«Фатум»

Фатум (fb2) - Фатум [SelfPub] 2023K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Александр Юрьевич Щигринов

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ Гроза

1. Игорь

Ключи со звоном упали на кафель тамбура. Игорь негромко выругался, с трудом нагибаясь за ними. После сегодняшней смены тело его ныло от усталости. А из-за дождя, льющего второй день напролет, обувь промокла насквозь, и как следствие: зуд в носу и периодический чих. Да, разгружать вагоны по ночам в такую погоду — это вам не занятие в шейпинг зале и уж тем более не йога. В пояснице что-то глухо хрустнуло. Игорь подобрал ключи и, стараясь не шуметь, открыл входную дверь своей квартиры.

Два часа ночи. Весь пролет спит давно, а тут грохот на полдома. Давно пора было положить перед дверью коврик с какой-нибудь банальной англоязычной фразой, типа WELKOM. Причем такой уже был куплен.

— Ладно, завтра, — вновь отложил Игорь.

За дверью, в квартире напротив, послышались шаркающие шаги. Игорь повернулся к ней. Раздался щелчок замка, и в открывшемся проеме появилась лысая голова Анатолия Викторовича, соседа по тамбуру.

— О, Игорь, это ты тут так шумишь?

— Да, Анатолий Викторович. Что-то вот ключи решили от меня побегать.

Игорь хотел было пойти к себе, но Анатолий Викторович, которого, похоже, вновь мучила бессонница, решил продолжить беседу.

— Ты с ночной что ли?

— Да нет, — отмахнулся парень. — Сегодня отсыпной. Решил подработать копеечку. С вокзала только.

— А-а, — протянул старик. — Вагоны. Понятно. Понятно.

Вообще, Анатолий Викторович был весьма боязлив, и его ночная беседа являлась следствием невероятной скуки и интереса к происходящему за дверью. Игорь был уверен, что в момент падения ключей, Анатолий Викторович, скорее всего мирно смотревший телевизор, испытал огромнейший выброс адреналина, а его сердце, и так пережившее инфаркт, подпрыгнуло к самому горлу и замерло там в непростом выборе: продолжить движение дальше или вернутся в свое прежнее состояние. Да и дверь он открыл, лишь убедившись, что за ней стоит Игорь.

— Анатолий Викторович, вы меня извините, но я спать. День сегодня был тяжелый. Да и самочувствие что-то не очень.

— Да-да, Игорь, спать в таком молодом возрасте нужно хорошо. Это я… — старик медленно выдохнул, а потом негромко хмыкнул, растягивая сухие тонкие губы в саркастической улыбке. — Это я уже выспался, — закончил он тоскливо. И вновь слегка улыбнулся своей полустальной улыбкой. Часть зубов, вслед за волосами уже покинула свои места. А за неимением средств пенсионеру пришлось вставлять самые дешевые.

— Все, Игорь, не смею отвлекать. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, Анатолий Викторович.

Дверь за стариком закрылась, и удаляющееся шарканье подтвердило, что пенсионер возвращается на свое теплое кресло. Игорь задержался у двери. Усталость вкупе с меланхоличным настроением заставили его на мгновение задуматься о ненасытности времени, которое пожирает жизни, переваривает их, превращая крепких сильных людей в старые развалюхи. Песок — это конечно метафора, но вот лысеющие головы и беззубые рты — это факт. И Анатолий Викторович являлся тому самым что ни на есть лучшим подтверждением.

Игорь зашел в квартиру. Прикрыл дверь, отгораживая себя от всего мира, но неожиданно замер, непроизвольно прислушиваясь к раздавшемуся в тамбуре шороху. Негромкое шарканье. Как будто, кто-то не спеша прошел по тамбуру к общей двери. Прошел медленно, и вроде как, слегка подволакивая ногу. Игорь прислонился к глазку. Никого.

— Правильно, никого. А кого ты ожидал увидеть? — задал он сам себе вопрос.

Напротив дверь Анатолия Викторовича. Старая дверь, обитая дерматином. Наверное, такая же старая, как и сам пенсионер.

Игорь постоял еще мгновение, всматриваясь через глазок в видимую часть пустого тамбура. Ничего, только лампа дневного света тихо гудит и периодически мигает, то прибавляя яркости, то затухая. Парень перевел взгляд на дверь соседа и заметил, что глазок в двери Анатолия Викторовича будучи темным, неожиданно посветлел. Видимо пенсионер тоже смотрел в тамбур, а сейчас опять отправился к себе на кресло.

Старость. Шлындают туда-сюда. Сами не спят и других пугают.

Только Игорь не знал, что мгновением раньше, после разговора с ним, Анатолий Викторович, уже сидящий в своем мягком кресле, так же услышал четкое шарканье за дверью. Ну, услышал и услышал, и черт бы с ним, но тут раздался негромкий стук. Анатолий Викторович замер в кресле не в силах пошевелиться, в надежде, что стук ему показался, что это лишь старый мозг нарисовал в сознании звуки. Время застыло вместе с пенсионером. Даже картинка в телевизоре как бы замедлилась. Анатолий Викторович ждал. Стук раздался вновь, заставив пенсионера резко встать, но ноги опять остановились, будто прилипнув к полу. Анатолий Викторович, преодолевая оцепенение (чего ему боятся, ведь он у себя дома), двинулся к входной двери, с каждым шагом ощущая, как кровь в венах становиться все гуще, как сердце, мерно стучавшее пару секунд назад, сейчас бьется в грудной клетке, как поршень локомотива, накачивая давление в давно уже не эластичные сосуды.

— Может Игорь чего сказать хочет? — подумал старик.

Анатолий Викторович подтянулся к глазку и, в отличие от своего молодого соседа, увидел в тамбуре какой-то неправдоподобно ломанный, темный силуэт. Будто угловатая карикатура на тень двигался к общей двери, немного кособоко, и довольно сильно подволакивая то, что должно было быть левой ногой. Старик смотрел в след фигуре, не смея дышать. Около общей двери, которая всегда была закрыта на замок, и ей пользовались точно так же, как еще одной входной, силуэт остановился. Нечеткие его очертания немного поплыли из стороны в сторону. Некоторое время он так и стоял, как будто бы ожидал чего-то или над чем-то раздумывал. А потом шагнул прямо в дверь и прошел сквозь нее, как будто и не было у него на пути никакой преграды.

Пот крупными холодными каплями побежал по спине пенсионера. Трясущейся рукой он ухватился за стену прихожей, чтобы не упасть, но сведенные внезапной судорогой пальцы не смогли найти должной опоры и соскользнули по давно побледневшим обоям. Пенсионер привалился спиной к двери и тихо сполз на пол. Он понимал, что это не было маразмом. Что приходили, скорей всего, за ним. Не за Игорем же? Но вот почему ушли? Видимо не время еще? Или уже как раз именно то время?

Мысли в голове у старика начали путаться, а сердце, немного остывшее от пережитого, видимо, все-таки успело нагнать большое давление в сосуды, и Анатолий Викторович почувствовал, как в голове у него что-то стрельнуло, не сильно так, чуть-чуть, но очень ярко. И легкое тепло полилось от головы вниз, к ногам. Легкое дурманящее, вязкое тепло, которое почему-то тут же переросло в мутное чувство тошноты. Уже в полубессознательном состоянии, старик нашарил рукой на тумбочке сотовый, машинально снял с блокировки и, отключаясь, несколько раз нажал на кнопку вызова. Благо единственным вызываемым за последнее время абонентом, была его тоже уже давно не молодая дочь.

* * *

Игорь скинул с себя одежду, быстро обмылся. Есть ему не хотелось, а может, просто не было желания, что-то готовить в столь позднее время. Разбираться, что больше ему не хочется делать, парень не стал. Он грохнулся на кровать и зарылся с головой в одеяло. Сон обволакивал его мягко и неотступно. Игорь еще понимал, что лежит у себя на кровати, но сознание неумолимо скатывалось в мир иллюзий.

Он вновь стоял в тамбуре перед своей дверью, перебирая в руке связку ключей, и никак не мог найти ключ от квартиры. Вот, кажется он, ан нет. Парень чувствовал, что уже держит нужный ключ, но тот все время выскальзывал. Вновь и вновь. Раз за разом. Сам процесс перебирания ключей начал затягивать Игоря. Он уже не видел целью найти нужный ключ. Его начали пленить отблески света на металлических гранях, переливающихся у него в руке. И вот связка ключей уже не связка, и уже не ключи блестят под бледным светом дневной лампы, а непонятно откуда взявшаяся струя воды стекает через пальцы на кафель.

Кафель под ногами. Темно-коричневый, в мелкой сетке трещинок, местами со сколотыми углами.

Но почему он мягкий?

Игорь перевел взгляд с руки на пол. Подошва его кроссовок заметно просела, как в песок. Парень приподнялся на носки и вновь опустился на стопу. Кафель под кроссовками расползся, образовав небольшой гребень вокруг. Трещинки же на его поверхности приобрели объем. Слегка подергиваясь, они начали шевелиться, перемещаясь к кроссовкам Игоря. Он присел на корточки, пытаясь разглядеть пол более внимательно.

Темный песок, не кафель. Темный песок, по которому ползут белые черви, какие-то ломанные, угловатые. Как они вообще ползают?

Шевеление в руке вновь заставило переключить внимание. Игорь посмотрел на руку и с отвращением потряс ею. Толстые, неправдоподобно длинные, белесые опараши обвивали его пальцы. Ему даже показалось, что он слышит писк, идущий от них. Писк и чавкающее шевеление слегка влажных тельц. Отвращение, вызвавшее тошноту и головокружение, заполнило сознание. Игорь неистово затряс рукой, стряхивая жирные тельца, отшатнулся от этого наваждения и увидел, как дверь его квартиры начала плавно оседать вниз, превращаясь в кучу трухлявой древесины, а стены когда-то светло-серого цвета исчезли, открыв взору бескрайнюю темно-коричневую пустыню. Молодой человек оглянулся назад, но там его ждала та же самая картина. Пустыня, испещренная трещинами земля, местами покрытая песком. Ничего не попадалось на глаза от горизонта до горизонта. Матово-серое небо, больше похожее на туман, так же не имело отличительных признаков. Свет равномерно распределялся по нему, не давая никакого намека на месторасположение солнца.

Игорь не сомневался, что спит. Еще бы, в реальности такого не бывает. Ключи не превращаются в червей, двери не гниют за секунды, да и замкнутые пространства не становятся в один миг бескрайними пустынями. Это конечно сон. Но что не нравилось Игорю в этом сне, так этого его четкость, а так же само осознание молодым человеком, что он спит. Игорь присел на корточки и коснулся земли под ногами. Черви и куча древесины уже куда-то исчезли. Почва была сухой. Мертвой. Игорь, как-то сразу осознал, что земля под ногами выжжена, что верхней слой ей обуглен, и запекшаяся поверхность просто полопалась во многих местах, образуя трещины.

Просто сон. Игорь выпрямился. И неожиданно ощутил, что все его тело болит. Болит? Правильно, ведь он восемь часов кряду разгружал вагоны с цементом. Пятидесяти килограммовые мешки. Ему даже показалось, что он ощутил тяжесть у себя на плечах. Но разве во сне он не должен был чувствовать себя лучше? Разве не должен был не ощущать этот гул в натруженных ногах, эту ноющую боль в пояснице, и отвратительную ломоту в шее и руках. Вот тебе и сон. Игорю это не нравилось. Он понял, что хочет спать, что усталость, накопившаяся за весь день и ночь изнурительного труда, никуда не исчезла, что он стоит один посреди этой пустыни абсолютно вымотанный.

— Проснуться. Надо проснуться, — подумал Игорь. — Уйти из этого сна. Убежать в реальность. К себе, в однокомнатную квартиру. Где есть стены и пол, выложенный паркетом. Где есть кровать, на которую можно лечь и пусть не выспаться, но хотя бы просто вздремнуть.

Игорь прикрыл глаза, постоял немного, не двигаясь и прислушиваясь к своему телу. Он хотел проснуться, но не знал, как это сделать. Что там говорили в фильмах: «…просто ущипни себя…». Хорошо. Игорь легонько сдавил кожу на руке. Легкая боль уколола сознание. Он открыл глаза, но, еще не сделав этого, понял, что ничего не изменилось. Он так же стоял посреди пустыни. Игорь еще раз ущипнул себя. Уже сильнее. И боль, на этот раз, он ощутил более сильную. Но окружающее его пространство не подернулось пеленой, не исчезло. Наоборот, с этим пощипыванием, он более явственно ощутил себе в этом мире. Более четко осознал, что он как бы и не спит, и мир, раскрывшийся перед ним, представился ему более реальным. Под ногами твердая земля. Над головой серое небо. Но абсолютно тихо, как в вакууме. Нет движения воздуха, даже легкого ветерка. Игорь непроизвольно кашлянул. И, неожиданно сам для себя, услышал свой кашель. Шаркнул ногой, и звук тут же дошел до его слуха. Он слышал абсолютно все звуки, которые мог воспроизвести сам, но вот мир вокруг него, этот мир молчал.

Сон, или может не сон?

— Будем думать, что это сон, — сам себе сказал Игорь. — Ну что, посмотрим, что там впереди.

И он пошел. Куда? Вперед, как стоял прямо, так и пошел, куда глаза глядят. Но двигаться, не имея никаких ориентиров, оказалось сложно. Не за что взгляду зацепится, нет точки, от которой можно начать свой путь и не видно точки, к которой двигаешься. Земля под ногами вроде и меняла свои контуры. Трещины на ней, то расходились, то вновь сближались, то сплетались в непонятные рисунки, но смотреть постоянно под ноги Игорь не мог, а горизонт как был далеко, так там и оставался. Отсутствие видимых ориентиров усугублялось тем, что Игорь не чувствовал времени. Он начал считать шаги. Один шаг примерно полметра, может больше. Но это не важно, пусть будет полметра. Времени на два шага уходило порядка одной секунду. Из этого парень и решил исходить. И Игорь начал считать.

Сначала это было даже интересно. Прикидывая, сколько он сможет пройти за час, за день, Игорь сам для себя не заметил, как счет шагов перевалил за десять тысяч. То есть, шел он уже более часа и преодолел около пяти километров. Игорь остановился. Картина не изменилась ни грамма.

— Да чтоб тебя.

Парень сплюнул на землю. Растер ногой плевок, превращая его в грязное пятно, которое тут же исчезло, испарилось в обезвоженном грунте.

— Что это за хренотень?

Игорь громко выругался. Ему надоело, что этот сон не кончается. Что его и так уставшие ноги за час ходьбы устали еще больше. Ему надоела эта пустыня.

Игорь опустился на землю. Ему захотелось плакать. Странно. Он никогда не считал себя слюнтяем, никогда не страдал сильной депрессией, но сейчас, он хотел разрыдаться, понимая, что его сон затягивается и не получает никакого развития. Он хотел проснуться у себя дома. Он просто хотел домой.

— Да где же я? Что со мной? — парень опустил голову на руки. — Может, я все-таки сплю? И сейчас проснусь?

Он вновь начал щипать себя, но кроме боли ничего не почувствовал. Игорь поднял взгляд на горизонт.

— Я хочу домой, — тихо произнес он.

Подождал секунду. Затем уже громче.

— Я хочу домой!

А через мгновение просто заорал.

— Я ХОЧУ ДОМОЙ!

Ничего, даже эхо не отозвалось на его крик. Игорь вновь опустил голову и зарыдал. Слезы катились по его щекам, срываясь на темную землю. Плечи ходили ходуном. Всхлипывания рвались из стиснутого истерикой горла.

— Домой! — шептал Игорь. — Домой!

Он завалился на бок, свернулся калачиком, дрожа всем телом, и начал проваливаться в сон, удивляясь на гране бодрствования, как можно уснуть, уже будучи во сне.

И не знал Игорь, что за спиной у него все это время находилась тень, не его собственная, которая в этом мире просто отсутствовала, а некий силуэт, несколько вытянутый вверх, который двигался за парнем шаг в шаг, не издавая ни звука, всегда вовремя смещающийся, когда Игорь решал обернуться. А в момент, когда он впал в истерику и завалился на бок, силуэт склонился над ним и бережно провел невесомой рукой над головой у парня, от чего тот и провалился в сон.

2. Маша

— Мам, открывай. Это я, — Маша с силой дернула дверь подъезда, но та не поддалась. Девушка вновь набрала домофон. Раздался женский голос.

— Не получилось? Пробуй еще.

На этот раз домофон пиликнул, и девушка без труда попала в подъезд. Да, сколько лет она ходила через этот подъезд? Постоянно плохо освещенный, пахнущий плесенью и чем-то еще более неприятным. Обшарпанные стены, изредка подкрашиваемые работниками местного ЖЭКа, пестрели разнообразными надписями, повествующими о каких-то Оле, Коле, Яне, которые, следуя из написанного, получались не очень хорошими людьми с явно выраженными теми или иными сексуальными наклонностями.

Почтовый ящик квартиры был закрыт, и в нем, судя по белеющим отверстиям, что-то лежало. Девушка открыла его и вытащила платежку за предыдущий месяц, а так же три письма. Она весьма удивилась. В современном мире письма писали либо органы власти, либо какие-нибудь шарлатаны, ну, либо бабушка Зина. Маша быстро просмотрела конверты.

Так. От бабы Зины. Хотя бабушка уже давно была снабжена мобильным телефоном, однако в своей деревушке она так и не привыкла к современной технике, поэтому написание писем для нее оставалось вполне допустимым вариантом общения с родственниками.

Дальше. От налоговой. Этим опять денег мало. Что там, налог на жилье? Понятно.

И третье. Тут у Маши лицо приняло еще более удивленное выражение, чем прежде. Письмо было от ее школьной подруги Яны Скворцовой.

С Яной Маша рассталась сразу после выпускного, когда проведя пол-лета в городе, Яна уехала в Краснодар, навсегда. Увезли ее родители, что бы дать образование в аграрном университете. Там у них на Кубани был родственник, который мог неплохо пристроить Яну, только образование должно было быть соответствующим. После отъезда Яны девушки виделись еще пару раз, когда подруга приезжала в Москву на праздники. А потом их связь оборвалась. Яна изучала какие-то сельхоз науки. А Маша, поступив в экономический институт, надеялась, что в Белокаменной найдется место еще одному более или менее грамотному бухгалтеру. И вот, спустя восемь лет после окончания школы, подруга вспомнила о ней, решив написать пару строк.

С явно приподнятым настроением Маша направилась к лифту. Машинально нажав нужную кнопку, она погрузилась в воспоминания. В памяти всплывали разные ситуации, в которые попадали две подруги, а перед глазами стояла улыбающаяся Янка со своей вечно растрепанной прической, наскоро собранной в узелок на макушке. Маша улыбнулась.

Дверь в квартиру была уже открыта. Мама стояла на пороге, держа в руках полотенце.

— Ты чего так долго? Я уже переживать начала. В подъезд вроде вошла, а все ни как не поднимешься, — она отступила чуть назад, пропуская дочь в прихожую.

— Все нормально. Почту вот разбирала.

Маша передала маме два письма и платежку, оставив весточку от подруги у себя.

— Что там? — мама быстро пробежала по бумагам. — Ага, понятно. А у тебя, что за письмо?

Женщина мельком взглянула на конверт в руках у дочери и пошла на кухню.

— Это от Янки Скворцовой. — Маша вновь невольно улыбнулась. — Помнишь? Со мной в школе училась. Такая блондинка с яркими глазами.

Переобувшись в домашние тапочки, девушка прошла за мамой.

— Помню, помню. Подруга твоя, — мама что-то готовила, постоянно помешивая содержимое сковороды. — Помню, и как на дискотеки вы с ней бегали, и как вместе в лагерь ездили, и как я вас с выпускного пьяных домой вела, а на следующий день таких же вела с природы, где вы с классом умудрились выпить ящик водки и еще чего-то по мелочи. Как же не помнить?

— Да ладно, мам, праздник же был, молодые, счастливые, школу как-никак закончили.

— Ага. Счастливые. Счастьем было то, что вы потом не умерли от выпитого, а промучившись на следующий день животами и головой, все-таки смогли расстаться хотя бы на день.

— Больше, чем на день, мам, — с грустью в голосе сказала Маша. — Больше. Уже восемь лет прошло с выпускного.

— Ладно. Читай уже, что там?

Маша улыбнулась. Присела за стол, на котором уже появились тарелка с нарезанными огурцами и помидорами. На сковороде дожаривалась картошка, поблескивая золотистыми, слегка маслеными и очень аппетитными кусочками. Девушка открыла конверт, немного нервничая от ожидания и предвкушения еще не известного содержания. Вздохнула, как перед погружением в прохладную воду, и раскрыла письмо. Один лист формата А4 — это само письмо, и небольшая открытка. Первым делом Маша посмотрела открытку.

На белой с оттенком розового цвета матовой бумаге два белых голубка ворковали друг с другом, слегка соприкоснувшись красными клювами. А рядом с ними на вышитой розовыми кружевами подушечке, в окружении таких же розовых цветов вишни, лежали один на другом два золотых кольца. Девушка развернула открытку.

«Если Вы получили эту открытку, значит, 22 августа этого года Вы со своей второй половинкой приглашены на скромное празднество, посвященное нашему Дню Свадьбы».

И подпись:

«С уважением, Ваши Яна, пока еще Скворцова, и Андрей Ирилеонов.»

— Ирилеонов! Мам! — Маша, улыбаясь, посмотрела на маму. — Янка из Скворцовой станет Ирилеоновой!

Женщина усмехнулась.

— Ну и хорошо. Это же не какой-нибудь Какашкиной.

— И то верно. А я через два месяца еду на свадьбу.

— И куда тебя приглашают? — мама расставляла на столе тарелки.

Маша развернула письмо, быстро пробежала по нему глазами в поисках необходимой информации.

— На солнечный пресолнечный берег Черного пречерного моря. Сочи, мам.

— Это хорошо. Иди мой руки, а я накладываю кушать.

3. Бродяги

— Эй, бродяги. Ну что, гуляем? — Бес подошел к стоящим полукругом трем парням и бросил в центр пакет, в котором отчаянно задребезжали чуть не разбившиеся бутылки. — Вы что такие веселые? Аж повеситься хочется.

— Не тараторь, — остановил его браваду Моня. — Кису повязали.

— Кису? — медленно произнес вновь пришедший, и задумчиво почесал затылок, сбив при этом серый кепель себе на лоб. — Да я же с ним неделю назад по киоскам прошустрил. Вот черт! — он со злостью сплюнул на асфальт перед собой. — А за что? Как?

— Пока не в курсе, — ответил Миха, присев на карточки и протянув руки к пакету. — Сами вот мозгуем, по какому делу залет и кого он с собой потянуть может.

— Да не. Киса — пацан правильный, — Моня начал помогать Михе организовать поляну на лавочке. — Он за собой не потянет.

— Потянет, не потянет, — одноглазый оглянулся по сторонам, высматривая, нет ли тех, о ком он собирался говорить. — Это как менты надавят. А то такое может быть, что и мамку свою им сдаст, — он еще раз посмотрел по сторонам и сплюнул себе под ноги.

— Все, пацаны, молчок, — Моня поднял один из четырех наполненных пластиковых стаканчиков. — Ну. Что бы Кису не закрыли, — замолчал на секунду и добавил. — И нас вместе с ним.

Не чокаясь, парни выпили по первой. Без закуски, словно воду. Одноглазый, чье прозвище полностью совпадало с внешностью, достал пачку сигарет, которая, пройдя по кругу, сразу полегчала на четыре штуки. И через секунду у каждого во рту дымилось по огоньку.

Двор, в котором отдыхали парни, располагался на окраине города, затерявшись среди разваливающихся пятиэтажек, население которых не очень рвалось утихомиривать иногда чересчур разошедшихся гуляк. Смысла не было. Если менты приезжали и забирали кого-нибудь, то где-то через час, этот кто-то возвращался и начинал орать еще сильнее, суля всем жильцам не очень приятное будущее. И такие вечера у пятиэтажек повторялись с завидной регулярностью. Так что жильцы окружающих когда-то детскую площадку домов, на которой сейчас пьянствовали представители законно непослушной прослойки общества, уже не обращали на них внимание.

Моня разлил по второй.

— Я вот что думаю, — Бес смачно затянулся и попытался выпустить колечко густого белесого дыма, но, взметнувшееся было вверх, закругленное облачко неожиданно смялось под порывом ветра, и, потеряв форму, растворилось в сумраке летнего вечера. — Как с делом-то теперь управимся? Или нет? — рука с татуированным перстнем протянулась за налитым.

— Четыре не пять. Это конечно плохо, — Миха также поднял стакан.

— Ерунда. Поменяем расстановку. Двое в нападении, один на воротах и один в защите, — одноглазый стрельнул бычком под лавку. — Раньше справлялись.

— Слышь, футболист хренов, сам-то в защиту пойдешь один? — Моня в упор посмотрел на подельника. — Не бзднешь?

— А что бздеть-то? Возьму два травмата да и постою в зале, лохов попугаю, чтобы не рыпались, — одноглазый развел в стороны руки с выставленными вперед указательным и средним пальцами, представляя пистолеты, перевел их сначала на Беса с Михой, а потом, соединив вместе, направил на Моню, и выстрелил, сдув воображаемый дым с кончиков пальцев. — Постою.

— А глаз хватит за всеми уследить? — Моня закрыл один глаз и прищурился другим.

Одноглазый резко подорвался к Моне, схватив его за грудки.

— Слышь ты, тля!

— Э, а ну, хорош собачиться! — два других парня, не выпуская из рук стаканы, разняли сцепившихся.

— Что правда глаза колет, точнее глаз? — завелся Моня.

— Да я тебя, щенок! — одноглазый вновь бросился на собеседника. — Я тебе сейчас сам глаза выколю.

— А ну, шабаш! — в свою очередь рявкнул Бес. — Да успокойтесь же вы! — он с Михой вновь принялся разнимать будущих подельников. — Давайте лучше выпьем. А то рука уже устала стакан держать.

Одноглазый зло посмотрел на Моню, но все-таки потянулся за стаканом, что не замедлил повторить и его оппонент.

— Так, — Миха поднял стакан для тоста. — Кроме перестановки вариантов нет. Я беру зал, на кассе Бес и Одноглазый, Моня, ты на дверях. Никто не против?

— Пойдет, — парни утвердительно заковали головами.

— Тогда, — Миха обвел взглядом парней. — Тогда завтра так и поступим. В семь, возле Продуктового. Когда пьяные лохи будут грезить о пятничном вечере, тогда мы и возьмем кассу. До приезда инкассаторов, конечно. Все остальное по плану. Ну. За завтра. Вздрогнули.

Миха резко выдохнул и опрокинул в себя содержимое стакана, уткнувшись после носом в рукав куртки. Подельники не заставили себя упрашивать, также скоро осушив стаканы.

Разговор не клеился, детали дела уже были обсуждены не раз, и сейчас каждый был погружен в обдумывание своей роли и варианты развития дела с Кисой. А Моня с Одноглазым, вообще, не смотрели друг на друга.

Дело предстояло в принципе не хлопотное. Зайти в магазин. Заблокировать вход, две кассы и передвижение по залу. Забрать деньги, которых, по прикидкам, на финал пятничного вечера, должно было быть не менее полтинника на каждого и быстро исчезнуть до приезда группы быстрого реагирования. Быстро, четко, без кипиша.

Вторая бутылка показала донышко, но настроение не поднималось. Говорить на отвлеченные от дела темы было тяжело. Моня покрутил в руках пустой стакан, поставил его на лавку, поднимаясь с корточек, слегка покачался, все-таки выпитое давало о себе знать, и пошел в сторону дороги.

— Я за куревом, — бросил он оставшимся у лавочки друзьям.

— Постой, — Бес встал вслед за ним. — Постой, я с тобой, а заодно и отолью.

— Не возражаю. Дорога общая, а с хорошим собеседником еще и короткая.

— Ну, тогда подожди. Я лучше с начала отолью, — Бес направился к ближайшим кустам.

Моня остановился подождать товарища. Наверное, из всех сейчас окружавших его парней, Бес был единственным, кого молодой воришка мог бы назвать другом, и с кем ему реально было о чем поговорить. С Одноглазым Моня не мог общаться в принципе, хотя вражды к нему не испытывал, только чувство какого-то раздражения в его присутствии, да и сам Одноглазый, так же не питал ответных симпатий.

А вот с Михой было сложнее. Моня относился к нему как к пахану. Миха был старше всех их, более спокойный, рассудительный. Это именно он и предложил взять магазин. Сам месяц пасся возле него, высматривая охранников, персонал, время приезда инкассаторов, наиболее удобный отход и самые денежные часы. Даже один раз завязал драку с посетителем, что бы посмотреть на реакцию единственного охранника. И был доволен полным отсутствием таковой. Даже разнять не попытался. Лишь на выходе очень строго посмотрел на Миху, когда тот, проходя мимо и утирая разбитую губу, сплюнул кровью прямо ему под ноги.

В мелкие дела Миха старался не соваться. И, наверное, поэтому Моня видел его не так часто, а то, глядишь, и записался бы в кореша. Но корешем был сейчас только Бес, мать которого в далеком восьмидесятом дала голубоглазому карапузу имя Николай, в надежде, что вырастит нормальный парень. Пусть не вундеркинд, пусть без особых талантов, но хотя бы просто нормальный, как все. Но, увы, вырос Бес, получивший кличку за очень вспыльчивый характер и за способность подбивать товарищей на какие-то не адекватные авантюры, типа его походов с Кисой на ларьки. Что там, и взять-то нечего, а, все равно подбил подельничка, уговорил. И так, раз за разом, удавалось ему провоцировать своих товарищей на какие-то, иногда даже глупые дела, как будто подсаживая им на плечо бесенка, который лил в открытые уши только нужные слова.

— Ты что приуныл? — Коля догнал Моню.

— Да чет, как-то некомфортно. Предчувствие какое-то.

— Ты по поводу завтра? — Бес похлопал друга по плечу. — Не ссы, прорвемся.

— Ага, главное не порваться. Слушай, — Моня остановился. — Я домой.

— Что так? — Бес непонимающе посмотрел на друга. — А как же пацаны? Они там ждут.

— Да знаю я, — Моня недовольно сгримасничал. — Извинись за меня. Скажи, что, мол, живот прихватило. Только до магазина и дошел, — он улыбнулся, от чего точеные черты его лица заострились еще больше. — А потом побежал.

— Ага! — тоже гыгыкнул Бес. — Придерживая штаны.

— Я в лежку, — вновь посерьезнел парень. — Спать хочу. Ты знаешь, что? — Моня побрел дальше по дороге. — Мы хоть и сговорились на семь с пацанами, но давай с тобой на полчаса пораньше подскочим. Сами все проверим. Ты как?

— Да почему бы и нет? Договорились.

Моня остановился, протянув руку напарнику.

— Все. Я домой.

— Ну, давай, до завтра.

Они крепко пожали руки и разошлись в разные стороны. Когда угол магазина скрыл их друг от друга, Моня, повинуясь, своему предчувствию и внутренней неуверенности, достал из кармана сотовый и набрал единственной уважаемой им девушке, которая понимала парня и оказывала ему всестороннюю поддержку. Выражаясь языком фраеров, Моня звонил своей любимой, а то, что они друг друга любят, он не сомневался.

* * *

Когда Бес зашел за угол магазина, то чуточку притормозил, доставая из пачки еще одну сигарету. Хотя выпил он немного, но ноги его отчего-то отказывались слушаться. Пытаясь на ходу зажечь огонь, он споткнулся о подвернувшийся под ногу кирпич. Споткнулся так, что, потеряв равновесие, пробежал пару шагов вперед, нагнувшись почти до земли, выронил и зажигалку из руки, и сигарету из-за рта, но сам все же сумел устоять на ногах.

Выругавшись самым непотребным образом, Бес начал всматриваться в окружавшую его темноту, пытаясь разглядеть лежащую на асфальте зажигалку. Редкого света, идущего от окон домов, стоящих в сотне метров в стороне, не хватало.

— На ощупь, что ли искать? — пробормотал парень себе под нос.

— НЕ УПУСТИ ИХ!

Бес аж подпрыгнул от неожиданности. Слова прозвучали над самым ухом. Но никакого движения рядом, он не почувствовал. Какой-то серый, не имеющий ни каких других оттенков голос.

— Кто здесь? — парень закружился на месте, пытаясь увидеть говорившего. — Кто здесь?

— НЕ УПУСТИ ИХ!

Вновь раздалось где-то сзади. Бес дернулся в сторону, и тут же резко развернулся.

— Кто здесь? Тварь, порву! Кто?

Парень крутился на месте, как волчок, пытаясь увидеть владельца этого серого голоса, и в одном из своих поворотов вновь налетел на кирпич, споткнулся, но равновесие на этот раз не удержал. Все еще раскручиваясь, он со всего размаха грохнулся на спину, едва успев подставить руки, чтобы не расшибить себе голову.

— НЕ УПУСТИ ИХ! — голос прозвучал вновь, и как понял Бес, говоривший должен был находиться четко перед ним, лицом к лицу.

Парень провел руками по асфальту, ища что-нибудь поувесистей, хотя бы тот же кирпич, из-за которого он и растянулся. Но под руку попал лишь небольшой продолговатый предмет со слегка закругленными краями. Зажигалка. Бес вскинул вперед руку, одновременно высекая искру. Маленький желтый огонек на удивление хорошо осветил пространство вокруг парня. Но рядом никого не было. Тишина и покой, лишь вдалеке прошумел проезжающий грузовик.

Бес осторожно поднялся, не переставая озираться по сторонам. Перевел взгляд от ближних кустов на дорогу и обратно на кусты, и в ужасе отшатнулся в сторону, случайно погасив зажигалку. Возле кустов, где мгновение назад никого не было, сейчас четко вырисовывалась темная фигура, сгорбленная и какая-то непропорциональная. В страхе пятясь назад, парень вновь зажег зажигалку. Но возле кустов уже никого не было. Не веря глазам, он мгновение стоял на месте. И убедившись, что впереди чисто, развернулся к дороге, сразу же замерев на месте с застывшим в легких криком. Прямо перед ним, уперев в него черные провалы пустых глазниц, застыла та самая фигура, которая померещилась ему до этого. Цвета лица стоящего перед ним Бес не рассмотрел. Да какой там цвет? Парень не видел и самого лица, только два провала из ничего в еще большее ничто. Одета фигура была во что-то темное. Как парень не всматривался, он не мог различить ни отдельно капюшона, ни полы какой-нибудь куртки или плаща. Фигура будто вся дымилась темным. Вроде бы и видишь что-то, но вот что именно, не понятно. И хотя стоящий перед Бесом был явно сгорблен, однако уровень его головы, точнее того места, где должна была быть голова, потому что парень не ручался за ее наличие, в общем, это место находилось выше Беса.

Парень, наверное, так и стоял бы на месте, не смея дышать, но тут фигура, не шелохнувшись, совершено беззвучно двинулась на него. И в момент, когда должно было произойти столкновение, Бес ощутил проходящий сквозь него холод. Тело сковала судорога. Парень начал падать на асфальт и перед глазами появились две фигуры. Вполне нормальные, человеческие. Два парня. Молодые. У каждого в руке по бутылке пива.

— НЕ УПУСТИ ИХ!

То, что голос прозвучал в самой голове, Бес не сомневался. И тут он почувствовал боль от удара об асфальт. Перед глазами замельтешили яркие звезды, а воздух из груди с силой вырвался наружу, заставляя парня издать ни то крик, ни то стон. Видение сразу оборвалось, возвращая его в реальность.

Вокруг было тихо. Ветер еле слышно шелестел листьями кустарника. И не было рядом никого, кто бы мог подтвердить Николаю, что произошедшее с ним только что было не видением, что эта фигура действительно присутствовала здесь и, не снисходя до объяснений, дала ему четкое и недвусмысленное задание.

— Белочка, что ли? — все еще лежа на асфальте, парень пытался проморгать внезапно налетевшую на глаза пелену. — Так ведь еще рано. Я еще не выпил столько.

Поднявшись с асфальта и кое-как отряхнувшись, парень несколько раз огляделся по сторонам, но вокруг было пусто. Сбивая с себя то мерзкое, ненавидимое и презираемое им чувство страха, которое было вызвано видением, он направился к своим подельникам, ни в коей мере не сомневаясь, что в действительности ничего не произошло. Не существует в природе такого, что смогло бы его напугать. А что он видел, существовать в принципе не может. А значит что? Все привидевшееся ему — ни что иное, как галлюцинация. Так, воображение лишь немного разыгралось от выпитого им спиртного и от сильного удара об асфальт. И единственное, что он хотел сейчас сделать, что бы окончательно освободиться от охватившего его страха, так это выпить еще, да не просто выпить, а очень и очень крепко.

4. Маша и Виктор

Вечер был довольно прохладный. Дождь за два дня успел сбить температуру чуть ли не на десять градусов. Хорошо хоть ветер дул не так сильно. Сырость вкупе с холодом, после двух недель жары, заставила многих людей зашмыгать носами. Простуда — вечно недолеченное, и потому, все чаще хроническое заболевание современного мира. Люди все время спешат куда-то, боятся не успеть сделать что-то, все время на нервах. А что вы хотели? Такой наш мир двадцать первого века. Стрессы, недосыпания, постоянные страхи, явные и скрытые и так далее и тому подобное. Вот люди, вместо того, что бы спокойно отлежаться у себя дома, выздороветь по полной, закидывают таблетку-другую на пустой желудок и уже спешат, торопятся, бегут куда-то. По пути заражают других и себя доводят до полного морального и физического истощения. Иногда даже не замечают, что заболели. И только тогда, когда болезнь принимает более серьезный характер и перерастает в какую-нибудь опасную форму, люди останавливаются, задумываются и решают немного подлечиться. Но многих и это не заставляет даже притормозить. Спешка, планы, работа.

И вот сейчас Виктор, вместо того чтобы тихо посапывать у себя в кровати, не забывая исправно принимать средство от простуды, несся через полгорода на встречу. Ну, может быть, его рвению все-таки было оправдание, ведь он направлялся на встречу к любимой.

Выйдя из метро на давно уже не свежий воздух вечерней Москвы, парень пошел к входу на ВДНХ. Аккуратно лавируя между идущими на встречу людьми и лужами, которые так и лезли под ноги, причем в одинаковой мере, как лужи, так и люди, он шаг за шагом приближался к монументальной арке. Сколько раз он ее видел? Сотни, а может и больше. Но каждый раз он с удивлением поднимал голову к двум фигурам на ней. Мужчина и женщина с высоко поднятым снопом пшеницы.

Достижения народного хозяйства. Серые колоны с обваливающейся штукатуркой, выцветшие краски. Растрескавшиеся статуи с торчащей из открывшихся дыр арматурой. Достижения народного хозяйства. Где же вы эти достижения? Если сейчас что-то и пытаются тут исправить, то пару лет назад, зайдя в торгово-выставочный центр, Виктор испытал лишь чувство отвращения. Бесконечные ларьки хот-догов, разваливающиеся павильоны стран бывшего союза, в которых продавали какой-то хлам. Но больше всего его тогда ужаснул павильон посвященный космонавтике. Ларьки с семенами цветов и рассадой, выстроившиеся вдоль всего павильона, пустые балконы. А под куполом, прямо по центру, перед смотрящим на весь этот ужас Юрием Гагариным, в обрезанной пластиковой бутылке стояли две гвоздички. Поминальные цветы всем бывшим достижениям народного хозяйства.

После этого похода Виктор больше старался не заходить на территорию ВДНХ. Запустение и разорение, царившее там, поселяло в душе парня чувство тоски, и ощущение потери прошлого, с которым, пускай, он и не был знаком лично, но которое казалось ему более чем великим. И вот сейчас, подходя к арке, Виктор опять в душе выругался:

— Эх. Такую страну просрали. Всей стране две гвоздички поставили. Уроды.

— Витя. Ты чего? Даже не смотришь в мою сторону?

Парень, немного зависнув в своих мыслях, не заметил, как к нему подошла девушка. Симпатичная брюнетка, среднего роста с карими глазами. Недлинные, чистые волосы были аккуратно уложены, вызывая ощущение, что на голову девушки надет парик. Черная приталенная куртка из дерматина и такие же черные джинсы в обтяжку очень хорошо подчеркивали все прелести ее фигуры, а закрытые классические туфли на каблуке весьма соблазнительно приподнимали и так подтянутую попку девушки.

— И что она во мне нашла? — подумал Виктор.

Он подошел к девушке вплотную. Притянул ее к себе поближе и нежно поцеловал в мягкие, всегда сладкие губы.

— Ну, здравствуй, здравствуй.

— Ты что тут ворон считаешь? Или других девушек рассматриваешь? — девушка смотрела в глаза Виктора, не пытаясь отстраниться.

— Других? Да по сравнению с тобой, других просто нет.

Парень потянулся было поцеловать девушку еще раз, но та, увернувшись, с притворной обидой возмутилась.

— Значит, все-таки смотришь и сравниваешь? Ну, хорошо, что я у тебя пока что красивее всех других. Верно?

Виктор подтянул девушку к себе еще раз и крепко поцеловал.

— Верно. Ты у меня всегда будешь красивее всех остальных, — парень провел рукой по краям ее волос, пытаясь завести их за маленькое ушко, но те сорвались и вновь заняли прежнее положение. — Ты у меня самая красивая, Маша.

Девушка чмокнула Виктора в нос, вырвалась из объятий, при этом, не выпуская его руки, и потянула за собой.

— Пойдем. Пойдем. Сегодня замечательный день. Сегодня один из самых лучших дней, — Маша усилено тянула парня от ВДНХ.

— Да уж и, правда, самый лучший день. То-то у меня сопли сегодня так радостно вытекают.

— Фу, какая гадость.

Девушка сморщилась, но руки парня не выпустила и продолжила его тянуть на себя. Виктор чуть-чуть отклонился назад, создавая ей необходимое сопротивление.

— Куда ты меня тащишь?

— Куда, куда? Любопытной Варваре на базаре нос оторвали, — девушка обернулась, прищуриваясь, улыбнулась и добавила. — Ее большой, простывший шнобель.

— А не боишься, что я тебе тоже сейчас кое-что оторву? — Виктор подался чуть вперед и ущипнул ее за попу. Девушка слегка дернулась, тихо пискнув.

— Ну, знаешь. Я тоже могу тебе кое-что оторвать, — Маша заговорщицки вскинула бровь, проводя взглядом по парню снизу вверх.

Виктор вновь догнал Машу, обнял ее и тихо сказал на ушко:

— Жду с нетерпением.

— Ага, жди, — девушка рассмеялась, но при этом залилась краской по самые кончики волос. — У меня для тебя есть новость, но я тебе ее сейчас не скажу.

— Вот тебе и здрасте. Новость-то хорошая или плохая?

— У меня для тебя только хорошие новости. Пойдем быстрее.

— А куда мы идем? — Виктор наконец-то догнал Машу и шел с ней вровень.

— В метро, конечно. Ты на небо давно смотрел?

Парень только сейчас заметил, что сверху вновь начал накрапывать дождик. А в небе, со стороны выставочно-торгового центра, на них надвигалась огромная темно-сливового цвета туча. Вон, где-то у нее внутри и молния проблеснула, но грома Виктор так и не услышал. Видать гроза была еще далеко, но двигалась она явно к ним.

— В метро? Ну, как там в песне поется, — Виктор театрально раскашлялся и безбожно фальшивя, протянул — Поедем, красотка, кататься. Давно я тебя поджидал.

Маша в ответ лишь усмехнулась:

— Поехали, поехали. Там тебе все и расскажу.

Они зашли в метро и двинулись через турникет к эскалатору, который безустали затягивал на себя нескончаемый поток людей. Если бы к нижней его части приделать ножи, то получилась бы отличная мясорубка. Только вот качество вырабатываемого фарша, скорее всего, оставило бы желать лучшего.

5. Игорь

Голова была налита свинцом. Не открывая глаз, Игорь понял, что утро было давно.

Сколько сейчас?

Он перевернулся на живот, оказавшись у края кровати, и поднял с пола мобильник. Старый, но проверенный временем телефон показал на экране половину пятого вечера и десять пропущенных вызовов. Игорь откинулся на спину и стал листать список входящих звонков. Все пропущенные были от начальника смены.

— Начальник смены это не беда, смена только завтра. Может он хотел, что бы я кого-нибудь прикрыл, — мысли не путались, и в отличие от головы были ясными. Как будто бы кристально чистая вода в заляпанном графине. — Таблетку бы принять.

Игорь сел на край кровати. Опустил голову на упертую в колено руку, а второй набрал начальника и поднес трубку к уху в ожидании вызова. Гудок прошел три раза, и после раздался голос:

— Да, слушаю.

— Здравствуйте, Владимир Иванович, это Игнатьев. Вы звонили сегодня.

— Да, я звонил тебе сегодня, это я знаю, — голос начальника показался Игорю каким-то раздраженным. — А так же я знаю, что у тебя сегодня стоит прогул.

Игорь слегка опешил.

— Владимир Иванович. Мне в смену только завтра. Вы ничего не перепутали?

— Да нет, Игорь, это ты что-то перепутал. Ладно, ты хоть там жив? А то мы уже к тебе собрались ехать и ментов вызывать. Все нормально? На смену не вышел, трубку не берешь, пропал, понимаешь.

— Да? Я в порядке, — слегка удлиняя слова, в раздумье, сказал Игорь — Владимир Иванович. А какое сегодня число?

На конце трубки голос слегка рассмеялся.

— Игнатьев, ты, что там пьяный? Или еще под чем?

— Да нет, — оправдываясь, начал парень. — Пришел я вчера с ночи, это было пятое число, отдохнул, сходил на вокзал и лег спать, — при слове спать Игорь вспомнил свой сон. Странную пустыню, без каких-либо ориентиров и звуков. — Вот проснулся, сегодня шестое, вечер, — замолчал, а потом, потихоньку начиная понимать возможную ошибку в своих рассуждениях, добавил. — Наверное, шестое.

Начальник опять рассмеялся.

— Игорь, только не говори мне, что ты проспал двое суток. Не поверю. Завтра приходи на полчаса раньше, напишешь объяснительную, и в смену. Тебе завтра, кстати, в ночь. Помнишь?

— В ночь. Да, конечно, помню.

— Ну и хорошо. Давай до завтра. И не проспи.

Голос в трубке вновь рассмеялся и соединение разорвалось.

— Ничего себе, поспал, — только и смог сказать Игорь. — Двое суток.

Еще не веря в происходящее, парень посмотрел на экран сотового, на котором под крупным циферблатом в стиле ретро находилась маленькая надпись: «Седьмое июня. Пятница».

— Да уж, — еще раз удивился Игорь. А потом вновь вспомнил свой сон. Вспомнил его в мельчайших подробностях. От самого начала и до самого конца. И что странно, если другие сны он забывал буквально сразу после того, как просыпался, да и если вспоминал, то лишь частично, теряя какую-нибудь часть, то этот сон он прокручивал от начала к концу и обратно, как кассету в видеоплеере. Захотел этот фрагмент посмотрел, захотел тот. — Чертовщина какая-то.

Игорь наконец-то поднялся с кровати. Взглянул в окно. Небо было серое, мелкий дождь нудно барабанил по карнизу. На улице, перепрыгивая и обходя лужи, спешили по своим делам люди. Кто под зонтом, кто в капюшоне, а некоторые, либо самые закаленные, либо самые отмороженные, передвигались, вообще не прикрывшись от дождя. Игнатьев невольно поежился, глядя на них. Вспомнил про начавшийся вчера насморк, а нет, поправил сам себя Игорь, позавчера начавшийся насморк. Вспомнил, и в который раз удивился. Дышалось ему совершено свободно, и запахи он различал все четко.

Головная боль, донимавшая его после сна, как будто испарилась. Да и вообще, Игорь чувствовал себя превосходно, как будто был на пике своей физической формы. Он посмотрел в окно еще раз. Дождь, по-видимому, начал усиливаться. Парня же просто распирало от чувства жизни, чувства, что надо куда-то идти, что-то делать. И он решил, что как бы ни испортилась погода, но сегодня он обязательно выйдет погулять. Вот только поест сначала, а то голод тоже проснулся вместе с ним.

Голод — это не беда. Готовить Игорь научился сразу же, как стал жить один, переехав от родителей после дуратской ссоры с отцом. Отец не хотел признавать правоты сына и его права быть взрослым, а сын не желал уступать консервативным принципам отца. И теперешняя его холостяцкая конура, конечно, была без излишков, но и голодать не приходилось, да и делать он мог себе позволить все, что заблагорассудиться. И благо, что рассудительность и все же привитый годами жизни с родителями консерватизм победили молодую спесь, сделав существование парня спокойным и обдуманным. Но ссора с отцом так и осталась ссорой.

Суп, сваренный, как получалось, уже неделю назад, доверия у Игоря не вызвал. Быстро состряпав яичницу с салом, парень с удовольствием поел, запив еду горячим, в меру сладким чаем с мятным ароматом. Сколько настоящей мяты в этих пакетиках Игорь не задумывался, ему просто нравился вкус, а химия там или нет, этим он не интересовался.

Раздумий по форме одежды у него не возникло. Какие раздумья, когда на улице дождь, а выбор соответствующей одежды отсутствует. Темно-синие джинсы, серая водолазка с длинным воротником и такая же серая ветровка с капюшоном. Темные кроссовки непонятной фирмы, толи abibas, толи abidas. Единственное над чем задумался Игорь, было брать зонт или нет? Выглянул в окно. Прикинул предполагаемый маршрут, и принял решение, не заморачиваться с лишним грузом в руках. Если что, то капюшон на голову, руки в брюки, и пошел.

Так он и выскочил из квартиры, чуть было, не налетев на женщину лет пятидесяти, которая пыталась открыть дверь напротив.

— Здравствуйте, — Игорь удивился, увидев незнакомку. — Вам помочь?

Женщина прекратила, как видимо, бесполезные ковыряния в замочной скважине, посмотрела на Игоря уставшими и заплаканными глазами, слегка отодвинулась от двери и сказала:

— Здравствуйте. Помогите, пожалуйста, если вам не трудно. А то с утра закрыть-то закрыла, а открыть сейчас не получается.

Она подняла руку к лицу, толи загораживаясь от света мигающей лампы, толи потирая лоб. Внешне весьма опрятная, женщина выглядела очень уставшей и печальной.

— Извините, а вы Анатолию Викторовичу…

— Дочь, — опережая окончание вопроса, сказала женщина. — Я его дочь, Анастасия.

— Игорь. Сосед, — представился парень. — Очень приятно.

Молодой человек подошел к двери, взялся за ключ, торчащий из замочной скважины. Слегка приподнял дверь за ручку и плавно повернул ключ. Замок щелкнул, и дверь подалась вперед, готовая раскрыться. Игорь придержал ее, не давая распахнуться, вытащил ключ, протянул его женщине и задал вопрос, подозревая, что ответ ему не понравиться.

— А Анатолий Викторович? Он куда-то уехал?

Анастасия забрала протянутые ключи, на мгновение закусила нижнюю губу, затем резко взглянула в глаза Игорю.

— Отец в больнице, инсульт два дня назад.

Ожидая нечто подобное, Игорь все же смутился, почувствовав себя неловко.

— Извините, я не хотел.

— Да ничего, — женщина подняла стоящую на полу сумку и двинулась в квартиру.

— Просто мы с Анатолием Викторовичем неплохо общались. Можно даже сказать дружили, — Игорь и сам уже прикусил губу. — Он в порядке?

— Папа в коме, — не оборачиваясь, ответила женщина.

— Извините, — еще раз сказал Игорь. — Мне жаль.

— Вашей вины здесь нет, — сжатым голосом на выдохе сказала женщина. — Всего доброго.

— И вам.

Дверь квартиры захлопнулась. Но в последний миг Игорь успел рассмотреть в закрывающуюся щель лицо женщины, уже раскрасневшееся, со слезами на глазах. Она была очень похожа на Анатолия Викторовича.

Все хорошее настроение Игоря улетучилось, он постоял мгновение, вспоминая последнюю встречу с пенсионером.

— Надо было с ним подольше поговорить, — с досадой подумал парень.

Он опустил голову и побрел через тамбур к выходу. Да, вместо бодрой прогулки, ему теперь предстояло копание в своих мыслях и воспоминаниях.

Хотя Анатолий Викторович и был уже стар, и его инсульт был не чем-то из ряда вон выходящим, но все же — это был удар. Прощание, пусть пока еще не с мертвым, но уже находящимся на своей личной финишной прямой человеком.

6. Антон

До защиты оставалось три дня. Суббота, воскресенье и понедельник. Три дня, и Антон из студента станет специалистом, инженером-физиком, окончившим один из самых лучших университетов страны. Московский государственный технический университет имени Н.Э. Баумана. Это вам не какой-нибудь Саратовский техникум, это перспектива в трудоустройстве, и весьма оптимистичный взгляд в будущее. Антон представлял себя руководителем какого-нибудь научного отдела на одной из атомных электростанций нашей необъятной Родины, но это, конечно, после аспирантуры и трудной и очень длинной по выслуге лет трудовой деятельности в качестве лаборанта, а затем долгого продвижения от младшего до старшего научного сотрудника. Зато сама перспектива и сфера ожидаемой деятельности весьма вдохновляли будущего специалиста.

На курсе Антон был лучшим, причем лучшим среди когда бы то ни было учившихся в ВУЗе. Его отрыв по рейтингу от своих нынешних и уже давно окончивших университет сокурсников был сопоставим с рывком болида формулы-1 от нашей Лады Калины. Антон знал о ядерной физике практически все. Конечно все-то, что преподавалось в университете, но и этого было достаточно для дальнейшего развития по профессии. Его уровень знаний, постоянные публикации и стремление к саморазвитию уже сейчас пророчили, ни много ни мало, стопроцентное попадание в ряды аспирантов ВУЗа. А прошлогодняя стажировка на Балаковской АЭС приоткрывала дверь в будущую трудовую деятельность. Оставаться на кафедре Антон не хотел. Конечно же передача знаний от одного поколения к другому — это почет. Однако, это все потом, может быть, когда, устав от обыденности своей работы под старость лет, он и вступит в ряды профессоров ВУЗа, но не сейчас. Сейчас он ждал работы, как измученный жаждой путник желает напиться воды. Только получение знаний и только применение их на практике.

Три дня. Подшитая научная работа вместе с раздаточным материалом уже лежала на письменном столе. Презентация, выполненная в электронном виде, так же ждала своего часа, хранясь в трех экземплярах: на флешке, компьютере и электронной почте. Речь была вычищена и уже не раз отрепетирована. Никакого зазубривания Антон не признавал. В свое распоряжение на защиту он оставил выписанные на листок тезисы по работе, для того, чтобы не сбиться при презентации, и полное понимание того, что было сделано, с четкими итоговыми выводами.

Вроде бы все готово, проверено не однократно и столько же раз перепроверено, но почему же так страшно, почему в голове сидит мысль, что что-то упущено? Антон в который раз прикинул все детали работы. Все на месте. «Черт, как же страшно».

— Антон, — раздался голос отца из зала. — Подойди, пожалуйста. Надо поговорить.

Парень поднялся из-за письменного стола, придирчиво посмотрел на его содержимое. Вроде бы все готово. И двинулся в зал.

Отец сидел на диване, поджав под себя правую ногу, и крутил в руке пульт от телевизора. Мама возилась с цветами у подоконника. Когда Антон зашел в зал, отец похлопал по дивану рядом с собой и, улыбнувшись, добавил:

— Присядь.

Парень чувствовал себе немного неловко. Не то, что бы он стеснялся общения с родителями, просто фраза «надо поговорить» всегда действовала на него отпугивающе. Сейчас будут о чем-то спрашивать, возможно, в чем-то убеждать. Ну да ладно, посмотрим, о чем пойдет речь. Антон сел на диван возле отца, постаравшись принять расслабленный вид.

— Да что ты такой напряженный? — отец дружелюбно потрепал сына по голове. — Расслабься. Ты же не робот. Иногда и просто посмотреть телевизор можно. А то тебя уже, наверное, воротит от науки?

Отец переключил телевизор с документального канала на музыкальный. На экране под ритмичный бит читал рэп ярко выраженный представитель негритянской расы. За его спиной две пышногрудые блондинки в такт музыке раскачивали бедрами, эротично изгибались и наглаживали себя руками, задерживая их то у себя на груди, то на ногах. Исполнителя парень не знал. Рэп, как жанр музыки, его не интересовал в принципе. Если бы Антон и стал что-нибудь слушать, то, скорее всего, это был бы русский рок, причем, скажем так, классика русского рока: Ария, еще в полном составе, Машина Времени, Чайф, ДДТ и ЧиЖ&Co. Ну, или мог еще уделить время легкому зарубежному регги. А слушать рэп Антон не любил, тем более смотреть эти фальшивые клипы. Кривая распальцовка накаченных аборигенов, или подражающих им белых неандертальцев, силиконовые модели непонятного возраста, только и умеющие, что отклячивать задницы и трясти сиськами, сыплющиеся с неба баксы и золотые цепи на бычьих шеях, да и тексты — сплошная пропаганда наркомании и гопничества. Нет, интеллектуальные люди это слушать не могут. Одна сплошная пошлость.

— Можно и телевизор посмотреть, если есть что-нибудь стоящее, — Антон размял шею, наклонив ее с начала влево, потом вправо и слегка сжав рукой. — Вот только данное творчество к «стоящему» я никак бы не отнес.

— Ух-ты, какой меломан, — отец взглянул на сына, удивлено приподняв брови, и тут же переключил телевизор на канал о дикой природе. Там как раз один шимпанзе выковыривал блох у другого. — Хотя ты прав, на этих животных и то приятнее смотреть, чем на тех, — он усмехнулся получившейся аллегории. — Ладно, телевизор это для фона. Слушай, — он повернулся к сыну лицом, сжав руки в замок. — Антон, ты очень хорошо поработал в университете.

Парень попытался запротестовать, что защита, мол, только в понедельник, и еще ничего не определенно, но отец его остановил.

— Не перебивай. Защита диплома — это, по сути, всего лишь фикция. Ты сам все прекрасно понимаешь. Уже давно решено, кто и что получить по итогам. Ты красный диплом и путевку в аспирантуру.

— Дай бог, — Антон начал нервно перебирать пальцами край футболки. — Дай бог.

— Даст, не бойся. Я интересовался, — опять попытался пошутить отец. — Да что ты так нервничаешь? Мать, — обратился он к жене. — Ну, ты ему что ли валерьянки дай, а то весь извелся. Так и не дотянет до своей защиты.

Женщина у окна оторвалась от поливания и разрыхления земли в горшках, подошла к дивану и присела в стоящее рядом кресло.

— Антош. Не слушай его, — она улыбнулась и махнула рукой в сторону отца. — Глупости наговорит. Но в одном он прав.

— В одном? Да я всегда прав, — отец, как-то эмоционально прожестикулировал. — В одном! — усмехнулся он. — Вспомни. — он с наигранным вызовом посмотрел в глаза жене. — Вспомни. Вот! — губы его что-то забормотали, и он начал быстро загибать пальцы. — Двадцать три года назад, — он подмигнул сыну. — Я же сказал, что мужик родился. Вот вырос. А ты все с ним сюсюкалась, баночки, тряпочки, салфеточки, телячьи нежности разводила. А он, вот, вырос. Поставил цель и добился успеха.

— Еще рано, — опять попытался вставить слово Антон.

— Да какой там! Рано! — отец вновь махнул рукой. — Ни чего не рано.

— Антош, — мама посмотрела на сына с любовью. — Мы гордимся тобой. Ты у нас настоящий молодец, — она встала. Прошла по комнате, остановившись возле отца. — Папа прав, все уже решено. И защита диплом — это, правда, всего лишь, шоу. И мы уверены, что ты справишься со своей ролью отлично. Но ты как-то очень серьезно к этому относишься, слишком нервничаешь. И есть — не ешь, и воздухом свежим не дышишь.

Это была правда. Антон и сам прекрасно понимал. Его страх перед защитой был и впрямь какой-то всепоглощающий. Он уже неделю питался через раз, а про прогулки забыл и вовсе как месяц назад.

— Антон, — на этот раз мама подошла к сыну. Присела рядом с ним, взяв его за руки. — Антон, мы с папой решили сделать тебе небольшой подарок в честь твоей защиты, — она вопросительно посмотрела на отца, который утвердительно кивнул. — Мы думали отложить его оглашение до дня твоей защиты, но, что бы хоть как-то отвлечь тебя от твоих переживаний, решили рассказать о нем сегодня.

Настроение у Антона начало подниматься, глаза зажглись от ожидания. Интересно, что же это за подарок, который стоил того, что бы быть отложенным на самую важную дату, по крайней мере, в этот период жизни парня. Он вопросительно посмотрел на замолчавшую маму, а затем на отца, глаза которого так же горели, предвкушая реакцию сына.

— Ну, что же это? Не томите! — он еще раз посмотрел сначала на мать, потом на отца.

Отец, чересчур наиграно нахмурил брови, перевел взгляд на мать.

— А может, не будем ему говорить? Потом в понедельник скажем.

— Нет уж, — не выдержал Антон. — Говорите давайте. Видите, что я уже заинтересовался, — он поднялся с дивана, и его место тут же заняла мама, отошел чуть назад и встал перед телевизором, скрестив руки у себя на груди. — Что вы там придумали?

Отец весело рассмеялся, мама тоже заулыбалась.

— Видишь, какой он у нас увлеченный, — отец положил руку маме на колено. — Стоит чуть-чуть заинтересовать, и он уже не отступится, пока не докопается до истины.

— Мам, пап. Ну, хватит. А?

— Да, хватит, — отец поднялся, подошел к сыну и положил руку на плечо. — Ты как, отдыхать в принципе любишь?

— Да можно, конечно, — улыбка растеклась по лицу парня.

— Ну, если любишь, то тогда двадцатого августа летишь в Сочи, — отец вновь вернулся на диван. — К этому времени у тебя как раз по аспирантуре должны все вопросы решиться. Ну как, полетишь?

— Конечно же! — Антон от восторга даже взлохматил себе голову. — Конечно, полечу! Спасибо мам, пап! — парень подошел к родителям, и поочередно их обнял. — Спасибо!

— Ну вот. Я же говорил, что это отвлечет его от переживаний, — отец ухмыльнулся. — А, студент, полегчало немножко?

— Что есть, то есть. Я это, пойду сегодня прогуляюсь, — Антон двинулся к выходу из зала.

— Вот, мать, — отец приобнял ее за талию. — А ты говоришь. Он уже и гулять намылился, стоит только новость хорошую сказать.

— Да ни чего. Пусть погуляет. Только зонт возьми, а то на улице дождь идет, — последние слова были обращены к Антону.

— Хорошо.

Антон вылетел из зала, схватил сотовый телефон и набрал своего друга Егора.

— Эй, Егор, здорова.

— Ну, привет, — судя по сонному голосу, друг явно не был готов к прогулке.

— Хорош штаны протирать и спину пролеживать, пойдем погуляем!

— Да ну его. Там дождь.

— Да хорош. С меня пиво.

Этот аргумент на Егора должен был подействовать безотказно. И подействовал.

— Хорошо. Через полчаса возле продуктового.

— Ok, до встречи.

Антон отключил телефон, лег на кровать и на несколько мгновений закрыл глаза. Перспективы светлого будущего это, конечно, хорошо, но забывать про хлеб насущный тоже не дело. Он улыбнулся своим мыслям, поднялся и стал собираться на улицу.

7. Илья

Илья был доволен. Хотя эти соревнования и были лишь районным турниром по пауэрлифтингу, но на них съехалась почти вся Москва. И второе место в категории до восьмидесяти двух с половиной килограммов, при условии, что его перевес от категории семьдесят пять килограммов был всего лишь двести граммов — это отличные шансы выступить на осеннем чемпионате Москвы в более низкой категории. Но для этого надо было пахать и немного согнать вес. Двести граммов и он в призерах, причем в золотых призерах. Даже в нынешней категории он отстал от первого места по сумме трех упражнений (присед, жим от груди и становая тяга) всего на десять килограммов, а в предыдущей категории золотой призер отстал от Ильи на тридцать килограммов, собрав сумму из нелегких пятиста пятидесяти килограммов. А если уверено выступить на чемпионате города, то можно через полгода замахнуться на первенство Центрально-черноземного региона. И тогда… Илья мечтательно взглянул в пасмурное небо. А тогда работа, работа и еще раз работа. Пауэрлифтинг — это, в первую очередь, спорт возрастных спортсменов. Можно, конечно, по молодости наколоться всякой дряни, не вылезать из спортзала и достичь результата. Но быстрый результат несет за собой и быстрый спад, с множеством различных побочных эффектов, и, извиняюсь, разговор о функционировании пиписьки, как детородном органе, уже может отойти на второй план, по отношении к вопросу о функционировании печени, сердца или спины.

Илья был за чистый спорт. Нет, конечно, он употреблял спортивное питание, но это всего лишь белки, аминокислоты и витамины, но не стероиды. В свои тридцать результат у Ильи, конечно, был на порядок ниже, чем у тех одногодок, кто не гнушался употреблением всяких запрещенных препаратов. Но зато и собственный вес у него не рос как на дрожжах. Медленно, но верно он шел к результату. И пусть ему не грозило стать чемпионом мира, или показать себя на Арнольд-Классике, зато он был уверен в своих силах, и двигается только вперед, без колоссальных взлетов, и последующих не менее колоссальных падений.

Конечно, его нынешняя жизнь была не идеальна. Он не сумел обзавестись семьей, даже постоянной девушки у него не было. Либо ему просто не везло, либо его требования к выбору спутницы жизни были очень высоки, к каким он относил: спортивный образ жизни, отсутствие вредных привычек, желание трудится. Но попадавшиеся претендентки не отличались наличием, ни одной из этих добродетелей. Ему даже встретилось пару экземпляров, которые заслышав о собственной квартире парня (Илья уже успел приобрести себя честно заработанную однокомнатную квартиру, находящуюся на окраине города) прикидывались на пару недель идеалами. Но, увы, как козла не ряди, он все равно козел. И спустя пару недель из этих актрис, то тут, то там, начинали вылезать их истинные личины. И тут уже не было места ни красоте, ни грации. Илья просто отстранялся от таких барышень, сразу теряя к ним всякий интерес. А принцессы все не было и не было. Илья не отчаивался. «Еще поймаем на своем веку настоящую золотую рыбку».

Парень был относительно молод и очень даже хорош собой. Точеные черты правильного арийского лица, короткая стрижка русых волос, слегка надменный взгляд светло-зеленных глаз всегда остро смотрящих из под светлых не очень густых бровей и, конечно, его тело. Без грамма лишнего жира. Его пропорциям, наверное, позавидовал бы сам Аполлон, если бы не был богом, да к тому же еще и древнегреческим.

Илья еще раз взглянул на небо, в котором поверх серости дождливого дня все больше нарастала вечерняя темнота. А непосредственно над ним созревало не очень приятное на вид грозовое облако. Еще немного и, наверное, хлынет самый настоящий ливень, да и без молнии с громом не обойдется.

Илья посмотрел на часы. Половина восьмого вечера. Еще раз взглянул на небо и двинулся в сторону станции Медведково. Очень даже может быть, что станция Бабушкинская была к нему и ближе, но парень хотел спокойно сесть на дальней станции, чтобы не мешать никому в проходе своей сумкой, да и что бы ему никто не мешал. Тем более, что ехать ему предстояло через половину Москвы. В этот раз организаторы как-то очень далеко вынесли место проведения соревнований. «Ничего страшного. Завтра суббота. Еще отдохнем, а пока, пока не пошел дождь, бегом, бегом, бегом». И Илья, ускорив шаг, направился к входу в метро, постоянно обходя чрезмерно большие лужи, которых в этой части города, почему-то было особенно много.

8. Антон и Егор

Магазинчик, который, после развала Союза в простонародье так и остался Продуктовым, был одним большим исключением из правил. Мало того, что он не развалился во времена перестройки, не вымер вслед за другими динозаврами того времени, так он еще продолжал развиваться. Перейдя на систему самообслуживания покупателей, то есть став таким своеобразным мини супермаркетом, он сумел удержаться в своей самобытности и не зависимости. Не ушел под крыло одного из крупных сетевых магазинов, а остался самим собой: народным магазином, где на прилавках находили себе место продукты местных фабрик, мясомолочных комбинатов, сельхоз ферм и хлебозаводов. А люди, приходя в этот магазин, были уверены в качестве всегда свежих товаров.

Когда Антон подошел к Продуктовому, Егор уже был на месте. Зябко переминаясь с ноги на ногу, он протянул руку другу.

— Ну, здравствуй, вундеркинд, — Егор зашмыгал носом. — Ты чего это не за учебниками? — и, слегка улыбнувшись, добавил. — Или учебники закончились?

— Ха-ха. Смешно, — Антон попытался посильнее сжать руку друга, но это ему не удалось, Егор всегда был сильнее товарища. — Сам-то давно перестал зубрить?

Антон был на голову сообразительней Егора. В то время, когда будущий руководитель отдела инноваций ядерной физике усваивал всю информацию буквально на лету, его другу приходилось часами разбираться в том или ином вопросе. Просиживая за учебниками огромное количество времени и периодически, будучи не в силах понять изучаемую тему и просто зазубривая ее, Егор развил в себе весьма неплохой дар к усидчивости. Да, не так сообразителен, но ученье и труд, как говорится, все перетрут. И в принципе, не кривя душой, можно было сказать, что Егор, весьма отставая в рейтинге от своего друга, все же находился в лидерах своего курса. И в будущем так же представлял себя не на последней должности. И хотя Егор тратил много времени на науку, он все же находил минутку для посещения спортзала, где посвящал себя изучению совсем других дисциплин, нежели в университете. Боевые единоборства требовали того же терпения, что и учеба. Терпения, усидчивости, самоотдачи. Развитие мышечной памяти требовало многократных повторений оттачиваемых приемов. И в отличие от Антона, который был полностью равнодушен к спорту, Егор просто болел им.

— Ладно, ты что такой счастливый? — Егор отпустил руку товарища, тут же спрятав ее в карманы синих джинсов. — Нобелевку заочно дали?

Антон громко рассмеялся.

— Нобелевку? Да это мелочи по сравнению со случившимся.

— Да ты что? — Егор удивлено приподнял брови. — Никак в президиум академии наук путевку получил?

— С путевкой ты угадал. А вот с местом отдыха не очень, — Антон двинулся в сторону дверей магазина. — Пойдем. С меня пиво. Помнишь?

— А ради чего я здесь сопли на кулак наматываю? — Егор демонстративно пошмыгал носом. — Помню, конечно, — и двигаясь за товарищем через автоматически распахнувшиеся двери магазина, повторил свой вопрос. — Пускай, не в академию наук, куда же тогда путевка? Что может быть круче? NASA?

— Хераса, — бросил через плечо друг. Потом остановился перед прилавком с пивом. — Ты как относишься к ростовскому?

— Эх, Антон, — Егор принялся изучать представший перед глазами ассортимент. — Ростовское, московское, да хоть чукотское. Ты же знаешь, — он стал медленно произносить слова. — На халяву, и уксус сладок, — а потом, протягивая руку к полуторолитровой бутылки местного жигулевского, быстро добавил. — А я возьму вот это.

Антон мгновение поколебался с выбором, и последовал примеру друга.

— Ты прав. Ростовское еще успею попить, вместе с Сочинским, если такое существует.

Егор, было двинувшийся к прилавку с чипсами, остановился и удивлено посмотрел на товарища.

— Значит, в Сочи намылился, — уже не спрашивал, а утверждал парень. — Когда, с кем?

— Когда? — В августе. С кем? — Не знаю, — Антон похлопал друга по плечу и направился от стеллажа с чипсами к россыпи вяленой рыбы, хранившейся в открытом холодильнике. — Давай по натуральным продуктам. А это, — он указал на чипсы. — Сплошные канцерогены. Ты же знаешь.

Егор покрутил в руке пачку чипсов, с каким-то весьма специфическим вкусом. Потом положил ее на место, и тоже пошел выбирать рыбку.

— Да, не NASA, конечно, но за солнцем понаблюдаешь будь здоров.

— А ты в этом году куда-нибудь рванешь?

Егор уложил в пакет леща с твердым округлым брюхом, в котором была икра, убедился, что товарищ сделал то же самое и направился к кассе через стеллажи с крепкими спиртными напитками, у которых два парня, видимо представители одной из местных гопкомпаний, выбирали себе водку.

— Я в этом году, Антон, если не удастся скрыться до зимы, рвану в армию. А где конкретно будет проходить моя служба, увы, не знаю, — Егор печально улыбнулся. — Может быть, и в Сочи отправят, границу моря охранять.

— Да, дела.

Товарищ, проходя мимо двух гопников, покосился на парня в низко надвинутом сером кепеле, и подмигнул Егору, указывая взглядом на манипуляции того с бутылкой водки. Гопник, долго рассматривая бутылку, потянулся к стеллажу, якобы ставя ей на место, но вдруг резко изменил траекторию движения руки, засунул бутылку себе под куртку.

— Епт… Коль, ты че творишь? — приятель гопника в кепке, блеснул золотым зубом. — А ну брось. Полчаса потерпи, — и, заметив, что на них смотрит студент, рыкнул — Че уши греешь, фраер? А? Че зенки раззявил, спрашиваю? В кино что ли? — он угрожающе двинулся к парням.

Бес замер на месте, в свою очередь, уставившись на студентов, а в голове, откуда-то из далека, тихо, но настойчиво зазвучало: — Не упусти их.

Коля тряхнул головой, сбрасывая наваждение. «Кого? Их? Вот этих двух студентов, затарившихся пивом? Двух сопляков, решивших пропить стипендию. Бред. Не было вчера ничего, не было». Он вновь тряхнул головой, окончательно развеивая накатывающий страх. Все-таки выпитое вчера немного затуманило его сознание и привидевшаяся накануне непонятная фигура, сейчас вспоминалась с трудом и выглядела, как своеобразная непонятная игра света и тени. Мол, привиделось и все. Точка.

— Э-э-э, хлопчики, а ну хорош, — он опустил руку на плечо Мони, придерживая его движения. И добавил двум студентам. — А ну дергайте отсюда. Кыш! — он пугающе поднял брови и выдвинул вперед нижнюю челюсть.

Антон пошел было дальше к кассам, но Егор двинулся навстречу гопникам.

— Курицу свою будешь кышем пугать, — он, набычившись, остановился перед Бесом и вызывающе посмотрел тому в глаза. — А есть что сказать, пойдем, поговорим.

— Че, баран, пободаться хочешь? Так, я тебе рога быстро пообломаю, — гопник с золотым зубом цыкнул языком, сплевывая на пол магазина.

— Э, ну. Да хорош, — Бес подошел вплотную к Егору. — Смотри сюда, щегол, — он взглядом указал студенту на торчащую из-за отворота куртки ручку травмата. — Дернули отсюда. Быстро.

Наличие у гопников оружия заставляло Егора отступить, но уязвленная гордость останавливала его. Лишь подошедший Антон смог увести друга.

— Пойдем. Ну, их.

Егор зло прошелся взглядом по противникам. Его сознание рвалось на части от чувства, что он обязан уложить этих двоих прямо здесь на пол. Но он отлично понимал, что схлопотать из-за обычной ссоры пулю, пусть даже и резиновую, — это того не стоит.

— Пойдем. Хер с ними, — бросил он в лицо гопникам и, развернувшись, двинулся к кассам, затылком ощущая, направленные на него две пары таких же как у него бешеных глаз.

— Да я тебя, — раздалось сзади.

И тут же добавил другой голос:

— Моня хорош. Не сейчас.

Так и не оборачиваясь, Антон с Егором прошли на кассу, где Антон, расплачиваясь, пробил пачку жевательной резинки, чтобы сбить после вечера запах пива.

Студенты вышли из магазина, чуть не сбив по пути еще двух парней, в сильно надвинутых на лица кепках. Однако Егору удалось заметить, что у одного из них что-то было не так с лицом. Взглянув на него еще раз, Егор рассмотрел отсутствие левого глаза.

Дождь накрапывал все сильнее, и парни прибавили хода, стараясь быстрее дойти до подъезда.

— Да ну его на хер этот подъезд, — еще злой Егор остановился. — Поехали в центр.

— А пиво? — Антон вопросительно посмотрел на друга.

— В метро попьем. Пойдем, а то совсем промокнем.

Антон кивнул, и парни двинулись в сторону станции Бабушкинская.

9. Бродяги

Бес с Моней как раз проходили через кассу, когда в дверях магазина появились Миха с Одноглазым. Поприветствовав друг друга кивками, парни направились по оговоренным точкам. Миха двинулся в торговый зал, расположившись так, что бы видеть проход из зала к кассам и легко осматривать всю торговую площадь. Одноглазый, накинув сверху кепки капюшон, двинулся к кассе, расталкивая собравшуюся возле нее очередь. На недовольные окрики он не реагировал. Моня улыбнулся золотым зубом другу, направился к выходу из магазина. Все были на местах.

— Молодой человек, вы будете что-нибудь пробивать? — молодая кассирша выжидающе посмотрела на Беса.

Николай нервно шмыгнул носом.

— Ага. Голову тебе, — а затем выдернул из-за пазухи травмат, направив его на остолбеневшую девушку.

Одноглазый на другой кассе, видя, что Бес начал, резко развернулся и врезал в ухо мужику лет сорока, который как-то уж очень сильно толкнул его, когда тот ломился к кассе, а потом вытащил из кармана ствол, похожий на ТТ, и направил его на дородную бабу, сидевшею на кассе.

— Морду в пол! — заорал он на очухивающегося от удара мужика. — Никому не рыпаться! — дуло пистолета прошло по дуге, осматривая, замерших в ужасе покупателей. — Кассу открывай, живо!

Баба трясущимися руками, повернула ключ кассы, и аппарат с металлическим лязгом выдвинулся вперед.

— Складывай, складывай! — одноглазый покрутил дулом пистолета подгоняя кассиршу.

У Беса все шло по тому же сценарию. Молодая кассирша уже выгружала купюры в пакет, а Коля подгонял ее, постоянно переводя травмат то на нее, то на покупателей, которые присев на корточки, пытались прикрыть головы руками.

Единственный охранник, находившийся у себя в коморке и наблюдавший в монитор за торговым залом, сначала даже не понял, что это за коллапс у касс. Но разглядев на маленьком экранчике размахивающих пистолетами налево и направо двух молодчиков, тут же нажал тревожную кнопку. Задумал было высунуться в зал, но вовремя прикинул, что электрошокером ему воров не остановить, поэтому решил не рыпаться и вызвал наряд полиции.

Миха стоял у стеллажа с шоколадками, переводя взгляд то на кассы, то на торговые ряды. Вроде бы все покупатели прижались к стеллажам, не пытаясь оказать какое-либо сопротивление грабителям. И его это радовало. Все лучше, когда меньше приходится размахивать кулаками и уж тем более пистолетом. Но тут возле дальнего ряда с консервами Миха увидел непонятные манипуляции одного посетителя с телефоном. Он быстро двинулся туда. Молодой парнишка в разноцветной ветровке, присев на корточки за стеллажами так, что бы его не было видно от касс, аккуратно снимал на свой телефон происходящее ограбление. Не ожидая подвоха от двигавшегося к нему человека, парнишка даже улыбнулся, мол, видишь, какой я смелый, даже видео снимаю, потом его в интернет выложу. Но вот человек достал из кармана пистолет и направил его на парня.

— Давай сюда, — Миха протянул руку к мобильнику.

Улыбка сползла с лица парня, превратившись в гримасу ужаса. Он передал телефон Михе, не сводя глаз с дула пистолета.

— Сиди тихо и все будет хорошо, — Миха спрятал пистолет в карман и пошел к кассам, где парни уже заканчивали дело.

За эти несколько минут, что парни брали кассу, в магазин так ни кто и не вошел, и Моня, следивший за дверьми, просто стоял на месте, ожидая подельников.

Охранник, набиравший на телефоне полицию, увидел, как на одном из экранчиков человек в низко посаженной кепке отобрал у молодого парня сотовый, не постеснявшись при этом помахать пистолетом. Этот человек двигался к кассам, проходя как раз мимо его коморки. Что повлияло тогда на охранника: чувство долга, непонятно откуда взявшаяся отвага или не выявленное на ранней стадии слабоумие, но он бросил сотовый и выскочил в зал четко за спиной грабителя. Выхватив из кобуры электрошокер, он с размаху всадил его в шею разворачивающемуся Михе и с каким-то животным упоением нажал на кнопку. Грабитель резко напрягся, а затем, обмякнув, стал опускаться на пол, но охранник подхватил оседающее тело, так и не дав ему упасть. И придерживая оглушенного вора, крикнул на весь магазин.

— А ну стоять, бросили стволы на пол.

Направляющиеся к выходу Бес и Одноглазый обернулись на крик и увидели, как их отключившегося подельника придерживает одной рукой охранник, а другой рукой держит приставленный к его шее электрошокер.

— Что замерли? Стволы на пол! — он еще раз повторил команду, поддергивая сползающее вниз тело.

Охранник затравленно смотрел на остановившихся грабителей, в руках которых до сих пор были пистолеты. Его только сейчас начал пробирать страх, расползаясь по всему телу и концентрируясь в низу живота. Что ему делать сейчас? Он один, а их минимум двое, да еще и вооружены к тому же. Но постыдному опорожнению кишечника не дала состояться резкая боль в затылке. Охранник осел на пол вместе с бесчувственным телом Михи и завалился на бок. За его спиной стояла не приметная на фоне мужских тел девушка в черном легком плаще с надвинутым на глаза капюшоном. В руке она держала бутылку Российского шампанского.

— Что замерли? Помогите! — девушка бросилась поднимать Миху.

Бес с Одноглазым уже неслись через зал. С лету вмазав ногой под брюхо бесчувственному охраннику, Коля бросился в коморку. Разбив об стену блок управления системой видеоконтроля и системный блок компьютера, он вытащил жесткие диски и, выскочив в зал, подхватил под руку приходящего в себя Миху.

— Валим!

Четверо грабителей вместе с девушкой выбежали из магазина и бросились в россыпную. Миха, уже пришедший в себя, опирался на руку Одноглазого.

— Сюда! — девушка потянула Моню за руку к парковке, у выезда с которой стояла не заглушенная вишневая девятка.

Бес, видя, что напарник с девушкой сунулись в машину, дернулся за ними. И через мгновение автомобиль с двумя друзьями и девушкой за рулем уже мчался прочь от места преступления.

* * *

— Мадам, я весьма удивлен вашей выходкой, — Бес пересчитывал купюры, сидя на заднем сиденье автомобиля. — Как вас хоть зовут?

— Ее зовут Анна, — Моня накрыл своей рукой руку девушки, которую та держала на рычаге переключения передач.

— Да я и сама могу ответить, — девушка сбросила скорость, входя в очередной поворот. — А ты, наверное, Николай.

— Он самый. Золотой (Бес иногда называл кореша и так из-за вставленного золотого зуба), а ты красавец, — он похлопал сидящего впереди друга по плечу. — Нужную кралю себе оторвал. Как она охранника-то? А? Ловко.

Николай закончил считать деньги и уже крутил в руках трофейную бутылку шампанского, пытаясь выдернуть пробку, но та от чего-то не поддавалась. Но вот в машине раздался хлопок, и шипящая пена выплеснулась из горлышка.

— Ты что там, уже отмечаешь? — Моня чуть развернулся назад, потянувшись руку за бутылкой. — Дайка, я тоже горло смочу, а то что-то пересохло.

Бес передал шампанское, а сам откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза.

— Вот это адреналин!

Золотой поднес шампанское к губам и с жадностью припал к горлышку, сильно запрокинув бутылку. Но тут же наклонился вперед, зайдясь в кашле. Бутылка вновь исходила пеной. В прочем, пена бежала не только из горлышка, рот и нос Мони тоже были в пене, которая тонкими струйками стекала на коврики машины. Бес с Анной громко засмеялись.

— Ты не водку пьешь, — давясь смехом, выдавил из себя подельник. — Его надо аккуратно.

— Да и хер с ним, — Моня вытер с лица остатки шампанского. — Сколько там, в кассе?

Бес похлопал по пакету с деньгами.

— Сто двадцать. И у Одноглазого с Михой, наверное, столько же.

— Ну и хорошо. Живем! — Моня еще раз припал к бутылке, но уже более аккуратно, чтобы не расплескать ее содержимое.

— Да, с такой подругой, как у тебя, жить надо получше. Слушай, — Бес выдвинулся вперед так, что его голова оказалась между спинками передних сидений. — Может нам банк взять? А ты с ней будешь как Бонни и Клайд, — он вновь с удовольствием рассмеялся. — Правда я не помню, кто из них был кто.

— Ага, а ты будешь нашим верным оруженосцем, как Санчо Панса у Дон Кихота, — Анна завернула во двор и стала пробираться между плотно стоявших друг к другу машин.

— Не знаю таких. Где зону топтали?

— В далекой, далекой Испании. Ты что, даже в школе не учился?

— Три класса и кабинет директора, вот и вся моя школа, — Бес протер рукавом запотевшее окно, рассматривая незнакомый двор.

— Все, приехали.

Анна заглушила мотор, припарковав машину возле старого сарая, невесть каким образом уцелевшего среди современных многоэтажек.

— Пошли, номера перекрутить поможете.

— Да все что пожелаете, миледи. За вашу помощь я вам век благодарен буду, — Бес вышел из машины вслед за подельниками. — А вы это заранее запланировали?

— Ни совсем так, как вышло, но примерно около того. Я просто попросил ее покараулить в машине, но она сама с головой, и очень даже не плохой, — Золотой протянул девушку к себе и жадно поцеловал ее взасос, запустив руку в ее черные волосы.

— Эй, полегче. Вы что прямо здесь собрались это делать? — Бес с завистью посмотрел на товарища, скручивая старые номера и меняя их на заранее приготовленные. — Нам еще на точку надо добраться.

— Да помню, — Моня с усилием оторвал от себя Анну, которая, видать, и правда была не против проделать все прямо здесь и сейчас.

— Я вас довезу, — она прилипла к Золотому, положив руку ему на пах, и начав там наглаживать.

— Нет, — Моня все-таки отстранился от подруги и подошел к Николаю, помочь придержать номер, пока тот будет его прикручивать. — На метро поедем, надо алиби себе клепать.

— Тогда я с вами, — девушка вновь подошла к парню, опустив руки ему на плечи.

— Это запросто. Только ни слова о деле. Ok?

— О каком деле? — Анна состроила удивленное лицо, выказывая полное не понимание.

Моня аж засмеялся от правдоподобности представления.

— Да тебе на театральное надо, глядишь, уже бы в кино снималась.

Бес закручивал последний винт.

— Была уже там, — девушка серьезно поджала губы.

— И что, выгнали?

— Сама ушла. Главный там начал приставать, намеки делать, да же под юбку умудрился как-то рукой залезть, — девушка зло улыбнулась, вспоминая прошлое. — Ну, я ему эту руку-то и сломала, в двух местах, и в этот же день по собственному желанию досвидос, а на его имя заявление о домогательстве, — Анна серьезно посмотрела на Моню. — С тех пор о съемках мне посоветовали забыть.

— Тогда, вот тебе блатное погоняло, — Бес выдержал паузу. — Актрисой будешь.

— А что, мне нравится, — Моня забрал из салона пакет с выручкой и недопитую бутылку шампанского. — Ну что, в подземку?

— Пойдем, — Анна закрыла машину и поставила ее на сигнализацию.

Дождь барабанил по крыше легковушек, брызгая каплями на проходящих мимо людей. Серые тучи застили небо, и уже пару раз прозвучали раскаты грома. Бес не без основания прикидывал, что до Ботанического сада он дойдет абсолютно мокрый, но идущих рядом Бонни и Клайда, это, похоже, совершенно не интересовало.

10. Игорь

Ветер усиливался с каждой минутой. Туча, которую Игорь поначалу не заметил, погрузившись в свои нерадостные мысли, уже висела прямо над головой. Раскаты грома раздавались все чаще и чаще, и все четче слышался в них грозный рев приближающейся бури. Шелест, рвущийся в атаках уже ураганного ветра листвы, не мог скрыть за собой жуткого скрипа раскачиваемых из стороны в сторону деревьев.

Игорь, уже пару часов блуждающий по дворам, не особо обращал внимания на сменяющие друг друга многоэтажки, которые, как две капли воды, были похожи друг на друга. И поэтому весьма удивился, обнаружив, что находится не у себя во дворе, рядом с Посольством Латвийской Республики, а где-то возле Проспекта Мира. Из чего следовало, что домой, при усиливающейся непогоде, он вернуться не успеет.

Резкие порывы ветра били парня то в грудь, то в спину, заставляя постоянно пригибать голову. Серая ветровка, раздуваемая ветром, как парус, под моросящим дождем приобрела темный, сырой оттенок. Капюшон слетал с головы ежеминутно, и Игорь уже просто держал его одной рукой.

Грозовая темнота окутывала город с какой-то фантастической скоростью. Мгновение назад было лишь пасмурно, но еще достаточно светло. А сейчас складывалось ощущение очень позднего вечера, хотя шел всего девятый час. В густой черноте нависшей над городом тучи, ослепительно блеснула ветвистая, ломаная молния, озарив своей вспышкой все вокруг. И тут же над головой раздался оглушительный раскат грома. Начав с низкого гудения, пробирающего до самых костей, вызывая дрожь в теле и чувство какого-то первобытного страха, он с каждой волной становился все громче, каким-то всепоглощающим и всеобъемлющим. Игорь ощутил, как под ногами земля заходила ходуном, как завибрировал пропитанный влагой воздух. А от окружающих его домов раздалось жалобное дребезжание тысяч застонавших в агонии стекол. Раздался звон. Видимо где-то не выдержали нарастающего напряжения современные шумо-, пыле— и влагонепроницаемые стеклопакеты. И тут же, с ударившим в лицо порывом ветра, грянул ливень. Но не просто льющая с неба вода. Дождь, казалось, шел со всех сторон. Ледяные капли, разгоняемые мечущимся из стороны в сторону ураганным ветром, насквозь пробивали одежду, вызывая у Игоря приступы озноба.

Впереди вновь сверкнула ослепительная молния, которая, по-видимому, попала в линию электропередачи, так как вслед за ее яркой вспышкой свет, идущий от близлежащих домов, неожиданно погас, погрузив и так темный город в сплошную черноту. Грянул оглушительный гром вперемежку с не менее оглушительным электрическим треском.

Игорь остановился, будучи ослепленным, сначала яркой молнией, а затем полной темнотой. Его тело сковывало от холода. Громко стуча зубами и пытаясь найти дорогу в этом хороводе летающей листвы, веток и всякого мусора, он лишь краем глаза уловил какое-то движение сверху. И вовремя посмотрев туда, с ужасом отскочил назад. Не удержался на ногах и грохнулся на спину, перекатившись через плечо. Он успел поджать ноги в самый последний момент. На то место, где Игорь стоял какое-то мгновение назад, разбрызгивая в стороны щепки от ломающихся веток, упало огромное дерево, не выдержавшее очередного порыва ветра.

Игорь вскочил с мокрого асфальта и ринулся бежать, едва ориентируясь в царящем вокруг хаосе. В окутавшей город грозовой темноте он отчетливо увидел ярко высвечивающуюся, показавшуюся тогда парню просто огромной красную букву «М».

Вломившись в вестибюль метро, Игорь остановился перевести дыхание. Отдышавшись и немного придя в себя, парень посмотрел по сторонам. Народу было битком. Кто-то такой же мокрый, как и он, а некоторые, их было меньшинство, были абсолютно сухие. Наверное, они или только прибыли с другой станции, или заблаговременно решили переждать непогоду. Как бы то ни было, гроза загнала под землю всех, кто не успел скрыться дома.

За высокими створчатыми дверьми станции «Проспект Мира» вовсю ревела буря. Струи дождевой воды били в щель между дверей, образовав у входа приличную лужу. И как заметил Игорь, в углах дверной рамы вода уже начала сочиться и через порог, находя себе дорогу в расшатанных стыках деревянной конструкции.

Взглянув на свою одежду, Игорь печально улыбнулся. Мало того, что мокрый с ног до головы, он был к тому же весь грязный из-за своего кульбита на асфальте. Сбивая с одежды прилипшие местами листья, парень прокрутил в голове последние минуты на улице. Глубоко вздохнул и медленно выдохнул, вспомнив дерево, которое чуть было не размазало его по асфальту.

Да и бог с ним, что грязный, зато живой, а то лежал бы сейчас под деревом, придавленный его тяжестью с разбитой головой, и смотрел бы, как струи дождя смывают и уносят в себе его кровь. Долго бы он так продержался бы? Не думаю. Игоря аж передернуло от всплывшей в воображении картины. И только сейчас, мысленно леденея от пережитого, он ощутил запоздало пришедший страх. Страх того, что мог вот так вот просто погибнуть, и нашли бы его только завтра, когда непогода стихла бы, и дневной свет представил бы на всеобщий обзор все разрушения, которые появились бы после этой, поистине сумасшедшей грозы.

Вода стекала с одежды Игоря на кафель вестибюля станции, просачивалась сквозь кроссовки, которые звучно хлюпали, когда парень шевелил замерзшими ногами. Да уж, сколько не сиди, а пьяным не будешь. Надо что-то делать.

Большие часы, расположенные над выходом из метро, показывали девять вечера. Возвращаться домой по городу у Игоря желания не было. И как назло сумку с проездным он оставил дома. Обыскав карманы своей насквозь промокшей одежды, Игорь, как утопающий на спасательный круг, воззрился на мятую, представляющую из себя сейчас не более чем мокрый фантик купюру достоинством в сто рублей. Для Игоря это был самый дорогой стольник, который он когда-либо держал в руках. Парень, недолго думая, встал в очередь кассы, аккуратно расправляя скомканную бумажку.

— Одна поездка, — сказал Игорь оператору, протягивая в маленькое окошко стольник.

Девушка-оператор брезгливо подняла купюру, держа ее двумя пальчиками. Замерла на мгновение, раздумывая: принять такие деньги или нет. Игорь, заметив ее колебания, наклонился к окошку и, улыбнувшись самой доброжелательной улыбкой, добавил:

— Девушка, другой нет. Вот вышел прогуляться, а тут такое, — он мотнул головой в сторону выхода. — Понимаете? — в подтверждение слов, на улице вновь раздался гром.

Игорь еще раз улыбнулся девушке, которая даже не повела бровью, чтобы улыбнуться в ответ. Просто снисходительно и даже, наверное, с жалостью выдала Игорю билет и россыпь монет разного калибра на сдачу.

— Спасибо.

Не дожидаясь ответа девушки, которого так и не последовало, парень взял билет и направился к турникету, громко щелкающему своими створками, толи пропуская, толи пытаясь поймать идущих к эскалатору людей.

* * *

Сырой продувной ветер, топот сотен ног, гулкое эхо многократно отражающееся от сводчатого потолка и тонны железобетона и земли над головой. Метро. Интересно, как чувствуют себя в этих катакомбах люди, страдающие боязнью быть похороненными заживо? Наверное, не очень хорошо. А, вообще, для современного мегаполиса метро — это единственное быстрое средство передвижения. Ведь на поверхности улицы всегда забиты машинами, маршрутками. Постоянные аварии, ремонты дорог и, как результат, многокилометровые пробки, в которых скорость передвижения падает практически до нуля. Собрался вечером с работы, сел в машину, и так просидел всю ночь в пробке, а с утра пришел домой, чтобы принять душ, выпить кофе и вновь уехать на работу. А под землей огромные артерии гонят по себе сотни составов, наполняя всепоглощающую тишину подземелья дребезжанием, свистом, скрипом, голосами миллионов людей, спешащих по своим делам. Наполняя темные туннели жизнью.

Вы когда-нибудь были в метро после закрытия? После того, как и персонал покинул бы станцию. Поверте, вам бы не понравилось. И даже больше. Вас бы окутал страх. Паника накрывала бы вас волна за волной, заставляя судорожно искать место в подземке, где берет сотовый, для того чтобы хоть так не оставаться одному. Что бы нарушить хоть как-то эту давящую угнетающую тишину, от которой, кажется, будто слух покинул вас. А если на станции где вы застряли еще и свет отключать, то все, пишите пропало. И будете вы с утра как герой романа Николая Васильевича Гоголя «Вий»: седой, исхудавший с впавшими серыми глазами. После этого вы ни за что не согласитесь провести в метро вторую ночь. Вам даже днем будет страшно туда спуститься. Потому что полное одиночество в купе с тишиной и темнотой — это испытание далеко не для слабонервных.

* * *

Выйдя на Калужско-Рижскую линию, Игорь остановился у края платформы, ожидая появление поезда. Электронные часы, висевшие над черным проемом туннеля, медленно отсчитывали полторы минуты. Сырой ветер, сквозивший по станции, пронимал Игоря до самых костей, заставляя тело вновь и вновь покрываться мелкими мурашками. Простуда, которая непонятно как обошла парня в прошлую ночь, на этот раз была обеспечена. Да если бы простуда. Игорь всерьез предполагал, что тут уже и воспаление легких близко. Весь мокрый, на сквозняке. Утешала только пара моментов. Первое, он сейчас находился не на улице, где буря все еще терзала незащищенный город. Второе — рядом с ним в ожидании поезда замерзали на сквозняке несколько сотен таких же, как и он, мокрых людей.

На станции стал нарастать шум приближающегося поезда. Стальной скрип и лязганье усиливались, заполняя собой все свободное пространство. Вот в темноте туннеля показалось светлое пятно, а ветер, и так с силой дующий из темноты, мгновенно усилился, вслед за ним на станцию вылетел поезд, несущий за собой множество стареньких сине-зеленных вагонов. Раздался свист тормозов и электропоезд замер у платформы. Двери раскрылись и навстречу толпе, готовой заполнить собой и без того уже битком набитые вагоны, выплеснулась точно такая же толпа.

Конечно же, причиной оживления метро в столь позднее время послужила гроза, ведь люди не хотели мокнуть и мерзнуть, а желали лишь поскорее добраться домой.

Подхваченный волной людской массы, что стремилась сейчас попасть в опустевший на треть вагон, Игорь без особых усилий оказался возле противоположной двери. Справа и слева его подпирали чьи-то спины и локти, а перед глазами застыл профиль женщины средних лет с высоко поднятым подбородком, которая всем своим видом демонстрировала полную отрешенность от происходящего, погрузившись в свой собственный мирок, свое личное пространство даже в такой давке. Игорь был уверен, что будь вокруг нее сейчас больше свободного места, она бы вытащила из своей сумки либо современный смартфон, либо планшетник и отгородилась бы этим гаджетом от всех и вся, не забывая, чутко фильтровать слухом названия проносящихся мимо станций. Но в такой давке было тяжело даже просто поднять руку, а держать в ней какое-нибудь устройство, так это вообще фантастика. Хотя пробежав по толпе взглядом, Игорь заметил, что у большинства людей уши заткнуты наушниками.

Что это за тенденция современности отгораживаться от окружающих, парень не понимал. Принцип: я никого не трогаю, и меня никто не трогает? Ну, уж позвольте, только за то время, за которое Игорь попал в вагон, ему отдавили ноги раз десять, больно ударили локтем под ребра раз пять, а систематические толчки и ореол несвежего дыхания вокруг — это постоянно. Как тут никто и никого не трогает? Полный контакт, иногда и с членовредительством.

Отгораживайся, не отгораживайся, замри с самым надменным лицом, которое можешь натянуть на свою физиономию, но только каждый толчок, каждый след чужой обуви на своей, каждый неверно расцененный взгляд — все это будет накладываться друг на друга, заставляя человека нервничать и злиться на окружающих. И выйдя из вагона, казалось бы, еще мгновение назад находившийся в своем незаурядном, но личном мирке человек, уже будет вовсю про себя, конечно же, материть всех обитателей метро, отряхивать одежду и проверять содержимое своих карманов, с целью узнать, а не полегчали ли они за то время, пока вокруг царил мир и гармония вымышленного мирка.

Все это было выдуманной изоляцией, самообманом, и неминуемо следующим за ним саморазоблачением. Реалии современного мира: жажда одиночества в толпе и жажда общения в одиночестве. Психоз, да и только.

Поезд тронулся, постепенно набирая скорость. Шум несущего со скоростью восемьдесят километров в час состава оглушал Игоря, и он даже немного позавидовал владельцам современных гаджетов с наушниками. Интересно в них что-нибудь слышно в таком грохоте? Сквозняк, который было исчез, когда парня затолкнули в вагон, с движением поезда возобновился вновь, со свистом вылетая из вагонных вытяжек. Парень повернул голову к двери, возле которой стоял. Перед глазами проносилась серая стена туннеля с волнами закрепленных на ней черных электрокабелей. Вьющиеся как змеи, они завораживали свои немудреным движением. Игорь некоторое время наблюдал за ними. Мысли его незаметно перешли на предстающую завтра смену. На необходимость писать объяснительную, выслушивать выговор начальника, кивать головой, и как нашкодивший школьник говорить, что больше он так делать не будет, и уж простите вы меня, пожалуйста.

11. Илья и бродяги

Ожиданиям Ильи не суждено было сбыться.

Станция предстала перед ним разворошенным муравейником. Люди беспорядочно сновали туда-сюда. Подъезжающий поезд забирал часть людей, но буквально мгновение спустя, станция заполнялась вновь. «Круговорот людей в подполье».

Илья сошел с лестницы и растворился в окружающей его толпе. Стал одним из снующих по своим делам муравьишек. Пытаясь никого не задеть своей достаточно большой сумкой, парень аккуратно подошел к краю платформы. И тут же перед ним раскрылись двери подошедшего вагона. Зайдя внутрь одним из первых, Илья сразу направился в конец вагона, где оставались свободными пара мест. Ехать ему предстояло далеко, выходить не скоро.

«Пусть другие толкутся на проходе, а я может даже вздремну чуток.»

Илья опустился на жесткое кресло, поставив сумку с вещами на колени. Прикрыл глаза и попытался максимально расслабиться. Поезд тронулся, и парень почувствовал, как его начало раскачивать из стороны в сторону. Вагон оказался последним в составе, и его, соответственно, заносило на поворотах, да и просто подбрасывало на неровностях пути. Но это являлось лишь маленьким неудобством. Илья придерживался одного очень простого мнения: «лучше плохо ехать, тем более сидя, чем хорошо идти». И благодаря этой мысли переносил тяготы поездки даже с каким-то мазохистским удовольствием. А секунды спокойствия, когда поезд останавливался на станциях, воспринимал, как отдых между подходами. Остановились, подышали, размяли немного мышцы и тронулись дальше.

Постоянные вихляния вагона, в купе с усталостью после соревнований, немного разморили парня, и он стал периодически залипать, проваливаясь в кратковременный сон. И, казалось, что вот так вот и доедет Илья до своей станции спокойно, немного подремав, но тут возле него раздался чей-то противный громкий смех. А затем, бесцеремонно толкнув парня в бок, кто-то в буквальном смысле слова, грохнулся на сиденье рядом с ним.

Илья открыл глаза и повернул голову к соседу. Парень, усевшийся рядом, пытался что-то рассказать стоящей перед ним паре. Феня вперемежку с матом показались Илье адским синтезом бестолковости и косноречья. Понимая сидящего рядом примерно через слово, спортсмен обратил внимание на то, что девушка с парнем, стоящие перед рассказчиком, в отличие от Ильи, весьма живо реагировали на его реплики.

«Вот тебе и гоп-компания по соседству, надеюсь, хоть курить не будут?»

Но и без курева причин для раздражения хватало. Сидящий рядом все чаще стал подталкивать Илью локтем. Вроде и невольно, но неприятно ужас как. И колено, широко расставленных ног гопника, все чаще давила на ногу парня.

«Ну почему нельзя вести себя по-человечески, хотя бы, когда ты в обществе?»

Илья молча терпел соседа, про себя представляя, как отправляет того в нокаут.

— Эй, дружище. Уступи место девушке, — сидящий рядом гопник попытался улыбнуться. Улыбка вышла достаточно кривой и угрожающей.

Илья дернулся было встать, все-таки воспитание давало о себе знать, но потом вдруг остановился, понимая, что сейчас его просто хотят выставить терпилой. Мол, постой не сломаешься, а мы тут посидим, отдохнем.

— А самому встать слабо, твоя вроде знакомая? — он как мог надменней посмотрел на сидящего рядом.

— Эй, дружище, — гопник перестал улыбаться и попробовал закинуть руку на плечо спортсмена. — Ты бы все-таки встал. А?

Илья ловко перехватил движение соседа и занесенная рука, которая вот-вот должна была лечь на плечо спортсмена, резко изменила направление и, описав большую дугу, опустилась на колено самому гопнику, чем ввела его в замешательство.

— Даже не думай еще раз, — Илья с угрозой посмотрел в глаза зачинщика.

— Коль, хватит. Хорошо? Я так постою. Меня есть, кому держать, — девушка поплотнее придвинулась к стоящему рядом парню, который, хищно сверкнув золотым зубом, обнял подругу и крепко ее поцеловал.

— Видал? За тебя девушка заступается. А ты лошок упертый. Да и хрен с тобой.

Злость все больше захлестывала Илью. Он покрепче сжал зубы, проглатывая оскорбление, а потом ехидно улыбнулся:

— Считай, что это она тебя защитила. Понял? — и лицо тут же приняло серьезное выражение, предвещая соседу неприятности, в случае, если тот вдруг захочет устроить потасовку.

Потасовку гопник собрался устроить тут же, видать нервы у него все же не выдержали, он рванул замок куртки вниз и полез за пазуху, пытаясь что-то достать. Что это могло бы быть, Илья не знал, а узнать не особо стремился. Он резко вскинул руку вверх и в сторону, не распрямляя ее до конца, и локоть будущего чемпиона России по пауэрлифтингу четко припечатал челюсть гопника.

Какое это было удовольствие, видеть, как расширяющиеся от злости глаза противника медленно закатываются, как он, теряя координацию, начинает выделывать руками непонятные движения и заваливается на бок. Еще не опустив руку, Илья заметил, что стоящий перед ним второй гопник тоже дернулся, пытаясь что-то вытащить из кармана. Но тут, останавливая все случившиеся и все возможное, раздался оглушительный скрежет, а вагон, и без того раскачивающийся из стороны в сторону, подпрыгнул на какой-то преграде и стал терять скорость.

Чувство легкой невесомости накрыло спортсмена. А в следующий миг Илью бросило вперед с огромной силой. Он впечатался в потерявшего сознание гопника. Увидел, что мгновение назад крепко стоящие на своих ногах пассажиры летят вперед, падая на пол вагона, спотыкаясь друг об друга, придавливая своих соседей, разбрасывая в стороны руки и находящиеся в них сумки и пакеты.

У одной женщины из легкого пакета-майки разлетелись помидоры. Красные, спелые, лопающиеся от каждого соприкосновения с возникающими преградами. Один из них влетел в лицо пассажиру, который уже был без сознания. Он не почувствовал ни удара, ни стекающего затем по лицу красного сока вместе с мякотью.

Раздался оглушительный скрип и скрежет трущегося, мнущегося и рвущегося в местах наибольшего напряжения металла. А затем вагон вновь тряхануло, и спортсмена сорвало с места, унося вслед за спрессованными в носовой части пассажирами. Уже в полете Илья увидел, как пространство за окнами озарилось бьющими из под вагона снопами ярких и, наверное, очень горячих искр. А попавшийся на пути поручень больно ударил парня по голове и он отключился.

Можно сказать, что потеря сознания очень выручила Илью, так как за ней последовала серия кувырков, и парень весьма бы удивился, узнав, что его тело может выполнять такие кульбиты. Закончилось все тем, что прокатившись по телам таких же бесчувственных пассажиров, Илья распластался, чуть ли не в самом начале вагона, еще разок хорошенько врезавшись головой в чью-то подставленную ногу. А вагон, еще немного поскакав и поскрипев, но, так и не слетев с рельсов, наконец-то замер, погружая отключившихся людей в море мрака и, неожиданно, такой глубокой тишины.

12. Маша и Виктор

— Так значит в конце августа? — Виктор внимательно смотрел на девушку. Он хотел убедиться, что Маша действительно рада. Да что там греха таить, он и сам был рад такой возможности посетить свадьбу, которую собирались играть не в одной из захудалых кофешек этого насквозь прокуренного города, а на берегу моря. Пусть и нашего Черного, но все равно, моря. Да и вживую посмотреть на подругу своей девушки, истории о которой нет-нет, да и проскакивали в разговорах — это тоже вызывало некий интерес.

— Ага! — Маша в который раз умудрилась кивнуть в такт раскачивающегося вагона, и выглядело это слегка забавно. — Двадцать второго свадьба. То есть двадцать первого мы должны быть там. Ты как, успеешь договориться об отпуске? — девушка изобразила умоляющий вид, слегка приподняв брови и вытянув вперед губы. — Ну, пожалуйста!

Виктор не смог сдержать улыбки:

— Хорошо, хорошо. Я обязательно что-нибудь придумаю. Даже если не отпустят в отпуск, то тогда… — закусив губу, парень на мгновение замолчал.

— И что тогда? — девушка стиснула руку молодого человека, подгоняя его с ответом.

— Тогда? Тогда я уволюсь. — сказал он, еще раз убеждая самого себя в правильности своего решения.

Недовольно нахмурив бровки, девушка серьезно посмотрела на парня.

— Ты серьезно? Или шутишь так плохо? — она вопросительно наклонила голову чуть на бок.

— Какие уж тут шутки. Что я, не найду в Москве работу продавца-консультанта?

На самом деле уволиться Виктор хотел уже давно. Что это за работа — продавец-консультант? Он же не ракетоносителями торгует. Просто бытовая техника. Да таких магазинов в Москве сотни, если что, всегда есть куда уйти. А нынешний старший уж очень сильно раздражал парня. Постоянные придирки, мол, неряшливо одет, то рубашка не поглажена, то туфли в пыли. А как же им быть не в пыли, если на складе сам черт ногу сломит, пробираясь через растущие завалы коробок, целлофана, пенопласта, валяющейся под ногами бумаги и прилепленными то тут, то там обрывками скотча. Дай бог с целой головой оттуда выбраться.

К тому же Виктор все-таки хотел попробовать что-то более серьезное. Вроде молодая спесь прошла, когда после института и все желание-то было просто работать, просто зарабатывать деньги. А тогда вроде и язык был подвешен и в технике более-менее соображал. Почему бы и нет? Но время идет, а роста никакого. И диплом теплоэнергетика до сих пор лежит невостребованный.

— Все! Решено! В любом случае уволюсь!

— И куда ты? После? — Маша была удивлена такому повороту событий. Она рассчитывала, что Виктор возьмет отпуск, ну там, отгула, да хоть просто уйдет без содержания. Но что бы вот так кардинально: Уволюсь. Да, вероятно она еще плохо знает своего парня.

— Попытаюсь по специальности. Ну, или на стройку мастером. Все поинтересней, чем убеждать людей приобрести то, что им не нужно. Или втюхивать товар, который, по сути, необходимо было бы выкинуть на свалку еще вчера.

— Я-то думала, что это я тебя сегодня удивлю. А нет, ты все-таки сумел перетянуть одеяло.

— Одеяло говоришь? — парень заигрывающе улыбнулся подруге. — Одеяло мы сегодня еще не перетягивали. Может ко мне? Тут вроде уже рядом.

Маша подняла взгляд на висевшую над дверью вагона электронную панель. Красные огоньки мигали возле станции «Сухаревская». И поезд, в подтверждении прибытия, начал тормозить, нещадно издеваясь отвратительным скрежетом и свистом над слухом находившихся в вагоне людей. Вылетевшая навстречу станция ослепила Машу своей, как ей показалось, утрированной яркостью. Свет, идущий от панелей, тянущихся над массивными колонами по всему залу и платформам, казалось, усиливаясь в своей интенсивности, отражался от мраморных плит, которыми были облицованы стены.

Девушка с вызовом посмотрела на парня.

— Ну что? К тебе? — она подмигнула молодому человеку. Ловко выдернула у него свою руку, и быстро юркнула в раскрытые двери вагона, через которые уже втягивалась бесформенная масса людей.

— Ах, ты! — только и успел вскрикнуть Виктор, вскакивая вслед за девушкой. «Да что это сегодня на нее нашло? Все какие-то догонялки». Но, тем не менее, парню это даже нравилось. Сквозили в сегодняшнем поведении Маши какие-то эротические нотки, и поэтому Виктор был не против побыть в роле догоняющего. Пусть будет охота.

Он успел выскочить на платформу в самый последний момент. Двери вагона за его спиной с шумом закрылись, и нарастающий гул ускоряющегося поезда, вкупе с усиливающимся сквозняком, заставили парня на время отвлечься от точеной фигурки своей девушки, которая, продолжая свои игры, спряталась за ближайшую колонну.

Люди вокруг не суетились. Они были целиком и полностью погружены в свои мысли, такие индивидуальные и личные для каждого и такие похожие друг на друга в общих чертах. Часть людей, покинувших вагон, направлялась к выходу в город. А навстречу им, спускаясь по эскалатору, двигались точно такие же люди, с точно такими же мыслями и чувствами, только одеты они были по-другому и они лишь собирались отбыть на станции, которые были где-то там, далеко: для одних впереди, для вторых уже позади, ну а для третьих в стороне.

Виктор осмотрел зал, но Машу нигде не увидел. «Ладно, поищем». Он, не торопясь, двинулся по центру зала от одного конца к другому, периодически заглядывая за колонны. Пусто. Нет, конечно, там были люди, замершие на месте в ожидании очередного состава. Но Маши нигде не было.

Азарт охотника, охвативший парня в начале поиска, с уменьшением количества необследованных колонн спадал, сменяясь чувством нарастающей тревоги. «Да где же она?». Виктор уже не ощущал себя охотником. Он был растерян. В сознании еще теплилась надежда, что это игра, но не появившаяся ни разу Маша, хотя бы ее силуэт, он бы узнал, заставляли его волноваться все больше и больше. Кажется вон она, ее прическа. Но нет. Лишь шорох заполненных перронов и шум ветра, несущегося перед составом, который должен был сейчас вынырнуть из темного туннеля.

«Да черт бы ее побрал». Уже не зная, что больше наполняет сознание: страх или злость, парень четко осознал, что с каждым шагом, он становится все больше одинок. «Где же она?». Он все еще шагал и шагал по центру зала. Его лицо, отражающее в начале пути желание и нетерпение, теперь выглядело растерянным. «Она же должна сейчас выпрыгнуть из-за ближайшей колонны. Она обязана состроить ему рожицу, доказывая, что он проиграл. Что он давно уже не охотник. Что он сам уже жертва». Жертва своего страха. Своей привязанности и любви.

«Это жестоко». Теперь он думал, что это злость. Он ее ненавидит, но как же он боится. И что еще страшнее, он осознает, что боится не столько за нее. Его страх концентрируется и вокруг него самого. Ему страшно за себя. Как он будет, если ее сейчас не найдет. Что он будет делать? Он останется здесь же? Он сойдет с ума?

Значит, все-таки это страх? Пульсирующий сейчас внутри, накачивающий вены и жилы адреналином.

Виктор в замешательстве брел через зал, медленно, беспорядочно крутя головой, заглядывая за колонны. Адреналин в крови буйствовал. Парню то хотелось броситься бежать, что бы быстрее исследовать оставшуюся часть зала, то хотелось остановиться на месте и громко, перебивая и топот идущих мимо людей и шум поезда, несущегося по туннелю, проорать имя девушки. «Да где же ты? Что это за игра, в которую ты вынудила меня играть? Почему не покажешься? Или может с тобой что-нибудь случилось? В тот момент, когда он отвлекся на шум вокруг. Да нет. Ты должна быть где-то здесь.»

С каждым шагом уверенность Виктора таяла. В груди образовалась тяжесть, которая давила все сильнее и сильнее, ломая сознание и заставляя парня паниковать. Он уже не чувствовал толчков, попадающихся на встречу людей, не слышал летящие в спину оскорбления, он надеялся и верил, что сейчас, из-за вон той последней колонны, покажется улыбающееся лицо, и Маша, заигрывая, подмигнет ему своими карими, глубокими глазами. И поэтому уверенное похлопывание по его плечу отозвалось в душе Виктора радостным всплеском. «Должно быть это она. Устала от того, что ее парень такой медлительный». Разворачиваясь, Виктор почувствовал, что тяжесть в груди срывается, тает, ему становилось легче, и улыбка начала расползаться по его лицу. Но улыбка застыла уродливой гримасой, а тяжесть в груди придавила вновь, но теперь с такой силой, что, казалось, вдыхаемый воздух не может попасть в легкие. Вроде бы и дышишь, а внутри лишь отвратительный смрад.

Перед Виктором стояли двое полицейских. Сержант и младший лейтенант. Оглушенный нахлынувшими чувствами тревоги и неминуемой потери, парень смотрел на служителей закона, как на картинку в телевизоре. Казалось. Или нет, не казалось, младший лейтенант ему что-то говорит, и вроде Виктор слышит его речь, но смысла сказанного никак не разберет.

Офицер повторил бессвязные слова еще раз и, не получив в ответ никакой реакции, переглянулся с напарником. «Что, мол, с ним делать?» А Виктор стоял перед ними с той же окаменелой и чуть перекошенной полуулыбкой. Ему даже померещилось, что он наблюдает за происходящим не своими глазами, а как будто со стороны, откуда-то сверху.

Вот два полицейских пытаются что-то втолковать ему. Как странно он выглядит. Вот сержант опускает руку ему на плечо и немного трясет, а другой рукой уже лезет за наручниками, болтающимися на ремне.

Вот. И Виктор, наконец-то ощутил облегчение, он обнаружил Машу. Она стояла, прислонившись к колонне в самом начале зала, и смотрела на другую колонну. Виктор лишь на мгновенье удивился тому, что видит девушку через весь зал за преградами. А потом спросил сам себя: «А почему, собственно, он не мог обнаружить ее раньше, таким же образом?». Это же проще простого. Но что точно озадачило его, так это взгляд девушки. Широко раскрытые глаза, пронзающие взором похоже все колонны перед собой. Застывшее в удивлении лицо. Как будто бы то, что сейчас видит девушка — это прозрение, которое, может быть… Нет, которое обязано изменить ее, а следовательно и его Виктора жизнь.

А вот на станцию влетает поезд. Обычный состав, один из идущих вслед за тем, на котором прибыли Виктор и Маша. Обычный состав, не сбрасывая скорости, несется вдоль перрона. Не слышно свиста и скрежета тормозов, лишь грохот многотонной железной махины, то и дело подпрыгивающей на рельсах. Перекошенное лицо машиниста, пытающегося что-то сделать в кабине, уносится вместе с головой поезда вперед. А за дверьми вагонов, прижав друг друга, кто плечом, кто сумками, в оцепенении схватившись за поручни, проносятся лица пассажиров, искаженные ужасом и осознанием того, что сейчас случится что-то непоправимое, выходящее за рамки обыденности. И поезд, не рассчитанный для таких скоростей на этом участке пути, чересчур раскачавшись, слетает с рельс, цепляется боком за край платформы, выбивая снопы разноцветных искр, и, подскочив на высоких шпалах, врезается в стену, возле входа в туннель. Машинист, пытающийся включить тормозную систему, в последний момент поднимает руку, что бы перекрестится, но вот успевает или нет, Виктор уже не видит. И к грохоту несущегося состава добавляется, оглушительный звук удара, который перекрывает собой все звуки метро.

Вагон с машинистом, влетев в стену, блеснул ослепительными икрами всех расцветок. Металл корпуса, от давящих на него сил, стал мяться как бумага, оберточная фольга, местами вспучиваясь неправдоподобными волнами, а местами разрываясь, как истлевшая и вытертая до дыр за годы своей изнурительной службы половая тряпка.

Вслед за головным вагоном, резко уткнувшегося в преграду, на платформу начинают вылетать друге вагоны. И тут раздается скрежет и скрип, по силе которых Виктор не слышал никогда в своей жизни. Вспыхивающие от трения, как спички, вагоны в многометровых снопах искр вереницей вылетают на платформу. Так, что одни с силой врезаются в первые, сминая их как консервные банки. А другие вылетают на платформы и рушат все, что попадается у них на пути: и колонны, плитка с которых отлетела еще в момент взрыва от головного вагона и информационные пилоны, как оказывается такие хрупкие и неустойчивые, и лестницы, ведущие к эскалаторам. Скрежет и скрип рвущихся тонн исковерканного металла, периодические взрывы и нестерпимый огонь всех оттенков заполняют станцию и хоронят всех присутствующих на ней.

И вот один из вагонов влетает в так ничего и не понявших Виктора и двух полицейский, застывших, как статуи. Виктор с окаменевшей улыбкой, а полицейские с недоумением в глазах, и зажатыми в руках наручниками.

— Молодой человек, с вами все в порядке?

Виктор резко разворачивается и видит перед собой двух полицейских: сержанта и младшего лейтенанта. Оба смотрят на него с явным подозрением и осторожностью. Будучи еще в оцепенении от увиденного, Виктор пропускает их вопрос мимо ушей. И только, когда младший сержант поднимает руку к плечу парня, а второй тянется за наручниками, только когда из туннеля раздается грохот несущегося на огромной скорости поезда, а ветер, рвущийся перед ним, заставляет стоящих на платформе людей отворачиваться и прикрывать лица всем, что только есть у них в руках, только тогда Виктор понимает, что привидевшееся ему мгновением раньше, сбудется уже сейчас.

Сержант кладет руку парню на плечо, и Виктор, не знавший раньше, что может так легко сопротивляться представителям власти, отпихивает обоих полицейских в стороны. Да так, что, упав на мраморный пол, они еще некоторое время скользят по нему не в силах найти устойчивую опору. А Виктор уже несется через весь зал туда, где должна стоять Маша, за первой колонной параллельного от обреченного на уничтожение перрона. Заворачивая за нужную колонну, парень краем глаза видит, как вылетает из туннеля тот самый поезд привидевшийся ему. Последним рывком Виктор хватает стоящую все в том же странном оцепенении девушку, широко раскрытые глаза которой смотрят сейчас в дали не виданные, как понимает Виктор, до сели ни кому. Он бросается с ней на рельсы соседнего пути, поезд с которых отошел мгновением раньше. Прижимает ее к шпалам своим телом и ждет начала конца.

Раздается рвущий душу на части скрежет вперемежку с громыханием мчащегося поезда. А затем оглушительный взрыв и яркое пламя, бьющее от соседних путей, заставляют содрогнуться всю станцию. Виктор чувствует, как бетон под ним вибрирует от мощного удара. Он не видит того, что происходит сейчас на станции. Он это уже видел. И ему становится страшно вдвойне. И за свершающуюся сейчас трагедию, и за его неожиданное видение, благодаря которому он спас жизнь себе и Маше. Электрический свет истерически дергается в предсмертных конвульсиях и неожиданно гаснет, ввергая станцию в картину ада на земле. Языки пламени, всполохами бьющие над головой, уродливые тени, двигающиеся по осыпавшимся стенам пролета, постоянно сыплющийся на голову и тело мусор, пыль, обломки мраморных плит. Виктор не понимает, как он все еще находится в сознании. Какой-нибудь камень уже должен был бы пробить ему голову. Или перепонки должны были лопнуть от вливающегося в них потока неистового шума. А он еще терпит. И вот, кажется, и Маша зашевелилась.

Виктор немного приподнимается и в красных сполохах видит обычное лицо любимой. Обычное, и в тоже время очень серьезное, как будто бы то, что парень сейчас лежит на ней и закрывает ее своим тело — это что-то не нужное, лишнее. Пространство над головой гремит еще раз. И все замирает. Только яркое пламя, пожирающее сейчас все до чего может дотянуться, освещает картину разрушения.

— Надо спешить! — Маша отталкивает лежащего сверху парня. — Нам надо его найти!

— Куда спешить? Кого найти? — Виктор вскакивает с бетонного пола и опять, как в самом начале их вечера, гонится за девушкой, которая уже вскарабкалась на платформу станции. Но сейчас Маша не играет, она действительно торопится что-то сделать, боится что-то не успеть.

Парень залезает на перрон вслед за ней и в ужасе замирает. Такое он видел раньше только в кино. Разрушено было практически все. Вся ветка, по которой несся поезд, сейчас полыхала останками исковерканных вагонов. Часть колонн была сметена в пыль, и каким образом свод станции удерживался от обвала, парень откровенно не понимал. Линия, на которой он спасся от гибели, с одной стороны была также перегорожена горящими вагонами и то и дело осыпающимся сверху грунтом. Выход в город был срезан, оставив на своем месте лишь обожженную и дымящуюся едкой гарью кучу бетона, стали и частей вагонов. Единственный выход, как понимал парень, находился сейчас в той части туннеля, где он прикрывал свою девушку.

Но Маша выбрала другую дорогу. Она пробиралась к завалам у входа в туннель, откуда вылетел поезд. Не жалея себя и своей одежды, она уверено перелезала, через вздутия бетона, гранита и, сверкающих остротой в отблесках пламени, стальные грани разорванных прихотью судьбы вагонов.

Из-под завалов то тут, то там начали доноситься плач и стоны. Призрачные поначалу, они усиливались с каждым вновь приходившим в сознание человеком, кому суждено было сегодня выжить в этом ужасе. И несколько обгорелых фигур неровной походкой уже бродили по некогда красивому залу станции «Сухаревская», который сейчас больше походил на отработавший свое время военный полигон.

Виктор бросился за девушкой, по пути чуть не налетев на не пойми откуда взявшегося мужчину. Весь в саже и лохмотьях вместо одежды тот обыскивал развалины под ногами. И с громким рыданием неожиданно рухнул рядом с кучей обломков, из-под которых торчала чья-то обожженная, тонкая и некрасиво переломленная кисть.

— Маша стой! — Виктор поймал спутницу за руку и силой развернул ее к себе. — Выход в другой стороне!

— Мы должны его вытащить! — вновь повторила девушка. — Он поможет нам!

— Да кто это?! — не выдержав, заорал парень на Машу.

Маша на мгновение замялась, как бы раздумывая, что ответить.

— Не знаю. Но он точно поможет. — девушка вновь ринулась вперед, но парень ее удержал.

— Кому? Кому он поможет? — пытался вникнуть Виктор.

Маша перестала вырываться, остановилась и опять серьезно посмотрела в глаза Виктору.

— Как ты меня спас? — девушка смотрела на парня сухо, без эмоций и говорила с такой уверенностью в голосе, что Виктору показалось, что это вовсе и не она сейчас перед ним. Не она, а кто-то другой, наделенный силой убеждать и подчинять. — Ты видел, как это произошло. — Маша даже сделала шаг вперед, еще сильнее прижимая парня взглядом. — Ты видел ЭТО ЗАРАНЕЕ! — она не спрашивала, она утверждала. И вдруг неожиданно отступила, и на мгновение черты ее лица разгладились, и она вновь стала собой. — Ну, вот и я, я тоже видела. И еще я видела, что нам надо сделать, что бы спасти его, что бы он не задохнулся там. А он потом поможет нам.

Маша вновь дернулась вперед, и Виктор не стал ее задерживать. Он лишь замер, вспоминая свое видение, а потом двинулся вслед за девушкой, которая уже вплотную подобралась к торчащему из туннеля вагону.

13. Игорь

«Паршиво. Все очень паршиво».

Игорь пытался приподнять лежащие на нем тела. По началу, когда он пришел в себя, в след за сознанием пришла паника. Он ни понимал, где он? Как очутился под грудой бесчувственных тел? Почему все отчетливее доносится запах гари? В первую минуту ему даже показалось, что он похоронен заживо, или его собираются сжечь вместе с остальными, невесть как попавшими сюда людьми. А куда сюда?

После нескольких попыток хоть как-то докарабкаться до своей памяти, Игорь все-таки начал вспоминать, что он был в метро. Что он, спасаясь от грозы, которая чуть не отправила его на тот свет, был вынужден спуститься в подземку. Что он, находясь чуть ли не в самом первом вагоне поезда, был уж тогда придавлен набитыми как шпроты в банке телами. Значит, что? Он и сейчас находиться там. Но, черт возьми, почему на нем лежат другие люди? Почему он придавлен к полу, не в силах переместить руку больше чем на несколько сантиметров, а силы вдоха хватает, лишь на небольшую порцию воздуха, который становиться с каждой минутой все более горьким и едким.

Еще одна попытка пошевелиться. Ничего. Может быть, если ему удастся нащупать какую-нибудь опору, типа поручня, то тогда он сможет подтянуться и вытащить себя из под давящих тел. Или, если бы он лежал на животе, то смог бы оттолкнуться, от пола. Но, увы, лежал он на спине. Это он понял по специфически пахнущей струйке, которая прочертив по скуле линию, начала концентрироваться в районе затылка, постепенно образуя там лужу. Чувство омерзения, изначально появившееся вместе с первыми каплями жидкости, вскоре сменилось просто чувством сырости. А промокшая насквозь одежда, теперь была еще и загажена. Да к тому же Игорь не знал, может быть и его мочевой пузырь тоже не выдержал давления сверху, и лежит он сейчас и в своей луже тоже.

«Найти опору. Ну, что же, поищем». Игорь сконцентрировался только на том, что чувствуют сейчас его пальцы. Причем орудовать он мог только правой рукой. Чье-то грузное тело лежало поперек левой руки. И передвигать ею было просто невозможно, не подтянуть ее к себе, не переместить в сторону.

Обдирая о шершавый пол кисть и пальцы, парень начал исследовать пространство под телом около себя. Сколько у него ушло на это времени, он не знал. Он чувствовал лишь боль в сведенной в предельном усилии руке. Чувствовал, что содранные до крови пальцы с поломанными ногтями ощупывают лишь песок на полу да одежду лежащего рядом человека. Плечо ныло от усталости, локоть вместе с кистью отзывались болью изодранной плоти.

«И что теперь?» Парень лежал не шевелясь. «Может позвать на помощь? А смысл? Сможет ли крик прорваться через это массивное одеяло? Да и услышит ли его кто-нибудь? Но ведь воздух как-то сюда попадает?» Сам себе ответил парень. «Значить есть коридорчик, по которому и крик сможет вырваться наружу».

Игорь набрал в легкие как можно больше отвратительного своей горечью воздуха и изо всех сил крикнул: «Помогите!». Но вместо крика услышал лишь слабый хрип, переходящий в судорожный кашель. Горло отказывалось служить ему. Тогда парень, прежде чем снова попробовать, прокашлялся несколько раз, разминая связки и, выбивая, как ему казалось, скопившейся во рту песок. В меру громко попробовал сказать: «Помогите». Услышал свой голос, который звучал уже куда как лучше, чем до этого. И уже после вдохнул, насколько это было возможно, полную грудь воздуха и заорал во все горло так, что даже оглушил самого себя: «Помогите!». И еще несколько раз, пока горький и едкий дым не заставил его вновь зайтись сухим кашлем.

В ответ ничего. Как в той пустыне, где он бродил во сне. Ему вновь привиделась выжженная коричневая земля. Трещины, разбегающиеся в разные стороны и серое матовое небо, не имеющее ни облаков, ни солнца. И бескрайний горизонт, уносящийся в неведомую даль.

Игорь нервно улыбнулся сам себе. «Да что же это со мной? То я сплю по двое суток, не слыша ни будильника, ни звонки. Потом сосед после разговора со мной получает инсульт. Я и сам чуть не отправляюсь на тот свет, пытаясь спастись от непогоды. Да и сон этот странный. А сейчас еще и это. Может меня кто сглазил? Проклял в своей злобе. Но кто? Да и в принципе, за что?»

Парень даже не удивился таким мыслям. Потому что объяснить самому себе происходящее с ним в течение последних двух дней аргументированными и адекватными доводами он не мог.

«Сглаз. Чистой воды сглаз. Меня самого и еще всех тех, кто меня окружает. Но так, что бы целый вагон!» — продолжал удивляться самому себе парень. «Да что там вагон? Скорее всего — это целый поезд. Это и вправду должно быть сильное проклятье».

И вновь улыбка. Самому себе, с долей иронии, сарказма и какого-то противного все сильнее пробирающего в поджилки чувства обреченности.

Дышать становилось все сложнее, все меньше кислорода попадало к нему и все больше дыма окутывало его тело и снаружи и изнутри. Игорь был уже в предобморочном состоянии, и потому не заметил, что куча людей давящая на него сверху, стала чуточку легче. А за ее массой явно кто-то что-то делал, периодически издавая натужные стоны.

14. Антон и Егор

Это было как в замедленной съемке. Бутылка жигулевского пива местной пивоваренной компании выскользнула из руки Егора и, кувыркаясь в воздухе, постоянно выплескивая по дороге густую пену, пролетела мимо удивленного лица Антона. Он медленно проводил бутылку взглядом, потом посмотрел на товарища, рука которого сжимала теперь лишь пустоту, а затем с силой ударился о находящийся рядом поручень.

Свет померк в одно мгновение, и тут же темнота в газах сменилась черно-белыми звездочками, которые улетели вслед за находящимися в вагоне людьми. Крики падающих вокруг пассажиров метро, как казалось Антону, заглушали неправдоподобный металлический лязг и срежет, раздающийся в туннеле. Егор, пытаясь зацепиться за поручень рядом с Антоном, издал не то какой-то визг, не то крик, и, широко раскрыв от удивления глаза, улетел вперед, перемешиваясь там с живой массой людей.

Поручень, на котором повис Антон, скрипел в тон резко затормозившему поезду, а сам парень еле сдерживал стон, рвущийся из-за плотно сжатых губ. Перегнувшись через поручень, Антон держал у себя на спине, по меньшей мере, пять человек, которые по инерции давили вперед. Опора под ним начала прогибаться все сильнее, и в момент резкого толчка, когда поезд влетел в стену, поручень не выдержал, давящей на него массы. Антон успел с облегчением вдохнуть и в следующий момент с силой влетел в чью-то спину, костлявую, твердую и неприятно пахнущую. А затем на парня вновь надавили все те люди, что прижимал его до этого.

Свет в вагоне трепыхался, как бабочка в паутине, и у стороннего наблюдателя могло сложиться впечатление, что он на дискотеке, когда яркий белый свет моргает с невообразимой частотой, когда на долю секунды становится невообразимо ярко, а затем наступает полная темнота. И при этом промежуток времени между переключением настолько маленький, что человеческий взгляд воспринимает лишь рваную картинку, дерганную и неровную. Но сторонних наблюдателей здесь не было. Все люди, находившиеся в вагоне, под скрежет трущегося металла, постоянные всполохи искр за окнами и мигание света внутри, все присутствующие были увлечены неудержимым движением вперед навстречу поручням, локтям и спинам.

На ногах не устоял никто. В момент, когда вагон все же остановился, Антон был в сознании, придавленный от силы лишь двумя телами. Свет в вагоне моргал с меньшей частотой, чем до этого. Но его неровный ритм угрожал оборваться в любой момент. Где-то впереди раздавались взрывы и скрипы. Вагон и пространство за ним были наполнены стонами боли.

Антон ощутил, как кто-то над ним совершено бесцеремонно уперся рукой в затылок, от чего парень чуть не задохнулся, уткнувшись лицом во все туже дурно пахнущую спину. И, наверное, именно этот резкий мускусный запах окончательно привел его в чувство. Резко дернувшись, Антон скинул с себя так неудачно расположившегося мужчину. Вскочил на ноги, и тут же грохнулся обратно, поскользнувшись на чьем-то рукаве. Поднялся второй раз и, оглядевшись вокруг, в ужасе схватился за вывернутый поручень. В мерцающем свете и всполохах недалеких пожаров парень, спотыкаясь и ежесекундно падая на чье-нибудь тело, добрел до ближайшего сиденья, откинулся на уцелевшую спинку и замер так на несколько минут, приходя в себя.

Вокруг царил хаос. Тела валялись вперемежку. Кто-то стонал, постепенно приходя в себя и борясь с охватывающей тело болью, кто-то шевелился, пытаясь выбраться из под давящих сверху тел. Но большинство, не двигаясь, валялось в совершено неестественных позах. Руки заломлены, ноги вывернуты, головы вздернуты вверх, и глаза у некоторых смотрят невидящими взорами сквозь металл вагона, тела, лежащие вокруг, и, наверное, сквозь самую толщу земли, в недрах которой сейчас гибли сотни людей.

«Надо найти Егора». Почему-то в этом мигающем свете, и проникающем сквозь щели вагона едком запахе дыма, Антон не мог сосредоточиться в полной мере. Он не был морально готов к подобному происшествию. Он нуждался в помощи и поддержке.

«Найти Егора, а затем спасать всех остальных, и спасаться самим». Благородство еще не было выветрено из сознания молодого парня абсолютным безразличием большого города, где люди живут лишь для себя и человек человеку волк. Парень искренне верил и в добро и во зло, и ясно видел для себя, где проходит линия разграничения этих двух понятий. И поэтому, попав в ситуацию, где он может помочь другим, он считал себя обязанным сделать именно так. Ведь он же человек и гражданин! А люди, какими он не были бы зверьми в обычной жизни, обязаны помогать друг другу во время беды.

Определив для себя задачи и последовательность их решения, парень начал медленно пробираться среди валяющихся впереди бесчувственных тел. Стараясь не наступать на распростертых людей, он аккуратно переставлял ноги, находя пространство между плотно лежащими друг к дружке телами.

Шаг. Еще один. Вдруг чья-то рука сильно схватила его щиколотку. Да так, что Антон от неожиданности резко дернул ногу вверх. Хватка соскользнула, но рука тут же показалась вновь. Повинуясь внутреннему порыву, парень схватил руку и потянул на себя. Он никогда не думал, что человеческое тело может быть таким тяжелым. Вот вслед за предплечьем из кучи показалась голова. Это был мужчина средних лет с огромными, скорее всего от пережитого только что, темными глазами. Он даже ничего не сказал парню. Усевшись на скамейку, где недавно приходил в себя молодой человек, он обхватил руками свою голову, и, тихонько подвывая, начал медленно раскачиваться из стороны в сторону. Оставив его, Антон продолжил пробираться дальше.

Свет в вагоне моргал все реже. Все чаще разбросанные по полу тела погружались в полную темноту, подсвеченную снаружи не такими уж и далекими пожарами. И в эти мгновения, Антон беспомощно замирал на месте, боясь двигаться дальше, чтобы не наступить на кого-нибудь.

Вот свет вновь померк, и Антон замер, не двигаясь, и погрузился в какой-то нереальный мир. Ему казалось, что он один живой среди мертвых, что вокруг уже начавшие тлеть трупы, а через нос в легкие с каждым вдохом проникает их трупный яд. Парень даже остановил дыхание, пытаясь стряхнуть наваждение. Свет включился вновь и Антон, уже менее осторожничая, ринулся вперед к еще живым людям, вдыхая в себя все более усиливающийся запах гари. Он, примерно вспомнив, куда унесло его друга, принялся отодвигать лежащие тела. Некоторые начинали стонать от его прикосновений. От первой парочки таких тел Антон со страхом отшатнулся, но постепенно освоившись и успокоившись, он начал помогать подниматься этим людям.

Часть пришедших в себя пассажиров вместе со схватившим Антона за лодыжку уже орудовала возле двери, пытаясь открыть ее, что бы выбраться в туннель. Парень же все разбирал завал из бесчувственных тел. У очередного мужчины, и Антон с отвращением отдернул руку, на месте сгиба локтя сквозь отсыревший от крови рукав джинсовой куртки торчала белая на сломе кость. Переборов тошноту, вызванную видом чужой крови и торчащей кости, парень похлопал мужчину по лицу. Тот еле зашевелился и сквозь сковавшую губы сухость прохрипел: «Где я?».

Антон вкратце рассказал ему о происшедшем, помог, как и предыдущим, сесть на сиденье, а сам продолжил ковыряться среди тел, краем глаза наблюдая, как раненый мужчина, сначала с изумлением смотрел на торчащую из кровавой джинсы кость, а затем стянул с себя ремень и прямо поверх куртки затянул его выше места перелома. При этом орал он так, что несколько людей пришли в себя сами без помощи со стороны.

«Вот и нашел, сначала друга, а затем помог всем остальным». Парень разгребал людей, наблюдая, как вагон потихоньку пустеет. Как пришедшие в себя, кто по группе, а кто по одному, отправляются в путь по рельсам. Как некоторые, все же чувствовавшие на себе бремя общественного долга, принимаются помогать собратьям по несчастью, приводя их в чувства и оказывая первую медицинскую помощь.

И вот наконец-то, в уже весьма поредевшей куче находившихся без сознания людей Антон увидел знакомую ветровку с эмблемой «Найк». Парень поддернул бесчувственного товарища вверх, но придавившие его тела не позволили это сделать. Антону пришлось сначала отодвинуть какого-то грузного мужчину и весьма симпатичную девушку, которая тут же пришла в себя и, не разобравшись в чем дело, начала строить глазки парню, пока тот помогал ей подняться. Но когда она осознала где находится, то взгляд ее из кокетливого превратился в наполненный испугом взор ребенка, родители которого, увлекшись выбором шмоток, свернул за какой-нибудь стенд в модном бутике, а бедняга теперь стоит один посреди зала и не знает, что ему делать и куда бежать, а на губах уже готов сорваться жалобный крик вперемежку с надрывным рыданием.

Добравшись до Егора, Антон первым делом проверил его дыхание. Все в норме. Повреждений на теле товарища парень не увидел. И, немного приободрив самого себя, стал приводить друга в чувства. Как ни странно, пары ударов по щекам Егору было достаточно. Открыв сначала левый, а потом правый глаз, парень еще некоторое время молчал, осознавая, где он и что с ним. А после с ужасом посмотрел на одногруппника и выдал такой нелитературный набор слов, что Антон невольно поморщился. А люди, сидящие в другой части вагона, оставили свои дела и с удивлением воззрились на еще молодого парня, который ни как не мог за свою жизнь увидеть и уж тем более пережить все то, что он только что сказал.

— Эй! Эй! Ну, ты как? — Антон в упор смотрел в широко раскрытые глаза Егора. — Пришел в себя?

В ответ парень еще раз витиевато выругался. Покрутил головой, переводя взгляд, то на друга, то на сидящих поодаль сограждан. Задержался на тусклых всполохах в окне. Как стекла в вагоне не повыскакивали при таком торможении, было не понятно. Он посмотрел на лежащих на полу людей. Попытался встать, но с первого раза у него это не получилось. Тогда выждав несколько секунд, он вновь попытался подняться, при этом упершись всем телом на плечо друга.

— Твою же мать! — Егор явно был еще не в себе. — Это как же так? Ничего не помню.

Антон проводил друга до ближайшего сиденья, которое за недолгое время стало своеобразным перевалочным пунктом для приходящих в себя людей.

Из уже открытых створок дверей все сильнее доносился запах гари, а с неровными порывами ветра в вагон начали вползать струйки дыма, пока что молочно-белые, как туман, но становящиеся с каждой минутой все более густыми и темными.

— Антон, надо валить отсюда. — Егор поднялся с сиденья. — И сделать это надо, как можно скорее.

Сказав это, парень двинулся к выходу из вагона, людей в котором оставалось меньше трети от первоначального числа. Часть из которых продолжала валяться на полу, так и не прейдя в чувство, а другая часть уже спускалась в мерцающую темноту заволакиваемого дымом туннеля.

— Так нельзя. — Антон стоял на месте.

— Что нельзя? — не понял Егор, обернувшись на товарища.

— Нельзя их бросить. — Антон окинул взглядом, лежащих без сознания людей. — А вдруг мы бы были на их месте. — помолчал мгновенье и добавил. — Да ты и был на их месте. И если бы не я, то до сих пор так и лежал бы, придавленный и задыхался бы там.

От нерешительности Антона, которая сковала его в самом начале поиска товарища, не осталось и следа. Он четко знал, что должен делать. Егор же, стоя полубоком к другу, опустил голову. Потом медленно повернулся и, зажато улыбаясь, сказал.

— Да, ты прав. Что-то мне по голове, видать, круто прилетело. — он двинулся к бесчувственным телам. — Ну, что? С кого начнем?

Антон похлопал товарища по плечу, мол, молодец, так правильно, так нужно, и уже вместе они начала помогать людям, пока едкий дым еще не совсем мешал это делать.

Как выяснилось, не всем пассажирам этого вагона повезло пережить поездку, ставшую последней и для поезда и для этих людей. У одной женщины шея была вывернута так неправдоподобно, что сначала показалось, будто эта голова не ее, а другого человека, лежащего рядом. Но когда тот заворочался, а синюшное лицо женщины при этом плавно закачалось от движения, Антона чуть не вырвало от осознания того, что она мертва. Так же была пара людей, головы которых были пробиты кусками поручней и сидений. Им помогать тоже уже не было нужды. Крови на полу вагона было не так уж и много. Как видимо большая ее часть впиталась в одежду пассажиров.

В конце концов, когда электрическое освещение оборвалось совсем, а от горького дыма заслезились глаза и кашель заставил судорожно сгибаться, парни решили, что больше им здесь делать нечего. На полу вагона остались лежать только мертвые тела. Антон с Егором еще какое-то время постояли возле них. В отблесках пляшущего где-то за вагоном пламени раны на мертвых видны не были. Они лежали как сломанные игрушки, а придать их телам более естественное положение парни не решились.

Освещая себе путь светом мобильных телефонов, парни аккуратно спустились из вагона. Там, где должна была быть голова состава, вовсю бушевало пламя, багровыми волнами накатывая на сводчатый потолок и плескаясь под ним образуя своеобразные приливы и отливы. Антону даже показалось, что он чувствует жар от огня, хотя до него было еще как минимум три вагона.

Задерживаться товарищи не стали. Вопросов по выбору дороги не возникло. Прочь от огня и дальше от дыма. Заглядывать в вагоны по пути они не решались, так как задержка в этом дыму грозила и им самим неминуемой гибелью. Правда иногда все же приходилось перелазить через помятые, ободранные и местами словно вспоротые огромным ножом темные вагоны, которые перекрывали туннель, прижимаясь к его стенам, то одним боком, то другим. В этих вагонах, царила примерно та же картина, что и в их собственном. Где-то на полу оставались лежать уже мертвые тела, а где-то люди старались помогать друг другу. Парням удалось привести в себя еще одного мужчину, который тут же с ревом бросился к распластанной на полу женщине, которая, к сожалению, была уже мертва. Стоя на коленях перед телом, мужчина прижимал к своему лицу ее руки, как будто пытался согреть их своим дыханием. Рев, вырвавшийся у него в первом порыве, затих. Теперь он беззвучно замер над телом. Антон осветил мужчину светом мобильника, и увидел, что лицо у того перекошено в приступе истерики, безмолвной и поэтому такой жуткой.

— Оставь его. Пойдем. — Егор дернул друга за рукав. — Он все равно останется с ней.

Антон и сам это прекрасно понимал. Он физически ощущал то безразличие к самому себе, что охватило сейчас мужчину, который, по-видимому, хотел сейчас лишь одного: умереть тут же рядом с той, что лежала на полу.

Парни отступили и пошли дальше, перебираясь через открытые двери пустых вагонов. Больше люди им не попадались, ни живые, ни мертвые. Удаляясь от головы состава все дальше, парни заметили, что вагоны тут пострадали меньше, чем идущие в составе первыми. Все реже встречались исковерканные и помятые. А последний вагон вообще стоял на рельсах, как будто бы он остановился на очередной станции и ждет, когда его заполнят всегда спешащие люди. Но, ни людей вокруг, ни света, указывающего им дорогу, не было. Темнота и оставшийся за спиной запах гари, который уже не вызывал приступов кашля, от которого парни страдали в своем вагоне.

15. Бес

Бес очнулся первым. Как это нестранно, он помнил все, что с ним произошло. И ограбление, пока что удачное. И то, как подруга Мони вывезла их из магазина. Помнил он и поездку в метро. Его попытку поднять с места какого-то фраера и острый локоть того же фраера, впечатавшийся Бесу прямо в челюсть. А так же парень не удивился тому, что в вагоне прерывисто мерцает свет, что люди лежат друг на дружке, а некоторые еле слышно постанывают. Бес понял, что поезд потерпел крушение в этих подземных катакомбах, в этих сосудах огромного неповоротливого животного и, закупорив одну из артерий, будто оборвавшийся тромб, перекрыл ток крови к мозгу и сердцу неподъемной твари, обрекая пока еще живое существо на неминуемую, преждевременную смерть.

Сам же для себя Бес отметил, что относится к происходящему совершенно равнодушно. Главное, что сам жив и цел. А то, что рядом кто-то лежит весь переломанный, так это его личное дело. Но страх липкой, вязкой субстанцией все-таки начал проникать в сознание парня. Не осмысленный и не имеющий какой-либо причины он неотступно пробирался в душу молодого гопника, заставляя его нервничать и судорожно переводить взгляд с одного предмета на другой и тут же возвращать его обратно.

Лежа на спине, Николай, наконец, увидел, как в мерцающем свете по салону вагона стал перемещаться какой-то силуэт. От одного тела к другому. То плавно, как лист по воде, то резко и дергано, как удар молнии. Большой, угловатый, темный и до дрожи в руках страшно знакомый.

«Может, кто из пассажиров очнулся»? Мысль, мелькнувшая в голове, представляла собой лишь щит, которому не удалось удержать атаку страха. «А вдруг не ОНА, не та фигура, что уже привиделась однажды». Но тело уже вспотело, а дыхание участилось, предвещая приступ паники.

ОНА. Это была она. Не сон, не видение, а непропорциональная, сгорбленная, но при этом довольно высокая фигура. Казалось, она перемещается по вагону, даже не касаясь пола ногами, или тем, что у нее было вместо ног. Темнее, чем туннель за окном, как и при проблеске света, так и в отсутствии его, она то парила над телами, то скользила между ними.

Бес инстинктивно подобрался, сдвинулся чуть назад. И теперь получалось, что он, находясь в полусидячем положении, не моргая и не отводя взгляда, смотрел на приближающуюся к нему тень. До боли в глазах вглядываясь в темную фигуру, которая становилась все ближе и ближе, Николай, как и в ночь перед ограблением, не мог различить хоть какие-нибудь отдельные ее элементы. Она была монолитным ничто. Ни кусочка ткани, ни росчерка складки. Пятно, которое неминуемо приближалось.

— ТЫ ИХ УПУСТИЛ! — темная фигура, еще мгновение назад находившаяся метрах в трех от парня, неожиданно очутилась прямо возле него. — ТЫ ИХ УПУСТИЛ! — выкрикнула она ему в лицо.

Бес не видел никакого шевеления в зияющей черноте перед собой, ни чувствовал дыхания на ледяном от выступившего пота лице. Голова, находившаяся перед ним, было лишена всего. Чернота, как и вся фигура целиком. И лишь два провала, две бездны, которые были еще темнее самой фигуры. Лишь они ассоциировались у Беса с глазами. Две бездны мрака, нацеленные сейчас в душу парня. Не сон. Не иллюзия. Не выдумка.

— ТЫ ИХ УПУСТИЛ! — вновь ворвался в уши, вдавливающий в находящиеся сзади тела, голос.

— Я. Я… — залепетал было парень, но ледяное дыхание неожиданно повеявшее от фигуры, заставило его осечься так и не начав говорить, а влажное от пота лицо покрылось тонкой корочкой тут же растаявшего льда.

— Если ты упустишь их еще раз, — фигура чуть сместилась в сторону, открыв взгляду Николая распростертое на полу чье-то тело. — Если они пройдут мимо, — темный росчерк руки сдвинулся в сторону лежащего без чувств мужчины, на мгновение замер, как бы нацеливаясь на него, а потом, как показалось Бесу, слегка окутался синими искорками. Раздалось негромкое потрескивание и лежащее на полу тело вздернулось вверх изогнутое посередине, как будто кто-то держал его поперек позвоночника. Руки и ноги безвольно болтались, не касаясь пола. Голова была откинута, и в мерцании неяркого света Бес увидел, как с затылка висящего сейчас в воздухе человека тонкой струйкой бежит кровь. Потом, как будто повинуясь воле невидимого кукловода, голова мужчины запрокинулась назад сильнее и с тихим хрустом прижалась к спине. А через мгновенье, резко дернувшись, тело сложилось пополам пятками к затылку. Раздавшийся при этом хруст оборвался громким щелчком. Переломленное пополам тело рухнуло на пол вагона, как тряпичная игрушка, раскинув в стороны руки и ноги. Голова так и осталась неестественно запрокинутой назад.

Бес не дышал. Ему казалось, что он забыл, как это делается. От увиденного у него помутилось сознание. Но соскользнуть в беспамятство не дали два черных провала удержавшие его на самом краешке. Через этот взгляд Николай ощутил свое безволие. Он выполнит все, что ему сейчас прикажут, лишь бы не встречаться больше с этой фигурой, не смотреть больше в эти черные бездны.

— НЕ УПУСТИ ИХ! — раздалось вновь и опять, как в прошлый раз, темная фигура качнулась вперед, и холод от соприкосновения с ней разрезал и без того зыбкое сознание парня на мелкие кусочки, оставив лишь облик бредущих по темному туннелю метро двух парней. Тех самых, что повздорили с ним в Продуктовом, тех самых, которых он уже один раз упустил, даже не попытавшись задержать, списав привидевшееся на кануне на действие алкоголя.

— НЕ УПУСТИ ИХ! — раздалось в голове у Беса вновь, и сознание окончательно покинуло его, ввергнув парня в море мрака, безмятежности и такого сладкого спокойствия, из которого ох как не хотелось выбираться.

* * *

— Как ты думаешь, что с ним? — Анна сидела возле Николая, водя перед его лицом светящимся экраном мобильника.

— Не знаю. Может этот приложил конкретно. — Моня с силой пнул лежащего рядом светловолосого парня. — Ну, или потом повредился, при крушении.

В вагоне, погруженном в полную темноту, находились только четыре человека. Бесчувственный спортсмен, которому не посчастливилось очнуться позже всех. А очнувшись, он первым делом увидел показавшийся ему тогда очень ярким, но на самом деле бледный свет мобильника, направленный ему прямо в лицо. Второе же, что он увидел, был грязный кроссовок, вынырнувший из темноты и отправивший спортсмена обратно в беспамятство.

Рядом, чуть склонившись, стоял Моня и недовольно поцокивал языком. Но с каким же удовольствием он пропиночил этого парня, что так неплохо приложился к челюсти Беса. Как сильно он обрадовался, что этот белобрысый крепыш так и не пришел в сознание до момента, когда последний пассажир не покинул вагон. И сейчас молодой гопник лишь ждал, когда придет в чувство его подельник. Вдвоем они на этом фраере ни одного живого места не оставят. Да и к тому же, по мнению Мони, Бес имел полное право ответить своему обидчику за нынешнее состояние.

Анна сначала пыталась раструсить Николая, потом несколько раз ударила его по лицу, но Бес не реагировал ни на что. Когда Моня с ней пришли в себя, Бес уже седел на полу прислонившись спиной к стене. Глаза его были широко раскрыты, дыхание было нормальное, но никакой реакции он не проявлял. Ни удары по щекам, ни похлопывания по плечу и пощипывания руки. Он не реагировал. Сидел, как в ступоре. Даже, когда девушка водила перед его лицом не ярким экраном мобильного телефона, зрачки парня не менялись в размере, они были максимально расширены, перекрывая всю радужку глаза.

— Как ты думаешь, он вообще придет в себя? — Анна поднялась с пола и подошла к Моне. — Может он того. Съехал?

— Да нет, — парень с раздражением сплюнул на пол. — Должен очнуться.

Моня сам присел возле товарища.

— Эй, ну давай, очухивайся! — он взялся за подбородок Беса и поводил им из стороны в сторону. — Ну! Ты же нас видишь и слышишь. Давай, давай, приходи в себя!

Никакой реакции. Расширенные зрачки и пустой взгляд. Моня понимал, что так вечно продолжаться не может. Тем более им пора было двигаться дальше. Их ждали на точке, а пакет с деньгами и пара травматов могли стать неожиданным сюрпризом для, скорее всего, спешащих сейчас к разбившемуся поезду спасателей и наряду полиции. Надо было двигаться.

— Да черт бы тебя побрал! — Моня отвесил звонкую пощечину Бесу. Голова парня мотнулась в сторону и вернулась в первоначальное положение. Никакой реакции. — Еще десять минут, забираем деньги и уходим. А пока ждем.

Гопник поднялся от приятеля, пнул заворочавшегося спортсмена и уселся на сиденье, устало закрыв глаза. Метро молчало. Тишина, мрак. Рядом сидит Анна и тоже молчит. Минуты идут за минутами, и в этой темноте замирают, превращаясь в вечность.

Моня сидел с раскрытыми глазами и ничего не видел, только мрак, только темнота погруженного на несколько десятков метров под землю вагона. Как заживо похороненный. Гроб из железа и пластика, который может вместить в себя сотню пассажиров. Составы для братской могилы.

Как ни странно, но ополовиненная бутылка шампанского при крушении не разлилась полностью, и в ней еще оставалось прилично содержимого. Моня, разгоняя не ко времени нахлынувшие мрачные мысли, с удовольствие приложился к бутылке, и оторвался от нее лишь тогда, когда та показала дно. Тяжелый день в купе с пустым желудком не заставили себя долго ждать, и, казалось бы, легкое шампанское довольно ощутимо ударило парня по мозгам. Моня даже подумал, что если он сейчас встанет, то непременно потеряет равновесие, не имея никакого зрительного ориентира.

Время шло, оставляя все меньшее шансов забрать с собой Беса, который все также сидел с широко раскрытыми глазами, как парализованный. Крепыш, которого Моня хотел преподнести другу в подарок, когда тот очнется, замер и даже не пытался пошевелиться. Или действительно с последним ударом отправился в глубокий нокаут, или уже давно пришел в себя и решил, что лучше пока не привлекать к себе внимания.

За окном раздался шорох. От первых вагонов кто-то шел по туннелю. Поначалу их проходило много. Раненые, покалеченные. Некоторых родные и друзья несли на руках. Потом поток спасающихся стал спадать, пока не оборвался вовсе. И Моня даже в серьез предполагал, что он с подругой последние люди в поезде, которые еще могут передвигаться. А оказывается, что нет, есть еще уцелевшие.

Вскоре, вслед за усилившимся шорохом идущих по туннелю людей, появилось легкое свечение за окном, как свет небольшого фонарика. Слышались шаги и негромкие голоса. Когда же свет за окном поравнялся с сидящим в вагоне парнем, и голоса стали более чем различимы, произошло то, чего с нетерпением ждал Моня. Бес наконец-то очнулся.

Свет от фонарика идущих мимо людей освещал вагон достаточно хорошо, тем более, если учесть, что Моня с Анной сидели до этого в полной темноте. И поэтому парень даже испугался, когда его друг, замерший в одном положении и периодически хлопающий глазами, неожиданно поднялся и, не обращая внимания на сидящую перед ним пару, двинулся к открытой двери вагона.

Моня вскочил прямо перед ним, перегораживая ему путь, и схватил за плечи.

— Очнулся?! — радостно, не то спросил, не то просто сказал он. — Эй, ты как?

Моня смотрел на остановившегося товарища, ожидая, что тот что-нибудь ответит. Бес некоторое время стоял молча и смотрел сквозь друга. Но когда голоса идущих по туннелю людей раздались вновь, а свет их фонарика уже начал удаляться от вагона, то Бес дернулся вперед, будто пытался идти вслед за ними.

— Эй, Бес, ты чего? — Моня чуть встряхнул своего, похоже, все-таки съехавшего друга. — Эй, мы здесь! Стой!

Николай остановился и посмотрел на Моню уже как-то более осмысленно. Перевел взгляд на Анну, которая тоже встала с сиденья и сейчас находилась чуть сбоку от своего парня. Несколько раз моргнул, не как робот, и, похоже, все же признав подельников, произнес.

— Задержи их.

— Кого? — не понял Моня.

— Их. — Бес указал рукой в сторону удаляющегося свечения.

Моня нахмурился, думая, что его товарищ точно рехнулся. Ну, идет кто-то по туннелю, ну и пускай идет. Самим, вон, тоже пора двигать отсюда. Что трогать людей? Но потом, поддавшись легкому опьянению и радости от того, что его кореш наконец-то пришел в себя, он даже слегка улыбнулся. А мысль о том, что их приключения сегодня еще не закончились, спровоцировала выброс адреналина в кровь и, как следствие, легкое возбуждение.

— Кого? Их? — гопник мотнул головой в сторону удаляющихся людей. — Да как два пальца. — Он похлопал товарища по плечу и метнулся к дверному проему.

16. Игорь

Он вновь был в пустыне. Коричневая, выжженная земля под ногами и серое матовое небо над головой. Тишина мертвого мира. Зато дышалось свободно и легко. Игорь помнил, что тело его находится в вагоне потерпевшего крушение поезда. Помнил запах гари, усиливающийся с каждой минутой, и неподъемную массу тел, придавившую его к полу. Он с наслаждением потянулся, растягивая затекшие мышцы. Даже ощутил некое облегчение, будто и вправду находился сейчас в этом иллюзорном мире.

— Ну, что? Погуляем? — Игорь пнул попавшийся под ногу камень.

Странно. В прошлый раз никаких камней не было. Парень бегом бросился за скачущим по пыльной земле осколком. Догнал его и, подобрав, принялся рассматривать. Небольшой. Вполовину кулака камень с ровными незатертыми гранями, как будто только что отколотый. Темно-красный с мелкими светлыми вкраплениями по всей поверхности.

— Гранит, что ли?

Игорь подбросил камень, а когда поймал, то от неожиданности выронил его на землю. Острая грань вспорола кожу на ладони. Рана тут же начала кровоточить. Вроде и небольшой порез, но кровь растекалась по ладони, не желая останавливаться. Парень потряс рукой, и алые капли, веером разлетевшись по воздуху, широкой дугой окропили мертвую землю. И там где кровь попала на землю, Игорь заметил движение. Сначала медленное, но с каждым мгновением усиливающееся, оно выглядело как прорезывание ростка. Бугорки, образовавшиеся в местах падения капель крови, увеличивались в размерах. Песок с краев поднимающейся почвы скатывался к основанию, но тут же продолжал движение, увлекаемый новыми волнами, сыплющимися сверху.

Бугорки увеличивались в размерах и доходили Игорю до щиколотки. Предчувствуя, что из земли сейчас что-то появится, парень отошел назад, но земля все поднималась, и уже полуметровые холмики окружали Игоря со всех сторон. Будто получив команду к старту, вся видимая глазу территория пришла в движение. То тут, то там поднимались гребни земли, росли бугры и холмы. Игорь отчетливо ощущал дрожь под ногами. Да что там дрожь. Ноги его уже не находили твердой опоры, все вокруг двигалось, перемещалось.

Боясь скатиться под основание одного из холмов, достигших уже роста человека, парень забрался на вершину самого первого замеченного им бугра. Самого первого и самого высокого. Пока парень вскарабкивался на него, постоянно борясь с осыпающейся породой, бугор достиг уже трех метровой высоты. Часть образовавшихся вместе с ним холмов стала, как бы втекать в него, срастаться. И уже не множество отдельных новообразований стремилось в вышину, а несколько гряд, постоянно обновляющихся в размерах и формах, перекатывались от края до края горизонта.

Постоянно пританцовывая, Игорь старался удержать равновесие. Ноги его, разъезжающиеся вслед за песком, неожиданно замерли на месте, обретя твердую опору. Парень посмотрел вниз и обнаружил, что из толщи земли и песка показалась красная поверхность, усыпанная мелкими светлыми прожилками. Он замер, боясь шелохнуться, ощущая дрожь от увеличивающегося в размерах камня, и с ужасом и восхищением наблюдал, как перед ним рождаются настоящие горы из темно-красного гранита.

Это было колоссально завораживающе. Вот уже пятидесятиметровые каменные плиты начали сталкиваться друг с другом. Раздался оглушительный треск и скрежет. Ближайшая гора, не выдержав напора более крупного собрата, раскололась на части, выплеснув наружу мириады тонн осколков. Каменная крошка хлестнула по замершему с широко раскрытыми глазами Игорю, заставив того опуститься на дрожащий под ногами гранит и прикрыть голову руками.

Пока Игорь приходил в себя от первого всплеска, вокруг все чаще стали раздаваться взрывы лопающегося камня. И уже не каменная крошка, а настоящий каменный дождь осыпал парня со всех сторон. А горы между тем все росли и росли.

Когда же грохот наконец-то затих, и дрожь под ногами прекратилась, Игорь открыл глаза. Это было потрясающе. Это были настоящие горы, по размерам соизмеримые с теми, что довелось видеть и в Крыму, и Сочи. Парень стоял недвижим, заворожено поворачивая голову из стороны в сторону. Не менее километра высоты. Местами пологие, а местами отвесные склоны. В стороне Игорь рассмотрел расщелину, уходящую вглубь земли и ведущую через гору к краю горизонта.

Красиво, страшно и непостижимо. Несколько минут назад Игоря окружала пустыня, плоская как блин, протянувшаяся на весь видимый участок пространства, а теперь он стоял на вершине одного из высочайших скальных пиков, выросших прямо у него на глазах. У парня дух захватило от пережитого. Он ни разу не катался на американских горках, но то, что он сейчас испытал, виделось ему куда как более захватывающим. Красные пики, величественно поднимающиеся из смеси песка и земли. Нагромождение огромных обломков у подножия. Острые, как бритва, грани смотрящих на него скал.

Парень вспомнил про порез на руке и посмотрел на ладонь. Ничего. Целая кожа. Ни царапины, ни шрама. Как будто ничего не было.

— Опять чертовщина какая-то. Но как красиво. — Игорь вновь окинул взглядом представшую перед ним картину. — Красиво.

Начало темнеть. Серая монотонность таяла, открывая глазам ночное небо. Звезды занимали свои места, высвечиваясь в окружающей Игоря темноте с необычайной силой. Парень никогда раньше не видел таких четких и ярких звезд. Небосклон был абсолютно прозрачен или он просто отсутствовал. Почему-то Игорю подумалось, что вот именно таким видят темное небо космонавты: все яркое, близкое и при этом такое далекое и ледяное.

Игорь узнал созвездие Большой Медведицы, но у него сложилось впечатление, что созвездие не на своем месте, будто оно чрезвычайно удалено, и как-то повернуто. А может это и не оно вовсе? Может это какое-нибудь другое созвездие?

Парень смотрел то на звезды над головой, то на освещенные их светом горы, лежащие в прямом смысле слова под ногами. Он не замечал времени, которое так давило на него в прошлый раз. Он не рвался найти выход. Он просто любовался развернувшейся перед ним картиной.

Но вот с правой стороны, где находилась расщелина, скалы вдалеке озарились светом, сперва тусклым, а затем все более ярким. И в какой-то момент над горизонтом показался ослепительно яркий край какого-то объекта. Игорь не знал, что может так сильно удивляться. Он даже не дышал. Широко раскрыв глаза, с опустившейся вниз челюстью, он наблюдал, как над этим мертвым миром восходит луна. Огромная по сравнению с Земной и ярче своей тезки в несколько раз. Свет от нее освещал все. Игорь различал в мельчайших подробностях лежащие у подножия скалы осколки камней. Просматривал простор от горизонта до горизонта. Света сейчас было чуть ли не больше, чем когда небо было серо-матовым.

Огромный диск не спеша выплыл на небо. Испещренная множеством кратеров, больших и маленьких по размеру, луна этого мира кардинально отличалась от Земной тем, что она крутилась вокруг своей оси. Луна на Земле, конечно, тоже вращается вокруг своей оси, но период ее вращения абсолютно совпадает с движением по орбите Земли, и поэтому на Земле все время видна лишь одна сторона спутника. А здесь, Игорь не мог оторвать взгляда от ночного светила, здесь луна показывала себя со всех сторон, не имея в своем арсенале устоявшегося термина «темная сторона».

Размер проплывающего мимо светила был просто колоссален. Как минимум три диаметра Земной луны. Но Игорь отчего-то чувствовал, что этот объект на самом деле не больше спутницы родной планеты, а на оборот, даже меньше нее, просто он находится гораздо ближе.

Теперь Игорь чувствовал время, он видел ночь, неспешное движение ночных светил, горы, раскинувшиеся в дали. Но мир, представший перед ним, оставался каким-то не полным. Не хватало ему звуков жизни: пенья птиц, журчания воды, шелеста листвы. Конечно, на вершинах гор и в реальности это мало где встретишь, но что точно заставляло усомниться в реальности происходящего — это полное отсутствие ветра. Ведь не может быть такого, что бы на высоте в тысячу метров стоял полный штиль. Ни единого шевеления воздуха.

Время шло и лилось через этот мир. Взошедшая недавно луна уже пересекла небосклон и стремилась скрыться на противоположной стороне. Игорь смотрел ей в след, провожая восхищенным взглядом. И в миг, когда обод луны коснулся края земли, парень увидел, что между скал, расположенных под ночным светилом, зажглась еще одна луна. Точнее не еще одна, а та же самая, только отраженная отчего-то невообразимо большого и абсолютно плоского, как зеркало.

Вода? Игорь смотрел, как два светила пожирают друг друга, а от места их соприкосновения вытягивается ровная, как лезвие клинка, лунная дорога. Игорь не помнил, что бы в момент образования гор виднелась какая-то вода.

«Наверное, когда я наблюдал за луной, в этом мире вновь произошло преобразование». Мысли в голове парня передвигались сонно, будто их прокручивали в замедленном режиме. Но это не создавало неудобства. Наоборот, Игорь в таком состоянии чувствовал себя более расслабленным, его восприятие мира увеличилось. Он теперь не воспринимал себя как наблюдателя. Он стал частью этого мира, уже не мертвого, но еще не до конца живого. Как сформулировал парень для самого себя: зарождающегося.

Между тем местная луна совсем скрылась за подступившим к ней вплотную озером, которое по неведомым причинам продолжало увеличиваться в размерах, затопляя все новые и новые территории. Лунная дорожка, разрезающая озеро пополам, утонула в нем вслед за ночным светилом, так ни разу не шелохнувшись на неправдоподобно ровной водной глади.

Мир вновь потемнел, будучи освещенным лишь сиянием далеких звезд. Но и это длилось не долго. По уже проложенной лунной дороге начало всходить солнце. Сначала между гор, окружающих ущелье, появилось легкое свечение, которое с каждой минутой начало приобретать цвета. От тускло-красного оно перешло в нежно-розовое. Звезды на небе стали гаснуть одна за другой, в свою очередь отправляясь на отдых, что бы вновь осветить этот мир следующей ночью.

Розовый восход становился все ярче, и солнце, поднимающееся от горизонта, спряталось за одну из скал, украшая ее склоны и пик сияющим божественным ореолом так, словно это скала светилась сама по себе. Но вот пик скалы остался внизу, не в силах удержать восходящее солнце, и по горным склонам и распластавшемуся за ними недвижимому озеру, или уже морю, заскользили солнечные лучи бледно желтого цвета.

Как ни странно, но солнце не удивило Игоря ни капли. Не удивило и даже не обрадовало. Оно было маленькое, тусклое и, как показалось парню, холодное.

И все же, с восходом солнца мир вновь начал меняться. Озеро, которое за ночь превратилось в бескрайнее море, поглотив в себе все горы с той стороны, начало испаряться. Игорь видел, как водяной пар, поднимающийся над морем, собирается вместе, как медленно расползается по небу, образуя тонкие облака. И если бы Игорь мог сейчас заглянуть под толщу воды, то он бы увидел, как множество только что родившихся микроорганизмов, простейших одноклеточных, начало отстаивать свое право на жизнь. Поедая друг друга, размножаясь, умирая, что бы освободить место более сильным и приспособленным, и обогащая стремящийся в небо водяной пар различными газами и минеральными веществами, являющимися продуктами их жизнедеятельности.

В небе формировалась атмосфера. Сперва тонкая и непрочная, но с каждым мгновением все более плотная, она приобрела голубовато розовый оттенок. И плоские облака, распростертые по небосклону, начали движение. Собираясь в одном месте, они сформировали одно большое облако. Зависнув над морем, облако начало темнеть, скапливая в себе все больше и больше испаряющейся влаги. И когда темно-свинцовую тучу, набрякшую похоже до критического размера, прорезала яркая, теряющаяся в массе тучи молния, скалы содрогнулись от оглушительного грома, раскатистого, играющего на самых низких тонах, перекатывающегося от одной скалы к другой, усиливающегося и резонирующего.

Воздух задрожал, повинуясь опрокинутому на него грому. Задрожали скалы вокруг, и Игорь мог бы поклясться, что слышит грохот обвала какой-то скалы, не выдержавшей удара звуковой волны. Камни грохотали, скатываясь один за другим, перекрывая шум носящегося между скал грома. И потом в лицо ударил ветер. Пронизывающий насквозь, он дул со стороны моря. То стихая, то вновь усиливаясь, он гнал разорванную им тучу прямо на Игоря.

Парень видел, как зеркальная поверхность моря вспучилась множеством белесых волн. Как покатили к берегу мириады тонн недвижимой до этого воды. И приливные гребни неистово забились в окружающие их скалы, местами сокрушая крепкий камень, а местами откатываясь назад, не причинив ни какого вреда этим красным исполинам, взметнувшим свои пики в беснующиеся небеса.

В тучах, висящих над головой, вновь засверкали молнии, и вновь раскаты грома обрушались на зазвеневшие в ответ каменные скалы. Игорь чувствовал запах озона, чувствовал ветер, ревущий сейчас со всех сторон, и впервые обрадовался, ощутив на лице освежающую прохладу крупных капель дождя.

Ливень хлестнул по скалам, смывая с них пыль и грязью. Сплошной стеной он отгородил Игоря от всего мира. Под ногами у парня был камень скалы, над головой серое в грозовых тучах небо, а по сторонам была шевелящаяся стена воды, льющая с небес на землю. Ветер стих совсем. Вокруг барабанил дождь и Игорь, промокший с головы до ног, не видел ни тусклого солнца, ни моря, раскинувшегося в стороне, ни пиков скал и расщелины, тянущейся черной змеей. Парень чувствовал льющийся на него холод, но не замерзал. Он, как гранит под ногами, ощущал лишь обновление, как будто бы после этого дождя, после грозы терзающей сейчас и море, и сушу, и небо, должна была наступить истинная жизнь, и отмытый от пыли и грязи мир должен был заблистать новыми, яркими красками.

Ливень прекращался. Капли становились все меньше и все реже они падали на землю. Ветер больше не ревел. Он нежно обдувал скалы, унося с них излишки влаги. Тучи, разорванные и иссякшие, таяли под лучами все также далекого солнца, которое висело прямо над головой, а ветер, бушевавший некоторое время назад, уносил их все дальше и дальше.

Игорь посмотрел еще раз на солнце, пробивающееся через голубовато-розовый небосвод, и заметил на его фоне две черные точки. Одна меньше другой. Конечно, смотреть на солнце без соответствующей защиты для глаз было невозможно, но парень, ставший частью этого мира, чувствовал, что ничего страшного с его зрением от этого не случиться. И поэтому он с интересом наблюдал, как две точки сближались друг с другом. Причем он отчетливо видел, что одна из них движется быстрее другой. Но не это заинтересовало Игоря. Два тела, сближающиеся друг с другом, находились на одной прямой, и их столкновение было неминуемо. И вот Игорь испытал страх, страх неизбежного столкновения, а затем ужас, когда точки встретились и слились в одну. Но ничего не произошло. Через некоторое время они вновь разошлись, двигаясь теперь в разные стороны, по-видимому, пролетев друг над другом.

А между тем, горы возле моря начали оседать. Игорь видел, как пики один за другим, иные прямо, а иные немного завалившись, опускаются вниз. Без пыли, без шума. До слуха парня долетал лишь шорох. Горы как будто таяли, растворяясь в прибрежных водах.

Прошло некоторое время, и между скал и морем образовалась полоса грунта. А за тем на ее поверхности, то тут, то там стали появляться зеленные, колышущиеся под порывами ветра островки.

Трава. Игорь с нетерпением следил за новым изменением. Он стал свидетелем жизни, очевидцем того, как она приходит в этот мир, пытается завладеть им и, как видел парень, не без оснований полагает, что это у нее получится.

Зеленные островки росли с умопомрачительной скоростью, не уступая в ней ни образованию гор, ни разливу моря, а может быть, даже опережая их. Вскоре, заняв весь прибрежный участок, молодая поросль устремилась в горы, окутывая их подножия и земляные склоны различными оттенками. И вот Игорь увидел, как сквозь зеленное море устремились в высоту увеличивающиеся в размерах пышные шапки. И до слуха парня донесся еле уловимый шелест листвы.

Деревья различных форм и размеров, кроны которых изменялись от вытянутых и пирамидальных до ярусных и зонтичных. Огромное разнообразие цветов и оттенков. Листва одних деревьев была ярко зеленная, и тут же рядом колыхались на ветру абсолютно белые кроны. Вот красное раскидистое дерево неожиданно передумало быть красным и стало лилово-синим. Некоторые деревья вместе с листвой были украшены разнообразными цветами: желтыми, синими, зеленными, красными, белыми.

Часть деревьев была относительно малого размера, а соседствовали с ними гиганты, которые достигали, по мнению Игоря, и сто, и двести метров в высоту. А под их кронами и на их ветвях находили место для жизни другие их собратья меньшего размера. И все это великолепие не было ни грамма похоже на привычную Земную растительность. Только в расщелине на склоне скалы приютилось более или менее похожее на родную сосенку деревце.

Теперь Игорь не сомневался в реальности этого мира. Он даже не удивился, а наоборот, воспринял как должное тот момент, когда рядом с ним на отполированный гранит опустилась небольшая птица с хищно загнутым клювом. И если голубь на Ноев ковчег принес в клюве веточку со свежим масличным листом, то эта птаха держала в когтях ярко оранжевого грызуна. Видимо броский цвет и стал причиной гибели зверька, уж очень заметно.

Жизнь закипела в раскинувшихся между скал лесах. Слышался рев не видимых под кронами гигантов. А в том, что это именно гиганты, Игорь не сомневался. Не могло маленькое животное издавать такие оглушительные звуки. Им вторили разнообразные переливы пенья птиц, летающих над разноцветными кронами деревьев. Под розовыми облаками кружили их хищные собратья, то и дело пикирующие вертикально вниз и разбивающиеся о зелень окружающую скалы, для того что бы затем вновь взлететь в вышину, неся в когтях какую-нибудь добычу. Слышались звуки боев, где самцы доказывали друг другу право на самку, а те звали победителей одним им понятными песнями. И не обходилось без звуков боли. То тут, то там издавало предсмертный хрип или стон какое-нибудь животное, которому не посчастливилось дожить до вечера. И вслед за ними раздавались рычание или вой хищника, обеспечившего себя едой на некоторый срок.

Мир под ногами Игоря сначала мертвый и однотонный стал цветным от жизни. Он пел и кричал миллионами голосов, радовался жизни, взрывая ее своим обилием и разнообразием. Этот мир жил.

Чистый горный воздух, свежий и душистый. Игорь дышал им и не мог надышаться, упивался красотой и разнообразием развернувшегося под ногами мира. Слушал песни ветра, встречая его грудью, и наслаждался великолепными перепевами птиц, закрывал глаза и представлял, что находится в раю.

«Стоп. А может, я уже и в самом деле умер, там в поезде. И сейчас действительно попал в загробный мир. Может это и в правду рай?». От такой мысли Игорю стало немного не по себе. «Что, если меня уже нет?». Даже в голове помутилось. Парень отступил назад, и чуть не потерял равновесие. Балансируя на уступе, чтобы не упасть, он еще немного попятился к раю и все-таки устоял на ногах. Покрывшись потом, он наконец-то пришел в себя.

«Где я? Что это за место? Сколько я уже здесь? Может быть я в коме, а все это лишь мерещится мне? Или я все-таки в раю?»

Игорь закрутился на месте, пытаясь найти в окружающем его изобилии животного и растительного мира хоть какие-нибудь признаки цивилизации. Может дым где идет от костра, или мост перекинут между двух скал. Но ничего не было. Дикий мир: море, лес, горы, расщелина. Взгляд Игоря заскользил по вьющемуся разлому на востоке и замер. Такое Игорь увидеть не ожидал, да и не припомнил, чтобы замечал нечто подобное раньше.

Соединяя собой сразу несколько гор и часть расщелины, от самого подножия и чуть ли не до неба, сиял огромный прозрачный купол. Похожий на гигантский мыльный пузырь он, вероятно, был необычайно прочный. На одном из его склонов, Игорь явно видел чью-то фигуру. Хоть да нею было и далеко, но парень различал у существа и руки, и ноги, и голову, и даже заметил на нем некую одежду очень смахивающую на скафандр.

«Вот тебе и цивилизация. Люди. Только вот как до них добраться?»

А в самом куполе, разделенном на несколько ярусов, красовался чудный город или, по крайней мере, Игорю хотелось так думать. Город был похож на соты в улье. Все ярусы были поделены на равные шестигранники. И лишь верхний из них, выше которого был лишь купол, представлял собой нечто похожее на парк. Аллеи, закольцованные между собой, делили ярус на три части. Различие представлялось Игорю лишь в цветах этих алей. Центральная была синяя, справа располагалась красная, а с лева находилась желтая аллея. Как ни страной этот якобы город был пуст за исключением фигуры на склоне.

Игорь всматривался в творение явно нечеловеческих рук, но увидеть что-то большее не мог.

День между тем подходил к концу. Солнце, описав дугу по небосклону, опустилось к морю, озарив весь мир бардовым закатом. И, толи отражаясь в воде, свет искажался, толи розовая атмосфера влияла на оттенки разлившегося по небу зарева, но цвет заката, как показалось Игорю, был более чем бордовый, он был кровавый.

Закатывающееся солнце окрасило море в жертвенно красный цвет, от которого Игоря пронял страх. Стало неуютно. Чувство тревоги наполнило парня. Он стоял на вершине скалы, ожидая приближение чего-то ужасного, приближения беды. Но время шло, мир засыпал, и ничего не происходило.

А под ногами расцветший всего за один день мир готовился к ночи. Птицы перестали кружить над деревьями, смолкли их песни. Голоса животных также утихли, выявляя уважение грядущей ночи. И лишь когда кровавый закат подошел к концу, тая в темноте, тишину окружающего мира разорвал пронзительный крик какого-то животного. Это было одновременно и уханье совы и визг поросенка. Ночь заявляла свои права на мир, и в лесу просыпались ночные животные, которые готовы были охотиться и убивать, рождаться и умирать, вслед за своими дневными собратьями. Жизнь продолжалось.

Озарив на прощание мир яркой вспышкой, расплывшейся по поверхности моря, солнце опустились в его глубину. Кровавое на исходе, оно запомнилось Игорю чувством страха и тяжелого ожидания чего-то ужасного. И вот настала ночь.

Купол над расщелиной озарился разноцветными красками, переливающимися от соты к соте, вибрируя и исчезая, оставляя на своем месте черные провалы. Это было похоже на большой трехмерный эквалайзер, движение и расцветка которого подчинялась какой-то музыке, неуловимой простому слуху. По поверхности самого купола сползали от вершины к низу, подергиваясь и извиваясь причудливыми формами, электрические всполохи, как искусственные молнии. Опускаясь на дно, они растворялись в земле, заставляя ее поверхность вблизи купола слегка люминесцировать. А там, где купол проходил через расщелину, бело-голубоватое свечение продолжало ползти в низ, освещая своими всполохами отвесные склоны разорванной земной тверди. Аллеи на последнем ярусе оставались такими же, как и были, лишь слегка прибавив в яркости, а может быть, Игорю это просто казалось.

И вот, затмевая сияние города-купола, на небе вновь появилась луна. И не было в ее свете белизны и чистоты, не было в ее движении плавности, спокойствия и постоянства. Не было того великолепия и притяжения, какое Игорь наблюдал накануне. Окруженное всполохами сгорающих в атмосфере осколков, небесное тело разваливалось на части. И по мере того, как отрывались от его поверхности огромные куски породы и камня, ночное светило меняло скорость и траекторию своего движения. Оно, то ускорялось, то замедлялось, ее вращение становилось неожиданно интенсивнее, а затем также быстро замедлялось. Озаряя небосклон огненными росчерками и постоянными взрывами, луна представляла собой просто огромный булыжник, который, кружа вокруг планеты, неминуемо приближался к ней. И в конечном итоге был вынужден упасть на ее поверхность.

Игорь заметил, как один из осколков, вероятно наиболее большой, не сгорел до конца в атмосфере, и, отлетев чуть ли ни к самому горизонту, рухнул на планету, озарив вспышкой взрыва все вокруг. Скала под ногами парня задрожала от силы этого столкновения, и тут же уши заложило от громкости донесшегося взрыва. Взрывная волна донесла до Игоря лишь пыль и дым. Устояв на ногах, он продолжал наблюдать, как лопающаяся на части луна бомбардирует поверхность планеты. Он видел, как все чаще долетают до поверхности огненные осколки, и что взрывы от их падения разрушают все то, что успело вырасти, ожить.

Скалы взрывались, разлетаясь каменным дождем, капли которого выкашивали зеленый мир как коса траву. Лес полыхал пожарами. Чадящее пламя пожирало растительность и гнало животных прочь от пекла и дыма. Но убегая от одного горящего участка, обреченные на смерть твари утыкались в другой и, не зная куда свернуть, грудью врезались в бушующее пламя, в безрассудстве надеясь, что за ним будет спасение.

Испещренное горящими росчерками небо было темное от дыма, в клубах которого, уже касающаяся атмосферы своим уцелевшим краем луна выглядела кровавым шаром. Подсвеченная огненным ореолом от соприкосновения с атмосферой, она неслась к поверхности планеты, все больше раскаляясь. Все чаще отделялись от нее части, которые взрывались и в воздухе и на земле. Мир вокруг Игоря представлял собой огромный костер, полыхающий от горизонта до горизонта. Море, раскинувшееся на закате, отражало всполохи падающих в него горящих камней. Адский метеоритный дождь бомбардировал его поверхность, заставляя ее вскипать и обрушиваться на близь лежащие земли огромными раскаленными волнами. Еще не цунами, но очень похоже.

Игорь услышал грохот, перекрывающий все взрывы вокруг. Он обернулся на звук и обмер от увиденного. Город-купол больше не переливался всполохами света, приобретя стальной цвет, он поднимался с поверхности планеты. И, как оказалось, это был вовсе не купол. Огромная сфера. Шар немыслимых размеров, который, захватив с собой всю ту территорию, что попала в него изначально, и горы и расщелину и лес, взмывал вверх. Срезанные будто ножом земля и камень так и остались на месте, образуя огромной кратер.

Стальная сфера устремилась в небеса, оглушая все вокруг нестерпимым гулом, и реально ощутимой вибрацией. Верхняя часть шара, которая показалась Игорю аллеями парка, была видна, оставаясь все так же прозрачной. И внутри каждой из закольцованных аллей были тысячи людей. Они перемещались внутри своих зон, не пересекая границ. Суетились, что-то делали возле каких-то строений, точнее, как сейчас понимал Игорь, машин. Они управляли огромным кораблем.

На миг поверхность сферы из стальной стала опять прозрачной, и парень увидел все те же соты, что и видел раньше. Бесчисленное количество ярусов, поделенное на равные шестигранники. Только сейчас, они не пульсировали цветами, они были одинаково освещены слегка приглушенным белым светом. И все соты были заполнены. Но не людьми. Каждая ячейка содержала в себе представителей того или иного вида животных, рассмотреть которых в полной красе Игорю не хватило ни времени, ни желания. Он увидел и лошадей, и слонов, ящеров, различных размеров, всяких кошкоподобных хищников. На нижних ярусах, заполненных водой, были различимы и морские обитатели этого мира.

«Вот тебе и исход воочию. Ноев ковчег в современных масштабах».

Игорь вновь ощущал себя сторонним наблюдателем. Погрузившись в созерцание разворачивающихся перед ним апокалипсических событий, парень проводил взглядом удаляющийся от поверхности планеты корабль, который завис в верхних слоях атмосферы на некоторое время, будто прощаясь с планетой, сверкнул нестерпимой вспышкой и исчез едва уловимой линией.

А луна, полыхая огромным огненным шаром, оставляя за собой густой клубящийся дымом след, неслась к морю. Она приблизилась на столько, что перекрывала собой весь видимый горизонт. Мир корчился в агонии, обожженный и вытравленный беспрерывными бомбежками, он дрожал в предсмертном ужасе. Горы вновь гудели и рушились, не выдерживая невидимых вибраций.

Отблески пожаров уже не выглядели столь пугающими, да и некому было на них смотреть кроме Игоря, так и замершего на вершине скалы, дрожащей, но все еще крепко стоящей на поверхности планеты. Несущийся к земле спутник перекрывал своим сиянием все пожары на планете. Он горел на много ярче солнца, которое было в этом мире далеким и тусклым. Шар, кипящий всполохами пламени, был явно нацелен в море. И в тот миг, когда он наконец-то коснулся поверхности воды, море взорвалось. Вспышка света выжгла все то, что уцелело при бомбежке метеоритами. Взметнувшиеся в небо кипящие массы воды, падали обратно, а от места падения луны одна огромная волна, вобравшая в себя все воды моря, неслась к берегу. И тут же докатилась ударная волна. Это было так, как будто бы из-под ног резко выбили опору, а сверху оглушили огромной чугунной крышкой, по которой кто-то нещадно колотит тяжелым молотом. Несясь перед водяной волной, ударная волна срезала на своем пути все. Она походила на расширяющееся кольцо, за границей которого образовывалось однородное ничто. Горы рассыпались крошкой, и подхваченные взрывом неслись дальше, чтобы сокрушить стоящих рядом собратьев. Живого не оставалось ничего.

Скала, на которой располагался Игорь, сперва просела чуть вниз, а затем взметнулась вверх, в небеса, которые сдувались точно так же, как и горы внизу. Атмосфера, сорванная чудовищным взрывом, разошлась по планете огромным кольцом и, не удержавшись, выплеснулась в космос, подставив незащищенную поверхность планеты вымораживающему холоду и выжигающей радиации космоса.

Игорь падал вниз вместе с осколками той скалы, на которой находился до этого, его швыряло из стороны в сторону, придавливало и тут же освобождало, что бы в следующий миг придавить с еще большей силой. И в этот момент на голову обрушилась огромная волна. Не менее смертоносная, чем прокатившаяся до нее ударная волна, кипящая масса воды сметала то, что разрушил взрыв. Несся в себе камни, она крушила, перемалывала все, что попадалось у нее на пути.

Игорь задыхался, страдал от обжигающего жара и неподъемной массы камней, придавивших его. Он пытался сдвинуться с места, но не мог. Как вдруг его кто-то схватил за плечи и с силой выдернул вверх, заставляя сесть.

Было темно и сравнительно тихо. Не гремело, не кипело вокруг. Лишь отдаленные стоны и непонятные шорохи доносились до слуха парня. Перед ним в окружении разбросанных тел стояли две фигуры. Освещенные всполохами огня они были настолько чумазые и грязные, что Игорь сперва принял их за мифических демонов, которые пришли отнять его душу. Но постепенно привыкнув к плотному дыму, он все-таки понял, что перед ним стоят парень и девушка, а сам он вновь находится в метро, в своем привычном, но таком же хрупком мире.

17. Антон, Егор, Бродяги и Илья

Заглядывать в этот почти неповрежденный вагон парни не стали. И потому окликнувший их грубый и явно выпивший голос заставил друзей в испуге остановиться. У обоих сердце было готово выпрыгнуть из груди. Оба считали, что за ними уже никого нет, а тут на тебе.

— Эй, парни, закурить не найдется?

Обернувшись на окрик, Антон с Егором увидели высунувшуюся на половину из открытой двери вагона фигуру. Света от встроенного в мобильник фонарика хватало только на то, что бы видеть силуэт, но не рассмотреть человека полностью.

— Не курим, — ответил за двоих Егор и, увлекая за собой друга, направился дальше по туннелю. Отчего-то ему очень не хотелось сейчас выяснять ни с кем отношения. А то, что выяснять отношения скорее всего придется, он чувствовал очень хорошо. Ведь нормальный человек не будет спрашивать прикурить в ситуации, когда целый состав поезда потерпел крушение, да еще таким наглым, выпившим, и отчего-то знакомым голосом с нотками предвкушаемого удовольствия, как будто все это ему очень даже нравилось.

— Эй! — вновь окрикнул их парень. — Да я вас знаю.

Парень спрыгнул на пол туннеля, чуть не растянувшись на попавшемся под ногу масленом пятне. Антон с Егором вновь остановились. Все-таки гордость чаще приносит человеку неприятности, чем пользу. Хоть и хотелось двум студентам сейчас уйти от этого последнего вагона, тихо и мирно, но показать свои спины и не откликнуться на окрик они не смогли. Тогда бы они оба знали, что струсили, испугались эха в туннеле, бежали.

Между тем парень, спрыгнувший из вагона, приближался. Он периодически чиркал зажигалкой, освещая себе путь. Чиркал и через секунду отпускал, не давая перегреться колесику и обжечь пальцы. И тут Егор понял, почему голос идущего к ним человека показался ему знакомым. Это был один из двух гопников в Продуктовом, с которыми у него вышла сора. Да и лицо гопника явно выражало удивление. Он тоже их узнал. И чем ближе он к ним подходил, тем сильнее удивление на его лице перерастало в улыбку-оскал, как у хищника загнавшего свою добычу в угол.

Егор сделал движение вперед и занял позицию готового к поединку бойца. Руки были пока опущены, но колени чуть согнуты, а вся его поза выглядела слегка подпружиненной, он был готов в любую секунду резко сократить дистанцию до врага и исполнить на нем пару тройку наиболее действенных приемов, если тот проявит хоть малейший повод. То, что Егор вырубит своего противника без лишних проблем, он знал. Не зря же он столько времени проводил на татами в спортивном зале. Да и легкая обида, оставшаяся с магазина, не исчезла, а при виде врага взыграла с новой силой.

Гопник, словно чуя возможности Егора, остановился чуть-чуть не дойдя до края той линии, за которой атака студента была бы не отразима.

— Вот так сюрприз, — он стоял, слегка улыбаясь, и периодически сплевывал на пол. — Эй, Бес! — гопник бросил эти слова в сторону вагона. — Бес, а ну давай сюда. Здесь наши старые знакомые.

Из вагона спрыгнул еще один парень. Антон с Егором уже знали, кто это. А вот аккуратно спустившуюся следом девушку они видели впервые. Названый Бесом шел как-то неуверенно. Но с каждым шагом поступь его становилась все более жесткой, и студенты явственно ощутили, что опасаться им надо не стоящего перед ними, а именно того, кто шел сейчас от вагона, того кого назвали Бесом.

— Чего вам надо? — Антон решил словами разорвать стягивающуюся над ними паутину обреченности.

— Нам? — чиркающий зажигалкой гопник задумался. А и в самом деле, что ему нужно, от этих двоих. Он обратился к приближающемуся товарищу. — Слышь, Бес, а что нам от них нужно?

Второй гопник, вроде как, и не услышал вопроса. По крайней мере, он никак не отреагировал него. Он двинулся мимо напарника прямиком к студентам, по пути опуская руку за пазуху. Егор отлично помнил, что находилось у него там. И в момент, когда Бес пересек незримую черту, являющуюся гранью диапазона атаки Егора, студент, словно выпрыгивающая из засады кошка, резко дернулся вперед навстречу наступающему. Его выпад от начала и до конца слился в одно неделимое на составляющие части движение. Вот он только что стоял на месте, и вот его тело уже кружит вокруг ничего непонимающего противника, опутывает его серией быстрых ударов, завершающихся броском, так что незадачливый боец летит пару метров и с силой бьется головой о стальной рельс.

Гопник, который первым спустился из вагона, дернулся к Егору. Про Антона, замершего на месте, он даже не вспомнил. Он видел явную угрозу и стремился сейчас к ней. Девушка тоже подошла к месту драки и замерла на месте, освещая мобильником пространство вокруг. Она что-то крикнула бросившемуся в атаку гопнику, какие-то слова поддержки, но ее приятель их не слышал. Он сократил расстояние до стоящего к нему боком Егору за пару прыжков и едва успел схватить того за ворот куртки, как студент уходя резко вниз и вперед, навстречу гопнику, перехватил его руку и повлек за собой. Противник взвизгнул и, как собачка на поводке, направился за студентом, выводя вокруг него круги. Обыкновенный захват запястья, но как действенно он сработал против грубой, неподготовленной атаки. Периодически повизгивая, но все больше нецензурно ругаясь, гопник замер, пригвожденный к бетонному полу все тем же захватом, в добавок с опустившимся на спину коленом.

— А! Сука! Пусти! — парень брызгал слюной на промасленный пол. — А! Тварь!

Егор лишь сильнее надавил на вывернутое запястье, от чего распластанный на полу гопник слегка проскользил лицом по бетону и еще сильнее заорал.

— Лежи, погань! — злость Егора была готова выплеснуться на поверженного врага одним движением, рвущим находящиеся в предельном напряжении связки. — Лежи. Эй, Антох, — парень бросил взгляд на товарища. — На тебе штаны хорошо сидят?

Неподвижный до этого парень словно ужаленный сорвался с места, подбегая к другу. По ошарашенным глазам читалось, что он был в шоке от уведенного.

— Круто ты их, — Антон уже стоял рядом, не зная чем помочь.

— Ремень говорю, давай.

— Ремень? — не понял Антон.

— Ремень, ремень, — повторил Егор. — Этого твоим свяжем. А того, — парень мотнул головой в сторону лежащего без сознания. — Того — моим.

— Понял, — Антон стал торопясь вытягивать из петелек джинсов ремень.

— Суки! — это уже подала голос, стоящая в стороне девушка. И толи сознание у нее помутилось, толи она действительно рассчитывала остановить двух студентов, но, тем не менее, выдавив из себя, ни то крик, ни то стон, она прыгнула на Егора. Стоящий с ремнем в руках Антон вновь не успел ничего предпринять и лишь проводил взглядом промелькнувшую мимо девушку.

От сильного толчка в бок Егор не устоял на месте. Падая через лежащего на полу гопника, он не удержал захват и отпустил руку противника, а визжащая в истерике девушка повисла на нем, пытаясь выцарапать глаза. Сотовый, отброшенный ею в сторону, пролетел пару метров и звонко ударился об пол, и хотя явно было слышно, что он разлетелся на несколько частей, экран его продолжал светиться, освещая место борьбы тусклым, слегка голубоватым светом. Звуки драки эхом разносились по туннелю, отражались от свода и стен и, усиливаясь, возвращались к сражающимся. Все звуки, накладываясь друг на друга, создавали эффект шуршания, как будто бы оползень сорвался с высокого обрыва: некоторые камни звонко отскакивают друг от друга, а некоторые подхваченные потоком песка и земли, глухо перекатываются через себя, увлекая за собой все новые и новые камни.

Егор с девушкой боролись на полу, перекатываясь со спины на спину. Антон сунулся было к ним, но тут с пола стал подниматься гопник с вывернутой рукой, болтающейся вдоль тела, как ничем не закрепленная плеть. Скалясь и матерясь, гопник сунул здоровую руку за пояс, и Антон увидел небольшой черный пистолет. Секундное замешательство сменилось рывком отчаяния. Антон бросился на гопника, обхватил его, и они оба грохнулись на пол, сплетаясь между собой, как две разъяренные кошки. Однако сноровки у студента оказалась мало. Даже с одной рукой гопник легко справился с Антоном и в один из переворотов с силой ударил его по голове рукоятью так и не выпущенного пистолета. Тело студента обмякло и отвалилось в сторону.

— Эй, тварь, а ну встань! — гопник держал на прицеле Егора, который уже скручивал шипящую и извивающуюся, как змея девушку. — Встань, сука!

Парень оглянулся на окрик и, понимая, что проиграл, отпустил руки девушки, от чего тут же получил несколько ударов по лицу. На бетон закапала кровь. Ногти девушки разодрали щеки студента, оставляя после себя несколько глубоких борозд.

— Тварь! — поднимаясь, она еще раз ударила Егора. На этот раз ногой. Пыталась попасть по лицу, но парень немного уклонился в сторону, и удар пришелся в плечо.

— Анна, все! Остынь! — гопник все ни как не мог совладать с болтающейся рукой. — Посмотри, как там Бес.

— Бес, Бес! Только и слышно, что твой Бес! — девушка со злостью пнула Егора. — Бес, — еще раз повторила она, но все-таки направилась к валяющемуся на рельсах телу. — Дышит. Сука!

— Возьми у него травмат, и подержи-ка этих на мушке.

— Хорош. Хватит уже. — Анна пошарила за пазухой у Беса. — Надо уходить. Все слишком затянулось. Ты слышишь? Моня!

Анна посмотрела туда, где только что стоял ее парень, и с удивлением увидела, как тот, резко мотнув головой, падает на пол, а за его спиной высвечивается еще один силуэт с палкой в руках. Крепыш, которого Моня пинал в вагоне.

— Сука! Нет! — Анна направила пистолет на появившегося спортсмена, но тот отошел назад, и его силуэт растаял в окружающей их темноте. — Иди сюда, гад! Я тебе мозги вышибу!

— Ага, сейчас, — раздалось из туннеля глумливое эхо.

— Тогда я ему мозги вышибу! — девушка направила пистолет на стоящего на коленях Егора. — Ну, что? Выйдешь?

— Я же говорю, сейчас, — вновь раздался голос. — Вот, выхожу.

И вслед за словами из темноты вылетел кусок поручня. Металлическая труба с алюминиевым набалдашником на конце. Девушка не успела среагировать, и запушенный невидимым противником снаряд прилетел ей прямо в лоб. Она театрально откинула назад голову, развела в стороны руки. Пистолет выпал и несколько раз отскочил от бетонного пола, и вслед за ним на пол опустилось уже бесчувственное тело девушки. Кусок поручня с грохотом упал к ее ногам, и эхо унесло по туннелю его звонкое дребезжание.

Егор, не дожидаясь ни чьих понуканий, вскочил с пола и первым делом пнул валяющийся возле девушки пистолет, который, кувыркаясь, полетел в темноту туннеля. Потом он так же быстро направился ко второму вооруженному гопнику, который начал приходить в себя. Навстречу из темноты вышел незнакомый парень, тот, кто так ловко управился с поручнем. Он улыбнулся, и тут же лицо его скривилось в предельном напряжении. Стремительный рывок, но парень не успел. Гопник, пришедший в себя, не видя бегущего сзади крепыша, направил пистолет на идущего к нему Егора. Оглушительный выстрел прокатился по туннелю. А затем наступила тишина. Полуоглохший от громкости выстрела спортсмен увидел, как парень с окровавленным лицом завалился на спину, и кровь с его головы потекла еще сильнее.

Парень с размаху выбил пистолет из руки гопника, а вторым ударом оправил так и не поднявшегося с бетона противника в долгое беспамятство.

18. Виктор, Маша и Игорь

— Очухался? — это спрашивала девушка.

Туфли на сломанных каблуках. Изодранная, грязная куртка и джинсы. Лицо все в саже, а растрепанные волосы скомканы и болтаются, как попало.

— Ты как? Живой?

Она подошла к Игорю поближе и в клубах едкого, невыветриваемого дыма, парень рассмотрел ее довольно привлекательные черты. Она была очень даже красива.

— Живой, живой, — прохрипел Игорь и, попытавшись встать, тут же рухнул на пол вагона. Тело не слушалось его, оно было ватное и чужое. — Ничего себе, затекло! — парень почувствовал, как все тело принизывают маленькие, тоненькие, и очень острые иголочки. Такого он не испытывал никогда раньше. Бывало, конечно, что рука или нога затекает, а потом ее будто бы всю колет, но что бы все тело сразу.

— Эй, эй! Ты чего? — парень, что до этого молча стоял рядом с девушкой, подхватил валяющегося Игорь и вновь привел его в сидячее положение. — Ты в порядке?

— Да. Вроде бы. Только все тело затекло, — говорить Игорю было все еще сложно.

Он сидел напротив молодых людей и рассматривал их, периодически скатываясь в мыслях в тот привидевшийся ему мир. Как? Зачем? Почему ему? Или это фантазия его так разгулялась? Игорь не мог ответить сам себе, что это было. Почему он вновь досконально помнил все то, что с ним произошло, пока он был без сознания.

— А может все-таки свихнулся? — вслух спросил он сам себя.

— Да нет. Не свихнулся, — девушка устало присела рядом. — Это все правда.

Игорь натужно улыбнулся. Она, видимо, подумала, что он рассуждает о происшедшем в метро.

— Ты как будешь готов, поднимайся. Нам надо выбираться отсюда. Меня, кстати, Машей зовут, — девушка протянула парню тонкую кисть, измазанную, местами порезанную и исцарапанную, но при этом очень изящную.

Игорь мотнул головой, отгоняя не ко времени пришедшие мысли о красоте девушки. «Да и парень вон стоит, смотрит волком. Наверно ее бой-френд. И, похоже, уже ревнует». Игорь пожал протянутую руку, которая оказалась слегка прохладной, не смотря на адскую обстановку вокруг. Потом протянул руку и парню, который так же решил присесть рядом.

— Игорь, — толи сказал, толи прошипел он, представляясь.

— Витек, — бой-френд девушки крепко пожал руку Игоря.

Ростом Витек был под метр восемьдесят. Обыкновенная модельная стрижка пыльных и от того кажущихся седыми волос. Темная тряпичная куртка, серые не то брюки, не то джинсы, и черные туфли с измочаленными носами. Игорь пробежал взглядом по своей одежде. Зрелище было не лучше. Как будто бы его и впрямь перемололо камнями в том, привидевшемся мире.

— Ужас.

— Согласен, — Виктор все еще держал руку Игоря. — Идти сможешь?

— Надо попробовать. Выбираться же от сюда нужно?

— Верно, — кивнул головой парень, поднимаясь на ноги. — Пойдем.

Виктор помог Игорю встать, и, опираясь на плечо незнакомца, парень смог довольно сносно передвигаться. Маша спустилась из вагона первая и подала руку.

— Держись, — их глаза встретились вновь, и Игорь мог поклясться, что девушка смотрит на него с каким-то трепетом, как будто боится, что он испытает боль, споткнется или с ним еще что-нибудь произойдет.

«Она что, боится за меня? Волнуется? Переживает?»

Игорь принял предложенную помощь и спустился на бетонный пол туннеля. Огонь, полыхающий у первых вагонов, освещал весь тот ужас, что случился здесь. Игорь смотрел по сторонам и не верил своим глазам. Тот мир, конец которого он наблюдал в забытье, теперь казался ему ничтожной иллюзией. Тот мир был фантазией, выдумкой, невесть как попавшей в его голову. Но то, что творилось вокруг него сейчас — это была не иллюзия. Это была правда, ужасная и непоправимая. Он стал участником трагедии, о которой представлял лишь по достаточно глупо снятым кинолентам. Он не представлял, что станет свидетелем крушения поезда в метро.

Вагоны смятые, искореженные, вбитые в стены и свод туннеля. Торчащие в разные стороны куски рельсов и металла. Отблески пожаров, едкий дым и гарь от горящего пластика. Тела, валяющиеся на путях в позах, которые не свойственны живым людям. Вывернутые и переломленные шеи и спины, оторванные конечности. Игорь закрыл глаза и попытался сглотнуть, но и без того пересохшее горло, лишь ободрало само себя.

— Кошмар! — Игорь отстранился от придерживающего его парня, опустился на взрыхленный бетон и прикрыл голову руками. — Кошмар! — его мозг не мог принять того, что видели глаза. — Как так? — Игорь растирал себе виски, пытаясь обрести внутреннее равновесие, но у него это не получалось.

— Успокойся, Игорь, — Маша присела на корточки напротив парня, посмотрел ему в глаза и еще раз тихо и медленно произнесла. — Успокойся.

— Как? — Игорь смотрел на нее, сквозь нее. Смотрел в надежде понять, как она, с виду хрупкая и женственная девушка, может так спокойно реагировать на произошедшее. — Как мне успокоиться?! Почему я должен успокоиться?! — он сильно сжал свою голову руками. — Почему?

Виктор, опять оказавшийся в стороне, лишь устало вздохнул и пнул попавшийся под ногу камень, который, глухо ударившись об исковерканный бок вагона, отскочил обратно и вновь подкатился к ноге парня.

— Потому что это не конец света, — девушка смотрела на него как-то чересчур нежно, наверное, так смотрят матери на своих детей, когда пытаются их успокоить. — Это трагедия, но не всемирная. Так бывает.

Игорь посмотрел на нее непонимающе.

— Как бывает?! — он обвел взглядом недвижимые тела людей. — Так не может и не должно быть! — он вновь посмотрел в глаза Маше и, противясь царившем в них смирению и спокойствию, выкрикнул в лицо девушки. — ТАК! БЫТЬ! НЕ ДОЛЖНО! — он вновь принялся массировать себе виски и вдруг, первый раз после того как очнулся, подумал, а почему эти двое спасли именно его, и почему они пытаются вытащить ни кого-то другого. Игорь поднял глаза на девушку, которая, заметив изменение в парне, немного напряглась. — Да кто вы такие? — он перевел взгляд на Виктора. — Кто вы? Почему вы вытащили меня, почему оставили всех остальных? — его взгляд перемещался от парня, все еще стоявшего в стороне и лишь тихо ругающегося себе под нос, к девушке, которая стремилась его успокоить. — Зачем?

Все-таки нервы у него были не железные. Два дня. Череда событий, как скатывающийся с горы снежный ком, обрастающий бедами и неприятностями. Сны, которые не должны быть настолько реальными, настолько непонятными и настолько ужасными. Голова у Игоря буквально пухла, пытаясь вместить в себя и хоть как-то объяснить все то, что с ним происходит.

— АААААААААААА! — он заорал, не в силах выдержать растущее напряжение. Эхо прокатилось по туннелю, унося с собой какую-то часть парня, оставляя внутри него пустоту, как будто кто-то выдернул вилку из розетки, отключая энергию в нем, взамен даруя лишь противную слабость и головокружение.

— Игорь. Это не конец света, — Маша все также сидела напротив, и ее руки сейчас лежали на голове парня.

Игорю казалось, что от рук девушки веет прохладой и умиротворением. Виктору это явно не нравилось. Он несколько раз сплюнул на пол, но Игорю было и самому наплевать. Главное то, что это прикосновение его успокаивало.

— Это не конец света, — вновь повторила Маша, а потом добавила. — Ты ведь его уже видел.

Волосы на голове Игоря полезли вверх. Он медленно отстранился от девушки и с ужасом спросил:

— Кто вы?

— Я Маша, а это Виктор, — девушка улыбнулась, слегка натянуто, видно понимая, что сказала лишнее, или может не лишнее, но немного раньше, чем стоило.

— Что ты сказала о конце света? — Игорь смотрел на нее обезумившим глазами.

— Игорь, я знаю, что ты что-то видел, — Маша даже зажмурилась, пытаясь подобрать нужные слова. Но что толку от нужных слов, если необходимо говорить правду. — Я не видела его, я лишь знаю, что ты смог его увидеть.

Криво, непонятно.

— И именно поэтому мы с Виктором и искали тебя. У нас с ним тоже были видения. — тут Маша заторопилась, стараясь, как можно подробнее пересказать Игорю то, что произошло с ними. А закончив рассказ, добавила — И вот получается, что каждому из нас открылась лишь часть чего-то. Виктор видел, как спасти меня, я знала, где искать тебя, видела, что искать нужно именно тебя, и знаю, что ты должен стать ключевым звеном для чего-то большего. Для, для… — она запнулась, подбирая нужные слова. И наконец, подобрав их, продолжила. — Для нашего спасения.

— Чего? — парень смотрел на нее, явно не веря сказанному. — Спасли меня, что бы я спас вас? — он приподнял брови, как бы спрашивая, правильно ли он ее понял.

— Да. — Маша опустила голову, осознавая, что Игорь не принимает и не понимает сказанное ею.

— Хорошо. Я вас сейчас спасу, — он встал и направился по туннелю, двигаясь к концу потерпевшего крушение поезда.

— Не туда. — Маша с мольбой в глазах взглянула на Игоря и затихающим голосом добавила. — Нам в другую сторону.

— Ну, нет, постой! — Игорь замотал головой, протестуя против услышанного. — Я должен вас спасти? Так? — и, не давая девушке вставить и слово, продолжил. — Значит, мы идем к выходу.

— Сейчас нам ничего не угрожает, — запинаясь, продолжила девушка. — Сейчас нам надо идти туда, — она указала рукой в полыхающий огнем тупик из скомканных вагонов.

— Туда я точно не пойду, — вставил Игорь.

— Дослушай меня! — неожиданно взорвалась Маша. — И не перебивай! Мы спасли тебя не волею случая, не просто так! Мы знали, где ты лежишь! Мы видели это! Я это видела, но без помощи Вити не смогла бы это сделать! Я знаю, что ты в свою очередь видел нечто, что, по-видимому, пугает тебя еще сильнее, чем случившееся здесь! Я знаю, ты не веришь! Но если, черт тебя побери, ты не слабак и не тряпка и если ты в силах довериться людям, вытащившим тебя, то ты! — тут девушка, ожесточено жестикулировавшая во время всей своей речи, замерла, указав Игорю точно в грудь. — Ты обязан, сейчас пойти с нами!

Давящее молчание повисло между молодыми людьми. Маша смотрела на Игоря, ожидая, что тот ответит. Виктор, которого поведение его девушки пугало все больше, стоял, не смея ей перечить. А Игорь смотрел ей в глаза, и нервно поиграл жвалками, что-то упорно обдумывая.

— Хорошо. Что там? — он мотнул головой в сторону пожара.

— Я не знаю, что там! — с раздражением повела головой Маша.

— Отлично!

— Я не знаю, что конкретно там находится! — жестко со злобой перебила его девушка. — Я лишь видела, куда мы должны отправиться. И ты, — она вновь указала Игорю в грудь, и, не давая ему времени вставить слово, продолжила. — Ты там узнаешь, что я была права, и я знаю, что там будут ответы на твои вопросы!

Игорь молчал. Виктор, все это время не проронивший ни слова, подошел к Маше, нежно обнял ее, и ее прорвало. Девушка обняла молодого человека, вжалась в него, уткнувшись лицом в грудь, и зарыдала. Захлебываясь, она то замолкала, то вновь всхлипывала, выплескивая в месте со слезами весь страх, весь ужас, который ей довелось пережить. Она вновь ощутила себя слабой и беззащитной, и сама сейчас не хотела верить во все то, что с ними приключилось.

Игорю стало неловко и стыдно, он вполне взрослый человек, ведет себя как маленькая истеричка, когда должен был быть мужчиной. Отвернувшись от пары, он долго всматривался в темноту туннеля. И как же сильно ему хотелось сейчас направиться именно туда, а не в противоположную сторону. Но вопросы, мучившие его, не давали шанса уйти в темноту. Только в огонь, в пламя, как тот мир, который родился и умер у него под ногами.

* * *

Пробираться через горящие, исковерканные столкновением вагоны было трудно. Где-то приходилось лезть под ними, чувствуя идущий от днища нестерпимый жар. Где-то было удобнее пробираться, прижавшись всем телом к стене туннеля. А местами, и от этого Игорю и его спутникам становилось не по себе, приходилось идти по мертвым телам, лежащим друг на друге. Зрелище было по истине ужасающее.

Дышать, на удивление, было несложно. Конечно, от едкого дыма кружилась голова, глаза слезились и во рту было ощущение, что жуешь обугленную головешку. Но кислорода пока хватало.

Ободранные, грязные, и вымотанные больше морально, чем физически они добрались до разрушенной станции. Опустившись на пол, они некоторое время молча, сидели, переводя дух. Людей здесь было больше. Многие, просто сидели на полу, не зная, что им делать дальше. Часть же отправлялась по свободному туннелю к станции Проспект Мира.

— Ну что? Куда дальше? — Игорь, смирившийся с необходимостью слушаться Машу, даже не предлагал своего маршрута. Да и что он мог предложить? Это она была их проводником. Она одна видела незримую для них цель. Ее парень тоже не перечил. Он, похоже, уже давно смерился с главенствующей ролью подруги. Да она и не дала ни единого шанса усомниться в том, что не знает куда идти. Пробираясь через заваленный туннель, девушка ни разу не ошиблась с направлением, ни разу ни завела их в тупик. И от этого Игорь все больше начинал верить ей.

— Туда. — Маша указала рукой на заваленный туннель, по ветке которого люди стремились покинуть станцию. Только, вот одно но, девушка вновь указывала на противоположное направление.

— Там же завал. — Виктор сказал это просто так, даже не надеясь, что девушка изменит решение.

— Да, завал, но нам надо именно туда. — Маша поднялась с пола, и больше по привычке, чем по необходимости, начала отряхивать джинсы. Потом опомнившись, бросила это глупое занятие и направилась к завалу. — Идемте. Будем искать дорогу.

Парни поднялись и направились вслед за ней. Света от полыхающих местами пожаров хватало, чтобы не пользоваться подсветкой мобильников. Да и лишний раз смотреть на разрушенную станцию и присыпанные пылью и мусором неподвижные тела не хотелось.

Завал, как оказалось, был не глухим, его верхушка почти касалась свода. Не тратя напрасно время, парни забрались наверх и принялись расчищать пространство под потолком туннеля, то и дело, откидывая в стороны мешающий мусор. Когда они закончили, Виктор спустился на другую сторону, Маша тоже забралась наверх и последовала вслед за парнем. Завершил процессию Игорь.

С этой стороны завала было темно и тихо. Небольшая щель под сводом, через которую молодые люди проползли, едва пропускала потрескивание догорающих останков станции, плачь и стоны искалеченных людей. Сколько же семей сегодня лишилось своих родных и близких? Сколько жизней оборвалось, вмялось в бесчувственный металл и камень? Сколько судеб изменилось в одночасье?

— Маш, долго нам идти? — Виктор шел справа от подруги, в руке которой подрагивал белым светом экран сотового.

Электричества в этом туннеле так же не было. Поэтому заряд сотовых решили экономить, используя телефоны по очереди.

— Мы идем-то всего минут десять, — девушка внимательно изучала стены туннеля, как будто боялась пропустить какой-нибудь знак, указывающей ей направление.

— Да я просто так спросил. Все равно дорога прямая, а впереди Тургеневская.

Девушка промолчала.

— Не трогай ты ее. Видишь ей и так тяжело. — Игорь, шедший сзади, аккуратно переступал со шпалы на шпалу. Изучать стены метро ему уже надоело. Бетонная монотонность, бесконечные галереи кабелей, соединяющие неизвестно что и неизвестно зачем.

— Без тебя разберусь, — вроде бы не зло, но с каким-то раздражением ответил Виктор.

«Он считает меня виноватым, в том, что сейчас, они лезут неизвестно куда, и в том, что его девушка ведет себя как одержимая. Что же, вполне логично». Игорь не стал возражать парню, приняв его право на этот ненужный и грубый ответ.

— Хватит вам. Уже пришли. — Маша остановилась возле небольшого прямоугольного углубления в стене, внизу которого в круглое отверстие полуметрового диаметра стекала тонкая струйка воды, бегущая по дренажному лотку. Металлическая решетка, перегораживающая сточную дыру, проржавела настолько, что когда Виктор пнул ее, она провалилась внутрь, не создав ноге парня ни какого сопротивления.

— Нам что, туда? — Игорь недоуменно посмотрел на спутников. — Лезть в канализацию?

Виктор присел на бетонный выступ в стене.

— Вот дела, — не то удивляясь, не то констатируя предстоящее омовение в нечистотах, выдал парень. — Маш, ты уверена?

— Да пошли вы, — огрызнулась девушка и села на корточки, освещая мобильником черную дыру в стене. — Не хотите, не лезьте, — она заглянула вглубь и неожиданно для парней нырнула туда, оставив в туннели лишь свои ноги, но и их тут же втянула вслед за собой. С обратной стороны раздался негромкий всплеск.

— Стой! — Виктор опоздал лишь на мгновение, ухватив рукой пустое пространство. — Вылезай оттуда! — Он всматривался в отверстие и повторял как заведенный. — Маша, вылезай. Ну, пожалуйста. А? Ну хватит, подурачились и все. Тебе привиделось, мне привиделось. Это ведь только привиделось. Хватит, вылезай!

— По-моему, она не дурачится. — Игорь присел рядом с отверстием в стене, откуда показалось неяркое свечение мобильника. — И, по-моему, лезть нам туда все-таки придется.

— Да заткнись ты! — Виктор с силой оттолкнул Игоря от дыры. — Маша, вылезай. Хватит.

— Вить, мы почти пришли, — голос был глухим. — Давайте сюда. Здесь как-то жутковато одной.

Тихо ругаясь, парень что-то резко прожестикулировал и собрался лезть в дыру.

— Не делай так больше, — рука Игоря легла на плечо Виктора, останавливая его на полпути.

— Чего? — Парень поднял глаза на спутника.

— Я говорю, не делай так больше. Не толкай меня, не задевай словами, — Игорь, не отрываясь, смотрел в глаза парню. — Не надо. Я благодарен тебе, что ты меня вытащил. Понимаю, что ты волнуешься за Машу. Но меня больше не задевай. Договорились?

Так и не поднявшийся с корточек Виктор, утвердительно мотнул головой.

— Договорились. Но и ты не выставляйся. А то нашелся венец природы. Вытащи. Успокой. Уговори. Видишь, куда она из-за тебя полезла?

— Вижу. — Игорь убрал руку с плеча парня. — Ну не я же вас туда тащу?

— Ладно, хватит. Я пошел. Вернее полез. — Виктор отвернулся от собеседника и протиснулся в дыру в стене.

Игорь постоял мгновение, а затем двинулся вслед за спутниками, которые направлялись, не ведомо куда.

* * *

— Ну, тут и вонь!

Молодые люди стояли в яйцевидном туннеле, выложенном поросшим мхом кирпичом. Струящийся под ногами ручеек мутно-ржавого цвета, бежал по каменному руслу, изгибался вслед ему и терялся во мраке. Самому высокому из компании Виктору было неудобнее всего. Свод был лишь немногим выше его головы. Замшелые кирпичные стены туннеля, дотянуться до которых можно было одновременно, не разгибая при этом полностью рук, выглядели достаточно крепкими, хотя в некоторых местах и виднелись недавние сколы.

— Куда теперь? — Без сарказма и без намека на пререкание поинтересовался Игорь.

— Вниз, — Маша была бледной, и, по-видимому, этот концентрированный урбанистический аромат доставал ее больше, чем остальных.

— А не смоет? — спросил Виктор, беря инициативу в свои руки и направляясь вслед текущей воде.

— Да вроде нет, — отозвался Игорь. — Наклон небольшой.

— Тогда пошли.

В молчании, стараясь реже вдыхать этот спертый, затхлый и воняющий нечистотами воздух, компания двигалась по ручью. Первым шел Виктор, аккуратно исследуя каждый попадающий под ногу камень, прежде чем перенести на него вес. Он, не наступая в воду, старался держаться на овальных стенах туннеля, пропуская речек у себя между ног. За ним так же двигалась Маша. Все еще бледная, но все-таки немного привыкшая к окружающему запаху. Замыкал их колонну Игорь, то и дело соскальзывающий с овального днища в мутную жижу. Когда он понял, что беречься смысла нет, обувь и так уже вся пропиталась этой гадостью, он пошел прямо по ручью, стараясь не упасть, попади под ногу какой скользкий камень.

Туннель же, не меняя уклона, постоянно забирал куда-то вправо. Пару раз молодые люди встречали стоки, похожие на тот, через который они попали сюда. Из них так же струилась мутная жижа.

— Ребят. — Игорь окликнул идущих впереди. — А вы не боитесь?

— Я за сегодня уже так набоялась, что сил бояться больше нет, — не оборачиваясь, отозвалась Маша.

— Да я про другое. Ведь Виктор все-таки был прав, интересуясь, смоет ли нас или нет. Мы же идем в низ, а на поверхности, если вы помните, уже какой день идет дождь, а сейчас вообще ливень. А канал, как я посмотрю, и побольше может заполняться. Вы на стены гляньте.

Игорь был прав, на кирпичах линии от поднимающейся воды были и на уровне пояса, и груди, и даже шеи.

— Да, как-то ссыкотно. — Виктор аккуратно переступал через невесть как попавший сюда старый трехногий табурет.

— Вот-вот, и я про тоже. Идем мы сейчас с вами, идем, а тут раз и за спиной поток сточный.

— Пожалуйста, перестаньте. А? — надорванным голосом попросила девушка. — Вы думаете, мне не страшно? Вы думаете, что я робот и мне приятно все это. Так нет же. Я безумно боюсь. Но я стараюсь не думать об этом. А вы идете и подтачиваете меня.

— Извини. Не хотел. — Игорь вновь укорил себя за свое слюнтяйство. Вот же девушка идет и молчит, а он опять разнылся. Тьфу ты. Баба бабой.

Журчание ручейка, бегущего под ногами, изредка сопровождалось звонкими ударами падающих со свода и образовавшихся на нем сталактитов капель, просачивающейся сквозь грунт воды. Мутно-серые сосульки, были очень прочные. Игорь чуть не разодрал себе руку, пытаясь сбить одну из них. И на стенах то тут, то там стали попадаться горбатые наросты, все того же серого цвета.

— Осадочные отложения, — сказал Игорь для того, что бы хоть как-то развеять это гнетущее молчание. Ему казалось, что кроме звука текущей воды, звона разбивающихся капель и их собственного шороха, похожего на шуршание пока что еще не встретившихся им крыс и мышей, который эхом откатывался в стороны, больше нет ничего. — Я бы сказал минеральные, — попытался пошутить парень. — Но не уверен в их химическом составе.

— Стойте! — Виктор замер и предупреждающе поднял руку.

— Что случилось? — Ничего не видящий за спинами идущих впереди Игорь попытался выглянуть то с одного, то с другого бока, но в тусклом свете экрана мобильника так ничего и не разглядел.

— Слышите? — Парень обернулся к стоящим сзади Маше и Игорю.

— Что-то есть, — Маша прислушалась и в звуках, бегущего под ногами ручья различила далекий, а от того тихий и глухой рокот. — Что это? — шепотом спросила она, уже сама, понимая, на что похож этот звук.

— Похоже, накаркали, — медленно произнес Виктор.

— А откуда он идет?

Все вновь замолчали, прислушиваясь к окружающей их темноте.

— Да вроде как спереди, — парень посмотрел себе под ноги, но ручеек все также бежал по направлению их движения.

— Может, там, — Игорь указал рукой вперед. — Просто большой сток. И мы движемся к нему?

Парни вопросительно посмотрели на Машу, которая растеряно забормотала:

— Да я откуда знаю. Я сама здесь впервые.

— А как ты выбираешь направления? — Игорь давно хотел задать этот вопрос, но все не решался, боясь расшатать еще сильнее и без того разболтанные нервы девушки.

— Как я выбираю куда двигаться? — повторила вопрос Маша. — Просто, я чувствую, что нужно идти, а дорогу мне указывает легкое свечение.

— Какое свечение? — Виктор повернул в руке сотовый.

— Нет, не свет от мобильника, — девушка запнулась, подбирая слова. — Вот сейчас свечения нет. Я думаю, что это от того, что туннель ведет, никуда не сворачивая. А на развилке. Ну, вот, как в перегоне, когда мы залезли в сток, я явно видела голубоватое сияние. Да и когда мы перебирались через горящие вагоны, там тоже.

— Нас вел незримый свет, — задумчиво произнес Игорь. — Похоже, в Библии что-то было такое. Бабушка, когда была жива, говорила мне о свете истинном, не солнечном, а именно первородном, который Бог создал на первый день, а солнце ведь было создано позже, только на четвертый.

— Перестань! — Виктор перебил Игоря. — Мы залезли в такую жо… — парень вовремя остановил чуть не сорвавшуюся с языка грубость. — Ситуацию, что ни о чем святом думать не стоит. Это же натуральная клоака.

— Почему не стоит? Может это свет ангела ведет Машу вниз?

— Ты так говоришь, что не понятно, насмехаешься ты или нет, — девушка облокотилась спиной к кирпичам, упершись ногами в противоположную стену, и подложила руки под поясницу.

— Какие уж насмешки. Мы же и вправду догоняем привидевшихся нам призраков, — Игорь опустил голову вниз. — А подумайте, может все-таки нас ведет какое-нибудь провидение. Ведь это все не объясняется логически. Лично я не вижу ни каких объяснений происходящему.

— Так мы, поэтому мы идем вперед, — напомнила Маша. — Ответы должны быть там. И, да, я согласна. Это все как-то нереально, больше подходит для метафизиков. А я, — Маша поджала губы. — Я считала себя все время сто процентным прагматиком.

— Давайте только без веры, пожалуйста, — Виктор занял положение как Маша, только на противоположной стене. Свет от мобильника в его руке высвечивал бегущий под ногами ручей, в грязном потоке которого перекатывался желто-бурый песок, камешки и иногда мелкие веточки.

— А почему нет? — Игорь поднял глаза на парня. — Религия ведь является частью метафизики, насколько я понимаю.

— Да весь мир в абстракции является частью метафизики.

— Вот-вот, значит нельзя веру сбрасывать со счетов.

— Думай, как хочешь, — Виктор, не желая спорить, перевел тему разговора. — Ты лучше расскажи, что тебе привиделось, а то говорите с Машей какими-то загадками. У нее вообще все на интуиции. — Парень протянул свободную руку к подруге, взяв ее кисть, — только без обид, Маш. А у тебя, Игорь, что-то конкретное, или тоже невнятно-мутное.

— Почему же, более чем конкретное, — Игорь достал свой мобильник и высветил экран. Около часа они шли по этому сточному туннелю. Силы кончились уже давно, еще в раскуроченном вагоне, где его нашли Виктор с Машей. И сейчас, в этой короткой передышке, парень чувствовал, как усталость парализует его волю. Вот лег бы и уснул. Благо ложится не куда.

— И так, — напомнил Виктор. — Расскажешь?

— Ага.

Игорь начал с самого начала. С его двухдневного сна, в котором он блуждал по пустыне. Вспомнил про Анатолия Викторовича, соседа, который попал в кому. Зачем вспомнил? Да так, наверное, просто желая, чтобы старик пожил еще немного, как будто бы мог помочь ему своими словами. Рассказал о грозе, в которой чуть не погиб, и о том, как попал в метро. А затем во всех подробностях рассказал о привидевшемся второй раз пустынном мире, который ожил и погиб по воле своего спутника. Рассказал так же о «ковчеге», покинувшим поверхность планеты в минуты ее гибели. На что Виктор, вновь пробормотал, что-то бессвязное про религию.

— Вот, как-то так, — закончил Игорь. — Затем вы вытащили меня из вагона?

— Да уж, — прицокнул языком Виктор. — Прям какой-то сюжет для блокбастера. Сам-то, как думаешь? Что это было?

— Не знаю. Знал бы, не поплелся бы за вами.

— Это точно, — усмехнулась Маша. — Ладно, мальчики, отдохнули? — она оторвалась от стены туннеля. — Тогда пойдемте дальше.

Компания двинулась в путь, догоняя несущийся в никуда вонючий ручей. И каждый для себя отметил, что им больше не попадаются врезки стоков, а линии уровня воды исчезли вовсе. И каждый понимал, что это не признак того, что вода здесь не поднималась высоко. Мелкий серо-зеленый мох, растущий только в воде, полностью облепивший стены и потолок, лишь подтверждал их опасения.

Рокот несущейся воды усиливался с каждым шагом, и ручеек под ногами, становился все полнее. Уже и Маша перестала балансировать на скатах стены, вышагивая прямо по руслу ручья. Да и Виктор, вскорости сорвавшийся пару раз, тоже бросил это занятие. Мобильник в его руке пиликнул и погас, погружая молодых людей в зловонную темноту.

— Мой сдох. — Констатируя факт, произнес парень. — Давайте следующий.

И через мгновение в его руке засветился белым экраном, новенький смартфон Маши. Вот, уж точно не предполагали создатели этого недешевого бренда, что их надкушенная продукция будет использоваться как простой фонарик, да еще в таких условиях.

Шум воды становился громче, и в лица ребятам начал весьма ощутимо дуть еще более тошнотворный ветер. Петляние усилившегося в наклоне туннеля прекратилось, и компания хлюпала по уходящему во мрак прямому участку. Помогая себе руками, цепляясь пальцами за выступы и мох на стенах, чтобы не сорваться в воду, молодые люди приближались к соединяющему в себе несколько стоков, сбросному колодцу.

Высматривая очередной выступ, за который можно было бы ухватиться, Игорь чуть не врезался в замершую Машу, которая сама едва не влетела в Виктора. Тот же, стоя уже почти по колено в воде, смотрел себе под ноги и не шевелился.

— Что там опять? — Игорь отступил чуть назад, что бы не создавать толкучку.

— Похоже, пришли, — Виктор наклонился немного в сторону, открывая ребятам пространство перед собой.

— И? — Игорь хотел было что-то сказать, но тут же осекся. — Вот тебе и вот.

Перед компанией, в паре метров впереди, закручивая ручей против часовой стрелки, бурлил небольшой водоворот, чуть меньше метра в диаметре, за которым почти иссякший ручей продолжал бежать дальше, к гремящей воде.

— Твою же мать! — не выдержал Игорь. — Как быть-то? Маш, ты никакого свечения не видишь?

— Нет.

— Это даже хорошо. Топится, я бы точно не полез.

— Может его перепрыгнуть? — предположила девушка.

— Можно попробовать. Но как? Если только щучкой, потолок по-другому нам не позволит, — в подтверждении своих слов, Виктор чуть-чуть приподнялся на носки и коснулся головой свода. — Да и где его край? С той-то стороны его видно, но с этой?

— Давай проверим, — предложил Игорь, протискиваясь рядом с Машей. — Я подержу тебя, так сказать подстрахую, а ты ногой проверишь, где граница. Ну, или ты меня подстрахуй.

— Маш, посвети нам, — Виктор передал смартфон девушке, а сам взялся за протянутую руку Игоря. — Ну, давай, только по чуть-чуть.

Встав друг от друга на максимальное расстояние, которое позволяло выдерживать их связка, парни медленно стали пробираться вперед. Борясь со сбивающим с ног потоком, Виктор аккуратно прощупывал ногой дно перед собой, держась свободной рукой за стену туннеля. Игорь шел следом, внимательно выбирая место, куда поставить ногу, и в любой момент был готов выдернуть товарища по несчастью обратно.

До водоворота осталось примерно полметра, когда Виктор, просев передней ногой ниже обычного, отдернул ее назад. Как бы ни ждал он этого момента, как бы ни готовился к нему, но страх перед возможным падением в эту крутящуюся яму ослепил парня. Он минуту стоял, собираясь с мыслями, не в силах пошевелиться, и все-таки переборов себя, еще раз сунулся ногой в то место и уже более спокойно отошел назад.

— Вот отсюда, — он вновь принял из рук подруги смартфон.

Выходило так, что помимо самого водоворота, за полметра до него начинался обвал. Размытый грунт открыл еще один путь бегущей воде. Кирпичи, само собой, без опоры снизу, провалились в образовавшуюся яму. И этот участок надо было как-то преодолеть.

— У кого какие мысли? — Девушка скрестила руки на груди.

— Дайте-ка, попробую, — Игорь обошел Виктора, но тот остановил его.

— Прыгать что ли будешь?

— Да нет. Попытаюсь перелезть.

— Это как?

— А вот так.

Игорь уперся руками в стены туннеля, затем правой ногой наступил на кирпич выше уровня воды и оторвал левую ногу от пола, подняв ее над ручьем. Опустил ее на стену с другой стороны потока. Завис, слегка раскорячившись, а потом спрыгнул.

— Да так же как вы шли, только повыше, — Игорь обтер влажные руки о ветровку. — Только бы подстраховаться как-нибудь.

— Можно чем-нибудь обвязать тебя, — Маша окинула взглядом одежду Игоря. — Ремень есть?

— Точно, — даже повеселев, воскликнул парень и принялся стягивать с себя пояс. — Витек, давай свой.

Связав два ремня, у парней как раз вышло около двух метров длины.

— Черт, по туловищу его не обмотать, конечно, — разочаровано вздохнул Игорь. — Не хватит.

— Тогда хоть руку зацепи. За нее если что, и вытянем.

Проверив еще раз прочность связанных ремней, и перетянув удавкой один конец на кисти Игоря, они отправились к краю воронки. Маша стояла сзади и освещала парням дорогу.

— Готов? — Виктор покрепче встал на ноги, также перехлестнув свой конец ремня через кисть.

— Будем считать, что «Да».

— Тогда, с богом.

Игорь некоторое время постоял на месте, собираясь с мыслями, а затем забрался на стену, как он сделал это в прошлый раз. Осторожно переставляя руки и ноги, он начал медленно продвигаться над воронкой. Скользкий мох под руками, то и дело норовил опрокинуть парня вниз, но тот упорно двигался вперед. С ногами было немного проще. Цепляясь краями кроссовок за выступы кирпича, Игорь удерживал массу тела на них, руками лишь сохраняя вертикальное положение. Парню казалось, что прошла целая вечность, а внизу лишь появилась воронка водоворота. Пот крупными каплями покатился по лицу Игоря. Одно неверное движение и он рухнет прямо туда. А то, что ничего хорошего его там не ждет, в этом он был уверен. Движение за движением. Шаг за шагом. Медленно, но неотступно. Спутники сзади молчат. И это хорошо, а то бы только отвлекали.

Вот воронка осталась позади, и Игорь попытался аккуратно опустить ногу на ближайший видневшийся на полу кирпич. Хорошо, что он не спрыгнул, хотя такое желание у него было. Кирпич, на который наступил парень, сковырнулся под массой тела и, булькнув, скрылся под водой. Игорь резче, чем хотел, отдернул ногу, и из-за этого потерял равновесие. Закачавшись на вытянутых руках, он стремился вернуться в статическое состояние. Вроде бы нашел устойчивое положение, но пальцы правой руки, судорожно сжимающие край обросшего мхом кирпича, сорвались и, полностью потеряв равновесие, Игорь упал вперед. Он попытался правой ногой зацепиться за еще один кирпич на полу, но и тот сорвался в поток, не выдержав давления. Уже чувствуя, как нога погружается в воду и уходит куда-то вниз, Игорь сильно ударился левым коленом о следующий ряд кирпичей и, закусив от боли губу, выбросил вперед свое тело, распластавшись на скользком полу туннеля.

Лежа на груди, он чувствовал, как его обтекает вода, продолжающая свой путь к неведомой цели. Пояс на его запястье задергался, призывая, обратить на себя внимание.

— Ты там цел? Не расшибся? — Виктор, вытянувшись над опасным участком, в свете смартфона был похож на огромного паука. Ноги широко расставлены, одна рука упирается в стену, а другая, с зажатым в ней концом пояса, вытянута вперед.

Игорь нервно улыбнулся:

— Ты прям человек-паук.

— Значит цел. Отвязывайся. Сейчас Маша пойдет.

— Только аккуратнее, стены очень скользкие. И не прыгай на кирпичи, не выдержат.

— Хорошо, — отозвалась девушка.

Отвязав ремень и перекинув его Виктору, Игорь прошел чуть вперед, что бы не мешать Маше, но не слишком далеко. Вдруг понадобится помощь.

— Игорь, посвети сотовым, а то мне неудобно, — Виктор уже был готов страховать девушку.

— Хорошо.

Синяя подсветка его старенького мобильника еле-еле освящала пространство на несколько метров, но и этого было достаточно. Маша уже стояла у отмеченного Виктором края, где начинался обрыв. Не торопясь, она растопырилась между стен и аккуратно двинулась вперед, переставляя поочередно руки и ноги. И лишь только один раз Игорь увидел на ее лице гримасу, вызванную чрезмерным напряжением. Она качнулась, но совладала с равновесием и спокойно сошла на противоположный берег, к Игорю.

— Молодчина, — похвалил ее парень, отвязал ремень и передал сотовый. — Ты как, Вить, готов?

— Да. Поехали.

Виктору было сложнее всех. Из-за своего роста ему пришлось наклонить голову и согнуться в три погибели, но воронку водоворота он преодолел, так сказать, на раз. Опустившись рядом со спутниками, он тяжело вздохнул:

— Все, перерыв.

— Давайте хоть отойдем немного, — Маша со страхом смотрела на крутящуюся воду. — А то как-то страшно, вдруг пол обвалится.

— Совсем даже непротив, — поддержал ее Игорь, развязывая ремень и определяя его по прямому назначению.

Пройдя несколько метров, молодые люди уселись прямо на пол туннеля. Ручеек, который после воронки превратился в тонкую струйку, едва превышал десяти сантиметров в ширину. Так что и ходить и сидеть можно было практически на сухом. А ревущая вода, казалось, находилась уже совсем рядом.

* * *

Бело-молочный в свете смартфона провал сбросного колодца появился из темноты так же неожиданно, как и водоворот до этого. Шум падающей воды оглушал молодых людей. Остановившись в паре метров от затянутого туманом стока, они некоторое время стояли, молча, думая о том, что же делать дальше. Отчего-то никто не решался первым переступить освещенную границу, за которой, наполненный клубящейся под порывами ветра водяной взвесью, переливался бледный туман.

Вновь проявляя решительность и не навязывая спутникам выбор, кто же будет первым, Игорь аккуратно обошел стоящих перед ним Машу и Виктора, сделал несколько шагов к провалу так, что почти скрылся за туманной взвесью, и с негромким вскриком отступил назад. Упершись спиной в вытянутую руку Вити, он обернулся к ребятам. Его лицо, искаженное от страха, было белее, чем экран Машиного смартфона.

— Там кто-то сидит. На краю, — только и вымолвил он.

Вся компания сделала несколько шагов назад.

— Кто? — шепотом спросил Виктор. — Кто там?

Лицо Игоря из испуганного стало напряжено-задумчивым.

— А может, показалось? — сам себя спросил он.

— Да что тебе показалось? — уже громче спросил Виктор.

— Там, — и Игорь вновь побледнел, вспоминая увиденное. — Там на краю за брызгами, — он вновь на мгновение замолчал. — Там вроде как ребенок сидит, что ли. А может, нет.

Маша отвернулась от парней и, что-то забормотав, отошла еще на несколько шагов назад.

— Какой ребенок? Откуда? — Виктор бешеными глазами смотрел на Игоря, но говорить громче не решался. — Какой к черту ребенок здесь? Ты свихнулся?

— Маленький ребенок, — Игорь отодвинулся в сторону, пропуская парня вперед. — Иди. Посмотри.

Виктор выхватил из руки Игоря мобильник и зашагал к краю. Его спина на мгновение скрылась в вихрящемся тумане, затем резко подалась назад и вновь пропала из виду.

Игорь с Машей некоторое время, молча, ждали, когда Виктор вернется. А затем раздался его голос:

— Идите сюда. Нет здесь никого.

Облегчено вздохнув, Маша двинулась в туман на голос парня. Игорь, немного успокоившись, то же отправился за ребятами.

Белесый туман, подсвеченный светом смартфона, был похож на тусклый шар, который скрыв спины молодых людей, покатился к краю туннеля.

Виктор стоял возле самого края, за которым, ниспадая несколькими потоками, гремели искусственные водопады. Трехъярусный прямоугольный колодец принимал в себя сразу шесть стоков. Три стока с верхнего ярусу и три со среднего, на котором находились молодые люди. Нижний ярус представлял собой емкость размерами пять на пять метров, в которой бурлила и клокотала сливающаяся сверху вода. Возле стены слева, с потолка колодца вниз спускались шесть труб, обросших непонятно чем.

Дышать этим гадким, перенасыщенным влагой воздухом было трудно и до тошноты неприятно.

— Это ты видел? — Виктор ногой указал на застрявшего в кусках арматуры пупса.

— Похоже, что да, — Игорь подошел ближе.

Детская игрушка, выполненная величиной чуть ли не в руку взрослого человека, зацепилась, когда-то белой, а сейчас серо-грязной кофточкой за торчащие из края стока куски арматуры. Развернута она была лицом к колодцу, и потому складывалось впечатление, что она просто сидит на краю и смотрит вниз.

— Жутковато, — Маша зябко передернула плечами. — Откуда она здесь?

— Не знаю, — Виктор хотел было столкнуть куклу вниз, но Маша его остановила.

— Оставь. Не надо.

— Куда теперь? — Игорь смотрел, как вода бурлит под блестящими от влаги стенами. Ни один из впадающих в колодец туннелей не выглядел привлекательно. Только их коллектор, видимо по причине размыва грунта, сбрасывал меньше всего воды.

— Наверх, — девушка указала рукой на широкий и высокий туннель на верхнем ярусе противоположной стены, из которого, беспрерывным потоком, срывалась огромная масса воды.

— Ого! — удивился Виктор. — И как мы туда попадем?

— С этим-то как раз проблемы нет. Только вот искупаться придется, — Игорь рукой прочертил воображаемую линию, начинающуюся справа от их туннеля, затем продолжил ее по соседним стенам и под необходимым коллектором поднял вверх.

— Ну да! — Виктор только сейчас рассмотрел в постоянно двигающейся водяной взвеси металлические скобы, вбитые в стены колодца.

— Ребят, а вам не кажется, что уровень воды постепенно поднимается? — Маша смотрела на бурлящую внизу воду.

Парни опустили взгляды и через некоторое время утвердительно кивнули. Мутная вода, вспененная грязными шапками, и вправду, заметно поднималась по стенам колодца.

— Ну, отсюда-то, она должна куда-то уходить? — Маша все так же смотрела вниз.

— Должна, и уходит. Смотрите, — Игорь вновь указал ребятам на линии на стенах колодца. Самая верхняя линия, свидетельствовавшая, до какого уровня поднималась здесь вода раньше, находилась в полуметре ниже верхнего яруса.

— Мне кажется, нам надо торопиться, — встревожено сказал Виктор.

И в этот момент сбросной коллектор в противоположной стене на их ярусе, и так выдававший большой поток воды, взорвался пенной струей, как будто кто-то вытащил затычку в большой ванне, и вся вода ринулась в свободное пространство.

— Вот это, да! — только и смог сказать Игорь.

— Быстрее, быстрее! — Виктор подталкивал его к раю туннеля. — Ты первый. Маша за тобой, я сзади. Пошли, пошли!

Не дожидаясь следующих понуканий, Игорь перевесился на стену сбоку и схватился за ржавую и скользкую от воды скобу, которая была сделана из обыкновенной арматуры диаметром небольше указательного пальца. Стальной стержень выдержал вес парня, даже не шелохнувшись. Стараясь двигаться быстро, но, не забывая о безопасности, Игорь полез вдоль стены. Добрался до первого поворота, перехватился за следующую скобу и, чуть было, не сорвался вниз. Скоба вывернулась из бетонной стены, оставив с одной стороны ржавый обрубок.

— Твою мать! — выругался парень, цепляясь за арматуру выше.

За ним уже двигалась Маша, пытаясь не отставать. Виктор пока не лез на стену, освещая дорогу товарищам. Вода внизу поднималась все выше, неотступно догоняя стремящихся выбраться наверх молодых людей.

— Витя! — Маша окликнула так и не двинувшегося с места парня. — Ты чего? Давай за нами!

— А кто будет вам светить?

— Черт! — Маша чуть не заплакала от чувства страха за парня. Лезть с сотовым в руках по этим скользким скобам было и вправду чересчур рискованно. Но стоять на месте — это не выход.

— Не волнуйся! Поднимайся наверх! Видишь, Игорь уже у противоположной стены. Сейчас он поднимется, и будет светить своим сотовым, а я полезу за вами.

Вода, клокоча и пенясь, подобралась уже к порогу среднего яруса, и начала захлестывать за него, заставляя мерно бегущий ручеек остановиться, так и не достигнув своей цели.

— Игорь, поторопись, пожалуйста! — Виктор и сам начал немного нервничать.

А Игорь, между тем, уже пересек льющийся на голову поток из нужного им коллектора, и стал карабкаться вверх. Когда он поднялся к горловине туннеля, вода уже по щиколотку заливала ноги Вити. Игорь зацепился за край туннеля и, нащупав на его поверхности такую же скобу, как и в самом колодце, забрался в коллектор. Все еще держась за скобу, чтобы его не смыло бьющим по ногам потоком, парень вытащил из кармана мобильник и нажал на кнопку разблокировки. Экран был черным.

— У меня мобильник залило, — Игорь с сожалением смотрел на Виктора, который, стоя по колено в воде, наблюдал, как его девушка, также захлестывая ногами воду, уже карабкается по стене наверх.

— Кидай мне смартфон! — Игорь отпустил скобу, показывая своим видом, что готов его поймать.

Виктор, было собравшийся так и сделать, вдруг остановился. Он испугался, что промахнется, или Игорь не сможет поймать.

— Нет. Я сам.

Немедля больше ни секунды, Виктор засунул смартфон в рот, зажав его зубами. Свет от мобильника, бил ему под ноги, но отражаясь от вспенивающейся воды, достаточно сносно освещал все вокруг.

— Витя, — только и смогла сказать, забравшаяся к Игорю Маша, видя, как ее парень, по пояс в воде карабкается по стене с зажатым в зубах смартфоном.

Минуя первый поворот, где чуть было, не сорвался Игорь, Виктор на мгновение замешкался, ища целую скобу. А затем полез дальше. После второго поворота, вода доходила парню уже до груди. Оставалось совсем чуть-чуть до подъема наверх, но предстояло проползти под потоком льющей сверху воды.

«Сотовый. Сотовый». Крутилось в голове у парня. «Куда тебя деть. Ведь зальет же».

Но времени на раздумья не осталось совсем. Нырнув под струи льющиеся сверху, Виктор продолжил свое продвижение. Некоторое время мобильник еще освещал дорогу парня, но потом погас, погружая сбросной колодец в кромешную тьму.

— Витя! — Игорь еле удержал, чуть не ринувшуюся вниз Машу. — Витя!

Молчание, лишь клокочет, бурлящая вода.

Слезы, катятся из глаз Маши. Она в напряжении вслушивается в шум воды.

— Витя! — еще раз кричит она.

— Да. Да. Я здесь, — раздается голос снизу. — Черт, ни черта не видно!

— Скобы. Не пропусти их. Они должны быть слева от тебя, — Игорь, не зная чем помочь, пытается сориентировать парня. — Целый ряд скоб слева, ведущих наверх.

— Да, вроде нашел.

Ощупывая поверхность стены руками, Виктор и впрямь наткнулся на ряд металлических прутьев, ведущий наверх. Сотовый, когда тот потух, парень переложил изо рта в карман, и поэтому сразу не отозвался на крик девушки. Вода же дошедшая парню до самой шеи, теперь стекала с него как с мочалки. Ступенька за ступенькой парень поднимался к нужному туннелю.

— Вы здесь? — Виктор ощупывал край коллектора.

— Да, да! — Игорь с Машей схватили парня за руку и помогли забраться к себе. Девушка тут же прилипла к своему парня, трясясь, толи от холода, толи от пережитого страха за любимого.

Где-то сверху раздался гул работающего мотора. Сначала звонкий и бодрый, он перешел в глухой и натужный. А затем к нему подключились еще несколько движков.

— Похоже, насосы включили, — Игорь сидел в струящейся по ногам воде, прижавшись спиной к стене туннеля. Рядом стояли, постепенно замерзая, Виктор и Маша.

— Как раз вовремя. Не могли пораньше, — не то плюнул со злости, не то просто оплевывался от мерзкой воды Виктор.

— Им, скорее всего, без разницы. Там же автоматика стоит, — Игорь почувствовал, как от пробирающего все тело холода, начинают стучать зубы. — Нам надо двигаться, иначе замерзнем напрочь.

— Тогда пойдемте.

Порядок был тот же, что и в предыдущем туннеле. Сперва Виктор, аккуратно обследующий пол и стену перед собой, за ним Маша, которая уже откровенно стучала зубами и Игорь, время от времени проверяющий, не заработал ли его сотовый. Двигаться же на этот раз приходилось в полной темноте.

В этом коллекторе было куда как холоднее чем в предыдущем, и ветер, пронизывающий мокрую одежду насквозь, дул молодым людям прямо в лицо. Туннель был прямоугольного сечения, намного шире и выше того яйцевидного, по которому они спускались к колодцу. Но вот количество воды, несущей нечистоты большого города к отравленным ими рекам, было куда как больше. Струящийся поток то и дело норовил сбить людей с ног и если бы не стена, вдоль которой они шли и за которую держались, то летели бы они сейчас, совсем в другое направление.

Накатывающий волнами холод начинал сковывать их движения. Игорь уже не чувствовал пальцев ног, да и сами ноги становились все менее податливее, не желали двигаться вперед.

— Я замерзаю, — проклацала зубами Маша. — Совсем.

— Потерпи, пожалуйста. Мы обязательно куда-нибудь выйдем, — Виктор уже не думал о преследуемой ими цели. Мокрый насквозь, выбивая зубами чечетку и дрожа всем телом, он хотел лишь поскорее выбраться куда-нибудь, где было бы сухо и тепло. Никакие ответы ему не были нужны, да и вопросы, в сводимой от холода голове, начали выветриваться и затираться. Забывая о возможных провалах в полу, он уже просто переставлял ноги.

Сколько они так шли, не мог сказать никто. В полной темноте, от которой казалось, что глаза сейчас вылезут из орбит, в попытке рассмотреть хоть что-то, время приобрело странное свойство. Казалось, что прошла целая вечность, и тут же мозг, соединяя момент до туннеля и текущее их положение, вытеснял весь проделанный путь. Но то, что прошли молодые люди много, было неоспоримо. Грохота бурлящей в оставленном позади колодце воды не было слышно совсем. Лишь шорох струящегося по туннелю потока, всплески от движения компании и постоянное клацанье зубов.

— Все. Я больше не могу, — остановившись, Маша села прямо в воду.

— Ты что? А ну, вставай! — Виктор подхватил ее под подмышки и принялся поднимать. — Мы же уже почти выбрались. Давай, давай поднимайся!

Но Маша уже даже перестала стучать зубами. Ее охватило чувство безразличия к себе и какое-то неправдоподобное спокойствие. Она была готова уснуть прямо здесь, сидя в сточном туннеле по пояс в ледяной воде.

— Маша, не пугай меня! — Виктор все еще пытался ее поднять, но или он так ослаб, или одежда на Маше от впитанной воды стала неподъемной, но руки его, то и дело срывались со скользкого дерматина куртки. — Ну, пожалуйста, солнышко. Ну, встань!

Маша сидела на полу, прислонившись спиной к стене туннеля, и не хотела больше ничего.

— Вы идите. А я здесь вас подожду. Найдете выход, тогда вернетесь.

— Ну, уж нет! — зло сказал Виктор. — Затащила нас в эту задницу, а теперь еще и бросить хочешь. Ты же у нас дорогу указываешь. Ну, где там твое свечение? — и уже обращаясь, к Игорю добавил. — А ну, давай, взяли ее под руки!

Чуть ли не падая от напора, бьющей по ногам воды, парни подняли, переставшую сопротивляться девушку.

— Вперед! Пошли! — командовал Виктор, с ужасом понимая, что начинает паниковать. Сколько им еще идти? Насколько длинный этот туннель? Смогут ли они добраться до выхода, или так же, как Маша смирятся со своей участью, и сядут в эту мерзкую воду, что бы замерзнуть в ней насмерть? — Нет! Мы дойдем! — все же нашел в себе силы парень. — Мы выберемся! Слышите? Все? — он громко заорал, выпуская скопившийся страх и заставляя сердце биться чаще. — Пошли!

Эхо еще отражало его крик от стен туннеля, когда в него вклинился слабый еле уловимый писк.

— Крысы, — Игорь с отвращением сплюнул в воду.

— Какие крысы? — Виктор остановился и начал прислушиваться.

Не громкий писк раздался снова.

— Крысы! — радостно заорал Виктор. — Крысы! — и тут же начал смеяться.

— Ты чего? Крыс так любишь? — Маша еле перебирала языком.

— Теперь, похоже, что да, — Виктор поубавил свой восторг. — Крысы в туннели, значит, они где-то на сухом участке.

— Точно, — понимая, чему так обрадовался парень, Игорь тоже весь подтянулся и принялся вслушиваться в окружающий их мрак. — Где они? Откуда звук?

Невдалеке вновь раздался тихий писк.

— Там, чуть впереди, — Виктор тянул всю компанию вперед, полностью забыв о безопасности. Пытаясь, как можно быстрее добраться до сухого участка, он в нетерпении шлепал ногами по воде, и поэтому, налетев на небольшой порог, потерял равновесие и, заваливаясь на бок, потащил за собой и Машу и Игоря.

Вода захлестнула молодых людей с головой и понесла обратно к стоку, перекатывая по скользкому полу, за который не было возможности зацепиться. Пальцы рук то и дело соскальзывали с обросшего мхом бетона, колени и локти сбивались о неровности, а вода заливала глаза и рот, норовя утопить сорвавшихся в нее людей.

Понимая, что сейчас захлебнется, Игорь со всей силы оттолкнулся от пола. Высунув голову над водой, он успел сделать короткий вдох, прежде чем вода вновь его затянула. Суча руками из стороны в сторону, он безуспешно искал опору, пока в один из моментов пальцы не зацепились за размытый стык в бетонном полу. Воткнув пальцы как можно глубже, не чувствуя боли от впившихся под ногти камней и стараясь больше не поддаваться тянущему вниз течению, Игорь аккуратно подтянулся к спасительному стыку и попытался встать на четвереньки. Вода перекатывалась ему через спину, но голова была выше потока. Он почти выпрямился полностью, но тут, вспенивая воду руками и ногами, в него влетела Маша.

Не ожидавший удара парень потерял опору. Вновь распластавшись под водой, он все же ухитрился удержаться за стык, а Маша, ошалевшая от нехватки воздуха и постоянной круговерти, вцепилась в его ногу, и не обращая внимания на попытки парня вынырнуть, поползла по нему, в спазмах выплевывая из себя всю ту гадость, которой успела нахлебаться.

Новый удар выбил руку Игоря из размытого шва. Вновь обдирая о дно уже и без того измочаленные руки, задыхаясь под вцепившейся в спину Машей, Игорь сделал последний рывок и мертвенной хваткой сжал ногу сбившего его Виктора. Движение вниз прекратилось, видимо парень схватился за стык, который упустил Игорь. Легкие горели адским огнем и, казалось, готовы были вывернуться на изнанку. В горле клокотали рвотные спазмы, а диафрагма билась в конвульсиях от нехватки кислорода.

Готовый раскрыть рот и захлебнуться, втягивая в себя нечистоты огромного города, Игорь неожиданно почувствовал легкость сверху. Резко подтянув ноги, не отпуская при этом Виктора, он вскинул голову над водой и, наконец-то, впустил в легкие воздух, отвратительный, но такой сладкий в эти мгновения. Отдышавшись, Игорь опомнился, понимая, что сейчас сам топит Виктора, точно так же, как несколько мгновений назад его топила Маша. Кстати, где она?

Парень встал на четвереньки, понял, что вода его больше не сносит, отпустил Виктора и, ощупывая рукой дно, начал смещаться вправо и почти сразу же наткнулся на стену. Вцепившись в нее обоими руками, он перевернулся и, прислонившись к ней спиной, сел на пол. Слева сидела Маша, судорожно вдыхая воздух. Через некоторое время, окликнув молодых людей, рядом разместился Виктор.

— Все целы? — отдышавшись, спросил Игорь. Холод, терзавший его до падения в воду, куда-то исчез, или парень просто не чувствовал, точно так же, как не чувствовал и боли в изодранном теле.

— Кажется, я разодрал себе ладонь, — Виктор, тяжело дыша, откашливался и, заходясь в рвотных спазмах, постоянно сплевывал воду. — Хоть бы немного свету. Черт! И пальцы ничего не чувствуют. Большая ли рана и течет ли кровь? — он вновь закашлялся в приступе рвоты.

— Подними руку вверх, — посоветовал ему Игорь, когда тот отдышался. — Перемотать ее все равно нечем. А так хоть кровь остановишь, — про свои порезы и ссадины он молчал.

— Маш, ты как? — Виктор, уже совсем прейдя в себя, попытался протянуть свою руку в ее сторону, но наткнувшись на Игоря, в неловкости отстранился.

— Спать больше не хочу, — похоже, выплеснувшийся в кровь адреналин прибавил девушки сил, но на сколько их теперь хватит? — Сдохнуть хочу. Сразу, чтобы не мучиться.

— Сдохнуть мы всегда успеем. Давайте-ка подниматься и, пока снова не задубели, двигаемся вперед. Надеюсь, крысы еще на месте, — вместе со словами Виктор поднялся с пола и направился против течения, не забывая аккуратно переставлять ноги, обследуя дно туннеля перед собой.

Маша и Игорь поднялись вслед за ним. Никто, никого, ни в чем не обвинял. Все были виноваты в равной степени. Понадеявшись на одного, забыли об осторожности все. Зато теперь, сконцентрировавшись с новой силой, молодые люди не спеша зашагали по туннелю, рассекая ногами воду, которую каждый из них успел возненавидеть до конца своей жизни.

Игорь дал Маше пройти перед собой, и, завершая темную процессию, каждый свой шаг располагал так, что если на него кто и упадет, то он, по крайней мере, не грохнется на спину, а опуститься на четвереньки.

Время шло. Тело вновь начало мерзнуть, точнее оно еще и не отогревалось, просто из-за всплеска адреналина, чувствительность его упала почти до нуля. А сейчас Игорь скрипел зубами от нестерпимого жжения и боли в кистях. Ему казалось, что все его пальцы были выдернуты из суставов, и держались лишь на сухожилиях. Он понимал, что идущие впереди Маша и, тем более, Виктор, которому довелось держать на себе их обоих, чувствуют себя ни в коем случае не лучше, а возможно, стиснув зубы, терпят куда как большую боль.

Вновь начало раздаваться клацанье зубов, тела молодых людей стали заходиться в судорогах, а долгожданного писка туннельных обитателей так и не было слышно.

— Чертовы крысы! Смыло вас что ли? — дрожащим голосом ругался Виктор. Несколько метров назад он вновь, наткнулся на порог, о который споткнулся ранее и, предупредив товарищей, аккуратно поднялся на него. — Игорь, может быть ты пойдешь по другой стороне, вдруг сухой участок там? Маш, а ты, лучше держи меня за руку.

— Давай попробуем.

С неохотой и чувством растущего страха, ведь если он сорвется, то ни кто его не поймает и не за кого будет схватиться, Игорь, склонившись над потоком воды, осторожно двинулся в сторону. Раскачиваясь над водой, в попытках удержать равновесие и выставив левую руку в сторону, Игорь с нетерпением ждал, когда же он дотянется до противоположной стены. Но вместо этого, удаляясь все дальше и не находя опоры под рукой, парень чуть не споткнулся о попавшую под левую ногу преграду. Остановившись на месте и безуспешно пытаясь ее переступить, Игорь опустил руку вниз и неожиданно ощутил шершавую и слегка влажную поверхность пола, уходящего в сторону туннеля, уровень которого был сантиметров на семьдесят выше основного. Вода, из-за высокого расположения туннеля не перехлестывала через его край, и, что странно, для царствующей на поверхности непогоды, из него вода не бежала тоже.

— Нашел! — с облегчением сказал Игорь. — Здесь ответвление. Вроде сухое.

И подтверждая его слова, рядом с опущенной рукой запищала крыса.

— Тьфу ты, гадость! — парень с отвращением отдернул руку, но через мгновенье поставил на порог обе руки, оперся на них и аккуратно вытянул из воды ноги, сперва левую, затем правую.

— Игорь, ты говори что-нибудь, а то не ясно, куда нам идти? — Виктор с Машей уже двигались к ответвлению в туннеле, поддерживая друг друга и аккуратно переставляя ноги.

— Не промахнетесь, — Игорь на ощупь исследовал новую дорогу. — Здесь метра два в ширину, да и в высоту примерно столько же.

Слыша, что спутники уже подошли, Игорь нащупал вытянутые вперед руки и помог им забраться наверх, в первую очередь, конечно же, Маше, которую вовсю колотил озноб, а затем Виктору, лишь изредка выбивавшему дробь зубами.

Вода струями стекала с одежды молодых людей, образуя у них под ногами мутные лужи. Туннель был сухой, и, что сразу же заставило парней напрячься, а девушку немного расслабиться, это полное отсутствие движения воздуха. Если в покинутом ими туннеле, дующий в лицо холодный, пронизывающий насквозь и заставляющий леденеть ветер был лишь немногим слабее, бьющей по ногам воды, то здесь он отсутствовал совсем. И от этого на некоторое время даже стало немного теплее, но отсутствие ветра говорило еще и о том, что впереди компанию ждал тупик.

— Странно, — постепенно отогреваясь, сказала Маша.

— Что странно? — не поняли парни.

— Странно то, что я не видела свечения, пока не оказалась на сухом месте.

— А сейчас, я так понимаю, видишь? — поинтересовался Виктор, предполагая, что их приключение еще не закончено. — И куда нам?

— Прямо по этому туннелю, — как-то буднично, как будто они еще не налазились по этим заполненной водой катакомбам, сказала девушка. — Вперед, и я чувствую, что блуждать нам осталось недолго.

— С чего ты это взяла? — подал голос, чуть углубившийся внутрь Игорь.

— Я вижу силуэт. Раньше такого не было. Светлый, высокий.

Парни насторожено замерли, прислушиваясь к возможному шороху от присутствующего здесь незнакомца, если он был тут на самом деле.

— Кто это?

— Не знаю. Он далеко впереди, весь светится и явно приглашает нас пойти за собой, — Маша говорила так, будто была под действием сильного успокоительного. Мягкие слегка удлиненные слова обрывались, не закончив предложение, и лишь через мгновенье звучали вновь.

— Маш, ты в порядке? — Виктор, стоящий рядом с девушкой, потянулся к ней, нащупал мокрую куртку, а когда взял ее за руку, то негромко воскликнул. — Да у тебя жар!

Тело девушки было и впрямь раскалено до возможного максимума, но сама девушка этого не замечала, она выдернула свою руку и, уверено зашагав вглубь туннеля, сказала:

— Пойдемте. Скоро все закончится. И не бойтесь споткнуться, пол и стены здесь ровные.

Парни двинулись следом, ориентируясь на раздающиеся впереди Машины шаги. Виктор пытался остановить ее, обратить на себя внимание, но девушка будто под гипнозом шла вперед, изредка говоря парням, что вот сейчас надо повернуть, а сейчас переступить порог. И она ни разу не ошиблась. Вскоре Виктор перестал ее уговаривать, понимая, что она все равно на него не реагирует. Он лишь шел рядом, периодически беря ее за руку. Игорь, не зная, что делать, и вообще стоит ли что-нибудь делать, просто шел по туннелю, в точности выполняя все указания Маши.

— Сейчас налево, — предупредила Маша. — И не пугайтесь. Так надо.

Виктор, идущий рядом с девушкой и придерживающий ее за руку, сперва не понял, о чем она говорить, но повернув вслед за ней, едва не выбил себе плечо и больно ударился головой о низкий свод. Однако, как он выяснил позже, это был и не свод вовсе. Просто земляной проем. Нора.

Пугаться на самом деле было чего. Свернув из эхом звенящего от шагов туннеля, молодые люди протиснулись в разлом в стене, образованный невесть как, или почву размыло, а бетон не выдержал давления и просел, или стену просто кто-то пробил и вырыл за тем проход.

Ноги беззвучно ступали по земляному полу. Из-под пальцев, разведенных в стороны рук, сыпались куски мягкой породы. Этот ни чем не укрепленный проход был даже уже, чем их первый яйцевидный туннель. Вокруг стоял запах земли. И парням этот запах казался, куда как более пугающим, чем вонь от несущихся по стоку нечистот. Этот запах у них, в царящей вокруг полной темноте и тонущем в рыхлых стенах звуке, ассоциировался с запахом свежевырытой могилы, в которую они добровольно залезли.

Не общаясь друг с другом, забыв о холоде, который в этом ответвлении исчез, а на замену ему пришло тепло окружающей их земли, молодые люди вышагивали, оставляя за собой глубокие отпечатки, ноги проваливались в рыхлый грунт буквально по щиколотку. Пару раз на голову срывались небольшие пласты почвы, и молодые люди в спешке вытряхивали из волос и одежды землю, стараясь быстрее уйти от опасного участка.

Наконец, Маша остановилась, и парни в нетерпении ожидали, что же дальше? Неужто пришли? Или девушка вновь упустила ориентир? А вокруг, как был, так и оставался постепенно осыпающийся земляной туннель.

* * *

— Маша, — потряс ее за руку Виктор. — Маша, что ты видишь?

— Все. Пришли, — отозвалась девушка уже своим нормальным человечески голосом. — Впереди зал.

— А отчего ты не заходишь? — парень подошел к ней поближе и аккуратно обнял сзади. Она не отстранилась, а наоборот, прижалась к нему посильнее. Виктор чувствовал, что жар у нее спал, и одежда вроде как подсохла. Какая же у нее была температура?

— Мне страшно, — Маша выдернула Виктора из его мыслей. — Страшно зайти туда. Страшно узнать, что там?

— А силуэт и свечение?

— Пропали. И от этого еще страшнее.

— А мне не страшно, — Игорь, которому все их путешествие уже порядком надоело, рывком протиснулся мимо прижавшихся друг к другу Маши и Виктора и пошел дальше.

То, что туннель остался позади, парень понял сразу. Стены выскользнули из-под рук, ноги больше не проваливались в почву, да и всем нутром он как-то почувствовал, что окружает его сейчас не пахнущая могилой земля туннеля, а весьма просторное помещение. Но вот, опять незадача. В туннеле-то можно идти по стене, а здесь ничего не было видно. И тут его сзади случайно подтолкнули вышедшие следом Маша и Виктор.

Сделав несколько шагов по инерции, Игорь услышал, как из-под облепленного землей кроссовка, раздалось звонкое эхо, как будто бы кто ударил по большому, обтянутому кожей барабану. Весь зал завибрировал, отражая звук от невидимых стен. А затем заискрился, постепенно вырывая из темноты овальное помещение размерами примерно шесть на десять метров. В тусклом голубоватом мерцании цвет этого капсулоподобного зала казался бархатно синем. Не было в этом помещении ни столов, ни стульев, ни еще какой мебели, лишь по центру находились две полутораметровые колонны, сделанные из какого-то прозрачного материала.

Мерцание в зале усилилось, и молодые люди, следящие за вспыхивающими и гаснущими огоньками, не заметили, как и откуда появилась высокая, ослепительно сияющая фигура. Она разгорелась из одной далекой и маленькой точки и вот уже стоит в полный рост перед ними.

Парни отступили назад. А Маша, оставшись на месте, произнесла:

— Это я его видела.

Парни смотрели на фигуру перед собой, не веря своим глазам. Выше каждого из них на метр, она не имела выразительных линий, лишь струящийся свет, идущий от каждого сантиметра ее тела. Определено вычерчивалась голова, слегка покатые и узкие плечи, весьма длинные и оттого не пропорциональные руки, ноги же у фигуры отсутствовали, вместо них, она имела одну широкую опору, утолщающуюся к низу. Общее впечатление походило на то, что кто-то высокий надел плащ до пят, но плащ очень странный. Такой, что не видно ни одной складочки, не видно отворота или воротника, все ярко и однотонно.

— Кто вы? — еле вымолвил от страха и удивления Игорь.

Молчание. Фигура приблизилась к торчащим из пола колоннам, положила ни них свои руки и тут же через прозрачные столбы от пола к рукам фигуры потянулись светящиеся линии. Одни прямые и непрерывные, поднимающиеся по центру колонны. Другие же спиралевидные и короткие, как будто ползущие по поверхности змеи. Яркость фигуры померкла, когда ее сияние соприкоснулось со струящимися от пола линиями. Поблекло мерцание по всему залу и, затмевая все вокруг, в центре помещения постепенно заполняя все его пространство, возникла молочная дымка. И ничего более.

Мерцание стен прекратилось вовсе, молчаливая фигура и колонны исчезли, а расположившиеся почти у выхода молодые люди застыли, не смея пошевелиться, и наблюдали, как в тумане начинает что-то происходить. Легкое движение, начавшееся у краев видимой зоны, переместилось к центру. Как от дуновения легкого ветерка рябью пробежали еле уловимые волны. И вот в разных участках пока что однотонной белой дымки засверкали всеми цветами радуги быстрые всполохи. Как молнии, начавшись с одного края, они перекатывались к другому, сталкивались между собой, и в местах их столкновения образовывались новые сияния, прорезывающие насквозь все более ускоряющуюся в хаотичном движении дымку. Местами стали зависать на некоторое время изумрудные и багровые волны, похожие на переливы северного сияния. А в эпицентре всего этого блеска и всполохов явно что-то шевелилось.

Сначала, похожий на небольшой прозрачный шарик, объект начал расти. Закручиваясь вокруг своей оси, он со временем потерял прозрачность, и стало видно, что его поверхность, увеличивающаяся в размерах, будто бы поддернута невесомой темной пеленой, которая, вращаясь вслед за шаром, лишь слегка отстает от него самого. Скорость вращения объекта все возрастала, и стало заметно, что вращается он уже не вокруг одной своей оси. Складывалось ощущение, что шар имел несколько центров вращения и сейчас с огромной скоростью он крутился по всем им одновременно.

Дымка же вокруг растущей сферы, сперва и не реагирующая на движение внутри, тоже начала закручиваться. Сначала медленно и ленно, цепляемая растущим шаром, она начала завиваться относительно него все быстрее и быстрее. И вот, весь сверкающий всполохами молний и разноцветными переливами хаос пришел в упорядоченное движение. Спровоцировав общий хоровод, нестерпимо сияющая сфера на время перестала расти. Вращаясь, как сумасшедшая, разрывая своим касанием раскручивающуюся следом дымку, сполохи в которой так же начали приобретать спиралевидные формы, сфера принялась втягивать в себя все то, что сумела оторвать. Образовав вокруг себя еще одну сферу из уплотненного, бешено вращающегося тумана, она на мгновение еще подросла в размерах. А затем, разогнавшаяся до ее скорости и слившаяся в одно разноцветное, толи кольцо, толи утолщенный диск, дымка стала сама втягиваться внутрь. Соприкоснувшись в нескольких местах, и уже не разрываясь по ним, она полностью объяла заметно подрагивающую сферу, и слой за слоем начала таять в ней.

Сфера же, вместо того чтобы продолжить свой рост из-за втекающего в нее тумана, дрожа всей своей массой, стала сокращаться в размерах. То плавно, то рывками, ее диаметр становился все меньше, а поверхность пока еще ярко-белая начала темнеть. Втягивая остатки дымки, и сжавшись до размера теннисного шара, сфера уже не дрожала, ее вращение было не различимо, а глянцевая черная поверхность, казалось, светилась такой темнотой, что даже сейчас, когда весь свет в помещении исчез, она была четко видна.

Продолжая сжиматься, сфера достигла размера горошины. А затем, резко втянувшись сама в себя, исчезла вовсе. Но лишь на миг. Точка, в которой растворилась маленькая черная песчинка, взорвалась сразу во все направления.

Яркая белая вспышка разорвала пустую темноту. Голубоватый свет, мгновенно заполнивший весь предоставленный ему объем замер, перестав расширяться, стал ярко желтым и далее через оранжевый перешел в красный, и, темнея, померк вовсе. Но при этом никуда не исчез. Он был, и затем, то тут, то там уплотняясь и вновь приобретая видимое свечение, он принялся распадаться на множество отдельных точек. Неспешно из вновь возникшего сияния, местами, образуя завихрения, а местами, просто притягиваясь друг к другу, светящиеся точки продолжили свое движение и, растекшись до границ помещения, они соприкоснулись с поверхностью стен и свода, оживив замершее в них до этого мерцание. И став одним целым с ним, родившаяся только что четко ограниченная вселенная, расплылась в невообразимой бескрайности, потеряв и центр и край.

Молодые люди стояли и заворожено смотрели, на представленное их взорам действие. Сперва не понимая, что конкретно происходит, они лишь с интересом наблюдали за развитием событий, но после взрыва и образования бескрайнего, сияющего миллиардами светлых точек пространства, они поняли, что же все-таки видят. А видели они не что иное, как рождение Вселенной.

А между тем, пока еще не соприкасающиеся между собой светящиеся точки начали активно взаимодействовать. Притягивая друг друга, захватывая кружащий вокруг туман, они сталкивались, росли, взрывались и веерами распылялись на своих соседей. Заворачивались в спирали и вытягивались в почти бескрайние линии. Одни светила, впитав в себе своих соседей и клубящиеся рядом туманности образовавшегося газа, умудрялись вырасти до непостижимо гигантских размеров, и не в силах сами удержат свою массу, взрывались, рассеивая по молодой вселенной энергию и образовавшиеся в результате термоядерного синтеза тяжелые элементы, которые в свою очередь, подвергаясь гравитационным законам, притягивались друг к другу, сталкивались, образовывая мельчайшие частицы пыли и огромные, свободно парящие в бескрайнем пространстве космоса валуны.

Озаряемая вспышками взрывов гигантских звезд, светом от уплотняющихся туманностей и молодых светил, молодая вселенная из равно заполненного состояния начала приобретать отдельные, несвязанные между собой системы, внутри которых, подчиняясь законам тяготения и сотням других законов, сформировывались единственные в своем роде неповторимые и удивительные конструкции, сочетания взаимодействия энергии и вещества. Закручиваясь вокруг ярко сияющих, уплотненных гравитационными силами облаков газа и пыли, начали свое движение галактики. Спиральные, эллиптические, линзовидные и галактики неправильной формы — все они, образовав напрямую невзаимодействующие между собой системы, начали уверенно развиваться, приобретать краски, объемы, менять свои формы.

Скопления газа и пыли, подверженные взаимному притяжению, начали сближаться, вращаясь вокруг центров своих галактик. И внутри каждого такого скопления стали образовываться светящиеся точки. Звезды разгорались все ярче, превращаясь из пылегазового облака в огромные термоядерные заводы, закручивали вокруг себя оставшиеся газы и пыль и формировали вращающиеся по своим орбитам планеты, так же различные по размерам, и цветам. Затем, выжигая в своей массе легкие элементы и образуя из них более тяжелые, светила начинали расти до невероятных размеров, нередко поглощая раскаленным ореолом планеты своих же систем, а затем, сбрасывая с себя все лишни газы, неуклонно уносимые в космос, они оставались умирать, превращаясь из красных, разогретых до многих тысяч градусов гигантов, в маленькие, но обладающие огромной плотностью карликов. И медленно замерзали, забывая сами, и не давая возможности другим, когда-либо вспомнить или узнать о своем существовании, превращаясь в бесхозный космический мусор.

А панорама растущей Вселенной, представшая перед забывшими о терзающих их тела голоде и боли молодыми людьми, между тем сдвинулась в сторону и, увеличиваясь в размерах, оставила видимой лишь огромную закрученную спиралью с множеством рукавов, сияющую разноцветными красками, дисковидную галактику. Ярко-желтая в эллиптическом центре она медленно вращалась вокруг своей оси, а ее рукава, состоящие из пыли, газа и образующихся из них звезд и планет, не отставая от яркого центра, меняли свои цвета, темнее тем больше, чем ближе они находились к периферии. И так получалось, что из живых, солнечных они становились бледно-белыми, а дальше превращались в ледяные, мертвенно-синие.

Зависнув в таком положении на краткий миг, панорама вновь пришла в движение, увеличивая центральную часть одного из рукавов галактики (как выяснять потом молодые люди, называющегося рукавом Ориона), она остановилась, поместив во все свободное пространство комнаты-капсулы всего одно эллиптическое газопылевое облако.

Облако раскручивалось, постепенно сжимаясь, и большая его масса уже сконцентрировалась в центре. Оно все вращалось и вращалось, но ничего больше не происходило. Оно оставалось стабильным сгустком уплотнившегося газа и пыли.

Как вдруг невдалеке, приближаясь все ближе и ближе, сначала тусклая и маленькая, а затем, увеличиваясь в размерах и становясь все ярче, вылетела голубая звезда. Нестерпимо яркая и просто огромная по размеру, она была лишь немногим меньше вращающегося облака. Пролетая мимо, голубая звезда, замедлила свой ход. Взаимные силы притяжения заставили два космических объекта зацепились друг за друга. Образовав связь, облако, вращение которого совпало с направлением движения звезды, слегка вытянулось, приобретая более плоскую форму. А поверхность звезды, вся вспенивающаяся огромными корональными выбросами и рвущимися гигантскими петлями протуберанцев, подернулась в противоположную сторону своего вращения. И не в силах выдержать рвущее на части приливное напряжение противоположное собственному вращению и направлению движения, звезда лопнула.

Яркая вспышка, сопровождающаяся колоссальным выбросом материи и энергии, озарила все вокруг. Каждая песчинка вспыхнула нереальным светом, а вся масса облака содрогнулась от ударной волны, которая прокатилась сквозь него, сжимая и ускоряя движение. И не успела вспышка от взрыва погаснуть, как в центре молниеносно уплотнившегося и разогнавшегося газопылевого облака засветилась желтая, пока что не имеющая четких ориентиров звезда. Протозвезда будущей солнечной системы.

Раскручиваясь все сильнее, облако стало еще сильнее сплющиваться перпендикулярно оси вращения. И вот очистившись от окружающей мишуры, образовался огромный диск, в центре которого горела, подогреваемая проходящим внутри термоядерным синтезом, желтая, яркая и очень горячая молодая звезда.

Диск, состоящий из пыли и газа, раскручивался вокруг солнца, не в силах ни вырваться из его притяжения, ни приблизиться к нему ближе из-за возросшей с увеличение скорости вращения центробежной силы. Но периферийные участки диска, в силу своего удаления от центра, вращались медленнее. И вот, то тут, то там в диске стали происходить разрывы. Сотни мелких, почти пустых колец разрезали однородную плоскость.

Пыль и газ в каждом кольце постоянно сталкивались, раскаленные до огромных температур они начинали слипаться, склеиваться. Разрежая пространство диска, образовались тысячи шарообразных объектов. Они догоняли друг друга, сталкивались, взрывались, разваливались и вновь соединялись. Время шло. Огромный желтый шар, весь покрытый двигающимися завитками и периодически появляющимися всплесками, освещал царящий вокруг него хоровод камней и газа.

И вот множество протопланет, окруженных мельтешащими в разные стороны астероидами и кометами, стало уменьшаться. Сталкиваясь и слипаясь друг с другом, притягивая оставшиеся газы и пыль, они в итоге образовали с десяток крупных планет, вокруг которых уже вращались их собственные спутники.

Молодые люди с интересом смотрели, что же будет дальше, все чаще приковывая свои взгляды к третьей от Солнца планете. Но видели лишь темный круглый шар, ни завихрений атмосферы, ни голубизны бездонных океанов, лишь мертвую землю, с сотнями действующих вулканов.

За границей четвертой планеты, отгораживаясь от остальной части Солнечной системы кольцом астероидов, вращалось еще четыре большие планеты. И тут тоже все было не так как в учебниках. Ближними к кольцу астероидов вращались две планеты помельче, а за ними, и тут бы никто не ошибся, располагались огромный Юпитер, со своим вечно красным глазом, и Сатурн, по орбите которого уже вращалось разноцветное кольцо астероидов.

Игорь никогда не считал себя знатоком астрономии. Он и голову-то к ночному небу поднимал только с целью оценить вероятность дождя на завтра. Но смотря на молодую солнечную систему, и в особенности на за астероидную зону, он мог поклясться, что Юпитер и Сатурн должны находиться ближе к солнцу. И будто бы подслушав его мысли, планеты вновь пришли в движение. Нет, конечно, они продолжали двигаться по своим орбитам, но пролетев несколько раз мимо Юпитера, планеты, толи из-за силы притяжения, действующей от большего собрата, толи еще от чего принялись удаляться от центра системы.

Хаотично, рывками две планеты одновременно и подталкивая друг друга и замедляя, двинулись к внешнему кольцу астероидов, внутри которого, продолжая сталкиваться, образовывались и разрушались множество карликовых планет. Внутреннее же кольцо, спровоцированное удалением планет, потянулось вслед за ними. И огромное количество астероидов и комет, получив импульс извне, заметалось по солнечной системе. Перемещаясь по абсолютно произвольным траекториям, но, все же стремясь быть поближе к солнцу, вся масса этих состоящих из газов, камней и железа ночных странников начала сталкиваться с планетами.

Ожесточенная бомбардировка накрывала поверхности еще не до конца сформированных планет, образовав на них множество кратеров, приводила к взрывам такой силы, что от одного столкновения планеты целиком покрывались огнем, а их орбиты смещались со своих мест.

Когда же космические тела перестали падать, то оказалось, что помимо разрушений, они выполнили поистине божественную миссию. Кометы, вдоволь порезвившись на поверхностях планет, занесли на них множество недостающих и нужных элементов. Так у них появились более плотные атмосферы, а у одной из планет, и, к сожалению, это была не Земля, отчетливо наблюдалось большая водная гладь.

Марс, получивший после бомбардировки воду наряду с другими необходимыми элементами, так же умудрился обзавестись тремя спутниками, зацепив своим притяжением пролетающие мимо астероиды. Два из которых кружились на значительном отдалении, а третий вращался почти возле поверхности планеты.

Игорь смотрел на Землю, всю еще темную, лишь слегка подернутую клочьями нестабильной атмосферы, на поверхности которой, выбрасывая огромные массы расплавленной магмы, извергалось бессчетное количество вулканов, и понимал, что его видение про пустыню, могло быть и вполне про Землю. Что, возможно, ему открылось знание о том, как погибнет родная планета. Скоро, как он понимал, на ней появится жизнь, свидетелем чего он был, а затем, из-за столкновения с астероидом, придет конец всему живому. Но, перебивая себя в своих же рассуждениях, Игорь задал вопрос. Но почему же столь необычен был животный и растительный мир, привидевшийся ему, и почему он ни разу не слышал о разработках шароподобных космических кораблей? И тут же отвечал, да потому, что не мог он знать о том, что ждет землян в будущем.

Между тем, планеты в солнечной системе заняли свои более привычные места, а поток блуждающих по пространству астероидов иссяк почти полностью. Одни из них вновь заняли круговые орбиты, а вторые покинули приделы внешнего кольца, обогатив его еще большим количеством свободно парящего космического строительного материала.

Пытаясь сопоставить свои видения и происходящее сейчас перед глазами, Игорь чуть не пропустил, как, появившись из-за Солнца, вращаясь по той же орбите и в том же направлении, что и Земля, к ней стала приближаться другая, соизмеримая по размерам планета. Или нет? Парень более внимательно посмотрел на новое космическое тело и так и обмер. Большей частью покрытая завихрениями царящей непогоды, в просветах облаков синеющая водяной гладью, похоже, что именно Земля двигалась сейчас навстречу той темной, подверженной вулканической активности планете.

«Вот тебе и вот» — подумал Игорь. Планеты неуклонно сближались. Их столкновение было настолько неизбежно, что парень даже просчитал ту секунду, на которой это должно было произойти. И не ошибся.

Две планеты, темная и голубая столкнулись. Они, как будто бы слиплись, соприкасаясь и проникая друг в друга все глубже. И тут блеснула яркая вспышка. Разлетелись в стороны огромные куски грунта, формируя из себя новые кометы и астероиды. Поверхности планет вспыхнули в общем пламене и тут же озарились адским ореолом из-за взметнувшейся в космос воды, которая превращалась в газ, заволокла собой тот хаос, что творился в месте столкновенья.

Когда же пространство очистилось, то глазам наблюдателей открылась картина, от которой непроизвольно вырвался вздох радости и облегчения. В месте столкновения двух планет, заволоченная темно-синими тучами, озаряемыми снизу огненными всполохами от постоянных извержений, кружилась Земля, а вокруг нее, заняв привычное местоположение, летала, теперь уже вечная ее спутница — Луна.

Наблюдая за этим светопреставлением, Игорь опять чуть не пропустил очень интересные события.

На Марсе, который так же, как и родная планета, имел гидросферу, и, судя по тому, что она не испарялась в космос, сформировал с помощью своих спутников, крепкую магнитосферу. Так вот, на Марсе, как мог разглядеть Игорь, и услужливый оператор, будто следуя мыслям парня, приблизил камеру к поверхности, пока что розово-голубой планеты, на нем уже царила жизнь. Высокие леса, застилали своим разноцветным ковром большую часть планеты. Открытая поверхность воды, по сравнению с Земной, была очень мала, но суша, похоже, не испытывала нехватку влаги. Она была вдоль и поперек исчерчена нитками рек. А по ним уже бежали небольшие кораблики и огромные суда.

Марс был живым. Игорь захотел вновь взглянуть на Землю и без проблем сделал это, видимо вновь помог оператор. Земля хоть и обладала всем тем, что было на Марсе. Вода, атмосфера, геомагнитная активность (на ее диаметрально расположенных концах то и дело вспыхивали разноцветные сияния). Но жизни на ней не было. Темная вода. Темные скалы. Извергающиеся вулканы и медленно остывающая каменная поверхность. Ни росточка зелени, ни одного живого существа.

Игорь вновь перевел взгляд на Марс, на котором уже выросли огромные города, а к летающим по своим орбитам естественным спутникам добавилось еще несколько искусственных. Цивилизация на планете развивалась семимильными шагами. Парень все смотрел и смотрел на Марс. И чем больше он наблюдал за жизнью на нем, тем больше убеждался, что в своем видении видел гибель не Земли.

Марс был обречен. Игорь видел, как между уже воздвигнутыми городами, вполне привычным для взгляда землянина, начали строиться куполообразные сооружения. Их было много. Парень вспоминал, как наблюдал за одним из них в своем видении. Население Марса знало о своей участи и стремилось покинуть обреченную планету, вокруг которой, уже разваливаясь, окруженный горящим ореолом, кружил третий спутник, небольшой по своим размерам, но смертоносный как миллиарды атомных бомб.

Игорь задумался. «Да почему собственно, они собираются покинуть свою планету? Ведь можно сбить этот кусок камня, уничтожить его, очистив свой небосвод, ведь уровень развития у них уже огромен, если они готовы к межпланетному переселению.» Как вдруг, первый раз за все время этой космической трансляции раздался чей-то голос. Сухой. Он как будто бы прозвучал в самой голове парня.

— Это не решило бы проблему.

Игорь завертел головой, всматриваясь в лица своих спутников, но те, вроде как, ничего и не слышали. Они смотрели перед собой, не отрывая взгляды от панорамы. И Игорь вдруг подумал, что, скорее всего, каждый из них видит сейчас, что-то свое. По тематике одно и то же, но в нюансах, лишь то, о чем больше хочется узнать каждому. И голос, вполне вероятно, звучит в их головах тоже, но рассказывает о чем-то другом.

— Почему не решило бы? Уничтожили бы этот спутник. Нет его и нет проблем.

— Этот спутник, — голос, как показалось Игорю, прозвучал немного печально. — Он является неотъемлемой частью системы нашей планеты.

«Нашей планеты». Игорь и так уже понял, что общается с неземным существом, но что бы вот так впрямую. «Нашей планеты».

— Кто вы? — хотя он и сам уже все понимал.

— Об этом потом. Ты, кажется, хотел узнать, почему нельзя уничтожить спутник?

Сотни вопросов родились в сознании Игоря. Конечно, он хотел узнать ответ и на прозвучавший, и на многие другие вопросы. Причем одним из главных у него являлся вопрос, почему эти знания выпало получить именно ему. Ведь есть множество более образованных и более подходящих для роли Мессии людей. Отчего-то парень не сомневался, что ему готовят именно роль Мессии на родной планете. Так почему же он?

Но, как сказал голос: «Об это потом».

— Да. Хочу, — произнес Игорь вслух.

— Если бы мы уничтожили этот спутник, то Марс, как вы называете нашу планету, погиб бы все равно, но куда как более длительной и мучительной смертью?

И опережая вопрос Игоря «Почему?», голос продолжил.

— Этот спутник, некоторыми вашими представителями нареченный именем Танатос, помимо того, что стал причиной гибели нашей планеты, он был творцом жизни на ней. Когда, еще будучи астероидом, он пролетал мимо, то был захвачен гравитационным полем Марса. Со временем Танатос сформировал свою орбиту вокруг планеты, сделав ее круглой. А когда его движение стабилизировалось, то он, вкупе с другими двумя спутниками, стал причиной образования на планете действующей магнитосферы, идентичной той, что есть у Земли за счет ее одного спутника. И получается, что если бы мы уничтожили бы Танатос, то мы своими руками разрушили бы защитную оболочку планеты. А без нее подверженная солнечному ветру атмосфера Марса улетучивалась бы в течение достаточно продолжительного срока, обрекая все живое на поверхности на долгую и мучительную гибель. Вода испарилась бы в космос, как и кислород. Растительность бы сгорела от солнечной радиации. Живые организмы, — и голос на мгновенье замолк, подтверждая мысль Игоря, что с ним говорит не робот, а чувствующее и думающее существо. — Они бы долго мучились. Шкуры сползали бы с них клочьями, оголяя мясо, запекая его и вновь сжигая. Легкие слипались бы, а глаза лопались, — вновь пауза. — Более разумно было не дать планете так погибнуть. Лучше разом и быстро. И такое решение было принято в голосовании всей планеты.

— То есть, мы ваши потомки? — опережая разворачивающиеся перед ним события, спросил Игорь.

— Нет.

Игорь был в замешательстве.

— А как тогда на Земле появилась жизнь?

— Смотри дальше, — и голос умолк.

А над гибнущим Марсом в космос поднималась армада сферических кораблей. Все, как один, похожие на тот, что видел Игорь. Парень ожидал, что сейчас, пусть не все, но хоть какая-нибудь часть из этих «ковчегов» отправится к Земле, но звездолеты, отдав честь своей планете, устремились прочь из Солнечной системы. Картинка уменьшилась. Игорь видел, как меленькие на фоне огромных планет сферы разбредаются по галактике и через мгновение теряются в неисчислимых звездных системах.

Возле Марса задержалось лишь десять небольших, блестящих в лучах Солнца капсул. Они отстранились от планеты на достаточное расстояние, распределившись вокруг нее так, что вся планета была взята в своеобразное кольцо. Эти корабли не спешили улетать, скорее всего, они записывали и протоколировали все то, что происходило сейчас на поверхности.

А там уже царил полный хаос. Танатос под действием приливных сил распадался на части, которые, приобретя свои траектории, огромным шлейфом падали на планету, вызывая на ее поверхности взрывы, пожары, огромные цунами. Но основная масса спутника все еще кружила над Марсом. Когда же, усыпав планету огненными шарами, Танатос истощил свой боевой запас, а на поверхности планеты не было ни одного не затронутого участка, и атмосфера ее из розово-голубой превратилась в дымно-черную, то тут спутник решил поставить огромную жирную точку. Теряя высоту и увеличивая скорость, он направился прямиком к поверхности планеты. Войдя в ее атмосферу, он вроде даже увеличился в размерах, так как приобрел пылающий ареол, а затем грянул взрыв.

Врезавшись в распростершийся внизу океан, Танатос выплеснул его до капли. Вслед за ударной волной, в мгновение прокатившейся через всю массу планеты, огромная волна кипящей воды и пара, сопровождаемая раскаленным плазменно-пылевым магнитным облаком, пронеслась по поверхности и, покрыв всю планету за несколько секунд, сорвалась с нее, выплескиваясь в открытый космос, утягивая за собой и большую часть атмосферы. А через мгновенье, на противоположной удару стороне, поднимая еще не опавшую почву, вырос гигантский вулкан. В одночасье, достигнув десятки километров в высоту, он изверг из себя огромный огненный столб, бьющий прямиком в космос, вслед испаряющейся воде и атмосфере. Еще долго бушевали разбуженные и вновь созданные вулканы. Обожженная поверхность планеты клубилась черными столбами от догорающего в остатках кислорода камня и земли. Жизни на планете уже не было. Да и смерти тоже. Танатос, полностью погибнув в этом столкновении, оставил на поверхности планеты огромный шрам, который был отчетливо виден из космоса.

Парящие же в космосе капсулы, решив, что больше ничего нового происходить не будет, медленно двинулись прочь от погибшей планеты по направлению к Земле.

— Но как же? Вы ведь сказали, что Вы не наши предки? — в недоумении пролепетал Игорь.

— И сказал чистую правду.

— А что же это?

Капсулы между тем, распределились над поверхностью Земли, которую вновь бомбардировали метеориты, образовавшиеся после гибели жизни на Марсе. А затем, аккуратно опустились. Получилось опять-таки же своеобразное кольцо. Лишь одна капсула осталась на орбите.

— На опустившихся капсулах не было ни одной живой клетки. На них полностью отсутствовал биологический материал.

— А зачем же тогда они нужны? — не мог понять Игорь.

— Это импульсные излучатели. Машины эволюции.

— Чего?

— Вы, — голос на мгновенье затих. — Я имею виду люди, ваша цивилизация и окружающий вас живой мир. Вы это полностью самостоятельный продукт эволюции. В вас нет ни единой клеточки от нас.

— А машины?

— А машины лишь подтолкнули вашу планету к образованию на ней жизни.

И картинка перед Игорем вновь приобрела движение. Капсулы опустились на поверхность Земли абсолютно не похожую на ее современный вид и поочередно стали выпускать какие-то вибрации. Парень видел, как незримые волны прокатились по поверхности планеты. Работая, как часы, машины тонизировали поверхность планеты, заставляли ее изменить некоторые свойства, пытались повлиять на неживое, с целью зарождения в ней хотя бы самой идеи жизни.

И вот это произошло. Подвергаясь импульсам, идущим от машин, в особенности от тех, которые попали в воду единственного на тот период океана, видимо вода по-своему преобразовывала исходящие волны, свободные атомы и молекулы неживого вещества начали разрушаться и по-новому комбинироваться, ища те возможные состояния, в которых может возникнуть органика.

Первым появились сахар и аминокислоты. Затем, уже соединяясь между собой, они сконструировали первую молекулу РНК. И здесь пропала необходимость разрушать и воссоздавать структуры заново. Молекула рибонуклеиновой кислоты, образовавшись однажды, выработала в себе одно очень занятное свойство. Она могла воспроизводить саму себя. А плотная, но при этом легко преодолимая масса воды, послужила отличным плацдармом для построения новых и усложнения существующих молекул.

Машины испускали импульсы все также поочередно. Но на суше влияния от них не было никакого. Безжизненные скалы и постоянно извергающиеся вулканы.

А в подогреваемом океане (солнечным светом извне и вулканической активностью в глубинах) уже образовались первые бактерии. Микроскопические живые организмы не были отягощены никакими задачами кроме самых основных: выжить, укорениться и размножиться. Они пожирали органические образования, которые в огромном количестве находились вокруг, делились с бешеной скоростью, но ничего не производили взамен. И вот, истощив почти до конца запасы свободно плавающей органики, бактерии начали гибнуть. Близлежащая капсула произвела импульс, и одна из бактерий, производя последнее деление, перед тем как исчезнуть из-за недостатка энергии, смогла сформировать во вновь образующейся клетке новые изменения.

Теперь микроорганизмы развили в себе способность производить сахара из воды и двуокиси углерода под действием солнечного света. Процесс фотосинтеза, спровоцированный импульсом капсулы, помог умирающим бактериям обогатить самих себя пищей. И подвергнутые импульсу развития бактерии стали формировать первые водоросли, которые плавая на поверхности океана, чтобы быть поближе к источнику энергии, постепенно начали обогащать атмосферу Земли, которая к тому времени состояла преимущественно из углекислоты, продуктами распада своей жизнедеятельности, кислородом.

Постепенно под действием приливов и отливов, формируемых притяжением луны, водоросли стали выплескиваться на прибрежные участки. И опять, уничтожая углекислый газ, они чуть было не обрекли себя на гибель. Но тут вновь произошел импульс одной из машины. И на поверхности океана сформировалось первое существо способное впитывать кислород, которого в атмосфере стало более чем достаточно, а производило оно взамен углекислый газ.

Повинуясь невидимым вибрациям, не направляющим, а лишь стимулирующим развитие, эти студенистые примитивные «животные» стали развиваться. Они усложняли свое строение, с каждым поколением надстраивая свою нервную систему, формируя самих себя, наделяя своих потомков всеми качествами, необходимыми для полноценного существования в окружающих их условиях.

Множество разнообразных амфибий заполнило толщу океана. Поддерживая в себе лишь одно стремление — выжить, они становились все больше и все смертоноснее. Охотясь друг на друга, эти амфибии, все же, не забывали и о своей безопасности, и, в первую очередь, о безопасности будущих поколений. И вот настал момент, что пока еще не заселенная суша стала выглядеть вполне спокойным местом для обитания и размножения. Стремясь защитить жизнь потомства, морские амфибии стали выползать на сушу для того что бы отложить икру. И через некоторое время жизнь из океана уже в полной мере подалась на берег, который успел позеленеть от покрывающих его растений, пусть первобытных, размножающихся спорами папоротников, мхов и хвощей, но все же, первых прародителей современных деревьев, кустарников и трав.

Выползая на сушу и преобразуясь все больше и больше, амфибии перерастали сами себя. Они изменяли органы дыхания, конечности, и в итоге на земле появились ящуры и насекомые. Но подстегнутая жизнь стремилась дальше. Пресмыкающиеся стали доминирующим классом позвоночных животных. Некоторые их виды, повинуясь стремлению стать более смертоносными и защищенными, вместо банального увеличения в размерах отрастили себе перепонки между туловищем и передними конечностями. И небо, которое долгое время безмолвно взирало на происходящее внизу, наполнилось, летающими ящерами. Не отставали от них и гигантские насекомые.

Время шло. Тираннозавры, будучи самыми большими и самыми яростными хищниками, господствовали на земле. Пожирая все, до чего могли дотянуться, они стали первыми убийцами на суше, и как следствие не имели естественных врагов. Но не каждое существо могло дать им себя съесть. Семидесятитонные аргентинозавры, весящие в десять раз больше этих свирепых хищников, чувствовали себя более чем спокойно, неспешно передвигались они от одного места кормежки до другого, благо пищи в то время теплового и влажного климата хватало на всех.

Мир жил по своим диким и кровожадным законом. Эволюционные машины перестали пускать импульсы, позволяя жизни, властвующей и под водой, и на земле, и в небе, выбирать свои собственные пути и скорости развития. Они замерли, собирая энергию и ожидая часа, когда будет необходимо заработать вновь.

В голове Игоря родился вопрос, и он тут же его озвучил:

— А кто же решал, когда запускать машины?

Картинка с изображением поверхности планеты на мгновение замерла, а затем, удаляясь от нее, вновь показала всю Землю целиком. И Игорь вспомнил, что из всех капсул, опустившихся на Землю, одна осталась на ее орбите. А затем раздался голос:

— Мы не могли оставить такой эксперимент без контроля. Машины находятся в автоматическом режиме. Постоянно взаимодействуя с шатлом, на котором осталась наша команда, они передают и получают сведения о количестве биологической массы на планете. И когда ее уровень опускается до критического, или исчезает вовсе, они запускаются, вновь подгоняя жизнь.

— Всего лишь эксперимент, — Игорь повторил это слово, как бы пробуя его на вкус. Медленно перебирая каждую букву. — Эксперимент, — и этот вкус ему явно не нравился, а послевкусие от возможной начинки представлялось вообще отвратительным. Хотелось выплюнуть это слово, как кусок протухшей рыбы, но оно намертво зацепилось внутри. — Эксперимент.

— Ваша цивилизация, достигнув определенного уровня развития, и сама сможет ставить такие опыты. Если доживет, конечно. Так что нет смысла обижаться. Покидая солнечную систему и колонизируя пригодные для жизни планеты в других звездных системах, мы решили, что было бы правильнее не переселяться на вашу планету, хоть это и было бы проще и выгоднее. Мы решили, что оставшись в солнечной системе рядом с мертвым домом, наша цивилизация в большей степени оглядывалась бы назад. Мы бы то и дело пытались бы восстановить Марс, оставив попытки развиваться дальше.

— А как же ваши машины? Включили и продолжили бы свое развитие.

— Для нас такое развитее было бы неестественно и ограничено. Да и достигнутый нами уровень, соответственно, был эквивалентен тому, что мы заложили в машины. Опираясь на наш опыт, мы не могли придумать несуществующее и передать больше возможностей чем имели на то время сами. И поэтому, тот максимальный уровень, скажем так, тонизирующей встряски, который могли спровоцировать машины, он уже являлся высшей точкой нашего развития. Использовать эти машины для себя у нас не получилось бы. Тупик. И по этому мы приняли решение покинуть солнечную систему. Но оставить такой превосходный плацдарм для жизни, как ваша планета, мы не смогли. И кто-то должен был остаться фиксировать те процессы, которые должны были бы протекать у вас на Земле.

Игорь смотрел на капсулу, висящую перед планетой.

— И где же она теперь?

— На Луне. Вместе с нами.

— С темной стороны, — Игорь немного усмехнулся, вспоминая истории про мифическую темную сторону Луны, где уфологи выдумали себе внеземную цивилизацию, следящую за землянами.

— В некотором смысле, это именно так, — прочитав мысли парня, продолжил голос. — Только мы не следим за вами конкретно, мы наблюдаем за развитием жизни в целом. А вы как доминирующий вид животных, да к тому же развившие в себе такой интеллект, вы, само собой, приковываете наши взгляды. И нет на Луне ни городов, ни станций, лишь неприметная капсула, периодически корректирующая включение эволюционных машин.

— Мы являемся продуктом ваших трудов? Мы ваши подопытные крысы, — Игорю стало еще больше не по себе. Живешь вот так себе неспешно, думаешь, что ты всемогущ, может быть даже единственный в своем роде во вселенной, а оказывается, что это не только ни так, оказывается, что ты лишь белая мышка в стеклянной банке.

— Это не так.

— А, по-моему, именно так, — Игоря передернуло от отвращения к этой мысли.

— Мы не ставим эксперименты на вас. Мы лишь наблюдаем.

— А машины. Вы их еще включаете?

— Вот в этом-то весь и вопрос, — голос на некоторое время смолк, наверное, решая, говорить дальше или нет. — Видишь ли, Игорь, — вновь раздалось в голове парня, впервые назвав его по имени. — Участники нашей станции, экспедиции… — голос немного замялся, подбирая слова.

— Может руководители эксперимента? — с издевкой подсказал парень.

— Можно и так, — не обращая внимания на интонации в голосе парня, продолжило существо. — Так вот мы, как руководители эксперимента, не имеем права использовать машины, пока жизнь на планете стабильна. Только лишь в случае, когда планету постигнет какая-нибудь глобальная катастрофа.

И перед Игорем, вырвавшись откуда-то справа, промелькнул яркий пылающий объект. Комета неслась к земле с огромной скоростью. Парень ощутил, как по коже побежали мурашки. Ему показалось, что это происходит сейчас. Что все это откровение, просто для того, что бы хоть кто-нибудь на Земле знал, что после них включатся эти эволюционные машины и на Земле вновь возродится жизнь. Но только уже потом, после человечества, после них.

— Так и будет. Но еще не скоро, — голос вновь отвечал на незаданные вопросы, а его обладатель, не стесняясь, ковырялся в мозгах у парня. — Эта комета уже однажды уничтожила жизнь на вашей планете. Очень давно.

И, частично сгорая при входе в атмосферу, космический убийца врезался в поверхность планеты. Огромное облако пара и пыли заволокло всю Землю. Небывалый парниковый эффект, разогревающий планету на долгие столетия, охватил все живое. Переизбыток тепла и усилившаяся вулканическая активность привели к вымиранию большей части динозавров. Но когда извержения закончились, и уровень углекислого газа понизился, то вслед за нестерпимой жарой, от которой выгорали растения и задыхались ящеры, пришел холод. Крохотные частицы пыли, поднятые взрывом в воздух, опускались очень медленно, и солнечный свет не мог пробиться сквозь толщу летучего пепла. Земля замерзала, добивая тех, кому посчастливилось выжить, ведь властвующие в тот период пресмыкающиеся были холоднокровными.

Прошли еще миллионы лет, прежде чем солнечные лучи смогли прорваться к поверхности Земли и отогреть ее. Лед не спеша отступал. Облик планеты из-за эрозии почвы изменялся буквально на глазах. Образовались новые моря, реки. Горы осыпались и поднимались вновь, да и материки, составляющие до этого один большой Пангея, рассоединились, занимая привычные места, и мир становился все более похож на нынешний.

Когда лед совсем отступил к полюсам, произошла очередная серия импульсов. Рыбы, обитающие в глубинах океана, в некоторой степени смогли пережить апокалипсис, но вот на поверхности все умерло. И вновь, медленно, но верно, жизнь поползла на сушу. Но на этот раз, как будто бы опираясь на прошлый опыт, запомненный каким-то сверхразумом, жизнь на планете стала развиваться другим путем. Ящуры теперь не преобладали на суше, они уступили место теплокровным животным, которые сперва тоже пошли по пути увеличения своих габаритов, но из-за серьезно изменившегося климата, в котором чередовались жаркие и холодные сезоны, каждый вновь появляющийся вид, стремился оптимизировать свои размеры, с целью пережить голодные и холодные периоды.

Жизнь из тупой и агрессивной становилась более хитрой, более приспособленной. Несколько раз еще прокатывались импульсы, а несколько машин, попавшие под удар кометы, перестали функционировать вовсе.

Небо ожившей планеты бороздили прямые потомки динозавров, преобразившись под окружающую действительность, они стали теплокровными, защитили себя от переохлаждения перьями. Птицы всех мастей и видов, заполонили леса, где вперемежку все с теми же папоротниками стояли величественные покрытосеменные растения. На некоторых из них уже образовывалась первые цветы, притягивающие своими ароматами и разноцветными оттенками маленьких, но очень трудолюбивых, так сказать, социальных насекомых. И вот из-под крон взметнувшихся в небеса деревьев на землю спустилась первая человекообразная обезьяна.

Машины эволюции больше не пульсировали, а задокументированное развитие жизни полностью совпадало с курсом школьной программы. Человекоподобная обезьяна взяла в руку палку, поднялась с четверенек и долгий период так и жила, пока не стала соображать, что с помощью этой палки можно сделать массу вещей. И проникнувшись этой мыслью, еще пока что древний человек стал сам стимулировать развитее своего мозга, который со временем увеличивался в размерах, в его коре образовывалось все больше извилин, а врожденные инстинкты освободили место приобретенным. И спустя миллионы лет, переступив через неандертальцев, кроманьонцев и австралопитеков, держа в руках не только палку, и твердо и уверено опираясь на две ноги, на планету ступил человек разумный, Хомо Сапиенс.

— Люди эволюционировали сами, — Игорь не засек ни одного импульса от машины.

— Я говорил об этом в самом начале, — голос прозвучал уже не в голове, он исходил от вновь появившегося сияющего человека. Но человека ли? — Вы абсолютно самостоятельная цивилизация.

Видение прекратилось для всех. Планета еще кружилась перед молодыми людьми, но больше ничего сверхъестественного на ней не происходило. Человеческая цивилизация развивалась не менее кроваво, чем до нее развивались другие организмы. Строя свои достижения на смерти и порабощении более слабых, люди упорно изучали и покоряли весь мир.

Голос прозвучал вновь, обращаясь ко всем сразу:

— Спрашивайте меня о чем хотите, я попытаюсь ответить на все ваши вопросы.

В помещение стало немного светлее. Молодые люди голодные, измотанные долгим и трудным странствием по подземельям города, безмолвно смотрели на сияющую фигуру.

— Кто вы? — первой нарушила тишину Маша. — Нет. Не так. Вы не человек. Это я поняла. Вы марсианин?

Фигура утвердительно кивнула.

— Я про другое. Кто вы из них? Почему вы здесь, а не со своими собратьями?

— Я здесь, потому что был и остаюсь добровольцем. Одним из немногих ученных, кто согласился на постоянное возрождение с целью обогащения знаний о вашей планете и передачу этих данных моим собратьям.

— Вы не бессмертный? — Игорь уже давно хотел это спросить. Ведь получалось, что несколько представителей марсианской цивилизации остались на орбите Земли с целью ее изучения. И как они могли так долго жить?

— Я, как и все мои собратья, не бессмертен. Я рождаюсь, живу четко отведенное мне время и умираю, сохранив все свои воспоминания. А затем я возрождаюсь вновь и возобновляю свою работу, обогатившись новыми знаниями.

— Вы клон, — больше утвердил, чем предположил Игорь.

— Да, — в голосе сияющей фигуры отчетливо прозвучала тоска и усталость. — Я клон. Клон самого себя в бессчетном количестве поколений. Убиваю и воспроизвожу себя сам. Вновь и вновь.

— Как вас зовут? — Игорь отчего-то решил, что этот вопрос наиболее важен сейчас. Нельзя же общаться с собеседником, не зная его имени. Тем более, что этот собеседник и не человек вовсе и, наверное, даже уже не марсианин, а смирившееся со своей осознано выбранной участью живое хранилище знаний общим возрастом равное всему живому на Земли.

— Хм, — существо мгновение молчало, прислушиваясь к мыслям и чувствам парня и, видимо согласившись с его выводами, продолжило. — На вашем языке мое имя звучало бы как Эрид Фан.

— Красиво. А где мы находимся? — Маша вклинилась в разговор, не в силах просто стоять и молчать, а Виктор наоборот выглядел зажатым и, видимо под действием увиденного только что, испытывал какой-то первобытный страх перед сияющей фигурой, как неверующий человек, неожиданно узревший лик бога.

Но все равно, то о чем спрашивали Игорь с Машей, это были просто вопросы, описывающие нынешнее положение дел. Отчего-то никто из них не спешил задать главный вопрос, от которого в душу каждого заползал страх, скользкими, но хваткими щупальцами сжимающий сердце и сковывающий грудь так, что и вдохнуть невозможно, а глаза закрывались сами собой, позволяя воображению развернуться в полной мере, в попытках ответить на этот вопрос самим. «Зачем мы здесь?»

— Это зал одной из машин эволюции, которая, к сожалению, была выведена из строя, почти что в самом начале «эксперимента». Она представляется сейчас не более чем транслятором с неисчерпаемым запасом энергии. А я, опять же, к сожалению, не нахожусь сейчас здесь. Вы видите лишь мою проекцию.

— А где же вы тогда? Тоже на Луне? — Маша подняла голову к потолку.

— Да. И уже очень давно.

— Зачем вы показали нам все это и к чему были другие видения? — Игорь замер в ожидании ответа. Он, даже перестал дышать, предвкушая какую-нибудь тайну.

Фигура покинула свое местоположение и отошла чуть назад. Панорама Земли вновь уменьшилась и перед глазами молодых людей опять развернулась огромная светящаяся миллионами цветов, неспешно вращающаяся галактика. Сияющая фигура развела руки в стороны, пытаясь обхватить парящее видение, а может, символично передавая его, мол, нате, берите.

— Это, — вновь сухой, но все же немного тоскливый голос на мгновенье замолк. — Это ваш мир, — и уже не скрывая тоски, добавил. — Теперь, похоже, только ваш.

— Не понял? — Игорь смотрел на сияющую фигуру, действительно не понимая, что та имеет в виду.

— Нас в нем уже нет, — Эрид Фан говорил устало, как будто, произнося эти слова, он уже не в первый раз прощался с кем-то очень ему дорогим.

— А как же ваши собратья, покинувшие приделы Солнечной системы? Другие представитель вашей цивилизации?

— От них нет ни каких известий уже несколько миллионов лет, — и грусть настолько наполнила голос существа, что у Маши начали наворачиваться слезы на глазах, а Игорь с усилием сглотнул образовавшийся горький комок в горле.

Получалось, что существо, находившееся сейчас перед ними — это один из последних представителей своей цивилизации и добровольный узник бесконечного «эксперимента», вынужденный вечно оплакивать всех собратьев.

— Мы думаем, что нашей цивилизации больше нет. По каким-либо причинам, они или не могут передать весть, либо передавать ее уже некому. Миллионы лет это много, что-нибудь уже должно было бы прийти. Но, ничего нет.

— Но вот именно Вы же есть? — Виктор взял Машу за руку. Парень наконец-то пересилил себя, но оставаться один на один, пусть даже в разговоре с этим существом, он не хотел. — И я так понимаю вы не один. Вас же много?

— Шесть представителей нашей цивилизации. Всего шесть, — слова камнем падали вниз. Эта обреченность в голосе существа пугала куда как больше, чем то, о чем шел разговор.

Маша не выдержала долгих блужданий вокруг да около, нервы вновь расшатались, ей было и жалко стоящего перед ними, и в туже минуту необыкновенно страшно за себя, да что там говорить, за всю свою цивилизацию, за весь мир, как будто это она только что узнала, что все человечество погибло. И она, поддавшись чувствам, чуть ли не выкрикнула:

— И чего же вы хотите от нас? Зачем вы затащили нас сюда?

— Это трудно объяснить. Но я попытаюсь. Ваша цивилизация — это, пока что вершина жизненной формы, когда-либо существовавшей на этой планете, — существо взяло свои эмоции под контроль и его голос, звучавший сейчас, вновь был сух и беспристрастен. — Вы развили в себе неимоверный интеллект, способность думать, фантазировать. Вы не дикие и безмозглые животные, хотя ведете себя иногда именно так. Вы полностью самостоятельны. Вы можете жить сами.

— К чему вы клоните?

— К чему? — повторило существо и медленно повернуло головой, как будто бы рассматривая молодых людей, и продолжило, наливая слова тяжелым свинцом, чеканя каждое следующее слово. — Я считаю, что исчезновение вашей цивилизации недопустимо.

Игорь упорно не хотел понимать, о чем говорит фигура. Но последняя фраза заставила его нервно вздрогнуть, а страх пополз под уже высохшей одеждой, заставляя все тело вновь покрыться холодными мурашками.

— Вы. Люди. Вы не должны исчезнуть, как предшествующие вам властители Земли.

Глаза у молодых людей округлились, а грудную клетку каждого сдавила огромная тяжесть.

— Как? Не понимаю, — Игорь поднес руку к голове, пытаясь переосмыслить слова пришельца. — Вы же сказали, что Земле не грозит глобальная катастрофа, — он пытался отогнать призрак смерти, который витал вокруг, подступая к ним все ближе и ближе.

— Пока нет. Но в будущем… — сияющая фигура сделала акцент именно на последнем слове. — В будущем это бесспорный факт.

— А когда? — Маша старалась держать спину прямо, даже как-то чересчур старалась, но та все равно, то и дело клонилась вперед, как будто уже ощущала на себя тяжесть тех неблизких времен.

— По нашим предположениям, вашей цивилизации осталось существовать около пятидесяти поколений.

— Тысяча двести пятьдесят лет, — быстро прикинул Игорь.

— Ну, или около того, — согласилась фигура.

— А как это будет? — было похоже, что Маша уже хоронила себя в эти минуты. Ее голос дрожал, а глаза блестели от подступивших к ним слез. Она посильнее сжала руку Виктора, который и сам выглядел, будто собирался умереть прямо сейчас.

— Уровень развития вашей цивилизации, как я уже говорил, достиг очень больших высот. Вы изобрели множество наук, развили их, но вот применяете результаты своих трудов не в том направлении.

Снова пауза. Сияющая фигура сделала движение руками и панорама перед молодыми людьми ожила. Начавшись с обросшей шерстью обезьяны, которая, широко размахнувшись дубиной, проломила череп другой обезьяне, картинка поделилась на несколько частей, и во вновь открывающихся ячейках стали появляться сцены насилия, убийства. Затем понеслись записи войн, от мелких набегов одного племени на другое до первой мировой, затем вторая мировая, конфликты, разжигаемые ради получения прибыли. И вот огромный коллаж, замкнувшись в кольцо, двинулся по кругу, в каждой ячейке демонстрируя убийства, взрывы, насилие, смерть. А фигура продолжала, ее голос стал жестким, слова звучали как приговор.

— Ваша цивилизация жестокая и кровожадная. Вы как та обезьяна с дубиной. Лишь бы вышибить мозги кому-нибудь. Ваши вожди уничтожают вас в войнах, преследуя лишь одну цель — прибыль. У вас нет общего вектора. Вы никуда не стремитесь. А ваши нынешние исследования… — голос с каждым словом набирающий высоту и силу достиг своей вершины и звучал, как гром в горах, перекатывающийся от одной вершины к другой, и, истратив всю свою силу, начал стихать, переходя в тихий вкрадчивый шепот. — Они уже не развивают науки, а разваливают их, что приведет только лишь к созданию нового абсолютного оружия.

Игорь слушал фигуру, сияние которой стало из яркого каким-то приглушенным, тяжелым, как будто темная пелена заволокла ее, и соглашался с каждым ее словом. На ум стали приходить сцены возможного апокалипсиса. Грибы ядерных взрывов, ударные волны которых сметают все на своем пути. Зима, которая не может пройти миллионы лет. Люди, кожа с которых сползает сама собой под действием превышенный в тысячи раз радиации.

Фигура между тем продолжала:

— Человечество изживает само себя. И в итоге само себя и погубит, — выплюнуло оно наконец, произнося последнее слово по слогам.

Повисла тяжелая тишина. Сказанное марсианином эхом перекатывалось в головах молодых людей, поселив в них страх и даже больше, отчаяние, от которого хотелось вот прямо здесь и сейчас лечь и умереть, что бы не помнить слов уже прозвучавших и не знать тех слов, которым только суждено было прозвучать.

— Но тысяча лет! Это огромный срок для нашей цивилизации! Может что-нибудь измениться? — Игорь смотрел в лицо фигуры, туда, где должны были бы быть ее глаза. — Может все образумится?

— Судя по вашему развитию, — существо сделало паузу. — Нет. Мое мнение, что у вас и тысячи лет нет. Вы убьете друг дружку раньше, а за одно, и весь мир в придачу. Но это будет еще не конец, вы выживите, потому что не имеете пока что абсолютного оружия, только сократится ваша популяция. А вот по истечении указанного срока ваши ученые умы, преследуя лишь благие цели, создадут такое, от использования чего столкновение Танатоса с Марсом будет выглядеть так себе, фейерверком в ночном небе.

— Этого не может быть! — Маша с мокрыми от слез щеками отрицательно качала головой. — Не верю. Какое бы оружие мир не придумал, не сможет кто-либо пожертвовать всем ради своих шкурных целей. Это нереально.

— Почему? — это уже Игорь возразил девушки, он в отличие от нее не питал иллюзий по поводу кровожадности и безрассудства современных политиков и генералов. — Я думаю вполне реально. И нефтедоллары — это главный спонсор и заказчик возможного мероприятия.

— И что же потом? — Маша, пропустила слова Игоря мимо ушей.

— Тоже, что и было раньше, — фигура говорила своим вновь спокойным и пустым голосом. — Через миллионы лет, когда Земля очистится от следов вашего существования и развеет последствия тех катаклизмов, что вы же и устроите. Тогда вновь включатся машины эволюции, если, конечно, уцелеют после вашего громкого ухода.

— Человечество обречено?

— Да, — это был смертный приговор, без права на обжалование.

— Но выход же есть? Не так ли? — Игорь задал этот вопрос в надежде на спасение, ведь не бывает такого, что бы конец всему наступал одним махом, что бы на все сто процентов все пропало, это же не астероид из космоса. И в душе, сквозь холод обреченности перед неизбежным, промелькнуло желание или уже даже догадка, что вот это существо собрало их здесь не просто так, не только для того что бы предупредить. Да, по сути, весь мир и так знает, что скоро сам себя сожрет. Эта фигура, марсианин, существо, да кем бы оно ни было, оно может им что-то сообщить, еще какое-то знание, которое, возможно, спасет их.

— Есть, — и это было помилование, но которое все же не отменяло наказание целиком и, как понимал Игорь, лишь заменяло смерть на вечную каторгу.

Виктор от напряжения все сильнее сжимал руку Маши, а та беззвучно рыдала, опустив голову и уткнувшись взглядом себе под ноги. Но после слова существа, что спасение возможно, девушка замерла, переставая всхлипывать, и, ни то с ужасом, ни то с надеждой в глазах, посмотрела на существо, которое замолчало, видимо вновь собираясь с мыслями или убеждая себя в правильности своего выбора.

— Машины эволюции — это ваше спасение. Есть вероятность, что если на ваше сознание… Я имею в виду не конкретно вас троих, — вновь уточнила фигура. — Я имею в виду все человечество. Так вот. Если на ваше сознание, находящиеся на этом этапе развития, подействовать импульсом от машины, то вы сможете ускорить свое развитие. Вы сможете сформулировать больше причинно-следственных связей, которые раскроют вам все основы мироздания. Вы разработаете такие технологии, что даже то, пока еще абстрактное, абсолютное оружие, будет казаться игрушкой. Вас уже не будут сдерживать границы вашей планеты, солнечной системы, да возможно и галактики. Возможно, вы откроете для себя новые измерения, кроме тех, что известны вам сейчас. Ваша цивилизация получить импульс искать и развивать новое, а не воевать за остатки, — фигура вновь замолчала. — Есть, конечно, и такая вероятность, что на первых парах, после раскрытия ваших возможностей, вы все-таки уничтожите сами себя. Но процент данного исхода очень невелик по причине формирования общего вектора развития.

— Так вы же говорили, что машины включаться только после катастрофы? — Игорь чувствовал, что сам уже находится на пороге какого-то открытия, вернее сказать прозрения. Что еще немного и он сам додумается до ответа.

— Верно. И повторюсь, что никто из моих коллег, да и я сам, недопустим использование машин в стабильный период, как бы мы этого не желали. Мы не имеем права влезать в ход эксперимента. Не имеем права изъявлять свою волю на вашей планете.

— Но, вы же, Эрид Фан, — Игорь даже усмехнулся от посетившей его догадки. — Вы же уже влезли, рассказав нам все это, поделившись историей мира, историей вашей и нашей планет. Вы уже нарушили какие-то свои законы.

— И снова верно. И буду за это наказан. И пока я пытался достучаться до вас, мои коллеги не согласные со мной пытались предотвратить нашу встречу. Отчасти им это, кстати, удалось. Но мы отвлеклись. Использовать действующие машины нам не позволит никто. Но, — опять пауза, заставляющая трепетать в ожидании. — Вы чисто случайно можете найти машины, которые были выведены из строя давным-давно и списаны нами со счетов, скажем так, за сроком давности. А дальше техника рук и немного мозгов.

— Немного мозгов? Разобраться в инопланетной технологии? — с сарказмом выдавил Виктор, видимо совсем обезумев от происходящего, добавил. — Не тех ребят взяли, — и Маша сильно дернула его за руку.

— Это же в ваших интересах. И я буду вам помогать.

— А почему именно мы, а не кто-нибудь другой, более сообразительный и образованный, может ученные какие-нибудь, правительство? — Маша уже успокоилась, хотя и говорила немного подрагивающим голосом.

— Вы почти единственные на планете на кого я смог повлиять. Человечество все еще развивается, и такие как вы — это первые поколения, кто способен развить в себе недюжие ментальные способности. Пока они слабые, и что бы добраться до вас, мне было необходимо воздействовать тогда, когда вы либо наиболее открыты для контакта, максимально расслаблены, то есть когда вы спите. Либо, когда вы находитесь в таком напряжении, с такой концентрацией всех ваших органов чувств, что можете в орущей толпе услышать жужжание пролетающей за сотню метров мухи. Вы, и сейчас я говорю именно о вас троих, вы следующее звено в эволюционной цепочке вашей цивилизации. Ну, есть еще несколько человек с кем контакт можно установить, но они пока что сопротивляются.

— То есть мы должны найти, отремонтировать и запустить эти машины?

— Да.

— Но нам будут мешать?

— Да.

— И как это будет? — Игорь предположил, что крушение поезда могло быть такой провокацией. — Так же как в метро?

— Я точно не знаю, что стало причиной крушения, но очень надеюсь, что это не результат сопротивления моих коллег. Ведь если это их рук дело, то они сами попадают под действие тех законов, в нарушении которых буду обвинен я, — голос на секунду замолк, а затем, изменяя тему, продолжил. — Вас будут запугивать через сны или наяву. А реальная угроза будет вас ждать от тех людей, до кого смогут достучаться мои коллеги.

— А почему ваши коллеги просто не изолируют вас за этот, так сказать, саботаж.

— В нашей миссии есть определенные протоколы, правила. Одно из них — это не контактировать с землянами, второе — использовать машины только при соответствующих условиях, сохраняя чистоту эксперимента, и так далее. Есть также правило о наказаниях и, как вы сказали, изоляции. И тут вопрос решается на голосовании. Решение не может быть принято пока хоть один из нас против. И по вопросу моей помощи человечеству у нас с коллегами ничья, поэтому я и говорю с вами. Хотя за сам контакт меня и следует наказать, но этот вопрос тоже на голосовании. А я, как обвиняемый, не имею права голоса.

— Вы предаете своих? — в голосе Маши прозвучало недоверие.

— Мы не предаем друг друга. В этом и состоит наша задача: подвергать сомнению мнения других. И пока решение не принято, я пользуюсь возможностью, что бы помочь вам.

— Извините, но какая вам от этого выгода? — Игорь, всерьез не понимал мотивов существа.

— Моя выгода? — фигура замолчала, обдумывая ответ. Затем негромко хмыкнула. — А вы поверите в желание помочь вашей цивилизации и не допустить ее истребления без выгоды для кого бы то ни было? Просто так, — вновь молчание. — Или вы поверите в то, что я собираюсь стать своеобразным божеством на вашей планете и использовать вас, всю вашу цивилизацию, весь мир в услужение себе? — голос вновь начал набирать силу и, как показалось Игорю, в нем отчетливо зазвучала злость и гнев. — А может вам понравиться мысль, что я за помощь вам и нарушение законов своего общества буду не просто изолирован, а буду уничтожен, полностью? — на последнем слове злость в голосе существа сменилась какой-то одержимостью и даже страстью и желанием, граничащим с искушением. — Может быть, я хочу погибнуть, чтобы не возрождаться и не жить еще многие миллиарды лет, зная, что моих собратьев больше нет, что я один! — фигура замолчала, и долго не нарушала тишины, а затем, откинув все эмоции, вновь заговорила. — Какой вариант моей выгоды вам больше нравиться?

Никто не решался ничего сказать, откровенно испугавшись столь эмоциональной речи пришельца.

— Хорошо, — тихо сказал Игорь, боясь разозлить существо, и, решив не лезть к нему в душу, если такая и существовала, задал более нужный вопрос. — Как нам найти те машины, которые можно отремонтировать и запустить вручную?

В ответ на вопрос перед молодыми людьми развернулась карта мира. На ней пульсировали четыре красные точки. Одна находилась где-то в Японии, вторая на Урале, третья в Крыму, а четвертая на перешейке между Южной и Северной Америкой. Над точками сияли красные цифры.

— Это координаты. Запомните их. По ним вы найдете машины.

— Может, есть более детальный план? — Виктор переводил взгляд от одной точки к другой. — Как-то это все очень размыто.

— Нет. Пока что это максимум. Я вообще, если вы помните, не должен был это показывать. Но, что поделать, есть у меня к вам симпатия, что ли. — фигура как-то недобро ухмыльнулась и продолжила. — И на этом, к сожалению, все. — Эрид Фан жестом остановил Игоря, который было раскрыл рот для вопроса. — Потом. Сейчас мне пора. Я дам вам по передатчику, которые помогут вам общаться со мной.

Картинка перед глазами исчезла, и помещение вновь приняло первоначальные очертания, освещаясь мерцающими точками.

— На колонах с моей стороны есть пазы. Передатчики там. Если вы заходите связаться со мной, просто расслабьтесь и мысленно сконцентрируйтесь на передатчике, его лучше всего в этот момент держать в руках. И если я буду свободен, то обязательно попытаюсь наладить контакт. Но так как ваши ментальные силы пока еще в состояние, так сказать, зарождения, то общаться у нас получится, преимущественно, только во сне.

Это были три прозрачных капли. Стекло или другой похожий материал. Игорь передал устройства Маше и Виктору, а одно положил себе в карман.

— Нет. Не все, — существо неожиданно продолжило. — Вы, в принципе, можете ничего не делать. А если захотите, то можете попытаться запустить машину. Вы можете попытаться привлечь власти, но я не думаю, что они вам поверят. Да и привлекать их, я бы вам не советовал. Ведь если машины попадут не в те руки, то случиться может всякое. Нельзя, что бы на данном этапе вашего развития этой технологией владело какое-то конкретное лицо или группа лиц. Это путь спасения всей цивилизации. А если же вы откажитесь, то мир не погибнет завтра, вы спокойно состаритесь, воспитаете детей и внуков, а они своих. Вы не застанете тот ужас, что предрек вам я. Теперь все. Идите. Вам надо хорошенько отдохнуть и многое обдумать.

— Это точно, — подумать и в правду было над чем. Игорь достал из кармана каплю-передатчик и еще раз внимательно посмотрел на нее, но ничего особенного в ней не увидел. Абсолютно прозрачная и, как показалось парню, неприятно холодная, как скользкий слизняк, неожиданно попавший на руку. — Кстати, как нам лучше отсюда выбраться?

— Это просто. Пойдете тем же путем, что и пришли, но метрах в двадцати перед заполненным водой туннелем будет лестница с левой стороны. Не пропустите, она будет на уровне ваших голов. За ней заслонка на технический уровень канализации, там будет туннель к колодцу, — заметив, как Маша вся содрогнулась, вспомнив их поход по предыдущему колодцу, фигура поспешила их успокоить. — Не беспокойтесь, там сухо. И там будет еще одна лестница к выходу в город.

— А может у вас есть чем посветить? — Игорь достал свой сотовый, который все еще не работал, и безрезультатно нажал на кнопки.

Светящаяся фигура приблизилась к Игорю, и чуть склонилась над ним, вроде бы как рассматривая немудреное устройство в его руке.

— Положи его на левую колонну.

Игорь вышел к центру зала и сделал то, что сказало существо. Сотовый ожил. Виктор, было, тоже решил подойти, он даже уже достал из кармана Машин смартфон, который залило водой, но замер, едва начав движение, и, так не проронив и слова, убрал мобильник обратно.

— А теперь поторопитесь выбраться от сюда. Проход скоро осыплется.

Еще мгновение синеву зала озаряло яркое сияние фигуры, а потом она отступила назад и, постепенно становясь тусклее, исчезла вовсе. Мерцание зала тоже стало угасать, погружая молодых людей во мрак отчего-то сразу похолодевшего помещения. Больше здесь делать было нечего. Игорь включил сотовый и они по очереди друг за другом покинули зал, в котором стали свидетелями прошлого и возможными участниками глобального будущего.

* * *

Наступало утро. Рассветное зарево только-только начало пробиваться над крышами домов. Крышка люка лежала на тротуаре и Виктор, выбравшийся последним, старался вернуть ее на место. Игорь с Машей сидели на асфальте рядом и просто молчали. На востоке, окрасив небо розово-красным цветом, всходило солнце.

О вчерашней грозе напоминало все вокруг: сломанные деревья, валяющиеся где попало, оборванные и болтающиеся в беспорядке линии электропередачи и еще какие-то провода, ворохи разбросанной листвы с мусором вперемежку, лужи на дороге и болотистая грязь на земле. Вывески, сорванные с рекламных столбов и магазинов, висели непонятно как. Редкие, припаркованные возле дороги машины зияли выбитыми окнами и помятыми крышами. Видимо ночью еще и град прошел. Но небо, с каждой минутой становившееся все светлее и ярче, было чистым. Ни одного облачка, тем более тучи не виднелось на нем. Непогода ушла, отпуская город из своих смертельных объятий и давая ему возможность зализать свои раны.

— Нам теперь надо спасти мир? — Маша выглядела очень уставшей.

Некоторое время назад она рыдала, оплакивая весь мир и себя в частности. Потом она чуть ли не воссияла, узнав, что не все потерянно. Теперь же ей владело чувство долга наряду с неподъемной тяжестью ответственности.

— Не сейчас, — Виктор наконец-то справился с чугунной крышкой люка и присел рядом.

Ободранные, грязные с головы до ног и измотанные бессонной ночью молодые люди, молча, сидели на асфальте. Апатия, охватившая их в зале, постепенно отступала подобно этой ночи, которая не смела противиться неотступно приближающемуся дню. И теперь каждый из них прекрасно понимал: чтобы они ни предприняли, о чем бы ни подумали, с этого дня любое их действие или бездействие так или иначе будет неотвратимо влиять на будущее, их собственное и будущее всей цивилизации. Они будут оценивать свои поступки лишь по одной шкале: струсил или нет. И отказаться вот прямо сейчас было бы проще, не нужно было бы потом корить себя, мол, впутался, начал, а теперь на попятную. Но получить эти знания, стать допущенными к сокровенному, и даже не попытаться что-нибудь предпринять, до конца своих дней нести в себя эту ношу, обрекая своих потомков, пусть и в пятидесятом поколении на верную гибель, с этим жить было бы невозможно.

Город просыпался. Вышли на улицы первые прохожие, спешащие через лужи с мусором и поваленные деревья по своим делам, не терпящим отлагательства или отсрочки. Их взгляды с любопытством блуждали по сторонам, рассматривая погромы оставленные грозой, потом они останавливались на троице, неподвижно сидящей на асфальте и наблюдающей за восходом солнца. Но мгновением позже взгляды соскальзывали с измотанных и изодранных людей, не находя в них ничего не соответствующего окружающему их хаосу, мало ли кто и как провел эту ночь, в новостных лентах вообще пишут, что вчера произошла крупнейшая авария в метро чуть ли не с сотнями погибших и пострадавших. А это так, всего три человека мирно сидящих и думающих о чем-то о своем. Ну и что, что грязные и ободранные, за то живые.

Не надеясь добраться до дома пешком, Игорь напросился на хвост к Виктору и Маше, у которых нашлось несколько измочаленных сотенных купюр на такси. Затем, обменявшись контактами и договорившись созвониться через несколько дней, молодые люди расстались, обрекая себя на мысли о будущем и неотвратимые муки за еще не сделанный выбор. Но это все потом, позже. Сейчас же, сил и желания что-то решать, просто не было.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ Сны

19. Менты

— Алексей Михайлович. Разрешите.

— Разрешаю.

Руководитель следственного управления по Северо-Восточному административному округу города Москвы, генерал-майор юстиции Терешкин Алексей Михайлович сидел в своем кабинете с раскрытыми настежь окнами. Причем находился он не у себя в кресле, а занимал одно из мест, предназначенных для визитеров.

Жара стояла ужасная, складывалось ощущение, что находишься не в кабинете, а в удушающей раскаленным влажным воздухом бане. После вчерашней грозы весь город парил. Солнце выжигало влагу с затопленных улиц, которая испаряясь, поднималась к небу прозрачным невесомым маревом, заставляя объекты приобретать призрачную подвижность. Дышать было невозможно, не было даже слабенького ветерка, способного разорвать ту духоту, что сковала город, ветерка, который выдохся весь вчера и растворился вместе с грозой.

Алексей Михайлович сложил руки в замок и в раздумье смотрел на недвижимые верхушки тополей, торчащих за окном. Взгляд его серых глаз был собранным, немного печальным и очень уставшим. Только он вчера собрался лечь спать, как раздался ряд звонков, несколько из управления, затем начальник МЧС по их округу, а к моменту, когда телефон высветил звонок от руководителя следственного отдела по расследованию преступлений на метрополитене, Алексей Михайлович уже спускался из квартиры к ожидавшей у входа служебной машине.

Ночь была бессонной и длилась, как показалось Алексею Михайловичу, целую вечность. В его возрасте, а немногим немалым ему было почти пятьдесят семь лет, здоровый ночной сон был так же необходим, как правильное питание. Сердце и желудок на выслуге лет были самым слабым местом руководителя следственного управления. Возрастающая с годами опасность инфаркта и постоянно открывающаяся язва, стали его личным бичом, который нет-нет, да и хлестал своего носителя, заставляя того пару раз всерьез задуматься о досрочном выходе на пенсию. И сегодня был один из таких дней. Ни сна, ни еды, лишь черный быстрорастворимый кофе вперемежку с не менее черным чаем.

Такой аварии в подземке до этого не было никогда. Пятьдесят шесть погибших, около шестидесяти в критическом состоянии в больницах города, и несколько сотен с травмами средней и легкой тяжести. Станцию «Сухаревская», после случившегося на ней, проще вообще было бы снести и построить на ее месте новую. А эта не погода. Сначала ни кто не мог в принципе понять, что происходит. Метрополитеновцы бормотали в трубку, что-то бессвязное и видимо сами не представляли размеры трагедии. Затем, не могли организовать подъезд бригад МЧС и карет скорой помощи, на улицах творилось черт знает что. Когда же началась операция по спасению, то оказалось, что только МЧСники предусмотрительно взяли с собой противогазы, задымление на ветке было абсолютным, стопроцентным. Пришлось, метрополитеновцам тормошить свои запасы и обеспечивать и подоспевших следаков, и работников скорой помощи средствами индивидуальной защиты от токсичных продуктов горения. К тому же Алексей Михайлович не мог понять, почему именно его отделу, а не отделу по расследованию преступлений на метрополитене, было выдано указание заняться этим происшествием. Хорошо, что и метрополитеновцы были переданы в его распоряжение. И получалось, что он фактически возглавлял оба отделения сразу.

— Алексей Михайлович.

Леонид Васильевич все еще стоял у дверей, в замешательстве решая, куда ему лучше сесть, и ожидая, когда начальник обратит на него внимание.

— Присаживайтесь, Леонид Васильевич, — генерал-майор жестом руки указал на кресло напротив себя. — Я вас слушаю. Есть что-нибудь новое?

— Так точно, Алексей Михайлович, — отчеканил вошедший человек. Он был сравнительно молод, весьма подтянут, а армейская выправка придавала его фигуре те, в некоторой степени романтические контуры, о которых иногда вздыхает каждая женщина, склонная к обожанию мужчин в форме.

— Леонид, оставь все уставные тонкости до вечера. При зачтении официального отчета будешь блестеть своим тактом и красноречием. Давай вкратце и по делу.

Начальник управления устало опустил голову на руки и приготовился слушать выжимки из доклада о ситуации на станции и ее перегонах. Сам Алексей Михайлович, в отличие от подчиненного, был уже весьма грузен телом, но служебная форма, а особенно его статус, так же притягивали сладострастные взгляды многих женщин, но эти иногда неявные, а иной раз весьма вульгарные симпатии были или не замечаемы им, или он просто очень искусно умел скрывать свои реакции на эти женские провокации. Своей семье он не изменял, чем сам весьма гордился и считал это одной из своих добродетелей.

— Так, — разбирая бумаги, протянул тридцати пяти летний полковник юстиции. — Вот, — наконец отыскав нужный документ, начал свой доклад Леонид Васильевич. — В 21.05 по Московскому времени в перегоне туннеля между станциями «Проспект мира» и «Сухаревская» Калужско-Рижской линии возле станции «Сухаревская» Московского метрополитена семь вагонов электропоезда, следовавшего на скорости 90 км/ч, сошли с рельсов и столкнулись с поперечной стеной выезда со станции.

Алексей Михайлович поднял голову и с раздражением перебил начавшего свою речь полковника:

— Хронологию событий я и сам могу тебе рассказать. Давай к сути, что выявлено на данный момент, причины, версии.

Леонид Васильевич на мгновение замешкался, хотя он и сам часто вводил в ступор своих подчиненных, и уж кому как ни ему следовало предугадывать настроение и реакцию начальника управления, но дело было чрезвычайно неординарное. Руководитель метрополитена уже подал письмо об уходе с должности. Ряд ответственных лиц так же не обойдутся без отстранений. Да и его продолжение службы так же может претерпеть некоторые изменения. И в какую сторону будут направлены эти изменения, зависело только от его действий.

— Виноват, Алексей Михайлович.

Начальник управления тяжело вздохнул, изображая на лице явное недовольство, но подгонять полковника больше не стал.

— Первое, — продолжил Леонид Васильевич. — Криминалисты и МЧСники не рассматривают происшествие как теракт. Ни каких взрывчатых веществ или каких-либо нарушений конструкций этой ветки метро не выявлено. Возле самой станции «Сухаревская» вполне вероятно было проседание полотна, вызванное многократно повторяющимися циклами разгона и остановки составов. Сейчас этот факт подтвердить сложно, там все раскурочено, но обходчики пару раз в разговоре заостряли свое внимание на этом факте, хотя в текущих отчетах метрополитена и актах осмотра ветки об этом нет ни слова. Само по себе данное проседание в процессе нормальной эксплуатации могло не играть ни какой роли, так как находилось в допустимых значениях для скоростей рекомендуемых на данном участке метро, это опять же со слов обходчиков. Но в сложившихся вчера условиях, похоже, именно оно и стало одной из причин схода электропоезда с рельсов. Основная же причина — это превышение скорости состава на данном участке. Пока что неясно, что именно привело к выходу из строя тормозной системы состава, но факт, что именно эта неисправность, а точнее сказать полный отказ тормозов, в итоге и стал причиной произошедшей вчера катастрофы. — Леонид Иванович на несколько секунд прервался, бегло просматривая листы в руках. — Есть версия, что это результат скачка напряжения на указанной линии, что в принципе могло бы сыграть роковую роль, но Мосэнерго отрицает какие-либо зафиксированные скачки.

— Вчера во всем городе напряжение скакало, а у них все ровно и без колебаний, — Алексей Михайлович вновь смотрел на неподвижные тополя за окном. — Официальный отчет у них запросил?

— Так точно. Готовят.

— Ни какие секретные объекты не пострадали?

— На данном участке ветки такие объекты отсутствуют, — полковник на мгновение замолчал, а затем добавил менее уверенным голосом. — По-крайней мере, известные мне.

— Хоть здесь хорошо. Врать меньше пройдется, — Алексей Михайлович перевел тяжелый взгляд на собеседника. — Свидетели, очевидцы? С ними что?

— Работы ведутся. Опрошены еще не все, но уже большая часть. Так же просматриваются записи камер наблюдения в холлах и на станциях самой «Сухаревской», а так же близлежащих станциях ветки, ну, и данные видеофиксаторов в туннелях.

— Что-нибудь дало?

— Есть один инцидент на самой «Сухаревской» в момент крушения, точнее за несколько секунд до него, — Леонид Васильевич вновь зашуршал бумагами в поисках нужной. — Вот. В 21.04 дежурившие на станции полицейские заметили странно ведущего себя молодого человека, который медленно брел через всю станцию, будто бы что-то искал. На видео отчетливо видно, как за несколько секунд до крушения, они остановили парня, к сожалению их слов не слышно. Видно только, что парень им ничего так и не ответил, а стоял, как остолбеневший с перекошенным лицом. А в момент, когда патруль хотел его задержать, парень, вроде как очнулся, затем с силой оттолкнул обоих полицейских, и бросился бежать обратно через весь зал, и у последней колоны перед лестницей в город свернул в сторону параллельной линии метро. В эту секунду на станцию и вылетел поезд.

— Может, он просто хотел от них убежать, наркоман какой-нибудь, — предположил Начальник управления.

— Может и наркоман. Но дело-то в том, что все произошло за секунды до крушения. И парень не ринулся на лестницу, убегая от полиции, он направился на параллельную линию, как будто знал, что выход в город будет сметен в следующие секунды, а тот участок линии, где оказался он, почти не будет задет.

— Вы его опознали.

— Работы ведутся, но пока безрезультатно, — Леонид Васильевич поджал губы, произнося последнее слово, и, ожидая выговора, сложил бумаги, показывая своим видом, что большей информации у него нет.

— Скажи мне, пожалуйста, Леонид Васильевич, — сейчас Алексей Михайлович выглядел явно раздраженным. — У нас, что нет идентификационной базы, или некому отследить его передвижения до и после крушения. Откуда он появился, куда делся потом? А? — начальник вопросительно смотрел на полковника. — Ну что молчишь, Леонид Васильевич?

— Отследить момент, когда парень попал в метро, пока не удается, он мог зайти с любой станции, и целый день кататься, перепрыгивая с поезда на поезд. По его выходу на поверхность тоже нет данных. Вся ветка после крушения была перекрыта. Камеры наблюдения не зафиксировали его не на одной из станций, ни до «Сухоревской», ни после нее. Среди погибших его тоже нет. Как сквозь землю провалился. А по базе его лицо не идентифицируется. Но работы ведутся, привлекаются смежные отделы и большее количество сотрудников.

— Как сквозь землю говоришь, провалился, — Алексей Михайлович отодвинулся от стола, и грузно навалившись на него руками, с видимым усилием поднялся из кресла. — Как бы нам всем вслед за ним под землю не провалиться, или еще куда. Поглубже! — Он оторвался от стола и медленно, будто в раздумьях, хотя на самом деле ему было просто очень не по себе, зашагал через кабинет к своему рабочему месту. — Еще инциденты были?

— Была потасовка, среди пассажиров у последнего вагона. Две компании что-то не поделили. У одного парня оказался травмат, ну, он им и воспользовался, так, что скоро на одного участника драки похоже станет меньше. Он в коме в Склифосовского, а другие в ИВС, в местном отделении полиции.

— Глаз с них не спускать. Персонал больницы уведомить, что бы кроме родителей никого не пускали, — Алексей Михайлович наконец занял свое привычное место и с шумом и, как показалось Леониду Васильевичу, с отдышкой (хотя прошел всего несколько метров) опустился в кресло. — Все?

— На текущей момент все.

Полковник поднялся было, что бы выйти, но руководитель управления остановил его.

— Подожди, Леонид, — он вновь стал говорить более мягко, как в самом начале их разговора. — Вполне вероятно, это мое последнее дело. Как-то я стал очень стар и нездоров для этой работы. Мне хотелось бы видеть на моем месте, после увольнения, именно тебя, — генерал-майор опять скрестил руки, положив их на стол, и, не отрываясь, смотрел в глаза Леониду Васильевичу. — Ты постарайся, чтоб все как должное было, по заслугам, а не по притязаниям, — и, повысив голос, более жестко спросил. — Понял?

— Так точно, генерал-майор! — полковник аж подскочил на месте, принимая стойку смирно и выстреливая каждым словом. — Буду стараться!

— Давай, давай. Старайся, — проговорил Алексей Михайлович, откидываясь на спинку кресла. — Работай и не забудь про отчет. Будут новости первому мне. Все. Свободен.

Леонид Васильевич чуть ли не строевым шагом покинул кабинет начальника, хотел было отдать честь, но вспомнил, что голова не покрыта, да и сам он не в форме, остановился у дверей, обернулся на мгновенье и, слегка поклонившись, вышел в приемную, аккуратно прикрыв за собой дверь.

— Работай. Работай, — Алексей Михайлович тяжелым взглядом смотрел на не менее тяжелую люстру, висящую под потолком, широко раскинувшую свои позолоченные ветви. — Зачем она здесь такая? — и, не найдя лучшего ответа, остановился на мнении, что находясь под ней подчиненные да и он сам постоянно должны ощущать груз ответственности перед своей службой, Родиной, ну и перед начальством разумеется тоже.

20. Егор

Если бы Егору довелось пообщаться с еще одним невольным участником недавнего происшествия в метро, то он точно бы испытал ощущение дежавю. Когда он открыл глаза, то сначала решил, что окружающей его мир всего лишь мерещится ему, нечеткие образы иллюзии плавно перетекают на объекты реальности. Словно видишь рябь перед глазами, как бывает за мгновенье до и после потери сознания, вроде бы что-то и видишь, но определить, что именно не является возможным. Поэтому, когда Егор открыл глаза, то сразу их закрыл, надеясь, что через некоторое время ему станет легче. Но и следующий раз взору парня предстала та же унылая картина, что и до этого.

Егор лежал на выжженной коричневой земле, испещренной множеством сходящихся, расходящихся и выстраивающих всевозможные узоры трещин. Мелкий, такой же коричневый, как и земля под ногами песок небольшими участками покрывал обнаженную землю. Небо же было серым, неприветливым и абсолютно чужим. Не может небо быть таким однотонным. Нет такого закона природы, который скрыл бы все оттенки раскинувшегося над головой пространства или свел бы все их к одному матово-серому тоскливому унынию. Это даже было не небо. Егору казалось, что над ним огромный выключенный экран старенького лампового телевизора, к тому же покрытого толстым бархатистым слоем пыли.

Егор поднялся на ноги, еще раз осмотрелся по сторонам и, не увидев ничего нового, неожиданно сам для себя осознал, что совершено ничего не помнит. Как он попал сюда и где был то этого? Егор осмотрел свою одежду и обувь. Вроде бы все было в порядке, только отчего-то Егору показалось, что его одежда неправдоподобно, даже утрированно чиста. Никогда парню не доводилось выглядеть так опрятно, будто все только что из химически и сразу из-под утюга. Ни одной складочки или неровности. Полный лоск и шик в определенной мере.

— Э-ге-ге! Есть тут кто-нибудь?

Кому кричал? Зачем? Егор и сам не знал. Но давящая тишина вынуждала его хоть как-то разорвать ее оковы. А слова, срывающиеся с губ, уносились к горизонту словно камень, брошенный с обрыва вниз, быстро и безвозвратно.

— Хоть бы эхо возвращалось, что ли, — подумал парень. — А то как… — он замялся, подбирая нужное слово, которое характеризовало бы бесследное исчезновение только что появившегося звука, но не смог подобрать ни единого варианта.

— Как в вакууме.

Лишь через мгновение Егор задумался, была ли это его собственная мысль, или просто кто-то тихо шепнул ее на самое ухо.

Думалось Егору очень тяжело. Он никогда не был тугодумом, но сейчас мысли если и приходили в голову, то ворочались там очень тяжело, как старый заржавевший механизм, натужно с противным скрипом, с ощущением, что еще немного, и подобно тому же механизму они разлетятся на очередном витке в разные стороны, и вновь собрать их вместе будет не возможно.

— Долбаная пустыня.

Парень вышагивал уже, наверное, битый час, а может и целых два. Благо хоть жары не было, и не донимали ни жажда, ни голод. Даже в туалет и то не хотелось. В голове было пусто, и память была пуста, как чистый лист, за исключением лишь одного сиротливо расположившегося в самом начале знака вопроса. Как очутился здесь? Что это, в принципе, за место здесь? Что было до этого? И как отсюда выбраться?

— Сны, — снова кто-то шепнул в ухо, а может неповоротные мысли наконец-то заняли одно из рабочих положений и стали давать ответы на поставленные вопросы?

— Сны, — медленно повторил Егор. — Это сон? — переспросил он сам себя и тут же сам и ответил. — А что? Вполне, похоже.

Это легкое объяснение даже заставило появиться на лице Егора легкую улыбку.

— Сон — это же замечательно.

Егор всегда любил сны. Если они ему снились, то вместо каких-либо не сформулированных переживаний, он мог увидеть полноценную историю. С завязкой, с развитием сюжета и с логическим концом. Такой своеобразный фильм во сне. Такие сны парню нравились, но бывали и такие, что проснувшись, и вспоминать было не охота, что там снилось. Полная чушь и муть. Да и голова еще болела после них. Но к счастью, непонятные, тяжелые сны Егор видел редко. И если Егор сейчас спал, то разобраться какой именно сон, хороший или плохой, он видит, у него пока не получалось. Сюжета нет, время идет, но ничего неприятного тоже не происходит.

— Егор, помоги мне.

От неожиданности парень резко развернулся на месте и чуть не сбил стоящего рядом Антона.

— Антон? — часто дыша от неожиданного испуга, Егор недоуменно смотрел на друга. — Ты откуда здесь? Как сюда попал?

Действительно, пока Егор двигался по пустыне, он то и дело крутил головой, пытаясь увидеть хоть что-нибудь, заметить хоть какой-нибудь предмет, выделяющийся из общей картины. Но кругом было пусто и тихо. И вот буквально из воздуха появился друг.

— Ты как здесь? Откуда? — повторил Егор свой вопрос, в недоумении уставившись на Антона. Тот же отчего-то молча замер на месте, как видео на паузе в проигрывателе. — Эй, Анто-он! — Егор положил руку на плечо друга и покачал его. Антон не шелохнулся, да и одежда на нем, тоже осталась недвижима, как будто в один миг окаменела. — Антон, да что с тобой? — от накатывающего страха Егор попятился назад, прочь от друга, который стоял как статуя, не шевелился и ни на что не реагировал.

Глаза товарища, не мигая, смотрели сквозь Егора. Лицо было бледным и каким-то восковым. Полуоткрытый от непроизнесенного слова рот был искажен, словно вовсе и не говорить он собирался, а хотел кричать.

Егор, отошедший на пару шагов, все же переборол свой страх и медленно двинулся обратно к другу.

— Антон, — парень еще раз потормошил товарища за каменное плечо. — Антон, очнись.

Взгляд друга, нацеленный до этого куда-то вдаль, неожиданно, сфокусировался на Егоре, стал осмысленным, и, вздрогнув всем телом, Антон вдруг закричал:

— ААА! — он рванул Егора за рукав куртки, а сам, разворачиваясь на месте, бросился в противоположную сторону. — Быстрее! Им надо помочь! — орал он, убегая от друга.

Егору не оставалось ничего другого, как броситься вслед за Антоном, хоть он и был напуган поведением товарища, но все же не узнать, куда он бежит и зачем, да и что в принципе здесь происходит, да и где это здесь находится, Егор не мог.

Бежать пришлось быстро. Антон, никогда не отличавшийся спортивными достижениями, втопил, как ужаленный, и силы у него, в отличие от начавшего сбиваться и задыхаться Егора, никуда не исчезали, а наоборот, он вроде бы даже прибавлялось в скорости. Бежать в таком темпе было невозможно. Егор уже чувствовал, как сердце его пытается вырваться из груди, как легкие наполняются тяжестью и каждый неверный шаг отдается режущей болью в правом боку. Как ноги, начинают заплетаться и, теряя ритм, отказываются бежать дальше. Уже чуть ли не падая, Егор из последних сил прокричал:

— Антон, стой. Я больше не могу.

Как будто сорвавшийся до этого с цепи, Антон остановился, как вкопанный, вновь замерев на месте, будто и неживой вовсе. Егор, схватившись за бок, согнулся пополам, а сухое выжигающее дыхание рвалось из него, чуть ли не вытягивая вслед за собой легкие.

Никогда раньше Егор не чувствовал себя так плохо после физической нагрузки, а Антон, никогда раньше не подвергавший себя такой физической нагрузке, стоял, как не в чем не бывало, но, как казалось Егору, Антон даже не то что не сбился с дыхания, он вроде бы как и не дышал вовсе. Товарищ располагался к нему спиной, так и не удосужившись повернуться, и плечи его не поднимались и не опускались вниз, сколько бы Егор не пытался уловить это незаметное движение. Он хотел было вновь спросить друга об их местоположении, но Антон, опережая его, произнес короткие, односложные предложения:

— Быстрее, им надо помочь. Их надо спасти. Они там все застряли, — и, не давая Егору полностью отдышаться, двинулся дальше.

— Стой! — Егор направился за товарищем, с трудом перебарывая подступившую к горлу тошноту. — Стой, Антон.

Но Антон будто и не слышал друга вовсе. Он шел вперед, не обращая внимания на окрикивающего его товарища. Егор плелся сзади. И толи в глазах у него от усталости начало все плыть и путаться, толи из-за его неровного хода (он то притормаживал, то немного ускоряться), но Антон, идущий шагах в двадцати впереди, вдруг неожиданно оказался на десять шагов ближе и тут же, протекая вперед, он уже шел на тридцать шагов дальше. Егор встряхнул головой, пытаясь прогнать наваждение, но оно не отступало, а Антон все также, то удалялся, то приближался в одно мгновение.

— Что за чертовщина? — Егор, будучи не в силах уже даже идти дальше, из-за сильной рези в боку, остановился, согнувшись пополам, и потерял товарища из виду, пытаясь отдышаться и справиться с резкой болью. Когда же он вновь поднял голову, то Антон и вовсе исчез, как и не было его.

Егор несколько раз крутанулся на месте, выкрикивая имя товарища, но результата его действия не принесли. Антон исчез также неожиданно, как и появился. Егор все еще не мог прийти в себя, мысли путались, конечно, если можно было назвать мыслями те обрывочные образы, мельтешащие в голове у парня. Наконец-то отдышавшись, Егор еще раз посмотрел вокруг, пробежал взглядом по лежащей перед ним плоской пустоши, но так и не увидел даже следа Антона.

— Антон! — еще раз позвал Егор, и чуть не кувыркнулся вперед через голов, когда над самым ухом прозвучал голос друга.

— Мы должны им помочь.

Тяжело дыша, но не из-за бега, а из-за накатывающего волнами страха, Егор чувствовал, как у него по спине скатываются тяжелые капли пота. Антон, вновь появившийся перед парнем, сейчас стоял возле невесть откуда взявшейся ямы огромного размера. В руках же он держал обыкновенную совковую лопату.

— Мы должны им помочь, — повторил Антон и, развернувшись, принялся осыпать края ямы вниз.

Послышались глухие удары, как если бы грунт падал на крышку гроба. Еще будучи не в силах преодолеть свой страх, Егор стоял на месте и не решался приблизиться к краю котлована, из которого, как ему уже казалось, стали доносится чьи-то голоса.

— Кому помочь, Антон? — в ужасе спросил Егор, понимая, что ответ находится там, внизу.

— Им, — парень подцепил еще порцию грунта и скинул ее вниз. — Они застряли. Но я им помогу.

Чувствуя, что еще мгновение и он лишиться чувств от захлестывающего его чрезмерного ужаса, Егор все же сделал шаг вперед, для того что бы заглянуть в эту яму, которую методично забрасывал Антон. Куски обожженной коричневой земли срывались с лопаты и улетали вниз, гулко ударяясь там обо что-то. И Егора всего передернуло от того, что он там увидел. Антон, не останавливаясь, как робот, закидывал землей стоящий в яме вагон электропоезда метро. Четко вписавшись в размеры ямы, он выглядел здесь так же дико и неправдоподобно, как и вся эта пустыня целиком, с неадекватно ведущим себя Антоном. И было совсем непонятно, как он тут мог оказаться.

Вагон стоял на дне ямы, не касаясь своими краями ее склонов, но свет в его салоне горел, как будто бы он был подключен к электросети, и находился в составе. В салоне, прильнув к дверям и окнам, стояли люди: старики, дети, женщины, мужчины. Они плакали и бессильно били руками в прозрачную преграду, и как понимал Егор, молили о том, что бы их выпустили.

— Им надо помочь, — опять, как заведенный, повторил Антон.

Егор, не осознавая, что он делает, схватился за лопату и, сильно дернув, вырвал ее из рук друга.

— Что ты делаешь? — заорал он на товарища. — Что здесь происходит? Что это все такое?

Антон стоял как вкопанный и немигающими глазами смотрел сквозь Егора.

— Их надо закопать. Они застряли, — проговорил он бесстрастным голосом.

— Как закопать? Там же живые люди! — Егор кричал, понимая что, страх, овладевший им вначале, перерастает в злобу и заставляет его ударить своего друга, что бы тот не говорил таким голосом такие слова, что бы он не смотрел на него и на тех людей в вагоне, как на несуществующие и ничего не стоящие вещи.

— Они застряли. Поезда в метро ездят под землей. Им надо помочь выбраться, — Антон протянул руку к Егору и взялся за лопату, но Егор не спешил ее отдавать. Схватившись за нее двумя руками, он не мог поверить в происходящее. Тщедушный Антон одной рукой держал черенок так, что выдернуть его сейчас было не возможно. Он словно врос в землю и лопату держал так, что та даже не шевелилась от прилагаемых Егором усилий. А потом Антон потянул ее на себя резко и неотвратимо. Егор почувствовал, как земля ушла у него из-под ног и он, крепко держась за черенок лопаты, полетел влекомый сильным движением Антона через край ямы на крышу вагона, который содрогался от ударов, колотящих о стенки внутри людей, молящих выпустить их на свободу.

Больно ударившись о ребристое железо крыши, Егор поднял голову наверх, но Антон, продолжавший методично осыпать края ямы вниз, так и не обратил внимания на валяющегося внизу друга.

— Им надо помочь. Они застряли. Метро ходит под землей.

Он подхватил еще грунту и, размахнувшись, сбросил его вниз. Как видимо в этом куске находился облепленный землей камень. Егор видел, как на него летит большой кусок почвы, но отскочить в сторону не смог, да если бы и смог, то, наверное, не сделал бы этого, просто по тому, что не сообразил бы, голова его вновь наполнилась ватой, а перед глазами закружились предательские черные мухи. А брошенный другом кусок грунта с силой ударил Егора по голове, и он, мгновенье наблюдая за переливами выплеснувшихся неожиданно из ниоткуда созвездий, провалился в беспамятство, накрывая собой тот вагон поезда метро, который теперь будет ездить только под землей.

21. Бродяги

— Моня. Моня. Да проснись же ты! — Анна просунула руку сквозь решетку обезьянка и настойчиво тормошила парня за плечо. — Давай, просыпался!

КПЗ или, как принято теперь говорить, ИВС, а, по сути, обыкновенная сварная клетка из стальной арматуры, где они находились, располагалось в одном из крыльев старой, построенной еще во времена Советов школы. И дирекция школы при таком соседстве была более спокойна за поведение учеников, всегда можно припугнуть нерадивых школьников близко располагающимися стражами порядка. Иногда же приходилось и не только пугать. И полиции было проще проводить воспитательные беседы с местными хулиганами, не надо было никуда выезжать, все рядом, все на виду. Да и школьникам проведение нередких открытых уроков с присутствием стражей порядка доставляло массу эмоций. Некоторые девочки откровенно засматривались на молодых и подтянутых блюстителей закона, одетых в строгую служебную форму. А парни, не все конечно, только их часть, мечтали тоже быть похожими или даже стать когда-нибудь одним из полицейских, пускай это желание в большей степени было вызвано лишь завистью относительно одноклассниц, не сводивших с людей в форме игривых взглядов. Другая же часть парней, в основном состоящая из ребят уже познакомившись с полицией, но не на открытых уроках, а при выполнении вторыми своих непосредственных служебных обязанностей, смотрела на полицейских с нескрываемым презрением, и слушала представителей закона лишь с целью выработки стратегии, дабы больше им не попадаться. Такой симбиоз двух государственных структур давал весьма неплохие результаты и не только по пропаганде законопослушного образа жизни, но и систематически помогал выявлять и предупреждать детскую преступность на районе.

Но детки детками, а служение закону это не только воспитательные беседы и лекции, но и повседневный труд сотрудников органов внутренних дел, в обязанности которых входит и поиск преступников, и раскрытие запутанных дел, а также не редкие случаи риска своей собственной жизнью.

Анна, выведенная из допросной, вновь была посажена в одну из стальных клеток, располагающихся слева от входа в отделение. В соседнем обезьяннике, имевшем с тем, в котором сидела Анна, общую стену, находились Моня и Бес. И пока девушку допрашивали, Моня успел заснуть, откинув голову на стальные прутья клетки, а Бес, как это с ним случилось и в вагоне метро, сидел неподвижно, уставившись в одну точку, и практически не моргал. Полицейские пытались его допрашивать, но он не реагировал ни на какие попытки привлечь свое внимание. И старший смены отдал распоряжение запросить для Беса медицинское освидетельствование, для выявления его адекватности.

— Моня, очнись, — шепотом говорила Анна и все трясла гопника за плечо.

И тот не открывая глаза, и не поднимая головы, что бы не привлекать к себе внимание сидящего на посту дежурного, процедил сквозь зубы:

— Ну, что там?

— Там срок, — девушка отвернулась от парня и прижалась спиной к прутьям решетки. Получилось так, что теперь она села с Моней спиной к спине. — Про продуктовый молчат, только про метро спрашивали. За что и как дрались и почему стреляли.

— А про деньги спрашивали? Пакет у них? — Моня перебил подругу, все так же цедя слова сквозь зубы и не обращая внимания на ее фразу про срок.

— Ты меня вообще слушал? — девушка чуть повисела голос, и теперь ее шепот казался шипением. — Срок! — медленно протянула она. — Реальный срок. За убийство тебе, а мне за пособничество. А этому овощу, — Анна повернула голову к зависшему Бесу. — Ему дурка, похоже, светит. И я считаю, что ему в этом случае повезет больше чем нам.

— Да и пускай. Деньги где? Они нужны и там тоже. И там даже больше чем здесь.

Анна печально улыбнулась, несколько раз провела рукой по растрепанным волосам, одновременно взбивая и разглаживая их.

— Я думаю, что пакета у них нет. И в ограблении нас не обвиняют, пока что.

— И где же тогда он? — парень перестал строить из себя спящего, выпрямился, подтянулись ближе к девушке, чтобы не пропустить ни одного ее слова, не переспрашивать после и принялся слушать.

— Я этот пакет, когда вы с Бесом пошли за теми двумя фраерами, сунула в сумку к спортсмену, там такая вонь от его кроссовок и шмоток, что менты туда не полезут. Я его туда поглубже засунула. Как предчувствие, что ли какое было, — Анна на время замолчала, печально вздохнув. — Так что он сорвал наш куш, пусть небольшой, но наш, — она еще раз печально вздохнула. — Хотя к чему он теперь?

Из коридора, располагающегося за дежурным, послышались чьи-то громкие шаги, а затем в проходе появился высокий человек, одетый в полицейскую форму с одной маленькой звездочкой на погонах.

— Младший лейтенант — мальчик молодой, — еле слышно пропел себе под нос Моня строки некогда популярного, а теперь, как принято говорить, ретро-хита уже прошлого тысячелетия.

— Что потанцевать хочешь, Ворхинов? — видимо слух у появившегося полицейского был куда как лучше, чем предполагал гопник. — Ты теперь не скоро будешь танцы отплясывать. Если только «Яблочко» в тюрьме, на концерте посвященном дню полиции.

— Это, начальник, пустой базар, — Моня цокнул языком, на мгновение, блеснув в царящем полумраке золотым зубом. — Зря ветер гоняешь, приговор еще не зачитан. Да и ты не прокурор.

— Я бы на твоем месте так не петушился. Еще успеешь, сам знаешь где, — тут уже младший лейтенант не удержался и, многозначительно улыбаясь, подмигнул гопнику. А затем, в одно мгновение, посерьезнев и даже помрачнев, опережая готовую сорваться с языка задержанного колкость, рявкнул так, что похоже даже Бес на секунду вышел из своего оцепенение.

— Ворхинов, спиной к решетке, руки наружу через ячейку!

Не послушаться Моня не мог, да что там говорить, он даже еле заметно подпрыгнул в тот момент, когда полицейский так неожиданно отдал свой приказ. И, не смея перечить служителю закона, молодой воришка и уже без пяти минут убийца, поднявшись спиной к решетке, заученным движением, молча, вытянул руки через нее. Глухой щелчок и кисти гопника оказались зажаты легкими, но очень прочными браслетами.

— Сержант Михеев, — это младший лейтенант уже обращался к дежурному. — Ключи от камеры.

И через некоторое время подталкиваемый в спину Моня плелся по коридору к одному из невзрачных кабинетов, в котором долго и нудно отвечал на вопросы, врал, выгораживая себя и подругу, и был даже готов все списать на товарища, но это было бы уже окровенено глупо, ведь были и другие свидетели.

— А ты знаешь, что за превышение самообороны и дачу ложных показаний тоже срок дают. Тем более, что другие участники тоже свидетельствуют о самообороне, только вот с их стороны. А на тебе неопровержимые тяжкие телесные, вполне вероятно, приведшие к гибели человека, плюс предыдущие задержания. Среди всех имеющихся претендентов на заключение, ты явный фаворит, — младший лейтенант закрыл лежащую перед собой папку и, внимательно посмотрев на Моню, спросил. — Ну что, чистосердечное? А?

— Да я и так только лишь от чистого сердца, — но наигранный протест несправедливо обвиненного лишь заставил дознавателя сильнее нахмуриться. Допрос не привел не к каким результатам и из-за этого младший лейтенант был заметно раздражен.

— Завтра в СИЗО переведем. Посмотрим, что ты там будешь говорить, — дознаватель собрался было встать, но потом на мгновение задержался и, как будто, что-то вспоминая, продолжил. — Ты, вообще, в курсе? — он серьезно посмотрел на Моню.

— В курсе чего? — парень ответил не менее серьезным взглядом.

— Шестьдесят три погибших на данный момент, и столько же стремящихся туда, сотни пострадавших. Убытков на сотни миллионов, как рублей, так и долларов, — младший лейтенант замолчал, давая гопнику время на переваривание этих чисел и следя за его реакцией, которая была более чем предсказуемая. Моня из серьезного стал каким-то бледно серым.

— Вы это на меня не повесите. Я не приделах.

— Следствие покажет.

Больше младший лейтенант не произнес ни слова, а Моня снова был возвращен в КПЗ или ИВС, где к тому времени стало на одного задержанного больше, который выглядел и пах так, будто он очень длинный срок провел на свиноферме, но не в качестве сотрудника, а в роли одной из свиней, которая жрала из той же лужи, в которую перед этим гадила. Анна отстранилась от смежной стенки двух камер, и по зеленному цвету ее лица было ясно, что приблизиться к своему парню она не спешит. Бесу же было вновь все равно. Как сидел до этого, так же располагался и теперь, не смотря на то, что вновь прибывшей бомж разместился в непосредственной близости от него.

— Это что, такой своеобразный элемент психологического давления? — обратился гопник к дежурному, на что тот ухмыльнулся, но не проронил ни слова в ответ.

Раздалось невнятное бормотание возле двери, там кто-то силился открыть ее снаружи, постоянно шаркая и ударяясь чем-то о стены, но дверь не подавалась. Немного приоткрывшись, она неожиданно срывалась и слегка хлопая, закрывалась вновь. Затем приоткрывалась опять и опять срывалась. Так повторилось несколько раз, прежде чем человек за ней наконец-то справился с доводящим механизмом, коим здесь служила обыкновенная пружина, и дверь широко распахнулась.

В отделение полиции, двигаясь вперед спиной, стало аккуратно протискиваться чье-то тело. Все присутствующие, за исключением Беса, с интересом наблюдали за никак не появляющимся визитером. Дежурный, видящий все, что происходит лучше всех остальных, его конторка находилась как раз напротив входной двери, слегка улыбаясь, периодически хихикал. Остальные же, забыв о вони, идущей от бомжа, пристально всматривались в дверной проем, находящийся по той же стене, к которой был пристроен обезьянник, и ждали, когда же и они смогут увидеть, что там происходит.

Сначала из проема появилась чья-то пятая точка, одетая в обыкновенные синие джинсы. За ней, все еще бормоча себе под нос, что-то недовольное, выдвинулась спина и ноги. Футболка на человеке была белого цвета с отпечатанным рисунком большого куска пиццы, усыпанного колбасной стружкой, и прикрытого круглыми кусками резаного помидора со стекающим с краев расплавленным сыром. А в последнюю очередь, в отделение протиснулась голова, одетая в кепку с длинным и широким козырьком, и руки, в которых человек держал несколько очень широких коробок с пиццей. Все еще тихо ругаясь, разносчик попытался развернуться, но начал делать это слишком рано, и коробки в его руках, зацепившись за дверную раму, чуть не упали на пол. Дежурный откровенно смеялся. А человек, выругавшись уже достаточно громко и внятно, все же развернулся к дежурному, и с облегчением опустил коробки с пиццей прямо на столешницу его конторки. Лица вошедшего видно не было, кепка съехала вперед, прикрывая его козырьком.

— Веселая пицца от веселого пиццерийщика! — раздался гнусавый и совсем не веселый голос. — Кто примет?

— Давай мне, — Моня не удержался, что бы не выдать хоть что-нибудь.

А дежурный, пунцовый от давящего его смеха, смотрел на разносчика пиццы влажными от выступивших слез глазами.

— Я, конечно, извиняюсь, — вновь прогнусавил человек. — Но почему вы смеетесь?

Тут уже хохотали все.

— Ну, ты же ведь веселый разносчик веселой пиццы от веселого пиццерийщика, — дежурный ржал не в силах сдержаться.

— И что? — раздражение в шипилявящем голосе разносчика придавало его речи еще больше смешных ноток. Нет, конечно, дефекты речи это не смешно, но в сложившейся ситуации, удержаться было не возможно. — Ну и что? Я вас спрашиваю! — продолжил человек. — Это дает вам право ржать надомной?

— Нет. Нет, — запротестовал дежурный. — Я ни в коем случае не над вами самим. Нет. Просто вы так долго и уверено протискивалось к нам, — сержант, весь красный от смеха вновь не удержался и закатился, а отсмеявшись, продолжил. — Вы так уверено пробирались к нам, что мне теперь уже даже стыдно вам сказать, что пиццу у нас в отделении никто не заказывал.

Дежурный вновь заржал и заключенные, вторя ему, тоже покатились со смеху. Бомж так же пытался смеяться, но у него выходило какое-то глухое бульканье, а от того, что его плечи колыхались от рвущегося из груди смеха, вонь в отделении усилилась еще больше, так что даже разносчик пиццы стал оглядываться по сторонам, в поисках источника этого неприятного запаха. И Моня мог бы поклясться, что в один из моментов под козырьком промелькнули знакомые ему черты. Но вот кто это, он пока не мог понять, но рефлекторно весь подобрался и, перестав смеяться, в ожидании следил за человеком, который, опустив голову вниз, полез к себе в набедренную сумку и, шелестя там бумажками, видимо, в поисках нужной накладной, растерянно проговорил.

— Ну как же, — а потом даже воскликнул. — А-А-А, да вот же она!

Он наконец-то нашел то, что искал, и, вытаскивая целый ворох чеков и накладных, неизвестно как поместившихся в его маленькую сумочку, разносчик пиццы быстрым движением перекинулся через конторку дежурного, а тот, не ожидая ничего подобного, не успел среагировать. Разносчик, резко ударив сержанта в лицо, прижал к его шее какой-то черный предмет. Раздался характерный для электрошокера треск, и бесчувственное тело дежурного отводилось на спинку его кресла.

Больше никто не смеялся. Человек в пицце-кепке обшарил стол перед дежурным, подобрал, висящие на гвоздике ключи и, не теряя больше ни секунды времени, кинулся к обезьяннику. Отперев двери, он с непониманием уставился на освобожденных.

— Что вылупились? Дергаем отсюда! — выпалил он нормальным голосом.

— Миха? — Моня наконец-то узнал недавнего разносчик пиццы.

— Миха, Миха, — подтвердил человек. — Дергаем от сюда. Живо! Дед, ни кому не скажешь? — это Миха уже обращался к бомжу.

— Не, — прохрипел тот, даже не двинувшись со своего места.

Больше говорить было не о чем. Забежав в клетку, Миха помог Моне поднять Беса, который к удивлению парней сразу поддался их порыву и двинулся вслед за ними, им оставалось лишь указывать дорогу. Анна уже стояла у двери, придерживая ее для товарищей. Четверка беглецов скрылась в дверном проеме, об который через мгновенье громко ударилась дверь.

Бомж подождал немного, но ничего больше не происходило. Дежурный так и сидел, откинувшись на своем кресле, а на шум из кабинетов ни кто не вышел. Дед не спеша вышел из камеры, подошел к конторке дежурного, взял все коробки с пиццей и вернулся в обезьянник, слегка прикрыв за собой решетчатую дверь. Затем он раскрыл коробки, сразу все, и стал не спеша, и постоянно хрипя, и похрюкивая от удовольствия, поглощать еще горячие пиццы, чередуя между собой куски из разных коробок.

22. Маша

Это был настоящий дворец. Фасад обнесенный искусно оформленными монументальными мраморными колоннами, на которых резец неизвестного мастера запечатлел в века все вехи жизни христианского общества, чередуя их с неописуемыми по своей красоте и правдоподобности пейзажами, так что казалось, будто время на них замерло, а экзотические фрукты, растущие в непроходимых и потому первозданно прекрасных лесах, лишь окаменели, как каменели несчастные люди, узревшие ужасающую и этим чарующую Медузу Горгону, так вот, вес этот колонновидный фасад, переходящий метрах в шести от земли в обрамленные объемной позолоченной лепниной витражи окон второго этажа, по центру имел невообразимо красивый арочный вход. Переплетающиеся между собой неведомые цветы поднимались от пола, выложенного каким-то странным черно-белым гранитом с оранжевыми вкраплениями, к мраморной бахроме, венчающий арку входа, и соединялись со своими стальными братьями, выкованными настолько тонко и изящно, хотя металл, из которого они были сделанные вовсе и не был тонким, что казалось, возьми в руку один из этих цветов, потяни на себя, и он оборвется у корня, не выявив никакого сопротивления. Но это только казалось, а в действительности, все эта легкая на вид конструкция скрывала огромные и неимоверно прочные стальные рамы, на которых держались массивные дубовые двери высотой чуть ли не до второго этажа, вся поверхность которых была также испещрена переплетающимися между собой растениями и цветами. Поверх всей этой роскоши и разнообразия форм и мыслей мастеров зодчества располагался огромный позолоченный купол. Шарообразная сфера блестела в лучах яркого, жаркого летнего солнца так, будто сама была солнцем.

Справой стороны от главного входа располагался фруктовый не то парк, не то сад. Аллеи персиковых деревьев рассекали небольшие островки яблонь и груш. Налитые августовским теплым солнцем спелые фрукты пригибали своей тяжестью тонкие, умело обработанные либо профессиональным садовником, либо не менее профессиональным агрономом, ветки деревьев, точнее даже веточки. Все равной длины, без болячек и грибка. Листик к листику, а плоды таких размеров, что, кажется, попади такой в руки и за один раз его не съешь. Тропинки, местами натоптанные, а местами облагороженные узорчатой плиткой, петляли между деревьями, приводя забредшего на них прохожего к небольшим скамейкам, окруженных клумбами различных форм с высаженными на них в своеобразные композиции шарообразными бархатными астрами, одновременно нежными и страстными, тугими и томно рыхлыми розами, и уже отцветающими, но еще не увядшими, дерзкими своей наготой и чарующими своей легкостью лилиями. А местами перед скамейками, выставленными кольцом или полукругом, красовались миниатюрные, но полные изыска фонтанчики, струящиеся чистой, переливающейся в лучах солнца всеми цветами радуги водой.

Слева же от дворца, от его второго, пусть и неглавного, но не менее красивого входа, располагался ведущий вниз выложенный гранитными ступенями спуск, площадки для отдыха на котором сторожили величественные мраморные львы, от чего-то разделяющие свой пост с какими-то неуместными здесь, выполненными из темного старого камня готическими горгульями. Нижние ступени, омываемые вспененными волнами, уходили прямо в воды черного моря. Неспешные перекаты волн шуршали изъеденными камнями, которые перемалываясь в песок, неминуемо, крупинка за крупинкой, исчезали в морских глубинах, исчезали из мира, из времени.

— Вот это да! — восторженно думала Маша. Она в жизни своей никогда не видела ни чего прекраснее. — Сколько же стоит арендовать эту сказку?

Казалось бы, в такой обстановке мысли должны стремиться куда-нибудь далеко, к чему-нибудь возвышенному, прекрасному, немеющему даже намека на стоимость, но меркантильность, присущая большей части современного общества, не обошла стороной и Машу, которая все стояла перед входом и не могла оторвать взгляда от неправдоподобно красивого дворца и всего того великолепия, что окружало ее. Странно, но гор с этой стороны видно не было, может быть из-за того, что и сам дворец находился на довольно немаленькой возвышенности.

Все гости уже зашли в просторный холл, от которого множество проходных залов вели к самому центру этого чуда архитектурной и художественной мысли.

Виктор с Машей не поехал. Он так и не смог ни уволиться с работы, ни даже взять хоть какой-нибудь выходной. Ему как раз предложили повышение, когда в одно из утр он уже нес заявление на увольнение своему начальнику. Заявление было аккуратно сложено и убрано в задний карман джинсов. А парень, занявший место своего старшего и забывший о строимых им планах, еще раз мысленно плюнул на свой ненужный диплом теплоэнергетика и принялся с энтузиазмом руководить и подгонять своих старых друзей-коллег по работе, ставшими теперь его новыми подчиненными. Поэтому, находясь в гордом одиночестве, еще ни разу не встретив счастливую подругу, Маша чувствовала себя среди отлично знающих друг друга друзей Яны, как-то неудобно, неловко, и даже неуместно.

Швейцар, придерживающий одну из дубовых створок открытыми, негромко кашлянул, заставляя Машу вернутся из своих мыслей в реальность и переступить через порог дворца, отстроенного, скорее всего, не для простых смертных, пусть даже и немыслимо богатых, а для воспетых во всех религиях мира великих, непобежденных и от того ненасытно жадных до человеческих душ небожителей.

Попав внутрь, Маша поняла, что немного ошиблась с предположениями. Сразу же после входа широкий овальный холл обрамлялся двумя полукруглыми лестницами, ведущими на второй этаж, где они встречались и образовывали своеобразный балкон. Все из белого мрамора, полы уложены мягкими, не имеющими ни одного истоптанного или вытертого места, коврами. Вазы с живыми цветами и деревьями, расставленные, видимо, профессиональным дизайнером, скрывали от глаз Маши двери непредназначенные для гостей, сглаживали местами резкие и от того цепляющие взгляд углы лестничных маршей и подчеркивали живую тематику холла. Мраморные переплетения растений, опутывающих все доступные взгляду поверхности, подобно гравюрам на фасаде, заставляли усомниться в их искусственном происхождении.

Дверь за спиной девушки хлопнула, и Маша от неожиданности отвлеклась от созерцания представленного перед ней подножья рая. Иными словами, она не могла это описать. А когда она вернулась к своему прерванному занятию, то не без удивления заметила, что холл не имеет ни единого окна, но света при этом в нем больше, чем достаточно. Причем освещение было не стандартным электрическим, а живым, стены возле лестниц были через каждые пару шагов украшены позолоченными (так было удобнее думать, не золотые же они на самом деле) подсвечниками, каждый из которых имел три горящих свечи. А с куполообразного потолка, расписанного в античном стиле, на массивном, поддерживаемом толстыми цепями стержне висела огромная люстра. Хрустальные капли, вот-вот готовые сорваться с ее дуг, сияли отблеском свечей, расположенных на устремленных к потолку таких же хрустальных канделябрах, замысловато закрученных и переплетающихся между собой так, что создавалось ощущение, будто свет над головой движется, не стоит на месте, а плавно перетекает от одной линии к другой, повинуясь движению живых, трепещущих под неуловимым прикосновением воздуха желтых огоньков.

Пробежав взглядом по лестнице до смеженного балкона, Маша расплылась в счастливой улыбке. На нем, абсолютно вписываясь в чистейшую белизну благородного камня, стояла, замерев на месте Яна. В белом, вышитом бисером (Маша пригляделась, да нет, не бисером, перламутровым жемчугом) платье, расходящемся от кружевного корсета к выполненной каскадом юбке, Яна была прекрасна. Ее от рождения светлые, даже яркие волосы, были собраны в пучок, но не тот, взлохмаченный, закрученный на скорую руку, а очень элегантный и тугой, из которого была пущена лишь небольшая прядь, блестящим завитком свисающая с него. Диадема, украшающая голову невесты, и тут Маша даже боялась предположить, какими камнями она украшена, блестела в свете свечей, мерцала от их прикосновения, то вспыхивая, то угасая, как звезды, дарующие свой свет нашей планете, освещая нам ночь.

Маша не могла вспомнить момент, когда двери на лестничном балконе распахнулись, и давно ли Янка вот так стоит и следит за ней. Она молчала и лишь улыбалась своей безупречной, такой же белоснежной, как и все вокруг улыбкой.

— Янка, — шепотом произнесла Маша, А потом крикнула во весь голос, не в силах сдержать весь восторг от окружающего ее великолепия, которое выплескивалось сейчас в радость встречи с подругой. — Янка!!!

Маша быстро, насколько ей это позволяло ее вечернее, плотно облегающее фигуру бежевое платье и такого же цвета туфельки с открытым верхом на высокой шпильке, взбежала по лестнице. Да и Яна, светившаяся от счастья, тоже бросилась навстречу подруге. Они обнялись, замерев с глупыми, но счастливыми улыбками на лицах. И каждая еле сдерживала слезы счастья от ожидаемой, но все равно неожиданной встречи двух старых подруг.

— Янка, я так рада! — Маша все же не смогла сдержать слез. Все еще обнимая подругу, она аккуратно смахнула прочертившую на щеке влажную линию слезу. — Сейчас тушь потечет.

Тушь потечь не могла. Маша уже давно пользовалась современной влагостойкой косметикой, которая не расплывалась темными пятнами от краткого взаимодействия с жидкостями. Но девушка понимала, что выглядеть все-таки нелепо, она же не маленькая девчонка, что бы распускать нюни, поддавшись душевному порыву. А потом, противореча самой себе, с промелькнувшей капитулирующей мыслью «Да и пускай, хочу быть маленькой девчонкой», она еще сильнее обняла подругу.

— Маш, — раскрасневшаяся Яна, с полными слез глазами, которые неизвестно каким образом не срывались вниз, наконец-то отстранился от девушки. — Пойдем скорее, нас там уже ждут.

Девушка развернулась спиной к подруге и, не выпуская ее руки из своей, потянула за собой в сияющий, но отчего-то не просматриваемый зал, как будто там за порогом клубилось какое-то марево.

«Нас». Лишь на мгновение в голове Маши задержалась эта легкая оговорка подруги. Конечно, там ни кто не мог ждать Машу, там все ждали Яну, которая и так, видно, сильно задержалась, позволив себе лично встретить подругу. «Нас». А может, Яна сказала это специально, пытаясь так хоть немножко уровнять подругу с собой. «Но куда там, она невеста, а через мгновение жена, ее свадьба проходит в неописуемом по красоте дворце, набитом лакеями и прислугой. А я, похоже, что я и вправду всего лишь маленькая, еще ничего не понимающая и ничего не достигшая девчонка, которую тащат вслед за золушкой, лишь пытаясь утешить, и заглушить ее несостоятельность». Грустная, ядовитая и совершено не уместная мысль, но деваться было некуда, она пробралась в сознание и зашевелилась, закопошилась там маленьким, противным червячком, паразитом, грызущим, подтачивающим самолюбие и душевное равновесие девушки.

«Что это?» — испугалась своим мыслям Маша. — «Синдром подружки невесты? Зависть одноразовому платью? У нее уже, а у меня неизвестно когда? Бред.»

Маша, поражаясь сама себе, все еще шла за подругой. Нелепая улыбка на ее лице, застывшая вначале, сейчас медленно сползала вниз. Сперва с глаз, которые из сияющих и веселых стали прозрачными, стеклянными. Далее, минуя скулы и разглаживая округлившиеся и приподнятые щечки, она соскользнула и с губ, продержавшихся дольше всех и сдавшихся последними.

«Ты чего? Соберись, это не твой праздник» — корила себя девушка, а потом, сдаваясь и откровенничая сама с собой, призналась, одновременно удивляясь своим мыслям еще больше. — «Я что? Я завидую?»

Она чуть не споткнулась об очередной порог в новый зал. Пока она терялась в своих мыслях, кажущимся ей крамольными, низкими и грязными, от которых было охота тут же отмыться, содрать, стереть их с себя, Маша не заметила, как влекомая подругой, она оказалась в зале, который просто физически не мог существовать, но он тут был.

«Зал. Да нет, это не зал. Это целый стадион с футбольным полем по центру. Но как?» — Маша вспоминала габариты дворца и убеждала себя, что, в принципе, это не возможно. И, о Боже, зал не имел ни одной опорной колонны. — «Нереально. Как?» — девушка подняла вверх голову и обмерла. Над ее головой раскинулась яркая голубая гладь неба.

«Так он стеклянный что ли?»

Но сколько Маша не всматривалась в пространство над головой, она так и не смогла заметить хоть одного неровного отблеска, вызванного преломляющимся в стекле светом. И ни одной крепежной балки, фермы. Зал же, точнее стадион, был не пуст. Накрытые столы, стоящий отдельными небольшими островками, равномерно занимали все пространство вокруг, не затрагивая лишь его центральную часть, в которой сейчас и находились девушки. Люди, сидящие на своих местах, обернулись на вновь прибывших и зааплодировали. Они все смотрели на Янку. Все до единого.

Маша почувствовала себя пустым местом. Неуместная, раскрасневшаяся, с размазанной или не размазанной тушью под глазами, какая уже разница. Она была лишняя здесь.

«Черт как неловко. Хоть прямо на месте провалиться, прямо сейчас».

Но где же вся радость за подругу, где тот восторг, который она испытала, когда увидела Янку на балконе, и который сейчас охватывал всех присутствующих? Почему ее гложет зависть к подруге и стыд за себя? Люди. Тысяча человек, не меньше, все еще хлопали, приветствуя виновницу сегодняшнего торжества. А Маша, пронзенная насквозь их невидящими взглядами, в не ловкости повернувшись в сторону, тоже старалась смотреть сквозь них.

За огромными витражными окнами раскинулся тот самый сад, который Маша уже видела внизу. Дерево к дереву, газоны, вырисовывающие какие-то геометрические фигура, белые фонтанчики и росчерки тропинок, одновременно соединяющие и разделяющие собой разноцветные островки клумб. А за садом, вытянувшись в длинную цепочку, сверкали снежными шапками горы. Прекрасные и величественные. Почти вечные.

«Почему их так много? Зачем их так много? И почему я одна? Где Виктор? Почему он не поехал? Почему не спасает меня сейчас от этого непонятного стыда и страха?»

Маша вновь осмотрела весь зал. Впереди, перед слегка приоткрытой дверью, на небольшом возвышении, как у рыцарей в средние века, стоял один, пока что пустой стол, с двумя тронами за ним.

«А это, наверное, и есть места для небожителей».

И вот, наконец-то, выпустив руку подруги, Янка поплыла вперед. Маша хотела ее остановить, но смутившись еще сильнее, остановилась сама. А Янка, зайдя за стол, юркнула в полуприкрытую дверь, которая тут же закрылась за ней. А Маша осталась стоять по центру этого стадиона, не решаясь двинуться, да и не зная, куда ей идти. Места ей никто не указал, а интересоваться сейчас было не у кого.

«Ну, уж нет, только не сейчас. Куда-нибудь денусь незаметно, да и все. Отойду назад и в сторону. Все равно никто из них меня не видит».

— Я невидимка, — тихо прошептала себе девушка и потихоньку, не оборачиваясь, двинулась спиной назад. — Невидимка.

И так, отступая шаг за шагом, убегая от незаслуженного пустого внимания и приобретая с каждым метром все больше уверенности в себе и своих действиях, Маша чуть не споткнулась, когда на очередном шаге уперлась в чью-то грудь. Одновременно испугавшись и потеряв всю вновь приобретенную уверенность, девушка с тихим бормотанием извинений в адрес стоящего сзади человека неловко обернулась и, уже не таясь, показывая всем присутствующим спину, собралась броситься к входу, но развернувшись, остановилась как вкопанная, не смея двигаться дальше. Страх и неуверенность, охватившие девушку, когда она вошла в зал, сменились непониманием, и радостью. Перед нею стоял Виктор. В черном, матовом костюме, из под которого выглядывала белая рубашка с высоким стоячим воротником, в блестящих, глянцевых туфлях, высоко подняв голову, он, слегка улыбаясь, смотрел на подругу. Стоял не двигаясь.

«Он все-таки вырвался с работы. Он приехал, что бы спасти меня от них».

— Спасибо, — Маша подалась вперед и обняла парня. — Спасибо, что приехал.

Ее не интересовало, когда он успел купить билеты, как узнал, где будет церемония, почему он так вычурно одет в костюм, который Маша ни разу не видела в его гардеробе. Она была благодарна ему, что он все-таки смог приехать. Что теперь, она будет не одна. Не затеряется и не сотрется под тысячей взглядов этих чужих людей. Она прижималась к своему парню, отогреваясь душой от холода, который продрал ее до самых костей в этом теплом, наполненном летним солнцем дворце.

— Спасибо, — Маша потянулась поцеловать парня, который на объятия подруги лишь накрыл ее плечи своей рукой, но подняв голову вверх, ожидая встретить губы своего парня, с сожалением уткнулась в его подбородок. Виктор стоял, высоко вскинув голову, и смотрел перед собой, не замечая попыток Маши. — Вить, а как ты сюда успел?

— Я тут всегда был, — ответил надменный, несвойственный парню голос.

Зал вновь зааплодировал. А Виктор, с какой-то страной улыбкой, больно похлопав по плечу Машу и отстранив ее от себя, двинулся вперед через зал. Люди хлопали во всю, и Маша, ничего не понимающая в поведении парня, да и в происходящем вокруг, обернулась лицом к тронам.

Расправив плечи и вздернув вверх голову, Виктор шел к вновь вышедшей Яне, на которую опять смотрели сотни глаз. Платье слегка колыхалось от ее движения, а длинные, ниже плеч, кудрявые ярко рыжие волосы горели обжигающим глаза костром, струились вниз и, пружиня, скользили вверх, двигаясь независимо, живя своей нереальной жизнью.

Обомлевшая от поведения своего парня, Маша не сразу заметила это явное преображение своей подруги, а заметив, тут же забыло о нем и, вся сжавшись, съежившись, смотрела, как ее парень, приблизившись к Янке, нежно обнял ее, страстно прижался к ней всем телом и приник к ее губам своими, впился в нее своим языком, переплетаясь и скользя им по ее языку, и, властно запустив свою руку в ее огненно-рыжие волосы, направлял ее голову так, что бы Маше было все отчетливо видно, чтобы она не подумала, что это все розыгрыш. Это правда. И в один из моментов, когда, утолив свою жажду, Виктор все-таки приоткрыл глаза, закрывшиеся от получаемого им удовольствия, он, продолжая целовать Яну, улыбнулся Маше и подмигнул ее одним глазом.

Зал ликовал. Люди повскакивали со своих мест, не щадя ладоней, лупили ими. И режа своими взглядами, как ножами, злорадно смотрели на Машу. Не сквозь нее, не на целующихся, а четко ей в глаза, в душу. Каждый хотел зацепиться за нее, проникнуть своими холодными, скользкими щупальцами в ее остатки самообладания, а попав туда, разорвать их в клочья, разрезать на ничтожно маленькие кусочки, а остатки сожрать, как праздничный свадебный торт, все до последней крошки.

Маша даже не ревела. Эта была не обида. Не страх и не стыд. Это был ужас. Не отступный истерический ужас. Дыхание в ней замерло, а сердце ломилось из груди. Яна с Виктором перестали целоваться и лишь ухмылялись, наблюдая за реакцией мертвенно бледной Маши.

— Всегда! — блеснули великолепные зубы Яны. — Всегда было и будет.

Маша резко дернулась назад. Развернулась и, смотря себе по ноги, быстро зашагала по направлению к выходу. Но, когда она все же подняла голову, то к ужасу обнаружила, что тех дверей, через которые она сюда попала, их просто не было. Серая стена.

Зал взорвался хохотом.

— Навсегда! — сказал надменный торжествующий голос Виктора. — Ты здесь навсегда.

Неистово гогочущие люди неожиданно стали приближаться к Маше, окружать ее, отрезая ей дорогу к дверям, в которые уходила Яна. Они тыкали в девушку пальцами, в припадке истерического смеха не замечали, как слюни текут по их подбородкам, как из-за конвульсий, охвативших некоторых из них, те попадали на пол и стали, захлебываясь своими слюнями, хрипеть и задыхаться.

Яна с Виктором стояли, полуобнявшись, и тоже смеялись над девушкой. Вдруг хохот людей перерыли торжественные и неуместные аккорды вечного свадебного вальса. И толпа разразилась еще громче.

Маша не дышала. Она стояла среди куражившейся над ней кучи людей. Смотрела затравлено на Яну и Виктора и не могла даже заплакать, не могла ничего крикнуть им. Она хотела убраться отсюда, вырваться, сбежать. Но как это сделать?

Маша рванулась вперед, сбивая попавшихся по дороге недолюдей. Но, подвернув ногу, распласталась на полу, прямо перед ногами своего парня и своей подруги. Она подняла голову наверх и встретила их взгляды.

— Вечно! — сказали они хором и заржали, как и окружающие их, брызжущие слюной животные.

Слезы все же хлынули из раздавленной Маши, как будто кто-то неимоверно большой взял и втоптал ее в пол, надавил на самое больное и уничтожил самое дорогое, вытягивая его по ниточки из души девушки.

— Почему?! — задыхалась она. — За что? Зачем?

Виктор отпустил рыжеволосую Яну и присел на корточки перед Машей, приподнял ее голову за подбородок, и, цинично выковыривая своим наглым взглядом и своими словами остатки Машиного самообладания и сознания, сказал, постоянно ухмыляясь и хихикая:

— Почему? Да потому, что я тебя никогда не любил.

Мендельсон грянул с новой силой, заглушая слившийся в дикий вой смех толпы.

— За что? Да за твое доверие и преданность, — Виктор сильно сжал челюсть девушки.

— Зачем? — зло и отрывисто продолжил он. — Да для того, что бы ты знала и поняла, ты никому ненужное ничтожество, которому необходимо сдохнуть.

— Горите вы в аду! — прохрипела через зажатый рот Маша и тут же отброшенная сильной рукой парня, замерла с вывернутой за спину головой, уставившись стекленеющим взглядом в царящую вокруг вакханалию.

— Мы уже и так здесь! — Виктор подхватил под руки Яну и закружился с ней в вальсе, постоянно ускоряясь и смеясь. Горящие волосы Яны и вправду став огненными, удлинились и обрели жар. Раскручиваясь, они воспламеняли все вокруг, и гогочущих людей, и мебель, не затрагивая лишь свою носительницу и ее парня.

* * *

— Маша. Маша! Ты в порядке? — Виктор гладил девушку по руке. — Ты кричала во сне.

За окном было еще темно. В комнате душно, а в кровати с Виктором тесно и противно. Маша еще под впечатлением ото сна отстранилась от парня, обняла простыню, которой укрывалась и, зажав ее край зубами, тихо заплакала, нервно всхлипывая. Не осознавая, что сон уже кончился, она была готова ударить своего парня, плюнуть ему в лицо, обвинить его во всех тех грехах, что приснились ей сейчас. Она была раздавлена, уничтожена. Душу ее вынули во сне и там же оставили.

Но вот темноту комнаты разогнал робкий полумрак рассвета, выветривая из головы Маши остатки сна. О нет, она не забывала его, она все четко помнила. Девушка только сейчас, с приходом этого белесого полумрака поняла, что это был лишь сон. Что Виктор, вот он, лежит рядом и боится ее обнять, потому что она брыкнулась пару раз, когда он пытался сделать это раньше. Что на свадьбу к подруге она еще не ездила, до нее еще меньше двух месяцев, и уж точно у Яны ничего не могло быть с Виктором. Они же никогда раньше не виделись. И что она Маша сама жива и здорова. Только вот устала сильно, не выспалась и голова болит. А так же Маша вспомнила, что сегодня они договорились встретиться с Игорем, что бы обсудить их дальнейшие действия.

Девушка обернулась к Виктору, обняла его, прижавшись к нему всем телом, и тихо прошептала, еле касаясь губами его уха.

— Прости. Это все сон.

23. Игорь, Маша и Виктор

Белая пенная шапка медленно опадала вниз, оставляя на стенках бокала белесые прозрачные разводы. А навстречу ей спешили, торопились трепещущие, стремящиеся вверх к сияющему солнцу прозрачные пузырьки. Они ползли по стенкам бокала, играя на его вспотевших гранях веселыми, яркими переливами, отражая в себе по маленькому, теплому солнышку. Тысячи кусочков света. Они срывались со дна и, постепенно ускоряясь, как ракеты взмывали вверх, подпитывая собой шипящую пенную корону.

В дело пошел уже второй бокал, а Виктора с Машей все не было. Игорь же, не зная чем себя занять в ожидании невольных знакомых, хрустел ржаными сухариками и с наслаждением утолял жажду.

День был жарким, как и все последующие после грозы. Город уже справился с последствиями разбушевавшейся стихии, за исключением метро, конечно. Там, после трех дневного траура, было решено установить мемориал по погибшим. Ремонт на станции и в перегоне, как говорили власти, обещался быть длинным и трудоемким, и для объезда поврежденной линии на поверхности пустили несколько десятком автобусов, постоянно курсирующих только лишь по небольшому маршруту. Причиной же крушения поезда метро власти затуманено называли выход из строя тормозной системы поезда, а почему она вышла из строя, ни каких внятных объяснений дано не было. Ходила версия про теракт, однако ее распространение имело лишь характер слухов, не нашедших официального подтверждения, в принципе, как и все другие версии. Город же продолжал жить, постепенно забывая о происшедшем и все больше погружаясь в повседневные заботы.

На работу Игорь так и не вышел. Вернувшись, домой после ночного путешествия, он созвонился с начальником, рассказал ему, что был в разбившемся поезде, но травмы получил не серьезные, поэтому и не был госпитализирован. Как оказалось, каждый человек в этом многомиллионном городе так или иначе знал кого-нибудь из пострадавших, через знакомых, через знакомых знакомых, но знал. Равнодушных и не затронутых не было. И поэтому начальник смены, будучи достаточно адекватным и ответственным человеком, ведь руководство — это и есть, прежде всего, ответственность, вытребовал у кадров для Игоря внеочередной оплачиваемый отпуск, сроком в одну неделю. Срок не большой, но для того, что бы зажили раны и нервы пришли в порядок, при этом чтобы организм не обленился и не заплыл жиром, неделя — самое то.

Ссадины и ушибы почти зажили. Отравления Игорь не получил, хоть и мучился диареей несколько дней. Никаких кожных болячек он не подхватил. Но все равно, чтобы обезопасить себя от возможных последствий купания в нечистотах города, Игорь закупил целую кучу антибиотиков, и пил их, ровно пять дней, которые благополучно вчера и закончились. Поэтому холодное пиво сегодня, было не только напитком для утоления жажды, оно также подводило своеобразную черту его личного путешествия, из которого удалось выбраться не только живым, но и здоровым.

Время все шло. Пенная шапка, так и не успев полностью исчезнуть, опустилась на самое дно бокала. Сухарики закончились тоже, а возможных спасителей мира все не было.

«Может, не придут?» — Игорь смотрел на шагающих мимо прохожих, пытаясь угадать в появляющихся парочках своих знакомых. — «Придут. Иначе бы не позвонили».

В летнем кафе, где сидел Игорь, негромко играла спокойная музыка, заставляя сознание раскачиваться на своих волнах, то свободно падая вниз, то неумолимо взмывая к небесам. В тени, предвещая скорый вечер, появились стайки мелкой и противной мошкары, донимающей своим жужжанием и назойливым стремлением залететь то в рот, то в нос. И если бы не расслабленное состояние парня, то его бы здесь уже не было.

— Девушка, — Игорь подозвал, проходящую мимо официантку.

Та обернулась, мило улыбнулась и, достав из кармашка майки-передника блокнот с ручкой, приготовились принять заказ.

— Вам еще что-нибудь, или принести счет?

— Счет пока не надо, — Игорь опрокинул в себя последний глоток пива. — Повторите, пожалуйста. И… — парень задумался, размышляя, что бы ему еще взять. — Пицца у вас есть?

— Да, конечно, — официантка начала перечислять все названия имеющихся пицц. — Четыре сыра, пеппирони, гавайская — это с ананасом. Есть, кстати, фирменная, с колбаской луком и перцем. Всегда свежая, — зачем-то добавила она, как будто остальные пиццы были у нее не всегда свежими.

— Давайте фирменную, — согласился с неявным навязыванием Игорь.

Девушка пометила у себя в блокноте.

— Это все?

— Ага, — кивнул парень, подтверждая свое согласие.

— Хорошо. Ваш заказ: пицца фирменная и пиво светлое один бокал.

Игорь собрался было вновь кивнуть, как за его спиной раздался слегка хрипловатый, явно простуженный голос.

— Два бокала пива, пожалуйста.

Игорь обернулся и увидел Виктора в легких шортах и майке с сандалами на босу ногу, а рядом с ним была Маша. Летний сарафан и прозрачный цветастый платок, который можно было и на голову одеть, спасаясь от жары, и плечи прикрыть, сохраняя тепло. Сейчас Маша в него просто куталась, как будто и не стояла на улице тридцати градусная жара. Большие солнцезащитные очки скрывали ее глаза, но Игорь мог поклясться, что в них такой же озноб и нервозность, как и во всем теле девушки. На ногах у нее были элегантные открытые туфельки без каблуков.

— Значит два бокала пива? — официантка быстро исправила единичку на двойку у себя в блокноте, пока молодые люди рассаживались за столик. — Что-нибудь еще? — она в ожидании посмотрела на Машу.

— Кофе черный, без сахара.

— Эспрессо подойдет?

— Да.

— Что-нибудь еще?

Больше никто ничего не заказал. Девушка еще раз пробежалась по заказу и ушла, оставив молодых людей наедине.

— Ну, как вы? — Игорь смотрел на пару, гадая, готовы они или нет. За себя он уже все решил. — Живы, здоровы?

— Слава Богу, живы, а здоровье? Что о нем говорить. Поправим, — вновь прохрипел Виктор.

— Не боишься на больное горло холодное-то?

Виктор слегка улыбнулся:

— Подожду, пока согреется. Солнце вроде бы греет.

— Ну да, — Игорь тоже улыбнулся в ответ.

Маша все молчала, даже не осматриваясь по сторонам, скорей всего, зависнув на одной точке.

— У вас все хорошо? — Игорь озадаченно посмотрел на девушку.

— Насколько это теперь возможно, — уже без улыбки ответил Виктор. — Сны вот смотрим, часто теперь.

Когда он сказал про сны, Маша как будто бы сжалась, зябко передернув плечами.

— Началось? — понимающе спросил Игорь. Сам-то он своих снов за последние дни не помнил. Толи таблетки сбивали настрой, толи сам он все забывал, но, просыпаясь, он непременно чувствовал тоску и усталость.

— Да, — полушепотом ответила Маша. — Началось.

Подошла официантка, разгрузила свой поднос и, видя, что молодые люди не в духе, развернувшись, поспешила прочь.

— Спасибо, — просипел ей в спину Виктор, но та даже не обернулась. Левая бровь парня удивленно выгнулась дугой. — Ну и чаевых не получишь, — мотнул он вслед уходящей девушки головой.

— И что вы решили? — Игорь крутил на столе запотевший бокал со свежим пивом. — Вы же что-то уже должны были решить? А?

— А ты что-нибудь решил? Уже? — зло, вопросом на вопрос ответила Маша. Она отхлебнула горячей кофе, но видимо не рассчитала с его температурой и обожгла себе язык. Приоткрыв рот, она начала с легким свистом втягивать и выпускать воздух. Захмелевший Игорь еле сдержал улыбку.

— Уже решил, — кивнул парень, поднеся бокал к губам. Сделал глоток и продолжил. — Да и что тут решать? Такое приключение! Ведь это же даже не наш выбор или решение. За нас решили и указали, что надо делать, как в КВЕСТе каком-нибудь. Сделай то — получишь бонусы. Сделай это — спасешь весь мир. Понимаете, — парень на мгновение замялся. — Мы вроде как избранные, что ли, — он воодушевленно хмыкнул носом, расплываясь в полупьяной улыбке.

— Слышь, Нео! — грубо вставил Виктор. — А тебя не смущает, что именно за нас уже решили? Что кто-то что-то решил за тебя и не спросил твоего согласия? Дал тебе право сделать несуществующий выбор, которым ты и не можешь воспользоваться. Пойдешь и сделаешь, может быть не сдохнешь, а останешься, то сдохнет весь мир, какой-то далекий, не твой. А реальный мир, он не там, он здесь, так что очнись! — и добавил с усмешкой. — Нео.

Игорь нахмурился, он лично рассчитывал, что эта встреча будет не для выяснения отношений, а для разработки какого-нибудь плана действий. Как? Куда? Когда?

— Значит, вы не пойдете? — обиженно спросил он.

— Куда идти-то? — Виктор, не дожидаясь пока лучи солнца нагреют его пиво, с жадностью припал к бокалу и, не отрываясь, осушил его чуть ли не на половину.

— Я тут погуглил немного, — пропуская мимо ушей сочащиеся сарказмом слова парня, начал Игорь. — Я сейчас про координаты, которые дал нам, — Игорь замялся, подбирая нужное слово. Называть его марсианином было сложно, драло язык. — Дал нам Эрид Фан. Вы знаете, что ближайшая к нам точка, в вполне себе доступна. Вы не поверите, но это…

— Ты прав, не поверимп — перебил его Виктор. Игорь все больше свыкался с мыслью, что он будет один. А отчего-то вспыливший Виктор, начал резко высказывать свою точку зрения. — Не поверим. Ни ему, этому твоему Эрид Фану, ни другому какому Далай Ламе, — он отхлебнул еще раз и продолжил. — Не верю я ему. Ни единому его слову. Мол, идите, найдите, включите и будет вам за это мир во всем мире. Не верю!

— А почему в это сложно поверить? — Игорь чувствовал, как у него на загривке шерсть становится дыбом.

— По тому, что не может быть в таком количестве переданной нам информации все правдой. Где-то обязана быть точка, или неверно поставленная запятая, об которую мы споткнемся и, учитывая масштабы вероятного последствия, обязательно свернем себе шею, да и всему человечеству в придачу! — он с шумом в три глотка допил свое пиво и, стукнув по столу, опустил на него свой бокал. — Может быть вот эта штука, которую нам дали, передатчики эти, — Виктор как-то дергано, явно нервничая, полез в карман и выудил из него прозрачную каплю. — Может это детонатор! А отправили нас к огромной бомбе! И все! — парень свел ладони вместе, сжал одной другую, а за тем резко развел в стороны. — Фили толя комедия.

Виктор крутанул в руке еще раз каплю-передатчик и сильно швырнул его на стол. Пару раз отскочив и подлетев к Игорю, передатчик остановился. Игорь протянул к нему руку. Взял. Тоже противное, холодно-скользкое ощущение, но парень не выпустил. Поднес к глазу посмотрел через него и, подбросив в воздухе, собрался было его вернуть Виктору, но неожиданно остановился и вновь поднес его к правому глазу, при этом плотно зажмурив левый. Затем без слов достал свой передатчик и приложил его к другому глазу. Игорь явно смотрел на солнце, которое неприкрытое облаками жарило как пламя костра.

— Ни чего себе! — удивился парень.

Как бы Виктору с Машей не хотелось проявлять свой интерес, свою заинтересованность происходящим, все же они почти хором спросили:

— Что там?

— А вы посмотрите сами, — Игорь передал им передатчики, а сам откинулся на спинку и стал медленно пить пиво. — Да не бойтесь вы. На солнце прямо смотрите.

— Интересненько, — в свою очередь изумился Виктор. — А само не темнеет.

Он оторвал каплю от глаза и принялся ее внимательно изучать, но абсолютно прозрачный материал продолжал держать свои тайны при себе.

— Хоть какая-то польза от него будет, — сухо отозвалась Маша. — Будем на солнце через него смотреть, когда затмение будет. Весь мир будет смотреть через закопченные стекляшки или еще что-нибудь, а мы вот через эти капли.

Передатчики, которые молодые люди забрали из машины эволюции, как оказалось, позволяют безболезненно смотреть на солнце. Они как будто перехватывает какую-то часть спектра видимых волн и не пропускают через себя, работая, как светофильтр.

— Но это все баловство, — Маша отдала передатчики, и они были переложены по карманам.

— Баловство говоришь, — Игорь чуть подался вперед, нависнув над столом. — Баловство. То, что мы выжили в той катастрофе и не пополнили списки погибших? Или баловство то, что я и до этого чудом уцелел? А может то, что мы, блуждая по канализации, причем заметь, ведомые тобой, смогли выйти к цели и не погибнуть? Ты же сама мне говорила, что мы найдем ответы на вопросы. И я нашел. А вы? Как я посмотрю, получив ответы, стали задавать себе новые вопросы.

Маша, наконец-то, сняла очки. Выглядела она и вправду плохо. Глаза ввалились, кожа вокруг них посерела, губы превратились в две тоненькие сухие полоски?

— Вопросы? — сказала она, остро глядя на Игоря. — Я кроме невнятной цели о включении машин и вот этих занятных стекляшек получила отравление, кошмары каждую ночь и разыгравшуюся на их фоне бессонницу. — Ты знаешь, для меня это много, — она сделала паузу. — А то, что я вас вела за собой тогда, точнее даже будет сказать не за собой, а за светом. Так это и не я была вовсе. Тогда меня кто-то подталкивали в спину, тянул вперед, поставив перед глазами какую-то цель, отняв весь страх, заменив его решительностью, уверенностью в действиях! А потом, когда мы поднялись наверх, из меня все это вынули! Выдернули с мясом! И частичку моего личного прихватили, того, что и не вкладывали вовсе. Выжали как губку и выбросили делать выбор. Мне этот выбор не нужен! Не просила! И приключения мне такого больше не охота! Уж спасибо, наигралась, наползалась в дерьме!

Маша попыталась допить уже полностью остывший кофе, но с пренебрежением, вновь вернула кружку на стол. — Ну и гадость!

— А вам не кажется, что за нас очень круто взялись уже сейчас, хотя мы еще не на что не решились, а вы похоже и не собираетесь решаться? — Игорь аж немного привстал, пытаясь убедить своих собеседников. — Не боитесь ли вы, что помимо осознания того, что вы струсили, а вы именно струсили без всяких там отговорок, вас будут преследовать кошмары, также каждую ночь, и что это будет длиться всю вашу жизнь. Этого бонуса вам хватит?

Маша подобрала очки и вернула их на переносицу. Похоже, что эта мысль тоже была у нее в голове.

— Игорь, — Виктор видимо решил подвести итог этой беседе. — Пока что мы не будем ничего предпринимать.

— Так и я не буду ничего предпринимать, — в свою очередь перебил парня Игорь. — Схожу туда посмотрю на машину и решу, что делать дальше. Капельку эту, может, и брать не буду, а может быть и возьму, может быть без нее меня не пропустят внутрь. Но запускать ничего я не собираюсь. Так обстановку проверю. А потом попытаюсь связаться с Эрид Фаном, — Игорь не стал говорить, что уже пытался поговорить с пришельцем, но все время терпел неудачу. — Вот такой у меня план.

— В этом, наверное, есть свой смысл, но пока что мы против похода, — Виктор встал с кресла, показывая, что разговор окончен. — Ты прости нас за неоправданные надежды, но мы лучше посидим дома.

Маша так же поднялась, собираясь попрощаться, но вдруг остановилась. Внимательно посмотрела на Игоря, так что даже сквозь стекла солнцезащитных очков парень ощутил на себе ее цепкий серьезный взгляд.

— Когда и куда ты поедешь?

Виктор аж ударил себя по лбу от злости. Видимо в их паре инициатором отказа был все же он. Поэтому-то он и злился в самом начале беседы.

— Конец августа. Числа двадцать пятого. Крым.

— Мы в это время будем в Сочи. Если что, то телефон не отключай. Наберем.

— Буду ждать, — Игорь улыбался.

Виктор полез в портмоне за деньгами.

— Сколько с нас? — зло и суетливо просипел он. Все же зря он пил холодное пиво.

— Не стоит, — Игорь поднял перед собой руку, жестом останавливая парня. — Я заплачу. Тем более я ни куда не ухожу, — и добавил, прошмыгнувшей мимо него официантке. — Девушка, где моя пицца?

Та посмотрела на него непонимающим взглядом, потом будто бы что-то вспомнила и умчалась к повару.

— Ладно, Игорь. Ты нас еще раз извини, но пока мы пас, — Виктор, красный не то от загара, не то от злости на свою подругу, подошел к парню и крепко пожал ему руку на прощание. — Так что без нас справляйся.

— Мы еще подумаем, — добавила Маша. — Пока.

Игорь помахал им рукой. Еще бы немного, и он точно бы уговорил девушку, а Виктор бы пошел как довесок. Но парень не так уж и глуп, поэтому и сорвался с места раньше времени, убегая, уводя Машу прочь от соблазна путешествия.

Горячая пицца задымилась на столе перед Игорем. Он вновь остановил официантка.

— Девушка. Можно еще бокал пива, — он посмотрел на фирменную пиццу и добавил. — И двести грамм водки, пожалуйста.

Вечер только начинался, торопиться было некуда. Для себя Игорь уже все решил. А остальные? Что же, они вправе решать сами: поддаться ли им искушению и узнать что там, хотя бы просто узнать или зажать голову в свой черепаший панцирь и сидеть в нем до скончания дней своих и дней всего человечества.

Игорю же оставалось приобрести необходимое обмундирование и через полтора месяца попасть в Крым.

24. Бродяги

Водка огнем обожгла глотку.

— Тьфу ты, гадость.

Во рту остался такой горький привкус, что у Мони было дикое желание отплеваться после выпитой стопки.

— Гадость, гадость, — подтвердил Миха. — Но, увы, на наши барыши только это. Вы же без бабла, — потом посмотрел на неподвижно сидящего в углу Беса. — И без мозгов, как я погляжу.

— Мих, я его не брошу. Он мой кореш.

— Да я и не заставляют. Вдруг он скоро очухается.

Жареная картошка, давно остывшая, стояла нетронутой на закопченной сковороде, между стаканами и приютившейся тут же постепенно пустеющей бутылкой водки, которая ожидала момента, когда за ненадобностью ее отправлять под стол, к таким же, как она: хрупким, ненужным, пустым.

Кухня, если это помещение можно было назвать так, выглядела ужасно. Светло-голубая краска на стенах, окрашенных еще, наверное, при Советах, выгорела и облупилась, а скопившаяся в ее завитках пыль и паутина придавали кухне затхлый, запущенный вид. Если бы сейчас на ней не пили два вора, то у случайно попавшего сюда человека сложилось бы впечатление, что на ней уже долгие годы никого не было. Жестяная раковина, давно забывшая, кроме одного белого пятнышка, что такое эмаль, ржавая и вся помятая то и дело норовила вывалиться из стены, к которой она крепилась двумя кронштейнами. И каждый раз, включая воду, мойку приходилось поднимать, а болты, крепившие кронштейны к стене, поправлять, чтобы мойка не рухнула вниз и не отдавила ноги. Газовая плита, поверхность которой была больше похожа на брошенную в запустении клумбу, сиротливо стояла у окна.

— Вот ты сидишь, наверное, и думаешь, зачем это я вас вытащил? — Миха оперся одной рукой о качающийся стол, держа зажатую между пальцев неспешно тлеющую сигарету. — Да вижу, вижу по глазам.

На самом деле, в голове у Мони был ни этот вопрос. Чего тут не понятного: испугался, что заложим, поэтому и полез. Вопрос, который, гранича с мистикой, будоражил сознание парня, заключался в том, что он не мог вообразить, как именно Миха узнал, что они находятся в КПЗ, и то, что они находятся именно в этом КПЗ. Но, подыгрывая товарищу, он мотнул головой.

— Да за тем, — Миха затянулся полной грудью, и принялся говорить, выпуская с каждым словом клубы сизого дыма, как дракон, готовый плеваться огнем. — За тем, что вы, сопляки, не можете держать язык за зубами, — он вновь затянулся, подняв взгляд к потолку. — Бабу эту позвали, приволокли. Что ты лыбишься? Кто приволок? Твоя баба?

Моня и вправду улыбался, наигранная злость Михи не шла.

— Если бы не она, ты бы так там и остался. Это ведь она тебя и вытащила. Ты же просто не помнишь ничего.

— Помню я все. И за это, кстати, тоже полез. Так сказать, чтобы должным не оставаться.

Бутылка опустилась к своим товаркам под стол, звонким дребезжанием поприветствовав их. А ее место заняла другая, еще полная и даже не начатая, красовавшаяся на этикетке золотым пшеничных снопом.

— Мих, — Моня разлил по стаканам. — Как ты узнал, что мы там? Именно в том отделении?

Улыбка расплылась по физиономии гопника.

— Да вы даже это, фраера, скрыть не можете, — он опустил окурок в ежика пепельницы, который ощерился во все стороны точно такими же окурками, хотя на этой кухне бычки можно было бросать прямо на пол. Поднял стакан и, чокнувшись с Моней, опрокинул содержимое в себя. Грохнул по столу пустым стаканом, так что бутылка чуть не завалилась набок. Гудя, уткнулся носом себе в локоть, а когда его отпустило, продолжил. — Когда вы не явились на точку, я сразу сообразил, что-то не так. Соскочить вы не могли. Ради чего? Стольника? Нет. Вас не было, значить, что-то случилось. Ну, я решил и сам на дно. И к сестре подался. Она одна с малым живет. Да что я тебе говорю. Помнишь же, пацаненок такой маленький со мной как-то приходил.

Моня и в самом деле вспомнил вечер, когда он не особо и понял, зачем это Миха притащил с собой школьника. А пацаненок, да ничего такой, живенький был, лазил вокруг, в разговор не встревал.

— Так вот. Племяш мой, как раз в этой школе учится, где вас в КПЗ держали, — Миха вновь закурил сигарету. — И вот вечером, когда я уже был у сестры, подходит ко мне этот шкет, и говорит, так вполуха, мол, видел сегодня в отделении дядю Моню и дядю Колю, — Миха, улыбаясь, навалился на стол, который накренившись, жалобно застонал. — Ты прикинь. Есть-то метр с кепкой, один раз вас всего и видел, а запомнил. У них в этот день какой-то ознакомительный урок был, там в отделении.

Моня вновь стал вспоминать. Ну да, шастали туда-сюда дети, но он на них внимания не обращал.

— И вот, я, значит, и решил рискнуть, так сказать, чтобы не рисковать. Вытащу, думаю вас, и сам туда не попаду. Вот значит как-то так.

Он принялся часто затягиваться, наверстывая те минуты, когда сигарета просто дымилось в его руке.

— Ну, спасибо тебе. Теперь на мне еще и побег с нападением на полицейского.

— Не за что. А на тебе и так было много, так что пару статей сверху — все равно не вышка. Скажи лучше, где ваша доля, что из продуктового вынесли? А то мои заканчиваются.

— А доли больше нет, — Моня приподнял брови и утрированно поджал губы, затем развел в стороны ладони и выпустил звук, не свойственный устной речи. — Ушли денюшки. Тю-тю.

— Не понял. В смысле ушли?

— На своих двоих, встали и ушли, — Моня подцепил вилкой, начавшую обветриваться картошку, пристально осмотрел ее, бросил в рот и, прожевав, продолжил. — Был у нас там, в метро, попутчик один. Все не хотел место уступать, ну и заехал, — парень мотнул головой в сторону Беса. — Этому в челюсть. Может он его и повредил. А потом, когда авария произошла, этот попутчик очень кстати долго лежал и не рыпался, не без моей помощи, конечно, — Моня, распробовав картошку, начал уверено ее поедать, то раскидывая ее вилкой, в поисках кусочка поаппетитнее, то, не смотря в сковородку, отправлял в рот первую попавшуюся. — Затем Бес, он уже был таким, вскочил и бросился из вагона за двумя фраерами, с которыми у нас тоже был конфликт, и одному из которых я в голову шмальнул. Главное, как он их почувствовал, как будто настроен на них был. Они рядом и он вскочил, мол, надо догнать, остановить, — гопник на мгновение остановил свой рассказ, принимая от подельника очередную стопку.

— И? — Миха опрокинул очередной стакан в себя и, следуя примеру Мони, принялся за картошку. — Дальше-то что?

— Дальше что? — парень скривил разочарованную гримасу. — А дальше, когда мы из вагона вышли за теми фраерами, Анна, ну, баба моя, пакет с деньгами сунула в сумку к тому спортсмену, что Беса в начале вырубил. Там у него шмотки какие-то вонючие лежали, вот Анна и решила, что в случае чего, менты туда не полезут, а мы этого фраерка не упустим. А вышло иначе. Это спортсмен херов и меня уделал, и Анну, а потом, когда нас приняли, он с медосвидетельствования так к нам в изолятор и не вернулся. Так что… — Моня вновь сделал паузу. — Ушли наши денюшки к этому фраерку.

— Нахер вы во все это влезли? — Миха угрюмо смотрел на парня. — Какого вам было нужно от того спортсмена и тех фраеров? Вы же, вашу мать, с дела шли, а не с дискотеки.

— Мих, хорош, — Моня недовольно дернул губой. Хоть к Михе он и относился как к пахану, но читать нравоучения себе не мог позволить никому.

— Херали хорош? Детишечки на прогулочке. Сопляки, — процедил Миха.

— А ну, заткнись! — взорвался Моня, грохнув кулаком по столу, от чего тот просел еще ниже. — Ты кто такой? — пьяные глаза парня в мгновенье заволокло яростью. — Ты мне отец? Ты прокурор? Какого хера ты мне тут мораль читаешь?

Миха сперва отпрянул, потом подобрал повалившиеся на бок стаканы и, не спеша, наполнил их водкой.

— Ты нас вытащил. От души. Но сам сказал, зуб за зуб. Так что я тебе ни чего не должен! Понял! — Моня волком смотрел на Миху.

— Понял, понял, — спокойно отозвался тот. — На выпей, — он протянул парню наполненный до краев стакан. — Ваше право гадить самим себе. Но башку-то иногда надо включать, она не только для того что бы в нее есть.

— Да пошел ты! — Моня принял протянутый стакан и, не чокаясь, выпил его, не отрываясь, до дна.

На звон посуды и громкую брань из комнаты вышла Анна. В черных джинсах и одетом сверху вязаном балахоне до колен. Она со своими прямыми смолянистыми волосами, закрывающими пол лица, была похожа на одного из представителей готов.

— Мальчики, у вас все хорошо?

— Охерено! — выдал пьяный гопник, зло сверкнув золотым зубом. — Просто лучший день в моей жизни!

— О-о! Да кто-то в зюзю! — Анна прислонилась плечом к дверной коробке, которая отгораживала кухню от коридора и комнаты.

Миха наполнил стаканы снова. Парни выпили, на этот раз чокнувшись.

Не обращая внимания на девушку, как будто бы она и не вошла сейчас к ним, Миха обратился к Мони:

— Ты давай успокаивайся.

— Да и ты не начинай, — заплетающимся языком, перебил его парень.

— Не буду. Ты вспомни-ка, лучше. Как того спортсмена звали, что с вашими деньгами ушел.

— Хер его знает.

Миха расплывался, как и Моня. Но если второй уже полностью поник, опустив голову на руки и постоянно икая, то Миха еще держался, как заведенный хлопая глазами.

— А ты припомни, — настаивал парень.

— Не-а, — покрутил головой Моня, не поднимая ее с рук. — Не помню.

— Илья, кажется, — девушка отстранилась от косяка и подошла к вырубающемуся Моне. — Его Ильей звали, фамилию не помни. Менты его пару раз называли так.

— Илья, Илья, Илюшенька, — протянул Миха. — Придется вновь в ту ментовку заглянуть. А когда вассс взялиии? — и не дожидаясь, сам ответил. — Аааа, когда грозааа быллаа. Ну да, при-дет-ся заг-ля-ну-ть.

С последними славами, Миха сам опустил голову на руки, упертые в стол и, что-то негромко бормоча, выпал из общения, продержавшись, лишь немногим дольше Мони. Анна же, оперев на себя своего парня, неровной походкой под его весом вывела Моню в комнату, где попыталась его аккуратно опустить на лежащий у стены матрас и, не преуспев в этом, не удержала парня, и тот рухнул на пол рядом с расстеленным лежаком. Девушка попыталась его перекатить, но Моня, уткнувшись лицом в трухлявый деревянный пол, уже еле-еле сопел, не реагируя на попытки девушки его поднять.

На кухне Миха неожиданно пришел в себя. Туманным взором прошелся по Бесу, безучастно сидящему в углу, по темной сгорбленной фигуре возле него, не обратил на нее никакого внимания и перевел взгляд на пустое место перед собой.

— Ушел. Вернееем.

Затем плеснул себе в стакан водки, поднес его к губам, замер, либо, решаясь пить или не пить, либо просто перебарывая рвотные рефлексы, собрался с силами и выплеснул содержимое стакана в себя. Падающей вместе с головой рукой сбил стоящую бутылку, выпустил стакан, который, докатившись до края столешницы, нырнул за него и, не разбившись, гулко ударился о пол, поудобнее переложил голову на руке и еле слышно пробормотал:

— Вернем. Всеее ве-р-нем.

25. Егор

Егор открыл глаза и долго смотрел в серый потолок над головой. Голова гудела, как кипящий чугунок, наполненный булькающей волокнисто-пенной массой. Как будто кто-то там варил холодец. И долгожданный покой должен был наступить лишь в момент, когда холодец разольют по вместительным тарелкам и чашкам, и он, остывая, застынет в еле подвижное желе. Но сейчас в голове бурлило, клокотало и перекатывалось что-то тяжелое, не способное сформироваться, обрести четкость. Образы разорванные и невнятные толкались между собой, не в силах собраться, сфокусироваться в одну определенную мысль.

Егор повернул голову на бок и перевел взгляд с матового серого потолка в сторону. Отчего-то серая, вероятно, ни в один и даже, ни в два слоя выкрашенная поверхность, такой глубокой она казалась, все неслась вслед за взглядом, не обнаруживая перед собой ни какой преграды, пока вдалеке не соприкоснулась с коричневой растрескавшейся землей.

— Твою же мать, — прохрипел Егор. — Опять?

Он закрыл глаза и вернул голову в исходное положение. Где-то рядом раздалось негромко чириканье, а лица коснулся легкий ветерок, заставивший жалобно заскрипеть давно несмазанные петли старенькой форточки.

Егор открыл глаза и рывком сел, в непонимании и удивлении крутя головой. Форточка в его комнате и вправду была раскрыта, и из нее в квартиру лилось веселое пенье воробья, сидящего на дереве возле окна. Солнце освещало комнату мягким, теплым светом, играло зайчиками, отражающимися от качающегося под порывами ветра стекла форточки.

— Привиделось, — с облегчением вздохнул парень. — Твою же мать! — повторил он свои недавние слова, только сейчас в них звучало не обречение и усталость, а радость и воодушевление.

Егор соскочил с кровати, схватил лежащие на комоде шорты, сходу запрыгнул в них и, минуя одним рывком коридор, влетел на кухню. Никого. Зал тоже был пуст. Парень надеялся увидеть родителей, но в квартире был только он один. Он вновь вернулся на кухню и посмотрел на часы. Одиннадцать.

— Конечно, кого ты хотел увидеть? — сам себя спросил парень. — На работе все.

Тоска по родным, сменившая радость от возвращения домой, заставила его безвольно опуститься на табурет перед столом. Уперев взгляд в потертый линолеум, Егор сидел, некоторое время не двигаясь. Затем встал и быстро пошел в свою комнату. Начал обшаривать комод, стол, сдернул с кровати покрывало, перевернул подушку, заглянув под нее.

— Где же ты?

Он полез в шкаф, перебирая вещи на полке. Не нашел что искал и принялся осматривать комнату заново.

— Может в зале или прихожке.

Он двинулся вслед за мыслями, обшаривая, обглядывая поверхности мебели в квартире. Сотового нигде не было: ни в комнате, ни на кухне, ни в зале, ни в прихожей. И вновь надежда сменилась тоской. Не обнаружив дома родителей, парень решил позвонить им, но телефон, как назло, тоже куда-то запропастился.

— Не. Я так не сдамся.

Егор накинул на себя майку, хлебнул холодной воды из чайника и, прикрыв форточку в комнате, вышел из квартиры, заперев за собою дверь.

Парень ни как не мог понять, почему он так сильно хочет пообщаться с родителями, откуда в нем взялась эта тоска, будто он не видел их целую вечность. И сейчас, что бы исправить это, что бы заглушить свое одиночество, он стремился, рвался, во что бы то ни стало, встретиться с ними, увидеть, обнять.

Не вызывая лифта, Егор за секунды сбежал по темной лестнице, и ослепленный ярким солнцем, заполнившим все вокруг, вырвался в оглушающий своей жизнью мир. По горячему асфальту, шаркая и цокая, гуляли люди. Деревья шелестели листвой, скрывая в своих кронах, поющих разными голосами птиц. Собаки на поводках приветствовали друг дружку настороженным лаем, а когда проходили мимо, то тихо обнюхивались, закрепляя свое знакомство верным идентификационным кодом.

На улице Егору вновь стало легче, он даже почувствовал некоторую радость от того, что вышел наконец-то из дома, и, окончательно успокоившись, подавшись сквозящему со всех сторон жизненному теплу и до краев пропитавшись им, он направился к расположенному в двух кварталах от него небольшому магазинчику, в котором его мама работала кассиром. Он предвкушал радость встречи, как будто расстался с мамой не вчера перед сном, а когда-то очень-очень давно и был готов наконец-то встретиться с ней, увидеть ее, рассказать, как же сильно он соскучился.

День был жаркий, но островки тени, располагающиеся под кронами деревьев, выручали Егора также, как и всех остальных людей, которые подобно муравьям, бегущим по выверенной, натоптанной, а затем вытоптанной миллионами ног тропинке, перетекали от одного островка к другому, выполняли свои повседневные функции и задачи, но на самом деле, преследовали лишь одну неосознанную ими цель: обустройство жизни своей матки-королевы, своего города, а заодно и своей жизни собственной.

И если бы Егор не был так сильно погружен в мысли о предстоящей встрече, то он весьма сильно удивился, заметив рядом с собой несколько людей, отстающих от него на пару шагов, и одетых совершено не по погоде. Темные спортивные костюмы с олимпийками, застегнутыми до самого горла, тяжелые кроссовки и кепки, скрывающие лица. Двигаясь в том же направлении, что и Егор, они держались определенного расстояния от него, и, не смотря на парня, выполняли все те же маневры и повороты, что и сам парень. Одним словом шли за ним.

Раздался телефонный звонок. Негромкое пиликанье сотового выдернуло парня из своих мыслей, заставив обратить на себя внимание. Егор даже остановился на месте, что не замедлили повторить идущие за ним преследователи. Егор похлопал по карманам шорт, а затем вытащил из одного из них свой сотовый, играющий детскую песенку про рыжего Антошку, который, как и все прогрессивное, и не очень прогрессивное человечество хотел быть накормлен за счет социального неравенства и труда других людей, но не своего собственного. Егор некоторое время стоял, не двигаясь, вспоминая, проверял ли он карманы шорт дома, когда искал сотовый по квартире. Могло ли быть такое, что он, облазив все вокруг, чуть ли не перевернув весь дом верх тормашками, не удосужился или просто забыл заглянуть в шорты, которые был одеты на нем? И решив, что, в принципе, так и могло случиться, выбросил этот инцидент из головы. Сотовый-то сейчас вот, в руке, и на экране высвечивается имя его друга.

И в момент, когда сотовый начал проигрывать припев, на словах «Тили-тили, трали-вали», Егор нажал кнопку приема вызова, а секундомер на экране стал отсчитывать уносящиеся в безвременье слова. Парень медленно пошел дальше, увлекая за собой так и не обнаруженных им черных людей.

— Привет, Егор! — раздался в трубке веселый голос Антона. — Ты пакет взял?

Егор улыбнулся бездушному пластику и поприветствовал товарища.

— Здорова, коль не шутишь. Чего ты там говоришь? Какой пакет? — переспросил он.

— Пакет с бомбой, говорю, взял? — раздалось на том конце, и голос затих, ожидая ответа.

— С чем пакет? — Егор подумал, что ослышался и переспросил еще раз.

— С бом-бой! — медленно, по слогам произнес голос в телефоне. — Бом-бой! Такой: ба-бах!

— С какой бомбой? — еще улыбаясь, но уже как-то нелепо это делая, спросил парень.

— Егор, так нельзя. Если ты решился, то обязан выполнить дело.

— Какое дело? Какая бомба? — уже не улыбаясь и немного хмурясь, ответил парень. — Ты бредишь что ли? О чем ты говоришь?

— Егор, оглянись.

И парень не замедлил сделать предложенное телефонной трубкой и увидел людей в черном, которые полукругом шли следом.

— Если что-то пойдет не так, — продолжил Антон. — То пострадает куда как больше людей. Понимаешь? Причем в первую очередь твоих родных.

Егор ничего не понимал, кроме одного: этих в черном в магазин вести было нельзя, мало ли что, так что встречу с мамой стоило отложить. И хорошо, что он не нашел тогда дома сотового и не позвонил ей, разволновал бы только, а сейчас звонить и вообще не следует. Егор, испытывая накатывающий волнами страх, прошел мимо поворота к магазину и двинулся по-прямой, не зная, что ему теперь делать, что стоит предпринять, и стоит ли вообще сейчас что-либо предпринимать.

А Антон все продолжал.

— Раз ты пустой, то пойдем по плану «Б». Поворачивай к магазину твоей матери.

Сердце у Егора екнуло, а внутри все оборвалось. Ощущение приближающейся опасности возрастало с каждой секундой. Мысли метались в голове, не в силах найти логичное объяснение происходящему и не в силах хоть что-нибудь придумать.

— В девятом ящичке для хранения вещей возьмешь черную сумку. Там другая бомба.

Бомба в магазине, рядом с мамой. Егор чувствовал, как ноги подкашиваются, а язык отказывается что-либо говорить. Кто-то сзади сунул ему что-то в руку. Парень обернулся. Один из черных людей быстрым движением передал ему ключ с цифрой девять, а сам, обогнав парня, направился к магазину, не оглядываясь и не давая возможности рассмотреть его лицо.

— Не мудри, не пытайся улизнуть и не оказывай сопротивления. С тобой никто не будет драться и бороться. Мы просто нажмем кнопку. Понял? — Антон злобно хмыкнул в трубке.

— Что происходит, Антон? — попытался хоть что-то разузнать и понять Егор. Но слова из него вывалились лишь сочетанием связанных между собой звуков, смысла в них не было. Да и какой смысл, если происходящие сейчас не имело никакого названия, кроме одного слова «Ужас».

— А как ты хотел? — тем не менее, ответил Антон. — Ты же согласился на дело.

— Какое дело? — искренне не понимал Егор.

— Не строй из себя кретина. Ты умный парень, Егор.

Телефон умолк, оборвав отчет секунд, бесповоротно и навсегда изменивших жизнь парня.

Егор потянул на себя дверь магазина. В тамбуре перед кассами стояли ящики для вещей покупателей, и парень, стараясь не поднимать головы и не смотреть по сторонам, направился к ним. Быстро открыл девятый номер и вытащил небольшую черную сумку, тяжелую, но не провисающую под своей тяжестью. Она как будто вся была цельным каркасом, ящиком, не мнущимся, и выглядела так, будто была вовсе пустой. Егор накинул ее себе на плечо и, не удержавшись, все же бросил взгляд на кассы.

Мама сидела на своем рабочем месте и выбивала продукты очередному покупателю. Человеку в черном. Егор чуть было не кинулся в зал, но вовремя раздался телефонный звонок, вновь высмеивающий ставшего таким ненавистным для парня Антошку.

— Ты куда рыпаешься дебил? У тебя бомба на плече болтается. Если хочешь, что бы с ней, с мамкой твоей все было хорошо, то двигай к метро через два перекрестка. Понял?

Слезы бессилия, страха и ненависти навернулись на глазах у парня. Он посмотрел еще раз на маму, которая улыбнувшись покупателю, протягивала ему чек, и вышел из магазина.

— Что в метро? — спросил Егор, понимая, что ответ ему не понравится однозначно. Но на самом деле, пусть там произойдет все что угодно и как угодно, лишь бы его родных не трогали, лишь бы этот, в черном сейчас вышел из магазина вслед за Егором, и ушел бы, чем дальше, тем лучше. А этот гад, Антошка. Ну, уж Егор до него доберется, если у него появится такая возможность. Он ему точно не забудет показать, как это испытывать боль.

— В метро поезда ходят, и люди ездят. Ты разве не знаешь? — издеваясь, посмеялся голос в трубке. — Оставишь сумку в вагоне, а сам иди хоть на все четыре стороны, раз ты такое сыкло.

Егор однозначно ничего не понимал.

— Антон, а исправить ни чего нельзя? — спросил Егор, надеясь, что эта неопределенная фраза хоть немножко прольет свет на происходящее и даст ему хоть какое-то понимание творящегося сейчас с ним кошмара.

— Самолеты задом не летают.

Телефон отключился и Егор, предоставленный самому себе и своим в панике мечущимся по черепной коробке мыслям, медленно двигался к уже виднеющейся небольшой букве «М». Компания черных людей, последовавшая его до этого, все так же неотступно шла следом.

«Значит так», — лихорадочно думал парень. — «Я на что-то подписался, хотя сам ни чего не помню. И мой друг, надежда курса и всего мира, а сейчас их проклятие, паскуда, одним словом, вмешан в это по самое горлышко, угрожает мне расправой над моими близкими. В сумке у меня лежит бомба, если верить его словам, и если я не отнесу ее в метро, скорее всего для организации теракта, то меня и мою семью ждет что-то страшное. Отнесу, Антошка, отнесу, только потом, Антошка, я с тобой рассчитаюсь за этот день. Ой, рассчитаюсь».

Остановившись перед спуском в метро и проклиная своего бывшего друга, Егор оглянулся на идущих за ним людей. Четыре человека были все там же.

«И эти черные. Завязать с ними драку? Может я и выдержку, но кто знает, что будет потом. Нет. Так рисковать нельзя. К черту все. К чертям всех. Рванет, так рванет. Но я выберусь».

Егор сделал неуверенный первый шаг на ступени, а затем, уже не останавливаясь, поспешил вниз. Эскалатор медленно сползал в бездну. Мимо, пытаясь опередить время, мелькая спинами и толкаясь локтями, торопились люди. И Егор заметил, как два человека в черном обогнали его, убежав по ступеням вниз, однако парень знал, что они не бросили его, просто они зажимали его с обеих сторон для предотвращения необдуманных поступков. Вот спуск прекратился, и Егор, минуя будку охранника, направился к клацающему створками турникету.

«Черт. А как же пройти? Проездного же нет».

Егор посмотрел по сторонам. Скользнул затравленным взглядом по двум полицейским, замерзшим у стены, и, не останавливаясь, направился к железным створками.

«Перепрыгнуть или получить удар по ногам? А какие варианты? Никаких». Егор собрался было перепрыгивать через турникет, а затем быстро бежать к следующему эскалатору, как вдруг его окликнул чей-то голос.

— Молодой человек постойте.

Егор остановился и повернулся к говорившему. Мент, один из двух, нагонял парня, что-то теребя на боку кобуры. Егор напрягся, чувствуя, как страх быть раскрытым и провалить навязанное ему задание (а что оно именно такое, парень не сомневался), а значить подставить родных, перекрывает страх неизвестного предназначения бомбы. Хотя в ее назначении явно не было ни чего созидательного. А полицейский подошел уже в плотную и, вскинув руку от кобуры, направил ее на Егора.

— Вы, кажется, обронили? — страж порядка сжимал в руке проездной на разовую поездку. А затем, подмигнув, добавил. — За правильный выбор и нужное дело.

Егор нервно дернул щекой, принимая проездной. И полицейский, посчитав это движение за согласие с его словами, развернулся и зашагал обратно к стене.

«А нужно было бы тебя к стенке». Проводил его взглядом парень. Потом приложил карточку к турникету, где зажегся зелененький огонек, приглашая Егора продолжить свой спуск вниз.

«И менты с вами. Это явно теракт. И я подставное лицо. Черт». Егор нервно теребил лямку сумки с бомбой. «Антон — сука. Вырвусь, прибью, гад. Меня подставляешь и семьей моей рискуешь. Тварь. Убью. Поэтому-то я ничего и не помню, потому что мне и нечего помнить, ты меня просто подставляешь, скотина».

Шум удаляющегося состава вырвал парня из размышлений. Он осмотрел перрон и справа увидел двух людей в черном.

«Ясно, мне сюда».

Егор встал рядом со своими соглядатаями. Стук колес вырвался из темного туннеля, опережая струящийся из него ветер, который, в такую жару на поверхности, показался бы Егору прохладным, если бы только парень мог сейчас хоть на что-нибудь обратить внимание.

Двери подошедшего поезда раскрылись, и парень двинулся к сидениями напротив, запихнув сумку с бомбой себе под ноги. Четыре черных также заняли свои места подле Егора.

«Ну, Антон. Ну, сука. Дай бог выбраться, прибью. Вундеркинд хренов. Но сначала надо выбраться».

Поезд остановился второй раз, люди в черном направились к выходу. Егор поднялся следом, понимая, что и его станция здесь.

«Лишь бы не конечная».

Двери вагона хлопнули за спиной, и поезд, набирая скорость, понесся дальше, увозя в одном из своих вагонов страшный груз.

Егор огляделся по сторонам. В захлестывавших его страхе и злобе, он только сейчас посмотрел на станцию, куда прибыл. Сухаревская. А люди в черном, видимо, считая, что Егор исполнил свою миссию, и следить за ним больше не нужно, направились к выходу в город. Один из них уже что-то говорил по телефону.

«Отсчитываетесь, твари. Отчитывайтесь, клейма не сотрете».

То же пологая, что его роль окончена, и надеясь, что с родными теперь ничего не случится, Егор направился к выходу, в след за своими недавними преследователями. Как вдруг вновь запиликал его сотовый. На этот раз это был не Антон. Играя какую-то спокойно мелодию, телефон высвечивал четыре родных, а сейчас, отчего-то кажущиеся страшными буквы «Мама».

Погружаясь в оцепенение и проникая в этот кусок пластика и микросхем всем своим существом, Егор нажал кнопку приема вызова и приложил телефон к уху, боясь того, что ему скажут. Отчего-то он догадывался, что там далеко, в магазине, у телефона, который принадлежит его маме, сейчас не она. И он был прав.

— Егор, — голос был мужской и отчасти знакомый. — Егор, это Михаил, охранник из магазина.

— Да, — парень смотрел вслед удаляющимся черным спинам.

— Твоя мама, Егор, ее забрала скорая. Один покупатель напал на нее, и выстрелил ей в …

— Твари, — тихо выдохнул парень. Выдохнул так, что внутри не осталось ни капельки кислорода, только обожженное им железо и отравляющий душу яд бешенства.

Парень больше не слушал и не слышал голоса, звонившего ему охранника. Его сотовый выпал на облицованный гранитными плитами пол, а сам он несся к уже скрывающимся черным спинам.

— Суки! Стоять! — взорвался он, догоняя первого из них.

Люди в черном среагировал не сразу. Ближнего Егор вырубил, не сбавляя хода, одним ударом в основание черепа, от чего тот неправдоподобно сильно запрокинул назад свою голову, а позвонки в его шеи разошлись между собой так далеко, что сами разорвали те связи, которые могли удержать жизнь в человеке. Тело кулем повалилось на пол.

— Стоять! — орал Егор, не замечая, что от взыгравшего в нем бешенства, капилляры в его глазах полопались, окрасив белок парня в огненно красный цвет, а из носа двумя струйками бежит отравленная ненавистью кровь. — Стоять! — парень смахнул кровь рукой, размазав ее по лицу, от чего его вид стал еще более ужасным.

Оставшиеся трое в черном уже оборачивались. Парень бросился ко второму, не чувствуя боли в кисти, вывернутой от первого удара, он смял выставленные вперед руки второго человека. Схватил его за лицо одной рукой, впиваясь пальцами одновременно в глаз, рот и ухо. А второй, выбитой рукой, в остервенении с трех ударов впечатал ему нос в череп. Еще одно безжизненное тело упало на пол, а Егор уже несся к третьему противнику.

Тут сзади что-то бабахнуло. Раздался грохот и вспышка. Затем еще одна. Егор как раз сцепился со следующим человеком в черном, когда очередная яркая вспышка, сопровождающаяся оглушительным громом, и нестерпимая боль в спине толкнули парня на противника. Выброшенный взрывной волной вперед Егор успел схватить стоящего перед ним человека за ворот олимпийки. Падая и заглушая свою боль криком попавшего ему в руки человека, Егор вцепился ему зубами в шею, одним рывком выдирая мясо. Выплюнул изо рта соленый кусок и вцепился вновь, заполняя себя его кровью.

Новая вспышка за спиной и воспламеняющий жар с оглушительным грохотом заставили сознание парня угаснуть. Но не сразу. Он все еще шептал заполненным своей и чужой кровью ртом слова проклятья, все еще сжимал в руках обмякшее тело противника, которому от взрыва, прогремевшего сзади, изорвало каким-то осколком лицо так, что Егор видел белую кость его черепа.

— Суки, убью, твари.

Сознание заволокло красным туманом. Отключаясь, Егор перевернулся на спину, и увидел сквозь пыль и всполохи над лестницей пять каких-то непонятных ни то шпилей, ни то палаток, вигвамов. Но что конкретно ему привиделось, Егор не распознал.

— Антон — тварь. Убью, — Прохрипел в последний раз Егор и отключился.

26. Менты

На этот раз руководитель следственного управления по Северо-Восточному административному округу города Москвы, генерал-майор юстиции Терешкин Алексей Михайлович восседал во главе стола, на своем рабочем месте. А Леонид Васильевич, вновь зарывшийся в кипе бумаг, сидел напротив него, не смея даже дышать. Нет, конечно же, он дышал, только делал это так медленно и незаметно, что, казалось, будто он и неживой вовсе, а лишь восковая копия самого себя, и то, какая-то бледная, не реалистичная.

— Что значит «сбежали»?! — Алексей Михайлович багровый от злости, не моргая, смотрел на Леонида Васильевича, от чего полковник чувствовал себя очень неуютно.

— Было совершенно нападение на отделение. Так, что…

— Кого? Кого нападение?! — не давая возможности подчиненному договорить, перебил генерал-майор. — Кто напал на отделение?

— Алексей Михайлович, — Леонид Васильевич, понимая, что вся ситуация с этим нападением отдает идиотизмом, старался говорить более убедительно. — Вооруженное нападение было совершено неизвестным человеком, который под видом разносчик пиццы усыпил бдительность дежурного и, приблизившись к нему почти что вплотную, отключил его электрошокером, затем открыл камеры изолятора и освободил задержанных.

— Какой к черту разносчик пиццы? У них, что там только жрать все горазды?

— Не могу знать, генерал-майор.

Начальник управления грохнул по столу кулаком так, что столешница, подпрыгнув, чуть сместилась со своего прежнего места.

— Ты хоть что-нибудь знаешь, вообще?! — Алексей Михайлович был уже пунцовый. Порывался несколько раз вскочить из-за стола, но, начав движение, тут же возвращался обратно на свое место. — Ты кто? — пауза. — Полковник?

Леонид Васильевич неуверенно кивнул, хотя он действительно был в этом звании.

— Да хрен ты угадал! — брызжа слюной, протянул начальник управления. — Ты у меня в лейтенанты пойдешь. А потом в сержанты и в рядовые. А из оперов я тебя выгоню сегодня же. Будешь улицы патрулировать. Разносчиков пиццы ловить и всех людей в лицо запоминать, что бы как компьютер знал, кто и где живет. Понял?

Леонид Васильевич чувствовал, как по вытянутой струной спине стекает капелька пота, а самого вместо приписанной уставом служебной покорности перед вышестоящим начальством, захлестывает обида и злость.

В самом деле, в чем его вина? В том, что поезд в метро беспричинно сошел с рельс, унеся жизни десятков человек и покалечив сотни. Или в том, что в отделении, куда временно были доставлены дебоширы, которые, как выяснилось, перед крушением ограбили магазин, царит полный беспорядок, а отделение и не отделение вовсе, а проходной двор, в прямом смысле слова. Или в том, что парень, который за секунды до крушения поезда, оказывает сопротивление патрулю обреченной станции и, предугадывая самое безопасное место на ней, бесследно исчезает, и его не могут до сих пор не то что найти, опознать не могут.

Так в чем вина-то? Может быть в том, что, выполняя служебные обязанности, он уже неделю не ночует дома, сажая себе здоровье отвратительной столовской кормежкой и постоянными стрессами, отдавая себя полностью этому расследованию, которое само себя заводит в тупик и топит, топит в затхлом, гнилом болоте.

Вина. Полковник медленно выдохнул застрявший в легких воздух и покорно собрался принять неизбежное. Его вина в том, что он попал в эту сложную ситуацию ответственным лицом. Что он куратор и контролер всего следственного процесса. А так как процесс не просто застыл на месте, а погружается с каждым днем все глубже в вязкое болото и рискует застрять там навечно, то кто-то должен принять на себя ответственность за это и пойти на дно вместе с этим процессом, как капитан терпящего бедствие корабля. И звездопад с его плеч, обещанный генерал-майором — это реально возможное последствие безалаберно проведенной работы, в которой не дорабатывают и косячат все подряд на каждом уровне.

Начальник управления еще что-то говорил, кричал, местами вставляя нецензурные выражения, а Леонид Васильевич злой, даже не на начальника, а в целом на несправедливость жизни по отношению к нему, мысленно прощался с еще не занимаемой, но уже обещанной ему должностью. Хотя и знал, что Алексей Михайлович покричит, покричит и успокоится, сменив гнев на милость. Не погонит его с работы, как обещает, а наоборот, будет отстаивать его правоту перед всеми. Но страх за звездочки и должность все равно был. Ведь если это дело так и заглохнет, то, увы, снять с должности могут и самого генерал-майора. А если его снимут, то и Леонид Васильевич долго не прослужить, попрут за не компетентность и халатность при выполнении должностных обязанностей.

— Ну, есть что ответить? — Алексей Михайлович, наоравшись и немного остыв, хмуро смотрел на полковника. — Понимаешь к чему все идет?

— Так точно, генерал-майор, — тихо и медленно ответил Леонид Васильевич.

— Да ни хрена ты не понимаешь! — опять взорвался руководитель управления. Затем опустил глаза вниз, явно что-то обдумывая, а потом вновь посмотрел на подчиненного. — Значит так, — строгим и жестким голосом продолжил он. — От расследования я тебя отстраняю, приказ будет от завтрашнего числа.

Леонид Васильевич сглотнул образовавшийся в горле горький комок. А в голове заметалась страшная мысль, пугающая своей возможной реальностью. «Неужели и в самом деле погонят?».

Руководитель управления, заметив страх в глазах полковника, зло улыбнулся.

— Боишься, что погоны снимут? — спросил он полковника, и в своей манере, не дожидаясь ответа, продолжил. — Правильно, бойся! Только не меня. Я тебя, можно сказать, и отстраняю лишь с целью выгородить, чтобы репутация твоя не замаралась. Бояться ты должен других. Тех, кто и меня снять может, — потом помолчал мгновение. — Ладно, это все лирическое отступление, — генерал-майор мотнул головой и нервно дернул щекой. — Ты сейчас напишешь заявление с просьбой предоставления тебе отгула по семейным обстоятельствам на сегодняшнее число. Сам же поедешь в больничку по этому адресу, к хирургу, — генерал-майор кинул через весь стол маленькую белую визитку с золотым оттеском. — Фамилия, имя и телефон там указанны. Он в курсе и ждет тебя. Болеешь некоторое время. Какое? Я тебе после скажу. Потом переведем в нашу больничку. Да, хотя доктор сам разберется. А мы в это время тут твоего зама во все дыры и позасовываем вместо тебя. Понял?

— Чего уж тут непонятного, — Леонид Васильевич не испытывал ни какого восторга от того, что замом будут прикрывать его жопу, которую он, не жалея, рвал уже какую неделю, пытаясь связать воедино все нити этого расследования. Но получалось так, что концы лишь запутывались, а он затягивал их все сильнее и сильнее, образовав в итоге неровный клубок, состоящий из предположений и ошибок. — Деваться некуда. Виноват.

— Виноват, — брезгливо повторил генерал-майор. — Ну, раз виноват, то тогда встал, собрал вещи, и чтобы я тебя не видел и не слышал, пока сам не позову.

— Так точно! — вяло и еще более расстроено отозвался полковник. Встал из-за стола и направился к выходу.

— Алексей Михайлович, — остановился в дверях совсем поникший Леонид Васильевич.

— Что еще? — генерал-майор недовольно посмотрел на полковника.

— Вы помните? Завтра у Лизы день рождения. Мы вас с Лидией Петровной ждем к шести.

— Ты что смеешься надо мной что ли? — руководитель управления, прищурясь, посмотрел на подчиненного. — Я дату дня рождения своей дочки никогда не забываю. Уже месяц как подарок куплен. Будем, конечно. Кстати, раз напомнил про завтра, — генерал-майор полез в ящик стола, прошуршал там бумагами и вытащил вырванный из блокнота листок. — Теща твоя, жена моя просила вот это шампанское на стол поставить. Я думал сам куплю, но ты же все равно сейчас освободишься. Так что поищи, не поленись. Но с начала к врачу.

Леонид Васильевич быстрым шагом прошел через весь кабинет, забрал протянутый ему листок и опять направился к выходу.

— Лизе привет передавай от меня и от мамы. Завтра будем.

Закрывая разговор, руководитель управления мотнул рукой в прощальном жесте, склонил голову над столом и начал медленно массировать себе виски указательными пальцами, пытаясь унять подступившую к нему мигрень, которая в последнее время стремилась стать в один ряд с язвой и возможным инфарктом.

Леонид Васильевич вышел из кабинета начальника и очень влиятельного родственника в одном лице. В приемной написал необходимое заявление на отгул, а сам направился к себе, собирать вещи. Отдыхать ему, точнее болеть, как он предполагал, придется долго, поэтому и личные вещи с рабочего места стоило забрать. Притом не было в его душе уверенности, что сюда вообще придется возвращаться, ведь дело не закрыто, и закрывать будет не он.

* * *

Отстранение это, конечно, плохо. Да что там говорить, это ужасно. Но большую обиду, чем за потерю возможности карьерного роста, Леонид Васильевич испытывал за потраченное время, которое он убил на это расследование. За то, что у него даже и не появилось возможности приблизиться к раскрытию произошедшей катастрофы. Конечно, были кое-какие зацепки, от которых не стоило открещиваться, не раскрутив их пополной. И парень этот, исчезнувший на Сухаревской, рано или поздно найдется. Не мог же он, в самом деле, провалиться под землю. И Мосэнерговцы с Метрополитеновцами, так или иначе, выкатят какую-нибудь спорную информацию. Просочится что-нибудь нехорошее и из их ведомств. Но больше всего, отчего-то, Леонида Васильевича интересовала причина, по которой было совершено нападение на отделение милиции. Зачем кто-то подставился, чтобы вытащить из изолятора воришек. Ведь если хорошенько разобраться в этом вопросе, то одним из вариантов решения становилась версия причастия этих воришек к произошедшему на станции.

Леонид Васильевич перебирал эти мысли в голове, складывая их и так и этак. И пока приходил к выводу, что ехать нужно в то отделение, из которого сбежали задержанные. Шампанское теще это дело, конечно, нужное, хоть и редкое и к тому же достаточно дорогое. Но, коли завтра выходной, то и заняться спиртным можно завтра, а сейчас, пользуясь последним служебным днем, нужно попытаться хоть как-нибудь распутать этот клубок противоречий и заблуждений, или соорудить, пускай одну, но зато рабочую версию произошедшего.

Врач, которого порекомендовал Алексей Михайлович, как оказалось, является заведующим хирургического отделения в их ведомственной поликлинике. А по адресу, куда поехал полковник, располагалась частная клиника, в которой этот доктор был и не доктором вовсе, и даже не заведующим какого-либо отделения. Он руководил клиникой. И, как понимал Леонид Васильевич, руководил на незаконных основаниях. Но, вспоминая, какие общие знакомые их познакомили, Леонид Васильевич лишь смущено улыбнулся. И у самого рыльце в пушку было. Чего уж тут непонятного. Как, где и кто получает разрешения и поручительства. Верно весь генеральский состав у этого доктора лечится. И именно лечится, а не состоит по предписанию на учете. Полковник вновь улыбнулся.

Как и говорил тесть, доктору ничего не пришлось объяснять, он был в курсе дела. Поэтому, когда Леонид Васильевич зашел к нему, на столе у врача уже лежал больничный лист на полковника с вписанной датой начала болезни и пустой графой даты окончания недуга. А какой, собственно говоря, у него недуг, доктор так толком и не объяснил. Мол, что-то в локте: боли, рези и так далее и тому подобное. Рассказал о симптомах и намеченном курсе лечения. Лечения соответственно не в этой клинике, а в их официальном медучреждении, за которым и были закреплены все сотрудники их управления.

Черный Лэнд Ровер Леонида Васильевича несся по МКАДу, плавно лавируя между неспешными и такими же, как и у него, шальными автомобилями. Мысли сплетались в голове полковника, то составляя в вполне себе логичные выводы, то заводя в такие тупики, что приходилось откатываться к самому началу размышления.

И в итоге, в воспаленном размышлениями мозгу полковника созрел нарыв, который необходимо было еще чуть-чуть потомить, а потом сковырнуть, выдавив из него все его ядовитое содержимое. И в подвергшемся нападению отделении его выводы должны были подтвердиться. Именно подтвердиться, а не быть опровергнутыми. Ведь допросы тех воришек у них прошли. Значить и протоколы допроса с подписями есть. А это значит, что? Да то, что при желании и умении можно состряпать такую версию с мотивами, виновниками и соучастниками, что ни кто не подкопается. А то, что придется надавить на коллег по цеху. Ну, так это его работа, в принципе, не одному же Алексей Михайловичу людей увольнением стращать. А тем задержанным, уже и так много обещано: и разбойное нападение с грабежом, и побег, и нанесение тяжких телесных двум людям, один из которых сотрудник внутренних органов, причем при исполнении. У ребят уже на данный период весьма печальное будущее, а то, что добавился еще одна статья?

Полковник резко перестроился в соседний ряд, уходя от столкновения с необозначенным должным образом и, как следствие, неожиданно появившимся из-за поворота бетонным блоком.

— Везде не дорабатывают, — зло подметил полковник.

Подрезанный им автомобиль заметался в своей полосе, истерически мотая мордой, в попытке уйти от столкновения со своими соседями. Выровнялся и потихоньку поехал дальше. Даже не поби-бикал. А смысл? Какой-то там четверке гудеть машине, которой и след уже простыл.

Леонид Васильевич вновь погрузился в свои мысли. О чем он там думал? Да о том, что шить этим воришкам еще одну статью, хоть и незаслуженную. Но если вдуматься, то чем они занимаются всю свою жизнь? Правильно. День за днем, потихоньку терроризируют общество. Кто они? Да террористы, чистой воды. Вон грабежей сколько. Человека в комму отправили. На полицейского напали.

Леонид Васильевич убеждал себя все больше и больше в правильности своего решения. Пусть все будет на них. И еще того исчезнувшего со станции приплетем. Может быстрее найдется, когда его морда по всем новостным загуляет.

Съехав в одно из ответвлений с кольцевой, полковник стал медленно пробираться через царящие здесь пробки. И к моменту, когда его автомобиль уже был возле дверей отделения, в голове у Леонида Васильевича все окончательно сложилось. И версия и мотивы, базирующиеся на национальной ненависти, конечно. Ведь один из воришек еврейчик, кажется. И список виновников уже утвержден. Осталось закрыть вопросы здесь и завтра на праздничном ужине предоставить версию и состряпанные доказательства своему тестю, дабы и он проникся праздничным настроением и не морил себя зазря дурными мыслями и переживаниями.

27. Бродяги

— Ты-ы-ы ни-ч-то-же-ст-во, во-зом-ни-в-ше-е о-о-о се-бе сли-ш-ком м-но-го-е, — сухой голос шипел прямо в ухо, одновременно и в левое и в правое, вливался в черепную коробку расплавленной смолой, а затем, проникая в каждую щелочку сознания, обжигал его своей горечью и отравлял едким дымом. — Ты-ы прах-х-х. И-и-и ты-ы-ы по-д-вел ме-ня-я.

Провалившийся куда-то глубоко в себя Бес, как заключенный, отправленный отбывать свой срок в глубокий колодец, смотрел на мир через мутные оконца своих глаз и не понимал всего того, что видит. Не узнавал подельников, мест. Смотрел на реальный мир, как на невнятный, заволоченный рыхлым туманом сон. Образы и мысли, мелькавшие перед ним, не находили для себя пристани, проплывали мимо и терялись в общей мешанине каши сознания.

Бес не испытывал ни холода, ни голода, ни какого-либо другого неудобства. Он не чувствовал потребности даже в естественных надобностях по испражнению своей пищеварительной системы. Он был законсервирован в своем собственном теле, как заспиртованная лягушка, которой в научных целях скоро должны были вскрыть брюхо, чтобы органы не загнили и также остались неизменны.

— Ты-ы му-со-р, от-б-ро-сы. Ты-ы па-да-ль, ко-то-ро-й по-б-ре-з-гу-ет да-же са-мы-й по-с-ле-д-ни-й ша-ка-л. Ты-ы не-до-с-то-ин и-ме-но-ва-ть-ся че-ло-ве-ко-м.

Бес слышал все, что творилось вокруг, но голос, тихий и вкрадчивый, заглушал все звуки, доносившиеся из мира. И не было для него сейчас ничего кроме этого голоса-шипения, парализующего сознание и волю, и кроме сковывающего тело прикосновения черной руки на плече, ни на миг не ослабляющей своей хватки.

— Я-я-я вы-нуж-ден бы-ть с то-бой, хо-ть и-и-и при-зи-ра-ю те-бя и-и-и ве-сь тво-й ро-од. Но-о ты ну-же-н м-не. Ты-ы про-ве-де-шь ме-ня в сво-й ми-и-р, что-бы пре-до-т-вра-ти-ть е-го.

Страх и покорность. Страх такой силы, что верни сейчас Бесу контроль над его телом, он так и остался бы в своей позе, не выдавая ничем своего присутствия и своеволия. И такая всеобъемлющая покорность, что шаг под колеса поезда лишь по мановению пальца — это счастье и восторг от оказания ничтожной услуги своему хозяину.

— Ты-ы мо-й, пол-нос-тью.

В кухне, где сидел Бес, никого не было. Он находился там один. Один с хозяином-демоном, явившимся ему в виде черной сгорбленной фигуры. Этот демон становился для Беса всем миром, и внешним и его личным, внутренним. Бес понимал только то, что разрешал понимать его хозяин, делал только то, что было ему приказано тихим разъедающим душу шепотом.

— Я твой, — просипел Бес первые слова за несколько дней мертвым, безвольным голосом.

— Ты-ы дол-же-н м-не.

— Да.

— Тог-да и-ди, при-ни-се м-не е-го.

Вздернутый невидимой рукой Бес рывком поднялся с пола. Обросший, лохматый, высушенный своей консервацией, истощенный чуть ли не до придела, он еле стоял на ослабленных ногах. Его шатало, и если бы не черная рука на плече, удерживающая его, он бы тут же рухнул обратно на пол.

На кухне было темно. Шел второй час ночи. Бес попытался сделать шаг, но ноги подкосились, и тело поволокло в сторону. Хлипкий стол, оказавшийся у него на пути, не выдержал навалившегося на него человека. Ножки с хрустом подломились, и все содержимое стола с грохотом и с жалостным дребезжанием бьющейся посуды повалилось на пол. Добавляя шуму последний аккорд на гору хлама, который образовал сломанный стол, упал и Бес.

В соседней комнате загорелся свет. А через мгновение в коридоре появился Моня в одних трусах и сонная Анна, боязливо выглядывающая из-за дверного проема.

— Бес! — Моня подскочил к другу и стал помогать ему подняться. — Ты как? Ты чего? Очухался?

Моня чувствовал страх от такого нежданного пробуждения, но одновременно его охватила и радость. Его кореш, друг его наконец-то проявил хоть какие-то признаки самостоятельной активности. Теперь не надо было каждый день пытаться накормить и напоить его. К тому же все эти попытки не заканчивались ничем. Бес не ел и не пил. Сидел у себя в углу, мертвенно сжав челюсть, и лишь моргал черными глазами. Зрачки его были все так же максимально расширены, скрывая радужку глаза.

— Ты меня слышишь? — Моня никак не мог справиться с исхудавшим товарищем.

Анна тоже решила не стоять в стороне и активно помогала поднять парня.

— Не ме-ша-й, — тихо просипел Бес.

Такого голоса у своего друга Моня раньше никогда не слышал. Глухой, серый. Шипящий, как прохудившееся колесо машины.

— Эй, ты чего? — немного сторонясь поднявшегося товарища, недоуменно проговорил парень. — Ты как? В норме, вообще?

Не отвечая, Бес наконец-то поймал равновесие, пошел прямо на отошедшую к дверям девушку. Та, негромко вскрикнув, успела отскочить в сторону, когда очнувшийся воришка чуть не сбил ее с ног, направляясь в коридор.

— Ты куда, Коль, стой? — Моня шел у него за спиной, все стараясь обратить на себя внимание друга. — Ночь на дворе, ты куда?

Он попытался остановить его в прихожей, схватив за плечо, но Бес рывком высвободился. Развернулся на месте и вперил свои сумасшедшие глаза в стоящего перед ним парня, от чего у того внутри все сжалось. Моне показалось, что сейчас на него смотрит не его друг, не товарищ с которым они бок о бок пережили много хорошего и еще больше плохого, а кто-то или даже что-то другое, впившееся и продирающееся своими скользкими щупальцами ему прямо в душу через черные, широко раскрытые глаза.

— Не ле-зь, — все тем же голосом проговорил Бес и, чуть не оторвав ручку на входной двери, вышел из квартиры, оставив ее открытой.

— Куда это он? — робко за спиной спросила Анна.

— Кто бы мне самому ответил, — ничего не понимая, через некоторое мгновенье отозвался оглушенный взглядом товарища Моня. В его сознании все плыло, как будто бы его и в правду хватанули чем-то по голове. Он никак не мог сфокусироваться. Стоял и, промаргиваясь, не сводил взгляда с темного дверного проема, в котором скрылся его товарищ.

— Может ты, это, за ним пойдешь? — предложила девушка, а сама взяла парня за руку и явно не намеривалась ее отпускать.

— За ним? — парень может и собирался в первое мгновенье броситься за товарищем, но отчего брожение по ночному городу в сопровождении явно сумасшедшего спутника не казалось ему таким уж романтичным занятием. — Да ну его на хрен. Псих долбанный.

Моня суетливо дернулся вперед, схватился за болтающуюся ручку и резким движением громко захлопнул раскрытую настежь, зияющую черной пустотой дверь. Захлопнул даже не из-за того, что дверь нужно было закрыть по определению. Еще не до конца придя в себя, ему мерещилось, что там, в темноте, что-то шевелится, перекатывается и явно желает попасть к нему в квартиру. Чувствуя, как спина холодеет от выступившего пота, он проверил все замки и, убедившись, что все в порядке, направился обратно в комнату. Спать он уже не хотел, а вот забраться под одеяло и согреться от пробравшего все тело холода ему было необходимо.

Анна, ничего не понимая, пошла за ним, а когда собралась выключить свет, то Моня, что-то зло бубня, обругал ее и, ссылаясь на то, что спать он больше не собирается, запретил трогать выключатель. В итоге уснуть-то он все же уснул, а вот свет в квартире так и горел до самого утра.

* * *

Проснулся Моня от того, что кто-то громко колотил в дверь и барабанил так настойчиво, что с окружающей дверь коробки с тихим шуршанием осыпалась штукатурка. Моня скинул с себя одеяло, прошелся через всю комнату, из мебели в которой находился лишь матрац, на котором они с Анной и спали, старый стул с проломленным временем и чьей-то тяжелой рукой спинкой, и телевизор с торчащей к верху проволочной антенной, конец которой под потолком был примотан к перекосившейся багете. Сказав что-то грубое, парень резким щелчком выключил свет, который все еще горел в комнате. Анна, по-видимому, находилась в душе, так как оттуда доносился шум льющейся воды. Ванной комнатой данное помещение назвать было трудно. Ничего кроме старого советского смесителя, грубо прикрученного к стенке, с лейкой-душем, и дыркой-стоком в центре помещения там не было. Такая встроенная, даже интегрированная, мини душевая на одного человека.

В дверь все стучали.

— Иду уже, — громко и зло крикнул Моня. — Кто там?

Стук прекратился, и парень, напялив на себя штаны, отомкнул, запертую на все что только было возможно, дверь. В квартиру ввалился Миха, туже закрыл за собой дверь и, на манер ночного поведения Мони, запер ее на все замки и щеколды. Тяжело дыша, он бешеными глазами посмотрел на парня.

— Что-то случилось? — Моня проводил взглядом промелькнувшую в комнату спину подельника.

— Случилось? Пи. ец что случилось!!! — Миха схватил с телевизора пульт и начал щелкать по всем каналам, не задерживаясь ни на одном, пока не попал на утренние новости. — На, смотри, — он бросил пульт подошедшему Моне, который поймав его, стал вникать в то, о чем говорила с экрана какая-то размалеванная девица в полканских погонах, на фоне синей стены с эмблемой следственного комитета.

— … на данный момент Следственным комитетом Российской Федерации установлен круг лиц, которые считаются причастными к организации террористического акта, произошедшего седьмого июня на станции Сухаревская. То, что происшедшее стоит рассматривать как террористический акт, доказывает, обнаруженные следственной группой доказательства. Это не рассмотренные ранее кадры внутренних станционных и вагонных камер наблюдений, а так же свидетельства выживших в этой ужасной катастрофе очевидцев. Напоминаем, если кто-нибудь знает что-либо о месте нахождения этих людей, то просим вас сообщить всю имеющуюся у вас информацию. За сотрудничество со следственным комитетом в определении места нахождения подозреваемых, назначено денежное вознаграждение.

Рисованная тетка продолжала что-то говорить, но Моня уже не слушал ее, он с остекленевшими глазами смотрел на свое фото в телевизоре. Затем показали фотографию Анны и еще какого-то фраера, которого Моня не узнал.

— Твою же мать! — медленно, с расстановкой произнес парень. — Твою же мать! — его глаза, казалось, сейчас вылезут из орбит. — А ты говоришь не вышка. Твою мать! А что тогда?! — он, широко размахнувшись, запустил пультом в стену, от чего тот, брызнув осколками, разлетелся по все комнате.

— Что тут у вас? — Анна зашла в комнату через секунду после того как пульт от телевизора влетел в стену.

— Пи. ец тут у нас и у тебя, кстати, тоже! — Моня мотнул рукой в сторону телевизора. — Хотела попасть в телевизор? Актриса! Держи привет от карлосона! — он сплюнул прямо на пол комнаты, подошел к стене и несколько раз ударил по ней кулаком.

— Головой лучше, — посоветовал Миха. — Глядишь полегчает.

— А может тебе пару раз впечатать, — Моня ринулся на Миху и, схватив его за грудки, уже занес руку для удара, но вовремя влезшая между ними Анна остановила чуть было не начавшийся мордобой. — Помог он, бля, сука. Вытащил нас из клетки. Помощник хренов.

— Слышь, ты за базаром следи! — набычился Миха.

Моня снова сплюнул на пол, пнул, попавшийся под ногу стул, и ушел на кухню, из которой еще некоторое время доносилась его ругань. Анна села на матрац и, обхватив руками мокрую после душа голову, медленно начала раскачиваться вперед — назад.

— Не хило, я смотрю, вас вставило, — Миха поднял с пола валяющийся стул, поставил его рядом со стеной и сел на него, прислонившись головой к выцветшим и ободранным обоям.

— А почему тебя не показали? — все еще раскачиваясь, Анна перевила взгляд на парня. В ее глазах стояли слезы, а губы еле заметно дрожали от подступившей истерики. — Почему не показали вашего, того четвертого? — ее голос забирал все выше, и, уже не сдерживая слез и громко хлипая, она, шипя, взвизгнула. — Какого хрена я с вами поперлась?

— А вот его хрена и поперлась, — Миха серьезно посмотрел на вошедшего в комнату Моню. — Успокоился, цуцик.

Серый от переживания и злости парень ответил Михе не менее серьезным взглядом.

— Ты можешь винить меня, — опустил глаза в пол Миха. — Но где бы ты сейчас был, если бы я вас не вытащил из того обезьянника? А? — он вопросительно посмотрел на Моню, слегка приподняв брови. — Можешь не отвечать, вижу, что и сам понимаешь. Сейчас ты хотя бы на свободе, а не пописываешь с валыной у виска все те бумажки, что за тебя там накатали.

Тут Миха был прав. Это Моня понимал хорошо. Понимал то, что их и там могли обвинить в массе различных грабежей. И пошли бы они из одной клетки в другую. Но обвинить в теракте?! Они что там, совсем больные и дальше зарплаты не видят и даже не смотрят. Нашли блин террористов. А все же почему нет? Моня припомнил, что и лейтенантик тот, в отделении, заикался что-то на счет теракта. Есть то щегол, от сиськи еще не оторванный, а и он уже думает, как бы кого подставить, да раскрываемость повысить.

— Уроды! — Моня вопросительно посмотрел на Миху. — Что вылупился-то? Делать что теперь? — он подошел к Анне и плюхнулся спиной на матрац. Закрыл лицо руками, долго не отнимая их. — Пришьют в подворотне, скажут, террориста ликвидировали. Без суда и следствия. Вот же вляпался.

— Не ссы.

Миха даже улыбнулся, пытаясь подбодрить товарища, но Моня его улыбки не видел, так и лежал с руками на лице. Рядом, уже не раскачиваясь, а просто уткнувшись головой в зажатую в руках подушку, всхлипывала Анна, которая, похоже, уже заочно прощалась со своей молодостью и даже как бы и жизнью.

— Да, очнитесь же. Вы, вашу мать, на воле пока что. А на воле всегда что-нибудь придумать можно.

— Воля? Ты вот этот гадюшник, в котором я третью неделю сижу, волей называешь? — Моня, наконец-то, убрал руки от лица и, не поднимаясь, просто смотрел в серый и бархатный от пыли потолок. — Да мне теперь сгнить здесь придется, на воле этой.

— Что ты разнылся, как баба. Воля, сгнить, пришьют. Тьфу ты! — Миха с отвращением дернул губой. — Твоя сидит, воет. Это понятно. Она баба, что с нее взять. А ты-то? Придумаем что-нибудь.

Подушка из рук Анны прилетела, не ожидавшему такого подвоха, Михе прямо в голову. Девушка зло и с вызовом смотрела на парня, по ее выражению лица и без слов было понятно, что она о нем думает.

— Монь, ты утихомирь свою…, — у парня чуть не вырвалось «курицу». — А то ненароком вцепится мне в глаза, а я этого не люблю, и пришибить могу, — Миха, не отрывая взгляда от глаз девушки, резким броском вернул подушку ей. — И если бы не ситуация, то уже пришиб бы.

В ответ Моня лишь опустил руку на спину, сидящей рядом девушки. Она отпрянула, вскочила с матраца и, бросив на пол подушку, зло, но как-то тихо сказала:

— Да пошли вы, — не оборачиваясь, она вышла из комнаты, и в ванне вновь зашумела вода.

— Делать-то что теперь? — уже успокоившись, спросил Моня.

— Я говорю, не ссы. У меня все продумано.

— И?

— Парень у меня знакомый есть. Чистый как первый снег. Даже по молодости приводов не было. Я ему как-то с машиной помог, вот он мне и задолжал.

— И что мне твой парень?

Миха поднялся со стула, выдернул из розетки шнур телевизора, по которому сейчас крутили передачу, в которой ремонтировали один из домов какого-то бизнесмена. Втюхивали быдлу красоту интерьера за миллионы рублей. Да живущим в этой стране миллионам людей, в жизни не светит заработать на такой ремонт. Кормите народ мечтами.

— И народ хавает, — закончил свои рассуждения вслух Миха.

— Чего?

— Я говорю валить надо отсюда. И залечь где-нибудь на дно. На долго, очень долго.

— У меня нет таких подвяз.

Миха вновь прошелся по комнате остановившись возле матраца, на котором развалился Моня.

— Ты меня плохо слушаешь. Я говорю, парнишка у меня есть, который нас перекинет в безопасное место.

Моня принял сидячее положение, сложил руки на коленях и недоуменно посмотрел на стоящего перед ним парня.

— Тебе-то это зачем? С нас взять нечего. Откупа никто не даст.

— А мне от тебя ничего и не надо. Я свое знаю, где взять. А за вас хлопочу за тем, что бы самому не сесть. Нам, кстати, теперь вместе держаться надо. Для безопасности и спокойствия.

— Пусть так. А куда хорониться-то собрался?

— Как куда? К бабке. У меня под Ростовом бабка живет. Коровка, курочки, огородик. До ближайшей точки, где бы брал сотовый, пять километров по радиусу. И кроме электричества, которое, почему-то никак не отрубят, так как бабка за него отродясь не платила, там нет никаких следов цивилизации. Не место, а сказка.

— Вот тебе и покутили после дела.

— Не ссы, успеешь, покутишь еще. Не последний день живешь, — Миха сел рядом с Моней. — Я, кстати, кое-что пробил про вашего парня с деньгами. Илюшеньку вашего. Но сейчас, что-либо предпринимать, — Миха цокнул языком. — Необоснованный риск.

— Жили у бабуси два веселых гуся, — не весело пропел Моня веселую песенку. — Одного потушили, а второго сварили. Два веселых гуся.

— Монь. Только одно дело тут с вашим зомби. Такой там не нужен. Бабка испугается. Старая уже, мотор барахлит.

Моня поднялся и, потягивая спину, направился на кухню, на которой с ночи царил полный кавардак.

— Нет его. Ушел.

— Как это ушел? Он же контуженный у вас, — Миха направился вслед за парнем и, войдя на кухню, понимающе покачал головой. — А уходил он видимо громко.

Моня поддернул вываливающуюся мойку. Налил в закопченный чайник воды и, стараясь не потревожить обедающих на плите тараканов, зажег конфорку, выделяющуюся среди остальных, обожженным черным месивом вокруг нее.

— Миленько тут у вас, — Моня рассматривал мусор у сломанного стола. — И что? Ничего не сказал, когда уходил?

— Да у него, видать, серьезно крыша поехала. Я не знаю. Честно хочешь? — Моня посмотрел на Миху, осмотревшись по сторонам, как будто бы их кто-то мог здесь подслушать.

— Ну? — в ожидании спросил парень.

— Испугал он меня вчера. Хорошо, что стол завалил, нас тем разбудив. А так тихо бы поднялся, ножичек, вон, взял бы. И привет, — Моня вновь посмотрел по сторонам. — Он на меня вчера так смотрел, я думал, от одного взгляда обделаюсь, как парализовало. Аж башка потом гудела. Короче съехал он конкретно и ночью ушел.

— Валить от сюда надо. И поскорей. Вдруг он к мусорам завернет, или они его сами примут.

Чайник на плите начинал закипать, пыхтя, выбивая из заросшего известью носика белесые клубы пара.

— Надо. Ты это, Мих. Прости нас. Но сейчас кроме тебя нам и, правда, не на кого положиться.

— Да я и не обижался еще. Ладно. Чаевничай. Жрать-то есть что? А то я вечером занес бы?

— Занеси. Все равно нам теперь с Анной ходу из квартиры нет.

— А хата чья? Не твоя?

— Нет. Бомжа одного. Уже месяц как потерялся.

— Понятно. Все я побежал, — Миха пожал протянутую ему руку. — Да не ссы. Все будет ништяк, — улыбнувшись, попытался ободрить он товарища, но тот никак не отреагировал, хмуро смотря в сторону.

— До вечера.

Дверь за Михой захлопнулась, а Моня, заварив себе быстрорастворимый кофе, пошел на балкон, выкурить свою утреннюю сигарету. Делать ему больше было нечего, лишь полностью доверится подельнику, который, как надеялся Моня, все же знал, что делает.

28. Виктор

Свадьба прошла шикарно. Маша, наконец-то, расслабилась и, вдоволь наболтавшись со старой подружкой, весь вечер была в хорошем настроении. Виктор, видя это, надеялся, что их жизнь начинает налаживать, потихоньку возвращается в свое привычное русло, где нет ни пришельцев, ни пророчества гибели всего человечества, ни этого заносчивого, самоуверенного болвана, который всеми силами стремился втянуть их в продолжение той сумасшедшей авантюры. И поэтому, поддавшись хорошему настроению подруги, Виктор сам весь вечер от души хохотал над, может быть, и не очень смешными, но самыми что ни на есть свадебными шутками тамады, пил шампанское, участвовал в конкурсах и танцевал. И во всем этом праздничном веселье он и не заметил, что вечер закончился, и пролетело полночи. Молодые уже давно покинули гостей, а те предоставленные сами себе, спиртному с закусками и хорошей музыке не торопились покидать вечеринку. Но пить и плясать вечно не может никто.

Проснулся Виктор у себя в номере. Концовку праздника он откровенно не помнил. И хоть выпивка с закуской были качественные, голова все равно трещала так, что охота было засунуть ее в морозилку и не вынимать, пока она не остынет. Во рту же стоял тошнотворный привкус. Вот почему так всегда? Почему после вкусной еды, при условии, что ты пил, на утро постоянно ощущение, что во рту у тебя кто-то умер.

— Мерзость, — Виктор провел языком по сухому и шершавому, как наждачная бумага, небу.

Надо было подняться и попытаться привести себя в порядок.

Маши рядом не было, и ванна похоже уже была занята. Негромкий шум воды, доносившийся из-за двери, подтверждал предположение парня.

Номер, в котором они остановились, был простенький и не особо дорогой. Скажем так, средняя комплектация по средней цене для среднестатистического человека и без вида на море. До моря было вообще не близко, пять остановок на маршрутке и тебя дружелюбно приветствовал центральный пляж.

— Ага. Да, — донеслось еле слышно из ванны.

Виктор прислушался. Никогда раньше Маша не говорила по телефону в ванне.

— Да. Да. Как договорились. Ага.

Может с Яной говорит. Сегодня была запланирована культурная программа с посещением каких-то местных достопримечательностей.

Шум воды прекратился, и Маша вышла из ванны. Свежая, обернутая коротким полотенцем и с мокрыми волосами. Если бы голова у Виктора не раскалывалась, он бы точно не устоял перед соблазном сдернуть со своей любимой и эту последнюю тряпицу.

Маша присела на край кровати и наклонилась поцеловать парня. Определено метясь в губы парня, она в последний момент изменила траекторию движения и чмокнула его в лоб. Готовые к поцелую губы Виктора не коснулись ничего.

— Вот тебе и раз. Это что такое? — обиженно произнес парень.

В ответ Маша скривила лицо.

— От тебя плохо пахнет. Может быть тебе в душ? А потом… — она кокетливо подмигнула парню и приподняла край своего полотенца.

Как бы у Виктора не болела голова от такой провокации и приглашения он отказаться не мог.

— Бегу, — парень перекатился через всю кровать и, поднявшись на ноги, некоторое время пытался поймать равновесие. Еще пьяная голова не давала организму собраться. — Кстати, а с кем ты в ванной разговаривала?

— В ванной? — переспросила девушка. — Ни с кем. С кем я могла там разговаривать? Да и сотовый мой здесь. Вон, на тумбочке лежит.

Виктор посмотрел на стоящую с его стороны тумбочку. Отремонтированный смартфон Маши действительно находился там. И подложить, она его не могла успеть. Ведь она, выйдя из ванны, подошла с другой стороны кровати. Значит что? Виктор потер виски. Померещилось?

— Вижу, что на тумбочке, — ответил парень. — Значит глюки.

— А чертики зеленые по плечам не лазают? — с улыбкой съязвила Маша. — А то гляди, откапываться поедем, а не на экскурсию.

— Да ну тебя, — Виктор взял из маленького белого холодильника, стоящего под письменным столом, холодную бутылку минералки. Открыл ее и, сделав пару глотков, отстранился, придирчиво рассматривая этикетку на бутылке. Почему-то ему казалось, что вкус у местной минералки не будет таким резким, даже несколько противным. Парень закрыл бутылку и вернул ее в холодильник до лучших времен.

— Я тебя дождусь сегодня? — Маша уже скинула с себя полотенце и натирала кожу каким-то маслом. Плавными движениями массируя себе сначала точеные руки и изящные плечи, затем высокую и очень соблазнительную грудь, а потом плоский с темной ямкой пупочка животик.

Виктор судорожно сглотнул и, не дожидаясь пока обтирание спуститься ниже, ринулся в ванную, по дороги стягивая с себя одежду.

— Я быстро, — донеслось из закрытой ванны.

* * *

Быстро у Виктора получилось не только привести себя в порядок. Видимо общее возбужденное состояние после свадебного вечера наконец-то нашло выход, и парень искренне надеялся, что закончить успел не он один.

Маша, не высказывая никакого недовольства, снова скрылась в ванной. «Может все-таки успела?». А Виктор лежал на кровати и расплачивался за вчерашнее веселье и утренний секс нестерпимой пульсацией в висках. Свернувшись калачиком и, обмотав голову покрывалом, он пытался не шевелится и не думать, хотя бы мгновение. Но человек такое животное, что вынуждено думать всегда, даже тогда, когда считает, что и не думает вовсе. От боли из глаз парня катились слезы. И с каждой слезинкой Виктору казалось, что боль отступает. А через некоторое время, когда сонное состояние вновь поволокло его из реальности, он как будто бы даже перестал чувствовать боль. Но вышедшая из ванной Маша вернула его к бодрствованию.

— Может тебе пивка, — сочувственно спросила она. — А то выглядишь ужасно.

Виктор и сам уже задумывался над вопросом опохмела. Но, во-первых, он никогда раньше не похмелялся, стойко перенося невзгоды бодуна на ногах или в постели. А во-вторых, парень опасался, что бутылочка пивка, принятая на вчерашние дрожжи, превратит его сегодняшний день в продолжение вчерашнего, и никакой экскурсии ему в этом состоянии не осилить. Хотя с больной головой болтаться по жаре удовольствие тоже сомнительное.

— Спасибо, — Виктор сделал над собой усилие и, перекатившись через кровать, вновь поднялся на ноги. — Лучше поесть и цитрамон. А потом минералочки побольше. Слушай, а куда мы сегодня направляемся? На улице явно выше тридцати.

— Не переживай, тенька тебе сегодня хватит, — ухмыльнулась девушка. — Сначала ботанический сад, потом обед и пещеры. Там должно быть прохладно.

Парень представил, как погружается в прохладный сумрак какого-нибудь грота, под сводами которого тихим шепотом общаются между собой волны, уже сгинувшие в бескрайнем море и только накатывающие на скалы. Делятся историями, переходящими от одной волны к другой, пропадающими лишь в начале своего повествования или, наоборот, навечно замирающими под каменным потолком никогда несмолкающим эхом.

— Было бы не плохо, — парень вновь вытащил из холодильника бутылку с минералкой. Только теперь он не пил ее, а просто прислонил к голове, периодически перекатывая с одной стороны на другую.

* * *

На счет грота Виктор ошибся. После посещения сочинского дендрария, на экскурсию которого явилось лишь человек десять из вчерашних двухсот приглашенных, причем молодоженов и самих не было, в местной кафешке был организован легкий обед. На котором парень не удержался и пропустил бокал легкого разливного пива какого-то местного производителя, пива настолько разбавленного, что его легкость можно было бы сравнить с абсолютной невесомостью. Благо хоть не горькое и, что было Виктору приятно в особенности, пиво было холодное. Закрепив полученный результат бутылочкой проверенного, числившегося за счастливым номером семь, пива, которое почему-то называют экспортным, хоть и продают его во всех наших магазинах, Виктор отчетливо осознал, что жить хорошо. Еще бы ни куда не дергаться, а спокойно посидеть в прохладном помещении.

Но на пороге кафе появились виновники их с Машей совместного отпуска, и вся компания, которая, кстати, уже увеличилась раза в три (и когда только пришли?) отправилась на ожидавших их комфортабельных маршрутах к Воронцовской пещере.

Вылезая из маршрутки, парень понял, что что-то не так. Что-то не склеивалось в его сознании, начало рваться, как будто бы он что-то хотел сделать, сказать и забыл это. Забыл и был не в силах сдвинуться в мыслях назад, натыкаясь на непреодолимую незримую преграду.

Он, отчетливо помнящий весь свой день, стал терять его части. Только он вспомнил, про неудачный утренний секс и тут же потерял нить, связывающую его мысли с воспоминанием. А еще через мгновенье забыл уже и про то, что что-то забыл, ощутив в душе лишь неприятный осадок, отчего-то плохо им сделанного или не сделанного вовсе.

И так за фрагментом фрагмент у него поочередно стали выпадать все составные части прошедшего дня, наполняя парня раздражением и ослабляя его внимание. Мир вокруг начал осыпаться как карточный домик, только вот парень этого не замечал. Или замечал, но тут же забывал об этом.

Вот он стоял у входа в пещеру, а через миг уже нашел себя в какой-то ее ветке. Вот он в компании веселых вчерашних собутыльников, а отвлекшись на Машин смех, обнаружил, что находиться один посередине какого-то странного туннеля.

— Странно. Мы же были в пещере, — успел удивиться Виктор. Но и это удивление забылось им через секунду. А вот отсутствие Маши заставило парня заволноваться.

Забыв весь сегодняшний день и не обращая на это внимание, Виктор, как наяву, вспомнил тот вечер в метро, когда он брел по обреченной станции в поисках своей девушки. Тоска и отчаяние вновь наполнили сознание парня, как и тогда. Он ощутил давящее одиночество и не испытываемое им ранее чувство страха ограниченного пространства. Хоть представший перед ним туннель был ограничен лишь по бокам и сверху, парню было недостаточно двух свободных дорог спереди и сзади. Ему казалось, что туннель сжимается вокруг него, стоит ему лишь на миг ослабить контроль над ним. Но как только он начинал вновь всматриваться в серые стены и свод, чувство давления тут же отступало.

— Ага. Да. Ну, мы же договаривались, — раздался где-то впереди голос Маши.

— Маша! — громко позвал Виктор девушку и от неожиданности завертелся по сторонам, прикрывая голову. Эхо тяжелым молотом ударило по нему. Отраженное и усильное оно вернулось к парню, заставив того на миг, вновь потерять контроль над сводом и стенами, которые не замедлили воспользоваться попыткой, чтобы тут же задавить парня, расплющить его по серому бетону. Но через мгновение, вернувшееся самообладание разжало стягивающиеся над его головой тиски.

— Маша, — уже тише позвал Виктор.

Если после его первого оклика девушка и ответила, то, как считал Виктор, он ее мог и не услышать, оглушенный усиленным эхом. Но в этот раз девушка точно не отозвалась. А где-то впереди опять раздался ее голос.

— Нет. Мы вдвоем. А он? — легкий смешок прервал ее слова. — Не, не знаю. Пусть его. Надоело.

И вновь смешок, с которым девушка умело обращалась, добавляя в него тонкие эротические нотки. Точь-в-точь такие же, какие использовала при заигрывании с Виктором.

Парень ничего не понимал. С кем его девушка там шепчется, причем, явно флиртуя? Почему не слышит его окриков, когда сам он отчетливо слышит ее голос? И кто это ей надоел? Не он ли?

Виктор сделал несколько шагов в направлении голоса подруги. Освещенный участок, образовав вокруг парня кокон, сместился вместе с ним, освещая лишь тот участок туннеля, в котором находился он сам. Будто по стенам были расположены датчики движения, включающие освещение лишь на том участке, где проходил парень.

— Чертовщина какая-то. Где я вообще? — Виктор на миг задумался о том, как попал сюда, да и куда это вообще «сюда». Но вспомнить так ничего и не смог.

Смех раздался снова. Виктор побежал по туннелю навстречу Машиному голосу. Казалось, что девушка смеется совсем близко, пару метров. Но и через минуту бега, парень не приблизился к ней ни на чуть. А девичий голос раздавался все так же рядом.

Виктор остановился. Перестал реагировать на голос подруги и решил осмотреться по сторонам более внимательно. Стены туннеля — серый бетон, дугой переходящий в свод. Ничего более. А под самым верхом грушевидные цеховые светильники, находящиеся один от другого на одном и том же расстоянии, примерно в десяти метрах. И когда Виктор пересекал условную невидимую черту, то предыдущий светильник гас, а находящийся впереди загорался.

Виктор, слыша смех своей подруги, испытывал жуткое ощущение дежавю. Вспомнил их путешествие по канализации, когда Маша вела их к капсуле. Но тогда он был не один. Маша была рядом. И еще этот парень. Игорь.

— А он нас не найдет? — раздался тихий мужской шепот.

Виктор застыл, не двигаясь, коря себя за то, что вспомнил про Игоря. Чей это мужской голос? Уж не его ли мыслями навеянный.

— Нет. Куда ему, — звонко засмеялась Маша.

— Маша, где ты? Кто с тобой?! — громко прорычал Виктор и, будучи готовый к сильному эху, все же не переставал отчаянно вслушиваться, в надежде уловить возможный ответ.

Эхо вновь ударило молотом по нему и укатилось вглубь туннеля. А ответа так и не было.

— Вы что, издеваетесь?! — еще громче проорал Виктор. — Где вы?

И, не в силах стерпеть отраженного эха, склонился, зажав себе уши руками, раскрыл рот и тихо застонал, выпуская с воздухом вибрации, которые разрывали его череп.

— А-а-а-а!!! — скрежетал он зубами. — Хваааатииииит!!!

Виктор всю еще стонал, когда понял, что эхо уже смолкло, а стены туннеля неуклонно приближаются к нему. Но, черт побери, как же ему было больно. Он собрался с мыслями, отстранив от себя свод и стены, протер ладонями по лицу и в испуге замер, рассматривая свои руки. Они были в крови. Он ощупал нос, но кровь шла не из него. Тогда он вновь докоснулся до ушей и ощутил сочащуюся из них жидкость. Кровь.

Страх рванулся из его груди частыми сильными ударами сердца, адреналиновой волной заполнил мозг, заставляя давление в сосудах возрасти. Парень боялся, что давление будет расти дальше, и от его страха оно продолжало расти. И тогда, не зная, что делать, Виктор твердыми и напряженными, как будто бы последними в своей жизни шагами (дойди или умри) дошел до холодной стены туннеля. Прислонился к ней и медленно сполз на пол, закрыв глаза. Холод бетона просачивался в тело парня, заставляя его кровь работать на согревание организма, а не на его надрыв. Виктор попытался максимально расслабиться, что бы давление спало. И через некоторое время ощутил, что ему становиться легче. Сердце успокоилось, а голова даже получила какую-то ясность в мыслях, которой не было раньше. Кровь больше не сочилась, а противно стягивающей корочкой, засохла у него на щеках и волосах.

И только парень стал себя нормально чувствовать, как вновь раздались уже сладострастно постанывающие голоса.

— Да. Да. Не останавливайся. Еще.

Машин шепот и чье-то тяжелое дыхание. Почему-то в вероятные партнеры девушки в сознание парня набивался только Игорь.

«Чертов Игорь, место которому под грудой таких же, как он безмозглых болванов, лезущих несметной ордой в игольное ушко и давящих там самих себя. Игорь, которого они с Машей, рискуя своими жизнями, спасли. Что там пророчествовала Маша: „Он спасет нас когда, мы спасем его??!!“. Да он трахает тебя где-то там, а я слышу это, и потому он трахает и меня тоже, прямо в мой мозг. Это спасение? Он не спасает, он приговаривает нас за его спасение».

Голова у Виктора вновь начала закипать. Он вскочил и быстрым шагом направился на звук, который, то появлялся, то исчезал.

— Да. Вот так, — подрагивающим голосом стонала девушка. — Ееещеее.

— Черт! — Виктор остановился. — Черт! — повторил он еще раз, присел на корточки и, наверное, первый раз за все время, проведенное им в этом туннеле, попытался логически подумать, отбросив в сторону все свои переживания. И в самом деле? Что он так нервничает? может там и не Маша вовсе и не этот Игорь, а какая-нибудь изголодавшаяся друг по другу влюбленная парочка, которой нет места для соития в нормальных человеческих условиях. Тем более, как неожиданно вспомнил Виктор, они-то с Машей сейчас должны быть в Сочи, а этот Игорь где? Правильно в Москве.

Немного остыв, Виктор задумался. И выходило из его раздумий следующее. Во-первых, почему, когда он перемещается, то свет идет за ним? Если следовать логике включения света, реагирующего на движение, то там впереди, где должна быть якобы Маша с якобы Игорем, тоже должен гореть свет. Но в туннели нет больше освещенных участков, лишь тьма, кроме его освещенного островка. Во-вторых, …

Но додумать про «во-вторых», парень не успел. Раздался громкий, но не причиняющий боли смех Маши. Не то эротическое воркование, как несколько секунд назад, а злая, издевающаяся насмешка. А затем, как будто подслушав мысли Виктора, лампа над его головой погасла, и зажглась другая. Отгорела пару секунд и передала эстафету следующей лампе, и так далее.

— Неее. Так нельзя, — неизвестно кому протянул Виктор, а сам бегом принялся догонять удаляющийся свет. Он вновь вспомнил их путешествие по подземке, когда, стоя по колено в холодной воде, они на ощупь пробирались по стене канализационного стока в полной, абсолютной темноте. Больше он в темноту не хотел.

Бежал парень не долго. Выдержать скорость равную пяти метрам в секунду, он не мог. Да что там, он и разогнаться-то так не мог. Поэтому светлое пятно, постепенно уменьшаясь в размерах, удалялось все дальше и дальше, и, превратившись в маленькую желтую точку, в конечном счете, исчезла совсем, где-то очень и очень далеко. И Виктор не увидел никого, кто мог бы находиться в туннеле поблизости. А это значило, что никого рядом и не было. Да и голоса якобы Маши и якобы Игоря пропали, отступив от сознания парня вместе со светом. Теперь он находился в полной темноте и в абсолютной тишине.

Страха, как не странно, Виктор не испытал. Понимая, что он сейчас совершено один в темном пустом туннеле, его, наоборот, охватило чувство покоя, такого внятного уравновешенного состояния, что, казалось, это не он находится в туннеле, а сам туннель является лишь его частью, причем не такой уж и основной, но весьма важной.

Виктор лег на спину ногами по направлению исчезнувшего света. Пол, в отличие от предыдущего контакта, был не холодный, а слегка теплый, так что лежать на нем было очень даже комфортно. Медленно вдыхая и также медленно выпуская воздух, парень просто отдыхал. И на одном из выдохов, он неожиданно вспомнил весь свой день, от пьяного пробуждения до момента, когда мир вокруг него стал рассыпаться. Вспомнил свой день и понял всю его несуразность и однобокость. Он крутил воспоминания в голове, как обыкновенную 2-d пленку. А жизнь-то имеет куда как больше измерений. Понял, что кроме общих впечатлений о свадьбе и экскурсии в том же парке, сочинском дендрарии, у него нет никаких воспоминаний, как будто бы ему просто сказали, что он там был. Да и обвал сознания, после которого он оказался в этом туннеле. Такого в реальности не бывает.

— Я просто сплю.

И эта мысль вспыхнула в его голове, маленькой лампочкой прозрения. Все, что он сегодня пережил, это лишь сон. Ведущий, как и прежние его сны к кошмару, но отчего-то не приведшие туда полностью, оборвавшиеся на подступах к нему. В тех, других снах, Виктор понимал, что видит сон, лишь, когда просыпался или через несколько минут после пробуждения, когда желание убить лежащую рядом Машу спадало. Но такого, как сейчас, чтобы осознать, что видишь сон, когда сам находишься во сне, такого с парнем еще не было.

И от этого осознания Виктору хотелось рассмеяться. Сон же его, значит, он и есть его творец. Парню было легко и спокойно. Он чувствовал внутренний подъем. А голова соображала все ярче и четче.

Сон-то, конечно, его, но кто-то изменил его привычное развитие, не оборвал его, а именно изменил, дав Виктору понять это.

— Вы хотите мне что-то показать? — обратился парень к окружающей его темноте. — Туннель — это путь, дорога без права изменения направления. Правильно? Я должен пройти по туннелю до конца? И тогда, что-то узнаю?

В голове взорвалась, загоревшаяся там до этого лампочка. Но свет ее не угас, израсходовав свой ресурс, а, вырвавшись из прозрачной клетки, заполнил все сознание парня золотистым сиянием. И Виктор понял, что его выводы верны.

— Тогда я готов. Пойдемте.

Парень поднялся с пола. Свежий, бодрый и уверенный в себе. Ну и что, что вокруг темно, дорога-то одна, вслед за ушедшим светом. Виктор дошел до стены и твердым шагом направился вдоль нее. Споткнуться он не боялся. Это же его сон. Зачем ему чинить препятствия у себя на пути?

Но хоть сон был и его, идти ему пришлось долго. Так долго, что он успел уже десятки раз обдумать и передумать: кто и что этот кто-то собирается ему показать.

Парню было ясно, что его, как и в истории с метро, не двусмысленно используют, ведут. А это могло значить лишь одно, выбора, который им предложили, на самом деле не существовало. Была лишь иллюзия этого выбора. А создавать такую иллюзию надо было очень продуманно. Вот именно так, как сейчас, и как все дни, прошедшие после катастрофы.

Дрессировка животных, да и людей тоже, проходит как? Да очень просто. Принцип кнута и пряника. Кнутом, как понял Виктор, являлись все кошмары, которые снились ему и Маше. Мол не хотите делать правильно, делайте как хотите, но при условии, что лишь до того момента, пока не сделаете правильно, а мы вас будем в это время пороть. Наставляя, что делать нужно только правильно, направляя вас этим кнутом, что бы вы не сбились в своем выборе. Вот такой вот кнут. А пряник? А пряник, вот и он. Когда ты вроде бы и сам что-то делаешь, причем делаешь правильно, а это значит, что ты не сопротивляешься наставлению, то тебе дают возможность порадоваться, дают право думать, что ты сам все можешь делать правильно и даже можешь контролировать все, что делаешь.

Хоть Виктор и испытывал радость от своего прозрения, но ему становилось грустно от своих же выводов. Этот инопланетянин, Эрид Фан, кажется, когда сказал, что их будут пугать кошмарами, был абсолютно искренним. Он только не сказал, что кошмары будет насылать именно он, для того что бы спровоцировать их поход. Куда там говорил Игорь? В Крым? Понятно. Вот тебе и правильный личный выбор. И кошмары отступят, когда смиришься с этими мыслями. А эти его передатчики-капли, не через них ли он и напускает эти ужасы?

От этой мысли в голове вспыхнула еще одна лампочка, только очень тусклая, и она не разорвалась. Почти не видимая на общем ярком фоне прозрения, эта лампочка-идея обрела свою изолированную резервацию, которую до определенного момента надо было бы подержать закрытой. Вдруг его поводырь заметит эту несломленную колонну сопротивления. Пока же стоило идти намеченным курсом, не выказывая ни чем, что сам с этим курсом не согласен, а наоборот доказывать, что ты искренне веришь в то, что сам этот курс и выбрал для себя.

В паре шагов впереди Виктор заметил неяркое свечение у стены. Подойдя ближе, парень увидел в стене нишу в человеческий рост. А в ней в позе лотоса, закинув ногу на ногу, сидел старик, окутанный серебристым сиянием.

Буддийская монашеская одежда на нем и узкие разрезы глаз показались Виктору очень знакомыми, и он вспомнил, кого ему так напоминает этот старик. В черно-белых интернет мемах, именно этот лысый, с кустистыми седыми бровями и такой же седой бородой монах выдавал какую-нибудь идиотскую мудрость, назидательно подняв в верх указательный палец. Типа такой: «Пить не выход, но вариант».

Старик сидел с закрытыми глазами, но когда Виктор приблизился к нему поближе, монах открыл глаза, и с серьезным видом просюсюкал еле различимые слова.

— Достичь света, — сказал он, подняв вверх указательный палец. — Можно только из темноты, — и замер так, не двигаясь, как на картинке. Только, в отличие от интернет мемов, сейчас монах-мудрец не улыбался, завершая свою мысль.

Виктор постоял некоторое время, ожидая продолжения, но больше замерший старик так ничего и не выдал. Парень, понимая, что мудростей от старика больше не будет, пошел по туннелю дальше.

— Значит, достичь света можно только из темноты, — повторил про себя Виктор. — Отметим это.

Отчего-то парень понимал, что все, что сейчас с ним происходит, нужно хорошенько запомнить. Вполне вероятно, эта мудрость ему еще пригодится.

Ниша с замершим стариком осталась позади, вновь погрузив Виктора в кромешную тьму. Но длилась тьма на этот раз недолго. Впереди вновь обозначилось сияние, только на этот раз красное. А в открывшейся парню нише размахивая пышными, цветастыми юбками, кружилась вокруг своей оси Маша. Только выглядела она достаточно непривычно. Помимо цыганской юбки, переходящей в подобие корсета с тонкими лямками на плечах и очень откровенным декольте, из разреза которого при каждом повороте девушки так и норовила выскользнуть ее грудь, у Маши была не ее, привычная Виктору, прямая прическа под каре. У нее по плечам развивались длинные, кудрявые локоны, черные, как сама темнота, через которую шел парень. Губы девушки, выкрашенные ярко-красной помадой, растягивались в веселой улыбке, поблескивая чистейшей белизны зубами. Она была весела, ей явно нравилось кружиться в танце в этом красноватом сиянии.

Неожиданно Маша остановила свое вращение, и, прикусив нижнею губу своими белоснежными зубками, а затем, позволив ей медленно выскользнуть, она, чуть-чуть наклонив на бок голову, кокетливо посмотрела на Виктора. Грудь ее часто вздымалась, еле сдерживаемая корсетом платья.

Парень никогда раньше не видел во взгляде своей девушки столько страсти. Явно уловив мысли Виктора, Маша улыбнулась еще шире, засмеявшись, мотнула головой, так, что ее волосы, описав пол-оборота, застыли лишь на одном из ее плеч. А потом, не переставая улыбаться, она чуть-чуть наклонилась вперед к Виктору и очень тихо произнесла слова, так тихо, что парень их толком и не расслышал, а, можно сказать, прочитал по ее ярким соблазнительным губам, от которых, как показалось парню, приятно пахло какими-то сладостями.

— Отличить свет от темноты легко, это как разграничить добро и зло или белое и черное.

Сказав это и игриво подмигнув Виктору, Маша вновь закружилась в своем танце, и, воздев руки к верху, испарилась в красном сиянии, оставив после себе лишь еле уловимую дымку.

— Вновь мудрость, — отметил Виктор. — Запомним.

Парень пошел дальше, теперь точно зная, что искать. Какую-то нишу с кем-то внутри. Но мимо следующего пророка он чуть было, случайно не проскочил. В слабом, темно-синем свечении, попавшаяся ему под руку ниша была абсолютна незаметна. А в ней, и тут Виктор нервно сглотнул, в ней, подвешенный за запястья, связанные цепью, причем подвешенный так, что плечи оказались вывернуты наизнанку, видимо сначала руки связали сзади, а потом вздернули их вверх, заставляя суставы вывернуться. В общем, в ней, в этой нише, болтался на цепи исхудавший, обросший грязными жидкими волосами сам Виктор. Точнее жутко измученная его карикатура.

Парень зябко поежился, вглядываясь в самого себя. Голова у карикатуры была опущена вниз, так, что глаз не было видно. Одежды на теле не было, только какие-то изодранные штаны болтались на босых ногах. Ребра подвешенного так сильно выступали из под кожи, что, казалось, будто это уже и не живой человек висит перед Виктором, а его скелет, по неведомой причине, до сих пор обтянутый кожей.

Виктор, молча, стоял перед собой и, затаив дыхания, ждал, когда его карикатура заговорит. Но время шло, а замученная пародия на него все молчала. Когда же парню надоело ждать, и он собрался было уйти, то, уже отвернувшись от ниши, услышал тихий шлепок. Парень обернулся назад, и увидел, как с носа и подбородка подвешенного, срываются капли, с тихим шлепаньем разбиваясь о камень внизу.

Парень придвинулся к своей карикатуре ближе, и она начала поднимать голову. Цепи на ее руках слабо заскрипели, от производимого движения. Приблизившийся ближе к исхудавшему лицу самого себя, Виктор в ужасе отшатнулся прочь. Глазницы у измученного человека были пусты. Два темных провала, из которых текли слезы.

На душе у парня стало тревожно. Он-то думал, что вырвался из гнета кошмаров, а происходящее сейчас явно было приветом оттуда.

Подвешенный, исхудавший двойник Виктора раскрыл слипшиеся от долго молчания и обезвоживания тонкие, иссушенные губы и дрожащим, хриплым голосом произнес:

— Нет ничего в мире темнее, чем душа человека.

Голова карикатуры бессильно рухнула на грудь, заставив цепи вновь жалобно застонать. Тут уж Виктору не надо было никаких знаков, что откровение закончено. Он, не сводя взгляда с ниши, быстрым шагом пошел дальше в темноту, пока темное сияние не скрылось от его глаз. Тогда он, переведя дыхание, повторил про себя свои же слова, накрепко запоминая их.

Идти дальше Виктору пришлось уже не в таком приподнятом состоянии духа, как прежде. Увиденное в последней нише, заставило его вновь задуматься о правильности своего пути. Да вообще о правильности своей жизни. К чему он стремиться? Для чего живет? Что бы стать мудрым, как старик-мудрец в первой нише? Или же что бы беззаботно радоваться жизни и цвести до определенного срока, как Маша во второй? А может, смысла в жизни вообще нет? Потому что он, как и его карикатура в третьей нише, в итоге окажется слеп и безволен, потому что у него нет свободы выбора, а есть лишь ее иллюзия.

Так парень шел и шел, пока впереди, прямо перед ним, а не в нише с боку, появилось яркое золотое сияние. Пока еще далекое, оно, тем не менее, с каждым шагом становилось все ближе и ближе. Когда же Виктор подошел к источнику сияния вплотную, у него не осталось сомнения в том, что он видит.

Перед ним, занимая все пространство от пола до потолка, восседал в позе лотоса золотой Будда. Левая рука его лежала на ногах раскрытой ладонью вверх. А правая, тыльной стороной ладони была направлена в сторону Виктора, как бы свисая с голени. Взгляд был приветлив, и, казалось, хоть статуя и была во много раз выше Виктора, что Будда смотрит на парня не свысока, а так, как если бы они с ним находятся на равных.

Виктор подошел вплотную, изучая представшую перед ним статую. А когда решил прикоснуться к сияющему символу буддизма, то статуя, уперев свисающую до этого руку в пол рядом с парнем, нависла над ним и громким, глубоким голосом спросила:

— Ты все понял?

Виктор лишь медленно кивнул, поражаясь размерам нависшего над ним лица.

— Тогда все, — статуя выпрямилась, занимая изначальное положение.

Виктор отступил от нее чуть назад и почувствовал, что нога не находит опоры. Он взмахнул руками и, падая, лишь успел подумать, что этого не может быть. Сзади же была опора.

Упав, Виктор тут же вскочил обратно. Да и упав ли, он вскочил? За окном светало, парень находился у Маши в квартире, а сама девушка испугано таращилась на него, уперевшись в подушку локтями.

— Ты чего? — сонно спросила она.

Виктор вспомнил, что все им увиденное и услышанное было лишь сном.

— Опять кошмары? — понимающе предположила девушка.

Виктор улыбнулся, чувствуя, как страх падения отступает в прошлое, а на замену ему выходит давно не испытываемое им чувство уверенности. Он впервые за месяц проснулся выспавшимся и отдохнувшим.

— Нет, уже не кошмары, — ответил парень и, пододвинувшись к Маше, нежно поцеловал ее в губы. — С ними покончено. Спи.

* * *

Утро, как и настроение у Виктора, было прекрасным, чего не скажешь про настроение Маши. Девушку вновь мучили кошмары. Выглядела она под стать им. Глаза впали еще глубже, скулы на некогда округлом личике заострились, а улыбка посещала ее все реже и реже. Но Виктор надеялся, что сегодня была последняя ночь их мучений.

Поднявшись с кровати, парень тихо, чтобы не будить подругу, собрал свои вещи и, заглянув в сумочку Маши, достал оттуда маленькую прозрачную капельку. Затем перекусил быстро состряпанным бутербродом и вышел из квартиры. Ночевал он не у себя, поэтому на работу, которая находилась рядом с его местом жительства, парню предстояло добираться на метро.

Опять метро. Как ему теперь было сложно туда спускаться. Каждый раз, сходя с последней ступеньки эскалатора, он то и дело ожидал чего-нибудь не просто плохого, а ужасного, что где-то рядом что-нибудь взорвется или поезд вновь вылетит на станцию. Так что поездки в метро стали для него почти что каждодневным испытанием воли и смелости. Но сегодня парень об этом даже не задумался, напевая у себя в голове какую-то песню, он, не заметно для самого себя, доехал до нужной ему станции.

Поднявшись из подземки, он остановился, с наслаждением всматриваясь в урбанистический пейзаж перед собой. Он, как какой-нибудь гость столицы, первый раз оказавшийся почти в самом ее центре, медленно и с восхищением переводил взгляд от одной многоэтажки на другую. Смотрел на яркие вывески магазинчиков, как на праздничные упаковки подарков, в которых тебя обязательно должен был ждать какой-нибудь сюрприз. А в голове звучали слова героя, сыгранного Юрием Яковлевым, в известной всем жителям России комедии, когда тот с балкона взирал на раскинувшуюся перед ним Москву, выказывая царское одобрение не только представшему перед ним виду, но и, что немало вероятно, водочке, которую он выпил до этого. Причем слова эти звучали у Виктора в голове, тем же голосом и с теми же интонациями.

Переводить взгляд с очертаний высоток на окружающих его людей Виктор старался по возможности реже. Что на них смотреть? Только себя расстраивать. Загнанные с самого утра, они все торопились и торопились, тихо ругаясь, некоторые даже про себя, а некоторые и погромче, на снующих туда сюда таких же, как они муравьишек, перетаскивающих с места на место приобретенные ими заботы, невыполненные обязательства и навязанную огромным муравейником ответственность.

Поймав себя на этой мысли, Виктор даже взгрустнул, омрачив этим свое превосходное настроение.

Город рабов. Да что там город. Целая страна. Одна шестая часть суши рабов, которые пожирая ненужные, но навязанные им стереотипы, сами уже давным-давно стали таким же стереотипом. И я такой же раб. Игорь копнул свои мысли еще чуточку поглубже и, как не хотел этого делать в такой чудесный день, но все же провел некую параллель между своим ночным прозрением и жизненным укладом миллионов москвичей. И получалось у него, что все люди не имели свободы. Ни самый последний неудачник (у него, кстати, свободы в этом плане было как раз и побольше), ни самый богатый и успешный человек города. И у того и у другого были свои обязательства, и у неудачника их было меньше. А обязательства, это своего рода кнуты. Можно, конечно их не выполнять, но в таком случае со временем можно было стать тем самым неудачником. А если и неудачник перестанет выполнять свои обязательства, то тогда все конец жизни. Кушать-то что-то и на что-то надо.

Вот и получается, что как бы мы себя не обманывали, думая, даже скорее мечтая, что мы свободны, в итоге, если пошире раскинуть мозгами, выходило, что свобода это не особый личный путь или выбор, это лишь немного увеличенный ассортимент одного и того же пойла, которым мы сами себя и опаиваем, и получаем от этого некоторое удовольствие, то бишь пряник. Вот не хочешь ты сегодня дрянного пива, и деньги позволяют гульнуть, ты возьмешь бутылку дрянного мартини, или пойдешь в какую-нибудь, по факту пивнушку, но позиционирующею себя как ресторан, и будешь пить там тоже дрянное пиво, но за большие деньги. Вот такая вот свобода выбора, как пример.

«А вообще, а что такое свобода?»

Виктор задумался, не зная, что ответить. Ему стало еще грустнее. Он сам себе не мог ответить на вопрос, что такое свобода. Отдых не дома, а в Египте? По факту может быть, что Да. Но ключевым словом остается отдых, а место его проведения это лишь ассортимент, и то зависящий от выполнения нами взятых на себя обязательств.

Виктор закрыл глаза, поднял голову вверх, чувствуя, как кожу согревает ласковое утреннее солнце. А потом, отбросив в сторону все материальные атрибуты, которые мы, так или иначе, перебираем, когда пытаемся узнать что такое свода для каждого из нас, парень очень четко сформулировал «Свобода — это независимость от внешних и внутренних обязательств». И тут же, сдаваясь на милость дрессировщика с кнутом, добавил: «Поэтому никогда ни я, ни человечество в целом не будем свободны. Так как человек — животное социальное, а быть не зависимым в социуме нереально. Все мы друг дружке должны, а скорее даже обязаны. Так что пашите негры, солнце еще высоко».

Улыбнувшись грустно, но все-таки не трагично, парень направился дальше. Его обязательства и, как факт их выполнения, увеличенный ассортимент материальных атрибутов свободы, ждали своего раба, отсчитывая каждую минутку его неявки на рабское место. Виктор улыбнулся, конечно же, не рабское, а рабочее место.

И все же кое-что Виктор намеривался исправить, собирался, так сказать, изъявить свою волю, не посредством выбора между предложенными ему вариантами, а путем полного отказа от навязанного ложного выбора. Капли-передатчики. Если во сне он и боялся, что маленькую тусклую лампочку своеволия заметить поводырь с плеткой, то сейчас он был решительно настроен на проведение диверсии. Спрятать эти прозрачные капли у себя в магазине и посмотреть, будут ли в отдалении от них ему с Машей портить жизнь ночные кошмары. И если так все и получиться, то можно будет сделать вывод, что эти капельки совсем не передатчики, по крайней мере, не устройства для общения, а мини бомбочки, каждый раз подрывающие сознание, когда оно наиболее расслабленно и уязвимо.

В одном из закоулков перед магазином Виктор заметил группу бомжей, роющихся в мусорных баках, отсеивающих не очень плохой мусор от очень плохого. Виктор с сарказмом усмехнулся. «Отбросы общества роются в отбросах общества». Грубо? Виктор так не считал. Во всех культурах и во все времена существовала эта отдельная каста людей, которые либо по своей воле, либо, что не редкость, по чужой, становились изгоями в обществе, и, как следствие, абсолютно свободными людьми. А вообще, парень искренне надеялся, что его жизнь в итоге не приведет к такой форме свободы.

Проходя мимо бомжей, Виктор инстинктивно задержал дыхание. Не то что бы от них шел нестерпимый запах. Нет. Парень боялся вдохнуть их вонь, ассоциируя ее с болезнью. И чтобы не заразиться их свободой, он, отвернувшись и не дыша, шел мимо. А отвернулся он зря.

Один из бомжей. Такой же, как и все, обросший и тощий, в изношенных оборванных тряпках, тихо сидевший у мусорного бака, неожиданно вздернулся, когда Виктор проходил мимо. Не сводя с него безумных горящих фанатическим огнем глаз, бомж, как кошка перед броском, ждал, когда парень окажется к нему спиной. И он дождался.

Рванувшись с места, как ужаленный, он с прытью несвойственной людям данного класса, подлетел к Виктору и, схватившись за болтающуюся на его плече сумку, дернул ее так сильно, что парень, развернувшись на месте, не удержал равновесие и упал на асфальт. Непрочные крепления сумки не выдержали и, разорвавшись, ремешок черной змейкой выскользнул из рук ничего не понимающего парня.

Виктор, лишь на мгновение запутавшийся в своих ногах, правильно оценил ситуацию и, вскочив с асфальта, бросился за воришкой, который уже вовсю прыть бежал прочь, изредка оборачиваясь на парня своей какой-то сумасшедшей улыбкой. Не хватало только белой слюны через растянутые в кривой усмешке губы.

Хоть у воришки все же и было преимущество в дистанции, но расстояние между ними постепенно сокращалось. И бомж, понимая, что не уйдет, стал на ходу ковыряться в сумке парня. Темп его упал еще больше и Виктор без труда одолел разделяющее их пространство. Не снижая скорости, он схватил воришку за его оборванную футболку и, крутанув его так, что ткань футболки под пальцами расползлась на лоскуты, отбросил бомжа в сторону. Теперь настала очередь падать воришки. Но он, вроде бы и не замечал своего падения, все так же безумно ковыряясь в чужих вещах.

С шумом упав на асфальт, бомж, не обращая внимания на ссадины и ушибы, кинулся к вылетевшей из его рук сумке, содержимое которой так же разлетелось по асфальту. И Виктор, хотел уже от всей души пнуть стоящего на четвереньках воришку, когда тот, неожиданно вскочив, ринулся прочь, сжимая что-то в руке и победно скалясь на парня.

Догонять его Виктор не стал, а опустившись перед разбросанными вещами, принялся аккуратно складывать их обратно в разорванную сумку. Кошелек и месячный проездной на метро воришку почему-то не заинтересовали. И парень даже сначала подумал, что из сумки ничего и не пропало. Но потом вдруг понял, чего же не хватает в его вещах. Двух капел-передатчиков. Бомж, видимо, приняв их за драгоценности, решил, что больше ему из чужих вещей ничего и не надо. Это, наверное, поэтому он так торжествующе скалился в конце. Решил, что сорвал банк.

«Бедолага». Виктор усмехнулся. «Вот он удивиться, узнав, что кроме кошмаров, эти стекляшки ничего не приносят. Да хотя, ему-то что? И так вся жизнь не сахар».

Парень собрал свои вещи, зажал пострадавшую сумку под мышкой и, протирая ободранные при падении пальцы, направился к себе на работу.

Виктор, конечно, был расстроен произошедшим инцидентом, но в целом, а не этого ли он и хотел? Разве не собирался он сегодня избавиться от этих проклятых побрякушек? Верно, хотел. Но хотел сделать это сам. Своей волей и по своему праву на свободу выбора. А получилось, что и здесь его обманули, обворовали и в прямом и переносном смыслах, забрав право самостоятельно решить, как и куда он спрячет эти капли-передатчики. Хорошо только лишь одно. Теперь, даже если ему или, скорее всего Маше, потому что ему уже навряд ли, захочется поиграться с этим инопланетным подарком, то он не сможет ничего поделать. Нет передатчиков. Украли.

— Да и черт с ними, — Виктор хмуро улыбнулся сам себе. День, начавшийся так хорошо, почему-то не нравился парню все сильнее. И сейчас избавление от передатчиков отчего-то не внушало ему той, испытанной в начале радости. Его посетила странная, глубоко спрятанная, и от того тяжелая мысль, что, возможно, этот сумасшедший мог охотиться именно за тем, что и получил. А это значило, что? Что кто-то еще знает про машины-эволюции. — Черт.

Но усилием воли отбрасывая дурные мысли, Виктор сам себя убеждал, что это теперь не его проблемы. Да он и некогда не хотел себе таких проблем. Никогда не хотел решать глобальные катаклизмы. Не он. Пусть там Брюсы Уиллисы жертвуют собой на далеких астероидах, или всевозможные Нео выводят из интернет спячки все человечество. Но не он.

«Что там говорил этот инопланетянин, мол, пятьдесят поколений еще впереди. Тогда, пускай кто-нибудь другой и разгребает эту кашу». Виктор сплюнул попавшую на язык пыль и тяжелые мысли и пошел дальше, ему предстояло еще жить и жить и, как он искренне надеялся, жить без хлопот и с Машей.

29. Бес

Бес был счастлив. Свернувшись калачиком возле одного из мусорных баков, со слезами на глазах, которые текли, не переставая уже целый час, он безудержно хохотал. Его хозяин был им доволен. Бес наконец-то смог угодить своему хозяину, смог выполнить его задание. И за это темный демон отпустил на время сознание Беса, завещав хранить то сокровище, что ему удалось добыть.

Что конкретно он стащил у того прохожего, Бес не знал. Он даже не удосужился внимательно рассмотреть те предметы, на которые указал хозяин, просто и уже даже как-то буднично прошипев прямо в уши: «Они. Бери». И Бес взял, не раздумывая, тут же, чувствуя, что и хозяин вместе с ним испытывает радость. Таких глубоких эмоций парень не чувствовал никогда. Даже первый секс, неумелый и давний, казался ему не таким будоражащим и захватывающим сознание событием. Он угодил хозяину, и хозяин был им доволен.

За баками, стоящими возле одного из жилых домов, парень чувствовал себя спокойно, немного кололо бока неровное бетонное покрытие, но в целом было даже комфортно. Мало кто заглядывал за железные коробы и поэтому никто не обращал внимания на приютившего там парня. А он, рыдая, сжимал богатство в руке, и думать не думал о том, что будет дальше. Он забыл о своих друзьях. Не думал о будущем. Не интересовался творящимся вокруг него сейчас. Зачем? За него все решат и ему все скажут, что и когда делать. А пока, пока он на время стал самим собой, значит, он может просто отдохнуть и порадоваться за успешно выполненное задание.

Вдруг Бес заерзал, пытаясь занять более удобное положение, чем привлек внимание, выносившей в это время мусор, какой-то старухи. Та, испугавшись бродячей собаки, зашипела в сторону парня: «А ну, кыш, пошла прочь». И медленно, не поворачиваюсь к бакам спиной, сама попятилась назад к дому. А Бес не нашелся сделать ничего лучше, чем фальшиво полаять и завыть надорвано тонко, но очень правдоподобно. Бабка что-то запричитала, суетливо перекрестилась и бросилась со всех ног прочь домой.

Бес хохотал. А потом неожиданно замер. Он вдруг понял, что сейчас находится совершенно один с доверенным ему сокровищем, и в случае чего некому будет указать ему, что следует делать. А произойти может всякое. Бес забеспокоился. А если что-то случиться с сокровищем? Хозяин же спросит с него. И спросит со всей строгостью. Может даже выберет себе нового раба. Парень еще крепче сжал находку так, что давно не стриженные и неровно обгрызенные ногти на его пальцах впились в мякоть ладони. Выступила кровь. Но Бес не чувствовал боли. Его охватил ужас. Что же делать? И на манер средневековых рабов, у которых из своих вещей не было ничего и никогда, и которые любой медяк хоронили у себя за щекой, Бес засунул обе стекляшки себе в рот. Расположив их там поудобнее, он вновь засмеялся. Теперь вырвать сокровища у него можно было, лишь оторвав ему голову. Бес был счастлив. Хозяин будет доволен его предусмотрительностью.

30. Анна, Моня и Миха

— Ну, вы готовы? — Миха ворвался в квартиру, не жалея ни замка, ни двери, жалобно лязгнувшей вырванными с корнем саморезами. — Машина ждет. Бак полон. Водила на шухере.

— Все свое ношу с собой, — не очень весело ответил Моння. — А теперь и только на себе.

Анна выглянула из кухни с чашкой дымящегося кофе в руках.

— Все что ли? Рвем когти? — прихлебывая свой диетический завтрак, спросила девушка.

— Ага. Вот вам, кстати, для красоты, — Миха швырнул на матрац пакет. — Монь, тебе черный, а тебе белый, — обратился он к Анне. — А хотите, поменяйтесь. Так даже интереснее будет.

Моня вытряхнул пакет и на их ставшую уже почти родной пастель, выпали два парика. Черный в короткую мелкую кудряшку, и светло-русый с длинными прямыми волосами.

— Это зачем? — спросил Моня.

— А затем, что ты больше не Моня, а Виталий Геннадиевич Постин. А Анна — твоя жена Екатерина Валерьевна Постина, девичья фамилия Гайнова. Оба москвичи, мои соседи из 53 квартиры, поняли. Ты, — Миха посмотрел на парня. — Родился 14 ноября 1975 года, а супруга 21 мая 1981 года. Запомнили? Свадьбу сыграли год назад 12 июля. Оба работаете в компании «МегоТранс» логистами.

— Это кто такие? — не понял парень. — И название у компании какое-то странное. Что за трансы?

— Монь, я иногда смотрю на тебя и не пойму, ты вроде бы молодой, даже временами смышленый парень, но вот бывают моменты, в тебе прям как какого-то дебила включают.

— Но-но! — возмутился Моня.

— Что, но-но? Транс — это сокращено от слова «транспорт». А логист — это человек, составляющий экономически выгодные маршруты. Что, куда и побыстрее доставить. Тебе-то понятно? — обратился Миха к девушке.

— С первой фразы. Мой, чур, белый.

— Отлично, что разобрались. А теперь нахлобучиваем эти штуки на свои бошки и двигаем, двигаем. Водила, кстати, не в курсе про наши дела и про то кто вы такие, поэтому темы при нем не обсуждаем. Если что, едим ко мне в гости. Усвоили?

Моня с Анной утвердительно кивнул.

— Ну и молодцы. Давайте наряжайтесь и вниз. Я на улице.

Миха вышел из квартиры, оставив парочку примерять свои конспиративные легенды вместе с париками.

* * *

Когда они вышли из подъезда, день только разгорался. Было часов десять утра. Птицы приветливо щебетали в кустах и под кронами растущих в палисаднике возле дома фруктовых деревьев. Забор вокруг палисадника давно завалился, и фруктовый уголок, постепенно дичая, расползался все дальше за отведенные ему изначально границы. Да что там деревья, дворик был давно в запустении. Дом, в котором они прожили несколько недель, был определен под скорый снос, и жильцы разъехались по предоставленным им новым квартирам. А дом и двор вокруг него ожидало неминуемое забвение.

Асфальт, обозначающий подъезд к дому, растрескавшийся за выслугой лет, был полностью покрыт травой и бугорками, стремящихся к солнцу деревьев. А возле подъезда, приминая молодую поросль вылезшей из под асфальта травы, стоял свеженький Ford Focus второй модели. Свеженький и как подметил Моня вероятно вполне заряженный. Вокруг машины бегал худощавый и невысокий паренек в белой спортивной кепке с длинным плотным козырьком. В руке у паренька была тряпка, которой он протирал и так блестящие на солнце бока и фары своего железного коня. Заметив вышедших из подъезда молодых людей, он прервал свое занятие, спрятал тряпку в дверцу автомобиля и, дружелюбно улыбаясь безукоризненной улыбкой, поприветствовал вновь прибывших людей. Как ему показалось, вышедшие парень и девушка хоть были одеты и чисто, но было в их облике нечто неуловимо настораживающее, неопрятное. Одежда, как он подметил позднее, была заметно затаскана. А девушка? Ей, по мнению паренька, вообще не шел ее русый цвет волос, лучше бы она перекрасилась в черный.

— Это Макс. Наш с вами водитель и спутник на сегодня, — представил паренька стоящий рядом Миха. — Макс, а это Катя и Виталик. Мои верные друзья, коим я уже несколько лет твержу про отдых у меня в деревушке, на чистом, не отравленном выхлопами воздухе. И вот, они все-таки решились вырваться из своей, скажем так, не очень пригодной для жилья квартиры.

— Приветствую и очень рад знакомству. Друзья Михи мои друзья. Ведь если бы не он, то, — паренек нежно провел по крылу своего Ford. — Ходил бы я пешком. Да и вы бы ни куда не поехали. По крайней мере, со мной.

Моня слегка улыбнулся, про себя насмехаясь над любовью парня к своему автомобилю. Но Максим видать воспринял его улыбку за сентиментальность по поводу сказанного им, так как сам, улыбнувшись в ответ, еще раз провел рукой по боку машины.

— Ну, что? В путь? — Максим открыл заднюю дверь, приглашая своих пассажиров занять места в салоне. — А вы так? Налегке? или вещи еще не вынесли? — заметил он пустые руки у молодых людей.

— Мы так. Налегке, — улыбнувшись, ответила девушка и, приняв приглашение парня, нырнула в открытую дверь автомобиля. Моня сел следом.

Паренек аккуратно захлопнул за ними дверь и занял место водителя. Миха тоже не заставил себя ждать. Машина утробно загудела и, повинуясь командам своего хозяина, плавно выкатилась из запустелого двора.

— Все по плану? — спросил Максим Миху.

— Ага, — кивнул тот. — Ростов. А там, по месту покажу куда.

— Ok.

Набирая ход, автомобиль вклинился в поток машин, несущих по МКАДу и, уже не сбавляя скорости, летел вперед. И Моня, хоть он и был дилетантом в плане устройства машин, еще раз отметил, что машина точно заряжена, так как разгон у этого жеребца был куда как динамичнее, чем у его собратьев. Да и звук из-под капота шел хоть и тихий, но не писклявый, а тяжелый, от глухого рыка которого по салону нет-нет, да и прокатывалась волна вибрации, проникая под кожу и доставая до самых костей, эта вибрация заставляла замирать сердце от инстинктивного, не осознанного ужаса. И под капотом у этого жеребца, как прикидывал Моня, была точно не заводская начинка, а лошадей двести пятьдесят-триста точно составляли его гарем.

* * *

Дорога серой лентой проплывала под колесами автомобиля, уносила прочь мелькающие за окном деревеньки, запыленные от корней до макушек хиленькие придорожные деревца и безграничные полотнища полей и лугов, засеянные рожью, пшеницей и другими сельхоз культурами. Столбики, окаймлявшие дорогу, лишь изредка замедляли свой бег, и то лишь для того, что бы через некоторое мгновенье вновь унестись вдаль.

Машина шла очень резво. Хоть Миха и просил водителя не гнать, но тот упорно поддавливал на педаль газа, ограничивая скорость двуустами километрами в час. На торпеде машины то и дело пиликал антирадар, и машина, резко оттормаживаясь, сбрасывала скорость до допустимой. Несколько раз машина останавливалась полностью. Тогда окно с водительской стороны опускалось, и Максим опускал в купюроприемник пошлину за проезд по платному участку.

Анна уже успела выцыганить у паренька его белую кепку, и при подъезде к камерам опускала козырек себе на глаза. Моня же нацепил на свою кудрявую шевелюру солнечные очки, которые он нет-нет, да и опускал вниз, на манер подруги. В общем, поездка складывалась достаточно легко. Говорили и о погоде, и о политике, и современном месте Москвы на международной арене, затронули тему катастрофы на метрополитене, но аккуратно замяли ее.

Максим оказался простым строителем, не боящимся работать руками с полной отдачей. В перерывах между основной работай, вкалывал на шабашках и каменщиком и штукатуром и отделочником. В общем, брался за все, что мог сделать, и делал свою работу на славу. Так что сарафанное радио болтало о нем уже далеко за пределами его района, а очередь возможных клиентов увеличивалась с каждой неделей на один два заказа. Была правда у Максима одна слабость, в которую, не жалея ни сил, ни времен, ни денег, он вкладывался весь без остатка. Его машина, на которую то и дело сползали все начатые им разговоры, вынуждая попутчиков задавать все больше вопросов о ней.

— И какая у вас с Михой случилась история, что ты остался должен ему любую поездку по его выбору? — поддавшись, вновь сорвавшейся на машину теме, спросил Моня.

— Виталь, — Максим уже применял в общении с пассажирами сокращения их выдуманных имен. — Миха — это человек, который помог мне оформить мою красавицу.

— А самому? Это вроде бы не сложно.

— Не сложно?! — парень удивленно хмыкнул. — Это не сложно, если ты здешнюю машину в штатной комплектации оформляешь. Тогда да, — Максим сделал паузу и поднял указательный палец вверх. — Но если ты пытаешься зарегистрировать и поставить на учет машину, под заказ вывезенную из-за бугра, причем уже нафаршированную всем чем только можно, то уж извини, можно этой машины лишиться, даже не увидев ее. Так как таможня не пустит. Вот так. А Миха как раз с эти мне все и устроил.

— Не знал, что ты машинами занимаешься, — обратился Моня к своему подельнику.

— Занимался, — отмахнулся Миха. — Давно все это было.

— Давным-то давно, но контакты же остались, — не то спросил, не то подтвердил Максим.

— Не без этого, — улыбнулся Миха.

— И что? Сложно было договориться? — продолжил допытываться Моня. Он искренне не понимал о каких трудностях и ценах сейчас шла речь.

Миха улыбнулся во всю ширину своего лица.

— Да уже немногим полегче, чем решить твои проблемы, — усмехаясь, ответил он.

Моня замолчал, ответа он так и не получил, но понял, что Миха, что-то умалчивает и не хочет говорить при Максиме. Видимо для него версия о старых знакомых была наиболее приемлема. А что же там было на самом деле, вот это вопрос.

Между тем время бежало прочь, как километры под колесами их машины. И перед одной из заправок Максим сбросил скорость, а затем повернул к терминалу. Бензин в машину парень заливал только лучший из предложенного. Девяносто пятый уже считался в его понимании наихудшим. Девяносто восьмой был более-менее. Но, к разочарованию Максима, бензин марок выше девяносто восьмого в столице и, тем более, за ее пределами, не существовало в принципе.

Пока Максим оплачивал топливо, из машины вышли все, размять спины и ноги и подставить лицо приятному легкому ветерку. Анна ушла в уборную, и Моня, минуту поколебавшись, тоже направился в туалет. У него ужасно чесалась голова. Парик жал ему и нестерпимо раздражал. Ему казалось, что на голове у него шапка. И он, как баран, катается летом в машине, одетый в зимнюю шапку. Хорошо хоть постоянно работал кондиционер.

Сделав свои дела, Моня подошел к зеркалу перед умывальником и, не выдержав зуда под париком, сдернул его, положив на умывальник. Набрал в ладони холодной воды и с огромным наслаждением несколько раз умылся. Затем протер влажной рукой по коротко стриженым волосам, выгоняя жару и из них тоже.

Дверь за ним раскрылась, и в помещение вошел Максим, а за ним, что-то рассказывая, шел Миха. Войдя, Максим удивлено уставился на остриженного Моню, а когда его взгляд упал на лежащий у умывальника парик, то лицо парня вытянулось, а брови выгнулись дугой. Он на мгновение замялся, не зная, что делать, и понимая, что его кто-то серьезно обманывает, если не подставляет, а люди, которых он сейчас везет в Ростов, или куда там они собрались, не те за кого себя выдают.

Мгновение, на которое замер водитель, вполне хватило, что бы Миха и Моня оценили серьезность ситуации. Миха резким движением прикрыл дверь, а Моня схватил не успевшего прийти в себя Максима за грудки и, развернув спиной к умывальнику, навалился на него, заставляя того откинутся назад. Максим решил было сопротивляться, но тут подоспел Миха и, крепко схватив парня за руку, шепотом, чтобы не привлекать внимание снаружи, сказал в самое ухо:

— Не дури. Знаешь его?

Максим отрицательно покачал головой.

— Точно? — еще раз спросил Миха.

— Точно, — выдавил из себя парень. — Пустите.

— Телевизор, что ли не смотришь?

— Нет, — уже более уверено ответил Максим.

Телевизор он не смотрел на самом деле, но не потому, что считал его машиной для промывки мозгов. Он иной раз был и не против подобной промывки. А потому, что денег на телевизор у него никогда не было. Не мог он спустить полторы — две штуки баксов на приличный телек, а неприличный ему был не нужен. Та же ситуация, что и с машиной.

— Отпусти его, Монь, — сказал Миха и тут же сам себя ударил ладонью по лбу, понимая, что сболтнул настоящее имя подельника.

— Эй, эй, парни, — успокаивающе поднял руки Максим и отстранился от готовых вновь навалиться на него Моню и Миху. — Парни, — еще раз повторил он. — Мне все равно, Моня ты или Виталик. Не важно. Ok? Меня это не интересует. У меня долг перед тобой, Мих, и я его выполню.

Максим понимал, что, в случае чего, расклад сил не в его пользу. Но так же он понимал, что его пассажирам, видать, ой как необходимо было сдернуть из Москвы и крайняк как надо попасть в Ростов. Так что без него они тоже могли оказаться в серьезной ненужной им ситуации.

Моня недоверчиво посмотрел на подельника, ожидая, что тот предложит.

— Макс, пойми, — начал тот. — Мы не тебя хотели обмануть. Мы лишь не хотели тебя пугать и вмешивать в свои дела. Ну, сам понимаешь, мол, меньше знаешь — крепче спишь. А маскарад этот, — Миха указал рукой на парик. — Так он для того, что бы перед камерами и ментами не спалиться. Усек?

— Без проблем, — ответил парень. — Все остается, как было. Ты Виталик, — указал парень на Моню. — И волосы у тебя кудрявые от природы.

— Правильно. И все остается, как было, — подтвердил Моня. — Ты как в туалет-то пойдешь? — примиряюще улыбнулся он.

Максим ухмыльнулся.

— Теперь с огромным удовольствием.

— Ok. Макс, ты пойми теперь только правильно. Я тебе доверяю, но все же, дай мне свой сотовый. А мы тут постоим, — смущенно закончил Миха.

— Я вам тоже доверял, поэтому сотовый в машине остался, — парень зашел в кабинку.

— Я в машину, — напялив на голову парик, сказал Моня. — Решай тут сам, как и что. Твой друг.

— Сам, сам, все сам, — недовольно буркнул Миха. — Решили уже. Сам же слышал.

— А вдруг сдаст на следующем посту?

— Не сдаст. Я в нем уверен.

— Как знаешь, — сказал Моня и, хлопнув дверью, вышел из туалета.

Максим, конечно же, все слышал. И понимал, что, перевозя эту компанию, сам подписывается на соучастии в том, что они совершили или только собирались совершить. Но вот что это конкретно, он не знал. А спрашивать у них, он не собирался. Выйдя из кабинки, он умылся и, взглянув на ожидавшего его Миху, спросил:

— Ну что? Поехали дальше?

— Поехали, — Миха дружелюбно похлопал парня по плечу, и они вместе направились к готовой к дальнейшему путешествию машине.

* * *

Больше разговоров не было. Каждый, из сидящих в машине, чувствовал, как наэлектризовался воздух в салоне. Максим не заводил никаких тем, потому что считал, что его предали, обманули, да называйте, как хотите. Он общался с попутчиками, как с друзьями, открываясь им, то с одной, то с другой стороны. А оказалось, что откровенным в беседах был только он. Его же пассажиры даже своих настоящих имен не сказали. Да и Миха хорош. Он же их ему посадил, рекламировал, мол, друзья закадычные, в деревню ко мне едут. Максим хмуро сдвинул брови. «Все отвожу этих бродяг, и никому ничего не должен».

Пассажиры же считали, что одной ногой уже в тюрьме. Даже если парень не сдаст их на первом же посту, то, что сможет его остановить, чтобы он не пошел с повинной после. Моня даже всерьез задумался над возможностью запугивания парня. Морального шантажа. Убивать его, конечно, никто не собирался, но вот получить какие-нибудь гарантии его молчания, тут фантазия воришки старалась во всю прыть.

Время же стремительно неслось вперед. Хоть скорость Максим держал приличную, но плотность потока заставляла его все чаще притормаживать.

На часах было уже около пяти часов вечера. Ехать оставалось недолго. Чтобы молчание не давило дюже сильно, Максим включил приемник, из которого в промежутках между рекламами, звучали вполне нормальные зарубежные песни.

— Может вам блатничок включить какой-нибудь? Шансонсика? — не удержался и сострил парень.

— Не надо. Эта гадость тоже сойдет, — кривой улыбнулся Моня.

— Как знаешь, — отозвался Максим и прибавил громкости, чтобы Моня мог лучше расслышать льющуюся из колонок гадость.

— Красава, — одобрил Миха, а Моня вновь улыбнулся, понимая, что парень его подколол.

Ford въехал в какой-то населенный пункт, и Максим, заняв правый ряд, не торопясь, двинулся дальше.

— Что-то новенькое, — заметила странность в поведении водителя Анна. — Ты чего это? То летел? А сейчас еле плетемся?

— А ты вперед посмотри, — ответил Максим.

Анна выглянула за водителя и, тут же откинувшись назад, вжалась в сидение. Прямо перед машиной, дирижируя полосатой палочкой в воздухе, стоял мент. Моня, заметив испуг подруги, тоже выглянул вперед и, увидев мента, схватил Максима за плечо:

— Гони. Уйдем.

— Не ссы! — оборвал его Максим. — Самому страшно.

Машина остановилась у обочины, и Максим опустил боковое стекло.

Миха же, как будто бы ничего и не происходит, тарабанил по ручке двери пальцами и тихо подпевал приемнику, раскачивая головой в такт музыке.

— Добрый день. Сержант полиции Гайцов. Предъявите, пожалуйста, ваши документы.

Максим тоже поприветствовал мента и без колебаний протянул, лежащие до этого под козырьком права, свидетельство о регистрации транспортного средства, карточку техосмотра и страховку. Мент принял документы, покрутил их в руках, присвистнув, когда изучал свидетельство.

— Неплохо, — донеслось из-за открытого окна. — Максим Федорович, а вы не могли бы выйти?

— Конечно, мог бы, — в тон менту ответил Максим. — Только скажите мне, а в чем собственно, причина остановки?

— Ничего серьезного. У вас машина в неисправности состоянии. Слегка, — добавил он через секунду.

— Как так? — не понял Максим и вышел из машины.

Моня, казалось, не дышавший во время всего разговора, сидел бледный как поганка. А когда Максим вышел из машины, он почувствовал, как по виску из-под парика скатывается капелька пота, а затем еще одна, образовывая тоненький ручеек из страха и сомнений. Анна сидела, надвинув на лицо кепку, и с видом полного погружения в процесс, ковырялась в своих ногтях, неизвестно откуда взявшийся пилкой.

За лобовым стеклом Максим сокрушено качал головой, а мент, вроде даже с сочувствием, что-то ему объяснял. Затем отдал документы, мотнул головой в сторону сидящих в салоне людей и, получив какой-то ответ, обошел машину по кругу, вглядываясь не то в сидящих за стеклом, не то просто любуясь машиной.

— Пипец, — выдавил из себя, замерший Миха. — Полный пипец.

Моня так же бормотал себе под нос что-то нецензурное. Лишь Анна так и не оторвалась от своего занятия, беспрерывно подтачивая себе ногти.

Максим, расстроено покачивая головой, сел за водительское место, в полной тишине завел машину и собрался было двинуться дальше, как на незакрытое еще окно легла рука сержанта Гайцова. Сказать, что в душе у парней оборвалось все, что только могло, это ничего не сказать. Парализованные возросшим напряжением, они тупо моргали, глядя невидящими глазами по сторонам, и каждый прощался со свободой на неизвестно какой срок, но уж точно не маленький.

— Слушай. Два вопроса, — мент наклонился к окну, чуть не влезая в него головой.

— Да? — отозвался Максим.

— Что у нее под капотом? С таким-то количеством кобыл и сколько она ест?

У Мони отлегло от сердца, он небрежным движением смахнул линию пота со щеки и даже попытался улыбнуться, как будто мент спрашивал, что-то весьма смешное. Миха, по-видимому, тоже слегка расслабился, его пальцы вновь застучали по ручке двери.

— V-образная восьмерка.

— Четыре литра! — восхитился мент. — Как же они ее туда запихнули?

— Уж поверь мне, постарались на славу, — подтвердил Максим. — А ест она немного для такого движка. Около пятнашки в городе. Ну, может чуть больше.

— Качественно, — подытожил мент. — Ну, счастливой дороги. Про неисправность не забывайте.

Мент хотел было отдать честь, растроганный мощностью и экономичностью Ford-овского движка, но вовремя опомнился. Слегка похлопал по крыше автомобиля и отошел.

Мшина плавно покатилась дальше, и тут же общий вздох облегчения разорвал царившее в машине напряжение.

— Твою мать! — твердил Миха. — Чуть-чуть бы и все. Твою мать!

Моня вообще не стеснялся в выражениях, высказывая все, что он думает и о ментах, и Михе, который, по его мнению, чуть не спалился, отбивая свои африканские ритмы. О Максиме он, правда, говорил лишь положительно. Даже хвалил его, то и дело, похлопывая его по плечу и извиняясь за возникшие между ними непонятки.

Анна откинулась на сиденье и смотрела четко перед собой в никуда. Сейчас, когда козырек кепки не скрывал ее лицо, было видно, что девушка выглядит ужасно испуганной, цвет ее лица был даже белее, чем у Мони. Она поднесла к лицу ладонь тыльной стороной и придирчиво посмотрела на нее.

— Твою мать! Все ногти сточила, — выругалась она.

И в самом деле, ногти у нее на пальцах были сточены под самый корень.

— Вот гад, напугал-то как!

Моня уже смеялся, что-то рассказывая, не слушавшему его Максиму.

— Что там у тебя за неполадки-то? — спросил через некоторое время пришедший в себя Миха. — Что он тебя из машины дергал?

— Лампа ближнего света справа сдохла, — расстроено отозвался парень.

— И что? Это серьезное нарушение?

— Да нет. Но машина, получается, технически неисправна. Подлежит устранению неисправности на месте.

— И в чем проблема?

— Да в том, что такая оптика, как у меня, не продается ни на заправках, ни в каких либо магазинах. Только на заказ. И стоит она, мама не горюй.

— Понятно, — сделал вид, что все понял, Миха. — А что это он на нас пальцами тыкал и вокруг ходил?

— Спросил, кто такие и куда едим.

— А ты?

— А что я? — как-то совсем расстроено ответил парень. — Сказал, что в деревню на выходные попьянствовать едим.

— И поэтому он ходил кругом и нас рассматривал? — не унимался Миха.

— Да сдались вы ему больно! — зло гавкнул Максим, видимо эта маленькая неисправность и в правду стоила достаточно больших денег, раз парень так переживал из-за нее. — Машину он смотрел, как покрашена. В свидетельстве у нее другой цвет указан. Не космически-синий, а фиолетовый. Вот он и всматривался.

— Максим, ты красавчик, — добрался еще раз до плеча водителя Моня. — Ты просто красавчик. Я твой должник навечно. Вот что хочешь, все сделаю, и когда хочешь. Ты мой братан теперь. Понял? А все, что там на заправке было, забудь. Теперь ты мой кореш. Ты меня выручил, я тебя выручу.

Он еще некоторое время изливал свои самые лучшие чувства к парню, которому было глубоко плевать и на Моню, и на Анну, да и на Миху вместе с ними. Лампочка. Какая-то гребанная лампочка, продаваемая только в комплекте, ценной пол штуки баксов за комплект. Вот это Максима действительно трогало и расстраивало. Пол штуки баксов за какие-то лампочки.

* * *

Расставшись с Максимом за пару километров до Ростова, компания двинулась по одной только Михе известной дороге. Хоть Максиму он и доверял, но, в сложившейся ситуации, показывать ему крайнюю точку своего путешествия, все же не решился. Ведь доверие доверием, а за голову Мони и Анны назначена реальная награда. А риск хоть дело и благородное, но в донном случае совершенно не обоснованное.

Выйдя из машины, Моня сдернул с себя парик, и с удовольствием запустил его в кусты. Миха же тотчас заставил парня подобрать головной убор, ссылаясь на возможную необходимость примерить его еще раз.

Было уже около десяти вечера. Дорога и раскинувшееся возле него поле вовсю дышали вечерней прохладной. А в воздухе нет-нет, да и появлялся встревоженный неверным шагом по траве комарик. Вскоре эти летучие вампиры заставили парней вовсю махать руками, а Анна, не выдержав атаки кровососов, сняла с себя свои белокурые волосы и крутила ими направо и налево, отгоняя любителей чужой крови.

Дорога, по словам Михе предстояла не тяжелая, всего два-три часа и они на месте. Но за эти два-три часа им предстояло пересечь пару полей. Перебраться через реку и пересечь один достаточно глубокий лог. Пустяки, если учесть, что у них с собой не было ни еды, ни воды, ни даже фонарика. Но высвечивающиеся на небе звезды подсказывали им, что света будет достаточно. Лишь бы не замерзнуть и не наткнуться на стаю диких кабанов.

Максим, попрощавшись с компанией, с легким сердцем развернулся через сплошную и, вжав педаль газа в пол, чуть ли не с космическими перегрузками провалился в сидение. А за окном, в вечернем сумраке, замельтешили темные силуэты придорожных деревьев и кустов.

Дорога была свободной и парень, не стесняясь, давил на педаль. И через пару часов, не успев сбросить скорость перед радаром, влетел, как он узнал позже на посту, где его и остановили, на полторы тысячи рублей.

Остановили его через пару километров на посту ГИБДД. Когда Максим поднялся на пост для составления протокола, то был весьма расстроен, увиденным и услышанным там.

С доски с недвусмысленным названием «Их разыскивает полиция» на парня смотрел коротко стриженый Моня и черноволосая Анна. Все-таки Максим был прав, черный цвет ей идет больше.

— Что это ты на них так смотришь? — поинтересовался мент. — Знакомых увидел?

— Ага, — печально кивнул парень.

— И кого из них ты знаешь?

— Да вот его и ее. За что они тут, кстати?

— Ты телевизора не смотришь? — усмехнулся мент. — Подозреваемые в теракте на метро.

Максим чуть не ударил себя по лбу. Теперь понятно, зачем они напялили эти парики, и отчего их лица еще в первый раз показались парню знакомыми. Сто процентов, что видел их лица на больших мониторах в Москве. Единственное, что порадовало парня, это отсутствие на доске фотографии Михи. И в голове сразу возник вопрос: «А зачем он, то есть Миха, помогал террористам?». Ведь насколько знал Максим, Михаил не был ни бандитом, ни террористом уж точно.

«Может быть, у ментов ложная информация. Ведь его же отпустили, не убили, даже не угрожали, просто по-человечески попросили не говорить никому, что вывез их из Москвы. Террористы так бы себя не вели, наверное. Точно бы убили, что им жизнь одного человека, когда столько погибших и пострадавших было в метро. Да и не похожи они на террористов. Не моджахеды никакие. Обыкновенные русские. Такие только лишь в пьяной драке могут кого-нибудь прибить и то случайно, но не специально, нет».

— Ну, и где твои знакомые сейчас? — вполне серьезно заинтересовался мент.

— Да это я так сказал, что знакомые, — спокойно и главное убедительно ответил парень. — Днем, когда вез товарищей в деревню, у одной из остановок, извиняюсь, в туалет остановились, ну что бы в кустики не бегать. Только значит, собрались трогать дальше, выходят эти двое и просят их подкинуть.

— И? Подкинул?

— Да даже если бы и хотел, куда я их посажу? Место в машине не было.

— Точно?

— Ага, — врал парень.

Потом его еще некоторое время расспрашивал, если не сказать допрашивали. Парень говорил по возможности искреннее, но своих попутчиков так и не сдал, поняв за свою жизнь одну очень простую истину: «Телевизору и ментам верить нельзя».

В итоге его отпустили, сунув в руки квитанцию на оплату штрафа и копию протокола, и парень, обдумывая весь сегодняшний день и считая, что все же поступил правильно, уже не спеша поехал домой.

31. Игорь

Уже много ночей Игорь спал спокойно. Казалось, его решимость сделать задуманное отгоняла прочь все ночные кошмары. Будто бы смирившись с судьбой, сознание Игоря возвело непреодолимую преграду для всех желающих поковыряться у него в мозгах. Уже много ночей. Но не сегодня.

Это была вновь коричневая пустыня. И, как уже знал парень, это была выжженная поверхность марса после его гибели. Только волею внушающих, поверхность абсолютно гладкая с серым матовым небом над головой и бескрайним горизонтом, окружающим парня со всех сторон.

Некоторое время Игорь просто стоял на месте, вглядываясь и вслушиваясь в окружающую его пустоту и безмолвие. Он ожидал, что, как и в предыдущий раз, события начнут развиваться сами собой, получив лишь небольшой толчок с его стороны. Но вокруг ничего не происходило. А взгляд парня не мог обнаружить ни единой зацепки, ни камешка, ни бугорка.

Выход оставался один: пойти вперед, как в самый первый раз. И Игорь пошел. Он не считал ни шаги, ни секунды своего пребывания в этом мертвом мире, ровно вышагивал по твердой поверхности под ногами, разрывая царящую вокруг тишину сухим шарканьем, да тихим шуршанием песка, направляясь все к такой же далекой и недосягаемой линии горизонта.

Как-то незаметно для себя самого Игорь отвлекся от окружающего его однообразия, взгляд с горизонта опустился под ноги, а мысли завертелись вокруг предстоящего путешествия к машине-эволюции.

Парень уже подготовил для похода необходимые, по его мнению, вещи. Не единожды проверив по интернету координаты предполагаемого месторасположения машины-эволюции, он не без основания полагал, что поиски его будут проходить в горах. Поэтому в первую очередь он приобрел оборудование для скалолазания. Веревки, скобы различной формы и предназначения, карабины, ролики и блоки, страховочную обвязку и одежду, позволяющую чувствовать себя комфортно и под продувным холодным ветром, и под палящими лучами солнца, и, конечно же, специальные молоточки-кирочки с вытянутым заостренным концом с одной стороны и с вполне привычным плоским молотом с другой. Не забыл парень приобрести и обыкновенную саперную лопату, на всякий случай. Палатка и спальный мешок с подстилкой, смотанные в тугие тюки, уже болтались под весьма объемным рюкзаком, к которому крепилось и все остальное оборудование. Внутри, занимая лишь половину свободного пространства, находилась газовая горелка с баллоном ацетилена, маленький котелок, одна железная кружка, светодиодный фонарь с комплектом батареек, различная мелочь и одежда. В последнюю очередь, и это Игорь собирался сделать непосредственно на месте, к необходимым в походе вещам парень собирался добавить продукты питания и воду. Обновленный до смартфона мобильный телефон, со встроенным GPS модулем, уже был снабжен различными картами местности, полезными приложениями и информацией о скалолазание. В дополнение к нему Игорь приобрел партитивный зарядный аккумулятор, способный в случае необходимости заменить разетку на 220 вольт. Но, не особо надеясь на электронику, парень приготовил для похода и обыкновенные бумажные карты. Место они занимают мало и весят немного. И, как казалось парню, наличие в его снаряжении барометрического высотомера (альтиметра) и часов со встроенным компасом, было вполне нормальным дополнением. Мало ли, вдруг пригодятся. Не забыл, конечно же, Игорь и о средствах личной гигиены, а так же аптечке с болеутоляющими и дезинфицирующими средствами.

Денег на все свои приготовления, и это было самое печальное, Игорь потратил целую уйму, на них можно было легко купить не совсем старый подержанный автомобиль, но и приключение, как он надеялся, должно было быть интересным и захватывающим. А так как парень он был городской, и о прогулках в горах знал только из телевизионных программ, то не поленился потратить несколько десятков часов, для просмотра обучающего видео. Как себя вести, что делать и не делать и, вообще, как использовать все то, что он накупил. Плюс посетил серию занятий на одном из скалодромов, расположенном в ближайшем парке отдыха.

В общем, был готов, пусть и не на все сто процентов, но весьма и весьма серьезно. Конечно, оставался вопрос, что делать, если он все-таки найдет машину. Как в нее попасть? Как включить? Как отремонтировать в случае необходимости? Но эти вопросы оставались вопросами до того момента, пока судьба не сведет их с парнем нос к носу.

К еще одному огорчению Игоря, он ни разу не смог связаться с Эрид Фаном. Полученный от него передатчик, в виде капли, так и не помог наладить контакт, выявив в себе лишь одну интересную способность: не пропускать через себя чрезмерно яркий свет, оставляя видимым все вокруг даже при долгом и пристальном вглядывании в ничем не отгороженный солнечный диск.

Но на счет передатчика Игорь не беспокоился так сильно, как на счет тех, кто был выбран ему в спутники. До поездки осталось две недели, а Маша с Виктором так и не позвонили. Видать, предполагал Игорь, придется ему переносить все невзгоды пути в гордом одиночестве. А в компании было бы и повеселей и, в некотором смысле, безопаснее.

На счет безопасности Игорь тоже подумал. Ну, во-первых, он приобрел недурной шлем альпиниста, способный выдержать удар случайно сорвавшегося сверху камня. Плюс парень обзавелся карманным электрошокером. Встретить медведя он, конечно, не желал бы. Шокером от него вряд ли отобьешься, а вот какой-нибудь средних размеров волк или другой хищник, они точно бы были не очень рады мощному электрическому разряду, сковывающему и парализующему все тело. Ну и люди. Те же звери, особенно, определенная их часть. Но ток не отменяет и для них своих физических законов. Действует, да еще как. Видел, как-то Игорь своими глазами, как один из его коллег баловался такой вот игрушкой, и тряханул себя в ногу, и как потом он корчился на полу пару минут, не в силах справиться с оцепившей тело судорогой. Ну, а если появятся очень сильные охотники до чужого добра, так к своему походному поясу, до поры, хранящемуся в рюкзаке, Игорь уже примерил нехилый такой пятидесяти сантиметров тесачок. Не мачете, конечно, но отогнать кого-нибудь, или порубить что-либо, эта вещица пригодится однозначно.

Так раздумывая о будущем походе и перебирая в голове все возможные ситуации и степень готовности к ним, Игорь не заметил, как в голову все сильнее стал пробиваться какой-то далекий и очень знакомый гул. Когда же парень обратил на него внимание, то был весьма удивлен, увидев, что линия горизонта справа от него изменилась. Она приподнялась слегка вверх, и на ее фоне находился какой-то далекий объект. Но каких размеров должен был бы быть этот объект, если на таком удалении от парня, он все равно отчетливо выделялся на общем фоне. Гул, на который среагировал парень, так же шел с той стороны.

Недолго думая, Игорь повернул в сторону вздыбленного горизонта и, не сворачивая, направился к усиливающемуся гулу. Время шло, и парень заметил, что освещение вокруг него начало медленно угасать, а небо за спиной, так и вообще, становилось каким-то пунцовым, темным. Складывалось ощущение, что либо за парнем идет гроза, либо на этот нереальный мир опускается ночь.

Объект перед парнем, с каждым его шагом, все увеличивался в размерах и в высоту и в ширину. И через некоторое время Игорь понял, что перед ним раскинулся огромный город, чернеющий разноуровневыми крышами. Но отчего-то этот город был абсолютно темным, не единого огонька не мелькало в его очертаниях, и из-за этого невольный страх потянулся к сознанию парня, заставляя сердце забиться чаще, а кровь наполниться адреналином. Но назад не повернешь, там мир тоже таял в непроглядном сумраке. Да и Игорь, понимая, что это лишь сон, явно ведущей его к какой-то цели, осознавал, что идти ему надо именно туда, куда его ведут. А кроме темного силуэта города, парень не видел ничего. Значит туда и была предначертана дорога.

Обозначившаяся цель перенаправила мысли парня с предстоящего похода в горы на то, что ожидало его впереди сейчас. И вариантов, что же там его ждет, не было никаких.

В подступающем из-за спины сумраке, Игорь не сразу заметил, что песок под его ногами постепенно перешел в полнее привычную почву, только слегка влажную, а шорох, доносившийся из-под обуви, заменился противным чавканьем. По бокам от парня, то тут, то там, стали высвечиваться темные силуэты мелких кустарников да каких-то кривых, чахлых деревьев. Появился тихий прохладный ветерок, наполненный скользкой сыростью. А затем Игорь наткнулся на достаточно длинную линию камыша, чередующуюся с менее низкой осокой. Под ногами начинало хлюпать все сильнее.

— Болото, что ли какое? — удивился парень.

Он шел посреди невнятных очертаний травы и мелких кустиков. Ноги уже промокли, а по телу побежали колючие противные мурашки. Город же впереди, хоть и казался близким, но идти до него, как предполагал парень, нужно было еще как минимум пару километров. А тут еще это болото под ногами. И Игорь откровенно не понимал, как город мог находиться в такой непосредственной близости к топи. Вполне вероятно, что это и не болото лежало сейчас перед ним. Может просто затопленный участок близь какой-нибудь речушки.

Разбираться в том, что же служило источником такой сырости, Игорю не хотелось. Он лишь двигался согласно намеченного курса, стараясь переставлять свои ноги по возможности более аккуратно, но провалившись пару раз в неглубокие промоины и выбравшись из них лишь благодаря располагающимся рядом кустарникам, Игорь решил не рисковать лишний раз, ломясь на прямик. Сон, конечно же, сном, но зачем мокнуть и мерзнуть даже в нем. И заметив в стороне очертания какого-то деревца, парень направился к нему. Он собирался обломить какую-нибудь ветку, что бы прощупывать ею дорогу перед собой, но вблизи деревца обнаружил уже поваленную березку, небольшую, как раз метра два с половиной длиной. Очистив ее от веток, Игорь направился дальше, обходя глубокие участки.

Дорога увеличилась, как минимум, втрое. В опустившейся темноте парень уже еле-еле различал контуры домов впереди. Подобранная им березка, выручала его все чаще, и сам он пробирался уже по пояс в воде, скользя ногами по липкому илистому дну, опираясь на деревце, как на шест.

Утонуть в болоте, пусть даже и во сне, дело, наверное, не сильно приятное. Игорь совсем не хотел это проверять. Он уже серьезно задумывался, о том, что бы развернуться и направиться в обратный путь, но оглядываясь и не видя ничего за спиной, понимал, что дорога в пустыню ему закрыта. Повернув назад, он, скорее всего, просто собьется с курса, закружившись между топями, а, заплутав в них, может и не выбраться вообще. Лучше уж двигаться вперед. Тем более, что там, пока что еще хоть что-то можно было различить.

Гул же, который Игорь слышал до этого, стал вполне ему понятен. Это был привычный городской шум. Гудело электричество в проводах, сигналили машины, слышался грохот какого-то предприятия. В общем, этот гул был обычным дыханием города. Вот только чего Игорь не мог понять, так это почему он слышит жизнь в городе, но не видит ее. Почему темные силуэты домов, с черными провалами улиц между ними, непроглядны и пусты? Почему нет освещения на столбах, которые обязаны освящать тротуары и дороги? Где эти гудящие и сигналящие машины?

Только темень. Еще несколько минут и ночь, догнавшая парня, сделает не видимым все вокруг, поглотив в себе все остатки серого сумрака.

Коченеющими от холода пальцами, Игорь сжимал тоненький ствол березки, опираясь на него с каждым шагом все сильнее. И в один из моментов деревце не выдержало веса парня, обломившись посередине, оно застряло нижней частью в иле, оставив в руках парня уже не нужный обломок.

— Гадство, — только и вырвалось у Игоря.

Он ужасно замерз, почти не чувствовал ног, темнота же вокруг стала совсем непроглядной, и город, находившийся совсем близко, лишь раздражал, своим присутствием, являясь, как думал парень пустой обманкой, мотивом его продвижения в топи. Да еще и последняя опора сломалась.

«Вот тебе и долгожданные кошмары». — думал парень. — «Интересно, мне теперь здесь предстоит утонуть или замерзнуть?»

В том, что ему тут явно придется умереть, Игорь уже не сомневался. Выбивая чечетку лязгающими зубами и дрожа всем телом, он стоял в кромешной темноте, по грудь погруженный в покрытую ряской воду.

Из-за царящего вокруг мрака Игорь чувствовал, как глаза готовы вывернуться из орбит в поисках какого-нибудь источника света. И от этого усилия, перед взором парня закружились белесые круги. Сначала он так и думал, что это лишь мерещатся ему отражения собственных мыслей. Но затем он заметил один статичный огонек. Парень закрыл глаза, повертел головой, а за тем вновь открыл их. Огонек был на месте.

Цепенея от холода, он плавно наклонился вперед и захотел сделать шаг по направлению к свету, но оказалось, что ноги его не слушаются. Повалившись вперед, он окунулся в воду с головой. В панике задергал руками и ногами. С ногами было все в порядке. Просто из-за того, что он долго стоял на месте, его начало медленно засасывать вниз, и на тот момент, когда он захотел сделать шаг, нога просто не смогла вырваться из сковавшей ее жижи.

Вырвавшись из-под воды, Игорь вновь обрел равновесие. Все-таки под ногами было не болото, иначе его сейчас просто засосало бы еще глубже. Под ногами было дно, хоть и илистое, но вполне упругое дно. Огонек, обнаруженный парнем ранее, был все еще на месте. И Игорь, не петляя, плавно заскользил по воде в направлении этого огонька, с каждым шагом понимая, что если он не выберется на сухое место, то задубеет здесь окончательно.

Не сразу, но постепенно идти становилось легче. Дно поднималось наверх, и вода тонкими струйками начала стекать с одежды Игоря. На воздухе было теплее, но согреться ночной прохладой парень все равно не мог. Обняв себя руками, и постоянно растирая ими не чувствовавшие прикосновений грудь и плечи, Игорь, как обезумевший бык на красное, перся к уже совсем близкому огоньку. И вот вода все-таки отступила, обозначив свою границу высоким тростником, негромко шелестящим под легким ветерком. Игорь увидел камыш, но удивляться тому, что он опять начал различать окружающие его предметы, сил уже не осталось. Как зомби он вышагивал по чавкавшей земле, а когда вышел на твердую почву, рухнул, свернувшись калачиком, трясясь, как в лихорадке, и судорожно ощупывал свои заиндевевшие ноги.

Еще чуть-чуть. Немного. В голове парня мелькнула мысль: «А что если позвать на помощь?». И тут же он попытался это сделать. Но как совладать с бьющейся в конвульсиях диафрагмой? Вместо крика о помощи из дрожащего рта еле-еле просочился почти неслышимый хриплый шепот, неспособный даже на таком расстоянии перекрыть звучащий в ушах шум невидимого города.

Понимая, что именно сейчас он отключится, Игорь поднял голову посмотреть и возможно попрощаться с тем единственным источником света, который фактически вывел его из трясины. Огонек был очень близко. Так близко, что его освещения хватало, что бы различить близь лежащие объекты. Вот деревья окружили чей-то плетеный забор с болтающимися на колах крынками, вот одинокий сарайчик невдалеке от огонька, а вот, и Игорь на мгновение остановил дрожь во всем теле, огонек. Сам этот огонек находился в окне одноэтажного деревянного дома, как свеча на окне или лампадка. И возле этого огонька было какое-то движение. Значит, там кто-то есть. Значит, должны помочь. Не может быть такого, что бы людям в его положении не было помощи.

Из последних сил Игорь сначала на четвереньках, а затем сгорблено, но зато на двух ногах, то и дело, норовя завалиться на бок, побежал к дому. Перевалился через невысокий плетень и с размаху шибанулся о деревянную дверь, прошитую от петель металлическими пластинами. Дверь не открылась. Скуля и не веря в то, что ему не откроют, Игорь царапался, стучался распухшими от влаги и уже ободранными кулаками в эту единственную преграду на пути к теплу.

— Впустит, — тихо стонал парень. — Помогите.

От охватившего его холода и из-за отсутствия временного ориентира, парень даже забыл, что находиться во сне, настолько все было вокруг правдоподобно.

Плача, он сполз по двери вниз, уже даже не сопротивляясь дрожжи и судорогам терзавших его тело, и на пороге беспамятства почувствовал, как опора перед ним отстранился, а сам он распластался на чем-то твердом, и, как ему тогда показалось, нереально горячем.

За спиной раздался хлопок закрывающейся двери, а чей-то озорной голос задорно посмеялся:

— А кто это у нас здесь? О, Игорь, долго же ты шел! Долго. Я уже даже состариться успел, — вновь засмеялся голос.

Парня трясло, но тепло, идущее от деревянного пола, втекало в него, заставляя вновь ощутить боль. Все тело словно пронзили миллионы иголок. Было нестерпимо больно. Нестерпимо, не то холодно, не то жарко. Игорь почувствовал как с него, не особо церемонясь, сняли мокрую одежду, как чьи-то крепкие руки перенесли его на мягкую перину, а сверху укрыли чем-то невесомым, но очень теплым.

Когда боль ушла, а тело перестало трясти, сознание в полной мере вернулось к парню. Он был в старой, но крепкой деревянной избе. Странно, город, мерещившийся ему до этого, был по очертаниям вполне современным, да и шум, который все еще доносился снаружи, говорил о городе, именно как о современном мегаполисе, а не о деревянной деревеньке. Но может быть, это один из не сдающих свои позиции экземпляров человеческого принципа или жадности. Может хозяин этого сруба, по идеологическим причинам не желает продавать свой участок, так как на нем выросли его отец, дед, прадед и еще пятнадцать поколений предков. А может этот, пока еще не ведомый хозяин, был настолько жаден, что завернул властям города такую цену, что те решили не заморачиваться и просто подождать, пока хозяин или сам не умрет, либо пока его не заберет случайный пожар, по неосторожности, сооружение ведь деревянное. А может быть это жилище и в принципе никому не нужно. Болото.

Игорь лежал на печи. На настоящей русской печи, устеленной мягкой, и видимо набитой настоящим пухом, перине. А сверху его укрывало такое же мягкое и, наверное, такое же пуховое одеяло. Одежды на нем не было никакой. С печи была видна дверь с влажными следами перед ней, окно, возле которого стоял стол с трепетавшим на нем огоньком одиноко свечи, а за столом сидел, видимо, и сам хозяин.

— Ну, чего лежишь? Пролежни будут. Давай слазь уже, — голос был не молодой и нестарый, явно бодрый и даже веселый. Хозяин голоса и дома видно был в хорошем расположении духа. — Ну, слезай, Игорь, долго тебя ждать?

Смысла отлеживаться дальше парень не видел.

— Одеться бы во что? — хрипло отозвался он.

— Слазь, говорю, — вновь усмехнулся хозяин. — Тут тепло, а стесняется некого. Портки вон, на лавке, сам возьмешь.

Игорь повиновался. Спустился с печи, смущено дошел до лавки, стоящей возле стены рядом с дверью, оделся в льняные штаны и в такую же не то толстовку, не то рубаху, имеющую всего три пуговицы у ворота.

— Готов? Тогда давай за стол. Сейчас чай пить будем. Горячий, с малиной. Любишь такой?

Такой чай Игорь пил в детстве, когда приезжал к бабушке в деревню. А любил ли он его или нет, сейчас он и не знал точно.

— Наверное, люблю, — неуверенно отозвался парень.

— Что ты там мямлишь? Давай за стол. Кому говорю! — настойчивость и насмешка в голосе хозяина вынудили Игоря приблизиться к столу очень медленно, как бы выказывая свое неповиновение, пусть даже такой мелочью.

— Спасибо вам, что спасли меня. Я вам благодарен, — сказал парень, подойдя вплотную. Но даже с такого расстояния ему было сложно рассмотреть говорившего. Больше всего хозяин был похож на простого, сильно обросшего усами и бородой седовласого деда, но такой образ не лепился в сознании парня с достаточно бодрым голосом и повелительной манерой общения.

— Дед, не дед, — скривился хозяин. — Тьфу ты. Это что важно?

Собирающийся присесть за стол парень замер. Ну вот, кто-то вновь ковыряется у него в голове.

— Игорь, Игорь, — склонив голову, расстроено покачал ею старик. — Игорь, Игорь, — и добавил уже более бодро и резко. — Сядь уже, Игорь!

Парень сел, а в голове закружился логичный вопрос, кто же это перед ним: друг или враг, о котором предупреждал Эрид Фан.

— Друг или враг? — передразнил его дед. — Игорь, а сам-то ты себе кто? Друг? Враг? А?

— Может быть, хватит, так нагло ковырялся в моей голове? — с претензией попросил парень. — Это все-таки моя голова.

— Иигооорь! — на распев протянул старик и подтянулся к парню, опершись локтями о стол. — Как же мне не ковыряться у тебя в голове, если мы с тобой сейчас находимся именно в ней? — густые седые брови деда удивленно приподнялись. — Разве не так?

Парень запоздало улыбнулся, понимая комедийность ситуации. В самом деле, сон же его, значит и все фантазии здесь тоже его.

— Дошло, наконец-то? — улыбнулся седой растительностью старик. — Кстати, а почему я в таком виде?

— Не понял?

— Я говорю, — эмитируя старческий дребезжащий голос, прокряхтел старик. Закашлялся, а затем весело рассмеялся. — Почему я старик?

— Так мне почем знать? — удивился Игорь.

— Ну, так ты же меня придумал. Почему я полный задора старик с молодым голосом? А не какая-нибудь сексапильная блондинка? — старик вновь засмеялся. — Уж чаек с малиной вы с ней не пили бы, нашли бы занятие куда поинтереснее. И согревала бы она тебя не пуховым одеялом, — дед подмигнула парню. — Ну, если тебе блондинки не нравятся, то придумал бы меня брюнеткой. Типа как Маша. Как она тебе, кстати?

— Я извиняюсь, — не стал отвечать Игорь на провокационный вопрос. — Если это все моя выдумка, то я могу тебя и вообще убрать.

— Можешь, — согласился хозяин дома. — Как и любой сюжет сна, я скоро исчезну, как не нужный элемент. Вот кстати уже начинаю исчезать.

Старик мотнул головой в сторону двери. Игорь проследил за его взглядом и понял, что старик не врет. Под дверью, из замеченной им первоначальной сырости, образовалась большая лужа, а сама дверь, стены и углы, прилегающие к ним, понизу покрылись плесенью и тленом.

— Видишь. Я разваливаюсь, — серьезно сказал старик. — Свою миссию я выполнил. Или ты?

— Что я? — опять не понял парень.

— Я тебя спас или ты сам себя спас? А? Придумал себе свет в конце туннеля и вывел сам себя на него. Нет, не так? А потом и мудрого старца нарисовал, а не нежную любовницу. Для чего? Как думаешь?

Игорь задумался. Выходило, что сейчас он говорил сам с собой, со своим подсознанием.

— Я спас сам себя? Вполне логично, — согласился он наконец-то. — А мудрого старца придумал, потому что мне нужен наставник, который может дать мудрый совет. А молодая красавица мне сейчас не нужна.

— Молодчина парень. Продолжай.

— Но если это все придумал я, то и пустыня с болотом и город тоже мои фантазии?

Старик отрицательно покачал головой, и по движению усов и бороде было понятно, что он поджал губы.

— Не-а. Не угадал.

— А чье тогда?

— Ты назвал меня своим подсознанием.

— Подумал, — поправил его парень.

— Назвал, подумал. Какая разница в нашей ситуации.

— Ну да.

— Так вот, — неожиданно закашлялся старик, а голос его в мгновенье стал грубее. — Вот же черт, уже скоро.

Игорь вновь посмотрел на дверь. В трухлявой раме, болтаясь на изъеденной ржавчиной петле, прямо на глазах у парня истлевала дверь. Некогда крепкая стена зияла мелкими дырочками, образовавшимися либо по прихоти ненасытной влаги, либо стараниями не менее ненасытных жучков и личинок.

— Быстро, однако, — согласился парень. — Так что с остальным миром?

— Это, — хрипя и уже через слово задыхаясь, продолжил старик. — Это их проекция, но созданная с твоего разрешения.

— Я согласия не давал.

— Разве? — старик даже слегка приподнялся от удивления. — А не ты ли ждешь, когда этот инопланетянин вступит с тобой в контакт, и каждый раз перед сном позволяешь своему сознанию максимально открыться для контакта? Ты сам их к себе в голову приглашаешь, — старик вновь закашлялся. А Игорь заметил, как с его головы начали по одному выпадать волосы, образуя пока еще небольшую проплешину. Свеча же на столе почти прогорела, оставляя целыми лишь пару сантиметров.

— Похоже на правду.

— Ты сам себе не веришь?

— А вдруг ты тоже не моя проекция? И лишь внушаешь мне обратное, что бы я тебя послушался.

— А, — отмахнулся старик сухой рукой. — Думай, как хочешь. Твое право.

— Ладно, дед, — решил поторопить собеседника Игорь. — Ты, то есть я спас меня. Что дальше, о чем ты хочешь мне поведать? Какую мудрость хочешь открыть?

— Во! — сморщил лицо в попытке улыбнуться уже полностью лысый старик. — Тебя ждут в городе. Будь осторожен в этих каменных пещерах. За тобой следят. Считай это предупреждением.

Старик закашлялся, затем завалился на бок. Свеча догорала, а фитилек еле освещал изъеденную временем и влагой избу. Раздался глухой треск, и дальний угол подломился, завалив на себя часть крыши. Печь, на которой парень отходил от болотного холода, вся облупилась, выставив напоказ искрошенный красный кирпич.

— Эй, старик, — Игорь бросился к хозяину рушившейся избы. — Кто за мной следит? Чего мне опасаться?

— Смерти, — выдохнул старик и запрокинул высушенную голову, не успев ответить на второй вопрос.

Огонек на свече пару раз вздрогнул и погас. Со всех сторон раздавался скрип. Истлевшие доски избы лопались, обрекая дом на скорое разрушение. Осевшая с одной стороны крыша, похоже, намеревалась рухнуть полностью.

Игорь взглянул на дверь. На ее месте зиял темный проем, выходивший на водную гладь. А болото уже подбирались к столу, за которым сидел парень.

Оценив состояние окон, из которых лился нормальный электрический свет, парень решил использовать ближнее для выхода. Выбив раму, благо стекла в нем уже не было, он вылез из избы и тут же очутился на мосту, залитом тусклым искусственным светом.

Дом, из которого он выбрался, стоял на половину погруженный в топь. Крыша его провалилась, а вода мутными потоками втекала в отверстия окон. И через некоторое время изба скрылась под гладкой, как стекло, поверхностью воды, на которой вовсю разрабатывала новые территории привычная к затопленным местам ряска.

Игорь окинул себя взглядом. Его льняное одеяние куда-то исчезло. Он вновь был одет в свои привычные синие джинсы и фиолетовую футболку, на ногах красовались кроссовки неизвестной китайской марки.

— Ну, здравствуй, пункт моего назначения, — подумал парень. — Посмотрим, что за опасности хранит в себе чужая воля.

С виду это был обычный вечерний город, какой-нибудь квартал Москвы. Люди, оттянув себе руки пакетами с продуктами, торопились по своим делам, наверное, спешили по домам, толпились у киосков с газетами, стояли у перекрестков, ожидая маленького зеленного человечка, дергано перебирающего ногами. Одни непринужденно болтали, другие, наоборот, замкнувшись в себе, безучастно или хмуро изучали пространство перед собой, а чаще у себя под ногами. Обычные серые человечки.

Машины разных марок неслись по освещенным желтым светом улицам, выплескивая из открытых окон на грязный асфальт, наверное, всю существовавшую в мире музыку, скопившуюся за долгую эволюцию человечества. Шансон, классика, где-то даже прозвучали голоса оперных исполнителей, попса и прочее, прочее, прочее. Серые человечки, управляющие своими железным конями, сигналили другим серым человечкам, которые старались перебежать дорогу там, где это было не положено.

Игорь шел между однотипными многоэтажками и ждал, когда что-нибудь произойдет. Но дома сменяли друг дружку, перекрестки становились все более запруженные, но ни чего не происходило.

— Даже черной кошки нет, — немного с обидой подумал Игорь. Ему начало надоедать это шатание по чужому городу, где уже давно наступила ночь, а народу на улицах было как в час пик.

И тут это произошло. Точнее не произошло ничего. Но Игорь почувствовал, что-то вроде укола. На него кто-то смотрел. Из окружающей его толпы людей, кто-то явно неотрывно следил за ним. Игорь обернулся, но не увидел ни одного направленного на него взгляда, а ощущение лишь усилилось. Как будто кто стоял у него за спиной и вглядывался ему в затылок.

Игорь передернул плечами. Еще раз обернулся. Безрезультатно. Может быть, это из домов на него кто-то смотрит? Парень окинул взглядом окна ближних домов. Там где горел свет, окна были пусты. Так что если кто за ним и наблюдал из окон, то только из темных. Но как это узнать?

Парень двинулся дальше. Ощущение же того, что кто-то на него смотрит, лишь усилилось, как будто наблюдателей стало больше.

— Стоп, — остановил сам себя парень. — Я в своем сне, пусть и в чужой проекции. Может… — он на время замялся, выковыривая нужную мысль. — Может быть ощущение, что за мной следят, является лишь моей фантазией, как реакция на зароненное стариком предупреждение. — О-о-о! — обратился к себе Игорь. — Парень, да так и извержение вулкана можно тут устроить.

Но идея того, что он сам себе придумывает и нагнетает угрозы, прочно засела в мозгах. Как попытка не думать о белой обезьяне, когда тебе говорят, что бы ты и не думал о ней.

— Бред, — отмахнулся от навязчивой идеи Игорь. — Посмотрим, что будет дальше.

А дальше он увидел его. Этот взгляд, смотрящий на него из людской массы, острый, как бритва и абсолютно сумасшедший. Взгляд шизофреника и психопата. Блестящие, светящиеся одержимостью глаза.

Игорь некоторое время смотрел на человека, которому принадлежал этот взгляд. Как хищник, охотящийся на добычу, он не стремился показаться в открытую. Человек, то исчезал за спинами снующих туда-сюда людей, то появлялся в новом месте. А потом он вышел на свет. Точнее, мельтешащие люди наконец-то расступились, образовав вокруг хищника открытое пространство.

Ободранный, тощий, обросший грязными, редкими волосами, он стоял под фонарем, прямо в центре освещенного круга и, медленно раскачиваясь, сжимал в руке, как нож, осколок стекла, обмотанный на рукоятке в какую-то тряпку. Человек улыбнулся. Не Игорю, самому себе. Он наконец-то нашел свою добычу и теперь не собирался ее отпускать. Худое лицо его было не пропорциональным. Под обтянутыми кожей скулами, где должны были находиться впадины щек, кожа слегка выпирала в стороны, как будто у человека был флюс, или он что-то держал во рту.

Игорю было страшно. Он ожидал этого момента, но все равно страх охватил его, заставляя мысли заметаться в судорожных попытках придумать хоть что-нибудь, чтобы выбраться отсюда живым.

— А откуда от сюда? — Игорь тоже улыбнулся сам себе, на манер стоящего напротив него человека. — Это же мой сон. Моя фантазия. Неужто не справлюсь со своими же мыслями?

Но страх, все равно остался на месте. Не панический ужас, а лишь осознанный риск проиграть самому себе в схватке. Но стоило ли затевать борьбу? Может, был выход, которого Игорь еще не видел. Может быть, ему стоило лишь подумать о том, чтобы тот человек исчез, и он бы исчез.

Человек не исчез. Он двинулся на Игоря, не сводя с него своих горящих желанием смерти глаз. Игорь хотел было отступить или даже бежать, но огромным усилием воли заставил себя остаться на месте. Человек шел сквозь разделяющих их людей, горячий нож по растопленному маслу. Он не замечал людей. Они не трогали его, обтекали, ускользали от соприкосновения с ним. И никто не реагировал на этого человека, от которого Игоря отделал лишь один переход через дорогу.

Один из прохожих немного замешкался перед светофором и, пройдя мимо человека-хищника к переходу, отстранился от рванувшей с места машины и сделал шаг назад под ноги к сумасшедшему. Человек обнял прохожего свободной рукой за шею, находясь у него за спиной. Выглянул у него из-за плеча, не сводя взгляд с Игоря, и резко вздернул руку с осколком стекла, вжав ее прохожему в бок. Прохожий дернулся, хотел было посмотреть на обнявшего его человека, но тот повернул руку со стеклом, заставив прохожего еще раз дернуться. Глаза мужчины закатились, а тело его обмякло, и если бы не смертельное объятие, то он упал бы под колеса пролетающих мимо машин.

Игорь увидел, как у неудачливого пешехода изо рта потекла тоненькая красная струйка, и то, что никто вокруг не обратил на происшедшее ни капельки внимания. Как будто бы не видели, или не хотели видеть убийства.

Парень напрягся, почувствовал, как вспотели руки. Он пытался хоть как-то мысленно повлиять на происходящее, но у него ничего не получалось.

Загорелся зеленый человечек, и люди качнулись на дорогу. Сумасшедший отпустил свою первую жертву, кулем упавшую на асфальт, и направился к Игорю. Лежащего на дороге человека никто не замечал. Обходили краем растекающуюся под ним лужу крови. А убийца, не скрывая окровавленного стекла, все шел дальше.

Психу оставалось пройти несколько метров до Игоря, когда он остановился. Остановился, слегка наклонив свою голову в сторону, и пристально посмотрел на парня.

— Отдай мне его, — без эмоций произнес человек. — Отдай.

— Чего? — не понял Игорь. — Что тебе нужно?

— А что у тебя есть? — улыбнулся сумасшедший. — А?

Игорь посмотрел на себя. Кроме одежды и обуви у него сейчас не было ничего. На всякий случай похлопал по карманам джинсов и почувствовал под правой рукой что-то твердое. «Странно». Подумал он. «Там вроде бы ничего не было». Засунул руку в карман и вытащил прозрачную каплю-передатчик, скользкую и холодную.

— Вот это? — Игорь протянул вперед руку с передатчиком на раскрытой ладони.

— Да! — радостно оскалился человек.

Хоть Игорю и было страшно, но подчиняться чужой воле в своем же сне он не собирался. К тому же ему стало интересно, зачем это психу нужен этот предмет. Он сжал кулак с передатчиком и вернул его к себе в карман. Сумасшедший было дернулся вперед, на лице его отобразилась злость. Но Игорь поднял другую руку в останавливающем жесте. Псих вновь замер.

— Зачем он тебе? — спросил Игорь.

— Его нужно вернуть на место, — нехотя отозвался человек. — Он не твой.

— Мне его дали и сказали, что я могу им пользоваться, — Игорь не сводил своего взгляда с человека напротив.

— Дали, — повторил псих раздражено. — А я отберу.

Он дернулся вперед всем телом и бросился на Игоря. Парень был готов к атаке. Крутанувшись на месте, он ринулся прочь, то и дело, оглядываясь на преследователя. Окружающие их люди никак не реагировали на происходящее. И если психа они обходили стороной, то к Игорю они буквально лезли под ноги, толкали в бока, загораживали дорогу.

— Прочь! В сторону! — орал на бегу парень.

Его не слушали. Он схватил остановившегося перед ним мужчину за плечи, заглянул ему в глаза, перед тем как оттолкнуть и понял, почему на него не обращают внимания. Вместо глаз у мужчины были черные провалы, два бездонных колодца. Они все были слепы. Все люди в городе. Кроме Игоря и этого психа. Они не видели ничего вокруг себя, каждый день, заведено вышагивали свои маршруты. Им не нужны были глаза. И тоже самое, видимо, касалось их возможности слышать.

Игорь замешкался на секунду, вглядываясь в лицо мужчины, услышал сзади близкие шаги и, развернувшись, оттолкнул слепого на сумасшедшего. Псих поймал падающего на него человека и, зло улыбаясь, резанул его по горлу, вскрывая артерию. Кровь фонтаном ударила по сумасшедшему, обрызгала ему лицо и грязные лохмотья на теле. Слепой человек упал, а псих бросился дальше за убегающим прочь Игорем.

Парень метнулся через дорогу, рискуя быть сбитым одной из проносящихся мимо машин. Чуть не попал на бампер к одной из них и, споткнувшись об бордюр, побежал дальше, обдумывая на ходу, что же ему делать: бросить в преследовавшего его психа этим передатчиком, или попытаться бороться с ним. Увидел возле одного из магазинов деревянный табурет, подпирающий дверь. Схватил его и, развернувшись, выставил перед собой. «Оружие, конечно, не ахти какое, но против стекляшки вполне сойдет». Подумал Игорь, готовясь встретить несущегося на него психа.

Сумасшедший, не думая останавливаться, с разгона ударился в выставленный на него ножками стул и замахал перед собой окровавленным стеклом, пытаясь достать до лица Игоря. Отступая под напором противника, парень подгадал момент, когда тот, чрезмерно увлекшись своим фехтованием, высоко поднял руку над стулом, и парень рывком вздернул свою защиту еще выше, заставляя психа раскрыться и, сам теряя равновесие, со всей силы ударил его ногой в живот. Человека со стекляшкой отбросило на асфальт. Падая, он выронил свое оружие, которое осколками разлетелось по дороге. Хрипя, он свернулся калачиком, обхватив грудь руками. Широко раскрыв глаза, он как рыба, выброшенная на берег, ловил ртом воздух.

Игорь вскочил, подбежал к лежащему на земле и со всей силу приложился ему ногой в челюсть. Человек откинул голову. Его безумные глаза закатились, а сам он перестал шевелиться. Парень хотел было проверить, дышит ли он. Но потом, в какой уже раз, вспомнил, что это сон, и что его противника в принципе не существует. Вокруг все так же шагали по своим делам слепые люди.

— Отдай его мне! — послышался голос сумасшедшего, только теперь он шел не от лежащего на асфальте, а от куда-то со стороны. — Отдай!!!

Игорь посмотрел в ту сторону. На него пока еще только шел этот же псих.

«Но как?» Игорь посмотрел на распластавшегося у ног человека. «Как? И сколько тогда таких здесь?»

Такой поворот событий парню не нравился. А что если и этот не последний. Он вновь посмотрел на приближающегося к нему психа, и подтверждая его самые плохие предположения с боку раздался еще один голос.

— Отдай!

Двое. Уже два одинаковых человека шли на Игоря. Отбиваться от обоих он не решился. И тогда он вновь побежал. Снова прикидывая, что же ему делать. Как вдруг с боку на него кто-то налетел. Это был еще один псих. Или тот же самый. Игорь упал, перекатываясь, заметил, что те двое все еще были сзади. Это был третий. Игорь с удовольствие вмазал ему по лицу. Вскочил на ноги и помчался дальше. И оборачиваясь, понял, что ему не уйти. Сзади и с боков к нему бежали уже десятки одинаковых психов. И у каждого в руке было по стекляшке.

— Отдай!!! — эхом перекатывалось по улице. — Верни!!!

Игорь, чувствовал, как начинает задыхаться. Как в голове, кроме мысли бежать не осталось ничего. Но куда бежать? Они, его преследователи были кругом. Уже и спереди, ему на встречу, неслось несколько человек.

Парень, не зная куда ему деваться, свернул в образовавшееся между людьми окно и юркнул в открытый подъезд. Грохнул за собой дверь, та, пиликнув домофоном, защелкнулась, отгораживая преследователей от парня. Игорь на секунду остановился, что бы отдышаться. И тут же дверь содрогнулась от десятков долбящих в нее рук.

— Отдай!!! — неслось с наружи. — Верни!!!

Дверь держалась, но вот коробка, на которой она висела, уже качалась. Выкрашивался из стен сухой раствор.

«Рухнет». Подумал Игорь. «Точно рухнет».

— Отдай!!! — Раздался голос от ближней квартиры.

Там уже стоял псих. Игорь не стал ждать его атаки, а сам разбежавшись отшвырнул его, ударив в грудь обеими ногами. Больно ударившись об пол, тут же вскочил, посмотрел, что жить входной двери осталось не долго, и бросился по лестнице вверх. Сзади раздался скрежет и грохот, а потом по лестничным маршам разнеслось, уже не отгороженное ничем:

— Отдай!!!

Этаж. Второй. Третий. Еще один. Еще, еще. Игорь даже перестал считать, понимая, что дом не выглядел с наружи таким высоким. Легкие рвались наружу. Ноги то и дело спотыкались об ступеньки. На очередном этаже, прямо перед парнем раскрылась дверь, и на него вывалился сумасшедший с уже занесенной для удара стекляшкой.

— Отдай!!! — скалился желтыми зубами перекошенный рот. — Верни!!!

Игорь отбил направленный на него удар и, не имя сил для борьбы, просто столкнул человека с лестницы вниз. Тот потерял равновесие и кубарем покатился навстречу своим двойникам.

Понимая, что дальше бежать смысла нет, Игорь ввалился в квартиру, из которой на него напал последний противник. Дверь захлопнулась щелчком замка-собачки. Но эта преграда, по предположению парня, рухнет еще раньше, чем дверь в подъезде. В квартире было темно. Абсолютно, как в том болоте, в котором он барахтался до своего попадания в город.

«Выключатель, где же ты?» — Игорь шарил рукой по стенам вокруг двери и ничего не мог найти, кроме шершавых обоев.

Тогда на ощупь, он двинулся по стене. Пару раз споткнулся о какие-то предметы, попавшие под ноги. В дверь уже ломились. Уронил что-то со стены и нащупал ручку двери. Странно, но дверь была стальная, причем, как показалось парню, она была куда как прочнее всех предыдущих. Но она была закрыта.

— Черт! — Игорь безуспешно дергал за ручку.

Тогда он начал шарить по стене вокруг нее. Вдруг эта дверь тоже входная или выходная. Может выключатель возле нее. И не ошибся. Под руку попал выключатель, и комнату озарил яркий белый свет. Игорь даже ослеп, не в силах стерпеть такой яркости, но вспомнил про находящийся в кармане передатчик. Вытащил его и приложил к глазу. Помогло. Яркость упала. Он был в какой-то странной овальной комнате, наподобие той, что была в капсуле, в подземке. Но эта комната представляла собой гибрид из нормальной человеческой квартиры, заключенной в инопланетный интерьер. Стол, телевизор, стенка с книгами и фотографиями, не пойми как вместившаяся под закругленный потолок, люстра со свисающими стеклянными бусами и дверь. Она была явно крепче всех предыдущих. И она была точно не человеческим твореньем. Шлюз капсулы. Уж что-что, а она должна была выдержать атаку этих психов.

В коридоре послышался треск падающей двери, и злые голоса твердившие, что бы Игорь отдал им передатчик.

— Ну, уж не теперь! — зло процедил Игорь.

Дернул за ручку двери, и та плавно отворилась, будто выключатель не только включал свет в комнате, но еще и открывал замки.

Игорь залетел в проем, когда в комнату с другой стороны ввалилась масса одинаковых психов. Парень даже улыбнулся им на прощанье. Потянул дверь на себя, та с тяжестью поддалась и, захлопнувшись, произвела шипение, а затем ряд щелчков, видимо запираясь на все возможные запоры. Из-за двери не было слышно ничего. Не единого звука.

Игорь улыбнулся, убрал каплю в карман. Освещение вокруг было нормальным и, отвернувшись от двери, желая рассмотреть помещение в какое он попал, замер, напоровшись животом на острый и уже окровавленный кусок стекла, который держал в руке, криво улыбаясь, тот самый сумасшедший. Фанатичный огонь в его глазах сиял багровыми всполохами. Или Игорю это уже просто казалось.

Парень попытался отшатнуться от сумасшедшего, но тот обнял его, прижав к себе, и еще глубже вонзил свою стекляшку. И только сейчас до сознания Игоря дошла боль. Скользкое жжение в животе. Адский огнь заливал его внутренности, поднимаясь снизу вверх. Игорь захрипел и почувствовал вкус крови. А его противник, прижавшись к нему своим костлявым телом, надавил на конец своей стекляшки, и та, вспарывая дальше внутренности Игоря, обломилась, оставив в кровоточащей ране часть себя.

Псих вытащил из кармана Игоря каплю-передатчик и отошел от него. Игорь упал. Чувствуя, как с каждой каплей крови из него уходит жизнь, он не мог поверить в происходящее, а еще он ждал, ждал, торопил, как только мог момент, когда этот кошмар закончится, когда он проснется. Но сон не кончался. Сознание Игоря затуманивалось все больше, пока совсем не погасло.

В панике Игорь вскочил с постели. Заорав, принялся осматривать свое тело. Сердце бешено колотилось, глаза были на выкате. Он щупал свой живот, не веря глазам. Все было нормально, ни пореза, ни шрама.

— Твою мать!!! — тяжело дыша, выругался он. — Прошло. Сон. Прошло. Фу ты.

В его животе все еще стояла боль от острого стеклянного осколка, тело, по ощущениям, было готово умереть, но все же он был жив. И тут на парня обрушился страх. Страх пережитого и страх за свое будущее. Его затрясло. Он повалился обратно на постель и, завернувшись в одеяло, долго лежал, пытаясь хоть чуточку согреться.

Просто сон. Просто кошмар. Просто смерть.

32. Леонид Васильевич

— За-а-я-я, — протянула, развалившая свои несметные телеса, Лиза. — Зай! А? А ты меня любишь?

Ответить на этот вопрос правильно Леонид Васильевич мог в любом состоянии и при любых обстоятельствах, лишь добавляя к словам различные интонации.

— Конечно, милая, — он почти искренне улыбнулся. — А с какой целью вопрос?

Девушка, лежащая на не заправленной с утра постели, и представляющая собой необъятный мешок жира, хоть ее родители и называли ее состояние «Эх! Кровь с молоком», заняла полусидячие положение и, потупив глаза, сюсюкая, заговорила.

— Зая с Заячкой все дома и дома. А Заячке тут скучно и от этого грустно.

— Так мы только вчера гуляли. Позавчера в театр ходили. Еще день назад в кино, — не понимая претензий жены, начал оправдываться Леонид Васильевич.

— Зая не понял свою Заячку, — расстроено промямлила Лиза.

— Зая не понял своего бегемота, — мысленно поправил Леонид Васильевич жену, а сам отложил в сторону ноутбук, с помощью которого исследовал необъятные просторы интернет-помойки, развернулся на краю кровати и вопросительно посмотрел на Лизу.

— И чего же моей Заячке хочется? — подражая ей, спросил Леонид Васильевич.

Лиза мечтательно улыбнулась такой яркой и широкой улыбкой, что в их и без того светлой спальне стало еще светлее, но свободное пространство заметно сократилось.

— Заячка у Заи давно не была на море. Солнце, пляж… — она заискивающе уставилась на мужа. — Ведь Зая еще долго будет в отпуске?

— Рестораны, хавка, хавка, — опять подумал Леонид Васильевич, а вслух сказал. — Да уж, засиделся чего-то, — он еще находился на вымышленном больничном, и его выход на работу действительно был не определен по времени. — Солнце, — улыбнулся он в ответ жене. — Ну, ты же знаешь, что границы для нас закрыты. Ну, куда мы?

— Недалеко… — поджав губы, ответила Лиза. — Хоть к нам.

— К нам? — приподняв брови, действительно удивился Леонид Васильевич. Жена быстро закивала в ответ. — Ты серьезно?

— Заячке так хочется на море, что можно и к нам, — она вытянула вперед губы, изображая уточку, но получилась свинка.

— И куда же к нам? хочет моя Заячка?

— Ялта.

— К нам?! — засмеялся Леонид Васильевич. — А недавно еще была бы заграница.

— Но сейчас же нет.

— К нам! — еще раз повторил Леонид Васильевич. Прикинул по датам, что и в самом деле есть возможность на несколько дней сменить вид из окна и, соглашаясь с женой, ответил. — Ну, давай к нам. Раз уж это теперь наше.

Девушка всем телом подалась вперед, так что кровать затрещала от неожиданной нагрузки и повисла у мужа на шее.

— Заячка очень-очень сильно любит своего Заю. Очень-очень, — затем она заставила Леонида Васильевича откинуться на кровать, а сама соскользнула, точнее, перекатилась вниз. — И Заячка сейчас сделает своему Зае очень-очень приятно.

Это было и в самом деле очень приятно, хотя бы потому, что в таком положении Леонид Васильевич видел лишь голову своей супруги, и то только ее ритмично двигающийся затылок. Он раскинул руки на кровати и, закрыв глаза, отдался всем своим сознанием чувству тепла, влажно ласкающему его внизу живота. А о предстоящей поездке в Крым решил не думать вовсе. Его Заячка скорее всего уже все продумала и решила, да и чемоданы уже наверное собрала, так что ему остается лишь наслаждаться происходящим, самому ничего при этом не делая.

33. Егор

Серый матовый небосклон неподвижно висел над головой. Егор даже не хотел поворачиваться на бок. Что он мог там увидеть? Бескрайний горизонт, соединяющий две пустоши сверху и снизу в далекую тонкую линию. Нет, Егор и так чувствовал себя достаточно плохо, чтобы вновь блуждать по серому однообразию.

На небе виднелись какие-то линии и узоры.

«Странно». Подумал парень. «Этого в прошлый раз не было».

И тут он что-то услышал. Звук, казалось, полностью совпадал с биением его сердца. На каждый удар, откликом раздавался тихий писк. Егор хотел было повернуть голову, чтобы посмотреть, что же там пищит, но сделать ему это не удалось, что-то мешало, тянуло от лица в сторону. Егор поднял руку, поднес ее к лицу и удивился еще больше. На пальцах были зажаты какие-то датчики. А от локтевого сгиба тянулась прозрачная трубочка капельницы. Неожиданно чувства парня обострились, и он понял, что голову он не смог повернуть из-за того, что к его носу и рту тоже было что-то прикреплено. Причем не просто к коже, а засунуто ему в носоглотки и даже дальше.

Егору стало не по себе. Он закружил глазами вокруг, и понял, что находится не в коричневой пустоши. Он лежал на кушетке в больничной палате. Голова у него кружилась, а дикая слабость, навалившаяся вдруг не пойми откуда, мешала сделать еще что-либо кроме одного движения рукой. Раздался хлопок двери и в палату кто-то вошел.

— Доктор! Он наконец-то очнулся! — звонкий женский голос был Егору не знаком, но отчего-то парень был очень рад его слышать, как будто бы он не слышал человеческую речь уже целую вечность.

— Да. Вижу, — отозвался тихий сухой голос. — Родителям сообщите. И тем тоже.

«Родителям?»

Сердце у Егора подскочило к горлу и спокойно вернулось в прежнее состояние. Парень расслабился.

«Родители. Это мама и папа. Значит с ними все в порядке».

Эта светлая, радостная мысль отняла у парня последние силы, и Егор закрыл глаза, засыпая обычным крепким сном.

Когда он очнулся в следующий раз, то мама была уже рядом с ним. Она сидела на стуле у его кровати, а за ее спиной стоял отец. По лицу мамы катились слезы, но она улыбалась. Отец тоже улыбался, но слезы, не срываясь, набрякли у него в глазах, удерживаясь там неведомо какими силами, как будто бы, то были и не слезы вовсе, а очень толстые линзы.

— Сынок! — мама Егора не содержалась и, рыдая, бросилась обнимать открывшего глаза парня. — Сынок!

Она целовала лицо Егора, заливая его своими слезами, которые тут же смешались с его собственными, в одночасье хлынувшими из глаз.

— Мама! — он крепко обнял маму, сам во всю рыдая. Он был безмерно счастлив, что с ней все в порядке, что этот охранник их, Миша, он видимо что-то напутал, когда звонил ему. Мама же вот перед ним живая и невредимая.

Отец, стоявший за мамой, обошел кровать, на которой лежал Егор, и присев на корточки крепко стиснул его руку. Он опустил голову, и Егор видел по содроганию плеч, что слезы у отца все же прорвали плотину его стойкости.

Когда первая волна радости прошла. Родители все же оторвались от Егора, расспрашивая, как он себя чувствует, и, рассказывая все последние новости. И новостей оказалось много.

Оказалось, что Егор лежит в коме уже месяц. Что после крушения поезда, на Егора и Антона напали какие-то бандиты, из-за чего Егор получил резиновую пулю в лицо и провалился в беспамятства.

Егора аж передернуло от этой версии происшедшего.

«Какая пуля? Антон? Не было его там. Он лишь дирижировал всем оркестром, подставляя меня».

Маме же Егор ничего не сказал, лишь удивленно кивал головой.

Так же оказалось, что те бандиты, с кем якобы боролись Егор и Антон — это предполагаемые террористы.

Егор утвердительно кивнул. Тут все было в правду.

«Эти люди в черном. Конечно они террористы. Но и я вместе с ними получается террорист».

Оказалось, что оказав сопротивление террористам и ценной здоровья все-таки задержав их, ему Егору, Антону и еще одному парню выдали какие-то правительственные награды. Террористы потом сбежали. А вот Егору автоматом засчитали сдачу диплома. Хотя многие считали, что парень уже не выкарабкается и диплом этот фактически дань его мужеству наравне с наградой.

Да интересно все выходило. Он, человек исполнивший теракт, значит герой, который, не смотря на тяжесть ран, все-таки выжил. И Антон, выдумавший борьбу с бандитами, тоже герой. А этот, еще один парень? Егор припомнил, что в момент взрыва за спиной, он успел настичь лишь трех людей в черном. Четвертый же смог уйти. Не он ли этот еще один герой.

Подумать было теперь над чем. А главное, это как свести счеты с Антоном, который и втянул Егора в эту передрягу.

Родители рассказывали, что Антон часто приходил его навещать, но по инициативе органов власти право на посещение было выдано только родителям. А у Егора извлекли резиновую пулю из трахеи, куда та попала, срикошетив от неба, чем и нанесла серьезный ущерб головному мозгу, спровоцировав сотрясение и достаточно сильное кровоизлияние, такое, что даже вставал вопрос о проведении трепанации черепа. Общее состояние парня было стабильное с положительной динамикой. Поэтому череп ему вскрывать не стали. Само должно было рассосаться скоро.

«Все-таки пуля была. Может это успел как раз четвертый герой выстрелить».

Оказалось, что Егору на лицо наложили десять швов. После этой новости парень потребовал зеркала. И увидел в отражении себя. Да, шрамы были, но в целом все было приемлемо.

Потом, после родителей пришли сотрудники органов внутренних дел. Долго расспрашивали Егора о происшедшем в метро. Но парень откровенно лгал, утверждая, что ничего не помнит. А общая слабость и болезненный вид помогали ему в этом. Не будет же он сам говорить ментам, что является исполнителем теракта, и тем лишит себя права на кровную месть.

А потом пришел Антон. Это было где-то через неделю, после того, как очнулся парень. Он полусидел у себя на кровати, ковыряясь в смартфоне, который подарили ему родители. В смартфоне не было ничего не обычного. Парень лазил в интернете, который был установлен по безлимитному тарифу. И весь этот электронный мир поддерживал официальную версию властей, именно ту, что рассказали ему родители и менты. Нигде не попалась информация о людях в черном.

Когда Антон зашел в палату, Егор раздражено выругался, он не мог спокойно смотреть на своего бывшего друга, он хотел тут же вскочить и придушить этого Антошку. Но не мог этого сделать пока даже физически, плюс он не хотел делать это необдуманно и поспешно. Антон же, выражая абсолютную радость тому, что Егор жив, некоторое время интересовался, помнит ли тот хоть что-нибудь. Егор же опять врал, и вообще старался говорить односложно, не вдаваясь ни в его самочувствие, ни в его настроение.

— Егор, — Антон стоял возле окна. — Слушай, я тут предложил твоим родителям, а они посоветовались с врачом, и он им не отказал. — Парень повернулся к больному. Тот внимательно его слушал.

— Что ты им предложил? — поддержал диалог Егор.

— Что бы ты отправился со мной в Сочи через три недели. Ты как? За?

Егор улыбнулся.

— Конечно, — радостно ответил он. — Я с тобой.

А про себя добавил.

«Вот там-то я тебя и прикончу. Выберу место побезлюдней и сверну тебе шею».

Егор улыбался. Антон сам подсказал ему возможность отмщения. Вот только почему-то Антон ни разу не сказал ни о каком деле, на которое подписался Егор, и о котором так настойчиво твердил в телефонной трубке, когда обещал разделаться с его родными, если тот не выполнить свою миссию.

«Странно. Может и в самом деле поверил, что Егор ничего не помнит. Ну да Ладно».

Теперь у парня было достаточно времени, что бы горячее блюдо мести смогло достаточно остыть. И подать его Егор собирался в самый неожиданный момент.

34. Игорь

— Игорек, постой, — Рухин Санек быстрым шагом догонял парня уже проходящего через проходные.

Смена закончилась, и Игорь со спокойной душой направлялся домой. Выйти на работу до отпуска оставалось еще три раза. Остановившись после проходных, парень дождался, когда его коллега выйдет из душного помещения с железным турникетом и хмурыми охранниками возле него, которые хлещи скана и металлоискателя просвечивают одежды и сумки идущих домой работяг. Вдруг у слесаря премия охраннику в кармане завалялась.

— Эй, Игорек, — улыбаясь, закашлялся Саня. — Ты как-никак в отпуск намыливаешься?

Тяжелая рука коллеги дружелюбно легла на плечо Игоря.

— Да есть такая идея, — отозвался парень.

— О, ништяк. А проставляться-то будешь?

Игорь ухмыльнулся, подумав, что русскому человеку, особенно простому работяге, что бы за причина не была выпить, лишь бы она была.

— Горят что ли? — спросил он.

Санек отмахнулся.

— Да я не про это.

— А про что тогда? — не понял Игорь.

— Да я хотел предложить, так сказать, скооперироваться.

— Чего?

— Да у меня днюха в этот же день. Я думаю бригаду со смены вместо забегаловки вот этой, — санек мотнул рукой в сторону закусочной, стоящей рядом с остановкой. — Пригласить на природу. Шашлычки там, машлычки.

— А-а-а, — протянул Игорь. — Теперь понятно. Тогда давай кооперироваться. Я за.

— Вот и славно. Тогда пополам скинемся, а я все организую. У тебя же машины нет?

— Не-а, — Игорь поджал губы. — Еще не заработал.

— А у меня есть. Хоть я тоже еще не заработал. Тебя, кстати, подбросить? А то уже темнеет, — Санек засмеялся. — А то глядишь, по дороге кто приставать будет.

— Ну, подбрось, коль не трудно.

— Пошли.

От машины было только название. И то Москвич. Но как говорят некоторые люди, лучше плохо ехать, чем хорошо идти.

Чихая, подвывая, скрипя и больно отдавая каждой кочкой в пятую точку, машина неспешно катилась по дороге. Так неспешно, что Игорь уже и на общественном транспорте успел бы доехать.

— Где у тебя въезд во двор?

— Сань, — в раздумье обратился Игорь к водителю. — Давай я лучше отсюда пешком. Тут рядом, а я вон в магазин дойду. Да и вообще воздухом подышу.

— Хозяин — барин, — отозвался Санек и, притормозив у бордюра, попрощался с Игорем. — Тогда завтра в ночную стол обсудим. Пойдет?

— Отлично, — Игорь пожал протянутую руку и вышел из машины, хлопнул дверью, но та не закрылась, приоткрыл и хлопнул еще раз. И вновь безрезультатно.

— Да посильнее, — раздался из салона голос Санька. — Что ты ее как иномарку?

Игорь хотел предложить закрыть ее с пинка, но не стал так откровенно ругать чужую собственность, а лишь размахнувшись посильнее, влепил дверью так, что у стоящего в десяти метрах от них автомобиля, сработала сигнализация.

Москвич натужно взвизгнул и, выплевывая из-под колес камушки, а из выхлопной трубы сизый дым с каплями не сгоревшего топлива, дергано вклинился в мчащийся поток автомобилей и машин.

«Да» — Подумал Игорь. — «Снаружи она звучит еще хуже, чем изнутри».

И ухмыльнувшись, зашагал к своему дому. Конечно, он не собирался ни в магазин, ни дышать воздухом, он просто хотел выйти из машины, у которой выхлопная труба, казалось, была выведена в салон.

Проходя мимо мусорных баков, Игорь замедлил ход. Он ощутил странное чувство. Ему показалось, что на него кто-то смотрит в упор, как тогда, во сне. Что кто-то следит за ним.

— Дежавю? — сам себя спросил парень, и, поддавшись желанию проверить, нет ли кого рядом, огляделся вокруг.

За спиной стоял он. Игорь с негромким криком отступил назад.

— Твою же мать! — выругался парень.

Тот же ободранный, тощий фанатик, что преследовал Игоря во сне. Такие же лохмотья, свалявшиеся редкие волосы и взгляд, горящий взгляд хищника. Но руки были у него пусты.

— Отдай мне его.

Игорь оценил, что сейчас справиться с этим бомжем легко. Главное, что бы он себя не клонировал, как во сне.

— Тебе это? — Игорь вытащил из кармана каплю передатчик.

Ободранный аж задергался от предвкушения.

— Тогда иди и возьми, — Игорь опустил каплю в карман и приготовился к атаке ободранного.

Тот взвизгнул и, рванувшись с места, бросился вперед, просто пытаясь обхватить Игоря. Вот чего-чего, а обниматься с парнями Игорь не хотел никогда, тем более с грязными фанатиками. Парень наотмашь хлестанул нападающего по лицу, заставляя того чуть-чуть потерять ориентацию, и тут же не жалея кулака, ударил его в скулу. Игорь даже услышал характерный треск, или зубы так лязгнули. Нападавший мотнул головой и кулем рухнул на асфальт, так и не успев прикоснуться к парню. Затем зашевелился. Встал на четвереньки, мотая головой, сплюнул густую кровавую слюну. Взглянул на замершего в напряжении Игоря, и одной рукой полез в карман, вытащив оттуда нож. Обычный кухонный. Но насколько знал парень, убить можно и перочинным ножичком.

Ободранный все еще стоял на четвереньках, зло скалясь и пытаясь подняться.

— Ну, уж нет! — Сказал Игорь, с размаху пнул бомжа в живот. — Лучше не вставай.

Оборванный хрюкнул, раскрыл рот, не в силах сделать и глотка воздуха из-за сведенной судорогой диафрагмы, и у него изо рта вместе со слюной выпали две прозрачные стекляшки. Игорь обомлел. Посмотрел на бомжа еще раз, как будто бы пытаясь признать в нем пусть незнакомого, но человека, как и он знающего, для чего нужны эти побрякушки. Но увидел лишь фанатичный огонь в глазах, которые сейчас метались в ужасе.

Завалившись на бок в попытках отдышаться, бомж отбросил свой нож и, не вспоминая ни о нем, ни об Игоре, ловил выскальзывающие из пальцев покрытые кровью капли-передатчики. Когда у него это получилось, Игорь даже не сразу сообразил, что этого ободранного надо было задержать и выяснить, откуда у него эти капли, а бомж красный от нехватки кислорода, тут же запихал свое сокровище себе обратно в рот и, вскочив, дал деру.

Игорь побежал было за ним, но потом бросил это дело. Он думал о не звонившем телефоне. Почему Виктор с Машей ему не набирают? Может быть, не потому что не хотят, а может из-за того, что вот эти капли их, и, значит, на них было совершенно нападение, и если капли были отобраны, то с молодыми людьми могло случиться все что угодно. Они даже могли быть уже мертвы. Ведь этот бомж не побоялся схватиться за нож, хоть и промедлил немного.

Игорь вытащил из кармана свой новый смартфон. Залез в телефонную книгу и, пролистав ее несколько раз, обругал себя самыми непристойными словами. Номер Маши и Виктора он так и не переписал, оставив его на том стареньком телефоне, с которым купался в нечистотах. А это значит, ему надо было идти домой, что бы позвонить паре. Парень осмотрелся по сторонам, не было ли еще кого рядом и, убедившись, что все спокойно, быстрым шагом направился домой.

35. Маша и Виктор

Девушка стояла перед окном и задумчиво наблюдала, как медленно вступает в свои права вечер. Как розово-красный закат на небе, отступая перед надвигающейся темнотой, стягивается в стремительно утоняющуюся линию, а затем скрывается за крышами домов, покидая этот мир до следующего дня, что бы в свою очередь, прогнав темноту, воссиять ярким светом, даруя всему живому тепло и жизнь.

Виктор осторожно обнял Машу за талию, нежно поцеловал стоящую к нему спиной девушку в шею. Провел ладонями по ее животу и, прижимаясь к ней всем телом, нежно прикусил слегка розовую мочку уха. Маша окинула шею назад, развернула голову, ища своими губами губы парня. Но он нырнул под шелк ее волос и, еле касаясь горячими губами покрывшуюся мурашками шею девушки, чуть дотронулся кончиком языка до мочки другого уха.

Маша томно вздохнула, подняла свои руки вверх и, поймав голову Виктора, удержала ее, повернулась в пол оборота и жадно прильнула своими губами к его рту. Потом, развернувшись полностью, она обняла парня за шею и, разжигая себя и его все больше, начала покрывать его лицо и шею, то сладостно нежными, то нестерпимо страстными, жаждущими ласки и огня поцелуями. Желание, рожденное нежными поцелуями Виктора, раскалилось до предела и, вскипев, готово было в любую минуту выплеснуться наружу.

Они уже не были Машей и Виктором, мужчиной и женщиной, повалившись прямо на ковер, сплетаясь руками и ногами, вжимаясь друг в друга каждым сантиметром тела, они стали одним целым, неземным, легким и одновременно горячим, трепещущим. Созданный ими клубок страсти двигался все ритмичнее, все чаще качели удовольствия поднимались к максимальной высоте, а волны экстаза накрывали их с головой, унося к божественному, открывая в преддверии пика желания свой воистину неземной замысел. И в момент, когда сил и желания ждать и терпеть больше не было, произошел взрыв, окутавший сцепленные между собой тела, разорвавший и уничтоживший их сознания. А потом, они родились вновь. Каждый в своем изнеможенном любовной лаской теле.

Маша соскользнула с парня и, дыша одновременно и легко и тяжело, повернула голову к парню. Игорь смотрел на нее, слегка улыбаясь. В испуге девушка зажмурилась. Вновь открыть глаза ее заставили нежные поцелуи Виктора, которыми он ласкал ее губы.

Маша вздрогнула, вспомнив привидевшееся ей лицо. Она испугалась, этого невольного видения, вынудившего ее почувствовать вину перед Виктором, с которым она была так долго, и которого так сильно любила.

«Или уже не так сильно?»

От этой мысли девушке стало дурно. Почему ей в пик страсти померещился малознакомый человек, о котором она ничего не знает, кроме того, что он готов, в отличие от ее парня, без страха и долгих раздумий отправиться в сложное и скорее всего опасное путешествие, но…

Девушка задумалась. Разве, тогда в подземке, не этого ли малознакомого парня пришлось, чуть ли не пинками, гнать к указанной цели. А Виктор, он без понуканий выполнял ее просьбы и команды. Что же случилось сейчас?

Маша отстранилась от вновь разгоряченного Виктора, серьезно посмотрела ему в глаза, чем видимо сильного его смутила, а затем, отбросив в сторону все мысли, опять прижалась к своему парню, сжигая без остатка себя и его. И на этот раз только его, Виктора.

Когда влюбленные смогли все же оторваться друг от друга, был уже поздний вечер. За окном, в сменившей дневной зной вечерней прохладе, стрекотали сверчки, шуршали под легким ветерком своею листвой высокие свечки тополей. Раздавались веселые голоса припозднившихся компаний, а из дворовой беседки медленно лилась вечная гитарная песня, которая чаще раздражала, и на много реже заставляла душу встрепенуться и, поддавшись незамысловатым сплетениям аккордов и немного картавому голосу певца, улететь куда-то далеко, где и клен шумит над речной волной, и батарейка садится и никак не разрядится полностью.

* * *

— Маш, — Виктор обратился к ковыряющейся в своем сотовом девушке. — А твои-то нам точно чемодан подвезут? Или завтра вечером лучше мне самому съездить за ним?

— Отец сказал, что завтра заскочить, — не отрываясь от белого гаджета, ответила девушка. — Ты лучше скажи, что значит СВ места в вагоне поезда?

— По-моему, это таже купешка, но только на двоих. А что?

— А почему мы их не взяли?

— Маш, — Виктор с обидой посмотрел на девушку. — Потому что денег у меня не так много.

Девушка оторвала взгляд от смартфона и, улыбаясь, посмотрела на Виктора.

— Да не обижайся ты, — я и так все знаю. — Просто решила тебя немного позлить.

«Позлить?!» — Виктор и впрямь разозлился. — «Это что? Она его конкретно обвиняет в его материальной не состоятельности? Так что ли выходит?»

— Ты чего? Вить? — осторожно спросила Маша и, отложив в сторону сотовый, подсела к парню, который, напрягшись, смотрел в пол. — Вить не обижайся. Я все понимаю. Это я так, сдуру ляпнула. Не знаю, что на меня нашло? Вить? А? Ну же посмотри на меня.

Парень, не особо желая того делать, все же взглянул на девушку, которая видимо всерьез испугалась за реакцию парня. Сперва через силу, а затем более легко улыбнулся ей, обнял.

— Это ты меня прости. Но денег сейчас очень мало. Обязательно все решу, когда вернемся. Вот увидишь. Помнишь, я собирался уволиться, ну вот, не потребовалось. Меня все-таки ставят старшим смены, — и, уже в свою очередь оправдываясь, закончил. — Будет лучше. Обязательно будет. Ведь не бывает такого, что бы было все и сразу, — а про себя с тоской подумал, что у кого-то и бывает.

Раздался телефонный звонок. Виктор было дернулся сходить за своим сотовым, но Маша, желая загладить невольную вину, вскочила с дивана и уже стояла возле открытого стенного шкафа, на одной из полок которого лежал сотовый ее парня.

— Кто там? — видя замешательство на лице подруги, спросил Виктор.

Чуть помедлив, девушка насторожено ответила:

— Игорь-Метро.

И не давая возможности вскочившему с дивана Виктору выхватить из ее рук телефон, приняла вызов и поднесла трубку к уху.

Виктор раздражено рубанул рукой воздух.

«Опять этот Игорь. Что же ему спокойно-то не живется?»

— Да, я… С нами все хорошо… На свадьбу собираемся… Нет не на свою. Помнишь, говорила… у подруги… Да вроде уже с месяц без кошмаров… — девушка и сама только сейчас поняла, что и в правду уже целый месяц спала спокойно. — На нас?… Нет никто не нападал… Ага… Передатчики?

— Маш, дай, пожалуйста, трубку, — закипая от злости, процедил сквозь зубы Виктор. Не послушав своего парня, девушка отошла еще чуть в сторону и, хмурясь все сильнее, неотрывно смотрела в глаза Виктору. — Маша!

— На тебя? Только что?

Девушка вышла в коридор, закопошилась свободной рукой в своей сумке, потом перевернула все у зеркала и на столике в коридоре.

— Я почему-то не могу их найти. Игорь, я перезвоню.

Девушка отключила телефон, и посмотрела на Виктора так же зло, как и он смотрел на нее.

— На Игоря напали возле дома, требуя, что бы он отдал каплю-передатчик, — медленно процедила она.

— И что? — понимая к чему клонит подруга, жестко ответил Виктор.

Девушка слегка наклонила голову в сторону. Чуть сузившиеся глаза готовы были метать молнии.

— Вииктоор, — медленно, нараспев протянула девушка. — А ты случайно не знаешь, где мой передатчик?

— Может быть, в сумке плохо смотрела?

— Я ее вытряхнула на полку! — резко перебила девушка парня. — Там пусто.!

— Ну, или еще где? — предположил Виктор.

— Вить, — как бы смягчаясь, но делая это чрезмерно наиграно, продолжила девушка. — Он сказал, что какой-то бомж с ножом напал на него. И у этого бомжа были два передатчика.

— Да ну и что? Бомж! Я и то от него отбился! — зло бросил Виктор в лицо Маше. — А он. Спаситель хренов, что не может с бомжем справиться?

— Ты? На тебя тоже напали? А почему ты не сказал? — и вправду смягчаясь, спросила девушка.

— Да потому, что не хотел тебя беспокоить. Вроде все начало устаканиваться. А он опять лезет! Тварь! — не сдержав эмоций, выругался парень.

— Подожди. Подожди. А как? Когда на тебя напали?

— По дороге на работу. Бомж один бросился, сумку порвал и капли эти забрал.

— Передатчики? — Маша на минуту замолчала. — Так это вероятно был один и тот же бомж, — а потом опять неодобрительно посмотрела на парня. — Вить, а куда ты передатчики вез? А?

— Куда, куда? — передразнил ее парень. — Подальше куда-нибудь! Видишь, и кошмары без них прошли. И не нападает больше никто.

Маша молчала, серьезно глядя на парня. Он был в чем-то прав. Но правда была не их, а его. Он хотел отгородить себя от этого путешествия, и он это делал. Не хотел он никуда лезть и никого спасать. И передатчики эти. Да он рад, что их у него сперли. Видимо и не сильно-то дрался за них, раз девушка ничего и не заметила.

Маша посмотрела на телефон и нажала кнопку вызова, так и не сказав больше ничего Виктору. Тот опять лишь зло махнул рукой, а сквозь зубы еле слышно прошептал:

— Дура.

— Игорь, — девушка неотрывно смотрел на спину отвернувшегося от нее парня. — Мы едем с тобой… Я точно… Когда и где?… Ага… Да запомнила… Наберу если что… Да, до встречи. Снаряжение?… Да, потом, на месте. Пока.

— Дура! — уже в полный голос сказал Виктор.

Маша сделала вид, что не услышала этих слов.

— Ну и зачем тебе это? — парень, не оборачиваясь, обратился к девушке. — Хочешь спасти этот мир? Ты же сказала, тогда в метро, что этот Игорь всех спасет. Так пускай и идет, спасает. Нам зачем туда лезть? — Он все же развернулся и в упор посмотрел на Машу, которая всем видом показывала решительность исполнения своих намерений.

— Вить? — вкрадчиво сказала она. — А, Вить? — сделала паузу. — Это ведь я его потащила через те катакомбы.

— Не ты! — отрицательно замотал головой парень. — Свет там какой-то.

— Но вела же я, — спокойно парировала Маша. — Ты пойми. Если весь мир загнется через тысячу лет, мне будет по сути все равно. Я этого не увижу. Но если, кто-то погибнет из-за меня сейчас, я так не смогу жить. Понимаешь?

— Да черт с ним. Если ему дома не садиться, пусть идет себе шею сам свернет. Ты что ли в ответе теперь за него?

— Выходит, что так. Я не смогу спокойно жить, зная, что мы могли ему помочь, или даже спасти, если бы была такая необходимость. Я не могу принять наше бездействие именно в этом вопросе.

— Да послушай ты меня! — Виктор не выдержал и сильно схватил Машу за плечи, которые недавно нежно целовал. — Он нам никто! Ни тебе, ни мне! Чужой! Понимаешь?!

— Да, — Девушка вырвалась из рук парня, оставив на белых плечах красные отпечатки его пальцев. — Чужой нам, всему миру чужой. И лезет, даже если не спасти его, то хотя бы попробовать. А мы поджали хвосты и трясемся, как мыши, перед светом, боясь носа показать из своего темного захламленного угла.

Виктор хотел что-то сказать еще, но Маша остановила его жестом.

— Вить, — медленно продолжила она. — Я тебя люблю. Но пойти наперекор своей совести не могу. Если ты не пойдешь с нами, я тебя пойму и прощу. Но за себя я уже все решила.

Парень лишь сокрушенно покачал головой. Для него все тоже уже было ясно. Что бы он ни делал, как бы ни старался отодвинуть эту опасность от себя и Маши, и выбрать другой путь. За него вновь все решили, не спросив его мнения. Точнее не интересуясь его мнением вовсе. Кто он? Человек?

— А вдруг на вас нападут там? — увядшим голосом спросил Виктор.

— Вдвоем легче отбиться, чем одному. Вдруг на него там нападут?

— Маш. Не делай так, пожалуйста, — Виктор чуть не плакал. — Не надо.

— Вить. Это мой выбор. Понимаешь? Я решилась. А ты? Ты что-нибудь решил для себя?

— Да кто меня вообще спрашивает. Чертов Игорь! — парень стоял, переминаясь с ноги на ногу, не в силах выдавить из себя ответ. — Не отпущу я тебя никуда, — сказал он, помедлив, подошел к ней в плотную, обнял, готовую было отстраниться девушку. — Одну никуда не отпущу, — и уже злее добавил. — Поняла?

36. Бес

Петляние дороги угадывалось лишь благодаря мельканию в темноте светоотражателей на направляющих столбиках. Дождь бил по лобовому стеклу, успевая смазать изображение быстрее, чем двигались дворники. Встать бы, остановиться. Переждать не погоду. Да куда уж там. Лишний рубль в кармане, он, как говориться, не лишний… Да и погода. Ездили и в такую и в еще более плохую.

Старенькая фура прочерчивала ночь тусклым светом фар. Трасса была пустая. Редкие встречные сбавляли ход и брали чуть правее, оберегая себя в такую непогоду. Да и водитель фуры не гнал, так же аккуратно объезжая встречные машины. Если б не дождь, зарядивший с самого утра, то денек был бы весьма приятный. Начало августа, суббота. Гуляй не хочу. Наслаждайся жизнью. Но, увы, погода решила иначе.

Колонки в кабине фуры хрипели шансоном вперемежку с песнями восьмидесятых и девяностых. Ретро шлягер. Что-то до боли заунывное, но бесконечно душевное и родное. Хочешь, не хочешь, но если сам родом из тех лет то, что не песня, то ностальгия, воспоминание какое-то. Вот под эту пеню заканчивал школу. Под эту шел в армию. Под сопли этой песни целовала жена, когда вернулся с Афгана. Каждая нота была прожита. Каждое воспоминание отдавало теплом. А вот этот блатничек. Как его исполнял друг, который не вернулся с войны, отнимающей жизни и не дающей надежды. Жизнь длиною в песню, или песня, которая длится всю жизнь.

Иван сидел в потертом водительском кресле и до боли в глазах вглядывался в дождь перед собой, пытаясь не въехать в какую-нибудь яму, которыми, как грибами после дождя, утыканы дороги нашей родины. Яркий свет встречных фар заставил водителя отвести взгляд в стороны и негромко выругаться: «Вот сука, на дальнем что ли?» Но моргать приближающейся машине Иван не стал. «Хрен с ним, пусть светит». Часы на приборной панели показывали половину двенадцатого ночи. Скоро полночь. Лежал бы сейчас перед телевизором, потягивал бы пиво. Потом бы спать. Но вот нет. Дождь, дорога, ночь. Зато чистая наличка в кармане. Почему бы не покататься?

Впереди белым мелькнул знак населенного пункта. Ни названия, ни призвания. Иван сбросил скорость. Дорога хоть и пустая, а улететь по скользкому асфальту в кювет или в чей-то дом на повороте, как-то не хотелось. Да и сбить какую-нибудь пьянь в населенном пункте в такую погоду можно было легко.

Тише едешь, дальше будешь. Движок чуть взвизгнул, переходя на пониженную передачу, но затем потихоньку утих, и стал мерно гудеть, аккомпанируя музыке.

В окнах некоторых домов еще горел свет. Живые огоньки, бегущие вдоль дороги, со своими страстями, тайнами, желаниями. Иван сбавил ход, вглядываясь в силуэты домов. Он уже очень давно мечтал приобрести себе домик, где-нибудь подальше от города. Чтобы тишина, покой. Свежий воздух, свой огород, речка и небольшое подсобное хозяйство: курочки, кролики, гуси. Вглядываясь в дома на обочине, он представлял, что вот такой же домик будет и у него.

И так замечтался, что задержав взгляд на домах, едва не пропустил еле уловимое движение впереди, чей-то темный силуэт на дороге. Автоматически, не задумываясь, он резко ударил по тормозам. Фура, теряя сцепление с дорогой, все еще ехала вперед, а кабина, завернувшись на бок, уже смотрела на теплые и уютные огоньки домов на обочине. Иван вцепился в руль, выкручивая его противоположную сторону, и чувствуя, как прицеп за его спиной, начинает забирать влево, вслед за кабиной. Водитель не думал ни о чем, сжавшись всем телом в один мускул, он старался удержать руль в вывернутом состоянии. А затем плавно нажал на педаль газа. Колеса получили сцепление с дорогой, кабина вывернулась в нужную сторону, и уже собравшаяся слететь на обочину фура вернулась в нужную полосу, едва не перевернувшись из-за неожиданной смены направления. И тут Иван вновь ударил по тормозам. Скорость машины к тому моменту уже не была большой, а ускорения, полученного при выравнивании, хватило лишь на возвращение в полосу, и фура остановилась.

Иван повалился на руль не в силах поднять глаза на дорогу. К нему только сейчас начало приходить чувство страха, от которого руки затряслись, а дыхание участилось, вызывая в груди достаточно тревожные боли. Его бросило в пот. Он понял, что мог за время своего маневра сбить человека на дороге. Фура — это не велосипед, раскатает так, что и собирать будет нечего. А дождик за ночь и следы все смоет. От этой мысли Ивана начало трясти еще больше. Перебарывая себя, он все же поднял глаза, и, вздохнув с облегчением, тут же начал закипать от злости и ярости. На дороге четко перед машиной, в каких-то пяти метрах, стоял человек. В неярком свете фар, и, наверное, из-за искажения, вызванного бьющим по стеклу дождем, Ивану показалось, что человек выглядит как-то странно, оборвано, будто он в дряхлой старой одежде. Бродяга? Также Иван заметил не правдоподобную и большую тень, стелющуюся от ног оборванца и убегающую дальше в темноту. И тень эта, в отличие от человека, двигалась, разворачивалась боком к фуре, становясь горбатой и непропорциональной, не человеческой. Но задумываться над этими видением, вскипающий от ярости Иван не стал, списывая все на ночь, дождь и залитые водой стекла. Он выскочил на дорогу и, еще не дойдя до оборванца, заорал.

— Ты что пьянь, растудыть твою в качель, захотел под колесами сдохнуть?! Не дождешься, сука, я тебя сейчас сам прибью!

Иван подошел к не двигающемуся человеку и собрался было толкнуть его, как почувствовал липкий холодок, дыхнувший на него от оборванца. А затем нечеловеческий страх ворвался в сознание водителя, заставив его сжаться и, приклонившись, податься назад. Иван понял, что боится-то он именно этого оборванца, стоящего перед ним, ободранного, тощего, самого смотрящего себе под ноги, именно его и его тени, распластавшей свои черные крылья по дребезжащему от льющей с небес воды асфальту.

Бродяга поднял глаза и вибрирующим на низких тонах голосом прошептал:

— Вернись в машину. Открой пассажирскую дверь, включи печку на полную и поехали дальше. Тебе со мной по пути.

Не смея перечить, Иван выполнил все указания в точности, как было сказано. И когда незнакомец залез в машину и, недолго думая, разместился на спальнике за спиной водителя, Иван завел движок и плавно тронулся по дороге, не думая о том, куда он едет и зачем.

Остальной путь плыл перед Иваном, как во сне. Он молчал. Его пассажир лежащий сзади, похоже, даже не ворочался. В голове же у водителя в месте со страхом пристроились смирение и обреченность. Ни важно куда, ни важно зачем. Дорога за окном, а внутри тоска и уныние.

Один лишь раз за всю дорогу Ивану стало легче. Топливо в баке заканчивалось, и он был вынужден заехать на заправку. Как только он вылез из кабины и пошел оплачивать горючку, ему как будто бы ударило в лицо свежим ветром, будто пелена с глаз сошла. Он почувствовал облегчение и дикое желание бежать. Бросить к чертям и эту фуру и тем более непрошеного пассажира. Но страх, заставивший тело водителя затрястись от возможного возмездия, не дал ему сделать и лишнего шага. Как на автомате, с бледным лицом и дрожащими руками, он оплатил топливо и заправил бак до краев. А когда залез обратно в кабину, то чувство безысходности снова с такой силой вжало его в старенькое кресло, что невозможно было даже дышать. Смирение и обреченность вновь вогнали Ивана в состояние овоща, функции которого лишь гнать фуру, безжалостно давя на педаль газа, не оглядываясь назад, и не думая о том, что же ждет тебя впереди.

Ночь прошла, выставив на свет божий всю грязь дорог, которую взбили, накатали за ночь тысячи колес. Дождь кончился, но погода не улучшалась. Хмурое небо, которое из-за тумана, казалось, весело над самой головой, не давало надежды увидеть солнце.

Иван не спал всю ночь. Да он и не задумывался над этим. Какой тут сон, когда жить оставалось совсем чуть-чуть. Да и жить ли? Просто вести машину.

Толи из-за тумана, толи из-за усталости, притупившей взгляд, но Иван не заметил, как из колышущегося марева впереди вынырнула белая с синими полосами машина, припаркованная на обочине, а возле нее с радаром в руке стоял, замерев на месте в позе стрелка, сотрудник ГИБДД. Видимо выстрел нашел свою цель, так как через мгновенье радар был опущен вниз, а черно-белый жезл разрубил воздух, приказывая машине остановиться.

Мыслей у Ивана в голове не было, а страх, который держал его в оцепенении на всем продолжении пути, почему-то никак не отреагировал на происходящее, и фура плавно замедляясь, приняла вправо, съезжая на обочину, и остановилась за машиной сотрудников полиции.

Иван толкнул дверь, и с тупым выражением уставился на инспектора ГИБДД, уже стоящего возле кабины.

— Добрый день. Старший сержант Улькай. Предъявите ваши документы, и пройдите в машину для составления протокола о нарушении.

Иван молчал, непонимающе смотря на полицейского.

— Эй, мужик, ты меня слышишь? — полицейский поводил жезлом в воздухе из стороны в сторону, привлекая внимание водителя.

Иван дернулся, приходя в себя, и судорожно закивал головой, неожиданно поняв, кто перед ним и что он требует.

— Да, да, сейчас, — запинаясь, выговорил он, доставая из бардачка документы.

— Один едешь, Иван Григорьевич? — полицейский взял права и опустил голову, изучая их содержимое.

— Да, да, один, — соглашаясь, тараторил Иван.

— А ноги со спальника чьи торчат? — полицейский все еще ковырялся в полученных документах, и как он успел заметить еще одного человека в кабине, для Ивана осталась загадкой.

— А, это? — Иван, не зная что ответить, соврал первое, что пришло на ум. — Напарник мой, отдыхает, всю ночь за рулем.

— А что же говоришь, что один едешь? — старший сержант Улькай наконец-то вновь поднял взгляд на Ивана.

— Так это… — Иван замялся, подбирая слова. — Запамятовал что-то.

— Запамятовал? — полицейский внимательно посмотрел на водителя фуры. — Какой-то ты странный, Иван Григорьевич. Его документы тоже давай, и в машину к нам.

— Товарищ сержант, — начал, было, Иван, но полицейский перебил его.

— Старший сержант, Иван Григорьевич, старший.

— Товарищ старший сержант, — Иван, спускаясь из кабины, чуть не упал вниз, поскользнувшись на скользкой от дорожной грязи ступеньке. — Товарищ старший сержант. Он там это, спит, и документы у него там где-то.

Полицейский развернулся, в непонимании уставившись на водителя.

— Чего? Буди давай своего напарника.

— А? — захлопали глазами Иван, а потом вновь закивал головой. — Да, да сейчас, — и полез обратно в кабину, не зная, что делать.

Но делать ему ничего не пришлось. Как только он поднялся на кресло, его пассажир сам, молча, спустился со спальника и вылез из кабины, тихо прошипев:

— Сиди здесь.

Иван вжался в кресло и, молча, наблюдал за происходящим. Его оборванный и грязный пассажир медленно обошел кабину. Старший сержант Улькай, увидев бомжеватого вида человека, сначала с непониманием уставился на Ивана, который зашуганным котенком смотрел на него сверху.

— Это что твой напарник?

— Замолчи, — тихо, но властно проговорил оборванец. Даже не проговорил, а вновь прошипел. — Ты вошь под хвостом блохастой собаки. Ты червь под ногами всесильного. Ты прах у его ног.

От каждого слова пассажира полицейский как будто бы сминался, сжимался, ломано дергаясь. Его руки, сначала одна, затем вторая, согнулась в локтях, затем он как будто бы попытался себя обнять, сводя плечи вместе, затем его тело наклонилась в бок, а лицо исказила гримаса нестерпимой боли. Голова запрокинулась назад, а ладони, сжатые до этого в кулаки, раскрылись, вывернувшись в обратную сторону, будто собирались сжаться в кулак вновь, но с тыльной стороны. Полицейский все гнулся и гнулся, на служебной рубахе уже затрещали швы, а красное лицо, казалось, сейчас лопнет от напряжения. Тихий свист вырывался из его полуоткрытого рта.

— Серега что с тобой? — от машины ДПС бежал второй полицейский, заметивший, что с его товарищем что-то твориться. — Серега?

Старший сержант Улькай прекратил свою гимнастику, зато подбежавший напарник, замер на месте, будто налетел на невидимую преграду, а сам лишь встретился взглядом с оборванным пассажиром Ивана.

— Иди назад и принеси все, что у тебя есть.

Второй полицейский развернулся, в то время пока его напарник, корчась на земле, тихо подвывал и держал руками свой бок, будто тот собирался от него сбежать, а он стремился его удержать. Зомбированный второй полицейский поднес оборванцу пачку мятых купюр. Тот забрал их, тут же спрятав себе в лохмотья, и направился на свое место в кабине фуры.

— Поехали. Уже рядом.

Иван захлопнул свою дверь и помчал машину дальше, оставляя за спиной двух полицейских, одного с протянутой пустой рукой, а второго корчащегося на обочине.

Как и сказал пассажир, ехать пришлось недолго. Он неожиданно схватил Ивана за руку.

— Стой. Приехали.

Иван остановился, даже не съехав на обочину. Его вновь трясло. Он знал, что их путь закончен. Точнее его путь. И сейчас он должен будет умереть. Тяжело и часто дыша, он краем глаза увидел, как пассажир открыл свою дверь и выбрался наружу. Затем дверь захлопнулась, а из открытого окна донеслось.

— Расслабься Иван. Это шутка, — и громкий глухой смех заставил задребезжать всю кабину фуры. — Шутка. Живи.

Пассажир двинулся напролом через посадки, а водитель еще целый час стоял на месте, боясь пошевелиться. Мимо с раздраженным бибиканьем проносились машины, но Иван не замечал их. Он, сидя на своем привычном водительском кресле, сейчас второй раз рождался, чувствуя, как вслед за ушедшим оборванцем, его покидают и обреченность, и смирение, и страх, возвращая в душу надежду и уверенность в себе, в своем нынешнем и завтрашнем дне.

37. Бродяги

— Ань, — окликнул проходящую мимо девушку Моня. — Тебе не кажется, будто плетень немного покосился?

Парень стоял возле рукотворного забора, набранного из тоненьких стволов молодых ясеней, и внимательно вглядывался в его переплетения, то и дело, покачивая конструкцию рукой, якобы оценивая его прочность.

Анна в бесформенном выцветшем сарафане чуть не огрела его пустым ведром.

— Плетень покосился? — прошипела девушка. — Да это у тебя с твоим приятелем крыши покосились. Какой к черту плетень? Ты здесь реально, что ли жить собираешься?

— А почему бы и нет? — парень, раньше носивший кепку надвинутой на глаза, сбил ее себе на затылок, во рту у него выплясывала зигзаги сорванная травинка, а на загоревшем лице, покрытом конопушками, рисовалась простецкая деревенская улыбка. — Природа. Все свойское. Ментов нет. Речка вон под боком. Ты чего Ань? Да нас здесь хрен кто и когда сыщет.

— Речка под богом говоришь? — Анна с отвращением взглянула на парня. — Заметила! Вы же по очереди туда бегаете с Михой, как на смену. Где он кстати? Карасей удит? Его очередь? Рыбаки хреновы! А я здесь две недели, то дай курям, то сготовь парасям, то воды корове, то картохи вам на обед, что бы вы рожи свои отожрали еще больше.

Девушка уже вовсю жестикулировала, а на лице дергающимся от быстрой злой речи, не проглядывалось ни грамма удовлетворения от спокойной деревенской жизни, да это было ясно и из ее слов.

— Аннюточка, — раздался от дома дребезжащий старческий женский голос, а через мгновенье на крыльце показалась и его хозяйка, врастающая в землю сухонькая бабуля в платье до пят, переднике и косынке. В руках она держала миску с зерном. — Аннюточка, — увидев наконец девушку, она всплеснула руками и запричитала едва различимыми словами. — Это что же ты, простоволосая, с пустым ведром по двору ходишь. А соседи увидят, греха не оберешься.

— Баб Мань, — Моня улыбнулся старушке. — Да тут до ближайших соседей полдня идти надо.

— И что? — поджала губы старушка. — А ну косынку повяжи и давай цыплятам дай, а то скоро попадают. И воды не забудь.

Бабуля вновь скрылась в доме, оставив на крыльце миску с зерном.

— Цыплятам задай, коровам задай, уродам всяким задай! — закипая тараторила девушка, прожигая в Моне взглядом дыру. — Я вам сейчас всем задам, мало не покажется! Нашли блин падчерицу и рабыню!

— Ань, да расслабься ты, — Моня перекинул травинку из одного угла губ в другой. — Подумаешь, по хозяйству немного помогаешь. Ну а как же иначе, и так считай на все готовое пришли. И приняли как? А? Как родных. А здесь, — парень окинул взглядом окружающий их простор. — Здесь же чистый воздух. Все натуральное. Речка же опять рядом. Да ведь именно здесь должен жить человек.

— Слышь ты, человек! — теперь девушка смотрела на парня только с ненавистью. — Меня уже здесь все задрало! Хочешь, возись сам со всей этой живностью, которая только жрет и срет! Я все, умываю руки! И хрен за что здесь возьмусь! А по возможности вообще свалю!

Теперь посерьезнел Моня. Сдвинув кепку в привычное положение, он не довольно сверкнул золотым зубом и, исподлобья смотря на девушку, тихо сказал.

— Свалить хочешь? Ментам нас с Михой сдать?

— Да лучше уж ментам! Этот Миха на меня так смотрит, что иногда, кажется, наброситься. Тебя это ничего? Не смущает? Или ты не против?

Моня запнулся, не зная как ответить. А Анна продолжила.

— Вы тут однажды со свойского самогону с катушек слетите и друг друга порежете или меня по кругу пустите! Поделите по-братски! Это будет нормально?! А?

— Ань, что ты херню какую-то несешь? По кругу! Порежете! Мы что звери по-твоему?

— А кто вы? Кто мы все?

— Да ну тебя, — сплюнул парень. — У тебя ПМС что ли? Как с цепи сорвалась.

— Дебил деревенский.

— Анна, следи за языком, — щурясь, предупредил девушку парень. — И так много лишнего наговорила.

— Охренеть! — медленно протянула девушка.

Моня не понял о чем она, принимая слова на свой счет, и хотел было переспросить, но когда посмотрел в ее расширенные от удивления глаза, то понял, что смотрит она не на него, а куда-то ему за спину.

— Охренеть! — вновь повторила она.

Моня обернулся, и сам чуть не сел на землю, потеряв от увиденного опору под ногами. От ближних посадок, хромая на правую ногу, худой до истощения, обросший грязными волосами, в ободранной одежде, скорее даже в лохмотьях, к ним ковылял Бес, который уже как с месяц назад поднялся ночью и ушел из квартиры, где они пережидали время.

Моня сначала обрадовался, а потом почувствовал, как отвратительный липкий холодок пробежал по спине и остановился под загривком, не давая парню повернуть шею.

«Как? Как мог Бес отыскать их здесь? Никто же не был в курсе, куда они направились. Абсолютно никто».

Взглянув на девушку, Моня понял, что она думает о том же, такой страх и ужас читался у нее в глазах.

Бес же шел спокойно, вроде бы, как и не замечая их вовсе, как будто это был не он, а не знакомый с ними человек.

— Привет, — глухо просипел Бес, так будто во рту у него что-то было и мешало говорить.

— Как? — только и смог вымолвить Моня, смотря на своего кореша, как на ожившего мертвеца.

Лицо Беса было абсолютно безучастным, не отображала ничего: ни удивления, ни радости встречи. Пустая маска, не отражающая никаких эмоций.

— Как ты нас нашел? — от изумления соломинка изо рта Мони выпала, а он все пытался поймать ее рукой, черпая пустой воздух.

— Мне нужна ваша помощь. Один я не справлюсь, — вместо ответа просипел Бес.

— Чего? — не понял Моня, а Анна все стояла рядом, широко раскрыв глаза и, казалось, не моргая, смотрела на неожиданно появившегося друга.

— Вы мне поможете кое-что сделать, — Бес полез за пазуху. Хоть его наряд и был весьма изодран, и спрятать в нем что-либо было очень проблематично, но, тем не менее, поковырявшись там, он вытащил пачку разносортных купюр. — И получите за это много денег.

Увидев наличку, Моня по привычке быстро огляделся по сторонам и, перебарывая пренебрежение, обнял друга одной рукой за плечи и поволок его к дому.

— Ты что здесь деньгами трясешь? Дурень, — и бросил все еще не пришедшей в себя девушки. — Беги за Михой. Давай, давай живее.

Та собралась было запротестовать, но посмотрев еще раз на Беса, лишь прохлопала глазами и быстрым шагом направилась к реке.

— Не надо, — обратился к ней Бес.

Девушка остановилась.

— Чего не надо?

— За Михой не надо, — вполоборота ответил парень. — Он сейчас сам придет.

И будто ожидая этих слов, от речки, из-за кустов вышел Миха, неся в руке ведерко, а на плече удочку, он что-то тихо насвистывал. Когда он увидел, что Моня обнимает какого-то оборванца, он замедлил шаг и, всматриваясь в ободранного человека, то и дело, озирался по сторонам, ища возможных свидетелей. А потом, когда в оборванном, грязном человеке узнал Беса, Миха громко и очень нецензурно выругался одновременно и удивляясь и волнуясь.

— В дом. В дом, — вновь подтолкнул к дому своего кореша Моня. — Миха догонит.

Дверь скрипнула, и ей в унисон тут же запели старые половицы в сенцах. Все еще подталкивая Беса, Моня вошел на кухню. Усадил товарища за стол и сел сам напротив.

— Что за вонь? — раздалось за стенкой. — Ноги от навоза опять не вытерли что ли? — И вслед за словами в дверном проеме появилась хозяйка дома.

— Баб Мань, — Моня, улыбаясь, старался выглядеть расслаблено и непринужденно. — Это кореш мой. То есть друг.

Старуха с пренебрежением осмотрела парня.

— Да? — цокнула она языком. — А, по-моему, это бомж какой-то грязный, — постояла еще немного и добавила. — Шли б вы со своим другом на двор. Не чего мне здесь мух разводить, да воздух портить.

— Уйди отсюда, — тихо просипел Бес. — Доживи свою неделю спокойно.

От прозвучавших слов, бабка схватилась одной рукой за шею, а второй за сердце, забубнила что-то себе под нос и выскочила из кухни, как ошпаренная.

— Ты что несешь? — Моня со страхом смотрел на друга.

— Ей осталось жить пять дней.

Глаза у Мони расширились еще больше.

— С чего ты это взял?

Бес посерел и, опустив глаза, тихо прошептал:

— Он сказал.

— Кто он?

Бес медленно поговорил:

— Демон.

В кухню влетел Миха, а за ним неуверенно вошла Анна.

— Бес, ты откуда здесь? — Миха хотел похлопать приятеля по плечу, но его внешний вид и аромат, резко бьющие в нос, отбили у парня это желание.

— Я здесь, потому что вы здесь, — спокойно ответил Николай.

— Эй. Да ты в себе ли? — продолжил Миха. — Почти тыща километров от места нашей последней встречи. Ты как добрался-то?

— Так же, как мы и дальше пойдем.

— Куда пойдем? — Миха наконец-то взял еще один табурет и, насторожено посмотрев на Моню, сел за стол. — Зачем пойдем?

Бес, шатаясь, поднялся со стула.

— Вы сможете получить много денег за это, — как робот проговорил он. — Или умрете.

— Ты нам угрожаешь? — Моня сверкнул своим золотым зубом, и быстро переглянулся с Михой, в надежде понять, что тот думает о таком нежданном пришествии.

— Это не я вам угрожаю, — ответил Бес. — Это Демон.

Миха улыбнулся.

— Был Бес, а стал Демон. Растешь, Коля.

Без ответа Бес положил свою грязную ладонь на стол, раскрыв пальцы веером. И через мгновенье и Моня, и Миха с криком вскочили из-за стола, а Анна, отшатнувшись, вжалась спиной в стену и что-то забормотала. От руки парня, сначала с его пальцев, а за тем и от всей ладони по серому покрытию стола поползли черные изогнутые линии. Тлен, как круги от брошенного в воду камня, растекался по дереву от ладони Николая.

Тяжело дыша от страха, парни смотрели на своего старого товарища. Тот же оторвал руку, и кулем упал на стул. На месте его прикосновения образовалась трухлявая дыра.

— Вы мне поможете. Хотите вы того или нет. Иначе Демон вас не отпустит и меня тоже.

Затем он завалился на бок, теряя сознание, и соскользнул со стула на пол.

— Бабке скажите, что если хочет еще пожить пару лет, то пусть вам поможет привести меня в порядок, вам на это неделя. Потом уходим, — успел на последок сказать парень и отключился.

— Это что за хренотень такая? — Миха осторожно приблизился к столу. И, не веря своим глазам, протянул руку к сгнившей столешнице, но коснуться истлевшей древесины так и не решился, лишь задержав над ней свои пальцы.

— Что делать-то будем? — Моня обошел лежащего на полу Беса. — Как он вообще нас нашел? Какие к черту демоны?

— Я не понял, что он тут бормотал? — Миха все разглядывал столешницу. — Но вот это вот. Это как-то нереально. Мне же не мерещится? А? — он вопросительно посмотрел на товарищей.

Моня отрицательно покачал головой.

— Не мерещится.

— Парни, — Анна абсолютно бледная все еще прижималась к стене. — Он дал нам срок. Неделя.

— Может его прибить? Или в канаву сбросить? Он и так, похоже, загибается, — Миха присоединился к осмотру лежащего на полу Беса.

— Он что-то говорил про нашу смерть, — напомнила девушка.

— А деньги? — Моня переборов страх и отвращение ощупал тело товарища и вытащил из его тряпья пачку денег. — Он же сказал, что если мы ему поможем, то сможем неплохо подлататься. А тут почти стольник, — быстро прикинул сумму парень. — Откуда?

— С такими спецэффектами? — Миха мотнул головой в сторону стола. — Можно и побольше поднять.

— Помочь или не помочь? Срубить бабла или сдохнуть? — походу выбор ясен. — Миха присел на корточки, и потрогал пульс на шее Беса. — Ань, — обратился он к девушке. — Поищи-ка Бабу Маню. У нее тоже есть интерес ему помочь.

Девушка отрицательно замотала головой.

— Я не приделах. Вся эта чертовщина не по мне.

— Сдохнуть лучше?

Все еще качая головой, девушка просто молчала, уставившись в пол. Потом тихо всхлипывая, она вышла из кухни в сенцы и через некоторое время вернулась обратно, ведя за руку Бабу Маню. Та была бледная, но видимо Анна ей как-то все объяснила.

— Баб Мань, — Миха, улыбаясь, обратился к старухе. — Ты это. Не волнуйся. Это друг наш. Он нормальный, не в себе только слегка. Он тут ляпнул лишнего. Но это он в помутнение.

Бабка перевела взгляд с лежащего на полу парня на испорченный стол, перекрестилась, что-то бормоча и, перебив Миху, сказала.

— Я к этому, как вы его тут называли, бесу не прикоснусь. Стол вынесите и сожгите на куче за отхожим. Буду говорить, а вы делайте. Понятно?

Парни кивнули, а девушка, тихо плача, ушла в другую комнату.

— Ты, — старуха кивнула Михе. — Воды приноси и таз. А ты, — это уже было обращено к Моне. — Иди петуха рябого поймай. Он там один такой. Хоть и старый, но жирный, откормленный. Я так понимаю, что кроме бульона, ему ничего не вольешь. Я же одежды ему какой посмотрю, от деда своего. Он уже не обидится, все равно в аду кости греет. Ой, Господи, прости.

Бабка вновь перекрестилась и что-то забормотала себе под нос.

* * *

Когда Бес очнулся, то чувствовал себя на много лучше, чем прежде.

Сначала, он даже не понял, где же находиться. Но спустя некоторое время, память вернула его из сладкого спокойного состояния в его личный кошмар, с его личным демоном, которого, кстати, отчего-то не было рядом. Бес чувствовал себя абсолютно свободным и в мыслях и в движениях. Но эта свобода, как он полагал, могла закончиться в любой момент.

Находился парень в маленькой, но светлой комнатушке в деревенском доме. Лежал одетым в белую и видимо женскую ночную рубаху на провисшей чуть ли не до пола пружинной кровати. Рядом с кроватью стояли ночной горшок и стул с миской остывшего слегка желтоватого куриного бульона.

А затем, Бес понял, что помимо отсутствующего демона, ему еще чего-то не хватает. И от этого чувства парню стало не по себе, неуютно и очень неспокойно. Он попытался сосредоточиться, но мысли в, казалось бы, свежей голове заметались в поисках причины дискомфорта. Бес облизнул пересохшие губы и понял. У него во рту не было уже привычных ему стеклянных капель, которые он добыл для демона.

Паника захлестнула парня. Он судорожно начал ощупывать свое тело, подушку, простыню, обвел комнату быстрым взглядом и ничего не нашел. Затем вскочил с кровати, налетев на горшок, опрокинул его, разлив его содержимое и задев в суете стул с миской бульона. Все с грохотом полетело на пол, но парню было все равно. Он и сам уже ползал по полу, измазавшись в желтое, и заглядывал то под кровать, то под шифоньер, стоящий в углу. Он знал, что за потерю этих капель Демон с него взыщет. И если не здоровьем, которого у него и так уже не осталось, то последними каплями сознания, точно. Это для Беса было подобно смерти.

Дверь в комнату растворилась и на пороге замер Моня.

— Бес, — с тревогой проговорил он. — Ты что тут ворочаешь?

Входить в комнату Моня не решался.

— Где они? — Николай ползал по полу, плача, и ежесекундно крутил головой. — Где?

— Ты про что? — нервно дыша, спросил его товарищ.

— Капли! — чуть ли не визжал Бес. — Где капли? Черт бы их побрал! Где они?!

— Ты про те стекляшки, что были у тебя во рту? — спросил Моня, и тут же чуть не упал на спину, от в секунду налетевшего на него Беса. Тот схватил парня за футболку и, неистово тряся ее, в истерике орал ему в лицо:

— Где они?! Отдай!

Видимо, шум он поднял неимоверный. Через какую-то минуту в дверях уже виднелись лица всех жителей дома.

— Отдай! — рыдал Бес.

— Да вот они, псих. На, держи.

Моня наконец-то оторвал от себя бьющегося в истерике парня и, вытащив из кармана прозрачные капли, бросил их Бесу, который с ловкостью кошки поймал их на лету и тут же засунул себе за щеки. После чего, видимо успокаиваясь, он опустился на пол в лужу из бульона и своих же испражнений и еле слышно заревел.

— Псих долбанный, — злился у дверей Моня, брезгливо отряхивая измазанную Бесом одежду. — Ты этими стекляшками чуть не подавился, когда мы тебя отпаивать начали. Насилу из глотки вынули. Хоть бы спасибо сказал, а он кидается. Отдай! Да на хрен они мне нужны? Дебил.

— Извини, — успокаиваясь, Бес посмотрел на Моню. — Прости. Только никогда не трогай их больше. Это добыча Демона, я несу их к нему, — затем Николай осмотрел себя и с отвращением потряс руками. — Что за дерьмо?

— Твое собственное, — отозвался Моня. — И меня в него измазал. Очухался что ли? Вот тогда и приводи себя в порядок, а я тебе сейчас свои шмотки скину.

— Давай, — Бес и вправду чувствовал вину перед другом, которого втягивал в такое, что и врагу бы никогда не пожелал, а сам уже увяз по уши.

Вечером же Бес как можно подробней рассказал обо всем с ним приключившемся. Он был даже весел, так как Демон до сих пор еще не появился. Парни слушали его внимательно, прикидывая, стоит ли ввязываться в авантюру. То, что их товарищ связался, по их мнению, с потусторонней силой, сулящей деньги и возможность стереть из памяти всех людей и всех компьютеров их лица, выглядело жутко, и невероятно привлекательно. Они могли забыть об их розыске. Могли свалить куда захотят, но вот что от них требуется взамен?

— Душу-то дьяволу продавать не надо будет? — весьма окосев от самогона, спросил Миха.

— Да ты ее уже и так за пятак деревянный загнал, — совершено невесело сказал такой же пьяный Моня. — Нам в аду и так видать персональный котел приготовили. Вот только и осталось, что бы жизнь в полный ад не превратить. Ведь, если твой Демон — это правда, — обратился он к Бесу. — А я склонен верить из-за увиденного, что это именно так, то и ад с его гостеприимством тоже не вымысел?

— Этого я не знаю, — Бес, в отличие от своих корешей, не пил. — Я только знаю, что он реально может нам устроить ад здесь. Так что выбора у нас никакого.

— А что сделать-то надо?

— Помочь мне отнести эти капли Демону.

— Так я думал, что он всегда с тобой? — удивился Миха.

— Он всегда в моей голове. А капли нужны ему физически.

— Это мы должны залезть к нему в логово? И ухитриться выбраться от туда?

— Ну да.

— И где же у него логово? — Моня налил себе и Михе и тут же осушил рюмку.

— В горах. Я знаю где вход, до него Демон нас доведет.

— В каких горах? — Моня недобро улыбнулся и так же недобро сострил. — Где будем дорогу в Ад искать?

Бес помолчал и, все же плеснув и себе самогонки тоже, не чокаясь, залпом выпил ее.

— В Крыму.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ Спуск

38. Егор и Антон

Было жарко и очень шумно. Разморенный солнечным теплом и монотонным гомоном, окружающих его людей, Егор, закрыв глаза, неподвижно лежал на жесткой гальке. Когда он расслаблял свое сознание и шорохи толпы, переходили в неразборчивый гул, то он отчетливо различал шум моря, шепот волн по гальке, шелест истертого до размера песка камня. Но, может быть, Егору это просто казалось, и слышал он не море, а лишь свое представление о море, а может быть и вообще, лишь пульсации крови у себя в голове. И, тем не менее, такое состояние, чем-то похожее на ощущения, испытываемые в раскаленной парилке, было ему очень приятно. Тепло, граничащее с жарой, истома и вялость в теле, и ленивая, зыбкая дремота в голове.

— Хачапури!!! Булочки с повидлом!!! Минералочка холодная!!! Рыбка вяленая!!! Мороженное!!!

— Кукуруза сладкая!!!

— Чурчкхела!!! Пахлава медовая!!!

Егор перевернулся на спину и, жмурясь от яркого солнца, выловил взглядом продавца минералки. Коричневая от вечного загара, худая, но в тоже время пузатая тетка, медленно петляла между рассыпанными неровными рядами людьми, лежащих кто на одеялах или полотенцах, кто на лежаках, связанных между собой ржавой проволокой, а кто, как и сам Егор, прямо на гальке.

— Бутылку минералки дайте, пожалуйста, — парень обозначил свое присутствие поднятой вверх рукой.

— Может по пивку? — лежащий рядом Антон приподнялся на локтях.

Егор, незаметно для товарища, презрительно дернул губой.

— Хочешь, бери. Я не хочу. Да и доктор советовал воздержаться, — сухо ответил он, а про себя подумал: «Давай, давай, заливайся, незаметнее прибить получится».

— Как хочешь. А я себе возьму.

Продавщица подошла к парням, принеся вместе с собой запах копченой рыбы. А может это был ее собственный запах? Сколько можно ходить в жару под палящим солнцем и торговать соленой, вяленой и копченой рыбой. Вполне вероятно, что и сам от этого прокоптишься, как рыба.

Пива у нее не оказалось, поэтому парни обошлись прохладной минералкой, больше похожей на плохо отфильтрованную канализационную воду. Егор вновь опустился на гальку, расслабляясь и погружаясь в свои мысли.

«Как и когда? Утопить в море? — Людей много. Удушить ночью? — Однозначно себя подставлю». Разморенный жарой мозг парня отказывался родить хоть какой-нибудь мало-мальски стоящий план.

— Слушай, может быть, на экскурсию куда-нибудь сходим? — Антон ковырялся в камешках, как будто пытался найти там что-то ценное.

— Точно! — радуясь такой идеи, неожиданно сам для себя улыбнулся Егор.

— Ого! — удивился Антон. — Я думал, ты теперь в принципе радоваться не можешь? Все время хмурый и неразговорчивый.

Егор вновь улыбнулся. Ну как он не мог связать какую-нибудь экскурсию и возможный несчастный случай с его лучшим другом, который к тому же сам эту экскурсию предлагает.

— И куда? — Егор испытующе смотрел на друга.

— Не знаю. Джиппинг в горы, в море на корабле. Какие-нибудь достопримечательности. Тот же дендрарий?

Егор, молча, обдумывал прозвучавшие варианты.

«Дендрарий и дельфинарий — нет. Горы? Конечно можно. Ногу подвернул и сорвался. Как вариант. В море на теплоходе? Шею свернул и за борт».

— Давай в море. Только куда подальше, — согласился он.

Антон положил перед собой четыре больших гальки. Их поверхности хоть и казались изначально однотонными, но при более детальном рассмотрении, было заметно, что в сетке мелких трещинок на них вырисовываются причудливые фигуры, а следы от неравномерно высохшей соленой воды придают этим фигурам объем и некую реалистичность. Как будто бы это и не игра воображения вовсе, а реальные картины, созданные рукой искусного истинного мастера. А по сути, так же оно и есть.

— Есть морская прогулка аж до Ялты. По всему побережью, — Антону понравилось, что его идея с экскурсией пришлась Егору по душе. — И Крым посмотрим и воздухом морским подышим.

— Это же, сколько по времени будет прогулка?

— Не знаю. Но то, что долго — это однозначно. Сначала из Сочи плывем в Анапу, — Антон начал водить пальцем от одного камня к другому. Из Анапы в Феодосию. А из нее в Ялту.

— И правда долго, — задумчиво произнес Егор. — Я «За».

— Здорово. Тогда завтра и поплывет?

— Давай завтра. Билеты, значит, надо будет сегодня взять.

Егор опустился на камни и закрыл глаза, улыбаясь скорой расплате. Антон еще что-то говорил, но Егор его уже не слушал. Он лелеял месть, накачивая ее злобой. Скоро. Очень скоро он поквитаться за пережитый им страх, за свою боль, которая покалечила не только его тело, но и душу.

39. Бродяги

С одной стороны — это было даже весело, но с другой — безумно страшно. Как и обещал Бес, препятствий им никто не чинил. Они были невидимками для всех, хоть и находились у всех на виду. Бес просто останавливал машину, чаще фуру или крытый фургон. Водитель машины при этом не мог ничего даже сказать. Сжимаясь и трясясь от страха, он открывал кузов, и парни с девушкой залезали внутрь. Было, конечно, не очень комфортно, но налаженность процесса просто поражала воображение.

Беса теперь откровенно боялись. В его невидимого демона поверили все. А сам Бес, по примеру его предыдущего поведения, временами проваливался сам в себя. Ни ел, ни пил. Лишь смотрел в одну точку немигающими глазами с расширенными до придела зрачками.

Дорога, которую Бес избрал для них, точнее по которой его направил демон, проходила через Украину. И приближающаяся граница откровенно внушала страх. Но постепенно этот страх рассеивался, и на его месте появлялось чувство безнаказанности и вседозволенности. Еще бы? Менты, стоящие на дороге на коленях и отдающие свою выручку — это не то что внушит уверенность в своей безнаказанности, это позволить верить в свое всемогущество. Только вот не стоило забывать, что это всемогущество вовсе не твое, а дано сходящему с ума корешу, какой-то страной, и вполне может статься потусторонней силой.

В итоге на границе было даже не страшно, было интересно — прокатит или нет? Возбуждение, которое при этом испытывали товарищи, зашкаливало.

Пересекали границу ночью. Фура, в кузове которой седели молодые воришки, остановилась в зоне досмотра. Двери кузова раскрылись и в ярко освещенном проеме появились две фигуры с фонариками. Молодые люди, сидевшие на коробках с какими-то продуктами, замерли. Миха затискал в руке кусок трубы. Моня схватил шокер. Анна просто замерла, не смея дышать, а Бес не среагировал никак. Как сидел, уставившись в хвост фуры, так и остался сидеть.

Таможенники, между тем, начали протискиваться между коробками, освещая себе дорогу желтым светом фонарей, и с каждым шагом приближались к молодым людям. И вот луч от фонаря скользнул по замершей Анне, и, не задержавшись ни на мгновение, пополз дальше. Миха с Моней переглянулись. Понимая, что таможенники их не видят, они одновременно заулыбались. Второй таможенник подошел вплотную к Моне. Находясь в каких-то тридцати сантиметрах от него, он водил лучом фонаря из стороны в сторону, как будто рассматривал, что-то за парнем. А потом развернулся и, крикнув, что все чисто направился к выходу наружу. Моня был весь мокрый от пота. Но страха не было и в помине. Он хотел смеяться. Громко и долго. Вот оно. Их свобода. Видимо демон, терзающий Беса, не врал, говоря, что их все забудут и не узнают. Разве это не доказательство? Разве это не подтверждение?

Двери фуры захлопнулись, и через некоторое время машина поехала дальше.

— Охренеть! — Миха, ощупывал себя руками. — Слышь, я что-то не догоняю. Это мы были невидимками, или они оба ослепли?

— Да какая к черту разница? — Моня спрятал шокер в карман. — Не невидимки мы. Это точно. Я же тебя вижу. Да и ты меня тоже, как я посмотрю, видишь.

— Вижу, — согласился Миха. — Но все равно. — Охренеть!

— А мне страшно, — Анна и вправду выглядела запуганной. — Зря мы все это затеяли.

— Опять двадцать пять, — Моня подсел к девушке, пытаясь ее обнять, но та отстранилась. — Ань, ну зря, не зря? Чего теперь-то голову ломать? Маршрут проложен и утвержден. По нему осталось только пройти.

— Зря мы ему помогаем, — настаивала на своем девушка. — Не по-христиански это. Не по человечески.

— А жила ты до этого по-христиански? — раздражено спросил Моня. — По какому такому христиански? А?

— Одно дело что-нибудь стащить, а другое дело к демону в логово лезть, — глухо отозвалась девушка.

— Что-нибудь стащить? — горячась, переспросил парень и, не дожидаясь ответа, продолжил. — Да ты продолжай тогда уж список. Голову кому-нибудь прострелить? Убить кого-нибудь? Это, по-твоему, по-христиански? Ты что под старость лет хотела все грехи свои замолить? В монастырь податься решила?

Девушка сидела, не поднимая головы, и, похоже, что плакала.

— Ань.

Девушка вздрогнула. Бес, сидящий до этого неподвижно, вдруг ожил и, меняя свое местоположение, тихо заговорил.

— Не беспокойся, Ань, демон говорит, что наш поход — это не грех.

Миха не выдержал и расхохотался во всю глотку.

— Ага! Благо одно сплошное!

Он вновь захохотал. И вдруг замер неподвижно, округлив до предела глаза. Все в страхе отстранились, даже Бес попятился назад. Первый раз Миха ощутил прикосновение чужой воли. Воли, от которой ему захотелось тут же лечь и умереть. Но этого ему не позволили. Его изогнуло дугой, заставив подняться на носочки. Голова запрокинулась назад, а глаза, вылезающие из орбит, красные от напряжения уставились четко в потолок фуры. Его смех, оборвавшийся в одночасье, перешел в шипящий хрип и через мгновенье он рухнул на пол, не шевелясь, лишь часто и тяжело дыша.

Все молчали. Первым нарушить молчание, решился Бес.

— Ань, — вновь обратился он к девушке. — То, что мы делаем — это не зло, каковым ты его представляешь, как и не добро, по той же мере. Это необходимость. Для всех, — парень на время замолчал, как будто к чему-то прислушивался. — Можешь считать, что мы идем не к Демону, а к Ангелу. Или считай, что мы идем вообще к нашему старому знакомому, не относящемуся ни к добру, ни к злу. Мы несем не оружие, не реликвию силы, мы несем лишь утраченную собственность. Своего рода личную драгоценность. Да и грехи свои ты сможешь замолить всегда. Главное остановиться вовремя и раскаяться всей душой в совершенных поступках, — он на мгновенье замолчал. — Но не сейчас. Сейчас надо выполнить обязательство, раз уж мы взялись за него. А смеяться над этим, — теперь Бес обращался к зашевелившемуся Михе. — Нельзя. Будь оно хоть добром, хоть злом, неважно. Это кощунство и большая глупость.

Больше разговоры не велись. Машина катилась дальше, изредка останавливаясь, и где-то к следующему вечеру остановилась окончательно. Двери распахнулись, и Бес негромко скомандовал.

— Вылезайте. Приехали.

Компания людей вылезла из машины, спрыгивая на обочину, за которой убегал вверх склон горы, поросший низкими деревцами и кустарником. Вокруг них так же были горы. Вечерняя прохлада была очень приятно, после суток тряски в душном кузове фуры.

— Куда теперь? В горы? — Моня осматривал ограниченный темными склонами пейзаж.

— Нет. Не сразу, — Бес вылез из машины последним. — Ночуем. Закупаемся продуктами и вещами, и лишь после этого в горы.

— А, ну да, — Моня почесал затылок. — Как-то не подумал на счет продуктов и вещей. Не так же, в самом деле, идти.

— Ага, — согласился Бес и пошел по обочине вдоль дороги, по одному только ему ведомому маршруту.

Два парня двинулись следом, изредка переговариваясь и что-то обсуждая между собой. Анна шла молча.

40. Игорь

Игорь ни разу до этого не был на Ай-Петри, ни разу не любовался Ялтой, раскинувшейся в дали на береговой линии, и никогда не дышал чистым прохладным воздухом гор, наполненным сладким можжевеловым ароматом с бархатными нотками душистых трав и цветов. Плато, раскинувшееся у него пред ногами, неровными каскадами уходило вдаль, прочь от моря, где незаметно для взгляда обрывалось и перетекало в следующую гряду гор, а за ней еще и еще дальше.

Небо над головой было хмурое, хотя вдалеке, над морем, ярко светило солнце, переливаясь веселыми бликами на постоянно движущихся, вечно играющих друг с другом в догонялки, барашках волн. Облака, которые были больше похожи на тучи, висели над самыми макушками растущих здесь разноростных чахлых деревьев, неправдоподобно изогнутых и переломанных постоянно дующими сильными ветрами. Облака образовывались тут же, прямо на глазах и тут же опускались вниз. И стоя близь пика горы можно было любоваться облаками и наверху и внизу одновременно. Испытываемые при этом ощущения Игорь не мог сравнить ни с чем. Как будто бы завис между небом и землей, замер в безвременном пространстве и следишь, как тени от облаков неспешно стелются по раскинувшимся внизу озерам лесов, по городкам на берегу моря, больше похожих на каменные песочницы, по склонам и равнинам окружающих это величественное творение природы, устремившее свои пики к самому небу.

Перед своим путешествием Игорь долгое время провел в интернете, выискивая полезную для себя информацию. Он читал о Крыме в целом и об этой горе в частности, ведь координаты, переданные ему Эрид Фаном, указывали именно на эту гору. А из этого следовало, что искать разбитую машину эволюции нужно было именно здесь. Но информация, которую Игорь раздобыл во всемирной паутине, нагоняла на парня лишь тоску. Гора на берегу моря, с которой он любовался на неописуемые пейзажи, не так давно по меркам существования самой Земли, была и не горой вовсе. Она была дном в доисторическом океане, коралловым рифом. А на поверхность и даже выше она выбралось благодаря движению литосферных плит, в период, когда наша планета приобретала свой нынешний вид. Игорь ходил по смотровой площадке горы и думал, что же ему следует делать теперь, ведь объект, который он вознамерился найти, мог оказаться где угодно. Он мог быть буквально у него под ногами, под этими окаменевшими и изъеденными трещинами осадочными пародами, мог быть где-нибудь глубоко под землей или вообще под самим морем, а мог быть просто уничтожен в результате смешения все тех же литосферных плит. Парню было немного грустно от этих мыслей, но впадать в отчаяние он не собирался, так как чувствовал или даже больше надеялся, что все произошедшее с ним за последние пару месяцев не может быть напрасно и не оправдано. Его сны, путешествие по подземке, да даже охота какого-то маньяка на него и во сне и наяву. Разве это могло быть просто так? Игорь весьма сомневался. Конечно, оставалась возможность, что предсказанное пришельцем нападение — это не больше чем способ пассивной защиты. Ведь ему были переданы координаты вех четырех машин. Мало ли, к какой бы из них он решил направиться. А вдруг, как раз эта машина, что территориально должна находиться в Крыму, вышла из строя, полностью уничтожена, а рабочая осталась всего одна, на Камчатке? Попробуй, доберись-ка туда.

Эти мысли Игорь гнал прочь, уповая на то единственное, что всегда умирает последней. Надежда. Только она заставила Игоря разбить невдалеке от туристического маршрута свой небольшой лагерь. Он день и ночь топтал камень под ногами, шлифуя его подошвами своих кроссовок, как и тысячи других туристов. Всматривался в развалы и нагромождения валунов, ища в контурах изъеденного временем известняка какие-нибудь инопланетные или уже больше земные очертания. Заглядывал в небольшие расщелины, спускался в них, исследуя каждый уголок, спрятавшийся от солнечного света, но все было тщетно. Завтра к нему должны были прибыть Маша с Виктором, которые неожиданно согласились помочь ему в поисках, а он, проведя на плато целую неделю, не знал, что им показать. Не мог даже предположить, откуда стоило начать поиск.

Он исследовал и близь лежащие пещеры, именуемые местными Трехглазкой и Мисхорской пещерой, но кроме окаменевших коралловых рифов с отпечатками древних обитателей великого океана, горы льда и снега, не мог найти ничего, что бы вывело его на искомый объект. Величественно, красиво, но с каждым днем все безнадежнее и печальнее.

Очередная порция туристов брела по склону к пику горы. Ай-Петри. Красивая сказка, как и все здесь вокруг. Любовь, которой нет места на этой земле, злые боги, истребляющие и испытывающие человеческий род, святые люди и герои, жертвующие собой ради жизни и веры в чудо. Эта гора и сама со временем могла стать божеством, не поумней однажды люди, и не уничтожь они своей беспощадной наукой веру в чудеса, веру в великих и всемогущих.

Ржавый поручень черной змеей вился по краю обрыва. Местами оборванный миллионами облокачивающихся рук, он то и дело норовил обломиться и увлечь за собой нескольких особо подверженных фотоболезни людей, бездумно облокачивающихся на эту хлипкую и не надежную опору. Но виды, открывающиеся со смотровой площадки и близь плато, вполне могли стоить и жизни.

«Увидеть Париж и умереть! Не знаю как на счет Парижа, но здесь тоже весьма красиво. А что касается смерти, то ей, по-моему, все равно, где встретить тебя. На вершине Эйфелевой башни, или здесь высоко над землей, морем и небом?»

Игорь улыбнулся своим мыслям, посмотрел на крест, расположенный на недалеком пике, к которому со смотровой площадки на плато тянулась канатная тропа, состоящая из трех тросов, закрепленных местными скалолазами и одновременно любителями легких денег всего лишь, как аттракцион. Игорь прошелся по ней как-то раз, но ничего нового не увидел. Лишь понял, что больше ходить по этим тросам, он не хочет. Ветер, сбивающий ноги с опоры, сведенные в напряжении руки и глаза, которые должны были бы высматривать щели и впадины в горе, а на самом деле смотрящие лишь себе под ноги.

Да, ветер здесь действительно свирепствовал, а главное приручить его никак не получалось. Когда-то на плато поставили ветреной генератор, но лопасти на нем не выдержали силы ветра и были в итоге демонтированы. Новые же, так не были установлены. А люди все надеются, что им, как и герою одной из легенд про Ай-Петри, ловко использующему бычий пузырь для борьбы с ветром, все же удастся приручить, обуздать эту силу, имеющую безграничную власть на этом пике. Ну, или хотя бы получится с ней подружиться.

Туристы отфоткались на фоне креста, облаков под ногами и рваной змейкой двинулись по краю обрыва, увлекаемые спешащим провести как можно больше экскурсий гидом, который и так опережал группу шагов на тридцать. Он постоянно что-то говорил, видимо рассказывал историю Крыма и горы Ай-Петри, пересказывал заученные и вызубренные до автоматизма легенды, а рядом никого и не было, кто бы мог услышать его слова. Но работу гид выполнял четко: маршрут, истории и неважно, слушает и слышит ли его кто-нибудь вообще.

Вот основная масса туристов скрылась из виду и у обрыва остались лишь Игорь да какая-то уже немолодая пара. Женщина была полнотелая, в джинсах и кроссовках. Сверху она была одета в простенькую ветровку. Мужчина же рядом с ней, был в шортах, майке и шлепанцах на босую ногу. Игорь ухмыльнулся, глядя на него. Конечно, кто верит экскурсоводам, которые говорят, что даже если у подножия горы плюс сорок, то на вершине может быть максимум плюс десять, да к тому же с таким ветром, что выдувает и продувает, наверное, и саму гору. Мужчина видимо был пьян, или с дикого похмелья. Хмурый, красномордый, он постоянно говорил о спиртном. То предлагал купить вина, то коньяка, то просил жену, дать ему стольник, а он бы сбегал за пивом. Но женщина от его провокаций стойко отбивалась, с навыками мастера переводила разговор, то на красоту внизу, то на холод на верху, то на воспоминания и мечты. Игорь еще наблюдал за этой парой в полглаза, когда мужик, явно понимая, что его партия проиграна, с тоской махнул на жену рукой и направился вниз к деревьям. Похоже, что женщина спросила его, куда он пошел, потому что до парня донеслось раздраженное: «Поссать». И красномордый, до мурашек замерший мужик скрылся за первыми низкорослыми деревьями.

Игорь отвернулся от женщины и задумчиво смотрел на плывущие внизу тени облаков. Как вдруг услышал громкий вздох, затем шуршание осыпающихся камней и звук падения на землю чьего-то тела. Парень обернулся, уже не ожидая увидеть кого-либо на краю обрыва. Но женщина, за мгновенье до этого с восхищением любующаяся красотами черноморского побережья, неподвижно лежала на камнях, обратившись лицом к небу. Рядом не было никого. Ноги ее были согнуты в коленях, видимо оставшись в таком положении с момента, как подкосились. Одна рука, оказалась под спиной, наверное, она автоматически пыталась смягчить свое падение, а вторая руку была театрально закинута за голову.

Недолго думая, Игорь подскочил к ней. Та не двигалась. Лицо, обращенное к небу, было бледным и даже каким-то синюшным, кровь от губ отошла, превратив их в тонкие плотно сжатые синие полоски. Не зная, что делать, парень попробовал пульс на шее. И с облегчением выдохнул. Жилка явно подрагивала. Тогда он проверил дыхание, но и оно было в норме. Похоже просто обморок из-за перепада высот или еще чего. Действуя на автомате, и не задумываясь, как это выглядит со стороны, Игорь несколько раз ударил ладонью женщину по щекам. Та зашевелилась, приоткрыла расширенные до предела глаза и тихим шепотом не то сказала, не то спросила:

— Солнца больше не будет?.

— Эй, ты чего там творишь? — от посадок внизу, спотыкаясь и норовя вот-вот упасть, к ним бежал красномордый мужик. — Ты кого там бьешь, тварь?

Понимая, что наклевывается перебранка, Игорь поспешил помочь женщине подняться на ноги, но та не могла даже скоординировать движение своих рук, которые болтались у нее как плети.

— Солнца больше не будет, — повторила она, глядя Игорю прямо в глаза своим пустым обморочным взглядом. — Для тебя солнца не будет. Ты не выберешься.

Замерев неподвижно, Игорь смотрел на женщину, как на откровение, из ее слов он сначала понял лишь одно: цель рядом. А затем вместе с сильным толчком в бок и матерной руганью подоспевшего мужика, до него дошло и предупреждение:

— Ты не выберешься.

Оттолкнув, мужика, который вместо того что бы помогать жене попытался ударить Игоря, парень вновь бросился к отключившейся женщине.

— Да, отвали ты! — бросил он кидающемуся на него мужику. — Я ей помогаю! В обморок она упала! Вода у тебя есть?

Красномордый замер, раздумывая, что же ему делать, а затем, видимо приняв решение, захлопал себе по карманам шорт, как будто там могла быть спрятана бутылка с водой.

— Вода? — не понимая смысл слова, переспросил он. А затем, видимо все же поняв о чем речь, всплеснул руками. — … Вода. Да где ж ее взять-то?

Игорь обвел взглядом пространство вокруг и заметил полулитровую пластиковую бутылку минералки, забытую каким-то туристом возле края обрыва.

— Вон! — парень указал мужику на бутылку. — Давай сюда!

В бутылке была и вправду вода. Игорь умыл лицо женщине, и прислонил горлышко к ее губам. Та сначала поперхнулась, а потом сделала несколько глотков, открыла глаза и села. Не понимая и не помня, что с ней произошло, она в испуге таращилась, то на Игоря, то на мужика, который решил вновь проявить браваду в выяснении правды о произошедшем здесь и зарычал на парня.

— Что ты с ней сделал, пока меня не было?

Не слушая его, Игорь обратился к приходящей в себя женщине, с надеждой услышать хоть какое-нибудь разъяснение ее слов.

— Откуда я не выберусь? — быстро спросил он. — Чего мне нужно остерегаться?

Женщина перевела взгляд на него и, не понимая, переспросила:

— Что?

— Вы сказали, что я не выберусь. Откуда? И чего мне опасаться? — еще быстрее затараторил Игорь.

— Эй, а ну пошел вон! Пока я тебе харю не начистил! — мужик схватил Игоря за плечо.

Парень с мольбой смотрел на женщину, но та отвечала лишь ничего не понимающим взглядом.

— Я сказала? — удивилась она.

Игорь встал и отошел в сторону, понимая, что та ничего не помнит. Красномордый принялся тут же поднимать свою жену, спрашивая у нее, что же тут случилось, но Игорь участвовать в дальнейших разговорах не стал, к тому же, по склону горы уже поднималась новая партия туристов, спешащих увидеть и запомнить все красоты предстающие перед ними. Даже если женщине вновь станет плохо, то кто-нибудь ей поможет, хотя по румянцу, показавшемуся у нее на щеках, предполагать повторный обморок было глупо.

Игорь направился к себе в лагерь. Он был рад той мысли, что его поход не напрасен, что он где-то совсем рядом с целью. Но так же он был всерьез озадачен предупреждением, понимая, что его открытие, которое ему только предстоит сделать, может стать для него и финалом. Было страшно. Страшно до дрожи во всем теле. Но жажда приключений была выше того холода, что повеял от слов женщины:

— Не выберешься.

Да может это вообще обман, с целью запугать его. Игорь решил так и думать.

41. Менты

Леонид Васильевич был очень удивлен. Его жена, человек, который в своей жизни любил ходить только лишь по бутикам, решилась, да что там решилась, она сама потащила мужа на экскурсию. Да еще на какую. Пускай Леонид Васильевич мог понять и принять ее желание посетить Бахчисарай, вечно зеленый и цветущий дворец хана. Пускай он был не против похода в Свято-Успенский монастырь, расположенный в чреве горы, вырезанный в ее плоти. Все-таки Лиза была человеком верующим, и на нее изредка находило желание помолиться под вкрадчивый, но, по мнению Леонида Васильевича, заунывный голос батюшки, чье песнопение имеет способность чарующе растекаться под куполом храма и приобретать подобие величественного гласа с небес. Но вот чего Леонид Васильевич не мог принять ни в каком виде, так это желание своей супруги, отстояв службу в монастыре, тут же отправиться пешком в горы, смотреть на какие-то там развалины древнего городища. Леонид Васильевич смотрел на свою жену с нескрываемым удивлением и немалой долей восхищения.

— Лизонька, ты действительно хочешь идти туда пешком?

Осветленная прошедшей службой девушка едва сама не светилась от переполнявших ее чувств и эмоционального подъема.

— Лень, — с придыханием, и чуть растягивая гласные, проговорила девушка. — Ты не поверишь. Такая легкость в теле. Такая легкость.

Леонид Васильевич с претензией осмотрел пухлое тело жены, не понимая, где она смогла найти в нем легкость. Ее розовая футболка, пережившая поход во дворец и службу в храме, вся мокрая от пота и серая от пыли, плотно облегала каждую складочку ее тела. Леонид Васильевич улыбнулся, додумывая мысль: каждую складочку складочки ее тела.

— Тьфу ты. Ты что серьезно? Хочешь туда пойти? — еще раз переспросил он жену. — Жара же какая, и идти далеко!

— Ну, жара? И что в этом такого? — Лиза с подозрением посмотрела на мужа. — Или ты на что-то намекаешь? — она сузила глаза и холодно спросила. — Ты хочешь сказать, что я толстая? Что не дойду до вершины? — она с презрением и вызовом посмотрела на Леонида Васильевича. — Теперь из принципа пойду туда.

— Зай, я не это имел в виду, — начал оправдываться Леонид Васильевич. — Туда и не каждый спортсмен-то доберется, не то, что мы.

— Мы, может, и не доберемся, — согласилась девушка. — А я точно дойду.

Она поднялась с лавочки, стоящей возле монастыря, и двинулась по дороге, ведущей к Чуфут-Кале, крепости и пещерному городу, раскинувшемуся на вершине горы.

— Лиз, ну меня-то подожди, — Леонид Васильевич тоже поднялся и двинулся следом за женой.

— Догоняй, если хочешь, — не оборачиваясь, кинула она ему через плечо.

Леонид Васильевич негромко выругался и ускорил шаг.

Идти, в принципе, было не так уж и сложно, но только до того момента, пока не закончился асфальт, а дорога, с каждым шагом сужающаяся все больше, не стала подниматься наверх. Леонид Васильевич еще раз тяжело вздохнул, мирясь со своей нелегкой участью и пытаясь не отставать от жены, упорно затопал по дороге, каждым шагом взбивая небольшие пыльные облачка. Сначала дорога шла прямо, отрезанная справа склоном горы, поросшим смешанным лесом, а слева неглубоким ущельем, в котором располагалось подсобное хозяйство монастыря и его же кладбище, где с красивыми, богато обустроенными могилами с позолоченными крестами соседствовали старые каменные захоронения, тем не менее, внушающие не меньше восхищения и уважения, чем их разукрашенные собратья.

Кладбище здесь, кстати, было не одно. Дальше по дороге, где она уже представляла собой только лишь широкую тропу, располагалось еще одно кладбище. Старое, даже древние, оно начиналось за каменной аркой и через пару десятков шагов расползалось между высокими вековыми деревьями, юнцами по сравнению с самим кладбищем. Перекошенные и разрушенные каменные кресты, как грибы торчали среди пожухлой прошлогодней листвы. Холмики могил за долгие века своего существования полностью разгладились, не оставив от себя ничего.

Было немного жутковато. Ветер утих, и безмолвие высоких хранителей старых захоронений, выглядело так, будто те застыли в напряженном ожидании, в готовности растоптать незваных гостей, если те попробуют сделать какое-либо неверное движение. Леонид Васильевич сглотнул образовавшийся в горле комок. Желание углубляться в этот лес, перемеженный каменными крестами, отпало само собой, наоборот, было охота немедленно покинуть это место, забыть, как дурной сон и не вспоминать о нем никогда. Да и Лиза, замерев на некоторое время на тропе, не выявила никакого интереса к дальнейшему изучению древних захоронений.

— Лень, — тихо позвала она своего мужа. — Пойдем отсюда. Чафут-Кале в другой стороне, нам не сюда.

Леонид Васильевич кивнул, соглашаясь с женой и понимая, что она тоже испытывает гнетущее, давящее чувство, которое почти что физически ощущалось под кронами этих деревьев, раскинувших над головой недвижимый посмертный саван.

Леонид Васильевич с женой, сначала не оборачиваясь, задом попятились назад, чувствуя, как с каждым их шагом спадает напряжение, окутавшее их мгновением раньше. Затем, когда арка остался у них за спиной, они все же перевили дух, остановившись в нескольких метрах от входа на кладбище. И ветер, которого раньше не было и в помине, вновь зашелестел золотисто-изумрудной листвой деревьев.

— Тьфу ты. Мистика, — Леонид Васильевич посмотрел на жену, но та, тут же отвернувшись от мужа, пошла дальше, как будто бы не была до этого напугана до полусмерти.

Двигаясь дальше по тропе, которая взяла резко влево и заметно набрала в уклоне, Леонид Васильевич понял, что передышка, которую он получил у старого кладбища, была все-таки благом для его ног, спины и начавшему сбиваться дыханию. Дорога все сильнее забирала вверх. Но воздух, даже Леонид Васильевич, отнесшийся к желанию жены с нескрываемым неодобрением, даже он не смог не обратить внимания и не восхититься его чистотой, сладкими приятными ароматами пропитавшими его. А проходя близь можжевеловой рощи, Леонид Васильевич вообще остановился, и больше не затем что бы перевести дыхание, хотя и за этим тоже, но для того что бы погрузиться в чарующий аромат, этих неказистых с виду деревьев.

Дальнейший, самый сложный участок подъема хоть и был перенесен стойко, но все же не оставил Леониду Васильевичу ни грамма сил. И когда остальные экскурсанты вместе с Лизой уже скрылись в полуприкрытых воротах древнего города, он все еще стоял на месте, облокотившись на прохладный каменный уступ, и тяжело дышал, пытаясь восстановить дыхание и дать как можно больше отдыха натруженным ногам и спине.

— Ну, что? Отдышался? — Лиза все же выглянула из ворот городища. — Пойдем, тут уже проще.

Леонид Васильевич вновь выругался про себя и, кивнув супруге, пошел следом за ней.

— Иду, радость моя, иду.

Камни, камни, камни. Камни под ногами, камни над головой, камни по бокам.

— Здесь и вправду когда-то жили люди? — Леонид Васильевич переводил взгляд с одной ниши, выдолбленной в горе на другую. — Да уж, малометражные были квартирки.

— Лень, не будь занудой, не нуди.

— Ничего себе! — удивился вдруг Леонид Васильевич. — Лиз, ты глянь сюда!

Две широкие и глубокие колеи, выевшие камень минимум сантиметров на двадцать вниз, тянулись по дороге, ведущей к центру городища.

— У них тут танки ездили, что ли?

Лиза лишь махнула рукой на мужа, обгоняя его и стараясь держаться ближе к экскурсоводу, что-то безудержно рассказывающего об истории этого архитектурного памятника. Леонид Васильевич же, предоставленный сам себе, не стал примыкать к группе туристов и, держась от них на приличном расстоянии, принялся самостоятельно осматривать места жительства древних предков современных обитателей побережья.

Вскоре ему надоело и это занятие. Среди всех строений, как выдолбленных в горе, так и сложенных вручную из дерева и камня, ему больше всего понравились два дома: мужской и женский, да и то, только лишь по тому, что оба они напоминали обыкновенную баню, а помыться Леонид Васильевич хотел сейчас больше всего на свете. Смыть с себя пыль, пот и усталость, скопившуюся за долгий весьма «интересный» день. Он с тоской осмотрел все вокруг и, увидев группу туристов, среди которых мелькала розовая футболка его жены, двинулся в их сторону.

Когда Леонид Васильевич подошел к жене, экскурсовод как раз рассказывал весьма интересную и героическую историю о русском воеводе Василии Борисовиче Шереметеве, который порядка двадцати лет находился здесь, на Чуфут-Кале, в татарском плену. Рассказывал о муках, пережитых Шереметевым, о его содержании в полупудовых кандалах, от которых он обезножил. О том, как его морили голодом, не выпускали из темницы на двор по пять лет кряду, вынуждая его, в прямом смысле слова, есть и справлять нужду в одном месте. О том, что из-за почти полного отсутствия света в его содержании, редкой и скудной еды он мучился головными болями, из-за которых ослеп. И о том, что спустя двадцать лет плена, Василий Борисович Шереметев все же получил долгожданную свободу и был доставлен в Россию, но из-за тяжести своего состоянии, скончался спустя полгода, но уже на Родине.

Затем, окончив историю, экскурсовод направился к ступенчатому спуску рядом с обрывом горы, который вел в небольшое помещение внизу, вырубленное, как и все здесь вокруг, в цельном камне: один вход и три окна, неровные, холодные стены.

— Говорят, что именно в этой темнице и держали Василия Борисовича Шереметева, во время его плена.

— Какая же это темница? — один из туристов, не удержавшись от возможности вставить свой комментарий, нагло смотрел на экскурсовода. — Здесь, даже вполне себе светло. И вид из окон хороший.

Экскурсовод остановился у одного из окон, и, задумчиво вглядываясь в склон соседней горы, находившейся напротив Чуфут-Кале, медленно и как-то грустно ответил.

— Да. Сейчас светло, — он сделал паузу, направился к выходу и, когда собирался уже было выйти наружу, закончил. — А представьте, что два из этих окон заложены наглухо, а третье затянуто, какой-нибудь тряпицей или бычьим пузырем. И вы в течение двадцати лет можете смотреть лишь на этот хороший вид из окна, — он снова сделал паузу. — Темница. Чистой воды, темница. На этом экскурсия окончена, — он взглянул на часы. — Сейчас свободное время. Пофотографируйтесь, погуляйте, и через полчаса встречаемся у входа в город.

Экскурсовод вышел из помещения первым, оставить туристов предоставленными самим себе. Защелкали спуски фотоаппаратов, засверкали вспышки. Некоторые туристы, пытаясь изобразить лишь им понятные образы, корячились возле стен, чуть ли не лезли на них. Другая же часть, придавая себе задумчивый вид, позировала возле окон, усаживаясь на их широкие подоконники и вглядываясь в непривычные и тем чарующие для многих пейзажи.

Леонид Васильевич и сам не удержался от соблазна выглянуть в одно из окон, через которое, вполне вероятно, некогда смотрел и Шереметев.

Экскурсовод был прав, темница, не зависимо даже от того есть тут свет или нет. Окна выходили на обрыв. Сбежать отсюда можно было лишь на тот свет, причем с экспресс доставкой. А пейзаж? Да. Пейзаж, конечно, поражал не затертый глаз. Но, Леонид Васильевич даже поморщился, представив себе, что двадцать лет подряд можно смотреть лишь на это: ущелье с тоненьким ручейком на дне, обрыв внизу, склон соседней горы, поросший скудной растительностью и небольшой участок ровной местности, еле проглядывающийся справа. Свобода, которая всегда под боком, и всегда непреодолимо далека.

Леонид Васильевич выглянул еще чуть подальше, пытаясь увидеть немного больше, как вдруг услышал слева от окон чей-то голос. Ни сзади, ни рядом, именно слева. Слова долетали со стороны обрыва, снаружи, там, где не должно и не могло никого быть в принципе. Он замер, прислушиваясь. Ну да, не показалось. Мужской голос, сбиваясь через слово на мат, уговаривал кого-то спускаться вниз.

— Скалолазы что ли? — подумал Леонид Васильевич.

А за тем, услышал женский. Даже девичий голос.

— Да хоть бы веревку какую дали, я же сорвусь отсюда.

— Ань, здесь не так высоко, как тебе кажется, спускайся.

— Давай я ее все же веревкой обвяжу, — это к разговору добавился еще один мужской голос.

Леонид Васильевич не видел говоривших, но чувство тревоги, возникшее не известно по какой причине, заставило его быстро покинуть темницу Шереметева и выбраться на поверхность. Лиза, находившаяся все еще внутри, лишь недоуменно проводила взглядом спину своего мужа.

Нечто подобное Леонид Васильевич и собирался увидеть. Невдалеке, на склоне, сидели парень и девушка. И что показалось Леониду Васильевичу странным с первого же взгляда брошенного на них, так это их форма одежды. В отличие от потных, вонючих, полуобнаженных туристов, забравшихся на гору вместе с ним и Лизой, эти двое были одеты в теплые спортивные костюмы, кроссовки и зачем-то были опоясаны обыкновенными монтажными поясами, вместо специализированных страховок скалолазов.

«Горе-скалолазы. Расшибутся же».

Леонид Васильевич придал своей внешности серьезный вид, какой он умел делать, общаясь с подчиненными и коллегами, и от которого у многих путались слова даже не то что на языке, а еще глубоко в голове, лишь в процессе формирования, и двинулся к сидящей на краю паре.

Видимо, подходя к скалолазам, Леонид Васильевич сильно расшаркался, и пара, перестав общаться с кем-то внизу, повернула головы на подходившего к ним человека. Девушка, выкрещенная в блондинку, отчего-то показалась Леониду Васильевичу очень знакомой, но в голове промелькнула лишь одна мысль, что брюнеткой ей бы было быть лучше. А вот парня он раньше точно не видел. Но скошенные заостренные черты лица и бегающий, но при этом цепкий взгляд, не понравились Леониду Васильевичу сразу.

«Да какие же вы скалолазы?» — подумал полковник юстиции. — «Гопник и крашеная курица, с отчего-то знакомым лицом».

Видимо он дольше положенного рассматривал их.

— Дять, тебе чего? — парень цокнул языком, вынуждая подошедшего к ним человека либо что-нибудь ответить, либо идти дальше.

— Да вот не пойму, — Леонид Васильевич сделал пару шагов к обрыву, при этом, не приближаясь к паре и держась от них чуть правее.

— Так многие живут, — перебил его парень. — Не понимают ни черта и лезут, куда их не просят.

Это был вызов. Парень смотрел на Леонида Васильевича с нескрываемой неприязнью, мол, иди-ка ты дядя куда шел или куда не шел, но все равно иди.

Леонид Васильевич мало что понимал в правилах и законах скалолазания, но прекрасно разбирался в юридических вопросах. А, исходя из этих знаний, всегда выходило следующее: чтобы что-то и где-то сделать, надо было иметь на это разрешение и документально оформленное право.

— Кто разрешил вам заниматься горным туризмом здесь? Где ваш инструктор? — Леонид Васильевич строго смотрел на сидящих слева от него парня и девушку. Смотрел взглядом полковника, перечить которому и в чьих словах сомневаться просто не положено. Но…

— Дять, шел бы ты со своими разрешениями, пока не проводили. Адрес-то, поди, знаешь? — парень поднялся на ноги и ответил Леониду Васильевичу взглядом, не менее тяжелым и таким же твердым.

— С кем вы там трепитесь? — раздалось снизу. — Долго нам вас ждать еще?

— Да тут фраерок один права хочет покачать, — парень сплюнул в направлении Леонида Васильевича.

— Ты в обезьяннике местном давно не был? — полковник юстиции завел правую руку за спину, делая вид, что у него там что-то есть и он это собирается вытащить. — Хочешь отдохнуть там?

Слова и действия Леонида Васильевича не произвели на гопника никакого эффекта.

— Эй, Монь, — бросил он за край. — Да тут не фраерок, тут мусорок, походу.

«Моня». Зацепились за сознание еврейское имя. «Моня. Моня. Соломон».

Леонид Васильевич замер, испытывая странное ощущение не то дежавю, не то невнятного воспоминания. И в то мгновение, пока он смотрел на молодых людей, выковыривая срывающуюся в бездну образов ниточку своей памяти, над обрывом показалась голова еще одного парня. Сбитый на лоб кепель, абсолютно не подходящий к спортивному костюму и золотой зуб, блестящий из-под полуприкрытых, замерших в напряжении губ.

В голове у Леонида Васильевича взорвалась бомба, но не разметавшая ворох мыслей и образов, а на оборот, собравшая все части разрозненного воедино.

«Девушка Анна, которой не идет быть блондинкой, парень Моня с золотым зубом».

Наверное, лицо Леонида Васильевича выдало его кратковременное замешательство с последующим прозрением. Глаза его расширились, и не то в улыбке, не то в оскале забегали то с одного парня на девушку, то на другого парня.

— Вы! — только и произнес он и очень пожалел, что за спиной, где его рука шарила по пустому поясу, и в правду ничего не было.

Видимо, высунувшийся парень в кепке понял полковника сразу. Он метнулся наверх и бросился на Леонида Васильевича, как кошка, зажимая ему рот рукой, а сам тем временем, шипел подоспевшему парню.

— Миха вниз его, к Бесу. Этот мусор нас узнал.

От неожиданности и стремительности происходящего Леонид Васильевич не смог ни устоять на ногах, ни серьезно сопротивляться. Его быстро скрутили и, подтолкнув к обрыву, сбросили вниз. И этот секундный полет был для полковника юстиции подобен погружению в ледяную воду, он думал, что ему конец, расшибется в лепешку, переломает себе все конечности пока докатиться до тоненького ручейка на дне ущелья. Но резкая боль в боку, заставившая его открыть глаза, дала ему надежду на жизнь.

Леонид Васильевич лежал на нешироком карнизе. Еще сантиметров двадцать и он точно бы не собрал костей, свалившись со склона в обрыв.

Сверху раздался шорох. А затем на него упало чье-то тело. Леонид Васильевич поднял голову. Один из парней уже стоял рядом с ним, тот самый с зубом, а чуть дальше, ближе к склону горы, сидел еще один парень, просто сидел, смотря в одну точку и не обращая никакого внимания на копошащихся рядом с ним людей. Леонид Васильевич узнал и его. Это был третий из задержанных в метро. Тогда тот четвертый мог быть, да и скорее всего был, их освободителем из временного изолятора, тем самым веселым пиццерийщиком.

— Да вы висельники, парни, — просипел Леонид Васильевич, рывком развернулся на спину и с удовольствием зарядил склонившемуся над ним парню лбом прямо в нос. Тот, схватившись за разбитый нос, из которого как из крана хлынула горячая яркая кровь, сам покатился по карнизу, что-то шипя и матерясь.

Полковник юстиции вскочил на ноги, но выпрямившись, понял, что с его ребрами что-то не то. Резкая боль, куда как сильнее, чем испытанная им при падении, заставила его согнуться пополам и схватиться руками за бок. Тут же за спиной раздался еще один шорох. Это последний парень спрыгнул на карниз. Леонид Васильевич попытался развернуться ему на встречу, но его затылок обожгло горячим и сознание вслед за опорой под ногами поплыло в сторону, погружая мир в темноту и безвременье.

42. Антон, Егор и Илья

У причала стоял скоростной катамаран ярко желтого цвета. Егор с тоской смотрел на забитый до отказа морской транспорт. Он, конечно же, предполагал, что людей будет много, но не рассчитывал, что шпротам в консервной банке будет куда как просторнее, чем пассажирам на этом катамаране.

— Мы на этом поплывем? — обратился Егор к стоящему рядом Антону.

— Другого транспорта нет, — Антон сделал маленький шажок вперед, что означало, что кто-то уже сошел на палубу катамарана, и очередь до входа чуточку сократилась.

Егор чувствовал, что внутри у него была готова рвануть бомба, и искрящий во все стороны фитиль почти вплотную подобрался к ее запальному отверстию. Час расплаты, лелеемый парнем, вновь отодвигался дальше. Да, не так представлял он себе это путешествие. А эта посудина? Катамаран. Огромный загон для множества людей. К борту не подойти. Открытая площадка лишь на втором этаже. Но это отдельная плата и, конечно же, Антон не удосужился купить билеты туда. Но, в принципе, и купи он туда билеты. Что толку? Людей битком. Здесь не то, что скинуть кого-нибудь незаметно не получиться, тут сморкнуться без палева не выйдет.

— Твою мать, — раздражено процедил Егор.

— Ты опять не в духе? — Антон грустно посмотрел на товарища. — А вчера, вроде бы даже радовался этой прогулке.

Егор дернул щекой.

— Радовался, — согласился он. — Только не предполагал, что народу будет столько.

— А чего ты хотел? Курорт. Люди отдыхают, — Антон невесело хмыкнул. — А хочешь один плавать? Так вон нанимай личный катер. И в путь. Только сколько ты за это заплатишь? Вопрос.

— До х… — начал зло отвечать Егор, но гудок проплывающего мимо корабля заглушил его брань. — Много. Одним словом.

— Много, много. Так что, извини, но бюджетный отдых требует экономии и расчета. Нам еще в Крыму где-то перекантоваться надо будет и обратно вернуться.

— Это да.

Медленно, маленькими шажками парни продвигались к входу на желтый катамаран. И когда под ногами закачалась слегка влажная палуба судна, то Егор окончательно попрощался с планом мести, по крайней мере, в этом путешествии. Порядка двадцати рядов по двадцать кресел в ряду. Консервная банка, в которую пачками набивались люди.

— У нас места хотя бы не по центру? — спросил Антона Егор.

— Нет, здесь лучше, — Антон улыбнулся. — По правому борту. Так что побережье посмотрим.

— Ну, хоть это хорошо, — Егор позволил себе улыбнуться легкой саркастической улыбкой.

43. Бродяги и мент

— Ты как живой? Руки, ноги целы?

Моня склонился над зашевелившимся Бесом.

— Эй, алле! — он провел перед лицом товарища горящей зажигалкой. — Слышишь меня?

Выпучив глаз, Николай непонимающе таращился, то на Моню с его зажигалкой, то на замерших у противоположной стены Анню и Миху, то на лежащего связанным какого-то мужика, который, хлопая глазами, что-то сипел в тряпицу, затыкающую ему рот. По виску у мужика на пыльный каменный пол стекала яркая красная струйка. Очень уж яркая для такого плохо освещенного зала.

Бес перестал шарить взглядом по товарищам и попытался осмотреть помещение, в котором они находились, но его попытки родили больше вопросов, чем дали ответов. Темная, небольшая, примерно четыре на четыре, пещера с черной точкой лаза справа от сидящих товарищей. Купол, свод, или что там у нее было, висел над компанией метрах в шести, и свет от импровизированного факела в руках Михи еле доставал до его поверхности. Легкий щелчок по голове заставил Беса повернуться и осмотреть пространство за спиной, которого, как оказалось, и не было вовсе. Он лежал у подножья завала, по которому то и дело скатывались песок и мелкие камешки.

Парень перевел уже более осмысленный взгляд на добивающегося его внимания Моню.

— Ну, очухался?! В который раз спрашиваю: слышишь или нет? — Моня все водил зажигалкой перед лицом друга.

— Слышу, — сдавлено проговорил Бес. — Где это мы?

Моня ухмыльнулся, а потом с что-то шикнув, затряс рукой с зажигалкой, кнопка у которой слишком раскалилась и обожгла пальцы парню.

— Да чтоб ее! — Моня плюнул на обожженный палец и пристально посмотрел на товарища. — Где мы? — повторил он только что заданный ему вопрос. — Это ты нам должен ответить, друг мой. И куда нам теперь идти?

— Я? — удивился Бес. — С какого это перепуга, Я?

— Вот вам и здрасти, приехали. Тебе что башку совсем повредило? — Моня щелкнул пальцами перед носом у Беса. — Значить, как нас сюда со своим демоном тащить он вот он, тут как тут, а как дальше вести, так он ничего не понимает. Давай, давай, приходи в себя.

— Демоном?!

Глаза Беса вновь округлились, и он вспомнил все то, что так хорошо выбила из его памяти эта кратковременная амнезия.

Моня уловил изменения в лице кореша и, улыбнувшись, добавил:

— Вспоминаешь, я смотрю. Ну, давай, давай. Вспоминай.

Бес же все сидел с округлившимися глазами, и, замерев, ждал, что вот-вот сейчас на него вновь навалится и вся тоска и страх и безразличие, которые безотрывно преследовали его на всем пути служению демону. Но секунды летели прочь, дым от почти догоревшего факела Михи, так же безвозвратно рассеивался в сгущающимся над компанией сумраке пещеры, а с Бесом ничего не происходило. Не было контроля, не было приказаний и угнетения. Он вновь был самим собой. Вновь чувствовал жизнь, как тогда в последний раз, когда добрался до своих товарищей за тысячу километров, и когда они сами согласились на сделку с дьяволом.

— Полегчало? — Моня все так же сидел рядом с корешем.

— Есть немного, — все еще сдавлено проговорил парень. — Как мы здесь оказались? Не помню с момента как пришли в горы.

— Да очень просто. Забрались, как ты указал, на эту скалу. Как там она называется?

— Чуфут-Кале, — подсказала, сидящая у стены Анна.

— Вот-вот. Она самая. Там экскурсия еще проходила, и спустились со склона на небольшой выступ, от которого в гору была выдолблена приличная такая пещера, возможно, что когда-то она была жилищем какого-нибудь пещерного человека. — Моня замолчал на секунду, как будто бы что-то вспоминая, ухмыльнулся, а затем продолжил. — Ну, вот спустились мы, значит, — парень кивнул головой на лежащего связанным мужика. — Пассажира вот этого подобрали, точнее он сам к нам причалил. Хотели его, того, со скалы скатить, но подумали, что не нужны нам лишние трупы на руках, а дальше ты нам речь ночью толкнул, да такую, что у меня желание было самому со сколы скатиться. Помнишь?

Бес отрицательно покачал головой.

— Еще бы, помнил, — мрачно усмехнулся Моня. — Ты как начал говорить, я тот час понял, что не ты это. Ну, ты понял меня. Не ты слова эти говоришь, но говоришь так, что охота повеситься. Так это было, что ли проникновенно, откровенно и так одновременно угнетающе и страшно. Как будто душу мою кто-то раскрыл, даже не раскрыл, разорвал двумя грязными, холодными крючьями и начал туда гадить, медленно так, прицельно. Попадая по самому дорогому, самому важному, что у меня есть. Выть аж захотелось, но и дыхание замерло вместе со мной. Не пикнуть, не ойкнуть. А ты все говоришь и говоришь. У Анны аж кровь из ушей пошла, по полу каталась, корчилась. Не помнишь? — Моня на мгновение замолчал, всматриваясь в лицо товарища с неожиданно появившейся неприязнью и злобой. — Миха, на что уж крепкий парень, так и то его, когда сам очухался, у самого края карниза поймал. Сигануть хотел. Еле успокоил. Этот вот, — Моня вновь указал на связанного. — Только он лежал и ржал, глядя, как нас колбасит. А ты мирно уснул, — Моня приподнял брови, подводя итог своей речи. — Вот так ты нам рассказал об очень важном теперь в наших жизнях.

— Что рассказал-то? — чувствуя неопределенную вину, спросил Николай.

— Да что мы ничто! — выдвинув вперед нижнюю челюсть, зло просипел Моня. — Куски мяса, с каждой секундой гниющие все больше, что мы даже не пища кому-либо или чему-либо, мы отбросы, грязь под ногами, и удел наш — сдохнуть поскорее! — глаза Мони начали наливаться кровью. — Что мы живы только благодаря тому, что тебе необходима помощь! Потому что и ты ничто, и сам не справишься! Не доверяют тебе, Коля! Не верят! — Моня уже начал откровенно кричать на товарища, одной рукой, сам того не замечая, шаря по полу в поисках камня потяжелее и поудобнее. — Что по дурости своей мы связались с тем, отчего до конца дней своих не отмоемся, да и после них тоже! А если откажемся, то раньше, чем спустимся с горы, нас навечно упрячут за решетку за то, чего мы не совершали! Понял?!

Лежавший связанным мужик издал звук похожий на смех.

— Моня! — Анна наконец-то встала с пола и, подойдя к парню, нежно опустила свои руки ему на плечи. — Моня, ты как? — она с опасением косилась на зажатый в руке парня камень. — Воды не хочешь?

— Воды? — приходя в себя, переспросил парень. Затем, избавляясь от наваждения, отбросил в сторону камень, как нечто гадкое, противное и со страхом посмотрел на девушку, мол: Что? Я? Нет! Не я! Нет! — Воды, — уже утвердительно сказал парень и встал со своего места.

— Посадят, — промычал связанный мужик и вновь засмеялся. — Всех.

— Кто он? — не обращаясь к кому-то конкретно, спросил Бес.

— Хрен его знает, — оторвавшись от баклажки, ответил Моня. — Мусор какой-то, нас на склоне узнал. Главное на границе, нас и не видели даже. А тут с первого взгляда, — Моня вновь приложился к бутылке. — Мент, однозначно.

— Все. Финита ля комедия, — подал свой голос Миха, и факел в его руках потух окончательно. — Переходим на фонарики.

Свет в его руке вновь появился, только теперь он был белым и холодным. Светодиодный фонарик ярким мертвым лучом уперся в казавшийся до этого таким далеким потолок, вылавливая на его поверхности все трещинки и неровности.

— А здесь-то мы все же, как оказались? — Бес окинул взглядом стены вокруг себя.

— А это, друг мой, тоже целиком и полностью твоя заслуга, — Моня опустился к стене рядом с занявшей свое исходное место Анной. — Твоя или твоего демона. Когда после своей речи ты благополучно заснул, а мы начали приходить в себя, а над горами стало всходить солнце, то ты, друг мой, не открывая глаз, поднялся, причем не шатался, ровненько так встал, лунатик хренов, подошел к дальней стене нашей пещерки и несколько раз с силой ударил в основание стены. Ладно, хоть нас бы сначала предупредил, ан нет. Долбанул и все, посыпались. Самого вон чуть не придавило, — Моня подобрал лежащий рядом камешек и швырнул его в сторону черного лаза. Посмотрел на Беса и вновь перевел взгляд на дыру. — Это, наверное, и есть наша дальнейшая дорога. Ты как думаешь?

— Других ходов не вижу, — не нашелся, что ответь Бес. — Видать, она.

— Да еще кое-что, — сделал паузу Моня. — Твой демон сказал напоследок, что ждать он нас будет или внизу, если мы справимся с заданием, или наверху в случае, если мы его провалим.

— И? — не понял Бес.

— Что «И»? — огрызнулся Моня. — Думаю, ты свободен от него до конца нашего мероприятия.

44. Егор и Антон и Илья

Плыли долго. Егор, стараясь не обращать внимания на галдеж сидящих вокруг людей, постепенно успокаивался. Море плавно раскачивало катамаран, то поднимая, то опуская его на волнах. Прибрежный ландшафт, хотя и был по сути своей однотонным, все же приковывал взгляд, заставляя всматриваться в разрушающиеся под натиском моря горы. Города и городишки со своими бухтами и пляжами, попадающиеся по пути, внимания Егора не занимали, он, вообще, последнее время чувствовал жуткое отвращение к людям и местам их сборищ. Смотрел на улыбающихся, общающихся между собой курортников, и видел не смех и улыбки, а только лицемерие и предательство, и у каждого за спиной нож, который тот готов вонзить в спину собеседника, появись хоть одна малейшая возможность. Свой же нож, спрятанный до нужного случая, он при этом оправдывал необходимостью и своей личной правдой.

Антон, в своей прежней манере, пытался разговорить Егора. Пару раз пошутил, пару раз, что-то вспомнил, попытался пофилософствовать на тему вечного и прекрасного, плескающегося вокруг их желтого катамарана, но, не найдя поддержки у собеседника, умолк и стал мирно пялится на проплывающие мимо горы, обрывы, лесистые берега и бесконечное число человеческих тел разной степени прожарки, томно пропекающихся под лучами южного солнца, кто так, на сухую, а кто до костного мозга промаринованный местным коньяком, вином и чачей.

Егор несколько раз задерживал свой взгляд на Антоне. Всматривался внимательно и брезгливо. Пытался увидеть ту гниль, которая питала парня во время теракта. Пытался понять, как и за что он смог обречь на гибель и муку столько людей, а главное, его самого заставил выполнить атаку. Всматривался в отвлеченные и увлеченные морем и горами глаза, и не видел ничего: ни алчного прищура, ни глумливой усмешки, ни страха, ни совести, ни жалости. Перед ним сидел простой парень, просто Антон, немного вальяжный, расслабленный и наслаждающийся морской прогулкой. И Егору от этого становилось не по себе еще больше. Все острее разгоралось желание удушить этого человека, прямо здесь на месте. Разорвать ему лицо, выдавить глаза, превратить шею в обмякшую тряпицу. Сорвать с него маску и увидеть истинное лицо дьявола. Ведь это не по-человечески. Не человек пред ним. Монстр. Как можно, сотворив такое, сидеть спокойно, расслаблено, и самозабвенно любоваться красотами береговой линией. Как можно забыть и не помнить крики о помощи и предсмертные хрипы обреченных тобой же людей. Как можно проходить мимо тонущих в слезах и горе выживших, держащих на изодранных коленях своих родственников, друзей, или просто незнакомого человека, который на последнем дыхании, из последних сил протягивает руку за помощью, желая остаться среди живых, желая зачерпнуть у них немножко жизни и себе.

Егора затошнило. Толи от раздумий, толи от качки. Мысли, мысли. Своим тошнотворным потоком они насыщали парня, пропитывали его злобой. И не имея возможности выплеснуться, эта злоба пожирала его, воспламеняла и сжигала, заставляя во всем видеть только худшее, только грязь, только низость и предательство.

— Смотрите! Дельфины! Дельфины!

— Где?

— Вон! Да вон же!

Люди, мирно сидевшие на своих метах, всколыхнулись не хуже того же моря, и оторвавшись от созерцания береговой линии, ломанулись к другому борту, заставив катамаран нервно дернуться и накрениться на один бок. А там за плывущим невдалеке тралом, тянущим за собой полупустые сети, показали свои темные спины несколько дельфинов. Окруженные ореолом кружащих над водой чаек, они, то выпрыгивали, вызывая у глазеющих на них курортников крики возбужденного одобрения, то погружались в воду, заставляя людей затаить дыхание в ожидании нового появления над водой блестящих спин.

Защелкали спуски фотоаппаратов. Но, что можно было сфотографировать на таком расстоянии, да еще без должной фокусировки, стоило лишь догадываться. Профессиональной техники здесь ни у кого не было.

Трал прошел мимо, увлекая за собой свою свиту, и люди расселись по местам, еще некоторое время увлечено обсуждая увиденное.

— Прикольно! — Антон все еще оборачивался назад, пытаясь увидеть, уже далекий трал.

— Что? — нехотя спросил Егор.

— Да вот трал этот с дельфинами и чайками.

— А что прикольного? Ну, трал, чайки, дельфины?

Антон непроизвольно напрягся. Вообще поведение друга его начинало раздражать. Придирчивость, злоба во взгляде, немногословность и постоянная брезгливость в этих кратких словах. Но доктор сказал, что поведение может быть временами неадекватное. Поэтому Антон лишь судорожно сглотнул. Медленно вдохнул и выдохнул свежий, наполненный солью и влагой воздух, придавил всплывающую из глубины души злобу, но придавил не полностью, позволив ей немножко высунуться из-под груза самообладания, и раздраженно продолжил.

— Да просто прикольно, Егор! Море — прикольно! Прогулка эта — тоже прикольно! Трал с сетью — прикольно! Чайки и дельфины! Особенно дельфины — прикольно! Потому что в Москве, нет дельфинов, Егор! Их нет нигде кроме, как на море. И в некоторых случаях в каких-то дельфинариях и цирках. Прикольно, что плывешь в километре от суши и видишь, то, что дома можешь увидеть лишь по телевизору. Вот это, по-моему, прикольно! Ты не согласен?

Егор, не разжимая губ, усмехнулся. Он, только что думавший, что рядом с ним сидит монстр, не знающий ни жалости, ни сострадания, весьма удивился такой сентиментальности парня в отношении дельфинов и телевизора.

— Ладно, — согласился Егор. — Пусть будет — прикольно. Может даже смешно. Что рыбы и птицы…

— Дельфины не рыбы, — перебил его Антон. — Дельфины — млекопитающие.

— Да хрен с ними с твоими дельфинами, будь они хоть рыбами, хоть млекопитающими, да хоть пташками небесными. Похер на них! — неожиданно взорвался Егор. — Ты говоришь прикольно? Но я не вижу ничего прикольного в том, что эти твои млекопитающие и птицы стали постояльцами свалки человеческих отходов! Бомжами, подбирающими и доедающими, то, что вываливается через слишком большие ячейки человеческих сетей! То, что валится из уже обожравшихся, но не сбавляющие темпов жора ртов! Или то, что мы уже не можем съесть, и выкидываем за ненадобностью. Неприкольно! Антон! Не-при-коль-но!

Антон от такого напора даже чуть подался назад. Слишком уж громкой и эмоциональной получилась речь у его товарища. Да и Егор, отчего-то вспыливший, неожиданно налился красным, уголки губ его начали судорожно подрагивать. Он, как видел Антон, уже не злился, он был в ярости, вскипел буквально на пустом месте.

Люди, сидящие рядом с парнями, с любопытством стали поглядывать на них. А Антон, видя, что его товарищ обращает на эти взгляды внимание, заметил и то, что Егору под ними становилось не комфортно, будто они раздражали его еще больше, будто каждый взгляд обжигал его, заставляя дергаться, в попытке уклониться и увернуться.

— Егор, ты конечно утрируешь, — решил сбавить напряжение и перевести тему разговора Антон. — Но в принципе же, это нормально, так жить и питаться. Разве нет? Люди и сами так живут. Давно так живут. Кто может, ест сыто, кто сидит рядом ест вдоволь. А те, кто ниже и еще ниже, само собой не доедают. Но не доедают, лишь потому, что сами решили, что этого им достаточно. Их устраивает жить и ждать подачки, устраивает ни за что не отвечать. Устраивать материть и тут же благодарить того, кто сидит выше.

— Люди по сущности своей — твари, лишь и могущие жрать и гадить. Загаживающие все. Не обращающие внимания на мир вокруг.

— В этом некого винить кроме нас самих, что и сами мы и весь мир кормимся с помойки. Но вообще я не про это сказать-то хотел. Ты знаешь, я, даже увидев сытого и довольного дельфина на помойке, удивлюсь и скажу прикольно, потому что я его вживую и могу увидеть только там. Вот поэтому прикольно. А засроность мира? — Антон улыбнулся. — Ну, пойдем в Гринпис. Будем спасать животных и природу вокруг.

— А на людей похер? — не смог не спросить Егор.

— Да людям самим на себя похер, — шутливо и беззлобно ответил Антон. — Живут, жрут и дохнут, как хотят. Как там говориться: спасение утопающих — дело рук самих утопающих.

— И поэтому они должны были умереть?!

Сказанная фраза и ярость в глазах Егора заставили Антона замереть в непонимании и страхе. Парень физически ощущал готовность товарища броситься на него. И не мог понять, за что и на что такая реакция. Он заметил, что и люди, сидящие вокруг, смотрел на них теперь не с интересом, а с осторожностью.

— Ты вообще, о чем сейчас? — осторожно спросил Антон, делая вид, что не замечает состояния Егора.

— О жизни! — выкрикнул ему в лицо Егор. — О всех их жизнях! — он обвел рукой сидящих вокруг пассажиров. Люди неодобрительно загалдели, стали искать глазами службу безопасности, которой почему-то не было видно. — Или может их тоже всех туда?! А?! — он с силой ударил кулаком по ладони. — Всех разом! И нет! — брызнул слюной Егор.

— Егор, ты чего.? Успокойся, — примирительно затараторил Антон, пугаясь за друга, и понимая, что его куда-то понесло. — Ты может это, водички? — протянул он пластиковую бутыль.

— Да иди ты на хер со своей водичкой! — Егор выбил баклажку из протянутой руки, и та пару раз кувыркнувшись воздухе, рухнула за борт. — Здесь ее и так до хера, воды твоей!

— Да успокойся же ты. Успокойся. Ты чего так из-за дельфинов что ли? Тогда ты прав — не прикольно. Я согласен, — Антон был готов пойти на попятную во всем, лишь бы утихомирить разошедшегося не на шутку друга, пока охрана и в самом деле не подошла. Но та уже показалась со стороны носа катамарана.

— Да пошел ты! — прошипел сквозь зубы Егор, замечая охрану судна и сжимая руками боковую рукоять сиденья, а сам представлял, что на ее месте шея Антона, хлипкая и мягкая. — Успокойся! Я успокоюсь! — он с ненавистью и яростью посмотрел в глаза парню, мотнул головой, как будто сбрасывая что-то у себя с шеи. — Попозже успокоюсь! Вместе упокоимся! — закончил он и отвернулся от товарища, тяжело дыша и не сводя взгляда с танцующих на солнце волн.

— Хорошо. Егор. Все будет хорошо, — не зная, что отвечать и что делать, проговорил Антон.

— Да пошел ты! — еще раз тихо прошипел Егор.

— Молодые люди. У вас все в порядке? — вот и доблестная охрана.

Антон перевел взгляд с них на Егора, который никак не отреагировал на заданный вопрос. Вновь посмотрел на представителей службы безопасности, улыбнулся, развел руками и ответил.

— Да все в норме. Так разошлись немного во мнении, — он еще раз улыбнулся, хотя сам никак не понимал всего того, что здесь произошло.

— Еще раз поднимите шум, высадим в ближайшем порту.

Антон с пониманием кивнул, а про себя молился, чтобы его заведенный товарищ не ответил им ничего колкого. Егор молчал, не оборачиваясь и все еще тяжело дыша. Охрана постояла еще секунду и, не найдя к чему придраться, пошла прочь, оставляя незащищенных граждан рядом с парой неадекватных по их мнению парней.

Люди вокруг все шушукались и огладывались на товарищей. Но продолжения не было. В итоге все успокоились и принялись за дальнейшее созерцание красот и красоток в бикини, уставших сидеть на местах и начавших прохаживаться от одного борта к другому, позируя друг другу на камеры и сотовые. Инцидент же, похоже, остался для всех лишь еще одним интересным представлением, спектаклем, одной из множества уже случившихся и еще множества предстоящих сцен, свидетелями которых они могут стать: море, горы, дельфины и тралы, скандалы и ссоры. Что там еще приготовила им их морская прогулка?

* * *

До Феодосии добрались молча. Пересели с желтого катамарана на облупившийся голубой теплоход, и двинулись дальше, наблюдая за пейзажами крымского полуострова. Но любоваться ими уже не приходилось. Даже не из-за каменистого, обделенного растительностью берега возле Судака, а просто из-за произошедшего инцидента, после которого ни один из парней так и не решился начать разговор. Егор, молча, скрежетал зубами, а Антон не знал с какого бока подойти к товарищу и клял себя вообще за инициативу взять друга с собой на отдых.

Время шло, берег становился все зеленее, все чаще теплоход причаливал к нему, и люди неуемной толпой бежали в город, успеть за пятнадцать минут осмотреть что-то там. Что можно осмотреть за пятнадцать минут? Купить стакан пива и детям мороженное?

Егор сидел на месте, не оборачиваясь на гудящую у берега толпу. Антон с начала тоже оставался, а потом в сердцах плюнул на все, и в одиночку поплелся на пляж, смотреть что там и где.

И так, за причалом причал, они, молча, продвигались к Ялте. В Алуште стоянка была подольше. Антон покинул теплоход, оставив Егора предоставленного самому себе и своей непонятной злобе, а сам пошел пройтись по прибрежному парку.

Поездка выходила, конечно, отвратительная, и это притом, что даже середины пути не было пройдено. До Ялты вон еще пиликать и пиликать, а потом обратно.

Парень раздраженно пинал камешки у себя под ногами.

— Эй, хорош пыль поднимать! — чей-то зычный окрик, раздавшийся за спиной у Антона, явно был адресован именно ему.

Антон мельком глянул назад, обдумывая, что же ответить, а шедший за ним здоровяк, а парень был именно крупным здоровяком, уронил на плечо Антона свою массивную, тяжелую руку, заставив парня сбить шаг, да и вообще сильно накрениться в сторону.

— Ну, кто будет пыль подметать? А? — и тут же хозяин голоса неудержимо расхохотался и выпустил Антона, согнувшись пополам от рвущегося из легких смеха.

— Твою же мать! — Антон, потерявший равновесие от сильного толчка, чуть не сел в пыль дороги. — Ну, ты и гад! — он схватился было за сердце, но тут же опустил руки на колени и то же начал смеяться.

Парень наконец-то выпрямился. Высокий, накаченный коротко стриженый блондин.

— Ну что? Сдрейфил? А? — он все еще смеялся, а сам уже в приветствии протягивал Антону руку. — Не узнал?

Антон узнал, но лишь через мгновенье после того, как испугался. Точнее не испугался, а просто опешил от такой наглости со стороны незнакомого человека.

— Илюх, ты? — он пожал протянутую руку. — Как ты здесь? Откуда?

— Илюха. Илюха, — парень явно был рад произведенному эффекту. — Отдыхаю вот. Воздухом дышу. На экскурсию собрался. А ты здесь откуда и куда?

— Да то же вот отдыхаю. На теплоходе вон приплыли. Ну, я и вышел прогуляться.

— На теплоходе? — удивился Илья. — А я сам сейчас на теплоход иду. До Ялты.

— Да ладно? — в свою очередь удивился Антон. — И мы тоже. До Ялты.

— А кто мы? — Илья посмотрел по сторонам, но никого не увидел.

— Да Егор, там, на теплоходе.

Илья на мгновенье остановился и посерьезнел.

— Егор? Так он же в больничке, насколько я помню.

— Так все. Поправился. Вот на курорт вместе решили выбраться. Раны подлечить, так сказать.

— Слушай, — Илья дружески похлопал Антона по плечу. — Так это же просто чудо какое-то, что снова встретились. А? Пойдем-ка скорее к причалу. Может еще и теплоход у нас один? А? — Илья шел рядом, широко улыбаясь своей белоснежной улыбкой. — Антох, ты знаешь, я вообще-то ваш с Егором должник, поэтому с меня поляна.

— С чего это вдруг? — насколько помнил Антон, это именно Илья поставил финальную точку в разборке с гопниками в метро, метко пустив поручень в голову девки с пистолетом.

— Да того, — он по-дружески обнял Антона за плечи и заговорщицки зашептал на ухо. — Я здесь-то отдыхаю, только благодаря той потасовке.

— Это как? — не понял Антон.

— Да так. Те гопники мне в сумку, пока я в вагоне без сознания валялся, свои баблосы кинули, а сами пошли с вами разбираться. Не знаю, откуда они их взяли, но факт есть факт. Менты в сумке особо не ковырялись. Там мои кроссоки все желание исследований отбили. А я дома, уже на следующий день, разбираю и чисто офигиваю. Стольник с мелочью. Ну, думаю, не понесу же я его обратно ментам. Тем более, что те сами виноваты, надо было не отлынивать и полностью выполнять свои служебные обязанности. А они — так, вид сделали, что что-то сделали, и спокойны. А я вот решил на эти деньги отдохнуть, хоть и не планировал вовсе. Так что с меня поляна. И не спорь, — перебил он начавшего возражать парня. — Только на экскурсию вместе сходим. Ok?

— Куда же ты собрался в Ялте?

— Не в самой Ялте. Чуть подальше. Алупка. Воронцовский дворец. Бывал?

Антон отрицательно покачал головой.

— Значит будешь, — Илья еще раз похлопал парня по плечу. — Блин, как же я рад тебя встретить тут!

Теплоход у Ильи оказался тот же, на котором приплыли парни. Радость крепыша просто зашкаливала. Даже холодное приветствие Егора не омрачило его настроение. Илья вообще подумал, что парень его и не узнал вовсе, да и Антон его по дороге предупредил, что у товарища потеря памяти и все такое, поэтому Илья особо и не расстроился.

Егор же, увидев Антона в компании какого-то здоровяка, лишь плотнее сжал зубы. А когда в ходе их разговора понял, что этот парень тоже был в метро во время теракта, так вообще похолодел от ужаса. Он смотрел, слушал общающихся, а сам вспоминал тот день. Вспоминал пятерых парней в черном. Вспоминал, что один из них точно смог уйти. Смотрел на них и понимал, что это не он вел сейчас Антона на «случайную» смерть. Все наконец-то сложилось в его голове. И Антон этот. Сука. Ну как он, Егор, не додумался раньше. С чего это Антон тут с ним такой добрый? Поездка эта? Отдых? Курорт? Да он же сам решил его грохнуть! Убрать свидетеля! Все же спланировано! Этот пассажир белобрысый, как бы случайно встреченный. Антону же самому не справиться с Егором. Конечно, нужен кто-то еще. Вот же он. Этот кто-то еще. Твою же мать!

Егор бестолково улыбался, не слыша парней, на автомате кивал им в ответ, а сам затравлено думал, что же теперь делать. Вот же блин! Сам стал жертвой. Сам загнал себя в угол. Надо было раньше его гасить. Сука! А теперь что? Ждать, когда они начнут свою игру? Ну, давайте, твари, поиграем! Давайте! Куда там вы во дворец направились? Давайте! Во дворец! Будет вам там дом с привидениями и зомби! Твою же мать! Егор аж захохотал от окружившей его безысходности и страха, и видимо попал в одну из рассказанных белобрысым парнем шуток, потому что те и сами засмеялись и одобрительно посмотрели на него. Твари!

* * *

Антон был в шоке. Это и в самом деле был дворец. Настоящий дворец, огромный, с множеством залов, оформленных в разных, каждый в своем стиле. Резная мебель, живые картины, металлические подсвечники и статуэтки. Это было шикарно. Чего стоил зеленый холл дворца, называемый Зимним садом, где среди различных экзотических растений стояли мраморные скульптуры. Антон смотрел на девочку в белой сорочке, и не верил, что она ненастоящая, что это лишь искусно вырезанный камень. Сто пятьдесят комнат дворца с интерьером, выдержанном каждый в своем стиле, сады и террасы. Парк возле дворца с его колоссальным «Хаосом» — навалом многотонных не обработанных камней. Такого Антон не видел ни разу.

Завершалась же их экскурсия на «Львиной террасе» — монументальной лестнице с шестью львами, выполненными из когда-то белейшего мрамора. Дух захватывало от взгляда на эти три пары запечатленных в вечности хищников. Беломраморные стражи замка, спящие у нижнего яруса лестницы, просыпающиеся на средней и хищно скалящиеся на верхнем ярусе. Кажется, еще мгновенье и они сойдут со своих каменных лож, а воздух наполниться дрожью от их величественного рычания — предвестника нападения для врагов, и приветствие и приглашение для друзей и гостей замка.

Егор, придурковато скалясь, лыбился всему, чему только мог, и по делу и невпопад. Через шаг он затравлено оглядывался на своих спутников, непринужденно общающихся у него за спиной. Плетущих свои заговоры. Но что ему может грозить среди окружающих его людей. Нет, не здесь. Это только часть пути, по которому Антон решил его провести. Это для отвода глаз. Для внушения ему, Егору, чувства спокойствия. Экскурсия — просто экскурсия. Не здесь. Егор смотрел на окружающее его великолепие дворца и парка и не видел красок. Чернота, окаймленная красным маревом. В полубредовом состоянии он отвечал на вопросы своих конвоиров и будущих палачей. Кивал головой и смеялся. Но сам ждал. Когда они начнут?

Но на «Львиной террасе», спустившись по ней и обернувшись в который раз на Антона с Ильей, Егор сквозь пульсирующую красным темноту в глазах увидел их… И замер, широко раскрыв глаза и перестав дышать на это время. Выход! Он и раньше, конечно, их видел, но с этого ракурса впервые. Он увидел их как тогда, в метро, когда вокруг все взрывалось и рушилось, а сам он был на пороге смерти. Остроконечные зубцы гор, показавшиеся ему непонятными пирамидами. Зубцы Ай-Петри, окутанные туманом и одновременно нестерпимо блестящие, в лучах заходящего солнца. Вот его выход. Его станция. Его спасение и месть. Они-то думают, что — это они его ведут. Нет! Все же правда есть! Недаром ему тогда привиделись эти пики. Недаром он увидел их сейчас. Там все и закончится!

Пелена с глаз Егора спала. Он впервые за весь день почувствовал себя легко. Голова была чистой и светлой. Кровавое марево отступило от сознания, давая ему прийти в себя и в последний раз все хорошенько обдумать. В последний раз. Он знал, что теперь делать. Свежий морской ветер порывом ударил в лицо, сбивая остатки страха и не уверенности и подтверждая правильность его выбора.

— Парни, — обратился Егор к Антону и Илье. Обратился, как между делом. — Может туда? — он указал на воспламеняющиеся в лучах заходящего солнца пики. — Поднимемся?

Илья лишь шире расплылся в улыбке.

— Не вопрос, — обрадовался он Егорову пробуждению. — Там и поляну накроем. Так сказать, за встречу и отдых.

45. Бродяги и мент

— Да иди же ты, скотина, — Миха толкал в спину идущего впереди мента, качающегося и шаг за шагом спотыкающегося на неровном каменном полу пещеры. — Топай, говорю!

Леонид Васильевич промычал через тряпку в ответ что-то неразборчивое, причем он и сам-то особо не понял, что хотел сказать. Вроде и огрызнулся и выругался и пожаловался и все это одновременно. Голова его гудела. Кровь, идущая до этого из виска, свернулась в стягивающую кожу корку, но сукровица, как чувствовал полковник, все еще сочилась. Ему хотелось отдохнуть, пить и наконец-то выплюнуть изо рта эту вонючую, непонятно чем раньше служившую тряпку. Из-за связанных за спиной рук, он не мог должным образом держать равновесие. Его шатало и вело. Пол плясал под ногами, а неровные булыжники постоянно цеплялись за обувь, заставляя спотыкаться и чуть ли не падать. Но руки идущего сзади бандита все время его подхватывали, возвращая в вертикальное положение.

— Сука, я тебе сейчас еще одну дыру в башке сделаю! — Миха чуть было сам не упал, пытаясь поймать мента на очередном неровном месте. — У, тварь!

Парень было размахнулся чтобы влепить Леониду Васильевичу очередную затрещину, но тот, понимая, что идти он так, в принципе, долго не сможет, неожиданно опустился вниз и сел на неровный пол. Миха от злобы пару раз пнул севшего на пол мента.

— Сука!

— Мих, что там?

— Да этот черт идти отказывается! Тварь ментовская! Что б его… — он еще раз пнул сидящего на полу.

Процессия, которую замыкал Миха и понукаемый им Леонид Васильевич остановилась. Моня и Бес вернулись к приятелю, а Анна безвольно опустилась возле шершавой, но все же, как казалось, обработанной, хоть и грубо, стены. Вообще этот коридор, в который они попали из завалившейся комнаты, был очень не удобный. Чтобы идти по нему, приходилось постоянно смотреть под ноги, дабы не угодить на острый или скользкий камень. А еще лучше было бы при этом держаться рукой за стену, но, увы, в основном просто шершавая известняковая стена, имела местами мелкие и острые сколы, о которые Анна пару раз уже больно порезала пальцы. Эти острые сколы, как казалось девушке, являлись какими-то вкраплениями, как будто бы в известняк кто-то воткнул стеклянные осколки, блестящие темно-серебряными каплями и линиями на поверхности.

Дорога шла прямо, не сворачивая и не опускаясь. Отчего-то девушке казалось, что подниматься окружающий их туннель не будет вовсе. А вообще ей было странно. Она не понимала, как и куда они провалились. По сути, находясь почти на вершине горы, они ушли метров на десять вниз. Но при этом туннель, по которому они шли сейчас, не выявлял своего отклонения от прямой линии и не давал никакой надежды на окончание. Они, что, идут четко по линии протяжения горы? Но все равно, упереться же в край они когда-нибудь должны. Не такая же уж гора и длинная.

Шли они уже порядка двух часов. Но по такой дороге — это было истинным мучением. Да еще этот мент, постоянно задерживающий и без того медленно плетущихся людей. Хотя в его ситуации это было вполне понятно. Руки связаны, голова разбита, ноги подкашиваются от усталости, и скорее всего от голода и жажды. Никто ведь не удосужился за эти сутки их невольного знакомства дать ему хоть каплю воды, не говоря уже о еде. Поэтому и плетется, как раб на руднике.

Анна обернулась на шум, идущий от парней, и на вялый стон уже лежащего на полу мента. Парни не спеша пинали валяющегося перед ними человека. Пинали медленно и методично, словно повторяли заученный перед экзаменом предмет.

— Стойте! Да что же вы творите!

Девушка вскочила на ноги и, спотыкаясь, подбежала к парням. Схватила за плечи Моню и попыталась развернуть к себе. Не вышло.

— Да стойте! Ну, хватит!

Парни прекратили повторение урока и в непонимании уставились на девушку.

— Ань. Ты чего? — спросил ее Моня. — Он же, это, мент.

Девушка бросила на него злобный взгляд. Протиснулась мимо и присела возле лежащего на полу человека. Достала из рюкзака за спиной бутылку воды. Затем вытащила изо рта избитого кляп и дала ему от души напиться.

— Твою же мать! — Моня пнул один из камней. — Эй! Ань! Он мент! И воды на него мы не готовили. Тут нам-то еще под вопросом, что бы хватило.

— Откуда ты знаешь, что он мент? — набросилась на него девушка. — Ты его об этом спросил? Вы же ему кляп этот еще там на карнизе засунули, чтобы он не кричал. А? Да даже если и мент! Хотите, убить его здесь? Запинать до смерти? Или хотите, что бы он сдох по дороге? — Анна зло смотрела то на своего парня, то на его подельников. — Уроды. Видите же какая дорога. Сами вон спотыкаетесь. А его, как животное на веревке.

— А вдруг он нас того? Камень какой подберет и череп кому-нибудь проломит? — изумился поведению своей девушке Моня. — Это же мент!

— Да откуда ты знаешь? — вновь начала Анна, но ее прервал глухой голос лежащего на полу человека.

— Да мент, мент, — прокашлявшись, сказал Леонид Васильевич. — Ты прав.

— Во! Видишь! Сам сознался, — Моня указал рукой на полковника и вопросительно смотрел на девушку, будто ждал от нее признания ошибки.

— Он прав, — вновь заговорил связанный. — Я мент, мусор. Как там вы еще нас называете? — Леонид Васильевич, приподняв голову, затравлено смотрел на компанию. — Только я такой мент, ребятки, — губы полковника растянулись в злой улыбке. — Что вам дороги из этого подземелья уже не будет никуда, — он еще раз улыбнулся. — Понятно?

— Чего? — с отвращением оскалился Миха. — Ты что угрожаешь нам?

— Да что вам угрожать? — полковник остановился, зашедшись кашлем. — Вы же в дерьме по уши. Вы не понимаете? — он осмотрел компанию по кругу. — Ну, так я поясню. Разбой и убийство. Нападение на сотрудника при исполнении. Причастие к теракту. Так еще и похищение полковника юстиции, к тому же зятя начальника управления следственного комитета, который непосредственно занимается раскрытием ваших злодеяний, — выдержал паузу. — Доходчиво, други мои, — и усмехнулся. — Мы же други друг другу? А?

Миха не выдержал и еще раз хорошенько приложился ногой по лежащему на полу. Тот, сдерживая стон, вновь улыбнулся.

— Мих, постой, — Моня остановил вновь заносящего ногу приятеля. — Стой! — вопросительно посмотрел на товарищей. — Надо перетереть с глазу на глаз.

— А этот?

— Пусть лежит. Куда он отсюда денется.

Леонид Васильевич смотрел, как компания парней, а следом за ними и девушка удалились на небольшое расстояние и о чем-то оживлено заговорили. Точнее зашипели, как змеи. Старались говорить тише, чтобы он не услышал. Да он и не вслушивался. О чем они могут там говорить? Как оправдаться сами? Как убить его? Да нет. Не убьют. Надо было бы, еще там с карниза спустили. А вот выкрутиться попытаются. И его чем-нибудь купить попробуют. А вообще они какие-то странные: прутся неизвестно куда, периодически несут какой-то бред про демонов, впадают дружненько в эпилептические припадки. Да уж. Какая-то веселая компания наркоманов или сатанистов. Будут покупать. Однозначно. Ну, или запугать попытаются.

Между тем компания окончила свое совещание и вновь возвратилась к принявшему сидячее положение полковнику.

— Слушай сюда, товарищ мент, — присев перед ним на корточки, начал говорить Моня.

— Полковник юстиции, — перебил его Леонид Васильевич.

— Да хоть генералиссимус хераистиции! — повысил голос Моня. — Ты, это, гонор поубавь, а то я тебе громкость выключу совсем. Усек?

Полковник улыбнулся, но в ответ промолчал.

— Вот и молодец, — приняв молчание мента за знак согласия, продолжил гопник. — Мы решили так. Убивать тебя мы не будем. Да мы и не убийцы.

Леонид Васильевич удивлено поднял брови, выражая искреннее удивление.

— Мы никого не убивали, — зачеканил Моня. — И теракта мы никакого не совершали.

Поджав губы, полковник мотнул головой, делая вид, что, конечно же, соглашается с парнем.

— Ну, что ты башкой своей киваешь? А? Болванчик китайский.

— Русский я, русский. А молчу, так как ты сам мне сказал молчать. Вот я и киваю в ответ.

Моня крутанулся на месте, поднимаясь с пола. Со злобой пнул ногой воздух.

— Я не могу с ним общаться! — сунув руки в карманы, обратился он к свои друзьям. — Он же ни хрена не понимает!

— Дай, я попробую, — Бес, все время до этого молчавший, выступил вперед и так же, как и его приятель, присел перед полковником.

— Как тебя зовут? — обратился он к полковнику.

— Леонид Васильевич.

— Слушай, Лень. Вот не поверишь, — он с сожалением покачал головой. — Твоя компания — это для нас… — парень замялся, подбирая нужные слова. — Ну, это, как голой жопой на ежа сесть. Понимаешь?

Теперь Леонид Васильевич кивал более правдоподобно, чем до этого.

— Очень не приятное знакомство. Очень, — продолжил гопник. — Мы тут на экскурсию на одну собрались, — посмотрел на товарищей, будто спрашивая разрешение. Потом вновь на полковника. — За амнистией короче идем.

— Чего? — не понял полковник и вновь заулыбался с издевкой. — Перестали бы вы принимать тяжелые наркотики парни, — взглянул на Анну. — И девушкам тоже не стоит. Вдруг еще рожать.

— Не юродствуй, — перебил его Бес. — С виду все это смешно. Но когда скрутит с нами, тогда я тоже поржу. Понял?

— Как-то не особо, — покачал головой Леонид Васильевич.

— Лень. Долго и муторно все объяснять, да я и не хочу. Скажу так. В конце нашей экскурсии, этого так сказать мини похода, сидит один очень серьезный пахан. Пока понятно?

Полковник утвердительно кивнул.

— Так вот, этот пахан может всех нас амнистировать заочно. Без суда и следствия и даже без приговора. И без разрешения вашего ведомства к тому же.

— Не понял, — отрицательно замотал головой полковник.

— Да и не к чему уже. Я тебе сейчас говорю о том, что будет дальше. А понял ты или нет, сейчас не важно. Пахан этот может многое. Поверь на слово. Но есть одно «но».

— И, — подтолкнул его полковник.

— Уж очень мы ему не доверяем. Может и обмануть, наверно.

— И вот тут та, я вам и пригодился, — улыбнулся Леонид Васильевич.

— Угадал, — подтвердил его догадку гопник. — Будешь нашим планом «Б». На случай кидалова от пахана. Что бы на поверхности скрыться или обменятся на свободу. Но до этого еще далеко и долго. Поэтому мы тебя и будем все время держать при себе. Будем поить, кормить, иногда. Бить, — парень сделал паузу. — Бить будем в очень редких случаях. Если ты откажешься делать то, что мы тебе говорим. Усек?

Леонид Васильевич молчал. Смотрел на окружающих его молодых людей. На этих странных неудачников, наркоманов или сатанистов. Понимал, что он им нужен. Не понимал их пути, но возражать не пытался. Смотрел на их неуверенность и потерянность. Они и сами-то, похоже, не знают куда идут. И вдруг вспомнил про свою супругу. Интересно, как там его бегемотик? Ждет, ищет? Тестя уже позвала? Или так, местными силами? Конечно, его будут искать и, конечно же, найдут. Ведь напачкать на карнизе они успели. И кровь и следы. Но вот как скоро это произойдет — вопрос? А до этого момента надо дожить. Одному в темной пещере это сделать нереально. Да и не охота, что-то выдумывать. А у этих гопников и вода есть, и еда, и даже свет. Так что дальнейшие свои действия полковник понимал отлично и принимал их с готовностью. Идти с ними и помалкивать. Вот и все.

Леонид Васильевич кивнул сам себе, соглашаясь со своими выводами.

— Я согласен, — без улыбки и иронии ответил он на вопрос гопника. — Но есть условие.

— Что ты хочешь? — подал голос Миха.

— Руки развяжите. И рот не затыкайте больше.

— А может тебе еще и пистолет дать? А?

— Парни. Я не понимаю, зачем вы залезли в эту пещеру. Я лишь хочу не разбиться на камнях. Нападать на вас мне смысла нет. Я не знаю, куда вы идете. Не знаю где тут выход. Да и есть ли он тут, вообще. Да и что мне потом с вами делать? Лучше уж вы сами своими ногами дойдете до свежего воздуха, а там будем решать, что и как. Так что повторюсь. Смысла с вами биться здесь, у меня нет.

— Мих, пускай, — парень, сидящий на корточках, обернулся к выступившему вперед. — Он со связанными руками нас лишь затормаживает. А если он расшибется, то тащить его точно никто не захочет.

— Это да, — согласились молодые люди.

— И поесть дайте. Все равно вроде как привал, — Леонид Васильевич вопросительно посмотрел на окружающих его людей.

— Мент — он и в Африке мент, — гоготнул Моня. — Везде сука выгоду найдет.

— Ну что?

— Да что? Что? По рукам.

* * *

Привал окончился, и дорога пошла дальше. Теперь шли быстрее. Спереди Бес, за ним Анна, потом Леонид Васильевич, и замыкали их колону Моня и Миха, готовые в любой момент скрутить свободного от пут мента.

Окружающий их интерьер не менялся. Бело-серые стены, покрытые пылью и острыми осколками. Неровный пол, заваленный скользкими и угловатыми камнями. И темнота впереди и сзади.

— Стойте.

Бес остановился, водя фонарем из стороны в сторону. Белый луч уперся в серую стену. Туннель наконец-то окончился.

— А дальше куда? — Миха вышел вперед и включил свой фонарь.

— Да вон туда.

Бес указал лучом на отверстие в полу. Подошел к узкому лазу под ногами. Посветил вниз.

— Спуск. Внизу, похоже, такой же туннель. Мих, давай веревку.

Быстро соорудили спуск, перекинув веревку через торчащий в полу камень. Затем просто стянули веревку за собой.

Это был такой же коридор, как и наверху. Только теперь он вел в противоположную сторону.

— Это так мы долго будем петлять, — подал голос Леонид Васильевич.

— Сколько надо, столько и будем, — огрызнулся Моня.

— Да я не против, — ответил мент. — Вроде тут и поглаже даже.

— Ну, да, — согласилась с ним Анна. — Тут и вправду поудобней идти будет.

— Тогда пойдемте, — предложил Миха, смотав веревку и накинув ее себе на рюкзак. И по привычке подтолкнул стоящего впереди полковника.

Пол был и вправду ровнее. Но в остальном все оставалось так же: стены, острые и шершавые, прямоугольник коридора и камни под ногами.

Еще через пару часов компания вновь уперлась в стену. И вновь обнаружила лаз в полу. Здесь же в отличие от предыдущего спуска, не пришлось даже разматывать веревку. В стене, возле которой находился лаз, были вырублены пазы, образуя подобие лестницы. И поэтому все без труда спустились вниз.

Третий ярус, на который попали люди, был удобнее и первого и второго. Пол был абсолютно ровный. Ни бугорка, ни камушка. И стены. Анна осторожно провела ладонью по отполированной поверхности. Гладкая и холодная. Ни зацепки, ни потертости.

— Парни, — обратилась девушка к компании. — Вам не кажется, что с каждым ярусом дорога выглядит все лучше и лучше.

— Странно, конечно, — согласился Бес. — Но идти-то становится легче. Значит, быстрее доберемся. Может тут и не далеко вовсе.

— А сколько таких ярусов еще впереди? — Анна все ощупывала стену.

— Да кляп его знает, — без энтузиазма ответил Моня. — Сколько б не было — все наши.

И он был прав. Они спускались ниже и ниже. Четвертый ярус. Пятый. Шестой. Седьмой. И с каждым этажом, туннель становился все более опрятным. Так уже на пятом ярусе на стенах появились, выдолбленные неглубокие отверстия на уровне головы под углом уходящие вниз. Их повторение через каждые пятнадцать шагов наводило на мысль, что это не что иное, как своеобразные держатели для факелов. На шестом ярусе стали систематически попадаться ниши в стенах, овальные и прямоугольные. А на седьмом. И это заставило компанию остановиться на привал, с целью обдумывания своих дальнейших действий, да и усталость уже накопилась. На седьмом ярусе, к которому спускались по нормальной ступенчатой лестнице. На нем почти сразу от спуска к основному туннелю подходили симметрично два ответвления. Заглянув в оба из них, компания обнаружила тупиковые помещения. Одно было полузавалено осыпавшейся породой, а второе представляло собой ровный четырех угольник с невысоким порожком вдоль стен. Такие своеобразные встроенные лавочки.

— О! Да тут и нары есть! — Моня скинул свой рюкзак и тут же присел на один из порогов. — Ну что? Привал — ночлег? А то уже ноги гудят, да и топаем порядком.

Привал и первый ночлег было решено организовать прямо в этом ответвлении.

На газовой горелке вскипятили воду и заварили вермишель быстрого приготовления. Потом запили свой ужин пакетированным чаем. Никто не жаловался и не возмущался. Все понимали, что идти придется долго. Поэтому скудность пищи была вынужденной необходимостью.

У Беса, как будто бы он предвидел пополнение в рядах, оказался один запасной лежак, правда, запасного спального мешка не нашлось. Но в помещении было достаточно тепло, и Леонид Васильевич, отужинав последним из Анниной миски, собрался было расположиться на ночлег, однако, спокойно это сделать возможности не представилось. Решив не рисковать, компания гопников связала ему руки и ноги, стянув их между собой за спиной у полковника. Неудобно — зато безопасно.

Посидев еще немного у бледного огонька горелки и поострив по поводу их спуска, компания все же решилась поспать. Хоть оставаться в полной темноте и без дежурного было страшно, все же решили лечь прямо так. Единственное — загородили вход своими рюкзаками, примостив на самый верх железный котелок с кружками в качестве сигнализации.

Всем было неуютно и страшно. Полная темнота, мгновенно сковавшая их без синенького живого огонька горелки, давила на людей всей тяжестью горы, вжимала в лежаки, сдавливала воздух в легких. Люди тонули в ней, растворяясь и становясь с ней одним целым, тяжелым и одновременно легким ничем. И вот уже не ты всматриваешься в расплывающуюся белыми кругами перед глазами черноту, а она смотрит на тебя и что еще ужасней в тебя, а через мгновенье, она следит за происходящим твоими собственными глазами, став тобой.

Но тяжелей темноты оказалась полная тишина. Пока шли по коридорам этого не замечали, потому что болтали, шуршали, топали и смеялись. Но сейчас в молчании, каждый ощутил как вокруг тихо и понял, что вообще значит слово «тихо». Когда все звуки исчезли, и люди, перестав крутиться, наконец-то заняли удобные места, а дыхание у них успокоилось, сменив дневной темп на медленные и глубокие вздохи, то до слуха людей стали добираться непонятные звуки, которые раньше никто и не замечал. Звуки, которые производили их тела, постоянно сопровождающие их в течение всей жизни. Пульсация крови в сосудах, буханье сердца, тихие урчания в животах, дыхание, казавшееся громким, как работа насоса.

Донимало сознание и постоянное ожидание чего-то нехорошего. Глупое ожидание беды. Что сейчас что-то произойдет. Что раздастся какой-нибудь звук, шорох, или глаза, всматривающиеся в темноту, что-то увидят, страшное, невероятное. Но, ни чего не происходило. А усталость от длинного перехода все же взяла свое. Сон пришел. Дерганый, нервный. С несвязными бормотаниями и вскрикиваниями, но это был сон.

Один раз проснулись от громкого визга. Кричала Анна. Когда Миха зажег свой фонарь, и показавшийся ослепительным свет бледных диодов разорвал темноту, то все увидели, что девушка, забравшись на один из порогов и вжавшись спиной в стену, сидит, закрыв руками лицо. Ее била сильная дрожь, а ноги беспрерывно двигались, как будто бы она пыталась что-то оттолкнуть или старалась стряхнуть кого-то с себя.

Моня подскочил к ней, накинул шерстяное одеяло и попытался обнять, но Анна, будучи еще не в себе, жестко оттолкнула его. Парень по инерции, чтобы не упасть, отошел на пару шагов назад. Девушка же, постепенно приходя в себя, просто уткнулась головой в одеяло и зарыдала. Моня обнял ее еще раз и вскоре всхлипывания прекратились.

— Просто приснилось, — прошептала, успокоившись, девушка. — Дурной, скользкий сон. Мерзко тут. Давит все.

Каждый безмолвно согласился с ней. Тяжело было всем.

Проснувшись и перекусив бутербродами с сыром, компания разобрала импровизированный завал и пошла дальше. Точнее поплелась дальше. Вчерашний длинный переход дал о себе знать. Мышцы ныли. Ноги отказывались слушаться. Приходилось чаще останавливаться. Да и обувь, новая и не обношенная натирала ступни.

Вместе с усталостью и болью в натруженных телах, к людям пришла злоба. Леонид Васильевич пару раз получил увесистые удары по спине от Мони. Тому показалось, что полковник слишком медленно переставляет свои ноги. Вот и получил. Анна же сорвалась на самого Моню. Так, просто, из-за того, что он донимал ее расспросами о ночи. На что девушка лишь ответила, что что-то скользкое пыталось на нее забраться. Моня решил уточнить, что это было, и получил разнос и за их поход, и за мента, понукаемого им, и вообще за все невзгоды и переживания.

Ярусы сменялись все с той же частотой. И все так же становились краше и интереснее. Этаже на десятом на стенах стали появляться рисунки. Сначала полустертые и замыленные они к концу яруса стали четче. И изображения на них уже не вызывали сомнения, что же там нарисовано. Взглядам людей открывались весьма странные картины. Были там и горы. Были и звезды. Солнце, почему-то везде отсутствовало. Лишь ночные пейзажи. Люди, воздевающие руки к ночному небу и преклоняющие колени перед горой. Не той ли горой, в которой блуждают они?

Леонид Васильевич заметил, что с появлением рисунков, сопровождающие его гопники о чем-то задумались, каждый о чем-то своем, личном, но по общему настроению, казалось, что это личное их очень сильно объединяет. Общее уныние охватило компанию. Шли молча, разглядывая вздымающих к небу руки людей.

— Бред, — не выдержал Миха.

Моня лишь искоса взглянул на него, толи соглашаясь, толи не принимая его высказывание.

— Не бред, — тяжело ответил Бес.

— Господи! За что все это нам? — чуть ли не всхлипывая, проговорила Анна. — За что это все мне?

Полковник смотрел на спутников, кожей чувствовал, что они испытывают животный страх. Боятся того, что видят, боятся своих мыслей, и боятся идти дальше. Но идут.

— Расскажите что все это? — обратился полковник ко всем сразу. — Я же вижу, как на вас это действует.

Миха хмыкнул себе под нос.

— Веришь в проклятия, мент? — спросил он.

— Как-то не особо, — ответил полковник.

— А поверить придется. Ты вот думаешь, что мы наркоманы, убийцы там? Да? Так?

— Это все в протоколе написано.

— Да засунь ты себе свои протоколы, знаешь куда?

— Догадываюсь.

— Чушь все это, что там написано. Видел бы ты своими глазами, что видели мы. Или побывал бы в шкуре вон, Беса. Ты бы все свои звездочки пропил или продал, что бы откупиться. Но откупиться здесь не возможно. Здесь все должно быть по-честному. Получил задание. И идешь выполнять его, как проклятый. Иначе не сорвешься.

— Не понимаю, — признался полковник.

— Пока не увидишь — не, не поймешь. Помнишь, мы корчились, там на карнизе. Ты еще ржал, как придурок.

Леонид Васильевич утвердительно кивнул.

— Это не наркотики. Это все вот это, — Миха указал рукой на рисунки.

— В смысле?

— Молятся они, видишь?

Ну да. Это и в самом деле было похоже на воздаяние молитв. Но кому?

— Ночи что ли молятся? — удивился Леонид Васильевич.

— И ночи. И тому, кто ассоциируется у всех с темнотой и с ночью.

— Дьявол что ли?

— Похоже, что да, — Миха на мгновенье замолчал. — Чертовщина и мистика, одним словом. Вон Беса уже пару месяцев ломает. То неживым стоит. То задания всякие получает и выполняет их. Вот кстати задание тоже у нас. «Дойти до Дьявола» называется. Как тебе?

— Да бред какой-то, — не поверил полковник.

— Да я знал, что ты не поверишь. Я же говорю, пока не увидишь и не почувствуешь — не поверишь.

— Мы идем к дьяволу? — переспросил Леонид Васильевич. Он хотел улыбнуться или что-нибудь схохмить, но внешний вид его сопровождающих почему-то поубавил в нем это желание.

— К дьяволу, к демону? Не знаю. Но если не дойдем, то и возвращаться нам, смысла нет. А впереди что-то есть однозначно. Видишь, как интерьерчик оживает. Мы куда-то выходим. К чему-то приближаемся. И завел нас сюда не путеводитель из местной туристической конторы, а очень тихий и вкрадчивый голос. Знаешь откуда этот голос шел?

Опять отрицательное покачивание головы.

— Отсюда, — Миха постучал указательным пальцем себе по голове. — Изнутри говорит. Всем сразу. Бесу только больше. А чудеса творит… — с придыханием протянул парень. — Гудини позавидовал бы. Как тебе? Отбор денег у обочечных ментов? Причем сами отдают. Слышат что-то, может видят и отдают. Или вот — одно из интересных: за секунды превращение крепкого стола в гнилую труху. И самое зрелищное: исчезновение четырех людей в полупустом кузове фуры на границе с Украиной. В наше-то время. А?

— И все с вами?

— С нами и у нас на глазах, — Миха медленно втянул воздух, как будто затягивался сигаретным дымом. — Так что, хочешь верь, хочешь не верь, но скоро мы с этим столкнем в живую.

Леонид Васильевич задумался. То, что блуждали они сейчас и впрямь по нехоженым, давным-давно забытым человечеством коридорам, было понятно и так. И рисунки эти, как предвестники чего-то более темного, чем ночь. Куда они идут и к кому? А если эти гопники правы. Да уж. Полковник зябко передернул плечами.

— Во, смотрю, пронимает, — заметил Миха подергивания Леонида Васильевича. — Ты здесь не дели нас на правильных и неправильных. Здесь, — он обвел взглядом окружающий их туннель. — Как и там, — он поднял глаза к потолку, но посмотрел куда как дальше и выше. — Мы все равны.

— Вы серьезно? — уточнил полковник.

— Более чем.

Следующий ярус встретил компанию мраморными плитами под ногами. Чистыми, гладкими и почти абсолютно белыми. Мертвый свет фонаря, отражаясь от пола, растянулся по длине чуть ли не втрое больше от первоначального размера. Ниши и ответвления по бокам стали попадаться все чаще. И были они, в отличие от их первого места ночлега, не пустые. Попадались каменные ларцы, чаши, глиняные кувшины. В одном из кувшинов была какая-то жидкость. Миха наклонил кувшин, и по полу растеклось масленое пятно.

— Охренеть, — только и вымолвил парень. — Сколько же веков оно здесь хранится? Интересно, а вино в те времена уже делали? — и заржал, громко и противно.

В одной из прямоугольных ниш, почти в середине туннеля на каменной подставке стояла небольшая статуэтка. Человек в кафтане до пят с раздвинутыми в стороны руками. Без отличительных признаков. Без лица. Просто форма человека. Бес, было, увидел в ней что-то знакомое, но прямые линии и золотой блеск спутали его догадки.

— А вот это действительно — Охренеть!!!

Моня смотрел на статуэтку. Еще не взяв ее в руки, он мысленно прикидывал, сколько же она может весить. И выходило по его расчетам, что не меньше килограмма. Парень сдернул статуэтку с места и изумился в лице еще больше. Какой там килограмм — два неумерших.

— Монь, — оторвал парня от алчного изучения находки Миха. — Ты это, не балуй. Ага?

— Да я что? Это компенсация за труды и тяготы. На всех же разделим, — парень посмотрел на полковника. — Кроме него, конечно.

Золотой блеск статуэтки ядовитым огоньком обжог глаза парня. Он непроизвольно криво улыбнулся, и его золотой зуб тоже сверкнул желтым огоньком, приветствуя древнего идола. Мол, смотри, мы братья, мы оба золотые.

Заметив изменения в лице парня, Анна лишь недовольно повела головой.

И никому в голову не пришло, что цена данной безделушки измеряется не весом материала, из которого она сделана, а временем ее существования, по которому она становилась просто бесценной.

На рисунках тоже стали появляться данные формы. Высокие столпоподобные фигуры, воздевающие руки к небесам. Причем эти фигуры был в разы выше и крупнее распластавшихся пред ним ниц людей.

— А вот они и божки местные, — Моня развязано обнял Беса за шею и подтолкнул его к стене, резко и зло. — Похожи, на твоего демона?

Бес судорожно сглотнул. Без золотого отблеска темные фигуры были и впрямь очень похожи.

— Да. Только мой ломанный какой-то и горбатый. А так все тоже самое. Высокие. Колониальные, без ног. Похожи.

— Значит, правильно идем. А, мент? — Миха подмигнул полковнику. — Скоро поверишь, — и совсем не весело рассмеялся.

Следующие ярусы становились богаче. Моня схватил еще пару статуэток. Но ощутив тяжесть в рюкзаке и, получив достаточно резкое замечание Анни по поводу его алчного поведения, перестал собирать лишний вес, надеясь, что и на обратном пути их будут ждать не меньшие богатства. Мрамор с пола пополз на стены и потолок. Один фонарик освещал почти весь коридор до конца. Зеркальная пещера, чередующая белый цвет с золотым. Рисунки на стенах сменились гравюрами и мозаикой. И отчего-то казалось, что кусочки мозаики сделаны совсем не из разноцветных стекляшек. Но отколупывать их никто не стал. Сюжет картинок оставался прежним: преклонение перед высокими фигурами.

Боль и тяжесть в телах, донимающая в начале их перехода, в итоге притупилась, превратившись в хроническую усталость. Не могли помочь ни продолжительные привалы, ни меняющаяся обстановка туннелей с невероятными по богатству и красоте шедеврами искусства древних мастеров.

Шли вяло, но продвигались быстрее, чем вчера. Дорога была прямой и ровной. Так что очередной ночлег решено было организовать в окончании шестнадцатого ярусу, больше похожего на холл какого-нибудь античного дворца.

И снова вермишель быстрого приготовления и чай, недолгие обсуждения окружающего их богатства и ни слова о предстоящем. Компания, в преддверии их встречи с местным хозяином, как будто зареклась о нем говорить. Леонид Васильевич отчетливо видел, что поникшие гопники боятся того, что их ждет. Особенно неуверенность и нервозность чувствовалась у девушки и парня, которого все называли Бесом. Двое других парней пока еще держались бодро, насколько хватало сил. Не к месту шутили, задевали полковника, то и дело, суля ему что-нибудь плохое. Да и сам Леонид Васильевич, подстегиваемый их рассказами и предостережениями, начал ощущать, какое-то раздражение, чувство нарастающей паники, пока еще приглушенное, но вполне различимое на общем фоне удивления и восхищения от разворачивающихся перед ним картин богатства и роскоши.

— Снова будете руки вязать? — обратился он к гопникам.

— А куда же без этого? — ухмыльнулся Моня. — Ты же знаешь: доверяй, но проверяй. Так что не обессудь.

— Дайте, хоть по нужде отойти сначала.

— Мих, — обратился Моня к подельнику. — Прогульнешься с ним, а то мозоль с ума сводит, сил нет.

— Да куда он тут денется? Пускай идет. Все равно вернется.

— Да и пусть, — Моня осмотрелся по сторонам, судорожно сглотнул и, вытащив из своего рюкзака золотые статуэтки, принялся их рассматривать.

— Монь, с тобой все в порядке? — Анна подошла к парню и присела рядом.

— Со мной? — не понял вопроса гопник, с трудом отрываясь от своего богатства. — Да все в норме.

— Оставил бы ты их? А? — девушка кивком указала на статуэтки. — Ну, их.

— Чего? — Моня от удивления даже привстал. — Ты что? Они же золотые! — парень заметил, что Леонид Васильевич застыл на месте, внимательно следя за их разговором. — Что уши греешь? Ты вроде поссать собирался? Или уже под себя напустил?

— Монь, успокойся, — девушка попыталась обнять парня, но тот в момент вспылив, накинулся на нее. — Что ты его защищаешь постоянно? Он тебе дороже меня? — а сам стал быстро убирать золотых идолов себе в рюкзак. — Хочешь и душу очистить, и с ментами побрататься? Ты бы уже выбрала, что тебе роднее? А, подруга? — парень поднялся с места и направился в дальний угол, по пути толкнув Леонида Васильевича. — Вали давай, а то сейчас скрутим, и впрямь под себя нагадишь.

Не дожидаясь дальнейших приглашений, Леонид Васильевич подобрал стоящий у входа в их закуток фонарик и направился к следующему по ходу ответвлению, выделенному на сегодня как туалет. Миха проводил полковника взглядом, а сам недоуменно посмотрел на чуть ли не дрожащего от бешенства Моню. Мол, что это сейчас было? Тот же без слов улегся на лежак и отвернулся лицом к стене.

— Я спать, — раздраженно рявкнул парень.

* * *

«Интересно» — Размышлял полковник. — «А как те, кто строил этот спуск, сами справляли нужду. Похожих помещений вроде бы и нет. В пакетик что ли складывали?»

Ниша, отведенная под нужник, разительно отличалась от всех предыдущих ответвлений. Помещение, в которое попал полковник, представляло собой овал. Только пол был ровным, а все стены и потолок плавно закольцовывались сами на себе.

— Хорошо, что хоть пол некруглый, — усмехнулся полковник. — А то пришлось бы самому себе под ноги гадить.

Закончив свое нехитрое дело, он направился назад и, выйдя из помещения, посветил фонариком сначала в сторону их дальнейшего пути, а потом, развернувшись, направился к отведенной под сон комнате, и лишь краешком глаза еще раз заглянул в только что покинутую нишу. После чего выключил фонарик и замер перед входом в овальное помещение, широко раскрыв глаза. Комната светилась изнутри. Вся поверхность стен и потолка, видимо впитав в себя свет от фонаря, сияла множеством больших и маленьких точек, где-то обнаруживали себя скопления, больше похожие на туман, где-то не было ничего, просто пустота, которая темнела черными провалами на фоне сияющих звезд.

— Точно, звезды, — полковник удивился своей догадке. — Это же звездное небо. Как в этом… — он замялся, подбирая нужное слово. — В планетарии.

Леонид Васильевич, как-то, от нечего делать с женой, заглянул в московский планетарий. И не сказать, что не испытал никаких чувств. Испытал одно: чувство своей ничтожности, своего несуществования по масштабам вселенной. Это чувство ему очень не понравилось. И вот снова. Звезды. Полковник поводил головой, рассеивая неприятное наваждение навеянное воспоминанием, и космос перед ним ожил. Планеты задвигались, причем движение происходило не только из стороны в сторону. Небесные тела начали двигаться и вверх, и вниз. Некоторые, закружившись, полетели прямо на Леонида Васильевича. От неожиданности он отшатнулся назад и закрыл глаза. Открыв их через мгновенье, он вновь увидел статичную картинку сияющих точек. Поддавшись искушению потрогать эти точки рукой, Леонид Васильевич шагнул в помещение и, очутившись в его центре, понял, что сейчас упадет на пол из-за потери координации. Звезды вокруг него закружились непонятным хаотичным хороводом. Созвездия с пола полетели наверх прямо перед его носом. Кометы неслись по эллиптическим орбитам, норовя врезаться в него. Огромные и маленькие планеты кружили вокруг своих звезд, а звезды вокруг центров галактик. Сознание полковника поплыло, и он вновь закрыл глаза. Не помогло. Да же с закрытыми глазами он видел вспышки и сияния. Поспешно выйдя из комнаты, он ухватился за противоположную стену туннеля, незыблемого, почти вечного по сравнению с жизнью человека. Отдышавшись, вновь взглянул в овальное помещение. Звезды тускнели. Прямо на глазах планеты терялись в темном покрывале вселенной, мир, неизвестно как перенесенный на стены комнаты, таял и угасал. И вот, наконец, погасла последняя звездочка, и темнота сковала проем перед полковником.

— Звезды? — спросил сам себя Леонид Васильевич. — Бред.

Он чувствовал какую-то неувязочку, что-то не состыковывалось.

— Звезды, — вновь повторил он. — Дьявол.

Мозг полковника, годами службы затачиваемый на нахождение логических связей между различными вещами, не мог соединить между собой байки о потусторонней силе и вот эту комнату. Ведь если они шли в логово к дьяволу, в преисподнюю, то, скорее всего, их должны были окружать не планеты и звезды, не столпоподобные идолы, возвышающиеся над людьми. Их должны были приветствовать сцены мук и насилия. Где изображения кругов Дантовского ада? Где картины грехопадения и воздаяния за него?

— Нет. Что-то не так с их дьяволом. Но если мы идем не в преисподнюю, то куда? — полковник забубнил себе под нос. — Звезды, планеты, руки к небесам, именно к небесам. Ни крови, ни насилия. Дьявол? Какой к черту дьявол. Овальная комната с картой вселенной. Вселенной!!! Твою же мать!

Мысли полковника остановили свой бешеный поток. Он краем сознания переметнулся с религии и мистики на научную фантастику. Картинка получалась еще интереснее. Но все свои соображения Леонид Васильевич решил оставить при себе. Все равно дорога одна. И приведет в итоге к ответу на все вопросы. А вот подготовить себя к предстоящему, хотя бы морально, было просто необходимо.

* * *

Следующие три дня пошли всем только на пользу. Ноги и спины, непривыкшие к тяжелым нагрузкам, уже отболели. Усталость уступила место смирению. Все тяжести спуска обросли коростой, и необходимо было еще совсем немного времени, что бы эта зарубцевавшаяся корочка лопнула, и из нее вылупился новый, свежий, сильный человек. А вообще тела воспринимались как нечто чужое, не свое. Почти неделя в пути. Ни помыться, ни побриться. Запах пота перестал чувствоваться, появилось некое отвращение самого к себе. Кожа чесалась. К грязной голове вообще было противно прикасаться.

Анна шла за Бесом. Отмеряя метр за метром, ярус за ярусом и думала о вечном и временном.

«Душа. Тело. Как утверждают некоторые философы — неразделимы?» Девушка брезгливо повела плечами. «Жаль. Лучше бы все-таки они отделялись друг от друга, хоть иногда».

Анна глядела на себя, на свое тело, как на гнилой, портящийся сосуд для души. Ей было охота выбраться из этой вонючей, уставшей оболочки. Она смотрела на все вокруг как будто из глубокой пещеры. Будто душа была насильно заточена в медленно умирающее тело, временное пристанище, не надежное и очень не удобное, если за ним не следить. «Человек — это душонка, обремененная трупом». Кто это сказал?

— Вы знаете? — обратилась девушка к парням. — Я все же кое-что не понимаю.

В ответ раздались тихие смешки. Здесь каждый много чего не понимал.

— Я уже конкретно про обстановку, — уточнила девушка и, не дожидаясь вопросов, продолжила. — Вы не заметили одну странность?

Парни промолчали в ответ. Странностей хватало вдоволь от самого начала их путешествия. А одна или две упущенных, ну что же, значит не такие уж они и важные.

— Здесь нигде нет пыли, — закончила Анна. — Как будто ее кто-то взял, и всю вытер.

И в самом деле. Людей здесь не было многие столетия, а прибрано, как будто пару дней назад.

— Все статуэтки, картины, мозаика. Все сверкает и блестит, будто только начистили или протерли, — девушка провела рукой по стене. Затем посмотрела на ладонь. — Чисто или убрано.

— Может у вашего Демона есть горничная? — попытался сострить полковник юстиции. — Бесята может бегают, полы метут и пыль вытирают.

Леонид Васильевич выжидающе посмотрел на Беса. Но тот, никак не отреагировал. Он в последние три дня стал тише, чем обычно. Все время хмурился и на вопросы чаще отвечал простым молчанием. Зато Моня ждать себя с ответом не заставил.

— Не ссы, мент. Скоро у этого демона на побегушках и ты будешь. Кем будешь: бесенком или горничной? А может чертом каким? Хотя ты уже и так черт, — парень с вызовом и злобой посмотрел на полковника. — Привыкать не придется.

Теперь проглатывать оскорбление и не реагировать на открытый вызов пришлось и самому Леониду Васильевичу. Он лишь хмыкнул себе под нос и пошел дальше. Вопрос же Анны про пыль видимо никого не заинтересовал. Ну, нет пыли и хорошо. Было бы хуже, если была.

Коридоры тянулись, ярус за ярусом. Все глубже и глубже заходила компания. Считать этажи перестали и лишь ждали, когда же они куда-нибудь выйдут. И вышли.

Аннин вопрос про отсутствующую пыль показался просто смешным от увиденного. Все началось перед спуском с очередного яруса. Перед ступенями лестницы Бес неожиданно замялся, проводил из стороны в сторону своим фонариком, а ступив на первую ступень, неожиданно вскрикнул и отпрыгнул в сторону шагов на пять. Замер там, тяжело дыша и не сводя луч света со спуска.

— Эй, Колька, ты что там увидел, что так дернул? Приведение? — заржал Моня, подходя к парню.

Бес резко дернул его на себя и прошептал в самое ухо.

— Там свет.

Моня остановился и вопросительно посмотрел на Беса.

— Выключите-ка фонарики, так сказать, камрады, — негромко попросил он своих спутников.

Не заставляя себя упрашивать, все потушили свет. Но уже привычная темнота подземелья не сомкнулась над ними, не обволокла своим душным спокойствие. Из отверстия лестничного марша явно шло свечение. Ровное, желтое. Все судорожно сглотнули и, не оборачиваясь, попятились назад.

Отойдя метров на двадцать от лестницы, откуда свечение было почти не заметно, компания, молча, переглянулась. Заговорить первым не решался никто.

— Надо идти, — наконец подал голос Миха. Прошептал еле слышно и почти не разборчиво.

Анна быстро замотала головой из стороны в сторону, выказывая свой полный отказ от предложенного варианта.

— Надо, — согласился Моня. — Но кто первый? Проверить бы, что или кто там.

Гопники, не сговариваясь, посмотрели на Леонида Васильевича.

— Я туда? — ошалелым взглядом окинул окружающих полковник. — Не, ребятки. Сами давайте.

— Слышь, мент! — повысил голос Моня. — Ты тут вообще никто. Мы тебя кормим только для того, что бы ты не сдох. А хочешь сдохнуть, так можем и тут оставить. — Усек?

Леонид Васильевич затравленным взглядом смотрел на парня. Ох, как ему не хотелось первым узнавать, что там внизу.

— Давай, давай. Ты, вон, одним глазком туда загляни и все. Большего не надо, — и Моня слегка подтолкнул полковника к выходу на следующий ярус. — Загляни и к нам вернись, расскажи.

Обматерив про себя эту шайку придурков, Леонид Васильевич, все же двинулся вперед и тут же получил еще один толчок в спину.

— Смелее, товарищ мент. Я за тобой, если что выдерну назад, — Моня и вправду пошел следом, отставая от полковника всего шагов на пять.

Пытаясь не шуметь и постоянно оглядываясь, Леонид Васильевич двинулся к спуску. Фонарик в его руках не горел. Да и зачем он тут был нужен? Вся лестница была прекрасно освещена. Каждая ступенька, каждый блок мраморной стены и, что показалось странным для этого спуска, песок желтый, яркий, ровным слоем застилающий последние ступени.

Полковник замер на краю спуска, рассматривая уходящие вниз ступени, когда сзади раздался шорох, и чья-то рука резка толкнула его вперед. Увлекшийся разглядывание спуска, Леонид Васильевич не заметил, как Моня, стоявший неподалеку, тихо подкрался к нему вплотную. Потеряв равновесие, резко и от того громко вздохнув, как перед погружением в холодную воду, Леонид Васильевич судорожно засеменил ногами, выхватывая ими убегающие ступени. На нижних ступенях ноги полковника поехали по неустойчивому песку и тело, так и не нашедшее точки опоры, кубарем скатилось вниз. Произведя невероятный шум своим падением и громким вскриком от боли в ушибленном колене и плече, Леонид Васильевич замер на твердом песке, не смея пошевелиться и до звона в голове вслушиваясь в мир вокруг себя.

Было тихо, как и до его падения. Полковник раскрыл глаза и, увидев песок в непосредственной близости, с удивлением понял, что это вовсе и не песок, в привычном его понимании. Ровные, круглые, один к одному подогнанные дробинки были из золота. Яркие, солнечные. Полковник поднял голову и взглянул в коридор перед собой. Глаза сами собой раскрылись шире прежнего. Весь ярус был освещен горящими факелами, вделанными в стены. В отсутствии ветра, пламя совершено не трепыхалось, яркими клинками освещая невероятный коридор. Весь ярус был выполнен из золота. Стены, потолок, все возможные арки и колоны, обрамляющие входы в ответвления и ниши. Все сияло желтым. А под ногами… На протяжении всего коридора, насколько хватало зрения, лежал золотой песок, ровным слоем покрывающий всю поверхность пола. Ни бугорка, ни ямки, ровный по всей плоскости.

Леонид Васильевич поднял голову на лестницу, с которой только что скатился. Там наверху, не двигаясь, стоял Моня. Увидев, что Леонид Васильевич смотрит на него, он мотнул головой и беззвучно произнес.

— Ну, что там?

— Иди на хер! Мудак! — полковник собрал в пригоршню золотой песок и бросил его в Моню. Тот, отшатнувшись, стал быстро отряхаться. — Бздун херов!

Моня, поняв, что полковник не стал бы себя так вести, если бы в коридоре, что-то было не так, и сам повысил голос.

— Слышь, мент, не трезвонь! Должна же быть и от тебя какая-то польза, — а сам начал медленно спускаться вниз.

Вскоре и вся компания была на золотом ярусе. Восхищение богатством граничило с помешательство. Моня, забыв о своем драгоценном рюкзаке, отставил его в сторону и уселся на пол в центре коридора. Глаза его блуждали по стенам и полу, облизывали и грызли желтый металл, но никак не могли насытиться. Он собрал песок в ладони и медленно высыпал его перед глазами, глядя, как отблески света играют на золотых крупинках. Миха обглаживал руками ближайшие арки, бормотал себе что-то под нос и выглядел весьма увлеченным своим занятием. Лишь Анна с Бесом не выходили из своего поникшего состояни. Они сели на ближайшие выступы и тупо смотрели себе под ноги, не обращая внимания ни на золото, ни на горящие факелы.

— Эй, мент! — Моня с придыханием выпустил очередную струйку золотого песка. — Бросил бы все к чертям? А? Работу свою гнилую, жизнь ментовскую? Ради пары — тройки тонн вот такого пляжа? А?

Леонид Васильевич рассматривал богатства вокруг себя и мысленно достаточно легко соглашался с гопником. Зачем работать, если можно владеть таким количеством золота. Если можно купаться в нем. Только надо унести его отсюда. Выбраться живым. А выбравшись, можно и транспортную проблему решить. Выбраться. Выжить и вернуться. А работа? Да хер на нее! Хер на начальника! Хер на его дочку с ее необъятной жопой! На все Хер!

В голове у полковника поплыло. Какие демоны? Какие инопланетяне? Главное вернуться. С этими придурками или одному. Все равно. Надо вернуться. Сюда.

— Твою мать! — лишь и сумел проговорить он, встряхивая головой и отгоняя дурные мысли. Но отгоняя их, так, вяло, лишь для формы, для того, что бы вернуться к ним чуточку позже. Тряхнул головой еще раз. Помогло. Дышать стало легче, да и тона немного потускнели, сглаживая золотой блеск, и не давая ему затмить разум.

— Значит, бросил бы, — по-своему понял его ответ гопник. — Тогда слушай, что я тебе скажу, мент, — Он перевел горящий золотым блеском взгляд на полковника. — Ты засовываешь к себе в задницу все свои ментовские замашки, все амбиции и служебные обязанности. Помогаешь нам дойти до нашей цели и выбраться наружу. Нас не сдаешь. А мы не сообщаем никому про этот коридор. После возвращаемся сюда и медленно, но верно богатеем, равными долями. Хотя, такое количество! — он весело усмехнулся. — Можешь взять себе шестьдесят процентов.

Леонид Васильевич, молча, смотрел на гопника алчными, широко раскрытыми глазами людоеда, готового сожрать все и всех вокруг, но в ответ на него смотрели куда как более страшные глаза. Уже даже не глаза, а две золотые бусинки, песчинки.

— Ну, вот и договорились, — Моня зачерпнул золотой песок обеими руками, и медленно, с удовольствием высыпал его себе на лицо. Еще раз и еще, чувствуя, как каждая крупинка больно бьет по коже. Ему хотелось кричать от счастья. Их обреченный на безысходность поход становился для него все более обнадеживающим и привлекательным. Перед глазами расцветали картины будущего благополучия и безмятежности. Никаких обвинений, если демон не обманет. Да и обманет. Уже не беда. Мент, сука, жадный. Прикроет, что бы своего не потерять. А там, с таким количеством золота можно купить все и всех. Моня громко рассмеялся, и эхо его чрезмерно возбужденного голоса укатилось далеко вперед, теряясь в богатстве золотого коридора.

Двинулись дальше. Первыми теперь шли Миха с Моней, за ними полковник, а в конце Анна и Бес.

— А кто факелы зажег? — не поднимая голову, тихо обронила Анна, задавая вопрос никому в честности.

— Горят себе, и пускай горят, — весело и дерзко ответил Моня. — Тебе это надо? А? Подруга?

Анна посмотрела на идущего впереди парня. Своего парня. Его гордый вид. Высоко поднятую голову. Он шел так, будто уже был полностью свободен, будто был царем мира.

Он изменился. С каждым ярусом вниз его отношение к девушке становилось все более пренебрежительным, особенно, когда засияло золото. Вполне вероятного его не устраивало ее упадническое настроение и постоянные жалобы. А может он ее просто разлюбил?

— Надо, — тихо ответила девушка. — Это тебе ничего кроме золота не нужно.

— Что? — взбешенно отозвался Моня, развернулся назад и быстрым шагом направился к Анне. От неожиданности и страха, девушка попятилась. — Да мне вообще ни хрена не надо! — рявкнул он на свою подругу.

Анна судорожно сглотнула и обвела взглядом парней в поисках защиты.

— Монь, остынь, — подал голос Бес, двигаясь наперерез другу.

— О, имбицыл заговорил, — зло заулыбался парень, глядя на друга. — Что яйца у себя нашел?

— Заткнись! — Бес выставил вперед руку и с силой толкнул Моню в плечо.

— Да я тебя! — заорал парень, скидывая с плеч рюкзак и бросаясь на Николая.

— Да что с тобой? — щуплый от недавней голодовки Бес еле увернулся от накинувшегося на него Мони.

— Со мной все в норме! — пролаял парень. — Это с вами что? Спелись у меня за спиной? Что ты думаешь, я не вижу, как вы друг с другом шушукаетесь. Ты же на нее уже положил глаз? А? Дружище? — парень еще раз попытался зацепиться за своего товарища, но тот опять вывернулся.

— Ну, как знаешь, — Бес застыл на месте, давая Моне возможность атаковать себя, а когда два парня схватились, то раздался резкий треск, и оба, не устояв на ногах, рухнули вниз.

Бес откатился первым. Моня лежал в золотой песке и немного дергался.

— Что это с ним? — в испуге спросила Анна.

— Шокер, — ответил Бес. — Я с собой взял на всякий случай.

— Я не про это, — Анна закачала головой. — Почему он себя так ведет?

К ним подошли Миха и полковник.

— Золото глаза затмило, — Миха присел рядом с товарищем. — Похлопал его по плечу, потряс за бок. Из кармана олимпийки тонкой струйкой посыпался песок. Миха сунул руку в карман, затем ощупал другие, вычерпывая из них золотые дробинки. — Да, он, похоже, по полной заправился. Вон все карманы песком забил, — Миха задумчиво посмотрел на спутников. — Что делать-то с ним будем? Подождем, пока очухается?

— Давай, — согласились молодые люди.

Вернувшись в сознание, Моня сперва не понял, что это с ним произошло, но, постепенно вспоминая, начал закипать с новой силой. Еще шатаясь, он вновь бросился на Беса. Но тот без труда опрокинул друга на пол.

— Надо связать его пока не оклемается, — предложил Николай. — Что-то с ним не так.

Его инициативу поддержали, особенно после того, как Моня еще раз обматерил Анну, да и Миху в придачу.

Теперь на веревке вели своего. Леонид Васильевич шел, слегка улыбаясь, но все же молчал. Что тут скажешь, поплыл парень.

А впереди замаячил очередной конец туннеля, оформленный в виде огромной резной картины, обрамленной массивной во всю высоту коридора аркой.

— Красиво, — осмотрела стену девушка. — Но спуска нет.

И в самом деле. Коридор, заканчивающийся картиной с непонятным пейзажем, был тупиком.

— Может спуск в одной из ниш? — предположил Бес.

— Может быть, — согласился Миха. — Но пока что предлагаю отдохнуть.

Компания расселась возле стен, переводя дух и обсуждая, что делать дальше. Моня с кляпом во рту, злобно сверкал глазами. А Анна рассматривала картину на стене туннеля. Ее пальцы скользили по резной золотой поверхности, задерживались на извивах и скользили дальше выше и выше.

— Это карта, — неожиданно сказала она.

Разговоры смолкли, и четыре пары глаз уставились на нее.

— Карта чего? — спросил Миха.

— Не знаю. Но это точно карта. Возможно нашего дальнейшего пути. Смотрите, — девушка отошла в сторону, присела на корточки и прикоснулась рукой к поверхности стены. — Видите. Это гора, из которой вьется змейка. Наш спуск.

И впрямь под рукой девушки находилась возвышенность с уходящей вниз змеей.

— Дальше, — и девушка подняла руку выше. — Река в ущелье, — пальцы коснулись большой, покрытой рябью округлой поверхностью. — Озеро, что ли? Смотрите дома и, — девушка замялась. — Наш демон.

Почти на верху картины, обведенная в овал, стояла колонноподобная фигура, вокруг которой находились приклонившие колени люди. Над овалом, под толстым слоем земли с горами и бьющими об их склоны волнами, сияла полная луна в чистом звездном небе.

— Видимо этот спуск далеко не конец нашего пути, — Анна с сожалением похлопала по стене, та отозвалась глухим гулом.

— Постой-ка, — подошел к ней Миха.

Парень подобрал стоящую рядом статуэтку и легонько стукнул ею по поверхности стены. Раздался оглушительный звон. От вибрации, вызванной ударом, задрожал, казалось, сам воздух. Огоньки факелов затрепетали, нарушив свой вековой покой.

— Там пусто, — опустил статуэтку на место Миха.

— То есть, — подобрался к ним Бес. — Это и есть выход. Эта картина.

— Или вход, — ухмыльнулся Миха. — Это, смотря кто и с какой стороны идет.

— И как же за нее попасть? — Анна все водила рукой по поверхности.

— Может толкнуть посильнее? — предложил Миха и легонько толкнул стену. Та не поддалась. Тогда он приложился к ней плечом. Ничего. — Не знаю, — заключил парень и привалился к боковой стене. — Давайте думать.

— Да что тут думать? — полковник поднялся со своего места и пошел дергать за факелы. — Кино смотрели? Где-то должен быть рычаг.

И он угадал. Дергая очередной факел, он услышал явный щелчок, огонек факела погас, а ручка опустилась вниз.

— О, видали? Сейчас дверка и откроется, — Леонид Васильевич в ожидании обернулся к стене с картиной.

Стена осталась на месте. А вот под ногами у полковника началось какое-то движение. Раздалось шипение. Золотой песок взбитый ногами, стал вырисовывать ровные линии вокруг полковника. Леонид Васильевич еще следил взглядом за образующейся змейкой, чертившей вокруг него прямые линии, когда Бес с неимоверной прытью подпрыгнул к нему и сбил с ног, вынося из образовавшегося прямоугольника. Пол громко ухнул и осел вниз, осыпая с себя песок. Место, где только что стоял полковник, исчезло, образовав темный провал.

Бес лежал на Леониде Васильевиче и тяжело дышал.

— Ты что, мент, кино не смотрел?

— Такого нет, — испугано проговорил полковник.

— Давай больше не будешь ни за что дергать? А?

— Не вопрос.

Дна ямы видно не было. Одна из статуэток, маленькая и неказистая, ушла в черный провал, и лишь через десять секунд обозначила свое приземление глухим эхом.

— Метров сто, — прикинул Миха. — Повезло тебе, мент. Ой, повезло.

— Ага, — согласился полковник, держась то за грудь, где бухало в ребра сердце, то за горло, которое отчего очень медленно пропускало воздух внутрь.

— Ну что, у кого еще какие идеи по выходу отсюда? — Анна стояла метрах в пяти от образовавшегося провала.

Леонид Васильевич, вытряхивая из одежды, набившийся туда песок, присел возле стены. Бес, Миха и Анна что-то колдовали возле предполагаемого выхода, а Моня, обездвиженный и обезмолвленный, настойчиво ловил взгляд полковника. Леонид Васильевич посмотрел на гопника, в его маслянистые, блестящие золотом глаза и кивнул ему: мол, чего тебе. Тот же в ответ подмигнул и мотнул головой в сторону рядом с собой.

«Присесть рядом приглашает, что ли?»

Полковник встал, походил по коридору, еще раз заглянул в дыру в полу, приблизился к картине, высказав пару версий по возможности ее открытия, и, не привлекая к себе внимания, уселся рядом с Моней.

— Сказать мне что хочешь? — еле слышно проговорил он, глядя совсем в другую сторону.

Утвердительный кивок головы.

— Ok, — полковник сдвинул со рта гопника повязку, достал бутылку воды, и якобы начал его поить.

— Слышь, Леонид, — еле слышно начал гопник. — А может, это, — он возбуждено посмотрел на стоящих у картины парней и девушку. — Может ну их с их демоном? А? Нам же с тобой только выход надо найти и вернуться. Правда же?

— А они, товарищи твои, как же?

— Да хрен с ними! — зашептал в ухо полковнику гопник. — Это разве товарищи? Вот ты друг, дружище. Да? Они своей дорогой, мы своей. Она же у нас теперь вроде бы совпадает? — парень алчно улыбнулся. — Бросим их. И поминай, как звали.

Леонид Васильевич наклонил бутылку посильнее и гопник, сначала закашлявшись от попавшей в не то горло воды, начал пить.

Полковник понимал, к чему клонит парень. Выйти и вернуться. Без всяких путешествий к демонам. Но блеск в его глазах. Он же свихнулся от возможного богатства. Хочет его сейчас же. И, похоже, что только себе. Вот, друзей своих предлагает бросить. Да ладно если просто бросить. Может и вообще — выбросить.

«Выйти и вернуться? Да. Надо. Но, друг, не с тобой. Ты же и меня. Того самого. Бросишь».

Леонид Васильевич оторвал бутылку ото рта гопника. Не давая возможности сказать ему больше ни слова, заткнул повязку обратно в рот.

— Не-а, — медленно и тихо проговорил полковник. — Не друг ты мне и не дружище. Так, падаль гниющая. Да к тому же и спятившая, — он похлопал дернувшегося парня по плечу и поднялся, направляясь к картине. — Отдыхай, дружище. А потом в дурку.

Анна изучала стену, перемещаясь то к одному ее краю, то к другому. Подсвечивала себе фонариком, направляя свет с разных сторон. Но картина не собиралась открывать тайну своего выхода.

— Что у вас? — Леонид Васильевич подошел к компании.

— Тупик, — протянула девушка.

За недолгий час, проведенный возле картины, девушка как-то преобразилась. Из заморенной скиталицы превратилась в увлеченного исследователя. Да и парни, получив разминку для ума, то же вели себя иначе. Бес наблюдал со стороны, но было видно, что и он заинтересован загадкой. Миха же, после возни с корешем, и, видимо прикидывая, куда может завести постоянное созерцание золота, стал больше общаться с Анной. Подсказывал ей что-то, предлагал свои варианты.

— Ты б, это, полковник, не мешал бы. А еще лучше помог, — Миха краем глаза взглянул на мента.

Леонид Васильевич подошел ближе и еще раз изучил картину, начиная с самого низа и до верха.

— Интересно, — выдал он через минуту.

— Что тебе интересно? — отозвался парень.

— Да змейка эта под горой, — полковник ткнул пальцем в голову змеи.

— Ну и что с ней, по-твоему, не так?

— Ничего. Все в порядке, — Леонид Васильевич почесал себе довольно сильно отросшую бороду. — Нормальная такая змейка с раздвоенным языком.

— К чему это ты? — не поняла Анна.

— Я думаю, может этот язык и наше положение в туннели связаны между собой. Может это два разных выхода. Если мы спускались все время по телу змеи, то и выход должен быть по ней через рот, по языку. — Леонид Васильевич провел рукой по голове змейки. — Направо и налево.

— Хм-м-м, — улыбнулся Миха. — Тогда по такой логике мы еще только во рту у этой змеи. — А язык за ним.

— Не придирайся к словам. Язык он и во рту и за его приделами. Двойственность, как и раздвоение языка, — Леонид Васильевич разглядывал змейку и дорогу от нее. — А вы знаете, что язык у змеи — это самый важный орган чувств.

— И? — подгонял его парень.

— Если искомый ее предмет слева, то левая часть языка чувствует его запах, и змея ползет туда. Если же он справа, то змея соответственно ползет на право.

— Полковник, давай ближе к делу, — не выдержал Миха. — Если есть какие соображения, то излагай. Не тяни.

— Что нужно, что бы змея ползла вперед? — Продолжил Леонид Васильевич.

— Что бы цель ее поисков была перед ней, — ответила Анна.

— Правильно. Если смотреть на картину, то цель змеи, то есть нашего с вами пути, лежит по ходу ее головы. Значит, змея в любом случае ползет прямо. Следовательно, — Леонид Васильевич посмотрел на внимательно слушающих его людей. — Раздвоение языка змеи, я думаю, не является, показателем раздвоения пути, — полковник замолчал, показывая, своим видом, что его мысль закончена.

— Это все? — Миха раздражено посмотрел на полковника. — Ты сейчас так долго говорил только для того что бы сделать заключение о единственной дороге? Хотя начал с ее возможного раздвоения?

Полковник кивнул.

— Вы в ментовке все такие умные и так долго размышляете по каждому поводу? — на всякий случай уточнил парень.

— Подожди, — перебила Миху Анна. — Смысл есть. Как ты там сказал? — обратилась она к полковнику. — Раздвоение и внутри и снаружи. Но если с наружи дорога одна, то раздвоение внутри, то есть двойной язык идет в одном направлении.

— Точно, — подтвердил полковник.

— Нам надо искать другой выход? — Подключился к разговору Бес.

— Может быть, — согласилась Анна. — Но изо рта не может быть два выхода.

— Почему же, — ухмыльнулся Миха. — Как раз два выхода. Спереди и сзади.

— Задний проход, — улыбнулся полковник. — Нам не подходит. Мы через него прошли. К тому же он завален.

— Подождите, — вновь перебила их девушка. — Язык орган чувств, который чувствует. У человека — руки. Две. — Анна чувствовала, что готова вот-вот понять смысл головоломки. — Мы должны что-то почувствовать двумя руками, или с двух сторон. Что-то. Что?

Леонид Васильевич завертел головой, озираясь по сторонам. Его взгляд задержался на черном провале, в который он чуть было не угодил, затем скользнул к опущенному факелу.

— Налево пойдешь — коня потеряешь. Направо пойдешь, — он посмотрел на компанию. — Сам умрешь. А прямо пойдешь — в тупик упрешься.

— Полковник, — обратился к нему Миха. — У тебя случаем жар нет? А то, вон, бредить начал.

— Да нет. В порядке я. Мыслишка одна есть, — и полковник направился к факелу, находящемуся напротив уже опущенного им. — Две руки — два ключа. По одиночке — смерть, а вместе — выход, — помолчал и с уверенностью добавил. — Я думаю так.

— Точно бредит, — тоже утвердился в своем мнение Миха.

Леонид Васильевич без долгих раздумий опустил вниз второй факел на противоположной стене. Тот поддался. Огонек погас. Раздался щелчок. И Леонид Васильевич, представляя, как под ногами исчезает опора, в ужасе отскочил к картине. Но ничего не произошло. Пол не опрокинулся, но и картина никуда не делась.

— Ну что? Идеи иссякли? — поинтересовался гопник. — У тебя все-таки ярко выраженная форма склонности к суициду, мент. Ты хоть предупреждай заранее, прежде чем собираешься что-нибудь дернуть, мы отходить подальше будем.

— Да иди ты, — огрызнулся полковник. — Что-то же произошло. Где-то что-то щелкнуло.

— Ага, — согласился Миха. — В голове у тебя что-то щелкнуло и никак обратно не отщелкнется.

И тут щелкнуло у всех в головах. Да к тому же и пол подпрыгнул на месте.

— Это что за херня? — Миха схватился за ближайшую стену.

Из дальнего конца коридора, откуда они пришли, раздался грохот, а за тем сильно подуло затхлым воздухом.

— Мент, ты что сделал? — не унимался Миха. — А?

— Не знаю, — полковник сам держался за какую-то арку.

Весь ярус трясло. Стены и потолок ходили ходуном, а пол ожил. Взбитый невероятной вибрацией песок, завился по полу, то образуя, то размыкая создаваемые им фигуры и волны. Ветер усилился, и трепещущие под его напором огоньки факелов начали гаснуть. Один за другим. Факелы тухли, оставляя людей в кромешной темноте. Гул и тряска не прекращались. Анна пронзительно завизжала, что-то замычал Моня. Бес, стоя на четвереньках, пытался не упасть в пляшущий песок. Включить фонари в сложившейся ситуации не догадался, да и не смог бы никто. Грохот, ветер, темнота. И вдруг тишина. Все так же резко прекратилось, как и началось. А затем. Когда круги перед глазами исчезли, компания увидела свой выход.

Коридор замер в темноте, но темноте не полной. Леонид Васильевич уже видел подобное. Стены и потолок туннеля светились. Но теперь это были не звезды и планеты. Это были линии, завихрения, волны, ураганы и бури. Все двигалось. Дышало и жило.

— Вы это тоже видите? — дрожащим голосом спросила Анна.

— Мы это должны были увидеть, — ответил полковник. — Это наш выход.

Из глубины коридора по стенам ползли две яркие змеи. Изгибаясь и закручиваясь, они обтекали арки и ходы, заглядывали в ниши и ответвления. Леониду Васильевичу даже показалось, что он слышит шипение и шелест чешуи, идущие от них.

— Мамочка родная, — Замерла у картины Анна.

Змеи ускорились, достигли компании молодых людей, и должны были столкнуться со стеной-картиной, как вдруг их движение замедлилось, и они, уменьшаясь в размерах, закружились каждая на своей половине картины. Затем коснулись друг друга, сплелись вместе, образовав шевелящийся клубок, расцепились и замерли прямо по центру, вытянувшись от пола к потолку. В темноте, подсвеченная арка картины и эти змеи выглядели, как дверной проем с ручками. Потяни на себя и створки разойдутся, пропустив путешественников дальше.

— Потяни на себя, — Леонид Васильевич хлопнул себя по лбу. — Вот дебилы.

— Ты о ком это, мент? — Миха все еще держался за стену, и ошалело смотрел по сторонам.

— О себе, конечно же, — отозвался полковник. — Не о вас же.

Он направился к картине. Протянул руки к змеям. И схватился пальцами, за ели заметный выступ. Как раз под светящимися тварями проходила каменная гряда, вырезанная неизвестным мастером. Но руки легли так удобно и легко, что те и впрямь сейчас казались дверными ручками. Леонид Васильевич потянул створки на себя. Дверь поддалась. Еле-еле.

— А ну помоги, — крикнул полковник Михе.

Тот подскочил, схватился за одну из ручек. И вместе, медленно, но уверено они оттянули двери. Картина разъехалась, открывая черный провал за собой. Темень и пустота. Порыв ветра вновь ударил по молодым людям, но теперь он шел не из туннеля, а из открытого только что проема.

Вновь раздался щелчок. А затем факелы сами собой зажглись, возвращая слепящий свет и убивая им диковинное свечение, живущие только в полной темноте.

Коридор был прежним. Золотым и прекрасным. Черная дыра провала, открытая полковником, отсутствовала. Весь пол покрывала гладь золотого песка.

— Вот это, твою мать! — только и смог проговорить Миха. — Полковник, а ты молодец. Я бы не допер, — похвалили он Леонида Васильевича.

— Да оно и понятно, что не допер бы. Я поэтому и полковник, — а про себя добавил: А ты всего лишь гопник.

Моня валялся на полу, и по его испуганному виду было понятно, что в себя он еще не пришел. Леонид Васильевич, Бес, Миха и Анна стояли у раскрытых створок золотой двери и вглядывались в темный провал перед собой. Ступени, идущие вниз, терялись в клубящейся тьме. Ни поручней, ни стен, ни потолка. Только ступени и пустота.

46. Егор, Антон, Илья, Виктор, Маша, Игорь

— И я, задержав дыхание, вытряхиваю свои шмотки. Двое суток в сумке. Там вонь, мама дорогая, скунс бы сдох. Шорты, майка, труселя. Запах, как будто клетку протухших яиц разбили.

Илья остановился, сморщился, размахивая перед лицом руками, будто отгонял воображаемый запах. Потом сделал очередной глоток Черного доктора, смачивая пересохшее от чрезмерно эмоционального рассказа горло.

— И вот, дохожу до пакета с кроссовками, — парень опустил красное от рвущегося наружу хохота лицо на руки. — Думаю, здесь его открыть или просто взять и выбросить? И тут понимаю, что что-то с этим пакетом не так, — Илья, еле сдерживая смех, краснел с каждой секундой все больше. — Большой, больше чем обычно. Ощупываю его, еще бессознательно, на интуиции, понимаю, что там что-то лежит, — через силу удерживая смех, парень сделал еще один глоток местного вина. Посмотрел на такого же, как и он сам, пунцового Антона, на слегка улыбающегося и в тоже время отрешенно задумчивого Егора. — Деньги! Это я еще только думаю. Мимолетная мысль, не больше. Сам же над собой смеюсь. Какие деньги в вонючих кроссовках? А рука уже в пакете. Какая там уж вонь. Исчезла, — Илья все же сорвался на разгоряченный алкоголем смех, и его тут же поддержал не менее пьяный Антон. — Не до вони! Сжимаю купюры, разные, — снова смех. — Там даже мелочь была. Представляете? Горсть в кроссовке, — загоготал во все горло. — В шоке смотрю на неожиданный клад и не могу понять, откуда он? А потом доходит. Гопники эти. Дибилы, — Черный Доктор закончился в бокале, но тут же обновился. — Видать, где-то сорвали бабки, и у меня хотели их зашкерить. Но вышло-то, что подарили. А я-то им еще и хари начистил!

Парни залились на две трети дружным хохотом.

— Ну, точнее, мы, а не я, — Илья подмигнул Егору, у которого бокал с пивом за весь их вечер опустел лишь на треть. — Не встреться мы тогда, и вы бы и я бы неизвестно где и в каком состоянии были. Ты, Егор, красавчик. Отработал, как по учебнику. Уважаю.

Егор, улыбаясь, тихо скрипнул зубами.

«И тебя уработаю, красавчик. До тебя тогда руки не дотянулись, ушел, но здесь-то никуда не уйдешь», — мысленно ответил парень. — «Это для вас только такие учебники пишут, где люди — ничто, прах и тлен, а я учился совсем по другим книжкам. По правильным».

— В общем, предлагаю тост за тебя, Егор, — Илья поднял бокал и посмотрел прямо в глаза парню. — Что бы ты окончательно поправился. Что бы всегда оставался верным и надежным другом. И, приняв решение, никогда не отступал от своего выбора. Взявшись за дело, всегда доводил его до конца, не смотря ни направо, ни налево, не жалея никого вокруг, и тем более себя, — Илья вновь подмигнул Егору. — За тебя, дружище.

Егора передернуло, но хорошо, что именно в этот момент Антон с белобрысым Ильей опрокинули в себя очередные бокалы вина, и никто не видел резкого нервного сокращения всех мышц парня.

«Товарищи? Друзья? Ну, ребятки, братайтесь, братайтесь. Недолго осталось. Скоро концерты кончаться».

* * *

Погода была сказочной. Было уже прохладно, но теплые пледы, предложение хозяином кафе, казались разгоряченным парням даже лишними. Тысяча метров над уровнем моря, возле самого моря. А ветер еле-еле обдувает млеющие от спиртного лица. Солнце уже давно опустилось за горизонт, но людей, отдыхающих на вершине Ай-Петри, это ни грамма не смущало. Редкая мошкара, мешая друг другу, кружилась вокруг лампочек, периодически сталкиваясь между собой и натыкаясь на миниатюрные солнца.

— Красота, — пьяным голосом охарактеризовал свое состояние Антон. — Так бы тут и сидел. К черту весь мир с его суетой и терпимостью к нетерпимому, — он задумался, взвешивая, сказанные им слова. — Или наоборот, — и, отмахнувшись от лишних мыслей, продолжил. — Да без разницы. Главное вот это, — парень обвел пьяным взглядом их островок света. — Ночь, море, друзья и, — он поднял бокал. — Вино!

— Аптека, улица, фонарь, — тихо процитировал Блока Егор, крутя в руках так и не допитый бокал пива. Ему уже порядком надоело сидеть здесь, слушать пьяные бредни этих нелюдей. Вечер, конечно, был хорош. Сам по себе. Но он и без них бы был хорош, и его уже надо было заканчивать.

— Что ты говоришь, Егор? — собирая глаза в кучу, спросил Антон.

— Говорю, на звезды охота посмотреть.

— В толчок, что ли? — понимающе спросил Илья, лыбясь при этом, как крокодил на антилопу у водопоя, всеми тридцатью двумя. — Так он вон там, справа.

— Я говорю, на звезды посмотреть, — раздражено повторил Егор. — Ну, и отлить тоже можно, — он сделал паузу, придавая срывающемуся от волнения голосу как можно больше спокойствия. — Вы как? — он все же допил свой бокал пива, опрокинув его внутрь одним махом, и от этого поперхнулся, прокашлялся. Это помогло снять волнение. — Прогуляться не хотите? Посмотреть на ночное побережье? На городские огни внизу? Да и просто пройтись, кровь разогнать? — он чувствовал, как внутри у него все сжимается, как кровь еле просачивается в сведенных нервным спазмом сосудах.

— Пойдем, — без раздумий и споров, но при этом безбожно шатаясь, вскочил с места Илья. — Эй, официант, — окликнул он, пробегающего мимо парня. — Сунул руку в карман, вытащил мятые купюры и отсчитал четыре зеленых бумажки. — Это заа стоол. Но мы еще вернемся, — пьяным голосом проговорил парень. Достал еще одну бумажку. — На стоолее все обновии и счет не закрываай.

Официант утвердительно кивнул, принимая деньги, и побежал дальше.

— Все. В путь, — шатаясь, Илья помог подняться Антону, и компания медленно, зигзагами заплетала к склону горы.

Обойдя стороной сторожевые кабинки, и игнорируя предупреждающие плакаты, компания незаметно преодолела открытое пространство и скрылась в изогнутых сильным ветром зарослях, ни то низких деревьев, ни то высоких кустов. Приятный ветерок еле-еле шуршал готовыми скоро опасть листьями. Под ногами шуршали мелкие камешки с редкими веточками. Но вот заросли закончились и парни вышли на открытую площадку перед обрывом. Звезды сияли тысячами лампочек, освещая отвесный склон и теряясь в черной глубине моря, перемешенного у невидимого горизонта с небом.

— Об-алдеть, — проикал Антон.

Парни стояли метрах в пяти от края карниза. Внизу сиял далекими огнями светлый, как будто растоптанный огромным великаном город. Освещенные улицы струями разбрызганной крови окаймляли его ярко желтое пятно. А за ним, в кромешной темноте, еле-еле покачивались на незримых волнах подсвеченные по бортам корабли.

— Какая-то амеба с ложноножками, — Егор презрительно сплюнул в сторону города. — Мерзость.

— Опять ты начинаешь.

Толи под действие алкоголя, толи из-за присутствия Ильи, который стоял чуть позади и беспечно орошал скудную растительность возле своих ног, Антон неожиданно решился высказать Егору все свое недовольство его поведением. Ну и пусть, что у него период реабилитации, и доктор посоветовал не нервировать его. Пусть он хоть на секундочку задумается о том, как он себя ведет. Ведь не он один был тогда в метро. Конечно, ему досталось намного больше, чем самому Антону, но нельзя же постоянно быть недовольным и замкнутым. Нельзя же постоянно кривить лицо и огрызаться.

— Егор, — обратился Антон к товарищу, чуть подтягивая буквы в словах. — Ты только не обижайся на мои слова, — парень снова икнул. — Но тебе не кажется, что ты стал каким-то злым? Вечно всем не довольным? Каким-то нелюдимым, что ли?

— Чего?! — В момент взорвался Егор. Гной копившейся столько времени все же нашел выход, и удержать его внутри было просто невозможно, да уже и не нужно. Вот он момент мести, расплаты. Момент, когда больше не надо сдерживать себя. — Ты говоришь о нелюдимости? А сам-то ты кто? — взбесившийся Егор сильно оттолкнул от себя Антона, заставив его продвинуться ближе к краю обрыва. — Ты человек? — еще толчок.

Антон, потеряв равновесие, но устояв на ногах, пригнулся к земле, что бы собственное тело не утащило его еще ближе к краю, и на четвереньках засеменил прочь от Егора, понимая, что сам, да в таком состоянии ему с ним не справится.

— Стоять, сука! — заорал Егор и от души пнул, убегающего парня. — Человек? — еще пинок по ребрам. Антон, захрипев, схватился за бок и повалился на землю, хватая полураскрытым ртом воздух, который после последнего пинка стал тяжелым и колючим, не желающим протискиваться в легкие. — Ты человек?

Егор занес ногу для следующего пинка, но тут его сбил Илья, не сразу сообразивший, что происходит, но прикинувший, что разнимать парней все же надо. Причем надо останавливать того, кто все еще стоял на ногах. Значит Егора. Парни упали на жесткие камни, и Илья изо всех сил пытался удержать извивающегося как змея Егора.

— Ну что? Падлы! — Егор все же выкарабкался из объятий крепыша и, откатившись в сторону, вскочил на ноги. — Я не людимый? А угрохать состав метро вместе с пассажирами — это по-человечески? Убить и покалечить сотню людей? Это человечность? Суки!

Егор бросился на Илью, который тоже начал подниматься. Он не собирался с ним бороться. Быстро вырубить и скинуть с горы. Но атака не получилась. С виду пьяный, пошатывающийся крепыш, легко перехватил руку Егора и, разворачиваясь, закрутил его в сторону от себя.

— Ты рехнулся?! — проорал Илья, не понимая что происходит. — Ты что творишь? — качаясь, он сам еле стоял на ногах, а тут еще и атаки приходится отбивать.

— Следую сделанному выбору! — выкрикнул в ответ парень. — Можно сказать, что вами сделанному! По вашей воле! Не лиши вы меня тогда в метро возможно отказаться, я бы его не сделал! — Егор вновь бросился на Илью, и вновь был отброшен. От чего Илья сам закрутился по инерции, но устоял.

— Ты что мелишь? От чего отказаться? Какой выбор? — Илья встряхнул головой перед которой все кружилось в пьяном хороводе, бросил взгляд на вроде бы отдышавшегося Антона, который, пытаясь подняться, все дальше отодвигался от края горы.

— Хватит играть в незнанку! Я все помню! Этот теракт! Ваше и мое участие в нем! Уроды!

— Ты и вправду не в себе, — Илья с горечью осознал, что парень напротив него просто спятил. — Какой теракт? — или Илья настолько пьян, что не понимает, о чем говорит Егор.

— Тот, который вы заставили меня исполнить!

Егор бросился было на Илью, как и в прошлые разы, но в последний момент шагнул в сторону, и Илья, поддавшись вперед для встречи атаки, сам не устоял на ногах. Егор подхватил его руки и в свою очередь крутанул через плечо, исполнив классический бросок. Вышло превосходно. Илья мало того, что отлетел метра на три, так еще и умудрился упасть головой на камень, торчащий из земли. Упал и больше двигаться не стал.

Антон, наконец-то вскочивший на ноги, бросился было в сторону, но Егор его отрезал и, наступая, стал смещать в сторону обрыва.

— Ну, сученок! Готов сделать шаг в неизведанное?

— Егор, — толи пропищал, толи прошептал Антон. — Очнись. Не было никакого теракта. Да даже если и был. Ни я, ни Илья, ни ты не имеем к нему никакого отношения.

— Зачем тогда нужна была бомба? — Егор все сдвигал парня к краю.

— Какая бомба?

— Какую ты мне дал. В сумке.

— Я не давал тебе ничего, — Антон умоляюще смотрел на товарища, водил головой из стороны в сторону в поисках спасения. Алкоголь выветрился из него также быстро, как и взорвался Егор, а обрыв приближался все ближе и ближе.

— Не ты. Вот он! — Егор мотнул рукой в сторону распластавшегося без сознания Ильи. — Или другие.

— Никто тебе ничего не давал. Мы же там были вместе. Ты что не помнишь? С гопниками дрались, и они тебя ранили. А из завалов мы с тобой вместе выбирались. Весь состав прошли. Людей вытаскивали. Многим помогли. Вспоминай, Егор.

Егор остановился, до края оставалось не больше метра. Сделал вид, что задумался.

— А вообще. Вы хорошую историю придумали. Все в нее верят. Только знаешь что? — он вопросительно посмотрел на Антона. — Я не верю. Потому что видел все своими глазами.

Егор поднял руку, что бы в последний раз толкнуть товарища, но тут что-то больно обожгло ему спину. Тело свело судорогой. И он, заваливаясь на бок, ощутил еще один ожег. Вновь судорога прошла от головы к ногам. Сознание поплыло, а земля, неожиданно быстро приближающаяся, вдруг замедлилась, притормозила в полуметре от лица, но не остановилась в своем движении, и вновь направилась на встречу к краю. Камень, край обрыва и чернота за ним. Но чьи-то руки его продолжали удерживать, даже когда дрожащее тело перевалилось за край, а сознание заволокла темнота, чьи-то руки держали.

* * *

— Да держи ты его!

Игорь изо всех сил пытался удержать выскальзывающего из рук парня. Второй парень, держась одной рукой за край обрыва и, упершись ногами в чешуйки отвесного склона, тоже пытался удержать срывающееся вниз тело. Тот же, находясь без сознания, как куль с известной субстанцией, стремился только вниз.

— Не могу! — проорал повисшей на обрыве парень. — Выскальзывает!

— Держи! — в ответ ему тоже крикнул Игорь.

— А-А-А! — парень был готов сдаться, но держал.

Как Игорь не предусмотрел того, что от его шокера парня поволочет в сторону обрыва. Зачем шибанул его второй раз?

— Черт, — Игорь перехватил руку, попытавшись подтянуть парня к себе. — Вии-тееек! — надрывая горло, провыл он. — Маа-шаа!

Оставляя прибывшую вчера пару наедине в лагере, Игорь не рассчитывал, что придется так быстро прерывать их рандеву.

— Вии-тееек! — во все горло орал парень.

— Все. Не могу.

Висящий на обрыве парень видимо истратил все силы, но отпускать друга намерен не был. Он отпустил вторую руку, и теперь обеими придерживал срывающегося парня, опираясь только ногами на неизвестно какой выступ. Качни его чуть назад, и не будет ни его самого, ни его ноши.

— Терпи! — дрожащим от напряжения голосом прошипел Игорь. И тут же вновь проорал. — Вии-тееек!

Сзади мелькнул луч фонаря, и раздались быстрые шаги.

— Ты что там делаешь?

— Твою мать, быстрей сюда! — Игорь бросил короткий взгляд на подбегающего парня и девушку. — Вытаскиваете!

— Ни хрена себе! — только и вымолвил Виктор, увидев за краем бессознательное тело, и не понятно на чем стоящего парня, удерживающего это тело.

Он свесился с обрыва и перехватил обмякшего парня под мышки.

— Ёё-ё, — с облегчением выдохнул второй парень, который смог взяться за край склона, руки его тряслись, а глаза высвечиваемые фонарем Маши, казались черными безднами. Он сам-то держался из последних сил. Вот-вот и рухнет.

— Тянем!

Игорь, перехватившись, начал подтаскивать болтающегося внизу парня. Виктор приподнял его, и Игорь вновь перехватился. За тем Виктор. И снова.

— Тянем!

Несколько заходов и бесчувственное тело перевалилось на край плато. Настала очередь второго парня.

— Руки давай! — Виктор протянул парню свою ладонь. — Хватайся!

— Не могу, — парень с сожалением посмотрел на спасителей. — Руки свело.

— Твою же… — Игорь не успел договорить. Парень внизу неожиданно сорвался одной рукой и стал заваливаться назад в пропасть. Глаза, безмерно расширенные от удивления и страха, в эту секунду прощались со всем, что знали, что видели. Резко дернувшись вперед, Игорь все же схватил парня за руку, а Виктор за вторую.

Парень, болтающийся внизу, было подтянулся, но должным образом у него это не получилось. Тогда он, чуть уйдя вниз, резко выпрямился и видимо оттолкнулся ногами от уступа, на котором все это время стоял. Парни подхватили его и быстро, не теряя инерции, потащили наверх. Раздался треск, и парень, упирающийся в склон ногами, вновь просел вниз. Из-под него полетели камни, песок и тот самый уступ, на который он до этого упирался. Цепляясь за края скалы, булыжник с шумом исчез в темноте.

— Тащи, тащи, тащи! — это уже сам чуть было не сорвавшийся парень, подстегивал Игоря и Виктора. И через мгновенье все оказались на ровной площадке. Тяжело дыша и поминутно вспоминая матерей, различных куртизанок и бессвязные междометия, парни лежали на спинах, собираясь с силами, и благодарили всех известных им богов за свое спасение.

— Вы кто? — Маша ошалелыми глазами смотрела на бешено дышащего Антона.

— Спасибо, — проговорил парень в ответ. — Если бы не вы, то… — он все еще задыхался.

— Тебя как зовут? — попробовала снова Маша.

— Антон. Вот этот, — он указал на близлежащего без сознания парня. — Егор. А вон, — и он мотнул головой чуть дальше. Илья. Посмотрите, как он?

— А что вы тут делали? — и вдруг Маша почувствовала явный запах алкоголя, идущий от говорившего с ней парня. — Упились и решили выяснить отношения? — с упреком и раздражением предположила девушка.

Игорь с Виктором уже поднялись и принялись осматривать двух других парней, находящихся без сознания.

— Нет. Не так, — Антон все же принял сидячее положение и стал массировать онемевшие руки. — С Егором что-то произошло. Бред понес. Нас с Ильей в теракте обвинил. Что мы его спровоцировали, сказал. Мы в метро тогда… — парень посмотрел на девушку. — Может слышали, пару месяцев назад в Москве? Вот мы там были. И Егору прилетело сильно. И видать с головой что-то произошло. Поехала крыша, что ли.

Антон наконец-то выровнял дыхание и вопросительно посмотрел на изумленную девушку.

— Что с тобой? — он помахал перед лицом девушки рукой.

— Вы тоже там были? — даже не спросила, а с ужасом удивилась она.

Антон, по выражению ее глаз понял: она видела все то, что довелось увидеть и ему самому, довелось пережить весь тот ужас. Она, так же как и он дышала чадящим пластиком и видела искалеченных, умирающих и уже мертвых, неправдоподобно, как детские игрушки, вывернутых, поломанных людей.

— Мы все тоже оттуда.

Антон понимающе кивнул.

— С этим понятно, — подошедший Игорь толкнул ногой валяющегося Егора. — Скоро очнется. Но второй дышать дышит, но в чувство приходить не собирается.

— Голова у него цела? — Антон помнил тот момент, когда Илья грохнулся на камни.

— Да, вроде бы в норме. Крови нет.

И тут раздался богатырский храп, сильный и ровный.

— Да он спит! — Антон неожиданно для самого себя с наслаждением расхохотался. — Приземлился на чан, отрубился, а теперь сны смотрит.

— Ну да. Похоже, что так, — согласился с ним Виктор. — Слушай, Антон, ну расскажи уж нам, как вас из Москвы сюда-то занесло? Вы же тоже, как я понял, в метро были. И что с вашим другом приключилось?

И Антон все рассказал. А когда закончил, то заметил, что Егор наконец-то за шевелился, приходя в себя. Он с ненавистью посмотрел на Антона. Затем перевел взгляд на парней и девушку и в отрицании медленно закачал головой.

— Что? Осознал и сожалеешь? — Игорь присел рядом с парнем.

— Ага, — спокойно ответил тот. — Сожалею, что не успел этих уродов в пропасть скинуть.

— А за что? Позволь поинтересоваться. А то может если ты прав, то мы тебе и поможем. А? Не смотря на то, что вот он тебя держал над пропастью, пока ты в отключке был, — Игорь кивнул в сторону Антона. — Сам чуть не сорвался. А тебя держал.

Егор с сомнением посмотрел на сидящего перед ним парня.

— Ты кто? — спросил он в ответ.

— Игорь.

— А я Егор.

— Мы знаем. Антон уже сказал.

— Он, — Егор с отвращением посмотрел на товарища. — Ему верить, значит, себя заживо похоронить. Это он с тем крепышом теракт в Москве организовали. Помните не так давно.

— Ты про станцию Сухаревская? — все тем же спокойным голосом поинтересовался Игорь. Вообще, появление на этой горе еще троих участников происшествия в метро, его немного насторожило. Он судорожно прикидывал, как это может быть связано с их делом.

— Сухаревская? — повторил Егор. — Да она.

— Так вот, слушай Егор. Мы были там тоже. И в поезде. И на самой станции. Там не было теракта. Все что угодно, но не теракт.

— Это с чего вы решили?

Игорь указал головой на Виктора и Машу.

— Они были на станции, а я в поезде в тот момент. Ничего предварительно не взрывалось. Машинист просто не смог затормозить. Вот и все.

— Они мне бомбу всучили, — настаивал Егор. — Она и взорвалась.

— Да не было, тебе говорят, — с нажимом сказал Игорь. — Может быть тебе это приснилось, привиделось?

— Такое не может присниться. Я все помню, каждую деталь. Каждую секунду.

— Ох! — слегка улыбнулся Игорь. — Удивил. Каждую секунду он помнит. Мне вот, к примеру, такие сны снятся, будто фильм посмотрел. Да какой там посмотрел? Поучаствовал. То выжженная коричневая пустыня, то марсиане. Они, — парень указал на другого парня и девушку. — Так вообще за мгновенье до катастрофы ее увидели и тоже во всех красках и мельчайших подробностях. Так что не теракт это.

На словах о выжженной коричневой пустыне Егор испытал чувство дежавю. Было. Видел. И тут он ее вспомнил. Антона вспомнил. Состав в яме. Все четко, как будто только что и сам посмотрел.

Игорь заметил изменения в лице парня.

— Вот-вот. Правильно. Ты и подумай: не может же быть такого, что бы ты один совершить теракт, и что бы ты один это знал. А другие нет. И даже не догадывались о твоем причастие к нему. А?

— Что ты сказал про коричневую пустыню? — Егор вспоминал дальше.

Игорь недоуменно посмотрел на парня, так быстро заинтересовавшегося его сном. Он тоже ее видел? Тогда их появление здесь точно не случайно.

— Пустыня, пустошь. Выжженная и сухая. Коричневая, — начал Игорь, отмечая про себя, как реагирует на его слова парень. Да и Маша с Виктором притихли, прислушиваясь к их разговору.

— Растресканная, испещренная трещинами земля, кучки песка и серое матовое небо над головой. Ни солнца, ни ветра, ни звуков, — продолжил за Игорем Егор.

Игорь кивнул, молча соглашаясь с парнем, и продолжил уже за ним.

— Лишь разбегающиеся и переплетаются трещины. И…?

— И то, что не может существовать на нашей планете. Страх, ужас, хаос.

Игорь вновь согласился.

— Ты тоже был в коме? — спросил Егор, предполагая, что парень перед ними тоже серьезно пострадал во время катастрофы, а наличие пустоши предположил неким элементом потустороннего мира.

— Нет, — Игорь с тоской смотрел на запутавшегося во снах парня. — Мне все приснилось.

— А расскажи про теракт, — попросила Маша. — Если ты его совершил.

Егор рассказал. Полностью, что помнил. Свои чувства, эмоции. Антон от такого рассказа лишь шире раскрывал глаза, с ужасом глядя на друга. Он неделю отдыхал с человеком, который планировал его убить, который жил целую неделю с мыслю о месте.

— Егор, — Игорь не сводил глаз с парня. — Пара вопросов, и доказательства твоей версии будут не нужны.

— Давай, — согласился несостоявшийся убийца.

— Ты сказал, что проснувшись, пошел на улицу, где тебе и отзвонился Антон. Так?

— Да, — уверено ответил Егор.

— Теракт ты совершил где-то в обед. Так?

— Да, — все еще уверено, но уже задумчиво сказал парень.

— Ясным солнечным днем?

— Да, — вяло ответил Егор и опустил голову на руки.

— Понимаешь?

Молчание и медленный кивок.

— В тот вечер, Егор, — для убедительности продолжил свою мысль Игорь. — Вечер. Была гроза и ливень, смывший полгорода. Но не солнечный день.

— Твою же мать! — парень, не поднимая головы, тяжело задышал. Как же так? Все сон? Как он мог не сложить эти два факта. Ведь он столько раз смотрел репортажи и читал новости. Вечер, гроза. Почему только сейчас этот факт зацепился за мозги. Или с его головой и вправду что-то не в порядке? Как мог допустить, что его друг его предал? А мама? Ведь в версии с его терактом, она была ранена, а она цела. Почему предположил, что ошибся какой-то там охранник, а не он сам? И Антон? Ведь он же себя всю дорогу вел по-человечески. И крепыш этот случайный. Все сам себе придумал? А потом накрутил? — Твою же мать!

— Угу, — подтвердил его мысли Игорь. — Твою же мать. А теперь послушай, что расскажу я. Раз уж ты тоже гулял по выжженной пустыни. Можешь считать меня, да и их двоих, — он указал на Машу и Виктора. — Можешь считать нас психами. Но не больше чем самого себя.

Игорь рассказал все о подземке, о снах и яви. О причине их появления на горе.

— Ты можешь спросить, зачем я тебе все это рассказал? А я отвечу, что верю: ваше появление здесь не случайно. Вы пришли, потому что тоже поддались зову. Понимаешь?

Егор не понимал. Если бы не его, слава богу, провалившаяся затея, из-за которой он не мог сейчас в уме и дважды два сосчитать, то он точно принял бы Игоря за психа.

Не понимал Игоря и Антон. Он вообще с каждой минутой отодвигался все дальше от товарища, и в глазах его читался непередаваемый ужас.

— Я не знаю, — ответил Егор. — Сейчас ничего не знаю. Может и совпадение.

— А может и проведение, — продолжил мысль Игорь.

— А может нас, как баранов, на убой всех, — высказал свое мнение Виктор. — Вот только что двое чуть было не стали трупами, а один убийцей.

— Егор, — Антон со слезами на глазах посмотрел на друга. — Ты всю неделю хотел меня убить?

Егор лишь снова опустил голову на руки и сам заплакал.

— Осознал и сожалеет, — Виктор отошел к мирно храпящему крепышу. — Бараны. Всех на убой. Выбор? Чушь и обман. Сказки для героев и злодеев. Просто всех на убой.

— Вить, это знак, — уверено проговорил Игорь. — Мы здесь, они здесь. Не будь нас, они бы погибли. Не будь тебя, если бы ты вчера не приехал, я бы один их не вытащил.

— А если бы я не услышала крики, — поддержала Маша. — То мы бы не прибежали.

— Я здесь уже неделю торчу. Ничего не нашел. Завтра можно было бы разворачиваться и сваливать. Но теперь, — парень замолчал и, поднявшись на ноги, подошел к краю склона. — Теперь я думаю, что они помогут нам. Как? Не знаю. Но не случайно они здесь. Так же как и мы, ты, я, — Игорь, развернувшись, посмотрел на Виктора. — Да это к тому же полностью совпадает с твоей теорией судьбы. И значит, мы найдем машину.

— Моя теория судьбы говорит мне, что мы все сдохнем, — зло огрызнулся парень.

— Когда-нибудь, обязательно, — согласился Игорь.

— Вить, хватит, — Маша с упреком смотрела на парня. — Мы же все уже обсудили и решили.

«Решили» — мрачно подумал парень. — «Только вот завтра можно было свалить со спокойной душой, а теперь? Усиленные поиски? Так?».

— Стадо баранов, — сквозь зубы прошептал парень. — Мертвецы у себя на похоронах. Ищем могилу поглубже.

— Может пойдемте в лагерь? — Маше надоело злое нытье ее бой-френда. — Там хоть костер есть. Согреемся. Здесь все же как-то зябко.

Увеличившаяся вдвое компания подобрала спящего Илью и двинулась в сторону лагеря, который им вскоре предстояло покинуть.

* * *

— У вас выпить есть? — Егор сидел у костра и, не отрываясь, смотрел на колышущееся пламя, на игру тени и света в раскаленных докрасна углях, на срывающийся с их поверхности седой пепел. На Антона, сидевшего за Игорем слева, он не смотрел. Маша и Виктор были справа, а Илья дрыг в одной из двух установленных палаток.

— Я так понимаю, вино предлагать неуместно? — Игорь пошевелил угли длиной обожженной веткой.

— Если крепкое, то давай.

— Может перцовочки? И мозги прочистит и горло согреет.

— Все равно.

Игорь слазил в палатку и через мгновенье вернулся с бутылкой перцовки, пятью пластиковыми стаканчиками и баклажкой колы.

— Всем наливаю? — поинтересовался парень.

— Мне не надо, — Антон, так же как и Егор пялящийся в костер, отрицательно покачал головой.

— Тебе как раз и надо. В первую очередь. Я можно сказать только у девушки и спросил.

Маша утвердительно кивнула.

— Буду.

— Ну, раз будешь, тогда держи.

Игорь протянул ей наполовину наполненный стакан. Разлил еще четыре и раздал сидящим у костра парням.

— Давайте до дна все, глядишь, попроще станет, и за знакомство потом выпьем.

Отказывающийся до этого Антон первым махнул весь стакан, сморщился и тут же припал к бутылке с колой. Егор выпил перцовку как воду, не изменившись в лице, даже не повел бровью и запивать отказался, лишь протянул пустой стакан Игорю.

— Еще.

Игорь выпил свою, собрал пустые стаканы и наполнил их еще раз. Бутылка кончилась.

— Давайте-ка теперь за знакомство, — Маша подняла стакан в воздух и парни не решительно чокнулись, Игорь, Витек и Егор дружно, а Антон так, чтобы не коснуться своим стаканом стакана Егора.

Выпили.

— Еще, — вновь потребовал Егор.

Поджав губы, Игорь на мгновение замер, что-то обдумывая, а потом решительно поднялся с места.

— Не вопрос, — добавил он, доставая сразу две бутылки.

— Мальчики, я пас, — Маша оставила в сторону свой стакан.

— Тоже хорошо, — согласился Виктор. — Ну, парни, что делать-то теперь будете?

— Домой, — сухо отозвался Антон. Бледный и мрачный. — Наотдыхался.

— А ты? — обратился Игорь к Егору.

— А я? — парень задумался. Посмотрел на Антона и опустил голову вниз. — Антон, — шепотом обратился он к другу. Замолчал на мгновение. — Прости.

Тишина. Все молчали. Маша, Виктор и Игорь, потому что не хотели мешать разговору. Егор — потому что ждал ответа. Антон — потому что не собирался его давать. Треск костра стал оглушительным. Стал отчетливо слышан храп спящего в палатке Ильи. Егор не выдержал.

— Да, я дебил, кретин, идиот, тупица, мразь последняя! — ускоряясь и распыляясь начал парень.

— Ты хотел и пытался меня убить, — серо прервал его Антон.

— Да. Но то, что я видел. Если бы ты, Антон, так же как я, тоже это видел, побыл там в тот момент в моей шкуре. Похоронил бы в один момент мать и стал бы убийцей сотни человек, — Егор замер. Вновь протянул стакан Игорю. Тот наполнил и парень залпом выпил. — Ты не представляешь, как там все было реалистично. Как живое, настоящее. Вот, — он обратился к Игорю. — Подтверди.

Парень утвердительно мотнул головой.

— Все настоящее.

— Вот, ссллышал, — язык Егора стал заплетаться.

— Знать человека десять лет. Быть его другом на протяжении этого срока и проверить какому-то ведению. Поверить и решится убить друга? — Антон, не отрываясь, смотрел в огонь. — Егор прости, но ты псих.

— Антон, — Егор опрокинул в себя вновь налитый стакан, поднялся и, пройдя пару шагов, встал перед товарищем на колени, опустив голову вниз. — Хочешь, убей, хочешь, скажи, чтоб я сам себя убил. Хочешь. Да что хочешь. Все сделаю, только прости. Ты не представляешь, каково это.

— Что? Убить лучшего друга?

— Чуть не убить и понять, что ты ошибся, — Егор повернулся к Игорю. — Спасибо.

Парень недоуменно посмотрел на подростка.

— Спасибо, что вырубил меня. Спасибо, что вытащил Антона, а меня надо было сбросить.

— Эй, молодежь, — Витек, задорно хмыкнув, завертелся на месте. — Вы что там, сопли что ли разводить собрались? Мириться надо, но чушь нести про вытащил — не вытащил, это вы бросьте. Попробуйте сначала кого-нибудь сами не вытащить и спать после этого спокойно, а потом советы давайте, — он перестал улыбаться. — Скажу так, Егор тебе и в самом деле надо у врача полежать, а то мало ли. А ты Антон, раз уж говоришь о друзьях закадычных, то и прости первым. Видишь же, парень осознал, на карачках ползает. Готов с жизнью покончить.

— Го-тов, — заплетающимся языком подтвердил Егор. — И пойду сейчас. Слышишь, Антон!

Егор и вправду вскочил на ноги и, спотыкаясь, двинулся к кустам. Видимо алкоголь серьезно подействовал на давно не пившего, да еще и голодного парня.

— Да, стой ты, — Антон вскочил следом. Игорь бросился за ним, но Егор, перейдя на бег, уже оторвался от них метров на десять.

— Ведь и вправду сиганет.

Вся компания вскочила с мест и кинулась вдогонку. Фонари были уже не нужны. Начало светать, и бледный молочный свет, как туман, освещал и тут же прятал в себе предметы: деревья, камни, человека бегущего к месту ночного происшествия.

— Лови его, — орал Игорь, спотыкаясь и больно цепляясь руками за ветки коротких деревьев. — С боку его обойдите. Слышь, Егор, мы тебя не для этого вытаскивали. Слышишь? — и шепотом добавил. — Дебил малолетний.

Вырвавшись из кустов, компания замерла у начала открытой площадки. Возле края на том же самом месте, откуда ночью они вытащили парней, стоял Егор. Глубоко дыша, качаясь от выпитого им спиртного, он смотрел вниз на еще темное спящее побережье.

— Какой же я дурак, — он протер рукой потный лоб.

— Егор, не глупи, — Игорь медленно двинулся к парню. — Антон тебя прощает.

— Да. Да, — судорожно закивал Антон. — Прощаю. Егор. Давай-ка назад. Пойдем еще выпьем. А?

— Я вспомнил, — икнув, отозвался парень. — Все, как было. Гопников тех. Илью. Пока бежал, вспомнил, — Егор развернулся на месте и, не рассчитав с силой, зашатался больше прежнего. Его поволокло назад. Правая нога соскользнула, и парень провалился вниз. Он выкинул руки вперед, хватаясь за край обрыва и не сводя блестящих от слез, пьяных глаз с товарища.

Игорь и Антон, стоявшие ближе остальных к парню, тут же бросились на камни, хватая Егора за руки.

— Дебил! — вырвалось у Игоря. — Держись, придурок!

Егор не слушал его. Держался и смотрел на Антона.

— Дружище, — он чуть дернул рукой, которую держал Антон, заставляя посмотреть того себе в глаза. Тот посмотрел. — Ты простишь меня? — заплетающимся языком проговорил парень. — Пойми, я не помнил. Не знал.

— Да простил же, говорю! — зло, но как можно более убедительно ответил Антон. — Простил. Вылазь.

Егор расплылся в счастливой улыбке, попытался вылезти, но тело его уже не слушалось.

— Держи, — приказал Антону Игорь. Сам переволился через край, подхватил Егора за ремень и потащил наверх. Витек с Машей страховали сверху.

Пьяный Егор валялся наверху и заплетающимся языком, рыдая и оправдываясь, все еще просил прощения. Антон сидел рядом и пытался успокоить друга. Маша с Виктором стояли в стороне. А Игорь зачем-то вновь наклонился над обрывом. Побережье уже просыпалось. Солнечные лучи еще не согревали его своим теплом, но света уже хватало, что бы рассмотреть все вокруг. Игорь же на побережье не смотрел. Он изучал склон горы, с которого два раза за ночь пришлось вытаскивать дурного подростка. Потом выпрямился. Протер тоже отчего-то вспотевший лоб и бросил товарищам, направляясь к лагерю.

— Пойдемте отсюда. Надо выпить, — поймал недоуменный взгляд Виктора и ответил на не заданный вопрос. — Взгляни вниз, на склон, — помолчал. — Вот для чего они были здесь. И вот для чего он, — Игорь указал Егора. — Сначала пытался убить друга, а потом собирался покончить с собой.

Нерешительно Виктор оторвался от девушки и, подойдя к краю горы, посмотрел вниз. Тяжело вздохнул, выругался и, развернувшись, направился за Игорем.

— Пойдемте в лагерь, — помог Антону поднять вырубающегося от выпитого Егора, и компания вновь направилась назад.

А на склоне горы, в метре от ее поверхности, обрамленная испещренным трещинами камнем зияла черная дыра провала. Примерно полметра в диаметре, она явно не была поверхностным сколом. Это был вход. Тот самый спуск, который искал Игорь. Который до этой ночи был спрятан за каменной чешуей и который открылся, когда Антон, удерживающий до этого на себе Егора, не сдернул непрочную опору вниз, пытаясь оттолкнуться от нее ногами. Это был он. Спуск к машине эволюции.

* * *

— Вы серьезно? — Илья с непониманием смотрел на окружающих его парней и девушку. Голова у него разрывалась от боли. Вчерашнее выпитое и прилетевшее раскалывало сознание на невнятные, затянутые зыбкой пеленой частицы. Было нестерпимо противно двигаться, а отсутствие движения вызывало головокружение и тошноту. — Черт! Это правда?

Антон утвердительно кивнул.

— Бред, — не мог собрать все частицы происходящего в кучу Илья. — Вы втроем собираетесь теперь лезть в эту дыру? Что бы включить какую-то машину?

— Да, — раздраженно ответил Виктор.

Вообще Илья достаточно стойко перенос рассказ о том, как Егор хотел прикончить его и Антона на обрыве. Но вот рассказ о марсианах и загадочных машинах эволюции поверг парня в шок. Он не мог поверить в него, так как был до мозга костей убежден в том, что люди исключительные существа, единственные разумные во всей вселенной. А тут на тебе: не единственные, и может быть еще и не до конца разумные.

За спиной раздался резкий шорох. Егор, занявший после своего недосамоубийства вторую из установленных палаток, с расширенными глазами вылетел из нее, прикрывая ладонью рот. Завернул за угол. От производимых им звуков живот Ильи скрутило с неописуемой силой. Парню захотелось самому опустошить свой желудок, но отвернувшись и плотно сжав зубы, он все же поборол свое вполне естественное желание и удержал содержимое своего желудка внутри себя.

День уже разгорелся вовсю. Невдалеке то и дело проскакивали группы туристов, с интересом изучающие, что же здесь и как. А изучать было нечего. По виду просто перепившая компания диких туристов. Палатки, шашлычок. Вот и весь интерес.

Егор, взбодренный опорожнением, в ожидании смотрел на крепыша, мол, простишь или нет, все равно ведь в курсе.

— Что ты вылупился-то? — Илья ответил тоскливым взглядом. — Простил я тебя, простил. Тем более, если рассказанное сейчас правда. Хотя на бред больше похоже. Ты бы это, — парень пристально посмотрел на Егора. — За пивком бы что ли сгонял, в знак раскаяния.

— Не вопрос, — без возражений согласился Егор. — В себя сейчас приду и сгоняю.

— Не торопись, — остановил его Виктор. — Я с тобой схожу.

День был теплый, не жаркий и приятный. Ветра почти не было. Но прогноз погоды был не таким хорошим. На завтра обещали дождь и похолодание и на послезавтра тоже, а потом еще дней на пять.

Молодые люди поправлялись пивком. Игорь вновь прогулялся к спуску, что бы осмотреть его днем. И вновь убедился в правильности сделанных им выводов. Это был именно он — их дальнейший путь. Сегодня предстояло собрать вещи, а завтра с утра пораньше нужно было выдвигаться в дорогу.

Когда Игорь вернулся к лагерю, то там уже вновь захмелевшие парни вовсю обсуждали дальнейшее путешествие, причем обсуждали так, будто вниз собирались идти все вместе.

— Я что-то пропустил? — Игорь вопросительно посмотрел на парней.

— Ага, — ответила подошедшая сзади Маша. Она не принимала участие в распитии пива, и ходила до этого по ближайшим посадкам, рассматривала цветы, деревья и что-то еще, что может заинтересовать только девушку. — Они тут, особенно Егор, благодарны тебе шибко сильно за спасение. А так как погода на ближайшую неделю обещается быть плохой, то решили помочь нам в нелегком деле. Решили, что их помощь может нам пригодиться.

— Ребят, — серьезно обратился Игорь к парням. — Это не туристическая прогулка. Это опасный спуск. Зачем вам лезть туда, тем более, если вас об этом никто не просит. Мы, да, так сказать подписались. Но вы? Зачем?

— Да за тем, — Егору видимо полегчало больше всех. Он улыбался, и вообще выглядел самым счастливым человеком на Земле. — За тем, что ты сам сказал, что мы не зря здесь оказались, не просто так. Может быть там, внизу, наша помощь только и будет нужна.

— Вы не готовы, — продолжал убеждать их Игорь.

— Готовы, не готовы. А сам-то ты сильно готов? Скалолаз или этот? Как же их? О, спелеолог?

— Да нет, — согласился парень. — Но хоть какое-то снаряжение, навыки и знания у меня есть. — А вы?

— А что мы? — ответил тоже оживший Илья. Правда вот шишка у него на голове выглядела очень нехорошо. — Я на скалодроме в зале тоже через раз появляюсь. — Какой-никакой навык. А так: ты — первый, я замыкающий. Антон и Егор по центру на страховке. Ну? Как вариант?

— Никак, — с усмешкой отозвался Виктор. — Вам что, заняться больше не чем?

— Да, получается, что мы как бы и занимались последние три месяца только тем, что невольно стремились сюда, — продолжал настаивать Егор. — Сами же говорите: судьба нас здесь свела. Провидение там или еще что-то.

— Ладно, — согласился Игорь. — А снаряжение?

— Не вопрос, — отозвался Илья. — Сейчас быстро вниз. По магазинам, что купим. И наверх.

— Глупость все это, — Игорь, поджав губы, покачал головой. — Рисковать шеей по дурости это называется. Я против.

— Я тоже, — поддержала его Маша. — Пьяный разговор.

Виктор неодобрительно посмотрел на девушку, улыбнулся ей или самому себе.

— А почему бы и нет, — сказал он. — Что мы одни должны мир спасать, что ли? Пусть и они тоже жопой рискнут. А?

— Вить, ну может хватит? А? Что ты устраиваешь?

— А ты что устраиваешь? — парень хотел ей сказать свое мнение, и про ее постоянные соглашения с мнением Игоря, и про ее вечные одергивания его. Хотел упрекнуть ее в уподоблении этому спасителю. Но не решился, прикинув, что это все будет выглядеть, по крайней мере, глупо.

— Что я устраиваю? — начала заводиться Маша.

— Да ничего, — сплюнув под ноги и проглотив свои мысли со своим недоверием, ответил Виктор. — Просто хотят парни с нами пойти, пусть идут. Мы же не можем им помешать.

Игорь не понимал, что творит Виктор, но чувствовал, что это неспроста. Парень вообще был какой-то напряженный, зажатый, как пружина, особенно когда Маша подходила близко к Игорю. Ревнует? От этой мысли Игорь невольно улыбнулся. Ревнует и делает все, что бы хоть как-то насолить мне. Вот это номер? А если серьезно, то чем они могут ему помочь? Игорь не знал ответа. Да и не знал ответа на вопрос, чем они могут ему помешать? Задачка. Сделай правильный выбор, называется. Рискнуть?

— Черт! — со злостью проговорил Игорь. — Тогда так, — он обвел парней серьезным взглядом. — Хорош пиво пить. Приводите себя в порядок. Спускаемся вниз, докупаем все необходимое. И завтра с утра в путь, на свежую и здоровую голову, выспавшиеся и бодрые.

— Вот это дело! — поддержали его парни. А Виктор, кисло улыбнувшись, пробубнил себе под нос, что до боли похожее на «бараны».

47. Бродяги и мент

Спуск начинался сразу за дверью. Золотой свет еще некоторое время освещал дорогу, но вскоре он превратился лишь светлую точку где-то наверху, далеко за спинами. Лестница, идущая по склону черной сколы, была шириной метра три. Ни поручней, ни ограждений по ее бокам не было. Отвесные склоны с обеих сторон терялись в непроглядной тьме огромной пещеры, полости в горе. Свет фонарей не мог дотянуться ни до дна этой полости, ни до стен, ни до свода. Перед глазами была лишь уходящая вниз черная лестница, прорезающая темноту и связывающая золотой коридор неизвестно с чем.

Шли не торопясь. Конечно, спускаться — это вам не в горочку идти, но все же, ноги уставали очень быстро. Даже не смотря на неплохую подготовку при спуске по ярусам, не меняющая наклона лестница отзывалась в икрах и спинах неприятным напряжением, которое стремилось перерасти в судороги.

Хоть лестница и была достаточно широкой, однако все шли друг за другом, выстроившись в цепочку по ее центру. Лишь Миха и ведомый им Моня, который при каждой попытке открыть ему рот начинал материться и обвинять всех и во всем, шли бок о бок. И то, потому что Миха придерживал кореша, дабы тот не свалился с обрыва или не учудил что-либо еще.

— Она когда-нибудь кончиться? — Леонид Васильевич, идущий перед связанным гопником и его корешем, чувствовал себя мотыльком, следующим за светлым пятном фонаря. В глазах от нескончаемого бега ступеней начало рябить. И взгляд нельзя оторвать — споткнешься, и смотреть на череду черных граней сил нет. — Надо было там остаться на отдых.

— Слушай, полковник, — Миха, идущий сзади тоже устал, но пытался держаться бодро. — Надо было? Так оставался бы. Что дальше-то пошел? Отдохнул бы, а завтра догнал. Ну, или сегодня. Черт, — парень свободной рукой почесал затылок, будто что-то вспоминая. — А какой сегодня день недели? Помнит кто?

— Среда, — ответила Анна. Девушка шла второй по счету, перед Бесом.

— А утро или вечер?

Девушка взглянула на часы. Негромко хмыкнула себе под нос.

— Ночь, второй час.

— А какого рожна мы еще не спим? — остановился на месте Миха, придерживая, задумавшегося о чем-то Моню.

— Располагайся, — Леонид Васильевич приглашающий жестом окинул ступени. — Подушечка, одеялко. Душ перед сном не желаете принять?

— Не забывайся, мент, — осадил полковника Миха. — Ты хоть и ровно идешь, но споткнуться всегда можешь. А здесь тебя тащить никуда не надо будет. Сам скатишься.

— Тоже верно, — согласился Леонид Васильевич. — Ну, значит без душа и сказок на ночь.

— Во-во, топай.

— Я прямо здесь готов оттрубиться, — проговорил Бес. — Хоть на ступенях, хоть на ходу. Глаза слипаются. Может и вправду, отдохнем?

— Да, чтоб ее… — мотнул рукой Миха. — Привал. Дальше после сна.

Ни чая, ни макарон. Где стояли там и сели. Анна, опустила голову на руки и похоже сразу уснула.

— Ань, — Бес потрогал девушку за плечо. И та от неожиданности чуть не кувыркнулась вперед. — Ань, ты положи рюкзак перед собой, чтобы во сне не скатиться.

Девушка так и сделала.

Вдоль ступенек лечь никто не рискнул. Желающих пересчитать ребрами, головой и другими частями тела все черные грани не нашлось. А лежать по ходу движения было не возможно. Каждая ступенька врезалась в тело, как тупой нож, медленно, но при этом неотвратимо. Но тем не мене уснули все. Даже Моня не стал выделываться и просто отключился.

Леониду Васильевичу снилась его кровать. Почти трехместная, мягкая, удобная. Снилась Лизонька, любимая, и тоже мягкая. Снилось, что Лизонька его целовала. Села на него верхом и елозила, елозила на нем, заставляя утопать в кровати. Снилось, что от обилия и частого ритма любви, Леонид Васильевич даже схватился за край, чтобы удержаться на месте, но рука лишь скользила по шершавой поверхности боковины и не как не могла зацепиться за нее. А Лизонька все ускорялась и придавливала сильнее, заставляя смещаться в сторону. А потом его бегемотик его поцеловала. Жадно, страстно. Воздух в груди у Леонида Васильевича закончился, а Лизонька все не отстранялась. Дышать было нечем. Леонид Васильевич захлопали руками по сторонам, но ладонь лишь больно била по твердой поверхности.

В задыхающемся сознании полковника что-то щелкнуло. Кровать была твердой, когда должна была быть мягкой. Он в ужасе открыл глаза. На нем, подсвеченный лишь одним фонарем, стоящим рядом, сидел Моня и пытался удушить.

Полковник схватил его за запястья, но парень давил всей массой тела, не сдвинешь. Леонид Васильевич попытался ударить гопника, но сил, да и замаха не хватало.

— Ты никому не расскажешь, — тихо шипел Моня. — Это все мое.

Тогда Леонид Васильевич схватил левой рукой стоящий рядом фонарь. Сильно ударил им по камню, разбивая его. Свет погас и тут же полковник всадил осколки фонаря в руку гопника.

Раздался легкий вскрик. Еще удар. Хватка ослабла и в голову прилетел сильный удар. Но этого момента хватило, чтобы набрать в грудь воздуха.

— Помогите, — прохрипел Леонид Васильевич.

— Себе захотел все оставить? Меня слить, а себе оставить? Нет! Мое!

Еще один удар в челюсть чуть не отправил полковника в нокаут. Но хватка на шее не возобновлялась. Еще один вдох.

— Помогите, — уже громче прошипел полковник, не переставая в свою очередь наносить слепые удары расколотым фонарем. А когда поднабрал в легкие еще побольше воздуха, а связки немного пришли в себя, он как ему показалось, заорал. — Помогите!

Раздался шорох. Зажегся свет, метнулся сверху вниз и замер на двух борющихся фигурах. Моня, поняв, что убить полковника ему не удастся, перестал колотить его, а при наличии света схватил полковника за лицо и попытался выдавить глаза.

— Все здесь мое, — брызгал слюной Моня.

И тут давление пропало. Миха оттащил брыкающегося кореша от полоудушенного и почти ослепленного полковника.

— Сука, — прохрипел Леонид Васильевич, ощупываю лицо. — Тварь.

Как оказалось, когда все уснули, Моня перерезал веревку на руках, вытащил кляп. А затем попытался столкнуть полковника вниз. Не вышло, слишком тяжелый оказался, а зашевелившись, вынудил парня попытаться его задушить.

— Держи этого говнюка на привязи возле себя, — зло бросил полковник Михе, когда голосовые связки смогли производить звуки. — Я ему в следующий раз осколки в шею воткну.

Он мимолетом взглянул на руку гопника. Она была исполосована чуть ли не до кости. Но парень этого не замечал. Когда Миха его оттащил и снова связал, Моня затих, отвернувшись от всех и не обращая на истекающее кровью запястье ни капли внимания.

— Да, он точно поехал, — заключил Бес. — Надо ему хоть руку перебинтовать, а то подцепит что-нибудь.

— Ты предложил, ты и бинтуй, — Леонид Васильевич все ощупывал рукой саднящее горло.

Бес, сначала, осторожно подошел к Моне, тот не повернулся. Медленно стал бинтовать ему руку. Парень никак на это не отреагировал, как будто это его вовсе не касалось.

Анна, наблюдая за своим парнем, лишь сокрушенно качала головой. Во всем виноват этот спуск. Что он с ними делает? Кем они выйдут из подземелья? Да и выдут ли?

* * *

— Ну, что? Отдохнули? — Миха устало посмотрел на теряющуюся в темноте лестницу. — Хоть бы ветер что ли подул. Как в могиле.

— Пойдемте, — Анна поднялась и закинула за плечи свой рюкзак.

— А может чай попьем сначала? — полковник совсем не хотел никуда идти. — Или, вообще, потрескаем?

— Потом, — Бес подобрал свой рюкзак и тоже собрался шагать вниз.

— Черт. Надоело, — Леонид Васильевич почесал бороду. — А бритвы никто не взял? Да и помыться хочется. Долбанная пещера.

— Ты что это, мент, раскис что ли? — Миха накидывал на Моню его рюкзак. — Все, лапки к верху? Я — не я?

— А тебе это не надоело? — тоскливо посмотрел на него полковник.

— А есть другой выход? — вопросом на вопрос ответил гопник. — Ты если знаешь, то скажи.

— Гадство! — сплюнул себе под ноги Леонид Васильевич. Конечно, он не знал никакого другого выхода. Да и не знал: была ли выходом эта дорога.

— Поднимайся, пойдем, — подтолкнул его Миха. — А похаваем потом, попозже.

* * *

Друг за дружкой, следуя за светлыми пятнами фонарей, спотыкаясь и матерясь, компания двигалась вниз. Все дальше и дальше, а ощущение складывалось такое, что они стоят на месте. Черные ступени сменяли друг друга похожие, как две капли воды. Как нескончаемая цепь, эскалатор, двигающийся вверх, а ты, навечно застрявший на нем, идешь вниз с стой же скоростью, что и он. Ты останавливаешься, и он тормозит. Ты ускоряешься, и он добавляет оборотов.

Вокруг все также не было видно ничего ровным счетом. Черная пустота. Фонари не добирались своими лучами до стен и свода, разрезали темноту, но она тут же стягивалась за лучом. Ей было все равно кто и что тут делает. Она здесь вечная и полноправная хозяйка. И со временем она раздавит под собой любого, медленно прижмет к бесконечным ступеням и выжмет последние силы, а затем и душу, на десерт. Деликатес, которому не будет выхода из этого огромного каменного мешка.

— Я сейчас свихнусь, — Леонид Васильевич обхватил руками голову и начал массировать виски. — Ей богу, свихнусь.

— Сколько уже идем? — на ходу спросил Миха.

Анна нехотя посмотрела на часы.

— После последнего привала шесть часов.

— А когда мы последний раз ели?

Анна молчала, что-то прикидывая в уме, а потом устало ответила.

— Уже больше суток назад.

— Сутки? — без удивления переспросил Бес. — А так и не скажешь. Есть хочет кто?

Леонид Васильевич хотел было сказать, что да, хочет, ведь хотел недавно, но прислушался к своим чувствам. Нет, не хочет. Еще раз помассировал виски.

— Здесь что-то не так, — остановился он.

Все замерли. Молча, опустились на ступени.

— Вы что не чувствуете? — настаивал полковник.

— Что мы должны почувствовать, мент? — безучастно спросил Миха.

Моня, как безмозглая дворняга, шел за ним на поводу. Все остановились, и он встал. Глаза опушена вниз. Пустой взгляд прикован к ступеням, а изо рта, как показалось полковнику, срываются вязкие тягучие капли.

Леонид Васильевич хотел ответить, что ничего, мол, нормально все, но, мотнув головой, резко хлопнул себя ладоней по щеке. Даже эхо не отозвалось на шлепок.

— Такое чувство, что я под наркотой, — смог сформулировать свои мысли полковник.

— А ты под ней был? — без усмешки и стеба, серым голосом спросил Миха. — Хотя, — не дожидаясь ответа продолжил гопник. — Есть что-то. Чем мы глубже, тем как-то депрессивней становится и в тоже время безразличней.

— Вот и я о том, — поддержал полковник, опустив вопрос про наркоту, — могу шагнуть в сторону в пустоту, и не задумаюсь ни о чем. Лишь чувство, что станет легче. И есть не хочется совсем. Хотя давно уже пора.

— Может газ, какой здесь скапливается? А мы им дышим, — предположила Анна. — Я вот тоже, пока вы не заговорили, как будто наяву спала. Только вышагивала вниз и не о чем не думала.

— Так, — Леонид Васильевич еще раз шлепнул себя по щекам. — Хотим, не хотим. Давайте есть.

— Что это ты, мент, покомандовать вздумал? — Миха тоже стал массировать себе виски.

— Нет, — отрицательно покачал головой полковник. — Не начал. Просто надо поесть. Иначе мы от голода загнемся и не заметим как.

— Давайте, — согласилась Анна.

Бес достал горелку, воду, которой становилось все меньше. И если думать о возвращении назад, то воды на подъем не хватило бы уже точно. Вермишель. Пока закипала вода, никто не проронил ни слова. Молча, сидели по кругу и смотрели в темноту, как будто каждый что-то там видел, а может даже и слышал ведомое только ему.

— Я не хочу, — Анна отставила свою порцию в сторону. — Не могу. Пахнет, как помои.

— Надо, — настаивал полковник. — Если не поедим, то точно сдохнем. Или свихнемся.

— И правда гадость какая-то, — отодвинул от себя миску Бес. — Может вода стухла, — открыл бутылку, попробовал. — Нет. Вода в норме.

— А я не чувствую, — Миха без особого желания проглатывал разварившуюся лапшу. — Она, по-моему, всегда так пахнет и выглядит.

Миска перед Моней стояла не тронутой.

— Ань, ешь, — не отступал полковник.

— Да иди ты, — девушка схватилась рукой за миску и швырнула ее в сторону, та белым пятном скользнула за край лестницы и исчезла в темноте.

— Глупо, — лишь пожал плечами Леонид Васильевич. — И миски лишились, и какой-никакой еды.

— Говна не жалко, — девушка уткнулась головой в колени.

— Отстань ты от нее. Ну не хочет, пусть не ест, — Миха доедал свою порцию. — Если уж так хочешь кого-нибудь накормить. То вон, его попробуй, — он мотнул головой в сторону Мони. — Как-то он совсем походу поехал. Эй, Бес, на тебя сейчас похож. Ты тогда так же примерно выглядел. Может это болезнь какая, заразная.

— А что же тогда он один заболел? — через силу доев свою порцию, спросил Бес.

— Тихо! — Чуть вскрикнул Леонид Васильевич и замер, напряженно вслушиваясь в царившую вокруг тишину.

— Ты чего, мент? — шепотом спросил Миха. — Померещилось что?

Полковник обвел взглядом сидящих рядом людей.

— Вы ничего не слышали?

— Нет, — покачал головой гопник.

Леонид Васильевич еще раз осмотрел людей по кругу и остановил свой взгляд на Анне. Губы его стали медленно расплываться в глупой улыбке.

— Эй, мент! Ты чего? — Миха помахал перед лицом полковника рукой. — Тоже ту-ту?

Полковник перевел взгляд на него. Ухмыльнулся.

— Нет. Не ту-ту, — он мотнул головой в сторону. — Миска.

— Что миска? — Не понял парень.

— Миска приземлилась, — ответил Леонид Васильевич. — Я четко шлепок слышал, — кивнул головой, убеждая самого себя. — Точно миска. Такой звук.

— Есть что ненужное? — Бес поднялся со своего места и подошел к краю. — Проверим.

— Да, вот, — полковник протянул гопнику разбитый фонарь.

Бес взял остатки фонаря и плавно бросил вниз.

Тишина стояла сто процентная. Никто даже не дышал, кроме Мони. И каждый про себя считал секунды. Десять. Пятнадцать. Двадцать.

— Да не, — мотнул головой Миха. — Показалось.

И тут вдалеке раздался еле различимый шлепок.

Леонид Васильевич аж подскочил на месте.

— Да, — улыбаясь заорал он, как сумасшедший уставившись на Миху. — Показалось?

Гопник покачал головой.

— Нет. Не показалось. Я тоже слышал. Это сколько же нам еще идти.

— Если вниз с обрыва, — ухмыльнулся Леонид Васильевич. — То километра полтора, может, два.

— Остряк, блин, — огрызнулся Миха. — Проверить не хочешь?

— Не. Я поел. А на сытый желудок лететь, как-то не вдобняк.

— Да нам в любом случае километров пять еще топать, — Бес все еще стоял на краю и смотрел вниз. — Вам не показалось, звук был какой-то странный.

— Главное, что был, — Леонид Васильевич уже набрасывал себе на плечи рюкзак Мони, который на отрез отказывался его надевать. — Давайте-давайте. Скоро первый этаж.

Тяжело дыша, не жалея сил и, думая только о предстоящем, компания мчалась вниз. Ноги заплетались, спотыкались, но пока еще никто не падал. Моня спешил следом, как может спешить пес на поводке. Нога в ногу за хозяином с высунутым наружу языком, с которого капает слюна.

— Вон, смотрите, — бегущий первым, Бес замер.

Поравнявшись с парнем, компания остановилась. Впереди, метрах в пятидесяти лучи фонарей уперлись во что-то белое, невесомым маревом расплывающееся во все стороны.

Спустились ниже.

Туман окутывал лестницу, как будто бы та тонула в мягком пуховом одеяле, как будто, спускаясь в бездну, они очутились на облаке. Казалось, прыгни на мягкую перину, раскинувшуюся внизу, и она медленно обволочет тебя, мягко проглотит невесомым теплом, в которое так уютно, да что там говорить, так необходимо завернуться и выспаться долгим глубоким сном.

— Красиво, — медленно проговорил Бес, обводя лучом фонаря густые клубы пара, неподвижно раскинувшиеся на всю освещаемую площадь.

— И страшно, — зябко поежилась Анна. — Интересно, что там? За ним?

— Пойдемте, проверим, — Леонид Васильевич сделал шаг вперед. Все остались стоять на месте. Полковник обвел их вопросительным взглядом. Ухмыльнулся. — Ну, как хотите.

Подойдя к краю белого марева, он остановился, еще раз оглянулся назад. Но компанию ему составить никто не решился. Переведя взгляд себе под ноги, Леонид Васильевич глубоко вдохнул и сделал первый шаг. Туман под стопой шевельнулось. Белые змеи взбитого пара накинулись сначала на ноги полковника, а потом прыснули прочь в стороны, волнами растекаясь по еще нетронутым движением собратьям.

Никакого изменения Леонид Васильевич не ощутил. Он так же, как и до этого, спускался вниз по черной лестнице. Света фонаря и зрения хватало только на то, что бы разглядеть следующую ступеньку под ногой, не больше. Туман дошел ему до груди. Полковник остановился. В этом положении полковнику казалось, что он заходит в странную белую реку. Чуть вздернутые его движениями клубы тумана разлетались все дальше и дальше, закручиваясь в медленные спирали. Леонид Васильевич, как перед прыжком в воду вдохнул, и сделал три быстрых шага, окунувшись в невесомую реку с головой.

Белый кокон, свернувшийся над головой полковника, медленно пополз вниз, секунда за секундой становясь все тусклее, а потом замер, разлившись в широкое белое пятно.

— Идите сюда, — раздался голос полковника снизу. — Все нормально.

Компания спустилась.

Леонид Васильевич был прав. Тут все было нормально, так как ничего не было. Лестница своим основанием упиралась в небольшой каменный остров. Каменный, гладкий и пустой. Метрах в пяти от последней ступени начиналась вода. Черная, гладкая, как зеркальная поверхность, она была неподвижна и мертва. Ни какая растительность не окаймляла ее линию соприкосновения с берегом. Да и какая тут могла быть растительность. За зеркалом воды виднелся другой берег, который полукругом таял и терялся в далекой темноте. А на краю островка, куда пропала компания, торчал темный кол, к которому была приделана такая же темная цепь, уходящая в воду четко по прямой к недалекому берегу. Цепь же в свою очередь была продета в широкое кольцо, расположенное на древнем и еще неизвестно как не рассыпавшемся корыте. Почему корыте? Да потому что оно именно так и выглядело. Чуть удлиненное, овальное блюдо с резко вздернутыми вверх краями. Корыто.

Над головой в каком-то полуметре завис белесый туман, через слой которого все только что спустились. Грозовое облако, низко весящее над землей и замершее в предвестии своего решающего рокота, уже готовое, но еще копящее силы для последнего всесокрушающего и всеуничтожающего удара.

— Похоже нам туда, — Леонид Васильевич указал на корыто и цепь.

— Я думала, там страшно, — Анна мотнул головой наверх. — Туман этот думала страшно. А оказывается, что вот вода эта. Жуть. Как мертвое все.

— Зато от жажды точно теперь не умрем, — Бес решился и подошел к краю берега. Прозрачная вода в свете фонаря давала просмотреть все дно, окружающего их озера, ровного, усыпанного крупным песком и мелкими камушками. Ничего и никого. Точно мертвое. Парень наклонился и зачерпнул ладонью воду. Поднес к носу, понюхал, потом аккуратно попробовал языком и сплюнул.

— Нормуль. Вскипятить и пожалуйста, пейте на здоровье. Вода, как вода.

— А может искупаться? — полковник тоже подошел к озеру. Провел рукою по воде, от чего мелкая рябь заволокла недвижимую до этого поверхность. — Вроде бы теплое. А, чтоб его.

Леонид Васильевич сдернул с себя Монин рюкзак. Отодрал от кожи прилипшую майку, начал стягивать штаны.

— Стой, — Миха схватил полковника в самый последний момент, когда тот уже было собрался зайти в воду.

— Ты чего? — Леонид Васильевич закрутил головой по сторонам, пытаясь увидеть то, что заставило гопника так резко его остановить.

— Ты дебил? — парень сильно сжимал плечо полковника.

— Почему? — не понял он.

— Ты сейчас здесь наплескаешься, а нам потом эту воду пить?

— Черт, — обиженно выдернул свое плечо из рук гопника Леонид Васильевич. Тело у полковника все зудело. Да что там тело, мозг уже зудел от желания ополоснуться. А тут на тебе. Облом.

— Не ссы, мент, — похлопал его по плечу парень. — Водой заправимся и в путь.

Так и сделали. Всю свободную тару заполнили водой. После чего сначала со страхом, а потом с детским восторгом искупались. Смыли грязь и пот. Ополоснулись вещи, пропитавшиеся за долгий путь вонью своих же тел, наконец-то вздохнули чистой свежестью. Вода озера не взмутилась. Она была не проточная на все сто процентов. Ни грамма ила или еще какой грязи. Песок на ее дне был очень крупным, и поднятый плесканием людей, провисел в виде взвеси совсем недолго. Опустился на дно. И озеро вскоре вновь замерло, как и вовсе не двигалось до этого. Но его движения хватило на то, что бы открыть глазам компании то, что они не могли увидеть раньше. Корыто. Чуть всколыхнувшись от мелких волн, поднятых соскучившимися по воде телами, огромное блюдо смыло с себя непонятный налет, открыв тонкую золотую линию на корме.

И первым это заметил Моня. Он не принимал участия общем веселье. Сидя на берегу, он глазами пожирал увеличивающуюся с каждой волной золотую щель. Потом не выдержал, встал и подошел к посудине. Глаза его ожили, загорелись тем маслянистый алчным огнем, который поселился у него в золотом коридоре. Гопник провел связанными руками по поверхности корыта. Пелена спадала от его прикосновения, рассыпаясь в прах. Перед ним еле покачивалась на волнах золотая лодка. Парень прикоснулся к цепи и колу. Тоже. Золото. Он уселся рядом с лодкой, облокотившись на ее край спиной. Схватил золотую цепь и захохотал.

— Что вылупились? — Моня бросил злой взгляд полный презрения на недавних товарищей. — А, твари, себе хотите? — он оскалил свой золотой зуб. — Хер вам! Мое все! Поняли?

— А выволочешь все сам? — с иронией спросил Леонид Васильевич. — Сдюжишь один-то?

— Тебя падла ментовская забыл спросить. Пришью, сука, при первой возможности, — в ярости прошипел гопник.

Полковник вопросительно посмотрел на Миху, мол, что с ним таким делать. Тот пожал плечами.

— Ты как? — поинтересовался у Мони Миха. — Может потрескаешь чего? Сейчас лапши заварим.

Гопник недоуменно уставился на кореша.

— Иди в пень, подстилка мусорская. Подачки ментовские ловите? — гопник сплюнул себе под ноги. — Пришили бы его да и все между собой бы поделили. А? Хочешь, я его пришью? Развяжи, я его голыми руками, тут же. А все добро пополам. А?

— Заткни ему рот, — попросил полковник. — Это дурка, однозначно.

Миха, не зная, что ему делать, разочарованно смотрел на своего кореша, который нес полную ахинею. Какой пополам? Куда нести? Выбраться бы отсюда. Анна не выдержала первой. Поковырявшись в вещах, она подняла меленький черный предмет и решительным шагом направилась к Моне.

— О, явление Христа народу. Блудная дочь вернулась к отцу. Точнее блудливая? — он мерзко заржал, брызжа слюной.

Девушка быстро ткнула своего бывшего парня в плечо черным предметом. Резкая судорога пробила тело гопника и он обмяк.

— Привяжите его у этой цепи, — Леонид Васильевич с удивлением смотрел на Анну. — Пусть радуется такой близости.

— Эй, Бес, — обратился к парню Миха. — Я был не прав, когда сказал, что он на тебя тогдашнего похож. Не рядом. Он точно поехал, — Миха раздосадовано бросил в воду камешек, который крутил до этого в руках, ровные кольца плавно поползли по воде, рождаясь и исчезая в ней. — Черт. Долбанное золото.

48. Егор, Антон, Илья, Виктор, Маша, Игорь

Утро наступило рано. Поднялись до рассвета. А сам рассвет явно не торопился. Небо, которое здесь и так на один километр было ближе, чем у подножия, сегодня будто опиралось на гору, цеплялось серым тяжелым брюхом за острые пики Ай-Петри, рвалось на неровные части и клубилось клочьями тумана под ногами.

Дождя еще не было, хотя сырой холодный воздух был пропитан запахом влаги. Ветер пока что тоже держал себя в руках, но отдельные короткие порывы пронизывали одежду на сквозь, срывая с еще не до конца проснувшегося тела остатки ночного тепла, и уносили их прочь, заставляя зябко ежиться.

Развели костер. Поставили на огонь котелок с водой, а сами принялись собирать вещи, складывать палатки. Игорь был нарасхват. Все вопросы по расположению вещей, которых, как и самих вещей, было много, адресовались лишь ему. Парень был не против. Ведь это он был лицом организовавшим предстоящий спуск. Он знал, что и где должно лежать.

Двухдневная пьянка не до конца выветрилась из парней. Пластиковые стаканы с горячим чаем, обжигали руки. Опухшие лица пялились в огонь костра, каждый думал о чем-то своем. И Игорь мог поклясться, что парни, так охотно примкнувшие к их отряду вчера, сейчас лишний раз обдумывали, а стоило ли давать столь скоропостижные обещания. Но человеческая глупость и упрямство не дали никому из них отказаться.

Серый тусклый рассвет ознаменовал себя мелким дождем. А может это просто влага в облаке, в котором они находились, стала конденсироваться в более крупные капли. Так или иначе, когда капельки воды стали различимы для глаза, а вещи уже были собраны, компания, допив чай и затушив огонь, направилась к краю обрыва, где волею случая им накануне открылся спуск.

Еще с вечера Игорь закрепил у склона скальные крюки, поэтому сейчас он просто защелкнул на них карабины страховки, включил налобный фонарь, и, молча пожелав себе удачи, шагнул за край. Что-то мудрить и выдумывать здесь, было не нужно. Окно спуска, находящееся где-то в полуметре от поверхности, тут же попалось под ноги. Мелкие камушки зашелестели, срываясь вниз, а Игорь уже залезал в темную щель. Сверху, помимо страховки, его придерживали связанные между собой парни. Маша шла в центре. Закрывал шествие, как и было договорено накануне, Илья. Егор с Антоном шли перед ним, а Виктор встал в связке после Игоря, вторым, даже таким способом пытаясь отделить Машу от него.

Когда Илья скрылся в проеме, Игорь прополз уже метров двадцать вглубь горы. Узкий лаз с непривычки цеплялся своими краями за одежду и рюкзак, но ползти было не так сложно, тем более туннель пока что шел горизонтально.

В отличие от поверхности, где сырость и холод заставляли прятать голову в плечи, здесь было безветренно и тепло. И вскоре Игорь даже пожалел, что не скинул олимпийку еще на поверхности потому, что сделать это здесь в полном снаряжении было невозможно.

Двигались молча, изредка проскакивали несвязанные междометия и мелкая брань по поводу попадавшихся, то здесь, то там, и больно впивающихся в тело неудобных камней. Двигались в одном темпе, не спешили, и где-то минут через сорок Игорь почувствовал, что лаз начал уходить вниз. Сначала плавно, а потом все больше увеличиваясь в наклоне. Чтобы избежать ненужных срывов и падений, парень стал закреплять, в местах, где это было возможно, скальные крюки и цеплять на них через карабины веревку, которая по мере их спуска отстегивалась и перемещалась вниз. Сложнее всего приходилось Илье. Он, двигаясь замыкающим, почти постоянно спускался без страховки, если не считать его связку с остальными членами команды.

Еще через час туннель стал закручиваться спиралью, уходя все глубже и глубже. Высотомер, прикрепленный к запястью Игоря, показывал, что они спустились лишь на триста метров. Парень, конечно рассчитывал, что машина будет где-нибудь рядом, не глубоко, но внутренний голос ему говорил, что все может быть совсем наоборот.

Отдохнули, разглядывая поверхность лаза и делясь своими предположениями о его происхождении. Был ли он рукотворным или сама природа проложила его в теле горы. Но споры, не подкрепленные никакими фактами, ни к чему не привели. Лишь домыслы и предположения.

Двинулись дальше, и Игорь сам для себя не заметил, как половина спуска осталась позади, а лаз расширился, став более круглым. Перемещаться теперь стало легче, двигаться можно было не только ползком, но и на четвереньках, а в некоторых местах можно было идти, согнувшись пополам.

Попался первый ровный и широкий участок. Снова решили отдохнуть. Перекусили сухарями с водой и даже немного вздремнули, особенно те, кому вчерашнее выпитое больше остальных давило на мозги, и двинулись дальше.

Вновь закружился спиралевидный туннель, с каждым своим витком увеличиваясь в радиусе. И вот Игорь отчетливо ощутил легкий холодок, сочащийся ему на встречу. Ни ветер, а как будто бы промерзлый участок лежал на их пути. Олимпийка, от которой парень хотел избавиться в начале спуска, теперь казалась ему самым дорогим элементом экипировки.

Круг за кругом, метр за метром становилось все холоднее. Игорь вспомнил свой спуск в Трехглазку, еще на вершине, где в одном из залов лежала целая гора льда. Неужто и здесь хранятся залежи навечно замерзшей воды?

Виктор, двигающийся вторым, что-то постоянно бубнил. Толи ругал Игоря, толи самого себя, а может и себя и Игоря по очереди. Было уже откровенно холодно. Камень и воздух вокруг были прокалены стужей, спасало только то, что компания все еще двигалась, заставляя мышцы работать, а кровь быстрее бежать по сосудам.

— Вот закрой меня в холодильнике, ничуть не отличу, — донеслось до Игоря бормотание Виктора.

— Да знатный рефрижератор тут получился, — согласился парень.

И тут его нога, опершаяся на очередной выступающий камень, соскользнула вниз, увлекая Игоря дальше. Страховочная веревка натянулась, его дернуло, и он почувствовал, что скольжение прекратилось.

— Цел там? — донеслось сверху.

— Да, — крикнул Игорь и коротко выругался. — Чтоб его. Вы это, — обратился он к идущим следом. — Осторожнее, лед стал попадаться. Не подскользнитесь.

Теперь двигались медленнее. Наледи попадались редко, а вот изморось на стенах стала постоянным спутником компании.

— Надо было перчатки брать, — вновь донеслось сверху. — Рук совсем не чувствую.

— Надо было, — тихо согласился Игорь.

Парень посмотрел на высотомер. Они почти достигли уровня побережья. Пара сотен метров и все. И через пару сотен метров, когда руки перестали вообще что-нибудь чувствовать, спуск прекратился. Игорь из лаза ступил на запорошенный инеем лед. Ледовая арена в полном своем размере предстала перед компанией. Стены, потолок, свисающие с него сосульки, все было покрыто бархатистой изморозью и все сверкало и переливалось в свете фонарей всеми цветами радуги. Пар изо рта шел тяжелыми клубами.

— Красиво, — дрожа всем телом, сказала Маша.

— И холодно, — Виктор обхватил девушку и привлек к себе.

— Пойдемте дальше, — Игорь аккуратно двинулся по невидимому под слоем белого инея льду. — Не стоит оставаться здесь. Замерзнем.

— Эйнштейн, блин, — тихо прокомментировал Виктор слова Игоря.

— Эйнштейн был физиком, а не синоптиком, — влез в разговор Антон. — Погоду он не предсказывал.

— Да я и без прогноза тебе говорю, что здесь холодно, — огрызнулся Виктор.

— Умники, А? Лучше пока возможность есть, вещи какие-нибудь достаньте, — попал в самую точку Илья.

Утеплившись чем только можно, компания двинулась дальше.

Ледяной зал кончился, переходя в достаточно-таки широкий и высокий туннель. Ровный вымороженный пол, слегка похрустывал под ногами, оставляя на себе еле заметные следы.

— А на улице лето, — все поднывал Виктор.

— Там дождь и ветер, — напомнила ему Маша.

— А здесь прям курорт, — недовольно мотнул головой парень.

Туннель начал вновь уходить вниз. Идти по скользкому полу было опасно. Поскользнешься, рухнешь на лед и так и поедешь неизвестно куда, увлекая за собой всю компанию. Вновь стали разматывать веревку и вбивать в щели стены крюки для крепления страховки.

Время все шло, а наклон туннеля не изменялся. Усталость стала завоевывать тела и мысли молодых людей. Всем хотелось сесть, отдохнуть, попить горячего чая и, может быть, вздремнуть, но тут негде было даже остановиться. Скользкий склон тянулся все ниже и ниже.

— А может как на санках? — предложил Егор. — Но только на жопе?

— Давай, ты первый, — гоготнул Илья. — Штаны протрешь и вылетишь в какую-нибудь яму с ледяными кольями.

— Да уж, — протянул парень. — Знать бы, что там внизу, точно бы прокатился.

— У меня есть дуратская идея, — Игорь остановился и обернулся на идущих за ним людей.

— Да сама идея сюда спуститься и так дуратская, — опять заворчал Виктор. — Давай, делись. Одной больше, одной меньше. Не важно.

— Моток веревки пятьдесят метров, — начал парень. — Цепляем один край здесь. Я со вторым скатываюсь вниз. Улететь не улечу, если что заторможу самоблоком и страховкой, а оказавшись ниже, зацеплю веревку в скальном крюке, и вы по очереди съедите по ней. Последний само собой отстегнет ее сверху и скатится к нам.

— Неплохо, — Егору идея понравилась.

— Идея и, правда, дуратская, — прокомментировал Илья.

— Почему это? — Маша уже хотела согласиться с затеей Игоря.

— Да потому что от одного крюка до другого пятьдесят метров по льду, без натянутой веревки, — Илья на мгновенье замолчал. — Вы как обратно собираетесь выбираться? Взлететь?

— Да уж глупость, — Игорь посмотрел дальше на спуск. — Тогда спускаемся, как и шли до этого.

Еще через час, когда часы показывали восемь вечера, высотомер — один километр ниже уровня моря, а руки больше не могли держаться за канат, спуск прекратился, вновь приведя компанию в ледяной зал, не такой большой, как верхний, всего метров двадцать от стены до стены. Ровная ледяная поверхность и иней на стенах. На свод было страшно смотреть. Если в предыдущей пещере сверху свисали небольшие сосульки, едва больше десяти сантиметров в длину, то здесь на головы молодых людей нацелились поистине огромные ледяные наросты, иглы длиной никак не меньше человеческого роста и толщиной со ствол небольшого деревца. Понимая, что лишняя вибрация способна сорвать этих убийц вниз, молодые люди старались не шуметь. Говорили тихо и редко.

Усталость брала свое. Идти дальше сил уже не было ни у кого. Не разбираясь, что же ждет их дальше, было решено первый большой привал организовать именно здесь, в ледяном царстве тьмы.

Чтобы хоть как-то согреться разбили одну большую палатку, уложили в нее на пол все лежаки, расселись по кругу на рюкзаки и зажгли горелку. Сверху водрузили котелок. Вода, взятая с собой, замерзла. Пришлось крошить ее прямо в баклажке, саму баклажку резать, а за тем высыпать ледяную крошку в котелок. Воду кипятили дважды, сначала для каши с тушенкой, затем для чая.

Воздух в палатке прогрелся достаточно хорошо, а горячая еда и сладкий чай заставили уставшие тела сомлеть за считанные секунду. Размотав спальные мешки, молодые люди, не откладывая в долгий ящик отдых, улеглись бок о бок. Размеры палатки не позволяли устроиться по другому.

Парни, все без исключения, молча, завидовали Виктору, разделившему свой спальный мешок с Машей. Завидовали не по причине того, что девушка была красива и пришлась бы по вкусу каждому из них, а просто из-за понимания, что в обнимку со вторым человеком засыпать, да и просыпаться куда как теплее, чем одному, а в этой морозилке тем более. Горелка погасла, и компания тут же отрубилась, согревая себя своим же дыханием и дыханием спящих рядом.

Проснулись около семи утра. Илья, которому посчастливилось спать у выхода, вскочил первым. Замерзшими руками растолкал занявших центр Антона и Егора, водрузил горелку на ее вчерашнее место и зажег, тут же подставив руки жарким язычкам огня.

А позже, немилосердно скрипя баклажкой, размолол в крошку свежую партию будущего чая.

Поднялись. Собрали мешки и вновь согрелись горячим чаем. Тела болели у всех. Руки, замершие и оборванные вчерашним спуском по канату, отказывались выполнять даже самую простую работу. Поэтому, оценив свое состояние, как изрядно паршивое, молодые люди приняли решение не сворачивать палатку, а подождать хотя бы до обеда, побыть еще немного в тепле, а уже после выдвигаться в путь.

Илья, как самый крепкий из компании долго сидеть на месте не смог, и решив пройтись, дабы обследовать ледяной зал, в который они попали, вышел на лед. Антон и Егор, отправились следом, подстраховать.

Спустя часа полтора, парни вернулись. Забравшись в палатку, они, молча, расселись вокруг горелки.

— Похоже пришли, — первым нарушил молчание Илья.

Игорь аж подскочил. Слова парня заставили его дернуться к выходу. Неужто машина эволюции здесь?

— Да сядь ты, — Илья остановил вскочившего с места Игоря.

— Она здесь, далеко?

— Да я не это имел ввиду, — оправдываясь скривился парень. — Я в смысле, что тупик здесь. Нет дальше хода.

Игорь, было высунувшийся наружу, закружился на месте, выругался и вернулся на свой рюкзак.

Виктор, с самого первого слова понявший Илью правильно, довольно улыбнулся. Пусть подниматься тяжелее, чем спускаться, но пускай они потратят два или три дня на обратную дорогу и все равно вернуться на поверхность.

— Вы все осмотрели? — Игорь вновь не верил в то, что их путешествие обречено. Более километра под уровнем моря, среди вечной мерзлоты, столько сделано и все зря.

— Все по кругу два раза обошли, — ответил Егор. — В щели попавшиеся заглянули. Тупик. Нет хода.

— Не может быть. Надо самому посмотреть, — Игорь вскочил снова с места и выбрался из палатки.

Маша вскочила вслед за ним.

— Я с тобой, подожди.

Виктора передернуло. Опять его девушка делала не то, что было нужно. Опять лезла вслед за Игорем. Парень встал и направился за ней. Не оставлять же их наедине.

Зато вернувшись в палатку, Виктор сиял, как начищенный самовар. Выхода не было. Точнее, как раз выход-то и был, обратно. А вот хода дальше не было. Все вокруг было покрыто льдом и инеем и не одной щелочки, свидетельствовавшей о наличии дальнейшего спуска. А Игорь разочарованно крутил в руке каплю передатчик. Единственную каплю из трех, что они приняли у Эрид Фана.

— Глупость какая-то, — парень не мог принять свою неудачу. — Вход нашли, сюда добрались. И? — он обвел взглядом сидящих рядом молодых людей. Он приложил каплю к глазу, к другому, вновь начал крутить в руках.

Огонек посреди палатки тихо шипел, вырываясь синим пламенем из стальной скорлупы горелки. Тени от сидящих кругом молодых людей, смиренными стражами замерли за их спинами, охраняя своих хозяев от стужи и темноты ледяной пещеры. Все молчали, не зная, что ответить Игорю.

— Постойте, — решил высказать свое предположение Антон. — Может и не глупость. Вот смотрите, — он водрузил над горелкой котелок. — Чаю кстати попьем, — достал замершую баклажку, не кроша лед, открутил крышку и опустил ее горловиной вниз в котелок. — Лед — это замерзшая вода. Она эта вода, взявшись может с поверхности, может из подземных рек стекала вниз по тому туннелю, по которому спустились мы. И, кстати, к вопросу происхождения лаза, каким мы прошли. Вероятно, что именно водой размыло.

Лед в баклажке стал плавиться, отслоившись от ее поверхности, с которой побежали вниз первые капли воды.

— Вода все время стремиться занять наиболее устойчивое и энергетически выгодное положение. То есть ни вздыбливается, ни останавливается волнами, а спокойно течет вниз, заполняя предоставленный ей объем.

— Вот оказывается, кто здесь Эйнштейн, — перебил парня Виктор. — Короче, Склифосовский.

Маша дернула парня за рукав, но тот никак не отреагировал.

— Вы видели, какой большой верхний зал? Сколько там воды? Много. А сколько замерзшей воды бежало по туннелю? Тоже много. А эта пещера? Я, конечно, не знаю, как глубоко у нее дно, но если сравнить ее с предыдущей. Да она просто, как карлик со слоном.

Вода из баклажки медленно стекала через горлышко в разогревшийся котелок.

— К чему ты это? — поднял на парня взгляд Игорь.

— Мне кажется, что четверть объема верхнего зала заполнила бы эту пещеру до горлышка, а еще мне кажется, что до замерзания это так и было.

— С чего это? — заинтересовался размышлениями Антона Виктор.

— Сосульки сверху. Огромные пики. Вода все прибывала, замерзала, на своде образовались первые кристаллы льда, а от них продолжили расти и сосульки. Вода же в самой пещере куда-то уходила, но настал момент, когда и подача и сток замерзли, причем сразу. Вот все и застыло в том виде, который предстал перед нами.

Баклажка, скукожившаяся от жара, идущего от котелка, наполовину уже опустела, а лед в ней таял все интенсивнее.

— Ты хочешь сказать, что ход дальше есть, но он замерз? — Игорь вновь начал крутить в руках каплю-передатчик. — Но это ничего не меняет. Как его найти? Растопить весь лед в пещере? Точно бред, да и как?

— Я лишь предположил, что проход есть, просто он не доступен для нас сейчас, — ответил Антон.

— Это возможно? — тяжело вздохнув, неожиданно спросила Маша. — Что выход рядом, замерзший?

— Вполне, — Антон достал стаканы и принялся разливать по ним горячую воду для чая.

— Я не буду, — девушка отстранилась протянутый ей стакан. Серьезно посмотрела на Виктора, тот вопросительно пожал плечами, а затем девушка перевела взгляд на Игоря. — Пойдем, покажу кое-что. — обратилась она к парню.

Виктор, уже державший стакан с горячей водой в руке, от неожиданности даже разлил половину себе на штаны. Игорь же, не понимая, посмотрел на Машу, мол, куда. Девушка уже выскользнула из палатки, натянув на голову фонарик.

— Давай, давай, — поторопила она. — Вить, ты с нами.

Парня можно было не подгонять, он уже стоял у девушки за спиной. Горячая вода, сначала обжигавшая ему ногу, в пещере принялась аккуратно покусывать ее острым холодком.

В итоге, заинтересованные происходящем из палатки вышли все. Свет от фонарей плясал по гладкому мутному полу, по покрытым инеем стенам и по острым ледяным сталактитам, зависшим над головами.

Маша посмотрела в дальний конец зала, повернулась к парням. Выключила свой фонарик и попросила сделать тоже самое и остальных. Кромешная тьма проглотила и самих молодых людей и тени отбрасываемые их телами. Все, молча, вслушивались в темноту. Раздался скрип удаляющихся по инею шагов. Маша явно куда-то шла. Затем на некоторое время воцарилась тишина.

— Идите сюда, — раздался голос девушки.

Фонари вновь зажглись. Маша стояла метрах в пятнадцати от них, чуть ли не у дальней стены. Когда парни подошли, девушка устало посмотрела на Игоря и Витю. Перевела взгляд себе под ноги.

— Здесь спуск, — указала она вниз. — Спуск, слив. Тут, одним словом.

Игорь, не выпускающий каплю-передатчик из рук, вопросительно посмотрел на Машу.

— Как?

Та, отмахнувшись, качнула головой.

— Снова свет вижу.

Виктор заскрежетал зубами.

— Он там, внизу светит. Я сначала подумала, что кажется, думала отблески фонаря, а вот сейчас решила проверить.

Игорь опустился у ног девушки на четвереньки и смахнул со льда слой инея. Мутная темная синева разлилась под ногами глубоким колодцем. Недолго думая парень приложил каплю-передатчик к глазу и аж подпрыгнул от удивления. Заулыбался и протянул каплю Маше. Та посмотрела и передала ее Виктору, а затем и остальные парни поверили в то, что выход у них есть и он находится прямо под ногами, а в руках у них только что побывала поистине сверхъестественная вещь.

Сквозь прозрачный материал капли поверхность льда выглядела не больше серой пелены, но вот под ней, в десяти метрах высвечивался темный, шириной около двух метров провал.

49. Бродяги и мент

Вопрос с водой был решен. Покачто. Но назревали другие вопросы. Еда и газ для горелки. Но внимание на этом пока решили не заострять. Есть еда или нет ее, все равно, дороги назад нет.

Отдохнув и отмывшись, компания собрала вещи и, погрузив их на золотую посудину, назвать это корыто лодкой, было очень проблематично, устремилась к дальнему берегу. Передвигаться сперва было неудобно. Цепь не желала скользить через кольцо. И ее постоянно приходилось переносить вручную. Процесс напоминал переправу на пароме. Вытягивая корыто за натянутую цепь, компания медленно, но уверено двигалась вперед.

Связанный Моня, сидя в золотой лодке, вел себя предельно агрессивно. Пытался пинаться, расшатать посудину, но Анна, просверкавшая перед его лицом шокером, успокоила парня. И тот, зло щурясь на всех, затих, но полковника, засмотревшегося за борт, все же умудрился пнуть, в надежде столкнуть в воду. За что и получил от Леонида Васильевича так давно заготовленную затрещину.

А за бортом и впрямь было на что посмотреть. Вода прозрачная и чистая у самого берега к центру переправы начала темнеть. Дно ровное и гладкое здесь резко уходило вниз. Открывалась черная расщелина. Бездонная и широкая. И на той глубине, размытой и невнятной, куда все же добирался свет от фонарей, что-то было. Что-то двигалось. То тут, то там расплывшийся луч выхватывал какую-то тень, белесую и быструю. Стоило свету коснуться ее, как та тот час исчезала, как будто ее и не было. Но она была. Они были. Большие и быстрые. Бесу удалось выхватить и пару секунд проводить существо светом фонаря. Огромная пасть. Двух метровое змеевидное тело, белое или прозрачное. Существо юркое, как уж. И как показалось парню, у этого существа не было глаз.

Всем вспомнилось их недавнее беззаветное купание.

— Да уж, — пробормотал Миха, зябко подергивая плечом. — А ведь могла и клюнуть.

Бес улыбнулся.

— А что же они едят здесь? — Анне было не до плоских шуток. Она в ужасе наблюдала за змееподобными телами, скользящими и исчезающими в глубине под корытом.

— Не нами, по крайней мере, — Леонид Васильевич, не торопясь, перетягивал тяжелую золотую цепь.

Провал со своими обитателями остался позади. Дно вновь обозначило себя в свете фонарей. Как копия своего противоположного собрата оно было пустое. Камень и песок покрывали его ровным ковром медленно поднимающимся вверх.

Посудина лязгнула дном о берег и Миха, осветив сперва пространство вокруг их судна, спрыгнул вводу и принялся подтаскивать корыто на сушу.

Картина, открывающаяся их взорам на этом берегу, была такая же унылая, как и на том. Камень под ногами, тяжелый туман над головой. Впереди, в отвесно поднимающейся вверх стене, сиял непроглядной темнотой высокий туннель. И других вариантов, кроме как идти через него, не представлялось. Да и спуск, оставленный ими на том берегу с золотым паромом абсолютно точно совпадал по направлению с входом в этот туннель.

— Ну что же, нам туда.

Бес первым сунулся в темноту пещеры, освещая ее рваные стены светом своего фонарика. Леонид Васильевич оглянулся назад, наблюдая за Моней, тот же с нескрываемой тоской не мог оторвать свой взгляд от золотого парома, а сделав это, вновь сник, как и на спуске по лестнице.

«Вот тебе и демоны», — подумал полковник. — «Каждому свой. Кому черная тень. Кому желтый металл», — и, улыбнувшись, добавил. — «А кому и повышение по службе».

Думать о золоте Леонид Васильевич перестал. Его алчные мысли все остались в золотом коридоре. Призрак возможного богатства, конечно же, не оставил его, но, как человек образованный, и в принципе не бедный, он понимал, что все сделать своим просто не реально, хоть и очень хочется. В своих мыслях полковник отчетливо видел дальнейшее развитие событий. Ему в компании этих гопников необходимо добраться до искомой цели. Выжить с ними. И выйти на поверхность. А потом. Леонид Васильевич аж сглотнул неожиданно образовавшийся в горле комок. А потом. Компанию за решетку, а себе, как первооткрывателю этих богатств и почет, и слава, и процент от общей стоимости. Главное выбраться отсюда.

Туман над головой становился прозрачнее с каждым шагом. Из плотного, густого он делался рыхлым, клочковатым, а вскоре и вовсе исчез, открыв всю красоты каменного туннеля. Стены, испещренные неглубокими сколами и впадинами, тянулись вверх, постепенно сближаясь друг с другом, и далеко в высоте встречались, образуя из туннеля вытянутый к верху треугольник. Под ногами хрустели мелкие камешки, как будто кто посыпал дорогу гравием, а затем плотно его утрамбовал.

Шли после отдыха достаточно бодро. Моня, сперва порывавшийся остаться у берега, со временем перестал дергаться и, не сопротивляясь, шел рядом с Михой. Тот же, не зная, что ему делать с таким товарищем, вел его на поводу. Рюкзак с плеч обезумевшего парня теперь окончательно закрепился за Леонидом Васильевичем.

Прошло не более пары часов, когда впереди послышалось далекое журчание воды.

— Все верно, — подтвердила общую догадку Анна. — Река. Потом озеро и пришли.

Встретить воду были готовы все. Но каждый представлял это себе, как выход к берегу, но не так как это оказалось на самом деле.

Пещера стала уходить несколько ниже их первоначальной точки, и вот в один из моментов перед компанией показалась вода. Туннель, от одной стены до другой весь был покрыт водой. В паре метров от сухого участка она бурлила. Небольшие фонтанчики то и дело вырывались из глубины, и тут же множеством брызг опадали вниз. А вырвавшаяся масса с негромким шуршанием убегала дальше по туннелю, с причмокиванием облизывая влажные стены.

— Как же хочется ругаться матом, — раздражено сказал Леонид Васильевич, подойдя к краю берега. — Почему все должно быть обязательно сложно? Почему, что бы добраться до какой-нибудь хрени, сначала необходимо отшагать хрен знает сколько, потом спускаться, плыть, снова плыть? А дальше? Лезть на стены? Что дальше? — полковник пнул камень, тот, хлюпнув, скрылся под водой. — Почему нельзя все сделать проще? Сократить все это расстояние? Идиотизм. Там хоть корыто то было, а здесь что? Вплавь?

— Успокойся, мент, — Миха подошел к полковнику. — Придумаем, что-нибудь. А не придумаем, так и вплавь отправимся.

— А вдруг там такие же, как в расщелине водятся? — Анна светила фонариком, пытаясь что-либо разглядеть в постоянно движущейся воде. Но из-за постоянного бурления толком ничего видно не было.

— Смотрите, — Бес стоял возле правой стены и указывал лучом фонаря на ее кромку, теряющуюся в воде.

— Что там? — Миха, не видя из-за расстояния, на что указывает парень, направился к нему.

— Да тут мелко совсем, — не дожидаясь кореша, ответил Бес. — Не больше, чем по щиколотку. Да и широко достаточно. Пройдем, я думаю.

— Так, пока что привал, — Миха опустил свой рюкзак на берег. Посмотрел на полковника. Задумался. Потом, нахмурившись, проскочил взглядом по стоящему столбом Моне, а затем улыбнулся Анне. — Ань, ты за старшую, а я с Бесом пойду, проверю, куда там эта дорога ведет. Может там тупик?

Девушка кивнула, а Леонид Васильевич, растянув губы в улыбке, усмехнулся и сел на рюкзак, смотря в глубину туннеля.

Парни ушли. Анна еще некоторое время провожала их светом фонаря, а потом уселась рядом с полковником. Моня так и остался стоять столбом за их спинами.

— Леонид, — девушка кротко взглянула на полковника.

— Да, — ответил тот вопросительным взглядом.

— Мы этого не делали. Того о чем ты говорил. Нет. Никаких терактов. Магазин грабанули. Парня подстрелили. Да. Но не теракт.

— Какая разница, — устало ответил полковник. — Все равно мы очень глубоко от истины. И от тех, кто мог бы ее подтвердить или опровергнуть.

— Что нас ждет? Там? — девушка подняла глаза к верху.

— Тюрьма, — Леонид Васильевич сделал паузу. — Без вариантов. За чисто сердечное скостят. Но срок будет, — он изучающее посмотрел на девушку. — А как же ваш демон, если он существует? Разве не поможет?

Девушка покачала головой.

— Не знаю, — Анна, переставшая за трудностями дороги думать о мистическом существе, почти забыла свой страх и ужас, который сковывал ее в самом начале пути. Она хотела все исправить. Откреститься от всего того что с ней происходит. — Бред, — она вновь покачала головой. — Все, как сон. Как кошмар, — помолчала. — А он? — девушка качнула головой назад. — С ним что будет?

— Если симулирует, то тюрьма. Врачи дознаются.

— Симулирует? — переспросила Анна. Ей эта мысль в голову не приходила. — Что значит симулирует? — она обернулась на Моню и посветила ему в лицо фонариком. Гопник не отреагировал. — Ты думаешь так можно притворяться?

Полковник хмыкнул.

— Так? Да притворяться можно так, что Оскара дадут. Был прецедент в практике, — Леонид Васильевич подцепил валяющийся у ноги камень. — Один изверг и изувер, специализирующийся на маленьких девочках, а иногда и мальчиках, после того, как его поймали, очень сильно не хотел в тюрьму. Знал, что за решеткой таких, как он, не любят. Ну, и стал симулировать умалишенного. Мол, голоса слышит разные. Они ему говорят что делать, даже управляют им. Под шизика косил. Врачи раз его проверили. Нет, говорят, адекватен. Он все роль свою играет. Врачи два его проверяют. Все в порядке. А этот в зале суда на судью бросается со словами, что им в данную минуту кто-то командует. Судья обиделся, — полковник ухмыльнулся. — Они вообще люди ранимые, судьи-то. И вот выносят этому маньяку приговор: признать невменяемым и отправить на принудительное лечение. Тот обрадовался сначала, думал, положат, таблеток дадут, мультики будет смотреть. А ему за место таблеток лоботомию и электростимуляцию мозга. — Полковник замолчал. Повернулся к Моне, высвечиваемые его светом фонаря.

— И дальше? — поторопилась Анна.

— А что дальше, — не поворачиваясь, ответил Леонид Васильевич. — Первую процедуру маньяк вытерпел. Думал все. Нет. Ему как трехразовое питание это прописали. — Не отрывая взгляда от Мони, продолжил полковник. — Через день он стал говорить, что все придумал про голоса, что специально настаивал на невменяемости, что бы только не в тюрьму. Но курс лечения назначен и пересмотру не подлежит до прохождения полного курса. Через месяц мужик спекся. Стал ссаться и сраться под себя. Весь день говорил свое имя и мычал что-то неразборчивое.

Моня, как и не слышал, стоял, как зомби, только слюни еще не пускал. Леонид Васильевич отвернулся от него.

— В общем, стал этот хитрый маньяк овощем, — Леонид Васильевич сделал паузу. — Это я к чему? — он посмотрел на Анну. — Дурачком можно и прикинуться, но в этом случае стать им вполне реально. Сделают. А тюрьма или дурка? Что лучше? Ну, не знаю. Но пускать слюни и сопли? По-моему это просто противно.

— Черт, — выругалась девушка. — Он же мой парень.

— Не женаты еще?

— Нет, — отрицательно покачала головой Анна.

— Ну, тогда радуйся.

— Чему?

— Все равно же вам расставаться, после выхода отсюда. Совместных камер не бывает. А ответственность моральную за него нести, я бы тебе не советовал.

Было видно, что девушка готова расплакаться. Голова опущена вниз. Дыхание медленное, тяжелое, и руки мелко-мелко трясутся.

— А здесь? — продолжил Леонид Васильевич. — Вы, правда, верите в этого демона, к которому ведет дорога.

Анна кивнула.

— Я верю. Из далека так посмотришь — бред. А задумаешься, вспомнишь все случившееся и страшно становиться. Тут сложно не поверить. Вон, Моня тоже не просто так свихнулся. Ведь нельзя же просто из-за созерцания золота так поехать?

Леонид Васильевич промолчал и про свой разговор с гопником в золотом коридоре, да и про свои личные мысли, просачивающиеся в сознание все в том же коридоре и топящие рассудок алчностью и злобой.

— Можно, — коротко ответил он и швырнул в воду камень, который так и крутил в руках во время всего их разговора. Как же ему сейчас было охота домой. К его Лизоньке. Обнять ее, поцеловать нежно и крепко в губы, переплестись телами, утонуть в ней и раствориться в тепле и спокойствии ее души.

— Гадство, — лишь зло выругался полковник. — Полное гадство.

В туннеле заполненным водой показался свет фонаря. Миха и Бес возвращались.

Оказалось, что по краю стены пройти можно. Там дальше, этот туннель переходил в другой более широкий и высокий, как ущелье. И в этом ущелье бежала настоящая река, в которую из похожих на их туннель ответвлений втекали новые притоки. Река, настоящая река, была впереди, а это так небольшая протока.

Кое-как, с горем пополам, компания вышла к реке. Широкая, метров в сорок, она стремительно неслась в темноту. Пологие берега, упирающиеся в отвесные стены, были гладкие, покрытые все тем же мелким камнем. Изредка встречались валуны. А на стенах, уходящих в темноту отчетливо виднелись следы воды. И если судить по ним, то река, вдоль которой они шли, периодами разливалась куда как шире своих теперешних размеров. Гул воды, скованной в каменном мешке русла, эхом метался от стены к стене, убегал вперед, возвращался, превращаясь за весь свой путь в непонятный шум, шорох, запутанную историю без конца и без начала.

— А нам точно нужно идти по течению? — Анна одинаково не приветливо смотрела то в одну, то в другую сторону.

— Я думаю, что Да.

Бес зачем-то поводил лучом своего фонаря по стене справа от себя. Освещенное пятно метнулось вперед, вернулось назад и замерло метрах в десяти от пола.

— Вон, смотри, — указал парень на непонятный предмет.

— Что это? — не могла понять девушка.

— Кольцо и просунутая в него цепь, и дальше вон тоже.

Парень был прав. Вдоль берега по стене вилась цепь, прокинутая сквозь кольца. Начало же она брала от туннеля, из которого они вышли.

— Золотая что ли? — раздражено заметил Миха.

От его слов, Моня, шагавший до этого смирно, вдруг остановился, поднял вверх глаза и вновь ожил, наливаясь алчным блеском. Он видел желтую нить пронизывающую такие же желтые кольца. Даже без света фонаря он отчетливо ощущал драгоценный металл, чувствовал его. Закрыл глаза, и все равно слегка пульсирующая линия витала в воздухе.

— Монь? — окликнул его Миха, видя, что парень смотрит вверх. — Ну, ты как?

— Какам к верху, — прохрипел парень.

— Я в смысле ты в норме или опять дурить будешь?

Моня осмотрел замершую компанию, сплюнул себе под ноги. Они все знали, где лежат его сокровища. Все хотели ими обладать, желали забрать его золото, его клад.

— В норме, — все так же прохрипел парень.

— Ну, тогда и при свой рюкзак дальше сам, — скинул со спины чужую ношу полковник.

— Не кукарекай, мент, — гопник явно пришел в себя. — Тяни лямки дальше.

— Мудак, — зло бросил Леонид Васильевич.

Моня промолчал. Он, не смотря на золотую цепь открыто, все равно не мог от нее оторваться. Она засела в его голове ярким росчерком, ведущим к золоту.

— Эй, Монь, — Миха не стал влезать в разговор гопника с полковником. — Это на тебя так золото влияет? Да?

— Как? — парень сделал вид, что ничего не понимает.

— Если оно рядом, то ты живой, но злой. А если его нет, то ты вроде как отключаешься.

Гопник с недоумением посмотрел на кореша. Ну да, было в этом что-то правдивое.

— Ты это, если что, помни: ты же пару статуэток в рюкзак кинул, так они все еще там. Да и зуб-то у тебя золотой. Видишь золото с тобой и так рядом.

— Во-во, — влез полковник. — Поэтому и при свой рюкзак сам.

Золотые статуи в рюкзаке. В рюкзаке, который несет мент. Моню бросило в пот. Но он понимал, что виду подавать нельзя. Через силу он сглотнул, образовавшийся в горле комок, и облизнул золотой зуб. Теперь-то он точно не отключится.

— Неси, неси мент, — справился с дрожью в голосе Моня. Да и то сам ли справился. Зуб помог. Теперь эта мысль грела его больше тех дальних сокровищ. Золото всегда при нем. Он не отключится. Он выкрадет статуэтки и вернется к своим сокровищам, оставленным там позади. Парень не думал о том, что он будет с ними делать. Он до дрожи в конечностях хотел быть там. Ходить, трогать, обнимать золото, и что бы золото обнимало его.

Пошли дальше. Моня, с виду нормальный, шел также рядом с Михой. Руки были все еще связаны, но поводок уже исчез. Река слева от компании все также неслась в темноту, в пробитом неведомыми силами туннеле.

— Вы слышите? — Анна на мгновение замерла, к чему-то прислушиваясь. С Моней она не общалась принципиально, обида не могла выветриться в одночасье. А мысль о том, что он просто симулирует, вызывала в девушке злость.

— Громче стало? — предположил Бес.

— Ага, — Анна кивнула головой. — Громче и еще как-то жестче, что ли.

— Похоже на пороги в горных реках, — полковник ничуть не удивился нарастающему грохоту. Как ни как, они блуждали под горами, а если есть обрывистые участки на поверхности, то почему их не может быть здесь, под землей, да тем более под горой.

Через некоторое время пороги и впрямь появились. Русло реки сузилось, заставляя воду выбиваться из узкого, как бутылочное горлышко канала. Вода не падала вниз, она струей вылетала вперед, чтобы рухнуть на несколько метров вниз, вспенивалась там белесыми шапками, вихрилась, образуя водовороты, и неслась дальше к следующему порогу.

Идти, правда, стало легче. Берег хоть и превратился из гладкого в бугристый, покрытый наваленными друг на друга валунами, но на нем обязательно обнаруживался проход, тропинка, ведущая между гладкими, уже долгие столетия омываемыми водой, и рванными, как будто свежесколотыми острыми камнями.

Золотая цепь так и вилась над головами, недосягаемым ориентиром убегая вдаль.

Пороги сменяли один другой. Разные по форме и высоте они все же куда-то вели. Как вдруг закончились и они, и берег, да и река тоже. Вода, ускоренная всеми этими спусками до умопомрачительной скорости под огромным напором улетала в темноту под ногами. Огромный зев от одной стены ущелья до другой перекрывал дорогу. А за ним, в расширяющемся ущелье, не спеша, сбрасывало свои воды в этот же зев большое озеро.

— До озера дошли, — стоя на краю, заключил полковник. — А как перебираться-то? Метров двадцать лететь? Или по стене?

Компания остановилась на привал, обдумывая дальнейшие действия.

— Интересно, а там внизу что? — Моня тихо подошел к стоявшему у края Леониду Васильевичу.

Тот, не заметив гопника, резко отскочил назад, с недоверием смотря на парня.

— Что? Ссышь, мент? — весело проговорил парень. — Правильно, ссы. Я ж тебя теперь хер выпущу отсюда, — резко поменявшись в лице, он злобно взглянул на полковника.

Тот не испугался, одарив парня тяжелым взглядом начальника.

— Руки сначала себе развяжи.

— Развяжу, мент, обязательно развяжу.

— Ага, — согласился Леонид Васильевич. — А я тебе их тут же браслетами скую.

— Скую… — улыбнулся Гопник. — Слово-то какое. Ну, скуй, скуй.

Парень развернулся и пошел к горящей горелке.

Выход был. Золотая цепь сверху. Перебраться над провалом, в который ежесекундно сваливались тоны воды, можно было по этой цепи. Возможно в прошлом, когда этой дорогой пользовались чаще, и уровень воды в пещере был выше, то цепь и служила своеобразным страховочный элементом. Но добраться до цепи сейчас выглядело просто фантастической задачей.

— Среди вас нет человека паука? — Леонид Васильевич с ухмылкой посмотрел на парней.

— Из тебя сейчас сделаем, — ответил Миха.

— А если серьезно?

— Да веревку перебросить и забраться, — Бес стоял возле стены и гладил рукой ее шероховатую поверхность. — По веревке наверх. А там, на страховках перебраться к озеру.

— Да я с ума сойду над этой пропастью, — Анна отрицательно покачала головой. — Да и не поднимусь я по веревке.

— Поднимем, — уверено сказал Бес. — Первым пойду я. За мной ты Ань. А дальше? — гопник вопросительно посмотрел на оставшихся парней.

— Пусть Леонид идет дальше, — опережая мнения парней, сказала Анна.

Моня криво усмехнулся, но, сдержав себя, промолчал.

Миха безразлично дернул плечами.

— Мы последние.

— Эй, мент, — окликнул полковника Моня. — Рюкзак давай. Хватит, потаскался.

— Что это вдруг? — насторожило Леонид Васильевич.

— Да вдруг ты сорвешься, а с тобой и барахло мое?

Замявшись, полковник недоверчиво смотрел на Моню. Неспроста гопник стал таким добрым. Видимо что-то задумал.

— Ну что ты вылупился, мент? — брезгливо сморщился гопник. — Возьми вон у девушки рюкзак. Ей же тяжело будет. А я свой понесу. Понял?

— Логично, — медленно ответил Леонид Васильевич. Но мысль, о том, что парень что-то задумал, не покидала его. А так как возражений никто не высказал, то полковник все же передал рюкзак гопнику, а сам вскинул себе на плечи ношу Анны.

— А страховаться вы чем собираетесь? — вопросительно посмотрел на Беса полковник. — На ваших монтажных поясах далеко не уйдешь.

— Я пройду сначала весь путь, — доставая из рюкзака веревку, ответил парень. — Закреплю ее понизу цепи. Чтобы вроде как мост получился. Ну и зафиксирую подъем и спуск. А то, что спецэкипировки нет. Что ж поделать? Так вышло.

Парень привязал к одному из концов веревки молоток. Примерился и подкинул вверх. Бесшумно в грохоте падающей воды тот ударился об стену и отскочил назад. Бес попробовал еще раз. Без результатов. Наконец, раза с десятого, молоток все же заскочил за золотую цепь и плавно, контролируемый веревкой опустился в низ.

Сделав на веревке с одной стороны петлю, Бес накинул на себя еще моток и, встав одной ногой в петлю попросил, чтобы парни его подняли. Без вопросов натянув другой конец веревки, парни с неожиданностью для себя увидели, что Бес находится уже у цепи. Прицепившись карабином к ней, парень скинул с себя второй моток и принялся вязать узлы. Подтягиваясь на руках и перекидывая карабин дальше, он медленно двигался вперед. У колец, вбитых в стены, он останавливался, пронизывал веревку дальше, обвязывал на концах узлы, что бы та не съезжала.

Так за кольцом кольцо Бес преодолел весь пролет. Закрепил на крайнем кольце веревку для спуска и уже по натянутому мосту двинулся назад за рюкзаком и для того чтобы подстраховать Анну.

Зажмурив глаза, девушка взмыла вверх. А Бес, подцепил ее карабин и защелкнул на цепи.

Анну и вправду трясло.

— Господи, — тихо шептала она. — Прости меня за все, что я сделала. Прости, что не вспоминала о тебе. Господи позволь мне выжить.

— Анна, — аккуратно потрусил ее за плечо Бес. Та с мольбой посмотрела ему в глаза. — Двигаешься за мной и делаешь все то, что я скажу. Я тебя страхую.

Девушка, соглашаясь, кивнула. Рыдая, срываясь на скулеж и вой, она все же преодолела себя. Тараторя придуманную молитву, она вверила себя голосу Беса. Выполняла все, что он говорил. И когда, надрываясь под ее весом, парень все же спустил ее на противоположный берег, Анна села на колени и, рыдая в полный голос, начала неистово креститься, смотря куда-то в даль.

— А мы как? — Миха смотрел на расположившихся за провалом Беса и Анну.

Моня ухмыльнулся. В его улыбке все больше сквозила злость. А маслянистые глаза начали алчно поблескивать. Нарастающее возбуждение выплескивалось неудержимым смехом.

— Мент тощий, его быстро вздернем, — заржал Моня. — Потом ты, Мих. И я последним, как-нибудь.

Миха отрицательно покачал головой. Он видел, что кореша куда затягивает. Его взгляд, то блуждал по стене, то цеплялся за цепь и срывался на него самого. Горящие глаза наливались безумием, вспыхивали еще ярче, и затухали.

— Не. Монь, только без обид, ты пойдешь после полковника, а я за тобой.

— А оно надо? — сморщился гопник. — Какая разница?

— Вот именно, что никакой, — Миха не хотел говорить корешу, что не доверяет ему, но тот как будто и сам все понимал.

— Да и к лешему вас. Вторым так вторым, — парень дернул щекой. Руки его все еще были связаны. Он ухватился за веревку двумя руками. — Мент, суй голову в петлю. Сейчас поднимать буду, — вновь заржал парень.

Полковник вопросительно посмотрел на Миху, мол, стоит ли их вдвоем оставлять, парень видимо на гране срыва, мало ли чего учудит. Миха лишь отмахнулся.

Леонид Васильевич тоже легко оказался у цепи. Он двинулся вдоль нее, имитируя движения уже прошедшего Беса. Было тяжело и особенно страшно в моменты, когда перестегивая карабин пояса, приходилось висеть лишь на одной руке и раскачивающейся веревке под ногами.

Полковник оглянулся на замешкавшихся парней, и ахнул.

— Сука! — выкрикнул он. Но криком помочь было невозможно.

Моня, когда Миха перерезал ему веревку на руках, сделал резкий выпад вперед. Ободранным за долгий переход кулаком врезал корешу в челюсть. Тот, не ожидая удара, рухнул на камни.

— Сука, стой! — Леонид Васильевич стал спешно передвигаться назад.

— Замри, мент, — подрагивающий от возбуждения голос гопника заставил полковника остановиться. Парень подобрал выпавший у Михи нож и приставил его к горлу товарища. — Рыпнешься, и он труп.

Полковник завис над пропастью. С другого берега, что-то кричали Бес и Анна. Шум воды скрывал их голоса, донося лишь возмущенные интонации.

— Дебилы, — Моня все сидел с ножом в руках. — Хотели мое золото себе забрать. Меня списать в дурку. Самого дебилом сделать, — он зло посмотрел на полковника. — Я слышал твой разговор с этой сукой, а том, как из нормальных людей имбецылов делают. Со мной этот номер не пройдет. Подыхайте сами. И золото вы хер получите. Мое все! Понятно?! — парень посмотрел на бессознательного друга. — А ты, кореш. Променял друга на падлу ментовскую. Тоже сука.

Он замахнулся ножом, метя в горло товарищу. И бросил руку вниз. Леонид Васильевич заорал во все горло и ринулся по цепи назад. Поздно. Моня опускал руку вниз. И лишь в последний момент изменил направление движения. Удара у него не получилось. Дернув рукой, он распорол футболку на теле парня, оставляя кровавый след. Нож, пройдя по грудной клетке, соскочил в мягкий бок и засел там, оставив торчать над багровеющей тканью, только ручку.

Гопник вскочил с места. Схватил свой рюкзак. Закинул его себе за плечи и бросился в обратном направлении, по дороге, которой они пришли. Не включая фонаря, он в одночасье исчез в темноте туннеля.

Полковник уже спускался вниз, а Бес лез к цепи. Анна, прижав руки к лицу, рыдала, не вставая с колен.

Миха был без сознания. Под распоротой майкой находился глубокий порез.

— Не уж-то до ребер? — Бес стоял рядом, не зная, что делать. — Моня! Что за херня? Зачем?

— Съехал твой Моня!

Леонид Васильевич разорвал майку до конца. Из-под ручки ножа, уткнувшейся Михе в бок, толчками выступала кровь.

— Шмотки чистые давай и аптечку, — заорал он на Беса. — Взяли хоть что-нибудь?

Гопник засуетился. Разворошив Аннин рюкзак, он вытащил средства гигиены и несколько с виду чистых маек.

— Рви на лоскуты.

Бес принялся исполнять указание. А Леонид Васильевич, взяв в руку несколько прокладок, резко выдернул нож из раны Михи, заткнул дырку прокладками, сильно прижал. Кровь тоненькой струйкой побежала по телу парня.

Миха, застонав от боли, пришел в себя. Увидел, что находится весь в крови, дернулся в сторону как во сне от кошмара. И видимо нестерпимая боль обожгла его сознание. Он вновь отключился.

Бес уже наделал линий, и вместе с полковником начал перевязывать длинный порез на груди и рану на боку.

Миха вновь пришел в себя. Бледный с тонкими серыми губами, он переводил вопросительный взгляд с полковника на Беса, мол, за что, как?

— Никак, — ответил на немой вопрос полковник. — Давай, держись, не отключайся.

— Что делать — то теперь? — Бес помог полковнику прислонить Миху к стене.

— Бежать, — ответил Леонид Васильевич. Его захлестывало чувство вины. Он же видел глаза гопника. Чувствовал, что тот что-то готовит. А этот Миха, хоть и бандит, по большому счету, но ведь вел себя, как человек. Полковник даже сам удивился, что жалеет его.

— Куда бежать? — не понял Бес.

— Вперед! К демону твоему! — бросил Леонид Васильевич.

— А как же Миха?

— Миха? — проскрежетал зубами Леонид Васильевич.

Истекающий кровью парень был бледнее смерти. Порез на груди — это ерунда, но вот рана на боку? Что там повреждено? Кто его знает?

— Так, — полковник решил взять инициативу в свои руки. — Что там за озером? У тебя есть предположения?

Бес отрицательно покачал головой.

— Надо срочно туда попасть! — в голове у полковника мысли метались, как сумасшедшие, но метались по строго выверенной траектории. — Я думаю, там не то, что вы предполагаете. Не мифический демон.

— В смысле? — не понял Бес.

— Я думаю, там что-то другое, — он заметил удивление на лице парня. — Ты же видел, комнаты со звездами, там в коридорах?

— Видел.

— А какую-нибудь христианскую атрибутику ты заметил? Или знаки других религий?

— Нет.

— Так вот я и думаю. То, что ты несешь — это не имеет никакого отношения к религии. А если я прав, то вполне вероятно, что там нам, то есть ему, — полковник мотнул головой в сторону бледного Михи. — Могут помочь. Если не прибьют сразу. Назад Миху переть нельзя. Не допрем. Да и некуда. Вперед, через провал этот, не перекинем.

Бес чувствовал в словах полковника какую-то силу, возможную правоту.

— Но как его здесь оставить? Одного?

— Падла, — прохрипел Миха. — Моня, сука.

— Нет, — полковник посмотрел на раненого и перевел взгляд на далекий огонек в руках Анны.

— Давай девушку сюда. Пусть смотрит за ним. А мы с тобой налегках вперед.

— Но вдруг Моня вернется? — запротестовал Бес. — Анна не справится с ним.

— Не вернется, — простонал Миха. — Он кроме золота ничего не видит. Сука, — тяжело задышал. Он даже жрать не будет. Так и сдохнет в обнимку с какой-нибудь статуэткой. Или в песок зароется, если доберется до него, — замолчал. — Точно не вернется.

— Черт, — Бес медленно поплелся к веревке.

— Да ускорься ты! — поторопил его Леонид Васильевич. — Или хочешь что бы твой друг сдох?

* * *

Анна перебралась обратно. Зареванная, с трясущимися руками, она сама выглядела не лучше Михи, который при каждом движении гримасничал от сковывавшей тело боли.

— Соберись, — прикрикнул на нее Леонид Васильевич.

Та вздрогнула.

— Давай приходи в себя! Ему, — полковник указал на гопника. — Куда как хуже. Поняла? — вновь повысил голос Леонид Васильевич.

Девушка судорожно кивнула.

— Так. Что еще? — спросил сам себя полковник. Посмотрел на Беса. — Берем веревку, ножи, фонарики с батарейками. По баклажки воды. И по дошираку. Хоть сухим пожуем. Все остальное оставляем. И в путь.

— Давай, — Бес посмотрел в глаза полковнику. — Постой. Ты знаешь. Ты молодец. Не думал, что менты могут быть такими.

Леонид Васильевич дернул щекой.

— Сам не думал, — усмехнулся он в ответ. — Давай, давай вперед, — повернулся к девушке. — Разговаривай с ним. Поняла. Пить давай. Сладкого чего дай, если есть.

— Хорошо, — кивнула девушка. — Вы возвращайтесь.

— Вернемся. Шокер на всякий случай держи под рукой.

Девушка вцепилась обоими руками в черный продолговатый предмет.

— Держитесь и не паникуйте.

Анна уже не рыдала, но тело ее все еще подрагивало от истерики. Миха лишь приподнял руку в прощальном жесте.

— Давайте.

— Все в путь.

50. Моня

Моня бежал. Спотыкался, падал, полз на карачках, вставал и бежал дальше. Руки и колени были разодраны в кровь. Он не оглядывался. Да и зачем? Фонарик он не включал. Оглянись он, то что бы он увидел? Тоже что и перед собой. Темноту, непроглядную и родную. Она спрячет его. Укроет от взглядов преследователей. Ну и что, что сам он ничего не видел? Он слышал реку справа от себя. Он чувствовал цепь, золотой змейкой ползущую по стене. Его ориентир. Его возможность добраться до золота. А маленький кусочек света во рту — это его спасение от безумства. Это он часть этого кусочка золота.

Рюкзак мешался, бил по спине, тащил то вправо, то влево. Моня порывался скинуть его, но две статуэтки внутри. Выкинуть их? Нет. Но выбрось рюкзак, и руки будут заняты статуэтками. А руки парню еще были нужны.

Он задыхался от своего темпа, смеялся, тихо, чтобы никто не услышал. Слюни срывались с полураскрытых губ, бахромой размазываясь по щекам и бороде.

Он сделал это. Он вырвался, ушел. Осталось дойти. Он переступил порог, о который однажды только споткнулся. Жаль, что мент, сука, ушел. Но и ладно. Неважно уже.

Миха? Не названный пахан и кореш? Да нехер быть тряпкой и фуфлом. Такие кореша в прокурорах ходят. Сука, предал его. Променял на мента. Вел его, как собачку на поводу. Тварь. По заслугам и правильно. И остальные не рыпнутся. А там все его. Дойти только. А этих всех Бесов, Демонов и дьяволов, проститутку эту, подругу. Всех на хер. Всех в расход. Пусть только появятся.

Моня не отдыхал. Пороги уже остались позади. Ровный участок расстилался под ногами. Теперь по нему. По цепи слева. Вот она пульсирует сверху. И по ней в расщелину.

Под ногу попался очередной камень. Парень взмахнул руками, пытаясь поймать равновесие, но не удержался и больно ударился щекой о еще один камень. Вскочил. Рукой проверил, не болтается ли разодранная щека. Нет, все было на месте. Сочится липкое, ну и пусть.

Пульсирующая змейка повернула. Моня остановился. Но не потому, что устал. Нет. Для того чтобы не свалиться в воду, вытекающую из туннеля. Парень добрел до стены, на ощупь приблизился к повороту и дальше медленно потопал по струящейся из туннеля воде.

Цепь оборвалась. Осталась позади. Не беда. Был зуб — кусочек солнца. Он поможет продержаться. Язык во рту гопника бережно потрогал драгоценный металл.

Пока плелся вдоль стены, дыхание выровнялось. А боль и усталость наряду с отсутствием сна и пищи — это ерунда. Главное добраться.

Послышались всплески. Это источник. Уже скоро. Поднажать. И Моня поднажал. Опять, спотыкаясь, он несся по туннелю. Пока гулкое эхо его шагов резко не оборвалось. Парень замер. Берег? Но он не чувствовал лодки, как тогда. Они же ведь оставляли ее здесь. Или они ее спрятали. Да куда они могли ее деть?

Парень начал паниковать. Водил, ничего не видящими глазами из стороны в сторону. Крутился на месте, по кругу, вокруг себя. Ничего. Запутался, потерялся. То ли место? Куда пришел?

Фонарь. Надо зажечь. Мелькнула мысль. Руки начали сбрасывать рюкзак, в недрах которого должен был быть источник света. Пальцы нащупали застежки, отомкнули, нырнули внутрь. Фонаря они не нашли, но слегка прохладный металл обжег их, заставляя в судорогах сжаться на себе. Статуэтки вспыхнули золотым огнем и Моня прозрел. Он увидел пульсацию золотого кола, взбитого в берег, от которого тянулась в воду золотая цепь. Но где лодка?

Моня подошел к колу. Лодки не было на этом берегу. Золотая змея заструилась по поверхности воды. И там вдалеке заканчивалась золотым корытом.

Но как? Кто перегнал? Неважно. Надо думать, как перебраться.

А что думать-то. Вплавь. Но с рюкзаком на плечах — нереально. Значит к черту рюкзак. Статуэтки в руки, а сам в воду и вперед, вдоль золотой цепи.

Вода нежно приняла измученное тело, сняла с него тяжесть, но не могла выдернуть ее из окровавленных рук. Плыть с грузом в руках было непросто, тяжело и медленно. Хорошо хоть можно было ухватиться за золотую змейку, убегающую вперед.

Вдруг, по мимо змейки в руках, под ногами у парня появились еще змеи, короткие и толстый, не в пример той, что держал он. Они переплетались между собой, погружались, всплывали к Моне. Одна змея ткнулась в ногу парня, ощутимо подтолкнув его к поверхности.

Моня не понял, как золото способно так себя вести. Как вдруг змейка вновь метнулась к нему. Пасть у ее основания открылась. Зубастая тупая пасть. Она вцепилась в ногу парня, тут же окутываясь темной пеленой, выступившей из его ноги.

Моня понял, что это не золотые змейки. Он вспомнил тех гадов, которых он видел по пути сюда, что кружили под корытом.

Страх не сковал, он обострились движения парня. Злость вспыхнула в нем, как хорошо промасленный факел. Да как могут они мешать ему добраться до сокровища. Как смеют бросаться на него и сбивать с намеченного пути.

Тварь, в ореоле крови парня, все еще болталась на ноге. К ней, видимо учуяв пищу, уже спешили ее близнецы. Моня понял, что его ждет, если он сейчас же что-нибудь не предпримет. Но острая боль заставила резко дернуться. Еще одна змея нашла место для своих зубов. Терпеть этого парень не смог. Статуэтки имели острые края на месте рук фигуры божка или демона. Держась одной рукой за цепь и сжимая в ней же вторую статуэтку, Моня сильно ткнул змею в место, где у той должна была быть морда. И видимо попал. Змея выпустила его ногу и вцепилась в статуэтку в руке. Дернула раз, другой и выдернула золотого идола. Парень вскрикнул от ужаса, что может потерять свою добычу. Отпустил цепь и второй статуэткой принялся что есть силы долбить в открытую пасть гада. К кровавому ореолу схватки добавился еще один оттенок, цвет смерти. Моня умудрился-таки проломить череп змее, но первая статуэтка яркой искоркой шла ко дну. Достать ее было нереально. Парень проводил ее взглядом, не замечая, что и сам погружается на дно. Змеи перестали нападать на него, обнаружив для себя более легкую добычу. А статуэтка скрылась в переплетающейся массе их тел.

Моня вынырнул на поверхность. Боль в ноге не шла ни в какое сравнение с горечью от потери статуэтки. Он перебирал руками по цепи, пока под ногами не зашуршал камень, а сам он чуть не врезался в корыто на берегу.

Парень выполз на берег. Ногу саднило. Душу рвало. Он упал на камень и, тяжело дыша, обнял божка, вжав его себе в грудь до боли, до крови.

Отдышался. Теперь предстояло только на ощупь очень долго вверх по лестнице. Как вдруг сверху появился свет. Огромное пятно озарило туман, разлилось по нему, освещая и ступени, и берег, и золотое корыто.

Моня замер в страхе. Кто это? Как? Никого не должно быть на пути. Не может быть никого.

Туман подернулся, зашевелился у ступеней, и огромная тень накрыла светлое пятно. Огромная черная и уверенная в своих движениях тень, уверенная вправе быть здесь. Моня вжался спиной в борт лодки.

Неужто демоны сошли за ним, за то, что он упустил их божка в воде? Неужто Бес был прав, рассказывая байки о своем надзирателе и поводыре?

Черная нога появилась из тумана, тяжелая, ступила ниже. За ней вторая.

Демон не спешил. Он знал, что наказание обрушиться на головы обреченных.

Моня упал на колени. Поставил перед собой золотую статуэтку и уперся головой в камень перед ней. Демон должен его простить. Моня будет служить ему, будет его рабом, только пусть даст добраться до сокровища. Демон простит.

Черная фигура, окаймленная ореолом света, спустилась из тумана, тень от нее накрывала весь берег, Моню, золотую лодку.

Моня видел эту тень. Слышал тяжелые шаги. Когда фигура приблизилась к нему в платную, парень с содроганием всего тела, оторвал голову от камней и, не дыша, замер на месте. Перед ним стоял темный Демон. Высокий черный силуэт, сотканный из темноты, окруженный нечеловеческим сиянием сверху.

Моня вскинул руки вверх, поднимая над головой золотого божка. Демон принял статуэтку, осмотрел без особого интереса и отбросил в сторону, как ничего не стоящую и ненужную вещь.

«Неужто Демон не покарает его за утрату сокровища?»

Моня с ужасом смотрел на черную фигуру, ожидая, что его ждет: кара или милость?

Демон двинулся дальше.

«А как же он?». Не понимая, что он делает, Моня протянул руку к ноге черной фигуры, схватился за нее, за что-то твердое и скользкое.

Тяжелая рука, окутанная темнотой резко впечаталась ему в челюсть. Боль огненной стрелой обожгла сознание. Голова парня крутанулась по инерции, рот тут же наполнился соленым и горячим, требующим выхода. И выход нашелся сквозь неплотно сжатые губы.

Красная струйка блеснула в свете ореола демона, а вслед за ней, блестя солнечным светом, изо рта парня вылетел его собственный кусочек солнца, его единственная надежда на сознание и спасение.

Сознание поплыло, неотвратимо теряясь в душной темноте подземелья, обреченное навечно остаться в нем, и Моня уткнулся головой в камень. Его покарали и прокляли. Демон забрал у парня его сокровище, вместе с надеждой.

Рядом с отключившимся парнем на камнях лежал золотой зуб. Не обращая на это внимания, Демон направился к переправе.

51. Егор, Антон, Илья, Виктор, Маша, Игорь

— Рубить лед? — возмущался Виктор. — Да вы сдурели? Вы здесь жить собираетесь остаться? Ладно вода, вон лед кругом наколете. А еда? А свет? А газ?

— Нас пятеро парней, — настаивал Игорь. — По очереди, что бы не уставать, будем вгрызаться вглубь. У меня и лопата саперная есть и молотки специальные. Тут работы — пара дней.

— Да с чего ты это взял? Откуда знаешь, что внизу проход, а не километры замерзший воды? А?

— Капля показала, — спокойно ответил Игорь.

— Вить, — окликнула парня Маша. — Два дня. Не найдем выход, вернемся назад. Два дня.

— Да чтоб вас, — парень махнул рукой. — Делайте что хотите. Только на меня не рассчитывайте.

Но сидеть, сложа руки, Виктор не стал. Посмотрел на копошащихся в ледяной крошке парней и принялся помогать им, то брался колоть лед, то оттаскивал в сторону уже сколотые куски. Работали все. Даже Маша сдвигала в сторону ненужный мусор.

День закончился. Если можно так выражаться о кромешной тьме ледяной пещеры. Хотя и кромешной эту тьму назвать было нельзя. Свет от одного фонарика мог легко осветить весь зал, отражаясь от обледеневших стен и игольчатого свода, и мутным сиянием переливался во льду под ногами.

Поужинав, улеглись спать. А с утра вновь принялись за работу. Рубили не широко. Оставляя в стенах углубления, наподобие лестницы, по которым можно было и спуститься и если очень захотеть, то и подняться. Лед снизу поднимали в мешке с привязанной веревкой. Сначала собирались сделать полный лестничный пролет, но прикинули, сколько на это нужно времени, и отказались от этой идеи. В итоге, к концу дня добрались до черного провала внизу.

Нижний слой льда опирался на непонятную рыхлую, пористую массу. Илья, который как раз и сколупнул слой льда с нее, чуть не рухнул в эту массу по шею. Ноги его провалились, но парень успел вскинуть руки в стороны, цепляясь за выдолбленные уступы. Подтянулся и вылез наверх.

— Как гнилое дерево, труха, — объяснил он свои ощущения от погружения в черную массу. Сам он весь был в серой пыли.

Вниз спустился Игорь. Посмотрел на массу. Вылез.

— Похожа на взбитую сухую грязь, как будто пена застыла.

— Пена? — изумился Антон. — Да это же превосходный шумо и теплоизолятор. — Но откуда столько, да еще подо льдом?

— А что ее взбило-то так? — спросил Илья.

— Как что? — подал голос, стоявший молча Егор. — Вода, конечно.

— Так она же замерзла, — похлопал по куску льда Илья.

— Значить не вся замерзла, — предположил Антон. — Вот здесь, наверху отчего-то замерзла, а там внизу, может быть и нет.

— Ладно, а что же с грязью-то или с пеной этой делать? — Виктор вопросительно смотрел на Игоря.

— Вычерпывать, — предложил парень.

— Не, — влез Илья. — Если она рыхлая, вон как я в нее провалился, а под ней пусто, то не лучше ли ее чем-нибудь пробить?

Не дожидаясь разрешения, парень взял кусок льда поувесистей и сбросил в ледяной колодец. Синий осколок тихо ушел вниз, врезался в темную пыль и исчез из виду. Затем раздался всплеск. Из открывшегося отверстия ударил теплый поток воздуха и стал доноситься гул текущей воду.

— А вот и вода, которая взбила грязь в пену и закупорила мерзлоту от таяния, — Антон светился от верности своей догадки.

— Подожди, — перебил его Егор. — Но как же здесь вода замерзла?

Антон пожал плечами, а затем предположил.

— Видимо замерзала на конкретно этом участке, и притом достаточно быстро.

* * *

Спуск был запланирован на следующий день.

Проснувшись и плотно позавтракав, компания собрала вещи. Установили крюки для зацепов у края колодца. Первым на разведку решил отправиться Илья. Опыта у него, как казалось Игорю, и впрямь было куда как больше, чем у остальных.

Побросав в черную пену как можно больше осколков льда и этим расширив проем, белобрысый крепыш зацепился за веревку и полез вниз. У края провала он остановился, ногой обил оставшуюся пену и потихоньку на самоблоке стал спускаться дальше. Из колодца несся рев быстрой воды. Свет от фонаря на голове Ильи метался из одной стороны в другую, но все еще лишь упирался в застывшую пену. Как вдруг стены вокруг него расступились. Парень ахнул, он болтался на веревке над бегущей в узком русле рекой. Конец веревки от его ног растянулся по течению, уносимый сильным потоком.

Илья осмотрел стены туннеля. Даже не отвесные. Они были выгнуты в обратную сторону. Видимо русло, в котором была замкнута река, постепенно расширялось у основания, делая туннель трапециевидным. Потолок был весь покрыт высохшей пеной. Когда-то, давным-давно, здесь явно бушевала стихия. Илья представил себе, как заполняя весь туннель, от пола до потолка, втискивается, не умещается и все равно стремиться еще глубже мощный грязевой поток, как черная бурлящая масса пробивается сквозь гору, расширяя этот туннель, выламывая из его стен камни и тем добавляя себе силы, как вздымается над бушующей смесью воды, грязи и камней рыхлая масса, пенная шапка и как она откладывается на потолке и стенах, образуя естественную шумо и теплоизоляцию.

Сверху на парня уперся луч фонаря. Илья поднял голову. На него в двадцати метрах смотрели пять пар глаз, что-то говорили, но из-за шума воды он ничего не слышал, зато одно парень понял сразу. Здесь было тепло, по-настоящему. Он даже был готов ручаться, что и вода тоже довольно комфортная.

Поднявшись наверх Илья рассказал, все что увидел. Игорь опять задумался. Как идти дальше? Явно, что вниз и по воде? Лодки у них нет. Вплавь? А вещи? Намокнет же все. Да и река эта к чему приведет?

Парень поднял руку почесать себе голову и случайно зацепил налобный фонарик. Тот, соскользнув, крутанулся в воздухе. Игорь протянул руку, чтобы поймать его, но светлый огонек уже скрывался в голубом колодце. Игорь проводил его взглядом. Светлый луч беззвучно вошел в воду, подхваченный течением проплыл пару метров и замер на месте, тускло высвечивая дно реки, затем потух.

— Да там воды по колено, максимум.

Игорь радостно посмотрел на парней. Виктор радости с ним не разделил точно. Парень вспомнил их путешествие в каменном русле одной из подземных рек Москвы. Перспектива повторить тоже самое где-то глубоко, очень глубоко под землей его не вдохновляла, как и осознание того, что возвращение, по крайней мере сейчас, не планируется.

— Там кстати очень даже тепло, — сообщил Илья свои ощущения.

— Вот и славно. — Игорь прицепился к веревке на спуск. Еще раз обвел всех взглядом. — Вы это, может, вернетесь?

Куда там. Парни только и загалдели, что только самое интересное впереди. Маша устало смотрела на браваду молодых людей. Она, как и Виктор, может и не хотела спускаться дальше, но выбора у нее лично не было. А эти парни? Для них это приключение и все, интересное воспоминание для будущего.

— Когда спустимся, стоим на месте. Ждем всех. Затем цепляемся веревкой в связку, как и до этого, и друг за другом змейкой, не спеша, идем по течению.

— А почему по течению? — спросил Виктор. — Может надо против течения.

— Да потому что назад — это наверх, к поверхности, да еще и против потока, если что вернемся потом, — не вдумываясь, ответил Игорь и начал спускаться вниз.

Сперва это было легко. Руки и ноги смещались по стенам ледяного колодца, как по лестнице, но на последних двух метрах Игорь еле удержался. Лед, от идущего снизу тепла начал таять. Растаявший слой воды покрывал стены и зарубки на льду, сглаживал их, стремясь полностью уничтожить.

Игорь задумался. Их возвращение, если они сейчас все же спустятся, может этой дорогой и не состояться. Вода сверху не пустит. Они же пробили защиту мерзлоты от внутреннего тепла горы, значит, все растает. Но парень уже сделал выбор. Миновав слой высохшей пены, он аккуратно спустился к воде. И впрямь быстрый поток, вспениваясь, уносился куда-то вниз.

Игорь замер. Ему было страшно опустить ногу в эту темную воду. Но спустившись еще на полметра, парень все же медленно коснулся темной поверхности своей ногой, одетой в кроссовок. Вода поддернула парня, но тот вернулся на место, и продолжил плавное погружение. Нога коснулась твердого неровного дна. Штаны намокли чуть ниже колена. Свет запасного фонарика выловил лежащего на дне неработающего собрата.

Игорь отстегнулся от веревки и дернул за нее, давая сигнал, что может спускать следующий. Вскоре вся компания стояла почти по колено в темной воде подземной реки. К этому моменту из пробитого ими колодца уже капали первые капли мутной талой воды. Молодые люди связались веревкой и медленно двинулись по течению, шли в той же последовательности, в которой спускались до этого.

Дно было не ровное и рывками уходило вниз. То тут, то там под ноги попадались скользкие камни, выворачивались из-под ноги плоские осколки породы, неровные выбоины заставляли молодых людей падать в воду, уходить в нее чуть ли не по шею. Вещи у всех промокли, содержимое рюкзаков тоже. Хорошо хоть вода здесь, в отличие от давнего путешествия по канализации, была теплая.

Туннель между тем расширялся. Стены поднимались выше, образуя уже не трапецию, а длинный прямоугольник. Потолок из однородно черного, покрытого застывшей пеной, становился скалистым. Местами на нем виднелись проломы, из которых торчали слои вековых осадочных пород, местами свисали настоящие каменные сталактиты.

И вот у левой стены обнажился сухой участок берега. Не сговариваясь, компания направилась к нему.

Дойдя, молодые люди увидели, что эта кромка суши — ничто иное, как конец их пути. Дальше стена заворачивала к реке, пересекала ее и срасталась со стеной на противоположном берегу, образуя просторную заводь. Река здесь замедляла свой бег. Видимо, став шире, она к тому же имела подводный слив, не видимый глазу. Уже спокойные воды плавно колыхались в свете лучей фонарей.

Организовали привал. Выжали промокшие вещи и разложили их, что бы те хоть как-нибудь просохли. Выкинули из рюкзаков полностью испорченные макароны, сухие салфетки, чай и сухари. Остальные вещи были в порядке, нужно было лишь их просушить.

Игорь, хмурясь, обошел их затон несколько раз. Ничего. Камень и вода. Замкнутый мешок. Снова задачка или конечный тупик? Но вода из затона куда-то идет? Однако, проверять это было уже абсолютно дуратской идеей.

— Похоже все, пришли, — подлил масла в огонь Виктор. — Здесь точно до стока не добраться, а даже и добраться, что за ним?

— Надо подумать, — повысив голос, раздражено ответил Игорь.

— Что тут думать? — настаивал Виктор, так же повышая голос. — Сушимся и в обратный путь. Хватит, налазились.

— Надо подумать, осмотреться.

— Ты уже пять раз тут все осмотрел. Нет ничего!

— Маш, — не слушая Виктора, обратился к тихо сидящей у воды девушке Игорь. — Ты ни чего не видишь?

Девушка отрицательно покачала головой.

— И капля эта дуратская ничего не показывает, — злился парень, отбросил стекляшку к вещам. — Не там значит ищем. Поворот пропустили, или вверх по течению надо было идти.

— Не было там поворотов, — не уступал Виктор. — А по течению — куда ты приедешь? И когда? Ты в курсе, что у нас еды на пять дней осталось? А? — тоже разозлившись, проорал парень. — Нам как раз в обрез, что бы выйти!

— Надо подумать, — упрямо повторил Игорь.

— Да ты задрал уже! — взбесился Виктор. — Далась тебе эта машина, с ее инопланетянами. Сдохнешь раньше времени и все, и никто ни то, что спасибо не скажет, ни кто даже не узнает, где ты и за что сдох.

— Живут не за спасибо.

— Философ хренов! — выругался Виктор, а Игорь, отойдя к воде, сел на камень и стал бросать мелкую гальку в воду.

— Вить, давай поспокойнее, — влез в разговор Илья.

Он хоть и понимал, как расстроен Игорь, но тут уж Виктор был правее. Еда кончается. Только что бы выйти осталось, не больше. Но надо еще возвратиться, с учетом, что из воды, мокрым им предстоит попасть в ледяной мир. И то смогут ли туда попасть, колодец уже растаял наверно. Там скользко сейчас, как на катке.

— Поспокойнее? — огрызнулся Виктор. — Его вон успокой. Мыслитель блин, подумать ему. Тьфу ты! — парень крутанулся и стал мерит шагами кромку берега.

— Игорь, — позвал парня Илья. — Он все же прав. Возвращаться надо. Там же все растает, не заберемся.

Парень, молча, пялился в воду и методично бросал в нее камни.

— Пусть остынет, — подал голос Антон. — С фактами надо свыкнуться. А для этого нужно время, хоть немного.

Егор, как и Маша молчал. Да и нечего тут было говорить. Хоть обговорись, тупик и все тут.

Игорь думал. Он понимал, что надо идти обратно. Понимал и то, что запасы провизии заканчиваются, и что колодец их ледяной скоро превратится в грязную жижу. Понимал он все. Но как он мог просто так взять и развернуться? Ведь сюда и Маша вела, и его внутренний голос. Вон капля эта, передатчик, и то сюда показывала. А сейчас отпоказывалась. И, правда, тупик? Прощай весь свет? Но еще очень не скоро.

— Гадство, — выругался Игорь, взял камень потяжелее и с размаху зашвырнул его чуть ли не в центр затона. Луч фонаря проследил полет осколка и тот момент, когда он, крутясь кубарем, вошел в воду, а затем отскочил от нее и, отлетев на пару метров, лег над водой, омываемый мелкими волнами.

Игорь сморгнул. Камень был виден. Поднявшись на ноги. Благо, что был уже раздет, а то так бы в одежде и побрел, Игорь без раздумий зашел в воду. Илья, стоящий рядом дернулся было остановить его, но парень лишь отмахнулся, и со словами «Я быстро», двинулся дальше. Налобный фонарик исправно освещал водную гладь. Вода дошла Игорю до груди и вместо того, что бы подняться выше, начала постепенно отступать. Парень явно двигался по возвышенности, с каждым шагом все больше поднимаясь над затоном. И вот, встав рядом с брошенным им камнем, он в восхищении огляделся кругом. На берегу на него смотрели все, даже Виктор. А Игорь сиял. У него под ногами, поблескивая в свете фонаря серебряными оттенками, лежала огромная металлическая сфера. Как предполагал парень, ее края, скорее всего, уходили под гальку, и упирались в стены, а этот затон видимо был естественным углублением размытым водой вокруг машины.

Он нашел ее, теперь осталось только запустить.

52. Бес и мент

Очутившись на другой стороне провала, Бес и полковник оглянулись назад. Анна сидела рядом с Михой. Сидела освещенная ярким пятном, маленький островок света в кромешной темноте.

— Бес, — Леонид Васильевич тронул парня за плечо. — Я так понимаю, что зовут тебя Коля?

— Да, Леонид.

— Вот и славно. Скажи мне, Коль, чего нам надо ожидать там, когда дойдем?

Гопник сглотнул, образовавшийся в горле комок.

— Меня, скорее всего, ждет помутнение. А из опыта парней и Анны, — Парень поджал губы, подбирая слова. — Тоска. Смертный страх и ужас. Апатия и паника одновременно. Чувство безысходности и неотвратимость смерти.

— Весело, — сделал невеселый вывод полковник.

— Ага. Обхохочешься.

— А вырваться как можно?

— Не знаю, — отрицательно покачал головой Бес. — Но меня на протяжении всего пути ни разу не забрало. А там, наверно, должно. Демон вроде бы так сказал.

— Да уж. Перспектив никаких.

— Пойдем, Лень. Время.

Они двинулись вперед. Справа от них так и тянулась теряющаяся в непроглядной тьме стена. А слева уходила вдаль зеркальная гладь озера. Пещера, вместившая его, была просто гигантской, необъятной и не постижимой по своим размерам. Небольшой туман клубился возле берега. Вода была неподвижна. Кромка суши пуста. Берег не широкой линией убегал вдаль.

— Невообразимо, — проговорил Бес. — Так глубоко под землей и такие просторы. А если все что на поверхности рухнет вниз?

— Столько веков держалось, а теперь рухнет? Не. Будет еще стоять столько же.

Общаться в полубеге было тяжело, хоть за время странствий тела и обвыклись с постоянными нагрузками. Мозоли либо сошли, либо ороговели, сделав кожу не чувствительной к натиранию. Легкие дышали глубоко и чисто. Дорога шла вперед, а озеро все росло и росло.

— Стой, — полковник резко замер, указывая на воду в нескольких метрах от берега.

На том месте, куда указал палец Леонида Васильевича, небольшими волнами плавно расходились ровные круги. Бес замер. Огляделся. Вновь уставился на воду. Поверхность успокаивалась.

— Может газы со дна? — предположил Гопник.

— Может и газы, — согласился Леонид Васильевич. — Но я не встречал бульки, лопающиеся беззвучно.

Бес понял, где в его рассуждениях была ошибка. Не мог газовый пузырь лопнуть тихо. А значит, это был не газ.

— Тут кто-то водится. И не боится выглянуть на воздух. Рыба тоже бы плеснулась громко.

— Вот-вот, — Леонид Васильевич обводил прибрежную линию лучом фонаря. — Ты это, Коль, по сторонам поглядывай, ага.

— Не вопрос.

Сколько они так бежали, сказать было трудно. Наручные часы остались у Анны, а сотовые сдохли уже давно.

— Может, отдохнем, — через некоторое время предложил полковник.

— Давай.

Не отворачиваясь от воды, парни уселись спиной к шершавой и слегка теплой стене. Тишина стояла полная. Оставшегося далеко позади провала со сливающимися в него тонами воды слышно не было. И если к тишине, царившей в коридорах, парни привыкли, то здесь тишина была другая. Она была объемной, не глухой, а гулкой, отвечающей на каждое слово долгим эхом.

Дыхание у парней успокоилось, и тишина обволокла их, сделав частью себя. Есть не стали, лишь попили воды.

— Я вздремну, — сонным голосом сказал полковник. — Покарауль немного. Потом я.

Бес согласился. Когда полковник засопел, парень чтобы не тратить заряд батареек, выключил фонарики. Теперь тишина делила добычу с темнотой. Парень сидел на камне, прислонившись спиной к стене, а чувства его говорили, что он парит в воздухе. Пространство не ощущалось, время тоже.

Раздался всплеск. Тихий и близкий. В полной тишине этот всплеск взорвался в голове парня звуковой гранатой. Рука было дернулась зажечь свет, но сдержав себя, парень решил мгновенье повременить. Прошла пара секунд, еще. Тишина. И вдруг совсем близко зашуршали камни. Ждать и гадать времени не было. Бес включил фонарик, сжимая другой рукой нож. И обомлел.

На берегу, в паре метров от него стояла мама. Его родная мама. В домашнем махровом халате с выцветшими цветами. Короткие седые волосы были аккуратно убраны назад. Руки, слегка соприкасаясь пальцами, теребили пуговицу халата. Взгляд был уставший, но искрений и чистый.

Когда свет коснулся ее, она будто ослепленная подалась назад и на мгновенье отвернулась. Бес потряс головой. Мама осталась на месте. Отведя свет в сторону, чтобы не слепить ее, парень всматривался в полутемный силуэт.

— Мама? — чуть приподнявшись от стены, со страхом и недоверием спросил парень.

Она стояла перед ним такая же, как и всегда, как дома, в его еще беззаботном детстве.

— Коленька. Сынок, — улыбнувшись, ответила женщина.

— Как откуда ты здесь? — парень уже стоял на ногах. — Ты же не можешь здесь быть.

В голове у парня образовалось что-то тяжелое. Слезы набухли на глазах, какая-то горечь прожгла сердце. Он так захотел домой в детство, так захотел обнять маму, но ее не могло тут быть. Это мираж. Бес еще раз потрусил головой.

— А ты откуда здесь? — вопросом на вопрос ответила мама.

— Я сам сюда пришел, — задумавшись, ответил парень. Горечь по утраченному спокойствию начала свивать в его душе колючее гнездо. Он сделал шаг вперед.

— Вот и я пришла к тебе, — ласково проговорила мама. — Ты устал. Ты долго шел и многое вынес. Друг твой уснул, и ты тоже можешь отдохнуть, а я провожу тебя.

Уснул. Бес взглянул на свои руки, фонарь ярким лучом рассек пространство вокруг. Парень посмотрел на спящего полковника. Тот еле слышно дышал.

— Я тоже сплю? — недоверчиво предположил парень. Ну да, ведь это же логично, что мамы не может тут быть, значит это сон.

Фонарь качнулся в руке парня, и свет вновь уперся в маму, та опять отшатнулась. Спохватившись, что снова ослепил ее, парень отвел свет в сторону.

— Коленька, — женщина протянула руку к парню. — Пойдем со мной.

Бес сделал еще шаг вперед. Хотел было спросить, куда они пойдут, но тут за плечом мамы, он увидел их старый деревенский домик, появившийся прямо из темноты на небольшом островке. Их домик со светлым окошком. Там обязательно его ждет бабушка. Готовит его любимые оладья. А к ним малиновое варенье и слегка сладкий компот.

Дома уже давно не было, его снесли, очищая территорию под городские застройки. Бабушки не было тоже. Но если они есть здесь, то значит это точно сон. Сон.

Парень уверено сделал шаг вперед. Рука коснулась маминой ладони, и слезы сковавшие лицо до этого, выплеснулись наружу.

— Не плачь. Не надо. Все будет хорошо.

Мама привлекла сына к себе, обняла его. Выдернула из его руки фонарик и отбросила недалеко в воду. Тот с тихим всплеском ушел под воду, еле-еле освещая темное дно. Парень уткнулся лицом в мамино плечо. Вдохнул ее запах, навечно родной, запомнившейся ему с юных лет.

— Мамочка, прости меня, пожалуйста, — он хотел сказать что-то далекое, из детства, что обычно говорят нашкодившие дети. Что он больше так не будет. А что не будет? Да то, что вся жизнь его не такая, как должна была быть, как хотела мама, да, как и он сам себе представлял, лежа в своей детской кроватке. Слезы задушили его, не позволив сказать ни слова. — Мамочка, прости.

— Я знаю, — тихо ответила женщина. — Пойдем.

Она потянула его к краю берега. Вода коснулась ног. Всплеснулась небольшими волнами. Мама отчего-то вошла в воду беззвучно. Та вроде бы даже как расступилась перед ней, образуя воздушный кокон.

Домик на острове манил теплым огоньком в окне. А вон и бабушкин силуэт у старой печки.

Вода, поднимаясь выше, обволокла ноги парня. Поднялась к животу. Фонарь в воде погас. Но Бесу это не мешало. Он видел маму, видел островок с домиком. Он знал, куда надо идти.

Мама шла впереди, держа парня за руку, вела его сквозь темноту, сквозь одиночество и грязь этого мира к спокойствию и свету.

Бес все ревел. Всматриваясь в окно приближающегося домика, он все больше погружался в воспоминания детства. Его ушибы, ссадины. Как мама умудрялась сделать так, что от простого дуновения или поцелуя боль уходила. Вот и сейчас, все тело, уставшее и измученное, воспринимало ее прикосновение как панацею, как единственное и необходимое лекарство способное залечить раны и ссадины и остудить горящую чадным пламенем душу.

— Мама, — лишь бормотал парень.

Домик приблизился еще ближе. На крыльце появилась бабушка. В своем стареньком засаленном передничке, в котором всегда крутилась у печки. Она тоже вытянула вперед руки, встречая единственного внука. Бабушка, ее песни на ночь, такие тихие и мелодичные, нежные и добрые. Они звучали как легкое журчание воды, раскачивали на волнах и погружали в сладкие детские сны.

Тело Беса и впрямь качнулось на воде, дошедшей парню до груди. Ничего. До островка оставалось уже совсем ничего. Доплывет. Тем более мама рядом.

Сзади раздался всплеск, далекий чужой. Непонятный шорох или шум коснулся сознания парня. Этот шум мешал. Отвлекал от продвижения вперед. Да и мамино прикосновение от этого шума изменилось, сделавшись жестким, и плавное мановение превратилось в дерганые рывки. Островок с домиком и стоящей на крыльце бабушкой отодвинулся дальше. Почему? Не понял парень.

— Мама? — он посмотрел на идущую впереди женщину.

Женщина уже скрылась под водой. На поверхности различалась лишь прядь седых взлохмаченных волос.

Сзади кто-то схватил за плечи и резко дернул. Рука выскользнула из маминой ладони. Бес потянулся было вперед, что бы самому ухватить маму за руку, но пальцы лишь ухватили что-то склизкое, вязкое, с противным холодком просачивающиеся сквозь пальцы. Сзади дернули еще сильнее.

Да кто там? Бес в ярости оглянулся. А в темной воде, дошедшей ему уже до лица, барахтался мент. Он пытался поддернуть к себе Беса и в тоже время сам отчего-то отбивался, скидывал с себя что-то прозрачное, похожее на студент, но в далеком свете единственного фонаря, оставшегося на суши, различить что-то больше, парень не мог. Второй фонарь с залитыми батарейками лежал где-то у берега.

Запястья вновь коснулась рука мамы и тут же обожгла острой болью. Бес обернулся, ни островка, ни домика не было. Темнота. А там, где была мама, колышется какая-то масса. Парень вскинул руку. Хватка ослабла. На запястье в свете далекого фонаря различалась какая-то слизь или какие-то слизняки.

В голове, будто что-то взорвалось.

Уже и вторую руку, и тело обвивали горячие прикосновения. Бес оглянулся на полковника, тот, видимо тоже испытывая боль и, отбиваясь от слизких гадов, все же продолжал тянуть Беса к берегу.

Ожег на шее заставил гопника рвануться к суше. Счищая скованными слизью руками эту же слизь с горла, груди, он со всей силы подтолкнул полковника к берегу, отчего сам подался назад. И обжигающая гадость снова обвилась вокруг него. Парень заорал, как, наверное, орал и мент. Рывками сдирая с себя слизняков, теряя рассудок от боли, он двинулся на далекий огонек. Голова была уже над водой, но что-то скользкое облепило ее, обжигая щеки, пытаясь заползти в глаза и рот. Вот впереди вновь появился полковник, он схватил Беса за руки поволок на берег. Боль нестерпимо жгла все тело.

Прибрежный камень зашуршали под ногами, и тело мокрое и воспламененное рухнуло на него. Свет фонаря бил прямо в лицо, которое нестерпимо жгло. Глазам было больно, но кожу жжение неожиданно отпустило. Липкая скользкая мерзость от света сползла на камень, пытаясь скрыться в темноте. Бес схватил фонарик и стал светит себе на руки. Прозрачная слизь растаявшим студнем засочилась вниз.

Прейдя в себя и более или менее очистившись от липкой гадости, Бес посмотрел на полковника, тот ужом извивался на камнях. Слизь покрывала его целиком. Мент кривился, пытался содрать ее с себя, но все было бесполезно. Руки соскальзывали, ни за что не цепляясь.

Бес направил свет на полковника и через мгновенье, слизь сползла и с него. Тяжело дыша, красный как рак, полковник, еще брыкаясь, отскочил подальше на берег. Посмотрел на Беса, тот понимая, что мент оклемался, опустил свет вниз, а затем перевел его на воду. В нескольких метрах от берега бугрилась огромная студенистая масса. Парень навел свет фонаря на нее и та, будто ей стало больно, ушла под воду, стремительно и плавно.

— Это что за хрень? — Бес перевел фонарь на полковника.

— Это тебя надо спросить. Ты за ней как привязанный плелся. И где твой фонарь?

Фонаря не было. Утонул. А мама? Парень потряс головой. Привиделось? Или эта гадость навеяла?

— Блин. Как же горит, — Леонид Васильевич протянул руку к Бесу. Тот, понимая, что от него просит полковник, протянул фонарь.

Леонид Васильевич сбросил с себя одежду. Просветил сначала себя целиком, а за тем и вещи.

— Ты дом видел? — повторяя действия полковника, спросил Бес.

— Какой дом? — не понял тот.

Парень махнул рукой, понимая, что полковник ничего не видел.

— Неважно.

— Коль. А чего ты так отчаянно в воду-то брел? Демон твой что ли начал работать?

— Нет, — гопник закончил освещать свою одежду. — Демон подчиняет себе. Ты видишь этот мир, но не можешь, да и не хочешь ничего делать. И он управляет и твоим телом и твоим сознанием. А это, — парень передернул плечами. — Это был обман. Жесткий, циничный обман.

— А почему циничный? — не понял полковник.

— Я думал, что это сон, — парень замолчал. — Там мама была. Звала меня к дому. Так спокойно было. Чисто. Бабушка тоже. А оказалось все обман.

— Мать жива-то еще? — спросил Леонид Васильевич.

— Слава богу. Но давно уже не был у нее. Как она? — сам себя спросил Бес. Обида и злость на самого себя проникли в душу, засосало где-то между ребер. — Вот я мудак.

— Эй, — окликнул его полковник. — Ты в норме?

Бес оглянулся. Слезы стекали двумя струйками по красному обожженному лицу.

— Да говорю: мудак я, — может из-за видения и чувства утраченного спокойствия и теплоты, парню захотелось высказаться. — Всю жизнь просрал. С самого ее начала.

— Коль, — полковник не хотел мешать парню, но все же прервал его, указывая на воду. Парень посмотрел на то место, не наводя прямого луча. Над водой опять слегка возвышалась студенистая масса. — Пойдем-ка дальше.

Гопник, не переводя свет фонаря на огромного слизняки, подобрал из-под ног камень какой поувесистей и со всего размаху запустил его в мерзкого гада. Камень попал точно в выпуклость. Слегка завис, соприкоснулся со слизью и исчез под водой вместе с выпирающей массой.

— Пойдем. Вещи и так высохнут. Тепло вроде.

Парни побежали дальше. Время вновь зашаркало вылетающими из-под ног камнями. А долго ли так бежать не знал никто. Слизняк больше не появлялся, но ручаться, что его нет поблизости парни бы не стали.

— Все, — полковник тяжело дыша, опустился на камни. — Привал.

Бес остановился рядом. Посмотрел на воду. Та была неподвижна. Сел рядом. Он тоже устал. Тоже тяжело дышал и хотел спать. Полковник в прошлый раз хоть немного поспал, а он нет.

— Лень, — парень побрел к стене. — Я спать. Не могу больше. С ног валюсь.

— Ok, — отдышавшись, бросил Леонид Васильевич. — Давай, я после.

Гопник прислонился к стене. Потом вовсе сполз на камни и через мгновенье вырубился. Дыхание успокоилось.

Леонид Васильевич осмотрел воду и кромку берега. Мерзкий слизняк или слизняки, парни так и не поняли: было ли это одно существо или несколько, не появлялся. Полковник посмотрел на спящего Беса. Подумал было сесть рядом, но затем решил пройтись немного вперед, посмотреть что впереди.

Расстояние луча не позволило полковнику уйти далеко. Но кое-что он все же увидел. И их решение отдохнуть до этого места показалось Леониду Васильевичу более чем удачной идеей. Стена, у которой сейчас спал Бес через каких-то сто метров резко уходила влево к воде, берег при этом на сколько хватала зрения у полковника исчезал полностью. А что было дальше оставалось загадкой. И как двигаться дальше тоже было не понятно. Вплавь? Из-за гадости в воде — нереально. Ползти по стене? Невыполнимо.

Леонид Васильевич вернулся к мирно похрапывающему гопнику. Присел рядом с ним. Вновь осмотрел берег. Ничего. Тишина. Выключил фонарик и стал слушать. Пытаясь не пропустить тот единственный сигнал о приближении врага. Он понял, что гадость, живущая в озере, не переносит света, поэтому фонарик был в руке, а палец лежал на кнопке выключателя.

Секунды бежали в никуда. Таяли в темноте, терялись в подземном озере. Они не сливались в минуты, а те не отсчитывали часы. Тут не было времени. Оно не ощущалось. Или полковник разучился его чувствовать, ориентируясь в повседневной жизни по наручным часам, по сотовому, постоянному отсчету на экране рабочего компьютера и голосу в радиоприемник автомобиля. Там наверху время было везде. Здесь нет.

Леонид Васильевич вспомнил об оставленных ими Михе и Анне. Жив ли парень? Не вернулся ли Моня? Сам себе усмехнулся, хотя делать это в темноте и фактически в одиночестве было глупо. Но мимика, как и любое движение здесь, были необходимы. Были нужны, чтобы не потеряется в темном мире. Чтобы не стать лишь мыслью в черноте подземелья.

Миха. Бес. Анна. Полковник думал об этой компании. О своем отношении к ним. Террористы? Нет, конечно. Дураки и неудачники. Леонид Васильевич вспомнил о своем намерении упечь их за решетку, о своей вере, что это правильно. Сейчас он так не думал. Конечно, в тюрьму они попадут. Но вешать на них что-то выше их заслуг, Леонид Васильевич уже не хотел. Да и Миха этот выкарабкается ли? Возможно, нет. Моня? Дурка, однозначно. Анна и Бес? Ну что же тут поделаешь? Тюрьма.

Он их жалел? Да нет. И не сочувствовал. Скорее, и это для самого полковника стало откровением, он стал их понимать. Их мир, их жизнь. А он сам? Слишком зажрался в своем мире. Здесь было иначе. Тело некогда мягкое, стало жестким. Редкая и вредная еда стала желаемой необходимостью, а не пресытившимся разнообразием. Вода? Вода была рядом. Но помыться в ней, не говоря о том, что бы попить, было не возможно. Темнота смыла знаки различия между ментом и гопником.

Полковник вновь улыбнулся. Он хотел им помочь. Так же, как Анна хотела помочь ему в самом начале их спуска. Он переживал за Миху, почти как за друга. За друга? Задумался Леонид Васильевич. А у него ведь не было друзей. Работа, коллеги, жена. И все. А друзей не было. Ни хороших, ни плохих, ни каких. Но рядом спящий гопник ведь тоже не друг. Не друг. Но сейчас он зависел от полковника и полковник зависел от него. Это взаимовыручка.

А их Демон? Инопланетянин? Леонид Васильевич представил, что же их ждет впереди. Ведь цель должна была быть уже совсем рядом. Он вспомнил карту на золотой двери. Спуск. Река. Озеро. И фигура в центре круга. Озеро вот оно. Значит и фигура скоро появиться. Хоть вся история, происходящая с ним, и попахивала бредом, но отречься от увиденного, полковник не мог. И интерес, проснувшийся в нем в той комнате со звездами, он лишь усиливался.

А Лиза? Бегемотик? Да нет. Он любит ее. Хоть и говорил себе в начале, что это только карьера. Карьера? Жрать себя и себе подобных ради лишней звездочки и более плотного кошелька. Ломать нервы и здоровье. Приклоняться перед старшими по званию и мстить своим подчиненным, воспитывая в них ненависть и злобу. Да, это карьера.

Леонид Васильевич почувствовал, как от мыслей голова начала тяжелеть. Сон начал медленно обволакивает сознание.

Он включил фонарик. Ничего. Посидел еще немного, борясь со сном.

— Коль, — полковник потрусил гопника за плечо. — Давай на смену.

Тот раскрыл глаза.

— Сколько я спал?

— Да хер его знает. Давай покарауль немного и дальше двинемся.

Парень сел на камень, потер лицо, разгоняя кровь.

— Как тут? Тихо? — гопник взял из рук полковника фонарик.

— Как в гробу. Давай. Разбудишь потом.

— Ok.

Теперь настала очередь Беса вслушиваться в темноту, думать о сделанном и мечтать о будущем. Он с тоской вспомнил своего демона. Вспомнил то состояние, когда в собственном теле сидишь как в этой пещере. Так же темно и пусто. Потрусил головой, отгоняя дурные мысли. Полковник уже тихо сопел.

Раздался чей-то голос. Далекий, неразборчивый. Бес включил фонарь. Никого. Вода спокойная, без движения. Берег пуст. Выключил свет. Голос раздался вновь. Несколько голосов. Они что-то обсуждали. О чем-то спорили. Парень вновь зажег свет и вновь ничего не увидел.

Неужто снова мерещится? Бес похлопал себя по щекам. Тишина. А затем снова голоса. И никого вокруг.

— Чертова гадость, — тихо выругался парень. — Что уже и из-под воды дотягиваешься?

Голоса усилились.

— Ну, давай выходи, — бросил парень черной воде. — Сам я к тебе не пойду. Я даже свет выключу, чтобы ты не скромничала.

Фонарик погас. И парень стал прислушиваться к голосам, к возможному шороху на камнях, к всплеску в воде.

53. Миха и Анна

Стена была теплая. Если бы не она, то Миха точно уже окоченел. Он лежал на камнях, прислонившись здоровым боком к теплой шершавой поверхности, под спину Анна кое-как уложила два лежака, и укрыла парня спальным мешком.

Миха старался не шевелиться. Каждое движение вызывало новые приступы боли. Даже дышать было тяжело. Но он все еще дышал. Конечно, ему было страшно. Первый раз смерть была так близко. Получи он такую рану на поверхности, врачи бы залатали его. Но здесь. Даже если парни найдут выход, то, как он до него доберется? Как преодолеет этот провал, с грохочущей водой? А потом? Там же будет подъем. Обязательно должен быть. Ведь они забрались очень глубоко.

Поэтому страх смерти, вполне ощутимой и реальной, был всеми мыслями парня. Заполнял его целиком.

Анна сидела рядом. Она вымоталась. Когда Бес с ментом скрылись на другом берегу, девушка пыталась держаться, кое-как смастерила Михе лежак. Разговаривала с ним, пыталась поить и кормить, но если вода и просачивалась в обескровленное тело, то еда, эти пакеты с яичной соломой, которую называют вермишелью, не лезла внутрь вовсе, застревала в горле жестким комком, проглотить который было невозможно.

Сейчас девушка спала, нервно вздрагивала и периодически всхлипывала. Михе было ее жалко. Ее парень свихнулся, у нее на глазах зарезал друга, поливал ее саму грязью. Ей надо было уходить вместе с Бесом и ментом. Ее оставили рядом с покойником. Сколько ему осталось? День? Два?

Сознание периодически отключалось. Он не звал Анну. Зачем? Чем она поможет? Подержит за руку? Добавит драматизма своими слезами и бессильными словами поддержки?

Ей надо было уходить.

Вот вновь. Свет диодного фонаря задрожал. Стена поплыла. Черные мухи закружились перед глазами. Может последний раз?

Страшно.

Свет таял в мельтешении потусторонних насекомых, не имеющих формы, но имеющих одну отличительную особенность, способность мгновенно увеличиваться в количестве, как облако кочующей саранчи, затмевающее солнце и уничтожающее всю растительность вокруг.

Отпустило. Мухи улетели. Тусклый свет вновь набрал яркости, а стена вернулась на место.

Анна всхлипнула, дернулась во сне и замерла, тяжело и прерывисто дыша.

Лучше бы она ушла.

Свет фонаря набрал полную яркость. Даже стал еще ярче, чем был до этого. А потом и еще прибавил.

Странно. Миха с трудом повернул голову в сторону фонаря. Тот светил также, как и всегда. Но света явно становилось больше. Он разливался по всему туннелю, освещая и противоположный берег реки и, как показалось Михе, далекий неровный потолок. Нет, скорее всего, это показалось. Но откуда шел свет?

Миха скосил глаза в сторону, откуда они пришли. Из-за ближнего порога, как от едущей за бугром машины, расползались лучи. Еще мгновенье и машина выскочит на перевал, ослепив едущую ей на встречу.

Так и произошло. Яркий свет ударил сразу с обеих сторон реки. Он вытащил из вековой темноты все трещинки, каждый излом на стенах туннеля, родил множество переплетающихся между собой радуг в брызгах срывающейся вниз воды, обжог глаза нереальной яркостью, а сознание сомнением в своем существовании.

Откуда в этом туннеле сразу столько света? Свет в конце туннеля? Вместо черных мух? Очень может быть.

Миха попробовал приподняться, пытаясь рассмотреть больше, чем позволяло его лежачее положение, но боль была прежней, в умирающем теле живая боль. Застонав, парень опустил голову назад.

И тут появилась тень. Огромная колонноподобная она вышагивала впереди своего обладателя, заполняя чуть ли не весь туннель.

Миха его увидел. Черный силуэт на фоне яркого свечения.

И так пересохшее горло парня просто окаменело, заржавело, при каждом сглатывании, сдирая с самого себя твердые коричневые чешуйки.

Легко спрыгнув с уступа, а точнее просто спланировав с него, темный силуэт приблизился к Михе и Анне. Он был большой, не огромный, как показалось парню сначала, но просто очень большой. Выше и шире обычного человека. Но вот кто или что это было, разглядеть было не возможно. Темнота заполняла фигуру, покрывала всю поверхность ее тела.

Миха явно чувствовал, что пришелец их изучает, осматривает неподвижного, судорожно хлопающего глазами, бледного как смерть человека и спящую рядом с ним нервным сном девушку.

Сердце в груди парня заколотилось, как сумасшедшее.

Кто это? Сама смерть? Демон, к которому они шли?

Мухи вновь закружились перед глазами. Сердце нестерпимо закололо.

Смерть?

Миха выдохнул, готовясь принять неизбежное. И что странно именно в этот момент страх отступил. Пришло смирение и готовность вынести все, даже появилось стремление скорее переступить порог этого неведомого знания. Но мухи все кружили перед глазами, а черная фигура отвернулась от парня и пошла дальше.

Миха не понял. Обрадовался. Что? Не сейчас? Еще можно пожить? Черная фигура остановилась у провала. А мухи все усиливались в своем движении, скрадывая от глаз творившееся вокруг.

Успокоиться. Надо успокоиться и сознание вернется. Смерть же не заинтересовалась им.

Миха задышал плавнее, успокаивая себя. И вправду стало легче. Как вдруг пространство вокруг вновь накрыла тень. Появилось сразу две темных фигуры, таких же больших и непроглядно черных. Спустившись вниз, они направились прямиком к парню и девушке.

Значит все-таки смерть!? После помилования, дарованного первым пришельцем. Эта мысль взорвалась в сознании парня ужасом и истерикой. Фигуры подошли вплотную. Одна встала над Михой, а вторая присела перед Анной.

Сердце вновь затрепыхалось в груди в бешеном ритме. Вновь черные мухи слетелись на боль. Истерика рвалась наружу быстрым прерывистым дыханием и дерганьем головы от одной фигуры к другой.

Ладно он. Он готов, но девушка, почему ее тоже?

Надо было Анне уходить.

Боль разрывала стягивающую грудь повязки, проламывала ребра, впивались в уставшее сердце.

Фигура возле Анны осторожно коснулась девушки. Та вздрогнула спросонья. Посмотрела перед собой, видимо решила, что еще спит. А затем заорала, пронзительно громко.

Надо было ей уходить.

Сердце Михи вновь больно кольнуло. Черные мухи плотно облепили сознание парня, пожирая и темные фигуры, и Анну, и весь туннель, сокращая до нуля весь пройденный и не пройденный путь.

Страха вновь не было.

54. Егор, Антон, Илья, Виктор, Маша, Игорь

Взбивая фонтаны брызг, Игорь бегом вернулся на берег. Глаза его горели. Он нашел то зачем пришел.

— Что там? Что там? — осыпали его вопросами парни.

— Она, — коротко и резко отвечал Игорь, в суматохе ковыряясь в своих вещах. — Да где же, черт бы ее?.. А, вот!

Игорь сжал в руке каплю-передатчик и ринулся обратно в воду.

— Да постой же ты, — Маша схватила за руку пробегающего мимо парня. — Что ты собираешься делать?

Игорь на мгновенье остановился, заглянул в ее красивые карие глаза, поплыл в них. Игорю чрезвычайно сильно захотелось поцеловать Машу в губы, нежно и страстно, но возбуждение от нахождения машины, превысило это яркое и острое желание. Он выдернул руку, вошел в воду, краем глаза уловив, что Виктор в бешенстве смотрит то на него, то на свою девушку.

Да и пусть, пусть ревнует. Это не важно. А вот это. Да.

Игорь взобрался на верхушку сферической выпуклости, скрываемой водой на какой-то сантиметр. Крепко сжал передатчик в руке, перекрестился, и сделал то единственное, на что у него в этот момент хватило смекалки. Прижав каплю к груди и закрыв глаза, он отринул все мысли, на мгновенье, больше бы у него и не получилось от рвущего душу на части возбуждения. А когда мысли в голове стихли, замерев вместе со своим хозяином, Игорь изо всех сил захотел попасть внутрь, попросил, что бы его впустили.

Легкий холодок кольнул кожу на груди, куда была приложена капля. Игорь сначала подумал, что это ему показалось. Но когда и руки, прижимавшие передатчик, тоже ощутили режущий холод, парень, не выдержав, открыл глаза и отстранил каплю от себя. Прозрачная вещица еле заметно светилась холодным голубым светом.

Игорь посмотрел на замерших на берегу молодых людей, как вдруг, капля с новой силой обожгла руки холодом. Игорь явственно ощутил, как тепло из ладоней утекает в каплю. Руки не просто мерзли в месте соприкосновения с передатчиком. Сияя голубым огоньком ключ, как теперь предполагал Игорь, вытягивал тепло из его рук. Кисти начали неметь. В тусклом голубом сиянии они стали похожи на руки мертвеца, синюшные, окоченевшие. Затем стало сводить судорогой запястья и предплечья. Игорь не выдержал. Руки больше не могли терпеть такой муки. Парень выронил каплю-передатчик из онемевших рук. Та ледяным осколком шлепнулась в воду, прямо на сферу. И от их соприкосновения сфера взорвалась холодным сиянием. Вода светилась голубым светом, который устремлялся вниз и в стороны от места, где стоял Игорь. Свет впивался в прибрежный камень и терялся в нем. А Игорь ощутил невыносимую боль в голых стопах, такую сильную, что был вынужден тут же подпрыгнуть. И правильно сделал. Голубая сфера начала покрываться льдом. И тот сантиметр, что укрывал ее поверхность водой, теперь отделял Игоря от ее поверхности. Ноги горели холодом, но стоять на льду было терпимее, чем касаться раскаленной поверхности сферы.

Ледяная корка все росла вокруг машины. От воды стал подниматься пар. И тут случился прорыв. Первый неровный ледяной кристалл ринулся от сияющей сферы к берегу. Быстро увеличиваясь в размерах, имея изломанную, игольчатую, тут же растрескивающуюся структуру, он вытянулся до самых камней, начал расширяться, а потом от него поползли ответвления, такие же быстрые и ледяные. Затем машина выпустила еще один ледяной жгут, еще, еще и еще. И так до тех пор, пока вся вода в затоне не превратилась в лед. А когда это произошло, изморозь побежала по гальке, перескочила на камень стен, устремилась ввысь.

Игорь увидел, что компания на берегу начала отплясывать, пытаясь не стоять на одном месте, а сфера между тем начала сиять еще ярче.

Раздался треск, щелчок, затем еще, громче, басовитей. И сверху на голову Игоря посыпалась каменная пыль, а на лед стали падать осколки породы. И вдруг раздался гром, взрыв. Трудно было понять, что же именно взорвалось, но нестерпимый для слуха раскат, заставил забыть молодых людей о холоде в ногах, которые подкосились, как соломинки. Тела попадали на лед, сжавшись клубками. Рокот грохотал везде. Убегал обратно по руслу, возвращался, усиливался, отражаясь от свода. Вокруг все дрожало. Игорь не чувствовал, но мог поклясться, что из ушей и носа у него идет кровь.

Лед под ногами треснул, расползаясь длиной расщелиной, убегающей к стене, где валялись схватившиеся за голову молодые люди. Камень стены не выдержал, лопнул вслед за льдом, разошелся черным провалом в никуда. И все стихло.

Игорь поднял голову. Вокруг все сияло ледяными иглами, и лед затона, и стены и свод. Фонарики погасли, не выдержав, то ли вибрации и грохота, то ли еще чего, того что заставило воду замерзнуть в одночасье. Сфера светилась сквозь лед ярким холодным светом, а в образовавшейся расщелине подо льдом отчетливо виднелся вход в саму сферу.

55. Бес и мент

Когда Бес устал слушать споры невидимых ему людей, он толкнул спящего рядом мента. Тот дернулся спросонья и замер, будто вспоминая, где же он находится. А потом сплюнул себе под ноги и негромко выругался, видимо вспомнив свое месторасположение. Посмотрел на гопника, тот, освещая берег светом фонаря, приложил палец к губам, а потом коснулся своего уха.

— Слушай, — сказал он тихо.

Леонид Васильевич прислушался. Где-то рядом или нет, раздавались чьи-то голоса. Сначала полковник подумал, что это ему мерещится, но посмотрел на Беса, еще секундочку подумал. Нет, не может этого быть, здесь явно кто-то что-то говорил.

— Может это слизняк из озера? — предложил Бес. — Как думаешь?

— И что? — недоверчиво ответил Леонид Васильевич. — Нам обоим сразу вещает?

— А почему нет? Может их там двое. Или еще больше.

— Все может быть, — полковник посмотрел берег. Ничего, пустота камня и ровная неподвижная гладь озера. Хотя не такая уж и не подвижная. И как это он не увидел раньше. Вода еле-еле колыхалась. Или раньше этого не было? Он встал и, пройдясь вдоль берега, увидел расходящиеся от одной точки круги.

— Ключи что ли бьют? — Предположил Леонид Васильевич.

— Эй, Лень, — окликнул его Бес. — Поаккуратней. Вдруг хрень эта из воды выскочит.

Полковник предусмотрительно попятился назад. Мало ли, может и вправду заманивает так.

Леонид Васильевич вернулся в гопнику. Присел рядом, облокотившись спиной на стену. Голоса все так же не разборчиво галдели.

— Больше ничего не было? — спросил Леонид Васильевич. — Никто не появлялся?

— Не, тишина, — Бес запнулся. — Ну, не в смысле тишина. Сам-то слышишь, что не тишина. Тишина в смысле, что без видений.

Полковник усмехнулся. Хлопнул гопника по плечу.

— Да не парься, понял я.

— О! — Бес поднял указательный палец вверх. — Кажись, затихли.

— И в самом деле, — согласился полковник.

Воцарилась полная тишина. Фонарик парни не выключали, осматривая кромку берега перед собой и на всякий случай стены слева и справа. Прошло около пяти минут, как вдруг Бес ойкнул, а за ним и полковник.

Теплая стена у них за спинами вдруг стала ледяной. Парни вскочили с места, не зная куда смотреть, толи на воду, толи на стену, с которой явно что-то происходило. Поверхность камня стала белеть.

— Иней? — удивился Леонид Васильевич.

И в самом деле, белые кристаллики все больше и больше покрывали стену. Пока не раздался грохот. Затем еще один. Бес и полковник попятились к воде, но и к ней старались близко не подходить. И вот, издав громкий щелчок, стена перед ними разошлась на две части. Сверху сыпались камни. Под ногами все ходило ходуном. А из расщелины в черной горе лился голубой свет.

Бес напряжено сглотнули. Внутри у него все оборвалось, предчувствуя, что их поход заканчивается, а его сознание скоро поплывет. Леонид Васильевич, выключив фонарик, будто шпион в кино, на цыпочках подкрался к пролому и стал наблюдать, что же там происходит. Потом развернулся к Бесу, и махнул, что бы тот шел следом.

Нехотя парень поддался. Гопника била крупная дрожь. Он не хотел вновь становиться овощем в собственном здоровом теле. Но оттягивать неизбежное было так же невозможно. Он просто раб.

Бес подошел к полковнику, заглянул в сияющую голубым светом расщелину и ахнул.

Он их всех знал, а видел, видимо не только он один. Мент тоже вылупил глаза, взирая на молодых людей за стеной, как на пришельцев.

— Я их знаю, — тихо сказал гопник на ухо Леониду Васильевичу.

— Откуда? — так же шепотом спросил полковник.

— Вон с теми тремя, — Бес указал на стоящих рядом двух молодых парней и белобрысого крепыша. — В метро, после трагедии, отношения выясняли, — парень, замолчав, решил уточнить. — Демон тогда мне велел их остановить. Не вышло.

— Ну, как же?! — толи спросил, толи возмутился полковник. — Одного же вы в комму отправили?

— Ага, — согласился гопник. — Вот как раз одного из молодых и отправили, а он здесь.

— Ну да? Он! — сам удивился Леонид Васильевич. — И впрямь здесь.

— А у вон тех двоих, — Бес указал на оставшихся парней. — У них фенечки для демона пытался украсть. — С одним повезло, а тот, что дальний, отбился.

— Что для демона? — переспросил Леонид Васильевич.

— Да стекляшки эти, — Гопник сунул руку в карман и вытащил доставшиеся ему капли-передатчики. — Вот это и есть то сокровище, которое мы должны были принести Демону.

— А они? — указал на компанию рукой Леонид Васильевич. — Ваши конкуренты? Соперники? Это игра у вас такая? Кто кого обгонит, того и приз?

— Да нет. Я в принципе не знаю, что они тут делают, но идти к ним не советую. Помнят они меня, скрутят. Лучше пока посмотрим, что они делать будут.

Леонид Васильевич вопросительно посмотрел на Беса.

— Ты как здесь еще или уже под демоном? — спросил он.

— Здесь, — ответил гопник и, подумав, добавил. — Пока еще здесь.

— Ладно. Подождем, понаблюдаем, — согласился полковник. — Тем более парнишка, у которого ты украл стекляшки, мне смутно знаком. Не могу вспомнить, где я его видел. — А девчонка?

— Не, — замотал головой гопник. — Первый раз вижу.

«Демоны?» — подумал полковник. — «Нет, друг. Все же это не мистика какая-то. Здесь и впрямь, что-то инопланетное».

56. Егор, Антон, Илья, Виктор, Маша, Игорь

Когда молодые люди только поднялись с камней, Игорь уже стоял возле них. Он напяливал на босые ноги ледяные кроссовки. Схватил было с камней олимпийку, но та, замерзнув, и от того прилипнув к камню, сломалась. Тогда парень быстро пробежался по разложенным вещам, схватил более или менее сухую футболку, напялил ее и, наконец-то, оглянулся на парней и девушку. Те проделывали похожие манипуляции, пытаясь утеплиться хоть чем-нибудь.

— Нет. Вы это видели? — пляшущими от холода зубами, простучал Антон. — Вы понимаете? — он видимо был возбужден не меньше Игоря. — Это же просто фантастика. Эндотермический процесс какой-то. Да в таком объеме!

— Чего? — переспросил Виктор, пытаясь завязать шнурки на кроссовках замерзшими пальцами.

— Эта ваша машина, — принялся объяснять парень. — Она для своей аккумуляции высосала все свободное тепло из окружающей ее среды, — Антон, наконец, унял дрожь и стал говорить более ровно. — Там сверху в зале. Готов ручаться, что машина была раньше где-то там, выше. И там с ней уже происходил этот процесс. Поэтому и заледенело все вокруг так быстро.

— Хорошо. А дальше-то что?

Илья приплясывал на месте, не зная, что одеть. Вся его одежда намертво примерзла к прибрежной гальке. Больше всего повезло Маше. Она, из соображений приличия, не стала раздеваться, оставшись во влажной одежде. Конечно, ей было холодно, но, по крайней мере, она была одета.

— А дальше вниз, — ответил за Антона Игорь. — Туда, — он указал на отверстие входа в сфере. — Если Антон прав, и машина высосала энергию для себя, то я думаю, что в ней теплее, чем здесь.

— Это было бы здорово, — полуголый Егор держал в руках задубевшую футболку и штаны. Его бил озноб, плечи ходили ходуном, а пальцы вообще, похоже, не могли работать.

— Так, — скомандовал Игорь. — Все равно выбора нет. Иначе околеем. Берем быстро вещи и в машину. Согреться точно там должны будем.

Недолго думая, компания похватала самое ценное: еду, горелку, одежду для оттаивания и высыхания и кое-какой инструмент и устремилась по скользкой расщелине вниз.

Провал входа оказался рядом. Молодые люди валились внутрь и в блаженстве прислонились к теплым стенам машины. Холодная снаружи она была насыщена теплом внутри. Черные матовые стены машины были пропитаны мягким теплом. Но сидеть так молодым людям не дал ни холод, идущий от входа, ни Игорь, который уже двигался по коридору дальше. Все цепочкой двинулись за ним. И через несколько поворотом пришли в небольшой овальный зал.

Игорь, Виктор и Маша узнали его. Это было точно такое же вытянутое овальное помещение, в каком им довелось побывать в подземке Москвы. Только освещение было тусклым, еле пробивающимся из-под небольшого пьедестала по центру. Стены, плавно переходящие в потолок были непроглядно черные.

Игорь, как и в столице, сделал шаг вперед. Ничего. Парень дошел до пьедестала. Коснулся его. Взобрался наверх. Площадка под ногами чуть просела вниз. Но вокруг ничего не изменилось.

Игорь обошел комнату по кругу. Маша, а следом за ней и Виктор, тоже принялась искать какой-нибудь способ заставить машину включиться. Ничего. Егор с одногруппником и Ильей, разинув рту, сбросили в одну кучу вещи, под которыми тут же стала образовываться лужа талой воды, и принялись ходить взад и вперед, взбирались на проседающий пьедестал, касались стен. Машина молчала.

— А может она уже работает? — предположил Илья.

— Не думаю, — коротко ответил Игорь.

— Наверное, должно было бы и здесь все осветиться, — предположил Виктор. Эта площадка с подсветкой не в счет. В Москве такое светопреставление было, — вспомнил парень. — А здесь ощущение, что все выключено.

Не получив должного результата сразу по проникновению внутрь машины, молодые люди все же решили передохнуть. Усталость от перехода, плюс резкий холод, да еще возбуждение первооткрывателей вымотали их в конец. Они наконец-то успокоились. Разложили мокрые вещи и сами расселись у стены.

— Может за что-нибудь дернуть надо, за рычаг какой? — предположил Илья.

— Найдешь, сразу скажи, где он, — предложил ему Виктор. — Рычаг? — парень хмыкнул. — Может и рычаг, а может и капля, — он повернул голову на Игоря, — Кстати, где она?

— Где-то во льду, — Игорь изучал овальный зал. Пытался высмотреть в нем хоть что-то приметное, за что можно было бы и в самом деле дернуть или на что можно было бы нажать. — Нажать? — сам себя переспросил парень. — И его взгляд упал на пьедестал, проседающий под нагрузкой. — Эй, а ну-ка все сюда, — он первым забрался на площадку. За ним последовали все остальные. Площадка сильно проседала под тяжестью шести людей, но в комнате ничего не изменилось.

— Какие-то сломанные тут весы, — раздосадовано прокомментировал Илья, подпрыгнув на платформе, а затем спустившись с нее. — Вот у нас в зале…

Вновь расселись у стены. Каждый выдвигал свою теорию, начиная от самой идиотской, типа приношения жертвы, заканчивая чуть менее идиотской, о произношении заклинания. Причем Егор выдвинул идею, что произношения не самого заклинания, как чего-то несуществующего, а пароля, комбинации звуков. Да пойди, подбери эти звуки.

— Ничего, ничего не приходит в голову, — Маша ходила из стороны в сторону. — Что-то должно быть простое. обязано должно быть.

— А вдруг эта машина неисправна? — предположил Виктор. — И поэтому не функционирует.

— Должна работать, — убежденно ответил Игорь.

— Да тебе все время все все должны, — завелся Виктор. — То сходи с тобой, проводи тебя, то подскажите что-нибудь.

— Вить, — влезла Маша.

— Да что Вить, Вить, Вить! — злобно передразнил ее парень. — Хватит меня одергивать. Да и с чего это ты его постоянно защищаешь? А? — парень не сдержал накопившейся в нем злости. — Может, мне надо было там, наверху остаться? А вы бы вдвоем пошли? Или может, если бы я вас вдвоем оставил, вы бы никуда и не пошли? Другим чем занялись?

Девушка, сильно размахнувшись, влепила Виктору звонкую пощечину. Тот мотнул головой. Вновь посмотрел на Машу, вскипая от ярости.

— Эй. Да вы чего? — решил вмешаться Илья. — Потом разберетесь кто кому друг. Здесь-то зачем? Другим вроде заняты.

— Да иди ты, — отмахнулся Виктор.

Игорь стоял, молча наблюдая за происходящим, но вскипал не меньше, чем и сам Виктор.

— Ты что думаешь? — продолжил парень, обращаясь к девушке. — Я что, не вижу, что ты кругом следуешь за этим героем? Да вообще с чего он герой-то? Из-за того, что пренебрегает инстинктом самосохранения? Хорошего тут из себя строит? Спаситель хренов! Он же на тебя, как на вещь смотрит, причем на свою вещь. Он тебя не то, что взглядом уже раздел. Он тебя, — и парень показал недвусмысленный жест катания на лыжах. — Своим взглядом он тебя. А ты все делаешь вид, что не замечаешь этого.

— А я твоя вещь? — тихо спросила Маша. Глаза ее блестели, но слезы еще не текли. — Я вещь?

— Так, успокойтесь, — влез Игорь, хотя успокаивать следовало и его самого. — Никто здесь никого никем не считает.

— Да заткнись ты, долбанный неизвестный герой.

Илья опустил тяжелую руку на плечо Виктора.

— Хватит, — медленно произнес он.

Антон с Егором стояли в стороне, с удивлением глядя на происходящую перебранку, и готовые влезть разнимать парней в случае драки.

Игорь бросил взгляд на Машу. Девушка плакала. Ее губы мелко подрагивали. Взгляд был готов разорвать своего парня на мелкие кусочки.

— Ты, правда, обо мне так думаешь? — еле сдерживая истерику, спросила она. — Ты думаешь, что все из-за него одного? — она мотнул головой в сторону Игоря. — Какой же ты эгоист, думающий только о себе, о своем спокойствие, о своих вещах. Тебе наплевать на всех кругом. А сюда ты поперся зачем? За мной? За своей вещью? Следить, чтобы я с Игорем не переспала по дороге? Урод! Я же тебя… — девушка начала захлебываться слезами. — Ни единого повода… Ничего. А ты?

Виктор, краснея и чувствуя, что где-то перегнул палку, попытался прикоснуться к Маше.

— Машь, перестань, — сказал он, протягивая руку и сам внезапно успокаиваясь. — Не так. Я не то имел ввиду.

Девушка отшатнулась. Отчего-то вспомнила, как однажды примерила Игоря на роль своего парня. Испугалась. Что если Виктор прав? И подсознательно, она только и делала, что шла за Игорем, как за мужчиной? И никакие инопланетные страсти тут ни причем. Простая человеческая симпатия. Сделала еще шаг назад, отшатываясь и от руки Виктора, и от своих мыслей, споткнулась о пьедестал и села на него, отчего тот слегка опустился вниз.

«Нет», — ревя, девушка вглядывалась в саму себя. — «Нет. Нет. Не Игорь?» — она подняла зареванные глаза на Виктора. — «Он».

Ей стало стыдно за свое сомнение, за то, что сама подумала, что Игорь может заменить ей ее парня. Стыд и раскаяние заполнили душу Маши, и она, уронив голову на руки, разревелась в полную силу. Она сама дала Виктору повод, думать, что Игорь ей нравиться. Вынудила его сомневаться и засомневалась сама.

— Дура, — проныла она. — Какая я дурра! — она с укором посмотрела на Виктора. Раскрасневшиеся глаза были полны грусти и обиды. — Вить, ты думаешь, что я из-за него? Да? — и, не дав тому ответить, продолжила. — Да я тебя только люблю. Только с тобой всегда. А ты? — девушка вновь расплакалась. Она раскаивалась и злилась на себя.

Виктор подошел к ней. Присел на корточки рядом.

— Прости, — сказал он дрогнувшим голосом. — Я не хотел этого говорить, — горькая слеза прочертила на сухом лице яркую линию. — Я тоже только тебя. И сюда только из-за тебя. Но не за вещью, — уже и вторая мокрая линия пересекла лицо парня. — Прости. Я люблю тебя. Только тебя и за тебя готов, что угодно!

Парень обнял девушку. Она его. Виктор присел рядом на пьедестал, от чего тот, чуть качнувшись, ушел еще чуточку вниз. Парень тоже плакал. Стыдился сказанных собою слов и злился за них на себя. Просил прощения у Маши. Просил прощения у своего личного бога.

Над головой у девушки и обнимающего ее парня зажегся яркий желтый свет. Падая сверху вниз, он осветил и сам пьедестал, и пространство вокруг него.

Все замерли, недоуменно крутя головами.

— Что это? — не понял Илья.

— Свет, — ответил Антон.

— А откуда он взялся? — Егор сделал шаг вперед и прикоснулся к постаменту, на котором сидели Виктор с Машей. Ничего не изменилось.

— Стоп, — Антон вскинул руку вверх. Он что-то почувствовал. Интуиция подсказывала ему, что разгадка появления света, да и в принципе работы машины, вот-вот раскроется ему. — Мы же на инопланетной машине? Но законы физики, по крайней мере, в нашей солнечной системе, более ли менее выполняются.

Все обернулись на него. Маша, переставая рыдать и вжимаясь в грудь своего парня, тоже повернула голову. Зареванное лицо было все красное.

— Какие законы? — спросил Игорь, которого весь произошедший концерт несколько смутил, заставив чувствовать себя лишним. Как будто бы он стал случайным свидетелем чужого полового акта.

— Любые, работающие на Земле, — продолжил Антон. — Нам нужна энергия? Так ведь?

Все кивнули.

— Как выражается эквивалентность энергии и массы? — он с усмешкой посмотрел на лыбящегося, как будто только что выигравшего миллион Виктора. — По теории Эйнштейна, конечно!

— Массой тела, чью энергию определяем, помноженной на квадрат скорости света, — ответил Егор.

— В точку! — глаза у Антона начали сиять от догадки. — Вот вам мы — масса есть. Вон, — и парень указал на пьедестал. — Весы. Не хватает света в квадрате.

Все посмотрели на зажегшийся свет над площадкой и на Машу с Виктором.

— Что вы сделали, когда сели сюда? — спросил Антон.

— Плакали, — все еще всхлипывая, улыбнулась Маша.

— Нет. Не это. Еще что-то?

— Может просто нажали куда-то? — предположил Илья.

Антон внутри поежился. Все-таки, занимаясь развитием тела, стоит не забывать и про мозги.

— Да нет же, — Антон обошел площадку кругом. Посмотрел на молодую пару. — Вы простили друг друга. И раскаялись за свои мысли и слова.

Виктора, что-то кольнуло в сознание.

— Свет, — произнес парень. — И тьма, — и вдруг вспомнил, свой сон, где он искал Машу, блуждая в странном туннеле. — Я знаю! — выкрикнул парень. — Знаю! — и затараторил, боясь потерять мысль. — Так. Как же там было, — вспоминал он. — Достичь света можно только из темноты. Раз. Отличить свет от темноты легко, это как разграничить добро и зло или белое и черное. Как-то так. Это два. И. Нет ничего в мире темнее, чем душа человека. Это три.

— Ты не бредишь случаем? — влез Илья.

— Нет! Нет! Нет! — почти кричал парень. — Смотрите. Нам нужен свет. Наш свет нужен, так как и масса наша. Но не просто добро наших помыслов и мыслей. Мы должны очиститься духовно.

— Свет в квадрате, — подхватил его мысль Антон. — Раскаяние! Лишь в этом спасение и просветление! Просветление!!!

Ликование от догадки распространилось на всех. Виктор нежно целовал глаза Маши, та отвечала ему чуть ли не кошачьим мурлыканьем. Егор дружески хлопал по плечу то Илью, то Антона. Игорь просто радовался, чему-то. Чему? Да и сам бы не сказал.

Поняв, что от них требуется, молодые люди взобрались на пьедестал. И замолчали. Вдумываясь. Находя то единственное, что мешало им жить, что грызло их ненавистью к самим себе. Всматривались в свои души.

Егор, и ему было легче всего в этом плане, все корил себя за свои мысли в отношении Антона и Ильи, высекал невидимым кнутом у себя на спине кровавые борозды, гнал самого себя, как чумного, откидывал прочь грязные мысли.

Вновь стало светлее. Яркий круг над головами разошелся шире.

Антон вспоминал метро и свою физическую слабость. Корил себя за неспособность дать отпор гопникам. И за то, что его друг, прикрывая и спасая его, поймал ту самую пулю из травмата.

Стало еще ярче.

Илья обвинял себя в своей заносчивости по отношению к другим, которая нет-нет, да и проскакивала в общении.

А Игорь даже не понял, успел ли он мысленно попросить у отца прощения, когда овальная комната взорвалась светом.

57. Все

Леонид Васильевич вместе с Бесом наблюдал, как компания молодых людей скрылась в голубой сфере. Время шло, но больше ничего не происходило. Полковник посмотрел на гопника, поймал его взгляд, затем мотнул головой в сторону расщелины, мол, пойдем поближе, посмотрим. Нехотя Бес согласился.

Как же ему было не охота сейчас куда бы то ни было лезть, но обратного пути уже не было. Где-то сзади его спятивший друг, кореш, истекающий кровью и до смерти запуганная девушка. А он боится войти в какую-то сияющую сферу, боится потерять себя, хотя уже не раз проходил через это.

Леонид Васильевич перебрался через разошедшиеся края стены, подбежал к краю льда, обернулся на медленно бредущего Николая, и двинулся к входу в сферу. Внутри было тепло. Пол, стены и потолок были сделаны из какого-то темного матового материала и еле заметно светились.

Подумать только, Леонид Васильевич сам себе удивлялся, он вот запросто идет по инопланетному кораблю и не испытывает ничего кроме интереса, ни страха, ни робости. То, что это корабль, и именно инопланетный, сомнений у него не было. На храм или святилище эта сфера не походила ну никак, а вот на космический корабль более чем, да на такой-то глубине, и попавшей сюда явно в незапамятные времена, когда люди все поголовно верили в миллионы разных богов и носили исключительно шкуры животных, а может еще раньше. Эта штука была произведением точно не человеческих рук. Но откуда здесь эта компания и что они делают там внутри?

Леонид Васильевич прошел несколько поворотов, Бес двигался за ним следом, и вскоре полковник услышал голоса молодых людей. Они опять спорили. Леонид Васильевич не стал выходить на свет, а, замерев у входа в темноте, стоял и слушал. Парни с девушкой хотели зачем-то запустить машину, но не знали как. Слаженности у них не было никакой. Еще одни туристы. Вон, голяком почти все. Когда же начался бред про раскаяние, а из глаз каждого, кто стоял на пьедестале, полились слезы, Леонид Васильевич едва заметно заулыбался. Там в комнате были дети, просто сентиментальные дети, одни моложе, другие взрослее, но дети. Но когда на их действия овальное помещение озарилось ярким светом, а по телу полковника явно пробежала дрожь, идущая одновременно со всех сторон, Леонид Васильевич, запаниковав, прижался к стене. Бес стоял рядом и тоже вжимался в матовый материал.

Пересилив страх и успокоив дыхание, Леонид Васильевич заглянул внутрь. Молодые люди, все кроме одного единственного парня, спустились с платформы. А он, тот парень, что-то пытался сделать.

Парень на пьедестале вытянул вперед руки, как будто бы пытался подо что-то их подстроить, куда-то положить, и когда нужное положение было найдено, то от поверхности опоры вверх поползли два световых столба, поползли медленно, как будто были не светом, а чем-то материальным, вполне ощутимым. Вот колонны поднялись до рук парня, соприкоснулись с ними. И Леонид Васильевич заметил, как плечи у парня расслабились, а кисти плавно разошлись по поверхности световых колонн, парень действительно оперся на свет. Полковник лишь сморгнул, думая, что ему это мерещится. А затем парень закрыл глаза. Освещение в комнате стало еще ярче. Корабль ощутимо тряхнуло. Где-то под ногами, внутри корабля родился импульс, едва заметная, но все же более чем ощутимая вибрация. Вырвавшись из-под пьедестала, на котором стоял парень, этот импульс прошил насквозь всех находящихся в помещении, заставил молодых людей попадать на месте. Леонид Васильевич с Бесом устояли, но и то лишь благодаря тому, что и так вжимались в стену. Парень на пьедестале стоял. Он был похож на контуженного, но все равно стоял, всем телом опираясь на столбы. Родилась яркая вспышка и новый импульс, медленный и тягучий, вновь прошил корабль и всех находящихся в нем. Полковник почувствовал, как каждая молекула его тела распалась на атомы, как разделившись, они покрутились мгновение сами по себе и вновь собрались вместе, возвращая полковника самого в себя. Яркий луч ударил с потолка в пьедестал. Парень теперь просто висел на колонках, а свет, льющий на него, начал что-то формировать рядом с ним, что-то большое и плотное, наподобие тех же колонн.

Тут Леонид Васильевич неожиданно потерял всякий интерес к происходящему. Он безразлично взирал на распластанных на полу молодых людей, на собирающееся из света что-то, на Беса, неожиданно вышагнувшего из коридора в овальный зал и зачем-то вытянувшего свой нож. Затем полковник ощутил дикую апатию, будто внутри у него все вынули, заменили живое сердце ледяным камушком. Жить не хотелось вовсе. А умереть было незачем. Там все так же. Все бессмысленно и не нужно. Когда Бес отошел на пару шагов, полковнику стало полегче. Он понял, что же с ним только что произошло. Бес больше не был человеком. Вот тот момент, о котором говорил гопник. Демон или кто-то другой завладел его телом, а сам Леонид Васильевич чувствовал лишь горькую никчемность самого себя. Он осел на пол, сам того не желая, и без интереса принялся смотрел на происходящее внутри залитого светом овального помещения.

* * *

Игорь едва пришел в себя, когда второй импульс чуть не стер его в порошок, рассеяв пеплом по этой залитой светом овальной комнате, а потом вновь собрав в человека. Парни с Машей валялись на полу, они тоже только начали шевелиться, как стало происходить что-то немыслимое и нереальное. Рядом с Игорем, на платформе, из льющегося сверху света начала формироваться фигура. Именно фигура. Широкая, колонноподобная, она поднималась прямо с поверхности платформы. Парень узнал очертания того существа, что говорило с ними в Московской подземке. Но если там оно было лишь иллюзией, голограммой, то здесь, Игорь мог поклясться, этот Эрид Фан собирался стать полностью настоящим. Когда же фигура была почти собрана, пылая нестерпимо ярким светом, золотым и обжигающим, из коридора, которым они пришли, вышел человек. Парень дернулся было, желая оторвать свои руки от колонн, но будто какая-то сила удерживала его. Он не смог и на долю миллиметра приподнять пылающие светом руки.

Игорь посмотрел на приближающегося парня, узнал его. Тот самый бродяжка из сна, а потом и из жизни. Оборванный бомж, худой и заросший, пытающийся отнять у него передатчик. И у этого оборванца в руке снова был нож. Игорь заглянул ему в глаза. Уже не глаза фанатика, горящие сумасшедшим огнем. Зрачки его, при таком освещении должные быть меньше игольного ушка, были расширенны до придела. Это был взгляд хладнокровного убийцы, разгневанного правителя, или человека имеющего право решать, что и как должно быть.

Появившейся парень двигался прямо к Игорю. И Игорь с каждым его шагом испытывал все больший страх. Ему хотелось сжаться клубочком, спрятать голову в коленки и полежать так, пока этот парень не уйдет. Он дернулся, но колонны держали его, а солнечная фигура рядом все росла. Может Эрид Фан успеет и спасет его? Но марсианин слишком долго появлялся.

Страх, от которого сознание поплыло, а сердце испорченным моторчиком забилось не в такт своего привычного ритма, окутал Игоря. Он хотел бежать, спрятаться, умереть. Липкие, холодные прикосновения к самому мозгу, как будто черепной коробки вовсе не было, этот страх мог выжать его своей волей. Сомкнет клещи и все. Игорь дернулся, еще раз. Бессмысленно. Колонны крепко его держали.

Безумный парень, одним своим видом внушающий смертельный страх и ужас был уже рядом. Борясь с самим собой, и понимая, что смерть идет за ним, а руки от колонн ему не оторвать, Игорь попытался ногой отпихнуть парня с ножом. Тот небрежно отмахнулся. Подойдя вплотную, оборванец сам попытался спихнуть Игоря с платформы, но не вышло. Привязанный не видимой силой к колоннам Игорь не мог сойти с платформы, хотя сам желал этого больше всего на свете.

Тогда парень с ножом сделал короткий взмах, и холодный металл жестко вошел в правый бок Игоря, разрывая неотточенным лезвием кожу и внутренние органы парня.

Все.

Резкая боль заставила сознание подпрыгнуть на месте. И тут же контакт с машиной разорвался, а Игорь, схватившись обеими руками за рану на боку, постоял мгновенье, всматриваясь в лицо оборванца, и упал с платформы на пол. Свет потускнел в разы. Колонны все еще были на месте, а вот фигура Эрид Фана рассыпалась так и не собравшись полностью.

Нож черной рукояткой торчал из тела Игоря. Кровяная струйка медленно сползала на черный пол овального помещения. Парень взглянул на своего убийцу. В полубессознательном состоянии он не увидел оборванного бомжа, его место заняла большая ломанная фигура, непроглядно черная и как будто горбатая. Неяркий свет, падая сверху, растворялся в ней, будто это была черная дыра.

Рядом с Игорем валялись остальные члены их импровизированного отряда. Они были в сознании, видели все то, что тут произошло, но были не подвижны. Парализованные страхом, они будто овечки перед острыми клыками волка впали в ступор, будто они увидели самого дьявола, пришедшего за их душами, и были не в силах сделать и движения. Будто нож, торчащий из бока Игоря, был всажен в каждого из них.

Черная фигура или оборванец, Игорь не мог различить, что же он все-таки видит, сознание его плыло, но из-за боли все же не превращало в замершую куклу, вытащила откуда-то два передатчика, и положила их на колоны, по одной на каждую, прикрыла их руками. Раздался хруст, а затем фигура убрала руки от колонн, и невесомая пыль слетела следом за ее движением. А сами колоны поползли вниз. В помещении начало темнеть.

Фигура склонилась над Игорем.

— Глууупец, — едкий, ядовитый, и чрезмерно уставший голос, родившись в сознании парня, проел черепную коробку насквозь, оставляя в ней ровное пулевое отверстие. — Что ты надеелаал?

Игорь помирал. Он не знал, что наделал он, но прекрасно понимал, что наделала эта фигура. Она отключила машину. Не дала работать по полному циклу, оборвала процесс преображения и не дала появиться здесь Эрид Фану.

— А ты? — еле сумел выдавить из себя Игорь, страх перед этим пришельцем вытекал из парня вместе с кровью.

— Я спас вас, — произнес пепельный голос, проваливаясь в плывущее сознание парня. — Хотя бы на время, но спас.

Игорь усмехнулся, держась за бок.

— Так не спасают, так убивают.

— Иначе бы ты не отпустил колонны, точнее он бы не отпустил тебя и пришел сюда, — фигура провела рукой над телом парня, а затем оглянулась на вход. — С тобой все будет хорошо. Все скоро закончится.

— Ты сочувствуешь мне? — удивился Игорь, цепляясь за края своего сознания.

— Странно, — прошипела фигура. — Вы люди такие хрупкие и еще такие глупые. Но все равно лезете туда, куда вам и носа совать не стоит. Ваша же цивилизация уже обрела знания о свете. О его двойственной природе. Как вы это называете? Корпускулярно-волновой дуализм? Свет — это и волна, и частица одновременно. Ты только что чуть было, не материализовал здесь вашу собственную смерть.

Игорь усмехнулся. Ему было почти что все равно.

— Зачем ты мне это говоришь. Почему думаешь, что я поверю?

— А почему ты поверил ему? — слегка дрогнувший голос, молотом ударил в сознание парня.

— Он не пытался меня убить, — логично ответил Игорь.

— Он тебя заманил сказкой, — Игорю показалось, что голос в его голове усмехается. — Сыграл на чувстве долга перед всем человечеством. Помог тебе представить себя героем, которым тебе никогда не стать.

— А ты?

— А я всего лишь более выдержанный марсианин. Точнее не так. Я память и сознание давно умершего существа, вживленная в блоки этих машин. Я их хранитель. От вас. От таких, как он. Знаешь, что ты сделал? — теперь слова прозвучали не в голове парня. Они были реально сказаны тем оборванцем, через которого говорил еще один пришелец.

Игорь не верил ему, да и не хотел. Он с каждой секундой все больше хотел спать.

— Ты думаешь, что запустил машину эволюции? — вновь усмешка.

Игорь не ответил.

— Отчасти. И лишь на время. Но ты сделал больше. Ты отправил сигнал. Далеко, очень далеко отсюда. А на этот сигнал скоро, по космическим меркам, сюда явятся, мои потомки, считающие, что на вашей планете, вполне так смогут разместиться и они сами. Перенаселенность, знаешь ли. А вот этот светящийся парень, который чуть было здесь не материализовался, мог бы все это время править вами, карать, судить, распоряжаться вами, — голос оборванца зазвучал громче и жестче. — Ты открыл дорогу в АД и чуть было не пустил сюда дьявола, — голос стал тише. — Теперь он все равно придет. Ты не доживешь до этого момента, и дети твои не увидят его. Но потом, твой прах сожрут тысячи раз, и ты почувствуешь боль, не сравнимую с той, что ты чувствуешь сейчас.

Игорь почти ничего не чувствовал. Он слушал пришельца. Хотел не верить ему, хотел, что бы он обманывал, но тяжелые слова втаптывались в его душу, рушили его правду и его веру. Вдруг этот пришелец прав?

— Я вижу, ты начал сомневаться?

— Сигнал? — напрягся Игорь. — От ваших потомков нет сигнала уже очень давно.

Громкий смех разорвал сознание парня.

— Это он тебе сказал? — снова смех. — Да он просто уставшее от собственной смерти существо. Он не может отправить сигнал лично. А ты смог. Подал первый яркий сигнал жизни и пригодности планеты под жизнь. Ты сделал за него то, что ему было не под силу. И чуть было не помог ему избавиться от необходимости постоянно себя убивать, чуть было не помог ему стать богом у вас на планете.

Игорь чувствовал, как тяжелеют глаза от усталости обреченного тела и от обиды возможного обмана.

— А почему ты не хочешь, что бы твои соплеменники прибыли сюда? — пытался не верить ему Игорь.

— Как же эту у вас называется? — оборванец на мгновение замолчал. — Нравственность, что ли? Нельзя в мозги машины вставлять мозги безнравственного существа. Сухими алгоритмами ее тоже не напичкаешь. А их аванпост на Луне — это обида, обреченных вечно умирать, на живых, на вас в том числе. Вы единственные перед их глазами. Вы живые. Попробуй усидеть на одном месте. Побудь в вечном карцере с возможностью видеть жизнь, какой бы она не была, и при этом не иметь возможности поучаствовать в ней. Да ты свихнешься. А они вынуждены так жить тысячелетиями.

— Ты лучше?

— Я мертв, — снова смех. — Мне все равно, кто жив. Мне важно, что бы жизнь процветала. Я квинтэссенция всего правильного, что существовало в моем мире, не лжи, не алчности, ни злобы. И тогда, в нашем гибнувшем мире правды было больше, чем сейчас в существующих мирах. А что твориться с моим миром, с моими потомками, твоя цивилизация скоро узнает.

Сил оставаться в сознание не осталось, но Игорь переборол себя и спросил.

— Это можно исправить, если это правда?

— Исправить? — черная фигура вновь засмеялась голосом оборванца. — Ты все же хочешь быть героем. Что же, исправить, а лучше не допустить можно все…

И тут черная фигура перед ним поплыла, размазываясь по тусклому свету еле светящихся стен. Игорь подумал, что сам проваливается в бессознание, но смыв очертания черной фигуры, в поле зрения остался лишь оборванец. Он стоял над Игорем, опустив голову на грудь. Затем раздалось несколько шипящих звуков, а тело парня столько же раз дернулось. Теряя равновесие, оборванец шагнул в сторону, еще немного, закружился на месте, и тяжело рухнул на пол. Из шеи парня, а так же из его правого плеча торчали ярко салатовые пластиковые оперения дротиков. Игорь перевел взгляд на проем входа, где раздалось шуршание и тяжелые шаги. Оттуда к нему бежала черная фигура, меньше чем виделась до этого, но тоже непроглядно темная. За ней стояла вторая, и целилась в лежащих на полу людей из какой-то винтовки.

* * *

Леонид Васильевич безучастно смотрел на происходящее в овальном помещении. Страх его немного отпустил, осталось уныние и пустота внутри. Он видел, как Бес, окутанный какой-то темной пеленой, всадил нож в бок стоящего на постаменте парня, видел, как испепелил на световых столбах несомые им передатчики, видел, как затем гопник склонился над парнем и слышал, как говорил парень. Причем говорил только он один, Бес безмолвствовал. Но у полковника складывалось впечатление, что это был диалог. Не бред одного человека, а общение двух существ, ведь Бес сейчас был под действием своего демона. А вскоре гопник стал говорить и сам, но говорил такое, что Леонид Васильевич побледнел, говорил о будущей гибели человеческой цивилизации от рук инопланетных захватчиков, говорил, что вот этот вот парень по своей дурости и жажде героизма сам позвал их на Землю.

Тяжелая рука легла на плечо полковника. Он поднял взгляд наверх. Над ним возвышалась черная фигура, находясь в тени коридора, она была полностью непроглядна, лишь силуэт и рука. Затем появилась вторая рука и недвусмысленно прижалась к тому месту, где должен был быть рот, мол, молчи.

Полковник сглотнул. В коридоре появились еще тени. Одна из них с винтовкой высунулась вперед, вложила в магазин яркооперенные стрелки с парализатором и, прицелившись, несколько раз выстрелила в склонившего голову Беса. Тот дернулся. Темная пелена вокруг него развеялась, а парень, крутанувшись на месте, упал.

Темные фигуры цепочкой побежали в помещение к распластанным на полу людям, а одна из них вновь потрепала Леонида Васильевича за плечо, привлекая внимание. Полковник поднял голову. Черная фигура протянула ему телефонную трубку. Самую обыкновенную телефонную трубку с черным проводом на конце, тонкой змейкой убегающим по коридору.

Полковник поднес трубку к уху.

— Ало, Леонид? — раздался на том конце телефонного провода голос Алексея Михайловича. — Леня? Ты?

— Да, — тихо сведенным в судороге голосом, произнес полковник.

— Ало. Не слышу. Связь хреновая. Лень — это ты?

Леонид Васильевич, приходя в себя, несколько раз прокашлялся, прочищая горло.

— Да, — более громко и уверено ответил он.

— Ну, слава Богу! — Алексей Михайлович явно был доволен. — Живой там? А? Здоров?

— Да, — полковник отвечал без эмоций. Отвечал просто по тому, что его спрашивали.

— Мы тут все ноги сбили, пока поняли, куда ты провалился, — начал рассказывать генерал-майор. — Лизонька. Бедная, все глаза проплакала.

Лизонька. Полковник почувствовал, как что-то теплое шевельнулось в груди. Перебил тестя.

— Как она?

— Жива, жива, все хорошо! Тебя ждет. Как же мы долго тебя искали… Одна собака. Ало. Ало. Ты слышишь? Одна собака только смогла твой след у завала найти. Ало… Да что б ее! — ругался на связь Алексей Михайлович. — Одна собака. А потом и криминалисты следы крови обнаружили. Лезть. Ты представляешь? Никто не хотел лезть, пока не надавили сверху. Никто. Ни одна собака. Тьфу ты, опять собака! — тесть засмеялся. — Но надавили, завал расчистили. По следу пошли. С первых шагов поняли, что ты не один там. И быстренько организовали полноценный спуск. Ты это на парней не смотри, что они в биозащите, это так на всякий случай. Вроде чисто все там.

Леонид Васильевич молчал. Вспомнил про раненного Миху с Анной.

— Бойцы по дороге кого-нибудь встретили? — спросил полковник тестя.

— Да не встретишь тут, — усмехнулась трубка. — Дорога одна.

— Живы все?

— Один тяжелый, но выкарабкается. Ему ж сидеть еще, — опять смешок. Это же один из твоих террористов и их пособников? Да?

— Не террористы они.

— Да знаю, — Алексей Михайлович никак не мог удержать смех. — Не было теракта, Лень. Слышишь? Там эксперты подтвердили. И энергетики информацию слили, — генерал-майор юстиции посерьезнел. — Просто трагичное стечение обстоятельств. Но виновные будут. Точно будут. Разберемся.

Алексей Михайлович еще что-то говорил про сферу эту, про открытия и секретность, про неминуемое повышение, спрашивал про самочувствие, обещал, что скоро их выведут на поверхность. А Леонид Васильевич все сидел у входа в овальное помещение. Мысли его были заняты другим. На вопросы тестя он отвечал односложно, не вдумываясь. Полковник смотрел на копошащихся спецназовцев в черных костюмах биозащиты, на компанию молодых людей, по одному выводимых из корабля, на еще валяющегося без сознания Беса, на парня раненного им для которого уже принесли носилки, а врач пытался оказать первую помощь. Смотрел на саму комнату и не мог понять свидетелем чего же он стал? Не мог сложить в уме услышанное и увиденное здесь с предстоящим будущим, своим личным и глобальным будущим всего человечества. Были ли правдой слова гопника, было ли вообще все это правдой? Но инопланетный корабль, вот он, под задницей. Значит все это правда? Но люди? Сколько людей теперь подвержены опасности? Хотя паники не будет. Все же засекретят до поры. А потом? Что делать человечеству? Сплотиться перед лицом общего врага? Если Москва поделится этой информацией с другими странами. Разрабатывать новые технологии? Оружие? Более смертоносное? Планировать защиту? Или самим начать активно искать прибежище в космосе?

Полковник вспомнил фрески и картины, попадающиеся им по пути сюда.

А может, пришла пора молиться? Уверовать в богов, которым покланялись предки. Убедить самих себя, что неминуемое вторжение пришельцев — это не что иное, как Пришествие? Или Армагеддон? В котором будут и святые выжившие и мертвые грешники? Может правда, пришла пора раскаяться в своих поступках и помыслах? Отринуть грязь и алчность ради спасения и просветления?

Леонид Васильевич закрыл глаза, две слезинки прочертили на его лице влажные линии.

— Лень! Лень! — прорвался сквозь мысли голос высокопоставленного тестя. — Лень! Слышишь! Лизонька-то наша. Пока тебя здесь ждала, оплакивала, чутка похудела. Ты это, как выйдешь на поверхность, не забудь ее похвалить, сказать, как она хорошо выглядит. Понял? А? — трубка засмеялась. — Ладно, Лень, давай там, очухивайся. Приходи в себя. Работы теперь хоть отбавляй. Мне пора. Там это, — трубка зашептала. — Совещание секретное у президента, — и вновь повысила голос. — Никому. Слышишь? Никому ни слова. Все! Давай! До встречи!

— До встречи, — тихо ответил полковник пустой трубке.

Хлопнул себя по лицу. Еще раз. Боль немного привела в сознание. Вытер слезы с лица. Еще раз ударил себя по щеке. Встал. Сначала вяло, но с каждым шагом все уверенней зашагал к выходу, почти почерневшей сферы. Спина распрямлялась все больше. Он чувствовал, как внутри него закаляется, скованный произошедшим с ним за последние недели, не просто стальной, титановый стержень. Полковнику предстояла работа.

Неважно. Молиться или строить смертоносное оружие. Неважно, во что верить и чего ждать. Главное — не раскисать. Главное верить и стремиться к тому во что веришь! Главное работать, так работать, что бы можно было гордиться результатом, что бы потомки, на чьи плечи упадет тяжесть грядущих перемен, смогли воспользоваться трудами своих отцов и матерей, своей страны, всего своего мира. Что бы любая проблема, споткнулась о твердость их сердец и мыслей. А раскаяние, как процесс, изжило себя в принципе. Чтобы человечеству не было за что и перед кем раскаиваться.

Оглавление

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ Гроза

  1. Игорь

  2. Маша

  3. Бродяги

  4. Маша и Виктор

  5. Игорь

  6. Антон

  7. Илья

  8. Антон и Егор

  9. Бродяги

  10. Игорь

  11. Илья и бродяги

  12. Маша и Виктор

  13. Игорь

  14. Антон и Егор

  15. Бес

  16. Игорь

  17. Антон, Егор, Бродяги и Илья

  18. Виктор, Маша и Игорь

ЧАСТЬ ВТОРАЯ Сны

  19. Менты

  20. Егор

  21. Бродяги

  22. Маша

  23. Игорь, Маша и Виктор

  24. Бродяги

  25. Егор

  26. Менты

  27. Бродяги

  28. Виктор

  29. Бес

  30. Анна, Моня и Миха

  31. Игорь

  32. Леонид Васильевич

  33. Егор

  34. Игорь

  35. Маша и Виктор

  36. Бес

  37. Бродяги

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ Спуск

  38. Егор и Антон

  39. Бродяги

  40. Игорь

  41. Менты

  42. Антон, Егор и Илья

  43. Бродяги и мент

  44. Егор и Антон и Илья

  45. Бродяги и мент

  46. Егор, Антон, Илья, Виктор, Маша, Игорь

  47. Бродяги и мент

  48. Егор, Антон, Илья, Виктор, Маша, Игорь

  49. Бродяги и мент

  50. Моня

  51. Егор, Антон, Илья, Виктор, Маша, Игорь

  52. Бес и мент

  53. Миха и Анна

  54. Егор, Антон, Илья, Виктор, Маша, Игорь

  55. Бес и мент

  56. Егор, Антон, Илья, Виктор, Маша, Игорь

  57. Все Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg