«Эссенция пустоты»

Эссенция пустоты (fb2) - Эссенция пустоты [СИ] (Нирион - 3) 1526K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Хелег Харт

Хелег Харт Эссенция пустоты

Глава 21 Сияние

Расторум — древний город, хоть по нему и не скажешь. Даже название это никто не смог бы перевести: эланы, которые его основали, как народ перестали существовать тысячелетия назад. Сохранились предания, что Древний Элан образовался через несколько веков после Великой Чумы, но уже в середине той же эпохи государство кануло в забвении. До обласканного солнцем побережья добрался Трон-Гарад, и вся эланская культура развеялась по ветру. В целом же Расторум разрушали до основания и заново отстраивали почти десяток раз, его история насчитывала более ста веков, что было даже больше, чем у Лотора, выросшего на развалинах Трона.

Нет ничего удивительного в том, что жители столицы Прибрежья безмерно гордились своими древними корнями (от которых давным-давно ничего не осталось), а потому очень пеклись о чистоте крови. Отчасти поэтому здесь так ревностно отстаивались старые традиции и уклады, а к чужеземцам относились с больши́м недоверием.

Чванливые таны, скрупулёзно подсчитывающие века, а иногда и тысячелетия с момента появления своего рода, жили в Квартале Фонтанов, так же называемом Белым Городом. Разумеется, самая красивая и богатая часть города была обнесена дополнительной крепостной стеной и тщательно охранялась от обитателей остальных кварталов. А как иначе? В «Фонтанах» даже домов не было — только дворцы, в которых на каждого благородного приходилось по двадцать-тридцать рабов и прислуги.

За внутренней крепостной стеной располагались кварталы жителей победнее или же недостаточно родовитых, чтобы жить в Белом Городе. Здесь степень благородства измерялась уже не столько деньгами и родословной, сколько близостью дома к Белой Стене. Чем богаче семья — тем ближе к Стене она стремилась поселиться. Очень немногим из живущих в этой части города везло стать супругом или супругой какого-нибудь троюродного внучатого племянника тана. Остальные же, как могли, пытались свести концы с концами, чтобы, не дайте Боги, не пришлось переселяться в район пониже.

Всё потому, что в этих самых «районах пониже» жить было намного страшнее. Совет танов даже не пытался поддерживать здесь порядок — стража получала копейки и работала в основном за взятки (попадаться на которых, впрочем, было чревато казнью). Однако человека, желающего удобно спать и вкусно есть, угроза поимки со временем пугать переставала. Грабить тут было особо некого — плебеи и ремесленники с трудом оставались на плаву, платя то тем, то другим, многие голодали неделями, так что стоимость человеческой жизни здесь падала до горсти медяков или же булки хлеба. Естественно, здесь же водилось больше всего возвратных мутантов, и они знатно сокращали бы население, не будь в городе вездесущей Службы Чистильщиков со штатом в добрую сотню человек. Истребители мутантов, несмотря на статус влиятельнейшей гильдии в городе, построили свою контору именно в трущобах — чтобы не ходить далеко. Только благодаря им в нижних районах ещё возможно было жить, хоть и на грани с чистым выживанием. Не имея возможности заниматься хозяйством, нищие горожане чаще всего работали на более зажиточные семьи, по бумагам оставаясь свободными, на деле же являясь рабами.

Но даже этим несчастным могли позавидовать жители портового района. Здесь, среди охраняемых пристаней, верфей и складов обитали люди-призраки — разномастные изгои, бездомные, юродивые и беглые рабы, которые пробавлялись в основном сырой рыбой. Большинство из них опасалось попадаться на глаза кому бы то ни было, потому как плодили заразу, и любой моряк или стражник считал своим долгом убить «гниду» с теми же брезгливостью и омерзением на лице, с какими давят крысу или таракана.

И всё же, Прибрежье — страна мореходов, государство повелителей Южного Моря, поэтому без трактиров с забитыми ромом погребами никуда. В портовом районе они стояли на каждом углу. Из-за этого большинство матросов и город-то ни разу не видели: с корабля — в кабак, из кабака — снова на борт и в путь. Вот уж где воистину не утихало веселье! Даже стены, если бы только могли, спели бы наизусть любую корабельную песню, а столы и стулья, познав разрушительную силу моряцкой удали, менялись едва ли не ежедневно.

В одно из таких заведений под нисколько не претенциозным названием «Три русалки», аккурат к началу вечерней попойки, вошли двое.

Старший из них, бородатый, с матросским платком на голове, обернулся к спутнику:

— Держись поближе ко мне, — грубый голос прожжённого морехода.

— Да уж на шаг не отойду, — огрызнулся в ответ молодой парень, оглядываясь по сторонам.

На него уже от порога начали коситься несколько пар глаз. Это нисколько не удивляло молодого авантюриста — по его одежде даже попугай бы догадался, что ничего общего с морем этот юноша не имеет. А в таких заведениях тебе рады, только если ты моряк. Ну, или шлюха.

Парочка двинулась в обход центра зала, минуя режущихся в кости, пьющих и горланящих песни матросов, после долгого плавания дорвавшихся до развлечений. От гомона и криков едва не закладывало уши. В середине трактира, под аккомпанемент дребезжащей лютни и губной гармошки, грохоча сапогами, отплясывали джигу двое набравшихся субъектов, третий, опрокинув стул, вскочил на столешницу и, пританцовывая, принялся подпевать мелодии — мало кто понимал его бессвязную речь, но нехитрые слова песни все и без того прекрасно знали.

— Вот он, возле очага, — прохрипел только что вошедший моряк, указывая взглядом на дальний столик.

Там в компании двух очевидных головорезов сидел ещё один бородатый тип, но в отличие от остальных держался он по-особенному. Опытный мореход без труда опознал бы в нём капитана.

Уже на ходу моряк обернулся к спутнику:

— Проявляй уважение. Села̀х, может, и служит танам, но он всё равно пират. Неудачное слово — и он оттяпает тебе башку, у него это запросто.

— Не таких видал, — буркнул молодчик, впрочем, немного подобравшись.

Моряк в ответ только крякнул и шагнул к столику, заискивающе улыбаясь:

— Здравия, Селах.

Пират, подняв на подошедшего взгляд из-под сросшихся бровей, промолчал.

— Помнишь меня? — моряк нервно переступил с ноги на ногу.

— Я помню всю свою команду, Борк, — низким клокочущим голосом отозвался капитан. — Даже ту, что слиняла от меня. Зачем пожаловал?

Названный Борком моряк тихо выдохнул и чуть расслабился.

— Есть серьёзный разговор. Разрешишь нам с компаньоном присоединиться?

Слово «компаньон» почему-то здорово развеселило одного из громил. Второй, напротив, навострил уши. Их капитан медленно перевёл взгляд на молодчика, названного компаньоном. По лицу пирата читалось более чем прямолинейное презрение.

— Ты теперь водишь компанию с сухопутными крысами, черепаший сын? — Селах, казалось, просто не умел моргать. — Я знал, что от тебя мало толку. Хорошо, что ты сам утёк, как моча с палубы. Иначе бы закончил в желудке у крокодила.

— О, нет, в этот раз ты удивишься, насколько полезным я могу быть, — нисколько не обиделся Борк, обнажив в улыбке чёрные пеньки зубов. — Речь о Солнечном Сокровище.

Пират с рокотом усмехнулся:

— Гулял бы ты отсюда.

— Я серьёзно, — ещё шире улыбнулся матрос. — У парня есть карта. Кстати, его зовут Тхенда.

— Рад познакомиться со знаменитым Селахом, — подал голос паренёк, но тут же осёкся.

Пират быстро перевёл взгляд на Тхенду, потом опять на Борка. Секунда — и он перекинулся через стол, схватив не успевшего среагировать моряка за грудки, во второй руке сверкнул кинжал.

— Не шути со мной, устрица, — прорычал Селах, обдав Борка смесью перегара и запаха лука. — Я не стал тебя искать, потому что ты полный кретин, но сейчас мне ничто не мешает превратить твою голову в рачий домик.

— Клянусь всеми водами Нириона, я правду говорю! — спасаясь от острия, затараторил Борк. — У него есть, есть карта! Тхенда, сожри тебя акула, покажи карту!

— Господин Селах, он не лжёт, — молодой авантюрист невозмутимо полез за пазуху и извлёк оттуда свёрнутый в трубку клочок кожи. — Вот карта.

Пират разжал пальцы, и незадачливый моряк снова плюхнулся на стул.

— Дай сюда, — потребовал капитан.

Но у молодого Тхенды был свой план. Вместо того, чтобы отдать свёрток Селаху, он развязал бечёвку и развернул карту, держа её на весу:

— Знакомая местность, капитан?

Глаза пирата впились в рисунок.

— Остров Марканда, неподалёку от Красной бухты, — уже спокойнее отозвался он. — В этой местности нет ничего, кроме бешеных туземцев.

— Не совсем так, — с прежней невозмутимостью сказал Тхенда. — Видите вот этот ма-а-аленький крестик? — Он убрал палец с уголка карты, открыв пометку.

Четыре пары глаз немедленно впились в указанное место — и да, там была метка! Но парень, не давая никому опомниться, уже через секунду ловким движением разорвал карту пополам и швырнул обрывки в пылающий очаг.

— Стой! — сдавленно крикнул Селах.

— Ты рехнулся! — в ужасе взревел Борк, бросаясь к огню, но поздно — карта уже вспыхнула, точно ивовый пух.

— Теперь послушайте меня, — сказал Тхенда, бесцеремонно садясь на свободный стул. — Никто из вас не успел запомнить карту, но у меня есть её копия, хранящаяся в надёжном месте.

— Где? — Пират смотрел на него налившимися кровью глазами.

— Здесь, — парень ткнул себя в висок. — Можете быть уверены, карта настоящая.

— Чем докажешь?

Тхенда сел поудобнее и спокойно продолжил:

— Я — вор. Залез не так давно в архив аль-назирского султана, по заказу. Там и наткнулся на эту карту. Ушло несколько месяцев, чтобы узнать, что за местечко на ней указано. Не уверен каменно, но на ней не может быть ничего кроме Солнечного Сокровища. Я в этом убедился.

— Как?

— А вы подумайте, — он обвёл глазами всех сидящих за столом. — Вспомните легенду.

Над столом повисло напряжённое молчание.

Где-то на другом конце зала громко вскрикнула одна из гулящих девиц и тут же захихикала. Кто-то требовал ещё рома, кто-то завязал драку, но после нескольких глухих ударов звуки борьбы смолкли, и по трактиру снова прокатилась волна могучего хохота. На компанию у очага во всей этой суматохе никто не обращал внимания.

Выждав паузу, парень обратился к другим сидящим за столом:

— Понимаете? Всё сходится.

— Да, сходится, — проговорил Селах, глядя исподлобья. — Ребята, выбейте-ка из него местоположение сокровища.

Громилы уже начали вставать, но Тхенда опередил их, вскинув руки:

— Сесть!

Никто не ожидал подобной властности от субтильного паренька лет двадцати пяти от роду, поэтому сбитые с толку наёмники медленно сели, глядя то на вора, то на пирата. Борк смотрел на спутника со смесью удивления и опаски — как на случайного прохожего, внезапно выкинувшего безумный фортель.

— Капитан Селах, — с прежней учтивостью продолжил вор. — Пытками вы ничего не добьётесь. Я скорее умру, чем позволю ускользнуть добыче всей моей жизни. К тому же я могу лишь приблизительно указать место. Карта была старой, нечёткой, ориентироваться придётся на месте. Я заранее пропитал её особым горючим маслом, потому что знал, что вы захотите оставить меня за бортом. Неужто вы думаете, что я не предусмотрел для себя лёгкой смерти? Задумайтесь — если сгину я, последняя ниточка к сокровищу оборвётся. Давайте не будем препираться, лучше заключим соглашение.

Пират, помолчав, откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди:

— Сколько ты хочешь?

— Пятую долю.

— Не пойдёт, — с ходу отрезал Селах. — Нам понадобится набрать больше команды, и не абы кого, — презрительный взгляд в сторону Борка. — Тамошние туземцы — настоящие звери. Со всеми придётся делиться. Даже я никогда не брал больше десятой доли от всей добычи.

— В этот раз добыча обещает быть такой, что даже сотой доли хватит на целую жизнь, — возразил Тхенда и театрально вздохнул. — Впрочем, я готов идти на уступки. Пусть это будет знаком моей доброжелательности. Десятая доля.

Селах изучал вора колючим взглядом. Парень терпеливо выдержал это испытание.

— Сын слепой обезьяны, — с прищуром пророкотал пират. — Отбираешь у нас десятую долю величайшего сокровища Южного Моря и преподносишь всё так, будто мы тебя ещё за это благодарить должны.

— По-моему, вполне честная сделка, учитывая, что я один знаю, где оно находится, — пожал плечами вор.

Селах едва заметно переглянулся с телохранителями, но от внимательного Тхенды не ускользнуло это движение, и он улыбнулся уголками губ.

«Я всё предусмотрел».

— Капитан, я успел запомнить карту, — вдруг прогудел один из наёмников, угрожающе уставившись на наглого вора.

— Ха! — парень довольно хлопнул себя по коленям. — Ну что ж, тогда убейте меня и дело с концом!

После этой фразы последовала новая дуэль на взглядах. Наконец Селаху стало ясно, что ловкач его таки обставил. На сей раз. Сопляк возомнил себя умнее всех, но не тут-то было. Пират поклялся себе во что бы то ни стало выпотрошить наглеца, как только они доберутся до сокровища — уж тогда-то ему ничто не помешает это сделать. Конечно, он даже виду не подал, что подумал об этом, чтобы не спугнуть.

— Мур-рена, — рыкнул капитан, добродушно осклабившись. — А ты мне нравишься, прохвост! Шут с тобой. По рукам.

Тхенда расстался с Борком прямо на выходе — их пути расходились. Вор не опасался слежки, будучи уверенным, что сумел добиться своего. Риск, без спора, был велик, но оправдан — судя по тому, что он вышел из трактира на своих двоих. Молодой человек предусмотрительно оплатил комнату в ночлежке на другом конце района, там, где на него уже не станут обращать так много внимания, а следовательно не станут и совать нос в его дела. С недавнего времени это стало критичным.

Уже давно стемнело, а из-за летнего дождя мрак стал совсем непроглядным, но Тхенде было не привыкать, к тому же, зрение его было острее обычного. Тёплые капли, падающие на лицо, успокаивали, остужали злобу и будто смывали маску вора-авантюриста, которую ему пришлось на себя нацепить.

«Вот до чего я дошёл».

Он буквально вбежал в свою комнату и, закрыв за собой дверь, замер на какое-то время.

«До Тхенды».

Рэна передёрнуло.

«Я омерзителен. Лгу, изворачиваюсь и раз за разом иду на сделки с совестью — пусть под прикрытием маски, но всё же это я. Я, а не кто-то другой. И ведь у меня получается, словно я занимался этим всю жизнь. Если бы кто-то сказал мне об этом до катастрофы, я бы не поверил. Принципы пуэри нерушимы. Только вот я единственный пуэри в мире людей, и мои принципы никому даром не нужны».

Охотник стянул с себя промокшую одежду и развесил на верёвке. Сел на топчан, сложив руки на коленях. Посидел так, в тишине и темноте, пытаясь перевести мысли в нужное русло.

«Подделать карту было несложно. Взять обычную карту, перерисовать её на кусок кожи, придать ему соответствующий вид. Самая сложная часть заключалась в том, чтобы убедить пирата в её подлинности и уничтожить, не дав себя раскусить. Но тут, собственно, не существовало выбора — алчность рано или поздно толкнула бы остальных на мысль избавиться от меня. А на тот остров попасть как-то нужно. Теперь они точно поплывут, в этом вся суть пиратов. За наживой — хоть в Бездну. А значит, пора связаться с Эном».

Пуэри несколько раз медленно вздохнул, концентрируясь. Такие сложные заклинания, как магическое окно, давались ему с трудом: глубины Дара едва хватало, а создание годной мыслеформы потребовало многократных тренировок. Первое удачное окно ему удалось лишь через месяц — всё это время Энормис терпеливо натаскивал непривыкшего к комплексным заклятиям пуэри, но сколько Рэн ни спрашивал, зачем это нужно, вразумительного ответа так и не получил.

Серебристая рамка окна замерцала в темноте, его поле оставалось тусклым, более похожее на пелену очень густого тумана.

«Что бы он не задумал, надеюсь, это того стоит».

Заклинание, хоть и слабое, всё же требовало значительных затрат энергии, вряд ли Рэн смог бы поддерживать его дольше двух минут, а чародей всё не отвечал. Ощущая, как тают и без того невеликие запасы сил, охотник уже успел начать беспокоиться, как вдруг окно засияло в полную силу — Энормис ответил и взял подпитку заклинания на себя.

Матово-белая поверхность окна сменилась темнотой, в комнатушку Рэна прорвались завывания ветра, перемежающиеся с гулким грохотом.

— Эн?

— Слышу тебя! — чародей почти кричал, стараясь перекрыть голосом беснующуюся стихию. — Подожди немного!

В окне мелькнули очертания его фигуры, укутанной в тёплую меховую одежду, потом свет от окна на секунду озарил нечто, напоминающее ледяную статую, и, наконец, шум немного поутих, а Энормис скинул капюшон:

— Какие новости?

— Где ты? — спросил Рэн, игнорируя вопрос.

— В Холодных горах. Ты уже нашёл корабль?

— Да. Правда, пришлось провернуть небольшую аферу, — пуэри поморщился.

Энормис смотрел холодно, не двигаясь, лишь мех на его воротнике чуть топорщился от ветра. В последнее время такие взгляды стали для него обычным делом, как и полная безэмоциональность — иногда Рэну даже казалось, что чародея подменили големом, настолько непроницаемым стал его вид.

— Ты веришь мне? — вопрос прозвучал так, словно ответ чародея ничуть не волновал, но пуэри всё же кивнул. — Так нужно, Рэн. Ты рождён для другого мира, поэтому тебе кажется, что ты поступаешь неправильно, но правда в том, что иных путей нет.

— А ты искал иные пути? — охотник грустно улыбнулся.

— Первый путь привёл меня к гибели Лины, — Энормис пожал плечами. — Второй — к гибели Кира и Арджина. И теперь я ступаю на третий. Понимаешь, о чём речь?

Рэн опустил голову.

«Нет, не понимаю. Это твои пути. Не мои».

— Если ты не хочешь рассказать, в чем заключается наш план, — пуэри разглядывал свои ладони, — хотя бы ответь — он у тебя есть?

— Есть. План — победить, — отрезал чародей.

— И ты уверен, что на Архипелаге я найду ключ к победе?

Энормис медленно вздохнул, но так и не отвёл взгляда.

— Я понимаю твои сомнения. Ты идёшь почти вслепую. Ты не видишь выходов, не видишь альтернатив. Поэтому повторяю снова — Рэн, верь мне. Я знаю, что мы справимся. Спросишь, почему я в этом уверен? Да потому, что наша альтернатива — смерть и забвение. Если мы остановимся, если мы хоть на секунду отчаемся, то потеряем последние шансы, и тогда наши жизни станут ещё более бессмысленными, чем наша же гибель. Пусть говорят, что выбор есть всегда — чаще всего так говорят из страха перед решительными действиями. Нам нужна смелость стать выше собственных принципов, морали, всего, что мешает достичь цели. Тебе тяжелее всех, потому что по меркам людей ты чуть ли не святой. Мне жаль, что тебе, пуэри, приходится быть человеком. Мне жаль, что я — человек. Но я верю, что наша цель достойна того, чтобы рискнуть ради неё нашими душами. Если мы победим — все наши действия будут оправданы. Если проиграем — уже ничто не сможет нас оправдать. Никогда. Историю создают только победители, так было и так будет. Теперь понимаешь, почему у нас нет другого выхода?

Рэн смотрел на человека в магическом окне и не чувствовал ничего. Всё, что сказал Эн, он сотни раз прогонял в своей голове и всё равно не понимал, почему тот не делится своими мыслями. Упорное умалчивание о деталях плана наводило пуэри на мысли, что никакого плана действий вообще не существует. Фраза «верь мне» уже набила оскомину и начала превращаться в дежурную.

Но, с другой стороны, оспаривать аргументы Энормиса пуэри тоже казалось бессмысленным. По логике выходило, что он прав, потому что Рэн себе даже представить не мог, что нужно сделать, чтобы одолеть Гроггана. Так что оставалось полагаться на того, кто делал хоть что-то.

Чародей, должно быть, поняв, что сказал достаточно, сменил тему:

— Когда ты отплываешь?

— Через три дня. Соберётся весь цвет местного пиратства.

— Пиратства?

— Корабли танов в те места не заплывают, только контрабандисты и пираты.

— Как тебе удалось их уговорить? Впрочем, без разницы. Просто будь осторожен, эти на всё способны.

— Я сделал так, что меня не тронут до самого последнего момента.

— Хорошо. Как только всё выяснишь, свяжись со мной.

— Подожди.

— В чём дело?

— Что ты делаешь в Холодных горах?

Энормис в ответ лишь улыбнулся уголком рта:

— То же, что и ты, только намного сложнее.

Окно мгновенно погасло, и вместе с этим всё окружающее погрузилось в тишину и темноту.

Рэн повалился на топчан, глядя в потолок.

«Он думает, что понимает меня, но до настоящего понимания ему далеко. Он не видел наших городов. Не видел планету народа Орумфабер, сбалансированную, чистую, подчинённую обоюдному закону единства множественности. Он не может помнить того, что помню я, не может понять то, что я понимаю, потому что он — человек».

Охотник нащупал пальцами нашейник, к которому за последнее время привык, точно к собственной коже, и одним движением сорвал его, комнату тут же озарил бледно-синий свет его анимы. Вздохнув так, словно сбросил с груди трёхпудовый груз, Рэн прикрыл глаза.

«Мне уже начинает казаться, что они просто не созданы для гармоничного сосуществования друг с другом и с внешним миром. Что они с самого начала, несмотря на наличие разума, рождены для того, чтобы саморазрушаться, и пытаться их чему-то научить бесполезно. Новая ветвь эволюции животных…

А ведь это — мысли расиста. Пуэри никогда не рассуждали подобным образом. Значит ли это, что я и сам уже не имею права называться одним из них? Ведь мы различаемся не силой, не ловкостью, не наличием или отсутствием анимы и альтера: самое главное, принципиальное отличие — в головах, в менталитете, до тех пор, пока мы мыслим и поступаем по-разному, мы принадлежим к разным видам. Но как быть со мной? Да, я ещё не человек, но уже и не пуэри, так кто же я?

Если Эн прав, то мои отступления от собственных принципов и впрямь могут оправдаться — если нам удастся каким-то невероятным образом одержать верх над Грогганом. А отступления весьма значительны: убийство, воровство, обман — пуэри уже давно забыли те времена, когда им приходилось пользоваться подобными методами. Убить одних людей, чтобы спасти других — это прозвучало бы у нас, как анекдот… Пока я, вроде бы, всё делаю правильно. Отчасти потому, что выбор не такой уж и большой, отчасти — потому что ещё помню, как должен вести себя пуэри.

Но надолго ли меня хватит? Не знаю…»

Рэн повернулся на бок и ещё долго думал о том, что ему предстоит сделать, потом его мысли переключились на воспоминания обо всём произошедшем за последние полгода, с того момента, как они бежали с Одинокого Вулкана. Наконец сон одолел охотника, но не принёс ни малейшего облегчения — снилось как раз всё то, что хотелось бы забыть.

— Эн, давай остановимся хоть на несколько часов.

Чародей, только что настроивший очередную ловушку, обернулся:

— Я тоже устал, но у нас на хвосте теперь висят не только Меритари. Оставаться в одном месте надолго — непозволительная роскошь.

Охотник аккуратно уложил волшебницу на свой плащ и в очередной раз начал менять ей повязки.

— Она едва держится. Смотри, какая бледная. Пульс еле прощупывается. Ей нужен отдых и уход, а не бесконечные прыжки через Эфир.

Энормис склонился над раненой и положил ладонь ей на лоб.

— Ты прав, — он вздохнул. — Мы уже достаточно оторвались. Если я не восстановлю силы, далеко мы не уйдём.

Рэн бросил на товарища злой взгляд, но смолчал. Его очень беспокоило состояние Литессы — с момента ранения прошло уже несколько дней, а она так и не пришла в себя, несмотря на все целительские заклинания Энормиса.

А ещё его беспокоило то, с какой стремительностью менялся сам чародей. Поначалу раздавленный, теперь он больше напоминал лишённого души психопата — никаких эмоций, только сосредоточенность и холодный расчёт. Казалось, он нисколько не оплакивал ни Кира, ни Арджина, а Литессу перевязывал механически, без малейшего волнения. Тот ли это любознательный и открытый человек, что встретился пуэри у Источника? Эн не торопился начинать разговор, так что охотнику оставалось только догадываться, какие мысли проносятся в голове спутника.

— Где мы? — спросил охотник, продолжая хлопотать над архимагессой.

— На южной границе Либрии. Недалеко от Квисленда.

Рэн бросил ещё один взгляд исподлобья: Энормис стоял рядом, внимательно наблюдая за его манипуляциями.

— Она выкарабкается, — произнёс чародей бесцветным голосом. — Это же Литесса. Нужно только время.

Пуэри не ответил. Затянул узел на повязке, обернул женщину в куртку, связал рукава между собой.

— Ты уже придумал, что нам делать дальше?

Вопрос не застал человека врасплох, во всяком случае, так показалось Рэну. Энормис чуть прищурился:

— А у тебя какие мысли?

— Я понятия не имею, — честно признался охотник. — Потому и спрашиваю. Всё оцениваю наше положение, и соотношение вероятностей говорит о том, что против Гроггана у нас бесконечно мало шансов.

Чародей отвернулся, делая вид, что обозревает окрестности:

— Я думал, этот этап мы уже проехали. Отступать нам некуда. Или мы его, или он нас.

— Это ставит нас в безвыходное положение, не так ли?

— Не совсем безвыходное. Шансы всё же есть.

— Он просто бросил болт рукой, — медленно процедил Рэн, глядя в спину спутника. — И едва не прошил Литессу насквозь.

— Но бежать нам всё же удалось, — возразил человек.

— Ценой жизней Кира и Арджина! Нас осталось трое, если не сказать — двое с половиной.

— А у Гроггана остался только один глаз, — бросил чародей, резко обернувшись.

Интонации, прорвавшиеся в его голос, заставили Рэна отвести взгляд. Энормис говорил так, словно одержал победу — чистое безумие, фанатичное и безоглядное. Возражать ему категорически не имело смысла, поэтому охотник попытался возразить мягко:

— Это ты так считаешь. Подумай, ты сам сказал, что за Грогганом стоит Тринерон. Хранитель, Эн, Хранитель! Дитя Творца! И мне почему-то кажется, что Грогган не лжёт насчёт этого.

— Он и не лжёт, — неопределённое движение плечами.

— У тебя есть, что противопоставить Хранителю?

Энормис помотал головой и тут же спокойно сказал:

— Но я найду.

— Эта твоя уверенность и пугает.

— Бояться стоит её отсутствия. Потому что без этой уверенности останется только лечь и умереть.

Рэн отвернулся, задумавшись. Настрой Энормиса и в самом деле вызывал опасения. Что это, проявление несгибаемости, силы духа? Или безумие, следствие нежелания смотреть правде в глаза? И в том, и в другом случае перспективы одинаковы, разница лишь в их окраске. Очень хотелось верить в то, что Эн знает, что делает, что он сохранил ясность ума, но, познакомившись с человеческой породой, пуэри сильно в этом сомневался. Не является ли такое поведение чародея результатом душевного надлома? Почему он ведёт себя именно так, чем руководствуется в действительности?

Охотник понимал, что ему явно не хватает знания человеческой натуры на столь глубоком уровне. Следовательно, не стоит делать поспешных выводов, но придётся постоянно присматриваться к Эну, анализировать его поступки, подвергать сомнению каждое слово…

— Хочу попросить тебя кое-о-чём.

Пуэри, погрузившийся в свои мысли, не сразу понял, что с ним говорят. Но, осознав сказанное, поднял удивлённый взгляд на спутника.

— Ты ведь не о ночном дежурстве, так?

Энормис, обойдя разведённый костёр, сел рядом и заговорил:

— Нет. Как только Литесса пойдёт на поправку, мы разделимся. Не перебивай. Если мы останемся вместе, нам будет сложнее скрываться. Это во-первых. Во-вторых, рядом со мной сейчас опаснее, чем на расстоянии. И, в-третьих, разделившись, мы сможем сделать больше.

— Постой. Что именно мы будем делать?

— Я объясню. Позже, когда Литесса придёт в себя. Суть нашего разделения в том, что я буду отвлекать внимание и путать следы, пока вы будете заняты делом. Придётся изрядно попутешествовать. Я создам видимость того, что нас по-прежнему трое и поведу Меритари и Гроггана по ложному следу, чтобы развязать руки вам.

Рэн с сомнением покачал головой:

— А если твой план раскусят? Я, например, ничего не смогу противопоставить магической мощи Ордена, а уж Гроггану и подавно.

— Наибольшую угрозу представляю именно я. Не ты, даже не Литесса. Я. Если они отвлекутся на кого-то из вас, меня придётся выпустить из поля зрения — а этого они не допустят. В Ордене нет ни одного чародея старше семнадцатой ступени, так что единственный, кто может одолеть меня и Литессу — это Грогган.

— Не пойму, к чему ты клонишь.

Чародей пристально посмотрел на охотника, словно о чём-то размышляя.

— Придётся разыграть небольшой гамбит.

Пуэри поднял брови:

— Вот как? И кого же ты хочешь принести в жертву?

— От тебя я не требую никаких жертв. То есть почти никаких. Всё, о чем я тебя прошу — верить мне и делать, как я скажу.

С языка Рэна едва не сорвалось: «на каких основаниях тебе верить?», но он вовремя проглотил эти слова. Так он наверняка ничего не выяснит. Создавалось впечатление, что Энормис умышленно напускает тумана — но зачем ему это? Не проще ли сказать всё как есть?

— Рэн, — чародей вдруг заглянул ему в глаза. — Решай, или ты со мной до конца, или сам по себе прямо с этого момента. Я даю тебе выбор: довериться мне или удалиться на безопасное расстояние. В первом случае не жди никаких объяснений и ответов. Во втором — будь готов к тому, что вскоре тебя уничтожат вместе со всем Нирионом, потому что без тебя мне не справиться.

— Звучит так, словно никакого выбора и нет.

— Это у меня его нет, потому что для меня важно только завершить начатое. Дойти до конца. А что важнее для тебя — я не знаю. Но тебе нужно решить это сейчас — свобода следовать своим принципам или попытка хоть что-то изменить.

Рэн молчал, изучая лицо ставшего таким чёрствым чародея. Тот проник до самой глубины, самой сущности сомнений охотника, но снова повернул всё таким образом, что сомнения эти казались необоснованными — зная характер пуэри, Энормис легко манипулировал его решениями через его же, Рэна, собственную моральность. И как раз это настораживало охотника больше всего. Конечно, в здравом уме ни один орумфаберец не предпочёл бы своё сомнительное благополучие борьбе за существование целого мира. Но если маг способен на столь хитрые и бессовестные манипуляции, то насколько аморальными могут оказаться его задумки?

Вглядываясь в выцветшие карие глаза, Рэн понимал, что, получив возможность выбирать, он лишился возможности сделать «неправильный» выбор. Энормис снова добился своего. И, непонятно почему, этот факт внушил пуэри надежду.

— До конца так до конца. Надеюсь, полагаясь на моё доверие, ты не станешь мне лгать, — как можно убедительнее произнёс Рэн.

Энормис в ответ лишь блекло улыбнулся:

— Обещаю.

Ветер трепал светлые волосы Тхенды, стоящего у борта корабля. Свежий морской воздух, насыщенный запахом соли, приятно щекотал ноздри и забирался под одежду, давая ощущение лёгкости. Взгляд пуэри упёрся в горизонт: линию, где синее море сталкивалось с белёсой полоской дымки, постепенно переходящей в ярко-голубое безоблачное небо.

Плавание продолжалось уже трое суток, и пока без происшествий. Селах, как и обещал, собрал самых матёрых пиратов и наёмников, каких удалось отыскать в Расторуме за два дня. Услыхав про Солнечное сокровище, многие из них засомневались, но ситуацию спасла репутация Селаха — каждый знал, что этот пират за туманом не гоняется. Так что теперь на сравнительно небольшом «Спруте» к Солнечному архипелагу плыла почти сотня отъявленных головорезов, опасных даже по отдельности, а вместе и вовсе представлявших собой грозную силу.

Рэн покосился на происходящее на палубе — матросы, управляясь с такелажем, горланили одну из своих любимых песен, за последние трое суток пуэри слышал её по меньшей мере десяток раз. Те, кто не входил в основную команду, занимались своими делами: одни чистили оружие или тренировались, другие валялись в трюме, третьи просто слонялись без дела по кораблю. В первый день кто-то из новоприбывших затеял было игру в кости, но Селах быстро объяснил игрокам, что на «Спруте» не играют. Судя по всему, на судне также существовал сухой закон, потому что пуэри, вопреки собственным ожиданиям, так и не увидел ни одного пьяного, а запас рома в трюме оставался в неприкосновенности. Очевидно, капитан опасался, что подобные развлечения подогреют и без того накалённую атмосферу, а потому старался свести к минимуму все разногласия, способные пустить под откос всю затею.

И правильно делал. Рэну пару раз пришлось избегать стычек с наёмниками, впадающих в ярость даже от косого взгляда — и это при условии, что карту якобы знал только он! Поначалу пуэри пытался ненавязчиво объяснить, что для ссор сейчас не время, но довольно быстро убедился, что это бесполезно, а потому решил просто помалкивать и уклоняться от открытого противостояния. Он прекрасно понимал, что любое неосторожное слово, движение или отсвет от анимы — и его личину раскроют. А этого допускать было нельзя.

Уловив рядом с собой движение, Рэн поспешил вернуться к образу вора.

— Первый раз на корабле?

Тхенда обернулся к заговорившему. Молодой пират в грязной чёрной бандане присел на фальшборт, жуя ещё не успевший очерстветь хлеб.

— Ага.

Парень в бандане немного отличался от остальных — то ли тем, что был гладко выбрит, то ли худощавым телосложением, нетипичным для привыкших к физическому труду пиратов — пуэри так и не понял. Но вёл себя его новый знакомец вполне дружелюбно — даже протянул хлеб:

— Будешь?

— Не, я пообедал, — Тхенда снова повернулся к морю.

Молодой пират пожал плечами и снова откусил от булки.

— Что, тошнит? Смотри, морская болезнь — не шутка. Я как-то плавал с таном Вильярдом, везли его знакомца из Кан-Терна. Так тот блевал дальше, чем видел. Всю неделю. Чуть не помер, бедолага.

Тхенда снова повернулся к собеседнику и встретился с острым взглядом зелёных глаз. Пират, внимательно вглядевшись в лицо вора, даже перестал жевать на какое-то время:

— Да нет, не похож ты на болезного. Я — Эхел, — парень вдруг протянул пуэри узкую ладонь.

Выдержав паузу, чтобы показать своё недоверие, Рэн пожал её:

— Тхенда.

— Да уж знаю, — усмехнулся Эхел. — На «Спруте» ты теперь самый знаменитый. На тебя все косятся.

— Потому что я — не моряк?

— Ага, а ещё потому, что ты первый, кто нашёл карту Солнечного сокровища. Ловко ты обставил Селаха! Мало кому это удаётся. Я бы даже сказал — никому из ныне живущих.

Тхенда пожал плечами, давая понять, что с ним тоже шутки плохи. Эхел помолчал какое-то время, не сводя взгляда с невозмутимого лица собеседника, и вдруг выдал:

— Ты же понимаешь, что как только мы доберёмся до сокровища, тебе воткнут нож под лопатку?

Пуэри тайком огляделся, чтобы убедиться, что больше никто их не слышит и повернулся к пирату:

— И как знать, не будет ли это твой нож.

Эхел нисколько не смутился откровенности вора, хлопнув себя по поясу.

— Не-е-е, у меня сабли. Да и не стал бы я так прямо говорить тебе, если бы замышлял что-то такое. Бойся лучше тех, кто об этом помалкивает.

— И многие об этом помалкивают? — Тхенда с прищуром улыбнулся.

— Да все. Все знают, что ты отправишься под пирс, стоит нам увидеть сокровище.

— Если там будет пирс, — ещё одна улыбка.

Эхел, закинув в рот последний кусок, задумчиво прожевал его и перегнулся через борт, чтобы отряхнуть руки, ничуть не побоявшись при этом выпасть наружу. Очевидно, он что-то задумал, но переходить к главному не торопился, Рэн почти не сомневался — вся откровенность этого паренька была как-то связана с собственным планом. Слишком уж хитро смотрел на него пират.

— У тебя всяко есть задумки, как обогатиться и при этом остаться в живых, — Эхел говорил в голос, но так, чтобы никто из снующих по палубе матросов не понял ни слова. — Это значит, что Селах снова разочаруется.

— У меня есть ещё один козырь, чтобы вынудить его соблюсти договор, — не стал отпираться Тхенда, решив сказать часть правды. — Но не более того.

— Ха, думаешь, я в это поверю? Ты хитёр, как королева ундин, и своего не упустишь, точно. Тут три варианта, — Эхел начал загибать пальцы. — Первый — ты считаешь, что Селах — человек слова. Но этот вариант мы только что отмели. Более гнилого пирата Южное море ещё не знало. Второй — карта была фальшивкой, и плывём мы вовсе не за сокровищем. Третий — ты умолчал о чём-то важном, что помешает Селаху тебя убить. А может, ты всё собираешься обставить так, что мы все там поляжем, а ты преспокойно заберёшь сокровище себе. Какой тебе больше нравится?

Нужно было отдать парню должное — соображал он неплохо. Рэн продолжал сохранять спокойное выражение лица, но чувствовал, что именно сейчас решается, доплывёт ли он до Солнечного Архипелага. Эхел благодаря своим догадкам в один момент стал опаснее сотни головорезов, и ему это не нравилось.

«Нужно срочно что-то делать».

— Белиберду какую-то несёшь, — отвернулся он, намереваясь уйти, но молодой пират ловко обежал его, преградив путь.

— Да не торопись ты так, — голос Эхела понизился, а глаза опасно сверкнули. — Я ведь могу с этими вариантами и к Селаху пойти. Давай-ка поговорим.

— Чего тебе надо от меня? — Тхенда скрестил руки на груди.

— Долю, чего ж ещё, — пират обнажил ряд ровных зубов.

— И как ты её получишь, гений? — в свою очередь усмехнулся вор. — Откуда тебе знать, что я тебя не обману?

Улыбка Эхела тут же увяла. Видимо, так далеко он не загадывал.

«Умный, молодой и нетерпеливый».

— У меня чуйка отличная, — бросил пират уже с меньшей уверенностью.

Кажется, теперь он понял, что у него осталось два выхода: сделать вид, что этого разговора не было, либо всё же рассказать о нём капитану. Рэну нужно было лишь склонить его к нужному решению.

— Послушай-ка, — сказал Тхенда устами пуэри, — ты, вроде, смышлёный парень. Напоминаешь мне меня несколько лет назад. Мой тебе совет — не суйся в то, чего не понимаешь. Селах не глупее тебя, он уж точно с меня глаз не спустит, как только мы сойдём на берег. Если хочешь получить добычу, советую тебе делать так же. Но ещё лучше — не лезь ко мне и не присоединяйся к остальным, когда они захотят меня убить. Не тронешь меня — останешься жив. По рукам?

Он протянул пирату руку, присовокупив к этому жесту одну из дружелюбнейших своих улыбок.

Эхел напряжённо переводил взгляд с ладони вора на его лицо, не решаясь на рукопожатие. Пират явно взглянул на Тхенду по-новому и теперь думал — а не псих ли этот парень? Ну какой человек в здравом уме станет утверждать, что в одиночку справится с несколькими десятками пиратов?

— Э, да ты блефуешь, — наконец догадался он и чуть расслабился. — Думаешь, блеф тебя спасёт от клинков?

— Ну, ты чуть не купился, — Тхенда пожал плечами, снова поворачиваясь к пирату боком. — Ради куска Солнечного сокровища стоит рискнуть. Блеф уже не раз спасал мою шкуру.

Боковым зрением он видел, что Эхел продолжает смотреть на него с сомнением, взвешивая всё услышанное. Если он поверит в версию с блефом, то наверняка примкнёт к остальным, и тогда на одну угрозу для Рэна станет больше. И всё же это лучше, чем рассказывать ему всю правду.

— Дурак, — фыркнул Эхел, снова садясь на перекладину. — Я думал, ты умнее.

— Прости, что разочаровал, — Тхенда виновато развёл руками. — Но звон золотишка для всех звучит привлекательно. На что только ради него не пойдёшь, верно? — он озорно подмигнул молодому пирату, но тот в ответ лишь снова фыркнул.

— О чём это вы, соплячьё, тут лясы точите? — к ним подошёл здоровенный бородатый детина с повязкой на глазу.

Его Рэн уже знал — Пархат, ещё один капитан пиратов, присоединившийся к экспедиции с частью своей команды. Матросы поговаривали, что у Пархата с Селахом на берегу вышел небольшой спор, едва не закончившийся поножовщиной. Не сошлись они в том, на чьём корабле плыть, но в итоге Селах заявил, что раз карта (то есть, Тхенда) у него, то его и корабль, а если нет, то пусть Пархат вместе со своими ребятами возвращается на свою «шлюпку». Пархат, не имея возможности переманить вора на свою сторону, нехотя уступил. Селах позволил ему взять с собой только десяток людей, но зато немного увеличил их доли — чтобы ни у кого не возникло желания пересмотреть проценты после того, как сокровище будет найдено. Наверное, говорили матросы, он и вовсе не стал бы рисковать и рассказывать Пархату об экспедиции, но так вышло, что иные кандидатуры кончились, а людей собралось маловато.

— Чего задумали? — рявкнул второй капитан, не получив ответа. — А ну признавайтесь, черепашьи выкормыши!

— И тебе здравия, Пархат, — отозвался Эхел, не скрывая неприязни. — Мы тут как раз обсуждали смелость нашего провожатого, — он ткнул пальцем в Тхенду.

Капитан перевёл полный подозрительности взгляд на вора и сплюнул через щель в зубах.

— Тоже мне, смельчак. На месте Селаха я бы тебя в клетку посадил, как попугая. Как раз до тех пор, пока мы не найдём сокровище. А потом — за борт.

— Не будь таким жадным, — сказал Тхенда. — Я честно отрабатываю свою долю.

— Честно? — Пархат приблизился к вору вплотную, нависнув над тем и глядя ему в глаза. Его голос вдруг стал тихим и вкрадчивым, а лицо, напротив, напряглось, превратившись в маску. — Ты понимаешь, куда попал, кишка? Мы, пираты, не ведём дел с сухопутными крысами. Не сообрази ты сжечь карту, в твоей черепушке уже поселились бы крабы. Так что не зли меня, или я чуток тебя подрихтую.

С этими словами он медленно поднял руку и ткнул Тхенду в грудь — одним пальцем, но довольно сильно, рассчитывая заставить вора отшатнуться.

Но ему не удалось сдвинуть авантюриста ни на палец, словно тот был прикрученной к палубе статуей. Тхенда же продолжал спокойно смотреть на капитана пиратов, что и привело последнего в бешенство. Пархат, оскалившись, с размаху толкнул вора обеими руками, но с тем же успехом, что и в прошлый раз — сам он отшатнулся сильнее. В глазах пирата мелькнуло смятение, он быстро окинул взглядом худую фигуру Тхенды, решительно не понимая, как может человек в полтора раза легче его выдержать такой толчок.

Не давая ему опомниться, вор заговорил:

— Не будем ссориться. Я не заставляю никого вести со мной дел — вы сами согласились. Я мог бы обратиться и к другим капитанам. Так что теперь уже не позорься и не маши кулаками. А свои угрозы засунь-ка себе в глотку, пока я сам этого не сделал.

С этими словами он протянул руку и коротко, без размаха, толкнул пирата ладонью. Тот, неожиданно для самого себя, непроизвольно сделал два шага назад, чтобы удержать равновесие и снова едва не взорвался, но что-то удержало его на месте. Рэн догадывался, что. Он не нашёл ничего лучше, чем сымитировать реакцию Энормиса, которому порой было достаточно одного взгляда, чтобы охладить пыл собеседника. А теперь пуэри вместо того, чтобы вести себя с чародеем осторожнее, сам поступил как он.

Оправившись от удивления, Пархат ещё раз окинул Тхенду взглядом и усмехнулся. Однако его взгляд не предвещал тому ничего хорошего.

— Хорошенько запомни моё лицо, вор, — процедил он. — Оно будет последним, которое ты увидишь в этой жизни.

Оставив за собой последнее слово, Пархат ещё раз сплюнул и удалился в каюту капитана.

Тхенда повернулся к Эхелу:

— Видишь, блеф работает.

Парень в чёрной бандане опять смотрел на вора по-новому, на этот раз сомнение в его взгляде мешалось с уважением.

— Работает, ага. Он теперь не успокоится, пока не прирежет тебя.

— Ещё посмотрим, кто кого.

— Ты что, совсем его не боишься?

Рэн внимательно посмотрел на Эхела и уже без показного равнодушия ответил:

— Я встречал людей и пострашнее.

— Как ты сделал это? — спросил пират. — Как устоял?

Тхенда улыбнулся:

— Всего лишь небольшая хитрость.

Спокойное плавание без происшествий закончилось в тот же день. Когда тени мачт стали вдвое длиннее самих мачт, сидящий на марсе дозорный завопил, что видит шторм по левому борту. Совсем скоро огромное тёмное пятно стало видно и с палубы: грозовой фронт надвигался неравномерно, выпуская перед собой языки иссиня-чёрных туч. Ветер усилился, стал порывистым. Корабль то и дело накренялся от мощных шквалов, налетающих то с одного борта, то с другого.

Вышедший из своей каюты Селах чертыхнулся и сам встал у штурвала, выправив курс в сторону от направления шторма. Но это не помогло — тучи шли точно вслед за кораблём, быстро приближаясь, и даже поверни корабль к северу, его всё равно накрыло бы широкое крыло надвигающегося ненастья. Посреди черноты то и дело вспыхивали зарницы, а через несколько секунд плавателей настигал грохот, который становился с каждой вспышкой всё громче и громче.

— Клянусь всеми морями, вот так невезенье! — рычал капитан. — Шевелитесь, устрицы! Зарифить брамселя! Задраить трюмы! Идём по волне!

Рэн, крепко вцепившийся в один из канатов, наблюдал за поднявшейся на палубе неразберихой: матросы сновали туда-сюда и делали массу вещей для пуэри непонятных, но управлялись с такелажем даже на его дилетантский взгляд очень ловко и быстро. На какое-то время капитану удалось уменьшить качку и даже встать на волну, но следующий шквал так накренил судно, что едва не положил его набок. Рэн едва удержался, когда «Спрут» стал валиться в огромную яму, образованную двумя волнами. Через борт хлестнула вода, и пуэри на секунду показалось, что она смыла всё, что было на палубе.

Стемнело — это плотные тучи закрыли собой заходящее солнце, ещё через минуту резко, словно прорвав дамбу, хлестнул ливень. Крупные холодные капли били точно градинки, но моряки этого словно и не замечали: каждый продолжал делать то, что велит капитан.

К Селаху, цепляясь за всё, что можно, подбежал Пархат, Рэн находился в нескольких шагах от штурвала, поэтому отчётливо услышал его крик:

— Ураган слишком силён, нас опрокинет! Надо уходить в дрейф!

— На своём корабле будешь командовать! — огрызнулся в ответ капитан «Спрута». — Я сам знаю, что делать!

— Не будь тупицей! Если не опрокинет, так мачты переломает!

В их перебранку вклинился невесть каким образом удержавшийся на марсе дозорный:

— Вал по левому борту!

Селах тут же крутанул руль влево до упора, корабль, переваливаясь на волнах, едва успел повернуться к опасности, и волна вскинула его нос к небесам. Некоторые матросы, не удержавшись на местах, покатились по скользкой палубе к корме, Рэн видел, как один из них, вращаясь в воздухе точно игрушечный, вылетел за борт и скрылся в пучине. Взлетев на вершину вала, «Спрут» тут же клюнул носом вниз, и те, кто не успел схватиться хоть за что-нибудь, на этот раз покатились вперёд.

— Зарифить марселя! — крикнул Селах и снова крутанул руль, выполняя очередной манёвр.

Больше Рэн за происходящим на палубе не следил, потому что его снова захлестнула волна, едва не утянув за собой. Вода была повсюду: на борту, за бортом, в воздухе, в небе, на суше казавшийся большим корабль швыряло из стороны в сторону, точно былинку. Судорожно вцепившись в канат, пуэри в смятении подумал, что более наглядной демонстрации мощи стихии нельзя и представить. Она властвовала здесь безраздельно, величественная, могучая, бессмертная. Рэн словно наяву увидел, как их корабль маленькой точкой перемещается по необозримому простору моря, способному поглотить горстку наглецов в один миг, постепенно подчиняющие себе природу люди оказались здесь беззащитнее котят и могли уповать лишь на то, что стихия не станет карать их за вторжение.

Однако весь страх пуэри показался ему ничтожным, когда почти над самым его ухом один из пиратов надрывно завопил:

— ЛЕВИАФАН!!!

Взгляд Рэна сам собой метнулся туда, куда указывал выпучивший глаза мужчина. Там, за пеленой ливня, он увидел нечто, чему не мог дать описания. Несколько изгибов непроницаемой черноты, лентой вьющейся меж неспокойных поверхностей моря и туч. Оно двигалось, плохо различимое из-за расстояния, но даже на таком отдалении змей казался настоящим колоссом. Вот чёрная лента окунулась в море одним концом и начала втягиваться туда, как раз в этот миг неподалёку сверкнула молния, на краткий миг придав титанической фигуре объём — и Рэн зажмурился от ужаса. В воздухе пронёсся отдалённый рокот, который пуэри принял за раскат грома, но когда он открыл глаза, левиафан уже исчез. Лишь море вокруг корабля стало похожим на молоко, покрывшись пеной от звука, который испустил змей под водой.

Он вынырнул в сотне саженей от «Спрута», подняв волну, которая, докатившись до корабля, едва снова его не перевернула. Чешуйчатое тело длиной в добрую версту взмыло вверх, изгибаясь, свиваясь в кольца — словно гигантское чёрное кружево сплеталось в воздухе. Миллионы чешуек поблёскивали от воды, облака брызг окутывали тело змея со всех сторон. Совсем скоро голова левиафана исчезла в тучах, а вслед за ней и всё его необъятное тело пропало в высоте, оставив в небе рваный след.

Сверкнувшая неподалёку молния вывела всех из оцепенения. Рэн с трудом заставил себя поверить, что все они ещё живы, и что нужно продолжать бороться, хотя в сравнении с увиденным шторм показался ему сущей ерундой. Очевидно, на остальных встреча с левиафаном подействовала аналогично, потому что люди забегали по палубе ещё быстрее, чем раньше.

Змей появился ещё раз, но уже далеко — ему явно не было дела до мелкой посудины, старательно маневрирующей среди вздымающихся волн. Казалось, он развлекался, играл с бушующей стихией, словно шторм был его привычным спутником и лучшим другом — и левиафан следовал туда, куда двигалась буря.

Ненастье утихло только через несколько часов. Только тогда пираты наконец вздохнули спокойно. Корабль и его пассажиров изрядно потрепало: бизань-мачта обломилась почти у основания, два паруса изорвало в клочья, двое матросов погибли на палубе, ещё четверых попросту недосчитались, раненых разной степени потрёпанности набралась ровно дюжина. Но главным всё же было то, что корабль остался на плаву, и путешествие продолжалось.

Пошлые шуточки и гогот временно прекратились. Все старательно приводили в порядок себя и «Спрута»: возвели временную мачту на замену сломанной, заменили порванные паруса, отремонтировали испорченную часть рангоута — и корабль пошёл с почти прежней скоростью. Трупы, не церемонясь, выбросили за борт. Раненых разместили в трюме, выдав особо пострадавшим по бутыли рома, для анестезии. Всё это производилось с будничностью, которая сначала несколько удивила Рэна. Однако, поразмыслив, он понял, что морской шторм и впрямь мог удивить только того, кто никогда в него не попадал, а вот для моряков борьба с морем давно превратилась в рутину.

Совсем другое дело — левиафан. После встречи с ним пираты стали намного чаще озираться по сторонам и старались не говорить о змее, а если уж заговаривали, то только шёпотом, чтобы снова не накликать беду. Из таких перешёптываний пуэри услышал немало историй, связанных с Морским Дьяволом, и каждая из них после реальной встречи с этим чудовищем, бесспорно, нагоняла жути. Рэн смутно представлял на что способен разозлённый левиафан, но то, что при желании он смог бы потопить и многотысячный флот, даже не подвергалось сомнению. Охотник припомнил, что так и не разглядел пасти змея, и был этому несказанно рад.

Уже спустя день настроение мореплавателей вернулось к обычному, а ещё через полтора дня, на рассвете, дозорный издал долгожданный крик: «Земля!». Команда разразилась одобрительными возгласами, подбрасывая в воздух банданы и обмениваясь хлопками по плечам, но продлилось это всего с минуту — совсем скоро всё вернулось на круги своя, исключая тот факт, что теперь далеко впереди замаячила узкая полоска суши.

Вопреки ожиданиям Рэна, Селах не стал причаливать к острову, а повёл корабль вдоль берега — оказалось, среди островов придётся плыть по меньшей мере ещё день. «Спрут» лавировал между отмелей и торчащих из воды скал, даже не сбавляя хода. Желтоватые каменные глыбы проносились то с одного борта, то с другого, и тогда становилось слышно, как воет в них ветер. Этот протяжный тревожный звук навевал Рэну самые мрачные мысли.

Охотник чувствовал приближение развязки всей этой авантюры разве что не кончиками пальцев — с тех пор, как они увидели землю, он всё чаще стал ловить на себе хищные взгляды пиратов, которые как бы говорили ему: «ещё немного, ещё чуть-чуть, и я вскрою тебе глотку». Нет, он не боялся их, но ему совсем не нравилась мысль, что придётся отнять несколько жизней взамен собственной. До сих пор не нравилась. Даже после стольких убийств. Казалось, ему никогда не привыкнуть к этому звериному закону: убей, убей снова, убивай ещё и ещё, иначе убьют тебя. Но в то же время пуэри понимал, что всё равно пойдёт на это, и тогда становилось тошно до зубовного скрежета.

Теперь он как никогда ясно понимал произнесённые некогда Литессой слова. Он сказал тогда: «Я не могу с этим смириться. Не могу и не стану», а женщина ответила ему: «Твоё право», имея в виду, что жить с этим нелегко. Нелегко. Почти невозможно. Поэтому Рэн, со всех сторон окружённый врагами, которых придётся убить, обречённо ждал момента, когда его совесть и чувство вины станут сильнее инстинкта самосохранения. Рано или поздно в решающий момент его рука дрогнет, вражеский клинок найдёт его сердце, и тогда он наконец поплатится за всё, что совершил.

— Готов блефовать? — Эхел ехидно улыбнулся, подойдя к одиноко стоящему Тхенде. — Жду не дождусь, когда ты начнёшь выкручиваться.

Бухта не зря называлась Красной — здешний песок, равно как и скалы, имел характерный кровавый оттенок, контрастирующий с зеленью джунглей, которые сплошной стеной росли выше по склону. «Спрут» стоял на якоре посреди бухты, и теперь все его пассажиры переправлялись на берег на единственной уцелевшей лодке. Три или четыре десятка пиратов, уже ступивших на сушу, разворачивали лагерь — близился вечер, и идти вглубь острова прямо сейчас не было смысла.

Рэн тяжело посмотрел на стоящего рядом парня в бандане, ожидая увидеть тот же кровожадный взгляд, что и у остальных, но лицо Эхела выражало лишь искренний интерес. Видимо, тот не собирался участвовать в предстоящих разборках между вором и аж двумя капитанами пиратов, решив, что там и без него обойдутся.

«Что ж, хоть на этом спасибо», — подумал пуэри, но отвечать на поддёвку, разумеется, не стал.

Пират, наблюдая за копошащимися вокруг соратниками, помолчал какое-то время, не торопясь продолжать разговор.

Следующей партией на берег сошли головорезы Пархата вместе с предводителем. Капитан, окинув взглядом пляж, бодро направился в сторону ближайших зарослей, но, увидев стоящего неподалёку Тхенду, замедлил шаг и подчёркнуто медленно обошёл того полукругом. Его испещрённая мелкими шрамами рожа растянулась в гнусной улыбке.

— Фигляр, — пробормотал Эхел, повернувшись к Тхенде. — Считает себя самым крутым.

— Так скажи это погромче, — присоветовал ему авантюрист в том же тоне. — Пусть знает, что остальные так не считают.

Пархат, закончив обход, на прощание подмигнул вору — словно заигрывал с красоткой — и пошёл своей дорогой.

— Ну уж нет, — молодой пират усмехнулся в спину удаляющемуся капитану. — Я, в отличие от некоторых, врагов стараюсь не заводить. Потому и голова до сих пор на плечах. Слушай, всё хотел спросить — на кой ляд ты носишь этот нашейник?

Рэн уже привык к подобным вопросам, а потому ответил то же, что и всегда:

— Шрамы.

— О красоте что ли печёшься? — Эхел хохотнул. — Так я тебя уверяю, нам на неё насрать. А уж дикарям и вовсе. Они тебе кишки выпустят и с нашейником, и без него.

— Кстати, неужто нет способа с ними договориться? Зачем лишний раз подставлять шеи и ввязываться в драку?

— А ты пойди, попробуй с ними договориться, — с сомнением кивнул пират, отвернувшись. — Копьём в глаз получишь в лучшем случае.

— А в худшем?

— Они каннибалы.

— Ясно, — Тхенда изумлённо вскинул брови. — И почему я узнаю такие приятные подробности в последний момент?

Эхел снова хохотнул:

— Последний момент — это когда тебя насаживают на вертел, так что не жалуйся. Просто знай, что живым им лучше не попадаться. Лучше вены себе перегрызть.

Рэн, сразу же представивший себе такую картину, непроизвольно дёрнулся, чем дал ещё один повод для смешка со стороны собеседника. Продолжать разговор как-то сразу расхотелось.

— Похоже, Селах там какой-то совет затевает, — сказал вор, глядя на сборище в лагере. — Пойду послушаю, что ли.

Молодой пират не ответил — лишь внимательно посмотрел ему вслед.

Капитан «Спрута», наклонившись над лежащей на ящике картой острова, сосредоточенно курил трубку. Вокруг него собрались все более-менее значимые пираты, имеющие право голоса: всё тот же Пархат, крепкий одноглазый старикан по прозвищу Аримасп, пухлый холёный Хлябарь, заросший по самые глаза сухощавый Капуцин, кажущийся квадратным пират со странной кличкой Бельмо, тут же стояло ещё трое, чьих имён Тхенда не успел узнать. Чуть погодя к ним присоединился Эхел, и пуэри с удивлением отметил, что все кроме капитанов смотрят на парня как на равного, даже несмотря на то, что тот явно был моложе остальных.

Оторвавшись от изучения пергамента, Селах обвёл всех собравшихся взглядом и проговорил:

— Вижу, все здесь. Даже те, кто тут быть не должен, — взгляд в сторону Тхенды. — Давай, показывай, ты же единственный тут помнишь карту.

Вор не торопясь склонился над картой, и, словно найдя нужные ориентиры, обвёл пальцем участок местности:

— Где-то в этой области.

— Где-то в облашти? — прошепелявил Аримасп, вперившись в авантюриста единственным глазом. — Шутошки шутишь? Нам там на коленках полжать и ишкать под каждым камнем?

— Карта была нечёткой, — процедил в ответ Тхенда. — Но я уверен, что как только окажусь там, то сразу сориентируюсь.

Кто-то из присутствующих фыркнул, показывая, насколько он верит в эти слова.

— Ладно, с этим понятно, — пророкотал Селах, поднимая руку, дабы пресечь назревающую перепалку. — Область так область. К тому же она не такая уж большая. Проблема одна — как раз в ней стоит деревня треклятых аборигенов. Вот здесь. Подойти к ней можно только продравшись через джунгли, либо по реке, вот тут. Но на реке нас наверняка заметят ещё на подходе. А мне бы хотелось ударить в спину, чтобы увеличить шансы.

— А это что? — Тхенда ткнул пальцем в знак на карте.

Селах поднял на него колючий взгляд:

— Это гора. Не лезь в разговор, твоё дело место показать, а уж как туда добраться мы сами решим.

Рэн счёл за лучшее промолчать.

— По-моему, есть шанс, что они уже знают, что мы высадились на остров, — подал голос Хлябарь. — Ударить в спину может и не получиться. Ну, это по-моему.

— Морские черти, Хляба, мне иногда хочется тебе по морде съездить за твои «по-моему»! — прогудел Бельмо. — Можешь ты не бубнить, а нормально сказать?

— По-моему, я нормально сказал, — огрызнулся в ответ пухлый пират, даже не осознав, что опять повторил любимое словосочетание.

— Так, тихо! — рявкнул Селах. — Успокойтесь, барышни! Хотите уединиться — валите в джунгли, а здесь обсуждаем только то, что к делу относится!

Спорщики обменялись колючими взглядами, но замолкли. Выдержав паузу, капитан «Спрута» продолжил:

— Их там много. Прям-таки до хрена. Пару лет назад мы насчитали три сотни голов, из которых две ещё как боеспособны. Из оружия у них, конечно, только копья да духовые трубки, но если тупо ломанём в атаку, осядем у них в желудках. Так что давайте, ваши предложения. Нам нужны любые преимущества.

— Нужно отправить отряд на разведку, — внезапно заговорил Эхел. — Рискованно, но если затея пройдёт, у нас будут и наилучшие подходы, и количество врагов.

— Вот это уже разговор, — проскрипел Капуцин. — Найти бы ещё таких смертничков. У этих папуасов слух, как у кошек, заметить могут на раз-два.

— Я могу повести отряд, — Эхел поднял руку. — Не впервой по джунглям ползать.

— Одного нашли, — Селах удовлетворённо кивнул. — Сколько ещё тебе понадобится людей?

— Семь-восемь, — пожал плечами молодой пират.

— Два, — резко вмешался Тхенда. — И я среди них.

Пираты все как один уставились на него.

— Ты-то куда, дитя триперной шлюхи? — усмехнулся Пархат. — Ты в джунглях-то ни разу не был!

— Тебе откуда знать? — парировал вор, нисколько не смутившись. — Большой отряд заметят наверняка. Втроём есть шанс не засветиться. Насчёт меня можете не переживать. Чтобы добыть ту карту, я залез в охраняемый двумя сотнями глаз султанский дворец и вылез оттуда, а видели меня разве что мыши. В ваших тушах я уже не так уверен.

— Ты думаешь, мы отпустим тебя на вылазку? — прорычал Селах. — Чтоб ты сбежал?

Тхенда хохотнул и ответил, искренне улыбаясь:

— У тебя хорошее чувство юмора, капитан.

Он замолчал, но пираты продолжали сверлить его взглядами. Тогда вор изобразил удивление, сделав вид, что действительно принял слова капитана за шутку:

— Куда мне бежать? Мы же на острове! Мне ведь надо будет как-то с него выбраться, так что у меня одна дорога — обратно на «Спрут». К тому же, кто знает, вдруг я сориентируюсь прямо во время вылазки?

Рэн ясно видел, что ему не поверили ни на волос. Но факт невозможности побега никто оспорить не мог. Предположение, что хитрец может сбежать, родилось скорее от недоверия, чем вследствие логических умозаключений.

Пархат повернулся к молодому сабельщику: тот молча пожал плечами — мол, можно и взять ловкача.

— Пойдёте вчетвером, — процедил Селах, привычным немигающим взглядом сверля правый глаз вора. — Ты, Эхел и двое моих парней. Эхел старший. И точка.

— Как скажешь, — Тхенда пожал плечами. — Готовь своих людей, пойдём, как только стемнеет. И понадобятся арбалеты. На случай спешного отступления.

Селах повернулся к Эхелу:

— Соберёмся после того, как вернётесь и ещё раз покумекаем. С этого, — он ткнул пальцем в вора, — глаз не спускать. Из-за него права на ошибку у вас нет. Всё, совет окончен, — и он встал.

Вслед за ним и остальные стали расходиться, Эхел, задержав задумчивый взгляд на Тхенде, тоже пошёл готовиться к вылазке. А Рэн, оставшийся наедине с картой острова, размышлял, как ему извлечь выгоду из создавшейся ситуации.

К деревне удалось подобраться без труда — она была довольно крупной, и запах дыма костров четвёрка лазутчиков почуяла издалека. Двое людей Селаха оказались хмурыми и неразговорчивыми, их явно приставили для того, чтобы постоянно держать вора в поле зрения. Да и оказавшийся не таким простым Эхел тоже одним глазом приглядывал за хитрецом.

Загодя обмотавшись лианами и широкими зелёными листьями, отряд шёл, полз, перебегал с места на место, и больше всего шума производил при этом именно балласт в лице бдительных сопровождающих. Идущий же впереди Эхел умением незаметно передвигаться мог бы поспорить даже с бывалым охотником, что немало удивило Рэна. Пуэри вообще поймал себя на мысли, что молодой пират удивляет его слишком часто. И это настораживало.

Когда впереди показались крыши хижин, освещаемых Ниром и отсветами костров, Эхел вскинул руку — «дальше осторожнее». Движение замедлилось, но зато стало намного тише: можно было различить отдалённый треск сгорающего дерева и людские голоса.

Пуэри, обладающий наиболее обострёнными чувствами, пару раз одёргивал Эхела, указывая на сидящего в тёмном уголке дозорного или ловушку на зверя. Со временем пират даже стал оглядываться на ведомого — можно ли двигаться? Похоже, до него дошло, что без Тхенды их отряд вряд ли вернётся в лагерь, а потому счёл, что разумнее прислушиваться к указаниям зоркого авантюриста.

Они проползли почти весь периметр деревни, когда Рэн вдруг увидел нечто, заставившее его замереть. Тот же час он получил тычок в спину — чего застрял? Охотник, не ответив, нагнал ведущего и взял его за плечо, возбуждённо тыкая пальцем в сторону деревни. Тот долго пытался сообразить, что от него хотят, пока не догадался — нужно лезть в селение. Выпучив глаза, Эхел покрутил пальцем у виска — сбрендил, что ли? Рэн махнул на него рукой и, прошептав: «Прикрой», — перебежал к ближайшей хижине. За его спиной раздался сдавленный звук, словно кто-то получил под дых, но, обернувшись, он не увидел ничего, кроме густых кустарников.

Где-то неподалёку переговаривались двое дозорных, их речь звучала вполне связно, и хотя охотник не понял ни слова, у него создалось впечатление, что эти люди вполне социальны — даром что каннибалы. Осторожно обойдя круглую хижину, пуэри оказался на самом краю светового круга, отбрасываемого пылающим неподалёку костром, возле него сидело ещё трое дикарей — почти полностью оголённых мужчин, крупных, смуглых, мускулистых, очевидно, воинов племени. Один из них ненадолго повернулся в сторону Рэна, и тому показалось, что у человека отсутствовали и нос, и уши. Только спустя несколько бесконечно долгих секунд он понял, что это иллюзия, рождённая раскраской: поверх чёрного фона на лице аборигена был намалёван алый череп. В условиях слабого освещения это выглядело жутко, но пуэри заставил себя отвлечься от деталей.

Аккуратно высунувшись из-за хижины, охотник впился взглядом в то, что на самом деле заставило его пойти на риск.

Тотем. Столб с резьбой в два человеческих роста, вырезанный из цельного куска дерева. Раскрашенный в зелёный, жёлтый, красный цвета. А к столбу привязана не то глиняная, не то набитая соломой фигура с расставленными в стороны руками и дырой в груди, из которой торчали, переливаясь в свете костра, острые кристаллы какого-то минерала светло-жёлтого цвета.

Не веря своим глазам, пуэри перевёл взгляд на тёмный силуэт горы, тотчас всё поняв. Это не может быть совпадением!

Но поразмыслить над открытием не получилось. Сзади раздался шорох, Рэн тут же нырнул в спасительную тень. Заросли, в которых прятались другие лазутчики, не двигались, поэтому охотник аккуратно двинулся к ним, но тут же отпрыгнул назад — между ним и джунглями, откуда ни возьмись, появился дикарь. Нет, тот ещё ничего не заметил, очевидно, он зашёл за хижину просто помочиться, но путь к спасительной чаще оказался отрезан.

Пуэри замер, ожидая, когда изукрашенный шрамами и сотнями торчащих из кожи мелких косточек воин закончит свои дела. Он надеялся, что абориген двинется обратно, но тот, как назло, решил обойти хижину с другой стороны. С той, где прятался Рэн.

Стараясь не шуметь, охотник двинулся прочь от него. Что делать? Перебежать к соседней хижине? Поздно, теперь его заметят на полпути. Обойти хижину по кругу? Там слишком светло. На крышу без шума не залезть. Затаиться тоже не получится. Что делать?

Все эти мысли пронеслись в голове пуэри за считанные мгновения, пока он шёл вдоль дутой стены дома. Дальше в памяти всплыли слова Эхела про вертел и перегрызание вен, и стало совсем худо. Секунды потянулись точно часы. «Придётся рискнуть и пройти по светлому пространству — это наименее опасный вариант».

Но оказалось, что это вариант не наименее опасный, а наиболее. Вскоре пористая стена хижины закончилась входным проёмом, над которым зачем-то поставили навес. А под навесом, прислонившись к «косяку» хижины, сидел ещё один дикарь.

Неимоверным усилием охотник подавил в себе желание выругаться вслух. Он осторожно выглянул: сидящий оказался стариком, но глаза его были открыты. Сзади уже подходил второй абориген, Рэн, предчувствуя самое худшее, бесшумным движением достал кинжал, взяв его скрытым хватом — чтобы лезвие не блеснуло в свете костра. По деревне ещё ходили отдельные дикари, и хотя они пока не заметили напряжённо замершего лазутчика, если начнётся драка, или если кто-то из залёгших в кустах пиратов догадается выстрелить из арбалета…

Взгляд Рэна снова упал на сидящего старика — рядом с ним на куске коры лежала духовая трубка и несколько костяных дротиков, смазанных чем-то маслянисто поблёскивающим. Интересно, яд действует мгновенно? Понимая, что выходящий из-за хижины воин вот-вот его увидит, пуэри, недолго думая, схватил один из дротиков, приготовившись в крайнем случае отравить дикаря и утащить его в темноту. Если дикарь умрёт от кинжала, то хозяина этого кинжала непременно начнут искать.

Но в этот момент его слуха достиг новый звук. Из-за соседней хижины, к которой он подумывал перебежать. Воин, уже показавшийся из-за стены, тоже его услышал и резко обернулся, мгновенно напружинившись. Рэн на мгновение зажмурился, чтобы стряхнуть повисшие на ресницах капли пота, а когда он снова открыл глаза, дикарь уже повернулся к нему спиной, отправившись искать источник шума. И почти одновременно с этим с противоположной стороны раздался храп. Проклятый дед просто спал с открытыми глазами!

В очередной раз мысленно выругавшись, охотник бесшумно проскользнул за спиной одураченного дикаря и нырнул в заросли.

Всю обратную дорогу Эхел шёпотом костерил его на чём свет стоял. Рэн молчал. Он понимал, что если бы не вовремя брошенный пиратом камень, вся их разведка накрылась бы вшивым матрасом. На вопрос, зачем он вообще туда полез, пуэри отбрехался объяснением, мол, показалось, что увидел ориентир. Конечно же, только показалось.

В лагере их, разумеется, ждали с нетерпением, а потому даже вечно суровый Селах обрадовался их возвращению, да ещё и в полном составе. На собранном совете Эхел выдал всю необходимую информацию, рассказав при этом о безумной выходке вора. На Тхенду снова посмотрели с подозрением, но заострять внимание не стали, совет быстро выработал план действий. Рэн слушал вполуха — его намного больше занимал тотем, ради которого он рискнул головой. Кроме того, ему нужно было подумать над собственным планом, который, понятное дело, мало согласовался с задумками пиратов. Лишь ближе к концу обсуждения он стал прислушиваться к остальным: атаку назначили на следующую ночь.

— Всем готовиться! — отдал приказ капитан «Спрута». — Вырежем этих красножопых как можно тише и спалим деревню.

На этой альтруистичной ноте все кроме дозорных стали расходиться по спальным местам — завтра предстоял долгий день. Рэн устроился на краю лагеря, созерцая море, играющее бликами ночного света.

Ему не спалось. Не давали покоя мысли о том, как следует поступить и о том, что он всё равно поступит по-другому. Пуэри понимал, что уже упустил один удачный момент — из вылазки он вернуться не должен был. Теперь придётся действовать иначе.

Время шло, Нир неспешно перемещался по небосводу, а Рэн всё лежал и лежал, внимательно наблюдая за дозорными — не заснул ли кто из них? А то дикари ведь там не спят, могут и напасть исподтишка…

Эхел тоже не спал. Перед самым сном к нему подошёл Пархат и тихонько отвёл в сторонку, «обсудить стратегию». Выяснилось, что этот дутень задумал переворот — разумеется, когда с дикарями будет покончено. Он зашёл издалека, мол, тяжкая наша жизнь, надо как-то себя обеспечивать (при этом доверительно добавив: «Ну ты понял, о чём я»), да скольких ещё завтра потеряем, сколько парней свою долю не получат и тому подобные россказни. Эхел слушал и кивал с самым серьёзным видом, как обычно соглашаясь с каждым словом. Тогда хитрозадый капитан наконец перешёл к делу. «Давай, — говорит, — подзадержим наш фланг, пропустим парней Селаха вперёд — они же тут вроде как главные. Сами включимся уже по ходу, а там, в горячке боя, мало ли как повернётся — как бы кто из наших не принял человека Селаха за врага…».

Как можно перепутать здоровенного полуголого папуаса с пиратом, Эхел не сильно представлял, но всё же спросил: «А наши — это которые?» «Да все почти, кто не из команды „Спрута“. Половина от общего числа, считай». Эхел сделал понимающую физиономию и пожал верзиле руку, согласившись, что да, может и так получиться. Вот ведь будет незадача!

Однако на самом деле он считал Пархата законченным тупицей, а его идею — бредом русалочьим. Если они все друг друга перережут, то кто поведёт корабль? «Спрут», конечно, не такой уж громадный, но как минимум полтора десятка человек на борту должно остаться. Понимал ли это Пархат? Вряд ли. Этому лишь бы не делиться сокровищем да сцапать чужой корабль, а кто его поведёт — по̀ борту.

Молодой пират обернулся в сторону лежащего рядом Тхенды. «Кстати, насчёт сокровища. Не знаю, как остальные, а я до сих пор не верю, что этот парнишка в самом деле собирается следовать общему плану. В чём его план — кит его знает — но он явно темнит. Вот на кой он полез в деревню? Ориентир? Щас. Может, он с дикарями заодно? Мало верится, но чем не вариант?»

Эхел улёгся поудобнее — перед его глазами оказались ноги Тхенды. «Что же всё-таки делать со всей этой ситуёвиной?» — вот какой вопрос не давал ему покоя. Вокруг все уже давно спали, подходил рассвет, а мечущийся в сомнениях пират так и не сомкнул глаз, хотя понимал — надо бы…

Однако, как только небо на востоке начало светлеть, сон с него слетел окончательно, потому что Тхенда вдруг приподнялся и исподтишка осмотрелся. Эхел моментально изобразил здоровый сон, закрыв глаза. Видимо, удовлетворившись обзором, вор зашуршал одеждой. Пират продолжал равномерно сопеть до тех пор, пока шуршание не стало удаляться. Только тогда он позволил себе приоткрыть глаз — как раз для того, чтобы увидеть, как вор в полуприседе скрывается в джунглях.

«Так-так, чего это он?»

Так же бесшумно поднявшись, Эхел последовал за ним, краем глаза он заметил рядом с лежаком Тхенды дикарский дротик — его кончик был испачкан красным. Всё это выглядело настолько странно, что пират даже не решился строить предположений — просто нырнул в чащу вслед за вором.

Он понимал, что следовать за таким чутким лазутчиком, как Тхенда, придётся вдвойне осторожно, поэтому старался держаться на максимально возможном расстоянии — лишь бы не потерять из виду. И он ничуть не удивился, когда вор без труда миновал засевшего в кустах дозорного. Ещё бы, воришку даже толпа папуасов не заметила, куда уж этому тупоголовому увальню! Несколько раз пират терял ловкача из виду, но каждый раз вновь его находил — и слежка продолжалась.

Чем дальше, тем становилось интереснее. Сначала Эхел склонился-таки к своему предположению о сговоре вора с дикарями, но тот, миновав всё расстояние до деревни, взял правее, и едва сформировавшаяся версия пирата снова отпала. К этому времени уже почти рассвело — пришлось прятаться ещё тщательнее. Как от оглядывающегося Тхенды, так и от дикарей, которые уже начали выползать из своей деревни. Движение замедлилось, но ненадолго.

А ненадолго, потому что вскоре к деревне нагрянули остальные пираты. Они бросились в атаку сходу, надеясь лишь на эффект неожиданности, и Эхел понял, почему — именно для этого вор оставил возле своей постели дротик. Он спал на краю лагеря, рядом с джунглями, так что пираты, обнаружив его пропажу и дикарскую окровавленную иглу, подумали, что аборигены попросту умыкнули того посреди ночи. Селах не мог потерять единственную ниточку к сокровищу, поэтому ему ничего не оставалось, кроме как попытаться отбить вора, надеясь, что его ещё не успели приготовить на завтрак. План Тхенды сработал идеально — он практически отобрал преимущество у пиратов и столкнул две враждебных стороны лбами, а сам… Неужели решил забрать сокровище в одиночку?

Едва поднялась шумиха, хитрец воспользовался ей и побежал с такой скоростью, что бросившийся следом Эхел едва за ним поспевал. Направление угадывалось безошибочно — в обход деревни, к горе. Позади орали и улюлюкали сражающиеся, бой шёл полным ходом, ох, и не сладко же придётся пиратам! Теперь Пархат вряд ли воспользуется своим коварством… Если вообще выживет.

«Даже хорошо, что я здесь, а не там, — думал Эхел на бегу. — Быть живым нищим всё же лучше, чем богатым мертвецом».

Добежав до скопления валунов, вор остановился, озираясь, запыхавшийся Эхел снова нырнул в кусты. Определив нужное направление, Тхенда побежал дальше — и не выглядел при этом хоть сколько-нибудь уставшим! «Да лошадью он был в прошлой жизни, что ли?!»

Через какое-то время след вора привёл Эхела на тропу, уходящую вверх по склону: сам ловкач уже успел так сильно оторваться, что его бегущая наверх фигурка была плохо различима. Спотыкаясь и с трудом сохраняя дыхание, пират бросился следом. Вскоре он снова упустил преследуемого из виду: тот скрылся за поворотом. «Вот же бегун!» Впрочем, теперь и деваться-то было больше некуда — ответвлений тропа, ведущая в гору, не имела.

Камни, трава, дикарские идолы, стоящие то там, то сям — в глазах окончательно выдохшегося Эхела всё сливалось в цветные кляксы. Он даже не заметил толком, как оказался у входа в пещеру — тут всё тело скалы было размалёвано творческими отрыжками папуасов. Рядом лежало несколько заготовленных факелов, вымоченных в какой-то очень вонючей, но, по всей видимости, не менее горючей жиже. Эхел схватил два из них и вбежал внутрь — он не сомневался, что Тхенда так торопился именно сюда.

Широкий грот вывел его в тесный каменный коридор, явно кем-то продолбленный. Здесь стало темно — пригодился факел. В его свете в серых стенах стали поблёскивать бледно-жёлтые вкрапления, оказавшиеся гелиодором, жёлтым бериллом, что окончательно сбило пирата с толку. За пуд этого минерала на континенте платили пуд золота, а здесь было, похоже, целое месторождение этих кристаллов. «Вот оно, Солнечное сокровище!» — обомлел Эхел, но тут же осёкся: «Тогда куда чешет этот полоумный?!»

Через какое-то время коридор расширился и дал ответвление — пират кинулся в него, сам не зная, почему. Вскоре он пожалел о таком поспешном решении: тоннель забрал кверху и значительно сузился. «А если он побежал не сюда? Как бы не уйти в другую сторону».

Но сомнения рассеялись, когда ход вывел его на небольшую площадку, с которой открылся самый незабываемый в жизни Эхела вид.

То, что он вначале принял за Солнечное сокровище, им не являлось. Вот настоящее сокровище. Целая пещера, целиком состоящая из жёлтого берилла. Большая, в форме неровной полусферы, вся блестящая и переливающаяся — свет факела превратил это место во что-то невероятное. Пол, купол, выступ под ногами у пирата — всё состояло из чудо-кристаллов. Эхел поймал себя на том, что распахнул рот — и поспешил его захлопнуть.

— Да чтоб мне до смерти посуху ходить, — пробормотал он, не веря собственным глазам.

Но ему так и не дали насладиться зрелищем и вдоволь поликовать. Отсвет с другой стороны сообщил пирату, что в зал — язык не поворачивался назвать это пещерой — имеется ещё один вход, и к нему кто-то идёт. Эхел тут же затоптал свой факел и лёг на живот, чтобы остаться незамеченным.

Вошедшего он узнал без труда. Тхенда. Но что это? У него нет факела. Зато рядом с ним летает странный светящийся сгусток. Этот проныра — ещё и чародей?!

Света от магической свечи не хватало, чтобы охватить всё пространство, поэтому Тхенда (если это вообще его имя) прибавил яркости, и едва не ослепший от неожиданности Эхел с удивлением понял, что в зале их не двое. И как он сразу не заметил?

В середине пещеры-сокровища кто-то сидел. «Дикарь? Нет, не похоже. Вроде, это женщина. Во всяком случае, волосы длинные, а бороды не видно. Что это у неё… Ба, да она голышом! Может, сумасшедшая отшельница какая? Стоп… Неужто это Страж из легенды о сокровище? Нет, тогда ерунда получается. В легенде он „неусыпный, смертоносный, бессмертный“, а тут просто какая-то полоумная».

— Эй, — тихо позвал Тхенда, не решаясь подходить ближе.

Ему не ответили. Женщина даже не пошевелилась, как будто была статуей. Вор-чародей помолчал несколько минут, видимо, обдумывая дальнейшие действия.

— Ты слышишь меня? — наконец обманщик снова подал голос. — Я пришёл просто поговорить.

Снова тишина. И снова на долгое время.

— Ты — Страж? — предпринял ещё одну попытку Тхенда, но ровно с тем же результатом.

Он ещё помялся на месте, а потом, резко обернувшись, шагнул вперёд:

— Послушай, сюда сейчас…

— Уходите, — прервал его бесполый голос. Громко, резко, безапелляционно.

Вора, казалось, удивило то, что к нему обращаются во множественном числе, а вот Эхел быстро смекнул, что Страж — теперь пират не сомневался, что это именно он — заметил и его. «Плохо!»

Через несколько секунд стало хуже. Из-за спины Тхенды послышались голоса и звон, вор немедленно повернулся ко входу, пятясь вдоль стены. Его магическая свеча мгновенно погасла.

В зал вбежали вооружённые пираты с факелами, да так и замерли на пороге, поражённые зрелищем. Их оказалось семеро, двое были легко ранены, остальные просто перемазаны чужой кровью. «Видно, стычка закончилась в нашу пользу» — подумал Эхел и тут же узнал в одном из пиратов Пархата.

— Якорь мне в… — протянул поражённый капитан, но тут заметил, наконец, стоящего справа Тхенду. — Сожри меня касатка, парень, ты всё же привёл нас к сокровищу!

— Слово держу, — отозвался вор, следя за каждым движением пиратов.

Пархат усмехнулся и вальяжно направился к молодому авантюристу, держа свой палаш на отлёте. Недвижимо сидящего Стража он словно и не заметил. «Ой, зря, — подумал Эхел. — Болван, встаёт между двух огней».

— Я, видишь ли, не дурак, — самонадеянно заявил Пархат. — Я вспомнил, как ты спрашивал про гору. Так что когда в деревне тебя не оказалось, я сразу понял, что к чему. Тебя не выкрали, ты сам свалил. Кинуть нас решил? А? — Клинок пирата будто пританцовывал, рисуя остриём маленькие восьмёрки. — Но теперь-то ты никуда не денешься! И раз уж ты выполнил что обещал, я даю тебе выбор. Как хочешь сдохнуть? Я могу убить тебя медленно, скормив тебе твои же глаза и пальцы. Или вырезать твоё сердце. Или просто вспороть брюхо…

— Или захвастать меня до смерти, — бросил Тхенда, коротким движением выхватывая кинжал и вставая в странную боевую позицию.

Пархат замер, не ожидав такой провоцирующей храбрости от обычного вора.

— Что, ты собираешься одолеть меня этим ножичком? — рыкнул пират. — Смотри, не порежься!

Впрочем, было видно, что уверенности в нём поубавилось. «Блефовать этот парень точно умеет, — пронеслось в голове Эхела. — Хотя, учитывая, на что он способен, блеф ли это?»

— Оглянись, Пархат, — заговорил вор. — Твоё сокровище вокруг тебя. Забирай его всё, мне оно не нужно. Только договорись сначала со Стражем.

— С кем? — Капитан оглянулся и только сейчас заметил сидящую на полу женщину. — Это, что ли, Страж? — он усмехнулся. — Какая-то баба? Не смеши меня!

Всё произошло быстро. Пират направился к женщине, замахнулся на неё палашом, Тхенда, не дожидаясь развязки, рванул к выходу с такой скоростью, что Эхел толком не заметил, каким образом тому удалось выскочить из зала, растолкав всех стоящих на пути людей, ещё через мгновение в середине сокровищницы полыхнула вспышка, и вскрикнувшего Пархата отбросило на несколько саженей назад.

Страж, медленно поднимаясь на ноги, загорался. Эхел смотрел на это чудо во все глаза — он в жизни не видел столь яркого огня. Перед ним была уже не женщина, а сотканная из пламени фигура, от которой исходил такой жар, что чувствовалось даже за десяток саженей. Пираты, сначала кинувшиеся к своему предводителю, теперь медленно пятились в ужасе и заворожённо глядели на разъярённого Стража, в груди которого, точно маленькое солнце, бился ослепительный свет.

Эхел, с трудом придя в себя, собрался было последовать примеру Тхенды, но не успел.

Потому что зал взорвался огнём.

Пламя хлестнуло сплошным потоком, берущим начало в Страже, и попросту смело кучку людей, стоящих у входа. Зажмурившийся Эхел спрятал лицо в ладонях, чтобы спасти его от раскалившегося воздуха и силился расслышать крики — но их не было. Только вой пламени.

Только когда огонь погас, пират понял, что те несчастные погибли в первое же мгновение, и на какое-то время потерял рассудок. Очнулся он только тогда, когда, не чувствуя ног, бежал по тоннелю проклятой пещеры, то и дело врезаясь в стены в темноте. До самого выхода ему казалось, что огненная струя вот-вот нагонит его и сожжёт в один миг, не оставив даже праха…

Выбежав из пещеры, он не остановился, а продолжал бежать до тех пор, пока впереди не замаячили джунгли. Тыльные стороны обеих ладоней жгло и щипало, лоб тоже был разбит в неудачном столкновении со стеной, но Эхел наконец смог вздохнуть и оглядеться.

Почти сразу его взгляд наткнулся на Тхенду — вор стоял спиной и лишь чудом не услышал остановившегося неподалёку пирата. И Эхел снова спрятался. Не для того, чтобы продолжать слежку, а просто чтобы его не заметили — сейчас молодому пирату казалось, что это единственный способ остаться в живых.

Тхенда стоял перед светящимся магическим полотном и смотрел в него, не отрываясь. Спустя какое-то время сплошная пелена растаяла, превратившись в окно, по другую его сторону возник человек с широкой полосой седины на голове. Он произнёс лишь одно слово:

— Говори.

И вор, пытаясь восстановить сбившееся дыхание, отрывисто ответил, словно произнося последние в своей жизни слова:

— Он здесь, Эн… Я нашёл его! Протоэлемент огня здесь.

Глава 22 Потери и обретения

— Создаю Тропу к твоим координатам, — сказал я и тут же расплёл окно.

— А парень молодец, — изрекло Отражение, лениво жуя соломинку. — Ценный союзник.

Я не стал отвечать. Сейчас меня беспокоило лишь как побыстрее попасть на Солнечный Архипелаг и при этом не привести за собой погоню.

Недавно я освоил ветвления Эфирных Троп — незаменимая вещь при отрыве от преследователей. Параболического перемещения через Эфир оказалось недостаточно. Во всех точках, где побывал, я оставлял маленькие следящие плетения, чтобы знать, насколько близка погоня — порой Меритари отставали от меня лишь на один переход. Поэтому и пришлось изобретать новые способы перемещения.

— Думаешь, тебе удастся завладеть эссенцией? — не отставало Отражение.

— Не вижу никаких тому препятствий.

Я начал рисовать фигуры перемещения. В этот раз сил жалеть нельзя — слишком важное событие. Пятнадцать… нет, двадцать ветвлений. Много, но я справлюсь. Они не смогут проверить одновременно все точки, так что у меня будет больше шансов, что погоня собьётся со следа хотя бы на несколько часов.

— А потом что будешь делать? Бегать от Гроггана до конца жизни? Или спрячешь протоэлемент?

— Посмотрим.

Спустя несколько минут вокруг меня зависла двадцать одна магическая фигура. Не теряя времени, я влил энергию в каждую из них и потянул на себя все нити одновременно, параллельно создавая своих призрачных двойников.

— Зря ты не сказал парню, что… — начало говорить Отражение, но конец фразы я уже не расслышал, потому что созданный мной вакуум ухнул в Эфир.

Навстречу понеслись эфирные слои, от моего тоннеля то и дело отходили ответвления, и в каждое из них уходила одна из моих копий. Представляю, какую картину покажет прибор Меритари — древовидный канал, имеющий одну входную точку и двадцать одну выходную, причём в разных концах мира, и по каждой дороге кто-то прошёл. Есть от чего схватиться за голову.

Но и мне тоже досталось. Мой поток отделился от основного — три оставшихся двойника скользнули в сторону, направляясь к своим ответвлениям, а я, стараясь не потерять концентрацию на поддержке двадцати одного вакуума, совершенно забыл о том, что нужно подготовиться к выходу из Тропы.

Поэтому Солнечный Архипелаг мне запомнился в первую очередь падением в колючие заросли. Несмотря на то, что здесь только наступило утро, уже стояла жара, так что пока я вылазил из кустов, успел взмокнуть в своей утеплённой одежде — в нагорьях, располагающихся далеко к северо-западу от Южного моря, погодка была попрохладнее.

— Тропики, — Отражение тут же оказалось рядом. — Всегда яркие дни и тёмные ночи. Здесь жизнь размереннее, чем на севере.

Иногда я жалел, что от него нельзя отделаться даже многоуровневым переходом с ветвлениями.

— Эн, это ты? — голос доносился из-за нескольких сросшихся деревьев.

— Да, Рэн, это я.

Пуэри выскочил из-за укрытия — взволнованный, потрёпанный. Мы коротко пожали друг другу предплечья.

— Чего это ты прячешься? — Я слабо улыбнулся, скидывая тёплую куртку и плащ.

— Тут недалеко живёт племя людоедов, — сказал охотник, нервно озираясь по сторонам. — Я стравил их с пиратами, но кто одержал верх — не знаю.

Я усмехнулся, хлопнув его по плечу:

— Стравил? Принцип «разделяй и властвуй» в действии, а?

Рэну такой комплимент пришёлся не по вкусу. Он тут же помрачнел лицом, так что я поспешил сменить тему:

— Теперь можешь никого не бояться.

— Кроме протоэлементаля.

Я вскинул на него удивлённый взгляд:

— Ты же сказал, что нашёл протоэлемент?

— Едва успев сбежать от его взбешённого носителя, — кивнув, добавил пуэри. — Похоже, он разумен, но не склонен к общению.

Я выругался, но тут же осёкся — выражение было из тех, что я почерпнул у Кира. Друг неожиданно встал перед моими глазами во весь свой небольшой рост, и мои челюсти сами собой сжались, скрипнув зубами.

Отражение смотрело на меня исподлобья, словно читая мои мысли, и на сей раз воздержалось от комментариев. Рэн же, казалось, даже не заметил, что я задумался — он неотрывно смотрел на гору, чьё подножие мы как раз топтали сапогами.

— Он там?

Пуэри кивнул:

— Пойдём. Я покажу дорогу.

Эхел, всё это время наблюдавший за странной парочкой из укрытия, разочарованно вздохнул. Длинный человек, выпавший из чёрной дыры, никак не вязался с привычным представлением пирата о магах — коротко стриженный, безбородый, крепкий, вооружённый отличными мечами вместо посоха и до неприличия молодой. И хотя этого мужчину трудно было назвать красавцем, его окутывал ореол уверенности и внутренней силы — обычные пустоголовые девчонки за такими табунами бегают.

Но сейчас и он, и его подельник Тхенда, то есть на самом деле Рэн, пошли вверх по склону, явно намереваясь вернуться к той же пещере, откуда Эхел еле унёс ноги. Надо ли говорить, что идти туда снова пирата не смогла бы заставить и толпа голодных каннибалов? Хотя, чего греха таить, очень любопытно, что же здесь на самом деле творится…

Размышления пирата бесцеремонно прервал его же желудок. Только сейчас Эхел понял, что проголодался и вымотался. Всё-таки слишком много событий для одного дня. Поэтому, проводив тоскливым взглядом удаляющихся чародеев, он развернулся и пошёл к пиратскому лагерю.

Деревню аборигенов он обошёл стороной — оттуда не доносилось ни звука, но в небо валил чёрный дым. Наверное, пираты, как и планировали, подожгли хижины. Вот только справились ли они со всеми дикарями? Судя по тишине — да, но проверять как-то не особо хотелось. А сколько осталось пиратов? Неужели только те, что пришли в пещеру? Пришли и не вышли… Стоп! Но если он теперь единственный из пиратов на острове… то как с него выбираться?

Эта мысль даже заставила пирата застыть на месте. И в самом деле — как?

Выругавшись самыми забористыми выражениями, какие пришли в голову, парень в бандане побежал к лагерю, моля всех Богов, чтобы Селах догадался оставить там резерв на крайний случай. Хоть несколько человек! Хоть самых никчёмных…

Однако выскочив из джунглей он увидел лишь оставленные в спешке лежаки, мешки с провизией и полуразобранные ящики со снаряжением. Ни души. Медленно переведя взгляд на стоящего на якоре «Спрута», Эхел с досадой отметил, что и там никого не видно. Лодка осталась на берегу — значит, на корабль никто не возвращался.

Все погибли? Все девяносто пиратов, что приплыли сюда вместе с ним?

Разочарованно вздохнув, Эхел поплёлся через лагерь. «Наверное, Пархат всё же последовал своему плану. Тупица. В ад тебе и дорога! Не в меру ты был жадный, вот теперь тебя в расплавленном золоте пусть сварят, скотина. Жопоголовый кретин… Как вот теперь уплывать отсюда? Как в одиночку управлять целым кораблём?»

Пират сокрушённо повалился на свой лежак, достал из сумки сушёную рыбу и принялся её жевать. Он уже присматривался к другим мешкам, прикидывая, на сколько хватит еды. Если откинуть всё скоропортящееся, то пару-тройку недель можно даже не охотиться. Может, и на корабле чего ещё найдётся. Всё равно этого мало, чтобы…

В этом месте его мысли замерли, потому что из джунглей на другой стороне лагеря выбежал человек. Коротко оглядевшись, мужчина бросился к одному из лежаков. На притихшего Эхела он не обращал ровным счётом никакого внимания.

Пират без труда узнал его — это был Селах. Ну и обрадовался же Эхел такой встрече! Он подскочил и бросился к капитану, надеясь расспросить его об итогах боя, но уже через несколько шагов замедлил ход.

Селах вёл себя очень странно. Оружия при нём не оказалось, молодой пират заметил лишь торчащую из сапога рукоятку ножа. Сев спиной к заливу, капитан «Спрута» яростно потрошил свою сумку, раздражённо разбрасывая вокруг каждую извлечённую оттуда вещь. Наконец он достал с самого дна клочок пергамента и письменные принадлежности, не теряя ни секунды, морской волк принялся что-то торопливо записывать.

Эхел замер в нескольких шагах, внимательно за ним наблюдая. Закончив писанину, Селах положил записку перед собой и достал кресало. Несколько резких движений — и на пергамент посыпались искры. Едва один из ярких росчерков коснулся его, как пергамент вспыхнул ярким бездымным пламенем и с громким гулом сгорел, не оставив после себя даже пепла. Не ожидавший такого морской волк прикрылся руками и выругался.

— Капитан? — позвал Эхел, и тот тут же вскочил на ноги, бешено вращая глазами.

— Чтоб тебя, парень! Ты здесь что делаешь?

— Хотел тебя спросить о том же, — произнёс молодой пират и покосился на то место, где ещё недавно лежал волшебный пергамент.

Селах проследил за его взглядом и перешёл в контрнаступление:

— Где ты был, когда мы пошли в атаку?

— Следил за нашим провожатым. Что за магические штучки, капитан?

— Не твоё дело, сопляк! — рыкнул бородатый моряк, брызгая слюной.

«Ну и ну, чего это он так завёлся?»

— Я так понял, наших покрошили в капусту? — Эхел аккуратно двинулся вокруг разъярённого пирата, держа руку на эфесе.

— Как бы не так! — с душой выкрикнул тот. — Мы почти их перебили, когда они кинулись в рассыпную. Мы начали их преследовать, и тут хренов Пархат ударил нам в спину! Надеюсь, этот элементаль его зажарил… — разошедшись, Селах не заметил, как начал болтать лишнее, поэтому осёкся.

Взгляд Эхела скользнул по разбросанным вещам капитана и упёрся в свиток, скреплённый необычной печатью. Несмотря на то, что молодой пират был далёк от ставившей её организации, узор он узнал тотчас. Меритари, либрийский магический орден.

— Элементаль? — переспросил он, постепенно начиная въезжать в происходящее.

Селах смотрел на него исподлобья, очевидно, решая, что делать дальше.

— Как же так, капитан? — спросил Эхел, не сводя с напряжённого мужчины взгляда. — Получается, ни ты, ни Тхенда плыли сюда не за сокровищем?

— Как он не знаю, — процедил капитан «Спрута», — а я плыл именно за сокровищем. И если бы не Пархат, мы бы уже грузили добычу на борт. Но эта тупая мурена опять всё испортила. Счастье ещё, что мы наткнулись на этого элементаля. За него, знаешь ли, объявлена немаленькая награда.

— А я-то думал, что капитан Селах один из сильнейших и свободнейших пиратов Южного моря, — голос Эхела наполнился фальшивым сожалением. — Оказывается, он просто корабельная крыса, которая шпионит для либрийских чародеев.

— Заткнись, устрица, — рыкнул капитан, угрожающе двинувшись навстречу молодому пирату. — Сопли подбери, до самой земли свисают. Молоко ещё на губах не обсохло, а ещё судить меня пытаешься!

— И что, велика ли награда за элементаля? — не обращая внимания на оскорбления, спросил Эхел.

По налившимся кровью глазам капитана он понял, что драки не избежать — впрочем, к ней молодой пират был готов.

— Не про твою честь эта награда, — пророкотал Селах. — На двоих маловато выйдет. Да и не собираюсь я с тобой делиться тем, что своим умом добыл.

— Ты хотел сказать — своей трусостью, — бросил Эхел и тут же отскочил назад, потому что разъярённый морской волк бросился на него.

Сабля выпорхнула из-за пояса, но применения найти не успела — капитан повалил юного пирата на песок, двинул тому под ребра и разоружил одним мощным ударом по кисти. Завязалась борьба, щупленький Эхел не мог тягаться в силе с массивным сорокалетним мужиком, поэтому оказался снизу, обороняясь изо всех сил. Но и на это сил ему не хватило.

Вот Селах, присев на корточки, придавливает трепыхающегося под ним парня своим весом, его мощные руки смыкаются на горле жертвы, мгновенно лишая её возможности вдохнуть. Почти обездвиженный Эхел пытается отбиваться, но его удары не в силах сдвинуть капитана с места, а до лица не дотянуться…

И тут его взгляд падает на ногу Селаха: из сапога по-прежнему торчит пиратский нож.

Вдруг капитан ослабляет нажим и растерянно смотрит на него, бормоча:

— Ты… ты… — но договорить не успевает, потому что в его открытый бок ударяет сталь.

Охнув, старый пират откидывается чуть назад, и следующий удар приходится в его скулу.

Нож пробил кость и с хрустом вошёл в череп, убив капитана на месте. На лицо закашлявшегося Эхела брызнула до омерзения тёплая кровь: пирату почему-то казалось, что она должна быть холодной, как у акулы. На языке появился железный привкус. Скинув с себя тяжеленую тушу капитана, Эхел отполз подальше, краем глаза наблюдая, как красный песок пляжа впитывает почти такую же красную кровь. «Не от того ли он такого цвета…»

Дыхание удалось восстановить не сразу — будто снова пришлось привыкать к воздуху. «Всё, теперь точно никого больше не осталось. Последний сдох». Откинувшись на спину, Эхел вяло ударил кулаком по песку. И какая муха укусила его грубить капитану? С ним были хоть какие-то шансы выбраться с острова. Хотя, вряд ли…

Его мысли прервал бесстрастный голос:

— Где элементаль?

Мгновенно подобравшись, Эхел уставился на возникшего перед ним человека.

Среднего роста, среднего телосложения, с незапоминающимся лицом, но очень запоминающимися белыми глазами — от одного их взгляда пирата пробрала дрожь. Эхел тотчас понял: вот с кем шутки плохи.

Незнакомец постоял какое-то время, ожидая ответа и не обращая никакого внимания на валяющегося у его ног мертвеца с ножом в лице, потом поправил ворот рубахи и наклонился к Эхелу:

— Глухой, что ли? Спрашиваю, где элементаль?

Ошеломлённый пират медленно поднял всё ещё дрожащую руку, указав на гору:

— Т-там…

Человек в сером повернулся в указанную сторону и исчез. Просто растворился в воздухе.

И тут нервы Эхела не выдержали. Он вскочил, заметался по лагерю, пиная всё, что попадалось под ноги.

— Да что, мать вашу, тут происходит?! — выкрикнул он.

«С того момента, как мы сошли на берег, всё пошло кувырком. Сначала этот Тхенда со своими безумными выходками при вылазке. Потом Пархат рождает идиотскую идею переворота. Потом тот же Тхенда, оказавшийся чародеем, приводит меня к Стражу, который спалил к едреней матери того же Пархата. Этот странный чародей с мечами — он ещё кто? Потом Селах — как выяснилось, слухач Меритари — чуть меня не убил. И теперь этот появляющийся и исчезающий жуткий хмырь! Сожри меня левиафан, да мы просто должны были приплыть, расправиться с дикарями, забрать сокровище и уплыть — всё! Будь проклят тот час, когда ко мне пришли люди Селаха! И надо же было мне согласиться, ясно же было, что дело нечисто… А теперь я в такой глубокой клоаке, что света белого не видно! Как уплывать с острова? Как выживать? Как прятаться от оставшихся обозлённых дикарей? Клянусь всеми морями, надо же было так вляпаться!»

Подобрав лежащую под ногами тряпицу, Эхел провёл ей по лицу. Кровь явно не стёрлась — только размазалась. В сердцах плюнув, пират пошагал к воде, чтобы отмыться и успокоиться.

«Нужно что-то придумать. По порядку. Селах явно не собирался плыть обратно. Вопрос: как он планировал попасть на материк? Неужто рассчитывал, что его заберут с собой хозяева? Если это тот исчезающий, то я сильно сомневаюсь. Ему, похоже, вообще на всё начхать, кроме сраного элементаля… А те двое, стало быть, не с ним. Но им тоже нужен этот, как его… просто элемент, что ли. Правда, они на вид не такие жуткие, как серый. На вид… На вид грёбаный Тхенда тоже казался обычным вором!»

Эхел зло плюхнул руками по воде и тут же замер, глядя перед собой. Ему в голову пришла идея. Очень рискованная, на первый взгляд, идея. Но если вдуматься — что ещё остаётся? попытаться. Правда, времени осталось мало.

Словно в ответ на его мысли, сзади, со стороны горы, донёсся громкий скрежещущий звук, словно гвоздём по стеклу. Пират медленно обернулся в ту сторону и, сокрушённо вздохнув, вскочил.

Уже в следующую минуту его поглотили джунгли.

Коридор с радиальными вкраплениями жёлтого минерала в стенах извивался перед нами, всё никак не желая заканчиваться. Рэн шёл сзади, сказав, что так ему спокойнее. Я не стал возражать — если протоэлементаль взбрыкнёт, даже мне придётся несладко, чего уж говорить о довольно слабом с магической точки зрения пуэри.

Чем дальше мы шли, тем жарче становилось. Потоки горячего сухого воздуха струились по коже, стремясь к выходу, словно при сквозняке. От этого меня разжарило даже в одной рубахе, но я не стал обращать на это внимания, сосредоточившись на предстоящей встрече.

Нужно во что бы то ни стало убедить Первого уйти с нами. А если он откажется наотрез, придётся убить его и забрать эссенцию. Иметь бы ещё уверенность в том, что мне это удастся…

Неожиданно пахнуло гарью, за следующим поворотом коридора обнаружилось большое свободное пространство, и мой люмик нырнул туда первым.

— Здесь, — тихо сказал Рэн.

Пол под ногами, как и всё остальное вокруг, состоял из того же жёлтого минерала. У входа на полу я увидел какой-то прах, выровненный выходящим воздухом в дорожки. Тут было так трудно дышать, что даже набрав полную грудь, я не смог насытить лёгкие.

Но я забыл об этом, едва увидел сидящую в центре зала женщину.

Я не знал, как нужно обращаться к существу старше самого Нириона, поэтому решил сделать это как можно учтивее:

— Приветствую тебя, прародитель огня. Я — Энормис.

Протоэлементаль не пошевелился и не ответил.

— Я же говорил, как рыба об лёд, — подал голос Рэн, всё ещё не вышедший из образа, но я шикнул на него, чтоб не лез.

— Понимаю, что тебе нет дела до каких-то смертных, нарушающих твой покой, но прошу, выслушай меня. Мне действительно есть что сказать.

— Каждый говорит так, — ответил Первый, по-прежнему не шевелясь, и, как мне показалось, даже не открыв рта.

— О, уже прогресс, — ляпнуло Отражение, высунувшись из-за моего плеча. — Оно разговаривает!

— В отличие от тех дикарей, что поклоняются тебе, я знаю, кто ты на самом деле, — возразил я. — И пришёл сказать, что тебе грозит опасность.

Женщина открыла глаза, глядя на меня исподлобья.

— Опасность может грозить только живому. — Мощный бесполый голос протоэлементаля, казалось, звучит прямо в моей голове. — Говори что хотел и уходи.

— Я знаю, что ты — больше, чем просто живое существо, — как можно более уважительно произнёс я. — Ты выше всего, что есть в этом мире. Потому что именно ты и тебе подобные породили его. Но есть человек, который хочет разрушить этот мир.

Первый помолчал какое-то время, не шевелясь.

— Это не под силу смертному.

— Тебе удалось его заинтересовать, — изрекло Отражение, прохаживаясь между мной и носителем эссенции. — Жаль, что я с ним сам потолковать не могу!

Стараясь не обращать на него внимания, я продолжил разговор:

— Поэтому он собирает эссенции, чтобы расплести мир на составляющие. Он сам по себе могущественен и служит ещё более могущественным силам. В его власти совершить задуманное.

— Ты можешь ему помешать? — голос приобрёл вопросительные нотки.

— Я могу помешать ему, спрятав тебя.

— В мире для меня нет более укромного места, чем это, — глаза женщины пробежались по куполу зала. — Ты слаб и ничего не можешь сделать. Уходи.

Я сжал челюсти, поняв, что разговор зашёл в тупик. Элементаль либо не верил мне, либо действительно был уверен в том, что я не смогу его защитить. Да я и сам в этом не был уверен. Всё это ставило меня в безвыходное положение.

— Скажи, что спрячешь его в Эфире, — неожиданно брякнуло Отражение, и я не нашёл ничего лучше, чем ухватиться за эту соломинку.

— Я спрячу тебя в Эфире.

Первый не сводил с меня глаз.

— Я не могу покидать мир.

— Сам не может, а вот с твоей помощью — вполне, — пояснило Отражение.

Я понятия не имел, что затеял мой безумный двойник. Так же мне было непонятно, что имел в виду элементаль: насколько я знал, Эфир являлся частью мира. Несмотря на это, сложно представить, как можно переселить в эфирное пространство существо, неразрывно связанное с материальным миром. Как двойник собирался это сделать? Но при всей его надоедливости и склонности к неуместным комментариям, он ни разу не дал мне плохого совета. Так что я даже не сомневался, прежде чем пойти у него на поводу.

— Я смогу всё организовать.

Протоэлементаль молчал, видимо, обдумывая мои слова. Я не решался нарушать тишину, хотя дышать становилось всё труднее и труднее — даже захотелось присесть. На месте элементаля я бы не поверил предостережениям ни на грош: кто угодно, посвящённый в тайну создания мира, мог прийти сюда и наплести всё, что в голову взбредёт. И если он думает так же, придётся перейти к плану «б». Уничтожению.

Женщина поднялась на ноги. Её обнажённое тело казалось неестественным, кожа поблёскивала в свете люмика, точно покрытая слоем гибкого стекла. Но дивиться этому чуду было не время — я ждал решения Первого, на всякий случай приготовившись обороняться.

Элементаль подошёл вплотную, его глаза смотрели в пустоту, но шестым чувством я уловил, что тот изучает меня каким-то одному ему ведомым способом. Наконец, он произнёс, по-прежнему не пользуясь ртом:

— Веди.

Меня не нужно было просить дважды. Мы, уже втроём (не считая весело насвистывающего Отражения), пошли назад по коридору. Теперь Рэн шёл впереди — очевидно, ему хотелось находиться как можно дальше от элементаля, и я мог его понять.

Гроггана мы увидели, едва вышли из пещеры — он как раз собирался в неё войти. Казалось, он удивлён встрече не меньше нашего, но я среагировал первым: во врага полетел, пульсируя, иссиня-чёрный клубок энергии. Он прошёл мимо — ублюдку удалось отклонить снаряд в полёте.

— И я рад тебя видеть, — сказал он, отражая уже вторую мою атаку, на этот раз с другой стороны. — Может, сначала поговорим?

Я остановился, поняв собственную наивность — глупец, неужто и впрямь рассчитывал убить его слабыми точечными ударами?

«Поговорить? Что ж, ладно».

Нашу троицу окружил потрескивающий щит — иначе я чувствовал себя голым, стоя напротив этого мерзавца.

— Говори, если есть что сказать, — как можно спокойнее сказал я, готовясь в любой момент отражать атаки.

Грогган, сосредоточенно вздохнув, оглядел нашу компанию, ненадолго задержав взгляд на протоэлементале.

— Отдай, — он ткнул в женщину пальцем.

— Разбежался, — фыркнуло позади меня Отражение и визгливо добавило: — Моя игрушка, моя!

— Не отдам, — в тон Гроггану ответил я. — Смотрю, ты вернул себе глаз.

— Да, — визави безэмоционально улыбнулся. — Что и говорить, мой хозяин добр и могущественен. Он, знаешь ли, и мёртвого воскресить может, чего уж про какой-то глаз говорить. Значит, ты так и не передумал насчёт моего предложения?

— А должен был?

— Мы могли бы избежать драки, — он пожал плечами. — Ты достойный соперник, спору нет. Но только для меня. Хранителю тебе нечего противопоставить.

— Почему ты так уверен? — я гаденько улыбнулся.

Такой ответ немного удивил моего врага. Нет, он точно посчитал мои слова блефом, но весь его вид так и говорил: «не ожидал от тебя такого ребячества».

— Ты же знаешь, что я не стану тебя убивать, — сказал он. — Но, так уж и быть, отпущу, если ты отдашь мне протоэлемент. По-хорошему.

Я, не говоря ни слова, убрал щит и взял протоэлементаля за руку — она буквально обожгла ладонь, но я терпел. Рэн, наблюдая за моими манипуляциями, переместился ближе ко мне, таким образом поддержав задумку. Отражение, стоящее рядом, одобрительно хмыкнуло.

— Забери.

Грогган смотрел на меня исподлобья.

— Что, правда? Вот так вот возьмёшь и сдохнешь, лишь бы я не получил желаемого? Ты что, не понимаешь, что на смену мне придёт другой, и ему ты уже не сможешь помешать?

— А что мне другой, — тихо ответил я. — Мой враг — ты. Твоей смерти мне будет вполне достаточно.

На лице белоглазого ни мускул не дрогнул.

— И дружка своего не пожалеешь? Он-то, небось, понимает, что ты ведёшь себя как сумасшедший фанатик. Так, парень?

Я оглянулся на Рэна — тот не ответил, но выражение его лица мне не понравилось. Слова Гроггана явно ответили каким-то его мыслям.

— Ты прямо герой, — белоглазый отрешённо посмотрел в сторону. — Бросаешься грудью на амбразуру. Ценой своей жизни готов остановить негодяя. Тогда чего же ты не вскроешь себе глотку прямо сейчас? Чтобы наверняка…

Он ещё не закончил, а мне уже стало понятно, к чему он клонит. Что такое «амбразура» я не знал, но понял — он думает обхитрить меня. «Ну уж нет», — подумал я и поспешил прервать его потуги:

— Эффект будет не тот. Человек без линии судьбы, убивший себя, это, по сути, самое простое решение проблемы. Всё постепенно встанет на свои места. Большой катастрофы не будет. Но если меня убьёт кто-то другой, то ему точно не жить. Так что действуй или проваливай.

Тут я его допёк. Грогган замолчал и уставился на меня своими буркалами — разговоры кончились. Я мысленно прикидывал соотношение сил и исходя из него планировал дальнейшие действия, но картина складывалась паршивая. Даже не имея прямой поддержки Хранителя, человек в сером оставался сильнее меня. И вряд ли уступал мне в искусности.

— Отдай, — уже не так спокойно проговорил он.

— Полай, — бросил я.

В следующий миг взвывший от натуги воздух рассекло магическое лезвие, я едва успел отнять руку от элементаля, чтобы её не отсекло. Следующий удар пришёлся по самому элементалю, но того уже окружил мой щит — лезвие встретилось с ним с глухим стуком. Белоглазый, не шевелясь, продолжал давить заклинанием, с каждой секундой усиливая напор, я в ответ увеличивал подпитку щита. Первый, отстранённо наблюдая за нашим противоборством, сместился чуть в сторону, и магический клинок Гроггана с оглушительным скрежетом съехал по оберегу, ударив в гору так, что нас осыпало каменной крошкой.

— Убери защиту, — сказал элементаль и через секунду атаковал сам.

Он произвёл всего один точный, направленный взрыв, но и этого хватило для того, чтобы смести Гроггана со склона, воздвигнутая белоглазым защита столкнула его вниз, бросив кувыркаться по камням. Нас с Рэном лишь чудом не обожгло.

— Создавай переход! — крикнул пуэри, но я не успел ответить, потому что вдруг потерял Гроггана из виду. Он просто исчез.

Позади что-то чуть слышно шелохнулось, я среагировал быстрее, чем успел осознать угрозу, и уже через несколько мгновений по щиту застучали удары: оказавшийся за нашими спинами белоглазый молотил в него десятками светящихся стрел.

— Вниз!

Мы побежали. Рэн, как самый быстрый, немного оторвался, я тут же заорал на него:

— Не выбегай из щита!

Хлещущий в спину поток никак не иссякал, мы так и неслись до самых джунглей, рефлекторно пригнув головы. Стрелы Гроггана, точно маленькие метеориты, врезались в землю вокруг нас, секли попадающиеся на пути деревья, скашивая их, точно траву — и те, несмотря на обилие влаги, загорались. Я скомандовал остановку — понял, что бежать дальше смысла нет.

— Почему ты не создашь Эфирную Тропу? — крикнул пуэри, стараясь оставаться в границах щита.

— Потому что на это нужно больше, чем секунда! — нервно ответил я. — Так он нам вдохнуть не даст! Надо атаковать! Всем вместе!

Направление потока изменилось — теперь на нас обрушился настоящий метеоритный дождь, не игрушечный — он ломал всё вокруг, расщепляя пылающие джунгли на миллионы искр и сотрясая землю под нашими ногами. Моя «эгида» исправно держала удар, но силы таяли с пугающей быстротой.

Элементаль, моментально превратившись в сгусток пламени, взмыл в воздух и уже оттуда хлестнул струёй огня куда-то в сторону, оттуда, оставляя за собой дорожки чёрного дыма, вылетел и окружённый щитом Грогган, открывшись для моих атак.

И только тогда началась настоящая битва.

Пробирающийся через тропические заросли Эхел остановился. Соваться в такой масштабный погром ему совсем не хотелось, но важно было видеть сражающихся, так что он, стиснув зубы, побежал в обход горящего участка джунглей. Как же рискованно!

Пират уже потерял все ориентиры, перестал осознавать, что происходящее на самом деле реально. Эти магические штучки, каменные дожди, огненные всполохи — всё казалось сном. Бушующие стихии секли, ломали, испепеляли всё, что попадалось на их пути, а Эхел всё равно держался неподалёку, каждую секунду рискуя попасть под удар нового заклинания.

Воздух наполнился грохотом, визгом, скрежетом, земля то и дело подпрыгивала, сбивая пирата с ног, но он вставал и бежал дальше — в обход, к небольшому возвышению, дающему неплохой обзор на округу. Добравшись до места, Эхел вскарабкался на одно из деревьев, это далось ему большим трудом. «Настоящее землетрясение, чтоб меня!»

С возвышенности открывался вид на сражение — с трудом верилось, что такие разрушения могут нести всего несколько человек. По небу метались две фигурки — огненная и тёмная, окружённая лиловой сферой, о которую то и дело разбивался какой-нибудь снаряд. Поле боя охватывало всю территорию от горы до разрушенной дикарской деревни и уходило ещё на пол версты в высоту. Всё это пространство так и пестрило разнообразными магическими вспышками и полями, в которых Эхел ничего не понимал. Но зрелище завораживало.

Всего за несколько минут сражающиеся уничтожили всё, что находилось в зоне их досягаемости. Тёмная фигурка то пропадала, то появлялась вновь, и пират понял, что это тот самый жуткий тип, встреченный им на пляже. Именно его умение исчезать, судя по всему, доставляло наибольшие неприятности его противникам: направленные в него удары часто пропадали втуне, улетая в небо. Само пространство изгибалось — Эхел видел это по искажающимся струям дыма. «Однозначно, лучше переждать тут». Пират прекрасно отдавал себе отчёт в том, что увиденное им в сокровищнице по сравнению с этим — ерунда. Если бы он не видел сражающихся своими глазами, то точно подумал бы, что на острове Марканда устроили разборку сами Боги.

И тут всё прекратилось. Страж остался в небе один. На земле защищённая щитом парочка напряжённо озиралась по сторонам. Кажется, они решили, что их противник сбежал.

Но рано радовались. У Эхела едва глаза не выпали, когда справа от него зашевелилась гора. Вся гора! Землю снова затрясло, и пират изо всех сил вцепился в свою ветку, с трудом на ней удерживаясь. Ещё бы — когда такие глыбы срывает с места!

Жуткий тип появился аккурат над разваливающейся на части махиной. Эхел пригляделся: человек держал в руке какую-то вещь, но что именно не разобрал. Гора тем временем стала складываться в титаническую человекоподобную фигуру, которая точно должна была проломить головой небосвод, но нет, не проломила… Сам жуткий оказался как раз во лбу каменного гиганта, защитившись тем самым куполом из жёлтого берилла.

Такого никто не ожидал. Да какие там ожидания! «Разве такое вообще возможно?!» — подумал пират и тут же себе ответил: «Раз вижу, значит, возможно».

Гигант сделал широкий шаг, и сражение возобновилось. С земли в него полетели сгустки чего-то зелёного, они оставляли на каменном теле большие выжженные углубления, но были ему что левиафану плевок. Взмахнув ручищей, колосс попытался сбить Стража, но тот увернулся. Облетев вокруг глыбы несколько раз, элементаль завис прямо перед её необъятной башкой и ударил, тем самым ослепив и оглушив даже сидящего на безопасном расстоянии Эхела.

Пират, не выдержав такого испытания, свалился с дерева и на короткое время потерял сознание.

От атаки Первого пошла такая ударная волна, что мне пришлось прикладывать дополнительные усилия, чтобы нас с Рэном не смело прочь.

Но гигантский голем устоял. Взрыв раскрошил часть его туловища и правую руку, оставив на её месте лишь жалкую культю, но левой рукой махина тотчас ударила сверху вниз. Протоэлементаль не успел увернуться: огненная фигурка, оставляя за собой яркий росчерк, ухнула на землю.

Грогган не терял ни мгновения. Присев, его каменный монстр со всего маха опустил руку, вколачивая упавшего элементаля ещё глубже в твердь. Потом он ударил ещё раз. И ещё.

Таких сокрушительных ударов никто бы не выдержал. Силы почти истаяли, а потому мне оставалось только наблюдать за беспощадным убийством. За втаптыванием моих надежд в тело острова.

Наконец голем остановился. В том месте, куда он бил, образовалась огромная яма, и потому не видно было, что стало с элементалем, но рассчитывать на то, что тот до сих пор цел, не приходилось. Купол в башке гиганта открылся, и оттуда выпорхнул Грогган, быстро спустившись к поверженному Первому.

Я побежал к краю ямы, на ходу выхватывая мечи — непонятно, для чего, наверное, от безысходности — и успел увидеть, как белоглазый, чьи руки окутало непроницаемо-чёрное пламя, вырывает из груди потухшего элементаля его сердце — эссенцию огня. Поднеся протоэлемент ближе к лицу, Грогган какое-то время вглядывался в него, а потом поднял голову, вперившись в меня взглядом, который окончательно расставил всё по своим местам.

Его лицо было искажено бешенством. Глаза горели, как у безумного, но самое страшное, что за кажущимся безумием скрывался здравый рассудок. В тот момент я понял — он отлично знает, что делает, как делает, и для чего. Он не больной. Он не доведён до ручки, не загнан в угол. Это не жизнь заставила его делать то, что он делает, и думать так, как он думает. Выражение его глаз дало мне понять — Грогган стал таким, потому что сам так захотел. У него было полно шансов пойти другими путями, но он выбрал именно этот: ненависть ко всему, что его окружает, и к самому себе — тоже. Его нельзя переубедить, потому что каждое новое переосмысление себя приводило его к одному и тому же выводу. Он не отступит от своего, не исправится. Его не подкупить, не соблазнить, не заставить думать иначе. Потому что он не считал себя злом. Для него вообще не существовало такого понятия.

Скривившись в победной усмешке, белоглазый испарился. На дне ямы осталось лишь нелепо изломанное, вскрытое тело протоэлементаля. А каменный колосс, потеряв связующее плетение, стал с грохотом разваливаться на куски.

Я смотрел на него какое-то время, собираясь с мыслями. Нужно принять очевидное — я проиграл. Очень старался, сделал всё возможное — или почти всё — чтобы помешать врагу, но проиграл.

В этот раз.

Рэн подошёл и молча встал рядом со мной — слов не требовалось. Даже не переглянувшись, мы пошли прочь от поля боя — по распаханной взрывами земле, обходя глыбы камня, упавшие с небес, и пробираясь через дымящиеся островки остатков джунглей. Шли долго, не торопясь, хотя следовало бы поспешить, пока Грогган не прислал сюда своих миньонов. Сам он не стал продолжать драку только потому, что вымотался, однако ему это и без надобности — ведь есть те, кто может прийти и добить — в моём случае, пленить — за него.

Но мы с Рэном слишком устали, чтобы спешить. Он вёл меня туда, где они высадились — к какой-то Красной бухте. Чтобы убегать и путать следы, требовалось немного восстановить силы, поэтому я вознамерился сделать небольшой привал на берегу моря.

— Как думаешь, откуда он узнал? — спросил пуэри на ходу.

Я и сам думал об этом. И варианты были один хуже другого.

— Вряд ли он проследил за кем-то из нас, если ты об этом.

— Тогда как ещё?

Я не ответил.

На красном песке бухты всюду виднелись разбросанные вещи пиратов, поэтому мы даже не сразу обратили внимание на лежащее посреди лагеря тело. Рэн, подойдя к нему, опознал несчастного:

— Селах. Капитан корабля. Кто же его так…

Я осмотрелся и тут же отметил вывернутую наизнанку сумку, а потом и хаотично разбросанные вокруг вещи. Среди них присутствовал помятый свиток, скреплённый до боли знакомой печатью.

— Вот тебе и ответ, — сказал я, поднимая бумагу и демонстрируя эмблему Рэну.

— Это его?

— Сейчас узнаем, — я вскрыл печать и развернул свиток. — Это подорожная «для особых случаев». «Полусу Сиггеру, так же известному под прозвищем Селах».

Мы переглянулись.

— Он был чародеем? — Рэн с удивлением посмотрел на мертвеца.

— Это вряд ли, — сказал я. — Намного больше меня интересует — кто и за что проделал ему лишнюю дыру в черепе?

Пуэри, посмотрев на меня, только растерянно пожал плечами. Да и вопрос адресовался не ему, он мог подумать разве что на Гроггана. Я же точно знал, что тот бы и пальцем не пошевелил — ему просто нет дела до мелкой сошки. И Отражение, судя по его лицу, было со мной согласно. Я надеялся, что этот всеведущий кривляка немного прояснит ситуацию, но и он молчал.

Как выяснилось впоследствии, ответ на вопрос «Кто опередил нас и прикончил этого гада?» оказался неожиданным даже для него.

Эхел снова бежал. Он вообще вдруг осознал, что за последние полсуток ему довелось побегать больше, чем за три предыдущих месяца.

Очнувшись, он долго и с большим трудом пытался понять, где находится. А поняв, вскочил, как ошпаренный, потому что битва, судя по тишине, закончилась. При падении пират лишь чудом ничего себе не сломал — очень кстати пришёлся густой куст, выросший под деревом. Но радоваться было некогда. «Быстрее, быстрее! Неужели они уже разбежались?»

Вскоре заросли кончились, и пошла раскуроченная невиданной баталией местность. Догорающие обрывки джунглей, разломы в земле, скопления раскалённых валунов — поди найди среди всего этого хаоса хоть что-нибудь!

Но Эхел всё же нашёл. Как раз рядом с останками каменного титана. Во-первых, здесь лежал тот самый купол из жёлтого берилла, но пират, скрепя сердце, заставил себя забыть о жажде наживы. «Сколько деньжищ пропадает зря! Да тут на целый город хватило бы!»

И тут он подумал о том, что если эти ребята оставили сокровище здесь, значит, дрались они не из-за денег. Из-за чего-то другого. Причём это «что-то» должно быть во много раз ценнее огромной горы золота… Но что же, во имя Великого Океана, может быть ценнее ТАКОЙ горы золота?!

В этот момент его взгляд упал на яму. Странную яму, не вырытую, не вымытую. Вдавленную. Уже от одного её вида пирату всё стало ясно. Он даже не удивился, увидев на дне тело Стража. Правда, кто-то вырвал его сердце…

Заставив себя не думать о том, кто и зачем это сделал, Эхел посмотрел на солнце. Выходило, что без сознания он провалялся около получаса. За это время и Тхенда со своим рослым товарищем, и хмырь в костюме уже могли раз сто упорхнуть. «Нет, нет, надо поторапливаться!»

Рядом с ямой брали начало две цепочки следов, отчётливо различимые в слое пепла, Эхел не думал и секунды, прежде чем оставить рядом третью. Большой сапог, рядом отпечаток поменьше — как пить дать, это те двое, что сражались против жуткого. След вёл пирата в сторону бухты, так что пират не боялся сбиться. Вопрос только — зачем им туда понадобилась?

«Только бы они ещё были здесь» — повторял он про себя, пока ноги несли его через последний участок джунглей.

И вот, выбежав из леса, он увидел их: длинный что-то рисовал перед собой, а самозваный вор стоял рядом, читая какую-то бумагу.

— Эй! — закричал Эхел на бегу. — Подождите! Послушайте…

Тут его ноги вылетели вперёд туловища, и пират, выполнив лихой кульбит, со сдавленным вскриком грохнулся на живот. Почти сразу что-то ухватило его за лодыжки и потащило, Эхел скрёб руками по песку, но ухватиться было не за что.

Он и не заметил, как оказался между двумя чародеями. Длинный, бесшумно выхватив диковинный меч, направил клинок прямо пирату в лицо:

— Кто такой?

— Эхел? — удивились за его спиной.

— Да, я это, я! — затараторил пират, уставившись на направленное в него остриё. — Я поговорить! Не надо так нагнетать!

— Знаешь его? — высокий чародей обратился к компаньону.

— Это один из пиратов.

— Как ты выжил? — седой не ослаблял напор. — Правду говори.

— Прятался! Когда этот, — Эхел ткнул пальцем в Тхенду, — снялся из лагеря, я пошёл за ним. И видел всю это лабуду со Стражем и Пархатом, кстати!

— Вот как, — тихо произнёс чародей. Вроде бы спокойно так произнёс, но нечто в этом спокойствии дало пирату понять, что он прокололся.

«Ой-ой» — подумал Эхел и тут же попытался реабилитироваться:

— Да мне нет интереса до ваших дел! Я просто хочу убраться с острова! Все остальные погибли, плыть-то не с кем! Селах, будь он неладен, тоже выжил после бойни, но его тоже пришлось убить!

Брови седого поползли вверх:

— Почему?

— Потому что он кинулся на меня! Что-то там колдонул, а когда я спросил его, мол, что за дела, взял и кинулся!

Упоминать о том, что капитан выдал ему информацию о вознаграждении за элементаля, Эхел не посчитал нужным. Сейчас, вися на краю гибели, он вдруг чётко представил, что произошло: эти двое пришли за элементалем, но Селах, имевший связи с Меритари, тоже узнал о нём. Возможно, он сидел под другим кустом, когда появился высокий чародей, и тоже слышал весь их разговор. Поэтому капитан, удостоверившись в том, что элементаль и в самом деле на острове, сразу же связался через волшебный пергамент с хозяевами — надо думать, за главного у них там как раз тот жуткий тип. Он заявился на остров и задал этим двоим взбучку, параллельно убив элементаля.

«Как бы они не подумали, что я тоже крыса из ордена!»

— Я понятия не имел, что Селах из Меритари, чем хотите поклянусь! Всеми Богами! Я же явороверец самый настоящий, для меня это самая страшная клятва!

От перепуга он всегда молол всякую чушь.

— Да? — чародей прищурился. — И с чего же ты взял, что он из Меритари?

Напряжение достигло такого уровня, что Эхел ясно понял: одно неправильное слово, и его прирежут. Облизнув пересохшие губы, он неуверенно выдавил:

— Увидел печать на свитке.

Седой переглянулся с компаньоном.

— Выкрутился, — Эхел хотел уже облегчённо вздохнуть, но тут верзила добавил: — Но в живых я тебя оставить не могу.

— Почему?! — в отчаянии выкрикнул пират, сорвавшись на фальцет.

— Потому что это не значит, что ты сам не из них, — с этими словами чародей замахнулся мечом, и перед зажмуренными глазами Эхела быстро пролетела вся его нелёгкая жизнь.

— Стой!

Пуэри молниеносно втиснулся между мной и тощим пиратом. Мне пришлось остановить удар.

— Рэн, ты чего?

— Хватит уже убийств! — зло бросил охотник прямо мне в лицо. — Они у меня вот где стоят! Если ты убьёшь и его, на меня можешь больше не рассчитывать.

Признаюсь, его выходка меня несколько обескуражила. Я опустил оружие, Отражение, наблюдающее за действом со стороны, глупо хихикнуло.

— Может, пояснишь тогда, с чего ты решил подвергнуть нас такому риску? — недоумённо пожав плечами, спросил я. — Что если он засланный?

— И что с того? — уверенно парировал пуэри. — Какой вред он может нам причинить? Он только попросил забрать его с острова, для нас это сложно?

Строго говоря, он не был так уж неправ. Я прощупал парня во время допроса — в нём не было и искры Дара. Никаких магических побрякушек тоже не было. Существовала только одна проблема — если он агент Меритари, а я создам при нём свой древовидный переход, он запомнит формулу и слиняет. Имея её на руках, красные нас легко выследят.

Тут ко мне подошло Отражение и тихо сказало:

— Присмотрись-ка к этому чуду повнимательней.

Заинтересованный его заговорщическим тоном, я отклонился в сторону, чтобы рассмотреть пирата как следует. Действительно, что-то в нём было не так. Слишком худой, но таз непропорционально широк. Тонкие запястья, тонкая шея… о, Боги.

— И правда, — сказал я, усмехнувшись. — Рэн, твой пират — девчонка.

— В каком смысле? — не понял пуэри.

— В буквальном. Посмотри, кадыка нет. Можем забрать её с собой, но нянчиться с ней будешь сам.

Только сейчас охотник обернулся к спасённой и уставился на неё во все глаза. Виновница нашей короткой ссоры шмыгнула носом и потупилась. Молчание стало затягиваться, так что я решил продолжить:

— Полагаю, бросать её в тех местах, куда мы направимся, ты тоже не захочешь, потому что это будет равносильно убийству. А доставлять её в обитаемые края — я не извозчик. Да и рисковать ради неё не стану. И ещё, Рэн, — я тронул ошеломлённого пуэри за плечо, заставив его обернуться. — Если она окажется одним из наших врагов, это будет на твоей совести.

— Да брось, ты же понимаешь, что это маловероятно, — сказало Отражение.

Конечно, я понимал. Мне просто не хотелось отвлекаться на балласт — пусть Рэн сам следит за ней. Хочет проявить человечность — инициатива наказуема. Лично я бы просто оставил девчонку на острове.

Формула, которую я вычерчивал до появления пиратки, уже истаяла, поэтому пришлось браться за неё по новой.

— Эй, милая, — сказал я, не поворачиваясь. — Тебя как звать-то?

— Эхе… — девчонка замялась. — Хелия.

— Эхехелия?

— Нет, просто Хелия, — буркнули у меня за спиной.

Прозвучало забавно — я даже улыбнулся.

— Так вот, Хелия, у тебя есть минут пять, чтобы собрать свои манатки. Ждать не стану.

Краем глаза я увидел, как девчонка встаёт и решительно уходит куда-то в сторону.

Пусть живёт, пока что. С ней у Рэна будет меньше времени на всякие ненужные мысли.

Я перенёс нас в самую середину степей янгваров — из этой точки, насколько я знал, до ближайшего крупного поселения потребовалось бы идти больше недели. Здесь уже наступал вечер, так что мы дошли до заросшей мелким кустарником низины и остановились в ней на ночлег. Помимо текущего по дну лога ручья тут обнаружился и слабенький сборщик энергии, а для меня, ослабленного дракой с Грогганом и сложным переходом, это было то, что Боги завещали.

Хелия, сначала державшаяся напряжённо, быстро освоилась и расслабилась — или делала вид, что расслабилась. Она стянула свою бандану и распустила волосы. Они оказались коротковатыми на мой вкус, так как не доходили даже до плеч, но понятное дело, так ей было намного проще выдавать себя за мужчину. Надо сказать, после того, как она наконец стала походить на женщину, мне стало чуть проще мириться с её присутствием.

Пиратка, расхрабрившись, даже попыталась задать несколько наводящих вопросов за ужином, но хватило одного моего взгляда исподлобья, чтобы она утихомирилась. Я вообще не собирался общаться с ней больше необходимого и ясно дал это понять. Рэн тоже молчал, но явно по другой причине. Не знаю почему, но он выглядел обиженным. Как будто от того, что он спас не мальчишку, а девчонку, что-то изменилось. Или зоркий пуэри не мог простить себе слепоту? Он и мне ничего не сказал, но его поведение дало мне повод для молчаливого злорадства.

В таком молчании эти двое и улеглись спать ещё засветло. Мне же нужно было попрактиковаться в одном заклинании, поэтому, чтобы не мешать, я удалился подальше и разжёг ещё один костёр.

Для эксперимента мне требовался материал, поэтому я потратил какое-то время, чтобы изловить хоть какую-нибудь живность. Первой попалась обычная полевая мышь — маленькая, суетящаяся, так и норовящая выскользнуть из рук или тяпнуть за палец. С ней я и вернулся к костру, решив, что такой подопытный для начала сойдёт.

Отражение пристроилось рядом. Ему не требовался сон, оно никогда не уставало, так что имело возможность доводить меня до белого каления круглосуточно, семь дней в неделю. После событий на Одиноком Вулкане двойника не было почти полмесяца, и я даже успел понадеяться, что он пропал навсегда. Но, увы. Он объявился и разбудил меня среди ночи, радостно вещая о том, как успел по мне соскучиться. Я тогда только посмотрел на него и повернулся на другой бок — мне было глубоко начхать, где он пропадал и почему опять объявился. Что бы он там не говорил, я по нему уж точно не скучал.

Но сейчас мой неразлучный спутник отчего-то молчал. Лишь с интересом наблюдал за моими манипуляциями над мышью, обходясь даже без привычных неуместных комментариев. Несмотря на то, что он являлся лишь моей галлюцинацией, у него был свой сложный, непредсказуемый характер, сильно отличающийся от моего, так что даже пожелай я предсказать его поведение — всё равно не смог бы.

Стало темнеть. Днём тут стояла жара не хуже, чем в тропиках — середина июня, всё-таки, — но ближе к ночи стало заметно холодать. В пожелтевшей от солнца траве непрестанно трещали насекомые, на разные лады кричали охотящиеся на них мелкие птицы, ветер подхватывал все эти звуки и разбрасывал по степи. Он же приносил иногда недалёкие тявканья лисиц, очевидно, готовящихся ко сну. Пару раз мне слышался волчий вой, но беспокоиться по этому поводу я не видел смысла. Просто наслаждался вечерней свежестью и дурманящим запахом степных трав, занимаясь своим делом.

Я вырыл небольшую ямку и зачерпнул в свободную руку горсть земли. Мысленно составил нужное плетение. На предыдущих тренировках я уже выработал нужную комбинацию связок и сопряжений, теперь осталось лишь расставить всё по своим местам и отточить.

Земля в моём кулаке пришла в движение. Дождавшись, пока трансмутация закончится, я разжал руку. На ладони лежало нечто, внешне напоминающее зажатую в другой руке мышь. «Слишком гибкий и плотный, — подумал я, оценивая образец. — Но, по крайней мере, у него есть хвост».

Выбросив гротескную тушку, я зачерпнул новую горсть земли.

— Что ты делаешь? — полюбопытствовало Отражение, не выдержав пытки неизвестностью.

— Развлекаюсь, — ответил я. — Учить меня теперь некому, поэтому всё новое приходится постепенно осваивать самому.

— Это я давно заметил, — двойник поморщился. — Постоянно изобретаешь новые плетения. Каждый день.

— Что поделаешь, тяга к знаниям, — я пожал плечами и снова разжал ладонь.

На этот раз образец вышел более оформленным и близким по фактуре, но вот с шерстью случилась какая-то беда. Каждая волосинка — как иголка.

— Ёжемышь, — констатировало Отражение. — Или мышеёж. Пытаешься умножить богатство видов?

— Ага, — я внёс несколько правок в плетение и снова зачерпнул из ямки. — Мне вот интересно, как ты планировал выпихнуть протоэлементаля в Эфир?

Двойник приосанился, явно обрадованный тем, что ему не только отвечают, но ещё и о чём-то спрашивают в ответ.

— Пришлось бы попотеть, разыскивая достаточно тонкое место в прослойке, но если найти такое, то дальше не сложно. Снимаешь слепок с эссенции, проецируешь его в Эфир в виде пустой энергетической структуры. Находишь место в эфирных слоях, где эта структура встанет и не будет отторгаться. Дальше наращиваешь структуру, чтобы она закрепилась и плюс к тому могла вместить в себя остальную оболочку протоэлементаля. Создаёшь канал высокой плотности и по нему переправляешь Первого в Эфир. Всего и делов.

— Надо же, — я покачал головой. — Сам бы никогда не додумался.

Мне вспомнился некромант Муалим, переехавший жить — если так можно выразиться — в Эфир. Может, он воспользовался именно этим способом?

— Наоборот, — двойник пожал плечами. — Ты, по факту, сам додумался. Забыл, что я — это ты?

— Нет, не забыл. Но в твоём варианте есть один минус. Получается, что чтобы вытолкнуть протоэлементаля в Эфир, мне потребуется сначала преобразовать его во что-то другое, а потом заточить в недвижимом состоянии на Явор знает какое время.

— И что? — фыркнул мой непробиваемый собеседник. — Он в той пещере миллионы лет просидел в одном положении. И потом, ему всё равно, он же не живой. Эссенция, заключённая в разумную оболочку — вот и весь протоэлементаль. Этой самой оболочке даже не важно, какую форму она примет. Главное — целостность, защита от ущерба.

Я снова разжал руку и взял образец за хвост. Ничего так, но запах и фактура всё ещё далеки от идеала.

— Целостность, которую я так и не смог обеспечить. Сам вытащил его из скорлупы и сам же позволил его убить.

— Ой, только не надо сейчас этих самоистязательных речей, — Отражение с отвращением отвернулось. — Если бы Грогган не воспользовался эссенцией Тверди, ему бы против вас двоих нипочём не выстоять. Первый тоже не пальцем деланный, сам видел.

Я покивал — с этим трудно было спорить.

— Просто этот хрен виртуоз почище тебя, — продолжил двойник. — Для него магия что мать родная. Видал, как он исчезает? Так вот за несколько тысяч лет ещё не такому научишься.

— Да, надо мне побольше тренироваться. Когда дойдёт до прямого столкновения, он меня задавит не только силой, но и мастерством. Потому и извращаюсь, — я показал Отражению очередной образец.

Он снова получился недостаточно хорошим и полетел к остальным.

— Уверен, что дойдёт до прямого столкновения?

— Иначе ему от меня не избавиться.

— Он не станет с тобой драться, — покачал головой двойник. — У тебя есть преимущество, которое не позволит ему так рисковать. Ты, кстати, неплохо им воспользовался у пещеры. Прямо носом ткнул: «Попробуй, убей».

— Он не станет драться — я стану.

Отражение хитро посмотрело на меня, медленно обнажив зубы в широкой улыбке.

— Догадался, да?

— Уже давно. С сегодня на завтра должен случиться очередной асессионный скачок.

— Думаешь, после него у тебя хватит сил?

Я пожал плечами:

— Я точно выйду за пределы Лестницы. Должно хватить.

— Насколько бы ты не вырос, у тебя нет поддержки Хранителя. А у Гроггана есть.

Я поднял на него взгляд и ободряюще улыбнулся:

— Ну мы-то с тобой что-нибудь придумаем, я уверен!

Двойник захохотал и захлопал в ладоши. Будучи сумасшедшим, он обожал, когда я начинал чудить ему в тон.

— Знаешь, я давно с тобой путешествую по всяким захолустьям… — просмеявшись, начал он.

— Знать бы ещё, за каким лешим ты ко мне привязался, — буркнул я.

— А ты разве не догадываешься? — Отражение даже забыло, что хотело сказать.

— Догадываюсь. Но в твоём постоянном присутствии нет необходимости. Прилип, как банный лист…

— А мне весело! — Двойник хлопнул себя по коленкам. — Ты такой забавный, когда строишь из себя серьёзность.

— Нашёл шута.

— Умение смеяться над собой — положительная черта.

— Когда смеёшься над собой постоянно, самооценка падает. И крыша съезжает.

— Ты и так сумасшедший, с тебя не убудет. Так вот! — Он воздел палец в небо. — Что я хотел сказать. Я давно путешествую с тобой, но…

Я так и не узнал, что скрывается за этим «но», потому что двойник вдруг замер и с коротким «О-у» исчез — только его и видели.

Зато в световой круг костра вступил другой человек. Поначалу я не узнал его, потому что виделись мы лишь однажды. Но зато какая это была встреча! Честно говоря, не рассчитывал увидеть его снова, но надо же — он снова меня нашёл.

Бессмертный сел на то же место, где только что сидело Отражение. Он ничуть не изменился: тот же худощавый паренёк с нездоровой кожей и чуть скошенным в сторону носом, короткими волосами, даже в той же одежде — словно он только что явился из казематов Меритари, где мы и расстались.

Я даже не дёрнулся, увидев его, появляющиеся из ниоткуда и исчезающие в никуда типы для меня давно уже перестали быть новостью. В последнее время я вообще перестал чему-либо удивляться. Снова разжал кулак, посмотрел на образец и снова выбросил — у него появился лишний глаз, на макушке. Видимо, я всё же отвлёкся и напортачил в плетении.

— Привет, — сказал парень, чуть помолчав.

— Здравствуй, — отозвался я. — С чем пожаловал?

— Мы наблюдали за тобой.

— Кто это — «мы»?

— Мы — это мы, — отмахнулся он. — Скажем, сила, которую я поддерживаю. Мы видели твои успехи и поражения.

— У меня были успехи? — Я улыбнулся.

— То, что ты считаешь поражением, не всегда оно и есть.

— Пока я только непрерывно бегу и теряю союзников. Не говоря уже о друзьях, — мой голос прозвучал чуть более сухо, чем мне того хотелось.

Бессмертный вздохнул и провёл рукой по волосам, ото лба к затылку:

— Ты сражаешься. Сражений без потерь не бывает. Ни один бой не заканчивается выигрышем обеих сторон.

— Философия, которая не утешает, — я выбросил очередной образец.

— Я не собирался тебя утешать. Это просто факт, который нужно принять.

Не посчитав нужным отвечать, я зачерпнул ещё горсть земли.

— Рад видеть, что у тебя ещё есть силы сражаться.

Бессмертный смотрел на меня без тени иронии, по-доброму, я сразу же поверил в искренность его слов, хотя не предполагал, что способен на это.

— Если бы я мог, — я сжал в руке завершённый образец, намеренно его испортив, — если бы только мог, то бросил бы всё. Не потому, что меня заботят только личные интересы, как раз наоборот. Мне ничего не нужно для себя. Уже ничего. Не осталось того, чего я бы по-настоящему хотел.

— Победы разве не хочешь?

— Победы над кем или над чем? Что это за понятие вообще, что в него входит? Я вот пытаюсь себе ответить на этот вопрос, и как не поверну, а всё одно выходит. Не может быть тут никакой победы. Нечего побеждать. Некого.

— А Грогган что же?

— Он всего лишь одна лопасть огромной ветряной мельницы. Можно с ней сражаться, конечно, но толку-то от этого… Тяжело не иметь судьбы, Бессмертный. Казалось бы — все пути мне открыты, ничто не ограничивает. Только выбирай. И вот я выбираю, выбираю — и к чему прихожу? К отсутствию выбора. Сам у себя его отнял, вот этими вот руками. Победа… Откуда бы взяться победе, если сама война не имеет смысла? И тем не менее я вынужден её вести. Если не воевать, останется только смотреть, как всё, что было когда-то важно, растворяется в пустоте. Утрачивает смысл. А это последнее, понимаешь? Последнее.

— Стало быть, ты с таким упоением сражаешься лишь по инерции? — губы Бессмертного тронула улыбка.

— Упоением? Нет никакого упоения. Есть цель. К ней нужно идти. А насчёт инерции… Нет, тут ты тоже не прав. Кровь всё ещё циркулирует внутри меня. Сердце бьётся. Рука держит меч. Только нет уже прежней наивности, всяких там приятных заблуждений, слепой уверенности и вдохновения. Даже жаль, что всё это ушло. Потому что мой стимул — безвыходность, а это хреновый стимул.

Мой собеседник, постепенно превращающийся в слушателя, ничего не ответил. Наверное, согласился с моими тезисами. А может, и нет. Мне было не важно, по большому счету. Больше чем уверен, он появился здесь именно для того, чтобы послушать, что я думаю — так пусть слушает. Мне не жаль правды. Даже если нам доведётся стать врагами, эту правду он не сможет использовать против меня. Трудно вообще представить хоть что-то, что теперь можно против меня использовать, кроме грубой силы…

— То есть тебе не важно, за что сражаются твои враги?

— У меня один враг. Он сражается за идею, и в этом он молодец. Но я сражаюсь не за идею, и не против неё. Я сражаюсь с врагом. Это не так красиво, не так патетично и даже примитивно, но, увы, по-другому не получается. Однако тебе хотелось бы видеть меня именно противником его идеи. Я прав?

Бессмертный не отвёл взгляда:

— Нет. Твоя война, твои методы. Твои причины.

Я удивлённо поднял брови:

— Надо же, как приятно иметь с тобой дело. Ни в чём не осуждаешь. Но ты не просто так задал свой вопрос. Если хочешь, я могу тебе сказать, что думаю по этому поводу.

— Мне любопытно.

Я разжал ладонь, посмотрел на образец. Наконец то, что нужно. Мышь как настоящая. Но нужно попытаться воспроизвести успех.

— Если я правильно понял, Грогган хочет разобрать Нирион на составляющие, чтобы потом преобразовать их в чистую энергию. И так с каждым миром. Представляю, сколько миров уже постигла эта участь. Должно быть, сотни.

— Тысячи.

— Тебе виднее, — я пожал плечами. — Его идея вроде как заключается в том, чтобы использовать всю эту энергию для создания новой вселенной. Которая будет жить по новым законам. Он что-то молол про принцип старения, но я, наверное, не понял эту часть. Чтобы ничто не старело, нужно убить само время, а без него наше четырёхмерное сущее превратится в замершую трёхмерную картинку.

— Не совсем так, — Бессмертный покачал головой. — Взаимодействие пространства со временем не такое жёсткое, как ты думаешь. То, что он хочет сделать, возможно, если правильно реализовать временны̀е сдвиги.

— Не суть. Меня удивило только то, что его не устраивает существующий порядок. Он замахнулся на изменение фундаментальных законов, по которым живёт вселенная. Амбиции у него те ещё, конечно. Но почему?

Парень задумчиво почесал щеку.

— Грогган — утопист. Ему удалось выстроить в голове схему более совершенного, как ему кажется, порядка. А раз может быть лучше — то зачем следовать худшим правилам? Такова его логика.

— Ты это знаешь, потому что…

— Скажем, мне довелось пересечься с ним задолго до встречи с тобой. Я представляю, как он мыслит.

— В таком случае, какова же твоя позиция относительно его планов?

Бессмертный смотрел на меня, не моргая. Ему удалось увлечь меня разговором, хоть я этого и не хотел. Было в нём что-то такое, что невозможно просто игнорировать.

— А как ты думаешь, какова моя позиция?

— Думаю, вы с ним по разные стороны баррикад.

Бессмертный вздохнул, и его взгляд потух.

— Ошибаешься. Между нами нет баррикад. С моей стороны — точно. Я не поддерживаю его, но и только. А его положение таково, что все, кто не с ним — против него.

— Когда собираешься уничтожить целую вселенную, по-другому и быть не может, — согласился я. — Что-то мне подсказывает, что он не пожалеет живота своего, чтобы достигнуть цели.

— В этом вы похожи.

— Возможно. Но в вопросе перековки Вселенной я с ним не солидарен. Полагаю, это для тебя ключевой момент? Да, идея Гроггана вызывает у меня отторжение. Он не может принять существующий порядок, в нём нет смирения для этого. Он возомнил себя выше самого Творца, решив, что вправе судить о правильности устройства бытия. Но, если разобраться, он — лишь ничтожный смертный, который сам является частью всего этого. Маленькая букашка. Грогган не знает своего места, и никто не может указать ему, где оно, потому что его хозяин — величайшая сила во Вселенной — соглашается с ним. Что может себе думать Тринерон, я даже представить не могу, но, очевидно, у них общая цель.

— Я бы не взялся так говорить, — с сомнением проговорил Бессмертный. — Ты не можешь представить, что думает Хранитель, но и Грогган тоже не может. Грогган — человек, он так же, как и все люди, легко верит в то, во что хочет верить.

— Хочешь сказать, Тринерон преследует другие цели?

— Могу лишь сказать, что он использует Гроггана и других людей, подобных ему. Они делают то, что ему нужно. Но вот мотивы у всех его подручных разные.

Мы замолчали. Признаться, я и не задумывался обо всём этом, а потому могу смело сказать, что Бессмертному удалось меня удивить. Даже стало интересно — чего же тогда может хотеть Хранитель? Что будет, если ему удастся добиться своего? Логично предположить, что ему требуется огромное количество энергии — но для чего? Да, он — не мой враг, и мне не должно быть до этого дела… Но вот ведь проблема: если я остановлю Гроггана, а Вселенная после этого погибнет — то смысл трепыхаться? Получается, и в моей равнодушной позиции есть свои слабые стороны…

— Ты сказал, у Гроггана нет смирения, — снова заговорил Бессмертный. — Но есть ли оно у тебя?

Я горько усмехнулся.

— Моя жизнь мне не принадлежит и никогда не принадлежала. С самого момента моего появления в Нирионе меня только и делают, что дёргают в разные стороны, как куклу. Куда ни плюнь, всюду находится тот, кто имеет на меня какие-то планы. Меня нет, я — спутанный клубок чужих интересов. Вот кто ты такой? Какую силу ты представляешь? Молчишь. Почему Явор удостоил меня своим присутствием, чего он в действительности хотел? Тоже никто не скажет. — Я сплюнул через плечо. — Я уверен, что всем с самого начала было известно, кто я такой. Даже Дисс знал обо мне что-то, чего так и не сказал. Ты знаешь. Грогган знает. Явор знает. Все, кроме меня. Но я и с этим смирился, и ни у кого ничего не спрашиваю. Сначала спрашивал, а теперь — да подавитесь вы своими тайнами.

Бессмертный внимательно посмотрел на меня и сказал:

— Я могу тебе прямо сейчас рассказать. Всё как есть.

Я отрицательно покачал головой:

— Мне без разницы. Гроггана переживу — и ладно. Да и не смогу я тебе поверить после всей лжи, которой меня пичкали девять с лишним лет. Всех вас в Бездну. Если бы существовало место, куда вы все не смогли бы добраться — я бы с удовольствием в него заполз и сдох там. В тишине и спокойствии. Но это было бы возможно, если бы я мог выбирать. Проблема в том, что любой мой выбор даёт преимущества одним и досаждает другим. Из-за этого меня и не хотят оставить в покое. Я, как ты наверняка знаешь, один раз попытался уйти в сторону. Уже на следующий день мне дали понять, что ничего не выйдет. Вы никогда не переведётесь. И после того, как я убью Гроггана, на моём пути к свободе встанет следующий. И так до самой смерти.

— Ты же понимаешь, что это применимо к любому человеку?

— В разной степени. Из-за моей… необычности на мне завязано слишком много узлов. При таком их количестве, чем больше трепыхаешься — тем сильнее запутываешься. Я и не пытаюсь освободиться, ты видишь? Прошло время бунтарства. За год с небольшим я потерял Дисса, Лину, Кира и Арджина, самых дорогих мне людей, и всё ещё сражаюсь. Сила духа? Нет. Смирение. Я просто иду по пути наименьшего сопротивления — потому что если остановлюсь, то недовольными останутся все и затянут верёвки на моей шее так, что не вдохнуть. Плавали, знаем. Надеюсь только, что меня больше не будут пытаться вдохновить и склонить на свою сторону. Тошнит уже от всех ваших разговоров. Каждое слово воняет тухлятиной.

Я ещё много чего хотел сказать, но остановился. Какой смысл говорить? Словно кто-то меня когда-то слушал… Бессмертный, правда, не перебивал, не спорил и не пытался меня ни к чему склонить. Пожалуй, единственный из всех. Но от этого доверие к нему не увеличивалось, а наоборот, падало до самой низкой отметки. Потому что на фоне остальных его непосредственность выглядела очень подозрительно.

Парень молчал какое-то время, даже не шевелился — просто глядел в костёр. Он настолько слился с обстановкой, что через какое-то время я перестал его замечать, увлёкшись экспериментом. Образец, получившийся в итоге, вполне меня удовлетворил.

Рядом послышалось хлопанье крыльев — это неподалёку приземлилась любопытная пустельга. Я даже удивился — охотится посреди ночи, что ли? Птица потешно вертела головой, рассматривая сидящих у костра двуногих, но держалась на безопасном расстоянии. Немного посомневавшись, коротко вскрикнула и подскочила на полшага ближе.

Задумчиво посмотрев на свой финальный образец, я бросил его птице. Сокол снова вскрикнул, грозно встопорщил крылья, но всё же пригляделся к подачке. Клюнул её раз, другой, а потом резко схватил мышь и улетел.

— Отлично, — резюмировал я и отпустил порядком измученную мышь на свободу.

Бессмертный, наблюдавший за моими действиями, прищурился и тихо сказал:

— Ты говоришь, что ничего не знаешь о том, что творится вокруг тебя. При этом ты понимаешь больше, чем хочешь показать, — он поднялся на ноги. — Так вот на самом деле ты понимаешь даже больше, чем сам думаешь.

С этими словами он ушёл в ту же сторону, откуда появился, оставив меня в одиночестве.

Я, посмотрев ему вслед, повторил про себя его последние слова и довольно улыбнулся. Беседа вышла очень продуктивной. Можно ложиться спать.

Настроив свою ауру на питание, я потушил костёр и направился к спящим неподалёку Рэну и Хелии. За время сна мои силы значительно восстановятся, а если произойдёт асессия, то, проснувшись, я и вовсе буду полон сил. И тогда настанет время кое-что сделать.

Хелия проснулась последней. Рэн, которого она по привычке чуть не назвала Тхендой, готовил завтрак. Его седой товарищ неспешно перемещался по лагерю, ведя какие-то приготовления. В отличие от вчерашнего Энормиса, сегодняшний выглядел бодрее и активнее, хотя пиратка не понимала, как можно было выспаться за такой короткий промежуток времени — ведь он лёг спать уже посреди ночи.

Ночь в степи оказалась холоднее, чем Хелия себе представляла — пришлось кутаться в предусмотрительно выданный Рэном плащ, чтобы не отморозить конечности. И это в разгар лета! Какой же дубак тут должен быть зимой? Вылезать из-под тёплой накидки не хотелось, но едва до носа долетел запах готовящейся пищи, зов желудка поборол лень.

Завтракали снова в тишине. Пиратку это молчание неимоверно напрягало. Ладно, если бы она оказалась в компании каких-нибудь незнакомых пиратов, к этим она давно привыкла и знала, как себя с ними вести. Но сейчас рядом копошились два чародея, хмурых, таинственных и молчаливых — они-то понимали друг друга даже не с полуслова, а с одного только взгляда. Но кит с ними, если б то были обычные чародеи. Эти двое — страшно подумать! — явно вели дела мирового масштаба. Хелия уже убедилась — их не волновали ни деньги, ни жизни обычных людей, а потому пиратку буквально съедало любопытство.

Рэн казался славным малым. Маска вора Тхенды слетела с него, как шелуха, и он враз стал другим человеком. От него так и пёрло благородством — было видно, что ему сразу полегчало от того, что не надо больше притворяться. А ещё он казался Хелии чересчур искренним и честным. Ему бы очень пошло быть музыкантом или поэтом. Но поди-ка ты — чародей.

А вот Энормис был совсем не таким. Бывает, как зыркнет — аж пот прошибает. Тоже жуткий тип. Будто… бесчувственный. Холодный, как ледышка. Такой точно может убить без колебаний — глядя на него, Хелия мысленно благодарила Рэна за то, что вмешался. Этот верзила даже ел с таким лицом, словно неживой он вовсе. И улыбки у него — не поймёшь, то ли к тебе вежливость проявляют, то ли прибьют через секунду. Но с Рэном седой общался приветливо, спокойно — и тут же начинал казаться нормальным человеком. Словом, непонятный субъект. Со странностями.

Прикончив свой завтрак, Энормис поднялся на ноги и объявил:

— У меня есть кое-какие дела. Надо отлучиться на пару дней, потом вернусь за вами.

— У нас припасов на один присест осталось, — заикнулась было Хелия, но тут же заткнулась, поняв по взгляду чародея, что её никто не спрашивал.

— Поохотимся, — спокойно сказал Рэн. Было видно, что ему не нравится отсутствие пояснений, но выспрашивать он отчего-то не стал. — Есть шанс, что ты опоздаешь?

Седой обвёл лагерь задумчивым взглядом и ответил:

— Ждите трое суток. Если не появлюсь — уходите.

— Ясно.

Постояв немного, Энормис схватил свой мешок и начал рисовать какую-то магическую штуку, как вчера, на острове. Хелия внимательно наблюдала за его манипуляциями, но, разумеется, ничего не поняла. Через минуту перед чародеем распахнулся шумящий проход, похожий на чёрную воронку, и седой исчез в ней с тихим хлопком. Пространство выпрямилось, и уже через несколько секунд ничто не напоминало о том, что тут кто-то стоял.

Пиратка перевела ошеломлённый взгляд на Рэна — тот словно ничего и не заметил. Определённо, эти двое жили в совершенно ином мире!

— Он у вас тут главный, получается? — спросила она.

— Вроде того, — уклончиво ответил парень, поднимаясь на ноги. — Скоро полдень. Я собираюсь поохотиться. Ты идёшь?

— Конечно! В жизни не охотилась в степи, — Хелия вскочила вслед за парнем. — А с кем он разговаривал ночью?

Рэн перевёл на неё печальный взгляд:

— У него это бывает. Не обращай внимания.

— В смысле, бывает? Я слышал… слышала два голоса.

— Вот как? — Парень даже замер на мгновение. — И какой он был? Второй голос?

— Молодой. Спокойный. Не знаю, мне их было не видно.

Молодой чародей взял свои лук и колчан, заткнул за сапог нож и пробормотал:

— Странно…

И всё. Больше Хелия ни слова от него не дождалась. Что ни говори, а закадычными дружками эти двое точно не были.

Рэн уже направился прочь от лагеря, а пиратка стояла в сомнениях. У неё назрел вопрос, который вроде бы и следовало задать, и в тоже время она понимала, что ей на него не ответят. Как бы так спросить, чтобы хоть часть правды выведать?

Решившись, она догнала успевшего выбраться из низины парня:

— Слушай, Рэн… А почему ты за меня вступился?

Тот, обернувшись, с сомнением окинул её взглядом, но всё же ответил:

— Ты показалась мне хорошим парнем.

И, помолчав, добавил:

— Пока не выяснилось, что ты меня обдурила.

Глава 23 Послание

День, точно разомлев от зноя, тянулся медленно и вяло. Солнце апатично перемещалось по безоблачному небосводу, однако сколько Рэн не поднимал голову, ему всё казалось, что вроде бы время и идёт, а светило стоит на месте.

Степь раскалилась от жары, воздух дрожал, немного оживляя задыхающуюся от безветрия равнину. Пожелтевшие стебли травы, не в силах сохранять вертикальное положение, укладывались друг на друга, пригибая даже более стойких соседей к земле. Утомлённая солнцем природа так и призывала прилечь и вздремнуть, но вот беда — спрятаться от палящих лучей было негде. Чтобы найти тень, понадобилось бы закопаться в землю. Лишь с одной стороны на горизонте маячила узкая полоска леса, но пуэри не верил глазам, понимая, что она легко может оказаться миражом.

Охотник уже давно снял рубашку, но всё равно продолжал обливаться по̀том — плотные штаны и портянки пропитались им насквозь, а кожа под нашейником начала чесаться. Хелия, в отличие от него, справлялась с жарой лучше: она, нисколько не стесняясь, стянула свою рубаху, оставшись в узком тряпичном топе, и закатала брюки выше колена, а на голове повязала бандану. Увидав её оголённые лодыжки, Рэн сухо заметил, что в траве могут прятаться змеи, но пиратка без тени сомнения заявила, что с ней есть чародей, который в случае чего её исцелит. Пуэри только и оставалось, что пожать плечами.

— Рановато мы вышли на охоту, — сказала Хелия, вытерев лоб предплечьем. — Все попрятались в норы. Часов пять уже мошкару кормим, а толку — чуть. Только одну птаху и подстрелили.

Рэн не ответил. Ему жутко досаждал нашейник: охотник то и дело поворачивался к спутнице спиной и запускал под него руку, чтобы смахнуть пот.

— На их месте я бы тоже пряталась, — продолжала пиратка. — Такая сушь! Хоть бы ветерок дунул, что ли… Чего ты паришься в этом нашейнике? И голову надо закрыть, а то солнечным ударом накроет, я тебя до лагеря не дотащу.

— Не накроет, — отрезал пуэри.

Но таскать на себе лишнюю одежду ему всё же надоело. Поэтому он, наплевав на всё, расстегнул пуговицы и сдёрнул наконец злосчастную накидку. С наслаждением проведя рукой по шее, он прикрыл глаза, приготовившись к обычной волне вопросов, которая выплескивалась из людей при виде его анимы.

Хелия, как и ожидалось, выпучила глаза от удивления. Она даже подошла поближе, чтобы рассмотреть красноватое свечение получше.

— Шрамы, значит, — проговорила она, внимательно и даже настороженно разглядывая невиданное чудо. — Подойди.

Рэн послушно шагнул навстречу. Пиратка развязала рукава рубахи, болтавшейся у пуэри на поясе, и, щурясь от солнца, принялась завязывать её у него на голове.

— Сам расскажешь, что это, или мне спрашивать?

— Анима, — охотнику не хотелось вдаваться в подробности.

Затянув узел у Рэна на лбу, Хелия удовлетворённо посмотрела на свою работу.

— Так-то лучше, — и сразу спросила: — Ты ведь не человеческого племени, да?

В свою очередь внимательно посмотрев ей в глаза, пуэри ответил:

— С чего ты взяла?

Пиратка улыбнулась.

— Люди такими быстрыми и выносливыми не бывают. Опять же, глаза у тебя необычного цвета. А теперь ещё эта анима.

Её откровенность и отсутствие суеверных страхов обезоруживали. У Рэна даже не появилось желания солгать в ответ. Но стоит ли ей рассказывать всё как есть? Пуэри вдруг понял, что ничего об этой девушке не знает. Она мастерски притворялась мужчиной, настолько мастерски, что Рэн не смог самостоятельно её разоблачить. Значит, она умеет лгать. Он и волоса бы не дал за то, что в её тайну были посвящены даже знающие её не один год пираты. Все они относились к ней как к молодому, сообразительному парню. А ещё Хелия проявляет совершенно нетипичные черты характера для пирата. Однако с другой стороны — Рэн же притворялся бессовестным вором, почему она не могла притворяться таким же бессовестным пиратом?

Всё это пронеслось в голове пуэри меньше, чем за секунду.

— Отсюда пойдём на восток, — сказал он, отворачиваясь. — Нельзя сильно удаляться от лагеря.

Он пошагал в указанном направлении и вскоре услышал, что Хелия молча следует за ним. Больше она ничего не спрашивала, а Рэну не хотелось оборачиваться — почему-то ему стало стыдно. Впрочем, если задуматься, вполне понятно, почему: он сам уже устал от того, что Энормис не отвечает на его вопросы, а теперь сам делал то же самое по отношению к девушке. Да, она не была частью их компании, и умалчивание о происходящем можно оправдать соображениями безопасности. Но ведь именно они с Эном, а точнее, сам Рэн вынудил Хелию искать хоть какие-то пути с острова. Не её вина, что привязаться к двум незнакомцам оказалось наименее сомнительным выходом. А теперь она какое-то время будет вынужденно подвергаться вместе с ними таким опасностям, о каких ей и знать-то не положено…

— Ты права, — сказал он, тщательно взвесив все «за» и «против». — Я не человек.

Шаги позади него не замедлились.

— А кто тогда?

Пуэри вздохнул. Теперь придётся поведать девчонке краткую историю Нириона.

— Расскажу за ужином. Если он у нас будет.

Ужин всё же случился. Вторая половина дня оказалась продуктивнее первой — ближе к вечеру охотникам попалось стадо мелких антилоп, тонконогих и пугливых. Подобравшись на расстояние выстрела, Рэн пустил стрелу — по высокой дуге, почти навесом, но всё же попал. Раненое животное убегало недолго, а вот его собратья задали такого стрекача, что догнать их не представлялось возможным. Да и не понадобилось — мяса и так должно было хватить надолго, с учётом того, что ела одна Хелия.

Вернувшись с добычей в лагерь, охотники обнаружили, что казавшийся таким длинным день подошёл к концу. Слепящее солнце, приблизившись к горизонту, стало оранжевым и раскрасило степь в новую гамму цветов, а жара спала. Даже дышать стало легче.

И когда они развели костёр, для чего стащили к лагерю почти все растущие вдоль ручья кустарники, настало время для разговоров. Хелия молчала, но требовательно смотрела на Рэна, ожидая, когда тот начнёт говорить.

Пуэри же не знал с чего начать. Чтобы поведать Эну о своей расе, охотник потратил немало времени. А потом ещё больше времени ушло на то, чтобы ответить на все вопросы. Конечно, не обязательно рассказывать ей всё, но даже на то, чтобы объяснить в общих чертах, придётся потратить полночи. Впрочем, торопиться им некуда.

— Таких, как я, больше нет… — начал он.

— Скромных? — усмехнулась Хелия.

Рэн вскинул брови, давая понять, что не оценил шутки.

— Именно. Представь, что ты — последний в мире человек, вокруг которого полно гномов, орков, эльфов, но нет больше ни единого человека. И не будет, потому что все они давно мертвы. Представила? В этом нет ничего смешного.

Пиратка, нарвавшись на такой резкий ответ, потупилась:

— Извини. Просто ты так сказал…

— У меня никогда не будет детей. Нормальной, полноценной семьи тоже не будет, потому что я не смогу создать её с женщиной другой расы. Даже при самом лучшем раскладе мне до самой смерти предстоит в одиночестве слоняться по миру, пытаясь встроиться во враждебные к чужакам общества. Вокруг меня кипит жизнь, но от этого только хуже, потому что я понимаю, что чужой всем и каждому. Даже если кто-то захочет меня понять, он не сможет сделать этого и вполовину так хорошо, как это сделал бы мой соплеменник. А мне очень хочется, чтобы меня хоть кто-то понимал, и хочется иметь и семью, и детей, потому что я — живой, ясно? — последнюю фразу Рэн почти выкрикнул, и, решив изъясняться на понятном языке, добавил: — Усекла?

Хелия молчала, не поднимая глаз. Охотник и сам не понимал, почему так разозлился. Да, наболело, но раньше выдержка ему не изменяла. С кем поведёшься…

— Не будем больше об этом, — сказал он, успокаиваясь. — Тебе достаточно знать, что моя раса называется пуэри, и что когда я умру, никто и никогда больше о ней не услышит. И вот этого, — он ткнул пальцем в пылающую алым аниму, — больше ни у кого не будет.

На этом разговор надолго заглох. Повисла напряжённая, неловкая тишина. В ней они умяли всё приготовленное и занялись каждый своими делами: Рэн — тренировкой, Хелия — стиркой своей одежды, изрядно прохудившейся за последние дни. Правда, пиратка разом забыла о своём занятии, когда увидела, как тренируются охотники пуэри.

Сам Рэн, увлёкшись, даже забыл, что рядом кто-то есть, а потому быстро остыл. Он даже смешался на мгновение, когда заметил наблюдающую за ним девушку.

— Ого, — сказала она, скрестив руки на груди. — Вот это скорость. И часто ты тренируешься?

— От случая к случаю. Почему ты спрашиваешь? — Рэн сбил дыхание и остановился, решив закончить упражнения.

— Мне интересно, как добиться таких результатов.

— Стать пуэри, — охотник пожал плечами. — Плотность и эластичность наших мышц намного выше, чем у людей. Но тренировки необходимы для поддержания их в тонусе, так что я тренируюсь раз в два-три дня, если имеется возможность.

— А я тоже кое-что умею!

Рэн вытер выступивший пот и посмотрел на девушку. У неё был такой вид, будто ей не терпелось померяться умениями. Тут же в его голове всплыл образ сестры: у неё были такие же горящие энтузиазмом глаза и непоседливый характер. Младшая сестрёнка очень торопилась занять своё место среди взрослых, а потому не упускала ни малейшей возможности продемонстрировать свои таланты.

Это воспоминание оказалось настолько ярким, что охотник смягчился.

— Показывай, — он сделал приглашающий жест.

Сабли выпорхнули из-за пояса Хелии с лёгким шелестом, остановившись в боевом положении. Секунду пиратка не двигалась, а потом взорвалась свистящим вихрем: клинки порхали вокруг неё, вращаясь в самых разных плоскостях, тело девушки изгибалось и вращалось в вольтах, ни мгновения не находясь в покое.

— Сама научилась? — спросил он, когда Хелия остановилась, восстанавливая дыхание.

— Нет, конечно! — с готовностью выпалила девчонка и снова встала в боевую стойку. — Нападай!

— Зачем? — удивился пуэри.

— Посмотрим, сможешь ли ты пробиться!

— Ты быстра, но не настолько, — Рэн покачал головой.

— Звучит как пустое бахвальство! Не бойся, не пораню! — выкрикнула пиратка и снова превратилась в мельтешащее сталью облако.

Рэн не боялся. Просто происходящее казалось ему ребячеством, которому он был не в настроении потакать. Но Хелия нуждалась в демонстрации. Во избежание дальнейших недопониманий.

Вместо того, чтобы нападать, охотник присмотрелся к траекториям сабель и, выбрав нужный момент, шагнул вперёд.

Они оба замерли. Пиратка сначала с недоумением, а потом и с восторгом смотрела на свои клинки, обездвиженные руками пуэри — тот перехватил лезвия прямо в полете, сжав их между большими и указательными пальцами. Когда же она подняла взгляд, посмотрев охотнику в глаза, её лицо выразило эмоцию, которую Рэн не смог распознать.

— Дело не в страхе, — сказал он, отпуская клинки.

Моргнув, девушка перевела взгляд на его руки и тут же бросила сабли.

— У тебя кровь, — она сорвала с головы бандану и приложила её к порезу на пальце Рэна.

— Ерунда, заживёт, — он поспешно одёрнул руку. — Не пачкай повязку.

Пуэри отвернулся, но даже спиной продолжал чувствовать любопытный взгляд Хелии.

— Расскажи лучше, кто тебя научил так здорово обращаться с оружием? — Охотник сел у костра.

— Да, был один хороший дядька, — пиратка села напротив. — Ром пил, как слепая лошадь — воду, но зато добрый. Знакомец моего папаши. Недавно окончательно спился и погиб.

— А где сам твой отец? — Рэну всё ещё было неловко от того взгляда, которым его одарила девчонка, поэтому он пытался сгладить ситуацию разговорами.

— Тоже подох. Давно уже. Повешен по приказу султана в Неф-Суфуме.

— Он тоже был пиратом?

— А то как же, — Хелия зло усмехнулась. — Тот ещё был сукин сын.

Она хотела добавить что-то ещё, но вдруг замолчала. Пуэри, глядя на неё, поймал себя на том, что ему и впрямь интересно, как же так получилось, что Хелия стала Эхелом. В его воображении с трудом выстраивались условия, которые могли сподвигнуть девушку притворяться мужчиной, а потом ещё и стать пиратом.

Помолчав какое-то время, Рэн всё же дал волю любопытству:

— Расскажи о себе.

— Зачем? — Хелия поморщилась. — Да и что рассказывать?

— Раз уж ты оказалась не тем, кем я тебя считал, это будет справедливо. Можешь начать с того, где родилась. Всё равно нам до возвращения Эна нечем заняться.

Девушка откинулась на эновом плаще, заменявшем ей лежак, и подложила руку под голову. Даже это её движение было резким, размашистым, мужским — видимо, многолетняя привычка наложила свой отпечаток. Несмотря на смену образа Хелия не казалась Рэну женственной. Да, его контакты с женщинами людей состояли в основном из общения с Литессой, но даже чародейка, жёсткая и властная, внешностью и поведением оставалась изящной женщиной. О пиратке такого нельзя было сказать даже с натяжкой. Однако именно эта её черта пробуждала в пуэри исследовательское любопытство.

— Где родилась, говоришь, — Хелия смотрела в потемневшее небо. — Ладно, начистоту так начистоту. Моя маманя жила в том же Неф-Суфуме. Когда папаша её обрюхатил, ей было шестнадцать лет. Совсем бестолковая девчонка. Спуталась с ним разок, потом ждала полгода, пока он вернётся из плавания. Втрескалась, дура. Она-то мне этого ничего не рассказывала, это её подружка мне потом уже поведала, что и как у них случилось. Он вернулся и даже её не вспомнил — что пирату девки? Одна на другую похожа. Постель согрела, и катись на все четыре. Но она снова прыгнула к нему в койку. Тогда меня и зачали, а потом снова разбежались. Точнее, Пират — так она его называла — уплыл.

— Ты его хотя бы видела?

— Ни разу. Когда он приплыл снова, мне уже исполнился год. Тогда в Аль-Назире бушевали мятежи, и Пират вместе с остальной шайкой под шумок грабанул султанский конвой. Думали, что всех перебили на тех кораблях. Оказалось, кто-то выжил и донёс султану. Дуралеи, только железом махать научились, а вместо мозгов — рыбьи потроха. Конечно, едва они сошли на берег, их взяли. Кого-то убили в стычке, кого-то пленили и судили. Среди последних был и Пират. Маманя в тот день пришла на площадь, посмотреть, как он будет болтаться в петле. К тому времени не очень-то она его уже и любила. Такая вот история.

— Всё ещё непонятно, почему ты решила пойти по следам отца. Ты от него не в восторге, насколько я понял.

— А я не по его следам пошла. До этого дойду ещё. Так вот, маманя в общем-то хорошей была. Из нищих, поэтому кроткая, как овечка. Глупая, правда. После казни отца она много мужиков сменила. Слаба она на передок была, что есть, то есть. И каждый следующий — хуже предыдущего. Пираты, жульё городское, всякое отребье. Некоторых из них я даже помню. Особенно последнего. Мне тогда было не то четыре, не то пять. Кроха совсем. Мне уже тогда с мальчишками больше нравилось, чем с девчонками, я на мальчика и походила. Кажется, Лорхм того мужика звали, или как-то так. Он плотно сидел на «ясноглазке» — дурман такой по Неф-Суфуму ходил. Как обнюхается, совсем озвереет, меня — в чулан, а маманю на кровать швыряет. Я про то, что и куда вставляется, очень рано узнала, потому что мне хорошо было видно, через щель в двери. Глазищи у Лорхма от этого дурмана такие огромные становились, что я каждый раз воображала, будто в него вселился кто. И вот, в какой-то день маманя ему слово поперёк, а он её возьми да долбани от всей души. Не местный он был, назирцы-то женщин не бьют… А маманя упала и лежит. И всё. Тогда я её в последний раз видела. Зашиб он её.

Рэн почувствовал, что после этой фразы у него внутри что-то перевернулось. Оказалось, существовала в жизни людей ещё одна сторона — такая, какую сейчас описала Хелия. Грязная, беспросветная… мерзкая. К жадности и тяге к насилию он уже успел привыкнуть, но к такому бессмысленному самоуничтожению — нет.

До сего момента он не мог себе представить, как живут миллионы людей, вынужденных сводить концы с концами, но теперь, с подачи пиратки, увидел это ярко и в красках. Почему они живут так? Нет, вопрос не в том, кто кем родился. Вопрос в их нежелании изменить свою участь. Целый слой общества, многочисленный, один из тех, что находятся в основании пирамиды, вместо стремлений к лучшему довольствуется похотью, насилием и грязью, в которой живёт. Их устраивает собственная бесхребетность. Безвольность опущенных рук. Вот о чём, оказывается, пел тот энтолфский бард…

Рэна снова взяла злость. Уже другая, не вспышка гнева, а рокочущая волна, что поднимается из глубин и превращается в цунами. Он злился на людей за то, какие они есть, и злился на себя за то, что ожидал и продолжает ожидать от них большего. Верят, что их души бессмертны, и как они пользуются своим бессмертием? На что они спускают свою вечность? Энормис как-то сказал, что мир пуэри — утопия, но говорить так может лишь тот, кто в нем не жил. Разумеется, для таких противоречивых существ, как люди, старательно выпестованный гармоничный мир выглядит утопией! Но пуэри всё же его построили, так почему этого не может сделать человечество? Потому что ему нужна свобода саморазрушаться?

Хорошо, что Хелия неотрывно смотрела в небо, потому что Рэн в этот момент вряд ли смог бы объяснить ей выражение отвращения на своём лице.

— Маму похоронили за городской стеной. Меня взяла к себе её подружка, потому что других родственников уже и не осталось. У неё было двое сыновей, близнецов, чуть старше меня. Не скажу, что она была плохой матерью — нас исправно кормили и одевали — но отчего-то я всегда относилась к ней как к чужой, хотя мало что понимала. Может потому, что она та ещё выпивоха была. Как напьётся, так вообще раздобреет — мы сразу знали, когда можно у неё чего-то поклянчить. Под мухой она никогда не отказывала. Сразу такая улыбчивая становилась, отпускала гулять, или сама с нами играла. Правда, я не любила, когда она улыбалась. Смех у неё был, как вопли раненой чайки, и зубы гнилые. Про перегар вообще молчу. Так вот, через несколько месяцев после маминых похорон мы вчетвером переехали в Серпень. Если не знаешь, это такой небольшой городок недалеко от Расторума. Там жил кузен Бадии, маманиной подружки. Он торговал, и торговал неплохо, так что денежки водились, да и дом был немаленький, с прислугой даже. Вот там-то и прошли лучшие годы моей жизни. Мы с близнецами спали в большой светлой комнате, каждый на своей кровати, не то, что раньше — втроём на одной шконке. Самого Фарика почти не помню — он постоянно где-то пропадал по торговым делам. Бадия на дому занималась шитьём вместе с его женой. Она и раньше им занималась, поэтому пальцы у неё постоянно исколотые были — после пузыря не попадала куда надо. Тут она и вовсе нами стала мало заниматься: всё больше пила да спала в том же кресле, где работала. Зато старая служанка, Пелея, следила за нами в оба глаза. Мы её даже бабулей стали называть. Старой закалки была женщина, строгая, требовательная, но добрая. Бадию она не любила — жуть, а вот в нас троих души не чаяла. Коленку раздерёшь — тут же подбежит и ранку мазью намажет. Как она за нами поспевала в её-то годы, до сих пор ума не приложу. А ей ещё сил хватало нас воспитывать — сама она была благородных кровей, из разорившейся расторумской знати. Всё нас одёргивала: то в носу не ковыряйся, то не шаркай, то не чавкай, то вилку правильно возьми. Мы выкобенивались, злили её, но она всё равно своего добилась — правила приличия мы усвоили.

— Теперь ещё больше не понимаю, почему ты подалась в пираты, — подал голос Рэн. — Жизнь у тебя худо-бедно ведь наладилась.

Хелия вздохнула:

— А вот как наладилась, так и разладилась. Девять с половиной лет мы жили, не тужили. А потом Фарик продал свой дом и купил небольшой замок в лиге от Белого Камня. У моря у самого. Мы, шпана малолетняя, обрадовались — настоящий замок! Мальчишки сразу себя рыцарями возомнили, меня всё в дамы прочили, но я сказала, что тоже стану рыцаршей. Не смейся, это была самая моя заветная мечта! Девчачьи платьица меня не интересовали, а в силе я близнецам ни разу не уступала. Дралась так, что только держись! Как с ними, так и с их обидчиками. Но волосы всё же растила. Это Пелея меня убедила. «Обрезать, — говорит, — всегда успеешь». Ну я и решила: хрен с ними, пусть остаются. Заплела косу, та за спиной росла и не мешала.

— Так что случилось в замке?

— А ничего. Не увидели мы того замка. Фарик зафрахтовал корабль от Расторума до Белого Камня, погрузили на него всё добро и поплыли. А через несколько суток, двадцать первого дня второго месяца весны, попали в шторм. Посудина была не чета пиратским кораблям, да и капитан попался тютя… То, что вытворял Селах при тебе, тому щеглу и не снилось. Короче, нас опрокинуло, а потом ещё и корпус развалился на части. Меня смыло за борт. Как не утонула, до сих пор удивляюсь. Наверное, родилась в рубашке, потому что все остальные, судя по всему, не выплыли. Вцепилась в обломок обшивки и проболталась в море четыре дня. От жажды начала понемногу пить морскую воду. И вот, когда я уже совсем приготовилась копыта отбросить, на горизонте показался корабль.

— Пираты?

— Да. Вытащили меня из воды полуживую. Пожрать дали, отпоили нормальной водой. В капитанах у них ходил Шехт, один из благородных пиратов. Ну, или как сказать, благородных… Сволочь редкостная, но всегда следовал своему кодексу, за что его и уважали. Меня бы там сразу по кругу пустили, если бы он не запретил. На берег, говорит, сойдёте, и потом что хотите с ней делайте. Я, услыхав это, тут же решила, что живой не дамся. Нашла обломок ножа и спрятала в одежде. Конечно, не спас бы он меня, но тут мне опять повезло. Правой рукой Шехта оказался Кривой, тот самый дядька-сабельщик, про которого я тебе говорила. Всё ходил, смотрел на меня так пристально, я думаю — небось, тоже примеряется, с какой стороны мне юбку задерёт. Оказалось, лицо моё ему показалось знакомым. Вот уж не ожидала, что меня спасут пиратские корни! Кривой водил дружбу с моим папашей и даже маманю знавал. За день до окончания плавания он ко мне подошёл и прямо спросил: «Э, не родственница ли ты Галки?» Галка — это погремуха моего любимого батюшки. «Ну и что, если так?» — говорю, а сама железку под рубахой стиснула покрепче. Тот опытным глазом сразу понял, что у меня за характер. «Вся в отца» — говорит. Тут-то он мне и рассказал про то, каким славным малым был мой папаша. И план спасения предложил. Я подумала, посомневалась и согласилась. И не зря. Кривой засунул меня в бочку, закидал сверху рыбой, а сам ночью сбросил что-то в воду и заорал: «Э, девчонка в воду сиганула!» Все бросились смотреть и искать, да только что там ночью разглядишь? Плюнули. А я всё это время в бочке сижу, наслаждаюсь ароматом. Долго сидела, все мысли успела передумать, волновалась, как бы не раскрыли. Но всё прошло гладко — Кривой сам меня катил от причала, а потом выпустил в укромном уголке и назначил встречу через день.

— Ты везучая.

— В чём-то да, а в чём-то нет, — Хелия пожала плечами. — Судьбинушка частенько швыряет меня на край пропасти, но от самой пропасти каждый раз спасает. Как будто на краю мне самое место.

Рэн задумался над словами пиратки и понял, что она права. Многие люди, включая Хелию, не столько живут, сколько выживают, а выживание — это и есть тот самый край, на котором рано или поздно оказывается каждый. И, постепенно привыкая к близости пропасти, человек уже не может жить вдали от неё. Уже это может объяснить выбор девушки стать пиратом. Её не пугает мысль, что сегодня она жива и здорова, а завтра может погибнуть. Она привыкла к этому и поэтому вряд ли строит далёкие планы. Ей ничего не стоило бросить пиратство и ввязаться в смертельно опасную авантюру с двумя незнакомцами…

— У Кривого была халупа на окраине города, там он и сказал его дождаться. Пришёл, как и обещал, на следующий день, пьяный вдребезги, и сразу спать завалился. Они, как водится, пропили с командой весь вечер и ночь. А когда проспался, предложил мне остаться у него дома, пока он в плаваниях. «Всё равно, — говорит, — тут не живу». Ну, я и осталась. Лучше вариантов не было. Это благодаря Кривому я придумала себе новое имя. У него привычка была, ну, знаешь, постоянно экать, перед тем как что-нибудь сказать. «Э, Хелия!» — так он меня обычно звал. Так что когда я обрезала волосы и стала косить под парня, имя само собой придумалось. Кривой, когда я ему всё это выложила, только посмотрел на меня с насмешкой и ничего не сказал. А через пару недель он снова уплыл. Вернулся через три месяца и, не пробыв дома и двух дней, снова ушёл в море. И так продолжалось два с лишним года. Я жила нормально, мало-помалу устроилась. Работала то там, то сям, на жратву хватало. Даже немного хату отремонтировала. Ко мне стали девчонки клеиться! И смешно, и горько. Приходилось изворачиваться, каких я оправданий только не придумывала! Поначалу дико было, а потом привыкла.

— Неужто к парням совсем не тянуло?

— Тянуло, куда от природы денешься. Но после нескольких неудачных начинаний пришлось с этими делами завязывать. Поняла, что это не моё. К тому времени я уже и двигаться научилась правильно, и голос выработала, чтоб больше был на мужской похож. Да мне и стараться-то особо не пришлось — с детства же с одними мальчишками дело имела. Словом, сменила я пол. А потом, когда Кривой насовсем вернулся, ещё и драться выучилась.

— Насовсем?

— Да. Шехт вместе со своим кораблём пошёл ко дну во время войны за акватории. Тогда пираты северного побережья целый год хлестались с южными. Кривой еле выжил. Пару месяцев просидел на необитаемом острове, пока его какой-то торгаш не подобрал. Северные проиграли тогда подчистую. Селах же был из южных… Короче, не плавал больше мой благодетель. Всё про какую-то клятву в пьяном бреду бормотал. Вернулся, когда мне почти восемнадцать исполнилось, и больше не уплывал.

Хелия чуть заметно улыбнулась каким-то своим воспоминаниям и продолжила:

— Чудной был мужик. Сварливый, как дед, но когда доходило до чего серьёзного, тут же становился чутким и хитрым. Одного у него было не отнять — ничего никому не обещал, но коли дал слово, то держал. Сидел дома, потихоньку пропивал нажитое — а нажил он немало за все года грабежей — и со мной возился, как с маленькой, учил уму-разуму. Но тут тоже беда. Жил-то он на суше, да душа его в море осталась. Ты бы видел, как он смотрел вдаль, сидя на пирсе с бутылкой. Столько тоски я в жизни ни у одного человека в глазах не видала … Как-то раз он сказал: «Слышь, зовёт, как сирена. А я бы и рад, хоть сейчас на дно». А сам плавно шёл на дно бутылки. Любил он море, понимаешь. Всей душой любил. И мне от него эта любовь передалась. Да и как иначе, если на него смотришь, и слёзы на глаза наворачиваются? Я всё старалась понять: что же его так влечёт туда? Но не могла, пока сама не вышла в море. Он мне сказал: «Плыви, на меня не смотри. Ты чёртовых клятв не давала». Я и уплыла, — голос Хелии наполнился мечтательными нотками. — Сначала с одним капитаном, потом с другим. Каждый раз наёмником. Пришлось мне и с Пархатом поплавать, кстати. Захлестнула меня вся эта лихая жизнь, прямо как солёные волны захлёстывают палубу. Даже то, что приходится плавать с толпой кровожадных мужиков, не может испортить впечатление, со всей честностью тебе говорю. Да и чуть что — я без колебаний хватаюсь за сабли. Мало кто умеет так с оружием обращаться, как Кривой, а он меня хорошенько вышколил. Там, на корабле, посреди моря, жизнь простая и вольная. На берегу такого нигде не встретишь. Ни один пират никогда и ни за что не променяет скрип мачты на скрип лопаты… Хотя, ты вряд ли поймёшь.

Пиратка замолчала, и охотник не стал с ней спорить. Ему казалось, что он понимает, но не верил, что способен понять правильно.

— И вот, два года назад, — продолжала Хелия, — возвращаюсь я домой, а там пусто. Кривого нигде не видать. Обошла все его любимые кабаки — и там его нет. Только знакомые рыбаки мне рассказали, что к чему. На город с моря налетел шторм, а мой дядька, набравшись и никого не слушая, прыгнул в чью-то лодку с косым парусом и погрёб прочь от берега, навстречу ветру. Обломки той лодки нашли наутро, а самого Кривого не нашли и через месяц. Отмучился пират. Забрало его горячо любимое море к себе. Слишком уж долго они друг по другу тосковали…

Снова только треск костра и шум ветра, после рассказа Хелии Рэн почти чувствовал в воздухе запах соли, а в шелесте травы ему слышался плеск волн. Нет, ему всё равно не понять. Он даже не понимает, что в действительности означает слово «тоска». В языке пуэри ему нет аналога. Должно быть, это понятие настолько человеческое, что понять его может только человек. Что же это за чувство, отнимающее душевный покой? И каким сильным оно должно быть, чтобы заставить человека хотя бы на несколько минут, но освободиться от него? Ценой собственной жизни. Это и не боль, и не злоба, но нечто другое, чего пуэри не мог постичь.

«Так может быть, — вдруг подумал Рэн, прикрыв глаза, — это и есть их природа? Все поступки, которые я не понимаю. Те люди в болотном замке, истребляющие друг друга с такой ненавистью, словно кроме неё у них ничего нет. Саркола, благословляющий своих палачей, потому что у него не осталось ничего, кроме веры. Пират, бросающийся в пучину, потому что в его душе одно лишь море. Энормис, не живой и не мёртвый, но продолжающий сопротивляться, потому что у него не осталось ничего, кроме… чего? С ним пока не понятно. Но в остальных случаях человек совершает не поддающиеся здравому смыслу поступки, потому что желает оставить себе хоть что-то важное. Добровольно отдаёт свою жизнь, показывая этим, что в его душе есть нечто дороже жизни. Да, мотивы у всех разные, но сам факт самопожертвования говорит о громадном потенциале их природы. Чувство, превозмогающее инстинкт самосохранения, способно смести почти любые преграды. Неужели люди не понимают этой громадной мощи, хранящейся внутри них? Подумать только, чего бы они добились, если бы умели направлять усилия в нужное русло! Пуэри, например, достигли таких успехов в построении гармоничного общества, что в нём отпала сама необходимость в самопожертвовании. Как знать, способен ли я на такие чувства? Что я люблю настолько, чтобы умереть, но оставить себе хоть последнее мгновение этого? Ничего не приходит в голову. А многие люди между тем точно знают ответы на эти вопросы…»

— Эй, ты что, заснул?

Рэн открыл глаза и увидел, что Хелия смотрит на него с усмешкой.

— Нет. Просто… задумался.

— Да ладно, я же говорила, что незачем всё это рассказывать. Сам настоял.

— Мне интересно, правда. Так ты с тех пор всё время нанимаешься к пиратам?

— Да, стараюсь долго нигде не засиживаться. То с одними поплаваю, то с другими. Домой с тех пор не возвращалась. Без Кривого там всё не то. Он вроде бы там и не жил толком, а дух всё равно изменился. Его дом — зелёная бездна. Может, и я со временем там же осяду. Та моя халупа, наверное, развалилась уже без починки.

— Сколько ты уже плаваешь?

— Сейчас мне двадцать четыре, — пиратка сощурилась, подсчитывая. — Первый раз нанялась в двадцать. Четыре с лишним года, получается. Всё Южное море за это время уже исплавала.

— И тебя ни разу не раскрыли? Что ты девчонка.

— Ни разу. Один догадался, да рассказать никому не успел. Шантажировать меня вздумал, дурак. Я ему башку снесла и за борт выбросила. Всем сказала, что он полез в мои дела, а я этого не люблю. С тех пор желающих поубавилось.

— Ты ведь тоже собиралась меня шантажировать, — охотник улыбнулся. — Не боялась, что я так же сделаю?

— Слушай, если бы я знала, кто ты такой, я бы, наверное, и на корабль не ступила, — Хелия поёжилась. — Если бы мне сказали, что путешествие закончится тем, что вы с дружками разнесёте пол острова, я бы лучше нанялась к тану во флот. Но ты же замаскировался, я-то думала, вот ещё один прыщ сухопутный, заломаю, как раз плюнуть. На воина ты не шибко походил, — девушка покосилась на порезанный палец пуэри.

— Сложно было столько времени притворяться?

— Да не то, чтобы сложно. Но иногда хочется раздеться и плюхнуться нагишом в воду вслед за всеми, а нельзя. Да и за выпитым надо следить. И чтобы нужду справить, нужно прятаться, на корабле с этим проблемы. Но со временем я привыкла и даже замечать перестала. Вжилась в пиратскую шкуру. Понять только не могу, как меня твой Эн раскрыл? Вот так, сразу.

— Я сам о нём далеко не всё знаю и понимаю, — отмахнулся пуэри. — Но это, скорее всего, спасло тебе жизнь.

— Он бы тебя не послушал? — Пиратка приподнялась на локтях.

— Мог не послушать. Мы и так рискнули, забрав тебя с собой.

— Чем это?

Рэн вздохнул, не зная, как ответить, чтобы не выболтать лишнего.

— У нас много врагов. Очень много. И они очень могущественны. Один неверный шаг — и от нас ничего не останется.

— Да, видала я одного, — согласилась Хелия. — Вы и втроём его одолеть не смогли.

— Он даже не самый опасный из всех.

Девушка округлила глаза:

— Кто же тогда самый опасный?

— Лучше тебе не знать.

— Вообще-то, ты меня тоже обманул, так что будет честно, если ты мне хоть что-то расскажешь, — заметила пиратка.

— Тебе не кажется, что ты не в том положении, чтобы ставить условия? — Рэн улыбнулся, потягиваясь. — Может быть, как-нибудь потом. А сейчас лучше лечь спать.

— Откладывай, откладывай, — пробурчала Хелия, повернувшись на бок, спиной к пуэри. — Я-то точно не забуду напомнить.

Охотник подавил в себе желание засмеяться и тоже лёг. Только сейчас он поймал себя на том, что несмотря на все опасения ему комфортно рядом с пираткой. На этой позитивной мысли он широко зевнул, закрыл глаза и почти сразу провалился в сон.

Охота так и не увенчалась успехом. Проблуждав по степи целый день, утомлённые солнцем охотники вернулись в лагерь, так и не увидев ни одного животного или птицы. Словно степь разом перестала быть обитаемой. Пуэри, знавший, что такое попросту невозможно, сразу забеспокоился, пытаясь понять, с чем может быть связано полное исчезновение живности.

Впрочем, исчезли точно не все звери. Вернувшись в лагерь, охотники обнаружили его разорённым. Сумка Рэна лежала разорванная, вещи растащены по всему логу, всюду виднелись следы волчьих лап. Почти ничего не пропало — только остававшееся мясо — но всё же пуэри пришлось потратить какое-то время на инвентаризацию.

К концу дня поднялся ветер, крепчающий с каждым часом. С приближением ночи воздух становился всё холоднее, и замерзающие путники не имели никакой возможности от него защититься, кроме как закутаться в тёплую одежду. Разжигать костёр стало опасно — ветер мог раздуть угли и поджечь сухую траву, а это превратило бы степь в одну большую сковородку.

Голодная и замёрзшая Хелия потребовала, чтобы Рэн что-нибудь наколдовал, но тот лишь сердито посмотрел на неё и поплотнее запахнулся в плащ. Пиратке пришлось довольствоваться завалявшимися на дне сумки сухарями и холодной ключевой водой, что окончательно испортило её настроение. Надувшись, она легла спиной к спутнику и до самого утра не произнесла ни слова. Наверное, подумала, что пуэри просто упёрся, но правда была в том, что достаточно эффективных заклинаний для защиты от ветра Рэн не знал, а те, что знал, выпили бы его силы самое большее за час. Впрочем, создавшаяся ситуация освободила пуэри от необходимости отвечать на бесконечные вопросы, так что он ей был даже рад.

Не сказать, чтобы в эту ночь кому-то из них удалось выспаться. Пуэри всю ночь терзали мечущиеся обрывки неясных образов, которые не давали крепко заснуть. Ему то и дело казалось, что рядом кто-то есть, и слышались подозрительные шорохи, но каждый раз, когда он открывал глаза, рядом с ним оказывалась лишь лежащая в двух шагах Хелия. Пару раз он замечал, что девушка тоже не спит и ворочается — очевидно, проблемы со сном навестили и её.

Пробуждение тоже было не из приятных. Ночью ветер поутих, но к утру раздулся снова, и, глянув на небо, Рэн увидел, что оно полностью затянуто тёмной пеленой туч.

Дождь начался часа через три после рассвета, убив всяческую надежду на добычу пропитания. К обеду даже пуэри почувствовал, что проголодался — тучи пропускали слишком мало света для того, чтобы он мог насытиться. Пришлось пробавляться последними крохами со дна сумки вперемешку со съедобными травами, растущими вдоль ручья. Пройдя вниз по течению, Рэн обнаружил целое скопление дикого редиса и горько усмехнулся, вспомнив, как давно ему не приходилось оставаться с природой один на один.

Испытания охотников Рэн начал проходить по собственному счёту около тридцати лет назад, но к этому времени он уже обладал всеми необходимыми навыками, чтобы не называть их выживанием. Это больше походило на периоды длительного уединения, чем на испытания как таковые. Сначала средняя полоса, потом тайга, тундра — самые лёгкие задачи. Любой охотник пуэри наперечёт знал все полезные растения, их свойства и места, в которых их можно найти. При способности питаться солнечным светом надобность в еде практически отпадала, за редким исключением вроде того, в котором Рэн оказался вместе с Хелией. Потом пошли более сложные испытания, но и их преодолеть оказалось не так уж сложно. В пустыне основная проблема заключалась в поиске воды. В тропиках — как можно быстрее обзавестись всем необходимым для самозащиты и лечения — тут пригодились знания целебных трав и всех видов живности. В ледяной пустыне, как и в горах — как можно быстрее обзавестись тёплой одеждой и достаточно надёжным укрытием. Всё остальное: добыча пропитания, создание орудий охоты, ориентирование — навыки, которыми обладал вообще любой орумфаберец.

Выкапывая продолговатые белые клубни, Рэн думал о том, что Хелии, скорее всего, пришлось бы туго в одиночку. Люди привязаны к природе намного слабее, чем пуэри, и немногие из них знают, как с ней надлежит обращаться. Для человека отдаление от населённых мест само по себе переходит в выживание. Тот вид охоты, которым они пользуются, больше напоминает убийство, хотя даже их предки относились с уважением к своей добыче и благодарили природу за преподнесённый дар, перед тем как этот дар съесть. Со временем они решили, что не нужно никого благодарить, ведь они сами обеспечили себе добычу. Именно тогда они выделили себя из общности природы и возомнили себя её хозяевами, высшей расой по отношению к менее разумным созданиям. Отчасти благодаря своим религиям люди решили, что всё, что они видят, было создано для них, а значит они властны распоряжаться этим как хотят. Винить их в этом было бы неправильно — в условиях постоянного увеличения численности перед ними встал вопрос о выживании и улучшении условий жизни, из-за чего и появились такие практики, как сев благородных культур и одомашнивание животных. Но жить на планете, породившей миллионы видов, и считать себя лучшим из них — это как-то самодовольно…

Дождь хлестал так, словно над облаками лопнула невидимая плёнка, удерживающая небесный океан от падения вниз. Косые холодные струи извивались под порывами ветра, капли сталкивались, объединяясь, и тут же вновь распадались, разрезаемые воздухом на части. Ручей, берущий начало где-то за пределами низины, ощутимо расширился и теперь весело бурлил, словно довольный тем, что набрался сил. Земля, досуха выпитая густой травой, с жадностью глотала живительную влагу, растительность в свою очередь вбирала жидкость корнями, надеясь поднять завалившиеся от суши стебли. Дождь был здесь праздником, благодатью, льющейся прямо с неба, но вряд ли её смогли бы оценить промокшие до нитки двуногие, которых стихия вынудила питаться травой и кореньями.

Вернувшись, пуэри помог пиратке построить навес, растянув на оставшихся дрынах всё, что не пропускало воду: плотные матерчатые плащи, единственное покрывало и воловью шкуру, болтавшуюся на дне сумки уже месяц. Рэн всё собирался её выбросить, но каждый раз оставлял, думая, что может пригодиться — и надо же, не ошибся. Их импровизированная палатка хоть и не могла полностью защитить от косого дождя, но её было достаточно, чтобы сберечь от воды самое важное — лук и стрелы. Без них охота превратилась бы в беготню за дичью, а Рэн хоть и обладал нечеловеческой быстротой, всё же не был уверен, что сумеет догнать проворную газель или хотя бы зайца.

Чем ближе подходил вечер, тем больше пуэри беспокоился. Энормис говорил, что вернётся через два дня, но прошло уже два с половиной, а его всё не было. Да, срок ожидания ещё не вышел, но охотнику уже не нравилась эта задержка. Где сейчас чародей и чем занимается, оставалось только догадываться.

— Твой друг опаздывает, — Хелия озвучила и без того очевидный факт. — Что будем делать, если он не успеет вовремя?

— Он успеет, — ответил Рэн.

— Или нет, — девушка уныло посмотрела на небо.

Тучи даже не собирались рассасываться.

— Значит, подождём ещё, — уже твёрже сказал охотник. — Он вряд ли погибнет. Его смерть будет означать конец всем нам. Раз небо ещё не упало на землю, значит, он просто задерживается. Подождём.

Пиратка пожала плечами:

— Тебе виднее.

Рэн кивнул и не стал говорить, что высказанные им предположения только и годятся на то, чтобы успокаивать себя. Кто сказал, что Грогган не нашёл за это время способ безнаказанно убить человека без линии судьбы? Хотя, вряд ли у него было на это время, после того как он заполучил протоэлемент огня… Теперь белоглазый, наверное, бросил все силы на поиски последней эссенции, и если он успеет найти её раньше, то Энормис уже не сможет ему помешать.

Проведя в тяжком ожидании весь день, охотник даже не обрадовался тому, что сверху перестала литься вода. Далеко к западу в тёмном небесном покрывале появились прорехи, и прорвавшиеся в них солнечные лучи показали, что ненастье продлилось почти до заката. Почти сразу залетали и запели птахи, природа несколько оживилась, сбрасывая с себя онемение. Пиратка тут же предложила пойти на охоту, пока не стемнело, но пуэри в ответ лишь отрицательно покачал головой.

— Почему? — возмутилась девушка. — Тебе что, в охотку жрать одну зелень?

— Дождь сгладил все следы, а новых ещё не появилось. До темноты мы не успеем никого найти.

Хелия нахмурилась, но не стала спорить. Наверное, до неё дошло, что можно проползать по мокрой траве до самой ночи и остаться ни с чем, и эта перспектива её не вдохновляла.

— Советую делать, как я, — сказал Рэн и лёг на покрывало, завернувшись в плащ.

Помимо озвученных причин он всё же надеялся, что им не придётся охотиться, потому что Эн явится вовремя, и они уйдут в другое место.

«Если бы только знать, что творится у него в голове, — думал Рэн, засыпая. — Знать бы, что все его действия не ведут в никуда. Без этого знания не может быть веры. Жить одними надеждами рано или поздно надоедает. Но кроме них, увы, держаться не на чем — остаётся только надеяться, что Энормис в итоге не окажется всего-навсего сумасшедшим. Или ещё хуже — врагом».

Проснувшись, Хелия застала пуэри бодрствующим. Он сидел на том же месте, где спал, и смотрел на восходящее солнце.

— Он так и не появился? — прохрипела она спросонья.

Парень отрицательно покачал головой, даже не повернувшись.

Так он и просидел, не шевелясь, пока девушка не умылась и не позавтракала. Видно, крепко о чём-то задумался. А чего тут думать? Ясно же ему сказали — три дня ждите, потом уходите. Надо сказать, Хелии за три дня степь успела надоесть. А уж после вчерашнего и вовсе не осталось никакого желания здесь задерживаться. Это пуэри всё нипочём, он тут как будто всю жизнь прожил, а вот пиратку красоты природы, если только это не красота моря, утомляли быстро. Хотелось уже туда, где есть люди и все блага, которыми те себя окружают.

Но Рэн, поднявшись, заявил, что они будут ждать ещё день. Хелия только закатила глаза. Думал, думал, да надумал не того. Ну что тут делать? Как будто человек, умеющий ходить по воющим чёрным воронкам, не в состоянии найти двух своих спутников, которые его не дождались. Может, и не в состоянии, но можно ведь, например, записку ему написать!

Пуэри был непреклонен и ничего не объяснял. Настроение у него явно упало ниже ватерлинии, так что особо докапываться пиратка не стала, согласившись для разнообразия пойти на охоту. Она слишком хорошо понимала своё положение, чтобы злить чародея. Пусть он кажется плюшевым, никто не знает, как он себя станет вести, если его хорошенько доконать.

Охотники вышли из лагеря и направились на восток, но чем дальше шли, тем реже становилась растительность, так что пришлось свернуть к югу. Спустя час они добрели до зарослей пушистого кустарника, но спугнули прячущуюся в них косулю, и прежде чем Рэн успел выстрелить, та нырнула в высокую траву.

Таким образом, не особо торопясь, они проблуждали с полдня, снова удивляясь, что стало так мало дичи. Хелия давно растеряла весь энтузиазм и ясно давала это понять, чем вызывала недовольство спутника. Он то и дело зло оборачивался на пиратку, слыша, что та специально шуршит травой, волоча ноги по земле, но ничего не говорил, пока та не стала в голос напевать одну из своих любимых песен.

— Тебе, я вижу, понравилось питаться травой? — спросил он, сверкнув своими серебряными радужками.

— Всё равно ни души рядом нет, — морщась, протянула пиратка.

— И не будет, если ты всех распугаешь, — бросил пуэри. — Будь добра, заткнись и веди себя тихо.

Хелия хотела что-то возразить, но забыла что, увидев, как изменился в лице Рэн. Пуэри резко дёрнул головой, припал к земле и тут же рявкнул:

— Вниз! Быстро!

Он ещё не договорил, а девушка уже ткнулась носом в землю.

— Молчи! — прошипел парень, сделав страшное лицо.

Какое-то время они лежали неподвижно, прислушиваясь к ветерку, шелестящему стеблями травы, но потом уши Хелии уловили мерный перестук и чьи-то крики. Звуки приближались, становясь всё чётче, вскоре пиратка смогла определить, что через степь галопом несутся три или четыре всадника.

Рэн, стараясь двигаться как можно плавней, подполз к ней вплотную:

— Мы совсем немного не дошли до дороги, — его шёпот был едва слышным. — Слышишь, какой звук? Утоптанная земля, и дождём не размыло.

Хелия кивнула и в свою очередь прошептала:

— Кто это?

— Думаешь, я знаю?

— Сейчас узнаем, — сказала пиратка и приподнялась.

Прежде чем её дёрнули вниз, она успела разглядеть четверых рослых мужчин, несущихся на взмыленных лошадях.

— Не светись! — шёпотом завопил Рэн. — Что увидела?

— Четверо. Темнокожие, широкоплечие. Кажется, скачут с востока на юго-запад. Нас не должны заметить, если не свернут с дороги.

В тот же миг один из мужчин крикнул, и кавалькада остановилась.

— Давай за мной, — сказал охотник, почему-то улыбнувшись. — Только аккуратно!

Они поползли вперёд. Их явно не заметили — мужчины перекрикивались между собой и не двигались с места. Дыша в пятки Рэну, Хелия вдруг отчётливо почувствовала запах мертвечины, который появился ровно на секунду и тут же исчез. Чутьё тут же подсказало ей, что это не к добру, и хотя тому не было никаких подтверждений, пиратка насторожилась. Интуиция редко её подводила.

— Янгвары, — прошептал Рэн, когда они подползли на максимально близкое расстояние и смогли рассмотреть всадников.

Хелия смотрела на представителей никогда прежде невиданного ею народа, и с каждой секундой ей всё больше казалось, что здесь что-то не так.

Взволнованные лица, тревожные голоса, шумно дышащие скакуны, все четверо напряжённо озирались по сторонам, и особенно внимательно вглядывались туда, откуда прибыли. Приглядевшись, девушка заметила, что один из янгваров почти с ног до головы покрыт засохшей кровью — явно не своей. Каждый из них был вооружён ятаганом, опущенным на отлёт.

— Чего это они?

— Если ты думаешь, что я знаю их язык, то не могу тебя обрадовать, — прошептал Рэн, внимательно изучая всадников. — За ними словно кто-то гнался, но я никого не вижу.

Вонь мертвечины усилилась.

— Ты чувствуешь? — спросила Хелия, но пуэри не обратил на неё внимания, пытаясь понять, от кого улепётывали воины.

Один из янгваров указал оружием на восток и что-то отрывисто крикнул, другие, заволновавшись ещё сильнее, что-то спрашивали у него, сдерживая храпящих скакунов.

— Бездна! — Пуэри прижался к земле.

— Что? Что там? — Девушка всё ещё ничего не понимала.

— Ты не увидишь!

Но Хелия увидела. Вдалеке, там, куда указал испуганный воин, что-то зашевелилось. Больше всего это напоминало дрожание воздуха на жаре, но здесь движение было более плавным. Дрожание перемещалось, не вызывая колыхания травы и не поднимая пыли.

— Не шевелись! — приказал Рэн, снова подняв голову. — Будем надеяться, что нас не заметят.

— Да кто не заметит-то?!

Дрожание, приблизившись к всадникам на расстояние примерно сотни саженей, исчезло. Люди облегчённо выдохнули, но всё равно не сводили глаз с дороги, не переставая обмениваться короткими возгласами.

Пиратка, внимательно следя за происходящим, следовала совету Рэна — не шевелилась.

— Что это бы… — она не успела договорить, потому что как раз в этот момент таинственный преследователь всадников проявил себя.

С шипением, напоминающим вопль плащеносной ящерицы, уродина вынырнула прямо из воздуха и в первую же секунду заглотила одного из всадников, вместе с тем отхватив половину его лошади. От испуга Хелия зажмурилась, но образ твари чётко запечатлелся в её воображении: коричневый червь пары саженей в обхвате, с двумя длиннющими торчащими усами и набором жвал, расположенном на тупой безглазой морде, лес загнутых, как у лангуста, лапок, усеявших собой кольчатое туловище, которое оканчивалось маслянисто поблёскивающим жирным хвостом.

Кажется, она вскрикнула и тут же зажала нос, потому что ударившая в ноздри вонь могла бы разъесть и железо — во всяком случае, так ей показалось в первое мгновение. Девушку дёрнули вниз, пуэри прошипел ей что-то в самое ухо, но его шёпот напрочь перекрыл вопль одного из янгваров. Раздался лязг, потом разъярённый клёкот чудища и снова человеческий крик, уже полный паники, тонущий в глубоком утробном рычании.

Из-за травы ничего не было видно, а высовываться девушке уже и самой расхотелось, поэтому она слушала, выпучив глаза на пуэри, лежащего рядом: тот смотрел вперёд так напряжённо, словно что-то мог видеть.

Земля вздрогнула, и Хелия тут же поняла, что тварь пришла не одна, потому что шипение раздалось одновременно из нескольких точек. Что-то треснуло, потом хлюпнуло, грохнулось об землю. Взвыло. Лошадиное ржание, хруст ломаемых костей, отдалённый жалобный возглас, клёкот, шипение, урчание. Мерзкий, протяжный скрежет, окончившийся тишиной.

Всё это заняло считанные секунды. Рэн и Хелия лежали, боясь выдохнуть, и прислушивались к шепоткам травы, кажущимся неестественными после воцарившегося на дороге хаоса. Вонь всё так же убивала обоняние, но о нём девушка думала сейчас в последнюю очередь. Одними губами она спросила у пуэри: «Они ушли?», но тот лишь пожал плечами — видно было, что ему тоже это интересно, но проверять он боится.

«Надо проверить», — движение её губ.

«Опасно», — неопределённое движение головой.

«Давай вместе», — тычок пальцем вверх.

«Только тихо», — кивок.

Они стали медленно поднимать головы и одновременно подбирать под себя ноги, готовясь в любой миг дать дёру. Из-за травы показывалось всё больше неба, вслушиваясь в тишину, Хелия решила, что они зря осторожничают, и химеры уже ушли так же внезапно, как появились. «Всё обошлось», — подумала она, чувствуя, что вот-вот покажется горизонт. За густорастущими стеблями стала мелькать степь, и у пиратки отлегло от сердца.

Но в следующую секунду её взгляд упёрся в три неподвижных фигуры. Три червя-мутанта с мерзкими усами. Словно три статуи, стоящие на залитой кровью дороге.

От испуга девушка резко вдохнула, и всё пришло в движение.

Черви мгновенно обернулись к ней, раззявив круглые пасти с миллионом чёрных зубов, и зашипели. Спустя миг её правая рука едва не отделилась от тулова, рывок был таким сильным, что Хелия от неожиданности лязгнула челюстью. Очнулась она уже на бегу, едва успевая переставлять ноги вслед за несущимся быстрее ветра пуэри. Его шаги покрывали по полторы сажени за раз, и если бы не каменная хватка, удерживающая предплечье девушки, ей ни за что бы за ним не успеть.

Позади шипело и клекотало, изловчившись, пиратка обернулась: все три червя с невероятной прытью перебирали лапками, крутились и извивались, но понемногу отставали. Обернувшись второй раз, девушка чуть не упала, но заметила, как один из мутантов на ходу отрыгивает лошадиное копыто, покрытое бурой слизью, и её вырвало.

— Не оглядывайся! — крикнул на ходу Рэн, продолжая увлекать спутницу за собой.

Она с радостью последовала его совету, хотя из-за тряски и скорости и так уже почти ничего не видела. Только слышала свист воздуха в ушах, перебиваемый визгом химер.

Сколько они так бежали она не знала, но в какой-то момент поняла, что больше ни шагу сделать не сможет, и упала. Впрочем, упала — не совсем то слово, ведь её продолжали волоком тащить по траве, как санки. Заметив, что его спутница выдохлась, Рэн одним рывком закинул её на плечо и продолжил бег.

Потом они упали вместе — пуэри намотал на ноги травы и споткнулся об одну из этих косм, от удара об землю Хелия едва не потеряла сознание. Её снова подхватили и понесли, но она уже плохо соображала, что происходит, а потому болталась, как безвольная кукла.

Разумеется, она не заметила, как они оказались в своём лагере. Просто вдруг осознала, что сидит рядом с размытым кострищем, а Рэн, упёршись руками в колени, стоит рядом и пытается отдышаться.

— Мы… оторвались? — Перед глазами до сих пор всё плыло.

— Не знаю, — выдохнул пуэри. — Хотелось бы верить в это.

Пиратка прислушалась: вокруг лишь бренчали насекомые да гулял ветер.

— В жизни не видела таких химер.

— Я тоже, — парень, наконец, разогнулся. — Целое семейство. Охотятся стаей. Нам повезло, что они сожрали четырёх всадников, а перед этим ещё Творец знает сколько всего. Это их сильно замедлило.

Девушка вспомнила отрыгнутое червём копыто и её передёрнуло.

— Вот же… Откуда они появились вообще?

— А вот это ещё интереснее. Они шли по верхнему слою Эфира, где я их и увидел, а потом нырнули ещё глубже. С ума сойти… Это значит, что они в теории способны плести заклинания.

Хелия поёжилась:

— Сюда бы пару десятков чистильщиков.

Рэн только фыркнул — мол, где ты возьмёшь чистильщиков посреди степи?

Рука, за которую пиратку тащил охотник, ныла в обоих суставах выше запястья. Ноги не отставали — таких нагрузок они ещё не испытывали. «От пуэри даже помощь принимать опасно для здоровья…» — подумала Хелия, потирая больные места.

Привычным движением хлопнув себя по поясу, девушка ощутила, что чего-то не хватает. ещё секунда понадобилась на то, чтобы понять, чего именно:

— А где вторая сабля?

Охотник, глянув на обрывок петли, в которой раньше болталось оружие, пожал плечами:

— Наверное, оторвалась во время бега, — и быстро добавил: — Искать не пойдём!

— Да неужели? — огрызнулась пиратка. — А так хотелось!

На самом деле ей было очень жаль клинок — ведь он ей достался от Кривого и был самым привычным оружием на свете. Правда, он стоил всяко не дороже её жизни.

Да и жалеть особо времени не было.

— Дело к вечеру, — сказала она, глядя спутнику в глаза, — а твоего друга всё нет. Он опаздывает почти на полсуток. У нас на хвосте теперь может быть три чудища, с которыми лично мне больше встречаться не хочется. Надо уходить, как можно скорее. И желательно в противоположную от химер сторону.

Рэн отвернулся и уставился в розовеющее небо, явно не желая разговаривать об уходе. Но вслух он уже не отказывался.

— Слушай, я не хочу закончить как те четверо, — сказала она и осеклась, потому что почувствовала резкий запах мертвечины.

Рэн выхватил кинжал, и его взгляд заволокла чернота.

— Поздно.

Со всех сторон раздалось знакомое шипение, и кровь в жилах Хелии обратилась в студень. Поняв, что их заметили, мутанты один за другим вышли из укрытия — они окружили лагерь так, что проскочить между ними стало невозможно. Переваливаясь на своих крабьих лапах, они медленно приближались к замершим в напряжённых позах двуногим. Вблизи эти туши казались Хелии ещё мерзостнее и больше — ей даже показалось, что они выросли.

Попеременно оглядываясь то на одного из них, то на другого, пуэри и пиратка встали спиной к спине, девушка стискивала в руке оставшуюся саблю, Рэн — свой кинжал, удлинившийся за счёт наложенного на него заклятья почти в два раза. Чёрное магическое лезвие отливало синевой.

Должно быть, черви поняли, что пуэри — не такая простая добыча, как четыре янгвара, а потому вели себя осторожно, готовые в любой миг броситься наперерез, если парочка решит убежать.

Хелию прошиб пот.

— Они неповоротливы, — сказал Рэн. — Старайся держаться сбоку от них, только не попадись в лапы.

— Поняла.

— Если они все отвлекутся на меня, сразу же беги. Без оглядки.

— Так и сделаю.

Охотник усмехнулся, а потом напал сам.

Сначала девушка не поняла, как такое возможно. Мимо неё пронеслась размытая фигура, и, взвившись в прыжке, упала на морду нацелившегося на девушку мутанта. Позади заклекотало, засвистел рассекаемый воздух, а тёмный силуэт впереди стал неистово кромсать взбесившуюся тварь, одну за другой отрывая кривые ноги.

Девушка отпрыгнула в сторону и с удивлением заметила, что с червями сражаются сразу двое — откуда взялся этот тёмный, она так и не смогла понять, но Рэн с другой стороны оборонялся от наседающих на него двух химер. Вот его клинок погрузился в тело червя по самую рукоять, но тот этого даже не заметил и ударил пуэри жирным хвостом.

Замерев в замешательстве, пиратка смотрела то в одну сторону, то в другую, слева охотник метался вокруг двух червей, справа его тёмный двойник расправлялся с третьим, неразличимыми движениями разрывая его на части. Вот он вырвал извивающемуся монстру ус, но тот, заверещав, резко перевернулся и подмял под себя противника. Рэн размашистым ударом отхватил червю кончик хвоста, тут же получил удар лапой и упал в ручей.

Тут пиратка вспомнила, что нужно делать ноги, как ей и советовали. Но увидев, как над пуэри нависает необъятная туша, она разом забыла о бегстве.

Заорав что было мочи — от страха, чтобы подбодрить себя — она ударила по нескольким ногам атакующего Рэна мутанта, срубив их у основания, и тут же отскочила, уклоняясь от третьего червя.

Но уже от следующей атаки ускользнуть не смогла. Её, как и охотника, опрокинули на землю, а сверху, растянув мясистую кольцеобразную губу, раскрыл пасть мутант.

За тот короткий миг, что оставался Хелии, она успела испытать все чувства разом. Так случалось всегда, когда она находилась в шаге от смерти, но в этот раз всё было хуже. Представив, что сейчас её перемелет в кашу целый миллион зубов, она зажмурилась и, кажется, даже закричала.

Чушь, что перед смертью в голове мелькает вся жизнь. Позже она вспомнила, что первым делом подумала о том, как рыбачила с Кривым на небольшой речушке близ Белого Камня, и насаживала на крючок чующих скорую смерть полосатых червей. А потом подумала, какая это смешная шутка судьбы, что их собрат так же легко сожрёт её, как рыбы глотали ещё живую наживку.

Вдруг тень над ней исчезла. Затихающее шипение подсказало ей, что червь удаляется, но больно уж быстро, открыв глаза, девушка увидела, как только что нависавший над ней мутант грохается на землю в десяти саженях от лагеря, а к нему уже летит второй, с отрубленным хвостом. Третий, наполовину выпотрошенный двойником Рэна, бросается куда-то в сторону, но получает мощный удар, и его второй ус ломается у основания, а сама туша, извиваясь и вереща, валится в ручей.

Отброшенные черви исчезли, нырнув под завесу невидимости, но Энормис, стоящий неподалёку, делает лёгкое движение рукой, и обоих монстров выбрасывает обратно, а секунду спустя на них обрушивается невидимый молот, с хрустом превращая химер в лепёшки.

Тварь в ручье не переставала верещать и биться в бешенстве. Седой подошёл ближе, но та отчего-то хлестала куда угодно, только не в него. Спустя несколько секунд Хелия поняла — лишившись усов, червь полностью ослеп. Чародей, наблюдая за беснующейся тварью, сложил руки в странном жесте, и туша вспыхнула заживо, постепенно издыхая и обращаясь в пепел прямо на глазах. Останки первых двух червей постигла та же участь — чёрный огонь сжигал их дотла, ничуть не трогая растущую рядом растительность.

Энормис подошёл к стоящему на четвереньках Рэну и помог тому встать.

— Если бы я любил низкосортные шутки, то сказал бы, что появился вовремя.

Выглядел пуэри неважно. Бледный, в изодранной одежде, на руках несколько кровоточащих порезов — похоже, его, в отличие от пиратки, успели-таки пожевать.

— Если бы ты появился вовремя, нас бы уже тут не было, — охотник сплюнул кровью.

— Потому это и шутка, — хмыкнул седой. — Извини, задержали кое-какие обстоятельства.

Рэн, глянув на него исподлобья, обратился к Хелии:

— Ты цела?

Несколько заторможено осмотрев себя, та ответила:

— Всяко целее теб-бя, — её всё ещё колотило после пережитого.

Чародей, осмотрев Рэна и решив не предлагать тому помощь, бросил свой мешок на землю и одним движением руки зажёг костёр.

— Такое происходит повсеместно, — сказал он. — Выродки почувствовали свободу, а потому вылезают из своих нор и начинают сплочаться. Вчера я услышал об одной деревне, полностью уничтоженной волной отродий. Чистильщики в городах с ног сбиваются. Уверен, нечисть в Острохолмье тоже зашевелится активнее. И чем дальше, тем будет хуже. Я подозревал, что всё так и будет.

— Почему? — Рэн перевязывал свои руки.

— Да прикинул, — Энормис лениво достал из мешка свежий хлеб и начал его жевать. — Похоже, Средоточие притягивает возвратную энергию и стабилизирует её. Благодаря возвратной энергии появляются химеры. Возможно, протоэлементы обладают противоположным действием, то есть отталкивают её. Чем больше эссенций находится возле Средоточия, тем слабее его притяжение. Энергия начинает оседать в бо̀льших количествах. Выродки чувствуют это и смелеют. Может, даже умнеют. Сначала это было не сильно заметно, но теперь, когда у Гроггана в руках уже пять эссенций… Сам понимаешь.

— Я не понимаю, — встряла Хелия, но чародей ожёг её взглядом и не ответил.

Спас-то спас, да всё равно не жалует.

— Вижу, у вас тут еды не осталось, — Энормис протянул мешок с провизией девушке. — Ешь и будем выдвигаться.

— Куда на этот раз? — Пуэри сел рядом.

Седой нехорошо улыбнулся и ответил:

— Тебе понравится. Литесса обнаружила протоэлемент Тьмы.

Хелия, не удержавшись, присвистнула. На неё странно посмотрели и пуэри тут же спросил:

— Где?

— Древний Лабиринт. Самый его центр.

— Так пусть сама его и заберёт! — Рэн скривился, опершись на больную руку. — Нам туда зачем?

— Не всё так просто, — сказал Энормис. — Я взял с неё обещание, что она не полезет туда одна.

— Зачем?

— Его должен забрать именно я. Риск меньше, — ответил чародей, и больше пуэри ничего не смог из него выжать.

Они, к вящему удовлетворению Хелии, плотно поели и даже отдохнули полчаса. Правда, глаза девушки так и косились на останки уничтоженных монстров, а мимо носа то и дело проносилась знакомая вонь, но после такой наглядной расправы она ничуть не боялась наткнуться на новых чудищ. Пока Энормис рядом, думала она, можно расслабиться.

Пиратка никак не могла понять, что не так стало с этим человеком, но вёл он себя несколько иначе. То и дело посмеивался, но веселье по его виду никак не читалось. Скорее ожесточённость и сосредоточенность. Рэн тоже не мог этого не заметить, но почему-то угрюмо молчал. С возвращением Энормиса его добродушное настроение улетучилось, как дым. Впрочем, Хелия в присутствии седого тоже не могла отделаться от ощущения, что имеет дело с душевнобольным, но отчего-то не боялась. Даже несмотря на всю его мощь.

Они собрали уцелевшие после волков и мутантов вещи и сгрудились у ручья, морально готовясь к переходу, от которого у Хелии заранее онемели пальцы. Она уже знала, что снова заорёт, когда вся их компания провалится в чёрную спираль, и надеялась, что этого никто не услышит.

Но, похоже, остальным не было до неё никакого дела. Пуэри, наблюдающий за вырисовывающейся перед ними магической каракулей, вдруг произнёс:

— Эн, ты так ничего и не рассказал. Где ты был?

Помолчав, седой чародей обернулся, и улыбка на его лице напомнила пиратке безумный оскал:

— Делал мир лучше.

Чёрное полотно поглощало свет, излучаемый хаотично разбросанными по нему разноцветными точками. Снаружи сфера панорамы могла показаться небольшой, но только если не знать, какое огромное пространство она отображала. Зелёные точки — маленькие миры, не представляющие особого интереса. Синие точки — миры средних размеров, но мёртвые, пустынные, а потому пока оставленные без внимания. Таких было больше всего. Красные — крупные миры-источники, красные с белым — они же, но уже подготовленные к преобразованию. И, наконец, белые точки — миры, преобразованные в чистую энергию.

Грогган улыбнулся. Белых точек с каждым днём становилось всё больше и больше. Процесс продвигался очень быстро. Количество красных миров сократилось уже на десять процентов. Ещё несколько десятилетий в таком темпе — и с ними будет покончено, а остальные планеты уже не станут оказывать сопротивление.

«Они сопротивляются, потому что не могут понять. Если бы они могли, никого не пришлось бы уговаривать. Никого не пришлось бы убивать. Но нет, они слишком привязаны к своим телесным оболочкам, слишком держатся за своё жалкое короткое существование, чтобы понять такое. Они слишком твердолобы и недальновидны, чтобы видеть тщетность череды телодвижений, высокопарно называемой жизнью. Жизнь — это короткая дорога к вечной смерти, и не более. Зачем столько патетики при её защите?

Тот, кто создал Вселенную, намеренно сделал так, чтобы любой её обитатель — живой или не живой — имел ограничения. Ограничение, распространяющееся буквально на всё — это время. Самая глупая идея Создателя. Всё вынуждено подчиняться времени, никто не в состоянии превозмочь его. Но за пределами вселенского кокона нет времени. Оттуда всё наше „бескрайнее“ Сущее выглядит не больше, чем набором мельчайших частиц, замерших в суперпозиции. Это же смешно! Мы переживаем, что наше время заканчивается, а на самом деле мы — лишь масса, недвижимая, неживая масса. Масса, которая хочет казаться бо̀льшим, чем является. Чтобы самой себе казаться богатой, разнообразной, интересной. Бесконечной.

Но рано или поздно время закончится даже у Вселенной. Есть ли смысл в столь несовершенном творении? Есть, но только если ты хочешь создать нечто более совершенное, учтя все допущенные в черновом варианте ошибки. И так как мы являемся частью черновика, на нас лежит ответственность за то, чтобы преобразить слепую массу в идеал.

Тринерон как раз способен создать такой идеал из нашего несовершенства. И мы с радостью принесём себя в жертву ради этого. Потому что мы — предки по-настоящему живых созданий, над которыми не будет властно ни время, ни любые другие ограничения. И именно их появление станет чудом, а не та глупая ошибка, что привела к зарождению нашей вселенной».

…Его мысли прервало тянущее чувство, начинающееся от шеи и постепенно спускающееся по позвоночнику.

«Зов. От Вернона. Чего ему надо? Мы же расстались пару часов назад».

Гадливо поморщившись, Грогган развеял панораму и принял вызов.

Появившийся в светящемся окне архимаг выглядел очень злым и очень обеспокоенным.

— Говори, — сказал слуга Тринерона.

— У нас неприятности, — сквозь зубы просипел Вернон.

Усмехнувшись, Грогган спросил:

— Какие у нас, — он сделал ударение на этих словах, — могут быть неприятности? О чём ты, дружок?

— Кое-кто заявился в мою башню. Навёл здесь хаос, — глаза архимага сверкнули от злости. — Нижние этажи выжжены. Те, что выше, разгромлены. Двадцать два адепта мертвы. Ещё восемь пропали без следа. Пятнадцать раненых. А в своём кабинете я обнаружил вот что, — Вернон сместился в сторону и расширил угол обзора окна.

Глазам слуги Тринерона предстала комната, интерьер которой он когда-то довольно высоко оценил. Сейчас от него ничего не осталось. На полу в разных местах лежало три трупа, ещё один был пригвождён к стене, ещё один, обезглавленный, — к потолку. Почти вся мебель превратилась в щепки, щедро политые кровью. Уцелел один лишь массивный рабочий стол, на нём лежал шестой труп, вскрытый от горла до пупка. Его внутренности лежали рядом, разложенные в обратном порядке. Сердце среди них отсутствовало, присмотревшись, Грогган обнаружил его в глотке несчастного, прижатое наполовину оторванной челюстью.

На стене напротив двери, где ранее висел портрет Вернона, теперь красовался наскоро намалёванный кровью знак вопроса.

Слуга Тринерона нахмурился.

— Кто это сделал? — Он и так знал, но всё же решил уточнить.

— Сам догадаешься? — Вернон снова появился в зоне видимости. — Выжившие обрисовали его как высокого, крепкого мужчину лет тридцати пяти с сединой в волосах.

— Энормис.

— Да. Ублюдок! Как он только осмелился?!

— Успокойся, Вернон. Почему тебе ничего не сообщили?

Лицо архимага посерело ещё сильнее.

— Он накрыл всю башню куполом, который не пропускал даже мух. Эфир тоже был перекрыт. Так говорят выжившие. Подозреваю, что восемь пропавших попытались уйти Эфирной Тропой, но при столкновении с преградой их порвало вместе с вакуумным пузырём.

— Он хорошо продумал нападение. Интересно, откуда у него столько сил? Чародею восемнадцатой ступени не справиться с двумя сотнями магов.

— С тремя сотнями, считая учеников. Дело в том, что основная масса разбежалась от него, как куры от лисицы. Тех, что оказали сопротивление, он вывел из строя, за остальными не гнался. Видимо, целенаправленно шёл именно сюда, чтобы продемонстрировать свои художественные способности. Но всё равно, один против полусотни опытных чародеев — как это возможно?

— Он точно был один?

— Выжившие говорят, что один. Ты бы их видел! Некоторые до сих пор не понимают, что живы, хотя он ушёл почти сутки назад! И ещё сутки он хозяйничал здесь. Пока мы с тобой готовили огненную эссенцию, он гулял по моей башне!

— Долго. Чем он мог заниматься целые сутки?

Архимаг стиснул зубы:

— Не знаю, может, думал, как получше украсить мой кабинет кишками моих же подчинённых? Знаешь, кто этот парень? — Он ткнул пальцем в сторону стола. — Мацхи, адепт, с помощью которого я отслеживал девчонку ренегата. Он жил в потайной комнате, спрятанный от всяческих посягательств, но этот Энормис нашёл его и вот что сделал. Как тебе послание, а? Кого он выпотрошит, чтобы отомстить за гнома?

— Не надо так волноваться, Вернон. Здесь явно какой-то трюк. Он просто не способен на такое.

— А я буду волноваться, потому что больше не чувствую себя в безопасности! — голос архимага охрип. — И с чего ты взял, что он не способен? Знаешь, что ещё он сделал? Уничтожил прибор! Мы больше не можем даже приблизительно отследить его перемещения! И вообще ничьи перемещения! На восстановление уйдёт несколько месяцев. В это время он сможет сколько угодно кромсать на части моих людей и меня тоже, а мы его даже убить не можем. И что, по-твоему, означает этот знак? А я скажу тебе, что. Он означает: «Ну, и что ты мне сделаешь?»

— Заткнись. — голос Гроггана лязгнул, точно наковальня, в которую ударил молот.

Вернон, бурно дыша, закрыл рот и засопел. Слуга Тринерона все ещё не отказывался от варианта с трюком, хотя понимал, что такое маловероятно. Нельзя так недооценивать противника. Энормис действительно не так прост, как казалось. Он пытается запугать, деморализовать врага. Пусть Гроггана подобные зрелища давно уже не впечатляли, но зато они впечатлили Вернона и его людей. Так что, можно сказать, ученик Мага заработал первое в этой игре очко.

Что ж, возможно, это даже к лучшему.

Подумав, Грогган начал отдавать распоряжения:

— Наведи порядок. Ободри людей. Ты это умеешь. Ищи любые следы, которые помогут нам узнать, как ему это удалось. Ещё он вряд ли сунулся бы в башню, если бы знал, что мы в это время будем там. Значит, он знал, что нас там не будет. Выясни, откуда.

— Он мог сделать простой вывод из того, что ты вырвал протоэлемент буквально из его рук, — возразил архимаг. — Восстановил силы у какого-нибудь источника и тут же нанёс быстрый удар.

— Есть ещё вариант. Что ему помогли.

— Час от часу не легче. Но не срастается. Тут кроме него больше посторонних не видели, а накачивать его силой издалека было невозможно — верхние слои Эфира были заперты.

— Заперты им. У него имелся ключ от замка. Кроме того, можно создавать каналы и через более глубокие слои. У него достаточно глубины Дара и опыта, чтобы реализовать такую связь. В отличие от твоих людей.

— Но если он не один, то почему его союзник — такой сильный союзник! — до сих пор себя не проявлял?

— Вот и выясни это, — сказал Грогган. — Действуй, о результатах доложишь. И не прекращай поиски последней эссенции.

— А ты что будешь делать? — вскинулся Вернон, явно забывая своё место.

— Он предложил мне сделать следующий ход. Я сделаю два, — сказал слуга Тринерона и оборвал связь.

Глава 24 Сердце Тьмы

Из Эфира их выкинуло в темноту. Точнее, так показалось Рэну, чьи глаза после пёстрого мельтешения недр эфирного пространства отказывались видеть что-либо. Они переместились не так уж далеко — здесь, в Лабиринте, ночь приблизилась всего на час или полтора по сравнению со степью, в которой они находились минуту назад. Лишь спустя несколько секунд пуэри увидел, что вокруг сгустились сумерки, даже несмотря на то, что солнце ещё не село.

— Чтоб ваших родственников… в этот раз ещё хуже, — Хелия говорила сдавленно, видимо, с трудом удерживая в желудке ужин после лихого полёта по Тропе. — С такими путешествиями можно собственными кишками подавиться.

— С удовольствием предоставлю тебе возможность выбираться отсюда пешком, — сказал Энормис, озираясь по сторонам.

Охотник, поднявшись, тоже осмотрелся. На первый взгляд коридор, в котором оказалась их разношёрстная троица, походил на ущелье, только чересчур уж идеальное: пол под прямым углом сталкивался с вертикальными стенами, почти ровная поверхность того и других казалась местами естественной, местами срезанной, коридор не имел ни малейшего изгиба, ещё раз подтверждая догадки об искусственном происхождении Лабиринта. Солнечные лучи падали на одну из стен, подсвечивая лишь небольшую её полоску, что позволило пуэри легко определить время и стороны света. Верхние края коридора также поражали своей ровностью и возвышались над полом по крайней мере на десяток саженей. При четырёхкратно меньшем расстоянии между стенами ущелье казалось очень тесным. Небо здесь можно было видеть только как узкую светло-синюю полосу, зажатую в каменных тисках.

— Что-то не наблюдаю здесь Литессы, — Рэн окинул взглядом коридор от одного конца до другого.

— От этих координат она велела идти на юг, — чародей рывком поставил ойкнувшую девчонку на ноги и подобрал свой мешок. — Тут должно быть близко.

Он не ошибся. Спустя каких-то пять минут ходьбы они достигли поворота, за которым вдалеке обнаружился маленький лагерь архимагессы, разбитый на развилке. Фигурка Стальной Леди казалась такой маленькой на фоне высоченных стен, что Рэну показалось, будто та уменьшилась в росте. Она сидела на походном мешке, привалившись к песчаного цвета камню, и что-то читала.

Когда их троица приблизилась на расстояние слышимости, волшебница поднялась, и книга исчезла из её рук, как не бывало.

— Ты не слишком-то торопился, — вместо приветствия сказала она подошедшему Энормису. — Кого это вы притащили с собой?

Хелия, возведя очи горе, тихо сказала:

— Какие вы все гостеприимные, жуть просто.

Чародей, оглянувшись на пиратку, развёл руками, мол, сам не понимаю, что она здесь делает.

— Она временно с нами, — вставил пуэри. — Её зовут Хелия. Всё в порядке, она нам не помешает.

— Но и не поможет, — жёстко отрезала Литесса. — В нашем положении не помогать и мешать это одно и то же. Судя по одежде, обычная разбойница.

— Пиратка, с вашего позволения, — поправила её девушка, ничуть не робея.

Видимо потому, что Рэн успел вкратце рассказать ей, кто такая Литесса и почему её не стоит опасаться. Говоря, что её не стоит опасаться, он забыл упомянуть о том, что грубить ей всё же не стоит, но девушка, похоже, и сама это поняла.

— Одно отребье не лучше другого. Мальчик, можешь мне объяснить, зачем ты её сюда притащил?

— Есть разница? Был выбор убить её или взять с собой. Я выбрал второе.

— Выбрал за всех нас причём, — заметил Эн, разглядывая стрелку, нарисованную на повороте.

— С нами она всё равно погибнет, — пожала плечами чародейка, теряя интерес к теме. — Не стойте, располагайтесь. Заночевать лучше здесь.

Хелия после этих слов зябко поёжилась, то ли поверив интонации архимагессы, то ли оттого, что здесь и впрямь было заметно холоднее, чем в степи.

— Уверена? — спросил Эн, посмотрев вверх. — До темноты ещё час-полтора.

— Уверена. Именно здесь перестаёт действовать магия внутренней части лабиринта.

— Как скажешь.

Они расположились кругом, заняв всю площадь развилки. Чародей зажёг огонь на голом полу и, обращаясь к Литессе, потребовал:

— Рассказывай, что узнала.

— То, что вы видите, — Стальная Леди обвела взглядом коридор, — ещё не Лабиринт. Думаю, заметили уже, что это всё создано руками.

Как обычно присвистнув от удивления, Хелия как обычно вклинилась в разговор:

— И у кого такие неспокойные руки?

Литесса прожгла её взглядом не хуже Энормиса, но всё же ответила:

— Вроде как к западу отсюда раньше жил древний народ, Тулхат. Они поклонялись Лабиринту и силе, что там живёт, а потому расширяли его за счёт окружающих гор.

— Никогда не слышала такой легенды.

— Потому что это очень редкая легенда. Мне стоило больших трудов выискать человека, который знал хоть сколько-то подробный её вариант. Он рассказал, что горы, которые уничтожили Тулхат, раньше были частью Опавших гор. Это вполне похоже на правду, потому что эти стены того же цвета и почти такой же высоты. Тулхат возводили лабиринт столетиями, проход за проходом, развилка за развилкой, и жили в нём. В это уже верится не так легко. Я пробиралась через всё это великолепие больше месяца, и порой мне встречались большие… комнаты с буйной растительностью и даже водой, но ни одного следа пребывания человека так и не нашла. Ни костей, ни орудий, которыми всё это строилось, ничего. Всё, что здесь живёт, это зверьё да парочка выродков.

— Кстати, как тут с выродками? — спросил Эн.

— После того, как ты мне высказал эту идею, я прикинула — действительно, здесь их на удивление мало. Снаружи ещё встречаются, но ближе к центру — нет как нет.

Чародей кивнул, а Хелия снова воспользовалась паузой, чтобы вставить своё слово:

— Ясно-понятно, чего ж тут ловить?

— Что ты имела в виду, когда сказала «снаружи»? — спросил Рэн.

— А то, что внутренний Лабиринт — совсем не то, что внешний. Знаешь, почему я предпочла разбить лагерь здесь? Потому что ближе к середине нарастает странный магический фон, из-за которого становится невозможно спать. А между тем блуждать тут — то ещё удовольствие. Если бы не поисковые заклятья, я бы десятки лет искала правильную дорогу. Кое-где пользовалась левитацией, хотя сил тратила при этом непозволительно много. Просто сократить было проще, чем топать десятки лиг по глухим каменным коридорам. Если идти по всем правилам от входа до центра, понадобился бы год, если не больше. Но во внутренней части даже левитация нам не поможет.

— Это ещё почему? — возмутилась Хелия, видимо, загоревшаяся надеждой полетать.

— Потому что там есть потолок. — голос Литессы лязгнул сталью, и пиратка вскинула руки в примирительном жесте, показывая, что будет молчать. — Там всё иначе. Стены, камень из которого они сделаны, даже воздух. Магия очень мощная, но её природу я не могу как-либо классифицировать. Ни с чем подобным дела не имела. И есть там одна особенность, которая очень затрудняет движение. Каждую полночь стены перемещаются на другие места, образуя новый путь к середине. Я даже засекала — в одну секунду перед тобой коридор, моргнёшь — и уже тупик.

Хелия, забыв про только что данное обещание, снова присвистнула.

— К главному, — вклинился чародей. — Что там, в середине?

— Не знаю. — Литесса развела руками. — Поисковое заклятие показывает, что путь дальше есть, но что именно там находится, непонятно. Будто там вообще ничего нет.

— То есть ты туда не дошла, — констатировал Эн.

— Нет. Трое суток без сна заставили меня повернуть назад. От этого никакая магия не помогает. Сейчас ты бодр, а через минуту тебя уже клонит в сон, вот только заснуть-то ты и не можешь. Пока я вернулась, прошло ещё два дня, за это время я чуть не рехнулась от недосыпа.

— Если ты не смогла, как мы-то сможем? — спросила пиратка.

— Первый интересный вопрос за сегодня, — ответила Литесса, ничуть не подобрев. — Этого я тоже не знаю. Там главное не терять ориентацию, потому что есть все шансы заблудиться насовсем. Там, знаете ли, темно, как в заднице у Лукавого.

— Постой, раз ты не дошла до середины, то как ты можешь быть уверена, что там находится протоэлемент? — подал голос Рэн.

— А я и не уверена. — Женщина повернулась к чародею. — Эн, разве я говорила, что уверена? Я сказала, что это надо проверить.

— Эссенция там, — уверенно заявил чародей, для убедительности махнув рукой, словно это вопрос решённый. — Главное добраться до сердца Лабиринта.

Пуэри фыркнул, но не стал возражать. Попытался бы, но, как показывает практика, этого человека в его правоте не разубедить.

— Во внутренний Лабиринт есть четыре входа, с каждой стороны света по одному, — продолжила Литесса. — Они точно в серединах сторон квадрата, я проверяла. Всё это наводит на мысли, что если мы дойдём до центра, там мы и найдём искомое. Можно запоминать расстояния, которые пройдём в том или ином направлении. Вычитать их, если придётся идти в обратную сторону. Так мы сможем хоть как-то ориентироваться относительно начального положения, когда стены начнут смещаться. А что делать со сном, я совсем не знаю.

— Если ты мне скажешь ширину внутреннего Лабиринта, я даже смогу высчитывать, как далеко мы от центра, — заверил её Рэн. — Несложная математика.

— Семь с половиной лиг. Плюс-минус пятьсот саженей. Точнее моё плетение не показывает.

Хелия снова вытянула губы трубочкой и издала первый звук, но Энормис, бывший наготове, шлёпнул её пальцами по губам, оборвав свист. Девушка, не ожидав такого с собой обращения, в первую секунду опешила, потом зло сдвинула брови, но в итоге насупилась и скрестила руки на груди, решив не связываться. Литесса, наблюдая за ними, злорадно улыбнулась, хотя и с изрядной долей досады. По всей видимости, она не отказалась бы посмотреть, как чародей скручивает надоедливую девчонку и сует кляп ей в рот.

— Замечательно, — сказал Эн, удовлетворённый результатом. — Будем придерживаться этого плана.

— Погоди, это ещё не всё, — сказала Литесса. — Во внутреннем лабиринте кто-то живёт. Они бежали от моего света, но я не могла отделаться от ощущения чужого присутствия. Судя по тому, что на меня так ни разу и не напали, они вполне дружелюбны, или, по крайней мере, трусливы, но я бы рекомендовала приготовиться к худшему. Особенно тебе, милая. — Она бросила зловещий взгляд на Хелию. — С твоим-то талантом всех раздражать.

— Обещаю раздражать только вас, — буркнула пиратка.

— Именно поэтому я не гарантирую твоё возвращение, — повысила голос Стальная Леди. — Мы тут собрались не шутки шутить. Это — не весёлая прогулка и не занимательное приключение. Мы идём в Лабиринт не потому, что нам интересно, что там. Мы идём, потому что это, возможно, последняя возможность сохранить мир, в котором все мы родились и живём. Нас всех могут убить в любую минуту. Если мы потерпим неудачу, всё, что тебя окружает, девочка, как и ты сама, превратится в бесформенный клубок энергии, — её взгляд впился в лицо Хелии. — Так что если ты будешь путаться под ногами, если я почувствую, что ты угрожаешь успеху нашей операции, я без колебаний тебя убью. Рэн, может, и защищает тебя, но как ты думаешь, что он выберет — одну нахальную девчонку или целый Нирион?

Пиратка перевела взгляд на пуэри, но тот промолчал, не отводя глаз. Энормис вёл себя так, словно его ничуть не интересовала перебранка, однако Рэн не сомневался, что тот мысленно подписался под каждым словом архимагессы. Чародей намеревался убить Хелию и в менее критичной ситуации. Так что, может быть, помешав ему, пуэри лишь дал девушке несколько дополнительных дней жизни. Не более того.

Слова и голос Литессы кого угодно заставили бы замолчать и задуматься. Но только не Хелию.

— Не надо меня пугать, — неожиданно твёрдо выговорила она. — Если вы сами себя запугали, нечего пенять на того, кто не боится.

Литесса устало вздохнула, махнув рукой на безнадёжную девчонку. Но, повернувшись к Эну, пуэри заметил, что чародей смотрит на пиратку, а в глазах его появился интерес. Впервые за последние полгода, с тех пор, как погибла Лина. Видеть это выражение на лице спутника стало настолько непривычно, что Рэн счёл, будто ему показалось. Тем более, что секунду спустя странная заинтересованность исчезла, уступив место привычному для чародея равнодушию.

Зевнув, Энормис улёгся на свой плащ.

— Всё, всем отдыхать. Я не спал пару суток, и вскоре у меня снова не будет возможности выспаться. Так что если кто-то помешает мне, обещаю, обижаться ему уже не придётся, — и, помолчав, вполголоса добавил, непонятно к кому обращаясь: — Тебя это тоже касается.

Переглянувшись, остальные сочли за лучшее не спрашивать, что будет с теми, кто помешает чародею спать, а потому молча улеглись на свои места и больше ни о чём не разговаривали.

Ночь выдалась холодной. Может быть, именно поэтому Рэну так и не удалось толком выспаться. А может потому, что ему снилось, как гигантские черви с лапами бегут по человеческим городам, пожирая всех на своём пути. Вот только среди этих «всех» уже не было людей — только другие выродки. И чем больше жрали черви, тем больше они росли, со временем переставая помещаться даже в широкие улицы. Когда кончилась мелочь, огромные мерзкие туши начали пожирать друг друга, до тех пор, пока не остался только один из них. И в миг, когда в невообразимых размеров пасти исчезли горы, пуэри проснулся.

Утро началось с пикировки между Литессой и Хелией, и Рэн даже предположить не мог, с чего она началась. Когда он начал прислушиваться, они спорили о том, являются ли левиафаны мутантами, а через минуту перескочили на вопрос о необходимости магии в Нирионе. Закончилось всё тем, что Литесса, произнеся: «Зато с помощью магии я могу сделать вот так», — щёлкнула пальцами, и Хелия больше не смогла произнести ни звука. Она открывала рот, даже кричала, судя по виду, но вскоре поняла, что лишь зря надрывает связки, и, сверкнув глазами, замолчала, напоследок показав архимагессе неприличный жест. Энормис, понаблюдав какое-то время за потугами пиратки, одобрительно хмыкнул и, похоже, взял этот способ себе на заметку.

Они выдвинулись лишь после полудня. Солнце заглянуло в лабиринт, встав почти в зените, и утренняя прохлада испарилась, как капля воды на раскалённой сковороде. Наверху завыл ветер, но до идущей по дну искусственного ущелья четвёрки долетали лишь слабые дуновения, никак не спасающие от установившейся жары.

Терпеть палящие лучи пришлось совсем недолго, не больше получаса: вскоре они перестали доставать до пола лабиринта. Отряд облегчённо вздохнул и даже немного воспрянул духом. Литесса наконец сняла с пиратки немоту, и та первым делом пообещала, что если такое повторится ещё раз, кое-кто посреди ночи может внезапно облысеть. «Если кое-кто сможет при этом пошевелиться», — отозвалась Литесса и зловеще улыбнулась. Энормис рассеянно предложил оставить кого-нибудь у входа во внутреннюю часть, чтобы он прикрывал тылы. «Для верности можно будет его привязать, чтобы не украли», — добавил он. Этого хватило, чтобы заставить Хелию слушаться — после нескольких часов молчания она радовалась уже тому, что может слышать звук собственного голоса.

На каждой нужной развилке белели указатели, оставленные Литессой, поэтому отряд ни разу не зашёл в тупик и даже не воспользовался поисковыми заклинаниями. Пейзаж приедался очень быстро — однообразные коридоры сменяли друг друга, и каждый следующий напоминал предыдущий, варьировалась только длина и количество ответвлений. Нужно ли говорить, что когда очередной коридор вдруг повернул в обширную комнату, все, кроме Стальной Леди, остановились от неожиданности.

У их ног брали начало ступеньки, которые вели вниз и терялись в диком саду, заполнившем собой пространство в несколько сотен квадратных саженей.

— Это последний островок жизни на нашем пути, — сказала Литесса. — Нужно быстро пополнить запасы и шагать дальше. Чем быстрее мы будем идти, тем меньше нам придётся обходиться без сна. Знай я об этом в первый раз, шла бы без остановки.

— Тут есть какое-нибудь зверьё? — спросил Энормис.

— А как ты сам думаешь? Нет, конечно. Птицы, и то немного. Зверью тоже нужно спать.

— Рэн, готовь лук. Надо настрелять свежего мяса.

Спустившись, отряд оказался в цветущем мире природы, которая по всем правилам не могла прорасти среди каменной пустыни лабиринта. Здесь пахло свежестью, и повсюду была зелень, почти сразу тропу пересёк ручеёк, вливающийся в небольшое озерцо, покрытое кувшинками. Вода в нём была настолько чистой, что местами между стеблями водорослей явственно проглядывало илистое дно.

Здесь росло на удивление много деревьев — одни старые, медленно умирающие, вторые помоложе, набирающие силу, третьи маленькие, чахлые, явно задавленные другой растительностью. Среди ветвей и впрямь щебетало несколько птах, но они оказались слишком маленькими, чтобы на них охотиться. Рэн походил-походил да убрал лук.

Набрав впрок воды, отряд пошёл дальше. Вскоре он вышел к ещё одной лестнице, ведущей наверх, обратно в неприветливые коридоры лабиринта. Возвращаться туда после освежающей прогулки по саду, пусть и искусственному, не хотелось.

Вскоре зелень скрылась за поворотом, и почти сразу же стало казаться, что никакого сада и не было — вокруг снова возвышались однообразные желтоватые стены, воздух стал сухим и не нёс в себе запахов. Указатели по-прежнему безошибочно вели отряд вглубь лабиринта, путь был извилистым и временами сильно отклонялся то к северу, то к югу. По подсчётам Рэна, путь по прямой занял бы у них не больше получаса, но тропа никогда не вела их в нужном направлении, ведя отряд окольными путями, то по спирали без единого ответвления, то через несколько десятков поворотов, один за другим.

В общей сложности путь занял около пяти часов, так что когда путники наконец вышли на финишную прямую, упирающуюся в белые ворота, солнце уже не доставало и до середины стен. Здесь даже пуэри почувствовал давление на виски — пресловутый магический фон дал о себе знать. Действительно, с такими ощущениями трудно было даже свыкнуться, не то, что заснуть.

— Привал, — скомандовал Энормис и первый сбросил с себя мешок.

Рэн так и не понял, зачем чародей таскал на себе эту ношу — и он, и Литесса пользовались каким-то хитрым заклинанием подпространственного кармана, куда складывали самые тяжёлые вещи, в нужный момент вынимая их словно из воздуха. Там же хранилось и большинство припасов, архимагесса, заглянув в свои закрома, сказала, что их должно хватить по меньшей мере на неделю, а если экономить, то и на полторы. Но Эн отчего-то не хотел полностью избавляться от поклажи — будто с мешком, висящим поверх ножен на спине, ему было спокойнее.

Они перекусили пока шли, теперь же настало время наесться как следует, нормальной пищи. Энормис зажёг зелёный огонь, на нём они пожарили мясо, которое вот-вот должно было начать портиться, и, задумчиво жуя, рассматривали ворота, перед которыми сидели.

Две каменные створки смыкались настолько плотно, что щель между ними была едва заметна. Они оказались совсем небольшими: сажень в ширину и сажень в высоту, над ними же была толща всё того же камня, из которого состоял весь внешний лабиринт. В ней, на высоте двух человеческих ростов, виднелась полустёршаяся выдолбленная надпись на неизвестном Рэну языке.

— Знать бы, что тут накалякано, — задумчиво проговорила Хелия, словно прочитав мысли пуэри.

— «Путь длиной десять тысяч шагов», — ответил Энормис, чем немало удивил пиратку. — Но смысл мне всё ещё не ясен.

— Может, столько надо, чтобы пройти его насквозь?

— Если у тебя шаги по двадцать саженей, то поверху как раз уложишься в десять тысяч, — ответил чародей. — Научись считать.

— Коридорчики там все именно такого размера, — сказала Литесса, кивнув на ворота. — Квадратные в поперечнике. Стены гладкие, полированные, как эти ворота. И ни одного стыка, как будто весь Лабиринт вырезан в сплошной толще белого камня.

— Иллюзия, — изрёк Энормис вполголоса.

— С чего ты взял?

— Ты говоришь, что там нет стыков, но стены передвигаются. Есть вероятность, что камень меняет форму, но магический фон говорит о чрезвычайно мощной магии, так что это всего лишь очень искусная иллюзия.

— Ты же чароплюй, неужели не сможешь справиться с этой иллюзией? — подала голос Хелия.

— Я пытаюсь разобрать её прямо сейчас, — ответил Эн, даже не моргнув.

Его глаза явно смотрели в Эфир.

Над отрядом повисла тишина. Все приканчивали ужин и посматривали на чародея, копающегося в эфирном пространстве и при этом не перестающего есть.

Несколько минут спустя он наконец моргнул и сказал:

— Без шансов. Ни одно заклятие ничего не видит. Словно там и впрямь только камень.

— Может, ты ошибся?

— Нет. Всё намного интереснее, — чуть заметно улыбнулся чародей. — Мы все чувствуем фон, но не можем распознать магию. Значит, эта магия более первична по отношению к нашей. Протоэлемент Тьмы здесь.

Отряд переглянулся. Такое доказательство выглядело правдоподобно.

— Но схитрить у нас не получится, придётся пройти весь путь до центра, — продолжил Эн. — Эта эссенция защищена лучше, чем все остальные.

— Надеюсь, протоэлементаль, находящийся там, более дружелюбен, чем огненный, — сказал Рэн и нашёл поддержку в лице активно закивавшей Хелии.

— Ты не понял? — Энормис посмотрел пуэри в глаза. — Этот Лабиринт — и есть протоэлементаль. Вряд ли его можно назвать разумным в классическом понимании этого слова. Но у него есть сердце, и оно находится в самой середине Лабиринта.

— Может, ты и прав, — пожала плечами Литесса. — В этом что-то есть.

— Я точно прав. Элементали способны принимать разные формы. Пока я занимался поисками, узнал, что элементаль Земли был горой. Именно его частично воссоздал Грогган с помощью эссенции, — чародей посмотрел на Рэна, намекая на события на острове Марканда. — Эссенцию воды добыли из Бирюзового моря. Она уже была без оболочки. Воздушный элементаль был грозовой тучей, беспрестанно путешествующей над Великим Океаном.

— Значит, эссенция Тьмы… — начала Хелия, но Энормис прервал её.

— … должна находиться в самом тёмном месте на планете. Или в самом чёрном. Возможны варианты.

— Тогда почему огненный был похож на человека?

— Ты помнишь, во что он превратился, когда его разозлили? Вполне возможно, любой из них мог бы принять облик человека, если бы это было ему удобно. Огненному было удобно, потому что ему лишь поклонялись, но не мешали. Тёмный избрал иной способ уединения, превратив себя в головоломку.

— Он мог бы превратиться в сплошную каменную коробку, заполненную темнотой, — возразила Литесса.

— Так поступил бы человек. Протоэлементали далеки от человеческого разума. Они могут его имитировать, чтобы иметь возможность общаться с примитивными существами вроде нас, но руководствуются они точно не привычной нам логикой. Возможно, он счёл, что лабиринт — лучшая защита, чем сплошная каменная коробка. И в этом я могу усмотреть определённую логику: наткнувшись на коробку, человек попытается её открыть, чтобы узнать, что там. А Великий Лабиринт имеет репутацию проклятого места, из которого человек без поисковых заклятий ни за что не найдёт выхода. Есть же даже легенда, что Лабиринт выстроен как преграда к Обетованному Краю, и пройти его насквозь может только достойный. Это чушь, но люди охотно верят во всякую чушь. Поэтому боятся и не рискуют. А те, кто рискует — погибают ещё на подступах.

— Думаю, Грогган не настолько дурак, чтобы верить во всякую чушь, — сказал Рэн.

Чародей в ответ криво усмехнулся и ответил:

— Это после того, что он плёл возле Средоточия? Чушь, в которую верит он, это всем чушам чушь. Возможно, он счёл легенду правдой. Или же счёл, что Лабиринт — неподходящее место для эссенции и искал в более подходящих, по его мнению, местах. В любом случае нам это на руку. — Он поднялся на ноги. — Всё, привал окончен. Пора выдвигаться.

Едва мы подошли к створкам и задумались над тем, как их открыть, ворота сами бесшумно поползли в стороны. Лабиринт гостеприимно приглашал нас внутрь, распахивая тёмный зев. Литесса, уже побывавшая здесь однажды, ничуть не удивилась, в отличие от Рэна и Хелии — эти двое зябко поёжились от открывшегося зрелища.

Дневной свет проникал совсем недалеко, камень, хоть и кажущийся полированным, почти не отражал свет, так что спустя несколько саженей освещение сходило на нет, уступая место непроглядной темноте. Выглядело это более чем неприветливо.

Мои спутники, нерешительно переминаясь с ноги на ногу, переглядывались, и никто из них не решался сделать первый шаг, поэтому я взял эту ответственность на себя, ступив на белокаменный пол. Каблук сапога стукнул о поверхность, но вполне ожидаемого эха мы так и не услышали. Похоже, звук в этом месте тоже ни от чего не отражался. Ещё один верный признак иллюзии.

— Не бойтесь, — сказал я, не оборачиваясь. — Рядом со мной вам ничего не угрожает.

— Что-то мне подсказывает, что этой фразой ты их напугал ещё больше, — заметило Отражение, скрываясь в темноте передо мной.

Я зажёг люмик и запустил первое поисковое заклинание, которому меня научил Рэн. Золотистые пчёлы стремительно понеслись по коридорам, разделяясь на развилках. Я выделил мало энергии, поэтому даже не сомневался, что на все повороты их не хватит, но это было и не нужно — мне требовалось найти точку, максимально близкую к середине лабиринта, в которую мы успеем дойти до полуночи.

Едва весь отряд оказался внутри, двери за нашими спинами с лёгким шорохом закрылись. Лица Рэна и Хелии выразили беспокойство — как только Лабиринт отрезал нас от внешнего мира, темнота надавила, стены коридора словно сдвинулись, и даже у меня появилось ощущение, будто перестало хватать воздуха.

— Ну и местечко, — сказала пиратка. — Понятно, почему никто сюда не суётся.

— Я нашёл место, до которого мы должны сегодня дойти, — сказал я, сохраняя в заклинании нужный путь. — Рэн, не забывай высчитывать расстояния до входа и до центра.

— И ни при каких обстоятельствах не разделяемся, — добавила Литесса. — Тратить время на поиски заблудившихся нам некогда.

— Да никуда я не денусь, — ответила Хелия, поняв, кому предназначались эти слова.

Мы осторожно двинулись по намеченном пути. Так как я шёл впереди, до идущего последним Рэна свет почти не доставал, поэтому пришлось зажечь ещё три люмика, персонально для каждого члена отряда.

Наши непроглядно чёрные тени плясали на белых стенах, и казалось, что это какие-то существа, меняющие форму, снуют взад-вперёд по Лабиринту, избегая встречи с непривычным для них светом. Густая, почти осязаемая темнота отступала перед нами, обнажая тело протоэлементаля, и поглощала его без остатка за нашими спинами. Иногда мне даже чудилось, будто никакого Лабиринта не существует, есть лишь заполненное тьмой пространство, а коридоры и развилки являются лишь обрётшим плоть светом, и что как только он погаснет, мы сами превратимся в часть этого мрака, властвующего здесь с самого сотворения мира.

Отряд подавленно молчал, зато невидимая его часть в лице Отражения болтала без умолку. Моему двойнику явно здесь нравилось, поэтому он не уставал доставать меня умствованиями и загадочными недомолвками. Я старался его не слушать, но это было попросту невозможно.

— Твоим спутникам, кажется, страшно, — говорил он, шагая рядом со мной. — Хотя, по сути, чего тут бояться? Это же всего лишь темнота. В ней пугает неизвестность, но разве неизвестности стоит бояться? Неизвестность окружает вас и при свете дня. Вы не знаете, что произойдет с вами в следующую минуту, но если бы всякое живое существо боялось будущего, вряд ли оно смогло бы радоваться жизни. Разница между темнотой и будущим в том, что вам кажется, будто темноту вы можете видеть. Но на самом деле темнота — это отсутствие света, и её невозможно увидеть, так же как невозможно увидеть сам свет. И за слепящим светом так же может скрываться опасность, но его вы отчего-то не боитесь. Чудны́е создания.

Я очень хотел, чтобы он заткнулся, но остальные вряд ли правильно поняли бы мою перебранку с невидимым собеседником. Поэтому пришлось молча терпеть и шагать дальше, стараясь не потерять концентрации на плетении, показывающем дорогу.

— А ещё вы отчего-то боитесь небытия. Пустоты. Чего в ней страшного? Это та же самая неизвестность, только поджидающая вас за гранью смерти. Страх самой смерти ещё можно понять — это животный инстинкт самосохранения, но почему нужно бояться того, что будет после неё? Вы же именно поэтому придумали богов, способных дать вам загробную жизнь. Благодаря местным законам управления энергией боги и вправду появились, но не всем так повезло, как здешнему куску человечества. Во Вселенной есть места, в которых живут такие же люди, с тем же складом ума. Первые из них верят, что у них тоже есть боги, вторые на это только надеются, а третьи вовсе отрицают существование надмировых сущностей. Всё как здесь, только там люди просто умирают, и после смерти у них нет никаких раев и адов, одна лишь пустота. Но так ли она страшна, как вы себе её представляете? Я проболтался в ней достаточно времени, и могу сказать, что это лучший курорт. Что-то вроде вечного сна, только в этот момент тебе ничего не снится. Никаких потребностей, никаких желаний, ничего. После такого отдыха особенно легко возвращаться к жизни, если тебя в неё вернут, конечно. Но вы, люди, отчего-то боитесь пустоты. Наверное, не можете смириться с тем, что не являетесь центром Вселенной, и что вы — всего лишь гости в существовании. Говорите, что смирение — добродетель, но смириться с собственной смертной природой не можете, и поэтому придумываете целые конфессии, чтобы хоть как-то оправдать свои страхи. Или для того, чтобы заставить глупых рабов работать в ожидании вечного отдыха и достатка в раю, а самим в это время наслаждаться жизнью земной. В общем, противоречивые вы существа. Придумали себе идеалы, в которые не можете вписаться. Из кожи вон лезете, но не можете. Если покопаться в ваших поступках, то получается, что стремитесь-то вы к лучшему, но явно нелучшими путями, и потому на выходе имеете то одно дерьмо, то другое.

«Да залепи ты уже свою говорильню!»

Наверное, я подумал это так громко, что двойник услышал и замолчал. Во всяком случае, я на это надеялся. Его склонность к пёстрым рассуждениям могла по силе спорить разве что со способностью бесить меня этими рассуждениями. Очень жаль, что слышать его могу только я, иначе Литесса уже давно нашла бы способ заткнуть этот ходячий фонтан философствований. К сожалению, на Отражение не действовала никакая магия, иначе я всякий раз с удовольствием превращал бы его в горстку пепла.

Наслаждаясь наступившей тишиной, я принялся высчитывать время, которое потребуется нам на преодоление лабиринта. Получалось, что даже если проходить в сутки по двадцать лиг, с таким количеством обходных путей мы достигнем центра не раньше, чем через неделю. Довольно суровое испытание.

— Рэн, насколько мы уже сместились относительно входа?

— Примерно сто восемьдесят саженей к центру и около восьмисот двадцати к югу, — раздался голос сзади.

— Вот так точно? — удивился я. — Какова погрешность?

— Не больше четырёх саженей. Если вы не заметили, Лабиринт делится на кубические ячейки. Я замерил высоту коридора, это на полпяди меньше сажени. Все повороты точно попадают в сетку с таким шагом. Самое сложное — высчитывать длину коридора, тут я мог согрешить пару раз на одну ячейку.

— Неплохо. Я рассчитывал на меньшую точность.

— Это ещё не всё. Если я правильно понимаю, ширина и длина всего Лабиринта равняются двадцати тысячам ячеек.

— Почему именно столько? — подала голос Хелия.

— Потому что до середины будет ровно десять тысяч, — догадался я.

— О! — только и смогла произнести пиратка.

— Путь, о котором говорилось в надписи, пролегает до центра, — сказала Литесса. — Даже строители внешнего лабиринта знали, что там что-то находится.

— Только всё ещё непонятно, почему они назвали путём расстояние по прямой, — сказал я. — Чтобы дойти до середины, потребуется пройти раз в сто больше. Зависит от удачи и выбора пути.

— Миллион шагов, — кивнул охотник. — Наверное, они владели какой-то тайной, или алгоритмом, позволяющим достичь сердца Лабиринта с минимальными затратами времени и сил.

— Если и так, то нам этот алгоритм неизвестен, — тихо сказала Литесса, словно о чём-то задумавшись.

— Рэн, — меня осенила догадка, — сколько ячеек мы прошли сегодня?

Пуэри ненадолго задумался.

— Сложно сказать. Я не считал. Но что-то в районе двух-двух с половиной тысяч.

— Нужно пройти десять.

На какое-то время в отряде воцарилась тишина, прерываемая лишь едва слышными звуками шагов.

— До полуночи? — сообразила Хелия.

— Ты полагаешь, что в надписи говорилось о пути за день?

Я остановился и развернулся лицом к спутникам.

— Да, Рэн, именно так я и думаю. Литесса не смогла приблизиться к центру, потому что проходила неправильный отрезок пути, и в полночь лабиринт выстраивался так, чтобы она не смогла достигнуть середины или хотя бы подойти близко к ней. Сутки — это отсечка, интервал, за который нужно проходить десять тысяч шагов. Я думаю, таковы правила Лабиринта. Если проходить каждый день по столько, то он пропустит нас к центру. Неполных четыре лиги в день — это не так уж и много, но не так уж и мало. И что-то мне подсказывает, что тогда путь займёт именно четыре дня. Сорок тысяч шагов.

— А что если одновременно к цели идёт несколько человек, разными путями? — спросила Хелия.

— Хороший вопрос, — встряло Отражение. — Об этом ты как-то не подумал, правда?

— Для сетки площадью в сорок миллионов ячеек это не проблема, — что-то подсчитав, сказал Рэн. — К тому же пути могут пересечься на нужном количестве пройденных шагов. Если мы разделимся сегодня, то, двигаясь с одинаковой скоростью, завтра одновременно сойдёмся в другом месте.

Я, мысленно показав двойнику язык, похлопал рукой по одной из стен со словами:

— Лабиринт управляет нами, а не мы им. Нам не удастся его обмануть.

— Даже если так, то сегодня у нас уже ничего не получится, — сказала Литесса. — Мы не знаем, сколько прошли и сколько нам осталось.

— Это как раз не проблема, — улыбнулся я. — Дорога запечатлена в моём плетении. Зная ширину ячейки, я без труда подсчитаю пройденный путь.

Мои спутники переглянулись, всё ещё сомневаясь. В чём тут можно сомневаться, всё же ясно!

— Мы ничего не теряем. Я выберу десятитысячную точку так, чтобы она оказалась как можно ближе к центру, на тот случай, если я ошибаюсь. Решайте быстрее, времени мало.

Посомневавшись ещё какое-то время, путники снова переглянулись — на этот раз в поисках согласия других.

— Но сегодня до полуночи осталось не больше двух часов, — с тревогой в голосе сказала Хелия, всё ещё надеясь, что старый план правильнее.

Я, повернувшись к ней, хитро прищурился и ответил:

— Бежать придётся быстро и долго. Выдержишь ли ты, девочка?

Мне удалось задеть её самолюбие. Пиратка тут же подобралась, и взгляд её наполнился уверенностью:

— Ха! Да после того дня на Марканде ваши лабиринты — детская забава!

Её высказывание поставило точку в обсуждении. Я дал команду сгруппироваться в одной ячейке и, немного поколдовав над своим плетением, высчитал пройденный путь. Потом, запустив ещё одно поисковое заклинание, более мощное, чем прежде, нашёл нужную цепочку поворотов.

— Рэн прав. Мы стоим в две тысячи четыреста четырнадцатой ячейке от входа. Впереди ещё три раза по столько же. Готовы?

Ответом мне послужил синхронный кивок.

— Начнёте отставать — громко кричите. Бегом!

Бег по заполненным мраком коридорам почти не запомнился. Ни мне, ни остальным. Когда перед тобой постоянно маячит одно и то же — неважно, тёмный коридор или спина товарища — быстро привыкаешь к однообразию и отвлекаешься на посторонние мысли. Так что если бы мы всё это время шли, впечатления получились бы такие же.

Несколько раз мы останавливались, чтобы прислушаться. Всем, как по команде, слышались подозрительные звуки — то ли шипение, то ли шорохи. Однако стоило нам замереть, как вокруг сгущалась тишина, прерываемая лишь нашим дыханием. Всё это напомнило мне путешествие по ярусам Небесного Пика и бег наперегонки с троглодитами. И ситуация, и обстановка были похожими. Но интуитивно я чувствовал, что в этот раз всё иначе. К добру или к худу, но то, что жило в Лабиринте, вряд ли было живым.

Я боялся, что девчонка, несмотря на браваду, не сможет три часа подряд выдерживать такой ходкий темп, но вышло так, что хуже всех пришлось Литессе. Мы с Рэном, как тренированные бойцы, отлично умели контролировать дыхание, а вот непривыкшая к такому способу передвижения архимагесса выдохлась уже спустя каких-то полчаса. Я предложил ей прокатиться на закорках, но взгляд, которым она меня одарила, заставил пожалеть о проявленном благородстве. И, надо сказать, несмотря ни на что Стальная Леди так и не заставила нас лишний раз останавливаться, стоически терпя усталость до самого конца.

Так что когда мы остановились в тупике, в котором заканчивалась нить моего путеводного заклинания, Литесса буквально повалилась на пол, зажимая пальцами бок. Почти не запыхавшийся Рэн тут же подошёл и поднял её на ноги, пояснив:

— Нельзя резко останавливаться. Пройдись немного взад-вперёд.

— Надеюсь… мы… успели, — через выдох проговорила пиратка, опираясь о стену.

— Судя по тому, что стены не сдвинулись — успели, — сказал пуэри. — Мы точно в нужной ячейке? Есть мнение, что если мы ошиблись хоть на шаг, то наши усилия напрасны.

— Перепроверю, — сказал я и взялся за волшбу.

— Интересно… — проговорила Литесса, переводя дух. — Если мы пойдём назад, это будет считаться за передвижение?

— Скорее всего нет. Вероятно, считаются только те ячейки, в которых мы побывали.

— Слава Богам, — выдохнула Хелия. — Мне нужно отлучиться на минутку.

Сказав это, она направилась за ближайший поворот.

— Мы в десятитысячной ячейке, — сказал я. — Все ячейки, в которых мы побывали, учтены. Ошибки быть не должно.

— Очень надеюсь на это, — проговорила Литесса, прикрыв глаза. — Скоро вы поймёте, как тяжело находиться в темноте без сна.

Как она и говорила, Лабиринт изменился неожиданно. Хелия, опиравшаяся спиной на одну из стен, с коротким вскриком повалилась на пол, чем сразу привлекла к себе внимание. Тупик, в котором мы остановились, перестал быть тупиком. Зато коридор приобрёл несколько ответвлений. У меня даже создалось впечатление, что весь отряд мгновенно переместился в другое место.

Нам было совсем не до удивлений — после длительного забега силы ещё не восстановились, кроме того, всех нас клонило в сон, но стоило закрыть глаза и попытаться забыться, как начинало ощущаться давление на виски, постепенно приводящее к головной боли. Поэтому всё, что нам оставалось — отсидеться, перекусить и двигаться дальше.

Новое заклинание пути выстроило в моём воображении карту ближайшей части Лабиринта с извивающейся по ней путеводной нитью длиной в десять тысяч ячеек. Конечная её точка по моим подсчётам находилась значительно ближе к середине Лабиринта, чем начальная, так что я мысленно похвалил себя за удачную догадку. Отражение, глядя на моё довольное лицо, фыркнуло и сказало, чтоб я не обольщался раньше времени. В ответ я тайком показал ему неприличный жест, которым совсем недавно пиратка отблагодарила Литессу за насланную немоту. Двойник скорчил насмешливую физиономию и промолчал.

Торопиться в этот раз смысла не имело, потому что четыре лиги за сутки можно было одолеть и ползком. Даже досадно, что лимит столь мал — при надобности мы без труда прошли бы втрое больше. Но моё плетение никак не хотело идти дальше определённой зоны, так что я не посмел рисковать. Как раз то, о чём говорила Литесса — проход дальше есть, а заклинание ничего не видит. Я не замедлил порадовать этой новостью остальных.

— Похоже, там нас ожидает какая-то особенная зона Лабиринта, — сказал я, сохранив путь в заклинании. — Я не могу понять, что находится за завесой.

— Вот и я не могла. Но уже то, что до неё существует проход, означает, что ты был прав, — сказала архимагесса, с явной неохотой поднимаясь на ноги. — Лабиринт пропускает нас дальше.

Как следует отдохнув, мы снова отправились в путь, стремясь догнать темноту, отступающую перед светом наших огоньков. Идти стало тяжелее — глаза закрывались, голова болела, силы толком не восстановились, а потому казалось, что к каждой руке и ноге привязано по небольшой гире. Когда идёшь несколько часов к ряду, ни на что не отвлекаясь, это становится особенно заметно. Поэтому, чтобы поменьше думать о сне и заодно разогнать тишину, мы начали играть в слова, но эта затея вскоре провалилась, потому что мои спутники обладали знаниями только в определённых областях. Последней каплей стал спор о том, существует ли такое слово, как «трансконфигурация», сказанное Литессой. Я, в силу своего всеязычия, знал все слова, но идущая следом за архимагессой пиратка не могла разбираться в тонкостях энергетических материй. Зато она была по макушку напичкана терминами из мореходства, которые подвергал сомнению уже Рэн. Именно он, не желая больше спорить, предложил поиграть в загадки.

И когда все задумались над загаданной им загадкой, мы вдруг поняли, что не одни.

Вернулись подозрительные шорохи, доносившиеся до нас вчера. Они, как и тогда, звучали глухо, нечётко, и нельзя было с уверенностью сказать, не мерещатся ли они нам. Но на уровне ощущений мы все чувствовали чужое присутствие — словно идёшь по тёмным переулкам города, зная, что за каждой стеной кто-то живёт.

Это понимание свалилось на нас внезапно, как гоблин, выскочивший из укрытия. Каждый наш шаг своим неестественным эхом настораживал ещё больше, заставляя чаще оглядываться и вглядываться в темноту поворотов. Стало не до игр.

— Они идут за нами, — сказал Рэн.

— Кто бы это ни был, они не торопятся показаться на глаза, — сказала Литесса, и я почувствовал, что она готовит заклинание, заключающее в себе нечто убийственное.

— Не дёргайтесь, — сказал я. — Не проявляйте агрессию, пока на нас не нападут.

— А поздно не будет?

— Тебя впустили, дали побродить по Лабиринту и выпустили. Похоже, они преследуют нас из чистого интереса.

Магические эманации у меня за спиной медленно, словно нехотя, сошли на нет.

Вдруг коридор впереди ожил и вздрогнул. Вернее, так мне показалось сначала. Я тут же остановился.

— Вы видели?

— Видели что?

Я до рези в глазах вглядывался в темноту, но она оставалась недвижимой. Однако стоило лишь мне моргнуть, как тьма снова шевельнулась.

Недолго думая, я бухнул в свой люмик десятикратную порцию энергии, и тот вспыхнул, как маленькое солнце. Его лучи осветили коридор до самого конца, превратив его в сплошное белое полотно, но в середине его осталось чёрное пятно. Неровное, рваное чернильное облако, нисколько не рассеивающееся под напором яркого света.

Правда, существо явно ощутило, что стало видимым, а потому спешно заметалось между полом и потолком, намереваясь спрятаться, но не нашло ни малейшего стыка, а потому стало медленно отдаляться, скользя по ровной белой поверхности одной из стен.

Позади снова начали готовить заклинание, но я рявкнул:

— Не нападать!

— Убери свет! — крикнула пиратка.

— Зачем?

Я, не отрываясь, наблюдал за медленно уползающим бесформенным пятном.

— Ты пугаешь его!

Несколько обескураженный её взволнованной интонацией, я притушил люмик до прежнего уровня. Хелия тут же вылезла вперёд, подойдя к самой границе видимости.

— Куда лезешь, дурёха? — прошипела Литесса, дёргаясь следом, но я преградил ей путь рукой.

— Пускай.

Девчонка, вглядывающаяся в темноту, тихо спросила:

— Кто ты?

Ответом ей была тишина.

— Не бойся, мы тебя не обидим, — продолжала ворковать Хелия и зачем-то присела на корточки.

Не успел я удивиться такому странному её поведению, как клубок темноты вынырнул прямо перед пираткой и замер, на несколько мгновений приобретя очертания сидящей кошки.

Мы втроём, стоя неподалёку, затаили дыхание, приготовившись ко всему.

— Да не напрягайся ты так, девочка всё правильно делает, — сказало Отражение почти в самое моё ухо. — Это же очевидно.

— Ты же хороший, — сказала Хелия и плавно, без малейшей опаски, потянула вперёд руку.

Тёмное существо снова потеряло форму и, свиваясь в спираль, так же медленно направилось к раскрытой ладони. От прикосновения пиратка резко вдохнула, но руку не убрала, и пятно плавно прильнуло к её запястью, скользя тёмными лоскутами по гладкой коже.

— Чтоб меня… — изумлённо проговорила пиратка.

Их контакт продолжался с полминуты, после чего существо развернулось, враз став похожим на ската, и, взмахнув чернильными крыльями, исчезло в темноте. Девчонка так и осталась сидеть без движения, застряв в прострации.

— Хелия, — позвал Рэн.

Пиратка запоздало дёрнула головой и повернулась, глаза её были величиной с крупные кантернские монеты.

— В жизни не чувствовала ничего подобного!

— За каким бесом ты вообще к нему полезла? — Литесса выглядела сердитой. — Жить надоело?

— Всё потому, что мне далеко до вашей мудрости, о великая, — съязвила пиратка. — Я с первого взгляда поняла, что оно настроено дружелюбно. Да вы сами-то не видели, что ли? Оно просто живёт здесь, никого не трогает. И, по-моему, оно поразумнее некоторых будет.

Литесса собиралась что-то ответить, но мне уже успели надоесть их препирательства, так что я опередил её:

— Оно говорило с тобой?

— Нет. Хотя, не знаю… Может быть. Когда оно коснулось меня, я как будто увидела себя его глазами. Оно видит меня как… тучу подвижных искр. И вас тоже, но вы другие, — Хелия задержала взгляд на мне. — Не знаю, как это объяснить, но мне сразу стало проще его понять. Оно просто передавало мне то, что видит и что чувствует.

— И что же оно успело тебе поведать?

— Их таких много. Они повсюду вокруг нас. Они глупые и любопытные. Как дети. А ещё они все как… части одного целого, что ли. То, что думает один, думают и остальные.

— Коллективный разум, — кивнул Рэн.

— Наверное. Они совсем нас не боятся. И если я правильно поняла, они и не собираются нам мешать. Просто хотели познакомиться.

— Ну и славно, — сказал я, отчего-то ничуть не сомневаясь, что так оно и есть. — Одной тревогой меньше. Идём дальше.

Архимагесса одарила меня недоверчивым взглядом, но промолчала. Похоже, опыт общения с людьми заставляет опасаться даже того, чего опасаться не стоит. А если этот опыт длится больше двух веков, то вовсе неудивительно, что любое живое существо воспринимается в первую очередь как потенциальный враг. Факт настолько привычный, что заставляет задуматься.

Оглянувшись, я не мог не заметить выражения, с которым Рэн смотрел на пиратку. Судя по всему, ей удалось здорово удивить пуэри, и удивить приятно. Уж не знаю, чем именно, но мне это только на руку.

Дальнейший путь прошёл без приключений, исключая тот факт, что обитатели Лабиринта перестали прятаться от чужаков. Очевидно, поняв, что мы не представляем угрозы (или просто отбросив стеснения), они стали появляться сначала в зоне видимости, а потом и вовсе осмелели, шныряя вокруг и играя с нашими тенями. Некоторые из них копировали наши очертания и принимались вышагивать рядом, но стоило протянуть к ним руку, как существа тут же превращались во всё те же тёмные облачка и стремительно ныряли в темноту. Несмотря на то, что выглядело это не то, чтобы совсем не пугающе, на поверку тёмные ребята оказались трогательно игривыми малыми, так что вскоре даже Литесса перестала коситься на них с недоверчивым прищуром.

— Если ты был прав в своих предположениях, эти создания — тоже часть протоэлементаля, — сказало Отражение. — Причём самая дружелюбная. Но единственные ли они обитатели Лабиринта? И что тогда поджидает нас в его центре?

Двойник специально подначивал меня тревожными вопросами, надеясь таким образом испортить мне настроение, но у него не вышло. У него уже давно не получалось всерьёз на меня повлиять. Наверное, это потому, что я понял, кто он и как с ним надлежит обращаться. Мой заклятый друг точно видел, что утратил позиции, но его это отнюдь не огорчало. Наоборот, он выглядел всё довольнее с каждым днём.

Очередные десять тысяч ячеек закончились довольно быстро. По моим внутренним часам прошло едва ли четыре часа, но из-за недосыпа казалось, что мы шли целый день. Дойдя до нужной ячейки, снова оказавшейся обычным тупиком, мы как по команде повалились на пол.

— Рэн, насколько мы удалились от входа?

— Мы сейчас ближе к восточному входу, чем к западному, — ответил мне пуэри. — Мы обошли центр Лабиринта с другой стороны.

— И сколько примерно до центра? По прямой.

— Около тысячи ячеек.

Мы с Литессой переглянулись.

— Что-то подозрительно мало.

— Я бы не стал радоваться, — сказал я. — Мы всё же в тупике. И прохода дальше найти не удаётся. Есть путь, ведущий дальше на запад, но моё заклинание не может проникнуть туда. А завтра его, скорее всего, не будет.

— Завтра может оказаться, что этот тупик — вовсе не тупик. Как сегодня, — сказал Рэн.

Мы замолчали. В полной тишине Хелия зевнула, и остальные поневоле сделали то же самое.

— Как же хочется спать, — сказала пиратка, потерев глаза. — Честное слово, идти лучше, чем торчать тут и ждать, пока треклятый Лабиринт соизволит сдвинуть стены.

Удивительное дело, но архимагесса согласилась с ней, устало кивнув.

— У вас у всех глаза покраснели, — сказал Рэн.

— У тебя тоже.

— Сколько ещё ждать?

— Мы отдыхали часов восемь, потом шли часа четыре. Ещё полсуток.

— Ну и тоска! Я слышала, туземцы на южном побережье Южного моря пытают пленников, не давая им спать неделями. Мне казалось, что этим ничего невозможно добиться, но теперь понимаю, что можно.

— Мы не спали всего тридцать часов. Это не такая уж пытка.

— Мальчик, я посмотрю на тебя дня через три. Или четыре. Поверь, пытка самая настоящая.

— Может, не будем о пытках?

— Не думал, что эта тема тебе неприятна. Я видел, как ты ломал человеку пальцы один за другим, а потом сломал ему шею.

— И не забудь тех наёмников, которых он отправил голышом через Острохолмье.

— Вас послушать, так я сущее чудовище. Вы же не думаете, что мне приятно было это делать?

— Ха! По тебе не скажешь, что ты об этом сожалеешь. Я, между прочим, тоже помню, как ты готов был меня прикончить, лишь бы не брать с собой на материк.

— Трое против одного — это нечестно! Но хорошо, одолели. Я садист и убийца, обожаю смотреть на чужие мучения и смерть.

— Это уже ближе к истине.

— В свою защиту могу сказать, что делал это только в меру необходимости. А вот вы, леди Фиорана, за свою долгую жизнь совершали поступки намного худшие, я уверен.

— Не собираюсь оправдываться. Это политика. В ней праведники раньше других отправляются кормить червей.

— Теперь мы говорим об убийствах. Подходящая тема, Эн?

— Как нельзя более. Спасибо, что не вняли моей просьбе. Как любой уважающий себя садист, я просто хотел отвести от себя подозрения.

Такая вялотекущая беседа заняла нас на какое-то время. Хелия говорила меньше других — то ли потому, что устала, то ли потому, что заинтересовалась. Ручаюсь, из этого разговора она узнала о каждом из нас троих много нового.

Чем больше мы думали об усталости и головной боли, тем сильнее они на нас наваливались. Обитатели Лабиринта оставили нас в покое, убравшись куда-то за пределы освещённой люмиками области, хотя от ощущения их присутствия избавиться так и не удалось. Как знать, может и сонливость тоже являлась следствием влияния Лабиринта? В тот момент я готов был списать на него все свои неудобства.

Наконец, Рэн прервал бессмысленную перестрелку словами, задав действительно интересующий его вопрос:

— Что случится, если все эссенции окажутся возле Средоточия?

Я отпил из мехов и уточнил:

— Ты о потере притяжения возвратной энергии?

— Да.

Хелия и Литесса перевели взгляд на меня. Первая — с интересом, вторая — с потаённой внутренней болью.

— Можешь соврать, — вдруг вклинился мой двойник. — В последнее время ты мастак выдумывать объяснения на ходу. Или уйти от ответа. В этом ты преуспел ещё больше. В любом случае, правду вряд ли кто-то оценит.

Я уже говорил, что чхал на его мнение?

— Миру конец.

— Совсем? — робко переспросила Хелия, явно надеясь услышать опровержение.

— Даже если предположить, что Грогган не расщепит его на энергию в первые же дни, это всё равно станет вопросом времени. Нирион замкнут. Если бы не это, у него был бы шанс. А так — ни малейшего. Возвратная энергия больше не будет очищаться и начнёт скапливаться в больши́х количествах везде, где преобладают негативные настроения. Появится столько выродков, что человечеству вряд ли удастся с ними справиться. Да даже если удастся — они всё равно не смогут в одночасье стать святыми. Убийство — выродок. Публичная казнь — сотня выродков. Война — миллионы выродков. Человечество, так или иначе, убьёт само себя.

— Ты умеешь обнадёжить, — хмыкнуло Отражение.

— Островитяне подписали нашему миру приговор. Теперь, чтобы превратить его в гниющую пустыню, не нужно изобретать хитроумных планов, можно просто сесть и подождать. Люди сами его уничтожат.

— Ты думал, почему происходит именно так? — не сдавался Рэн. — Негативная энергия приводит к негативным последствиям, позитивная — к позитивным. Кто установил правила?

— А кто создаёт бессмертные человеческие души? — улыбнулся я. — Ты задаёшь вопросы, на которые у меня нет ответа. Нет и взять неоткуда. Более того, у меня нет уверенности, что мы вообще способны понять эти ответы, даже если кто-то нам их даст.

— Но ведь бессмертие человеческой души — это бред русалочий, — сказала Хелия. — Если мы перерождаемся, то почему не помним ни черта из предыдущей жизни?

— Кто-то ещё совсем недавно прикидывался истовым явороверцем.

В ответ на это моё замечание пиратка только развела руками, мол, ты меня слушай больше, я тебе расскажу, что солнце встаёт на западе.

— Душа не привязана к разуму, — сказал я, немного подумав. — Она ничего не запоминает. Так что, если принять прорву религиозных допущений, бессмертие души более чем возможно. Из разговора с Явором мне показалось, что они там действительно управляют потоками душ, расставшихся с телом.

Пиратка непонимающе отшатнулась, потом оглядела других моих спутников, и, не увидев на их лицах ни тени смущения, переспросила:

— Погоди, мне показалось, ты сказал, что говорил с Явором. А он говорил с тобой.

Отражение громогласно заржало. Я, понимая, что в очередной раз подтверждаю статус душевнобольного, с серьёзной миной ответил:

— Именно это я и сказал.

Хелия недоверчиво усмехнулась, но, увидев вялый кивок Рэна, помотала головой, словно пытаясь утрясти в голове роящиеся мысли. В итоге она ещё раз окинула меня взглядом и сказала:

— Сделаем вид, что я этого не слышала. Так ты мне будешь казаться хоть немного в своём уме.

Я попытался усмехнуться с видом «не хочешь — не верь», чтобы ещё немного насладиться зрелищем разрыва шаблона, но пиратка, похоже, решила не воспринимать меня всерьёз. Как жаль.

— Будем надеяться, что шестой эссенции Гроггану не видать, — сказала Литесса. — Не хотелось бы, чтобы твои прогнозы стали реальностью.

Я посмотрел в её зелёные глаза, напомнившие мне о её дочери, и сухо ответил:

— Мои прогнозы уже становятся реальностью.

Тупик снова исчез. В стене появилось круглое отверстие, заполненное — как нетрудно догадаться — темнотой. Я попытался проникнуть за него заклинанием, но не смог. Значит, вход в центральную часть Лабиринта переместился прямиком к нам.

— Выглядит как-то не очень, — сказала пиратка, в очередной раз зевнув. — Я бы туда не стала соваться.

— Сунешься как миленькая, — ответила Литесса и осторожно погрузила руку в тёмное полотно. — Как будто нет никакой преграды. Ничего особенного.

— Это портал, — сказал я, прикинув возможные варианты. — Дверь в другое пространство. Поэтому поисковые плетения уходят в пустоту.

— И куда нас закинет? Надеюсь, не прямиком в ад? — Хелия смотрела на меня с большим сомнением.

— Мы и сейчас от него недалеко, — задумчиво обронил Рэн, чем окончательно поверг девушку в смятение.

Архимагесса, видя, что никто не торопится двигаться, отчеканила:

— Для всех сомневающихся: у нас два варианта. Либо мы идём дальше, либо возвращаемся назад. Так что если кто-то хочет топать обратно — топайте, а я точно отступать не собираюсь.

С этими словами она первая прошла через тёмную пелену.

— На меня не смотрите, я с ней согласен, — сказал я и шагнул следом за чародейкой.

Полностью бесшовный переход. Ни хлопка, ни треска в ушах — как будто я просто шагнул через дым. О подобных порталах я разве что в книгах мог прочитать — ни одно живое существо не смогло бы создать такой, потому что это потребовало бы идеального расчёта, на который способен только идеально организованный разум.

Мы с Литессой оказались в точно таком же коридоре, что и по другую сторону двери. То есть полностью таком же, вплоть до мелочей: гладкие белые стены без стыков вели на четыре ячейки вперёд и поворачивали направо.

— Что-то не понимаю, зачем тогда нужен портал, — сказала Литесса, озираясь.

— О, а здесь не так уж плохо, — сказала Хелия, появившаяся из-за завесы. — Но зачем такие заморочки?

Отражение, посвистывая, прошло до поворота и сказало, указывая перед собой:

— А вот и причина!

Проследовав за ним и заглянув за угол, я едва удержался от того, чтобы озадаченно не почесать затылок.

— Идите-ка сюда.

Коридор вёл ещё на две ячейки вперёд, а потом под прямым углом нырял вниз. Подойдя к краю, я увидел, что высоты вполне хватило бы, чтоб после падения не собрать костей.

— Ну и ну. И чего делать будем? Всё-таки обратно?

— Не глупи, девочка. У нас есть заклинание воздушной подушки.

— Но проблема даже не в этом, — сказал я. — Спускаться проще, чем подниматься. Кажется, я понял, где мы. Моё поисковое заклятье показывает на ещё один портал в глубине, но чтобы попасть туда, нам нужно будет преодолеть трёхмерный лабиринт.

— Пространственное преобразование, — кивнул Рэн. — Раньше мы ходили по одной плоскости, а теперь перед нами куб с ребром в две тысячи ячеек. Вот зачем нужен был портал — чтобы добавить ещё одно измерение.

— Угадайте, сколько ячеек до следующего портала от этого.

— Десять тысяч? — подала голос пиратка.

— Как ты догадалась? — деланно удивился я.

— Так что там с вашей подушкой? Как будем спускаться? — спросила Хелия, всё ещё глядя вниз.

Вместо ответа я просто столкнул её вниз. Разумеется, предварительно оплетя нужным заклинанием, но это всё же произвело нужный эффект.

Пиратка вскрикнула и… упала на вертикальную стену.

— Вот как? — Литесса подняла бровь.

Хелия, ругаясь самыми забористыми выражениями, поднялась на ноги и оказалась поперёк коридора. Похоже, она поняла, что её толкнули, но не поняла, что стоит под углом в девяносто градусов к горизонту. Зато, обернувшись, чтобы обругать толкнувшую её сволочь, осеклась — для неё мы выглядели повисшими в воздухе.

— Вот так штука. Как это так получилось?

— Здесь искажено тяготение, — сказал Рэн, шагнув в пропасть и оказавшись относительно Хелии вверх ногами.

— Весело. Можно встать на любую из стен?

Пиратка шагнула на стену, прошла по ней и перешла на потолок.

— Здорово! Здесь везде пол.

— Только не подпрыгивай, — сказал я.

— Почему?

Я знал, что она всё равно подпрыгнет, потому и сказал это вслух. В итоге девушка оттолкнулась от пола и совсем неизящно грохнулась на потолок, едва успев выставить перед собой руки, чтобы не сломать шею. Отражение злорадно хихикнуло, оценив шутку.

— Потому что. Ладно, раз нам не придётся пользоваться магией, чтобы спуститься или подняться, предлагаю начинать движение. Рэн, не забывай высчитывать расстояние до центра.

Идти стало гораздо интереснее. На какое-то время мы даже забыли об усталости, перешагивая с одной стены на другую. Привыкнуть к этому оказалось не так-то просто — когда человек стоит к тебе под неестественным углом, хочется наклонить голову так, чтобы ориентация казалась нормальной. Бежать здесь было совсем невозможно — стоило оторвать от пола обе ноги, как тебя начинала притягивать ближайшая стена. После нескольких весьма неудобных падений мы стали внимательнее следить за шагом.

Однако со временем и эта особенность приелась. От почти непрерывного вращения к головной боли добавилось головокружение. Пришлось делать привал. Лично я уже давно потерял правильную ориентацию, так что не исключено, что над нашими макушками, за пределами Лабиринта, разверзся пресловутый ад.

Дружелюбные обитатели Лабиринта то посещали нас, то снова уходили — как будто им стало совершенно безразлично, есть мы здесь или нет. Если честно, у меня к ним установилось такое же отношение. Тем более что вместе с сонливостью на всех нас навалилась апатия.

Мы дошли до следующего портала с такой же будничностью, с какой путешествовали бы по обычному тракту. Шутить и издеваться над Хелией надоело. Разговаривать тоже. Даже есть не хотелось. Только спать.

— Рэн, — позвал я, с трудом удерживая голову в вертикальном положении. — Сколько отсюда до центра?

— Извини. Я сбился.

— Холера. Ну, хотя бы примерно?

— Чисто логически должно остаться сто ячеек.

— Сначала десять тысяч. Потом тысяча. Теперь сто, — Литесса размышляла вслух. — Да, логика прослеживается.

— А потом? — с закрытыми глазами промямлила Хелия. — Десять?

— Может быть. Меня больше интересует, какие неожиданности подстерегают нас за этим порталом. Потому что сначала Лабиринт был площадью в сорок миллионов ячеек, потом — объёмом уже в восемь миллиардов. Боюсь представить, что будет в третьей зоне.

— Рэн прав. Расстояние до центра сокращается, а сам Лабиринт только становится больше, — сказала Литесса. — Но, с другой стороны, по двумерному мы шли два дня, а по трёхмерному — один.

— И всё же там, — пуэри ткнул пальцем в портал, — нас ждёт ещё какой-то сюрприз.

Я промолчал. У меня имелись предположения насчёт этого сюрприза, но они были настолько неприятными, что о них даже думать не хотелось.

— Поспать бы хоть часок… — простонала Хелия.

Я задумался.

— Пожалуй, есть возможность это устроить.

— Каким образом?

— Спать мешает магический фон. Его можно вытеснить более сильным заклинанием. Фон Лабиринта усиливается с приближением к центру, но здесь я ещё могу его перекрыть. Ненадолго.

Литесса посмотрела на меня с подозрением.

— Откуда у тебя столько сил?

— Я слегка вырос.

Похоже, эта информация только усилила недоверие Стальной Леди, но высказаться ей не дала махнувшая рукой пиратка:

— Да плевать. Если мне дадут поспать, я готова вверить свою жизнь случаю.

Рэн, что-то прикинув в голове, кивнул, соглашаясь с предыдущим оратором.

— Я сам при этом спать не смогу. Нужно поддерживать заклинание. Так что приготовьтесь.

— Я не сомкну глаз, пока ты мне не объяснишь… — начала архимагесса, но тут её настигли моё заклинание сна и усталость.

Все мои спутники одновременно обмякли.

— Смотри-ка ты, получилось, — сказало Отражение, рассматривая спящих. — Только правильно ли тратить такое количество сил, не достигнув цели?

Я посмотрел на него с тоской:

— Я так надеялся, что тебя тоже вырубит.

— Эй, вообще-то я в твоей голове.

— Знаю. Ты бодрствуешь, даже когда я сплю. А им требуется сон, так пусть поспят. Если со мной к концу пути станет совсем плохо, надежда останется только на них.

— Какая жертвенность, — сказал двойник и замолчал.

Мне удалось продержать заклинание, наверное, пару часов, пока силы не стали заканчиваться. Нужно было оставить хоть какой-то резерв, поэтому я погасил подпитку.

Почти сразу же мои спутники стали просыпаться. Не сказать, чтобы они выглядели довольными, но я тешил себя надеждой, что кратковременный отдых позволил им хоть немного восстановить силы. На пронизывающий взгляд Литессы я ответил короткое:

— Потом.

Дождавшись, пока Лабиринт снова перемешает свои переходы, мы поднялись на ноги. Как и следовало ожидать, портал никуда не исчез, поэтому мы все по очереди шагнули в него, приготовившись к чему угодно.

— Вроде бы всё то же самое, — сказала Хелия, глядя на те же коридоры, ветвящиеся во всех направлениях.

— Прошлый участок тоже на первый взгляд был похож на предыдущий, — возразил Рэн.

— У меня для вас неутешительные новости, — сказал я. — Ни одно поисковое заклинание здесь не действует.

— И что будем делать?

— Идти и считать ячейки. В десятитысячной остановимся.

— Да сколько же нам блуждать по этой темноте? Так уже это осточертело!

— Что поделаешь.

Уже когда мы шагали по сюрреалистичным коридорам, мой воспалённый от бессонницы мозг, анализируя этот поход, заключил, что элементаль Тьмы и впрямь спрятался намного лучше, чем огненный. Он превратил себя в самое настоящее испытание, равных которому я, пожалуй, ещё не видывал. Здесь нужно было много думать, при этом обходясь без сна. Я уже плохо соображал и начал сомневаться во всех своих выводах, а потому искренне надеялся, что не ошибся в прогнозах насчёт четырёх дней.

Мы прошли около пятисот ячеек, когда Рэн вдруг сказал:

— Если я не ошибся, мы тут уже были.

— Неудивительно.

— Да нет, удивительно. Потому что раньше такой конфигурации поворотов я не видел.

Я, чувствуя, что мои предположения начинают сбываться, оглянулся на него:

— Хочешь сказать, стены сместились раньше времени?

— Что-то вроде того.

— Давай, скажи им, — присоветовало Отражение. — Обрадуй в очередной раз.

— Это четырёхмерный лабиринт.

Мои спутники замерли на месте.

— Как это?

— Это три предыдущих измерения плюс ещё одно. Для каждой ячейки существует своё измерение со своей конфигурацией лабиринта.

— И как его проходить?

— Не знаю.

— Я знаю, — вдруг сказал Рэн. — Если мы оказались в том же месте, где уже были, нужно попытаться пройти тем же путём.

— Бред.

— Вовсе нет. Физически мы на том же месте, но на карте лабиринта мы сместились в иное измерение. Соответственно, чтобы найти ещё одно новое измерение, нельзя возвращаться назад. Так мы постепенно пройдём все измерения, в одном из которых будет выход.

— Жизни не хватит, — сказала Литесса. — В кубе с ребром в двести ячеек есть прорва вложенных измерений. Если посчитать суммарное количество ячеек, получится…

— Шестьдесят четыре триллиона. Только учитывайте, что проходя из одной ячейки в другую, мы оставляем позади не одно измерение, а сразу восемь миллионов, — Рэн задрал голову, подсчитывая в уме: — Исключаем ячейки, являющиеся стенами — это где-то семьдесят процентов ячеек…

— Как сложно, — сказала пиратка, возведя очи горе. — Всё же намного проще! Если мы соблюдаем правила Лабиринта, он сам приведёт нас к цели. Разве нет?

Мы переглянулись.

— Дружище, вынужден признать, что в этот раз я больше верю женской логике, чем твоим сложным расчётам, — сказал я.

Пуэри только пожал плечами.

— Значит, просто идём и считаем ячейки.

Так и поступили. Этот переход я вообще запомнил очень плохо, потому что мозг уже наполовину отключился. Но шли мы в этот раз дольше — потому что заходили в тупики и возвращались порой на сотню ячеек.

Лишь остановившись в десятитысячной ячейке, я понял, насколько лучше поспать два часа, чем не спать совсем. Мои спутники выглядели значительно лучше. По крайней мере, так сказало Отражение.

И вот, спустя какое-то время, перед нами появился ещё один портал. Мне самому уже так надоели эти блуждания, что первым желанием было плюнуть в эту тёмную завесу и послать всё к Лукавому.

Но потом я глянул на двойника и вдруг вспомнил, как он вцепился в Гроггана: «Беги!». Вспомнил Кира, отдавшего жизнь, лишь чтобы открыть мне дверь и предоставить ещё один ничтожный шанс. Арджина, погибшего просто так… И сердце огненного создания, жестоко вырванное, выкорчеванное из груди рукой белоглазого. Вот что он делает. Вырывает сердце у целого мира лишь для того, чтобы воплотить в жизнь свои фантазии, одним махом убивая бесчисленное количество себе подобных.

После этих воспоминаний, ярких даже сейчас, при затуманенном сознании, сама мысль об усталости казалась кощунственной. Поэтому я, не говоря ни слова, поднялся и шагнул в темноту.

Это было похоже на нырок в тёмный водоём — то же ощущение погружения в текучую субстанцию с почти нулевой видимостью. Света моего люмика едва хватало на то, чтобы осветить радиус в локоть, и как бы я не увеличивал подпитку, лучи не могли пробиться дальше. Тьма здесь была намного сильнее любого света.

Я не видел своих ног, а вытянув руку, не смог рассмотреть ладонь — она утонула в непроницаемой черноте. Чтобы разглядеть пол, пришлось встать на четвереньки, там обнаружился тот же белый камень, но стен уже не было — лишь плиты квадратной формы, играющие роль разметки ячеек.

До моего слуха донёсся невнятный гул. Лишь спустя несколько секунд я понял, что это говорил кто-то из моих спутников, но голос поглощался темнотой так же, как и свет. Я запустил руку в антрацитовый туман и наощупь определил, что рядом стоит Рэн. Его люмик стал виден только когда я притянул пуэри к себе вплотную.

— Найди Литессу и Хелию, — сказал я. — Возьмитесь за руки. Иначе мы потеряемся.

Охотник кивнул и, взяв меня за руку, исчез.

Для того чтобы разведать местность, пришлось применять изощрённое пространственное плетение, потому что обычные заклинания слепли, едва их связки-щупы удалялись на сажень от меня.

Руку дёрнули, из темноты одно за другим вынырнули три знакомых лица.

— Мы должны быть совсем близко, — голос Литессы звучал глухо, будто из-за стены.

— Мы и есть, — сказал я. — Но я могу лишь сказать, что мы находимся в комнате площадью в сто ячеек, без потолка и с несколькими входами в виде порталов. Сейчас пойдём к её центру. Медленно и осторожно. Ни при каких условиях не отпускайте руки.

Лица кивнули и растворились в темноте, а я, глубоко вздохнув, сделал первый шаг в указанном направлении.

Из-за видимости в три пяди расстояние в несколько саженей превратилось в целую лигу. Вселенная сжалась до размеров сферы, в центре которой, точно крохотная звезда, завис магический огонёк, казалось, за её пределами не существует ничего, кроме первозданной тьмы. Глаза шарили по границам спрессованного мира в поисках хоть чего-то кроме моей же вытянутой руки, но находили лишь всепоглощающую темноту. Если бы не пальцы Рэна, крепко сжимающие мою ладонь, я бы подумал, что остался совсем один.

Спустя несколько шагов чувство одиночества улетучилось, потому что в уши стали заползать шорохи и шепотки. Тьма заговорила со мной, но без слов и интонаций, одним лишь монотонным, бессвязным потоком звуков, рождавшихся у самых моих ушей. Теперь я не сомневался: она живая. Это ощущалось так же ясно, как накопившаяся усталость. Я попытался с ней поговорить, но реакции не последовало. Тьма знала, что мы идём сквозь неё, знала кто мы и на что способны, но ей будто было всё равно. Это и неудивительно — она была настолько древней и могущественной, что я, несмотря на всю свою мощь, чувствовал себя рядом с ней ничтожной букашкой, жалким насекомым перед бессмертным титаном.

Именно тогда я ощутил, что темнота — это не просто отсутствие света, и свет — не отсутствие темноты. Эти вещи и раньше были понятными, но теперь, окружённый одним из Начал, я с неожиданной ясностью понял, как появился наш мир. Свет и Тьма — это не две крайности, не две стороны одной монеты, и даже не два разных понятия. Они — одно. Это нам кажется, что мы видим между ними разницу, это мы разделяем их и приписываем им те или иные качества, но на самом деле называем двумя разными словами одно и то же. То, что лежит в основе видимой нами реальности. Это…

С очередным шагом мой люмик, создававший световую тень в заполненном ослепительной тьмой пространстве, погас. Я словно ослеп. Проверил заклинание — оно функционировало и получало подпитку, но границы видимости в очередной раз сдвинулись, на этот раз приравнявшись к нулю.

И почти сразу Тьма взвыла. Шепотки перешли в панические крики, но кричали не голоса, вопило само пространство. Пол вздрогнул, потом сотрясся ещё сильнее, я ощутил чужую ярость, которой пропитывалась темнота, и вдруг понял, что иллюзия разваливается на части. Рука Рэна сжалась сильнее, я ответил тем же и двинулся было дальше, но тут меня выдернули из собственной головы.

Передо мной засверкало облако мечущихся огоньков, оставлявших за собой яркие оранжевые шлейфы. Рядом с ним было ещё одно, но уже зелёного цвета, а позади него виднелись голубоватое и жёлтое. Движение искр складывалось в причудливые рисунки, уникальные у каждого облака. Прошло несколько секунд, прежде чем я понял, что меня коснулся один из обитателей Лабиринта. Я чувствовал его боль, жгучую, терзающую, он силился что-то мне сказать, но я никак не мог понять, что.

Огоньки прыгнули в сторону, и я увидел ещё два облака — фиолетовое и ослепительно белое. Сквозь пелену чужого восприятия прорвался крик:

— Держи их! Я почти закончил!

Меня швырнуло обратно в моё тело. В глазах тут же запестрело — тьма размазалась, потеряла концентрацию, и теперь передо мной бушевал настоящий цветовой вихрь, пространство начало трескаться и вскоре совсем раскрошилось, оставив после себя обрывки чего-то нечёткого, пустого.

— Вот… так!

Существо, вновь прикоснувшееся к моей вытянутой руке, передало мне последние мгновения агонии и исчезло, а вместе с ним распались и остатки иллюзии.

Мы вчетвером, держась за руки, стояли в тёмном подземном помещении без стен, но с тем же низким потолком. Белокаменные плиты исчезли — вместо них был обычный гранит. Пропал и магический фон. Но задуматься над этим я не успел, поскольку мой с излишком подпитанный люмик осветил ещё двоих, находившихся в двух шагах впереди.

В низкорослом человеке с маленьким носом я узнал Вернона Фельедера, а рядом с ним, над бесформенной чёрной массой, с эссенцией Тьмы в руках, стоял Грогган.

— Вы не успели, — с показной горечью сказало Отражение. — Кто бы мог подумать?

— Извини, Энормис, — сказал Грогган, ничуть не удивившийся такой встрече. — Но, кажется, твоя война проиграна.

Едва он договорил, в него полетел целый сонм заклинаний, сплетённых Литессой — каждое из них могло бы в пыль размолоть средних размеров дом, но человек в сером лишь выставил перед собой руку, и соткавшийся из воздуха тёмный щит отразил их все.

— Не тратьте силы, Леди Фиорана, — сказал Грогган и подкинул на ладони сферу эссенции. — Эта штучка не оставляет вам шансов. Да и после драки кулаками не машут.

— Многие так говорят, а потом выплёвывают зубы, — брякнула Хелия, обнажая саблю.

Белоглазый с сомнением смерил её взглядом, и, переведя взгляд на меня, спросил:

— Кто этот ребёнок?

Вместо ответа я ткнул пальцем в протоэлемент и сказал:

— Отдай.

— А не то что? — с неподдельным интересом отозвался Грогган.

— А не то умрёшь.

— Слушай, это уже даже не смешно, — сказал белоглазый, поморщившись. — Я вижу, что ты сейчас слишком истощён, чтобы драться. Это уже не говоря о том, что у меня есть все шесть эссенций, и с их мощью я тебя заставлю землю жрать до конца дней твоих. Но я, пожалуй, отпущу тебя, потому что ты больше не представляешь угрозы. Я тут прикинул и понял, что если тебя расщепить вместе с миром, то мне ничего не будет. Так что лучше иди, наслаждайся последними часами.

Я, не обращая внимания на его слова, скрестил руки на груди и подошёл чуть ближе:

— Я дал себе слово, что убью тебя. Но если ты прямо сейчас пошевелишь мозгами и отдашь все эссенции, обещаю дать фору. В несколько дней. Должно хватить, чтобы забиться в мирок, который я буду долго искать.

— Ах, твой блеф так же плох, как твоё стратегическое мышление, — со скучающим видом проговорил Грогган. — Если ты думаешь, что твой подарочек в Башне кого-то впечатлил, могу тебя обрадовать — Вернон испугался. Но теперь, — он обернулся к своему протеже, — ты же не боишься, правда?

Архимаг слегка нервно усмехнулся, чтобы показать, что нет, не боится. Но вообще-то его внимание намного больше привлекала его бывшая наставница, чем мы двое. Боковым зрением я увидел, что Стальная Леди отвечает ему взаимностью.

— Не боится, — белоглазый пожал плечами. — Знаешь, ты достойно выступил, но надо уметь проигрывать.

— Принимаю этот ответ как отказ от сдачи, — кивнул я. — Как хочешь. Больше предлагать не буду. Но позволь и мне тебя немного огорчить.

— Я весь внимание.

— Ты немного торопишься с выводами насчёт своей победы. Ведь никто из нас пока не нашёл последнюю эссенцию. А вдруг я найду её первым?

Белоглазый с недоумением повёл головой:

— Какой-то бред. Вот последняя эссенция, — он поднял руку со сферой.

Я снисходительно улыбнулся.

— Так ты не знал, что протоэлементов семь? Я проговорился, что ли? — я прикрыл рот ладонью и сделал испуганные глаза. — Шучу, конечно. Следовало промолчать, но я не смог отказать себе в удовольствии. Пусть последнюю эссенцию найдёт лучший из нас.

Грогган всё ещё смотрел на меня с сомнением. Вернон тоже. Да чего греха таить, даже мои спутники выглядели так же, ведь им я ничего не рассказывал. Одна лишь Хелия смотрела на белоглазого с насмешкой, но она, очевидно, не знала, как себя вести, а потому делала вид, что во всём со мной согласна. Чтобы ни у кого не осталось сомнений, я решил объяснить:

— Видишь ли, мой учитель, Дисс, говорил о магии этого мира как о гептогонии, то есть системе семи источников. Ну разве не странно, что Начал — семь, а эссенций всего шесть? Я решил провести исследование. Помогли мне в этом открытия, связанные с отрицательным магнетизмом протоэлементов. Когда я выяснил, что количество возвратов прямо пропорционально количеству эссенций, находящихся возле Средоточия, дальше было нетрудно. Я соотнёс количество возвратов с датами перемещения эссенций на Одинокий Вулкан и выяснил кое-что интересное. Первая эссенция, найденная вами двумя — Света, если я не ошибаюсь? — почти не сказалась на притяжении возвратной энергии. Вторая, Воздуха, увеличила количество возвратов на три — четыре процента. Третья — Твердь — принесла ещё восемь процентов. Четвертая — ещё тринадцать. Пятая — ещё двадцать один. Эта, — я указал на шестой протоэлемент, — увеличит количество возвратов не больше, чем на тридцать пять процентов. Но даже тогда полной блокировки притяжения Средоточия, необходимой для остановки протока энергии, не произойдёт. А почему? Потому что если высчитать притяжение, то его хватает ровно на сотню процентов, то есть чтобы полностью его перекрыть, сумма всех протоэлементов должна дать столько же. А мы имеем только восемьдесят. Вот и думайте сами.

— Какая-то псевдонаучная чушь, — усмехнулся Грогган, ничуть не смутившись. — Но излагаешь интересно. Так какая, по твоей теории, должна быть седьмая эссенция?

— Материи, разумеется. Соответствующая седьмому Началу.

— И почему она уменьшит притяжение всего на двадцать процентов, а эта, предположим, аж на тридцать пять?

— Правильный вопрос, — сказал я, оскалившись. — Потому что её отрицательное притяжение уже отчасти действует. Именно оно заставляет процент расти с каждым новым протоэлементом. Но большего я тебе не скажу, потому что у тебя губа треснет.

— А мне кажется, что скажешь. Что-то не вижу для тебя другого выхода, — улыбнулся он и поиграл сферой.

— Ты не видишь, а он есть. Литесса!

Не прошло и секунды, как к моему горлу приставили бритвенно острое лезвие кинжала.

— Ты чего творишь?! — завопила пиратка.

— Заткнись, дура, — прошипели за моей спиной. — Грогган! Если я почую хоть одну сплетённую вами связку, ты знаешь, что будет.

— Ты не сможешь расщепить мир, не остановив проток и не заполучив седьмую эссенцию, — сказал я, стараясь не сильно шевелить кадыком. — Так что я вернусь к тому, с чего начал. Когда я найду эссенцию Материи, — а она могущественнее, чем все остальные, — я найду тебя и убью. — Я бросил взгляд на Вернона, и снова обратился к белоглазому. — До этого времени ты должен жить. Но когда с тобой будет покончено, настанет и черёд твоего хозяина.

— Да неужели, — усмехнулся Грогган, но взгляд его уже не был таким насмешливым.

— Я уже нашёл способ с ним разобраться, — я улыбнулся самой благожелательной из своих улыбок. — Осталось лишь получить эссенцию Материи и все твои эссенции. А это случится, поверь.

— Занимательная история, — сказал белоглазый, пряча сферу в потайное измерение, — но абсолютно нереальная. У тебя явно что-то с головой. Ладно, вижу, вы тут все такие, — он посмотрел на Литессу, по-прежнему прижимающую кинжал к моему горлу. — Развлекайтесь, вам недолго осталось. А нам с Верноном пора на самое важное событие этого мира.

Закончив говорить, Грогган махнул нам рукой, и они оба исчезли. А Отражение, всё это время стоявшее молча, изрекло:

— Кажется, он тебе не поверил. Но ничего, это ненадолго.

Глава 25 В конце эпохи

Средоточие медленно вращалось, бросая бесчисленные блики на стены своей каменной гробницы. Балконы Хранилища пустовали: Грогган отправил всех островитян на поверхность, сказав, что ему с Верноном требуется полная тишина и концентрация. Бывшие имперцы не посмели оспаривать приказ, но самые проницательные из них точно поняли, что к чему. Однажды они попытались прикоснуться к Сердцу Мира, и одним лишь прикосновением замкнули Нирион, породив возвраты. Теперь они как огня боялись любых манипуляций со Средоточием, и, надо полагать, хотели бы находиться как можно дальше, когда слуга Тринерона начнёт с ним играться.

Разумеется, они не знали, что разрушение мира и есть его главная цель, иначе вряд ли подчинились бы ему. Сначала тут правил Дисс, могущественный Маг, потом на его место пришёл Грогган — для населения Одинокого Вулкана это была лишь смена одного лица на другое. За долгие столетия дрессировки они привыкли к подчинению, разумно полагая, что быть приближёнными правителя мира не так уж плохо. Уж всяко лучше, чем стать трупами в результате восстания против сильнейшего. А в том, что сильнейший — слуга Тринерона, никто из них не сомневался. Уж об этом-то он позаботился.

К островитянам у Гроггана довольно быстро выработалось равнодушие, замешанное на презрении. Что взять со стада овец? Но совсем другое дело — Вернон. Его презирать не получалось. Несмотря на совсем ещё юный возраст — сто шестьдесят лет, ерунда какая — он обладал всеми задатками великого человека. Умный, целеустремлённый, безжалостный, упрямый и неутомимый. Пожалуй, таким когда-то был и сам Грогган — тысячи две лет назад. Конечно, архимаг Меритари ещё неопытен в делах управления мирами, но, тем не менее, он почти не ошибается и делает всё для достижения цели. Пожалуй, это даже достойно небольшого уважения со стороны господина.

Грогган вздохнул. И что бы он делал без этого человека? Шанс найти такого уникума ничтожно мал, так что можно считать везением то, что он оказался одним из первых, на кого наткнулся только прибывший в Нирион слуга Хранителя. Даже немного жаль, что Вернон не переживёт операцию преобразования.

— Готов? — спросил Грогган, глядя на верного слугу, стоящего под Средоточием.

Вернон не ответил. Он волновался, и его волнение было более чем понятным. Операция преобразования очень сложна и требует колоссальных усилий, но слуга Тринерона почти не сомневался, что архимаг справится.

— Соберись. Я рядом и буду внимательно следить за процессом. Если ты всё ещё сомневаешься в том, что для тебя это небезопасно, то посмотри на меня. Мне не уйти отсюда. Если погибнешь ты, погибну и я. Главное, не волнуйся и следи за потоками, и мы оба останемся живы.

Вернон взглянул на наставника и глубоко вздохнул.

— Я справлюсь.

Гроггана его тон вполне удовлетворил.

— Приступай. Аккуратно.

Эссенции, разложенные вокруг архимага, поднялись в воздух и начали медленно вращаться, оставляя за собой разноцветные нити-индикаторы. После того, как мир замкнулся, возле Средоточия стала возможна только первичная магия, магия эссенций, и теперь Вернон запустил каскадное заклинание связывания Начал. После того, как они сольются в единый поток энергии, его нужно будет пропустить через Средоточие.

Сферы вокруг архимага завращались быстрее, и вдруг одна из них слегка отклонилась от назначенной траектории.

— Держи ровнее! — тут же приказал Грогган.

— Потоки не выравниваются, — ответил Вернон, глядя в пустоту. — Что-то колеблет их. Будто какой-то эфирный ветер.

— Возьми упреждение и продолжай.

Движение эссенций снова ускорилось, и на этот раз всё прошло как нужно. Нити-индикаторы начали ветвиться, чтобы показать не имеющему возможности видеть эфирное пространство Гроггану точки сплетения первичной энергии.

— Давление растёт, — сказал Вернон. — Я нарастил упреждение уже до трёх астральных позиций.

«Что-то не так, — подумал Грогган. — Не должно быть таких искажений».

— Перепроверь формулы скольжения.

— Уже. Они точно такие, как мы с тобой высчитали. Давление внешнее. Поток идёт от Средоточия.

— Высчитай формулу наращивания упреждения и добавь её к формуле каждой эссенции.

— Делаю.

Через какое-то время сферы завращались ещё быстрее, и слуга Хранителя с удовлетворением заметил точки слияния индикаторов в единый поток.

— Отлично, так и держи. Остальные показатели?

— Большинство в норме. Завихрения чуть выше нормы. Упреждение выросло до десяти астральных единиц. Ближние узлы кажутся смещёнными, но это, скорее всего, параллакс…

— Что?! — Гроггана прошиб пот. — Не должно быть никакого параллакса! У тебя ближние узлы уехали, быстро выравнивай!

— Каким образом? Упреждение гасит смещение дальних узлов, если я начну корректировать ближние, дальние могут пойти в обратную сторону!

Сферы, набравшие уже приличную скорость, подпрыгнули, дав непозволительную волну.

— Вводи второе смещение и синхронизируй с первым, быстро!

— Не могу! Упреждение уже пятнадцать единиц, если добавить второе, будет рывок и нас порвёт!

— Так добавляй плавно, сожри тебя Бессмертный!

Сферы снова вздрогнули, на этот раз с ещё большей амплитудой. Нити-индикаторы, едва начавшие сращиваться, с оглушительным треском порвались и хлестнули в разные стороны, слуге Хранителя едва удалось отпрыгнуть.

— Потоки взбесились!

— Останавливай, Вернон, останавливай! Тормози!

Архимаг скривился и стиснул зубы, сферы на какое-то время выровнялись, индикаторы сгладились, но всего через несколько секунд новый скачок нарушил порядок, и эссенции, потеряв направляющие, хаотично завращались в разные стороны.

Грогган чуть не задохнулся, широко распахнув глаза и пытаясь уследить за тем, чтобы ни одна сфера не столкнулась с другой, хотя повлиять на это не мог никак.

— Вернон! Рви стержень!..

Наконец, архимаг послушался. Индикаторы с хлопком исчезли, а эссенции, враз утратив центростремительное ускорение, разлетелись по Хранилищу точно шрапнель, слуге Хранителя пришлось упасть ничком, чтобы его не сбил несущийся на огромной скорости ослепительно белый шар.

Уже лёжа Грогган наблюдал, как эссенция Тверди взлетает вверх и проходит в какой-то пяди от Средоточия, тем самым едва не распылив всю сушу Нириона.

И только когда последняя сфера упала на пол и замерла, он позволил себе выдохнуть. В Хранилище воцарилась тишина.

— Ничего не говори, — бросил слуга Тринерона, видя, что Вернон хочет что-то сказать. — Дай подумать.

Глава Меритари закрыл рот, но потом, подумав, всё же сказал:

— Я вижу только два объяснения. Первое — мы ошиблись в расчётах. Очень хотелось бы надеяться именно на него, но ты сам знаешь, расчёты были точными. Поэтому я склоняюсь к второму варианту.

Грогган вздохнул, оглядывая разбросанные по Хранилищу эссенции.

— Энормис не блефовал.

— Как не жаль, похоже на то. Но даже если мы что-то упустили, лучше перестраховаться и поискать седьмую эссенцию.

Слуга Хранителя задумчиво нахмурился и, заложив руки за спину, начал прохаживаться по залу. Он допускал такое развитие событий, но не хотел в него верить, полагая, что загнал ученика Мага в угол. Это предположение оказалось ошибочным, а значит, от него следовало отказаться как можно скорее. Настаивать на собственной непогрешимости может лишь полный глупец. Свои ошибки следует признавать и исправлять.

— Внимательно перепроверь расчёты, — сказал Грогган, повернувшись к своему слуге. — Я тоже перепроверю. Ошибка всё же возможна, и она может крыться в самой маленькой детали. Но если мы оба ничего не найдём, лучше больше не терять время и взяться за поиски седьмой эссенции. Думаю, в этом нам помогут.

— И кто же?

— Тот, кому она нужна не меньше нашего, — Грогган задумчиво уставился в пустоту. — Сам Энормис.

Вернон скривился в своей обычной довольной полуулыбке, поняв, что у хозяина уже есть план.

— Сомневаюсь, что он будет так добр, что сам себе выкопает могилу.

Слуга Хранителя подобрал лежащую у его ног сферу, и, глядя в непроглядную черноту протоэлемента Тьмы, ответил:

— Но он-то будет думать, что это могила для нас.

Рэн сидел на валуне, отполированном прибоем, и наблюдал за тонущим в море солнцем. Заходящее светило покраснело и покрыло волны тысячами бликов, которые вспыхивали посреди колышущихся отражений розоватых облаков. Охотник испытывал гармонию и умиротворение, но знал, что это ощущение такое же мимолётное и обманчивое, как иллюзия огненного диска, потухающего в глубине Бирюзового моря. Разуму требовался отдых, поэтому пуэри просто смотрел в горизонт, изо всех сил стараясь не думать о том, что ему, возможно, выпал последний случай сполна насладиться зрелищем заката.

Ветер принёс обрывки голосов, по которым охотник понял, что Энормис наконец проснулся. Благостное настроение, едва не перешедшее в медитативное состояние, мгновенно улетучилось. С той встречи с Грогганом в сердце Великого Лабиринта чародей не желал отвечать ни на чьи вопросы. Как только белоглазый с его прихвостнем исчезли, Эн создал Тропу, ведущую сюда, на западные отроги Бурых Гор, а по прибытии, не говоря ни слова, завалился спать. С тех пор прошло почти двое суток.

Бросив последний взгляд на темнеющее небо, Рэн нехотя поднялся и направился в лагерь.

Пламя костра, набирающее яркость в сумерках, осветило расположившихся вокруг людей: Хелия, в задумчивости похожая на сомнамбулу, медленно нарезала круги вокруг стоянки, на неё чуть нервно поглядывала Литесса, привалившаяся к одному из камней, Энормис же, игнорируя обеих, быстро поглощал свой ужин прямо в лежачем положении.

— Ты и сейчас намерен молчать? — в голосе архимагессы явственно слышалась злость.

Чародей, бросив быстрый взгляд на подошедшего Рэна, поскрёб по дну чашки и отправил в рот последнюю порцию каши.

— Что вы хотите услышать?

— Начни с новости о седьмой эссенции, — спокойно проговорил пуэри.

Он знал, что ни нервами, ни ссорой, ни тем более силой от чародея ничего не добиться. Кроме того, накал обстановки никак не поможет отряду, хотя Энормис будто именно этого и добивался своим молчанием. Можно было предположить, что он подавлен, расстроен тем, что упустил ещё одну эссенцию, но утверждать этого никто бы не стал, потому что его лицо сейчас напоминало каменную маску, совершенно нечитаемую. Оставалось только спокойно задавать вопросы и надеяться, что он соизволит дать ответы.

— Нам бы хотелось знать, уверен ли ты в том, что сказал Гроггану.

— Теперь уверен, — отозвался чародей. — Если бы я ошибся, нас бы уже не было.

— То есть ты дал ему уйти с предположительно последней эссенцией, а потом спокойно заснул, в то время как весь мир мог разлететься на маленькие кусочки? — уточнила Литесса, подняв бровь.

— Я был истощён. Если бы я был в состоянии отобрать у него протоэлемент, я бы это сделал. Больше никак повлиять на ситуацию мы не могли. Я не вижу смысла истощаться и дальше, если я не могу ни на что повлиять. Поэтому да, я лёг спать. Я не спал несколько суток, если ты забыла. В отличие от вас.

— Был один безотказный вариант, — Стальная Леди сверкнула глазами. — Ты мог напасть на него и умереть в схватке.

Хелия даже остановилась, услышав последнюю фразу. Рэну тоже не нравился настрой архимагессы — похоже, она была готова не глядя пожертвовать жизнью любого из отряда, лишь бы добиться цели. Принцип меньшего зла во плоти.

Однако Энормис нисколько не оскорбился таким пренебрежением к собственной персоне и даже ухом не повёл.

— Он скрутил бы нас, ты сама знаешь. Вернее, меня скрутил бы, а вас наверняка напластал бы на ломтики. Поэтому я рискнул. Цифры, которые я привёл в качестве доказательства, настоящие. Вероятность ошибки была крайне мала.

— У тебя плохо получается оправдываться.

— Я оправдываюсь только потому, что ты хочешь, чтобы я оправдывался.

На несколько секунд взгляды чародеев столкнулись. Зелёные глаза Литессы метали молнии, выцветшие карие Энормиса не выражали ничего. Наконец, архимагесса со злостью хлестнула настоящей молнией в ближайшее дерево и отвернулась. Мужчина невозмутимо потушил вспыхнувшую древесину другим заклинанием и сказал:

— Ты можешь беситься, а можешь взглянуть на ситуацию отстранённо, как я. Во втором случае мы сможем сделать что-то полезное и навредить Гроггану. В первом будут страдать только деревья.

— Давайте сменим тему, — резко вставил Рэн, пресекая дальнейшие споры. — Эн, почему ты не сказал нам о существовании седьмой эссенции?

— Я высказывал это предположение уже давно, ещё когда мы шли к Одинокому Вулкану. Тогда ко мне не прислушались. Да я и сам не был уверен, чтобы внушать вам ложную надежду.

— Ага, — кивнула Хелия. — Один мой капитан частенько умалчивал о том, что после предполагаемого конца плавания будет ещё одна остановка. Так матросы были уверены, что скоро можно будет напиться и это поднимало их боевой дух. Правда, со временем его перестали уважать и наниматься к нему тоже перестали.

— Не тот случай, — покачал головой Энормис.

— У меня есть ещё вопросы, — сказала Литесса, рассматривая носки своих сапог. — Как по-вашему, как Гроггану удалось нас опередить?

Рэна этот вопрос тоже интересовал. Но, как оказалось, у Энормиса имелся ответ и на него.

— Он вполне мог догадаться самостоятельно. Я догадался, значит и он мог. К тому же, с его возможностями добраться до центра Лабиринта вряд ли было так уж сложно. Он мог догадаться позже нас, но добраться до эссенции всё равно раньше. Нам не повезло, это самый вероятный расклад.

— А если нет?

— Если нет, то слушаю ваши предположения, — чародей пожал плечами.

Если у кого-то и были предположения, то вслух их всё равно никто не высказал.

— Что он имел в виду, когда сказал про подарочек в Башне? — задала Литесса следующий вопрос.

— Я уничтожил ваш прибор, — ответил чародей таким тоном, будто говорил о приготовлении ужина.

— Ты что сделал? — то ли опешила, то ли возмутилась Стальная Леди. — Каким образом?

Энормис вздохнул, явно не желая вдаваться в подробности.

— Долго объяснять. Скажу лишь, что мне удалось найти способ воздействовать на него, так сказать, напрямую. Наши перемещения больше не смогут отслеживать, и нам не нужно использовать для перемещения хитрые плетения. По крайней мере, в ближайшие несколько недель.

Рэн и Литесса переглянулись. Этими словами чародей ничего не объяснил, и архимагесса явно была за то, чтобы вытрясти из него всю правду. Поэтому охотник, глядя ей в глаза, красноречиво покачал головой и сказал, обращаясь уже к Эну:

— Почему-то мне кажется, что у тебя есть идеи, где искать протоэлемент Материи, — сказал Рэн, пытаясь разглядеть в Энормисе хоть тень какой-нибудь эмоции.

Бесполезно. Он будто специально давил в себе любые проявления чувств. Или просто перестал притворяться, что испытывает их?

— Есть. Я уже говорил, что он частично блокирует возвратную энергию. Это может говорить о том, что он уже находится недалеко от Средоточия.

— Вряд ли. Тогда его бы уже обнаружили, — Литесса покачала головой.

— Судя по всему, его нельзя обнаружить по проявлениям, как другие Эссенции. Понятно, что там, где необычный свет, будет находиться эссенция Света. Там, где самый жаркий огонь, будет эссенция Огня. А какой должна быть материя, чтобы походить на первородную?

— Литесса права, — сказал Энормис. — Первое объяснение маловероятно. Но есть и другое. Как может эссенция влиять на потоки энергии, не находясь рядом с точкой их слияния?

— И действительно, как?

— Находясь в Эфире.

Повисла тишина. Рэн с Литессой переглянулись. Хелия, не понимая тонкостей разговора, недоуменно смотрела то на одного спутника, то на другого, и в итоге не выдержала:

— Может, объясните, что это значит?

— Если вы ищете неувязки, то я уже сделал это за вас, — сказал Энормис. — Каждый протоэлемент — сильный энергетический магнит. Первые шесть не являются частью материального мира, но хранятся в нём. Они могут влиять на потоки энергии, заставляя их изгибаться, но на этом их влияние на Эфир заканчивается. Подозреваю, что, попадая в свободное энергетическое пространство, протоэлемент «раскрывается» и начинает преобразовывать энергию в материю определённого типа. Примерно так возникла вся материя Нириона при его рождении. Но седьмая эссенция — не стихийная. Она тоже является магнитом, но иного рода. Эта эссенция создаёт сложную систему направляющих, по которым идут энергетические потоки. Говоря простыми словами, это протоэлемент упорядочивания, связующее звено между пространством и временем. Благодаря ему невообразимые объёмы вторичной материи складываются в видимый нами мир, — чародей повёл рукой вокруг себя. — Это больше не хаос, порождённый стихийными эссенциями, а система, подчинённая миллионам правил. Поэтому вещества меняют агрегатные состояния, а брошенный камень падает вниз, а не улетает в небо. Да и полёт камня сам по себе возможен, потому что без эссенции Материи он просто застрял бы в воздухе.

— В таком случае её нельзя трогать, — сказала Литесса. — Слишком велик риск дестабилизации Эфира.

— Риска нет. Работа седьмой эссенции, так же как и первых шести, завершена — она упорядочила материю и создала все необходимые законы её взаимодействия. Теперь всё держится на Средоточии, которое можно вполне заслуженно назвать сердцем мира, а эссенция Материи просто пребывает в покое, как и остальные шесть. До вмешательства Гроггана, разумеется. Это всё только мои предположения, но если они верны хоть наполовину, то с помощью седьмого протоэлемента мы сможем менять самые базовые законы бытия, такие как тяготение, инерция и даже искривлять само время. Гроггану, при всём его могуществе, будет нечего нам противопоставить. Кроме того, вытащив седьмой протоэлемент из Эфира, мы освободим путь для больших объёмов возвратной энергии, что в нынешних условиях станет серьёзным подспорьем в борьбе с выродками.

— Прямо-таки лекарство от всех болезней, — с сомнением проговорила Хелия, но на неё снова никто не обратил внимания.

— Важно помнить, что сейчас для нас отсутствие действия равносильно поражению, — Рэн обвёл взглядом всех присутствующих. — Если этот путь действительно существует, нужно ему следовать.

— Поддерживаю, — кивнула архимагесса.

— Есть идеи, откуда начать поиски? — пуэри повернулся к чародею.

Тот помолчал, оглядывая спутников исподлобья, а потом ответил:

— Есть. Но заниматься поисками я буду один. Нет, Рэн, помолчи. Подозреваю, что искать придётся там, где потребуются все мои силы. Спутники станут обузой. К тому же, тактика разделения неплохо себя показала, за полгода мы нашли два протоэлемента. Сейчас будет то же самое. Чтобы добраться до последней эссенции раньше Гроггана и Вернона, нам потребуется как-то их затормозить. Литесса, в Ордене ещё остались верные тебе чародеи?

— Меньше, чем пальцев на одной руке.

— Этого хватит. Ты будешь саботировать поиски наших врагов. Не вступая в открытое противостояние, по возможности вообще себя не обнаруживая. По принципу партизанской войны, ударами из-за угла. Убивай соглядчиков, рви шпионскую сеть. У меня нет никаких сомнений в том, что ты справишься, ведь совсем недавно это был твой Орден и твои соглядчики.

— Ясно.

— А что будем делать мы? — подала голос Хелия, очевидно, приготовившись получить не менее важное поручение.

— Не путаться под ногами, — отрезал Энормис. — Лучше всего вам залечь в каком-нибудь тихом месте и не казать оттуда носа. Этим вы сильно меня обяжете. В мире сейчас станет очень, очень неспокойно. Если совсем не лукавить — население планеты начнёт сокращаться невиданными темпами. Мне будет спокойнее, если вы будете держаться подальше от любых заварушек.

— Кажется, я только что говорил, чем нам грозит бездействие, — сказал Рэн, нахмурившись.

— Я не могу диктовать вам, что делать, — пожал плечами чародей. — Можете попытаться помочь мне или Литессе, но реальная помощь лежит за границами ваших возможностей. Вы только зря подставитесь.

— Совсем недавно чуть башку мне не снёс, а тут такая трогательная забота, — фыркнула Хелия.

— Эн, я не стану сидеть на месте и ждать, когда всё закончится, — покачал головой пуэри. — Просто скажи, что нам искать.

Чародей снова замолчал, не моргая уставившись на охотника. Но тот и бровью не повёл.

— Как знаете. Я думаю, эссенция находится не очень глубоко в Эфире. Скорее всего, её магнитное поле влияет на какой-то участок нашего пространства. Нужно искать слабые места эфирной прослойки или любые аномалии, имеющие отношение к энергетическим потокам. Ты, как дуальное существо, должен чувствовать такие вещи особенно хорошо.

— Если мы что-то найдём, я знаю, как с тобой связаться, — кивнул пуэри.

— Хорошо. Сегодня уже никуда не двинемся. Завтра я выброшу вас ближе населённым местам, но не слишком близко, просто на всякий случай. Спрашивайте, прикидывайте, проверяйте, но ради всего святого, соблюдайте осторожность.

— И что бы мы делали без таких полезных советов? — окончательно обнаглев, буркнула пиратка.

К счастью, её то ли не услышали, то ли проигнорировали.

На этом разговор закончился.

Готовясь ко сну, Рэн внезапно осознал, насколько всё изменилось в их компании. Всё стало не таким. С нарастающим чувством досады пуэри понял, что у него больше нет друзей. И что самое грустное — окружающие его люди никогда ими не являлись. Так лишь казалось недолгое время, пока существовал взаимный интерес и впереди не маячили перспективы одна хуже другой. А теперь всё встало на свои места. Правда, совсем не так, как хотел Рэн.

Грустно было это признавать, но всё же их компания — всего лишь несколько совершенно разных людей, объединённых общей целью. Кроме неё у членов отряда уже не осталось ничего общего. Энормис, некогда показавшийся охотнику достойным человеком, ушёл в себя и держал остальных на расстоянии вытянутой руки, всё глубже погружаясь в собственное безумие. То, что у него, по выражению Кира, «зашаталась крыша» уже не вызывало никаких сомнений. Литесса, на всё имеющая собственное мнение, подвергала сомнению любое слово и ради достижения цели готова была пожертвовать чьей угодно жизнью. Она и не думала ни с кем сближаться, потому что видела остальных лишь в качестве ресурсов или возможностей, но не живых людей. А Хелия… что ж, как ни странно, ей Рэн мог доверять больше всего, но только лишь благодаря её прямоте и бесхитростности. Да и кто поручится, что со временем и это доверие не сойдёт на нет?

В таких обстоятельствах он оценивал шансы на победу как нулевые. Пуэри как никто понимал важность сплочённости борющихся за что-либо единомышленников. И чем сложнее достижение цели, тем сплочённей должна быть команда. В их ситуации они должны стать единым организмом, каждая клетка которого сознаёт собственное назначение и обязанности. Но чем они являются на деле? Разобщённой группой не доверяющих друг другу одиночек…

Рэн не верил, что план Энормиса сработает. Чародей дал каждому задание, но какова будет их общая эффективность? Если взглянуть на ситуацию отстранённо, то план не тянул даже на сомнительный — на взгляд пуэри, в нём начисто отсутствовала логика. Энормис не мог этого не видеть, насколько бы безумным он не был.

И всё же Рэн не стал спорить. Как бы то ни было, самостоятельно он не мог сделать ровным счётом ничего. И поэтому призрачный шанс того, что Эн знает, что делает, представлялся единственной путеводной нитью, позволяющей хотя бы надеяться на то, что выход найдётся.

Время покажет, стоило ли верить этому фантому.

Мы проснулись, как только солнце подсветило пики горного хребта, что возвышался с востока. В молчании позавтракали. В молчании собрались. Литесса открыла свою тропу и, не прощаясь, скрылась в круговерти подпространственного перехода. Спустя несколько минут я, Рэн и Хелия исчезли точно так же, но уже в другой Тропе.

Я переместил нас дальше на север, в середину Рудной долины, где могучий Красс совершал последний свой поворот на пути к устью. Вдоль широкой, в полверсты, реки пролегал тракт, ведущий в Нанторакку — единственный город кочевников, по совместительству являвшийся самым крупным восточным портом и рынком. Горизонт, по счастью, был чист — степь, простиравшаяся во все стороны, насколько хватало глаз, казалась полностью необитаемой, хотя здесь нельзя было пройти и десятка лиг, не наткнувшись на какого-нибудь странствующего торговца или конный отряд кочевников.

— Одно из этих путешествий меня прикончит, — упав на четвереньки, выдавила Хелия. — Я как будто прошла весь пищеварительный путь гигантской акулы, от пасти до клоаки.

— Полагаю, сравнить ты не сможешь, — сказал я, извлекая из пространственного кармана их с Рэном рюкзаки. — Здесь я вас и оставлю. На юго-восток — Нанторакка, на юго-запад — Илиавия. Решайте сами, куда вам больше хочется.

Рэн посмотрел на меня долгим взглядом, но ничего не сказал.

— Плетение помнишь? — спросил я.

— Помню. Я свяжусь с тобой, если мы что-то найдём.

— Рэн. Я не уверен, что смогу сразу же примчаться в случае чего.

— Понимаю, — пуэри кивнул. — Мы сами сможем о себе позаботиться.

— Надеюсь, — сказал я, и, не теряя больше времени, создал ещё один переход.

Рудная долина с замершими фигурами моих сподвижников исчезла, скрытая полотном энергетического вакуума. Привычные недра Эфира распахнулись передо мной, принимая в себя, круговерть силовых потоков, расступаясь, зашумела и снова превратилась в хаотичное мельтешение красок. Мои глаза и уши настолько привыкли к этому явлению, что я даже перестал замечать тряску, а контроль над перемещением осуществлял периферией сознания, основную часть его ресурсов используя для того, чтобы поразмышлять. Что и говорить, скоро обитатели Эфира начнут принимать меня за своего…

Тоннель резко кончился, выбросив меня в материальное измерение. Те времена, когда я кубарем вываливался из отверстия в пространстве, давно прошли — тормозящее заклинание плавно опустило меня на шикарнейший ковёр из листьев. Он лежал здесь всегда и всегда казался только что выпавшим. Всё потому, что исполинские деревья, растущие только в этом уголке Нириона, роняли листву круглый год. Листья, достигающие максимального размера, почти сразу начинали желтеть и через несколько недель опадали, укрывая выбивающиеся из земли могучие корни сплошным покрывалом. Верхний слой всегда был оранжево-жёлтым, нижний слёживался и начинал перегнивать, образуя уникальный гумус, в котором очень хорошо росла только местная флора. Всё остальное не приживалось и погибало.

Таким был Ниолон, также называемый Лесом Вечной Осени. Под раскидистыми кронами талинатов — тех самых огромных деревьев — любой травник мог найти образцы растений, обладающих самыми различными свойствами, от свечения в темноте до удивительной целебной силы, способной помочь телу победить множество болезней. Здесь же обитала довольно экзотическая фауна. Например, печально известные мне каматы, уходящие на охоту порой до самого Аль-Назира, редчайший вид древорогих оленей, истреблённый на прочих территориях из-за чрезвычайно ценной кости, грифоны, гнездящиеся помимо Ниолона только на самых высоких горных пиках планеты. Поговаривали, что под сводами этого леса жили даже легендарные каркаданны, хотя лично я в это не особо верил. Но надо признать, в здешнем климате мог жить кто угодно — зимой среди талинатов не случалось морозов, а летом — жары, ветер дул редко и робко, точно боялся разозлить вековые деревья, кронами достающие едва не до неба. Иными словами — сущая сказка, и любой человек точно не отказался бы пожить здесь пару-тройку лет, а то и всю жизнь. Существовала лишь одна, но очень существенная проблема.

Эльфы. Вряд ли кто-то смог бы сказать, когда и как именно они здесь появились, но случилось это точно до прихода людей в Нирион. Свои границы вечно молодой народ стерёг очень ревностно, и любой их нарушитель почти наверняка обратно бы не вышел. Ходило множество разговоров о том, что это из-за их не знающих промаха луков, бьющих на целую версту, но Дисс развеял этот миф ещё в самом начале моего обучения. Дело было в магии эльфов, и только в ней. Они входили в очень тесную группу обитателей Нириона, способных использовать магию Материи. И, если верить моему учителю, пользовались они ей весьма искусно. Именно она позволила лесным владыкам выиграть все войны прошлого и со временем превратить Ниолон в настоящий заповедник, куда не было хода больше ни одному двуногому, кроме них самих. Люди по большей части либо завидовали эльфам, либо восхищались ими, либо и то, и другое, но уже почти тысячу лет никто даже не пытался проникнуть в Лес Вечной Осени. Все понимали — себе дороже.

И сейчас я стоял на самой опушке обители лесных затворников. За последние полгода я был в этой точке уже дважды, используя её как перевалочный пункт, чтобы оторваться от погони. Но на этот раз цель моего визита кардинально отличалась от прежней.

— О, мы снова здесь, — сказало Отражение и прицокнуло от восхищения. — Красотища-то какая!

Посмотреть и впрямь было на что, но я слишком торопился, чтобы тратить время на любование видом, поэтому молча ступил под сень раскидистых деревьев. Ноги слегка проваливались в податливое одеяло листвы.

— К эльфам намылился? — не отставал двойник, идя следом. — Не проще было Тропой переместиться прямо в их город?

— Я понятия не имею, где он, — ответил я. — К тому же они вряд ли оценили бы подобное нарушение их драгоценного уединения, а мне сейчас нужно их расположение. Так что я лучше пройдусь и подожду, пока они сами выйдут на контакт.

Вокруг уже сгустился приятный полумрак, порождённый необычайной густотой лиственной крыши Ниолона. Пространство заполнила тишина, только жёлтые и оранжевые летуны, крутясь, медленно приземлялись, чтобы вскоре зашуршать у меня под ногами.

— На контакт с тобой выйдет разве что убийственное заклинание из их арсенала, — фыркнул мой спутник.

— Можно подумать, они такие глупцы, чтобы атаковать чародея Вне Лестницы, окружённого щитом Материи. Они, может, и свихнулись, но не настолько.

— Надейся.

Двойник хотел сказать что-то ещё, но вдруг не своим голосом выдавил:

— Я лучше пойду, — и исчез.

Поначалу я вообще не понял, что значит эта фраза, но спустя всего пару секунд увидел впереди скрытую полумраком фигуру. Лишь подойдя на расстояние нескольких шагов, мне удалось узнать в прислонившемся к дереву человеке своего давнего знакомого.

— Снова ты, — сказал я, глядя в карие глаза Бессмертного. — Никогда бы не догадался, что ты — эльф.

Парень посмеялся, подошёл ко мне и жестом предложил продолжить прогулку. Мы не торопясь двинулись дальше — по направлению к центру Ниолона.

— Зачем ты пришёл сюда? — спросил он. — Здешние обитатели не любят незваных гостей.

— Сейчас не те времена, чтобы гнать от себя потенциальных союзников, — ответил я. — С каждым днём мир всё глубже погружается в хаос. Грядут большие перемены. Те, кто думает, будто их они обойдут стороной — просто глупцы. Нынче идеальное время для новых альянсов.

— Так ты собираешься заручиться поддержкой короля эльфов? Чтобы вести войну?

Я пожал плечами:

— У Гроггана повсюду союзники. Добровольные или подневольные, но они есть. На моей стороне лишь несколько человек. Согласись, укрепление позиций — не самый глупый план в моём положении.

Бессмертный с усталой улыбкой оглядывал светящиеся стебли, пробивающиеся из-под слоя листвы и озаряющие подножия талинатов. В тёплом зеленоватом свете этих растений лес казался сказочным, я подсознательно ждал, что из-за гигантских стволов вот-вот появятся стайки мифических фей.

— Однако ты здесь всё же не для этого, — Бессмертный не спрашивал, он утверждал.

Я, покосившись на него, ответил:

— Не только для этого.

Парень помолчал, будто что-то вспоминая.

— Ищешь эссенцию. Седьмую эссенцию.

— Я даже не надеялся, что эта информация пройдёт мимо тебя.

— У каждого свои способы добывать её, — улыбнулся он.

— Удивляюсь, как ты с такими возможностями до сих пор сам не расправился с Грогганом. Ты же бессмертный. Буквально. Мог бы заплевать его до смерти, а он на тебе и царапины не сможет оставить.

— На это ушло бы слишком много времени! — хохотнул он, но веселья в этом смехе не было и близко. — А если серьёзно, на то есть две причины. Во-первых, устранение Гроггана ничего не даст, пока его хозяин у руля.

— Тринерон? — я гадливо скривился и пожал плечами. — Да. Это задачка посложнее. Что ты знаешь о нём?

— Кое-что знаю. Главное — что он живее всех живых и продолжает набирать силу.

— Если помнишь, его пёс хвастался, что служит самой мощной силе во Вселенной.

— Так и есть. И в этом нет ничего удивительного. Он же Хранитель. Это в его природе. Прочие существа априори не могут тягаться с ним в силе.

Мы спугнули животное, похожее на косулю — оно, сверкнув копытами, с треском скрылось в зарослях кустарника. Сидевший неподалёку белолапый заяц, испугавшись шума, во всю прыть дёрнул в другую сторону.

— Мне прямо полегчало от этих слов, — сказал я, проводив животное взглядом. — Значит, он прибьёт меня быстро.

— Ты же сказал Гроггану, что знаешь, как одолеть его хозяина! — глядя на меня с прищуром, сказал Бессмертный.

— Конечно, сказал, — я с досадой отвернулся. — Так какая вторая причина?

Парень презрительно фыркнул, показывая мне, насколько неуклюже я меняю темы, но всё же ответил:

— Вторую я тебе уже называл. Я не твой союзник и не союзник Тринерона. Сила, что надо мной, на нейтральной стороне.

— Так меня как раз и удивляет существование нейтральной стороны. Нет, если хочешь — можешь снова промолчать или уйти от ответа, мне по барабану. Я просто скажу, как есть.

Я остановился и встал рядом с Бессмертным, нависнув над ним так, чтобы он смотрел на меня снизу вверх.

— Дружище, я догадываюсь, что это над тобой за «сила». Твои слова абсурдны. Абсурдны настолько, что я какое-то время им даже верил. Но после нашего последнего разговора меня осенило — а ведь он ни разу не сказал ничего конкретного! Одни недомолвки. Ты появляешься, слушаешь меня, говоришь несколько противоречивых фраз и исчезаешь…

Я осёкся, не договорив. Бессмертный моргнул, мгновенно изменившись в лице, и по его взгляду я понял, что мои выпады ему надоели. Страшный взгляд, если честно. И тем он казался страшнее, что никак не вязался с внешностью желторотого юнца.

— Дальше можешь не продолжать, — сказал он, и голос его был пугающе спокоен. — Ты решил, что я — ещё один пособник Тринерона. Выведываю твои планы и снабжаю дезинформацией.

Он выдержал паузу, ожидая подтверждения, но я промолчал, поэтому ему пришлось продолжить:

— Твоя дедукция дала сбой. Ты решил, что раз речь идёт об уничтожении Вселенной, то есть только две стороны — те, кто за и те, кто против. Поэтому ты мне не веришь. Так? — Я снова промолчал. — Доношу до твоего сведения: третья сторона существует. И она намного больше, чем ты можешь предположить. Из этого я могу заключить, что тебе ничего неизвестно о расстановке сил. В прошлый раз мне показалось — ты на верном пути. Сейчас я вижу, что ошибался. Ты блуждаешь впотьмах. У тебя нет плана, дающего хоть какую-то вероятность выигрыша. Скорее твои враги сдохнут сами по себе. Грогган не знал о седьмой эссенции? Повезло. У тебя есть план по уничтожению его хозяина? Блеф. В него могли поверить лишь те, кто привык тебе верить. Но рано или поздно твоя удача закончится, а блеф раскусят. Что касается меня — я здесь лишь наблюдатель. Можешь мне не верить, мне всё равно. Твоя подозрительность понятна — тебе кажется, что враг повсюду. Я даже не сержусь, я лишь расстроен, что всё так вышло. Ты перестал доверять всем. Даже своей интуиции. Поэтому сейчас я говорю тебе — расслабься. Я больше не буду смущать тебя своими появлениями. Разве что тебе каким-то чудом удастся победить. Тогда мне точно придётся тебя поздравить.

Он отошёл к ближайшему дереву, словно намереваясь спрятаться за ним, но вдруг остановился и сказал:

— И вот ещё что. Если бы кто-то вроде меня встал на одну из противоборствующих сторон, у другой не осталось бы ни шанса. Я ведь бессмертный.

С этими словами он шагнул за дерево и подозрительно затих. Я обошёл талинат по кругу — так и есть, исчез.

Почесав в затылке, я сделал себе выговор за скоропалительные выводы. Но корить себя в этом не было смысла. Союзника я не потерял, врага не нажил. Начав высказывать Бессмертному всё, что думаю, я рассчитывал на эффект неожиданности, который бы вынудил его хоть чем-то себя выдать. Случись это, бессмертность этого паренька была бы мной тотчас проверена ещё раз. Но его поведение и слова сбили меня с толку. По всему выходило, что третья сторона и впрямь существует. Не имею понятия, кто способен оставаться в стороне, но они точно душевнобольные, все до единого. Может, и к лучшему, что я спугнул одного такого.

И вопрос «почему Отражение отчаянно бежит перед каждым его появлением?», похоже, так и останется без ответа. От самого двойника правды ведь не добьёшься.

Ещё раз осмотревшись, я с наслаждением вдохнул аромат растений Ниолона и пошагал дальше вглубь леса.

Как бы то ни было, от своих планов я отказываться не собирался.

Леди Фиорана с отвращением на лице ступила в вязкую супесь. На этой долготе рассвет ещё даже не начинался, кроме того лил дождь, поэтому вокруг было темно, как в могиле. В грязной, холодной, промокшей насквозь могиле.

Эфирная Тропа, как и планировалось, выбросила волшебницу на просёлочную дорогу лигах в пяти от Лотора. Координаты этой точки хранились в её памяти как раз на такой случай — если понадобится пробраться в город незамеченной. Подобная предусмотрительность, возможно слегка параноидальная, в очередной раз себя оправдала. Никогда не знаешь заранее, в какой момент парадный вход для тебя закроется.

Не теряя времени, Стальная Леди сошла с дороги и направилась к спрятавшемуся в глуши домику лесника. Ей предстояла долгая и вдумчивая подготовка.

Чтобы противодействовать налаженной и проверенной временем организации вроде Ордена, требовались ресурсы. В данном случае, прежде всего человеческие. В результате свержения с поста архимага Литесса потеряла почти всех сторонников. Многие чародеи Ордена никак не возражали против смены руководства — потому что им было, по большому счету, всё равно. Другим, чтобы признать нового архимага, потребовался стимул — им стала жестокая расправа над оппозицией, решительно отказавшейся подчиняться захватившему власть предателю и взявшемуся ниоткуда чужаку. Стальная Леди нисколько не жалела казнённых. Они — глупцы, наивные дуралеи, если решили, что смогут противостоять второму по могуществу человеку в Ордене. Преданность такого сорта в конечном счёте оказалась (как и в большинстве подобных случаев) бесполезной и бесславной. Лишь у немногих достало ума сохранить верность своим принципам под масками повиновения. Некоторых из них с тех пор поймали на лжи, другие погибли во время памятного похода на Глубины. Так что теперь в распоряжении Литессы имелось лишь четыре человека, на которых она до сих пор могла рассчитывать.

Томве, Норлан, Сорелл и Лей. Нет никакой гарантии, что хоть кто-то из них дожил до сегодняшнего дня, но именно эти четверо были последними, кто мог оказать изгнаннице хоть какое-то содействие. Требовалось разыскать их и убедить пойти против необоримой силы в лице Вернона и его нового хозяина.

В Томве и Сорелле она даже не сомневалась. Эти двое были достаточно умны, чтобы не попасться, и достаточно последовательны, чтобы придерживаться строгих правил передачи власти в Ордене. Тихий и спокойный Томве к тому же был безнадёжно влюблён в Литессу уже много лет. С Норланом Стальная Леди съела пуд соли ещё до того, как стала архимагессой, он же активно участвовал в её продвижении на этот пост. Почти наверняка за год с небольшим он не изменил своих позиций.

Что касается Лея… с этим не всё так просто. Он совершенно непредсказуем и почти неуправляем. С его выходками совету Ордена приходилось мириться отчасти из-за того, что выскочка приходился давним родственником королю, а отчасти из-за его выдающихся магических способностей. Невозможно вспомнить и недели, в которую нахальный неугомонный Лей не выкинул бы какой-нибудь фортель. При этом он никогда не совершал серьёзных ошибок, бесил, досаждал, но не более. Уж в чём-чём, а в изворотливости и остроумии этому отпрыску благородной семьи не откажешь. Поэтому совет опасался Лея, причём скорее из-за его независимости, чем нерадивости. Всё это делало молодого чародея худшим кандидатом в сподвижники, но он имел одну положительную особенность, уравновешивающую все отрицательные.

Он никогда не любил Орден. При каждом удобном случае Лей заявлял, что только проявившийся Дар вынудил его работать на это сборище скотоложцев в балахонах, и бросал это в лицо любому, хоть члену совета, хоть самому архимагу — без разницы. В свои тридцать четыре он уже дорос до ранга Волшебника и прекрасно осознавал свою исключительность. Кроме того, так уж сложилось, что Литесса являлась едва ли не единственным членом совета, ни разу не вступившим в открытую конфронтацию с молодым выскочкой. Поэтому она рассчитывала, что если предложит Лею как следует насолить Ордену, тот не откажется.

Раньше архимагессе достаточно было отправить сообщение через эфирное пространство, но не теперь. Орденом заправлял Грогган, по праву сильного способный почуять волшбу более слабого чародея. По этой же причине она не переместилась сразу в Перекрёсток — специальный зал в башне Ордена, предназначенный для перемещений Эфирными Тропами. Нет, на этот раз придётся попотеть.

Через окна домика лесничего пробивался свет свечи — несмотря на предрассветный час, хозяин не спал. Успевшую основательно промокнуть Литессу это нисколько не остановило. Заглянув в окно, она увидела сидящего на стуле мужчину и тут же накинула на него петлю усыпляющего заклятия. Лесничий, покачнувшись, мешком свалился на пол.

Отчего-то нынешний король не желал ездить на север страны, где зверь был крупнее и разнообразнее, поэтому охотился здесь, в нескольких вёрстах от городских стен. Именно для этого и содержались лесничие — они присматривали за пятью квадратными лигами леса и лугов, прикармливая зверя и отпугивая (а чаще — отстреливая) прочих охотников.

Архимагесса вошла в дом и, перешагнув через недвижимое тело, огляделась. Проникать в столицу безопаснее было ночью, поэтому у неё были почти сутки на то, чтобы как следует подготовиться и выспаться.

Первым делом Литесса взялась за подготовку контуров. Суть их создания заключалась в зачаровании какого-либо предмета: в нём сохранялись фигуры заклинания и закладывался необходимый запас энергии. При активации контур высвобождал хранящуюся в нём стабильную энергию и преобразовывал её по заранее заготовленной формуле, имитируя плетение заклинания чародеем. В обычных обстоятельствах такой способ колдовства ужасно непрактичен: выброс энергии постоянен и не регулируется, скорректировать формулу после запитки контура невозможно, а предмет, высвобождая заклинание, разрушается. Последнее обстоятельство к тому же делало создание контура весьма затратным — материалы, способные сохранять в себе большие объёмы энергии, встречались редко и стоили немало. Но для нынешних целей именно контуры подходили больше всего.

Волшбу чародея может почувствовать более искусный чародей, так как процесс преобразования внутренних запасов энергии вызывает определённые колебания в эфирном пространстве. Когда же заклинание высвобождается контуром, это выглядит как простой выброс энергии, а активировавший его чародей остаётся незамеченным. То, что нужно, если хочешь остаться инкогнито в городе, кишащем чародеями.

К счастью, необходимые материалы у архимагессы тоже имелись, поэтому она остановилась только когда её силы стали походить к концу, а день уже перевалил за половину. Перекусив припасами лесничего, Литесса несколько минут расслабленно полежала на кровати, давая отдых разуму. Ей редко хватало времени подумать об этом, но сейчас она чётко почувствовала накопившуюся усталость. Архимагесса уже не помнила, когда в последний раз ей удавалось порадоваться чему-то, не оглядываясь на гору проблем, множащихся по принципу гидры. С каждым днём Стальной Леди всё меньше верилось в то, что ей под силу разрешить их все. Будущее представлялось ей вечной борьбой, которая просто прервётся смертью, так и не завершившись. И чтобы окончательно не раскиснуть, оставалось только продолжать двигаться, чтобы успеть сделать как можно больше.

С тяжёлым вздохом Леди Фиорана открыла глаза и поднялась. Следующий этап — маскировка.

Самые редкие ингредиенты для зелья чародейка взяла из личных запасов, остальные — в основном травы и коренья — без зазрения совести позаимствовала у лесничего. Образ она себе выбрала как можно более обычный — женщина средних лет, чуть полноватая, с не слишком пропорциональным лицом и не слишком густыми волосами. На случай встречи с чародеями Ордена она заготовила красный балахон и легенду — чародейка седьмой ступени, вернувшаяся из командировки с дембрийской границы. Рядовых меритаритов Литесса не опасалась, но чем меньше вокруг неё будет шума, тем больше вероятность, что она не столкнётся с Грогганом. О том, что будет, если это случится, архимагесса старалась не думать.

Когда с варкой было покончено, настало время для второго захода на создание контуров — силы немного восстановились, что позволило чародейке добить необходимый минимум заклинаний. Теперь в её арсенале имелись мелочи вроде поисковиков или маскировщиков, с полтора десятка огнешаров и ледяных шипов, несколько серьёзных боевых заклятий вроде «испепеляющего света», и ещё несколько сверхтяжёлых плетений — на крайний случай. В случае чего подобными заклинаниями она могла мгновенно уничтожить несколько десятков врагов или проложить себе путь через толпу. Немного подумав, архимагесса добавила к имеющимся ещё и заклинание кольцевого взрыва — чтобы иметь возможность быстро выбраться из окружения. В этом случае маскировку уже должны будут раскрыть, но перед тем как задать дёру, она сумеет хорошенько всех удивить и при этом не потратит сил.

Закончив приготовления, Литесса с удивлением отметила, что за окном начали сгущаться сумерки. Дождь так и лил не переставая, за весь день через серую хмарь не пробилась ни одного солнечного луча. На сон чародейке осталось от силы три часа, если ещё не меньше — за полночь она должна была уже идти по улицам столицы. О том, чтобы выспаться, и речи не шло, но архимагесса всё же прилегла, надеясь хотя бы немного восстановить силы. Тяжёлые мысли и стучащие в окна капли никак не способствовали расслаблению, но с большим трудом чародейке всё же удалось провалиться в тревожную дрёму — ровно до тех пор, пока не сработало пробуждающее заклинание.

Снова наступила ночь. Как вчера, как на прошлой неделе, как тысячелетия назад, тёмная пелена наползла на мир, и как всегда была готова спрятать под своей паранджой всё, чему нет места при свете дня. И, как всякий раз с момента сотворения мира, настало время для того, что люди не хотят показывать солнцу. Время для дел постыдных и наказуемых. Ночь — время истинных лиц. Что ж, сегодня лицом Литессы должна стать маска.

Собрав всё необходимое и надев висящий тут же непромокаемый плащ, архимагесса снова перешагнула через всё ещё спящего лесничего. Он проснётся только к утру и с удивлением обнаружит пропажу некоторых вещей. Вещи — они ведь намного заметнее, чем целый день жизни, пропавший неизвестно куда.

Чародейка точно знала направление, куда нужно идти. До Лотора по дорогам было не больше трёх часов ходьбы, но она пошла напрямую, через лес, чтобы не утопать в грязи и не терять даром время. Дождь из крупного превратился в гадкую изморось, висящую в воздухе скоплениями крошечных капель. Если бы не магический фонарь, Литесса не разглядела бы и собственного носа.

Она просчитывала варианты. Путь через город до башни должен пройти гладко. Встречи со стражей и рядовыми меритаритами — самое страшное, что может случиться на этом отрезке. А вот дальше начинается серьёзный риск.

Служебные защитные заклинания Башни, имея восемнадцатую ступень, обойти нетрудно. Беда в том, что после громкого побега прошлой зимой Вернон наверняка усовершенствовал и ужесточил защиту. Он вполне мог создать сеть, впускающую и выпускающую чародеев только после проверки слепка Дара. Чтобы обойти такое комплексное плетение даже Литессе пришлось бы начать колдовать, поэтому она понадеялась на то, что его обманет дополнительный маскировочный контур. Далее, если ей удастся проникнуть в Башню, то всё ещё остаётся вероятность, что там она наткнётся на Вернона или Гроггана. С последним всё и так понятно, но стоит ли недооценивать действующего архимага? Вернон, в силу своей скрупулёзности, всегда был крайне внимателен и наблюдателен. Прямо-таки до жути. Случалось, он разоблачал даже самых искусных лжецов, просто наблюдая за тем, как те ведут себя при разговоре. Ходили даже слухи, что он поимённо знает всех меритаритов — а ведь это не много ни мало, а больше шести сотен человек! Нет, это вовсе не значит, что его нельзя обмануть, но рисковать и попадаться ему на глаза не стоило.

Хотя, Боги свидетели, как же хочется его убить. Большего, чем бесславная смерть, он и не заслуживает. Паршивый предатель, вероломная тварь, беспринципный детоубийца. Предательство себя Литесса, возможно, ещё могла бы ему простить. Но не смерть их дочери.

Впереди замаячили привратные огни города. Оторвавшись от размышлений, Литесса присмотрелась к ним — и тут же поняла: что-то не так. Рядом с воротами стояло два больших магических светильника в виде статуй — подарок одному из королей прошлого от Ордена. Помимо них всегда были видны факелы стражников, стоящих в карауле на барбакане и стенах. Но в этот раз светились только статуи.

От удивления архимагесса едва не забыла погасить фонарь. Стражи оставили пост?

Чем ближе к стенам подходила чародейка, тем отчётливее до неё доносились крики, исходили они из распахнутых настежь ворот. Стража и в самом деле отсутствовала, и это могло объясниться только тем, что в городе происходит что-то из ряда вон выходящее. Выходящее настолько, что на памяти Литессы такого не случалось ни разу. А ведь прожила она не так уж мало!

Леди Фиорана в нерешительности остановилась прямо в створках ворот. Вокруг — ни души, мост опущен, решётка поднята. Из темноты ворот вылетают какие-то вопли, перемежающиеся с рыданиями. При этом стены в полной неприкосновенности. Что же там творится?

Вдруг среди криков проскочил не то рык, не то хрип — и через секунду Литессу осенило. Возвраты! Это то, о чём говорил Энормис! Количество выродков перехлестнуло допустимый порог, и на грехопадший Лотор, словно какая-то кара, обрушилась смерть в виде толп отвратительных тварей. И как она сразу не предусмотрела такой сценарий?

В голове чародейки быстро пронеслись все плюсы и минусы сложившегося положения. Как ни прискорбно, но плюсов оказалось больше. Химер бояться ей не пристало, а вот добраться до Башни в суматохе значительно проще, чем в тишине. Кроме того, большинство чародеев, если только они не полные кретины, сейчас вовсю помогают страже и чистильщикам справиться с ситуацией.

Множество людей погибнет в ближайшее время. Как плохих, так и хороших. Литесса передёрнула плечами. Если Энормис прав, то и впрямь близится конец эпохи. И вполне может быть, что эта эпоха — последняя.

— Всё лучше и лучше, — пробормотала она и уверенно вошла под арку ворот.

— Ну, и что ты думаешь делать?

— Доберёмся до Нанторакки.

— И дальше что?

— Поищем там какого-нибудь колдуна. Будем расспрашивать о странностях в Эфире.

— Ты же понимаешь, что это пальцем в небо?

— Слушай, чего ты ко мне пристала? Я не лучше твоего знаю, что нам делать. Но не сидеть же на месте! Будем делать хоть что-то. Ты знала, на что подписываешься!

Хелия злорадно хихикнула и тут же совершенно серьёзным тоном произнесла:

— Я свято верила, что у тебя есть план, о котором ты умолчал перед Эном.

Рэн сердито зыркнул на неё и предпочёл не отвечать.

Они уже час шли по тракту, плавно загибающемуся вдоль реки. Утреннее солнце разошлось и начало припекать. Могучий Красс бесшумно нёс свои воды к устью, его волны поблёскивали в ярких лучах, делая воду похожей на искрящуюся синюю ленту, размотавшуюся по зелёной равнине. Ветра почти не было, становилось душно, поэтому совсем неудивительно, что бредущие по дороге путники несколько разомлели и шли не особо торопясь.

— Так мы долго будем идти, — поглядев на солнце, сказала Хелия.

— Вряд ли мы где-то сможем найти лошадей на продажу.

— Да ну их, — пиратка махнула рукой. — Я всё равно верхом передвигаться не умею. Вот экипаж бы, или хотя бы телегу… Не мог он нас поближе к городу высадить?

— Мог, — кивнул Рэн. — Но лучше не рисковать.

— Да тут дня два пути!

— Три. Поровну до Илиавии и Нанторакки. Так у нас хотя бы есть выбор.

— Да мы всё равно идём наугад, не какая ли разница?

Пуэри в ответ только пожал плечами.

Несколько минут они шли молча, пока до слуха охотника не донёсся едва различимый стук. Он тут же резко вскинул руку и замер.

— В чём дело? — Хелия тоже попробовала прислушаться. — Что ты слышишь?

Вместо ответа пуэри распластался на дороге, приложив ухо к земле.

— А вот и телега, — сказал он спустя несколько секунд. — Даже несколько. К нам приближается крупный отряд.

— Откуда?

— Нагоняют, — Рэн поднялся и указал на небольшой холм, из-за которого они сами недавно пришли. — Медленно, но верно.

Хелия тут же окинула взглядом окрестности:

— А тут и спрятаться негде… Эй, что ты делаешь?

— Мы не будем прятаться, — сказал Рэн, застёгивая нашейник. — Судя по всему, это обоз. Прикинемся путешественниками, попытаемся к ним пристать.

— Уверен, что нам по пути?

— Эта дорога ведёт на полуостров. Куда ещё они могут ехать, кроме как в Нанторакку?

Ждать пришлось недолго: вскоре из-за холма показались первые всадники. Кони шли быстрым шагом, временами переходящим на рысь, их наездники даже издалека не вызывали сомнений о роде своих занятий. Рэн разглядел короткие луки и копья, куртки и шлемы поблёскивали на солнце — мужчины явно были воинами. В авангарде пуэри насчитал десять всадников, едущих по двое, а за ними начинались запряжённые двойками повозки. Когда обоз подъехал ближе, охотнику удалось разглядеть содержимое повозок: они до самых бортов были заполнены тканями, коробами, посудой и прочим скарбом. Владельцы всего этого добра сидели там же — в основном старики, женщины и дети.

— Степняки, — констатировала пиратка, приложив руку козырьком. — А, нет, не только. Народ всякий, даже парочку либрийцев вижу. Куда это они такой компанией?

— Сейчас узнаем.

Процессия растянулась на пару сотен саженей, поэтому когда передовые воины уже подъезжали к вставшей на обочине парочке, замыкающие ещё только выезжали из-за холма. Угрюмые всадники в остроконечных шлемах только пристально оглядели Рэна и Хелию, но не остановились и даже не замедлились — так и проехали мимо. Едущие в повозках обратили на них ещё меньше внимания — судя по взглядам, людей куда больше занимал следующий изгиб тракта.

Рэн уже хотел окликнуть кого-нибудь, чтобы задать интересующие его вопросы, но тут с одной из телег к ним спрыгнул кучерявый мужчина лет тридцати и, добродушно улыбаясь, что-то невнятно протараторил.

Хелия, не сводя взгляда с чернявого незнакомца, наклонилась к самому уху пуэри:

— Что он сказал?

— Я тоже не понял.

— О, так вы не здешние? — мужчина заговорил на Локуэле, но с незнакомым Рэну акцентом. — Простите мне недогадливость. Я спросил — как получилось, что вы оказались здесь вдвоём? Сейчас опасно путешествовать вдвоём. Да и вообще опасно путешествовать!

— Мы идём в Нанторакку и хотим… — начал было пуэри, но незнакомец его прервал.

— Туда же, куда и все эти люди! — он обвёл рукой проезжающий мимо обоз. — Позвольте мне пригласить вас с нами. У вас нет лошадей, а с обозом вы доберётесь до Светлого Города быстро и безопасно.

Не ожидав такого радушия от незнакомца, Рэн и Хелия переглянулись, и пиратка тут же, не давая ему передумать, выпалила:

— Мы с радостью!

Мужчина на мгновение просиял ещё более радостной улыбкой и поклонился, приложив руку к груди:

— Меня зовут Рахим. В нашей повозке ещё есть свободное место, и я буду счастлив разделить с вами дорогу. Но нужно поторопиться, идёмте! — и он первым побежал за удаляющейся телегой.

Всё ещё удивлённым спутникам не осталось ничего, кроме как снова переглянуться и последовать за ним.

Несмотря на то, что движение обоза было довольно-таки неспешным, останавливаться, похоже, никто не собирался. Ни одна повозка и ни один всадник даже не замедлились — пришлось заскакивать вслед за Рахимом прямо на ходу.

Здесь, помимо новоприбывших, ехало ещё три человека. Впереди, откинувшись на куче тряпья, явно что-то под собой скрывающего, сидела полноватая женщина средних лет. Смуглая, большеглазая, вся увешанная различными фенечками и оберегами, она более всего напоминала растрёпанную сову. Рахим представил её как госпожу Сенерию, гадалку, и та медленно кивнула, разглядывая новых попутчиков.

Вдоль левого борта разлёгся бородатый великан, облачённый в тяжёлый доспех — и, судя по его позе, ему не было даже хоть сколько-нибудь неудобно. «Господин Хальсет, странствующий рыцарь» — и воин коротко махнул рукой в приветственном жесте. Хелия тут же уставилась на него во все глаза.

Последним их попутчиком оказался лысый, заросший щетиной мужчина лет пятидесяти. Он представился сам:

— Колт. Путешественник.

Что-то в этом человеке насторожило Рэна. Голос прозвучал глухо, надтреснуто, но пуэри этим было не обмануть: за якобы пропитыми связками явно скрывался хорошо поставленный баритон. Колт, не отрывая взгляда, перебирал чётки, и, казалось, ему нет никакого дела до новых спутников. Однако лишь немного понаблюдав за ним, Рэн догадался, что чётки — лишь повод, чтобы не встречаться взглядом с другими пассажирами повозки. Лицо путешественника выглядело грубым, обветренным, даже несколько осунувшимся, но, тем не менее, некоторые из его черт показались молодому пуэри смутно знакомыми.

— Что до меня, — сказал Рахим, усаживаясь напротив Хелии, — то я — тоже странствующий рыцарь. В некотором роде.

Хальсет громко фыркнул, но чернявый мужчина нисколько на него не обиделся.

— Я менестрель, — улыбнулся он, достав из кожаного мешка укороченную теорбу. — К вашим услугам!

Он проиграл несколько аккордов, явно взяв их из вступления к какой-то песне, и, под неодобрительные взгляды присутствующих, ещё раз поклонился.

Рэн и Хелия коротко представились, следуя своей легенде. Судя по взглядам гадалки и рыцаря, те не очень-то в неё поверили, а Колт снова не соизволил оторваться от своих чёток. Один лишь Рахим казался дружелюбным в этой компании. Порой даже чересчур дружелюбным.

— Счастлив нашему знакомству! — воскликнул он. — Однако простите мне любопытство и настойчивость, откуда вы всё же держите путь?

— Так почему ты говоришь сейчас опасно путешествовать? — проигнорировав вопрос, спросил Рэн. — Мы действительно не местные.

— Да вы никак прямо с Нира свалились, — пробасил великан в доспехах.

— Вы разве не слышали последние новости? — продолжил за него менестрель. — Они уже целую неделю гуляют по всему миру. Сейчас только и разговоров, что об этом.

— Мы шли через глушь, — отмахнулась пиратка и переключилась на рыцаря. — Господин Хальсет, а вы — настоящий рыцарь? В жизни не видела ни одного странствующего рыцаря…

Бородач посмотрел на неё, как на дуру, и уже собирался что-то ответить, но пуэри не собирался сбиваться с темы:

— Что за новости такие?

— Последние Дни, — сказала гадалка, и Рэн вздрогнул, то ли от интонации её голоса, то ли от неожиданности.

— Бррр, дамочка, ну зачем так нагнетать-то? — рыцаря пробрало ещё сильнее, и он сел. — С чего вы взяли? Вас послушать, так лучше прямо сейчас на меч броситься!

Сенерия, одарив Хальсета равнодушным взглядом, пожала плечами, мол, дело твоё, хочешь — бросайся, а факт есть факт.

— Друзья, не будем ссориться, — примирительно сказал Рахим. — У нас нет повода для такого пессимизма, но…

— То есть легионы отродий — не повод? — так же холодно спросила гадалка.

— Легионы? — Хелия даже забыла про саженную диковину в доспехах. — Это сколько? И где?

— Новости пришли с севера, — пояснил бард. — Никто не знает, откуда они взялись, но их там стало намного больше, чем в Острохолмье. И они идут сюда.

— Да вы шутите! — с сомнением бросила пиратка, но на неё даже не обратили внимания.

— Говорят, эти орды начисто истребили народ пустынников, — хмуро сказал Хальсет. — И это за какую-то неделю! Расправившись с ними, отродья вроде бы хлынули одновременно на запад и юг. Движутся они быстро, так что на северо-западе вполне могли дойти до Орк-Дуг-Дара, а на северо-востоке — перейти на этот берег Красса.

— И никто не смог дать им достойный отпор?

— Их числу нечего противопоставить. Надеюсь, северяне успели заключить союз с орками. Если так, то вместе они смогут удержать отродий у Хребта Бурь. На какое-то время.

— Так значит, всё вот это, — Хелия обвела пальцем обоз, — беженцы?

Вместо ответа последовал мрачный кивок.

— Понятно, чего тут все такие кислые.

— Мы — одни из последних, — с сожалением развёл руками Рахим. — Кто-то ушёл в восточные земли, искать пристанища у Костяных Людей, другие, как мы — на запад. Но тут ближайший город, имеющий хоть какие-то стены — это Нанторакка. Там уже собрались те кланы кочевников, что оказались неподалёку. Несколько кланов мужественно отправились навстречу опасности, дабы сойтись с нею в смертном бою…

— Тупицы, — гадалка прервала внезапно прорезавшуюся в барде патетику. — Вместо того, чтобы сосредоточить все силы в одном месте, они хотят погибнуть по отдельности.

— Это же такая тактика, госпожа Сенерия! — воскликнул бард. — Они ценой своей жизни тянут время, дают возможность таким, как мы, спрятаться за стенами! Хотя бы потому, что со стен воевать удобнее!

Сенерия прикрыла глаза и тихо, на грани слышимости, сказала:

— Нас не спасут стены. То, что я видела в гуще, не превозмочь никакими армиями, никакой магией, никакими хитростями. Видения ясны и однозначны, как никогда.

Все, кроме неё и Колта, переглянулись.

— Нанюхавшись ваших благовоний ещё не такое можно увидать, — с сомнением проворчал Хальсет.

Глаза гадалки открылись, на какое-то мгновение она утратила над собой контроль, и её надменное спокойствие сменилось ужасом и обречённостью. Рэн слышал, что большинство гадалок — шарлатанки, но в тот миг лицо Сенерии буквально кричало: «Я сама была бы рада не верить тому, о чём говорю». Эта горечь выглядела настолько правдиво, что пуэри поневоле поверил ей. Женщина тем временем взяла себя в руки и ответила:

— Обычно видения настолько разные, что по ним невозможно ничего предсказать. Они показывают то один вариант развития событий, то другой, то третий. Иногда видений вообще нет, потому что будущее слишком неопределённо. Но последние несколько недель я вижу одно и то же. С каждым разом всё ярче. Детали повторяются, их становится больше. Эти видения открылись мне не потому, что я обнюхалась, а потому что так и будет, и изменить мы ничего не можем.

На какое-то время над повозкой повисло молчание. Скрипели старые колёса, постукивали копыта лошадей, изредка то с одного конца обоза, то с другого доносились короткие выкрики — сопровождающие его воины докладывали обстановку. Сидящий на козлах старик задремал, но лошадям его вмешательство и не требовалось — они просто следовали за другими телегами.

— В такое трудно поверить, — проговорила гадалка, ложась поудобнее. — Даже я предпочитаю надеяться, что где-то ошиблась и нас всех пронесёт. Потому что иначе не на что надеяться.

— А что было в этих видениях? — спросил Рэн.

— Зачем тебе это знать?

Пуэри поймал на себе внимательные взгляды всех присутствующих, даже Колта. Всех интересовало, зачем ему нужны детали. Одни верили в предсказание, но надеялись, что их разубедят. Другие считали предсказание чушью, но боялись, что их каким-то образом заставят поверить. А всё потому, что даже если эти видения — плод воображения гадалки, это ещё не значит, что Последние Дни не настанут.

Поэтому, понимая, насколько важна в таких обстоятельствах надежда на лучшее, даже если основана она на лжи, Рэн ответил:

— Я не верю во всякие там концы света. Их уже много раз предсказывали. Просто интересно, с чем мы столкнёмся на этот раз. Нужно же к чему-то готовиться.

Было заметно, что этот ответ всех вполне устроил. Сенерия пожала плечами, поправила побрякушки на груди и вздохнула, собираясь с духом.

— Первый раз я увидела это чуть больше года назад. Точнее… Некоторые мои видения стали прерываться белыми вспышками. Я не смогла это истолковать, но не придала этому значения, потому что в видениях может быть всё, что угодно. Потом видение посетило меня во время сна — я увидела город, медленно погружающийся в булькающую грязь. Но и этому я не придала значения. До тех пор, пока совсем недавно отродья не стали появляться повсюду. Я попыталась вызвать видение судьбы мира.

— Я слышал, искусством толкования таких видений не владеет ни один ясновидящий, — внезапно подал голос Колт.

— Верно, — кивнула гадалка. — Потому что они настолько сложны, что выделить из них хоть что-то конкретное человеку не под силу. Но послушайте, что я увидела, и решайте сами, — она снова вздохнула. — Всегда по одному сценарию. Сначала — пылающие города. Их много, они разные, и люди в них тоже разные. Их огромные толпы. Им очень тесно, они, как обезумевшие, толкают и бьют друг друга, те, кто падает, уже не поднимаются. Их тела превращаются в грязь. Люди начинают бросать эту грязь на огонь, надеясь таким образом потушить его, но пламя от этого только ярче. Вскоре оно затапливает города изнутри. Потом другой образ — мерзкая жижа, в которой что-то шевелится. Как тысячи змей или личинок, барахтающихся в слизи, но что это на самом деле — не разобрать. Третий образ — океан, густой, как тесто, с волнами бурого цвета. В нём барахтаются уже люди. Они пытаются сражаться с океаном, рубят его на части оружием. Всё бесполезно. Они тонут один за другим, лишившись сил. Но все они утонуть не успевают, потому что всё вдруг вспыхивает неистовым светом и исчезает. Не остаётся ничего. Видение обрывается.

Сенерия замолчала, а Рэн с Хелией тревожно переглянулись.

— И вы решили, что это видение означает Последние Дни? — спросил Рахим, который явно ожидал чего-то похуже. — Мне кажется, это слишком расплывчато, чтобы так скоро судить о значении видения.

— Чтобы заявить о Последних Днях, нужно что-то повесомее, дамочка, — согласился Хальсет.

Гадалка и не ожидала другой реакции.

— Надеюсь, вы правы. Потому что образы очень яркие. И являются не только мне.

— Но почему тогда молчат Видящие? — спросила Хелия. — Разве не их дело круглый год сидеть в своих кельях и пытаться увидеть знак от Богов? Может, тогда и нет никакой угрозы, раз они молчат?

Судя по выражению лица гадалки, она ещё многое могла сказать и объяснить, но отчего-то сдержалась и лишь снова пожала плечами.

На этом разговор прервался. Каждый задумался о своём.

Мимо медленно проплывали безмятежные пейзажи, Рэн смотрел на них, но не видел. Все его мысли были заняты разговором со случайными попутчиками. И чем больше он думал, тем сильнее крепла паника внутри.

Ожили его давние страхи, перед глазами всплыл Небесный Город — и армии Ванитар, стирающие его в пыль. Он вспомнил, как бежал вниз, уклоняясь от падающих каменных глыб и огненных струй, почти не надеясь выжить. Он не мог найти ни одного выхода, ни одного шанса спастись, потому что в его голове с оглушительным треском лопнула иллюзия благополучия. Нет ничего обманчивее, чем благополучие. Кажется, что вот оно, его можно потрогать: погладить сытую кошку, разлёгшуюся на солнце, или потрепать по волосам увлечённого игрой ребёнка, но на самом деле это — глупейший самообман. Прожив какое-то время в более-менее комфортных условиях, человек начинает думать, что и завтра ничего особо не изменится. В этом-то и заключается самая страшная ошибка. В надежде на устойчивость карточного домика, которому для разрушения достаточно одного тычка пальцем… Разве можно привыкать к настолько зыбким вещам? Но люди рады привыкнуть к своему благополучию, потому что оно настойчиво подсовывает уверенность в завтрашнем дне. И винить в этом некого. Иллюзии каждый создаёт себе сам.

Однажды Рэн уже позволил себе обмануться благополучием — и его мир погиб. Попав в мир людей, он думал, что больше не совершит такую ошибку, но всё же успел привыкнуть к новому порядку. Из-за Гроггана разговоры об уничтожении мира ходили уже давно, но теперь факты говорят сами за себя.

Предсказание Сенерии слишком похоже на то, о чём говорил Энормис.

Вероятность сговора ученика Мага с обычной гадалкой крайне мала.

Вероятность простого совпадения их слов и происходящего в мире — ещё меньше.

Значит, предсказание почти наверняка правдиво.

Уже сейчас можно с уверенностью сказать: существующий миропорядок доживает свои последние дни. Вопрос лишь в том, идёт ли ему на смену новый, или в итоге не останется ничего.

Видение и впрямь довольно прямолинейно, если знать кое-какую подоплёку. «Грязь» — это почти наверняка возвраты. Их стало так много, что человечество уже не может игнорировать их последствия. После того, как Грогган в короткие сроки захватил ещё две эссенции, прямо из ниоткуда возникли огромные армии отродий, маршем идущие по владениям людей и уничтожающий всё на своём пути. И ведь это только начало. Что будет, когда возвраты войдут в полную силу? Останется ли в Нирионе место, способное укрыть хоть какое-то количество выживших?

Впрочем, это не так уж важно. Сенерия сказала, что её видения стали заканчиваться вспышками чуть больше года назад. Примерно тогда в этом мире объявился Грогган и стал собирать протоэлементы. Совпадение? Вряд ли. Скорее всего, «видение судьбы мира» делится на два потока. Первый — это фрагменты с «грязью». Они иллюстрируют то, к чему мир подошёл вплотную — борьба людей друг с другом, возникновение орд отродий, борьба людей за выживание. Это уже свершившиеся факты, поэтому исход ясен — люди погибнут. Полностью. Как вид. Но есть ещё и второй поток — «вспышка, после которой не остаётся ничего». Она не привязана к первому потоку, она просто его прерывает. Если это не из-за расщепления мира, которое задумал Грогган, то Рэн — не пуэри. Итак, самый главный вопрос: который из концов света должен настать раньше?

Охотнику стало казаться, что нашейник душит его, и с трудом сдержался, чтобы не сорвать проклятый кусок кожи. Его аккуратно тронули за рукав: это Хелия, явно заметившая, что с её спутником творится что-то неладное. Совершив над собой титаническое усилие, Рэн улыбнулся ей и сел поудобнее, сделав вид, что его клонит в сон. Он не мог позволить себе паниковать, поэтому срочно требовалось направить мысли в нужное русло.

Уповать на то, что удастся предотвратить предначертанное, не приходится. Получается, любые усилия — тщетны? Как бы не так. Остаётся ещё вопрос точности трактовки. Нужно пойти по порядку. Однозначна ли трактовка первого потока? Пожалуй, однозначна. Люди породили грязь, которая, расплодившись, вот-вот убьёт своих создателей. Но погибли ли они в видении? Нет. Концовки у видения нет. Её заслоняет вспышка, вызванная вмешательством Гроггана в судьбу Нириона. Как пришелец из другого мира, он играет роль внешнего фактора, и потому идёт отдельным потоком. Отсюда вытекает банальный набор из двух новостей.

Плохая новость — потоки не синхронизированы по времени, так что Грогган вполне может расправиться с миром раньше, чем тот сгниёт в пучине возвратов.

Хорошая новость в том, что в концовке видения может быть всё, что угодно. Но откроется она только тогда, когда второй поток перестанет существовать.

Вывод: нужно как можно скорее расправиться с Грогганом, и тогда будет шанс, что Нирион всё же не прекратит своё существование.

«Вроде бы, это как раз то, с чего я начал», — подумал Рэн и хмыкнул про себя. — «Всё не так уж плохо».

Успокоив себя таким образом, он несколько расслабился. Предсказание свалилось на него, как снег на голову — хотя, казалось бы, такого следовало ожидать — но пуэри всё же оказался к нему не готов. Он тайком осмотрел лица спутников: те выглядели мрачными, задумчивыми, встревоженными, но ни в одном из них не угадывалась внутренняя паника, приступ которой только что случился с Рэном. Судя по всему, они не поверили в реальность угрозы, отказались принять собственную близость к пропасти. Пуэри до сих пор удивлялся этому людскому качеству: даже если на их глазах мир будет обращаться в пепел, они просто откажутся в это поверить, например, подумают, что им это снится. Поразительная непосредственность! Можно отгородиться от любой проблемы, попросту отказавшись её осознать. Жаль только, что проблема от этого не становится менее реальной.

До самого вечера разговоры не возобновлялись. Лишь на закате, когда воины-сопровождающие дали команду к привалу, всеобщая задумчивость стала сдавать перед дорожной предсонной суетой. Обоз остановился в уютной ложбинке между холмов. Телеги составили в большой круг, внутри него тотчас образовались круги поменьше, в центре каждого из которых вскоре заполыхал костёр. Люди готовились к ночёвке: брали из повозок припасы и одеяла, окликали знакомых, некоторые даже ставили небольшие шатры. Когда наступили сумерки, по лагерю уже вовсю плыли запахи приготавливаемой пищи.

Рэн, которому после такого ясного дня еда не требовалась, оставил Хелию с новыми знакомыми, а сам взобрался на ближайший холм, чтобы осмотреться. Благодаря своему чувствительному зрению он всё ещё мог видеть довольно далеко, но виды были однообразными: повсюду виднелись лишь поросшие дикой травой вершины холмов, лишь с одной стороны отчётливо различалась могучая река — её противоположный берег тонул в сумеречной дымке.

Вернувшись в лагерь, пуэри обнаружил Хелию кашеварящей на пару с гадалкой. Странствующий рыцарь разминался с щитом и мечом неподалёку, а Рахим сидел рядом с женщинами, и рот у него буквально не закрывался. Судя по всему, бард рассказывал о приключениях, выпавших на его долю во время странствий. Зная, что человек, зарабатывающий на хлеб повествованиями, может вести их хоть до утра, охотник разом утратил желание подсаживаться к спутникам. После сегодняшних откровений ему хотелось только одного — чтобы не трогали.

К счастью, Рэна ещё не заметили, поэтому ему удалось тихо уйти в сторонку. Он уже собирался лечь спать, но тут нечто странное привлекло его внимание. Вполоборота к нему, у собственного маленького костерка, сидел Колт. Глаза закрыты, руки сложены в молитвенном жесте, губы беспрестанно шевелятся.

И только теперь пуэри вспомнил, где видел этого человека.

Ошибки быть не могло, Рэн тут же решительно направился к «путешественнику».

Не дожидаясь, пока мужчина закончит молитву, охотник сел напротив и сказал:

— Без сутаны тебя не узнать.

Колт мгновенно открыл глаза и ожёг молодого пуэри пристальным взглядом. Молчаливый поединок продолжался какое-то время, но закончился ничьей — ни один из них так и не отвёл взгляда.

— И что теперь? — тихо спросил мужчина. — Убьёшь меня?

Такого вопроса Рэн не ожидал.

— Убью? Зачем?

Настала очередь Колта удивляться.

— Так значит, ты не наёмник Церкви?

Рэн покачал головой и ответил:

— Я просто узнал человека, что заставил людей сжечь собственного Мессию. Я здесь не для того, чтобы тебя убить. Но мне чрезвычайно интересно, что двигало тобой. И как ты оказался здесь.

— И зачем тебе это?

— Я страшно любопытный.

Назвавшийся Колтом епископ сел удобнее.

— Ты, наверное, как и остальные на той площади, ненавидишь меня?

— Скорее презираю, — немного подумав, ответил Рэн.

— Значит, твой гнев не так уж слеп, — мужчина вздохнул. — Но окажись я на месте Сарколы, ты бы не стал сожалеть. Так ведь?

— Разве это важно?

— Это важно, — с нажимом произнёс Колт. — Ибо каждому деянию в противовес должно совершаться другое, уравновешивающее деяние. Так творится справедливость. Но справедливо ли ненавидеть того, кто уже расплачивается за свои деяния?

— Нет никакой справедливости, — сказал Рэн, усмехнувшись. — Её придумали люди, чтобы иметь законную причину вершить месть и ненавидеть. Нет никаких уравновешивающих друг друга поступков. Если ты совершил зло, кто-то рано или поздно совершит зло в отместку и скажет, что это «справедливо». Так что сделал тебе Саркола? Неужели он был столь плохим человеком по-твоему, раз заслуживал такого воздаяния?

— Никто в Церкви не считал его плохим человеком, — покачал головой епископ. — У меня не было к нему личных счётов. Но его идея была настолько огнеопасной, что грозила развалом всей Церкви.

— И поэтому нужно было его сжечь заживо? — пуэри поднял бровь.

— Разве ты не знаешь, что такое Церковь для народа? — печально усмехнулся Колт. — Видимо, ты пришёл издалека, раз не понимаешь, как она работает. Она служит оплотом, опорой, но только до тех пор, пока едина.

— Примерно представляю, о чём ты.

— Тогда представь, что Сарколе было дано предостаточно шансов одуматься. Он отринул их все. Слишком верил своему наитию. Слишком хотел воплотить идею в жизнь. Мы никогда не узнаем, на самом ли деле с ним говорили Боги, или же он только убедил себя в этом. Но что касается меня — нет, я не верю, что Создатели способны бы внушить своему слуге такую крамольную мысль, как «Божественное Царство».

При слове «Создатели» Рэна передёрнуло, но он решил не поправлять человека, свято убеждённого в том, что всё вокруг было создано его богами.

— Даже если так, то способ вы выбрали явно не самый простой.

— Таково наказание для еретиков, кем он и являлся.

— Фальшивое нападение на дворец тоже было частью этого наказания?

Колт тяжело посмотрел на собеседника и снова вздохнул.

— У меня была своя церковь в Нейрате, — сказал он и прикрыл глаза. — Обычная церковь, с самыми обычными прихожанами. Разве что эти прихожане очень любили мои проповеди. Благодаря этому меня и посвятили в сан епископа. Когда Прокуратору стало ясно, что Сарколу не склонить к традиционному учению, он отдал приказ: разоблачить еретика и предать его очищению огнём. Инквизиция для такого дела не годилась. Тем не менее, какая-то подготовка к публичному разоблачению явно велась. Нападение на дворец — это идея короля, я почти уверен. Ему нужно было сохранить свою власть и свести к минимуму революционные настроения. Всё, что требовалось Церкви — человек с хорошими ораторскими способностями. Я вызвался сам, поскольку являюсь приверженцем традиционализма. Я прибыл в Энтолф и вызвал Сарколу на публичный спор. Он отказался. На следующий же день я вышел на площадь. Ты был там. Ты слышал меня. Я говорил то, что должен был сказать, что от меня требовал мой долг и моя вера. Я верил и продолжаю верить в свои слова. Они шли от сердца. Без этого мне бы не поверили все те люди.

— Ты запугал их.

— Я открыл им глаза на происходящее. Я показал им, как мыслит истинный явороверец.

— Твоя речь слишком напомнила мне метод кнута и пряника.

— Это ораторское искусство. Умение говорить. Я лишь научил тех людей правильно думать.

— Я где-то читал, что учить других думать по определённому образу и подобию — это преступление.

— Пусть так, — со смирением кивнул епископ. — Но тогда его совершает любой говорящий с трибуны, в том числе и Саркола. Просто я оказался убедительнее его. Сначала.

От Рэна не ускользнула нотка печали, проскользнувшая в голосе мужчины.

— Сначала?

— Да, — мрачно кивнул Колт. — Сожжение получилось… неординарным. Думаю, ты сам знаешь, что именно прошло не так. Начали искать крайних. Так уж вышло, что твой покорный слуга стал первым козлом отпущения. Чтобы избежать участи быть растерзанным толпой, мне пришлось уже на следующий день бежать из столицы. Я планировал вернуться в Нейрат. Но примерно на полпути меня нагнали наёмные убийцы. Только божественное провидение и добрые люди не дали мне отправиться к праотцам в ту же ночь. Действовали они явно по приказу Прокуратора.

— Не Церковь, а банка с пауками.

— Не надо, — сказал епископ и сжал губы. — Что хочешь говори о людях, но не тронь святое. В общем, в ту ночь я понял, что отлучён от Церкви. Оно и понятно — требовалось успокоить народ, сказать, что убийца их любимчика найден и предан суду… Вот только я уже не мог согласиться с таким результатом своих стараний. Всю жизнь я только и делал, что следовал Священному Писанию, каждой его букве. Я просто не мог поверить в то, что Боги могли так прогневаться на меня за то, что я так сильно их любил. К тому же, очевидно, что именно Они спасли мне жизнь… Поэтому я пустился в бега, — Колт провёл рукой по лицу. — Обрился наголо, отрастил бороду. Перестал носить сутану. Начал называться чужими именами. И вот я перед тобой.

Пуэри помолчал какое-то время, размышляя над рассказом бывшего епископа. По всему выходило, что тот не лжёт и не приукрашивает — он действительно верит в свои слова. Разность веры. Два человека верят в разные вещи. И один убивает другого, потому что считает, что его вера имеет больше прав на существование…

— Судя по всему, твоим Богам всё равно, что будет с людьми в этом мире, — сказал пуэри, вставая. — Ты слышал предсказание. Поверь, оно правдиво.

— Я знаю, — твёрдо отозвался мужчина. — И мы заслужили каждую секунду своей судьбы.

Рэн ушёл. А на следующий день, как ни в чём не бывало, сел в одну повозку с этим человеком, словно и не было между ними никакого разговора. Он больше никогда и никому не выдал тайны беглого епископа.

Глава 26 Кости мира содрогнутся

Я проблуждал по Ниолону весь остаток дня. Лес, конечно, очень красивый и разнообразный, но всё же в итоге мне до чёртиков надоели эти бесполезные перемещения.

Мне так и не удалось найти ни одного разумного обитателя Леса Вечной Осени. Зайцы — есть, олени — есть, даже какая-то летающая мелочь вроде фей и то есть, а вот эльфов — нет. Под конец даже стало казаться, что они прячутся от меня, надеясь, что я нагуляюсь и уйду. Чтобы разуверить их в таком глупом предположении, я улёгся спать прямо под деревом. Всё же хорошо быть чародеем Вне Лестницы — можно позволять себе даже такие откровенно глупые вольности, не боясь проснуться в чьём-нибудь желудке.

Однако и мнимой уязвимостью мне никого выманить не удалось. Никто даже не потревожил мои тщательно спрятанные охранные круги. Похоже, в этом лесу дураков нет.

Я попытался быть вежливым гостем, но хозяева моего жеста не оценили, поэтому первое, что я сделал, поднявшись — заорал, усилив голос магией: «Аууууу!!!». Мой голос грохнул не хуже раската грома и укатился вглубь талинатовых зарослей. Отражению эта моя выходка пришлась очень по вкусу, оно тут же согласилось, что сегодняшняя моя тактика намного эффективнее вчерашней. Как двойник это понял? По тишине, которая наступила после того, как стихло эхо. Кажется, даже листья перестали шелестеть на ветру.

Удовлетворённый результатом, я заложил руки за спину и не спеша пошёл в случайном направлении. Конечно, я мог бы использовать поисковое заклинание и выйти к какому-нибудь поселению эльфов самостоятельно, но опасался переборщить с наглостью. Хозяин должен сохранять инициативу в своих владениях — так ему комфортнее.

Ждать пришлось не так уж долго. Уже спустя полчаса я почувствовал, что за мной наблюдают. Наконец-то!

— Не прячься, — сказал я в пустоту. — Я пришёл поговорить. И уже довольно долго жду, когда кто-нибудь из вас меня встретит.

В ответ очень красноречиво промолчали.

— Я же буду тут орать, пока вам не надоест. Давай поговорим.

— Уходи, — ответила пустота.

Должен сказать, в последнее время я так часто слышу это слово, что стал всерьёз опасаться, не станет ли оно моим вторым именем. Энормис Уходи. Человек, которому никто не рад. Обидно даже.

— Ух ты! — воскликнуло Отражение, тыча пальцем куда-то в сторону. — Настоящий эльф!

Я обернулся в указанном направлении. Настоящий эльф восседал на не менее настоящем массивном саблезубе, который не очень-то дружелюбно на меня скалился полуаршинными клыками. Всадник, судя по всему, уступал мне в росте на целую голову, но этот недостаток с лихвой компенсировался размерами зверя — высотой в холке тот недалеко ушёл от лошади. Пожалуй, такая киса вполне способна одним махом отхватить незадачливому чужаку полтуловища.

Я впервые видел эльфа, а потому жадно изучал каждую деталь его внешности: разрисованная светлыми полосками смуглая кожа, короткие волосы цвета льна, крупные глаза, даже с расстояния в тридцать шагов отдающие зеленью, и выражение лёгкой досады на лице. Телосложением парень (ибо на вид ему нельзя было дать больше двадцати пяти) очень напоминал Рэна, но вот через плечо у него был переброшен лук, из которого я бы не постеснялся выстрелить даже в дракона. Оружие явно превышало сажень в длину, а толщина тетивы намекала на силу натяжения лука, способную порвать железный прут. Плюс к этому я безошибочно определил в своём новом знакомом чародея уровня двенадцатой ступени.

— Теперь понятно, почему никто не хочет с ними связываться, — хмыкнув, уронил двойник.

— Ты ведь знаешь, кто я, не так ли? — вопросил я, не отрывая взгляда от плотоядно облизывающегося саблезуба. — Тебе должно быть известно, что я просто так не прихожу, и уж тем более не ухожу, когда меня об этом просят.

— Ты ученик Мага, — сухо отозвался эльф. — Но здесь он никогда не имел власти. Ты никому здесь не интересен. Уходи.

— Слушай, я не собираюсь с тобой препираться. Пока не поговорю с твоим королём, не уйду. Даже если ты откажешься меня к нему проводить, я смогу найти его сам. Давай не будем ссориться.

— Ты угрожаешь эльфам? — всадник вскинул бровь.

— Да Боги упасите! — я замахал руками. — Какой смысл угрожать? Нынче без всяких угроз всем скоро хана придёт!

В глотке у саблезуба заклокотало.

Я лишь усмехнулся. Если бы этот хлыщ мог хоть что-то со мной поделать, он бы даже в разговор вступать не стал. Но он не может, и вместо того, чтобы сэкономить время нам обоим, он треплет мне нервы. Что ж, тут он преуспел. Настроение у меня стало портиться.

— Покорми свою зверюгу и пойдём, — сказал я, утратив желание вести вежливую беседу. — У меня нет времени расшаркиваться перед тем, кто ничего не решает.

Мне слабо верилось в то, что после этих слов эльф сразу сдастся и сделает, как я хочу. Они же гордые, им нужно, чтобы всё было, как хотят они. Но конкретно этому парню удалось меня удивить.

Вместо дальнейших препирательств он развернул зверя и бросил через плечо:

— Просто хотел убедиться, что ты не замышляешь ничего враждебного. Иди за мной.

Вопрос «и как ты понял, что именно я замышляю?» так и остался не озвученным. Пусть думает, что хочет, лишь бы вёл меня куда надо.

Эльф пустил саблезуба медленным шагом, так что я без труда за ним поспевал, впрочем, держась на безопасном расстоянии. Не имею понятия, каким образом лесные затворники приручают таких зверей, но я бы не стал рассчитывать на покладистость кошки. Всем известно, что у них дурной характер.

Идти пришлось долго. Признаюсь, я всю дорогу ждал, что саблезуб взбрыкнёт или хотя бы закапризничает, но не тут-то было — тот шёл так спокойно, словно его хорошенько загипнотизировали. Лес становился то чуть светлее, то чуть темнее, но в целом пейзаж не менялся. Я оглядывался по сторонам уже без всякого интереса, хотя всё вокруг по-прежнему казалось прекрасным до ряби в глазах. Мне не терпелось закончить здесь свои дела и отправиться дальше — и так целый день зря потерял.

Мой сопровождающий не развлекал меня разговорами. Я попытался пару раз спросить, долго ли ещё, но тот даже головы не повернул. Кажется, ему вообще было всё равно, иду я за ним или нет. Не очень-то приветливый субъект.

В какой-то момент я понял, что мы поднимаемся на холм. Впереди, на некотором отдалении, стволы и кроны талинатов освещались приятным зеленовато-голубым светом, но из-за подъёма источник света не был виден.

— Кажется, пришли, — пробормотало Отражение, которому, как и мне, уже надоело ходить.

Двойник не ошибся. Когда подъём закончился, нашим глазам предстало селение эльфов. Холм, на который мы поднимались, вместо вершины имел углубление — в нём-то и обосновались местные жители.

Мой провожатый, всё больше напоминавший мне сомнамбулу, внезапно заговорил:

— Мне нужно возвращаться. Дом короля в самом центре города. Ты его ни с чем не перепутаешь.

— Оставишь меня без сопровождения? — удивился я.

Но тот и не думал отвечать. Когда я обернулся, он уже уезжал прочь.

— Странный парень, — констатировал мой двойник, глядя эльфу вслед.

— И не говори. Надеюсь, остальные более общительны. Хотя бы чуть-чуть.

Я и мой невидимый друг неспешно направились вниз. Сказав «город» эльф явно погорячился. Хотя бы потому, что здесь не было ни одного дома. Не было улиц. Ни инфраструктуры, ни архитектуры, только причудливые растения, растущие по каким-то невероятным правилам.

Дома эльфов — это деревья, выращенные так, чтобы в них можно было жить. Толстые, полые внутри талинатовые стволы походили на невиданных размеров колонны. Круглые отверстия, напоминающие дупла, служили окнами. Широкие ветви, тянущиеся от одного дерева к другому — переходами. Из иссиня чёрной коры росли темно-зелёные стебли, оплетающие любую поверхность причудливыми узорами. Листва нависала над ярусами ровными пластами, создавая подобие крыш. Из промежутков между широкими округлыми листками торчали пучки крохотных светящихся цветов — именно этот свет, разливаясь вокруг, создавал необходимое освещение. На мой вкус в этом «городе» всё же было темновато, но эльфам явно так нравилось больше. Наверное, их зрение было приспособлено как раз к такой яркости.

— Любители природы, — заключило Отражение, оглядываясь вокруг. — Повёрнутые на экологии маньяки.

Я мог бы возразить, но, если честно, и сам так подумал. Куда ни глянь, всюду находилось какое-то растение, сбивающее с толку своей необычностью. Неизвестно откуда взявшиеся здесь лианы сплетались в настоящие сети с абсолютно одинаковыми ячейками. Кустарники выросли точно так, чтобы создать фигурное оформление для дорожек. Цветы имелись любых размеров и расцветок, их стебли напоминали изогнутые металлические оградки — настолько ровно они изгибались. И самое интересное, всё это отлично гармонировало между собой. Ничего лишнего. Я даже вспомнил сад подружки Муалима, спрятанный в глубине Укромной Долины, потому что меня посетило то же впечатление идеальности окружения.

Повсюду попадалось различное зверьё и птицы, они смотрели на нас несколько удивлённо и совсем не боялись. При этом самих хозяев растительного чуда было почти не видно. Чья-то раскрашенная мордашка мельком выглянула в окно. Красивая пара, взявшись за руки, неспешно прогуливалась по соседней дорожке. Они взглянули на меня, но без всякого интереса — как будто люди разгуливали здесь каждый день. Как и мой недавний сопровождающий, эти эльфы не отличались высоким ростом, но их тела, скрытые под скромной облегающей одеждой, казались стройными, как у профессиональных акробатов.

Навстречу мне попался ещё один местный житель, несущий бадью с водой, и я получил возможность рассмотреть его вблизи. Как и остальные, он был молод и пропорционально сложён, сущий эталон стройности. И первое, что бросилось мне в глаза — это полоски на его коже. Сначала я подумал, что это просто краска, грим. Однако это была не краска и даже не татуировки. Тонкие, ровные шрамы, явно нанесённые специально. На лице, шее, руках, ногах, груди…

— Ещё и самоистязатели вдобавок, — констатировал двойник.

— Особенности культуры, — сказал я тихо. — Давай уже займёмся делом.

Мы ускорили шаг, больше не отвлекаясь на любование окрестностями. Вскоре впереди замаячил особо широкий талинат, и я понял, что мне туда. В отличие от остальных это дерево было белым и стояло особняком. Сопровождающий не обманул. Где ещё искать правителя лесного народа?

Как и у прочих жилищ, в доме короля напрочь отсутствовали двери. Плоское корневище выходило из земли и поднималось на высоту второго этажа, к широкому отверстию в стволе. Ни охраны, ни даже колокольчика. Я неловко постучал об «косяк» костяшками и вошёл.

— Я наверху, — донёсся до меня спокойный голос. — Поднимайся.

Мне довелось повидать всякие интерьеры в домах у знати, но такое я видел впервые. Убранства здесь не было. Только ещё более необычные виды растительности, растущие из пола, стен и потолка. Лишь поднявшись на этаж выше по пологой деревянной спирали, я очутился в комнате, которую ещё как-то можно было назвать жилой. Слева от «лестницы» — что-то похожее на компостную кучу. Наверное, при желании на ней можно было бы спать. Посередине — выросший из пола стол. Справа — подъём на третий этаж.

Король вполоборота сидел напротив, у окна, на небольшом выступе, вылезшем прямо из стены. Он колдовал, држа в руках что-то маленькое.

Совершенно сбитый с толку местными обычаями, я не знал, с чего начать, а потому, сделав шаг вперёд, заговорил с ним как с человеком.

— Ваше величество…

— Меня зовут Мелиар, — спокойно сказал король. — А тебя — Энормис.

Эльф сделал неуловимое движение, и из его рук в окно выпорхнула крохотная птаха. Мелиар посмотрел ей вслед и, вздохнув, поднялся.

Тот же невысокий рост, та же стройность, та же смуглая кожа и светлые волосы. Те же крупные глаза, словно не имеющие выражения. Однако шрамов на нём было куда больше. Первый их слой шёл горизонтально — маленькие чёрточки, ровными рядами спускающиеся от лица по шее дальше вниз. Поверх первого слоя легли вертикальные линии. Они были длиннее и промежутки между ними были шире. Имелся и третий слой: косые линии, идущие через точки пересечений первых двух слоёв. Лишь лицо сохранилось более или менее, вся остальная поверхность кожи сплошь состояла из светлых отметин.

— Говори, с чем пришёл, — эльф изобразил внимание.

Я несколько растерялся, поглощённый противоречивыми чувствами от столь ужасающего самоистязания, однако быстро взял себя в руки.

— Вы, верно, знаете о том, что творится в мире?

Мелиар кивнул:

— Человечеству угрожает гибель. По вашей же собственной вине.

— Человечество — это только начало. Мы просто самые многочисленные. Гибель угрожает всем.

— Ты пришёл просить помощи для своего рода? — веки короля медленно опустились и снова поднялись. — Или ищешь союзников для противостояния своим сородичам?

— Я ищу трезвомыслящих единомышленников, — с нажимом ответил я. — Тех, кто в состоянии на время забыть о своих принципах ради сохранения существующего порядка. Я знаю насколько силён ваш народ и надеюсь, что у вас хватит духу использовать свою силу в критический для всего Нириона момент.

Треклятый эльф смотрел на меня с такой невозмутимостью, что мне показалось, будто он заснул стоя.

— Силён… — проговорил он после недолгой паузы. — И в чём же наша сила?

— Ну, хотя бы в вашей магии, способной творить такое, — я обвёл рукой вокруг себя. — Только не надо мне говорить, что эта сила не годится для войны. Воевали вы немало, и всякий раз побеждали.

— Мы никогда не воевали за всеобщее благо, — так же индифферентно ответил король. — Нас вынуждали воевать. И нынешние события — не исключение.

— Как эгоистично, — фыркнуло Отражение.

В тот день двойник прямо одну за другой озвучивал мои мысли.

— И что, будете сидеть в своём лесу, дожидаясь, пока выродки расправятся с людьми и примутся за вас?

Мелиар не ответил. Просто смотрел мне в глаза.

— Вы же понимаете, что у вас нет никаких шансов справиться в одиночку? Ваш драгоценный Ниолон сожрут до последнего листочка.

Впервые эльф изменился в лице. На его губы вползла улыбка. Он отвернулся от меня и подошёл к окну.

— Ты думаешь, что понимаешь мой народ. Это неправда.

— Ну так сделай одолжение, объясни недостойному, почему вы отсиживаетесь здесь, пока остальные гибнут в самой масштабной войне всех времён, — ядовито сказал я.

Король молчал. Его нисколько не задел мой сарказм, и я даже представить не мог, что нужно сказать, чтобы пробиться сквозь его спокойствие. Надеялся сыграть на его гордости — не вышло. Попытался взять его «на слабо» — тоже не получилось. Однако он принял меня, хотя мог, к примеру, натравить на меня своё непобедимое воинство — тогда мне волей-неволей пришлось бы отступить. Так как его понимать?

— Хорошо, — сказал он наконец. — Если ты так хочешь.

Мелиар обернулся и, снова пронзив меня усталым взглядом, спросил:

— Когда ты шёл через наш город, как много ты видел детей?

— Да я вообще никого почти не видел, — буркнул я.

Король кивнул.

— Нас называют Перворождёнными. Мой народ очень стар. Вы, люди, стареете телами, а потому не замечаете, как стареет вся ваша раса. Мы — замечаем. Мы помним, как появились в Нирионе гномы. А до того сюда пришли орки. А до них — вы. Мир вокруг нас менялся столько раз, что мы привыкли к любым переменам. Поверь, то, что творится в Мире сейчас — цветочки по сравнению с тем, что случилось здесь несколько десятков тысяч лет назад.

Когда он начал говорить, мне захотелось цокнуть и закатить глаза, но от последней фразы я даже отпрянул. Меня вдруг осенило.

Невысокий рост. Светлые волосы. Смуглая кожа. Долголетие. Всё это… Это…

— Да чтоб меня, — выдохнул я. — Пуэри! Вы — их потомки!

Глаза Мелиара сузились.

— О, человек знает о пуэри?

— Знаю? Да я знаком с одним из них!

И тут эльф захохотал. Громко, от души, будто услышал самую смешную в своей жизни прибаутку. Он смеялся и смеялся, а я впал в ступор, потому что более жуткого смеха я в жизни своей не слышал. Так смеются лишь безумцы.

— Довольно! — воскликнул он, просмеявшись. — Пуэри погибли! Все до единого! Ваши боги об этом позаботились. Но даже если один каким-то чудом уцелел и прожил все эти тысячелетия, это ничего не меняет. Потому что мы — не пуэри, и даже не их потомки.

Он приблизился вплотную и снизу вверх заглянул в мои глаза, словно давая мне возможность заглянуть в свои и там найти все ответы.

— Знаешь, как появилось название — эльф? — его голос снова стал непробиваемо спокойным. — Это особенности нашего языка. Эль — это приставка. Она означает отрицание. А полное название нашего народа…

— Эль’фолиэри, — пробормотал я, припомнив рассказ Рэна.

— О, ты и об этом знаешь? Хорошо. Понадобится меньше объяснений.

Он снова отвернулся и подошёл к окну.

— Пуэри — это самая многочисленная, самая развитая ветка расы Орумфабер. Каждая ветвь была по-своему связана с Сущим. Пуэри связаны с ним через эфирное пространство. Поэтому у них есть альтеры и анимы. Пуэри — дуальные существа, самые устойчивые к переменам, потому что когда что-то изменяется для одной их половины, вторая способна компенсировать нагрузку. Но существовали и другие. Мы, фолиэри были связаны с Сущим через природу. Растения, животные. Мы зависим от того, от чего зависит природа, ведь составляем с ней единое целое. Знаешь, что случилось, когда Ванитар нагрянули в наш Мир? Природа сильно изменилась, на уровне основ. Многие виды мутировали. Маленькой группке фолиэри, единственной из всего вида Орумфабер, удалось уцелеть в той бойне, но и мы тоже изменились. В тот день мы перестали стареть.

Король ненадолго замолк, по-прежнему не отрывая взгляда от вида за окном. А когда он снова заговорил, я вдруг понял, почему он так каменно спокоен.

— То, что не стареет, противно природе. Её суть в круговороте. В перерождении. А мы вдруг стали замечать, что наши морщины разглаживаются, а тела становятся похожими одно на другое. Раньше мы были разными и жили несколько сотен лет, а потом вдруг стали вечно молодыми и… похожими друг на друга. Нас принято считать красивыми. Вы, люди, никогда ничего не понимали в истинной красоте. Именно поэтому появилась приставка «эль». Мы поняли, что мы больше не фолиэри. Однако и в кого мы превратились, тоже никто сказать не мог.

Мелиар повернулся ко мне:

— А потом появились вы и сократили эль’фолиэри до простого «эльф». Мы были не против. Нам стало всё равно. Мы считали, что пережили величайшую катастрофу своего вида. Однако чего у вас не отнять, так это умения преподносить сюрпризы. Вы быстро показали нам, что мы ошибались. Когда замкнули мир. Тогда всё сошло с ума, и мы снова изменились.

Я громко сглотнул и решил, что лучше будет слушать и помалкивать. Удивительно, но Отражение тоже не спешило сыпать обыкновенными для себя комментариями.

— Вот почему ты видел так мало взрослых эльфов и совсем не видел эльфов-детей. После замыкания мира мы больше не можем размножаться. Наши женщины, родительницы, бесплодны. У них больше нет величайшего во Вселенной дара — дара создания новой жизни. От связи мужчины-эльфа с женщиной другой расы рождаются только полукровки, не имеющие связи с Сущим. Они могут жить долго, но в остальном они как… люди. Мы впали в отчаяние. Ввязывались в войны, чтобы сохранить то немногое, что у нас осталось. Вот только вечная молодость — это не бессмертие, а потому мы постепенно гибли. На войне ли, в мире ли — не важно. Когда-то в Мире жили сотни тысяч фолиэри. Теперь я король двухсот шестидесяти восьми эльфов.

Мелиар вздохнул.

— А теперь ты хочешь, чтобы мы, последние ошмётки некогда многочисленного народа, изуродованные, вымирающие, сражались за всеобщее благо. Эти шрамы, — он указал на свою шею, — это не украшения. Каждый шрам — это двенадцать прожитых мной лет. Именно столько длились циклы перерождения природы, которые всем естеством чувствовали истинные фолиэри. Я лично наношу их каждому своему сородичу. Только так мы можем чувствовать то, что навсегда утратили. Боль от шрамирования… она напоминает нам о том, что мы всё ещё живые.

— И ты уверен, что вы уже не сможете стать такими, как прежде?

Король грустно улыбнулся.

— Природа продолжает меняться. Она не повернёт назад, её развитие идёт только в одном направлении — вперёд. И нам в ней места уже нет.

Я осмотрелся по сторонам и подумал, что если природе чужды эльфы, то для человечества и вовсе нет хороших новостей.

— Стало быть, вы хотите спокойно тут умереть?

Этот вопрос тоже не застал Мелиара врасплох. Он снова сел у окна.

— Нам наплевать. Мы уже давно существуем по привычке. Просто самоубийство ещё более противно природе, чем вечная жизнь.

— А естественный отбор разве не является законом природы? — дёрнул я за последнюю ниточку. — Разве выживает не тот, кто пытается выжить любой ценой?

— Так думают люди, — ответил король. — И именно потому, что вы так думаете, сейчас вам грозит вымирание. Зверь никогда не станет выживать любой ценой. Он чувствует границы выживания.

Эльф замолчал и сделал вид, что в комнате больше никого нет.

— Кажется, разговор зашёл в тупик, — резюмировало Отражение.

Как ни печально, кривляка был прав. Всё, что я уяснил — ни один эльф не окажет мне содействия.

Я развернулся и направился к выходу.

— Самое главное забыл, — напомнил мне двойник.

Мысленно чертыхнувшись, я крутанулся на каблуках.

— Может быть, ты не откажешься поделиться со мной хотя бы знанием. Раз уж ты живёшь так давно, то должен был слышать о некоей аномалии в Эфире. Я ищу её.

— На что она похожа? — без особого интереса спросил эльф.

— Углубление в пространстве. Такое место, в котором можно проникнуть глубже в Эфир. И чтобы там могло что-то храниться.

— Я знал такое место, — кивнул Мелиар. — Но теперь там всё превратилось в месиво энергетических потоков.

— Где?

— На вершине самого высокого пика Хребта Бурь. Аномалия исчезла, когда мир замкнулся. Как раз после этого там и начались те самые бури. Больше таких аномалий я в Нирионе не встречал, — он помолчал. — А теперь, если я удовлетворил твоё любопытство, оставь нас в покое.

Эльф отвернулся.

Я ещё раз посмотрел на стройную фигуру, сидящую у окна. Именно так должно выглядеть отчаяние. Оно годами, сотнями лет сидит и смотрит в одну точку, не двигаясь с места, словно растение на подоконнике… Оно молодо телом, полно сил, но внутри у него пусто, как у дерева с дуплом. Оно ничего не хочет и боится, что его заставят чего-то хотеть.

— Спасибо, — сказал я тихо.

И ушёл.

— Куда теперь? — спросило Отражение, когда мы покидали город.

— На Хребет Бурь, конечно же.

— Он же сказал, что там уже ничего нет.

— Он мог ошибиться.

Ночь заполнила Лотор криками.

Беспрепятственно преодолев пустующие ворота, Литесса попала на улицу Каменщиков. Та пролегала по прямой, упираясь в площадь Королей, что сейчас терялась в дыму. Вокруг не было ни души, но при этом создавалось впечатление незримого присутствия десятков, сотен наблюдающих глаз. Или так только казалось архимагессе?

Вдруг на улицу впереди выбежала группа стражников. Мужчины тревожно озирались и переговаривались вполголоса. Стальная Леди прильнула к стене дома, из окна над её головой раздался приглушенный плач ребёнка и женский голос, умоляющий дитя замолчать. Стражи хоть и заметили женскую фигуру, укрывшуюся в тени, нисколько ей не заинтересовались — они явно ждали чего-то другого. Один из них закричал, тыча пальцем в темноту позади себя, и вскоре весь отряд скрылся в противоположном направлении. Литесса поспешно нырнула в переулок.

«Если так пойдёт, я легко доберусь до Башни», — подумала чародейка и тут же едва не споткнулась о попавшееся под ноги тело. Мальчишка-подросток. Горло и челюсть вырваны, но на одежде всего несколько капелек крови. Всё остальное кто-то тщательно собрал или… слизал.

Стиснув зубы, архимагесса перешагнула через уставившийся в пустоту труп и пошла дальше.

Из-за недостатка освещения пришлось активировать контур ночного зрения — Литессе вовсе не хотелось наткнуться на притаившуюся в темноте химеру. Из мрака тут же выступили очертания предметов.

Чтобы попасть в Башню требовалось сначала попасть в Верхний город, а это означало преодоление ещё одних ворот, в этот час скорее всего закрытых. Охранявшие их стражники отбирались из числа ветеранов, а потому работали не в пример лучше, чем те, что стояли на внешнем периметре. К счастью, у Ордена имелись свои способы незаметно подобраться к Башне — на случай, если понадобится провести нечто, о чём королю знать не обязательно. К этому тайному ходу чародейка и направлялась.

Стальная Леди не хотела рисковать, а потому шла тесными переулками, избегая открытых или освещённых мест. «Да я сама как одна из этих тварей», — с усмешкой подумала она, в очередной раз прислушавшись к чьему-то топоту. Стук кованых сапог — однозначно стража. Архимагесса снова прижалась к стене.

«Лучше подождать, пока они уберутся».

Где-то неподалёку выл и рыдал мужчина, судя по обрывкам фраз, он был ранен и не мог добраться до укрытия. Литесса пыталась заставить себя не слушать его точно так же, как и остальные крики, но обречённые стенания, с хрипами вырывающиеся в темноту, настойчиво лезли в уши. Она зажмурилась, пытаясь сосредоточиться только на интересующих её звуках, доносящихся из-за угла.

Женский вскрик, стук от падения. Громкие шлепки. Лязг железа, вопли стражников, снова топот. Утробное рычание, свист рассекаемого воздуха, чавканье погружающегося в плоть оружия. Звуки борьбы.

Поняв, что стражу отвлёк один из выродков, чародейка покинула укрытие, чтобы перебежать улицу. Она быстро огляделась: на дороге лежал изуродованный труп пожилой женщины, рядом корчился стражник с оторванной кистью. Его товарищи рубили на части тушу бесформенного монстра, отбивающегося длинными гибкими отростками, покрытыми костяными пластинами. До бегущей мимо женщины никому не было дела.

Литесса вбежала в темноту на противоположной стороне улицы и тут же снова услышала вопли несчастного раненого, но уже громче. Он ревел и надрывно молил о помощи. Архимагесса нашла его во дворике, куда попала, проскользнув между домами.

Под свободными бельевыми верёвками в грязи лежал на животе мужчина лет пятидесяти, а над ним нависла медленно пожирающая его химера. Человек отчаянно скрёб руками, пытаясь освободиться, но монстр, похожий на кожаный чулок с несколькими человеческими руками, крепко держал его и постепенно натягивался на жертву, точно змея на добычу. Тело горожанина скрылось в утробе твари уже по пояс.

Мужчина, заметив впереди человеческий силуэт, закричал что-то невнятное и в отчаянии протянул руку к Литессе. Проклиная неизвестно откуда взявшуюся сентиментальность, Стальная Леди шагнула к хищнику и его добыче.

Один из контуров рассыпался в её ладони, и тело монстра лопнуло, как перезревший плод — остался лишь отвратительный жирный хвост и отвалившиеся руки. Его жертва снова завопила от боли. Подбежав, чародейка поняла, что спасала уже обречённого на смерть. Химера успела изжевать ноги человека так, что в них, пожалуй, не осталось ни единой целой кости. Чудо, что тот не потерял сознание от болевого шока.

— Спа… сибо… спасибо… — с трудом выдавил мужчина в промежутках между стонами.

Он закашлялся, схватился за изуродованную ногу и снова завыл.

Литесса с каменным лицом достала кинжал. Через секунду человек, чьего имени она так и не узнала, в последний раз дёрнулся и затих. Остриё вошло точно между пятым и шестым ребром.

Несколько секунд архимагесса тоже не шевелилась, а потом резко выдернула оружие из трупа и выругалась так зло, как только могла. На мгновение ей показалось, что внутри неё вскипела лава — ощущение, которое не давало о себе знать уже десятки лет. Больше всего на свете чародейке хотелось сейчас сплести самое разрушительное заклинание, на которое хватило бы сил — лишь бы выжечь всю эту заразу под корень. Но она сдержалась.

Уже через минуту она снова шагала по тёмным улицам города, вопящего и бьющегося в агонии, точно одно живое существо. За очередным поворотом на глаза архимагессе попался гуль, и она с наслаждением превратила того в горстку пепла. Стальная Леди полностью отдавала себе отчёт в том, что сейчас не время разбрасываться драгоценными контурами, но ничего не могла с собой поделать. Отчего-то хрип дохнущей твари в тот момент зазвучал в её голове божественной музыкой.

На улицах города не было ни одного живого существа, способного остановить чародейку. Ещё несколько раз она натыкалась на стражу и чистильщиков, но тем было не до неё. Горожане гибли повсюду — и в домах, и на улицах, громко, мучительно, захлёбываясь собственной кровью, и лишь единицам удавалось на время спастись. Столько боли и смертей Лотор не видел уже несколько столетий.

Литесса добралась до внутренней стены за час с небольшим, но лишь потому, что осторожничала, обходя проблемные места. Потайной ход сохранился в неприкосновенности — и, судя по горе скопившегося возле него мусора, им давно не пользовались. Специально заготовленный контур рассыпался на мелкие кусочки, и часть каменной кладки с тихим гулом отъехала в сторону. Стальная Леди вошла в Верхний город.

Здесь высока была вероятность встречи с меритаритами, ведь Башня находилась почти в самой середине кварталов знати. Поначалу архимагессе не хотелось рисковать, пересекаясь с бывшими подчинёнными, но теперь злость вытеснила осторожность из её головы. Даже вздумай адепты задержать «отступницу», Литесса без малейшего сожаления перешагнула бы через их трупы. В её глазах большинство из них выглядели мало того, что изменниками, так теперь ещё и трусами — допустить в родном городе такую бойню…

Закрыв за собой проход, чародейка глубоко вдохнула — вонь Нижнего города практически исчезла. Что-что, а чистота тут поддерживалась с особой тщательностью. «Может, здесь и выродков будет поменьше, ведь чистильщикам хорошо платят за то, чтобы никакая тварь не выползла на порог к какому-нибудь богатею» — подумала Литесса, покидая неприметный закуток позади большого особняка. Однако, обойдя здание по периметру, она нашла её хозяина, лежащего на крыльце. Пожилой аристократ выбежал из дома прямо в исподнем, но тварь настигла его и размозжила череп. Дверь так и осталась открытой. Изнутри не доносилось ни звука.

В Верхнем городе и впрямь было тише, но только потому, что и людей тут жило меньше. Канализация здесь, как и в Нижнем городе, сообщалась с древними катакомбами. Из-за ярусности их площадь в несколько раз превышала площадь Лотора, хотя вряд ли кто-то смог бы точно сказать, на какой глубине они заканчиваются и какие тайны хранят. Всё, что людям требовалось знать о тронгарадских руинах — спуск на нижние ярусы равносилен самоубийству.

Литесса в бытность свою главой Ордена много раз обдумывала план полной зачистки этих замшелых лабиринтов, но всё ограничивалось кратковременными рейдами, в которых меритариты набирали материал для экспериментов — живых химер. Ирония заключалась в том, что Орден занимался исследованиями возвратов десятки, даже сотни лет, но так и не нашёл способов ни предотвратить их, ни использовать в своих интересах. Учёным удалось многое узнать о циркуляции энергии в Нирионе, выявить множество закономерностей мутаций, но ни одна из них не позволяла управлять возвратными процессами. Бесполезная трата времени и средств, отказаться от которой Совет Меритари не решился ни разу. Уж больно привлекательными казались перспективы.

«Надо было просто уничтожить всю эту мразь и навсегда замуровать каждый выход из катакомб, — подумала Литесса, идя по пустой улице. — Но нет, мы предпочитали играть с огнём, а теперь он объял весь город».

Чародейка прошла уже несколько кварталов. Силуэт Башни навис над домами словно огромный исполин. Стража и чистильщики пытались противостоять лезущим изо всех щелей выродкам, но на улицах не было ни одного мага. Это насторожило Литессу. Куда все подевались? Ведь в королевском контракте Ордена имелся недвусмысленный пункт — если возникает масштабная угроза столице или её жителям, не связанная с политическими действиями государств, оперативным группам Меритари надлежит оказывать посильную помощь подданным Либрии. Так где же они, эти группы?

На несколько секунд двадцатидвухэтажную Башню озарила вспышка зелёного света. Литесса перешла на бег, начиная беспокоиться, что нечто непредвиденное случилось с самой крепостью Ордена. Но в окнах на всех этажах горел свет, и ничто не указывало на происходящие внутри беспорядки.

Всё прояснилось только когда архимагесса остановилась под деревом на краю площади Магов. Какое-то время она оценивала обстановку, пытаясь понять, что происходит, как вдруг заметила химеру, выбежавшую из-за угла неподалёку. Она состояла из огромной пасти и двух мощных лап, на которых эта пасть передвигалась. Наверное, гад заметил добычу на другой стороне площади, но едва он приблизился к Башне, с одного из нижних её этажей ударил ярко-зелёный луч. Это заклинание было одним из немногих полезных результатов исследований — оно позволяло расщепить искусственную плоть выродка на изначальные составляющие. Монстр мгновенно превратился в бесформенную кучу грязи и камней, покатившихся по мостовой. Присмотревшись, архимагесса поняла, что вся площадь усеяна этими кучами, но только в определённом радиусе от Башни.

Объяснение напрашивалось только одно. Орден проигнорировал свои обязанности и заперся в крепости, заботясь только о собственной сохранности. В то время как горожане потом и кровью защищали себя и близких, обладающие самым эффективным средством борьбы с выродками чародеи предпочли отсидеться в тепле и комфорте.

Литесса явственно услышала скрип своих зубов. Только одно в этой ситуации радовало — если Совет решился на такой шаг, верховное командование в лице Вернона отсутствовало. В противном случае Фельедер уже что-нибудь бы предпринял. Он может и предатель, но не трус и не дурак. Не в интересах Меритари допускать резню на своей родине, и нынешний архимаг достаточно умён, чтобы это понять.

«А Орден-то прогнил насквозь» — со злостью подумала Стальная Леди, пересчитывая оставшиеся контуры. Большую их часть она израсходовала по пути сюда, осталось лишь несколько на самый крайний случай. В случае чего их едва хватит на то, чтобы быстро уйти. «Что ж, придётся не попадаться».

Быстро переодевшись в принесённый красный балахон, Литесса направилась к главному входу. По пути она то и дело поглядывала на окна Башни — не решат ли они убить и проходящего мимо человека? После всего увиденного чародейка бы уже ничему не удивилась.

Но атаки не последовало. Архимагесса взбежала по знакомым ступенькам, и входная дверь приветственно распахнулась, будто хозяева всегда были рады гостям. В вестибюле к ней тут же подлетел опознаватель, похожий на поблёскивающий металлический шарик. Косясь на двух огромных каменных львов, стоящих по бокам, волшебница ждала, пока закончится проверка. Если этому сгустку энергии что-то не понравится, львы оживут, и придётся с ними сражаться. Она создавала свою «личину» так, чтобы обмануть заклинание, но мало ли что…

Опознаватель сделал вокруг неё несколько кругов и улетел на своё место — под потолок. Двери в холл плавно открылись.

Зал пустовал, Литесса решительно прошла мимо стола портье и направилась к лифту. Ей бросилась в глаза новая мебель и стены, пострадавшие от огня, но удивляться было некогда. Главное — как можно скорее найти кого-то из своих. Зайдя в кабинку, чародейка нажала на рычаг, и хитрая система противовесов, запрятанная в стены, тихонько защёлкала звеньями.

Третий этаж, жилые помещения. Ближе всех к лифту располагалась комната Сорелла, и архимагесса, не теряя времени, постучала в дверь. Никто не ответил. Мимо по коридору прошли двое адептов, с интересом разглядывающие незнакомое лицо. Чародейка, прикинувшись дурочкой, улыбнулась им как можно нелепее и постучала снова. Снова тишина.

«Ладно, попробуем наведаться к Норлану». Пройдя по плавно загибающемуся коридору, Литесса нашла нужную дверь. К счастью, в этот раз ей ответили сразу же и, что ещё лучше, знакомым голосом:

— Не заперто.

Войдя в комнату, она первым делом закрыла за собой дверь и лишь потом повернулась к давнему другу.

Норлан, худощавый мужчина лет шестидесяти на вид, носящий окладистую белую бородку клинышком, отвлёкся от чтения книги и глянул на гостью поверх очков. В его взгляде читался немой вопрос — понятное дело, маг её не узнал.

Вместо приветствия Стальная Леди бросила ему блеснувший в свете осветителя кусочек металла. Ловко поймав его на лету, Норлан посмотрел в свою ладонь и буквально вскочил с кресла, пристально вглядываясь в черты ворвавшейся в его апартаменты женщины.

Прошло несколько секунд, прежде чем он решился открыть рот:

— Лита?

— Да. На мне «личина». Никто не знает, что я здесь.

Старый чародей быстро подошёл к давней подруге и едва не раздавил её в объятиях.

— Отличный морок! — сказал он, разглядывая каждую деталь наведённого облика. — Ты не слишком рискуешь, заявляясь сюда? К тому же, учитывая, что творится снаружи…

— Выбора нет. Время пришло, Норлан. Мне нужна твоя верность. Сейчас. Ты со мной?

Секунду маг смотрел ей в глаза, а потом вложил в её руку значок архимага, который Литесса некогда носила на груди.

— Пока ты жива, ты архимаг, — сказал он. — И пока жив я, у тебя есть друг. Только скажи, что я могу сделать.

— Я ни мгновения в тебе не сомневалась, — кивнула чародейка, хотя почувствовала некоторое облегчение. — Я постепенно всё объясню, но сейчас мне надо знать, где Томве, Сорелл и Лей.

Лицо Норлана отразило сожаление.

— Лита… Сорелл мёртв. Погиб при нападении на Башню.

— Нападении? — удивилась архимагесса. — Кто мог напасть на Башню?

Уже после того, как спросила, Литесса припомнила слова Энормиса про уничтоженный отслеживающий прибор.

— Квислендский изгой, — маг внимательно следил за реакцией подруги. — Точнее, его ученик. Я думал, ты знаешь, вы ведь сбежали вместе.

Стальная Леди шумно вздохнула.

— Проклятье…

— Я сам видел его. Когда началась заварушка, спускался по лестнице, чтобы посмотреть, что происходит. Он поднимался навстречу, но, увидев меня, остановился. Сказал «отойди». Даже у меня от его вида чуть коленки не затряслись. Я отступил. Он прошёл мимо и скрылся за углом. По описанию это точно был новый квислендский изгой.

— Когда это было?

— Дней девять назад.

— Мне с трудом верится, что он на это способен.

— Если бы своими глазами не увидел, сам бы не поверил. Вернона не было, и больше никто не смог остановить ренегата. Сорелл был из тех, что попытались. Накинулись на него скопом на шестом этаже. Все убиты. Я такой силищи в жизни своей не видел. Одного адепта твой знакомец вообще разделал, как тушу на бойне. Затолкал пареньку в глотку его же сердце. И разнёс эфирный локатор.

— Вот же ублюдок! — от переизбытка чувств Литесса схватилась за голову. — Вот значит, как всё было! Поэтому все меритариты сидят в Башне?

Норлан кивнул.

— Через день после нападения появился Вернон. Отдал приказ усилить защиту Башни до такой степени, до какой только возможно. Запретил всем кроме соглядатаев покидать её.

— Ясно. Ладно, с этим потом разберёмся. У нас сейчас буквально земля под ногами горит. Что с остальными?

— Томве должен быть здесь. А зачем тебе понадобился Лей? Это же самый непредсказуемый засранец во всём Ордене!

— Он будет на нашей стороне, поверь, — мрачно усмехнулась Литесса. — Мне бы только с ним поговорить. Где он?

— Ну, ты же его знаешь. Для него все приказы — пустой звук. Ушёл в город, защищать свою семью.

— Самый правильный поступок, который мог совершить каждый в Башне, — сказала Стальная Леди. — Разыщи Томве. Встретимся в Перекрёстке. Потом найдём Лея, и я расскажу, каков наш план.

Маг склонил голову в знак того, что готов исполнять любые приказы.

— Выходи первым. Если в коридоре никого, дашь мне знак. Лучше, чтобы нас видели вместе как можно меньше.

Дверь бесшумно отворилась, Норлан выглянул в коридор и кивнул: «никого». Выходя, Литесса коротко сжала его предплечье и направилась к лифту.

Очень велик был соблазн проехать пару лишних этажей и заглянуть в кабинет Вернона, но это почти наверняка привлекло бы к чародейке ненужное внимание. Риск из-за сентиментальности — признак молодости и глупости, а Стальная Леди тешила себя надеждой, что переросла и то, и другое.

Архимагесса вышла на Перекрёсток, занимающий почти весь этаж. Как и ожидалось, зал пустовал. Литесса подошла к окну, чтобы посмотреть на столицу с высоты семнадцатого этажа. Отсюда Нижний город казался обыкновенной деревней, разве что шпили церковных часовен выстреливали в небо над ломаными плоскостями крыш. Было слишком темно и далеко, чтобы разглядеть творящиеся там беспорядки, лишь догорающее здание у северной стены намекало на неладное. Верхний город тоже выглядел вполне спокойным — ведь внешние звуки не проникали в Башню — но из окна на улицах уже можно было различить людей с факелами. «В эту ночь спят только мертвецы».

Уже через несколько минут сзади раздались шаги. Чародейка обернулась — это к ней спешили двое её последователей. Томве, уже введённый в курс дела спутником, подошёл и степенно поклонился.

— Моя госпожа.

Архимагесса чуть заметно улыбнулась.

— Здравствуй, Томве.

— Он с нами, Лита, — поспешно вставил Норлан.

— Я ценю это. Нам предстоит большое дело, — сказала чародейка, глядя в темно-карие глаза адепта. — Большой риск. А вот награды может и не быть.

— Мне не нужна награда, — его голос как всегда был тих и спокоен. — У меня уже есть всё, чего я желал.

Он никогда не отличался многословием, однако взгляд его обладал удивительным красноречием. В нём архимагесса без труда прочитала всё, что ей требовалось: радость от встречи, доверие, собачью преданность. Адепту уже перевалило за пятьдесят, и страсти в его душе должны были поулечься, но любовь творит с людьми удивительные вещи…

— Ты знаешь, где дом Лея? — Стальная Леди повернулась к Норлану.

— Знаю.

— Создавай Тропу прямо к двери. Томве, от тебя потребуется следующий переход. Как только мы выйдем из дома, с Леем или без него, ты должен создать Тропу по вот этим координатам, — чародейка начертила в воздухе несколько символов. — Справишься?

Адепт кивнул.

Пожилой волшебник как раз закончил с формулой перехода, и всех троих накрыло полупрозрачным пузырём вакуума.

— Поехали, — прошептала Литесса, и их швырнуло в Эфир.

Трясло в этот раз особенно сильно — то ли из-за взбесившихся эфирных потоков, то ли потому, что Норлан не так уж хорошо владел мастерством перемещения, как сама Литесса или Энормис. Так или иначе, к моменту, когда троицу магов выбросило на лужайку перед одним из знатных домов, архимагессу растрясло до тошноты, да и мужчины явно побледнели.

С трудом справившись с головокружением, чародейка первым делом осмотрелась. Во дворе, обнесённом добротным забором в человеческий рост, не было ни души. За закрытой металлической калиткой лежало два трупа: обглоданного до неузнаваемости толстяка и разорванного пополам гуля. Внутри ограды тоже виднелось несколько обгоревших куч явно органического происхождения. В особняке свет горел только на втором этаже. Входная дверь была заперта.

Трое магов, озираясь, поднялись на крыльцо и Норлан, вышедший вперёд, громко постучал. Какое-то время из-за двери не доносилось ни звука, но потом послышалась возня, и в итоге раздался ворчливый голос:

— Никого не пущу! Это дом кузена короля, ищите себе другое место!

— Я член совета Меритари! — рявкнул Норлан. — Нам нужен Волшебник Лей, он здесь?

— Да хоть сам Явор! — визгливо ответили с другой стороны. — Сказал не пущу!

— Тогда мы разнесём эту дверь в щепки, и тебе придётся защищать дом с оружием в руках, а не кудахтая из укрытия, — твёрдо сказала Литесса. — Мы знаем, что Лей здесь. Просто пусти нас к нему.

За дверью выругались вполголоса, потом послышался звук отпираемого засова и перед магами предстал старый дворецкий, вооружившийся кинжалом.

— Быстрее тогда заходите, — проворчал он, заглядывая за спины незваным гостям. — Совсем ошалели, псы орденские…

— Где Лей? — перебила его Литесса.

— На втором этаже он, с батюшкой. Никакой управы на вас нет…

Стальная Леди, больше не слушая, вошла и направилась к лестнице. Уже поднимаясь, она оглянулась: Норлан следовал за ней, а Томве приступил к подготовке Тропы для отхода.

Пройдя по тёмному коридору, архимагесса толкнула единственную дверь, из-под которой пробивался свет.

— Вот уж не думал, что кому-то в Ордене будет до меня дело, — сказал Лей, поднимаясь из кресла.

Кроме него в комнате находился только один человек, и он лежал без сознания на кровати. С лицом, наглухо перемотанным пропитавшимися кровью бинтами.

— Орден тут не при чём, — ответил Норлан.

— Вот как? — во взгляде главного орденского бунтаря не было и искры дружелюбия. — Зачем же ты тогда явился в дом моей семьи, советник? И кто это с тобой?

Вместо ответа Литесса повторила приём с броском значка. Лей, поймав его на лету, тут же напрягся.

— Леди Фиорана. Неужто явились меня прикончить?

— Как раз наоборот, Лей, — чародейка приблизилась к нему почти вплотную. — У меня есть предложение, которое может тебя заинтересовать.

— Кажется, я знаю, какое, — усмехнулся Волшебник. — Хотите воспользоваться суматохой, чтобы вернуть власть?

— Нет. — Литесса ядовито улыбнулась, наблюдая, как ехидная ухмылка сползает с лица мужчины. — Я собираюсь уничтожить Орден. Разрушить его до основания. Навсегда.

Остаток пути до Нанторакки прошёл гладко.

Беженцы вели себя вполне спокойно, разговаривали в пути, даже шутили и смеялись. Могло показаться, что это обычный переезд из одного места в другое, если бы не мелкие детали, выдающие зависшую в воздухе тревогу.

Путники то и дело оглядывались на северо-восток, делая вид, что делают это просто так, но мечущиеся вдоль линии горизонта взгляды говорили об обратном. Даже оживлённая беседа зачастую заканчивалась резко, будто все её участники враз забыли, о чём говорили. На стоянках Рахим пел и играл, собирая вокруг себя немало слушателей, но стоило его теорбе замолчать, как смолкали и другие голоса. Люди радовались развлечению, однако веселье слишком быстро покидало их, вытесненное затаившимся в душах страхом.

Воины, сопровождавшие обоз, вели себя иначе: хмурые и собранные, они редко отвлекались на разговоры и внимательно следили за обстановкой. Их же задачей, очевидно, было не допустить паники и раздора, потому что стоило где-либо возникнуть спору, как там сразу же появлялся человек в доспехах и несколькими рублеными фразами наводил порядок.

На одном из привалов Рэн разговорился с предводителем их отряда, Катуром. Тот был чистокровным кочевником и плохо говорил на Локуэле, но оказался дружелюбным малым. Пуэри спросил его, откуда и как давно идёт обоз, и тот ответил, что известие о надвигающейся орде застало их к северу от Узкого залива ровно неделю назад. Большинство мужчин из его рода присоединились к войску, отправившемуся на перехват отродьям, а остальные должны были доставить женщин и детей в Нанторакку.

Воин сетовал, что роду пришлось отпустить почти весь скот, потому что стада замедлили бы обоз, и теперь, если всё закончится хорошо, его семье придётся где-то искать им замену, чтобы не умереть с голоду. «В другое время, — сказал он, — любой род поделился бы с нами несколькими головами. Да только беда всех обокрала». Ещё он рассказал, что сначала их обоз был в три раза меньше, но почти каждый день к нему присоединялись другие беженцы. Они брали с собой всех, без исключения. «Сегодня бросишь незнакомца в степи, а завтра он бросит тебя в пустыне» — такова была логика Катура.

На вопрос, надеется ли он пережить это нашествие, мужчина отмолчался.

В отличие от Рэна, старавшегося меньше говорить и больше наблюдать, Хелия в пути откровенно развлекалась. Уже на второй день она перезнакомилась с половиной обоза. Пиратка умудрялась находить общий язык даже с теми, кто не владел ни одним языком, которым владела она. Создавалось впечатление, что творящийся в мире хаос её ничуть не касался. Сейчас она учится играть на теорбе, через минуту плетёт корзины с другими женщинами, а ещё через десять минут учит детей моряцкой игре в кости, умудряясь общаться с ними на равных. Пуэри поначалу удивлялся такой безудержной энергии и любознательности, но потом понял, что и это поведение вызвано внутренними метаниями девушки. Она не знала, доживёт ли до завтра, и старалась с пользой провести каждое мгновение.

К середине третьего дня там, куда вёл беженцев тракт, показался белёсый дым. Поначалу люди забеспокоились, но Катур с помощниками уверенно двигался дальше. Лишь к вечеру стало ясно, что источником дыма были костры. Тысячи людей разбили лагеря у стен города, в закатных лучах похожего на огромное оранжевое пятно.

— Ой-ёй! — выдохнула Хелия, вновь возникшая рядом с Рэном. — Много-то как! А разве внутри не безопаснее?

— Боюсь, внутри закончилось место, — ответил Колт, перебирая в руке чётки.

Хальсет в подтверждение слов спутника мрачно кивнул.

Священник оказался прав. Как только обоз приблизился к стоянкам, навстречу ему выехал отряд воинов, и движение прекратилось. Выехавший вперёд пожилой мужчина о чём-то коротко переговорил с Катуром, и тот отдал своим людям приказ съезжать с дороги.

— Нас тоже завернули, — констатировал рыцарь, наблюдая, как встречающие вместе с Катуром удаляются к городским воротам. — Интересно, они впустят всех, когда начнётся резня?

— Даже если впустят, толку немного, — подала голос гадалка.

Ответом ей были лишь мрачные недружелюбные взгляды.

Обоз проехал вдоль границы лагерей и остановился в месте, наименее удалённом от ворот — примерно в двухстах саженях. Люди несколько расслабились, почувствовав себя в безопасности рядом с таким количеством соплеменников. Некоторые встретили знакомых в соседних лагерях и теперь радостно приветствовали их, обнимались и делились новостями. Опустошались телеги, расставлялись юрты — кочевники воспрянули духом и всерьёз взялись за обустройство стоянки.

Рэн наблюдал за их приготовлениями и размышлял, как долго простоит этот лагерь, учитывая, что легион кровожадных тварей приближается с каждой минутой. Если Сенерия права, войско степняков не сможет остановить отродий, разве что замедлит. Оставалось надеяться лишь на то, что конница сильно проредит орду, и собравшимся здесь людям удастся справиться с её остатками.

Хелия, всюду сующая свой любопытный нос, принесла новости. Всего в Нанторакке собралось шестьсот тысяч человек. Десять тысяч из них — опытные воины. Ещё семьдесят тысяч вошли в ополчение. Если волна отродий докатится до Светлого Города (как оказалось, так переводится заковыристое «Нанторакка» с языка кочевников), всех впустят внутрь. С моря завозят припасы. Разведчики говорят, что по крайней мере на один день пути горизонт чист, только продолжают прибывать беженцы. Вокруг города копают ров, стены укрепляют, возводят дополнительные защитные сооружения. С каждым днём Нанторакка всё защищённей и защищённей. Даже за стеной все уверены, что орда будет разбита.

— Такие дела, — сказала пиратка и откусила от невесть откуда взятого яблока. — Только вот во всей этой суматохе нам совсем некогда думать о наших протоэлементах.

— Об этом Эн и говорил, — кивнул пуэри.

Покончив с яблоком, Хелия вытерла руки о штанины и села рядом.

— И как поступим?

Рэн вздохнул.

— Будем плыть по течению. Это лучше, чем сидеть, сложа руки. Отсидеться всё равно не удастся.

— А он за нами точно не вернётся?

— Ты сама всё слышала.

На этот раз вздохнула пиратка.

— Надо было выбрать другое место.

— Подозреваю, что сейчас спокойных мест в мире нет. И мы с тобой бессильны как-то на это повлиять. Вся надежда на Эна и Литессу.

— Как-то мало у меня на них надежды, — буркнула девушка, и охотник не нашёл, что ей возразить.

Уже затемно вернулся Катур и собрал всех случайных попутчиков, присоединившихся к обозу. Он коротко изложил обстановку, почти слово в слово повторив сказанное Хелией и, обведя присутствующих взглядом, сказал:

— Городу нужны добровольцы. Укреплять позиции и сражаться, если придётся. Все мужчины моего рода завтра на рассвете будут там. Но за вас я решать не могу. Поэтому сейчас я прошу всех желающих поднять руки. Тех, кто не пойдёт, мы винить не станем.

Несколько мужчин вызвались сразу же. Постепенно к ним присоединились и другие. Пуэри с удивлением отметил, что Колт, Хальсет, Рахим и даже Сенерия тоже не остались в стороне. Переглянувшись, Рэн и Хелия тоже подняли руки. Таким образом, не вызвались лишь пара старух да многодетная семья. Никто не хотел бездействовать.

Предводитель кочевников коротко кивнул и ушёл в свою юрту.

На следующее утро охотник и пиратка присоединились к веренице людей, движущейся в город. На ночь многие волонтёры приходили в лагерь, а утром возвращались к работе, из-за чего палаточный пригород пустел на глазах. Те, кто по каким-то причинам оставался, выходили провожать своих.

Оказавшись у самых ворот, Рэн пригляделся к фортификациям: стена высотой в три человеческих роста, сложенная из крупных каменных блоков, казалась ещё выше благодаря почти законченному рву, последний имел около полутора саженей в глубину и четырёх — в ширину, но работы над ним всё ещё велись. С обоих его краёв вкапывались деревянные заграждения, состоящие из скреплённых между собой заострённых кольев. Ворота тоже претерпели изменения: к барбакану прилаживали навесной мост, да и металлические створки выглядели новыми.

— Они как будто готовятся к обычной войне, — пробормотал Рэн себе под нос.

Несмотря на ранний час по стене вовсю сновали люди, стоял жуткий гам, и не знающий местных наречий пуэри не мог выхватить из него ни слова. У самых ворот началась толкучка, и Хелия схватила спутника за руку. Тот оглянулся и крепче сжал её ладонь.

— Держись рядом, а то разделимся и тут же потеряемся в этой толпе, — сказал он, наклонившись к её уху.

— А то я не догадалась, — буркнула пиратка и тут же зашипела, потому что кто-то наступил ей на ногу.

Едва пройдя ворота, охотник тотчас понял, почему город называли Светлым. Почти всё в нем было белым. Дома, выглядящие побогаче, целиком строились из белого мрамора. Те, что победнее, просто белились. Даже крыши выстилались очень светлой желтоватой черепицей. Всё это очень удивило пуэри, потому как под ногами даже не пахло мостовой, зато вполне ощутимо разило испражнениями. Белые стены домов до уровня пояса покрывала грязь.

Площадь, на которой Рэн с Хелией оказались, уже целиком забилась людьми. Где-то впереди на небольшом возвышении сидели мужчины с толстенными книгами — очевидно, они распределяли рабочую силу по объектам. Солнце встало каких-то полчаса назад, а писари уже выглядели взмыленными, будто работали целый день напролёт. Повсюду в толпе виднелись остроконечные шлемы воинов, поддерживающих порядок. Люди разговаривали друг с другом так громко и эмоционально, что нельзя было понять, ругаются они или просто пытаются перекричать общий шум.

— Ну и что, пойдём копать ров? — спросила пиратка, дёрнув пуэри за руку.

— Если придётся.

— У меня есть идея получше!

С этими словами девушка потянула спутника куда-то в сторону.

— Куда ты? — крикнул Рэн, но толкающаяся впереди нахалка его даже не услышала.

Вскоре охотник увидел маячащий впереди шатёр со знамёнами и понял, куда тянула его неугомонная спутница — в ставку военного командования. Она располагалась в самом углу площади и охранялась двойным кольцом стражи.

Пуэри вздохнул, но возражать не стал. Решил предоставить девчонке возможность самой убедиться в том, что там её никто не ждёт с распростёртыми объятиями.

Поначалу так и вышло: дорогу пиратке преградил один из воинов. Он бросил несколько слов на своём языке и жестом велел ей уходить. Но та и ухом не повела.

— Пропусти, твердолобый! Мы с Хальсетом! Хальсет! Эй, Хальсет! — заорала она за спину насупившегося охранника и замахала рукой.

От группы столпившихся вокруг стола мужчин отделилась огромная фигура в полном доспехе, и в самом деле оказавшаяся странствующим рыцарем. С лёгким недоумением на лице верзила отодвинул в сторону злополучного охранника и спросил:

— Вы-то чего тут делаете? Здесь только военные, волонтёров в другом месте распределяют.

— Мы можем быть боевыми инструкторами для ополчения! — выпалила пиратка, не думая ни секунды.

— Вы? — усмехнулся рыцарь. — На вид вы в ополчение-то не шибко годитесь.

— Готовы доказать в поединке!

По нахмурившемуся лицу Хальсета Рэн понял, что запахло жареным.

— Поосторожнее с такими выражениями, девчонка, — прогудел он. — Бросать вызов рыцарю — это не шутки.

— А я и не про себя говорю, — ответила бестия и ткнула пальцем в охотника. — Он готов!

Тяжёлый взгляд из-под кустистых бровей перекочевал на пуэри.

— Так, хватит, — сказал Рэн. — Хелия, заткнись, пожалуйста, пока не развязала тут междоусобицу. Никаких поединков.

— Но почему?! Мы ведь полезнее будем здесь, чем на дне рва!

— Отрядами командовали когда-нибудь? — перешёл к делу рыцарь.

Охотник и пиратка переглянулись.

— Десятком… — с долей сомнения произнесла девушка.

— Не врёшь?

— Да век мне моря не видать! Правда, то был десяток пиратов.

Недоверие в глазах Хальсета возросло ещё на порядок. Рэн и сам бы ни за что в это не поверил, если бы при знакомстве не принял пиратку за мужчину.

Понимая, что сейчас её отправят куда подальше, девчонка подобралась и неожиданно гаркнула:

— А ну, не зевать, кр-р-рысы! Кто не убьёт ни одного, останется без рома!

Стоящие рядом воины несколько отпрянули от разбушевавшейся женщины, с опаской косясь на её саблю, висящую на поясе. Рыцарь удовлетворённо крякнул и сказал:

— Ну, ополченцев тебе точно дадут. Десяток или сотню, сам пока не знаю, только вчера ввели в курс дела. А ты что? — повернулся он к Рэну. — Тоже пират? Командовать сможешь?

— Никогда не командовал, — ответил пуэри, но тут же понял, чем может быть полезен. — Но я прошёл насквозь Острохолмье. Дрался с отродьями, с химерами. Много о них знаю. Могу помочь с тактикой.

— Острохолмье, говоришь, — протянул Хальсет. — Верится с трудом. Оттуда, говорят, живыми не возвращаются.

— И всё же я здесь. И могу сказать, что ваши рогатины возле рва полностью бесполезны. Огры и тролли сметут их, как солому, а мелочь легко перелезет. Шкура у гигантов толстая, стрела в глаз их тоже не успокаивает, поэтому нужны мощные луки, ещё лучше — баллисты. Если подпустите огров к стене, пишите пропало, потому что кладка неровная, неуверенная. Они просто вышибут стену из-под ваших ног. Её нужно укреплять подпорками по всему периметру. Атаковать отродья будут стихийно, но сами на клинки тоже не насадятся. На стенах нужны зажигательные смеси — огонь против этих тварей очень эффективен. В идеале стоит убрать палаточный город, а на его месте выкопать рвы и положить туда легко воспламеняемые материалы, чтобы зажечь их прямо под первыми рядами орды. А на стену и ров особо рассчитывать не стоит.

Рыцарь слушал внимательно, будто взвешивая каждое сказанное слово, но в его взгляде читалось всё меньше понимания. Хелия тоже смотрела на охотника так, будто только что с ним познакомилась.

— Так… — проговорил Хальсет после недолгого молчания. — С этим, парень, не ко мне. Передам тебя верховному командованию, дай только тут закончить.

Он что-то сказал охране, и те расступились, пропуская странную парочку к начальству.

Пока рыцарь участвовал в совещании, Рэн и Хелия мялись в сторонке, ожидая, когда их позовут. Пуэри это нисколько не покоробило: всё равно собравшиеся говорили на незнакомом языке. Наконец, спустя час, когда толпа на площади значительно поредела, а солнце взлетело над стеной, рыцарь подошёл к недавним попутчикам.

— Насчёт тебя договорились, — он ткнул пальцем в пиратку. — Дадут тебе под начало сотню ополченцев. Тысячник — вот этот косоротый. Построение на закате, на этой же площади, когда народ освободится. Не прозевай. Ты! — он повернулся к Рэну. — Пошли.

— А мне с вами можно? — вылезла Хелия. — До вечера всё равно заняться нечем!

— Можешь помочь с укреплениями, — с нажимом произнёс рыцарь. — Всё лучше, чем без дела у двери стоять. Внутрь тебя не пустят.

Дерзкая девчонка хотела возразить ещё что-то, но Рэн опередил её, сказав:

— Встретимся здесь же ближе к закату. Если получится, вернусь раньше.

Во взгляде пиратки явственно читалось: «в гробу я видала твои обещания», но спорить она не стала. Только демонстративно развернулась и пошагала к одной из улиц.

— Бабы, — хмыкнул Хальсет и пошёл в другую сторону.

Они покинули ставку командования и углубились в лабиринт улиц, живущих своей жизнью. Гомон здесь стоял не хуже, чем на площади. Люди занимались повседневными делами, почти все лавки работали, и торговля шла бойко. Местами Рэну с рыцарем приходилось протискиваться сквозь толпу, хоть при габаритах последнего это и не являлось проблемой. На одном из перекрёстков как раз начал выступать бродячий цирк. Охотник, целиком занятый мыслями о защите города, не ожидал увидеть здесь такую обыденность, но и не удивился. Ведь люди, не привыкшие сражаться с ордами отродий, вряд ли осознают масштабы бедствия.

Пуэри думал, что они идут к ратуше или чему-то наподобие, но Хальсет вдруг свернул в самый обыкновенный переулок, заваленный каким-то барахлом и не очень приятно пахнущий. Очень быстро нашлась нужная дверь — таких по городу тысячи, разве что возле них не стоит разомлевший от жары стражник.

Хальсет что-то коротко сказал. Видимо, он не слишком хорошо говорил на местном языке, потому что воин изобразил непонимание. Хальсет повторил то же самое, но медленнее. Страж снова покачал головой. Тогда, уже закипая, рыцарь перешёл на Локуэл, сопровождая речь жестами:

— Я — Хальсет, сотник! Понял, балда? Офицер! Привёл человека нужного! Не понял? Так ты уши-то помой, балбес! Все понимают, он не понимает… Сурт’ка эрт токаттас пенк! Разговор внутри у меня есть!

Молодой воин только хлопал глазами.

— Ай, уйди! — рыцарь лёгким жестом отодвинул парня в сторону и толкнул дверь.

Рэн поспешил следом.

Ставка верховного командования больше напоминала обычный погреб или склад. Свет с трудом пробивался сквозь небольшое грязное окошко, поэтому в помещении зажгли несколько свечей, из-за чего воздуха в набитом людьми помещении стало ещё меньше. В полумраке пуэри видел лишь силуэты, замершие над столом, но один человек сразу бросался в глаза. Седой мужчина с обветренным лицом смотрел на вошедших исподлобья, освещённый тусклыми огоньками свечей. Глаза офицера покраснели от недосыпа, лицо осунулось, но взгляд сохранил ясность. Судя по тому, что все кроме него стояли, именно он был главным.

Хальсет склонил голову в приветствии и несколько помялся перед тем как заговорить.

— Я… э-э-э… — в тишине его голос звучал как сигнальный горн, — из тысячи Турмата. Хальсет моё имя. Это… э-э-э…

— Рэн, — сказал пуэри, решив взять дело в свои руки. — Разведчик из Энтолфа. У меня есть ценные сведения об отродьях и борьбе с ними.

Почти все собравшиеся тут же потеряли к охотнику интерес и вполголоса продолжили прерванное обсуждение. Только пожилой кочевник продолжал сверлить пуэри взглядом. Рэн знал, что просто так его слушать не станут, а потому требовалась реалистичная легенда. К счастью, для этого у охотника имелись светлые волосы, светлые глаза и нашейник.

— Ты мелковат для северянина, — процедил главнокомандующий с лёгким акцентом.

— Тем проще мне служить в разведке. Я из «лисов».

Пуэри безбожно врал, но в данный момент нисколько по этому поводу не беспокоился. Если ложь поможет сохранить чью-то жизнь и сэкономит время, охотник готов был врать хоть весь день.

Ответом ему был ещё один оценивающий взгляд.

— Назови имя своего командира, лис.

— Фьор, — ни секунды не сомневаясь, сказал Рэн.

Воин даже в лице не изменился. Скорее всего, он не знал не только командира разведки далёкого королевства, но и вообще ни одного его подданного.

— Присядь-ка сюда, парень, — сказал главнокомандующий, кивком указав на стул. — Посмотрим, будешь ли ты полезен.

Пуэри кивком попрощался с Хальсетом и присоединился к совету.

Здесь Рэн пересказал всё, что говорил рыцарю на площади, только по порядку и детальнее. Его слушали всего два-три человека, вдумчиво и не перебивая, остальные же продолжали спорить над картой. Охотник опасался расспросов о том, что северянин-разведчик забыл так далеко от родины, но на это, похоже, всем было плевать. Всё им рассказанное оценивалось только с позиции здравого смысла.

Когда пуэри замолк, один из слушателей что-то сказал на ухо главнокомандующему. Тот кивнул, что-то тихо ответил и уже громче обратился к Рэну:

— Хорошо ли ты стреляешь из своего лука?

Охотник ожидал вопросов иного рода, но всё же ответил без лишней скромности:

— Попаду белке в глаз со ста шагов. Если дадите достаточно мощный лук, попаду и с двухсот.

Главнокомандующий взглянул на одного из советников, тот пожал плечами.

— Ладно, времени мало, — сказал пожилой воин. — Оставайся и слушай внимательно. У нас сейчас каждый на счету.

Совет продолжился. Здесь Рэн, понимая с пятого на десятое и пользуясь помощью переводчика, узнал новости иного рода, нежели услышанные за стеной. Оружия и доспехов в полной мере хватило только на опытных воинов. Городские кузнецы работают круглые сутки, но большинство ополченцев будут воевать деревянными кольями, кирками и вилами. Ров более-менее закончен только с северной стороны, где ожидается основной удар орды. Чтобы окопать всю стену и затем наполнить его водой, потребуется ещё неделя. Горючих материалов мало. Припасы перестали привозить два дня тому назад. В городе нет ни одного чародея, одни только знахари да шаманы, которые в лучшем случае способны вызвать дождь. Утром прискакал гонец, сообщивший, что бой войска с отродьями должен был начаться на рассвете. Командование возлагало очень большие надежды на то, что конница одержит победу или хотя бы сильно ослабит противника. Если они потерпят неудачу, положение города станет плачевным.

К некоторым советам пуэри, к его вящему удивлению, прислушались. Харрас — главнокомандующий — отдал распоряжение ставить подпорки к стенам и найти как можно больше длинных луков и арбалетов. Рэну, после того как он доказал своё мастерство лучника, предложили возглавить отряд отборных стрелков, чья задача — занять место на стене и отстреливать наиболее крупных врагов. Охотник согласился при условии, что воины будут слушать его и только его. Возражений не последовало.

Почти сразу началось строительство тяжёлых орудий — баллист, катапульт и требушетов. Башен на стене было, к сожалению, немного, поэтому большинство машин решили разместить прямо на городских улицах и направить за стену. Палаточный пригород начали сворачивать, чтобы пристрелять орудия и выкопать несколько зажигательных рвов.

За обсуждениями и подготовкой Рэн не заметил, как солнце перевалило наивысшую точку и поползло вниз по небосклону. Когда жара начала спадать, он вернулся на площадь, чтобы посмотреть на отданных под его начало стрелков. Их оказалось чуть меньше полутора сотен — лучших, кого смогли найти в городе. Двадцать пять арбалетчиков и сто девятнадцать лучников, экипированных двухаршинными луками с тетивой толщиной в полпальца. Пуэри, вооружившись таким же, потребовал тут же провести тренировочные стрельбы. Многие стрелки были непривычны к такому тяжёлому оружию, у некоторых не хватало сил до конца натянуть тетиву, но в целом охотник остался доволен подопечными. После смотра он сам встал к черте и пробил навылет все двенадцать мишеней за минуту, чем сразу создал себе непререкаемый авторитет.

Оставив воинов упражняться, Рэн вернулся в ставку командования, где его уже поджидала Хелия.

— А ты, оказывается, ещё и прирождённый циркач, — девушка уважительно покачала головой. — Такое представление устроил! Публика в восторге.

Рэн улыбнулся и покрутил на пальце кольцо лучника.

— Это ещё не представление. Людей надо было подбодрить, поэтому я показал им достижимый уровень.

— То есть ты можешь ещё лучше?

— Ты забываешь, что я не человек, — сказал он. — У тебя какие новости?

— Я тоже на своих посмотрела. Вчерашние крестьяне, — пиратка поморщилась. — Ими только пираний кормить. Если не разбегутся — уже хорошо. Перед этим наведалась в порт. Там пришвартованы два торговых корабля и несколько посудинок помельче. Поговорила с моряками. Говорят, будет шторм.

Пуэри окинул взглядом безоблачное небо.

— Что-то не похоже.

Девушка пожала плечами.

— Я здешних ветров не знаю. Всё может быть. А чистым небом не обманывайся. Тучи порой появляются… Эй, чего это?

Она указала на ворота. Там действительно поднялась какая-то шумиха: люди столпились возле самых створок и возбуждённо галдели, то и дело выкрикивая: «Батахан!».

— Пойдём, посмотрим.

Но прежде, чем они добрались до толпы, появилась стража, быстро всех разогнавшая. От общей массы отделилась группа воинов, сопровождающая двух мужчин крайне потрёпанного вида. Впрочем, на сопровождение это мало походило: один с трудом хромал, опершись на плечо стражника, второго и вовсе несли на руках.

Рэн заметил среди них знакомого по военному совету тысячника и спросил, в чём дело.

— Это воины Батахана, — ответил тот на ломаном Локуэле. — Вернулись из боя. Сейчас будет срочное собрание в главной ставке.

— Хреновое у меня предчувствие, — сказала Хелия, глядя вслед удаляющемуся отряду. — Прям очень хреновое.

Охотник задумчиво потёр щетину.

— Схожу туда, послушаю. Вернусь, всё расскажу. — Рэн сделал шаг и обернулся. — Жди здесь и помалкивай о том, что видела.

— Как скажешь, — вяло отозвалась пиратка, которую опять оставили не у дел.

Пуэри быстро догнал отряд и дошёл с ним до памятной подворотни. В этот раз народу в ставке собралось ещё больше — яблоку негде упасть. Бойца, что был без сознания, уложили на единственный лежак, второго посадили за стол и сунули в руки кружку с питьём. Воин выглядел жалко: трясущиеся руки и губы, мечущийся взгляд, чёрные волосы в полном беспорядке. Его тут же начали расспрашивать, и Рэн нипочём бы не понял содержания разговора, если бы ему не помогал с переводом один из офицеров.

— Имя, — процедил Харрас.

Он явно был не в духе.

— Асылтан, господин, — прохрипел боец.

— Рассказывай.

— Мы… — Асылтан натужно всхлипнул, — мы проиграли!.. Нас раздавили, как вшей…

Харрас грохнул кулаком по столу и рявкнул:

— Ноешь, как баба! Утри сопли и рассказывай по порядку!

Боец шумно вздохнул и продолжил уже спокойнее:

— Простите, господин. Мы налетели на орду как только взошло солнце. Только мы их увидели, сразу поняли, что все поляжем…

— Сколько их?

Глаза Асылтана расширились, словно он был в ужасе от того, что увидел. Мужчина открыл рот, но слова прозвучали не сразу:

— Я… не знаю. Им нет числа. Тысячи тысяч. Всяких. Больше всего гоблинов, каких мы обычно топчем лошадьми. Но есть такие, которых я никогда не видел. Большие, рогатые — настоящие демоны! Они даже коней… с одного удара…

В тяжёлых взглядах командиров отчётливо проглядывали рушащиеся надежды.

— Они сломили нас за полчаса, — продолжил боец, глядя в одну точку. — Протрубили отступление, но поздно. Нас уже окружили. Началась резня.

— Где все уцелевшие? — тихо спросил Харрас.

— Не знаю. Не помню даже, как сам вырвался.

— Воин, — подал голос один из тысячников, — ты хочешь сказать, что из восьмитысячного войска вернулись только вы двое?

— Я не знаю… — голос Асылтана снова надломился. — Может, кто-то ускакал в другую сторону. Но там все гибли… На части рвали и людей, и коней…

Боец окончательно расклеился, и из него больше не смогли выдавить ни слова. Он рыдал, сжав в руках нетронутую кружку с вином.

— Уберите его с глаз долой, — Харрас с отвращением махнул рукой.

Трясущегося мужчину подняли и под руки выпроводили в другое помещение.

— Ваши предложения, — проговорил главнокомандующий, растирая уставшие глаза.

Рэн не собирался оставаться на дальнейшее обсуждение. Он услышал всё, что нужно.

Идя по улице, пуэри с тоской оглядывал дома, окрашенные в оранжевый заходящим солнцем. Город обречён. Это ясно, как день. Никакая подготовка, никакие хитрости, никакая тактика не помогут, если численность противника измеряется миллионами. Отродья взберутся на стены по горам трупов сородичей, и всё равно сохранят численное преимущество. Шестьсот тысяч человек не позднее, чем к завтрашней ночи, погибнут. Самое время бежать, но убежать-то как раз уже не получится. Отродья голодны, злы, и их ничто не остановит. Завтра они вволю полакомятся человечиной.

На вопросительный взгляд Хелии пуэри коротко ответил:

— Всё нормально. Бой будет завтра. Предупреди своих людей.

И улыбнулся. Потому что так было правильнее.

Немного потрепавшись с пираткой, Рэн вернулся к своим подчинённым и проверил их успехи. Стреляли хорошо. В мишень попадал каждый. Охотник известил их о предстоящей битве и даже выдал пару ободряющих фраз. Потом он нашёл ответственного за склады оружия и спросил, на какой боезапас может рассчитывать его отряд. Шесть тысяч стрел. Добротных, длинных, под мощные луки. Да ещё пять сотен болтов. Итого шесть с половиной тысяч снарядов против миллиона врагов. Лучше, чем ничего.

На вечернем собрании совета пуэри узнал позицию, которую займут его полторы сотни — на северной стене, в самом горячем месте. Сотню Хелии поставили в резерв, ближе к центру города.

Перед тем, как лечь спать, Рэн поддался душевной слабости и попытался связаться с Энормисом — схватился за последнюю ниточку, способную вытянуть несчастных жителей этого города из голодной пасти орды. Не смог дозваться. Где бы чародей ни находился, для магической связи он был недоступен.

Прометавшись в беспокойной дрёме всю ночь, наутро охотник чувствовал себя разбитым. Словно в тон его настроению изменилась погода — небо заволокла серая хмарь, а с моря подул холодный ветер. Это было очень кстати, потому что Рэн не мог себе представить массовую бойню в погожий летний день. Погибших оплакивать будет некому, так может их оплачет хотя бы дождь?

Горожане, военные и беженцы готовились к грядущей битве и недовольно косились на небо. Писари заполняли свои книги. Строители возводили укрепления. Инженеры сверялись с чертежами. То и дело сосредоточенные лица посещало странное выражение: словно люди надеялись, что всё происходящее — неправда, и нет на самом деле никакого нашествия, и не будет никакого сражения, а есть обычный пасмурный день, в котором всё идёт своим чередом. И что после полудня будет обеденный перерыв, а вечером — ужин. А на следующее утро все встанут, и каждый снова возьмётся за своё дело.

Это выражение путешествовало по лицам весь день.

До тех пор, пока на самой высокой в городе башне не загремел, раскалывая воздух, колокольный набат.

Глава 27 И земля рассыплется пылью

Закрывающийся пространственный разрыв выдавил меня из вакуумного пузыря прямо над бурным водным потоком. Точные координаты никак не рассчитать: чем дальше перемещаешься, тем больше погрешность. К счастью, в последнее время я пользовался Тропами столько раз, что машинально сплёл заклинание левитации и без лишней суеты спланировал на берег. Честно говоря, сам удивляюсь, насколько легко и естественно у меня выходят такие сложные плетения.

— Ну и ну! — присвистнуло Отражение. — Глянь-ка.

Двойник указывал на горную цепь, что вздымалась на востоке, небо над ней словно свернулось в гигантскую тёмную спираль, в которой утопали самые высокие пики. Этот чудовищный вихрь медленно вращался, разбрасывая лоскуты туч, но на месте потерянных хвостов тот же час отрастали новые. Чернота то и дело подсвечивалась изнутри вспышками молний.

Хребет Бурь, что тут ещё скажешь.

— Там в Эфире чёрт знает что творится, — сказал я. — Понятно, почему тропу удалось открыть только сюда.

Несмотря на то, что здесь как раз наступил полдень, жарой и не пахло. Оно и понятно — северные широты, континентальный климат. Да ещё и такая погодная аномалия неподалёку. Даже в лиге от подножия гор ветер казался колючим и злым, несложно представить, что творится на склонах. Увы, как раз туда-то я и направился.

Судя по масштабам бедствия, до замыкания мира здесь находился очень крупный энергетический узел. Издалека сложно было понять, что от него осталось спустя девять тысяч лет, но визуально всё это выглядело как одна большая катастрофа. Надежды на то, что я найду здесь искомое углубление в прослойке, с каждым шагом оставалось всё меньше.

— Мы что, пойдём туда пешком? — Отражение скорчило недовольную мину. — До-о-олго.

— Не ной. Ты всё равно не устаёшь.

— О тебе же беспокоюсь.

Я громко фыркнул.

— И что ты предлагаешь?

— Ты прекрасно владеешь левитацией. Сил у тебя теперь хватает, так зачем понапрасну изнашивать обувь?

— Тратить силы перед тем, как сунуться в это? — я ткнул пальцем в направлении вихря. — Ты смерти моей хочешь, что ли?

— Ну ладно. Как скажешь.

Я оглянулся на ходу и удивлённо воззрился на своего невидимого друга.

— Ты не заболел? Такой покладистый стал в последнее время. Даже настораживает.

Двойник пожал плечами.

— Как только Энормис-Рефлексирующий-Кретин стал Энормисом-Относящимся-Ко-Всему-Проще, я понял, что ты не безнадёжен. Теперь ты хоть иногда стал принимать адекватные решения.

— Это мне говорит моя галлюцинация, — усмехнулся я. — Представляю, что бы на это ответили Рэн и Литесса.

— Да кого беспокоит их мнение? Они же ни черта не понимают в сумасшествии! Вот Дисс — тот понимал. Жаль, что я появился в твоей голове только после его смерти.

«Жаль, что ты мне сразу же по-человечески не смог объяснить, кто ты такой, почему меня достаёшь, и какого лешего тебя никто кроме меня не видит, — подумал я с досадой. — Жизнь была бы намного проще».

— Я всё слышал! — воскликнуло Отражение и неожиданно серьёзно добавило: — Ты же понимаешь, что я подселился в твою черепушку не по своей воле. И будь всё по-моему, я не стал бы ничего усложнять.

— Теперь уже без разницы. Найти бы только эту треклятую аномалию.

Ветер усиливался с каждой сотней саженей. Ни порывов, ни смены направления: потоки воздуха непрерывно неслись с юга на север. Вся растительность — которой, к слову, было немного — фактически лежала на земле, и только в каменистых логах встречались более-менее живые кустарники и деревца. Похоже, ветра в здешних краях не утихали большую часть года, что привело к выдуванию плодородного слоя почвы.

К тому времени, как я достиг подножия гор, меня основательно подморозило, а правое ухо надуло так, что полчерепа заполнила пульсирующая боль. Эти неудобства так меня достали, что я, под ехидное хихиканье двойника, выставил магический щит. Как же всё-таки несправедливо, что Отражение бесплотно. У меня первая стадия обморожения, а у него на голове ни волосок не дрогнул.

Как только я перестал бояться, что меня опрокинет, и наконец выпрямился, оценивать обстановку стало намного проще. Эфир здесь был настолько неспокойным, что моё альтернативное зрение напрочь отказало — мне просто не удавалось пробиться сквозь стянутые в канаты магические потоки. Такой плотности я ещё не встречал. Колдовать тоже следовало с большой осторожностью — даже самые простые плетения могли вызвать нежелательные возмущения. Это всё равно, что совать руку между спиц катящегося колеса — неверное движение, и тебя зажуёт насмерть.

Мне позарез нужно было знать, что скрывается под прослойкой, но для этого требовалось сунуться в самое пекло. И не весь я соглашался с таким положением вещей.

— Похоже, мы теряем время, — сказал двойник. — В таком хаосе не удержится ни одно долгосрочное заклинание.

— А если это то самое место? — возразил я самому себе. — Если здесь я найду то, что ищу?

— Не глупи. Тут всё разворочено тысячелетия назад. Из этой бури выбраться живьём — и то подвиг.

В ужасающий вой урагана примешивался грохот, сопровождавший редкие вспышки молний. Те мелькали повсюду, ветвились, ослепительными сетками взрезая черноту неба, если издалека это напоминало всего лишь стихийное бедствие, то здесь уже вполне чётко ощущался всепоглощающий гнев, охвативший самое могущественное божество этого мира — природу. Мой взгляд блуждал по клыкообразным вершинам гор, стонущих от разрушающей их напасти, но не находил ничего обнадёживающего.

— У любой бури должно быть око. Островок спокойствия. И что-то мне подсказывает, что именно туда нам и надо.

— Не ищешь ты лёгких путей, ох, не ищешь…

На глаза мне попался один особенный пик, не самый высокий и не самый неприступный, но находился он аккурат в центре воронки, и в его вершину молнии били чаще, чем в любое другое место. Может быть, там близко к поверхности залегла железная руда, но куда вероятнее иное объяснение.

— Вот оно, — сказал я, не отводя взгляда от заветной горы. — Я должен туда попасть.

Отражение буркнуло что-то невнятное, но я уже и не слушал. Ноги сами понесли меня вверх по склону. Вихрь буквально притягивал меня, манил к себе, заставляя игнорировать здравый смысл, я вдруг понял, что должен во что бы то ни стало подняться на эту вершину.

Мной завладел кураж — прямо как в старые времена, когда я сталкивался со стихией, с которой не мог совладать. Но если тогда я каждое мгновение был начеку, то теперь бросился вперёд безрассудно, наслаждаясь ощущением опасности как маковым порошком. Объяснить это влечение я не мог даже самому себе. Да и нуждаются ли инстинкты в объяснении?

Восхождение оказалось трудным. Ворочающиеся в Эфире потоки порой искажали пространство, плетение щита то и дело рвалось, и в ту же секунду вихрь обрушивался на меня всей своей мощью. Приходилось использовать все доступные ресурсы, как тела, так и разума, чтобы не сорваться с какого-нибудь уступа и не разбиться о скалы. В очередной раз преодолев опасность, я испытывал настоящий восторг. Казалось, таким живым и счастливым я не был никогда.

Отражение появлялось то тут, то там, оно молча наблюдало за моей слепой борьбой с непобедимым противником. Двойник напоминал статую, холодную и безучастную, и чем дальше, тем отчётливее я понимал, что наша с ним внешняя одинаковость на самом деле ничего не значит. Как в том памятном сне, где я увидел часть его воспоминаний, передо мной предстала истинная суть этого существа — неживая, бесчувственная, безликая по натуре. Маска полубезумного шута скрывала всего лишь порождённую бездушием пустоту. А во мне клокотала жизнь, я, в отличие от своей второй половины, ещё мог чувствовать, мог наслаждаться и с упоением это доказывал, себе или Отражению — без разницы.

Отшлифованный ветром камень окружал меня со всех сторон, стихия каждую секунду грозилась убить, но я воспринял это как вызов. Лишь через несколько часов, окончательно выбившись из сил, я залез в скопление валунов, чтобы отдохнуть. Понятия дня и ночи на Хребте Бурь теряли всякий смысл — всё та же темнота, всё те же вспышки энергетических разрядов. Сон в таком хаосе казался невозможным, однако мне всё же удалось ненадолго забыться — и, проснувшись, я с удивлением осознал, что так хорошо не спал уже давно.

Снова началось восхождение, занявшее ещё день. За это время я висел на волоске много раз, один раз даже сорвался, но вовремя сориентировался и успел создать воздушную подушку. Усталость стала приятной, страх — спасительным, а смертельная опасность превратилась в зону комфорта. Когда ноги коснулись вершины горы, соседствующей с моим пунктом назначения, я даже испытал некоторое разочарование. Путь оказался таким коротким…

— Ты — самоубийца, — процедил двойник, понявший, что я собираюсь сделать.

Ураган здесь, на открытом месте, достиг такой силы, что мой щит больше не мог рассекать воздушный поток и заметно прогнулся.

В аномальный пик снова ударила молния.

— Этот путь — самый короткий.

— Тебя или размажет, или поджарит. Сказать шансы? Один к десяти, что ты выживешь.

— Не так уж мало, — сказал я.

— Не так уж много, — возразило Отражение, но поздно.

Я взмыл в воздух и со скоростью стрелы полетел к центральной вершине.

Требовалось преодолеть всего полверсты, но примерно на середине пути мои плетения разнесло в клочья. Меня подхватило, завращало, понесло, где-то совсем рядом мелькнула очередная молния, и от грохота заложило уши. Испугался ли я? Конечно, испугался, буквально чуть не обделался. Но и не растерялся. Воображение с невероятной скоростью воссоздало разорванные заклинания, причем все одновременно — до той минуты мне и в голову не приходило, что такое возможно. Беспорядочное вращение остановилось. Я оглянулся: до отвесной скалы оставалось всего несколько саженей, ещё секунда, и меня бы по ней размазало. Разобравшись, где верх, а где — низ, я тут же продолжил полёт, и на этот раз благополучно опустился на оплавленный камень аномального пика.

— Псих. — Отражение смотрело на меня с укоризной. — И что дальше?

— Дальше самое интересное, — я достал из ножен меч и воздел его в небо.

Глаза двойника округлились.

— Неудачная идея, приятель! Крайне неудачная!

Чтобы заглянуть в Эфир, мне нужен был точечный прокол в эфирной прослойке, однако чтобы сделать его, требовался единомоментный выброс огромного количества энергии. Сил у меня осталось не так уж много, да и мгновенно выдавить из себя всё до капли я бы не смог. Зато перенаправить внешнюю энергию — вполне.

— Запоздаешь на миг, и ты — труп! Это же как…

— Схватить болт на лету? — сказал я, не в силах стереть улыбку со своего лица. — Поглотить летящее в тебя заклинание?

— Тьфу! — в сердцах выкрикнул двойник. — Не время сейчас так рисковать! Не время, понял?!

Мой взгляд был прикован к острию меча, которое провоцировало тучи, нахально тыча в их косматые подбрюшья.

Сосредоточиться. Попытаться поймать миг, когда воздух задрожит от накопленного заряда и мелькнёт первая искра. Это невозможно, но…

— Одумайся, балбес!

— Не мешай! — заорал я на двойника, и тут же в глаза ударил слепящий свет.

Сквозь моё тело заструились невероятные объёмы энергии. Всего за долю мгновения до этого я успел оживить перенаправляющее плетение и самым краешком глаза заглянуть за прослойку, а потом…

Очнулся.

Потребовалось какое-то время, чтобы мозг снова вошёл в рабочий режим. Только через несколько секунд я понял, что толчком к пробуждению стал сильный удар в грудь. Судя по тому, как болели ребра, удар был не один.

Надо мной стояло Отражение: полупрозрачное, злое, но с тенью облегчения на лице.

— Дебил, — изрёк двойник и растаял окончательно.

Я сидел у подножий Хребта, на безопасном расстоянии от бури, в полном одиночестве. Голова всё ещё туго соображала. Запал, с которым я взбирался к заветной вершине, полностью иссяк.

Провёл самоосмотр. Результаты не вдохновляли. Волосы частично сгорели, частично стояли дыбом и выпадали клочками. В глазах как будто лопнул каждый капилляр. Торс, конечности, лицо — всё избороздили тонкие древовидные знаки молнии. Прикоснувшись к ним, я обнаружил, что ничего не чувствую. Совсем ничего. Моя покрывшаяся тёмными пятнами кожа отныне не различала ни тепла, ни холода, ни боли. Однако сожалений по этому поводу тоже не возникло.

Чтобы не тратить время попусту, я подобрал лежащий рядом меч и обрился наголо. После пережитой остановки сердца руки била дрожь, а лезвие оказалось слишком острым, но порезы не доставили ни малейшего неудобства. Я заживил ранки и стёр выступившие кровавые бисеринки. Ещё раз поглядел на себя. Лицо, которое теперь смотрело на меня из чашки с водой, криво улыбнулось и сказало:

— Привыкай.

Итак, Отражение в очередной раз спасло мою шкуру. Не сберегло в целостности, но всё же спасло. Видимо, ему пришлось, как тогда, на Одиноком Вулкане, воплотиться, и теперь двойник не появится какое-то время. Что ж, это будут самые прекрасные в моей жизни дни.

К счастью, память мне не отшибло: увиденное за эфирной прослойкой запомнилось преотлично. Риск не оправдался. Чем бы это ни было ранее, теперь оно находится в пятидесяти саженях над вершиной и напоминает отсечённую пуповину с тянущимися из рубца отростками. Именно эти отростки, вращаясь, создают спиральные течения энергии вокруг аномалии. На углубление в Эфире это никак не похоже, так что я нашёл не то, что искал.

Однако и совсем бесполезным мой самоубийственный приступ не назвать. Чего стоит только избавление от двойника! А ещё меня почти наверняка ждёт новый асессионный скачок. Плюс к тому я разобрался с местным движением потоков: в радиусе примерно тысячи вёрст возвратная энергия не скапливается, она проваливается в дыру (которую, хоть убейте, я никак не могу объяснить) и выплёскивается далеко к востоку от Хребта. Учитывая, что притяжение Средоточия ослаблено до предела, где-то в Пустошах прямо сейчас происходит возврат, который Острохолмью не являлся даже в кошмарах. Меня ударило всего лишь одной молнией, и её мощью можно было без преувеличения вскипятить целое озеро, а в дыру каждую минуту проваливается сотня таких зарядов. Раньше эта энергия утекала к Средоточию, а теперь конденсируется. Что ж, надеюсь, Рэну и его новой подружке хватит ума держаться оттуда подальше.

Итак, в борьбе с Грогганом я не продвинулся ни на шаг. Потратил два дня на восхождение, теперь потрачу ещё какое-то время на восстановление после короткого визита в небытие. Да и встреча с королём эльфов тоже оказалась бесполезной.

«Может, я просто выбрал не тот путь? — размышлял я, хрустя добытым из кармана сухарём. — Нужно подумать над другими вариантами. Тыкаться вслепую, полагаясь на везение и авось — стратегия явно не для меня. Да и показаться кому-то на глаза в моём нынешнем виде, не вызвав сердечного приступа, было бы большой удачей… Хм-м-м».

Вдруг меня осенило. Я действительно пошёл не в том направлении. Ответ лежал на поверхности, но мне потребовалось впустую потратить несколько дней и заработать физическое уродство, чтобы подумать в нужную сторону.

Теперь прежде, чем действовать, надо хоть немного привести себя в порядок. Как минимум дождаться, когда пройдёт боль в мышцах и вернётся координация. А для этого нужно найти место поспокойнее.

С трудом поднявшись, я вернул меч в ножны и поковылял прочь от Хребта Бурь.

— … Вот так сейчас обстоят дела, — сказала Литесса, закончив рассказ.

Три бунтовщика-меритарита молчали, переваривая услышанное. Из охваченной ужасом столицы они перенеслись в имение Норлана, находящееся на приличном удалении от крупных городов, у самых подножий Синих Гор. Здесь было достаточно спокойно и безлюдно — в самый раз, чтобы организоваться и спланировать дальнейшие действия.

Снаружи уже рассвело, но в гостиной, где расположились чародеи, всё еще потрескивал камин, и догорали свечи. Хозяин дома заверил остальных, что поместье пустует: прислуга приезжает сюда раз в неделю, только чтобы сделать уборку и привести двор в надлежащий вид. Как только все расположились и отведали скромных угощений из запасов Норлана, архимагесса, стараясь ничего не упустить, поведала единомышленникам о том, что произошло в мировом закулисье за последние годы. Рассказ вышел длинным, и язык Стальной Леди, непривычный к такой нагрузке, успел изрядно устать. Её выслушали, почти не перебивая.

— Так вот почему стало так много всякой мрази, — наконец кивнул Лей. — Я чувствовал, что этот Грогган — говнюк с большим стажем. Но чтобы целый мир пустить на разбор — такого я не ожидал.

— Никто не ожидал, — наморщив лоб, сказал Норлан. — Я даже сидя в Совете ни о чём таком не догадывался.

— А этот отступник, ученик изгоя, ты в нём уверена? — спросил молодой Волшебник. — С твоих слов он выглядит изрядно тронутым на голову.

— Я ни в чём не уверена, — архимагесса сверкнула глазами. — Но кроме него с Грогганом никто ничего сделать не сможет. И если есть хоть небольшой шанс, что Энормис знает, что делает, я готова рискнуть. Жаль, что мы можем помочь ему только косвенно, не попадаясь на глаза Вернону и его хозяину.

— Кстати, — Лей сощурился, — помешать Вернону — не значит уничтожить Орден. Ты так и не сказала, зачем тебе это. А меня этот вопрос ну очень интересует.

— Затем, что Орден себя изжил.

— Это ты так решила?

— Это мир так решил, — голос Литессы звякнул железом. — Цели, которые ставит перед собой Меритари последние несколько сотен лет, и методы, которыми эти цели достигаются, ведут к энтропии всего и вся. Ты защищал свой дом от химер? Тогда должен понимать, что связь здесь прямая.

— Но не слишком ли радикальное решение — уничтожить? — подал голос Норлан. — Ведь оно тоже ведёт к энтропии. Есть менее кровавые способы, Лита. Реорганизация, реформация. Тебе нужно лишь снова встать во главе, и тогда…

— И тогда появится новый Вернон, — отрезала Стальная Леди. — Кажется, ты не понимаешь фундаментальных ошибок Ордена. Мне тоже нелегко приносить в жертву то, чему я посвятила целую жизнь. Но давай посмотрим на меритаритов отстранённо. Мы сидим в Башне, плетём интриги, жируем и плюём сверху на всех, кто не обладает Даром. Нас не уважают, нас просто боятся. Тихо ненавидят, но терпят, потому что от нас всё же есть небольшая польза, и потому что нас признаёт король. Мы даже своих неофитов приучаем к тому, что страх — лучшая мотивация.

Чародейка вздохнула и помолчала, собираясь с мыслями.

— Один очень неглупый парень говорил мне, что это неправильный подход, — продолжила она. — Приводил факты, доказывал. Но не убедил. Я была уверена, что лучше знаю человечество: так оно и оказалось. Я прекрасно знаю людей, на что они годны и чего хотят. Последнее слово тогда осталось за мной. Но теперь, посмотрите вокруг, — Литесса обвела взглядом соратников. — Мир на последнем издыхании. Ещё немного, и мы захлебнёмся собственной кровью и испражнениями. Что останется после нас — руины, населённые химерами? Я была права в том споре. Страх — лучшая мотивация. Но такая система ценностей привела нас к нынешнему положению. И даже если причина в другом, у меня напрашивается только один вывод: пора что-то менять. Желательно — в корне.

Чародеи молчали. Томве — в полном спокойствии, Норлан с сомнением, Лей с лёгкой усмешкой.

— Этот мир или изменится, или погибнет. И я собираюсь начать с себя, — архимагесса снова вздохнула. — А теперь, если мы разобрались с моралью и философией, предлагаю перейти к более насущным вопросам. Нужно вставить как можно больше палок в колёса Вернону. Устранить его мы не в состоянии, но лишить человеческих ресурсов можем.

— И я знаю, с кого начать, — сказал Лей. — У архимага в Совете есть несколько особо доверенных лиц. Мне даже известны их имена.

— Откуда?

— У Башни много секретов, но не все они хорошо защищены, — уклончиво ответил молодой повеса. — А я люблю совать нос в чужие дела. Никогда не знаешь заранее, каким козырем сыграешь. Нам нужны Жеверр, Торвус и Васкарион. Был ещё Гэтсон, но он не оправдал надежд Вернона и разучился дышать.

— И ты уверен, что они — доверенные лица? — Норлан погладил бородку.

— Их частенько вызывали в кабинет архимага, после чего они куда-то исчезали на целые недели, иногда на месяцы. Никто не знает, где они были и что делали. Нет ни одного отчёта, вообще ни одной бумаги, даже приказов. Так что да, я почти уверен.

— Жеверра нет в Башне уже несколько недель, — вставил Томве.

— Торвус уехал с командировкой в Аль-Назир на прошлой неделе, — кивнул Норлан. — Васкарион исчез, как только в городе началась неразбериха.

— Сбежал, — с презрением бросила Литесса. — Он всегда был трусоват. Похоже, не только Лей считает, что может игнорировать приказы архимага.

Молодой Волшебник ехидно усмехнулся.

— Они все состоят в Ордене уже не первый десяток лет, — продолжила Стальная Леди. — Найти их и расколоть будет не так-то просто. Норлан, — чародейка обратилась к давнему другу, — у тебя будет особая роль. Мне нужен информатор в Башне. Справишься?

— Без проблем.

— Хорошо. Прежде всего, нужно отслеживать передвижения Вернона. Чтобы он внезапно не свалился нам на головы. Второе — эти трое могут быть где угодно, поэтому любая информация по ним нам пригодится. Третье. Тебе придётся заняться диверсиями.

— Рискованно, — Лей прицокнул языком и повернулся к Норлану. — Но знаешь, что? Если на тебя падут подозрения, смело вали всё на меня. Не собираюсь возвращаться в это гадючье гнездо ни в каком виде. В моей комнате есть потайной ящик, в головной спинке кровати. Там лежит компромат на многих меритаритов. В том числе на тебя, кстати, — нахал виновато пожал плечами. — Думаю, сам догадаешься, как распорядиться этой информацией.

Старый чародей кивнул.

— Мы пока займёмся поисками этой троицы, — продолжила Литесса. — Торвус почти наверняка в Неф-Суфуме.

— Васкарион — тублонец, — уронил Лей. — Там по сей день живут его внуки.

— Тоже хорошая зацепка. Лучше начать с неё. Есть идеи, где искать Жеверра?

Чародеи переглянулись и пожали плечами.

— Он же бывший бродяга, — сказал Норлан. — Ходил слушок, будто этот рыжий не прочь пройтись по борделям, но вряд ли он в состоянии загулять на несколько недель. Тем более, в такое время. Скорее всего, получил очередное задание от Вернона. Если он объявится в Башне, вы сразу об этом узнаете.

— Договорились, — кивнула архимагесса и, заглянув в глаза другу, попросила: — Только сделай так, чтобы тебя не поймали.

— Ордену сейчас не до этого, — улыбнулся старый чародей. — После визита твоего приятеля там полный бардак. А уж с этим нашествием выродков…

— Кстати, — Литесса остановила уже поднявшегося советника. — Как давно это продолжается? Я имею в виду выродков. Давно не была в населённых местах…

— В Лоторе — только вчера, — ответил Томве. — Но из других городов известия приходили уже пару недель.

— Несколько деревень сожрали подчистую, — сказал Лей. — В Либрии, Прибрежье, Дембри, везде. В городах, в которых есть служба чистильщиков, полегче. Где нет — похуже. Лотор продержался так долго только благодаря им. Говорят, за последние дни в столице погибло больше половины их штата, из-за чего в чистильщики стали вербовать стражу.

— Что Острохолмье?

— Тоже не очень. Энтолф разрушен. Его обороняли как могли, но волна шла за волной, и буквально позавчера город сдали. Население угнали подальше на восток. Соседние графства сдались тогда же — никто не хотел оказаться в окружении. Сейчас отродья движутся к границам Нейрата.

— Какая-то ерунда происходит к востоку от Тингар, — добавил Норлан. — Говорят, будто там тоже появилась орда отродий. Степняки выслали ей на перехват войско. Посмотрим, что у них выйдет. Сейчас повсюду очень неспокойно.

— Церковь в истерике, — подхватил Лей. — Кара Богов, Последние Дни — чего только не звучит с трибун. Службы в церквях и соборах идут почти непрерывно. Всех призывают как можно больше молиться и искупать грехи, пока ещё можно.

— Учитывая природу возвратов, не такая уж плохая идея.

— Да, только пока они будут молиться, их сожрут. Так что не такая уж она и хорошая. Всем очень хотелось бы сбежать в безопасное место, но опытным путём установлено, что таких мест сейчас нет. Куда люди — туда и их проблемы.

— Иными словами, всё плохо, — резюмировала Литесса. — И если с этим ничего не сделать в ближайшее время, потом спасать будет уже нечего.

— Ты как никогда права, — с неожиданной злобой произнёс молодой Волшебник. — Надеюсь, твой таинственный ренегат не теряет времени даром.

— Я тоже на это надеюсь, — отозвалась чародейка и попыталась вообразить, чем сейчас занят Энормис. — Ладно, нам тоже пора заняться делом. Норлан, я сама с тобой свяжусь через особое заклинание, — старый чародей кивнул. — Лей, Томве, мы выдвигаемся в Тублон.

— Что, без малейшего плана? — усмехнулся главный орденский нахал. — Может, хоть обязанности распределим?

Литесса в ответ резко повернулась к нему и, уничтожив выскочку взглядом, выплюнула:

— Предоставь это мне, дружок.

А через несколько минут два вакуумных пузыря рухнули в Эфир, и комната опустела — словно никого в ней и не было.

Небо так и не проронило ни капли. Сплошное серое полотно зависло в высоте, точно грязным саваном укрыв замерший мир. Всё вокруг молчало, лишь ветер в коротких порывах посвистывал меж наконечников копий.

Рэн стоял на стене, среди сотен совершенно чужих ему людей, и ждал. Рядом переминался с ноги на ногу Рахим, вызвавшийся переводить приказы охотника десятникам. Полторы сотни стрелков вытянулись на сотню саженей, вклинившись небольшими группами среди других защитников — их было хорошо видно благодаря длинным лукам, возвышающимся над головами. Пуэри периодически поглядывал на них, проверяя готовность, и снова возвращался к созерцанию пока ещё чистой линии горизонта.

Уже несколько минут охотник прислушивался к шуму ветра, и в нём пуэри мерещился один лишь затянувшийся прерывистый выдох, который сколько бы ни длился — а всё равно закончится. «Последует ли за ним вдох?..» Лишь почувствовав стопами дрожь стены, Рэн осознал, что всё это время слушал не ветер, а медленно нарастающий гул, что остро диссонировал с остальными звуками. Рахим, обладающий более тонким слухом, чем остальные, вздрогнул, когда услышал его.

— Земля поёт… — прошептал менестрель, широко раскрыв глаза. — Поёт так грустно, стонет… Слышишь? Звучит так глас не вырытых могил…

Пуэри понял, что бард припомнил строчку песни, но всё же шикнул на него и погрозил кулаком. Другие воины тоже расслышали зловещий звук и забеспокоились, начали переглядываться, переговариваться, косясь на неровную линию соприкосновения холмов и неба. Кто-то издал воинственный клич, который тут же подхватили, и он прокатился по всей стене, но вскоре умолк. На башне снова ударил колокол.

После дозорного, сидящего в колокольне, противника увидел и Рэн: самый далёкий холм, различимый в просвете между двух более близких, стал чернеть. Вскоре просвет полностью заполнился чернотой. Рука пуэри непроизвольно стиснула лук.

Гул становился всё громче. Разглядев врага, воины снова закричали и затрясли оружием, храбрясь, командиры не призывали к порядку. Сзади послышался скрип взводимых механизмов — инженеры заряжали машины. Мимо выстроившихся на стене пробежал мальчишка-факельщик, зажёгший жаровни.

Холмы один за другим чернели, и ни один из них ещё не освободился, наступающая линия тьмы стала неспокойной, подвижной, но деталей всё ещё было не разглядеть. Рэн понимал, что в поле зрения находятся уже тысячи, десятки тысяч отродий, и с каждой секундой последняя надежда внутри него угасала.

— Их много, да? — взволнованно спросил Рахим. — Больше, чем нас?

— Много, — пуэри даже не повернулся.

Чёрная волна надвигалась быстро: отродья не шли, они бежали. Гул постепенно переходил в грохот, камень под ногами дрожал всё отчётливее. В сплошной массе орды Рэн уже мог различить отдельные фигуры, самые большие и отличающиеся по цвету, будто сделанные из другого материала. Впрочем, вероятно, так оно и было — ведь отродья могут появиться даже из обычной грязи…

Люди перестали кричать. Они наконец пришли в себя и увидели. Орда покрыла собой всю землю, от берега моря на востоке и до самого края горизонта на западе. На город надвигались миллионы. Десятки миллионов. Шевелящаяся, текущая, точно лава, масса, в которой нет ни одного просвета, будто под ней исчезала сама земля.

Два полёта стрелы.

Некоторые командиры, сбросив оцепенение, что-то орали, но их почти никто не слушал. Все были слишком поглощены зрелищем надвигающейся бесконечности, и каждый думал только о том, что победить её невозможно.

Полтора полёта стрелы.

Огры и тролли возвышались над мелочью как осадные башни, среди них попадались такие высокие, что лишь немного уступали в росте крепостной стене. Рэн оглянулся: воины непроизвольно пятились, кто-то даже с воплем упал со стены и, по всей видимости, разбился. Никто больше и не думал кричать. Один из стоящих неподалёку бойцов уронил оружие и побежал.

И тогда пуэри понял: «Пора». Он вышел на самый край стены, и, подняв в воздух лук, закричал сам. Громко, отчаянно, будто воздух в его лёгких вдруг превратился в яд. Он кричал так долго, как только мог, вложившись в выдох полностью, а потом выхватил из жаровни стрелу и по высокой дуге послал её во врага.

И началось.

Его клич подхватили, стена снова наполнилась движением. Прочертив в небе дымную полосу, снаряд упал аккурат под ноги ближайших врагов, а ещё через секунду огонь добрался до забросанного сухостоем горючего. Пламя пошло по дуге, клубами вырываясь из земли и превращая тела отродий в факелы. Подбегающие к возникшей преграде гоблины пытались остановиться, но сзади напирали так сильно, что их либо растаптывали, либо сталкивали в огонь.

— На изготовку! — крикнул Рэн, но не услышал голоса Рахима.

Пуэри резко развернулся и влепил менестрелю такую оплеуху, что тот чуть не упал. Это помогло: взгляд певуна тотчас прояснился.

— Стрелять по готовности! — заорал охотник прямо ему в лицо, и Рахим звонко продублировал приказ на языке кочевников.

Огонь недолго сдерживал волну: отродья попросту завалили его своими телами. Один тролль, перепрыгнув через гаснущее пламя, побежал к стене, Рэн прицелился, и уже через две секунды стрела по самое оперение вошла гиганту под подбородок, сразив его на месте.

— Целиться в горло! — отдал приказ пуэри и потянулся за следующей стрелой.

Командиры выкрикивали последние напутственные слова перед боем, и это действовало: глаза воинов загорелись боевым безумием, рты разрывались в воинственных воплях, оружие с лязгом било в щиты. Позади затрещало, и тут же над головами защитников с уханьем пронеслись округлые снаряды катапульт, падая, они прочерчивали настоящие просеки в нестройной массе врагов. Лёгкие лучники по команде выпустили в небо рой стрел, но те, хоть и нанесли урон, нисколько не задержали атакующих.

Первые гоблины уже перелезли через рогатины и попрыгали в ров, который защитники так и не успели заполнить водой. Рэн и его отряд со своей задачей пока справлялись: ни один из попавших в зону обстрела великанов не добежал до стены. Но чем дальше, тем их становилось больше.

Гоблины, преодолев ров, тут же начинали с удивительной ловкостью карабкаться по стене, сверху в них летели камни и стрелы. Сбитые тут же валились на подбегающих и вместе с ними скатывались на дно ямы. Отродья напирали беспорядочно, массой, Рэн видел, как волна врагов, не пришедшая в лоб на стену, двинулась вдоль неё. Городу предстояло защищаться по всему периметру.

— Рэн! — крикнул Рахим. — Смотри!

По левую руку от них к стене подбежал высоченный огр. Он легко перемахнул через ров и, подпрыгнув, ухватился за край стены. Пуэри свесился через зубец и рванул тетиву, стрела прошила голову великана, и стоящих над ним бойцов обрызгало тёмной жижей.

— Не зевать! — заорал пуэри своим стрелкам и тут же отвлёкся на новую цель.

Земля за стеной всё гуще покрывалась телами отродий. Ров заполнялся ими пугающе быстро, приближался момент, когда стена перестанет быть преградой. Рэн улучил пару секунд, чтобы посмотреть вдаль: холм, на котором орда показалась раньше всех, очистился.

Один из троллей добрался до стены и перед смертью успел ударить по кладке — та дрогнула, и несколько человек упали наружу. Бойцов тотчас накрыло серой массой, а их вопли быстро смолкли.

В нескольких шагах от пуэри опрокинули котёл с кипящим маслом, да прямо под ноги воинам, на какое-то время в защите появилась брешь, воцарилась неразбериха, в которой нескольким гоблинам удалось вскарабкаться наверх. К счастью, с ними быстро справились, а контроль над участком стены удалось вернуть.

Рэн потянулся за очередной стрелой и увидел, что вытягивает последнюю.

— Стрелы! — крикнул он и свалил очередного великана.

При виде врагов, подбирающихся всё ближе, охотника охватило отчаяние. Что будет, когда защитники утратят этот рубеж? В городе расставлены заграждения, но разве на них можно выстроить оборону?

Прямо перед лицом возникла мерзкая рожа гоблина, пуэри среагировал мгновенно, сбросив гада быстрым ударом. Огляделся: лучники продолжали расходовать боезапас, снаряды всё так же бомбили плотную толпу отродий, а значит, остальные участки стены ещё держались, но надолго ли?

К счастью, в ту же минуту подтащили стрелы, и Рэну снова стало не до размышлений.

Стрела. Тетива. Прицелиться. Выстрел. Стрела. Тетива. Прицелиться. Выстрел.

Эти монотонные действия не оставляли ни единого мгновения на отдых. Великаны, в отличие от мелочи, передвигались быстрее, иногда — группами, и тогда пуэри приказывал сосредоточить огонь на них. Он не единожды убедился в том, что под его начало действительно отдали профессионалов — приказы исполнялись точно и быстро, пусть не с абсолютной меткостью, но достаточной для того, чтобы сохранить линию обороны. Великанов становилось меньше, но стрелкам всё чаще приходилось переключаться на рукопашную, чтобы отбиться от гоблинов.

Несколько раз охотник замечал среди врагов химер — самых разных, гротескных и более-менее оформленных. Тогда он брал стрелы из специального запаса — с поджигаемым наконечником — и стрелял в тварь до тех пор, пока она не издыхала.

И вдруг в грохот битвы вклинился посторонний звук: рог, сигнал к отступлению. Стиснув зубы, Рэн уложил последнего противника и крикнул:

— Отступаем!

Рахим вторил ему испорченным эхом. Защитники попятились к лестницам, на зубцах стало появляться намного больше гоблинов. Пуэри подхватил оставшиеся стрелы и толкнул менестреля под защиту бойцов со щитами, а сам спустился на землю по подпорке.

Отход означал только одно: где-то защиту прорвали. Однако в зоне видимости всё было в порядке. Некстати вспомнилась Хелия: где она, жива ли? Стену заполняли отродья, им тоже не требовались лестницы, поэтому здесь в бой вступили сотни, до сих пор стоявшие внизу. Люди продержались на стене чуть больше часа, но казалось, что прошёл целый день.

Зубцы преодолел один из огров. Рэн уже натянул тетиву, но тут кто-то из его стрелков изловчился выстрелить быстрее, мёртвый великан свалился на своих же сородичей. Пуэри тут же свистнул и знаками стал показывать лучникам, чтобы собирались вокруг него. Вскоре подоспел трясущийся Рахим, забрызганный кровью двух цветов — коричневой и красной. К счастью, сам он не был ранен.

Пока стрелки стягивались, пуэри оценил обстановку. В этой части города отступление проходило более-менее гладко, но от этого становилось ещё тревожнее. Потому что где-то в другом месте защитники Светлого Города наверняка терпели полный разгром.

«Хелия, девочка, где же ты?»

— Рахим! — окликнул охотник барда. — Видишь, как лазают? — он указал на гоблинов, спускающихся по отвесной стене. — Ступай к тысячникам, скажи, что защищать нужно каждый дом! На крыши пусть сгоняют лучников, кого угодно, лишь бы оттуда на нас не прыгали эти твари! Понял?

Бард, на миг смешавшись, отрывисто кивнул.

— Беги!

Певун умчался, а Рэн повернулся к своим лучникам, жестами разделил их на группы и указал на ближайшие возвышенности. С некоторым трудом объяснил, что стрелять нужно по-прежнему только в великанов. Один из стрелков ткнул пальцем в пуэри: «А ты?». Рэн указал себе под ноги: «Я — здесь». Бойцы ушли, а охотник, ещё раз глянув на отступающие сотни пехоты, что устилали землю трупами своих и чужих, побежал вглубь города.

Одни улицы пустовали, на других толпились люди — напуганные, растерянные, ничего не понимающие. Беженцы вместе со своим скромным скарбом стояли прямо на дороге, тревожно озираясь по сторонам. Матери не отпускали от себя детей ни на шаг, а старики жались к домам, явно опасаясь быть растоптанными в этой неразберихе. Временами пуэри приходилось проталкиваться сквозь толпу, из-за гомона людских голосов отдалённые звуки сражения становились почти неслышными.

Всего за несколько минут охотник добрался до места, где должен был стоять резерв ополчения, но на площади толклись одни лишь горожане. Рэн попытался спросить у них, куда подевались ополченцы, но так и не смог получить внятного ответа — одни его не понимали, другие вовсе не слушали. Вдруг он заметил группу бойцов в остроконечных шлемах: они скрылись в одной из улиц. Недолго думая, пуэри побежал следом. Он примерно просчитал направление — отряд бежал на юг.

Звуки боя стали громче. Рэн пару раз свернул вслед за воинами, протолкался через встречный поток бегущих в панике горожан и остановился, как вкопанный.

Эта улица находилась совсем недалеко от центра, и здесь шла настоящая бойня. Земля была завалена мёртвыми телами отродий, воинов, горожан, бойцы стояли в них по колено и быстро гибли под натиском бесконечной реки тварей. Здесь не было уже никакого порядка: люди дрались из последних сил, почти окружённые, но стояли насмерть, прикрывая отход своих.

Охотник кинулся назад, навстречу ему уже бежали свежие силы кочевников, брошенные закрыть своими телами возникшую прореху. Пробежав всего одну улицу Рэн с ужасом увидел, что во фланг защитникам несётся ещё волна врагов, предупреждать было уже поздно. Пуэри стиснул в руке лук и со всей доступной быстротой побежал туда, где ранее видел свободные улицы.

Рёв и грохот доносились теперь отовсюду. Крики людей и хриплые вопли отродий сливались в один плавно нарастающий звук. Где-то рушились дома, земля содрогалась, но Рэн пока мог заставить себя сосредоточиться на движении. Он снова попал на центральную площадь, где вокруг огромного монумента, отдалённо напоминающего крылатую фигуру, волновалось людское море.

— Рэн! — услышал он знакомый голос.

Оглянулся: каким-то чудом Хелия оказалась совсем рядом с ним.

— Ты жива! — с облегчением крикнул он. — Слава Творцу!

И только потом заметил, в каком состоянии находилась пиратка.

— Нам крышка! — срывающимся голосом крикнула девушка и мёртвой хваткой вцепилась в рукав пуэри. — Нас разорвут на куски!

Её одежду покрывали кровь и слизь, под порванной рубахой на плече алели следы чьих-то когтей. В глазах пиратки плескался ужас, смешанный с отчаянием.

Охотник схватил спутницу за плечи и хорошенько встряхнул, пытаясь привести в чувство.

— Что случилось? — выкрикнул он. — Где всё ополчение?

— Они все уже мертвы! — девушка стиснула зубы и зажмурилась, из её глаз брызнули слёзы. — Когда твари проломили стену, мы пытались их остановить, но даже задержать не смогли! Там за считанные минуты всех перебили, мужчин, женщин, детей, всех!!!

Она в бессилии ткнулась лицом в плечо Рэна и зарыдала.

Тоже начиная терять самообладание, пуэри глянул поверх толпы. С западной стороны поднялась какая-то шумиха, через несколько мгновений в толпу вбежал огр и завертелся, раскидывая попавшихся под ноги людей. В воздух взлетело несколько оторванных частей тел.

Толпа заметила опасность и в ужасе хлынула прочь. Охотник едва успел схватить пиратку, как людской вал поволок их за собой — пришлось бежать с остальными. Горожане покидали площадь и втягивались в улицы, ведущие в сторону порта. Пуэри с трудом удавалось держаться на ногах и не позволить упасть спутнице, но несколько раз им пришлось перепрыгивать тела растоптанных насмерть, в основном это были женщины и старики.

Во всеобщей панике уже ничего было не разобрать: мелькали перекошенные лица, разорванная одежда, покрытое чёрным и красным оружие. От воплей закладывало уши. Бегущая прямо перед Рэном женщина споткнулась и упала. Пуэри не смог остановиться и случайно наступил ей на руку. Тут же послышался детский крик: «Мама!», и мимо пробежала девочка лет девяти. Оглянувшись, охотник только успел увидеть, как её тоже сбивают, а потом фигурки матери и ребенка затерялись под ногами бегущих.

С одной из перекрёстных улиц в толпу врезался новый кулак орды, и людской поток развалился.

В этот момент Рэн смутно ощутил, что больше не может себя контролировать. Его рука стиснула руку Хелии с такой силой, что девушка закричала и попыталась вырваться, но не смогла. Охотник волок её за собой, прокладывая себе путь мощными ударами, от которых люди падали и не могли больше встать. Взгляд пуэри заволокло кровавой пеленой, между ключиц нещадно жгло: в эфирном пространстве бесновался альтер. Куда бы Рэн ни посмотрел, всюду он видел лишь вязкую красную жидкость, которой никак не могла напиться стонущая в агонии земля.

Пуэри не помнил, как снова попал на площадь. На этот раз она оказалась рыночной: всюду стояли лотки и скамейки, на которых лежали раненые и уже истёкшие кровью. Сюда имелось всего четыре въезда, и возле каждого кипел бой. Обычных горожан здесь собралось не больше пяти сотен.

«Наверное, мы успели проскочить, — подумал Рэн. — Эти воины забаррикадировались до того, как орда добралась сюда».

— Где мы? — Хелия дышала с трудом.

— В Бездне, — выдавил охотник.

Его взгляд упал на одно из тел: им оказался Хальсет, изуродованный до неузнаваемости. На сведенном судорогой лице застыли боль и ужас. Доспех вмялся в туловище рыцаря от удара огромного кулака.

Пошатнувшись, пуэри сел прямо на землю. Он прекрасно понимал, что все, с кем он успел познакомиться здесь, скорее всего уже погибли. Весь его отряд стрелков. Весёлый певун Рахим. Сварливая Сенерия. Тысячники и сотники. Может быть, кто-то ещё и отбивается в других частях города. Но куда вероятнее, что больше никого не осталось.

— Сколько нам ещё?.. — пиратка будто спрашивала пустоту.

— Не знаю, — Рэн уронил голову. — Минуты. Часы, если повезёт.

Воины, обороняющие последний принадлежащий им островок земли, медленно отступали. Шаг за шагом. Сажень за саженью. Их ряды редели, но строй пока не нарушался. Туда, где требовалась подмога, перебегали из других мест.

— Надо драться, — вдруг сказала Хелия. — Вставай.

Охотник еле заставил себя подняться на ноги. Его взгляд прошёлся по жмущимся друг к другу выжившим. Задержался на лице маленького мальчика, во весь голос ревущего на руках старшего брата. Споткнулся о труп воина со знакомым лицом. Поднялся к небу. Всё та же серая хмарь безучастно выслушивала мольбы и последние выдохи маленьких существ, отчаянно хотящих жить. Слова летели ввысь, но не могли пробиться сквозь безразличие уставшего от молитв небосвода.

— Да, отчего бы и не подраться, — сказал Рэн.

Лук и кинжал потерялись в давке, но оружия под ногами валялось достаточно. Вооружившись, охотник и пиратка побежали к ближайшей линии обороны. Ещё раз переглянулись и заняли места в задней шеренге.

Офицер, командовавший этим флангом, уже давно сорвал глотку, но продолжал хрипеть приказы. Его единственный глаз пылал неукротимой злобой загнанного в угол, а потому потерявшего страх зверя. Командир кричал, воины подхватывали, а потом снова замолкали, стискивали зубы и сверлили взглядами наступающего врага, ожидая своей очереди выйти в первую линию. Здесь уже никто ничего не боялся.

Петля окружения затягивалась на шеях защитников всё туже. Откуда-то до сих пор стреляли лучники, и только благодаря им появляющиеся время от времени великаны ещё не смели людей. Под ногами мерзко хлюпало — сражение превратило землю в бурое болото.

Рэн коротко оглянулся, чтобы оценить расстояние, на которое люди ещё смогут отступить и вдруг заметил фигуру в сутане, стоящую неподалеку. Секунда, и он узнал мужчину — это был Колт!

Бывший священник не торопясь достал из-за пояса кинжал и пальцем проверил его остроту. Люди, с опаской глядя на странного человека, немного разошлись в стороны.

— Вот те на! — изумилась пиратка, проследив направления взгляда пуэри. — Он выжил!

Глаза мужчины были закрыты, а губы что-то быстро шептали. Кинжал он держал перед собой остриём вниз, словно готовился провести какой-то ритуал.

— Чего это он удумал? — спросила Хелия, но пуэри не ответил.

Жжение между ключиц исчезло. Альтер успокоился, почуяв приятный энергетический фон. Но откуда было взяться такой энергии посреди ужаса, отчаяния и гекатомб?

Всё стало проясняться, когда Колт заговорил, спокойно и уверенно обращаясь к небесам:

— Создатели мои и Владыки! — Глаза мужчины всё ещё были закрыты. — Я служил вам всю жизнь свою и отдал вам всё, что мне принадлежало. Лгал бы я, если б сказал, что никогда не ведал сомнений, но теперь говорю: каждое мгновение своё я посвятил великой цели и ни о чём не жалею. Я был ревностным слугой вашим и ни разу не поступился верностью своей. Теперь же моя служба закончена.

Люди слишком измотались, чтобы придавать значение бредням иноземца, которых большинство и не понимало вовсе. Довольно быстро на священника перестали обращать внимание, но близко к нему так никто и не подошёл. Воины сражались, командиры орали, остальные, прижимаясь друг к другу, предавались отчаянию. Только Рэн и Хелия наблюдали за странным поведением бывшего сановника.

Колт скинул сутану, оставшись в одних портках, и продолжил:

— Отдаю вам плоть свою, ибо это всё, что было и есть у меня в этом мире, — с этими словами мужчина направил острие в сгиб локтя и сделал по небольшому проколу в каждой руке. — Отдаю вам кровь свою, всю без остатка. Ничего не желаю я забрать с собой. Как всякий смиренный слуга, я счастлив уже оттого, что жил, дабы нести другим вашу волю.

По опущенным рукам мужчины спустились алые ленты. Круг защитников ещё больше сузился, и бойцы стали сражаться ещё яростнее — непонятно только, откуда брались силы. Командир кричал уже только два слова, и Рэн знал, как они переводятся: «На смерть!». Лязг стали и хруст плоти казались теперь такими же естественными, как дыхание, сквозь плач и стоны умирающих пробивался еле слышный, искренний голос:

— Отдаю вам свою бессмертную душу, ибо это самое большее, что я когда-либо смогу отдать. Именно так я хочу поступить сейчас и ничего не прошу взамен. Всё, что было и будет моим — ваше. Хочу просить лишь одного: прощения. За то, что по глупости не всегда следовал воле вашей. За то, что обманывался и не уберёг от обмана других. За то, что научил видеть свет столь немногих. Владыки, взываю к вам! Молю, простите своего слугу за то, что ныне вам приходится гневаться на собственных детей.

Убитые отродья валились в грязь поверх тел погибших солдат. Мечи, когти и зубы отнимали жизнь за жизнью, и каждая из них в то же мгновение пожиралась ненасытной пустотой. «СМЕРТЬ!» — гремело на устах защищавшихся из последних сил людей, а им вторил хрип обезумевших от голода бездушных тварей.

Кровь крупными каплями срывалась с кончиков пальцев священника и падала наземь. Глаза его так и не открылись, а лицо оставалось безмятежным. Колта уже пошатывало. Губы его улыбались и продолжали что-то шептать.

Вдруг в строю защитников появился разрыв, и Рэну пришлось вступить в бой — больше было некому. Замелькали уродливые рожи, когти, глаза: отродья не могли тягаться в скорости с пуэри, поэтому он с лёгкостью убивал их одного за другим. Охотнику вдруг пришло в голову, что он сможет сражаться ещё долго, очень долго…

Только Хелия видела, как Колт упал на колени и, простояв так несколько секунд, повалился лицом в грязь.

На грудь обрушился мощный удар, и Рэн упал. Только спустя секунду он понял, что отродья здесь были ни при чём — толчок шёл из эфирного пространства. Охотник вскочил, готовясь защищаться, но остановился, полностью сбитый с толку.

Отродья с трудом двигались. На них словно свалилась вся тяжесть неба: они еле поднимали руки, падали, не в силах стоять на ногах, у многих от излишне резких движений конечности вовсе отваливались. Вдруг стало тихо — оставшиеся в живых люди тоже с удивлением смотрели на врагов, не зная, чего ожидать.

— Мы умерли?.. — пролепетала Хелия, а пуэри оглянулся на мёртвого сановника и наконец понял причину происходящего.

Эфир успокоился в один миг. Это произошло, когда Колт выдохнул в последний раз, своей смертью вызвав мощный положительный возврат.

— Бежим! — крикнул пуэри, хватая за руку пиратку.

Он прекрасно понимал, что этот возврат — явление временное.

— Куда?! Здесь всюду эти твари!

Охотник сосредоточился и сплёл заклинание, тратя свой последний резерв — магические силы. Перед ними, прямо в толпе отродий, полыхнул взрыв, и дорога немного расчистилась.

— К пристани!

Ещё несколько раз Рэн проложил себе дорогу взрывами, пока силы совсем не иссякли. Потом пришлось пробиваться вручную. Люди сначала растерялись, но потом побежали следом, и в какой-то момент благодаря численному преимуществу даже вырвались вперёд — им прорубаться было намного проще.

Миновав несколько улиц, беглецы оказались в порту. На пирсах не было отродий. Пришвартованным стоял только один корабль — наверное, кто-то воспользовался суматохой и сбежал во время битвы на втором. Пуэри сначала побежал вслед за остальными к оставшемуся судну, но пиратка дёрнула его за руку и крикнула:

— Стой! Не туда!

— Почему?

— Там сейчас набьётся народу! Давай вот в эту!

Девушка указала на небольшую посудину с косым парусом, стоящую на приколе, в ней могли поместиться человек десять, но никто больше и не посмотрел в эту сторону.

Охотник с пираткой торопливо прыгнули через борт и перерезали веревку. Хелия тут же занялась парусом, Рэн схватил весло и что было сил оттолкнулся от берега.

Причалы медленно отдалялись, и вместе с тем сердце пуэри билось всё тише. Пиратка, глядя в сторону берега, вдруг засмеялась. Сначала тихо, потом всё громче и громче, и вот она уже не может стоять, хватается за живот и падает на дно лодки, вскоре смех стал напоминать приступ падучей, а по щекам девушки, оставляя грязные разводы, потекли слёзы.

На пристани появились оклемавшиеся отродья, многие прыгнули в воду, но почти сразу утонули. Их фигурки уже так уменьшились, что деталей было не разглядеть.

— Ты нас вытащил, — выдавила пиратка и, вытерев лицо, крикнула в небо: — Моря и океаны! Вытащил!

В спасение и впрямь не верилось. Всего несколько минут назад пуэри готов был сражаться до последнего вдоха, а теперь инстинкт самосохранения постепенно брал своё. Охотника охватил ужас — от близости смерти, которой ему удалось избежать благодаря одному лишь случаю. Растерзанный город сажень за саженью приближался к горизонту, а Рэн мог думать только о том, сможет ли он пережить такое снова.

— Вытащил в этот раз, — сказал он себе под нос. — Бежать по-прежнему некуда.

Вдруг на лицо ему упала капля. Потом ещё одна. Крохотные водяные снаряды забарабанили по корпусу лодки, брызгами рассеиваясь по воздуху. Хелия глубоко вздохнула, закрыла глаза и подставила лицо дождю.

— Да плевать, — сказала она. — Сегодняшний день пережили — уже хорошо.

Васкарион жил как трус и умер как трус.

Надо отдать ему должное — найти его было не так-то просто. Ни одно административное здание в Тублоне не работало, поэтому дом советника Меритари пришлось искать по старинке — стучась в двери и задавая вопросы. Жители в страхе перед чудищами заперлись по домам, поэтому город казался вымершим, чародеям встречались лишь бродяги да редкие прохожие, которых не сильно пугала перспектива оказаться в желудке какой-нибудь твари.

Нужный дом удалось найти только к вечеру. Однако там беглого советника тоже не оказалось: дверь открыл престарелый внук Васкариона. Он сказал, что дед не появлялся дома больше полугода, и где ещё мог находиться старый меритарит, тоже не знал. Не догадываясь, какую свинью подкладывает любимому родственнику, мужчина дал несколько имён знакомых, которые могли сказать больше.

Литесса велела своим подручным разделиться, чтобы ускорить поиски, но ни одна из зацепок ничего не дала. Казалось, розыск зашёл в тупик, но помогла случайность. Когда Лей возвращался на место сбора, его остановил патруль охраны — специальный отряд наемников, следящий за порядком в богатом районе. Поняв, что перед ними представитель Ордена, стражи извинились за то, что приняли его за проходимца, и с радостью ответили на несколько вопросов. Никто из наёмников не знал Васкариона, но один припомнил, что старик, подходящий под описание, заглядывал недавно к вакану Рейколи — члену уважаемой гильдии торговцев. Лей выведал адрес вакана и вернулся к остальным заговорщикам. В этом доме, хозяин которого очень кстати покинул город, они и нашли Васкариона.

Старый меритарит сначала подумал, что его разыскивает архимаг, но, увидев Литессу, тут же осознал тяжесть своего положения. Он раскололся сразу, архимагессе даже не пришлось прибегать к пыткам. Советник поведал немало интересного — например, что он по поручению Вернона разыскивал эссенции, и одну даже нашёл. Надеясь, что его пощадят, Васкарион даже сознался в том, что участвовал в заговоре против Стальной Леди год назад. Но по-настоящему полезной информации из него выжать так и не удалось.

Стеная и моля о пощаде, старик каялся в предательстве и уверял, что рассказал всё, что знает. Литесса, глядя на него, гадливо поморщилась и сказала, что в этот раз раскаяние спасёт разве что душу, но не тело. Даже тогда Васкарион не попытался сопротивляться, лишь окончательно поник и запричитал, что он всего этого не хотел, что Вернон принудил его к сотрудничеству, угрожая в случае отказа расправиться с семьёй советника. Идя на задание, он не знал, что именно и зачем разыскивает, а отчитывался перед одним только Верноном. В это несложно было поверить — бывший ученик Литессы наверняка знал, что за человек Васкарион, а потому давал старику только необходимый минимум информации.

Архимагесса осталась глуха к мольбам. Убивая бывшего подчинённого, она даже не могла думать о нём как о человеке. Будто раздавила червя.

На следующий день, обосновавшись в неприглядном тублонском трактире, Литесса вызвала Норлана.

— Торвус сегодня вернулся в Башню, — сказал тот, едва открылось магическое окно.

— Это хорошо, — кивнула Литесса. — Потому что Васкарион ничего не знал.

— Вы нашли его?

— Нашли и снова спрятали. В земле, — хохотнул Лей.

Архимагесса поморщилась.

— Ты виделся с Торвусом?

— Пока нет. Не придумал, что ему сказать.

— Надо как-то его выманить, — Лей задумчиво почесал щёку. — Если накинемся на него в Башне, нас не поймут.

— Определённо, — усмехнулся Норлан.

— Можно сказать, что его разыскивал Вернон, — сказал Томве.

— Не пойдёт, — покачала головой Литесса. — Вернон может связаться с ним в любой момент через магическое окно. У кого-нибудь есть информация, которой мы можем надавить на Торвуса?

Все задумались и замолчали. Леди Фиорана перебирала в уме всё, что знала о хмуром низкорослом советнике: даты, события, послужной список — но не находила ничего, за что могла бы зацепиться. Выходило, что десятилетиями работая с этим человеком в Башне, она не знала о нём ничего значимого. За исключением того, что он умён и исполнителен, разумеется.

— Торвус очень осторожен, — наконец сказал Норлан. — Я никогда не слышал, чтобы он рассказывал о своей жизни или происхождении. От него вообще лишнего слова не дождёшься.

— К сожалению, это правда, — нехотя подтвердил Лей. — На него у меня ничего нет. Он скрытен и очень хорошо прячет свою подноготную. Но лично мне это говорит только о том, что там есть что прятать.

— Нам нужно как можно скорее выдавить из него всё, что он знает.

Снова воцарилось молчание. Норлан задумчиво поглаживал бородку. Лей барабанил пальцами по столу. Томве напоминал сидячую статую.

— Есть у меня один рискованный план, — протянул молодой Волшебник и вопросительно посмотрел на Литессу.

— Выкладывай.

— Придётся разыграть козырь, которого у нас нет.

— Подробнее, Лей.

Волшебник встал и прошёлся по комнате.

— Норлан скажет Торвусу, что я нарыл компромат на них обоих. Мол, он случайно обнаружил, что я копаю под весь Совет. Прижал меня к стенке, но я сбежал.

— Не поверит, — поморщился Норлан.

— Придётся в качестве доказательства показать ему несколько записей, — пожал плечами Лей. — Намекнуть, что у меня ещё много ценной информации, в том числе и на Вернона. Нужно только догнать меня и вытянуть всё до последнего слова.

— А если он вместо того, чтобы лезть на рожон, пойдёт к Вернону или в Совет?

— В этом и состоит риск. Но мне кажется, этот жук не упустит шанса схватить Совет за престарелые яйца.

Все повернулись к Литессе. Она ещё раз всё обдумала и сказала:

— План на грани, но лучшего у нас нет. Может сработать. Норлан, тебе надо будет хорошо подготовиться к этому разговору. Придумать достоверную историю, когда, что, почему, а главное — как ты вышел на след Лея. Про компромат на архимага не говори — если надо будет, Торвус сам додумает. Если выгорит, тебе придётся идти с ним. Он сильнее тебя, так что связаться мы с тобой никак не сможем. Мы будем ждать вот по этим координатам, — Стальная Леди начертила в воздухе фигуру. — Придумай, как не вызывая подозрений привести Торвуса туда. Мы подготовим засаду. Справишься?

— Что-что, а врать я за сто восемнадцать лет в Ордене научился, — улыбнулся советник. — Не переживай, Лита. В крайнем случае спихну всё на Лея.

— Спасибо, дружище, — повеса показал большой палец.

— Всё, не теряем время, — Литесса поднялась на ноги. — Удачи, Норлан. Мы выдвигаемся.

Её старый друг кивнул, и окно погасло.

Уже через полчаса трое заговорщиков стояли за тысячу лиг к западу, на побережье Южного Моря. Здесь, над обрывом, под которым среди камней плескались волны, возвышались развалины древнего замка. Об этих руинах ходило немало мрачных слухов, а крестьяне, живущие в деревнях неподалёку, пугали Воющим Замком непослушных детей. Якобы в былые времена здесь жил и властвовал лорд, что принёс в жертву Лукавому всю свою семью ради вечной жизни, и его призрак до сих пор воет среди полуразрушенных стен. Но Литесса прекрасно знала, что это чушь собачья.

На самом деле этот замок принадлежал какому-то выскочке, который по глупости закусился с эльфами. Он напал на их леса и получил там хорошую взбучку, а потом эльфы явились на его порог и в назидание остальным вырезали в замке всё, что ходило на двух ногах. Случилось это аж в середине Третьей Эпохи, но лесные обитатели так хорошо здесь порезвились, что по сей день никто не желал селиться даже в радиусе лиги от этого места. Замок и вправду выл, но происходило это благодаря вычурной архитектуре и крайне удачно обвалившемуся куполу западного крыла. Основой для страшных сказок в очередной раз стал банальный ветер.

Ныне остатки строений утопали в буйной зелени: стены покрылись мхом, пол зарос травой и кустарниками, вездесущий плющ по малейшим неровностям карабкался к небу. Иногда создавалось впечатление, что именно растительность поддерживала готовую развалиться кладку. Чародеи тщательно проверили весь замок, выбирая место для засады, в местах, куда не добралась природа, они обнаружили остатки утвари и фрагменты человеческих скелетов.

— Ну и местечко ты подобрала, — покачал головой Лей, ковырнув сапогом проломленный череп, вросший в землю. — Жуть.

— Идеальное укрытие для тех, кто не верит в деревенские байки, — возразила Литесса. — В прошлом веке Орден вёл здесь исследования, в которых мне довелось поучаствовать. Самые обычные развалины, если не принимать в расчёт подземелья.

— Здесь есть подземелья?

— Спуск вон в той пристройке, — архимагесса указала на здание с обвалившейся крышей. — Мы нашли там много интересного. Владелец, прежде чем преставиться, исследовал способы бесконечного продления жизни. Ставил эксперименты на людях, а отходы сжигал в печи. Вот то, что осталось от трубы.

— Дай угадаю. Он умер не от старости.

— Трудно сказать. Вряд ли кто-то смог бы уйти от карательного отряда Перворождённых. Но кое-каких успехов он всё же добился. В одной из потайных комнат нас ждал прекрасно сохранившийся кадавр. С внешностью женщины. Он не старел и не разлагался на протяжении целых тысячелетий, и пока мы его не отперли, пребывал в спячке.

— А потом?

— Бывал на пятом ярусе лабораторий? Там в банке до сих пор хранится его голова, которая щёлкает челюстями, если постучать по стеклу.

Лей с отвращением поджал верхнюю губу и дёрнул головой.

— Будем ждать их в малом дворе, — сказала Литесса, примеряясь к обстановке. — В центре разведём костёр. Лей, как самый молодой полезешь на стену, будешь сидеть в дозоре и прикрывать нас сверху. Томве спрячется вон там. Я вас скрою, а сама притворюсь Леем и сяду у огня. Если что-то пойдёт не так, не переборщите с убойными заклинаниями. Торвус нам нужен живым.

Так и сделали. Приготовления не заняли много времени, поэтому остаток дня заговорщики томились в ожидании. Лею повезло больше остальных: с его позиции открывался вид на побережье. Литессе и Томве пришлось довольствоваться воем ветра, сыростью и потрескиванием костра.

Стемнело, и архимагесса начала беспокоиться. Что если у Норлана не вышло обмануть коллегу по Совету? Прошло больше полсуток, а зверь всё никак не шёл в капкан. Неужели коротышка Торвус всё-таки перестраховался и обратился к хозяину? Стиснув зубы, Стальная Леди заставила себя не думать о провале и запастись терпением.

Лишь когда перевалило за полночь, Лей зашевелился в своём уголке. Он украдкой выглянул из-за угла наружу, а потом повернулся к Литессе и показал четыре пальца. Архимагесса запустила плетение-разведчик и удивилась. Четверо? Может, это вовсе не те, кого они ждут? Она на всякий случай подала знак Томве и легла набок, накинув на голову капюшон.

Вскоре до её слуха донёсся шорох шагов. Кто бы ни наведался в развалины, он старался вести себя тихо, но явно не обладал должными навыками. Литесса почувствовала чужое заклинание, прощупывающее руины, и успокоилась. План сработал.

Тени в глубине замка зашевелились. За первым изучающим заклинанием последовало второе, более тонкое и искусное, направленное только на архимагессу. Она ещё не была уверена, что это Торвус, но не беспокоилась за свою личину — ни один из гостей не мог тягаться с ней в силе. Морок, который она создала, по всем параметрам соответствовал спящему чародею одиннадцатой ступени.

Тени рассредоточились и окружили малый двор. Каждый из них был чародеем, двое — адепты, двое — Волшебники. Литесса не шевелилась.

Наконец на свету появился низкорослый мужчина, в котором чародейка опознала Торвуса. Он осторожно приближался к огню, не спуская глаз с лежащей у костра фигуры.

И тут Лей, видимо от перенапряжения, шелохнулся. Торвус мгновенно оглянулся на него и звонко крикнул:

— Ловушка!

Литтеса вскочила, приняв первый удар на себя: её щит полыхнул голубым, отражая огненные плети двух спрятавшихся адептов. В Лея полетел огнешар, но тот вовремя среагировал и прыгнул куда-то в сторону, заклинание напрочь разворотило участок стены, где он сидел. Из-за угла раздалось жужжание и разъярённый крик, после чего руины озарила ещё одна вспышка. Литесса отразила ещё один удар и бросилась за улепётывающим со всех ног Торвусом.

Пробежать пришлось почти через весь замок. Видимо, коротышка ещё не понял, с кем столкнулся, иначе знал бы, что убежать не получится. Беглец почти достиг выхода, когда земля перед ним вдруг вспухла и взорвалась. Торвус с криком полетел назад, где его уже поджидало вяжущее плетение, мужчину опутал алый энергетический канат, лишающий возможности двигаться и отражающий магию. На этом бой и закончился.

В глубине замка тоже всё стихло. Литесса не торопясь подошла к Торвусу и скинула капюшон со словами:

— Ну что, советник, давай-ка поговорим.

Тот, узрев перед собой архимагессу-отступницу, непроизвольно дёрнулся в путах и сжал зубы.

Волоча пленника по земле за конец той же магической верёвки, Стальная Леди двинулась обратно. По дороге её встретил исцарапанный Лей — он свалился аккурат в куст шиповника. Прихрамывая, молодой лоботряс подошёл к Торвусу и отвесил тому хорошего пинка.

— Всегда мечтал это сделать, — пояснил он и похромал дальше.

У костра их ждали Томве и Норлан, оба невредимые. Рядом лежали два пришедших с Торвусом адепта.

— Этот без сознания, — сказал Томве, указав на одного из них. — Второй мёртв.

— Прости, Лита, я не думал, что он захочет взять с собой прикрытие, — Норлан опустил голову.

— Забудь. Всё прошло отлично, — отмахнулась Литесса и швырнула пленника к стенке.

Торвус сильно приложился плечом об камень и зашипел сквозь зубы.

— Когда ты присягнул Вернону? — сходу рявкнула архимагесса, скрестив руки на груди.

Пленный советник принял сидячее положение и первым делом сплюнул.

— Ну ты и гад, — сказал он, недобро глядя на Норлана. — Обдурил меня!

— Разговаривай не с ним, а со мной, — твёрдо сказала Литесса, — пока я не перешла от слов к делу.

— С какой стати мне говорить с вами, Леди Фиорана? — спросил Торвус, скалясь. — Я прекрасно понимаю, что не переживу эту встречу.

— Умереть можно по-разному, — возразила Литесса, сощурившись.

— Согласен. Но итог один — смерть. Так зачем сотрясать воздух?

— У меня нет времени на торги, Торвус. Мы не на рынке.

— Я всего лишь озвучиваю факты, — пленник сделал попытку пожать плечами. — Мне незачем предавать действующего архимага ради быстрой смерти. Тем более, когда её предлагает женщина, якшающаяся с изгоями вроде Энормиса.

Архимагесса взревела и выстрелила огнешаром в сторону, снаряд, пролетев над двором, врезался в западное крыло бывшей цитадели, развалив его окончательно.

— Боишься своего господина больше, чем меня? — крикнула чародейка, наклонившись к самому лицу Торвуса. — Хочешь посмотреть, чему я научилась у этого изгоя?!

Не дожидаясь ответа, она опутала плетением живого адепта и подтянула к себе. Пришлось несколько раз ударить мужчину по лицу, чтобы привести в чувство. Стоило его взгляду приобрести осмысленность, как Литесса швырнула его рядом с Торвусом и согнула пальцы в сложном жесте.

Тело адепта сначала выгнуло дугой, потом свернуло в калач, мужчина задёргался, словно в припадке, и заорал так, что даже Лей с Норланом зажали уши — настолько истошным и безумным был вопль. Архимагесса холодно продолжала пытку и сверлила взглядом Торвуса. Тот сначала смотрел на недавнего подручного дикими глазами, а потом попытался отползти подальше.

Дождавшись нужного эффекта, Стальная Леди ослабила хватку и сказала:

— Думаешь, только Вернон может быть жестоким? Ты, наверное, забыл, что это Я его обучила. Это Я воспитала в нём лидера.

Адепт скорчился на земле и заплакал.

— Что ты с ним сделала? — испуганно крикнул Торвус. — На нём ни царапины! Что за магия такая?

— Ему кажется, что воздух превратился в лаву, — ответила Литесса, — а все его внутренности будто сковало льдом. Но на самом деле больно лишь его сознанию. Благодаря этому я могу пытать его до тех пор, пока он не расскажет мне каждый свой секрет. Или не сойдёт с ума. А потом я всё равно его убью.

С этими словами она снова окунула адепта в океан боли.

Тот опять завопил, а пленный советник, суча ногами, попытался его перекричать:

— Ладно, ладно, поговорим! Хватит!

Литесса отпустила нити заклинания и подошла к уже рыдающему в голос адепту. Тот сквозь судорожные вдохи дрожащим голосом молил:

— Не надо больше… пожалуйста… хватит…

Архимагесса приложила палец к его губам, успокаивая, достала кинжал и резким ударом прекратила стенания. Мужчина выдохнул в последний раз, и выдох этот странным образом напомнил чародейке выдох облегчения.

— А теперь, — сказала она, вытирая лезвие об одежду убитого, — я хочу знать, как давно ты служишь на побегушках у Вернона, и кому ещё он доверяет свои самые тайные дела.

— Смотря что ты имеешь в виду под тайными делами, — пленник повёл плечами.

— Не увиливай. Думаю, ты понял, что я имела в виду. Эссенции.

— Ладно, ладно. Тебя ведь только живые интересуют, так? Из живых в Ордене остались только я и Васкарион. Хотя, насчёт себя я уже не уверен, — Торвус скривился.

— Насчёт Васкариона ты тоже погорячился, — вставил Лей.

— А Жеверр? — продолжала допрос Литесса.

— О, ты и о нём знаешь? — пленник несколько удивился. — Нету Жеверра. Подох. Выродки сожрали. Вернон всех нас отправил на поиски седьмой эссенции, но тут началась вся эта катавасия. Всюду повылазили отродья да химеры. На востоке вообще Явор знает что творится. Словом, поиски сильно затруднились. Ну, Жеверр и пропал где-то на юге.

— Нашли что-то о седьмой эссенции?

— Ноль. Зацепок немного, и каждая обрывается. Мы не знаем, где искать, что искать и как это хотя бы выглядит. Вернон сказал искать эссенцию Материи. А что это значит? Хрен его знает.

— Кто ещё задействован в поисках?

Торвус нервно облизнул губы и сказал:

— Дайте хоть попить перед смертью, что ли.

Литесса кивнула Томве, и тот поднёс к губам пленника флягу. Вдоволь напившись, Торвус откинулся на стену и глубоко вздохнул.

— Из Меритари — никто. Насколько мне известно. Можешь мне не верить, но Вернон не делился с нами всеми своими секретами.

— А не из Ордена?

— Есть у него ещё какие-то странные знакомые. Носят бордовые балахоны с таким странным знаком, вроде…

— Треугольник в круге, многогранник в треугольнике?

— Именно. Вижу, этих ты и без меня знаешь.

— Кто ещё?

— Есть один фрукт, зовут Хес, — Торвус злорадно улыбнулся. — С этим ты точно захочешь поквитаться.

— Первый раз слышу это имя.

— А он твоё знает очень хорошо. Он участвовал в одном щекотливом деле девятилетней давности.

Едва до Литессы дошло, о чём идёт речь, как внутри у неё всё превратилось в лёд.

— Что ты знаешь об этом? — бесстрастно спросила она, пожирая взглядом пленника.

— Только то, что Вернон как-то прознал, что у тебя есть дочь, и поручил Хесу найти её, — Торвус знал, что эти воспоминания крайне болезненны для Стальной Леди, а потому заговорил медленнее ей назло. — Хес нашёл.

— Врёшь, — выдавила сквозь зубы Литесса.

— Какой смысл? Наоборот, делюсь с тобой тем, чего и знать-то не должен был! Так вот, тогда Вернон не воспользовался полученной информацией. А воспользовался лишь спустя несколько лет, когда девочке исполнилось девять. Тогда твой протеже приказал убить человека, что выдавал себя за отца твоей дочери, а саму её похитить. Кем был тот несчастный, кстати?

— Моим очень дальним родственником, — сухо отозвалась архимагесса. — Продолжай.

— Хес убил твоего бедного родственника, но девочке удалось скрыться. Вернон рвал и метал. Вот уж не знаю почему, но после этого у него случился крайне неприятный разговор с Соколами.

— Тайная служба короля? — снова влез Лей. — Они-то тут каким боком?

— Этого я не знаю. Но Хес с тех пор работал на Вернона много и часто. С его помощью Фельедер прибрал к рукам половину Совета и обзавёлся десятками тайных осведомителей по всему миру.

Литессе казалось, что с её глаз окончательно спадает пелена. Оказывается, Вернон готовился к перевороту прямо под её носом несколько лет и не остановился даже перед похищением ни в чём не повинного ребёнка… Но удивляла архимагессу вовсе не подлость бывшего ученика, а то, как она, интриганка с двухсотлетним стажем, не заметила ни малейших признаков измены. Как, сожри его химера, Вернону удалось столько времени скрывать это?

— Расскажи, что знаешь об этом наёмнике.

— О Хесе? Да я почти всё, что знал, уже рассказал. У него нет Дара. С другой стороны, Хес — один из самых высокооплачиваемых наёмников в мире. Его навыки и связи позволяют ему браться почти за любые задания. Талантливый парень. Он напал на ваш след, когда вы с Энормисом сбежали из Башни. Преследовал до самого Энтолфа, но потом Вернон отозвал гончих.

«Знал, что мы сами к нему придём», — поняла архимагесса.

— Как его найти?

— А вот кто бы знал, — ухмыльнулся Торвус. — Это человек-призрак. Увидев его вовсе и не скажешь, что он тот, кем является. На вид — обычный мужик с обычным лицом, среднего роста, с тёмными волосами. Хес, так же, как и я, подключён к поискам эссенции. Я знаю, что изначально он отправился на юг, но с тех пор много чего могло произойти.

— Ясно.

Низкорослый Волшебник покосился на сжатый в руке чародейки кинжал и заговорил:

— Может, ты всё-таки пере…

Пленника прервал хруст его же грудной клетки, пронзённой острым лезвием.

— Спасибо, Торвус, — сказала Литесса, глядя в стекленеющие глаза.

В начале допроса чародейка думала, что не сможет убить давнего знакомого. Потом — что не сможет смотреть, как он умирает. В итоге она не сомневалась ни мгновения. Оказалось, что убийство — пугающе простое и обыденное действие, и убить намного проще, чем выслушивать мольбы о пощаде. Именно поэтому она заставила себя до самого конца смотреть в глаза жертве. До последнего надеялась почувствовать хоть что-то.

Советник умер в считанные секунды. Дёрнулся, уронив изо рта несколько капель крови, и затих. Литесса развеяла магическую верёвку, и тело безвольно сползло на землю.

— Сожгите трупы, — хрипло приказала архимагесса и отвернулась.

Норлан и Томве с помощью магии стащили тела в костёр и подпитали огонь: взвились неестественные синие языки, испускающие сильный жар.

— А ты и вправду жестока, — сказал Лей. — Торвус правильно сделал, что не стал упираться.

— Душевная доброта вряд ли меня остановила бы, если ты об этом, — отозвалась чародейка, глядя на огонь.

— Каждый день открываю в тебе новые стороны.

Эта фраза Литессе очень не понравилась. Чародейка резко повернулась к собеседнику.

— Ты, наверное, плохо себе представляешь, что будет, если Грогган и Вернон добьются своего. Я это представляю очень хорошо. У меня в голове картинка настолько яркая, что я готова пытать и убивать хоть каждый день, лишь бы она не стала реальностью. Когда в следующий раз захочешь обвинить меня в жестокости, вспомни об этом.

— Я ни в чём тебя не обвиняю, — ответил Лей, не отводя взгляда. — Но я бы не смог поступить так, как ты.

«Доживи до моих лет — там и посмотрим» — подумала архимагесса, но вслух не сказала ничего.

Ей не хотелось спорить. Может потому, что её не интересовало мнение желторотого выскочки. Может потому, что намного полезнее было подумать о том, как найти этого Хеса. А может потому, что Лей был прав.

Когда тела меритаритов полностью сгорели, Литесса создала Тропу и четверо чародеев покинули навсегда замолчавшие руины древнего замка.

Ручей, извиваясь среди камней, спускался вниз по склону. Раньше прозрачную ледяную воду пило лишь немногочисленное зверьё — поблизости не было ни одного поселения. Здешние места давно не подходили для жилья, и потому чистота потока на всём протяжении сохранялась в неприкосновенности.

Но те времена прошли. Ныне вместе с водой к устью текла вязкая чернота, свежий воздух наполнился тошнотворным запахом гнили, что уносился ветром прочь, отравляя всю округу. Ранее девственные берега потемнели, и даже здешний камень теперь стал хрупким, больным. Порода местами просела, образовались застойные озерца, заболачивающие и без того изуродованную ветрами землю.

Грогган, едва перенёсся сюда, скривился. «Всюду энтропия, — подумал он, с омерзением вдыхая отравленный воздух. — Всё подчиняется её законам. Любая жизнь обречена на увядание, смерть и разложение. Недолговечность, завязанная на цикличности, — вот что есть основа нашего мироздания. Вместо красоты и бессмертия мы из века в век плодим отходы и вязнем в них, теряя способность тянуться к бесконечности. Заложники порочного круга. До чего же отвратительно здесь существовать».

По позвоночнику спустился холодок, и слуга Хранителя тотчас принял вызов.

В соткавшемся магическом окне показался Вернон.

— Есть новости? — спросил Грогган, изобразив внимание. — Как продвигаются поиски?

— Есть, — тихо сказал архимаг. — Новость в том, что поиски безрезультатны.

— Почему?

— Во-первых, повсеместное нашествие выродков несколько всё осложнило, — во взгляде Вернона явственно читалось, что значит это «несколько». — Моя шпионская сеть развалилась, как карточный домик. Одни погибли, другие пропали. Работать продолжают всего несколько человек, но они только разводят руками. Все напуганы и прячутся за семью замками. Очень трудно искать то-не-знаю-что в таких условиях.

— Чем раньше мы закончим начатое, тем быстрее всеобщие страдания прекратятся, — напомнил слуга Тринерона.

— Я понимаю. Но от этого не легче. Поиски эссенции Материи сами по себе намного сложнее предыдущих. Я сказал всем, как ты и велел, что скорее всего последний протоэлемент находится внутри аномалии, но ни одна из найденных аномалий не подходит под описание.

— Продолжай поиски, — ответил Грогган. — Да не филонь. В этом мире я и так потерял слишком много времени.

— Это ещё не всё, — сказал Вернон. — В последнее время я всё острее ощущаю противодействие.

— Чьё же?

— У меня на уме только одна кандидатура, — архимаг пожал плечами. — Энормис и его шайка. Двое моих ребят пропали за последние дни. И они не из тех, кто погибает из-за выродков. Я почти уверен, что их нет в живых. С Энормисом надо что-то делать.

— Боишься, что он может сорвать наши планы? — холодно поинтересовался слуга Хранителя. — Я же говорил тебе, не беспокойся на его счёт. С ним я сам разберусь.

— Ты ставишь меня в безвыходное положение. Требуешь продолжать поиски и при этом ничего не делаешь с главной помехой этих поисков. Ты же прекрасно понимаешь, что сам я с ним не справлюсь.

— Поверь, мешает тебе не он. Скорее всего, это твоя давняя знакомая, которую ты вовремя не убил, — Грогган пронзил слугу ледяным взглядом. — Советую тебе как можно скорее исправиться и умиротворить госпожу Фиорану. Тогда у тебя не будет оправданий тому, что последняя эссенция до сих пор не у меня в кармане.

— Делаю всё возможное, — огрызнулся Вернон. — Будь она законченной дурочкой, проблемы бы не существовало. Найти её и заманить в ловушку не так-то просто.

Слуга Хранителя вздохнул и покачал головой.

— Ты снова оправдываешься. Победители не оправдываются. Победители идут к цели и побеждают. Так что соберись и напряги мозги.

— Как скажешь, — без видимого энтузиазма ответил архимаг. — Меня интересует ещё кое-что. Ты обещал, что после того, как дело будет сделано, Хранитель приравняет меня к тебе. Я хочу быть уверенным, что всё случится именно так.

— Каждому по заслугам, — кивнул Грогган. — Если энергия Нириона перейдёт к хозяину из твоих рук, он этого не забудет. Он вообще никогда ничего не забывает. А сейчас угомонись. Пока что твои заслуги его не впечатляют.

— Это только пока, — усмехнулся Вернон. — Но если ты не решишь проблему с Энормисом, у меня вряд ли что-то выйдет. Он — слишком изворотливый и опасный тип, и уже давно должен был сидеть на поводке. Вот я и не понимаю: почему ты до сих пор его не приструнил? — на лицо архимага вползло ехидное выражение. — Только не говори, что ему «просто везёт».

Грогган медленно, будто через силу, вздохнул. Мелкая сошка пытается его в чём-то уличить — это же так умилительно! Всё же Вернон слишком молод и заносчив. Пожалуй, в его возрасте Грогган и сам был таким.

— Энормис — не твоя забота, — процедил слуга Тринерона. — Если я говорю, что займусь им, это значит, что я и вправду займусь. Ты пока не в том положении, чтобы подвергать сомнению мои слова. Так что отстань и занимайся своими делами.

Он посмотрел в глаза слуге, и тот непроизвольно содрогнулся.

— У тебя есть ещё что сказать? — поинтересовался Грогган.

Вернон сжал челюсти и выдавил:

— Нет.

— Тогда свяжемся позже. Когда ты найдёшь хоть что-то полезное, а не одни лишь пустые оправдания.

Грогган разорвал плетение и прикрыл глаза. Молодёжь! Бесполезно объяснять архимагу, в чём он не прав, потому что на следующий день он снова найдёт, что подвергнуть сомнению. Ничего, ему недолго осталось возмущаться.

Вернону вовсе необязательно знать весь план целиком. Это только осложнит дело и затруднит коммуникацию.

Слуга Хранителя ещё раз поморщился при виде поражённого порчей ручья и отвернулся, укрывшись от холодного ветра. Отсюда открывался обзор на куда более интересное зрелище: гигантскую чёрную воронку, накрывшую многострадальные вершины Хребта Бурь.

Глава 28 И звуки канут в тишине

Когда солнце село, на море упала густая мгла. Дождь сначала измельчал, а потом, пресытив собой воздух, и вовсе обратился в туман. Похолодало и вместе с тем стало душно, как под стеклянным колпаком. Наступил полный штиль.

— Слышишь, какая тишина? — пиратка покосилась на обвисший парус. — Никогда она не была к добру.

Рэн молча согласился со спутницей, работая веслом. Даже вода плескалась глухо, будто вдалеке, холодная мгла ненасытно глотала каждый звук, и казалось, что она вот-вот проглотит само море. Ни звёзд, ни Нира давно не было видно. Если бы не магический огонёк пуэри, их лодка осталась бы в кромешной темноте.

Корабль с выжившими в Нанторакке, «Беранна», взял курс на юг, вдоль берега, хоть и держался на почтительном расстоянии от последнего. Рэну и Хелии такой вариант подходил больше всего: переплыть море на четырёхместной лодке они вряд ли смогли бы, а значит двигаться им оставалось только в Илиавию — ведь земли к северу от Узкого залива наверняка опустошила орда. К счастью, корабль шёл не очень быстро, и охотнику с пираткой удавалось не отставать.

По крайней мере до тех пор, пока пространство не сожрала непроницаемая завеса тумана. Всю ночь беглецы медленно плыли вслед за «Беранной», каждую минуту рискуя потерять судно из виду. Они надеялись, что поднимется хотя бы небольшой ветер, способный разогнать мглу, но к рассвету завеса уплотнилась настолько, что в ней канули не только огни корабля, но и верхушка мачты парусника.

— Треклятая муть, — зло сказала Хелия, вглядываясь туда, где ещё недавно маячило судно с беженцами. — Видимость меньше сотни саженей.

— Если не десятка, — буркнул Рэн, но его не услышали.

— Бросай вёсла. Пока туман не рассеется, плыть нельзя. Повернём на палец в сторону и через несколько часов окажемся слишком далеко от берега. Или налетим на прибрежные скалы — одно другого не лучше.

— Так мы совсем потеряем корабль.

— А и кит с ним, — пиратка махнула рукой. — На кой он нам сдался? Сами доберёмся до берега. Их там, видимо, крушение не особо пугает — вот и пусть плывут.

— А как же течение?

— Вряд ли оно здесь сильное. Честно говоря, я его вообще не ощущаю. Мы как будто в студне завязли, — девушка поморщилась. — Никакого движения.

— А я чувствую что-то, — сказал Рэн, прислушавшись к ощущениям. — Лодку понемногу сносит в сторону.

Пиратка фыркнула.

— Глянь за борт! Там волна, как на деревенском пруду в безветрие. То есть никакой.

— Что тогда нас раскачивает?

Вопрос повис в воздухе. Хелия смотрела на спутника немигающим взглядом, который с каждой секундой нравился пуэри всё меньше. Путники замерли и только тогда услышали невнятный шум, нарушающий полную тишину. Трудно было определить, откуда он шёл на самом деле, но Рэну показалось, что шипело снизу.

— Ты тоже слышишь? — напряжённо спросил охотник.

— Да.

Пуэри осторожно встал и подошёл к краю лодки, прихватив с собой магический огонёк. Поверхность воды не была абсолютно гладкой: она колыхалась, но высота волны вряд ли превышала пол-ладони. Рэн осмотрелся и, не обнаружив вокруг посторонних предметов, опустил огонёк под воду. Под беспокойной плёнкой голубизны затаилась тьма.

— Плыву по Бирюзовому морю впервые, а мне уже не нравится, — пробормотала пиратка, и в ту же секунду Рэн отпрянул от борта.

Что-то промелькнуло рядом с огоньком. Оно выплыло из-под лодки и быстро скрылось в глубине: белое, длинное, гибкое, не похожее ни на одно знакомое Рэну существо. Тварь двигалась так проворно, что нисколько не потревожила поверхность воды.

— Ты чего? — тревога теперь добралась и до Хелии.

— Там кто-то… что-то есть. Может, акула.

— Не пори чушь, — отмахнулась пиратка, в свою очередь заглянув за борт. — Даже ты должен знать, что акулы не шипят.

Низкий гул возник внизу и разошёлся во все стороны, заставив дно лодки еле заметно вибрировать. Вода и туман сглаживали остроту звука, но от этого он казался только мощнее. Девушка так и замерла над водой, слушая, как гул превращается в рокот и постепенно удаляется.

Рэн дождался, пока всё стихнет и неуверенно позвал:

— Хелия?

— Что-о? — протяжно отозвалась пиратка. Она явно занервничала сильнее.

— В море могут быть выродки?

— Ты какой ответ хочешь услышать?

В дно их посудины что-то стукнуло, и девушка, вскрикнув, отскочила к мачте.

— Тварь глистоголовая! — орала она, оправляясь от испуга. — Дерьмоед водоплавающий! Да чтоб у тебя кишки узлом завязались!

— Ты видела его?

Пиратка смачно сплюнула в море и оскалилась.

— Их!

За кормой, в тумане, раздался плеск. Шипение стало громче и временами переходило в бульканье.

Хелия метнулась к носу лодки и схватила весло, но тут в дно снова ударили, намного сильнее, и девушка едва не кувыркнулась за борт.

— Сматываем отсюда! Не собираюсь ждать, пока нас перевернут!

Рэн, следуя примеру спутницы, начал активно грести.

— Кто это?

— Да мне почём знать?! В этом море всё, что угодно может водиться!

Вода у бортов забурлила. Пуэри волновался, а потому не сразу заметил, насколько сильно похолодало, однако когда лодка набрала скорость, увидел, что висящий до сей поры парус даже не шелохнулся — околел.

— Тут что-то не так!

— Да ладно?! — крикнула пиратка, изо всех сил орудуя веслом. — Ты тоже заметил?!

— Я не об этом! — Рэн, бросив взгляд в сторону, увидел, как из воды появляется и исчезает острый гребень плавника. — Тут какая-то магия! Холод и туман…

— Да какая, на хрен, разница? — прервала его Хелия. — Греби давай!

Охотник сидел ближе к корме и временами слышал, как неизвестная тварь выныривает совсем рядом, рычит и стрекочет, он оборачивался, но видел только блики волн и туман. От страха пуэри так заспешил, что лодку занесло.

— Эй! — крикнула на него пиратка. — Ты чего творишь? Хочешь, чтобы нас развернуло?

Рэн пересел к другому борту и выправил — насколько это было возможно — курс. Преследующие их существа сновали поблизости: с боков, сзади, снизу, но пока не нападали и даже перестали бить в дно лохани.

— Они куда-то нас гонят! — Хелия думала о том же, о чём и Рэн.

Начало светать. Сквозь серую завесу свет пробивался с трудом, но всё же видимость значительно улучшилась. Из-за холода и влажности одежда беглецов промокла до нитки, и от этого им стало ещё холоднее. Твари, шныряющие повсюду, даже при утреннем свете каким-то чудом умудрялись оставаться невидимыми. Пуэри с радостью взглянул бы в лицо опасности — всё лучше, чем терпеть её незримое присутствие, действующее на нервы.

В тумане, на самой границе видимости, появился смутный силуэт чего-то большого, тёмного. Охотник тут же крикнул спутнице, указывая на потенциальную опасность. Хелия присмотрелась и погребла в обратную сторону.

— Это корабль! Давай к нему!

Посудина, заложив вираж, сменила курс. Шипение несколько стихло, плеск отдалился. Тёмное пятно постепенно обретало черты, вскоре стало ясно, что лодка подплывала к кораблю сзади, и всё чётче вырисовывалась обшивка торгового судна, покрытая инеем. Однако с его приближением Рэну становилось всё тревожнее.

— На нём ни одного огонька, — сказал охотник, вглядываясь в туман. — И никого у бортов.

Пиратка перестала грести и тоже присмотрелась к кораблю.

— Это не «Беранна», — сказала она. — Это «Райский Вестник», второе судно. Я видела его в порту перед битвой.

— Где тогда его пассажиры? В трюме?

— Если мы его нагнали, значит дрейфует он уже давно, — сказала пиратка, будто рассуждая вслух. — Что-то меня не тянет подняться на борт.

— Смотри.

Пуэри указал в сторону. Там в воде лицом вниз плавало тело, судя по сложению — мужчины.

— Он давно мёртв, — сказала пиратка и неуверенно взглянула на Рэна. — Посмотрим?

Тот пожал плечами. С одной стороны, было интересно, с другой — жутко. Тем не менее, тревожно озираясь в поисках притихших подводных тварей, они подплыли ближе и толкнули тело веслом.

Несчастный так долго находился в ледяной воде, что полностью окоченел. Одна рука мёртвой хваткой сжимала обломок вёсельного черенка. Охотник не заметил, чтоб мужчина был ранен. На бледной спине под тонким слоем инея выделялись лишь бордовые полоски от ударов кнута.

— Раб, — заключила Хелия. — Не утонул только потому, что был почти голый. Переверни его.

Рэн перевернул.

— Твою флотилию! — вскрикнула пиратка и зажала рот ладонью, сдерживая рвотный позыв.

Пуэри торопливо отдёрнул руку и брезгливо поморщился. У трупа не было лица. Точнее, некогда оно было, но теперь от него остались лишь ошмётки, висящие на лоскутах кожи. Создавалось впечатление, что голова бедолаги попросту взорвалась изнутри.

— Его не съели, — сказал пуэри. — Просто убили. Морские гады так не убивают.

— Тут ты прав, — девушка всё еще старалась не смотреть на мертвеца. — Теперь мы знаем, что случилось с пассажирами «Вестника». Поплыли-ка дальше.

— Куда?

— Да хоть куда, лишь бы подальше отсюда.

Рэн бросил ещё один взгляд на мёртвое тело и мысленно согласился со спутницей. Ему вовсе не улыбалось встречаться с тварями, взрывающими головы жертв ради удовольствия.

Путники снова взялись за вёсла и встали на прежний курс. На их жизнь больше не покушались, но и расслабиться не давали: волны шипели на незваных гостей, на поверхность иногда вырывались пузыри воздуха, а из-за туманной завесы периодически доносилось стрекотание.

Они плыли так около часа — не быстро, но и не теряя времени понапрасну. Здешние хозяева немного успокоились, и всё, о чём думал пуэри — как бы снова их не разозлить. До него стало доходить, что они с Хелией, должно быть, чем-то спровоцировали существ, и очень старался не повторить тех ошибок.

Сначала стало теплее. Основательно замёрзшая пиратка перестала дрожать, а Рэн почувствовал, что в онемевшие пальцы возвращается подвижность. Уставшие от постоянного напряжения беглецы восприняли эту перемену как добрый знак и несколько воодушевились. Лодка снова набрала скорость.

Туман кончился так резко, что непривычно яркий солнечный свет ударил по глазам. Пытаясь проморгаться, пуэри ещё раз утвердился в мысли, что мгла и холод имели искусственное происхождение. Воздух посвежел и даже появился слабый ветер. Звуки стали звонкими, насыщенными, среди них охотник отчётливо различил отдалённые крики.

Берег тонкой линией виднелся справа по борту — лодка Рэна и Хелии всё-таки значительно отклонилась от курса. «Беранна» отклонилась ещё больше: корабль шёл прямиком к суше вдоль стены тумана, но находился слева. Крохотные фигурки людей сновали по палубе, пытаясь совладать с рангоутом.

— Глянь, они тоже выбрались! — сказала пиратка, приложив руку козырьком. — Идут на сближение!

— Кажется, у них неприятности, — отозвался Рэн.

— Ещё бы! Среди них, небось, ни одного бывалого моряка!

— Я не об этом. Посмотри на воду вокруг корабля.

Девушка присмотрелась и выругалась: среди волн мелькали белёсые фигуры с острыми плавниками. Твари пока держались на расстоянии от судна, но окружили его со всех сторон, то и дело высовываясь из воды. Было слишком далеко, чтобы разглядеть существ получше или оценить их численность, но пассажиры «Беранны» выглядели очень взволнованно.

— На что спорим, что это те же самые креветки, что атаковали нас возле «Вестника»? — сказала пиратка. — Корабль идёт прямо на нас, поворачиваем!

— Куда?

— Раскудахтался! К земле, конечно!

Пуэри сделал несколько гребков и остановился, задумавшись. В море их преследовали недружелюбные твари, но на берегу велика была вероятность столкнуться с отродьями. Это по морю путь занял больше полсуток, а по земле до этого места орда добежала бы за несколько часов. Кроме того, если он не ошибся в расчётах, они собирались высадиться на полуостров, а куда с него убежишь?

Однако, оглянувшись, на «Беранну», Рэн согласился с Хелией, решающей проблемы по мере поступления. Вёсла судна неистово били по волнам, гребцы очень торопились к берегу, видимо, натерпелись жути, пока плыли через туман. Стоило лишь вспомнить труп, плавающий рядом с «Райским Вестником», чтобы последовать их примеру.

Корабль приблизился настолько, что уже можно было различить носовую фигуру — женщину с длинными волосами, раскинувшую руки в стороны. Вместе с тем стали видны и твари. Одна из них выпрыгнула из воды и вцепилась всеми шестью руками в обшивку возле носа корабля. Округлый торс, покрытый белой поблёскивающей кожей. Хребет из острых плавников, плавно переходящий в мощный длинный хвост. Рэну сначала показалось, что у существа нет головы, но потом, приглядевшись, он понял, что отсутствует только шея, а башка, округлая, гладкая, почти сливается с плечами.

Пуэри бросил весло, потому что Хелия наконец разобралась с оттаявшим парусом и села к рулю. Теперь он наблюдал за происходящим, уже не отвлекаясь на греблю.

Люди на «Беранне» не сразу заметили лишнего пассажира, а разглядев его, запаниковали. Сверху на тварь полетели какие-то мешки и утварь, существу такой приём явно не понравился, потому что оно дёрнулось и нырнуло обратно в море. Мореплаватели не остановились на достигнутом и начали бросать груз в других тварей, стрелять по ним из луков.

Это стало их роковой ошибкой.

«Беранна» уже почти поравнялась с лодкой, а потому пуэри отчётливо видел, что было потом.

Твари рассвирепели настолько, что пошли в атаку. Они выпрыгивали из воды на невероятную высоту — около пяти саженей — и порой с лёгкостью перепрыгивали корабль. Из их рук вылетали тонкие водяные струи, режущие паруса и сбивающие людей с ног, те пытались сопротивляться, но их потуги были слишком жалкими, чтобы остановить водных существ. Началось безжалостное истребление пассажиров «Беранны».

Над кораблём взлетели отчаянные крики и стрекотание. Многие мореплаватели улетали за борт и навсегда исчезали в волнах. Рэн видел, как одна из тварей напала на человека сзади. Она опоясала несчастного одной парой рук так, чтобы тот не мог шелохнуться, а двумя другими надавила ему на уши. Мужчина успел только коротко вскрикнуть перед тем, как его лицо взорвалось, извергая смесь мозгов, крови и воды.

— Вот же дерьмо! — крикнула пиратка и бросила руль.

С лицом, на котором крупными буквами были написаны обида и отчаяние, она села рядом с охотником и стала наблюдать за убийством последних выживших в Нанторакке.

— После «Беранны» они ведь возьмутся за нас, так?

Пуэри не ответил. Он пытался придумать выход из ситуации, но не получалось. Их лодка ни за что не разогналась бы настолько, чтоб оторваться от таких быстрых преследователей. Договориться с ними тоже не представлялось возможным. Драться… что ж, это единственное, что оставалось. Но победить в таком бою не было шансов, и Рэн это понимал.

Некоторые люди попытались запереться в трюме, но морских тварей это не остановило: они удивительно ловко карабкались по обшивке и мачтам на своих шести руках. В такие моменты они напоминали скорпионов, разве что самым смертоносным у них был не хвост, а лапы. С помощью мощных водяных струй существа разобрали часть обшивки и одно за другим втянулись в брюхо корабля. Судя по воплям, там началась настоящая бойня.

— Знать бы хоть, что меня убьёт, — сказала Хелия и закусила губу. — Никогда прежде не видела таких уродов.

У Рэна имелись догадки насчёт происхождения тех, с кем они столкнулись, и это удручало его ещё больше. Существа повторяли друг друга как две капли воды: не было больших и маленьких особей, тощих и упитанных, а были только одинаковые, словно кто-то взял за основу одного и скопировал его множество раз. То, как твари чувствовали себя в воде и пользовались ей, наводило пуэри только на одну мысль.

— Это элементали, — сказал он. — Очень злые водные элементали.

На палубе замедлившей ход «Беранны» осталось лишь несколько человек. Море вокруг торгового судна начало парить, словно закипая, мгла не рассеивалась, а скапливалась в разрастающееся сизое облако. Корабль плавно погружался в густой туман.

В воде рядом с лодкой мелькнул сначала один белёсый силуэт, потом другой, третий. Рэн напрягся, готовясь дать отпор.

Элементаль вынырнул совсем рядом с охотником и выпрямился во весь рост, опёршись на борт посудины. На каждой его руке имелось шесть пальцев — по три с каждой стороны ладони, в центре которой находилось отверстие водомёта. Белая кожа была чуть прозрачной и напоминала лёд, под ней виднелись сосуды, по которым текла голубоватая вода. Существо не имело ни чешуи, ни жабр и совсем не походило на что-то живое — словно статуя талантливого скульптора, оно не дышало и не издавало характерных для морских обитателей звуков. На голове не было лица. Лишь единственный глаз, большой, чёрный, без зрачков и мембран, смотрел на замерших в лодке двуногих.

Этот взгляд намного красноречивее слов говорил о том, что элементаль в близком к безумию бешенстве. Существо неотрывно смотрело на Рэна, будто говоря: «Давай, спровоцируй меня хоть чем-нибудь, хоть одним движением, и я тебя разорву».

Пуэри не шевелился и смотрел в ответ. Каждая его мышца была готова к действию. Он точно знал, что не сможет долго сражаться — элементали просто опрокинут или сломают лодку, и тогда, в воде, их с пираткой очень быстро убьют. Так или иначе, охотник не собирался сдаваться без боя. Просто ждал, что противник не выдержит и нападёт первым.

Но элементаль явно ждал того же.

И тут Хелия, опередив обоих, сделала то, чего не ожидал никто. Она повернулась к Рэну и, закрыв глаза, обвила его шею руками.

Две пары лап элементаля взметнулись и замерли, направив водомёты на пуэри, а тот так опешил от выходки девушки, что не смог даже шелохнуться.

Существо сверлило взглядом недвижимую пару и не атаковало. Крики гибнущих людей эхом неслись над поверхностью воды, постепенно распадаясь на короткие, теряющие смысл звуки, что медленно умирали в подступающей тишине. Рэн услышал её так отчётливо, что собственное дыхание показалось ему противным, неуместным шумом. Вместо того чтобы взорваться убийственным вихрем, он сжал зубы, плавно обнял пиратку за талию и опустил веки.

Впервые в жизни он не думал о том, что важно, а что нет. Борьба за жизнь потеряла всякий смысл. Холод и страх отступили, имело значение лишь тепло девичьего тела, что прижималось к нему в предсмертный миг.

Какое-то время пуэри слышал лишь знакомое шипение, а потом лодка вдруг закачалась. Раздался тихий всплеск. Рэн, больше не ощущая постороннего присутствия, открыл глаза.

Элементаля не было. В воде рядом с посудиной тоже никто не плавал. Только «Беранна», оставшаяся позади, постепенно обращалась в собственный призрак.

Охотник осторожно осмотрелся, не веря тому, что видит.

— Они ушли, — прошептал он.

— Правда? — девушка тут же отлипла от пуэри и завертела головой. — Почему?

Наваждение схлынуло, но его отголосок навсегда засел в голове охотника-пуэри.

— Затрудняюсь тебе ответить, — сказал Рэн, пристально глядя на спутницу.

Он догадывался, почему элементали оставили их лодку в покое. Собственно, вариант был только один. Однако охотник не спешил делиться им, потому что совершенно по-новому увидел вроде бы хорошо знакомую пиратку. Получалось, что на этот раз Хелия вытащила их из передряги, только сделала это куда более неожиданным способом, чем Рэн мог представить.

— Вот те раз! — девушка хлопнула себя по коленям. — А ведь я думала, что мне сейчас мозги вышибут!

— Думаю, нам лучше поторопиться, пока они не передумали, — пуэри взялся за весло.

— Точно. Идём к берегу!

Охотник снова обернулся на то, что осталось от «Беранны» и кивнул:

— Согласен, лучше пойти по суше.

— Вовсе нет. Мы просто поплывём вдоль неё, не сильно удаляясь.

— Почему?

— Потому что так быстрее, балда! Ветер поднялся хороший, восточный — на нём мы доберёмся до Илиавии быстрее, чем пешком! Как думаешь, есть у нас шанс добраться до города раньше отродий?

Пуэри задумчиво посмотрел в сторону земли и ответил:

— Сам хотел бы знать. Но отсюда берег кажется нетронутым. Орда здесь не проходила.

— Небось до сих пор пируют в Нанторакке, сволочи, — с ненавистью сказала пиратка и схватилась за голову. — Эх, да как же такую ораву одолеть-то?

Рэн помолчал какое-то время, не зная, что ответить.

— Не знаю. Что-нибудь придумаем.

Едва я вышел из Тропы, в нос тут же полез приятный запах мокрой земли. В Укромной Долине недавно прошёл дождь. За неполный год она ничуть не изменилась — всё так же дика и красива. Я ожидал и здесь увидеть следы энтропии, но магия Муалима Иль-Фараха пока хранила Долину от возвратов. Некромант приложил немало усилий, чтобы сюда не попало ни одно порождающее их существо, а в особенности — человек.

Вот он удивится, когда снова меня увидит! Хорошо, что он уже мёртв, а то его от злости удар бы хватил.

Пришлось основательно поработать, чтобы пробиться сквозь защиту, возведённую чародеем Вне Лестницы. В конечном итоге я, конечно, справился, хоть и потратил на это полдня. Муалим был силён, но глубиной Дара он мне всё-таки уступал.

Особо не спеша и предаваясь на ходу воспоминаниям, я нашёл памятный пень. Ненадолго остановился возле тайного прохода, в который тогда ловко нырнул Кир. Казалось, с тех пор прошла целая вечность. Я был уверен, что после всего пережитого останусь спокоен, но внутри что-то всё же шевельнулось, заскребло, будто кто-то потянул за ржавый нож, засевший под рёбрами.

Это болезненное чувство заставило меня улыбнуться. Нечасто теперь удаётся порадоваться тем крохам человеческого, что остались во мне вопреки стараниям сильных мира сего.

Я с трудом заставил себя идти дальше.

В маленьком раю некроманта и эльфийки тоже ничего не изменилось. Всё осталось точно так, как мы оставили, уходя в горы. Теперь, когда я познакомился с расой эльфов поближе, какие-либо тёплые чувства между Перворождённой и некромантом казались мне ещё более противоестественными. Даже невероятными. Противоположности притягиваются, верно, но это уже совсем ни в какие ворота! Какая любовь может быть между жизнью и смертью? И всё же…

Я так погрузился в рассуждения о превратностях судьбы, что не заметил, как добрался до двери с ручкой в виде черепа. Как же всё-таки здорово, когда Его Двойничество не лезет с бесконечными разговорами! Хоть подумать можно в спокойствии.

Скрипнули проржавевшие петли. Воздух с едва заметным запахом разложения, лежащие в кровати скелеты, посох у изголовья — всё как в прошлый раз. В слое пыли на полу отчётливо выделялись следы трёх пар ног. Ностальгия.

Шумно вздохнув, я сосредоточился на предстоящем разговоре и уверенно дотронулся до посоха.

Пространство тотчас выгнулось, затряслось и утратило резкость, на смену ярким краскам реального мира пришла монохромность глубин Эфира. Вокруг раскинулись барханы праха, тревожимые лишь пропитанным тленом ветром. Я припомнил, в какой ужас эти изменения повергли меня в прошлый раз и усмехнулся. Призрак Муалима поднимался из-под земли медленно, угрожающе, словно напоказ, я терпеливо ждал, когда некромант наиграется в страшное привидение.

— Конец тебе, смертный, — произнёс призрак злобно. — Зря ты хватаешься за…

Скрестив руки на груди, я насмешливо смотрел на сбившегося с мысли некроманта.

— Ну что, узнал?

— Ты! — При таких интонациях живой человек вытаращил бы глаза. — Какого ляда ты опять сюда заявился? Я что, неясно выразился в прошлый раз?

Он и впрямь разозлился.

— Не кипятись, — сказал я примирительно. — Поговорим, и можешь дальше наслаждаться прекрасными пейзажами Эфира.

— Может, мне проще вышвырнуть тебя отсюда? — продолжал яриться некромант.

— А силёнок-то хватит? Ещё не увидел? Тягаться со мной в силе ты не способен, убить — тем более. Я мог бы с помощью посоха вытащить тебя в реальный мир и допросить с пристрастием, но вместо этого стою здесь и пытаюсь договориться по-хорошему. А ты, вместо того, чтобы оценить мою доброту, грубишь почём зря. Некрасиво. Повторяю в первый и последний раз: после того, как я получу информацию, ты получишь свой покой. Откажешься — хрен с тобой, давай подерёмся.

Муалим злобно сверлил меня взглядом. Уступать ему явно не хотелось, но ситуация для него и впрямь была безвыходной.

— Эк тебя потрепало, — сказал он намного спокойнее. — В прошлый раз ты выглядел лучше. Да и узлы событий вокруг тебя затянулись туже некуда. Недолго тебе осталось.

— Сколько ни осталось, всё моё, — парировал я.

— Чем короче будет наш разговор, тем лучше.

— Полностью согласен. Меня интересует твой… способ существования.

Призрак выдвинул челюсть, сжал губы, а потом вопреки только что сказанному взмахнул руками и исчез.

Я почувствовал, как плетение, удерживающее меня в Эфире, разлетелось в клочья. Энергетическое пространство затряслось от возмущений, вызванных инородным предметом, то есть мной. Пришлось сплести инверсный оберег, чтобы не превратиться в пыль под давлением взбесившихся потоков, до сей поры мне не представлялось случая узнать, что бывает с теми, кто оказывается в Эфире без вакуумного пузыря, но некромант помог мне заполнить этот пробел в знаниях. Вместо сравнительно плавного перехода начался стремительный полёт через Эфир. При прохождении сквозь каждый стык слоёв на щит обрушивался мощный удар, и трясло так, что я расквасил губу об собственное колено. Пришлось очень плотно сгруппироваться и пристально следить за подпиткой оберега, чтобы последняя стена между мной и энергетическим ураганом не лопнула.

Тряска резко прекратилась: меня вышвырнуло в материальный мир как из катапульты. Щит, моментально потеряв сопротивление извне, взорвался. Раздался грохот, треск, в глаза ударил яркий свет. Мгновение спустя я оказался в воде и даже немного успел её наглотаться, но озеро очень кстати смягчило падение, так что обошлось без переломов.

Вылезая из воды, я костерил Муалима на чём свет стоит. Домика больше не существовало: старые доски разнесло в щепки, деревья, составлявшие остов строения, сломало ударной волной. Часть красивого эльфийского сада тоже пострадала. Даже кровать с останками разметало по окрестностям. Только посох с черепом в полной неподвижности замер внутри защитного магического поля, парящего в двух саженях над землёй.

Некромант всё-таки решил помериться силами.

Осмотрев последствия своего возвращения, я смачно сплюнул. Так как осязание на днях отказало мне, потребовалось проверить всю кожу на предмет повреждений. К счастью, обнаружилась лишь пара лёгких ожогов.

— Ну ладно, умник, — сказал я, подходя ближе к посоху. — Хочешь по-плохому — будет по-плохому.

Защитное поле, которым Муалим оградил посох, подверглось тщательному анализу. Через несколько минут я узнал в обереге слегка изменённое «яйцо дракона» — высшая магия, многоуровневое плетение с сотнями связок. Заклинание испепеляет любой прикоснувшийся к нему объект, исключает энергетическое проникновение и отзеркаливает направленные извне магические удары. Настоящая крепость.

Между тем достать вредного некроманта я мог только через посох. Этот артефакт служил одновременно якорем и проводником, благодаря которому Муалим и его эльфийка комфортно существовали внутри искусственной структуры, зафиксированной в спокойном участке Эфира. Он же позволял некроманту наблюдать за тем, что происходит в материальном мире. Так что у меня не оставалось иного выхода, кроме как взломать выставленную южанином защиту.

По пути сюда я даже не рассчитывал, что будет так весело.

Вместо того чтобы ломать щит ударами космической силы, я очертил вокруг него большую магическую фигуру и под завязку напоил её энергией. В каждом узле фигуры — а их получилось больше сотни — расположил маленький отражатель, настроенный таким образом, чтобы отзеркаливать мою магию без затрат энергии. Затем начертил неподалёку круг, несколько иного назначения.

— Давай посмотрим, насколько ты хорош, — сказал я и запустил механизм отражателей.

Тысячи крохотных импульсов атаковали заклинание некроманта. Их целью было вовсе не одолеть защиту числом: «яйцо дракона» исправно отражало каждый из них, но после этого импульс попадал на мой отражатель и возвращался к щиту, окружившему посох. Суть была в том, чтобы настолько загрузить защитный механизм «яйца», что оно начало бы пожирать слишком много энергии. Для этого понадобилось около миллиона импульсов, мечущихся между вражеским щитом и моими зеркалами.

Дальше пошло совсем интересно. Я направил поток стабильной энергии якобы на подмогу «яйцу». Как и ожидалось, «умное» заклинание некроманта было слишком занято отражением микроатак, чтобы заметить примешанные в свободную силу коварные связки Материи, способные заменить любую связку других Начал. «Яйцо» жадно поглощало дармовую энергию и восстанавливалось за счёт неё. Дождавшись, пока добрая половина «яйца» заменится моим заклинанием, я создал внутри щита некроманта своё собственное поле, и посох оказался в моей власти. Поток силы Муалима теперь лежал передо мной как на ладони.

— А вот и ты, приятель.

Я спустился по энергетическому каналу и без труда нащупал созданную некромантом структуру — крохотный мир, в котором обитали души двух разумных существ. Одна душа была сильно повреждена и не производила ни малейшей активности, вторая же усиленно пыталась отсеять мои заклинания из своего потока, но безуспешно. Муалим сопротивлялся, явно не желая покидать насиженное место, и когда я потянул его к себе, упёрся изо всех сил. «Как будто крысу за хвост тащу», — мелькнула мысль.

Воспользовавшись заклинанием Материи, я спеленал душонку некроманта и одним рывком протащил через захваченный мной канал. «Яйцо дракона» тотчас исчезло, моя магическая фигура выплюнула остатки энергии и тоже умерла. То, что осталось от Муалима, полетело в заранее приготовленную ловушку.

— Мразь! — завопил призрак, оказавшись в западне. — Сволочь! Верни меня сейчас же!

— Не покидай круг, и ничего с тобой не случится, — сказал я, подойдя ближе. — Вернёмся к нашему разговору.

— Даже не рассчитывай, что я открою тебе секрет своего изобретения!

— Секрет? — я усмехнулся. — Да кому нужен твой секрет, я уже и так знаю, как ты это сделал! Мне нужна информация об искривлениях эфирного пространства. Слабые места, прогибы в верхних слоях. Раз уж ты обитаешь в глубине Эфира, я подумал, что ты должен знать.

Полупрозрачный некромант смотрел на меня волком. Сейчас он уже не казался страшным, скорее жалким. Говорить он, однако, не торопился.

Мнит себя непробиваемым.

— Что-то мне подсказывает, что ваша трогательная история любви слегка надумана, — проговорил я, теряя терпение. — Душа твоей возлюбленной в плачевном состоянии.

— Это не твоё дело! — рявкнул Муалим с ненавистью. — Сраный ты ублюдок, верни меня назад!

— Она не хотела умирать с тобой, не так ли? — продолжил я, нисколько не заботясь о чувствах некроманта. — Эльфы не убивают себя и не мыслят существования без природы. Ты утащил её с собой силком. Неудивительно, что её душа там окаменела от тоски.

— Заткнись, ты, выродок! — орал призрак в бессилии. — Куда тебе понять, что такое любовь?! Ты же ходячая бесчувственная глыба, голем! Тебе не дано испытывать настоящие чувства!

Отрицание. Как тривиально.

— Ты жалок, — лениво бросил я. — Убил свою женщину, а теперь заставляешь её душу существовать в полупустом потустороннем мирке, насильно поддерживаешь в ней остатки жизни. Оправдываешься перед самим собой любовью, которая сильнее смерти. Даже для такой бесчувственной глыбы, как я, это слишком.

Лицо Муалима исказила мука. Стало даже немного жаль его, но он сам не оставил мне выбора.

— Ответь на мои вопросы, и я отправлю тебя обратно. Даю слово.

— Пошёл ты, — тихо ответил призрак, глядя мне в глаза. — Ничего я тебе не скажу. Прикончи меня или проваливай туда, откуда выполз.

Не сломался. Жаль.

— Не заставляй меня прибегать к крайним мерам.

— Я тебе уже всё сказал. Катись.

Не на это я рассчитывал. Очень не хотелось идти на сделку с совестью и ухудшать и без того дерьмовое положение Муалима. Да и где гарантия, что это поможет? Судя по всему, хуже его душе уже некуда.

Я оказался в затруднительном положении, и не знаю, чем бы всё закончилось, не приди мне в голову одна совершенно дикая мысль.

— А знаешь, твоё право, — сказал я. — У меня есть всё, что нужно. Прощай.

Секунду спустя несколько удивлённый призрак исчез, вернувшись в свой утлый мирок. Я подобрал украшенный черепом посох, немного подумал и швырнул его в озеро. Надеюсь, Муалим сможет и дальше наслаждаться своей драгоценной вечной смертью.

«Проваливай туда, откуда выполз». Умышленно или ненароком, но некромант дал отличнейший совет. Я всерьёз вознамерился ему последовать. Осталось кое-что проверить, и, если всё сойдётся, очень скоро моя борьба подойдёт к концу.

Магическая Тропа распахнула тёмный зев, и самый прекрасный уголок Укромной Долины исчез в пёстром мельтешении эфирных слоёв.

— Он не придёт, — сказал Норлан после долгого молчания.

— Я бы больше опасался, что придёт не он, — пробубнил Лей в ответ.

Найти Хеса было не так-то просто. Оказалось, что он крайне редко встречался с клиентами лично, действуя через нескольких связных, которые в свою очередь мастерски растворялись в толпе. Тем не менее, поспрашивав в определённых кругах, группе отступников удалось найти одного такого человека.

Так как Литессу в лицо знали слишком многие, на встречу со связным пришлось пойти именно Лею. Архимагесса наблюдала за ними через подслушивающее заклинание. Диалог состоялся такой:

— Говори от кого пришёл, да побыстрее, — голос грубый, с угрожающими интонациями.

— Мне нужен Хес.

— Всем нужен. Ты кто такой ваще? Хес со всякой голытьбой не работает.

— Речь идёт об очень прибыльном заказе.

— Да в пердельник себе его засунь! Ты непроверенный человек, усёк? Говори от кого ты, или я пошёл.

— Уверен, тебе тоже перепадёт немало…

— Не, ты не понял. Времена нынче опасные, ага? А Хес ещё опаснее. Собственная шкура всяко дороже денег выходит. Усёк?

— Усёк. Только я не заказчик. Я его представитель, а он — очень богатый и влиятельный человек. Я не буду раскрывать его имя обычному уличному головорезу. Господин будет разговаривать только с самим Хесом. Или так, или никакой сделки. И никакого вознаграждения.

После такого ультиматума преступник явно призадумался. Литесса мысленно похвалила Лея.

— Вот оно как. Как бы… Короче, я передам кому нужно. Только ничего не обещаю, понял? Хесу могут не понравиться такие условия.

— Дело срочное. Встреча должна быть не позднее, чем завтра.

— Думается мне, твой влиятельный человечек за день в такую даль не доберётся.

— Это не твои проблемы. Назови место.

— Прям щас не скажу. Будь в «Пьяной сове», с тобой скоро свяжутся. И чтоб никаких выкрутасов со слежкой, усёк?

— А то. Я жду до полуночи и ухожу. Если возникнут проблемы или непонятки, сам будешь с Хесом объясняться.

— Не дрейфь, всё пройдёт, как Боги завещали. Бывай.

Сразу после этого разговора Лей направился в указанное заведение и прождал там больше шести часов, пока перед самой полуночью к нему не подбежал мальчишка и не передал записку. Грамотным языком, ровным почерком, явно не принадлежащим памятному связному, в ней было написано: «Аль-Назир, Анараффат, что к юго-востоку от Неф-Суфума, корчма „Семь Лун“, завтра на закате».

Разумеется, Литесса и её помощники прибыли туда заранее. Они тщательно изучили место встречи, но не обнаружили никаких следов наёмника. Дело ещё осложнялось тем, что никто не знал, как именно выглядит Хес, а народу в корчме собралось предостаточно. В поле зрения оказалось не меньше двух десятков мужчин среднего роста с тёмными волосами. Компании чародеев не осталось ничего, кроме как занять стол и ждать.

Солнце уже наполовину заползло за горизонт, а к ним так никто и не подошёл.

— Может, он нас не узнал? — Норлан от нечего делать строил теории. — Он ведь тоже не знает, как мы выглядим.

— Лея точно должен узнать, — Литесса по очереди рассматривала каждого посетителя.

Корчма находилась на отшибе, а потому контингент здесь подобрался соответствующий. Мелкие купцы, плотники, каменщики, гончары. Несколько гулящих девиц шлялись от одной компании к другой, выбирая клиентов побогаче. В углу бренчал на лютне странствующий трубадур. За одним из столиков стремительно накачивалась дешёвым вином группа потрёпанных чистильщиков. В Аль-Назире люди знатного происхождения не посещали подобных заведений, а потому чародеев окружали лишь потные тела простых работников и черни.

В иные времена при таком скопище народа в любой корчме кутёж шёл нешуточный, перед входом постоянно кто-то дрался, а увеселительные напитки лились рекой. Но теперь люди приходили сюда лишь затем, чтобы найти убежище. Судя по подстилкам, разбросанным вдоль стен, многие оставались спать прямо в большом зале. Причину понять нетрудно: раньше вероятность столкнуться с выродком была в разы меньше, чем угодить к грабителям, в последнее же время любого, кто не вернулся засветло, уже не ждали, а то и начинали поминать. Даже рабов стали сгонять на ночь в подвалы и сараи, потому что от оставленных без защиты невольников почти всегда к утру оставались одни кандалы. Каждый новый день люди любых возрастов и положений провожали с надеждой, что доживут до завтра.

— Он не придёт, — повторил Норлан хмуро.

— Придёт, — сказала Литесса. — Уж слишком удачное место выбрал.

Возле их стола, откуда ни возьмись, появилась местная мамзель и без всяких церемоний бухнулась Лею на колени.

— Здравствуй, золотой мой. — От потаскухи несло винным перегаром, а голос её скрипел как старое седло. — Найдётся ли у тебя время для готовой на всё дамы? Я может и не так красива, как твоя спутница, — едкий взгляд в сторону Литессы, — но могу показать такое, о чём ты и не мечтал…

Архимагесса, глядя на молодого Волшебника, насмешливо вскинула брови.

— Не сегодня, милая, — Лей вежливо улыбнулся. — Я занят.

Девица снова посмотрела на Литессу с выражением «этой, что ли?», но промолчала, только вздохнула и освободила мужчину от душных объятий.

— Я так и знала, — разочарованно сказала она, вставая. — Тот мужик мне так и сказал.

— Какой ещё мужик? — Литесса тут же повернулась к потаскухе.

— Ну, мужик, обычный, — девица пожала плечами. — Дал мне серебряк и велел пригласить его, — кивок в сторону Лея, — наверх. В самую дальнюю комнату.

Чародеи переглянулись.

— Спасибо, дорогая, можешь идти, — сказал Норлан, и мамзель, хмыкнув, удалилась.

— Опять пойду один? — Лей скорчил кислую мину.

— Нет, — чародейка поднялась со стула. — Пойдём вместе.

Компания магов-отступников взошла по лестнице и попала в длинный коридор. Второй этаж корчмы был больше первого, поэтому гостевые комнаты располагались с обеих сторон, а свет просачивался только сквозь окно в конце коридора. Уже наступили сумерки, так что помещение тонуло во мраке.

— Место в самый раз для засады, — сказал Норлан.

— Почти все комнаты пусты, — глаза Томве шевелились под закрытыми веками. — Во второй слева спит женщина. В третьей слева играют двое детей. В самой дальней справа четверо мужчин. Среди них ни одного мага.

— Моё заклинание говорит то же самое, — кивнула Литесса. — Пошли.

— Что, просто войдём? — шепотом спросил Лей уже у двери.

Вместо ответа чародейка повернула ручку и вошла первой.

В комнате царили тишина и полумрак. Окно занавешено, на столе под ним — масляная лампа. Пятеро мужчин. Четверо стояли вдоль стен и ещё один в капюшоне, чьего лица было не разглядеть из-за того, что лампа светила ему в затылок, сидел на стуле напротив двери.

— Входите, — произнёс надтреснутый голос. — Но держитесь на расстоянии. Для вашего же блага.

Чародеи один за другим прошли в проём и столпились у входа. Норлан, вошедший последним, закрыл за собой дверь.

— Я догадывался, что это будете вы, Леди Фиорана, — сказал сидящий мужчина. — Никто кроме чародеев не смог бы так быстро добраться из Лотора в Аль-Назир. Поэтому прежде чем приступить к разговору, хочу вас предупредить: я подготовился к встрече, — наёмник поднял руку, и на одном из пальцев сверкнуло кольцо с топазовым виртулитом. — Так что давайте поговорим как взрослые люди, без магии и грубостей, и мирно разойдёмся. Я слушаю.

Литесса усмехнулась. «Понятно, почему заклинания не обнаружили пятого человека».

— Ты — Хес?

— Так меня называют.

— Твой хозяин знает об этой встрече?

— Вы хотите меня унизить? — голос наёмника неприятно скрипнул. — У меня нет хозяина. Есть лишь наниматели.

— Ты знаешь, о ком я.

Хес тихо фыркнул. Остальные наёмники молчали и не шевелились.

— Обычно я соблюдаю тайну и не называю имён. Но нынешние обстоятельства заставляют меня по-новому взглянуть на взаимоотношения с заказчиками. Полагаю, речь идёт о Верноне Фельедере. И пришли вы за информацией, касающейся его и его дел.

— Ты прозорлив.

— Благодарю. Но вы должны понимать, что ставите меня в неловкое положение.

— Ставлю, — кивнула Литесса и впилась глазами в темноту под капюшоном. — Я хочу, чтобы ты выложил мне всё, что знаешь, максимально честно, или мирно мы не разойдёмся.

— Не надо мне угрожать, — голос Хеса вдруг стал ровным и сильным. — Стоит мне подойти на расстояние двух шагов, и вы четверо станете лёгкой добычей. Мне ничто не помешает сделать эти шаги.

— Ты не первый умник с нейтрализатором в моей жизни, — невозмутимо парировала Литесса. — Но я стою здесь, а где все те люди?

Наёмник едва слышно вздохнул.

— Нам не обязательно выяснять, на чьей стороне сила, — мужчина скрестил руки на груди. — Я скажу всё, что вас интересует, но только если вы выполните два условия.

— Предашь своего нанимателя? — Литесса вскинула бровь.

— Технически это не предательство, — в голосе Хеса угадывалась улыбка. — Предыдущая работа мной выполнена, а за текущую я ещё не получил денег. Кроме того, в мире стало очень опасно жить, а работать и того опаснее. Никакие деньги не убедят меня совать голову в пасть химеры. Я вправе отказаться от дел, которые считаю слишком опасными.

— Иными словами, ты хочешь смыться, — подхватил Лей. — Выйти из игры.

— Если вкратце, то так и есть, — без тени смущения подтвердил наёмник.

— Каковы твои условия? — Литесса взяла стоящий рядом стул, поставила его напротив Хеса и села. — Одно из них, я так понимаю, деньги?

— Деньги… не универсальны. Меня интересуют только драгоценные камни и чистое золото. Два фунта первого или полпуда второго. Это четыре моих обычных ставки.

— Мы располагаем такими средствами. Но откуда мне знать, что твои сведения того стоят?

— Я выполнил более полусотни заказов Вернона. Так что они наверняка стоят. Но если платы не будет, сведений тоже не будет.

— Откуда мне знать, что ты точно так же не продашь меня Вернону за ещё большую сумму?

— Ниоткуда, — Хес развёл руками. — Но у вас будет моё слово. Четверную ставку вы платите в том числе за то, чтобы меня не перекупили.

Чародейка недоверчиво улыбнулась, но чутьё подсказывало ей, что сделка стоящая. Если наёмник надумает обмануть её, Стальная Леди его из-под земли достанет, и этого даже не требовалось озвучивать. Хес и так всё понимал.

— Норлан, — архимагесса повернулась к товарищу. — Приготовь плату.

Пожилой советник хмуро кивнул и вышел.

Его не было больше часа, и всё это время в комнате висела напряжённая тишина, нарушаемая лишь приглушёнными голосами собравшихся внизу людей. Хес сидел недвижимо, точно статуя. Его подручные вроде бы вели себя расслабленно, но не сходили с мест, оставаясь начеку. Литесса даже продумала, как будет действовать в случае драки — просто на всякий случай.

Наконец в коридоре раздались шаги. Лей облегчённо выдохнул — видимо, ему ожидание далось тяжелее остальных. Дверь отворилась, Норлан вошёл и передал Литессе мешочек с каменьями. Чародейка развязала шнурок и показала содержимое Хесу. Наёмник даже не наклонился, чтобы рассмотреть свою плату.

— Итак, первое условие мы выполнили. Какое второе? — архимагесса завязала кошель и бросила наёмнику.

Тот ловко поймал мешочек и спрятал в карман.

— Узнав всё, что хотите, вы не станете творить глупостей.

— Сведения настолько интересны? — Литесса сощурилась.

— Некоторые из них могут задеть вас лично, — пояснил Хес. — Так как я принимал некоторое участие в свержении вас с поста архимага, вы должны вовремя вспомнить, что я — всего лишь наёмник, и не имел ни в одном из дел личного интереса. Думаю, и вам, и нам будет лучше, если из этой комнаты выйдет столько же людей, сколько вошло.

— Ты чрезвычайно заботлив для «всего лишь наёмника», — улыбнулась чародейка, немного удивившись предупредительности собеседника.

— Предпочитаю прежде подуть, а потом уже пить.

— Хорошо, — Литесса закинула ногу на ногу. — Обещаю держать гнев при себе.

Хес чуть склонил голову.

— Что вас интересует?

— Начни с последнего задания, которое дал тебе Вернон.

— Я должен был найти седьмую эссенцию. Эссенцию Материи. Уверен, вы знаете, о чём речь. Поначалу приходилось искать вслепую, но потом Вернон уточнил, что искомый артефакт скорее всего находится внутри пространственной аномалии. Я нашёл несколько таких мест, но все они оказались пустышками. Насколько мне известно, архимаг по сей день не нашёл искомое.

— Что с другими эссенциями?

— Все они у Вернона, — наёмник пожал плечами. — Шесть штук. Я помог ему найти эссенцию Света. Остальные он раздобыл другими способами. Не знаю, какими.

— Что ты знаешь о Гроггане?

— Почти ничего. Видел лишь однажды, и то мельком. Архимаг не особо старается ему угодить, но и не перечит. Создаётся впечатление, что они идут к одной цели, но разными путями.

Литесса помолчала, думая, стоит ли уточнять, почему Хес так думает, и в итоге решила, что ей неинтересен ход мыслей наёмника.

— Ладно. Пока сведения не очень ценные.

— Вы задаёте не те вопросы.

— Ожидаемый ответ, — Литесса невозмутимо поправила косу. — Мне нужна информация о ресурсах, которыми располагает Вернон. Как для поисков, так и общее количество его сторонников.

— Вот здесь я могу рассказать многое, — лёгкий кивок. — Я лично участвовал в расширении зоны влияния архимага. На это ушёл почти десяток лет. На сегодняшний день у Вернона есть высокопоставленные сторонники в каждой стране мира. Я вербовал их любыми способами, кроме подкупов, потому что Вернон запретил это делать. Мол, продажная лояльность недостаточно крепка. Кого-то я запугал, кому-то помог, некоторых принудил к сотрудничеству шантажом. Были даже такие, кто встал на его сторону из идеологических соображений.

— Сколько их?

— Сотни. И все они занимают не последние места в своей сфере или регионе. Думаете, короли могущественны? Забудьте. Вернон Фельедер с помощью соглядчиков при желании может свергнуть любого правителя. Я лично об этом позаботился. Некоторых он уже сверг, например, хана из Дель-Хорунна, что к югу от Опавших Гор. Власть архимага простирается от западного океана до восточного, от Северного Моря до льдов на юге, и мне с трудом представляется человек более могущественный. С ним могут соперничать разве что крупнейшие банки, но они сами подверглись шпионажу, так что… Сейчас сеть Вернона несколько ослабла, но вовсе не развалилась. Его агенты прячутся, но как только опасность минует, они вернутся в строй. Могу дать вам список известных мне агентов.

— Не имеет смысла. Ты знаешь слабые места в своей работе. Есть ли способ быстро лишить его влияния?

— Я делаю свою работу на совесть. Чтобы выбить пьедестал из-под ног архимага, вам потребуется убить каждого его агента по отдельности. Большинство из них не знают друг о друге и скорее дадут себя убить, чем согласятся на предательство. И, как я уже говорил, они прячутся. Даже имея список имён, вам потребуются месяцы или даже годы, чтобы разыскать всех. Либо убейте самого Вернона.

— Хреново, — Лей дёрнул головой.

Литесса мысленно выругалась. Всё выглядело хуже, чем ей казалось изначально.

— Они тоже участвуют в поисках эссенции? — подал голос Норлан.

— Не думаю, — Хес покачал головой. — Разве что некоторые. Почти все эти люди… как бы это сказать… годятся только для политики. Они из знатных семей, имеющих определённое влияние, либо добились влияния сами. Такие не марают руки. А их слуги — уже ненадёжные люди. Им Вернон не доверит столь секретную информацию. Думаю, не надо говорить, что начнётся, если история с эссенциями выплывет наружу.

— Ты сам-то знаешь, что будет, если Вернон найдёт седьмой протоэлемент? — Литесса скрестила руки на груди.

— Мне платят не за то, чтобы я лез в дела заказчика, — парировал наёмник. — А за то, чтобы его дела шли в гору.

— Такие принципы и губят наш мир, — тихо сказал Томве.

Ему никто не ответил.

— Ладно, я поняла про сеть агентов, — продолжила Литесса. — Теперь самые интересные вопросы. Они касаются событий девятилетней давности.

Хес бесшумно вздохнул.

— Я надеялся, до них не дойдёт. Но, вижу, от вас сложно что-то утаить.

— Только не вздумай лгать.

— Зачем лгать? У меня есть ваше слово, честность меняется только на честность. Остальное меня не волнует.

— Рассказывай по порядку.

— Как пожелаете, — голос наёмника оставался непробиваемо спокойным. — Началось всё с того, что тринадцать лет назад на моего человека вышел некто из Ордена Меритари. Потребовал личной встречи, прямо как вы сегодня, прикрываясь высоким положением. Я согласился. Так я познакомился с Верноном Фельедером. Он сказал, что обращается ко мне исключительно благодаря моей безупречной репутации наёмника. Я ответил, что в этом он не оригинален. Он сразу сказал, что дело очень деликатное, и если я попадусь, от меня не останется даже мокрого места.

— Он заказал тебе найти мою дочь, — бросила Литесса.

— Именно так. Он сказал, что предполагает, будто вы спрятали ребёнка где-то на виду. И потребовал найти, где именно. Разумеется, чтобы архимагесса, то есть вы, ничего не узнала. Честно говоря, я удивился его словам, потому что знал, что искусственное продление жизни само по себе делает носителя Дара бесплодным. Временами мне казалось, что Вернон не в себе, настолько странно он себя вёл. Но он, не торгуясь, согласился на завышенную плату, так что я взялся за работу. И… нашёл девочку.

— Как?

— Сначала следил за вами. Это оказалось сложно, а в итоге ещё и бесполезно. Вы предусмотрительно не виделись с дочерью. Тогда я подумал — кому попало она охрану своего единственного ребёнка не доверит. Начал копаться в ваших знакомствах и родословной. В итоге я обнаружил, что у вас был брат, умерший почти две сотни лет тому назад. Он, в отличие от вас, Даром не обладал, а потому умер от старости, оставив после себя целый выводок. Кто-то из них в итоге обзавёлся семьёй, кто-то нет. Ваша карьера в Ордене уже набрала обороты, а потому ваши родственники оказались под ударом, и вы их спрятали. Но недостаточно хорошо. Я скрупулёзно отслеживал каждую ниточку, из поколения в поколение, из века в век, пока не вышел на нескольких ныне живущих людей. Большинство из них даже не знали, что состоят в родстве с самой Стальной Леди и вели самую обычную жизнь. Но один мужчина знал. Он оказался потомком вашего брата в десятом поколении. У него-то я и нашёл маленькую Лину.

Наёмник замолчал, будто давая архимагессе время на переваривание информации.

— Продолжай, — процедила Литесса.

— Я передал всю информацию Вернону, и мы распрощались на неполных четыре года. Пока он не нашёл меня снова и не поведал о плане захвата власти в Ордене.

Чародейка до хруста сжала зубы. «Ну и дура же я! — думала она. — Проспала заговор против себя! Восемь лет, восемь лет вокруг меня затягивалась удавка, а я звёзды считала! Теперь даже смешно вспоминать, о чём я тогда думала…»

— Вернон вёл себя ещё чуднее, чем в прошлый раз, — тем временем продолжал Хес. — Был нервный, вспыльчивый и как будто испуганный. Но к делу он подошёл с умом. Первым делом он сговорился с Мальдеоном.

— С королём Либрии? — Лей выпучил глаза.

— Королю не нравилась политика, которую проводили вы, Леди Фиорана. Не знаю как, но Вернон связался с ним, и они договорились. Фельедер должен был выкрасть девочку и передать её людям Мальдеона, а те в свою очередь должны были взять на себя шантаж. Требование у Вернона было только одно — полностью изгнать вас из Ордена. Чего хотел король, мне неизвестно. И всё бы у них получилось, если бы я тогда нашёл Лину. Но не нашёл. Вашего родственника пришлось убить, потому что он мог вывести на меня. Вернон одобрил такое решение, хотя в целом, конечно, был недоволен. Осторожно выражаясь.

Литесса чувствовала, что ненависть буквально заполняет каждый уголок её души. Вернон — предатель, аморальная сволочь, тварь! Когда-то Стальная Леди хотела сделать его своим ближайшим, сильнейшим союзником в Ордене. Подняла с низов, выпестовала, взяла в ученики. А теперь ненавидела так сильно, что с удовольствием посмотрела бы, как он подыхает в грязной канаве, лишённый всего. Даже если бы Вернон умолял добить его, она бы и пальцем не пошевелила, лишь устроилась бы поудобнее, чтоб понаблюдать за его предсмертными муками. «Нет, этого тоже не хватит, — в запале думала чародейка. — Даже если Фельедер сдохнет, я не смогу простить ему то, что случилось с Лилианой».

Одного Литесса не могла взять в толк: как Вернон умудрялся годами врать ей в лицо, да так умело, что она ничего не заподозрила до самого последнего момента?

— Продолжай, — выдавила она сквозь зубы.

— Надо ли говорить, что планы заговорщиков посыпались прахом? Король посредством Соколов выразил Вернону своё недовольство, но было уже поздно — вы узнали о пропаже Лины и взялись за её поиски. Иных рычагов давления на вас не было, и король отступил, а Вернон решил не ввязываться в открытое противостояние. Оставалось лишь убить вас, но поддержки одного лишь Мальдеона для этого было маловато. Поэтому ваш ученик постепенно, не без моей помощи, начал наращивать влияние. Он так или иначе решился бы на покушение. Просто до определенного момента это было слишком рискованно.

— Пока не объявился Грогган.

— Именно так. Надеюсь, я достаточно полно ответил на ваш вопрос.

Литесса помолчала.

— Знаешь, где Вернон сейчас?

— Нет. И никогда не знал. Он всегда сам находил меня. Иногда связывался со мной через магическое окно, но недавно я… потерял устройство, с помощью которого создавалось заклинание. И надел это кольцо.

Архимагесса поднялась со стула и уже через плечо бросила наёмнику:

— Если я узнаю, что ты меня обманул, это кольцо тебя не спасёт.

Хес не ответил.

Вместе с другими чародеями она вышла из комнаты и спустилась в общий зал. Народу здесь уже почти не осталось, кроме того, что спал на полу. Все лампы были зажжены — никто не хотел оставаться в темноте.

— Кажется, я только что придумала, как лишить Вернона влияния и покончить с Орденом, — архимагесса села за стол.

— И как же? — лицо Лея выражало скепсис.

Стальная Леди помолчала, глядя в одну точку.

— Заканчивайте свои дела, — сказала она наконец. — Ещё раз хорошенько подумайте, до какого предела вы готовы дойти. Следующую ночь мы можем не пережить.

— Питьевая вода закончилась, — Рэн вытряхнул из мехов последние капли. — Придётся причалить и поискать ручей.

Хелия без особой приязни смотрела в сторону суши.

— Нам осталось плыть меньше дня. Конечно, если я не ошиблась, и если ветер не сменит направление.

— Предлагаешь потерпеть?

— Не знаю. Но если сойдём на берег, потеряем больше времени. Нечисть может нас нагнать.

— Мы ведь не уверены в том, что орда двинется сюда.

— Да брось! — пиратка сдула прядь со лба. — Куда им ещё идти? На востоке они уже были, значит, теперь побегут сюда.

— Мы не знаем, что именно ими движет.

— Жрать они хотят, вот что. Ты уж мне поверь, тут вариант один.

Пуэри промолчал, наблюдая, как медленно мимо них движется полоска земли. Отсюда казалось, что лодка плывёт очень медленно. Слишком медленно.

— Я, кстати, тоже уже почти трое суток не ела, — проворчала Хелия, обеими руками схватившись за живот. — Повезло тебе, ты воздухом питаешься.

— Светом.

— Да без разницы. Полсвиньи бы сожрала…

Охотник промолчал. Находись они ближе к берегу, он попытался бы поймать рыбы, но на плаву её всё равно никак не приготовить.

— Слушай… — девушка вдруг заговорила тише. — Ты не шутил, когда говорил, что прибыл из далёкого прошлого?

Рэн немного удивился, что пиратка подняла эту тему, но всё же ответил:

— Нет, не шутил.

— Значит, ты умеешь… ходить… путешествовать… во времени?

— Нет, — пуэри грустно улыбнулся. — Меня так спасли. Насильно.

— От чего?

— Мой народ истребляли. Не спрашивай, не хочу вдаваться в подробности. Меня обманом заманили в портал, чтобы спасти. Но так получилось, что я вошёл в него, когда рушился мой мир, а вышел через десятки тысяч лет уже в мире людей. Я провёл бы там вечность, даже не осознавая течение времени, но Эн случайно вызволил меня из ловушки. Он был первым человеком, с которым я познакомился.

Пиратка смотрела на Рэна с пониманием.

— Дико тебе здесь, наверное.

— Поначалу — да. Но потом я привык.

— Презираешь нас? — во взгляде Хелии мелькнул стыд. — Людей.

— С чего ты взяла?

— Ну, не знаю, — девушка потупилась. — Я просто наблюдала за тобой. Ты такой… необычный. Лучше нас. Ты сам рассказывал, что во всём, что происходит, виноваты только мы. При вас такого, небось, не было.

— Не было, — кивнул Рэн. — Мы жили сотни лет, были сильнее и вообще опережали вас во всём. Человечество рассматривалось как очень слабо развитая раса. Поэтому мир не страдал от нас так, как страдает от вас. Когда пришла беда, мы боролись за своё существование, и всё же проиграли. Я — живое тому доказательство. Последний пуэри. Жизнь людей коротка, но вы каким-то чудом выживаете, несмотря ни на что. Даже когда сам мир пытается от вас избавиться. Мне кажется, это потому, что вы любите жизнь намного сильнее, чем мы.

— Может, и так, — пиратка пожала плечами. — Но… знаешь, есть такие черви, паразиты, они попадают в рыбу и жрут её изнутри. До тех пор, пока от рыбы не останется одна оболочка. Они, наверное, тоже любят свою жизнь.

— У природы много законов, — сказал пуэри, пристально глядя на собеседницу. — Некоторые из них кажутся нам неправильными, но они есть. Почему ты завела этот разговор?

Ветер трепал волосы девушки, задумчиво смотрящей в сторону берега. Она помолчала немного, опустила голову.

— Да думаю… Как так вышло, что я перестала чувствовать завтрашний день? Как будто сегодня — всё, что у меня есть. Раньше я размышляла, знаешь, что будет со мной лет через десять или двадцать. Куплю ли свой корабль, или навсегда сойду на берег, как Кривой. В общем, строила планы. А теперь одна забота — новый рассвет увидеть.

— У всех сейчас так.

— Вот именно. У всех. Значит, все делали что-то не так. И я тоже. Никогда о таком не думала, а теперь не могу во всём этом разобраться. Всякие твари да мутанты всегда были, сколько себя помню, но я даже не думала никого спросить — почему? Откуда они берутся? И почему элементали, которых ни один моряк в глаза не видел, уничтожили вдруг целых два корабля? Да, знаю, ты говорил почему… Но у меня теперь такое чувство, будто я что-то проморгала, упустила что-то очень важное для себя. Понимаешь? Раньше даже не задумывалась, правильно я поступаю или нет, просто делала. А теперь засомневалась. Может, всё было неправильно? Что делать, если так и есть? Как будто вся жизнь впустую…

Рэн молчал. Сбивчиво и неумело, но Хелии удалось донести до пуэри свои мысли. Он понял, что с ней происходит, и догадывался почему.

Девушка вздохнула и, щурясь, посмотрела на солнце.

— И вот с этим изо дня в день. Временами даже кажется, что это всё не со мной происходит. Началось это, когда я вашу компашку встретила. Нет, ты не подумай, что я обвиняю, у меня просто… будто ещё два глаза открылись. И обалдела я от всего увиденного. А потом закрутилась история с Лабиринтом, ордой, Нантораккой, и я вообще что-либо понимать перестала. Боюсь теперь, что однажды не проснусь. Не того, что умру, а того, что умру с этой кашей в голове. Ты говоришь — у всех сейчас так. А я вот думаю, чего же мы все тогда сто̀им. Сами не знаем, живём или нет.

Пуэри мог бы всё ей объяснить, но отчётливо понял, что не нужно. Вместо этого он сказал то, в чём, как ему показалось, пиратка нуждалась больше всего.

— Это пройдёт, — Рэн положил руку на плечо девушки. — Ты во всём разберёшься, в своё время.

— Да дожить бы до того момента…

— Погоди, — прервал её пуэри и прислушался. — Слышишь?

Шум, который на самой грани слышимости уловило его ухо, уже стих.

— Что именно?

— Как будто грохот какой-то. Очень далёкий.

Пиратка оглянулась и пожала плечами.

— Небо чистое. Давай-ка к берегу. Может, ягод каких-нибудь найдём заодно…

Путники взяли курс на ближайшую заводь. День подходил к концу, поэтому солнце светило прямо в глаза, на море зажглась сверкающая дорожка, уходящая к горизонту. До заката оставалось не больше получаса.

Лодка подошла к суше, и Рэн с удивлением обнаружил, что линия берега сильно сдвинулась. Хелия тоже это заметила и встревожилась, оглядывая оказавшиеся на воздухе водоросли и огромное количество ракушек.

— Ничего себе отлив, — пуэри наблюдал за группой рачков, торопливо семенящих к солёным волнам.

Пиратка резко обернулась и буквально подскочила.

— Зараза! На берег, быстрее!

— Почему? — охотник тоже посмотрел на море, но не заметил ничего необычного.

— Это не отлив! — девушка выпрыгнула из лодки.

И тут до Рэна дошло. Он присмотрелся к линии горизонта внимательнее, и на этот раз увидел, как она плавно ползёт вверх.

Не теряя ни секунды, он сорвался вслед за спутницей.

— Надо найти укрытие!

— От волны-убийцы? — пиратка обернулась на бегу. — Нигде ты от неё не укроешься! Надо убежать как можно дальше!

Путники сломя голову неслись прочь от воды, они пересекли сильно удлинившийся пляж, миновали небольшой барьер из камней и побежали к покрытым зарослями холмам. Позади них, точно наступающий на пятки преследователь, нарастал шум вздыбившегося моря. Рэн оглянулся и оторопел: волна, поднявшись на десятки саженей, с огромной скоростью неслась к берегу.

— Это не просто волна! Это настоящее цунами!

— Беги давай, умник!

Отвлёкшись, Хелия споткнулась и разодрала коленку. Рэн тут же подхватил её и поволок за собой — прямо как в тот раз, когда они убегали от червеподобных химер. Цунами подкатилось к самому берегу, немного замедлилось, выросло ещё больше. Море будто готовилось проглотить сушу и сделать своим дном, а потому раскрыло пасть во всю ширину.

— Сейчас обрушится! — крикнула пиратка, сбивая дыхание. — Давай быстрее!

Пуэри и так уже выжимал из себя максимум, и болтающаяся прицепом медлительная девчонка отнюдь не добавляла ему скорости. Беглецы ворвались в лес, и навстречу им понеслись деревья и кустарники, Рэн перепрыгивал через пни и поваленные стволы, от всей души надеясь, что Хелия не переломает себе ноги.

Охотник не видел, как это случилось, но явственно услышал, как на берег и прилегающие к нему территории обрушилась исполинская масса. По земле прокатилась дрожь, чуть не сбившая пуэри с ног, тот с трудом удержал равновесие, но тут же услышал шум водного потока, сминающего всё на своём пути. И тем этот звук был страшнее, что раздался прямо у него за спиной.

— Держись! — завопил Рэн и прыгнул к ближайшему дереву.

В тот же миг в спину ударил исполинский кулак и пригвоздил пуэри к стволу. Хелия не успела схватиться за опору, поэтому её скрыло с головой, вода забрала бы пиратку, если б не рука охотника, вцепившаяся в предплечье девушки.

Разъярённая стихия устремилась вглубь леса, волоча за собой грязь, камни и вырванные с корнем растения. В поясницу пуэри врезалось что-то твёрдое, и тот взвыл от боли, с большим трудом заставив себя не разжимать руки. В рот хлынула вода, Рэн закашлялся, задрал голову, пытаясь ухватить хоть немного воздуха. Он уповал только на одно: что дерево, которое служило им якорем, выдержит.

И оно держалось.

Грохот и шум начали стихать, напор воды ослаб, и пуэри смог наконец полноценно вдохнуть. Он попытался подтянуть к себе Хелию, но не смог: рука девушки обмякла, пальцы, поначалу больно царапавшие его кожу ногтями, разжались. Охотник быстро огляделся и увидел, что от леса осталось лишь несколько накренившихся деревьев. Остальное вырвало и унесло прочь.

Уровень воды постепенно спал, и из неё показалась безвольно повисшая голова пиратки. Рука, за которую держал её пуэри, была вывернута под неестественным углом.

Вскоре вода остановилась, а потом и вовсе потекла в обратном направлении, но уже не представляла опасности. Корчась от боли, Рэн спустился, поднял спутницу на руки. Осмотрелся. Взобрался на ближайшее сломанное дерево и положил на него девушку. Бегло осмотрел её руку.

Не теряя драгоценного времени, пуэри повернул травмированную конечность под нужным углом и дёрнул. Плечо Хелии чуть слышно хрустнуло. Тут же, сев сверху, Рэн несколько раз надавил на грудную клетку пиратки, из приоткрытых губ толчками выходила вода, но в сознание девушка так и не пришла.

Неизвестно откуда взявшаяся кровь залила глаза. Охотник вытер её ладонью, набрал как можно больше воздуха и, зажав Хелии нос, попытался вдохнуть в девушку жизнь. Потом ещё раз. И ещё. Несколько раз надавил на сердце и снова вдохнул.

Наконец тело пиратки содрогнулось, и в рот Рэну попала солёная вода. Хелия закашлялась.

Охотник, облегчённо вздохнув, приподнял спасённую спутницу, та вдруг вскрикнула и сквозь судорожный кашель выдавила:

— Ру… кха… Больно!..

— Всё хорошо, — пуэри непроизвольно гладил девушку по волосам. — Я вправил вывих. Всё обошлось.

Вода как ни в чём не бывало возвращалась восвояси, мирно журча под поваленным деревом. Стихия выплеснула злобу, показала, на что способна, и теперь успокоилась.

Пока Хелия приходила в себя, никто не проронил ни слова. Только сейчас охотник ощутил, как сильно ему досталось: лоб рассекло чем-то острым, а спина ныла и отдавала болью в ноги при каждом движении. Чтобы оправиться от таких травм, даже пуэри требовалось время. Будь он человеком, в лучшем случае остался бы калекой.

— Спасибо, — вдруг проговорила Хелия. Её голос всё ещё был слаб. — Что не бросил меня. Ни разу.

Она держалась здоровой рукой за больное плечо, прислонившись к груди Рэна, и тяжело дышала. Пожалуй, более беззащитной пуэри не видел её никогда.

«Как же они хрупки, — подумал он. — Как трудно сохранить всего одну человеческую жизнь. Ей повезло, что я рядом. Но миллионам других кроме самих себя надеяться не на кого».

Он тяжело вздохнул и ответил:

— Не благодари. Я только так и могу.

— Если благодарить не за это, — Хелия подняла взгляд на охотника, — то за что?

Рэн не нашёлся с ответом. Но на душе у него отчего-то стало хорошо и спокойно.

Нужно было куда-то идти, а двое путников так и сидели, не шевелясь и не нарушая молчания. Уже в который раз им удалось выбраться из смертельной опасности, и пуэри спрашивал себя: закончится ли это когда-нибудь? Хватит ли им сил и удачи избежать всех несчастий, или один из капканов судьбы всё-таки сломает им ноги?

Перейти этой тревоге в отчаяние мешала лишь одна мысль. Она пришла, когда Рэн вспомнил о человеке, что сидит рядом.

«Я не один».

— Есть хочу, — Хелия отстранилась. — Если не поем, склею ласты к утру.

— Да, нужно поискать что-нибудь, — Рэн спрыгнул с дерева и скривился от боли. — Здесь мы вряд ли найдём что-то съедобное. Сможешь идти?

— За едой? Конечно, смогу.

Охотник помог девушке спуститься, и они вместе, как двое увечных, направились на поиски пищи. Наступили сумерки, и всё ближе к путникам подбиралась ночь. Идти сквозь бурелом, во мраке, с болью в теле было трудно, но они шли. Им не попадалось ни зверья, ни птиц: все звери необъяснимым природным инстинктом почуяли неладное и загодя покинули опасную область. Даже там, куда гигантская волна не достала, местность оставалась пустой. Уже затемно Рэн нашёл чистый ручей и несколько съедобных кореньев, но насытиться ими как следует пиратка не смогла. Перекуса хватило лишь на то, чтобы идти дальше.

Через час блужданий путники наткнулись на тропку, что убегала сквозь чащу на северо-запад. По ней пришлось пройти несколько вёрст, прежде чем узкая дорожка влилась в более широкую. Именно она и вывела пуэри и его спутницу к покинутой деревне, что стояла на опушке.

Селяне покидали дома в спешке: прямо на улице лежали мешки с утварью, инструменты, тряпьё, в одной из стаек обнаружилась брошенная скотина. Двери некоторых домов стояли нараспашку. Рэн готов был поклясться, что люди ушли не раньше, чем прошлым утром.

В одном из дворов пировала семейка гулей, доедая останки коровы. Безопасности ради охотнику пришлось перебить их, хоть на это и ушли последние силы. Только после этого путники наконец смогли привести себя в порядок: заменили прохудившуюся одежду, набрали в огороде овощей и даже помылись. К тому времени ночь миновала почти наполовину, и беглецы так вымотались, что решили заночевать в одной из хат. Рэн вызвался дежурить первым, но спустя какой-то час его свалил сон.

И уже на следующее утро пуэри сильно пожалел, что дал волю слабости.

Его разбудил крик одинокого петуха. Быстро продрав глаза, охотник выглянул в окно: солнце встало, стало быть, петух прокричал уже не первый раз.

Вскочив, Рэн первым делом растолкал пиратку. Просыпалась девушка с трудом, но на тычок в больное плечо отреагировала мгновенно:

— Ай! Очумел, что ли?!

— Мы проспали!

Хелия в свою очередь глянула на окно и с укоризной посмотрела на пуэри.

— Ты заснул на дежурстве? Как только нас не сожрали!

— Уж прости! Давай убираться отсюда!

— Да к чему так торопиться?

Охотник бросил на пиратку угрюмый взгляд и ехидно ответил:

— А как ты думаешь, местные просто так отсюда бежали?

Начиная понимать причину спешки, Хелия округлила глаза.

И почти сразу они оба услышали отдалённый гул. Очень знакомый гул.

Пуэри только сжал губы и выбежал на улицу. Пиратка последовала за ним.

Зловещий звук доносился с северо-востока, его источник было не разглядеть из-за холмистой местности.

Рэн уже знал, что там увидит, но всё равно побежал к ближайшему дереву и полез наверх. До последнего он надеялся, что ошибается.

— Ну, что там? — крикнула Хелия, оставшаяся внизу.

Пуэри не ответил. Просто смотрел вдаль сквозь листву.

Там, через несколько вёрст, зелень холмов постепенно исчезала под тёмно-серой массой.

Я нашёл то, что искал.

Это оно. Аномалия с углублением в эфирной прослойке. Всё это время она находилась у меня под носом. Да, ещё несколько месяцев назад я не смог бы ей воспользоваться. Но теперь могу. Это значит, что от финала всей этой треклятой истории меня отделяет всего несколько шагов. И всё закончится.

Никогда прежде я не был так сосредоточен. Обнаружив аномалию, я дал себе целую минуту на ликование, а потом сразу взялся за дело.

В походном котелке бурлит мерзко поблёскивающее варево. При взгляде на него вспоминается зелье, которое я силком выпоил Лине перед Вратами Хорта. Оно было отвратительным? Ерунда. То, что я готовлю сейчас, отвратительнее стократ. И да, чуть позже я это выпью.

Большинство реагентов я позаимствовал в Башне Меритари во время своего недавнего визита. Как знал, что добро не пропадёт. Только надо было ещё прихватить кальцинатор и перегонный куб. Лопухнулся, что сказать.

Высыпаю в котёл последний и ключевой ингредиент — толчёные зубы умруна. Свежие, добытые час назад на близлежащем погосте. Человек, которому не повезло стать донором, погиб давненько, но умрун из него получился отличный.

С помощью магии отделяю от зелья пену и осадок. Испарение от варева скапливается прямо над котлом в специальном энергетическом поле. Его нужно будет кристаллизовать, а потом провести возгонку. Только так получается кристально чистый концентрат. Малейшая примесь, и зелье меня убьёт.

Интересно, если бы мне год назад сказали, что я пойду на такой риск, я бы поверил? Очень сомневаюсь. Тогда я ещё боялся неточностей, огрехов. Не доверял себе, потому что люди совершают ошибки. Теперь во мне осталось так мало человеческого, что я больше не боюсь напортачить. Зелье получится чистым, и я переживу его действие.

Охлаждаю испарение. Параллельно сливаю оставшийся в котле бесполезный бульон прямо на землю. Мерзость шипит, пузырится, но не впитывается. Через час или около того кипящая жидкость превратится в металлическую лужу.

Сублимирую твёрдый концентрат. Жаль, что в моём распоряжении нет алхимических приборов. Возгонка магическим методом — процесс крайне тонкий и требует времени, но на поиск лаборатории времени ушло бы ещё больше.

Сжижаю очищенный концентрат и помещаю в стеклянную пробирку. Теперь надо подождать, пока само остынет. Смесь имеет апельсиновый оттенок. По виду и не скажешь, насколько эта дрянь ядовита. А вот вонь вполне соответствует!

Зелье мнимой смерти. Оно погрузит меня в глубокую кому: до предела замедлит сердце и полностью парализует. Тело остынет до температуры окружающей среды. В итоге даже самый лучший врачеватель не отличит меня от свеженького трупа. Примерно через сутки концентрат разложится в крови, и жизненные процессы возобновятся. Опять же, если организм достаточно сильный, а зелье достаточно чистое. Словом, убойная отрава.

Честно говоря, я собираюсь использовать зелье не совсем по назначению: обычно его пьют, если хотят притвориться мёртвым. В моём же случае требуется подобраться к смерти так близко, как это только возможно, и при этом всё-таки не сдохнуть. Хорошо, что у Отражения выходные. Оно бы сильно возмущалось.

Настраиваю защитные круги. Ложусь. Складываю рядом всё необходимое: оружие, воду, противоядие, приготовленное из отфильтрованного осадка. Устраиваюсь поудобнее. Как-никак, до завтрашнего утра шевелиться мне не придётся.

Глубоко вдыхаю и на всякий случай желаю себе удачи. Пью.

В глотке вспыхивает инферно, и я жалею, что чувствительности лишилась только моя кожа. Впрочем, жжение быстро уступает место онемению, и мне кажется, что я проглотил кусок льда. По конечностям растекается слабость. Пытаюсь пошевелить пальцами и понимаю, что не могу. Быстро же действует эта гадость! Не получается даже приоткрыть веки.

Паралич добирается до диафрагмы, и моё дыхание прерывается. Сознание начинает мутнеть, но его ещё хватает на то, чтобы подумать: «Ну вот, теперь я и впрямь как живой мертвец».

Мои чувства одно за другим отказывают.

Я проваливаюсь в глухую тьму, которая отчего-то совсем не чёрная. Она не имеет цвета, не имеет глубины. В ней нет времени, и все мои мысли теснятся в одном мгновении. Здесь есть только нечёткий образ, недвижимый, почти не выделяющийся из общей беспредельности. Пятно пустоты в не имеющем измерений вакууме.

Пятно притягивает меня к себе и, словно нехотя, обретает форму. Девушка: серые волосы, серое платье. Старая знакомая. Она понимающе улыбается.

— Безымянный. Ты пришёл ко мне. Сам.

Я бережно извлекаю из спрессованного клубка мыслей ту самую, что привела меня сюда. Тщательно продумываю её ещё раз, прежде чем озвучить.

— Да, Малика. Всё как ты говорила.

Глава 29 Падение

Говорят, месть в первую очередь вредит тому, кто её вершит. Но есть тут одна загвоздка: месть столь же разрушительна, сколь приятна.

Литесса наслаждалась одной лишь мыслью о возмездии. Она отдавала себе отчёт в том, что губит дело всей своей жизни, но в свете последних событий это ничуть её не беспокоило. Орден следовало ликвидировать. Любой ценой.

Архимагесса ещё раз прогнала в голове план действий. Методы радикальные, но на другие нет времени. К тому же, для них всё уже готово. И единственный, кто может помешать ей, лижет сапоги своему новому хозяину где-то очень далеко.

Перед ней, сверкая огнями в ночи, возвышался королевский дворец. Мальдеон был внутри. Шестидесятилетний монарх и не подозревал, какое светопреставление скоро начнётся у окон его спальни. Чародейка сжала кулаки. Король задолжал ей кое-что, и она намеревалась это взять — если не по согласию, так силой.

Рядом стояли Томве и Лей. Выскочка сначала отказался участвовать в нападении на дворец, но Литесса объяснила, что не собирается причинять вред королевской семье. Её цель — получить информацию, а заодно натравить всех не обладающих Даром на Меритари. Этого хватило, чтобы уговорить Лея пойти в атаку.

Архимагесса не торопясь наложила на себя «личину». Влезать в чужую шкуру было отвратительно, но чародейка успокаивала себя тем, что душит врага его же руками. Заклинание деталь за деталью меняло женщину, превращая её в совершенно другого человека. Дождавшись, пока преображение завершится, Литесса повернулась к помощникам.

— Готовы? — спросила она голосом Вернона.

Томве кивнул. Лей до сих пор смотрел на Литессу с сомнением.

— Мы начинаем войну, — сказал он. — Люди и так относятся к магам с опаской, а благодаря нам утратят последнее доверие. Будет много крови.

— Значит, мы всё делаем правильно, — просипела чародейка. — Потому что маги и не заслуживают людского доверия. Мир гибнет. Самое время вскрыть нарыв.

Лей сжал челюсти и ничего не ответил.

— Вы пойдёте к северному крылу, — сказала архимагесса, не дождавшись дальнейших возражений. — Наделаете как можно больше шуму, как можно больше людей должны увидеть ваши мантии. Весь город должен знать, что во дворце идёт бой. Делайте вид, что прорываетесь к тронному залу. Постарайтесь не убивать без необходимости — нам нужно много живых свидетелей. Берегитесь личной охраны короля — это не обычные бойцы. И вообще себя берегите. Пошумите с полчаса и уходите. Как можно дальше. Станет совсем плохо — отступайте раньше.

— Тебе нужна поддержка? — тихо спросил Томве.

— Нет. Я пойду с юга, как только вы начнёте. В то же время Норлан спровоцирует засевших в Башне меритаритов.

Литесса снова посмотрела на высокие стрельчатые окна резиденции короля.

— Эту ночь история запомнит надолго. За дело.

Она первой развернулась и пошла к своей позиции.

Дворец был обнесён каменной оградой, но она носила скорее декоративный характер: невысокая, тонкая, заросшая плющом. Такую можно сломать обычной кувалдой. Проблема заключалась вовсе не в ней, в людях, которые её защищали.

Арбалетчики на крышах пристроек, отборные десятки гвардии, закованные в тяжёлую броню. И, конечно же, личная охрана короля. Два десятка профессиональных телохранителей, пятеро из которых всегда находились в нескольких шагах от Мальдеона. Только двое из них — чародеи, но остальные оснащены так, чтобы дать отпор любому врагу. Различные виды оружия, магические обереги, кулоны с нейтрализаторами. Механические устройства, способные извергать энергию. Эти люди всегда начеку и никому не доверяют.

Литесса обнажила меч и затаилась в тени, дожидаясь начала заварушки. В Лоторе всё ещё было неспокойно, хотя общими усилиями стражи и чистильщиков наплыв выродков удалось сдержать. Патрули усилили, ввели комендантский час, настрого приказали жителям укреплять жилища, но нападения продолжались. Химер не остановило даже полное перекрытие городской канализации. Мерзость лезла из каждой дыры.

«После сегодняшней ночи возвратов станет ещё больше, — подумала Литесса. — Сначала люди будут убивать людей, а потом придёт черёд химер и трупоедов. И во всём будут виноваты маги».

Ночное небо осветилось заревом вспышки, и с другой стороны дворца загрохотало. Кто-то закричал и тут же снова раздался взрыв.

Архимагесса только этого и ждала. Вспыхнул щит, потоки энергии почти осязаемо затрещали, скручиваясь по её воле, и спустя секунду на южную стену дворца обрушился титанический удар.

Грохот взрыва точно услышали в окрестных деревнях. Узорную кладку разворотило в один миг, осколки камня разлетелись по округе, целая секция дворца обрушилась, часть двора оказалась под обломками. Конюшен и пристройки прислуги больше не существовало. Пожалуй, в радиусе сотни саженей не осталось ни одного целого стекла.

Стальная Леди покинула укрытие и уверенно пошла к ближайшему пролому в оградке. Внутри ей сразу попалась пара оглушённых стражников: их сбило с ног, и подняться они пока не могли, лишь стянули шлемы и держались за уши. Литесса не уделила им никакого внимания. Ей нужно было как можно скорее попасть внутрь.

Это оказалось несложно: охрана пока не пришла в себя, поэтому чародейка быстро преодолела открытое место и, вскарабкавшись по развалинам, проникла во дворец. С другой стороны территории возобновился утихший было бой: Лей и Томве воспользовались заминкой и теперь, судя по звукам, сражались под самыми окнами тронного зала.

Оказавшись внутри, чародейка первым делом отправила заготовленное сообщение в Башню. Оно предназначалось всем и каждому, кто там находился, и якобы исходило от Вернона. В послании говорилось: «Контракт с королевской семьёй Либрии разорван, так как на чародеев объявлена охота. Советники Васкарион и Торвус уже пали жертвой предательства. Только что совершено покушение на архимага. В соответствии с директивой об угрозе целостности Ордена, Лотор следует немедленно взять под контроль».

До нескольких высокопоставленных людей накануне дошёл слух, что Меритари готовят переворот. Уже к середине дня за Башней установили усиленное наблюдение Соколы. Норлан тут же обратил внимание меритаритов на странное поведение тайной службы, и те в свою очередь начали пристально наблюдать за развитием событий, насторожившись.

«Теперь, когда моё послание дошло до Башни, Норлан скажет, что не собирается сидеть сложа руки. Если понадобится, бросит первый огнешар в сторону города. Никто из меритаритов не сможет распознать в сообщении подделку, потому что никто не обладает достаточной для этого силой. Древняя боязнь охоты на ведьм всплывёт на поверхность и сделает своё дело. Орден начнёт действовать, а город ответит».

Литесса миновала длинный коридор, озарённый десятками магических светильников, и вошла в гостевое крыло. Здесь ей встретилось несколько гвардейцев, которые быстро узнали в постороннем архимага и выхватили арбалеты. Стальная Леди показательно убила двоих, остальных оглушила и продолжила путь. Самонадеянные глупцы. Думали, смогут дотянуться до Мастера-чародея, который только что разнёс четверть дворцовой территории одним единственным заклинанием.

Гостевые покои остались позади, очередной коридор закончился аркой, за которой находились центральные лестничные пролёты. Архимагесса знала план дворца назубок, а потому уверенно поднялась на второй этаж. Здесь, прежде чем подняться на третий, ей пришлось разбить ещё один отряд стражи, сильно попачкав при этом дорогие аль-назирские ковры и нейратский мрамор.

Шума от стычки получилось много, поэтому Литесса предпочла поскорее скрыться с места преступления. Она взбежала по лестнице и снова свернула в коридор.

Чародейка вышла из-за угла как раз в тот момент, когда в оконный проём на противоположной стороне влетела каменная глыба, явно запущенная кем-то из её помощников. Трое мужчин в массивных доспехах отвлеклись на грохот, и Стальная Леди получила преимущество. Вдоль стены стояло несколько рыцарских доспехов с пиками, эти пики и полетели в телохранителей. Неведомым образом один из них перед смертью успел обернуться и выстрелить из одноручного арбалета, но болт отклонился в полёте, наткнувшись на магический щит.

«Трое есть, — подумала Литесса, перешагивая через захлёбывающихся кровью умирающих. — Осталось семнадцать».

Снаружи выло и грохотало. Схватка сместилась — чародеи отступили и отстреливались от наседающих стражников огнешарами. Архимагесса на мгновение остановилась и прислушалась.

К крикам и взрывам примешивались другие звуки, более отдалённые: в городе били колокола, возвещая каждому жителю опасность.

«Получилось», — подумала Литесса.

И тут же в гневе разрубила висящий на стене герб.

Она знала, что обрекла на смерть десятки тысяч людей. Не только врагов, но и тех, к кому не испытывала ненависти. Сотни ещё не родившихся детей, у которых внезапно проявится Дар, и которых будут избивать на улицах камнями — из года в год, из десятилетия в десятилетие. А ещё тех, кого эти дети, озлобившись, будут рвать на части и сжигать заживо до тех пор, пока не захлебнутся своей ненавистью. И отвратительнее всего, что именно ей, архимагессе, чей долг — покровительствовать всем чародеям, пришлось взвалить на себя эту ношу. Она будто привела свою паству на край обрыва и одного за другим столкнула вниз.

В ту же секунду Литессе захотелось остановить происходящее, вернуться на день, на час назад, отозвать приказы, но… помутнение быстро прошло.

В городе били колокола.

А Стальная Леди, чуть постояв, сглотнула, вытерла лицо рукавом и пошла дальше.

Как бы то ни было, она доведёт начатое до конца. Иначе у людей вообще не останется ни единого шанса. И пусть они винят того, кто и в самом деле виноват — Вернона. Если всё пройдёт гладко, так и случится. Предатель получит по заслугам.

Нет, Литессе уже не становилось легче от этой мысли. Чародейка знала: чтобы стало легче, ей придётся умереть, потому что просто забыть звон этих колоколов она не сможет никогда.

«Кто-то должен был» — сказала она себе. Но сама себе не поверила.

Распахнулись очередные двери. Игрушки, миниатюрный замок, маленькая кровать — детская. Но сейчас здесь находились только пять здоровенных телохранителей, перегородивших дорогу к двери в спальню короля и королевы.

— Прочь, — бросила Литесса.

Конечно же, они не послушали. На каждом из воинов был нейтрализатор. У каждого был арбалет. Они молча целились в застывшего на пороге мужчину.

Они поняли, что простые стрелы в любом случае не попадут в эту цель. Поэтому один, видимо, главный, снял с себя нейтрализатор и швырнул во врага.

У Литессы было не больше секунды, но она использовала это время по максимуму. Чародейка не могла причинить вреда непосредственно телохранителям, ведь нейтрализаторы поглотили бы любые направленные в них заклинания. Так что она просто взорвала воздух вокруг себя.

Её щит без труда отразил ударную волну, а вот охранников смело начисто: четверых вмазало в стену, пятый собственным телом проломил дверь, которую защищал. Мебель разлетелась в щепки, выбеленные стены почернели и растрескались, куда унесло крохотный медальон с топазовым виртулитом, оставалось только гадать.

Телохранители упали и не шевелились. Они умерли мгновенно.

Архимагесса прошла в королевскую спальню. Та пустовала.

— Сбежал через потайной ход, а, король? — крикнула Литесса. — Ты от меня всё равно не спрячешься!

За спиной раздались шаги, и чародейка мгновенно развернулась. Какой-то высокий уродливый верзила шёл прямо на неё, Стальная Леди снова взорвала помещение, превратив прекрасное убранство в мелкий сор, но урода это даже не замедлило: он просто отмахнулся от её заклинания, как от мухи.

— Что ты наделала?! — взревел мужчина знакомым голосом.

Он надвигался на Литессу медленно, но неостановимо, та пятилась и силилась понять, как незнакомец ухитрился заглянуть под морок, и откуда ей знаком его голос.

Но тут их глаза встретились, и чародейка сразу же всё поняла.

— Эн? — прошептала она, не веря своим глазам.

— Я тебя, курица, спрашиваю: ты что наделала?! — снова крикнул ученик Мага и навис над женщиной, едва сдерживая ярость.

Его вопль вывел архимагессу из оцепенения.

— То, что следовало, — прошипела она. — Лишила Вернона власти.

— Для этого не обязательно было начинать геноцид магов, тупая ты стерва! — чародей брызгал слюной от злости. — Я что тебе сказал? Саботировать поиски! Не вступать в открытое противостояние! Это похоже на «Литесса, истреби всех, кто имеет отношение к Вернону»? М?

— Надо было давать более точные указания, командир хренов! — Литесса тоже повысила голос.

Энормис заставил её сомневаться в правильности самого тяжёлого в её жизни решения, и это довело Стальную Леди до бешенства.

— Нет, надо было тебя связать и бросить в какой-нибудь дыре! Ты понимаешь, что сделала только хуже?

— Это чем же? Тем, что отрезала Фельедера от поисков?

Чародей взревел и пнул валяющийся под ногами труп телохранителя.

— Ты будешь жалеть об этом до конца жизни, — сказал он, наклонившись самому лицу Литессы. — Каждый день и каждую ночь.

— Я знаю.

— Нет, ты не знаешь. Ты ни хрена не знаешь! Мы уходим отсюда, сейчас же!

— Я ещё не закончила с королём, — архимагесса упрямо наклонила голову.

— Я сказал, мы уходим, — отчеканил Энормис. — Не упрямься, или я уволоку тебя за шкирку.

— Ты знал, что это он заказал похищение Лины девять лет назад? Чтобы сместить меня с поста архимага?

Ученик Мага вдруг отстранился и заговорил намного хладнокровнее:

— Ты поэтому так взбесилась?

— Знаешь, сколько я её искала, не зная, жива она или нет? Представь, что это то же самое, что поквитаться с теми, кто причастен к её гибели!

Мужчина, не отводя взгляда, замер на несколько секунд.

— Ты здесь закончила. И так уже наворотила дел. Уходим.

Он отвернулся и начал рисовать фигуру для создания Тропы.

— С ума сошёл?! — выкрикнула архимагесса. — Ты вообще её любил, или только делал вид?!

Эн остановил руку. Но только на несколько мгновений. А потом закончил плетение и сделал приглашающий жест.

— Идём.

Литесса хотела сказать, что не сдвинется с места, и что пусть он катится в Бездну, но чародей схватил её за локоть и затащил внутрь вакуумного поля, а секунду спустя они уже летели сквозь Эфир.

«Бежать. Не останавливаться и не думать об усталости, просто бежать!»

Рэн повторял себе эти слова с тех пор, как Хелия выдохлась, и охотнику пришлось взять её на закорки.

Они бежали наперегонки с ордой уже полдня. Отродий не было в поле зрения, но топот бесчисленных ног так и гремел позади, не давая расслабиться ни на мгновение. Движение — жизнь. Промедление — смерть.

Ноги отмеряли сажень за саженью, оставляя в траве цепочку следов. Бежать по тракту означало терять время на лишние изгибы и повороты, поэтому пуэри нёсся напрямик: через холмы, долы, подлески — ведь орда тоже не выбирала дорог. Благодаря кратковременному отдыху в деревне Рэну удалось восстановить силы, однако полученная травма всё еще давала о себе знать. Он не мог использовать своё тело на пределе возможностей.

Однажды на пути беглецов попались трое всадников, неспешно едущих по дороге, ещё издалека Рэн начал махать им руками и кричать: «Орда! Орда идёт!». Мужчины замешкались на какое-то время, но вскоре развернули коней и во весь опор помчались прочь. Им не требовалось видеть опасность. Её было прекрасно слышно.

Пуэри подбежал к указателю, прошёлся глазами по стрелкам и с прежней скоростью припустил в нужном направлении.

— До Илиавии всего восемь лиг! — крикнула пиратка и в очередной раз оглянулась. — Хоть бы нас впустили!

Мимо проносились овраги, речушки, озёра, были стоянки, одинокие домики, пара деревень, всё стояло покинутым, без единой живой души. «В столице Дембри, наверное, такая же толкучка, как была в Светлом Городе, — подумал Рэн. — Если не хуже. Могут и не впустить. Прямо сейчас многие тысячи людей переминаются с ноги на ногу, с тревогой ожидая битвы. Другое время, другой город, другие люди, а страх всё тот же. Они храбрятся, как и те, кто защищался в Нанторакке. Подбадривают друг друга воинственными воплями, потрясают оружием. Но разве это помогло их предшественникам? Из шестисот с лишним тысяч выжили только двое, и сейчас они из последних сил бегут впереди орды, надеясь, что смогут обогнать смерть ещё на несколько часов».

Слева шумело море. Дорога пошла в горку: под прямым углом к берегу вытянулась массивная гряда, закрывшая обзор. Бежать стало ещё тяжелее.

— Опусти меня! — Хелия заёрзала. — Я сама!

Пуэри не требовалось просить дважды. Вместе они взбежали на возвышенность и остановились, чтобы осмотреться и перевести дух.

Впереди плотной грудой строений темнела Илиавия. Было ещё слишком далеко, чтобы разглядеть детали, но уже сам вид города воскресил в душе Рэна призрак надежды. Положение столицы Дембри и в самом деле выглядело не в пример лучше положения Нанторакки: одной стороной Илиавия примыкала к морю, две других защищала река. С западного её берега высилась крепостная стена, на восточном раскинулся пригород. Да, такую крепость можно оборонять… дольше.

Пуэри с трудом заставил себя обернуться. Они с пираткой немного оторвались от выродков, но недостаточно, чтобы не видеть бесконечную массу, текущую по земле точно смола.

Отродья не ведали усталости. Их не могло остановить ничто, даже смерть. Голод был сильнее.

— Никогда не видела… столько… — пролепетала Хелия, заворожённо глядя на орду.

Вместо ответа Рэн дёрнул её за руку и потащил вниз по склону.

Расстояние между ними и городом сокращалось слишком медленно. Время настолько растянулось, что охотнику казалось, будто каждый его шаг длится минуту, а город в любой миг может исчезнуть, как мираж, как коварная иллюзия спасения. Пиратка с трудом поспевала за разогнавшимся пуэри.

К тому моменту, как они достигли пригорода Илиавии, Хелия снова выдохлась. Но, как оказалось, бежать быстро здесь было невозможно. Дембрийцы, засевшие в городе, превратили предместья в настоящую полосу препятствий: на дорогах наставили рогаток, набросали трибол, выкопали волчьи ямы, а поля изрыли канавами. Чтобы пробраться сквозь все заграждения и ловушки невредимыми, беглецам пришлось существенно сбавить скорость. Однако хуже всего было то, что мост, ведущий к главным воротам, перестал существовать. От конструкции осталось лишь несколько опор, торчащих из воды, остальное защитники города разобрали.

Рэн добежал до реки и остановился, раздумывая, что делать дальше.

Дембрийцы вообще взялись за оборону всерьёз. В зоне видимости не осталось ни одной целой переправы, во всяком случае, пуэри таковых не заметил. Стены Илиавии выглядели выше и надёжнее нантораккских. Здесь имелись и могучие круглые башни, и стоящие на них тяжёлые фрондиболы, и огромное количество бойниц, и котлы с кипящим маслом, возвышающиеся над зубцами. На северо-западной стороне стены, что стояла на возвышении, крепились накаты и желоба для каменных шаров. Этот город был одной большой цитаделью.

Хелия догнала спутника и упёрлась руками в колени, пытаясь отдышаться.

— Ну что, вплавь?

Рэн не обратил на неё внимания, потому что смотрел на людей, которые стояли на огромном каменном барбакане. Те вели себя странно: кричали и махали руками, но пуэри стоял слишком далеко, чтобы понять, чего от него хотят. Наконец один из защитников выпустил подожжённую стрелу куда-то в сторону. Охотник проследил траекторию и увидел, что на севере, на восточном берегу реки, так же прыгает и машет руками одинокая фигура.

— Туда! — крикнул он и снова побежал.

Оказалось, что сигналы им подавал светловолосый юноша, по всей видимости, разведчик, рядом с ним на мели стояла лодка. Как только Рэн и Хелия подбежали достаточно близко, парень, не теряя времени, залез в посудину и крикнул:

— Давайте быстрее, а то ведь снаружи останемся!

Беглецы сходу запрыгнули в лодку, оттолкнулись, и разведчик тут же налёг на вёсла.

— Выродков видели, не? — спросил он, не утруждаясь приветствиями.

— А то как же, — хрипло сказала Хелия. — Бежим от них с самого утра.

— Много их? — парень смотрел на пиратку с надеждой.

— Как рыб в море.

Разведчик смачно сплюнул в реку и погрёб быстрее.

— Сами-то вы откуда?

Рэн с Хелией переглянулись.

— Из Нанторакки, — сказал пуэри.

— Эво! А как жеж вы выбрались? Там ведь перебили всех, не?

— Успели уплыть по морю. Еле пережили цунами.

— Ага, ага, нас тоже накрыло, — закивал парень. — Все прибрежные кварталы разнесло ведь, а затопило и вовсе полгорода. Повезло ещё, что тут широкая мель, а то смыло бы нас всех, и до сегодняшнего дня бы не дожили.

— Сколько осталось защитников? — спросил Рэн встревоженно.

— Да не знаю, после вчерашнего ещё не понятно, скольких море забрало. Успели сюда подтянуть около пятидесяти тысяч армии. Беженцев — тьма целая. Поговаривали ведь, что народу под миллион собралось. Теперь уж меньше, конечно, — юноша оглянулся на стены. — А сколько ещё из Нанторакки живыми ушли?

Хелия открыла было рот, чтобы ответить, но охотник поспешно перебил её:

— Ещё два больших корабля. Дрались там до последнего.

Пуэри вдруг подумал, что людям, которым предстоит сражаться с неисчислимыми полчищами, не стоит падать духом раньше времени. Они может и готовы стоять насмерть, но даже самая ничтожная надежда на спасение лучше холодного отчаяния.

Пиратка лишь пристально посмотрела на спутника и промолчала.

— Не много, — парень с досадой поджал губы. — Но ничего, у нас-то ведь крепость получше будет.

— Что есть, то есть.

Лодка достигла середины реки. На стенах поднялась суматоха: люди что-то кричали друг другу и показывали на восток. Трое в лодке обратили взгляды туда же.

Гряда, с которой Рэн с Хелией спустились совсем недавно, медленно покрывалась чернотой. Выглядело это так, будто через возвышение перехлестнула и потекла вниз волна вязкой жидкости.

— Вот они, — сказал пуэри.

Сердце у него тут же заколотилось как бешеное.

— Едрить того через колено! — выкрикнул юноша и налёг на вёсла ещё сильнее, хотя казалось, что это уже попросту невозможно.

Они спрыгнули в воду ещё до того, как лодка толкнулась в противоположный берег, и побежали вдоль заполненного водой канала, играющего роль крепостного рва. Разведчик нёсся так, словно у него под ногами горела земля, да и охотник с пираткой ничуть не отставали.

Впереди виднелись ещё одни ворота: мост был опущен, решётка поднята, но створки уже наполовину закрылись. В проёме стояли воины в тяжёлых доспехах: несмотря на показавшегося в поле зрения врага Илиавия ждала последних трёх союзников.

Мост начал подниматься едва Рэн, бежавший последним, ступил на него. Беглецы влетели в ворота как ошпаренные. Хелия тут же повалилась на землю, а пуэри, не веря тому, что оказался внутри, наблюдал, как за ними закрывается последняя лазейка в город.

Народу вокруг столпилось — не продохнуть, в большинстве своём это были солдаты и осадные рабочие, ведущие последние приготовления. На больших лифтах на стену поднимали снаряды для фрондибол. По каменным лестницам взбегали многочисленные стрелки. Толщина стены здесь оказалась таковой, что по ней могла без труда проехать телега, поэтому народу наверху набилось в четыре-пять рядов.

Судя по суматохе, дембрийцы были далеки от отчаяния и опускать руки вовсе не собирались. Рэна это даже удивило: он сам уже почти утратил надежду, а люди, которые не далее, как вчера вечером едва пережили цунами и прекрасно знали, что будет сегодня, отчего-то не торопились сдаваться. У пуэри не было времени размышлять над этим, поэтому он списал все странности на непостижимую человеческую природу.

Сначала на странную парочку никто будто бы не обращал внимания: у каждого находились дела поважнее. Но уже через несколько минут к ним подбежал знакомый разведчик и сказал, что с ними хотят поговорить офицеры. Приглашение прозвучало достаточно настойчиво, поэтому беглецы предпочли подчиниться.

Юноша привёл Рэна и Хелию в полевую ставку наподобие той, что была в Нанторакке. Несколько вояк сидели вокруг стола с картой, у каждого из них на доспехе имелся свой герб. Для начала они спросили у новоприбывших то же, что и разведчик, а потом перешли к более частным вопросам: сколько воинов было в городе кочевников, сколько из них стрелков, сколько панцирников, сколько ополченцев, баронов интересовали так же ход боя и численность врага, а если не численность, так хотя бы соотношение опасных противников к сравнительно неопасным.

Пуэри честно ответил на каждый вопрос. Он понимал, что командиры попросту пытаются просчитать шансы и скорректировать свою стратегию. Дембрийские военные подошли к делу с умом и явно разбирались в тонкостях обороны замка, но охотник заметил, что в их беседе ни разу не прозвучало слово «отступить». Они будто всерьёз рассчитывали отбить атаку многомиллионной орды. На взгляд Рэна это было столь же храбро, сколь безрассудно.

В конце допроса к палатке прибежал посыльный и доложил, что противник вошёл в предместья и подвергся обстрелу. Один из офицеров тут же встал и ушёл куда-то, остальные склонились над картой и начали обсуждать каждый свой шаг. Сопровождающий охотника и пиратки, так и не назвавший своего имени, написал несколько слов на клочке пергамента, скрутил, достал из стоящей рядом клетки ворона и привязал послание к ноге птицы. Ворон захлопал крыльями и улетел на запад.

— Пошли, — сказал разведчик стоящей в сторонке двоице. — Отведу вас к другим беженцам.

Рэн посмотрел на Хелию, а та посмотрела на него. На этот раз им даже не понадобилось слов, чтобы принять совместное решение.

— Мы хотим драться, — сказал пуэри.

Уже развернувшийся парень остановился и удивлённо обернулся.

— Эво! Так вы ж бежали столько времени, как драться-то будете?

— Пока до нас дойдёт дело, успеем отдохнуть.

Юноша пожал плечами:

— Ну, тогда давайте сюда. Передам вас в ополчение.

Они покинули ставку и направились вглубь города. В Илиавии улиц было меньше, чем в городе кочевников, дома были выше и стояли плотнее. Почти всё здесь строилось из камня, строго, основательно. Столица Дембри выглядела значительно более тёмной и неприветливой, чем Нанторакка, но и более надёжной — это факт. Рэн, каждую минуту неосознанно проводящий параллели, отметил, что кое-где в этом городе можно забаррикадироваться и защищаться довольно долгое время.

Тем не менее чем дальше они шли, тем отчётливее перед глазами пуэри всплывали улицы Светлого Города, заполненные отродьями. Охотник не мог отделаться от мысли, что все усилия защитников Илиавии напрасны. Другой город. Другие люди. А запах приближающейся смерти уже распространился на весь мир.

Ополченцы толклись на одной из немногих широких улиц. Они были такие же, как в Нанторакке: напуганные, далёкие от войны, больше привыкшие к сохе и лопате, нежели к оружию. Сопровождающий подошёл к богатырского сложения сотнику, вооружённому кистенём, и что-то сказал вполголоса. Тот посмотрел на новоприбывших, кивнул и показал им место в строю.

И вот, Рэн и Хелия стояли среди сотен других мужчин и женщин, вооружённые наспех сработанными копьями, и так же как остальные тревожно озирались по сторонам. С их места видно было только маленький участок стены, но по тому, что там творилось, становилось понятно: бой в самом разгаре. Лучники пускали залп за залпом, бегали рабочие, восполняющие боезапас, в воздух взлетали камни, выпущенные фрондиболами, а иногда даже грохотали взрывы: судя по всему, в городе оказалось несколько чародеев.

К тысячнику то и дело подбегали посыльные, докладывающие обстановку, но во всеобщем гаме слов было не разобрать. Кое-что ополченцам перехватить всё же удавалось, и тогда вдоль рядов прокатывались шепотки, вроде «они вошли в реку» или «часть пошла на север». По этим коротким слухам выходило, что город пока успешно сдерживает отродий.

Пиратка повернулась к спутнику и тихо, так, чтобы никто другой не услышал, спросила:

— Тут вроде есть шансы, а?

Рэн понял, что она имела в виду, но не стал озвучивать свои мысли. Сказал только:

— Шансы есть всегда.

Несколько женщин разносили еду. Каждому в строю дали хороший кусок хлеба, яблоко или томат и небольшой кусочек жареного мяса. Мужчинам давали глотнуть дешёвого вина. Ополченцы ели стоя, но с аппетитом. Пуэри отдал свою порцию Хелии. Он устал, но кусок не лез в горло.

Время текло медленно, и поэтому всё заметнее становилось возрастающее всеобщее волнение. Крики с каждой минутой становились громче, движения — резче, лица — напуганнее. Во всяком случае, так казалось Рэну. Он отнюдь не был уверен, что адекватно воспринимает действительность — от волнения и страха всё будто плавало в тумане. Спустя какое-то время охотник вдруг осознал, что рано или поздно их сотне придётся сойти с места и вступить в бой, и содрогнулся от этой мысли. Руки немели от волнения и усталости, ноги стали ватными. Пуэри ругал себя за трусость и плотнее сжимал зубы, но это мало помогало.

«Лучше бы я снова встал на передовой, — подумал он, с тоской глядя на стену. — Лицом к лицу с врагом. Чтобы или он, или я. Это ожидание хуже смерти. Раньше такого не было. Наверное, находясь рядом с людьми, я стал бояться совсем как они. Или же всё дело в ужасе бьющегося в агонии мира».

Слева, за домами, поднялся страшный крик. Минуту спустя к сотнику подбежал спотыкающийся посыльный, и по рядам прокатилось паническое: «Они у стены!» Люди заволновались, строй нарушился, командиры криками навели порядок, но успокоить людей не смогли. Рэн слышал, как пожилой крестьянин передавал стоящему рядом пареньку:

— Запрудили реку телами! Запрудили и перешли как по сухому!

Неподалёку раздался отчётливый грохот. Пуэри подумал, что это снова работа чародея, но потом увидел, как с другой стороны стены взлетает каменная глыба: снаряд легко перемахнул пару улиц и врезался в дом. Угол здания разлетелся, крыша поползла, обломками раздавило несколько оказавшихся поблизости человек.

— Они бросают в нас наши же снаряды! — крикнула Хелия.

Пуэри тут же схватил её за руку и сказал:

— От меня — ни на шаг!

На крепостную стену посыпался град ударов. Рэн знал, что там происходит. До укреплений добрались великаны.

Стены Нанторакки были неровными, хлипкими, поэтому гоблины с лёгкостью по ним карабкались. В Илиавии явно поработали более опытные мастера: если пуэри не ошибся, здешняя кладка слишком ровная и гладкая, чтобы по ней лазать. Значит, отродья попытаются как можно скорее проломить её.

Прозвучал зычный голос командира, несколько сотен ополченцев покинули широкую улицу и втянулись в переулок. Сотня Рэна и Хелии пока осталась на месте, но строй снова заволновался: люди поняли, что скоро и им придётся идти в бой.

На город упало ещё несколько снарядов, но особых разрушений они не вызвали: судя по всему, великаны бомбили стену, а то, что улетало выше — всего лишь промахи. Охотник живо представил, каково стоять там, наверху, когда на камень под твоими ногами обрушиваются такой силы удары.

Прошло ещё несколько минут, и после очередного посыльного сотник заорал:

— А ну, за мной давай! Кто струсит, тому сам башку снесу!

И они пошли. Сердце Рэна прыгнуло к аниме, но ноги исправно несли его на бойню. Отряд двигался к стене, поэтому стал слышен рёв, доносящийся из-за неё, эти звуки заставили пуэри заново пережить бег по погибающей Нанторакке в толпе паникующих горожан. Охотника затрясло.

Некоторые дома примыкали к крепостной стене, но на всём её протяжении были построены дембрийские бойцы, вооружённые топорами и булавами. Ополченцы сначала шли вдоль их строя, потом побежали, сотник вывел отряд на площадь перед воротами и выстроил прямо напротив створок. Пространство между ополченцами и барбаканом стремительно заполнялось пикинёрами, которые выстраивались «ежом». Чуть погодя Рэн понял причину смены позиции: на этом участке стены осталось очень мало защитников, из-за чего ворота сильно пострадали и должны были пасть с минуты на минуту.

«Вот оно, — до хруста сжав челюсти, подумал пуэри. — Сейчас начнётся».

На стену влез огр-переросток, весь утыканный стрелами. Два удара — и он снёс несколько зубцов вместе со всеми оказавшимися поблизости лучниками. Великан собрался было спрыгнуть вниз, но не успел: в него врезался огнешар, сбросивший гиганта обратно.

Заскрежетало, захрустело, стоящие впереди воины хлынули к воротам, и там завязался бой. Длина пик позволяла драться сразу трём рядам бойцов, но напор отродий был таков, что строй дембрийцев, продержавшись с полминуты, покатился назад. Защёлкали арбалеты, командиры заорали: «Мечи!» Сотник ополчения завопил:

— А ну, толкайте их в спины! Не давайте пятиться!

Ополченцы, ошалев от страха, ринулись выполнять приказ. Первый ряд толкал пикинёров, второй уже упирался в первый. Рэн и Хелия стояли в пятом, последнем ряду, поэтому могли ещё хоть что-то видеть. Например, то, как они своими руками заталкивали попавших между молотом и наковальней бойцов в голодную пасть орды.

И даже несмотря на дополнительную сотню рук, строй людей медленно отступал.

— Упёрлись! Изо всех сил, мать вашу! — сотник и сам толкал наравне с остальными.

Без толку. Один из троллей, нанизавшись на пики, продавил участок фаланги, и в прореху хлынули гоблины. Верзила-сотник, увидев это, взревел, размахнулся и обрушил кистень на ближайшего врага. Голова гоблина развалилась, как тыква, а тёмные брызги разлетелись на несколько саженей.

Подоспевшее сзади подкрепление не помогало сдерживать напор орды: они взялись за истребление тех, кто уже прорвались внутрь. Вокруг растерянных ополченцев закипел бой.

Рэн улучил момент и схватил выроненный кем-то меч. «Нужно привести ещё подкрепление, — лихорадочно думал он, — пока они не прорвались глубже в город, к мирным жителям». Пуэри дёрнул пиратку за руку, но та даже не повернулась, широко раскрытыми глазами глядя на стену.

— Рэн! Смотри!

Стены уже не было видно из-под лезущих через неё отродий.

Время для пуэри остановилось. «Опять, это опять происходит!» — неслись в голове мысли, а глаза следили за бурой шевелящейся массой, многорукой, многоголовой, как одна гигантская гротескная тварь. Эта тварь уверенно брала всё, что хотела, ведь знала — никто в этом мире не сможет её остановить. Потому что она и есть мир.

«Этот город погибает. Как и многие до него. Как и многие после него. Смерть начертана Нириону. Она идёт за нами не торопясь, позволяет оторваться, но всё равно догонит. Она всех догоняет. Бежать от неё бесполезно, да мы и не можем. Мы — лишь колосья, а судьба берёт в руки серп».

Размашистая оплеуха вывела пуэри из оцепенения. Мысли немного прояснились. Рэн вдруг понял, что Хелия уже давно дёргала его за руку, и в итоге, не выдержав, хлестнула по лицу.

— Надо бежать! — крикнула она прямо ему в ухо. — Город пал!

— Нет, — охотник оглядывал побоище туманным взглядом. — Я больше не побегу.

— Тебе ещё раз врезать?! — взревела пиратка.

— Хватит.

Хелия уже занесла руку для нового удара, но вдруг остановилась, удивлённо глядя наверх. Охотник тоже обернулся.

Высоко в небе висела чёрная точка, в которой едва угадывался человеческий силуэт. Воздух вокруг него дрожал, висящие сверху облака комкались, как бумажные, Рэн уже видел подобное и знал, что так от перенапряжения ломается пространство. Над Илиавией постепенно нарастал грохот: чем сильнее реальность изгибалась, тем громче она стонала. Звук нарастал до тех пор, пока вокруг летающей фигуры не сформировалась идеальная чернильная сфера, а потом резко замолк.

На мгновение.

А в следующий миг за крепостной стеной разверзлась Бездна.

В небо ударили языки чёрного пламени, рядом с которыми городские строения выглядели игрушечными. Оглушительный вой, сопровождающий горение, не оставлял сомнений в том, что по ту сторону стены не осталось ничего живого. Чернильный огонь за считанные секунды пожрал всё, до чего дотянулся, и исчез так же быстро, как возник.

Настала небывалая тишина.

Рэн не верил тому, что видит. Он думал, что, должно быть, спит в той самой деревушке, и бегство от орды ещё только впереди, а сейчас его сознание милосердно завершило кошмар спасением. Он пытался проснуться, но не мог.

А потом тишина вдруг прервалась радостными воплями:

— Боги!!! Боги спасли нас!

В первую секунду кричит один человек, во вторую — уже сотня. Над Илиавией вознеслись вопли ликования. Кто-то тут же пал ниц, другие тискали в объятиях первого, кто попался под руку. Защитники города рыдали от счастья и боялись, что всё это им только привиделось. Оставшихся отродий люди уничтожали злобно, остервенело, словно пытаясь отыграться за весь страх, что им пришлось испытать. Потом, впадая в экзальтацию, воины кромсали на части тела уже убитых врагов и как безумные выкрикивали слова благодарности Спасителям. Радости не было предела.

Рэн не участвовал во всеобщей эйфории. Он наблюдал за человеческой фигурой, которая покинула небо и плавно опустилась на одну из соседних улиц.

Хелия тоже не прыгала от радости. Она тихо плакала.

Вдруг оглушительный крик, и впрямь похожий на божественный, разлетелся по городу:

— РЭН!

Пиратка ошеломлённо повернулась к спутнику. Тот только дёрнул щекой и сказал:

— Пойдём.

Они направились туда, куда спустился Спаситель. Проталкиваясь через ослеплённых счастьем. Обходя катающихся по земле обрётших веру. Уклоняясь от объятий познавших любовь. Временами это было трудно, но пуэри отнёсся к происходящему с пониманием. Он и сам был рад, очень рад. Просто он точно знал, что произошло на самом деле.

— РЭН, ГДЕ ТЫ?

На этой улице толпа собралась настолько плотная, что протолкнуться через неё не было никакой возможности. Охотнику пришлось поднять руку и крикнуть:

— Я здесь!

На них с пираткой оглянулись с почти священным трепетом. В толпе быстро образовался коридор. На другом его конце стоял Энормис.

Поначалу пуэри даже подумал, что ошибся. Чародей был похож на ожившего мертвеца: весь посерел, покрылся многочисленными шрамами. Кожа истончилась и пошла тёмными пятнами там, где прямо под кожей располагались кости. У Энормиса не было ни бровей, ни ресниц, и вообще ни одного волоска на теле не осталось. Из глубины маски-черепа, которой стало некогда здоровое лицо, на Рэна смотрели красные впавшие глаза.

Люди обступили чародея, но боялись подойти близко, предпочитая глазеть на расстоянии. Их нетрудно было понять: если бы не голос, пуэри и сам бы ни за что не распознал в Спасителе давнего товарища.

— Нам пора, — холодно сказал Энормис и начал рисовать формулу перемещения. — Уходим.

Рэн с Хелией прошли сквозь примолкшую толпу. Вблизи уродство чародея казалось ещё ужаснее, но оно, судя по всему, нисколько его не стесняло. Пуэри почти не интересовало, что случилось с этим человеком. Он задал только один вопрос:

— Ты нашёл эссенцию?

И получил ответ:

— Да.

Пространство выгнулось, открылся провал в Эфир, и народ испуганно подался в стороны. Вскоре пуэри перестал видеть спасённую Илиавию: вокруг их троицы натянулся непроницаемый энергетический пузырь.

За секунду до того, как вакуумное поле начало свой полёт, Эн вдруг улыбнулся и сказал:

— Мы уже близко.

Их выбросило на самом краю обрыва. Огромная чёрная яма разверзлась посреди леса, и ещё на несколько саженей вокруг неё ничего не росло. Рэн видел её впервые, но узнал без труда.

Кратер Квисленд.

Пока Хелия ползала на четвереньках, пытаясь прийти в себя, а пуэри осматривался, Энормис как ни в чём не бывало отошёл в сторонку и развёл костёр. Как только дым поднялся в воздух, из ближайшего подлеска к троице вышла Литесса. Рэн даже обрадовался, увидев Стальную Леди — последние несколько дней выдались настолько насыщенными, что казалось, будто они не виделись месяцы.

Архимагесса, не обращая никакого внимания на охотника и пиратку, молча подошла к Эну и уставилась на него, словно чего-то ожидая. Тот невозмутимо извлекал из пространственного мешка ингредиенты для ужина.

— Ну и ямища! — сказала Хелия, которая, наконец, смогла выпрямиться. — Это что же сюда такое упало?

Вопрос никому конкретно не адресовался, поэтому никто не счёл нужным отвечать. Рэн подошёл к костру и встал рядом с Литессой.

— Зачем мы здесь? — спросил он.

— Здесь последняя эссенция, — Эн шинковал овощи лезвием меча.

— Ты же сказал, что нашёл её?

— Нашёл, но не извлёк.

— И вместо того, чтобы извлечь её, отправился за нами?

— Да, потому что вы мне нужны, — чародей посмотрел на охотника. — У каждого здесь своя роль.

— И какова моя?

Рэн не представлял, чем может помочь там, где нужна высшая магия. Он с радостью остался бы в погибающей Илиавии, лишь бы Энормис не тратил понапрасну время. В прошлый раз они опоздали на каких-то полчаса, и Грогган заполучил эссенцию Тьмы. Разве это было недостаточно поучительно? Зачем подбирать бесполезных попутчиков? Чтобы поужинать с ними?

— Сначала поедим, — чародей будто и не услышал вопроса. — Перед столь ответственным шагом нужно набраться сил.

— Ты не боишься, что Грогган снова нас опередит? — выдавила сквозь зубы Литесса.

Похоже, она была очень зла.

— Нет, не боюсь.

— И почему?

— Потому что он не знает, что и где искать.

— Думаешь, он глупее тебя?

Чародей усмехнулся.

— Думаю ли я? Не имеет значения, что я об этом думаю.

Рэн уже открыл рот, чтобы задать следующий вопрос, но Энормис повернулся и пресёк дальнейшие пререкания всего двумя фразами:

— Не торопитесь. Всему своё время.

Произнёс он это таким тоном, что стало понятно — вразумительного ответа от него не добиться. В воздухе повисло напряжённое молчание, однако чародей его будто бы не замечал.

Пуэри снова надеялся. На этот раз на то, что Эн не решил сдаться. Но всего несколько минут назад Рэн и сам чуть не сдался. Так можно ли требовать мужества от человека, вынесшего столько потрясений? Нет, это было бы как минимум нелогично.

Пережив гибель своего мира, пуэри думал, что сможет пережить что угодно. Он верил: для сильного духом не существует непреодолимых преград. Но однажды Рэн вдруг осознал, что его уверенность выродилась в робкую надежду. Наивную. Жалкую. Как надежда на последнюю зажатую в руке соломинку.

И куда же делась хвалёная сила духа? Куда ушла непоколебимая вера? Была ли она вообще? Ответ прост до тошноты: нет, не было, потому что нет ничего абсолютного. Все ломаются. Даже самые сильные. И сейчас, глядя на Эна, неспешно размешивающего походную похлёбку, пуэри бесспорно видел человека сильного, но вместе с тем опустошённого, изуродованного. Смирившегося.

И всё же Рэн надеялся.

Надежда вообще удивительно живучая вещь. Всегда тянет жилы до последнего. Даже когда ты потеряешь всё, она одна останется с тобой. В этом-то и заключается её самое паскудное свойство. Она даёт силы жить даже в безвыходном положении, и поэтому ты постепенно замещаешь ей остатки веры и убеждений. Оглянуться не успеешь, как заживёшь одной лишь надеждой. Ты будешь питаться ей, а она — тобой.

А потом надежда уйдёт.

— Ешьте, — Энормис отломил кусок хлеба и указал им на котелок. — Хоть скажете, как получилось. А то у меня в последнее время плохо с вкусовыми ощущениями.

Не проигнорировала приглашение только пиратка. Она всё ещё туго соображала после боя в Илиавии, а потому была сама непосредственность: подсела к костру, взяла ложку и начала прихлёбывать бульон.

— Пересолил, — сказала она и тут же опасливо взглянула на чародея. — Но мне нравится!

Энормис не удостоил её и взглядом. Он ел так, будто вместо ароматной похлёбки в котелке была вода.

Молчание затянулось. Рэн решил, что не будет его нарушать. Он устал. Ему надоели разговоры, из которых всё равно ничего не ясно, а если и ясно, то толку от них — чуть. Уж лучше молчать, и будь что будет.

Пуэри посмотрел на Литессу. Он не мог знать, о чём думает Стальная Леди, но по её взгляду понял: она тоже не ждала никаких откровений. Чародейка молча пожирала глазами Энормиса, словно пытаясь его испепелить.

Но Хелия молчать не могла.

— А что у тебя с кожей? — спросила она и тут же себя одёрнула, снова уткнувшись в котелок.

— В меня ударила молния, — неожиданно ответил Эн. — Обычная молния.

— И не убило?!

— Как видишь, — чародей бросил ложку и встал. — Я сыт. Литесса, на минутку.

Энормис отошёл на несколько шагов. Стальная Леди, задумчиво постояв, последовала за ним. Мужчина наклонился к чародейке и тихо заговорил, и даже Рэн с его обострённым слухом не мог разобрать ни слова. Архимагесса не перебивала.

— Секретничают, — Хелия тоже внимательно наблюдала за странной парой. — Не думала, что у вас друг от друга секреты.

— Я тоже. Но меня уже ничто не удивляет.

Чародей замолчал, и Литесса что-то выдавила сквозь зубы. Её собеседник криво усмехнулся, от чего шрамы на его лице сложились в странноватый узор, и добавил ещё пару слов. Архимагесса злобно зыркнула на него и пошла к костру. Уже вдогонку ей Энормис сказал, громко и внятно:

— И не забудь исправить то, что натворила!

Не дожидаясь ответа, чародей начал рисовать на земле замысловатую магическую фигуру.

Литесса подошла к Хелии.

— Вставай. У нас с тобой очередное задание.

Пиратка поперхнулась похлёбкой, испуганно глянула на пуэри и робко пролепетала:

— У меня?

— Быстрее, мы торопимся.

Рэн только пожал плечами на вопросительный взгляд девушки. Пиратка закинула в рот последний кусок хлеба и поднялась, отряхивая штаны.

— Ну и куда мы?

— Куда он скажет, — Литесса кивнула на упражняющегося в черчении чародея. — Я сама не знаю.

— Вставайте в центр фигуры, — сказал Эн. — И постарайтесь не шевелиться.

Женщины послушно выполнили приказ. Рэн тоже подошёл посмотреть: нарисованные Энормисом символы и линии казались хаотичными, бессмысленными, охотник разобрал несколько знакомых направляющих, но назначение заклинания оставалось для него загадкой.

Чародей завершил фигуру несколькими концентрическими кругами, пересекающими почти каждую нарисованную линию, и выпрямился.

— Будет очень жарко.

Фигура ожила: по рёбрам ломаных забегали оранжевые искорки, круги замерцали тусклым жёлтым светом. Повеяло сначала теплом, потом жаром. Земля под ногами женщин зашипела, задымилась. Хелия заметно волновалась, косилась на творящееся под ногами колдовство, но, следуя приказу, не шевелилась и будто бы даже не дышала. А вот Литесса ничуть не беспокоилась. Она смотрела на Энормиса, и было в её взгляде что-то странное, чего пуэри никогда прежде не видел. Но это уже точно была не злоба. Скорее искреннее смятение.

— Рэн, пару шагов назад, — спокойно сказал чародей.

Миг спустя вокруг Стальной Леди и чуть слышно подвывающей пиратки вспыхнуло ослепляюще яркое поле, и охотник отпрыгнул от греха подальше. В сплошной белизне сферы проглядывала текстура, и создавалось впечатление, что шар вращается с огромной скоростью. Жар от него валил как от кузнечной домны, каково приходилось оказавшимся внутри, страшно было даже подумать.

Шипение начало давить на уши. Рэн даже взглянул с опаской на Эна: не решил ли тот сжечь женщин заживо? Однако в следующий миг сфера с громким хлопком сорвалась с места и взмыла в небо, за какую-то секунду превратившись в крохотную точку. Ещё через две транспортный шар и вовсе пропал из виду. Пуэри проследил направление: чародей отправил пиратку и архимагессу на запад.

Истерзанная магией земля парила, остывая. Энормис какое-то время задумчиво смотрел на рассеивающиеся облачка, а потом вдруг поднял глаза на Рэна и сказал:

— А теперь займёмся делом.

И направился прямиком к кратеру.

Как же я раньше не догадался? Ведь знал же, что где-то она есть, эта аномалия. Следовало в первую очередь подумать о том, что Дисс тоже о ней знал. Более того, он сам — существо, состоящее из концентрированной энергии, так почему я сразу не сложил два и два? Энергетическому существу нужен выход в Эфир. А в каком месте проще всего туда проникнуть? Правильно, через подобную аномалию!

Дисс не зря выстроил замок именно здесь. А я всё ломал голову — ну с какой стати Квисленд стоит в такой глуши? Посреди леса, на отшибе, где помимо Кериста нет ни одного крупного города. Всё просто: здесь Маг нашёл наиболее комфортные для себя условия. В силу своей природы он мог перемещаться по Эфиру с таким же успехом, как и в физическом мире. Разумеется, аномалию он замаскировал — на всякий случай. А после того, как Грогган при помощи Хранителя разнёс замок и убил Дисса, обнаружить её мешал мощный энергетический фон. Честно говоря, и сейчас, не поискав специально, я бы не смог обнаружить углубление в прослойке: даже спустя год с лишним Эфир здесь был слишком неспокойным.

Но вот я здесь. Осталось только придумать, как проникнуть в пространство энергии. Я ведь не Маг, сделан из мяса, не из плазмы…

Я остановился на краю кратера.

— Куда ты их отправил? — спросил Рэн, стоящий позади.

— Далеко, — отмахнулся я.

В Эфире перед нами неторопливо вращалась энергетическая спираль. Почти такую же я видел на Хребте Бурь, но та уже не подлежала восстановлению, а эту, похоже, подлатали и успокоили. Спасибо, Дисс.

— Зачем?

— Рэн, — сказал я, не оборачиваясь, — ты и сам скоро туда отправишься и всё узнаешь. Не гони коней.

Пуэри немного помолчал.

— Ты не знаешь, как достать эссенцию, не так ли?

— Как раз пытаюсь изобрести способ. Не отвлекай, дай подумать.

Самое простое решение — создать инверсный щит. Трёхмерное физическое тело не может существовать в двумерном энергетическом пространстве. Это всё равно, что попытаться влезть в лист бумаги и стать рисунком. Стало быть, понадобится сила, которая не даст Эфиру меня расплющить. Но эффект будет примерно как при встрече с Муалимом: Эфир вытолкнет меня обратно, как вода выталкивает на поверхность пузырь с воздухом. Это происходит из-за плотности энергетического пространства, не допускающего существование вакуума внутри себя. Значит, вариант с инверсным щитом отпадает. Придётся изобретать что-то новое.

Я внимательнее присмотрелся к аномалии. Спиральные потоки по мере приближения к центру уплотнялись, однако не сливались в одну струю, а уходили вглубь Эфира, образуя некое подобие тоннеля. Проблема заключалась в том, что диаметр этого тоннеля был меньше ногтя. Как же туда залезть?

Хорошенько поразмыслив, я попытался продавить спираль направленным потоком энергии, и тот неожиданно легко подался. Вот оно!

— Пойду один, — я обернулся к Рэну. — Тебе придётся подождать здесь.

Пуэри посмотрел на меня как на врага, но ничего не ответил.

Я создам энергетическую клетку, заполню её потоками нужной плотности, а сам встану в центр. Наружная сторона магической конструкции будет иметь два энергетических измерения, внутренняя — три физических. Итого пять измерений. Плюс время. По сути своей это пространственный мешок, только очень сложный. То, что я увижу изнутри, будет выглядеть дико.

Есть ещё фактор, который стоит учесть. Как только я продавлю спираль, в верхний слой Эфира хлынет энергия из нижних. Моя прогулка в Бездну так перемешает потоки, что это наверняка аукнется всему миру. Пройдёт время, прежде чем энергетические реки войдут в прежние русла. И я, к сожалению, не могу сказать, к добру это или к худу. В лучшем случае всё ограничится временным исчезновением возвратов. В худшем — Нирион сотрясут катаклизмы, в сравнении с которыми нашествие орды отродий покажется детской шалостью. Зависит от моей искусности и… везения. Но либо так, либо никак.

На создание подпространства ушла пара часов. Рэн сначала стоял и наблюдал, а потом развернулся и ушёл, махнув рукой. Оно и к лучшему — ничто не отвлекало меня от работы.

Надеюсь, когда всё кончится, пуэри меня поймёт.

Наконец вокруг меня выстроился полупрозрачный многогранник: каждая его грань ломала окружающую действительность, поэтому реальность для меня превратилась в калейдоскоп. Ноги оторвались от земли — я направился к аномалии. Спираль развернулась во всей красе и стала напоминать гигантскую снежинку с маленькой дырочкой посередине. По мере сближения аномалия всё гуще опутывала мою искусственную структуру бесчисленными отражениями хвостов.

Я остановился у самого входа в Эфир, проверил надёжность плетений и вздохнул. Запас воздуха в моём чудо-ящике был ограничен, поэтому времени на моральную подготовку не осталось. Миг — и привычный мир остался позади. На кривых зеркалах моей структуры заиграли причудливые узоры потоков Эфира.

— Эй, балбес, — раздался знакомый голос. — Думал, отделался от меня? Дать бы тебе подзатыльник за твои выходки!

Я огляделся, но не увидел ничего кроме стен магического многогранника. Похоже, двойник был недостаточно силён, чтобы визуализировать себя, но мог пробиться к моим мыслям.

— Однако ты не в состоянии, — усмехнулся я и плавно двинулся по энергетическому тоннелю.

Огненные нити, облепившие мою клетку, поползли назад. Я будто проталкивался сквозь логово гигантского паука, изо всех сил стараясь не порвать ни одной паутинки. Здесь не существовало понятий «право», «лево», «верх», «низ», я мог двигаться только по прямой — назад и вперёд.

— Повезло тебе, — сказало Отражение. — Где бы ты был, если бы не я?

— Жил бы обычной жизнью?

— Твоя обычная жизнь оказалась бы очень короткой. Тринерон и его слуги уже превратили бы Нирион в плазму.

Энергетическая паутина закончилась как отсечённая: я преодолел верхний слой Эфира. Теперь стены многогранника расталкивали нагромождения разноцветных кристаллов — или того, что их напоминало. Я видел всего лишь иллюзию: человеческое зрение передавало лишь три измерения, а мозг, привыкший к ним же, не мог выстроить в воображении правильную пятимерную картину. Поэтому пришлось довольствоваться перемешанными кусочками мозаики.

— Вот тут я и не согласен, — ответил я. — Мне не повезло. Повезло тем, кому моя ноша не досталась. Обычным людям.

Двойник хохотнул.

— В этом ты прав. На твоём месте в любом случае кто-то бы оказался. Рано или поздно. Я бы жил в симбиозе с другим человеком. Это ему пришлось бы терпеть отсутствие того, что все вокруг называют судьбой. Глупое слово, не находишь?

— Нахожу.

— Нелепица. Каждый мельчайший процесс очень просто объясняется законами Вселенной. Если есть объект, у него есть свойства. Если есть свойства, с помощью законов можно спрогнозировать реакцию объекта на любое воздействие. Физика! Но люди не любят физику. Совокупность процессов, которую не могут просчитать, они называют судьбой. Так проще, потому что меньше приходится думать. Да и ответственность за собственные поступки уже не так чувствуется…

Картинка снаружи снова изменилась: самые плотные слои Эфира закончились. Вокруг раскинулись Призрачные Поля — слои, где зарождаются духи, которые иногда прорываются в физический мир. Где-то здесь, через два или три слоя, обитает душа Муалима. Ещё глубже — демоны, питающиеся оседающей мировой энергией. Ещё глубже, как утверждал Дисс, спят Извечные. Глухие, бесплотные, почти неуязвимые — сущности столь же старые, как Вселенная.

Эфир — вотчина таких, как они. Не живых и не мёртвых. Всё, чем живёт человек, здесь теряет смысл. Жизнь и смерть относительны, существование — тоже, как и сказало Отражение — сплошная физика, потому что тут нет ни эмоций, ни индивидуальности. Не так уж трудно понять Маулима в его выборе. Пожалуй, это место подошло бы и мне. Но я пойду дальше.

— На самом деле, — продолжало разглагольствовать невидимое Отражение, — у тебя тоже есть судьба. Но из-за меня её нельзя просчитать по законам этой вселенной. Посему в рамках этого Упорядоченного у тебя судьбы нет. Твоё существование подчиняется иному набору правил.

— Поэтому ты — единственный, кто знает мою судьбу.

— А ещё единственный, кто тебя понимает.

— А ещё единственный, кто до сих пор меня бесит.

— Рад стараться. А если серьёзно, то тут уж без вариантов. Между тобой и Нирионом лежит огромная, непреодолимая пропасть. Никто, даже пуэри с его широкой и участливой душой не сможет понять твоих мыслей и чувств. Ты — самое одинокое существо во Вселенной, и мне очень жаль, что тебе понадобилось так много времени, чтобы это понять.

— Не жалей. Теперь я всё понимаю.

Призрачные Поля исчезли за очередной границей, и всё вокруг затопил свет. Нет, не тот свет, что разгоняет тьму и дарит тепло. У этого света нет источника, он — холодная белая субстанция, вязкая, текучая и… разумная.

С первой же секунды я ощутил, как чужая воля вцепилась в магическую клетку и попыталась пробиться внутрь, но отступила, добравшись до пространственной границы. Движение даже не замедлилось: тоннель, по которому я плёлся, пролегал и через этот слой Эфира, но разлившийся вокруг Разум явно прежде не встречал человекоподобных, а потому продолжал любопытствовать. Его волны обтекали стены многогранника, отзываясь точечными импульсами в моей голове.

— Чувствуешь? Ты видел это существо каждый раз, когда заглядывал в глубину Эфира, но почувствовать его можешь, только находясь в нём.

— Оно… единственное в своём роде.

— И при этом не нуждающееся ни в ком и ни в чём. Если присмотришься, увидишь, что в каком-то смысле с этой сущностью у тебя намного больше общего, чем с людьми. Ты выглядишь как человек, живёшь среди людей, а потому обманываешься иллюзией, что принадлежишь к их числу. Цепляешься за любовь, за дружбу — за всё, за что цепляются они. Однако ты появился не из утробы матери и не от семени отца. Ты не знаешь, что такое детство, потому что никогда не был ребёнком. Твоя кровь — не результат скрещивания сотен поколений предков. Ты ничего ни у кого не унаследовал. Нет у тебя среди людей ни одной родственной души. Есть только я.

— И меня это вовсе не радует.

— Потому что я появился слишком поздно. Если бы ты не прискакал к Квисленду сразу после его уничтожения, связь между нами вообще бы не установилась. А так ты обрёл собственное «я» задолго до моего вмешательства и успел привязаться к людям, даже не осознавая, что сам являешься для них главной угрозой.

— Хочешь сказать, что мы могли стать единым целым?

— Мы и есть единое целое, Энормис.

Белая субстанция осталась позади. Я забрался так глубоко в Эфир, что возникающие по ту сторону многогранника образы уже не вызывали никаких ассоциаций. Я видел только бессвязное мельтешение линий и цветов, которое с каждым слоем лишь тускнело и обесцвечивалось.

Так глубоко не обитал уже никто. Даже Дисс не смог бы сказать, что происходит здесь, во тьме ведущей в никуда шахты. В этих слоях нет места даже Извечным, потому что энергии здесь остаётся слишком мало. Но тоннель не кончался, и поэтому я тоже не собирался останавливаться.

— Я — не ты. И ты — не я.

— Вот как? — в голосе Отражения слышалась насмешка. — А как же пустота, которая съедала тебя изнутри с самого начала?

Я только стиснул зубы.

— Молчишь? Правильно, потому что я прекрасно знаю, что это такое. Это чувство сидит так глубоко внутри, что на одно его осознание и то требуются годы. Оно изводит, лишает покоя, толкает на бесконечные поиски неизвестно чего. Ты даже не можешь сформулировать, что испытываешь, а эта треклятая дисгармония влияет на каждое твоё решение и часто даже является определяющим фактором. И так изо дня в день, из года в год. Узнаёшь?

Ответом двойнику снова было молчание, поэтому он продолжил:

— Давай-ка вспомним, на что ты шёл, чтобы хоть на минуту перестать её — пустоту — чувствовать. Сначала ты пытался заполнить внутренний вакуум знаниями. Зубрил книги и махал мечами до тех пор, пока не понял — нет, не помогает. Сколько не забивай голову информацией и новыми привычками, в мозгу всё так же зудит. Потом пришла очередь мести. Когда Квисленд превратили в пыль, ты долгое время стремился выяснить, что произошло, и отомстить. «А заодно, — думал ты, — выясню что-то о себе, может тогда станет полегче». Но снова мимо. Откровения касательно твоего происхождения сделали только хуже. И вот тут-то ты вцепился в любовь.

Я вдруг с предельной ясностью вспомнил тот миг, когда решил, что должен во что бы то ни стало вытащить Лину из застенков Меритари. То желание постучалась ко мне так внезапно, так уверенно, что я тут же беспрекословно ему подчинился. Потому что впервые в жизни сомнения для меня ничего не значили.

— «Хочется!» — сказал Энормис и помчался выручать украденную злодеями девчонку, — двойник возмущённо прицокнул. — Я знаю, что ты тогда испытал. Наполненность. Сам не ожидал, что настолько её жаждешь, правда? Поэтому стоило её ощутить, как ты тут же потерял мозги. Я пытался достучаться, показать, насколько хрупка эта гармония, но кто бы меня послушал? Ты был готов вопя от радости сложить свою буйную головушку, лишь бы не потерять сладкую любовную эйфорию. А что в итоге? Ты выбрался благодаря одному лишь Бессмертному. И на следующий же день твою драгоценную цельность вырвали из тебя с корнем.

За границей магической клетки всё окончательно померкло. Редкие искры, до сей поры ещё мелькающие снаружи, пропали. Моя структура словно замерла во мраке — и я бы так и подумал, если бы не тоннель, по-прежнему тянущийся вперёд. Но его конец уже был близок. Я это чувствовал.

Отражение тем временем продолжало выворачивать мою душу наизнанку:

— Конечно, те события тебя подкосили. Ты предался отчаянию. Поначалу оно было таким сильным, что смогло заполнить возникшую внутри тебя прореху. Но только на короткое время. Со временем нечеловеческая твоя часть взяла верх, и ты смирился с потерей. К счастью, ты уже тогда начал думать головой, иначе до сегодняшнего дня никто из нас не дожил бы. И тут очень кстати вмешался Явор. Если бы не бездушная божественная машина, разложившая всё по полочкам в твоей многострадальной голове, Грогган уже посадил бы тебя на поводок и разворотил Нирион к едреней фене. Но после встречи с Явором ты встал на путь истинный. Как думаешь, почему я явился пред очи твои именно тогда?

— Я уже сказал, что всё понял, — сказал я, жалея, что не имею возможности двинуть Отражению по его самодовольной морде.

— Да нет же, ты пока ещё не всё понял. Но теперь ты уже понял достаточно, чтобы я мог сказать прямо. — Двойник вздохнул и заговорил медленно, с нажимом: — Любовь не залатает дыру в твоей душе. Это могу сделать только я. Верь, не верь — это факт. Ты и я, мы — одно. И не зарастающая дыра в твоей сущности — это место для меня, твоей недостающей части. Не для Лины. Не для твоих погибших друзей. Не для бесчисленных впечатлений и эмоций. Для меня.

— Это так, — сказал я, поняв, что двойник не сможет меня переубедить, даже несмотря на всю свою правоту. — Но уж точно не мысли о тебе дали мне сил дойти сюда. Не ты меня мотивировал, не ты заставил беречь надежду. А в этом, что бы ты ни говорил, я самый что ни на есть человек. Одного понимания истин для меня недостаточно. Понимание не даёт желания драться и победить. Желание победить рождается как раз из глупой человеческой веры.

— Да я спорю что ли? — хмыкнуло Отражение. — Главное, что ты хоть сейчас взялся за ум.

Тоннель резко оборвался. В ту же секунду на мою магическую структуру что-то надавило и движение прекратилось. Я улыбнулся.

— А вот мы и приехали.

Я создал дополнительный контур заклинаний и понемногу двинулся вперёд, преодолевая возникшее сопротивление.

Выход оказался точно таким же, как вход. Требовалось просто продавить невидимую спираль.

— Добро пожаловать в моё скромное обиталище, — сказало Отражение, и в следующий миг я протиснулся на Другую Сторону.

Здесь не было ничего. Совсем ничего. Моя многопространственная защитная структура оказалась в безразмерной пустоте. Знакомые места, хотя физически я попал сюда впервые.

Впрочем, абсолютной пустота всё-таки не была. Прямо передо мной недвижимо висел обычный трёхмерный объект — сфера, в которой неторопливо ворочались мутные массы.

— Ну вот, — пробормотал я и плавно затянул шар в своё убежище. — Нашлась пропажа.

— Ненавижу эту штуку, — сказал двойник.

Я повертел сферу в руках и убрал её за пазуху.

— Может, и о ней мне побольше расскажешь?

Погода начала портиться. День заканчивался, и если пару часов назад ещё светило солнце, то теперь оно медленно скрывалось за наползающей пеленой туч. Подул ветер, холодный, неприятный, почти осенний. Летняя зелень забеспокоилась, зашелестела стеблями и листьями, словно почувствовала недоброе. Даже лесные птахи примолкли и разлетелись по гнёздам, спеша спрятаться от надвигающегося ненастья.

Рэн поёжился, тревожно глянув на небо. Ему вовсе не улыбалось торчать под дождём неизвестно сколько времени. Энормис ушёл больше двух часов назад, а когда вернётся — не сказал. В прошлый раз чародея пришлось ждать больше трёх дней, так что пуэри не тешил себя надеждами на его скорое возвращение.

Поэтому охотник, недолго думая, решил соорудить навес. Он надеялся, что работа вдобавок отвлечёт его от тяжких мыслей и хотя бы на время избавит от гнетущей неизвестности. Но это не помогло.

Мысли Рэна постоянно возвращались к настоящему. Нет, он не беспокоился за Хелию, ведь та была с Литессой. Стальная Леди хоть и недолюбливала надоедливую пиратку, но вряд ли дала бы её в обиду. Куда больше охотника тревожили действия Энормиса, совершенно непонятные и нелогичные. Особенно жутко прозвучала фраза «мы уже близко». Близко к чему?

И как понимать новый облик чародея? Ведь он мог исправить все внешние изъяны — Рэн в этом не сомневался — но отчего-то не стал. Понравилось то, что получилось? Или Эну уже просто всё равно? Даже трудно сказать, какой из вариантов хуже.

Рэн на миг замер, схватившись за очередную ветку, а потом с особой злостью её сломал. Как бы близко ни подкрался конец света, он вовсе не хотел умирать. Тем более из-за того, что кое-кто не соизволил приложить достаточно усилий. Да и вся эта недосказанность уже в печёнках сидела. Пуэри по-прежнему сочувствовал Энормису, пытался оправдать его в собственных глазах, припоминая всё, что с ними приключилось, но получалось плохо. Эн уже давно не доверял своих соображений даже самым близким людям, а теперь Рэн окончательно утратил доверие к чародею.

События последних дней в красках показали охотнику, что времени на молчание не осталось. Он твёрдо решил для себя, что если по возвращении Энормис не расскажет, что задумал, их пути навсегда разойдутся.

Первые капли дождя с тихим стуком разбились о листья навеса. Рэн построил его так, чтобы видеть Кратер. Глаза альтера ясно видели магическую воронку, что прогибала верхний слой Эфира, но оттуда никто не выходил.

Дождь превратился в ливень, тот снова успел измельчать, а пуэри всё сидел и ждал.

Эфир заволновался только затемно. Спираль аномалии выгнулась в обратную сторону, и, достигнув предела натяжения, выплюнула Эна. Чародей всё ещё больше походил на рисунок самого себя, чем на человека, но уже спустя несколько секунд стал объёмным. Он огляделся, нашёл взглядом сидящего под навесом пуэри и двинулся тому навстречу.

Несмотря на то, что дождь быстро промочил его одежду, мужчина неспешно левитировал над кратером и выглядел очень довольным собой. Учитывая безэмоциональность чародея, Рэн даже назвал бы его вид торжествующим. Преодолев полпути, Энормис извлёк из-за пазухи какой-то круглый предмет и показательно подкинул его на руке.

А в следующий миг в спину ему ударил ядовито-зелёный магический луч.

Чародея швырнуло оземь. Сердце Рэна упало в пятки. Он вскочил, рванулся к Эну, но земля вдруг ударила по ногам, и на какое-то время пуэри потерял ориентацию. Затрещало, завыло, неподалёку полыхнула яркая вспышка, сопровождаемая оглушительным грохотом.

— Тварь! — выкрикнул Энормис, и его голос снова перекрыл грохот. — На этот раз ты проиграешь!

Охотник наконец смог встать и увидел чародея, окружённого ослепительно белыми энергетическими кольцами. С отвратительным звоном в защиту Эна врезался кусок стекла, выдранный со дна Кратера, пуэри пришлось пригнуться, чтобы его не зацепило разлетевшимися осколками. В небе мелькнул тёмный силуэт, и Энормис тут же взмыл к нему, а дальнейшее Рэн уже не мог разобрать.

Низкие тучи то и дело освещались заревами взрывов, во все стороны летели смертоносные сгустки энергии — охотник не прожил бы в этой битве и нескольких секунд. В свете вспышек то и дело мелькали две человеческие фигурки, и невозможно было понять, кто там есть кто. Земля подверглась такому нещадному обстрелу, что пуэри оставалось только молиться, чтобы один из учинивших этот хаос безумцев одержал победу как можно скорее. «Только не сдавайся, только не сдавайся» — носилась в голове мысль, и Рэн сам не мог понять, кому она предназначалась.

Всё закончилось так же резко, как началось. На мгновение охотник даже оглох от наступившей тишины, а потом увидел, как на край Кратера падает чьё-то тело.

Пуэри, сам того не осознавая, побежал. Он хотел только одного — увидеть того, кто проиграл схватку.

Большой участок леса, несмотря на дождь, полыхал как один огромный костёр. Рэн даже не заметил, как пробежал его насквозь. Он вообще не замечал ничего вокруг.

Именно благодаря этому пламени пуэри успел разглядеть человека, лежащего лицом в грязи. Всего за секунду до того, как Рэна сбила с ног неведомая сила, он узнал в поверженном чародее Энормиса.

Глава 30 Человек без имени

Мой разум спорил с самим собой. Одна его часть твердила, как заведённая: «Я сделал всё, что мог», а другая вопила панически: «Я сделал недостаточно!» Глаза жгло, ведь я не мог моргнуть: веки словно прилипли к надбровным дугам. Тело отказывалось повиноваться, и даже элементарные попытки закричать ни к чему не привели. Я мог только наблюдать.

Передо мной стоял Грогган. Мы смотрели друг на друга, и впервые в жизни я боялся сильнее, чем ненавидел. Он не выглядел ни равнодушным, ни надменным, ни самодовольным. Напротив, во взгляде его читались понимание и искренняя скорбь. И я боялся. Не врага, но того, что враг на самом деле был прав, прав с самого начала, что он постиг истину, на которую у меня не хватило духа или ума. Что на самом деле Грогган — не зло. Что зло — это я.

Мы стояли на заснеженной вершине, и за спиной слуги Хранителя раскинулся медленно погибающий Нирион.

— Ты ошибся, — сказал человек в сером.

Мир постепенно терял очертания, тонул в багровом мареве, но я не мог отвернуться, не мог даже закрыть глаза. Грогган хотел, чтобы наивный мальчишка видел гибель того, что так яро защищал. Поэтому я смотрел и постепенно терял желание сопротивляться. Было в этом зрелище нечто притягательное, завораживающее. Освобождающее. Я понял: нет мира — нет ответственности. И почувствовал, как с души падает целая гора крохотных камешков.

Но в следующий миг лицо Гроггана стало лицом Лины, а в уши ударил многоголосый крик:

— ОЧНИСЬ!!!

И я очнулся.

Сначала пришло облегчение: «это всего лишь сон». Но уже через секунду боль в правом боку напомнила мне о последних перед потерей сознания секундах. Наверное, при падении я сломал нижнее ребро. Хорошо ещё, что кожа утратила чувствительность…

Я был настолько слаб, что даже голову смог поднять только с третьего раза. Открыв глаза, я увидел лишь мутные силуэты, потребовалось хорошенько проморгаться, чтобы зрение хоть немного прояснилось.

На этот раз я был не на вершине горы, а в хранилище Средоточия. Как и во сне, передо мной стоял Грогган, но наяву он держал в руках хорошо знакомую мне сферу. Белоглазый внимательно изучал артефакт и, судя по всему, пытался пробудить его магию. В центре зала стоял Вернон, вокруг которого медленно вращались шесть эссенций. Меня распяли на магическом кресте, и о том, чтобы пошевелить хоть одной конечностью, не могло быть и речи.

Я тихо закашлялся, и бок тут же прострелила пульсирующая боль.

— Очнулся, — мельком глянув на меня, сказал Грогган. — Не пытайся вырваться. Здесь действует только магия первоэлементов, и тебя держит именно она.

Честно говоря, я даже дёргаться не собирался. Сил едва хватало на дыхание.

На какое-то время белоглазый утратил ко мне интерес. Его внимание полностью заняла сфера. Вернон неотрывно сверлил меня взглядом и молчал. Позади слышалось чьё-то дыхание, но повернуться и посмотреть на четвёртого присутствующего было невыполнимой задачей. Я покорно висел в путах и ждал, надеясь хоть немного восстановить силы.

Монструозный бриллиант неторопливо вращался в центре пирамидального зала и выглядел точно как в прошлый раз. Здесь вообще мало что поменялось: никто не потрудился даже оттереть пятна засохшей крови, оставленные мной, Литессой и Грогганом полгода тому назад. Наверху, в одной из стен, виднелось широкое обзорное окно. Оттуда я в последний раз слышал голос Кира. Который, скорее всего, там и погиб.

Я тоже был готов к смерти. Я видел достаточно, чтобы понимать: нет в ней ничего необычного. Просто в один миг ты жив и можешь мыслить, а в следующий тебя уже нет. Смерти, конечно, можно бояться. Но правда в том, что умирание — самый естественный процесс из всех существующих.

— Значит, так, — деловито отчеканил Грогган и повернулся ко мне. — Сейчас я буду спрашивать, а ты — отвечать. Выбора у тебя никакого нет. Или ты говоришь, или я начинаю тебя калечить. Вздумаешь лгать — калечить буду ещё сильнее. Умереть я тебе не дам. Твой друг уже выложил мне всё, что знал, так что теперь твоя очередь.

— Прости, Эн, — слабый голос пуэри доносился сзади.

Я лишь вяло кашлянул.

— Похоже, у тебя не осталось достаточно преданных друзей, Энормис, — сказал Грогган почти сочувственно. — Чтобы разговорить этого парня, хватило одних угроз. Он выдал мне всё, вплоть до мелочей. Например, что ты искал аномалию, в которой хранилась седьмая эссенция. Но до этого я и сам додумался. А не понял я, зачем ты натравил Литессу на Вернона. Ведь у нас ресурсов всё равно больше. Так не логичнее ли было бросить все силы на поиски? Или ты просто дал женщине шанс отомстить?

Я с трудом разлепил пересохшие губы и прохрипел:

— Так мне показалось правильнее.

Человек в сером посмотрел на меня пристально и пожал плечами.

— Чем дальше, тем больше мне кажется, что ты и не планировал одерживать верх в тобой же затеянной борьбе. Как будто сопротивлялся из одного лишь принципа. Тактика заведомо проигравшего. Но забудем о твоих сумасбродных решениях. Перейдём сразу к главному. Что это такое? — он поднёс сферу к самому моему лицу.

Внутри шара клубился туман. Он тёк вдоль стенок артефакта, и под каким углом в него не заглядывай, центра ни за что не увидишь. Пожалуй, когда-то я и сам не отказался бы узнать, есть там что-нибудь или нет. Но теперь это уже не имело значения.

Я перевёл взгляд на Гроггана и изобразил непонимание.

— Не строй из себя дурачка, — холодно сказал белоглазый. — Я знаю о каждом твоём шаге. Думаешь, я чисто случайно опередил тебя в лабиринте? Вовсе нет. Когда Вернон сказал мне, что ты уничтожил отслеживающий прибор, я вернулся в Башню, нашёл остаточную энергию твоей Тропы и по ней восстановил фигуру.

Я снова кашлянул и скривился от боли. Ублюдок следил за мной последние несколько дней. Вот так неожиданность!

— Хитрое плетение, пришлось повозиться, — Грогган уважительно покачал головой. — Но след был свежий, и я справился. С тех пор ты всё время был у меня как на ладони, так что давай пропустим стадию «не понимаю, о чём ты говоришь». Я знаю о твоём визите к эльфам, потом о восхождении на Хребет Бурь. Там ты получил эти увечья?

Я молчал.

— Можешь не отвечать, я уверен, что там. Потом ты отправился в Укромную Долину. Не знаю, как, но там ты понял, где искать, потому что после этого направился прямиком в Квисленд, — белоглазый подбросил сферу на ладони. — Очень удачная догадка. Я даже могу проследить ход твоих мыслей. Дисс был родом из Эфира, поэтому наверняка заранее узнал о существовании седьмой эссенции. Если Маг захватил и тысячелетиями удерживал под контролем Средоточие, то почему бы ему не проделать то же и с главным протоэлементом? Почти уверен, твой наставник нашёл сокровище давно и перепрятал туда, где его удобнее было хранить. То есть в Эфир рядом с Квислендом. Очень складно получается!

Я не открывал рта, только смотрел. Грогган не просто был уверен в себе, он знал, что победил. Наше противостояние изрядно помотало ему нервы, так что теперь белоглазый наслаждался моментом. В этом я его полностью понимал.

Да и вообще я понимал его слишком хорошо. Наверное, даже лучше, чем себя. И, как ни странно, это мешало мне его ненавидеть.

— Но после начинаются нестыковки, — Грогган задумчиво посмотрел на сферу. — Я решил дождаться, пока ты вытащишь эссенцию в физический мир. Понять, что ты пошёл за ней, было нетрудно: так сильно перемешать слои Эфира не смог бы никто другой. И ты вышел из аномалии, сжимая в руке вот это. Однако оно не реагирует на мою магию, и на магию Вернона тоже. Более того, оно не взаимодействует ни с одной другой эссенцией, и даже со Средоточием. Так что же это, Энормис? Ты хоть знаешь, ради чего всё это время рисковал жизнью?

Не так уж много радостей мне осталось в этой жизни, но одна всё же так и соблазняла. Очень хотелось посмотреть, как на лице моего оппонента треснет эта совершенная маска безразличия. Пусть бесится. Пусть заставляет меня говорить. Пусть угрожает. А я буду смотреть в его мерзкие буркалы и наслаждаться засевшей в них яростью. И тем это приятнее, что сам я уже не злюсь.

Но Грогган был терпелив.

— Варианта только два, — он будто давал урок в классе. — Либо это не эссенция, либо к ней просто нужен какой-то ключ. И так как в пользу первого варианта ничто не говорит, я склоняюсь ко второму. — Грогган подошёл ко мне вплотную и словно попытался заглянуть в самую мою душу. — Я найду этот ключ, Энормис. Так или иначе. Знаешь, почему я в этом уверен? Потому что на твоём месте были уже сотни таких же ярых защитников людских мирков. Из них можно армию сколотить. У некоторых даже хватало смелости откусить себе язык. Но им это не помогло. Так что из тебя я тоже достану всё, что мне нужно. Вопрос только в том, как сильно ты хочешь страдать.

— Скажи ему, Эн, — тихо сказал пуэри. — Если знаешь, скажи.

Похоже, Рэн висел обездвиженный, как и я. И, по всей видимости, он устал бороться. Потому что таким голосом обычно просят добить.

Я не мог отказать самому преданному своему другу. И поэтому, всё так же глядя Гроггану в глаза, проговорил:

— Ты проиграл.

Не знаю, что меня выдало. Излишнее спокойствие, может быть. Я очень хотел, чтобы белоглазый засмеялся, захохотал, начал надо мной издеваться и говорить, насколько я жалок, или чтобы он хотя бы закатил глаза и назвал меня сумасшедшим. Отвесил бы мне оплеуху, на худой конец. Но вместо этого Грогган отступил на шаг и посмотрел на меня оценивающе. Я понял: он начал что-то подозревать.

Но, к счастью, правильных выводов он так и не сделал.

Белоглазый совладал с лицом и бросил:

— Это не я вишу перед тобой, закованный в самые надёжные магические кандалы. Всё как раз наоборот. Я победил. Так что начинай говорить.

В хранилище повисла тишина.

Я перевёл взгляд на Вернона.

Тот кивнул.

Я снова посмотрел на Гроггана, прямо в его зрачки, и в их глубине нашёл разгорающуюся искорку понимания.

— Нет, — сказал я, следя за расширяющимися от злости глазами. — Тебе конец.

Рэн совершенно перестал понимать происходящее.

«Нет. Тебе конец» — сказал Энормис, и Грогган с невероятной прытью метнулся к Вернону. В тот же миг магические путы, удерживающие пуэри и Эна, исчезли. Они оба упали, а потому охотник не понял, что зазвенело, но звук был такой, словно кто-то со всей силы ударил кувалдой в колокол.

Когда Рэн поднял голову, в кандалах бился уже Грогган. Его тело извивалось, точно змеиное, и в каждое движение, по всей видимости, вкладывалась огромная сила, но энергетические кольца не сдвинулись ни на волос.

— Вернон! — крикнул белоглазый. — Бестолочь недоразвитая! Когда ты успел переметнуться?!

Пуэри смотрел на архимага и не узнавал его. Это был совсем не тот человек, что стоял перед Рэном минуту назад. Поза и мимика так сильно изменили его облик, что охотник подумал, будто у Вернона есть брат-близнец. Острый, прямой взгляд. Прямая осанка. Спокойствие и уверенность.

Величие.

Архимаг не счёл нужным отвечать тому, кого называл хозяином. Только холодно наблюдал за его потугами освободиться.

— Он никогда не был на твоей стороне, — Энормис с трудом поднялся и подошёл к Рэну. — Не ранен?

Последний вопрос адресовался пуэри, но тот так и не смог его осмыслить. Чародей бегло осмотрел охотника и, удовлетворившись результатом, кивнул.

— И что теперь, убьёшь меня, ты, недоносок?! — Грогган брызгал слюной и продолжал рваться. — Ты не сможешь, Вернон, не сможешь! Чтобы убить меня, тебе придётся пропустить энергию первоэлементов сквозь себя. — На лицо белоглазого вползла издевательская усмешка. — Если умру я, ты умрёшь вместе со мной!

На лице архимага не дрогнула ни одна мышца. Он подошёл к Гроггану вплотную, и кольцо вращающихся эссенций обернуло их обоих. Вернон положил руки на плечи бывшему хозяину и с особым удовольствием проговорил прямо ему в лицо:

— Я знаю.

Эссенции ускорили вращение, и воздух вокруг них затрещал от перенасыщения энергией.

Энормис, держась за бок, наблюдал за происходящим со стороны. В его глазах не было ни боли, ни грусти — только спокойствие.

— На моё место придёт другой! — орал Грогган, силясь перекричать нарастающий треск. — Хранитель уничтожит и вас, и ваш мир, и всё в этой вселенной! Слышите меня? Вам всё равно не жить!

Его слова после всего, что было, звучали жалко и никого не задели.

— И на него найдётся управа, — отозвался Энормис тем же уверенным тоном.

Воздух заискрил, и двух мужчин в центре зала окутало сверкающее облако. Слуга Хранителя всё ещё пытался вырваться, Вернон держал его стальной хваткой. Средоточие вспыхнуло изнутри, готовясь принять в себя поток чистейшей энергии, и по хранилищу разлетелись слепящие узоры разноцветных бликов. Рэн прикрыл глаза рукой, чтобы хоть что-то видеть.

Искры свивались в настоящие потоки, хаотично пляшущие вокруг Вернона и его жертвы. По лицу Гроггана было видно, что он выкрикивает ещё какие-то слова, но треск, переходящий в гул, полностью заглушил звук его голоса.

Пуэри начал думать, что сошёл с ума. Происходящее никакими концами не вязалось с тем, что он знал. Вернон — друг? Но что же тогда происходило весь последний год? К чему были все эти жертвы, кровь и смерть?

Вместо ответа на его плечо легла рука Энормиса. Чародей не произнёс ни слова, но на его лицо вернулось давно забытое Рэном выражение — простого человеческого участия.

Энергетические потоки уплотнились настолько, что хлестнули в стороны, и тут же натолкнулись на невидимые стены. Чья-то воля выровняла их, скрутила в тугой канат, заставила повиноваться, эссенции вращались уже с такой скоростью, что превратились в размытую полоску. Вернон отвёл одну руку назад, и через мгновение энергетический луч ударил ему между лопаток.

Одежда архимага мгновенно вспыхнула. Мужчину выгнуло дугой, оторвало от пола, затрясло, его кожа начала выгорать и испаряться. Но на последний удар сил Вернону ещё хватило.

Его кулак провалился в грудь Гроггана, как раскалённый нож в масло.

В тот же миг белоглазый запрокинул голову, и изо рта его хлынуло белое пламя. Глаза выжгло почти сразу, нос и уши продержались чуть дольше. Через несколько секунд из тела Гроггана било уже несколько пышущих жаром струй. Два пламенеющих силуэта озарили хранилище Средоточия неестественным золотым светом.

Вернон сгорел дотла первым. Его фигура просто погасла, не оставив после себя даже пепла. Вслед за этим потухло и Средоточие, а заклинание, которое по задумке должно было уничтожить Нирион, начало распадаться. Сферы эссенций замедлили свой бег и одна за другой упали на пол. Обожжённая телесная оболочка, оставшаяся от Гроггана, мешком повалилась туда же.

Уже через несколько секунд всё стихло.

— Всё, — сказал Энормис и легко хлопнул охотника по плечу.

Он проковылял к центру хранилища и начал собирать раскатившиеся по полу протоэлементы.

— Что… это было? — только и смог выдавить пуэри.

— Моя судьба, — ответил чародей и поднял последний, седьмой шар.

На останки злейшего врага он даже не посмотрел.

— Идём, — сказал Эн, подойдя ближе. — Я всё объясню по дороге.

Пуэри был настолько ошеломлён, что повиновался беспрекословно.

Они покинули хранилище и попали в освещённый факелами коридор. Здесь Энормис первым делом достал одну из эссенций. Протоэлемент слабо засветился, чародей какое-то время вглядывался в него, будто надеясь там что-то отыскать, кивнул и продолжил путь.

— Прежде всего, я должен попросить у тебя прощения, — сказал он. — Я всем вам солгал. Эта ложь не давала мне покоя, потому что я видел, как вы на меня смотрите. Но теперь, когда с Грогганом мы разобрались, тебе нужно знать правду, — чародей вздохнул. — Нет никакой седьмой эссенции, и никогда не было.

Рэн красноречиво посмотрел на сферу, которую совсем недавно Энормис вынес из глубин Эфира.

— Это не эссенция, — кивнул человек. — Это артефакт, который перенёс меня в Нирион. Он был со мной, когда Арджин подобрал меня в Фолиатском лесу. Дисс долгое время пытался понять устройство этой сферы, но в итоге пришёл к выводу, что она выполнила своё назначение и умерла. В ней остались крохи магии, но пробудить её не смог даже Старый Маг. Эта сфера неуничтожима. Хоть что с ней делай. Поэтому, когда Грогган уничтожил Квисленд, я искал её в Кратере. Но не нашёл. Подумал, что её забрал тот, кто уничтожил замок. Лишь совсем недавно я понял, что тем магическим ударом, который обрушился на Квисленд, артефакт попросту выдавило в Эфир. Шансов найти его там было немного. Но, как видишь, повезло.

Они подошли к перекрёстку, но Энормис уверенно прошагал мимо поворота, словно знал дорогу. В голове Рэна вертелся целый вихрь вопросов, и он никак не мог выбрать из них тот, который хотел задать первым. Поэтому Эн, немного помолчав, заговорил сам:

— Все мои действия за последние полгода были направлены на то, чтобы создать иллюзию противостояния с Грогганом. Вернон мог убить его сразу после того, как они добыли шестой протоэлемент. Но тогда было ещё рано.

— Я вообще ничего не понимаю, — Рэн помотал головой. — Ты мне скажешь, кто он?

— Кто Вернон? — Энормис обернулся на ходу. — Я думал, ты догадался. Он был учеником Дисса, и стал им задолго до моего появления в этом мире.

Это откровение запутало Рэна ещё больше.

— Тогда как… почему он встал на сторону Гроггана?

— Я же сказал, Вернон никогда не был на его стороне. Тут… всё непросто. Но я попытаюсь объяснить.

Из-за угла прямо перед ними вышел человек в красных одеждах. Судя по виду, он очень удивился, увидев пленников Гроггана, спокойно разгуливающих по святой святых этого острова.

Энормис не дал мужчине ни шанса. Имперца подняло в воздух и с силой швырнуло о стену. Тот потерял сознание и кулём свалился на пол.

— У Старого Мага в кабинете было много трактатов по душевным болезням, — продолжил чародей, даже не замедлившись. — Один из них я увидел в день нашего с Диссом знакомства и решил, что душевнобольным считают меня, из-за потери памяти. Это заблуждение долгое время мешало мне сделать верные выводы. Оказалось, от душевного недуга страдал Вернон. Многие учёные за внешние проявления называют его болезнь многодушием. Как будто в одном человеке живёт несколько разных душ, которые борются друг с другом и тем самым разрушают свою телесную оболочку.

— У нас это называлось расщеплением личности, — сказал Рэн, припомнив одну из прочитанных книг. — Но страдающие им… люди не могут скрывать свою болезнь от окружающих.

— А Вернон смог. Он был особенным, да и влияние Дисса сказалось, я уверен. Вернон научился жить с этим. Может, одна его личность оказалась сильнее и подчинила все остальные, не знаю. Но факт налицо. Подумай: был период времени, когда он одновременно был учеником Дисса, Литессы и Гроггана. Причём Литесса понятия не имела об остальных учителях. Ты веришь, что она может быть настолько слепой?

Рэн отрицательно покачал головой.

— Вот именно. Она тогда лишь почуяла неладное и узнала о Гроггане слишком поздно, а о Диссе не знает до сих пор. Грогган вообще до самого конца не догадывался, что Вернон играет не за него, а за себя. Если честно, из-за этого я вплоть до сегодняшнего дня сомневался, что всё понял правильно. Вернона невозможно было раскусить, потому что он не играл роли, а создавал новую личность и в самом деле становился тем, кем его хотели видеть.

— Мешанина какая-то, — Рэн едва удержался от того, чтобы схватиться за голову. — Как это вообще всё получилось? Почему Вернон тайком не рассказал всё Диссу или тебе?

Чародей и охотник вышли к большой винтовой лестнице и нос к носу столкнулись с вооружённым отрядом имперцев. Этих людей постигла та же участь, что и предыдущего встречного: их тела разлетелись в стороны, как тряпичные, только доспехи лязгнули. Энормис неспешно перешагнул через поверженных противников и начал подниматься по ступенькам. Рэн не отставал.

— На этот вопрос я и сам хотел бы знать точный ответ. Но после миллионов прокручиваний одной и той же мысли мозг найдёт объяснение чему угодно. Виной всему я, — чародей опустил голову. — Скорее всего, Дисс не только учил Вернона, но и помогал ему сохранять рассудок, держал под контролем. Представляешь, сколько бед натворил бы сошедший с ума чародей такой силы? Старый Маг всего лишь не дал пропасть ему и его способностям. Подобрал, воспитал, научил справляться с недугом. Вернон доверял Диссу и полагался на него больше, чем на себя. Поэтому, когда у Дисса появился новый ученик, намного более интересный и перспективный, чем сто пятидесятилетний меритарит, Вернона это выбило из колеи. Уверен, они продолжали уроки, потому что Дисс порой пропадал где-то целыми месяцами. — Эн усмехнулся. — Тогда я думал, что у Старого Мага целая куча ужасно важных магических дел. А всё оказалось просто: большинство его отлучек были связаны с визитами на Одинокий Вулкан и обучением Вернона.

— Тогда почему Дисс не сказал тебе, что у него есть ещё один ученик?

— Что ты! Их знакомство держалось в строжайшей тайне. Вернон вообще пошёл в Орден только для того, чтобы шпионить в пользу учителя. Выгоду сам додумай. Поэтому и мне Дисс решил до поры до времени не говорить — так меньше риска. Между учениками одного наставника неизбежно возникает соперничество. Старый Маг за тысячи лет пережил сотни собственных учеников, и прекрасно это понимал.

Чародей охрип, прочистил горло и продолжил:

— Но чего он не смог, так это скрыть моё ученичество от Вернона. Тот обо всём узнал и начал понемногу отдаляться от учителя. К моменту, когда в Нирион заявился Грогган, Вернон уже стал достаточно самостоятельным. Ты спросил, почему он не рассказал обо всём Диссу? Он осторожничал. Грубой силой слугу могущественнейшей сущности не одолеть — это ясно, как день. На стороне Гроггана был уж слишком значительный перевес. Поэтому Вернон решил действовать тоньше: втёрся к захватчику в доверие, его же руками подмял под себя Орден, предал учителя — и всё для того, чтобы спасти свой мир. При этом я вообще не входил в его изначальный план. Он готов был всё сделать один.

Чародей замолчал, и Рэн почувствовал, как сильно Эн уважал человека, о котором говорил.

— Когда ты это понял? — спросил пуэри.

— Догадываться начал сразу после встречи с Явором. Голова тогда очистилась и начала соображать лучше… то есть иначе. Но окончательно удостоверился только после первого посещения этого острова.

— Как?

— Просто сопоставил факты, — Энормис вдруг остановился и опустился на ступеньку. — Давай передохнём. Хреново я себя чувствую…

Рэн сел рядом. Лестница, по которой они поднимались, широкими витками уходила наверх. Порой от неё отходили боковые коридоры, но Эн в них не поворачивал. Только сейчас пуэри задался вопросом: «Куда мы идём?» — но решил придержать его до поры до времени. Он наконец дождался знаний, что теперь лились на него, как из рога изобилия.

Чародей немного перевёл дух и продолжил рассказ:

— Вспомни день вашего с Арджином знакомства. Он тогда сказал, что Дисс прямо перед смертью поручил ему отвезти письмо в Лотор. Тогда меня эта информация поставила в тупик. Чуть голову не сломал, пока гадал, кому Дисс мог писать простые бумажные письма! Понятное дело, я ничего так и не понял. Но потом попал в казематы Меритари. И знаешь, кто пожаловал ко мне первым? Вернон. Он тогда задал только один вопрос: «Где Дисс?». И, получив ответ, тут же ушёл. Странно, правда? Но меня в тот день это не насторожило, потому что я лихорадочно искал способ выбраться и подумал, что архимаг просто хочет удостовериться в смерти самого опасного мага-изгоя. А теперь напряги мозги: Лину держали в плену, но не истязали. Литессе досталось, но она жива по сей день, хотя куда надёжнее было её убить. И всем нам — о чудо! — удалось вырваться. Вернон сильно рисковал. Если бы Грогган заподозрил своего прихвостня в двойной игре, мы с тобой сейчас бы не разговаривали.

— Ты сказал, что окончательно всё понял только на острове.

— Именно. Когда улепётывал от Гроггана со всех ног. Вернон тогда погнался за мной, но мы оба понимали, что попасть за дверь успею только я. Я обернулся, чтобы в этом удостовериться, и знаешь, что увидел? Вернон улыбался. Он улыбался, потому что Грогган не мог этого видеть, а я мог! Вот тогда-то до меня и дошло. Архимаг был хитёр, как сам Лукавый. Он поставил на карту всё и буквально полчаса назад доказал, что оно того стоило.

Только теперь в голове Рэна всё понемногу начало вставать на свои места. Детали, не вписывавшиеся в общую картину, обретали смысл. Если Вернон с самого начала знал, чем для него кончится эта история…

— Как думаешь, что было в этом письме? — спросил пуэри, хотя уже догадывался, что.

— Да кто знает? Вернон его как пить дать уничтожил. Дисс, видимо, под конец обо всём догадался, поэтому и воспользовался таким примитивным способом связи. Скорее всего, выдал какие-то рекомендации, дал последние наставления.

— Кстати, я до сих пор не понимаю, почему Дисс дал себя убить.

Энормис скрипнул зубами.

— А я тоже. Он разгуливал по Эфиру чуть ли не в халате и тапочках. Мог ведь уйти.

— Может, не успел?

— Да брось ты. От него ничто не могло ускользнуть. Никогда. Я думаю, дело в другом. Чтобы окончательно уничтожить Мага, надо сильно постараться, потому что они состоят из концентрированной энергии, плазмы. Даже если разметать её по разным мирам, рано или поздно эта энергия воссоединится, и Маг реинкарнирует. Я вижу только одно объяснение: Дисс устал от жизни и желал обновления. А может, всё совсем не так. Но я надеюсь, что он исчез не навсегда.

На какое-то время на лестнице воцарилась тишина. Где-то вдалеке раздавался стук, который то прерывался, то возобновлялся, вслушавшись в него, пуэри вспомнил, что на острове помимо них живёт целый народ, и это вернуло его из отвлечённых рассуждений в реальность.

Не успел он задать следующий вопрос, как Энормис, кривясь от боли, поднялся и сказал:

— Пойдём. Отсюда надо выбираться.

И они продолжили путь наверх.

— Спасибо, что верил мне, — голос чародея стал тише. — Даже тогда, когда я сам перестал бы верить.

— У меня не было выбора.

— Был. Ты следовал за мной, хотя мог уйти. Для меня это очень важно. Я не смог бы, как Вернон… в одиночку.

— От меня было мало толку.

— Больше, чем ты думаешь. Оставаясь на моей стороне, ты придавал мне уверенности. Это самое большее, чем все вы могли мне помочь. Но помог только ты. Литесса совсем мне не верила. И в итоге из-за своего неведения и излишней самостоятельности она совершила большую ошибку. Теперь нашей общей знакомой придётся расхлёбывать последствия.

— Какие именно?

— Спросишь у неё сам. Наверное, мне стоило довериться тебе, рассказать всё как есть. Но я опасался, что это знание может тебя убить. Всё, что мне оставалось — сыграть на твоём незнании.

— То есть?

— Ты должен был убедить Гроггана, что он контролирует ситуацию. Да и с самого начала я вёл только к этому. Помнишь, как мы забирали огненную эссенцию? — Энормис похлопал по мешку с протоэлементами. — У меня был целый план, как она перейдёт из моих рук в руки Гроггана. В Башню Меритари я должен был пойти, вооружившись ей. Но всё оказалось проще: мы столкнулись с Грогганом нос к носу, и всё, что мне требовалось — это состроить злобную мину и дать ему уйти. Потом я всё-таки наведался в Башню, но уже для того, чтобы спровоцировать Гроггана на активные действия. И он повёлся. Начал за мной следить, используя слепок моей фигуры перемещения.

— Хочешь сказать, он мог перебить нас в любой момент? — Рэн даже остановился на секунду. — Не слишком ли рискованно?

— С его стороны это было бы весьма неразумно. Мы искали одно и то же, и так как Грогган думал, что я у него на поводке, он просто позволил мне загребать жар своими руками, а сам ждал моих успехов. Когда он опередил нас в Великом Лабиринте, я понял, что мой план сработал. Так совпасть по времени почти невозможно. Он думал, что держит меня под колпаком, но в действительности это я манипулировал им: для его ведома у меня был один вид перемещения, а для тайных переходов — другой. Но самый ответственный разговор у нас состоялся именно в хранилище эссенции Тьмы. Ты помнишь его. Это был момент, когда мы с Верноном начали действовать сообща. Грогган думал, что я разговариваю с ним, а на самом деле я говорил Вернону, что нужно делать.

Лестница, казавшаяся бесконечной, вывела пуэри и чародея к тяжёлой двери. Энормис навалился на неё, но сил ему не хватало, поэтому Рэну пришлось помогать. Из появившейся щели прямо ему в лицо подул свежий воздух, и пуэри сразу же почувствовал себя лучше.

Из душных подземелий они вышли прямиком в холодную северную ночь. От двери брала начало дорожка, убегающая вдоль склона вулкана куда-то наверх. Энормис пошёл по ней, подсвечивая себе дорогу одной из эссенций. Рэн, поёжившись, поспешил следом.

— Помнишь, Грогган орал: «Если я умру, ты тоже умрёшь»? — чародею пришлось повысить голос, чтобы перекричать вой ветра. — Поэтому он и отдал архимагу сомнительную честь расщепить мир. Тот, кто запустит такое заклинание, неизменно погибнет. Вернон наверняка об этом догадался, но его это не остановило. Как только в их руках оказались бы все шесть эссенций, архимаг вместо расщепления мира убил бы себя и захватчика. Мне нужно было во что бы то ни стало донести до Вернона, что пока этого делать не стоит. Поэтому я и выдумал всю эту историю с седьмой эссенцией и даже сдобрил её фальшивой статистикой для правдоподобия. Вернон, к счастью, всё понял правильно. Он саботировал первую попытку Гроггана уничтожить Нирион. Ему, как ученику Мага, не составило труда всё выставить так, будто седьмая эссенция и впрямь существует. Грогган поверил в мою выдумку и тем самым дал мне время на последние приготовления.

— Какие ещё приготовления? — крикнул Рэн. — Почему было сразу не устранить Гроггана? Ведь всё закончилось бы намного раньше!

Энормис обернулся и с сожалением посмотрел на друга.

— Ничего бы не кончилось. Ты забыл, что Грогган — всего лишь один из слуг Хранителя? На его место через некоторое время придёт другой. И это главная причина, по которой Вернон прислушался к моим словам.

— Подожди, — Рэну вдруг стало не по себе. — Но ведь они оба погибли! Случилось именно то, что ты пытался оттянуть!

— Да, — сказал Эн спокойно. — С той лишь разницей, что теперь я готов к встрече с Тринероном.

Пуэри едва не споткнулся.

— С кем?! — заорал он, намного громче, чем требовалось. — С Хранителем?!

— Куда мы, по-твоему, идём? — грустно улыбнулся чародей. — Там, наверху, состоится самое важное в моей жизни событие.

Рэн ошеломлённо воззрился на товарища: не шутит ли? Но в улыбке Энормиса не было ни капли лукавства.

Охотнику вдруг захотелось присесть. Он остановился, начал шарить вокруг себя взглядом, будто где-то рядом лежали объяснения необъяснимому. Однако вместо них на глаза пуэри попались лишь огни поселения имперцев, раскинувшегося у подножья вулкана.

— Рэн! — крикнул Энормис. — Пошли! На такие встречи не опаздывают!

— Как ты собираешься совладать с Хранителем? — пуэри не сошёл с места. — У тебя есть ещё один невозможный план?

— Ты удивишься, но да! Пойдём!

— Я там зачем?

— Поддержишь морально!

Охотник терялся в сомнениях, но всё же заставил себя догнать чародея. Они обогнули большой каменный клык, и дорожка забрала круче в гору.

— На самом деле наверху просто будет безопаснее, — пояснил Эн. — И, поверь, если Хранитель ответит на мой вызов, он перестанет угрожать не только нашему, но и вообще всем мирам!

— Ты же понимаешь, насколько безумно это выглядит? Ты же человек, не бог! А если бы ты и был им, этого всё равно не хватило бы!

— Историю человечества творят люди. И своих богов они тоже сотворили сами! Но раз уж на то пошло — я не такой уж обычный человек.

— Надеешься, что отсутствие линии судьбы поможет тебе уничтожить Хранителя? Не тот масштаб, Эн!

Чародей только хохотнул.

— Ты почти прав! Долго объяснять, но я знаю точно — мой план сработает.

— В чём он заключается, не хочешь рассказать?

Улыбка сошла с лица Энормиса. Он опустил голову, помолчал немного и пробурчал себе под нос:

— Нет времени.

Рэн выглянул из-за его спины и увидел, что тропинка заканчивается. Они медленно вышли на широкую площадку, ровную, расчищенную от камней, рядом с обрывом возвышалась сигнальная башня, судя по виду давно заброшенная. Вершина уснувшего вулкана была совсем рядом — в нескольких десятках саженей вверх по склону.

— Мы разговариваем в последний раз, Рэн, — сказал чародей, задумчиво глядя в темноту, за которой скрывался океан. — Этой ночи я не переживу.

Голос Энормиса не дрогнул, лицо не выдало и намёка на страх или отчаяние, мужчина сообщил факт, который давно ему был известен. Слова прозвучали почти буднично, словно чародей напомнил, что ему нужно выйти ненадолго по делам. Истинный же смысл сказанного терялся, прятался под лживой маской преуменьшения собственной значимости, и нельзя было с уверенностью сказать, осознавал ли его сам говоривший. Только глаза человека, как и всегда, говорили красноречивее слов.

В других обстоятельствах Рэн испугался бы, возмутился, разозлился, потребовал бы объяснений, но на сей раз все эти эмоции умерли на корню. Энормис смотрел в пустоту, смотрел алчно, как безумный фанатик, и в то же время неуверенная, усталая поза делала его образ таким… человеческим. Увидев его, пуэри мгновенно вспомнил, как называется съедающее Эна чувство. Тоска. Необъяснимая, противоречивая, и такая же древняя, как сама человеческая раса. После памятного разговора с Хелией охотник знал, что толкает людей к фатализму, и понял: Энормис не отступит. Ведь и у человека без судьбы есть нечто, что он хочет оставить себе, даже если ради этого придётся умереть.

Поэтому вместо гневной тирады с уст пуэри слетело только глупое:

— Ты уверен?

Эн вздохнул.

— К сожалению, да. Я бы сказал, что время настало, но на самом деле время тут ни при чём. Вообще всё ни при чём.

— Зачем тогда?.. — Рэн не смог закончить вопрос. Потерялся в мыслях.

Ветер пронизывал до костей, но чародей, стоя в одной рубашке, этого будто не чувствовал. Его изуродованная кожа даже не покрылась мурашками, словно Энормис был холодным, как камень под ногами.

— Затем, что иначе быть не может. Я чувствую это, я это знаю. Большего мне и не нужно.

На секунду пуэри показалось, что он понял Эна. Понял и согласился с ним.

— Что мне делать? — растерянно спросил Рэн.

Чародей повернулся.

— Ничего. — Острый взгляд. — Что бы ни случилось — не вмешивайся. Держись на безопасном расстоянии. Когда всё закончится, унеси отсюда эссенции. О большем я не могу тебя просить.

— А что… что будет с миром?

— Если всё пройдёт гладко, ничего страшного не случится. Всё, — Энормис бросил последний взгляд вниз. — Мне пора.

И он пошёл к центру площадки.

Рэн открыл было рот, но вдруг понял, что ему нечего сказать. Поэтому он лишь в замешательстве наблюдал, как Эн уходит. Всего на десяток саженей, а казалось — на другой край света.

Шесть эссенций одна за другой выпорхнули из мешка и образовали кольцо вокруг неподвижно стоящего чародея, седьмую сферу он держал в руке. Все протоэлементы светились, одни — тусклее, другие — ярче, и в темноте их движение казалось нереальным, завораживающим. Энормис смотрел прямо перед собой и выглядел сосредоточенным до предела: от минутной слабости не осталось ни следа.

Рэн не мог видеть, но благодаря альтеру чувствовал сплетаемое чародеем заклинание. Первородная энергия эссенций стягивалась отовсюду, уплотнялась вокруг Эна и неспешно вливалась прямо в него. Объемы этой силы были таковы, что у пуэри захватило дух. И без того жёсткий ветер усилился, и охотнику пришлось отступить к ближайшему валуну, вскоре сама гора вздрогнула, и где-то глубоко внизу начал нарастать приглушённый грохот.

«Он разнесёт весь остров!» — мысленно закричал Рэн, пытаясь устоять на ногах. Однако оказалось, что это было лишь начало.

Сила, которую Энормис концентрировал вокруг себя, продолжала расти. Эссенции вспыхнули разноцветными огнями, отдавая чародею всё, что могли — а могли они очень многое. Они не просто многократно усиливали силу второго ученика Мага, они передавали в его распоряжение всю свободную энергию стихий, которые породили. Охотнику стало дурно. Никогда прежде он не ощущал такой мощи, не мог себе её даже вообразить. Ванитар, громящие мир Орумфабер, были не столь могущественны, как всего один человек, стоявший в нескольких шагах от пуэри. Потому что Боги черпали свою силу из людских душ, а Энормис — из самых истоков мира.

Небо вспыхнуло, и ночь превратилась в день. Свет лился с небосвода, как со дна перевёрнутой чаши, загоняя тени в самые труднодоступные участки, искажая цвета и очертания предметов, Рэн знал — это сияющее поле накрыло весь Нирион, без остатка. Прикрывая глаза одной рукой и упёршись в камень другой, пуэри силился разглядеть Энормиса, и вскоре ему это удалось.

Чародей не изменил позы. Его не трогали ни землетрясение, ни сбивающий с ног ветер, а слепящие лучи не заставили его даже прищуриться. Лицо его выражало крайнюю степень самоуверенности, будто человек наконец попал в родную стихию. Впрочем, человек ли?

Только теперь Рэн увидел истинную суть того, кого когда-то называл другом. Существо, без имени, без рода и племени, без судьбы, по какой-то извращенной иронии наделённое нечеловеческими силами и человеческой душой — вот кем был Эн с самого начала. Его призвание — не жить среди людей, его цель — не умереть от старости. В нём нет ни добра, ни зла, он существует вне этих примитивных человеческих понятий. Только теперь он находился на своём месте, а всё, что случилось с ним раньше, было всего лишь недоразумением, нелепым предисловием к настоящему мгновению. Мгновению абсолютной власти, недоступной никому другому.

Энормис действительно казался Рэну всесильным. Он был Богом, способным мановением руки творить и уничтожать миры, дарить и отнимать жизнь. Пуэри терялся в его силе, как песчинка в огромной пустыне, и с трудом осознавал себя как нечто отдельное, даже Грогган казался на фоне нынешнего Эна мальчишкой, разучившим пару безобидных фокусов. Ученик Мага принимал всё это как данность. Он не желал обретённой власти, но знал, как ей распорядиться.

И когда скопившаяся вокруг него сила превысила все мыслимые ожидания пуэри, во всех направлениях хлынула волна, несущая в себе всего одно сообщение:

«Я одолел твоего слугу, Хранитель. Приди и останови меня, или я тебя уничтожу».

Рэн был уверен, что эти слова понял каждый, ведь они звучали прямо в голове, на всех возможных языках. Импульс мгновенно облетел весь мир и устремился дальше, сквозь светящуюся небесную пелену, в глубины, которых пуэри никогда не видел. Он не сомневался: послание достигнет адресата.

Верхушка горы не выдержала и взорвалась, исторгнув в небо ярко-жёлтую струю лавы. Обломки пород и сама кровь вулкана не падали, они лишь постепенно улетали прочь, будто земля враз утратила тяготение, что в это время творилось по всему миру, пуэри мог только догадываться. Но ему было совершенно не до того. Рэн упал на край площадки, потому что перестал чувствовать собственные конечности.

Лишь через несколько минут охотник смог вновь повернуться к Энормису и увидел, что тот уже не один.

Бесформенная серая масса, появившаяся напротив чародея, постепенно обретала человеческие черты. Хранитель не был живым и вообще не имел никакого отношения к жизни. Рэн видел не облик, он видел суть, и суть эта так и осталась для него непознаваемой от начала до конца. Слишком уж чужеродная, слишком иная. Как нечто, чего нельзя постичь.

Тринерон принял облик великана и теперь смотрел на своего единственного противника с высоты нескольких человеческих ростов. Он не боялся. Он вообще не знал, что такое страх.

Энормис не стал ждать атаки врага и ударил сам.

Океан вокруг острова встал на дыбы, а от звона на несколько секунд заложило уши. Поток энергии, врезавшийся в Хранителя, мог бы, наверное, прошибить насквозь само солнце.

Но Тринерон отразил удар, даже не пошатнувшись. В голове Рэна тут же взорвалось паническое: «Что-то не так!». Сила, вложенная Эном в удар, мгновенно растворилась, словно её и не было. Скорее умом, чем благодаря притупившимся чувствам, пуэри понял: для Хранителя такие атаки не существеннее укуса мошки. Но он отчего-то не бил в ответ. Только стоял и свысока смотрел на окружённую коконом заёмной силы букашку, будто размышляя над тем, стоит ли раздавить её сейчас, или немного подождать.

А Энормис, казалось, только этого и ждал. Он запустил новое плетение, серебряной змеёй обвившееся вокруг гигантской фигуры, по одному виду было понятно: этот удар будет ещё сильнее предыдущего. Рэн лишь плотнее вжался в щель между камнями и надеялся, что Одинокий Вулкан прямо сейчас не рассыплется в прах.

Но Хранитель снова не торопился вступать в драку. Его не беспокоила удавка, стягивающаяся вокруг шеи. Он одним своим видом говорил: «Тебе меня не спровоцировать». Даже когда убийственная нить заклинания затянулась на его теле, Тринерон не дрогнул.

А в следующий миг эта нить лопнула, хлестнув обрывками по Энормису и сбивая его с ног.

Сначала Рэн подумал, что ослеп. Всё вокруг утонуло во мраке. Выстрелившая в небо лава погасла и пропала из виду. Грохот и вой ветра быстро стихли, наступила тишина. Всё, что слышал пуэри — собственное прерывистое дыхание и отдалённый шум возвращающегося в берега океана.

Лишь потом охотник понял, что темнота — это всего лишь ночь. Всё та же северная ночь, холодная, но теперь уже тихая.

Фигура Хранителя отчетливо выделялась на фоне черноты неба. Он стоял всё так же неподвижно и, казалось, даже устало. Тело Энормиса лежало на самом краю площадки, среди тускло светящихся сфер эссенций.

Вдруг рядом с Тринероном начала проявляться ещё одна фигура тех же габаритов, что и сам Хранитель. Сначала тусклая, с каждой секундой она становилась всё ярче, Рэн не верил своим глазам, но новый гигант до боли напоминал ему Энормиса.

— Здравствуй, брат, — произнёс второй великан.

Миг спустя Тринерон отступил на шаг, но светящийся силуэт вытянул руку и прикоснулся к Хранителю. А затем оба они слились в размытую кляксу, которая, перемешиваясь, начала таять. Не прошло и полминуты, как она полностью исчезла.

Рэн вдруг почувствовал, как исчезло давление на виски, которое он даже не замечал. Ему вдруг стало легко. Даже спокойно. «Я ещё здесь, — думал он. — Значит, получилось. Неужели, это всё?»

Пуэри вдохнул полной грудью, и тут же с другого конца площадки до него донёсся приглушённый хрип.

В руках и ногах ещё сидели онемение и слабость, но охотник всё же заставил себя встать. Ему во что бы то ни стало требовалось добраться до распростёртого на камнях тела.

Энормис был ещё жив. Человек лежал так, как упал — на спине, и под ним медленно растекалась багровая лужа. На торс без боли нельзя было смотреть. Мертвенно-тёмную кожу украсили яркие и живые кровавые брызги. Руки судорожно подёргивались, ноги не шевелились вовсе. Широко открытые глаза жадно пожирали последние секунды неба.

Рэн бухнулся коленями прямо в красное, и, стараясь не дёрнуть слишком резко, положил голову умирающего себе на колени. На какое-то мгновение пуэри даже удалось поймать его взгляд.

— Наконец-то, — выдохнул Эн, и изо рта его вылетел кровавый сгусток. — Наконец-то…

Чародей, содрогаясь в конвульсиях, криво улыбнулся и блаженно прикрыл глаза.

Пуэри стиснул зубы, не в силах произнести ни слова. Он всё ещё не мог до конца понять этой жажды смерти. Пока не мог.

Чародей вцепился пальцами в рукав охотника и захрипел, из последних сил борясь со слабостью:

— Рэн! Иди… в Обетованный Край. Там… к востоку от устья Лиарона… там найдёшь Литессу. И других. Передай… передай…

Лицо мужчины свело судорогой.

— Давай, — сказал охотник тихо. — Я передам.

Энормис захрипел, заскрипел зубами, собираясь с силами. Глаза его смотрели уже не на Рэна, а куда-то в сторону, но так пристально, словно где-то вдалеке видели нечто бесконечно желанное и вместе с тем недостижимое. Чародей отхаркнул кровь и произнёс, чеканя слова:

— Иначе. Было. Нельзя.

Он снова захлебнулся. Усиленно моргая, человек попытался сказать что-то ещё, но слова будто застревали у него в глотке. Изо рта вырывались только хрипы и стоны боли. Потом, когда судороги прекратились, шевелились одни лишь губы. Через какое-то время замерли и они.

После этого Рэн просидел над неподвижным телом ещё несколько минут.

Опомнившись, присмотрелся к обезображенному лицу.

В гробовой тишине наклонился, чтобы послушать дыхание.

Отстранился.

Наклонился ещё раз. Подождал. Пощупал пульс.

Тишина.

Судорожно вздохнув, пуэри пальцами опустил веки на остекленевшие глаза и только тогда опустил голову мертвеца на холодный камень. Не вставая с колен, Рэн потерянно огляделся, но уже через несколько мгновений его взгляд обрёл осмысленность, а лицо скривилось в бессильной злобе.

Далеко на востоке небо высветлил занимающийся рассвет.

В последнее время Рэн не сильно жаловал чародея, но теперь едва сдерживался, чтобы не впасть в отчаяние. Его тошнило от одной мысли, что нужно встать и куда-то идти. Время здесь, на острове, будто остановилось. Поэтому прежде чем спуститься к подножию окутанного дымом вулкана, пуэри решил дождаться восхода солнца. Он не давал себе в этом отчёта, но в душе надеялся, что новый день так и не настанет.

Только с первыми лучами охотник заставил себя встать и собрать злосчастные эссенции. К вящему своему удивлению он обнаружил, что сфер осталось только шесть. Седьмая, та, что оказалась лжеэссенцией, рассыпалась горсткой бесцветного песка.

Рэн больше не тронул тело Энормиса. Просто соорудил вокруг него могилу из собранных поблизости камней. Следовало написать хоть какую-то эпитафию, но, поразмыслив, пуэри решил, что и сам не знает, кого похоронил. «Может, так оно и лучше, — подумал он. — Безымянная могила для человека без имени».

Перед уходом Рэну захотелось сказать что-то напоследок, попрощаться. Он простоял над грудой булыжников с полчаса, но так и не нашёл слов. Просто в какой-то момент развернулся и пошёл, не оборачиваясь.

Коридоры, построенные имперцами вокруг хранилища, полностью затопило лавой, поэтому охотнику пришлось искать безопасный спуск прямо на склоне. Задача оказалась не из лёгких, но спешить было уже некуда. Сам этот факт поначалу ставил пуэри в тупик, однако к концу дня всё встало на свои места. Рэн осознал, насколько устал. Бесконечная гонка, продолжавшаяся для пуэри со дня гибели его расы, закончилась. Настало время неспешных путешествий.

Охотник надеялся, что селение имперцев уцелело после землетрясения, но его чаяниям не дано было сбыться: всё, что находилось ниже определённого уровня, накрыло поднявшейся во время столкновения с Хранителем волной. Все люди на острове либо погибли, либо сбежали в самом начале заварушки. Рэн не сильно огорчился: это лишь немного задержало его в пути. Поисследовав окрестности, он нашёл уцелевший склад, спрятанный в неглубокой пещере. Там отыскалось достаточно материалов для строительства лодки с небольшим парусом, а также необходимая одежда и припасы.

Его судёнышко достигло материка лишь спустя три недели. Ещё в два раза больше занял путь вокруг Острохолмья. Всё это время охотнику сопутствовала удача: море не сильно капризничало, а на суше не случилось ни одной серьёзной стычки. Рэн шёл вдоль берега океана, пока не достиг устья реки, названия которой не знал, а потом направился вверх по её течению. Неродящие каменистые земли выродков постепенно сменились тундрой, а затем и тайгой. Это были края дикие, незаселённые, но для пуэри это не имело значения. Наоборот, оказавшись среди деревьев и ручьёв, он почувствовал прилив сил.

Ко времени, когда ноги вывели охотника к северным отрогам Синих Гор, уже вовсю чувствовалось холодное дыхание осени. Здесь-то Рэн и заволновался: ему вовсе не улыбалось пробираться по сугробам несколько сотен лиг.

Снег застал пуэри на западной границе Паллара — княжества, граничащего с Энтолфом на юге. Здесь вместо чистых и просторных городов северян охотника встретили лишь брошенные пепелища. Уходя от орд отродий, люди не захотели оставить врагу свои дома.

Всего через несколько дней Рэн натолкнулся на обоз, едущий в противоположную сторону, а потом и на уцелевшую деревушку. Сюда люди уже вернулись и вовсю готовились к зимовке. Несмотря на собственную нужду селяне с готовностью пустили путника на ночь, накормили и напоили. Рэн не стал отказываться. Разумеется, гостеприимные хозяева спросили, откуда он и куда держит путь. Чтобы никого не смущать, пуэри сказал, что идёт от северных берегов Южного моря к Илиавии, ищет новый дом. В дальнейшем ему не раз приходилось отвечать на подобные вопросы, и всякий раз он ограничивался удобной полуправдой.

Зима укоротила день до предела и начала отступать. Охотник обошёл северные хребты Синих Гор и повернул к югу, выйдя на ту самую дорогу, по которой год назад их отряд шёл в обратном направлении.

В одном из трактиров Рэн прислушался к тому, что говорят люди и узнал последние новости. Отродья из Острохолмья успели захватить пол-Севера, прежде чем сплотившимся людям удалось переломить ход войны. Основные силы выродков были разбиты ещё в начале зимы, теперь остались лишь небольшие ватаги, встречающиеся то тут, то там, но их народ уже не боялся. Орды из земель пустынников, как оказалось, пошли не только на юг, но и на запад — и там встретились с орками. Бурокожие воины Орк-Дуг-Дара отказались отступить и сражались с бесконечными легионами выродков до тех пор, пока не полегли все до единого. Как поговаривали сплетники, от целого народа осталось только одно племя, живущее далеко на востоке, за Необитаемыми Землями. Однако благодаря самоубийственной отваге орков объединённым силам Севера удалось вовремя перебросить несколько армий к восточному фронту и там тоже одержать победу.

Но больше всего люди, собравшись в тёплом зале за кружкой чего-нибудь крепкого, говорили о Дне Великого Света. Пуэри сразу понял, о чём речь, потому что перед его глазами сразу всплыл образ Энормиса, стоящего посреди клубка спрессованной мировой энергии. Разумеется, простому люду было невдомёк, что Боги к вспыхнувшим небесам имели весьма косвенное отношение. История, имевшая место при спасении Илиавии, повторялась теперь во всём мире: люди были уверены, что Небесные Владыки спасли свою паству в трудный час, и для Церкви наступил новый рассвет. После долгих обсуждений День Великого Света решили считать днём начала новой эпохи.

Рэн слушал и молча дивился простоте этих суждений. Нет, он ни за что и никогда не станет никого убеждать в том, что видел своими глазами. Ему было достаточно шести немых доказательств всеобщему заблуждению, которые покоились на дне его мешка.

Добравшись до Лотора, пуэри с удивлением обнаружил, что Орден Меритари больше не существует. Незадолго до Дня Великого Света в столице Либрии произошло нечто, в результате чего чародеи сцепились с городской стражей и даже напали на дворец. Версий о тех событиях имелось в достатке, и отыскать среди них правдивую не представлялось возможным. Но факты были таковы: после двухдневных боёв часть чародеев погибла, а остальные позорно бежали. Король даже назначил награды за их головы. А самую большую сумму сулили за Вернона. Вот так-то.

Чародеям теперь не доверяли. Под удар попали даже деревенские ведуны и целители — их гнали из домов палками. По королевскому приказу любого настоящего мага надлежало сжечь на костре, но ни одного из них так и не постигла эта участь. Их просто не могли взять живьём.

Пуэри разжился лошадью и постарался как можно скорее покинуть столицу. К началу весны он уже добрался до Дембри, и тут с ним приключилась удивительная история.

Однажды утром Рэн проснулся от пения птиц и вдруг ощутил, что худшее осталось позади. В глаза светило уже совсем весеннее солнце, воздух был чист и свеж, а впереди охотника ждала дорога. Даже не верилось, что несколько месяцев назад пуэри уходил с Одинокого Вулкана в полном душевном раздрае. Почему он чувствовал себя таким опустошённым? Уж не из-за того ли, что злился на Энормиса?

Так или иначе, охотник окончательно успокоился. Он неспешно ехал по бесконечным лентам дорог и получал от этого удовольствие. В городках и деревнях ему нравилось улыбаться людям и нравилось, когда они улыбались в ответ. Оказалось, добродушие вызывает взаимную реакцию почти всегда.

В таком приятном расположении духа Рэн и заехал в Илиавию. Город всё ещё отстраивался после памятной бойни, но от этого жизнь тут кипела ещё жарче. И вот, проезжая по одной из улиц, пуэри увидел статую, подозрительно напоминающую одного его знакомого. Монумент был не очень-то искусно вылеплен, да и ростом явно уступал оригиналу, но гладкий череп, узоры в виде молний на лице и два меча за спиной почти не оставляли сомнений. Охотник не удержался — обошёл статую по кругу, сверяясь с воспоминаниями. Вышло, что в общих чертах похож. Заглянув глиняному Эну в глаза, охотник улыбнулся, кивнул и продолжил путь. Уже через четыре дня он сел на корабль, плывущий в Обетованный Край.

Рэн сомневался, что найдёт архимагессу там, где сказал Эн — ведь времени прошло уже достаточно — и всё же решил очистить совесть. Пуэри не представлял, что делать с эссенциями, и предпочёл бы сбагрить их в более надёжные руки. Лучшим кандидатом ему казалась именно Литесса.

Оказалось, что он и понятия не имел, кого встретит в указанном месте.

Корабль прибыл к устью Лиарона и пошёл вверх по течению, так что охотник сошёл на сушу. Ближе к дельте река так расширялась, что противоположный её берег был похож на тонкую зеленоватую полоску. Оттуда Рэн направился вдоль побережья моря на восток, но вскоре понял, что выбрал неправильную стратегию — здешние места тоже пострадали от прошлогоднего цунами. Деревни, попавшие в зону поражения, до сих пор стояли пустыми и разрушенными.

Поэтому пуэри немного углубился в материк, заходя в каждое встречное поселение. Объясняясь буквально на пальцах, он спрашивал у местных жителей о женщине с серыми волосами и девушке, похожей на пиратку. Люди лишь разводили руками. Рэн прошёл в общей сложности около пятидесяти лиг и посетил почти сотню деревень, прежде чем поиски сдвинулись с мёртвой точки.

Однажды вечером охотник набрёл на крупное поселение, в котором даже имелся трактир — большая редкость в здешних местах. Он задал обычные вопросы, получил обычные ответы, пополнил запасы воды и двинулся дальше, но почти сразу почувствовал, что за ним кто-то идёт.

Рэн резко сошёл с тропы, затаился в зарослях и вскоре увидел спешащего следом незнакомого парня. Тот был явно встревожен тем, что упустил преследуемого и спешил его нагнать, а потому даже не заметил, как пуэри зашёл ему за спину. Удар по ногам — и незадачливый соглядатай оказался на земле.

— Кто такой? — грозно спросил охотник. — Зачем за мной идёшь?

Парень явно не представлял серьёзной опасности — внезапное нападение перепугало его до дрожи в коленках.

— Я Мацхи, Мацхи! — закричал он, выставив руки в защитном жесте. — Не бейте!

— Мацхи? — Рэну было знакомо имя, но он никак не мог вспомнить, откуда.

— Да, да! Господин Энормис сказал мне ждать вас здесь! Вы же Рэн? Я не ошибся?

Пуэри даже опешил на какое-то время.

— Ждать меня? Зачем?

— Сказал отвести вас к дому!

— К какому ещё дому? Чьему?

Мацхи нервно облизнул губы, будто сомневаясь, стоит ли говорить следующую фразу, но всё же решился:

— Этого он велел не говорить. Сказал — сами увидите.

Рэн улыбнулся. Даже после смерти Эн продолжал загадывать ему загадки. «Как это на него похоже», — подумал охотник и решил, что в этом таинственном доме его вряд ли ждёт что-то плохое.

— Ладно, веди.

С этими словами он протянул парню руку и помог тому встать.

Идти пришлось недалеко, но достаточно для того, чтобы закат сменился тёмной звёздной ночью. Мацхи шёл сплошь неприметными тропинками, виляющими среди зарослей и холмов. Рэн запоминал дорогу, но вынужден был признать, в одиночку мог бы здесь основательно заблудиться. Его так и подмывало задать провожатому парочку наводящих вопросов, но пуэри сдерживал любопытство, полагаясь на слово Энормиса. В конце концов, чародей ничего не делал просто так.

Дом появился из-за зарослей внезапно, словно всё это время незаметно подкрадывался поближе. Небольшой, но аккуратный и ухоженный, он стоял на берегу небольшого озерца, окружённого густыми джунглями. И на берегу этого озерца спиной к охотнику стояла девушка. Услышав шаги, она обернулась, отчего в воздух взметнулась волна русых волос.

Едва увидев её лицо, Рэн подумал, что обознался.

— Нет, — пролепетал он, остолбенев. — Быть не может!

— Наконец-то! — воскликнула Лина и в два счёта оказалась рядом с охотником. — Я почти перестала ждать! Где он, Рэн?

Пуэри вглядывался в давно забытые черты и с ужасом осознавал, что ему не мерещится. Она жива! Жива!

С момента прошлой и единственной их встречи девушка ничуть не изменилась. Во всяком случае, так показалось Рэну вначале. Чем дольше он к ней присматривался, тем больше отмечал различий: волосы стали светлее, кожа — темнее, лицо стало строже, да и в целом Лина будто повзрослела. Вновь в глаза бросилось её поразительное сходство с пуэри. Сильнее всего изменился взгляд: прямой, острый, уверенный, он искал на лице охотника ответа на заданный вопрос.

А Рэн не мог ответить, потому что в нём по новой всколыхнулось улёгшееся было непонимание. Он спрашивал себя только об одном: «Если она жива, то почему?..»

Лина терпеливо ждала ответа, но в итоге заговорила первой:

— Он мёртв, — тихий вздох. — Так ведь?

Пуэри смог лишь отрывисто кивнуть.

Девушка закрыла глаза и отвернулась. Между ними повисло молчание.

— Ну, я пойду в дом, — спеша избежать неловкости, сказал Мацхи. — Ужин давно остыл небось…

Парень обошёл Рэна стороной и, стараясь ступать как можно тише, вошёл внутрь. Однако уже через несколько секунд прикрывшаяся дверь чуть не слетела с петель, и на улицу ошалело выскочила Хелия. Едва нашарив охотника взглядом, пиратка радостно завопила:

— Рэн! — и буквально прыгнула ему на шею. — Живой, а! Я знала, что ничего с тобой не будет! — девица совсем по-мужски хлопнула пуэри по плечу. — Все говорили — сгинул, но я-то тебя знаю, живчик!

Такая встряска кого угодно привела бы в чувство.

— Чуть с ног не сбила, — Рэн неловко улыбнулся и бросил осторожный взгляд на Лину. — Сама-то как поживаешь?

— Я-то? — Хелия задорно усмехнулась. — Прекрасно! Чуть не сдохла тут со скуки. Сто раз порывалась в море свинтить. Кабы не Яринка, давно бы уж ушла! Хорошо, что тебя дождалась!

— Яринка? — Охотник едва поспевал за тараторящей пираткой.

Хелия уже собралась что-то ответить, но тут повернулась Лина и сказала тихо:

— Пойдём, познакомлю тебя с дочерью.

Она подошла к двери и добавила, уже через плечо:

— Только не надо при ней… про отца.

Казалось, столько потрясений Рэн не испытывал даже в памятную ночь на Одиноком Вулкане. Да, все они были не то чтобы плохими, но всё же… Сначала он узнал, что та, кого он больше года считал погибшей, жива. Потом — что у Энормиса и Лины родилась дочь. А ведь это была только верхушка айсберга.

Ярина, шестимесячная кроха, лежала в кроватке и уже сейчас неуловимо напоминала мать. Всем, кроме главного. У Лины не было анимы, а у Ярины — была.

Это Рэна не столько удивило, сколько просто обрадовало. Он понимал, что метаморфозы, произошедшие с Линой, не сами по себе возникли: если верить рассказу Эна, некрот пытался произвести переселение души, находясь при этом в усыпальнице пуэри. И пусть выродку это не удалось, другая душа, оказавшаяся рядом, вполне могла проникнуть в ослабленный телесный сосуд. А дальше душа пуэри начала переделывать тело Лины под себя. Отсюда и её внешнее преображение, до конца стать пуэри девушка, конечно, не могла, а вот ребёнок, развивающийся в её чреве — вполне.

Охотнику требовалось время, чтобы всё это осмыслить. Он смотрел на Ярину и никак не мог понять, что больше не одинок. Что на самом деле есть способ возродить расу пуэри. Для этого всего лишь требовалось найти усыпальницу, нужное заклинание и… добровольцев среди людей. Охотник грустно улыбнулся. На это уйдут десятилетия. Века. Но у Рэна было время.

Пока он стоял над кроваткой Ярины, девочка проснулась. Оказалось, что глаза у неё разного цвета: один зелёный, второй — карий. «Похоже, это единственное, что досталось ей от отца», — подумал пуэри, с удивлением разглядывая самое необычное на свете дитя. Ярина тем временем заметила стоящего над ней незнакомца и залепетала, протягивая ручки к сияющему под его подбородком огоньку. Тут-то Рэн и понял, что возиться ему с этой девчонкой до конца жизни.

Услышав детский лепет, подошла Лина. Она понаблюдала за дочерью несколько секунд и взяла её на руки.

— Кажется, ты ей приглянулся, — сказала она, чуть улыбнувшись. — Это хорошо, потому что никто из нас понятия не имеет, как на неё повлияет эта светящаяся штука.

— Я помогу разобраться. — Рэн скорчил Ярине рожицу, и та закатилась звонким смехом.

— Хелия, возьми её. — Лина протянула девочку пиратке, и та с готовностью приняла ребёнка. — Нам с Рэном нужно поговорить. Наедине.

Они снова вышли на улицу. Девушка села на скамейку и пригласила Рэна последовать её примеру. Тот не возражал.

— Расскажи мне, как всё было, — попросила Лина.

И пуэри рассказал. Опуская кровавые подробности, смягчая некоторые слова, он поведал о том, как они с чародеем попали в плен, как Вернон убил себя и Гроггана, как они с Энормисом разговаривали по пути на вершину вулкана, и что было потом — тоже. Лина слушала, не перебивая. У Рэна создалось впечатление, что многое из этого она и так знала, хотя откуда — непонятно.

Когда охотник закончил свой рассказ, девушка поблагодарила его скупым кивком — будто услышала не то, что хотела.

— Он был здесь незадолго до этого, — сказала она. — Перед тем, как отправиться за вами с мамой, пришёл — весь как будто обугленный, с трудом на ногах стоял. Ярина как раз только что родилась… — голос Лины сломался, но она тут же справилась с собой и продолжила: — Он даже успел подержать её на руках. А потом сказал, что скоро всё закончится. Я только потом поняла, что он имел в виду…

— Он просил передать, что иначе было нельзя.

— Знаю, что нельзя. Всё к этому шло. Когда Вернон перенёс меня сюда и сказал, что видеться с Энормисом стало слишком опасно, я ему не поверила, но со временем поняла, что он не лгал.

— Постой, — Рэн даже отстранился. — Так вот как ты спаслась?

— А ты думал, как? — Лина посмотрела на него с улыбкой. — Он оказался моим папашей. Когда я сказала маме, что это Вернон вытащил меня из здания перед самым взрывом, у неё всё на лице было написано. Так разъярилась, что чуть всё здесь не разнесла. А когда успокоилась, рассказала, что это он придумал способ, как бесплодная чародейка может понести. Узнав, что беременна, мама списала всё на чудо, потому что представить себе не могла, как обычный чародей изобрёл столь сложную операцию. Но если он был учеником Дисса, то не удивительно. Услышав твою историю, она и вовсе с ума сойдёт. Она так ненавидела Вернона… Считала его предателем.

— А ты? Ты ведь тоже не питала к нему тёплых чувств. Так почему не сбежала отсюда?

— Ага, сбежишь тут. Он наколдовал такую защиту, что дальше ста саженей не уйдёшь. Эн её снял, когда нашёл меня, а до того времени я куковала тут одна, беременная. Как ты понимаешь, Вернон покинул меня раньше, чем я узнала радостную новость.

— Ты знаешь, как Эн нашёл тебя? Ты бы видела его горе, когда мы тебя потеряли. Он думал, что ты мертва.

— Ну, при встрече он не выглядел особо удивлённым. Догадался как-то. Он вломился в Башню Меритари, там нашёл Мацхи. Ты же помнишь, что мы с ним связаны какой-то сложной магической ерундой? Этим Эн и воспользовался. Пришёл сюда, привёл Мацхи, а в Башне оставил копию его тела, чтобы никто больше не вздумал искать его, а значит — меня.

— Копию тела?

— Ага. Сказал, что практиковался на мышах.

— Вот же… Пока мы с Хелией сидели в степи, он искал тебя!

— И нашёл. Только какая теперь разница…

Лина опустила голову. Рэн, глядя на неё, задумался, и сказал:

— А знаешь, мне кажется, что он всё делал для тебя. И если бы вы не встретились, у него могло не хватить сил на… хм… мир.

— Рэн, мне нет дела до всего мира, — сказала девушка. — Меня волновали лишь мы трое. Я, Эн и Ярина. Но он выбрал мир, а не нас. И Ярина теперь будет расти без отца.

— Ты же понимаешь, что вы для него — и есть мир?

Лина странно посмотрела на пуэри и снова отвернулась.

— Понимаю. Но от этого не становится лучше. Эн был нужен мне, а теперь его нет. И не будет. Никогда.

Они замолчали. Рэн понимал чувства Лины — несколько эгоистичные, но не такие уж и плохие. Она смирится рано или поздно. Смирится и отпустит.

Пуэри опустил голову, и взгляд его упал на сумку с эссенциями.

— А где Литесса? — спохватился он. — Мне нужно с ней кое-о-чём переговорить.

— Тебя ищет, — ответила девушка. — А может, уже бросила. Они с Леем создали новую школу чародеев где-то в глуши. Набирают воспитанников. Пытаются поднять престиж Дара после скандала с Меритари. Знаешь, что его больше нет?

— Слышал.

— Мама говорит, что это она виновата. Не рассказывает, почему. Лей мне по секрету сказал, что из-за гибели Томве и Норлана, хотя мне кажется, тут что-то ещё.

— Это всё её друзья из Ордена?

— Да. Последние, видимо. Мама с Леем, кстати, на днях обещали вернуться. Если ты никуда не собираешься…

— А вы?

— Нет, нам пока и здесь хорошо. Тихо, спокойно. По всему свету, говорят, прошли целые орды отродий и химер, а у нас тут — никого, — Лина вдруг посмотрела на Рэна как-то совсем иначе, чем прежде. — Оставайся с нами. Я знаю, о чём ты думаешь — надо возрождать твою расу. Просто подожди немного. Ярине ты точно сейчас нужнее.

Пуэри задумался.

— Пока останусь. А дальше — посмотрим. Только Хелия права — тут и заняться-то нечем, — он улыбнулся. — Скучно, небось, не только ей?

— Да, что есть, то есть, — Лина вздохнула. — Развлечений никаких, одна книжка, и та на непонятном языке — её Эн оставил в свой последний визит. Но я уже привыкла всё время посвящать дочери.

— Эн оставил книжку? — Рэн насторожился. — Что за книжка?

— Чёрная такая, переплёт из плотной кожи. Старая очень. Он сказал: «это мне больше не нужно». Хочешь, принесу?

— Пожалуйста.

Лина зашла в дом и вернулась, держа в руке потёртую книжицу. Пуэри узнал её с первого взгляда.

Дневник Муалима.

И Рэн сам бы не смог сказать почему, но внутри у него затеплилась надежда, что Энормису снова удалось всех обмануть.

Эпилог

Я умер. Действительно умер. Как должен был.

Хотя, нет, не так.

Эн умер. Едва его мозг перестал функционировать, человек по имени Энормис перестал существовать. Я — уже не он. В моём распоряжении вся его память, но эмоции, которыми сопровождаются воспоминания, воспринимаются как чужие. Я больше не тот, кого сейчас, должно быть, оплакивают только двое.

Я вообще больше не человек. И в моём мире нет ничего живого, только моё собственное голубое солнце да бездушные минералы. Даже океан состоит из тяжёлого текучего серебра. Ночью на небе нет ни одной звезды, и никаких лун тоже нет. Кромешная темнота. Но — уже не пустая.

Я сижу на стуле, ножки которого утопают в чёрном песке, и наблюдаю за ядовитыми волнами, лижущими абсолютно пустой берег. Я могу сидеть так столетиями. Никогда не устану и не захочу спать, мне никогда не надоедят ни вид, ни поза. В пище и воде тоже больше нет нужды. Даже воздух, и тот не нужен. Скука? В прошлом. Такие, как я, не скучают.

Спросите — как же так получилось? Что с тобой стало?

Ничего со мной не стало. Наоборот, это я стал всем.

Именно поэтому я прекрасно чувствую всё постороннее. Пришедший ко мне гость по своему обыкновению хотел бы появиться внезапно, как всякий раз заявлялся к Энормису. Человека гость ещё мог удивить. Меня — уже нет.

Бессмертный возник рядом, сидя на таком же стуле, точно в такой же позе.

— Поздравляю, — сказал он сухо.

Я даже не посмотрел на собеседника. Мне это попросту не требовалось.

— Сейчас угадаю, — мой голос звучал неприветливо. — Ты — Творец.

— Ну, да, — пожал плечами парень. — Так меня тоже иногда называют.

— С поздравлениями ты опоздал. Да и вряд ли они вообще уместны.

— По-твоему, ты не справился?

— Не вполне. В главном Энормис проиграл.

Бессмертный посмотрел на меня с пониманием.

— Тебе кажется, что ты больше не он.

— Так и есть. Он же умер.

— Любопытно. Тогда почему ты до сих пор в его облике? — парень усмехнулся. — В твоём распоряжении почти неограниченная власть. Ты теперь, как и я — Творец и Творение в одном лице. Мы оба — целые вселенные. Твоя, конечно, пока пустовата, — он осмотрелся, словно прицениваясь, — но это дело наживное. И при этом ты всё еще выглядишь, как человек. Можешь это как-то объяснить?

— Ты тоже выглядишь как человек.

— В точку. Потому что человеком быть интереснее. Абсолютное всеведение сменяется мышлением, и благодаря этому начинаешь лучше осознавать себя и свои возможности. В человеческом облике ты обращаешься к своему Знанию как к воспоминаниям, которые можешь переживать снова и снова, а не просто знать всё. Так что не торопись отрекаться от Энормиса. Он — часть тебя, так же как ты когда-то был всего лишь его частью.

— Откуда он появился? — спросил я. — Это часть твоей истории, а не моей, так что этого я до сих пор не знаю.

— О, это долго рассказывать.

— Торопишься?

— Нет.

— Я тоже. Но если тебе лень, можешь опустить подробности.

— Как скажешь. У тебя ведь есть источник энергии и материи, благодаря которому ты сотворил всё это, — он обвёл рукой вокруг. — У меня таких источника было три.

— Хранители.

— Точно. Беда в том, что они способны, в отличие от материи, существовать в любой вселенной.

— Не такая уж и беда. Благодаря этому существую я.

— До этого ещё дойдём. Так вот, одно из соседних Творений накопило слишком большую массу, и прослойка между нашими измерениями — которую называют Эфиром — начала истончаться. Появились катаклизмы и парадоксы, а мои источники стало перетягивать на ту сторону.

— Ты говоришь о Войне? Дисс рассказывал Энормису об этом.

— Да какая уж тут война… Мы же оба — бесконечность, что нам делить? Простая физика. Чтобы избежать катастрофы, мне пришлось пойти на рискованный шаг: изолировать источники в специальных сферах. Они должны были активироваться, когда массы измерений сравняются через возникшие в Эфире прорехи. Но одна из сфер, к сожалению, попала в кризисную зону, и запертый в ней источник перестал существовать.

— Бинерон.

— Ага. Осталось две сферы, которые активировались одновременно, когда опасность миновала. Но тут тоже всё пошло не так. Третий источник — или Тринерон, как тебе удобнее — незадолго до изоляции попал под влияние чужого источника, из-за чего изменил полярность. Вместо генерации энергии и материи он начал поглощать их.

— А что Анерон?

— Его сфера попала в руки одному бедолаге. Тот человек как раз держал её в руках, когда начался процесс извлечения источника. Ну, и всё испортил, чего уж там. В результате сущность Анерона сплавилась с человеческой сущностью, породив двух совершенно новых существ, неразрывно связанных друг с другом. Созидающую часть выкинуло за прослойку, в пустоту, а вторую… второй стал Энормис.

— Мощь Анерона постепенно просачивалась в Энормиса, — кивнул я. — Каждый раз, когда человек сталкивался с кем-то сильнее его, это вызывало компенсирующие вливания, и его сила возрастала. Всего это случилось четыре раза. На пограничной заставе, при столкновении с Гэтсоном Бардо. Потом после побега из Башни Меритари, когда Энормиса лечила Литесса. В третий раз, после столкновения с Грогганом, чародей уже вышел вне лестницы. И в четвёртый, когда заклинание Энормиса срикошетило от Тринерона, Анерон смог полностью перейти в твоё измерение.

— Всё верно. И когда два источника с разными полярностями столкнулись, они взаимоуничтожились. Бесконечность минус бесконечность.

— Ты прав.

— В чём?

— В том, что мне не стоит отрекаться от Энормиса. Ведь это он сообразил найти канал в пустоту, где находился Анерон, и отделить от него кусочек, намертво спаяв со своей душой.

— Строго говоря, Анерон сам ему подсказал этот выход. Когда говорил, как спрятать протоэлементаля в Эфире.

— Но у Энормиса хватило ума воспользоваться этим знанием. Он взял за основу идею Муалима и развил её. В результате после смерти чародея остатки его сознания перетекли сюда, и появился я. Новая вселенная. Более того, он даже сообразил связаться с Маликой. Что она такое, кстати? Он сам до конца не знал, поэтому и я не знаю.

— Смерть. Пустота. Наша с тобой обратная сторона. Мы — Существование, а она — Отсутствие.

— Он надеялся с ней договориться, поэтому и искал ту эфирную аномалию. Думал, что у него есть шанс выжить и остаться с Линой.

— Со Смертью нельзя договориться. Она — неотъемлемая часть круговорота. Всё выходит из Пустоты и в неё же возвращается.

— Малика так ему и сказала. Точнее, это сказала Энормису его отсутствующая часть. Подтвердила, что его план сработает, но только при условии, что он умрёт.

— Я с самого начала знал, что всё будет именно так. Поэтому и не вмешивался.

— Почти. Ты вытащил Энормиса из казематов.

— Небольшая поправка курса, не более. Я часто так делаю.

— Играешь в бога?

— Звучит почти как оскорбление. Ты же понимаешь, что я больше, чем все боги вместе взятые. Они — всего лишь моя часть.

— Как и люди.

— Как и люди.

Мы помолчали.

— Энормис всё ломал голову над тем, зачем создан человек, — сказал я, улыбнувшись. — Как вид.

— Да никто его не создавал, — Бессмертный махнул рукой. — Вот пуэри я создал целенаправленно. А люди вышли из обезьян. Ты, кстати, и сам сыграл в бога. Вернее, Энормис сыграл.

— Когда это?

— Имея на руках все эссенции, он мог с лёгкостью разомкнуть мир и покончить с возвратами. Но так этого и не сделал.

— Как раз наоборот. Энормис оставил всё как есть, потому что это не он замкнул мир. Вот если бы он чудесным образом избавил людей от всех проблем, исправил совершённые человечеством ошибки — вот тогда это было бы игрой в бога.

— Это как посмотреть.

— Он посмотрел именно так. У Рэна и остальных всё в порядке?

— Вполне.

Снова помолчали.

— Ну, что будешь делать дальше? — спросил Бессмертный и обвёл взглядом пляж. — Когда начнёшь облагораживать всё это великолепие?

— Отдохну пару миллионов лет, а там посмотрим.

— Не тянет навестить знакомых? Пока они ещё живы.

— Думаешь, стоит?

— Тебя там очень ждут.

— Не меня. Энормиса.

— Да не суть. Ты можешь быть им, а можешь хоть кем другим. Можешь даже заново прожить всю его жизнь.

Я вздохнул.

Бессмертный прав. Человеком быть интереснее. Для него всегда есть что-то недостижимое. И всё же…

В главном Энормис проиграл.

Бестиарий

Данный труд представляет собой наиболее полное собрание всевозможных тварей, которых автору удалось классифицировать.

Сочинения Алекко Учёного, уважаемого путешественника и исследователя из Каранты.

Предисловие

В Нирионе, где все мы живём, обитает огромное количество созданий, в народе обобщённо называемых выродками. Тайна их происхождения мало кому ведома, а некоторые виды по сей день остаются загадкой для умов человеческих.

К вящему моему сожалению, многие привыкли верить в простые объяснения, которые даёт Святая Церковь: якобы, создания эти вышли из лона демониц, что ублажают Лукавого в самом сердце Бездны. Лукавый выбрасывает своих исчадий из ада в мир людской, тем самым избавляясь от лишних ртов, а заодно сея боль и смерть среди человечества.

Почти в каждой религии есть свои объяснения происхождения выродков, и ваш покорный слуга в своих путешествиях успел наслушаться их немало. Так, кочевники востока верят, что их всебог Хулла вступает в сношения с первой, кого поймает, но смертные тела его жертв не в силах выдержать мощь божественного семени, а потому производят на свет всевозможных уродов. Янгвары считают, что выродками становятся люди, прогневавшие богов, убив мутанта или отродье, темнокожие степняки обязательно приносят жертву, опасаясь, что божественный гнев перейдёт и на них. Народы севера верят в существование Эхидны — прародительницы всех тварей, что обитает в глубине Острохолмья и питается костями мира. Пустынники называют выродков воинами Бесконечного Легиона и верят, что однажды этот мифический Легион пожрёт весь Нирион, как до того пожрал многие другие миры. У них даже есть своё пророчество Конца Света, в котором ясно упоминается «Последнее Нашествие». Если хотите знать моего мнения, всё это глупости.

В народе так же ходит немало историй о проклятиях, что насылаются ведьмами. Говорят, будто проклятый человек либо обращается в выродка сам, либо в них обращаются его дети. Мол, одна лишь злая воля одного человека способна разрушить жизнь другого. Не ведаю мыслей уважаемого читателя, но в моём уме эта версия выглядит столь же неправдоподобно, как и предыдущие. Я знаю, что на это сказали бы мне святые отцы, но доподлинно никому не известно, существуют ли боги вообще, ведь никто их не видел и не знает границ их предполагаемой силы, паче того никто не может доказать, что злонамереньем обратил человека в выродка или наложил на него проклятие.

Однако, как ни странно, несмотря на кажущуюся бессмыслицу, в каждой из этих версий найдётся маленькое зёрнышко истины. Чтобы добыть его, нужен лишь правильный подход. А какой подход может быть верней научного? Поэтому, задавшись правильными вопросами, я озадачился решением этой проблемы. О скромных своих успехах я и расскажу вам далее.

Прежде всего хочу честно признаться, что в моих исследованиях и сейчас есть белые пятна, но это только потому, что пока ещё не придуман способ научно доказать тот или ной факт или заглянуть под ту или иную завесу. Убеждён, что со временем и эти преграды падут перед гением человеческого ума. Тем не менее, теперь уже с гордостью заявляю, что мне удалось составить наиболее полное описание всего мыслимого, что связано с выродками.

О природе возникновения выродков

Начнём с того, что первопричиной появления выродков является никакое не божественное вмешательство, никакая не злая воля, а реально существующая в Нирионе сила: магия. К этому выводу я пришёл путём простых логических измышлений.

Так как сам я полнейший профан в чародейском ремесле, мне пришлось найти специалиста, который разжевал бы мне все тонкости. Не буду описывать, как долго искал я подходящего человека, просто скажу, что поиски привели меня к чародею по имени Дисс, так же известному как Квислендский Изгой. Сам будучи учёным, Дисс вошёл в моё положение и с готовностью предоставил нужные материалы для изучения.

Дабы не перевирать чужих трудов, я приведу короткую выжимку цитат, более-менее объясняющих появление выродков с магической точки зрения.

Вот что Дисс пишет о нашем мире:

«Нирион. Мир второго типа. Активный. Система энергопотоков — узловая.

В силу своей замкнутости СЭП хоть и стабильна, но весьма недружелюбна к населению мира. В энергетическом пространстве нередки завихрения, сказывающиеся на флоре и фауне, погоде, а иногда даже на климате планеты».

Здесь описывается источник энергии для зарождения новой, противоестественной жизни:

«…Отсутствие стабилизирующих протоков привело к утончению плёнки между Эфиром и реальностью. В этих условиях стало возможным влияние некоторых видов физических излучений на Эфир. В большинстве случаев это мозговые волны живых существ, а так же эманации их душ. Они могут быть как положительными, так и отрицательными».

Далее подробно излагается суть так называемых возвратов, в результате которых нарождаются выродки:

«…Эманации усваиваются Эфиром и создают в нём дополнительные течения, но так как этот вид энергии не является частью СЭП Нириона, довольно часто сгустки эманаций выпадают обратно в физический мир. Это явление получило название возврата.

Как и порождающие их эманации, возвраты могут быть положительными или отрицательными. Но отрицательные возвраты случаются намного чаще, чем положительные. Причина в том, что положительные эманации находятся в состоянии покоя, тогда как отрицательные — нестабильны и неуправляемы. Поэтому положительная энергия в большинстве своём поглощается СЭП, а отрицательная зачастую выплёскивается из потока в физический мир.

В физическом мире наблюдать положительный возврат можно лишь в случае, когда положительные эманации настолько сильны и испускаются в таких количествах, что не помещаются в буферной зоне СЭП. По этой причине положительные возвраты случаются сразу же и именно вокруг источника эманаций, а отрицательные могут произойти спустя дни или даже недели в другой части мира…»

Мне понадобилось некоторое время, чтобы вникнуть в терминологию Дисса, поэтому попытаюсь объяснить его труд более простыми словами.

Воля людей всё же влияет на появление выродков, но совсем не так, как талдычит базарный люд. Каждый день мы исторгаем некоторое количество душевной энергии, которая может быть как плохой, так и хорошей. Но хорошие наши мысли и пожелания мир редко возвращает нам, зато плохие — довольно часто. Именно от этих вредных мыслей и берут начало многие наши несчастья. Однако останавливаться на каждом виде несчастий я не стану, потому как цель данного труда — рассмотреть причины и процесс появления выродков.

Каждый народ по-своему называет тварей, которых видит, однако я упомяну лишь самые распространённые именования.

По характеру происхождения этих монстров можно разделить на три типа: мутантов, отродий и химер.

Отродья

Отродья могут появиться где угодно, потому как материалом для их возникновения служат неорганические материалы: глина, песок, камень, некоторые виды почв. Возвратная энергия трансмутирует их и облекает в определённые формы, однотипные, хоть никто и не может сказать наверняка, почему природа выбрала именно такие лекала.

Несмотря на неорганическое происхождение, отродий можно считать живыми: они нуждаются в воде и еде, при этом в пищу годятся как растительность, так и продукты животного происхождения. У этих существ отсутствует репродуктивный аппарат, они бесполы и внешне не стареют. В их жилах течёт чёрная либо бурая кровь, которая быстро затвердевает на воздухе, поэтому раненое или изувеченное отродье нередко выживает. Чтобы убить их, нужно сильно нарушить целостность их тела. К примеру, отсечение головы срабатывает в любом случае. Отсечение конечностей — реже. От колотой раны отродье в большинстве случаев способно оправиться.

Срок их жизни колеблется в пределах десятилетия. Подобия органов, уложенные внутри их тел, постепенно перестают выполнять свои функции, что приводит к летальному исходу. Умирая, отродье затвердевает и постепенно распадается, оставляя после себя горстку материалов, из которых когда-то сформировалось.

В большинстве своём отродья тупы и агрессивны, но своих собратьев и химер никогда не рассматривают в качестве источника пищи. Так же они крайне редко нападают друг на друга. У них нет массового сознания, однако эти существа всегда сбиваются в группы. Чаще всего это внутривидовые объединения, но нередки и случаи межвидовых союзов.

Предположительно, зарождение того или иного вида отродий зависит от силы эманации, вызвавшей трансмутацию.

Итак, перейдём к основным видам отродий.

Гоблины. Невысокие, ростом с гнома, существа. Отличаются тёмной сморщенной кожей, длинными руками, жилистым торсом и уродливой головой. Подвижные, ловкие, они способны карабкаться даже по отвесным поверхностям. Являются самым многочисленным — читай: самым часто зарождающимся — видом отродий. Вероятно, гоблины зарождаются благодаря слабым, но злобным эманациям, наподобие зависти или ненависти.

Одинокий гоблин никогда не отважится напасть на человека и будет всячески избегать стычки. Он будет воровать продукты или предметы обихода, и лишь в крайних случаях — нападёт на ослабленную или спящую жертву. Гоблины совершенно не страшатся солнечного света и могут жить как на поверхности, так и под землёй. Часто кружат вокруг поселений разумных рас, пока их не наберётся достаточное количество для нападения.

Сбившись в ватагу, гоблины могут нанести серьёзный урон людям и их хозяйству. Истории знакомы случаи, когда это нечистое племя подчистую вырезало население небольших деревень. Наблюдается их тяга к использованию орудий: дубин, рогатин или найденного человеческого оружия, вплоть до мечей и копий.

Тролли (грохотуны, йотулы). Это массивные, коренастые существа, относящиеся к подвиду великанов. Их рост колеблется от сажени до полутора, и почти сажень грохотуны имеют в плечах. По натуре своей они довольно спокойны и могут даже не напасть на вас при встрече, но только если они сыты и не чувствуют угрозы от чужака. Разъярить их довольно просто, поэтому в случае встречи с троллем следует медленно, без криков и суеты, ретироваться.

В отличие от одинокого гоблина одинокий тролль — опасный противник, с которым не вдруг совладают даже несколько человек. Несмотря на свои габариты, тролли быстро бегают и порой с большой силой метают тяжёлые предметы, поэтому лучше расправляться с ними с помощью луков или арбалетов, целя в горло, глаза или раскрытую пасть великана (в других местах снаряд может не пробить толстую шкуру). Нередко они орудуют большими самодельными дубинами и даже целыми брёвнами, что делает их живыми осадными орудиями.

Если же вы столкнулись с разозлённым троллем лицом к лицу, старайтесь уклоняться от размашистых ударов и дотянуться лезвием до щиколоток или колен отродья, дабы перерезать сухожилия на его ногах и сбежать.

Огры (ухатары, рогатые дьяволы). Самые злобные и, пожалуй, самые опасные из отродий. Ростом они, как правило, опережают даже троллей, достигая трёх человеческих ростов. В их пасти вырастает около полутора сотен клыков разных размеров, а на каждом из пальцев имеются короткие, но острые когти. На головах этих великанов растут кривые рога, тоже служащие оружием в бою. Шкура местами покрыта толстыми костяными наростами. Будучи до предела кровожадными, они нападают на человека при любых обстоятельствах.

Как вы уже поняли, одолеть огра очень сложно. К счастью, встречаются они не очень часто, и в основном в Острохолмье. Северяне, что обороняют свои рубежи от отродий, для убийства великанов используют баллисты и стрелы со специальными наконечниками. Слабые места у огров те же, что и у троллей, разве что дотянуться до них намного сложнее. Огры очень проворны. Имели место случаи, когда огр бегом догонял всадника и рвал его лошадь пополам одним единственным усилием.

Кобольды (карлики, крысоморды, боггарты). Встречаются достаточно редко, но потому лишь, что не уходят с приглянувшегося им места. Размером они чуть уступают гоблинам, имеют тщедушные тельца и заострённые, как у крыс, рыльца. Склонны больше к воровству, нежели к убийству, это оседлые существа: они роют норы и строят капища из всего, что им удастся стащить. У большой ватаги кобольдов гнездо напоминает огромную кучу мусора, внутри которой выстроены настоящие лабиринты проходов. Нередко материалом для строительства становятся останки умерших и распавшихся отродий.

Хоть кобольды трусливы и мелки, часто они доставляют большие неудобства живущим неподалёку людям: из-за любви к блестящему бьют окна, крадут и пожирают детей, мелкий скот, посевы, роют подземные ходы, что часто приводит к обрушению построек. Однако разорять гнездо кобольдов следует с большой осторожностью, потому как выселить их с насиженного места не проще, чем убить огра. Большим спросом в таких делах пользуются медвежьи капканы: если положить в качестве приманки что-то блестящее, редкий кобольд устоит перед соблазном стащить безделушку. Когда кобольдов останется мало, следует хорошо вооружиться, собрать побольше людей и забросать гнездо горящими сучьями, дабы выкурить и убить всякого шкодливого подлеца, что вылезет из капища. Если хоть один из кобольдов сбежит, спустя время он вернётся и восстановит жилище.

Горгульи (крылатые демоны). Твари столь же редкие, сколь злые и опасные. Они нарождаются только из определённых пород, которыми пользуются чародеи для изготовления амулетов. Ростом горгулья со среднего мужчину, однако же значительно массивнее его по пропорциям. Вооружены твари парой рук, парой ног, парой крыльев и огромной, в полголовы, пастью. При взгляде на них кажется, будто они очень тяжёлые, но это не так, летают горгульи быстро и проворно.

Часто горгульи заводятся глубоко в горах, а потому за всю свою жизнь могут вовсе не встретиться с человеком. Чаще всего их жертвами становятся случайные путники или зверьё, но случаются и налёты на поселения, что находятся близ горных отрогов.

Сложность в сражении с горгульей заключается в том, что её не берёт практически никакое оружие. Тела крылатых демонов крепки как камень, так что свалить их можно лишь очень сильным ударом, который расколет тварь на части. Самое трудное — не дать горгулье атаковать вас с лёту и при этом улучить момент, чтобы нанести ответный удар. Обладателям клинков из гномьей стали немного проще — при должном умении таким оружием можно разрубить отродье на лету, но важно точно подгадать время, потому что, как я уже описал, летают горгульи очень быстро.

Часто к отродьям относят так же моготов, что обитают в Острохолмье, однако они не подходят ни под один тип выродков, описываемых в этом труде. Моготы скорее являются деградировавшими вырожденцами, нежели монстрами. В своих странствиях я повидал немало племён дикарей-каннибалов, и если присмотреться, моготы наиболее близки именно к ним.

Мутанты

В отличие от отродий, этот тип выродков мало отличается от обычных животных, поскольку происходит именно от них. Слабый зверь, больной, измождённый или тяжелораненый, находясь на грани жизни и смерти, порой притягивает к себе текущие в Эфире эманации, которые вызывают разнообразные преображения, чем спасают зверю жизнь, но вместе с тем обращают его в чудовище. Как правило, мутант приобретает качества, которых ему остро недоставало для выживания, но возможны и случайные мутации. Даже преобразившись, многие виды мутантов исчезают: им тяжело спариваться с обычным зверем, их потомство нередко умирает ещё в утробе матери, а некоторые выродки и вовсе теряют способность к размножению.

Те же, кому посчастливилось оставить потомство, становятся основателями нового вида, который живёт и развивается по тем же законам, что и другие животные. Благодаря мутациям эти виды становятся доминирующими, и у них больше не возникает трудностей с выживанием. Есть лишь одно основное отличие мутантов от обычных зверей: если повадки вторых хорошо изучены и известны всякому уважающему себя охотнику, то первые зачастую ведут себя непредсказуемо, агрессивно и намного чаще нападают на человека.

Волколаки (волкодлаки), так же называемые оборотнями и ликантропами. Об этих существах ходит множество мифов, и самый популярный из них, что волколак — это проклятый человек, в полнолуние обращающийся в зверя. На самом деле это мутанты, вышедшие из волков, сходство их с людьми заканчивается на том, что так называемые ликантропы могут передвигаться на задних лапах. Впрочем, от волков в них тоже остался лишь облик: волколаки значительно сильнее, быстрее и хитрее, чем их прародители.

Волколаки — одиночки, поэтому не охотятся стаями. Как только детёныш начинает охотиться самостоятельно, мать его оставляет и пускается на поиски нового самца для спаривания.

Самая необычная особенность псевдо-оборотней заключается в их ядовитых железах, работающих по тому же принципу, что и потовые. Яд, испаряясь с кожи выродка, разносится по воздуху, и если какой-то несчастный, будь то человек или зверь, надышится той отравой, то обезумеет от страха и больше никогда в здравый ум не вернётся. Волколаки часто пользуются этим преимуществом, поэтому охотиться на них следует, обвязав нос и рот плотной тканью. Так же важно помнить, что эти мутанты невероятно живучи: убить их окончательно можно лишь пронзив сердце либо отрубив голову. Вопреки распространённым слухам, раны от волколаков не приводят ни к каким мутациям, но нередко загнивают. Виной этому тот же яд: выродок смазывает им когти, поэтому следует особо беречься лап чудовища.

В некоторых северных княжествах ходит слух об огромном медведе, по описанию похожему на мутанта сродни волколакам, но никаких доказательств его существования мне добыть не удалось.

Сирены, иначе алконосты, вид имеют инакий, нежели попадается во многих сборниках сказаний. Лицо у твари отнюдь не человеческое, но и не птичье, глаза алконоста расположены над клювом таким образом, что последний напоминает нос, и не более того. В остальном сирена и впрямь напоминает крупную птицу, разве что на кончиках крыльев имеет запрятанные в оперение коготки, которыми слёту может нанести весьма болезненные раны.

Алконоста очень трудно перепутать с кем-то другим: оперение у него яркое, цветастое, всегда с узором, определяющей же особенностью этих мутантов является их пение. Никто из тех, кто пережил встречу с сиреной, не может сказать, как именно звучит её голос, однако же каждый клянётся: оно прекрасно. Причиной тому колдовская природа зова сирены.

Неопытного путника или морехода алконост уведёт за собой и почти наверняка сгубит. Голос мутанта чарует и парализует слабую волю, а разум обманывает, заманивая жертву в ловушку, где сирена нападает на неё и поедает. Обычно алконост прячется в скалах, и появляется только перед самым нападением. Чтобы победить крылатого певуна нужно так же пойти на обман: притвориться, что поддался на зов, а на самом деле заткнуть уши пуховыми шариками или другими мягкими затычками. Искусный лучник может сразить летуна стрелой, если сумеет выманить на открытое место.

Клан Тусар-Асхейни, который уже несколько столетий живёт на южном побережье Южного моря, каким-то образом сопротивляется зову сирены без всяких затычек. Как им это удаётся, никто не ведает.

Мантикоры, или ядозубы, водятся в основном горах, хотя нередко спускаются и в низовья. Это массивные и в то же время ловкие хищники. Их прародители, скорее всего, были тиграми — во всяком случае, именно на них мантикоры похожи больше всего. У большинства шерсть бурая, но есть и снежные мантикоры — белые с жёлтыми подпалинами. Некоторые особи могут похвастаться пышной гривой.

В бою с ядозубом нужно избегать его пасти — это следует из названия — и хвоста, который покрыт отравленными шипами. У мантикоры восемь пар клыков, которые торчат из пасти и растут всю жизнь твари. Со временем они могут достигать полутора локтей в длину. Также ударом лапы мантикора может переломать кости, так что лучше не выходить на мутанта без щита.

Яд мантикоры является одним из самых сильных и быстродействующих, а противоядие чрезвычайно трудно сварить без особых знаний. Паче того, для противоядия нужна железа мантикоры, что ещё больше усложняет его изготовление и задирает цену до небес. Таким образом даже царапина, нанесённая шипом или клыком ядозуба, почти гарантирует смерть.

Скорпикоры. Здесь автор должен сразу оговориться, что не уверен в существовании этих мутантов, поскольку их не встречала ни одна душа, кроме нескольких копателей под Небесным Пиком. Описание скорпикор также полностью записано с их слов.

Водятся скорпикоры якобы в гномских подземельях, в древних пещерах, куда нет хода никому. По нескольким отличительным признакам они схожи с мантикорами и, возможно, состоят с оными в родстве. Скорпикоры, если верить копателям, меньше и тоньше, если мантикора массивная и сильная, то скорпикора скорее гибкая и стремительная. Всё её тело покрыто прочными чёрными чешуйками, которые служат хищнице отличной бронёй. Кроме того, у неё есть кожистые крылья, предназначенные для коротких перелётов. На хвосте этой твари нет шипов, зато есть скорпионье жало, которым она орудует с поразительной ловкостью. Магия на скорпикору не действует.

Копатели твердят, что сражаться со скорпикорой невозможно, потому как она быстрее стрелы, и в разы более смертоносна. Больше того, скорпикоры живут стаями, поэтому при их виде лучше, не привлекая внимания, скрыться.

Все опрошенные копатели показались автору не совсем здоровыми разумом, так что автор не ручается за достоверность их рассказа.

Грифоны, или львиногривы. Очень редкие (из-за охоты на них) крылатые мутанты, которые ошибочно считаются благородными. Они выглядят как помесь крупного орла и льва: голова и крылья у грифона от птицы, а туловище и лапы похожи на львиные, только когти расположены так, чтобы удобно было нести добычу. На шее у них растёт пышная грива. Грифон массивный и в то же время искусный летун — размах крыльев у него достигает трёх саженей. Этот мутант вполне может поднять в воздух и утащить годовалого телёнка.

Грифоны гнездятся только высоко в горах. Так же их видели недалеко от Ниолона, но вполне возможно, мутант прилетел туда с Синих гор. На людей грифоны обычно не нападают, но вряд ли из-за благородства: просто мясо других зверей и скота для них привлекательнее.

Убить львиногрива можно из тяжёлого арбалета, но для этого нужна немалая удача, поелику тварь зело живуча. Обычно охотники за грифонами идут отрядом в пять и больше человек, находят гнездо и подстерегают мутанта там. Подпускать львиногрива близко слишком опасно, поэтому лучше вооружиться длинной пикой и в первую очередь атаковать крылья твари. Однако даже соблюдение всех этих условий не гарантирует победу. Атакованный грифон впадает в ярость и дерётся насмерть. Нередки случаи, когда охотники на грифонов не возвращаются с охоты — грифон настигает и убивает даже тех, кто пытается сбежать.

Гарпии. Это крайне вредные летучие гады, несколько похожие внешне на сирен, только покрупнее. В противовес алконостам гарпии атакуют нагло, нахрапом, и частенько живут стаями. Они знамениты своими мерзкими криками, от которых хочется зажать уши, слух они повредить не могут, но всё равно его терзают.

Гнездовья гарпий можно найти в горах, повыше тех мест, где растут высокие деревья. Они охотятся на некрупную дичь и обычно утаскивают её живой, чтобы разорвать в гнезде. Голосовые органы гарпий позволяют им повторять человеческую речь, но они всё равно слишком глупы, чтобы говорить.

Автору сего труда довелось побывать в гостях у Паравита Тублонского, знаменитого естествознателя, сумевшего изловить одну из гарпий, которую назвал Дергуньей. Оный господин содержал мутанта в просторной железной клетке и изучал на протяжении двенадцати лет, пока тварь не издохла от старости. За это время Паравиту удалось так выдрессировать гарпию, что она стала совершенно неопасна для людей, хотя при случае не преминула полакомиться любимым домашним котом учёного. Дергунья научилась просить еды, здороваться, называла по именам учёного и его помощника, а ещё часто кричала «Курва!», хотя совершенно неясно, откуда она знала это слово.

Каматы, они же волкомедведи, обитают только в Фолиатской чаще, и несколько стай замечено в лесах к югу и западу оттуда. Это грозные звери, но именно звери — их повадки настолько приближены к волчьим, что опасным противником камата делают только его медвежьи размеры и сила. Они, как и волколаки, могут передвигаться на задних лапах, а передние у них снабжены дополнительным суставом, благодаря чему камат может быстро взобраться на дерево.

Эти мутанты прекрасно видят в темноте и умеют красться несмотря на свои размеры. Камат очень редко ходит один, так что передвигаться по Фолиату стоит с вооружённым отрядом: чем больше людей, тем меньше шанс, что волкомедведи решатся на атаку.

Варги — это крупные волки, которые из-за серии малых мутаций выделились в отдельный вид. Варг больше и свирепее обычного волка, а так же нередко охотится в одиночку. Челюстями варг может перекусить железный прут, так что попасться в его зубы равносильно смерти. От спаривания волка и варга всегда рождается варг, поэтому численность их разрастается настолько, что они начинают порой угрожать целым поселениям. Так как в большинстве своём эти мутанты водятся на севере, в тамошних краях обычны большие варжьи облавы, которые проводятся княжескими дружинами.

Троглодиты, или пещерники — человекообразные выродки, происхождение которых остаётся загадкой по сей день. Вполне может быть, что они даже не мутанты, но отнести их к другим видам ещё проблематичнее.

Они селятся в глубоких подземельях и пещерах, обустраивая там целые города. Безглазые, они опираются на очень чуткие слух и нюх, и ничуть от этого не страдают: мало какие подземные твари могут составить троглодитам конкуренцию. Отчасти тому причиной разум пещерников: их нельзя сравнивать с разумными расами, но всё же они намного умнее и организованнее других существ. Они даже изготавливают себе орудия и подобие одежды, а так же делятся на классы и проводят архаические ритуалы.

По вышеупомянутым причинам сражаться с троглодитами в одиночку неумно, но хорошо вооружённому отряду достаточно лишь занять правильную позицию, чтобы отбить нападение пещерников. Эти твари не могут похвастать воинским искусством, поэтому обычно берут числом. Когда троглодиты атакуют большой массой, отдельные особи без всякого страха жертвуют своими жизнями.

Трупоеды, они же гули, они же костожоры — мерзкие и опасные падальщики, которые рыскают по кладбищам и полям битв, а гнёзда роют в земле. Они встречаются самые разные, и выглядеть могут по-всякому: у одних кожа серая, у других красная, у третьих растёт шерсть, у четвертых костяные наросты, классифицировать такое количество подвидов крайне сложно, поэтому при внешнем описании ограничусь лишь общими их чертами.

Передвигаются они на четырёх лапах с длинными когтями, которыми очень удобно подцеплять могильные плиты и раздирать мёртвую плоть. Половину мерзкой башки гуля занимает пасть с мелкими, но очень острыми зубами, которыми он разгрызает кости. Трупоеды всегда пресмыкаются, они горбаты и неказисты на вид, но передвигаться могут очень быстро — пешему не догнать.

Часто гуль подкапывается под могильный камень и там обустраивает гнездо, так что при виде лаза рядом с могилой лучше отойти подальше — костожоры предпочитают мертвецов, но могут напасть и на живого. Они трусливы, но этим и опасны: многие храбрые воины, решив потешиться над трусливым гулем, упускают миг, когда запуганный костожор решает цапнуть обидчика. Кроме того, поодиночке гули ходят редко, и другая образина запросто может напасть со спины.

Во время войны трупоеды становятся настоящим бедствием: они растаскивают трупы повсюду, чем отравляют воду и землю, сбиваются в крупные ватаги и нападают на людей на тракте, задирают скот и другое зверьё. Убить гуля несложно, но они берут числом, так что лучше всего с ними бороться профилактикой: сжигать любые трупы и проводить облавы.

Некроты. У этих тварей много имён: вампир, вурдалак, экимму, альп, упырь, ракшаса — у каждого народа есть для них своё название, а иногда и не одно. Любой обыватель слышал об этих кровососущих монстрах, ибо сказаниями и байками о них полнится свет. Ими пугают детей, и не зря: нет твари более опасной и безжалостной, чем некрот.

Автору не довелось воочию лицезреть живого некрота, чему он — то есть я, автор — весьма рад. Однако же исследование я провёл в полной мере и времени на него затратил много больше, чем на других упомянутых в данном труде выродков. Для этого пришлось прочесть десятки трактатов, написанных во времена, когда ни одного из современных государств не было и в помине, а так же обратиться к монстроведам Ордена Меритари, в котором хранится замороженный труп некрота. Только ценой больших усилий мне удалось выделить истину и счистить с неё шелуху людских домыслов, слишком приземлённых и порой даже романтизированных. Однако, как и всякий порядочный учёный, я должен предупредить, что мои выводы могут немного разниться с реалиями.

Вампир — единственный мутант, который получился из человека, и потому самый опасный из выродков. Многие труды относили некрота к нежити, и в том есть своя логика: по многим признакам выходит, что вампиров нельзя назвать живыми. К людям их тоже относить нельзя, ведь в этом существе человеческая только основа, большая же его часть демоническая, берущая начало в глубинах иных, враждебных человечеству пространств. Некрот обладает разумом, но не душой, Даром, но не аурой, он жив и мёртв одновременно, и благодаря демонической наследственности способен делать других людей подобными себе. Иначе говоря, некроты не воспроизводят жизнь, а лишь отнимают её, и в этом заключается вся суть их омерзительной природы.

Некрот похож на человека, но лишь в той степени, в какой мертвец может быть похож на живого: после превращения кожа его сереет, волосы выпадают, нос проваливается и может вовсе отвалиться. На руках мутант отращивает когти, а зубы затачивает. Для поддержания жизни ему нужна свежая плоть или кровь, лучше — человеческие. При недостатке еды вампир слабеет и впадает в спячку. Если же проблем с пищей нет, то некрот становится практически бессмертным, и могущество его растёт медленно, но неумолимо. Истории известны случаи, когда некрот становился настолько сильным, что захватывал территории и властвовал на них в качестве правителя.

Будучи разумным, вампир может подчинить себе некоторых зверей или слабовольных людей. Он умеет колдовать, но магия его ограничена: каким бы сильным некрот не стал, он остаётся уязвимым для некромантии. В былые времена охотниками на вампиров были именно некроманты (коих ныне осталось не больше, чем их добычи). Некрот хитёр и вероломен, он не знает ни чувств, ни эмоций, поэтому запросто может обмануть кого угодно. С одинаковой жестокостью он разорвёт и мужчину, и женщину, и старика, и ребёнка. Молить его о пощаде не имеет смысла, если только вы не сможете выменять свою жизнь на что-то дороже еды для некрота. Обычно это означает скормить ему других людей.

Сражаться с некротом обычным оружием бессмысленно, поскольку даже самые тяжёлые раны заживают на нём в считанные минуты. Мутант боится солнечного света, но ночью нет хищника опаснее. Вопреки всем байкам, ему не страшен ни осиновый кол, ни уж тем более чеснок. Серебро более действенно, потому что мешает некроту затягивать раны, но убить его не сможет.

Обычно некроты скрытны и остаются в тени, но если одного из них удалось обнаружить, то без помощи чародея не обойтись. Только магия (и то не всякая) способна сдержать полудемона и нанести ему серьёзный вред. Самый эффективный способ — связать его или оглушить и вытащить на солнце. Мутант за несколько минут сгорит дотла, но пока этого не случилось, он остаётся таким же опасным.

Если же некрот обратил кого-то, то для этого человека нет пути назад. Можно превратить человека в некрота, но не обратно, нет ничего общего между обращаемым и обращённым. Человек внутри этого тела умирает, как только некрот заканчивает ритуал, а появляется ещё один бездушный убийца, хоть и сохранивший память до обращения.

Это, разумеется, далеко не полный список всевозможных мутантов, но лишь наиболее известные из них, и выделившиеся в устойчивые виды. Есть более редкие и яркие виды.

Мутантами так же следует считать животных, которые получились значительно крупнее либо умнее собратьев. У них, как правило, не появляется никаких существенных отклонений, но мутации всё же делают их более опасными.

Бывают, конечно, зловредные мутации, ослабляющие носителя, и таких носителей тоже называют мутантами. Однако их, как и предыдущую категорию, трудно причислить к выродкам, поэтому в данном труде они рассматриваться не будут.

Химеры

Пожалуй, самые отвратительные создания нашего мира — это химеры. Если мутанты появляются от других мутантов, а отродья — из неживого, то химеры нарождаются из любых останков (хоть растений, хоть животных) и мелкой животной пакости. Все они разные, в мире просто нет двух одинаковых химер: когти, клыки, лапы, щупальца, клешни, панцири, хвосты, жала, глаза, рты — всё это сочетается в них будто бы случайным образом. Вся их жизнь — непрерывная цепочка мутаций, каждая из которых может иметь любые последствия. Однако кое-что остаётся неизменным. Вот три главных пункта:

1. Чем больше химера жрёт, тем быстрее она растёт.

2. Химера всегда голодна и будет жрать, даже если нутро её переполнено.

3. Химера будет расти, пока её не убьют.

Заводятся они обычно в тёмных безлюдных местах. Также они любят влагу и, конечно, обилие продуктов разложения. Когда химера достаточно разовьётся, она начнёт искать пищу и будет пожирать всё, до чего дотянется: растения, животных, людей, иногда даже просто землю, если она богата перегноем. У химер нет разума и нет души, поэтому они ничего не боятся и ни перед чем не остановятся. Если вы встретили химеру — спасайтесь или убейте её, третьего не дано.

Хотя этих выродков невозможно разделить на виды (по понятным причинам), всё же можно выделить два их типа: оседлые и кочевые.

Оседлые химеры представляют собой бесформенную массу, которая просто не предназначена для ходьбы или ползания. Такие обычно селятся в местах с возобновляемыми источниками пищи и вырастают самыми большими. Однако то, что они всегда остаются на месте, не значит, что они безопасны: зачастую оседлые химеры имеют длинные щупальца или умеют плеваться чем-нибудь смертоносным. Тем не менее, если вам не удалось сразить такую химеру, вы всегда сможете попробовать снова — она никуда не денется.

Кочевые химеры обладают развитыми конечностями, поэтому охотятся в движении. Часто они нарываются на противника, с которым не могут справиться, но из-за своей тупости всё равно нападают и потому гибнут. Больше половины так и заканчивает свой век. Однако если кочевая химера вырастет и мутирует, она может стать настолько опасной, что убить её не сможет даже десяток опытных чистильщиков. Собственно, в основном благодаря таким химерам и существует эта уважаемая профессия.

Не существует безотказного средства, когда речь идёт о химерах. Против одних хорош огонь, против других — сталь. Лишь магия худо-бедно сохраняет эффективность: чародей практически всегда способен справиться с химерой, если она ещё не слишком мутировала. Однако бывают и такие химеры, что способны на примитивное колдовство. Некоторым химерам мутации помогают поумнеть, и они становятся совсем как настоящие хищники: осторожные и чуткие. В профессии чистильщиков есть множество премудростей для борьбы с этим типом выродков, и излагать их все здесь я не вижу смысла. Ограничусь лишь советом: если вы хотите убить химеру, то лучше обратитесь к профессионалам.

Послесловие

В нашем мире ещё очень много созданий, не являющихся выродками. Некоторые из них даже появляются из-за возвратов, как, например, нежить: умруны, ходяки, черепоглавы, личи — но они опять же не являются целью данного труда. Природа их существования значительно отличается от природы выродков и требует отдельного исследования.

Есть так же множество других групп, не связанных с возвратами. Так, например, можно выделить целое множество духов — бесплотных созданий, привязанных к материальному миру. Среди них всячески домовые, привидения, водяные, игоши, злыдни, подменыши, ночницы, лешие, список этот такой же длинный, как базарные языки. Не все из них настоящие, но даже тех, что существуют на самом деле, хватит описывать на целую жизнь.

В глубинах Эфира обитает великое множество демонов, самых разных — их изучением занимаются учёные чародеи. Порой эти существа попадают и в наш мир. Однако не только борьба с ними, но и вообще любое взаимодействие настолько непредсказуемы, что ваш покорный слуга при всём желании не смог бы описать их.

Возможно существуют также божественные создания: серафимы, ангелы, нефилимы и прочие, но нет никаких весомых доказательств того, что это не часть религиозного эпоса. К тому же, если верить тому же эпосу, божественное воинство и его противники из Бездны обитают не в нашем мире, по обозначенным выше причинам рассматривать их стоит скорее с культурной, чем с научной точки зрения.

Тем не менее, автор ставил перед собой цель развеять в уме читателя все заблуждения, касающиеся именно выродков. Более полного их перечня мне самому найти не удалось.

Тешу себя надеждой, что сей труд обывателю поможет спастись от чудовищ, а охотнику на них — победить.

Оглавление

Глава 21 Сияние

Глава 22 Потери и обретения

Глава 23 Послание

Глава 24 Сердце Тьмы

Глава 25 В конце эпохи

Глава 26 Кости мира содрогнутся

Глава 27 И земля рассыплется пылью

Глава 28 И звуки канут в тишине

Глава 29 Падение

Глава 30 Человек без имени

Эпилог

Бестиарий

  Предисловие

  О природе возникновения выродков

  Отродья

  Мутанты

  Химеры

  Послесловие Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg