив однорукую ведьму к стене освященным в церкви серебряным жезлом, Арно сторожил ее, пока Жюльен вызывал сотрудников полиции.

В итоге, служанку задержали, затем суд вынес свой приговор. Но, что случилось потом с теми полицейскими, которые конвоировали Жюли до места заключения, никто сказать не может. Ясно одно – они погибли. После того, как осужденная куда то исчезла вместе со своим конвоем, так и не доехав до тюрьмы, на розыски выслали вооруженных полицейских. Прочесав дорогу и обочины, те в придорожных кустах наткнулись на растерзанные трупы троих конвоиров. Позднее, эксперты пришли к единодушному выводу о том, что их загрызло неизвестное животное.…

Узнав об этой трагедии, Арно и Жюльен, сразу же обо всем догадались и, захватив с собой своего друга – священника, выехали в Шеврез. Рафаэль Дюран встретил знакомцев с радостью. Пригласив друзей отужинать с ним, он за столом спросил, что они намериваются делать?

– Беда в том, что вчера в деревушке неподалеку снова пропал младенец…

Пригубив бокал красного вина, Жюльен предположил, что оборотень непременно вернется в свою берлогу. Так оно и случилось…

Устроив засаду в комнате, где раньше проживала Жюли, около полуночи приятели услышали подозрительный шорох. Забравшись под кровать, Арно крепко сжал в руках длинный и мощный стальной клинок, по всей длине инкрустированный серебряными кельтскими рунами. Затаившийся рядом с ним хозяин дома также приготовил свое страшное оружие, а Жюльен со священником спрятались в большом платяном шкафу.

Спустя какое то время кровать служанки заскрипела и оттуда послышалось мерзкое чавканье. В эту секунду дверца шкафа распахнулась, из нее с громким криком выпрыгнул Жюльен. За ним следом, держа перед собою большое серебряное распятие, вышел и священник. Их появление послужило сигналом для Арно и месье Дюрана. Быстро покинув свое убежище, они вылезли с разных сторон кровати и приготовили оружие. Тут Жюльен включил электрический фонарь, луч которого вырвал из тьмы комнаты кошмарную картину: на кровати, жадно обгладывая труп младенца, лежало ужасное существо. При виде людей, оно бросило свою страшную трапезу и, ощерившись, медленно поползло в сторону Жюльена.

В эту секунду Арно, громко крикнув «На, получи, тварь!», вонзил ей в спину свой тяжелый нож. Существо взвыло и попыталось извернуться, но тут в дело вмешался месье Дюран. Взмахнув своим клинком, он вонзил его существу в основание черепа. Но и эта страшное ранение, которое свалило бы с ног и носорога, не смогло убить адское создание! Обернувшись, оно, кинулось на хозяина дома. Клацнули длинные клыки… И возможно, что в этот раз одним разорванным плащом месье Дюран бы не отделался. Но в ситуацию вмешался Арно. Он успел вовремя рубануть чудовище сзади по шее. И еще, и еще… Кровь фонтаном брызнула из глубоких ран и запачкала все стены, а существо, издав последний тоскливый вопль, забилось в конвульсиях.

– Не обращайте внимания! – раздался встревоженный голос священника. Добивайте ее!

Еще несколько ударов охотничьего ножа и голова ужасного существа, блестя глазами, покатилась под ноги безжалостным охотникам.

– Возьмите жезл! – крикнул священник. И вонзите его прямо в сердце!

Жюльен выполнил распоряжение своего друга. Минуту спустя все, казалось, было кончено.

Но вдруг, очертания мертвого тела животного

начали меняться. Рыжая шерсть клоками осыпалась на пол, отрубленная голова округлилась, а лапы начали превращаться в человеческие конечности… И спустя пятнадцать минут охотники, вместо убитого монстра увидели перед собой обезглавленную однорукую женщину…

Тело Жюли, вместе с останками несчастного младенца, завернули в одеяло и, облив бензином, сожгли в подвале дома месье Дюрана в здоровенной чугунной печи. После чего, священник собрал оставшийся прах и зарыл в месте, известном лишь одному ему…

И после смерти Жюли дети в окрестных селах пропадать перестали. Затем Готье со своим другом Жюльеном раскрыли еще несколько дел, смахивающих на мистические. Правда, далеко не все они оказались таковыми. В большинстве случаев все сводилось к обычной шизофрении, было и около десятка мошенничеств. Но авторами примерно десяти процентов страшных загадок и в самом деле являлись различные потустоонние проявления. Необходимо отметить, что Жюльен, будучи убежденным материалистом, поначалу воспринимал существование всего, что выходило за рамки его представлений, резко отрицательно. Он во всем подозревал подвох, считая, будто Арно хочет его разыграть. И лишь то майское дело о рыжей бестии-оборотне заставило бывшего следователя изменить точку зрения. Чему, следует признать, немало поспособствовали долгие беседы, которые вел с Жюльеном знакомый Арно, священник-экзорцист отец Пьер. Он, кстати, всегда помогал друзьям в расследовании подобных дел…

Глава 30

…Покинув усадьбу, Константин Евгеньевич направился на сельский погост. Там, по словам Федора, крестьяне похоронили его родителей. Но хотя кладбище было небольшим, в поисках дорогой сердцу могилы ему пришлось бродить довольно долго. – «Но вот, кажется, новое захоронение» – сам себе сказал есаул и подошел к могильному холмику. Над ним стоял простой деревянный крест, на котором, кто-то ни шибко грамотный нацарапал еле различимую надпись: «Евгений Маматов и Мария Маматова – контра».

При виде такого глумления, над уже мертвыми людьми, в мозгу у Константина Евгеньевича будто взорвалась бомба! Весь мир погрузился в багровый туман, а сам есаул, рухнув лицом прямо на могильный холмик, безудержно зарыдал.

Он лежал там долго, очень долго… Затем, встал, отряхнул одежду и, ни к кому не обращаясь, громко произнес: «Я ненавижу вашу власть и клянусь, что буду рубить вас, резать вас и стрелять вас, изверги, где только не застану!.. Пока хватит сил, пока буду жив…»

Есаул отер слезы, все еще струившиеся по его впалым щекам и отправился в село. Добравшись до дома Федора, Константин Евгеньевич чуть было не свалился на пороге. Он только сейчас понял, как устал. Взглянув в испуганные глаза хозяев избы, Маматов скинул с себя испачканный в крови сюртук и приказал Матрене» Выстирай! Но только обязательно в холодной воде. Иначе кровь не сойдет.» И, полностью обессилев, упал на лавку.

– Кровь?.. – дрожащим голосом переспросила хозяйка, но есаул лишь махнул на нее рукой. И уснул. Проспав так до самого вечера, он проснулся немного посвежевшим.

– Слышь-ка, Федор! Где там тебя черти носят? – позвал он хозяина.

– Да тут я, вот, – ответил тот.

– Скажи Матрене, пусть нам поесть соберет в дорогу, – распорядился есаул.

– Куды вы собрались, на ночь глядя? – обеспокоено поинтересовался Федор. Места то у нас глухие, неровен час, страшное приключиться могет!

– Да ну тебя к бесу! – усмехнулся Константин Евгеньевич. Скажешь тоже! Страшное! Напугать меня вздумал сказками своими? Лучше иди и детишек пугай, они поверят.

– Нет же, истину говорю вам, ваше благородие, – ответил Федор. Здесь у нас немало гиблых мест. Мне, вон, матушка еще сказывала, что звались они хляблыми да и дьявольскими тоже… Овраги, там, чащи, непроходимые.

– Помнишь, ты мне про деда рассказывал? – перебил его Константин Евгеньевич. Так вот, мне к нему надо.

– Вы к деду Елсу собрались?!.. – Федор изумленно вытаращил глаза. Зачем он вам?

– Нужен он мне, – неопределенно ответил есаул.

– Ладно, отведу я вас к нему, – скрепя сердце, пообещал Федор. Но не ночью! Дождемся утра и пойдем.

– Хорошо, – кивнул Маматов и спросил. Сколько туда идти?

– Полдня придется, так что отдыхайте, ваше благородие, – посоветовал хозяин дома.

Поужинав перловой кашей, которую приготовила Матрена, все легли спать. Но вскоре Маматов проснулся. Внутренности жгло, его тошнило. Едва выскочив во двор, он упал в траву и задергался в ужасных приступах рвоты.

Спустя несколько минут ему полегчало. Вытерев рот рукой, он увидел, что она вся в крови. – «Ошиблась ведьма, какие там два года!» – подумал он. – «Как бы сейчас не сдохнуть!». Вернувшись в дом, он лег на спину и до рассвета забылся тяжелым и тревожным сном. Ему снилась Наташенька. Будто он ведет ее к венцу, а рядом стоят и улыбаются его матушка и отец. – «Как же так?» – удивлено спрашивает их Маматов. – «Вас же нет? Вы же умерли!». На что его отец, отставной гусарский ротмистр Евгений Петрович, усмехнувшись, отвечает: – «Нет, это все тебе только приснилось. А матушка Мария Васильевна, взяв отца за руку, лишь молча кивает головой». Но тут происходит страшное. Возле самого аналоя, когда священник велит им обменяться кольцами, Наташенька, взглянув в лицо Маматова, вдруг с ужасом отшатывается и с криком бежит прочь. За нею следом выбегают и папенька с маменькой, а священник, осенив себя крестным знамением и упав на колени, начинает громко творить молитву. Маматов, подскочив к окну храма, вдруг видит в стекле свое отражение. И понимает, он – не человек. На него глядит кто-то или что-то бесформенно- расплывчатое, но, от этого не менее ужасное.

Тут, под взорами святых икон, его начинают бить судороги. Упав на холодный каменный пол, он не находит в себе сил подняться и так, шипя, выползает из церкви, словно какой-то гад…

Проснувшись в холодном поту, есаул с трудом уверил себя, что это был всего лишь только сон. Но насколько же он был красочен! В этот момент в его голове внезапно родилась твердая уверенность, что он больше никогда не увидит свою Наташеньку. Как будто эту мысль кто-то неведомый вложил в его бедную, больную голову. От этого есаулу захотелось выть, выть, а потом рвать всех встречных и поперечных. Рвать в клочья, чтобы их кровью утолить свое неизбывное горе.

– Ваше благородие, вы проснулись? – услышал он голос Федора. Давайте-ка, позавтракаем на дорожку и в путь.

Умывшись со сна и отказавшись от еды, так как его еще мутило, Маматов выпил лишь кружку холодной воды. Ему стало гораздо лучше. Федор, захватив с собой узелок, в котором лежали приготовленные с вечера семь вареных яиц, краюха хлеба, пучок зеленого лука и шматок сала, вышел первым. Помолившись, он перекрестился и, засунув за пояс топор, обернулся к Маматову: «Готов я, ваше благородие.» Подхватив стоявший возле порога небольшой мешок, мужик вышел на улицу.

– Что в мешке? – поинтересовался Константин Евгеньевич.

– Дар для деда Елса, – ответил Федор.

На востоке, над кромешной теменью ночи, на небе появилась тонкая светлая полоска. Озираясь, оба осторожно вышли за ворота и, тихо ступая, пошли в сторону леса. Их встретили высокие сосны, которые казались абсолютно черными. Так они шли до полудня. Устав, есаул попросил Федора сделать привал. Но тот отказался.

– Пройдем еще версты три, а там и пообедаем. Тем временем, среди сосен стали встречаться и дубы.

Примерно через часок они свернули с тропинки и вошли в глубокий, темный овраг. Присев на корточки, Федор разложил перед собой на тряпице их нехитрую снедь. Наскоро перекусив, Маматов спросил: «Ну и где твои страсти-то? Ну, которыми ты вчера меня пугал?»

– Даже не вспоминайте про то, ваше благородие! – взмолился Федор. Не дай Бог, приключиться какая напасть! Мужичок словно в воду глядел. Не успели они выйти из оврага, как услыхали громкий и протяжный вопль. Выхватив из-за пояса наган, есаул кинулся на крик. Пробежав около двух сотен шагов, он, к своему ужасу, увидел под высоким дубом растерзанное человеческое тело. Рядом лежала корзинка со снедью. Желая получше рассмотреть страшные останки, есаул сделал еще несколько шагов вперед и тут обо что-то споткнулся. Да, Маматову не раз приходилось видеть смерть. А не ранее, как еще вчера он сам жестоко расправился с мужиками – убийцами своих родителей. Однако, бросив взгляд себе под ноги, есаул похолодел от ужаса. Там лежала голова ребенка. Это была девочка в красном платочке, из-под которого выбивались льняные локоны. Мертвая головка глядела на Константина Евгеньевича широко открытыми голубыми глазами. В них застыл смертельный ужас.

– Господи спаси и сохрани раба твово! – услышал он за спиной испуганный голос Федора. Говорил ведь я, ваше благородие, нечисто у нас.

– Волки, наверное… – хрипло предположил есаул.

– Да какие там волки! – возразил мужик. Они бы девочку растащили. Одни бы косточки только и остались. А здесь, глядите-ка, Константин Евгеньевич, ее же просто порвали!

Приглядевшись, есаул убедился в правоте Федора. Ребенок был просто растерзан. Но следов волчьего пиршества заметно не было…

– Медведь?.. – предположил Маматов.

– Нет! – замотал головой мужичок. Гляньте-ка, ваше благородие, – Федор трясущейся рукой указал на лежащую неподалеку оторванную ножку убитой девочки. Видите, какие зубищи-то?!

Есаул вынужден был согласиться. Ширина пасти перекусившей бедро несчастного дитяти, была

просто огромна. – «Не менее трех моих ладоней!» – про себя отметил Константин Евгеньевич. При этом, надо отметить, что ладони у него были отнюдь не маленькими. Каждая шириной сантиметров в десять.

– Да, это какая-же пасть должна быть у чудовища? – высказал свое удивление вслух Константин Евгеньевич.

– Вот я и говорю, не медведь это! – кивнул Федор. Тот меньше будет!

– Похороним? – предложил Маматов.

– Ни за что! – твердо ответил Федор. Девочку отпеть надобно. Иначе она в кикимору превратиться.

– Глупости! – отмахнулся есаул.

– А вот и нет! – возразил Федор. Зря что ли верят люди? Мне бабка еще рассказывала, будто кикиморы – это не отпетые покойники или детки, которые некрещеными умерли. Они тогда в старух страшных превращаются с кокошниками на голове и постоянно людям пакостят.

– Кто же здесь бедную девочку отпеть сможет? – удивился Константин Евгеньевич.

– Дык, я это, когда возвертаюсь, то батюшку отца Михаила приведу, – ответил Федор.

– А ты, что же это, в кикимор веришь? – попытался было пошутить Константин Евгеньевич, но вышло слабо.

– Вы, ваше благородие, все сами видели, – бросив на него укоризненный взгляд и засовывая топор за пояс, ответил мужик.

– Пойдем-ка отсюда скорее!

Все то время, пока оба стояли рядом с растерзанным ребенком, Маматов не мог отделаться от странного ощущения. Ему казалось, будто за ними пристально наблюдает кто-то невидимый…

Оглядевшись по сторонам, он заметил за одним из дубов, какое-то движение. Выхватывая на ходу револьвер, он кинулся туда, но ничего не увидел. Зато успел заметить, как закачались заросли шиповника. Кинувшись в колючки, есаул вдруг увидел перед собою нечто огромно-косматое. Внезапно остановившись, оно обернулось к нему. И Константин Евгеньевич физически ощутил взгляд кроваво-красных глаз неведомого существа. Взор этот будто ударил

его в лоб и заставил остановиться.

– Где вы, ваше благородие? – услыхал он за своей спиной.

Повернувшись, Маматов медленно побрел обратно и они с Федором двинулись дальше.

Внимательно выслушав рассказ есаула об увиденном им в зарослях шиповника, мужичок серьезно произнес: «Это вы со зверем-ведуном столкнулись, ваше благородие.

– Оборотень он, что ли? – спросил Маматов.

– Тише! – взмолился Федор. Услышит, не дай Бог!

– Но были, же случаи? – не отставал есаул. Скажи, были?

– Да, – сдался, наконец, мужичок. В прошлом годе застрелили мужики медведицу на охоте, глядь, а под шкурой-то – баба!

– Так уж и баба! – не поверил есаул. Всякий, что ли оборотнем стать может?

– Когда как, – уклончиво ответил его собеседник. Но боле всего этим ведьмы пользуются. Для того они через двенадцать ножей в полнолуние и кувыркаются!

Солнце садилось. На смену дубам и ясеням вновь пришли высокие, темно-зеленые сосны и разлапистые ели.

– Что-то засыпаю я на ходу, – пожаловался есаул Федору.

– Так ложитесь, под ель, вашбродь, а я пока схожу, погляжу, что и как…

Последовав совету своего спутника, Константин Евгеньевич нарезал еловых лап и, улегшись на них, мгновенно заснул…

Глава 31

…Умывшись, почистив зубы и опрокинув чашечку крепкого кофе, Арно выбежал из дому и, сев в свой «Пежо», рванул в офис, в сторону кладбища Пер Лашез.

Жюльен встретил его на пороге.

– Ну, и где тебя носит?! – недовольно пробурчал он. Звонил генерал Алексей Иванович Сартаков, помнишь его?

– Сартаков?.. – Арно, утвердительно кивнул. Конечно, помню! Два года назад мы встречались с ним в России. Дело о кровавом карлике-убийце.

– Так вот, – продолжал его приятель. Генерал просит тебя вновь посетить Россию.

– Куда лететь на этот раз? – не слишком обрадовано поинтересовался Арно. Надеюсь, нас не просят помогать государственным структурам? От них, как говориться, ни шерсти, ни мычания, а одни только неприятности. Вспомни, где служит Сартаков.

– Нет, нет! – поспешил развеять сомнения компаньона Жюльен. Там дело частного характера. В Тамбовской, по-моему, области произошло несколько страшных и необъяснимых, с точки зрения криминалистики, убийств. По крайней мере, так обрисовал мне ситуацию генерал.

– В Тамбовской?.. – задумчиво протянул Арно. Отец рассказывал, что там находилось родовое имение наших предков. И, дедушка тоже не раз про это мне говорил…

– Кого?.. Каких?.. Чьих предков?.. – искренне удивился Жюльен. Так, вы, из России, что ли?

Его изумление, а иначе это не назовешь, было вполне понятно. Дело в том, что, несмотря на многолетнюю дружбу, Арно ни разу не рассказывал своему другу о том, что он является потомком одного из старинных дворянских родов России.

– Да, – лаконично ответил Арно. После революции моя прабабушка вынуждена была эмигрировать во Францию. А мой дед, царствие ему небесное, родился уже здесь, в Париже.

– А бабушка?.. – с нескрываемым любопытством, спросил его компаньон.

– Бабушка тоже была из семьи русских эмигрантов и, между прочим, происходила из рода князей Рязанских, – гордо ответил Арно. Но она умерла раньше деда и еще до моего рождения в 1979 году…

– Ясно, теперь я понял, откуда в тебе это … – Жюльен запнулся, подбирая нужное слово. Затем, выразительно щелкнув пальцами, торжествующе произнес: «Высокомерие!»

Не обращая внимания на возмущенные попытки Арно перебить его, Жюльен продолжал: «Но главное, лень! Ну, просто чистой воды аристократ! Ни черта делать не хочешь! Тебе бы все в кресле сидеть и вино хлестать или же в компьютерные игрушки резаться. Стыдно сказать, двадцать девять лет и до сих пор не женат!»

– Да ладно, ты женат и что? Сильно счастливым стал от этого? – попытался парировать обвинения (которые, надо признать, в глубине души он считал вполне справедливыми) Арно.

– Я выше личного счастья, поэтому женился не собственного удовольствия ради, а продолжения рода для, – выдал высокопарную тираду Жюльен. Ну, да ладно! – прервал он сам себя. Короче, надо как можно скорее вылетать в Санкт-Петербург. Там тебя встретят, вот возьми номера телефонов Сартакова и отца потерпевшего Николая Михайловича Артемьева. Генерал говорит, что он – большая шишка и богатый человек, поэтому во время расследования будешь кататься, как сыр в масле!

– Размер гонорара, надеюсь, ты уже успел оговорить? – поинтересовался Арно.

– Фу, ну что за мелкое лавочничество! – скривил физиономию Жюльен. Такое поведение не пристало отпрыску голубой крови!

– Сам ты голубой! – парировал его молодой друг. Ну так как, оговорили или нет?

– Договорились уже и не только. Вчера на наш счет пришла первая часть гонорара, – удовлетворенно хмыкнул Жюльен. И спохватившись, поспешно спросил: «Да, кстати, а русский-то язык ты хоть знаешь?»

– Знаю, – улыбнулся Арно. Ведь я наполовину русский. К тому же дед и отец всегда говорили дома только на русском языке.

– Ну, тогда все в порядке! – заулыбался Жюльен. Да, вылетаешь сегодня, в три часа дня из аэропорта Арли.

Когда самолет сел в Пулково, Арно спал таким сладким сном, что симпатичной блондинке-стюардессе даже жаль было его будить.

Открыв глаза, Арно поблагодарил девушку, встал, снял с полки свою кожаную сумку и пошел к трапу. Первым, кого он увидел в зале ожидания, оказался человек в черном костюме. Среднего роста носатый гражданин был довольно сухощав, а его острое лицо выражало нетерпение, которое он и не пытался скрыть. Стоя у разделительного барьера, незнакомец, переминался с ноги на ногу и всматривался в лица прибывших пассажиров рейса Париж – Санкт-Петербург. В правой своей руке он держал табличку. На ней по-французски было написано «месье Арно Готье».

– Здравствуйте! – поприветствовал его поданный Франции.

– Вы говорите по-русски? – удивился встречающий.

– Да, – скромно ответил Арно.

– Тогда здравствуйте, здравствуйте! – пожав руку приезжего, мужчина быстро повернулся и попытался взять у Готье его кожаную сумку.

– Нет, спасибо, я сам понесу, – отказался тот от его помощи.

– Тогда пойдемте быстрее, у меня машина на парковке, – пригласил его собеседник. Ах, да, я совсем забыл представиться, встречающий с досадой ударил себя ладонью по лбу: «Борис Моисеевич Краснопольский – адвокат Николая Михайловича Артемьева.»

– Очень приятно, – кивнул Арно и добавил: " Арно Готье.»

– Да я-то уж знаю, кого встречаю, – пробормотал мужчина и, немного помолчав, вдруг выдал себе под нос: «Чернокнижник!» Сам удивившись своей выходке, Борис Моисеевич искоса посмотрел на своего спутника. И понял, что тот все слышал. «Надо бы извиниться…» – пронеслось в голове у адвоката. Он уже открыл было рот, но в эту секунду Арно, словно прочитав его мысли, усмехнулся и произнес: «Да, ничего страшного, вы не смущайтесь, многие реагируют точно так же! Или даже того хуже. Хорошо еще, что с вилами не кидаетесь…»

Спустя пять минут оба подошли к черному джипу «Лексус 570» и, открыв дверцу, адвокат скомандовал водителю: «Ваня, давай к шефу!» А сам устроился на переднем сидении.

Поздоровавшись с Иваном, Арно уселся сзади, и поставил на колени свою сумку. Заметив это, Борис Моисеевич искренне удивился: «Месье Готье, у вас в сумке, часом, не золотые ли слитки?»

– Нет… – пожал плечами Арно. Просто документы и личные вещи…

– Нам часа полтора добираться по пробкам, так что вам, наверное, неудобно будет так сидеть? – спросил адвокат и предложил: «Лучше поставьте сумку рядом.»

– Да, хорошо, – согласился Готье, снимая сумку с колен.

Через час и пятнадцать минут «Лексус» плавно притормозил у красивых ажурных ворот. И после того как они медленно раскрылись, взору Арно предстала ухоженная территория особняка. К парадной лестнице вела длинная, метров пятьдесят, дорожка, выложенная камнем. С обеих сторон ее окаймляли шикарные цветочные клумбы, а сверху над ними свисали ветви старых дубов и сосен.

Сам особняк, хотя и не выглядел слишком большим, в действительности имел весьма внушительные размеры.

Его владелец встретил гостя прямо на парадной лестнице.

– С нетерпением ожидал вашего приезда и очень рад видеть. Николай Михайлович Артемьев, генерал в отставке, – представился он.

– Очень приятно, Арно Готье, – отрекомендовался в ответ его гость.

– Добро пожаловать на родину предков! – приветствовал он Арно.

– Спасибо, но их родина, Тамбовская губерния – уточнил Готье. Молодому человеку показалось, что при словах «тамбовская губерния» владелец особняка заметно помрачнел.

– Для русского человека вся Россия – Родина, – сказал Николай Михайлович.

– Да, вы правы, – задумчиво произнес Арно.

– Послушайте, да у вас прекрасный русский, – сделал ему комплимент хозяин. Где изучали, в университете?

– Нет, – покачал головой молодой человек. Дома, с дедом и отцом.

– Ах, да! – спохватился Артемьев. Мне ведь Алексей Иванович говорил, что вы – потомственный дворянин.

– Да, это правда, – кивнул Арно. Помниться, когда мы с Жюльеном – это мой компаньон, приезжали в Россию, то нам приходилось работать совместно с господином Сартаковым. И узнав, что я из «бывших», как после революции стали называть дворян в России, он усмехнулся. А потом сказал, что, если бы наша встреча произошла в 20-30-х годах прошлого столетия, то меня обязательно в лагеря бы сослали.

– А, скорее всего, просто шлепнули бы!.. – задумчиво, как бы про себя, произнес хозяин особняка.

– Что?.. – не понял Арно.

– Да нет, это я так… – спохватился Артемьев. Не обращайте внимания, это я о своем. Лучше пройдемте в дом и за обедом обсудим, что и как…

Проводив гостя в гостиную, в самом центре которой стоял огромный обеденный стол, накрытый белоснежной скатертью и полностью сервированный, Артемьев усадил его на самое почетное место. И как Арно не сопротивлялся, ему все-таки пришлось сесть во главе стола.

– Но это же место хозяина, – сделал он последнюю попытку отстоять правила этикета.

Однако, Николай Михайлович почти насильно усадил его там.

– Вы, наверное, проголодались в дороге, путь от Парижа ведь неблизкий? Налить? – Артемьев вопросительно навис над Арно с хрустальным графином в руке.

– Да, если вас не затруднит, – согласился Готье.

– Послушайте… – вдруг спохватился Николай Михайлович, – вы говорили, будто ваши предки проживали в Тамбовской области.

– Да, точно так, – кивнул детектив. В Тамбовской губернии.

– Но она, ведь, большая, – развивал свою мысль Артемьев. Где именно, не знаете?

– Знаю, – расправившись с очередным куском мяса, ответил Арно. В селе Вишневое.

– Где?!..– выронив из руки вилку, которая с мелодичным серебряным звоном упала на паркет, переспросил хозяин.

– В Вишневом… – повторил гость.

– Вот это да! Вот это совпадение! – вскочив со стула, воскликнул Николай Михайлович. Они, что же, все умерли?

– Да, дедушка умер давно, в 1992 году, – ответил гость.

– Ах, как же жаль! – не сдержавшись, Артемьев ударил кулаком по столу. Да так, что его рюмка упала и водка разлилась по чистой скатерти. Арно с удивлением взглянул на владельца особняка.

– Прошу прощения, – пробормотал Артемьев. Он вам не рассказывал о своем отце? Как его звали, каким он был?

– Нет, дедушка ничего мне про своего отца не рассказывал, – ответил Арно. Он ведь ни разу в жизни его не видел. Дед родился уже в Париже.

– А его мать, ваша прабабушка? – задал очередной вопрос Артемьев. Она что-нибудь рассказывала вашему дедушке про его отца?

– Вряд ли… – пожал плечами Арно. Он был еще совсем маленьким, когда она скончалась. Потом деда отдали в сиротский приют.

– Какая страшная судьба, – посочувствовал хозяин.

– Такое пришлось пережить сотням и тысячам русских эмигрантов, – ответил детектив. Но дед не сдался и, выйдя из приюта, поступил в Сорбонну. После окончания университета, он открыл свое дело и стал преуспевающим коммерсантом.

Заработанный им капитал позволил моему отцу не задумываться о куске хлеба, а мне – тем более!

– Так, понятно… – задумчиво пробормотал себе под нос Артемьев. Значит вы занимаетесь частными расследованиями лишь из интереса?

– Наверное… – улыбнулся Готье.

– А супруга его? – продолжал допытываться хозяин.

– Чья? – не понял Арно.

– Вашего уважаемого деда, – уточнил Николай Михайлович. Не подскажете, как ее фамилия?

– Она происходила из рода князей Рязанских, – ответил Арно. И полюбопытствовал: «А к чему вам, моя родословная, если не секрет?»

– Да какой там секрет! – махнул рукой Артемьев. – Дело в том, что в Вишневом я недавно построил себе особняк. Знаете, воздух, речка, птички поют, красота, одним словом…

Но, как позже выяснилось, в этих местах случаются страшные, непостижимые вещи!

И Николай Михайлович поведал гостю о том кошмаре, которым окончилась веселая свадьба. Как ужасной смертью погибла невеста его единственного сына Светлана и один из охранников. Как были ранены трое других секьюрити. Как его единственный сын Михаил получил сильнейшее нервное потрясение и как потом, в фамильном склепе старой усадьбы, нечто неведомое разорвало еще нескольких человек.

– Отец Светланы, уважаемый коммерсант Георгий Степанович Никитин, не смог смириться со смертью дочери и начал собственное расследование, – продолжал свой невеселый рассказ Артемьев. В принципе, тут я с ним согласен. Столько времени уже прошло, а следствие – ни с места! Никитин в прошлом, как бы это деликатнее выразиться, криминальный авторитет. Ну, и методы у него тоже соответствующие. Так вот он взял на подмогу местную братву и спустился в склеп, а там их просто на куски порвали!

– Кто порвал? – заинтересованно спросил Арно.

– Никто из людей не мог подобного сотворить! – понизил голос Артемьев. Это нечто потустороннее!

– Никитин тоже погиб? – спросил детектив.

– Нет, он и еще один из его людей остались целы, – пояснил хозяин дома. – Георгий Степанович после этого ужаса, на обратном пути заехал ко мне и все рассказал. На нем лица не было!

– Как самочувствие вашего сына? – поинтересовался Арно.

– Мне бы надо с ними поговорить.

– Благодарю вас, сейчас уже гораздо лучше, – ответил Артемьев. Но, думаю, ничего толком рассказать, он не сможет…

Однако, гость настоял на своем. Артемьев, распорядившись подать авто, поехал вместе с Арно к сыну в психиатрическую клинику.

Михаил встретил их примерно так же, как и в прошлый раз Серова с его другом оперативником – сидя на кровати и раскачиваясь взад и вперед. Но стоило ему кинуть на вошедших всего один единственный взгляд, как он указал пальцем на Арно и дико выкрикнул: " Папа, это он!»

И напрасно Артемьев, вместе с доктором и медсестрой, пытались его успокоить. Михаил, спрятавшись под одеяло, тихонько и жалобно скулил, словно побитая собака… Зрелище было не слишком приятное и Арно, чтобы не травмировать, и без того явно покалеченную, психику пациента, вышел в коридор. Там рядом с дверью палаты, стоял здоровенный и усатый, ростом никак не менее двух метров, санитар.

– Чего там, этот опять орет? – спросил он у Готье.

– Да, – кивнул тот. Мы с его отцом пришли, а тут…

– Валентин, – протянув Арно руку, представился санитар. Я к этому Михаилу прикреплен, чтоб ему…

Пожав его мощную длань, детектив в ответ

отрекомендовался: «Артем. Мне нужно было Михаила опросить, а у него снова приступ…»

Детектив умышленно назвал себя русским

именем, чтобы расположить санитара к себе. Ведь назовись он Арно, как санитар обязательно бы спросил, почему у него такое нерусское имя. И принялся бы выяснять, иностранец он или нет? В итоге напрягся бы и неминуемо замкнулся. Арно же надеялся его разговорить, чтобы выудить те сведения, которые он не смог сегодня получить у Михаила. К тому же, Артемом называли его и дед, и отец…

– Да с ним чуть ли не каждый день такое, – с досадой махнул рукой Валентин и поинтересовался: «А вы, из полиции, что ли?»

– Угу, – кивнул детектив.

– Но к нему же недавно уже приходили двое, – с подозрением взглянув на Арно, сказал санитар.

– Да, следователь послал меня кое-что уточнить, – уклончиво ответил детектив.

– А-а-а, понятно! – кивнул санитар. Ну, тогда слушай. Нам начальство велит все записывать, что этот пациент в бреду орет. Вот я сюда все и записываю. Валентин извлек из кармана своего халата небольшой черный блокнот и, открыв его, принялся перечислять Арно все то, о чем кричал Михаил за время нахождения в клинике.

– Да что это я, сами возьмите и прочитайте! – предложил санитар.

– «Странно, он все время упоминает одно и то же!» – подумал Арно, пробегая глазами корявые строчки. – «Про кровь, которая повсюду, положим, вполне понятно. Бедный Михаил пережил сильнейший стресс. И про то, что он никого не убивал тоже, ясно… Но стоп! Что это за кошмар такой, который приходит к нему каждую ночь, да еще и скалится? И почему его прадед Лыков во всем виноват?» – отметил про себя Арно.

– Ты знаешь, – обратился к нему Валентин, когда те двое из полиции приходили, Мишка в окне увидел какого-то мужика. Он его напугал, а потом нас с охранниками послали его ловить. Так я скажу, на тебя он был здорово похож! Только у тебя усов нет!

Поблагодарив словоохотливого Валентина, Арно тихонечко приоткрыл дверь палаты. Николай Михайлович сидел на кровати рядом с Михаилом и, обняв того за плечи, что-то тихо ему говорил. Пациент уже не буянил, а вполне осмысленно слушал слова отца.

Когда же детектив, осторожно ступая, вошел в палату, то на лице Михаила вновь появилось испуганное выражение. Правда, в этот раз он уже не орал. Артемьев обернувшись и указав рукой на Арно, тихо сказал сыну: «Это не он, это совсем другой человек. Он хороший, он хочет нам помочь. Его зовут Арно.»

– Скажите, Михаил, кто такой Лыков? – спросил детектив Готье.

Бросив на него исподлобья настороженный взгляд, больной тихо произнес: «Это мой прадед. И зверь сказал, что он во всем виноват, а расплачиваться за прадеда буду я.»

– Какой зверь? – терпеливо спросил Арно.

– До того дня, когда случилась эта трагедия, он приходил ко мне каждую ночь, – ответил молодой человек.

– Как он выглядел? – спросил Готье.

– Иногда, как зверь, иногда, как человек, – прозвучало в ответ

– Когда он был в виде человека, как он выглядел? – заинтересованно спросил Арно.

– Как вы, – ответил его собеседник. Только глаза у него были черные-черные, а у вас голубые…

Глава 32

– …Надо бы на место трагедии съездить… – предложил Арно Артемьеву, когда они оба покинули тоскливые стены психиатрической клиники.

– Съездим еще, успеем? – ответил тот. Но сначала отдохнете у меня, а завтра рано утром и поедем.

– Михаил сказал, что его прадед Лыков во всем виноват. Это правда? – осторожно спросил детектив.

– Вот еще! – раздраженно фыркнул Николай Михайлович. Просто Мишенька не в себе! Вы же не считаете, что к нему действительно приходил какой-то зверь?

– А кем был прадед? – Арно решил проявить дипломатичность и не заострять внимания Артемьева на явно неприятных для него моментах. Что поделать, если большинство людей признают существование потусторонних сил лишь на словах. При этом многие ходят к разным гадалкам и колдуньям, чтобы решить свои микроскопические проблемки. Но стоит кому-нибудь столкнуться с чем-то действительно страшным и необъяснимым, как они тут же стараются об этот забыть. Или же списать на помрачение рассудка. Как у Владимира Высоцкого в песне – «Ну, Сумасшедший, что возьмешь?» Вот и Николай Михайлович, который сам решил воспользоваться услугами детектива, специализирующегося на, скажем так, не стандартных делах, сам же теперь отрицал явное…

– Тимофей Лыков был моим дедом, отцом моей матери, – ответил Артемьев. Поэтому-то и фамилии у нас разные. Лыкова – девичья фамилия мамы.

– Вы помните деда? – поинтересовался Арно.

– Нет, конечно, – усмехнулся Николай Михайлович. Ведь он был убит еще в 1918 году, когда устанавливал советскую власть.

– Где это произошло? – задал очередной вопрос детектив.

– Не знаю, точно, по-моему, на тамбовщине.

– Как вы думаете, в чем он мог быть виноват и почему именно Михаил должен нести за это ответственность? – спросил Арно. А не вы или, допустим, ваш отец?

– Да, Господи ты, Боже мой! – возмущенно воскликнул Николай Михайлович. Сколько же можно повторять! Миша получил сильнейший удар по психике и поэтому он несет всякую чушь!

– Если так, то как вы можете объяснить гибель двух человек во время той злополучной свадьбы? – прищурился детектив. И почему Михаил так испугался, увидев меня? Ведь я совсем не страшный!

– Не знаю … – устало махнул рукой Артемьев.

– Дело в том, что пока вы успокаивали сына, мне удалось пообщаться с санитаром. И он поведал мне любопытнейшую деталь.

– Какую? – заинтересовался Николай Михайлович.

– Когда вы прошлый раз навещали сына, он кого- то увидел за окном и страшно перепугался, – ответил Арно. Так вот, этот санитар говорит, что этот самый незнакомец очень сильно смахивал на меня. Да и сам Михаил сегодня это подтвердил. Помните, он сказал, что тот, кто приходил к нему по ночам, был то в зверином, то в человеческом образе?

– Да! – кивнул Артемьев. Помню.

– Так вот, – продолжал детектив, – в заключение, перед самым нашим уходом из больницы, Михаил сказал, что тот ночной гость, когда приходил в виде человека, выглядел, как я. Только глаза у него были черными, а у меня, мол, голубые.

– Ну и что? – пробурчал его собеседник. Говорю же, Миша психически болен…

– Нет, думаю, дело тут вовсе не в болезни… – задумчиво возразил ему Арно. На обратном пути они спорили так до самого дома Артемьева.

– Ну, хорошо, … с вами! – заявил хозяин, выходя из машины во дворе особняка. Значит, так и будете меня мистикой кормить?

– Вы сами, во всех подробностях рассказали мне о странной и страшной трагедии в старой усадьбе, – напомнил Артемьеву его гость. Более того, поведали и о последующих событиях, когда ваш знакомый Никитин, кажется, посещал склеп. Неужели он тоже сошел с ума?

– Я такого не говорил, – пробурчал владелец дома.

– Ну и как тогда вы сможете истолковать его слова о том, как стоявшие рядом с ним люди, ни с того, ни с сего, вдруг развалились на куски? И заметьте, вы сказали, что в роли потерпевших на этот раз оказались не какие-нибудь юнцы, а члены преступного клана! Они, наверняка были вооружены, но не смогли себя защитить! Почему?

– Я не знаю … – пробормотал Николай Михайлович.

– Тогда, думаю, вам пришла пора признать мистическую подоплеку происходящего, – торжествующе заключил Арно.

– Ладно, признаю… – буркнул Артемьев и с досадой добавил: «Пойдем-ка лучше ужинать! Или вы намерены и дальше читать мне лекции под дождем?» Только тут увлекшийся спором детектив заметил, что с неба и в самом деле падают тяжелые капли.

– Да, вы правы, – кивнул он. Действительно, пришла пора что-то скушать. За ужином Артемьев, немного поостыв, решил продолжить их беседу.

– Когда ко мне приезжал Никитин, ну, после того страшного приключения в склепе, у меня сложилось впечатление, будто он немного тронулся, – сказал он гостю.

– Не удивительно, ведь, по вашим же словам, Никитин заехал к вам на обратном пути, – заметил Готье. И он все еще мог находиться под впечатлением от пережитого…

– Согласен … – немного подумав, ответил Артемьев. От такого, кому угодно башку снесет.

– Полагаю, первым делом нам следует навестить вашего не состоявшегося родственника, – отложив серебряные вилку и нож в сторону, вытер губы белоснежной салфеткой Арно.

– Да, – согласился хозяин дома. Но только завтра. Сейчас я очень устал, да и вам надо отдохнуть.

На том и порешили. Артемьев выделил в пользование гостя большую спальню на втором этаже. И хотя никаких излишеств там не было, и широченная кровать, и платяный шкаф, и зеркальный трельяж, и конторка были изготовлены из красного дерева. И явно относились к разряду антикварной мебели. «Кровать-то какая богатая!» – отметил про себя детектив. – «Наверняка ее бывший владелец в ней и помер! А может и не один…».

Размышляя так, Арно и сам не заметил, как крепкий сон сомкнул его очи.

…Утро следующего дня выдалось сырым и серым. Открыв глаза, Готье увидел, как по оконному стеклу сбегают редкие, но крупные капли. – «Черт, ну и погодка в этом Санкт-Петербурге!» – подумал он. – «Неужели у них здесь и лета совсем не бывает?». Взглянув на часы, он отметил, что уже половина восьмого. Отбросив в сторону теплое одеяло, молодой человек надел свои тапки и, как был в цветастой пижаме, отправился умываться. Затем, одевшись, он решил спуститься в гостиную. Где и застал хозяина особняка. Тот, сидя за столом, читал утреннюю газету.

После взаимных приветствий, Артемьев спросил: " Ну что, завтракаем и едем к Никитину?»

– Да, – кивнул Арно. Подкрепившись чашечкой кофе и омлетом из двух яиц, а также парой сосисок, он поблагодарил Николая Михайловича и заявил, что готов.

– Хорошо, тогда прикажу готовить нам машину, – Кеша! – крикнул он. Заводи джип! Обернувшись к гостю, хозяин пояснил: «Я вчера вечером созвонился с Георгием Степановичем, и он согласился с вами пообщаться. Но предупреждаю сразу, постарайтесь быть дипломатичнее, не спорьте с ним и не задавайте вопросов в лоб.»

– Да, я понимаю, человек потерял дочь, а потом еще ему пришлось стать свидетелем этого кошмара в склепе… – Арно сочувственно покачал головой.

Через полтора часа, вдоволь потолкавшись в пробках, «Лексус» остановился у кованных ворот трехэтажного особняка Георгия Степановича Никитина. Нажав кнопку вызова, Артемьеву пришлось ответить на все дежурные вопросы секьюрити. Удовлетворившись ответами, охранник объявил: «Сейчас доложу хозяину!»

И пропал минут на десять…

Затем тяжелые ворота медленно и, как-будто нехотя, раздвинули створы. И молодой человек в строгом черном костюме пригласил гостей войти: " Хозяин вас ждет!»

Войдя на территорию особняка, Арно сразу же отметил про себя, что она сильно уступает участку дома Артемьева. И дело тут не в величине земельного участка (у Никитина он был явно больше), а в обустроенности. Нет, цветочные клумбы были, но они находились в каком-то запущенном состоянии. Впрочем, как и кусты, окаймляющие ведущую к дому дорожку.

Еще один охранник, дежуривший у парадного входа, остановил пришедших жестом руки и сделал попытку их обыскать.

– Да ты, что, холуй! – возмутился Артемьев. Вообще одурел?!

– Пропустить! – раздался утробный голос и на пороге особняка появился сам Никитин.

– Приветствую тебя, Николай Михайлович! – поздоровался хозяин с Артемьевым. Представишь меня своему спутнику?

– Да, конечно, – кивнул тот. Георгий Степанович Никитин – крупный предприниматель.

– А молодого человека зовут Арно Готье, он детектив, прибыл из Парижа, чтобы помочь нам в расследовании…

– Очень приятно, – ответил Никитин, пожимая руку французскому гостю.

– А ты, баран, зачем это моих гостей обыскивать вздумал? И не дав себе труда выслушать оправданий секьюрити, неожиданно и весьма квалифицированно ударил его в челюсть. Тот свалился, как подкошенный и глаза его утратили осмысленное выражение. Они плавали, как рыбы в аквариуме.

– Говорил я тебе, чтобы их обыскивать? Отвечай! Говорил или нет? Падла! – зашипел Никитин.

– …Нет… – держась за лицо и пытаясь встать, ответил охранник.

– Это тебе на первый раз! – Никитин смачно плюнул под ноги секьюрити. Еще раз повториться – уволю! На ….. мне не нужны такие дебилы, которые ни… не понимают! Иди, сопли утри…

На Арно вся эта отвратительная сцена подействовала угнетающе. И после того, как Георгий Степанович нанес свой удар, он даже сделал движение, пытаясь предотвратить дальнейшую расправу. Но в этот момент Артемьев крепко схватил его за руку и удержал. Когда Готье оглянулся, Николай Михайлович лишь молча покачал головой.

– Ну, ни… понимают! – возмущенно пояснил Никитин, оборачиваясь к гостям. Извините за это воспитание и пройдемте в дом!

В просторном холле хозяина и его гостей встретили двое мрачных охранников и симпатичная горничная в белоснежном накрахмаленном фартуке и наколке.

– Завтракать будете? – спросил Никитин у Артемьева и Арно.

– Нет, Георгий Степанович, спасибо, мы уже позавтракали, – ответил Николай Михайлович.

– Тогда пойдем ко мне в кабинет, – широким жестом пригласил их хозяин. Машуля, – обратился он к горничной. Принеси мне какой-нибудь хавчик. (Еду – блатной жаргон, прим. авт.).

– Есть яичница с беконом, – вопросительно предложила девушка. Нести?

– Неси! – распорядился Георгий Степанович.

А сам с гостями направился к лестнице, ведущий на второй этаж особняка.

Войдя в кабинет хозяина дома, Арно сразу же обратил внимание на бутылку виски. Она была наполовину пуста и стояла на письменном столе.

– Будете? – заметив его взгляд, предложил Никитин.

– Да нет, спасибо, – отказался детектив. Сейчас ведь еще рано.

– А хорошо ведь француз по-русски чешет! – обернулся Георгий Степанович к Артемьеву. Обычно, это наше «да нет» иностранцев в тупик ставит. Они же не понимают, согласие выражает это словосочетание или несогласие. Хотя мы имеем в виду «нет»!

– С каких это пор ты филологом заделался? – Артемьев иронично скосил глаза на собеседника. А месье Арно хорошо говорит не только по-русски, но и по-английски. Николай Михайлович подал Арно незаметный знак, чтобы тот не сказал что-нибудь лишнее.

И надо сказать, что сделал он это весьма вовремя. Готье и в самом деле к вопросам общения подходил очень щепетильно и уже собрался было выпалить хозяину дома нечто вроде «я вам тут не забавная зверюшка, чтобы обсуждать меня же при мне!». Но своевременное вмешательство Артемьева предотвратило возможный конфликт.

– Все это хорошо, но на кой нам здесь его английский? – налив себе полстакана виски, Никитин залпом выпил его.

– Английский мой и вправду, нам вряд ли сейчас понадобиться, – вступил в разговор Арно. Ему порядком надоело вопиющее хамство хозяина дома. Не успев перекинуться с Никитиным и несколькими фразами, Готье отметил про себя, что он уже почти ненавидит владельца особняка.

– «Впрочем, ведь Николай Михайлович предупреждал меня, что Никитин в прошлом являлся криминальным авторитетом. А бывших, среди таких, видимо, не бывает. Как, впрочем, и среди сотрудников полиции или спецслужб» – подумал детектив. А вслух предложил: «Георгий Степанович, вы можете рассказать мне все, что произошло в старой усадьбе той страшной ночью? И чему вы после стали свидетелем?»

– Да я уже сто раз всем рассказывал! – отмахнулся Никитин.

– Да пойми же ты! – внезапно повысил голос Николай Михайлович. Человек специально приехал, чтобы провести расследование и найти убийцу или убийц твоей дочери!

– Да мне уже менты надоели, а тут еще он прикатил! – словно малый ребенок, продолжал упрямиться Георгий Степанович. И не ори на меня! Вы у меня в гостях!

– Да пошел ты ….!!! – Артемьев решительно схватил Арно за руку и потащил прочь из кабинета. Не хочешь знать, кто убил твою единственную дочь, ну и… с тобой!

– Да ладно, тебе Михалыч! – раздалось вслед. Ну, простите меня! Погорячился!..

– Догнав гостей в дверях кабинета, Георгий Степанович приобнял обоих за плечи и потащил обратно. Тут в кабинет с подносом вошла горничная.

– А, Машуля! – обрадовался Никитин. Ставь поднос на стол! Я все сейчас вам расскажу! повернулся он к Арно. Только дайте мне отдышаться и перекусить. С утра ничего не ел…

Подкрепившись и запив завтрак изрядной порцией виски, хозяин дома принялся подробно рассказывать детективу обо всем, что произошло на свадьбе.

– Сначала следователь, который первым расследовал это дело, сказал мне, будто главным подозреваемый – это жених моей Светланки! – возмущенно выпалил Никитин. Но мы же с Николаем Михайловичем подробно поговорили с охранниками. И они рассказывали одно и то же. Что появилось какое-то жуткое создание и набросилось сначала на Свету, потом на всех остальных. А у сына, вот его, – хозяин дома кивнул на Артемьева, – …у Миши до сих пор шрамы на лице остались…

– Значит, существо выскочило непонятно откуда? – уточнил Арно.

– Получается, что так, – неопределенно пожал плечами Георгий Степанович.

– Николай Михайлович говорит, что вы потом сами пытались вести расследование, но в склепе возле усадьбы, что-то случилось? – Готье вопросительно взглянул на собеседника. Это так?

– Еще бы! – Никитин налил себе очередную порцию виски.

– Слушай, Георгий Степанович, ты бы попридержал лошадей, – попытался удержать его Артемьев.

– Отстань, пожалуйста, Николай Михайлович! – отмахнулся тот. А то говорить не буду!

– Да и… с тобой, твое же здоровье! – откликнулся тот.

– Короче, захватил я с собой охрану и пацанов, и поехал в усадьбу, – продолжил он свой рассказ. Пообщались там с местными и они раскололись, что дела всякие ненормальные у них творятся. Ну, призраки, там и всякая нечисть.

– Какие призраки, сколько их? – заинтересованно перебил рассказчика Готье.

– Говорили, вроде двое, – неуверенно ответил Никитин. Старик и жена его, что ли…

– Это они всех губят? – удивился Арно.

– Да нет! – с досадой ударил кулаком по столу хозяин. Там молодой какой-то, с усами, воду мутит! Когда пацаны в Вишневом дежурили, они сказали, что этот самый с усами возле усадьбы отирался. А потом в склеп залез, – продолжил Никитин. В общем, как только мы туда спустились, в склеп этот самый, то в подвале увидели дверь. Открыли, а там комната. И только Серый попытался шкаф книжный открыть, как оттуда все словно дымовой завсесой заволокло.

– Из шкафа? – уточнил Готье.

– Да, – утвердительно кивнул хозяин особняка. И тут у Серого башка вдруг отлетела! А потом и все остальные начали на части разваливаться! Не знаю, как такое возможно, но их словно невидимый кто-то кромсал! Руки, ноги, кишки, головы так и летели во все стороны!

Васька, начальник моей охраны, аж в обморок шлепнулся…

– Он жив? – вновь перебил Никитина детектив.

– Да, хочешь, сейчас позову, – предложил хозяин дома.

И через две минуты Арно уже допрашивал Василия. Тот слово в слово повторил рассказ своего шефа.

– Когда я в себя пришел то даже не понимал, на каком свете нахожусь … – в заключение глухо произнес секьюрити. Готье, поблагодарил его и тот ушел.

– Но самое непонятное случилось позже. И Васька этого не видел, – задумчиво произнес Никитин. Как только он свалился без сознания, перед самыми глазами я увидел огромные зубы!

– Чьи зубы, кто это был? – встрепенулся Арно.

– Не знаю … – разочаровал его Никитин. Но такого ужаса, скажу вам, я не испытывал никогда… Я зажмурился, а когда открыл глаза, то увидел что на столе сидит этот самый усатый. Сперва начал издеваться надо мной, а потом оказалось, что он непонятно откуда, но прекрасно меня знает! Заявил, будто Света пострадала за грехи отцов, – продолжал Никитин. – Усатый назвал фамилию моей жены. Мол, ее дед Степан Кривой во время революции в Вишневом проживал.

Заметив в глазах Готье немой вопрос, Артемьев поспешил напомнить: «Вишневое, это село на тамбовщине, где находится старая усадьба.»

– Этот тип с усами сказал, что Свету убил зверь, а зверь – он сам! – почти выкрикнул Георгий Степанович. Но его пули не берут. Я в него всю обойму всадил, а он только сидел, да ухмылялся!

– Наверняка вы с охранниками стали жертвами гипноза или какого-то галлюциногенного соединения, – предположил детектив.

– Ага! – ехидно кивнул Никитин. Следователь точно так же сказал. А трупы-то откуда взялись?

– Вас могли подвергнуть воздействию галлюциногена, а потом, пока вы беседовали с воображаемым молодым человеком, кто-то расправился с вашими охранниками, – выдвинул свою версию Готье. Ведь они тоже были не в себе и не могли оказать никакого сопротивления.

– Я еще не закончил, – не слишком вежливо оборвал его хозяин дома. Усатый спросил хочу ли я, чтобы Света вернулась? Я, конечно, ответил, что это невозможно, что она похоронена. Но он опять ухмылялся, мерзко так, и потом сказал, чтобы я не удивлялся, если она ночью явиться. Я должен буду произнести заклинание: «Входи, дочь ночи, впускаю тебя из любви и по своей доброй воле».

– И что дальше? – заинтригованно спросил Арно.

– Вчера я это сказал… – Никитин потянулся, было за бутылкой, но Артемьев выбил стакан из его руки. Стекло, ударившись об пол, разлетелось множеством мелких блестящих осколков.

– Довольно чушь пороть! – заорал Николай Михайлович.

– Не веришь? – спокойно и буднично, будто ничего особенного не произошло, спросил его Георгий Степанович. А Светланка-то пришла!

– Где она сейчас? – бесстрастно поинтересовался Готье.

– У себя в комнате, пошли, покажу, – Никитин, горестно вздохнув, тяжело поднялся и вышел из кабинета. Артемьев и Арно, недоуменно переглянувшись, последовали следом за ним.

Поднявшись по резной деревянной лестнице на третий этаж, хозяин особняка повернул направо и, миновав две двери, остановился перед третьей.

– Светочка, это я! – постучав, громко произнес Георгий Степанович. Повернув ручку, он распахнул дверь и вошел в комнату. За ним шагнули и двое его спутников. То, что они увидели, потрясло обоих до глубины души.

На кровати в синем спортивном костюме сидела юная красавица-блондинка и безучастно глядела на вошедших.

– Светик, это я, твой папа… – тихо сказал Никитин, осторожно подойдя к дочери.

Но в ответ не прозвучало ни звука. Больше того, девушка даже не взглянула на него… Зато ее огромные, небесно голубые глаза смотрели прямо на Арно.

– Здравствуйте, – вылетело из его уст, первое что могло прийти на ум в подобной ситуации. Но в ответ девушка не проронила ни звука. Она все так же пристально глядела прямо в глаза Готье.

– Доченька, ты кушать будешь? – склонился к ней Никитин. И вдруг подскочил на месте, как ошпаренный.

– Что ты наделала?! – заорал он.

Приблизившись на пару шагов, Артемьев и Готье, наконец, смогли увидеть то, что так разволновало отца девушки. На полу, за кроватью, в лужице свежей крови лежала мертвая кошка.

– Это же любимица ее матери, Кэтти! – обреченно выдохнул Георгий Степанович. Как ты могла? Ведь ты ее так любила!

Но дочь в ответ даже не повернула к нему головы.

– Она живая… – вдруг послышался с кровати глухой голос. А я – нет…

– Господи, за что?.. – взвыл Никитин и, обернувшись к гостям, попросил их выйти и подождать его за дверью. Сам же задержался. Вскоре Артемьев и Арно услышали его вскрик, а потом звонкую оплеуху. После чего из комнаты вылетел Никитин. Он обеими руками зажимал рану, зияющую на шее. Из нее текла кровь.

– Скорую, вызывайте скорую! – заорал Артемьев, скатываясь по лестнице. Арно, тем временем, вошел в комнату и, не обращая внимания на девушку, все так же неподвижно сидевшую на кровати, тщательно обыскал все вокруг.

– Зачем ты явился? – вдруг вновь послышался с кровати глухой и жуткий голос.

Оглянувшись, детектив заметил, что Светлана, произнося слова, даже не разжимала губ. Зато губы девушки были перепачканы свежей кровью…

– Что, Светлана, чье мясо вкуснее, кошки или папаши вашего? – усмехнулся он.

– Твоя еще вкуснее будет, – последовал ответ.

Осмотрев девушку, Арно не заметил на ее шее ни малейших следов страшной раны. Подняв руку в прощальном приветствии, он поспешно покинул комнату.

– Хорошо еще, что мать в клинике! – услышал он доносившийся снизу голос хозяина особняка.

Спустившись на первый этаж, он увидел, как Георгия Степановича укладывают на носилки двое медработников.

– Она бы такого не пережила! – продолжил сокрушаться Никитин.

– Да, – согласился стоявший рядом с ним Артемьев. Скажи, ну зачем ты ее сюда впустил?

– Так, дочь же, – последовал ответ. Машуля, пригляди тут за всем, – обратился к горничной Никитин. И ты, Вася, тоже…

– Шеф, я с вами поеду- возразил тот.

– Да вы недолго в больнице пробудете, – вмешался в разговор врач «скорой помощи». Заштопают вас, и можете назад ехать. Так все и вышло. Арно с Артемьевым, конечно же, отправились вслед за ним в больницу…

Глава 33

А привиделось есаулу следующее…

Будто проснулся он и пошли они с Федором дальше.

– Теперь давайте тихо, – попросил мужик есаула. Неровен час, рассердим деда Елса.

Тихо ступая и настороженно озираясь, оба вышли на лесную опушку. Со всех сторон ее тесной стеной обступали все те же сосны.

Посредине стоял невысокий деревянный столб высотой метра в два. К его верхушке был прибит диковинный череп, какого-то незнакомого есаулу животного. Закатное солнце бросало на него последние лучи и Константину Евгеньевичу на миг показалось, что ужасный череп приветливо улыбается ему… Он напоминал медвежий, однако был раза в три больше и с огромными, сантиметров по двадцать каждый, клыками. В пасти черепа Маматов разглядел окровавленную тушку зайца. Наперное, убили его совсем недавно, так как кровь все еще текла тоненькой струйкой. Ее рубиновые капли падали прямо на большой серый камень, лежавший возле подножия столба. «Видимо, жертвенник» – подумал есаул. Камень был украшен непонятными для Константина Евгеньевича руническими символами. Но то, что он разглядел в следующую минуту, поразило его еще больше. На траве, неподалеку от камня, валялась кожаная тужурка с красным бантом на лацкане, а рядом – штучные брюки и пара хромовых сапог. Подойдя поближе, есаул увидел, что вся одежда густо заляпана кровью.

Метрах в тридцати от столба, прямо в землю врос старый деревянный сруб. Бревна его почернели от времени и густо обросли мохом.

– Где же тут вход? – обернулся к Федору Маматов.

– Вы это, ваше благородие, не спешите, – последовал ответ. Когда я позову хозяина, так вы, будьте уж так добры, положите ему земной поклон. Очень уж он это любит. Но главное, молчите. Говорите только тогда, когда он сам вас о чем-нибудь спросит, – шепотом наставлял есаула Федор.

Подойдя к жилищу деда, он откашлялся. Затем вдруг опустился на четвереньки и, задрав всклокоченную голову, тихо, но протяжно завыл.

Не успел еще развеяться в воздухе последний отзвук этого тоскливого воя, как под развесистыми лапами ближайшей ели Маматов приметил какое-то движение. Присмотревшись, он вдруг с ужасом увидел нечто большое и нечеткое, однако имевшее два огромных и красных глаза. Пристально глядя на есаула, оно медленно скрылось в зарослях. Маматов инстинктивно потянулся было за своим наганом, но Федор быстро схватил его за руку.

– Не вздумайте, ваше благородие! – громко прошептал он. Дед Елс все видит, он обидеться может и тогда – все пропало!

– Да не обидится он! – вдруг громко произнес кто-то. Как на такого гостя обижаться? Не можно такому быть! Голос был зычный и в нем сквозили властные нотки. Константин Евгеньевич с изумлением увидел, как из тех самых зарослей, где ему только что привиделось неведомое существо, медленно и торжественно вышел седовласый, очень высокий и худой старик в темном длином одеянии с капюшоном. «Словно монах католический» – подумал есаул.

В мощной костлявой длани старец сжимал тяжелый деревянный, как показалось Маматову, посох. «В молодости, видно, богатырем был!» – пронеслось в голове Маматова. – «Руки-то, вон какие, огромные, словно медвежьи лапы! И не посох он в руке держит, оказывается, а трость такую здоровенную!»

– Кланяйтесь, да кланяйтесь же ваше благородие! – толкнул есаула в бок Федор.

– Неча, пустое это … – прозвучало в ответ. Я рад, что сам сын знакомца моего стародавнего, дворянина Евгения Маматова, в гости пожаловал!

Однако, Константин Евгеньевич все-таки низко поклонился старцу. И правильно сделал. Худое и бледное, словно вырезанное из старого хрусталя, лицо деда Елса выразило удовольствие. Не обращая на Федора, который упал перед ним ниц, ни малейшего внимания, величественный старец продолжал: «Знаю, что привело тебя ко мне. Правильно, что отмстил за смерть отца и матушки.»

– Откуда вы про то узнали? – удивлено прошептал Маматов. Едва сутки прошли…

– Прознал я про то, как проклятия на голову твою вдовицы да детишки, отцы да матери убиенных насылать стали, – ответил дед Елс. И страшные же проклятия то были, скажу я тебе!

– Я просто отомстил за смерть моих родителей, – твердо произнес Константин Евгеньевич.

– Ну и правильно! – подойдя вплотную к Маматову, старец дружески схватил его за плечо. Есаулу показалось, что плечо его зажали железные клещи.

– Молодец! – подытожил дед и, обернувшись к все еще лежащему ниц Федору, приказал ему: " Мужик, поднимайся и ступай домой! Да никому не сказывай, куда ходил, с кем и для чего! Понял?»

– Понял, дед Елс, – поднимаясь с земли, кивнул Федор. Прими вот подарок от всей души. С этими словами он с поклоном оставил у ног старца мешок.

– Свининкой решил побаловать старика? – не развязав еще горловину, спросил дед. Ну, хоть я сегодня уже поужинал… – медленно, с какой-то непонятной тягучей злобой, произнес старец. И, бросив косой взгляд на лежавшую возле столба одежду, продолжал: «За подношение благодарствую! Но помни, никому ни слова! Иначе, знаешь сам, что будет…»

– Я всегда слухал тебя, дед Елс! – отбив тринадцать земных поклонов (Маматов непроизвольно их сосчитал), сказал Федор. Все так же кланяясь и пятясь, он покинул поляну и вскоре скрылся из виду.

– Я его даже поблагодарить не успел … – непроизвольно вырвалось у есаула.

– Пустое… – лицо старца исказила презрительная гримаса. Кто он? Мужичишка, жук навозный, для того и нужен, чтобы повеления выполнять. Ты – дело другое. Пойдем-ка в дом, поговорить нам надо! – дед Елс повернулся и, легко неся в левой руке мешок со свиным мясом, весом около пуда, зашагал к срубу.

Не дойдя до него шагов трех, хозяин носком ялового сапога отгреб в сторону сосновые ветки, наклонился и, взявшись мощной дланью за железную скобу, потянул ее на себя. Тут прямо в земле открылся ход.

– Заходи, дорогой ты мой гость! – усмехнулся старец, спускаясь по пологой деревянной лестнице, казалось, прямо под землю.

Спустившись вслед за ним, Константин Евгеньевич медленно осмотрелся.

– Подожди меня немного, – сказал дед Елс и скрылся за одной из дверей. Есаул стоял в огромной зале, размером едва ли не в половину той опушки, где они только что находились. Высота залы составляла более десяти метров. Как такое могло быть, есаул объяснить не мог. Он точно помнил, что спускаясь, он преодолел никак не более тринадцати ступеней. Из помещения выходило три двери. Вдоль стен стояло семь резных комодов, была также пара больших кожаных кресел. Сами же стены были украшены тем, что Маматов менее всего ожидал здесь увидеть: огромными картинами. Они изображали ужасные сцены кровавой охоты. Однако охотниками были не люди, отнюдь. Напротив, людей там разрывали на части неведомые ужасные твари. В промежутках между картинами висели волчьи и медвежьи шкуры. Огоньки пламени, пляшущие в бронзовых масляных светильниках изумительной, тонкой работы, отбрасывали вокруг причудливые тени. И создавалось впечатление будто чудовища на картинах тянуться к звериным шкурам, стремясь вселится в них с тем, чтобы, обретя новую жизнь, продолжить свое страшное предназначение…

Но, несмотря на всю притягательность, корчившихся в призрачных отблесках неверного пламени чудовищ, все внимание есаула оказалось приковано не к ним.

В самом центре высилось впечатляющее сооружение из мореного дуба. На самом его верху стояла мастерски вырезана скульптура изображавшая, как показалось Константину Евгеньевичу, человека. Но стоило всего лишь на шаг сместиться вправо или влево, как человек вдруг превращался в какую-то жуткую, клыкастую сущность. Ниже висело несколько больших лоскутов чего-то полупрозрачного. «Вроде бы ткань» – подумалось Маматову. Правда, это счастливое заблуждение пленило его совсем ненадолго. Присмотревшись, он с ужасом понял, что это – вовсе не материя, а содранная… человеческая кожа!

Примерно в аршине от пола, на этом страшном жертвеннике начинались полки, уставленные разнообразными ступками и пестиками, банками и склянками с разноцветными порошками, жидкостями, обрезками ветвей, травой, человечьими и кошачьими головами, змеями, лягушками, пауками и прочими неизвестными Константину Евгеньевичу гадами. На одной из полок лежало и несколько камней, поразивших Маматова своим искрящимся и необъяснимым блеском. Среди всего этого в деревянном ларце с хрустальной крышкой есаул увидел небольшой, но видимо чрезвычайно острый нож с костяной рукоятью. Его толстый в обухе клинок был испещрен странными символами.

Оглядевшись еще раз, Константин Евгеньевич понял, что он надеялся увидеть и чего так и не увидел в этом странном помещении. Здесь нигде не было видно ни одной иконы, ни одного креста. А ведь местные жители всегда отличались большой набожностью.

– Ну, все увидел, чего хотел? Понял уже, али как? – раздался позади него знакомый зычный голос.

– Увидел, понял … – пробормотал Константин Евгеньевич, хотя до конца и не взял в толк, что имеет в виду старец. И быстро спросил: «Скажите, как вы позволите мне к вам обращаться?»

– Да зови дедом Елсом, либо говори просто – дед! Я не обижусь. Старец отставил посох в сторону и сел в одно из кресел.

– Присядь и ты, гость. Пододвинь вон то, второе и садись, – велел он есаулу. Немного их тут у вас, я гляжу, – пробормотал себе под нос Маматов и попытался сдвинуть с места огромное кресло. Но оно оказалось таким тяжелым, что у него ничего не вышло.

– Да, ослабел, ослабел род людской… – проворчал хозяин. Встав, он схватил за деревянный подлокотник и одним движение пододвинул кресло почти вплотную к своему.

– Да садись, уж, – с досадой сказал он. Болит, рана-то?

– Ноет, проклятая, а иногда, будто огнем жжет! – ответил есаул.

– Сымай тряпье, – приказал дед Елс. Погляжу, чего там у тебя…

Осматривая свищ, он вдруг схватил Маматова за шею и, глубоко всунув палец в рану, несколько раз провернул внутри. Взревев от страшной боли, Константин Евгеньевич рухнул на деревянный пол. Старец же лишь молча покачал головой. Он внезапно встал и легонько ударил есаула по лбу тростью. Затем, пристально глядя Константину Евгеньевичу в глаза, медленно произнес: «Помирать тебе скоро…»

– Я знаю, – морщась от боли, кивнул Маматов. Затем к вам и пришел.

– У меня помирать надумал, что ли? – притворно удивился старец. Так я не священник, отпевать не стану…

– Нет, я за помощью к вам пришел, – не принимая шутки, ответил есаул.

– От смерти вылечить нельзя, а ты уже мертв… – серьезно ответил дед Елс.

– Ну, я тогда пойду, простите за беспокойство, – Маматов встал с пола и принялся натягивать рубаху.

– Ну, помрешь ты, а что тогда твоя любимая Наташенька делать станет? – ехидно спросил хозяин. Не одна она ведь, а с дитятею…

– Откуда ты…, вы знаете?! – изумленно спросил есаул.

– Не задавай глупых вопросов, – прозвучало в ответ. И слушай меня, не перебивай. Есть один выход, но примешь ли ты его?

– Приму! – закричал Маматов. Лишь бы с Наташенькой удалось свидеться!

– Тогда вот, что. Способ этот не только вылечит, но и даст тебе полное перерождение. Однако, прежним ты уже не будешь. Никогда не быть тебе тем, кем ты являлся до прихода ко мне. Теперь иди вон в ту дверку, приляг на полати и отдохни до утра. Завтра скажешь, что надумал.

– Да я уже сейчас согласен! – воскликнул Константин Евгеньевич, вперив горящие очи в старца.

– Я сказал, завтра! И вот еще что. Не вздумай выходить ночью. По нужде захочешь, так я там ведерко приготовил, – сказал дед Елс.

Молча кивнув, Маматов покорно вышел в указанную дверь. За нею тянулся недлинный коридор, озаряемый колеблющимся пламенем светильников. Слева он увидел дощатую дверцу и только лишь протянул к ней руку, как она сама по себе отворилась.

Войдя в комнату, он увидел, что она совсем небольшая и для ее освещения было достаточно всего одной свечи. Она стояла в медном подсвечнике и была черной. К дальней стене была вплотную придвинута широкая деревянная лавка, застланная парой тонких лоскутных одеял. В изголовье лежала подушка в чистой наволочке. Рядом стояло деревянное ведро.

Скинув сапоги, Маматов рухнул в постель и забылся тяжелым и беспокойным сном. Ему вновь снилась Наташенька и какой-то маленький мальчик со темными кудряшками. Малышу было года три. Сиял ясный весенний день. Солнце ярко и радостно ласкало их лица своими теплыми, веселыми лучами… Малыш бодро шагал по Елисейским полям Парижа, крепко держа Наташеньку за указательный палец своею маленькой ручонкой…

– «Кто он? Откуда взялся?» – недоумевал во сне Константин Евгеньевич. И вдруг ясный день сменили серые сумерки, а затем и вовсе все вокруг скрыла тьма. Наташенька, испуганно озираясь, схватила ребенка на руки и кинулась бежать. Послышался страшный рык. Откуда не возьмись, перед молодой женщиной возникла огромная уродливая тень ужасного создания. Наташенька вскрикнула и попыталась закрыть малыша собой. Но злобная тварь уже протянула к ребенку свои когтистые лапы…

Громко закричав, Маматов проснулся. Одеяло валялось на полу, а сам он, скорчившись, лежал посреди комнаты. Прошло несколько минут, прежде чем он с трудом осознал, что все увиденное им – лишь страшный сон.

– «Пить хочется» – подумал он, пытаясь выгнать из памяти страшный призрак из своего сна. – «Но ведь старец запретил мне покидать комнату до рассвета. Да, ладно, выйду осторожненько, он и не заметит!». Рассуждая таким образом, Константин Евгеньевич тихо приоткрыл дверь и выглянул в коридор. Все было тихо. Прокравшись в залу, он попытался отыскать хотя бы кружку воды. Но безуспешно. Тогда он вспомнил, что накануне, совсем рядом со срубом видел студеный ручеек. – «Попью водички и вернусь!» – подумал он. Отодвинув три мощных, кованных запора, он открыл, правда, с большим трудом тяжеленную, обитую железом дверь. Выбравшись на поляну, есаул отправился по направлению к ручью. Утолив мучившую его жажду, он повернул обратно. И вдруг возле жертвенного столба заметил слабое движение. Бесшумно ступая и прячась за стволами сосен и елей, он подобрался поближе. Прямо перед столбом на земле сидело огромное существо, размером больше медведя. Сжимая что-то в огромных когтистых лапах, оно довольно урчало. А это «что-то», пытаясь вырваться из цепких когтей, отчаянно извивалось и хрипело. Подкравшись поближе, Маматов с ужасом понял, что жертва – человек. Тут существо, низко склонившись над ним, оскалило огромную красную пасть и перекусило обреченному горло. Мгновение спустя на жертвенный камень с костяным треском упала отгрызенная человеческая голова. Но самым ужасным оказалось то, что случилось после. Молочный свет полной луны был достаточно ярок, чтобы позволить Маматову увидеть самую суть кошмарного действа. Из тела убитого медленно заструилась призрачная синеватая дымка. И после того, как страшное существо издало несколько заунывных звуков, напоминающих заклинания, дымка эта стала принимать очертания сферической фигуры. И в тот самый момент, когда контур шара стал совсем явным, существо вдруг разверзло свою отвратительную пасть и с шипением принялось всасывать в себя эту синеву.

Увиденное повергло Маматова в глубокий ужас. Он лег на землю и, осторожно подобравшись к срубу, обнаружил, что вход открыт!

Есаул вполз внутрь. Но только собрался было запереть тяжелую дверь на все три засова, как ее буквально вырвало у него из рук. Взглянув наверх, он увидел старца. Тот стоял над ним в длинной белой рубахе. Она вся была перепачкана свежей кровью…

Дед втолкнул Маматова в залу совсем легонько, но есаул отлетел на несколько аршин. Свалившись словно куль с мукой, он увидел, что старец ехидно ухмыляется. Вдруг из его рта выбежал длинный и острый клык.

– Дед Елс, простите меня, я за водой ходил! – еле ворочая языком от страха, выдавил из себя Константин Евгеньевич. Однако старец глядел на него огромными, черными очами, в самой глубине которых заметен был красноватый отблеск и… молчал! Это было не просто страшно. Есаул ощутил такой нечеловеческий ужас, которого не испытывал никогда.

Страх смерти в бою или расстрел по сравнению с этим, неведомым ему доселе кошмаром, казался просто ничего не значащей ерундой.

– Что вы молчите?! – в отчаянии выкрикнул Константин Евгеньевич.

Глава 34

…Толстая шея Георгия Степановича была тщательно перебинтована, Дежурный хирург, увидев рану, сразу же спросил: «Кто же это вас так?»

– Собака, – стараясь держаться как можно небрежнее, ответил Никитин.

– Странно … – удивился врач. К нам, бывает, привозят тех, кого собаки цапнули, но то, что я вижу у вас… – хирург, нахмурившись, посмотрел на пациента. Следы зубов-то совсем не собачьи! Баба, что ли? – надев очки и еще раз внимательно присмотревшись, осклабился хирург.

– Да сам ты … – Георгий Степанович, даже привстал на кушетке и, по всей видимости, собрался уже дать эскулапу в ухо, но Арно быстро схватил Никитина за руку и уложил обратно.

– Простите доктор, пожалуйста, нашего друга и не обращайте на него внимания! Он сейчас в крайне возбужденном состоянии. Понимаете, собака здесь действительно не при чем. У Георгия Степановича есть ручной шимпанзе, он его очень любит. Но сегодня наш приятель явно перебрал со спиртным, а Рональд не переносит этого запаха. Вот так все и случилось… – Арно вздохнув, картинно развел руками, стараясь не обращать внимания на совершенно озверевший взгляд, который бросил на него Никитин.

– Да ладно, нам частенько и не такое приходится выслушивать, – вздохнул хирург. Но я все-таки обязан сообщить о вашем ранении в полицию. Так положено.

– Увидев, что Никитин вновь готов взорваться от негодования, Готье зажал ему рот ладонью и быстро попросил: «Пожалуйста, не делайте этого! Ронольда привезли контрабандой и если начнутся проверки, то шимпанзе отберут. Возможно, даже и усыпят! Этого Георгий Степанович не переживет, ведь он так привязан к своему любимцу! Возьмите, вот лучше за труды! – с этими словами Арно ловко вложил в карман докторского халата пять стодолларовых купюр. Деньги ему незаметно передал Артемьев.

– Ладно, уж, что с вами поделаешь! – укоризненно покачал головой хирург и принялся обрабатывать рану.

– Сейчас придется немного потерпеть, я введу обезболивающее. Скажите, на лидокаин у вас аллергических реакций нет? – спросил Никитина врач.

– Нет! – раздраженно ответил тот. Давайте уж, как-нибудь шустрее!

– Как-нибудь в вашем случае никак нельзя! – усмехнулся хирург. И скажите спасибо вашей любимой обезьяне.

– За что еще?! – взревел пациент.

– Какой вы, однако, нервный, – удивился врач. За то, что шимпанзе не прокусила вам сонную артерию. Тогда бы вы, уж точно не буянили бы сейчас!

– Да пошел ты!.. – Никитин устало закрыл глаза.

Подождав пока обезболивающее подействует, хирург аккуратно зашил пациенту рану.

– Ну, вот и все, – удовлетворенно заключил он, обрабатывая швы йодной настойкой. Пять швов! Если все будет хорошо, то через недельку- полторы обратитесь к хирургу в поликлинику по месту жительства. Он вам швы снимет. И мой вам совет, заканчивайте с крепким алкоголем.

– Да засунь ты свои советы … – вместо слов благодарности услышал врач на прощание.

Но тот особенно не расстроился: его успокаивали нежно-зеленые купюры, которые так приятно шуршали в кармане халата…

– Что же ты, Георгий Степанович, разошелся? – попенял ему в машине Артемьев. Если бы не месье Готье, нам пришлось бы в полиции объяснять, откуда у тебя такая рана…

– Да пошло все к ….!!! – ответил Никитин и, отвернувшись к окну, замолчал.

– Извините, но мне любопытно, что вы намерены предпринять в сложившейся ситуации? – обратился к нему Арно.

– Поставлю возле дверей Светланки пару надежных пацанов, а на окне и так железная решетка … – нехотя ответил Георгий Степанович. Ну, могу еще и сигнализацию провести.

– Все это хорошо, но вы же не можете не понимать, что это – не Светланка! – воскликнул Готье. Это нечто кошмарное из другого мира, которое не принесет вам ничего, кроме страданий! Она не пробыла у вас в доме и суток, а уже расправилась с бедной кошкой! А вы, помниться говорили, что та Светлана – ваша дочь, ее очень любила! А потом еще попыталась и вам горло перегрызть! Что от нее можно ожидать дальше? Убьет кого-то из охранников, из прислуги, а может, вас или вашу жену?

– Это моя дочь! – твердо заявил Никитин. И я буду ее лечить! Для начала, сейчас съездим на могилу Светланки. Хочу посмотреть, что там и как… Васька, поворачивай к кладбищу! – приказал Георгий Степанович шефу своей охраны. Тот молча кивнул.

Прибыв к сему мрачному месту, где нашли последний приют тысячи и тысячи горожан, Никитин вышел из авто и по-хозяйски направился в здание администрации.

– Эй ты, пошли на могилу моей дочери, да и людей с лопатами захвати! – не отвечая на приветствие директора, распорядился Никитин. Быстро, я сказал!

Метров за двадцать до могилы Светланы, Арно уже точно знал, что это именно ее там похоронили. На стеле из черного мрамора был изображен портрет той самой девушки, с которой всего несколько часов назад общался Готье. Огромные глаза Светланки смотрели на пришедших с доброй улыбкой, казалось, она была абсолютно счастлива. Но, приглядевшись, Арно шепнул стоявшему рядом Артемьеву: «Это не она!»

– Как так? – удивился тот.

– На портрете она добрая и улыбчивая девушка, а в доме у него… – Готье кивнул в сторону Никитина, – … абсолютно холодное, расчетливое и крайне опасная сущность…

Всего одного взгляда на могилу Светланы было достаточно, чтобы понять: ее кто-то разорил.

Траурные венки были разбросаны в стороны, а само место последнего упокоения несчастной выглядело так, будто ее кто-то раскопал. Причем, не снаружи, а изнутри!

– Смотрите, здесь все разорили! – дрогнувшим голосом произнес директор кладбища. Прекрасно зная, кем в действительности является Никитин, он уже представил себе, как его самого заживо хоронят в свежевырытой могиле.

– Ты… куда смотрел?! – зарычал Георгий Степанович.

– …Я не…, я все… – забормотал чиновник.

– Что ты там заблеял? – обернулся к нему Никитин. Скажи своим дебилам, пусть копают…

– Ну, если вы сами приказываете… – развел руками перепуганный насмерть директор.

– Да, я приказываю тебе! – рявкнул на него Георгий Степанович. Имею же я право узнать, на месте гроб моей дочери или нет! Давай, быстро!

Директор покорно кивнул и приказал работникам кладбища, которые наблюдали за происходящим с полнейшим безразличием, чтобы они начали копать.

Примерно минут через двадцать лопата ударилась обо что то твердое. Это оказался гроб.

– Копайте дальше и поднимайте! – распорядился Никитин.

Один из рабочих кладбища спрыгнул вниз и принялся отбрасывать остатки земли с гроба.

Кинув взор на раскопанную могилу, Георгий

Степанович заскрипел зубами, а директор кладбища стал белым, словно мел. Подушка

валялась сбоку, а внутри не было никого…

– И где тело моей дочери? – негромко спросил Никитин.

– Я не знаю…, мы не виноваты… – принялся оправдываться директор кладбища. Вчера вечером все было в порядке…

– Могилу моей любимой единственной дочери разорили какие-то отморозки, ее тело пропало, а ты говоришь, все в порядке?! – прошипел Георгий Степанович.

– Простите меня! – взмолился бедный директор.

– Простить? – удивился Никитин. Да я тебя собственными руками сейчас удавлю! Сидишь, мразь, наживаешься на покойниках, как … – авторитет запнулся, подыскивая нужное слово, – … как вурдалак! Но, увидев, что трое рабочих готовятся улизнуть, заорал: «Васька, держи этих упырей! Шеф охраны, нагнал беглецов-неудачников и тремя ударами свалил их на землю.

– Васька, дай мне ствол! – продолжал бесноваться Никитин. Всех здесь закопаем!

– Да будет тебе, Степаныч! – схватил его за руку Артемьев. Успокойся! Сам же знаешь, они здесь не при чем! Махнув рукой, Никитин медленно побрел прочь, к машине.

– Эй, ты! – обратился к смертельно перепуганному директору кладбища Василий:" Прибери здесь все, как было! Иначе…» – шеф охраны, красноречиво взглянув в глаза собеседника, передернул затвор «макарова».

– Слушайте сюда! – залезая в машину, обернулся вдруг к спутникам Никитин. О том, что видели у меня в доме и на кладбище, чтобы никому!..

– Хорошо, – согласились Артемьев и детектив.

В это время у Николая Михайловича вдруг зазвонил мобильник.

– Да! – ответил он. Понятно, да мы и сами к вам собирались. Думаю, завтра приедем. Положив сотовый обратно в карман пиджака, Артемьев обернулся к Георгию Степановичу: «Серов звонил, просил о встрече.»

– Кто это Серов? – вмешался Готье.

– Следак из Тамбова! – опередив Николая Михайловича, ответил Никитин. Затем, ни к кому конкретно не обращаясь, спросил: " Интересно, что ему еще понадобилось?»

– Ты поедешь? – вопросительно взглянул на него Артемьев.

– Нет! – покачал тот головою. Мне, сам знаешь, теперь есть чем заняться…

– Ну, а мы с месье Готье поедем, так ведь? – спросил Николай Михайлович у своего французского гостя.

– Конечно! – ответил Арно. Мне давно уже надо было со следователем переговорить. Да, вот еще, кое что… Слушайте, у вас здесь где-нибудь можно отыскать толкового кузнеца? Да и ювелира не помешало бы со священником…

– Странная компания … – удивился Артемьев. Зачем они вам понадобились? Судя по всему, нам придется иметь дело с…, как это правильно сказать?.. – Артемьев на секунду смолк, забыв нужное слово, – …ах да! С нечистой силой!

– Ты на что намекаешь? – подозрительно нахмурился Георгий Степанович. На Светланку мою?

– Нет, наверное, – попытался утихомирить Никитина Артемьев. Но тот не желал успокаиваться.

– Нет, пусть сам скажет! – почти выкрикнул он.

– Я уже знакомил вас с моим мнением, Георгий Степанович, – тихо ответил Арно. Но вам на него начихать. Одно могу сказать точно: та, кого вы пустили в свой дом, накличет страшную беду!

– Это моя дочь! – заорал Никитин. И только мне решать, что дальше делать!

– Ну и делайте, а мне нужен кузнец, – ответил Готье.

– И все-таки, я не понимаю, на какой… он тебе понадобился? – недовольно спросил Георгий Степанович.

– Я прибыл в Россию самолетом, – терпеливо пояснил детектив. И потому не мог взять с собою необходимое мне оружие…

– Кто же стволы и перья с собой за тридевять земель тащить будет? – засмеялся Никитин. Что нужно, только скажи! У меня этого «металла» навалом!

– Такого, который мне нужен, у вас, к сожалению, нет, – ответил на его предложение Арно.

– У меня имеется хороший знакомый, Тимофей, – неожиданно вступил в разговор сидевший за рулем Василий. Он кузнец, проживает неподалеку от Катиного садика. Позвонить?

– Да, если вас не затруднит, – обрадовался Арно. И спохватившись, спросил: «Надеюсь, он не слишком болтлив?»

– Нет, он же с нормальными людьми работает, – слегка обиделся за своего знакомца Василий.

Набрав номер, он спросил приятеля возьмет ли он один хороший заказ? Тот ответил утвердительно.

– Вот вам номер его сотки и адрес домашний, – Василий передал Арно клочок бумаги, на котором было нацарапано несколько слов и цифр.

– Огромное вам спасибо, – обрадовался детектив. – Ну, вы еще поцелуйтесь! – недовольно наблюдая их диалог, съязвил Георгий Степанович. Подъехав к особняку Никитина, Артемьев и Готье попрощались с ним. И надо отметить, что расставание получилось не слишком теплым и дружеским.

– Совсем ополоумел Ник … – задумчиво произнес Николай Михайлович. Да, по правде сказать, я и сам чувствую себя, будто в кошмарном сне… Откуда, спрашивается, вообще взялась эта девка? Может, она просто выдает себя за Светланку?!

– И да, и нет, – тихо ответил Готье. Тело ее, однако души в нем нет…

– Но такого ведь не бывает! – возмущенно воскликнул Артемьев. Мы живем в двадцать первом веке! Но разговоры наши послушать, так можно сделать вывод, будто мы из заскорузлого средневековья вылезли… Только и осталось, чтобы объявить охоту на ведьм!

– Надо будет, и объявим! – все так же тихо ответил детектив.

Сев в машину Артемьева, Арно созвонился с приятелем Василия Тимофеем.

– Он сказал, что сегодня будет нас ждать, – нажав «отбой», повернулся Готье к Николаю Михайловичу.

– Тогда, поехали, – откликнулся тот.

Глава 35

…Глядя в черные глаза старца, Маматов всем своим существом почти физически ощущал его ответный, тяжелый, словно тот жертвенный камень, взгляд.

Не отрывая от Константина Евгеньевича своего взора, дед Елс медленно перешагнул через своего лежащего гостя и прошел к своему креслу. Удобно расположившись в нем, старец, наконец, отверз уста. Указав на второе кресло длинным и костлявым пальцем, он безмолвно приказал есаулу присесть рядом.

Константин Евгеньевич, так же молча, последовал, куда ему было указано.

– Жажда, значить, измучила, – как бы сам с собой, заговорил хозяин скрипучим голосом. Ну, это понятно. Однако, для чего подсматривал ты, в кустах скрываясь? Словно тать какой в ночи?

– Это вы там?.. – прерывающимся от сжимавшего его в холодных объятиях ужаса, голосом спросил Маматов.

– Чего мы там? – ехидно ухмыляясь, ответил старец. Нет, мы здесь!

– Знаете, я имел в виду… – продолжил есаул.

– Мне все равно, что ты думаешь, – прервал его хриплый голос хозяина. Отвечай мне, зачем подглядывал?

– Мне показалось, что там кто-то был, – сделал еще одну попытку вывернуться Константин Евгеньевич.

– Слабо и жалко, как-то у тебя выходит, – отметил старец. Совсем врать не умеешь… Ну, да ладно! Нравиться тебе подсматривать – подсматривай, но помни, что за все платить следует. И неожиданно добавил: «А и дурак ты, твое благородие! Не знаешь, чего тебе надобно! Осуждаешь? А сам-то? Мало что ли народу на тот свет определил? Молчишь? То-то же!»

– Я согласен! – заявил в ответ Маматов.

– Благодарствую, отец родной! – насмешливо ответил дед Елс. Осчастливил ты меня!

Глаза старца вдруг вновь полыхнули черным пламенем: «За то, что ты сегодня видел, я должен тебя убить!»

Внимательно взглянув на Маматова, дед Елс, видимо не обнаружил в его облике того, что ожидал. И злобный огонь в очах хозяина угас сам собою.

– Хорошо, следуй за мною, – старец величественно поднялся из кресла и подошел к стоявшему в центре залы то ли жертвеннику, то ли еще черт знает чему…

– Ты – убежденный убийца, – продолжал он. Тебя уже прокляли вдовы и дети тех, кого ты погубил. Да и души убитых тобою на войне также взывают о мести. Значит, полдела уже сделано.

С этими словами старец взял с полки пару склянок. Одну из синего стекла, а вторую из темно-красного. Вылечить тебя я не смогу, – продолжал дед Елс. К физическим недугам, прямо скажу, к страшным, смертельным недугам, теперь добавились и очень сильные проклятия. Ты обречен! Но имеется одно средство. Ежели, например, подтолкнуть твою, и без того кровожадную сущность к перерождению, она изменится. И перемены эти победят не только нынешние твои физические страдания и недуги, но и дадут тебе огромные жизненные силы. Не сметь перебивать меня! —

зычно вскричал старец, заметив, что его гость, пытается что-то сказать.

– Но это же самое перерождение превратит тебя в то, что народ кличет нечистью! – закончил хозяин.

– Теперь можешь спрашивать, – благосклонно разрешил он.

– Дед Елс, мне душу свою продать? – с сомнением спросил Маматов.

– Не нужна мне твоя душа, – ответил тот. Просто на тебе уже столько грехов, что она и так черна, аки безлунная ночь! Перерождение лишь довершит начатое.

– Я превращусь в вурдалака? – согнувшись почти пополам от налетевшего вдруг на него приступа боли, спросил Константин Евгеньевич.

– В кого захочешь, тем и станешься, – загадочно блеснув очами, ответил старец.

– Подойди ко мне! – хозяин сопроводил свои слова жестом руки. Тянуть далее уже нельзя, ты медленно умираешь.

Старец снял с пояса висевший там стальной нож и вонзил его себе в левую руку. Полилась алая кровь.

Открыв темно-синюю склянку, дед Елс на четверть наполнил ее своею кровью. И, зажав рану рукой, отставил ее в сторону. После чего взял вторую – из темно-красного стекла и вылил туда все содержимое из синей.

– Сымай одежу, – приказал он есаулу.

– Совсем? – спросил тот.

– Нет, исподнее можешь оставить, – разрешил хозяин. Затем, нахмурившись, спросил: «Крест носишь?»

– Я … – начал было Маматов, но старец со смехом, перебил его: «Да уж ведаю я, как ты его своей Наташеньке отдал!» И потребовал, чтобы Константин Евгеньевич подал ему левую руку.

Чиркнув по ней ножом, он принялся ловить горлышком красной склянки текущую тоненькой струйкой кровь Маматова.

– Дед Елс, в детстве мне дворовые рассказывали, что, если человек хочет оборотнем стать, то он должен сначала убить животное, в которое превратиться хочет, – осторожно поинтересовался есаул. А потом его кровь на себя в полнолуние намазать. Это так?

– Пустое … – по льдисто белеющему в полутьме лицу старца пробежала едва заметная ухмылка. Сил у животинок маловато…

– А, если в медведя? – затаив дыхание, спросил Константин Евгеньевич.

– Сказано же тебе, маловато силенок! – услыхал он в ответ.

– Даже у медведя?! – удивился есаул.

– Да! – коротко ответил хозяин, зажигая тринадцать черных свечей и расположив их на низеньком столике большим кругом. Константин Евгеньевич обратил внимание на то, что тринадцатая свеча – самая высокая. Старец поставил ее в центре круга.

– Стой смирно, я сейчас воды принесу родниковой, – сказал дед Елс и вышел из залы.

Маматов остался стоять перед столиком, придвинутым вплотную к домашнему жертвеннику и с любопытством разглядывал содержимое красной склянки. Вдруг ему показалось, что там, внутри, что-то происходит. Кровь хозяина и его, Маматова, кровь смешались будто в братском объятии и жидкость вскипела. Приблизив лицо к стеклу, он стал внимательно всматриваться в багровое нутро сосуда. Перед взором Константина Евгеньевича возник диковинный хоровод странных существ. Крепко взявшись за руки (или за лапы?), они кружились все быстрее и быстрее. Вот человек (человек ли?) с головой дикой рыси, вот лесной кот, шипя, выгибает спину. Вот белый волк и бурый, и белый медведь. Вот танцоры с головами лисицы, совы, летучей мыши, вот человек-крокодил и человеческий силуэт с мерзкою пастью бегемота, а вот фигура с маленькой, но от этого не менее отвратительной и страшной змеиной головкой, вот человек с головой орла… И вдруг в самом центре хоровода из танцующих монстров появился некто тринадцатый. На целую голову превосходящий человека с медвежьей головой, он ощерил свою огромную клыкастую пасть и, пристально взглянул прямо в глаза Маматова, … приветливо улыбнулся ему! Есаул отшатнулся и услышал за спиной: «Сказал же тебе, стой смирно!» Вернувшийся старец вылил из фляжки в красную склянку принесенную им родниковую воду.

– Помоги-ка мне! Взявшись за стол с разных концов, хозяин и Маматов вынесли его из залы на поляну. Установив его перед столбом, к которому был прибит чудовищный череп, дед Елс тихо произнес: «Встань на колени и жди, а я сейчас быстро обернусь.»

Старец ушел, но быстро возвратился. И не один. Он тащил за волосы молодую женщину. С виду обычную крестьянку. Руки и ноги несчастной были крепко связаны волосяной веревкой. Закатывая глаза от ужаса, она лишь тихонько стонала. И кажется, была в беспамятстве. Дед Елс подтащил ее к жертвенному камню и бросил на траву.

– Не спрашивай ни о чем меня! – кинув на Константина Евгеньевича горящий взгляд, выплюнул приказ старец.

Тем временем полная луна поднялась в самый зенит. В ее призрачном свете Маматову вновь показалось будто череп одарил его приветливой улыбкой. – «Трава у жертвенника вся рыжая, от крови, наверное…» – пронеслось у него в голове. – Вот и полночь! – медленно произнес старец, выливая содержимое склянки Константину Евгеньевичу сзади на шею. Вымажи себя кровью!

После того, как он послушно выполнил требование хозяина, тот неожиданно громко рявкнул: «Пей! До дна пей!» – и протянул Маматову склянку красного стекла. Он, поморщившись, глотнул.

– Не кривись, а пей все и сразу! – схватив есаула за волосы и загнув его голову кверху, взревел старец. Теперь повторяй за мною!

Дед Елс выпрямился во весь свой огромный рост и, раскинув руки в стороны, распевно завыл: «Кровь колдовская, кровь волчья, кровь кошачья, кровь медвежья, кровь змеиная и всякая другая кровь войди в меня, утоли меня, разбуди во мне всех своих хозяев! Дай мне силы их, дай мне мощи их, избавь от хвори человеческой меня и надели меня неуязвимостью нечеловеческою!»

Пропев вслед за старцем это заклинание, Маматов на своей спине вдруг ощутил тепло лунного света!

– Встань теперь и разорви ей зубами горло! – хозяин указал перстом на белую от ужаса крестьянку. Откажешься, сгинешь на месте! Ни Наташеньки своей не увидишь, ни сынка! А я-то, ужо, косточки твои изгрызу!

Словно в тумане Маматов поднялся с колен и, медленно ступая, подошел к лежавшей возле жертвенника женщине. Сам не ведая почему, он подхватил ее на руки и осторожно положил на испещренный рунами древний камень. Затем взглянул ей прямо в глаза и, не отрывая взгляда, медленно вонзил в шею женщины свои белые зубы. Под ними что-то хрустнуло, но есаул продолжал сжимать челюсти. Его рот быстро наполнился свежей, горячей кровью. Женщина забилась в агонии и глухо захрипела. Потом стихла. Константин Евгеньевич даже не сразу понял, что она уже мертва.

– Молодец! – из широко разверзнутых уст старца вырвался какой-то не человеческий, странно звучащий смех. Повторяй за мною! Хозяин вновь распрямился и, раскинув руки, зычно взвыл: «Я весь ваш сейчас и луна мне не указ, как захочу – обращусь, что хочу – то творю, всяку тварь

разорву и с собою утащу! Кровь Елса – пса-ведуна сделай из меня колдуна!

– Настала пора тебе мясца свеженького отведать! – ухмыльнувшись, предложил старец вновь обращенному. Но тот уже и сам жадно тянулся зубами к трупу женщины и, секунду спустя, с мерзким рычанием, уже рвал ее плоть…

Поутру очнувшись, первым, что увидел Маматов, было его собственное отражение в воде. Как оказалось, он лежал на берегу чудного синего лесного озерка. Взглянув на себя, он с удивлением обнаружил, что все его лицо запачкано кровью. Подсыхая, она стягивала кожу, вызывая неприятный зуд. – «Что со мной произошло?» – Маматов пытался вспомнить события прошлого вечера. – «Помню, мы с Федором, вроде, куда-то пошли». Но на этом цепочка воспоминаний обрывалась.

– «Странно, рана не болит» – с удивлением про себя отметил он. Взглянув на живот, он поразился еще больше. Он не обнаружил там свища, тот бесследно исчез. Есаул сделал еще одно открытие: он лежал на траве голый. Если не считать подштанников, то больше ничего из одежды на нем не было.

– «Ограбили меня, что-ли?» – принялся размышлять он. – «Нет, ни черта не помню!». Но следующее открытие поставило его в совершенный тупик. Он увидел, что офицерские подштанники, что были на нем, почти совсем изорваны!

– «Почему так?» – удивился есаул. – «Точно знаю, это мои подштанники, вот и метка специальная. Но где это я успел их так разодрать?» При этом, Маматов отметил про себя: все, что было раньше он помнит прекрасно. Помнит свое детство, помнит войну, помнит папеньку с маменькой, помнит Наташеньку. Помнит, что его родители – мертвы, а Наташенька сейчас где-то одна в Туретчине. Эти воспоминания были настолько тягостны Константину Евгеньевичу, что он вдруг непроизвольно задрал голову к небу и протяжно завыл. Но сейчас же спохватился, зажав рот ладонью. Дальнейшие попытки вспомнить хоть что-нибудь из вчерашнего дня, пришлось прервать. Как показалось Маматову, поблизости раздались человеческие голоса.

Судя по тембру голосов, путников было трое.

Один из них громко сказал: «Найду эту сволочь, лично шлепну!» Есаул отчетливо услышал сухой щелчок винтовочного затвора. Из их дальнейшего разговора Константин Евгеньевич понял, что эти трое присланы губернским ЧК. Они должны были провести расследование и выяснить, кто расправился с мужиками в Вишневом и Лесном? Но главное, найти и

арестовать убийцу Тимофея Лыкова. Он был направлен в Вишневое губернским Советом рабочих, крестьянских и солдатских депутатов. – «Видно это за мною охоту начали» – подумал Маматов. – «Уходить надо».

Осторожно поднявшись с земли, он, крадучись, добрался до ближайших зарослей шиповника и затаился там. Посланных за его головой чекистов он увидел не сразу, а минут через десять. После того, как они, громко матерясь, вышли на лесную тропинку, петлявшую между осинами.

– Гиблые здесь места! – выругался старший. Говорят, еще во время освоения Тамбовского края непонятно как, но тут пропали больше семи сотен крестьян!

– Да, чертовщина, знать выходит! – поддержал его один из напарников.

– «Как же я мог услышать их на таком огромном расстоянии? И не только услышать, но и разобрать каждое слово?!» – подумал есаул. – «Ладно, посижу тихонько, может, и не заметят?».

Но один из троих оказался гораздо более глазастым, нежели его товарищи. Увидев кусты шиповника, в которых скрывался Маматов, он вдруг несколько раз выстрелил в них.

– Да чтоб вы сдохли, все! – громко заорал есаул, внезапно ощутив накат страшной, всепоглощающей волны бешенства. Все его существо, казалось, было охвачено полыхающим, и одновременно, ледяным огнем. В этот момент Маматов почувствовал небывалую легкость, а его тело начало молниеносно меняться. Для того, чтобы покрыть расстояние саженей в сорок, отделявшее его от преследователей, есаулу потребовалась всего пара секунд. Дальше он не помнил ничего…

Чекисты успели лишь услышать страшный рев и заметили большую черную тень, стремительно летящую прямо на них. И все…

– «Ба! Это я, что ли их так?!» – изумленно подумал Маматов, счищая кровавые лохмотья человеческой плоти со своего лица. Лица? Маматов?..

Нет, он уже перестал быть им! Открытие ударило Константину Евгеньевичу в голову с такой силой, что он даже невольно пошатнулся.

– «Что же со мною происходит?» – он разом вспомнил все, что произошло с ним накануне у старца. – «Неужели то был не сон?» – пронеслось у него в голове. – «Так, может, это сейчас – сон? А-а-а, все понятно! Я просто схожу с ума! Говорят, такое бывает перед смертью!». Он со свистом втянул в себя прохладный хвойный воздух и неспешно скрылся в густой и мрачной чащобе тамбовского леса…

Глава 36

…Примерно через пару часов Артемьев с Арно уже поднимались по старой, облезлой лестнице на третий этаж. Нажав кнопку звонка, который сиротливо болтался на одном-единственном ржавом гвозде, он обнаружил, что звонок не работает. И принялся колотить в дверь кулаком. На стук выглянул заспанный молодой человек в трико и майке. Его светло-русые волосы были всклокочены, да и весь гардероб был весьма далек от идеала.

– Тимофей? – уточнил Артемьев.

– Он … – кивнул молодой человек и спросил:" Вы от Васьки?»

– Да, – ответил Николай Михайлович. Вы позволите?..

– Ах, да, конечно, проходите! – спохватился хозяин. Не обращайте внимания на беспорядок, это все творчество виновато…

– Да, оно такое … – понимающе кивнул Арно, беглым взглядом окинув небольшую комнату.

На обеденном столе были кучей навалены запчасти от какого-то механизма. Возле ободранного, прикрытого рваным пледом дивана, прямо полу, стоял грязный граненый стакан. Рядом валялась пара пустых водочных бутылок, с которыми прекрасно гармонировала консервная банка из-под рижских шпрот. Дополняла живописный натюрморт засохшая горбушка хлеба.

– Мы не вовремя? – поинтересовался Арно.

– Да нет, почему?.. – смущенно почесал голову Тимофей. Просто время выдалось и я, вот, решил отдохнуть…

– Все, отдых закончен! – твердо произнес Артемьев. Вы нам срочно нужны. Деньгами не обидим.

– Что делать-то? – зевнул кузнец.

В ответ Арно вытащил из своей сумки пару листов бумаги, где были нарисованы два предмета.

– Вот, размеры там указаны. За скорость платим, – Арно вопросительно взглянул на своего клиента.

– Две тысячи евро, – кивнул Николай Михайлович.

– Вот за это?! – едва бросив взгляд на рисунки, искренне удивился Тимофей.

– Да, – подтвердил Арно. Но скажите, вы можете инкрустировать сталь серебром?

– Да хоть золотом и брильянтами! – презрительно усмехнулся кузнец. Было бы желание.

– Нет, нам нужно, чтобы серебром, – глядя Тимофею прямо в глаза, серьезно сказал Арно.

– Ну, серебром, так серебром, – пожал плечами мастер. Но у меня его нет…

– Мы вам привезем, – ответил детектив.

– Ну, тогда пошли в мастерскую, только я переоденусь, – с этими словами Тимофей скрылся в соседней комнате. Когда он вновь появился, на нем был надет новый, красно- синий спортивный костюм. На ногах его, вместо стоптанных домашних тапок, Арно увидел кроссовки известной фирмы, а лохматую шевелюру хозяина квартиры венчала красная бейсболка.

– Я готов! – доложил Тимофей.

И все трое отправились в мастерскую. Как вскоре выяснилось, далеко идти не пришлось. Она располагалась прямо во дворе дома мастера, в одном из старых кирпичных гаражей.

Открыв огромным ключом старый и ржавый замок, Тимофей со словами «Добро пожаловать в мою кузню!» пригласил гостей внутрь.

Внутри все было точно так же, как и в сотнях других подобных мастерских. По углам валялся всякий железный хлам – куски арматуры, разнообразные металлические уголки. В центре стояла здоровенная наковальня. Рядом притулилась, выполняющая обязанности старинного горна, электрическая печь, а по соседству – кузнечный молот с электроприводом.

– Так… – задумчиво разглядывая рисунки, пробормотал себе под нос Тимофей. Это, я так понимаю, что-то типа стилета?

– Да, – кивнул Арно. Его надо сковать из крученного дамаска. На клинке приготовить специальные выборки, куда потом надо будет инкрустировать серебряные вставки.

– Материала для дамаска сейчас нужного у меня нет, – покачал головой Тимофей. Давайте тысяч… – он задумчиво смолк на пару секунд, а затем выпалил: «Тридцать! Я куплю!»

– Хорошо, держите, – Артемьев протянул ему требуемую сумму и поинтересовался: «Кстати, может, серебро тоже сами найдете?»

– Может, – согласился Тимофей. Тогда еще тысяч тридцать надо. Серебро надо в сталь сажать сразу же, до закалки. Потом не получиться.

– Но оно должно быть не ниже 925 пробы, – вмешался Арно. Иначе все это бесполезно будет…

Получив деньги, кузнец пообещал дня через три выполнить заказ и погрузился в созерцание чертежей.

– … Так, так, клинок длиной тридцать шесть сантиметров, толщина его семь миллиметров, а ширина три сантиметра, – бормотал Тимофей себе под нос. Полная длина с хвостовиком сорок восемь сантиметров… А что здесь написано, что в рукоять мощи какие-то вложить надо, – обернулся он к Арно. Вы же говорили, что она серебряная?

– Да, на хвостовик клинка надевается отлитая серебряная рукоять, а в нее необходимо вложить святые мощи, – ответил Готье. Очень хорошо, что напомнили, я их привез с собой. Он благоговейно достал из сумки маленький сверток и, перекрестившись, аккуратно развернул его. Как оказалось, внутри лежала небольшая – всего около двух сантиметров в длину и около одного в ширину, вещица. Судя по внешнему виду, она была очень старой – серебряная с маленьким прозрачным окошком посредине.

– …Мощи? – спросил у Арно Николай Михайлович.

– Да, это мощи святого Христофора, – ответил Готье. Непонятно почему, но в это мгновение все присутствующие ощутили благоговейный трепет. Почтительно приложившись к кости губами, Арно вновь перекрестился и передал ее Тимофею.

– Там внутри что? – с нескрываемым испугом спросил мастер.

– Кусочек кости святого великомученика Христофора Ликийского, – пояснил детектив.

– Не разгневается ли святой? – с опаской спросил кузнец.

– Нет, – я получил на это благословение.

– Вы-то получили, а я-то нет! – продолжал сомневаться мастер. Как, если со мной что-нибудь случиться?

– Ничего не бойтесь! – ответил Арно. Просто, перед тем, как каждый раз будете к ней прикасаться, мойте руки и читайте молитву. Просите у святого Христофора прощения и помощи. Кивнув, Тимофей задал очередной вопрос: " На второй бумажке, кажется, что-то вроде серпа? Нож такой или?..»

– Да, вы правы, – ответил детектив. Такой своеобразный серповидный клинок.

– Тогда, понятно … – задумчиво пробормотал кузнец. Откую через три дня.

– Главное, не перепутайте размеры – предупредил его Арно.

Они с Артемьевым собрались было уже уходить, но тут Тимофей остановил их: «Стесняюсь спросить, для чего вам эти клинки?»

– Для дела, – лаконично ответил Арно.

– Ну, оно понятно, – кивнул кузнец. Но все-таки? Толкиенисты-ролевики, что ли? – предположил он. Но тут же сам себе ответил: «Да нет, вроде не похожи…»

– А-а, я понял! – обрадовано воскликнул Тимофей. Вы, в магию играетесь? Жрецы, там, всякие, да? Угадал?..

– Почти, – усмехнулся Арно. Ну, мы пошли.

Попрощавшись с Тимофеем, Готье и Николай Михайлович вышли из подъезда и направились к машине.

– Ко мне? – спросил Артемьев.

– Да, – ответил его пассажир.

– А я думал, в Тамбов поедем? – удивился Николай Михайлович.

– Туда отправимся, когда Тимофей заказ выполнит, – ответил Арно. С пустыми руками там делать нечего, да и просто опасно…

– Но ведь мне следователь звонил, – напомнил Артемьев.

– Пусть подождет дня три, – Арно был непреклонен. Кстати, помниться, вы говорили, будто у вас есть знакомый священнослужитель?

– Есть, – кивнул Артемьев. Но он как раз-то и проживает в Вишневом.

– Ну, тогда придется нам подождать Тимофея, – развел руками Арно.

Дальнейший путь из-за обиженного Артемьева (он твердо вознамерился ехать в Вишневое и не привык менять своих планов) они провели в полном молчании. Прибыв в дом клиента, Арно примирительно произнес: «Простите меня, Николай Михайлович, но, право, ехать сейчас в Тамбов было бы весьма неразумно!»

– Ладно, что уж с вас взять! – махнул рукой хозяин. Кстати, хотел вас спросить, эта кость… – начал Николай Михайлович, – … она, что и в самом деле принадлежит святому?

– Священнослужитель отец Пьер, вручил мне ее, – ответил Готье. По его словам, это мощи святого Христофора.

– Что-то я не слышал о нем … – развел руками Николай Михайлович.

– Не удивительно, – улыбнулся Арно. Ведь он, пожалуй, самый загадочный среди всех святых. К тому же, иконы с его изображением до сих пор в опале у церкви. И ничего странного в том нет. Ведь на некоторых иконах святой Христофор изображен с головой собаки.

– Это же просто богохульство какое-то! – возмущенно воскликнул Николай Михайлович. Послушайте, пойдемте лучше отужинаем, – предложил он. И за бокалом вина вы мне о нем расскажите! Гость согласился.

– А разве такое бывает, чтобы священники раздавали святые реликвии кому попало? – спросил Артемьев.

– Конечно же, нет, – ответил Арно. Но, во-первых, я – ни кто попало, а во-вторых, эта реликвия передана мне с благословения… Не стану называть его имени, но утверждаю, что мощи святого священнослужители передали мне на вполне законных основаниях.

– Наверное, святой Христофор считается святым только у католиков? – предположил Артемьев.

– Нет, его также почитают и последователи православной церкви. Но такое изображение святого действительно многим кажется богохульством. Однако греческие иконописцы, создавая образ святого Христофора, даже не думали осквернять чувства верующих. Между прочим, людей с собачьими головами описывал еще святой апостол Андрей Первозванный после того, как вернулся из своего миссионерского путешествия по тем землям, где сейчас проходит пакистано-иранская граница.

– Чем же знаменит святой Христофор? – заинтригованно спросил Артемьев.

– О житии его существует немало упоминаний в церковной литературе. Святой Христофор сначала имел имя Репрев. Он был так свиреп, что римский император Деций Траян, правивший в 250-е годы новой эры, впервые увидев его, так ужаснулся, что свалился со своего трона! Греческий писатель Георгий Александру в своей книге «Воздвигший Крест во льдах» описывает факты из жития святого апостола Андрея Первозванного. И, собирая материал, он нашел множество упоминаний о киноцефалах – племени собакоголовых людей, к которому мог принадлежать и святой Христофор. По мнению писателя Александру, апостол Андрей побывал на северо-востоке Пакистана, где и встретил людей ужасающей внешности. Между прочим, путешественник Марко Поло назвал их киноцефалами. О том, каким образом Христофор стал святым, рассказывают немало легенд. Согласно одной из них, во времена императора Деция Траяна, Репрев был воином гигантского роста и наводил ужас на всю Палестину. Как-то раз Репрев согласился перенести через реку маленького мальчика. И вдруг на самой середине реки ребенок стал таким тяжелым, что носильщик чуть было не упал в бурлящий поток. Тут мальчик сказал Репреву, что он – Христос и несет на себе все тяготы мира. Затем Спаситель крестил его и он стал Христофором, что означает «Несущий Христа».

По другой версии, Репрев еще до крещения уверовал во Христа и обличал всех, кто преследовал христиан. За это император Деций послал за ним две сотни воинов с приказом доставить непослушного подданного к нему. Но по пути во дворец императора начали происходить всякие чудеса. Жезл из абсолютно сухой ветви, который святой нес в своей руке вдруг расцвел. Когда же у воинов закончились съестные припасы, Репрев умножил хлеба подобно Спасителю. Воины были настолько поражены этим, что уверовали во Христа и вместе с Репревом приняли таинство крещения. Их крестил епископ Антиохийский и Репрев получил имя «Христофор». После он стал непоколебимым проповедником христианской веры. Император Деций решил заставить Христофора отречься от Бога не насилием, а хитростью. Он приказал двум женщинам-блудницам Каллиникии и Акилине сделать все, чтобы святой отрекся от Христа. И, кроме того, принес жертвы римским богам. Но женщины, вернувшись к императору, объявили себя христианками, за что обеих жестоко убили.

Деций казнил и всех, уверовавших в Христа воинов, которых посылал за Христофором. Самого же святого по приказу Деция бросили в раскалённый медный ящик. Однако произошло чудо: святой Христофор не испытал никаких страданий и остался невредим. Наконец, после жестоких истязаний, ему отсекли голову мечом. Останки святого в Александрию отвез Петр Аттолийский…

Христофор погиб, как великомученик и церковь чтит его. Но, кажется, в 1722 году Священный синод постановил не изображать святого Христофора с собачьей головой.

– Откуда взялось такое племя? – удивился хозяин дома.

– По этому вопросу единого мнения нет, – ответил Арно. Например, средневековый летописец Павел Диакон пишет, будто германское племя лангобардов дружило с киноцефалами.

– За что же их так боялись? – сделав добрый глоток из своего фужера, спросил Артемьев.

– Якобы, убивая врагов, они рвали трупы зубами и жадно пили кровь, – ответил его собеседник. А Адам Бременский знакомит читателей с версией, согласно которой киноцефалы – это дети амазонок и неизвестных чудовищ, обитавших на Севере. О собакоголовых людях остались лишь легенды. И великий поэт Низами пересказал их в своей поэме «Искандер – Наме». Якобы племена русов, воевавших с армией Александра Великого, выпустили в бой чудовище. Оно отрывало воинам врага Александра руки и головы и даже боевому слону откусило хобот. Надо сказать, что север России вплоть до восемнадцатого века являлся обиталищем мифических и мистических существ. Любопытно, но среди них упоминались и люди с собачьими головами. По словам путешественника Герберштейна, что оставил свои записи в русском дорожнике семнадцатого века, киноцефалы жили в верховьях реки Обь.

– Так вы намекаете, будто наш тамбовский кошмар может оказаться киноцефалом? – удивленно вскинул брови Николай Михайлович.

– Да нет же, конечно, – ответил Арно. Отец Пьер просто дал мне мощи и сказал, что эта кость принадлежала святому Христофору. В нашем случае мы, я думаю, имеем дело либо с оборотнем, либо с очень сильным колдовством. И противостоять этой нечисти нам помогут мощи святого и освященный в храме клинок, украшенный серебряными рунами. Но, главное – это вера!

– Ваш отец Пьер не говорил, откуда у него кость святого Христофора? – заинтересованно спросил Николай Михайлович.

– Он сказал, где эта святыня ранее находилась, – ответил Арно. Но я не помню точно. Вообще-то, мощи святого Христофора хранятся во многих храмах. Например, в аббатстве Сен-Дени во Франции и на острове Раб в Хорватии…

Глава 37

…Константин Евгеньевич, обхватив голову мощными костлявыми ладонями, сидел на грубо сколоченном табурете в избе, за столом у крестьянина Федора. Тот долго и нудно рассказывал своему гостю о том, до чего советская власть довела местное крестьянство.

– После того, как вы, ваше благородие, с комиссарами здесь расправились, из Тамбова-то новых прислали, – гнусил Федор. Сначала следствие вели, но это только так называлось. На самом же деле, нашли трех неугодных, поставили к стенке, да и шлепнули! Потом загнали всех в колхоз.

– Где жена твоя, Матрена? – перебил его Маматов.

– Преставилась супружница моя, царствие ей Небесное, три годика уж как… – ответил Федор. Болела, болела и все, отмучилась бедная.

А вы где скитались? – несмело взглянув на есаула, спросил крестьянин.

– Да везде побывал, – попытался уйти тот от прямого ответа. И в Туретчине, и в Англии, и во Франции…

– Я-то почему спрашиваю, – пояснил Федор. После того, как оставил вас на полянке, когда вы заснули, то и не видел более… Сильно переживал, что вас звери хищные утащили или еще какая напасть приключилась.

– А ну, постой-ка! – вскинулся есаул. Чего это ты тут мне рассказываешь?! Ведь, мы с тобою к деду Елсу ходили. А потом ты ему еще добрую половину свиной туши отдал?

– Чего?.. – Федор с изумлением уставился на Константина Евгеньевича. Мы и вправду к знахарю в лес пошли. Но вас на опушке той сморило, а я по нужде малой в кустики забрел. Выхожу, глядь, а вас-то уж и нету!

– Что ты мне заливаешь?! – ударил костлявым кулаком по столу Маматов. Ты, зараза, оставил деду Елсу свинину, а он приказал, чтобы ты убирался прочь!

– Да не было такого! – изумленно глядя на есаула широко открытыми глазами, воскликнул Федор. Хитро прищурившись, он засунул правую руку в карман штанов, а левой перекрестился.

– Вот вам крест! Затем, примирительно произнес: " Вы же очень сильно хворали, вашьбродь, вот вам наверное и привиделось…»

– Да, ладно, пустое это, – остыв, махнул рукой Константин Евгеньевич.

– Лучше расскажите, как в Туретчине и Европах люди живут. Хорошо, наверное. Так? – мечтательно воздев очи к потолку, спросил Федор.

– Кто как, – уклончиво ответил есаул. В основном, не сильно хорошо, – ответил Маматов, ни мало не заботясь о том, что он вдребезги разбил хрустальные грезы советского крестьянина о беззаботном капиталистическом образе жизни.

– И впрямь так не хорошо? – усомнился Федор. Но за границей-то, поди, за колоски, что крестьяне с голодухи тащат, не сажают?

– Нет, – мотнул головой Маматов. Но и там бедные целыми днями на богатых горбатятся, а тем на них наплевать. Так что невелика разница.

– Да уж, пожили мы при царе-батюшке … -мечтательно протянул хозяин избы. Как сыр в масле…

– Да ты, я гляжу, в монархисты записался! – криво усмехнулся есаул.

– Нет, вспомнилось просто… – грустно ответил Федор. Лучше, давайте-ка спать пойдем, а то уж скоро светать начнет.

– Айда, пошли, – кивнул Константин Евгеньевич.

На следующее утро обоих разбудил противный металлический звон.

– Это у конторы в рельсу колотят, – приподняв с рогожи взлохмаченную голову, заключил Федор. – Надо иттить, – встав, он отхлебнул из эмалированного зеленого бидона водицы и, обернувшись, попросил: «Вы уж, вашбродь, не выходите никуда. А то, неровен час, расстреляют нас обоих…»

– Ладно, иди уж, – ответил Маматов.

Пока Федор ходил к конторе, есаул успел почистить зубы. Затем съел пару сваренных вкрутую яиц и, запив водой из бидона, принялся ждать возвращения хозяина.

Тот пришел примерно через час.

– Бяда, вашбродь! – с этими словами Федор ввалился в избу. Немец на нас опять напал!

– Да чтоб ему!.. – грязно выматерился есаул и спросил: «Когда?»

– Сегодня в четыре утра, – налив себе стакан самогона, ответил Федор. Выпив его залпом, он бессильно опустился на табурет. Председатель сказывал, что завтра в армию забирать из района приедуть!

– Тебе-то что до того? – удивленно приподнял бровь Маматов. Ты же старый уже, вроде?

– Да нет, мне пятьдесят девять лет только, – ответил его собеседник и снова запричитал: " Заберут, как пить дать заберу-ут…»

Глава 38

…Позвонив своему другу отцу Пьеру в Париж, Арно поинтересовался, нет ли у него в Санкт-Петербурге знакомых-экзорцистов? Но, увы, таковых не оказалось… Отец Пьер лишь посоветовал своему молодому другу попытаться найти помощь у русских православных священнослужителей.

– Ведь ты сам был крещен, согласно православному обряду, – недовольно сказал отец Пьер. Может, русские священнослужители согласятся тебе помочь?

– А вы не смогли бы приехать? – спросил Арно. А то Жюльен остался один, агентство ведь не бросишь. А я пока тут, в России…

– К сожалению, не смогу вам помочь, – ответил его собеседник. Хотя мне было бы очень интересно принять участие в вашем расследовании. Но завтра я должен вылететь по делам в Рим.

– В Ватикан? – уточнил детектив.

– Да, – коротко ответил отец Пьер и добавил:»

Но будьте на связи и соблюдайте крайнюю осторожность, я за вас беспокоюсь.»

Простившись со священником, Арно обернулся к Армеьеву: «Жаль, но отец Пьер не сможет помочь…»

– Я позвоню отцу Матвею и спрошу его, возможно, он окажет содействие? – ответил Николай Михайлович. Но напомните мне, пожалуйста, что мы должны сделать?

– Нам необходимо освятить в храме те клинки, которые сделает Тимофей, – ответил Готье. И спросите, нет ли у него знакомых эксзорцистов?

– Хорошо, – ответил хозяин особняка. Вытащив из кармана пиджака сотовый телефон, он набрал номер священнослужителя и вышел в холл. Разговор с отцом Матвеем занял минут пять. Затем Артемьев вернулся в кабинет, где оставил своего гостя и передал ему суть беседы со священником.

– Отец Матвей сказал, что знакомые у него имеются, но вряд ли они согласятся заняться нашим делом без благословения духовного руководства, – с этими словами Николай Михайлович развел руками.

– Ну что же, выходит, что нам теперь без помощи священнослужителей дело делать придется, – резюмировал Готье.

– Когда отец Матвей спросил меня, для чего именно нам нужен специалист по изгнанию бесов, я рассказал ему о вашем приезде, – продолжал Николай Михайлович, – и о том, что пригласил вас я, для того, чтобы расследовать все те ужасы, которые случились в последнее время…

– И что священнослужитель?.. – Готье привстал со стула.

– Отец Матвей сказал, что он готов поддержать нас молитвами, – ответил Артемьев. К тому же, оказалось, что раньше, по благословению епископа, он проводил отчитки одержимых. Потом, правда, его практика была прекращена.

– Но в нашем случае отчитки видимо не понадобятся! – Арно выскочил из-за стола и возбужденно принялся ходить по кабинету. Вряд ли то, что произошло, связано с одержимостью. Нет, думаю, что кто-то творит зло вполне осознанно, по своей воле…

– Не знаю, – пожал плечами Николай Михайлович. Кстати, я попросил у отца Матвея прощения, за то, что мы не сможем приехать завтра, как договаривались.

Три дня, которые определил кузнец Тимофей для изготовления клинков, Артемьев и Готье провели за бесконечными разговорами. Они обсуждали, что и как станут делать и с кем встречаться, когда приедут в Вишневое.

Однако, когда на четвертый день они уже собрались было ехать к кузнецу, в холле раздался звонок. И, когда водитель Николая Михайловича, ожидавший их у порога, спросил, кто пришел, чей-то задыхающийся голос прохрипел в ответ: «Передай хозяину, у Никитиных беда! Хотя нет! Пусти меня, я сам ему скажу!» Нажав кнопку, водитель отворил ворота и входные двери.

Спустя полминуты послышался громкий топот и в холл ввалился начальник охраны Георгия Степановича – Василий.

– Проведи меня к Николаю Михайловичу! – попросил он водителя Артемьева.

Тот кивнул: «Пошли!» Увидев встрепанного Василия, владелец особняка сразу же понял, что случилось что-то очень и очень плохое…

– Николай Михайлович! – воскликнул Василий. Беда у нас!

– Что-то с Георгием Степановичем? – обеспокоено спросил Артемьев.

– Нет! – ответил вестник. С его женой! Светлана загрызла ее…

– Что?! – не поверил хозяин. Валентина же в клинике была?

– Да, но вчера под вечер шеф забрал ее оттуда, сказал, что радость дома! – пояснил Василий. Она и так была не слишком-то … – шеф охраны выразительно покрутил пальцем возле своего виска. А тут, когда Светлану живую увидела, так вообще такое началось! Но потом Валентина вроде бы успокоилась. А утром ее с разорванным горлом нашли в коридоре, возле самых дверей Светы…

Услышав такое, Николаю Михайловичу и Арно пришлось срочно менять все планы. Примчавшись к Никитину, они застали его в гостиной. Он сидел в кресле, а рядом сбилась в кучку прислуга. На лицах всех этих людей, включая и охранников, читался явный испуг.

Сам Георгий Степанович был одержим горем и яростью.

– Входите! – увидев гостей, крикнул он. Знаете, что у нас тут?!..

– Да, нам Василий рассказал, – ответил Николай Михайлович. Прими наши соболезнования…

– Зря я тогда тебя не послушал, – обернулся тот к Артемьеву. Зря пустил в дом эту гадину!

– Бедняжка моя, Валенька! – обхватив голову руками и согнувшись в кресле почти пополам, Никитин застыл. И вдруг вскочил с кресла с криком: «Поймал я ее!» С каким-то радостным удовлетворением он хрипел еще и еще: " Поймал! Поймал, тварь!»

– Кого? – не понял Арно.

– Ту дрянь, которая себя за Светланку выдавала! – ответил хозяин.

– Где она? – непроизвольно схватившись за крест, спросил Арно.

– Под замком, связанная в подвале сидит, – Георгий Степанович удовлетворенно отхлебнул виски из стоявшего на столе стакана.

– Как такое могло случиться, чтобы ты Валентину сберечь не смог? – удивился Артемьев.

– Да она, сама зачем-то ночью из своей комнаты вышла и вот… – застонал Никитин. Кончу тварь, медленно резать буду!

– Полицию вызвал? – поинтересовался Николай Михайлович.

– Я что, по-твоему, вообще уже?.. – резко обернулся к нему хозяин особняка. Что я им скажу? Мол, моя мертвая дочь выбралась из могилы и убила свою собственную мать? Арестуйте ее, пожалуйста, любезные борцы с преступностью! Так, что ли?

– Ладно, понятно … – кивнул Артемьев. А «скорую»?

– Зачем Валюше «скорая»? – Никитин взглянул на приятеля таким взглядом, что тому стало не по себе. Она на месте скончалась…

Тем временем Арно, понимая, что Никитин сейчас не в состоянии спокойно отвечать на вопросы, решил не тратить на него времени. И принялся опрашивать домашних.

Выяснилось, что Георгий Степанович, от большого ума, решил устроить своей, только что выписавшейся из психиатрической клиники супруге, сюрприз. Не удосужившись хоть как- нибудь подготовить женщину, он завел ее в дом, и со словами «Валюша, смотри, Света вернулась!», показал ей внезапно «воскресшую» дочь. Но женщина, едва взглянув на Светлану, сразу же закричала: «Это не она! И забилась в истерике.»

А Светлана лишь ухмыльнулась и молча ушла в свою комнату. Ночью весь дом разбудил истошный, страшный женский крик. Но он сразу же оборвался, будто захлебнулся… Первым на место трагедии прибежал охранник, который дежурил в холле. Он увидел, что супруга Никитина лежит на полу в коридоре. Ее шея была окровавлена. Георгий Степанович, примчавшись в ночном халате и тапках, но с пистолетом, распорядился искать Свету. Однако, комната ее оказалась пуста.

– Ее нашли на улице, она брела в сторону кладбища, – пояснил охранник. Рот и губы Светланы были перепачканы свежей кровью. Шеф, когда ее увидел, хотел сразу же пристрелить, но Василий выбил у него пистолет. Девушку связали и посадили в подвал особняка.

– Я позвоню отцу Пьеру, надо посоветоваться, что делать с этой нечистью, – сказал Арно Артемьеву и вышел в коридор.

– Отец Пьер считает, что ее необходимо срочно уничтожить, – вернувшись, прошептал он на ухо Николаю Михайловичу.

– Я сейчас вновь звонил отцу Матвею, он обещал приехать и помочь, – тихо ответил Артемьев.

Что вы там шепчитесь? – раздраженно спросил Никитин.

– Ее надо уничтожить, – ответил Артемьев.

– Убить? – переспросил Георгий Степанович.

– Убить нельзя, она и так мертвая, – пояснил Арно. Но сначала надо вашу прислугу попросить, чтобы не болтали…

– Я им уже приказал, – устало махнул рукой Никитин. Они знают, если кто проговориться, у меня разговор короткий. Пуля в затылок и в землю…

Глава 39

– …А нет ли у тебя укромного места, какого?.. – поинтересовался Маматов.

– Есть, как не быть? – Федор задумчиво подергал себя за бороду. В лесу сруб я обустроил для охоты.

– Далеко? – Маматов с любопытством бросил взгляд на хозяина.

– Да не-а… – прозвучало в ответ. Верст тридцать, почитай, будет всего, наверное… Али чуток поболе…

– Понятно, – кивнул есаул и спросил: «Я не понял, мы так и будем сидеть тут и вздыхать?»

– А деять-то что? – горько вздохнул Федор.

– Деять… – усмехнулся Константин Евгеньевич. Собираться и топать до твоей землянки! Кстати, скажи мне, милейший, еда-то у тебя какая-никакая имеется?

– Есть немного, – Федор махнул рукой в сторону двора. В амбаре пара мешков пшеницы да в леднике мяса соленого немного. Бычка зимой заколол, вот с тех пор и осталось.

– Немного это сколько? – вопросительно взглянул на хозяина есаул.

– Ну, пяток-другой килограммчиков, – пожал плечами Рогаткин.

– Собирайся, прихвати ложки-плошки, керосинчик бы с лампой тоже не помешал. Да, соль и спички не забудь! – встав с места и потянувшись всем своим худощавым, но мощным телом, распорядился Константин Евгеньевич.

– Вы бежать предлагаете? – до Федора только сейчас дошел смысл сказанных гостем слов.

– Не хочешь, можешь идти немца воевать, – прозвучало в ответ. И так как Рогаткин по натуре своей был трусоват, то он лишь молча помотал головой и кинулся выполнять распоряжения гостя.

– Вот! – хрипло выдохнул он, сваливая с плеча на пол второй мешок с пшеницей. Теперь только по мелочи прибрать осталось.

– Хм?.. – усмехнулся гость, взглянув на лежащие посреди избы два немаленьких мешка и завернутый в кусок серой холстины пуд соленой говядины. И это, не считая старого жестяного чайника, пары кастрюль, эмалированного бидона и прочей утвари.

– Ты собираешься все это на себе тридцать верст нести? – безучастно поинтересовался Маматов.

– А делать то че теперь? – растеряно развел руками Федор.

– Дурак… – словно сам себе сказал Константин Евгеньевич. Немного подумав, спросил: «Телега-то у вас в колхозе есть?»

– У нас совхоз, – уточнил Рогаткин.

– Тот же х… только в другой руке, – махнул рукой есаул. Так есть или нет?

– У Степана Безродного телега во дворе стоит, да и лошадка справная имеется, – кивнул Федор.

– Сегодня в полночь зайдем к твоему Степану и заберем транспорт, предложил гость.

– Но Степан же не отдаст, – возразил Федор. И опасливо добавил: «Он мужик здоровый…»

– Не твоя печаль, – отмахнулся есаул. Скажи лучше, с ним кто еще в избе живет?

– Ну, так супружница евойная Нюрка с детишками, – хозяин встревожено взглянул на Константина Евгеньевича. У них двое мальцов, пяти и семи годков от роду. Вашбродь, а вы их не того?.. – Федор выразительно провел себе по шее ребром ладони и попросил: «Не надо бы этого, а?..»

– Ты – дурак! – презрительно скривив губы, усмехнулся Маматов. Кто ж людей так вот запросто убивать станет?

– Но вы же тогда, двадцать три года назад мужичков-то того, не пощадили… – припомнил гостю кровавую расправу Рогаткин.

– Так и они моих родителей тоже… – мрачно взглянул на собеседника есаул. Но сейчас – дело другое. Сказал же, никого не трону. Но телегу с лошадью заберу!

– А ну, как кинется на вас Степан? – попытался смоделировать усложнение ситуации хозяин избы.

– Пусть кинется, я его и пальцем не трону, попугаю только … – Маматов сделал из пальцев «козу» и угрожающе замычал. Федор недоверчиво засмеялся.

– Чего ржешь, собачий сын? – вдруг разозлился гость. Иди, собирай шмотье!

Спровадив хозяина, есаул достал из кармана серебряный брегет и, беззвучно шевеля губами, принялся считать часы до полуночи. Затем он развязал горловину своего вещмешка, достал из него небольшой пучок какой-то сушеной травы и сунул его себе в рот. Закрыв глаза, Константин Евгеньевич медленно разжевал жесткие сухие стебли и, проглотив, встал на колени и, медленно раскачиваясь, начал произносить непонятные слова на неведомом языке…

Вернувшийся Федор, увидев гостя за этим занятием, удивленно застыл на пороге. А затем, медленно пятясь, вышел из избы.

«Был бы я тем крестьянином, прежним, сказал бы, что барин совсем умом тронулся!» – мелькнуло у него в мозгу. – «Колдует он или молится? Черт его разберет? Как только он на пороге намедни появился, я так и обомлел» – припомнил Федор. – «Но не токмо от неожиданности, а еще и оттого, что на личность его благородие вот нисколечки-то и не изменился! Будто и не было этих двадцати трех годков-то…».

Но стоило Рогаткину несмело спросить Маматова, отчего время настолько его пощадило, как тот резко обернулся к Федору.

– «Таким зверем на меня глянул, будто это я его папеньку с маменькой в гроб загнал!» – обиженно подумалось крестьянину. – «Зверем, зверем… И ведь действительно, будто вместо лица его благородия, на миг, будто морда жуткая, звериная мне привиделась… Благо на дворе утро было и солнышко уже встало! А по ночному времени-то я и обделаться со страху мог бы!».

Так, мучимый сомнениями и противоречивыми впечатлениями, раздиравшими его, прямо скажем, отнюдь не могучий разум, Рогаткин и прирос к крыльцу. И сидел до тех пор, пока его размышления не прервал раздраженный окрик гостя: «Федька, зараза, где ты шляешься?!»

Войдя в избу, Рогаткин боязливо взглянул на есаула. Однако никаких зловещих перемен в его облике не обнаружил и спросил: " Когда пойдем-то?

Константин Евгеньевич, взглянув на циферблат своего серебряного брегета, ответил: «Через семь часов.»

Около полуночи оба, крадучись, вышли во двор и, осмотревшись, направились к дому Степана.

Подойдя вплотную к плетню, окружавшему двор, есаул увидел возле покосившегося крыльца старую телегу.

– Лошадь в сарае стоит, там же и упряжь, – перехватив вопросительный взгляд Маматова, ответил Федор. Тот ткнул острым пальцем в грязную шею крестьянина и приказал: «Стой здесь и жди меня.»

Константин Евгеньевич, ловко, будто кошка, перемахнул плетень, черная тень его скользнула к крыльцу и, застыв на мгновение перед дощатой дверью, исчезла. А мучимый любопытством Рогаткин помялся пару минут за оградой, но, как и следовало ожидать, не выдержал. Очень уж ему хотелось взглянуть на то, что происходило в избе. Крестьянин перелез через плетень и, подобравшись к окошку, принялся наблюдать. Его весьма интересовало, каким образом есаул сможет заставить (в формулировке Рогаткин не сомневался, хоть и вряд ли знал такое слово), именно заставить (так как представить его благородие просящим кого-то о чем-то Федор просто не мог!), Степана отдать им лошадь с телегой. – «Это ж кормилица! И тут – на тебе, отдай! С какого-такого перепугу? А у нас-то на селе, бывало и за меньшее убивали… К тому ж, Степан еще не старый и весьма здоровый. Поэтому, есаулу следовало бы быть с ним поаккуратнее, что ли… А то неровен час, Безродный его прибьет!» – рассуждая так, или примерно так, крестьянин приник к окошку. Но, оказалось, что выбранная для наблюдения позиция существенно сужала Рогаткину поле зрения. Он видел лишь часть горницы, противоположную входу, дощатый стол, скамью и частично печь. Вдруг из избы донесся слабый женский вскрик, кто-то из детей тоненько взвизгнул. И тут глазам Федора, к его вящему изумлению, предстала весьма неожиданная сцена: в угол комнаты с грохотом отлетел сам хозяин. Но Рогаткина поразило не столько то, с какой силой некто отшвырнул Степана, а глаза хозяина избы. В них Федор прочел такой невыразимый ужас, что почувствовал, как мороз пробежал по его спине.

Решив, что есаул вот-вот расправиться со всей семьей и, главное, с маленькими детишками, Рогаткин кинулся в избу. Но, вбежав внутрь, он не увидел ничего такого, что способно было до такой степени напугать здоровенного и вовсе не трусливого мужика. Посреди горницы, спиной к входной двери, стоял есаул и, жестикулируя обеими руками, что-то медленно говорил на непонятном наречии. В углу, зажмурив глаза и сжавшись в комок, трясся Степан. А на полатях, схватив детишек в охапку, тихо выла от ужаса его молодая жена.

– «Чего это они?» – с недоумением подумалось крестьянину. – «Ну, пришел незнакомый человек, ну толкнул, Степана. Так больше же он ничего им не сделал?» – не успев прожевать эти свои мысли, Федор вдруг взглянул в висевшее сбоку от есаула старое зеркало. И в тот же миг он, взвизнув по-поросячьи от ужаса, свалился на пол. Неудивительно… Ведь, невзирая на царивший в избе полумрак, разгоняемый лишь тусклым светом стоявшей на столе керосиновой лампы, он успел заметить в зеркале отражение кошмарного оскала.

– Ах ты, собачий сын! – обернувшись к Федору, тихо прошипел есаул. Где тебе стоять было велено?! Зачем приперся?!

Но эти ругательства звучали в ушах Рогаткина прелестной музыкой. Он жадно всматривался в лицо Маматова и не находил в нем никаких признаков того ужасного облика, что несколько секунд назад привиделся ему в треснувшем зеркале.

– Иди уж, чего расселся, скотина! – приказал Федору Константитн Евгеньевич. Обернувшись к хозяевам избы, с улыбкой спросил: «Так я заберу вашу лошадку и телегу в придачу?»

– Да, кормилец! – глядя на есаула с ужасом и благоговением, хором ответили хозяева избы.

– Ну, вот и ладно! – довольно ухмыльнулся ночной гость и, резко повернувшись на каблуках, вышел во двор. Там он набросился на своего спутника: «Ах ты, быдло сермяжное! Сказано же было, стой у плетня и жди! Чего притащился?»

– Да я, просто … – начал оправдываться крестьянин.

– Да заткнись уже! – рявкнул Константин Евгеньевич. Иди, лошадь запряги лучше…

Выехав на телеге со двора в полном молчании, спутники спустя минут десять оказались возле дома Рогаткина.

– Кидай все пожитки сюда, да и поехали! – распорядился есаул. Погрузив на телегу ранее приготовленный скарб, Федор забрался обратно в телегу и, взяв в руки вожжи, коротко выдохнул: «Ну-у, пошла родимая!»

Запряженная гнедой лошадью телега с двумя людьми свернула к чернеющему на фоне темно-синего неба гребешку леса и вскоре пропала из виду…

Глава 40

… – Георгий Степанович, пошли машину в Вишневое за отцом Матвеем, – предложил Николай Михайлович.

– Зачем? – не понял тот.

– Затем, чтобы он посмотрел на эту тварь, как ты выражаешься, – пояснил Артемьев.

– Я ее и без вашего попа прикончу! – гневно заявил Никитин.

– Вряд ли … – с сомнением покачал головой Арно.

– Не веришь?! Тогда пошли! – Георгий Степанович вскочил с кресла и направился к лестнице, ведущей в подвал.

– По мне, так лучше съездить за отцом Матвеем … – пробормотал Арно.

Но Никитин проигнорировал его слова.

Спустившись в подвал, они оказались перед дверью из толстого листового железа. Снаружи, кроме внушительных размеров запора, гости увидели навесной замок.

– Васька! – крикнул Георгий Степанович. Отпирай! Василий молча выполнил распоряжение хозяина и все четверо вошли внутрь. Там в скудном, дрожащем свете одной-единственной лампочки, прямо на полу, сидела Светлана. Ее левая нога была прикована толстой железной цепью к мощному стальному кольцу, намертво вделанному в бетонную стену подвала.

– А-а-а, сидишь …! – злобно заревел Никитин. Чего молчишь? Скажи хоть что-нибудь! Однако в ответ не прозвучало ни звука. Светлана лишь молча смотрела на вошедших безразличным взглядом.

– Васька, дай мне свой пистолет! – приказал хозяин дома. Схватив оружие, он уже было собрался нажать на спусковой крючок, но не смог и, завыв от бессилия, сполз на пол.

– Разрешите! – с этими словами Арно выхватил пистолет из обмякшей руки хозяина дома и разрядил в Светлану всю обойму. Та, все так же глядя перед собой пустыми глазами, медленно повалилась на левый бок. Под ее телом медленно расползлась кровавая лужа…

– Нет человека, который выжил бы после такого, – заметил Николай Михайлович.

– Человека нет, – согласился детектив. Но она, ведь не человек.

В этот момент, словно в подтверждение его слов, тело девушки несколько раз конвульсивно дернулось. А после она, кашляя и выплевывая изо рта кровавые сгустки, медленно приподнялась и села на полу. Но самым страшным было не это. Присутствующих ужаснул взгляд ее голубых глаз. Он был все таким же бесстрастным и равнодушным. Словно это существо говорило: " Со мной все эти ваши штучки, совершенно бесполезны…»

Георгий Степанович рыдал на полу, а месье Готье трясущимися руками пытался вставить в «Макаров» новую обойму. И вот, ему это удалось. Он вновь прицелился в жуткую пленницу и уже приготовился нажать спусковой крючок…

Но тут Артемьев неожиданно и крепко схватил его за руку: «Оставьте, месье Готье!» – попросил он. – «Не тратьте патроны, неужели не видите, это бесполезно!»

– Так что же делать с ней?! – простонал Никитин.

– Я же предлагал, послать машину за отцом Матвеем, – напомнил ему Николай Михайлович.

– Васька! – взглянул на своего телохранителя хозяин дома. Отправь машину в Вишневое.

– Сейчас, шеф, – отозвался тот. И, набрав номер, приказал: «Сергей, поезжай в село и, как можно скорее привези сюда священника отца Матвея. Его номер я тебе эсэмэской скину.»

– Позволите? – обернулся Василий к Артемьеву.

Тот продиктовал ему номер сотового телефона священника, который телохранитель сразу же отправил водителю Сергею.

– Ну, пошли отсюда? – тяжело понимаясь с пола, предложил Георгий Степанович.

Выходя из подвала, Артемьев обернулся: «Не радуйся, скоро тебе конец!» И хотя, в ответ не раздалось ни звука, Арно заметил, как Светлана бросила на них ироничный взгляд и усмехнулась…

Все четверо, храня молчание, поднялись наверх, в гостиную.

Тем временем верные домочадцы подготовили тело его супруги к погребению.

– Как смерть Валентины оформлять будешь? – спросил приятеля Артемьев.

– Уже оформил, – буркнул тот. Все схвачено, имеется справка о том, что она, якобы, в больнице скончалась от пневмонии.

– Правильно, – согласился Николай Михайлович. А то, если полицию вызывать, столько лишних вопросов будет…

– Да они сразу же все на меня повесили бы! – откликнулся Никитин.

Похороны Валентины состоялись на следующий день. Георгий Степанович не стал хоронить жену рядом с дочерью, а выбрал для погребения другое кладбище.

Возвратившись с похорон, Артемьев, Арно и Никитин сели за поминальный стол.

Ближе к вечеру водитель Сергей привез к Никитину отца Матвея. Священник был облачен в черное одеяние, на груди висел серебряный крест. Георгий Степанович, встав, приветствовал отца Матвея, а потом пригласил его за стол помянуть свою супругу. Священнослужитель пожал руки всем присутствующим, но, увидев детектива, слегка изменился в лице. После чего, здороваясь, он задержал в своей руке ладонь Арно несколько дольше, чем остальных. Отец Матвей, внимательно взглянув в глаза Готье, спросил его: «Вы француз?»

– Нет, я из семьи русских эмигрантов, – ответил тот.

– Это очень странно, но вы так похожи на одного человека … – тихо произнес священник.

– Знаю, – ответил Арно. Мне уже не раз про то гговорили. И здесь, и в психиатрической клинике тоже…

– Вы там лечились? – безучастно спросил священник.

– Нет, – покачал головой Готье. Это сказал Миша – сын Николая Михайловича, когда мы навещали его в клинике…

Помолившись за упокой рабы Божией Валентины, отец Матвей спросил, где можно спокойно побеседовать с хозяином особняка, а также с Николаем Михайловичем и Арно.

– Батюшка, пройдемте в кабинет, пригласил его Георгий Степанович.

– Кстати, вас следователь Серов ждет, – не дождется, – обернулся отец Матвей к Артемьеву.

– Да, мы знаем, – кивнул Николай Михайлович. Но нас сначала задержало неотложное дело, а теперь, сами видите, что случилось…

Пройдя в кабинет Никитина, священник удобно расположился на диване и спросил: «Так, что же у вас произошло?» Никитин подробно рассказал отцу Матвею про то, как погибла его любимая, единственная дочь и как потом он повстречал таинственного незнакомца. И о своем страшном приключении в склепе старой усадьбы. И о том, как его дочь вдруг ночью возвратилась в родной дом, а могила ее оказалась пуста. И, наконец, об убийстве своей супруги…

– Между прочим, батюшка, этот незнакомец был очень похож на него! – Георгий Степанович указал на Готье. Только у Арно усов нет и глаза голубые, а не черные. Тот, что в склепе сказал, что сам убил мою дочь, а после спросил, хочу ли я вернуть ее?

– Что вы ему ответили? – поинтересовался отец Матвей.

– Сказал, конечно, хочу! – ответил Никитин.

– И очень зря вы это сделали! – строго взглянул на него священник. Так вы к множеству ваших грехов прибавили и еще один, очень тяжкий…

– Я не могу ее убить! – пожаловался Георгий Степанович. Поможете мне?

– Вы, хоть понимаете, о чем просите? – изумился отец Матвей. Я – священнослужитель должен буду кого-то убить?!

– Да нет же, вы не так поняли! – возбужденно перебил его Никитин. Это не человек! Я в нее целую обойму всадил, а ей хоть бы что!

– Можно взглянуть? – священник встал со стула.

Все присутствующие молча поднялись и, сопровождаемые Василием, вновь спустились в подвал.

Едва взглянув на девушку, скованную цепью, священнослужитель перекрестился и тихо, словно сам себе, сказал: «Да, это не человек!» И начал читать святую молитву. При первых же фразах девушка начала корчиться, словно ее выворачивало изнутри. Исходивший от нее неприятный запах усилился.

– Будто в морге, – тихо прошептал Артемьев на ухо Арно. Посмотрите, у нее глаза позеленели!

– Точно, – подтвердил детектив. Глаза, как ядовитая зеленая слизь!

Наконец, пленница изогнулась и …, оторвав себе прикованную ногу, поползла к людям!

– Берегитесь! – крикнул Василий и, выхватив широкий охотничий нож, изо всех сил рубанул тварь сверху по шее. Еще удар, еще и еще…

Он бил до тех пор, пока голова девушки не отделилась от туловища. Однако, ее тело продолжало размахивать руками, пытаясь схватить кого-нибудь из присутствующих.

– Что делать?! – взвизгнул Никитин.

– Бей в сердце! – крикнул Арно Василию. И едва тот ударил, как корчи прекратились. Обезглавленное тело замерло и обмякло, а запах стал еще нестерпимее. Отец Матвей прервался и, отерев пот со лба, пробормотал: «Бесовщина!»

– Надо приготовить осиновый кол и вонзить его в сердце, – предложил он. А то ножа, думаю, будет недостаточно… Это – вурдалак!

– Да, – кивнул Арно. И несколько канистр с бензином понадобятся. Ее надо сжечь! Будь со мной мой освященный клинок … – мечтательно протянул он, тогда нам не понадобился бы никакой бензин!

– Смотрите, она снова дергается! – крикнул Георгий Степанович, указывая на обезглавленный труп. Действительно, мертвое тело вновь зашевелилось… Все дружно повернулись и ринулись к выходу. Лишь когда Василий задвинул тяжелый засов и запер дверь на замок, присутствующие смогли вздохнуть относительно свободно.

– Ну и дрянь! – оглядев всех, выдохнул Никитин. Васька! Давай быстро за осиной и прикажи Сергею приготовить три…, нет, четыре канистры с бензином!

Когда спустя минут, примерно двадцать, они снова спустились в подвал, то увидели кошмарную картину. Одноногий труп сидел и обеими руками пытался надеть на кровавый обрубок шеи отрубленную голову. Почуяв непрошенных гостей, девушка замерла. Затем, подняв голову обеими руками, она направила ее на вошедших.

– Васька, давай кол! – выкрикнул Никитин. Я сам ее прикончу!

Сжав в руках остро заточенный кусок дерева, хозяин дома бросился к зловонному, обезображенному трупу. Перевернув его на спину ударом ноги, Георгий Степанович вонзил кол прямо в сердце Светлане. В этот миг ее голова, валявшаяся у него под ногами, вдруг раскрыла рот и, вращая глазами, прохрипела: " Он сам за вами придет!»

– С нами Господь Бог, так чего же нам бояться? – воскликнул отец Матвей.

Подождав пока стихнут последние судороги, Василий вместе с Арно закатали тело в брезент и, положив туда же голову, потащили свою страшную ношу в помещение котельной.

Где и сожгли страшные останки в печи…

Все это время Георгий Степанович, сидя на улице, предавался горю.

– Господи! – взывал он. За что?!

Артемьев хотел было подойти к приятелю, но Василий попросил его не мешать шефу.

– Отец Матвей, – обратился Арно к священнику, который мрачно размышлял возле клумбы с розами. Вы можете освятить предметы, необходимые для борьбы со злом?

– Могу, – коротко ответил он. Но только в храме, в Вишневом. Где они?

– Их надо будет забрать сегодня у кузнеца, – ответил детектив.

– Погостите у меня? – спросил подошедший Артемьев. Думаю, Никитина нам надо оставить, у него ведь такое страшное горе…

– Да, – кивнул священник. Я поеду к вам…

Глава 41

Крестьянин Федор возвращался из лесу к своей охотничьей избушке. С того дня, как они, с невесть откуда объявившимся бывшим есаулом Маматовым, сбежали от войны в лесную чащу, прошло уже более года. – «Повезло мне сегодня!» – крутилась в его лохматой голове довольная мысль. – «И дров припас, и пару глухарей подстрелил! Но только, вот, одному куковать надоело…».

Тут он увидел, что ему навстречу идут двое. – «Да ну их к лешему, лучше в кустах спрячусь!» – подумал крестьянин и метнулся в ближайший кустарник.

Подождав, пока незнакомцы не приблизятся, Федор, зарывшись в густую траву и густые ветви, навострил слух.

– До Тамбова немцы, как ни старались, но прорваться не смогли, – услышал Рогаткин разговор. Прищурившись, он взглянул на тропинку и с трудом сквозь кусты смог разглядеть прохожих. Один из них – худой и высокий, несмотря на теплое время, был одет в черное демисезонное пальто. На голове его криво сидел серый картуз, а ноги были обуты в разбитые кирзовые сапоги. Его спутник рост имел средний. Он топал с непокрытой головой и под мышкой нес телогрейку.

– Их в Воронеже остановили, – продолжал свой рассказ первый. Так, неспешно размышляя о том, скоро ли Красная Армия разобьет проклятых фашистов, незнакомцы вскоре пропали из виду. А Федор вылез из кустов, взял свою ношу и пошел к своей сторожке.

Между тем фашисты все же сумели добраться до Воронежа, но произошло это не сразу и полностью завладеть городом германские войска так и не смогли…

События там развивались следующим образом. 22 июня 1941 года Указом Верховного Совета СССР в Воронежской области, как и в других 24 регионах страны было объявлено военное положение. Спустя два дня, 23 июня, начальник Воронежского гарнизона Селиванов подписал свой первый приказ, в котором объявил Воронеж и все прилегающие к городу районы зоной опасности воздушного нападения.

Немедленно ввели режим светомаскировки и установили механические сирены ПВО – противовоздушной обороны. Население, а также рабочие заводов и служащие отправились рыть щели для защиты от авиабомб.

Тогда же распечатали и все имеющиеся в наличии бомбоубежища. Кроме того, в Воронеже и его окрестностях был объявлен комендантский час.

Также, в понедельник 23 июня 1941 года, на основании Указа Президиума Верховного Совета СССР от 22 июня 1941 года о мобилизации военнообязанных по военным округам, в Воронежской и Тамбовской областях начали разносить повестки. На фронт призывались военнообязанные граждане с 1905 по 1918 годы рождения. Так что Федор Рогаткин беспокоился напрасно: никто 59-летнего крестьянина на фронт бы не отправил…

В отличие от него многие горожане и жители Воронежской и Тамбовской областей, не дожидаясь повесток из военкоматов, не только сами являлись на сборные пункты, но и создавали отряды народного ополчения. Уже в первые недели его численность достигла почти 60 тысяч человек.

Так, больше года Воронеж имел статус прифронтового, пока 7 июля 1942-го всю правобережную его часть не оккупировали германские войска. И целых 212 дней – до 25 января 1943 года линия фронта разделяла город на две части.

28 июня 1942 года немецкие войска начали наступление. Их удар сосредоточился на воронежском направлении и всей мощью обрушился на 13-ую и 40-ую армии Брянского фронта. Через два дня перешла в наступление 6-я армия вермахта, которой удалось прорвать оборону 21-ой и 28-ой советских армий в районе Волчанска.

Западнее Старого Оскола, с тяжелыми боями, соединения 21-й и 40-й армий прорывались на восток отдельными частями и подразделениями. Но на стыке между Брянским и Юго-Западным фронтами образовалась брешь, в которую вражеские войска двинулись к Воронежу.

Командир танкового взвода лейтенант Хродвалф Майер сидел на броне своего подбитого PZ-3 и задумчиво гладил ладонью изображение черного волка на башне. Зверюгу лейтенант нарисовал сам, еще в Польше. Зубастый хищник был его талисманом, ведь имя Хродвалф означало буквально – «известный волк». Но сейчас гордый «черный волк» неподвижно застыл у развалин дома на окраине города. У него была перебита гусеница и разворочена зубчатка. Всего несколько часов назад подразделения танковой дивизии вермахта Гроссдойчланд – Великая Германия, форсировав две реки Дон и Воронеж, ворвались в правобережную часть города. До штурма тут стояли обычные городские многоквартирные дома. Теперь же от них остались лишь обвалившиеся кирпичные стены, обломки досок и стропил, кучи сломанной мебели и рваного тряпья… И убитые…

Одни лежали прямо на улицах, другие так и остались под завалами…

Отметим, дивизия Великая Германия гуманизмом вовсе не отличалась. Кстати, она была известна среди немцев, как «пожарная команда». Такое немного ироничное прозвище дивизия получила из-за того, что с начала 1941 года ее перебрасывали на самые трудные участки Восточного фронта. И надо признать, она действительно являлась одной из наиболее боеспособных частей вермахта. Недаром же по числу кавалеров Рыцарского Креста именно «Великая Германия» занимала второе место среди всех войсковых сухопутных соединений Третьего рейха.

Рядом с командирским, стоял еще один PZ-3, целый. Чего нельзя сказать о третьем танке. Ему повезло гораздо меньше. Он был подбит из советского противотанкового орудия и сейчас догорал вместе с экипажем. Не уцелел никто.

Однако, несмотря на сие, казалось бы, печальное для уцелевших танкистов остальных двух боевых машин обстоятельство, особой печали на лицах дойче зольдатен не отмечалось. Напротив, все они были возбужденно-веселы. Так обычно бывает после тяжелого боя, когда радость, что ты сам остался в живых, оттесняет скорбь по погибшим однополчанам.

– Хродвалф, а быстро мы их!.. – хмыкнул один из пристроившихся на обломках кирпичей, невысокий голубоглазый блондин в унтер-офицерских погонах.

– Да, брат, – отозвался лейтенант. Надо отметить, что слово «брат» он произнес вовсе не случайно. Унтер-офицер Хэймо Майер действительно доводился лейтенанту младшим братом.

– Но та русская пушка могла бы стать последним, что ты увидел бы в своей жизни, – озабоченно пробормотал Хродвалф. Слишком уж опрометчиво ты выскочил на нее…

– Ха! – довольно воскликнул рядовой Отто Щульце – наводчик орудия лейтенантского танка. Не сдержавшись, он хвастливо выпалил: «Они бы не успели продырявить танк Хэймо. Я накрыл их первым же снарядом, всех в клочья!»

Действительно, метрах в двухстах от танков уткнулась стволом в землю разбитая советская пушка. Рядом лежали убитые артиллеристы…

– Да, ты у нас молодец! – прищелкнул пальцами лейтенант Майер. Однако, они все-таки сожгли танк Бернарда, перебили нам гусеницу и уже нацелились, было, на Хэймо… В общем, братец, тебя спасло лишь то, что русские начали не с твоего танка. Пожалуйста, впредь будь повнимательнее, не выскакивай, как черт из табакерки. Если бы не Отто… Тьфу! – лейтенант сердито сплюнул в сторону. С досадой взглянув на младшего брата, спросил: «Ну, скажи, каково мне было бы рассказывать нашей матери о твоей гибели?» Хродвалф вытащил из кармана гимнастерки серебряный портсигар, достал из него сигарету и, щелкнув зажигалкой, нервно закурил.

Недовольство лейтенанта Майера можно было понять. Ведь из-за перебитой гусеницы его машина не смогла последовать вглубь города, вслед за остальными танками дивизии. А унтер-офицер не захотел оставлять брата в одиночестве.

– Ерунда! – продолжая разговор, легкомысленно махнул рукой Хэймо. Я всегда смогу вернуться домой, потому, что недаром ношу свое имя! (Хэймо в переводе с немецкого буквально означает «домой»).

– Да, Бернард тоже так говорил, а сейчас, вон, в танке догорает … – пробормотал лейтенант.

Хотя братья воевали уже три года, еще с польской компании 39-го, старший всегда переживал о младшем.

– Не бойся, с нами Бог, но главное, сам фюрер! – Хэймо хлопнул Хродвалда по плечу.

– Да будет так! – лейтенант выкинул докуренную сигарету, ее красный огонек прочертил во тьме красивую дугу.

Тут из-под развалин ближайшего дома донесся едва слышный стон. Немецкие солдаты насторожились.

– Я схожу, гляну, что там, – Хэймо передернул затвор карабина.

– Нет, пошли вместе! – остановил его старший брат. К ним присоединился и Отто Шульце. Держа автомат наперевес, он первым зашел за уцелевшую стену. Братья пошли в другую сторону. Вскоре они услышали голос Отто.

– Я нашел их! – крикнул наводчик.

– Вот эти большевистские свиньи! – дернул он стволом своего МП-38 в угол полуразрушенной комнаты. Взглянув туда, лейтенант Майер увидел троих детей. Они боязливо жались друг к дружке в темноте. Самому старшему из них было явно не больше десяти лет, а двум другим – от пяти до семи. Младший держал в ручках закопченного плюшевого мишку. Рядом с ними на земле лежала пожилая женщина. Голова ее была обмотана окровавленным грязным платком. Видимо, раненая была без сознания, так как время от времени тяжко и протяжно стонала. Ее лицо, как и лица детей, покрывал налет красно-коричневой кирпичной пыли и черной копоти. Дети, широко раскрыв глаза, испуганно взирали на подошедших немцев.

– Юден? Киндер коммунистен? (Евреи? Дети коммунистов?) – громко спросил Хродвалф.

В ответ не прозвучало ни звука. Да и что дети могли ему ответить? Ведь они не понимали по-немецки.

– Старуха ранена, а дети – коммунистические выродки! – злобно прошипел Отто. Разрешите прикорнчить их, командир?

– Может, не надо? – спросил у лейтенанта Хэймо. – Что это Отто так на них взъелся? Они же маленькие совсем! Да и тетка, судя по всему, не жилец…

– У Отто в первые дни боев погибли двое братьев, – шепнул Хродвалф на ухо Хэймо. И патетически воскликнул: «Я не могу запретить ему мстить, во имя великого рейха! Да будет так!» Лейтенант резко крутнулся на каблуках и двинулся к выходу. Хэймо последовал за ним. Сзади прогремела длинная автоматная очередь. Бедные дети не успели даже вскрикнуть…

Взглянув на помрачневшее лицо брата, лейтенант Майер ободряюще хлопнул его по плечу: «Не горюй! Они все равно не выжили бы здесь. Погибли бы во время боев или от голода!»

Дождавшись Отто, Хродвалф громко приказал: " Давайте ужинать! Карл, тащи тушенку! Худой танкист – Карл Шмидт, отложив инструмент, с помощью которого пытался починить разбитую гусеницу, отправился выполнять распоряжение своего взводного. Экипажи уважали лейтенанта, но к его брату – унтер-офицеру относились с легкой иронией. Что делать, солдаты не считали Хэймо серьезным человеком.

– А ты, Мартин, сходи, поищи дров для костра! – повернулся Хродвалф к крупному, белобрысому немцу, явно баварцу, который служил механиком – водителем у Хэймо.

– Сейчас … – вздохнул Мартин, весь облик которого говорил, что он явно не в восторге от приказания Хродвалфа. Но делать было нечего и, взяв фонарик, баварец отправился обследовать развалины дома.

– Гляди под ноги, не убейся там! – крикнул ему вслед Хэймо. Да и закидай трупы кирпичами, а то завоняют, а нам здесь еще неизвестно сколько времени сидеть придется…

– После ужина постарайся закончить ремонт, – повернулся лейтенант к Карлу, который принес из танка деревянный ящик свиной тушонки.

– Есть, командир! – Карл с треском поставил свою тяжелую ношу на землю. Но починить не удастся.

– Да, господин лейтенант, – подтвердил и наводчик из танка Хэймо – Ганс Шмульке.

– Почему? – удивленно вздернул брови Хродвалф.

– Там все разворотило, перебило не только гусеницу, но и ведущее колесо с зубчатыми венцами. А запасного у нас нет, – развел руками Карл.

– Тогда надо снять с подбитого, – командир махнул рукой в сторону догоравшего PZ-3. Думаю, Бернард не будет против?

– Ненавижу этот запах… Горящего человечьего мяса… – еле слышно отозвался Карл. К тому же ремонт займет немало времени, а уже темно стало совсем…

– Ладно, тогда переночуем, а утром попытаемся починить, – согласился лейтенант. Если не получится, отправим за запчастями Хэймо. Наша рота, наверное, не успела еще далеко уйти? Карл кивнул и, вытащив из кармана спичечный коробок, посмотрел в ту сторону, куда удалился Мартин: «Черт, где же он?»

Прошло около пятнадцати минут, когда у лейтенанта, наконец, лопнуло терпение.

– Мартин! – заорал Хродвалф. Где ты?!

– Здесь, я командир, – послышалось в ответ и из темного провала в кирпичной стене показалась белобрысая голова механика-водителя.

– Вот, набрал! – сказал он, бросив на землю несколько толстых досок и обломок стропил.

– У нас уже животы подвело, – сооружая из кирпичей нечто, отдалено напоминающее очаг, недовольно пробурчал Карл. Вытащив из ножен здоровенный тесак, он расколол доски и сложил их, как положено, шалашиком. Затем, соорудив из обломков кирпича две башенки, осторожно положил на них кусок арматуры. На нее он подвесил котелок, в который налил воды и вывалил туда же тушонку из пяти банок. Спохватившись, послал вдогонку и штук десять кое-как очищенных картофелин.

– Не маловато? – поинтересовался Хэймо.

– Нет, – покачал головой Карл. У нас еще ливерная колбаса имеется и хлеб.

Что и говорить, паек у танкистов был весьма сытным. Под дрова Карл положил несколько смятых советских газет, которые во множестве валялись по всему городу. Он чиркнул спичкой и, спустя пару минут, разгоревшееся пламя уже жадно лизало закопченные бока подвешенного котелка…

Этому ужину немецких танкистов, предшествовал ряд трагических для советского народа событий.

В конце мая 1942 года дивизию передислоцировали в район Фатежа и включили в 48 танковый корпус 4-ой армии. К июню 1942 года в группе армий «Юг» немецкое командование сосредоточило мощнейшую группировку войск, включавшую в себя 35 процентов пехотных и более 50 процентов танковых и моторизованных соединений вермахта на всем Восточном фронте. Такое решение Гитлер принял после майского поражения Красной Армии под Харьковом, когда оборона советских войск на южном участке оказалась ослабленной. В конце июня 1942 года в районах северо-восточнее Курска и Харькова немцы закончили развёртывание ударных группировок для проведения операции «Блау». 28 июня 1942 года немецко-фашистские войска перешли в наступление и прорвали оборону Брянского фронта на стыке 40-ой и 13-ой армий. Следующим утром передовые части 48-го танкового корпуса вермахта, прорвав вторую полосу обороны 40-й армии, ворвались в расположение штаба армии в районе Горшечного. Командование Брянского фронта попыталось ликвидировать прорыв контрударом. Навстречу наступавшим нацистским полчищам выдвинулась специально созданная оперативная группа под руководством командующего бронетанковыми и механизированными войсками Красной Армии генерал-лейтенанта Федоренко. Сражение с 48-м танковым корпусом вермахта шло четыре дня, но, к сожалению, советские войска потерпели поражение. Моторизованная дивизия «Великая Германия», нанесла серьёзный урон 17-му танковому корпусу Красной Армии, который потерял 132 танка из 179…

5 июля 1942 года дивизия, форсировав реку Дон, ворвалась в западную часть Воронежа и образовала два плацдарма, назвав их «Великая Германия». Начались уличные бои за город. Отборным немецким частям противостояли лишь части НКВД, 3-я дивизия ПВО и тыловые подразделения. Но, несмотря на свою малочисленность и неопытность, они все-таки сумели остановить наступление вражеских танковых колонн…

Хэймо неожиданно вскочил на ноги.

– У меня еще пара бутылок коньяка осталась! -вспомнил он и вопросительно взглянул на старшего брата.

– Давай, тащи! – подумав секунду, разрешил лейтенант. Все равно до утра тут торчать придется…

Плотно поужинав и прикончив обе бутылки коньяка, все пятеро отправились спать. Часовым Хродвалф назначил своего наводчика Отто Щульце. Того самого, который одним выстрелом уничтожил русскую пушку. Он должен был в течение трех часов охранять покой своих спящих однополчан.

Лейтенант залез в свой танк, брат последовал его примеру. Трое остальных, расстелив брезент, расположились рядом с боевыми машинами. Отто, проверив свой МП-40, закурил и начал прогуливаться взад и вперед.

Спустя полчаса ему послышался нечто, похожее на стон. Часовому показалось будто звук идет со стороны полуразрушенного дома. Шульце замер на месте и прислушался. Подозрительный звук повторился.

Глава 42

…Попрощавшись с убитым горем Никитиным, который вознамерился вновь посетить могилу своей жены, все трое гостей в полном молчании направились к машине.

– Георгий Степанович видимо себя винит в смерти супруги и поэтому хочет вымолить у нее прощения, – предположил Артемьев.

– Да, скорее всего, так оно и есть, – кивнул отец Матвей. Но о прощении ему надо бы молить не погибшую жену, ей-то сейчас уже все равно, а Господа нашего.

– Согласен, – вмешавшись в их беседу, кивнул Арно.

– Но жену тоже надо просить о прощении. Ведь это из-за Никитина эта нечисть погубила его супругу, – вступил в обсуждение ситуации Артемьев.

– Кстати, отец Тимофей, можно ли молиться о душе Светланы?

– Ее душе уже ничем не поможешь… – тихо ответил священнослужитель. Она ушла в тот момент, когда девушка погибла в когтях зла…

– Позвольте! – возразил Артемьев. Но ведь, если я правильно понимаю, она не сама выбрала для себя такую страшную участь?! Напротив, Светлана стала жертвой ужасного проявления нечистой силы, которая сначала погубила ее, а потом еще вытащила из могилы и превратила в вурдалака! Если бы она сама добровольно стала этой тварью, тогда все ясно. Но при чем же тут выбор личности?

– Велико милосердие Господне, – туманно ответил отец Матвей.

– Так можно или нет? – поддержал Николая Михайловича Готье.

– Нет! – твердо ответил священник. Церковь запрещает молиться за самоубийц, а тут – ужас- то какой! Я ведь не знаю, когда Светлана лишилась человеческой сути. Вдруг, она еще до своей смерти сделала выбор и стала таковой, какой мы видели ее несколько часов назад? Тогда молиться о спасении ее души нельзя.

– Но самоубийца, он, на то и самоубийца, что сам выбирает свою участь, – продолжил богословский спор Николай Михайлович.

– Истинно так, – кивнул отец Матвей. Образно говоря, самоубийца бросает к ногам Создателя его бесценный дар – свою жизнь. Это считается самым тяжким грехом из-за того, что человек, лишая себя жизни, после не имеет возможности раскаяться на этом свете.

– Значит, грех самоубийства тяжелее, чем грех убийства, изнасилования и тому подобного? – обернулся к священнику Арно.

– Точно так! – кивнул отец Матвей. Правда, существует и иное мнение. Например, в записях архиепископа Никона Рождественского значиться, что никто не может запретить людям излить свою душу в молитве пред Господом и поведать Ему печали свои. Но это вовсе не одно и то же, что выступать, допустим, с прошением за покойного самоубийцу. Этой темы коснулся и Оптинский старец Леонид, представший пред Создателем еще в 1841 году. Когда его ученик обратился к нему за утешением после известия о смерти отца, который покончил жизнь самоубийством, Старец ответил так: «Вручай как себя, так и участь своего родителя воле Господней, премудрой, всемогущей. Не испытывай Вышнего чудес. Тщися смиренномудрием укреплять себя в пределах умеренной печали. Молись преблагому Создателю, исполняя долг любви и обязанности сыновней». – «Но какими же словами молиться за таковых?» – спросил ученик. – «По духу добродетельных и мудрых» – ответил Оптинский Старец: «Взыщи, Господи, погибшую душу отца моего, и, аще возможно есть, помилуй! Не постави мне в грех сей молитвы. Но да будет святая воля Твоя!».

– Значит, можно так молиться и за Светлану? – заинтересованно спросил Арно.

– Так учил и утешал богомудрый Старец Леонид своего ученика, – ответил отец Матвей. В его наставлении и для каждого христианина, находящегося в подобном положении, есть много утешительного, успокаивающего душу. Молясь так Господу, христианин предает себя и покойного человека в волю Божию, всегда благую и премудрую…

– Надо бы сообщить об этом Георгию Степановичу, – пробормотал Артемьев. Но позже, когда он хотя бы немного придет в себя.

– Да, конечно, – кивнул священнослужитель.

– Получается, вы сначала сказали, что молиться за душу Светы нельзя, а теперь говорите, что можно? – спросил Арно.

– Говоря «нет», я лишь высказал свое собственное мнение, – ответил священник.

– Отец Матвей, вы не будете возражать, если мы по пути заскочим к кузнецу? – спросил Готье.

– Нет, конечно, – ответил священник. Делайте все, что должно, а я, простите, подремлю немного… – с этими словами он откинулся на спинку сидения и мгновенно заснул.

– Утомился, батюшка … – шепнул Готье Николаю Михайловичу.

– Пусть поспит, – махнул рукой тот. Нам еще часа три по городу мотаться…

Подъехав к дому кузнеца, они оставили священника под присмотром водителя, а сами пошли в квартиру мастера Тимофея.

– А-а, вы уже прибыли! – открыв дверь, поприветствовал кузнец гостей. А я уже все сделал! Проходите и смотрите.

Войдя в комнату, Арно не увидел прежнего беспорядка. Все было убрано, полы сияли чистотой, а от прежнего бардака не осталось ни следа.

– Я тут, понимаете ли, уборкой занялся, – несколько смущенно резюмировал хозяин квартиры. А то самому противно стало…

– Хорошо, – кивнул Готье. Но нас ваши дела не касаются. Где наш заказ?

– Да вот же он! – подскочив к столу, кузнец развернул большой мятый газетный сверток. Вот! Взглянув, Готье увидел, что в свертке лежит пара клинков. Взяв в руки один из них, в виде длинного и мощного стилета, Арно ощутил приятную тяжесть. Вытащив из кармана маленькую рулетку, детектив начал придирчиво измерять его.

– Крученный дамаск? – уточнил он у кузнеца.

– Да, как заказывали, – ответил Тимофей и гордо добавил, – 560 слоев!

– Так, так… – бормотал Готье, вертя в руках стилет и прикладывая к нему то тут, то там стальную ленту рулетки, … длина тридцать шесть сантиметров… Да, так и есть, толщина семь миллиметров, есть… А ширина сколько?.. Ах да, ровно три сантиметра, как и положено…

Короче говоря, длина стилета с рукояткою сорок восемь сантиметров… Затем он отложил клинок в сторону и принялся за второй, смахивающий на серп.

– … ширина 4 сантиметра, длина по кривизне 77 сантиметров, толщина 9 мм, – отметил вслух Арно.

– Скажите, зачем вы столько всяких непонятных узоров на клинках заказали? – полюбопытствовал Тимофей.

– Так надо, – отрывисто бросил Готье, продолжая изучать клинки.

– Действительно… – удивленно произнес Николай Михайлович, взяв в руки стилет. Ну, девять крестов-то понятно, – продолжал он. А вот этот узор, что означает?

– Древнерусское солнце, – неохотно ответил Арно.

– А этот и вот этот? – продолжал вопрошать Артемьев, тыкая пальцем в клинок.

– Секира и меч Перуна, – ответил детектив.

– А тут?.. – прищурился кузнец.

– Молот Сварога, – последовал ответ.

– Зачем все это? – не отставал Николай Михайлович.

– Мы находимся на российской земле, а значит

все здесь находится под воздействием местных духов и сущностей, – ответил его собеседник. И мы должны обратиться к ним за помощью.

– Только не вздумайте сказать этого отцу Матвею, – предостерег Арно Николай Михайлович.

– А он, что же, историю не любит? – не утерпев, прервал их кузнец Тимофей.

– При чем тут история? – воскликнул Артемьев. Просто церковь любое упоминание о старых божествах считает язычеством! И мягко говоря, не приветствует.

– Понятно, – почесал всклокоченную голову кузнец. А серебро тут при чем? Оно же против оборотней и вампиров, я фильм видел.

– Главное на клинках, – это спасительный крест, а все остальные узоры так, больше для отвода глаз, – уклончиво ответил Готье. Я когда попросил вас нанести их на лезвия, то специально исказил их изображения, – детектив повернулся к Тимофею.

– А серебро?.. – упрямо повторил тот. Оно при чем?

– Да не при чем! – отмахнулся Арно. Положив клинок на стол, он прервал поток вопросов кузнеца: «Сколько мы вам должны?»

– Девяносто девять тысяч рублей, – ответил кузнец.

– Хорошо, – взглянув на Артемьева, кивнул Готье.

– Что ж много так? – проворчал Николай Михайлович, засунув руку во внутренний карман за портмоне. Как говаривал великий комбинатор, овес нынче дорог?

– Не-а … – хитро сощурил левый глаз хозяин квартиры. За срочность и качество!

Взяв оружие и попрощавшись с кузнецом, клиенты быстро направились к выходу.

– Любопытство это грех! – прошипел себе под нос детектив. Настойчивое и, местами беспардонное поведение кузнеца, раздражало его. Артемьев промолчал, но, забравшись в машину, не выдержал: «И все-таки, скажите, при чем тут серебро?»

– Ну, так надо! – резко ответил Готье.

– Какое серебро? – подал голос отец Матвей. Он проснулся и заинтересованно глядел на своих попутчиков.

– Да вот, понимаете, молодой человек на клинках заказал разные узоры серебряные, – досадливо поморщившись, произнес Артемьев. А почему именно серебряные, говорить не желает!

– Латинское название серебра – Argentum, происходит от древнегреческого слова argos – что означает – белый или блестящий, – неожиданно блеснул знаниями из области филологии отец Матвей. С незапамятных времен серебро привлекало людей своими необычайными свойствами. Оно имело способность длительное время сохранять пригодность питьевой воды. Чем и пользовались древние мореплаватели. Они кидали серебряные украшения в бочки с водой. Кое-где люди, освящая свежевырытый колодец, бросали в него горсть серебряных монет. На войне воины обеззараживали свои раны, прикладывая к ним этот благородный металл. Такой метод лечения использовали еще в Древнем Египте. А в Индии при пищевых отравлениях до сих пор глотают сусальное серебро. Можно взглянуть на, как вы сказали, клинки? – прервал свой экскурс в историю священнослужитель.

– Да, вот, возьмите, пожалуйста, – Арно передал оружие отцу Матвею.

– Вы только поглядите! – воскликнул тот, развернув тряпицу. Ну, какова работа!

– Что и говорить, кузнец свое дело знает, – поддержал его Артемьев.

– Погодите, погодите-ка… – подозрительно прищурившись, священник пристально воззрился на узоры. Здесь, часом, не языческая ли символика?

– Нет, не совсем … – попытался увернуться от прямого ответа Арно.

– Что вы мне такое говорите, молодой человек? – отец Матвей погрозил собеседнику пальцем. Не забывайте, я священник, долго изучал историю. Мне даже было доверено проводить отчитку! Я прекрасно знаком с этими, как вы изволили их назвать, узорами! Язычество это, одним словом! Вот молот Сварога, вот русское солнце, а вот секира Перуна… Зачем вы приказали их изобразить? – спросил у Арно священник.

– Я уже говорил Николаю Михайловичу, что раз мы в России, то и символы должны быть российские.

– Ясно! – удовлетворенно кивнул отец Матвей и уточнил: «Вы эти клинки собирались освящать?»

– Да, – предчувствуя неладное, тихо ответил Готье.

– Я не стану этого делать! – отрезал священник. Пока вы не потрудитесь убрать эти свои «узоры»! Во всем свете – Бог один, и на русской земле – тоже. И только Ему одному должны быть вознесены молитвы наши и лишь на Него мы должны уповать!

– Ладно, – пробормотал Арно, понимая, что спорить бесполезно. Да и к тому же, он почувствовал, что священник прав.

– Придется ехать обратно к Тимофею, – согласился детектив.

Кузнец встретил их удивленным возгласом: «Что случилось? Я сделал, что-то не так?»

– Не так! – строго ответил отец Матвей. Нельзя,

сын мой, языческие символы изображать!

– А- а, я понял, вы тот, кто историю не любит, – вырвалось у Тимофея.

– Люблю, сын мой, вот истинный крест, люблю! – священник перекрестился. Но языческой символики не потерплю! Так что давай, приступим помолясь.

– Чего делать-то надо? – Тимофей растерянно обернулся к Атемьеву и Арно. Те, войдя, скромно молчали в сторонке, предоставив отцу Матвею полную свободу действий.

– Удали с клинков эти нечестивые узоры, а лучше измени их, чтобы времени не тратить, – предложил находчивый священник.

– Хорошо, но это вам будет стоить денег, – кивнул Тимофей.

– Сколько? – взглянул на кузнеца Артемьев.

– Двадцать тысяч, – ответил мастер.

– Хорошо, вы их получите, – ответил Николай Михайлович.

– Тогда пошли ко мне в мастерскую, – предложил хозяин квартиры. Все дружно повернулись и пошли к гаражу кузнеца.

– Я просто не предполагал, что эти символы нельзя изображать, – смущенно пояснил Готье отцу Матвею.

– Кресты есть? – спросил в ответ священник, имея в виду изображения на клинках. Есть! – удовлетворенно ответил он сам себе. И чего же вам еще надобно?

Войдя в гараж, Артемьтев и отец Матвей устроились на стоящем в углу, продавленном диване, а детектив оседлал колченогую табуретку.

– А серебро-то зачем? – включив электическую печь, вспомнил вдруг кузнец. Этот мучивший мастера вопрос Арно в прошлый визит так и оставил без ответа…

– Серебро-то? – переспросил отец Матвей. «Слова Господни – слова чистые, серебро, очищенное от земли в горниле, семь раз переплавленное» – нараспев произнес священник. Возможно, именно с сим изречением связана вера в то, что металл сей благородный способен защищать человеков от всяко-возможной нечисти.

– Значит, амулеты надо носить! – уточнил кузнец.

– Хм!.. – строго взглянул на него отец Матвей. Крест, крест носить надо, можно серебряный, но не всякую глупость!

– Я читал, будто самым сильным оберегом служит изображение двух скрещенных кинжалов из серебра, – осторожно заметил Арно.

– Господи Всемогущий! – возвысил голос священник. Скажите еще, будто серебряные обереги направляют энергии этого металла в нужное русло.

– ???… – услышав это, Готье бросил удивленный взгляд на отца Матвея.

– Хм! – довольно ухмыльнулся тот. А дом от нечистой силы, конечно, спасет серебряная подкова?! Да будет вам! – продолжал священнослужитель. Все это не более, чем человеческие заблуждения. Серебро было известно людям с давних пор. Дело в том, что залежи этого металла находились близко от поверхности земли, поэтому его быстро научились добывать. И естественно, серебро не раз и не два упоминалось в старых сказаниях. Взять хотя бы легенду про Оттона Великого.

– Это кто? – кузнец Тимофей заинтересованно скосил глаза на священника.

– Историческое лицо из рода Людольфингов – император «Священной Римской империи», сын Генриха Первого, по прозвищу «Птицелов», и Матильды. Родился в 912 году, а умер в 973 – ем… – пояснил отец Матвей.

– И о чем та легенда? – спросил Николай Михайлович.

– Как-то Оттон Великий отправил своего слугу в лес, на охоту, – продолжал священник. Того звали Раммель.

– Прям, как фашистского генерала! – невежливо перебил рассказчика Тимофей.

– Нет, – покачал головой отец Матвей. Того звали Роммель, а этот был Раммель. Так вот, он увидел, что там, где конь его копытами разрыл землю, что-то сверкнуло. Это оказались красивые блестящие белые камни. Так подумал Раммель. Вернувшись, слуга доложил о своей находке императору. Оттон послал туда людей и те поняли, что перед ними залежи серебра. Тогда император приказал обустроить там рудник. О серебре вообще ходит много разговоров. Так говорят, будто бы оружием, сделанным или украшенным серебром, можно убить вампиров, вурдалаков и, якобы, его бояться даже духи тьмы. Серебро связывали с языческой древнегреческой богиней Артемидой и с ее мудростью. Поэтому-то греческих язычников- оракулов часто называли «серебряными языками». Алхимики же считали серебро – символом первородного, чистого состояния материи.

У древних славян было множество оберегов, которые в основном носили женщины. Ведь именно женщина – продолжательница рода. И она должна быть защищена от разных колдовских влияний. Поэтому славянки носили подвески в виде серебряных ножей, а также: колты, лунницы, браслеты, гребни и те же подковы. Так гребень с изображением знака воды – волнистых линий, ритуально связан с мытьем головы и расчесыванием волос. Им, якобы, изгоняли нечистую силу. Серебряный нож и, даже его изображение, хорошо защищали от злых духов. Серебро ассоциируют и с Луной – покровительницей тайных сил. Считается, что планета влияет на этот металл. Говорят также, что обереги из серебра поглощают горе, врачуют душевные раны. Наибольшую силу оберег из серебра будто имеет ночью в полнолуние!

Вам хватит, или дальше рассказывать? – отец Матвей ехидно взглянул на Арно.

– Вы, отец Матвей, оказывается, большой знаток в этом вопросе, – признал Готье. Но мы же с моим приятелем успешно использовали серебряные руны во Франции, когда столкнулись с оборотнем? – так детектив сделал слабую попытку отстоять свою точку зрения.

– Просто оба вы люди верующие, вот вам и воздалось! – парировал священник.

Глава 43

…Отто передернул затвор и осторожно двинулся в сторону развалин. Замер, прислушался. Вновь шагнул…

И тут, словно из-под земли перед ним выросла тень.

– Добрый вечер, господин солдат! – громким шепотом произнесла она по-немецки.

– Добрый вечер, – автоматически ответил Отто. После чего, спохватившись, заорал: «Хальт! Хенде Хох! И навел автомат на черную тень. Но она исчезла.» Громко чертыхаясь, часовой кинулся за ней.

– Что случилось, Шульце? – недовольно спросил разбуженный его воплем Карл. Чего ты орешь?!

Однако, ответом ему была лишь гробовая тишина.

– Тревога, черт! – испугано заорал Карл и через минуту его окружили разбуженные танкисты.

– Что там? Где Отто? На нас напали? Партизанен? – десятки вопросов посыпались на Карла.

– Я не знаю… – ответил тот. Но сначала закричал Отто, а потом он, куда то пропал.

– Шутит, наверно… – предположил Хэймо.

– Здесь нам не до шуток, – оборвал младшего братца Хродвалф. Мы во вражеском городе и черт знает, кто еще прячется в этих развалинах и сколько их там.

После этих слов лейтенанта подчиненные смолкли и принялись настороженно оглядываться.

– Всем проверить оружие и – вперед! – приказал командир. Солдаты, молча озираясь и подсвечивая себе фонариками, двинулись к мрачно чернеющим поблизости развалинам. Первым шел Карл. Миновав небольшую горку битого кирпича, под которой Мартин похоронил расстрелянную женщину с тремя детьми, немецкие солдаты углубились в лабиринт развалин.

– Послушай, а откуда этот медведь здесь оказался? – удивленно спросил у лейтенанта Хэймо, указав на валявшегося на земле среди разбитых досок и грязных тряпок, плюшевого мишку.

– Он ведь был у того русского ребенка? Помнишь?

– Не знаю, может это другая игрушка, лучше смотри по сторонам! – оборвал его Хродвалф. А то, еще вдруг…

– А-а-а! – оборвал лейтенанта громкий вопль.

– Черт! Это, кажется, Карл…

Взяв карабин на изготовку, Хэймо ринулся вперед. Мартин с лейтенантом побежали за ним.

Свернув налево, они оказались в чудом уцелевшей комнате. По-видимому, гостиной. На одной из стен висел большой и толстый ковер, под ним стоял кожаный диван с прямой спинкой. В центре немцы увидели покрытый скатертью обеденный стол, сервированный на шесть персон. Посредине красовался хрустальный графин с прозрачной жидкостью, видимо с водкой. Возле каждой из шести тарелок, справа, лежал серебряный нож, а слева вилка. Но наводчика нигде не было видно.

– Отто, чертов сын, ты где?! – заорал Хродвалф.

И будто в ответ, совсем рядом, за стеной грохнул одиночный выстрел. Заскочив туда, немцы оказались в другой комнате. По-видимому, она служила хозяину квартиры кабинетом. Он сам, седой старик, сидел за письменным столом и, откинувшись в кресле, казалось, удивленно смотрел на вошедших. Впрочем, спросить их, по какому праву они ворвались в его жилище, он уже не мог. Посреди лба старика зияла небольшая и аккуратная дырка. Их нее слабо сочилась кровь… Перед убитым, сжимая автомат в руках, замер Отто Шульц.

– Ты что же это, не отвечаешь… – начал было Хродвалф, но, бросив взгляд на стол, тут же замолчал. Его брат, посмотрев туда же вслед за лейтенантом, бессмысленно вытаращил свои водянисто-голубые глаза и застыл. Карл прохрипел нечто нечленораздельное и заткнулся, будто ему в горло затолкали ежа. А Ганс Шмульке, всхлипнув, тяжело осел на пол. Он потерял сознание. Действительно, картина, которая предстала перед немецкими танкистами, способна была поразить кого угодно… На пресс-папье, возле старинного бронзового чернильного прибора, вальяжно развалился сам… фюрер!

Да, да! Перед ошарашенными дойче зольдатен действительно сидел не кто иной, как Адольф Гитлер! Его челка, его усы, его серый костюм, его красная повязка на рукаве с черной свастикой в белом круге… Гитлер… Но очень маленький, ростом никак не более десяти дюймов.

Он, молча и неприязненно разглядывал вошедших, а потом встал и неожиданно громким фальцетом выкрикнул: «Смирно!» Все четверо тут же вытянулись. Гитлер, вскочив на ноги, принялся нервно шагать взад и вперед по синему сукну столешницы. А потом вдруг разразился истеричной речью. Из которой следовало, что германские войска при штурме Воронежа понесли неоправданные потери.

– За это, как и за промедление с наступательной операцией, генерал-фельдмаршала фон Бока следовало бы расстрелять. Да-да! Именно расстрелять! – брызгая слюною, бесновался и орал маленький фюрер. Но 13 июля я лишь отстранил его от командования! И, между прочим, ещё 6 июля 1942 года я лично приказал командованию группы армий «Юг» вывести из боя соединения 4-й танковой армии и двинуть их на юго-восток! Они должны были окружить группировки Юго-Западного фронта большевиков между реками Оскол, Дон и Донец!

Но фон Бок промедлил и, в результате, вместо 4-ой армии в наступление вдоль Дона на юг пошел всего один корпус! И соединения Юго-Западного и Южного фронта большевиков избежали неизбежного окружения! Да, понимаю, слова «избежали» и «неизбежного» смахивают на тавтологию! Но мне плевать на ваше мнение!

Немецкие танкисты, по-прежнему хранили мертвое молчание. И, естественно, они не могли знать того, что как раз в это время Гитлер направил генерал-фельдмаршалу Кейтелю письмо следующего содержания: «Фон Бок теряет из-за Воронежа 4—5 дней. И это в то время, когда дорог каждый день для того, чтобы окружить и уничтожить русских, он продолжает сидеть там, наверху, с четырьмя лучшими дивизиями, в первую очередь с 24-й танковой дивизией и дивизией «Великая Германия», цепляясь за Воронеж. Я ещё сказал – не нажимайте, если встретите где-либо сопротивление, идите южнее к Дону. Решающее – продвинуться как можно быстрее на юг, чтобы мы могли действительно захватить противника в клещи. Так нет, этот человек делает совершенно обратное!

– Чего это вы там стоите?! – продолжал орать мини-Гитлер. Молчать! Кто старший? Я плохо вижу в темноте знаки различия! Не молчать! Отвечать!

– Зиг хайль! – выкрикнул Хродвалф, вскинув руку в нацистском приветствии.

– Зиг хайль! – заорали остальные.

– Мой фюрер, я командир танкового взвода дивизии Великая Германия 4-ой армии, лейтенант Майер! – отрапортовал Хродвалф.

– Что вы тут, черт вас раздери, делаете? – задал вопрос микрофюрер.

– Мой танковый взвод форсировал реку и уничтожил орудие русских, – доложил лейтенант.

– И что дальше? Почему отстали от своей части? – вновь заорал Гитлер. А-а-а! Так вы дезертиры?! Тогда я прикажу всех вас немедленно расстрелять!!! – с этими словами мини-фюрер внезапно выхватил из бронзовой чернильницы длинную перьевую ручку и изо всех своих карликовых сил метнул ее в лейтенанта. Стальное перо вонзилось прямо в глаз Хродвалфа. Брызнула кровь и, смешавшись с фиолетовыми чернилами, полилась на синее сукно стола. Взвыв от нестерпимой боли, лейтенант рухнул на колени.

Его брат вместе с механиком-водителем Мартином схватили командира за плечи и попытались вытащить ручку из его глазницы. А Карл навел автомат на фюрера и дал очередь.

Однако, мини-гитлер, ловко увернувшись от пуль, спрятался за чернильницей. А затем, осторожно выглянув, погрозил танкистам кулаком и недвусмысленно пообещал содрать с них шкуру.

– Я к вам еще загляну напоследок, грязные свиньи! – крикнул он на прощание. И не видать вам триумфа великой Германии, вы все подохните! – с этими словами миниатюрный фюрер ловко спрыгнул со стола и исчез в одном из темных углов комнаты.

Пыхтя от натуги, немцы вынесли своего стенающего командира из развилин и, подтащив к танку, положили на брезент. Хродвалф стонал и просил его пристрелить.

– Как ты мог стрелять в нашего фюрера?! – раз за разом гневно вопрошал он Карла.

– Господин лейтенант, это никакой не фюрер, а карлик! – отвечал тот.

– Действительно, брат, поддержал Карла Хэймо. – Да какой это фюрер? Он же ростом не больше моего…

– Да ты что такое несешь! – едва не задохнувшись от возмущения, лейтенант даже забыл про боль. Еще бы, великого, по его мнению, фюрера легкомысленный братец посмел сравнить со своим органом!

– Вы все – жалкие дураки! – заклеймил Хродвалф подчиненных. И не знаете о том, что фюрер еще до этой войны создал специальное общество. Там служат маги и занимаются всякой мистикой. И вот, сейчас им, наверное, удалось невозможное! Из одного фюрера они сделали сразу нескольких! И наш великий предводитель теперь сможет лично присутствовать в нескольких местах одновременно! Он ведь маленький! А сколько таких человечков можно сделать из одного настоящего фюрера? То-то и оно! – торжествующе заключил командир.

Физиономии слушателей приняли изумленное выражение и с каждой секундой вытягивались все больше и больше…

Пока, наконец, нацисты не начали смахивать на небольшое стадо озадаченных ослов.

– А ты, Карл, в него стрелял! – возопил лейтенант. Как думаешь, что теперь с нами сделают?!

– Да ничего! – махнул рукой Курт. Я не верю, что это был фюрер! Подделка какая-то!

– О-о-о!!! – горестно взвыл Хродвалф. Теперь всем нам одна дорога – в гестапо! А потом – к стенке! Как предателей расстреляют! А я надеялся получить железный крест…

– Ты даже березового не заслужил! – прозвучало вдруг из тьмы на чистом баварском диалекте.

– Кто это сказал? – вскинулся лейтенант. Ты, Мартин, свиное твое рыло?!

– Чего это вы меня ругаете?! – возмущено откликнулся тот. Я ничего не говорил…

– Да, Хродвалф, что это ты разошелся? – удивился его брат. Тебе, верно, послышалось! Ведь сейчас все сидели молча…

– Не ври мне! – заорал лейтенант. Я прекрасно слышал, что кто-то это сказал!

– А что сказал? – поинтересовался Отто.

– Ты издеваешься надо мной, что-ли?! – разъярился лейтенант.

– Никак нет, господин лейтенант! – вскочив на ноги, Шульце вытянулся перед командиром по стойке «смирно».

– Сказали, что я даже березового креста не получу! – возмущенно пояснил Хродвалф.

Танкисты молча, с недоумением переглянулись. Пытаясь по возможности успокоить своего командира, они промыли ему рану. В процессе выяснилось, что стальное перо выкололо ему правый глаз, и он вытек. Хэймо, накладывая повязку, не преминул сообщить брату о том, что, скорее всего, его отправят в тыл.

– Зато в живых останешься и мать, хотя бы одним глазом, но увидишь!

Подчиненные, осторожно уложив Хродвалфа на брезент возле его танка, отошли поодаль и уселись вокруг догоравшего костра.

– Скоро рассвет… – заметив светлеющую полоску неба на востоке, тихо произнес Хэймо.

– Да, надо будет попытаться отремонтировать танк командира, – отозвался Карл.

– Не надо … – прозвучало в тишине. И хотя сказано это было негромко, неведомый голос, который на этот раз услышали все, заставил танкистов задрожать.

– Кто сказал?! – Хэймо вскочил на ноги и, торопливо озираясь, передернул затвор карабина.

– Кто здесь? Стоять! Руки вверх! – вскочив следом за Хэймо, загомонили танкисты.

– Подождем… – вновь прозвучало по-немецки. Совсем недолго уж осталось…

– Карл, Ганс, Отто, берите-ка фонари и осмотрите тут все! – приказал Хэймо. А ты, Мартин, охраняй нашего командира! С этими словами унтер-офицер помчался к своему танку. Он залез внутрь, но ничего не обнаружив, вскоре вылез обратно.

Не увидев поблизости ничего подозрительного, танкисты сбились в кучку у костра. Тут на востоке блеснула алая полоска зари. Словно след от ножа или хищный клык полоснул по небу…

– Вот теперь пора … – прозвучало из ниоткуда. От развалин ближайшего дома потянуло могильным холодком, а из подвала с тоненьким, едва слышимым свистом, скользнула к костру таинственная черная тень.

– Что там такое? – удивленно воскликнул Хэймо. – Кто это?!

– Смерть твоя … – прошипело нечто. Прямо перед лицом ошарашенного унтер-офицера возникли нечеткие, колышущиеся на свежем утреннем ветерке, очертания чьей-то огромной, но расплывчатой фигуры. С каждой секундой она становилась все отчетливее. Хэймо и остальные дойче зольдатен, словно завороженные, вглядывались в эту странную тень и не могли двинуться с места. И тут они заметили, что внутри или рядом с большой черной неясной тенью присутствует светлый и четкий силуэт человеческой фигуры. Но очень маленький, никак не больше полуметра…

– Вот и все, ночь встретилась с днем, а Луна, поцеловала Солнце … – прозвучал таинственный голос. И я принесу вас в жертву!

Тень, на глазах немецких танкистов, застывших в немом ужасе, обрела плоть и, превратившись в ужасное косматое существо… Нет, не бросилось на них. Все было гораздо хуже. Некто неведомый, медленно приблизил к унтер-офицеру свою огромную клыкастую пасть и, не торопясь, перекусил ему шею. Кровь из разорванных артерий ударила мощными тугими струями…

Остальные танкисты, как завороженные, продолжали молча наблюдать за происходящим. Разодрав труп Хэймо на части, таинственная сущность пожрала его плоть, оставив одни окровавленные кости. Затем неведомый бесшумно скользнул к лежавшему на брезенте лейтенанту Майеру. Тот, впрочем как и все остальные, абсолютно утратил способность двигаться. Более того, он даже не мог произнести ни слова. Ночной гость протянул лапы к голове Хродвалфа… Засунув два когтистых пальца глубоко в его глазницы, второй лапой крепко схватил лейтенанта за нижнюю челюсть… Рванул в стороны и разодрал череп на две половины, словно спелое яблоко. Затем неспеша принялся жадно высасывать мозг…

Когда, через несколько часов, к месту страшной бойни подошел немецкий пехотный батальон, то командирам пришлось срочно отгонять солдат прочь. Тем не менее ужасная картина настолько потрясла их, что семерых бойцов срочно оправили в полевой госпиталь. А оттуда, прямым ходом в глубокий тыл, в одну из психиатрических лечебниц Берлина…

Возле танка с изображением черного волка бойцы батальона обнаружили чудом оставшегося в живых механика водителя Мартина. Он, сидя на корточках и раскачиваясь, как заклинание твердил одно и то же: «Хэймо дома не дождутся, а Хродвалф – никакой не волк!»

Так как Мартин весь был покрыт подсохшей кровью, то его заподозрили в зверском убийстве однополчан. Задержанного доставили сначала в военную полицию, затем в контрразведку. И, наконец, в гестапо. Однако никакие методы допроса не заставили Мартина признать вину. Несмотря на то, что он под гипнозом подробно описал то, что произошло в ту страшную ночь с их танковым взводом, ему никто не поверил. И спустя два месяца Мартина расстреляли, как предателя. А мать Хэймо и Хродвалфа – фрау Майер, получив известие о смерти обоих сыновей, молча отправилась на чердак своего дома. Где очень тщательно намылила веревку и

повесилась…

Ее смерть со временем превратилась в страшную местную легенду. И горожане до сих пор рассказывают друг другу и приезжим туристам ужасное предание о том, что в слуховом окне того мрачного чердака, перед самой утренней зорей, иногда можно увидеть бледную тень несчастной фрау Майер…

Однако, как гласит предание, тот, кто ее увидит, не проживет и трех дней…

Глава 44

– А что вы еще знаете про амулеты? – спросил отца Матвея Артемьев. Расскажите, а то нам тут еще немало времени сидеть предстоит.

– Отчего же не рассказать, расскажу, сын мой, – огладив окладистую бороду, согласился священник. И продолжил повествование: «Вода, в которой находилось какая-нибудь серебряная вещь, становится целебной.»

– Вы про то уже говорили, – напомнил священнику Арно.

– Нет, я говорил о сохранении питьевой воды в морских странствиях, – возразил отец Матвей. Но, если опустить в кувшин с питьевой водой любой серебряный оберег, она, согласно поверьям, станет лечить язву желудка и вообще всю пищеварительную систему, нормализует работу почек, печени, мочевого пузыря и остальных органов.

– С научной точки зрения, это вполне объяснимо, – заметил Николай Михайлович. Ведь в такой воде содержатся ионы серебра, которые благотворно влияют на весь человеческий организм.

– Да, но считается, что и ношение оберегов тоже оказывает положительное влияние, – осторожно заметил Готье. Они улучшают состояние кожных покровов, усиливают регенерацию на клеточном уровне…

– Это вы, стало быть, в рекламе по продажам амулетов прочитали? – иронично заметил отец Матвей.

– Нет, в Интернете … – ответил тот.

– Я тоже туда заглядывал, – усмехнулся священник. Там сказано, что если серебряный оберег, можете звать его амулетом, темнеет, значит, человек болен. Вроде бы отрицательные переживания так воздействуют на этот металл.

– А я слышал, что, если амулет вам подарит какой-то не слишком хороший человек, то вместо удачи в делах, к обладателю может притянуть и плохое, – заметил Николай Михайлович. Поэтому-то и расписаны правила о том, как именно следует принимать обереги, как носить и как дарить их. Брать и, тем более приносить к себе в дом оберег, который вам неприятен или вызывает тревогу, нельзя. Когда вам подарят оберег, вы возьмите его в правую ладонь, а левой накройте. Говорят, в центре ладоней находятся сильные энергетические точки. Поэтому оберег получит заряд из ваших рук. Оберег никому нельзя показывать. Его надо просто носить при себе, а доставать в трудные минуты и мысленно желать себе удачи и благополучия. Амулеты способны быстро накапливать вашу положительную энергию. Купив или получив в подарок амулет, его, прежде чем надевать на себя, сначала необходимо очистить. Опустить его в воду на сутки, потом окропить этой самой водой свое жилище. Так вы объедините оберег и свое жилище в одно энергетически позитивное поле. Дом или квартира получат надежную защиту от негативной энергии, а оберег очистится от энергетики ювелира и защитит своего хозяина от влияний злых сил!

Серебро – это и спиритический металл, так как – помогает войти в контакт с душой умершего человека.

– Да! – восхищенно прервал Артемьева отец Матвей и обернулся к Арно. – А вы еще говорите, будто я знаток этой темы?! Вот кто настоящий кладезь знаний! Вообще-то я разделяю мнение, что серебро действительно обладает многими положительными свойствами. Поэтому и Святые мощи хранят исключительно в серебряных ковчежцах, – продолжал он.

– Кстати, правомерный мусульманин не может носить золотые вещи, – продолжил тему Николай Михайлович. Считается, что этот металл способен помутить разум и призвать шайтана. Поэтому мусульманин не должен вообще носить ювелирных украшений или же носить только серебро.

– Ну, вот и все! – перебил сие повествование довольный голос кузнеца. Получайте свой заказ.

Он протянул священнослужителю два тяжелых клинка, чтобы тот мог оценить его работу.

– Прекрасно, теперь их можно освятить, – внимательно изучив новые серебряные узоры, удовлетворенно сказал отец Матвей. А то развели тут язычество, понимаешь… – с этими словами он протянул оружие Арно. Тот, в свою очередь, осмотрев их, завернул в тряпку и положил в свою кожаную сумку.

– Ну, спасибо вам, Тимофей, выручили, – улыбнулся детектив кузнецу.

– Ах, да! – спохватился Готье. Мы ведь должны вам за работу.

– Да, двадцать тысяч, – напомнил мастер, бросив на Артемьева хитрый взгляд.

– Сейчас, сейчас … – тот полез в карман за портмоне. Держите, спасибо…

Попрощавшись с кузнецом, все трое сели в машину и направились в сторону дома Николая Михайловича. Через два с небольшим часа джип въехал в ворота особняка.

– С вашего позволения, я позвоню следователю Серову, – сказал хозяин, вылезая из машины.

– Да, конечно, – согласился священник и спросил: «Кстати, когда мы поедем в Вишневое?» Но отошедший на десяток шагов Артемьев не услышал вопроса, так как уже говорил по телефону с Серовым.

– Ну, вот и все, – довольно потер он руки. Сегодня съезжу в клинику к сыну, а вы располагайтесь и отдыхайте. Я обещал Серову, что завтра утром мы выедем к нему.

– Значит, в Вишневом будем только послезавтра утром? – задумчиво почесал правую бровь отец Матвей.

– Или же ночью, если поторопимся, – Николай Михайлович положил сотовый телефон в карман и пригласил гостей в дом: «Проходите, а я пока сгоняю к Мише в больницу.»

Священник и детектив послушно прошли в холл, где их встретила горничная.

– Проходите, пожалуйста, обед готов! – девушка указала в сторону гостиной.

– Спасибо, дочь моя, – ответил отец Матвей. Мы только руки сначала вымоем, с дороги ведь…

Проводив гостей в туалетную комнату, горничная убежала.

Войдя в гостиную, гости уселись за богато сервированный стол. И отец Матвей начал читать молитву. Горничная и охранник молча стояли рядом, не шевелясь.

Среди нескольких блюд, тарелок, рюмок и бокалов во всей красе выделялся хрустальный графин. В нем, видимо, была водка, а рядом с ним – пара бутылок французского красного вина.

– Приятного аппетита! – горничная подошла к священнику. Чего желаете?

– Вот этой рыбки, пожалуй, отведаю … – помолчав несколько секунд, кивнул отец Матвей.

– Конечно, батюшка! – горничная ловко положила ему в тарелку пару кусков лосося с брокколи.

– А вам, что положить? – обернулась она к Арно.

– Я стейк хочу с жареным картофелем, – ответил тот. Да вы не утруждайтесь, я сам!

– Нет, так нельзя, Николай Михайлович строго- настрого приказал вас с батюшкой накормить.

– Так, ты, дочь моя, и так нас кормишь, – улыбнулся священнослужитель. Для чего же

еще и обслуживать?

– Нет, так надо, – упрямо повторила девушка и спросила у Готье, какое вино он предпочитает.

Но тот вместо того, чтобы дать ответ на этот вопрос, пристально посмотрел прямо в зеленые глаза горничной и спросил, как ее имя? Лицо девушки слегка зарделось, и, бросив стремительный взгляд на Арно, она тихо ответила: «Катя…»

Затем, спохватившись, она спросила, какую марку вина он предпочитает?

– Вы ведь француз и, наверное, любите французские вина?

– Терпеть не могу! – искренне ответил Готье. И никакой я не француз. И, если уж не даете нам самим брать со стола то, что хочется, тогда налейте мне водки! Как отцу Матвею.

– Правильно, сын мой, – довольно заметил священнослужитель. Водку на Руси издревле для аппетита употребляли, а вино … – подняв руку, он задумчиво пошевелил пальцами, видимо, раздумывая, какое более точное определение подобрать для сего напитка. Чистое баловство, одним словом! – заявил он.

Выпив за здравие хозяев дома и его сына Михаила, гости принялись за еду. И так как с утра во рту у них не было и маковой росинки, то они довольно сильно оголодали.

Расправившись со стейком, Арно потянулся, было за добавкой, но горничная помешала ему.

– Я сама вам положу!

– Ну, хорошо … – Готье убрал протянутую за вторым стейком, руку.

– Извините, но хозяин приказал, – сказала Катерина.

– Да ладно, – ответил Арно. Приказал, так приказал…

Тем временем отец Матвей сосредоточенно расправлялся с лососем. Однако это занятие не помешало ему внимательно наблюдать за детективом и горничной.

– Спасибо, – перекрестившись, священник поднялся из-за стола.

– Вы кушать больше не будете? – удивилась горничная.

– Нет, благодарю тебя, дочь моя, я уже сыт, – ответил он. Просто нам с месье поговорить надо.

– Тогда позвольте проводить вас наверх, – предложила Катя. Там вас никто не побеспокоит.

– Поднявшись по лестнице, гости вошли в большую комнату. Отец Матвей расположился в большом кресле, а Готье сел на диван.

– Скажите, вы в Бога веруете? —

священнослужитель пристально смотрел прямо в глаза Готье.

– Да, – твердо ответил тот.

– И крещены вы были? – отец Матвей все так же не отрывал взгляда от глаз собеседника.

– Был, – кивнул Арно.

– Где, в католическом соборе или в лютеранской церкви? – последовал новый вопрос.

– В русской православной церкви в Париже, – ответил Готье.

– Так вы православный христианин! – обрадовался отец Матвей. Это же очень хорошо! Но почему у вас не русское имя?

– Отец назвал меня так, чтобы я во Франции не ощущал себя чужаком. Кстати, мой родной дед Константин Константинович, назвал моего отца Шарлем и дал ему фамилию своей супруги. Так мы и стали Готье. Но имя, данное мне при крещении – Артемий. Мой отец и дедушка всегда говорили со мной по-русски и называли Темкой…

– А матушка ваша … – начал священник.

– Мать бросила нас с отцом, когда я был еще младенцем. И с тех пор я никогда не видел ее, – ответил Арно.

– Очень сие печально … – покачал головой священник. Но ведь Николай Михайлович пригласил вас, как детектива?

– Да, – подтвердил Готье.

– Не скажете ли вы, где родился ваш прадед? – отец Матвей сцепил руки перед собой.

– Я уже рассказывал об этом Николаю Михайловичу, – ответил Арно. Он вам разве ничего не говорил?

– Нет, – покачал головой священник. Видимо страшные и трагические события в доме Никититна помешали ему это сделать.

– Николай Михайлович очень удивился, когда узнал, что наше родовое поместье находилось в Тамбовской губернии, – ответил детектив.

– Господи всемогущий! – от удивления отец Матвей даже привстал с кресла.

– Да, там, – утвердительно кивнул Готье. Где в последнее время случилось столько всяких страшных событий. Начиная со свадьбы сына Николая Михайловича и ужасной гибели его невесты.

– Как звали вашего прадеда? – Арно показалось, будто голос священнослужителя несколько осип. – Я не помню… – ответил он. Дед, вроде говорил, но я не помню…

В этот момент дверь гостиной распахнулась, в комнату вошел Артемьев.

– А у меня хорошие новости! – объявил он с порога. Мише уже гораздо лучше и кошмары его уже не беспокоят!

– Слава тебе Господи! – громко произнес священник.

– А что тут у вас?.. – отставной генерал поочередно, с нескрываемым интересом, переводил взгляд с отца Матвея на Арно и обратно.

– Да вот, рассказываю отцу Матвею о своих предках, – пояснил Готье.

– Ах, да! – щелкнул пальцами Артемьев. Я же вам не доложил, не успел…

– Артемий уже ввел меня в курс дела, – ответил священник.

– Кто? – Николай Михайлович удивленно воззрился на него.

– Я рассказал отцу Матвею, что так называли меня мой дед и отец, – поспешил объяснить Арно. Это мое настоящее имя. Не по паспорту, но, по сути.

– Понятно, – протянул Артемьев. Хм, можно сказать, что мы почти тезки… – пошутил хозяин особняка. Кстати, отец Матвей, – обратился он к священнику. Никитин говорил, что месье Готье очень сильно похож на того незнакомца, которого видели у склепа возле старой усадьбы, в Вишневом… И мой сын Миша, когда мы с месье Готье пришли к нему в палату, сильно испугался и закричал, будто это наш детектив приходил к нему во снах. А также будто бы он видел месье Готье во дворе клиники.

– Может, просто перепутали? – предположил священник.

– Не знаю, но уж больно уверенно они про то говорили, – ответил Артемьев.

– Николай Михайлович, может, мы сегодня выедем? – отец Матвей вопросительно взглянул на хозяина особняка. Тогда, глядишь, к утру доберемся?

– Но вам ведь отдохнуть бы, отец Матвей? – с сомнением покачал головой Артемьев.

– Ничего, как-нибудь с Божией помощью … – перекрестился священнослужитель.

– Ну, как пожелаете … – Николай Михайлович вышел из комнаты. Спустя несколько секунд, гости услыхали, как он зовет водителя: «Кеша, машина готова?»

Получив утвердительный ответ, Артемьев вернулся к ним.

– Ну, тогда собирайтесь!

– Мы готовы, – взглянув на Арно, ответил за них обоих священник.

– Я только свою сумку возьму, – спохватился Готье.

Через пятнадцать минут, около половины десятого вечера, Николай Михайлович, Арно и отец Матвей выехали со двора.

В дороге останавливались всего пару раз. Проведя в пути около 14 часов, путешественники в одиннадцатом часу утра прибыли в Тамбов. Наскоро перекусив в какой-то серенькой кафешке, Николай Михайлович позвонил Серову.

– Глеб, мы уже в Тамбове, – сказал он следователю. Думаю, что через часок приедем в Вишневое. Глеб Серов ответил, что он уже два дня, как находится там. На вопрос, есть ли что-то новое, он ответил, что это не телефонный разговор.

– Приезжайте, переговорим, – сказал следователь и нажал «отбой». В Вишневом они оказались уже через сорок минут.

– Знаете, я что-то очень утомился, – помассировав затекшую шею, произнес священник. Поедем, может, ко мне? Отдохнем немного?

– Согласен, но сначала надо предупредить следователя, – ответил Артемьев.

– Я сам ему позвоню, – отец Матвей вытащил телефон и набрал номер Серова. И сказал ему, чтобы он подходил к церкви. После батюшка стал объяснять водителю Кеше дорогу.

Отец Матвей жил один рядом с храмом. Его жилище представляло собой обычный деревенский домик и состояло из небольшой гостиной, еще меньшей по размеру спальни и крошечной кухни.

Войдя в свой дом, он, первым делом перекрестился на образа и поблагодарил Господа за удачную поездку. Затем прошел в кухню и поставил чайник.

– Не обессудьте, разносолов у меня нет, да и обстановка вовсе не такая, как в пятизвездочном отеле, – сказал он.

– Так мы не на что и не претендуем, – ответил Арно. И добавил: «Спасибо вам, отец Матвей, за гостеприимство.»

Когда гости, сидя за столом, пили чай, закусывая бутербродами с докторской колбасой и баранками, в дверь постучали. Отец Матвей, кряхтя, тяжело встал со стула и пошел к входной двери. Кстати, он запирал ее только на ночь. И через минуту вернулся обратно в сопровождении следователя…

Глава 45

…Тем временем гитлеровцы, хотя и сумели укрепиться в правобережной части города, дальше пройти не смогли. Вот как описывает героическое сопротивление советских войск воронежский историк Виктор Шамрай: «В то же время в боях за правобережную часть города 6 июля, вместе с малочисленным и слабо вооруженным гарнизоном, главную роль играли две резервные танковые бригады корпуса Черняховского. Именно они сдерживали натиск двух лучших дивизий танковой армии Гота. Явное превосходство в танках и мотопехоте, артиллерии и авиации, а также в подготовке и боевом опыте стали основными причинами прорыва противника в черту города и захвата значительной территории городского правобережья – до реки Воронеж в его южной части и до вокзала в центре города».

Но город не сдавался, на его улицах развернулись ожесточенные уличные бои, куда постепенно втягивались отдельные отступавшие части Юго-западного фронта, а также резервы.

«Упорные бои 18-го танкового корпуса при поддержке части сил 232-й стрелковой дивизии и воронежского гарнизона – полков НКВД и 3-й дивизии ПВО в течение 6 июля против танков и мотопехоты 24-й танковой дивизии и моторизованной дивизии «Великая Германия» стали только началом затяжного многомесячного сражения в правобережной, западной части города. Оборонительное сражение защитников Воронежа с частями 48-го танкового корпуса Кемпфа продолжалось почти неделю, с 6 по 11 июля 1942 года.

Так получилось, что до 25 января 1943-го года Воронеж превратился в город-фронт, а Сталинград стал им два месяца спустя. 7 июля в непосредственную борьбу за правобережную часть Воронежа включились два подвижных соединения 4-й танковой армии Гота: 3-я и 16-я моторизованные дивизии. Противник предпринял общий штурм Воронежа. Но его защитники провели ряд неожиданных контратак и освободили часть центральных кварталов Воронежа и даже его северные ворота – близлежащее село Подгорное. С 7 июля в контрударе 5-й танковой армии Лизюкова северо-западнее Воронежа принимали участие уже ее основные силы, не позволившие 24-му танковому корпусу 4-й армии Гота усилить удар по Воронежу. Части 24-й ТД и МД «Великая Германия» были связаны боями и перегруппировками в районе Воронежа и не смогли выполнить указание Гитлера о переброске их на юг для удара на Кантемировку».

Понимая всю серьезность ситуации, советское командование все-таки сумело подтянуть к Воронежу части отступавшей 40-й армии, 60-й армии, 5-й танковой армии и вновь сформированные танковые корпуса. Тяжелые танковые сражения развернулись на окраинах города и на ближайших от него полях придонья, где наши столкнулись с лучшими мотопехотными и танковыми соединениями врага. К сожалению, советские танкисты понесли тяжелые потери.

Дело в том, что 5-ю танковую армию вводили в бой по частям. Танки только успевали сгрузить с железнодорожных платформ и тут же бросали в атаку, прямо сходу, без пехотного сопровождения, без артиллерийской подготовки и авиационной поддержки. В результате отчаянные массированные контрнаступательные операции Красной Армии успеха, увы, не имели.

Счет подбитым с обеих сторон машинам шел на многие сотни, накал боев достигал такого ожесточения, что в боях за Воронеж гибли не только рядовые, но и генералы в ранге командующих. Так, 23 июля 1942 года в ходе боевых действий погиб генерал-майор Лизюков. Останки отважного командарма поисковикам удалось обнаружить только в 2008 году.

Но, благодаря мужеству советских танкистов, немцам не дали с ходу захватить весь город и своевременно перебросить на Сталинградское направление, на их главный бронированный таран – 4-ю танковую армию.

В тот момент, когда немецкие дивизии захватили правобережную часть Воронежа, в городе оставалось около двухсот тысяч мирных жителей…

Судьба многих оказалась трагична, так как немцы гуманизмом не отличались. На площади Ленина был повешен 12-летний мальчик, а прямо во дворе дома №45 на улице Челюскинцев немцами были расстреляны две еврейские семьи… Захватчики не щадили ни больных, ни раненных. Явившись в госпиталь для гражданского населения, который располагался в здании школы №29 на улице 20-летия Октября (сейчас там находится средняя школа №12), германские солдаты под командованием офицера принялись вывозить пациентов за город… Об этой бесчеловечной акции, известной как «трагедия песчаного лога», свидетельствует акт специальной комиссии, созданной после освобождения Воронежа. Вот леденящие душу строки сухого документа:" 27 августа 1942 года к зданию, где помещался госпиталь, подъехали две машины, крытые брезентом. Прибывший с ними немецкий офицер объявил, что госпиталь эвакуируется из Воронежа в села Орловку и Хохол. Он предложил больным грузиться на машины. Когда кузова были заполнены, немецкие солдаты опустили брезенты, чтобы люди не могли видеть, куда их везут и машины двинулись в путь. Выехав за город, свернули направо от дороги, что идет на Малышево и, подъехав к неглубокому песчаному логу, остановились. Немецкие солдаты потребовали, чтобы раненые сошли на землю. Беспомощных, слабых людей палачи сталкивали в овраг и заставляли ложиться лицом на землю. Затем в упор расстреливали или убивали ударами приклада по голове. Мерзавцы не щадили даже грудных детей – пристреливали их на руках матерей. Когда расстрел первой партии был закончен, машины вернулись в город за новой партией обречённых. Такие рейсы продолжались несколько раз.»

Но убийц ждало справедливое возмездие. Осенью 1942 года во вражеской обороне у Воронежа образовался выступ, своего рода «Воронежская дуга», глубиной около 100 километров. Внутри нее находились 10 немецких дивизий 2-й армии и 2 венгерские дивизии. Советское командование решило нанести удары во фланг. Так, 24 января 1943 года началась Воронежско-Касторненская операция. В итоге, на следующий день Воронеж был освобожден, а немецкая группировка оказалась в котле. Ожесточённые бои продолжались там до 17 февраля. Противник пытался прорвать окружение, но был разгромлен и потерял 9 германских и 2 венгерских дивизий, почти всё тяжёлое вооружение и технику. Героическая оборона Воронежа в июле 1942 года помешала немцам захватить Сталинград с марша.

Так Воронеж оказался третьим городом, после Ленинграда и Севастополя, по длительности сопротивления: 212 дней и ночей линия фронта проходила непосредственно через город. Кроме того, он вошел в число 12-ти городов Европы, наиболее пострадавших во второй мировой войне, а также в число 15-ти городов СССР, требующих немедленного восстановления. И немудрено, ведь в Воронеже было уничтожено более 90% всех зданий и сооружений…

Неизвестно по какой причине, однако почетного звания «Города-героя» ему так и не дали.

И лишь 16 февраля 2008 года за героизм, проявленный его защитниками, Воронежу было присвоено почётное звание Российской Федерации «Город воинской славы».

Но до этого было еще очень и очень далеко…

А тогда, в январе-феврале 1943-го в расположении германских дивизий и дивизии венгров не раз находили ужасные обглоданные человеческие останки…

Кто-то таинственный подкарауливал в основном офицеров, но не брезговал и рядовыми. Обычно кровавые остатки пиршества людоеда обнаруживали на рассвете…

Но так как шла война, то проводить полноценное расследование не представлялось возможным. Да и по правде сказать, никто не горел желанием этого делать. А чтобы среди солдат не возникло паники, командиры подразделений распускали слухи о том, что череда кровавых расправ – дело рук неуловимых советских диверсантов и партизан. Впрочем, солдаты этому не верили. И потихоньку спрашивали друг дружку: «Неужели красные диверсанты или партизаны настолько оголодали, что пробираются в немецкие окопы лишь за тем, чтобы подкрепиться человеческим мясом?

Среди погибших оказался даже личный адъютант генерал-полковника барона Максимилиана фон Вейса – Дирк Кауфман. Об его отгрызенную голову, валявшуюся возле штабного здания, в утренних сумерках споткнулся часовой…

Всех погибших от клыков «ночного кошмара», так сами немцы назвали неведомого убийцу, регистрировали как «героически погибших в сражениях за великий рейх». И все…

Глава 46

Если Николай Михайлович и отец Матвей уже знали и работали с Глебом Серовым, то Арно увидел его впервые. Поэтому, он с любопытством начал разглядывать вошедшего майора.

– Заждались, нас, наверное? – с этими словами Артемьев встал из-за стола и, протянув руку, направился к гостю.

– Здравствуйте Николай Михайлович! – ответил Серов и пожал ему руку. Затем, быстрым взглядом окинул комнату. Встретившись глазами с Готье, Глеб невольно вздрогнул и принялся внимательно его разглядывать. Тот, заметив это, встал со стула и приветливо улыбнулся Серову.

– Ну, раз вы уже поздоровались с отцом Матвеем, Глеб, теперь я хочу познакомить вас друг с другом. Артемьев, взяв за руку, подвел Серова к Арно.

– Глеб Серов – старший следователь Следственного Комитета Российской Федерации, – отрекомендовал его Арно Артемьев. Затем, обернулся к майору: «Глеб, перед вами, детектив месье Арно Готье. Он любезно согласился принять наше приглашение и прибыл из Франции, чтобы оказать содействие в расследовании этого проклятого дела.»

– Очень приятно! – Серов сделал усилие, пытаясь изобразить улыбку, но вместо нее получилась лишь вымученная гримаса.

Пожав протянутую руку французского гостя, Глеб обернулся к Артемьеву: «Николай Михайлович … – прошептал он. Он же не…

– Ха-ха!.. – довольно рассмеялся тот. И ты тоже попался! Глеб кинул на него непонимающий взгляд.

– Да все нормально! – поспешил успокоить следователя Артемьев. Месье Готье просто очень похож на того самого незнакомца, которого все мы видели в старой усадьбе. Мой сын Миша, увидев месье Арно, даже впал в истерику. Так он был напуган! Что тут говорить, если даже отец Матвей поначалу принял его за того типа! Но месье Арно ко всем этим ужасам не имеет ровным счетом никакого отношения!

– Действительно, сходство поразительное! – изумленно промолвил Серов и, повернув голову к Артемьеву, тихо спросил: «Николай Михайлович, он понимает по-русски?»

– Понимает и даже немного говорит, – усмехнувшись, ответил за Артемьева Арно.

– Извините меня, но я подумал… – начал оправдываться Глеб.

Да ничего страшного, – махнул рукой детектив. Лучше скажите, что тут нового приключилось?

– Если в общих чертах, то возле склепа местные жители снова видели этого … – раздраженно щелкнул пальцами Глеб, … таинственного парня.

– Мне Николай Михайлович рассказывал о кошмарах, которые пришлось вам наблюдать в склепе, – начал Арно. Да и Никитин тоже говорил о нескольких ужасных смертях, происшедших на его глазах… Как вы думаете, Глеб, все это мистика или же обычные преступления, которые успешно замаскировали под колдовство?

– Я не знаю … – устало ответил Серов. Сначала мы с операми тоже заподозрили, что кто-то водит нас за нос. К тому же, согласно заключению экспертизы, в старой усадьбе и в склепе использовались психотропные препараты. И мы даже задержали того, кто притащил эти вещества туда. Некоего Максима Левитина. И следователь начал подробный рассказ о том, как шло расследование.

– И я сам лично разговаривал с человеком, который, словно две капли воды, был похож на вас, – продолжил Глеб. Он все смеялся и издевался над нами.

– И вам кажется, что это все плод вашего воображения? – месье Готье удивленно приподнял левую бровь.

– Не буду утверждать, но все-таки полагаю, что

все это происходило на самом деле, – ответил Серов. Тем более, что помещения под склепом и мебель, и книги существуют наяву, они материальны! И следы тех странных и страшных существ тоже! Эксперты зафиксировали все найденное на фото и видео. Кроме того, удалось даже изъять и задокументировать отпечатки обуви того молодогого человека с усами.

– Значит, вам никогда до этого не приходилось сталкиваться с подобными проявлениями? – уточнил Арно.

– Нет, – последовал лаконичный ответ.

– Месье Готье расследовал несколько страшных дел, связанных с мистикой и колдовством, – осведомил Серова Николай Михайлович. Поэтому, предлагаю довериться его опыту.

– Благодарю вас за оказанное доверие, – кивнул Арно. Но мне сначала необходимо посетить храм, помолиться Богу, попросить его о помощи против нечистых и освятить оружие.

– Какое оружие? – у следователя проснулся профессиональный интерес. Вы из Франции его к нам привезли?

– Нет, к сожалению … – покачал головой Арно. В самолет это не пронесешь и поэтому нам с Николаем Михайловичем, – Готье взглянул в сторону Артемьева, – …и отцом Матвеем пришлось изготовить эти предметы уже здесь…

– Отец Матвей! – окликнул священника Арно. Когда вы желаете освятить клинки?

– Да хоть сейчас! – ответил хозяин дома, вставая со своего места. Хватай все и пошли в храм!

Готье последовал его совету и вышел вслед за священником. Артемьев и Серов последовали за ними.

– Отец Матвей, вы дверь не заперли, – предупредил хозяина жилища Николай Михайлович.

– Я никогда днем не запираю, – последовал ответ. – А как иначе? Вот люди придут, потыркаются, а двери закрыты! Подумают, что меня нет, да и уйдут себе восвояси. А если им помощь надобна?

– Так то оно так, – согласился Артемьев. Но ведь обокрасть могут или того хуже…

– Что там у меня брать? – удивленно вскинул брови священник. А что касается похуже…

Так, ничего хуже того, что здесь творится, и нет, наверное… А уж, если этот со своими подручными сюда явится, то никакие засовы и замки не помогут. Только вера и помощь Господа нашего спасет! – батюшка остановился и назидательно поднял указательный палец к небу.

– У меня складывается такое впечатление, будто вы о чем-то давно знаете, но не договариваете, – обращаясь к отцу Матвею, тихо произнес следователь. Не знаю, может я и ошибаюсь, но мне показалось, что вы не особенно-то удивились, когда я, еще при первой нашей встрече, вам про того незнакомца рассказывать начал…

– Потом, все потом … – как бы про себя пробормотал священник.

– Послушайте, отец Матвей, а можно ли освящать оружие? – шагая за священнослужителем, спросил Николай Михалович. Ведь оно создано для убийства людей!

– Стойте-ка, давайте присядем! – предложил священник, указав на длинную зеленую скамейку.

– Да ладно, я просто так спросил, – смутился Артьемьев. Лучше пойдемте и побыстрее все сделаем.

– Нет уж, давайте садитесь и слушайте! – упрямо ответил отец Матвей. А вы что стоите? Садитесь! – приказал он Арно и Серову. Те послушно уселись рядышком.

– Этот вопрос очень и очень важен, – начал священнослужитель. В евангелии от Луки говориться о противлении злу силой. Но еще со времен великого русского писателя Льва Николаевича Толстого многие и очень часто пытаются представить непротивление злу так, будто христианину запрещено защищать себя самого, свою семью и свою Родину. Однако, непротивление злу, направленному непосредственно против нас, кардинально отличается от отношения ко злу, совершаемому по отношению к другим. Об этом написано в самом Евангелии. Например, апостол Петр, защищая Христа в Гефсимании, отрезал нападавшему воину ухо. Но Господь не приказал ему выбросить меч, а лишь велел вложить его в ножны.

Да и апостол Павел писал, что «начальник не зря носит меч: он Божий слуга, отмститель в наказание делающему злое». Из чего следует, что апостол не только допускает возможность ношения оружия, но и обосновывает его применение именно как Божие служение.

И среди святых мучеников есть немало воинов, которые, служа и защищая Римскую империю, преуспевали также и в подвигах христианских добродетелей. Мученика Меркурия Смоленского на битву против захватчиков благословила сама Богородица. Значит, благословение на битву не только возможно, но и необходимо как знак благоволения Божия к исполнителю заповеди: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих».

Впервые оружие в Библии упоминается как Божие творение, – продолжал отец Матвей: «…И поставил Господь на востоке у сада Едемского Херувима и пламенный меч обращающийся, чтобы охранять путь к древу жизни». И меч тот пламенный, прежде всего явился оружием защиты, а не нападения. Поэтому христианин, защищая свою страну, своих ближних от того зла, которое невозможно остановить иным путем, имеет право использовать любое оружие.

Понятно?.. – спросил священник.

– Да, – закивали его спутники.

– То, с чем мы здесь имеем дело – это зло и зло очень сильное, поэтому нам необходимо быть во всеоружии, – пояснил отец Матвей. Проходите в храм!

Перекрестившись, все тихо, один за другим, вошли в церковь. Отец Матвей взял святую воду, большой медный крест и взглянул на Арно: " Подойди, сын мой и неси ножи сюда!»

Положив оружие на аналой, священнослужитель начал молится. Отец Матвей просил Господа благословить два клинка: «Ко укреплению и заступлению Церкви Твоея Святыя, сирых же и вдовиц». Окропив святой водой оба клинка, священник молил Благословения Бога: «В окроплении воды сея священныя, да снидет и пребудет на оружие сие и на носящих ея к защищению и заступлению истины Христовы!»

После того, как чин освящения был окончен, все, кроме Арно, перекрестившись, медленно потянулись к выходу.

Месье Готье же, застыв перед иконой Божьей Матери, державшей на руках Спасителя, шептал слова молитвы. После чего он перекрестился и подошел к иконе «Спас Всемилостивый», на которой был изображен сам Господь. Поставив свечку, Готье застыл перед Святым Ликом Создателя и долго так стоял, молча шевеля губами…

Приложившись к иконе, Арно вышел из храма и подошел к священнику, Артемьеву и следователю. Они, терпеливо ждали его, сидя на скамье.

Глава 47

…25 мая 1944 года. Пожилой боец-артиллерист, наводчик противотанкового орудия ЗИС-3 сержант Иван Федорович Куропаткин сидел на лафете. В конце улицы чернел подбитый немецкий танк, из которого бойцы советской похоронной команды вытаскивали то, что осталось от экипажа… И хотя Севастополь уже две недели как был освобожден советскими войсками, еще не все погибшие были преданы земле…

И только лишь сержант собрался свернуть самокрутку, как кто-то неожиданно гаркнул ему в самое ухо: «Эй, дед, не скажешь, как пройти на улицу Екатерининскую?» Выронив от неожиданности обрывок газеты, в который он уже было собрался насыпать махорки, Иван Федорович исподлобья взглянул на подошедшего. Перед ним стоял высокий черноглазый брюнет с небольшими, аккуратно подстриженными усами. На вид ему можно было дать лет тридцать с небольшим. – «Выправка, вишь ты, у него точно офицерская!» – отметил про себя сержант Куропаткин. – «Хм, да и одежа не форменная… Видать из партизан, а может и особист какой? Вона шмотки какие чистые… Ну его, к чертовой матери!». Действительно незнакомец был облачен в защитный военный френч, но без погон и такого же цвета галифе. На ногах сияли новенькие хромовые сапоги. Продолжая внимательно разглядывать прохожего, сержант с кряхтением наклонился и хотел было подобрать с пыльной земли клочок газеты, но тут молодой человек его опередил. Незаметным движением, но мгновенно, он схватил бумажку и буквально всунул ее в руку артиллериста. Затем, усмехнувшись, поинтересовался: «Ты, что дед, язык проглотил?» – Да нет, внучок! – иронично прищурившись, ответил сержант. На месте он у меня.

– Так, что же тогда молчишь? – с раздражением спросил молодой человек. Где улица Екатерининская?

– Я не знаю, не местный я… – продолжая скручивать папироску, ответил Иван Федорович. Лучше вон у тех ребятишек пойди и спроси… – пожилой сержант кивнул на пацанов, ковырявшихся среди развалин дома.

– Ясно, благодарю, – кивнул незнакомец и, подойдя к мальчишкам, вдруг схватил самого старшего из них за шиворот. От неожиданности, десятилетний пацан даже взвизгнул. А его приятели, схватив с земли обломки кирпичей, приготовились выручать своего товарища.

– Ну, будет, будет! – засмеялся незнакомец и аккуратно поставил мальчугана на землю. Лучше подскажи мне, как пройти на улицу Екатерининскую?

– А дашь чего?.. – вопросительно взглянул на него бывший пленник.

– Хлеба дам четвертушку, – засунув руку в карман, прохожий показал мальцам кусочек серого хлеба.

– Давай! – схватив хлеб, мальчишка отбежал на несколько шагов и крикнул: «А нету никакой Екатерининской, она давно уже Ленинская! Направо сейчас пойдешь, а потом сверни налево и еще раз налево. Так на площадь Суворова выйдешь, а там и Ленина улица будет!»

– Благодарю! – кивнул незнакомец и быстро зашагал в указанном направлении.

Вскоре он вышел на бывшую Екатерининскую и застыл, не понимая, куда теперь идти. И упрекать его за то было бы неправильно: большая часть из находившихся здесь до войны домов, превратилась ныне в сплошные развалины… Поэтому, даже местный житель, покинувший город до боев и вернувшись обратно, вряд ли смог бы быстро сориентироваться на улице. Людей видно не было. Прошло всего пара недель после того, как советские войска выбили немцев из Севастополя. Оглядевшись, путник двинулся дальше и вдруг встал, словно вкопанный. Прямо перед собой он увидел знакомую, некрашеную дощатую дверь. Она стояла, словно умоляя, чтобы ее кто-нибудь открыл. Но рядом вместо забора громоздились лишь обломки красного кирпича и разбитые в щепки доски… Тем не менее путник уверенно взялся за ручку и потянул ее на себя. – «Пусть объяснит, что она тогда увидела в будущем, когда околдовала меня в своем логове» – подумалось есаулу. – «Ведь явно же знает, что-то, вот пусть и расскажет, что со мной приключилось. Почему я стал таким? И сколько мне еще мучиться?».

– Что вы здесь ищете? – раздался рядом негромкий, но до боли знакомый низкий женский голос. Кого-то потеряли? Резко обернувшись, есаул Маматов, а это был именно он, увидел ту, дом которой разыскивал. Хозяйку- знахарку, а говоря прямо, старую ведьму Вазиху. Только сейчас она вовсе не была старой, а явилась перед ним во всем блеске своей юной красоты. И на вид ей, ну никак нельзя было дать больше двадцати… Даже одежда на девушке была почти такой же, как и 26 лет назад. Только вместо серого, застиранного больничного халата ее красивую фигуру сейчас облегало строгое синее платье. Длинная, с аршин, коса бежала по спине из-под цветастого платка. А на длинной смуглой шее переливались и посверкивали те же самые янтарные бусы, переплетаясь с серебряными цепочками и серебряными же монетами.

– Доброго дня! – восхищенно приветствовал ее Маматов. Видать годы пошли тебе на пользу, старая ты ведьма! В ответ девушка оскорблено вспыхнула и с размаху, по-кошачьи, влепила ему пощечину. Однако, несмотря на всю ее стремительность, есаул легко избежал оплеухи. И надо сказать, весьма необычным способом. Он перехватил приближавшуюся к его лицу ладонь, но не рукой. Извернувшись, словно змей, Маматов сомкнул свои белоснежные зубы на тонком девичьем запястье… Та, вскрикнув от испуга, уставилась на незнакомца широко открытыми черными глазами.

– Вы кто?.. – почти неслышно, одними губами, прошептала она. Освободив руку девушки, которой, впрочем, его зубы не причинили ни малейшего вреда, таинственный гость выдохнул: " Ну, прости ты меня, тетка Вазиха! Я, вот. К тебе пришел…»

– Я не понимаю… Вы кто такой?! – не отрывая от его лица изумленного взора, вновь воскликнула собеседница. Я вижу вас впервые в жизни!

– Да будет тебе комедию ломать! – прошипел Маматов, в его голосе послышались явные гневные нотки. Поигрались и хватит! Не узнаешь что ли? Я есаул Маматов, в 1918-ом был у тебя вместе со своей женой Наташенькой. Спрятала ты ее в своем доме от красных. За это еще раз огромное спасибо тебе! – Константин Евгеньевич ловко отвесил своей собеседнице изящный поклон.

– Так, кажется, начинаю понимать… – удивлено протянула девушка. Проходи гость, чего встал- то? – перешла она на «ты». Маматов толкнул дверь и увидел двор, весь заваленный битым кирпичом, старым тряпьем и обломками досок.

– Иди-иди … – проворчала хозяйка. Видишь кольцо из земли торчит? Потяни за него и спускайся. Нечего здесь торчать и глаза всем мозолить! Взглянув, куда указала ему девушка, есаул увидел знакомую крышку погреба. Тут девушка больно толкнула его кулаком в спину.

– «Точно так же, как и тогда, 26 лет назад!» – вспомнилось есаулу. Спустившись вниз, хозяйка подошла к большому дубовому столу и зажгла в каждом из двух серебряных канделябров по шесть свечей. После чего уселась в старое кресло и молча вперила в лицо гостя острый взгляд огромных черных глаз. Есаул, медленно осмотревшись, отметил про себя, что в подвале все осталось точно так же, как и раньше. Мрачные стены из красного кирпича… А на дубовом письменном столе посверкивали изгибами вычурные серебряные канделябры. Рядом стопками лежали старые книги в кожаных переплетах, а с потолка на железной цепи все так же свисал большой, изрезанный узорами, блестящий и таинственный металлический шар. На полках, стояли банки-склянки, в темном углу мрачно затаилась железная клетка… Неизвестно почему, но она показалась Маматову живым существом.

– Значит теперь здесь живешь, тетка Вазиха? – спросил гость.

– Значит, значит… – ответила та. Где же мне еще жить, если дом в пыль превратили! – собеседница сокрушенно покачала головой. А где же жена твоя?

– Будто не знаешь?! – худое лицо есаула скривила гримаса боли.

– Не знаю, откуда мне знать? – ответила хозяйка. – Я же тогда и не родилась еще! Не Вазиха я, а внучка ее, Зухра мое имя! И я совершенно не понимаю, как ты мог принять меня за нее! А бабушка скончалась еще до войны, в 39-ом… – отвернувшись в сторону, девушка быстро смахнула с глаз набежавшие слезы.

– Нет, ты Вазиха, старая ведьма! – упрямо воскликнул Маматов. Ведьмы живут долго, если не вечно! А уж принять облик молодой девушки для них – раз плюнуть!

– Если б оно так было, как ты говоришь… – мечтательно прикрыв глаза, тихо прошептала хозяйка. В ее голосе есаул явственно услышал нотки искреннего переживания и даже раскаяния. Впрочем, девушка быстро взяла себя в руки. Кинув на гостя настороженный взгляд, с интересом спросила: «Значит, ты сделал свой выбор?»

– Если ты не Вазиха, то как узнала, что я…, что со мной?.. Про мой выбор откуда знаешь?! – теперь пришла очередь есаулу вонзить горящий взор прямо в черные очи собеседницы.

– Про то, что ты уже – не совсем человек? – прекрасная незнакомка неожиданно хихикнула. Так я сразу поняла, едва в глаза твои взглянула. Вспомнила, бабушка рассказывала мне про тебя, – привстав с кресла, юная хозяйка прищелкнула пальцами. Она говорила, ты всегда был холодным и убежденным убийцей! Тебя ждала скорая и мучительная смерть от страшной застарелой раны. Но подобные тебе цепляются за жизнь с остервенением дикой кошки! Так что же все-таки случилось с Наташей? – прервав свой обличительный монолог, вдруг спросила девушка.

– Когда мы уже садились в лодку, на берегу появился красный патруль, – ответил Маматов. Они начали стрелять, одного контрабандиста убили. Я попытался отвлечь их на себя, но пока отстреливался, Наташенька с хозяином лодки уже уплыли.

– И ты не бросился за ней следом?! – возмущенно воскликнула хозяйка, вскочив с кресла.

– Нет, меня ранили… – ответил гость. Я потерял сознание…

– Но потом, потом-то, ты ведь мог поехать следом! Мог, наконец, прийти к бабушке и рассказать ей обо всем. Она бы тебе помогла, отправила бы вслед за ними! – не сводя с него гневного взгляда, Зухра возмущено топнула ножкой.

– Но я подумал, что Наташенька подождет меня в Турции, в Синопе, – пояснил Маматов. – …и отправился на Тамбовщину.

– Куда?.. – Зухра удивленно вздернула соболиные брови. Зачем?!

– Да чтобы забрать родителей из этого красного ада! – рявкнул Маматов. Или тебя в моем поступке, что-то удивляет?!

– И-и?.. – вопросительно склонила голову набок хозяйка.

– … Убили их комиссары … – глухо ответил Маматов. Расстреляли. Сволочи! Но я со всеми посчитался! – его глаза налились кровью и вдруг блеснули зеленовато-красным.

– В том я нисколько не сомневаюсь… – внимательно разглядывая его лицо, кивнула собеседница. И тут же спросила: «Но потом-то, ты поехал за Наташей?»

– Конечно! – выкрикнул есаул. Искал, но толку от моих поисков было немного… Горько вздохнув, он продолжил свой рассказ. Возвращаясь с Тамбовщины, я добывал пропитание грабежом. Нет! Я не убивал людей из-за золотых цацек! – заметив многозначительно-вопросительный взгляд хозяйки, повысил он голос. Просто отнимал и все. Ну, кого, может, и приложил, конечно… Но не насмерть, наверное…

– Хотелось бы верить … – усмехнулась Зухра.

– Потом я вернулся в Севастополь, – недовольно сверкнул глазами Маматов. Но бабки Вазихи не нашел. Соседи сказали будто уехала она куда-то. Вроде чекисты на нее наседать стали…

– Да, – кивнула Зухра. Бабушке больше года пришлось скрываться, большевики заподозрили ее в том, что она помогала царским офицерам… – После поехал в Ялту, хотел найти тех контрабандистов, которые подрядились нас вывезти, – продолжал есаул. Но, как оказалось, все они куда-то пропали… В Ялте прибился к каким-то людям. Они за пару рыжих цепок да часы согласились доставить меня в Синоп. До него – рукой подать, всего-то около трехсот верст. В лодке нас было трое. И на полпути эта парочка вдруг накинулась на меня. Тут что-то со мной случилось. Не помню…

– Как это было? – прервала его воспоминания девушка. Расскажи! Как?!

– Накатило …, нахлынуло… Впервые такое уже было, когда я из лесу вышел, на Тамбовщине… Потом в Швейцарии, а совсем недавно – в Воронеже… Будто я стал не я, а когда очнулся, то ни одного из моих спутников в лодке не было. Зато кругом была кровь и я сам – весь в крови. Думал, подранили меня, обобрали да и смылись. Но куда и на чем? Вплавь, что-ли? Сунул руку в карман… Нет, сверток с золотишком был на месте… Прыгнул в море, окунулся, смотрю – целый, никаких ран нет. Замыл я всю кровь в лодке, прибрался и хотел парус ставить. Но не сумел сразу, лишь позже разобрался, что там и к чему. В общем, проболтался в море почти трое суток. Качка была сильная, меня рвало. Наверное, морская болезнь. Потом, как причалил к берегу, сначала не мог нормально ходить. Мотало из стороны в сторону, будто пьяного. Народу – куча, а толку – ноль! Никто по-русски не говорит. Кое-как нашел человека, который через пень-колоду понимал наш язык. Звали его Али. Мы обошли весь берег, все места, куда могла бы пристать та лодка, которая привезла Наташеньку. Но тщетно… Лишь через неделю наткнулись на ее след. Она, к счастью, все-таки добралась до Синопа! Об этом мне рассказала одна из торговок на местном базаре. То-есть, не мне, а Али. Он нашел ту тетку и переводил мне ее слова. У Наташеньки с собой была небольшая сумма денег, и она сняла у этой торговки комнату. Ждала она меня до тех пор, пока не начали заканчиваться средства. Потом оставила у своей квартирной хозяйки для меня записку. Турчанка насилу нашла ту бумажку и передала мне. Наташенька писала, что поедет во Францию, в Париж. И просила, чтобы я скорее к ней приехал. Денег у меня не было, но зато имелось награбленное золотишко. Продав часть украшений, я выехал из Синопа – нанял какую-то телегу…

Глава 48

– …Теперь можно посмотреть на ваше оружие? – увидев Арно, спросил у него следователь Серов.

– Да, конечно? – ответил тот и, положив на скамейку возле Глеба тряпичный сверток, стал неторопливо его разворачивать.

– Да ни ….. себе! – невольно выругался Серов при виде необычных и странных ножей.

– Не ругайся возле храма! – строго произнес отец Матвей.

– Прошу прощения … – пробормотал следователь. Вырвалось, просто… Но вы только посмотрите! Какая работа! – он не отрывал восхищенного взгляда от серо-матово поблескивающего травленого дамаска, украшенного серебряными узорами и крестами.

– Да, работа хороша? – согласно кивнул Николай Михайлович. И могу сказать, что и недешево нам обошлась…

– Так какие у вас планы? – поинтересовался Серов. Кстати, отец Матвей, меня терзают смутные подозрения.

– Вы это о чем? – священник удивленно взглянул на следователя.

– О том, что вы знаете больше, чем об этом говорите? – прозвучало в ответ. Я прав?

– Я уже сказал, что об этом позже? – попытался уклониться от ответа священнослужитель.

– Нет, так не пойдет! – вступил в разговор Артемьев. Мы все здесь по одному и тому же поводу. Так что слушаем вас внимательно, отец Матвей.

– Ну да ладно? – махнул рукой священник. Слушайте. Я родился и немало времени прожил здесь, поэтому знаю о чем говорю. В тамбовских лесах, впрочем как и в муромских, и владимирских, людям издревле приходилось встречаться со всякими странными существами и явлениями.

– И с нечистью?.. – перебил его Серов.

– Да, можно сказать и так, кивнул отец Матвей.

– А там, где проходит граница материального мира, начинается иная реальность. Но осмыслить ее, а тем более, принять такой, какова она есть, большинство из нас пока, увы, не в состоянии!

Однако ж у нас на Тамбовщине, что не бабка – то ведьма, что ни дед – то колдун! Правда, теперь они называют себя народными лекарями, магами и экстрасенсами, но суть-то одна и та же…

Так вот, Тамбовскую губернию, которую при советской власти переименовали в область, народная молва с давних пор связывала с волками. Но скажу вам, что лишь здесь, оборотни из древних легенд живут и дышат рядом с человеком…

– Отец Матвей, к чему вы нам про то рассказываете? – поинтересовался Серов.

– Так ты же сам, мил человек, просил? Вот я и стараюсь, – хитро прищурившись, ответил священнослужитель. Говорил, что не знаешь с какого боку к делу подойти? Говорил или нет? Отвечай! – потребовал священник.

– Ну, говорил… – вынужден был признать следователь.

– Тогда слушай и не перебивай. Я же хочу полную картину тебе обрисовать! – рассердился священнослужитель.

– Рассказывайте, пожалуйста, дальше, отец Матвей, – попросил его Арно.

Кивнув, священник поблагодарил французского гостя и продолжал: «Здесь не раз на моей памяти происходило такое, от чего волосья на головах людей дыбом вставали. Говорю лишь про то, о чем знаю точно, – подкрепляя свои слова, он поднял указательный палец.

Взять хоть бы старую водонапорную башню в Покрово Пригородном. Ее поставили еще до революции, году в 1910, а может и в 1915 – ом…

И поселился там некий известный в Тамбове чернокнижник и колдун Данила Бондаров.

Ночи напрлолет из башни не вылазил, а люди шептались, будто творил он там волшебство и скрывал знаменитую «Черную книгу». Якобы, написал ее не кто иной, как сам дьявол. После революции книгу эту долго искали…

– Нашли?.. – поинтересовался Арно.

– Нет, – помотал головой отец Матвей. Но местные говорили, что даже после смерти колдуна, когда его тело было уже погребено, в башне по-прежнему, каждую ночь загорался свет. Сегодня на том месте, где когда-то стояла загадочная башня чернокнижника и в подворотнях по ночам частенько видят призрак сухого старика…

– Ну, понятно … – кивнул Серов. Местный фольклор…

– Не скажи… – покачал головой отец Матвей. А вот про парк городской на Советской улице? Старый и тихий парк овеян целой кучей легенд. Одна из них, например, про вяз на берегу реки Цны. Ему более ста лет, а одна из его ветвей носит страшнорватое название – сук смерти. Там не раз находили повесившихся самоубийц. Будто дерево, как-то их притягивает…

Ласки – тоже одно из плохих мест города. Там по приказу губернского начальства еще в 1750 году устроили первое стрелецкое кладбище и принялись хоронить неопознанные трупы. И вскоре среди народа поползли слухи про мертвецов, гуляющих в Ласковском овраге.

– Когда я к вам собирался, то для ознакомления прочел несколько книжек про Тамбов и Тамбовскую губернию, – вступил в разговор Арно. Так вот, там говорилось про какй-то проклятый дом и блудные места…

– Как же, знаю, я про то, – откликнулся отец Матвей. Но проклятый дом на улице Коммунальной сгорел еще в войну. В начале XIX века его снял заезжий грузинский князь Шеварднадзе. По слухам, он увлекался чернокнижием. Тамбовские старожилы рассказывали будто один из лакеев князя выкрал у него волшебную книгу. И когда князь обнаружил пропажу, то не смог ее пережить. Он повесился на шнурке от штор. Другие все, кто жил в том доме, частенько также заканчивали плохо. Из-за несчастной любви удавился один полковник. А целая семья разорившегося чиновника, вроде, тоже свела счеты с жизнью. На месте того проклятого строения ныне Дом быта «Русь» стоит.

– Правда ли это? – усомнился Николай Михайлович.

– Не знаю, но люди так говорят, – ответил рассказчик и, чихнув, продолжил: «Зато по Елейной площади ночами призраки целыми компаниями бродят.

В XIX веке мистик и масон купец Аносов построил тут первые торговые ряды и назвал рынком. Его задворки сразу же облюбовал «лихой народ» – беглые каторжники, разбойники и грабители. Они постоянно отирались в трактире «Липунцы», устраилвали там дикие гульбища. И часто все это безобьразие заканчивалось поножовщиной и убийствами. Сейчас на том самом месте, где была Елейная площадь, находится Центральный рынок. Так его охранники рассказывают о ночных призраках.

Что касается блудных мест, так этого добра на тамбовщине хоть отбавляй!»

– Почему их так называют? – нахмурив брови, поинтересовался Николай Михайлович. Неприлично звучит, так, ведь?

– Ничего неприличного нет, – отмахнулся священнослужитель. Название происходит не от слова «блуд».., прости меня Господи! Отец Матвей быстро перекрестился. – … А от слова «заблудился». И на Тамбовщине есть немало таких мест. Например, в Барановском лесу под Моршанском, а также ввиду станции Рассказово – недалеко от сел Куксово, Беломестная Двойня и Солдатская Духовка. В тех местах многие сгинули, и грибники, и охотники… Те же, кто выжил, говорили о каком-то странном тумане. Он опускается на лес и люди не могут найти дорогу из лесу. Поэтому, если увидят местные, что туман на дворе, то из дому и носу не высунут!

Говорят, в таких местах водятся «блудни» -неприкаянные души умерших в лесах и не похороненных по церковному обряду самоубийц, а также невинно убиенных. Встречаются и духи погибших во время войны солдат.

Больше всего призраков видят там, где погибло много людей. Например, духи крестьян бродят там, где большевики расправились с ними во время антоновского восстания.

Скажу сразу, блудни обычно безобидны, бояться их не стоит. Но говорят, что призрак вполне может утянуть на тот свет за собой искателя приключений, который вздумает его преследовать.

В послежднее время по этому поводу проводятся все больше научных изысканий, – продолжал священник. Есть гипотеза, согласно которой время – самое загадочное на сегодня свойство физического мира. Оно, якобы, способно воздействовать на всевозможные события. Советский астрофизик Николай Козырев в свое время утверждал, что время, проявляясь сразу во всей Вселенной, является своеобразным шнуром, который связывает между собой абсолютно все в окружающем нас мире…

Одним из самых известных исторических примеров можно назвать случай, который произошел с будущим советским маршалом Тухачевским. Когда он, во время подавления антоновского восстания, отдал приказ выпустить на крестьян ядовитые газы, ему несколько раз являлось светлое облако. И в нем он, якобы, увидел свою судьбу. Как его расстреливают. Но приказ свой он, тем не менее, отменять не стал. Это явилось роковой ошибкой: он подавил восстание, но был расстрелян…

А земляки мои всегда верили в оборотней и прочих страшных тварей. И у них были для того все основания. Пронзительный вой по ночам становился не только предвестником пропажи домашнего скота. Это было бы вполне объяснимо. Волкам-то, тоже кушать надобно. Но нет, вдруг пропадали люди и даже маленькие дети! Такое бывало и при царе-батюшке, и при Советской власти, да и сейчас тоже…

Я-то сам почему стал священником? Да потому, что хотел помочь своим несчастным землякам. Ведь они после захода солнца и нос за калитку высунуть боялись! Правда я тогда считал, будто это у них предрассудки такие, против которых предостерегает церковь. Вот и хотел я людей просветить. Но потом и сам понял, что здесь, мягко говоря, твориться неладное…

В войну, кажется летом 43-го, лунной ночью здесь у нас народился странный младенец.

– Где именно? – поднял глаза на рассказчика Серов.

– Тут, неподалеку от Вишневого, – ответил священник. В избе, что в паре верст на отшибе стояла.

– А в чем странность-то? – поинтересовался Артемьев.

– Спина его была покрыта шерстью, а лицо – вытянуто и напоминало собачью морду, – ответил отец Матвей.

– А-а, понятно … – махнул рукой Николай Михайлович. Это мутация какая-нибудь!

– Может быть, может быть … – задумчиво кивнул священнослужитель. Но главное, ручки и ножки у младенца гнулись словно резиновые, потому, что кости его были очень мягкие.

– Откуда вы знаете? – недоверчиво спросил Николай Михайлович. Ведь вас тогда еще и на свете не было?!

– Про то рассказывал мне мой предшественник и наставник, настоятель этого храма отец Михаил, царствие ему небесное, – священнослужитель перекрестился.

А в 1969 году возле того самого дома, где родился странный младенец, нашли мертвую семилетнюю девочку. Ее кто-то буквально разорвал на части…

Я сам про это помню. Как оказалось, бедняжка шла по дороге в ту сторону, где по слухам жили ведьмы да оборотни. Говорят, раз в месяц, в самое полнолуние они питаются человеческой плотью и кровью…

– Нашли убийцу? – Арно придвинулся ближе к священнику.

– Нет, – покачал седой головой тот. И более того, милиция строго-настрого наказала, чтобы про этот ужас никто не болтал.

– И что вы сами думаете, кто ее убил? – заинтересованно взглянул на собеседника Артемьев.

– Я не знаю… – ответил отец Матвей, но в историческом музее Моршанска имеются старинные документы о заселении этих земель мордвой. Тот древний люд с давних пор занимался колдовством, что и подтвердили найденные археологами захоронения. Некоторые представители сего народа не только сохранили знания предков, но и сейчас имеют свою веру, связанную с животным царством.

Наши места не зря называют проклятыми: здесь постоянно случаются беды. То прохожие не успеют миновать опасные тропки до захода солнца и тогда их находят убитыми. Не просто убитыми, а разорванными, буквально в клочья! То охотники сгинут, то грибники…

Сначала я был уверен, что все это просто страшные сказки, и что погибшие люди становятся жертвами нападения волков да медведей. Но потом жизнь убедительно доказала мне, что на деле все обстоит гораздо страшнее. Что и говорить, если жители села Красиловки не раз заявляли о появлении в их селе страшных звероподобных существ. Эти твари либо похищали людей, которых больше никто и никогда не видел, либо пожирали свои жертвы. Глодали их заживо. О чем убедительно свидетельствуют ужасные останки сих кошмарных пиршеств. Помниться, отец Михаил рассказывал мне о монстрах, живших раньше в лесу.

– В котором? – спросил Серов.

– Да вон в той стороне он был, – священник протянул руку на запад. Но сейчас там остались лишь редкие кустики, все деревья народ давно уже вырубил. Так люди пытались защитить себя от нечисти, но … – отец Матвей сделал красноречивую паузу. Все было напрасно.

Какие-то страшные, огромные и волосатые существа продолжали нападать на людей. Мужиков они обычно убивали, а молодых девок да женщин утаскивали с собою. Некоторые из них потом возвращались и рожали детей. Так говорили старики.

– Куда же они их утаскивали? – подал голос Арно.

– В сторону древнего Давыдовского городища, – ответил священник. Где по преданиям издревле жили ведьмы, колдуны и оборотни.

– Раньше я бы сказал, что все это – бред сивой кобылы… – пробормотал Николай Михайлович, – но теперь…

– Кстати, профессор Залесский, с трудами которого я знаком, писал, что оборотней на Руси с древних времен считали реальностью, – заметил священнослужитель. В архивах имеются даже несколько материалов по судебным делам 16-го века, в которых упоминаются оборотни.

Там подробно сказано, как именно человек может превратиться в жуткого монстра.

– И как, например?.. – следователь Серов достал из кармана пачку сигарет.

– Первым и самым простым способом считается месть колдуна, – ответил отец Матвей. Если вы, конечно, не против, может, вернемся ко мне домой? предложил батюшка. Там я смогу более подробно ознакомить вас со всеми этими преданиями.

– Да, конечно! – Арно первым вскочил со скамьи, за ним поднялись и остальные.

– И все-таки, что такое Давыдовское городище? – задумчиво почесал бровь Глеб. Я про него, кажется, когда-то слышал…

– Давыдовское городище – это археологический объект, руины древней крепости, – пояснил священник. На остатках древесины до сих пор заметны следы сильного пожара. Ученые полагают, будто крепость возвели ведьмаки и оборотни. Дело в том, что славный народ мордовский никаких крепостей, вроде бы не строил, а значит, никакого отношения к городищу, скорее всего, не имел…

– Так, кто же спалил Давыдовское? – входя в дом следом за хозяином, спросил Николай Михайлович.

– Враги уничтожили крепость после осады, – пожал плечами священнослужитель. Но то, что произошло в ходе раскопок уже в наше время, просто шокировало археологов. Среди руин были отысканы две христианские печати, – продолжил свой рассказ отец Матвей, снимая с полки большую толстую книгу. Открыв ее на нужной странице, он торжествующе воскликнул: " Вот, как раз здесь об этом написано! Печати эти говорят о попытках обратить язычников, которые жили в городище, в светлую веру Христову. Причем печати очень древние. Они относятся приблизительно к периоду крещения Руси. Но вот что особенно удивительно. Кроме печатей, в Давыдовском городище ученые нашли очень большое количество костей.»

– Ну что же в том странного? – удивился Серов. После осады случился успешный штурм, в ходе которого победители расправились с побежденными!

– Ну да, ну да!.. – иронично взглянул на него отец Матвей. Версия ваша, Глебушка, имела бы право на жизнь, если бы не одно «но». Кости-то эти совсем не человечьи, а … – он эффектно, прямо по Станиславскому, выдержал паузу и выпалил: " Волчьими они были!»

Ответом ему были лишь удивленные взоры слушателей.

– Но, послушайте, обратился к рассказчику Николай Михайлович. Получается, некое племя обосновалось здесь в незапамятные времена, построило городище. Потом его осадили враги, провели успешную осаду и сожгли. Но где же тогда останки защитников крепости?

– То-то и оно, что их нет! – развел руками отец Матвей.

– Может, волки так же, как и их кости были тотемами того таинственного народа? – предположил Арно.

– Может, – кивнул хозяин дома. Но почему в таком огромном количестве? И где же, позвольте спросить, останки защитников крепости?

– И где же? – нервно крутя в руке зажигалку, спросил Серов.

– А нетути! – довольно усмехнулся священник. Правда, есть одно предположение… Будто бы, в давние-давние времена пришло в наши края одно племя. Эти люди были сильными колдунами и твердо верили в то, что ведут свой род от зверя. Построили здесь городище и стали жить-поживать. Но жили они не слишком-то мирно. И время от времени нападали на соседей и купцов. Это безобразие привлекло внимание Византии. Император, узнав, что все это творят язычники, сначала решил действовать миром. Он прислал к таинственным людям своих священнослужителей, которые привезли с собою символы веры. Но все попытки оказались тщетными. Племя наотрез отказалось вести переговоры и тут выяснилось, что они не совсем-то и люди…

Темными ночами жители городища выходили за стены и нападали на посольство. Чудом оставшиеся в живых, словно помешанные, твердили о том, что их атаковали не люди, а …звери! Вскоре слова их получили страшное подтверждение. Несколько посланников были жестоко убиты и, о, ужас, съедены! Так и пришлось послам уезжать не солоно хлебавши…

Когда же про все эти ужасы доложили императору Византии, он отправил на штурм городища отряд воинов. Те долгие церемонии разводить не привыкли и, призвав на помощь Господа нашего, взяли крепость на приступ. Большинство защитников городища были убиты, но вот, что любопытно… Когда они сошлись с нападавшими в последней смертельной схватке, то были на вид обычными людьми. Однако, после того, как принимали смерть от мечей и копий, то на глазах у изумленных византийских воинов, превращались в… волков! Вот откуда там волчьи кости! Смею предположить, что в Давыдовском городище жили оборотни наоборот. Не люди, которые превращались в волков или в кого там еще, не знаю, а напротив, волки в людей…

И еще. Небольшая часть защитников городища в ходе битвы успела принять звериный облик. И после этого мечи, копья и стрелы стали им без надобности. Они набрасывались на воинов, рвали их когтями и клыками, а человеческое оружие оказалось против них бессильным…

Так, кое-кому из того таинственного племени удалось скрыться в окрестных глухих и темных лесах. Мой наставник и предшественник отец Михаил сказывал, будто в Каменном броде до сих пор живут люди, способные превращаться в чудовищ. Или наоборот, чудовища оборачиваются людьми? Я не знаю! Но сколько не упрашивал показать мне их жилища, отец Михаил всегда наотрез отказывался. Говорил, что это может разъярить зверей и те начнут нападать на местных жителей.

Впрочем, они и без того, случается, кого-нибудь да похищают… Но местные не хотят говорить о таких вещах.

– Да, это точно, – кивнул следователь. Когда мы здесь людей допрашивали в связи с убийством на свадьбе, то лишь одна женщина согласилась поделиться необычной информацией. Ксения Алексеевна Воронина рассказала, как недавно в лесу, куда она отправилась за грибами, ее кто-то напугал. Ксения Алексеевна услышала сзади щелканье зубов и, обернувшись, увидела

огромное мохнатое существо, ощерившее на нее длинные желтые зубы. Но, по словам женщины, самым страшным было даже не это. Существо глядело на нее… человеческими глазами! И очень осмысленно. Пенсионерка бросила корзинку и кинулась прочь. После этого происшествия она нарисовала на дверях дома большой крест для защиты.

– Да, я слышал об этом, – кивнул отец Матвей. Еще в советские времена таких звероподобных гостей видели и в соседнем селе Дегтяревка. Но там председатель сельсовета, по совету отца Михаила, воздвиг на околице, там, откуда звери являлись чаще всего, большой поклонный крест. За это, правда, был исключен из партии. Зато дорогу в Дегтяревку оборотни позабыли.

– Но что же было дальше с тем странным младенцем? – не выдержал раздираемый любопытством Арно.

– Ах да! – спохватился священнослужитель. Отвлекся я на всякие историко-археологические гипотезы и забыл про того ребеночка. Простите великодушно! Так вот, отец Михаил, мой наставник принялся расспрашивать мать новорожденного – Анфису о том, кто отец ребенка, – продолжал рассказчик. Однако ответом на все его вопросы молодая женщина хранила упрямое молчание. Правда, отец ее – дед странного ребенка обмолвился, что Анфиса в последнее время постоянно сбегает в лес.

Однажды, решив проследить за нею, он пошел следом и увидел, как девушка, выйдя на глухую поляну, со всех сторон скрываемую сосновым бором, постучала палкой по старому трухлявому пню. Отец ее, затаившись, решил посмотреть, что же будет дальше? И вдруг, словно из-под земли перед его дочерью вырос высокий седобородый старец. И к изумлению отца, Анфиса бросилась в костлявые объятия своего неведомого возлюбленного!

Таинственный старик что-то шепнул Анфисе на ухо и оба они направились в темную чащу. Из-за тесного переплетения ветвей мужик не смог разглядеть ничего, кроме старого покосившегося сруба. Туда-то его дочь в сопровождении своего странного спутника и вошла. Вот и все, что ему удалось увидеть. А потом Анфиса вернулась из чащи и родила этого младенца.

– Мужик этот показал отцу Михаилу, где находится сруб? – спросил следователь Серов.

– Конечно, Глебушка, – ответил священник. Но беда в том, что когда отец Анфисы собрал народ и все они пошли на ту проклятую поляну, то ничего отыскать так и не смогли…

– Вы думаете, тот старец был оборотнем? – Арно пристально взглянул на отца Матвея.

– Я того не ведаю, – ответил батюшка. Однако, более десятка местных, все опытные охотники, так и не смогли найти ничего…

– А Анфиса?.. – поинтересовался Арно.

– Сгинула она, сгинула вскоре после того, как родила, – сокрушенно покачал головой отец Матвей. Люди говорили, ушла в лес, вроде за грибами, и будто сквозь землю провалилась!

– А младенец?.. – закурив, спросил Николай Михайлович. Он рос обычным ребенком? Не случалось ли с ним чего-нибудь такого, эдакого?..

– Случалось! Еще как случалось и не раз! – многозначительно взглянув на Артемьева, ответил священник. Вырос он в Вишневом, вместе с другими детьми. Но был крайне нелюдимым каким-то и мрачным. Я с ним в одну школу ходил, правда, он уже восьмилетку заканчивал, а я только-только в первый класс пошел…

Но, хотя, вел себя он, вроде бы тихо, люди на него все же смотрели косо. И, как оказалось потом, не зря!

– Извините, я вас перебиваю, – сказал вдруг Артемьев, выбрасывая окурок в траву. Но, вот вы все время говорите, он, он… А кто такой, это самый «он»? Имя-то у него есть?

– Я разве не сказал? – лицо отца Матвея выразило крайнюю степень удивления. Вот старость, которая не в радость! – священник хлопнул себя ладонью по лбу. Да Макарка это, Макарка – Волчок! Ну, Макар Аристархович Инюшин – пенсионер тот самый, у которого люди приятеля вашего Никитина спрашивали, где находится старая усадьба. Аккурат перед тем ужасом, что в склепе приключился! Ты, Глеб, должен помнить, ведь сам допрашивал Георгия Степановича и его телохранителя. Они одни только в живых и остались…

– Вы говорите, что с Макаром, постоянно что-нибудь, да случалось? – Арно потянул отца Матвея за рукав. Что же такое с ним было?

– Позвольте, я продолжу, – усмехнулся священник, высвобождая рукав из цепких пальцев месье Готье. Отец Михаил рассказывал мне, что когда дед Макарки, отец Анфисы принес младенца в храм, чтобы окрестить, как положено по православному обычаю, то кое-что произошло. Едва отец Анфисы переступил порог церкви, как ребенок вдруг начал весь извиваться, его стала бить крупная дрожь. Когда же младенца поднесли к купели, он, изогнувшись дугой, вдруг вцепился отцу Михаилу в руку! Брызнула кровь, а священник от неожиданности чуть было не упал. Он показывал потом мне этот шрам. Но дело даже не в том, что Макарка укусил его… Удивительно было другое. Откуда, спрашивается, у новорожденного младенца зубы? И не какие-нибудь там молочные, а самые настоящие, острые как бритва клыки?! Вот с того самого дня с Макаркой и стало твориться всякое- разное…

Еще в ту пору, когда ему годков семь-восемь стукнуло, какой-то зверь принялся истреблять в Вишневом скотину. Началась та напасть с кур да гусей. Их какое-то животное убивало, просто отгрызая голову. Потом высасывало кровь, выедало мозг, а тушку выбрасывало. Подумали было на хорька, но следы оказались слишком уж большими. Дальше – больше… Следом за домашней птицей жертвами неведомого ночного гостя пали овцы и свиньи, а затем – бычки да телки! С этим уж жители смириться никак не могли. Одно дело курица или гусь, хотя и их тоже жалко, имущество ведь, как не крути. Но совершенно другое – свинья или корова! Тут уж и деньги другие, да и вообще – нахальство это!

Вот и принялись мужики засады устраивать. И в одну сильно не прекрасную ночь, местный охотник по имени Сергей отправился спать в свой сарай. Там он держал годовалых бычка с телкой, трех свиней и домашнюю птицу. Он лег на дощатый пол, рядом с бычком, а сверху припорошил себя сеном.

– И ему удалось выяснить, кто нападает на скотину? – поинтересовался Николай Михайлович.

– Да! – ответил рассказчик. Около двух часов ночи он услыхал сначала тихий стук, а после шорох. Затаившись, Сергей приготовил электрический фонарик и взял на изготовку ружье. И тут, в матово-бледном свете луны, падавшим в сарай из небольшого окошка, хозяин увидел вдруг чью-то большую тень. Она напоминала человеческую, но была как-то угрожающе согнута. А руки у существа болтались ниже колен. Громко заорав, скорее от страха, чем в попытке испугать незваного гостя, охотник с воплем вскочил на ноги и навскидку поочередно разрядил оба ствола в зловещего монстра. Тот, взревев, скорчился и медленно сполз на дощатый пол. Осветив фонарем его голову, охотник в ужасе увидел вытянутые клыкастые челюсти и широко открытые зеленые глаза. Но они были… человеческими!

Выхватив из-за пояса охотничий топорик, стрелок обрушил его на череп раненого существа. Прицелился прямо промеж ушей, так потом он рассказывал. Однако неведомый гость уже пришел в себя. Увернувшись от неминуемого, казалось, удара, он юлою крутнулся на всех четырех лапах и пулей выскочил прочь. Но охотник успел заметить, что заряд картечи разворотил существу живот и левое плечо. Но почему же тогда, тот, вместо того, чтобы упасть замертво, сбежал, как ни в чем не бывало? Все еще дрожа от возбуждения, охотник включил свет и, подсвечивая себе фонариком, принялся разглядывать деревянный пол. На шершавых досках он обнаружил длинные и глубокие царапины от крепких когтей.

На грохот выстрелов прибежали соседи и, изумленно выслушав подробности ночного приключения, люди решили пойти по кровавому следу. И след этот привел прямиком к дому Макарки. Дед его встретил односельчан с вилами в руках и заявил, что не даст внука в обиду. Правда, перепуганные и возбужденные люди слушать его не стали. Оттолкнув старика в сторону, они всем гуртом ворвались в горницу. Там их глазам предстал Макарка. Его живот и левое плечо были туго замотаны окровавленными тряпками. Мальчик с ненавистью глядя на ворвавшихся в его дом односельчан, скрежетал зубами.

– Вот он, гаденыш! – закричали люди и уже хотели было учинить над ним расправу. Но тут подоспел отец Михаил. Он приказал всем успокоиться и выгнал крестьян из чужого жилища. «Все вон!» – зычно выкрикнул он. – " Мы не можем точно сказать, причастен ли Макар к убийствам скота или нет» – объявил он негодующим людям. – «Поэтому, призываю вас просить помощи у Господа нашего и ни в коем случае не творить зла и беззаконий! И посмотрите, то создание, по словам охотника Сергея, было большого роста, а этот мальчик…» с этими словами отец Михаил лишь указал рукою на испуганного Макара: " Всего-то от горшка два вершка!»

Кто-то, соглашаясь со священником, кивнул, кто-то проявил недоверие… Однако, хоть и недовольно ворча, но люди начали расходиться по домам. Скажу, случай этот на селе обсуждали еще очень долго…

Когда Макар вырос, он женился на простой и хорошей девушке, которую привез из соседнего села. Вскоре после этого молодые схоронили деда и остались жить в его доме. Но вскоре люди стали замечать неладное. Нет, к тому, что в селе регулярно пропадает скотина, жители уже привыкли. Но теперь в глаза им бросилось то, что Елизавета, молодая жена Макара, с каждым днем казалась все более и более напуганной.

Все попытки женщин, которые пытались выяснить у нее, почему она такая затравленная, наталкивались словно на глухую стену. Елизавета молчала и лишь украдкой вытирала уголком платочка катившиеся по лицу слезы.

Так продолжалось до тех пор, пока Макар, уйдя в лес, не пропал. Тогда, по заявлению хозяйки, в Вишневое приехал участковый и принялся опрашивать местных жителей. И тут выяснил, что Макар, оказывается, в последнее время частенько наведывался в свой сарай. Войдя туда, лейтенант обнаружил старый, замшелый пень. В центре его, имелись отметины от какого-то острого предмета. Возможно, туда втыкали нож.

Но на все вопросы Елизавета отвечала лишь односложно «не знаю» да «не видела.»

Присутствовавшая при сем действе в качестве понятой старая знахарка бабка Маланья, едва увидев пень, сразу же бросила на Елизавету косой взгляд и воскликнула: «Дура! Сейчас же воткни тот нож назад!» К удивлению участкового, Елизавета, нимало не обидевшись на подобное обращение, повернулась и вышла из сарая. Через несколько минут она вернулась, держа в руке старый, ржавый нож. Его, взглянув на бабку Маланью, она и воткнула в самый центр пня. И то, что произошло после, заставило участкового изумиться еще больше.

На пороге сарая, словно ниоткуда, возник совершенно измученный, грязный и обросший Макар. Увидев свою супругу, он лишь произнес то же самое слово, что и бабка Маланья.

– Дура! – сказал он и свалился без сил.

Участковый распорядился немедленно отвезти Макара в больницу, а сам отправился допрашивать бабку-знахарку. Надеясь получить ответы на свои вопросы, он уже мысленно рисовал себя старшим лейтенантом и даже надеялся получить какую-нибудь медаль за то, что нашел пропавшего без вести человека. Но вскоре ушел от нее вдрызг разочарованный. И не удивительно. Ведь бабка Маланья сказала ему, что Макар – сынок оборотня и сам оборотень. Мол, он в полнолуние наведывался в сарай за тем, чтобы, воткнув нож в пень и прочитав особые заклинания, перекинуться. Тоесть, превратиться в волка.

И когда он очередной раз это проделал, его дура-жена Лизка, вытащила нож. И Макар чуть было не остался навсегда в волчьей шкуре.

Конечно, идти докладывать начальству о пропавшем без вести, а потом чудесно возвратившемся оборотне, участковому вовсе не улыбалось.

Поэтому, он решил сделать вид, будто ничего особенного не произошло. Ну, потерялся человек в лесу, с кем не бывает? Подумаешь, невидаль? Главное, нашелся! Так, ведь?!

Предупредив селян, чтобы не болтали, участковый инспектор уехал в район. Так про то постепенно и позабыли. Что же касается Макара, так он, как вышел из больницы, вдруг объявил себя народным целителем. И начал народ от всех болезней лечить.

Но по мне, так Макарка – самый настоящий ведьмак! Хоть и просит, чтобы его знахарем величали. Но я то уж знаю, чем он на самом деле тут занимается…

И стал он еще чаще, чем прежде в лес шастать… Люди говаривали, набил, мол, дом свой травами, кореньями, летучими мышами, змеями и лягушками сушеными…

Тьфу, ты, пакость, какая! – лицо отца Матвея исказила брезгливая гримаса. А года через три, жена его, Елизавета, куда то пропала. Опять приезжали из милиции, ходили, искали, опрашивали, но все без толку… – священнослужитель обреченно махнул рукой. Однако, чтобы Макарка горевал уж очень сильно, так, не скажешь…

– Так он один и живет? – поинтересовался Серов.

– Да, – кивнул священник.

– Может, он что-то знает про то, что здесь твориться? – задумчиво почесал нос Арно. А не спросить ли нам у него?

– Как хотите, но я к этому колдуну не пойду! – отрезал отец Матвей.

– Вы говорили, что он где-то за селом проживает? – уточнил Николай Михайлович.

– Так это раньше было, когда он еще с женой своей в дедовом доме жили, – откликнулся священнослужитель. А сейчас он туточки, неподалеку от старой усадьбы дом выстроил. И богатый, я вам скажу дом, прямо особняк да и только! На деньги людские, что за привороты да прочую порчу, с народу берет!

– Так, что? – обернулся следователь к Арно и Артемьеву. Пойдем, навестим колдуна, что ли?

– Я готов, – месье Готье вскочил со стула.

– Я тоже, – нехотя отозвался Николай Михайлович.

– Ну, вы там поаккуратнее, – напутствовал их священник. Ничего у Макарки не пейте и не ешьте. А то, не дай Бог, отравит еще или порчу какую наведет, бесов сын…

Глава 49

… – В Стамбул я попал только черед три недели, – продолжал рассказывать Зухре о своих странствиях, Маматов. Оттуда через Болгарию, Сербию и Словению, доехал до Австрии. Затем в Швейцарию, а уж оттуда в Париж. Мне повезло, ехал главным образом на поездах. Однако, несмотря на это, дорога от Синопа до Парижа заняла у меня почти месяц… Это неудивительно, ведь проехал я почти четыре тысячи верст. Да и приключений в пути было немало… Двух проводников пришлось скинуть с поезда между Белградом и Люблянами, а в Берне ко мне прицепились местные полицейские. – Стреляли… – И – и?.. – Зухра неотрывно и с явным любопытством глядела на своего гостя большими черными глазами.

– И… все! – развел руками есаул. Опять ярость на меня страшная накатила, а после не помню ничего… Очухался в каких-то кустах. Глядь, одежда на мне изорвана, вся в крови… И вновь пошел я искать убежище. Наткнулся на какую-то деревеньку, увидел домишко на окраине и, дождавшись темноты, тихонечко пробрался туда. Там, оказывается, жила пожилая крестьянская пара.

– Я правильно понимаю, что до утра они не дожили? – серьезно спросила девушка.

– Почему это не дожили? – возмутился Маматов. – Постучал в дверь, извинился, попросился на сеновал, чтобы переночевать!

– Интересно, а на каком это языке ты с ними говорил? – подозрительно взглянула на него девушка.

– Начал по-немецки, – пожал плечами есаул. Но так как они не понимали, то пришлось перейти на французский. Меня-то ведь маменька с папенькой сызмальства языкам обучали… Хозяева накормили меня, напоили и отправили спать. А утром старики подарили мне новую одежду, дали еды в дрогу и мы попрощались. Я хотел подарить женщине золотое колечко с сапфиром, но она наотрез отказалась. В Париж приехал поездом, вышел на станции Paris-Gare-de-Lyon. Железнодорожный вокзал оказался новым и очень красивым. На первом этаже его фасада я увидел четыре аллегорических барельефа и несколько статуй. Они, как мне показалось, символизировали успех и прогресс. Но основное внимание к себе притягивала высоченная башня с часами. Огромные циферблаты ее находились на всех четырех сторонах и поэтому время можно видеть отовсюду.

– Ну и долго ты там наслаждался архитектурными изысками? – раздраженно прервала Маматова хозяйка. Вместо того, чтобы сразу же к Наташе бежать?

– Я просто рассказываю тебе о том, как приехал в Париж, – буркнул есаул. А если не нравиться, то вообще больше ничего не скажу!

– Да ладно, не гневайтесь, ваше благородие! – Зухра усмехнулась и примирительно махнула рукой. Давай, говори дальше.

– Так как никаких документов у меня не было, то полицейским на глаза я старался не попадаться, – продолжил есаул. Зашел в ближайший кабачок, перекусил и спросил у гарсона, где я могу найти русских дворян? Но прежде, чем он успел мне ответить, из-за столика, стоявшего рядом вскочил молодой мужчина. Он был одет в кожаную куртку, клетчатые шерстяные брюки и черные штиблеты. «Вы русский?!» – полу-утвердительно, полу-вопросительно воскликнул он. Я ответил, что да, я русский. Тогда он спросил меня, как мое имя. Услышав, что я бывший есаул, бывшей императорской армии, этот человек внезапно кинулся мне на шею. Я едва смог высвободиться из его цепких объятий. Смутившись, он извинился за свой порыв и представился. Незнакомец оказался тоже из бывших, поручик из армии Деникина. Звали его Иван Рыбников. Как вскоре выяснилось, он прибыл в Париж всего год назад. Пригласив меня за свой столик, новый знакомый принялся расспрашивать о положении дел на Родине, в России. И я подробно отвечал на все его вопросы. «Вы только поглядите!» – поминутно восклицал он. «Никто же всерьез не давал этим краснозадым бесам больше года! А они, смотри, уже посольства в Европе пооткрывали! Ну, ничего! Вернемся, каждому – по фонарному столбу! На всех хватит!»

Признаться, я слушал эти его филиппики с изрядной долей скептицизма. А затем сам принялся задавать вопросы. И когда спросил, где можно разыскать мою супругу? – он лишь пожал плечами: «Русских во Франции, наверное, не меньше ста или даже двухсот тысяч! Ведь только в Париже около семидесяти. И столица Франции огромна, мы растворились в ней, будто капля в море… " Вскоре я узнал, что многие эмигранты уже спустя год после приезда вообразили себя истинными парижанами. Но, хотя они жили и трудились бок о бок с французами, при этом им удалось наладить и свой, русский быт. Они ходили на службу в свои русские православные церкви, имели свои русские рестораны, русские библиотеки и даже русские театры. Арендовали мансарды и маленькие комнатки в доходных домах, кое-кто проживал в гостиницах. Приглашали друг друга в гости, но не на съемную квартирку, где было не повернуться, а обязательно в ресторан к Прюнье или в какой-нибудь кабачок на Сене. Очень многих можно было встретить на ежедневной прогулке в Булонском лесу. Там они фланировали с собачками или без, а до полудня баловали себя всякими аперитивами. Новый знакомец мой – Иван, вопреки местному обычаю, предложил зайти к нему. Как оказалось, он проживал на Монмартре. По пути бывший поручик рассказал, что работает шофером. Возит одного из наших же эмигрантов, купца Свешникова. «Вот так вот и получается!» – с досадой усмехнулся Рыбников. – «Русский дворянин купчишку возить должен!» С минуту помолчав, он, будто пытаясь сам себя в чем-то убедить, негромко произнес: «Но платит, однако же Свешников вполне себе прилично…» Мы пришли в квартирку на втором этаже. Обстановка, хотя и была довольно-таки спартанской – кровать, столик с двумя стульями и шифоньер, но зато комнатка оказалась очень светлой. Окно ее смотрело на восток. На дворе было воскресение. Выпив по паре рюмок водки, мы отправились туда, где можно было встретить бывших соотечественников – в православный храм на улице Дарю. – «Сильвупле, господа, подайте Христа ради инвалиду Ледяного похода» – раздался с паперти громкий зычный голос. Его обладатель – бородатый мужчина сжимал в руке костыли и глядел на нас голодными глазами. – «На, возьми!» – Иван протянул ему грязную монетку. – «Дайте русскому дворянину на кусок горького хлеба изгнания» – прозвучало с другой стороны. Так, раздавая мелочь, мы с Иваном подошли к церкви. Мой спутник перекрестился, а я не смог. Больше того, словно что-то не давало мне двинуться с места и пройти в храм! Заметив это, Рыбников удивлено вздернул свои пшеничные брови и спросил, не из басурман ли я? – «А-а, догадываюсь, вы – атеист!» – засмеялся он. – «Ну что же, это сейчас модно!» Так, я остался ждать его снаружи и пока стоял там, ко мне вдруг обратилась красивая, высокая женщина: «Вы русский?» – спросила она меня по- французски. Я кивнул: «Да, мадам, я русский.»

– Дворянин? – вновь задала она вопрос.

– Так точно! Есаул, Георгиевский кавалер Константин Маматов.

– Хоть и не пристало это, но вынуждена сама представиться, – сказала женщина. Я – двоюродная племянница княгини Варвары Репниной Анастасия. Кстати, Маматов! Не Евгения ли Маматова вы сын?

– Да, – кивнул я.

– Как батюшка ваш? – живо поинтересовалась моя собеседница.

– Убит большевиками в 18-ом, прямо в своем имении, – коротко ответил я. Вместе с маменькой…

– О Господи! – охнула моя собеседница. Извините мое любопытство, есаул, я не знала…

– Что поделаешь, их не вернуть… – развел я руками. Тут из церкви вышел мой спутник и, поклонившись, поцеловал руку женщине. Я понял, что они знакомы. Потом она отвела меня к своей двоюродной тетке – княгине Репниной, представила… Та предложила мне поработать у нее официантом. Тут внутри моей головы, словно захохотал кто-то: «Дворянин – и „чего, сударь, изволите“?» – ясно услышал я необыкновенно знакомый голос. Представив себя с подносом в руках и угодливо согнувшимся перед посетителями ресторана, я не смог сдержать улыбку.

– Почему вы улыбаетесь? – удивленно поднесла лорнет к близоруким глазам княгиня. Вам смешно? Но многие дворяне охотно бы взялись за эту работу. Не пыльно, да и чаевые солидные иногда дают…

– Простите княгиня, беда в том, что я не из тех, многих… – учтиво поклонился я.

– Понятно, нам гордость не позволяет, – удовлетворенно, но с некоторой долей иронии произнесла моя пожилая собеседница. Я тем временем попытался выяснить, не известно ли им что-либо о судьбе моей супруги Наташи? Но они ничего не знали…

– Не все же русские дворяне осели в Париже, – пожав плечами, сказала княгиня. Многие оказались в провинции. Как и многие эмигранты из России, я поселился на Монмарте, неподалеку от Ивана. Он предложил мне работу механика и я согласился. Хоть и не понимал ни черта в механике. Но, повозившись пару месяцев, начал вполне сносно соображать. Весь район буквально кишел русскими. Одни служили гарсонами, другие метрдотелями, третьи на кухне мыли посуду. Но это, так сказать, низшая категория. Затем шли танцоры – «дансэр де ля мэзон», или «жиголо» по-французски. Ими обычно были молодые люди, красивые, элегантно одетые, для танцев. Эти развлекали старых, богатых американок. Выше них стояли артисты, певцы, музыканты, балетные танцоры, исполнители лезгинки – молодые красавцы грузины в черкесках, затянутые в рюмочку, цыгане, цыганки, цветочницы, зазывалы, швейцары и шофёры. Кто-то видел Наташу, кто-то слышал о том, что она, вроде бы, родила сына… Но, где она теперь? И был ли у нее мальчик в действительности? На эти вопросы ответить никто не мог… Весной 1923 года мы е с Иваном решили стать совладельцами русского ресторанчика. Переехали в апартаменты над бывшим кафе. Небольшой зал его разукрасили цветистыми платками, а на столики поставили лампы в ярко-желтых абажурах. Потом приобрели пианино. Кто-то порекомендовал двух милых юных подавальщиц, уже знавших толк в ресторанном деле… И наш кабачок с ностальгическим названием «Белые грезы» заработал. За стойку встал я. Вскоре, как-то сама собой образовалась и артистическая программа. В основном, цыганщина. Правда, иногда заглядывали и прелестная Лиза Муравьева, а также сам Жорж Северский. Надо сказать, жизнь затолкала за барную стойку не только меня. В те годы там оказались многие из белой эмиграции и мужчины, и женщины. Но мы с Иваном хотя бы являлись совладельцами этой сомнительной забегаловки. Между прочим, русские рестораны и кабаре стали тогда одной из непременных черт Парижа. Были и совсем уж скромные, как у нас. Сюда приходили люди, которым негде и не на чем было готовить себе еду. Впрочем, если «заводились деньжата», то и там можно было кутнуть, заказать графинчик холодной водки и закусить бутербродами с черной икрой. Конечно, имелись и роскошные, чрезвычайно дорогие кабаре, с джазом, певицами, красивыми дамами для танцев, обязательным шампанским, со жженкой, которую зажигали, потушив в зале огни, или с шествием молодых людей в псевдо-русских костюмах. Эти через весь зал торжественно несли на рапирах… шашлыки! Каких только фокусов там не придумывали!

Так прошло несколько лет, за это время я исколесил практически всю Францию, но все без толку! Наташеньки я не нашел….Зато не раз во время моих вояжей имел возможность видеть, как наши русские казаки батрачат в самых ужасных условиях на французских фермеров. И это после того, как русская армия, разгромив их хваленного Бонарпарта, вошла в Париж! Меня всегда мучил этот вопрос: «Но почему мы не остались во Франции? Почему, как это делал тот же Наполеон, не посадили наместниками во французских городах своих, русских дворян?» Один из казаков – донцов, молодой парень, с которым я познакомился во время моих странствий по Нормандии, рассказал мне о себе. Оказалось, он стал батраком, потеряв работу на заводе «Пежо». Его судьба – горькая судьба: оплата низкая, но местом своим он дорожил. Ему приглянулась дочь хозяина. Смущаясь и запинаясь, он обратился ко мне с просьбой написать для нее по-французски любовное письмо. – «Нехорошо здесь жить» -говорил он мне. – «Не то, что девушки, коровы – и те ни слова не понимают по-русски. Ну, никак с ними не сладишь!» Письмо я написал, причем он настаивал, чтобы такие выражения как «голуба» и «мое золото» были переведены на французский язык дословно. Вышло, в общем, малопонятно, но достаточно пылко. Через несколько лет я снова встретил его. Он постарел, отяжелел. Однако выглядел еще молодцом, со своими лихо закрученными усами и по-казачьи заломленной набок французской кепкой. Казак сообщил, что женился на дочери фермера, тот вскоре помер, и теперь хозяином стал он сам. Но жизнь по-прежнему не удовлетворяла его: не ладил с женой. – «Эксплуататорша!», – заявил он. – «Такая же, как и ее отец! И кого эксплуатирует? Таких же казаков, как я, которых я сам же и привел на работу. У-у, кукла скаредная! Каждый сантим помнит и готова последнюю шкуру содрать с рабочего человека! Ссоримся часто, потому, что я со своими казаками держусь на равной ноге. – «Ты ведь хозяин!» – говорит мне, – «А они – батраки! Так и держи себя сеньором!»

Вернувшись в Париж, я как-то был приглашен в свет, где познакомился с самой внучкой Александра Второго – княжной Натали Полей! Она-то и сказала, что Наташенька одно время служила у них прислугой. Эта новость окрылила меня! – «Все умела, на все руки мастерица!» – пояснила княжна.

– А ребенок, сын, у нее был? – спросил я.

– Да, был, – кивнула моя собеседница. Но как его звали, я, простите, не помню…

– Когда вы видели их в последний раз? – почти выкрикнул я. И тут на нас стали оборачиваться присутствующие. Но княжна Натали взглянула на них, мило улыбнулась и успокаивающе махнула рукой.

– Кажется, в двадцатом… – ответила она. Или в двадцать первом? Наташа ушла от нас, сказала, что хочет разыскать мужа. Вас, стало быть, – взглянула на меня женщина. Что было с ней после, я не знаю, но слышала, будто бы она сильно заболела…

Я продолжал свои поиски еще несколько лет, обошел все госпитали и больницы в Париже, объехал Гасконь, Прованс, Бургундию, Шампань даже побывал в Англии. Но никаких сведений о Наташеньке и нашем ребенке так и не получил… Правда в одном из женских монастырей, под Парижем, настоятельница рассказала мне о том, как ей с сестрами довелось ухаживать за одной очень красивой молодой русской женщиной.

– Возможно, она была дворянкой, – предположила мать-настоятельница. У нее был маленький сын. Женщина попала к нам после того, как ей стало плохо в пути. Она, кажется, ехала в сторону Гавра. Больная несколько дней металась в горячечном бреду, а ее маленький

сынок рыдал рядом с ее постелью. К сожалению, мы не смогли ее спасти… Но перед самой смертью она сняла драгоценный старинный золотой крест и передала его своему мальчику… – Где она похоронена? – прохрипел я. Куда делся тот ребенок?..

– Я не знаю, – ответила настоятельница. Мы сообщили в русскую дворянскую общину и оттуда приехали люди. Они забрали умершую, ее сына и куда-то увезли…

– И потом что же? – спросила Зухра.

– Я поехал в Париж. Опять стал обходить все салоны и спрашивал, спрашивал, спрашивал… Но тщетно. Так прошло еще несколько лет, я решил вернуться в Россию. Приехал, а тут – на тебе! Снова немцы! – ответил Маматов. Пообщался я с ними тут, недавно… – гость скрипнул зубами и девушка вновь заметила в его глазах отчетливый красно-зеленый отблеск. По ее коже пробежал морозец и, решив сменить опасную тему, она спросила: «Расскажи, ваше благородие, что делал на Тамбовщине? Как жив остался? Через ножик в полночь кувыркнулся или в старый тележный обод пролез? Полнолуние, как переносишь? Голова не болит?» – Да ну же тебя, дурочка! – усмехнувшись, пожал плечами Маматов. Просто к знахарю с одним мужичком знакомым сходил…

– И он тебя, значит, вылечил? – недоверчиво прищурившись, спросила девушка.

– Кажется, нет… Я не помню… Мне приснился страшный сон … – начал путано объяснять Маматов. – «Зачем я сюда пришел?» – пронеслось у него в мозгу. – «Ты захотел узнать, что это с тобой происходит!» – будто прозвучало внутри его головы. И тут есаул мог поклясться будто воочию увидел мерзкую ухмылку того, кто прятался внутри его черепа. – «Откуда это страшное ощущение, будто я сорвался в бездну и проваливаюсь все дальше и глубже? И почему, стоит мне впасть в гнев, как потом я ничего не могу разобрать, где сон, а где явь?». – «Ты уж лучше, себе-то не лги!» – беззвучно гаркнул все тот же голос, «ты же сам все прекрасно понимаешь! И скажу более, точно знаешь!».

– Да пошел ты! – в ответ крикнул Маматов, и, повернувшись, бросился было к выходу из подвала. – «Нет, нет! Пойдешь ты сам!» – наглая ухмылка вновь явила себя внутри черепа Маматова. – «И пойдешь туда, куда тебе прикажу я! Скажи, ну, зачем тратить время на болтовню с этой глупой девчонкой? Если Вазихи больше нет, то и тебе делать тут уже нечего!».

– Ты кому это?.. Куда собрался?! – удивленно окликнула его Зухра. Мы еще не закончили разговор, а если уйдешь, то так и не узнаешь, что с тобой происходит! Ее окрик остановил есаула. Схватившись за голову, он застыл на месте, а потом повернулся к девушке. Тем временем Зухра пыталась понять, что это вдруг случилось с ее гостем. Сняв с шеи янтарные бусы, Зухра поднесла багровые шарики к своим глазам и, склонив голову набок, начала разглядывать через них есаула. Но уже через пару секунд, негромко ахнув, отвела взгляд в сторону.

– Покажи-ка мне свою рану! – неожиданно потребовала она. И через секунду с интересом изучала чистую, белую и абсолютно гладкую кожу на животе есаула.

– Да-а-а… – отчаявшись обнаружить хотя бы какие-нибудь признаки страшного ранения, с удивлением протянула она. – Да-а!!! Вот это знахарь! Волшебник, а не знахарь! – и быстро взглянув прямо в глаза Маматову, вдруг спросила: «А может не волшебник, а ведун?!» И приказала: «Садись в кресло и сиди тихо! Я пока приготовлю отвар. Надо узнать, что с тобой все-таки произошло.»

– Значит, ты тоже ведьма, как и старая Вазиха… – будто сам себе негромко произнес гость. Или ты, все-таки, она и есть?!

– Нет, я – не она, – ответила Зухра. Но бабушка с самого детства учила меня всему, что знала сама, – пояснила хозяйка. А когда она умирала, я успела взять ее за руку и приняла всю силу бабушки… Сняв с полки несколько склянок, Зухра принялась смешивать их содержимое в одном сосуде. Затем принесла и поставила на стол большую и толстую черную свечу. Положив ее на зеленое сукно, девушка вновь направилась к полкам. Повозившись там несколько минут, она вернулась. В ее правой руке есаул увидел большой и страшноватый на вид, ржавый нож. Его широкий и толстый клинок покрывали бурые пятна, подозрительно похожие на засохшую кровь. А треснувшая рукоять была костяной.

– Дай мне свою левую руку, – приказала Зухра. Да, засучи же ты рукав! Крепко ухватив широкое костлявое запястье Маматова, девушка тихо пробормотала несколько непонятных слов, а затем, резко полоснула лезвием. На пол потекла густая красная кровь… Бросив нож на стол, Зухра бережно и осторожно взяла сосуд, в котором до того смешивала свои снадобья и подставила его горлышко под тоненькую алую струйку, льющуюся из раны. В руках у девушки оказались две сухие желтые косточки, которые она погрузила в сосуд. Заунывно распевая, хозяйка взяла есаула за руку и отвела в угол, к железной клетке. Заставив гостя войти внутрь, она сомкнула на его шее, руках, ногах и поясе стальные обручи и каждый защелкнула отдельным замком. После, заперев дверь шестью запорами, отошла. Окропив черную свечу кровью Маматова, установила ее внутри большого блестящего шара, свисающего с потолка. И подожгла. Шар стал медленно крутиться. С каждой секундой всек быстрее и быстрее… По стенам испуганно заметались черные изломанные тени… В этот миг в руках Зухры, невесть откуда, появился маленький бубен, обвязанный перьями. Пару раз ударив в него, девушка вновь начала бормотать непонятные слова. По подвалу поплыл тягучий и заунывный мотив… Вглядываясь в темное нутро железной клетки, Зухра вдруг отшатнулась и старые стены огласил ужасный, надрывный вопль. Бросив бубен, Зухра кинулась к столу и, схватив одну из склянок, что было сил плеснула содержимое прямо через прутья… Прямо в те кошмарные красно-зеленые глаза, воззрившиеся на нее, будто из адской тьмы… Не оглядываясь, перепуганная девушка выскочила на улицу. Спустя примерно час, деревянная крышка, закрывавшая вход в подвал медленно приподнялась и с грохотом упала на утоптанную землю. Из темноты на белый свет, медленно волоча непослушные ноги, выполз Маматов. Каждое его движение сопровождалось металлическим звоном. Зухра, все еще бледная от испуга, увидела, что звон этот производят железные цепи. Их обрывки, намертво приклепанные к обручам на шее, поясе, руках и ногах есаула, волочились за ним по пыльной земле…

– Ты зверь, палач! – прижавшись спиной в калитке, затравленно вскрикнула девушка. – Да, – кивнул ее собеседник. Знаю, мне уже говорили…

– Нет! Ты не понял! – продолжала хозяйка. Я имею в виду не твои эмоции и дикие пристрастия, не твою непреодолимую тягу к убийству. И не то, что ты рассматриваешь уничтожение чьей-то жизни, как единственный способ для достижения своей цели. Ты просто перестал быть человеком! В тебя кто-то вложил нечто такое, что постепенно захватывает власть над твоею душой. И скоро ты уже совсем не сможешь сдерживать себя…

– Я в кого-то превращусь? – допытывался гость.

– Нет, ты уже и так… – опустив глаза, тихо произнесла девушка, …превратился…

– Что ты видела там, в подвале? – спросил Маматов. Что со мною там произошло?

– Не знаю … – медленно, будто размышляя сама с собою, ответила Зухра. Но вместо тебя в клетке я увидела лишь чьи-то страшные, кроваво-красно-зеленые очи…

– А я? Что в это время делал я?!.. – медленно поднявшись на ноги, Константин Евгеньевич схватил свою юную собеседницу за рукав платья. – Я тебя не видела… только эти ужасные глаза… Потом плеснула прямо в них отваром и убежала… Скажи, что ты сделал у того, твоего знахаря?! – почти крикнула девушка. Что совершил?!

– Я же говорю, что не встречался с ним! – ответил есаул. Просто мне приснилось, будто я исцелился!

– А как именно исцелился, того не помнишь? – поинтересовалась Зухра.

– Ну, старик-знахарь поселил меня в своем жилище, – начал есаул. Потом чем-то поил, чем-то кормил… Да! – вдруг воскликнул он. Потом сказал, чтобы я убил какую-то женщину. Чтобы загрыз ее…

– Где именно ты ее убил? – не отставала девушка. – В лесу, на старом капище … – ответил ее гость. – Себя, свой вид, при этом не помнишь? – она внимательно взглянула Константину Евгеньевичу прямо в глаза.

– Нет, вроде… – отвел взгляд в сторону есаул.

– Врешь! Ни черта тебе не приснилось! – негромко пробормотала Зухра. Лучше бы ты помер…

– С чего бы это … – недовольно пробормотал Маматов.

– Ты не можешь держать ЭТО в узде, – ответила Зухра.

– Что ЭТО? – гость сделал вид, будто не понимает, о чем речь.

– Его! Того, кто поселился в тебе! Имя, которого никому нельзя произносить!

– И что дальше?.. – глухо спросил гость. Я умру? – Нет, гораздо хуже! – воскликнула Зухра. Ты просто окончательно станешь ИМ… Мне кажется, твой знахарь – очень сильный колдун. Из тех, древних… От самого начала времен… Они все прокляты… И он вложил в тебя часть своего проклятия… Смотри! – девушка вытянула указательный палец и ткнула им прямо в плечо Маматова. Видишь, цепи? А ведь это не простое железо, а заговоренное! Тут, в этой самой клетке бабушка Вазиха излечивала тех, на кого взглянул оборотень. И тех, кто родился от них. Но никто, ни один из них, слышишь, ни один не смог освободиться из этих цепей! А ты порвал их, да так, словно они сделаны из бумаги! Скоро ты станешь осмысленно управлять своей силой и тогда горе всем, кто окажется рядом с тобою! – сказала девушка, дрожа от ужаса, и плотно зажмурилась.

– Ты ведун-палач!

Через несколько секунд она тихо спросила: " Теперь, когда я узнала твою тайну, убьешь меня, да? " – «Да! Убей эту маленькую дрянь! Сожри плоть и выдерни ее жалкую душонку!!!» – раздался в голове Маматова дикий вопль неведомого. И он, чувствуя, что не в силах противиться кровожадному призыву, уже повернулся было к девушке, но, увидев ее полные ужаса черные глаза, огромным усилием воли, мысленно сдержался. – «Что же ты медлишь?!!» – надрывалось нечто в его в самом центре его мозга. – «Кидайся на нее, грызи!!! Она знает твою тайну!!!». И в этот самый момент перед мысленным взором Маматова возникло лицо его любимой Наташеньки. Огромные голубые глаза ее глядели на него с мольбой и, казалось, умоляли оставить несчастную Зухру в покое.

– Я своей тайны и сам не знаю, что же может знать эта бедная девочка? – громко спросил есаул и, криво ухмыльнувшись, пошел прочь со двора. Он просто не имел представления о том, сколько еще времени сможет противиться приказам своего неведомого командира. И на всякий случай решил откланяться.

– Благодарю тебя! – сказал он и шагнул на улицу. – Не смей заводить детей! – вслед ему крикнула Зухра. Это будет кошмаром! Но Маматов лишь раздосадовано махнул рукой на прощание. Выскочив следом, девушка заметила лишь, как он скрылся за ближайшим поворотом.

– Я жива! – закричала она во весь голос, не обращая внимания на солдат, кативших куда-то свою пушку. Я жива!

– Жива, жива, доченька! – подбежав к Зухре и схватив ее за плечи, – хрипло подтвердил пожилой боец, сержант Иван Куропаткин. И будешь теперь жить долго и счастливо! – убежденно произнес он, гладя девушку по голове…

Глава 50

…Выйдя из дома священнослужителя, Николай Михайлович, Серов и Арно пошли направлении, указанное им отцом Матвеем. И минут через десять они уже стояли возле зеленой калитки. Она была сварена из железного уголка, к которому болтами крепились толстые крашеные доски.

– Эй, хозяева! – громко позвал Глеб. Есть кто дома?

– Ну и зачем так орать? – вдруг послушался из-за глухого забора скрипучий мужской голос. Неужели кнопочку вон ту, красненькую, трудно нажать? Так нет! Ходют, здесь всякие-разные, стучат и орут! Спасу от вас нет! Так под аккомпанемент этого ворчания калитка медленно отворилась. И со двора высунулась косматая седая борода.

– Ну и кто вы такие, чего приперлись? – недовольно спросил хозяин. Трое пришедших глядели на него с нескрываемым интересом. Еще бы, не каждый же день ты видишь перед собою колдуна, который к тому же, как шептались местные, был еще и сынком оборотня. И надо признать, внешность пенсионер, которому недавно стукнуло семьдесят три года, имел весьма неординарную.

Первым делом, приковывали внимание его глаза. Они не были карими, голубыми или зелеными, а имели странный желто-зеленый оттенок. Но не это главное. Просто взглянув в них хотя бы разок, человек уже не мог отделаться от мысли, будто они следят за ним всегда и везде. К тому же, несмотря на густую бороду, пенсионер ну никак не выглядел на свои годы! От силы ему можно было дать лет пятьдесят пять – шестьдесят, да и то с большим натягом. Дело в том, что даже возле глаз морщин у него почти не было видно.

– Макар Аристархович Инюшин? – строго спросил следователь, вынимая из внутреннего кармана своей куртки служебное удостоверение.

– Я-то Макар, конечно Макар, а вот вы кто такие? – рассматривая документ, сурово поинтересовался хозяин. Нахмурив густые черные брови, он подозрительно рассматривал пришедших.

– Я следователь Серов, а они со мной! – отрезал майор и, вопросительно прищурившись, спросил: «Так мы войдем?»

– То, что ты следователь – в твоей корочке написано, а вот они кто такие будут? – недоверчиво поинтересовался Инюшин.

– Они со мной! – пояснил Серов.

– Да, ладно, заходите уж, чего там… – пенсионер широко открыл калитку. Нечего вам тут стоять, как три тополя…

Дом его чуда отечественной архитектуры хотя и не представлял, но и впрямь был довольно внушительных размеров. Двор оказался небольшим, не больше трех-четырех соток, но зато отличался грамотной планировкой. Вдоль высокого забора, как и калитка, сваренного из железного уголка, росли кусты колючей малины. Посредине красовалась обложенная белым силикатным кирпичом круглая клумба с белыми

и алыми розами, а к входу вела неширокая дорожка, вымощенная красным кирпичом.

– Вы будете в дом входить или как? – окликнул их Инюшин. И тут все трое с удивлением отметили, что пенсионер, шедший все время позади них, уже каким-то непонятным образом очутился на крыльце. – «Наверное, обогнал, пока мы тут по сторонам пялились» – подумал про себя Серов. А вслух сказал: «Да, да, конечно, мы идем!»

Пройдя вслед за хозяином в высокую дверь, гости оказались в просторной прихожей. Вопреки их ожиданиям, она имела вполне современный вид. Гостиная же удивила их еще больше.

– Хе-хе, – бросив на застывших гостей хитрый взгляд, захихикал Инюшин. А вы думали, будто старый хрыч посреди всякой рухляди живет? И тут Серову пришлось признать, что хозяин дома, ведь прав! Они же и вправду ожидали увидеть старую, обшарпанную мебель, но перед ними явился совершенно иной интерьер. Первым делом в глаза непрошенных гостей бросился висевший на стене плоский телевизор с жидкокристаллическим экраном. Под ним, на стеклянной подставке, красовался современный музыкальный центр с восемью колонками. Напротив, возле стеклянного журнального столика стояли два кожаных кресла, а возле стены – большой кожаный же диван.

– Присаживайтесь, гости… – предложил вошедшим Макар Аристархович, не могу, правда, сказать, что дорогие. Но вроде, все вы – ничего. По крайней мере, не такие вредные, как ваш друг.

– Какой друг? – удивился Арно. Да священник, отец Матвей, – усмехнулся Инюшин. Небось уже нарассказывал вам про меня страстей всяких?

– Нет, вроде, бы… – попытался возразить Арно, но хозяин его перебил.

– Да чего уж там! Всякую чушь про меня люди несут. И колдун, мол, и отец у него вроде оборотень…

– Тьфу, ты!.. – Инюшин с досадой махнул рукой. Даже не хочу всю эту ерунду обсуждать.

– Но местные и вправду вас побаиваются, – заметил Николай Михайлович.

– Дураки, потому что, вот вам и весь сказ! – подмигнул ему владелец дома. Чаю будете?

– Да, нет, спасибо большое, мы недавно пили, – поспешно ответил Николай Михайлович, помня наставления отца Матвея.

– Хе-хе! – с довольным видом ухмыльнулся Инюшин. Напугал, значит, все-таки вас поп!

– Ничего не напугал! – горячо возразил Арно. Мне, если можно, то без молока!

– Вот, сразу видно благородного человека! – картинно вытянув руку в направлении Готье, громко произнес Макар Аристархович. Хошь и побаивается, но виду-то не кажет! Ладно, я чайник поставлю, а вы обдумайте свои вопросы. Чего кота за все подробности-то тянуть?

Пока хозяин возился на кухне, которая, к слову сказать, также была обставлена в стиле модерн, гости решали между собой, кто будет расспрашивать Инюшина.

– Давайте, уж месье Готье, вы начнете, – предложил Серов. Раз уж понравились хозяину больше остальных.

– Да ладно, вам! – смутился Арно. Он же просто пошутил, наверное…

– Ни разу не пошутил, – раздался голос Инюшина, который как раз появился на пороге гостиной, держа в руках красивый и блестящий поднос. На нем гордо вытянулись во фрунт два чайника известной германской фирмы, белел молочник, а рядом переливалась великолепными оттенками розового и голубого красивая фарфоровая чашка.

– Дело в том, гости, хрен с вами так уж и быть, дорогие, что породу-то благородную никуда не спрячешь.

Вот и я, как увидал сего молодого человека, так сразу и понял: родня к нашему псу приехала…

– ….?????? – после этих слов, присутствующие безмолвно вперили в хозяина дома непонимающие взгляды.

– А, значит, вы и про это не знаете?! – делано поразился их неосведомленности Инюшин. Неужто, друг ваш, отец Матвей, не объяснил, что к чему? Оглядев всех поочередно, Инюшин видно понял, что гости не лгут. Затем, так и не дождавшись ответа, иронично хмыкнул и, подражая местному говору, медленно произнес: " Ну, тогды, слухайте… Здесь еще при царе-батюшке имение стояло. Принадлежало оно одному отставному гусарскому ротмистру и не какому-то там завалящему, а лейб-гвардии Гусарского, самого Его Величества, полка! Старики сказывали, хоть и самодуром был тот гусар, но мужичков-то зазря никогда не забижал, нет…

Однако, несмотря на добрый нрав, в революцию и гусара того старого, и супругу евойную комиссары на тот свет разом и отправили. И так жестоко страдали бедные, что души их, говорят … – сделав паузу, Инюшин потратил ее на то, чтобы налить Арно чашку чаю. Берите, гражданин-товарищ-интурист, не побрезгайте! Чашка-то фарфоровая, чеховская! Из самих Карловых Вар! Ну, люблю я красивые вещи и ничего с собой поделать не могу!»

– Да, теперь самое время нам тут чеховские литературные чтения устроить! – пробормотал Николай Михайлович. Ирония Антона Павловича как раз очень бы нам пригодилась!

– Ась? Чего там говорите? – пенсионер демонстративно приложил ладонь к уху.

– Да нет, это я так, про себя … – ответил Артемьев.

– Да, спасибо, чашка действительно очень красивая, – принял из рук хозяина чай детектив. Так, что же души их?

– …Души?.. Чьи души?.. – казалось, искренне удивился Макар Аристархович.

– Вы сказали, что после смерти, души владельцев имения … – напомнил Инюшину Серов.

– Да помню я все, ишо из ума пока што не выжил, – ухмыльнулся тот. Забавные вы все просто! Смешно беседу ведете. Ну так вот. Души их, старики говорят, остались в этой самой старой усадьбе. А потом, перед самой перед войной…

– Великой Отечественной? – несколько неучтиво перебил хозяина Николай Михайлович.

– Ага! – кивнул тот. Перед войной появился в Вишневом странный молодой человек. Вот вылитый он! – Инюшин ткнул пальцем прямо в Арно. И пошли тогда у нас дела одно пуще другого!

– А что в нем было такого странного? – поинтересовался Глеб Серов.

– Ну, хотя бы то, что сторонился он всех и при том вел себя словно барин. Никому ни единого слова доброго не сказывал… К тому же и постоем побрезговал… Где поселился, чем жил, что кушал, с кем миловался, никто того не знает, – немного помолчав, Макар Аристархович добавил: «То появиться, то исчезнет куда-то… Так, старики сказывали.»

– Он что убийца беглый или шпион, чтобы к нему такое внимание все проявляли? – удивился Николай Михайлович.

– Хуже, – серьезно взглянул на его хозяин дома. Делами он темными здесь занимался. И не один, а с мужиком местным. Скорее сказать, не с мужиком, а со стариком. Ведь сколько лет ему, черту древнему, ни один бес не знает…

– Какими такими темными делами? – попытался уточнить Серов. С каким стариком?

– Да с Федором Рогаткиным, – ответил Макар Аристархович. То в старой бане у него вдвоем запрутся и творят что-то. То в лес уйдут и пропадут там на месяцы. Местные уж думают все, мол, хана! Сгинули! Но они опять вертаются.

– Ну и что в этом такого? – с досадой ударив кулаком по подлокотнику кресла, спросил Николай Михайлович. Допустим, ходят люди в лес по своим делам и …?

– Да ничего, в общем-то, – пожал плечами рассказчик. Только после дел оных, местные пропадать стали. Так и слышишь, то детушек малых разорванными на опушке нашли, то девок растерзал кто-то…

И мать моя тоже невесть куда сгинула… – глухо прохрипел Макар Аристархович. Только случилось это уже после войны, а потом и жена моя исчезла, словно и не было ее вовсе…

Хозяин дома, медленно опустив голову, незаметно смахнул со щеки предательскую слезу.

– Мы вам соболезнуем, – приподнявшись со стула, тихо произнес Арно. И в этот миг внимание присутствующих обратилось на следователя.

– С Федором? С Рогаткиным? – вскочив с кресла, Серов, повторяя эти слова, принялся ходить взад и вперед по комнате. С Федором…?

– Эко, как вас разбередило-то! – удивился Инюшин. Да, с Федором, да с Рогаткиным! И что?

– Николай Михайлович, вы помните, я вам рассказывал о том, что с нами – со мною и с майором Овчаровым в склепе приключилось? – обернулся Глеб к Артемьеву. Так вот, на той записке, которую сова написала, она поставила подпись: «подручник Феодор»!

– Какая еще сова? – насторожился Макар Аристархович. Тут следователю Серову пришлось рассказать ему о тот странном и страшном случае.

– Главное, лицо у нее человеческое было, и хихикнула она точно так же, как и вы сегодня! – припомнил он хозяину.

– Ну вы и даете! – внимательно выслушав необычную историю, только и сказал Инюшин. Это вы, стало быть, на подручника в склепе наткнулись. Он вам приглашение передал, а вы и не поняли!

– Какое приглашение? К кому? – взглянул на него Глеб.

– К самому деду-зверю … – пробормотал Макар Аристархович.

– Рассказывайте все, что знаете! – приказал ему Глеб. Я как старший следователь вам приказываю!

– Ишь ты, гляди, раскомандовался! – недовольно проворчал хозяин. Но, поразмыслив пару секунд, кивнул: «Ладно. Однако, ежели бы мне того самому не надо было, тогды черта с два вы от меня хоть слово бы услышали!»

Бросив на Глеба недружелюбный взгляд, Макар Аристархович продолжил свое повествование: " В общем, считается, будто бы на Тамбовщине, впрочем, как и на Муромщине и Орловщине, свила себе гнездо древняя колдовская сила.

Здесь, сколько себя помню, все время только и говорили, про какого-то деда. Якобы, его зовут псом, или ведуном-зверем.»

– Это что еще такое? – не понял Артемьев.

– Как бы вам объяснить? – почесал затылок Инюшин.

– Сказывают, что служитель он старых божеств, хранит то, что ему приказано – время. Оно ведь течет-то не с постоянной скоростью. Да и не везде, и не как попало, а по спирали, строго замкнутой в тех рамках, в которых в тот или иной момент ему и положено…

– Кем положено, зачем положено? – удивился Николай Михайлович.

Тем, кто за ним следить приставлен, – туманно пояснил странный пенсионер.

– У меня сейчас голова треснет, – обхватив ладонями виски, пожаловался Артемьев.

– У меня тоже, – поддержал его следователь.

– А что этот ваш дед-зверь еще делает? – не обращая внимания на своих спутников, показывающих ему знаки и корчивших страшные гримасы, спросил Арно.

– Когда надо, приносит своим божествам кровавые жертвы, – ответил Макар Аристархович.

– Человеческие? – уточнил Серов.

– Всякие, – уклонился от прямого ответа Инюшин. И еще. Иногда он подбирает себе прислужников. А некоторых людей, которые ему приглянулись, может даже спасти от всяких напастей и оделить дарами…

– Какими? – заинтересовано пододвинулся к рассказчику Арно.

– А разными, – хитро мотнул головой Инюшин. Болезнь исцелит, смерть отодвинет или еще, пуще того – бессмертие подарит…

Но человек тот за это должен слушаться своего благодетеля беспрекословно и выполнять все, что только тот ни прикажет…

– Значит, он и убивать должен, если ему дед- зверь прикажет? – поинтересовался Арно.

– Убивать?.. – усмехнулся Инюшин. То лишь самое малое из страшных его деяний…

– Господи, прости нас грешных! – перекрестился Николай Михайлович.

И, случайно встретившись глазами с хозяином, понял, что тот вовсе не разделяет его религиозного порыва. Однако вслух Макар Аристархович ничего не сказал.

Тут Арно поинтересовался, откуда сам Инюшин про все это знает?

– А сорока на хвосте принесла, – ответил тот.

Детектив недоуменно обернулся к Серову, словно просил его разъяснить смысл сказанного.

– Макар Аристархович, – обратился следователь к хозяину дома, дело в том, что месье Готье хотя и хорошо говорит по-русски, все-таки не до конца знаком с некоторыми нашими поговорками.

– Понятно, – кивнул Инюшин. Интурист, он и есть интурист. Хошь и свой, конешно…

– Отец Матвей говорил, будто вы умеете колдовать, это правда? – спросил его Николай Михайлович.

– Так вам все и расскажи! – отрезал тот и, помолчав, добавил: «Я ж уже говорил, что на меня здесь всех собак повесить готовы.»

– Подозревают Макара Аристарховича местные жители во всем нехорошем, но, вероятно, безосновательно, – обернувшись к Арно, объяснил ему слова, сказанные хозяином про собак, Артемьев. И обернувшиськ хозяину дома попросил: «Макар Аристархович, ну будет вам, расскажите, пожалуйста, про местное колдовство! Знаю ведь, вы все знаете!»

– Знать-то, знаю, – проворчал их собеседник. Но болтать про то неприучен. Неровен час, сожгут еще!

– У нас на Руси никогда такого не было, чтобы колдунов или, тем более экстрасенсов, сжигали! – рассмеялся Серов.

Глава 51

– Ну да?! – недобро взглянул на него Инюшин. Не сжигали, говоришь? А чего тогды Суздальский епископ Серапион еще в тринадцатом веке проповедовал? Кряхтя, пенсионер достал с полки книгу и начал читать: " Вы все еще держитесь языческого обычая волхования, веруете и сожигаете невинных людей. В каких книгах, в каких писаниях слышали вы, что голода бывают на земле от волхования? Если вы этому верите, то зачем же вы пожигаете волхвов? Умоляете, почитаете их, дары им приносите, чтобы не устраивали мор, дождь напускали, тепло приводили, земле велели быть плодоносною? Чародеи и чародейки действуют силою бесовскою над теми, кто их боится, а кто веру твердую держит к Богу, над теми они не имеют власти. Скорблю о вашем безумии, умоляю вас, отступите от дел поганских».

– Слыхивали? – захлопнув пыльную книгу, Макар Аристархович внимательно оглядел гостей. Между прочим, это он про язычников говорил. Те своих волхвов почем зря палили. Так-то вот!

– А чем же волхвы народу не угодили? – удивился Серов.

– Как у любого древнего народа, у славян существовала своя магия. Тех, кто ею занимался, творил ворожбу, магию, знахарство, уважали, конечно… – начал объяснять Инюшин. Но чаще всего боялись. Однако, ежели гадание не орправдывалось, тогды – пожалте ворожеи на костерок!

– А как именно гадали тогда? – спросил Арно.

– Да по всякому … – с досадой махнул рукой пенсионер. Брали пару кружков деревянных, красили их стороны одну в белый, а другую в черный цвет. И кидали. Ежели оба кружка светлой стороной вверх падали, значит предвидится счастье! Ну, а черной, то – жди беды. Гадали также по полету и крику летящих птиц, по дрожанию языков пламени и дыма, по раскидыванию прутиков…

– Я слышал, что ворожеями были только женщины? – осторожно спросил Серов.

– Да, такие могли исцелять или же наслать болезни разные, при помощи воды, масла, там, трав или питья какого… Считалось, что они общаются с дьяволом, заключают с ним договор и получают всевозможную помощь в своих темных делах. После смерти кудесницы завещали своим родным или друзьям магическую книгу. Якобы человек, который возьмет за руку умирающую колдунью, получит ее силу. Но, дураки не знали, что вместе с даром, они берут на себя и все грехи умершей! – во всю мощь своих, оказывается могучих легких, заржал вдруг пенсионер. А вот ежели силу-то передать не успевали, то после кончины ворожея приходила в полночь за своей магической книгой. И ее родня, чтобы избавиться от незваной гостьи, читали специальные молитвы и приглашали священнослужителей, чтобы окропить помещение. Кстати, ворожей также звали и ведьмами. То-есть «мудрыми», «знающими». Они при помощи специальных магических мазей и кувырков через двенадцать ножей, могли обернуться птицами или зверями. Некоторые могли стать даже снопом сена!

– А мужчины могли быть ведьмаками? – заинтригованно поинтересовался Арно.

– Мужуки-то? – почесав затылок, переспросил Инюшин. А конешно! Но не ведьмаками их звали, ведунами! Как правило, они являлись приближенными правителей и знатных особ, с ними советовались о делах государственных и прислушивались к их предсказаниям.

Чего далеко ходить… – пенсионер вновь открыл свою книгу. Вот здеся прописано, будто

постельничий самого царя Петра Первага, впоследствии стал канцлером. Гаврила Головкин его величали. Как то раз он в превеликой тайне привел к царю двух ведунов: татарского мурзу Ибрагима Долоткозина и татарина Кодоролея.

Они поворожили и предсказали Петру победу над его главной вражиной – сестрой Софьей. Их за то щедро одарили. Но не всем так везло. Когды стольник Андрей Безобразов за пол-осьмины крупы, полтуши мяса и полведра вина нанял волхва Дорофея Прокофьева, чтобы тот помешал Петру Первому в делах государственных, то не получилось сего…

Сотника кто-то выдал и Безобразова казнили на Красной площади, а на Болотной показательно сожгли самого ведуна Прокофьева вместе с подручниками «за их воровство и на их государское здоровье за злой волшебный и богоотменный умысел». Вот и всех делов-то!

– Но я слышал, будто у Петра Первого был придворный колдун Брюс? – вопросительно посмотрел на Инюшина Николай Михайлович.

– Был, – кивнул тот. Вот здеся написали, что в «Артикулах Воинских», изданных в 1716 году при Петре I, запрещались разные виды колдовства под страхом тяжких наказаний.

Колдунов самодержец преследовал, но, говорят, сам со своими соратниками, и тем же советником Брюсом занимался магией, алхимией и астрологией.

Официально в России за чародейство перестали преследовать лишь в XIX веке. Власти объявили все это невежеством. Но мало что изменилось…

– Значит, колдуны действительно существовали? – спросил Серов.

– Ясен пень! – довольно рассмялся Макар Аристархович. Ведуны всегда были очень старыми, но при этом очень живучими. Они могли без устали преодолевать большие расстояния, могли не плохо «приложить» своего обидчика далеко не как старики. А так же они были неимоверными долгожителями. Старик- ведун запросто переживал и молодого вождя племени, а так же его сына и даже внука…

Почему, спрашиваете? Да потому, что ведуны никогда не работали и не истощали себя физически, как например, крестьяне. Они жили в лесах, фанатично следили за своим телом и здоровьем, питались только хорошей пищей, которую, кстати, добывали себе сами.

– Скажите, а тот самый молодой человек, которого вы, как мне показалось, не слишком то и жалуете, тоже ведун? – обратился к Инюшину Глеб.

– Да черт его знает, – прозвучало в ответ. Может, да, но могет быть и нет!

– А где он скрывается? – почесал ухо Арно.

– Бывало, видят его то в склепе, то в старом имении, – ответил хозяин. Да вы и сами рассказывали, как в склепе с ним встречались. Однако, по-моему, скрывается он, в лесу, кажется…

А что вы задумали? – Макар Аристархович с любопытством взглянул на гостей.

– Нам необходимо с ним поговорить, – ответил за всех Серов. Я, как следователь, должен допросить его.

– Ну, это уж, без меня, пожалуйста! – махнул рукой Инюшин. Мне пока и на этом свете неплохо! И поочередно оглядев присутствующих, хозяин дома тихо произнес: " Опасный он, любимец деда-зверя, ведь и сам он – зверь!»

– Кто же таков, незнакомец этот? – пристально глядя в глаза Инюшина, – спросил Арно.

– Родня твоя, интурист… – усмехнулся тот. Наверное… Вы с ним похожи, как две капли воды, но кем именно он тебе доводится и приходится ли родственником вообще, того я не ведаю… Зато точно знаю, кто с ним иногда по душам общается.

– Кто?! – вразнобой загомонили гости.

Алексей Иваныч, егерь наш, – ответил Макар Аристархович. Меньшиков его фамилия. Хотите, к нему вас отведу? Все трое дружно закивали.

– Но учтите, путь до его сторожки, не близкий, – предупредил гостей Инюшин. Сейчас соберусь и – айда! Сложив рюкзак, хозяин указал своим собеседникам на дверь: " Ну, пошли, что-ли?» Возбужденно переговариваясь, Серов, Артемьев, Готье вместе с пенсионером вышли из дома.

– Куда вы, Макар Аристархович?! – окликнул его Николай Михайлович. Садитесь в машину!

– Туда никакой джип не проедет, – прозвучало в ответ. Ножками топать придется, ножками…

И долго топать…

Все трое переглянулись, затянули покрепче шнурки и двинулись вслед за своим проводником в сторону леса.

Как и предупреждал их Инюшин, дорога оказалась довольно длинной. Прошло около четырех часов, прежде чем наш квартет вышел к дому егеря. Перед собой путники увидели обычную кособокую избенку, на два окна. Бревна, из которых она была сложена, давно поросли мхом и обветшали. Но, тем не менее, вид ее снаружи был жилой.

– Иваныч, ты дома? – во весь голос крикнул Макар Аристархович.

– Властитель, ты, что-ли?.. – раздался в ответ глухой удивленный голос. В пыльном, грязном окне мелькнуло заросшее лицо. Минуту спустя на крыльце показался невысокий пожилой, лет шестидесяти, мужчина. Он был небрит, всклокоченные волосы его густыми серо-коричневыми прядями почти полностью скрывали торчащие уши и падали на самые глаза. На егере красовался новенький, с иголочки, темно-зеленый камуфляж, ноги были обуты в кирзовые сапоги, от коих за версту несло гуталином. А на широком поясе висел здоровенный охотничий нож в кожаном чехле. Хозяин исподлобья осмотрел всех гостей.

– На охоту собрались, что-ли? – недовольно пробурчал он.

– Да нет, Иваныч, – ответил ему Инюшин. Тут дело поважнее будет… Отведя егеря в сторонку, пенсионер долго шептал ему что-то на ухо.

Внимательно слушая его и не перебивая, тот вдруг громко рассмеялся. Вышло это очень по-молодому.

– И стоило вам, уважаемые, в такую-то даль тащится! – сквозь смех, спросил он. Устали, небось? Ну, тогда, проходите в дом!

– Да не разувайтесь! – воскликнул он, заметив, как Николай Михайлович, кряхтя, согнулся в три погибели и начал было развязывать шнурки своих ботинок. Собственно, никакой прихожей или сеней по-старому в избе не было. Да и вообще на комнаты изба не делилась. В стену, сразу за входной дверью были набиты десятка полтора гвоздей, выполнявших функцию вешалки. На них висели пара тулупов, какие-то куртки, брюки, чехол от ружья, ягдташ с патронташем, шапки и даже высокие болотные сапоги.

– Что же они здесь висят? – удивился Глеб Серов.

– Чтобы домовой не достал, – невозмутимо ответил Алексей Иванович. А то наладился, понимаешь, озорничать. То мышь дохлую внутрь засунет, то патроны туда же спрячет… А намедни сам в сапоге застрял, пришлось вызволять… Так-то, вот…

Гости, выслушав объяснение егеря, удивленно переглянулись. А вот Макар Аристархович и ухом не повел. Судя по всему, слова Меньшикова не произвели на него никакого впечатления.

Посреди избы стояла большая свежевыбеленная русская печь. К ней прислонился грубо сколоченный деревянный стол безо всякого намека на скатерть. На его кое-как оструганных потемневших досках топырил ножки старый медный самовар, а вокруг испуганно жались друг к дружке шесть алюминиевых кружек.

Вдоль стены тянулась длинная деревянная же скамья, а во главе стола гордо скособочился единственный колченогий стул.

– Если позволишь, я на крылечке посижу, птичек послушаю, – подмигнул хозяину Инюшин. Пока вы тут за чашкой чая потолкуете. Тут к удивлению гостей, егерь почтительно отвесил пенсионеру поясной поклон. Конечно, властитель!

У противоположной стены кучкой громоздились несколько грязных ватных матрацев и три набитых сеном подушки. И, несмотря на то, что все вокруг было вполне обыденным, Арно, буквально шестым чувством, вдруг ощутил какую-то скрытую угрозу. Но не мог понять, в чем именно она заключается.

– Рассаживайтесь, гости, где кому удобнее! – широким жестом пригласил всех к столу Алексей Иванович. Скромно усевшись с краю, Арно еще раз внимательно огляделся. Тут внимание его привлек дальний угол избы. Хотя он был темным и разглядеть, что там скрывалось, не было никакой возможности, месье Готье, все-таки, почуял – главная опасность скрывается именно там. Пододвинув к себе поближе саквояж с освященными клинками, он открыл застежку.

Но как бы тихо не прозвучал щелчок, Меньшиков его услышал.

– Что это у вас, там? – полюбопытствовал он.

– Да так, вещи личные, – поспешил ответить Артемьев. Месье Готье, как самый молодой, носит наш саквояж.

– А-а, понятно, дедовщину, значит, развели! – шутливо засмеялся егерь. Но смех его, как отметили про себя все присутствующие, показался им каким-то нарочитым… Но, главное, глаза. Они не то, чтобы оставались серьезными, а излучали вполне явную угрозу.

– Кстати, Алексей Иванович, – обратился к хозяину Артемьев, вы, ведь, вроде егерь местный?

– Точно так-с! – ответил тот.

– Тогда почему я тут нигде не вижу рации? – спросил Николай Михайлович. Как вы связываетесь с вашим начальством?

– Да, я недавно разбил ее! – немного помолчав, ответил Меньшиков. Скоро сделают, тогда и привезу…

– И возле вашего дома ни машины, ни мотоцикла мы, что-то тоже не заметили … – продолжал Артемьев. На чем же вы участок ваш объезжаете?

– А зачем мне транспорт? – деланно рассмеявшись, взглянул на Николая Михайловича, хозяин сторожки. Ноги-то есть!

И глаза его при этом снова недобро блеснули.

Налив гостям чай, Меньшиков откинулся на своем стуле: «Так что же вы хотели у меня узнать? Говорите, а то вон, смотрите, уже и солнышко заходит – егерь ткнул указательным пальцем в грязное окошко.» За ним действительно, уже вовсю разгорался закат.

– Я следователь следственного комитета Серов, – представился ему Глеб. И сейчас расследую сразу несколько убийств. Меня очень интересует личность одного молодого человека, который, как говорит ваш знакомый Макар Аристархович, очень похож на нашего спутника. Серов указал рукой на Арно: «Вот на него!»

– Ну и ладно, но я то здесь причем? – казалось, искренне удивился Меньшиков.

– Макар Аристархович сказал, что он к вам частенько заходит, – ответил следователь.

– Ну, заходил пару раз как-то. И что с того? – неохотно пробормотал Меньшиков.

– Кто он такой? – Глеб решил пойти в лобовую атаку.

– Да, обычный человек, вроде … – пожал плечами Алексей Иванович.

– Как его зовут, где проживает? – продолжал сыпать вопросами Серов.

– Я не знаю … – покачал головой егерь.

– Ну что вы заладили, не знаю, не ведаю! – не выдержал Николай Михайлович. Макар Аристархович говорил…

– Говорил? – ехидно взглянув на Артемьева, перебил Артемьева Меньшиков. Тогда у него и спрашивайте! А я ничего не скажу!

– Но вы обязаны сотрудничать со следствием! – ударил кулаком по столу Серов.

– Ну, тихо, тихо! – раздалось со стороны крыльца. – Будет вам, в гости же пришли, все-таки. Так нешто хозяина забижать станете?

– Извините нас, Алексей Иванович, – схватив следователя за плечо, торопливо произнес Артемьев, погорячились, мы…

– Другое дело! – удовлетворенно хмыкнул Инюшин и, подойдя к столу, предложил: " Пойдем-ка лучше, прогуляемся, пока хозяин постель для вас приготовит.»

– Мы что же, ночевать здесь останемся? – удивленно воскликнул Арно.

– А то, как же? – пожал плечами Макар Аристархович. Обратно засветло нам уже не успеть.

– Ну и что же, у нас пара фонарей имеется в саквояже, – напомнил Серов.

– Да вы тут не то что с фонариками, а и с прожектором все одно заплутаете! – принялся настаивать на своем Инюшин. Того гляди, не хорошее с вами случиться… И многозначительно подмигнув свом собеседникам, пенсионер продолжал: «А хозяина нашего не обижайте, он то к вам со всей, можно сказать, душой!»

– С душой? – удивился Серов. Это когда на мои вопросы отвечать отказался?

– Подход к нему правильный найти надобно, – посоветовал Макар Аристархович.

Дав пару кругов по лесной опушке, все четверо вернулись в сторожку. И увидели, что егерь уже разложил по полу матрасы. В свете немилосердно чадившей керосиновой лампы, они уже не казались такими уж грязными.

– Где сам-то спать будешь, Иваныч? – полюбопытствовал Макар Аристархович.

– На сеновал пойду, властитель, – ответил тот.

– Тогда я на печь залезу, – удовлетворенно констатировал пенсионер.

– Скажите, почему вы называете Макара Аристарховича властителем? – заинтригованно поинтересовался Николай Михайлович у егеря.

– А кто он по-вашему? – искренне удивился тот. Властитель и есть!

– Тихо, тихо, господа хорошие … – громко прошептал Инюшин и, гневно сверкнув глазами на хозяина сторожки, принялся медленно водить обеими руками по воздуху, словно дирижировал оркестром.

– Вам спать очень хочется… – прошелестел он. И действительно, в этот самый миг все трое гостей вдруг почувствовали, как на них неодолимо накатывает страшная усталость.

– Нужда ежели припечет, то пожалте во двор, под кустики дальние… – едва слышно произнес Меньшиков. Чай в самоваре на столе, но вон в тот темный угол, не ходите. А то споткнетесь еще со сна – то…

– Тайны мадридского двора, у вас здесь какие-то … – зевнув, заметил Николай Михайлович. Вскоре все трое уже крепко спали…

Глава 52

Посреди ночи Артемьев вдруг проснулся, охваченный чувством необъяснимой, острой тревоги. Приоткрыв глаза, он медленно оглядел комнату. И тут, к своему ужасу, увидел нечто такое, отчего после долго не мог прийти в себя. Картина эта потом мучила его в ночных кошмарах. Возле печи, прислонившись широкой спиной к ее беленому боку, сидел какой-то незнакомый старец и медленно жевал…

Вот он, в очередной раз, сжал свои челюсти…

И Николай Михайлович услышал громкий, влажный и весьма неприятный хруст… В неверном свете, метавшегося в стекле керосиновой лампы, слабенького язычка пламени, Артемьев увидел, что старик грызет… человеческую руку! Крик застрял в его горле, а наружу вырвался лишь скрипучий хрип.

– Что, разбудил я тебя, генерал? – прекратив обгрызать синеватый хрящ с тонких косточек, тихо, но насмешливо, прошептал людоед.

– А вот каннибалом костерить меня не надо! Не надо! – словно прочитав мысли Николая Михайловича, вдруг разозлился незнакомый старец. Ведь каннибалы пожирают себе подобных, а подобных мне – нет! И широко размахнувшись, он швырнул остатки своей ужасной трапезы прямо в лицо собеседнику. Встал на ноги и удалился в дальний, темный угол. Только тогда Николай Михайлович, наконец, вновь обрел дар речи.

– А-а-а!!! – заорал он во всю мощь легких.

– Где?! Кто?! Зачем?! – внезапно вырванные из объятий сна его диким воплем, попытались выяснить, что же все-таки произошло Серов и Арно.

– Вот, смотрите! – Артемьев указал им на валявшуюся рядом с его матрацем оторванную и изгрызенную человеческую кисть. Но, бросив на нее взгляд, оторопел. На полу лежал старый… веник!

– Вижу, веник валяется, – приглядевшись, констатировал Арно.

– Что же, все-таки случилось? – поинтересовался Глеб. Это домовой что ли с веником на вас напал?

– Да, нет, видимо, кошмар мне приснился … – отмахнулся Николай Михайлович. А где же наш проводник? Арно подошел к печи и заглянул наверх.

– Его там нет… – развел он руками. Кстати, почему нам не разрешили ходить в тот угол?

– Может, заглянем? – предложил спутникам Серов и, не дождавшись ответа, быстро направился к дальней западной стене избы.

– Может, не стоит? – Арно, поднявшись с матраса, открыл саквояж и вытащил из него один из освященных клинков.

– Да тут дверца железная, кованная, да красивая какая … – послышался голос следователя.

– Не тронь! – заорал с порога ворвавшийся в сторожку егерь Меньшиков. Но было уже поздно. Глеб отворил таинственную дверцу…

Здесь в лицо всем хлынули потоки голубоватого сияния и они узрели перед собою странную, сюрреалистическую картину. Посреди залитой призрачным светом просторной залы прямо в воздухе висело огромное кисейное, будто бы полотно. Сотканное, казалось, из молочно-белого тумана… Перед ним, спиной к гостям, стояла высокая человеческая фигура и медленно водила обеими руками вверх и вниз… Вверх и вниз… Словно повинуясь этим жестам, на полотне одна за другою медленно проявлялись тысячи сияющих всеми оттенками радуги, переливчатых искорок… Кружась в тихом танце, они отталкивались друг от друга и, сливаясь, ткали перед изумленными зрителями немыслимые в своем разнообразии сюжеты. Прекрасные и кошмарные, величественные и презренные…

…Вот маленький мальчик, он бежит по залитому летним солнцем саду, среди птичьего щебета и благоухания цветов…

…Худое, испачканное копотью лицо кавалериста. Жестокий удар его кавказской шашки разваливает надвое голову несчастного пехотинца…

– Но это же он, незнакомец! – обернувшись к Арно, шепнул ему на ухо Серов.

– Т-с-с! – прошипел тот в ответ, вглядываясь в новый сюжет…

…Больница, высокий брюнет с Георгиевским крестом на офицерском кителе, сжимает в объятиях молодую рыжеволосую сестру милосердия…

…Вот он же стреляет в каких-то людей, колет их, режет… По ужасной картине заскользили десятки тоненьких струек крови, постепенно превращаясь в кровавые ручьи…

Вновь черноволосый незнакомец… Его худое лицо перекошено от ненависти… Он зверски и с видимым наслаждением вновь расправляется с кем-то…

…Рыжеволосая женщина, лежа на смертном одре, в последнем порыве обнимает своего сына и протягивает ему что-то…

…Огромная черная тень, на фоне которой тускло светлеет маленькая человеческая фигурка… Полные невыразимого ужаса глаза девушки в белом подвенечном платье… И враз побледневшее лицо юноши, смертная тоска в его глазах…

– Это Миша! – вдруг заорал Николай Михайлович. Это Мишенька! Тут все исчезло, вместо просторной призрачной залы перед тремя приятелями возник темный, извилистый коридор. Пытаясь успокоить Артемьева, Арно крепко схватил его за руку и прошипел: «Тише, не кричите!» В этот миг сзади, выплевывая грязные ругательства, подбежал хозяин сторожки. Зажженная керосиновая лампа, которую он держал в руке, бросила на пол их

длинные тени. Гости насторожились.

– Но нас, ведь трое? – не обращая внимания на ругательства егеря, тихо осведомился Арно у своих приятелей, судорожно сжимая в руке стальной клинок. Но почему тогда я вижу здесь четыре тени?

– Его тени… – Николай Михайлович кивнул на все еще матерящегося хозяина избушки, тут быть не должно. Он, ведь, держит лампу перед собой, а не позади. И, следовательно, тени отбрасывать не может… Словно в ответ на его рассуждения из темнеющего прохода неожиданно донесся раскатистый, ироничный смех. И одна из теней, скользнув под ноги изумленным гостям, встала перед ними в виде высокого, костлявого старика с длинной седой бородой.

– Да потому, что одна – моя, и не имеет к вам, недостойные, никакого отношения!

– Властитель!.. – раздался сзади возглас егеря. Я же им говорил!..

– Ну, будет, будет, тебе, – таинственный старик махнул рукой, успокаивая Меньшикова.

– Что теперь нам с ними, с этими делать? – спросил хозяин избы.

– Поглядим … – медленно, как бы размышляя сам с собою, произнес старец. Впрочем, а что обычно делают с непослушною скотиною? С этими словами он медленно двинулся к остолбеневшим в изумленном ужасе гостям.

И надо признать, им было отчего оторопеть. Худое лицо старика, прямо на их глазах, начало преображаться в нечто ужасное. Челюсти его вытянулись вперед, длинный тонкий и прямой нос поплыл назад, а из-за бледных тонких губ, выбежали острые клыки…

– Бежим!!! – во всю мощь легких заорал Арно. Он лучше остальных сумел сохранить самообладание. Схватив, казалось, вросшего в пол Николая Михайловича за шиворот, Готье буквально поволок его за собой. Мчась к выходу, детектив автоматически отметил, что путь до входной двери сторожки, почему-то неимоверно удлинился…

Они бежали уже минуты три, однако дверной проем все так же маячил вдалеке…

– Господи Всемогущий, Пресвятая Дева Мария! – громко взмолился Арно. Пожалуйста, помогите нам, грешным! И едва он выдохнул эти слова, как все трое оказались за порогом.

На дворе уже почти рассвело. И то, что предстало перед их изумленными глазами, ни в малой степени не напоминало окрестности избы егеря. Да, собственно ее и не было. Оглядевшись, беглецы увидели вместо охотничьей сторожки, огромный сруб, сложенный из толстенных, поросших зеленым мхом, бревен. Он стоял, прижавшись к высоченным соснам.

– Откуда здесь это?! – завопил Артемьев. И куда делась та избенка, где мы ночевали?!

– Ночевали … – послышался позади них чей-то негромкий шепот. Будто ночной ветерок пронесся над просыпающейся травой… Но, судорожно оглядевшись по сторонам, беглецы никого не обнаружили. Перед ними же торчал толстый деревянный столб высотою метра в два. С верхушки его на перепуганных до смерти приятелей выпялил свои пустые глазницы огромный череп неведомого существа. На миг Арно даже почудилось, будто мертвая голова смеется им в лицо! Впрочем, нет… Она просто разверзла свою пасть, окаймленную рядами блестящих зубов. Но что это? Почему клыки черепа испачканы чем-то красным?

– О Господи! – воскликнул Николай Михайлович. Да это же древнее капище! Здесь же жертвы приносят!

И, правда, у подножия столба на большом сером камне, сплошь покрытом непонятными знаками, валялись свежие человеческие останки. Присмотревшись, Артемьев понял, что у несчастной жертвы не хватает одной руки.

В этот момент нервы у всех троих, и без того натянутые словно скрипичные струны, не выдержали. Арно, выставив перед собой украшенное освященным серебром лезвие, приготовился дорого продать свою жизнь. Следователь Серов зачем-то встал в боксерскую стойку, а Николай Михайлович просто громко заорал.

– Ну, конечно, кто бы мог подумать… – донесся до них чей-то насмешливый голос. Заканчивайте тут дурить и – айда все к хозяину! Обернувшись, гости увидели… ту же самую сторожку, в которой провели ночь! Куда она подевалась и откуда вновь появилась? Зато сруб испарился, будто и не было его никогда…

На крыльце избушки стоял немолодой мужичок в собачьей шапке. Он хитро ухмылялся в короткую русую бороду, поправляя криво висевший на его худых плечах длинный зипун. Из-под того выглядывала холщовая косоворотка. Притопнув яловым сапогом, мужичок засмеялся и широкое лицо его озарила довольная улыбка. Похожий на картофелину нос забавно сморщился.

– Хватить дурить-то, говорю! – повторил он.

– А вы кто такой? – подозрительно спросил Глеб.

– Да Федор я, Федор Рогаткин, – ухмыльнувшись в бороду, ответил невесть откуда возникший мужичок.

– Подручник, который? – что-то припомнив, удивленно воскликнул Николай Михайлович.

– Кому – подручник, а кому Федор Иваныч! – обиженно обрезал его собеседник.

– Откуда ты …, вы тут взялись? – запнувшись, спросил следователь.

– Откель положено … – усмехнулся мужичок, … оттель и взялся!

И, глядя на изумленно-растерянные лица гостей, махнул рукой: «Да, егерь я, егерь вчерашний…»

– Но как?.. – хотел было докопаться до сути Николай Михайлович, однако Федор его перебил: «Што, господин хороший, не набаловался ишо? Нешто не можешь в толк взять, што диковинные дела тут творятся? Нешто мало сам в усадьбушке-то повидал?»

– Вы совой были! – неучтиво вмешавшись в их беседу, выпалил Глеб. В склепе! Я вас узнал!

– Ну и ладно, што узнал! – засмеялся Рогаткин. А теперь, пошли-ка все к хозяину. Он ждет.

– Господи, спаси нас и помилуй! – перекрестившись, воскликнул Николай Михайлович. Глеб и Арно осенили себя крестным знамением вслед за ним.

– Спужались? – удовлетворенно хихикнул Федор. То-то же! Будете знать, как в запретное носы свои совать! Ну, пошли, пошли! Да не туды, куды поперлись?! – увидев, что приятели направляются к крыльцу избушки, грубо окликнул их Рогаткин.

– Как это куды? – передразнил его Николай Михайлович. В избу!

– Вот смешные вы, людишки! – рассмеялся их провожатый. Нешто не видите, што морок это? Подбежав ко входу в сторожку, он несколько раз махнул рукой. Ладонь его легко, словно сквозь дым, прошла через бревна и двери.

– Не настоящая изба-то! Поняли, теперь, горемычные? Вот сюды вам положено! – с этими словами Федор носком своего ялового сапога отпихнул в сторону пожелтевшую хвою и гости увидели большую железную скобу. Схватившись за нее и потянув, Рогаткин открыл в земле тайный ход.

– Туды топайте! – приказал он своим спутникам. Через минуту все они уже осторожно спускались вниз по деревянной лестнице. И оказались в огромной зале, высота ее на глазок, как определил Серов, была не менее десяти метров. Из залы выходило три двери, а вдоль стен стояло семь резных комодов. Здесь же вальяжно растопырилась и пара кожаных кресел. На стенах же висели огромные художественные полотна, изображавшие ужасные сцены кровавой охоты. Но особенно вошедших потрясло то, что в роли охотников выступали не люди, а нелюди! Неясные, расплывчатые фигуры, изображенные на холстах, таились в темных углах картин. И, казалось, стоило лишь отвести взгляд в сторону, как они тут же неожиданно выпрыгивали и кидались на вас!

Между полотнами висели несколько волчьих и медвежьих шкур. Огоньки пламени, пляшущие в бронзовых масляных светильниках изумительной, тонкой работы, отбрасывали вокруг причудливые тени. Создавалось впечатление, будто чудовища на картинах тянуться к звериным шкурам, в неизбывном стремлении вселится в них с тем, чтобы, обретя новую жизнь, продолжить свое страшное предназначение…

Однако, невзирая на всю притягательность корчившихся в призрачных отблесках неверного пламени кошмарных видений, внимание гостей вскоре сфокусировалось совсем на другом. На резном сооружении из мореного дуба. Оно занимало весь центр залы, а на самом его верху виднелось вырезанное изображение человека.

Но так показалось лишь Арно, а вот Николай Михайлович и Серов приняли эту скульптуру за какую-то ужасную клыкастую бестию. И правда, стоило ему сделать всего один шаг влево или вправо, как человеческая фигура превращалась в нечто невообразимо мерзкое, словно порождение горячечного бреда… Примерно в метре от уровня пола на непонятном, но страшном деревянном сооружении, имелись многочисленные изгибы и выступы. На них стояло множество стеклянных сосудов, заполненных порошками, жидкостями, пучками травы, крысами, свинячьими головами, змеями, лягушками, пауками и прочими гадостями. Ниже слегка колыхалось что-то полупрозрачное. Подойдя и взяв в руки эту шелестящую пленку, Арно вдруг осознал, что это – не ткань и не полиэтилен, а… содранная и тщательно выделанная человеческая кожа! Вот ноги, вот руки, вот голова, глазницы, отверстия ноздрей и рот…

– Да… – содрогнувшись, только и смог прошептать он. Да…

Отдернув кожу в сторону, Арно увидел, что она служит пологом, покрывающим большое дубовое кресло, более напоминающее трон…

Глава 53

– Ну, гости мои, налюбовались, что ли, али как? – раздался позади них знакомый голос проводника, Макара Аристарховича Инюшина.

– Что это тут у вас за маскарад?.. – начал было Николай Михайлович. Но, обернувшись, осекся на полуслове. Перед ним стоял тот самый ужасный старик с длинной бородой, который всего несколько минут назад возник перед ними из своей тени! Он стоял очень прямо, величаво, опираясь на длинную тяжелую трость, и в упор разглядывал вошедших. Его большие черные глаза излучали нескрываемую неприязнь и презрение.

Обратив внимание на странную одежду незнакомца, Арно отметил про себя, что она очень странная. Тот был облачен в нечто длинное, до колен, вроде бы из тонкого льна, напоминавшее древнегреческий хитон. Но с рукавами. Спереди и по самые манжеты одеяние покрывала красивая разноцветная вышивка. Орнамент сей напоминал и кельтский, и нормандский, и славянский одновременно. Из- под этого самого хитона или рубахи (детектив так и не смог подобрать одеянию приличествующего названия) виднелись широкие светлые шаровары, аккуратно заправленные в мягкие, красиво расшитые невысокие кожаные сапоги.

Бросалось в глаза, что неведомый старик, несмотря на свой почтенный возраст, все еще крепок и могуч. Его мощные длани, почти полностью скрывавшие набалдашник трости, выглядели так, будто могли не то, что согнуть, а просто разорвать конскую подкову.– «Видимо, кузнецом был в молодости…» – подумал Арно. – «А навершие-то у палки, кажется, из серебра. И необычное какое! Будто оскаленная морда адской твари. И глаза – вероятно из драгоценных камней. Вон как переливаются! Смотришь будто зеленые, а взглянешь снова – кроваво-красными кажутся…»

– Здравствуйте, правда, мы не знаем, как вас называть… – вступил в разговор Николай Михайлович.

– Кланяйтесь! – вдруг громко завопил стоявший позади них Рогаткин. Да кланяйтесь же вы, недостойные!

– Ну, если у вас так принято … – с этими словами Николай Михайлович, неловко согнувшись, отвесил старику неуклюжий полупоклон.

– Да, действительно почтение к старости оказать надо … – последовал его примеру Серов.

– А я не стану кланяться! вдруг громко заявил -Арно.

Но ни слова пришедших, ни их поклоны, ни даже громкое заявление Арно, будто бы не произвели на старика никакого впечатления. Он по-прежнему стоял неподвижно и молча, с отвращением, взирал на своих гостей.

Вдруг, пристально взглянув Арно прямо в глаза, он медленно произнес: «Кузнецом я никогда не был! Никогда! И ни разу не осквернил своих рук черной работой!»

– А откуда вы узнали … – пробормотал детектив, собираясь выяснить каким образом чудный старик прознал про его мысли. Однако тот не удостоил его ответом. Вместо этого, словно продолжая диалог с самим с собой, тихо произнес: " Впрочем, что с них взять? Черви, обычные навозные черви! Но без них, к сожалению, никак нельзя…» С этими словами старик медленно прошел к креслу и воссел на него, держа трость между колен.

– Однако, видимо не все, не все… – продолжал он. Вот ты! – он ткнул тростью в сторону Арно. Подойди-ка ко мне! Ха! – заметив клинок в его руке, удивленно воскликнул хозяин капища. Ты это, где взял-то?

– Да так… – пожал плечами Арно, подходя поближе. Досталось по случаю…

– Подальше от меня держи свой ножик, не нравится он мне, – махнул рукой старец и спросил: «Кто таков будешь?»

– Арно Готье, – представился гость.

– Хм… – прозвучало в ответ из кресла. А как похож, ах, как похож-то! – это замечание было явно продолжением того диалога, что старик вел сам с собой. Высказав замечание, странный собеседник задал месье Готье очередной вопрос: " Зачем пришел?»

– Мы расследуем целую серию убийств и череду странных происшествий, – ответил Арно.

– … Да! – неожиданно вступил в разговор следователь Серов. И разыскиваем некоего молодого человека. Вроде бы, он ко всему этому причастен…

– Тебе кто позволил рот открывать?! – гневно прервал его Рогаткин. Из вас Хозяин только с ним говорить будет! – и Федор взглянул на старика, словно ища одобрения. Тот медленно кивнул и протянул трость в сторону Арно.

– Почему только с ним?! – возмутился Глеб. Я следователь и по закону…

– Я не живу по вашим законам и не признаю их, недостойные … – равнодушно ответил старик, …а с ним говорю, лишь потому, что в его жилах течет древняя кровь… Вообще, странно, конечно, что ни ты … – он кивнул на Серова, – … и ни ты … – он указал тростью на Артемьева. – … так до сих пор и не поняли, куда и к кому попали… Видать, верно, говорят – чем дальше уходим мы от прошлого своего, тем меньше благородства и чистоты остается нам… Чем, больше людишек нарождается, тем слабее их разум… В ранние-то времена ваше племя куда сообразительнее было! Ну, да ладно… – прервав сам себя, таинственный собеседник спросил у Арно, знает, ли он, кем является разыскиваемый ими человек?

– Нет, – честно признался детектив.

– Ну, то-то и оно, что нет … – ироничная усмешка старика заставила его гостей невольно содрогнуться. Сквозь седую бороду ярко блеснули длинные, изогнутые, явно нечеловеческие клыки.

– Точно, полоумные… – заметив испуг присутствующих, сокрушенно вздохнул их собеседник. Даже этот, который… Говорил, же я тебе, родня он твоя, французик!

– Так, то же Макар Аристархович говорил, а не вы… – возразил Арно. Или…

– …Или! – передразнил его старик.

– Так значит, вы это … – начал Готье.

– Да! – кивнул старик, – … И то, и это, и так далее… Много имен у меня, а обличий и того больше…

– И кто он мне? – озадаченно поинтересовался детектив.

– Про то узнаешь, как время придет … – загадочно блеснул клыками его мрачный визави. Он сам тебе все скажет…

– Где же нам его искать? – не выдержал Глеб.

– Тебе, вижу, вновь неймется? – нахмурился старик. Успокойся, тебя и … – он указал острым стальным наконечником трости на Николая Михайловича, – …да и тебя тоже, это уже не касается…

– Что так? – попытался изобразить ироничную усмешку Артемьев, но почувствовал, как по коже его пробежал легкий морозец.

– Ерепенишься? Ну, ну… – позвучало в ответ. Вам отсюда не выйти… Собеседник кивнул в сторону Арно: «Только он уйдет.»

– Что вы имеете в виду? – обеспокоено спросил детектив.

– Жертва, жертва!!! – радостно-кровожадно взвизгнул позади Рогаткин.

– Тише! – прошипел старик.

– Черта с два! – заорал Серов, выхватывая из кобуры свой табельный «Макаров».

– Хм… – только и сказал седобородый. Вытянув руку, которая, как показалось всем присутствующим, была у него бесконечной, старик молча забрал пистолет у следователя. Не выхватил, не вырвал, а именно спокойно забрал.

– …Ну, прямо, как дети … – внимательно разглядев оружие, он неожиданно засунул его себе в рот и… смачно прожевав, проглотил! Серов сначала обомлел, а потом гневно заорал: "– Фокусничать вздумали?!»

– Невкусный он, у тебя … – утирая рот расшитым рукавом, заключил старик. Вот, помниться в прежние времена мечи да сабельки-то… Ух, какие душистые! А все почему? Потому, что с любовью их ковали. Кузнецы, бывало, и кровь свою, и даже частичку души вкладывали… А душа да любовь, ах, какими ароматными они бывают! А этот, у тебя который … – клыкастый хозяин указал пальцем на следователя. Не вкуса, ни привкуса, г…, одним словом…

– Я вас прошу отпустить всех целыми и невредимыми, – пристально взглянул на него Арно.

– А поклонишься мне?! – неожиданно обернулся к нему страшный старик. Привстав с кресла, он крепко сжал в огромном костлявом кулаке тяжелую трость и с интересом уставился на собеседника.

– Поклонюсь, – кивнул Готье.

– Кланяйся! – приказал подручник.

– Прошу, оставь всех нас живыми и здоровыми, хозяин неведомый … – низко поклонившись старцу, попросил Арно.

– Хорошо, там посмотрим … – пробормотал организатор спектакля. Однако, лицо его выразило удовольствие.

– Скажите, как вас называть прикажете? – спросил у него Николай Михайлович.

– Промеж собой, зовите Дедом или Хозяином, – ответил тот.

– Дед, Хозяин, а то, что я ночью видел, было наяву или во сне? – задал очередной вопрос Артемьев.

– Хочешь, чтобы я сны твои разгадывал? – вновь блеснули хищные клыки в страшной ухмылке. Так не гадалка ж я… Поди вон на вокзал, к цыганкам, у них и поспрошай… А с вами? Ладно, отпущу я всех троих, но только лишь потому, что вот он за вас просил! – старик кивнул на Арно и добавил: «За червей, недостойных.

Но только, чур, рядом не болтаться, мне не мешать, а все, что тут видели – забыть! А не то…» – старик опять хищно улыбнулся и присутствующих вновь пробрал легкий морозец.

– Но кто вы, Хозяин? – почти выкрикнул вопрос Арно.

– И то тебе уж говорил я… – ответствовал старец. Пес времени. Сторожу его, чтобы такие, вроде вас, не шастали, где ни попадя…

– За дверью вы фильм, как будто смотрели? – тихо спросил Серов. Про того самого незнакомца, так ведь?

– Фильм? – иронично взглянул на них собеседник. Хм, ну, пусть, фильм…

– Но это тот самый человек, которого мы возле усадьбы встречали? – вновь спросил следователь.

– Ты меня допрашивать вздумал?! – старик угрожающе нахмурился.

– Простите, но это для нас очень важно, – ответил Серов.

– Он самый, – помолчав, кивнул страшный визави.

– Зачем же вы людей убиваете? – вмешался в их разговор Готье.

– Не по своей прихоти, а во имя божеств древних вынужден я рвать одежу человечью и свершать таинства сии … – туманно ответил Хозяин.

– Вы, что же, старые вещи в жертву приносите? – не понял Серов.

– Хм-гм-гм… – с сарказмом хмыкнул старик. Можно сказать и так…

– Хозяин под старой одежой подразумевает лишь телесную оболочку человека, – быстро взглянув на Властителя, пояснил Николай Михайлович.

– Точно, – старик поднял к небу длинный сухой палец. Душу-то убить никто не может…

– Вот! – взглянув на Серова, кивнул Николай Михайлович. А я, что говорил!

– Но я должен их в жертву времени приносить, для чего и рву людишек помаленьку… Да и трапезничать тоже необходимо! Ну, да ладно, – Хозяин прервал сам себя на полуслове. Все, что нужно подручник мой вам объяснит, а мне пора, – с этими словами старик исчез. Только вроде сидел на своем троне, и нет его! Лишь белесая дымка растеклась над полом, да серебряный звон раздался…

– Садитесь! – приказал Серову и Николаю Михайловичу Федор. И считайте, что родились вы сегодня заново. Хозяин так запросто обычно никого не отпускает. Вон, его благодарите – Арно вашего. Приглянулся он Властителю, а не то бы…

– Хозяин – не человек? – спросил Глеб, имея в виду Деда.

– Не совсем, конешно, – лаконично ответил Рогаткин.

– Или, конечно, совсем нет? – схватил Федора за рукав Арно. А вы сами?

– Слушай, не хватай меня! – попытался вырваться мужичок. Но это ему не далось, Готье держал крепко.

– Ну, што я?! – недоуменно пожал плечами Рогаткин. При чем тут я? И убери свою железку! – громко завопил Федор, указав пальцем на зажатый в руке собеседника, стальной клинок с серебряными крестами на лезвии. А не то Хозяина призову!

– Зачем в склепе нам голову морочил?! – злорадно выкрикнул Серов. Зачем совой оборачивался?

– Да, зачем? – поддержал его Николай Михайлович. Кто вам приказал?

– Он и приказал… – вырвав, наконец, свой рукав из цепких пальцев французского гостя, буркнул Федор. Незнакомец ваш…

– Скорее уж он ваш, а не наш, – уточнил Арно.

– Нет, именно ваш, господин хороший, – рассмеялся ему в лицо Рогаткин. И неча тут от родни отказываться!

– Тогда скажите, наконец, кто он мне? – воскликнул Арно.

– Сам он вам и скажет, когда с ним свидитесь, – ответил подручник. Хозяин ведь так сказал.

– Где, когда? – продолжал допытываться детектив.

– Не здесь и не сейчас, – издевательски осклабился Рогаткин. В отъезде он…

– Понятно, – кивнул Серов. А куда именно уехал, вы можете сказать?

– Куда, куда … – пробормотал их неказистый собеседник. Далеко, отсюда не видно. Туда, откуда, почитай и не вылазит, во Францию енту…

– Но тут же он был?! – возразил Арно. Недавно совсем его видели?

– Был, понавытворял делов всяких нехороших, понаворочал мясца, да и отбыл себе за границу, – ухмыльнулся Федор.

– Убийства людей в усадьбе и в склепе его рук дело? – Глеб и в этой необычной ситуации попытался оседлать своего конька и вести допрос.

– Да, чьих же ишо? – серьезно переспросил Рогаткин. Озверел он вовсе, как после войны-то вернулся. Но, правду сказать, кровушка-то человечья ему нужна, очень нужна… Никак он без нее.

– Подзаряжается, в смысле? – полюбопытствовал Арно. Как вампир?

– Ха! – заржал Рогаткин. Ну, ты и даешь! Самого его с каким-то там сосуном поганым сравнил! Нетушки! Этот – страшный… Надо, он и оборотня живьем зажарит, словно шашлык, а вурдалаком, вампиром по-вашему, закусит… Нет, ентот совсем другой, Дедов любимец – палач…

– Какой палач? – удивился Арно. Почему палач?

– Потому, что казнит, – прозвучал невнятный ответ.

– Кого казнит? – Готье решил расставить все точки над «и».

– Да всех и вся казнит! – почти выкрикнул

подручник. Даже время, ежели оно, положим, потечет не туда…

– У меня мозг перегрелся, – простонал Арно, явно отчаявшись добиться от Рогаткина сколь бы то ни было вразумительного ответа.

– Они знакомы? – почесал бровь Серов. Властитель с незнакомцем этим?

– Гы-гы-гы! – вновь рассмеялся подручник. Знакомы?! Да Хозяин выпестовал его ровно дитя малое. Долгие-долгие годы обучал у себя в храме запредельном всяким премудростям. Таким, о коих мне, даже гадать не дано! Страшным и сильным ведуном он стал. Наследником, можно сказать, Дедовским! Палач – ведь это не кот начхал… Однако Хозяина огорчил он сильно… Властитель к нему, как к родному, а тот…

Тапереча не дано ему предназначение свово исполнить. Вот все прахом и пошло… Дела – по боку и мстить! – мужичок расстроено высморкался и, некультурно утерев сопливый нос рукавом, продолжал: «Как начал мстить, так, значит, и не закончил. Он что делать то должон был здесь? Правильно, за временем следить и жертвы приносить богам старым. И всяких разных устранять, которые чего-то недозволительное для них узнали.»

– А он что же? – затаив дыхание от любопытства, прошептал Николай Михайлович.

– Он-то? – подручник бросил на Артемьева разочарованный взгляд. Звереть стал! Людишек рвать, почем зря…

– Зачем ему это? – спросил Арно.

– Властитель пожалел и его и любовь евойную, – пояснил Рогаткин. И показал как видится им можно…

– Какую еще любовь? – удивился Николай Михайлович.

– Обнаковенную, человечью, – ответил Федор. Померла та девица, давно уже, как…

– Но, неужели этот ваш незнакомец не может ее оживить? – полюбопытствовал Артемьев. Сам же сказал, ведун он?

– Во-первых, не наш, а ваш, а во-вторых, нешто сам не видал, чем такое заканчивается? – хитро прищурился подручник. В доме у приятеля твово, Георгия Никитина, свет Стяпаныча?

– Так это он, незнакомец, что ли Светланку оживил? – уточнил Серов.

– Оживил?! – ухмыльнулся Рогаткин. Ну, ежели такое – оживил, тогды ладно!

Пытался он, пытался против Закона вселенского пойти, но ничего не вышло. Сами знаете, видели все… А теперь и родитель Светланы той с ума вовсе уж сошел…

– Вы сказали будто Хозяин показал ему как общаться с умершими? – пропустив последнее замечание Рогаткина мимо ушей, спросил Арно. Как такое возможно?

– А проще пареной репы! – засмеялся подручник. Жертву разорвать, душу ее выпить, вот тебе и свиданьице! И кажется тогда ему – палачу будто он с любовью своей мирно живет в имении своем белокаменном… Однако, чистый морок это… Не его любовь к нему из небытия приходит, а совсем другое, нечто… А Хозяину того и надобно, штоб, как наркомана на кровушке-то палача к себе привязать…

– Выходит он из-за этой своей любви столько людей погубил? – поразился детектив.

– А то! – заржал Рогаткин. Ему, што вошь, што человек – все едино! Любовь, вишь ты!.. Так что поезжайте-ка вы за ним во Францию, – заключил Федор. Авось, найдете его и сможете убедить вернуться к Деду-Властителю.

– Разве Хозяин сам не может его вернуть? – удивленно вздернул брови Арно.

– Нет … – с досадой ответил Рогаткин. Он так его обучил, таку власть передал, что ничего поделать теперь с ним уж не может…

– Скажите, пожалуйста, – обратился к Федору Артемьев. Может ли наш незнакомец помочь мне вылечить сына? Услышав вопрос, подручник едва не подавился от смеха.

– А, конешно! – сквозь гомерический хохот едва выговорил он. Ему это – что плюнуть разок! Только, вот, нужен ли ему сынок твой?

– Упрошу, умолю! – воскликнул Николай Михайлович.

– Ну, так проси, моли, ежели найдешь… – услышал он в ответ. Так што ступайте, откель пришли и забудьте все, што тут видели.

– Вы все время говорите так, будто стараетесь не называть этого молодого человека по имени? – вступил в разговор Серов. Как его зовут?

– Имени его вам знать не надобно, – разом помрачнев, отрезал Рогаткин.

– Боитесь?.. – предположил Артемьев.

– А и боюсь! – признался мужичок. Ежели прознает он, што это я вам имя его выдал, то в распыл меня пустит!

– Но как же нам его называть? – поинтересовался Арно.

– Так и зовите ведун-палач, – немного помолчав, ответил мужичок, – … не ошибетесь…

– Хозяин говорил, будто вы нам все расскажете о том, что здесь происходит, – упрекнул Рогаткина Артемьев. А вы крутите вокруг да около!

– Ну, во-первых, Хозяин сказал не все, а только то, што надо, – хмыкнул тот. А во-вторых, ни про Властителя, ни про ученика евойного я вам больше ничего не скажу!

– Хорошо, – опередив готового разразиться возмущенной тирадой Серова, громко произнес Арно. Но тогда хоть ответьте, сами давно Хозяину служите? Федор, хмыкнув, внимательно взглянул на Арно.

– Хитрый ты! Ну, да ладно. Служить я ему начал еще при Александре Втором, амператоре Всероссийском!

– Не может быть! – невежливо перебил рассказчика Серов.

– Вот ведь, странные вы людишки! – возмутился Рогаткин. То рассказываете, как сами же меня в склепе совой видели, а то, словно разум у вас отшибает. Того не может быть, ентого… Бывает, скажу вам государи мои, и не такое… Взять нас – меня, сестрицу мою, брательника, да маменьку с папенькой. В крепостных мы были у дворян Балуевых. Потом меня в солдатики-то и забрили… Отслужил я двадцать пять годков огурцом, вернулся и гляжу: ни маменьки, ни папеньки, ни брательника моего единокровного. Всех смертушка-то и прибрала… А сестричку младшенькую, коей всего четыре годика было, как я в солдатики-то попал, сынок барский сначильничал, значит… Ну и кто ее в жены возьмет после такого? Вот и наложила сестрица на себя руки. Так мне люди сказывали. Не смог я того стерпеть, подкараулил сынка барского, да и порешил его. Топориком-то так прошелся, что ни одной косточки целой не осталось!

– Вас не арестовали? – не смог сдержать профессионального интереса следователь Серов.

– Нет, куды там… – мотнул бороденкой Федор. Я-то ведьне дурак, в лесок сбег. Туды, где колдуны наши тамбовские потомственные проживают. Вот один из них и подсказал мне, как обернуться.

– Что сделать? – удивился Глеб. Как это?..

– Вот, все вам возьми, да расскажи! – рассмеялся Рогаткин. Ну, быть по-вашему. Я тут в дичи соскучился по общению-то. Бывает целыми месяцами словечком перекинуться не с кем.

Короче говоря, тот ведьмак, к коему я притопал за помощью, так прямо и спросил – хочу ли оборотнем стать? Я сказал, что хочу. Тогда он впустил меня в сарай, принес каких-то снадобий разных и обратил меня. Тогда я не знал, чем он меня потчевал. Это уж после ведун рассказал все.

– И что он для превращения вашего использовал? – сосредоточенно поинтересовался Николай Михайлович.

– Кровь летучей мыши, кровь, кости и шерсть того животного, в которого превратить меня задумал, – с улыбкой ответил Федор. Так вот я попросил, чтобы во многих животных смог перекинуться. И он налил в склянку из стекла темного кровь, кинул туды же кости и шерсть волка, медведя, а еще налил кровь, кости и перья совы. Залил все это свежей кровью ягненка и в самую полночь новолунную поставил на огонь. Когда отвар закипел, начал творить заклинание. После дал мне отведать отвар сей…

– Какое заклинание, вы помните? – заинтригованно прищурился Серов.

– Нет, – покачал головой крестьянин. Не помню, да и незачем вам того знать.

– А как происходит превращение? – Арно придвинулся ближе к собеседнику.

– Каком кверху! – довольно улыбаясь, ответил тот.

– ??? – Арно с недоумением повернулся к Николаю Михайловичу.

– Я не понял, что наш знакомый хотел этим сказать, – в ответ на немой вопрос детектива, недоуменно пожал плечами Артемьев. Может, для того, чтобы обернуться, он кверху задницей поворачивается?

– Да ну вас, уж и пошутить нельзя, – недовольно прищурился Рогаткин. Очень просто все происходит. Захочу обернуться, так сразу и представляю себе в кого. Или в сову, или в волка, или в медведя.

– А в других животных не можете?.. – почесав нос, поинтересовался Арно.

– Не-а, – замотал головой Федор.

– Кстати, когда вы познакомились с Хозяином? – продолжал допытываться следователь.

– В одна тысяча восемьсот семьдесят шестом годе, в июне, кажется… – наморщив лоб, продолжил Федор свое страшное повествование. Брел я вечерком к селу и повстречал на проселке странного человека. Он был одет в длинный старый кафтан, штаны, да лапти. В руке нес торбу заплатанную из грубой мешковины. Поравнявшись со мною, он едва взглянул мне в глаза и вдруг выхватил здоровый нож! И с воплем бросился на меня. А я только хотел обернуться в волка, штоб ентого, напугать, значит… Но, чувствую, не могу, не выходит и все! Тут бы мне и конец! Вдруг гляжу, из-за ближних кустов огромный кто-то подымается и медленно к нам идет…

– Хозяин это был? – догадался Арно.

– Он, – кивнул подручник. Но не в людском обличье. Зверем он казался, огромным, больше медведя. Накинулся на того мужика, да так, что только куски кровавые в стороны полетели…

О том случае даже в музее местном до сих пор рассказывают… А я потихонечку смыться было наладился, но… В общем, поймал он меня. Гляжу, старик высокий такой, борода длинная да седая. В одной руке палку держит, а в другой – меня за шиворот. Ноженьками болтаю, но до землицы-то достать, никак не получается. И тут, прямо над кровавыми кусками ентими спрашивает: «Знаешь, кто порешить тебя хотел?» Отвечаю: «Нет, батюшка, не знаю!»

Он усмехается слегка и говорит, что волхв – потрошитель то был. И нож его мне к самому носу поднес. Смотрю, а на лезвии – знаки всякие непонятные сделаны. Серебряные, вроде…

Благодарствую, говорю, батюшка, за спасение.

Он ухмыляется, берет меня за шиворот и легко так в лес несет. Потом, остановился и вопрошает, желаю ли служить ему? Отвечаю, да, мол, желаю… Вот так наше знакомство с Хозяином и состоялось. И это именно я незнакомца вашего к нему привел! – гордо доложил Рогаткин. Потом, правда, долго голову ему морочил. Даже перед самим собою притворялся, будто простой мужичок я! Даже крестился, но … – Рогаткин сделал паузу.

– Что, но?.. – спросил Арно.

– Того оно и «но», что левой рукою крестился, а правую с фигушкою в карман-то засовывал! – заржал подручник.

– Вы хотите сказать, что до сего времени так никто и не смог распознать то, что вы – не простой человек? – заинтересованно спросил Николай Михайлович.

– Но как же то возможно? – искренне удивился Федор. Я-то, на первый взгляд, обычный крестьянин, ничего худого не делаю…

– Ну-ну … – иронично произнес Серов.

– Чего, нукаешь? – возмутился Федор. Не запряг поди?!

– Но, как же, все-таки можно распознать оборотня? – настойчиво повторил свой вопрос Артемьев. Как?..

– Оно, можно, конешно, – кивнул тот. Все зависит от способа того, коим человека обратили. Если зельем, как меня, например, то отличить такого от обыкновенного, очень тяжко будет. Но всеж-таки, возможно. Такие, по обыкновению, имеют грубую наружность, они высоки ростом, здоровы мышцею, а по всему телу у них густые волосья произрастают.

– Но вы то, вовсе невысокий! – возразил Арно.

– Дык, меня-то сам Хозяин потом доделал! – гордо пояснил Рогаткин. Не зря ведь я у него в подручниках хожу!

– А тех, что в оборотней без зелья превратились, их как узнать? – не унимался Серов.

– Которые сквозь обод колесный в полную Луну лазают или через пенек с ножом кувыркаются? – усмехнувшись в бороду, уточнил Рогаткин.

– Эти навроде псов бешенных, чуть что не по ним, сразу кидаются! В ентом самое главное отличие и состоит!

– А Хозяин, он и есть тот самый Макарка-Волчок, экстрасенс деревенский? – поинтересовался Серов.

– Не-а… – помотал головой Федор. Того электросекса я давно уж уходил…

– В смысле, уходил? – не понял Арно.

– Прикончил он его, – пояснил Николай Михайлович своему французскому приятелю.

– Правильно говоришь, – подтвердил подручник. Властитель приказал мне.

– А когда?.. – Арно вопросительно взглянул на мужичка.

– Не припомню точно, но, вроде бы после миллениума, – охотно ответил тот.

– Так, стоп! – прервал Федора Серов. Выходит, мы уже не с настоящим Макаром Аристарховичем разговаривали?

– Выходит, что нет … – усмехнулся Рогаткин.

– Зачем же его надо было убивать? – удивился Николай Михайлович. Чем этот старик вам помешал?

– Влез он, куды не просили, – пожал плечами Федор. Хотя и предупреждали его не раз… Ну, довольно про него! – сам себя оборвал подручник. Ни то, ни се был человечишка, так, срамота одним словом…

– Хозяину для чего Инюшиным прикидываться понадобилось? – удивился Николай Михайлович.

– Ну и дурные же вы! – опять заржал их собеседник. Посудите сами, он-то, Хозяин, здесь на Тамбовщине быть должон? Должон! Значит местные людишки встречаться с ним будут? Обязательно будут! И рано или поздно вопрошать начнут, кто да что, да почему… К тому же, милиция, власти и прочая чиновная братия. Они знаете какие любопытные? А тут – пенсионер Инюшин, знахарь свой, деревенский. Да и слава про него недобрая ходит, посему людишки-то побаиваться его станут. И без надобности какой беспокоить не будут. Того оно и надо было Хозяину!

– Понятно, – протянул Серов.

– Наконец-то, – не удержавшись, съязвил Рогаткин. Поглянь, дошло никак?!

– Как же мы сможем найти его – любимца Дедова? – спросил Серов. Франция, она ведь большая!

– По кровавому следу свежему ищите … – прозвучало в ответ. Он кровушку-то страсть как любит! На свиданьица со своей любовью знать бегает…

– Предположим, найдем мы палача твоего, а потом, что делать? – спросил Арно.

– Ножиком его своим серебряным ткни! – мстительно сощурив глаза, прошипел Рогаткин. Как следует ткни, сдох чтоб!.. И не успело стихнуть последнее слово, как подручник вдруг исчез! Только что рядом стоял, а тут, словно сквозь землю провалился…

А все трое его собеседников внезапно оказались на совершенно пустой поляне. Ни избушки тебе, ни сруба, ни капища…

Возбужденно переговариваясь и, то и дело сверяясь по компасу, все трое поспешно зашагали в сторону села…

Глава 54

…Жюльен Делаж вальяжно развалился в удобном кресле и курил дорогую пенковую трубку. Он изо всех сил делал вид будто внимательно слушает клиентку – средних лет даму в строгом сером костюме. Та, поминутно утирая слезы, рассказывала о том, как ее муж – молодой проходимец женился на ней из-за ее денег.

– Но и этого ему, негодяю, показалось мало! – посетительница возмущенно ударила по столу сухим кулачком.

– Несколько дней назад он бесследно исчез, прихватив с собой мои драгоценности, которые достались мне в наследство от матушки! Верно сбежал к любовнице! В общем, теперь дама, во что бы то ни стало, хотела получить доказательства его многочисленных измен. Для чего она собственно и приехала в детективное агентство Жюльена и Арно. Месье Делажа разрывало надвое. История была банальной, да и агентство в последнее время бралось за расследование лишь тех преступлений и происшествий, которые казались не вполне обычными. Однако с расстроенной женщины можно было легко получить неплохой гонорар.

– Простите, мадам, вы хотите, чтобы я предоставил вам видеоматериалы измены вашего супруга, или же согласны ограничиться лишь фото? – перебил он свою клиентку. Та ответила, что ей необходимо и то, и другое.

– Тогда я имею все шансы выиграть бракоразводный процесс, а этот подлец, Лоран Фурнье пусть останется с носом! – мстительно высморкавшись, заявила она.

– Его зовут Лоран Фурнье? – уточнил месье Делаж. Клиентка утвердительно кивнула.

– Вы согласны выплатить агентству … – Жюльен, достав из кармана пиджака «паркер» с золотым пером, быстро нацарапал на бумажке цифру и показал ее посетительнице.

– Да, – кивнула женщина.

– Хорошо, тогда будем на связи. Вот моя визитка, – детектив протянул гостье клочок картона с золотым тиснением.

– Благодарю вас, – дама поднялась из кресла. И в этот момент в офис с воплем «Привет Жюльен, сукин ты сын!» ворвался Арно. Увидев слегка опешившею посетительницу, он смущенно извинился и пропустил даму к двери. Вслед за ним в офис вошли еще двое мужчин. Один пожилой, а второй лет около сорока на вид.

– Приперся, наконец? – укоризненно спросил Арно его компаньон.

– Пока ты там развлекался, я тут…

– Да, да вижу, чуть было не помер со скуки! – опередил его Готье. Лучше знакомься, мои друзья – Николай Михайлович Артемьев и Глеб Серов.

– Очень приятно, – пробормотал месье Делаж. И, видимо что-то припомнив, воскликнул: «Месье Артемьев?! Это по-вашему поводу звонил генерал Сартаков?»

– Да, – кивнул Николай Михайлович.

– И как? Удалось нашему лентяю … – Жюльен указал пальцем на Арно, хоть чем-то вам помочь?

– Так точно, – вновь кивнул Артемьев. Благодаря помощи месье Готье мы весьма продвинулись в расследовании. Кстати … – продолжал гость, именно это дело привело нас теперь во Францию. Вот следователь Следственного Комитета Российской Федерации майор Глеб Серов. Его руководство пошло мне навстречу и освободило от других дел. Сейчас он занимается лишь тем, что связано с убийством моей невестки и нападением на моего сына. Одним словом, все, связанное с тем тамбовским кошмаром…

– Ясно, – пробормотал месье Делаж. Прошу прощения, не спросил, как вы долетели?

– Спасибо, все прошло нормально, – ответил Серов. Из Санкт-Петербурга вылетели ранним утром и через три с половиной часа уже садились в вашем аэропорту Шарль де Голль.

– От чашечки кофе, наверное, не откажетесь? – спросил Жюльен.

– Ты не спрашивай, а наливай! – распорядился Арно.

– Слушаюсь, мой маршал! – Жюльен шутливо встал по стойке смирно. Вы присаживайтесь! – спохватился он, пройдя в соседнюю комнату, чтобы сварить кофе.

Спустя полчаса, все – и месье Делаж, и Арно и Артемьев с Серовым уже горячо обсуждали все, что произошло в России.

– Неужели все действительно так страшно? – понизив голос, удивленно прошептал месье Делаж. И получив утвердительный ответ, продолжал: «У нас здесь тоже было всякое. Оборотничество, ведьмы, маньяки – убийцы, сектанты разные… Но, чтобы так, как вы говорите…»

– Да, я понимаю, – кивнул Николай Михайлович. Не каждый день услышишь от генерала ФСБ, пусть и в отставке о том, что невесту его сына погубила нечистая сила… Но, кстати, ваш друг месье Готье лично беседовал с моим Мишей и может рассказать многое. Такая беда, такая беда… – простонал Артемьев, обхватив голову обеими ладонями.

– Успокойтесь, Николай Михайлович, – Арно легонько прикоснулся к его плечу. Вы же слышали, тот, кто это сделал, может все исправить.

– Да, но только вот захочет ли? – исподлобья взглянул на Арно генерал в отставке.

– Уговорим, – коротко бросил Арно и, повернувшись к месье Делажу, спросил: " Жюльен, ты можешь узнать, не происходило ли в последнее время здесь, в Париже что-нибудь необычное?»

– В Париже? – переспросил тот. Необычное? Да ты смеешься?..

– Я имею в виду те преступления, по-нашему профилю, понимаешь? – терпеливо и настойчиво продолжал Арно.

– Да, на днях был один странный звонок, – вспомнил месье Делаж. Какой-то месье спросил, не могу ли я взяться за его дело?

– В чем оно заключается? – поинстересовался Арно.

– Сейчас, сейчас… – пробормотал Жюльен, перебирая бумаги на своем рабочем столе. Ах, да вот же она! Он радостно показал присутствующим клочок, на котором, словно курица лапой нацарапала буквы и цифры.

– Его зовут Эрик Тома… – сообщил месье Делаж, продолжая рассматривать записку. Вот номер телефона. Он сказал, что его дочь Изабель сначала пропала, а потом была найдена мертвой, – пояснил детектив. О, черт! Я же пообещал ему перезвонить! И Жюльен схватился за телефон. Переговорив с потенциальным клиентом, он положил трубку на рычаг. Месье Тома сказал, что приедет через час.

– Это убийство или же простой несчастный случай? – поинтересовался Серов.

– Месье Тома, вроде бы говорил о дикой жестокости, – пожал плечами Жюльен. Но я точно не знаю, приедет – расскажет.

Спустя пятьдесят минут в дверь офиса кто-то позвонил и месье Делаж побежал открывать. На пороге возник низкорослый пожилой мужчина в длинном сером плаще и в серой же шляпе. Пройдя в сопровождении Жюльена в комнату, он снял очки. Каждая черточка его вытянутого лица будто бы излучала тяжкое горе. Протирая стекла платком, который он достал из внутреннего кармана пиджака, визитер близоруко прищурился и принялся вглядываться в лица присутствующих. Затем спохватился и поздоровался.

– Простите, я – Эрик Тома, – представился он. На днях меня постигла тяжкая утрата. Погибла моя единственная дочь Изабель. Ей было всего 20 лет… – месье Тома покачнулся и, если бы не подоспевший ему на помощь Арно, то наверняка рухнул бы на пол. Пока Готье возился с клиентом, осторожно усаживая того на стул, Жюльен сбегал за очередной чашечкой свежесваренного кофе.

– Выпейте! – протянув чашку месье Тома, предложил он.

– Спасибо… – гость взял чашку и отхлебнул из нее глоток. Извините, но я все еще не могу прийти в себя… – пробормотал он.

– Примите наши соболезнования, но нам необходимо знать, что же все-таки случилось с вашей бедной дочерью? – спросил Арно.

Гость вопросительно взглянул на Жюльена.

– Прошу прощения… – тот выразительно хлопнул себя ладонью по лбу. Я не представил вам моего компаньона и совладельца агентства месье Арно Готье. Эти господа … – Делаж кивнул в сторону Серова и Николая Михайловича, – наши гости из России. Они приехали по своему делу, но так как оно очень сильно напоминает ваше, я полагаю, что вы не будете возражать против их присутствия?

Пожав руки Глебу и Артемьеву, месье Тома пояснил: «Никаких возражений с его стороны нет и быть не может! Напротив, он будет премного благодарен за любую помощь в расследовании.»

– Неделю назад моя дочь поздно вечером должна была возвратиться от подруги, из Витри-сюр- Сен и должна была приехать на вокзал Аустерлиц, – начал свой рассказ месье Тома. Но не приехала…

Не в силах сдержать горе, пожилой человек горько разрыдался. Немного успокоившись, он продолжал: «Я живу в тринадцатом округе Парижа. Она вместе со мной. Изабель – поздний ребенок. У нас с супругой долгое время не было детей. Но около сорока моя Аннет все же смогла родить дочь. К сожалению, пять лет назад моей дорогой супруги не стало… Умирая, она просила меня беречь нашу девочку и выдать замуж за достойного человека… Однако я не сумел этого сделать… Поборов очередной приступ горя, месье Тома вытер глаза платком и продолжил свое печальное повествование. – Не дождавшись Изабель, я заявил в полицию о том, что она исчезла. Там пообещали заняться розыском, но, как обычно, толку не было никакого… И вот, спустя пять дней меня вызвали в полицейский участок и сообщили, что в окрестностях городка Этамп обнаружено тело неизвестной девушки. Якобы, по описанию она напоминает Изабель.

Мы поехали в морг, на опознание. Но я даже не предполагал, что мне предстоит! Подвели к прозекторскому столу, откинули простынь…

Я увидел огромные глаза Изабель! В них, давно мертвых, застыл такой ужас, будто моя дочь погибла сию минуту! Ее оторванная голова стояла на краю стола, а рядом лежали куски мяса! Я потерял сознание…

Меня долго приводили в чувство, а потом следователь увез меня в полицию. Там он попросил подписать протокол опознания, а после допросил. Между прочим, он сказал мне, что рядом с телом моей дочери нашли останки еще одного человека.

– Кого? – коротко спросил Арно.

– Я не знаю, но кажется, мужчины… – ответил несчастный отец. И на мой вопрос, кто мог таким ужасным образом расправиться с тремя людьми, полицейский высказал мнение, что возможно, их затравили собаками.

– Нет, – покачал головой Арно. Вряд ли… Он перевел рассказ месье Тома своим приятелям и те также дружно показали головами.

– Ни одна собака на свете не способна на такое, – уверено заявил Николай Михайлович.

– Да, – поддержал его Серов. С подобным я уже сталкивался в России. Скажите, все выглядело так, будто кто-то рвал вашу дочь в приступе слепой ярости? Простите, но мне необходимо знать все подробности.

– Да, – подняв на него слезящиеся глаза, ответил несчастный отец. Именно так все и выглядело, как вы сказали. Именно в слепой ярости… Знаете, я многое передумал за эти дни. Я убежденный материалист! Но тут мне пришло в голову, а вдруг это – оборотень?

Помните, несколько лет назад по телевизору передали, что в убийстве студента в парижском метро подозревают оборотня?

– Я помню этот случай, – кивнул Жюльен. Более того, могу сказать, что сам принимал участие в его расследовании, когда еще служил в полиции. Тогда тоже было очень много крови, часть тела оказалась съедена. На генетическую и судебно-биологическую экспертизы были направлены клочки шерсти, обнаруженные рядом с останками жертвы. Да еще слюна и осколок зуба, он застрял в бедренной кости жертвы. И мы поначалу были уверены, что студента растерзал какой-то хищник. Знаете, некоторые странные люди держат дома львов, леопардов или других опасных животных. Но руководство, получив отчет судебно-медицинских экспертов, схватилось за голову. И не удивительно: генетические исследования показали, что слюна, шерсть, а также осколок зуба принадлежат животному неизвестного науке вида. Дальше – больше! Они имеют признаки ДНК человека, но лишь частично! Мы проделали тогда титаническую работу, – продолжал месье Делаж. Перевернули все кварталы поблизости, допросили огромное количество жителей. Но все без толку… Правда, через месяц нам улыбнулась удача! Мы нашли двух клошаров … – Это бомжи по-вашему, – перебил своего приятеля Арно, который уже замучился переводить его рассказ для Артемьева и Серова.

– Так вот, – продолжил Жюльен. Они сказали нам будто видели, как нечто огромное и темное набросилось на несчастного парнишку. Прикончив его и растерзав свою жертву, это самое нечто отошло от остатков, а потом вдруг превратилось в человека! Точнее, в маленький белый силуэт, – пояснил Жюльен.

– Так это весьма напоминает нашего незнакомца, – переглянувшись с Серовым, медленно произнес Николай Михайлович.

– Я не знаю, но то преступление так и осталось нераскрытым, – разочаровано махнул рукой месье Делаж.

– Знаете, мне кажется, надо позвать на помощь отца Пьера, – предложил Арно. Он обладает огромными знаниями по этой части.

Все согласно закивали. Вдруг в кармане пиджака месье Тома зазвонил мобильный телефон.

– Прошу прощения, но меня вызывает на допрос следователь, – пояснил он, выключив сотовый. Я вам позвоню, скажу вдруг полиция что-то обнаружила. Откланявшись, месье Тома ушел.

Жюльен же связался с отцом Пьером и договорился с ним о встрече.

– Священнослужитель попросил нас приехать… в Этамп! – обернулся он к гостям.

– Нам надо ехать в Этамп, – Арно перевел его слова Артемьеву и Серову.

– Это что же? – удивился Николай Михайлович. Отец Пьер сейчас там, где обнаружили убитой дочку месье Тома?

– По-видимому, да, – кивнул Арно.

– А это, где, далеко от Парижа? – спросил Серов.

– Нет, не очень, – пожал плечами детектив. Сейчас поедем на вокзал Аустерлиц, а оттуда до Этампа, всего около часа. На практике однако времени на дорогу ушло гораздо больше. Пока, пообедали, пока собрались…

Глава 55

На перрон станции Этамп приятели прибыли лишь спустя три часа.

– И какие тут достопримечательности? – с любопытством оглядываясь по сторонам, спросил Серов.

– Замок Этамп? – отрывисто бросил Арно.

– У вас здесь, что же, все сводится к Этампу? – удивился Николай Михайлович. И город, и замок, и место двойного убийства?

– Город назвали по имени замка? – пояснил Арно. Его построили в одиннадцатом веке, еще при Роберте Втором Благочестивом.

– А, ну тогда другое дело! – ухмыльнулся Серов. Если при Роберте…

– Не надо иронизировать… – повернулся к нему Николай Михайлович. О мертвых или хорошо или ничего!

– Так, я и не думал ничего такого плохого… – пожал плечами Серов. Но подумать только, такая древность! И он восторженно огляделся по сторонам.

– Куда нам теперь? – взглянул на Арно Николай Михайлович.

– К церкви Святого Василия Кессарийского? – ответил тот.

– Далеко? – Глеб вопросительно взглянул на Арно. А то я ногу натер, кажется…

– Ну, начинается … – с досадой махнул рукой Артемьев. То ногу натер, то еще гляди, чего- нибудь натрешь…

– Здесь далеко не бывает? – обнадежил их месье Готье. Все рядом.

И действительно, не прошло и получаса, как все четверо уже стояли перед храмом. Отец Пьер ждал их в тени, с восточной стороны церкви.

Серов и Николай Михайлович видели этого человека впервые, но отчего-то он сразу же разрушил все их заочное представление о себе. Сказать по чести, впервые услышав от Арно про экзорциста отца Пьера, Николай Михайлович мысленно нарисовал себе портрет старого, согбенного, морщинистого и крайне мрачного священника, которого ничто мирское уже не могло не удивить, ни заинтересовать… Что касается Серова, то в его фантазии образ отца Пьера мало чем отличался от того, что выдумал для себя Артемьев. Однако, жизнь, впрочем, как это и происходит в большинстве случаев, вдребезги разбила все их представления.

Священник был облачен в черную сутану, с белым воротничком, а на ногах его сверкали черные, начищенные полуботинки. И он оказался далеко не старым, а, напротив, можно сказать, еще молодым человеком, лет тридцати восьми – сорока. Был высок ростом и держал свой стан очень прямо.

И хотя отец Пьер действительно был довольно – таки худощав, на его остром лице печати аскетизма, как и непреклонного воинствующего убеждения в собственной правоте, приятели не обнаружили. Напротив, оно выражало лишь искреннее расположение к гостям, но при всем том в уголках его больших глаз таилась едва заметная ирония.

Поздоровавшись с пришедшими, отец Пьер внимательно оглядел Арно с ног до головы.

– Все нормально? – озабоченно спросил он. Как съездили?

– Конечно же, все ненормально, – ответил Готье, которому нельзя было отказать в тонком чувстве юмора. Тот тип, который устроил кровавую баню в России, сейчас во Франции.

– И?.. – отец Пьер вопросительно посмотрел на Арно.

– Мы хотели бы посоветоваться с вами, – пояснил его собеседник.

– Тогда пойдем, – священник приветливо протянул руку, указывая на подъезд двухэтажного дома напротив церкви.

– Вы здесь живете и служите? – полюбопытствовал Серов.

– Ни то и ни другое, – перевел ему Арно ответ отца Пьера. Я приехал по просьбе моих коллег, вот они действительно несут службу в Этампе. А я так, можно сказать, в командировку приехал…

– А что случилось? – удивился Жюльен.

– Здесь с недавнего времени, всего-то в течение примерно двух недель, начали происходить странные и страшные вещи – вдруг по русски, хоть и с сильным акцентом ответил экзорцист. Впрочем, это мои дела и они вряд ли будут вам интересны. Если пожелаете, то я вам после расскажу.

– Вы знаете русский? – удивленно воскликнул Арно, для которого это открытие оказалось таким же неожиданным, как и для его спутников из России.

– Да, я изучал язык на досуге, – смущенно улыбаясь, ответил священник. Теперь же входите, располагайтесь и чувствуйте себя как дома! – отец Пьер открыл входную дверь небольшой, двухкомнатной квартирки.

Гости огляделись. Впрочем, и одного беглого взгляда было вполне достаточно, чтобы понять: квартира эта казенная. Об этом убедительно свидетельствовало все, начиная с поломанной вешалки в прихожей, и заканчивая последним стулом в гостиной.

– Усаживайтесь удобнее и рассказывайте, что там у вас приключилось! – нетерпеливо потирая сухие ладони, скомандовал отец Пьер.

Тут Арно попросил Николая Михайловича подробно рассказать священнику обо всем, что произошло в России. Когда же тот закончил, экзорцист сильно помрачнел.

– Все это очень и очень плохо … – медленно произнес он, качая головой.

– А тут недавно двух человек разорванными нашли, – продолжал он. Девушку и молодого мужчину.

– Потерпевшую, случайно звали не Изабель ли?.. – предчувствуя положительный ответ, спросил Арно.

– Да, точно так … – удивленно ответил священник. Откуда вы знаете?

– Тут к моему компаньону только что приходил ее несчастный отец месье Эрик Тома, – пояснил детектив. Он просил нас выяснить, не оборотень ли погубил его несчастьную дочь.

– А как звали мужчину, вы случайно не знаете? – поинтересовался Серов.

– Знаю, – кивнул отец Пьер. Его звали Лоран Фурнье.

– Как?! – от неожиданности Жюльен даже привскочил на своем стуле. Вы сказали Лоран Фурнье?!

– Да, – кивнул священнослужитель. А что вас так удивляет?

– Просто ко мне сегодня утром приходила одна дама, мадам Фурнье, – ответил месье Делаж. И она просила разыскать своего пропавшего супруга. И не только разыскать, но и добыть доказательства его измены.

– Теперь это уже не имеет значения, – махнул рукой Арно. Но все же, позвони мадам Фурнье и скажи ей… Но только осторожно, слышишь?! Не пугай женщину! Скажи, что ее супруг, вроде бы погиб…

– Угу, – пробормотал Жюльен, хватаясь за сотовый телефон. Но, несмотря на весь такт месье Делажа, минуту спустя голова мадам Фурнье уже ударилась о стол, накрытый кружевной скатертью. Получив известие о смерти супруга, его клиентка в своей Парижской квартире упала в обморок…

Между тем, Арно продолжил свою беседу с отцом Пьером.

– Да, все произошло почти так же, как вы рассказываете… – протянул тот. Но вот ведь какое дело… Никакого высокого молодого брюнета с усами и с перстнем в Этампе не видели. Я тщательно опросил обоих свидетелей, но они в один голос твердят, будто рядом с той погибшей парочкой находился лишь какой-то маленький старик…

– А – а! – так месье Фурнье и мадмуазель Тома все-таки были вместе?! – уточнил Жюльен.

– Да и, скорее всего, у них были отношения, – предположил отец Пьер. Но сообщать об этом вашей клиентке, я думаю, не следует. Теперь она получит развод и без всяких судебных процессов. Да и фото, компрометирующие ее бедного супруга, тоже уже не понадобятся…

– Ага! – с раздражением подтвердил месье Делаж. И тех денег, о которых мы с ней договорились, мне тоже не видать!

– Что поделаешь … – священник иронично возвел очи к небу. На все Его воля, не ропщите сын мой!

– Ну, не знаю… – пожал плечами Арно, продолжая тему о таинственном старике. Нас интересует лишь один пожилой господин на всем белом свете. Правда, ведь? – он обернулся к Николаю Михайловичу.

– Да, но тот далеко не маленький! – кивнув, ответил Артемьев.

– Да и вряд ли мы его еще когда-нибудь увидим… – невольно вздрогнув, произнес Арно.

– Что-же все-таки рассказали свидетели? – полюбопытствовал Серов. Кстати, месье Тома, вроде бы ничего не говорил о каких-то свидетелях?

– Полицейские просто не сказали ему о них, – ответил отец Пьер. Но те двое – пожилые мужчина и женщина, которая приходится ему кузиной, видели нечто очень странное. Я, получив разрешение у следователя, беседовал с ними. Их зовут Бонифас Герен и Мелисент Леру.

По их словам, в тот роковой вечер они обсуждали предстоящий брак дочери месье Герена, Жозефины.

– Где они находились? – нетерпеливо спросил Серов.

– Они прогуливались вблизи церкви Сен-Мартен, – ответил священнослужитель. У которой еще знаменитая «падающая» колокольня есть, знаете?..

– Нет, – отрицательно замотали головами его слушатели. Но продолжайте, пожалуйста, святой отец!

– Так вот, вокруг этой церкви имеется несколько двух- и трехэтажных домов старой постройки. А после начинается возвышенность, где растет много деревьев и кустарников. Там мои свидетели и совершали вечерний променад. Было около 19 часов вечера, солнце уже садилось. Мужчина с женщиной уже было вознамерились возвращаться, но тут их внимание привлек громкий смех. Впереди на тропинке, метрах в тридцати от них, появилась влюбленная парочка. Молодой мужчина лет тридцати пяти и его совсем юная спутница. Они остановились, чтобы в очередной раз поцеловаться возле густых придорожных кустов. И тут вдруг на них налетело что-то огромное, косматое и черное. Свидетели услышали жуткий вой, потом дикие предсмертный вопль и уже через мгновение все стихло. Тут мужчина и его кузина заметили, что непонятное существо задрало над разорванными трупами свою морду. Издав короткий, торжествующий вой, оно раскрыло пасть и принялось шумно втягивать в себя … – отец Пьер перевел дух. … месье Герен и мадам Леру подумали, что воздух. Но, нет! Совсем не воздух, а какую-то легкую дымку. Она появилась над страшными останками несчастных жертв. Завершив свое страшное действо, чудовище, довольно урча, направилось прочь и скрылось за поворотом. Несмотря на дикую дрожь, мужчина и его кузина поспешили за ним.

– Ну, они и дают! – восторженно воскликнул Николай Михайлович. Увидеть такое и не побояться преследовать этого монстра!

– Думаю, это не смелость, а скорее состояние аффекта, – предположил отец Пьер. После они говорили мне, что в тот момент еще не осознали до конца, что же все-таки произошло. И здесь случилось самое странное. Когда они миновали поворот, то никакого монстра не обнаружили. Зато увидели какого-то маленького старика. Он шел им навстречу. Поравнявшись, он учтиво приподнял свою шляпу и пожелал им доброго вечера. Но едва месье Герен собрался спросить у прохожего, не видел ли тот чего-нибудь необычного, тот… исчез!

– Как исчез? – удивился Жюльен.

– Да вот так, просто взял и пропал! – ответил священнослужитель.

– Думаете – это оборотень? – прямо спросил Арно.

– Не знаю… – задумчиво почесал свой длинный нос отец Пьер, … не знаю…

Он подошел к старому книжному шкафу и снял с полки толстенный фолиант в кожаном переплете. Открыв книгу и поискав нужную страницу, он медленно произнес: «Одним из самых ужасных оборотней, известных во Франции был оборотень из Шалоне, его называли также Хвостом Демона. Суд над ним святая инквизиция провела в Париже 14 декабря 1598 года. Но его преступления были так ужасны, что после слушания все документы были уничтожены. Даже само имя его постановили забыть.

– Что же он делал? – Серов придвинул свой стул к столу, за которым сидел отец Пьер.

– Заманивал детей в свою лавку, а потом потрошил их, – ответил экзорцист. Кожу сдирал и сделал из нее для себя особый, волчий костюм. В сумерках оборотень из Шалоне выходил на охоту к окраине леса и там набрасывался на прохожих…

До него, зимою 1450 года жителей французской столицы терроризировали так называемые парижские волки. Их было сорок. Чудовища залезли в город сквозь проломы в стенах и учинили самую настоящую бойню: улицы окрасились кровью. Кошмар продолжался долгие три месяца. Пока, наконец, всю стаю не загнали в переулок у Нотр-Дама. Выход заложили хворостом и подожгли. Суеверные монахи сохранили пергаменты, где утверждалось, будто сгорая, волки превращались в людей.

Жиль Гарнье Каннибал и серийный убийца Жиль Гарнье, даже на костре, продолжал утверждать, что все убийства совершила его волчья ипостась. Этот человек хладнокровно убил два десятка детей, и путал следствие с 1571 по 1573 год. Удивительнее всего стали клочья странной, не похожей ни на что шерсти, найденной сыщиками на месте каждого преступления.

В 1521 году Жан Бьен – инквизитор католической церкви приговорил Мишеля Вердена к сожжению на костре за совершенные им убийства. Мишель служил егерем в лесу, где уже целый год пропадали люди. Один из прохожих подвергся нападению волка, но сумел отбиться, ранив того в лапу. Добравшись до хижины егеря, прохожий с удивлением и ужасом обнаружил раненного человека, у ног которого лежала волчья шкура…

– Да, все, что вы тут прочитали и рассказали нам, действительно напоминает убийства оборотня, – согласился Арно. Но нигде и ни разу я не читал и не слышал о том, чтобы оборотень, разорвав кого-то, втягивал в себя какую-то непонятную дымку…

– Дорогой друг… – внимательно взглянул на него отец Пьер. … Неужели вы на самом деле не догадываетесь, что именно означает сей ритуал?

– Нет, – пожал плечами Арно.

– Это чудовище высасывает души убитых им людей! – воскликнул священнослужитель. Или одну, как принято сейчас говорить, из человеческих энергетических оболочек – эфирных тел. Тут трудно сказать точно. Но оно ими питается, словно вурдалак кровью!

– Но я никогда о таком не слышал! Так что мы будем делать? – спросил Николай Михайлович.

– У меня здесь имеется несколько осведомителей, – ответил отец Пьер. Они на жаловании святой церкви и выполняют отдельные поручения. Я уже распорядился, чтобы любой из них, если увидит или заметит, или узнает что-либо необычное, либо подозрительное, немедленно сообщал мне. И еще. Здесь, в Этампе, сейчас скрытно работает полицейская бригада из Парижа. Они вместе со своими местными коллегами также ведут скрытое наблюдение за всем, что происходит.

– Понятно, – кивнул Серов. Значит, будем третьей колонной.

– Угу… – кивнул Арно.

Отец Пьер отвел их в гостиницу, которая расположилась в центре городка.

– Неплохой интерьерчик, – внимательно оглядев свой двухместный люкс, резюмировал Николай Михайлович. Пожалуй, если не возражаешь, приглашу тебя, – обратился он к Серову. Ты же по-французски не кумекаешь, да и я тоже. А месье Готье пусть вместе со своим приятелем Жюльеном поживет…

– Согласен, – кивнул Арно.

Поужинав и выпив на ночь по паре бокалов красного вина, приятели еще некоторое время поспорили в номере у Арно о природе неведомого существа. А затем, около полуночи, отправились спать.

…Месье Готье внезапно проснулся: будто кто-то толкнул его в бок. Открыв глаза и все еще находясь во власти сна, он прислушался. Все было, вроде бы спокойно. Тишину ночи нарушало лишь сладкое посапывание его приятеля Жюльена, который без задних ног дрых в соседней комнате люкса. И вдруг Арно осознал, что находится не в постели, а где-то под потолком номера! Взглянув вниз, Готье увидел… самого себя! Он лежал в кровати и мирно спал! Детектив принялся лихорадочно озираться. И тут почувствовал, что кто-то очень осторожно берет его под руку. Резко обернувшись, Готье увидел перед собой… собственное лицо! Оторопело посмотрел вниз… Тот Арно, который в кровати, продолжал мирно спать!

– Да что же это… – пробормотал он. Однако, другой месье Готье, тот, что взял его под руку, молча улыбнулся и, приложив палец к своим губам, прошептал: «Т-с-с!» И плавно вытянул Арно за собой – прямо в окно! Детектив совершенно отчетливо увидел сверху тот самый отель, в котором только что находился. Вот внизу по ними медленно проплыла церковь Богоматери и потянулись крыши домов…

Наконец, третий месье Готье, увлекший за собой месье Готье первого, плавно приземлил их обоих возле какой-то старой полуразрушенной башни. «Т-с-с!» – снова прошипел Арно номер три и, отпустив своего спутника, отступил на пару шагов назад. Арно номер один показалось, что таинственный спутник пытается внимательно разглядеть его в неверном свете пробуждающейся зари. Оба стояли на мягкой траве, сплошь покрывавшей подножие башни.

– Это донжон Гвинетт, – тихо произнес третий Арно. Печальные останки некогда мощного замка Этамп.

– Спасибо вам за любопытную экскурсию, – хрипло (так ему показалось) ответил первый Арно. Но скажите, пожалуйста, мне все это сниться? Произнося эти слова, Готье внимательно разглядывал своего черноволосого спутника. – «Лет тридцать – тридцать пять» – мысленно отметил он про себя. – «Синие джинсы, черный свитер, легкая синяя же куртка, а на ногах – обычные кроссовки. Лицо худощавое, чисто выбритое. На пальце – тяжелый золотой перстень с красным камнем. Казалось бы, обычный горожанин, каких здесь пруд пруди. Но вот глаза… Они же, как мертвые…»

– Вся наша земная жизнь, не более чем сон, – ответил его спутник. У кого-то сны сладкие, а кого-то мучают кошмары… Впрочем, прошу меня простить, милостивый государь, я не успел вам представиться.

– А я вас и так знаю! – перебил его Арно номер раз. Ведь, вы – тот самый незнакомец, которого мои друзья видели возле старой усадьбы и в фамильном склепе!

– С прискорбием должен заметить вам, милостивый государь, что вы не слишком-то вежливо перебили меня, – укоризненно произнес третий месье Готье. Но я вас прощаю. Кстати, вы не можете мне сказать, какой фамилии принадлежит склеп, где ваши, с позволения сказать друзья, вроде бы меня видели?

– Ну, я не помню… – замялся первый Арно.

– И очень жаль! – покачала головой его собеседник. Спешу просветить вас. Это усыпальница старинного дворянского рода Маматовых, а я – есаул Константин Евгеньевич Маматов.

– Но Серов и сын Николая Михайловича говорили, что у вас были усы, – пробормотал Арно. Зачем вы их сбрили?

– … Да, смешно … – криво ухмыльнулся собеседник. Наша встреча все более начинает напоминать какую-то дикую смесь из популярных кинокомедий советского … (худое лицо есаула исказила брезгливая гримаса) периода. Помните, тот популярный диалог про «Зачем Володька сбрил усы?». Теперь вам осталось лишь добавить: «И там, на даче еще третий! Чем больше сдадим, тем лучше!». Но в нашем случае правильнее было бы, наверное, сказать не «на даче», а «там, в отеле?» Так ведь? Я прав? – есаул вопросительно взглянул прямо в глаза Арно.

– Хм-хм! – невзирая на явную фантасмагоричность момента, Арно не смог сдержать смешок. Извините, но «Кавказская пленница» и «Джентльмены удачи» действительно великолепны!

– К счастью, гениальные люди живут во всякие времена, – пробормотал Маматов. Без них можно было бы с тоски удавится…

– Ответьте, почему мы так похожи? – спросил Арно.

– Вероятно, потому, что родственники, – улыбнулся есаул и огорошил: «Я ваш прадед, месье Арно. И позвольте полюбопытствовать, не оставил ли вам ваш отец некую драгоценность?»

– Нет, – покачал головой детектив. Разве только вот… Он вытащил из-под воротника рубашки старинный золотой крест.

– Моей маменьки… – тихо прошептал Маматов. Храни его, как зеницу ока…

– Не буду задавать глупых вопросов, вроде «почему вы так хорошо сохранились?» – медленно произнес Готье. Я догадываюсь, почему… Нам про то Властитель и Рогаткин уже рассказали…

– Вы были у Деда? – удивился есаул. И он вас отпустил?!

– Да, – кивнул Арно. Он сказал, что благодаря моей древней крови…

– Нет!!! – задрав голову к небу, вдруг заорал его спутник. Нет!!! Только не его!!! Я не позволю!!! Ты слышишь?! Не позволю!!!

– Что вы хотите со мной сделать? – Арно схватил есаула за рукав куртки.

– С вами? – удивленно вздернул брови его собеседник и тут же ответил: «Ничего не собираюсь! Просто я полагал, что нам следует познакомиться. Вы и только вы способны мне помочь!» – внезапно вырвалось у него. Слова прозвучали будто вопль терзаемой души.

– Но как?.. – не понял Арно. Что я могу для вас сделать?!

– Об этом я вам скажу сегодня ночью, – тихо прошептал Маматов и продолжил: «Я сделал огромную ошибку! Неверный выбор! Но я не дам им втянуть в этот кошмар еще и тебя! Я совершил ужасное, я рвал людей, словно обезумевшая бестия. И лишь для того, чтобы хоть на миг увидеть мою Наташеньку…

Но все это оказалось ложью. То была не Наташа… так, мираж, фантом… Лживый старик обманул меня. Он сделал так, чтобы я губил не только людей, но и их души…

Однако я не ведал, что творю! Думал, что из меня сделали простого убийцу! Но оказалось, палача времени… Больше я так не могу и не желаю! Лучше смерть!»

– Самоубийство – тягчайший из грехов … – растерянно пробормотал Арно первое, что пришло в голову.

– Ха!!! Если бы это было так просто!!! – рявкнул есаул. Я бы ни мгновения не колебался! Но я не могу умереть! Понимаешь, ты?! Не могу!!! Древняя кровь зверей-ведунов роднит меня с Дедом. Он – из тех самых, что жили в Давыдовском городище… Проклятый старик спас меня от неминуемой смерти, не то я бы сдох от раны! Но взамен он сотворил со мною нечто такое, во что я сам до сих пор не могу поверить… Но мне обманом удалось вырвать у него правду о том, как можно уничтожить того зверя, что поселился во мне. Сделать это можешь только ты… Сегодня вечером захвати тот клинок с серебром…

– Простите, вы не могли бы излечить сына Николая Михайловича Артемьева? – несмело взглянул на есаула Готье. Он же не сделал вам ничего плохого, а теперь в психиатрической клинике…

– Да знаю, я, знаю… – Маматов раздражено махнул рукой. Ты хороший… – есаул внимательно взглянул в глаза Арно. О других печешься… Я туда заглядывал, в этот дом скорби, когда тебя искал. И, кажется, еще больше напугал бедного мальчишку…

Все… – он отошел в сторону под старое развесистое дерево и вцепился себе в запястье клыками. Брызнула кровь… Набрав ее в ладонь, есаул закрутился на месте и трижды выплеснул алые капли на все четыре стороны света. Затем, нечленораздельно пробормотав нечто бессвязное, вырвал себе левый клык. Подойдя вплотную к Арно, который поначалу даже отшатнулся, он протянул зуб ему со словами: " Вот, возьми и когда вернешься в Санкт-Петербург царапни им кожу Михаила. И все пройдет.»

Приблизив свое бледное лицо, он прикрыл глаза Арно своей широкой, костлявой ладонью.

– Прости меня, правнук! – есаул поцеловал Готье в лоб. Почувствовав, как рука, прикрывавшая его глаза, исчезла, Арно открыл глаза. Он лежал в своей кровати, а в окно врывались первые лучи золотистого рассветного солнца!

– «Что это было?» – сам себя спросил Готье. – «Сон? Но тогда почему так явственно?».

– Ну и здоров же ты на ухо давить! – прервал его размышления Жюльен.

– Я крепко спал? – спросил Арно.

– Еще как! – ответил приятель. Не мог тебя добудиться. И за плечи тряс, и щипал, ничего не помогало!

– А зачем ты вообще ко мне лез? – резонно поинтересовался Готье.

– Я, пардон, пи-пи захотел, – смущенно ответил месье Делаж. Но когда встал, то мне показалось, будто ты не дышишь. Вот и кинулся проверять…

– Тогда понятно, – улыбнулся Арно и добавил, – спасибо за заботу. И лишь тут он заметил, что крепко сжимает свою правую ладонь. Разжав пальцы, он чуть было не вскрикнул от неожиданности: в руке лежал длинный блестящий клык!

За завтраком, к которому присоединился и отец Пьер, Готье, подумав, решил рассказать друзьям о своем ночном приключении.

– Да не свисти, ты! – поначалу засмеялся Жюльен. Я ж говорил, что ты спал, как убитый!

Но, взглянув на помрачневшие лица Артемьева и Серова, осекся.

– Скорее всего, то был вовсе не сон … – отложив в сторону вилку, хрипло прошептал Николай Михайлович.

– Точно не сон! – ответил Арно и показал всем клык есаула.

– Но как тогда?.. – продолжал недоумевать месье Делаж.

– Ночной гость просто пригласил душу месье Готье… – аккуратно вытерев губы салфеткой, пояснил отец Пьер, … на ночную прогулку…

После этих его слов, все застыли в немом молчании.

– Ну и как ты себя чувствовал, без тела? – первым переварив эту информацию, полюбопытствовал Серов.

– Точно так же, как и в теле, только без него, – туманно ответил Арно.

– Долго думал? – ехидно прищурился Жюльен. Полагаешь, сострил?

– Господа, сейчас не время спорить, – вернул их к действительности священнослужитель. Надо думать, что делать дальше и быть готовыми ко всему…

День пролетел незаметно. Отец Пьер, помолившись в церкви, взял у Арно второй клинок с освященными серебряными крестами на лезвии.

– Мне тоже дай! – попросил Серов. Однако Арно, сославшись на просьбу есаула, отказал ему.

– Константин Евгеньевич просил, чтобы вечером он был при мне, – пояснил детектив.

– Так уже вечер, – взглянув на темнеющее небо, констатировал Николай Михайлович.

Они сидели в маленьком кафе возле гостиницы и любовались тихой жизнью провинциального городка. Тут к ним подбежала небольшая дворняжка. Уставившись на Арно, она словно хотела ему, что-то сказать…

– Пошла! – попытавшись пнуть собачонку, Серов чуть было не свалился со стула.

– Зачем? – возмутился Арно. Не смей!

– Ты мне еще указывать будешь! – разозлился Глеб.

– Да будет вам! – вмешался отец Пьер. Что это на вас вдруг нашло?

– Откушу ногу! – пообещала собака. И, прямо на глазах у Арно, обернулась маленьким старичком в дорогом английском костюме. В руках тот держал трость с серебряным набалдашником в виде оскаленной звериной пасти.

– А вы еще кто такой?! – возмущено воскликнул Серов. Чтобы мне угрожать?!

– Я не угрожаю, а предупреждаю, – смиренно потупив глаза, ответил прохожий. Меня прислал есаул Маматов, он сказал, что сейчас ждет вот его… – старик указал рукой на Готье, – на старом городском кладбище…

– Тогда, пошли! – воскликнул Николай Михайлович.

– Я сказал, только его! – ударил тростью по столику старик.

– Тогда он никуда не пойдет! – воскликнул отец Пьер.

– Да, не пойдет! – поддержали его остальные. Мы не отпустим его с вами в одиночку!

– Да чтоб вас! – по-французски выругался неизвестный. Черт с вами, пошли! Резко крутнувшись на каблуках, он быстро зашагал прочь. Все вскочили и, вразнобой требуя, чтобы он подождал, все последовали за ним.

…На старинном кладбище Этампа покоилось гораздо больше народу, чем те девять тысяч, что проживали в городке…

– Вот, ведь, потеха! – старик обернулся к своим спутникам. Столько лет, а земля терпеливо ждет всех вас… И будьте покойны, непременно дождется!

Пробираясь сквозь заросли, протискиваясь между древними серыми надгробиями, вся компания постепенно начала испытывать к своему проводнику самую настоящую ненависть. Но того, кажется, их злобные взгляды того только забавляли.

– Ну, вот, и пришли, кажется… – он указал своей тростью на одинокий серый каменный крест, возле которого склонился молодой человек.

– Сначала я подойду, переговорю с ним, а уж потом … – старик ткнул тростью в Арно, – … и твоя очередь придет! И говорю тебе, слушай меня! Иначе… Я не шучу!

И странный собеседник подошел к старой могиле. Их разговор с молодым человеком остался для компании тайной. От могильного креста их отделяло около двадцати метров и поэтому, как ни старались, ничего услышать они так и не смогли.

– Смотри, старый черт, кажется, уходит! – толкнул Арно в бок Николай Михайлович. Иди, подойди к есаулу. Так, вроде, ты его называл?

…Солнце садилось в рваную пелену сиреневых облаков. И небо, казалось, постепенно заливает алая кровь…

– Я пришел, – тихо окликнул Маматова Готье.

– Артемий … – откликнулся тот. Ты оружие принес?

– Как вы меня назвали? – поразился Арно.

– Артемием, – отозвался есаул. Не удивляйся. Я нашел своего сына, твоего деда и всю его жизнь поддерживал его и помогал деньгами. Как потом и твоему отцу… И знаю, как на самом деле тебя назвали… В нашем семейном склепе есть тайное хранилище. Там немало драгоценностей… Из тех, что не смогли украсть красные бесы. Вернешься в Россию, станешь богатым человеком…

…Но все, пора… Пожалуйста сделай то, о чем я тебя попрошу, – приблизив губы к самому уху Арно, прошептал есаул. Я сейчас буду молить Господа нашего о прощении, а ты в эту самую минуту ударь меня ножом в сердце. Только тогда все будет кончено… Иначе, этот старый кошмар меня не отпустит. В тебе тоже течет кровь древних и поэтому только ты, мой потомок, можешь меня убить! А Пес вздумал использовать и тебя тоже. Но ты ни в коем случае не верь ему и не поддавайся! Что бы он

тебе не обещал! Помни, его бессмертие – от лукаваго! Это не вечная жизнь, а вечная мука, Артемий… Вот и все… – с этими словами Константин Маматов опустился на колени и, перекрестившись, громко воззвал: «Отче наш, иже еси на небесех! Да святиться имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет Воля Твоя… Господь Всемогущий, прости меня за все мои страшные прегрешения! К Тебе одному взываю, Тебя одного славлю, пред Тобой одним преклоняюсь я! За все, что совершил, прошу наказать меня страшно, готов на все, лишь бы загладить все то зло, которое я причинил…»

– А-а-а! – раздался рядом скрипучий отвратительный смех. Вот, значит, что ты удумал, недостойный раб! Оказывается, старик никуда не уходил, а просто спрятался за бжижайшим надгробием.

– Я раб Божий, а не твой! – ответил есаул и, повернув голову к Арно, воскликнул: «Бей!»

Артемьев, Серов, месье Делаж и отец Пьер, наблюдавшие трагическую сцену издали, застыли в немом изумлении. Они видели, как Арно выхватил из-за пояса сверкнувший в закатных лучах длинный освященный нож… Как украшенная серебром сталь насквозь пронзила есаула… Слышали, как он в последний раз выдохнул: «Господи, прости меня и прими душу мою…» Но то, с какой любовью умирающий прошептал дорогое имя, услышал лишь Арно…

Оттолкнув чертом подскочившего к могиле старика, он бережно опустил голову есаула на мягкую траву… Но Маматов, собрав последние силы, приподнялся на локте и, дотронувшись до маленькой буковки на могильном кресте, рухнул замертво…

В этот миг прямо с закатной стороны, где небо окрасилось кровью, вдруг вылетели ослепительные золотые лучи. Они ярко ударили прямо в лежащего на могиле есаула и он… исчез!

А взорам присутствующих явилось странное видение…

…Темная лесная чаща… Юная рыжеволосая красавица и высокий офицер бредут по мрачной тропинке… вдоль застывших в призрачной зеленоватой дымке мертвецов… Офицер, преклонив колени, молит каждого из них о прощении… И далее идет он со своей верной спутницей по темному, бесконечному пути…

Наконец, вот он, долгожданный привал – шалашик на берегу тихого озерца… Возле есаул и его красавица Наташенька…

– …Вместе … – нежно проворковала, невесть откуда спорхнувшая, голубка.

– …Вместе … – дружно закивали своими головками цветы.

– …Вместе … – серебряно шепнули первые звезды.

– Ну и чего добился ты, проклятый и недостойный раб! – неистово заорал таинственный старик. Вместе с любимой будешь вечно ты искать искупления ужасных грехов твоих и молить о прощении!

– Его уже простили … – подала голосок голубка. Он раскаялся…

– Его простили … – прозвенели цветы.

– Его простили … – сверкнули золотом звезды…

– Неужели?! – осклабился отвратительный старик. Так быстро?

– Время – это условность … – прозвенели звезды. – Тебе ли не знать, пес?..

– Ну и пусть! – мстительно сплюнул ужасный демон. Зато сынок его третьего дня народился… Слышите?!

Так, что ждите, черви…

Все, описанное в этом романе, как и имена, и фамилии действующих героев, кроме географических названий и исторических событий, является вымыслом. Любое совпадение, чистая случайность.

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg