«Черный скрипач»

Черный скрипач (fb2) - Черный скрипач 1526K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Эдвина Лю

Эдвина

Лю

Чёрный скрипач

Часть 1. Музыка и страх

Метроном сломался.

Он мог сломаться ещё двести лет назад, когда столичную музыкальную школу только-только открыли. Или за тридцать пять лет до этого дня, когда здесь учился отец мальчика, сидящего на неудобном стуле с лютней в руках. Но он исправно отсчитывал такты вплоть до сегодняшнего вечера.

Метроном сломался, когда десятилетний ученик школы Дэн Софет ван Лиот остался на час после занятий. Впрочем, его строгий учитель тоже пока не ушёл. Он ходил по коридору взад-вперёд, и его шаги звучали в такт метроному и заунывной мелодии лютни.

Худой, с длинными чёрными волосами и тёмными грустными глазами мальчик собирался выступать завтра на концерте в королевском дворце. Старый король Кардавер Кешуз – большой любитель послушать, как играют и поют юные дарования. Дэн по заслугам считался одним из таких. Он умел играть на лютне, гитаре, пианино и скрипке, а также недурно пел. Но сегодня он вёл себя плохо. Разумеется, по мнению учителя Ашаза – который считал, что плохо себя ведут те дети, которые ничем не заняты. А Дэнни глазел в окно, за что и был наказан.

Лютню Дэн ненавидел. Как и все другие инструменты, кроме нежной, чуткой скрипки. Её подарила незадолго до смерти бабушка, добрая пожилая женщина, мать его отца. Скрипку покрывал потрескавшийся тёмный, почти чёрный лак. А смычок с белым конским волосом казался светлым лучом, озарявшим чёрную поверхность инструмента. Дэн Софет скрипку берёг, доставал нечасто, но когда играл на ней – неуклюжая музыка казалась лучше, а жизнь – приятней… В школе мальчик старался показать, что скрипичная премудрость даётся ему хуже остальных. Не хотелось показывать Ашазу и другим учителям, и уж тем более королю Кардаверу свои нежные отношения со скрипкой.

…Дэн долго корпел над лютней, мечтая, чтобы старик-король поскорей умер. В таком случае в стране на целых полгода запретят концерты. И даже уроки сократят – чтобы музыка не веселила сердца, когда им положено плакать.

Сначала мальчик ненавидел короля, потом концерт, потом собственную лютню. Он изо всех сил желал, чтобы в дереве инструмента завёлся жучок, который понаделал бы в тонких деках дыр, или чтобы струны внезапно покрылись ржавчиной. Потом, когда это не дало ни малейшего результата, Дэн стал ненавидеть метроном. Он безжалостно тикал, пока мальчик, забыв об игре, не уставился на него долгим и мрачным взглядом. И вдруг встал. Как ни пытался Дэн запустить его снова, стрелка не двигалась. Затаив дыхание, маленький музыкант прислушался. В школе больше не слышались шаги. Никто не терзал нежных костяных клавиш пианино бесконечными спотыкающимися гаммами, не стучал по барабану, постоянно сбиваясь с ритма, не дудел на визгливой флейте, пуская слюни и раздувая щёки от усердия. Дэн блаженно вдыхал тишину, плыл в тишине, осязал тишину и пил её крупными глотками.

Взглянув на часы, мальчик увидел, что время его почти вышло. Он аккуратно положил лютню в кофр и закинул лямку на угловатое худое плечо. Тихонько, на цыпочках, вышел из пустого класса, осмотрелся. Коридор пустовал. Если уйти раньше хоть на минуточку, учитель Ашаз непременно догонит и станет измываться над беззащитным учеником: уколет ногу острой указкой, или дёрнет за волосы, или заставит играть гаммы никак не меньше получаса. А ведь уже поздно, хочется есть, и завтра рано вставать, чтобы собраться на проклятый концерт!

Но Дэну повезло. Никто не бросился ему вдогонку, чтобы заставить вернуться.

Дэн вышел из школы и, задрав голову, долго смотрел на тёмно-синее небо, в котором высвечивались по одной крупные, но ещё бледные звёзды. Воздух казался душным и ароматным, как будто кто-то брызнул духами: аллеи города сплошь поросли сиренью, которая уже отцветала, жасмином, благоухающим к ночи, шиповником, едва набиравшим цвет.

Но цветы мало заботили Дэна Софета ван Лиота. Его тревожил грядущий день. Завтрашний концерт. Он очень долго готовился к нему, и дело было не в изнурительных репетициях. Дэнни гордился предстоящей миссией и боялся, что у него ничего не получится.

Вспомнив о деле, мальчик ускорил шаги, почти побежал, и кофр с лютней хлопал его по тощему заду. Старший брат Дэна, Гуди, обещал ему почёт, славу и впридачу желанную, драгоценную, вожделенную книгу из тайной библиотеки отца. В книге рассказывалось о великом палаче, жившем в старину в Тирне. Точнее, о великом палаче и целителе. Звали его Санна Даггон. А ещё, по словам Гуди, в книге рассказывалось о правлении короля Арветта Вердоса, который, когда маги появились в Тирне, встретил их с распростёртыми объятиями. Вот этот самый король Арветт очень любил и ценил музыку. Настолько, что стоило музыканту сфальшивить, король велел его казнить. А если узнавал, что музыкант содержит в небрежении скрипку, гитару или другой инструмент, то поручал палачу заставить нерадивого петь. И палачи у короля были особенные, и никто у них не фальшивил, а пел так, что заслушаешься!

Гуди – взрослый. Ему уже семнадцать лет, и он тайно посещает собрания. Там, на собрании, один могущественный маг дал Гуди и через него – Дэну очень важное поручение.

И теперь выходило так, что от усердия мальчика на концерте зависела судьба всех магов мира. Вот какой важный ожидался концерт.

Если бы ему только позволили играть не на этой ненавистной лютне, а на его старой, любимой скрипке, доставшейся от бабушки! Покрытая чёрным лаком, потёртая, шелковистая на ощупь, источающая звуки, похожие на текущий по ложке мёд… Но Дэну велели играть на лютне.

Что ж, он не мог подвести брата.

Дэн страдал. Дома его причесали, прилизали, надушили, повязали на шею ленту, как котёнку, и напялили неудобную одежду. Больше всего неудобства причиняли шерстяные полосатые чулки, от которых чесались икры и подвязки которых впивались в кожу под коленками. И новые блестящие туфли с пышными кружевными бантами походили на девчачьи. С белоснежной блузой он бы мог смириться, если бы не пышное жабо, приколотое к воротнику булавкой, и такие же кружевные, воздушные манжеты. Их Дэну хотелось оторвать напрочь, а рукава подтянуть до локтей, чтоб не мешали игре.

Родители наказали ему молчать и не вздыхать, играя «Томную деву» на лютне, а когда дойдёт до хоровой части – тогда наоборот, не молчать, а петь, старательно открывая рот и «улыбаться глазками».

При этом отец и мать сами начинали «улыбаться глазками», делая такие гримасы, что становилось страшно. А мать ещё и восторгалась его, Дэна, глазами и ресницами – опять же, «как у девочки». Что им стоило родить себе парочку девчонок? День-деньской, послушные и спокойные, они сидели бы в музыкальной школе или дома в обнимку с арфами и ксилофонами и «улыбались бы глазками» с утра до вечера.

Только Гуди усиленно делал вид, что полностью спокоен и равнодушен, а сам два или три раза поймал взгляд младшего братца и подмигнул ему.

«А что, если там всё-таки будут маги-охранники?» - спросил Дэн мысленно. Он не очень жаловал мыслесвязь: почему-то во время неё сильно сдавливало виски и хотелось спать. Но не спрашивать же вслух?

«Не будет там магов-охранников, - успокоил его Гуди. – Всё предусмотрено так, чтобы виноватыми в итоге оказались именно те охранники, которых там не будет, Дэнни! Иди и ничего не бойся!»

…Спокойствие брата, его невероятное доверие, возможность участвовать в великом деле, о котором ему Гуди все уши прожужжал и, конечно, надежда на скорое обретение книги про палачей придавали грядущему концерту смысл. Поэтому Дэн подавил очередной вздох и отправился в школу.

Там его поставили «носочки врозь» в строю таких же, как он, детей. Четыре лютниста, три скрипача, пианист, два гитариста и шесть флейтистов, и ещё четырнадцать человек хора – вот такой состав, всем от девяти до двенадцати лет, потому что старый король, не-маг Кардавер Кешуз, любил маленьких музыкантов. Учителя обошли детей со всех сторон, проверяя, черны ли штаны длиною до колен, полосаты ли чулки, белы ли рубашки и вымыты ли уши.

Мальчиков посадили в запряжённую четырьмя мулами открытую длинную повозку, на оббитые сукном сиденья, и повезли во дворец. Все на них глазели. А несчастным жертвам искусства запрещали даже корчить прохожим гримасы. Во избежание подобного безобразия четыре строгих педагога в длинных чёрных мантиях сидели по краям обеих скамей, держа наготове длинные острые палочки. Они виртуозно умели тыкать этими палочками в ноги учеников – иной раз оставляли маленькие синяки, а порой и кровавые точки.

Кто-то запустил Дэну в голову мелкой твёрдой редиской. Мальчик дёрнулся и обернулся. Тёплая весна, предшествующая жаркому и влажному лету, успела уродить достаточно этой гадости. Стараясь хранить на лице безразличие, Дэн запинал отскочившую редиску поглубже под сиденье, но стрелок не унимался и кинул ещё парочку, подпрыгивая от радости. Он бежал рядом с повозкой и весело пыхтел, а из рук у него торчали хвостики редисок. Наверняка мальчишка украл их на рынке. То, что у кого-то кипит совершенно не такая, как у Дэна, жизнь, заставила мальчика опустить голову ещё ниже. Знал бы этот озорник, что сейчас предстоит юному музыканту! Знал бы, что ждёт Дэна, если у него ничего не получится…

Учитель Ашаз сидел напротив Дэна и дремал. Очередная редиска попала ему в голову и сбила шляпу. Озорник, увидев, что перестарался, тут же отстал и скрылся за углом, а учителю на глаза попался лишь Дэн, запинывающий редиску под скамью. Ярко-розовый грязноватый корнеплод при каждом потряхивании повозки выкатывался в проём между скамьями. Выделив среди остальных преступника, Ашаз поднял с пола шляпу и, не разгибаясь, ткнул маленького ван Лиота острием в лодыжку. На белой полоске шерстяного чулка выступило кровавое пятнышко.

Подавив вскрик, Дэн принял самое серьёзное, самое равнодушное выражение лица и сел прямо, как подобает ученику музыкальной школы. Этот вид не удовлетворил учителя Ашаза, и он ещё раз уколол ван Лиота, на этот раз в бедро. Тут главное было не заплакать, хотя в носу и глазах сразу защекотало. Было больно и обидно. Но Дэн терпел.

К его облегчению, повозка въехала в ворота зимней резиденции короля и остановилась. Мальчики строем миновали прекрасную аллею, удивительный сад и диковинный фонтан каскадом. Возле крыльца юные дарования, чинно и степенно, как маленькие старички, выстроились парами. Впереди и сзади этого строя встали учителя, тоже парами. Вся процессия поплелась в большой танцевальный зал, где уже начали понемногу собираться гости. Очевидно, не самые важные. Дэн заметил, как некоторые из них присматриваются к залу, к детям, к любой мелочи. Но некоторые просто сидели на банкетках или стульях, пристально глядя на двери. Возможно, что всё это были люди из дворцовой стражи или «тайного круга» - Гуди рассказывал о службе безопасности Кардавера с таким названием. От этих мыслей коленки у Дэна задрожали. Детей проводили на помост, украшенный бесчисленным количеством белых, розовых и бордовых роз. От их сладкого, густого, словно варенье, запаха заболела голова. Он покосился на соседей, которых учителя рассаживали по местам – двенадцатилетний пианист был бледнее рубашки, маленькие скрипачи, похоже, находились на грани обморока. Будь Дэн магом ложи Страха – получил бы немало сторонней энергии.

Под пристальными взглядами стоявших и сидевших в зале людей музыканты настроили инструменты. Сыграли пробную пьесу: «Здравствуйте, здравствуйте!» скромного композитора Элио За. Он никогда не пытался демонстрировать свой талант перед богачами, играл в тавернах и на площадях, и его музыку часто приписывали другим композиторам. Но За сочинил так много, что хватило бы и на десятерых, и все его пьесы были очень любимы. А некоторые даже входили в бальную программу уже больше двадцати лет.

В зале уже шумели, ходили туда-сюда, раскачивались на стульях не меньше трёх десятков людей. Входили и выходили и другие – похоже, всё одни только простаки. У Дэна не было такого нюха на магов, как, например, у его матери, но он иногда угадывал, простак перед ним или нет. Чтобы точно понять, надо начать играть – простаки отзываются на музыку, а маги реагируют на самого музыканта. А сыграли они пока в полной суете и мешанине, и он не успел прислушаться к чужим эмоциям.

Вошёл король. Старый, кривоногий, в узких полосатых штанах с пряжками у колен. Его жена, гораздо моложе, сухая и тонкая, как зимняя ветка, и сын, нескладный человек лет сорока, вечный принц, следовали за Кардавером Кешузом, как две вытянутые утренние тени. Король оделся довольно скромно – в тёмные серые и синие одежды, всего четыре слоя, и туфли простые, стоптанные и без задников, хоть и с заметным каблуком. А вот королева и принц надели столько слоёв, что и не сосчитать. Пышность одежд только подчёркивала их худобу – из кружев, воланов и лент торчали жилистые шеи, костлявые руки и тощие лодыжки. За принцем, в сопровождении двух камеристок, шла некрасивая девушка с вытянутым напудренным лицом. Дэн слышал, что принц собирается жениться, но думал, что его невеста будет пышная, как цветок, красавица вроде Ивери с соседней улицы.

Хрупкий, синевато-бледный пианист играл первым. Со своего стула Дэн исподволь наблюдал за залом и в особенности за королевской семьёй.

«Если засечёшь хоть одного Светлого мага, ничего не делай! – предупредил Дэна Гуди. – Но если ни одного… тогда действуй! Мы ещё поднимем в этом городишке бурю!»

Дэн не очень понимал, о какой буре идёт речь. Он даже не очень хорошо осознавал, что ему предстоит сделать. Для него всё сводилось к тому, чтобы соединить игру на ненавистной лютне и запрещённую магию. И потому больше всего мальчика волновало, не притаился ли где-нибудь наблюдающий за ним Светлый маг. Если что-нибудь пойдёт не так – маг схватит его и тут же убьёт.

Когда через четыре пьесы очередь дошла до Дэна, его пальцы онемели от напряжения. Под прожигающим насквозь взглядом учителя Ашаза мальчик едва не выронил свою лютню. В отчаянии он оглядел зал – смеются? Сочувствуют? Слушатели снисходительно ждали. Король приложил к губам платочек, промокнул уголки и медленно улыбнулся. Очень медленно. Его губы растягивались как будто против воли. Зубы у короля были, наверное, вставные – крупные, белые, блестящие. Королева посмотрела на мужа, кивнула и тихонько зааплодировала музыканту. Зрители тоже вежливо похлопали, и Дэн, наконец, справился с лютней и начал играть.

В его игре была целая гамма эмоций: тысячи часов скучных занятий, когда за окном светит солнце, а тебе надо сидеть смирно перед пюпитром; усталость и резь в пальцах; отчаяние, что его побьют, если он не сыграет, как надо; боль в горле после вокальных упражнений; трясущиеся от страха колени на каждом публичном выступлении или на экзаменах. Но больше всего мальчик вложил в музыку ненависти. О, как он ненавидел свою лютню, как он мечтал, что лопнет её лакированная дека, что струны перелопаются одна за другой, что со звуком выстрела переломится пополам гриф. Дэн закрыл глаза, представляя смерть инструмента, и вдруг струны действительно начали лопаться. Две или три ударили по пальцам, другие ожгли щёку и подбородок. Дэн закончил соло на остатках струн жалким подобием аккорда, встал и поклонился. На пол упало несколько капель крови и слезинок.

Ему аплодировали стоя. У Дэна даже перехватило дыхание от нахлынувших на него зрительских эмоций! Это было прекрасно. Хорошо, что Гуди научил его, как поступать. Мальчик представил себе, как от этих людей к нему идут невидимые тонкие струнки, похожие на паутинки. Их можно потянуть к себе, можно намотать на кулак, чем Дэн и занялся. Это были очень разные струнки, и надо было, конечно, обратить внимание, нет ли среди них магии, но про это мальчик сразу же забыл. Он помнил только то, что относилось к наставлениям Гуди по части воздействия на Кардавера.

«Много на себя не бери, тебе не надо – много! – поучал брат. – Когда почувствуешь, что как будто напился воды по самое не хочу, будет в самый раз. И тогда уже скидывай человеку, который будет стоять за королём, справа. Слышишь? Справа, не слева…»

И Дэн Софет ван Лиот действительно почувствовал некое состояние, будто он наполнен. Даже захотелось рыгнуть. Эмоции-струнки звенели, натянутые на его маленький кулак. Дэн поймал взгляд короля и улыбнулся. Король слабо растянул губы, но страшных белых зубов обнажить не успел – упал с кресла лицом в ковёр и жутко всхрапнул. Дэн испуганно замер. За правым плечом короля никого не было.

Стало очень, очень тихо. Но не так, как накануне в школе, а иначе. Тишина была зловещей. В этой тишине Дэн слышал, как дышат люди, как кто-то из маленьких музыкантов пустил струйку мочи, как встают с кресел слушатели. Королева упала на колени возле его величества Кардавера Кешуза, а вечный принц, который только что получил возможность сменить титул, коротко, нервно засмеялся. Смех его тут же заглох.

«Никто не заподозрит тебя, - горячо убеждал маленького брата Гуди, - это даже… это даже не убийство! К тому же ты просто передашь свою энергию человеку за правым плечом старика! Это не ты будешь убийцей короля, пойми, Дэнни!»

«Но я всё равно буду… буду виноват!»

Ох, Дэн! Да он же такой старый, что все только и ждут, пока он помрёт, со дня на день ждут! Но едва он помрёт, как начнётся. Мы сможем понять голову. Это лишь на краткий миг, но нам и его хватит для восстания! Ты понимаешь? И мы будем свободны!»

Дэн очень хотел, чтобы маги, такие, как он и Гуди, были свободными. И он думал, что всё понимает. Он так думал до этого момента. Теперь же он чувствовал только боль в рассаженных лопнувшими струнами пальцах и оцарапанном подбородке. До тех пор, пока учителя не начали собирать растерянных детей и выводить из зала, мальчик просто стоял и сжимал покалеченную лютню. И шмыгал носом. Он казался младше своих лет, очень худой, темноволосый, бледный, черноглазый мальчик.

Именно тогда он увидел Светлого мага в самом конце зала, у входной арки – мага с пронзительными серыми глазами, вытянутым лицом, тяжёлой челюстью и тонкими губами. Маг смотрел на Дэна не отрываясь. Но ничего не сделал, только потёр тонкими, как у музыканта, пальцами гладко выбритый подбородок. И мальчик помертвел. Сейчас Светлый догадается и обязательно арестует его. А может быть, сразу же лишит всех эмоций – Дэн не единожды слышал о таком.

Учитель Ашаз схватил Дэна за руку, дёрнул, начал тормошить. Маг отвёл, наконец, от Лиота тяжёлый и холодный взгляд, посмотрел на суетящихся вокруг короля людей и подозвал к себе двух человек. Указал на музыкантов, что-то сказал, но Дэна уже вывели из зала, и он ничего не услышал.

***

Вот, значит, что придумал Кор Тэллин. Как, однако, грубо сработали. Чезаре Роз полагал, что, убрав исполнителя, он выполнит свою миссию полностью. Его ловцы искусно скрывались в толпе и виртуозно вывели исполнителя из зала. Совсем юнец – и двадцати лет не исполнилось, и, кстати, легал. Незарегистрированных Тёмных магов не так-то часто встретишь в Азельме. На что он рассчитывал, кстати? Подставился по полной. Видимо, в ложе генерала Тэллина таким юнцам внушали полное послушание и подчинение приказам. Роз бы такого ни за что не допустил. А этот, видно, смертник. Не исключено, что под давлением ложи и хотел умереть. Что ж, ему придётся пережить разочарование. Исполнителя ждёт долгое судебное разбирательство и тюрьма, но никак не смерть.

…Нельзя не отдать Тэллину должное: неплохо поработал над проблемой охраны короля. В зале под видом дворцовой стражи собрались худшие. Да и тех то ли одурманили чем-то, то ли зачаровали. Магов – Светлых из «тайного круга», настоящих опытных скрытых, которые не дали и мухе бы пролететь возле королевских особ! – магов в танцевальном зале не оказалось вовсе! Чезаре поразился этому больше всего. Очень хотелось прижать негодяя к стене и выпытать у него: как удалось нейтрализовать «тайный круг»?

Но самым подлым ударом со стороны Кора оказался этот малец с лютней.

Чезаре смотрел на мальчишку, пребывавшего в шоковом состоянии, и сочувствовал ему. Малец поймал взгляд Светлого мага и обмер.

«Кроме тебя и меня никто не понял, что произошло, малыш, - подумал Чезаре. – Каким-то непостижимым образом все словно ослепли. И думают, что короля убило время, а не ты. Но меня не проведёшь, малыш!»

Он не стал передавать эту мысль мальчишке. Но тот словно уловил её – дрогнул, моргнул. Вот-вот расплачется!

Тут учитель грубо дёрнул музыканта за руку и потащил прочь – ученики музыкальной школы уходили из дворца.

Роз спохватился и кинулся наперерез учителю, но тот, длинноногий, стремительный, уже выводил мальчика из зала.

Чезаре кликнул своих ловцов и указал на двери, за которыми уже скрывался маленький музыкант. От другой двери спешили маги «тайного круга» - четыре человека. Вот вы где, голубчики. Где ж вы были?

Чезаре Роз, начальник второго участка Комитета по делам незарегистрированных магов в городе Азельме, тридцати двух лет, кивнул Первому из «тайного круга» и спросил:

- Неужели нельзя было хоть двоих поставить в зал?

Первый отвёл глаза.

- Чем тебе заплачено? – хмуро спросил Роз.

Неужели ему заплатили больше, чем платил Кардавер Кешуз? Розу даже стало интересно – почём нынче преданность королю?

- Не твоё дело, офицер, - ответил Первый, дёргая подбородком. – Ты засёк преступника. Я вижу.

Чезаре пожал плечами и быстро пошёл к выходу. Маги «круга» заторопились за ним следом. На дворцовом крыльце с ними вышла небольшая стычка – ловцы, уже задержавшие маленького лютниста, вцепились в плечи мальчика. Маги «тайного круга» принялись тянуть маленького музыканта к себе. Нет уж, Чезаре не отдаст им мальца, предателям и подлецам.

- Этот маг не зарегистрирован, - сказал Чезаре, воспользовавшись служебными чарами. У него на вороте мундира в такие моменты начинала отчаянно сверкать приколотая булавка с веточкой оливы. Её крошечные листики словно превращались в зеркала. – Он будет задержан Комитетом на основании закона о регистрации, изданного его величеством Кардавером Кешузом в две тысячи триста седьмом году!

Разумеется, применять магию против Первого из «круга» - дело рискованное. Ну ничего, с холодной яростью думал Роз, он ещё расскажет в своём рапорте о позорном провале организации «скрытых». Пока же он ограничился тем, что вытащил из плоской сумки на боку листок с распиской, вписал в неё своё имя и сегодняшнее число – 2322 год, 4 Светлый месяц, день 20. И отдал одному из магов «круга».

- Ты будешь уволен, - процедил Первый, веля своим подчинённым отпустить мальчика.

Чезаре взял из рук музыканта лютню и вручил её магу.

- Возьми на память, - бросил он. – Как прибавку к твоему новому жалованью от господина Тэллина.

Маг позеленел, но ничего не ответил. Он бы, наверное, убил Роза, если б вокруг не сновало столько людей. Придворные, стража, дети, учителя, ловцы – слишком много народу.

Довольный собой, Чезаре велел ловцам посадить мальчика в карету и ехать в участок. Хорошо быть старшим офицером из второго участка – лучше только офицером первого. Или начальником всего Комитета.

Или, быть может, Вершителем?! Тут Чезаре усмехнулся. Ну да, честолюбивые мечты куда только не заведут.

***

Светлый маг с холодными серыми глазами увез Дэна от мёртвого короля, страшных придворных, которые пытались вырвать его из рук ловцов, от злобного учителя Ашаза. Уже за одно это Дэнни мог бы испытывать к Светлому благодарность, но он слишком боялся.

Дэна отвезли в просторный, светлый участок с множеством запертых и открытых дверей, и провели в кабинет мага, где оказалось очень пусто. Только два больших светлых окна, широкий стол, несколько стульев и разлапистая стойка для верхней одежды. На полу – потёртый ковёр в красную, серую, коричневую клетку. Наверное, серый цвет раньше был белым.

Маг сел за стол, а два его помощника встали у двери. У них на плечах были ружья. Дэнни очень боялся, что его застрелят, и решил молчать.

- Как тебя зовут, малыш? – негромко спросил Светлый. Приятным, напевным голосом.

Дэн опустил голову. Если ничего не говорить, то, быть может, маг не увидит его страха.

- Меня зовут Чезаре Роз. Я старший офицер столичного Комитета по делам незарегистрированных магов. А ты – кто ты?

Дэн молча пожал плечами.

- Послушай, малыш. Я знаю, что ты сделал и хочу защитить тебя и твою семью.

- Вы хотите убить нас, - еле слышно произнёс Дэнни. – Вы желаете нам зла.

- Я Светлый маг, я не могу хотеть зла, - самодовольно сказал Роз. – Ты ведь из ложи Боли?

Дэн знал, что его семья благодаря матери, происходящей из общины магов-стихийников, зарегистрирована неверно, и помотал головой.

- Мы стихийники! – сказал он.

- Тебя зовут Дэн Софет ван Лиот, верно? – Светлый потянулся за карандашом и сделал запись в толстой записной книжке. – И ты свидетель смерти короля.

Дэн молчал. Чезаре задумчиво почесал подбородок.

- Возьми-ка лютню, маленький музыкант, - предложил он. – Можешь сыграть нам какую-нибудь песенку? Ловец Керн, дайте ребёнку лютню – она в моём шкафу.

Он говорил так, будто Дэну было от силы года три. Но мальчик на всякий случай решил не возмущаться и вести себя как можно тише.

Обмирая от нехорошего предчувствия, мальчик взял чужую лютню и, не настраивая её, начал играть этюд, старательно делая ошибки.

- Ля-ля-ля, - пренебрежительно прервал его игру Роз. – Как только такую бездарность взяли на королевский концерт! А я ведь слышал, как ты играешь по-настоящему, малыш.

В голосе Роза Дэну послышалась угроза.

- Такой большой и умный мальчик, как ты, просто обязан понимать, что произошло на концерте. Тем более, такой способный музыкант. Кто-то использовал тебя как оружие, и это не…

Маг запнулся и слегка улыбнулся.

- Ты же был на пределе чуткости, малыш. Неужели не понял, кто это был? Магический фон почти не всколыхнулся. Шлейфа – даже шлейфа не было! Всё сработали тонко, зная, что эмоции, вызванные музыкой у такого количества слушателей, затмят всё, что угодно… Но ты-то, малыш, на пределе музыкальной чуткости, неужели не заметил мага, который управлял тобой? Понимаешь меня? Ощущал что-то?

И снова пристальный взгляд. Такой, от которого не отцепиться. Дэн вернул лютню ловцу, поёрзал на жёстком стуле, оббитом клеёнкой, и нехотя выдавил:

- Ощущал. Но я не уверен…

Маг, казалось, очень обрадовался.

- Так я и знал, - с преувеличенной бодростью заявил он. – Теперь расскажи мне, как это произошло? Ведь всё-таки что-то такое было. Кто-то совершил покушение. Кто-то собрал эмоции и вложил их в сердце Величества. Правда же? Ты должен был почувствовать это!

Он так старался вложить свои идеи в голову мальчика, что Дэн тихонько покивал. Ему казалось, что если он сейчас будет говорить то, что хочет услышать Чезаре Роз, то всё обойдётся. Ничего плохого не произойдёт.

- Я не уверен, - сказал Дэн шёпотом. – Совсем не уверен.

- С этим разберётся Комитет, - рассмеялся Чезаре. – А ты за содействие Ордену Отражений будешь…

Светлый маг запнулся, словно ещё не решил, чем наградить маленького будущего Тёмного мага.

- Будешь у нас на хорошем счету.

Дэну меньше всего хотелось быть на хорошем счету у Светлых магов. Но сейчас главное было действовать согласно советам Гуди. «Если тебя вдруг арестуют – ни за что не признавайся! Помни: твой посыл идёт не от Тёмной магии. Это вообще не магия, это делает твоя музыка. Мне один человек так сказал. Не признавайся, вали всё на кого-нибудь другого. На того человека, что будет стоять за королём. Или на нашего дорогого учителя, чтоб его мертвяки обглодали!»

- Это были принц Ромил Кешуз… и учитель Ашаз, - как бы нехотя сказал Дэнни, стараясь, чтобы его голос не дрожал, а слова звучали убедительно.

- Тебе показалось, что их двое? – подозрительно спросил Чезаре Роз. – Это точно?

Дэн снова покивал. Но на этот раз Чезаре не обрадовался.

- Нет, так не пойдёт, - сказал он мальчику. – Они оба не маги. Надо придумать что-то ещё.

Он в раздражении стукнул по столу кулаком, и очарование Светлым у Дэна тут же развеялось. Перед мальчиком сидел расчётливый, холодный маг, планирующий что-то нехорошее. И он ненавидел. Дэн отчётливо видел и ненависть, и желание кого-то убить. Уж не его ли?

- Я боюсь, - невольно сказал Дэнни, вжимаясь в спинку стула. – Пожалуйста, отпустите меня.

- Кто надоумил тебя сделать это? – вдруг прямо и резко спросил Чезаре, перегнувшись через стол.

Его взгляд напугал Дэнни ещё сильнее.

- Ты же понимаешь, что тебя и даже всю твою семью могут убить из-за этого глупого поступка? Вы убили короля!

Нервы Дэна не выдержали. Он вскочил со стула и кинулся огибать стол, чтобы ударить Роза тяжёлым каменным чернильным прибором – оказавшимся как раз под рукой.

Ударить он не успел – краткая вспышка внутри, яркая и слепящая, заставила Дэна расстаться с сознанием на целую секунду. Он хотел причинить боль всем вокруг – Светлому магу, учителю Ашазу, отцу и даже брату. Но и сам оказался под ударом – не учёл умений магов Ордена Отражений. Чезаре успел отразить выпад. Выронив чернильницу, Дэн закрыл ладонями глаза, взвизгивая и рыча от боли, которую по неопытности нанёс сам себе. Его словно резало на куски.

Затем Дэн смог открыть слезящиеся глаза и увидел, что Светлый лежит на ковре, скрюченными пальцами скребя ворс. Двое ловцов у дверей, дрожа, сняли с плеч ружья и целились в Дэнни.

- Не стреля-а-ать, - прохрипел Чезаре. – Успокойся, малыш, я… отличный аффект… я не ошибся в тебе. Итак, будем считать, что… тебя использовал как оружие учитель Ашаз, которому, очевидно, заплатил принц Ромил.

У него сбоку изо рта текла кровь, и сел он не сразу, однако говорил, хоть и хрипло, но разборчиво. Дэн всхлипнул и вернулся на свой стул, ухватившись за сиденье обеими руками. Один из стражей, чуть пошатываясь, встал за спинкой стула, положил ладони на плечи Дэна и замер, ожидая приказаний.

- Ну-ну, не бойся меня, - сказал Светлый. – Я забираю тебя с собой, но это не значит, что тебе грозит опасность. Совсем наоборот, малыш. Если я тебя не заберу, тебя и твоих родных скорее всего убьют – зачем кому-то знать, кто причастен к смерти короля?

- Вы хотели нам зла, - выдавил подавленный, потерянный Дэн. – Я видел, что вы хотите нам зла, мне и моей семье! Смерти всем нам!

- Я Светлый маг, малыш, - напомнил маг, и снова в его голосе появились самодовольные нотки. – Ловец Керн! Выгляни-ка из кабинета, посмотри – привели родителей мальчика или нет.

Дэн вздрогнул. Родителей? Зачем? Их тоже арестовали? И Гуди тоже? Плохо дело! Гуди его, быть может, и не выдаст – это будет означать, что он выдаст и себя. Но мало ли подлых приёмов у Светлого мага? Вдруг он заставит брата говорить против воли? Но что он, Дэнни, мог сейчас поделать? Мальчик заёрзал на стуле, представляя, чем может обернуться его молчание. Нет, надо признаться, признаться во всём так, чтобы у Чезаре Роза не оказалось и тени подозрения в том, что Гуди как-то причастен к покушению. Или не признаваться, а сказать Розу именно то, чего тот хочет? Дэн запутался.

Мама вбежала в кабинет первой, отец и брат вошли следом. Дверь захлопнулась, возле неё встали ещё два ловца. Пожалуй, теперь кабинет не выглядел больше пустым.

Мать поставила на пол большую дорожную сумку, доверху набитую чем-то.

- Обувь, одежда, любимые игрушки? – спросил Роз, и Дэнни, услышав про игрушки, преисполнился презрения к магу.

Отец положил на письменный стол скрипку в потёртом старом футляре, но Чезаре отодвинул её подальше от себя.

- Нет, это лишнее. Пока нельзя, - сказал он, и Дэну послышались в его голосе нотки вины.

Наверно, сейчас его отвезут в тюрьму. И там он умрёт. Конечно, умрёт – без родителей, без свободы, и даже без музыки.

- Пожалуйста, эн офицер… не делайте этого. Мальчик ещё слишком мал…

- Он даже не зарегистрирован, - сказал Роз обвиняюще. – Почему в вашей семье зарегистрировано лишь трое? Разве мальчик не проявлял никаких способностей?

- Только музыкальные, - плача, стала уверять мага мама. – Он ещё слишком мал. У стихийников способности просыпаются довольно поздно – в тринадцать, четырнадцать, а то и в шестнадцать лет! Были случаи, что и позже.

- А у магов ложи Боли?

Семья ван Лиотов замерла – даже дышать на какое-то время все они перестали. Дэнни сжался в комочек на стуле. Быстрее всех пришёл в себя Гуди.

- А мы не знаем, - сказал он поспешно.

Чезаре уставился на Гудвина таким тяжёлым и таким внимательным взглядом, что Дэн не выдержал.

- Вы же поймали меня, - сказал он умоляюще. – Они тут ни при чём!

Роз перевёл взгляд на него и в очередной раз потёр подбородок.

Дэнни поневоле скосил глаза на Гуди – только чтобы не видеть этих ужасных холодных глаз. А Гуди подмигнул ему и чуть-чуть раздвинул полы куртки, показывая краешек книжного корешка. Он принёс с собой книгу! Он не забыл о своём обещании!

Дэнни растроганно моргнул и продолжил:

- Я скажу вам всё. Всё, что хотите. Пожалуйста, только отпустите их!

- Я задерживаю мальчика только как невольного соучастника, - сказал Чезаре ван Лиотам, и Дэнни почуял ложь в его интонациях. Это как если бы Светлый пел и взял вдруг неверную ноту. – А вы, пожалуй, поменьше выходите из дома. Вам пришлют вызов на слушание… если, конечно, дело до него дойдёт.

Дэн рванулся к матери, неуклюже обхватил её обеими руками, уткнулся в мягкую грудь. Мать тихонько всхлипывала.

- Мы скоро увидимся. Скоро! – пообещала она.

Отец хмуро молчал. Гуди похлопал брата по плечу и отвернулся.

***

Стоя на крылечке участка, Чезаре в задумчивости курил «служебную» трубку из яблони, набитую табаком «Случайная встреча». Он размышлял, как дальше поступить с Дэнни. В участке-то неспокойно. Камеры позади основного здания – точно не место для мальчишки. Чезаре запоздало подумал, что ему некуда девать ребёнка. К тому же не стоит сбрасывать со счетов «тайный круг». Он и сам в опасности – зря открыто ляпнул Первому про подкуп. Что уж говорить о мальчике?! Его запросто могут убить этой ночью. Или просто захватить и увезти – и вряд ли малыш когда-нибудь увидит родных.

В итоге Роз до вечера так и держал Дэна при себе, а перед уходом у него созрело решение – забрать его к себе домой. Его квартира находится в хорошем квартале, в добротном трёхэтажном доме, где полным-полно соседей, а стало быть – свидетелей. Кроме того, Роз постоянно подновлял охранные чары, так как всегда радел за собственную безопасность.

Он попытался установить связь с Тэллином. Собственно, он и не переставал пытаться – уже несколько месяцев хотя бы раз в неделю. Ни мысленно, ни физически так и не сумел – генерал ложи очень берёгся от подобных контактов, словно мог заразиться от Роза какой-нибудь болезнью.

«Например, порядочностью», - с горечью думал Чезаре, в самом деле считая себя человеком в высшей степени нравственным и порядочным. Что, впрочем, в своё время не уберегло его от ошибок. Первой из которой было принять негодяя Тэллина за своего. Понимая, что теперь ему уже ничего не поделать – даже не добраться до вероломного Кора Тэллина – Чезаре только и мог, что надеяться на чудо. Например, что «тайный круг» вдруг усовестится и пойдёт свидетельствовать перед принцем Ромилом против Тэллина.

Сгоряча Роз даже написал на Тэллина донос, адресованный Вершителям, но тут же порвал его, а клочки сжёг лёгким прикосновением пальца. Если уж Вершители допустили такое во дворце…

Мальчик, целый день проведя в кабинете, жался к Розу, как испуганная собачонка. Хоть и старался не показывать своего страха. Роз вышел из участка, улучив момент, когда ночная смена отвлеклась на балагура Керна, рассказывавшего у дверей байки, и постучал в окно собственного кабинета, где остался Дэн. Мальчишка выбрался наружу и, вздрагивая, спросил:

- Вы меня убьёте?

Глядя в его круглые тёмно-карие глаза, Чезаре только вздохнул. Надо будет, что ли, утром отвезти его к матери в пригород. Пусть побудет пока там.

Но утром Чезаре разбудили громким, нетерпеливым стуком в дверь его квартиры. Стучали двое: паренёк-курьер их участка и рядовой ловец Рассел.

Известия были самые плохие: ночью свершилось ещё одно покушение, и тоже весьма удачное. Принц Ромил был убит в своей постели. Его невеста бежала вместе со свитой, напуганная ужасными происшествиями. В покушении подозревался великий камергер Кор Тэллин, держатель ключей от королевских спален, но он ведёт себя совершенно спокойно и уверяет, что не смыкал глаз, руководя охраной покоев. А «тайный круг» захватил исполнителя убийства.

«Какой-то мальчишка, как говорят», - выложил курьер.

«А наш-то задержанный пропал, - сообщил Рассел. – Вы ведь отвели его в камеру, эн Роз?»

Чезаре захотелось повернуть голову к закрытой двери одной из его комнат, указать рядовому на неё, намекнуть, что мальчик здесь, у него. Но лишь покачал головой, не сводя глаз с ловца и курьера.

- Что за мальчишка? – устало спросил Роз.

На языке у него вертелось ещё множество вопросов. К примеру, как какой-то мальчишка сумел пробраться к Ромилу в спальню? Ведь после покушения на короля охрану в покоях принца должны были усилить вдесятеро! Как «тайный круг» после такого вообще останется на месте? Чьи головы полетят? Но Чезаре понимал, что ни ловец, ни курьер не дадут ему ответов. Вот камергер – да, другое дело. Но он, скорее всего, выкрутится.

- Какой-то незнакомый мальчишка, которого едва успели заметить. Судя по слепку магии – Тёмный маг. «Круг» упустил его. Как видно, парень не слабак и не трус, если решился на такое. Да ещё сумел одурачить их и сбежал, - торопливо рассказывал Рассел. – Но всё-таки, где наш-то, вчерашний?

- Упустили и этого? – спросил Чезаре с лёгкой насмешкой. Ему всё ещё казалось это чуть-чуть забавным. Вот сейчас он распахнёт дверь и продемонстрирует раззявам мальчика.

- Может, и к лучшему, - сказал Рассел. – Славный паренек, а погиб бы ни за что. Королева приказала его убить. Сегодня люди из «тайного круга» искали его.

Чезаре, только-только хотевший пропустить курьера и рядового в комнаты, чтоб не топтались в прихожей, отступил на шаг и нахмурился.

- У королевы теперь власть, - сказал он сдавленным голосом. – Интересно, а можно попасть к ней на аудиенцию?

Но Рассел и курьер только переглянулись и покачали головами. Роз поджал губы. Разумеется, королева никого сейчас не примет, она заперлась за пятью дверями и окружила себя охраной. Ну что ж, хотя бы следующий шаг Тэллина Розу известен: он будет искать Грета Кешуза. Незаконного сына принца Ромила. Ему сейчас, должно быть, лет тринадцать-четырнадцать. Чуть старше, чем Дэн …

- Нам надо в участок. Объявлена облава на обоих мальчиков, - сказал курьер. – Вы едете, эн Роз?

- Буду через пару минут, - ответил Чезаре рассеянно. – Не ехать же прямо в пижаме?

На самом деле он уже не был одет в пижаму. Но и служебную форму ещё не надевал.

Тихо-тихо Роз прошёл в комнату, где спал Дэн. Мальчик сидел на кровати полностью одетый – чёрные короткие штаны, полосатые чулки, рубашка в маленьких круглых пятнышках крови. Жабо и манжеты он отодрал и кинул на подоконник, кружевные банты с туфель запихал под кровать.

- Всё слышал? – спросил Чезаре.

- Его поймают?

- Кого?

- Гудвина, - ответил Дэн.

- Ты думаешь, что Гудвин убил принца Ромила? Почему ты так считаешь? – тут же вцепился в мальчика Роз.

Дэн сжался и покачал головой.

Ну что с ним делать? Роз переоделся, наскоро сжевал варёное вкрутую яйцо и гренок, вернулся к Дэну. Тот всё сидел, сложив руки на коленях. Как будто маленький арестант в своей камере.

- Послушай меня, малыш, - Чезаре постарался завладеть его взглядом, но мальчик, лишь посмотрев в его глаза, зажмурился. – Послушай! Мне надо идти на службу. Очень надо! Здесь тебе ничто не угрожает. На квартиру наложено много чар, и ты здесь в безопасности. Но стоит выйти наружу – как тебя увидят и схватят. В таком-то виде!

Он придвинул к кровати сумку с вещами, собранными его матерью.

- Так что твоя задача: вымыться, переодеться, взять на кухне хлеба, согреть чая и позавтракать. И ждать меня. Ты понял?

Ни слова, ни жеста – Дэна словно парализовало. Понятно, он действительно уверен, что на принца покушался его брат. Значит, Тэллин обработал обоих мальчишек. И, по своему обыкновению, нимало не позаботился о том, что с ними произойдёт после дела. Убьют их, искалечат, посадят в тюрьму, лишат эмоций – это Тэллину, мерзавцу, неинтересно. Его это, негодяя, не беспокоит.

Чезаре зашёл на кухню, проверил – еды немного, он нечасто обедал дома, но хлеб, сыр, масло, сахар и чай – всё имелось, так что голодная смерть ребёнку не грозила. Дэнни, оказывается, тихонько проскользнул следом за ним и теперь смотрел во все глаза. Ну да, небольшой беспорядок. Когда он в последний раз прибирался тут? Чезаре не помнил. Он всегда старался мыть посуду, ставить вещи на место, протирать пыль – но, конечно, идеальным порядком в кухне и не пахло.

- Ты сможешь сам вскипятить воду для чая, малыш? – спросил Роз.

Он не очень хорошо представлял, что может уметь мальчик возраста Дэнни. Сам он в десять лет, кажется, только и делал, что пропадал во дворе или на речке с другими мальчишками. Они играли или рыбачили, купались или строили шалаши из тростника. Мог ли он поставить на плиту чайник? Роз не мог вспомнить. На память приходили разве что бесконечные костры и поджаривание мелкой рыбёшки на палочках. Снаружи рыба обугливалась, изнутри оставалась полусырой, и была удивительно вкусной даже без соли.

- Сможешь?

Дэн презрительно посмотрел на Чезаре и кивнул.

- Мне десять лет, а не один год, - сказал он.

- Хочешь, я принесу сюда из участка свою лютню?

Роз сам не знал, зачем это спросил. И тут же раскаялся – ещё придётся объяснять мальчику, зачем потащил музыкальный инструмент на работу! А ведь давно надо было забрать. Это они сидели в весеннее равноденствие, праздновали день рождения Солнца, пели песни…

Но Дэнни покачал головой, и Чезаре уловил в его взгляде страх.

- Ненавижу лютни, - сказал мальчик.

- Ну, как хочешь. Я приду только вечером. Сиди тихо, малыш. Никто сюда не придёт.

«А если и придёт, то без меня не сунется», - мысленно добавил про себя Роз.

Дэн вздохнул и кивнул.

- Мне некуда деваться, - буркнул он.

Он сел на табуретку и скрестил руки на груди.

- А Гуди вы тоже приведёте сюда, как поймаете, эн Роз?

Чезаре не нашёлся с ответом. Пожал плечами, надел шляпу и ушёл на службу.

***

Утро встретило Сарвена Дарда, ученика мага ложи Смерти, свежестью и прохладой. Кажется, собирался дождь. Ещё оно приветствовало его отвратительным смрадом, идущим от ямы с отходами, заскорузлой одеждой – где он только так извозился? – головной болью и частичной потерей памяти.

Кажется, вчера вечером они с учителем после хорошей пьянки раскопали на свалке чьи-то кости, связали их верёвочками и заставили плясать. Потом залезли на чужой погост, сломали дверь в богатый склеп, забрали оттуда свежую покойницу, старую даму в шёлковом платье, как у невесты. Положили на её место пляшущий скелет и закрыли крышку гроба, не забыв открыть на ней окошечко. Оно-то как раз и послужило идеей для забавы. Очень уж смеялся учитель на похоронах дамы, увидав это оконце. Только представьте себе: обитый бледно-розовой тканью и украшенный ленточками и рюшечками гроб – и окошечко, да ещё открывающееся и снаружи, и изнутри!

…Про то, что оно изнутри отворяется, они уже потом увидали – когда старушку изымали из домовины…

Дальше Сарвен Дард по прозвищу Упырёк совсем ничего не помнил. Он привстал на локте, озирая свалку. Горы мусора и ямы, словно язвы на коже. И ни одной старушки в светлом шёлковом платье – ни живой, ни мёртвой. Учителя Сарвен тоже нигде не видел.

Ученик некроманта сел и потёр виски. Он выбривал их, оставляя волосы расти широкой полосой посередине головы. Сейчас под пальцами уже шуршала отросшая щетина. Голова казалась ему жбаном, полным боли. Она там внутри переливалась и перекатывалась, и, кажется, даже булькала. Тут в горле Дарда что-то и впрямь забулькало, и он согнулся, ожидая приступа рвоты. Нет, пронесло.

Дард с трудом встал и осмотрелся. Если не считать ворон и чаек, на свалке он был один. Наверно, учитель ушёл домой. Хотя кто его знает? Может, сидит где-нибудь в кабаке и глушит дешёвое вино. И курит самокрутки, которые своей вонью затмевают даже запахи помойки. Когда Дард служил в отряде копунов, там выдавали папиросы. По пачке раз в два дня. Это было огромным благом. А в приюте для детей казнённых магов можно было украсть хорошее курево, высший сорт – у благодетеля. Бывало, подползёшь на пузе к его окнам, стукнешь в стекло, а напарник в это время внутри, в карманах его пальто шарит… Да, пожалуй, Сарвен определился с ближайшими планами: найти курево.

Легко сказать: найти. Сарвен Дард похлопал по карманам. Мелочь нигде не звякала, бумажки не хрустели. Да и пованивает от него, небось… Дард поморщился. Где-то поблизости должен был протекать ручеёк. Конечно, возле свалки он может считаться только условно чистым, но всё-таки проточная вода.

Оскальзываясь на всякой пакости и пошатываясь, Дард спустился к ручью и тут обнаружил ту самую старую даму. Не то чтобы Сарвен по ней скучал! Но всё же немного обрадовался находке. Вода тут была грязная, но он всё-таки напился до отказа. Подумав, умылся, застирал рубашку и напялил на покрывшееся мурашками тело. День выдался нежаркий и ветреный, но дождь идти пока не надумал – и на том спасибо.

Покойная старушка, вчера поднятая из склепа пьяными некромантами, сидела пригорюнившись, склонив голову набок, не понимая, что такое происходит. От неё шёл очень слабый запах тлена – детки-богачи, видимо, не поскупились на услуги бальзамировщика. Эмоциональный фон старушки чувствовался ещё слабее – её дух витал где-то очень далеко. Поднятое тело должно было подчиняться воле некроманта. Жив-курилка, вот она что такое. Тупая бессловесная мёртвая чья-то тётушка.

- Вставай, - сказал ей Дард и поморщился от боли в голове. – Помнишь, где твоё кладбище? Ступай туда!

Старушка поднялась. Платье у неё здорово испачкалось, волосы растрепались, но в целом она была в очень хорошем состоянии. Прямо сказать – в лучшем, чем Дард.

«Это потому, - подумал Дард, - что у неё ничего не болит!»

От этой мысли ему стало весело. И Упырёк пошёл следом за жив-курилкой. Интересно, далеко ли кладбище? Почему-то ему никак не вспоминалось, где они вскрыли склеп. Зато окошечко на крышке гроба Дард помнил отлично.

Кладбищенская ограда показалась нескоро. Дард узнал белокаменный склеп, похожий на миниатюрный дворец – с башенками, столбиками и даже с маленьким флюгером.

У склепа столпились безутешные родственники. Они уже заметили подмену – видимо, пришли к тётушке или бабушке на поминки, а в гробу увидели пляшущий скелет на верёвочках. Упырёк едва не расхохотался, но вовремя опомнился. Сгорбился, съёжился и подтолкнул вперёд старушку.

Родственники, вяло переругивавшиеся у могильника, как по команде повернулись к покойнице. На их лицах отразилась работа мысли. Упырёк их очень хорошо понимал. Он и в лучшие дни не красавец писаный, чего уж там. Хоть и не урод.

- Кхм, - кашлянул в кулак Дард. – Ясных дней. Вам её упокоить или как?

Безутешные дети, племянники и внуки обступили покойницу.

- А она жива? – спросил один из них, постарше прочих. Но вроде бы помоложе старой дамы.

- Ну вот ещё. Вы ж на двенадцатый день пришли! На дюжины! – не удержался, усмехнулся Дард. – Если б вы сразу после её преждевременной кончины спросили… Так что, живые? Хоронить покойницу будем?

- Мы уж не спрашиваем, отчего она вдруг решила погулять, - склочно начала молодая веснушчатая женщина с жидкими волосами, зачёсанными за уши. – Но вы нам её, пожалуйста, обратно в гроб положите, как была!

- Ясно, - Дард шумно почесал в затылке. Потом, не менее шумно, поскреб подмышку.

Вообще-то он был довольно чистоплотный: мылся раз в неделю, грязь из-под ногтей вычищал иногда. Но подразнить эту компанию считал себя обязанным. Они стояли с такими невыносимо-брезгливыми лицами! Вздёрнутые и сморщенные носы, сложенные бантиком губки, нахмуренные бровки… Ути-пути, в общем.

- Так я говорю – упокоить её вам? – спросил Дард, посмеиваясь.

- Да! – почти хором выкрикнули безутешные родственники.

- А что ж священник-то ваш? Не может, что ли?

Из-за спин родственников выдвинулся благочинный – служитель Спящего, которому волей-неволей приходилось и службы Смерти проводить. Куда ж денешься-то?

- Много денег-то взял, чтоб не вставала? – спросил у него Дард.

Кругленький священник развёл руками. Судя по размерам склепа и пышным одеждам, родичи были богатенькие. И наверняка не поскупились.

- Не от души, должно быть, отстоял, - сказал Сарвен, потирая рукой об руку. Ему хотелось разогреть пальцы, чтобы почувствовать, как приливает кровь. – В наше время-то нельзя не от души. Вишь – сами встают. Непорядок!

- Мы заплатим, - пискнула склочная дамочка, первой догадавшись, почему старушка всё ещё не лежит как положено, головой к востоку, ногами к западу.

- Это хорошо бы, - согласился Дард.

Вообще упокоить мертвеца не сложнее, чем поднять – при условии, что соблюдены некоторые тонкости. Но сейчас никаких тонкостей не наблюдалось – ни страха смерти в сердцах присутствующих, одно лишь недовольство, что тётушка внезапно начала гулять… ни присутствия неупокоенного духа, полного мятежной энергии. А стало быть, рассчитывать Дард может только на себя. А с собой у него вечно недоразумения какие-то: то ему смешно посреди обряда, то вот, как сейчас, похмелье. Ещё бывало, что он растеряется и никак не сообразит, что делать.

Ну, со старушкой всё равно больших сложностей быть не должно. Сам поднял – сам и обратно упокоит. Упырёк шмыгнул носом и подошёл к родственникам поближе, невзирая на то, что они все недовольно повели носами.

- Десять цыпляток, - сказал он. – Или по курсу монетой.

Родственник постарше вздохнул и вытащил из кармана объёмистый кошелёк. Десять жёлтых казначейских билетов занимали в нём так мало места по сравнению с оставшимися деньгами, что Дард понял: продешевил. Ладно, десять «цыплят» тоже неплохо. Да его учитель столько за месяц не всегда зарабатывает. Жалованье кладбищенского сторожа – семь желтеньких.

Упырёк цапнул деньги и, насвистывая, пошёл в склеп. Старушка, уныло стоявшая всё это время у монумента, изображавшего Смерть – девушку с закрытыми глазами и распущенными волосами – побрела за ним.

У подножия постамента, куда скорбящие родственники водрузили обитый розовым шёлком гроб, лежала кучка костей. Судя по всему, по бедному скелету долго били лопатой и киркой – кости валялись все поломанные, верёвочки растрепались, черепушка, треснувшая пополам, укатилась куда-то вглубь склепа. «Нехорошо так над покойником издеваться!» - подумал Упырёк, а потом вспомнил, как они с учителем хохотали, оживив скелет.

Приказал старушке лечь и стал медленно собирать в себе ошмётки эмоций. Хватит ли на упокоение, так и не понял. Старая дама, едва легла в гроб, сложила руки на животе и, улыбнувшись, закрыла глаза. Это не имело особого смысла: мертвецы глазами не смотрят. Они чуют. А глаза - это так, привычка. Дард тоже свои закрыл, уж очень под веками жгло. Вдохнул, выдохнул и велел старой даме упокоиться.

- Ложись, отдыхай, - сказал он ей дружелюбно. – Пройдёт ещё дюжина дней, тебя положат вон в ту каменную коробочку, закроют крышечкой, и уже никаких окошек в гробике, хорошо ведь? Ложись спать, бабулька. Покойникам нужен покой, да?

Старушка охотно послушалась. На остаточных эмоциях по своей воле ведь не бегают.

А ведь легко получилось. Значит, не учитель её поднимал. Спасибо Спящему богу за маленькие подарки…

Дард вышел из склепа, отвесил безутешным поклон и побрёл прочь.

Не надо благодарностей. Всего лишь какой-то трупарь, нет, даже хуже – ученик трупаря. Правда, по ученическим меркам, перезрелок – уже девятнадцать лет как-никак.

- Спасибо, - сказал кто-то из толпы родственников.

Дард обернулся и пожал плечами.

- Обращайтесь, - сказал, хотя это было не его кладбище.

А вон и сам здешний некромант… Пьяница небось тот ещё – тоже, как Дард, еле на ногах держится. Это хорошо. У Дарда ноги уже опомнились – вильнув в сторону от мага ложи Смерти, он пустился наутёк. В голове стучали кувалды, но он не останавливался, пока не удрал подальше.

Утопающий в зелени городок под названием Сольме открылся перед ним, едва Дард обогнул пригорок. Хороший городок: много разных лавок, кабачков, забегаловок и магазинчиков. Отсюда он – как на ладони, разрезанный на три части двумя речками – Азельей и Сольмейей. Четыре района, четыре кладбища, очень удобно. И ещё несколько посёлков поблизости… есть где поселиться!

Учитель Сарвена Дарда «окучивал» кладбище левобережного района Сольмейи. Так что всего-то Дарду и оставалось, что перебежать через мост и....

И тут он вспомнил.

***

Дэнни провёл целый день в одиночестве. Он включил газ под котлом и вымылся в ванной, когда вода нагрелась. Он четыре раза пил чай и съел весь хлеб и твёрдое, словно деревяшки, печенье, завалявшееся в сухарнице. Спал. Перебрал книги из библиотеки Чезаре – так и не выбрал ни одной интересной. Поспал. Долго смотрел в окно. Бродил по комнатам – в квартире их оказалось четыре. Меньше, чем в доме ван Лиотов. Но ведь жил-то Роз, как ни крути, один!

Одна из комнат, центральная, оказалась очень просторной. Дэну тут даже понравилось. Ещё ни один пленник, наверное, не мог похвастаться заключением в квартире, где есть такая красивая и большая комната, где много низеньких кушеток, два приземистых дивана, целых четыре невысоких столика, огромный ковёр, закрывавший весь пол, и на ковре – множество подушек.

В квартире, и в особенности в гостиной, заметно пахло табаком. Но запах не был застарелым и неприятным. Он казался тут очень уместным, словно дополнял собой интерьер.

И при всём этом везде, кроме кухни, царил порядок. Даже странно. Дэнни вспомнил, что дома убирался из-под палки и ненавидел мыть посуду. После возни с водой у него мозоли на пальцах распаривались, и могли начать слезать – а это усиливало чувствительность подушечек. Неприятно, когда играешь, а новые мозоли ещё не наросли… Сердито сопя, он заглянул в кухонную кладовую, нашёл там большой жестяной таз и пошёл набирать в него воду – она после купания в котле ещё была тёплая.

Чезаре пришёл, когда уже начало темнеть и Дэн всерьёз забеспокоился, что остался один взаперти. В руках маг держал несколько свёртков, перевязанных бечёвкой. Как будто пришёл с подарками на какой-то праздник. К примеру, к ночи Краткого сна, которая будет совсем скоро.

Вот только вид у Роза был не праздничный. Под глазами – тени, возле губ – тяжёлые складки. Не сняв сапоги, он прошёл в кухню и сгрузил на стол свёртки. Усилий Дэна по уборке и мытью посуды не оценил, на мальчика еле взглянул. С видом равнодушным и усталым дошёл до гостиной и упал на один из мягких низких диванчиков. Вытащил из ящика приземистого стола большую коробку и долго перебирал различные трубки. Дэн следил за этими действиями с удивлением и недоумением. Выбрав длинную трубку, Чезаре придирчиво стал ковыряться в отделениях коробки с табакерками, полными трубочного табака. Брал щепотку, нюхал, бережно ссыпал обратно. Глаза у Роза при этом казались пустыми и отсутствующими.

Наконец, он набил трубку, зажёг её при помощи длинной спички, которой дал немного погореть, и закурил.

- Всё плохо, - сообщил маг.

Дэн молчал.

- Тебе придётся какое-то время побыть здесь, малыш, - сказал Роз. – Пожалуй, я буду всем говорить, что ты мой ученик. Мои ловцы тебя не выдадут. Вот твой документ.

Он швырнул на стол прямоугольник глянцевой бумаги.

«Дэниэл Альсон, Светлый маг, первая ступень. Азельма, улица Ручьевая, дом 16, квартира 6», - вот что там было напечатано. Без завитушек и украшений. И две квадратные печати – одна со знаком Ордена Отражений, а вторая – с гербом города Азельмы. Дэнни сглотнул.

- А что Гуди? – спросил он.

- Гуди?

- Гудвин Софет ван Лиот, мой брат, - Дэнни будто со стороны услышал свой голос – тоненький и жалкий. Будто щенок скулит.

- Твой брат? А что с твоим братом? – пуская дым, небрежно спросил Чезаре. Его глаза казались всё такими же пустыми.

- Что с ним?

- Его нет. Твой дом проверили, - Чезаре говорил словно через силу. – Его там нет. Твоих родителей задержали. Ваш дом под наблюдением.

Он вздохнул.

- Я же говорю, малыш. Всё плохо.

Дэнни тоже вздохнул – ему словно воздуха стало мало. Но он промолчал. Он решил как можно больше молчать.

Чезаре словно опомнился после его вздоха.

- Я принёс поесть, - сказал он.

Но еда мало интересовала сейчас Дэна.

Развернувшись, от медленно ушёл к себе.

Ничего-то у них с Гуди путного не вышло.

Ох, как же он ошибался! И дня не прошло со смерти принца Ромила, как Азельму, а следом и всю страну захватили мятежи. Тёмные маги отказывались повиноваться старой королеве. У неё ведь не было власти. Наследовать трон могли только кровные родственники Кешуза! Сухая, бесчувственная Элоди Кешуз не нравилась никому во всей Тирне – за два месяца, проведённых у власти, она снискала столь сильную нелюбовь простых людей и магов, что можно было только диву даваться. В страхе после покушений Элоди попыталась задушить Тирну десятком нелепейших указов, в числе которых был полный запрет на любую магию. Уже одно это возмутило магов «тайного круга». А приказ о полном запрете на огнестрельное оружие? О закрытии линии железных дорог якобы потому, что она мало приносит стране? Королева также ввела комендантский час, но ведь ловцам и городской страже было отныне запрещено пользоваться магией и оружием, так что поддерживать его оказалось страшно затруднительно.

Из провинции в Азельму выехала любовница Ромила с четырнадцатилетним сыном. Их арестовали, едва они оказались поблизости от столицы, и сейчас, по словам Чезаре, при дворе шли ожесточённые споры о том, кто будет править страной.

Простые жители Тирны разделились на два лагеря – тех, кто всё-таки поддерживал королеву в её стремлении ограничить магию, и тех, кто был за юного бастарда родом из магической семьи. Поднялась та самая буря, о которой грезил юный Гуди, а с ним и ещё несколько таких же, как он юнцов. Пользуясь тревожными настроениями в столице, они попытались упрочить положение Тёмных магов в Тирне. В городе вовсю уже заговорили о некоей новой ложе, которую называли ложей Смуты. Нелепое название! Тёмные действительно делились на разные ложи, но назывались соответственно основным негативным эмоциям или состояниям. Так, в Ордене Теней были известны ложи Боли, Власти, Страха и Смерти. Зарегистрированных магов Ордена Теней Светлые проверяли чуть ли не ежедневно, незарегистрированных принялись ловить с утроенной энергией.

Дэнни обо всём этом слышал от Чезаре. Мальчика так и не посадили в тюрьму. Наверно, до него никому уже не было дела. Он слышал, как Чезаре уже представляет его кому-то как своего ученика. От этого вранья мальчика тошнило, но он не возражал – просто потому, что решил молчать. Всегда молчать. В нём жила боль – эмоция его настоящей ложи. Он убил человека, убил короля. Что бы там ни говорил Гуди про то, что тот «сам умрёт», он врал. Дэн видел во снах сухие руки, схватившиеся за подлокотники, страшные белые зубы между синеватыми бескровными губами. Слышал тишину, обрушившуюся на него после того, как смолкла музыка. Видел и каждый такой сон переживал два чувства. Вину и эйфорию.

Тёмных магов, походя обвинённых в заговоре, простаки выискивали по одному и нападали толпой. Заканчивались такие встречи плохо: Тёмные или старались не применять магию и погибали, или применяли, и тогда попадали в облавы. Светлые, возмущённые произволом зарегистрированных и подконтрольных магов Ордена Теней, которые посреди бела дня смели конфликтовать с простыми людьми, не утруждали себя разборками – кто прав, а кто нет. Тёмных арестовывали и изолировали. Тех, кто выживал. Хрупкое перемирие между Орденами, длившееся около двадцати лет, нарушилось.

Чезаре, принося эти новости в свой дом и сообщая их Дэну, только вздыхал.

- Похоже, малыш, никому нет дела до справедливого следствия, - говорил он. – И боюсь, если я сейчас приведу тебя как соучастника покушения в наш Комитет – нам обоим не сносить головы.

Дэн молчал. Он почти ничего не говорил уже две недели. Пока не устал от собственного молчания. К тому же очень сложно ни о чём не говорить с человеком, старающимся быть таким дружелюбным и участливым.

А Чезаре был дружелюбен, терпелив и тактичен. Он готовил нехитрую еду, прятал Дэнни, если кто-то навещал их с неприятным визитом, старался быть предусмотрительным и всячески опекал мальчика.

- Мне придётся что-то сделать с тобой, - сказал однажды Роз, придя домой тихим летним вечером.

- Вы меня убьёте? – дрожащим голосом спросил мальчик.

- Что? – Чезаре плотно занавесил шторы и устроился на диванчике возле курительного столика. Его вечерний ритуал содержал не менее десятка различных священнодействий с трубкой и табаком. – Убить тебя? Я ведь не палач какой-нибудь, Дэнни! Я хотел предложить тебе действительно стать моим учеником.

- Учеником Светлого мага? – опешил Дэн.

Он растерялся, как никогда. Гуди учил его магии тайком от родителей, считавших, что раньше тринадцати лет за это браться не стоит. Но это была магия ордена Теней, использование сильных отрицательных эмоций, на развитие которых Гуди с Дэном потратили немало усилий. Маленький Дэн учился забирать, преумножать и использовать сильные эмоции простаков, не пытаясь даже приближаться к магам. И, к чести его старшего брата, научился Дэн неплохо. Но гордостью Гуди были музыкальные способности младшего брата. Вдвоём они очень старались развивать их, однако здесь Дэн далеко превзошёл Гудвина Софета ван Лиота. Он воздействовал на эмоции музыкой, и воздействовал сильно. И никогда не считал это умение чем-то Тёмным. Тёмный маг старается в первую очередь брать самые негативные, самые тёмные чувства для подпитки энергии. Брать чужие или культивировать свои – тут уж как получится.

У Светлых же порядки были иные. Во-первых, они заведовали положительными эмоциями, в случае чего умея преобразовать отрицательные – злость в добродушие, ненависть в любовь и так далее, а что касалось сильных эмпатических ударов – Светлые разделяли. Если Светлый разделил твою эмоцию, то пиши пропало – полностью силу этой эмоции тебе уже не восстановить. Многие Тёмные маги, не однажды принимавшие бой со Светлыми, поплатились за свою неосторожность: они больше не могли достичь былого уровня, их эмоции не восстанавливались. В борьбе против Светлого Тёмный мог впасть в аффектацию – в таком состоянии ему уже сложно противостоять, хотя состояние и длится совсем недолго. Но тут приходила иная беда - достичь состояния аффекта, используя свою ключевую эмоцию, Тёмный, попавший под разделение больше двух раз, уже не мог. Кроме этого, несколько Светлых магов, окруживших одного Тёмного, могли полностью взять под контроль его чувства. И тогда выйти в состояние аффекта не представлялось уже возможным.

Вот то, что маленький ван Лиот усвоил из уроков брата. Противостоять Светлым в одиночку невозможно, при поединке Тёмный может победить лишь с помощью подлой уловки или неожиданного аффекта. Именно это и произошло в доме ван Лиотов, когда Дэн ударил первым, но то была чистая случайность.

- Ты очень сильный маг, Дэнни. Вообще у Тёмных магов особенно сильны дети и подростки, - сказал Чезаре, выбирая из четырёх разложенных в ряд трубок. Взял одну, короткую вишнёвую, подержал в руке, словно взвешивая, потом отложил в сторону. Выбрал другую, чёрного дерева, старую, с трещинкой в чубуке. И задумался над ящиком с крошечными, на две-три набивки, табакерками.

- И что? Вы думаете, я смогу стать Светлым? – с вызовом спросил Дэн. – Отец меня убьёт, если узнает.

- Мы давно делаем вид, что ты мой ученик, - приоткрывая ногтем крошечную табакерку, сказал Чезаре. – Давай попробуем научить тебя хотя бы основам Светлой магии. Я не стану тебя уродовать, заставляя делать то, чего ты не захочешь. Но учиться тебе, конечно, не помешает. Ты когда-нибудь думал, каким магом станешь?

- Я принадлежу к магам ложи Боли, - гордо сказал Дэн. – И я хотел бы стать палачом.

- Вот как, - Роз аккуратно закрыл одну табакерку и взял другую. Набивая трубку, он, казалось, не обращал внимания на эмоции юного мага. – Ведь ты сам говорил, что твоя семья зарегистрирована как семья магов-стихийников.

Дэн смутился и отвернулся к окну.

- Не буду я изображать вашего ученика, - буркнул он.

Чезаре Роз не ответил – он, наконец-то, закурил, пуская в потолок светлый ароматный дым. Молчание длилось достаточно долго, чтобы Дэн понял, как соскучился по разговорам. Но прерывать тягостное молчание первым он не хотел.

- У меня для тебя есть два подарка, малыш, - сказал Чезаре, - чтобы ты понял, насколько мы с тобой сейчас зависим друг от друга.

Дэн непонимающе уставился на мага.

- Когда я был на службе сегодня, то узнал очень неприятные новости, - после долгой паузы сказал Светлый. – Твой брат пойман и находится в руках дворцовых дознавателей, а родители отправлены в ссылку. Они живы и здоровы, - поспешно добавил Чезаре, увидев, как вскинулся мальчик. – И будут живы и здоровы ещё какое-то время.

Мальчик сел прямо на пол. У него потемнело в глазах. Ему казалось, что все тревоги и опасности этих дней минуют его семью, потому что… да просто потому что виновник – он, и он находится под защитой Роза. И защита эта, само собой разумеется, распространяется и на его родных.

- Они ни в чём не виноваты! – закричал Дэнни. – Как вы могли допустить, чтобы Гуди арестовали?

- Твой брат применял Тёмную магию против не-магов, - сообщил Чезаре. – Собрал целую банду и убивал людей целыми семьями!

- Так им и надо, - убеждённо сказал Дэн. – Гуди мне и говорил, что он будет бороться!

- Ага, - быстро произнёс Чезаре. – Он говорил! Скажи-ка мне, а кто его научил? Ты мог слышать от него имена, конкретные имена!

- Ничего я не слышал! – ещё громче крикнул Дэн, тяжело дыша.

Он почувствовал, как в нём поднимается былая ненависть. Маг ещё не успел разделить эту эмоцию, и если её беречь и использовать разумно – то и не разделит! Поэтому Дэн изо всех сил старался оставаться спокойным. Это было непросто. Светлый предал его доверие, Светлый арестовал его семью, и их могут казнить!

- Не волнуйся, малыш, - покровительственно сказал Чезаре. – Я позабочусь, чтобы твоего брата судили справедливо! Всем должно быть ясно, что подростки сами по себе так действовать не будут: это им не свойственно. Они слишком ещё незрелые, и их эмоции, хоть и очень сильны, тоже не дозрели до борьбы. Тот, кто использует таких, как твой старший брат, очень циничны. Вот они-то и есть настоящее зло. Я сам занялся этим делом, чтобы Гудвин ван Лиот остался цел!

Из этих слов Дэн понял лишь, что Чезаре оправдывает брата. И считает, что виноват кто-то другой. Это его немного успокоило.

- Но мама… и отец? Почему их отправили в ссылку?

- Чтобы они ненароком не вмешались в процесс, - в голосе Чезаре Дэн снова услышал самодовольство. Этот человек словно был уверен в своих безграничных возможностях. – Ведь речь идёт об их сыне. Сыновьях, - поправил он сам себя, глядя на Дэна сквозь дым. – Сегодня я говорил с ними, правда, разговор вышел недолгий. Ты сможешь найти их позже, когда в Азельме станет поспокойней. А что касается Гуди, ты мог бы мне помочь. Вспомни всё, о чём с тобой беседовал брат.

Но Дэнни мог лишь покачать головой. Потрясение оказалось очень сильным, а эмоции не находили выхода – жгли ему сердце. Он ненавидел всех Светлых магов и ненавидел Чезаре Роза. Тот не мог не заметить, не мог проигнорировать его ненависть. Пусть давится ею, разделяя то, чему нет предела, пусть испытывает мучения. Всё равно им далеко до того, что чувствует он, Дэн.

***

Стараясь сохранять спокойствие, Чезаре докурил, вытряхнул из трубки пепел в коричневое глиняное блюдце и извлёк из-за кресла задвинутый туда чемоданчик. Совсем небольшой – поместиться там могло не многое! Щёлкнул двумя золочёными пряжками, открыл оббитое красным шёлком нарядное нутро чемодана и достал скрипку в потёртом футляре и старую, с пожелтевшими страницами книгу.

- Я знаю, что для тебя дорого, и забрал это из вашего дома, - сказал он.

Мальчик сидел, сжавшись в комочек, и опять, как при аресте, казался Розу совсем маленьким. Знать бы ещё, как помочь ему справиться с горем и потрясением. Как устоять перед желанием использовать магию? Ведь она будет расценена Дэнни как нападение, а не как проявление сочувствия.

Дэн взял и книгу, и скрипку. Роз прислушался к эмоциям мальчика. Чувства, переполнявшие его, были далеки от любви, но благодарность к Чезаре он ощущал. Это обнадёживало мага. Всё-таки он вытащил его и принял на себя ответственность за маленького мага, можно сказать, усыновил.

- Можешь идти к себе, малыш, - Светлый закрыл глаза, откинулся в кресле, словно собирался подремать. – Если ты будешь играть на скрипке – постарайся не угробить всех вокруг.

Как ещё сказать ему «видишь – я добрый!» чтобы он принял лучшие намерения за участие, а не за попытку подчинить? Роз ещё не придумал, как, но, возможно, что потихоньку у него получится объяснить мальчику, что он не враг.

А ещё Роз очень хотел кое-что прояснить для себя самого. Он уже успел дознаться до того, кто руководил Дэном и Гуди. И отлично знал, откуда тянутся нити заговора. Но не мог ничего сделать: сейчас просто невозможно было не то что арестовать – даже обвинить этого человека в содеянном. Горечь от того, что глава Комитета потерпел неудачу, не находила выхода. С одной стороны, от Чезаре ждали действий, с другой – не давали ему полной свободы действий.

Как он настаивал, чтобы арестовать и допрашивать Гудвина Софета ван Лиота, как злился, понимая, что это дело ему не отдадут. Но дело ушло к дворцовым шавкам. Добраться до них Чезаре не мог. Дворцовую охрану всю перебрали, перечистили, кого-то казнили, кого-то выслали в дальние колонии или на границу с воинственным Иртсаном. Вельможи, советники, тайная служба – все перегрызлись между собой, пытаясь установить, чья вина в том, что недоглядели, в том, что кого-то не оказалось на месте, в том, что в итоге всех перипетий погибли и король, и наследник. Всё это обсуждалось уже сотни раз, и ни разу Чезаре Роз не присутствовал там.

Он злился не только на свою беспомощность, но и на то, что у власти беспрерывно пребывают не-маги, простаки, как их зовут Тёмные. Так повелось с очень давних времен, когда маги, пришлые люди, появились в Тирне – им дозволено было остаться лишь на таких условиях. И вот, спустя почти тысячу лет, только избранные маги по сей день могут очень изредка хоть что-то предлагать королю, полагаясь на его милость. Офицеры Комитета к избранным не относились. Разве что у их Главы было право разговаривать с королём раз в неделю.

Так что обещания, данные Дэнни, слова, что он, Роз, позаботится о Гудвине, не имели никакого веса. Он не мог ничего сделать. Во дворце целый институт охраны – магов, стражей, скрытых и явных. И вот кто-то сделал так, чтобы один мальчишка сумел убить короля, а другой проникнуть в покои принца, что ставило существование всего этого института под сомнение. В особенности магов. Зачем они нужны, если их так легко провести?

Чезаре Розу были известны люди, которые, скорее всего, и провели всю эту свору, и, пожалуй, он мог бы воспользоваться своим знанием, чтобы спасти и второго мальчишку тоже. Надо будет попробовать завтра сделать этот ход. Правда, ход небезопасный – человек, к которому сходились все нити, запросто этими нитями мог удавить и самого Роза.

Когда-нибудь всё изменится. Чезаре был уверен в этом. И продолжал скрывать, кто такой на самом деле Дэнни, выдавая его за своего ученика.

И мало-помалу, начав с простых бесед, действительно стал обучать Дэна Светлой магии. Это оказалось непростым для них обоих испытанием, особенно поначалу, когда Дэнни замыкался, уходил в себя, целыми днями не разговаривая с Розом.

Но постепенно мальчик свыкся со своим положением.

Двое ловцов, которые присутствовали при аресте Дэнни, хранили его секрет. Остальные же привыкли видеть Чезаре в обществе хмурого, замкнутого мальчика, с которым тот нечасто, но всё же появлялся то в участке, то на улицах города. Некоторые считали Дэна сыном Роза, но лишних вопросов не задавали. И хвала Спящему.

***

Учитель Сарвена Дарда, которого все звали попросту неаппетитным прозвищем «Трупоед», лежал на спине и смотрел в потолок, время от времени моргая и издавая звук, похожий на громкую отрыжку. Во всём доме стоял невыносимый запах перегара, самосада и тухлятины.

Упырёк первым делом распахнул окна и высунулся наружу. Вид из окна был привычный: кладбище, памятники, оградки, массивный забор, маленький храм с «кулачками» на крышах. Пасмурный день как нельзя более способствовал созданию унылого и мрачного настроения. Трупоед умер с перепоя два дня назад, и нерадивый ученик упустил момент, когда человека можно вернуть без ущерба для его здоровья. Как умственного, так и физического. Ну, как - упустил. Вообще-то Дард бы и не смог качественно сделать такую работу: чтобы по-настоящему оживить кого-либо, необходимо убить. Не говоря уж о том, что у Сарвена никого не было под рукой для такого дела – разве смог бы он убить человека? Ведь одно дело копаться в трупах, видеть их чуть не каждый день, иметь дело со всякой нежитью, а другое – сделать этакое самому.

Дард взял в руку хлебный нож – большой, острый, увесистый. Примерился к Трупоеду. Представил, что перед ним живой человек.

Трупоед и так бы условно живой, правда же? Дард наконец-то всё вспомнил. Как они глушили сомнительный самогон, как пьяные гонялись за какой-то уличной девкой, шедшей вечером возле кладбища, как она оттолкнула учителя и тот ударился головой об ограду. Девка убежала, а на руках у Дарда, пьяного, как некромант, оказался свеженький, как только что снесённое куриное яичко, мрыч.

- Оооох, - только и смог выговорить Дард, подхваченный воспоминаниями.

У него было полно дурной невыраженной энергии – и от девушки словил, и последний выхлоп Трупоеда подхватил. По пьяной дури решил вдохнуть всё это в свежаря, и получил полноценного жив-курилку.

С которым продолжил пьянствовать и хулиганить, как с живым. Даже время от времени велел мрычу разговаривать и смеяться. Тот смеялся: «Ха.Ха.Ха.Ха».

- Магическое воздействие на мёртвого, повлекшее за собой последствия, - зачитал Дард сам себе строчку из кодекса Светлых магов. – Оказавшие влияние на жизнь не-магов. Два магических воздействия на мёртвых… или три.

Он отбросил нож и закрыл лицо руками.

Посидел так, покачиваясь на стуле, а потом упокоил учителя, взял лопату и, насвистывая марш «Мы рыли окопы, мы вязли в земле сырой», отправился на кладбище. Что ему ещё оставалось? Гроба, конечно, никакого не было – не то что с кружавчиками и оборочками, как у той старушки в невестином платье, а и самого простого. Без окошечка. Упырёк неуместно засмеялся, намечая киркой очертания могилы и разрубая дёрн. Так, то смеясь, то насвистывая, он ковырялся в земле минут пятнадцать, пока не выдохся. Так и рыл с перерывами, но работа продвигалась медленно, а сил поднять ещё какого-нибудь жив-курилку в помощь, у Упырька не было. Дард продержался аж до обеда, а потом, переодевшись в чистое, ушёл в трактир.

Там его и взяли.

Городской смешанный патруль в тёмно-серой униформе с жёлтыми нашитыми полосами на пузе – «мухи» - это самое назойливое и вредное создание государственной системы. Упырёк, обедавший горячим супом с лапшой, с тяжким вздохом посмотрел, как четыре «мухи» влетели в трактир и устремились прямиком к нему.

Так и есть – один Светлый маг и трое простаков. Дард прямо только их и ждал, чтобы составили компанию.

- Сарвен Дард по прозвищу Упырёк, - сказал ему маг.

Ага, как будто он сам не знал своё имя.

- Дайте доесть, а? Я ж вперёд заплатил, - виновато моргнул Упырёк.

Маг – плечистый здоровяк в до смешного маленьком кепи, смотревшимся на его крупной круглой голове как нашлёпка, ухмыльнулся.

- Тюремной баланды поешь, - сказал неласково и взял Дарда за шиворот.

Как же, как же. Пока разберутся, пока определят, пока на временное довольствие поставят, небось не меньше суток пройдёт! Дард вывернулся и заглотнул супа прямо из тарелки. Хорошо, что уже не очень горячий! И два куска хлеба прихватил.

- Что мне грозит-то, хоть приблизительно? – спросил он у мага.

- Если выяснится, что ты кокнул своего учителя – приблизительно тюрьма, а если только глумление над мертвецами, то ориентировочно исправительные работы, - ответил Светлый.

Вполне миролюбиво ответил. Конечно, он же не хотел обострения конфликта с некромантом. Вдруг он, некромант, решит немножко усугубить своё положение и добавить к исправительным работам и тюрьме ещё и казнь?

Пользуясь заминкой, Дард отхлебнул ещё супа и сунул в рот почти целую котлету. Не пропадать же добру? Сунул подавальщице на чай горсть мелочи от разменянного билета и протянул руки патрульным-простакам.

- Согласен на копание в памяти, - важно сообщил он, с трудом проглотив котлету. – Потому что учителя я не убивал.

Патрульные кивнули и обрадованно заковали Дарда в наручники.

- Только на скорое рассмотрение не надейся, - вздохнул маг. – Не очень-то вовремя ты попался.

- Почему это? – удивился Упырёк.

- Говорят, новый принц на царство заступает, - пояснил маг охотно. – Пока родство подтвердит у Вершителей, пока его коронуют да пока празднества улягутся – это ж не меньше, чем полгода пройдёт!

Дард скис. Что ж за невезение-то такое? Одно к одному складывается. И учителя он так и не схоронил. Хорошо хоть упокоил, а то лежал бы там, глазами хлопал. Может, и бродить бы начал…

Сбежать, что ли? Он окинул взглядом патрульных. У Светлого – и то на поясе в кобуре пистолет. Старого образца, двухзарядный. Но человек так странно устроен, что ему и одной пули в спину может хватить, и ну как рядом не окажется подходящего некроманта? В Сольме не так уж много магов его ложи, на каждом шагу не встретишь!

- Ладно, ведите, - вздохнул Дард.

И засвистал «Мы рыли окопы» - единственную, кстати, мелодию, которую помнил с начала и до конца.

***

…Дэн Софет ван Лиот, по рождению – маг ложи Боли, провёл на положении ученика Чезаре Роза четыре года.

За это время юный сын принца Ромила при поддержке дворцовой знати преодолел сопротивление вдовы Кардавера, Элоди Кешуз. Она была отправлена в ссылку в далёкий город Канцелон, на границе с Хихином. Видимо, в надежде на то, что разгоравшийся в тех краях конфликт сомнёт вдову и погубит её. С Элоди Кешуз ушли в ссылку её нелепые законы, которые она успела претворить в жизнь, и о ней очень быстро забыли.

Так в Тирне появился новый король, Грет Кардавер-Второй Кешуз. Когда ему исполнилось шестнадцать, его женили на девушке из старинного аристократического рода, на год младше, чем он. Чуть позже у них родился долгожданный первенец. Оба магических Ордена с напряжением и волнением следили за новостями о королевской семье: сын женщины-мага, муж женщины-мага… стал уже он отцом мага, в конце концов, или нет?

А для Дэна ничего не изменилось за эти годы. Чезаре работал в Комитете по выявлению незарегистрированных Тёмных магов, а в это время в его доме за книгами сидел один из них. Никто и не думал проверять его регистрацию. Его вообще вроде как не было, был Светлый маг сначала первой, а потом и второй степени Дэниэл Альсон.

Чезаре по-прежнему называл мальчика «Дэнни» и «малыш». Первое Дэна устраивало, на второе он просто не обращал внимания. К четырнадцати годам он вырос худощавым, высоким и угрюмым. Тёмные волосы свисали длинными прядям, наполовину скрывая чистое бледное, очень вытянутое лицо с глубоко посаженными чёрными глазами. Дэн имел привычку сжимать губы, хмуриться и отмалчиваться, если с ним говорили на нежелательные для него темы. Все знакомые Чезаре Роза сходились в мнении, что ученик у него очень уж замкнутый и зажатый мальчик. Иногда они пытались разговорить его или даже развеселить. Дэн уходил от общения как мог. Лицемерие претило ему.

Но Светлой магии он всё-таки обучался. Он учился распознавать эмоции, учился их контролировать и – что самое неприемлемое для Тёмного мага – разделять. Оказалось, что вся теория Светлой магии вмещается в два или три урока, зато практика бесконечна. Оказалось, что к каждой эмоции Светлый маг должен иметь особый подход. Что разделять радость – занятие далеко не столь приятное, как кажется. Что при разделении боли ты испытываешь половину этой боли сам. Что разделяя страх, ты постепенно отучаешься бояться, а это не всегда хорошо для тебя.

И всё-таки Дэн родился в семье, принадлежащей к ложе Боли. Да, его мать управляла стихиями, была отличным погодником. Маги-стихийники сами по себе принадлежали к гильдии Пяти Стихий и жили отдельными от всех общинами. Однако мать наперекор обычаям своей общины вышла замуж за мага Боли, превосходного целителя и книжника. В его тайной коллекции были запрещённые ныне книги о том, как лечить людей и о том, как их калечить. И то, и другое проистекало из одного источника – Боли. И Дэн, чем старше становился, тем внимательней вчитывался в драгоценную книгу Санны Даггона, которую ему передали. Она одна осталась связью с его семьёй и его ложей.

Чезаре оказался вовсе не тем учителем, о котором может мечтать ученик. Неделю-другую он мог не учить ничему, потом вдруг начинал сыпать непонятными словами, принимался объяснять что-то про «спектры чувств» и «эмоциональные карманы», сердился, что ван Лиот его не понимает, замолкал, курил, злился, не пытаясь скрыть эмоций. Но во всяком случае, Дэн был вынужден это признать, эн Роз проявлял и доброту, и терпение, которых так не хватало ему в музыкальной школе. Чезаре не заставлял часами сидеть и корпеть над скучным трактатом, не тыкал мальчика заостренной палкой, не принуждал заучивать наизусть абзацы и главы. Книгам он придавал вопиюще мало значения.

- Это мёртвые слова мёртвых людей. Что они могут знать о том, как мы сейчас живём? Они не знают о нашем новом короле, который глуп и не уверен в себе, не знают об облавах на Тёмных магов… и вообще твердят своё, одно и то же, повторяют год за годом одинаковые вещи. А мир меняется!

- Но ведь магия остаётся прежней? – спрашивал Дэн, тараща тёмные глаза.

- Светлая магия – да. Мы ничего не меняем. Светлая магия совершенна и безупречна, в отличие от Тёмной. Именно поэтому вы можете оказаться сильнее в любой момент, малыш.

Дэн не понимал. Как так?

- Несовершенное меняется. Совершенное не успеет подготовиться к какой-нибудь каверзной перемене и сломается, тогда как несовершенное пойдёт себе развиваться дальше.

Дэн честно старался запоминать уроки. Но поскольку не понимал – то забывал довольно быстро.

Другим подарком судьбы Дэнни считал музыку. Чезаре его поддерживал и пестовал – но не заставлял заниматься долгими и нудными упражнениями, а просто подбрасывал идеи для импровизаций или просто доставал из книжного шкафа сборники пьес. Сам Роз умел играть на лютне, которую хранил у себя в спальне.

У Дэна не было возможности ещё раз проверить свою силу на зрительном зале или хотя бы на одном человеке. Мальчик обычно посвящал музыке время, когда рядом никого не было. Он редко выходил из жилища Роза, большой квартиры в доме с окнами на широкую улицу Зари. Дэну хватало ума не тренироваться на Чезаре, но на его нечастых гостей он ближе к четырнадцати годам уже начал посматривать с интересом. Музыкальные пристрастия ученика Чезаре Роза оставались пока что неоцененными, так как помимо магии гостей мало что интересовало. Они потягивали горячее вино из толстостенных глиняных кружек и обсуждали, как должно Грету Кешузу править государством, в котором истинную власть давно поделили Светлые маги. Да и юный Лиот не очень горел желанием выступать перед ними. Поставить эксперимент – это да, но не развлекать.

По представлениям гостей Чезаре Роза, которых Дэнни всегда считал его друзьями, ученик мага должен прислуживать и вообще «знать своё место». Чезаре всегда ладил с Дэном и не старался никак подчеркнуть его зависимое положение. Мальчик не желал слушать беседы Светлых магов, но они постоянно требовали принести хлеба, фруктов, сладостей, печенья, желали подогреть вино посильнее или немедленно получить стакан холодной воды. В один из вечеров магов собралось уж очень много - не меньше десяти человек. Дэнни был уверен, что пожелай они – и их стол бы не пустел, и их вино бы не остывало.

Но они предпочитали гонять ученика от кухни к гостиной и обратно, пока, наконец, не наелись и не напились. Распахнули окна в вечернюю прохладу – конец лета выдался холодный и дождливый – закурили трубки и сигареты, и завели разговоры.

- Как дела в колониях, Гисли? – спросил Роз у одного из магов, по виду – своего ровесника. Он особенно не нравился Дэну. Звали его Эдвард Гисли, и он редко бывал в гостях у Чезаре. Ехидный, самодовольный – куда там Розу! – и завистливый. Дэнни знал, что Эдвард больше всего завидует Чезаре, считая его удачливей себя.

- А ты всё думаешь, что колонии на курорт похожи? – усмехнулся Гисли. – Постой-ка, малец! Ты видишь – моя пепельница полна?! Давай живенько, вычисти её и тащи сюда!

Дэн взял пепельницу, представляя, как отлично окурки и пепел смотрелись бы на гладко причёсанной голове Гисли. Но ничего не поделаешь – подводить Роза мальчику не хотелось. А когда он вернулся из кухни с чистой пепельницей, то разговор шёл между Гисли и магом постарше. И говорили они о его ложе. Дэнни решил вертеться поблизости, в надежде, что услышит что-то о своих родителях.

Он заметил, что и Чезаре как-то насторожился и напрягся, глядя на беседующих магов. А те, будучи под хмелем, не пытались говорить потише.

- Получается, твоя служба на самом деле была по присмотру за магами ложи Боли? – спросил собеседник Эдварда. – Секреты тут развели, когда ты уехал – Спящий бы позавидовал. А ты всего лишь…

- Да, да – раздражённо ответил Гисли. – На самом деле никаких секретов, Тревис. Сплошная скукота. Если б не эта парочка – я бы от тоски там помер.

- А мы-то думали, ложу Боли уже извели всю. Как же так вышло, что эти двое тебя одурачили?

- Да прикинулись они, понимаешь. Им по-хорошему же позволили жить себе потихоньку, под присмотром, они ж совсем ослабели после того, как-сыновей-то потеряли, - охотно рассказывал первый маг. – Нельзя всё время наблюдать за теми, кто ничего не делает! А тут подвернулся им парень с проклятьем, что ты будешь делать?

- Что за проклятье? – удивился маг по имени Тревис.

Дэн, прижимая к боку поднос, придвинулся ближе к дивану, на котором расположились маги.

- Видишь ли, ходил там у них парень молодой, ловец, который подвернулся несколько лет назад под горячую руку какому-то колдуну из Иртсана. И сразился с ним в поединке.

- Магическом? – уточнил Тревис.

- Точно так. А с тем колдуном была ещё какая-то, понимаешь ли, дама. По слухам – из наших. Парень-то победил, да только перед кончиной они успели ему судьбу завершить. И сказали, что, если такие же, как они двое, ему не встретятся да и не помогут – жить ему ровненько год, и с закатом последнего дня умереть в страшных муках.

- Так постой, Гисли, разве маги могут сделать такое? – изумился Чезаре.

- Иртсан, - смакуя загадочное название дальней страны, на границе с которой пролегали колонии Тирны, сказал Гисли. – Иртсанцы и не такое могут. Они могут убедить Спящего, что его сны изменились, и легко – им только раз моргнуть!

- А какие это «как они двое»? – не понял Тревис.

- А вот такие, - Гисли налил себе ещё вина и лениво его отхлебнул. – Один местного происхождения, а второй – из наших древних фамилий.

Дэн, благодаря книге «История магии в период до Разброса», понял, о чём говорит Эдвард Гисли. До прихода в Тирну магов, происходящих из так называемых «древних фамилий», то есть пришлых из другого мира, здесь тоже жили колдуны и колдуньи. Их мастерство во многом забылось. Но в Иртсане и в поселениях стихийников кое-что всё-таки помнили. Колдун из Иртсана и «фамильный» ловец – а такие, как они оба, это, например, Дания Моро и Софет Орсон ван Лиот, родители Дэна. Стихийница и маг ложи Боли. Всё правильно, молодой ловец, вероятно, знал, к кому следует обратиться. Или узнал от болтливого Гисли. Неужели именно отец и мать Дэна стали теми самыми двумя? Скорее всего.

- Выходит, эти двое вызвались помочь ему? Сняли проклятие?

- Правильно думаешь, - согласился Гисли, потирая пальцами о пальцы, будто их кончики зудели. – Ну, включили они свою Тёмную магию, сняли проклятие, да тут мы с нашим отрядом их и засекли.

Дэнни даже забыл, как дышать.

Да нет, не может быть. Разве отец будет рисковать ради какого-то незнакомого юного Светлого мага?

- Парень, надо сказать, бросился их защищать. Мы, дескать, Орден Отражений, ему помочь отказались, а вот они, Тёмные, помогли. Ну, слово за слово, мы их приговорили и на закате казнили. А тот парень, за то, что защищал и дрался за них, встал с ними к стенке. Так что и его тоже... Прямо точно на закате – солнце, надо сказать, было тогда красное, как в крови тонуло.

- Как их звали? – тихо спросил Дэн, обмирая от нехорошего чувства. У него занемели губы.

- Кого? – нетрезвый Гисли с удивлением уставился на подростка.

- Магов. Тех, кого казнили.

- Дэнни, иди-ка ты отдохни, - негромко велел Чезаре. Лицо его ничего не выражало, как будто все эмоции пропали начисто. –Иди, малыш, иди.

- Не, чего это ты его гонишь? – Гисли встал со скамьи и полез к Дэну обниматься. – Хороший у тебя подмастерье растёт, Чез! Толковый. Я тебе что расскажу – эта ложа Боли, она ужасна. Я считаю, что среди всех других эта – наихудшая. Прикрываются тем, что лекари, мол, от боли избавляют и всё такое. А сами такое могут с человеком сделать!

- Как их звали? – Дэн грохнул об пол поднос с грязной посудой. Схватил Гисли за воротник, рванул на себя. Какое там обниматься? Он бы удавил его, если б хватило сил!

Но Чезаре отодвинул его от Гисли.

- Пожалуйста, - чувствуя предательскую дрожь и слабость, взмолился Дэн. Он стал струнами, а секунды молчания – колками, которые кто-то безжалостно подкручивал.

- Ван Лиоты какие-то, - ответил Эдвард Гисли, внезапно трезвея и внимательно глядя на подростка.

Он неприятно потирал пальцами друг о друга. Словно испытывал зуд. И этот жест раздражал Дэна до крайности.

«Ван Лиоты… какие-то». Струны лопнули, натянутые до предела.

Дэн ощутил, как его внутренняя энергия скрутилась в жгуты, готовые удавить всех Светлых магов разом. Сколько бы их ни было.

Это был первый случай, когда Дэн Софет ван Лиот открыто использовал энергию семьи. Он не думал, что при таком скоплении Светлых магов может утратить семейную эмоцию как таковую, не думал, что может оказаться полностью лишённым сил, может, в конце концов, погибнуть физически. Откровенно говоря, мальчик вообще не размышлял в момент, когда нанёс удар. Ему хотелось видеть всех Светлых в этой комнате мёртвыми. Он отчётливо себе это представил – как они задыхаются и падают, умирая в страшных муках. Представил в чётких анатомических подробностях, как перехватывает дыхательное горло у каждого из магов. Они умрут, а он, Дэнни, переступит через их ещё тёплые тела и отправится в свою комнату. Там он возьмёт книгу и скрипку. И уйдёт навсегда из Азельмы. А может, и вовсе из Тирны.

Тревис и Гисли, сидевшие перед ним, и впрямь оба схватили себя за шеи, сипя и задыхаясь. Нехорошо, судя по всему, стало и Чезаре Розу – он побледнел и прерывисто вздохнул. Но десять Светлых магов на одного юного Тёмного – слишком большой перевес, даже если этот Тёмный впал бы в аффектацию. Другие, которые были подальше, почувствовали дурноту и удушье, но, скорее всего, не сильные.

Дэн так и не успел войти в состояние аффекта - из-за Чезаре.

Держась за горло, как и двое его собеседников, учитель одной рукой дотянулся до ученика и обнял его за плечи. Остальные маги застыли в самых разных позах.

- Я забираю твою боль и разделяю её, - сказал Чезаре очень тихо, но внятно. – У тебя несколько секунд, чтобы бежать. Беги, малыш.

Дэнни потратил эти секунды на то, чтобы вихрем влететь в свою комнату, схватить скрипку и книгу и выскочить в окно. Второй этаж? Какие пустяки для мага Боли! Собственно, никакой боли и не было – кроме той, которая жгутами обвила шеи магов. Чезаре и пополам её не сумел разделить… или у Дэна оказался слишком большой запас.

Он выскочил и, спотыкаясь, понёсся по вечерним улицам Азельмы прочь из города.

«Беги, малыш!»

Часть 2. Музыка и боль

Худощавый, высокий для своих лет подросток с длинными, ниже плеч, чёрными волосами и бледным чистым лицом стоял на рыночной площади маленького городка и наигрывал на скрипке. Близился конец шестого Светлого месяца, стояла ясная, но прохладная погода. Несколько яблок, крупный, очень спелый малиновый помидор, гроздь тёмно-рубинового винограда, наспех обтёртая тряпицей морковка и кривой жёлтый огурец, а также два пирожка непонятно с какой начинкой лежали среди мелочи на вытертом бархате старого футляра. В наполненном солнечной дымкой воздухе летали паутинки. Сразу же за площадью плескалась река – мелкий, ледяной, быстрый Ирх. Река пела голосами давно ушедших людей, брызгала в тех, кто подходил поближе, чтобы набрать воды. По другому берегу шли железнодорожные пути. Иногда по ним, скрежеща и грохоча, проезжал паровоз. В городке имелась маленькая станция и вокзал, похожий на игрушечный, но поезда тут останавливались нечасто.

Скрипач опустил смычок и скрипку, постоял, исподлобья глядя на прохожих. Их мимо шло немало – конец десятидневья, день девятый, когда можно не работать, рыночная площадь, где прилавки ломились от товаров. Возле музыканта остановилась целая семья: бабушки, дедушки, мать и отец, тоже немолодые, их сыновья с жёнами и множество детишек. Скрипач улыбнулся им, не разжимая губ.

- У него чёрная скрипка, - прошептала крохотная девочка с затаённым восторгом.

Музыкант слегка поклонился ей и поднял скрипку к подбородку.

Мелодия, которую он заиграл, считалась народной, хотя написал ее лет триста тому назад известный по тем временам композитор. Но поскольку обычно он создавал унылые гимны для церковных служб, другие пьески, более лёгкие по звучанию, ему не приписывались.

Крестьяне музыку одобрили. Маленькие пустились в пляс, постарше – притопывали на месте, пожилые просто стояли, улыбаясь и тихонько переговариваясь. Постепенно к ним присоединились и другие слушатели.

Черноволосый скрипач следил за тем, как перед ним вырастает толпа. В футляр падали мелкие монетки и крупные яблоки. Мелодия звучала за мелодией.

И вдруг музыка стала жёстче, требовательней, резче. Это отобразилось на людях. Они напряглись, перестали улыбаться, но и расходиться не стали – лишь плотнее сгрудились, налегли друг на друга.

Улыбался только скрипач. Всё шире и обаятельней становилась его улыбка. Вот он тряхнул волосами, съехавшими ему на лицо, и сделал небольшой шаг вперёд. И толпа отступила на шаг. И ещё. И ещё на шаг, два, три. Медленно, зачарованно толпа пятилась назад, и торговки выходили из-за прилавков, и покупатели роняли корзинки и котомки, и присоединялись к толпе. Вот скрипач встал посреди площади, кивнул – и люди, никак не меньше двухсот человек, взялись за руки. Большие и маленькие, юные и старые, мужчины и женщины – все вместе. Взялись за руки, широко улыбнулись, подпрыгнули и вдруг выстроились в цепочку и спустились к пологому берегу. Скрипач шёл за ними. Ещё шаг-другой, и цепочкой, друг за дружкой, люди вошли в реку. Музыкант следил за ними уже без улыбки. Быстрая, ледяная вода захлестнула одного человека, другого, третьего, сшибла с ног пожилую женщину. Около пятнадцати человек уже стояли в воде или входили в Ирх, когда струи реки коснулись ботиночек той самой девчушки, что обратила внимание на чёрную скрипку.

И музыка оборвалась – резко и неожиданно.

Ещё несколько человек упали, идя в воде, но девочка всё стояла на берегу. Скрипач развернулся и бросился бежать туда, где он оставил скрипичный чехол, полный подношений крестьян и торговцев. Схватив его в охапку, рассыпая по дороге фрукты, овощи, мелочь и куски хлеба, скрипач побежал по дороге так быстро, словно от скорости зависела его жизнь.

Его никто не догонял.

Люди были заняты спасением тонущих.

***

Кибитка с бродячими артистами выехала из Нанши рано утром. Наступил последний день лета, канун Нового года, и артисты хотели затемно добраться до Интиссы – города покрупнее и посолиднее. Там и заработать можно получше, и ночлег получить. А в Нанши пришлось бы спать прямо в кибитке.

Саре Натани Форс, хозяйке лошадей, до смерти надоело спать в кибитке.

И то: её сестра, Ильфи, делила свою половину с возницей, дударём и жонглёром – единственным парнем в труппе. А Саре Натани оставалось разве что гладить кота.

Кот, однако, предпочитал ехать на передке кибитки или спать под лавкой, а когда его тискали, начинал драть ласкающую его руку когтями.

В общем, никакой радости от ещё одной ночи в повозке Натани бы не испытала.

Но в пути одна из лошадей захромала. И после осмотра стало ясно: лучше бы труппе Форс остаться в Нанши. А теперь и обратно не повернуть, и до Интиссы не успеть к ночи. А ночью там уже и без них полно будет и музыкантов, и певцов, и фигляров.

Пока Ильфи и Торд распрягали лошадей, Сара Натани стояла, прислонившись спиной к кибитке, и смотрела на дорогу. В Нанши она устала больше своих друзей, валявших дурака и не выполнивших даже половины трюков. И теперь решила, что может заслуженно отдыхать.

Если б не решила – то наверняка прозевала бы этого парня со скрипичным футляром на ремне через плечо. Он шёл быстро, размеренно, и Сара Натани окликнула его. Парень посмотрел на неё мельком и продолжил было путь, но уже через несколько шагов обернулся, потому что Натани умела звать ещё и безмолвно.

Да так, что мужчины обычно бежали на зов, путаясь в ногах, словно маленькие жеребята.

Этот обернулся и остановился, но не побежал.

- Ты маг, - сказал он настороженно и недоверчиво. – Ты Тёмный маг.

Натани улыбнулась и помахала ему рукой.

- Иди сюда. Сейчас лошади отдохнут – и дальше поедешь как аристократ.

Музыкант не спешил следовать зову, и Натани попыталась его притянуть. И неожиданно заметила, что её чары вдруг ослабели. Как если бы она натянула нить, а та вдруг провисла. Девушка нахмурилась.

- И ты маг, - сказала она. – Светлый!

И приготовилась защищаться.

Но парень подошёл к ней и встал рядом, прислонившись к борту кибитки точно так же, как Натани.

- Нет, - ответил он. – Я – Чёрный Скрипач. Порой Светлый, а порой – Тёмный. Как захочу.

Сара Натани посмотрела на него и хмыкнула. Да он совсем ребёнок! Ему небось и семнадцати лет не исполнилось. Может, даже ещё расти не перестал.

- Тоже мне… скрипач. Жаль, что не врач.

- А у вас кто-то болеет? – небрежно спросил парень.

- Ага. Лошадь, - Натани махнула рукой в сторону кибитки, Ильфи и Торда.

- Пойду посмотрю, - подросток поправил скрипичный футляр на плече и отправился смотреть. Сара Натани побежала за ним, чтобы не пропустить невзначай чего интересного.

Но ничего интересного они не увидели. Лошадь по кличке Корица стояла, неуклюже подогнув переднюю ногу и мотала головой. Стоило Торду протянуть руку к её колену, как она начинала брыкаться. Ильфи мельтешила рядом – то погладит животное по храпу, то похлопает по шее, то зароется лицом в спутанную гриву. Натани ощутила ужасную досаду. Казалось бы, вместе росли, а вот же, сестра и понятия не имеет, что лошадь таким способом не успокоить. Тем более – Корицу, которая терпеть не может, когда её гриву трогают. Только Сара может её расчёсывать, и то не каждый день.

Парень со скрипкой отодвинул Торда костлявым плечом, отмахнулся от Ильфи, словно от овода, и сел прямо под копыта Корицы. Видно, он ещё меньше имел понятия о том, как взаимодействовать с лошадьми.

- Давай подержу скрипку, - предложила Натани, но подросток ответил ей мрачным взглядом из-под сбившейся пряди чёрных волос.

- У неё воспалился сустав, - сказал он, - это несложно убрать. Вам очень надо ехать?

- Очень, - протянула нараспев Ильфи.

- Очень надо! – поддержала ленивую сестру Сара Натани. – Но если Корице нужен отдых…

- Нужен, - музыкант положил руку на больное колено лошади. – Иначе она у вас проходит неделю-другую, а потом охромеет насовсем. Придётся продавать её на колбасу.

Потом он сказал:

- Извини, Корица, но будет больно.

Он даже не смотрел на лошадь – уселся, скрестив ноги, боком к ней, а лицом к артистам, стоявшим кучкой, и прикрыл глаза. На его худом узком лице отобразилась очень странная смена чувств - от боли к чувственному удовольствию, словно он получал какое-то удовлетворение от того, что держится за лошадиную ногу. Сначала Корица жалобно, тоненько ржала, но потом притихла.

- Если ты её сейчас вылечишь, мы могли бы добраться до Интиссы к празднику? Если, конечно, погоним лошадей посильнее, - спросила Ильфи.

- Конечно, - кивнул музыкант после некоторой заминки. Он медленно открыл глаза – тёмно-карие, почти чёрные.

- Успеем, - сказала Ильфи.

Но Торд покачал головой.

- Если придётся сдать вашу лошадь на колбасу, другую мы уже не купим, - сказал он.

- Купим, если заработаем достаточно денег сегодня вечером, - отрезала Ильфи.

Музыкант поднялся на ноги и отряхнул брюки.

Натани взяла Корицу под уздцы и повела к кибитке. Лошадь на полпути уперлась ногами в дёрн и опустила голову. Она устала и хотела отдыхать. Решимость Сары достичь города сегодня и без того была изрядно подточена, и она вздохнула.

- Предлагаю забыть о наживе, - сказала девушка. – Отправимся завтра. Нас ждут ещё пять дней празднования. Заработаем что-нибудь. А Корица пусть отдыхает.

Она посмотрела на кибитку и скривилась. Будь у них палатка, можно было бы хоть устроиться отдельно от Торда с Ильфи. А так она себя лишней чувствовала.

- Можно остаться с вами? – спросил музыкант неуверенно. – Меня зовут Дэн… Дэниэл Альсон.

Натани покачала головой.

- Уж и не знаю, - сказала она. – Всё-таки я так и не поняла, кто ты.

Он не походил на гонимого всеми бродячего музыканта. Строго говоря, он вообще не походил на человека дороги. Люди дороги, перелётные птицы – те, кто не задерживается нигде и везде свой… и в то же время – ничей. А этот мальчик, он словно из другого теста.

«Поедешь как аристократ», - сказала ему Сара Натани.

А он, кажется, и есть аристократ. Принц в изгнании, никак не меньше. Вон как держится! Спина прямая, лицо благожелательно-безразличное.

- Да оставайся, конечно. Эта недотрога любого прогонит, но мы-то не такие, - сказала Ильфи.

- Ильфина Бетани! – возмутилась Натани. Но было поздно.

Музыкант снял со спины дорожный мешок и положил на землю. А сверху пристроил футляр со скрипкой.

А Ильфи уже успела вытащить из кибитки котелок и другие пожитки – приготовилась разводить костер и готовить обед. Проснувшийся кот потянулся, пошевелил пальцами и отправился искать местечко поближе к огню и еде.

- Давайте откатим кибитку подальше от дороги, - предложил Торд. – Думаю, Гвоздика справится одна. Тут всего-то на четверть прогона сдвинуться. Поможешь, парень?

- Я Дэниэл, - напомнил музыкант.

- А я Торвальд Бренсон, или просто Торд. – Это Ильфи, а она – Натани.

Дэн окинул обеих девушек долгим и внимательным взглядом. Как если бы видел их впервые.

Встал, не спеша подошёл к кибитке.

Гвоздика и впрямь бы справилась сама, если бы ей не мешала двойная упряжь – её следовало подхватить, чтобы не путалась у лошади в ногах, и либо полностью отстегнуть и перепрячь заново лошадку, либо просто поддержать, чтобы сдвинуть повозку. А уж потом распрячь Гвоздику и стреножить.

Ну а что толку перепрягать?

По тому, как неумело Дэниэл Альсон работал, можно было сделать вывод: парень точно городской и никогда не работал. Наверное, всю свою жизнь – сколько ему может быть лет? Шестнадцать? – он только и делал, что пиликал на скрипке. И явно не по трактирам.

Натани решила ему не доверять. И при случае проверить его карманы.

Бродячие артисты – люди ловкие. И хотя до откровенного воровства им ещё не приходилось опускаться, девушки нередко пользовались проворством своих пальцев не только показывая простому люду фокусы.

…А можно и отказаться от обета и применить чары. Тоже соблазнительно. Натани скучала по дням, когда мать и отец ещё не принудили своих девочек отказаться от магии. Натани тосковала по магии, как пьяница по бутылке. А ведь чего проще: эмоция их ложи – властность. Эмоция их семьи – принуждение. Работать против чужой воли Сара Натани и Ильфина Бетани умели очень хорошо. Им с младенчества удавалось вертеть людьми так, как захочется.

Развели костерок, скрывшись с лошадьми и кибиткой за небольшим пригорком от посторонних взглядов с дороги. Набрали в котелки воды из ручейка, напоили лошадей, потом поставили греться воду для чая и каши. Музыкант оказался парнем хмурым и молчаливым. При нём и сёстрам болтать не хотелось.

Может быть, поэтому обед получился такой скучный и невкусный?

Вон, даже кот смотрел на кашу с потрохами в негодовании. Ну ничего, нынче вечером будет праздник, и они угостятся получше.

***

Несколько лет подряд Дэнни проводил бессонник в участке или в квартире Роза. Выпивалось под вкусную еду много бутылок ирнара, традиционные пирожки с круглыми дырочками, из которых выглядывала начинка, съедались под одобрительные комментарии – все искали «тот самый» с монеткой или миниатюрной подковкой из серебра. Столы ломились от яблок, груш и винограда, фаршированные рыбы грустно смотрели глазками-изюминками на едоков. Пелись песни про Спящего, шутились шутки про бессмертие. Играли в «моргалку». Кто глаз ни разу за ночь не сомкнёт – тот ещё сто лет проживёт… гости много пили и курили, и Дэну разрешалось не бегать туда-сюда из комнат в кухню и обратно, прислуживая всем. Обычно он, взяв пару пирожков и гроздь-другую винограда, уходил к себе и засыпал под песни, шутки и смех.

Раньше, в родном доме, праздник проходил как-то иначе. Да, там тоже были пирожки и рыба с изюминками вместо глаз. Но бабушка всегда рассказывала о том, как важен первый сон, который надо поймать на излёте новогодней ночи, о том, как толковать приметы и знаки, и как настоящий маг должен практиковать метод осознанного сна. В самом начале застолья они все вместе создавали музыку – без нот, согласовываясь по наитию, чувствуя общую на всех мелодию. Души смыкались друг с другом, и не нужны были ни ноты, ни дирижёр, чтобы родилась музыка.

Но такого тихого и спокойного праздника у Дэна не было никогда. Он, конечно, с удовольствием поговорил бы с этой славной девушкой с длинными каштановыми волосами, заплетёнными в сложную причёску. Из неё выбивались непослушные волнистые прядки. А глаза всё время сердито блестели, словно она мысленно спорила с кем-то. Не с ним ли?

Бродячие артисты напряжённо молчали, и Дэн решил, что это из-за него. Он им никто, чужой человек. Мешает им. Не дал продолжить путь. Он даже думал всё-таки уйти, но так не хотелось провести праздничную ночь одному, под кустом! А ведь ночи стали довольно холодными.

Девушки тем временем готовились к празднику. Конечно, они не могли напечь пирожков или нафаршировать щуку хлебным мякишем, морковкой, луком и репой. У них были только яблоки и виноград, сладкие сухарики, засахаренные фрукты и кусок запечённого окорока, завёрнутый в промасленную бумагу. Как пояснила Натани, окорок им даровали в трактире Нанши за то, что они устроили там танцы.

Дэн поневоле подхватил их настроение и поддался суете. У него в мешке лежали две бутылки ирнара и копчёный говяжий язык – недавний случайный заработок. В обед он постеснялся предложить его, а сейчас бутылки показались ему поводом для того, чтобы подойти к девушкам и спросить, где их поставить и не надо ли чем-то помочь.

- Возьми вон там нож и порежь хлеб и мясо, - сказала Сара Натани, убирая с лица выбившийся из причёски локон рукой с зажатым в ней маленьким ножиком. Локон снова упал ей на глаз, и девушка сердито на него дунула.

Дэн присел рядом, развернул голову Натани к себе и заправил прядь в причёску. Девушка несильно толкнула его под руку и фыркнула.

- Не трогай меня без спросу, - сказала она.

Дэн пожал плечами. Ему не требовался никакой спрос.

Когда язык и хлеб улеглись аккуратными ломтиками на кусочке полотна, Натани управилась с яблоками – нарезала, положила в глубокую миску, засыпала сахаром.

- Сколько тебе лет? – спросила она, и Дэн услышал в её голосе воинственность. Словно она приготовилась то ли к спору, то ли к поединку.

Какая странная девушка. Дэн её не понимал. Почему она сердится?

- Пятнадцать, - соврал он. Пятнадцати ему ещё не исполнилось.

Она снова фыркнула.

- А мне двадцать, - сказала она с выражением глубокого превосходства. И, видимо, считая раунд выигранным, выдернула из волос шпильки и стала укладывать причёску заново.

- Я из ложи Боли, - сказал ей Дэн.

- Ага, конечно, - Натани уронила шпильку в траву. Дэн её поднял и передал ей. Девушка взяла шпильку, на пару секунд задержав пальцы на его руке.

Ван Лиот перевёл дух только после того, как все локоны оказались стянуты в пучок, закреплённый шпильками. Натани искоса посмотрела на него и улыбнулась. У неё была славная улыбка, кроме того, Дэну никто ещё так не улыбался.

- Если догадаешься, из какой я ложи – получишь поцелуй. В щёчку, - добавила она. – Потому что ты ещё маленький.

Ильфи хихикнула, напоминая о своём существовании. Дэну она не нравилась – мелкие черты лица, невыразительные глаза, грубоватое сложение. И голос не очень красивый, как у надтреснутой флейты. Дремавший по ту сторону костерка Торд сразу же распахнул глаза и подозрительно уставился на всех. Дэну он нравился даже меньше Ильфи – этакий слишком складный и слишком крикливо одетый малый с красивым, но глуповатым лицом.

- Что такое? – спросил Торд, приглядываясь к Дэну взглядом ревнивца.

- Дэниэл – маленький, - сдавленно хихикнула Ильфи. – И не может угадать нашу ложу.

Дэн рассердился и отошёл от костерка.

- Ложа Власти, - пробормотал он тихонько. – Тоже мне, секрет.

Когда совсем стемнело, он вернулся и сел рядом с девушками и Тордом – возле доски, поближе к огню.

Зелёный ирнар, напиток терпковатый и с кислинкой, разлили в четыре разномастные кружки. Подождали, пока спадёт кружевная пенка, сдвинули бокалы, прокричали:

- Ясных снов! Наши сны остаются с нами!

И засмеявшись, выпили.

- Тихо-то как вокруг, - сказала Ильфи, прижимаясь боком к Торду.

- Ну как, Дэниэл, есть предположения насчёт нашей ложи? – спросила Натани у Дэна, посмеиваясь.

- Нет, - буркнул он. – Но не ложа Боли.

- Почему это? – фальшиво удивилась Ильфи.

- Потому что, прекрасная госпожа, ложу Боли почти полностью истребили Светлые маги, - сказал Дэн язвительно. Про то, как легко различить по мелодии голоса, врёт человек или нет, он говорить не стал.

- Ладно, не фыркайте тут, - Торд снял с пояса деревянный чехол с дудочкой. – Давай-ка лучше сыграем все вместе. Доставай бубен, Иль, а ты, Натани…

Сара Натани кивнула.

- Скажи только, с чего начнём, - сказала она.

- Да хоть «Первый час Тёмного», - подсказал Торд тоном искусителя.

Дэну понравился выбор. Во-первых, он эту песню хорошо знал. Во-вторых, это новогодняя песня, в самый раз для сегодняшней ночи. В-третьих…

В-третьих, ему просто до зуда в кончиках пальцев хотелось что-нибудь сыграть в этой компании. Нельзя сказать, чтоб в дружной и благожелательной, но всё-таки славной компании.

Он настроил скрипку довольно быстро, а чтобы сыграться с Ильфи и Тордом, не понадобилось и этого. Дэн лишь повёл мелодию, а дудка и бубен вторили ей.

Сыграли вступление и первый куплет, как вдруг в их трио свежим ветром ворвался голос Натани – почти такой же, каким она разговаривала и смеялась, только куда как более сильный, полный и звонкий.

Потом они играли «Часики», потом «Танец Миры». Дэн не помнил, чтобы музыка приносила ему столько удовольствия. Пожалуй, даже счастья. Оно наполняло его столь сильной и желанной энергией, что хотелось не просто жить – хотелось носиться по полям, как глупый щенок, хотелось смеяться и любить.

Кого?

Дэн прикрыл глаза, не желая даже думать об ответе на этот вопрос.

«Я люблю музыку, и больше нам никто не нужен», - думал он.

По крайней мере, ему хотелось, чтобы так было.

Звёзды срывались с неба одна за другой, становилось холодно и сыро, музыканты жались всё ближе к костру… и никто даже не подумал перед сном поиграть в «моргалку» - никому здесь не хотелось думать о том, сколько ему ещё жить на свете. Ильфи и Торд улизнули в кибитку, и Натани проводила их взглядом, но не сдвинулась с места.

Дэн зачехлил скрипку и сел к ней поближе.

- Обними меня, - попросила девушка.

- Я же слишком маленький для тебя, - усмехнулся Дэнни, но просьбу выполнил. Но когда прижал Натани к себе посильнее, она тихо засмеялась и спросила:

- Угадывать будешь?

И он, отстранившись, предположил:

- Ложа Смерти?

Натани расхохоталась уже гораздо громче.

- Фуу, какие гнусные мысли! У тебя осталось две попытки, - лукаво сказала она.

- Мне не нужен твой поцелуй в щёчку, - ответил Дэнни.

Его лицо вдруг стало очень, очень горячим. И онемели руки, особенно пальцы. Даже дыхание сбилось – как если бы кто-то окунул его в кипяток целиком, как цыплёнка.

Да, одним поцелуем в щёчку тут не обойтись! Или всё, или уж ничего.

Но Сара Натани, видимо, решила, что ничего – всё-таки проще, и с видимым сожалением отодвинулась в сторону. Взяла приготовленные заранее одеяла, расстелила одно у огня, вторым укрылась сама. На долю Дэна остались лишь старая стёганая куртка и плед. Он лёг поблизости от Натани, там, где земля немного прогрелась от костра, и ещё так, чтобы в случае чего подбросить в огонь поленце-другое.

Девушка поёрзала, укладываясь поудобнее, вздохнула и притихла. Дэнни не спал ещё очень, очень долго. Во сне Сара Натани прижалась к нему, тихонько и мерно дыша, но он так и не решился обнять её плечи. В темноте тихо потрескивали дрова, и тепло костра согревало их, но лишь с одной стороны.

Только к рассвету огонь погас.

***

Нельзя сказать, что Упырёк вышел из тюрьмы другим человеком – пожалуй, нет. Это был всё тот же щуплый и низкорослый некромант, только теперь ещё и совершенно одинокий. Ни сослуживцев, ни учителя, ни даже сокамерников поблизости не наблюдалось. Упырёк освободился через три года после памятного ареста и отправился на закреплённое за ним кладбище с твёрдым желанием бросить пить. А очнулся уже следующей осенью на берегу озера, и долго смотрел на своё отражение. На плече зудел расчёсанный до крови знак ложи Смерти, видневшийся из-под разодранной рубашки. Под глазами – слегка несимметричные фингалы. Нос расквашен, а волосы отросли клочьями и торчали во все стороны.

Итак, ему, вероятно, исполнилось двадцать три или двадцать четыре года, и он двенадцать месяцев где-то болтался, как большое буйволиное дерьмо в пруду. Нет, он, кажется, провёл на своём кладбище несколько месяцев, и ещё, кажется, две недели был на исправительных работах – чистил с другими штрафниками ров вокруг тюрьмы… Но всё остальное время в памяти Упырька слилось в единое серо-лиловое похмелье, оживляемое яркими, но не очень чёткими вставками из попоек.

Дард окунул голову в озеро. Мелькнула мысль не выныривать, но уже через секунду лицо заболело от холода, а лёгкие сжались, и он распрямился, рыча и крякая, и мотая головой, как собака.

Вода-то какая холодная. И небо как льдинка. Ага, точно, вчера же с мужиками из деревни пили за новый год. Правда же? С мужиками. А из какой, спрашивается, деревни? И что за озеро?

Упырёк набрал воды в обе горсти, побрызгал себе в лицо. Надо же, как быстро пролетел год. А как будто только что вышел. На теле рванина, в кармане ни гроша – точно так же, как после тюрьмы!

Он встряхнулся и побрёл вдоль озера, пока не вышел на довольно ровную, хорошо укатанную дорогу. Видно, вела она куда-то в хороший крупный город. Близ деревенек дороги обычно разбитые, грязные. А тут – проспект, а не дорога!

Он шёл медленно, то и дело присаживаясь, чтобы перевести дух, и сам себе казался стариком. У него ничего не болело, не ломило и не ныло – ну, разве что синяки на роже, если их трогать. Даже удивительно – не болит ничего, а идти тяжело. Как будто после болезни какой-нибудь. Хорошая, ровная дорога вдруг разветвилась, и Дард увидел по левую руку аккуратные пригороды родного города Сольме, а по правую – горы. Где-то там, как ему было известно, стояла крепость под названием Тартута – место мрачное и для Тёмных магов, пожалуй, последнее, где им хотелось бы оказаться. Это вам не городская тюрьма Сольме, где кормят три раза в день и где лишь слегка подавляют эмоциональный фон – лишь бы заключённые не передрались между собой. Про Тартуту ходили самые жуткие слухи. Говорили, что над Тёмными магами там проводят какие-то опыты – превращают их в чудовищ, начисто лишают эмоций, отчего маги становятся послушными марионетками, которые долго не живут. А как тамошнее кладбище отпугивало магов! Поговаривали, что некроманты ни за что не хотели там оставаться даже за жалованье, превышающее оплату за труды обычных кладбищенских сторожей вдвое и даже втрое!

Сарвен Дард почесал в затылке и повернул направо. В его голове светилась нежным светом единственная, но чёткая и яркая идея: поселиться при тюремном кладбище и безнаказанно заняться исследованием жив-курилок, у которых нет остаточных эмоций. Чистеньких, как младенцы, даже чище.

***

Утро заявило о себе требовательным лошадиным ржанием. У Корицы и Гвоздики кончился корм. Они возмущённо дёргали головами, трясли пустыми торбами на шее и повизгивали от злости.

Натани села и застонала: тело её озябло и плохо слушалось. Хорошо ещё хоть, Дэниэлу пришло в голову укрыться всеми одеялами и пледом вдвоём, прижавшись друг к дружке потеснее. Но она всё равно замёрзла.

А мальчишке, кажется, до этого никакого дела: вон как крепко спит.

Увидев, что Натани зашевелилась, кот, спавший на ногах Дэниэла, потянулся и вопросительно мяукнул. Наверное, ему тоже хотелось есть.

Натани воровато взглянула на него и отвернулась, читая, что написано на листке бумаги, завёрнутом в аккуратный конвертик. Она вытащила его ночью из внутреннего кармана куртки Дэниэла, ещё когда они обнимались у костра. Увы, ночь – не лучшее время для чтения, тем более, что документы такого рода частенько печатают не слишком-то отчётливо. Да и читать при Дэниэле она бы не решилась. Зато теперь можно.

Сара Натани прочла аккуратные буковки, нахмурилась и перечитала вновь. Затем принялась разглядывать печати. Главное управление Комитета по делам незарегистрированных Тёмных магов. Центральный участок Комитета в городе Азельме. Дэниэл Альсон, Светлый маг Второй степени.

Натани и не заметила, как ей стало жарко. Правда, пальцы всё ещё вздрагивали, да и мурашки бежали по спине как от озноба.

Она встала на колени около Дэниэла и растолкала его. Даже не думая о том, что делает. О том, что мальчишка испугается и наделает сдуру каких-нибудь опасных глупостей.

Ей было нехорошо оттого, что они ему доверились. Он лечил их лошадь. Он встречал с ними праздник. Она рядом с ним спала всю ночь. И что ещё хуже – они с ним играли и пели, разделили с этим проходимцем-Светлым музыку. А потом спали рядом с ним. Натани делалось тошнее с каждой секундой.

- Дэниэл! Нет, ты проснёшься и сейчас же всё объяснишь! – гневно приговаривала Сара Натани, и в конце концов скрипач открыл глаза.

Красивые, между прочим, глаза. Тёмно-карие, ясные в свете утреннего солнца. С длинными прямыми ресницами.

- Ложа Власти, ведущая эмоция – влечение, эмоция семьи – поклонение, - сказал он совершенно не сонным голосом. Но непохоже, чтоб до конца проснулся. Лежал с непонимающим видом и даже не пытался ни защищаться, ни нападать.

Дрожа и едва не плача, Натани отшатнулась от него.

- Как ты узнал?

- Я всегда знал, - Дэниэл сел, кутаясь в плед. Его острые плечи подрагивали в ознобе. – Зачем ты встала? Вдвоём было теплее.

Натани сунула ему под нос твёрдый белый прямоугольник. Дэн попытался его схватить, но Натани не дала.

- Читай! – приказала она и вновь ощутила неповиновение. И усилила чары.

- Ох, - сказал Дэниэл и тяжело вздохнул. – Эмоции ложи Власти… Перестань. Я не хочу разделять или просто противиться. И забирать на себя не хочу. Мне не надо, понимаешь? Натани!

- Читай!

- Дэниэл Альсон, Светлый маг Второй степени.

- Маг ложи Боли? Ты вчера так представился, да?

Сара Натани ударила его по щеке сжатым кулаком. Дэниэл поймал её руку, и Сара внезапно заметила, какой маленькой кажется она в его ладони. У него сильные крупные руки и длинные пальцы – руки и пальцы музыканта. И сам он, несмотря на юный возраст, ничуть не слабей Натани. Конечно, она акробатка, и наверняка ловчее его и быстрее, но сила на стороне Дэниэла.

- Я маг ложи Боли, Сара Натани, - сказал Дэниэл. – И я – Светлый маг второй степени, ученик Светлого мага из Комитета.

- Так не бывает!

- Бывает!

- Убирайся!

- Я хочу остаться с вами! Ненадолго. На месяц или два. Прошу тебя!

Натани всё-таки заплакала. Ей было обидно. Она в него поверила.

- Тогда ты должен выбрать, - сказала она. – Нельзя быть наполовину Тёмным и наполовину Светлым.

- Можно, - тихо сказал Дэниэл. – Я же есть!

- Ты должен выбрать, - повторила Натани.

И Дэниэл взял из ее руки документ. Поворошил веточкой тёплую золу костерка, раскопал горячие угольки, подкинул сухой травы и веток, подул, взметая вихри пепла. И едва разгорелся огонёк, скормил ему лепесток твёрдой бумаги со своим именем и печатями Комитета по делам незарегистрированных Тёмных магов.

- Мне надо остаться с вами, Натани, - сказал он так, словно был ещё и магом ложи Власти. – У меня есть дело, и я уже понял, что одному мне не справиться. Я расскажу тебе всё, а пока предлагаю перемирие.

Натани шмыгнула носом и только тут поняла, что плачет.

- Давай приготовим завтрак, разбудим Ильфи и Торда и поедем. Лошади отдохнули, погода прекрасная…

- Да, - Натани кивнула. – Давай. Ты готовишь завтрак, а я кормлю лошадей. Идёт?

Дэниэл согласился с радостью, удивившей Натани.

- Я не умею с лошадьми, - сознался он.

- Это я заметила, - мстительно ответила Сара Натани, и вдруг поняла, что согрелась и что настроение у неё приподнялось. Взглянула на Дэна и поняла.

Он играл её эмоциями как хотел. Всё это время.

«Будь ты постарше, я бы влюбилась в тебя», - подумала Сара и пошла к Гвоздике и Корице, которые, увидев её, принялись рыть передними копытами землю.

***

Чезаре Роз выбрал трубку с можжевеловым чубуком и терпковатый табак «Слеза ведьмы». Он удивительно сочетался с ароматом смолистого дерева.

Перед ним лежала коричневая кожаная папка, в которой находилось всего несколько листков. На одном из них мерцал тусклым серебристым светом знак Ордена Отражений – круг с восемью извилистыми лучами, напоминающий детское изображение солнца. Напечатанные на пишущей машинке несколько строк давали очень скупую характеристику Дэниэла Альсона, мага второй степени.

Такой же знак должен носить каждый Светлый. Он с помощью магии, доступной лишь Вершителям, въязвлён под кожу на правом плече. Сам Вершитель не обязан при этом находиться рядом с тем, кого метят. Ему достаточно знать о нём. И он знает. Во всей Тирне не наберётся и троих Вершителей, и где они есть – мало кому известно.

На левом же плече у Тёмных магов под кожей находится знак Ордена Теней. Иногда там же тускло сияет знак ложи, к которой принадлежит Тёмный – он появляется в том случае, если генерал ложи встречается с этим магом лично.

И когда маг творит чары, его знак, невидимый под одеждой, слегка пульсирует. А его оттиск на бумаге, которая должна храниться в кабинете одного из участков Комитета, светится. Ловцы же и без бумаг могут уловить магические импульсы. Стоит им запомнить эмоцию и её особенности (а они у каждого мага непременно имеются), как ловец посылает мысленный сигнал секретарю Комитета, который сверяет магический отпечаток со слепками мага в своей базе данных. Это процесс не слишком быстрый, но если секретарь человек расторопный и хорошо знает своё дело – то с помощью магии справляется не меньше, чем за несколько минут.

Но делом Дэниэла Альсона новый глава Комитета Тирны занимался только лично. Без секретарей и ловцов. Дэнни наверняка даже не ведал, когда Вершитель мысленно коснулся его правого плеча. А вот знака Тёмного мага на левом у Дэнни до сих пор не было.

Неделю назад, в первый день первого Тёмного месяца оттиск знака Дэнни на бумаге потускнел. Совсем он не исчез – значит, мальчик не умер и не был убит, но почти перестал светиться. Что это могло означать – Роз понятия не имел.

Он попытался связаться с ним мысленно. Но в ответ услышал только мелодию – красивую, кстати сказать! Это была старая песня про человека, отомстившего врагам за то, что они убили его любимую. В ней ни слова не говорилось о магии, зато много о мести и чести. Песню Чезаре слышал с той поры неоднократно – в исполнении то скрипки, то звонкого женского голоса, то бархатистого, приятного баритона. На голос Дэна это было похоже только отдалённо, но вполне вероятно, что так будет звучать пение мальчика через пару лет усиленных занятий по вокалу. Дэнни заблокировал мысленный канал связи с Чезаре доступным ему способом – музыкой. Это был не новый приём – многие маги использовали мысленный блок в виде навязчивой мелодии, но у малыша это выходило виртуозно. К тому же он наверняка выдумал этот способ самостоятельно: Роз его такому не учил.

После нападения Дэна на магов в его доме Чезаре оказался под следствием как маг, укрывавший Тёмного. Пришлось предстать перед Главой Комитета, престарелым Уинфредом Хувером, и рассказать о Дэнни – что оказалось непростой задачей, учитывая, сколько Розу необходимо было утаить.

- Вы ведь понимаете, эн Роз, всю тяжесть вашего нарушения?

Чезаре, сидя перед Главой в его кабинете, покаянно кивнул.

- Я бы не смог отдать мальчика на растерзание «тайному кругу», будь он хоть десятикратно Тёмным магом, - сказал он негромко, но отчётливо. Пусть каждое его слово отпечатается в памяти Хубера!

- Вам следовало запереть его в камере вашего участка. В участке охрана, патрули сменяются один за другим, что могло бы случиться с мальчиком плохого? Его наверняка отправили бы в ссылку с родителями, по малолетству никакая казнь ему не грозила. Ведь любой бы понял, что такой маленький мальчик – лишь орудие, а не настоящий убийца. Политика Комитета достаточно снисходительна к юным магам, эн Роз! Да и не только Комитета – всего государства. Вряд ли маги «круга» хотели его убить…

Чезаре слушал, глядя в стену над плечом Хубера. Время от времени он кивал.

- А вместо этого вы, как оказалось, четыре года укрывали преступника! – повысил голос старик.

Голос у него был знатный – мощный, густой. Да и весь вид Уинфреда Хубера внушал уважение: коренастый, седовласый, с небольшой аккуратной белой бородкой, с ясными светло-голубыми глазами. Глава Комитета словно светился белым и голубым светом. В серых форменных брюках и шляпе, мундир он предпочитал носить бледно-голубого цвета, а нашивки заказывал златотканные.

Главу Комитета начальники участков видели каждую неделю на поверке, и очень любили его за внимательное отношение к каждому. Он умудрялся помнить весь офицерский состав шести участков Азельмы поимённо, знал многие их семьи. Лично награждал каждого приставленного к награде ловца и лично же отчитывал серьёзно проштрафившихся.

Но Чезаре считал, что у Хубера что ни делается – всё чересчур напоказ.

Уинфред перечислял все ошибки и прегрешения, как прошлые, так и, кажется, будущие. Розу оставалось только делать вид, что он слушает.

- Я хотел сделать из него Светлого мага, - сказал Чезаре, когда Хубер закончил свою речь вопросом о том, чего он, собственно, добивался таким своим поведением.

- И как? Удалось?

- Время покажет, - пожал плечами Чезаре. – Если его травить собаками, он, пожалуй, никогда не придёт к Свету. Если его ловить, обвинять, наказывать… мы же Светлые! Зачем объявлять охоту на мальчишку, который напал на магов потому, что они, пьяные, цинично обсуждали кончину его несчастных отца и матери?

Чезаре привстал, говоря это, но, закончив, откинулся на спинку кресла. Отчаянно хотелось закурить.

- Вы поступили не по закону, - начал Хубер, но Чезаре прервал его:

- Я поступил по совести. Не как маг Ордена Отражений с зыбкой моралью, но как Светлый маг. Если и есть что-то превыше закона – это человеческая совесть.

- И вы готовы за эту совесть отправиться на расстрел? – Уинфред Хубер удивлённо приподнял белые брови. – Готовы сгнить в тюрьме, лишь бы какой-то мальчишка, убивший короля, ушёл от наказания?

- Вы сами сказали, что он лишь орудие, - устало ответил Чезаре. – Не за что его казнить. Из него может вырасти великий человек, могущественный маг. И я бы приложил все усилия, чтобы это был Светлый могущественный маг, добрый и справедливый. А вы? Вы бы казнили его или бросили гнить в тюрьме! И к этому времени, к четырнадцати годам, получили бы или бессловесную тень, ничего не умеющую и не чувствующую, или труп, или безумца, карающего на своём пути и правого, и виноватого.

- Как вы смеете так говорить о Комитете, об Ордене, эн Роз! – загремел бас Хубера. Из приёмной кабинета выглянула голова встревоженного секретаря. – Вы здесь пока ещё служите!

- Это потому, что мне не всё равно, где служить, и я хочу служить и дальше! Но только честь по чести. А мои понятия о чести не включают в себя уничтожение маленьких мальчиков ради репутации Ордена!

И хотя Дэнни был уже далеко не маленьким, Уинфред Хубер понурил седую голову.

- Но ведь он едва не лишил жизни двоих, а то и троих старших офицеров. В том числе эна Гисли, который является кандидатом на моё место, - угрюмо сказал он.

- Да, конечно, идеальный кандидат, - махнул рукой Роз. – Когда он заступит на ваше место, я, пожалуй, уеду в провинцию и сделаюсь там простым ловцом. Не хочу служить под его непосредственным началом.

- Вот как? – заинтересованно спросил Хубер.

Роз изобразил кислую улыбку. Надо полагать, встреча их подошла к концу. Можно было вставать и идти, но Чезаре знал, что Уинфред всегда оставляет последнее слово за собой, и ждал, пока это слово будет произнесено. А Глава, видимо, ещё не придумал, как подвести черту. Наверняка следовало как-то обозначить наказание для начальника Центрального столичного участка. Что-нибудь изощрённое, чтобы в другой раз подумал, прежде чем позволять своей совести подобные фортеля.

Чезаре отлично его понимал. Ведь в самом деле нарушил закон. Хоть и не мог иначе.

- Если б вы смогли вернуться в тот день, - сказал Уинфред, сложив пальцы замком и подперев ими подбородок, - то как бы поступили, зная, что вас ждёт справедливое взыскание?

- Если бы знал, что оно будет действительно справедливым, эн Хубер, я поступил бы точно так же. Увёз бы мальчика и спрятал. Я Светлый и не занимаюсь уничтожением детей.

- Хорошо, - буркнул Хубер. – Вы свободны. Считайте, что это был строгий выговор. Получите у секретаря приказ через два часа.

Чезаре поднялся и помедлил несколько мгновений, размышляя, как половчее спросить, что будет в том приказе.

Спустя два часа он стоял на крыльце управления, курил одолженную у секретаря сигаретку и перечитывал бумагу круглыми от изумления глазами.

Его назначили на должность Главы Комитета Тирны. Наказание и одновременно поощрение от Уинфреда Хубера, хитрого старикана.

Вспоминая об этом дне, Чезаре каждый раз думал – а не придумал ли Хубер хитрый шаг ещё до начала их беседы? Ведь не хотел же он, в самом деле, передать все дела Эдварду Гисли? Этому выскочке и лицемеру?! Кстати, Гисли очень тяжело перенёс известие о том, что Роза не только не посадили в тюрьму, но и значительно повысили в звании. Даже то, что самого Эдварда тут же перевели на бывшую должность Роза, не утешило офицера. Фраза «жаль, что я не пристрелил твоего мальчишку сразу же, как только вошёл в твою квартиру», была, пожалуй, единственной, не содержащей никаких оскорблений. Остальные касались как морального, так и физического облика нового Главы Комитета. И, памятуя о строгости и справедливости Хубера, Роз назначил Гисли взыскание, но с должности не снял. Пусть поработает на благо Ордена, пусть.

…Но погасший знак на листке бумаги притягивал к себе внимание Роза и возвращал его мысли к Дэнни.

Чезаре отдал приказ Светлым магам находиться в той деревне, где содержался Гудвин ван Лиот. Пусть поджидают Дэнни там. Скорее всего, он захочет повидать брата – он единственный, кто остался от всей семьи Лиотов. На всякий случай Чезаре приказал двоим ловцам отправиться и в колонию на границе с Хихином, где похоронили отца и мать ван Лиотов. Он, правда, сомневался, что Дэнни отправится туда. Нет, Чезаре делал ставку на Гуди.

Ещё он собирал слухи о скрипаче – то какой-то парень с чёрной скрипкой заставил несколько десятков слушателей прыгнуть в реку, отчего пять человек утонули, то некий юнец заставил двух ловцов танцевать, пока они не рухнули без сил, а потом убежал. То из одной деревни, то из другой к Чезаре приходили мысленные сообщения о скрипаче. Он играл в таверне и зачаровал своей игрой жадных хозяев, играл на площади и усыпил больше сотни людей, довёл старого Светлого мага до сердечного приступа тревожной и агрессивной музыкой. После этого, правда, что-то заставило парня опомниться, и он вылечил старика.

И все эти деревушки и городки, откуда поступали сведения о так называемом Чёрном Скрипаче, все они находились на пути к юго-восточной горной гряде. К месту, куда определили на поселение Гудвина Софета ван Лиота. Чезаре угадал. Впрочем, вполне предсказуемо: проведший столько времени взаперти, Дэнни просто не имел возможности научиться заметать следы.

***

Список ссыльных деревень Тирны невелик. Не так-то много осталось незарегистрированных или просто преступных Тёмных после первой чистки, случившейся около двадцати лет назад. Так что и самые старые жители деревни и её окрестностей не знали точно, как она сейчас зовётся.

Неудачное место выбрали когда-то основатели этого посёлка!

Свет жителям заслоняла горная гряда с юга и юго-востока, шустрая речушка то пересыхала, оставляя зловонное болотце единственным источником воды, то вдруг вздувалась, заливая огороды, дорогу и пастбище. За недостатком дневного света на огородах одинаково худо росли все овощи, дети родились сплошь рахитичные, а подавляющее число жителей деревеньки постоянно ощущало равнодушное уныние и почти не испытывало душевного подъёма. От плохой воды часто болели люди и козы. По скверным дорогам в деревушку редко добирались торговцы, да и торговля тут была плохая.

К началу правления Грета Кешуза в деревушке почти не осталось местных уроженцев – так, три семьи на два дома, а старожил так и вовсе один, изъеденный артритом старик с помутившимся рассудком. Остальное население составляли немногочисленные ссыльные и стражи. Все они были одинаково унылыми, надломленными и безразличными ко всему, кроме еды.

Поэтому, когда в деревеньку то ли Сонную, то ли Бессонную приехали Светлые маги, никто даже не шевельнулся полюбопытствовать – для чего они решили здесь поселиться. Приехали и приехали. Шестеро. Привезли две телеги скарба и провиант. И по слухам, ещё привезут. Еды видимо-невидимо: как заселились в бывший дом Инаши, так и сновали туда-сюда. И мешки с крупами, и овощей корзины, и вина бочонки. И дом подлатали, и во дворе прибрали. Инаши, который перебрался к снохе, задумал было вернуться – сунули в руки кулёк с просом, капусты кочан и бутылку рапсового масла. Разбогатевший мужик до вечера опомниться не мог.

Но поселились и поселились, про то, что они готовят какую-то пакость, никто и подумать не посмел. Ссыльных, как всегда, утром погнали на работы – старую шахту расчищать задумали, решили, пусть туда лучше эти, бесполезные, первыми пойдут. А про Светлых даже и думать забыли.

А вернулись – узнали, что маги заворожили бесчувственных стражей, сделали и сильнее, и как-то бодрее, что ли. Тех двоих стражей, что на шахты с ссыльными ходили, тоже потом заворожили. Теперь это была Железная стража – под воздействием чар такие люди почти ни для чего неуязвимы. В том числе для магии. Только долго переносить это состояние человек не может – долго потом восстанавливается. И Светлые маги поэтому редко прибегали к созданию Железной стражи. Так говорили.

Деревенские подумали-подумали, да и решили, что маги поселились в их деревнюшке, чтобы всем тут жилось лучше и веселей. И то сказать – привели к Светлым старейшину, который вовсе загрустил и еле с постели вставал. Светлые старейшину вылечили, стал старейшина ходить прямо, хромать перестал. Пришла к Светлым ссыльная на сносях – пригрели и ссыльную, ребёночка приняли, саму подлечили. А интересно маги-Светлые исцеляют – так, посмотрят на болячки твои, да и кивнут тихонечко. Ни руками не водят, ни слов волшебных не шепчут, ни порошков-корешков не суют, как бабка-ведунья раньше, бывало, заваривала да поила болезных.

Неделю маги жили-были в мире и спокойствии, если не считать частых визитов местных жителей. А потом один из ссыльных, парень совсем молодой и совсем сломанный, взбесился.

Он в шахте взбесился, поранил нескольких сотоварищей, а потом выкарабкался наружу и убежал, спрятался в скалах. Нашли его быстро – он забрался на одиноко растущую на утёсе кривую сосну и громко пел. Пение молодого ссыльного было не лишено мелодичности. Только голос уж очень усталый и как будто надтреснутый.

Светлые маги насторожились. Ссыльного они помогли обуздать, чтоб не кусался и перестал петь, а потом забрали его в дом Инаши и сами там закрылись. Будто в засаду засели.

Неспокойно стало в деревне Бессонной. Или в Сонной – это как посмотреть.

***

Больше месяца они колесили по дорогам, прежде чем Дэнни, играя на скрипке, услышал отклик. Он даже вздрогнул и перестал играть, и зрители, зачарованные его музыкой, вздохнули в едином порыве.

Дэн мысленно приказал им задержать дыхание. И услышал голос. Опомнившись, он позволил людям дышать. Натани смотрела на него со страхом.

- Я нашёл, - кратко сказал он.

- Давай хотя бы закончим концерт, - попросил Торд.

- Зачем? Они уже не заплатят, - ответил Дэн, глядя, как разбегается напуганный народ.

- Ты опять не дал нам заработать, - с упрёком воскликнула Ильфи. – У нас совсем мало денег. Что мы будем есть?

Дэн рывком поднял смычок и принялся творить мелодию – жёсткую, негибкую, как будто деревянную. Несколько человек, шагая под музыку, словно картонные куклы, подошли к Ильфи и вложили ей в руки кошельки. Не слишком толстые, конечно, но ведь и не в одну-две монетки!

- Собираемся. Быстро! – сказал он.

Они все трое не любили признавать за ним последнее слово. Но уже знали, что спорить с ним – дело бесполезное. Зато Дэн молчал, если ему не перечили, и скрипка его молчала тоже. А они, пожалуй, уже побаивались чёрной скрипки – хотя он сам себе дал честное слово, что не будет манипулировать артистами с её помощью. Даже противной Ильфи, и даже простоватым Тордом. И уж тем более – Натани.

Но бродячие артисты этого знать не могли.

Голос Гуди звучал в голове Дэна недолго, но он успел сориентироваться. Они взяли путь на деревеньку, отмеченную на карте как место ссылки Тёмных магов, и спустя два дня добрались до неё. Прежде чем появиться в образе актёров, Дэн и Натани спрятали повозку в скалах и велели Торду и Ильфи караулить её, а сами ранним утром отправились на разведку.

Они нашли дом, куда Светлые маги привели Гудвина, сосчитали Железных стражей и ловцов, разузнали, куда какие дороги ведут и сколько ещё ссыльных находится в деревне. Последнее они выведали у болезненной женщины, идущей к источнику за водой, которую тут считали целебной. Узнали они также и то, что сегодня никто из ссыльных на работу не идёт, постановление какое-то от Светлых магов. А что они делают в её деревне, женщина объяснить не сумела.

- Что ж, - сказал Дэн Саре Натани, когда они возвращались к кибитке, - наше выступление тут должны запомнить. Тебе не кажется?

- А просто выкрасть твоего брата мы не можем? – упавшим голосом спросила Натани. – Ты же можешь сыграть им на своей скрипке и заставить сделать всё, что угодно. Усыпить их, забрать брата и убежать!

- Я бы так и сделал, если бы не эти истуканы, - ответил Дэн. – Они вряд ли отзовутся на музыку, у них и эмоций-то нет!

И в полдень кибитка въехала в деревеньку. Торд, правивший лошадьми, с трудом нашёл достаточно просторное место для выступления – хотя Дэн и подсказал ему, где расположиться - напротив развалюшки, облюбованной магами. У дверей этого домика скучали два стража. При виде кибитки они не оживились и не зашевелились – просто продолжали уныло стоять, глядя перед собой.

Жители деревеньки не торопились сбегаться на призывный звон бубенцов в гривах Гвоздики и Корицы и стук бубна, в который била Ильфи. Торд опустил одну из стенок кибитки, устроив помост, а Дэн до поры решил укрываться под пологом, опущенным как занавес. Он лишь выглядывал в щёлку, чтобы посмотреть, как там, снаружи, дела. Призывные звуки дудочки Торда приманили нескольких маленьких, болезненного вида и непонятного пола детишек, следом подтянулись ссыльные. Местные жители, пришибленные, робкие, стояли поодаль, втянув головы в плечи.

Звеня бубенчиками на руках, ногах и даже юбках, Натани и Ильфи станцевали под дудочку Торда. Дэн уже много раз видел этот танец, но не переставал удивляться, как мгновенно, дёргая за потаённые тесёмочки, девушки изменяют свои яркие пёстрые наряды. Юбки становились то синими, то красными, рукава то появлялись, то исчезали на крепких загорелых руках.

Люди, пожалуй, оживились. Послышались редкие одобрительные выкрики, хлопки в ладоши. Дэнни увидел, наконец, то, что хотел: из домишки напротив кибитки вышли пять человек в серо-жёлтой форме ловцов Комитета. Отлично, ещё немного, и можно начинать!

Светлые приблизились. Стражи у дверей домика продолжали скучно стоять на карауле. Ну ничего. Дэнни прекрасно видел, что остальные уже собрались тут, на улице, возле артистов.

Второй танец девушек, акробатический, сорвал уже более дружные аплодисменты. Торд перестал играть – устал, стоял, переводя дух. Дэн проверил, хорошо ли настроена скрипка, проведя смычком по струнам, и с удовольствием увидел, как насторожились ловцы при этих звонких чистых звуках.

- А теперь мы вам сыграем и споём, - объявила Сара Натани звонким, чуть прерывающимся голосом. Она ещё не восстановила как следует дыхание. – Первая наша песня будет для вас, дорогие наши зрители!

И, не дожидаясь, пока Дэн появится из-за занавеса и сыграет вступление, запела.

Ему ничего не оставалось, как вынырнуть из-за полога, на ходу прилаживая скрипку к костлявому плечу и прижимаясь к ней подбородком. Торд подхватил песню первым, затем вступила скрипка Дэна. Ильфи звенела бубенчиками и стучала в бубен, но вторым голосом подтягивала лишь припев. Песня оказалась для здешних незнакомая, и они только притопывали да прихлопывали в такт, но видно было, что им нравится.

Дэн поглядывал на Светлых. Они же не сводили с него глаз. Вторую песню выбрали общеизвестную, весёлую, плясовую. Такую, что и магам не устоять, но они подпевать не стали, хоть и притопывали ногами. Зато ссыльные оживились, подхваченные всеобщей весёлостью.

Зрители требовали ещё и ещё, но в планы Дэна не входило длинное представление.

Пока длилась краткая пауза после песни, он оглядел площадку перед домом с запертым там Гудвином придирчивым долгим взглядом. Около дюжины мирных жителей, если не считать малышей, трое стражей, ещё двое томятся у дверей хижины. Ссыльные стояли жалкой кучкой, десять измождённых людей с тупыми равнодушными лицами. И прямо напротив кибитки, в первом, так сказать ряду – пять хорошо одетых, мордатых, откормленных магов. Руки скрещены на груди, у двоих, кстати сказать, на поясах кобуры с пистолетами, а ещё у двоих – шпаги в чёрных ножнах. Это, видно, на случай, если колдовать не получится. И только у одного, видимо, главного, никакого оружия при себе не виднелось. Хотя, может, и прятал он за пазухой отравленный кинжал. Кто ж его знает?

Дэнни глотнул раз, другой – в горле слегка пересохло. И начал играть свою собственную мелодию, полную переживаний последних недель. И радости, и горя, и разочарования, и восторга.

Девушки спрятались за пологом. Торвальд ещё подыгрывал Дэну первую пьесу, импровизируя на дудке, но потом отошёл в сторонку, отдышаться.

И Дэн понял, что пора наступать.

Музыка плотным кольцом окружила людей на маленькой площадке перед кибиткой. Эмоции Дэна вливались им в глаза и уши, захлёстывали с головой. Даже выгоревших ссыльных с их выкорчеванными чувствами, даже Железных стражей он заставил чувствовать заново, да так, что их глаза загорелись огнём. И только Светлые маги в первом ряду стояли неподвижно, сообща укутавшись беззвучием, которое не прорвать было его музыке.

И в голове Дэна прозвучал холодный голос.

- Нам приказано взять тебя живым. Привести к Главе Комитета Тирны. Если ты сдашься добровольно – мы не причиним вреда ни тебе, ни твоим друзьям.

«У меня нет друзей», - ответил им Дэн, но не мысленно, а музыкой. Вся горечь этих слов обрушилась на незримый бастион из пяти магов. Он приложил все усилия, чтобы они услышали.

Но они лишь повторили – одним голосом на пятерых:

- Нам приказано взять тебя живым. Если ты сдашься добровольно…

Дэн тряхнул головой, показывая, что он не сдастся ни добровольно, ни по принуждению. Длинная прядь тёмных волос упала ему на глаза. Он улыбнулся людям, и те принялись смыкать кольцо вокруг Светлых. Даже те двое у крыльца, что сторожили Гудвина, шагнули ко всем остальным.

Его мысленно-музыкальный приказ был передан и многократно повторён с переливчатыми вариациями одной и той же мелодии: как только музыка смолкнет – все они, без разбору, мирные и немирные, ссыльные и подневольные, стражи и старожилы, должны накинуться на Светлых и не выпускать их, а при сопротивлении – бить. Захватить в первую очередь руки, чтоб не выхватили бирки-подорожники или не начали стрелять. Детей увести, ссыльных отпустить. Магов удерживать так долго, как получится.

Светлые заподозрили, что дело нечисто, и шагнули вперёд, размыкая круг людей, двинулись к помосту, и Дэн поневоле шагнул назад. И ещё раз. Но музыка не смолкала – пока нет. Она росла, как волна, становилась сильнее, громче, эмоциональнее, пока Светлые не сделали ещё один шаг. Именно в этот момент Дэн оторвал смычок от струн и кивнул.

Нет, они не успели схватить бирки.

***

Двумя ловкими маленькими ласками шмыгнули к хижине Натани и Ильфи. Скинув яркие юбки с бубенчиками, они остались в лёгких не по сезону серых платьях длиной едва ли ниже колен и босиком. Девушки не стали тратить время на переодевание. Не успеют они замёрзнуть. Сейчас главное – не останавливаться, проникнуть в дом, дать бой тем, кто там внутри караулит брата Дэниэла, и назад. Торд пока соберёт повозку. А Дэниэл будет держать тех магов.

Музыка лилась с такой силой, что у Натани от затылка по всей спине бежали мурашки. И хотя магия этой музыки не должна была поработить сестёр Форс, Сара Натани испытывала соблазн подчиниться ей. Музыка эта звала и приказывала идти против Светлых магов.

Сара Натани с детства училась у родителей повелевать, помыкать, властвовать и диктовать свои условия. Но так, как Дэнни работал с властью, она не умела. И глубоко задумалась, а что, если и она научится действовать с помощью музыки? Вернее, своего голоса. Получится ли у неё так, как у Дэниэла?

И в десятый, наверное, раз за этот месяц вздохнула – эх, будь он постарше…

Ильфи сунулась в окошко и отшатнулась: наружу сквозь мутное стекло смотрел человек. Увидев девушку, он схватился за пистолет, выбил стекло и высунулся чуть ли не по пояс. Но Ильфи его ждать не стала – шмыгнула за угол, к сестре. Натани дала ей тычка под рёбра. Разве можно так глупо поступать, так открыто заглядывать в окна?

Стрелять человек, конечно, не стал. Но и окно оставил без присмотра, метнувшись к двери – Натани слышала его шаги. Она пригнувшись пробралась под разбитое окошко и прислушалась. Похоже, что человек там находился всего один. По крайней мере, его эмоции она слышала достаточно чётко. Он нервничал.

- Пора, - шепнула Натани сестре.

Ильфи, прижимаясь спиной к стене, постучала в дверь. Мужчина пинком отворил её, но выходить не торопился. Ильфи он не видел, а она наверняка могла заметить только ствол его пистолета, но это было неважно. Натани знала, что сестра сделает дальше, и еле уговорила себя пролезть в окно, так хотелось досмотреть выход Ильфи до конца. Увидеть, как та скользнёт вниз и, словно змея, обовьётся вокруг ног охранника. Как изящной ножкой с совершенно невероятной позиции выбьет пистолет из руки мужчины. Как заставит его упасть и тут же опутает чарами… Да, это стоило увидеть и поаплодировать, но у Натани имелась своя часть задания.

Дэниэл просил по возможности не пользоваться магией, но девушки этой частью наставлений пренебрегли. К примеру: как проскользнуть в окошко, если из рамы, словно клыки, торчат длинные осколки стекла? И ведь не так уж много энергии требуется на то, чтоб стекло осыпалось, как песок. Натани нырнула в низко расположенное окно и тут же приготовилась встретиться лицом к лицу с любой опасностью. Но Светлый маг уже лежал на полу, лицом вниз, а верхом на нём сидела Ильфи. Отобранный у мага пистолет она прижала дулом к его затылку – чтобы не брыкался и лежал спокойно.

Брата Дэниэла Натани увидела не сразу. Темноволосый парень, ничем на Дэна не похожий, сидел на полу, прислонившись к стене, и чертил перед собой в воздухе пальцем. Натани хорошо понимала, что он делает: маги таким образом зовут на помощь. Они выписывают в воздухе знаки силы. Чаще всего – символы своей ложи или Ордена. Эти знаки можно увидеть в воздухе издалека, и у человека есть шанс получить помощь… но парень чертил их напрасно. Символы не светились, ничего не происходило. По дрожанию худой руки и безнадёжному слезящемуся взгляду Натани поняла, что он делает это однообразное движение уже очень и очень долго.

Как Дэниэл назвал его? Гуди?

- Гуди, добрых снов, - прошептала ему Натани. – Пойдём со мной.

Парень посмотрел сквозь неё, как сквозь стенку. Сара Натани обернулась: Ильфи уже не сидела верхом на Светлом. Тихо и быстро он повалил её, и сейчас шла отчаянная борьба за пистолет.

- Не двигайся, - приказала магу Натани.

Но тот отчаянно сопротивлялся. Она усилила давление и ощутила, как её эмоцию разделяют. Это было неприятное ощущение. Но отвлекаться на него было некогда: Ильфи постепенно проигрывала сильному и ловкому магу.

Натани поспешила к сестре на выручку, ища по пути, чем бы пристукнуть Светлого. А пока искала, Ильфи отшвырнула пистолет подальше от себя. Как раз под ноги Натани.

Та схватила оружие и направила на Светлого, нажала на крючок – и услышала, как слабо щёлкнул механизм. У Натани руки ходили ходуном, так что вряд ли она попала бы куда надо, выстрели пистолет как полагается. И она в два прыжка пересекла расстояние до дерущихся, оттолкнула в сторону Ильфи и ударила мага рукояткой пистолета в лицо.

Ильфи налетела, как защищающая своё гнездо птица, готовая клевать и бить крыльями, схватила мага за шею, ударила его головой об пол.

К досаде Натани, брат Дэниэла так и сидел истуканом. Даже не пошевелился – не считая размеренно рисующей в воздухе руки. Нет, она, конечно, слышала, что с Тёмными и не такое проделывают. Но уж встать и помочь всё равно, наверно, мог бы!

Маг, рыча и постанывая, скинул с себя их обеих и, скорее всего, вырвался бы и убил их, если бы в дверь не ворвался Дэниэл. Ногой в тяжёлом ботинке пнул Светлого в поясницу, повалил вниз лицом. Ударил в затылок. Маг затих.

Натани поднялась с пола, с недоумением глядя на пустые руки скрипача.

- Я не дерусь руками, - пояснил Дэниэл.

- Я думала, ты придёшь со скрипкой, - ответила Натани.

Он пожал плечами, и девушка увидела ремень футляра, закинутого за спину.

Дэниэл подошёл к брату, взял его за плечи, как следует встряхнул.

- Вставай! Ну?

Гуди медленно поднял голову, встретился взглядом с Дэниэлом и безразлично кивнул.

- Вставай. Мы уходим отсюда. Вместе.

***

Несмотря на сопротивление Дэна, Натани и Ильфи увели из деревнюшки всех ссыльных до единого. Так что кибитка ехала медленно, а за нею плелись добрых полтора десятка страдальцев. Обезволенных, выгоревших, бесполезных. И даже хуже – катастрофически замедляющих их и без того неторопливое бегство с места преступления.

Только-только под вечер добрались до места, где утром прятали кибитку. Развели костры, раздали хлеб и лук, которые Ильфи стянула из домишки магов, нарезали окорок – последнее мясо из припасов сестёр Форс.

Гудвин Софет ван Лиот сидел рядом с Дэном, глядя впереди себя пустыми глазами.

Дэн с ним ещё ни разу за день не разговаривал. Эмоции Гуди ещё не восстановились, и неизвестно было, насколько можно будет их оживить. Также Светлые маги пытались подчистить ему память – он, похоже, плохо помнил даже, как разговаривать. Он даже ел вяло, как будто нехотя. А ведь глядя на его исхудавшее лицо, нельзя было сказать, что Гуди наедался досыта все эти четыре года!

- Сам-то поешь, - обняв Дэна за плечи, сказала Натани, принесшая братьям одеяла.

- Не могу, - ответил он отрывисто.

Её объятия не радовали – раздражали. «Всё или ничего», - опять, в стотысячный раз напомнил себе Дэн. Если ему достаются только небрежные прикосновения да шутливые поцелуйчики в щёчку – не надо. Что такое это «всё», он уже достаточно хорошо представлял, пообщавшись накоротке с Ильфи и Тордом, которые своих чувств никогда не скрывали – любились при каждом удобном случае, шумно и напоказ. И ссорились так же.

Натани не ссорилась. Дэн так и не смог понять – боится она его или всё же влюблена.

…А есть он действительно не мог. Не хотелось даже думать о еде.

Нетерпеливо высвободившись из рук Натани, Дэн повернулся к огню, не глядя на девушку и на брата. Натани, видно, обиделась – ушла.

Гуди. Он изменился за эти четыре года – ёжик недавно обритых волос, очень худое, небритое лицо, глубоко посаженные чёрные глаза. Брат исхудал и постарел – выглядел он никак не на двадцать один год, ему можно было дать не меньше сорока! Но самое главное – исчезли и задор, и весёлая злость, и юмор в глазах - всё, чем был Гуди. Куда оно девалось и вернётся ли, Дэн не знал.

Брат жевал кусок черствого хлеба. Дэн слышал его чавканье, тяжёлое дыхание, шмыганье искривлённого носа, хрип и клокотание грудной клетки и невольно морщился от брезгливости. От Гуди пахло затхлостью подвала, где, вероятно, он спал в последнее время.

- Дома у нас больше нет, от него мало что осталось, - сказал Дэн брату. Тот кивнул, не переставая жевать. – Матери и отца тоже нет.

Гуди всё так же продолжал жевать, посапывая и похрипывая.

- У меня остались на память только книга и скрипка. Я… могу вернуть тебе книгу, если хочешь.

Гуди посмотрел на брата. В свете костра его глаза казались наполненными огнём, но Дэнни знал, что на самом деле там только пустота. Гудвин скорее всего выгорел дотла. Его не восстановить, не сделать таким, как прежде. Брата тоже нет.

- Один человек… маг… Светлый маг, - Дэн так и не смог назвать Чезаре по имени, - сказал мне, что ты не сам пошёл убивать принца. Что за этим кто-то стоял всё время, пока ты…

Гуди проглотил последний кусочек хлеба, собрал с колен крошки и кинул их в рот.

- Как и не твоя была идея, чтобы я убил короля, - осторожно продолжил Дэн. – Он сказал – мы всего лишь орудия.

- Что за маг? – спросил Гудвин. – Тот самый?

Дэн не ожидал услышать голос брата и не нашёлся, что ответить. Как описать Гудвину Чезаре Роза? Светлый маг. Добрый, ленивый, справедливый, не всегда честный, самодовольный Роз. Много курит и иногда играет на лютне. Очень редко.

- Тот, который тебя арестовал, да? Он вроде и сам из Комитет, - добавил Гуди ровным тоном.

- Он меня укрывал, - признался Дэн. – Он хотел помочь и тебе, и маме с отцом… но не сумел. Не будем о нём. Я хотел только узнать, кто заставил нас и остальных участвовать в этом?

- А тебя кто заставил пойти убивать Светлых магов, Дэнни?

- Я только хотел выручить тебя, - хмуро ответил Дэн. – Это другое. И я не убивал…

Ему было очень неприятен равнодушный тон Гуди. Вроде и понимаешь, почему брат говорит так безразлично, но раздражает.

- Я тебе всё равно ничего не скажу, - сообщил Гуди. – Ты четыре года дружился со Светлым магом. Как знать, вдруг ты потом побежишь к нему?

- Нет. Просто… если бы не тот… если бы кто-то не вбил тебе в голову идеи про бунт – разве всё это произошло бы? Подумай, Гуди! Мне было десять лет, а ты заставил меня убить человека!

- Ты убил гнусную пародию на человека, при правлении которого Светлые маги стали в открытую преследовать орден Теней!

Дэн помолчал немного, а потом уточнил:

- Это был гнев?

- У тебя есть ещё хлеб? – спросил Гуди. – Нет? Ну, тогда сладких снов, брат.

И Гудвин улёгся под кибиткой, где уже лежало потёртое одеяло, постеленное для Дэна Сарой Натани. Лагерь постепенно затихал. Дэнни, сам себя поставивший часовым, подбросил немного дров в костерок и уселся поближе к огню, обхватив острые колени руками.

Он думал, что спасёт Гуди, и Гуди на радостях сразу же скажет ему, где искать настоящего инициатора мятежа. Того, кто приказал брату убить короля – что тот и выполнил руками младшего братишки. И Дэн отыщет этого человека – или людей.

Но вот он нашёл старшего брата, и что же? Во-первых, Гудвин не желает ничего говорить. Не доверяет или просто слишком верен идеям того человека? Во-вторых, сам Гуди вёл себя так, что Дэну хотелось его в порошок стереть.

Кроме этих невесёлых размышлений было и ещё одно. Дэн мучился тем, что оставил позади, в деревне Сонной. Люди, окружавшие магов под влиянием его музыки, не убили магов. Всего лишь удержали. Но он мог их убить и ощутил это. Как и тогда, на концерте, при покушении на короля, Дэна переполняла энергия, от которой хотелось рыгнуть, как после слишком сытной трапезы. И нелегким делом оказалось удержать часть её в себе, хотелось выплеснуть всё без остатка. Тех Светлых магов просто размазало бы по земле, а может быть, и вообще всех, кто там находился.

И даже то, что произошло, когда ван Лиот сдержался и отдал приказ никого не убивать, поразило его. Власть над людьми, заполненность опустошённых душ его эмоциями… страх в глазах Светлых… это напугало Дэнни. Он ещё не поверил до конца в свои силы. В одном из сёл он заставил прыгнуть в реку целую толпу, всего лишь испытывая проснувшиеся способности, и ему тогда тоже стало страшно, едва люди покорились.

«Я перестарался, - думал Дэнни. – Это всё скрипка. Она слишком сильна для меня, и мне придётся её как-то усмирить».

Но он не верил, что сможет.

На рассвете, после того, как Натани и её сестра приготовили жидкую похлёбку, Дэн растолкал Гудвина. Они выхлебали из мисок горячее варево и стали собираться в путь.

Сара Натани, вся в заботах о прибавившихся подопечных, едва нашла на него время.

- Что ты будешь с ними делать? – спросил Дэн. – Скоро зима. Они же перемрут один за другим!

- Мы успеем отвезти их на границу с Хихином, тут не так уж далеко. К тому же тут, на юго-востоке, осень гораздо теплее, - деловито пояснила Натани. – Мы подселим их в бродяжье село, знаешь такое?

Дэн не знал. Натани пояснила: есть такие места, где бродяги и изгнанники могут остановиться надолго, перезимовать, как-то перебиться. Их там много, они друг другу помогают. Нужда, конечно, в таких сёлах царит страшная, но все друг за дружку держатся, все стараются не унывать.

- Не унывать! – воскликнул Дэн. – Как можно не унывать, если тебе нечего есть?

- Многие добрые люди помогают им. Едой, дровами, одеждой, - сказала Натани. – В любом случае, добраться туда мы сможем.

- В таком случае в добрый путь, - ответил ей Дэн. – Я хотел попросить у тебя пару одеял и немного хлеба в дорогу. Мы уходим.

- Куда? – вскрикнула Натани, и её карие глаза тут же наполнились слезами.

Этого ещё не хватало. С чего бы ей реветь? Сама ведь и близко его не подпускала, а теперь, оказывается, жалеет, что он уходит. «Пойди разбери этих женщин», - подумал Дэн, впервые понявший, каково это – общаться с девушкой.

- Я не хочу, чтобы мой брат жил в каком-то бродяжьем притоне. У нас был свой дом, и мы вернёмся с ним туда, где он стоял.

- Куда это? В Азельму? А если вас там поймают?

Дэн пожал плечами.

- Мне кажется, до нас уже нет никому никакого дела.

Конечно, он так не думал. Маги сказали ему, что приказ о его поимке им отдал Глава Комитета. Стало быть, кому-то есть дело. Но не рассказывать же об этом Натани?

Взяв по одеялу и куску хлеба, братья ван Лиоты проводили взглядами кибитку, запряжённую двумя гнедыми лошадьми, и вереницу людей, которые тащились следом за нею. И пошли в другую сторону.

Дэнни нёс в заплечном мешке книгу и скрипку. Ему было страшно дотронуться до инструмента, словно это его воля заставила подростка творить зло, а не наоборот.

Гуди снова погрузился в безразличие, и заговорить с Дэном не пытался. Они шли в сторону побережья, подгоняемые тёплым ветерком.

- Я всё-таки хочу найти тех, кто тебя заставил участвовать в этом, - сказал Дэн брату на привале.

Кругом не было ни души. Земля дышала поздним теплом и сыростью, с тихим шорохом струилась осенняя пожухлая листва, падая с деревьев. Пахло прелью и грибами. Маленькая тополиная роща шептала имена из чьих-то снов, и не было конца листопаду.

- Зачем? – спросил Гуди.

- Не знаю, - ответил Дэн. – В глаза посмотреть.

У него сжалось горло. Он совсем не хотел видеть глаза людей, сделавших с его семьёй такое. Он лучше увидел бы их смерть.

- Я не скажу, - сказал Гуди всё тем же равнодушным голосом. – Во всяком случае, все эти трудности сделали из тебя мужчину. А не обезьянку с лютней. Знаешь, кто бы ты был сейчас, если бы не перемены? Девчонкой в кружевных манжетах и с бантиком на шее.

Дэн хотел что-то возразить, но почувствовал, что дыхание совсем спёрло. Сердце болезненно сжалось, в горле будто застряла рыбья кость с острыми рёбрами. До смерти захотелось, чтобы и Гуди ощутил эту боль.

- Перемены? К которым и ты руку приложил? - с трудом выговорил Дэн, справившись с дыханием. – А знаешь, я чувствую, что ещё не все струны у тебя порваны. Вчера – вчера я слышал одну.

И прежде, чем брат опомнился, Дэн кинулся на него, вжимая в прелую листву лицом.

За четыре года он трижды прочёл трактат о пытках целиком, от корки до корки. И ему приходила в голову некая не вполне оформившаяся мысль о том, что из человеческого тела можно извлекать те же звуки, что и из музыкальных инструментов. Надо лишь знать – как. И вот сейчас у него под руками был материал для проверки теорий, а ещё имелся повод, чтобы применить знания на практике.

- Я хочу знать, кто заставил меня убить короля, Гуди. Кто, кроме тебя, это сделал. Извини, но будет больно.

…когда-то брат был сильным и ловким. Дэну нередко доставалось от него – иногда беспричинно. Теперь он стал слабее. Все эти четыре года Дэнни жил в тёплом, добротном доме, носил хорошую одежду, отлично питался, учился магии, ездил верхом, когда Чезаре надо было отлучиться в пригород, а летом по ночам бегал к реке Азелье искупаться. Гуди же уныло существовал в деревне, работая из-под палки. Его существование сходило на нет, когда в деревне ссыльных появился младший брат.

Дэнни же, как истинный маг ложи Боли, постоянно испытывал нужду в энергии. За счёт боли он развивался и совершенствовался, за счёт боли – неважно, чужой или своей! – двигался вперёд. Он уже неплохо разбирался в устройстве человеческого организма и мог избавить себя от простуды или ушиба. Но это было не то!

Впиться пальцами в потаённые болезненные точки чужого тела, выгрызть себе дополнительной энергии, впитать боль – вот чего он желал. И сейчас – вдвойне, потому что Гуди разочаровал и разозлил Дэна.

Тут не до музыки.

Так что музыки не получилось – но Гуди кричал, очень кричал. Впрочем, Дэнни не ставил себе такой цели – заставить его молчать. Гуди был его единственным оставшимся родным человеком, и убивать его Дэнни не желал. Но и щадить не стал. Ведь его самого тоже никто не щадил. Никто, кроме, может быть, Чезаре.

- Скажи мне!

«Глава четырнадцатая. Кисти рук. Самые болезненные точки». Строчки всплыли перед глазами Дэна. У него не было ни тисков, ни иголок, только злость и магия. Ноготь за ногтем слезали с пальцев Гуди. На четвёртом он всхлипнул:

- Дэнни, прошу!..

- Кто?

- Ложа Смуты! Её организовали Тёмные и Светлые… там было много молодых ребят, но я помню и старых – Гарольд Клейн, Демми Зейн, Берилла Росси… Иниза Хауртер…

- Кто из них управляет ложей?

- Сейчас – не знаю…

Пятый и шестой ноготь – кровь из кончиков пальцев пятнала ярко-жёлтые и бурые листья, капала на ещё зелёную траву. Но Гуди плохо реагировал.

«В случае, если одна пытка перестаёт быть более успешной, переходите к более болезненным. Если вы уже прошли главу 14, то переходите после неё к главе 15 – Лицо и зубы. Болевые приёмы, основанные на…»

- Мне нужно имя! – яростно вскричал Дэн, чувствуя, что теряет терпение. Его трясло, со лба на лоб Гуди срывались капли пота, а может быть, и слёзы.

Гуди сипло рассмеялся, поднимая окровавленную руку к глазам брата.

Маленьким перочинным ножом Дэнни, словно раковину, вскрыл ему челюсти и принялся ковырять зубы. Он ненавидел себя, своё занятие, неизвестную ему ложу Смуты, а Гудвину даже, пожалуй, в чём-то сочувствовал.

- Из-за него умерла мама! И отец! Скажи его имя, Гуди! Из-за него я стал таким, как сейчас! Смотри, тебе – нравится?

В горле Гуди что-то скрипнуло, булькнуло, и он показал рукой на рот.

- Я ска…жу…

Дэн приподнял ему голову, чтобы кровь не заливала горло.

- Это из свиты короля… Кор Тэ…

Глаза Гуди начали медленно закатываться. Он терял сознание.

Дэнни тряхнул его изо всех сил, а когда не помогло, мысленно стал листать страницу за страницей. Ледяная вода. У него была вода во фляге, наверняка достаточно холодная. Дэн плеснул брату в лицо раз, другой, затем отбросил флягу и бережно обтёр рукой рот Гуди.

Тот приоткрыл глаза и улыбнулся. Улыбка вышла ужасной. Исковерканные зубы, кровь, порез на верхней губе, разделяющий её на две неравные части. Но он улыбнулся!

- Дэнни… убери боль, и я скажу имя полностью.

Дэн сжал кулаки. Что, если брат обманет?

- Нет. Сначала имя.

Гуди молчал.

Тогда Дэн взял с травы нож и продолжил свою работу. Гуди взвизгнул раз, другой, захлебнулся и, с трудом перевернулся на живот. Его вырвало. Дэн отдышался немного и перевернул брата обратно на спину.

- Скажи, и я уберу боль и залечу все твои раны!

Он ещё никогда не врачевал человека с такими ранами. Порезы на теле, вырванные ногти, разодранные неумело дёсны, повёрнутые вбок зубы… Дэн сглотнул кисловатую слюну. Запах кровавой рвоты Гуди заставлял его бороться с собственной тошнотой, и, пожалуй, до проигрыша оставалось совсем немного.

- Ну?

Он поднёс узкое лезвие к левому глазу Гудвина, сам ужасаясь тому, что собирался сделать – но уже не в силах остановиться.

- Я не уверен, что смогу восстановить тебе зрение, - предупредил он и кольнул сомкнутое веко, сморщенное оттого, что брат зажмурился.

- Тэллин! Кор Тэллин! – взвыл Гуди, едва почувствовал этот укол.

Но Дэн не смог остановиться вовремя. То ли рука его не послушалась, то ли на какое-то краткое время его сознание помутилось, но он не остановил движение, когда лезвие, длиной в два пальца, преодолело непрочную преграду кожи, водянистый, как недоваренное яйцо, глаз и вошло в мозг.

Он не ожидал, что уцелевшая струна Гуди лопнет. Изначально он даже не собирался убивать Гуди.

Но он, даже не закричав, а заскрипев надсаженным горлом, замер и обмяк. Дэн на несколько мгновений перестал дышать, а когда вдохнул, то на секунду увидел её – тонкую, словно волос, струну, закрутившуюся с двух сторон в жалкие колечки. Она лопнула, и не было никакой возможности заменить её или починить.

Дэн зарыдал коротко, сухо и зло. Всего две или три слезинки, всего два или три всхлипа. Кое-как обтерев руки палой листвой, он встал и, чуть пошатываясь, закинул дорожный мешок на плечо.

«Я не хотел, я не хотел, я не хотел, я не хотел… я не хотел».

Часть 3. Музыка и власть

С первым снегом в Азельме начинался сезон балов. Светлые маги в связи с постоянной угрозой очередной каверзы Чёрного Скрипача стали очень популярны. Ни один бал, ни один концерт без них не обходился. Они были вхожи в каждый дом, в каждый трактир или отель, где только могла звучать музыка. Всех скрипачей проверяли по нескольку раз. Чезаре Роз, возглавивший столичный Комитет по делам незарегистрированных Тёмных магов, никогда и никому не говорил, что музыкант, скрывавшийся под мрачным прозвищем, владеет также и другими музыкальными инструментами – лютней, флейтой, пианино, гитарой. Он вообще с прохладцей относился к этой истории и старался, как мог, гасить истерию, которой общественность окружила Чёрного Скрипача.

- Чёрный Скрипач – не серийный убийца, не мятежник и не маньяк, - объяснял он, - у него нет цели убивать всех подряд. Он не пытается уморить целый зрительный зал на концерте, не стремится извести на корню всех Светлых магов. То, что происходило ранее – всего лишь следствие использования им незнакомой ему силы. Своего рода проба сил.

Розу сразу же возражали. Чёрный Скрипач как-никак был его учеником. Разве не пытался он покончить сразу с десятком Светлых прямо в его доме? Разве не пытался убить магов и не-магов? Проба сил, нечего сказать! Что же в таком случае будет, если он утвердится в своём могуществе и начнёт косить Светлых ловкими движениями смычка по струнам?

- Но он никого не убивал музыкой с той поры, как скончался король, - спорил Чезаре. – Нам известно, что музыкой он остановил шестерых магов-ловцов. Там было полно свидетелей. Разумеется, всем нам известно и то, что трое из этих магов погибли – но умерли они от побоев, нанесённых жителями деревни. Это уже их вина, а не Дэниэла! О нет, вам стоит прислушаться и оставить Скрипача в покое. Он всего лишь мальчишка, ему ещё и пятнадцати не исполнилось! Да, у него есть цель, но она не имеет никакого отношения к истреблению Светлых!

Но к Чезаре Розу не было полного доверия. Чезаре Роз четыре года укрывал мальчишку. Роза за это даже хотел судить сам предыдущий глава – об этом слышал каждый ловец в столице! Его спасло то, что Скрипача признали всё-таки зарегистрированным как Светлого мага, да и сам Роз учил его Светлой магии. Только зря, видать, учил. Мага, темнее Чёрного Скрипача, было ещё поискать!

«Всего лишь мальчишка»! Мальчишка, убивший несколько человек, подозревавшийся в смерти короля.

Неслыханно!

И Светлые маги расходились по богатым домам или дорогим отелям, чтобы заработать там ещё денег на страхе не-магам. Им-то, простакам, легко верилось, что Скрипач придёт именно за ними. А как же? Ведь именно на не-магах он тренировался несколько месяцев. Помыкал ими, словно скотом, управлял, как марионетками. Что возмутительно и неприятно!

***

Чезаре Роз в свою очередь испытывал немалые трудности – его собственные дела в последнее время шли совсем не так, как ему того бы хотелось. Его идея с воспитанием мага, который не является ни Светлым, ни Тёмным, не оказалась успешной. Хотя чего он ждал? Что мальчик окажется невероятно талантлив? Или что он охотно примет сторону, которую долгое время считал враждебной?

Само деление магов на два Ордена виделось Розу давным-давно устаревшим и ненужным. Маги, как считал Чезаре, должны быть единым Орденом, и работать бок о бок. Какие перспективы виделись ему! К примеру, маги Боли отлично работали бы в больницах, а маги Страха воспитывали бы бесстрашных солдат! И, что уж там говорить, бессмысленно сменяющие друг друга на троне короли уступили бы магам Власти правление Тирной, что могло обернуться для страны катастрофой, но могло бы и стать великим благом. Зависит, конечно, от магов ложи. Чезаре был склонен верить в то, что они справятся. Ложа Власти, она такая.

Чезаре очень надеялся на то, что в будущем эти перемены перестанут казаться несбыточными. Ему внушала надежду фигура теперешнего молодого короля, сына принца Ромила Кешуза от женщины-мага. Правда, насколько Чезаре слышал, магии в ней не оставалось уже ни капли, и она, выгоревшая Светлая, пребывала в постоянной депрессии. Да и Грет Кешуз не унаследовал от неё никакой магии. Но его жена, шестнадцатилетняя аристократка из старинной семьи Тирны, родила ему наследника. Чезаре ни разу не видел его, но слышал от доверенного лица, что младенец может стать магом. Главное не упустить момент, когда его эмоции начнут развиваться, и подхватить потенциал, чтобы развить его.

Глава Комитета, Роз по-прежнему не был вхож ко двору. Он бы пробрался туда тайно, если б там неотлучно не находились бы другие маги – те, которые, по его убеждению, и спланировали покушения на короля и принца. Как туда пробраться, оставалось для Чезаре серьёзным вопросом. А пока он только смог подать заявку на право сообщать серьёзные новости его величию Грету Кешузу и лично с ним видеться. Когда её рассмотрят, у Чезаре будут некоторые возможности… тогда с королём можно будет побеседовать и о ложе Смуты.

Ложа Смуты! Её лидеры сейчас находились при дворе, в том у Роза не было никаких сомнений. Он даже знал одного из них лично, но приблизиться к нему не мог никак. В прошлый раз это едва не стоило ему жизни! А жизнью своей Чезаре, что ни говори, дорожил.

Пожалуй, он даже хотел сейчас встретиться с Чёрным Скрипачом. Пусть бы тот попробовал на нём свою магию музыки. Это могло бы оказаться занятным. Чезаре Роз очень надеялся, что в скором времени Дэнни появится в Азельме. Он даже хотел ещё раз попытаться связаться с ним мысленно – мальчик очень хорошо воспринимал мыслесвязь! Но побоялся спугнуть его на пути к столице. Пусть сначала окажется поближе… Роз полагал, что услышит его музыку очень скоро.

***

Между тем Дэн Софет ван Лиот уже больше месяца не доставал из мешка свою скрипку. Она лежала в чехле вместе со смычком, безмолвная, со спущенными струнами. Книгу Лиот тоже не вынимал – он знал её почти наизусть. Его путь лежал в Азельму, но не балы интересовали подростка. Ему нужно было добраться до новой ложи – ложи Смуты, которую основали почти семь лет назад, и в которую входили как Светлые, так и Тёмные маги. Генерал этой ложи и являлся, по словам Гудвина, автором идеи, как сгубить короля и учинить небывалый в Тирне бунт.

После того, как он потерял Гуди, Дэн понял, чего хочет. Он понимал это так же ясно, как когда-то осознал, что Светлым магом ему не быть. Он хотел добраться до генерала Кора Тэллина и убить его. Отомстить за уничтожение личности брата, за смерть родителей. За всё, что произошло с его семьёй и с ним. А потом уже неважно, что с ним будет – заключение, забвение, смерть… он отомстит за себя и за семью, и за всех Тёмных, погибших или сломленных в результате акции ложи Смуты.

Путь в Азельму выдался нелёгким – холодало, на дорогах встречалось очень мало путников, в деревнях все старались запереться покрепче. Места, где Дэнни так недавно промышлял игрой на скрипке, пустовали или были закрыты на засовы. В редких тавернах он предпочитал побираться, что получалось у паренька убедительно, но не играть. Иногда он позволял себе остаться там на два-три дня, отогреться, отдохнуть. В таком случае Дэн брал на себя несложную работу – наколоть дров, натаскать воды, прикатить из погреба бочки. Но он не брался за скрипку.

Дэнни изо всех сил старался быть незаметным. Этому, пожалуй, способствовали и тёмная куртка с капюшоном, и растянутый вязаный свитер, и грубые башмаки – такая же одежда была у очень многих людей дороги. Какой-то из таких людей отдал Дэну старую войлочную шляпу с низко опущенными полями, и толстый, длинный шарф. В тавернах или чужих домах паренёк получал кусок хлеба или недоеденную кем-то кашу, кружку горячей воды, одеяло и место под лавкой. Время от времени - работу, пинок под рёбра, если спал слишком долго, или объятия служанки, если держал себя не так угрюмо, как обычно. И шёл дальше, нигде долго не задерживаясь и ни с кем слишком много не разговаривая.

Пожалуй, дорога нравилась Дэну, а он нравился дороге. Идти в одиночку вовсе не плохо. Ещё лучше, конечно, было бы ехать - его порой подвозили на телеге, но это случалось нечасто. Мог бы он проехаться и на поезде, но, раз-другой попробовав, отказался от этой идеи. Вагоны часто обыскивали ловцы. Даже если это были не пассажирские составы, а грузовые. И Дэн отказался от идеи путешествовать по железной дороге.

Погода по большей части стояла ясная, хоть и холодная – снег шёл раза два, но потом таял. По утрам на дороге похрустывал лёд, и в воздухе пахло зимой. Листья с деревьев облетели почти полностью, и иной раз нельзя было удержаться, чтобы не подбросить палую листву носками ботинок, вдыхая запах, схожий с запахом книг. И торжественная радость поселялась в душе Дэна – как будто путь вселял в него надежду и уверенность. Радовали небольшие удачи, когда случалось с ним что-то хорошее, радовало везение, сопутствовавшее мальчику всю дорогу. Наверное, он выбрал правильный путь и идёт туда, куда должно. Вот откуда и ощущение счастья, вот откуда удача.

Везение кончилось в тот момент, когда Дэнни, заснувший в брошенном сарае в куче старого сена, проснулся от пинка под рёбра.

- Вставай, - буркнул пинавший его человек.

От холода и оттого, что спал скорчившись, Дэн еле мог пошевелиться. Он с огромным усилием разжался и уставился на троих людей в серой с жёлтыми нашивками форме.

- Ясных дней, - едва разлепляя пересохшие губы, сказал подросток.

Он попытался определить, маги перед ним или простаки, но спросонья не мог даже этого. Хотя ответ на этот вопрос быстро нашёлся: один из ловцов, рывшийся в вещевом мешке музыканта, нашёл чёрную скрипку и кивнул другим. Дэнни испытал скованность и чувство зажатости, не имевшее ничего общего с ощущением застывшего и замёрзшего тела. Его сковали чарами.

- Не тот ли это Чёрный скрипач, которого все так ищут? – весело спросил один из магов, подмигивая Дэну. – Думал я, что ты постарше.

Маги были все как один крепкие, тепло одетые и сытые. Главным среди них Дэнни счёл вот этого, подмигивающего. Толстый и круглощёкий парень в тёплой шинели и тяжёлых ботинках на массивной подошве. Как раз чтобы пинать под рёбра всяких бродяг.

- Незарегистрированный, - строго сказал другой ловец. – Пойдём, парень.

Дэн встал на ноги, отряхивая сор с одежды.

- Куда? – спросил он.

Третий маг, державший мешок музыканта в руках, хмыкнул и указал в дверной проём сарая.

- Экипаж подан, ваше музыкальное величие, - сказал он. – Следующая остановка – Третий участок Комитета Азельмы. Только давай спокойно, тихо-мирно, ладно? Не то я разобью твою скрипку об угол. Понял?

Дэн кивнул. Он не желал смерти скрипке, да и смысла сопротивляться пока не видел. Азельма была его целью, что плохого, если Светлые подвезут его немного? А уж потом он найдёт способ удрать от них.

Помимо чар, Дэна связали ещё и верёвками, как будто магии недостаточно, втолкнули в крытую повозку, стоящую у сарая, кинули вслед дорожный мешок с книгой и скрипкой. Дэнни лишь дёрнулся навстречу мешку, чтобы инструмент не сломался о грубые доски пола, а потом лежал спокойно. Рядом с ним устроились два мага – третий правил повозкой, в которую были впряжены две терпеливые гнедые лошади.

- Далеко до столицы-то? – спросил Дэн, но вместо ответа получил пинок по ноге. Он мог бы справиться с болью, если бы не опасался, что за попытку магии получит удар посильнее. Ну что ж, за бесплатный проезд можно и потерпеть небольшое неудобство. Да и тратить на посторонних драгоценную энергию не хотелось. В том, что он может избавиться от всех троих магов, Дэнни даже не сомневался.

Какое-то время – час или больше – Светлые молчали, но потом им, очевидно, стало скучно. Дэн заметил перемену в их настроении ещё до того, как они заговорили.

- Что-то ты слишком спокоен, сопляк.

Подросток только пожал плечами.

- Может, сыграешь нам на своей пищалке? – Светлый схватил мешок Дэна и неловко, едва не уронив, вытащил скрипку в потёртом футляре. Дэн жадно следил за ним.

Всё-таки было бы жаль, если б инструмент погиб в чужих неуклюжих руках.

- Не сыграешь? Слышь, Фил, давай выкинем его пищалку на дорогу?

Второй маг вздохнул и пожал плечами.

- Думаешь, после этого веселее будет ехать? – лениво сказал он. – К тому же без скрипки мы вряд ли сможем доказать старшему офицеру, что поймали скрипача. Ну какой он без скрипки скрипач?

- Чёрный, - хохотнул первый. – Смотри, какой он грязный. Можно ещё синяков понаставить. Пока доедем – как раз почернеют.

- За сутки-то? Да, наверно, - откликнулся с облучка третий маг. – Лучше не трогай его, Джосси. Начальник не любит, когда мы доставляем их слишком тёмненькими. Считает, что это затрудняет их идентификацию.

Последнее слово маг выговорил с особым удовольствием. Видимо, ему нравилось, что начальник участка ловцов щеголяет умными словами, и изо всех сил подражал ему.

А Дэн решил ещё сколько-нибудь поиграть в молчанку. Если ехать сутки, то тащиться пешком куда дольше, да ещё очередная холодная ночёвка… может быть, даже заморозки опять ударят.

Он уселся поудобнее, спиной к стенке повозки, и поджал колени к груди. Связанные за спиной руки уже успели затечь, и очень хотелось разорвать верёвки и сковывающие заклятия.

Он закрыл глаза и постарался отрешиться от неудобств и боли. А заодно пусть маги думают, что он уснул.

Но не тут-то было. Один из Светлых снова ударил по голени тяжёлым ботинком. Боль затмила всё на свете, и Дэнни подумал, что у него треснула кость.

- Спать мы тебе ещё не разрешали, - жизнерадостно заметил Джосси. – Слышь, Фил, доставай его душещипалку. Давай сами сбацаем, если этот не хочет.

Дэн с беспокойством следил, как Фил открывает футляр. Руки у него были не такие грубые и толстопалые, как у Джосси, и инструмент Светлый взял бережно. Но едва он постучал ногтями по старому, местами надтреснутому чёрному лаку, как Дэнни передёрнуло.

- Не надо с ней так, - сказал он. – Это портит лак.

Видеть скрипку в чужих лапах, пока она была в футляре, и то было испытанием. Теперь же она представлялась Дэну раздетой девушкой в руках насильника, ни больше, ни меньше.

Джосси захохотал и вырвал инструмент из осторожных, хоть и неумелых, рук товарища.

- Сыграй, ну? – и он ткнул нежной обечайкой в подбородок музыканту, хотя сам же скручивал ему руки за спиной.

- Положи её на место, - угрюмо сказал Дэнни.

- Как насчёт остановиться и пожрать? – лениво спросил третий маг с облучка. – Это я к тому, что всем нам надо выйти и поразмяться!

- Да заткнись, - нетерпеливо оборвал его Джосси и отшвырнул скрипку прочь. Дэнни вскинулся, но увидел, как второй маг поймал скрипку. Брякнули струны, раздался тихий стук – инструмент всё-таки ударился о стену, но совсем слегка. Дэн испытал благодарность к парню, но поблагодарить не успел: кулак Джосси врезался ему под подбородок.

- Эй, Джосс! – судя по звуку, третий маг повернулся лицом внутрь повозки. – Не трогал бы ты его зря. Смотри, забьёшь мальчишку – а он простой бродяжка-музыкант.

- Ну да, конечно, - огрызнулся толстяк. – Да видно же, что Тёмный маг.

- Конечно! Однако будь это сам Чёрный Скрипач – от тебя небось уже и кучки пепла бы не осталось. Ты думаешь, какой нормальный Тёмный будет столько терпеть от простых ловцов?

Джосси хмыкнул.

- Я докажу, что это Чёрный Скрипач, - сказал он с угрозой.

- В участке будешь доказывать, - строго велел возница, и Дэнни понял, что ошибся. Старший у них, по счастью, не Джосси.

Ещё не меньше двух часов повозка тряслась по разбитой дороге, пока не было решено всё-таки сделать привал. Маги перекусили нехитрой едой, дали пленнику воды и сухарей, сводили в лесок облегчиться, и поехали дальше. На сей раз управлять повозкой посадили толстого Джосси, видимо, чтобы поменьше приставал к музыканту.

Так что почти до ночи, пока толстяк правил лошадьми, Дэна никто не трогал. Руки ему больше не связывали, но чарами сдерживали крепко. Он притворялся, что спит, но нередко посматривал на свой мешок, в котором ехала скрипка. Фил, который держал вещи Дэнни возле себя, ободряюще ему кивал.

Но Джосси, видимо, его добыча всё ещё казалась сомнительной, а победа над знаменитым Чёрным Скрипачом – слишком лёгкой. Когда свечерело, Светлые выбрались из повозки и развели костёр. В дороге они все устали и озябли, но у Светлых была и одежда потеплее, и свобода движения побольше, Дэнни же в основном сидел неподвижно. Маги усадили Дэна недалеко от огня, но он бы с удовольствием устроился ещё поближе. Горячая похлёбка и круто заваренный в маленьком котелке чай согрели его поздновато: он уже чувствовал, что поясница занемела, в лёгких начинает гореть огонь, а нос плохо дышит.

С такими признаками грядущего заболевания он уже несколько раз успешно боролся магией – в первый раз лечить себя самого показалось занятием не из простых, но потом стало ясно, что это не сложнее, чем справляться с чужими недугами. Правда, опыт исцеления других у Дэнни тоже имелся небольшой: циркачку Сару Натани он избавил от вывиха, а в одном из трактиров залечил мальчишке-поварёнку порез на пальце, вот и всё.

Сейчас дело могло обернуться чем-то серьёзным – воспалением лёгких, например. Дэн твёрдо решил пережить эту ночь поближе к огню – во что бы то ни стало. А потом уже сбежать от этих троих.

Ночь он провёл в повозке, под одеялом, в тесном соседстве с тремя Светлыми магами, и от их тепла стало немного легче. Но едва рассвело, как Джосси наступил ему на пальцы правой руки тяжёлым ботинком. Двое других ловцов, видимо, уже встали – кроме Дэна и Джосси, в повозке никого не было.

- Не хочешь показать, кто ты таков – так и пальцы тебе не нужны, - высказал свою мысль толстяк, давя ногой его руку.

И Дэнни показал. Боль от сдавленных твёрдой подошвой костей превратилась в невидимое лезвие, которое пронзило ботинок, будто простую картонку, и впилось Джосси в ногу от ступни и до самого паха. Толстяк от боли не сумел даже закричать. Дэн повалил его на пол повозки, заткнул красную щекастую рожу одеялом, навалился сверху и дождался, пока Светлый не перестанет дышать. Всё это время он порциями вталкивал в Джосси накопившуюся боль – так в переполненный мешок пихают вещи. Это заняло не так уж много времени. Толстяк скорчился, притянув ноги к подбородку, и застыл. Дэн тяжело дышал. Ему всё равно было больно: незримые связывающие путы впивались в тело и словно резали его на куски. Да и сдерживать Джосси оказалось очень трудно – тот был гораздо сильнее и тяжелее, чем тощий подросток, и задушить его получилось лишь благодаря неожиданному нападению.

Дэн отодвинулся от ловца как можно дальше – ему не хотелось прикасаться даже к синему валяному одеялу, накрывавшему магу голову. Затем он осторожно сжал и разжал руку, пострадавшую от ботинка. Пальцы были в полном порядке, даже лучше – словно на них никто и не наступал. Нахлынувшее чувство ненависти исцелило его.

На четвереньках Дэнни подполз к своим вещам. Футляр скрипки выглядывал из мешка. Музыкант прижался щекой к холодной влажной коже, обтягивающей деревянный каркас. Скрипка внутри футляра тихонько тренькнула, будто вздохнула.

- Эй, вы там! Долго вас ждать? – послышался окрик снаружи. Это Фил. – Чай остынет!

Голос у Фила был не по-утреннему жизнерадостный. Дэн вздрогнул и вытащил скрипку. Наспех протёр смычок, наспех настроил инструмент. Он начал играть, ещё не выбравшись наружу, и когда спрыгнул на заиндевевшую после ночного заморозка траву, оба Светлых мага стояли без движения.

В полной его власти. Дэн решил, что это приятное чувство – держать магов в своей власти. Вопреки всем ходившим о нём слухам, он ещё никого из Светлых магов не трогал – если, конечно, не считать тех шестерых то ли в Сонной, то ли в Бессонной деревушке. Но и там он воздействовал по большей части на окружающих их людей – простаков и обездушенных Тёмных. Здесь же было другое.

Дэнни играл колыбельную Детскую незамысловатую песенку, которую пела им с Гуди мама. Он словно наяву слышал, как она поёт, слышал негромкий голос, видел нежные пальцы, перебирающие струны маленькой гитары.

…а с той скалы видны лишь волны,

А на волнах кораблик спит,

И в лунном свете, утомлённый,

Огромный рядом кит храпит…

Дэнни улыбнулся песне, как старой знакомой, и посмотрел на магов. И приказал им уснуть.

Из их вещей и припасов он взял лишь вязаный плед с короткой колючей бахромой да полкаравая хлеба. Конечно, можно было бы забрать повозку или распрячь лошадь и ехать до Азельмы верхом. Но Дэну не хотелось, чтобы его приняли за грабителя.

До столицы оставалось совсем немного – к полудню юный ван Лиот увидел вдалеке крыши и шпили. Азельмы и ускорил шаг. С пригорка город в прозрачном осеннем воздухе казался нарисованным. Чёткие линии строений на фоне ярко-синего неба, белоснежные островки снега на улицах, ярко-жёлтые, оранжевые и бордовые редеющие кроны деревьев на аллеях, окна, полные солнечных зайчиков. Чем ближе подходил Дэн, тем ярче и красочней казалась ему столица. Когда-то здесь находилась крепость, окружённая высокой стеной, но сейчас за нею, поросшей ползучими и вьющимися растениями, находился всего лишь один район города, «барский». А ниже стены Азельма разрослась и обзавелась множеством улиц и улочек. Здесь сновали пешеходы, степенно выступали лошади, впряжённые в экипажи всех видов, грохотали по рельсам трамваи, запряжённые тяжеловозами. От речного вокзала, гудя и истекая паром, отчаливал серо-чёрный пароход с широкими белыми полосами на блестящих от воды бортах.

Но, полюбовавшись Азельмой издали, Дэнни остаток дня провёл в пригороде, где легко затеряться, а в свой квартал пробрался в сумерках. Особенно он стерёгся патрулей – как простаковских, так и магических. Какое счастье, что их легко заметить благодаря форме – темно-серой, с жёлтыми нашивками.

***

…Дом ван Лиотов стоял брошенный, с выбитыми стёклами, с перекосившейся дверью. Все мало-мальски ценные вещи пропали, вся утварь раскурочена или разбита. В комнате наверху чудом остались целыми окна, там Дэнни и решил ночевать. Кровати, диваны и кресла валялись разломанными. Дэн, однако, сколотил из нескольких обломков подобие топчана, нашёл в кладовке какие-то тряпки и устроил себе постель. В кухне кто-то забил плиту кирпичами, но в дровах недостатка не было – Дэн вытащил кирпичи из очага, поджёг старый стул и долго сидел на корточках, протягивая ладони к огню. Он прислушивался к эмоциям и не слышал их. Оставалась лишь тупая, противная, сосущая тоска. Дэнни попытался всколыхнуть эмоции переживаниями последних месяцев – он атаковал гостей Роза, он музыкой заставлял людей делать что угодно, он пытал родного брата, чтобы узнать имя человека, истинного виновника покушения на короля. И последнее, что совершил – убил Джосси. А если Фила и третьего мага, имени которого Дэн так и не узнал, не удастся разбудить, то и их тоже. Они ведь могут так и не проснуться, а в полях за городом так холодно и ветрено.

Но вспоминая это, Дэн, как ни старался, не мог вызвать в себе эмоцию ложи – боль. Всё, что угодно – вину, раскаяние, отчаяние, мстительное злорадство, но не боль.

Постепенно Дэн перешёл к воспоминаниям детства. Он вспоминал, как жил здесь с родителями, бабушкой и Гуди. У отца были концерты, к матери приходили ученицы-пианистки, бабушка занималась домом. Вот здесь, в кухне, всегда дышала теплом плита. И вкусно пахло выпечкой или пряностями – в зависимости от того, что готовила бабушка. Потом она умерла, но мама очень старалась, чтобы уют и приятные запахи оставались на месте. Тогда бабушка как будто оставалась бы с ними. Дэнни вспоминал смех и песни, и бесконечные гаммы на всех инструментах подряд, и улыбку бабушки, когда все с аппетитом уплетали оладьи или печенье. Вспоминал, и не мог припомнить запахов и звуков. Здесь теперь стало холодно и тихо. Никакой боли – боль превратилась в пыль.

Вспоминался и Гуди – и Дэн переворачивался с боку на бок, вспоминая, как брат кричал и умолял прекратить пытки. Но вспоминая боль Гудвина, он не ощущал своей. «Во мне что-то сломалось», - решил он, и всё-таки уснул.

…Спал Дэнни чутко, вздрагивал, просыпался, но под утро заснул крепче, чем мог себе позволить. Проснулся от какого-то звука внизу – то ли звякнуло, то ли треснуло что-то. Звук был тихий, тоненький, не опасный. Опасность таил скорее тот, кто что-то уронил или разбил.

Очень осторожно Дэн поднялся с неудобной постели и потянулся за скрипкой. У него не было иного оружия и иного ценного имущества.

Но звук не повторялся, не слышалось и других – в доме стояла гробовая тишина.

Спустя некоторое время Дэн выглянул из комнаты, спустился со второго этажа, со всеми предосторожностями заглянул в кухню. Он был в доме один. В кухне подозрительно и вкусно пахло чем-то знакомым, но, кроме него, не таилось ни души.

Только оглядевшись внимательней, Дэн понял, что кто-то приходил сюда. На холодной плите лежал свёрток, из которого выглядывала аппетитная горбушка батона с ломким, хрустящим гребешком. Некий гость оставил в кухне пакет с едой: свежий хлеб, мягкий сыр, розово-полосатое яблоко, жестянку с сахаром и жестянку с кофе. Дэн так и не нашёл ни чайника, ни ковшика, поэтому вскипятил воду в кастрюльке. Он очень давно не ел как следует. Но не спешил. Осторожно откусил от хрустящего бока батона, окунул в сахар палец и облизал, медленно намазал на отломленный мякиш сыр и так же медленно, почти торжественно съел.

После кофе Дэна потянуло в сон. Он знал, что это временно – надо лишь перетерпеть ощущение сытой тяжести, а затем придёт бодрость. Но глаза слипались сами собой.

- Тебя ищут и ловят, - услышал он вдруг мелодичный баритон. Вздрогнул, открыл глаза – по-прежнему никого. – Я не здесь. Кстати, с днём рождения, малыш.

- Что? – еле шевеля губами, спросил Дэнни.

- Я знаю, кого ты ищешь, - сказал голос Чезаре. – И знаю, что ты хотел бы обратиться ко мне.

- Я не хотел, - запротестовал Дэн. Но соврал: он думал о Чезаре. Тот мог бы помочь ему скрываться, да и справиться с неизвестной ложей помог бы. Обязательно помог бы.

Но Дэн столько раз отказывался мысленно связаться с Розом! С тех пор, как Дэнни сбежал из Азельмы, Чезаре предпринимал множество попыток установить мыслесвязь, и все они пресекались – мальчикне желал говорить с бывшим учителем. Он заставлял одну и ту же музыку крутиться в своей голове, и Роз слышал только её, но не мысли.

И вот теперь Дэн, наконец, решился поговорить с Розом.

- Не приходи ко мне, малыш, - ласково и строго сказал Чезаре. – Жди здесь до темноты, никуда не ходи. Вечером я приду сюда, и мы решим, как нам с тобой быть. Хорошо?

Забыв о том, что разговаривает только с голосом, а самого Светлого тут нет, Дэн кивнул. Ему стало спокойнее и даже как-то теплее.

А в доме было действительно холодно. Вчера с дороги скрипачу показалось, что здесь тепло, но после ночи в остывших стенах он изрядно озяб, и лишь горячий кофе помог ему согреться. Это не избавило Дэна от насморка и кашля, но ему стало легче.

Опасаясь, что его отследят по шлейфу магии, Дэнни не решался использовать никакое волшебство. Поэтому он только жался к плите, где горели стулья и доски, оторванные неизвестными мародёрами от пола. За окном пошёл дождь пополам со снегом, в выбитые окна задувал ветер, по полу сквозило. Дэн заколотил окно в кухне досками, а дыры заткнул тряпьём. Но в комнатах первого этажа было слишком много окон, чтобы заколачивать их все.

Слова Чезаре - «с днём рождения, малыш», - сказанные ласковым и спокойным голосом, согрели Дэна изнутри. Там от них затеплился огонёк, и на нём оттаивали разные эмоции.

К вечеру Дэнни доел батон, сыр и почти весь сахар. Три раза он варил себе кофе в кастрюльке, из которой и пил, обжигаясь о край. Во рту поселилась горечь с железным привкусом от посуды. У него оставалось яблоко – крупное полосатое яблоко, но Дэн только держал его в руках и изредка нюхал.

Чезаре пришёл не один. С ним явились ещё четверо. Подросток всё так же сидел возле плиты, когда все пятеро неожиданно появились рядом с ним с тихим звуком, похожим на треск разорванной бумаги. Это и была бумага – в руках Чезаре белели две половинки маленького глянцевого листка, исписанного знаками – подорожник, довольно дорогое удовольствие. Такие изготовляли маги-стихийники.

Дэн не ожидал такого появления и, увидев магов, только и мог, что встать и развернуть ссутуленные плечи. Он не знал, что делать. Убивать Чезаре ему вовсе не хотелось. Единственное, на что его хватило – это швырнуть яблоком в магов и кинуться к двери, ведущей из кухни в комнаты. Его тут же перехватило сразу несколько пар рук.

- Стой, стой, малыш, - сказал Чезаре. Дэна скрутили, пригнули к полу, и Чезаре сел на корточки, чтобы заглянуть бывшему ученику в лицо. – Нам не обойтись друг без друга. Мы знаем, кого ты ищешь. Нам не найти их без тебя, а тебе – не справиться с ними в одиночку. Давай поможем друг другу? Видишь – я пришёл к тебе с друзьями. Они не из Комитета. Если бы я пришёл с Комитетом, они действовали бы не так.

Дэн всхлипнул.

- Отпусти, - буркнул он.

- Только если ты не будешь сопротивляться или убегать, - предупредил Чезаре.

- Мы можем связать его, - предложил кто-то из держащих Дэна магов. – Связать, а потом заставить сделать его часть работы. К чему уговоры?

- Не надо, - с упрёком сказал Роз. – Он мой ученик, я ручаюсь за него. Дэнни?!

- Отпустите, - повторил Дэн.

***

Упырёк выпрямился, оперся на кирку и окинул взглядом окрестности кладбища.

- Ну, что встал? – тут же спросил его пожилой некромант, которого в Тартуте называли просто «Тяпа». Это настолько не вязалось с мрачным видом старика, что Дарда каждый раз, едва он слышал прозвище, пробирал нервный смех. – Бери тачку да нагружай туда мусор.

Упырёк вытер пот. Они с Тяпой грузили щебень, отвалившийся от старой ограды, и свозили за пределы кладбища. Там, размытый вешними водами и летними дождями, красовался овражек. Вот в него и скидывали всякий сор – битые кирпичи, щебень, камни. Верней сказать – Дард его собирал, нагружал, скидывал, а Тяпа руководил.

И так без продыху уже два месяца! Упырёк окончательно избавился от противной мелкой дрожи в руках, его лицо перестало быть одутловатым и безразличным. Глядя на себя в зеркальце в доме некроманта, Дард признавал, что стал выглядеть на свой возраст, а не как прежде – лет на пятнадцать старше чем есть.

Но на самом деле он уже начал подумывать, что ошибся с выбором. Чего он ожидал, отправляясь на тюремное кладбище Тартуты? Уж конечно, не работы без просвета и отдыха! Он видел себя исследователем богатого подопытного материала, возможно даже, автором какого-нибудь труда по некромантии, по которому потом нерадивые ученики будут учить уроки!

Нет, конечно, из тюрьмы регулярно притаскивали трупы Тёмных магов. И некоторые как раз после всяческих опытов в области эмоций. Вот только воли Дарду не давали – трупы можно было хоронить и следить, чтоб не вставали. И всё.

Пить дозволялось только то, что не крепче воды. Начальник Тартуты, стервец, едва увидел Дарда с его синяками и опухшими глазами, подвёл его к окну своего начальничьего кабинета и, слегка подтолкнув в затылок, велел:

- Смотри! Видишь ров?

Дард ров видел. Он в него уже два раза потихоньку скидывал мусор с кладбища, чтобы не возить дальше, к карьеру.

- За каждый раз, как я вижу тебя пьяным, будешь лазить туда. Чистить канализационную трубу. Понял?

Упырёк подумал, что понял, но не прошло и недели, как он попался на глаза начальнику тюрьмы в таком виде, что и жив-курилка испугался бы. Увидев начальника-стервеца, он икнул и попытался уползти под надгробную плиту, притворяясь свеженьким мрычом, но был извлечён за пояс и изрядно бит ногами. Неделя работ по очистке тюремного канализационного слива – и Дард повторил свою попытку надраться месяц спустя. И получил ещё недельку принудительного труда по отбиванию вонючей наледи с трубы.

После этих работ Тяпа не пускал Дарда в дом, пока тот не вымоется. Выставлял на порог ведро нагретой воды и кусок мыла. Упырёк трясся от холода и синел, пока мылся, а потом кашлял и чихал. Вот только-только после болезни вышел из дома – и на тебе.

- Бери тачку и кати вон туда, - отвлёк его от воспоминаний старый некромант. – Лентяй несчастный.

Тяпа никогда не ругался и не кричал, но разговаривал резко и грубо. Дард его побаивался.

Та часть ограды, что была просто насыпана из щебёнки, разваливалась от одного взгляда – стоило лишь подойти к ней с киркой и лопатой, как всё начинало оседать и сыпаться. Сподручней было бы здесь справляться вдвоём: один насыпает, другой отвозит к оврагу. Но едва Сарвен открывал рот, чтобы предложить это старику, как тот нехорошо усмехался почти беззубым ртом.

- Не болтать! Шевелись давай, маломощный!

Глядя на сгорбленного седого старца, жилистый, хоть и невысокий Дард мысленно возражал Тяпе, что его можно мизинцем перешибить, никакой мощности не понадобится. Но вслух – никогда. Упырёк снова брал кирку и отковыривал очередные куски ограды, потом брал лопату и нагружал тачку, потом брал тачку и…

И длилось бы это бесконечно, если б однажды с самого раннего утра Упырёк не спросил у Тяпы:

- Почему бы вам, учитель, не поработать тоже?

И тогда он узнал, почему старика прозвали Тяпой.

Потому что некромант схватил стоявшую у стены хорошо заточенную, увесистую, огородную тяпку, которой Дард обрубал корни растений и сорняки, чтобы освободить кладбище от сухой травы, и с неожиданной силой ударил Дарда по ноге. Тот едва успел отскочить, а лезвие тяпки уже вонзилось в землю рядом с его ступнёй снова. И снова. Сарвен заскакал по кладбищу, а Тяпа, необычно быстрый и ловкий, вонзал своё орудие мести не больше чем на палец от его ног. Счастье Дарда, что он был чуть-чуть шустрее! В конце концов тяпка врезалась в подошву его ботинка сзади, больно ударив пятку, и застряла в земле. Пригвождённый Упырёк тихо взвыл и крикнул:

- Не надо, учитель!

Старик с трудом выдернул тяпку из подошвы и земли и замахнулся на молодого некроманта. Сарвен обернулся, поднял руку, чтобы перехватить черенок орудия, и обомлел: глаза Тяпы побелели, словно разом выцвели, синеватые бескровные губы подрагивали в гневе, лицо, похожее на ком смятой бумаги, ничего не выражало.

- Убью, - леденящим голосом просвистел Тяпа. – Голову оттяпаю!

Вот уж Тяпа так Тяпа. Упырёк никогда не видел аффектации в таком возрасте. Обычно эмоции расходуются, и чем старее человек, тем сложнее ему впасть в магический аффект. А этот был в таком состоянии, что одномоментно мог всё кладбище поднять.

- Простите меня, учитель, - Дард, не опуская руки, попятился от старика.

Тот, утробно хекнув, вонзил тяпку в землю. И внезапно пришёл в себя. Глаза стали водянисто-карими, к щекам прилила кровь. Сарвен с облегчением вздохнул.

- Простите, - повторил он и побрёл собирать щебёнку.

Его бунт был подавлен.

***

Праздновать пятнадцатилетие в обществе пятерых Светлых магов было Дэну в диковинку. В прошлые разы он отмечал день рождения в обществе одного лишь Чезаре, но к нему Дэн привык. А сейчас маги пришли в его дом и вели себя здесь на редкость деликатно. Сообща они магией восстановили целостность окон и дверей, принесли с собой много подушек и одеял, чтобы устроиться на полу. На полу сидели и ели, а потом улеглись спать. Дэнни ушёл в свою комнату, на самодельный топчан, но и там обнаружил два тёплых одеяла и нормальную подушку. Сытый и обогретый, он тем не менее так и не определился с отношением к Светлым, вторгшимся в дом против его воли.

Ему хотелось рассказать Розу о своём путешествии – рассказать без утайки. И про магов ложи Власти, бродячих артистов, и про деревню Сонную… и про Гудвина. И про то, как он убил Джосси и бросил двух других ловцов на дороге. Но при посторонних, чужих магах не стал откровенничать. А мыслесвязью пользоваться для такого долгого рассказа не хотелось. Мысленные беседы – дело не слишком радостное и удобное. И эмоций не утаишь, и головной боли потом не миновать.

…В конце концов, Чезаре прав – нельзя соваться к неизвестным магам в одиночку. Но, выходило, что прав оказался не так давно и Гуди – Дэнни слишком прочно связался со Светлыми. Он ворочался так и этак, и мысли в голове переворачивались, постепенно тяжелея, густея и становясь снами.

«Наши сны остаются снами», - гласит старинное приветствие. Дэну снились родные – мать, отец, бабушка, живые и невредимые. Но сон вышел тревожный – семья тянула к Дэнни руки, молча плакала, а потом река разделила их окончательно. Мутный, тёмный поток, густой от поднявшегося песка. Дэн кинулся было за матерью, но вода, как живая, отшвырнула мальчика прочь. Он стоял и смотрел, как семья уходит вдаль, и мать, последней шедшая вверх по узкой тропе, оглянулась и взмахнула рукой.

Утром Дэн в одиночестве завтракал почти в полной темноте. Только угли в плите мерцали, отбрасывая красноватые блики на серьёзные лица магов. Они, кажется, спали совсем мало. Но не казались вялыми и сонными и держались достаточно бодро.

- Пожил бы пока у меня, - предложил Роз. – И теплей, и уютней, и безопасней.

Но Дэн покачал головой. Ему не хотелось возвращаться в ту квартиру. По крайней мере, не сейчас.

- Ну, как знаешь… тогда оставайся здесь, но никуда не выходи, не сказав мне.

Чезаре переглянулся с ловцами. Дэн и без этих переглядок сообразил, что маги будут следить за ним.

- Мы скажем тебе, что делать. И постараемся быть поблизости, малыш, - Чезаре протянул было руку, чтобы похлопать бывшего ученика по плечу, но тот напрягся, и Роз убрал ладонь.

- Итак, давай обсудим для начала, как ты проберёшься в дом к вельможе, которого ты собрался убить, - сказал Чезаре. – Ты знаешь, где он живёт, с кем знается, чего боится?

Дэн пожал плечами.

- Я знаю только его имя и то, что он из ложи Смуты. Он вроде главный там, - буркнул он. – Но я смогу найти, где он живёт. И смогу зачаровать охранников музыкой!

Тут он почувствовал, что от эмоций дрожать пальцы и подбородок сам собой упрямо выдвигается вперёд. Это потому, что Дэн сжал зубы.

- Всего этого тебе не понадобится, если действовать по уму. У нас есть выход на человека, по рекомендации которого тебя примут в ложу, - сказал один из людей Роза. Дэн попытался вспомнить, как его зовут. Не вспомнил. Вчера он был слишком взволнован, а потом чересчур размяк от тепла и вкусной еды. Где уж тут имена запоминать!

- Я и сам могу найти такого человека, - пожал плечами Дэн, досадуя, что не сообразил этого раньше. А ведь Гуди называл ему имена людей, которые принадлежали к ложе Смуты. Но у Дэна прочно засела в голове месть всего лишь одному человеку, зачинщику покушений и мятежей. Видимо, ничего иного и не поместилось! Дэнни испытал неловкость за свою глупость, и покосился на Роза.

Тот хранил невозмутимость.

- Ну хорошо, - сказал он очень, очень мягко и добродушно. – Найдешь его, прорвёшься, и что дальше? Ты хоть имеешь представление, на что способен генерал ложи?

Дэн понурился. Нет, он не представлял. Он и своих-то сил как следует не испытал и не мог определить пределов чужих возможностей.

- Так вот, доверься в этом деле мне, - сказал Чезаре, и Дэнни уловил в его голосе знакомые нотки самодовольства. Впрочем, Роз тут же поправил сам себя:

- Нам, - и посмотрел на товарищей. – Мы знаем немного больше чем ты. Комитет собирал сведения о человеке, которому ты хочешь отомстить. Он жесток, скрытен и изворотлив. И он наделён немалой властью, в отличие от других магов. Он находится при короле почти неотлучно.

- Почему же он сам не стал королём? – спросил Дэн.

Маги усмехнулись.

- Ты подсмотрел сон Спящего? – спросил Чезаре. Это старое выражение вызвало у Дэна улыбку. Так говорила бабушка, когда кто-то что-то угадывал. – Маги в этом мире – пришлые. Ты ведь знаешь это? Они пришли из-за Грани. И не являются здесь хозяевами. И было решено – ими и королями, которые правили несколько сотен лет назад – что маги не вмешиваются в дела людей.

Дэн тяжело вздохнул. Опять он нарвался на урок от Чезаре! Ну что ж, кое-что из этого он даже слышал – ту часть, которая про нездешних магов и Грань.

- Да, я понял, - проворчал он. – Но разве за триста лет маги не смешались с простаками настолько, что и простаков в ученики берут, если потенциал есть?

Маги переглянулись.

- Мы не берём, - осторожно сказал один из них.

- В общем, ты размышляешь почти так же, как маги ложи Смуты, - подвёл итог Чезаре. – Они тоже считают, что править Тирной, а может быть, и всеми остальными странами материка должны маги.

- Тёмные маги? – уточнил Дэн.

- Нет, малыш. Маги ложи Смуты тем и отличаются от всех других, что они и не Тёмные, и не Светлые. Пока они и те, и другие, а в будущем планируют учить детишек так, чтобы они не знали различий. Разница между Орденами сотрётся…

Роз примолк, словно тяжёлые думы одолели его.

- Но разве это плохо? – спросил Дэн. Ему начинала чем-то нравиться эта ложа Смуты. Он одёрнул себя – ведь ложей управлял человек, по вине которого распалась семья ван Лиотов. По вине которого на Дэнни обрушились многие страдания.

- Ааа, хороший вопрос, Дэнни! – сказал Чезаре. - Плохо не то, чего хочет ложа, а то, как она своей цели намерена добиваться. Поэтому нам и нужен ты и только ты, малыш.

Дэн удивлённо хмыкнул.

Маги снова переглянулись. Словно мысленно посовещались – секунду-другую.

- Тебя возьмут в ложу. Во-первых, они там любят принимать в свои ряды подростков, задурив им головы, - сказал один из магов.

Дэна передёрнуло, словно от сильной боли.

- Во-вторых, ты учился и у Тёмных магов, и у Светлых, - сказал другой, поглядев на Роза. Тот лишь улыбнулся, сверкнув ровными, чуть желтоватыми зубами.

- И в-третьих, ты музыкант.

Дэн сомневался, что после покушения на Кардавера Кешуза на музыкантов-Тёмных такой уж большой спрос, и сказал о своих сомнениях учителю. Но тот усмехнулся:

- Я не про твою игру на скрипке. Я про твоё обострённое чутьё. Ты очень восприимчив, и я надеюсь увидеть очень многое твоими глазами и пропустить твои эмоции через себя.

Дэна пробрал мороз. Это звучало неприятно. Но что делать? Он ведь решил, что будет действовать заодно с Розом, раз уж тому тоже надо поймать генерала ложи Смуты.

Через два дня Чезаре подал Дэну его вещевой мешок.

- Всегда собирайся так, будто уходишь навсегда, - сказал он.

Дэн взял мешок и проверил, на месте ли книга и скрипка. Они лежали там рядом с маленькой, глотка на три-четыре, флягой ирнара и завёрнутым в салфетку куском хлеба с колбасой.

- На навсегда не хватит, - благодарно пробормотал подросток. Чезаре единственный заботился о нём вот уже несколько лет подряд.

Роз потрепал Дэнни по плечу и сказал:

- Идём, малыш.

***

Дэнни никогда не был для Чезаре Роза открытой книгой. Но, пожалуй, он понимал мальчика как никто другой. Двадцать лет назад, когда погиб отец Чезаре, он тоже хотел отомстить каждому Тёмному магу в отдельности. Будучи примерно в том же возрасте, что и Дэнни, Чезаре впервые схлестнулся в поединке с магом ложи Власти и позорно проиграл. Но будь у него достаточно опыта и силы – разве не убил бы он того мага?

Но он не оправдывал Дэнни. Мальчик совершил несколько убийств в таком юном возрасте, и это делало его преступником, которого рано или поздно необходимо будет судить и наказывать. Чезаре предпочёл бы в таком случае, чтобы его судили и наказывали как Светлого, преступившего закон, но не как Тёмного, который виноват уже по факту своего происхождения. А для этого Дэну стоило выполнить работу, которую сам Роз выполнить никак не мог. Уж как он подбирался ко дворцу, как пытался сам разобраться в происходящем там, как усиленно рыл под Кора Тэллина! Без толку. Став Главой Комитета, Чезаре получил свободный путь во дворец, но не доступ к его тайнам и интригам.

Теперь этот доступ стал возможным. Имя ему было Дэниэл Альсон. Или Дэн Софет ван Лиот – это уж кому как больше нравится. Самым популярным его именем сейчас было – Чёрный Скрипач. О нём уже даже песню сочинили. Правда, музыкальный Чезаре сомневался, что её мелодия придётся Дэнни по вкусу.

Сейчас наступило очень подходящее время, чтобы сделать Дэна своими глазами и ушами во дворце. Ложа, которую теперь уже именовали только ложей Смуты и никак иначе, рассчитывавшая ранее на самого Грета, разочаровалась в новом короле. Он не проявлял себя как маг. Более того, он магом не являлся. Очевидно, что он не унаследовал способностей матери. Тэллин, очевидно, приложил все усилия, чтобы молодой король женился на девушке из магов. Это ведь ещё надо было отыскать кандидатуру, чтобы из хорошего аристократического рода, и при этом не дурнушка и не безмозглая… Но Тэллин справился. И в начале первого Тёмного месяца наследник Грета Кешуза явился на свет.

Теперь все маги с волнением и напряжением будут ждать, не окажется ли мальчик волшебником. И ещё неизвестно, что станет худшим исходом для него и для всех!

Потому что, если он вырастет не магом, покушения не прекратятся. Ложа Смуты будет добиваться того, чтоб на трон сел маг. А если маленький Ланделий Кешуз окажется магом, то нарушится Договор. Ибо в нём сказано, что люди не мешают магам Тирны жить по своим законам, а маги не претендуют на верховную власть в Тирне. И если в связи с этой напряжённой ситуацией Тэллин задумал очередное покушение – Розу лучше бы знать об этом.

***

Дэнни постучал, ёжась от холода, и ему открыла несимпатичная служанка.

- Чего тебе, попрошайка? Хозяин бродягам не подаёт, - сказала она неласково.

- Мне нужен Гарольд, Гарольд Клейн, - запинаясь, произнёс Дэн. – Я по делу!

- Какое-такое дело у тебя, проходимец, может быть до эна Клейна?

- Скажите ему, что Гуди умер… и я вместо него.

Дэн не был уверен, что Гудвин не соврал под пытками, но ни на что иное надеяться не мог.

Служанка ещё раз смерила бродягу тяжёлым взглядом, кивнула, словно осмотр её в какой-то мере удовлетворил, и закрыла дверь. Дэн не знал, что это означает и надо ли ему ждать, но продолжал топтаться на крыльце. Топтался он долго – ноги успели замёрзнуть, да и под куртку незаметно прокрался коварный весенний холод.

В конце концов служанка открыла ему и молча пропустила в дом.

- Снимай ботинки, - велела она сухо.

Дэн удивлённо и смущённо посмотрел на женщину. В его доме, как и в доме Чезаре, таких требований никто никогда не предъявлял. Ботинки можно было снимать, когда захочется. Он стянул с ног обувь и с трудом пошевелил озябшими пальцами в слишком тонких для такого холода носках. На правой ноге носок слегка порвался, и маленькая дырочка на большом пальце удостоилась сурового взгляда и сердитого сопения служанки.

- Куртку и вещи можешь оставить тут, - женщина решила соблюдать подобие любезности с этим неприятным гостем. Она распахнула дверцы шкафа возле входной двери. Там и так было тесновато и довольно сумрачно, а большой и громоздкий шкаф делал прихожую значительно теснее. Дэнни снял куртку и повесил её на крючок, но с мешком решил не расставаться. Ему и так было неуютно: без ботинок и куртки в окно не выскочишь и далеко по улице не убежишь.

- Иди-иди, - служанка подтолкнула паренька в комнату, - тебя ждут.

Комната перед ним оказалась большая, но захламлённая. Тут было много полок и шкафов, стеллажей и столов, столиков, этажерок. Везде лежали книги. Полуопущенные шторы свисали по обе стороны мутного окна. Казалось, что в душном воздухе висит тонкая пыль.

Здесь не было камина или печки, и Дэн поёжился.

- Книгам вредны солнце, излишняя влага, сильное тепло и другие портящие их факторы, - проскрипел голос из глубины комнаты. Дэн вгляделся в неопрятный стог одеял и понял, что это старик, лежащий на тахте и укрытый до самого носа. - Ольза сказала – ты пришёл вместо Гуди. Подойди сюда и сядь вот на этот стул.

Гудвин сказал Дэну, что Гарольд не простой маг, а истинновидец. Однако, когда Дэнни приблизился, он увидел, что Гарольд Клейн совсем стар, и почувствовал разлагающуюся силу. Эмоции старика были уже далеко не те, и сознание изрядно помутилось. Пять лет назад он, возможно, ещё был в лучшей форме, но сейчас доживал последние дни.

Дэн сгрузил со стула на соседнюю этажерку стопку книг и послушно сел около тахты. Из-под нескольких одеял высунулась ледяная истончённая рука и вцепилась в Дэна. Ощущение было, как будто в него впилась куриная замороженная лапа. Ван Лиот дрогнул, но руку не отдёрнул.

- Гуди, Гуди. Хороший был мальчик этот Гуди, сильный, - одобрительно пробормотал старик тонким, почти детским голосом. – Отличный спектр эмоций, яркие, сочные краски…

При чём тут краски, Дэн не понимал, но нашёл в себе силы сказать:

- Я хочу попасть в ложу Смуты, эн Клейн. Я потерял всех родных.

- Вот как? – голос у старика окреп. Он приподнялся на плоских подушках и взглянул в лицо Дэну. – А чего же ты хочешь?

- Я маг-погодник, - сказал Дэн, хотя понимал, что врать истинновидцу опасно. Да, он совсем старый и плохо видит, но вдруг почувствует ложь? – Когда Гуди связался с ложей, мы вместе подняли большую бурю. Но этого было мало. Я хочу продолжить наше дело и устроить бурю куда более сильную. Вот чего я хочу!

- Неплохое желание для юноши, мой милый. Неплохое. А я бы хотел поскорее умереть, - сказал Клейн и причмокнул губами. – Умереть без боли. Тебе, юнцу, не понять. Я скажу тебе, как попасть в отбор. Скажу, куда и когда тебе надо прийти, чтобы получить возможность ступить на первую ступень. Мне всё равно, разрушишь ли ты основы ложи или просто пойдешь убивать её генерала. Мне всё равно, убьют тебя или пощадят. Но я очень хочу, чтобы ты дал мне смерть без боли. И потому я скажу тебе всё.

Дэнни понял, что его ложь замечена. Понял он также и то, что старому магу безразлично, как ему назвался прибывший юнец, безразличен сам факт лжи, и за одно лишь обещание исполнить последнюю волю он готов заплатить любую цену.

Он кивнул и приподнял руку старика, поднося к губам, как для поцелуя.

- Скажите мне, - попросил Дэнни, и его голос внезапно сорвался. Ему не приходилось ещё убивать вот так – беспомощного, лежащего в постели старика, который просил о смерти как об избавлении.

- Улица Вторая Дворцовая, - сказал старик, тяжело дыша. – Особняк Кора Тэллина. Знаешь, где это?

- Я найду, - пообещал Дэнни. – Что я должен сказать?

- Скажи – Гарольд Клейн… кланяется.

- И это всё? – удивился Дэн.

- Всё, - засмеялся сухим, как песок, смехом Гарольд Клейн. И тут же скривился от боли. – Книги мои пусть заберут, а дом – дом чтобы достался Ользе! По справедливости.

Он снова сморщился. Рука, которую держал Дэн, напряглась.

- Теперь твой черёд, мальчик. Сделай всё быстро.

- Извините, эн Клейн, но это будет больно.

Дэнни прижался щекой к холодной, влажной и слабой руке старика, закрыл глаза. Он знал, что делать с болью, умел с ней управляться. Боль была той стихией, с которой не стоит бороться, но с которой можно попытаться совладать.

Можно было вытащить скрипку и увести старика в смерть мелодией. Но Дэну не хотелось играть. Он просто вобрал в себя всю боль Гарольда, без остатка – жжение в почках и мочевом пузыре, спазмы в сердце и сосудах, ломоту в суставах, застарелую лицевую невралгию и ноющую боль в остатках зубов, резь геморроя. И, кроме боли, в Клейне, видимо, больше ничего не оставалось – потому что, вздохнув свободно, он улыбнулся и умер.

Дэнни встал со стула и пошатнулся. Когда забираешь чужую энергию – она переполняет тебя, как вода кожаную флягу. И часть этой энергии становится тобой. Неопытному магу Боли забрать сразу так много может даже стоить жизни.

Светлый маг поступил бы с этой энергией проще всего – он не стал бы преумножать и сохранять, чтобы воспользоваться, а пропустил бы сквозь себя и разделил – то есть выбросил, по-простому, на ветер. В самом крайнем случае Светлый может эмоцию преобразовать – превратить в противоположную. Это действо более замысловатое и нередко маги о нём забывают вовсе. Если Светлый маг пропустит через себя слишком много боли, то, вполне вероятно, это нанесёт ему большой вред. Поэтому он поспешит всё отпустить… Но ни один Тёмный не будет так разбрасываться.

Дэнни хорошо помнил о том, куда дальше лежит его путь, но совладать с полученной энергией боли, укротить её оказалось сложнее, чем он думал. К тому же его собственные эмоции устроили настоящую бурю. Ему необходимо было перевести дыхание, отдохнуть хоть немного или хотя бы использовать немного полученной силы – сбросить излишки. Дэн покрылся ледяной испариной, его шатало, когда он шёл к выходу, чтобы забрать куртку и ботинки, и едва неприятная, сердитая Ольза заступила подростку путь, как он передал ей часть полученного. Он боялся и испытывал к служанке неприязнь, даже брезгливость, и когда она, корчась от внезапной боли в животе, упала на четвереньки, Дэн лишь поморщился и перешагнул через Ользу.

- Твой хозяин завещал тебе дом, - буркнул он, сам не зная, для чего.

Он обулся, надел куртку и закутался в толстый длинный шарф. На улице дул резкий ветер, сквозь рваные облака проглядывало неприветливое, холодное солнце. Пахло заморозками. Вдохнув свежего воздуха, Дэн с удивлением обнаружил, что по щекам бегут слёзы.

Он поправил на спине вещевой мешок и отправился к дому.

***

В городе Азельме улицы длинные, переходящие из квартала в квартал, и Вторая Дворцовая, начинаясь от летней резиденции короля, идёт сначала мимо богатых особняков, мало чем уступающих собственно дворцам. Потом Вторая Дворцовая резко идёт под уклон – мимо рыночной площади, через квартал ремесленников, а там – к речке. Туда же выходят и трубы канализации. У самой речки живут разве что совсем уж никудышники. Улица Трудолюбия, на которой проживал Гарольд Клейн, находилась от Второй Дворцовой на очень почтительном расстоянии, и Дэнни долго петлял через дворы, желая срезать путь. Дважды он перелезал через заборы, мечтая перенестись к дому Кора Тэллина с помощью магической бирки – он знал эту улицу и мог бы попробовать определить координаты дома. Но – нет, нельзя. Поймают ловцы, маги из другого участка, такие, которые, может быть, и не слышали о планах Чезаре Роза – и что тогда делать? Потом, конечно, Чезаре вступится – и его наверняка отпустят. Но сколько времени будет потеряно…

А ведь он и так потерял больше четырёх лет. Почти пять.

Улица Вторая Дворцовая выглядела так, что Дэнни махом перелетел через эти почти пять лет и почувствовал себя тем же подавленным, одиноким перед лицом тяжёлого испытания мальчиком в полосатых чулках и новенькой белой рубашке. Здесь вместо булыжной мостовой на земле лежали до блеска отмытые плитки, чёрные, бордовые, кремовые. Сложный и очень красивый узор. Здесь металлические ограды представляли собой замысловатые произведения искусства. Здесь дома походили на чертоги небожителей, как в сказках.

Когда Дэнни увидел стражей порядка, он поразился уже одному тому, как они здесь одевались. Ван Лиоты и сами жили не бедно, но в их квартале стражи порядка ходили в простых тёмно-серых куртках с жёлтыми полосами на груди и с жёлтыми шевронами на рукавах. В просторечии их называли «мухами». Впрочем, отец Дэна не любил просторечий. Здесь же были скорее не мухи, а целые шершни – в чёрных коротких, ладно сидящих мундирах, на рукавах по пяти нашивок вместо одной, а накладные полосы на мундирах – золотые. Сами «шершни», видимо, представляли отборную элиту стражей – откормленные, крупные, высокие, породистые. К Дэнни навстречу шли сразу трое.

Сначала Дэн обрадовался, что ему будет у кого спросить, который из этих дворцов – особняк Кора Тэллина, но, когда «шершни» приблизились, у паренька возникли некоторые опасения. У стражей были такие лица, словно они увидели на плитках улицы не подростка, а кучку нечистот, и теперь готовились от нее избавиться. Дэн слегка струхнул, но виду решил не показывать.

Ему хватило времени, чтобы достать из мешка скрипку и смычок. Развернуть их, вынуть из футляра, настроить инструмент – на это уже не оставалось ни секунды, и Дэн решился на краткий магический всплеск, который, как волна, оттолкнул стражей на полшага. Они остановились, видя перед собой мага, и уставились на него уже по-другому: настороженно. Среди этих троих магом оказался всего один.

«Шершни» при виде чёрной скрипки, кажется, оробели. Но не отступили.

- Не вздумай играть, - сказал Светлый маг-«шершень» невыразительным, тусклым голосом человека, который не имеет к музыке ровно никакого отношения. - Я прикажу не стрелять, если ты сдашься без боя.

- Без боя?

Мальчик почувствовал, как осторожно маг нащупывает его эмоции – словно перебирает струны незнакомого инструмента. Конечно, если инструмент может тебя убить, ты волей-неволей будешь настороже.

Но руку Светлый поднял. И «шершни»-простаки взяли ружья наизготовку.

- Я не хотел боя. Мне надо позвать сюда одного… Одного человека, - сказал Дэнни, глядя только на мага. – Если вы не будете стрелять – я вам никакого вреда не причиню.

Но Светлый, конечно, не внял. Может быть, не поверил, а может – очень уж хотелось ему поймать, наконец, знаменитого Чёрного Скрипача.

- Стрелять в скрипку, - сказал маг негромко, но не услышать его было нельзя.

Дэн спрятал инструмент за спину. Расстрел драгоценной скрипки в его планы не входил.

- Мне нужен Кор Тэллин, - сказал он сквозь зубы, которые сжимал, чтобы они не стучали.

- Ага, вытяни руки и медленно отдай скрипку рядовому Дотцу, - сказал Светлый. – Мы передадим господину Тэллину, что ты хотел его видеть!

Дэнни с трудом соображал от волнения и переполнявшей его чужой энергии. Первым его порывом было скинуть всё, что он получил от старика Клейна, на Светлого мага – а там видно будет! Но Светлый держался настороже и, скорее всего, преобразовал бы боль. Столько сразу через себя пропустить невозможно.

- Не стреляйте, - сказал Дэнни как можно жалобней. Таким голоском он просил на дороге или в тавернах кусок хлеба или монетку. И просил небезуспешно!

- Отдай скрипку, - повторил маг. – Или они выстрелят!

Но Дэнни уже понял, что его хотят взять живым, и, разведя руки в стороны, медленно поднял их – в одной скрипка, в другой смычок.

- Я не могу её отдать, это всё, что у меня есть! – просительно сказал он. – Но я сдаюсь! Пожалуйста, не причиняйте мне вреда!

И хотя Светлый маг даже не думал поверить ему и расслабиться – Дэн отлично понимал его эмоции! – «шершни»-простаки опустили ружья.

Их командир заметил движение – в эту секунду его внимание, сконцентрированное на Дэнни, едва заметно рассеялось. Дэнни только этого и ждал – свёл над головой руки и слегка коснулся смычком струн. Тихий скрежет – и следом выстрел. Прицелиться страж, разумеется, не успел.

- Прекратить, - за спиной Дэна оказался человек. Судя по лицам «шершней» - непростой человек, потому что простаки сразу же приняли вид угодливый и пристыжённый, а маг, напротив, приосанился.

Дэн так бы и врезал ему – и совершенно неважно, ментально или физически. Можно даже музыкально. Уж очень у этого мага лицо было самоуверенное и довольное. Как будто он уже поймал Чёрного Скрипача и собирается получить за его голову награду.

- Убрать оружие, - последовал другой приказ. Голос – низкий, хрипловатый, лишённый музыкальности – звучал с ленцой.

Когда стражи закинули ружья за плечи, а их предводитель кивнул, Дэн позволил себе обернуться.

За его правым плечом стоял пожилой человек в тапочках и бело-розовом пушистом халате до пят. Из-под халата виднелась нижняя рубашка с кружевным жабо, а под ногами у человека расстилалась ковровая дорожка с высоким голубым ворсом. Край дорожки упирался в грязные и мокрые ботинки Дэна, и тот неловко переступил ногами.

Человек обошёл музыканта и встал между ним и «шершнями», разглядывая Дэнни. Он оказался гораздо выше Дэна, который был достаточно рослым для своих пятнадцати лет, но дрябловатым, нездоровым. Изжелта-бледная кожа и седая, с залысинами голова вызвали у Дэна особое отвращение.

- Убери скрипку, - велел человек в халате.

Дэн опустил руки, но к футляру и не прикоснулся, с вызовом глядя на вельможу.

- Убрать! - человек дёрнул подбородком – дряблым, но очень хорошо выбритым. И чёрная скрипка жалобно затрещала.

Дэнни положил скрипку и смычок в футляр, застегнул пряжки на нём, и, обнимая инструмент, исподлобья посмотрел на незнакомца.

- Вы Кор Тэллин?

- Да, да, я – эн Кор Тэллин, - быстро сказал человек.

- А как же… - Светлый маг-стражник протянул руку к Дэну, словно намереваясь схватить его за руку.

- Вы свободны, - небрежно сказал Кор «шершням». – Радуйтесь, что живы.

Дэнни с огромным наслаждением сейчас же разделался бы с этим человеком. Но Чезаре просил об иной услуге.

- Пойдёшь со мной, - приказал Дэну Тэллин.

Дэн искоса посмотрел на мага, чтобы полюбоваться его разочарованием. Скорее всего, ему не перепадёт ничего – ни награды, ни премии, ни даже мзды за молчание.

Но маг уже выглядел довольным. Скорее всего, здешние стражники всё-таки что-то получали за гнусные делишки богачей вроде Тэллина.

- Простите, но нет, эн Тэллин. Я ухожу, - сказал Дэн, закидывая мешок на плечо. Он развернулся и сделал вид, что уходит, выполнив миссию.

- Ты хотел мне что-то сообщить, - сказал ему вслед вельможа.

- Что Гарольд Клейн вам кланяется, - не оборачиваясь, бросил Дэн.

- А что ещё?

- Не знаю. Он умер, - равнодушно ответил Дэнни, не спеша шагая по мостовой.

- Умер? – Тэллин запахнул халат и сделал за ван Лиотом несколько торопливых, мелких шагов. Ковровая дорожка стелилась перед ним, и ноги в тапочках мягко ступали по голубому ворсу. – Как это произошло?

Догнав музыканта, Тэллин схватил его за плечо. Дэн обернулся и выдержал взгляд ужасных светло-серых навыкате глаз. Казалось, что в глазницы Кора Тэллина воткнуты два каменных шара, так холоден оказался этот взгляд.

- Я убил его, - ответил ван Лиот просто.

Наверное, камергер его Величества ждал каких-то других слов или объяснений, но вид уличного мальчишки-музыканта, глядящего из-под давным-давно не стриженных волос на могущественного богача в халате, его впечатлил.

Во всяком случае, Кор Тэллин перестал пялиться на Дэна как на мерзкое насекомое.

- Иди за мной, - сказал он. – Надеюсь, Гарольд знал, что за поклон мне присылает...

***

Эпидемия гриппа в крепости Тартута началась внезапно. Заключённые-маги оказались к ней не готовы – ослабленные, лишённые магических эмоций, в плохой одежде, на плохой еде. Едва лёг первый снег и началась осенне-зимняя слякоть межсезонья, как лазарет тюрьмы обзавёлся сразу десятком болезных.

Лечить их никто не собирался. Вся процедура исцеления сводилась к тому, что в больного заливали стакан горячей воды, чтобы согрелся и не лязгал зубами. Из первого десятка половина поправилась, трое умерли, двое пока не определились, а в лазарет уже тащили ещё шестерых.

В обычных обстоятельствах могилы для покойников помогали рыть сами заключённые. Иногда к нему в помощники притаскивали провинившегося охранника или штрафника из города. Здесь же Дард оказался в одиночестве. Кто мог держать лопату или лом в руках, сейчас либо лежал в горячке, либо шатался от любого порыва ветра после выздоровления, либо помогал врачам в лазарете… чтобы через день-два тоже почувствовать недомогание.

В первую неделю эпидемии Дард схоронил всего троих. А потом их стало умирать больше. По одному, по двое в день. И всё время привозили одного-двух осуждённых на заключение в мрачной башне Тартуты.

«Их даже и эмоций лишать незачем, - мрачно думал Сарвен Дард. – Всё равно сразу помрут!» Плюнув на распоряжения начальника тюрьмы, он выдолбил мотыгой очертания большой ямы и принялся рыть общую могилу, а свежие трупы велел пока складывать под навес, возле осыпающейся ограды. Кто уж донёс об этом начальнику тюрьмы – Упырёк не знал, но после того, как два тюремных стража, откормленные рожи, отпинали его по ногам и рёбрам, поклялся узнать.

- Один дохляк – одна могила, - внушали ему стражи, и Дарду оставалось лишь гадать, с чем связана такая щепетильность.

Боялись они, что мрычи перезаражаются друг от друга, что ли? Так это ничего, мёртвые не кашляют.

К вечеру Упырька трясло от боли и изнеможения, руки, вроде бы давным-давно привыкшие к черенкам лопат и мотыг, покрылись пузырями несмотря на перчатки, а голова отчаянно кружилась. А под навесом лежали ещё три оставшихся незахороненными трупа.

Тяпа удосужился протопить сторожку и даже вскипятил воду для чая, но ужином в доме и не пахло. Дард вяло сжевал два куска хлеба и упал на подушку лицом вниз.

- Почему нельзя было похоронить их в общей могиле? – невнятно спросил он, не надеясь на ответ.

Но старый некромант не только услышал, но и ответил:

- Потому что иногда нам приходится их выкапывать и проверять знак. Поэтому один мертвяк – одна могила. И дощечка с именем непременно.

От удивления Дард даже почти расхотел спать. Он приподнялся и уставился на Тяпу.

- А разве знак не исчезает после смерти?

- Нет. Пока труп есть – и знак есть.

Дард уныло кивнул. Работа могильщиком ему совсем не нравилась.

Утром он выбрал труп посвежее, промёрзший, но целый, и не спеша собрался с мыслями и эмоциями. Поднять промороженного жив-курилку оказалось несложно – сложнее заставить его задеревеневшее тело подняться и пойти. Заодно не удержался – коснулся плеча жив-курилки. Знак ложи Страха тут же проявился, очень слабо светясь в тусклом утреннем свете.

То, что некроманты зовут «остаточными эмоциями», у трупа имелось в количестве, даже меньшем, чем у приснопамятной старушки. Дард вздохнул. Да уж, работа мечты. Всё, что желал – всё сбылось! Даже больше.

Куда вот теперь деваться? Проситься обратно в Сольме?

Но тут Сарвен вспомнил, что там, в Сольме, тоже мало хорошего, и повесил нос.

Но к курилке у него всё же оставалось одно дело, весьма, надо сказать, щекотливое. Он его немного отогрел у костерка, и задал вопрос, волновавший его с тех пор, как тяжёлые ботинки тюремных стражников прогулялись по его рёбрам.

- Кто рассказал стервецу-начальничку про общую могилу? Ну? Ты же слышал? – Дард в нетерпении ждал ответа.

Не всякий мертвец может ответить, даже если у него в целости язык, губы и всё остальное, что полагается. С другой стороны, привязанный эмоционально к человеку или месту труп может общаться мысленно. Но не обычный жив-курилка же. Да и Упырёк не особо умел пользоваться мысленной речью.

Мертвец какое-то время молчал, отвернувшись от Дарда к огню. Тепло костра будило в нём воспоминания о том, что он был недавно жив. Пожалуй, Сарвен улавливал даже облегчение, которое испытывал жив-курилка оттого, что умер. Отмучился.

Потом мрыч вздохнул и сказал:

- Нееекромант.

- Да, да, - нетерпеливо сказал Дард, не сообразив, о чём говорит жив-курилка. – Я некромант. Так ответь мне – кто?..

- Старый некромант. Не ты.

Упырёк замер. Ага, вот оно что. Надо было и самому додуматься – ведь Тяпа тут не первый год сидит, прекрасно знает, чего нельзя делать, а что можно. Но каков красавец! Неужто нельзя было подойти и сказать, просто предупредить? Почему сразу заковылял к начальнику-стервецу и доложил ему? Решил, что у него, у Дарда, ноги или рёбра лишние?

Упырёк даже потрогал ушибы сквозь толстую куртку и свитер. Рёбра, разумеется, болели. Правую ногу можно было не трогать – и так чувствовалось, наступать больно.

Ну ладно.

Дард пожал плечами, сходил к сторожке, взял ещё две лопаты. Дал двум новым жив-курилкам немножко посидеть у костра. Выдал лопаты всем троим. Копали они, конечно, скверно. Неповоротливые, с трудом двигающие конечностями. Но у них ничего не болело, не так ли?

Сидя у жалкого костерка на перевёрнутом ведре, Дард курил и смотрел, как жив-курилки роют себе же могилы. Надо будет дождаться новых покойников и, не дожидаясь их окоченения, заставить их копать тоже, а этих зарыть.

И заодно стоило подумать, как отомстить Тяпе. Желательно, конечно, чтобы он успел прочувствовать всё, что ему достанется, но при этом не смог сопротивляться. Да, это желательно. Дард не любил драться с теми, кто слабее – противно, как будто слизняка убиваешь. Но это не значило, что их нельзя наказывать. «Слабее» – к сожалению, не означает «лучше», скорее наоборот: слабые жалки, но зловредны.

***

Убранство дома Кора Тэллина, Первого Камергера его величества короля Грета Кешуза, поражало не столько роскошью, сколько сдержанной красотой тщательно подобранных цветов. По крайней мере, это касалось холла, светлого и просторного, где пахло кофе и чем-то вкусным. Нежнейшие сливочные, бежевые и золотистые тона, чуть оттенённые кофейными узорами ковров цвета топлёного молока и тёмно-коричневыми подушками на креслах, диванчиках и банкетках, в изобилии стоявших вдоль стен – и тут же хмурый, недовольный хозяин с помятым лицом. Пожалуй, его розовый халат, желтоватая дряблая кожа и войлочные тапочки казались тут лишними. А что говорить о госте? Дэнни опустил глаза на свои ботинки, думая, что ему, как и в доме Клейна, прикажут снять их. Но Тэллин на обувь незваного гостя не обратил никакого внимания.

- Тульди! – крикнул он, подойдя к широкой лестнице напротив входной двери. – Тульди!

Дэн всё мялся у дверей, не забывая, однако, поглядывать по сторонам. Из холла вправо и влево вели две широкие и высокие арки, а отделанная белым мрамором лестница поднималась на второй этаж, а затем, видимо, и на третий. Кого бы ни звал Кор – этот человек не мог прийти слишком быстро. Если бы у Дэна сейчас был нож или пистолет – он, наверно, мог бы успеть выстрелить в Тэллина или ударить в спину. И даже имел бы неплохой шанс удрать после этого.

«Ошибаешься, - прошелестел в голове голос Чезаре. Как никогда, тихий и мягкий. – Он небезопасен, да и охранных чар тут немало. То, что тебя впустили, ещё не значит, что тебя выпустят!»

Дэнни не стал отвечать. Только подумал, что Розу неплохо было бы сказать ему об этом немного раньше.

Тэллин прошёлся по изумительному сливочно-кофейному ковру в грязных тапочках и кивнул Дэну. По лестнице стремглав сбежала вниз совсем юная девушка, невысокая, русоволосая, в чёрном платье до щиколоток и в маленькой белой шапочке, приколотой к причёске шпильками.

- Проводи молодого господина в комнату для новообращённых, - сказал Кор служанке. И повернулся к Дэну. Смерил его взглядом, словно прикидывая, как его приготовить к ужину. Потом процедил сквозь зубы:

- Жду тебя через тридцать минут в своём кабинете. Тульди проводит.

Служанка отвесила Тэллину замысловатый поклон – сначала прижав руки к ключицам, потом разведя их в стороны, словно крылья. А разгибаясь, ещё и притопнула, да так, что пышная юбка колыхнулась. Дэнни покосился на полосатые чёрно-белые чулки и узкие туфельки служанки. Не слишком складная, а вот ножки изящные, как у куколки.

- Идём, - Тульди дёрнула мальчика за рукав.

И потащила его направо, через полукруглую арку. Привела в комнату, где с мученическим вдохом велела:

- Снимай свои тряпки. Умоешься как следует, с мылом. Эн камергер не любят вони. Наденешь рубашку, штаны – я положу на стул, увидишь. Давай свой мешок, я уберу твои вещи, - Тульди протянула руку к дорожному мешку, и Дэнни шагнул от неё подальше. - Тебе он здесь без надобности. Ну? Я ничего не возьму!

Тульди говорила негромко и как будто испуганно. Дэнни даже оглядел комнату в поисках какой-нибудь нежданной угрозы, но ничего такого не обнаружил: только четыре деревянные кровати, застеленные одинаковыми унылыми коричневыми покрывалами, большой платяной шкаф да несколько стульев и этажерок. Комната выглядела едва жилой – скорее всего, тут просто спали, и ничего более. Узкая невысокая дверка в одной из стен вела в туалетную комнату, где оказалось холодно и неуютно. Маленькая тёмная ванна, раструб душа, умывальник и несколько полотенец на крючках вдоль стены, выкрашенной в белый цвет. Тут же, без кабинок или ширм, стояли два фарфоровых урыльника, над ними металлические бачки с рычагами для слива воды. Неуютно, но безупречно чисто. Дэнни поёжился.

- Что молчишь? – Тульди заглянула в туалетную комнату следом за ним. – Потом намолчишься ещё. Спрашивай, пока ещё можешь!

И она хмыкнула.

- А потом нельзя будет? – спросил Дэн.

- Узнаешь, - ответила служанка. – Ну, если не спрашиваешь – сама скажу. Таких, как ты, тут ещё двое, испытуемых. Пройдёте первую ступень – перейдёте в более удобные комнаты, они уж будут отдельные. Всё ясно?

Дэнни скинул шарф, куртку, свитер, искоса поглядывая на Тульди, но той, видимо, хотелось поболтать. Она и не думала покидать туалетную комнату, разглядывая Дэна и рассказывая о новичках.

- Один тут неделю уже, а второй – четыре дня, так вот, ты с ними не болтай, даже если думаешь, что никто не слышит. Понял? Им нельзя. И тебе будет нельзя.

- Да, - ответил Дэн. Он остался в одних только брюках. – Вы не могли бы… хм… выйти?

Было бы здорово, конечно, предложить ей остаться и посмотреть, как он будет мыться, но Дэнни не смог это произнести – у него вдруг стали горячими уши и шея. И он только в смущении протянул ей стопку грязной и потрёпанной одежды.

Служанка вздохнула, взяла стопку и наконец-то вышла. Дэн, встревожившись за скрипку и книгу, бросил взгляд на мешок – тот лежал у порога уборной. Пока Тульди ходила туда-сюда по спальне, Дэнни быстро помылся – вода оказалась очень горячей – и завернулся в огромное жёсткое полотенце почти целиком. Схватил мешок, и осторожно выглянул в комнату – Тульди там не было. Видимо, понесла выбрасывать его лохмотья. Дэну внезапно стало жалко и старого растянутого свитера, и длинного шарфа, и удобных ботинок. Вещи, сложенные на кровати, выглядели по-сиротски убого: тёмно-серая рубашка и чёрные брюки, дешёвое, но новое бельё и тонкие носки. Никакой обуви. Никакого ремня, никакой шляпы, куртки, шарфа. Дэнни осмотрел кровать и засунул под неё свой драгоценный дорожный мешок – подальше, в угол к изголовью. Лишь потом оделся и вышел из комнаты.

Только вот куда идти, Дэнни не знал, а потому стал ждать Тульди, которая не особенно спешила. Дэн прошёл к арке и стал подниматься на второй этаж, когда женщина нагнала его и потащила за рукав – очевидно, по свойственной ей манере «провожать» новичков.

- Запоминай, - сообщила она, - тебе тут не меньше месяца торчать.

Кабинет Кора Тэллина выглядел очень странно. Окно с тёмными гардинами, тёмная массивная мебель, стеллажи, полные книг не могли удивить Дэна – у его отца всё-таки имелась целая библиотека, служившая также и кабинетом. Но помимо этого в кабинете оказалось множество не вполне уместных там предметов – алых подушечек на стульях и кушетках, кресел с позолотой на спинках и ручках, золотых шнуров и в особенности – чернильниц всех видов и мастей. Некоторые походили на хрустальные кубки, оправленные в золото, только с крышечками. Некоторые были сделаны из камня. Очевидно, у камергера имелась слабость к чернильницам – вряд ли он столько писал, чтобы ему понадобилось их такое количество.

- Хм, - изрёк Тэллин, покосившись на большие каминные часы, украшавшие полку с крышкой из чёрного камня – Дэнни не умел определять породы камней, но ему показалось, что крышка бешено дорогая. – Опоздал на две минуты.

Всего на две. Дэнни на всякий случай промолчал – кто знает, какого ответа ждёт генерал?

- Значит, тебя Клейн прислал? – спросил Тэллин, помолчав. Покрутил в руках пустую чернильницу – хрустальную, в латунной оправе, с изящной бабочкой на крышке. – Я ведь тебя помню и знаю, чей ты.

- Я ничей, - буркнул Дэнни, опустив голову.

- Ты ученик Роза, - с отвращением вымолвил камергер.

- Я брат Гудвина ван Лиота, - возразил Дэн.

- И ученик Роза, - гнул своё Тэллин. – А Роз копает под меня, только вот лопатка у него коротковата.

- Он позволил арестовать моего брата. Вы знаете, что он умер? – хмуро сказал Дэн.

Если Тэллин следил за Гудвином, он мог знать не только о его смерти. Но и о том, кто его убил. Только вряд ли следил. К чему ему отработанный материал? Это и отразилось сейчас на равнодушном дряблом лице – мальчики на выброс Кора не интересовали.

Дэн тоже отработал своё, но находился в полном равновесии и эмоциональной сохранности. Чутьё диктовало ему, на что теперь надо делать акцент, и он повёл свою партию вполголоса, замирающим от вкрадчивости голосом – Чезаре, если бы подслушивал, наверняка посмеялся бы над этими интонациями. Но Дэн его присутствия не ощущал.

- К тому же вы, должно быть, слышали, что несколько месяцев назад я вышел из-под влияния эна Роза. Чуть не убив его, а также эна Гисли и эна Тревиса.

Тут Дэн, конечно, действовал наугад – имена гостей Чезаре могли ни о чём не говорить Тэллину. Но он повёл ноздрями, словно хищник, и оскалил мелкие желтоватые зубы.

- А! Погоди-ка! – сказал он. – Так они, выходит, ещё собираются у Роза?!

- По крайней мере, собирались этим летом, - осторожно произнёс Дэн. У него от радости, что Кор заглотил наживку, участилось дыхание – с трудом успокоил себя и добавил:

- Я мог бы быть вам полезен, эн Тэллин. Вы рано определили меня на выброс.

В глазах камергера что-то сверкнуло – как монетка на дне грязной лужи. Дэн поёжился от этих ужасных светло-серых навыкате глаз-шаров.

***

- Хубер скончался, - сказал помощник Чезаре Роза, тараща несчастные, заплаканные глаза.

Роз не сразу оторвался от чтения, но постепенно новость дошла до него, и он поднял голову от бумаг. Перед ним лежало дело об убийстве ловцов на дороге к пригороду Азельмы. В убийстве подозревали Чёрного Скрипача, и потому Чезаре очень хотел внимательно вчитаться в подробности.

- Что?

Арней Фокс шмыгнул носом. Приложил правую руку к ключице и произнёс гнусавым от слёз голосом:

- Ясных дней, эн Роз. Эн Уинфред Хубер мёртв.

В главном управлении Арней служил уже больше пяти лет и отлично знал Уинфреда Хубера. А его личного секретаря, старика с отличным чувством юмора, почитал как ученик – учителя.

- Этим утром обнаружен в своей спальне мёртвым, - сказал Арней. И на его глаза снова навернулись слёзы.

Чезаре ждал продолжения рассказа. Хуберу было не меньше восьмидесяти лет. Умри он просто от любой старческой болезни, Фокс вряд ли так вёл бы себя.

И верно, совладав с собой, Арней продолжил:

- Отравлен. Пока неизвестно, каким ядом. Супруга ничего не видела.

- У него ведь сыновья есть…

- Но они же не с ним живут, - с упрёком сказал Арней.

- Ах, да…

Роз побарабанил пальцами по столу. Время уже близилось к полудню. Надо будет ещё узнать, как там дела у Дэнни в ложе Смуты.

Раньше она, помнится, называлась просто «Единой ложей» … было время.

- Кто-то уже отправился в его дом?

- Да, только что. Его жена здесь, она пришла сказать нам о…

Роз посмотрел на Арнея как на умалишённого.

- Почему ты сразу не пригласил её ко мне? – спросил он строго.

Фокс как-то странно замялся, но попятился к двери, бормоча, что он сейчас же позовёт эну Хубер в кабинет, сию же секунду позовёт.

Супруга Уинфреда Хубера, красивая немолодая дама – лет, должно быть, пятидесяти или около того – с наспех прибранными волосами и кое-как одетая, вошла к Розу и уселась напротив него в неудобное красное кресло.

- Снизошли до того, чтобы принять меня? – спросила она с напором.

- Ясных дней, эна Хубер, - несколько опешив, сказал Роз.

- Убийца! – вскричала женщина. – Как смеешь ты сидеть в этом кабинете теперь, после того, как ты убил моего мужа?

Сложно было сказать, что конкретно испытал Роз в этот момент – больше всего это походило на удар под дых. Он даже защититься не сумел от ментального удара, которым оглушила его маленькая, чуть полноватая женщина – Шона Хубер. А она, видимо, собрала всю его ошарашенность и всё его потрясение, всё замешательство – и отразила прямо в голову Чезаре, отчего у того потемнело в глазах. Роз не удержался – отшатнулся, и упал назад, на пол, рухнул вместе со стулом. Шона Хубер вскочила и на бегу, огибая стол, выхватила из-под широкой накидки пистолет.

- Убийца! – закричала она снова.

Арней Фокс замешкался с подмогой – жена Уинфреда уже нажала на спусковой крючок. Но рука её дёрнулась, и пуля ушла выше головы Чезаре, впившись в стену возле окна.

- Я соболезную, - моментально собрав эмоции воедино, Роз преобразовал их в одно большое облако обволакивающего, даже удушливого сочувствия. Окутанная им, одурманенная, Шона не стала ни вырываться, ни кричать. Она лишь осела на пол, шелестя старомодными многослойными юбками, и тихо, беззвучно заплакала.

- Арней, кто пошёл к Хуберу в дом? – спросил Чезаре. – Пусть отчитывается мне. Мысленно. Каждую минуту, как только что-то увидит или поймёт.

- Хо…хорошо, - поднимая вдову с пола, пролепетал секретарь. – По-моему, там офицер Эренрайт с помощниками…

Розу показалось, что Арней как-то странно смотрит на него.

После обеда Арней принёс подписать приказы и замялся, стоя у стола.

- Что-то ещё, младший офицер Фокс? – спросил Роз рассеянно.

У него на столе лежали копии протоколов с места смерти Хубера. Он с удовольствием сам бы взглянул на улики, о которых там писалось, но пришлось удовлетвориться тем, что ему мысленно передавал офицер из Управления. Улики должны были забрать ловцы из Центрального участка. В мысленных картинках, передаваемых Эренрайтом, Роз заметил начальника Центрального участка, Эдварда Гисли, с большим мокрым пятном на сером сукне мундира, словно он что-то замывал. Почему не воспользовался магией? Не попросил слуг? Ах да… там же, должно быть, сейчас отслеживают магические шлейфы, это значит, что временно магией пользоваться не стоит – можно случайно уничтожить следы.

- Фокс?

- Да, - Фокс вытащил из-за отворота мундира листок бумаги. – Ещё кое-что.

Газета?

Роз небрежно протянул руку за ней. Сегодняшняя, свежая. Чезаре пробежал взглядом заголовки. Однако, про Хубера уже успели написать две заметки! Одна – просто некролог, а вторая…

Роз провёл пальцем по чёткому отпечатку рисунка – тонкое перо художника отлично передало все особенности его лица. Прямой нос, крупный подбородок, светлые глаза, высокий лоб.

«Чезаре Роз, не так давно заступивший на место Главы Комитета, зарекомендовал себя как взяточник и сплетник, - писалось в статье, - и теперь подозревается в смерти Эна Хубера. Все улики, найденные на месте смерти Уинфреда Хубера, говорят о том, что Чезаре Роз тайно посещал его дом не далее, как прошедшей ночью. На месте преступления сейчас находятся лучшие маги столицы, к которым, как известно, эн Роз не относится. Напомним, что совсем недавно он был замешан в скандальном деле с Чёрным Скрипачом…»

Если бы не его знаменитая выдержка, Роз бы с удовольствием порвал эту газетку, а потом, наверно, пошёл бы запихивать нераспроданные экземпляры в глотку журналисту… как его? Чезаре бросил ещё один взгляд на номер «Новостей Столицы», но обнаружил, что заметка анонимная.

Тут же он представил, как его мать читает эту гадость. Бедная… каково ей будет? Она ведь верит тому, что пишет пресса. В раздражении Роз отшвырнул газету и спросил у Арнея:

- Не прогуляться ли нам до дома Хуберов?

Первым движением помощник отрицательно помотал головой – всего два раза, туда-сюда, и в глазах его появилась паника.

- Думаю, не стоит.

Но тут же секретарь взял себя в руки и сказал:

- Но если вы настаиваете, эн Роз, я подготовлю бирки.

- Не надо! – ответил Роз. – Тут ведь совсем близко! Я, пожалуй, пройдусь пешком.

- Один? – с ужасом спросил Фокс.

- Один! – весело подтвердил Чезаре.

- Зачем?

- Посмотреть, какие там улики я мог оставить, - подмигнул Чезаре.

Секретарь так и остался стоять посреди кабинета с разинутым ртом, когда Роз вышел.

Чезаре Роз и не предполагал, что встретит в доме Хуберов «лучших магов столицы». У вдовы в гостиной сидел Эдвард Гисли, бывший претендент на роль Главы Комитета. При виде Чезаре он сощурил желтовато-карие глаза и едва не пронёс чашку с чаем мимо рта.

- Ясных дней, - сказал Роз и кивнул Шоне Хубер, которая побледнела и сделала такое лицо, как будто увидела гадюку. – Я полагал, что найду здесь старшего офицера Одена из вашего участка и старшего офицера Эренрайта из моего. Разве не они ведут дело?

- Офицеры ушли, - сухо ответила Шона и сжала полные яркие губы. Очень яркие. Как будто она уже много раз их сжимала и кусала. Сдерживала чувства?

- Я отпустил их, эн Роз, - Гисли медленно поднялся с дивана, на котором сидел с чашкой чая, и небрежно отсалютовал Чезаре. – Они сделали всё, что могли.

«Ну да, только не уведомили меня, что покинули дом», - мысленно согласился с ним Роз.

- А газетчики тоже уже ушли?

- Да, - очень быстро ответила Шона.

- Газетчики? – не менее быстро спросил Гисли. И переглянулся с вдовой. – Конечно, ушли!

- Жаль, у меня к ним есть пара слов. Ничего, зайду в «Новости Столицы» немножко позже. – Эн Гисли, а вы почему здесь? Вам надо в участок!

Эдвард Гисли посмотрел на диван и чашку чая, стоящую на низком столике.

- А вы не хотите чая? – медленно, словно во сне, произнесла Шона Хубер. Её состояние Роз оценил бы как не слишком хорошее. Эмоциональный фон после сильной вспышки должен быть на спаде, а Шона словно сдерживала экзальтацию.

Роз покосился на Гисли. Тот уже переоделся в парадный мундир. Светло-серое сукно, гладкое и шелковистое, и жёлтые нашивки и шевроны казались совсем новенькими. Расставшись с мыслью о чаепитии, Эдвард натянул жёлтые замшевые перчатки – тоже новёхонькие, судя по швам.

- Что же всё-таки произошло здесь такого, эна Хубер, что вы прибежали ко мне с чудовищными обвинениями? – спросил Чезаре, готовясь отразить её удар – если, конечно, она посмеет.

- Что? – эна Хубер нахмурила чёткие тёмные брови. – Как вы можете не знать?!

- Я хочу слышать вашу версию. Имею право. Во-первых, управление занимается в первую очередь преступлениями Светлых магов и против Светлых магов, во-вторых – не меня ли вы обвинили в первую очередь? Ну так признавайтесь, почему! Хочу сравнить ваши речи с теми, что я услышал от Эренрайта.

Вдова опустила глаза, приложила к ним платок – простой, без кружев и вышивок. Промокнула сначала правый глаз, а потом левый – механическим, бессознательным жестом.

- Он спал беспокойно. Знаете, эти проблемы с мочевым пузырём. В его-то возрасте! – сказала Шона. – И я ушла в другую комнату. А под утро он постучался ко мне и упал на пороге. Его рвало. Кажется, столько рвоты я в жизни не видела. И ещё эта пена…

Гисли сострадательно поморщился и сделал неприятный жест – словно у него подушечки пальцев зудели. Потёр большим пальцем все остальные.

- Я позвала слуг, послала за врач-магом из госпиталя, но пока он пришёл – Уинфред уже умер.

Чезаре подождал немного, но Шона не продолжала свой рассказ, и он, кашлянув, спросил:

- При чём же тут я?

- В его спальне нашли две курительные трубки, одна из которых – ваша, эн Роз. Эн Гисли и эн Оден узнали её. Две трубки и маленькая табакерка, пустая. Почти пустая! Её забрали офицеры. Мы думаем, что в табак подмешали яд.

Чезаре улыбнулся. Так широко, как мог. У Гисли не вышло осуществить свои планы, получив вожделенную должность, и он пошёл на сговор с Шоной Хубер, чтобы свалить с кресла Роза. У неё даже слегка получилось – правда, не фигурально. «Но большего не ждите!» - подумал Роз и кивнул сам себе. А вышло, что кивнул Шоне.

- И это конечно же была моя табакерка, - сказал он с сарказмом. – Ну а вы, эн Гисли, почему просиживаете тут диван? Удалось утвердиться в своих подозрениях или как?

Эдвард тоже изобразил улыбку – его и без того прищуренные жёлтые глаза превратились в щёлочки. Он пошевелил ноздрями, что означало крайнюю степень раздражения, и почесал кончики пальцев о ладони. Ещё немного, и Гисли выйдет из себя.

Роза мутило от этой их выходки. И оттого, как нагло они держались. И если мотивы Гисли были Розу ясны, то почему Шона решилась на убийство мужа, Чезаре не понимал. С этим ещё предстояло разобраться.

Как и с тем, что делать с мерзкой публикацией. Даже если у Гисли и Шоны ничего не выйдет – а у них не выйдет, так как действовали они грубо и впопыхах! – тень на Чезаре Роза уже легла. Все его попытки расследовать смерть несчастного Уинфреда будут истолкованы как желание обелить себя.

Проклятие… Как всё не вовремя.

Теперь придётся выбирать – бороться ли за свою репутацию и место в кресле Главы Комитета, или следить за Тэллином через Дэнни. Одним из дел надо будет пожертвовать, пусть даже не в полной мере, а частично. Уделять одинаковое внимание и тому, и другому просто не получится.

- Старший офицер Эдвард Гисли, я вас задерживаю как подозреваемого, - вздохнув, сказал Роз, определившись с выбором в считанные секунды. – Эна Шона Хубер, вы остаётесь в вашем доме под стражей.

- Вот так-так, - весело сказал Эдвард, делая удивлённые глаза, - а я думал, что дожидаюсь вас, эн Роз, чтобы арестовать. А вы, выходит, думали успеть первым?!

- Вы забываетесь, - процедил Чезаре. Всё-таки есть свои плюсы в том, чтобы быть старше по званию, чем Гисли.

***

Привыкнуть к дому Тэллина Дэну удалось не сразу. Даже присутствие ещё двоих таких, как он, «на испытании» парней не помогало. Что с них толку, если эти двое всё время молчали?

Молчание являлось одним из испытаний для новичков. И не самым худшим. Прилюдность всех процессов, полное отсутствие уединения, невозможность укрыться от чужих глаз – вот что угнетало Дэна куда больше. Он привык к одиночеству. В ученичестве, у Роза, он мог запереться и сидеть в одиночку хоть целые сутки, читая книги или творя музыку. А здесь даже туалетная комната не запиралась. Прятать скрипку и книгу тоже оказалось невозможно – настырная и беспощадная Тульди забрала дорожный мешок Дэна и сообщила, что новичкам не положено иметь личных вещей. Симпатичная служанка, бывшая единственной связью новообращённых членов ложи и внешнего мира, оказалась сладкоречивым тираном.

- Никуда твои драгоценности не денутся, - сказала она, забирая мешок Дэна. – Получишь, когда эн Тэллин позволит.

И возразить-то нельзя. Даже мысленно.

Нельзя.

Дэнни даже не был уверен сейчас, что Чезаре может что-то видеть и слышать через него. Он был сюда послан Розом для того, чтобы Роз мог знать, что задумал Тэллин – но видел ли он, что вокруг Дэна творится?

Своих соседей по общей комнате Дэн про себя называл Мордатый и Унылый – чтобы как-нибудь обозначить их. Один – почти ровесник с ним, но куда более крупный, явно задиристый, неспокойный. Второй, помладше, казался безвольным и меланхоличным. Новичков не выпускали из дома и не позволяли ни с кем общаться.

Дэнни в первые дни ещё пытался как-нибудь наладить с соседями по комнате терпимые отношения. Их кормили в большой кухне, со слугами – вот там можно было хоть как-то проявить участие к другим. Передать соседу хлеб или налить лишний стакан чая. Но Унылый шарахался от каждого подобного жеста, а Мордатый, что хуже, мог швырнуть этим самым стаканом в лицо.

Так что, при полной невозможности уединиться, Дэн также испытывал и тяжёлое чувство одиночества. Не то чтобы гнетущее или раздражающее, но заставляющее всё ниже и ниже склонять голову перед генералом ложи.

В молчании и бездействии Дэн провёл в доме Тэллина чуть более месяца. Время близилось к Ночи Долгого Сна. Праздник куда более глубокий и торжественный, чем какая-то календарная дата. Сезон балов заканчивался, и в королевском дворце не прекращались концерты, спектакли и танцы. Про Чёрного Скрипача, к удовольствию Дэна, вспоминали почти каждый день – только и слышалось среди слуг, как то один, то другой богач и аристократ не повёз на бал свою дочь или племянницу, опасаясь страшного музыканта-убийцы. Такие рассказы вызывали у Дэна улыбку. Настолько самодовольную, что он тут же вспоминал про Чезаре.

Ещё он вспоминал о Гудвине. Как тот проходил испытания? Гуди тогда много болтал ерунды и фантазировал о том, что будет, когда умрёт старый король. Какая свобода ожидает Тёмных магов, какая роскошная жизнь у них всех впереди. И он ночевал дома. Каждую ночь. Когда же и как ложа Смуты успела обработать Гудвина? Видимо, это произошло быстро. Пылкий ум Гуди оказался податливей, чем у Дэнни. А возможно

Следить за Тэллином тоже оказалось делом бесполезным – он почти ничем не занимался и, разумеется, ни о чём не говорил с новичками. Его посетители по большей части приходили незаметно, и подглядывать за ними Дэн мог нечасто, не говоря уже о подслушивании. Чезаре его глазами видел всего одного мага «тайного круга». Как-то раз Дэн подслушал обрывок разговора с каким-то Тёмным магом, как ему показалось, из ложи Боли, но так его и не увидел.

Сложно сказать, насколько часто Чезаре наблюдал за Тэллином через Дэна и какие выводы делал. Ради осторожности он старался не беседовать с учеником, и лишь изредка оставлял краткие мысленные послания – «я с тобой, малыш» или «терпение, Дэнни».

Время от времени камергер выезжал во дворец на два-три дня. Слуги одевали Тэллина в роскошные одежды, накидывали на плечи мантию, отороченную белоснежным мехом, и под руки, как немощного, вели к карете. Новички безмолвно посмеивались – до дворца от особняка Тэллина было рукой подать. Пешком пройтись – не заметишь, как пришёл. Но держатель ключей от королевских опочивален вёл себя, пожалуй, величественней самого короля.

Когда Кор Тэллин возвращался, то начинал приставать к подросткам-новичкам – доставалось всем вместе и каждому по отдельности. Придирки и вопросы доводили их до белого каления, и тогда казалось, что не говорить и не думать – всё-таки ужасная пытка. Но Дэн лишь улыбался, вспоминая страницы из старинной книги Санны Даггона, где расписывались самые тонкие и болезненные пытки. А над его музыкой и его душевным равновесием никто не был властен.

И в один из серых, невыносимо тягучих, тоскливых дней, когда единственным спасением Дэнни была музыка, звучавшая в голове, Тульди вдруг позвала его в кабинет камергера.

Там, кроме Кора Тэллина, сидел, развалившись в низком красно-золотом кресле, молодой человек не старше, наверное, двадцати пяти лет. Этакий баловень судьбы. К удивлению Дэна – не маг. Его эмоции, примитивные и в то же время грубые, читались как крупные буквы на обложке печатной книги. Работать с такими эмоциями для мага – ни малейшего удовольствия, всё равно что пить вместо хорошего вина вонючую бобовую бражку. Во время своего бродяжничества Дэнни успел попробовать и то, и другое.

- Марсел Демен, - сказал Тэллин, кивая на гостя, - выпускник круга пажей. Теперь это твой наставник.

Дэн молча смотрел на камергера. В голове его билась, пульсировала простая, даже, пожалуй, примитивная мелодия. На этот раз он чувствовал присутствие Чезаре. Как если бы он стоял за спиной, положив руки ему на плечи. Хорошо бы, если б Кор не ощущал чужого в кабинете.

- Я дозволяю тебе говорить, - терпеливо сказал Тэллин. Всем своим видом он показывал, как раздражает его недогадливость новичка, который до сих пор не понял: отныне он может разговаривать.

Дэн продолжал молчать, только кивнул, показывая, что понял.

- Марсел Демен завтра утром ждёт тебя в приёмной «тайного круга» в семь часов утра, - продолжил Тэллин, не скрывая нарастающего раздражения. – Он наблюдал за тобой и другими учениками и выбрал тебя, соотносясь со вкусами королевских особ.

Дэн позволил себе ещё один кивок. Что-то подсказывало ему, что болтать пока не стоит, даже если разрешили.

- Сейчас Тульди проводит тебя в гардеробную, и ты получишь вещи, всё, что полагается, - зевнул Тэллин.

Марсел пошевелил пальцами рук – Дэнни поневоле обратил внимание, что пальцы у него длинные, тонкие, праздные. Очень белая, очень гладкая на вид кожа. И лицо под стать – светлое, но невыразительное. Чёрные волосы острижены коротко, только с висков и затылка остались тонкие заострённые пряди.

- И к цирюльнику его своди, - посоветовал бывший паж. – Его величества не любят неряшество.

И он указал растопыренными пальцами на волосы Дэна. Тот понял, что с длинными волосами придётся расстаться, и уже остро сожалел об этом, но хранил невозмутимость.

- Он вообще говорить умеет? – спросил Марсел. В его мелодичном высоком голосе послышались неприятные нотки, и Дэн узнал интонации – самодовольство и пренебрежение всеми, кто хоть чуть-чуть ниже чином, чем он.

Интересно, насколько возможна карьера у бывших пажей? Вот сейчас он будет наставником. А потом? Сделается камергером или советником? Но ведь на эти должности тоже наверняка куча претендентов. Так стоит ли заранее задирать нос?

- Ещё как умеет. А также танцует и поёт, и неплохо, - сообщил Тэллин, будто продавая Дэна в рабство. – Отменно играет на нескольких музыкальных инструментах и…

- Это без разницы, - небрежно пошевелил пальцами Демен. – Главное, чтобы умел прислуживать. Физиономия у него слишком выразительная. Он может сделаться как-то незаметнее?

- Надеюсь, что может, - с нажимом произнёс Тэллин, но Дэнни не знал, как сделать «физиономию незаметнее», просто опустил глаза, разглядывая свои носки. – Надеюсь, что стрижка изменит всё к лучшему. Впрочем, от выразительной мордашки будет польза, если он понравится Тее Карин.

Дэн нахмурился. Этого ещё не хватало! Зачем ему нравиться какой-то женщине?

- Ты можешь идти, - махнул рукой Марсел. – Позови там служанку, она тебя оденет.

- Да, эн Демен, - сказал Дэнни тихим, ломким голосом – отвык разговаривать, связки плохо слушались. Если камергер и бывший паж-простак рассчитывали, что он будет петь, им следовало бы разрешать ему почаще пользоваться голосом. Теперь придётся немало упражняться.

С места он, однако, не трогался, зная, что позволить это может лишь Тэллин.

- Иди, - разрешил великий камергер.

Ощущение присутствия Чезаре за спиной пропало. Сразу стало пусто и одиноко. Дэну не хватало поддержки учителя, и редкое ощущение того, что Роз находится за его спиной, хоть немного, но помогало. А теперь осталась лишь пульсирующая, примитивная мелодия. От неё уже можно было избавиться, но Дэнни не торопился с этим.

Тульди, видимо, подслушивала.

- Выбрали тебя? – спросила она, обнимая Дэнни за плечи. – Я за тебя была! Молодец!

Дэну не были неприятны её объятия, особенно когда она прижалась к его боку мягкой грудью. И пахло от Тульди мылом и корицей – хорошие, домашние запахи. Если б она не подглядывала за мальчиками почти круглосуточно, чтобы доносить Кору всё подряд, даже самые стыдные мелочи – она бы, пожалуй, даже нравилась бы им больше.

И опять Тульди, как и в первый день, потащила Дэна за руку в одну из комнат. Здесь хранили одежду. При виде комплекта, который ему передала служанка, Дэнни замутило. Штаны до колена! С бантиками! Чулки багряного цвета с белой стрелкой сзади! Туфли с кружевными нашлёпками, которые рука так и тянется оторвать! Розовая рубашка с пышным жабо! Атласный жилет с золотой вышивкой! Брошь и заколка в виде змеи, держащей во рту розу – знак королевской семьи Кешузов… И маленькая серьга, золотая капелька – Дэн вспомнил, что видел такую же в правом ухе Демена.

- Тульди, - с ужасом пробормотал Дэнни, - в этом надо будет ходить по дворцу? Целый день?

- Серьгу пока не надо, - хмыкнула служанка. – Серьгу вденешь, если… нет, ты ещё маленький об этом даже думать.

Дэн сел на низенький пуфик, отчего его колени едва ли не коснулись подбородка, и покачал головой.

- Это же просто шутка, да?

- Я тебе подберу ещё пару комплектов, - вдохновенно сказала Тульди. – На разные случаи жизни. Этот вообще-то парадный. Его завтра утром надо будет надеть, так ты сейчас примерь. Сейчас зайдёт портниха, она посмотрит, где подогнать по размеру.

Она окинула долговязого подростка критическим взглядом и сообщила:

- Ты очень худой.

Дэн оглянулся по сторонам. Ни ширмы, ни занавесочки какой-нибудь. Только ряды одежды, висящие на стойках вдоль стен.

- Раздевайся-раздевайся, - невинно сказала Тульди.

- Выйди, - насупился Дэн.

Он знал, что она подглядывала за ними всегда. Совсем всегда. Даже если удавалось уединиться в ванной комнате или спрятаться в любом другом укромном месте – Тульди подглядывала. Но одно дело, когда она делала это исподтишка, а совсем другое – раздеться перед её бесцеремонным взглядом.

- А не положено, - хихикнула Тульди. Её симпатичный короткий носик сморщился, как будто она хотела чихнуть. – Ладно, я отвернусь. Идёт?

Дэн почувствовал, что краснеет.

- Идёт, - буркнул он.

Идиотское бельё. С кружевами во всех возможных и невозможных местах. Ужасная одежда с этими жабо, скользкими ленточками и крючками вместо пуговиц. На жилете крошечные карманы – едва ли влезет даже нормальный носовой платок! В раздражении от бесконечных завязок и крючков, Дэнни даже забыл про Тульди, которая уже давно повернулась к нему лицом. Столкнувшись взглядом с её блестящими, выпуклыми светло-карими глазами, он снова смутился.

- Ты обещала не смотреть, - выдавил он.

Тульди подошла и поправила брошь-змейку на жабо. Взяла с крошечного белого столика заколку и прикрепила к волосам Дэна, убрав их с лица.

- Ты очень хорошенький, - сказала она и прижалась к Дэнни так, что он едва не упал, запнувшись о пуфик.

- Я пожалуюсь господину Тэллину, что ты ко мне приставала, - чувствуя себя беспомощным, пробормотал он. Но служанка уже не слушала его. Она вцепилась в его плечи, почти повисла на мальчике, дыша в лицо запахом корицы и зубного порошка.

Дэнни осторожно коснулся её щеки губами. У неё оказалась упругая и гладкая кожа. И мягкие полные губы. И очень трепетная, гладкая шея. И…

Без стука, почти беззвучно отворив дверь, в гардеробную вошла портниха, грохнула о столик шкатулкой с швейными принадлежностями, громко кашлянула. Дэнни, дрожа, отпрянул от Тульди, а той хоть бы что. Только прижалась к нему всем телом, поцеловала ещё разок в губы и, сладко вздохнув, отошла в сторонку, поправляя пышную коричневую юбку.

«Натани ни за что так бы не вела себя, - то ли с осуждением, то ли с сожалением подумал Дэнни. – Никогда!»

У Сары Натани гибкое, очень сильное тело, упругое и мускулистое. У неё нет такой пышной груди и таких тугих щёк. Она другая. Но Дэнни до боли захотелось, чтобы именно она была сейчас в гардеробной, подставляя ему лицо, губы, шею, всё остальное, и прижимаясь к нему беззастенчиво и жадно.

Портниха, женщина средних лет, сухая, как ветка, поджала губы и стала изучать одежду на Дэне. Там, где розовая рубашка или брюки сидели, на её придирчивый взгляд, неидеально, она втыкала булавку. Покрутив мальчика так и сяк, она несколько раз выразительно фыркнула, но ни слова не сказала. Тульди, потупив глазки, сидела на пуфике рядом, то и дело подавляя улыбку. Если бы она ушла, Дэнни стало бы легче, а так он немилосердно пылал. Пытка, к счастью, длилась не вечно.

- Снимай, - велела портниха. – Давай теперь примерь эти брюки и этот камзол.

К огромному облегчению Дэна, кто-то окликнул Тульди, и она выскользнула из гардеробной. Теперь оставалось только немного остыть, чтобы появилась возможность переодеться, не краснея за себя перед пожилой женщиной.

Портниха проводила Тульди неодобрительным взглядом.

- Значит, и до тебя она добралась, - сказала с осуждением. – Смотри, не вздумай с ней спать.

- Спать?! – воскликнул Дэнни, думая о комнате, которую делил с двумя соседями. Разве возможно там, при свидетелях?..

- Она позовёт тебя, вот увидишь. А потом стравит с Солом.

- С кем?

- С твоим соседом, - пояснила портниха. – Высокий, крупный парень. Обязательно стравит и посмотрит, как вы дерётесь.

- Зачем? – удивился Дэнни.

Ему стало обидно за себя. Выходит, что Тульди всё равно, с кем? И снова он сравнил её с Сарой Натани. Нет, Натани точно другая.

- Все девчонки одинаковы, - с горечью сообщила портниха. – Я вот своему сыну это всегда говорю. Он тебя постарше, но всё равно при виде девчонок у него в голове ветер свищет.

Дэнни не нашёлся, что сказать. Какое-то время женщина занималась подгонкой его вещей, ловко работая иглой. Парадную розовую рубашку она забрала, объясняя, что тут требуется тонкая работа.

Дэнни вернулся в спальню, и обнаружил, что с его кровати сняли постельное бельё и унесли матрас. В изножье деревянной койки стоял дорожный мешок.

Оба его соседа смотрели хмуро и неприязненно. Дэнни ответил Мордатому, которого, оказывается, звали Сол, таким же взглядом. Он не знал, что делать теперь и где ему придётся провести ночь – но явно не здесь. Вместо Тульди в комнату заглянула другая служанка – рослая, мужеподобная Мира, взяла его вещи, сложенные в стопку, и велела идти за нею. Подхватив мешок, где даже ощупью чувствовал скрипичный футляр и переплёт книги, Дэн поплёлся следом. Спиной и затылком он чувствовал ненависть Унылого и Мордатого и желал никогда с ними не увидеться больше.

Мира привела Дэна в совсем маленькую, аккуратную комнатку, невыразительным голосом сообщила, что уборная тут находится через две двери справа и оставила мальчика одного.

Одного!

Дэнни упал лицом в подушку и долго лежал неподвижно. Ни о чём не хотелось думать, но мысли осаждали его голову наперебой. А чувства терзали душу.

Вечером два здоровенных цирюльника, больше похожих на бандитов, долго мяли и полоскали Дэна в огромной ванной комнате на втором этаже, куда раньше ему и хода не было. Волосы ему остригли не так, как у Марсела, оставили длинную свисающую на глаза чёлку – и на том спасибо. Но всё-таки смотреть на себя в зеркало Дэну поначалу было непривычно: он как будто стал ещё худее, с тонкой шеей, острыми скулами и глубоко посаженными глазами. Одинокий и как будто слегка испуганный вид.

В новой маленькой спальне его ждала Тульди. Она сидела на кровати и расстёгивала верх строгого коричневого платья. Дэн сглотнул, прижавшись к двери – то ли убежать, то ли запереться тут с девушкой. На всякий случай он попытался определить, не смотрит ли сейчас Роз его глазами, но присутствия учителя за плечом не ощутил.

Тульди, устав ждать, спросила:

- Чего ты боишься?

И добавила с лёгкой насмешкой:

- Наверно, ты ещё всё-таки слишком маленький.

И последнее слово ударило Дэна, ударило неожиданно больно.

- Ну и уходи тогда, раз я тебе маленький, - всё ещё прижимаясь к двери спиной, сказал он. – У меня уже есть девушка.

- Вот как, - тихо засмеялась Тульди и повела плечами так, что платье поползло вниз, как живое. – Тогда пусть она остановит нас?!

У Дэнни всё словно до предела натянулось – все его струны, все до единой, горячо ожгли внутренности. Он нашарил защёлку за собой и задвинул её.

***

Упырёк замёрз так, что у него вся требуха внутри смёрзлась. Лязгая зубами, он попинал ногой дверь в дом – но Тяпа не отпирал.

- Прям хоть к начальнику в гости иди, - проворчал Дард вслух и, трясясь от холода, ещё раз постучался. Попрыгал на крыльце, посмотрел на лохань с водой. Она даже слегка тёплой не была, и уже подёрнулась корочкой льда.

Понюхав рукав куртки, Дард поморщился. Даже промороженная насквозь, она воняла дерьмом. Он весь провонял дерьмом. Невозможно целыми неделями жить около сумасшедшего старика и не пить. Он и пил. Сначала понемножку, втихаря, потом забылся и ушёл в запой. Дня на три всего, но Тяпа уже привычно доковылял до начальника тюрьмы. Дард прямо-таки представлял, как старый некромант лебезит перед стервецом:

- Эн Юллен, а Дард опять напился!

И стервец начальник тут же вызывает к себе двух свободных стражников.

- А подать сюда Дарда!

Хотя нет. К начальнику они его не повели. Сразу швырнули в яму, прочищать стоки. Спасибо хоть скинули кирку, чтобы отбивать лёд. Отбить-то он отбил, ну и хлынуло оттуда изрядно. Как и в прошлые разы, Тяпа выставил за дверь лоханку с водой. Даром что уже зима на дворе, мороз, снег лежит, ни один некромант жив-курилку в такую погоду не поднимет.

В раздражении Дард пнул лоханку, опрокинул её, посмотрел, как снег жадно впитывает воду и двинулся на приступ с лопатой наперевес. Дверь не поддалась, и он взялся за увесистую мотыгу, которой раскурочил пару досок, не больше. Потом у него прошла первая волна гнева, и Дард обошёл домишко и врезал мотыгой по кухонному окну. Стекло лопнуло и обдало Дарда осколками, но он не обратил на них внимание. Рукавом кое-как оббил острые торчащие куски стекла из рамы и забрался в дом. Первым делом встал у печки, обогреться. Тяпа налетел на него, как ястреб, и, даже не глядя в его побелевшие глаза, Упырёк вытащил из-за пазухи пистолет и выстрелил, едва успев прицелиться. Пуля прошла идеально: мимо виска Тяпы, срезав седую прядь. Не зря Дард вспоминал былые уроки стрельбы, не зря пули на мрычей тратил. Тяпа выронил тяпку, которую сжимал, словно оружие, и сделал шаг назад. Правильно, бойся. Прерванный аффект в таком возрасте опасен. Между прочим, сердце может разорваться.

- В следующий раз я тебе башку разнесу, - пообещал Дард. – Понял? Будешь мне потом напоминать, что я не хотел! А я не хотел! Я старался быть добрым, хоть моей доброты никто и не ценит!

И он сделал шаг вперёд, уткнув дуло пистолета Тяпе под трясущийся дряблый подбородок.

- Сделаю из тебя жив-курилку, набью соломой, как чучело, а в голове посажу лютики, - Дард подумал, что понятия не имеет, как эти лютики выглядят, но слово было смешное. - И не отпущу твой дух из дохлого тела, пока мне не надоест поддерживать на твоей башке клумбу! Понятно? Любишь лютики?

Кивнуть старик не мог, поэтому тихо булькнул:

- Да.

Дарда разобрал смех. Он чуть пополам от него не согнулся. Смех был, пожалуй, нервный. Он всё ещё трусил, боялся, что Тяпа сейчас что-нибудь этакое с ним сотворит. Но сдержаться не мог. Его трясло, челюсти сводило, зубы постукивали и поскрипывали друг о друга, руки дрожали. Но едва старик некромант пошевелился, как дрожь прошла – стрелять надо твёрдой рукой.

- Нагрей мне воды, - Упырёк повёл стволом в сторону печки. Там стояла вторая лоханка и два ведра, полных холодной воды, набранной им для разных хозяйственных нужд. – Ну?

Он приволок из своего угла тюфяк, заткнул окно, отчего в кухне значительно потемнело. Разбил он всего одну створку, вторая уцелела – и завтра ведь именно ему придётся тащиться в Сольме за стеклом! Дард уже начал слегка сожалеть о своём внезапном порыве.

Упырёк пожал плечами, содрал с себя провонявшую одежду и, не дожидаясь, пока вода в вёдрах станет достаточно горячей, умылся как мог.

Старик всё это время почтительно стоял в дверях кухни.

- Нашёл бы мне лучше одежду, - буркнул Дард, не ожидая, что старик послушается.

Но Тяпа послушался и притащил Дарду разное тряпьё – он всё время забирал в тюрьме кучи одежды. Заключённым она бы всё равно не пригодилась, особенно тем, кого хоронили на кладбище. В тюрьме же они ходили в рубашках до колена или ниже, в подштанниках (а иногда и без них!) и шлёпанцах – одетые так, чтоб не рискнули удрать. Вещи получше Тяпа продавал на блошином рынке в пригороде Сольме, а похуже скидывал в кладовку. Дард выбрал себе штаны покрепче, льняную безрукавку, толстый свитер и куртку с порванным меховым воротником. Ботинки решил оставить свои – протереть, проветрить, и будут такие же родные, стоптанные и вонючие, как и прежде.

- Убирайся, - хмуро велел он, видя, что Тяпа опять застыл рядом и таращится во все глаза.

Собственно, убираться тут было некуда. Домишко их не подходил для двоих: одна комнатка, чулан да кухня, узкая, только и влезает, что печка с плитой, стол да лавка. Дард как раз и спал на лавке, под посудной полкой, которую время от времени грызли древоточцы. Их выводили, зачаровывали деревяшку, но через какое-то время тиканье жучков слышалось снова.

Старик остался стоять на месте. Дард подошёл к нему, развернул лицом в комнату и подтолкнул. Тот двигался как деревянный. Заподозрив недоброе, Упырёк втащил Тяпу в комнату, усадил на стул и нагнулся, заглядывая в остекленевшие глаза.

И тут же сморщился, словно от зубной боли.

Выстрел, прервавший аффектацию, выбил из старика дух. Так что можно было вытряхивать из его головы мозги, сажать там цветочки, он всё равно останется ни жив, ни мёртв. Через какое-то время он станет усыхать, потом жизнь в нём окончательно замрёт. В таком пограничном состоянии человек может продержаться некоторое время – он ведь теоретически жив. Смерть-то ещё не наступила. И дух Тяпы, причём вполне эмоционально сохранный и потому способный использовать магию, витает вокруг. А самое скверное – то, что дух этот может легко вселиться в кого угодно живого. К примеру, в него, Дарда. И не пустить его – это надо установить несколько слоёв защиты. И даже лучше не спать.

Надо бы загнать его обратно, но как? Дард постарался вспомнить свои уроки у некроманта Трупоеда. Но ничему такому его этот пьяница не учил. Он вообще мало чему учил – совал какую-нибудь книгу и говорил «читай!» Дард иногда читал, а иногда и нет.

Так, ну надо попробовать порассуждать. Рассуждать любил младший офицер Ортес, под началом которого Дард проходил службу. Дард уселся на пол, скрестив ноги, и подпер голову кулаком. Вошёл в транс, что было непросто, учитывая его взволнованное состояние, и поискал вокруг дух Тяпы. Искать пришлось недолго: мысленный взор Дарда увидел голубовато-серый дымок с очертаниями старика, который вился над отстреленной прядью волос. Этот седой клочок лежал под столом, что почему-то очень беспокоило духа.

- Ну и что с тобой делать? – мысленно вопросил Дард.

Разумеется, ответа он не получил. Тогда он попробовал, опять же мысленно, проводить духа к телу, но серый дымок едва шелохнулся.

- А, чтоб тебя, - Сарвен Дард потёр небритый подбородок. – Поди сюда, ты! Я те приказываю подчиняться! Иначе я…

Он запнулся. Чем можно угрожать духу? Его-то клумбой на башке не прельстишь!

- Иначе я вселю тебя в самого живучего узника. Из тех, знаешь, которых очень любят самые сильные озорники. Слышишь? И буду контролировать, чтоб ты это тело не покинул. А когда самый живучий сдохнет, я найду тебе ещё более живучего. Слышишь меня? А ну, вернись в тело!!!

Дард понятия не имел, как будет выполнять свои угрозы. Но дух подлетел к нему и стал виться вокруг правой руки. В ужасе оттого, что сейчас дух оголтелого Тяпы проникнет в его тело и заставит бегать за кем-нибудь с тяпкой, Дард сжал ладонь.

И его вынесло в транс уже непроизвольно. Дард увидел, что держит духа за его невесомое «тело», и мысленно потащил, как букет, к старому некроманту, который сидел на стуле, свесив руки. Встретившись с телом, дух обрадовался и потянулся к голове Тяпы, которую обвил и исчез. Никакого серо-голубого дымка, никакой жути.

Сарвен, сидя со скрещёнными ногами, энергично покрутил головой – шея затекла, в ушах нарастал звон. Но его в первую очередь интересовало состояние Тяпы.

- Живой? – спросил он у старика.

- Я тебе это припомню, гадёныш, - сказал тот, зашипев, словно уж. – Спать спокойно не сможешь.

- С пистолетом-то под подушкой? Ещё как смогу. Совесть позволит. Сказал бы лучше спасибо, что я тебя вернул, старая ты блюдь, - не остался в долгу Дард. – Теперь твоя очередь меня бояться. Ты хорошо помнишь, чего я тебе наобещал? Твоему телу… и твоему духу?

Глаза старого некроманта недобро сверкнули.

- Посмотрим, кто кого, - пообещал он.

Сарвен поднялся на ноги, разминая уставшее тело.

- Ага, - сказал он. – Посмотрим!

Его снова пробила дрожь. Но он устал бояться.

- Я пожалуюсь эну Юллену, - не успокаивался старик.

- Ну и жалуйся. А я просто уйду. Будешь тут один в мёрзлой земле ковыряться. А ещё лучше – я тебя убью и скажу, что так и было. А сам тут один останусь.

Тяпа побелел, его глаза начали выцветать – он умело и привычно вгонял себя в состояние аффекта. Но и Дард теперь знал, что делать. Едва он сунул руку за пазуху, как старик отшатнулся и съёжился.

Вот даже теплее от этого стало. Впервые кто-то по-настоящему боялся Дарда.

***

- Дэниэл Альсон, - сказал узкоплечий человек за стойкой.

Приёмная в скромном флигеле позади всех дворцовых строений выглядела очень и очень непритязательно. Да и люди, мелькавшие тут, обладали незапоминающейся, серой внешностью.

- Дэниэл. Альсон.

Марсел Демен посмотрел сначала на узкоплечего, потом на Дэна. С недоумением посмотрел. Самодовольства как не бывало.

Дэнни стоял потупившись. С плеча свисал старый дорожный мешок, у ног стоял чемодан в серо-клетчатом чехле. Он надел чёрные узкие брюки, туфли, с которых содрал омерзительные пряжки, белоснежную рубашку и парчовый жилет. Вместо жабо – бордовая лента, беспощадно оторванная с парадного камзола. Брошь со змеёй скрепляла её прямо под горлом, напротив второй пуговицы высокого воротника. За этот наряд он уже получил от Демена выволочку, но сделать тот ничего уже не мог: Дэнни явился без двух минут семь, и увы, увы – переодеваться времени не оставалось. Он уже решил про себя, что короткие штанишки и розовые рубашечки с кружевцами не наденет ни за что и никогда. Даже если это будет грозить провалом планов Роза.

Его и так уже начали злить эти планы. Он уже несколько раз мог напасть на Тэллина. Пусть бы это стоило ему жизни – но и камергера он бы успел уничтожить. Как? Да как угодно. Задушить, ткнуть ножом, мало ли ещё способов, чтобы убить человека. Дэн думал, что не дрогнул бы ни единой струной души. А вместо этого он бездарно провёл в доме Тэллина месяц, ничего не делая и не принося никакой пользы Розу.

Сейчас незримое присутствие учителя за спиной его раздражало и беспокоило. Что, если о нём прознают маги «круга»? Это ведь нельзя исключать.

- Светлый маг второй степени, - пояснил Марсел узкоплечему человеку, и тот вдруг закричал фальцетом, брызгая слюной на бывшего пажа:

- Вы что там со своим Тэллином, совсем за дураков нас держите?! Вы считаете, что среди всех мальчишек именно этот – лучший вариант для ваших гнусных интриг? Вы думаете, что мы за деньги готовы выставить себя полнейшими идиотами?! Мы не самоубийцы!

Дэну стало смешно. А в самом деле, на что рассчитывал Тэллин? Что убийцу Кардавера второй раз вот так запросто можно провести во дворец? И кстати, для чего? Кор так и не объяснил это ему, он вообще больше с Дэнни не заговаривал. А ведь должен был хоть в общем сказать, что от него требуется.

На крик секретаря (или кто он там?) сбежались другие маги. Марсел напрягся, начал хвататься за кобуру – но пистолет и кинжал с пояса у него забрали. Дэнни даже слегка ему посочувствовал – надо же, остался безоружным. Мага так просто не разоружишь. Сам он стоял спокойно, не поддаваясь внутренним страхам.

- Арестовать обоих, - очень сухо и невыразительно сказал один из вошедших – он именно вошёл в приёмную, а не вбежал, и сразу стало тихо.

Дэнни узнал его. Это был тот самый, который хотел забрать его у Чезаре Роза в день покушения на короля. Мальчика пронзило плохое предчувствие. Очень плохое! Но дёргаться он не стал. Он уже не маленький ребёнок, и даже на казнь пойдёт с достоинством, а не как Марсел.

А Марсел держался плохо. Его глаза метались от одного мага к другому, он источал примитивные, жалкие эмоции, которые хоть и казались сильными, но на самом деле могли в любой момент закончиться ничем. Как всё-таки слабы простаки со своими мелкими, хилыми эмоциями! Сочувствия к Демену у Дэна поубавилось.

- Этот может быть опасен, - глава «тайного круга» указал на Дэнни подбородком. – Не давайте ему пользоваться магией. И музыкой! – торопливо добавил он, осклабившись.

Дэн пожалел, что взял с собой скрипку. Сразу несколько рук протянулось к его вещам, сразу несколько людей накинули на него магические путы. Простое, почти безотказное заклинание, сковывающее человека и не дающее пользоваться магией, умеют накладывать Светлые маги. Его недостаток в одном: тот, кто держит путы, не должен о них забывать, и сам не может пользоваться магией. Это как сковать двоих одной цепью: оба становятся ограниченны в движениях.

Но в приёмную магов понабежало достаточно, чтобы одни могли пользоваться путами, а другие – колдовать. Так что, пожалуй, даже имей Дэнни какие-то ресурсы на то, чтобы отбиваться от держателей пут – ему бы это не помогло.

«Всё идёт так, как надо, малыш. Тэллин подставил Марсела только для того, чтобы сдать тебя «кругу». Он думает, что ему прибавится доверия, а также хочет снова навредить мне. Но ты не бойся, всё так, как надо».

Словно дыхание за спиной. Даже затылок остриженный защекотало от этих слов. Присутствие Роза перестало ощущаться почти сразу же.

Дэн в последний раз посмотрел на Марсела Демена. Бледный, испуганный, он едва не плакал.

Главный из «тайного круга» проследил за взглядом Дэнни.

- Пожалуй, его можно совсем удалить, - сказал он снисходительно.

Марсел затравленно вскрикнул, когда ему заломили руки и вывели из приёмной через входную дверь. А Дэна увели в боковую, провели тёмным коридором, где тускло мерцали совсем маленькие фонарики, и водворили в темноту. Втолкнули, щёлкнули замком, оставили одного.

Дэн провёл по волосам – заколку с длинной пряди кто-то успел содрать, а он и не заметил. Отобрали и брошь-змейку. Жаль, он думал, что её длинная игла может в случае чего сойти за оружие.

Дэн принялся наощупь изучать камеру, в которой его заперли, но скоро пришёл к заключению, что она пуста. Пол, стены – всё из гладкого камня, щели между плитами едва ощутимы. Окна нет, даже забитого. Где дверь – не понять, не прощупывается. Ни кровати, ни стула, ни тюфяка, ни соломы. Ни даже дыры в полу – для отправления нужды. Ничего. Его словно поместили в пустоту, тёмную, непроницаемую темноту. Наверное, так выглядело великое нечто до того, как Спящий открыл свои глаза и создал мировое Зерно. Точнее, оно не выглядело никак.

И ещё тишина. Снаружи не доносилось ни звука, а движения самого Дэна звучали приглушённо, как будто темнота сделана из сукна. Дэнни лёг на твёрдые ровные плитки и положил руки под голову. Держать глаза открытыми или закрытыми – без разницы, но закрытые они хотя бы не сохли. Рано или поздно кто-то придёт. Никому ведь не захочется убирать отсюда его отходы по естественной надобности… да и его бездыханное тело после того, как всё закончится. Да и зачем кому-то ждать, пока он, Дэнни, умрёт своей смертью? Гораздо быстрее было бы сразу убить его, там же, в приёмной. Раз оставили в живых – значит, для чего-то он им ещё нужен, хотя бы и недолго. Так что – придут.

Так прошло довольно много времени – Дэн не мог сказать точно, сколько, но никак не меньше трёх часов, а то и больше. Он мог судить лишь по собственному мочевому пузырю.

Дэн чувствовал, что связывающие чары на нём до сих пор держатся. Так что даже мыслесвязь с Чезаре, скорее всего, ему бы не удалась. Тогда он сделал единственное, что оставалось – начал думать музыку. Как всегда, мелодия появилась из ниоткуда. Робкая, без слов, очень тихая и нежная. Так могла бы звучать чёрная скрипка в минуты самых тёплых чувств… к кому? Или к чему? Дэн не стал терзать себя лишними мыслями на этот счёт. Он скучал – по жизни, по свету, по просторам, открывавшимся взгляду с дорог, пройденных им этой осенью. По девушкам, с которыми был знаком, по людям, которые встречались на пути. И по настоящей, не мысленной музыке. В его голове зазвучали бубен Ильфи и дудочка Торда. И только Сара Натани молчала. Её прекрасный, сильный голос так нравился Дэну, но сейчас у него не получалось то ли вспомнить его, то ли заставить петь… Но её тема – сильное, гордое звучание – вдруг зазвучала в нём стройными гитарными аккордами. А вот и тема Роза – странно, что он звучит как лютня. Звонкая, переливчатая, с множеством вариаций тема. И резкие, трескучие звуки фагота – это Тэллин. Дэн недолюбливал деревянные духовые, особенно фагот. С вступлением партии вкрадчивого гобоя – скорее всего, магов «тайного круга», решил Дэнни – мелодия стала неровной, дёрганой, как будто пульсировал нарыв. Дэн перестал быть хозяином и повелителем музыки, поплыл по её течению, и постепенно в комнате стало светлей. Он сквозь сомкнутые веки видел это. А когда открыл глаза, то увидел, что стены слабо светятся. Тогда он совладал с мелодией и заставил её шириться и расти по своему настроению – как будто преодолевал приступ боли. Стихли гобои и фагот, смолкла лютня. Остались скрипка, гитара, флейта и бубен. И ещё тихие, с рассыпчатым звоном, бубенчики. Дэн сел и увидел справа от себя очертания двери – казалось, что ещё небольшое усилие, и она распахнётся.

Но едва он повернулся к ней, как музыка смешалась и притихла, оставив только ритмичные звуки бубна и россыпь колокольчиков: пульс и дрожь.

Дверь действительно открылась, но не по воле Дэна Софета ван Лиота. Её отперли снаружи. Два мага вошли в комнату и нахмурились, увидев свет, идущий от стен. В сопровождении четырёх телохранителей-простаков вошёл человек в шитой золотом длинной мантии и белой с золотом долгополой одежде. Свет полился с потолка, хотя никаких ламп Дэнни там не видел. На изящном венце человека в белом сверкнули бриллианты. За его спиной, почтительно склонив головы, стояли глава «тайного круга» и Чезаре Роз.

Грет Кешуз, молодой король, старше Дэнни всего на какие-нибудь четыре года, смотрел на Дэна сверху вниз, и мальчик запоздало понял, что ему стоило вскочить на ноги сразу же, как только открылась дверь. Теперь же он медленно поднялся, отряхивая одежду, которая совершенно в этом не нуждалась, и уставился на всю процессию. И очень старался при этом не смотреть на Роза.

- Ты знаешь, кто я? – спросил Грет, слегка наклонив голову. Нельзя сказать, что красавец – среднего роста, среднего телосложения. Светло-русые волосы и ясные синие глаза, мягкий голос. Никакой особой властности и силы в его движениях и взгляде Дэн не заметил. Скорее уж власть и силу олицетворяли люди, окружавшие его.

- Знаю, - ответил Дэнни. – А вы знаете, кто я?

Грет наклонил голову ещё ниже – так, что стало не видно его глаз. А потом выпрямил шею и кривовато улыбнулся.

- Если бы не ты, - сказал он, - я бы не сел на трон.

Маг «тайного круга» тихо застонал, а Чезаре, напротив, самодовольно хмыкнул. Дэнни, наконец, решился встретиться с ним взглядом. Тот улыбнулся ободряюще и кивнул. Его вид словно говорил Дэну, что Роз не преминул прийти к нему на выручку. Что же всё-таки произошло? Не понять. То одно он велит, то другое – и непонятно, какие всё-таки планы у этого человека. Покарать Тэллина? Добиться падения скрытых из «тайного круга»? И ещё – Дэн страшно разволновался – Чезаре ведь точно говорил, что во дворец ни под каким видом проникнуть сам не может. И вдруг стоит за спиной короля, да ещё с таким видом, словно сам правит Тирной…

Не понимая, что задумал учитель и как это отзовётся на его судьбе, Дэнни ждал, пока король продолжит свои речи.

- Новоявленный Глава Комитета эн Роз только что доложил мне, что готовится новый переворот, - сказал Грет, обойдя замершего Дэнни по кругу, как дикарь обходит идольный столб. Хорошо хоть, не стал обмазывать кровью и калом жертв…

Дэнни поневоле смотрел лишь на Роза – Чезаре приковывал его взгляд и не отпускал. Но мысленно ничего не говорил. Только смотрел во все глаза.

- Что ты об этом знаешь? – оказавшись точно напротив Дэна, спросил Кешуз и прищурился. – О заговоре и перевороте?

- Ничего не знаю, - сказал Дэнни почти честно. Разумеется, Тэллин что-то готовил, но ему-то об этом ни слова не сказали. – Я лишь инструмент. Орудие.

- Чьё же?

Дэн отвёл глаза от Чезаре и взглянул на Грета Кешуза. Какие синие глаза. Тёмно-синие. Дэн вспомнил сапфировые мамины серьги, которые казались почти чёрными, пока на них не падал свет. Тогда они просвечивали глубокой, безупречной, загадочной синевой. В голосе Грета не звучала музыка, а примитивные простаковские эмоции не представляли для Дэнни интереса как для мага. Пожалуй, среди них выделялись самые недобрые – неприятно покалывающие, как будто хвоя, попавшая в одежду.

Хотя как ему быть добрым – если сейчас узнал, что его хотят уничтожить?

- Великий камергер Кор Тэллин приказал мне явиться сюда с его человеком по имени Марсел Демен, - сказал Дэн неторопливо, - и встретиться с магами «тайного круга», чтобы они пропустили меня и сделали новым пажом его величеств. Что они планировали дальше – я не знаю.

- Не знаешь? – обронил молодой король. – Но скрипку с собой пронести решил.

Дэн нахмурился.

Маг «тайного круга», острым локтем подвинув Чезаре, протянул Кешузу дорожный мешок – пожалуй, очень потрёпанный и не слишком чистый. Дэн почувствовал, как запахи костра и осени, впитавшиеся в грубую тёмную ткань, перебивают тонкий аромат иртсанских благовоний, которыми был надушен Грет Кешуз. Зря, наверно, он расстался с бродячими артистами. Сейчас сидел бы у простецкого очага с братом и Натани… среди грязных бродяг, которым нет дела до интриг и переворотов. Среди певцов, акробатов, музыкантов и нищих, с которыми куда как проще, чем с наделёнными властью магами и не-магами. Где всех-то забот у тебя – поесть, попить и укрыться от холода. И, может быть, ещё добиться расположения красивой, звонкой, гибкой гимнастки Сары Натани.

- Скрипка – это моя жизнь, - ответил Дэн. – И если вы намерены меня казнить за то, что я музыкант – то, пожалуйста, похороните её со мной вместе.

- Ваше величие, - одними губами подсказали и Роз, и глава «тайного круга», и даже охранники. Но Дэнни упрямо промолчал.

- Без магии ты играть не сможешь, - пренебрежительно сказал Грет. – Вы, маги, без ваших штучек даже не люди.

- Позвольте доказать, что это не так. Здесь много магов. Они не дают мне колдовать. Но музыка всегда звучит во мне. Музыка – это не магия… это больше, чем магия!

И опять губы всех присутствующих шевельнулись.

- Этот человек опасен, и музыка его опасна, ваше величие, - встрял маг «тайного круга».

- Не опаснее, чем дворцовые интриги, эн Сафлин, - не оборачиваясь к нему, процедил сквозь зубы король. – Вот что, юный музыкант. Я не буду заставлять магов сдерживать твою магию. Но ты сейчас просто сыграешь мне, не применяя её.

- Ваше величие, - ахнул Сафлин. – А если он осуществит замыслы Тэллина?..

- Я ведь не дурак и изучал ваши магические трактаты. Вы чуете магию за версту, и умеете отличать простые эмоции от магических, вот и защищайте меня. Как только эн Дэниэл Альсон соберётся применять магию – ваша задача будет остановить его. Вы ведь в состоянии остановить юнца, эн Глава Комитета, эн глава «тайного круга»?

Дэн услышал насмешливые нотки в голосе короля, но и тревогу услышал тоже. Как бы ни старался Грет Кешуз держаться молодцом – он опасался покушения. Похоже, он опасался его постоянно.

- Вы можете также приказать стрелять, - не удовлетворился назначенной ролью глава «тайного круга». – Когда я подам знак.

Дэн стоял, глядя на мешок в руках короля. Как давно он не касался скрипки? Не настраивал её, не гладил пальцами облезающий, потрескавшийся лак? Грет Кешуз вытащил скрипичный футляр и подал его Дэну, как драгоценность.

- Сам я учился музыке четыре года, - сказал он, - пока, к моему счастью, учителя окончательно не признали меня неспособным музицировать.

Возможно, он надеялся таким образом произвести на Дэна хорошее впечатление, но тот лишь усмехнулся.

- Прикажите принести сюда стулья, - обратился Кешуз к стражнику, стоящему по его левую руку. – Мы будем слушать.

Камера не вполне подходила для игры на скрипке, но Дэнни успел повидать и менее подходящие для этого места. Он не торопясь настроил инструмент, едва дыша, коснулся смычком струн, ещё чуть подкрутил колки. И сыграл на пробу коротенькое вступление народной песни «За синим морем острова…»

Маги и не-маги замерли. Чезаре, Сафлин – на стульях, король – в кресле тёмного дерева, с пунцовыми подушками, обшитыми золотым шнуром, стражники – по обе стороны от Грета и у дверей. Те четверо, что находились у дверей, держали ружья наизготовку, а те, которые возле короля – стояли с пистолетами нового образца, о четырёх зарядах. Дэн, которому ещё ни разу не приходилось играть под прицелом сразу шести дул, усмехнулся. В случае чего, смерть его будет быстрой, но вряд ли безболезненной. Он прикрыл глаза – смотреть на смычок или струны ему было без надобности. И выпустил музыку на волю – ту, что звучала весь прошедший месяц, жёсткую, построенную на простой гармонии, с чётким, прямым, как натянутая струна, ритмом. Он ощущал, что никаких магических пут на нём нет, он свободен, открыт и уязвим, и в то же время всесилен. И все эмоции присутствующих перед ним людей открылись ему – но он не желал читать их. Дэнни с удовольствием остался бы сейчас наедине с чёрной скрипкой, которая послушно звучала в его руках так, как надо. Мелодия не нравилась ей; но от того, что скрипка оказалась снова в руках владельца, она смирялась с неприятной для неё музыкой и пела, пела, пела.

Никакого волшебства Дэну не требовалось, он хоть сейчас мог завладеть и мыслями, и эмоциями этих людей – всех, кроме, пожалуй, Чезаре. Ведь они даже не маги. Хотя, пожалуй, Сафлин успел бы подать знак, и все стражники дали бы по нему прощальный залп, а в планы Дэнни не входило расставаться с жизнью. О нет! Он играл свою негибкую, резкую, жестокую мелодию и думал о том, как проворонил возможность убить Кора Тэллина. А также о том, что ему, пожалуй, хочется вернуться в дом камергера и пытать его так жестоко, как только получится, и пусть он сдохнет от боли. И беспокоился о том, выслал ли король за камергером солдат, чтобы арестовали Тэллина и предали суду, и, быть может, казнили бы. А что, если Тэллин успеет удрать? Вдруг Марсел предупредил его?

Вздрогнув, Дэн сбился с такта. Жестокое очарование напряжённой музыки оставило его, осыпалось к ногам набором пустых звуков, и музыкант опустил смычок.

Слушатели выдохнули так, словно всё это время не дышали.

Они не рукоплескали и не восторгались, но, к удовольствию Дэна, выглядели потрясёнными. Это ему понравилось больше, чем аплодисменты.

К королю подошёл ещё один маг – худощавый, в светлой одежде без украшений и знаков отличия. Он походил на белого ужа – сходство подчёркивали глаза такого бледно-голубого цвета, что казались подслеповатыми. Дэнни не удивился бы, если б на затылке у мага оказались два розовых пятна, как у того же ужа. Длинные, ниже плеч белые волосы худощавый маг заплёл в косу, перевязанную большим чёрным бантом. Изящно склонившись в поклоне, маг что-то прошептал – Дэнни уловил имя Тэллина и навострил уши.

- Эн Сафлин, - обратился Грет Кешуз к главе «тайного круга», - отведите юношу в покои для высоких гостей, - он как-то особенно подчеркнул последние два слова, и Дэнни понял, что его арест не отменяется – ему лишь меняют условия содержания. – Дэниэл Альсон, вы будете содержаться под стражей до суда над великим камергером Кором Тэллином.

- А потом? – требовательно спросил Чезаре, глядя на короля.

У Грета был очень усталый вид. Музыка вымотала его эмоционально. Дэн ничего ни с кем не сделал, но вобрал в себя примитивных простаковских чувств. После них не хотелось рыгнуть и не наступало чувство насыщенности и удовлетворения, но подпитка всё-таки ощущалась. Пожалуй, правы были священники, которые собирали в храмах и на площадях толпы, и на волне всеобщего фанатизма набирали от простаков огромное количество эмоций. Только вот набирали они их не в себя, а в артефакты или мощи святых.

- Потом вашего ученика надо было бы казнить за его преступление, но…

Грет сделал небольшую паузу, как прирождённый музыкант… или артист. Во время таких пауз люди забывают обо всём и, не смея прервать вынужденное молчание, только и ждут продолжения.

- Но казнь мы заменим на тюремное заключение, скажем, где-нибудь неподалёку от столицы.

Дэн задумчиво оглядел скрипку, но тут один из стражников протянул к ней руки.

- С вашей скрипкой ничего не случится, эн Альсон, - сказал Грет Кешуз очень мягко. – Если хотите, я буду хранить её у себя.

Дэн покачал головой. Он уже знал, кто будет хранить его вещи. Бережно опустив скрипку в футляр, он положил его в мешок и посмотрел на Чезаре Роза.

- Если позволите, я бы доверился не вам, а своему наставнику, - сказал Дэн и добавил неуверенно. – Ваше величие.

Это не понравилось молодому правителю, но он кивнул.

Дэну очень почтительно завели руки за спину, очень деликатно сковали его чарами, чтобы едва мог идти, и повели по коридорам, как почётного арестанта, куда-то в неизвестность. Обернувшись, Дэнни успел увидеть, как Чезаре закидывает на плечо его старый, потрёпанный, пропахший дымом дорожный мешок.

«Мы победили?» - спросил Дэн мысленно.

«Ещё нет, малыш. Прости меня!»

«За что?»

«Если бы я смог добиться внимания короля раньше, то не подставил бы тебя под удар. Я постараюсь вытащить тебя, малыш, верь мне!»

И Роз прервал мыслесвязь. Дэнни дёрнулся из рук стражников, но его держали крепко. Что ж, наверное, Роз знает, что говорит. У Дэна ещё не было повода сомневаться в учителе. Тот всегда был на его стороне.

***

Всё сложилось одно к одному. Чезаре почувствовал себя одновременно пьяным от гнева и усталым от разочарования. Два месяца на посту Главы состарили его, кажется, лет на десять. А ведь он ещё даже не сделал предложения Линлор. Он за последние месяцы вообще чуть не забыл о Линлор, которую уже мысленно давно звал своей женой… Да и забыл бы, если б она не приглашала его время от времени то на прогулку, то на обед.

А занимаясь убийством Хубера и допросами Гисли, Чезаре едва не позабыл и про Дэнни. Ещё немного – и кто знает, что произошло бы с учеником! Его запросто могли бы убить. Но теперь, после убийства Хубера, у Чезаре появилась возможность обратиться к его величию напрямую, без ряда посредников, без прошений, которые благодаря усердной работе «тайного круга» рассматривались по месяцу, а то и дольше, а потом возвращались со злорадной печатью «отказать». Должность Главы Комитета Тирны дала Чезаре Розу привилегию говорить с королём в приёмные дни – в первый и четвёртый день декады с рассмотрением. Смерть Уинфреда Хубера изменила этот порядок – отныне Глава Комитета в экстренном порядке мог обратиться лично к королю в любое время. Разумеется, лишь в очень важных случаях, когда вопрос жизни и смерти.

Что ж, вопрос, касающийся Дэнни, касался сразу нескольких жизней и смертей.

Глядя глазами и слыша ушами Дэнни, который считал, что при нём ничего важного не происходит, чуткий и внимательный Чезаре видел, как Тэллин готовит отменную гадость. Попытка подсунуть Дэна во дворец в качестве пажа его насторожила. Скорее всего, Тэллин не отказался от мысли, что Дэн – человек, который служит Розу, и хотел, чтобы Роз увидел казнь ученика и помощника. То, что «тайный круг» ни за какие деньги не пропустит во дворец убийцу короля, Чезаре понимал отлично и полагал, что Тэллин приготовит Дэну другую роль. Но нет! Кор Тэллин удивил Роза.

И он до сей поры не расслабился – даже когда беловолосый маг шепнул королю, что камергера арестовали. Кор Тэллин – тип скользкий до невозможности, а взяли его не с поличным, а только основываясь на словах подростка-музыканта. Ну как не найдут никаких доказательств и отпустят камергера? При дворе ему, конечно, уже не быть, но ведь жить-то он останется, да ещё на свободе. И если при этом вытащить из передряги Дэнни – тот, пожалуй, опять ринется мстить Тэллину.

Уберечь его от этого шага, от умышленного убийства, не дать парню сорваться и окончательно и бесповоротно сделаться Тёмным магом – вот что казалось Розу важным. Теперь пришла пора признать, что решение он принял неверное.

Забрав его вещи, Чезаре вернулся из дворца в управление и с тяжёлым сердцем сел за свой стол. В ящике лежали неразобранные копии последних дел.

Вспомнив, что так и не разобрался с теми убитыми ловцами на дороге, Чезаре стал читать результаты расследования и с каждой минутой темнел лицом всё сильнее. Шлейф магии ловцы, шедшие на поиски пропавших магов, успели зацепить совсем уж слабо – поздновато заметили повозку, стоявшую не у дороги, а поодаль, за деревьями. По характеру шлейфа определили только ложу – действовал там маг ложи Боли. А по сведениям Чезаре, в районе Азельмы из магов Боли оставался лишь Дэнни, который числился как Светлый и потому в поле зрения следователей не попал. Была, конечно, небольшая надежда, что действовал заезжий маг. «Гастролёр», - мрачно пошутил про себя Роз, хотя какие уж тут шуточки. Два других мёртвых мага опровергали версию гастролёра, и Роз напрасно за неё цеплялся. Они умерли во сне. Замёрзли, хотя погода тогда стояла ещё не самая холодная. Днём даже пригревало солнце. Но если спать на холодной земле, и достаточно долго… тут никакой магии не засекли, но с чего двоим молодым людям спать настолько крепко? Нет, их усыпили.

Глупо было бы спустя почти полтора месяца спрашивать у ловцов, не нашли ли они в повозке улик, указывавших на пребывание там какого-нибудь музыканта, но Чезаре мысленно связался с парнем, который вёл это дело. Но тот затруднялся ответить, так как понятия не имел, каких следов искал эн Роз. «Остатки канифоли, брошенная на пол повозки лопнувшая струна, конский волос из смычка», - чуть было не спросил Чезаре, но смолчал.

И по времени возвращения Дэнни убийство совпадало практически идеально. Так неужели Дэн осознанно пошёл на убийство троих людей? Тогда совсем скверно. Чезаре не сумел воспитать из мальчика настоящего Светлого, а воспитал убийцу без понятия о том, что такое «плохо».

- К вам арестованный эн Гисли, - сунулся в кабинет Арней Фокс.

Ах да, он же вызвал на три часа дня Эдварда для очередного допроса. Забыл. Чезаре с досадой захлопнул папку с делом Дэнни – теперь да, теперь это было дело Дэнни.

Эдвард Гисли вошёл в кабинет Чезаре Роза ленивой походкой сытого кота. Сел в красное кресло напротив Чезаре, закинул ногу на ногу. Роз обратил внимание, что одет Гисли с иголочки, умыт и выбрит. Разве что скулы стали острее проступать на гладком лице, да немного ввалились жёлтые, волчьи глаза.

- Ну что, эн Роз? Не пора ли выпустить меня за недостатком улик? – спросил он, улыбаясь.

Чезаре извлёк из ящика стола тонкую папку. У него действительно ничего не было на Гисли. Маэстро дознаватель уже работал и с памятью Эдварда, и с памятью Шоны Хубер. Ничего, кроме внезапно открывшейся интимной связи, которая, разумеется, порочила память покойного Уинфреда Хубера и ставила на репутации его вдовы жирный крест. У Гисли и Шоны были основания убить Уинфреда, который мог оказаться в курсе, чем занимается его немолодая жена с красивым кандидатом на место Главы Комитета. Вероятнее всего, Гисли и вступил в эту связь, чтобы через Шону достичь желанной цели. Но они оба не убивали Хубера. Что до повседневного мундира Эдварда, который тот нечаянно испачкал, когда Уинфреда рвало в комнате Шоны, то его обнаружили замытым в одной из ванных комнат дома Хуберов. Не до конца смытые следы рвоты содержали тот же яд. Гисли, забыв об осторожности, помогал умирающему в надежде спасти его.

- Так что? Не вышло по-вашему? Глядишь, ещё пара дней – и вы предстанете перед Вершителями и королём с повинной грамотой в руках, эн Роз, а я займу более удобное кресло в этом кабинете, - ухмыльнулся Эдвард Гисли и почесал кончики пальцев о шершавую ткань на подлокотниках.

Постоянная привычка Гисли почёсывать пальцы очень раздражала Чезаре. Но он знал, что это неистребимо. Гисли чувствовал чужие эмоции пальцами. И чем сильнее чувства, тем сильнее у него они зудели.

С трубкой Чезаре и отравленным табаком тоже уже разобрались, но Гисли об этом не знал. Чезаре в присутствии офицеров Эренрайта и Идена продемонстрировал им полный комплект своих трубок и табакерок. Все они лежали каждая в своей ячейке. Обкуренные, не новые трубки – в полнейшем порядке и строго по размеру и породе дерева – являлись гордостью коллекционера и курильщика, а маленькие табакерки хранили табак, который Чезаре поклялся попробовать на глазах хоть целой тысячи свидетелей. Впрочем, до этого не дошло – офицеры лишь взяли по щепотке из каждой коробочки. Обнаружилось заодно, что трубка, якобы принадлежащая Чезаре, является точной копией одной из его трубок – маленькой розоватой, из бука. Но тут же Роз сам указал на характерный след зубов на всех мундштуках – на трубке, взятой из дома Хуберов, следы отличались. Улику давно признали сфабрикованной.

- Мы оба невиновны в смерти Уинфреда, эн Гисли, - нехотя сказал Роз, - так что как бы вы ни хотели сидеть на моём месте, вам придётся с этим какое-то время подождать. Сейчас вы можете пройти в корпус номер два за вещами и быть свободным. Хочу предупредить: ваше место в Центральном участке я уже передал другому человеку. Вы переводитесь сюда.

Гисли, кажется, проняло. Он слегка побледнел – вернее, пожелтел, потому что был золотисто-смугл от природы. Похлопал по карманам в поисках чего-то – видимо, курева. Чезаре положил перед ним деревянный портсигар и спички – они принадлежали Гисли, и после ареста попали к Чезаре, который сам изучил табак в сигаретах. Гисли прикурил от огонька на пальце – позёрство, не стоящее затрачиваемой на него энергии! – и невнятно спросил:

- И на какую должность?

- Я вёл ваши допросы, - сказал Чезаре, - и впечатлён вашим опытом, эн Гисли. Маэстро Таунз очень стар. Я предлагаю вам неделю на должности его заместителя, с последующим введением в должность великого дознавателя при Управлении.

- Сдаётся мне, эн Роз, ты хочешь держать меня в поле зрения, - прищурился Гисли.

- И это тоже, - не сдержав самодовольной улыбки, сказал Чезаре. – Я вижу, мы понимаем друг друга. Вы не хотите найти человека, который хотел свалить и меня, и вас, эн Гисли? Свою дружбу и расположение я вам обещать не могу… а вот поддержку – сколько угодно. Разумеется, ровно до той поры, пока вы признаёте меня начальником. Если же нет – милости прошу, вы свободны. От всех дел.

Он видел, что Гисли уже повис на крючке, ещё со слов про великого дознавателя. Его эмоции читались с трудом – всё-таки он отлично умел прятать их.

- Меня не устраивает ваша личность как таковая на месте моего начальника, - сказал Гисли медленно. – Это личность тёмного человека, который украл из-под следствия преступника и убийцу и держал его при себе. Личность человека, допустившего нападение на меня и старика Тревиса. Человека, - тут Эдвард затянулся и выпустил облачко дыма. Чезаре, не любивший резкий и лишённый нюансов аромат сигарет, поморщился. – Человека, который не является образцом чистоты и чья репутация небезупречна, как, скажем, у эна Уинфреда Хубера.

«Он же сам и приложил усилия, чтобы испортить репутацию Хубера!» - мысленно возмутился Чезаре, но решил до поры до времени молчать. Пусть Эдвард выскажется до конца.

- Но в одном вы правы, эн Роз. Убийство старика Уинфреда просто так оставлять нельзя. Убийца попытался собрать всех кошек в одну корзинку. И устранить старого опытного специалиста, и лишить меня чести, и согнать вас с места, а может быть, ещё бросить и меня, и вас, эн Роз, в тюрьму. Я бы этого так не оставил. Сделайте меня вдобавок к должности дознавателя ещё и вашим заместителем – и будем считать, что наше сотрудничество в силе.

Чезаре даже привстал, опираясь руками на стол. Наглость Гисли, казалось, не знала предела. На какое-то время Роз всё-таки поддался чувствам, которые грызли его изнутри – гневу, бессильной ярости, горького разочарования во всём, что он делал.

- Эн Гисли, я вам клянусь, - сказал он низким голосом, вибрирующим от эмоций, которые он сдерживал с огромным трудом. – Когда мы найдём убийцу, вы сразу станете моим заместителем. Но не раньше, эн Гисли. Не раньше!

Эдвард приподнял левую бровь и серьёзно уставился на Чезаре. Казалось, он прикидывает – что может стать последней каплей, после которой Роз окончательно взорвётся.

- Хорошо, - наконец, сказал он тоном беспечным и легкомысленным. – Я запомню ваше обещание, эн Роз.

Ну вот и отлично, мрачно решил Чезаре. С «тайным кругом» он уже договорился, теперь заручился поддержкой другого недруга. Этого должно хватить, чтобы окружить Тэллина со всех сторон и не дать ему осуществить гнусные планы.

Как бы ни хотела Единая ложа, ставшая с нелёгкой руки камергера Кора Тэллина ложей Смуты, а к воспитанию принца никто, кроме родителей, не подберётся. Тогда он вырастет хорошим Светлым магом, добрым и, главное, справедливым. Не стоит торопить события, как это делал Тэллин, и стараться прыгнуть через поколение, чтобы упрочить влияние магов в правительстве. Всё произойдёт само собой, без кровавых переворотов и без ненужной гибели людей.

Так, постепенно успокаивая себя, наивно думал Чезаре Роз двадцатого дня четвертого Светлого месяца, года две тысячи триста двадцать седьмого по летосчислению Великой Тирны.

Часть 4. Музыка и правосудие

В первую неделю после праздника Долгого сна Дэна перевели в камеру досудебного заведения для Светлых магов.

Дэну было всё равно, где его содержат. Хотя он признавал, что дворцовые апартаменты гораздо уютнее и комфортабельней, чем его теперешняя камера. Но всё это он считал неважным. Он хотел на свободу, пусть даже ему пришлось бы голодать и мёрзнуть на дорогах Тирны… а может, и других государств. Скитаться, найти Сару Натани с её фургончиком, который тащат две терпеливые лошадки с мохнатыми ногами, творить музыку и слышать, как она течёт по чужим жилам, словно кровь, смешанная с вином – пьянит, заставляет совершать глупые поступки, подчиняет и ведёт куда прикажет смычок.

Вторым желанием Дэна была смерть Кора Тэллина. Жаль, что его казнят, а Дэнни, скорее всего, не увидит его смерти, и жаль, что нельзя удавить камергера собственными руками.

Когда после второй праздничной недели закончились балы и театральные представления, наступило время судебных сессий. Дэн ждал, что его позовут как свидетеля, когда начнётся суд над Тэллином, но дни проходили одинаково, и никто не приходил, и никаких уведомлений он не получал. О нём словно забыли.

Он томился так ещё две недели, пока к нему не вошли два стражника и маэстро дознаватель с тонкой папкой в руках.

- Сегодня ты переводишься в отделение для Тёмных магов, - сообщил дознаватель и показал Дэну лист бумаги с гербом Азельмы, печатями Управления и с отчётливой, размашистой, красивой подписью Чезаре Роза.

У Дэнни всё так и поплыло перед глазами, едва он увидел подпись. Он с трудом прочёл первые строки уведомления, из которого следовало, что комиссия во главе с Чезаре постановила считать Дэна Софета ван Лиота Тёмным магом. В связи с чем предписывалось поставить ему знак на левое плечо и выдать соответствующий документ о регистрации, а затем препроводить в тюрьму Тартуту.

- Как это – «препроводить»? – пересохшими губами спросил Дэн. – Ещё даже суда не было.

У него словно разом замёрзли все эмоции. Предательство Чезаре оказалось самым неожиданным и самым подлым ударом. Да и попасть вместо столичной тюрьмы для Светлых магов в страшную крепость возле горы Тартуты – тяжкое наказание. Король обещал, что казни не будет, но… Это страшнее казни.

- А Тёмных не судят. Раз Тёмный и раз виноват – неси наказание, - пояснил дознаватель.

В его мелодичном голосе слышалось участие. Даже почти сочувствие.

- Тебе разрешат встретиться с близкими перед тем, как тебя отправят в тюрьму, - сказал дознаватель. – А теперь собери вещи и пойдём.

У Дэна почти не было вещей. Смена одежды, смена белья, гребень для волос и зубная щётка составляли всё его имущество. Завязав узел, Дэн в растерянности встал перед стражниками, опустив руки.

- У меня нет близких, - сказал он растерянно. – Но, если можно, уведомите эна Роза о том, что я хотел бы повидать его.

- Кого? Эна Роза? – удивился дознаватель.

Наверно, он и понятия не имел, почему заключённый хочет видеть Главу Управления, Светлого мага, поставившего подпись на уведомлении. Да и станет ли он передавать такому высокому лицу просьбу какого-то Тёмного? Дэн не знал.

***

Чезаре не слишком пристально следил за Дэнни, тот был в порядке и относительной безопасности, – его мысли занимала персона Тэллина. То, как с ним работал Гисли, могло стоить камергеру рассудка. Методы у главного дознавателя Тирны оказались весьма изощрёнными. «Никакого насилия, - добродушно усмехался Гисли, - умный человек всё расскажет сам, добровольно!»

Конечно, после того, как дознаватель основательно пошарит в мозгах умного человека.

Чезаре присутствовал на каждом сеансе допроса – контролировал Эдварда Гисли, следил, чтобы всё было строго по протоколам. Нельзя не признать – Гисли оказался на своём месте. Тэллин постепенно сознался и в том, что значительно обработал Гудвина ван Лиота, который, в свою очередь, повлиял на маленького Дэнни, и в том, что собирался устранить Грета Кешуза после того, как понял – Грет ему мешает. Юный король оказался человеком с норовом, да и магии не любил. Казалось бы – мать у него маг, жена – тоже, хоть и слабенькая, ещё не вполне пробудившаяся волшебница. У девочки хватало сообразительности и эмоций разве что на то, чтобы причёску себе поправить, не прибегая к помощи камеристок и куафёра. Но и её Тэллин, как оказалось, списал в расчёт, чтобы не влияла на сына, когда тот подрастёт. Воспитывать принца Ланделия Тэллин намеревался только через проверенных им учителей.

Но Гисли и Чезаре очень хотелось услышать от Тэллина и кое-что ещё. А именно – зачем камергеру понадобилась смерть Уинфреда Хубера. Но тут Кор держался до последнего – отрицал всё. Не подстраивал он убийство Хубера и смещение Роза. Не интересен ему ни Хубер, ни Гисли. Нет, не собирался Тэллин признавать себя виновным в том, чего не совершал.

В конце концов Гисли не выдержал.

- Надо просить у его величия дозволения обследовать память Тэллина, - сказал он Чезаре. Но тот лишь поморщился.

- Да не получится. Смотритель спален, хранитель ключей! Человек, который всю их семью в исподнем видел – а может, и без исподнего. Да и потом, не всё ли равно? На казнь он себе уже два раза заработал. Сессия пройдёт, и в начале шестого Тёмного месяца с ним будет покончено.

Чезаре говорил спокойно, но сердце у него было не на месте. Память Кора Тэллина могла хранить предостаточно такого, что пролило бы свет на вещи, о которых Эдварду Гисли знать не следовало.

Наконец, они передали дело Тэллина его величию Грету Кешузу, вместе с прошением о помиловании от самого Тэллина. В прошении было отказано. Суда король велел не устраивать, а казнь назначить как можно скорее. Пока же камергер оставался заключённым в одной из комнат во дворце, под присмотром бдительной охраны.

В последний день Пятого Тёмного месяца, вернувшись от короля в свой кабинет, Чезаре долго и рассеянно перебирал книги на полках и бумаги в ящиках – всё никак не мог собраться и приступить хоть к какому-то делу. Кабинет показался ему тёмным и пыльным, хотя всё в нём было как обычно – и чисто, и светло, и просторно. И светлые доски пола, и большой стол светлого дерева, и белые с красной обивкой стулья сияли чистотой. Но краски казались магу приглушёнными, тусклыми, словно померкшими. Даже большие окна как будто давали недостаточно света.

Чезаре, наконец, сел, устав отмерять бесконечные шаги по кабинету, и сжал виски ладонями. Чтобы успокоиться, он выдвинул два ящичка из-под столешницы, перебрал все свои трубки, и решил, что пришло время длинной, украшенной пером тювика. Эту трубку он привёз из Иртсана. И табак под неё у Чезаре водился подходящий – с терпким привкусом и ароматом горных трав.

Но он не успел закурить и почувствовать горечь табака во рту. Пахнущая свежестью и морозом, стряхивая с шапочки лёгкий снежок, в кабинет ворвалась Линлор. Смеясь, она протянула Чезаре несколько веточек с остроконечными красноватыми почками.

- Скоро весна! - сообщила Линлор.

Каштановые волосы, влажные от снега, завивались на её висках колечками, тёмно-серые глаза смотрели весело и ласково. Весна Чезаре стояла перед ним, одетая в клетчатое платье, короткое пальто с беличьим воротником, вязаную шапочку и жёлтые сапожки. У неё, конечно, был повод для радости: в первый день первого Светлого месяца состоится их официальная помолвка, а ещё через месяц будет свадьба.

Чезаре отложил трубку и встал, протягивая руки к Линлор – мягкие ткани, твёрдые холодные пуговицы, тёплые руки, прохладные щёки. В ответ на объятия Линлор поцеловала его в губы, отрывисто, резко, несколько раз. У Чезаре тут же исправилось настроение.

- Что это тут у тебя? – Линлор вывернулась из его рук и сунула нос в открытый ящик стола. – Что выбрал? «Горный дух»? Он у тебя, верно, выдохся. Раньше была нотка чабреца, а теперь нет.

Она смешно сморщила нос и захлопнула крышечку табакерки. Линлор не слишком одобряла пристрастие Чезаре к табаку, но за несколько месяцев знакомства успела изучить сорта и трубки – которая для какого настроя. Все оттенки настроений Чезаре изучила и знала, как с чем бороться и без табака.

Чезаре обнял её, прижал к груди. Казалось, что девушка сияет – нет, разбрызгивает свет во все стороны.

- Сегодня я приду к тебе, - шепнула Линлор ему на ухо. – Вечером.

И, дыша в лицо свежестью, действительно весенней, радостной, счастливой, поцеловала уже в полную силу, крепко, не отрываясь, пока у неё не перехватило дыхание.

- Лин, я…

- Вечером! Как только стемнеет! – не стала слушать Линлор.

Конечно, она могла приходить в его дом в любое другое время, а могла и вовсе не уходить. Но предпочитала вести себя, словно кошка, которая не живёт по расписаниям и правилам. Когда захочет, тогда приласкается, когда захочет, тогда и ускользнёт.

Оставив пучок веток орешника на столе и несколько мокрых снежных следов на полу, Линлор убежала. Запах весны постепенно выветривался из кабинета. Зато, оттаивая, начали пахнуть ветки – горьковатый аромат коры и почек разбудил в Чезаре аппетит курильщика.

Он вновь выдвинул ящик и придирчиво осмотрел табакерки. Для хорошего настроения подходила сливовая трубка и лёгкий, ароматный табак «Мечтательный пастух». Его Чезаре очень любил – даже просто принюхиваешься к запаху из табакерки, и уже приятно. Роз шевельнул ноздрями и принюхался уже без удовольствия – настороженно.

«Мечтательный пастух» имел слабый оттенок аромата липового цвета. А сейчас пах куда как резче – да не просто липой, а мёдом. Сладковатый такой запах. Чезаре нахмурился и выбрал коробочку с «Горным духом». Как сказала Линлор? Выдохся? О нет, не выдохся. Это был тот же сладковатый оттенок, перебивший аромат чабреца. Не исключено, что именно из-за него у Чезаре закружилась голова и сильно сдавило виски. Накатила и тут же отхлынула дурнота. Он распахнул окно, вдохнул ледяной воздух. Как ещё далеко до весны! Где её учуяла маленькая весёлая Линлор?

У курильщиков нередко ухудшается обоняние. А человек, не являющийся тонким ценителем, вообще может не почувствовать значительной разницы между сортами – разве что различит, где табак покрепче, а где послабее, понежней. Но Чезаре своим носом гордился. Он на спор отличал одно вино от другого и даже сорта ирнара с закрытыми глазами называл безошибочно. Открывая все табакерки наугад, он чувствовал примесь чего-то необычного, и, пожалуй, в «Горном духе» сладковатый запах определялся слабее, чем в других. Чезаре провёл рукой над табакерками, накрывая их чарами – определить, не поколдовал ли кто над его драгоценным запасом. Но нет, магии не было. Другие чары – определить примесь в табаке – ничего не дали, и тогда Чезаре задвинул табакерки в ящик и мысленно вызвал к себе Гисли. Тот появился посередине кабинета – перенос по координатам в бирке. Точно же он их записал. А то ведь необдуманный перенос грозит разными неприятностями.

- Сыщи мне хорошего аптекаря. Не-мага, - попросил Роз, пытаясь совладать с тошнотой. Голова стала тяжёлой, мысли – вязкими. Хорошо, что Линлор не внюхивалась в эту пакость…

- У нас есть лаборатория, там неплохие химики, - начал было Гисли. Но Чезаре покачал головой.

Это вызвало приступ боли в висках. Налив себе стакан воды, Чезаре выпил и тут же налил ещё. Стало немного полегче.

- Нет, сделай по-тихому. Это может иметь отношение и к Управлению, и, - он понизил голос до шёпота, - к убийству Хубера. Сторонний аптекарь – вот кто нам нужен. Опытный, хороший. Выписать тебе бирку-подорожник?

- У меня есть, - Гисли криво усмехнулся. – Приведу как можно скорее.

Едва он исчез, как узкое лицо помощника Арнея Фокса просунулось в приоткрытую дверь. Он почему-то заглянул так осторожно и тихо, что Чезаре замер на своём месте, наблюдая за ним. Арней принюхался, помахал перед носом руками, и лишь потом, крадучись, вошёл в кабинет и устремился к столу. Встретившись взглядом с Чезаре, изучавшим его странные повадки, как у нашкодившего кота, Арней замер на месте. Разве что животом к полу не припал и хвостом по бокам не забил.

- Ясных дней, - сказал Чезаре добродушно.

Внутри он напрягся, готовый прыгнуть первым. Или отразить атаку. Фокс панически оглянулся на дверь. Но Чезаре уже понял. Отдал мысленный приказ караульным, а сам чарами запечатал выход из кабинета.

- Что вы хотели, эн Фокс?

Арней отступил на шаг и смятенно пробормотал:

- Мне показалось, эни Глейн ещё не ушла, вот я и…

- Она должна была пройти мимо вас, если только вы, Арней, сидели за своим столом, - помог ему Чезаре. – Уж не думали ли вы, эн Фокс, что я лежу тут бездыханный?

- Я? Аа… нет, что вы, эн Роз! С чего бы?..

Арней Фокс потянулся к одному из карманов. А ведь не исключено, что у него там оружие. Или просто бирка, чтобы удрать?!

- Руки на виду держать, - уже не столь благодушно сказал Чезаре. – Неподвижно стоять.

И Арней Фокс замер в трёх шагах от письменного стола.

Именно в этот момент посредине кабинета материализовался Гисли, держащий за руку невысокого молодого человека. Чезаре, чуть не позабывший о том, что попросил Гисли сыскать ему аптекаря, некоторое время с удивлением смотрел на гостя.

- А! – сообразил и еле сдержался, чтобы не ударить себя по лбу. – Я рад приветствовать вас, эн…

- Вего Орзат, - молодой человек вытащил из нагрудного кармана суконной куртки маленькие очки с квадратными стёклышками, и надел их.

Руки у него изрядно дрожали.

- У нас есть к вам небольшой вопрос, - Чезаре постарался радушно улыбнуться, но аптекарь занервничал ещё больше.

Гисли уже оценил обстановку, встал за спиной Арнея Фокса и легонько похлопал его по плечу. Помощник Роза побледнел ещё сильнее. Гисли завёл ему руки назад и связал их. Надо же, почему у него при себе нет наручников?

- Вы не пугайтесь, - обратился к Орзату Чезаре. – Вы хорошо разбираетесь в ядах?

Аптекарь сделал неловкий шажок вперёд, запнулся на ровном месте и едва не упал.

- Эн дознаватель, я знал, что он Тёмный маг, маг Боли, но что я мог поделать? Яблоки Госпожи Смерти, страшный яд! Мори совсем несмышлёныш, я и не заметил, как он проглотил сразу три штуки, они ведь такие небольшие, и…

Глядя на Чезаре с невероятным отчаянием, Орзат протянул руки, показывая, что он согласен на арест.

- Маг ложи Боли оказался совсем близко, и я просил его о милости.

- Откуда вы узнали, что он маг ложи Боли? – насторожился Гисли.

- Он останавливался второго дня в гостинице напротив моей аптеки, - пролепетал молодой человек.

Маги переглянулись.

- Разберёмся потом, - вполголоса велел Чезаре. И обратился к аптекарю:

- Эн Орзат, мы не знали о том, что ваш малыш отравился. Но хорошо, что вы сказали. Мы примем меры. Но сейчас нам надо, чтобы вы определили, что за примесь мне подсунули в табак.

И он поставил перед Орзатом ящик с табакерками.

Арней Фокс жалобно застонал и сел на пол. Гисли рывком, за шиворот, поднял его на ноги и принялся обчищать карманы помощника. Из карманов посыпались мелкие вещи – носовой платок, ключи от кабинета, складной ножичек длиной вряд ли больше мизинца. И плотно закрытая жестяная шкатулочка, в которой что-то зашуршало, когда Гисли потряс её.

Аптекарь сидел за столом и возился с табакерками под строгим взглядом Чезаре. Очень деликатно, пинцетом, доставал крошечный порции табака из коробочек, раскладывал их маленькими кучками на листе бумаги. Смотрел, перебирал и крайне осторожно нюхал. Брал новую порцию из новой табакерки – и снова то же самое.

В конце концов он поднял лицо от табакерок и с крайне виноватым видом сказал:

- Это яд.

Снял очки и убрал в карман. Вытащил очки, вытер их о рукав и снова надел.

- В Иртсане растёт такая трава – табак мертвеца. По запаху, если высушить – похоже на табак и немного на мёд. Добавляют в рвотный состав – не больше трёх лепестков на чашку воды, и обязательно с серебристой полынью и щепоткой соли.

- А если добавить больше, то? – Гисли подтолкнул к столу Арнея. – Эн помощник, не хотите рассказать дальше?

Арней Фокс замотал головой. Гисли взял его за затылок и толкнул уже сильнее – так, чтобы помощник упал лицом на столешницу. Прямо на крошки табака. Из такого положения нелегко выпрямиться и встать, но Арней совершил невозможное – он прямо-таки отлетел от листа бумаги с щепотками отравленного табака, и, отряхивая лицо, шею, руки, одежду, отплёвываясь, начал подвывать низким, утробным воем.

- Если попадает на кожу – ничего особенного, разве что раздражение, - испуганно, быстро заговорил аптекарь, словно всё ещё боялся пыток и кар. – Но лучше долго не вдыхать её аромат, не принимать слишком много внутрь…

- А если курить? – спросил Чезаре.

- Пусть этот покурит, - предложил Гисли. – Ах ты тварь нечеловеческая, ты ж любил прежнего начальника! Как ты мог его отравить, гниль подковёрная? Как ты своему учителю в глаза теперь смотреть будешь?

И он подхватил Фокса за грудки, впечатал в стену и стал угощать пощёчинами.

Чезаре с интересом посмотрел на Гисли. Не он ли совсем недавно уверял, что является противником насилия и не желает пачкать перчатки, используя варварские методы допроса?

- Не увлекайтесь, эн дознаватель. Мне интересно будет послушать, что он скажет. А вы ему сейчас зубы сломаете.

- Я ему сейчас этот твой табак, Чезаре, в глотку запихаю, - пообещал Гисли, явно войдя в раж.

Чезаре его понимал. В любовном треугольнике Эдварда Гисли, Уинфреда и Шоны Хубер наверняка царило некое подобие согласия. Никто никого не желал убивать. Отставной Глава и вовсе стал безвреден и в чём-то бесполезен для Гисли. И вряд ли в планы пронырливого карьериста входило оказаться на месте смерти Хубера, прямо возле тела – а он ведь даже испачкал мундир. И вот, пожалуйста, убийца найден.

- Не надо, - Чезаре передал коробочку, отобранную у Фокса, аптекарю и попросил проверить содержимое.

Повернулся к Орзату, и тут же пожалел. Арней Фокс вырвался из крепких рук Гисли, приложил дознавателя головой об стену и метнулся к столу. Схватил коробочку, раскрыл и высыпал то, что в ней было, в рот. Поперхнулся, выпучил глаза, схватился за горло.

Чезаре так и замер с протянутой аптекарю пустой рукой. Арней упал на пол, извергая пенистую зловонную рвоту.

- Попадая внутрь, табак мертвеца вызывает сильную рвоту, а при больших дозах вызывает паралич дыхательных путей, - печальной скороговоркой констатировал Орзат. Видимо, с перепугу он мог разговаривать только книжными фразами. – При вдыхании может спровоцировать тошноту, головную боль и бред, что является признаками…

- Тише, - Гисли, морщась от отвращения, склонился к Фоксу. Тот пробулькал что-то еле слышно. Чезаре почувствовал, как дознаватель старательно пытается преобразовать агонию.

Но Светлые маги не властны над такими вещами. Хуже того – Светлые могут ненароком навредить и себе, так как легко, почти непроизвольно, забирают изрядную часть чужой эмоциональной энергии себе. И пока не преобразуют – не могут от неё избавиться. Иногда и не успевают.

- Кор Тэллин, - чуть отчётливей повторил Арней. – Заставил меня. В моей… голове.

- Что? – Чезаре схватил за руку аптекаря, словно призывая его в свидетели.

- Ложа Смуты будет единственной ложей магии, - прошептал несчастный и умер.

Следом раздался шум с другой стороны – это упал на пол аптекарь. Но этот, к счастью, остался жив.

- Обморок, - проронил Гисли. – Ты что-нибудь понимаешь, эн Глава Комитета?

- Ничего, - признался Чезаре. – Тэллин под стражей, лишён всякой возможности колдовать и в голову Фоксу никак проникнуть не мог.

- Ну ничего, дней через пять его казнят, за всё сразу, - зло сказал Гисли. – И уже никак он навредить нам не сможет.

Чезаре соглашаться не спешил. Если Тэллин может вот так безнаказанно подчинять себе людей, даже будучи под стражей и под чарами…

- Я подам прошение королю, чтобы его казнили незамедлительно.

Тут взгляд Чезаре упал на аптекаря, который втянул голову в плечи и невольно сжал пинцет, словно нож.

- Вам придётся остаться и находиться какое-то время под стражей, - сказал Чезаре. – Вы единственный свидетель.

У него была также Линлор – свидетель скорее косвенный, но первым почувствовавший неладное. Именно ей Чезаре был по-настоящему обязан жизнью – удручённый и уставший, он не стал бы разбираться в нюансах аромата табака и закурил бы, обязательно закурил. На то у Арнея и был расчёт. Ему так хорошо уже были известны привычки начальника, его увлечение сортами табака и трубками, его расписание! В самом начале их знакомства Фоксу, видимо, удалось найти или заказать такую же трубку, как у Чезаре, придать ей вид уже обкуренной, подсунуть Хуберу, а сейчас и подделывать ничего не пришлось – только подмешать.

Оставалось только понять, для чего Тэллин велел помощнику выдать себя.

Не по случайной же глупости Арней, с карманами, полными ядовитого табака, прокрался в кабинет к Чезаре?

Роз потёр пальцами брови и с удивлением обнаружил, что они сведены до боли.

Гисли молча снял перчатки и тёр кончиками пальцев о ладони.

- В жизни теперь не буду курить, - буркнул он. И Чезаре с ним согласился.

Орзата увели, по распоряжению Гисли, в камеру при управлении – здесь было относительно комфортно. Молодой аптекарь рыдал и просился домой. Чезаре его понимал – дома у аптекаря остались молодая жена и маленький ребёнок, да и лавочка, брошенная без присмотра. Но отпускать его казалось рискованным. Если кто-то из ложи Смуты проведает про Орзата – его могут убить. И тогда у Чезаре останется только один свидетель, о котором он не собирался докладывать каждому, кто спросит. Лучше всего, чтобы о посещении Линлор вообще никто не вспомнил. Она ведь прошла через проходную, предъявив свои документы, записалась у секретаря. Пожалуй, надо взглянуть на журнал Фокса. Может быть, даже затереть последнюю запись.

Тихо застонав, Чезаре вызвал ловцов, чтобы осмотрели труп Арнея Фокса, со всеми предосторожностями собрали весь отравленный табак со стола и пола, забрали табакерки и трубки в качестве улик, а затем позвали бы уборщицу.

Памятуя о том, что на столе, на полу и в рвоте Арнея останутся частички страшного яда, Чезаре ещё до прихода уборщицы с помощью магии очистил всё, что мог. Не хотел он, чтоб на его совести осталась бы ещё и женщина, моющая полы – даже если она отделается только раздражением на руках.

За этими заботами Чезаре совсем забыл, что остался без помощника и секретаря. Поэтому очень удивился, когда молодой ловец с застенчивым лицом и тревожными карими глазами постучался, приоткрыл дверь и протянул ему листок бумаги.

- Что это? – в недоумении спросил Роз.

- Это из досудебного учреждения, - нерешительно ответил паренёк. – Арнея ведь нет, и я решился вас побеспокоить, потому что тут написано: срочно.

Арней, скорее всего, разобрался бы с бумагой сам. Да и не дело тревожить Главу Комитета бумагами из тюрьмы – к лишению свободы он не имеет никакого отношения. Нахмурившись, Чезаре взял листок и прочитал.

То было прошение, написанное от первого лица, и подписанное начальником досудебной системы. Всего лишь несколько коротких слов. Листок даже с размашистой подписью тюремного начальства, оттиском «не возражаю» и двумя печатями казался почти пустым.

«Прошу о встрече перед тем, как меня переведут в тюрьму для Тёмных магов. Дэниэл Альсон».

Как всё-таки хочется курить.

***

Упырёк установил самодельное орудие на гроб дулом вниз, щёлкнул застёжками ремней. Затем сосредоточился на том, чтобы поднять жив-курилку. Там, внутри гроба, произошло активное шевеление. Конечно, он взял свеженький, ещё не закоченевший труп. Зачем ему застывший? А потом, зимой ждать, пока разморозится, что-то неохота.

Возле Дарда крутился щенок месяцев четырёх-пяти. Чёрный с рыжим брюхом и смешно задранными рыжими бровями. Вислые уши и хвост крючком – беспородный, косолапый, вырастет довольно крупным. Если, конечно, не помрёт с голоду. Упырёк в задумчивости посмотрел на щенка. Откуда взялся и что тут забыл? Отродясь Дард не встречал в округе никаких собак – нечего им тут делать, нечего есть.

- Кыш, кыш, - буркнул щенку Дард. – Сейчас грохнет. Испугаешься, собака ты ушастая.

Наконец, жив-курилка догадался, что делать. Вытянул руки-ноги вверх и приподнял крышку. Тонкая бечёвка, проходящая через крышку гроба, дёрнула спусковой крючок, глуховато бухнул выстрел. Полетели в стороны щепки и кусочки черепа. Щенок взвизгнул и удрал. Дард ухмыльнулся. Отличная работа! Выстрел из орудия, которое он состряпал из очень старого ружья, стрелявшего крупными шариками, разнёс мертвецу голову. Теоретически, жив-курилка ещё мог встать и ходить, но без головы у них сильно нарушается координация.

На беспокойные кладбища вполне можно устанавливать такие штуки. И сразу станет веселее жить. Надо будет поискать старое ненужное оружие.

Из сторожки, зябко ёжась, выполз Тяпа. Эта зима совсем подкосила старика. Если б не его мерзкий характер, Дард бы его пожалел. А так что-то не выходило, только и мыслей у Дарда и было – сдох бы ты поскорей.

Тяпа, опираясь на мотыгу вместо посоха, добрёл до развороченного гроба и неодобрительно уставился на дардово изобретение.

Щенок снова подбежал поближе, завилял задом, приседая и пытаясь прыгнуть Дарду на грудь. Поневоле Упырёк улыбнулся.

- Что это? – брезгливо спросил Тяпа.

- Пушка гробовая, для устранения восставшего мертвеца ещё на первой стадии, - бодро, почти по-военному отрапортовал Дард. Его хорошее настроение всякими там кислыми тяповскими рожами не испортишь.

- Портишь материал, - поджал бескровные губы старый некромант. Разумеется, недоволен. Когда он был доволен? – Уберёшь тут всё. Собаку пристрели.

Дард аж поперхнулся.

- За что?

- Когда я сплю – должно быть тихо. А эта тварь уже вторую ночь воет.

Щенок только что прибился к нему, и никакого воя в прошлые ночи Дард не слышал. Поэтому просто пожал плечами. Возражать не стал, но и пса решил в обиду не давать. Никому не может помешать щенок. А Дард уже давно собирался завести собаку. Не весь же свой век среди мертвецов коротать, надо и живую душу под рукой иметь. Для чего – это Упырёк озвучить не сумел бы. Для себя. Наверное, для души.

Он протянул руку, и щенок подставил морду под ласковую ладонь.

- Пристрели, - велел Тяпа. – Или я сам займусь им.

И приподнял тяпку.

Если бы Тяпа пригрозил поколотить Дарда – тот просто отбрехался бы угрозами. А тут вдруг такая его взяла злость, что он сунул руку за пазуху и достал пистолет. Тяпа не уловил подвоха, видимо, думал, что ученик собирается выполнить его приказ. Но когда увидел, что ствол пистолета направлен ему в лоб – а его и Дарда разделяло шага, наверное, три – мотыгу свою не опустил, а напротив, замахнулся и угрожающе начал:

- Ох и надоел ты мне!

И опять же, если бы силы сейчас изменили Тяпе, у Дарда непременно опустилась бы рука. Или хоть дрогнула. Но старый некромант, размахнувшись, нацелился ударить щенка по хребту.

- Руки от него убрал! – взвизгнул Упырёк. – Пристрелю!

- Пфф, - фыркнул Тяпа и ударил. Щенок еле-еле увернулся и жалобно залаял, припадая на передние лапы.

Едва старик замахнулся снова, Дард дёрнулся и нажал на спуск.

Выстрел снова напугал щенка, который, рыча и скуля одновременно, прижался к ногам Дарда. А Тяпа с простреленным лбом качнулся сначала назад, потом вперёд, ещё живя и дыша. Мотыга лязгнула о мёрзлую землю. Злые выцветшие глаза с чёрными точками на водянисто-карей радужке заглянули Дарду в душу. Последний взгляд умирающего разбудил в Упырьке необычайную, пожалуй, даже сладкую дрожь. Пока Дард размышлял, не выстрелить ли ещё раз, Тяпа повалился наземь. Дард нагнулся к нему и тряхнул за плечо, замирая от ожидания, что некромант сейчас же придёт в себя и полезет драться. Вдруг его аффект так силён, что и мёртвого подымет?

Но нет, не ощущал Дард никакого аффекта от Тяпы. Только стучало собственное сердце, посылая кровь по телу с такой силой, что стук отзывался в зубах, ушах, пальцах рук и ног.

Ослабев, он сел на гроб в его уцелевшей части. Руки дрожали, а колени так и вовсе стали ватные. Щенок, повизгивая, лизал Дарду пальцы, встав лапами на доски, дотягивался до лица, слизывал холодные слёзы.

Пожалуй, стоило подумать, как быть с трупом. Дард потёр подбородок, подёргал жидковатую светлую бородёнку. Куда бы он ни зарыл Тяпу – по знаку его отыщут. Сжечь? Наверное, неплохая идея. Но ведь надо, чтобы от тела не осталось ни косточки, обгоревший труп всё равно смогут опознать. А стервец-начальник тюрьмы наверняка прикажет искать так, что у его людей подмётки задымятся от усердия. Ябеда-старикан у него в почёте.

Дард, кряхтя от неожиданной ломоты в суставах и пояснице, поднялся с гроба и принялся отвинчивать и отстёгивать своё изобретение. От выстрела по гробу и трупу в упор орудие не пострадало, только грубый деревянный постамент слегка перекосился. Дард притащил новый гроб – дешёвое, хлипкое изделие здешних заключённых, плохие, плохо пригнанные доски. Уложил в гроб труп Тяпы, приладил сверху к изголовью орудие и оставил всё так. «За эту шутку, - думал он, - мне придётся чистить стоки до конца зимы. И хорошо, если рёбра при этом будут целы. Но это немножко лучше, чем сдохнуть в тюрьме или быть вздёрнутым на воротах Тартуты».

Щенок всё вертелся рядом, нетерпеливо повизгивая и иногда начиная лаять смешным, срывающимся баском.

- Шу, - сказал ему Дард. Наверное, пёс хотел есть. Упырёк и сам был не прочь. – Пошли. Там вроде ещё оставался хлеб, а может, и ветчина. Если старикан не сожрал всё перед смертью.

Конечно же, начальник тюрьмы ближе к вечеру забеспокоился, что его верный наушник не пришлёпал в гости. Тяпа нередко пропускал вечерний чай в доме начальника, но Дард знал, что он не ходил к Юллену уже третий день – вот стервец и пришёл проведать старого некроманта сам. Да ещё с дюжим охранником. Этот из любого скрутит такую же завитульку, как хвост у щенка, не только из тщедушного Дарда. Упырёк встал на пороге, изображая непомерную скорбь и откровенное горе.

- А, эн Юллен, - сказал он печально, - а я уж хотел сам идти к вам, да кто ж тогда над покойником-то посидит? А ведь положено день и ночь…

И Дард шмыгнул носом, надеясь, что слеза сама навернётся ему на глаза. Не навернулась. Ну что ж, и не надо. Мужчина может горевать и без слёз.

- Что-то я не видел, чтоб ты над арестантами сидел, - буркнул начальник тюрьмы. – Где тело?

- А вон там стоит, под навесом, - указал Дард. – А я, стало быть, из окошка поглядываю. Заколотил будь здоров. Всё-таки непростой покойник-то…

- Умер от чего? – злобно спросил стервец.

- Не ведаю, - развёл руками Дард. – Я ведь не маг Боли, эн Юллен! Хватался за сердце. Старенький он был, наш Тяпа…

Тут он действительно чуть не пустил слезу, но Юллен-стервец подал охраннику знак, и тот сжал Дарду шею сзади. Боль пронзила весь позвоночник.

- А если я проверю? – рыкнул начальник.

- Только осторожней. Я пушку на него зарядил. Ежели полезет – чтоб уж наверняка… того…

Здоровяк-охранник приподнял Дарда над порогом и вышвырнул на улицу. В прозрачных зимних сумерках под навесом уже лежала густая чернильная тень.

- Давайте я фонарь зажгу, - заторопился Дард.

Но начальник и охранник уже топали к гробу. Дард, радуясь, что загодя прикопал тот, второй, раскуроченный, потрусил следом. Щенок, проваливаясь в мягкие сугробы, не отставал.

Когда Юллен встал у гроба, разглядывая хитроумное орудие, Дард исподволь подкинул мёртвому Тяпе энергии. Тут, возле тюрьмы, подходящих эмоций было – хоть ведром черпай. Изнутри раздался стук. Эх, слабоват старик, хиловат. Вся-то сила у него была от аффектаций. А без эмоций – слабоват.

Юллен-стервец стука не испугался, но со всей дури рванул крышку на себя. Система верёвочек и палочек дёрнула спуск, но выстрел пришёлся вкось. Брызнули в стороны щепки и клочки мёртвой плоти. Залаял, грозно скаля мелкие белые зубы, щенок. Он припадал к земле и щетинился, но не убегал. Он защищал Дарда.

Сейчас главное – чтобы выстрел разнёс голову, замаскировав дырку от первой пули. Остальное…

Охранник уже надвинулся на Дарда.

- Да ты зубами будешь канализацию отдирать, языком трубы мыть, - заорал, приходя в себя начальник. – Два месяца работ! Ах ты хмырёныш вонючий…

Дард, сбитый с ног здоровяком, припал к земле, и не думая подниматься или сопротивляться. Спрятал голову руками, прижал колени к животу – и ладно. Щенок огрызался, рычал, и Дарду жаль было его, бедолагу. Как бы не прибили.

Ничего. Обошлось. Щенка не тронули. А его, Дарда, за шиворот поволокли в застенок, отхлестали розгами, а с утра велели выходить ковыряться во рву. Ну да ничего. Теперь-то некому заставлять Дарда мыться на морозе. И вообще – теперь он будет жить в домишке один. А если щенок не убежит – то в отличной компании. И даже сможет, наконец-то, начать в полную силу ставить опыты на жив-курилках.

Когда-нибудь и Юллен, стервец, сдохнет. И хорошо бы, здесь – тогда уж Дард в нём поковыряется.

***

Дэн сидел, склонив голову, в допросной Управления – комнате без окон и дверей, где стоял только один-единственный стул, и тот привинтили ножками к полу. Отгородиться от неприветливых серых стен он мог лишь свисающими на лицо волосами.

Ждать Чезаре пришлось долго. Дэн не знал, сколько времени прошло, но в его голове успели смениться одна за другой шесть разных тем, и каждая напряжённее предыдущей. Чезаре вошёл торопливым, сбивающимся с такта шагом. Дэнни обратил внимание, что щёки у него запали, глаза ввалились, а подбородок не выбрит. Кроме того, учитель явственно нервничал. Пока ему не принесли стул, он ходил взад-вперёд, и то совал руки в карманы, то выдёргивал их, словно обжегшись. Но молчал. Дэн ждал, надеясь, что Чезаре заговорит первым, но нет. Усевшись, тот согнулся пополам и спрятал лицо в ладонях.

- Эн Роз…

- Что, малыш? – невнятно спросил Чезаре, и Дэнни услышал в его мелодичном голосе боль.

Дэн скрипнул зубами. Он собирался напомнить ему о себе, о том, что учитель клялся его вытащить… но видимо, Розу теперь не до него. Спросить, как дела? Это прозвучало бы как фальшивейшая из всех фальшивых нот на свете. Дэну не было дела до того, как живётся Чезаре. Ему хотелось вырваться на волю. Если он в жизни больше не увидит Роза – то, наверное, даже не пожалеет об этом.

Или всё-таки пожалеет?

Дэн дёрнул плечами, чуть не зашипев от боли. Невидимые путы на этот раз держал кто-то, не знавший пощады. Эффект от них был, как от настоящих, очень туго стянутых верёвок.

- Что ты хотел от меня, Дэнни? – спросил наконец Чезаре, отняв руки от лица. – Что случилось?

Увидев, что глаза учителя – живые, горящие, хоть и злые, Дэн, честно говоря, вздохнул с облегчением. Он боялся, что Чезаре чем-то сломлен или выгорел на своей проклятой должности. Стоило ли рваться так высоко, чтобы получить срыв?

- Я признан Тёмным магом, меня переводят, - почувствовав, что дыхание перехватывает от напряжения, Дэн судорожно вздохнул. Не помогло.

- В Тартуту. Вы… обещали, эн Роз…

- Я обещал?

Чезаре встал со стула и принялся снова отмерять шаги перед Дэном. Ритмично. Методично. Как метроном. Под его ходьбу можно было создавать музыку, и очень нервную, отрывистую.

- Я обещал помогать своему ученику, Светлому магу второй степени, ценящему жизнь во всех её проявлениях. Я закрывал глаза, Дэнни, на твои ранние прегрешения, потому что знал: ты несчастный ребёнок, запутавшийся в интригах взрослых. Я знал, что ты стал убийцей поневоле! Я желал тебе только добра! И даже когда ты напал на моих… моих гостей, я оправдывал тебя. Ты был тогда в потрясении, и я чувствовал твою боль. Она была огромна.

Дэн ощутил, что чары ещё сильнее стиснули его. Неужели их держал Чезаре? У него волосы на затылке встали дыбом и онемели кончики пальцев на руках и ногах, а сердце сжалось так, словно боялось, что лишний всплеск крови разорвёт его на части. Хотелось стать маленьким, испуганным мальчиком в белых чулках до колен, и чтобы Чезаре снова смотрел с сочувствием, обещая укрыть от всех бед. Что произошло за последние недели? Почему Роз настолько переменился?

- Я чувствовал, что ты запутался, - слегка задохнувшись, Чезаре остановился и поднял сжатые добела кулаки. Хочет ударить? Сложно поверить в то, что он сможет избить беззащитного.

…он же Светлый…

- Но ты ушёл и стал убивать, малыш.

Чезаре отвернулся от Дэна и сгорбился. Вот оно что… Для него убийство всё так же недопустимо, как и раньше. Дэн понял. С огромным трудом Чезаре простил ему смерть короля – то убийство можно было считать делом чужих рук и умов. С ещё большим – покушение на Эдварда Гисли и других магов в тот летний вечер, почти полгода назад. Но оправданий к другим убийствам, совершённым Дэном, Чезаре придумать не смог.

- Я всё объясню, - сказал Дэн. – Я не хотел смерти простаков в реке, это был эксперимент, и я очень сожалею, что так вышло. И тот маг… мне нужно было защищаться, я иначе не мог! Но когда у него остановилось сердце – ведь я не сбежал, а помог!

Путы стиснули руки Дэна так, что он перестал их чувствовать. В ноги и рёбра словно впились металлические струны. Он задыхался. На лице выступил холодный пот, глаза защипало. Медленная, жестокая пытка. Пожалуй, пора признать – он заслужил её. Больше всего заслужил убийством Гуди и ловца по имени Джосси. Гордиться тут нечем, остаётся лишь покаяться.

- В деревне никто не должен был пострадать, - Дэну показалось, что он слышит свой голос как будто со стороны. Ему не понравилась эта предательская дрожь и взвизги в конце фраз, но он не владел собственными связками. – Я слышал потом, что двое погибли от побоев – но бил-то их не я!

Чезаре склонился перед Дэном, снова сжав кулаки. Бледный, с тёмными кругами вокруг глаз. С губами, пересохшими и побелевшими, сжатыми в нитку.

- Бил-то не ты! – с едва сдерживаемой яростью сказал он, - а вот пробудил в людях эмоции, заставившие их убивать – именно ты, малыш! Так что тебе отвечать!

Чезаре тряхнул Дэна за плечи несколько раз, а потом отступил на шаг, едва сдерживаясь. Дэн никогда не видел его в такой ярости.

- Дальше, - сухо велел Роз. – Рассказывай о ловцах на дороге.

- Ловцы были потом, - виновато сказал Дэн. – Трое. Они везли меня в Азельму, куда я и так шёл, и если бы не один из них – я дал бы себя привезти прямо к вам, учитель. Я так и планировал! Правда! Но один из ловцов, Джосси, хотел раздавить мне пальцы и сломать скрипку.

- При твоих способностях ты мог просто разделить его агрессию, - сказал Чезаре. – Мог даже преобразовать её, и он стал бы твоим другом до конца пути. То, что ты сделал – деяние Тёмного мага, малыш. Поэтому я не могу тебе помочь.

Дэн свесил голову. Он понял.

- Дальше, - сказал Чезаре. – Другие ловцы.

- Другие?

Значит, они всё-таки умерли.

- Ты заставил их заснуть в заморозки, они умерли, - ровным от сдерживаемых эмоций тоном произнёс Чезаре.

- Я не хотел этого! – вскричал Дэн. – Видит Спящий, я не хотел! Как не хотел и смерти Гуди!

Наступившая тишина могла, пожалуй, убить любого. Чезаре нарушил её коротким ударом в висок, отчего голова Дэна дёрнулась, и он сильно прикусил язык. Кровь быстро наполнила рот и потекла из уголка плотно сжатых губ.

- Ты убил брата! – почти шёпотом сказал Роз. – И хочешь, чтоб я… Я! Глава Светлого Комитета страны! Помог тебе избежать наказания!

- Я не хотел! – сорвавшись на визг, закричал Дэн. – Я пытался всё искупить, когда послушался вас, учитель, и пошёл к Тэллину в дом! Иначе я бы просто удрал от вас, нашёл бы Тэллина и убил! Ведь я не сделал этого!

- Тэллина казнят через пять дней, - устало пообещал Чезаре. – А ты… король обещал не казнить тебя. Но в тюрьму для Светлых тебе не попасть. Твоё наказание не должно быть мягким. Тартута – самое место для таких, как ты.

- Я хочу видеть его казнь, - жадно сказал Дэн, забыв обо всём остальном, только услышав о казни.

Пять дней! Даже скорее, чем он думал! Если б можно было пригласить на казнь некроманта, который оживил бы Тэллина, и мага Боли, который исцелил бы его! А потом казнить ещё раз. И, возможно, ещё… и ещё…

Волшебные путы так стиснули ему грудь, что Дэн лишился сознания.

***

- По-моему, ты перестарался, - Чезаре, не глядя на Гисли, прошёл в свой кабинет и сел в кресло, вытянув ноги. – Ты его слишком сильно скрутил.

У него тряслись руки и пересохло во рту. Выдвинув заветный ящик и обнаружив там только трубки – все табакерки забрали! – Чезаре вполголоса проклял Арнея Фокса и заодно всю ложу Смуты.

- Перестарался? Я оставил его живым. Да если б щенок и сдох – кто бы о нём стал жалеть? – усмехнулся Гисли, падая на соседнее кресло. Сунул руку в карман, выудил портсигар.

Предложил сигарету Чезаре. Тот, раньше свысока поглядывавший на «бумажные самокрутки», на этот раз привередничать не стал. Жадно затянулся, поморщился – всё-таки аромат не тот, не то удовольствие! – и лишь потом ответил Эдварду:

- Король. Он запретил его казнить.

- Да?

Гисли некоторое время молча пускал в воздух дым, а потом уставился на Чезаре, прищурив жёлтые глаза.

- Снова будешь спасать этого подонка?

- Нет, - Чезаре подавил желание ударить дознавателя. Всё-таки у того были все основания ненавидеть Дэнни, разве нет? Ведь мальчик пытался убить его. Но дать ему по самодовольной роже Чезаре всё-таки хотелось. – Но закон есть закон.

- Это закон не-магов, - ухмыльнулся Гисли. – Этот твой Тэллин, конечно, не всегда и не во всём прав, но шёл он в правильном направлении. Не так ли, эн Роз?

- Вы на сегодня свободны, заместитель Гисли. Да и мне пора.

Всё-таки этот день подходил к концу. И Чезаре уже представлял, как придёт домой, где проверит все запасы табака и все трубки, и, наконец, закурит то, что соответствует его теперешнему состоянию.

И Линлор. К нему придёт Линлор.

Чезаре взглянул на часы. Да, действительно можно уйти домой.

Выходя из Управления, Чезаре проводил глазами закрытый санный возок с крошечными зарешечёнными оконцами. Два терпеливых мерина тащили возок по мостовой, где снега было куда как немного, так что полозья скрипели по булыжникам. Дэнни увозили в крепость возле горы Тартута. Туда, где, говорят, лучшим выходом для заключённых является смерть. Но король по свойственной ему милостивой доброте не хотел смерти Дэна и тем самым обрёк на непрерывные мучения. Так не стоит ли подать ходатайство, чтобы мальчика перевели в менее жестокие условия? Грет Кешуз наверняка не будет против?

Но Чезаре сжал кулаки, едва вспомнил, как Дэнни оправдывался в том, что не хотел убивать брата. И как кровожадно сразу после этого требовал увидеть казнь Тэллина. Он жесток и опасен, этот мальчик, и не чувствует ответственности за свои поступки. Нельзя, чтобы он остался таким. В Тартуте смогут справиться с его дурным нравом, достаточно лишь проследить, чтобы его не калечили ни физически, ни морально, а занимались только искоренением зла в его душе.

Найдя, таким образом, компромисс, который примирил его с совестью, Чезаре кивнул и отправился домой. Надо будет завтра же связаться с начальником тюрьмы Тартуты и предупредить его о том, в каких условиях должен содержаться Дэнни.

***

Казнь бывшего великого камергера назначили на пятый день Шестого Тёмного месяца. По настоянию советников короля, она должна была пройти публично на площади Шести Столбов. Здесь проводились открытые театральные и музыкальные фестивали, ярмарки и гулянья – казни обычно происходили на небольшой площадке в конце Дворцовой улицы, у реки. Но совет решил, что туда невозможно согнать достаточное количество людей.

Чезаре Роз, присутствовавший на совете от Управления, заметил, что большая толпа может наделать немало бед, если взбунтуется, на что советники ответили справедливым замечанием: надо усилить охрану и утроить усилия по сдерживанию эмоционального фона. Было постановлено, что на площадь выйдут все ловцы, включая выходных и отставных. К ним присоединится также и почти вся дворцовая стража, а охраной короля займётся «тайный круг». Главу «круга» переизбрали ещё после случая с Марселом и Дэном, по всему сообществу прошлась основательная чистка, и в рядах «скрытых» появились новые, трижды проверенные лица. Грет Кешуз не скупился на меры, способствующие охране всего королевского семейства. Кстати сказать, из провинциального города Канцелона приехала вдова Кардавера Кешуза в сопровождении двух немолодых уже племянниц, а из далёкого королевства Гестуд прибыла лицезреть казнь несостоявшаяся невеста принца Ромила. Ей прочили свадьбу с ахезиром Иртсана в этом году, и она уже прятала руки в широких рукавах, словно замужняя – по древней иртсанской традиции.

Все эти знатные лица прибыли в сопровождении пусть и небольших, но свит, и помост для них соорудили очень немаленький. В Азельме создалась нервная, пожалуй, даже почти истерическая атмосфера. Аресты Тёмных магов участились. Зарегистрированных Тёмных старались выпроводить из столицы под любыми предлогами. Чезаре почти не выбирался из кабинета, заваленный доносами, докладами и договорами. А если выбирался – то на очередное заседание совета у короля. Даже на встречи с Линлор у Чезаре не оставалось ни времени, ни сил. О Дэнни он и думать забыл.

В день казни Чезаре не вошёл в свиту короля, сославшись на то, что должен находиться среди своих ловцов. На самом деле бездельничать он не привык, присутствовать на казни простым созерцателем. В нём не нуждались как в охраннике. Чезаре действительно отправился с одним из патрулей в обход площади, проверил оцепление вокруг плахи, нашёл отличный наблюдательный пункт на крыше прилавка торговых рядов, находящихся аккурат напротив помоста со знатью. Те сидели, щурясь на солнце: погода выдалась ясная, недавно выпавший снег так и сверкал. Одетые в меха и дорогие шерстяные ткани, король, его семья и свита выглядели ярко и служили отличными мишенями. Скрытых нигде не было видно – на то они и скрытые! – зато стражники прекрасно просматривались от торговых рядов, ещё лучше, чем знать! На белом фоне их чёрные парадные мундиры с широкими жёлтыми полосами-нашивками выглядели изумительными мишенями. Целься в середину верхней нашивки, и всё.

Чезаре осмотрелся по сторонам. К назначенному часу народу на площадь набралось столько, что все стояли притиснутые друг к другу. Вот тут-то и вспомнился ему Дэнни, представилось, как он выходит на плаху и начинает играть на скрипке. И вся эта масса людей подчиняется ему. Сколько можно совершить с такой силой? Нет, определённо мальчику нужен укорот.

Вывели Тэллина. Он казался похудевшим и помолодевшим. Голову держал прямо, плечи развёрнутыми, руки расслабленными. Он шёл как человек свободный и независимый, но никак не приговорённый к усекновению головы. Грет Кешуз в своей бесконечной милости отдал приказ отрубить камергеру голову, не прибегая ни к пыткам, ни к предварительным мучениям вроде отрубания пальцев ног и рук, а затем кистей и стоп. Так было принято при Кардавере Кешузе, являвшемся Грету дедом.

Палач, невысокий, плотный, одетый в длиннополое чёрное одеяние, взвесил в руке большой топор и что-то сказал Тэллину. Камергер рухнул на колени так быстро, словно ему ударили по ногам. Чезаре мысленно разослал приказ всем командирам ловцов – их было четырнадцать, по количеству участков Азельмы. В момент отрубания головы всеми людьми завладеет единая эмоция, и это будет рискованный момент. В который может произойти что угодно. Волна, сравнимая по силе с ураганом, пройдёт по человеческой толпе. Маги «тайного круга» обязаны защитить помост с правителями и аристократами, закрыть от эмоций, магических и физических угроз – от всего. Но остальные-то останутся беззащитными…

С тихим звуком рвущейся бумаги из пространства на заснеженную крышу прилавка материализовалась Линлор. Как всегда – щёки румяные, глаза так и светятся. Тёмные ресницы тронуты инеем. Она слегка поскользнулась, и Чезаре подхватил её под локоть.

- Тебя так здорово видно оттуда, - она указала пальцем на помост, - что я не удержалась.

Чезаре волей-неволей улыбнулся. Нельзя не улыбнуться, когда видишь Линлор – в пальто с беличьим воротником, синей суконной юбке и шляпке с иссиня-чёрным петушиным пером. Дочь аристократов, Линлор Глейн должна была находиться там, среди знати, в охраняемом месте, одетая в драгоценнейшие ткани и меха, но вот она стоит здесь. С ним.

- Отсюда тоже отличный вид, - суховато сказал Чезаре.

Камергер закончил молитву.

- Спящий да услышит тебя, - сказал король звонко. Разумеется, придворные маги усилили его голос, который прокатился над площадью подобно колокольному звону. – Иди и не возвращайся.

Чезаре хмыкнул и тут же окинул взором площадь – не видно ли среди народа некромантов. Конечно, не разобрать – кто есть кто. Но вот знаки Тёмных откликнулись и тускло замерцали под одеждой. Некромант оказался всего один. Конечно, нечего им здесь делать. Молодой совсем парень, кажется – Чезаре прищурился, усиливая зрение чарами. Где-то он его видел, этого высокого плечистого молодого человека. Так и не успел понять, где. Король поднял руки и хлопнул в ладоши. Усиленный хлопок разнёсся подобно грому.

Чезаре крепче сжал руку Линлор. Она прижалась к нему боком, вздрагивая всем телом. Топор опустился на шею Кора Тэллина. По прихоти кого-то из магов хруст позвонков тоже усилился в несколько раз. Судорожно вдохнули и выдохнули люди – все до единого. Чезаре не удержался – по этой волне можно было плыть, так сильны были эмоции! – и накрыл себя и Линлор непроницаемым коконом. И глядел, не отрываясь глядел на ту сторону, где увидел скрытых – всех, до единого. И магов среди знати увидел – как они тянут паутину защиты, растягивают над королевой-вдовой, принцессой соседнего государства, королём с его женой, матерью и сыном.

Всё хорошо. Всё почти спокойно. Сердце, конечно, захолонуло в тот момент, как топор обрушился на шею Тэллина. Чезаре не ожидал, что так тяжело воспримет эту смерть. Видимо, увеличенная толпой эмоция, несмотря на защиту, зацепила его, и зацепила неслабо.

- Чез, - Линлор ещё крепче прильнула к нему, - всё прошло. Мы можем уйти, если хочешь.

- Надо, чтобы все разошлись, - покачал головой Чезаре. – Я, пожалуй, прослежу за тем, как они вернутся во дворец.

И он указал подбородком на помост со знатью. Мишени, как есть мишени. Чезаре смотрел, как расходится простой люд, а между ними и маги. В основном Светлые, по большей части – ловцы. Парень-некромант, сунув нос в просторный воротник, уходить не спешил. Чезаре сделал на него охотничью стойку. Распустил кокон, готовясь неизвестно к чему. Конечно, парень очень молод, но для Тёмных это скорее преимущество. Наконец, не снимая защиты, скрытые из «тайного круга» повели правящую знать к их экипажам. Чезаре скрипел зубами. Как медленно! Почему бы не дать им перенестись всем во дворец – это не заняло бы так много времени!

Юная королева, невысокая полненькая девушка с младенцем на руках, внезапно поскользнулась и упала на коленки. Нервы у Чезаре не выдержали – он сорвался с места, даже забыв, что стоит на крыше торговых рядов. Слетел в сугроб, не чувствуя боли в ушибленных ногах. Кинулся к экипажам. И тут молодой некромант пошёл ему наперерез. У него было бледное лицо и тёмные карие глаза навыкате. Совсем юнец – едва ли старше, чем Дэнни. Но эмоции куда более зрелые, как у взрослого мага.

- Выбирай, - сказал некромант, откидывая широкий длинный рукав. Пистолет! – Ты, он, она?

- Что? – Чезаре запнулся, не зная, что и сказать.

Зато эмоции уже знали, как быть, там, внутри него, накопленные и не отданные вовремя, что для Светлого – большая проблема. Эмоции сжались в тугой ком, похожий на плотно скатанный снежок. Когда молодой некромант приставил к нижней челюсти Чезаре пистолет, маг выпустил из себя этот неудобоваримый ком, заставив его развернуться, распуститься, словно цветок, прямо в голове парня. Возврат. Редкий приём для Светлого. Чезаре подцепил его у своего ученика – научился плохому, как говорится.

С таким сгустком энергии маг каждой ложи поступает по-разному. Маг ложи Страха, к примеру, испытает сильный испуг. Вплоть до остановки сердца. Маг ложи Боли почувствует страшную боль. Маг ложи Власти будет вынужден подчиниться – его бросит наземь и заставит бить поклоны возвращённая энергия.

Эмоция страха перед смертью, почерпнутая у массы людей, возвращённая магу ложи Смерти, заставит некроманта испытать ужас, а то и умереть. Моментально и уже, кажется, бесповоротно. Пожалуй, Чезаре в более спокойном, взвешенном состоянии не стал бы делать возврат – ему скорее захотелось бы изловить молодого человека и выпытать из него всё, что возможно.

Но размышлять ему было некогда.

Возврат ушёл, и Чезаре немедля перехватил запястье парня. Сильные у него руки! Как из железа. Только вот рукопашным боем не владеет, иначе бы уже вывернулся да и выстрелил.

Чезаре вдруг понял: что-то не так. Некромант разделил полученное, а что не сумел разделить – преобразовал. То была положительная, светлая энергия Ордена Отражений. В потрясении Роз остановился, и этой заминки некроманту хватило, чтобы освободить руку с пистолетом, которую отвёл от своего лица Чезаре.

- Значит, не ты. И не она, - непонятно сказал некромант. – Стало быть, он!

Почти не глядя в ту сторону, куда направился ствол пистолета, парень нажал на спусковой крючок. Выстрел прозвучал оглушительно.

С окрестных крыш взлетели, шумя крыльями, голуби и галки, а от экипажей донёсся жалобный крик.

Чезаре метнулся схватить некроманта за горло, но получил удар рукоятью по голове, споткнулся и рухнул лицом в снег. Похоже, что одновременно с ударом рукоятью ему вернули часть его же ментального удара. Типичные приёмы Светлых магов. Чезаре ещё попытался подняться, успел увидеть ноги убегающего фальшивого некроманта (странно, знак-то у него был настоящий!), и потерял сознание.

Часть 5. Музыка и тюрьма

Терпеливый, работящий, безразличный ко всему метроном отсчитывал такт за тактом. Музыка в голове звучала не переставая. В камере, которую можно было бы назвать норой, в холоде и сырости, сидело и лежало шесть человек. Здесь было тесно, так тесно, что не то что уединиться в углу невозможно – просто отвернуться некуда. Люди сбились в комок, стащив жидкие соломенные тюфяки в один угол, дальний от угла с отхожей ямой. Вернее, дырой в полу. Рваные одеяла и скудная одежда служила плохой защитой от холода.

- Н-н-ничего, это ненадолго, - подбадривал других один из заключённых. В темноте невозможно понять, кто как выглядит, кому сколько лет, но по голосу Дэн решил, что говорит старик. – Я з-з-здесь бывал. Я от-т-тсюда выходил. Дня два, три п-п-потерпеть, и нас определят в нормальные к-к-камеры.

- Ты прибыл вчера? – стараясь не заикаться, спросил Дэн.

- С-с-сегодня. Незадолго д-д-до тебя.

- Они набивают мешки в один день, чтобы потом не пришлось лишний раз открывать, - встрял кто-то. – Д-давайте прижмёмся плотнее.

Тела сдвинулись ближе. Человеческая вонь заставила Дэна содрогнуться. Он невольно отшатнулся, когда чьё-то дыхание обдало его. И задел кого-то не такого зловонного и куда более тёплого и мягкого, чем другие.

- Поаккуратней, ты, - сипло и тихо сказал этот человек. Он пытался говорить как можно более низким голосом, но музыкальный слух Дэна это не обмануло.

- Извини, - ответил он шёпотом и подвинулся, давая ей место на своём тюфяке и край своего одеяла.

- Эй, бывалый, как тебя, - окликнул кто-то старика.

- Энди К-к-катхарт, - проскрипел бывалый. – Ложа Смерти. Многократные магические воздействия на мёртвых, повлиявшие впоследствии на живых вплоть до летального...

- Как тут насчёт погреться и пожрать? Неужто тоже черед дня два-три? А?

- Ежели порядки не изменились, брат, то придётся до вечера потерпеть.

- До вечера! А как же тут понять, где вечер, а где утро, - буркнул огорчённо заключённый. – Со вчера не жравши…

Дэн вспомнил, что тоже не ел очень давно. Но больше его беспокоил холод. Шестой Тёмный месяц уже не такой лютый, но ведь всё ещё зима. А тут из одежды на всех были только рубахи да штаны и шлёпанцы без задников. Чтобы неудобно было бегать. Незачем это узникам.

Он скорчился, съёжился, стараясь согреться, и, уже невзирая на отвратительные запахи, прижался к кому-то. А со спины кто-то прильнул к нему. Кажется, та женщина.

Музыка билась внутри размеренно и сильно, словно огонь горел в очаге. Ровное, сытое пламя на сухих дровах.

- Кого как зовут? – спросил Дэн. Ему хотелось слышать что-то помимо этой музыки. Что-то более человеческое.

- Энди Катхарт я, - охотно откликнулся стариковский голос.

- Бруно Эрмин, - как можно грубее буркнула ему в спину женщина и тут же, на всякий случай, закашлялась. – Ложа Страха.

- Вильгельм Ортлиб, - сказал узник, спрашивавший о еде. – Лучше просто Вилли. Ложа Смерти.

- Алварес Канцемир Альенд, - очень мелодичный баритон, - ложа Власти.

- А я Дэниэл Альсон, - сам не зная, отчего, назвался Дэн не совсем своим именем. – Стихийник.

- Нас вроде шестеро было, братья-Тёмные, - сказал Вилли. – Поищите-ка возле себя, не помер ли кто?

- М-м-может, обсчитались? – вздрагивающим голосом предположил Энди.

- Нет, - сказала Бруно Эрмин, - вот здесь лежит… кто-то. Вы маг Смерти, вот вы и взгляните.

Дэн не хотел смеяться, но хмыкнул – темнота была такая, словно он ослеп. «Как у некроманта в гробу», - сказал бы Гуди. Обязательно бы сказал. Как будто у некромантов в могиле темнота какая-то особенная.

- П-п-пожалуй, этот и правда неживой. Надо оттащить его к двери, - надтреснутый голос Энди оживился. – Это даже интересно. Найти д-дверь…

Дверь они нашли. И труп оттащили. А затем снова сгрудились на тюфяках в углу.

- А вдруг они не придут? – сказала Бруно.

- Кто? – спросил Дэн.

Она нашла его ощупью, придвинулась ближе, села между ним и Вилли, вздрагивая всем телом. Дэн обнаружил, что темнота сделала его слух поистине сверхчутким. Он различал, кто есть кто, по дыханию.

- Стражники. Чтобы развести нас по камерам. Или хотя бы дать еду и…

Голос женщины прервался. Она плакала.

Дэн не знал, что ей сказать, чтобы она успокоилась. Но с другой стороны сидел Вилли, он нашёл и слова, и объятия для неё. Забившись в угол, Дэн попытался мысленно позвать Роза. Пусть бы откликнулся – даже с раздражением или злостью! Это означало бы, во-первых, что мыслесвязь ещё пока возможна, и, во-вторых, что Чезаре когда-нибудь начнёт с ним разговаривать. А Дэн не хотел терять надежды, что однажды его учитель снова признает его. Он верил в Чезаре. Верил Чезаре. Верил в то, что тот перестанет злиться, поймёт, что Дэн не мог поступить иначе, и поможет ему выйти на свободу.

Но то ли стены крепости Тартуты глушили мысленные зовы, то ли Чезаре не хотел откликаться и установил ментальную стену, лишь бы не общаться с бывшим учеником. И Дэн не услышал ответа.

Тогда он попытался уснуть. И, когда ему удалось задремать, последняя преграда между ним и внутренней музыкой, похожей на пламя, рухнула. Словно прогорела. Мелодия, примитивная до зубовного скрежета, с очень жёстким ритмическим рисунком, зазвучала в Дэне в полную силу. И он больше не мог противиться ей.

Музыка не переставала звучать. Ни когда на другой день от голода и холода умер Энди Катхарт, ни когда им принесли похлёбку в общем котелке и вежливого Альенда оттеснили от еды, а он бросился на Ортлиба и задушил его. Ни когда опрокинули ведро с водой и целые сутки отколупывали с пола лёд, потому что больше воды у них не было. На четвёртый день из каменного мешка выползли только двое: Дэн и Эрмин. Они не могли нормально стоять на ногах, их шатало. Свет заставлял их жмуриться. Пять дней в темноте и холоде, почти без еды и питья. Эрмин, с синеватой кожей и худая настолько, что рубашка едва держалась на ней, казалась неживой. Их развели по одиночным камерам в отапливаемом здании в крепости. Койка с матрасом, подушкой и одеялом, смена белья и тюремное рубище из грубой, но толстой ткани, кусок хлеба и тарелка каши два раза в день, и воды сколько хочешь – из маленького рукомойника в углу, рядом с неизменной дыркой в полу… если ещё неделю назад Дэн поразился бы убожеству этой камеры, то после каменного мешка он радовался такому комфорту. И ни на миг музыка не прекращала вертеться в его голове. Одна и та же, по кругу, безумное в своей размеренности и своём однообразии рондо. Без вариаций и импровизаций. Для Дэна оно служило якорем, удерживающем его разум на месте. За него же цеплялась его надежда. Он продолжал надеяться на то, что Чезаре его поймёт. И поможет выбраться, выкарабкаться, выжить.

Эта музыка не умолкала в душе Дэнни. Сначала он жил, переходя изо дня в день, ничего не делая и ничем не занимаясь – лежал на кровати, свернувшись клубком, и звал, звал, звал Чезаре. Чертил в воздухе перед собой знак Ордена Отражений и ещё один – знак своей ложи. Но они не светились серебром. Здесь, в тюрьме, все эмоции подавлялись. Он перестал звать.

Потом он научился отстраняться от мыслей и надежд. Научился проводить в осознанных сновидениях целые сутки, прерываясь только на еду и другие естественные надобности. В этих снах он словно вырывался за пределы Тартуты, отправляя сознание в путешествия по дорогам Тирны. Но все они заканчивались одинаково: появлялся Джосси, топтал пальцы Дэна ногой в грубом ботинке, и Дэн его убивал. После этого его выкидывало обратно в камеру.

Потом Дэн спрятал ложку и ей отковыривал крашенную бледно-зелёной краской штукатурку на стене, стараясь при этом придать создающемуся серому пятну какую-нибудь форму. В конце концов у него начали получаться вполне сносные картины, но потом стражники поколотили его, отняли ложку и заставили штукатурить и красить стены заново. Это отвлекло и развлекло Дэна, он старался работать медленно лишь для того, чтобы занятие не прекращалось как можно дольше, но однажды этому пришёл конец. Докрасив стену, Дэн припрятал кусочек жести от большой кисти, сделал из своих волос кисточку и сажей, взятой от маленькой чадящей лампы без стекла и разведённой водой, рисовал на стене. Он научился рисовать лошадей, и однажды создал целую картину – кибитку, пару лошадок на выпасе, людей у костра. Нарисовал он и Сару Натани, но лицо её, как показалось Дэну, получилось непохожим. Он забыл, как она выглядит – помнил только гибкость и лёгкость движений да звонкий, необычайной силы и красоты голос.

Иногда этот голос пел мелодию из головы Дэна.

В конце первого года – Дэн узнал, что прошёл год, когда тюремщик принёс ему кусок пирога с яйцами и луком и сказал, что наступил праздник, ночь Долгого сна – приехал Чезаре.

Видимо, он до встречи с Дэном успел побеседовать о чём-то с начальником Тартуты, потому что в камеру к заключённому ворвался один из уборщиков, стремительно навёл порядок, сорвал с Дэна рубище и бельё, менявшиеся раз в два месяца, сунул ему более свежий и даже почти целый комплект, и убежал. И тогда в камеру, легко и широко ступая, вошёл Чезаре.

Он изменился. Но прежде, чем оценить это, Дэн заметил гражданскую одежду. Ни мундира, ни начищенных ботинок или сапог – простые жёлтые башмаки на толстой подошве, тёплое пальто, которое Чезаре тут же скинул, наглухо застёгнутый тёмно-синий сюртук с тонкой каёмкой белоснежного воротника.

Но хуже всего – лицо. Знакомый с болью во всех её проявлениях, Дэн изучал на лице Чезаре её отпечатки. Почти сломлен, почти убит. И этого «почти» оставалось крайне мало. Вспомнив, как выглядел учитель с год назад, при последней их встрече, Дэн решил, что Чезаре на своей новой должности получает по полной. И, видимо, тут следовало бы ощутить то ли сочувствие, то ли, может, злорадство, но у Дэнни не осталось никаких эмоций. Разве что более чётким и громким стали ударные в мелодии, игравшей в его душе.

- Здравствуй, малыш, - начал Чезаре неуверенно.

Дэн кивнул. Он ждал то ли извинений, то ли слов прощения, то ли ещё чего-то.

- Я к тебе с помилованием от короля. Твое пожизненное заключение здесь…

Чезаре запнулся. Его серые, тревожные, больные глаза поймали взгляд Дэна.

- Сокращено. До десяти лет. И условия теперь станут не столь ужасными.

- Почему ты пришёл сам? Мне и так бы передали эту новость, - не вынеся взгляда Чезаре, Дэн закрыл глаза.

- Просто я сейчас в Сольме… это ведь совсем недалеко.

Чезаре прислонился к подоконнику маленького окошка, скрестил руки на груди, скрестил ноги в лодыжках. И стал немного похож на прежнего Чезаре Роза – самодовольного, сильного, улыбчивого человека.

- После казни Тэллина и смерти жены короля, Карин, многое изменилось.

Дэн терпеливо ждал, разглядывая свои руки. Некогда тонкие и изящные пальцы загрубели, покрылись мозолями, разбухли в суставах, а тыльные стороны ладоней стали шершавыми и красными. Просто так Чезаре не станет рассказывать о себе. Наверняка к чему-то ведёт. Дэн лучше бы услышал, что произошло с королевой. Он её мельком видел во дворце, когда король посетил его вместе с супругой. Всё-то посещение заняло не больше минуты, а её величие Теа Карин и вовсе только заглянула в комнату Дэна и тут же спряталась за охранниками.

Дэн ещё, помнится, подумал, что она не сильно старше его, и ей, верно, не больше семнадцати лет. Девчачье пухленькое лицо, светлые глаза, длинные ресницы, тщательно завитые тёмные волосы уложены в сложную причёску. Больше ничего ни разглядеть, ни запомнить Дэн не мог. Известие о смерти юной королевы, матери принца Ланделия и жены короля Грета вызвало у него лёгкую горечь, не более того.

Но Чезаре не спешил углубляться в пояснения и рассказы. Из сумки на поясе он вытащил трубку – судя по всему, единственную! – и кисет. Закурил – запах дыма неприятно смешался с дурно пахнущим сквозняком, идущим от дырки в полу.

Кажется, в свою очередь он ждал, что же скажет Дэн.

- Так зачем ты пришёл?

- Я хотел сказать, что слышал, как ты зовёшь меня, - сказал Чезаре, и Дэн решил, что сейчас, наконец, услышит извинения от учителя. – Сначала я был без сознания после удара по голове, потом не имел возможности ответить, так как находился под арестом. Хочешь, я расскажу тебе всё по порядку?

- У тебя есть какое-то влияние на здешнее начальство? – спросил Дэн. – Я хочу скрипку. Хотя бы на пару минут. Тогда я тебя выслушаю. Тебе же что-то от меня надо?

- Дэнни, послушай… где я тебе возьму скрипку?!

Дэн лёг и повернулся к стене.

- Где хочешь. Я хочу скрипку, нормальную еду и одежду, хочу второе одеяло, хорошее мыло, полотенце и постельное бельё. Желательно, чтобы его меняли хотя бы раз в неделю. Ещё, конечно, можно было бы провести денёк-другой на свободе. Но вряд ли ты сможешь всё это, да и не захочешь брать на себя такой труд.

Чезаре фыркнул, быстро подошёл к двери и несколько раз в неё постучал. Дэн не поворачивался от стены. Пришёл тюремщик, отпер засов, выпустил Чезаре. Переступив порог, тот сказал:

- Я вернусь.

И у Дэна стало немного теплее на душе.

Уж такая эта странная штука – надежда. Только помани – и она от тебя не отлипнет.

***

Дард назвал пса Портером. Щенок бегал за ним как привязанный. Чуть косолапый, с большелобой головой, он уже был довольно крупный. А вырастет, наверное, здоровенной псиной. Это Дарду, пожалуй, нравилось. Ещё ему пришлось по душе, что щенок охотно есть всё, что некромант мог ему предложить – кашу так кашу, кости так кости. Спать на улице пёс не желал, лаял и скулил у дверей, пришлось впустить в дом. Портер сразу выбрал себе место у кровати Дарда, словно всю жизнь мечтал спать именно тут. Растроганный, некромант решил, что научит щенка нападать на любого врага. И тогда у него будет отличный защитник.

Но, спустя приблизительно полгода, понял, что сам готов защищать этого добродушного увальня. Портер поначалу рычал на каждого, кого видел, а потом, убедившись, что нагнал достаточно страха для первого знакомства, лез ласкаться. Кто не понимал в собаках, шарахался в испуге, а кто понимал – мог протянуть руку и погладить пса по огромной голове с крутым лбом и умными, внимательными глазами.

К следующей зиме Портер не только основательно подрос, но и почти утратил щенячью хрупкую неуклюжесть. Он всё ещё смешно косолапил, но ступал уверенно и твёрдо. Даже начальник тюрьмы зауважал Портера, выделил ему специальный продуктовый паёк, обещал назначить жалованье.

- Лучше б он нам с тобой дом приказал починить, - прижавшись лбом к голове пса, делился с ним Дард. – Вот придёт весна – опять в кухне потечёт всё.

Дард не мог не признать, что устроился, наконец-то, неплохо с тех пор, как пристрелил старика Тяпу. И у начальника к нему особых претензий не было, за исключением пьянства. Только Дард и тут приноровился: таскал помаленечку из города, копил, а потом напивался и уж никуда не выходил. Даже если очень хотелось. И Портера стал приучать – не пускать никуда хозяина, если хозяин выпивши! Сообразительный пёс понимал и не пускал.

Став единственным кладбищенским сторожем, гробокопателем и некромантом тюремного погоста, Дард получал полное жалованье и, при его скромных запросах, ни в чём сильно не нуждался. Правда, ставить опыты над жив-курилками ему пока что так и не позволяли, но плевать он хотел на дозволения. Колдовал потихоньку, изучал магические фоны, эмоциональные остатки былой живой роскоши. Если и попадался, то на мелочах. И делал вид, что, дескать, самовосстановление произошло, самовоскрешение. Взял, мол, труп, да сам и пошёл. Сам. Вот сейчас дух переведу от удивления – и упокою его с миром.

Пожалуй, столько самовоскрешений, как на кладбище Тартуты в этот год, во всей Тирне раньше не случалось. Но пока что Упырьку всё сходило с рук.

В один день, холодный и ветреный, Дард отправился к тюремному складу, где ему полагалось получить довольствие для себя и Портера. Склад находился недалеко от ворот, и вот возле них-то он и столкнулся с чисто одетым и гладко выбритым господином – судя по всему, Светлым магом. Полагалось, конечно, опустить голову как можно ниже, извиниться и отойти в сторонку, но Упырёк любил иногда пренебречь правилами. Он с любопытством окинул взглядом гостя, который выглядел усталым, замотанным и удручённым. Казалось бы – с чего? Сытый, в тёплом пальто, шарфе и шапке с меховыми ушами. Даже на руках перчатки на меху, и ноги в тёплых башмаках. Дард толкнул свою тачку, нагруженную продуктами, но маг остановил его.

- Постой-ка. Как звать? – спросил он строго.

- Сарвен Дард, ложа Смерти, - ответил Дард, вытерев рукавом лицо. – А что?

Маг порылся в кармане пальто и вручил Упырьку глянцевый листочек бумаги с уже вписанными цифрами. Четыре числа в столбик. Дард потрогал чернильное пятнышко ногтем, но листочек не взял.

- У меня руки грязные, - на всякий случай пояснил он.

- Бери. Вечером он тебя перенесёт в участок. Ко мне.

Дард пожал плечами и взялся за ручки тачки.

- Я ничего не делал, - сообщил он Светлому. Соврал, конечно. Но этот пришлый ему как-то не понравился. Лицо нехорошее. И глазами так и пронзает, как коршун, завидевший кролика.

- Оденься поприличнее, вымой руки и лицо, - не слушая, сказал маг. Таким не терпящим возражений тоном, что у Дарда внутри всё оборвалось.

Он сразу стал прикидывать – за что вызвали. Да ещё таким способом! Прислали вон какого-то господина с шарфом и меховыми ушами! На всякий случай Дард толкнул тачку, пытаясь проехать мимо. Но Светлый зацепил его за плечо и развернул к себе. Гладко выбритое лицо с запавшими щеками оказалось совсем близко от лица Упырька. Серые глаза смотрели спокойно и властно.

- Я вызываю тебя во второй левобережный участок Сольмейи для консультации по поводу некромантии, Сарвен Дард, маг ложи Смерти. Мне некогда бегать по незнакомому городу в поисках консультантов, так что ты подойдёшь, я полагаю. Получишь вознаграждение и...

- И новый пистолет, - быстро сказал Дард, который почуял выгоду. – «Машину».

- И «машину», - вздохнул Светлый. – Мне долго тебе это протягивать?

Дард взял листочек кончиками пальцев, чтоб не запачкать.

- Помыться не забудь, - маг дёрнул ноздрями.

Упырёк понимающе ухмыльнулся.

- За помыться – коробка патронов к новому оружию, - сказал он.

Маг вздохнул снова. Окинул взглядом тюремный корпус с крохотными зарешеченными окошками, некоторые из которых были заткнуты тряпками за неимением стёкол. И спросил:

- Как здесь… с условиями?

- Иногда по трое в день закапываю, - сказал Дард, посерьёзнев. – Но, говорят, в особом отделении кормят получше и одевают потеплее.

- Что за отделение?

Упырёк пожал плечами.

- Секретное. Вы лучше у начальника-ссс… спросите. Эн Юллен вам всё расскажет. Это вам вон в тот пристрой надо.

И Дард указал Светлому на аккуратный дом, одной стеной примыкавший к складам. Там, по времени судя, начальник-стервец уже собирался обедать. Ну так что ему, Дарду, за дело до чужих обедов, которым мешают чужие господа? Ему б свою еду до дома дотащить. Да и Портер поди соскучился там на привязи. Дард притопнул на месте, чтобы согреться. Маг молчал, задумчиво озирая тюремные достопримечательности, но ничего не говорил и не спрашивал. Упырёк так понял, что его ещё не отпускают, и обратил на себя внимание покашливанием.

- Так я пошёл? – спросил он, когда маг посмотрел на него вопросительно.

- Когда перенесёшься, - сказал Светлый, - там у входа будет человек сидеть. Пропуска у тебя нет, так ты скажи, что пришёл к Чезаре Розу, что тебе назначено.

«Выкинуть, что ли, эту бумажку», - подумал Дард, а сам шмыгнул носом и кивнул.

- Скажу, - сказал он безразлично и толкнул тачку, показывая, что разговор окончен.

Маг не стал перетягивать одеяло на себя и оставлять последнее слово за собой. Но довольно долго некромант чувствовал его взгляд – затылком, вернее, загривком, на котором встали дыбом короткие, недавно остриженные волосы.

Портер встретил хозяина радостным взвизгом. Он, видно, замёрз сидеть под крыльцом, так что Дард впустил его в дом. Печка ещё не остыла, и он подбросил угля, чтобы дом прогрелся получше. Хорошо было бы сейчас бросить глянцевый листочек бумаги в огонь… но едва вытащив его из кармана, Упырёк вспомнил про «машину» - револьвер, замечательную штуку, с барабаном на шесть патронов! - и коробку патронов к нему. И сунул бумажку обратно. Чего добру зря пропадать? У ловцов останется, ещё, глядишь, подстрелят какого-нибудь бедолагу, горе-стрелки. А ему, Дарду, такая «машина» пригодится. Он, может, ещё лучше стрелять научится, с такой-то штуковиной.

Разгрузил тележку, сварил Портеру кашу, сам поел свежего хлеба с копчёной рыбой, в задумчивости осмотрел руки, глянул в маленькое зеркальце, висевшее в кухне возле умывальника. Понюхал подмышки, пожал плечами. Не такой уж он и грязный, особенно если сравнивать с тем, каким он бывает после чистки клятой трубы. С тяжёлым вздохом Дард нагрел воды и, раздевшись по пояс, умылся. Руки, конечно, сильно чище не стали. Изо всех сил представил ногти чистыми, а кожу белой – но из этого фокуса ничего не вышло. А ведь одна девчонка говорила, что это работает! Упырёк решил, что наврала – или у неё имелась специальная девчачья эмоция на это, которой у Дарда нет. Давно, кстати, у него никого не было, всё как-то не до девчонок. Вымывшись, Упырёк ощутил себя красавцем. Переоделся в чистую рубашку, в куче чужой одежды, которую Тяпа забирал из тюрьмы, нашёл тонкие кожаные перчатки, натянул на пальцы. Как только люди их носят не снимая? Это ж пытка.

Ну вот, на коробку патронов уже, считай, заработал. Остальное, видимо, будет ясно при встрече с этим Светлым. Дард за неприятное лицо и пронзительный взгляд холодных серых глаз мысленно обозвал его «коршуном». Он, конечно, понятия не имел, какого цвета глаза у коршунов, но наверняка они такие же пронизывающие и внимательные. Чезаре Роз следил за ним, как хищник за добычей, разве нет?!

Он накинул на плечи всё ту же куртку – из плотного чёрного сукна, с овчинным воротником. Вытащил бумагу – уголок всё-таки помялся. Что, если разорвать её, выбросить, сжечь? Что будет с магическими чарами, наложенными на неё?

Но тут листочек сам собой порвался на четыре части, и Дард ощутил в животе холодок. Сердце на мгновение замерло, пропустило два или три удара, и вот он уже не в своей сторожке. А в опрятном, чистом здании, явно присутственном. От входной двери идёт длинный коридор, справа и слева – множество других дверей. У порога Дарда встретил неулыбчивый молоденький ловец в узком сером мундире с жёлтыми нашивками на пузе. Кепи, кажется, держится только благодаря большим ушам. И это недоразумение охраняет здесь вход? Дард смерил парнишку взглядом. Конечно, он выше Упырька чуть ли не на голову, но до чего ж нескладный. Разве что ружьё солидное. Да умеет ли он как следует стрелять из него?

- Ясных дней, - поприветствовал некроманта юный ловец. – Вы к эну Розу? Он предупреждал.

- Слушай, даже если б я не к нему шёл – взял бы сейчас и сказал, что к эну Розу. И запросто прошёл бы, - сказал ему Дард. – У тебя совсем соображения на этот счёт нет, что ли?

Ловец не смутился.

- А вы тут не были ни разу, да? – спросил он, широко улыбаясь. – Здесь настроено циклическое преобразование негативных эмоций. Вы разве не чувствуете, эн маг?

Ничего особенного Дард не чувствовал, а из объяснения мало что понял, и потому только пожал плечами. У него, пожалуй, не было настроения препираться с караульным у входа.

- Скажи мне лучше, где мне его достать, этого эна Роза, - сказал он раздражённо. И вдруг услышал в собственном голосе примирительные нотки.

Караульный вытянулся стрункой, на секунду взгляд его стал отрешённым. Упырёк с любопытством смотрел на это. Он что, не понимает, что секунды запросто хватит, чтобы пырнуть его ножом в живот? И никакое преобразование не поможет, потому что есть люди, которые сделают это с самыми положительными эмоциями: с удовольствием, радостью, энтузиазмом… испытывая невероятное счастье. Эйфорию.

Дард понял, что стоит и смотрит на караульного мечтательным взглядом, только когда тот коротко засмеялся и сказал:

- Давайте я вас провожу. Вам, видимо, такое непривычно.

- Я найду, скажи, где он, - буркнул Дард. Ещё не хватало, чтобы этот лопоухий покинул пост из-за него.

- Прямо, прямо, предпоследняя дверь по правой стороне, - паренёк показал рукой.

Дард молча устремился вперёд. И правда, на указанной двери красовалась табличка: «Начальник участка: Чезаре Роз». Можно и без объяснений найти, всё просто.

И, наверное, стоило бы постучать, но тут уж Упырёк решил, что хватит с него всех этих вежливых жестов в сторону Светлых, пусть скажут спасибо, что он пинком дверь не вышибает, и вошёл в кабинет просто так. Без стука.

Серые глаза мага-коршуна – вот первое, что он увидел. Чезаре Роз устроился спиной к столу, стоявшему у окна, и смотрел прямо на вошедшего Дарда. Смотрел с недоверием, раздражением, кисло улыбаясь. Видимо, его негативные эмоции никаким преобразованием было не перешибить.

Кабинет, кстати, Дарду понравился. Уютный. Видно, что человек тут много времени находится и морды при этом никому не бьёт: тут и застеклённые стеллажи с книгами и бумагами, и стол, весь в стеклянных безделушках и чернильницах, и даже на окне в маленьких ящичках – проклюнувшиеся ростки каких-то растений. Надо же, он ещё и сажает что-то…

- У меня мало времени, - сказал Роз и показал Дарду на стул. – Снимай куртку и садись, Сарвен Дард.

Дард подчинился. Шур его знает, этого Роза, как у него так выходило, но вот Юллену бы у него поучиться командовать! Этот, небось, никогда не кричит и не посылает, чуть что, по два мордоворота на одного ледащего некроманта, чтобы вышибить из него дух. Этот, небось, одним взглядом управиться может.

- Итак, мне нужна консультация некроманта. Сколько обычно ты берёшь, Сарвен Дард?

Коршун говорил без насмешки, но Дард ощутил неловкость. Хорошо бы научиться когда-нибудь так держаться. Ведь прижало его, припёрло настолько, что он с помойки подобрал первого попавшегося некроманта, чтобы посоветоваться. А ведёт себя как будто король.

- А сколько обычно вы платите за советы некромантам? – попробовал перейти в наступление Дард. И напрасно. Роз нахмурился. Упырёк вжался в стул. Сейчас Светлый ему, видимо, покажет, сколько нынче мрычьи зубы стоят. Коршун, как есть коршун! Вот-вот выпустит когти.

- Я жду от тебя простых ответов, Сарвен Дард, маг ложи Смерти, - спокойно сказал Роз. Скрестив руки на груди, он стоял спиной к столу и делал вид, что не нервничает.

Увы, ни одного мага такое показное спокойствие не обманет.

- Постараюсь отвечать просто, эн Роз, - Дард постарался расслабиться. Что не так легко сделать под таким хищным взглядом. – Я не знаю, что вы хотите. Насколько сложен будет ваш вопрос. Давайте подробности, на цене сойдёмся.

Он прикинул, а не попросить ли у Роза местечко потеплее своего, но вспомнил о жив-курилках, прикопанных в сугробе, и передумал. Нет, лучше деньгами. Скажем, пятьдесят цыпляток. Или сто.

- У меня два вопроса, - пожевав губами, сказал Роз. – Давай начнём с того, что попроще. В каких случаях некромант будет использовать приёмы Светлой магии?

- За каким чурсом некроманту Светлая магия?! – воскликнул Дард, забыв о деньгах. Но вспомнил – и уточнил:

- А какие были приёмы?

- Я напал на некроманта, и он разделил большую часть моей энергии, а что не сумел – преобразовал, - сказал Роз, тщательно подбирая слова. – Но самое интересное, Сарвен Дард, что энергия, которую я против него использовал, была страхом смерти, очень большим страхом. Испытанным целой толпой народа во время публичной казни.

- Ну и на… ммм… зачем, по-вашему, некроманту это делать? Да с такой силищей он бы просто мог мумию из вас сотворить, уж извините, эн Роз. Да и не только из вас. Он мог бы заставить казнённого песни петь и танцевать под виселицей…

- Ему отрубили голову.

- Ну так голова бы пела, а туловище танцевало! – ничуть не смутился Упырёк. – Велика задача! Вряд ли это некромант был. Наш брат трупарь так бы не поступил: преобразовать величайший ресурс в… а во что, кстати, можно преобразовать эмоцию целой толпы?

- Не знаю, - хмуро ответил Роз, и его взгляд хищника стал как-то мягче и виноватей. – Вы не первый некромант, которого я спрашиваю. Все говорят одинаково. Но я видел его знак.

- Мне тут учитель мой говорил, что знаки, между прочим, даже на трупах остаются. И на костях. И пока последняя косточка не сгниёт – знак ещё уловим.

- И что же? – заинтересовался коршун.

- Как – что? Он мог сдохнуть. А его тело мог кто-то забрать себе. Дух-подселенец.

- Но тогда должен быть какой-то другой некромант, который поднял этого, - задумчиво сказал Роз, - а там совершенно точно находился всего один! Нет, не получается.

- Ну, вам виднее, а только они запросто могли обменяться телами, - фыркнул Дард. – Найдите теперь некроманта в теле Светлого мага, и все дела.

Роз потёр подбородок и кивнул.

- А второй вопрос? – жадно спросил Упырёк.

Но коршун-Роз уже выложил на стол новенькую «машину» в скрипучей коричневой кобуре и картонную коробку с патронами – тяжёлую даже на вид.

- Пятьдесят штук.

- И мне бы ещё с полста цыпляток, эн Роз, - по старой привычке залебезил Дард. Так он выпрашивал в тюрьме добавку у повара, так выклянчивал у начальника-стервеца довольствие для Портера. Но, вспомнив, что собрался стать таким же величавым и властным, как Роз, расправил плечи и сам себя мысленно одёрнул. И сказал уже по-другому, солидно:

- Плата пятьдесят жёлтых ассигнациями.

- Тридцать, - быстро сказал коршун, сверкнув хищным глазом в профиль.

- Сорок, - ещё быстрей ответил Дард, шалея от собственной наглости. Вот сейчас ему пинка под зад и скажи спасибо, что вообще отпустили…

- Тридцать пять, - и Роз прямо из воздуха извлёк несколько жёлтеньких.

Дард нехотя кивнул.

- Добрый я сегодня, - сказал он. – Это всё ваше преобразование… зацикленное…

- Что? – удивился Роз. – А, там на часах Керлисс… да, совсем забыл. Уникальный кадр.

Дард не понял. Точнее, понял не сразу. Вот, оказывается, каким может быть Светлый маг. Защищённым лишь аурой доброжелательности. И в то же время полностью уязвимым, несмотря на ружьё.

Прибрав по карманам деньги и честно заработанное оружие, Дард выжидающе уставился на Роза.

- Вы сказали – два вопроса, - выставил он два по-прежнему далеко не идеально чистых пальца, большой и указательный.

На этот раз коршун молчал ещё дольше. Дард успел осмотреть все стеклянные безделушки на его столе – пепельницу, статуэтку лошади, крошечную стеклянную скрипку, курительную трубку размером с настоящую, и набор стаканчиков, самый маленький из которых был, наверное, всего на полглотка, а самый большой – высокий, но узкий – походил на вазочку. В этом стакане красовалось ястребиное полосатое перо с обтрёпанным кончиком. Стеклянная пустая чернильница с крышечкой в виде спящей кошки соседствовала со стеклянной ручкой с острым металлическим наконечником – неужели такими пишут? Внутри ручки были чернила – похоже, что внутри неё находилась ещё одна стеклянная трубочка с ними.

Книги Дард тоже принялся рассматривать, но успел прочитать всего несколько названий. «Магия периода раннего Разброса» и «Шаманизм Хихина во времена до Переселения магов» его даже заинтересовали, но тут Роз заговорил:

- Ты когда-нибудь воскрешал людей по-настоящему, Сарвен Дард?

- Это запрещено уставом Светлых, - чётко и не задумываясь ответил Упырёк.

- Но ты это делал?

- Это запрещено…

- Да или нет?

- Нет.

- Слишком быстро отвечаешь, - недовольно заметил Роз. – А если подумать?

- Пытался, но запоздал, - признался Дард. – Это надо делать быстро. Пока не умерли сердце и мозг.

- Сколько времени может пройти, самое большее? Как ты понимаешь, что поздно?

Эти вопросы были неспроста и могли стоить Дарду жизни.

И он распрощался с мыслью об ещё одной порции денег и твёрдо сказал:

- Эн Роз, если вы решили, что я некромант, который за золото пойдёт на преступление – вы ошиблись. Вы же неспроста вертелись возле тюрьмы. Умертвить человека, чтобы устроить ему побег, а потом оживить его? У вас не получится.

- Почему ты думаешь, что?..

- У вас на лице написано, - мрачно пошутил Дард и усмехнулся.

Ничего такого на лице у коршуна не читалось – Упырёк сказал наобум, но теперь обрадовался, что догадался о намерениях начальничка. Что ж, сидеть на мягком стуле было хорошо и удобно, да и кабинет у мага интересный. Но пора и честь знать. Дард поднялся на ноги и слегка поклонился.

- Так я лучше пойду.

- Сядь. Почему у меня не получится? – теперь Роз говорил жёстко. Всё правильно. Раз Дард догадался – то околичности ни к чему, можно разговаривать прямо и без недоговорок. Черту они оба переступили, к худшему или нет.

- Тюремщики проверяют, точно маг помер или нет, - ответил Дард. – Держат мертвеца по крайней мере пару часов, тыкают их ножами или спицами, чтобы исключить обморок или притворство. В четырёх случаях из пяти я хороню их как следует остывшими. Мягонькими они мне попадаются далеко не всегда. Поверьте, я в этом толк знаю. Но и не только в этом дело, эн Светлый маг. А в том, что вы, как бы сказать – Светлый.

- Не понимаю.

- Чтобы ваш друг или кто у вас там в тюрьме, ожил и стал бегать-прыгать и чирикать, как настоящий человечек, мне мало воздействовать на него эмоциями. Мне надо восстановить баланс между жизнью и смертью. Вот умер он… и вдруг живёт! Что делать? А я скажу.

Дард даже перестал внутренне трястись, так увлёкся.

- А мне надо кого-нибудь другого взамен госпоже Смерти отдать. Насовсем отдать, без возврата. А ещё, эн Роз, важно, как вы собираетесь этого своего друга убивать, потому что после этого ему позарез надо будет к магу Боли обратиться, иначе его рана – смертельная, я так понимаю – заново его и убьёт. Вы исцелять-то умеете, Светлые?

Роза передёрнуло. Даже побледнел, сердешный. Но кивнул.

«Ну и что ты дёргаешься, - мысленно сказал Дард, - как будто только что не хотел сказать, что убьёшь какого-то парня, чтоб я его воскресил. Или и это убийство на меня хотел свалить?»

И уставился на коршуна очень честным взглядом.

- Всё же сядь, - сказал Роз настойчиво. Дард повиновался. – Я не собирался никого убивать. Нет у меня там, в тюрьме, друзей. Я только спросил, не занимался ли ты воскрешениями.

- А я сразу сказал, что нет, - ответил Упырёк.

- Нет так нет. В конце концов, это неважно. Так ты говоришь, знаки и после смерти остаются?

Дард кивнул.

- Я не знал, - сказал Роз. – И, значит, если человек сначала был помечен как Светлый, а потом ему поставили знак Тёмного…

- У него останутся оба, - снова кивнул Дард. – Но кому такое в голову придёт – метить человека сначала так, а потом этак?

Роз не ответил. Он смотрел сквозь Дарда, как будто он был одной из его девчачьих тонких безделушек на столе.

- А если, - сказал он задумчиво, - в тело человека переселяется чужой дух, метка ведь не меняется?

- Конечно, нет, эн Роз, - не совсем уверенно заявил Дард. – С чего бы знак поменяется, он ведь на теле?

- Верно, - сказал Роз и сунул руки в карманы брюк. У него был вид человека, которому очень хочется курить. – Так, говоришь, сумел бы воскресить, если бы время не вышло и если бы нашелся кто-то, кто согласен умереть?

Дард съёжился и решил изображать дурачка. Пожалуй, поздновато начал – надо было с самого прихода сюда делать вид…

***

Щуплому некромантику на вид едва ли перевалило за двадцать пять. То есть сначала, когда Чезаре увидел его возле тюремных ворот, ему показалось, что Дард куда как старше, что ему, наверно, лет сорок, не меньше. Но тут он пришёл умытый, светлые волосы собрал в пучок на макушке, даже, кажется, куцую бородёнку расчесал. И стало ясно, что он ещё очень молод. Но держаться старался молодцом, хоть и неуютно ему ощущалось в незнакомом месте да на чужой территории.

…Чтобы прийти в себя и восстановиться хоть в каких-то правах, Чезаре потратил год. Сначала его долго допрашивали и расспрашивали. Гисли, негодяй, сразу забыл о сотрудничестве и охотно применил на Чезаре несколько своих приёмов из арсенала Светлого дознавателя.

Чезаре Роз. Глава Комитета. Ответственный за спокойствие и безопасность людей на мероприятии. Человек, которому доверял король. Человек, который столкнулся с неизвестным магом из ложи Смерти и допустил, чтобы этот маг шутя уложил его и убил королеву.

Метил он, видимо, в короля. Во всём виновата оказалась защита, очевидно, истончившаяся под напором огромной эмоциональной волны. Из-за смерти королевы, а также из-за того, что неизвестный молодой маг ложи Смерти скрылся, Чезаре и пострадал.

Что с должности сместили – ещё полбеды, а вот что в его кресле оказался Гисли, Чезаре пережил с трудом. Он-то, дурень, всё надеялся, что они с Эдвардом сработаются, несмотря на разногласия. Но нет, как бы не так. Гисли должности обрадовался и первым же приказом выслал Чезаре в городишко под названием Сольме – находящийся между двух рек, продуваемый всеми ветрами, сырой и мрачный Сольме. И жалел при этом, что Чезаре не обвинили в ротозействе и сговоре с некромантом. В конце концов, чуть ли не полстолицы видело, как он, Чезаре Роз, упал без сознания. Как бы он мог помешать покушению и поймать злодея, если находился в обмороке?

Но обморочным слабакам в Комитете не место. А если и место, то не в столице. Когда Чезаре в его новом участке почти сразу же повысили до старшего офицера, а затем позволили подать рапорт на повышение – Гисли ох как не хотел подписывать распоряжение. Но участок не мог оставаться без начальника, а офицеры все как один твердили, что лучшего им не найти. И Гисли сдался. Сам, конечно, не приехал, только прислал бумагу. Ну да и шур с ним. Не очень-то Чезаре хотелось видеться с ним.

Помолвку с Линлор пришлось расторгнуть. Её родители считали, что Чезаре Роз опозорил их дочь, её отец даже чуть не убил несостоявшегося жениха при отправке в Сольме. Линлор, казалось, онемела и отупела от потрясения. Неуклюжее объяснение Чезаре – мол, всё делается для её безопасности, на свободе бегает какой-то подозрительный некромант, который может на неё покуситься из-за связи девушки с Розом – она восприняла как издевательство. Чезаре, который в момент выстрела некроманта решил, что тот стреляет именно по Линлор, испытал потрясение куда худшее, и потому был непреклонен. Все её подарки он забрал с собой – расставил по столу на службе, где проводил куда больше времени, чем на съёмной квартире. Незаметно прошёл год. Чезаре доискивался правды, но что он мог, сидя в проклятом Сольме? В конце концов он пришёл к неутешительному выводу: Дэнни пострадал не совсем заслуженно. Да, он убийца брата и ни в чём не повинных ловцов. Хладнокровный и расчётливый. Но кто его таким сделал? Сам-то он, Роз, хорош: оставил мальчишку в беде. Нельзя было отдавать его в Тартуту, нельзя. Слишком тяжёлое испытание. Чезаре посетил Дэнни в тюрьме, с огромным трудом решившись на это, и поразился, в каких тяжёлых условиях его содержат. Холод, еле затёртая вонючими тряпками грязь, вонь из дыры в полу. А кормили, очевидно, совсем плохо. И без того худой, Дэнни превратился в ходячий скелет. И это шестнадцатилетний подросток, который ещё растёт… Чезаре бывал в тюрьме для Светлых магов – и как проверяющий, и как временно заключённый. Вполне сносно – по крайней мере, еду давали съедобную и в приемлемых количествах, а койку застилали нормальным постельным бельём, а не тряпками, о которые порядочный человек и ноги вытирать побрезгует.

Но что он теперь мог? У него почти не осталось влияния и связей. Подать жалобу королю? Пожалуй, он рассмотрит её через год-другой, и то, если секретарь сочтёт нужным передать ему доклад из провинции. От бессилия и безысходности Чезаре схватился за первую же попавшуюся возможность – его взгляд случайно упал на щуплого мага Смерти по пути из тюремного корпуса. И Чезаре слегка воспрял духом. Собственно, это была даже не одна возможность: во-первых, он мог прояснить ситуацию с некромантом-убийцей, а во-вторых, попытаться помочь Дэну.

Увы, беседа с парнем с тюремного кладбища дала не совсем те результаты, на которые Чезаре рассчитывал.

Впрочем, он надеялся на вторую встречу с Дэнни. Хорошо, что он забрал с собой его старую, покрытую потёртым чёрным лаком скрипку. Обеспечить Дэну хороший обед, музыку и более приличный уход Чезаре всё-таки мог. «Пока это ещё в моих силах», - думал он.

И ещё одно дело – покусившийся на короля и убивший королеву некромант. Который, как уверяет Сарвен Дард, не являлся на самом деле некромантом. Дух-подселенец? Но по утверждению того же Дарда, за подселение духа в чужое тело тоже должен был отвечать кто-то из магов ложи Смерти.

Что ж, Чезаре на всякий случай мысленно связался с секретарём Гисли и попросил его передать начальнику соображения по этому поводу. Сложно сказать, когда секретарь соблаговолит доложить это Гисли. Возможно, завтра стоит попробовать связаться с ним напрямую – как бы неприятно это ни было.

- Я вам больше не нужен, эн Роз? – безнадёжно спросил щуплый маг Смерти.

Чезаре очнулся и пожал плечами. Не спрашивая, вытащил из бумажника пару десятков жёлтых бумажек. Подумал, добавил ещё три. Много ли денег надо одинокому ловцу?

- Иди, - сказал он. – Если что, я тебя вызову, Сарвен Дард.

В желтовато-серых глазах некроманта промелькнуло недоверие и опаска. Он взял деньги и быстро спрятал в карман, словно боялся, что отнимут.

- Если я вам понадоблюсь – так я почти всегда на кладбище Тартуты, - сообщил Дард без особого почтения.

Он словно хотел ещё что-то добавить, может быть – попросить, но не решался. Чезаре не стал допытываться, отпустил парня. Тот старался держаться достойно и, наверно, заслуживал больше, чем место сторожа тюремного кладбища. В участках ловцов иногда держали консультантов из ложи Смерти. Чезаре задумывался о том, чтобы тоже взять на службу одного, но какого-нибудь, пожалуй, более солидного и опытного, чем этот. Но сбрасывать Сарвена Дарда со счетов Чезаре тоже бы не стал. Хотя бы потому, что он принадлежал Юллену из Тартуты.

- Если ты мне понадобишься, Сарвен Дард, я достану тебя даже из сточной канавы, - пообещал Чезаре мрачновато.

Но некромант почему-то расценил это как шутку и рассмеялся. Искренне и беззлобно. Чезаре удивлённо посмотрел на некроманта и пожал плечами. Наверное, Дард просто перенервничал. Чезаре взял на себя труд обратить внимание на его эмоции и понял, что тому действительно весело. Удивительный человек – с виду жалкий, дрожащий и мелкий, а на поверку – довольно крепкий. Кажется, он получил не то, чего ожидал – видимо, всё-таки боялся ареста или взбучки, а вместо этого уходит на своих двоих и с вознаграждением. Вот и радуется.

Была бы здесь Линлор… вот кто умел определять чувства с первого же взгляда. Прирождённый эмпат, и к тому же с незамутнённым никакой службой взглядом.

Наконец, Дард убрался, и Чезаре взглянул на часы. Как поздно! В участке небось осталась лишь ночная смена – четверо караульных. Два мага и два простака… то есть не-мага. Перед Чезаре предстала картина – его неуютная съёмная квартирка, где темно и холодно. Не остаться ли на ночь в кабинете? Он нередко так и делал.

Но сегодня, пожалуй, тут слишком всё пропахло некромантом. Его особым запахом – с не слишком аппетитным оттенком тлена. Словно навсегда въевшимся в одежду и кожу Дарда. Скорее всего, запаха на самом деле не существовало – Чезаре выдумал его, как неотъемлемую принадлежность магов ложи Смерти с их лопатами, черепами на столе и частями тела, заспиртованными в склянках. Но сейчас казалось, что запах был.

Значит, решено – Чезаре отправится на квартиру, а кабинет пусть проветривается.

Пальто, меховая шапка и толстый шарф – в них Чезаре чувствовал себя закутанным, как маленький ребёнок под присмотром строгой матери! – остались на вешалке в углу. Чезаре взял чистую бирку-подорожник и вписал координаты своей берлоги. С тихим звуком, похожим на звук рвущейся бумаги, разорвалось пространство, осуществляя перенос.

Ещё не зажигая в доме газовых светильников, Чезаре ощутил чьё-то присутствие. Чуткий к запахам и звукам, он не мог не почувствовать чужое дыхание и лёгкий аромат. Здесь пахло…

- Линлор?!

Только что Чезаре был придавлен тяжестью собственных переживаний, отягощён делами и мыслями, устал и разбит. Куда всё делось? Маленькие тёплые руки обхватили его за плечи, стащили плотный сюртук и развязали чёрный узкий галстук. Одновременно с этим Чезаре доставались беспорядочные тычки и поцелуи – в лицо, шею, волосы, уши, руки.

- Я убью Гисли, убью, - шептала Линлор.

Разобрав, что она бормочет, он схватил её за запястья.

- При чём тут Гисли?

- Потом, потом, - нетерпеливо ответила Линлор, кусая Чезаре за нижнюю губу. Деловито пыхтя, она избавляла его от одежды. Слой за слоем сходили с него сорочка, брюки, нижняя рубашка, усталость и разочарования дня. – Я умирала без тебя. Как хорошо, что я тебя нашла!

Весь год она даже не пыталась с ним связаться мысленно. И вдруг явилась, заявляя, что она его нашла. И хочет убить Гисли. Чезаре попытался думать, но поддался рукам девушки, её отрывистым, резким движениям, причинявшим то наслаждение, то почти боль. И отчаянно ухватился за неё, словно от этого зависела жизнь.

Свет они так и не включили. Ощупью, спотыкаясь и не разжимая объятий, нашли кровать, благо в столь тесной квартирке ничего долго искать не приходилось. И словно заново отыскали друг друга.

Чезаре, уже понимая, что его глаза вот-вот закроются, всё равно должен был спросить:

- Так что там с Гисли?

- Ммм… он дурак.

- Мне надо знать, поедем ли мы с тобой его убивать вдвоем или ты одна справишься, - в шутку сказал Чезаре.

Но Линлор ответила очень серьёзно:

- Я больше его не желаю видеть. Правда.

Чезаре нахмурился. Веки сами слипались, но он гнал от себя сон. Что там произошло в Азельме, пока его не было?

- Ну ладно, - сказала Линлор, хотя он молчал и не настаивал на немедленных ответах. – Он хотел, чтобы я была с ним.

- Сватался? – Чезаре приподнялся на локте, прикидывая, что можно сделать с Главой Комитета. Руки у него, конечно, сейчас коротки – добираться до Гисли придётся с боем. Но набить ему холёную физиономию кулаки уже чесались.

- Он, между прочим, давно женат! – сердито сказала Линлор. – А мне сказал, что и ты здесь женился.

- А, так ты приехала разбираться с моей женой? – догадался Чезаре. – Надеюсь, не с пистолетом в кармане?

- Хотела посмотреть, как вы тут устроились, - ещё более серьёзно ответила девушка. – Не выгонять её, правда… но всё же…

- Значит, точно выгонять, - Чезаре прижал Линлор к себе. Но разговор ещё не закончился. – То есть он тебе предлагал стать его любовницей. Но ведь помолвку мы давно расторгли. Почему же он наврал, что я женился?

Линлор молчала, выводя пальцем узоры на его груди. Сон постепенно развеивался.

- Ли!

Она ведь помнит, что если он сказал: «Ли!» - то отвертеться или отмолчаться не получится?

- Чез!

А, то есть помнит.

- Ли!

- Я сказала, что ты передумал и скоро заберёшь меня к себе в Сольме, как только устроишься. Он и наврал.

Что-то она недоговаривала. Перед Чезаре было два пути: оставить разбирательство на потом или дожать Линлор прямо здесь и сейчас. Прежде он уступил бы, потакая своим желаниям и её прихоти, думая, что всё это можно выведать потом. Но теперешний Чезаре уже прекрасно понимал, что есть вещи, которые нельзя откладывать на потом. «Потом» может не наступить. Поэтому хочешь объясниться – начинай давить сразу.

- Он распускал руки? – спросил Чезаре для начала.

Линлор уткнулась ему в плечо носом и долго сопела, пока он не почувствовал, что она кивает.

- Он пригласил меня в кабинет, запер дверь иии… мне пришлось ударить его в нос.

Пауза.

- Головой.

Ещё более долгая пауза.

- И коленом.

- В пах? – уточнил Чезаре, представляя себе картины одна ужаснее другой.

- Зачем? Тоже в нос.

Такое Чезаре уже не мог представить никак, и мелко, тихо, злобно рассмеялся.

- Подробнее, - потребовал он.

- Я и вправду поверила, что ты женился. Поэтому была очень зла. Ему не стоило меня до такого доводить, правда! Плохо помню, что да как, была почти без чувств. Испугалась, да как укусила себя за палец! Пришла в себя, ударила его… Крови почти не было, но нос у него хрустнул ещё как… В общем, я оделась и убежала.

- Оделась, - чувствуя, как у него сводит челюсти, грозно сказал Чезаре.

Снова пыхтение в районе плеча. Очень виноватое.

- Дальше.

- Когда это было? – спросил Чезаре.

- Несколько дней назад… пять, кажется. Потом меня пришли арестовывать, и я убежала. Родители дали мне денег, я села на поезд и доехала до Нагорья, потом пересела на дилижанс. Боялась, что меня снимут с поезда – ловцы проверяли вагоны на каждой станции.

- Погоди, - Чезаре сел, потянув за собой и Линлор. – За тобой гнались?

- Недолго, - ответила девушка.

«Правильно… зачем это Гисли? Он прекрасно знает, где я живу», - подумал Чезаре.

Но Линлор сказала, что убежала из столицы пять дней назад – срок вполне приличный. А к Чезаре ни в дом, ни на службу никто не являлся. Видимо, Гисли быстро остыл и решил Линлор не преследовать. Возможно, облава на станциях ей почудилась с перепугу. Хотя следовало признать, что Линлор Глейн – девушка не из пугливых барышень, которые учатся в заведениях для благовоспитанных девиц и знают четырнадцать видов вышивки и восемнадцать способов связать носки, читают на трёх языках одинаково плохо и барабанят гаммы на пианино. Если б не семья, быть бы Линлор ловцом – она бы прекрасно вписалась в любую команду. С её умением распознавать эмоции и бесстрашием…

- Думаю, когда ты вышла из поля зрения Гисли, он потерял к тебе интерес, - сказал Чезаре.

Линлор с ним согласилась. Отчего нет? Чезаре попробовал поставить себя на место Эдварда. Он, конечно, не самый приятный тип, но не станет же он гоняться за девицей по всей Тирне, чтобы отомстить за испорченную форму носа? Тем более девица могла в ответ выдвинуть обвинение в попытке изнасилования. Могла?

«Может, сама бы и не стала, но её отец, узнав о происшествии, точно бы не удержался», - размышлял Чезаре, постепенно засыпая. И сонно спросил:

- А как ты рассказала об этом всём своему отцу?

- Ммм, - сонно сказала Линлор. – Я наврала. Сказала, что кое-кто намеревается на мне жениться, а я против. Они потому и купили билет до Нагорья… думали, я к тётке поеду. У неё там дом.

Можно было себе представить, что там за дом – небось целый замок, никак не меньше. Чезаре тревожился только, что девушка не назвала родителям имени виновника её бегства и не указала настоящую причину. С одной стороны – возможно, всё обойдётся. А с другой, Линлор лишила себя весомой, даже могущественной поддержки – её отец имел достаточно денег, чтобы купить весь Комитет целиком.

Чезаре зевнул.

Сон пропал. Точнее, спать тянуло, глаза слипались, сознание то и дело проваливалось в тёмное, тёплое. Но уснуть как следует Чезаре так и не смог. Гисли вёл себя неосмотрительно или затеял всё это нарочно? Скажем, до сих пор не простил Розу случая, когда Дэнни напал на него и Тревиса, а Чезаре дал мальчику удрать? Запросто. И Линлор он наверняка пытался себе подчинить. Обманывал, может быть, гипнотизировал – недаром она смутно помнит детали.

И он лежал на спине, сдерживая чувства, глядя в потолок и перебирая в уме варианты и возможности, и сжимал кулаки. Хотелось что-нибудь срочно сокрушить, обвалить, сломать. Чья-нибудь челюсть подошла бы. Или чей-то сломанный нос. Линлор тихонько сопела рядом. Она так устала, что даже перестала улавливать и разделять его эмоции. Чезаре повернулся к ней лицом, убрал с её лица спутанную прядь волнистых волос, вдохнул нежные запахи – мыло с липовым цветом, которым Линлор умывалась, отвар крапивы и ромашки для ополаскивания волос. Спокойные и светлые запахи, которых ему так не хватало. Чезаре поднялся с кровати и вышел в другую комнату, где закурил, не выбирая трубку и табак – первое, что попалось под руку, то и закурил. И мрачно уставился в окно. Медленно падал снег. Крупными, красивыми хлопьями. Свет уличного фонаря красиво освещал мостовую, ряд стройных ясеней, заснеженную скамейку на бульваре. Когда ночь дышит в лицо покоем и миром, а внутри медленно закипает котёл эмоций, противоречие кажется огромным.

Это нельзя так оставлять. Не стоит спускать вину своему врагу. Чезаре внезапно осознал, почему Гисли согласился, чтобы его недруг и бывший начальник занял здесь должность повыше. Это для того, чтобы сидел на своём новом месте и не рыпался. И даже не думал навещать Азельму. Неужели он рассчитывал, что Линлор не станет ему жаловаться?

Чезаре выдохнул ароматный дым. «Чистый цвет» - очень хороший сорт табака, подходящий почти ко всем случаям жизни. Линлор не стала бы жаловаться, во-первых, потому что это не в её стиле. Она всегда старается справиться с любыми невзгодами сама, не прибегая к помощи родных и знакомых. А во-вторых, зная способности Гисли, Чезаре не исключал, что негодяй подчинил бы девушку себе. Он, скорее всего, и уже предпринимал попытки подчинения.

…Она встала, оделась и убежала.

Так сказала Линлор.

Уверенности в том, что девушка пришла в себя до того, как Гисли попользовался ею, а не после, у Чезаре не было. Сама она могла быть уверена в чём угодно, но Чезаре переполняли самые тёмные эмоции. Всё сходилось одно к одному: просто так маг другого мага загипнотизировать не сможет, но если заставить противника смешаться, если он будет подавлен, если его эмоции придут в полный раздрай… Гисли ведь сделал именно это? Да, сделал! Он пригласил Линлор, для отвода глаз побеседовал о каких-то незначительных делах, а потом огорошил: ты, девочка, видно, ждёшь, что ваши отношения с Розом возобновятся, но он женился. Девочка, конечно, если бы успела подумать, то ответила бы достойно, но её краткого замешательства хватило негодяю, чтобы подчинить её душу и разум.

У Чезаре сердце сжималось от одной мысли о том, как цинично Гисли провернул это. Успел ли он что-то сделать с Линлор или нет – значения не имело, он посмел её подчинить себе и…

И он послал мысленный зов Гисли. Тот попытался закрыться, заблокироваться, но Чезаре смёл блок в одно мгновение.

«Ты! Как ты посмел!» - от гнева он даже не сразу подобрал подходящие слова. Но у Гисли они нашлись. Даже его мыслеголос прозвучал в голове Чезаре развязно и небрежно: «А что такое, Роз? Чем-то недоволен?»

«Ты прикасался к Линлор!»

«Ну так это потому, Роз, что ты к ней решил больше не прикасаться. К такой девушке просто необходимо прикасаться. Я даже больше, чем просто потрогал!»

Низкий, подлый человек. А ведь на словах только и ратует, что за чистоту и честь. Только и говорит, что о репутации и честности.

«Я тебя убью, Гисли».

«Ну-ну, Роз. Ты хоть раз кого-нибудь убивал? Ты ведь безупречный Светлый маг!»

«Попомни мои слова, Гисли! Я убью тебя!»

«В таком случае, я тебя не убью, Чезаре Роз. Но береги спины своих близких!"

В ярости Чезаре ударил кулаком в стекло. Хрупнуло, звякнуло, посыпалось. Мыслесвязь прервалась. Ни разбитое окно, ни порезы на руке не остановили и не успокоили Чезаре. Он ударил ещё раз, вложив все скверные эмоции в удар, и в щепы разнёс подоконник, сломал трубку, но этого было мало, мало. Представляя перед собой гладкую и довольную физиономию Гисли, Чезаре схватил бирку и вписал в неё координаты своего бывшего кабинета в Азельме. И уже было надорвал подорожник, но остановился. Ночь. Глубокая ночь. Вряд ли Гисли сейчас находится в кабинете, он дома, с сонной женой под боком. Есть ли у него дети? Он ведь года на два или три старше, ему около сорока лет. Одно дело – вломиться в кабинет к Главе Комитета и набить ему рожу, другое – прийти его убивать. В присутствии семьи.

- Чез!

Линлор стояла, завернувшись в одеяло, не зажигая света. Тускло светил уличный фонарь, блестели осколки. Кровь стекала с руки Чезаре, которую тот бессильно опустил.

Хотел бы он, чтобы кто-то сейчас заявился убивать его на глазах у Линлор?

- Я вызову его на поединок, - сказал Чезаре.

Линлор зажгла лампу, увидела раны и торчащие из порезов тонкие куски битого стекла, начала останавливать кровь.

- Чез! Если это только из-за меня, то не надо. Можно просто жить дальше…

- Нет, Ли, - Чезаре взял её тёплую ладошку, прижал к своей щеке. – Нельзя просто так оставлять это. Зло надо пресекать.

Он ещё не успокоился. И Линлор сжалась в комочек, уловив его эмоции. Зная, что они причиняют девушке боль, Чезаре отошёл на несколько шагов, жалея, что сломал трубку. Короткую чёрную трубку из сливового дерева, с гагатовым мундштуком. Сейчас самое время было раскурить именно эту, успокоительную, деликатно ложившуюся в руку…

- Зло надо побеждать и подчинять, - беря себя в руки, сказал Чезаре. – Искоренять. Убивать.

- Гисли не зло, - сказала Линлор. – Он Светлый маг. Нельзя идти против своих.

Чезаре вернулся к ней, схватил за плечи, пятная кровью её коротенькую ночную рубашку, встряхнул, лёгкую и не сопротивляющуюся.

- Мне надо поработать с твоей памятью, - попросил он. – Пожалуйста.

- Ты не веришь мне? Ты, мой муж?

- Я верю, - с трудом выговорил Чезаре. – Я никому так не верю, как тебе. Но, боюсь, он загипнотизировал тебя, и ты сама не знаешь, что между вами было. И…

Линлор помертвела в его руках, и у Чезаре замерло сердце. Она начала осознавать. Четыре дня, которые она добиралась до Сольме, бедная девочка не думала ни о чём, кроме как о встрече с ним. Не старалась вспомнить, возможно, пыталась изгнать из памяти все неприятные картины своей стычки с Гисли. Настолько стыдной, что даже не посмела рассказать отцу и матери. И теперь он хочет заставить её вспомнить всё до малейшей подробности.

- Хорошо, - сказала Линлор дрогнувшим голосом. – Проверь мою память. Только не убивай Гисли. После убийства человека… да ещё своего человека, Светлого мага, вместе с которым ты работал… ты уже не будешь прежним Чезаре Розом. Придумай другое наказание для него. Прошу тебя.

Чезаре не ответил. Только покрепче прижал к себе девушку. В разбитое окно лился холодный белый пар. Пахло зимней ночью. Надо было заткнуть чем-нибудь прореху, пока не остыла вся квартира.

***

- Тебя переводят.

Дэн в недоумении привстал с кровати. Если честно, он надеялся на то, что сегодня к нему снова придёт Чезаре. Пусть без вкусного обеда и скрипки. Только бы пришёл. И, конечно, пообещал бы, что скоро это всё закончится и Дэн окажется на свободе.

Но тюремщик держал в руке мешок.

- Скидывай сюда всё с кровати. Прокипятить надо.

Дэн еле передвигался. Перед глазами постоянно темнело, его слегка пошатывало. То ли от резкого, болезненного разочарования, то ли из-за слишком резкого пробуждения. А быть может, он заболевал.

- Куда и зачем переводят? – спросил он у тюремщика.

Но тот, собрав в мешок одеяло, подушку и тощий матрас, ушёл. Наверное, это был какой-нибудь кастелян. Он отвечал за тюремные вещи, а не за людей.

Явились другие – трое, подтянутые, но далеко не бодрые. Дэн понял, что они искусственно лишены лишних эмоций. Как «железная стража» в деревне ссыльных.

Спрашивать их о переменах так же бесполезно, как беседовать со стеной. Впрочем, со стеной Дэн разговаривал – с той частью, где он нарисовал Натани. Недавно он сам её закрашивал, но очертания её лица проступали сквозь жидковатую краску. Дэн уже плохо помнил девушку, в которую влюбился больше года назад. Но не с Тульди же ему беседовать?

Бросив прощальный взгляд на стены, полный плохих предчувствий, Дэн вышел, сопровождаемый тремя молчаливыми тюремщиками. В его душе, очень глубоко и бережно припрятанная, жила надежда на то, что перемены как-то связаны с Чезаре. Быть может, лучшие условия… вряд ли тюрьма для Светлых или хотя бы один день на свободе – просто более удобная кровать и более съедобный обед. Но эта надежда, хоть и слабая, перебила даже упрямую музыку в душе Дэна. И всё же плохие предчувствия – такая штука, которую не задавишь просто так. И они, чем дальше тюремщики его вели по коридорам, тем крепче становились. А надежда, хоть и не умирала совсем, но слабела с каждым шагом.

Миновали поворот, который Дэну был знаком. Оттуда его приволокли волоком, пятная каменный пол кровью. Запахи из глубины тёмного и сырого коридора подтверждали: там находились каменные мешки. Дэн дрогнул. Но стражники провели его мимо. И поворот к лазарету тоже прошли – туда он попадал однажды, когда загноились пальцы на ногах.

Недоумевая, Дэн проследовал за тюремщиками наружу, на широкое низкое крыльцо тюремного корпуса. Здесь тюремщики надвинули на головы капюшоны курток и натянули на руки перчатки. Дэн, хоть и одетый всего лишь в штаны и рубашку, да ещё плетёные, непрочные шлёпанцы, с наслаждением вдыхал чистый зимний воздух. Его пробирала дрожь, пальцы моментально заледенели, а глаза заслезились, но он дышал и любовался пасмурным небом, которое видел в крошечное оконце лишь кусочком, словно вырезанным из жизни огромными ножницами. И снегом, и сосульками на крышах подсобок. И даже дымом из трубы приземистой кухоньки. Оттуда пахло разваренной капустой – видимо, сегодняшним обедом.

Тюремщики подтолкнули его вперёд и сопроводили до флигеля, довольно аккуратного домика в полтора этажа, крашенного в голубовато-серый цвет.

- Заходишь, - наставительно сказал старший из троих тюремщиков, сильно сдавив плечо Дэнни, - садишься, сидишь смирно. Не дёргаешься. Эн Юллен скажет тебе, что делать.

Юллен! Грегон Юллен, начальник тюрьмы! Надежда на помощь Чезаре вспыхнула в Дэне, как костёр, в который подбросили сухого хвороста. Наверняка Роз уже там!

Один из стражников вошёл вместе с ним в дом начальника тюрьмы, а двое остались на крыльце. Внутри домика оказался довольно просторный кабинет, он же, видимо, и холл, и зал. Для заключённых тут устроили клетку посередине комнаты, внутри клетки стоял привинченный к полу металлический стул. Дэна толкнули на него, заперли, ещё раз настоятельно посоветовали спокойно сидеть. Из соседней комнаты в кабинет вошли два человека. Один – невысокий, лысоватый, со скупыми чертами лица: тонкие бесцветные губы, короткий нос, маленькие невыразительные глаза. Второй – ещё более неприметный и серый, одетый в длинное белое одеяние и клеёнчатый фартук поверх него. Зато глаза у него оказались более чем выразительные - так и притягивали к себе, так и завораживали.

Лысоватый обошёл клетку кругом, словно ища подкоп, и лишь потом встал напротив Дэна и коротко сказал:

- Вот этот. Дэниэл Альсон. Забираете?

Серый попросил открыть клетку. Тюремщик посмотрел на него с сомнением.

- Куратор Поллок, - сказал он, - здесь не…

- Открыть, - скучным, тусклым голосом повторил серый.

Дэн никогда не слышал такого странного голоса. Как будто пепел остывшего костра. При этом у серого человека явно имелся музыкальный слух. Но музыки в нём было не больше, чем в пыли под ногами.

Тюремщика и Юллена пробрала дрожь. Дэн на всякий случай чуть-чуть напрягся, но тюремщик уже вошёл в клетку и пристегнул его руки к спинке стула, нещадно вывернув их назад.

Затем возле Дэна оказался Поллок. Взгляд у него тоже словно подёрнулся сизым пеплом.

- Дэниэл Альсон?

- Да, - ответил Дэн тихим голосом, стараясь вложить в интонации как можно больше твёрдости и спокойствия.

- Хорошо. Тебя велено забирать. Ты понимаешь, что это значит?

- Нет, - ответил Дэн. – Я не знаю, кто вы и что значит «забирать».

- Глава Комитета передал нам приказ величия Грета Кешуза, по которому ты можешь выйти на свободу раньше срока, - сказал Поллок, и сердце Дэна тут же забилось быстрее. Почему ему так страшно и так тревожно? Ведь его обещают выпустить, выпустить на волю!

- После того, как ты пройдёшь курс в воспитательном отделении Тартуты, - очень мягко и очень тускло продолжил серый человек в белой одежде.

Паутина. Вот что касается тебя так же, как этот голос – мягко и почти неощутимо. Но прилипает и остаётся. И если даже смоешь её с лица, ощущение невесомой липкости ещё какое-то время преследует тебя.

- В воспитательном? – Дэн не смог сдержать дрожь в голосе.

- Принудительное воспитание с сопутствующими карательными мерами в случае неповиновения и непослушания, очень рекомендованное консилиумом Ордена Отражений для усмирения юных Тёмных магов. Подростков вроде тебя, - прошелестел почти ласковый голос.

И прилип, остался в ушах.

Дэн попытался «включить» в себе музыку. Но услышал пустоту и тишину.

***

Чезаре просыпался не по будильнику. Просто всегда вставал именно в то время, какое запланировал. Но в это утро его растолкала Линлор. Сказать, что он не выспался – означало ничего не сказать. Они почти не спали оба, ненадолго отключались, вздрагивали, открывали глаза, хватали друг друга за руки.

Успокоившись, проваливались в короткий нервный сон, чтобы спустя несколько минут всё повторилось.

Но всё же Линлор его разбудила. И вовремя: на службу он ещё успевал.

- Одевайся, - с куском белого хлеба с маслом во рту еле выговорил Чезаре. – Пойдёшь со мной. Одной тебе лучше не оставаться.

Линлор, которая выглядела и поспокойней, и посвежей, чем он сам, удивлённо на него посмотрела.

- Я бы лучше сбегала в лавку и на рынок, да приготовила бы тебе нормальной еды. Чем ты тут питался?

- Ты будешь готовить? – удивился Чезаре. Раньше их отношения никогда дальше завтрака не заходили. Иногда, правда, они ужинали где-нибудь в ресторациях на самых лучших улицах столицы, но это не в счёт.

- А по-твоему, аристократки годятся только на то, чтобы шлейфами полы подметать? – усмехнулась девушка.

- Ладно, не только, - Чезаре обнял её покрепче. – Но сегодня я хочу, чтобы ты была рядом. А поесть можно где угодно – в Сольме на каждом углу какая-нибудь кормильня. Здесь такой сырой и ветреный климат, что из тебя моментально выдувает всё, что ты наешь, поэтому питаться реже, чем пять раз в день тут просто не получается.

- И что? – подозрительно спросила Линлор. – Почему тогда ты такой худой?

Чезаре пожал плечами. Он себя не считал худым. Ежедневные тренировки в маленьком гимнастическом зале его участка и пробежки по улице до службы и обратно, а также участие в обходах патрулей держали его в отличной, по его мнению, форме.

- Да ты и сама вроде не толстая, - отшутился он и, дожевав на ходу хлеб, стал одеваться.

Мундир ловцов, серый с четырьмя жёлтыми нашивками и шевроном старшего офицера на рукаве, тяжёлую шинель с широким жёлтым ремнём и пряжкой в виде знака Ордена Отражений, а также кепи с широким коротким козырьком Чезаре терпеть не мог, но гражданские тёплые вещи непредусмотрительно оставил вчера в кабинете. У Линлор с собой оказалось не так-то много вещей.

- Я собиралась послать за одеждой отдельно, - сказала она. Но Чезаре покачал головой.

- Здесь есть и портнихи, и магазины готовой одежды.

- Но я всё же пошлю. Немного позже.

Из старших офицеров в участке сегодня дежурил Сэнди Андерсон. Красавец, бабник и дуэлянт. Чезаре задумывался о том, чтобы перевести его куда-нибудь в соседний участок – в воспитательных целях. Возможно, старина Мэтт из второго левобережного или суровый и строгий Дарен из пятого правобережного немного приструнили бы этого разгильдяя. Андерсон отличался поразительным обаянием, редкостным даром обходить приказы и склонностью к импровизациям. В одном он оставался негибким: в своей правоте. Что бы там ни происходило, и как бы Сэнди не ошибался, убедить его в ошибочности действий или суждений было невозможно.

Впрочем, положительные качества Андерсона перевешивали – он мог без лишних вопросов заменить любого ловца, выходил в совмещённые патрули без жалоб, и когда в нагрузку шёл на задержание или розыск не-магов, никогда не роптал. Кроме этого, Сэнди Андерсона любили товарищи. Ещё бы не любить: всем делился, долги прощал, своих в обиду не давал. А что мог ввязаться в любую кабацкую разборку или даже создать её на ровном месте забавы ради – так это ничего, это по молодости. Двадцать восемь лет человеку – спокойствие и мудрость просто его ещё не догнали.

Чезаре Андерсона не особо жаловал, но старался с ним уживаться по мере возможности. А сейчас даже и порадовался, что нынче смена Сэнди. Не придётся ни за дежурствами следить, ни кого-либо подгонять: к этим обязанностям Андерсон относился ответственно. И следил, и подгонял, и поддерживал.

- Ясных дней, старший офицер Роз! – Сэнди, едва заслышав шаги в коридоре, выглянул из своего кабинета. – Вас дожидался странный тип. Говорит – ложа Боли. Ушёл, не дождавшись, сказал – вернётся!

- Ложа Боли? – удивился Чезаре.

Этого ещё не хватало.

Почему-то вспомнилось, как аптекарь в Азельме уверял, что прибегал к помощи какого-то мага из этой ложи. Тогда по его следу запоздало выслали целый совмещённый патруль, четверых человек! И что же? Никого и нигде не нашли!

По спискам зарегистрированных прошлись, портреты нарисованные аптекарю показывали – никого не узнал. О незарегистрированных оставалось только гадать. Да только к чему? Во всей Тирне и двух десятков магов ложи Боли не набралось бы. А в Азельме их и осталось-то всего трое…

Двое. Дэн теперь не в Азельме.

- Почему не задержали? Что за маг? Здешний?

Сэнди помедлил с ответом. Он разглядывал Линлор. Чезаре его, в общем-то понимал – он и сам бы с удовольствием поразглядывал Линлор, ею можно любоваться круглые сутки. Но ему нужны были ответы.

- Офицер!

- Зарегистрированный, но не у нас, - сказал Андерсон. – Зовут Арсениус ван Конрад. Говорит, что из Рандеворса.

- Проверял?

- Не было возможности, - ответил Сэнди. – Раздавал направления, дежурства и задания. Принимал вчерашние отчёты. Всё у вас на столе.

Чезаре вздохнул.

- Да он зайдёт, - заверил его Андерсон.

В этом Чезаре сильно сомневался. Не так-то просто Тёмному зайти в участок. Да и по городу гулять непросто. Везде остановят, проверят, осмотрят, обыщут. Могут и задержать.

- Что он хотел, конечно, не сказал? – безнадёжно спросил Роз.

Андерсон покачал головой. Его глаза снова, как будто поневоле, устремились к Линлор.

- Будьте знакомы, это моя жена, Линлор… Роз. Линлор, а это старший офицер Андерсон.

Линлор поклонилась ему.

- Я же могу у тебя работать? – спросила она, улыбаясь, словно ребёнок, который абсолютно уверен, что стоит ему только заиграть ямочками на щеках, как все сладости будут принадлежать ему.

Чезаре снова задумался о переводе Андерсона в соседний участок. Да, скорее всего к старине Мэтту Криззену. Крепкий, сильный командир Криззен, и наверняка спуску этому шалопаю не даст. А вместо него можно назначить… кого-нибудь из старшего состава. Надо будет подумать.

В кабинете на столе действительно лежала небольшая стопка заявлений, расписаний и отчётов. Они требовали подписей и печатей. Чезаре рассеянно пролистал бумаги. Остановился взглядом на прошении о выдаче бирок ловцам. Нахмурился. Десять дней не прошло, как ездили к стихийникам за бирками-подорожниками, а ловцам опять надо новые. Придётся собрать всех на построении и объяснить в двухсотый раз, что переноситься ради мельчайшей надобности не стоит. Чтобы немного расслабиться и собраться с мыслями, Чезаре принялся наводить на столе порядок, и, перебирая стеклянные фигурки, обнаружил, что среди прочих нет маленькой скрипки.

Обыскал всё, даже под столом пошарил. Скрипки не было. Вряд ли Андерсон, занеся в кабинет бумаги, взял её. Наверно, вчерашний гость, некромант Сарвен Дард, улучил момент и прибрал одну из фигурок, скорее всего – первую попавшуюся.

Чезаре накупил хрупких стекляшек в одной из стеклодувных лавок Сольме – здесь их продавали в огромном множестве. Вычурная ручка, настоящая курительная трубка (правда, курить такую было жалко), стеклянная роза, красногрудая птичка и ещё несколько безделушек теперь стояли на рабочем столе, и Чезаре нравилось их перебирать, смахивать с них пыль или, размышляя, расставлять по столешнице как по воображаемой карте. Скрипка, к примеру, символизировала Дэнни, трубка – самого Чезаре, роза – его мать, а птичка – Линлор. А маленькая чёрная собачка с рыжими подпалинами у него теперь будет связана с Дардом. Для Гисли у Чезаре фигурки не нашлось, да и шур с ним. Не хватало ещё фигурку покупать ради такого негодяя.

Что до миниатюрной скрипки, то Чезаре надеялся сегодня же получить её обратно – когда поедет в тюрьму. Надо будет велеть оседлать двух лошадей. У них с Линлор будет прогулка, и она увидит Дэнни. Это очень хорошо, что она увидит Дэнни. Если получится договориться с Юлленом насчёт хотя бы часового разговора с Дэном вне стен тюрьмы, она сумеет полностью диагностировать его чувства и подскажет, как помочь с его исправлением.

Сделать из мальчика не агрессивного убийцу, а пылкого музыканта. И пусть в нём звучат самые красивые мелодии, пусть он дарит людям только радостные эмоции. И никогда больше сам не будет несчастен.

…Но Сарвен Дард всё-таки получит своё за кражу.

Спустя час Чезаре и Линлор выехали из первого левобережного участка Сольмейи верхом, наслаждаясь тихой погодой – мягкий снег редкими и крупными хлопьями ложился на волосы Линлор, не скрытые шапкой или капюшоном, оседал на её ресницах, гриве гнедой лошади – и почти сразу таял. Если бы у Чезаре было столь же спокойно на душе! Если бы он мог вот так ехать и любоваться снежными хлопьями на ресницах девушки, и думать лишь о ней…

Они почти не разговаривали. Разве что изредка обменивались банальными фразами о поездке, погоде, обеде и так далее. К примеру, спросит Линлор, не забыл ли Чезаре взять с собой флягу с вином и лепёшки с сыром и зеленью, купленные рядовым для них в ближайшей пекарне, и Чезаре ответит утвердительно. А потом спросит сам – не устала ли она ехать? Не хочет ли немного пройти пешком? И Линлор скажет – нет.

Лишь почти к концу пути, после трёхчасовой езды, она не выдержала.

- Ты так и будешь меня повсюду таскать за собой?

- Да, если понадобится. Хочешь, сделаю тебя своим личным секретарём? Или младшим офицером, - ответил Чезаре, стараясь говорить ровно и безразлично.

Всё равно кем, лишь бы держать её всегда на виду. В нём росли и ветвились дурные предчувствия.

- Нет, - хмуро ответила Линлор, - не хочу. То есть хочу, но твои сослуживцы в любом случае будут считать меня твоей любовницей.

- Завтра отправимся к священнику, и я буду носить при себе свидетельство нашего брака. Линлор, мы уже видели вместе с тобой много снов. Никак не меньше двадцати… мы можем считаться женатыми без всяких дополнительных ритуалов.

- Можем, - ответила Линлор, и губы её задрожали. Подбородок смешно сморщился, как у маленькой девочки, и стало ясно, что она слишком долго сдерживала слёзы. Может быть, целый год копила.

- Нет, - сказал Чезаре, - не можем. Если успеем, на обратном пути зайдём в храм прямо сегодня.

Показалась гора Тартута – заснеженная, полузаросшая лесом. С одной стороны к ней прилепилась крепость. Ещё часок, и они будут там. Даже, наверно, уже меньше часа. Чезаре остановил лошадь и спешился.

Линлор тоже спрыгнула с седла. У неё блестели глаза, но она не плакала. Сдерживалась.

- Ли, - сказал Чезаре. – Я тебя очень люблю. И виноват в том, что случилось, только я. Мне надо было сразу взять тебя с собой, а я струсил. И помолвку расторг из трусости – боялся, что тот некромант станет охотиться за тобой. Но вышло только хуже. Если хочешь, можешь ударить меня.

Ей это не надо было – Линлор всегда чуяла эмоции других не хуже, чем свои собственные. Даже нет – как свои собственные. Этой чуткости мог был позавидовать даже Дэнни, который чуял только во время игры на скрипке, а она – всегда. В любое время. Иногда даже во сне, если спала чутко. Вот уж кто поистине мог разделить с ним сны.

Почувствовала она и раскаяние Чезаре. Подошла поближе, уткнулась лицом в суконную шинель. Чезаре неуклюже обнял её, держа лошадь за уздечку. Та, озорничая, пожевала ему кепи, выплюнула на дорогу, фыркнула.

Линлор тихо шмыгнула носом.

- Что будет дальше?

- Я не знаю, - ответил Чезаре.

Он правда не знал. Надо было что-то предпринимать – вытаскивать Дэнни или хотя бы добиваться для него улучшения условий, разбираться с подселенцем и некромантом в Азельме, и, конечно, не последним делом Чезаре считал уничтожение Гисли. Хотя бы потому, что тот угрожал. «Береги спины своих близких» - кажется, примерно так он сказал. Ну так пусть побережёт свою.

- Не знаю, - повторил Чезаре, понимая, что Линлор уже прочитала его эмоции и поняла, что им будет двигать на протяжении ближайшего времени.

До тюрьмы они доехали медленным шагом, словно боясь прибыть туда раньше времени.

***

Упырёк стоял на крыльце с большой деревянной лопатой – сгребал снег. Нынче выпало не так-то много, да и лёгкий, пушистый – обманчиво пушистый. Сразу не уберёшь, так слежится – потом только хуже будет. Портер крутился рядом, виляя толстеньким бубликом хвоста и иногда взлаивая на снежинки, ложившиеся ему на нос.

- Эй, трупарь! – крикнули ему через всё кладбище.

Портер залаял уже иначе: с рычанием, низким вибрирующим голосом. Защищал, стерёг. Дард прищурился, разглядывая, кого там жив-курилки принесли, но увидел только силуэт. Навстречу ему он не пошёл: сам доберётся, ничего с ним не станется.

Когда человек приблизился, стало ясно, что при нём на волокуше лежит человек.

Обычно сдача трупов происходила не так. Их привозили на освидетельствование сразу в гробу, дешёвом и щелястом, при некроманте снимали крышку, велели проверить. Как будто мало им своих проверок. Из-за их издевательств над живыми и над трупами Дард редко когда мог заполучить себе в безраздельную собственность нормального чистенького мертвеца без остаточных эмоций. Может быть, сейчас повезёт?

Человек с волокушей оказался каким-то чужим, незнакомым. В длинной рясе из серой шерсти, клеёнчатых нарукавниках и фартуке, он был похож на священника. Новенький? Не тюремщик, это точно.

- Иди-ка сюда. Мне надо, чтобы этот заговорил, - буркнул он без приветствий и околичностей. – И побыстрей.

- Прямо здесь? Или желаете пройти в дом? – сдерживая законное возмущение, спросил Дард. Потому как всякие чужаки тут не смеют пинать его трупы.

- В твою вонючую нору? Нет. Давай тут.

Дард пожал плечами. Ну можно и тут. Встал возле волокуш на колени, прикоснулся тыльной стороной ладони ко лбу мертвеца. Хороший мертвец. Во-первых, ещё не застывший, умер небось только-только, может быть даже, минут десять назад. Во-вторых, никакими эмоциями от него не веяло. Душа трупа с радостью удрала подальше от издевательств Тартуты, не жаждая вернуться в своё хилое обиталище и не мечтая отомстить мучителям.

- Вам его совсем оживить надо? Или чтоб только говорил? – спросил Дард на всякий случай.

- А можешь совсем? – заинтересовался серорясый, присаживаясь рядом на корточки. – Попробуй, конечно, он бы нам ещё пригодился.

Дард на него покосился. Молодой Светлый маг, наверное, вторая или третья степень, по возрасту – и тридцати лет не исполнилось, нос с горбинкой, тёмные пятнышки на лице. Что он тут забыл, в таком месте? Видно же, что не из простых, что образованный – говорит правильно, гладко, даже одежда из дорогой ткани на нём…

- Нет, совсем не могу, - сообщил Упырёк серорясому. – Тут ведь как работает: чтобы полностью воскресить одного – надо уморить другого.

- Уморить?

- Убить, - Дард выставил указательный палец и ткнул себе под нижнюю челюсть. Вроде как выстрелил.

Молодой Светлый маг подумал и сказал, что тогда можно и не совсем – лишь бы мертвец мог заговорить.

Дард прикрыл глаза, ища дух усопшего. Мелькнуло перед внутренним взором прекрасное девичье лицо, воздушные пряди светлых волос, сомкнутые веки. Лик Смерти. Возле неё духи роем вьются – только и знай, что ищи там «своего».

Мёртвый пошевелился. Э, нет, малый, тебе ещё рано вставать.

- От чего умер-то?

- Ты некромант, ты и должен знать, - пожал плечами серорясый.

- Пытали?

Упырёк открыл глаза, посмотрел ещё раз на мертвеца. Лицо заострилось, щёки запали, глаза ввалились. Как будто старик. А ведь ни морщин, ни седины. И никаких – никаких! – остаточных эмоций. Словно не мертвец, а статуя.

А следов пыток нет.

- Сердце, что ли, остановилось, - сказал Упырёк. Он увидел духа – бледного паренька, худого и востроносого. Поманил, велел вернуться в тело. Тот не спешил. Боялся. – Чем вы его напугали-то так, что он даже жить не захотел?

- Не твоё дело, трупарь, - ответил маг.

- Тебя как звать-то?

- Тоже не твоё дело, вонючка.

- Ну буду тебя тогда серорясым звать, - постановил Дард. Получил тычок в рёбра, кстати сказать, по сей день болевшие. И неохотный ответ:

- Будешь меня звать господин Луренс.

- Ну что, эн Луренс, клиент готов, можете спрашивать.

Серорясый потряс мертвеца за плечо. Тот открыл глаза и в ужасе шарахнулся от Луренса. Ещё не до конца проснувшееся тело плохо повиновалось ему.

- Тут бы мага Боли позвать, - посоветовал Дард. – Ежели у него сердце остановилось, то оно в любой момент может опять не…

Мертвец обмяк и провалился в вечный сон. На этот раз вернуть его было проще – не пущать дух от тела, и все дела.

- Не выдержать, - продолжил Упырёк. – Я его для вас, конечно, подержу, эн Луренс, но вы всё-таки давайте подлатайте его и несите в тепло. Хоть бы и ко мне в вонючую нору – всяко лучше, чем человека на морозе держать.

Не так уж и морозно было на кладбище, но всё же человек только что из сонма Смерти вырвался, куда ж его ещё-то мучать? Вон даже Портер топчется рядом, поджимая то одну, то другую лапу. Дард встал и решительно взялся за верёвку волокуши.

- Давай, господин Луренс, - сказал он. – Допросишь его в моей сторожке. Я на прошлой неделе там всё вымыл, так что ежели и воняет – то не очень тухло.

Он на самом деле шутил. Ничего там не воняло. Но уж очень выразительно этот серорясый прыщ вертел своим горбатым носом. Тут уж ничего не поделаешь: приходится шутить.

Господин Луренс не согласился, чтобы над ним шутили. Он тоже встал. И сверкнул глазами. Ох, нехорошо сверкнул, Дард поневоле даже втянул голову в плечи. Но вспомнил о своём зароке не бояться и держаться с достоинством. Как коршун Роз. И, подрагивая, страшась собственной смелости, выпрямился.

Стало даже как-то полегче. Упрямо таща за собой волокушу с бывшим трупом, Дард повёл Луренса за собой в домик. Взлаивая и вертя хвостом, следом трусил Портер.

Едва Дард и Луренс втащили мертвеца в кухню, как серорясый снова сел на корточки и рявкнул:

- А теперь ты мне всё скажешь, Итан!

Итан пару секунд подумал и снова умер.

- Что ты хочешь у него узнать? – спросил Дард, уже привычно возвращая дух в мертвеца. – Я же тебе сказал – поди поищи там среди заключённых какого-нибудь мага ложи Боли, попроси поучаствовать. Он ему хотя бы сердце подлатает, чтоб не отказывало каждую минуту.

- Не суйся куда не просят, - огрызнулся серорясый и посмотрел на Итана.

Итан посмотрел на серорясого и умер.

Тут уж Дард не выдержал.

- Между прочим, у него эмоций ноль, - заявил он, - а оживлять его по десять раз в минуту я за свой счёт не собираюсь! Так что хватит его пугать, раз лечить не хочешь! Отойди от него на… на пять шагов! Или я за себя не отвечаю!

- Ты, трупарь… Ты что, не понимаешь, кто перед тобой?

Но Упырька уже было не остановить. Он понимал, что едва притормозит и задумается – кто да что, то он испугается. И тогда этот серорясый как бы одержит над ним победу.

Да-да, вот этот мерзкий тип с горбинкой на носу. Чей-то балованный сынок, которого небось выслали из приличного какого-нибудь места за шалости. Который трупов отродясь не нюхал и поди сейчас трясётся, что не выведает у трупа какой-нибудь важный секрет, и за это его выпорют прямо по гладко выбритой аристократической заднице. Публично и с позором!

- Отойди, иначе я его отпущу навсегда, и он тебе ничего не ответит, - сказал Дард. – Отойди вон туда, за плиту, чтоб он тебя не видел, и оттуда давай спрашивай у меня, а я ему передам. Иначе никакого толку у нас не выйдет.

Это он про серорясого и себя сказал «у нас»? Мда, плохо дело. Ещё не хватало сработаться с этим типчиком из Светлых. Что у них за контора такая, что он ему тычет «кто перед тобой»? Как бы это половчее спросить?

А хоть бы и у мертвеца Итана потом можно будет узнать, решил Дард, немного повеселел и попытался удержать болезного.

- Спрашивай побыстрее, чего жабу за сиськи дёргать, - бросил он Луренсу. Пусть видит, кто тут главный, в доме некроманта.

- Спроси его, что он чувствует, - нехотя сказал Луренс.

- Итан, как ты себя чувствуешь? – переспросил Дард, справедливо полагая, что Луренс – идиот.

- Как труп, - ответил Итан. – Позвольте мне им оставаться. Умоляю.

- Спроси его, - распорядился Луренс, - что он чувствует в эмоциональном плане?

- Меня интересуют эмоции, Итан. Что ты чувствуешь?

Глаза бывшего трупа наполнились ужасом. Бедняга сжал руку Дарда, чуть-чуть приподнялся с пола и лихорадочно прошептал:

- Я чувствую, что вся магия моей ложи бьёт меня прямо в сердце.

- Эмоция твоей ложи? – спросил Дард быстро.

- Страх!

- Так тебе страшно?

- Не спрашивай то, чего я не велю! – возмутился Луренс.

- Не вопи там, - огрызнулся Дард. – Ты его пугаешь.

Итан задрожал и тут же охнул от боли.

Упырёк один раз видел надорванное сердце. Они с Трупоедом вскрывали тело после сердечного приступа. Дард тогда долго изучал интересовавший его орган. И сейчас представлял себе, на что может быть похоже сердце бедолаги Итана после нескольких таких приступов подряд.

- Что ещё он чувствует? – спросил Луренс уже более покладисто.

- Ты чувствуешь боль? Или что-то ещё?

- Нет, только страх, - ответил Итан, бледнея ещё больше. Хотя это казалось невозможным. Черты его лица стали совсем уж неестественными – словно с Итана слепили плохую маску. – И чем сильнее я ему сопротивляюсь, тем хуже.

- Так не сопротивляйся, - растерянно предложил Дард.

Итан негромко, но мучительно вскрикнул. Краткий крик, исполненный ужаса, поразил Упырька. На какое-то мгновение он упустил нужную эмоцию, растерялся. И оживлённый им парень умер.

- Я отказываюсь возрождать его ещё раз, - сказал Дард. – Я хочу похоронить его.

- Не против, - ответил Луренс, выходя из-за плиты. – Я услышал всё, что хотел. Придёшь завтра в воспитательное отделение. Получишь новую работу и прибавку к жалованью.

- Мне хватает, - ответил Дард, недоумевая, что за «воспитательное отделение» вдруг появилось в Тартуте.

- Ты не понял, - Луренс, запнувшись о руку мертвеца, подошёл к Упырьку поближе – так, что пришлось на шаг отступить, чтобы Светлый, если что, не мог схватить его. – Это приказ.

- Я вам не подчиняюсь. У меня своё начальство, - ответил Дард.

- Кто? Грегон Юллен? Начаааальство, - сплюнул на пол Луренс. – Я тебе сказал: придёшь завтра, с утра…

- Иди-ка ты лучше, знаешь, эн Луренс… к блюди в дырку, - посоветовал Дард, не сдержавшись. Блюдью называлась очень нехорошего поведения женщина, но не простая, а безвременно почившая. Странным образом остаточные эмоции заставляли её искать мужского внимания и после смерти.

Побледнев почти как Итан, Луренс схватился за ножны – в складках рясы оказался нешуточных размеров кинжал. Дард широко улыбнулся и отодвинул полу куртки, показывая новенькую кобуру, доставшуюся ему от Чезаре Роза вместе с «машиной» и патронами. Деревянная полированная рукоять оружия так и просилась в руку. Луренс, беспомощно и бездарно ругаясь, вышел из сторожки некроманта, едва не свалился с низкого крылечка и, облаиваемый Портером, заторопился к тюремным корпусам.

У Дарда остался свежий-пресвежий труп. Без эмоций. Без духа – тот наконец-то обрёл свободу. О таком чистом трупе можно было только мечтать. Хочешь поднять и полюбоваться, как действует тело, не обременённое даже самыми слабыми эмоциональными возмущениями? Бери и поднимай.

Но у Дарда пропало на это настроение. Кое-как он выволок тело на улицу, завернул в мешковину и пошёл рыть бедолаге могилу.

***

Чезаре предъявил пропуск скучающим у входа в тюремный корпус стражникам. Один из них взял бумагу толстыми, плохо гнущимися пальцами, медленно прочитал и вернул обратно.

- Нельзя, - сказал он. – Этот узник переведён. А куда, не велено говорить.

И он многозначительно посмотрел на напарника. Линлор спросила:

- Тут не может быть никакой ошибки?

- Он только вчера тут был, - растерялся Чезаре. – И никуда его переводить не собирались.

- Вы можете обратиться к эну Юллену, - сказал второй стражник. – Мы ничего не знаем.

Судя по его глазам, так и шныряющим туда-сюда, знал он больше, чем полагалось. Но Чезаре прекрасно понимал, что донимать расспросами этих двоих не следует. Лучше действительно обратиться к начальнику тюрьмы.

Эн Юллен принял их незамедлительно. «Немного нервничает», - передала Линлор. Но Чезаре и так видел, что начальник как будто чем-то слегка взбудоражен.

- Я по поводу Альсона, - напомнил Роз, предлагая Линлор сесть на единственный свободный стул в огромной и почти пустой комнате. Второй стул занимал сам Юллен. Здесь не было ни письменного стола, ни скамеек для посетителей, зато посередине помещения стояла клетка. В ней тоже был стул – железный, с цепями, прикрученный к каменному полу огромными болтами.

Тут было холодно, светло и серо. Чезаре решил, что сам начальник тюрьмы в этом помещении старается не бывать – оно выглядело безликим и необжитым. Скорее всего, личный кабинет у Грегона Юллена имелся – но не каждый мог там побывать. Начальник спросил неприветливо:

- Простите?

- Мне нужен Дэниэл Альсон. Я вчера оформлял пропуск на повторное посещение, - Чезаре показал бумагу и дорожный мешок Дэна.

В мешке по-прежнему лежали скрипка и книга. Роз взял на себя смелость отнести скрипку в лавку, чтобы там поменяли струны и наканифолили конский волос смычка. Но начальник тюрьмы этого знать не мог и уставился на мешок с ужасом.

- Вы ведь начальник участка Комитета, - медленно, как во сне, произнёс Юллен.

- Верно, - очень терпеливо сказал Чезаре.

- Вы бывший Глава Комитета Тирны, - жалобно выдавил Юллен.

- И это верно.

- У меня для вас хорошая новость. Сегодня утром меня разбудило сверхсрочное послание, - начальник коснулся виска, хотя Чезаре знал, что при таких посланиях в первую очередь начинает свербеть знак на плече. – Секретарь действующего Главы Комитета передал мне личный приказ его величия Грета Кешуза…

Юллен запнулся и встал, дёргая кадыком. Но сказал, пожалуй, спокойно и даже торжественно:

- Дэниэла Альсона передали в воспитательное отделение под присмотр куратора… мастера Ксанта Поллока. Если он успешно пройдёт курс воспитания, его выпустят через два года.

- Но это же хорошо? – с недоумением сказала Линлор. – Ведь Дэнни… Дэниэлу Альсону предписали отбывать десять лет в тюрьме. А теперь только два года!

Чезаре подошёл к Юллену. Внимательно посмотрел ему в маленькие невыразительные глазки. Почему он заметно нервничает?

- А что за отделение? Никогда не слышал.

- Недавно открылось. Приказом короля. В нашей тюрьме – единственное во всей стране. Там из Тёмных магов делают законопослушных магов. Из тех Тёмных, что небезнадёжны.

- И Альсон небезнадёжен?

- Ему пойдёт на пользу это воспитание, - убеждённо ответил Юллен. – Направление перспективное. Суть его в том, чтобы сделать государственную систему наказания более гуманной. После того, как магам насильственно выжигают все эмоции, они ведь долго не живут. Да и вообще становятся потерянными для Тирны единицами. А в воспитательном отделении отсекают всё лишнее, а оставшееся как бы зацикливают на воспитуемого. Так, что он своими эмоциями уже не может навредить никому, кроме…

Тут он запнулся. И виновато повёл глазками из стороны в сторону.

- Кроме себя, - подсказала Линлор. – Чез! Кажется, тут выдумали какую-то ужасную гадость.

«Причём выдумал, кажется, Гисли, - передал ей Чезаре. – По крайней мере, приказ короля передал его секретарь, а не секретарь Грета Кешуза. Стало быть, этот негодяй с утра пораньше добрался до его Величия и успел даже получить указание. Как стремительно он может действовать!»

- Что мы можем сделать, чтобы Альсона не… ммм… не воспитывали? – спросил Чезаре. Он всё больше размышлял о том, как бы устроить Дэнни побег. Одёргивал себя, что это незаконно, стыдил себя, мучился, но продолжал думать о побеге. Теперь – особенно. Это «воспитательное отделение» ему очень не нравилось.

- Ничего. Король приказал, чтобы Альсоном занялись кураторы, а против его указов не стоит возражать, - заверил Юллен. – Ведь вы хотели ходатайствовать о повторном сокращении срока и улучшении условий заключения? Как раз это и сделано, чего ж вы хотите-то?

Он говорил уверенно, но Линлор качала головой в такт его словам: она не верила.

Ничего полезного они больше от начальника тюрьмы не услышали. Навестить Дэнни им не разрешили. Юллен уверял, что в воспитательном отделении условия действительно неплохие – описывал в подробностях и усиленное питание, и тёплые уютные «палаты», указывал на то, что им часто меняют комплекты постельного и нательного белья и вообще всячески нажимал на то, что «условия лучше, чем в лазарете». Линлор всё так же недоверчиво покачивала головой, но уже не так часто. Хорошо, что Чезаре пришла в голову мысль взять девушку с собой! Сам бы он, пожалуй, начал бы верить уже после фразы о ходатайстве: уж очень хотелось поверить, убедить в первую очередь свою совесть заткнуться. И расквитаться хотя бы с одним делом в списке.

Жаль, но пока это ему не удалось.

Распрощавшись с Юлленом, Чезаре и Линлор потихоньку навестили лазарет под предлогом, что «немного заплутали», а теперь «девушке надо по-маленькому». В уборную её впустили, а Чезаре остался ждать у входа. Он успел увидеть немногое: та же тюрьма, только сильно пахнет лекарствами. Однажды открылась дверь в одну из палат: какой-то дюжий детина выкатывал оттуда столик на колёсах. Чезаре заметил, что человек внутри палаты прикован к кровати цепями. Линлор, вернувшаяся в сопровождении плечистой женщины-санитарки, а может, и охранницы, шепнула ему «это ужасно!»

Но Чезаре решил, что рассказ её он выслушает позднее. Пока их не погнали из Тартуты прикладами, следовало ещё найти Сарвена Дарда.

Тюремное кладбище оказалось вынесенным за первую ограду, а вторая выглядела совсем неосновательно: местами разрушенная, она скорее ограничивала размеры кладбища, чем служила преградой для беглецов. Им, видно, хватало и первой стены. Навстречу им откуда-то выбежала собака, довольно крупная – но видно, что ещё очень молодая. Большой чёрно-рыжий пёс с крупной головой. Линлор тут же присела на корточки и протянула псу обе ладони, и он с радостным лаем полез знакомиться. Чезаре снисходительно смотрел на это. За Линлор он не боялся. Она и племенного быка вот так же могла встретить, и бык наверняка сразу же начал бы ластиться, словно телёночек. Такая уж у Линлор имелась особенность: передавать животным своё расположение и свою к ним любовь.

На лай вышел из сторожки Сарвен Дард, и, увидав Чезаре, сразу полез за пазуху. Помня, что сам выдал некроманту оружие, Чезаре насторожился и приготовился оглушить Тёмного магией. Однако Дард вытащил поводок. Свистнул псу – тот обернулся, увидел хозяина и с обожанием кинулся его облизывать. Некромант привязал собаку у крыльца и стал спокойно ждать, пока гости подойдут к нему.

- Ясных дней, - сказала Линлор без улыбки. Ей никогда не нравились Тёмные маги. Ещё бы! Врождённый эмпат, она с трудом переносила близость ходячих хранилищ самых негативных эмоций. А щуплый некромант, пожалуй, содержал в себе далеко не лучшие эмоции.

- Приветствую, - осторожно ответил Сарвен Дард.

Не слишком глазея на Линлор, он повернулся к Чезаре.

- Какими судьбами, эн Роз? – спросил напряжённо и как-то тяжело. Словно его давил какой-то груз. – Я и сам к вам хотел заявиться.

Но Чезаре зубы так просто заговорить было нельзя. Он протянул руку ладонью вверх.

- Ты вчера взял кое-что без спросу, - сказал он. – Верни.

Дард сложил руки на груди.

- Всё, что я взял – я же и заработал, - сказал он упрямо, хоть Чезаре и чувствовал, что внутренне он ужасно трусит. Просто-таки трясётся, как заячий хвост.

- Вот как? – спросил Чезаре. – Верни мне скрипку.

- Какую скрипку? – удивился Дард.

- Стеклянную! С моего стола!

Сарвен Дард заморгал: не ожидал, что разговор пойдёт не в том ключе, на который он надеялся. Чезаре уже был готов схватить щуплого некроманта за грудки, но Линлор подёргала его за рукав.

- Он не брал, - сказала она. – И у него проблемы.

- Что проблемы – это я понимаю, - протянул Чезаре. Но осёкся. Вид у некроманта был совсем уж непраздничный. Пожалуй, он как будто переутомился, делая какую-то непосильную работу. – Стой, а что не так?

Дард кивнул на сторожку.

- Идёмте, - сказал он. – Лошадей можете к оградке привязать. Не сведут за пять минут.

Лошадей можно было свести и за меньшее время, но Чезаре не стал спорить. Он почувствовал, что Дарду есть что сказать.

В лачуге некроманта оказалось неуютно, не очень чисто, но тепло. Линлор тут же сняла перчатки и пристроилась на маленькой скамеечке у печки. Чезаре перчаток снимать не спешил.

- Выкладывай, - сказал он Дарду.

Тот как-то съёжился и замялся, видимо, вопрос у него действительно был из щекотливых.

- У меня не много времени, Сарвен Дард. Что у тебя за вопрос?

- Вам же нужен консультант? – сплеча рубанул Дард.

- Я тебе этого не говорил.

- Но ведь нужен! Возьмите меня. А?

- Что, надоело при тюряге в мертвечине копошиться? – не удержался Чезаре. Нехорошо, конечно, насмешничать над теми, кто слабее. Но уж очень у щуплого некромантика подавленный был вид. Так и хотелось его расшевелить – разозлить, к примеру.

- Нет, - ответил Сарвен Дард твёрдо. – Тут хорошее место для некроманта – никто не станет больно-то печься о трупах. Много материала и почти никаких неприятностей с его использованием.

Он посмотрел Чезаре в глаза. Видно ведь, что трусит, но держится. Непрост, непрост. Неприятен, конечно… и зубы скверные, и глаза волчьи. Но непрост!

- Только одно мне не нравится – новое отделение. Это ваше дело – бережёте вы преступников или нет, но я законопослушный, зарегистрированный.

Чезаре покосился на Линлор. Та на этот раз ничего не сказала – но у неё сделались отчаянно огромные глаза. Она слегка качнула головой – видимо, не так уж законопослушен Дард, выдаёт себя, сам того не зная. Мысленно сообщив Линлор, чтобы продолжала молчать, Чезаре осторожно спросил:

- Что за отделение?

- Толком не понял. Но мне и без них дел хватало, - сказал некромант скороговоркой. – Сегодня спозаранку принесли труп, велели оживить, чтоб заговорил. А от него – никаких эмоций! Как от трупа, даже хуже. Как от камня!

Тут Дард разволновался, внутренне его затрясло, а внешне – словно бы растормозило. У него губы запрыгали, а глаза расширились. Что-то всё-таки здорово напугало некроманта. Но не труп же?

- Маг ложи Страха умер от собственных страхов. Наружу ничего, всё на себя. У него сердце разорвалось. Так вот. Я его поднимаю, он дохнет. Поднимаю – дохнет! Ещё раз – снова дохнет! А этот, вроде же Светлый – а похуже любого из некромантов будет. Мерзавец ещё тот! В отделение своё звал. Так вот! Пока я сослался на начальника тюремного, но они меня всё равно рано или поздно заберут. Кто я против таких, как вы, а? Ну кто? А я, может, не хочу!

- А чего ты хочешь, Сарвен Дард? – спросил Чезаре.

- Жить по-человечески, - буркнул Дард. – Чтоб никто без надобности меня не трогал.

- Но если будешь консультантом, то придётся!

- Это другое! – насупился щуплый некромант. Возбуждение отпускало его потихоньку, он успокаивался. Это Линлор на него воздействовала.

Надо будет ей сказать, что подобный обмен здорово бьёт по эмоциям Светлого мага. Это может стать опасным, особенно если Тёмный резко войдёт в состояние аффекта. Или коварно использует смертные эмоции.

- Я рассмотрю твою просьбу, - пообещал Чезаре. – Расскажи-ка мне подробнее. Твой нынешний посетитель – как он назвался? Как назвал своё отделение? Воспитательное?

Да, пожалуй, этот тип ему пригодится. Надо обнадёжить его и склонить к сотрудничеству – но только не к тому, к которому он рвётся. И как-то уломать его на то, чтобы некромант согласился на работу в воспитательном отделении.

Таким образом, у Чезаре появилось сразу три первостепенных дела, которые сложно отложить на завтра: найти некроманта с таинственным духом-переселенцем, отомстить Эдварду Гисли и вытащить Дэнни.

«Раз уж я здесь и сейчас – то начать придётся именно с Дэнни, - думая об убитом маге ложи Страха, решил Чезаре. – Я не смогу простить себе, если он погибнет здесь».

***

Дэн Софет ван Лиот, он же Дэниэл Альсон, сидел в новой камере и озирался. Это место не походило на все остальные камеры, которые он видел. Начиная с дворцового узилища, удобной и тёплой комнаты со своей ванной и отменной едой, и заканчивая каменным вонючим мешком, где он и его сокамерники умирали от голода и холода.

Новое помещение прежде всего не было холодным и пустым. Маленькая, почти уютная комната. Стены обшиты войлоком. Окно небольшое, но светлое. Решётка на нём, разумеется, имелась. Но стёкла тут мыли регулярно. Клеёнчатая кушетка вместо кровати. Никакого постельного белья, только грубое одеяло. Пол каменный, но без всегдашней дыры. За выступом стены жестяной умывальник и такой же урыльник, вечно журчащая водопроводная труба, кусок мыла и полотенце на маленькой полочке. Удобства!

У Дэна отняли всё, кроме рубахи – даже нижнее бельё и грубые штаны, даже шлёпанцы. Хорошо, что камера оказалась небольшой и тёплой. Отопительная труба проходила по низу комнаты, и если Дэн мёрз, то стелил на пол одеяло и ложился возле неё.

Изголодавшись, он с радостью получал удвоенный паёк - хотя качество еды всё равно было неважное. Та же отвратительная похлёбка из крупы, лука и капусты, в которой очень редко попадались следы вытопленного сала. Иногда в похлёбку добавляли что-нибудь особо отвратительное вроде мелко порубленного говяжьего вымени или свиных хвостов. Невкусный, тяжёлый хлеб и раз в день горячий чай – коричневая мутная бурда. Как только Дэну увеличили порции этой неудобоваримой пищи, он стал различать её мерзкий вкус – будучи голодным, он почти не обращал на него внимания. Но всё равно съедал всё, опасаясь, что, если станет есть меньше, то порции урежут. Каждый десятый день, в выходной, в тюрьме брали выходной повара, и тогда заключённых ждал настоящий праздник: тюремщики просто варили нечищеную картошку и раздавали её узникам вместе с твёрдыми, как кирпич, крошащимися и скрипящими на зубах солёными галетами. Это было куда как вкуснее того, что готовили повара, потому что тюремщики, лентяи, не могли постигнуть искусства порчи продуктов.

Так Дэн провёл около декады. Он спал, ел и ждал Чезаре. Раз уж его перевели в более сносные условия, хотя и напугали каким-то странным куратором, то, видимо, Чезаре начал действовать. Так он рассуждал. Но шли дни, а ничего не менялось. Ничего! Снова всё тот же снег за окном, всё та же картинка, словно вырезанная ножницами из жизни, и никаких событий, кроме как прибытие тюремщика с раздачей обеда и ужина. Дэн пытался, чтобы музыка зазвучала в нём вновь – с музыкой ему было бы гораздо легче жить и терпеть! Но в душе поселилась тишина.

Спустя десять дней после водворения в новую камеру, Дэн стал кричать на тюремщиков, звать Чезаре и проклинать всех Светлых магов и короля. Спустя двадцать дней накинулся на раздатчика пищи. И лишь по прошествии месяца о нём словно бы вспомнили.

Куратор Поллок, человек с глазами, подёрнутыми пеплом, и голосом, липким как паутина, вошёл в его камеру, ступая по-кошачьи мягко и тихо.

- Здравствуй, Дэниэл, - сказал он. – Ты, я думаю, уже готов к воспитанию.

От его голоса хотелось вжаться в стену, но упругий войлок словно выталкивал его обратно. Глядя на Поллока, Дэн внезапно осознал, что Чезаре не имеет никакого отношения к его переводу в воспитательное отделение.

- Если вы меня выпустите раньше, то…

- Выпустим лишь в случае, если всё получится.

- А что должно получиться? – спросил Дэн настороженно.

Куратор Поллок улыбнулся. Не исключено, что он считал свою улыбку доброй и даже обаятельной, но Дэна пробила дрожь.

- Твоё воспитание, я полагаю, должно закончиться, когда ты проявишь себя как благонадёжный гражданин. От которого его величие не сможет ожидать никакого подвоха.

Это было сказано, пожалуй, даже ласково. Дэн опустил глаза, с трудом подавляя желание закричать. Ему было страшно.

Поллок понимающе улыбнулся, попросил узника подняться с кушетки, позвал тюремщиков – те сковали ему руки наручниками за спиной. С этого дня у Дэна наступила другая жизнь, и, пожалуй, он завидовал себе прежнему не раз.

Одна радость – после первого же «занятия» с воспитателями музыка в его душе зазвучала сильнее и жёстче, чем прежде.

***

- А я тебе говорю, Ли, что ты ошибаешься! – вспылил Чезаре.

Линлор поставила перед ним тарелку, полную картошки с мясной подливой, и присела на самый краешек стула.

- Вовсе нет.

- Но в этом человеке ни капли благородства! Он и родился-то небось где-нибудь под мостом, - Чезаре вдохнул запах подливы и понял, что не может сердиться на женщину, которая умеет готовить мясо по тому же самому рецепту, что и его мать. Да и вообще сердиться на Линлор долго не получалось.

- Ага, - по-детски запальчиво сказала Линлор, - вон Эдвард Гисли из благородных! Аристократ, гордец и богач! Родился небось на шёлковых простынях и спал в золочёной колыбели. Много в нём благородства?

Чезаре скрипнул зубами. Лучше бы она не упоминала о Гисли.

- Ешь, - буркнула Линлор. – Остынет. Потом поговорим!

Но едва Чезаре взялся за вилку, как она начала говорить снова.

- В любом случае, тебе придётся доверять ему. Больше некому. На кладбище Тартуты только один некромант. Кстати сказать, когда он говорил, что является законопослушным гражданином, то соврал. Скорее всего, старого некроманта, который числится по спискам подведомственных Юллену магов, убил именно он.

- Вот как? – Чезаре подцепил особенно аппетитный кусочек мяса и медленно его прожевал. Очень вкусно. Очень. – И ты предлагаешь мне доверять такому типу?! Да ему в жизни никто не доверял.

- Чез! Именно поэтому ему и хочется, чтобы кто-то ему доверял. Ты же видел, с каким обожанием на него смотрел пёс. А ведь животные не доверяют плохим людям.

- Это всего лишь миф, Линлор, - Чезаре почувствовал, что сдаётся.

- Ешь, потом поговорим, - снова сказала девушка.

Чезаре понял, что разговор затянется ещё надолго. Поэтому решительно взялся за еду. Но на этот раз Линлор действительно долго молчала. Сидела, подперев лицо кулачками, и тихонько шмыгала носом. После долгой поездки (вернулись назад, всё-таки воспользовавшись бирками-подорожниками) она устала, но наотрез отказалась поесть в одном из многочисленных ресторанов или кафе города. У Чезаре имелись некоторые запасы продуктов – и из них она быстро и сноровисто приготовила еду, о которой сам он даже и не мечтал. Потрясающая всё-таки девушка.

Доев картошку, Чезаре поднял на Линлор взгляд.

- Полагаешь, мне стоит его просить о том, чего он всеми силами старается избежать?

- Но ведь ты хочешь спасти своего ученика?

Он пожал плечами и понурился. Сам до конца не решил. Но для Линлор его чувства были как раскрытый цветок. Все лепестки на виду: не скроешь, не спрячешь.

- Тебе же совестно, что ты ему не помог.

- Он убил нескольких человек, даже своего брата…

- Но ведь его уже должны были посадить в тюрьму! Почему ты согласился с тем, что ему ужесточат наказание?

Чезаре оттолкнул тарелку, которая упала бы на пол, если б Линлор не подхватила её.

- Ты безответственный человек, Чез. Но не бессовестный. Ты взял на себя ответственность за ребёнка, но, когда он вышел из-под контроля и натворил бед – бросил его. Так не поступают. Ведь ты почти стал его отцом.

Чезаре поперхнулся белым ирнаром, которым запивал свой ужин.

- Что?

- Представь на его месте собственного сына, - сказала Линлор очень мягко и очень печально. – Неужели, если он сбился бы с пути, ты поступил бы с ним так, как поступил с Дэнни? Ты должен сделать для Дэнни всё, Чез. Иначе я так и не выйду за тебя замуж и уж точно не рискну рожать тебе сыновей.

Роз никогда до этого момента даже не думал, что у них с Линлор могут быть дети. Сыновья или дочери – неважно. Каких сыновей? И Дэна он совершенно точно никогда не считал сыном. А тут вдруг Линлор расставила акценты, и ему стало не по себе.

Совесть пилила его именно потому, что он бросил Дэнни. Даже не попытавшись помочь ему, когда он просил.

«Я не хотел!» - вот что говорил ему Дэн в предпоследнюю встречу.

Чезаре честно попытался себе представить на его месте своего сына – своего и Линлор. Румяного, плотненького, каким он сам был в детстве, ясноглазого, с каштановыми волнистыми волосами, как у Линлор, мальчишку с тягой к книгам и музыке. Впрочем, Дэнни и так музыкант… Попытался вообразить, как этот мальчишка в десять лет становится убийцей и продолжает убивать время от времени, как он бежит из дома, бродяжничает и прибивается к сомнительным компаниям… как он, отец, решительной рукой направляет его в гнездо врага… а когда ничего не выходит, соглашается, что этот ясноглазый и румяный паренёк больше ему не нужен. Тем более такой испорченный и преступный. Посмотреть на всё это глазами Линлор, прочувствовать сердцем женщины, которую любит. Попытался, но, кажется, так до конца и не сумел. Отшатнулся от собственных мыслей, будто они обжигали, и с трудом перевёл дыхание.

- Утром я свяжусь с Сарвеном Дардом, - сказал Чезаре.

***

Упырёк вскочил с кровати среди ночи. Темно – ещё полбеды. Ему приснился давешний клиент, Луренс. Несущий на руках через снежное поле какого-то человека. Зима, ночь, луна, и спотыкающийся человек с тяжелым телом… Тёмные волосы свисали почти до земли. Свешивалась рука с изящными тонкими пальцами. Видимо, девушка? Луренс запнулся, увяз в сугробе, упал поверх своей ноши. Забарахтался в снегу. Но белая трясина втянула его, и на поверхности осталось лишь мёртвое тело, которое тащил Луренс. Оно казалось чёрным. Ночь обволакивала его. Мёртвые глаза блестели в лунном свете, скалились белые зубы. Мертвец моргнул, а потом сказал низким, неженским голосом:

- Скоро… скоро.

Вот тут-то Сарвен Дард, маг ложи Смерти, и проснулся. Холодный пот, дрожь во всём теле, сердце, бьющееся так, будто каких чудовищ увидал. Во рту пересохло, и вкус был такой, словно Дард глодал мертвечину. Видимо, та гадость, что он пил нынче вечером, давала этакое послевкусие. А может быть, слишком долго возился с трупами, ничего другого толком не видя?

Тяжело ступая, Дард вышел в кухню, закутавшись в одеяло. Он спал в одежде – к чему эти тонкости со сменой туалета? – но пот пропитал её, и пришлось скинуть всё до нитки. Дард подкинул в печь дровишек, закурил, нервно чиркая спичками, толстую короткую папиросу. На столе оставалось в бутылке примерно два глотка мутноватой жидкости – пшеничный самогон. Но на него Дарду даже смотреть не хотелось. Он вытащил из погребка светлый ирнар, жадно сорвал проволоку с упруго выстрелившей пробки, задыхаясь, сделал несколько больших глотков.

Вкус во рту постепенно пропал. Кисловато-терпкий светлый ирнар освежал и прояснял мозги. И чего, спрашивается, испугался? Дард попытался вспомнить детали сна и вздрогнул. Нет, было, было там что-то такое жуткое.

Пора менять место. Вон уже и сны подсказывают. Снам ведь не зря издавна придают такое большое значение! С древних, можно сказать, времён, и не только в Тирне! Дард выпил ещё ирнара, докурил папиросу и, потрепав по холке Портера, поплёлся в кровать. Но уснуть как следует уж не мог – ворочался, вздрагивал, проваливался в короткий, рваный сон и снова открывал глаза. А едва рассвело, как услышал в голове голос.

- Ясных дней, Сарвен Дард! Готов сделать кое-что для меня?

Дард вроде бы узнал голос – если, конечно, кто-то не ухитрился подделать его. Он, честно говоря, не знал о возможностях Светлых магов и особенно об их любимом способе общения. Тёмные стараются без спроса друг другу и чужакам в мозги не лезть. Разве что атакуя или защищаясь, но это другое.

- Что тебе надо, Роз? – спросил Дард, от неожиданности довольно грубо.

- Ты ведь хотел стать консультантом в Комитете, - сказал голос в его голове. – Но сначала у меня для тебя другая работа. Ты должен устроиться в Воспитательное Отделение.

- Нет!

Он почти сразу просчитал план Роза и свою роль в нём.

- Я тебе ничего не должен и отказываюсь тебе помогать, Роз!

Дард вскочил с кровати, уронив на пол одеяло. Ему было страшно. Он отчаянно трусил перед коршуном-Розом, но соваться в Воспитательное отделение казалось куда страшнее. При одной только мысли о том, сколько раз умирал на его руках Итан этим утром, Дарда выворачивало наизнанку.

- Нет!

- Не кричи, - сказал мысленный голос Чезаре Роза. – Думаешь, мне приятно на это идти? Но моя жена сказала, что тебе можно доверять. А она не ошибается в людях!

- Ещё как ошибается! – если бы Дард мог, он бы вытолкал Роза взашей, да ещё бы дверью хлопнул! Но увы, с мысленной связью так не поступишь. – Я не собираюсь этого делать! Ты хочешь моими руками убить двух человек, чтобы меня потом в этой же тюрьме и сгноили? Не выйдет! Передай своей жене, что она не разбирается в людях!

Чезаре Роз молчал. Долго молчал. Дард успел подобрать одеяло, закутаться в него и закурить. От страха продолжали трястись пальцы и постукивать зубы, а внутренности как будто прихватило морозом. Но к середине папиросы он начал успокаиваться.

Именно тогда Чезаре его и припечатал, словно муху к подоконнику:

- На тебе убийство, Сарвен Дард. Ты убил старика там же, на твоём кладбище. Если ты не согласишься – я доложу об этом начальнику тюрьмы.

- Он всё знает! – взвизгнул Дард. И это ведь была почти правда. – Выкручивайся сам! Сам устраивайся в отделение, сам убивай, сам… сам и оживляй!

И снова молчание.

Голос Чезаре больше не зудел в его голове. Дард рухнул на кровать лицом вниз. И проспал до полудня.

Потом залаял Портер, заскрёбся в дверь лапой.

Пришёл Луренс в сопровождении двух дюжих тюремщиков, показал бумагу от Юллена. Дарду предписывалось проводить в Воспитательном отделении от двух до четырёх часов в день и являться туда по первому же требованию куратора Поллока или куратора Луренса.

Загнали в угол, стало быть. Дард с трудом отлепился от кровати, дрожа от холода и похмелья. Четыре часа в отделении могут стоить ему жизни, если придётся вот так же «разговаривать» с мертвецами, как вчера с Итаном, магом ложи Страха. А не жизни, так рассудка.

- Мрычи бы вас подрали, - пробормотал Дард. Кое-как одевшись, он вышел из домика, пошатываясь от слабости, и прищурился на солнце. – А может, всё-таки лучше сточные трубы?

Часть 6. Музыка и свобода

2330 год начался с прекрасного события: принцу Ланделию исполнилось три. В честь этого его величие Грет Кешуз объявил ряд амнистий среди тех Тёмных магов, которые отсидели в тюрьме более пяти лет, если за ними не числилось слишком серьёзных преступлений. Помиловали четырнадцать приговорённых к казни не-магов. Заменили на пятидесятилетний срок все пожизненные. Дэн запомнил этот день, первый день первого Тёмного месяца, потому что музыка в его душе вдруг изменилась. Она вдруг утратила мертвящую, пугающую размеренность. Стала нервной, беспокойной, мятущейся. Это так обрадовало куратора Поллока, что Дэн испугался. Два года они играли с Поллоком в «лови-тень», и никто не выигрывал и не проигрывал. И вот куратор внезапно почти прорвал оборону Дэна.

Два года прошли в бесконечных эмоциональных пытках. Время от времени Дэн видел других воспитуемых, иногда – других кураторов. У того же Поллока имелось по крайней мере ещё четверо таких, как Дэн. Однажды куратор собрал их в пустом каменном подвальном помещении без окон и освободил от магических уз. Они могли пользоваться магией, но все, кроме Дэна, один за другим падали на каменный пол и умирали в муках. Впрочем, до конца умереть они тоже отчего-то не смогли. Поллок в тот день остался крайне недовольным тем, что Дэн выстоял. Если бы куратор понял, что Дэн не может найти в себе ни единой эмоции для магического воздействия, он, наверно, обрадовался бы. Но Поллок слышал музыку – и полагал, что Дэн продолжает держать заслон, пряча эмоции за ним.

А что же с другими воспитуемыми? Они выходили на свободу или оставались в тюрьме – в зависимости от того, чем кончалось их «воспитание». Дэн по обрывкам подслушанных кураторских бесед понял, что с ними делают: лишают почти всех эмоций, кроме одной-двух, а оставшееся заставляют кипеть внутри, не имея возможности выйти наружу. Люди, воспитанные таким образом, эмоционально представляли из себя ходячих мертвецов, в которых по какой-то ошибке ещё теплилась жизнь. Просто выгоревшие маги имеют некоторый шанс восстановиться – не полностью, но хотя бы немного. Они становятся простаками, чьи чувства не могут использоваться в магии, но при очень сильном желании всё-таки хоть на что-нибудь способны. Хотя бы на примитивном уровне. Здесь же из людей делали живые статуи.

Раза два или три Дэн сталкивался в коридоре или подземном узилище с местным некромантом, помогавшим кураторам. Это угловатое грязное лицо с выражением трусливой покорности, светло-серые, постоянно настороженные глаза и неряшливые светлые волосы запомнились Дэну с самого начала. Один раз, вскоре после того, как Дэнни перевели в Воспитательное отделение, некромант как будто хотел ему что-то сказать. Но куратор Поллок накинулся на него, словно сторожевой пёс на вора.

Дэн равнодушно проводил глазами удирающего некроманта. Что тот мог хотеть? О чём мог сказать? Вряд ли о чём-то важном.

И вот в первый день нового года мелодия внутри Дэна будто дала трещину. Её ровное, размеренное звучание превратилось в беспокойный пульс. Дэн изо всех сил пытался вернуть жёсткую, умеренного темпа мелодию в прежнее русло до того момента, как изменение заметит куратор. Но тот вошёл в камеру и сразу почуял перемену. Даже носом пошевелил от радости, и его пепельные глаза стали ярче и даже как-то добрее.

Дэн съёжился, вжался в кушетку, понимая, что это бесполезно. От Поллока не уйти, даже если потеряешь сознание. Он умеет доставать и оттуда. Подавив сопротивление воспитуемого, Поллок установил ментальный контакт.

- А ты боишься, - с удовлетворением сказал куратор. – За два года я первый раз чувствую от тебя отдачу. Это хорошо, нам будет с чем поработать.

Дэн хотел возразить, но куратор уже перехватил его волю – легко, потому что изменившаяся мелодия понаделала в защите трещин. Ответить Дэн не мог, не пускать Поллока куда не надо тоже. И единственное, чем сумел насолить – это постарался передать куратору ментально ту боль, которую носил в себе давным-давно. То, что никак не выходило наружу, хотя много раз требовало выхода. Накопленное в дороге, набитое, словно шишки, в противостоянии с разными людьми. И забранное у Гарольда Клейна – стариковский набор болячек, полученный при смерти ясновидца. Эта чужая и чуждая боль спеклась в Дэнни в единый ком, тяжёлый и давящий, и передавая её по ментальному каналу, которым Поллок пытался прощупать его эмоции, Дэн избавлялся от ненужного груза.

Поллок заметно побледнел, когда понял, что его подловили. И попытался разделить боль – но поток её, вырвавшийся из слежавшегося кома, оказался сильным и сбил куратора с ног. Это его и спасло: связь с Дэном прервалась.

Дэн, скованный волей Поллока, только и смог, что подумать: сейчас куратор уязвим. Если бы хватило сил на то, чтобы его прикончить! Но он даже не двинулся с места – так и остался сидеть на кушетке.

Куратор с некоторым усилием поднялся на ноги и спросил:

- Неплохо. Хотел бы я понимать, с чем имею дело.

- Я маг ложи Боли, - с трудом двигая губами, произнёс Дэн. – Это всё, что у меня есть.

- Ну вот и отлично. Я затолкаю тебе эту боль в глотку. Будешь наслаждаться остаток всей жизни. Полагаю, недолгой.

С этого дня Поллок утроил усилия по «воспитанию» Дэна, но больше ему не удавалось установить контакт. Дэн был опустошён. Ментальная связь, грубо установленная, словно вскрыла нарыв, но после того, как весь эмоциональный гной вышел, не осталось ничего. Убедившись в этом, Поллок вынужденно признал Дэна пустышкой. В конце первого Тёмного месяца его собрались переводить обратно в общий тюремный корпус. Дэн только не мог понять, почему куратор больше не слышал его музыки. А ведь она единственное, что осталось – звучала, не умолкая, не давая успокоиться, вплеталась в ток крови, пульсировала и днём, и ночью. Уже не такая однообразная, как раньше, зато куда более упрямая, вот какая это была музыка.

Когда двое тюремщиков вели Дэна обратно в корпус, ему на глаза снова попался щуплый, грязный некромант. Удивлённо повернулся к нему, словно что-то внезапно осознав, и сделал несколько шагов навстречу.

- Не лезь, трупарь, - огрызнулся один из тюремщиков.

- Куда вы его? – спросил некромант. Его голос внезапно понравился Дэну. Приглушённый тенор человека, который никогда не пел и который понятия не имеет о музыкальной грамотности, но тем не менее имеет развитой слух.

- Тебе что за дело? – тюремщик отшвырнул мага Смерти с дороги. Тот ощерился, словно крыса, скаля редкие, поломанные зубы.

- Забыл, где я сейчас служу, да? – спросил он зло. – А ты вспомни!

Но слова некроманта произвели не слишком большое впечатление на тюремщиков. Дэна поволокли дальше. У самого крыльца корпуса маг догнал их и напористо заговорил:

- Дайте мне две минуты с ним поговорить! Две!

- Ты его знаешь? – спросил тюремщик у Дэна.

Тот безразлично пожал плечами.

- Видел пару раз. Мне холодно, - сказал он.

- Уноси отсюда свой зад, - рявкнули оба здоровяка. И подтолкнули Дэна, чтобы шёл побыстрее, не задерживался на пороге.

Ибо в Тирне плохая это примета – задерживаться, не переступив порог.

Камера, холодная и пустая, была рассчитана, видимо, на четверых. Но Дэн оказался в ней один. Не снимая ботинок, не раздеваясь, он лёг лицом к стене. Почему-то суетящийся некромант заставил его вспомнить о Чезаре. Бывший учитель появился тогда один раз, обнадёжил и пропал. Видимо, предал его снова. Опять. Решил, что проще обойтись без ученика. Хотя ведь пришёл, показывая, что ему есть до Дэна дело. А потом, почти сразу, Дэна перевели. Как сказал начальник тюрьмы? Глава Комитета передал приказ короля… Не приложил ли сам Чезаре усилия, чтобы этот приказ пришёл так быстро?

Да, возможно.

И тогда что ему остаётся? Бежать отсюда. Бежать, чтобы мстить. Дэн поискал в себе сил хотя бы встать. Из живого в нём оставалась только злая, однообразная до занудности мелодия, и он направил её на то, чтобы подняться на ноги. Сердце отщёлкивало такты не хуже метронома. Дэн встал на цыпочки, чтобы дотянуться до подоконника, но не сумел. Подтащил ближайшую койку к окну, выглянул – всё тот же двор, по которому неспешно прогуливается патруль из трёх стражников. Ни деревца, ни травинки – лишь видно кусочек соседнего здания и немного неба.

И снова Дэн увидел некроманта. Тот изо всех сил старался попасться ему на глаза. И вот – получилось. Видимо, крутился под окнами, ища, где может находиться нужное ему окно. А когда Дэн выглянул, то заметил и кинулся в эту сторону, замахал руками над головой, даже разок подпрыгнул. Но камера Дэна находилась достаточно высоко над землёй. Как бы ни прыгал некромант, у него бы не вышло ничего большего – не кричать же на весь двор. Стражники завернули за угол, не обращая внимания на худого и ободранного мага ложи Смерти. Он был слишком жалким и мелким для того, чтобы воспринимать его всерьёз. Однако что же он хотел передать? Почему так старательно рвался к нему – ещё ведь два года назад рвался, да и потом словно пытался держаться поблизости. Но то кураторы, то тюремщики мешали ему.

Дэн приложи ладонь к стеклу. Некромант завертелся на месте, озираясь, потом подбежал к стене, на какое-то время исчезнув из виду. Затем его лицо неожиданно оказалось на одном уровне с подоконником.

- Чезаре Роз! – крикнул некромант и посмотрел по сторонам – не возвращается ли стража. – Он приходил за тобой тогда! Он послал меня за тобой!

Дэн так и прилип к стеклу.

- Зачем? – спросил он. Голос изменил ему, получилось слишком тихо, чтобы некромант мог его расслышать. Но тот понял и криво улыбнулся.

- Чтобы я тебя убил!.. – тут он, не договорив, сорвался и сполз по стене. Покатился по земле, пока его не стало видно, и попал прямо под ноги стражникам. Те, видимо услышали голос чумазого мага и стянули его вниз.

Дэн спрыгнул с кровати и отошёл от окна. Больно. Наконец-то он почувствовал боль. Стараниями куратора Поллока эта боль давила ему грудь, обращая магию против мага, идя внутрь, не имея выхода наружу. Но то, что он испытывал, не причиняло больших мучений. Дэн понял, что Чезаре предал его, ещё два года назад. К чему было ему устраивать представление именно сейчас? Просить какого-то тощего некроманта открыть Дэну глаза? Неужели чтобы просто помучить?

Он сел на свою койку, застеленную сиротским коричневым одеялом, и долго смотрел на руки. Тонкие, но сильные пальцы медленно сжимались в кулаки. Он решил, что сбежит, как только сможет. Хорошо бы прямо теперь! Но сначала надо как следует продумать побег. Ведь помочь ему никто не сможет.

Но он сбежит и отомстит Розу за всё. За преданное доверие – в первую очередь. И за этого неумытого мага ложи Смерти – потому что противно принимать смерть от такого гадёныша. И за настойчиво бьющуюся внутри музыку, которая вот уже почти три года не умолкала, сводя с ума! Удар, ещё удар! Дэн бил в стену, не чувствуя боли.

За всё. За всё.

***

Сточные трубы тюремного корпуса Тартуты выходили в ров, опоясывающий крепостную стену. С одной стороны крепость подпирала кособокая гора, носившая то же самое имя, с другой и третьей находилось кладбище. Одна часть его, давно заброшенная, поросла высокими колючками. Даже зимой они торчали из снега. Другая часть кладбища, ещё действующая, выглядела более или менее расчищенной. Снег ложился на неё мягкими волнами, а на заброшенную половину падал кое-как и лежал неровными рваными сугробами.

Дэн Софет ван Лиот выполз из канализационной трубы Тартуты двадцатого дня Третьего Тёмного месяца, в пять часов утра. На нём была грязная рубашка до колен и стоптанные тапочки без задников. Его худое грязное тело походило на пособие мага ложи Смерти, только куда более грязное и вонючее. У Дэна не было сил даже на то, чтобы создать вокруг себя ореол тепла. От холода и изнеможения он не мог сделать и шага, чтобы не упасть. Поэтому он вставал, шёл и падал, обдираясь об лёд. В голове пойманной мухой жужжала одна и та же мелодия, но увы – она не грела.

Упав в очередной раз, Дэнни подтянул острые колени к груди и замер. Ему не хотелось сдаваться, но тело не разделяло его желаний. Он не мог даже позвать на помощь – не здесь, не возле тюрьмы. Да и голос вряд ли послушался бы его.

Глядя в темноту слезящимися и смерзающимися глазами, Дэн начертил перед собой бледно светящийся вензель – знак ложи Боли. Вряд ли, конечно, поблизости хоть кто-то есть. Но так маги-собратья хотя бы примут знак прощания.

Эмоция ложи Боли – приятие боли. Принять боль как единственный истинный признак жизни. Радоваться боли, как верной подруге. Любить боль, как себя. Но замерзающий уже почти не чувствовал её – свою подругу, свою жизнь.

Конечно, он поступил глупо – поддался порыву, когда рабочие стали прочищать забившийся канализационный сток в тюремном корпусе и заставили самой грязной работой заниматься заключённых. Собственно, оказался единственным глупцом, решившимся сбежать в мороз в одной рубашке.

Всхлипнув, Дэн снова попытался встать на ноги. Не получилось, и он пополз. Колени слегка саднило – слабая, но отчётливая боль. Он держался её, как бродяга путеводной звезды. Впереди из темноты проступили небольшие холмики едва присыпанной снегом земли. Дэнни полз по кладбищу. Конечно же… сток канализации остался по правую руку. А по левую, за кладбищем, начнётся земля поселенцев. А ещё на кладбище может быть сторожка. Приподнявшись на локтях, Дэн с жадностью стал высматривать хотя бы слабый огонёк и заметил бегущую к нему собаку – точнее, силуэт собаки, довольно крупной, с большой умной головой. Собака оскалила зубы и зарычала, а потом села рядом и завыла. Дэн хотел отогнать псину, но у него не хватило сил. Он лёг обратно в снег, тяжело дыша. Оставалось лишь внимать собачьему вою…

Но собака вдруг вскочила и принялась вертеться на месте, визгливо взлаивая. Дэн поднял голову и увидел, как к нему приближается человек с тусклым фонарём в руке.

- Что ты такое? – с интересом спросил этот человек, поддавая Дэну ногой под рёбра. – Не помню, чтобы я сегодня поднимал дохляка!

Дэн не мог разжать челюсти, чтобы ответить. Он снова лёг, скорчившись, и сверху на него бесконечной благодатью снизошло тепло. Человек укрыл его одеялом. Он попытался укутать Дэна получше, а потом взялся за край одеяла и потащил за собой. Дэн успел подумать, что некромант пришёл слишком поздно, прежде чем потерять сознание.

- Что, жив, курилка? – спросил смутно знакомый голос, вроде бы приятного тембра, но с не самой доброй интонацией. – В чём только душа держится, не пойму. Ты ж дохлый был?

Дэн лежал на деревянном полу. Тёплые доски под спиной казались мягче любой перины. Он по-прежнему был гол и грязен – судя по рукам, которые Дэн с трудом приподнял и осмотрел.

- Я отморозил пальцы? – проскрипел он.

- Ты всего себя отморозил, - ответил голос. – Я ещё ни разу не видел живого, который так походил бы на мертвеца. У тебя, наверное, даже кишки смёрзлись. Сбежал? Или тебя похоронили?

Дэн не сумел ответить. Нежданный спаситель приподнял ему голову и сунул в зубы кружку с теплой водой.

- Пей. Поглядим, что с тобой делать… экспонат.

Дэн сделал два или три глотка и с трудом подавил рвотный позыв.

Он вспомнил кое-что важное. В нём заперли эмоции, и что бы он ни делал – наружу ничего не пойдёт. Да и осталось ли там, взаперти, что-нибудь? Но он также отлично помнил, как подпитывался от других. Что ж, если полноценного обмена не получится, надо вобрать в себя хоть сколько-нибудь чужих ощущений и немного восстановиться.

- Мне нужна боль, - сказал он. – Мне нужно много, много чужой боли.

- Тю, парень. Тут на всю округу живых – только я да моя собака. Но мы с Портером себя в обиду давать не собираемся. Нам-то боль не нужна!

Дэн на секунду сник – с одной стороны, ему не выжить без боли. Ему надо где-то почерпнуть сил, чтобы залатать искалеченное тело. Иначе, едва он как следует разморозится, не миновать гангрены. Но брать у человека, который его вытащил?

- Сейчас – совсем немного, - попросил он с неожиданной робостью, даже с виной в голосе. – Потом я уйду и найду себе… другую… жертву.

- Во, жертва - то самое слово – оно мне не нравится, - неприятный голос зазвучал немного помелодичнее, словно его украсили неожиданно тёплые эмоции.

Дэн не видел человека, спасшего его, но по голосу постепенно начал догадываться, что это тот самый маг ложи Смерти, который искал встречи с ним.

– Давай-ка ты лучше потихонечку допомрёшь, и я на тебе малость потренируюсь, как тебе такой вариант? – с надеждой спросил некромант.

Дэну этот вариант не подходил. Но он сообразил, что некромант просто побаивается. Не стал бы он тащить незнакомого человека в дом живым, если бы не имел сочувствия, а просто хотел поупражняться на трупе в своем некромантском мастерстве.

- Послушай, - Дэн с трудом глотнул. – Мне подойдёт и парочка крыс. После этого мне от тебя понадобится только кусок хлеба, штаны и ботинки.

- Одёжку я тебе подберу, - без запинки ответил маг ложи Смерти. – У меня этого добра… Если не побрезгуешь, конечно, рванинкой жив-курилок.

- Ты… ты же тот самый некромант? – спросил Дэн.

- Я тут – единственный некромант, - ответил маг миролюбиво. – А что, хочешь сказать, мы знакомы?

Он не узнал Дэна. Что ж, тем лучше. Учитывая, что Чезаре Роз отдал приказ его убить именно этому некроманту, раз уж здесь не имеется никакого другого.

- Вряд ли.

Некромант поднёс к его губам новую кружку. На этот раз питьё было горячим и пахло какой-то травой. Дэн из осторожности лишь пригубил, и тут же спросил:

- Что это?

- Липовый отвар, - ответил маг. – Чтобы согреться. Парень, ну и воняешь ты…

- Я всё понимаю, - с огромным трудом ворочая языком, сказал Дэн. – Помоги мне, и я уйду. Примани пару крыс, если жаль собаку…

- Крысы… не обессудь – не мастак я подманивать всякую живность. Разве что оставить тебя тут одного, в темноте, авось прибежит одна тварь? Я её сам побаиваюсь, так что ты запросто можешь хоть начисто её сожрать.

Тут у мага как-то странно дрогнул голос. Очень странно. Как будто «одна тварь» скорее сожрала бы полумёртвого беглеца, чем дала бы поймать себя.

Но мысль некроманта была Дэну ясна: он не хочет сопричастности даже к самому мелкому деянию мага Боли. Он не станет ловить и тем более – пытать даже таракана, не то что крысу.

- То есть какие-то… ползают у тебя тут?

- Можно сказать, что и ползают.

- Живые?

- Можно сказать, что и живые, - маг погасил чадную керосиновую лампу. – Увидишь.

С этими словами некромант ушёл из комнаты, и Дэн слышал, как он запирает дверь.

Какое-то время Дэн лежал в темноте, слушая, как потрескивает и шуршит солома, подложенная ему под голову. Казавшийся тёплым пол теперь неприятно холодил лопатки. Одеяло, небрежно накинутое на тело, кололось, а в пустом желудке перекатывались несколько глотков воды и липового отвара.

Затем Дэн услышал шаги. Цок-цок, цок-цок – клацали о доски когти. Судя по звуку, то была точно не крыса. Скорее, собака. Но ведь некромант сказал, что собаку он ему не отдаст?

Значит, ещё какая-то тварь. Слегка отогревшийся, Дэн смог приподняться, хотя всё тело онемело и плохо слушалось. И увидел силуэт зверя побольше кошки, с крупной длинной мордой и гибким хвостом. И впрямь похоже на крысу, только гораздо крупнее. Ну ничего – главное, чтобы живая, чтобы чувствовала боль.

Дэн понял, что недооценил крысу, когда та сжалась в комок и прыгнула. Двигалась она быстро и ловко. По тому как существо боком приблизилось к нему и рывком укусило за предплечье, стараясь оторвать как можно больше мяса с руки, маг Боли понял, что некромант прикармливает крысу таким образом далеко не впервые. Скорее всего, конечно, мертвечиной – вряд ли у него тут каждый день валяются живые узники. Затем тварь отпрыгнула. Дэн с запозданием ощутил жгучую боль, но не сдался – медленно собрался, присел, опираясь на укушенную руку и одно колено, а вторую руку вытянул перед собой. В темноте он плохо видел шуструю тварь, лишь её очертания, но этого должно было хватить.

Любого мага из его ложи свои ощущения должны подстёгивать почти так же хорошо, как и чужие. Но куратор Поллок испортил его боль – вместо подпитки Дэн испытал только вялость и слабость. Никакой энергии от собственной боли не получить – но у него будет чужая.

Крыса кинулась на него, но едва он попытался сомкнуть пальцы на её загривке, сразу отпрянула в сторону. Когтями тварь ухитрилась задеть голую ногу мага. И почти сразу же вернулась, норовя прокусить тонкие пальцы.

Это была главная ошибка крысы. Едва она вцепилась в палец Дэна, как он, невзирая на боль, схватил огромную крысу за челюсть. Зверь взвизгнул – звук был как ножом по стеклу. Дэн упал на крысу всем телом, чувствуя, как живое, полное сил существо извивается под ним. Крыса испугалась, ей было больно, о, как ей было страшно и больно, и маг изо всех сил старался сделать ещё хуже. Сам извиваясь не хуже крысы, он вцепился ей зубами в ухо. Он рвал крысу руками и зубами, пока та не затихла. Затем потерял сознание – всего на один короткий миг.

Всё это время жёсткая, короткая мелодия, состоящая всего из четырёх нот, продолжала отщёлкивать такты в голове Дэна. И лишь когда крыса замерла, сдохла – музыка изменилась. Она стала более плавной, многозвучной и мягкой. Словно река вдоль берегов, музыка потекла по венам, наполняя Дэна до краёв. Он встал, запахнув на себе одеяло, как плащ, и лёгким кивком головы распахнув дверь.

На самом деле он всё ещё был очень слаб. Но некромант, явно подслушивавший, что происходит за дверью, шарахнулся от молодого человека.

- Я обещал, что я тебя не трону, - скривил губы Дэн. – Ты обещал хлеба и одежду. Я жду.

В слабом свете керосиновой лампы некромант нехорошо улыбнулся. У него были плохие зубы. Дэн увидел, что трупарь младше, чем ему показалось вначале – мельком видя его в Воспитательном отделении, он ещё тогда подумал, что некроманту лет сорок. Но ему тридцати – и то не было! Прозрачные, безжалостные глаза так и отсвечивали от лампы желтизной.

- Минуточку-минуточку, пять, десять минуточек, добрый господин, я пойду пороюсь в сундуках.

Дэн был слишком слаб, чтобы как следует врезать этому непонятному, странному человеку. С одной стороны – спас, притащил в свой дом и выходил, но с другой – совершенно неясно, для чего старался. Но Дэну не хотелось показывать, что он еле стоит на ногах, а удар его руки не сильнее, чем взмах крыльев ночного мотылька. Поэтому он отыскал взглядом низкое кресло и уселся в него как можно вальяжнее.

- Я жду, - сказал он.

Но едва некромант вышел, как Дэнни вскочил и, пошатываясь, обшарил всю комнату. Не найдя в ней еды, он вернулся с лампой туда, где убил кусачую тварь. При свете лампы он заметил, что укушенные места распухли и стали багровыми.

Твари на полу не оказалось. Зато был стол, полка на стене, ларь с хлебом. На полке Дэнни нашёл бутылку с прокисшим молоком и закрытую щербатой тарелкой миску с вареной картошкой. О большем он и мечтать не мог. Давясь, Дэн запихивал в рот куски холодной несоленой картошки и чёрствый хлеб, и запивал простоквашей. Вместе с сытостью его тело обрело тяжесть и боль. Болела обожжённая морозом кожа в тех местах, где ещё не омертвела окончательно, болели застуженные органы, болел отвыкший от нормальной еды желудок, болели укусы крысы. В лёгких и горле скребло, словно кто-то прошёлся по ним напильником. Голову ломило, суставы просто кричали о боли. Но к своей боли у Дэна по-прежнему был иммунитет – она оставалась бесполезной.

Когда пришёл некромант, у его ног вертелась чёрная с рыжими подпалинами собака. Верно, та самая, что нашла его на кладбище Умные глаза собаки смотрели на доходягу с подозрением.

Некромант втащил в кухню большой узел, кинул Дэну под ноги.

- Забирай, пользуйся моей добротой, - буркнул он. Теперь маг был чем-то серьёзно разозлён.

- Хотел сделать из меня ходячее пособие? – Дэн даже нашёл в себе силы ухмыльнуться. Тут же пожалел – треснула кожа на губах.

- Не твоё дело, что я хотел, - огрызнулся некромант. – Одевайся и проваливай.

У Дэнни при мысли, что надо будет снова выйти на холод, всё внутри вздрагивало и съёживалось, но и оставаться в домишке мага ложи Смерти не хотелось. Здесь всё так и предупреждало об опасности. Подвох мог быть в каждом шаге некроманта. Он мог узнать в Дэне человека, которого приказал убить Чезаре Роз. Пока не прошла эта проклятая слабость, нельзя даже спрашивать об этом, чтобы не выдать себя.

Стараясь не выпускать мага и собаку из поля зрения, Дэнни сел на пол и стал разбирать вещи. Некромант, видимо, твёрдо решил спровадить своего спасённого: принёс толстые суконные брюки, даже на вид слишком короткие и широкие для Дэна, рубашку, тёплую фуфайку, связанную из коричневой и жёлтой шерсти, огромный бараний тулуп без пуговиц и пояса, в который можно было засунуть три-четыре таких, как Дэнни, и женский пёстрый платок. Изрядно потрёпанные ботинки и к ним две относительно чистые тряпки в качестве портянок – от сердца оторвал, не иначе. Поэтому они такого цвета – некогда бордовые, но изрядно порыжевшие от времени…

Одежда пованивала. Понятное дело, кладбищенский житель снял её с трупов, и не всегда трупы отличались исключительной свежестью. Но Дэн и сам пованивал после тюремной канализации, так что запахи гармонично сочетались и вызывали рвотные позывы. Одевшись, он не удержался – он еле успел наклониться и подобрать полы тулупа, как его желудок вывернуло наизнанку.

- Гигантский ядовитый щелезуб, - прокомментировал некромант. – Помереть не помрёшь, но помучаешься. Извини, других не водится – всех крыс он пожрал ещё с год назад, как явился сюда. Его яд не смертелен, но руку разнесёт ещё как.

- Так вот о чём ты жалеешь? О том, что яд этой крысы не смертелен? – выдавил Дэн, вытирая рот. Его мутило, шатало, и с каждой секундой сильнее.– Чтоб тебя Спящий увидел, чурсов трупарь!

- А что? Отличный экземпляр, и никто не внакладе, - невозмутимо сказал некромант и кинул на лужу рвоты какое-то тряпьё. – Я его теперь вытащу из норы, где он сейчас дохнет, и оживлю, отличная будет нежить. А ты проваливай, недотруп. Не хватало ещё, чтобы тебя тут, у меня, застали. Я тебя не собирался спасать, сказал же. Думал подобрать трупик для опытов.

- Но всё-таки ты меня боишься, - изо всех сил стараясь держаться прямо, выдавил Дэн. Боль в желудке стала невыносимой, хотелось сложиться пополам и никогда не разжиматься. – Потому что недотруп может не сдержаться.

Некромант свистнул псу, и тот оскалил пасть. Дэн оскалился в ответ. Но понимая, что сейчас не лучшее время для схватки, распахнул дверь и убрался из негостеприимного дома.

Снаружи уже начало светать. И, хотя стоял такой же холод, Дэну показалось, что стало теплее. Возможно, оттого, что его лихорадило. Он скрутил бабский платок жгутом и завязал его на талии, поплотнее запахнув тулуп. Постояв на пороге несколько секунд, Дэнни уже начал жалеть, что не разобрался с некромантом. Мог бы расправиться и с ним, и с псом, а потом отлежаться в грязноватой хижине.

Но потом сплюнул кисловатой слюной в снег и побрёл напрямик через кладбище. Как бы то ни было, а оно слишком близко к башне Тартуте. Здесь нельзя долго оставаться – и так задержался почти до утра.

Трудно сказать, что придавало сил Дэнни больше – боль, злость или музыка, засевшая в голове. Так или иначе, он шёл. Медленно, пошатываясь, иногда падая, но шёл.

***

Дард его узнал с самого начала – тот самый парень, которого ему пришлось бы убить, если б коршун Роз не пропал. Два года назад они встретились в городе Сольме в переулке за большим рыбным рынком. Был ярмарочный день. Снег, солнце, мороз, запах дыма, свежей и копчёной рыбы, крики детей и кошек, синий стылый воздух – аж зубы сводит! – вот что запомнилось Дарду. Роз сунул Дарду кошелёк, своей тяжестью приятно удививший некроманта. Связался с ним мысленно, извлёк из своей памяти портрет мага Боли. Помнится, Дард ещё поразился, каких юнцов запирают в Тартуте. Ему же лет пятнадцать-шестнадцать, совсем мальчишка. А уже – опасный чародей и убийца. Сам Дард в пятнадцать лет находился под протекторатом родной армии Тирны – «мы рыли окопы», - носил форму, которую с трудом подогнал под свой размер, был меньше всех ростом и имел тонкую длинную шею. Из-за неё и получил прозвище «Упырёк». Он даже к девушкам подойти боялся, не говоря уж о том, что бил его чуть ли не каждый встречный.

А этот в пятнадцать уже сидел в Тартуте. Завидовать, конечно, нечему. Но жизнь у него точно более интересная… была.

Роз обсудил с Дардом все детали – как некромант схватит юного мага, как заколет кинжалом, как порвёт бирку с заранее вписанными туда четырьмя цифрами координат. Договорились, что он будет ждать Дарда в его сторожке. Боясь и обмирая от предстоящего дела, Упырёк впервые пришёл «на службу» в воспитательное отделение… да так и не смог в тот день увидеть парня. Его прятали. Он не видел его ещё неделю. Каждый день впотьмах Дард возвращался в сторожку, видел напряжённое лицо и тоскливые глаза Роза и качал головой. С Розом обычно бывал какой-нибудь нищий, потом он его отпускал. Что стоило Светлому выбирать, уговаривать, тащить с собой живую душу, готовясь к хладнокровному убийству – Упырёк представить не мог. Ему, Тёмному, уже успевшему сделаться убийцей, и то становилось не по себе, а что творилось в душе Роза?

Воспитательное отделение по-прежнему казалось Дарду отвратительным. Зато он научился поднимать мертвяков быстро. Очень быстро. И поднимать, и полностью возвращать, и даже один раз попытался одному подселить душу другого – и всё это с дозволения и даже одобрения Светлых магов. Вот уж практика так практика. Только вот всё на своих эмоциях, без дополнительной энергии, что страшно выматывало.

А Чезаре всё приходил – раз, два в неделю. И каждый раз Упырёк не мог ничем его обрадовать. С одной стороны – Роз показывал, что готов ждать. С другой – Дард не очень спешил. Очень уж опасался, что после воскрешения Роз его надует, бросит. Но вышло иначе.

Однажды Упырёк сумел подобраться к этому парню чуть ближе, чем обычно – но увы, куратор отогнал его. У Дарда появилась мысль, как обстряпать дело, и он, обрадованный, неосторожно переместился с помощью бирки в своё домишко. Коршуна-Роза там не оказалось. Куда он делся, Упырёк так потом и не смог дознаться. У печурки лежал связанный пьяный человек, простак, он, кажется, так и не понял, что его похитили прямо с людной улицы Сольме. Дард потихоньку разрезал на нём верёвки и заметил на руках кровавые раны, от которых расходились страшно распухшие багровые полосы. Как будто кто с длинными узкими челюстями рвал кисти и предплечья пьяницы. Да и сам парень вроде как лежал в обмороке, непохожем на опьянение.

Так Дард пережил два события в один день: исчезновение Роза и появление щелезуба. Отвратительная тварь завелась в подполе, и приходилось таскать ей время от времени мясо, иначе она покусала бы и Портера, и, чего доброго, самого Дарда. Пьяницу пришлось положить на тачку и вывезти на околицу поселения – авось там его подберут и подлечат. Возиться с ним у Дарда не было никакого желания.

Изловить хитрую зверюгу некромант не сумел даже с помощью магии, яд щелезуб не брал. О породе твари Дард прочитал в одной из трёх книжек Тяпы, лежавших в сундуке убитого старикана. Это была крупная хищная крысообразная тварь, по сравнению с которой любой грызун казался мирной маленькой мышкой. Размером с крупную кошку, только с более длинными лапами и горбатой спиной, с длинными узкими челюстями, сплошь усаженными узкими ядовитыми зубами, щелезуб встретился Дарду один только раз, на кладбище. Дард таскал щелезубу мертвечину или делился запасами требухи, которую получал на тюремном складе для Портера. И тварь его не трогала, только один раз хватанула Портера за хвост. Пёс долго болел, а хвостом пришлось пожертвовать. Дард сам его отрубил, а потом жалел бедного Портера, обнимал за голову, просил прощения, утешал.

Но это, как говорится, всё в сны ушло – пёс выздоровел, щелезуб выбирался наружу нечасто и ни хозяина, ни Портера больше кусать не лез. Правду сказать, Упырёк даже радовался, что у него появился такой опасный сосед.

Про коршуна-Роза поначалу вспоминал, даже испытывал что-то вроде беспокойства. Роз мог бы связаться с ним так, как это делали многие Светлые – мысленно. Сам он никогда не пробовал пользоваться мыслесвязью. А Чезаре Роз никак не объявлялся. Дард решил, что он умер или сбежал, может даже, за какие-нибудь проступки брошен в тюрьму.

И вот так жил он себе, иногда вспоминал о Чезаре и думал о Воспитательном отделении, точнее, как избавиться от обязанности работать там, как вдруг под утро его разбудил Портер. Залаял с подвываниями, заскрёб лапой дверь. Упырёк выставил собаку на улицу и брякнулся обратно досыпать, но спустя минут пять поднялся и протёр глаза. Чурс бы его подрал, этого пса. Весь сон с Дарда облетел, как листья с липы по осени! Он выглянул в окно, поёжился, оделся и вышел на кладбище. Ещё даже не рассвело. Какое там… темно, и пёс куда-то удрал. И там, вдалеке, лает, словно зовёт. Может, какой мертвяк из могилы вылез? Сомнительно, конечно – земля уже промёрзла, зимой редко кто из могил поднимается…

Появление беглеца поначалу Дарда насторожило. Да и нахлынуло нехорошее предчувствие. И опасение: вдруг и Роз объявится? Всё-таки не самый приятный человек. Коршун, да и только. Пока тащил парня в дом – всякое передумал. Но дотащил, проверил – а тот не дышит. Даже остаточных эмоций не слыхать, даже сердце не стучит. Дард уж думал его щелезубу предложить, но потом решил – ночь долгая, почему бы не попытаться сделать из него подручного? Хороший труп. Эмоциями не отягощён, окоченеть не успел. Дард даже испытал какое-то подобие азарта от предстоящей работы. Получится ли как можно дольше сохранить труп в хорошем состоянии? На какое время удастся сдержать окоченение? А разложение?

И тут будущий жив-курилка зашевелился. Портер жалобно заскулил, потом зарычал с подвизгом, словно от страха. Что тут сделаешь? Может, он не такой уж и дохлый был?

Дард и сам испугался. Никогда не сталкивался с самовоскрешением, хоть и слышал от Трупоеда, что такое случается. Вернее, случалось в стародавние времена, когда некроманты ещё только в силу входили. Кто-то там из них, некромантов, обрёл великую силу, можно даже сказать – истинное могущество. И вот при этом необыкновенном маге мертвецы сами из могил вставали. А если только что умершие были – то полноценно воскресали. Сами по себе, без посторонней помощи. Но только очень нечасто.

Однако Дарда смутило то, что самовоскресившийся парень говорил и вёл себя как человек, чего-то там возмущался и требовал, а ощущался как самый настоящий труп. Холодный и безэмоциональный. И жуть такая его взяла, особенно как вспомнил этих, из Воспитательного отделения. Вот где страх-то. Что живые, что мёртвые, всё без разницы. Холодные словно камень. И этот такой же.

Дард даже не стал жалеть, когда парень покусал щелезуба и ушёл. Кстати сказать, насосавшись от твари крови, а может быть, и боли со страхом пополам, несостоявшийся жив-курилка немного стал похож на живого человека. Хотя всё равно мерзкого.

Но хорошо, что ушёл. Ещё хватятся его в тюрьме, вот утром начнут миски с едой по камерам разносить – и увидят, что заключённого на месте нет. Вот и начнут бегать.

Интересно, успеет мерзавец уйти достаточно далеко, или нет?

Дард не знал. Покормив Портера, он оглядел кухню. Следы крови ядовитого щелезуба пятнали пол и стену с дырой внизу – туда ушла эта зверюга. Издохла или всё-таки нет?

Если нет, то можно сотворить отличную нежить – ядовитую, с жуткими зубами, ловкую и вёрткую. И назвать поласковей как-нибудь. Стрелкой, к примеру.

Упырёк улёгся в постель и ворочался до тех пор, пока не стало совсем светло. Снова загавкал Портер, но на этот раз просто оповещая хозяина: идут «свои».

Дард быстренько оглядел беспорядок. Кровь на полу, рвота, тряпьё всякое. А ведь он накануне и не пил почти! Упырёк схватил со стола бутылку, опрокинул её в рот – там оставалось ещё порядочно горькой, так что аж поперхнулся, до слёз пробрало. Замотал левую руку первой попавшейся грязной тряпкой и побрёл открывать. Попробуй-ка этим «своим» не открыть! Дверь расшибут, а потом и рёбра пересчитают.

- Ну? – спросил эн Юллен. – Где был, что видел?

Упырёк неопределённо мотнул головой.

- Спал я, - сказал нарочно невнятно, будто ещё не проспался как следует.

- Шум какой-нибудь подозрительный слышал?

Нет, ну вот что он привязался? Видит же: не в себе человек, отдохнуть человеку надо. Чего спрашивать?

- Спал я! – уже громче пояснил Дард. – Я, когда выпимши, сплю очень крепко.

- А я тебе говорил – не пей? – Юллен подозвал жестом охранников-тюремщиков.

Ну всё, сейчас бить начнут, а потом – трубу сточную пошлют чистить. Просто замечательно. И с чего он решил покрывать мерзавца? Сдался он ему? Разве что назло начальнику-стервецу, пусть попляшет, беглеца упустивши.

- Да что случилось? – как можно убедительнее завопил Дард, увидев, что охранники засучили рукава. Видимо, лучше будет рассказать, как всё было.

- Заключённый сбёг, - пояснил плечистый охранник. – Тебя, дурака, вот спрашиваем. Не видал?

- Н-не видал! – неожиданно для себя сообщил Дард.

Тут, на его счастье, заглянул в дверь знакомец, Луренс.

- Да умер он, умер, - сказал он. – Куратор Поллок с ним связь потерял. А что трупа нигде не нашли – так во рву утонул или даже из сточки не вылез. Вот уж смерть так смерть… в дерьме потонуть.

«Ну да, не вылез бы, - подумал Дард, сам недавно чистивший трубу в который раз, - ещё как бы вылез».

***

Дэн шёл шесть дней и семь ночей.

Одежда, полученная от некроманта, и жуткая зубастая тварь – вот что спасло ему жизнь и дало силы. Энергии боли хватило на то, чтобы избавиться от яда и залечить самые серьёзные укусы. Дэн прошёл через посёлок ссыльных, где ему удалось разжиться спичками, ножом и хлебом. Большего он просить у этих несчастных не посмел – им и так могло достаться, если тюремщики узнают, что беглец был здесь.

На Сольмейской возвышенности, вдоль реки Ирх, почти не было снега. Его сдувало мощным и ровным ветром. Зато в изобилии имелись расщелины в скалах, образовывавшие естественные убежища, куда Дэн мог забраться и переждать ночь или непогоду. Он шёл, собирая чахлый и ломкий хворост, а к ночёвке мог развести костерок и обогреться. Но Дэн также понимал, что не остался бы в живых, если бы не ещё две вещи: почти полная нечувствительность к боли и неугасимая жажда отомстить за себя Чезаре Розу. Он наконец-то понял суть музыки, бившейся в нём, словно второе сердце.

Дэн не слишком хорошо осознавал, куда идёт. Его вела какая-то нить, за которую он и цеплялся. Однажды он хотел остановиться на ночь в деревушке, где свет теплился лишь в двух домах да покосившемся маленьком храме Спящего. Но внезапно передумал. Видимо, здесь когда-то буйствовала болезнь или какая-то иная напасть. Пахло тут горем, смертью, тленом. Из трубы одного домика валил тёмный, тяжёлый дым. Дэну стало нехорошо от одной лишь мысли, что он заночует в таком месте. Он пробрался в сени дома и украл кусок замороженного свиного сала и сухой горох. А затем покинул деревеньку и вышел на широкую дорогу. По ней, похоже, ездили, и нередко, телеги и экипажи. Вероятно, дорога вела из Сольме в какой-то другой город. Дэн плохо ориентировался в этих краях, но по картам, которые он когда-то изучал в доме Роза, помнил, где находится город Сольме. Выходило, что он оставил его за спиной. Дэн шёл, на ходу отгрызая куски от твёрдого, пересоленного сала, или жевал сухой горох. Ему было всё равно, что жевать. От снега горело во рту, и он искал воду, но находил очень редко. Темнело, и больше заночевать, кажется, было негде. Но уже почти в полной темноте скрипач заприметил поле и неубранный стог соломы, накрытый от ветра несколькими досками. Он разворошил прелое, колючее нутро стога и забрался внутрь, кое-как закрыв лаз доской. Если повалит снег, можно и не выбраться наружу, но от усталости и голода Дэн порядком отупел. Ему было безразлично, что случится в случае снегопада. Хотелось лишь согреться и забыться хоть ненадолго.

Так, чёрный от мороза, в язвах от укусов ядовитых зубов, худой, словно мумия, Дэнни на седьмой день вышел к крепостной стене, преграждавшей дорогу.

И понял, куда шёл.

Это было поселение магов-стихийников. Тех, кого Светлые относили к Ордену Теней, хотя стихийники всегда жили наособицу. Простые, почти свободные люди. Маги-стихийники жили в Тирне отдельными общинами. Они возделывали поля, ходили по морю, а за отдельную плату могли предоставить свои услуги знати или богачам– к примеру, обеспечить хорошую погоду для пикника или устроить бурю, чтобы отогнать корабли Иртсанских пиратов подальше от водных границ Тирны. Осознавая, чего может добиться особенно могущественный стихийник, особенно при поддержке общины, Светлые маги старались держать ложу под особым контролем.

Но всё это пришло Дэну в голову лишь во вторую очередь. В первую же он произнёс имя матери, которое она открыла ему давным-давно в надежде, что это спасёт ему жизнь.

Его мать, Алеста Дания Моро, происходила родом из этих холодных, ветреных и неприветливых краёв. Он пришёл к единой и большой семье.

Часть 7. Музыка и любовь

Заканчивался Третий Тёмный месяц. С моря дули ровные, тугие, как самотканые полотна, ветра. Крепость стихийников Моро приготовилась встречать зиму, обещавшую быть суровой. Перестали стаивать выпавшие снега, ударили настоящие морозы. Близилась пора, когда только и дела, что сидеть день-деньской за шитьём, подсвечивая работу пальцами, которые окунались в светящуюся массу из водорослей, а вечерами зажигать яркие светильники или толстые свечи.

Женщина по прозвищу Швея больше четырёх часов сидела за швейной машинкой, нажимая на широкую педаль, приводившую в движение большое колесо. Швея не уставала дивиться машине, которая была устроена вроде как просто, но хитро. Но когда она закончила шить вторую блузку за день, любоваться машинкой у неё уже не осталось никакого желания. Устали шея и спина, да и день выдался пасмурный – приходилось напрягать зрение. Но больше всего Швею утомило раздражение – она не любила возиться со втачными рукавами, особенно если с пришивными манжетами. А девушки сейчас именно такие фасоны блузок и предпочитали.

Надев войлочное пальто и сверху – вышитую шерстяную шаль, Швея вышла из дома, чтобы размяться и подышать. В поселении крепости Моро не так-то много мест для прогулок. Вдоль центральной улицы можно спуститься в нижнюю деревню, к старым приземистым домишкам, где зимовали лодки и рыбацкая снасть. Оттуда путь вёл только на побережье, к каменистому пляжу. С побережья тропа вела в поросшее лесом большое ущелье, а через него – в маленькую ложбинку, где в сезон сажали овощи и выращивали ягодные кустарники. Вот только в такой ветер спускаться на берег не хотелось, и Швея выбрала другую дорогу – к крепостным стенам.

Ворота и стена крепости Моро теснились между двумя отвесными скалами и намертво преграждали вход в поселение. По крепостной стене прохаживались дозорные. Швея поплотнее закуталась в накидку и вскарабкалась по каменной лестнице с перилами из колышков и веревок на высоту, равную приблизительно сотне ростов. Ступени были удобные, не скользкие, но чем выше, тем сильнее ёкало у женщины сердце.

Капюшон слетел с головы, захлопал по ветру на спине, светлые волосы моментально растрепались. Швея преодолела последний пролёт лестницы и вцепилась в протянутую ей руку дозорного. На неё, невысокую, стройную молодую женщину, загляделись сразу все четверо. Швее недавно исполнилось двадцать два года, три из которых она вдовела. По правилам крепости Моро женщина, оставшаяся без мужа, не может выйти замуж, если муж никак не распорядился насчёт её свободы. Многие супруги заранее заключали договор перед лицом Кормчего Моро – главного человека в деревне. А вот Рыбак Моро никаких распоряжений не оставил. И теперь не то что замуж, даже просто смотреть на других мужчин Швея не имела права.

Это потому что женщин в крепости Моро почти в два раза больше. Иногда отчаянные девушки, понимая, что замуж им здесь не выйти, убегали из поселения, и Кормчий, собирая народ на площади под маяком, объявлял во всеуслышанье их имена, как будто они умерли. Это звучало страшно. Ведь имя держится в тайне до самой смерти, и знает его только сам Кормчий, который нарекал всех младенцев в поселении. Разве что человек безгранично доверяет кому-то, чтобы назваться ему настоящим именем. Швея Рыбаку Моро так своё имя и не назвала.

…Здесь, наверху, ветер был не чета нижнему, который дул, словно заигрывал. Верхний ветер дул напористо, мощно. Наверно, то выдыхает Спящий бог? В детстве Швея так и думала. Летом он вдыхает, а зимой выдыхает.

Кто-то из дозорных указал вниз. Остальные стали смотреть туда, и Швея вместе с ними.

- Не замёрзла? – крикнул ей в самое ухо Заклинатель Моро. Этот, пожалуй, в поселении считался избранным. Стихийники не слишком-то щедро одарены магией, и совладать со стихиями могли далеко не все.

Швея, задыхаясь от ветра, прикрыла нос и рот рукавичкой и помотала головой – мол, нет, не замёрзла.

- Смотри! А вот он - точно замёрз!

Спустились по верёвочной лестнице до смотровой площадки над воротами. Швея смотрела сверху – лезть туда ей бы и в голову не пришло! Страшновато.

- Кто ты такой? – еле разобрала Швея выкрик одного из дозорных. Кажется, Лесоруба Моро.

- Зачем пришёл?

Человек у ворот поднял голову вверх. Со стены Швея не могла видеть его лица, но оно показалось ей чёрным.

И что он ответил, Швея не поняла. А вот Заклинатель, стоявший с нею рядом, пояснил:

- Говорит, его мать отсюда родом. Говорит, её звали Алеста Дания Моро!

- Она умерла? – спросила Швея с ужасом. Иного она и представить не могла. Конечно, здесь её имя уже огласили возле у маяка, но она-то сама, она-то могла назваться сыну только в крайнем случае.

- Вернее всего, так, - ответил Заклинатель. – Держи-ка, Швея. Позови сюда Кормчего, пусть полюбуется на это явление. Постарайся поживей там. Хорошо?

Он говорил громко, отрывисто. Поэтому казалось, что грубо. На самом деле это ветер.

Швея взяла листочек – такую ласково-гладкую бумагу делали только у них, в Моро. Там уже были начертаны значки – они означали место, где сейчас находится их предводитель. Любое место, где он есть. Швея кивнула. Конечно, надо бы поскорее. Очень холодно, а тот путник так измождён и несчастен, что даже с высокой стены за него делалось страшно. Что же можно ощущать от него, стоя рядом? Верно, эмоции у него просто по ветру струятся, так и обдают тех, кто рядом, и он на грани истощения. Как физического, так и эмоционального. Швея сняла рукавички и порвала бумажку, которую Светлые называли подорожником или биркой, а стихийники – просто «бум». И тут же оказалась перед Кормчим. Хвала Спящему, тот всего лишь прохаживался по залу общего дома. Однажды Швея застала его купающимся в большой лохани, полной пены и горячей воды, и не знала, куда девать глаза от смущения.

- А! Поди-ка сюда, дитя! Видишь, какие стали тут стены? Пора бы их покрасить, как ты считаешь? Соберитесь-ка, женщины, посудачьте да сделайте всё как надо. Чтобы к празднику тут всё чистотой сияло!

- Хорошо, мой Кормчий, - поклонилась Швея. И, считая, что ради скорого дела можно и пренебречь всеми четырьмя подходами, которых требовала вежливость, выпалила:

- Там, у ворот, путник. Говорит, что мать его происходит из нашего поселения!

- Вот как?

Кормчий – немолодой человек, а красивый. Совсем белые волосы, совсем морщинистое лицо. Глаза голубые, в морщинках прячутся так, словно малая тучка солнце загородила, а из-за неё – лучики проглядывают. Всех-то в поселении он знает, всех привечает… но только если люди Моро ведут себя правильно.

Она вот, Швея, сейчас себя неправильно ведёт.

Пришлось склониться, уперев ладоши в коленки, постоять так, потом выпрямиться и показать Кормчему руки. Что, мол, чистые они. Что не ходила там, где нельзя, не делала руками то, чего не положено. А в ответ он возьмёт тебя за виски и вглядится в глаза. Чтобы видеть, что и не смотрела нескромно, и не думала ничего греховного. Швея греховное думала, но знала, что если глядеть прямо и честно, то будет лучше, чем отводить взор и пытаться освободиться от крепких, сухих, прохладных ладоней.

И впрямь, Кормчий быстро отпустил Швею и спросил:

- А чего же хочет этот путник?

- Чтоб впустили, наверное, мой Кормчий, - тихо ответила женщина. Теперь можно в пол смотреть или в окно – уже всё, отпустил ведь. Но Швея глаз не опустила.

- А что же мать его?

- Он назвал её имя, - ответила она. – Алеста Дания.

- Вот как, - снова сказал Кормчий. – Ну, пойдём.

Кормчему не требовались «бумы». Но если перенестись следовало на какое-то расстояние, ему всегда нужно было присутствие рядом другого человека. «У долгого переноса два конца, как в тоннеле, - говорил он, - так что и переноситься надо вдвоём. Ни больше, ни меньше!»

И оказались они не на стене, а у ворот. Кормчий их открыть приказал, и вот так Швея одна из первых в поселении Моро увидела сына Алесты Дании, ушедшей из этих краёв двадцать пять или двадцать шесть лет назад, когда Кормчий ещё не стоял у правила, а Рыбак Моро только-только появился на свет.

- Стало быть, ты сын отлученки, бежавшей от нас, - сказал Кормчий.

Швея выглядывала из-за его плеча. Путник показался ей страшным. Лицо всё чёрное, руки в струпьях и язвах, одежда, хоть и тёплая, но старая и местами рваная. Но хуже всего – горящие глаза. Вот они устремились на Швею, и ей захотелось спрятаться за стену. Ледяным огнём они горели, нехорошим – как сполохи на небе в морозную ночь. Предвестники горя и голода.

- Я сын Алесты Дании Моро, - сказал путник голосом ясным и молодым. Как если бы никакие горести и боль не касались этого человека. А ведь он едва на ногах держался!

- Впустите его. Мы не можем позволить ни одной живой душе погибнуть возле нашей крепости. От холода ли, от голода ли, но я вижу, что он может умереть даже сегодня. Милосердие наше не безгранично, но на такую малость, как накормить, согреть и выслушать, моего сердца хватит.

Любил Кормчий красивые речи, очень любил. И все они были рассчитаны так, чтобы произвести впечатление на как можно большее количество людей. Вот и сейчас его услышали все дозорные, и Швея, и незваный гость.

- Кроме того, я хочу слышать, как умерла Алеста, - добавил Кормчий, кладя руку на плечо путнику. – Если она умерла хорошо – значит, Спящий простил её, простим и мы. Если же она умерла плохо, это будет уроком всем молодым женщинам, которые рвутся от нас к лучшей жизни.

- Да, мой Кормчий, - сказал каждый из присутствующих, а путник промолчал.

***

Остаток пути, по неширокой улице до приземистого, но большого дома, который, как сообщили Дэну, назывался «гостевым», его почти тащили.

Дэн даже хотел пошутить про это, о том, как тут любят путников, что даже на руках носят, но от усталости не смог вымолвить и слова. Он заплакал, когда в просторной кухне его посадили в огромную лохань с тёплой водой, и миловидная женщина подала ему мыло и полотенце. Он готов был полюбить эту женщину, как не любил никого в жизни, когда она помогла ему, голому и ободранному, выбраться из ванны и обернула в нагретую у огня простыню, и напоила горячим молоком, и уложила в кровать.

Ему хотелось, чтобы эта женщина осталась с ним.

Но она ушла.

Дэн лежал на чистых простынях, под толстым одеялом, и слёзы текли по его обожженным морозом щеках. Тут к нему подошёл Кормчий и спросил:

- Кто ты такой, сын Алесты Дании Моро?

- Я Чёрный Скрипач, - ответил Дэн, - меня также знают под именем Дэниэла Альсона. И не уверен, что это имя не принесёт вам бед. Но мне надо укрытие, чтобы восстановить силы.

- Твоя мать ушла от нас давным-давно, - сказал Кормчий. – Но то, что ты пришёл – это, по-моему, хороший знак. Ты мужчина и маг. Я бы хотел, чтобы ты жил у нас.

- Недолго, - ответил Дэн. – У меня остались незаконченные дела в Азельме.

Он назвал столицу, хотя Чезаре мог жить сейчас где угодно. Но именно с Азельмы Дэн собирался начать поиски Роза.

- Мы находимся под постоянным надзором Ордена Отражений, - сообщил Кормчий. – Они приходят с проверками и по другим делам. Если бы ты был наш – мы всячески прятали бы и укрывали тебя. Ведь ты бежал из тюрьмы?

- Бежал, - не стал отрицать Дэн. – Но, если я останусь на какое-то время, я бы не хотел бездельничать.

- А чем ты занимался в миру, Чёрный Скрипач? Кроме музыки, конечно, - спросил Кормчий.

Дэн подумал и неохотно ответил:

- Я маг ложи Боли.

- Не было ли у тебя занятия попроще?

- Никаких, - покачал головой Дэн. У него стала совсем тяжёлой голова и веки смыкались. Сытость и тепло тянули его в сон. – Однако маги ложи Боли – не только убийцы и палачи, но и лекари. Есть ли у вас врачеватели?

- У нас не принято исцелять данные Спящим болести, разве что помогать и утешать болящих. Есть повивалка, - тут Моро почему-то хмыкнул. – Утешителя же, кроме меня, не нашлось.

- Тогда я согласен быть Утешителем Моро, - промолвил Дэн. – Утешать болящих сейчас самое занятие для меня.

Кормчий смерил его недоверчивым взглядом.

- Я подумаю, какую работу дать тебе, Чёрный Скрипач. Звать тебя мы будем Утешителем, это так. Но у наших людей есть немало и других обязанностей.

- Хорошо, - беспечно ответил Дэн. – Я согласен на всё, только дайте мне отдых и покой. Хотя бы ненадолго.

И он, подложив кулак под щёку, уснул на правом боку, едва сомкнул веки.

***

Крепость Моро жила непривычной для Дэна жизнью. Маги, с которыми он был когда-либо знаком, никогда не занимались простым трудом. Они предпочитали не работать вовсе или зарабатывать с помощью волшебства. В крайнем случае, как, например, делала семья Дэна, занимались искусством или преподаванием. Исключение составляли грязные трупари – возились с землёй и мертвецами, презренные и жалкие. Однако и они предпочли бы бездействовать, если б могли себе это позволить. Бывали случаи, что и некроманты происходили из древних родов и жили в хороших домах.

Но здесь, в поселении Моро, работали все, от мала до велика, и Дэн не видел, чтобы при этом использовалась магия! Убирать снег полагалось лопатами, чистить и резать овощи – ножами, варить еду - в котлах на огне. Очень странно распределяя работу, словно задавшись целью, чтобы каждый потрудился на таком участке, где ничего не умеет, люди Моро создавали иной раз весьма рискованные ситуации. Ранились, калечились. И вместо того, чтобы обратиться за помощью, справлялись своими силами… или не справлялись вовсе. Особенно женщины. Здесь совершенно не ценили женщин, что поражало Дэна. Он к такому не привык. Его бабушка по отцовской линии, его мать всегда были дома в большом почёте. Светлые маги-женщины охотно трудились вместе с магами-мужчинами, особенно это касалось ловцов. При дворе короля Кешуза дамам поклонялись как прекрасным, надушенным идолам… а в поселении их, кажется, и за людей не считали. Так, функции. Вышивальщицы, посудомойки, швеи, прачки.

Стихийники не использовали магию на виду у всех и очень неохотно облегчали себе даже самые сложные задачи с помощью волшебства. Эмоционально стихийники вели себя очень сдержанно. Здесь не старались заниматься развитием, читать и слушать музыку исключительно ради роста или углубления чувств. Всё это мало заботило стихийников. Им важен был покой, их манило равновесие и полный мир в душе.

Но Дэну такой покой не пришёлся по сердцу. Кормчий сказал правду – исцеление болезней тут отдавалось на волю судьбы. Сильные и здоровые выживали, больные умирали – кто в благости, а кто и в страшных мучениях. Вот мучений-то, разумеется, не своих, а чужих, Дэн и искал. Обходя поселение, он поначалу удивлялся, куда попрятались совсем уж немощные и дряхлые старики, но в конце концов смирился, что их попросту нет. Вполне возможно, их куда-то отселяли, чтобы не смущали своими болячками остальных – никто на этот вопрос Дэну прямо не отвечал. Худой, болезненного вида чужак не вызывал у людей доверия, тем более, когда подходил с предложениями о помощи. Плохой из него был Утешитель Моро – потому что в его утешениях никто не нуждался.

Прожив в Моро дня три или четыре, Дэнни почувствовал себя совсем скверно. Он не только не восстановился, ему стало хуже. Почти всё, что он съедал, выходило наружу с рвотой, головные боли начинались с утра, к вечеру достигая пика, и неровный, не крепкий сон с резкими пробуждениями не давал успокоить нервы. Сначала Дэн думал о щелезубе, но его укусы уже зажили, а яд наверняка весь вышел из организма. Потом он понял – ему не хватает боли, чужой боли как источника энергии. Без неё он никогда не придёт в норму. Кураторы Воспитательного отделения испортили ему эмоции. Видно, добивались ещё худшего, но его спасла музыка. А может быть, его просто ещё недожали... Дэну даже иногда снился куратор Поллок, его пепельные глаза, его голос, похожий на липкую паутину.

Но ему надо было добиться того, чтобы люди шли к нему как к целителю. Несли свою боль. Иначе, пожалуй, он умрёт.

Наконец, Дэну повезло – в один прекрасный день молодой Работяга Моро рубил мёрзлое мясо и попал себе топором по ноге. Мальчишка лет пятнадцати, он пытался сам себе остановить кровь, перетянув ногу ремнём выше колена, но у него ничего не получилось. Он спрятался, боясь наказания за неловкость, и не ищи Дэн чьей-то боли, истёк бы кровью. Она пропитывала повязку за повязкой, и ремень никак не помогал. Дэн нашёл мальчишку в сарае за продуктовым складом. Всюду были пятна крови. При виде раны Дэнни повело – пришлось сесть рядом с пареньком, чтобы прошла хотя бы темень в глазах.

Мальчишка если и видел раньше Дэна, то есть Утешителя Моро, то разве что мельком, и испугался лица с потемневшей, облезающей кожей и страшной худобы. Забившись в угол сарая, рукой зажимая рану на голени, Работяга Моро трясся от ужаса.

Его эмоции оказались на редкость сильными. В этом поселении правила сдержанность, и даже если людям было больно – они старательно это скрывали. Мальчишка же и не старался сдерживаться. По его грязноватому лицу текли слёзы, окровавленные пальцы вздрагивали.

- Боишься? – спросил Дэн.

Всхлипывая, парнишка кивнул.

- Это хорошо. Бойся. Я сейчас буду делать больно. Недолго. Это поможет тебе…

«И мне», - мысленно договорил Дэн.

Штанину пришлось разорвать, даже разрезать оказалось нечем. Рана оказалась серьёзная, глубокая, топор распорол и вены, и артерии. Пытаться зажимать это рукой было всё равно, что останавливать ветер лбом. Дэн сорвал с ноги ремень. Затем глубоко вздохнул и положил руки одну выше, а вторую ниже раны. Мальчишка взвизгнул и дёрнулся. Дэн сжал зубы и, окрылённый чужой болью, полный ею, пьяный ею, сжал пальцы на худой, скользкой от крови ноге.

- Тише-тише, - еле смог сказать он. – Сейчас пройдёт.

Ему хотелось не просто вобрать в себя как можно больше эмоций мальчишки – хотелось углубить рану, задев кость, врубаться в тело жертвы топором, рвать руками. Но он просто забрал ровно столько, чтобы умерить боль парнишки. Светлый бы разделил боль пополам, и часть непременно выпустил бы в эфир. Тёмный забрал бы всё без остатка и использовал по назначению. Но истинный целитель, маг ложи Боли, если хочет, чтобы рана зажила хорошо, возьмёт ровно столько, сколько надо, а остальное оставит больному, чтобы его тело не разучилось справляться с недугами, а эмоции не истощились бы.

Дэнни провёл окровавленными пальцами прямо по ране. Она стала срастаться как бы нехотя, затягивалась медленно, и процесс был для пациента весьма ощутимым. Мальчишка ёрзал, извивался, шипел сквозь зубы, поскуливал, как щенок. Раз-другой Дэн нетерпеливо дёргал локтем, когда мальчик слишком мешал ему.

Наконец, маг Боли счёл дело сделанным. Нога мальчишки выглядела воспалённой, а рубец грубым, распухшим. Паренёк изо всех сил старался не рухнуть в обморок. Но зато сам Дэн чувствовал себя прекрасно.

- Ну, что сидишь? – грубовато сказал он мальчишке. – Иди к матери, пусть даст тебе горячего бульона и глоток красного вина.

Мальчик встал, с опаской ступая на раненую ногу. Дэнни и сам с интересом на неё смотрел – никогда не залечивал серьёзных ран. Мальчонка прихрамывал, но не сильно.

- Болит? – спросил Дэн настороженно. Он не слышал сильной боли, но вдруг чувства подводят его?

- Чуть-чуть, - прошептал пациент и вышел из сарая, спотыкаясь и суетясь.

Дэну осталось сидеть на тюке с колючей соломой да смотреть на толстую свиную ляжку и валяющийся поодаль топор. Зачем эти недоумки послали такого неуклюжего парня рубить замерзшее мясо? Распределение работ и профессий вызывало у него недоумение.

В гостевом доме никого не оказалось, печь, нетопленная с утра, успела остыть. В комнатах ещё хранилось достаточно тепла, но Дэна слегка знобило. Он не стал тратить время на розжиг и растопку печи, а воспользовался магией – всего-то и дел, что заставить дрова улечься как положено, да поджечь. Для этого не хотелось утруждаться. Огонь бодро загудел в печи, погнал горячую воду по трубам. Почему, подумав про обогрев, стихийники не позаботились о том, чтобы сделать нормальную ванную комнату? Тут же, в просторной кухне, недалеко от печи стояла большая кадка для мытья. Женщины грели воду на плите в несколько заходов и наливали в кадку. Это казалось Дэнни глупым. Сейчас ему просто необходимо было вымыться, а горячая вода была лишь в системе отопления дома. Что, если попробовать разъединить трубы, отлить горячей воды в кадку и потом соединить трубы обратно? Дэн сосредоточился на них, представляя себе процесс и вкладывая в него энергию, стараясь при этом не думать о чувствах. Эмоции – удел женщин? Да, как-то так и сказал Кормчий. А ведь у Дэна как раз с эмоциями сейчас и нехорошо…

Труба на стене, рядом с кадкой, лопнула под напором неумело направленной силы мысли. Дэн попытался направить в ванну струю горячей воды, но та била слишком сильно и обдала молодого человека брызгами. Струя била на расстоянии ладони от кадки, заливая пол. Зашипев, Дэн шарахнулся подальше от трубы, потерял над ней контроль, и горячий поток стал заливать кухню. С трудом совладав с трубой, Дэнни вернул её на место руками, но в месте соединения просачивались горячие капли. Надо было как-то получше соединить края трубы.

Дэн старался придать металлу былую целостность, но ему не хватало знаний для завершения процесса. За этим занятием его и застал Кормчий Моро, без стука вошедший в дом.

Ему хватило одного лишь взгляда, чтобы горячая вода оказалась в кадке, а труба запаялась сама собой.

- Мы не используем магию там, где можно обойтись своими силами, - сказал Кормчий Моро спокойно.

- Я это уже заметил, - снимая мокрые ботинки, буркнул Дэн. Он наклонился над кадкой и с шумом мыл в грязноватой воде окровавленные руки.

- Ты не привык работать с силами природы, - наблюдая за ним, произнёс Кормчий Моро. – Если захочешь остаться, сын Алесты Дании, то со временем научишься.

- Водопровод – сила природы, - изрёк Дэн. – Железная труба – представитель величайшей стихии!

- Эмоциональная магия – удел женщин, - кормчий усмехнулся. – Настоящий стихийник не зависит от настроения, своего или чужого.

С секунду Дэнни глядел прямо перед собой, мыльная грязная вода стекала с его рук. Потом он распрямился и встряхнул пальцами, слабо улыбаясь своим мыслям.

- Я бы хотел подыскать себе женщину, мой Кормчий, - сказал он. – Хорошую, хозяйственную. Можно вдову.

- Вдову? – Кормчего отчего-то передёрнуло. – У нас много незамужних девушек. Шестнадцати, семнадцати лет, хорошеньких и трудолюбивых. Я скажу, чтобы приходили почаще, только вот…

- Нет, мой Кормчий, - мягко прервал его Дэн. – Я пока нехорош для юных и хорошеньких.

- Но так не принято, - нахмурился Кормчий. – Нашим женщинам положено соблюдать нравственную чистоту и не думать о греховном. Но я подберу тебе невесту…

- Мне не нужна невеста, - терпеливо сказал Дэн. – Мне нужны эмоции для того, чтобы полностью исцелиться, например, жалость какой-нибудь вдовушки… а не отвращение юной девочки при виде моего лица. Если ты, мой Кормчий, силой попытаешься заставить какую-нибудь девочку прийти ко мне, я уйду из поселения.

- Ты не можешь уйти, - растерялся Кормчий. – Ты – сын Алесты Дании, и ты принадлежишь поселению Моро!

- Я заметил, что у поселения Моро мало мужчин и много женщин, - сказал Дэн. – Почему бы тебе просто не сделать, как я прошу? Поверь, мой Кормчий, я не причиню ни одной из женщин ни вреда, ни позора.

- Я подумаю, - буркнул старик, насупившись. – Но у нас так не делается!

- Это ничего, - ответил Дэн. – Это не страшно. Я постараюсь не нарушать ваши законы.

***

- Сходи со мной завтра, а, Швея? – встретившись с Швеёй у маяка, попросила Полоскунья Моро. – У тебя ведь нет на завтра работы?

Швея застенчиво пожала плечом. Каждый десятый день Кормчий вывешивал в общем доме расписание – у кого какие работы, помимо своей ежедневной. Два раза за десятидневье у каждого должны оставаться дни, когда он свободен. Таким, как Швея, они были в тягость. Заняться нечем, только думы тяжёлые голову на стол клонят, глаза слезой застят.

- А ты куда завтра собираешься? – спросила Швея у Полоскуньи.

- Да к этому, болезному. В гостевом доме который, - с досадой сказала соседка, наморщив курносый нос. – Страшный, сил моих нет. Пойдем, а? Женщина я грузная, полы мыть тяжело. Я бы лучше обед ему сварила какой-никакой. Да и побаиваюсь я одна-то. Вчера вон Жнея и Носатая Вариха у него вдвоём были. А мне Кормчий сказал – одна иди. Пойдешь со мной?

- Пойду, - сказала Швея. – Давай я вечером ему пирог испеку. Тебе и готовить меньше. Небось всё у плиты да у плиты стоишь.

Полоскунье Моро недавно стукнуло тридцать семь лет, не девочка уже, и всей-то радости у неё имелось – это семьи братьев. В одной три белокурых мальчишки да крошечная серьёзная девочка, самому старшему только-только исполнилось семь лет, а в другой – мальчик и девочка постарше. Самой Полоскунье мужа не досталось – видать, по причине полноты да излишней сварливости. Швея считала, что второе всё-таки казалось мужчинам пострашней, чем вес. Она, помимо стирки и других работ, обихаживала обе семьи и возилась с детишками. Иной раз на неё оставляли и племянников с племянницами, и ещё семь-восемь ребят. Полоскунья справлялась, да ещё готовила всем, кто не попросит, и похлёбку, и жаркое, и кашу. Варила она просто, почти безвкусно – удавались разве что различные сладкие печенья или блинчики.

- Испеки, испеки, - необычайно ласково проворковала Полоскунья. – Небось даром что страшный, а вкусненькое как нормальный человек любит.

Швея, как домой вернулась, тут же тесто стала творить, и всё думала почему-то про того человека, какой он был, когда пришёл. У него ведь сил до гостевого дома дойти не хватило. Какой он чёрный был, как с него кожа так и лезла, особенно с рук. Но под струпьями и отросшими волосами он показался Швее совсем не страшным и очень молодым. Таким молодым, как брат Швеи, Лодочник Моро в тот год, когда последний раз его видели живым. Тут Швея взгрустнула, да ещё как. Ведь было же время, когда в этом доме собирались люди, много людей. И они с Рыбаком вместе и прибирались, и готовили обед, и угощали гостей. Приходила его сестра с мужем и дочерьми, и его родители, и мать Швеи. Приходил Лодочник, всё с разными девушками приходил, и пели песни, и пили сладкое вино, купленное в Сольме. А то ещё, бывало, ходили в общий дом, на танцы. Лодочник играл на флейте, а Бочар – на маленькой скрипке. Где она теперь? Верно, лежит в чулане с той поры, как Бочар тесаком нечаянно обрубил себе на левой руке три пальца по вторую фалангу…

Швея месила тесто и роняла в него слёзы. Вкусный же выйдет пирог для новичка!

***

Вчера в гостевой дом приходили две дородные женщины средних лет. Белобрысые, краснощёкие, они походили друг на друга, и ещё на изображения Великих Дев, которые нянчили Спящего бога, когда он был младенцем. «Тётеньки» - вот как мысленно назвал их Дэн. Видно, Кормчий решил показать «товар лицом» так, чтобы Дэнни сдался и выбрал себе молодую и красивую невесту из тех девушек, которых сам он считал подходящей парой для «Утешителя».

Но на этот раз пришли две женщины, показавшиеся Дэну вполне симпатичными. Пришли они степенно, принесли какие-то пироги, кажется, один с рыбой, а второй с ягодами. Одна, конечно, сильно постарше, возрастом почти как те вчерашние, но скорая на язык и не из стеснительных. Её светло-русые волосы выбивались из причёски, очевидно, принятой в этих краях у незамужних – этакая высокая шишка на голове, удерживаемая крупным гребнем. Дэн уже видел на некоторых девушках платки, возвышающиеся бугром такой же формы на макушке. Толстушка с порога принялась развивать деловитую суету. То хватала половики, чтобы кинуть их на снег, то сметала со стола в кухне несуществующие крошки. Дэн уже позавтракал, а после завтрака и на столе прибрал, и пол подмёл. И с некоторым недоумением смотрел, как азартно мечется эта громкоголосая и шумная «девушка» по гостевому дому. Схватилась было за постельное бельё в его спальне, собрала простыни и наволочки в узел, а свежее не постелила.

Потом переглянулась с другой женщиной и загремела в кухне кастрюлями и горшками. Её подруга Дэну понравилась бы больше, если б была поулыбчивее. Она ему напомнила кого-то, хотя Дэн не мог вспомнить, чтоб где-нибудь видел это славное и простое лицо. Пшеничные волосы, заплетённые в две косы и заколотые на затылке. Поверх волос повязана широкая чёрная вдовья лента. Несколько очень светлых веснушек на носу, серо-голубые глаза. Ничего особенного, кроме, разве что, очень напряжённого выражения на лице. Но прочитать её эмоции Дэн никак не мог. Ему захотелось взять эту тихоню за руку и узнать, какая боль её снедает.

Но для начала он решил выбрать – которая из женщин подойдёт ему больше. Хозяйничать по дому им много не придётся – те, вчерашние, «тётеньки», отлично справились с уборкой и готовкой. Поэтому Дэн предложил:

- Отдохните, дамы. Нечасто вам приходится бездельничать! Садитесь, выпейте со мной чаю. И умоляю, скажите, как мне вас называть. Иначе я даже не знаю, как мне беседовать с вами, милые дамы.

Это, конечно, прозвучало очень уж неловко. Дэн отвык быть вежливым с женщинами, да и с кем бы то ни было. Отвык.

- Меня прозывают Полоскунья, - по обычаю людей Моро, она протянула Дэну обе руки ладонями вперёд. – А ты ведь Утешальщик?

- Утешитель, - Дэн приложил свои ладони к её и продержал на секунду-другую дольше, чем допускали приличия. Авось никто этого не заметит.

Он ощутил её боль – всю до донышка.

У Полоскуньи с болью имелись свои счёты. Дэнни только диву давался, как она может смеяться – он бы на её месте корчился и стонал. У него занемели пальцы и перехватило горло, едва он получил лишь представление о её «болячках». Застуженные женские органы, давний, плохо сросшийся перелом щиколотки, с позвоночником просто беда, из-за лишнего веса и таскания тяжестей ломило плечи, а трещины на пальцах от стирки не заживали уже никогда. Отлично. Просто отлично. Как сказал бы куратор Поллок – «отличный материал для работы». Подумав об этом, Дэн опустил руки и криво улыбнулся. Ещё не хватало – стать таким, как Поллок! Нет, ему не надо «материал», ему нужна…

Он задумался и устремил взгляд на вторую женщину, молодую.

- Швея Моро, - сказала она и подняла руки. Но не дала коснуться себя – тут же спрятала ладошки под фартук.

Дэн поставил на стол кружки, тарелки с пирогами. Как только запахло сытной едой, в кухне тут же стало уютней и словно теплей.

Гостевой дом строили для большого количества гостей, и посуды тут имелось много, и комнат с удобными приземистыми кроватями, и прочей мебели да утвари. За столом посреди просторной кухни могло уместиться, наверно, человек двадцать. Но Швея и Полоскунья умостились с одного краешка, и Дэн сел напротив, пытаясь наладить с ними беседу. В его ладонях ещё жила боль, которую он ощутил в теле толстушки.

- А говорят, ты музыкантом был, Утешальщик? – спросила Полоскунья. Дэн подумал, что она держится столь оживлённо и даже слегка развязно не потому, что ей весело. Она тут не в своей тарелке. Пугает он её, что ли.

- Я и есть музыкант, - ответил Дэн. – А у вас тут с музыкой да танцами как?

- Вот её брат, Лодочник, утонул год назад, так он на флейте играл. А ещё у Бочара скрипка была, да только не играть ему больше.

Швея тихонько вздохнула. Видимо, брата любила. На Дэна она нарочно не смотрела, прятала глаза – то на столешницу смотрела, то пальцы свои разглядывала. Да, с Полоскуньей сойтись попроще будет. Вот только не приглянулась она Дэну. Не то что Швея.

- Скрипка? – спросил Дэн.

Сколько же времени он не играл ни на каком музыкальном инструменте? Сколько тосковал по своей чёрной скрипке, мечтал хотя бы подержать её в руках, если уж сыграть не суждено?

- Он себе пальцы отрубил, - сообщила Полоскунья. – А так-то раньше весело было, да, Швея?

- Скрипка – это уж очень тихая да мягкая музыка, - сказала Швея.

У Полоскуньи голос крикливый, трескучий, словно у сороки. А Швея говорит – как та самая мягкая да тихая скрипка поёт. Нежный у неё голос, не подходящий к этому грубому житью, к этому холодному посёлку.

Дэн поднялся со скамьи якобы для того, чтобы долить «дамам» чаю из пышущего жаром на плите чайника. Проходя мимо Швеи, чуть пошатнулся, и, чтобы удержать равновесие, оперся на её плечо.

Швея испуганно отшатнулась, словно Дэн её мог заразить своими страшными язвами и наградить вот такой же образиной, как у него. А он не успел почувствовать всё, что хотел. Только ту боль, что на поверхности – как ни странно, Швея, такая молодая, уже узнала немало боли. И речь даже не о том, что у неё ломило шею от постоянного сидения над шитьём, и не в том, что тянет кожу недавно заживший ожог между пальцами на левой руке. И не в том, что ноют её маленькие ступни, уставшие от тяжёлой неудобной обуви. Была какая-то другая, затаённая душевная боль, но её-то Дэн как раз и не сумел распознать. Не успел.

- Простите, - сказал он.

- Эх ты, Утешальщик, - засмеялась Полоскунья, вставая и подхватывая Дэна, словно тот собирался упасть в обморок. Пришла пора Дэна отстраняться от чужих рук. – Да ты себя-то утешить не можешь. На ногах еле стоишь!

Почти насильно Полоскунья усадила скрипача на скамейку и села рядом, да так уютно, так по-бабьи прильнула сбоку, словно её место всегда было подле Дэна. Он сквозь одежду чувствовал мягкое бедро, округлое тяжёлое плечо. И поневоле представил эту жизнерадостную, перезрелую женщину еще ближе – всю такую податливую и прилипчивую… как тесто, из которого она лепила свои пироги. И пахло от неё едой. Не каким-то отдельно взятым блюдом, а едой вообще.

…А Швея, словно испуганная кошка, сжалась в комочек и пролепетала:

- И правда… Ты ведь совсем не поправился за эти дни, - сказала она. – И руки… Хочешь, приготовлю тебе мазь? Она хорошая, всё лечит. Такими руками играть нельзя… А скрипка у Бочара Моро в кладовке лежит, я видела.

Дэн позволил себе заглянуть в глаза Швее. Поняла ли она, что он её выбрал?

- Хочу, - сказал он коротко. – Приноси свою мазь.

Он хотел взять Швею за руки, притянуть к себе, может быть, преодолевая её нерешительность и сопротивление, обнять и уже не отпускать. Неизвестно, каких ещё женщин пришлёт сюда Кормчий, но Дэн уже понял, что лучшей пары ему не найти.

Полоскунья отставила кружку с громким стуком и сказала громко:

- И скрипку принесём! Будешь у нас на танцах играть! Авось развеселишься. А то видели мы при тебе один инструмент – в твоём тряпье…

Дэн, не понимая, уставился на Полоскунью.

- Тот, что был совсем грустный, - пояснила толстушка, смеясь.

Швея покраснела и отвела глаза от Дэна. Только тогда скрипач понял, что она уже некоторое время смотрела на него.

- Приходи завтра, - сказал Дэн Швее как можно тише, пока Полоскунья заходилась смехом. – Приноси свою мазь, я постараюсь исцелиться, чтобы вы могли на меня смотреть без отвращения.

Швея вновь вспыхнула, а Полоскунья, хохоча, добавила:

- И кушай получше, а то худоба такая, что тебя с ложки кормить хочется. Уж если мы, бабы, на тебя смотрим с жалостью, то девоньки помоложе и вовсе отворачиваются.

Как ни печально, это было правдой.

- Буду кушать, - пообещал Дэн толстушке, и та, наконец, притихла.

Уставилась на него, как на диковину, и внезапно Дэн понял, что своими вкрадчивыми прикосновениями приворожил обеих. Он успел забрать часть их боли – неизвестно, как и когда. А ведь женщины более чутки, чем мужчины, вот и сумели связать его касания и улучшение настроения и самочувствия.

- Пойдём-ка мы со Швеёй, - просительно сказала Полоскунья. И бочком-бочком пошла к выходу из дома.

У порога Швея обернулась и улыбнулась Дэну – улыбкой испуганной и застенчивой одновременно.

Это заставило сердце Дэна сжаться. Не хотел он, чтобы Швея его боялась.

Скрипка, валявшаяся в кладовой Бочара Моро, оказалась ученическим инструментом с треснувшей обечайкой, никуда не годными струнами и без смычка. Что ж, всего сразу не получить. Дэн завернул инструмент в чистую тряпицу и забрал с собой. Так, со скрипкой под мышкой, его и встретила на улице Швея Моро. Дэн думал о ней почти всю ночь и всё утро. Но при этом совсем позабыл, что светловолосая пугливая женщина собиралась принести ему мазь.

- Доброго дня, эна Швея, - Дэн предложил Швее взять его под локоть, но она сделала такое паническое движение в сторону, что едва не рухнула в сугроб.

- Понимаю, - Дэнни сунул руки в карманы тёплой куртки. Здешние жители снабдили его всей необходимой одеждой – ношеной, но по крайней мере чистой, не то что кладбищенские трофеи. – Извини.

Швея пожала плечами и сунула ему в руки склянку.

- Держи. Мажь утром и перед сном.

Дэнни взял склянку, стараясь не коснуться при этом руки Швеи, чтобы не пугать её ещё больше. И чтобы не чувствовать её страх.

- Может, покажешь мне, как мазать? – спросил он.

- На морозе-то?

- Можно и в тепле, - пожал плечами Дэн. Но Швея Моро так отчаянно замотала головой, а потом так поспешно убежала, что он только и успел, что усмехнуться.

Брезгует? Или всё-таки нет?

Сунув склянку в карман, Дэн продолжил путь к гостевому дому. Там его уже поджидал Кормчий Моро.

- Где тебя носит? – спросил он. В его голосе не было и намёка на раздражение. Дэн полагал, что это ещё и потому, что Кормчий прекрасно знает о каждом его шаге.

Дэн положил на чистый кухонный стол завёрнутую в тряпье скрипку, затем нашарил в кармане мазь, но вынимать передумал. Ему не хотелось комментариев Кормчего.

- Я пришёл дать тебе урок, - на этот раз от интонации главы крепости Моро Дэну захотелось втянуть голову в плечи. – Ты готов?

- А это требует какой-то особой готовности? – уточнил Дэн. – Очистить мысли, освободиться от эмоций?

- Это требует внимания, - не поддержал весёлости Кормчий. – Я как учитель претендую на него в полной мере.

Дэн в некотором изумлении смотрел на этого человека. Лет шестидесяти, коренастый, с коротким, будто обрубленным носом, круглым подбородком и светлыми, словно на солнце выгоревшими глазами. Волос на голове почти нет, а те, что есть, совсем седые. Пальцы на руках короткие, мощные. Кормчий походил на кряжистый низкорослый дуб и потому производил впечатление негибкого, консервативно настроенного человека. Дэну, привыкшему к тому, что магия – процесс творческий, сложно было осознать, что Кормчий Моро тоже маг, причём более опытный, мудрый и сильный.

- Детям в твоём возрасте непросто усидеть на месте и держать сосредоточенность достаточно долго, - начал Моро.

- Мне же не пять лет, - засмеялся Дэн.

- Вот видишь, - очень мягко заметил Моро. – Ты уже перебиваешь и не слушаешь. Достаточно долго – значит не минуту и не час. Иногда маг-стихийник пребывает в трансе, и знаешь, сколько времени он может потратить на управление природой?

Дэнни старательно выдержал паузу, и предположил:

- Шесть часов?

- Сутки и даже более.

- А как же естественные потребности… ну… поесть, попить, по…

- Без «по».

- Сутки без «по»? В трансе? А если кто-то нападёт в это время?

- На стихийника? Ха!

Дэн покачал головой. В момент краткого сна или долгого транса любой волшебник крайне уязвим. Но про стихийников он знал очень мало. Может, они обладали какими-то особенными способностями?

- Ты всё узнаешь. Теперь давай снова вернёмся к эмоциям. Ты привык черпать силы в своих чувствах, а если этого мало – брать чужие. В особые моменты ты находишься в неконтролируемом или плохо контролируемом состоянии – аффекте. Всё так?

- Всё так, - подтвердил Дэнни.

- Стихийнику не надо ничего ниоткуда черпать, - махнул рукой Кормчий Моро. – Напротив. Мы учимся у природы бесстрастию. Есть ли настроение у ветра или у воды?

Дэн Софет ван Лиот слушал лекцию Кормчего молча. Целый час. Но мнение о том, что у стихий нет эмоций, так и не принял. Природа для него была музыкальна, а музыки без души не существует. А раз есть душа – есть и чувства.

Когда Моро ушёл, Дэнни размотал тряпку и взял скрипку в руки. Она походила на больного ребёнка и вызывала у молодого мага горечь и жалость. Скорее всего, болезнь скрипки была безнадёжна – лак с неё облезал, местами на задней деке проступили чёрные пятна древесной гнили. У Дэна не было ни смычка, ни струн, а делать их он не умел. Он мог разве что пожалеть скрипку, подержать на руках, укачивая, провести пальцем по старым струнам, слушая их шёпот.

Какую мелодию он сыграл бы первой, если б мог? Наверное, тихую и горестную, полную одиночества и тоски. Дэнни прижал скрипку к груди, убаюкивая, и вдруг зазвучала музыка. Очень тихо, прозрачно и призрачно. Скрипка плакала и вздыхала вместе с ним. Дэн стоял с нею в руке и смотрел за окно, на козырёк снега, свисавший с крыши сарая, и музыка постепенно становилась громче. К ней присоединилось лёгкое постукивание тающего снега по карнизу окна. В крепость Моро пришла оттепель. Валторной завыл в печной трубе южный ветер, засвистел флейтой сквозняк, пробравшийся в поддверную щель.

Ещё не осознав, что происходит, Дэн вздрогнул, и музыка смолкла. Безмолвная скрипка, неживая, лежала в его руках.

Дэнни положил её на стол. Бережно укрыл чистой тряпочкой. Суконная куртка, висящая рядом на стуле, тяжело сползла на пол, и поднимая её, Дэн нащупал в кармане позабытую склянку Швеи. Мазь пахла неприятно и резко, и скрипач с осторожностью колупнул её пальцем. Собрался нанести слой на шрамы левой руки и обнаружил, что кожа уже выглядит куда более чистой и гладкой, чем раньше. Подживающие шрамы больше не были такими воспалёнными. Дэн рассеянно помазал их и пошёл искать зеркало. Не нашёл.

Уже темнело, когда стихла капель. Оттепель закончилась. Прозрачный воздух медленно наливался синевой, в небе уже не оставалось ни облачка. Зажглась первая, робкая, бледная звезда, хорошо видная из окна спальни гостевого дома. Дэн лёг прямо поверх покрывала, не снимая одежды, и закинул руки за голову. В дрёме ему послышался тихий стук в дверь, но он не пошевелился.

Спустя некоторое время стук повторился – лёгкие звуки, чуть громче царапанья мыши под полом. Дэн вскочил с кровати, босиком подошёл через комнату и кухню, отворил дверь. На пороге стояла Швея Моро, перебирая руками край накидки. Глаза у неё были круглые и испуганные. Светло-русые волосы возле висков покрылись инеем, как сединой, и ресницы тоже. От неё пахло талым снегом и ветром.

Дэн молча посторонился, пропуская женщину в дом. Швея от робости еле двигалась, и через два-три шага буквально рухнула в его объятия.

***

Швея пришла от посещения гостевого дома в ужас. Полоскунья – та, хоть и говорила, что боится новичка, вела себя смело и выставляла свои прелести напоказ. Кажется, Утешитель даже растерялся от её напора. И смотрел на Полоскунью как-то с опаской. Швее за подругу было стыдно. Но она постоянно ловила себя на том, что глазеет на Утешителя. Он ей напоминал картофелину в земле и кожуре – под всеми верхними слоями, сползающими с него коростами, было нечто привлекательное.

И вот Утешитель прикоснулся к ней. Ухватился за плечо. Словно огнём ожёг. И пробудил томление. Не видеть бы его больше. Запереться бы в своём доме.

Но уже наутро Швея, проснувшись, стала думать о поводе снова увидеть странника. Вспомнив про обещание, полезла на верхнюю полку, где стояли склянки с мазями. Открыла одну, понюхала – сильный запах травы-прянки, облепихового масла и переплавленного гусиного жира дали ей понять, что это именно та мазь, которая заживляет кожу. Стеклянная баночка неприятно холодила кожу. Швея завернула её в тряпочку положила в карман полушубка. До гостевого дома не дошла: увидела, как идёт он по той стороне улице. Так и обмерла Швея: неужели её ищет? Но потом сообразила, что идёт он со стороны Бочарова дома туда же, куда шла и она сама. И свёрток в его руках – уж не скрипка ли?

Передала ему мазь, а сама только и думала, как бы ему дурочкой не показаться. Улыбнуться нельзя, кивнуть нельзя, рукой руки коснуться – тоже нельзя. А ну как увидит кто? Кормчему скажет, и тогда всё, одна дорога – в море самой прыгнуть, пока другие со скалы не столкнули. Ох, да ведь и говорить ему не надо – сам увидит, по глазам шалым, как бывало уже не раз…

Швея кинулась к себе в дом, заперла дверь, и закрыла ладошками глаза. Спящему взмолилась: что же ты, неужели не видишь меня в своих снах? Да видно, слишком уж она маленькая да незначительная, чтобы бог посмотрел сон с нею. Но к вечеру разыгрался ветер, тёплый, не зимний, ударил с оттяжкой по снежным вершинам, как плетью. И пришла оттепель. Да непростая. В звуках капели слышала Швея голос, зовущий её. И противиться ему не было сил у Швеи. Воздуха в лёгких не хватало, чтобы дышать, и ударов сердца не могла сосчитать несчастная вдова. Пробовала отвлечься шитьём, да только машинка рвала нитки, а иголки с булавками кололи пальцы. Взяла книгу – и поняла, что строчки расплываются, а буквы так и пляшут перед глазами. И не нравоучительные истории видела Швея, а грешные. А кулачки капели стучали в стёкла её домика всё быстрее и звонче. И от этих звуков в доме казалось всё невыносимее. Выскочить наружу, на стылый сырой воздух, пока не задохнулась, и бежать, бежать!

Очнулась она только возле гостевого дома. Ветер унялся, небо прояснилось, и не помня себя от волнения, Швея постучала в дверь.

Тут же ладонь к губам прижала, а рука пахла дождём и дымом. Откуда дым? Откуда дождь? Верно, талая вода это, растревожившая сердце Швее своими трелями да звонами.

Отступила Швея от гостевого дома на шаг-другой, а сердце так и толкает её обратно. И вот постучала ещё раз. Думала – не откроет ей двери Утешитель…

Но он открыл.

***

У неё оказались восхитительные волосы – светлые, мягкие, словно кошачья шёрстка, пахнущие липовым цветом и немного дымом. И огромные, полные звёздного света серые глаза. Белая кожа с еле заметными веснушками на переносице. Мягкие губы и лёгкое дыхание с запахом яблок. Швея оказалась легче, чем ему представлялось, он и сам не заметил, как отнёс женщину в кровать, сбросив с неё по дороге тяжёлую суконную накидку и плотный коричневый фартук-платье. Нижнее платье, мышиного цвета, Дэнни расстёгивал уже в постели, постепенно безумея от множества пуговиц и крючков.

В окно без занавесок заглядывала наглая, широкомордая луна. В её ярком свете и без свечей всё было отлично видно. И то, что видел Дэн, он считал прекрасным. Швея Моро смущалась, стеснялась и боялась, что делало её ещё соблазнительней.

Сгоряча Дэнни слишком сильно обнял женщину, и она тихо вскрикнула. Дэн в лёгкой растерянности приостановился и посмотрел на Швею иначе, чем секунду назад.

Боль может быть и такой. Музыка… музыка может быть и такой тоже.

Швея прижалась к Дэну сама, похоже, ища этой сладостной боли вместе с ним. У него перехватило дыхание.

В дверь снова раздался стук. На этот раз – громкий и настойчивый. Швея панически схватила платье, прикрываясь им и в ужасе сверкая глазами. Дэнни отшвырнул платье на пол и сжал её сведённые напряжением хрупкие плечи, заставляя женщину прильнуть к себе, но стук повторился.

- Не…

- Не обращай внимания, - прошептал Дэн.

- Кого ты ждёшь? – тоже шёпотом спросила Швея.

- Никого. А ты? Кто-то шёл за тобой?

- Я вдова, у меня никого нет, - пролепетала Швея.

Вот и выяснилось хотя бы что-то.

Снова стук. И на этот раз ещё голос:

- Эй, Утешальщик! – громкий, якобы приглушённый и оттого довольно противный. Дэн узнал его. – Открой же!

- Это Полоскунья, - сказал он и нервно засмеялся.

- Что ей надо?

- Не знаю, - Дэн полагал, что знает. Но об этом лучше не говорить Швее.

- Спишь, что ли? – стало слышно, как дверь толкнули. – Эх, Утешальщик!

Скрип снега удалялся. Полоскунья уходила. Дэн обнял Швею, но момент был утерян. Женщина словно протрезвела, пришла в себя.

Она аккуратно выдернула из-под Дэнни нижнюю рубашку и отгородилась от него, как занавеской. Он прижал Швею к себе ещё раз, но теперь, когда она держала рубашку, в его грудь упёрлись маленькие твёрдые кулачки.

С огромным сожалением Дэнни ослабил объятия.

- Ты можешь остаться, - сказал он, понимая, что Швея сейчас ускользнёт.

- Я могу уйти? – робко спросила женщина в ответ.

- Только если скажешь, что придёшь ещё.

Дэн отпустил её плечи, пересел на край кровати, давая ей иллюзию выбора.

- Приду, - низко опустив голову, подтвердила Швея.

Она оделась. Дэн помог ей надеть накидку и отворил перед ней дверь. Швея робко провела по его щеке тёплой ладонью. Дэн поцеловал Швею в губы – отрывисто, коротко. И слегка оттолкнул её, спеша захлопнуть дверь.

Он ощущал себя одновременно опустошённым и переполненным. Рассудив, что сейчас уже ничего не изменить, решив, что продолжать действительно стоит, он вернулся в спальню, уткнулся лицом в подушку, пахнущую яблоками и липовым цветом, и сразу уснул.

Наутро по поселению Моро поползли слухи о готовящихся танцах в общем доме. Дескать, у Утешальщика и музыка есть! Это вызвало в крепости такое волнение, что и молодые люди не удержались в выражении эмоций! Но Дэну восторженное ожидание не годилось – ему было нужно что-нибудь посильнее, повесомее. Когда к нему каждую минуту стали забегать девушки, молодые ребята и дети, он собрал нескольких наиболее шустрых из них и велел всем рассказать, что танцы состоятся. И назначил время – завтра вечером, когда начнёт темнеть.

Общий дом представлял собой большую избу с единственной комнатой и просторными сенями. Он неплохо отапливался, но всё равно там было прохладно. Дэн рассчитывал лишь на то, что, когда наберётся достаточно много людей, станет гораздо теплее. Пока же у него мёрзли пальцы на руках и ногах. Поскольку они были отморожены, и достаточно недавно, от малейшего холода Дэн начинал испытывать сначала зуд, а затем сильную боль там, где мороз оставил свои следы.

Чтобы не вызывать лишних вопросов, Дэнни взял с собой скрипку и наспех сооружённый смычок, точнее его слабое подобие. Немного чар – и инструмент стал выглядеть как подобает, но всё это была лишь иллюзия.

Народу в большой зал общего дома набилось видимо-невидимо. Дэн на глаз не мог определить количество, но ему показалось, что девушек и парней пришло больше полусотни. Вдоль стен стояли скамьи, но почти никто не хотел сидеть. Небо за окнами стало тёмно-синим, замерцали первые, еле заметные звёзды. Пора было начинать. Дэн поискал взглядом Швею, но так её и не увидел.

Танцы начались с развесёлой плясовой, и пошло-поехало. Стучали об пол каблуки, прихлопывали ладоши, звучали смех и взвизги. Дэнни старался изо всех сил. Общий дом наполнялся эйфорией множества юных и не очень юных людей. Но это снова было не то, не то, не то! Дэн жаждал другого. Его временем должно было стать окончание танцев, когда он заиграет нечто драматическое, печальное, когда скрипка запоёт навзрыд, заставляя людей плакать.

Танцующие начали уставать и выдыхаться нескоро. Заметив спад настроения, Дэнни опустил скрипку и предложил девушкам спеть что-нибудь. Они завели шуточную, задорную песню, под которую следовало притопывать и прихлопывать, и зал и прихлопывал, и притопывал, да ещё как! Ритм был просто великолепный, люди не просто слушали и двигались в такт – они дышали вместе, как единый организм. Дэн улыбнулся и попросил песню более протяжную, чтобы все могли отдышаться. Одна из девушек завела «А вечером прилив…» чистым, высоким голосом. Этого момента Дэнни и ждал. Его скрипка заиграла, подлаживаясь под душевный мотив, и весь зал подхватил песню – молодые, сильные голоса, в основном, конечно, девичьи. Парни почти не подпевали, но с их эмоциональной зажатостью Дэну они вовсе не были интересны.

К концу вечеринки Дэн чувствовал себя пьяным, а танцоры и певицы – уставшими и вымотанными.

Дэн выходил из общего дома последним, когда там уже никого не оставалось. Он погасил все свечи и ещё немного постоял в темноте, ощущая, как его мотает из стороны в сторону. В нём бурлили чужие эмоции, накатывали волнами, согревали и учащали сердцебиение.

Если бы всё это можно было ещё и сохранить! И, конечно, преумножить. Тогда лишь останется покинуть это гостеприимное поселение и найти Чезаре Роза. Но о Чезаре Розе ему думалось совсем с другим чувством, не так, как о камергере Тэллине. Кор Тэллин – он с самого начала был врагом, ещё до того, как Дэну выпал случай узнать его. С той поры, как Гуди уговорами и магией заставил десятилетнего Дэнни убить короля, с той поры, как мальчик обнаружил, что брат безнадёжно болен идеями ложи Смуты. С той поры, как Дэну пришлось убить ради брата нескольких Светлых, а потом запытать Гуди насмерть. Вина за эти преступления определённо лежала на Коре Тэллине. Но Чезаре Роз несколько лет поддерживал и защищал Дэнни. Он являлся его учителем и покровителем. Он кормил и воспитывал. А потом предал. Из-за Кора Тэллина Дэнни стал сильнее и холоднее разумом, а из-за Чезаре Роза претерпел страшные мучения. Но Тэллина он когда-то жаждал лишить жизни, а Роза? У Дэна не было ответа на этот вопрос. Он не знал, чего можно лишить Роза, но смутно понимал, что к собственной жизни учитель относится философски. И угроза расстаться с нею не будет для него тяжёлым мучением. Тогда что? Карьера? Он ведь поднялся очень высоко! А может, при нём появилась женщина, такая, за которую Роз готов отдать всё? Чезаре всегда был холостяком, и с девушками подолгу не встречался…

Подумав о привязанностях Роза, Дэн помрачнел. Он хотел видеть Швею.

Дэн закрыл на засов общий дом и медленно пошёл к себе. В гостевом доме ему показалось пусто и неуютно. Жаль, что он так и не увидел Швею сегодня – она бы сейчас вошла сюда вместе с ним и наверняка захотела бы остаться. А если нет, то на этот раз он заставил бы её, удержал, даже если пришлось бы удерживать силой. Зря он отпустил её тогда...

Швея за целую неделю так ни разу и не посетила гостевой дом. Дэнни не видел её с того самого вечера. К нему постоянно заходили другие женщины, Полоскунья – та могла и дважды в день забежать за каким-нибудь очень важным делом! Но Швея Моро не появлялась. Спрашивать о ней Полоскунью ему почему-то не хотелось.

В конце недели пришли две женщины, и обе назвались Швеями Моро!

- А где та, другая Швея? – не выдержал Дэн. – Она приходила сюда несколько раз.

Женщины переглянулись.

- В крепости Моро не меньше дюжины Швей, - сказала одна, приземистая, коротконогая. – Которая к тебе приходила-то?

- Светлые волосы, невысокая, - с запинкой принялся перечислять Дэн, - она ещё сказала, что вдова.

Женщины переглянулись.

- Может быть, это Шей-да-пори? – спросила коротконогая Швея.

- Или Кривоножка, - хихикнула её подружка, лет пятидесяти, сухощавая и длинноносая.

Дэн хотел сказать, что ноги у Швеи как раз стройные, но вовремя одумался.

- Нет, это Смерть-Швея, - предположила первая. – Та, у которой муж помер и брат.

- Или Затворница!

Дэнни и не предполагал, что в поселении столько Швей и при этом половина из них – со светлыми волосами и вдовы!

В дом, подобно снежному кому, вкатилась Полоскунья, и обе Швеи, посмеиваясь, ушли.

- А ты малость похорошел за последнее время, - ставя на плиту чайник и выкладывая из корзинки сладкие булочки, сказала Полоскунья. – Даже с лица стал ничего. Славно я тебя откормила! У меня старший-то брат, правда, раза в два плотнее будет.

Дэн вежливо отказался от булочек. Глотая горячий чай, как лекарство, он смотрел, как вертится в кухне, хозяйничает Полоскунья. Полная, пышущая здоровым жаром, она походила на печку с ножками. Управившись с мелкими делами, женщина села рядом с Дэнни и прижалась к нему крепким боком.

- Не скучаешь по своей-то подружке? А? А то, ежели скучаешь, я тебе вместо неё постель согрею, - сказала она вдруг.

Дэн ожидал чего-то подобного, но всё равно чуть не спрыгнул со скамьи. Однако не отодвинулся от Полоскуньи ни на волос. Наоборот – прижался покрепче к ней и сказал задушевным голосом:

- А с чего ты взяла, что скучаю?

- Ну так ведь нет её, не приходит с того-то раза!

Дэнни обхватил Полоскунью за полную талию и как мог ласково сказал:

- Извини, сейчас будет больно… Так тебе что за интерес?

Его пальцы сами собой сдавили мягкий бок женщины, впились в неё, причиняя боль – пока небольшую. Такую, которую можно ещё принять за дружеский щипок. Но и за предупреждение тоже.

Полоскунья попыталась отодвинуться, но Дэн её не пустил.

- Где она живёт? – спросил он.

- Пусти, шур, - горячо заговорила женщина. – Я ж по-хорошему предложила, а ты вон как!

- Где она живёт?! Говори!

Дэн снова ощущал её болячки – по сравнению с ними, застарелыми и запущенными, щипок за бок ничего не значил. Полоскунья зашипела от боли, когда Дэн разжал пальцы, а вместо этого нащупал на пояснице, в ямочке над пышным задом, одно из наиболее болезненных мест, и надавил. Когда он повторил, усилив нажим, Полоскунья вскрикнула в полный голос.

- Не нравится?

- Что ты, Утешальщик! Зачем ты?

- Я – маг Боли, глупая! Знай, к кому пришла! Если хочешь занять место Швеи – так знай и для чего оно мне… это место.

Полоскунья приблизила к его лицу своё, круглое, побледневшее, с расширившимися глазами.

- М-морская улица, зелёная сторона, - поспешно сказала женщина, - дом с красной крышей. Только смотрии… Кормчий следит за ней, чтобы она к тебе не гуляла.

- Какое ему дело до неё? – Дэн удивился, и пользуясь этим, Полоскунья вскочила с лавки и заторопилась к двери. – Скажи!

- Так мужу своему, Рыбаку, верность должна хранить.

- Он же умер!

- Стихийники не умирают, Утешальщик. Они лишь изменяются. За вдовой смотрят куда как пристальней, перед живым-то мужем ответ держать - оно проще, чем пред мёртвым!

Дэн закрыл лицо рукой.

- Убирайся отсюда, - буркнул он. – И чтобы молчок! А то я передумаю и заменю тобой Швею…

Споткнувшись о порог, Полоскунья выскочила за дверь.

Дэнни так и остался сидеть на месте, размышляя о внезапно возникшем препятствии. В кухне стояла тишина – только потрескивали в печке дрова. Кажется, он слишком рано отпустил толстушку Полоскунью – надо было порасспрашивать её о кое-каких подробностях.

Хотя, пожалуй, теперь, зная, где живёт Швея –

его

Швея! – он мог многое спросить у неё самой.

В крепости Моро было несколько улиц. И дома здесь стояли довольно вольготно. Между некоторыми вполне встало бы ещё по одному дому. С одной стороны выходя к морю, с другой подпираемое скалами, поселение было огорожено лишь двумя крепкими стенами. Дозорными назначались все мужчины по строго определённой очереди. Патрулей было два – внутренний, обходить весь посёлок, и внешний – стоять на стенах. Дэну ещё не доводилось патрулировать крепость, и потому округу он знал плохо. В поисках Морской улицы он вышел на берег, где серо-стальное море напомнило ему о цвете глаз Швеи. Встретить на берегу Кормчего Моро Софет, конечно, не ожидал, и хотел скрыться, едва заметил старика, стоящего на большом округлом камне и смотрящего на воду. Дневной ясный воздух искрился крошечными кристалликами, лёгкий ветер гнал воду к обледенелому берегу. Несколько домов, выходивших окнами на эту часть побережья, отблёскивали стёклами, перекликаясь с бликами на поверхности моря.

Кормчий Моро вдруг поднял руки к небу. Дэнни, который уже хотел развернуться и уйти, с любопытством посмотрел вверх. Там, в синем прозрачном небе, из мелких кристалликов постепенно собиралось облачко. Небольшое, белоснежное, с рваными краями.

Краем глаза Дэнни заметил движение справа – со стороны посёлка шёл внутренний патруль. Два крепких молодых человека приближались к нему, но Дэн не почувствовал опасности. Он думал, что мужчины идут к Кормчему Моро. Поэтому он лишь отошёл немного в сторону, чтобы пропустить патрульных, и продолжал наблюдать, как Моро ткёт облако.

А облако уже изрядно выросло и потемнело. Оно затягивало солнце, и со всех сторон к нему ползли маленькие лоскутки-облака, сшиваясь в единое серое покрывало с рваными, лохматыми краями. Это было красиво. Так красиво и захватывающе, что Дэнни не сразу заметил, что патрульные не прошли мимо, к Кормчему, а встали рядом с ним. Некоторое время они вместе с Дэном глядели на главу посёлка и то, что он делает.

- Что он делает? – спросил Дэн.

- Нужен снег, - сказал патрульный. – Снега мало. Озимые не погибли бы.

От моря вверх тянулись белые пуховые струйки пара. Они тоже втягивались в тучу.

- Почему сегодня? – спросил Дэнни.

- Ветер подходящий.

Когда тучи затянули почти всё небо, один из патрульных положил руку Дэну на плечо. Второй патрульный встал ему за спину.

- В чём дело?

- Тебе надо сидеть в гостевом доме и никуда не ходить без разрешения. Так я слышал от Кормчего.

- Я от него этого не слышал. Пойти спросить? – ощетинился Дэнни.

- Кормчий сказал, что учит тебя нашей магии, - сказал первый патрульный. – И что ты можешь выбрать – тихо сидеть в доме и учиться или проваливать из крепости.

- Не советую проваливать нынче, - пробубнил второй из-за Дэновой спины. – Будет метель. Вернись домой, Утешальщик.

Дэн сбросил руку патрульного с плеча. Он был бы не прочь померяться силами с любым из этих двоих здоровяков, а то и с обоими, если применять магию. Но ему не нужен был никакой скандал, никакая драка.

- Возвращаюсь, - сказал он.

И пошёл по дороге в поселок. Названий улиц нигде не было, но от берега до рынка тут была лишь одна – прямая, идущая в гору. Справа все заборы выкрашены в зелёный цвет, а слева - в синий. Дома тут все стояли невысокие, и Дэн поневоле вытянул шею, ища красную крышу.

Но поскольку патруль следовал за ним, Дэн смог лишь увидеть её и запомнить. Оба здоровяка провожали скрипача до самого гостевого дома.

- Спасибо, что проводили, а то как бы я сам, - сказал он им на прощание. – Кстати, передайте, пожалуйста, моему учителю, Кормчему Моро, что я хотел с ним побеседовать, но вы меня к нему не подпустили.

Патрульные переглянулись, пожали плечами и молча удалились. На крыльцо медленно опускались первые снежинки будущего снегопада. Дэна охватила позорная, удручающая слабость – сегодня ему пришлось потерять больше энергии, чем он мог себе позволить. И что бы он ни чувствовал – все эти эмоции не позволяли восстановиться. На свои собственные силы Дэнни опереться не мог. Оставалось лишь набираться чужих. Здесь, где люди прятали эмоции, это оказалось слишком тяжело.

Но если раньше Дэн думал, что, восстановившись, тут же уйдёт на поиски Чезаре Роза, то теперь ему хотелось остаться.

Метель у Кормчего Моро удалась злая, с сильнейшим ветром и обильным снегом. Выглянув в восемь часов вечера в окно, Дэнни не увидел ничего, кроме слабого света уличного фонаря, пробивавшегося сквозь густую завесу снежинок. Снег падал сплошным потоком, стоял косой стеной, как ливень. Дэнни накинул куртку и вышел на улицу. Он шёл, прижимаясь к заборам, почти ничего не видя, но ведь и его мало кто видел. Еле-еле отыскал он улицу Морскую, и был вынужден снова спуститься к морю, чтобы отсчитать шестой дом по правую руку, так как в темноте и сквозь метель никак не мог различить не то что цвет, но и очертания пресловутой крыши. Калитка с трудом подалась – мешали сугробы. Преодолев их мягкие, рыхлые преграды, Дэнни, с ног до головы облепленный мокрым снегом, припал к окну и увидел свечи на столе и светловолосую женщину. Перед нею стояла кружка с чем-то горячим, и видно было, как Швея, склонившись над пяльцами, сосредоточенно поддевает иголкой один из стежков.

Дэн стукнул в стекло, и Швея уколола палец.

Дверь оказалась незапертой, словно она ждала, когда Дэнни придёт. Швея проворно скинула с него куртку, жадно прижалась к его груди.

- У тебя сердце колотится, - невнятно сказала она.

Дэн немеющей рукой задвинул засов на двери.

- Занавески, - сказал он.

Швея метнулась к одному окну, второму, задула все свечи, кроме одной. И застыла, опершись руками на стол – глаза шальные, не верящие, рот приоткрыт. Дэнни шагнул к ней, обмирая. Метель ломилась во все щели дома, завывала в трубе, сотрясала забор и калитку. Швея кинулась к Дэну, бестолково ощупала его руки, плечи, шею, голову, обхватила лицо ладонями, порывисто поцеловала.

И потянула его вниз, на домотканый ковёр. После чего свеча на столе угасла.

Остались лишь Дэн, Швея и музыка бури. Музыка, швыряющая из стороны в сторону, музыка мучительно острая, возводящая на пик и сталкивающая оттуда на самое дно. Ритм – срывающийся, неровный. Темп – от умеренного до бешеного и обратно. Мелодия – то щемящая, до тихих стонов, то мощная – до криков.

- Швея, - прошептал Дэн, но это слово никак не подходило к ней.

Раньше это было имя. Теперь, когда Дэнни узнал, что в крепости Моро много Швей, это слово перестало обозначать её – ту самую Швею, у которой вздёрнутый нос, бледные веснушки и свисающая на нос прядь светлых волос.

- Меня зовут Анстис, - прошептала Швея ему в ухо.

Дэн не успел даже ахнуть. Она назвала ему своё имя, так сразу? Почему? Он даже не смел спрашивать, зная от матери, какое это таинство! Маленькая, хрупкая женщина только что отдала ему свою жизнь – не раздумывая, не под пытками, просто так! Поражённый этим, Дэн долго молчал, очень старательно вспоминая – не пытался ли он приворожить Швею? Но как ни крути, он не неволил её, не накладывал чар, потому что хотел, чтобы всё произошло само собой. Может быть, не столь стремительно, но зато правильно. У Дэна имелся совсем небогатый багаж отношений с девушками, но он понимал, что Швея влюбилась в него слишком уж неожиданно и очень быстро.

- Пойдём в кровать? – сонно спросила Швея.

- Да, пожалуй. Анстис…

- Ммм?

- Полоскунья сказала мне, что здешние вдовы не изменяют своим мужьям. Что с тобой сделают, когда узнают?

Швея не спешила отвечать. Она встала, подобрала с пола разбросанную одежду, аккуратно сложила всё на скамью, забралась на высокую, пышнотелую кровать. Похлопала рядом с собой. Дэн улёгся рядом, чувствуя, что прямо сейчас их ждёт продолжение, и это уже будет не внезапная буря, а медленное смакование того, что они не успели распробовать сразу.

Но он ждал ответа, а женщина молчала.

- Скажи. Что тебя ждёт?

- Мне всё равно, - сказала Анстис. – Пусть делают, что хотят.

- Но что они захотят?

- Как Кормчий решит, - ответила Швея.

Дэн понял, что она неспроста изворачивается.

- Анстис, ведь ты знаешь, кто я. Думаю, все здесь давно это знают. Утешитель из меня плохой, но выведывать у людей секреты я умею. Мне даже не придётся пытать тебя, не так ли?

Швея, почувствовав себя неуютно, загородилась от Дэна одеялом, но он очень нежно взял её за руки и продолжил:

- То есть я могу связать тебя и заставить испытать много разных ощущений, как приятных, так и не очень, и тебе вовсе не будет по-настоящему больно. Могу надеяться, будет даже очень хорошо, хотя я не так уж опытен в этих делах. Но Анстис, мне не хочется тебя заставлять. Скажи мне сама.

Дэнни приник губами к тонкому, тёплому запястью, и Анстис слегка вздрогнула.

- Они, скорее всего, утопят меня в море, - сказала она.

- И ты знала это? Знала с самого начала? И пришла ко мне? – поразился Дэн.

Швея в ответ, дрожа, потянулась к нему всем телом.

- Мне всё равно, - повторила она. – Я мечтала хотя бы об одной ночи с тобой, и вот она… сбылась.

Но Дэнни этот ответ не удовлетворил. И он продолжил свою пытку: прижал руки женщины к кровати, нависая над ней, создавая у неё чувство беспомощности.

- На что ты надеешься? Убежать? Ты знаешь, что мне сейчас бежать некуда. Меня ищут и ловят повсюду. Кормчий обещал мне укрытие на определённых условиях – что я останусь тут и буду жить по вашим правилам. Как мы сможем жить на этих условиях вдвоём? Скажи.

- Никак, - глухо ответила Швея. – У нас только эта ночь.

- Но должен быть выход! – яростно сказал Дэн.

- Я люблю тебя… Утешитель.

- Дэн.

- Дэн, Дэнни... Я люблю тебя.

Он хотел ответить ей тем же, но не смог. Он сердился на себя и на неё. Его не устраивало то, что сказала Швея.

- Я могу сказать Кормчему, что женюсь на тебе.

- Нет! Нельзя. Я не смогу быть твоей женой, пока считаюсь женой Рыбака.

- Полоскунья тоже говорила, что он был Рыбак… Скажи, Анстис, что делают с неверными жёнами обманутые мужья? Живые мужья.

- Муж может бросить свою жену, сказать при всех, что делает её свободной, - ответила Швея. – Тогда она считается свободной.

Дэн удовлетворённо хмыкнул и кивнул.

- И что, считается, что если муж умер, то он не может сказать всем, что он тебя бросил?

- Это так.

Она не плакала, не страдала, не боялась смерти. Дэн не мог этого понять. Одна ночь с ним не могла так дорого стоить! Никак не могла! Почему же она пошла на такое?

- Что тебя заставило сделать это, Анстис? – спросил он. – Неужели тебе жизнь не мила? И тебе… тебе же не было всё равно, с кем?..

- Только с тобой. Едва я услышала музыку… тогда, около десяти дней назад – я поняла, что хочу быть только твоей.

Дэн начал понимать смысл той, первой своей стихийной музыки. Ещё до танцев в общем доме, да, именно тогда это и произошло. Именно тогда он в первый раз заигрался с погодой и, видимо, слишком страстно думал о Швее. Он всё-таки приворожил её, сам того не желая, приманил, притянул к себе магией. Он в ответе за то, что сделал.

Впрочем, он уже знал, что предпринять дальше.

Метель за окнами улеглась. Там мягко, беззвучно падали крупные хлопья снега. Так же нежно, как Дэнни целовал Швею.

***

Раннее утро застало Упырька на кладбище возле свежей могилы, куда он только что привёз и сбросил тела воспитуемых, одно поверх другого. Он желал проверить, действует ли на жив-курилок новый пистолет, прикупленный им по случаю в крупном городе – Сольме. Оружие выстреливало круглой тяжёлой пулей, внутри которой, попадая в цель, разрывалось ядро. Осколки рвали живое тело, убивая или страшно калеча человека. Дарду страсть как хотелось узнать, что произойдёт, если выстрелить жив-курилке, допустим, в голову именно такой вот пулей-дурой.

Трупы еще не проморозились и даже не слишком закоченели. И земля не слишком промерзлая – так что копать было не очень трудно. Некромант поднял один из трупов – жив-курилка получился что надо. Упырёк зарядил пистолет новой пулькой и тщательно прицелился в оживший труп, топчущийся на месте и не знающий, что делать. Выстрел отдался далеко за пределами кладбища, отразился от тюремной стены и эхом вернулся к Дарду. Жив-курилка, оставшись без головы, пошатнулся и рухнул замертво. Надо было доставать второй.

Именно в тот момент, когда Дард с помощью лопаты спустился на дно неглубокой могилы, из воздуха с тихим звуком разрываемой бумаги вышел молодой человек. Ага, у него бирка есть… Человек перегнулся через край ямы, глядя вниз, и сказал:

- Здравствуй, друг трупарь.

Сначала Дард парня не узнал. Темноволосый, худой, лицо, пожалуй, приятное. Но потом заприметил рубцы от укусов на руках незваного гостя. Так мог покусать только щелезуб – оставленные им раны плохо заживали, долго гноились и открывались раз за разом. Помнится, Дард ещё порадовался, что мерзавец одолел тварь, но она оправилась и выползла наружу еле живая. Дард сделал из неё зверонежить, но потом всё равно прикончил – уж больно мерзкая получилась тварь.

Осознав, что перед ним тот самый мерзавец и есть, Упырёк сел прямо на ледяную землю и тихо застонал. Ну вот зачем он сюда пожаловал? В тюрьму обратно захотел, по кураторам соскучился… или ищет Чезаре Роза?

- Я тебе не друг и не трупарь. Я маг ложе Смерти.

- Вылезай, маг ложи Смерти, - мерзавец протянул вниз руку. – Дело есть.

- А платить чем будешь? – оживился Упырёк.

- Натурой, - нехорошо оскалился злодей. – Давай, пошевеливайся, трупарь, у меня мало времени.

Упырёк воткнул в землю лопату, воспользовался ей как ступенькой, и выбрался наружу, игнорируя протянутую ему руку помощи. Затем склонился над разрытой могилой и выдернул оттуда лопату. Бережно очистил подолом грязного-прегрязного войлочного плаща штык и закинул лопату на плечо.

- Меня звать Сарвен Дард, - пытаясь хранить достоинство, изрёк он.

Теперь, когда парень не выглядел недопомершим жив-курилкой, не щеголял струпьями и почерневшей кожей, отмыл длинные черные волосы и оделся в приличную одежду – он выглядел настоящим аристократом. Некроманту хотелось в его присутствии распрямить плечи и ожидать приказов.

- Отлично, - кивнул мерзавец. – А я Дэн.

- Дэн – и всё?

- Тебе мало?

Некромант пожал плечами и пошёл к дому, чувствуя, как мерзавец Дэн сверлит его спину взглядом. Куда бы тот ни позвал – Дард решил не идти. Даже если предложит кругленькую сумму.

Он-то решил, да только мерзавец решил иначе. В спину ударило чем-то тугим, упругим, прогнуло некроманта назад, опрокинуло, потащило по земле вместе с лопатой. Магические путы!

Вот же влип.

- Я тебя не отпускал, - Дэн наклонился над Упырьком. – Я тебе жизнь подарил в прошлый раз, а ты не ценишь. И сейчас хочу подарить. В обмен на то, что ты сделаешь для меня.

- С какой такой стати? – Сарвен сложил губы трубочкой, слегка причмокнул. Звук вышел тихий, слабый. Но Портеру этого достаточно. Прибежит! – Да я сдохну тут лучше и буду по могилкам шататься, чем тебе стану помогать.

- Ты так и так сдохнешь, - терпеливо сказал Дэн. – Хочешь узнать, что такое настоящая пытка от мага Боли?

Дард определённо ничего такого узнавать не хотел. Он снова причмокнул, но Портер не торопился на выручку к хозяину.

- Не зови его, - скучным голосом посоветовал Дэн, ослабив магические путы, чтобы Дард мог двигаться. – Вставай. Я покажу тебе, где твой пёс. Ну?

С кряхтением и проклятиями, изрыгаемыми осторожности ради вполголоса, Упырёк поднялся на ноги и поплёлся за негодяем к дому.

Портер лежал на боку на крыльце, обездвиженный теми же связующими чарами. При виде хозяина пёс повёл красным, воспалённым глазом и слабо шевельнул хвостом. Из приоткрытой пасти донеслось тихое поскуливание.

- Хочешь – сделаем из него чучело? Или умертвие какое-нибудь.

- Ублюдок, - некромант кинулся к Портеру, вытер с длинной серой морды слезу, погладил собаку по голове. – Что тебе надо?

- Затащи пса в дом, замёрзнет. Потом пойдёшь со мной. Сделаешь, что я скажу – и я уберу с пса заклятие. Учти – ему сейчас больно. И будет больно всё это время. Не очень сильно – я не живодёр. Слегка так. Но зато без передышки. Чем быстрее обернёмся…

Не дослушав, Сарвен поднял Портера на руки и внёс в дом. Проверил печку – теплёхонька. Если действительно быстро обернуться, то и остыть не успеет.

- Чем быстрее – тем раньше освобожу твою шавку.

- Что надо делать? – повернувшись к Дэну, он всё-таки распрямил плечи и вытянулся в струнку. Как когда-то на службе.

Дэн, не тратя понапрасну слов, схватил Упырька за шиворот. Ох, длинный какой, словно мачта. Нет, но как он смог оправиться так быстро, да ещё отравленный ядом? Месяца не прошло с тех пор, как от этого недотрупа был один скелет, кожа - и та облезала клочьями… Дард Портера лечил – и то не меньше месяца прошло, прежде чем пёс оправился после ядовитых укусов. А ведь на животинках всё заживает быстрее. Ах да, маг ложи Боли.

Мерзавец разорвал бирку, и они перенеслись куда-то к морю. Тут некромант заозирался, чтобы понять, где они. Увидал приземистые, но справные домишки, заборы, крашенные зелёным и синим. И совсем близко – маяк, выкрашенный в белое и синее. Дард аж застонал от плохого предчувствия.

- Стихийцы?

- Они самые, - подтвердил Дэну. – Сейчас придёт сюда их папаня, Кормчий, и ты при нём и при всём его народе вызовешь от моря труп некоего Рыбака Моро по имени Хекки Дью. И будешь говорить с ним.

Сарвен Дард почувствовал слабость в ногах. Вот во что его втянула собственная доброта.

- Зря я тебя спас, - сказал он Дэну.

- Да, в другой раз подумай, - спокойно ответил мерзавец.

Со стороны деревни тем временем приближалась целая процессия: седой старик в тёплой безрукавке, с непокрытой головой, несколько дюжих парней, двое из которых вели под руки босую женщину в сером платье, и – на отдалении от парней – кучку местных жителей и жительниц, видимо, желающих поглазеть на выдающееся зрелище. Один из парней тащил большой и с виду тяжёлый мешок, похоже, набитый камнями. Второй – длинную верёвку.

- Успели, значит, - равнодушно сказал мерзавец. И, повысив голос, обратился к старику:

- Кормчий Моро! Я слышал, что могу жениться на этой женщине, если муж, Рыбак Моро, прогонит её за измену?

Старик окинул долгим взглядом и Дэна, и некроманта. На его лице появилась кислая гримаса. Видать, мерзавец и здесь успел вызвать у людей стойкую неприязнь, подумалось Упырьку.

- А если не прогонит? – выкрикнул кто-то из толпы.

- Мне не хочется отправлять Швею Моро к её мужу, - сказал старик Кормчий. – Это хорошая женщина, молодая и сильная. Но ты, Утешитель, сделал всё, чтобы погубить её. Хотя тебе предлагали выбрать любую девушку из поселения, ты выбрал вдову. Что ж! Она не заслужила такой смерти. Если тебе удастся это исправить – мы будем только рады.

Какая-то толстуха запротестовала:

- По закону – надо утопить! Без условиев!

Кормчий обернулся к крикунье:

- Нас не так много, чтобы проявлять ненужную жестокость, - сказал он. – Помолчи, Полоскунья, пусть Утешитель Моро попробует договориться с Рыбаком. Вижу, он даже привёл себе помощника.

Упырёк поёжился. Под толстым войлочным плащом его продрал жуткий озноб.

- Ты стихийцем решил стать, что ли? – вполголоса спросил он у мерзавца. Пожалуй, с этой минуты он стал вызывать некое подобие сочувствие у Дарда. По своей воле впутаться в такое – это ж умудриться надо.

- Вызывай Рыбака, - так же тихо сказал Дэн, не глядя на него. А смотрел он на эту, босую, светловолосую. Некромант тоже посмотрел. Да, жалко бабоньку. Совсем умучили – даже голову не подымает, молчит, только босыми ногами по снегу переступает.

- Попроси их дать ей хоть обувь и плащ, - предложил Сарвен. – Каково ей так-то стоять? Люди! Хоть бы одеяло на неё накинули, а?

Никто не шевельнулся помочь. Мерзавец, дёрнув ртом, скинул с себя башмаки из тюленьей шкуры, повёл бровью – и они сами оказались на ногах женщины. Но она и тогда не подняла на него взгляда.

Сарвен Дард по прозвищу Упырёк вздохнул и повернулся лицом к морю.

- Ты же понимаешь, что у меня только своё. Тут чужого не возьмёшь, - шепнул он Дэну.

Мерзавец молча развернулся спиной к стихийцам и положил руку ему на плечо.

- Не дрожи, трупарь. Я же рядом.

Эмоций от мерзавца исходило не более, чем от приснопамятного Итана. Что-то там невыносимо гнусное делали с людьми в Воспитательном отделении, после чего маги становились сродни трупам, даже если вроде бы жили. Эх, Дарду бы ту бабоньку светловолосую рядом поставить – страх смерти, отчаяние, вот где эмоции-то черпать.

Но тянуться до неё было далековато.

- Встань поближе к ней, хотя бы на пару шагов поближе, - велел некромант. – Буду тянуть из неё через тебя.

Дэн отошёл – слава Спящему, лапу свою костлявую с плеча снял, и на том спасибо! – и вскоре через него в Дарда хлынул благословенный поток.

Маг ложи Смерти, даже самый завалящий, умеет то, что недоступно другим.

Из ледяной даже на вид воды появились кости. Они плыли к берегу небольшой группкой, но мелкие волны отгоняли их прочь.

- Помогите ему, - сквозь зубы попросил Дэн стихийников.

- С какой стати, Утешитель? Справляйся сам! – усмехнулся Кормчий. – Я же учил тебя.

Упырёк не мог прерваться, поэтому не смотрел, но, видимо, что-то там такое происходило, после чего светловолосая подошла к самой кромке воды и встала рядом, всё так же поникнув головой. Для верности Дард взял её за руку – ледяная, как промороженная рыбка. А худенькая какая… тонкие, лёгкие косточки под холодной кожей.

- Она замерзает, суки, - процедил сквозь зубы Упырёк и поискал глазами мага. Его поблизости не было. Пришлось снять с себя тёплый плащ и остаться в свитере и жилетке – холодновато, но терпимо. Под тяжёлым войлоком девушка чуть-чуть шевельнулась, но так и не произнесла ни слова.

Часть моря вдруг стала гладкой, затянулась тонкой плёнкой льда, и скелет, оказавшись прямо на этой части, бестолково заскользил к берегу. Волны качали медленно зарождающуюся льдину, несли к ногам Дарда, а позади кто-то одобрительно хлопал в ладоши. Вот мерзавец, а? Заслужил чьё-то одобрение.

Тут бы жизнь свою и Портера заработать, заслужить – вот в чём закавыка. Стихийники коварны, могут и прикончить, а там, в сторожке – Портер… один. Обездвиженный. Сходящий с ума от боли. А если вдруг ещё какой-нибудь щелезуб проберётся через лаз, оставшийся от сдохшей твари?

Сарвен Дард наполнился энергией и зашипел сквозь зубы – от избытка чужих и своих эмоций у него свело челюсти и зачесались уши. Останки оказались на берегу, череп вцепился в его башмак зубами. Стало видно, что некоторые кости кое-как соединены морскими наростами.

- Рыбак Моро, по имени Хекки Дью, время смерти – два года назад, - сказал Дард.

К останкам кинулось сразу несколько человек. Светловолосая бабонька, напротив, попятилась. Некромант поднял часть скелета, с черепом на куске хребта и грудной клеткой, и повернулся к зрителям лицом.

- Ну что, деревня! Готовы послушать, что скажет обманутый муж изменнице-жене? – спросил Сарвен, ощущая небывалый подъём, даже азарт. Как вино побежало по жилам, ей-же-ей.

- Готовы, - ответил старик Кормчий уверенно. – Прошу тебя, душа Хекки Дью, явись к нам из чертога Смерти и скажи нам, что ты думаешь по поводу измены твоей жены?

Над побережьем нависло молчание.

Затем в воздухе повеяло холодом. Над побережьем не было ни ветерка, но поток ледяного воздуха, пахнувший тленом, обдал разгорячённые лица присутствующих. Дард прикрыл воспалённые от морского ветра веки и увидел призрачное лицо – светлые брови и ресницы, плотно сомкнутые веки. Вокруг лица курился дым, иногда принимавший формы человеческих тел. Одно такое отделило от общей массы руку и голову. Открылся призрачный рот – прореха в дымном силуэте.

- Сссзачем тревожить прах мага? - послышался шёпот, который проник в уши каждого.

Люди дрогнули, некоторые зажали уши руками. Ха, как бы не так, этот голос услышат все, даже напрочь глухие!

- Дух Хекки Дью, скажи, что ты думаешь по поводу измены твоей жены? – повторил вопрос Кормчий. Его голос подрагивал, но в целом староста держался достойно.

Мерзавец Дэн – вот кто даже не дрогнул.

- Какое мне дело до живых? Пусссть творят что хотят, - прошипел всепроникающий голос. – Не тревожьте мёртвых по пусссстякам.

- Твоя жена, Швея… - не унимался Кормчий.

- Может жить как ей хххочетсся,- сказал дух Хекки. – Мёртвым не нушшшшны жёны.

Дард не выдержал напряжения и упал на колени. Слишком давнишний мертвец ему попался – тяжело удерживать так далеко ушедшую душу возле таких мельчайших останков. Всё так и плясало перед глазами. Кости мертвеца сами собой отползали к воде – их тянуло на место упокоения. Волны бежали навстречу останкам. Шёпот больше не слышался людям, но никто на это не жаловался.

- Полагаю, достаточно? – как сквозь подушку услышал некромант голос мерзавца. Посмотрел – Дэн уже подхватил светловолосую на руки.

- Достаточно. Но теперь ты должен остаться у нас навсегда, - высоким, громким голосом – ну как же, чтоб деревня вся слыхала! – крикнул староста.

Да когда же они уже кончат свою говорильню и придут на помощь к нему, Дарду? Упырёк бессильно лёг на песок. Там же Портер… один… неподвижный, на холодном полу…

Упырёк очнулся от того, что пёс лизал его лицо. Скулил, потявкивал, трогал за плечо передней лапой. На полу лежал брошенный войлочный плащ, рядом валялась лопата.

Сарвен обнял Портера, поцеловал в тёплую морду.

- Ничего-ничего, мы ещё с ним поквитаемся, - пообещал он псу. – Мы ему припомним, как он нас отблагодарил за то, что мы с тобой спасли его жизнь, дали ему кров и одежду…

Некромант сел на пол, и тут услышал слабое звяканье. В кармане штанов обнаружился маленький кошель. Развязал – ну, не золото, конечно, серебро, но целая пригоршня. И записка: «Извини, трупарь. Может, тебя порадует то, что я отпустил твоего пса сразу, как только мы перенеслись к стихийникам? Д.»

Ну вот, и что теперь – не мстить?

***

Что человеку нужно, чтобы хоть на время оставить мысли о мести? Дэн прожил в крепости Моро около года. Первые недели они с Швеёй, помнится, почти не вылезали из кровати. Выбираться же из дома их заставляли разве что из-под палки. Впрочем, Кормчий сначала старался не заставлять их работать слишком много. Но всё когда-то заканчивается, и Дэна стали отправлять на обязательные работы то по очистке улиц от снега, то на рубку леса. Выходил он и на рыбный промысел в качестве помощника рыбаков. Раз или два в неделю Кормчий учил Дэна управлять стихиями. Оставался недоволен учеником, иногда в сердцах заявлял, что больше не будет с ним заниматься, но сменял гнев на милость.

- Стихией нельзя овладеть, - гневался Кормчий, - её не подчинишь. Даже самый слабый ветерок сильнее любого самого сильного человека. Даже самый мощный атлет кричит от боли, если его ранит металл или обжигает пламя. Мужчины ли, женщины ли – все тонут в ледяной воде или замерзают морозной ночью, оставшись без тепла. Не пытайся подчинить эти силы себе, не пытайся ими играть. Отринь все эмоции и стань стихией сам. И однажды ты растворишься в стихии.

«Вот куда деваются их старики!» - внезапно понял Дэн.

Но если он встречал человека, которому требовалась помощь мага ложи Боли, то помогал. О том, что его магию засекут ловцы, Дэн и думать забыл, полагаясь на защиту крепости стихийников: ведь те существовали на стороне закона, им разрешались чары! Разумеется, если они не вредят живым.

Помогал Дэн и щуплому некроманту, зачастившему с визитами в поселение Моро: то спину ломит, то ногу лопатой зашиб. Дошло до того, что Дард стал приходить просто так – в гости. За год он посетил их таким образом раз шесть. С детства Дэн не помнил гостей – если, конечно, не считать Светлых в доме Чезаре Роза. И не то чтобы он радовался посещениям Дарда, он его едва терпел, но сам факт того, что дом Швеи посещает не только Кормчий и всякие кумушки, грел измученную душу скрипача. «Что у тебя?» - спрашивал он, не снисходя до приветствий. Дард мялся, сообщал, что надорвал спину или что у него болит зуб. «Будет больно, трупарь!» - сообщал Дэн сурово. Лечить он не любил. Это оказалось куда как сложнее, чем причинять боль. Хотя с магией всегда так. Вон некроманту небось тоже пристукнуть кого-нибудь проще, чем поднять. Хотя как сказать? Глядя на щуплого Дарда, в жизни не скажешь, что ему хоть что-то даётся просто.

Временами Дэн думал, что счастлив. Он окреп, отъелся, нарастил мускулы. Его юношеское тело, раньше слишком хрупкое, а теперь гибкое и сильное, за год восстановилось после невзгод и лишений, хотя по сравнению со сверстниками из крепости Моро Дэнни и выглядел как тонкая хворостинка рядом с крепкими полешками. У него был дом, была жена. Кормчий провёл над ними обряд, они видели вдвоём со Швеёй множество снов. К великой досаде Кормчего, Швея пока не забеременела – предводитель людей Моро очень ждал, что у неё с Дэном будет хотя бы один мальчик. Но молодые супруги считали, что всё ещё впереди. По поручению Дэна Бочар Моро съездил в Сольме, где купил скрипку – простенькую, скромную как девочка, с тихим нежным голоском. Куда ей было до чёрной скрипки! Но она и слова дурного от Дэнни не услышала. В общем доме танцы устраивали теперь почти каждый месяц.

Да, Дэн мог бы считаться счастливым человеком. У него были любимая женщина, мудрый наставник, возможность заниматься магией. И музыка.

Но едва он успокаивался, как вспоминал маленького щуплого некроманта под окном, отчаянные желтовато-серые глаза и слова: «Он сказал, чтобы я убил тебя!»

И всё внутри снова сжималось, завязывалось в узел и начинало звучать в сухом, резком ритме.

Но год прошёл быстро.

***

Светлые маги заявились вскоре после праздника Долгого сна, в тот день, когда Дэн отправился с Лесорубом Моро валить деревья. Нагрянули без предупреждения, усиленным отрядом из девяти человек, и сразу же рассредоточились на группы. Девятый – предводитель отряда – направился прямиком в дом Кормчего. Видный такой человек – довольно высокий, с приятным светлым лицом, с длинными русыми волосами. Зеленоватые глаза походили на две льдинки, горящие под лучами солнца не хуже хризолитов. Кормчий видел его не впервые, но запамятовал, как зовут эна офицера.

- За последние две недели в вашем районе участились случаи применения Тёмной магии, - сказал Светлый, выкладывая перед собой несколько листов с графиками и пачку незаполненных бланков с печатями. – Вот, взгляните, эн Моро. Видите, кривая вот здесь двинулась вверх!

- Плохая погода, - пожал плечами Кормчий. – Увы, нам тут несладко приходится, климат суровый, то буря, то снега не дождёшься, а то вдруг – представьте! – оттепель.

Светлый снял тонкие жёлтые перчатки и вытащил из кармана ручку-самописку с крошечной стеклянной колбой внутри. Чернила из колбы текли по узкой трубочке в металлическое перо. Кормчий с удивлением поглядывал на приспособление – его собственные медные перья, которые он трепетно коллекционировал, казались рядом с удивительной ручкой старинными причудливыми безделушками.

- А что вы скажете на всплески чужеродной для вас магии? Вот в прошлом году, почти сразу после плановой проверки – зафиксировано магическое вмешательство магии ложи Смерти, не имевшее последствий для живущих… Это что?

- Так это, было дело, мы приглашали некроманта для того, чтобы он поспособствовал… тут такое дело – у женщины одной муж утонул, а она снова замуж пожелала. Ну, чтобы душу-то живую не губить, мы, простите, попросили мага ложи Смерти с мёртвым поговорить насчёт этого.

Кормчий преданно уставился на мага честными голубыми глазами.

- Регистрацию я сам у него проверил, сразу же, он из поднадзорных, на службе у себя на хорошем счету, говорил… ничего сверх оплаченного он не делал. Так что, офицер, тут всё в порядке.

- Андерсон, - сказал офицер.

- Да, эн Андерсон, я вас припоминаю. Были у нас с инспекцией полтора года назад. Так ведь? Как эна Майя?

В отряде ловцов нередко присутствовали женщины. Их положение всегда вызывало возмущение Кормчего. Он слышал, что у Светлых они даже офицерами могут стать. И носят штаны! И красят ресницы и губы. Недопустимо, чтобы Андерсон и другие офицеры таскали сюда этих непристойных женщин. Потому-то Кормчий, поглядывая на двух стройных девиц из его селения, стоявших за сиденьем Андерсона, и напомнил об эне Майе, с которой старший офицер приезжал в прошлый раз.

- Хорошо. Вышла замуж, беременна. У меня и самого невеста, - ответил тот невозмутимо.

Беременна! Так и сказал. При девушках.

- Говорят, у вас тут новый человек поселился, - сказал Андерсон, делая пометки на одном из листов с печатями. Сверил свой список со списком Кормчего, приподнял брови. – Рядовой Кейла! Посмотрите, пожалуйста, в донесениях.

Крепкий, темноволосый паренёк достал из сумки письмо, сложенное вчетверо. Не подписанное. Кормчий коснулся бумаги, и уже понял, что она сделана умельцами его поселения. В письме печатными буквами говорилось о том, что некий Утешальщик Моро есть никто иной как Чёрный Скрипач.

- Откуда?..

- Принесли недавно, - сказал Андерсон, следя насмешливыми льдисто-зеленоватыми глазами за предводителем людей Моро.

Кормчий хорошо помнил, что за последние несколько дней из поселения отлучались лишь двое – Гребец Моро с сестрой, Полоскуньей. Стало быть, это она. Та, которая завидовала Швее.

- У нас новых людей нет, - сказал Кормчий. Он уже решил, что Дэна никому не отдаст.

- Утешальщика нет?

Да, это слово только убедило Кормчего, что автор доноса – Полоскунья Моро, завистница и ревнивица. А ведь нехорошо чужое счастье рушить. Спящий осудит.

- Такого нет, - сухо ответил Кормчий.

- Списки жителей где?

Скрепя сердце, Кормчий положил перед ловцами тонкую стопку бумаги.

- Утешитель Моро, - ногтем мизинца подчеркнул Андерсон. – А говоришь, нет. Долго ли здесь живёт?

- Долго, - соврал Кормчий.

- И откуда же взялся?

- В миру жила одна из наших женщин, отлученка. Она умерла, а её сын пришёл к нам, - сдержанно пояснил Кормчий.

- Пойдем-ка навестим его, - сказал Андерсон.

***

Швея сидела за штопкой огромной старой кофты, которую любила иногда надевать дома. В дверь постучали – но, не дожидаясь, когда она подойдёт и отопрёт, кто-то магией отодвинул засов. Вошёл Кормчий, а за ним следом – сразу несколько гостей, и при их виде у неё сердце оборвалось. Ловцы! Да как много…

- Хотите чаю? – дрогнувшим голосом сказала Швея.

- Швея Моро, - отодвинув плечом Кормчего, подошёл к ней главный ловец. Она поняла, что главный – не по нашивкам, а по лицу. Видела она его раз или два, и всё с разными ловцами. И всегда он командовал ими. – Где твой муж, Швея?

- А вы в общем доме бы посмотрели, там вывешено, - растерянно ответила Швея. – Я ведь и не помню… или перед крепостной стеной снег чистит, или на вырубку пошёл с лесорубами. Знали бы, что вы будете спрашивать – дома бы остался…

Светлый взял её пальцами в перчатках за подбородок, так и впился ледяными колючими глазами в её лицо. Швея помертвела. Страшно ей стало этих глаз, этого холодного беспощадного лица.

- А ты ведь вдова была, Швея? У тебя ещё прозвище было – Смерть? – спросил он. – Как же это твой мёртвый муж разрешил тебе спать с другим мужчиной?

Швея попыталась высвободиться, но офицер держал её подбородок цепко и не отпускал.

- Так вот потому и позвали некроманта, - засуетился Кормчий. – Жалко было её, вот и позвали.

«Они не знают, кто такой Утешитель, - передал он ей мысленно. – Знают, что жил в миру и пришёл к нам, что сын Алесты. Но больше – ничего!»

Швея не ответила ему и даже не подала никакого знака. Боялась, что мысли прочитают и другие. Или на лице её что-то такое увидят.

Главный Светлый, наконец, отпустил её.

- Двое сторожат здесь, - сказал он, - двое пусть сходят к воротам, посмотрят, кто там нынче снег чистит. Чёрный Скрипач – он нездешнего вида парень. Смотрите, кто выглядит не так, как эти. Высокий он, стройный, молодой. Волосы чёрные, глаза карие. Рядовой Деми - к общему дому. Проверь, где этот парень работает. Остальные могут пока отдыхать.

- Вам лучше в гостевом доме посидеть, эн Андерсон, - тут же встрял Кормчий. – Там и тепло, и удобно.

- Хорошо. Пусть она идёт с нами, - велел главный. – А то ещё удерёт и предупредит этого вашего Утешителя.

Он вдруг схватил Швею за затылок и на секунду больно сжал. Швея не крикнула, не ахнула – сжала губы и переждала боль. Это она умела.

- Это чтобы и мысленно не могла предупредить, - сообщил Светлый. – Я закрыл твой разум от него. И ты, старик, не ходи никуда. Боюсь я, нечисто тут у вас с этим вашим Утешителем.

Швея переглянулась со старым предводителем. Ей очень хотелось, чтобы он передал Дэну, что его хотят арестовать. Но тот, всё поняв по её глазам, лишь покачал головой.

- Всё-таки мы держим вас вот здесь, - Светлый показал Кормчему кулак.

Тот глубокомысленно заметил:

- Ставя на реке Зелли плотину, люди тоже думали, что держат её вот здесь, - и показал кулак в ответ.

У кормчего Моро были крупные, широкие, короткопалые руки, а у Светлого – аккуратные, небольшие, с тонкими пальцами. Руки аристократа. Потому и кулак у стихийника выглядел куда внушительней. Ловец помрачнел.

- В гостевой. Что стоим? – это он тем, кто к воротам не пошёл.

Не успели они дойти до гостевого дома. Не успели ловцы рассосредоточиться по приказу командира. Замерли и повели носами.

Один из них доложил:

- Вспышка магии. Сильная.

И другой ему вторил:

- Ложа Боли.

- Где? – встрепенулся главный.

Но ловцы, носы по ветру, лишь недоуменно пожали плечами.

Швея знала, в чём дело. Скалы отражали всплеск, и неясно было, в какой стороне кто-то использовал магию Боли.

Сама она почуяла Дэнни и поняла, где он. Как и то, что произошло нечто серьёзное.

«Он придёт сюда!» - подумала она.

И выдала свои мысли главному Светлому. Тот радостно вспыхнул и схватил её за плечи.

- Он придёт к тебе, не так ли? Где бы ты ни была. Придёт?

Швея не знала, что ответить, и лишь сжалась в его руках, словно пойманная в силок зайчиха.

***

Бригада рубщиков леса выбрала помеченные ещё с осени деревья – две стройных, не самых высоких сосны с высохшими верхушками. Видимо, корни сосен ещё были крепки, раз непогода не повалила их. Дэн ожидал, что парни опять будут рубить топорами – и потратят на рубку много времени и усилий, хотя любой из них наверняка обладал достаточным магическим потенциалом, чтобы выдернуть дерево из земли, как редиску из грядки. Но ребята решили, что отсутствие над ними присмотра в лице строгого старосты даёт им некую свободу действий.

Лесорубы выстроились в круг – восемь человек, считая Дэнни.

- Делай как мы и учись, если можешь, юнец, - подсказал ему мужчина справа, возрастом, наверное, старше лет на пять.

- Если почувствуешь, что что-то не так, лучше сразу падай лицом вниз, - посоветовал юноша слева, как успел узнать Дэн – старший брат мальчишки, рубившего мясо. Может быть поэтому он и относился к Утешителю немного лучше остальных.

Дэнни ничего не чувствовал – и не знал, что надо чувствовать, если быть честным. Как другие, он медленно поднимал руки, иногда кося глазом на парня слева. Как и прочие, постепенно отходил от дерева.

Только когда весь отряд сделал резкое движение, окончательно поднимая руки к вершинам сосен, Дэн ощутил стихию. Из лёгких как будто вышел весь воздух, кровь словно заменили на талый снег. Дэн подумал, что сейчас умрёт, но парень слева поддержал его. Для этого ему пришлось опустить одну руку, и дерево накренилось.

- Деррррржжжи! – заорал мужчина справа. Дэн восстановил равновесие, отчаянно борясь с паникой, давившей его и заставляющей опустить руки. Плечи трещали, позвоночник хрустел. Дэн сам ощущал себя той сосной, которую выдёргивала воронка.

И сосна подалась, поднялась в воздух. Парни стали опускать её на землю, но кто-то не выдержал и отпустил руки. Это был один из совсем молодых, даже младше, чем Дэн. Цепочка прервалась, сосна рухнула и придавила плечистого мужчину, который был справа от Дэнни.

Сначала тот обрадовался, что происшествие случилось не по его вине. И только потом опомнился, и склонился над придавленным. Рубщики ухнули, крякнули, взялись за дерево и оттащили его в сторону.

- Твой выход, Утешальщик, - сказал кто-то из парней. – Покажи, что ты можешь.

Дэнни сел на снег возле придавленного, осторожно распахнул на нём короткий полушубок, провёл рукой над повреждённой грудной клеткой.

- Я не маг Смерти, - пробормотал он себе под нос. – А этот, того и гляди, шагнёт в её чертоги.

Мужчина лежал, глядя широко распахнутыми глазами в небо. Взгляд у него был мутный, дыхание прерывистое. Дэн спиной чувствовал, как лесорубы ждут от него чуда.

Тогда он положил руку прямо туда, где находились переломанные кости и размозжённые внутренние органы. Ладонь обожгло – это была даже не боль, а шок от неё. Сердце у Дэнни захолонуло от этого ощущения. Вытянуть вот это всё и… и куда?

- Да я сам от такого помру сейчас, - снова буркнул Дэн.

- Готовьте носилки! – сказал он парням. – Рубите ветки, снимайте одежду… быстро.

Никто не пошевелился.

- Мы его не потащим, - сказал самый молодой из рубщиков. – Или ты его подымешь и он сам пойдёт, или он тут помрёт. Третьего не дано.

- Как это? – Дэн постепенно вбирал в себя боль, но что делать дальше, он не знал. Кости, мышцы – это он ещё помнил, как устроено, но что делать с остальным? У парня еле работало сердце, и, судя по ощущениям, кровь попала в брюшную полость. Потом, что происходит с желудком? Вдруг там разрыв? А кишечник?

- Да так это! Тебя назначили целителем, ты и справляйся! – огрызнулся кто-то.

- Я бы хотел убрать боль и дотащить его до дома, - возразил Дэн. – Там я, может быть, за несколько дней смог бы восстановить его, а здесь холодно, он замёрзнет раньше, чем я…

Почувствовав под ладонью, где именно распространяется внутреннее кровотечение, Дэн замолк и направил всё, что у него было, туда – остановить кровь, залатать порванные сосуды. У него медленно темнело в глазах от чужой боли и беды.

Дэнни молчал, молчали и лесорубы. Он не хотел повторять. Пусть решают сами – это же их односельчанин, их товарищ. Кто он там по профессии? Дровосек? Вряд ли – сообразил бы, как увернуться или успел бы направить падение дерева в другую сторону… наверное.

Дэн закрыл глаза, потом открыл – одинаково темно. Сердце раненого не сдавалось, билось, не сдавался и Дэн. Парни за его спиной потоптались, переговариваясь шёпотом, да отошли. Спустя несколько секунд Дэн услышал, как они тюкают по поваленной сосне топорами.

Восстановив кровоток, Дэн осторожно убрал руку с груди мужчины и подсунул её под его спину, стараясь не тревожить лежащего. Ему надо было почувствовать боль снизу, чтобы узнать, не сломан ли позвоночник. Похоже, дело ограничилось ушибом, перелома не было. Сложно сказать вот так сразу. Ему нужна передышка, хотя бы небольшая, чтобы понять характер увечий точнее. Дэнни вытащил руку, проверил, нет ли на ней крови, и досчитал до пяти. Затем обе его руки вернулись на грудь раненому. Спящий, как много боли.

Прикончить его было бы проще, чем восстановить. Да, гораздо проще.

Сооружённые носилки подсунули под раненого.

- Мне нужны двое, - сказал Дэн, - чтобы равномерно его поднять. Потом я перенесу нас всех в гостевой дом.

- Смотри, нас четверо. Если мы перенесёмся в гостевой и на что-то налетим с Пахарем на руках – это будет плохо, очень плохо! – предупредил один из лесорубов.

Значит, Пахарь…

Дэнни никогда не занимался перенесением сразу группы людей, включая тяжелораненого на носилках. Это заставило его ненадолго задуматься.

- Столовая в гостевом достаточно велика. И там есть удобный стол. Кто из вас хорошо владеет переносом? Я видел, как эн Кормчий делает прямые переносы. Без бирок.

Лесорубы переглянулись.

«Из-за их глупых обычаев они мало практикуют! – раздражённо подумал Дэнни. – Припомню я это старику Кормчему!»

- У меня есть бирки, - наконец, сказал один из самых пожилых.

- Координаты определять умеешь? – уточнил Дэн на всякий случай.

Лесоруб кивнул.

- Старайтесь держать носилки прямо, что бы ни случилось, - сказал он. – Держим прямо. Поехали.

***

Светлые ловцы разделились. В доме Швеи и Дэна остались не двое, как планировалось вначале, а четверо. Пятеро других, включая Андерсона, остались в гостевом доме.

Кормчий следил в основном не за ними – за Швеёй. В ней он видел глубину и поверхностное спокойствие. Женщины близки к стихиям. Чем они эмоционально несдержанней, тем мельче, и тем слабее их бури. Швея очень сдержанная и очень спокойная, а стало быть, если она вдруг решит взбунтоваться – жди настоящего шторма. Мелкие – ну на что их хватит? Воду в луже заморозить или ветром простыни высушить. А глубоким в состоянии аффекта море по колено, они вулканы пробуждать способны и молнии метать на головы тем, кто посмел нарушить их покой или посягнуть на границы. Пока Швея боялась за себя – справиться с ней мог любой. Но сейчас, как и Кормчий, она волновалась за Утешителя Моро. И за нею следовало следить, чтоб не натворила бед.

Устроились они все друг у друга на виду в самой большой комнате гостевого дома. Она служила и гостиной, и столовой, и своеобразным клубом, если в крепости Моро вдруг случались наплывы внезапных посетителей.

И вот, когда напряжённое ожидание всех уже утомило, раздался тихий звук – будто от отреза ткани оторвали длинную полосу.

Посреди просторной комнаты, прямо на столе, появились носилки и трое людей. Один, поддерживающий носилки посередине и двое по краям. На носилках тоже лежал человек, искалеченный, бледный. Его изломанному телу здорово досталось. Кормчий с трудом узнал в этих обломках Пахаря Моро – славного молодого человека, правда, слегка неуклюжего.

Андерсон медленно обвёл взглядом появившихся ниоткуда людей. Лесорубы настороженно следили за Светлыми, пока слезали со стола, но сам старший офицер смотрел только на Дэна. Он отличался от жителей посёлка Моро куда как сильнее, чем сам Андерсон. Кормчий даже усмехнулся, глядя, как ловцы хлопают глазами. А Утешитель на них и внимания особого не обратил.

- Швея, живо, тащи нож, самый острый, захвати ножницы, если здесь есть. Братья, носилки пока не трогайте, срезайте одежду. Кормчий? Мой Кормчий, согрейте воды в кадке, погорячее. Быстро, ну, что встали?

Только тут Утешитель посмотрел на Андерсона.

- Светлый? Отлично. Вставай сюда. Я ваши примочки знаю! Здесь тебе на всю жизнь боли хватит, разделяй быстрей. Я в себя столько не втяну.

- Ты – маг Боли!

- Сам догадался или подсказал кто?

- Ты – Дэниэл Альсон, ты ученик Чезаре Роза!

Маг Боли равнодушно отвернулся от него, позвал к себе Швею:

- Завяжи мне волосы чем-нибудь, малышка! Ну? Ты же Светлый маг! Вот человек, ему нужна помощь! Бери и помогай!

- Я пришёл ловить тебя, а не помогать тебе!

- Ладно, ты меня поймал! – Тёмный не бездействовал, он вместе с лесорубами сноровисто раздевал раненого. Ловец взглянул на его покорёженное тело и еле сдержал дурной вскрик.

- Я уже остановил внутреннее кровотечение и держу его сердце работающим. Я также забрал где-то, должно быть, половину боли. Слишком много костей переломано – успел починить только самые серьёзные… Заберу больше – сдохну сам. А ему всё ещё слишком скверно!

Проворная, маленькая, ловкая Швея уже несла тазик с водой и полотенца.

Все суетились вокруг раненого, и ловец, сдёрнув с рук дорогие красивые перчатки, сунулся к полумёртвому от увечий человеку.

- Отойди, Тёмный, - буркнул он, - не так тут надо. Разве Чезаре Роз не учил тебя разделять?

***

Дэнни был вовсе не так спокоен, каким ему хотелось казаться. Светлый не только распознал в нём Тёмного мага, не принадлежащего к людям Моро, но и назвал имя. То, под которым Дэна знали друзья Чезаре. Имя учителя тоже заставило Дэна вздрогнуть. Светлый маг мог быть одним из тех, кто знал Чезаре и приходил к нему в гости. Пока маги возились над раненым, Дэн несколько раз останавливал на Светлом внимательный взгляд. Но нет, не походил офицер ни на кого из знакомцев. Где же он тогда мог видеться с Розом?

- Ты мог забрать всю боль и использовать против меня, - работая плечом к плечу с Дэном, сказал вдруг Светлый.

- Мог бы, - равнодушно сказал Дэнни. – Но разве ты пришёл один? И разве, если я тебя убью, от этого не пострадают все люди Моро?

Светлый поперхнулся.

- Тебя это заботит? – удивился он. – Если ты действительно ещё и Чёрный Скрипач, убийца короля, убийца родного брата, убийца лов…

- Можно было бы просто сказать «убийца», все бы поняли, - заметив, как насторожились Кормчий, рубщики и Швея, остановил Светлого Дэн. Его немного забавляло, как напряжённо и опасливо смотрит на него Ловец. И изрядно беспокоило, какие подробности знает старший офицер. Про брата Дэн никому, кроме Роза, не рассказывал. – Как тебя зовут? Я должен бы помнить, если ты был среди людей эна Роза. Но увы.

- Я Сэнди Андерсон, - поспешно ответил маг.

- Нет, я тебя не знаю.

Дэн ещё немного подержал руки там, где произошёл разрыв брюшины.

- Моих знаний не хватит на такие повреждения, - сказал Светлый.

- Вот потому-то маг ложи Боли тут не ты, - ответил Дэн. – Но, боюсь, магия здесь бессильна. Мы лишь продлеваем агонию бедняги.

Он с ужасом думал о размозжённых внутренностях, крови и кале, которые наверняка оказались в брюшной полости Пахаря Моро. Что с ними делать?

- Здесь мало срастить… надо ещё и очистить его внутренности от… похоже, придётся вскрыть его и немного покопаться в его потрохах.

Дэн посмотрел на слабо икнувшего Сэнди. Тот держался из последних сил. Лесорубы и ловцы потихоньку отползли от стола, и только Швея мужественно держалась рядом, наготове.

- Не знал, что у вас, магов Боли, такая работёнка, - с трудом произнёс Сэнди Андерсон.

- Думаешь, я знал? – удивился Дэн.

И потребовал ещё горячей воды, бинтов и чистых полотенец.

- Почему остальные твои люди стоят истуканами? Зови их помогать, не стесняйся, - сказал он Андерсону.

Только поздним вечером Швея накрыла на кухонном столе обильный ужин.

Девять Светлых магов ели быстро и молча. Дэн сидел возле Сэнди и пил из большой кружки холодную воду. В него опять не лезла еда. Одна мысль о пище вызывала у Дэнни дурноту.

- Мы должны тебя забрать, - сказал ему Сэнди.

- Вы не можете, - ответил Дэн. – Ты же видишь, что наш больной до сих пор еле жив! Что же вы, помогли мне, вытащили человека из предсмертного состояния, а теперь уведёте меня, и пусть он тихо сдохнет? Нет, Андерсон, так не пойдёт. Мне надо ещё дня три, а то и четыре.

Светлые переглянулись.

Кормчий Моро, стоявший на пороге кухни и с тревогой следивший за беседой, сказал:

- Вы не можете его забрать. Он нам нужен!

Андерсон задумался. Дэнни скатал хлебные крошки в шарик и понюхал его.

- Тогда мы пробудем здесь столько, сколько понадобится, - упрямо сказал он. – У нас всех приказ, и он касается всех незарегистрированных Тёмных… но тебя – тебя в первую очередь!

- Кто бы сомневался, - вздохнул Дэнни. – Швея, я сегодня буду спать в этом доме.

Женщина застенчиво кивнула.

- Хорошо, - сказала она, - но я с тобой.

***

На рассвете Швея Моро вышла в кухню и принялась готовить завтрак. Один из Светлых, карауливший возле спальни, где спали Дэн и Швея, заглянул в комнату. На кровати, вольготно раскинувшись, спал Тёмный. Швея быстро и тихо сварила две большие кастрюли риса, перебрала сушёные ягоды, выставила на стол банки с вареньем и мёдом. Испекла лепёшки, заварила чай. Затем потихоньку, как мышка, юркнула в комнату. Светлый проводил её взглядом и улыбнулся. Хорошая женщина! В предвкушении завтрака маг сел на скамью в кухне, сложил перед собой руки и стал разглядывать стопку лепёшек, накрытую полотенцем. Тёплый хлеб распространял умопомрачительный запах. В кастрюлях «дышал» рис. Маг подумал, что Швея уж очень долго не идёт, и подошёл к двери спальни Дэна, прислушался – оттуда доносились слабые, тихие звуки. Кто-то часто дышал и слегка постанывал. Светлый прижался к двери ухом покрепче, но ничего более понятного не разобрал. Эти двое, скорее всего, старались не шуметь, сдерживались. Маг усмехнулся и вернулся в кухню. По одному, по двое просыпались и сбредались завтракать остальные Ловцы. Дэн и Швея всё не появлялись. Андерсон сходил проведать раненого и не обнаружил его в столовой, на скамье, где его оставили лежать накануне. Почуяв неладное, Сэнди Андерсон кинулся в спальню Швеи и Тёмного, с проклятиями распахнул дверь. Комната была пуста. Только и слышались в ней, что тихие вздохи, нежный шёпот и слабые стоны, навевающие на растерянного Ловца смущение и в то же время злость. Накануне в доме творилось столько волшебства, и магией занимались столько людей, что отследить беглецов по шлейфу магии было уже невозможно.

Кинулись искать по всей крепости, и в одном из домов застали мужчину, получившего увечья – нашли почти здоровым. Его торс представлял собой сплошной синяк, вдоль живота у него шёл свежий шов, он покряхтывал от боли во всём теле, но помирать явно не собирался. По словам больного, он очнулся у себя на кровати, а из прошлого лишь смутно помнил, как на него обрушилось дерево. На вопросы об Утешителе и Швее мужчина лишь с недоумением пялился на Светлых и пожимал плечами.

Опросили всех рубщиков, прижали к стенке Кормчего – никто ничего не знал. В ярости Андерсон пообещал сровнять поселение с землёй, но не посмел.

Так отряд Светлых ловцов упустил Чёрного Скрипача.

Часть 8. Музыка и беглецы

Упырёк проснулся от лая Портера и запаха свежих горячих лепёшек. Лай собаки был делом обычным – по кладбищу иногда ходят люди. Бывает и так, что бродят по нему разного рода неупокойцы, или шныряет какое-нибудь зверьё. Но свежим хлебом в доме давно не пахло. Упырёк ходил на рынок в ближайшую деревню раз или два в месяц, покупал там сухари, крупу да лук. Изредка баловал себя маслом или мёдом – примерно раз в год. Как большинство магов Смерти, некромант был равнодушен к вкусной еде. Но сейчас запах стоял такой, что аж слюни потекли.

Недоумевая, некромант выбрался из-под грязного ватного одеяла и сунул ноги в валенки с обрезанными голенищами. В доме стоял промозглый холод – печь с вечера остыла.

Всего-то в его доме и было, что кухня да комната, и выглянув за дверь, Дард увидел, как возле его печки возится какая-то женщина. Конечно же, это Швея! А он ведь и сам думал нагрянуть в её дом, да всё случая не представлялось. Упырёк почувствовал, что у него стали подозрительно горячим уши и щёки.

И тут же Дард увидел Дэна. Ещё теперь развидеть бы его.

- Клянусь ресницами Спящего, ну и беспорядок тут у тебя! – поприветствовал некроманта мерзавец. – Садись, будем завтракать!

Швея обернулась от печки с чайником в руках.

– Благословен очаг, приютивший беглецов, - сказала она, сияя. – Здравствуйте, эн Дард, ясных вам дней и хороших снов.

И протянула ему обе руки раскрытыми ладонями вперёд.

- Наши сны остаются с нами, - пробормотал некромант, коснувшись её тёплых крепких рук.

Поймал взгляд Дэна и отошёл на шаг-другой от его жены.

- Что вы тут делаете?

- Уходим от облавы, а ты что думал? Да не переживай, друг трупарь. Сейчас позавтракаем да уберёмся восвояси.

- Да? А если шлейф магии отследят? – взвился Дард. – Если они сюда придут?

Швея протянула некроманту кружку горячего чая и половину горячей, хрустящей лепёшки.

- Угощайтесь, - сказала она, и Дард буркнул ей «спасибо». Ну что за люди? Даже злиться на них не получается.

- Так что, поможешь, друг трупарь?

- Я маг ложи Смерти, а не трупарь! – заявил Сарвен и, втянув ноздрями запах лепёшки, откусил изрядный кусок.

Это было бессовестно вкусно – как всегда, Швея приготовила еду так, что хотелось есть ещё и ещё. Прожевав, Дард уставился на Дэна.

- Ну, так что ты предлагаешь?

- Если сюда заглянут Светлые, ты им расскажешь, что я издевался над твоим псом, заставил тебя мне содействовать и всячески глумился над твоей ложей. Так?

- Именно так и скажу, - проворчал Дард, жуя горячий хлеб и запивая сладким чаем. Ему уже очень давно не было так вкусно. Странно, что он никогда не придавал вкусу столько значения. Надо будет потом дать и Портеру кусочек лепёшки, пусть порадуется, брехливый бездельник.

- И ещё ты скажешь, что я отправился в Азельму.

- А куда на самом деле пойдёшь? – спросил Дард.

- А пусть поищут, - подмигнул Дэн. У него, видно, настроение было очень хорошее.

Сарвен Дард пожал плечами. Кто его, мерзавца, разберёт, что он там задумал?

Тёмный выпил свой чай, не притронувшись к лепёшкам. Потёр подбородок и как бы невзначай обронил:

- Мне надо откуда-то начать искать Чезаре Роза. Поэтому я действительно иду в Азельму. Это всё, что тебе надо знать, друг трупарь.

- Я тебе не трупарь, - как можно более холодно сказал Дард.

- Хотя бы с «другом» согласен, - усмехнулся Дэн.

- Хочешь знать, где Роз? – спросил Упырёк.

- А тебе-то что за дело? – мерзавец вроде как продолжал улыбаться, но теперь уже опасной, злой улыбкой.

- Он тебя ведь вытащить хотел.

Дард вспомнил, как Чезаре, сам не свой, сидел здесь в ожидании чуда. Подавленный, нервный, издёрганный, держащий на привязи очередного бродягу. Ждал, когда ему, Упырьку, повезёт добраться до заключённого Альсона. И вот этот, с позволения сказать, ученик Роза – это тот, ради кого коршун весь извёлся?

- Когда я был в тюрьме, разве не ты сказал, что он велел тебе меня убить? – буркнул Дэн, наливая из чайника в жестяную кружку кипяток и отпивая его, как холодную воду.

Дард уже рот открыл, чтобы всё объяснить, но тут же и закрыл. Что ему за дело до того, что там думает Дэн про него и про Роза? Чем быстрее уйдёт, тем лучше. Век бы его не видеть. Если уж за почти целый год они не говорили ни о Розе, ни о тюрьме – то сейчас вряд ли лучшее время, чтобы об этом вспоминать.

…жаль только, что светловолосая Швея уйдёт с ним. Дард ревниво следил за тем, как она, легко ступая ногами в крошечных ботинках, подошла к мужу и бочком к нему прижалась.

- В последний раз, как я видел Роза, он на вот этом самом месте сидел, - Дард указал на низенькое грубое кресло, в котором сидел Дэн. – А жил он тут неподалёку, в Сольме. Первый правобережный участок по берегу Сольмейи. Начальником там был.

- Врёшь, - Дэн разве что слюной ядовитой не брызнул. – Предупреждаю: я могу сделать больно. Очень больно.

- А я могу сделать тебя очень мёртвым. Очень мёртвым, - ответил Дард. Внутри он весь сжался – жуткий тип этот мерзавец, и ох как трудно в его присутствии не гнуться пополам в поклонах… но Дард старался держаться. – Чего мне врать? Роз как ни крути приходил за тобой. И находился он в это время рядом, в Сольме. Могу до участка проводить, - Дард сказал это неожиданно даже для себя.

Он даже и не думал, что пойдёт туда. После исчезновения Чезаре Роза он бывал в Сольме и порывался зайти в первый участок – но почему-то так и не добрался дотуда.

Что-то останавливало.

Кто ему Роз? Кто Светлый – Тёмному? Враг. Ему и этот вот Тёмный – враг…

Дард почувствовал, что под тяжёлым взглядом Дэна снова старается вытянуться в струнку, и как можно вальяжнее оперся спиной о подоконник. И снова глаза его устремились к более приятному объекту, к Швее. Упырёк вытащил из кармана помятый листок, который носил с собой уже очень давно, перекладывая каждый раз, как менял одежду. В неё были вписаны рукой Роза координаты его участка в Сольме.

- Уходили бы вы поскорее, - сказал Дард с тоской и сунул листок Швее. – А не то притащится сюда какой-нибудь куратор, и что делать будете? Идите. Прощай, Швея. И прощай, Дэн-Утешитель.

- Я Дэн Софет ван Лиот, друг трупарь, - неожиданно ответил Дэн. – Прощай и ты. Найди себе кладбище получше.

Они с Швеёй взялись за руки и ушли. Пешком, но Упырёк был уверен – бирок у них полны карманы. Небось в поселении стихийцев уж запаслись как следует.

- Кладбище получше? А вот и найду, - сказал он сам себе. – Почему нет?

Светлые-ловцы пришли на следующий день после ухода Дэна и Швеи Моро.

Истошно залаял Портер, потом взвизгнул и затих. В комнату понабилось ловцов видимо-невидимо, и Дард, кинувшийся было проверять, что с собакой, не смог сделать даже лишнего шага. Его сразу схватили несколько человек.

- Мы знаем, что ты связан с Дэниэлом Альсоном, Сарвен Дард! – сказал их главарь, когда некромант перестал дёргаться в руках Светлых. – Ты помог ему сбежать? Ты был с ним в сговоре? Вы сговорились тогда, в поселении Моро? Отвечай!

- Дэниэл Альсон? Кто это? – спросил некромант и получил весьма болезненный удар под рёбра. Рука главаря Светлых, затянутая в тонкую перчатку из жёлтой кожи, появилась перед его глазами. На тыльной стороне кисти красовалось грязное пятно.

- Из-за тебя я испортил перчатку, - сообщил Светлый. – Но я охотно испорчу и вторую, если не услышу ответа. Дэниэл Альсон, Чёрный Скрипач, маг ложи Боли. Жил в крепости Моро, был женат на их женщине. Он был здесь?

- Вчера заходили двое из людей Моро, - сказал некромант. – Я плохо знаком со стихийцами, но один из них вполне мог быть магом Боли. Я видел его и раньше, перед тем, как меня заставили вытащить из моря мертвеца…

- Те-те-те-те! Кто и что тебя заставил? – прервал главарь. Его люди, державшие Сарвена, тряхнули некроманта, словно мешок с картошкой.

- Человек, который назывался в крепости Моро Утешителем. Меня бы ему не запугать, но он стал мучить моего пса, - Дарду стало казаться, что он вполне справляется с выполнением просьбы мерзавца Дэна. Светлый ему не верил.

- Это же всего лишь собака! В жизни не поверю, что ты проявил такую слабость, ты же трупарь!

- Я маг ложи Смерти, эн Светлый, я зарегистрированный, законопослушный маг. Никогда не делал ничего противозаконного! Но этот человек ворвался в мой дом, парализовал пса и заставил меня вытащить из моря жив-курилку и беседовать с ним. Он был тут вчера. Сказал мне по секрету, что намерен идти в Азельму и остановиться там в своём доме.

- Вот так просто тебе доверил свой секрет? – снова не поверил Светлый.

- Мы, некроманты, кое-что смыслим в том, как выведывать секреты. Мы даже из мёртвых можем вытянуть словечко-другое, а парень был вполне себе жив, как и его бабонька, с которой он пришёл. Можно сказать, мы были квиты – он обидел моего пса, а я его суку.

Дард постарался придать лицу честное-пречестное выражение.

Светлому, похоже, понравился ответ Дарда. Он хлопнул в ладоши и приказал своим людям отпустить некроманта.

- Ты случайно не выведал ли, уважаемый зарегистрированный маг ложи Смерти, зачем Дэниэл Альсон отправился в Азельму?

- Искать какого-то Роза, - не слишком уверенно сказал Упырёк. –Кажется, так. Я плохо запомнил имя.

- Отлично, - Светлый махнул остальным ловцам и снова хлопнул в ладоши. – Для нас всё складывается очень удачно. Как и для Чезаре Роза, которого в Азельме давно уже нет. Орден Отражений выражает тебе благодарность, уважаемый маг ложи Смерти, Сарвен Дард. Продолжайте мирно трудиться на закреплённом за вами участке.

Дард кивнул, поклонился, и стал ждать, пока эти уберутся. Все девять магов один за другим выходили на крыльцо. Светлый задержался на пороге, щурясь на солнышко.

- Что делать будем? – спросил его один из ловцов.

- Переносимся в участок, - ответил главарь, - заполняем отчёты, берём бирки – и в Азельму. Альсона должны поймать именно мы!

- А с подружкой его что?

Главарь причмокнул.

- А ничего, - сказал он. – Подумаешь, подружка… была подружка, и нет подружки.

Он достал из кармана три листка глянцевой бумаги с цифрами, и ещё один уронил под ноги. Тихий звук, и все маги исчезли.

Дард на подгибающихся ногах вышел на крыльцо и нашёл рядом со ступеньками Портера с двумя глубокими ножевыми ранами в левом боку.

- С-с-сволочи, - заикаясь, выговорил некромант, поднимая на руки бездыханного пса. Он был ещё тёплый. Дард потащил его в дом, и долго сидел над телом Портера, но оживить так и не решился. Зачем? Чтобы потом снова узнать, каково это – потерять единственное близкое существо?

Но в ушах так и свербел противный холодный голос. Была, значит, подружка – и нет подружки. Веснушки на носу, светлые лёгкие волосы, нежный голос и глаза, неотрывно глядящие на Дэна. Маленькая замёрзшая рука в руке Дарда. Сведённые холодом хрупкие плечи. Сияние во взгляде. Приветливые слова и горячий хлеб на столе. Была – и нет…

Дард скрипнул зубами. Достал из-за печурки револьвер, подаренный Розом, коробку с патронами, новый пистолет и четыре разрывных патрона к нему. Рассовал по кобуре и карманам, вытащил свёрток с бумажными деньгами. Серебро оставил рассыпанным по столу. Достал бутыль с маслом из ларя, обернул Портера полотенцами, облил как следует и поджёг.

Затем вышел, запер дверь, закурил и порвал листочек с координатами. Куда его перенесёт? В участок? Или цифры, вписанные в бирку, означали другой пункт переноса?

А не всё ли равно. Наткнись теперь Дард хоть на целый полк Светлых – ему достаточно лишь вспомнить полную ледяного равнодушия фразу: «Подумаешь, подружка. Была, и нет подружки», - и труп Портера с двумя дырами в боку.

И тогда всё – был Дард, и нет Дарда. Весь вышел. Остался один Упырёк.

***

У переправы через ледяной, но незамерзающий Ирх Дэна и Швею поджидал Кормчий. Выглядел он, как старый побитый пёс. Не глядя им в глаза, Кормчий сунул Дэну пачку бирок без координат и кошель с деньгами – серебро с выпуклым глазом Спящего и буквами МДТ (Монетный двор Тирны).

- Швея, - сказал Кормчий, - ты ведь понимаешь, что возврата нет.

- Понимаю, мой Кормчий.

- Но я постараюсь сделать для вас исключение. Очень постараюсь.

Дэн вытащил из кармана листок бумаги с координатами.

Увидев их, Швея нахмурилась. Первые две цифры – 13 – означали город Сольме. Да, это та самая бумажка, что дал ей Дард. Когда Дэн успел забрать её?

- Успеем, если что, удрать, - сказал Дэн.

Кормчий похлопал его по плечу, а Швею поцеловал в лоб.

- Прощай, дочь, - сказал он.

Дэн с недоумением посмотрел на предводителя людей Моро.

Тот кивнул, как показалось Дэнни, виновато. Швея стояла потупившись, краснея. Кормчий отвернулся от неё, глядя на журчащую воду под низким настилом моста.

- Я чувствую, что больше не увижу вас никогда, - пробормотал он.

- Прощай, мой Кормчий, - Швея, привстав на цыпочки, вернула ему поцелуй – только не ко лбу прикоснулась губами, а к щеке.

- Прощай, мой Кормчий, - сказал и Дэн.

Город Сольме, точнее правый берег реки Сольмейи, застроенный жилыми домами, показался Дэну небольшим и неуютным. Много воды, пахнет сыростью. Жизнь вокруг медленная и тягучая. Никто никуда не бежит, и даже трамваев нет – только конные повозки, да и те неспешные.

Они с Швеёй стояли на низком полукруглом крылечке перед участком и озирались по сторонам. Дэн почувствовал себя неуверенным и слабым. Швея, всего-то раз-другой бывавшая вне крепости, растерялась не меньше. Но всё-таки вне закона здесь был он, скрипач.

- Прошу тебя, - сказал Дэнни, - загляни в участок ты. Тебя всё-таки не так усиленно ищут. Спроси, нет ли среди них кого-то по имени Чезаре Роз.

Швея испуганно прижалась к нему. Но всего на мгновение. Затем она с трудом открыла большую тяжёлую дверь и скрылась за нею с таким видом, словно шла на эшафот. Дэн ждал, сжимая и разжимая кулаки. Спустя всего несколько секунд он уже был готов идти следом. Но не успел и коснуться ручки двери, как Швея вернулась на крыльцо.

- Он уехал два года назад в большой спешке, - сказала она растерянно. – Говорят, у него в столице мать убили, и он уехал. И не возвращался.

Дэн сначала подумал, что ослышался. Не верилось ему, что такое может произойти. Он никогда не видел мать Роза, но разумеется, слышал о ней. Чезаре посещал её, живущую в какой-то деревне возле Азельмы. Стало быть, их путь всё-таки лежал в столицу Тирны.

Дэн помнил наизусть номера лишь трёх мест в столице – свой дом, музыкальную школу и квартиру Чезаре. Если бы он собирался начать с музыки – выбрал бы школу, если бы скучал по родине и отцу с матерью, посетил бы дом, наверняка стоявший в развалинах. Что ждёт его в квартире, где раньше проживал Роз, Дэн даже приблизительно себе представить не мог.

Но, пальцем начертив на бумаге невидимые знаки, перенёсся вместе со Швеёй именно туда.

К чему тянуть? Дэн был уверен, что справится с чем угодно благодаря застарелой злости, от которой у него на сердце лежал ледяной чёрный камень.

В квартире Роза вполне мог кто-то проживать. Но она оказалась пустой, брошенной. Всюду царил порядок – вещи расставлены по местам и нигде не найти пыли, но сам воздух подсказывал, что тут давно никто не живёт. Кроме явных чар чистоты, никакой магии в квартире не ощущалось.

- Теперь мы можем немного отдохнуть, - сказал Дэн, полный разочарования в том, что Роза не оказалось и здесь.

Но, кажется, Швея чувствовала в этом некое облегчение. Она, наверно, боялась схватки Дэна с учителем.

- Ты, наверно, впиши в «бум» координаты своего дома, - предложил он, видя, что жена нервничает. – И, если что, переносись. Кормчий тебя спрячет!

Но ему очень не хотелось, чтобы Швея куда-то уходила или переносилась.

Здесь не оставалось ни крошки съестного, даже сухарей и муки. Простые лепёшки, которые они ели не так-то давно, этим утром, сейчас оказались бы очень кстати. Дом отапливался и снабжался водой, но вода в кране оказалась мутной и ржавой, с сильным металлическим вкусом.

- Ничего, - сказал Швее Дэн. – Когда стемнеет, я потихоньку выйду и найду какой-нибудь трактир, где куплю еды. Надолго мы тут не задержимся. Как только я найду Роза…

- А что будет потом? – спросила Швея.

Дэн так далеко не загадывал. Добраться до Роза и вцепиться ему в глотку, вот чего он хотел. И больше ничего. Он даже не думал о том, что может быть счастлив, любим и уважаем ещё много лет. Не думал он ни о каком «потом» - в отношении себя или Швеи.

- Мы будем счастливы, - сказал он.

В просторной комнате Чезаре ещё немного пахло табаком. Они скинули тяжёлую зимнюю одежду и обувь и были счастливы.

Едва стемнело, Дэн вышел из дома и огляделся. По его расчётам, искать их здесь начнут не так уж и скоро. И в первую очередь – не в этом районе, а на другом конце города, в восточной части, там, где когда-то жили ван Лиоты. Светлые ловцы пойдут по верному следу: узнают от Дарда, что Дэн отправился в столицу, затем сопоставят это с происхождением его матери, возможно даже, вернутся в крепость, чтобы узнать, за кого она вышла замуж. И только потом найдут дом. Если же Дард скажет всё как велено, а может, и больше, то затем ловцы отправятся искать Чезаре Роза. Возможно, они предупредят его чуть раньше, воспользовавшись мыслесвязью, и Чезаре появится в городе. В любом случае, у Дэна и Швеи есть изрядная фора, и, прежде чем окончательно затаиться, они вполне могут отсидеться в квартире Роза. Там им ничего не грозит. На неё даже чары по-прежнему наложены так, что она беспрепятственно пропускает Дэна!

Дэн увидел знакомую пекарню, куда ребёнком бегал за хлебом и пирожками, но она уже закрывалась. Он успел купить там несколько булочек, ароматных и румяных, и отправился на поиски трактира или ресторана. Хлеб – это прекрасно, но им не помешало бы что-нибудь более основательное.

В маленькой чайной неподалёку от парка Дэн разжился большой бутылкой горячего чая, двумя горшочками жаркого и сладкими пирожками. Так, с корзинкой в руке, которую ему одолжила смешливая девушка за прилавком, он уже собрался домой, когда обратил внимание на молодую женщину у дверей. Дэнни помнил, как встречал женщин этого сорта на улицах и площадях – он был юн, и они вызывали в нём жгучее любопытство. Слишком короткая юбка, открывающая ноги почти до колен, ярко-розовые чулки, взбитые в высокую причёску русые волосы. Она выглядела вызывающе и в то же время очень аппетитно. Дэн задержался взглядом на её выставленных напоказ ногах, особенно крепких и стройных щиколотках. И тут же удивлённо заглянул женщине в лицо.

- Тульди?

Она с испуганным изумлением уставилась на Дэна. Нет, это не Тульди, просто похожа. Конечно, не она! Что сталось со слугами Тэллина после его казни, скрипач не знал, но вряд ли они оказались на улице.

- Прошу прощения, - сказал Дэн. – Я обознался.

Но продажная женщина уже подцепила его за локоть и подтолкнула к выходу.

- Пойдём, дружочек, - сказала она и визгливо засмеялась. Дэн не слишком упирался, так как не собирался задерживаться в чайной.

Женщина дотолкала его до парка, убедилась, что рядом никого нет и ближайшие фонари не горят, и уже совсем другим голосом сказала:

- Ты что? Живой?

Всё-таки Тульди. Он не ошибся.

- Живой. Что с тобой произошло? Ты же была такая…

Дэн растерялся. Если уж быть честным, Тульди всегда была не слишком-то разборчива, ведь так?

Понизив голос до шёпота, она проговорила – быстро и глотая окончания слов:

- Что-что… Тэллин! Вот что.

- Но его давно казнили, - Дэн поставил корзинку на землю и взял Тульди за плечи. – Или он… сбежал?

- Тю, сбежал он… как же. Послушай, Дэнни, ты ведь всегда был моим любимчиком, ты же помнишь?

- Помню, что ты со всеми спала, - буркнул Дэн. – Даже с тупицей Солом.

- Вот про Сола-то я и хотела сказать. Всё и началось с того, что я с ним спала. Он, понимаешь, был парень без фантазии.

- Был?

- Сейчас всё расскажу, - Тульди шмыгнула носом и поёжилась. – Не жарко здесь. Может, пойдём куда-нибудь? Здесь есть дешёвые номера на одну ночь…

- Меня ждёт жена, - как можно резче ответил Дэн. В памяти завертелись горячие и сладкие сцены его единственной ночи с пышногрудой служанкой. – Ты расскажешь всё сейчас.

Тульди быстро посмотрела по сторонам и зашептала:

- Сол ходил к Тэллину два раза. Туда, - она ещё сильнее понизила голос, - во дворец. Его пропустили, потому что камергер назвал его своим сыном. Ну так вот, во второй раз он вернулся в дом Тэллина очень возбуждённый. И сразу ко мне. Он был очень… нетерпелив. Очень возбуждён, аж дрожал, и знаешь, Дэнни…

Женщина приблизилась к Дэну и сказала ему в ухо:

- Он занимался любовью не так, как Сол.

Дэн отодвинулся на шаг и скрестил руки на груди. Это звучало очень противно. Какое ему дело до того, как спаривался когда-то мордатый, туповатый парень, по слухам, принадлежавший к ложе Смерти?

Но Тульди снова припала к нему, обняла, будто делала вид, что они любовники, и сказала дрожащим шёпотом:

- Он занимался любовью, как Кор Тэллин. Тэллин тогда заявил, что Сол является его сыном. Потом его казнили, а дом арестовали. Но ещё до того, как пришли – я видела, как он…

Тульди оторвалась от Дэна и ещё раз оглянулась. Никого в парке не было. Но Дэну уже передалось беспокойство бывшей служанки камергера и её нервозность. И даже дрожь.

- Как он подошёл к двери в кабинет Тэллина и открыл его, хотя кабинет был под охранными чарами хозяина. Я подкралась и заглянула в щёлку – он залез в сейф и достал оттуда какие-то бумаги. Уже назавтра, когда нас выгонять пришли – приставы нашли бумагу, подтверждающую, что Сол сын хозяина, и завещание на его имя. У Сола Тэллина теперь поместье недалеко от Азельмы, и он ждёт, когда вступит в полное право. Через год ему будет двадцать один год, и тогда…

Дэн изрядно замёрз, но теперь уже не отстранялся от Тульди.

- Полагаешь, - сказал он, - Сол – это Кор Тэллин?

- Я думаю, Сола казнили. В теле старого хозяина. А он теперь… молодой. Я жила с ним больше двух лет, Дэнни, пока он не поступил на службу и не уехал. Поверь мне, все мужчины делают это по-разному, и чем дольше живу – тем лучше это понимаю. Вот, к примеру, ты…

Дэн дёрнул ртом. Тульди, конечно, не могла этого видеть в темноте, но безошибочно почувствовала и слегка рассмеялась.

- Конечно, у тебя были и другие женщины, - сказала она, - но это неважно. Я бы хотела…

Он сунул руку в карман. Денег у него было совсем немного, но он вложил в руку Тульди почти половину.

- Где он сейчас? Ты говорила о какой-то службе.

- Какой-то форт на юго-востоке, граница с Иртсаном. Я не помню название. Но в Азельме у него ещё остались приятели, и я могу узнать для тебя у одного из них. Где ты живёшь? Я могла бы прийти…

- Спасибо, - сказал Дэн, чувствуя почти благодарность к бывшей служанке камергера. – И не вздумай ходить за мной. Я живу не один, понимаешь?

Тульди взяла деньги и пошла обратно к чайной, а Дэн поспешил к Швее. На этот раз, убедившись, что рядом никого нет, он разорвал бирку. Так за ним не проследят. Тульди интересовалась его адресом. Мало ли с какой целью?

Уже глубокой ночью Дэн понял, что никак не может заснуть. Он вышел из спальни и устроился в курительной комнате Чезаре, в кресле напротив стеллажей с книгами. Он думал о том, что сказала Тульди – о том, что Тэллин, скорее всего, обменялся телами со своим адептом, Солом. Это было вполне возможно, особенно учитывая принадлежность Сола к ложе Смерти. Стало быть, у Дэна теперь две цели…

Он сидел и разглядывал книги напротив.

Один из корешков показался знакомым, даже родным.

Дэн взял книгу с полки. Это был трактат Санны Даггона, мага ложи Боли. О человеческом организме и о пытках. Дэн прижал обложку к щеке - от книги пахло старой бумагой, пылью и – совсем слабо – табаком. Как если бы Чезаре держал её в руках, когда курил трубку.

Распахнув дверцы маленького шкафчика в самом углу комнаты, Дэн увидел и другое. Лютню Чезаре с приспущенными струнами, свой старый дорожный мешок и потёртый скрипичный футляр. Дрогнув, он взял футляр и долго, долго стоял возле шкафа, не в силах даже взглянуть на скрипку.

Часть 9. Музыка и жизнь

- Я видела свет в твоём доме, - сказала Линлор утром, зевая.

Она только что пришла с ночного патруля. Северо-западный участок Комитета Азельмы принял Линлор Роз в ловцы с год назад. Чезаре им завидовал: надо же, заполучили лучшего диагноста и эмпата в рядовые! У них есть Линлор… а у него её почти нет. Завидовал и Линлор, скучая по службе. Сам он даже близко к Комитету не подходил, нет ему там места после всех перипетий.

…Северо-западный район столицы – ужасная дыра. Здесь ночью даже фонари не горят. И дома низенькие и неудобные. Отопление печное, вода в колодце в конце улицы, туалет на заднем дворе.

Зато есть шанс, что их тут не отыщут враги. Улочки кривые, дома понаставлены в беспорядке. И, что немаловажно, никто друг друга не знает. Выселки – они и есть выселки. Бродяги тут селятся и тут же снимаются с места, приезжие снимают дешёвое жильё, а чуть встанут на ноги – бросают его, чтобы перебраться в район получше.

Относительная безопасность такого места и привлекла Чезаре. Что до беспокойных соседей и ночных озорников – он считал, что всегда сумеет справиться с ними. А вот иные враги, более серьёзные, мерещились Розу на каждом шагу. Непонятные, незнакомые, таинственные. И знакомые тоже. Чезаре больше не верил в свои силы, столкнувшись с некоторыми из них, но заставлял себя тренироваться, физически и эмоционально, чтобы внушать себе уверенность. Им нельзя опускать руки. И самим опускаться всё ниже. Нельзя. Они ведь – Светлые.

- Что ты делала в центре? – спросил Чезаре, ставя перед Линлор большую кружку горячего молока, как она любила, с пенкой. Линлор взяла печенье, макнула в молоко, откусила и зажмурилась.

- Пахнет как в детстве, - пробормотала она и только потом ответила на вопрос. – Гоняли одного… как раз до самого центра бежать пришлось. Как вы тут? Как Терри?

- Ещё спит, - сдержанно ответил Чезаре. Незачем ей сейчас рассказывать, как ребёнок плакал полночи, скучая по матери.

Ей необходимо двигаться вперёд. Работа в Комитете – это не только жалованье, у них, благодаря поддержке отца Линлор, деньги водились. Это школа. Где ещё научишься быстро реагировать, уклоняться от опасности, встречаться лицом к лицу с любым врагом? Сидя дома с ребёнком и ничего не умея, Линлор являла собой отличную мишень. А им никак нельзя подставляться.

- Так вот, - подавляя зевоту, сказала Линлор, - обратно мы шли по Маскарадному пролёту, это как раз недалеко от твоего дома. И там горел свет.

- Ты могла ошибиться окнами, - пожал плечами Чезаре. – На квартире охранные чары и никто чужой их не снимет. Они пропускают только тебя и меня. Ещё был Дэнни.

Линлор тактично помолчала, но потом заметила:

- А что, если он жив?

Чезаре покачал головой.

- Я пытался наладить с ним мыслесвязь и ничего не получилось.

- Попробуй сейчас, - предложила Линлор.

Но он лишь отвернулся. Помолчав, Линлор подлила себе молока, а Чезаре чая и сказала:

- Я видела Гисли.

- Вот как?

- Ну, мы же добежали до центра, - напомнила она. – Он ходит в патрули.

- Я думал, его совсем погнали, - признался Чезаре с сожалением. – А он, выходит, всё ещё на службе.

- Заместитель начальника Центрального участка, - сказала Линлор. – Сказал, что рад меня видеть, передавал тебе привет. Он подал прошение на восстановление прежней должности. Говорят, Глава Ирмис недолго продержится.

Старая рана в груди тут же заныла. Боль распространялась от рубца на два пальца выше левого соска и остро вонзалась в лопаточную кость, повторяя путь пули.

Это было нечестно. Магический поединок нельзя проводить с оружием в руках. Это было глупо – опытный маг должен предугадывать действие противника, особенно такого подлого, как Гисли. И это было обидно. Он ведь тогда поссорился с Линлор, считавшей, что не стоит устраивать поединок. Она предлагала забыть, предлагала уехать, предлагала смириться. Но Чезаре не мог смириться.

Три года назад у него не имелось такой роскоши, как смирение – он получал удар за ударом и его сил доставало только на то, чтобы держать их и не ломаться. Он не сумел помочь Дэнни, он не успел к последнему вздоху умирающей матери. На его столе в Сольме, среди фигурок, обнаружилась стеклянная скрипка, разбитая, по-видимому, молотком. И пропала роза – маленькая роза из прозрачного стекла, которая, как Чезаре воображал, являлась символом матери. Он забеспокоился, но всё же решил тогда довести дело с освобождением Дэнни до конца. Ему в тот день казалось, что получится. Именно сегодня получится! Чезаре скрутил какого-то бродягу по пути к Тартуте и засел в сторожке некроманта, не переставая думать о странном человеке, ворующем маленькие стеклянные безделушки с его стола. В домике Дарда в то утро кто-то крупный шуршал в углу, и Чезаре прислушивался к этим звукам. Видимо, крысы какие-нибудь, но тогда это очень крупные крысы. А может быть, Портер обзавёлся семьёй и это возится в лазе под крыльцом его подруга, выхаживая щенков? Но Чезаре не припоминал, чтобы видел на кладбище других собак, кроме пса, принадлежащего Сарвену Дарду.

Он сидел возле связанного бродяги почти полдня, и всё это время какой-то неизвестный маг Боли издевался над Катари Роз. И лишь когда он счёл, что она умерла, мать передала Чезаре мысль: «Не приезжай в Азельму».

Чезаре уловил и боль, и смерть. В материнский дом перенёсся сразу же. Увы, Катари Роз оказалась мертва.

Ещё можно было бы вернуть её, если бы Чезаре порвал очередную бирку-подорожник, вытащил бы к ней Дарда и связанного бродягу, если бы, если бы, если бы… но его ударили сзади ножом в спину. Чезаре только и успел, что выхватить «машину» и выстрелить. Разумеется, не попал, но поднял шум. Неизвестный маг скрылся, оставив Чезаре медленно угасать от мучительной раны. Но патруль здешних деревенских ловцов оказался близко. В деревне всё близко. Мага Боли изловили, но Чезаре упустил время – спасти мать ему не удалось.

Беспомощный после ранения, он лежал в госпитале, когда явилась Линлор. Это был следующий удар судьбы: Линлор сообщила о беременности. Свадьбы не было, но в храме перед Спящим постояли, чтобы долго сны вместе видеть. Что ж, Чезаре не смог удержаться – нашёл специалиста-мага, умевшего определять пол не рождённого ребёнка, вместе с полом определилась и точная дата зачатия. Получилось – на несколько дней раньше, чем Линлор встретилась с Чезаре в городе Сольме.

Чезаре скрипел зубами, требовал, чтобы его рану залечили как можно скорей, рвался выяснять, где Гисли. Едва смог стоять на ногах, как Гисли объявился сам. Чезаре бы действовать похитрее, научиться бы у Гисли плести интриги, свалить бы Главу Комитета каким-нибудь ударом из-за угла. Уже потом он думал, что мог бы устроить полный развал карьеры Гисли. Но вместо этого Роз полез драться, и был вызван на поединок. Линлор пыталась взять с мужа клятву отказаться от поединка. Поздно – Гисли успел пустить слушок, от кого она на самом деле ждёт ребёнка, чтобы отказаться Чезаре ни в коем случае не сумел. Он и не думал отказываться, хотя у него ещё оставалось дело: выяснить, что за маг ложи Боли убил его мать и как с этим связаны стеклянные фигурки. Вещицы лежали у Роза в ящике, перевезённом из Сольме, и Линлор, вытаскивая их, пожаловалась, что нашла разбитой маленькую розу – ту, которая вроде как пропала. Чезаре не успел спросить о том, что с предметом, который он связывал с самим собой. Разбитую стеклянную трубку он увидел только после того, как выкарабкался. В поединке он проиграл. Впрочем, Гисли за нарушение правил магического поединка оказался в проигрыше – выстрел из припрятанного оружия отсёк его карьеру. Впрочем, Чезаре не сомневался, что Гисли от этого удара оправится.

Пока Чезаре выкарабкивался и отлёживался в госпитале, мага Боли казнили. Новый удар он перенёс почти равнодушно.

Он много пережил и перетерпел, в том числе и физическую боль. Немногим больше года назад, начав восстанавливаться, Чезаре попытался связаться с Дардом, но тот упорно не отвечал. Некромант прочно закрыл свои мысли от всех, запершись от мира на замок. Чезаре, мучимый дурными предчувствиями, обратился к начальнику тюрьмы Тартуты, к Грегону Юллену, и получил краткую справку о состоянии Дэниэла Альсона: мёртв. Чезаре предпринял попытку найти Дэнни и услышал мёртвую пустоту.

…Линлор задремала ещё за столом, не раздетая, и Чезаре перенёс её в кровать. Терри проснулся, захныкал, но, едва отец взял его на руки, успокоился. Нельзя было с точностью сказать, что Терри похож на Эдварда Гисли. Во всяком случае его светло-карие глаза можно было сравнивать с глазами Линвейн, матери Линлор, а черты лица напоминали её отца. Двухлетний малыш получал от Чезаре должный уход, заботу, привязанность – всё, что угодно, кроме любви. Чезаре нередко ловил себя на мысли, что Дэн был ему больше сыном, чем Терри. Но Линлор мальчика любила безоговорочно, а Чезаре обожал Линлор, и в их семье никогда не случалось разлада из-за Терри или тем более из-за Гисли. Про последнего просто старались не вспоминать. Характер у мальчика оказался на редкость светлый, Терри рос улыбчивым, ласковым, и, кажется, обещал унаследовать от Линлор её лучшие качества. В том числе и эмпатию.

Уложив Терри, Чезаре долго стоял у окна в своём крошечном кабинете и задумчиво смотрел на печальный вид - бугристую улочку, кособокие дома, чахлые деревца под снегом. Ему ещё недавно казалось, что жизнь потеряла всякий смысл. Что на его плечах появилась ноша, сделавшаяся в последнее время невыносимой. И что эту ношу нести ему до конца жизни. Но в его доме зажёгся свет. Что это могло означать?

«Дэнни… малыш!» - мысленно позвал Чезаре. Неуверенно и, пожалуй, без малейшей надежды. Он почему-то представил себе того Дэнни, которого увидел впервые во дворце – маленького десятилетнего мальчика, длинноногого и сосредоточенного, перебирающего струны лютни. Короткие штаны, бант на шее, белые чулки и башмаки с нелепыми кружевными нашлёпками. Тени под усталыми тёмными глазами. Длинные чёрные ресницы и отросшая чёлка, падающая на лицо.

Разумеется, ему никто не ответил. Надо было, наверное, сосредоточиться на Дэнни-подростке, Дэнни в шестнадцать лет, каким Чезаре видел его последний раз, в тюрьме. Но не хватило ни храбрости, ни желания. Решив, что проверит дом сегодня же, как только Линлор отдохнёт, и считая, что ничего серьёзного там происходить не может, Чезаре сел за стол в своей маленькой, темноватой комнатке, и уставился на фигурки. Уже в столице он, не удержавшись, прикупил ещё несколько, сам не зная, для чего. Маленькая стеклянная катушка удивительно тонкой работы – с иголкой и размотавшейся ниткой, крошечная лопата, алое сердечко с трогательными пузырьками воздуха внутри – будто застывший выдох… Чезаре представления не имел, с кем связать эти безделушки. Расставляя их на сукне рабочего стола, он готовился к работе – посетители могли прийти и пораньше, чем назначено. Рука Чезаре замерла на секунду над гладкими блестящими фигурками, и он с недоумением осмотрел их. Не хватало собаки из подкрашенного коричневой и чёрной краской стекла. Он совсем уже выбросил из головы Сарвена Дарда, да никогда и не относил его к своим близким людям, а тут вдруг сердце сжалось от нехорошего предчувствия. Надо непременно будет сегодня связаться с Сольме и узнать, что там да как. Щуплый некромант всё-таки тоже лежал грузом на душе – совесть Чезаре нет-нет, да и покалывала, потому что он когда-то обещал Дарду службу получше, чем при тюремном кладбище.

Неужели уже три года прошло… И что он, Чезаре Роз, за это время успел?

Утро тем временем вступило в полную силу. За окном засверкал на солнце снег, залаяли соседские собаки. Посетители со своими болячками и горестями не торопились нынче к Чезаре. Обычно он радовался клиентам, искренне помогал им – Чезаре самому становилось заметно легче, когда разделял чужую боль. Но сегодня он, пожалуй, не желал видеть ни постоянных посетителей, ни новых – слишком уж разбередил свои раны ненужными мыслями и эмоциями.

Терри выбрался из кроватки и босиком прошлёпал к нему. Забрался на колени и потянулся к стеклянным вещицам. Чезаре вздрогнул: по столу словно пробежала волна, и среди фигурок появилась маленькая чёрно-коричневая собака с висячими ушами. Он едва успел отодвинуть от фигурки Терри, прежде, чем та раскололась на множество маленьких осколков, рассыпавшихся по столу. Один впился в Чезаре в руку. Тот машинально поднёс пострадавшее предплечье ко рту, но опомнился и вытащил осколок ногтями.

- Ав, - сказал Терри. – Всё!

- Всё, - ответил Чезаре ошарашенно. Впервые это произошло на его глазах, и он убедился, что никакой чужак не виноват ни в пропаже фигурок, ни в их появлении, ни тем более – в том, что они разбиваются. Никто не бил по фигуркам молотком, никто не воровал их. Чезаре повёл ноздрями, вслушался в эфир, пытаясь уловить шлейф чужой магии – ничего! Только он сам.

- Это делаю… я? – спросил он.

Терри заёрзал у него на коленях, повернулся к отцу лицом и обнял его за шею. Чезаре иногда переживал, что ребёнок растёт слишком уж ласковым – мальчику, по его понятиям, следовало бы расти более суровым, стойким, грубоватым. Линлор, конечно, уверяла, что Терри пока слишком мал. Но сейчас нежность малыша пришлась ко двору. Чезаре тоже обнял его, похлопал по плотной, пухленькой спинке.

- Папа, - сказал ребёнок. – Мой папа.

Настоящий сын Линлор: чуткий и сопереживающий. Тяжело ему будет.

Но что значил этот маленький взрыв стеклянной фигурки? Чезаре боялся предположить. Он спустил мальчика на пол и сосредоточился на участке в Сольме. Ему нужен был Керлисс, мальчишка-секретарь – умный, расторопный и доброжелательный настолько, что это служило ему защитой. Такой не пропадёт… к тому же он именно тот человек из участка, с которым знаком Дард.

- Если эн Роз немного подождёт, - безмятежно ответил на просьбу Чезаре Керлисс, - то я запрошу соседний участок. Дело в том, что старший офицер Андерсон вот-вот должен вернуться из поездки именно в те края…

- Андерсон? – нахмурился Чезаре. – А что он там забыл?

- На кладбище Тартута, в брошенной деревне неподалёку, знаете, в Ирх-Логги, и в крепости Моро зафиксированы несколько вспышек магии подряд. В течение последнего года там довольно неспокойно.

- В Ирх-Логги? – с недоумением переспросил Чезаре. – Там от силы десяток человек живёт!

- Там как раз ничего страшного, - ответил Керлисс неторопливо. Роз, оказывается, отвык от медленных темпов провинции. Год, целый год к людям Моро собирались с проверкой… Либо приезжали, но дальше ворот не ходили, что вернее всего – брали у тамошних людей бирки, спрашивали: «Ну, всё в порядке?» и уезжали, даже не получив ответа.

Чезаре знал, как это бывает. Если всё действительно в порядке, то такого визита вполне достаточно – стихийники тихие, осторожные люди. Но вспышки Тёмной магии должны были дать Андерсону и другим офицерам понять, что не всё в порядке, разве нет?!

- Тогда вот что, Керлисс, я сам попробую сейчас связаться с Андерсоном. А ты, на всякий случай, тоже зайти во второй левобережный, передай старине Мэтту, чтобы почаще ездили на вспышки. Что-то очень уж он неповоротлив стал. В течение года вспышки, а он только-только людей послал.

- Так они недавно дежурство по округу приняли, до того четвёртый дежурил, - ответил Керлисс всё так же безмятежно. От него распространялось умиротворение. Даже по мыслесвязи.

То есть это четвёртый левобережный, что ли, вспышки прозевал? Совсем у них там, что ли, Фолли разленился?

- Хорошо-хорошо, - в некоторой досаде мысленно сказал Чезаре и прервал мысленную связь. Теперь надо было достучаться до Андерсона.

Чувствуя к офицеру некоторую неприязнь и лёгкое чувство вины за неожиданный перевод ловца в другой участок, Чезаре решил связаться с Сэнди не в эту же минуту, а чуть позже, собравшись с мыслями и чётко распланировав весь разговор. Но тут Терри начал требовать кашу, потом проснулась Линлор, а у Чезаре к ней было ещё одно дельце. Ему хотелось, чтобы Линлор снова проверила по списку присутствие некоторых людей в городе. Так что, когда Чезаре вспомнил про Андерсона и Дарда, время уже перевалило за полдень.

Андерсон не ответил.

Чезаре попытался связаться с Дардом лично, несмотря на то, что обещал себе этого не делать – и уловил только какой-то смутный фон. Так случалось, если мыслесвязь устанавливалась с человеком в то время, как он куда-нибудь переносился с помощью бирок стихийников. Неужели у щуплого некроманта была такая бирка? А откуда, интересно?

Так ничего и не добившись, Чезаре собрался и отправился в центр столицы – проверить свою старую квартиру.

- Уверен, что ты просто обозналась окнами, - сказал он, целуя Линлор в макушку.

- Думаешь?

- Угу. Хочешь, я возьму с собой Терри? Сегодня довольно тепло, в седле под плащом он не замёрзнет.

- А если там всё-таки кто-то был?

- Воры? Ну, что ж, если какие-то мудрые воры сумели снять с дверей мои чары, то вряд ли они остались там. В таком случае я найду разграбленный дом и запру его заново, только и всего. Решено, одевай Терри, и мы съездим туда вместе. Хочешь прокатиться на Магусе, сынок?

Терри, которому читали незамысловатые и коротенькие сказки про великого мага-поэта Лаена Лика и его верного коня Магуса, тут же запрыгал и потянулся руками к Чезаре.

- Да! Да! Да! – закричал он так звонко, что у Чезаре заложило уши.

Линлор сомневалась, что это хорошая идея, но если она умела спорить с мужем, то с Терри сдавалась ещё до того, как он поднимал рёв.

- Без обеда я вас не отпущу, - выдвинула своё последнее слово Линлор.

***

Отряд из девяти ловцов перенёсся в участок. Вернее, на его крыльцо. Едва они вошли, как Сарвен Дард появился там же – и некоторое время он мялся, не зная, что делать дальше. Всё оказалось просто: ловцы вышли, и Андерсон – последним, и увидели некроманта.

- А, и ты здесь, - хмыкнул главарь. – Придётся взять тебя с собой. Извини!

И вся команда при помощи бирок перенеслась в Азельму. Очевидно, в дом мерзавца. Самого Дарда держал за шиворот один из ловцов, и держал крепко. Их главарь пошевелил носом, принюхиваясь, и разочарованно сказал:

- Здесь уже лет пять как никого нет!

Взгляд его устремился на Дарда. Упырёк никогда не видел таких равнодушных, холодных зелёных глаз. Даже на муху, которую хотят прихлопнуть, никто не смотрит с таким безразличием.

- Ну? И зачем ты за нами попёрся? – спросил главарь у Дарда.

Если б он сам знал…

- Вели своим отпустить меня, - полупридушенный, сказал Упырёк. Ему не понравилось висеть в чьих-то руках, как пальто на вешалке.

- Ещё и обманул меня, похоже, - давая знак подчинённому, процедил сквозь зубы главарь.

Ловец как следует встряхнул Дарда и швырнул на пол.

- Что тебе сказал Альсон? – нависая над ним, спросил главарь.

- Эн Андерсон, шлейфа нет, - откуда-то с лестницы крикнул кто-то из рядовых. – Тут не просто никого нет, тут давно никого, года три-четыре!

Судя по пыли, паутине, запаху нежилого дома, Дэн со Швеёй сюда и не заходили. Следы на полу отпечатались только свежие, нынешние.

Главарь ловцов, Андерсон, в досаде ударил Дарда сапогом под рёбра.

Тот неуклюже поднялся на ноги. Если как можно дольше притворяться слабым и даже немощным, они не будут воспринимать его всерьёз. Подняться, пошатнуться, потянуться к подоконнику – хорошие окна в холле дома, большие… только выбиты стёкла да поломаны рамы, ну так это ему только на руку. Выскочить наружу – и все дела.

Под ногой хрустнуло стекло. Главарь резко повернулся к Дарду.

- А ну стоять.

И тут же отвернулся. Дард оперся о подоконник, сгорбился, закашлялся, повёл рукой по груди. «Машина» за пазухой – так что жест как раз кстати.

- Крис, наверх сбегай, - велел главарь. – Раз уж ты там. Проверь как следует.

- Да вряд ли он там, эн Андерсон, - вздохнул кто-то из рядовых. – Давайте проверим другие места?

- Альсон может быть где угодно. Но раз уж мы в Азельме, можно переметнуться ещё по одному адресочку. Навестим-ка мы эна Роза!

Это было сказано каким-то нехорошим тоном.

Дард насторожился.

- Мне кажется, Роз может укрывать Чёрного Скрипача. И если мы только увидим его там, я, пожалуй, не удивлюсь. Поэтому заранее предупреждаю: если в квартире Роза есть кто-то кроме хозяина, разрешается стрелять без предупреждения. Все помнят, как выглядит старший офицер Роз?

Ловцы переглянулись и закивали.

Дарда охватило отчаяние. Он снова оглядел подоконник, даже высунулся наружу немного, но окрик главаря заставил замереть.

- Пристрелю!

Андерсону как-то очень легко верилось. Пристрелит, вне всяких сомнений.

Дард снова сунул руку за пазуху, но забыл закашляться.

- Руки на виду держи.

Главарь потянулся к куртке Дарда, запоздало вспомнив, что противников принято обыскивать и обезоруживать.

Наверху что-то грохнуло, послышался краткий вскрик. Андерсон отвернулся от Дарда к лестнице. Дард выхватил револьвер, схватил Андерсона за шиворот, дёрнул на себя. Тот проявил и реакцию, и сноровку – развернулся, ударил, но Упырёк успел увернуться. И выстрелить. Разумеется, мимо.

Он всё ещё надеялся сбежать, когда Андерсон вытянул руку и попытался перехватить его связующими чарами. От этого уже не увернуться и не вырваться, но Дард и не пытался. Внутри, ближе к рёбрам, забилась паника, и он выстрелил во второй раз – в упор. Андерсон издал квакающий звук и изо рта его потекла кровь.

Как и тогда, в случае с Тяпой, Дарда охватила эйфория, и он перехватил падающего главаря за плечо, развернул спиной к себе и закрылся им. «Была подружка – и нет подружки!» - вспомнилось невзначай. Да, вот так – был офицер, и нет офицера. Ну, почти нет. Дард приставил дуло револьвера Андерсону под челюсть.

- Стоять всем, - сказал он отчаянно, - или он подохнет.

Он, конечно, подохнет и так, потому что прострелено лёгкое и ему здесь некому помочь. Сами ведь перестреляли да перевешали почти всех магов Боли!

Но рядовые-то этого ещё не поняли. И потому замерли. Потом, не сговариваясь, решили действовать дружно, встали полукругом, попытались разделить Дардовы эмоции, но тот уже перешёл от эйфории к аффектации. Причём перешёл незаметно для себя – его перестало трясти, он ощутил мощный прилив. И стоило Андерсону проскрипеть:

- Надо было и тебя… как собаку… - как Дард окончательно переступил порог.

Выстрел под подбородок разнёс Андерсону голову снизу вверх, и Упырёк едва удержал главаря ловцов, тело которого дёрнулось и поползло вниз. Но почти тут же аффект плеснул энергией через край, и Дард поднял его и повёл в наступление. Пока ловцы доставали оружие – о, какими медленными они казались Дарду! – Андерсон уже крепким ударом в челюсть вырубил одного и повернулся к другому. Дард застрелил третьего и, укрываясь за главарём, что было нетрудно, так как Андерсон оказался и шире, и выше, не глядя поднял второго мертвеца. Ловцы выстрелили – Андерсон и второй мертвец собрали в себя пули, загородив Дарда. Дард высунулся между жив-курилками, потратил четвёртую пулю впустую, а пятой зацепил ещё одного. Теперь у него был ещё один мертвец, и уж им-то Дард стал управлять на славу – тот расстрелял свои патроны по товарищам. В живых осталось четверо, которые кинулись по сторонам, прячась кто где. Дард перемахнул через подоконник, и оттуда заставил всех жив-курилок достать из ножен сабли и заняться игрой в прятки-догонялки. Сверху, из окна, выскочил ловец по имени Крис, охнул от боли, заковылял прочь. Аффектация, краткая и яркая, уже гасла, но Дард вспомнил те самые слова: «тебя… как собаку». И выстрелил. Последняя пуля вошла ловцу под левую лопатку. Не зря Упырёк стяжал славу лучшего стрелка ещё на военной службе. Не зря тренировался на жив-курилках. Выстрел получился отличный.

Дард обернулся к окну – там всё ещё шла какая-то возня, но уже, пожалуй, довольно слабая и жалкая. Жив-курилкам он отдал приказ улечься, когда в доме не останется живых людей, а сам побежал прочь. Его пошатывало. Отбежав за покосившуюся, некогда красивую ограду в тень зарослей сирени с засохшими коричневыми метёлками соцветий, Дард упал лицом в снег. Эмоции откатили прочь, оставив лишь тошноту и страх. Вот теперь Упырька начало мелко, противно трясти. Он поднялся на колени, и его мучительно вырвало обжигающей, густой массой. Запах пороха и крови, звук выстрелов в ушах, мерзкие звуки, когда пули застревают в только что умерших телах… Согнувшись в новом приступе рвоты, Дард всхлипнул и повалился набок. Затем перекатился на спину и, загребая снег дрожащей рукой, сунул несколько комков себе в рот.

В голове Дарда всё помутилось, и он бессильно лежал какое-то время на спине, пока снег под ним, подтаивая, не промочил всю одежду. Его сознания слабо и как-то неуверенно коснулся чей-то зов, но у Дарда не достало сил даже на то, чтобы мысленно ответить ему.

С кем бы он сейчас сам связался, так это со Швеёй. Как это делают Светлые? Как настраиваются с людьми на одну волну? Наверно, ищут человека мысленно, затем определяют его эмоцию, разделяют и таким образом становятся в некоторой мере единым целым. Ненадолго – иначе так и с ума сойти недолго.

А если попытаться отпустить свой дух и достичь им человека, словно носителя? Но не подселяться, а просто соприкоснуться с духом того, с кем тебе надо пообщаться?

Дард с трудом встал и огляделся. Чтобы провернуть эдакое и остаться в живых, ему просто необходимо побыстрее убраться отсюда. Он тут изрядно напылил своей магией, и такую вспышку местные ловцы не должны оставлять без внимания. А он тут валяется…

Ему было очень плохо. Мучительно плохо. Пожалуй, после убийства Тяпы и даже после кончины Итана Дард не испытывал таких мук. Но всё же он побрёл вдоль ограды, цепляясь за её прутья, ища место, где его никто не найдёт, и в конце концов ему повезло.

Он нашёл больницу, а за ней – морг. Здесь оказался только старенький сторож-некромант, дремавший на лавочке в обнимку с древним ружьецом. Кого тут охранять? Дард начертил в воздухе знак ложи – мольбу о помощи, не больше и не меньше. Говорить он от отчаяния и слабости уже не мог. Его впустили. Дард получил кувшин воды, чтобы умыться, и кусок хлеба, на который даже смотреть не мог. Спазмы в животе ещё не прекратились, и мелкая дрожь не прошла. Дард забрался в дальнее помещение морга, где, видимо, обмывали тела – выложенный каменной плиткой пол скашивался к середине, к нескольким забранным решётками стокам. Здесь он лёг на скамью у стены, съёжился, стараясь согреться, и провалился в краткий сон.

***

Зимний день подходил к концу. Прозрачные сумерки пророчили на завтра мороз. Пятый Тёмный месяц щедр на холода. Швея, читавшая книгу у окна, задумчиво подняла голову и устремилась взглядом куда-то вдаль. Что-то ледяное болезненно коснулось её сердца. Она обернулась на мужа, настороженно приподнявшего голову от стола, на котором лежала его скрипка без струн. Он тоже что-то почувствовал.

- Анстис?

Её имя Дэн всегда произносил бережно и тихо – Швея всякий раз таяла от нежности. Но сейчас нахмурилась и покачала головой, прижав к губам три пальца в знак молчания.

Дэн, едва не опрокинув стол, кинулся к ней, но Швея уже справилась со странным приступом. Обняв мужа, она тихонько всхлипнула, и тут вдруг перестала быть собой. Она стала другим человеком. Этот человек лежал на холодном полу, притянув колени к груди, и ему было очень плохо. Швея побыла им совсем недолго – успела только увидеть деревянную скамью, с которой человек, которым она стала, видимо, упал. В боку запоздало проснулась боль. Она вскрикнула хрипловатым, довольно высоким для мужчины голосом, и тут же зажала сама себе рот. Страх, растерянность, внутренняя боль текли по жилам вместе с кровью, пульсировали в висках. Швея задрожала и попыталась поднять незнакомое тело на ноги, но оно не слушалось. И вот она снова стала сама собой. Дэн больше не обнимал её – он сжимал ей плечи, сильно и больно впившись в них пальцами, и тряс так, что зубы стучали.

- Верни её, верни! – кричал он.

- Д-д-дэнни, хватит, - взмолилась Швея, боясь, что у неё оторвётся голова от такой тряски.

- Анстис? – муж остановился и вгляделся в её лицо, жадно и встревоженно.

- Д-да. Что это было?

- Это трупарь. Я его убью! – Дэн сжал Швею в объятиях, ей было больно и неудобно, но она не пошевелилась.

- Трупарь?

- Сарвен Дард, - с отвращением и яростью сказал Дэн.

- Ох, - Швея осторожно высвободилась из слишком крепких объятий мужа. – Значит, это был он! Мы должны ему помочь.

- Ты… что? С ума сошла! Помочь трупарю!

- Он нам помог, - с упрёком сказала Швея. – Если не хочешь – оставайся здесь, а я пойду. Я знаю, где он. Я могу определить координаты и вписать…

- Замолчи, - уже спокойней сказал Дэн. – Ты… он был в твоём теле только что. А ты, значит, была в теле Дарда, так?

- Да. И ему плохо и больно.

Швея опустила голову, размышляя, чем и как они с Дэнни могут помочь несчастному Дарду.

- Он сказал, что находится в морге больницы недалеко от моего старого дома, - сказал Дэн. – Ты уверена, что сможешь перенести нас именно в то место? Что мы не окажемся при этом впечатанными в стену и не встретимся там с отрядом отборных ловцов? Давай лучше доедем до этого места на извозчике?

- У нас хватит денег? – спросила она. – Это ведь, наверно, дорого.

- Не знаю, - ответил Дэн. – Но в любом случае так будет дольше и безопасней.

- Но нас ищут…

- Нет никакого способа проверить, не ждёт ли нас засада, моя маленькая, - сказал Дэн.

Швея тихонько улыбнулась. Маленькая! От него это звучало забавно: всё-таки на четыре года её младше.

- Поэтому я тебе говорю: выбирай. Или мы с тобой едем вдвоём, или я тебя никуда не отпускаю, и Дард счастливо сдохнет в морге.

Швея вздрогнула и заглянула в глаза мужа.

- Ты ведь не такой, - сказала она жалобно. – Ты добрый!

Дэн улыбнулся и покачал головой. Швея подумала, что он ведь не всё ей про себя рассказывал – про тюрьму, про то, за что его туда бросили, про свою жизнь. Она чувствовала, что не всё. Видно, в том, о чём Дэнни умалчивал, крылись все его жестокие и страшные дела.

А ей так хотелось верить в его доброту и великодушие! Такой гениальный музыкант не может быть плохим человеком!

И с этой верой в Дэна Швея торопливо сказала:

- Мы едем. Сейчас. Далеко ли до той больницы?

***

Чезаре доехал до своего прежнего дома, когда уже начало темнеть. Терри проснулся уже несколько минут назад и принялся жаловаться, что устал и хочет есть. Слов он пока говорил не так уж много, некоторые произносил непонятно, но по ноющему голоску всё и так было ясно. Что ж, почти три часа езды из пригорода до центра – это ведь немало. Чезаре и сам порядком устал. Он связался с Линлор, мысленно передал ей, что они добрались и всё хорошо, свет в окнах не горит. И сказал, что они с Терри будут ночевать в квартире. Не ехать же обратно в темноте?

И только после этого Чезаре завёл лошадь на платную конюшню неподалёку и поднялся на третий этаж большого кирпичного дома, где когда-то жил. Дверь в его квартиру оказалась заперта, но для опытного мага не составит большого труда отрыть и закрыть несложный замок без ключа и даже без любых других приспособлений. Усилием воли. У Чезаре, однако, имелся ключ. Он обратил внимание на то, что охранные чары сохранились, но ослабли. Уже отпирая замок, Чезаре прислушался к магическому фону – но нет, в квартире никого не было. Он вошёл, спустив Терри с рук, зажёг свет – газовые светильники вспыхнули повсюду. И обомлел.

От входной двери лучше всего просматривалась самая большая комната его квартиры – гостиная и курительная одновременно. Стеллажи, большой стол, диваны и кресла – всё стояло на месте и пребывало в безукоризненном порядке. Кроме чуть сбитого ковра на полу и маленького курительного столика в углу возле окна. На этом столике Чезаре любил расставлять табакерки и раскладывать трубки, чтобы выбрать табак. А сейчас там лежала скрипка. Старые струны с неё были сняты и аккуратно смотаны в колечки, а новые, которые находились в скрипичном кофре, лежали отдельно, ещё упакованные в бумагу с фиолетовым оттиском «Мастерская Яллани».

Терри уже сам снял сапожки и босиком бежал по мягкому ковру. Его заинтересовала книга на подоконнике – кто-то читал здесь, видимо, пока было светло. Но книга оказалась без картинок, и Терри захлопнул её.

- Кушать! – сказал он, строго глядя в лицо отца. – Где моя покушать?

Чезаре спустил с плеча на пол сумку с припасами – Линлор напоследок набила её разной снедью, чтобы, не приведи Спящий, муж и сын не проголодались.

- Угу, сейчас, - пробормотал он.

Терри попытался схватить скрипку, и Чезаре поспешно убрал её в футляр. Там лежал смычок с белым конским волосом и обгоревший кусочек бумаги с печатью Комитета. «ой степени» - гласил обрывок надписи на бумаге. И хвостик подписи – «оз», и беглый росчерк. Видимо, это всё, что осталось от паспорта Дэнни. Чезаре не открывал футляра с тех самых пор, как забрал скрипку из дворца. Скорее всего, клочок бумаги лежал там очень давно.

Положив футляр на полку повыше, Чезаре поднял Терри на руки.

- Сейчас поешь, и будем устраиваться спать.

- Не спать! – ответил ребёнок. – Гулять пойду.

- Хорошо, - Чезаре знал, что с Терри лучше не спорить. – Как скажешь.

И отправился греть чайник.

Терри остался в комнате.

В кухне тоже оказались следы присутствия людей – уголь в ящике возле печки, раньше пустовавшем, хлеб, завёрнутый в чистое полотенце, две чашки, перевёрнутые вверх дном, на столе. На подоконнике, в тарелке, закрытой тряпицей, скучали два пирожка.

Чезаре охватило волнение – даже горло перехватило, так страшно ему стало. Казалось бы – с чего тревожиться? Если это следы пребывания Дэнни, пусть даже с кем-то, то надо радоваться, а не тревожиться! Но он, едва не опрокинув стул, побежал в комнату, зовя сына. И едва не наткнулся на людей, появившихся возле входной двери – аккурат в том месте, куда положено было переноситься по условленным координатам!

Сразу сработали охранные чары – и тут же их кто-то отменил. Чезаре приготовился сражаться, ещё не разглядев, кто это. Боль ударила по лицу, ослепила, заставила пошатнуться, но Чезаре не остановился. Что будет, если эти люди убьют Терри?! Линлор этого не переживёт.

- Стой! Остановись! – услышал он окрик. Женский голос.

И ещё – звук падения, будто на пол скинули чьё-то тело.

Чезаре смог видеть уже через секунду, за которую он наобум разделил поток рвущей его на куски боли.

Перед ним, бледный и злой, стоял Дэнни. Руки его бессильно опустились, лицо исказилось. Рядом с учеником стояла маленькая хрупкая женщина со спутанными светлыми волосами. Она держала его путами – но не обычными, которые никто не видит и которые не ощущают посторонние, а вполне видимыми глазу. Эти странные путы светились и потрескивали. Женщина смотрела не на Дэнни, а вглубь комнаты, и тревожно переводила взгляд на Чезаре, а потом снова туда, в гостиную.

Там, конечно же, стоял Терри.

И лишь убедившись, что мальчик в полном порядке, Чезаре обратил внимание на третьего человека в только что возникшей группе. Человек этот лежал лицом вниз. Но по светлым волосам, сбритым по бокам, а посередине макушки собранным в неопрятный пучок, Чезаре понял, кто он.

Сарвен Дард, маг ложи Смерти.

Он что – вытащил Дэнни из тюрьмы? Но Дэнни ведь умер… Может ли быть такое, что год назад некромант всё-таки убил его, вынес на кладбище и оживил? Наверное, это не исключено, но ведь бесплатно и без принуждения Дард вряд ли на такое способен. В чём же тут секрет или подвох?

- Почему ты напал на меня, Дэнни?

- Я бы убил тебя, - сказал якобы умерший Дэн, - если бы не Швея. Отпусти меня, маленькая.

- Если только ты не причинишь им зла, - тоненько попросила женщина. В её взгляде Чезаре прочитал любовь и непреклонность. – Ты же видишь, он с ребёнком!

Как всё-таки женщины умеют защищать детёнышей! Чезаре подумал, что ни за что бы так не смог. Сам он в первую очередь подумал о жене, а не о сыне.

- Папа, дядя болеет?

Женщина, которую Дэнни назвал Швеёй, отпустила путы. Сердце Чезаре пропустило удар. Он загородил собой сына, но ничего не произошло. Дэн стоял, скрестив на груди руки.

- Это мой сын, - сказал Чезаре, поднимая мальчика на руки и прижимая к себе. Кажется, он впервые назвал Терри сыном.

- Это моя жена, - в тон ему ответил Дэнни, кивая на Швею.

Всё ещё бледный и напряжённый, он сдерживался, кажется, из последних сил.

- Я рад тебя видеть, - неуверенно сказал Чезаре.

Швея присела возле некроманта и стала приводить его в чувство, похлопывая по щекам. По квартире медленно распространялся запах тлена и табачного перегара.

- Оставь его, - сказал жене Дэнни. – Придёт в себя – вышвырнем на улицу. Мы его вытащили, наш долг ему отдан.

- Вы уже объясните мне, зачем залезли в мой дом, или нет? – наконец опомнился Чезаре. – Дэнни!

- Я пришёл убить тебя, Чезаре Роз. Отправь ребёнка к матери, и устроим поединок, раз уж иначе не получилось.

При слове «поединок» у Чезаре заныла рана в груди. Спящий знает, что такое.

Из кухни донеслось бульканье, плеск и шипение. Это закипел чайник.

- Где моя покушать? – встрепенулся Терри.

Чезаре спустил ребёнка на пол и взглянул на Швею.

- Ненадолго, - сказал извиняющимся тоном, и она поняла. Взяла мальчика за руку и повела в кухню.

- Давай для начала оттащим Дарда в одну из комнат? – обратился Чезаре к Дэну.

- Ничего, полежит и сам дойдёт, - ответил тот мрачно. – А лучше – пусть уходит. Ещё наведёт сюда ловцов…

- С ловцами я, думаю, справлюсь, - Чезаре с сомнением посмотрел на некроманта. – Что с ним такое?

Но Дэн сжал кулаки и спросил:

- Ты совсем меня ребёнком считаешь? Собираешься сейчас пустыми разговорами обойтись?

- Послушай, м… Дэнни. Идём-ка в комнату. У нас есть немного времени на серьёзный разговор, пока твоя жена управляется с моим сыном.

Чезаре сделал приглашающий жест. Как жаль, что здесь нечего курить! И с собой у него только маленький кисет с «дорожным» табаком. Для бесед он не годится. Правда, Линлор на всякий случай положила в дорожную сумку бутылочку неплохого вина. Возможно, это поспособствует разговору.

- Да, я виноват, - сказал Чезаре Дэну. – Я слишком поздно понял, что зря отдал тебя им… Хотел потом помочь, но не сумел. Но зачем поединок?

- Боишься? – нехорошо усмехнулся Дэнни.

В его тёмных глазах плескалась ночь. Страшная, непроглядная, недобрая ночь.

- Чего боюсь? Поединка? Пожалуй, да. Два с лишним года назад один такой поединок чуть не стоил мне жизни. Но я не тебя боюсь. Я хочу понять!

Дэн вытянул руку, опрокидывая стакан, и Чезаре ощутил боль в висках. Ни разделять, ни преобразовывать её он не стал, лишь посмотрел на ученика честно и открыто.

- Я продолжу свой рассказ, хорошо? – спросил он. – Видишь ли, я приходил не один раз. Говорил с начальником тюрьмы, говорил с Дардом. Ты не помнишь Гисли?

- Кого? – нахмурился Дэн. Едва он сдвинул брови, как фантомная пуля снова проделала свой путь от сердца до лопаточной кости. Старая знакомая, боль, здравствуй.

- Вижу, что помнишь. Тот негодяй, что рассказывал о смерти твоих родителей, стал Главой Комитета после меня. Всё потому, что я упустил парня, некроманта, да так и не нашёл больше его следов. А он стрелял в короля.

- Я не слышал, чтобы такое рассказывали, - не поверил Дэн. – Если бы короля убили или хоть ранили…

- Убили королеву. Уж об этом-то ты слышал? Вот тогда-то меня и сместили с должности, а Гисли – назначили. Но только он всё равно не позабыл о том, что ты его пытался убить, а я тебя тогда отпустил. Есть люди, которые не любят забывать. Понимаешь?

Дэнни коротко кивнул и положил на стол руки. Вытянул, сжал кулаки. На Чезаре он смотрел не отрываясь, и одним только взглядом причинял боль. Чезаре стоило уже больших усилий не разделять её. Иначе это превратится в поединок, а поединка он допустить не мог. Не здесь, не сейчас. Он медленно поставил стакан Дэна и наполнил его заново.

- Он постарался навредить и мне, Дэнни, и тебе. Причинив как можно больше вреда и боли. Добрался до короля и потребовал перевести тебя в Воспитательное…

Чезаре прошиб ледяной пот, он с трудом сглотнул слюну. Спасительный стакан вина – стало немного легче после двух-трёх глотков. Но Дэн оставил своё вино нетронутым.

- …отделение. Король обещал, что тебя не казнят, но насчёт воспитания не возражал. Думаю, он не знал, что это означает.

Дэн сцепил пальцы в замок, и у Чезаре потемнело в глазах. Казалось, внутри его головы весь мозг постепенно превращался в кашу.

- И я решил вытащить тебя при помощи Сарвена Дарда. Того самого человека, который валяется сейчас у входа. Честно говоря, увидев тебя и его вместе, я поначалу предположил, что он спустя два года после того, как мы договорились об этом, вдруг решился действовать и сделал это. Но вижу… вижу, что ошибался. Итак, я готовил тебе побег. Сарвен Дард должен был умертвить тебя, вытащить наружу из тюрьмы и привезти на кладбище…

Чезаре показалось, что на какое-то мгновение он лишился сознания, потому что голос ему изменил, в глазах окончательно почернело, а уши перестали слышать. Но спустя секунду или две голос, зрение и слух частично вернулись к нему. Лишь частично – потому что видел Чезаре очень смутно и расплывчато, а в ушах нарастал звон.

- А потом… оживить.

- Оживить? – Дэн медленно разжал пальцы.

Боль отхлынула от сердца и мозга так резко, что Чезаре шатнулся и едва не врезался лбом в столешницу. Зато наконец-то прошёл туман перед глазами.

- Воскресить. Как это делают некроманты.

- И что же вам помешало?! – вскричал Дэнни сдавленным голосом. – Ты хотя бы представляешь, что со мной делали те два года, что я…

- Тише, - сказал Чезаре. – Ты напугаешь свою жену и моего ребёнка, и они прибегут сюда нас спасать. И тогда я не успею объясниться. Мне помешал маг ложи Боли, убивший мою мать, а потом – Гисли, убивший меня. Вернее, не вполне убивший, как видишь. Маг этот был казнён, так что я не успел узнать, за что он истязал пожилую женщину… маму. Затем родился Терри, и я постарался выкинуть тебя из головы. Меня не хватило бы на всё это. Я оказался слаб и беспомощен. Я не спас мать, не нашёл убийцу королевы, хотя пытался сделать это, я предал тебя не из плохих побуждений, а из слабости. Но это не самое худшее, Дэнни.

- Что? – нахмурился Дэн.

- Я должен был сказать тебе сразу, малыш. Возможно, это сделало бы твой путь более прямым и коротким, но я должен был сказать.

Сейчас Дэн его, возможно, убьёт. Но нет сил терпеть больше то, что рвёт сердце и раздирает горло невысказанной давным-давно правдой. Вот, значит, как она может убить, эта правда.

Дэн молча ждал. Бледный, юный и решительный. Чезаре выдохнул и снова набрал в лёгкие воздуха, чтобы признаться в том, что должен был сказать ещё девять лет назад. Когда взял на себя ответственность за маленького мага Боли.

- Это что же… это вы меня притащили в дом Роза? – послышалось от входа в гостиную. Там, держась за стену, стоял Сарвен Дард. Бледный, с пятнами крови на одежде и лице, с револьвером, торчащим из кармана тёплой куртки с разодранным меховым воротником. – Вы с ума, что ли, посходили?

- Это сравнительно безопасное место, потому что оно прячет магические шлейфы, - спокойно ответил Чезаре. – Здесь я прятал одного маленького мага ложи Боли четыре года подряд. И нельзя сказать, чтобы этот маг вёл себя послушно и примерно.

- Только этого не хватало, - сказал некромант. – Дэн, у тебя есть чего пожрать? Где Швея?

Чезаре с удивлением наблюдал за Дэнни. Похоже, он с этим некромантом не первый день знаком.

- Иди на кухню, друг трупарь, - сказал ученик голосом мученика. – Только умойся сначала… и ради Спящего, сними эту вонючую одежду.

- А что не так? – спросил Дард как ни в чём не бывало.

- Ты себя видел? Там мальчишка маленький, напугаешь ещё…

- А что же я надену?

Дэн вздохнул.

- Здесь есть кое-какая одежда, - поспешил сообщить Чезаре. – Я принесу.

- Он сам найдёт. Спальня от тебя направо, друг трупарь, первая же дверь, - Дэн взял со стола стакан и залпом выпил вино. Вздохнул ещё раз, уже не так страдальчески. – Всё, что найдёшь – твоё. Эн Роз всё равно изрядно раздобрел, ему не впрок.

Сарвен Дард постоял ещё немного у стены, затем буркнул:

- Я тебе – не друг!

- С трупарём, значит, уже согласен, - парировал Дэнни, не глядя на некроманта.

- Постой, но ему же очень плохо, - промолвил Чезаре, глядя, как тот медленно переставляет ноги.

- Ты его спроси, что он сегодня натворил, - зло ответил Дэн. – Я его сам чуть не убил. Если б не Швея… Так что ты хотел сказать, когда он притащился сюда? В чём-то признаться?

- Скорее попросить прощения, - увильнул Чезаре.

- Вот как.

Дэн скривился. Похоже, не слишком-то поверил неуклюжему объяснению. Надо будет выбрать лучший момент и сказать…

- Хочешь, я тебе расскажу про некроманта? – неожиданно предложил Дэнни.

- Про Дарда?

Дэнни повернулся к арке, но Сарвен Дард уже убрался оттуда. Видимо, решил воспользоваться предложением и вымыться. Это хорошо – уж больно от него крепко пованивало.

- Нет, - ответил Дэнни, вернувшись взглядом к Чезаре, - про другого. Ты видел его хорошо? В тот день, когда он стрелял в королеву. Он тебе показался знакомым?

- Будто бы да, - осторожно сказал Чезаре.

- Это был такой крепкий мордастый парень моих лет? Моих тогдашних. Пятнадцати или шестнадцати. Да?

- Да, крепкий малый, но, возможно, всё-таки постарше тебя. Но Дэнни, мал…

- Я уже больше не малыш, Чезаре. А он тогда уже не был некромантом. Сейчас он живёт под именем Сола Тэллина, и он…

- И он на самом деле Кор Тэллин, - закончил Чезаре. – Вот оно что. Ложа Смуты!

Что ж, момент для признания был окончательно упущен. Зато Дэнни разъяснил мучившие его все эти годы загадку. Начало разгадке, конечно же, положил Дард, но ведь Чезаре тогда не сумел довести дело до конца. Зашёл в тупик, не зная, где искать того парня. Ошеломлённый, Чезаре теперь думал, что знал это с самого начала. Знал и ничего не сделал.

Он невольно коснулся рубца на груди, который ощущался даже сквозь рубашку и сюртук.

- Откуда ты узнал про Тэллина?

- От служанки, его любовницы. Она оказалась здесь, неподалёку. Он выгнал её, когда она ему надоела.

- Хорошо, что не убил, - заметил Чезаре. – А ведь мог.

- Он ещё несовершеннолетний. За ним наблюдают опекуны. Если он совершит что-то неприемлемое – не видать ему собственного наследства, - сказал Дэнни. – Он сам себе ухитрился завещать то, что не арестовали, а это почти половина камергерского имущества.

- А если он не убил служанку, потому что она стала его глазами в Азельме? – спросил Чезаре.

Дэн поднял на него усталые, несчастные глаза.

- У меня такое ощущение, что я уже не смогу убить тебя, - сказал он с лёгким недоумением.

Это было невпопад и никак не относилось к служанке и Кору Тэллину. Чезаре ждал, что ученик скажет дальше. Дэн помолчал и добавил:

- У него могут быть ещё слуги в Азельме. И маг ложи Боли, который был…

Дэнни нервно сглотнул. Ну конечно, его собственная мать тоже погибла нелепо и мучительно.

- И Тульди, возможно, он тоже считал такой шпионкой, потому и не убил. Но она хорошая женщина. Я видел, что она не стала следить за мной.

- Очень надеюсь, что так. Она сказала тебе, где сейчас Тэллин?

- Да. Он проходит службу в форте Рахмаш по рекомендации опекунов. Тульди уверяет, что ему поставили второй знак – Ордена Отражений. Он не говорил с нею о том, чем займётся, когда закончит службу в форте, но думает, что он уже там начнёт возрождать ложу Смуты, а потом пойдёт свергать короля.

Чезаре поморщился. От названия ложи Смуты у него во рту словно бы появился противный привкус. Раньше… когда-то давно… когда эту ложу создали, она называлась Единой. И цели у неё были в общем-то благие. Как же можно так изувечить мечту, что даже бывшие адепты ложи её теперь боятся?

- Почему ты назвал именно Рахмаш?

Дэн встал, достал с полки книгу – это оказался сборник раскладных карт, довольно старый. Открыл в заложенном закладкой месте, развернул карту местности. Показал на пометку карандашом. Не зря Чезаре учил Дэна пользоваться картами – вот, результаты налицо. Ближайшие числа для переноса стояли прямо рядом с отметкой. Возле светло-синего изгиба реки Рахмаш.

- Тульди сказала, что Тэллин отбывает службу в форте на юго-востоке, у границы с Иртсаном. Службу ловцы проходят только здесь, насколько я помню, офицер Роз.

- Дэнни… могу я считать нашу вражду оконченной? Хотя бы временно. Не объявишь перемирие?

Скрипач опустил голову так низко, что волосы полностью спрятали его лицо.

И снова в гостиную заглянул Дард. На этот раз довольно чисто вымытый и в опрятной одежде. Вот только штанины и рукава ему пришлось подвернуть, да и в плечах вещи Чезаре ему оказались очень уж широки. Светлые волосы на макушке торчали смешным хохолком, отмытое лицо выглядело почти юным, только вот глаза…

Некромант кашлянул. Удивившись, с чего ему вдруг становиться таким деликатным, Чезаре спросил:

- Ну что, Сарвен Дард, маг ложи Смерти? Вижу, тебе уже лучше?

Глядя на осунувшееся лицо и красные, воспалённые веки, нельзя было утверждать это с такой уж уверенностью. Но некромант кивнул.

- Иди возьми себе хлеба и проваливай отсюда, - сказал ему Дэнни. – Не подвергай нас опасности.

- Я отвёл от вас погоню, - вдруг решительно возразил Дард. Он расправил узкие плечи и сложил руки на груди.

- Зато навёл на себя другую, - отрезал Дэн. – Ты нам не нужен.

- Нужен, - сказал Чезаре, вспомнив расколовшуюся на мелкие осколки стеклянную собачку. Будь что будет, а ещё одной смерти он допустить не может. Даже если это никому не нужный щуплый некромант, трусливый и забитый.

- Итак, я объявляю перемирие, Дэнни. Идея объединения Тёмных и Светлых магов не нова. У нас с тобой есть общий враг, и я предлагаю устранить его. Завтра утром я отправлю сына к его бабке и деду и позову Линлор… мою жену. Итого нас будет уже пятеро. Я найду ещё нескольких человек, и мы отправимся в Рахмаш. Не думаю, чтобы возникли какие-то трудности с тем, чтобы забрать оттуда одного курсанта, но на всякий случай… на всякий случай надо позвать человека три-четыре на подмогу. И неплохо, если у нас будет некромант, тем более, что я давно хотел позвать его к себе консультантом.

При этих словах Дард ещё приосанился и даже как будто немного повеселел.

- Он же убийца, - слабо возразил Дэнни, но Чезаре выразительно на него посмотрел.

- Да тебя самого земля не примет, - буркнул Дард. – У меня была аффектация, а про тебя говорили, что ты убивал с расчётом.

С этими словами Дард развернулся и ушёл к Швее на кухню. Чезаре понял, что тоже проголодался, но не двинулся с места.

Как и Дэн. Тот сидел всё так же понурившись.

- Я шёл сюда, чтобы убить тебя, и думал, что Тэллин мёртв. И вдруг всё меняется, - пробормотал он. – Тэллин, оказывается вполне жив, а ты…

- Дэн, я ошибся в тебе и раскаиваюсь в этом. А ты ошибался во мне.

- Но не раскаиваюсь! – вскинулся Дэнни. – В конце концов, ты всё это время был на свободе!

Чезаре налил вина себе и Дэнни. Всё-таки надо достать из сумки хотя бы дорожный табак, за неимением лучшего.

- Я не был свободен. Я был повержен и раздавлен.

Но Дэн молча выпил вино и вышел из гостиной.

Чезаре отыскал «дорожный» табак, набил трубку и жадно затянулся, не чувствуя аромата. Боль в груди и голове, почти пропавшая, разгоралась, как будто на тёплые угли, скрытые золой, бросили сухого хвороста. Быстро и жарко.

***

Дэн вышел в кухню, ожидая увидеть там Швею с сыном Чезаре на руках и совсем позабыв о Дарде. Некроманта в его планах не существовало. Поэтому он неприятно удивился, когда увидел ребёнка на коленях Дарда, сидящего боком к двери, а Швею – накладывающей ему в тарелку какой-то снеди. На подоконнике стояла распахнутая седельная сумка – видимо, принадлежащая Чезаре. Жена хозяйничала на кухне так, словно это был её родной дом, а не заброшенная квартира Роза. И вся картина выглядела очень… семейной и тёплой. Самое мерзкое, некромант улыбался Швее, а она улыбалась ему. Терри дёргал Дарда за куцую тощеватую бородку и смеялся. Дард неуверенно, неумело засмеялся в ответ, но потом спустил ребёнка на пол и велел идти к отцу. Швея отвернулась к плите, и Дэн заметил, как некромант смотрит на неё, когда она не видит. Его лицо, повёрнутое в профиль, казалось выточенным из камня, а глаза светились не хуже свечей.

Давно ли он смотрит на неё так? Все посещения крепости Моро Упырьком теперь словно предстали перед Дэнни в ином свете. Спину ломит? Руку камнем зашиб? Ногу лопатой поранил? Мыслимое ли дело – отлучаться с тюремного кладбища чуть ли не каждый месяц ради того, чтобы ехать к нему и Швее просто для того, чтобы «Утешитель» взглянул на его грязные конечности? С больной спиной тащиться три дня верхом на лошади в поселение Моро, вместо того, чтобы лежать и греть болячки? Да нет же, дурак, он приходил раз за разом, чтобы посмотреть на Швею долгим волчьим взглядом, в котором двумя свечами горела неизбывная тоска. Тоска и зависть. Вот как сейчас.

Дэн почувствовал себя так, словно подглядел за неприличной сценой – кровь прилила к лицу, обдавая жаром, глаза застила нехорошая пелена. Но тут Швея заметила его, стоящего в дверях, и заулыбалась пуще прежнего.

- У эна Роза с собой было полно еды, - сказала она смущённо. – Я подумала, он ведь не будет против…

- Почему ты до сих пор не ушёл, друг трупарь? – спросил Дэн, стараясь совладать с комом, вставшим ему поперёк горла. – Я велел тебе убираться.

Некромант встал и неуверенно покосился на Швею.

- Эн Роз сказал, что его дом защищён от…

- Уходи.

- Дэн, - Швея поставила на стол чистую тарелку и спрятала руки в складках юбки. – Не надо. Я не позволю тебе выгнать его, пока он…

- Не позволишь? – сказал Дэн угрюмо. Он подумал, что должен бы чувствовать что-то иное, чем глухое раздражение и повёрнутую внутрь тупую боль. Эта боль, призванная ранить других, давила на сердце так, что впору было завыть. – Отчего же? Мы вернули ему долг.

- Не было никакого долга, Дэнни, - сказала Швея и подошла к нему с объятиями. Дэн отодвинулся в сторону. – Нет у нас долгов, а есть совесть. И совесть не даёт мне отпустить Сарвена, когда его, быть может, прямо за дверью подстерегают ловцы.

Некромант потихоньку встал и бочком-бочком двинулся прочь. Дэн преградил ему путь рукой. Схватил за шиворот – разница в росте позволила сделать это без труда. И вернул обратно на стул.

- Сиди, друг трупарь, - сказал он. – Пока я тебе разрешаю.

- Это не твой дом, - буркнул Дард. – Тебе самому тут… разрешают.

Дэн не удержался – замахнулся на него в надежде, что боль Дарда позволит ему заглушить собственную. Тот ощерился и перехватил руку скрипача. Встал со стула и посмотрел на Дэна снизу вверх.

- Поверь мне, друг палач, - сказал он, и его глаза опасно засветились желтоватым светом, словно звериные. – Не все проблемы можно решить убийством. Ты бы должен это понимать, но почему-то не понимаешь.

- Я не собирался тебя убивать, - Дэн отдёрнул руку и развернулся, чтобы уйти прочь отсюда.

Весь мир сейчас виделся ему в чёрном цвете. Он тонул в ночи и в одиночестве. Это, верно, куратор Поллок виноват со своими гнусными опытами. Жить бы, радоваться тому, что есть Швея и дом – пусть в крепости, из которой не выйдешь, но ведь дом! Ан нет, и дом, и жена оказались ненастоящими. Как она посмела защищать Дарда, спасать Дарда, улыбаться Дарду? А он, как смеет он смотреть на неё такими глазами?!

Дард встал, старательно обогнул Дэна и вышел из кухни. Не обернулся даже, когда Швея пожелала ему добрых снов.

***

Забирая у Швеи заснувшего Терри, Чезаре шёпотом спросил:

- Что с Дардом? Отчего Дэн так зол на него?

- Сарвен подробно не рассказывал, но он убил человека. За нами шёл какой-то ловец… Сарвен говорит, что убил его и спас этим нас, - тоже шёпотом объяснила Швея.

Чезаре покачал головой. Ловцы обычно не гоняются поодиночке за опасными магами. А Дэнни был опасен. Или Дард никого на самом деле не убивал, или же ловцов оказалось больше – поэтому некромант и лежал пластом после пережитого. Однако, глядя на невысокого и худого мага ложи Смерти, сложно предположить, что тот вообще кого-то способен уложить. Вспомнить хотя бы, как яростно Дард не желал участвовать в убийстве и воскрешении Дэна три года назад… Скорее уж, вышло так: кто-то напал на некроманта, а тот с перепугу неумело начал отбиваться и получил серьёзный ментальный удар от какого-то Светлого. Возможно он ранил этого Светлого и счёл его мёртвым, а может статься, просто решил похвастаться Дэну и Швее.

Хотя в таком состоянии, в каком был Дард всего-то час назад, не до хвастовства.

Надо поговорить с ним.

- Ложись спать, девочка, - сказал он. – Добрых снов, Дэнни.

Дэн сидел на подоконнике, сжимая обеими руками горячую кружку с чаем. Поразительно, но Чезаре никак не мог диагностировать состояние ученика. Его чувства словно не шли наружу. Вспоминая всё, что ему удалось узнать о Воспитательном отделении Тартуты, он пришёл к выводу, что это результат гнусных опытов кураторов. Они сделали так, что чувства, которые испытывает Дэн, не находят выхода и жгут его, жрут изнутри, выгрызают страшные дыры, причиняя ему мучения. Вот почему чужая боль доставляет ему удовольствие – она не причиняет боли Дэну, а может быть даже в какой-то мере помогает восстановить силы, успокоиться, достичь хоть какого-то равновесия. Дэнни тяжело болен. Его надо спасать и лечить, а не устраивать с ним разборки и поединки. Сжигающая его жажда мести сегодня немного утихомирилась после того, как Дэн поговорил с Чезаре, но вспыхнула вновь, когда они решили идти искать Тэллина. Тут Чезаре еле слышно вздохнул. В его собственные планы входила поимка живого и невредимого Кора Тэллина и выдача его королю как виновника смерти юной королевы Карин. Но Дэн – тот вряд ли желает подобного исхода. Дэн изменился. С этим уже вряд ли что-то сделаешь: он стал по-настоящему жестоким. Теперь, убив человека мучительной и страшной смертью, он не станет делать отчаянные глаза и кричать: «Я не хотел!» - теперь он будет убивать осознанно и холодно.

Чезаре уложил Терри в комнате Дэнни, долго сидел рядом с ребёнком, глядя в темноте на его лицо – оно словно слегка светилось. Правильное ли решение он сегодня принял? Отправиться на поиски Кора Тэллина в столь сомнительной компании, как некромант и беглый маг ложи Боли, да ещё тащить с собой Линлор и маленькую нежную Швею? Линлор хотя бы боец, проходит выучку в Комитете, ей можно доверить свою жизнь, а Швея?

И ещё Дард… заявить бы в Комитет да сдать его, а не брать в команду...

Сарвен Дард, кстати, уже спал на полу в гостиной, подложив под ухо подушку с дивана и укрывшись покрывалом в серо-жёлтую клетку. Чезаре увидел это, когда вышел, тихо ступая, из бывшей комнаты Дэнни. Что за человек… у него не хватает смелости даже на то, чтобы спать на диване. Разве мог такой убить кого-то? Невозможно.

Чезаре заглянул в кухню – там было пусто. Дэн и Швея ушли в одну из спален. Просто удивительно, как это они смогли сойтись – такая светлая, удивительно безмятежная, словно погожий майский день, девушка и резкий, нервный, злой Дэнни. Или она увидела в нём того, прежнего Дэнни, чуткого музыканта и славного, хоть и своевольного, немного застенчивого и всё-таки очень упрямого мальчика?

Закурив «дорожный» табак, Чезаре вспомнил, что хотел позвать Линлор и взглянул на часы. Наверно, лучше сделать это с утра, сейчас очень поздно. Наверняка жена уже легла спать. Чем ей ещё заняться в доме одной? Да, к Линлор он обратится с утра. И заодно попросит забрать из дома все его трубки и табакерки, в новом трёхэтажном ящичке, который Чезаре получил от тестя в подарок на прошлый праздник Долгого сна.

Часть 10. Музыка и смерть

На всякий случай маленький отряд под предводительством Чезаре Роза перенёсся не к воротам форта, а к соседней с ним площадке для переноса. Она оказалась в двух прогонах от Рахмаша, в посёлке под названием Балмени, откуда полдня пути до форта.

Из-за этого Дэн злился на Чезаре, в нетерпении подгонявшего всех и каждого в отдельности. Сначала они потратили ночь впустую – просто спали! Потом Чезаре отвозил ребёнка к родителям жены, пока его Линлор ещё целых полдня улаживала своё грядущее отсутствие на службе. Это время, совершенно ничем не занятое, Швея, Дэн и Дард провели в квартире Роза, словно заложники, потому что довольно скоро выяснилось, что на след некроманта всё-таки вышли местные ловцы, и они ошивались возле дома. Из-за этого они трое перессорились и к моменту приезда Роза и его жены расселись по разным комнатам, не разговаривая друг с другом. Одно хорошо: у Дэна нашлось в конце концов время натянуть струны на скрипку. И смычок наканифолил. Но так и не смог начать играть, только настроил и положил обратно в футляр.

В посёлке Балмени Чезаре купил девять лошадей – для них и четверых ловцов, которых привела Линлор. Это Дэна тоже привело в раздражение: он считал, что в Рахмаш надо явиться тайно, а не так, как это запланировал Чезаре: чуть ли не с официальным визитом.

- Двое, ну ладно – трое, считая трупаря, - горячился Дэн, - потихоньку пролезаем туда, находим Сола и уходим. Зачем туда идти всем, тем более – тащить туда женщин?

- Ты предлагаешь действовать разбоем, - говорил Чезаре спокойно, - тогда как я просто хочу сделать всё мирно. Никого не подвергая никакой опасности. Просто просим начальника привести к нам Тэллина поговорить, подчиняем его и уводим.

Дэн вскипел:

- И что дальше?

Чезаре отмалчивался. И Дэн понимал, почему: Светлые, они с Тэллином оба – Светлые. Чезаре незачем убивать бывшего камергера, хотя тот сломал ему жизнь. Тэллина ждут арест и тюрьма, но тюрьма не такая, как Тартута, особенно, если докажут, что в теле некроманта находится именно Кор Тэллин – аристократ, маг Ордена Отражений. Его не будут истязать, его даже не казнят – потому что фактически его уже казнили.

- А дальше ты его поубиваешь немножко, а я пооживляю, - предложил Дард, когда разговор зашёл на третий круг. – А потом пускай его Светлые в тюрьму сажают. Какая им разница – жив-курилку охранять или по-настоящему живого?

- Помалкивай, трупарь, - грубо ответил Дэн. – Почему ты за нами тащишься? Что тебе от нас надо?

- Он тащится за нами, потому что я так хочу, - ответил Чезаре. И проснувшиеся в его голосе прежние самодовольные нотки заставили Дэна зарычать от ярости.

Если бы не Линлор, которая подъехала к нему поближе и положила узкую крепкую ладошку на его руку, он бы, пожалуй, задохнулся от нахлынувших эмоций.

- Попробуй не злиться, - сказала она. – Твои эмоции не выходят вовне, но ты неправильно с ними поступаешь. Ты делаешь как все Тёмные – растишь, преумножаешь эмоцию, развиваешь её. Попробуй или преобразовать её, или разделить, раз уж не можешь выпустить злость наружу. А если уж не получается, то постарайся не распалять себя, не усиливать эмоционального фона. Иначе рано или поздно взорвёшься.

Дэн отдёрнул руку и нагнал Швею, уехавшую сильно вперёд, потому что её огорчало, что муж всё время злится.

- Оставьте его, - услышал он голос Роза за спиной.

И голоса ловцов, тихо обсуждавших «этого Тёмного» тоже услышал.

- Не могу, - сказала Линлор. – Понимаешь, нам надо быть одним отрядом, а не так… все поврозь.

- Когда будет надо, - ответил Чезаре, - мы будем одним отрядом.

Дэн, слыша это, только фыркнул. Не нужен им никакой отряд, и вся эта затея теперь виделась ему ужасно неудачной. Он даже вписал в две бирки координаты крепости Моро, для себя и для Швеи.

И в этот день они тоже не попали в форт – подъехали, когда уже стемнело, решили, что переночуют на берегу реки, в каменном гроте, которыми оказались богаты местные невысокие горы. Здесь, на юго-востоке, зима была мягкая и тёплая. Снега нет, ветер сухой, пахнущий увядшими травами, и даже солнце дарило нежное и ласковое тепло. Когда оно закатилось за хребет, носивший то же имя, что и река – Рахмаш, - то заметно похолодало. Но всё равно по сравнению с морозами, какие сейчас стояли в столице и в Сольме, с ледяными ветрами, снегопадами и сугробами погода здесь казалась замечательной.

В грот вместились все. Низкий свод мешал выпрямиться тем, кто повыше – но сидеть или лежать здесь было довольно удобно. У входа зажгли костерок, поставили на всякий случай часового – молодого ловца. Имени его Дэн не запомнил. Да и зачем? Эти люди – чужие для него.

Дэн вышел на берег, когда уже совсем стемнело, и загляделся на небо. Как свод грота, оно казалось низко нависшим над горами, над мягкими холмами Иртсана, расстилающимися за рекой, над всем остальным миром. И звёзды виделись Дэну близкими и тёплыми, желтоватыми. Не такими, как в Азельме. Он потянулся к ним мысленно, а потом увидел лёгкие, полупрозрачные тучи и поманил их к себе. Запахло дождём. Река Рахмаш перекатывалась по камням и певуче рокотала, словно хор, поющий на незнакомом языке, и, приманив дождь, Дэн словно задал этому хору новый ритм.

- А говорят, в голосах воды слышно, как мертвецы рассказывают о том, как им живётся в чертогах Смерти, - услышал Дэн голос Швеи.

Она подошла к нему, припала к плечу.

- Спроси у нашего друга-трупаря, - ответил Дэн беззлобно.

- Почему ты к нему так несправедлив? – спросила Швея. – Он по-своему хороший человек.

Дэн дёрнул плечом. «Хороший человек», это же надо. Это она про трупаря, который на него натравил зубастую ядовитую тварь из подпола, и который вертелся возле тюрьмы, но так ничем и не помог, и который поднимал трупы ради развлечения. Этот человек не так давно убил ловца, взявшего их след. А может, и не одного. И наверняка убил подло и исподтишка, что бы там ни рассказывал.

Но больше всего Дэна раздражало, что Дард, пусть ненадолго, обменивался телами с его женой.

Вода бежала, журчала, и вспоминались рассказы о границе с Иртсаном и об иртсанских колдунах, гонимых властями. И по ту сторону им плохо: за колдовство – непременная казнь, и по эту. Не нужны в Тирне пришлые колдуны, своих немало.

- Врут.

Швея вздрогнула, Дэн обернулся. Сарвен Дард стоял за их спинами, скрестив руки на груди.

- Ничего они не рассказывают. Если мёртвые что-то сказать хотят после смерти, то оживают и ходят, пока их не выслушают либо пока их просьбу не выполнят. Просители называются. Ужасно приставучие, но их можно расстрелять или башку им срубить, что ли. Ежели у просителя язык сгнил, или он уже еле движется – всё равно приставучий будет, гад, только понять уже сложнее. Но через воду что-то рассказывать? Да кто ж их услышит?

Дард высказался, помолчал, видимо, ожидая реплик в ответ. Не дождался и завершил свою речь:

- В общем – врут!

Из грота вышел Чезаре, и Дэн вдруг почувствовал себя ребёнком рядом с ним. На этот раз – ребёнком в компании товарищей по играм. Которых, впрочем, у него не было так давно, что он уже и не помнил, каково это: играть с друзьями.

- Завтра серьёзный день будет. Идите-ка спать, - сказал Чезаре.

Разве что не добавил: «детишки». Но это подразумевалось.

Крупная, апельсиново-оранжевая луна вышла из-за гор, показалась рыхлым боком. Звёзды поблекли, словно засмущались.

- Действительно, пора отдыхать, - Швея обняла Дэна и повлекла за собой, и он ещё успел посмотреть на Дарда – какое у него сделалось тоскливое, унылое лицо.

И снова зарядил холодный зимний дождь, от которого так приятно было укрываться в каменном гроте.

***

Все уснули. Дард сидел у костерка, ожидая, пока выспится ловец, назначенный ему на смену. И думал о Швее.

Она полностью завоевала его сердце, и его щемило от невысказанных признаний. Её славное лицо, её хрупкая фигурка не шли из головы. Вспоминались минуты на морском берегу, озябшая, дрожащая маленькая женщина с огромными глазами. И запах горячего хлеба в маленькой кладбищенской сторожке. И протянутые к Дарду в приветственном жесте ладошки, которых он коснулся.

Задумавшись и замечтавшись, он просидел дольше положенного часа и решил уже никого не будить, когда проснулся Дэн. Ему было назначено нести караул после ловца по имени Уэнтворт. Это даже хорошо, что Упырёк прозевал смену. Уэнтворт мог бы не позволить ему уйти, а Дэн будет этому только рад.

Дард не спеша проверил карманы – прежде всего, на месте ли револьвер и патроны. Сунул пару кусков хлеба за пазуху. Вот и все сборы. Теперь только пройти мимо костра и Дэна.

Мерзавец проводил его взглядом и спросил:

- Надеюсь, не продавать нас пошёл?

Упырёк не хотел ему отвечать, но Дэн чуть повысил голос:

- Постой, трупарь! Ну! Стой!

Дард остановился на самом пороге пещеры и повернулся к магу Боли.

- Чтоб ты знал. Если бы не Швея, я бы тебя не вытащил. Ты понял?

- Не очень, - осторожно сказал Дард. Главное, его не злить. А то сейчас пришибёт, пожалуй, да в речке притопит. Вода там ледяная, наверное…

- Ты был в её теле, когда я назвал её по имени, - очень тихо сказал Дэн. От него не шло никаких эмоций – ни угрозы, ни ненависти, но Дард знал, что они есть.

Захотелось сделаться как можно меньше, втянуть голову в плечи, съёжиться. Имя Швеи, случайно оброненное Дэном не так давно, затаилось в его душе, словно украденная драгоценность.

- Я его не помню, - соврал Дард. – Возможно, я его не слышал.

Он подумал и добавил уже чистую правду:

- Но знаешь… если бы не Швея, я бы не стал убивать ловцов, которые шли за тобой. Ты тоже это помни. И прощай.

- Надеюсь никогда больше тебя не увидеть, друг трупарь, - сказал Дэн, как показалось Дарду, беззлобно.

И затем сделал лучшее, что вообще мог, видимо, придумать: сунул Дарду в руку бирку. Упырёк бережно положил бумагу в карман, посмотрел вглубь пещеры, надеясь ещё раз увидеть Швею. Но не увидел: темно. Дэн, однако, заметил его взгляд и истолковал, кажется, верно, потому что дёрнул ртом и велел Упырьку уходить побыстрее.

Дард выпрямился, вспоминая, каким статным и гордым выглядел Роз – всегда, даже когда на него давил непомерный груз дел и забот. Развернул плечи и шагнул прочь из грота, обогнув стоящих у выхода лошадей.

***

Чезаре Роз тронул Дэна за плечо, и тот понял, что задремал. Видимо, ненадолго – недавно подложенное им в костерок кривое полено горело ровным, светлым пламенем. Спал бы дольше – уже прогорело бы.

- Давай-ка поговорим, - предложил Роз, и Дэн пожал плечами.

- О чём?

- О том, чего ты ждёшь. Ты ведь хочешь драки.

- Нет. Я хотел, чтобы мы вдвоём, ты и я, вытащили бы Тэллина из форта и казнили.

- А дальше что? Всю жизнь скрываться от правосудия?

- Ну а ты что хочешь? – разозлился Дэн. Давешнее раздражение нахлынуло на него снова. – Зачем потащил с собой столько народу? Думаешь, дело дойдёт до битвы? Ну так восьми человек мало.

- Девяти, - поправил Чезаре. И тут же нахмурился, оглядывая тёмный грот.

- Дард удрал, - буркнул Дэн.

- Это скверно, - вздохнул Чезаре. – Ну что ж, придётся искать другого некроманта. Что до ловцов, которых я с собой позвал – это патруль. Так нам проще будет войти в форт. Но доводить дело до драки я не желаю. И постараюсь не допустить её – всеми силами постараюсь, Дэнни.

- Почему? Страшно, что проиграешь?

- Нет. Там не так уж много людей – думаю, с десяток взрослых пограничников да с пару десятков курсантов. Ну и не больше пятнадцати человек гражданских. Это маленький форт. Но ты подумай, Дэнни! Курсанты – это же подростки от пятнадцати до восемнадцати лет! И ещё молодые ловцы, все несовершеннолетние. По сути – больше половины людей в Рахмаше являются детьми. Такими, как ты.

- Угу, и такими, как Сол Тэллин, - поддакнул Дэн, разозлённый мягкотелостью Чезаре.

- Да, - согласился бывший учитель. – К тому же я не исключаю, что кое-кто там мог подвергнуться его влиянию. Нет, похищение и убийство Сола Тэллина не выход. Надо заявиться к начальнику форта, старому вояке, и действовать уже через него. Собственно, для этого мне и нужен был некромант, пусть даже и такой завалящий, как Сарвен Дард – доказать начальнику форта, что под личностью Сола скрывается дух-подселенец.

- Значит, я зря дал ему уйти? – спросил Дэн. – Надо было задержать его?

Его не слишком огорчал уход Сарвена Дарда, но если он нужен Розу…

- В одиночку ты его бы не задержал, - сказал Чезаре. – Ты ведь знаешь, что он один уложил патруль из девяти человек? Я бы его сдал под арест сразу после того, как воспользовался бы его помощью. Пожалуй, эта помощь скорее пригодилась бы ему самому – смягчила бы его приговор.

- Постой, - Дэн поворошил палочкой костёр, не глядя на учителя. – Он говорил, что застрелил только одного!

- Сначала да. Застрелил одного ловца, поднял его, натравил на других, и пошло-поехало. Ещё одного нашли под окнами твоего дома – тоже застреленного, в спину.

Чезаре порылся в карманах, вытащил помятый кусок хлеба, насадил его на палочку, отобранную у Дэна, и стал поджаривать хлеб над огнём. Резко и остро запахло подгоревшей корочкой.

- Я встретил патруль, который искал Дарда, едва вышел с Терри на улицу. Они его почти нашли.

- Это я знаю, - сказал Дэн.

- Когда я ехал обратно, перекинулся с ними парой слов. Обещал, что выдам им Дарда после того, как он мне поможет. Ну что ж, если он решил уйти, то скоро попадётся одному из патрулей и заплатит за свои дела. И всё-таки хорошо, что ты не попытался его задерживать. Он, оказывается, не такой уж и трус, да и не слабак тоже.

Дэн подавленно молчал. Чезаре снял горячий подсушенный хлеб с прутика и с хрустом принялся жевать.

- Итак, наш план таков: мы входим в форт официально, не прячась и не боясь. Мы – Светлый патруль. Даже ты, Дэнни. У тебя знак Светлого на плече. И если начнут придираться – нам будет даже удобно. Ведь Тэллин тоже обладает знаками обоих Орденов.

Дэн вяло кивнул. У него не шёл из головы рассказ Чезаре о том, что совершил Дард. Ради Швеи. «Ты тоже это помни и прощай!» - сказал ему щуплый некромант.

- Но всё-таки мы могли бы не тащить с собой девушек, - сказал Дэн, вздохнув.

- Ты их недооцениваешь, малыш… Дэнни. Линлор диагност и эмпат, да к тому же она здорово научилась драться за последний год. А твоя стихийница, она бы просто не осталась в Азельме без тебя. И домой бы не отправилась… ты хоть понимаешь, как тебе повезло, что она любит тебя… такого?

«Какого?» - хотел бы с вызовом спросить Дэн.

И хотел бы ещё добавить, что тоже её любит, но не смог. Убил бы он ради неё отряд ловцов? Вот то-то же, что нет. Он предпочёл выдернуть её из родной крепости, как рыбку из воды, забрал у родного отца, увёл из дома – но не стал за неё драться с Андерсоном и его ребятами. «Не все проблемы можно решить убийством!» - тут же пришли на ум слова Дарда.

- Понимаю, - ответил он Розу. – Она лучшее, что со мной когда-либо было.

Где-то тоненько запела синичка. Наступало утро.

Чезаре выглянул из грота и осмотрелся.

- К нам идёт патруль, - сказал он. – Буди всех, пусть одеваются и собираются. Нам пора.

***

Начальник форта Рахмаш, Ориим Хемлик, магов недолюбливал. Но вплоть до начала прошлого, 2330, года, эта нелюбовь никак не отражалась внешне. Он старался быть терпеливым, Спящий видит, старался. Когда лет десять назад пограничные отряды стали дополнять юнцами из рядов Светлых магов, он даже немного радовался. Это позволяло отлавливать не только простых контрабандистов и других нарушителей. Молодые ловцы отныне защищали границу и от колдунов Иртсана. А те, люди недобрые, коварные, здорово портили пограничникам жизнь.

Но из-за магов-то и уменьшили численность пограничных отрядов по всей тирно-иртсанской границе. Из-за магов участились проверки, а отчёты сделались куда более подробными и строгими. Опять же, дружбы между простыми пограничниками и ловцами не было, а было соперничество и зависть. Платили магам больше, а опытных солдат среди них почти не водилось. Чуть только попался неопытный, сопливый ловец в оборот к старому злобному иртсанскому колдуну, чуть только выбыл из строя молодой маг, убитый, раненый, искалеченный или лишённый магии – как налетали проверки. И кто выходил виноватый? Конечно, начальник форта. Неправильно распределил дежурства, неправильно направил патруль, пограничники, опять же, почему бездействовали, магу не помогали?

А что они, пограничники, бессмертные, что ли – с колдунами воевать… Некоторых ведь и пули не берут, и сабли не рубят – встречаются среди иртсанцев такие маги, что и десяток ловцов-новобранцев не справится…

Вот и невзлюбил Хемлик магов. Особенно старых да опытных, потому – с юнцов-сопляков какой спрос? Послали на убой. Вроде как – кто выживет, тот и достоин дальнейшей службы в ихнем Комитете. Сопляков Хемлик волей-неволей жалел, берёг. Но отделаться от неприязни всё-таки не мог, простых служак, солдат-пограничников, на первое место всегда ставил.

Форт у него считай под началом ходил уже лет пятнадцать, небольшой, да крепкий. Когда-то здесь военная часть стояла – большая, больше двух сотен душ. Отсюда и размеры. Домов крепких много стояло, гражданских с той поры осталось тоже немало, кто охотой промышлял, кто поварами-конюхами-псарями работал. Бабы не уезжали, даже новые иногда прибывали. А вот хороших солдат недоставало. В прошлом году прислали новобранцев – вот когда Хемлик возненавидел магов в полную силу, так это в тридцатом. Аж вспоминать тошно. Прислали пятерых пограничников и десять ловцов. Все возрастом от пятнадцати до двадцати лет. Много с такими навоюешь, если иртсанцы на приступ пойдут? А иной раз ведь идут. Молча. Смуглокожие, с ножами за пазухой – огнестрельное они не больно-то жалуют. Сухощавые, ловкие. В обычаях этих полудиких людей – вырезать всех да каждого, припас разграбить да и бежать. С фортом Рахмаш такого ещё ни разу не случалось, но вот если иртсанцы узнают, каких сопляков прислали в пополнение – обязательно случится.

Однако год прошёл спокойно. Хемлик, не надеясь на удачу, приложил немало сил к новобранцам – решил уж хоть бы и из этих пятнадцати сделать людей. Из простых солдат людей сделать получилось – ну, примкнули они к другим пограничникам, от них премудростей и набирались, уму-разуму учились. А с ловцами оказалось хуже: их командир в ересь какую-то со скуки, что ли, ударился, и когда новички прибыли, стал с ними дружбу водить. А ничего нет хуже, чем с мальцами водиться запанибрата, потому что они тогда тебя ни во что не ставят.

Примерно тогда же заметил Хемлик среди ловцов «запасного». Он его так назвал - про себя, конечно, после того, как увидел собственными глазами: играют маги с пограничниками в мяч, кидают, ловят, а парень один сидит в сторонке. Рядом с одной из девчонок здешних сидит, кухаркиной дочкой. И за игрой лениво так наблюдает.

Не стал Хемлик сначала вмешиваться, решил тоже понаблюдать. Может, болеет парень. Хотя по нему не скажешь: морда здоровенная, да и сам не хилый. Дочку кухаркину, Нию, за бочок щиплет.

Подошёл в перерыве между пятым и шестым мячом к их старшему, офицеру Шерису, спросил: что за парень сидит? Отчего не играет? И получил ответ: это наш запасной, он всегда сидит.

И стал Хемлик к запасному приглядываться. Не понравился он ему ещё пуще других магов. Уж очень вид у него угрюмый был. А пригляделся, и увидел, что запасной всегда сидит. Все бегать вокруг форта, с подъёмом на скалы да с нырянием в омуток ниже по течению – а этот пробежит по дорожке от ворот до мостков, голову намочит и сядет на бережку, на тот берег глядит. Все друг друга на плацу деревянными саблями мутузят, а этот оружие почистил, нож наточил и курит, стену подпирает. И главное – офицер Шерис на это вроде как благосклонно смотрит.

Не вытерпел Хемлик, подошёл к ним, велел парня тренировать со всеми. Нарушитель ему встретится – не скажет ведь парень нарушителю, что он, мол, запасной? Не скажет.

Шерис покивал, пообещал с парнем поговорить, а ночью этот запасной сам к Хемлику пришёл. Постучал вежливо в дверь дома, а как впустили его – спрашивает:

- Что вас во мне так не устраивает, эн начальник? Или думаете, я слаб и неопытен?

Сказать по чести – от взгляда и голоса этого запасного Хемлика мороз пробрал. Но не таковский он был человек, чтобы от новобранца дерзости терпеть.

- Ты мне дисциплину в форте не расшатывай, - сказал ему и пригрозил наказанием. Перечислил, так сказать, что с новичками делают, чтобы малость пообломать.

- А я не расшатываю, - ответил парень. – Я, эн офицер, устроен так – любую игру выигрывать, в любом беге всех позади оставлять, а из любого начальника подчинённого делать. Хотите, - говорит, - начальником-то остаться?

И почувствовал Хемлик тут, что ловец его пытается вроде как замагичить.

- Ох не люблю я этого, - вздохнул он на это и ударил парня наотмашь, по лицу.

Тот упал и вроде как испугался, особенно как увидел, что кровь у него из носа потекла. Побледнел, даже как будто меньше сделался, и вот-вот заплачет.

- Да я сам, - говорит, - от магов этих столь натерпелся, что видеть их больше не могу. Вы меня, - говорит, - лучше не бейте, если хотите узнать, как от самых наизлейших магов всю страну избавить. А может, и весь мир.

Чего только не скажет человек, чтобы ему больно не делали! Хемлик его ещё немножко поучил ногами по рёбрам, не слишком усердственно, а когда парень свернулся калачиком и заплакал, проявил участие и заботу. Воды налил, платок белый дал и сказал, что двух дней на свежем воздухе, пожалуй, для начала будет достаточно. Это значит, четыре патруля без передышки. Ничего, особо резвые и до пяти дней ходили в патрули, там, если что, поспать часок иногда дают.

А после этих патрулей парень стал и бегать со всеми, и играть в мяч, и тренировки не пропускал. Но однажды всё-таки Хемлик не выдержал, вызвал его и спросил:

- Так как можно избавить весь мир от наизлейших магов, рядовой Тэллин?

***

Восемь всадников и девять лошадей! Да это же целый караван! Отряд налётчиков! Усиленный патруль!

Для начальника форта, населённого не более, чем пятью десятками людей, отряд ловцов показался огромным. А вспомнив речи Сола Тэллина, Хемлик с трудом подавил панику. «Они обязательно придут. И попомни мои слова – это будет смешанный отряд с Тёмными и Светлыми магами. Они будут притворяться ловцами, людьми из Комитета, но верить им нельзя. Это те самые злоумышленники-сектанты, которые желают подкосить всех не-магов. Знаете, как они собираются действовать? Через верхушку! – и Сол многозначительно поднимал глаза к потолку. – Но, чтобы добраться до короля и его свиты, они начнут издалека…»

Хемлик, помнится, в прошлый раз поинтересовался, почему ловцы начнут именно с Рахмаша, и Сол скромно потупил взгляд. «Это тайна, связанная с моим происхождением, - ответил он. – Меня сослали сюда добрые люди, верные подданные его величия. Но если меня найдут – власть людей будет уже на исходе!»

Из чего Хемлик сделал верный вывод: Сол Тэллин, если уж не родственник королевской семье, то, по крайней мере, происходит из какой-нибудь знатной ветви. И способен оказать поддержку его величию в случае великого несчастья – смуты, бунта, революции. Как ни назови, а страшно.

- И зачем же вы пожаловали? – спросил Хемлик у старшего из прибывших.

Тот казался человеком могущественным и не обделённым властью. Вот сейчас одно из двух: он или скажет, что приехал защищать Сола… или же будет врать, что послан за ним. Во втором случае это будет означать, что подозрения парня полностью оправдались, и от Тэллина решено избавиться. «Там», «в верхушке» … Ориим Хемлик невольно поднял глаза к небу, стоя на крыльце управы.

- А ищем одного человечка, - сообщил старший. – Простите, с кем имею честь беседовать?

- Старший офицер Ориим Хемлик, начальник форта, - угрюмо ответил Хемлик.

Ещё раз окинул взглядом и лошадей, и людей. С ними две женщины, да и несколько ловцов совсем молоды. Нет, показалось ему, что они очень опасны. А на самом деле справиться с ними, если что, большого труда не составит.

- А я Чезаре Роз, - сказал их старший. А своих спутников представлять не спешил. Да и о себе более ни слова.

- Лошадей отведите к конюхам, - Хемлик не глядя указал на конюшню. Тут, в горах, особой нужды в лошадях не было, так, парочку рабочих скотин держали, а так-то ездили в основном на ослах или мулах. Но на конюшне, видавшей лучшие времена, места для коней имелись. – А потом жду вас в управе. Всех, не только командование.

Лучше уж всех сразу их иметь на виду. Хемлик поискал взглядом ловцов и, в первую очередь, конечно, Сола, но вспомнил, что нынче Сол наказан и сидит под замком. Пришлось применить меры – парень устроил настоящую истерику, когда его порезали на тренировках. И рана-то пустячная оказалась, а крику-то поднял… Надо будет потихоньку выпустить его, пусть посмотрит тайком на прибывших. Те это люди, о которых предупреждал, или какие-то случайные?

Главный среди приезжих передал поводья своего коня рядовому ловцу. По его знаку то же самое сделали обе женщины и черноволосый юнец.

- Если не возражаете, мы проследуем с вами теперь же, а наши друзья потом к нам присоединятся, - сказал главный и указал Хемлику на крыльцо управы. Словно он тут уже сам был начальником и хозяином! – Я, кстати, зовусь Чезаре Роз. Некогда старший офицер. Это вот супруга моя, Линлор Глейн. То есть Роз.

Хемлик завороженно кивнул и проследовал за Чезаре Розом в управу. Она устроена была немудрёно, и состояла из подвала, укреплённого и надёжного, разделённого на пять камер, и верхнего помещения – просторного, со столом у окна и скамьями вдоль стен. Хоть совет проводи, хоть юнцов уму-разуму учи. Сбоку прилепился пристрой, где Хемлик иногда мог отдохнуть днём – он называл это «своим кабинетом». Ах, жаль, что не дали ему эти приезжие возможности спуститься да выпустить из одной камеры Сола Тэллина. Ну да что теперь горевать.

- Так кого ловите-то?

Чезаре Роз переглянулся с черноволосым и со своей женой – синеглазой красавицей. Вторая, кстати, тоже весьма славная девчонка, хоть и росточком не вышла, но в эне Линлор Роз чувствовалась особая стать. Аристократка и маг, вот она кем являлась.

Переглядки на какое-то время затянулись, словно маги переговаривались взглядами, а затем Роз ответил:

- Некроманта одного. Сарвена Дарда.

Маленькая светловолосая женщина удивлённо округлила глаза, но моментально справилась с собой и приняла вид доброжелательно-безразличный.

Вот ведь какие хитрецы. Так им Хемлик и поверил!

В голове только и крутилась мысль – вызволить из всего этого Сола Тэллина.

Тут, очень кстати, в управу вошла утренняя смена, задержавшая всю группу, а четверо приезжих ловцов что-то задерживались.

- А давайте-ка я вас пока запру. До выяснения, - добродушно сказал Хемлик. И подмигнул парням из караула – четверым дюжим, хорошо вооружённым не-магам. У порога, картинно прислонившись к косяку, встал офицер Шерис. Вот и отлично. Шестеро на четверых, двое из которых, как ни крути – девчонки.

Чезаре Роз нимало не смутился и полез в карман, откуда извлёк лист бумаги, сложенный вчетверо. Её вид внушал Хемлику некоторые подозрения и опасения, и он, развернув её, очень тяжело вздохнул.

На бумаге с четырьмя печатями и гербом Тирны красивым «секретарским» почерком значилось, что Чезаре и Линлор Роз имеют право на беспрепятственное нахождение на территории форта Рахмаш. Увиденные под постановлением подписи, Хемлик невольно подтянул живот и выпрямил спину. Локти сами согнулись под строгим углом почтения. Правая ладонь легла на ключичную впадину.

Начальник Центрального участка Азельмы Гисли! Глава Комитета Тирны Ирмис! Министр охраны государства Глейн! Рука Хемлика переместилась с ключицы под сердце.

- Я посмотрю, что мне присылали в последнее время, - слабым голосом сказал Ориим Хемлик и взял из ящика стола тонкую картонную папку. – Верно, вот – слепки магии и предупреждение. Особо опасные… Дэниэл Альсон, он же Чёрный Скрипач, ложа Боли. Швея Моро, маг-стихийник. И Сарвен Дард, ложа Смерти. Побег из тюрьмы, самовольный уход с места жительства, уход с места службы, объединение в банду… Воздействие на живых, имевшее последствия… Многократные воздействия на мёртвых, имевшие последствия… Убийство девяти ловцов… ого! Ничего себе банда!

Он прикоснулся пальцами к копиям слепков. Слабые подобия, почти лишённые магии. А уж ему, не имеющему к магии отношения, и вовсе почти не подвластные…

Если бы эти двое находились хотя бы во дворе – Хемлик ничего не почувствовал бы. Но под его пальцами копии слепков магии потеплели и чуть-чуть заискрились. И он перевёл взгляд на четверых людей, стоявших перед ним. Чернявый парень и светловолосая девушка, держащая его за руку…

Супруги Роз переглянулись и полезли руками в карманы.

- А ну стоять, - Хемлик успел сделать знак, и его патрульные, молодцы ребята, понятливые, взяли на прицел обеих женщин и черноволосого юнца.

Офицер Шерис у порога уже не стоял столь вольготно – плёл чары, по глазам понятно. Эх, один он, не выдержать ему против четверых магов! Хемлик взял со стола пистолет – старый добрый двухзарядник – и прицелился в лицо Чезаре Роза.

Тот, кажется, удивился.

- У меня постановление министра, - очень мягко сказал он. До чего же быстро у людей меняется голос, едва в них начинают целиться из оружия! Только что был такой самодовольный и властный тон, а теперь вдруг смягчился, зазвучал просительно.

И ведь не боится же!

Кажется, никто из них не боится.

- Лживое постановление от лживого правительства, - быстро сказал Хемлик. – Рядовой Глаутторх, бегом в подвал. Выпустите рядового Тэллина, пусть уходит.

- Не совершайте ошибку, - вскинулся чернявый парень, оказавшийся особо опасным преступником по прозвищу Чёрный Скрипач. – Не выпускайте его!

- Дэн! – вырвалось при этих словах у Роза.

- Я вас арестовываю, - сообщил Хемлик.

Патрульные держали пистолеты уже возле затылков обеих женщин. Четверых ловцов, как Хемлик увидел в окно, повязали во дворе – видимо, по мысленному приказу Шериса. У Хемлика даже настроение поднялось. Как это они с магами вдруг ловко стали сообща работать!

- Хорошо-хорошо, - Чезаре Роз раскинул руки в стороны, давая себя обыскать. – Только девушек отпустили бы.

- Ага, попроси у волка мясом поделиться, - ответил офицер Шерис, обыскивая карманы Роза. Извлёк оттуда пистолет, курительную трубку, кисет, две пустых бирки-подорожника. – Не вздумай ничего передавать… мозги сожгу!

Им начали связывать руки, когда рядом провели Сола. Он шёл опустив голову и теребя бинт на левой руке – видимо, чтобы показать, как сильно болит порез тупой саблей. Парень напрягся при виде Роза, и Хемлик лишний раз убедился в правильности своего решения.

Чернявый, по прозвищу Скрипач, тоже дёрнулся. Глаза у него сделались безумными. Сол, видимо, не знал его – удивлённо прошёл мимо Скрипача бочком, бочком, а потом припустил к выходу. Чернявый кинулся было за ним, но Хемлик был настороже. У него, конечно, уже начала уставать рука, но с Роза он не спускал ни прицела, ни взгляда, а чтобы остановить Скрипача, крикнул одному из парней:

- Латорн!

И пограничник, державший светловолосую девушку на мушке, подтолкнул её дулом пистолета в шею.

- На месте стой, - рявкнул он. – Не в тебя буду стрелять – в неё!

Хемлик мог поклясться, что Чёрный Скрипач остановился не сразу, а с секунду раздумывал. И только чуть подумав, развёл руки в стороны.

***

Когда Чезаре пересёкся взглядами с Линлор, она передала ему мысль: «Они все под влиянием Тэллина. Нельзя говорить, что мы пришли за ним!»

Увы, их ложь не помогла. Не помогло и имя отца Линлор, только разозлило Хемлика.

- Мы сдаёмся, - сказал Чезаре, видя, что дела не так хороши, как хотелось бы.

И их отвели в подвал, где и заперли: четверых ловцов, которых захватили у конюшен, в одну камеру, Чезаре с Дэном в другую, Линлор и Швею в третью. В подвале чувствовался постоянный, и неслабый, фон – здесь подавляли магию. И судя по всему, чары постоянно и неусыпно подновлялись. Чезаре попытался связаться хотя бы с Линлор – но увы, ничего не вышло, кроме сильной головной боли.

Дэн, казалось, совсем пал духом. Он забился в угол и сумрачно молчал.

- Дэнни, - окликнул его Чезаре. – Извини. Я ошибся.

- Они его выпустили, - с тихим отчаянием в голосе сказал он.

- Мы ещё можем действовать. Послушай…

- А что мы можем?

Чезаре сел рядом с учеником на холодный каменный пол.

- Я могу позвать Дарда.

Дэн только фыркнул.

- Да, это известная своей мощью фигура, - сказал он. – Могучий воин и великий маг. И конечно, в этих стенах особенно удаётся творить магию. Всё верно!

- Дард может задержать Тэллина, а мы вырвемся отсюда. Чары не глушат мысленную связь, они только усиливают восприятие. Мне очень больно передавать мысли, но, думаю, я смогу это сделать при твоей помощи.

Дэнни яростно потёр лицо руками и посмотрел на Чезаре бешеными глазами.

- То есть?

- Если я не сойду с ума от боли, то смогу преодолеть чары, - пояснил Чезаре. – Но эта боль будет очень сильной. И она вполне подойдёт тебе, чтобы наполниться энергией. Светлые не испытывают таких сильных чувств, как Тёмные – у нас почти никогда не бывает экзальтации или аффектации. Зато это доступно тебе.

- И… что? – Дэн уставился на него с безумной надеждой. – Мы вырвемся отсюда, если я наберу от тебя достаточно энергии?

- Я сейчас не лучше любого простака… мм… не-мага. Но связаться с Дардом сумею. Он задержит Тэллина и выиграет нам немного времени. Мы подумаем, как сгенерировать побольше энергии для тебя, и ты пробьёшь блокирующие чары.

- А если он далеко?

- У него же есть бирки.

- Откуда ты знаешь?

- От Линлор. Не надо недооценивать мою жену. Она читает эмоции и даже больше…

- Даже… мои эмоции? – Дэн жадно посмотрел через решетку двери на дверь камеры напротив.

- Даже твои, - послышался оттуда негромкий мелодичный голос Линлор. – Но их читать всё-таки непросто.

- Вот как, - Дэн встал и размял ноги. – Ну так что ж мы сидим? Давай, эн Роз… попробуй достучаться до нашего трупаря.

- Не переживай, я достучусь до твоего друга, даже если он успел уйти далеко.

- Он мне не друг, - Дэнни фыркнул, как обиженный кот.

Чезаре пожал плечами. Сел поудобнее, прислонясь к стене и откинув голову, чтобы под ней была опора. Что ж, боль так боль. Бывает ведь и хуже. Не перегореть бы только до конца. А ещё не впасть бы в состояние отрешённости – Чезаре слышал, что с магами такое бывает. Тогда он будет полон духовной силы, но очень уязвим физически.

Настроиться на Сарвена Дарда, щуплого некроманта по прозвищу Упырёк. Позвать… Спящий, как больно – словно череп уже раскроили надвое… И тут же боль словно разрезали пополам, а потом ещё раз и ещё. Чезаре приоткрыл глаза и увидел бледное, сосредоточенное лицо Дэнни, севшего напротив со скрещёнными ногами. Молодец мальчик…

«Сарвен Дард, маг ложи Смерти, - позвал Чезаре, и, наткнувшись многострадальной головой на новую стену боли, запнулся. Не ощущая отзыва некроманта, он тем не менее продолжил. – Сарвен Дард! Ты слышишь меня?»

И вдруг как сквозь толщу воды скорее ощутил, чем услышал, слабый отклик.

«Чего тебе, Роз?»

Даже не так. Раздражение и в то же время тревога.

«Ты ведь ещё не ушёл далеко, Сарвен Дард, - превозмогая новую волну боли, передал Чезаре. – Ты нужен нам!»

Он сейчас потеряет сознание. Наверняка из носа и ушей уже потекла кровь…

Но Дэн сел совсем рядом и прижался к его лбу своим лбом. Чезаре чувствовал, как ученик сжимает челюсти и старается не скрипеть зубами. Он забирал себе боль снова и снова. Впитывал в себя. Испытывал ли Дэнни то же самое, что и Чезаре? Сложно сказать. Холодная рука держала мага за затылок, и по тяжёлому дыханию ученика Чезаре понимал, что ему сейчас тоже непросто.

«Какого шура вам там надо?.. Я у ворот форта, думал, может, всё-таки зря я…»

«Не входи. Скажи, Сарвен, не выходил оттуда один человек?» – Чезаре послал мысленный портрет Сола Тэллина некроманту.

«Нет, здесь никого нет. И меня не впускают. Говорят, приказ. Что вы там натворили?»

«Дард, какая разница? – внезапно вклинился в беседу Дэнни, и Чезаре от удивления открыл глаза. Прямо напротив них, ближе некуда, зло и болезненно блестели карие глаза ученика. – Проберись к нам. От входа в форт увидишь белёный дом с широким крыльцом, это управа. Мы в подвале».

«Все? И девушки?»

«Все, - с ненавистью и болью передал Дэн. – Давай, трупарь, думай. Увидишь этого парня – стреляй по ногам. Он боится боли. Только не попадайся!»

«Я верю, что ты не попадёшься, Сарвен Дард, - Чезаре прорвался сквозь боль, сдавившую всю голову, словно кто-то пытался из неё сделать комок размером не больше ореха. – Но в первую очередь тебе надо заняться Тэллином, а не нами!»

Он уловил острое сожаление таким приказом и напоследок напомнил Дарду о военной дисциплине.

И прервал мыслесвязь, прежде чем Дэнни смог сказать некроманту ещё хоть что-то.

- Первым делом надо было бы попросить его всё-таки вытащить девчонок отсюда, а не ловить Сола, - проворчал Чезаре. – Пусть бы отвёл их куда-нибудь в скалы и защищал, а мы бы тут побегали за Тэллином.

- Почему они не выпустили его? Не дали бежать? – спросил Дэн, отходя от учителя на несколько шагов и в изнеможении падая на дощатую скамью.

- А одно из двух, - переводя дух, ответил Чезаре. – Или он сам не ушёл, или Хемлик его не хочет отпускать. Возможно, Сол считает, что тут безопасней, чем где-то. Особенно если он успел подчинить всех.

И сам понял, что такое не исключено.

- Дэнни, - сказал он тихо, чтобы в других камерах его не было слышно, - я должен тебе всё-таки кое-что сказать. Ты ведь должен понимать, что Тэллин взял тебя в свой дом, чтобы лишний раз причинить мне боль. Он покушался на меня и готовил что-то ещё, когда умерла моя мать… и это он, а вовсе не Эдвард Гисли, ухитрился передать приказ от короля о твоём переводе в Воспитательное отделение. Оно было фальшивкой, король не отдавал такого приказа. Более того – он даже не знал, что тебя перевели в Тартуту.

- Думаешь, что после форта я займусь этим Гисли или пойду убивать Грета Кешуза? – спросил Дэн. – Я действительно подумывал об этом, но, честно говоря, мне уже не хочется. Знаешь, я бы ушёл куда-нибудь подальше от всего этого, и зажил бы новой жизнью. С ней, - ученик кивнул на дверь. Понятно, что он имел в виду Швею.

- Нет, я не о том.

Чезаре сжал кулаки, глубоко вздохнул и сказал:

- За пару лет до смерти Кардавера Кешуза я основал Единую Ложу, желая объединить магов в единое целое. Как до эпохи Разброса, понимаешь? Я был не один – с ещё двумя магами, Тёмным и Светлым. Точнее, тогда он ещё считался Светлым. Когда они начали зазывать в ложу подростков, я воспротивился, и меня изгнали. Мало того – мне начали вредить. Путь к высоким должностям на службе мне пришлось выгрызать зубами, но я выгрыз. Жаль только, Главы Комитета из меня не получилось, недолго я там пробыл… Ты понимаешь, Дэнни?

- Не очень, - сказал Дэн, но Чезаре видел, что он уже понял.

И всё-таки произнёс это вслух:

- Я создал ложу, которую впоследствии назвали ложей Смуты. У меня не было таких целей, как у Тэллина. Я лишь хотел привести магов к единению, а не к управлению миром.

- А мне ведь понравились цели ложи Смуты, - сказал Дэнни необычайно мирным тоном. Он лежал на скамейке, заложив руки под голову, и смотрел в потолок. – Когда Кор о них рассказывал… мне ведь даже хотелось действовать с ним на одной стороне! Я ещё думал – это оттого, что ему удалось подчинить меня.

Он подумал и продолжил:

- Стало быть, когда ты посылал меня к Тэллину, ты провоцировал его на то, чтобы он совершил ошибку.

- Да.

- Терри, - сказал Дэн. И Чезаре непонимающе на него уставился. – Если бы твоему сыну Терри было пятнадцать лет, и он хотел бы отомстить твоему недругу… ты бы послал его туда? В его дом? Чтобы он потом попытался сделать тебе больно, сдав его тайному кругу на растерзание?

- Я просто не выдержал! – сказал Чезаре, забывшись и повышая голос. – Ты… ты знаешь, что меня пытались отравить? Что я боялся не только за тебя, но и за королеву, и за Линлор, и…

- То есть родного сына ты бы не послал.

- Я совершил несколько страшных ошибок в жизни, Дэнни. Разве ты не совершал страшных ошибок, которые нельзя исправить? Но эту - ещё можно.

Он выдохнул и закрыл глаза. Хотел бы он знать, где сейчас Дард.

***

В маленькие отдушины под потолком немилосердно дуло. Швея съёжилась в уголке и положила руки на колени, уткнувшись в них подбородком. Эна Роз делала какие-то спортивные упражнения – приседала, подпрыгивала, двигала руками. Это, наверно, согревало её и, скорее всего, не давало лишним мыслям виться в голове. К примеру мыслям о сыне.

- Швея, - услышала она вдруг тихий голос откуда-то сверху.

Подняла голову, да и замерла от неожиданности и ужаса. У одного из окошечек-отдушин кто-то стоял. Швея увидела только часть лица: глаз, острую скулу, маленькую жидковатую бородку. Потратив на узнавание несколько секунд, она отозвалась:

- Сарвен?

- Там, где сидят Роз и Дэн, окошки забиты, - скороговоркой прошептал некромант. – Можешь передать Розу кое-что?

- Что?

- Этот парень, Тэллин. Он не ушёл, потому что хочет всех вас казнить. Пока что он ещё не уговорил коменданта и главного мага, но недалеко от этого. Слушай, у меня только одна бирка. Вам двоим ведь хватит!

И к ногам Швеи, кружась, упал квадратик «бума». Она уставилась на него как на диковину.

- Сарвен, не стоило… отсюда не «бум…» не перенестись. Я пробовала наладить переход.

На самом деле она не была уверена, что перенос невозможен – но ощущала сильное подавление всякой магии. В том числе и стихийной.

- Эна Роз! – позвал Дард.

Линлор подошла к оконцу и взглянула на некроманта.

- Тут такое дело. Этот Тэллин, он уговаривает начальника форта вас всех казнить. А тот думает расстрелять только Тёмных, понимаете? Они побаиваются вас и эна Роза трогать из-за того, что вы дочь и зять министра. А скрипач под защитой слова короля. Но о том, чтобы оставить жизнь Швее, речь даже не шла. Вы можете как-то помочь?

Линлор, спокойная, сосредоточенная, подобрала «бум» и начертила пальцем невидимые знаки. По тому, что они не вспыхнули серебром, стало понятно, что перенос действительно не работает.

- А что насчёт Дэнни и Чеза? – спросила она.

- Если вы сбежите, они хоть отвлекутся, можно будет время потянуть, - проговорил Сарвен и вдруг исчез. Сверху зашуршало, зашумело, потом стихло, и Дард снова прижался лицом к решётке оконца.

- Ты можешь убрать решётки и сломать перемычки между окошками? – деловито спросила Линлор. – Уже почти ночь, наверно, я смогла бы подсадить Швею, чтобы она вылезла.

- А вы? – спросил Дард.

- А я не такая маленькая, - спокойно ответила эна Роз.

Ох, да что ж это… Швея смотрела по очереди то на неё, то на Сарвена, и мысли у неё путались.

- Я могу, - сказал некромант. – Я, кажется, всё могу сейчас, только… вы уж предупредите остальных. Ловцы ваши тоже там?

- Камеры маленькие, тесные, все сидят поврозь, - ответила эна Роз.

Швея оставила их, подбежала к двери – толстой деревянной, окованной железом. Чуть выше уровня её глаз в двери имелось зарешеченное окошечко размером примерно в четыре ладони. Стихийная магия, будь Швея мужчиной, разнесла бы эту дверь в щепы. Но девушки в крепости Моро не приучены к стихийной магии. Швея знала, что может, если сильно разозлится, швырнуть в человека молнией или вызвать дождь. А если очень, очень разозлится – то способна собрать на небе тучи для того, чтобы грохнуло как следует. Но поднять бурю или методично раскидать камни, или, как это делал Кормчий, плавить железо и поджигать дерево Швея точно не умела. Для этого надо быть устроенной как-то иначе. Не так, как она. Сейчас, испуганная и растерянная, Швея вряд ли смогла бы даже свечу зажечь.

Припав лицом к решётке, Швея негромко позвала Дэна.

***

- Не нравится мне это, - нахмурясь, сказал Хемлик.

Офицер Шерис оскалил мелкие острые зубы – хорь, как есть хорь.

- Избавиться от злейших магов, - напомнил Сол.

- Ты, парень, посуди. Ладно, девчонка, ладно – этот скрипач, они Тёмные, их ловят. Но дочка министра и бывший Глава Комитета?

- Продажный министр и купленный им бывший глава. Вот увидите, эн Хемлик, и полгода не пройдёт, как власть сменится… и вы ведь не хотите в этом участвовать на стороне изменников государства? Что вы скажете, когда узнаете, что отпущенный вами на все четыре стороны Чезаре Роз, генерал ложи Смерти, поднялся с колен и уничтожил короля? Между тем он порушит ещё и наши, магические устои.

Тэллин сверкнул тёмными, навыкате глазами и нехорошо улыбнулся. Ну и глаза у него всё-таки… словно два чёрно-белых камня воткнули в глазницы, и они там медленно ворочаются.

Хемлика пробрала дрожь. Он уже не мог сопротивляться – в том числе и зову собственного сердца. Не понравился ему этот самоуверенный Роз, и жена его, тонкая штучка, тоже не пришлась по душе. Больно нос высоко задрала, забыла, что ей положение в обществе и богатство даром достались! А сама небось ничего не умеет и нисколько не стоит.

- А этих ловцов, четверых парней… их-то за что? – вздохнул уже притворно. Не было ему особого дела до простых магов, их в городах множество. Вон, десятками в дозор ходят.

Шерис стукнул кулаком по столу.

- Я сам ими мог бы заняться. Нам лишние люди не помешают.

И дробно расхохотался. Хемлик Шериса знал уже лет пять, но ни разу не видел его в таком смешливо-возбуждённом состоянии.

- То есть их можно подчинить? – уточнил он, холодея.

- Можно попробовать, - подтвердил офицер-маг.

- Ну… хорошо, - нерешительно сказал Хемлик.

В его голову закралась ледяная, противная, скользкая мысль: а может так статься, что его самого тоже подчинили? Вот этот хитрый, изворотливый Тэллин. И Шериса он тоже уже за год убедил в своей правоте, и всех. Всех?

- А почему нельзя подчинить Роза и его жену? – спросил он, дрогнув голосом.

Сол Тэллин сжал кулаки и усмехнулся.

- Этих лучше уничтожить, поверь мне, Хемлик, - сказал он. – Сначала Тёмных, потом эну Роз, и только потом – самого Роза. Пусть посмотрит, как они умирают, ему это только на пользу. А лучше, конечно, их ловцов тоже расстрелять, - подумав, добавил Тэллин. – Зачем они нужны? Хемлик! Что-то ты весь как-то сник. Ты же хотел бороться вместе со мной, и вообще… ты не любишь магов.

- Не люблю, - внезапно у начальника форта осип голос. – Никаких магов бы… не было. Вас в том числе… и всё-таки дочь министра я просто так в расход пустить не могу.

Шерис и Тэллин переглянулись.

- Ты ведь не можешь быть комендантом, - вздохнул старший офицер.

- Почему не могу? – возразил Сол. – Могу!

И Хемлик с удивлением понял, что берёт пистолет и приставляет к своей нижней челюсти. Ему не хотелось этого делать, но сопротивляться он не мог. Вот потому-то он и не любил магов. Не зря, стало быть…

Выстрел он то ли услышал, то ли нет.

***

Дард даже пожалел, что не владеет магией стихийников. Но возиться с землёй, камнями, кирпичом привык. Руки давно загрубели, а мышцы прекрасно помнили, что такое работа. К тому же чистить сточные трубы или рыть могилы – занятие менее приятное, чем разбирать кладку, ковыряя между кирпичами широким ножом. Сейчас бы, конечно, раздобыть инструмент поудобнее да покрепче, но что поделать? В конце концов перегородка между оконцами поддалась его пальцам, он вытащил сначала один кирпич, потом другой. Опять же, размышлял Дард, его цель куда понятней и лучше, чем отбыть повинность на очистке труб – выручить женщин. Он не смирился с тем, что Линлор останется там, внизу, в подвале – ни к чему ей дожидаться казни, когда есть он, Сарвен Дард.

Ободрал кожу вокруг ногтей, загнал в подушечку левого большого пальца осколок кирпича. Порезался. Сорвал два ногтя на правой руке. Не замечая ни боли, ни усталости, следя только за тем, чтобы не попасться на глаза дозорным, Упырёк возился почти всю ночь. Уже начало светать, когда Линлор встала на скамью, подсадила Швею и Дард вытащил её из подвала. И сунулся в дыру, свесившись внутрь.

- Эна Роз, вы вполне пролезете, - сказал он.

Она протянула Дарду руку – но даже со скамьи не доставала до края окошка. А ещё говорит – «не такая маленькая». Как же! Тогда он глубоко вздохнул, словно собираясь нырять, и спустился в подвал сам. Подсадил Линлор, не слушая её возражений, и, когда она вылезла, переставил тяжёлую скамью ножками на стену. Шаткая получилась конструкция, но выбраться помогла.

- Уже почти светло, - пробормотал он. – Надо подумать, как помешать их казни. Ну, а вы теперь вполне можете воспользоваться биркой и перенестись в Азельму. Эна Роз, давайте, пишите координаты дома.

Линлор посмотрела на Упырька так, что у того душа в пятки ушла.

- Нам надо вытащить их, - сказала она. – Сейчас.

- Но вы же можете перенестись домой, к отцу, и там попросить подкрепление. Ваш отец…

- Это может затянуться на какое-то время, - возразила Линлор, - и будет стоить жизни нашим мужьям. К тому же мой отец вполне может… в общем, нет. Давай, Сарвен Дард, не стой на месте. Где конюшня-то? Надеюсь, все наши вещи там.

- Что вы собираетесь…

- Драться, - решительно и даже весело Линлор дёрнула головой в сторону крыльца белёного дома – конторы коменданта.

В окнах дома уже погас свет – но Дард вспомнил выстрел среди ночи и какую-то возню, давшую ему лишний шанс действовать более энергично. Там, внутри, кого-то пристрелили, и Дард полагал, что начальника – тот очень уж нервничал и мялся, не желая казнить Светлых магов. Пока возня шла в доме, он успел вытащить пару кирпичей, почти не опасаясь шума – всё равно не обратили бы внимания. Но потом прибежали люди из внутреннего патруля, народу стало многовато, пришлось на какое-то время притаиться. Упырёк вспомнил это и поёжился.

- Их немножко больше, чем вам по силам, девочки, - сказал он уныло. – Я думал, вы исчезнете, а я спущусь в подвал и отопру их…

- Нет. Мы пойдём к конюшням и заберём оттуда наше оружие, - энергично возразила Линлор. – Впрочем, если ты, Швея, хочешь – я отправлю тебя к своему отцу.

Но Швея отчаянно замотала головой.

- Я попробую вызвать бурю, - сказала она неуверенно. – Потом Дард вытащит всех на крышу и под шумок мы сможем уйти все вместе. Я не оставлю Дэнни здесь.

И Дарду показалось, что она перестала быть маленькой и слабой – такой, которую хочется оберегать даже от сквозняка. Нет, она сильная, такая же, как он – снаружи беззащитная, а на самом деле твёрже любой стали. И так же, как сам Дард, она старается не показывать этой своей твёрдости, о которой мало кто даже подозревает. Только вот он уже убивал, умеет стрелять, прошёл через многое, а Швея… Мелькнула мысль – забрать у Линлор бирку обратно, а потом схватить Швею покрепче, за руку и за талию, и утащить подальше отсюда. Только вряд ли она согласится… с ним.

- Если ты погибнешь, я этого не переживу, - сказал он просто. – Плевать мне и на Дэнни, и даже на Роза… Но ты не должна драться.

- Я не буду драться, Сарвен, - ответила Швея. – Мне только надо подняться на крышу и призвать тучи. Я смогу. Тебе будет сложнее – вернуться в подвал, открыть двери и вытащить всех наверх.

- Эна Роз, - смирившись, сказал Дард, - забирайтесь вместе с нею на крышу. Вот, возьмите.

Он немалым усилием воли заставил себя отдать ей «машину» - револьвер, подаренный Розом. И все патроны, которые имелись в его сумке – примерно полкоробки. Оставил себе только двухзарядный старенький пистолет да запас пуль к нему. Заряжать, конечно, будет некогда, но ведь есть ещё и нож – изрядно затупившийся и со свежей щербинкой, но всё-таки хороший и верный нож.

- Прикрывайте её, если с других крыш начнут стрелять, - Дард оглядел окрестности. Все дома в форте одноэтажные, крыши примерно на одном уровне. Если прижаться к покатой поверхности, спрятаться за трубой или чердаком, то, наверно, вполне можно спастись. Обе женщины небольшие, гибкие, худые – небось попасть в них непросто. – И поосторожней там. А я пошёл.

Становилось всё светлее с каждой минутой. И даже немного теплее. Несмотря на долгую тяжёлую работу Дард, стоя на четвереньках у подвала, изрядно озяб. Вспотевшая под курткой спина ныла, влажная одежда казалась ледяной. Не провожая Швею взглядом, даже не оборачиваясь, Дард вернулся к лазу и спустился обратно в подземелье. Пошарил ножом в дверной щели, отодвинул засов.

- Мы рыли окопы, - тихо замурлыкал некромант, выходя в коридор и отпирая дверь напротив. – Мы возились в земле сырой…

- Где Швея и Линлор? – сквозь зубы спросил Дэн. – Перенеслись?

Дард скосил глаза на Чезаре и еле-еле покачал головой. Чурс его знает, почему Дэн так действовал на него – заставлял всё тело неметь и желать одного: спрятаться от мага Боли подальше.

- Поднялись на крышу, готовят отступление. Видимо, Швея, - Дарду трудно далось это имя, словно произносить его запрещалось, - собирается унести всех на крыльях бури – если, конечно, силёшек хватит. Сказала, что попробует притянуть сюда тучи.

- А, хорошо, - деловито сказал Чезаре, - сейчас выйдем отсюда, я смогу с ней связаться мысленно, и будем действовать.

- Хорошо? – шёпотом заспорил Дэн. – Этому ублюдку ясно сказали: вытащить женщин и заставить их перенестись из форта! Где бирка, урод? Я тебе давал бирку!

Дард развёл руками.

- У эны Роз, - сказал он, чувствуя, что у него перехватило дыхание. Как будто мерзавец его уже мысленно душил. – Они сказали, что вас не бросят.

Подумал, и добавил, глядя Дэну в глаза и стараясь не дрожать и не сутулиться:

- Она сказала, что не оставит тебя. Так что постарайся соответствовать её ожиданиям.

Дэн толкнул Дарда в плечо, выходя из камеры.

Отпер ловцов, сидящих в тесной камере вчетвером, повернулся к Розу. Тот походил на коршуна, как никогда раньше: глаза ввалились и светились недобрым светом, нос вдруг стал выдаваться на осунувшемся, небритом лице, и весь Чезаре как-то истончился и потемнел.

Как будто его всё это время жестоко пытали.

Да нет, как будто он уже на какое-то время расставался с жизнью и чудом остался цел. Что тут происходило-то?

- Вы одной ногой в чертогах Смерти, - сказал Дард Розу. – Ещё хоть какое-то усилие над собой, и вы расстанетесь с душой. Трудно будет вас вернуть, эн Роз.

- Я знаю, - ответил Чезаре. – Дэн, Сарвен. Не дайте мне впасть в транс во время драки, если таковая случится – я не перенесу.

- А что будет?

- О, я стану почти всемогущим… духом. А вот тело, увы, придётся бросить на произвол судьбы. Я превзошёл порог боли.

- Ничего не понял, - покачал головой Дэн. – Какой у нас план?

- Отступать, - встрял Дард нетерпеливо. – Удирать. Лезем на крышу, берём девочек и удираем.

- Бирка у нас на всех одна, не пойдёт, - сказал Роз. – С остальным согласен.

Дэн нехотя полез куда-то далеко за пазуху, долго копошился под одеждой, словно ловил вошь, и извлёк две слегка помятые бумажки.

- Координаты Моро. Так уж получилось, что я их заранее написал, теперь не исправишь.

Он подумал и отдал обе бумажки Розу.

- Вы можете все забираться на эту вашу крышу и удирать, - сказал он. – И трупаря своего забирайте. А я останусь. Он у меня, - голос мерзавца дрогнул, - он у меня познает всю боль мира. Теперь-то я знаю, как довести его до предела, не убивая. Если я не положу этому конец, будет только хуже – Тэллин скроется и появится уже куда более сильным. Ты же видишь, Роз – он начал собирать вокруг себя людей и почти подчинил себе весь форт…

- Не «почти», - сказал Дард. – По-моему, там начальника прикончили местный маг-офицер и этот ваш Тэллин. Так что власть немножко сменилась за ночь, и нам лучше скрыться, а потом думать, как на него напасть со спины. Не до чистоплюйства тут, - Дард добавил это, увидев, как поморщился Чезаре. – Не до честных поединков и не до вашего светлого суда. Выстрел в спину, вот и всё, что нужно.

Дэн дёрнул ртом, и Упырёк уже привычно заткнулся из опасения, что мерзавец его ударит. Самое противное в этом не боль, а то, что Дэн получит от этого удовольствие.

- Сейчас надо по возможности тихо выбираться на крышу, - сказал Чезаре. – Три бирки на девятерых – это, конечно, не очень роскошно… обычно переносятся по одному, по двое…

- Поэтому я и останусь, я и Швея, - горячо сказал мерзавец Дэн. – Она притянет тучи, и я смогу уйти незаметно, утащив с собой и Тэллина. А вы уходите в поселение Моро. Дарда там знают…

«Я бы любой ценой вытащил её отсюда, - жалея, что не перенёсся со Швеёй, насильно схватив её, - а он планирует с нею остаться, да ещё берёт жену в расчёт… Мерзавец!»

И увидел, как Дэн смотрит на него. Свысока и насмешливо.

- У тебя на лице столько переживаний, трупарь. Надо думать, ты волнуешься за мою жену? Не бойся. Я спас её от казни в крепости не для того, чтобы потерять здесь!

Дард вспыхнул. Каков мерзавец! «Он спас её от казни!» Потеряв от наглого заявления дар речи, Упырёк только и мог, что открыть рот – и закрыл его обратно. Сгорбился, отвернулся от Дэна. В жизни бы его не видеть.

- Но пока в любом случае, поднимаемся наверх, - сказал ловец Уэнтворт. – Не время сейчас болтать-то. Ещё не хватало тут смену караула дождаться.

- Он прав, - сказал Роз. – Дард, оружие есть?

- Нож и пистолет, - неохотно буркнул Дард. Вряд ли кто-нибудь из этих парней стреляет так же хорошо, как он сам. – Можете взять в камере девушек пару кирпичей, почти целых.

- Не надо. Мы поднимемся выше блокировки магии и у нас будут развязаны руки. А ты береги пули, - велел Роз. – Дэнни, если, на счастье, их всего двое – мы их схватим. Если их много – уходим.

Мерзавец опять дёрнул ртом, но смолчал. Хоть кто-то на него имеет воздействие. Упырёк задался вопросом – почему они вообще за него цепляются, за этого мерзавца? И Чезаре, и Швея. Знают о нём что-то такое, что ему, Дарду, недоступно? Видят в нём больше хорошего, чем видно ему? Что может быть хорошего в этом высокомерном, лживом, подлом типе, который питается от боли других? Мысль о том, что и от Швеи мерзавец получает боль, Упырька замутило.

Разговоры шёпотом тут и закончились – маленький отряд двинулся к выходу. Первой преградой стала дверь на лестницу – отворить её без шума не вышло, и потому наверху их уже ждали два караульных с ружьями. Едва успели отскочить – кто прижался к стенам, кто скрылся за дверью. Высунувшись между двумя выстрелами, Дард ранил одного в живот. Караульный скатился вниз по лестнице, и ловцы за ноги втащили его в узкий коридор между камерами. Ружьё осталось на ступеньках, недоступное ни стрелку сверху, ни ловцам внизу. Второй выстрел караульного достал одного из парней Роза, зато дал Дарду возможность ужом скользнуть к ружью, пока стрелок перезаряжал свою двустволку. Едва успел дёрнуть ружьё к себе за ремень, распластался, прижимаясь к ступенькам, и задом сполз к двери. Ещё выстрел – каменная крошка попала в лицо, рассекла щёку. Кто-то втянул Дарда за дверь – он обернулся: Чезаре Роз. В карманах караульного нашли патроны, и, пока некромант, нетерпеливо вытирая кровь, заряжал пистолет, выстрелили ещё дважды. Теперь можно было стрелять по очереди.

- Дождёмся его второго выстрела – и на приступ, - велел Роз.

Так и сделали.

Но там, снаружи, к стрелку уже пришли на выручку три крепких парня-пограничника в зелёной форме. Дарду удалось один раз попасть в плечо какому-то особенно рьяному парню, а затем закипела рукопашная.

***

Чезаре бегло осмотрел большое помещение управы. Странно, но на выстрелы должны были сбежаться люди. Однако, кроме тех двух караульных и троих пограничников, которых уже успели оглушить и связать, никого в управе, кажется, не было. Чезаре кивнул Дэну на запертую дверь – не исключено, что за нею кто-то мог прятаться. Вряд ли это Тэллин – негодяй, небось, уже перебрался в место поспокойней. Или, воспользовавшись одной из бирок, отнятых у них, перенёсся куда-нибудь. Проверить? Эх, Линлор бы сюда, она бы уж точно сказала, кто затаился за дверью, и затаился ли вообще.

На чердак вела деревянная лестница, куда как хуже сделанная, чем ведущая в подвал. Сразу становилось понятным, которой из них чаще пользовались.

Чезаре указал ловцам на лестницу, и, пока они лезли, как-то упустил из виду Дэнни. Увидел его, когда сам был уже уже возле чердака – лёгкое магическое усилие, и замок поддался.

Выстрел с той стороны заставил Дэна отшатнуться, но не отступить. Понадобилось ещё два, прежде чем Чезаре крикнул ученику:

- Отойди от окна! Пристрелят!

Злой от собственной беспомощности, Чезаре спустился к Дэну, но тот уже вышиб прикладом стекло и вывалился наружу. Выстрелов пока не было. Чезаре высунулся из окна. Там, на улице, было подозрительно тихо. И сумрачно, хотя, по соображениям Роза, уже давно рассвело. А темень такая, словно смеркалось… Ах да, это, верно, Швея призвала непогоду. Умницы, у них всё получилось! Чезаре не сомневался, что одна Швея ничего не сумела бы – но её сумела поддержать Линлор. Там, на крышах, никому не сдалось глушить магию, и девушки наверняка почувствовали прилив сил. Что ж, хорошо, если дождь не ливанёт прямо сейчас.

- Выбирайтесь на крышу, - велел Чезаре ловцам, отходя от окна, - и, по возможности, переноситесь все вместе. Не ждите меня.

Он сунул бирки Дарду, поднимавшемуся последним.

- Отвечаешь за женщин, - сказал строго.

Щуплый некромант кивнул.

Чезаре выбрался в окно, полный решимости надавать Дэнни по шее.

Но, едва вылез, как присел, прижимаясь к стене. На крыше соседнего дома стояли люди с ружьями, а между зданиями, достаточно далеко, высокий темноволосый маг, тот, которого вчера они видели в управе, не спеша отдавал указания нескольким изрядно вооружённым ловцам. Их серую с жёлтым форму Чезаре ни с чьей бы не спутал. Дэнни он не увидел бы, если б тот не высунулся из-за угла и не махнул ему рукой.

- Он там.

И указал на другое окно – скорее всего, ведущее в ту, запертую, комнату.

- Наложил кучу заклинаний на помещение и решил там отсидеться, - Дэн прикусил губу, досадуя то ли на Тэллина, то ли на себя самого.

- Что ж, если он там закуклился, то навредить уже не сумеет, - ответил Чезаре.

С крыши кто-то выстрелил, но не в них. Оставалось надеяться, что девушки, ловцы и Дард укрылись за надстроем чердака. И что они сейчас перенесутся.

- Сюда отряд движется, человек десять, - быстро сказал Дэнни. – Уходи, возвращайся внутрь и поднимайся наверх. Я постараюсь тебя прикрыть.

Но Чезаре медлил. Что бы там он ни говорил, но счёты с Тэллином он всё-таки имел и удирать, когда они почти его настигли, не желал.

- Нет, Дэнни. Это я тебя прикрою, - Чезаре прицелился в приближающихся людей, из позаимствованного в управе револьвера. – А ты займись погодой. Мне кажется, Швея ещё не очень справляется.

***

Ей удалось притянуть тучи. Небо заволокло довольно быстро, кругом стало темно, и в тяжёлых сизых животах туч то тут, то там вспыхивали молнии и ворчал гром.

Но этого было слишком мало. С одной стороны управы находился только забор, а за ним обрыв и река, а вот с другой – дома, два впритирку друг к другу, и оттуда собираются стрелять. Ох, ветром бы их оттуда, да не покалечить бы только…

Кормчий бы, наверно, справился, но Швея не повелевала стихиями так же свободно да привольно. Ей бы вот только выручить своих из беды, вызволить всех до единого – и Дэна, и Сарвена, и супругов Роз, и мальчиков – Рина Уэнтворта, Луиса Фогио, Ванселе Мо и, конечно, самого молодого, почти такого же, как Дэнни – Гориа де Рокко. Всех их Швея хотела бы сберечь, всех спасти, да и остальным бы не повредить. Дэн, конечно, рвётся сейчас в бой… Он другой, ему важна победа, а ей, Швее, лишь бы никто не умер.

«Лишь бы никто не умер», - прошептала и потянула к себе грозу – ближе, ближе. Ветер ударил по крышам, полотнища воздуха сдвинулись и загудели, и люди внизу, между домами, к земле пригнулись, словно ивы к воде. Швея и Линлор и сами едва не съехали с крыши, но вцепились друг в друга, а ногами уперлись в порожек чердачной надстройки, прикрывавшей им спину. Именно тут Швея поняла, кто помогает ей, поддерживает эмоционально и, кажется, даёт ей прилив энергии – эна Роз, конечно же.

Снизу послышались шаги – кто-то поднимался по лестнице. Линлор кивнула Швее – мол, займусь, держи погодку. И прицелилась. Но связь с нею у Швеи осталась – она, словно нити, тянулась через крышу.

Швея высунулась из-за чердака, чтобы оценить силы врага. Так нехорошо ей подумалось про людей – впервые подумалось, хотя какие они ей были враги? Дома напротив заняли человек, может, семь или восемь, и едва она показалась из-за надстройки, тут же послышались выстрелы.

Дождь ударил так, что Швею едва не смыло. Она и сама не ожидала ливня такой силы. Но ей нужна была молния и возможность прицелиться ею в соседнюю крышу.

- Свои! – крикнула эна Роз от чердака. – Тут свои!

На покатую поверхность, оскальзываясь и цепляясь за стыки кровельных листов, выбрались один за другим четверо ловцов и Дард. Ни Дэнни, ни Чезаре! По отчаянному выражению лица Линлор Швея поняла, что дело неладно.

- Где наши? – крикнула Швея.

- Велели отступать! – стараясь перекричать дождь, так же громко крикнул в ответ Дард. – Давай руку!

- Прикрой меня, - ответила она и поползла на животе, огибая чердак. Платье облепило всё тело, и наверняка не слишком прилично задралось, оголяя ноги. Швея чувствовала, что икры точно голые. Но сейчас не до красоты и приличий – где-то там пропадают Дэн и Чезаре, и их надо выручать.

- Стой! – заорал Дард.

Швея приподнялась на локтях, чтобы виднее было другую крышу и стрелков на ней. На одной четверо, и на другой… уже пятеро. То есть их всё больше. Они поднимаются откуда-то. Притянуть молнию и ударить ей в соседнюю крышу… Швея вытянула руку, и по ней забегали мурашки. Холодно, очень холодно. Струи дождя ледяные и тугие, как плети. Прицелилась. Молния, разветвлённая, страшная, ударила в дом. Закричали несколько голосов, с другого дома защёлкали выстрелы. Пули ударяли совсем рядом, похожие на градины. Дард выстрелил – и в ответ по ним дали новый залп, и некромант заскользил вниз, цепляясь за выступы на стыках листов железа.

Тут или ещё раз ударить молнией, уже в другой дом, или протянуть ему руку, чтобы не сорвался окончательно. Швея едва не сорвалась, но поздно: некромант сорвался и висел на карнизе.

- Я спрыгну, не надо! – крикнул он, и Швея скорее поняла, чем услышала.

Кто-то из ловцов протянул руку уже ей. Лишь отмахнулась – ай, незачем! Привстала и подняла руки. Представилось – там, на площадке соседней крыши, которая в отличие от этой, не была покатой, воды по колено, и, если молния ударит туда – солдаты, верно, сварятся заживо. Или раньше их убьёт разряд? Швею затошнило. Но залп, выстрелы, крики – и жгучая боль, прервавшая дыхание… молния сорвалась с пальцев, ударила вверх, в набрякшее брюхо тучи. Куда ты, туча, постой… Дробины и пули градин. Градины пуль… Грохот по жестяным листам. И нечем дышать…

Швея хотела позвать Линлор, но голос пропал. Цепляясь за кровельные листы, она несколько раз дёрнула ногами, чтобы найти опору и не сползать вниз ещё сильнее. Стук града напоминал грохот пуль.

Эна Роз оказалась совсем близко, потянулась к Швее.

- Держись!

…И всё-таки гроза у неё получилась страшная.

***

В грохоте грома и воды тоже была своя музыка – ещё не самая мощная. Дэн зубами перехватил порыв ветра, мотнул головой, как собака, пытающаяся придушить ворону. Порыв налетел на окно, за которым скрывался Тэллин, но оно выдержало. Ударили выстрелы – и одновременно посыпался с неба град, крупный и мелкий вперемешку. Ай да Швея! А Кормчий-то каков – всё утверждал, что женщине с погодой не совладать, что эмоции надо оставить в стороне… а ведь у неё отлично получается! И именно на эмоциях. Их Дэнни чувствовал отчётливо – у дождя словно был вкус губ Швеи, в музыке грозы слышался её голос.

Но не до неё сейчас. Совсем не до неё. Дэн отбросил все лишние мысли и эмоции, как велел Кормчий, ломая стекло, словно хрупкий осенний лёд, круша стену управы, как будто она сложена из бумаги. Дом пошатнулся, и в проём Дэн увидел Мордатого. Парализованного страхом, бледного парня, ничем не напоминавшего Кора Тэллина, великого камергера короля. Человека с ключами от спален? Да полно… Дэнни шагнул в пролом, неся за собой шлейф из дождя, бури, града.

- Здравствуй, эн Тэллин, - сказал он, едва сдерживая эмоции.

Мордатый, он же Сол, он же – Кор Тэллин, уставился на него выпученными глазами.

Он сидел за столом, пряча руки. Дэн подумал, что Тэллин наверняка прячет пистолет. Но глядя на это синевато-бледное лицо и трясущееся в ознобе тело, нельзя было поверить, что бывший камергер выстрелит.

- Чего не сбежал-то? Ноги не держат?

- Ты тот мальчишка, - сказал Сол Тэллин. – Ученик Роза. Он ведь тоже, как и я, не действует своими руками… так?

Дэн его не понял. Зато узнал голос, вернее – интонации. Немузыкальный, негибкий, с жирными оттенками – тон самодовольного старика, привыкшего манипулировать мальчишками.

Взгляд Тэллина снова стал отсутствующим. Снаружи хлестнули новые залпы града и выстрелов – на этот раз гораздо ближе. Да он же командует магами, словно двигает солдатиков в игре! Ну, сейчас ему настанет самое время пожалеть, что не удрал.

Дэн поднял руку – и крупные градины устремились в бледное лицо Тэллина. Тот, наконец, вытащил руки из-под стола и закрылся – хорошо закрылся, градины так и отскочили в стороны, а некоторые даже растаяли. Дэнни ощутил попытку разделить его эмоции и усмехнулся. С тем же успехом можно резать надвое тучу или разгребать воду в стороны, надеясь, что откроется сухое песчаное дно.

- Не выйдет, - сказал он и сжал кулаки. Тэллина охватила ледяная корка.

Но не сковала его движений, как рассчитывал Дэн, а разлетелась мелкими осколками, острыми настолько, что некоторые даже ранили обоим магам лица. Следующий удар Тэллина оказался настолько неожиданным, что Дэнни не успел ничего предпринять – его волю словно захватили щипцами и сдавили со всех сторон. Боль пронзила голову, и он упал на колени, но успел одно: создать музыку.

Это музыка всегда хранила его. Музыка давала силы и поддерживала, не пуская в смерть. Музыка служила внутренним стержнем и не давала сломаться. Не позволяла врагам читать его сокровенные мысли и завладеть его существом полностью. Так что Тэллин, надеясь управлять Дэном, просчитался. В нём сейчас тоже зазвучит скрипка – вот ещё мгновение, и они станут на равных…

В Дэне накопилось немало эмоций. Тех, которым не было выхода, тех, что жгли его изнутри. Ненависть, отчаяние, ревность – их некуда было деть, и сейчас, вспомнив, как его жестоко обманули, заставив убить короля, как пытались использовать вторично, чтобы свалить Роза, как пытали в тюрьме и сколько причинили боли, Дэнни, наконец, понял, что может выпустить всё это единым ударом.

Это же всё равно, что взмахнуть смычком и ударить им по струнам.

Так он и сделал. Музыка стала единым фронтом для него и Тэллина, каналом, связующим их, и по этому каналу, открывшему замкнутую куратором Поллоком душу скрипача, хлынули эмоции, все до единой преобразованные в боль.

Тэллин умер не сразу. Он ещё успел выхватить пистолет, всё-таки лежавший у него на коленях, и выстрелить.

Он попал.

***

Старший офицер магов остановился в конце улицы, как раз напротив Чезаре Роза, и его ловцы побежали к домам напротив управы. Первый десяток уже расположился на крышах, теперь ещё по пять человек поднимутся наверх. Это плохо, очень плохо, особенно если девушки и Дард ещё не убрались с управы… Чезаре выстрелил по офицеру раз-другой из ружья – не попал. Стрелок он всегда был неважный. А эмоций мага на таком расстоянии не уловишь. Что ж, осталось только прикрывать Дэнни, чтобы случайный пограничник, заглянув за этот угол, не пристрелил его.

А пограничники, кстати, всё постреливали из укрытий, пока Чезаре не перехватил над ними власть. Это произошло, когда в одну из крыш ударила молния. Оттуда посыпались мертвецы – трое или четверо. Мешками рухнули на землю, взрываемую мощными струями дождя. И тут же встали и пошли. Дард! Стало быть, он тоже не перенёсся отсюда. Остаётся надеяться, что остальные-то всё же последовали приказу. Особенно – Линлор и Швея. Ведь дождь всё-таки ослабевал, тучи начали расходиться…

Чезаре поискал некроманта глазами, но не увидел. Мертвецы двинулись к стрелкам, засевшим за окнами в двух домах напротив управы, и пограничники принялись палить по ним. С крыши их поддержали. Но мертвые перемахнули через подоконники, и Чезаре скорее почувствовал, чем увидел, как старший офицер ловцов пытается удержать власть над испуганными и ранеными людьми. Почувствовал это волевое усилие мага, словно толчок – сильный, болезненный.

Затем услышал надсадный крик:

- Ищите некроманта!

И следом, почти без паузы:

- Убейте некроманта!

Самое время действовать, пока командир ловцов отвлечён на пытающихся выйти из-под контроля людей! Чезаре призвал всю свою силу на помощь, и его словно бы ветром качнуло навстречу офицеру. Как-то странно вокруг вёл себя воздух, и дождь словно огибал Чезаре – во всяком случае, он не ощущал, как хлещут его струи воды и бьют градины, а может быть, и пули тоже. Как будто их не существовало. Правда, очень сильно саднило горло, было больно глотать. А всё остальное не беспокоило. В одно мгновение Чезаре оказался возле старшего офицера и приказал ему не дышать. Это получилось так легко, что Роз даже встревожился. Офицер упал в лужу, лицом вниз, а в Чезаре выстрелили несколько раз, и пули прошли насквозь, не причинив ни боли, ни даже хоть какого-то неудобства.

Но из управы послышался выстрел. Одинокий и тоскливый. И, позволив офицеру дышать, Чезаре вернулся к месту, откуда начал. Ненужное ружьё валялось под ногами, и он переступил через него и через какое-то тело. Краем глаза заметил, что мертвецов стало больше, и что они атакуют пограничников, а те отчаянно отстреливаются. Но выстрел, который услышал Чезаре, звучал изнутри. Он увидел пролом, увидел тела. Дэнни сидел спиной к разрушенной стене и зажимал рану в груди, под ключицей.

Дождь постепенно иссякал, перестали грохотать градины, затих гром.

- Дэнни, - позвал Чезаре.

- Ты… слегка просвечиваешь, - сказал Дэн.

- Нет, это просто… ты очень тяжело ранен. Давай я разделю боль.

- Швея убита.

- С чего ты взял? Нет, нет! Она ушла, они с Линлор наверняка уже…

- Я почувствовал. Не забывай, она моя женщина, и её имя принадлежит мне… принадлежало. Найди Дарда, Роз. Может быть, он ей поможет…

- Послушай…

- Чезаре! Я не умираю. Я посижу тут ещё немного и оклемаюсь… ведь я же маг Боли. А ей нужен… Дард. Иди и найди его. Быстрее!

И Чезаре не смог его ослушаться. Дэнни всё-таки был прав, он ещё жил, а девочку можно было спасти. На выходе из комнаты обернулся – Дэн сполз на пол и лежал, рисуя перед собой крупные, неровные серебряные знаки своей ложи. Звал на помощь. Только тщетно. Не исключено, что магов Боли в этом мире уже не осталось.

Чезаре бегом кинулся к лестнице наверх, чтобы попасть на крышу, махом преодолел все ступеньки. Двое из ловцов сидели на чердаке, помогая друг другу исцелять раны, двоих он нашёл убитыми. Ни Линлор, ни Швеи. С крыши вниз – словно на крыльях слетел, прямо возле плачущей над телом Швеи Линлор, и та вздрогнула и обернулась.

- Она только что дышала, Чез…

Его отчего-то разобрал смех.

- Что с тобой? – гневно спросила жена. И вдруг её лицо изменилось. – Что с тобой?

- Найди какого-нибудь тяжело раненого, а я приведу некроманта, - всё ещё не в силах совладать с чувством щекотки, смешившим и душившим его, сказал Роз. – Это всё! Выполнять, рядовой Роз!

И, посмеиваясь, побежал дальше, воздушно перепрыгивая через лужи.

…Сарвен Дард сидел совсем недалеко, за углом, прислонившись к стене, и зажимал левой рукой рану на правой. Выше локтя была крупная круглая дыра – от пули из ружья, видимо, - из которой толчками шла тёмная, почти чёрная кровь.

Глаза у некроманта были совершенно стеклянные.

Чезаре постарался собраться, сосредоточиться, отрешившись от боли. И сказал:

- Дард? Дард, бой окончен. Больше не надо поднимать мертвецов. Ты нужен Швее… И Дэнни...

Мёртвые, поднятые Дардом, почти одномоментно рухнули наземь. Измождённый некромант удивлённо огляделся.

- Швея? Где Швея? - будто бы очнувшись от долгого сна, спросил Упырёк. И посмотрел на Чезаре снизу вверх, с робкой надеждой, как брошенный ребёнок.

Чезаре показал за угол, некромант, шатаясь, прошёл несколько шагов и остановился. Чезаре обернулся к нему и с удивлением замер.

Дард стоял и смотрел на ружьё и тело рядом с ним – и этим мёртвым телом был Чезаре Роз, с простреленной шеей. Кровь из раны Дарда капала на его одежду. Чезаре ошарашенно посмотрел на себя, на свои руки. В его представлении бесплотный дух и должен казаться бесплотным – просвечивающим на свету, нематериальным. Но его ладонь не была прозрачной, и он, нагнувшись, смог ухватить ружьё. Вернувшись на несколько шагов к Дарду, Роз встал рядом и сказал:

- Дард?

Некромант поднял на него глаза, помутневшие от боли.

- У меня не хватит сил на всех вас! Перестаньте умирать, бес вас всех возьми! – заорал он, трясясь в истерике.

- Что мне делать? – Чезаре сел прямо на мокрую землю и не ощутил влаги. – Смотри, сил у меня как раз хоть отбавляй.

Дард с необъяснимой злостью ударил тело, бывшее Чезаре Розом, ногой.

- Чувствуешь боль?

Чезаре с недоумением приложил руку к своей шее. Да, он чувствовал, правда, очень незначительную, слабую боль. Пару минут назад горло болело куда сильнее.

- Да.

Некромант встал и огляделся.

- Мне нужен живой, пусть умирающий человек, - сказал он неохотно. – Соединить тебя с телом будет не так-то просто.

- Меня? Дард, меня пока не надо. Идём.

Он попытался взять Дарда за руку, но получилось лишь с третьего раза.

- Ты развеиваешься, - пояснил Дард. – У тебя мало времени.

- У Швеи и Дэна их вовсе нет, - возразил Чезаре.

Сарвен Дард вытянул шею и стал похож на взъерошенного цыплёнка.

Линлор нашла раненого в живот пограничника. Совсем юного. Паренёк пожелтел и словно выцвел. Собственно, он уже почти расстался с жизнью. И всё равно Чезаре сделалось не по себе – убить одного ради другого… а кто решил, что тот, другой, лучше этого? Как этот вопрос решают некроманты? Наверно, для них он тоже непрост – иначе бы маги их ложи воскрешали людей налево и направо.

Оставив Дарда и Линлор возле мёртвой Швеи, Роз побрёл к Дэнни. Чем дальше от своего тела - тем тяжелее становилось идти.

***

Тело Швеи выглядело совсем маленьким, даже жалким. Мокрые волосы залепили лицо, одна прядь попала в глаза. Убрав её и осторожно заправив за холодное маленькое ухо, Упырёк повернулся к Линлор и спросил:

- Давно?

Эна Роз задумалась, прикусив верхнюю губу, затем, видимо, сориентировавшись, ответила:

- Минут пять-шесть… Попытаешься?

Из некроманта стремительно вытекала собственная жизнь. Он счёл бы за счастье, чтобы направить её в тело Швеи. Бездыханное тело. Ещё тёплое, не застывшее. Он прикрыл горящие глаза, подавляя боль. Линлор наспех заткнула ему рану на руке какой-то тряпкой, затянула узлом, и теперь руку дёргало и жгло огнём… но это не имело значения.

Он сел и положил Швею себе на колени. Выстрел прошил ей лёгкое, и она какое-то время ещё жила после того, как её ранили. И всё это время пыталась держать грозу над фортом. Зачем? Потому что так велели Дэнни и Чезаре?

Рядом копошился раненый в живот молодой солдат. Вряд ли старше Дэна, судя по безусому грязному лицу. Некроманту от него требовался предсмертный всплеск энергии, но ждать, пока солдатик скончается сам, он не мог. Попросив у Линлор нож, Дард с полнейшим равнодушием вскрыл пареньку горло. Линлор тихо вскрикнула, но Сарвен даже не стал ей объяснять, что с такими ранами всё равно люди долго не живут. К чему?

Дэнни тут бы пригодился, потому что сейчас оживёт Швея – а рану-то в лёгком никуда не денешь. Дырка останется, и пуля останется… Хотя нет, пуля уже вышла из спины, вот она… прошла насквозь.

Получив от солдатика краткий миг, вспышку перед смертью, Дард ощутил прилив сил. Очень слабый, если сравнивать с аффектацией… он устал. Смертельно устал. Ощутить бы ещё раз ту мощь, что владела им в доме Дэна… Хотя бы половину той мощи. Но он уже выложился по полной в этом бою. Для чего? Ради кого? Опять ради Дэна и Чезаре? Да кто они такие?!

«Анстис, вернись ко мне, - взмолился он. – Пожалуйста, живи! Анстис!» Её имя так не подходило к хрупкому, лёгкому телу и нежному угасшему лицу. Оно хранилось в душе Дарда, но он никогда не произносил имени вслух, боясь непоправимо разрушить доверие Швеи.

Её душа откликнулась лишь на краткий миг. Дрогнули веки, шевельнулись бледные губы.

- Сарвен, - шепнула Швея. – Не надо. Я уже… отдала жизнь.

Дард непонимающе уставился на неё. Чезаре и Линлор встали рядом с ним. С трудом держась на ногах, зажимая рану на груди – там же, где у Швеи! – подошёл Дэн. Но Сарвен едва осознавал, что все в сборе, его внимание занимала только Швея.

- Я отдала её за Дэнни…

Дард вздрогнул, поднял голову – Дэн стоял пошатываясь, опершись на Линлор. Чезаре, уже полупрозрачный, витал возле них. У Дэна на груди была точно такая же рана, как у Швеи. И он был вполне жив. Постепенное понимание происходящего заполнило Сарвена Дарда, и он почувствовал, как сжимается горло, как набегают на глаза слёзы.

Швея перестала дышать и закрыла глаза. Дард не мог выдавить и звука. На его плечо легла рука Дэна.

- Дай её мне, - прошептал он. Но некромант прижал девушку к себе и, не в силах что-либо произнести, замотал головой.

- Отдай, - Дэн повысил голос. Это стоило ему большого труда – изо рта потек тонкий ручеек крови. – Пожалуйста. И помоги Розу, если сумеешь.

- Розу? Охотно! – Дард незаметно подобрал нож, всё ещё валявшийся возле тела убитого солдата, и спрятал в рукаве. - Да, охотно. Ты мне поможешь.

Он бережно уложил Швею на землю, подложив ей под голову свою свёрнутую валиком куртку. С трудом встал и пошёл к телу Чезаре, не оборачиваясь, потому что был уверен в том, что Дэн и тень Чезаре следуют за ним. Поманил к себе Дэна, зажимавшего рану на груди и плюющегося кровью.

- Роз, - сказал он тени мага, - тебе надо лечь. Прямо на… на тело.

Глядя, как раздвоенный Чезаре обрёл целостность, Дард на секунду дрогнул перед тем, что ему предстояло совершить.

- Дэн, подойди ближе, - непослушными губами еле выговорил он.

Дэн подошёл, и Дард, превозмогая боль и онемение, с огромным трудом взял его левой, раненой, рукой за плечо. Нож в его правой руке Дэн увидел не сразу.

- Чтобы оживить одного, надо убить другого, - сказал Дард. – Иначе никак. Извини, Дэн… будет больно.

Дэн изменился в лице и отшатнулся, но сделать ничего не успел. Сарвен ударил его ножом прямо под сердце. Он даже не распробовал его смерть – острое наслаждение, полученное от этого удара, повлекло за собой эйфорию.

Потеряв к Дэнни интерес, Сарвен повернулся к Чезаре. Дух срастался с телом неохотно, и Дард понимал, почему: мерзавец Дэн свёл Роза с ума болью. Душа его осознавала, что, вернувшись, она застанет боль там же, в теле. Но вдохновение, овладевшее некромантом, диктовало порядок действий: вернуть душу, закрепить душу, успокоить тело, содрогнувшееся от соприкосновения с возвратившимся духом. А боль - не его забота. Боль, она пройдёт. Всё проходит, кроме смерти. Её иногда можно отсрочить, но она не пройдёт.

Всё ещё пребывая в восхитительной эйфории, любя всех и каждого, дрожа от счастья, Дард вернулся к телу Швеи, подхватил его на руки и исчез из форта. Он хотел похоронить её на кладбище в крепости Моро.

Часть 11. Музыка и путь

Дэн умер. Его больше не существовало.

Жаль только, что это не принесло Дарду никакого облегчения. Швея зря отдала мерзавцу свою драгоценную, словно жемчужина, жизнь.

Кормчий Моро, сам открывший ворота крепости перед некромантом, не помог и не посочувствовал Дарду. Он лишь забрал тело, обещав похоронить честь по чести, и спросил, что с Дэном. «С Утешителем Моро». Да, вот как он его назвал. Утешитель из Дэна был – как из Сарвена святой. «Он умер», - равнодушно ответил Дард Кормчему.

Староста деревни кивнул, принял от Сарвена имя Анстис – из уст в уста, и закрыл перед ним ворота. У Дарда всё это время текла из левой руки кровь. Не умея остановить её и даже не пытаясь перевязать заново, Сарвен побрёл пешком к своему старому кладбищу. Оно теперь казалось некроманту будущей могилой для него самого. Жаль, что нельзя лечь в открытую могилу и прикопать себя сверху самому, как одеялом укрыться.

Или – получится?

Но до тюремного кладбища Дард не дошёл. По пути ему встретилась полувымершая деревенька, где из живых, кажется, было всего несколько человек. Поветрие или переселение в более тёплые, хлебные края затронуло маленькую деревню – Сарвен не задумался над этим даже на секунду. Он лишь миновал несколько унылых, серых домишек и вышел к деревенскому кладбищу. В этих краях ещё царила зима, не то что на иртсанской границе. Дард сел на свежий могильный холмик, сгрёб в ладонь грязноватый снег и приложил к ране. Снег таял, напитывался кровью, Дард набирал новые и новые горсти, пока кровь не начала останавливаться. Он осмотрелся, увидел покосившийся, приземистый, серый от старости деревянный храм и побрёл туда.

Храмы Спящего обычно-то не отличаются большой роскошью, а тут он и вовсе едва ли не разваливался на части. Окна, видимо, уже давно оставшиеся без стёкол, кто-то заколотил досками. Возможно, прихожане и не заглядывали сюда.

Дверь оказалась не заперта, и Сарвен вошёл внутрь, в тесный притвор, где пахло мышами и пылью. Толкнув следующую дверь, Дард не ожидал, что уронит её, и от грохота съёжился и замер, как застигнутый на месте преступления воришка. Но ничего не произошло, и некромант вошёл в храмовую часть. Здесь, очевидно, очень давно никто не служил службы, но у алтаря теплилась лампадка. Стало быть, сюда кто-то ходит, хотя бы долить масла да поправить фитиль. Сарвен подошёл к слабому источнику света и тепла, протянул правую руку – левая бессильно повисла. Лампадка мигнула, но не погасла. Лик Спящего, с улыбкой и плотно сомкнутыми веками, был грубо намалёван на досках стены. Ладони, сложенные под правой щекой, казались костлявыми, как у Смерти. Дард поискал её Лик – он должен был находиться напротив Спящего, но увидел лишь мумию, стоящую на коленях и прислонившуюся к стене лбом, спиною к некроманту.

Похоже, это был священник – в чёрном долгополом одеянии, в белой шапочке с маленькими полями. Дард подошёл ближе, глядя на волосы, напоминавшие паутину, коричневую сморщенную кожу шеи и рук. И закричал от неожиданности, когда мумия повернулась к нему лицом. Это был живой, но совершенно высохший старец. Как он оставался в живых в таком ужасном состоянии, Дард и предположить не мог.

- Веееечная жизнь, как вееееечный сон – благости, радости, - проблеяла мумия дребезжащим голосом. Дард узнал часть псалма о Великом Сне.

- Ты – живой? – некромант протянул дрожащую руку к старцу, не веря, что такое может жить.

Рука, схватившая его за запястье, была хоть и костлявая, но тёплая. Кожа на ощупь – как бумага, и силы в пальцах почти никакой, но Сарвен заглянул старцу в глаза и несколько успокоился. Вроде как не умертвие: глаза светло-голубые, с увеличенными зрачками, внимательные и настороженные. Живые.

- Ко-ко-ко-ко, - заклекотал старец. До Дарда не сразу дошло, что это смех. – Напугался, маленький?

Сарвен вырвал руку из цепких пальцев и пожал плечами.

- Я умираю, - пояснил он. – Какое мне дело?

- Где умираешь? Вот здесь? – тощая лапа мумии схватила Дарда за раненую руку, прямо над локтем, где пульсировала боль, и Дард не сдержался – заорал, как резаный. – Нет… живёшь. Хочешь, расскажу, как жить вечно?

- Зачем мне жить вечно? – сквозь зубы прошипел некромант. – Мне бы сдохнуть поскорее!

- Ко-ко-ко! Отличная идея! – старец осклабился, показывая острые, жутковатые тёмные зубы. – А то не ходит ко мне никто из прихожан, нет кровушки, нет смертушки – живу один, доживаю… Иди, иди сюда, дитя.

Сарвен Дард, который определённо не считал, что он «дитя», отшатнулся от старца прочь, но тот держал невероятно крепко. Он впивался своими костями в воспалённую мякоть руки, и казалось, что рана от этого становится ещё больше и кровавей.

- Да! Да, я хочу, чтобы ты рассказал! Научи меня, как жить вечно! – заорал Дард, брызгая слюной в сморщенное коричневое лицо старика.

И увидел Лик Смерти за его спиной. Лицо женщины с неправдоподобно прекрасными чертами лица. Большие глаза, окружённые тенями, длинные ресницы, светлые волосы, падающие на высокий лоб. В отличие от Лика Спящего, её нарисовали хорошо. Мягким, спокойным выражением лица Смерть напоминала Швею.

Старец ослабил хватку и разочарованно сказал:

- Но мне нужна будет кровь. Это просто так не работает.

Он отпустил Дарда, поднёс к глазам окровавленные пальцы и медленно, по одному, обсосал их.

Сарвен попятился, а потом, спотыкаясь, побежал.

- Стой, дитя! – вскричал старец горестно. – Я хочу научить тебя! Ты сможешь жить вечно и делать живым неживое! Даже давно неживое!

Дард остановился у самой двери в притвор. Взялся за ручку, но не удержался – обернулся.

- Я тоже могу. Я же некромант.

- Что ты там можешь? Заставить труп двигаться, как марионетку? А вот так – можешь?

Старец указал трясущимся пальцем на чашу, стоящую у алтаря. Чаша упала набок, и оттуда вывалилась крошечная горстка миниатюрных косточек. Поплевав на палец, пробормотав что-то, старик коснулся костей, и они зашевелились. Дард подошел ближе, чтобы получше увидеть, и за те несколько секунд, что он шёл, кости обросли сухожилиями, мышцами, а мышцы покрылись серой шёрсткой. Последними появились кожа на хвосте и маленькие черные глазки. Мышь принюхалась к пальцу старца, тычущему в её бархатистый бок, и укусила его. Старец отдёрнул руку, но тут же, хихикая, схватил зверька и ткнул им в Дарда.

- Посмотри, посмотри! Настоящая! Живая!

Некромант взял протянутую мышку и посадил себе на ладонь. Да, она была настоящая, живая. У Дарда защипало в глазах и носу.

- Если я дам тебе свою кровь – ты убьёшь меня или я останусь в живых? – уточнил он.

- Мне нужен ученик, дитя моё, очень нужен. Поэтому ты до сих пор живой. А раз ты до сих пор живой, то я пить сейчас не стану, а буду тебя учить. Потом ты найдешь себе учеников… и если правильно их воспитывать – то проживёшь ещё очень долго… а если неправильно – долго жить будет кто-то поудачливей тебя!

Некромант не очень понял эту речь.

Но ему было всё равно. Он хотел узнать секрет старика, постичь его, сделаться вечным и возродить к жизни Швею.

Они будут жить вдвоём. Вечно.

- Вечно, - последнее слово Дард произнёс вслух.

Впервые за долгое время он улыбнулся. Старец радостно заклекотал, потом схватил с ладони Дарда мышь и съел её.

Лик Смерти со стены загадочно улыбался улыбкой Швеи, и на душе у некроманта стало совсем светло.

***

Грохоча сапогами, в комнату, где лежал выздоравливающий Чезаре Роз, вбежал часовой – из тех, кто сегодня должен был стоять на воротах.

- Позвольте докладывать, эн Роз! – гаркнул изо всех сил.

Это их начальник Хемлик, покойник, так приучил.

Чезаре слабо кивнул, держась за повязку на горле. Она была влажная – видимо, рана опять открылась, едва он попробовал заговорить. Ну да ничего, сейчас придёт Лас Кассис, замечательный врач, прибывший из форта вместе с Гисли, да тут и задержавшийся. Много раненых. Очень много…

- Прибыли маги. Тёмные маги. Количеством три шту… три человека! Идут сюда! Скоро на мосту будут! – часовой вытянулся и сделал суровое лицо. – У нас так и не налажены магические контуры, эн Роз!

«Попроси его не орать», - передал Чезаре Линлор. Почему-то солдаты не-маги очень плохо воспринимали телепатические сигналы.

- Эн Роз приказывает не орать! У него не работает горло, но уши в порядке, – сказала Линлор негромко, но резко. И принялась передавать мысли Чезаре вслух. – Магов проводить сюда. Не оскорблять. Вести себя осторожно и вежливо. Проводить – как гостей, а не пленных. Ясно?

Не сводя с Чезаре вытаращенных глаз, солдатик покраснел и гаркнул:

- Ясно!

И прибавил уже тише:

- А мы их стрелять хотели.

- Никаких «стрелять», - ответила Линлор уже сама. – Они придут, помогут вылечить человека, спасшего эна Роза от смерти, и сразу уйдут.

Чезаре снова скривился, на этот раз от неуклюжего вранья Линлор. Дэнни не спас его от смерти. Всё было сложнее. И к тому же, неизвестно, чем сумеют помочь пришедшие на зов Дэна маги. Пришедшие, может быть, слишком поздно.

Сегодня Линлор была в красивом платье. Синем с белым воротничком, длинном – ниже щиколоток, и юбка со сборками. Где только нашла в этих краях такую? Чезаре поудобнее устроился в подушках и взял жену за руку.

«Как Терри? Скучает?»

«Скучает! - ответила она. – Отец привезёт его в конце месяца, раньше никак!»

В конце Шестого Тёмного месяца! Когда уже будет почти весна. Когда здесь, на границе с Иртсаном, станет совсем тепло. И когда он, Чезаре Роз, согласно распоряжению Главы Комитета Эдварда Гисли выздоровеет и официально станет комендантом форта.

Вчерашнее прощание с недругом далось Розу тяжело. Гисли появился на другой день после схватки в форте. Было это шесть дней назад. Перенёсся он, ещё будучи начальником Центрального участка и вторым заместителем Главы Комитета, эна Ирмиса, но за заслуги в Рахмаше король его почти тут же повысил, а Ирмиса сместил. Чезаре не жалел бывшего начальника, о котором от Линлор слышал только нелестные оценки. Но возвращение на эту должность Эдварда Гисли воспринял тяжело. Тем более, хитрец устроил всё очень ловко: подсуетился, как говорится. С ним связался опекун несовершеннолетнего Кора Тэллина, встревоженный тем, что юноша не отвечает ему с помощью магии. Всплеск магии, и Светлой и Тёмной, тем временем в форте получился немалый, и окрестные ловцы тоже принялись сигналить Главе. Тот, по словам Гисли, страшно растерялся. Эдвард вызвался отправиться в Рахмаш сам, и тут же передал королю, что Чезаре Роз тяжело ранен при стычке с Тэллином, в теле которого духом-подселенцем засел бывший камергер. Всё это рассказала Гисли Линлор, и Чезаре подозревал, что дело не обошлось без гнусных манипуляций. Эдвард на самом деле сотворил единственное благо, приведя с собой врача, но Грету Кешузу все представил весьма хитро: дескать, распутал дело самостоятельно, и Чезаре с Линлор направил в форт, и вообще вся идея проверить Сола Тэллина якобы принадлежала ему.

И вот результат: Гисли вернулся к должности, всегда манившей его, а Чезаре назначили комендантом форта. Подальше от Азельмы, разумеется, чтобы уж наверняка был подальше от Эдварда. Линлор удалось скрыть от Гисли, что один из раненых на самом деле является его неудачливым убийцей, иначе тот непременно попытался бы поквитаться с Дэнни. Чезаре тоже досталось милостей от Гисли – тот признался, что если бы мог, то довёл бы дело стрелка, попавшего в Чезаре, до конца. И заодно пообещал долгое разбирательство в связи с тем, что Чезаре и Линлор таскали с собой разыскиваемого преступника, Дарда, который вместе с Чёрным Скрипачом обвинялся в смерти ловцов. Следы их на месте преступления имелись, и немало. Так мало того, что они укрывали Дарда – они его в конце концов упустили. В связи с назначением Чезаре на должность Гисли тоже высказал сожаления – мол, таким, как Чезаре Роз, надлежит в тюрьме гнить, а не возвращаться на службу, но против королевской воли он пойти не сумел.

И всё в таком духе. Когда Гисли, наконец, убрался из форта, Чезаре почувствовал себя хуже. Рана, уже затянувшаяся, вдруг открылась, причиняя сильную боль. Врач Кассис, оставшийся в форте, чтобы помочь нуждающимся, только руками разводил. Говорил, что это результат нервного потрясения, но Чезаре ему не верил. Скорее – Гисли под конец беседы всё-таки подкинул ему чар, которые ухудшили состояние раны. Ласу Кассису хватало дел и без «сложных» пациентов, которыми являлись Чезаре и Дэнни. Раненых пограничников и ловцов во главе с неизвестно как выжившим старшим офицером Шерисом насчитывали десять человек. Чезаре был рад, что Шерис выжил, но ещё не навещал его.

При помощи Линлор и своего ловца, Фогио, Чезаре поднялся с кровати и медленно, чуть ли не ползком, дошёл до комнаты Дэна. Под госпиталь выделили одно из общежитий форта, где до того селились семейные солдаты и работники – повара, конюхи, плотники и прочий люд. Чезаре уже доложили, что расселили их в неудобный барак и что семьи эти недовольны. Но о создании госпиталя распорядился Гисли именем короля, и Лас Кассис поддерживал мнение о том, что раненые заслужили самое удобное помещение в форте. Впрочем, удобства тут были условные. Ни водопровода, ни канализации, всё как в прошлом веке.

Но зато раненые и больные могли разместиться каждый на своей кровати и не более, чем по трое, в каждой комнате. Кроме Чезаре, Дэна и Шериса.

Свою комнату Чезаре уже намеревался освободить и перебраться в управу.

До палаты Дэнни он добрался, когда туда уже входили три Тёмных мага. Двое мужчин и одна женщина. Чезаре приготовился было вести переговоры мысленно, но один из гостей, узколицый и смуглый, прижал палец к его шее, к месту, где бинты уже насквозь промокли от крови, и к Розу вернулся голос.

- Ясных дней и добрых снов, - сказал он с некоторым затруднением. - Меня зовут Чезаре Роз, и я принадлежу к Ордену Отражений, как и моя жена. Вы, верно, ответили на зов?

- Это вы звали на помощь? – недоверчиво спросил смуглый.

Он был одет, как странствующий монах – в коричневую долгополую рясу, подпоясанную верёвкой. Из-под рясы виднелись грубые сапоги с квадратными носами. Женщина и второй мужчина выглядели как аристократы – холёные, одетые без лишней роскоши, но дорого. Тёмно-зелёное с тончайшей отделкой из золотой нитки платье женщины отличалось изысканной строгостью, а мундир и узкие брюки мужчины, глубокого синего цвета, походили на военную форму. Чезаре, однако, не мог припомнить хоть какого-то военного подразделения в Тирне, носившего подобную одежду. Возможно, так одевались Тёмные на границе с Хихином во время известного конфликта магов несколько лет назад?

- На помощь звал он, - сказала Линлор, указывая на Дэна.

Женщина недоверчиво осмотрела умирающего и перевела взгляд на Чезаре.

- Этот человек числится умершим уже больше года.

- Я и сам некоторое время назад с удивлением узнал, что он жив, - сказал Чезаре. Место на шее, к которому притронулся маг, начало жечь огнём. Но говорить он всё-таки мог. – Известия о его смерти я получил из тюрьмы, и на зов Дэнни не отвечал…

- Дэнни? – иронично переспросил смуглый маг, но Чезаре оставил реплику без ответа.

- Дэн Софет ван Лиот, по документам Комитета известный также как Дэниэл Альсон, - отчеканила Линлор. Она смотрела на магов ложи Боли с некоторым вызовом, выставив вперёд маленький упрямый подбородок. И хотя её платье ничем не напоминало форму ловца, женщина-маг, наклонив голову, сказала:

- Ловцы часто проверяют документы и слепки магии. Что же вы просмотрели, умер он или нет?

Она аккуратно подобрала юбку, села на край кровати и откинула с Дэнни одеяло. И без того худощавый, нагой Дэнни сейчас представлял собой набор костей. Две раны на груди, одна ножевая, а вторая огнестрельная, не заживали, но и не гноились. Они выглядели так, словно и часа не прошло с момента их нанесения. Впрочем, не совсем так – кровь из них не струилась, потому что Линлор и Кассис по очереди удерживали кровотечение всю эту неделю.

- Вы уверены, что он был жив?

- Он и сейчас жив, - с тревогой сказал Чезаре.

- Где-нибудь поблизости нет мага ложи Смерти? – поведя брезгливо носом, спросил мужчина в синем мундире. – Провести бы следствие по этому делу.

- У них тут светлый форпост, - со скрытым негодованием напомнила дама. – Неясно, что тут делает ван Лиот. И что они с ним делают. Но некромантов тут не было и нет.

Чезаре понял, что ему отчаянно хочется курить. И не просто курить – ему хочется набить душистым «молочным» табаком длинную вишнёвую трубку с изумительно гладким чубуком. Но горло по-прежнему раздирала мучительная боль. Он неосторожно кашлянул, и ему показалось, что шею разрывает невидимыми когтями. Или ножами.

- Маг ложи Смерти как раз его и убил, - осторожно сказал Роз. – Вот эта рана, нанесённая ножом…

- Отвратительная, ужасная рана, - сказал маг в синей форме неизвестного Чезаре образца. – Тупым, грязным ножом. И я вижу, что вы плохо её промывали. Странно, что она ещё не воспалилась.

- Ты хочешь сказать, маг Ордена Отражений, что у вас тут

был

некромант? – сказала женщина, и от осуждения в её голосе Чезаре даже стало как будто стыдно.

- Да. Я считал его другом Дэнни.

- Ван Лиот не рассказывал вам о нём? – спросил маг в синем мундире.

- Да как-то времени на это не было, - Чезаре слабо улыбнулся. – Мы хотели искать его, но… знать бы, с чего начать.

- Я знаю, с чего начать, - сказал маг в синей форме. – Фелия остаётся здесь. Девушке лучше уйти, - маг впервые как-то показал, что знает о присутствии Линлор. – Фелия одна присмотрит за ван Лиотом. Я связываюсь с ложей Смерти. А ван Конрад, - маг низко поклонился смуглому в коричневой рясе, признавая его превосходство, - продолжит беседу с тобой, Чезаре Роз.

- И если вы не против – то в более удобной обстановке, - добродушно заметил смуглый. – Мы устали с дороги.

Чезаре оставалось лишь кивнуть. Линлор подошла к нему и прижалась, словно прощаясь.

В палату к Дэну сунулся Ласс Корлисс.

- Эн Роз, я жду вас на перевязку! Срочно!

- Идите, - ван Конрад кивнул. – Ваша дама составит мне компанию до ближайшей кормильни?

Линлор посмотрела на Чеза.

- Мы будем тебя ждать в харчевне, хорошо? – сказала она.

Она не показывала виду, что побаивается Конрада. Но Чезаре хорошо знал свою жену. Она улавливала эмоции так же легко, как он создавал мыслесвязь. И ей от этих троих было очень не по себе.

***

Тихо щёлкали чётки. Сарвен Дард по прозвищу Упырёк отсчитывал прочитанные молитвы из книги Отступника Арего, бывшего священника, написавшего Свод Смерти.

Он никогда не сталкивался с древними силами Тирны. Это было для него внове. От Дэна он слышал о практиках сообщения со Спящим, но то был инструмент, привнесённый магами, чуждыми этому миру. Любые сплавы магии с религией резко осуждались как церковью, так и обоими Орденами.

Однако же, когда он начал знакомиться со Сводом Смерти, то не уставал поражаться, насколько глубока эта книга, эта философия некромантии в её первозданном виде. Священник, повернувшийся спиной к Лику Спящего и сердцем к Лику Смерти, открыл Дарду новый пласт знаний. Теперь их следовало изучить, переворошить и использовать.

Старец, которого следовало называть Последователь Штаван, уже не походил на мумию столь сильно. Дард привёл ему старика из заброшенной деревни, бродягу, возрастом почти столь же древнего, как Штаван. Присутствовать при обряде Смерти старец Сарвену не разрешил, но некромант прекрасно понимал, как это действует. По словам старца, каждая жертва обеспечивала ему не меньше года полноценной жизни.

«А вот если ты примешь жизнь в добровольное пожертвование – протянешь лет сто, не старея и не осыпаясь. Беда в том, что добровольно никто не хочет умирать!» - шамкал Штаван.

Дард вспоминал Швею и плакал. Ему не перед кем было прятать слёзы – старик не в счёт. Он то ли не видел состояния некроманта, то ли ему было абсолютно всё равно, смеётся ученик или плачет.

Обучение Дарда шло уже неделю. В храме стояла промозглая сырость, от губ читающего молитвы Упырька шёл пар. Теплее, чем снаружи, благодаря маленькой чугунной печурке, исправно поглощающей дрова и коптящей высокий потолок. Но согреться Дарду удавалось редко – только если он работал. Разобрать чей-то старый сарай на доски, порубить их, чтобы скормить огню в печурке, набрать воды в колодце, приготовить нехитрую еду. Старый Штаван не гнушался обычной пищи. Дард бродил по брошенной деревушке, где жили такие же бродяги, как он и ещё древние старики, не желавшие уходить отсюда. Он стрелял в одичавших уток, ютившихся в старом сарае, крал чужие жалкие припасы, а в один из дней добрался даже до пригорода Сольме. Там он украл среди рыночной толчеи небольшой мешок старого зерна и связку синеватых битых кур.

Чётки отщёлкивали прочитанные молитвы, а в душе Дарда выли волки. Тоскливо и голодно было им.

В конце пятого дня Сарвен почувствовал, что кто-то читает молитвы его собственным голосом. Он вздрогнул и прислушался. Показалось?

Но в его голове звучал голос, звучал точно так, как Дард слышал себя со стороны. А потом зазвучал другой, ясный, чистый, почти юношеский, очень похожий на голос Дэна Софета ван Лиота, но куда как звонче. Как если бы ему было лет пятнадцать.

Он пел без слов. Пел очень простую мелодию с чётким ритмом. Мелодия эта грозила вытеснить все мысли из головы Дарда, претендовала занять его душу полностью. Он уронил чётки и книгу на пол и сжал виски руками. Зажимал уши, катался по полу, рычал и выл – всё зря. Мелодия не прерывалась.

***

Маленькая аккуратная харчевня форта почти пустовала – неурочное для посетителей время. Чезаре сразу увидел Линлор и смуглого ван Конрада. Они сидели и напряжённо беседовали – Линлор так хмурила лоб и поджимала губы, что Чезаре стало неуютно и даже немного жутковато. Она всегда старалась улыбаться, находя для этого хотя бы самый ничтожный повод. Перед ван Конрадом стояла тарелка с дымящейся едой. Запах иртсанских пряностей пробудил в Чезаре отчаянный голод, но врач сказал, что, хотя горло заживает очень хорошо, есть горячую, острую и твёрдую пищу маг сможет ещё нескоро. Надежды на помощь магов Боли немного – уж очень они скупы на исцеления. Всегда уверяют, что часть боли необходимо оставить, чтобы тело не отвыкло от неё. Иначе, мол, предаст в неподходящий момент.

Чезаре сел рядом с женой, слегка подвинув её к окну, и подозвал подавальщицу жестом.

Ван Конрад молча расправлялся с жарким, уткнувшись в тарелку, Линлор уныло смотрела в кружку с травяным чаем. Роз попросил подавальщицу передать повару, что пришёл начальник форта. Та кивнула и поспешила в кухню. Здешний повар имел способность готовить быстро и в меру съедобно, и можно было надеяться на жиденькую кашу-размазню или протёртый овощной супчик… или ещё на какую-нибудь гадость, которую легко глотать, но невкусно держать во рту.

- Вы хорошо были знакомы с некромантом, убившим ван Лиота? – доев мясо, спросил ван Конрад.

Чезаре покосился на Линлор. О чём они беседовали, пока шла перевязка? На ней просто лица не было. Не иначе, пересказала магу всё, что знала и про Дэнни, и про Дарда, и про всё остальное. И конечно, распереживалась. А если уловила от Конрада негативные эмоции, то у неё вот-вот случится обморок. Надо, чтобы Линлор шла отдыхать.

- Простите, эн Конрад. Линлор, тебе необходимо прилечь.

- Как и тебе, - упрямо сказала девушка.

- Это приказ, - жёстко велел Чезаре.

Лин фыркнула и быстро вышла из харчевни. Оставалось надеяться, что она пошла в свою комнату в управе, а не перенесётся с биркой в гости к своей мамаше – а бирок у них осталось предостаточно, из тех, что остались в столе Хемлика. Их отняли у Дэнни, который держал при себе штук тридцать, пока его не обыскали. Хотя если Ли и перенесётся, мать всё-таки ей не чужая: и успокоит, и покормит, и даст отдохнуть. А что насчёт бесконечных упрёков по поводу неудачного выбора дочери – Чезаре уж как-нибудь это переживёт, даже если Линлор забудется и начнёт передавать всё по мыслесвязи.

Ван Конрад терпеливо ждал ответа на вопрос.

- Нет, я почти не знаком с некромантом Сарвеном Дардом, - ответил Чезаре. – Но не так давно я хотел с ним установить связь и не сумел. Обычно это даётся мне очень легко.

- Что вы хотели у него узнать? – узкое смуглое лицо Конрада заинтересованно вытянулось. Потрясающая мимика у этого типа…

- Хотел спросить, как ему живётся после убийства друга, - хмуро ответил Чезаре. – Но не смог. Я две или три секунды удерживал связь и видел, что Дард находится в каком-то склепе. Кажется, он беседовал с мумией.

Перед Чезаре поставили высокую пивную кружку с соломинкой. В кружке плескалось какое-то неприятное серое варево. Чезаре попробовал – на вкус не так уж скверно, что-то вроде овсяного супа, сладковатого, с привкусом корицы. Всё-таки хорошо быть начальником форта! Ради рядового мага никто бы так не расстарался.

Чезаре понял, что всё ещё очень голоден, когда опустошил всю кружку. Но глотать определённо устал, поэтому не стал просить добавки.

- Вы сможете поставить Дэнни на ноги, эн Конрад? – спросил Чезаре.

- У вас странные отношения. Вы всё ещё считаете себя в ответе за него. У нас так не принято – взрослый человек не может быть учеником.

- Взрослый? – Чезаре на всякий случай потрогал повязку на шее. Ничего особенного – ровный слой бинтов. Пока сухой. – Ему всего девятнадцать, у Светлых ученики считаются в этом возрасте несамостоятельными, слабыми. Их эмоции мощные, но нестабильные. До двадцати одного…

- Но он не Светлый, эн Роз, - остановил его Конрад. – Он – Тёмный маг. Маг Боли. Это одна из самых сильных лож. Человек познаёт боль с рождения… в отличие от страха, к примеру.

- Он добрый и чуткий ребёнок, с огромным музыкальным талантом. Кто придумал, что ему надо вырасти палачом?

- Если бы не политика Светлых, он бы мог стать и музыкантом, и целителем, а вырос - надо же! - убийцей, - с иронией заметил Конрад. – Кто бы мог подумать, да? После вашего предательства, после смерти своей семьи, после тюрьмы и жизни в бегах мальчик стал палачом! А другой мальчик, некромант, и того хуже, да? Палачом палача! И вы ведь считаете себя в ответе за судьбы этих детей?

- Я всеми силами стараюсь прекратить это, - смиренно ответил Чезаре.

- В таком случае, вы слишком слабы для этого, - сказал Конрад.

- А вы до сих пор не дали мне ответа, сможет ли Дэн вернуться к жизни, - парировал Чезаре.

- Пока нет. Мы не в состоянии ему помочь, потому что он не чувствует боли. Фелия затянет его раны и восстановит всё, что было нарушено – но это лишь физическое состояние. А вот за то, что его душа едва держится в теле, должен отвечать другой маг. И вы этого мага упустили! – узкий длинный палец Конрада обвиняюще ткнулся едва ли не в лицо Чезаре.

- Я могу его найти, если это поспособствует исцелению Дэнни.

- Почему он так важен для вас? Какой-то мальчишка-Тёмный, из ложи, которую Светлые хотят истребить сильнее всех?

- Я хочу объединить магов – чтобы стало, как встарь, до Разброса. И вижу в Дэнни первого из магов, способных принять учения всех лож и орденов. Он успешно овладевает теми видами магии, которые изучает. Линлор ведь успела вам немало рассказать о нём? Дэн учился Светлой магии, и неплохо освоил основные её приёмы. Затем он практиковался как стихийник – я видел результаты, и они весьма недурны. Кроме того, Дэнни музыкант. Этот дар – влиять на людей с помощью музыки – редок и необычен. Такие, как он, очень нужны для возрождения былой магии – чтобы показать, каких высот может достичь ученик, овладевающий разными способами…

В горле предательски пересохло, и Чезаре с трудом сглотнул.

- Как горлышко ваше, не побаливает сейчас? – спросил ван Конрад невинно.

- Нет, - спокойно соврал Чезаре. – Ни капли.

- Так вот, мы не слишком беспокоимся за ван Лиота. Он сильный и самостоятельный человек, хоть и изрядно покалеченный вами, Орденом Отражений. Но мы заинтересованы, чтобы он выжил. В ложе Боли осталось очень мало людей. Вам, как ловцу, незачем знать, сколько нас. Нам нужен любой маг ложи Боли, и потому бороться за ван Лиота мы будем изо всех сил. Но не надейтесь, что он останется с вами и будет осуществлять ваши планы. Он будет только магом Боли.

- Вы вроде бы говорили, что он взрослый, самостоятельный и может решать такие вещи сам…

- Мы позаботимся, чтобы он решил правильно.

Ван Конрад поднялся из-за стола, давая понять, что считает беседу оконченной.

Чезаре, напротив, вытянулся и всем своим видом показывал, что будет сидеть в харчевне, сколько захочет.

В конце концов, последнее слово должно будет остаться за ним. Просто время для этого слова ещё не настало.

Положив на стол мелкую бумажную купюру, ван Конрад прижал её тарелкой и удалился. Едва он покинул харчевню, Чезаре схватился за горло, словно его душили повязки. Когда он убрал руки от перевязанной раны, на его пальцах и свежих бинтах снова была кровь.

***

Спустя несколько дней Чезаре сидел в кабинете начальника форта в неудобном кресле, замотав шею поверх окровавленных бинтов тонким белым шарфом. Светло-серая униформа ловца из-за этого сидела неловко, так как высокий ворот нельзя было застегнуть по всем правилам. Линлор перебралась к отцу, матери и Терри, и каждый день обещала, что перенесётся к нему в форт вместе с сыном. Из Иртсана дули тёплые ветры, пахнущие весной, веяли жаром пустынь и запахом первоцветов. На душе Чезаре было тревожно и в то же время светло.

Маги ложи Боли, Бенволио и Фелия вошли к нему и уселись на скамью, словно ожидая чего-то. Чезаре из своего кресла наблюдал за магами, но не произносил ни слова. Фелия и Бенволио были сестрой и братом, и постоянно цеплялись к словам и поведению друг друга, словно глупые подростки. Но сейчас они лишь молчали и многозначительно переглядывались. Чезаре терпел.

В конце концов Фелия не выдержала и похвалилась:

- Я установила с ван Лиотом контакт.

- Что он говорит? – жадно спросил Чезаре.

- Ничего, - пожала плечами дама. – У вас нет табаку?

У неё на поясе, оказывается, висел тощеватый кисет. Роз даже не заметил его раньше, а сейчас ощутил острую зависть. У него имелся огромный запас табака – и всё разных сортов. И что толку? Курить он всё ещё не мог.

Роз выдвинул верхний ящик стола и достал оттуда заветный ящичек с множеством отделений. Поставил перед Фелией и картинным жестом откинул крышку. Глаза дамы загорелись, и она безошибочно выбрала коробочку с лучшим сортом для отдыха – «Белый цветок в ночи». Набила короткую трубочку тёмно-красного цвета, с наслаждением закурила, а потом, насмешливо глядя на выражение лица Роза, заметила:

- Не переживай, Чезаре Роз. Ещё дня два-три, и ты сможешь курить. Твоя рана уже почти затянулась.

Чезаре непроизвольно потрогал шарф.

- Боль и кровь – это лишь маленькое неудобство.

Бенволио кивнул.

- Давайте вернёмся к вопросу о контакте с Дэном, - попросил Чезаре. – Как он?

- Я починила его раны, восстановила кровоток. Вашим лекарям известно, что нельзя таким образом останавливать кровь? Ещё немного, и ваш пациент начал бы гнить. Не собиралась тревожить его душу, но, когда он смог нормально дышать – как откликнулся на магию сам. Я почувствовала его боль!

Фелия, торжествуя, пустила несколько колечек дыма прямо перед собой, и Бенволио скривился.

- Фелицата де Ниро, - сказал он, - вы ведёте себя, как простолюдинка.

- Фи, - сказала Фелия, - подумаешь. Я выше социальных условностей. А вот вы, дорогой брат, ведёте себя как зануда.

Чезаре бы расхохотался, не будь положение дел столь серьёзным.

- То есть это хорошо, что Дэнни чувствует боль? – спросил он. – Не хочу показаться невеждой, но…

- Он выходит из мёртвого сна, - пожала плечами дама. – Возвращается к жизни. Конечно, он делает это через боль. Разве тебе, Чезаре Роз, не было больно, когда этот ваш некромант вернул тебя?.. Роз?!

Чезаре поймал себя на том, что любуется табачным дымом и старается вдохнуть его как можно больше. Несколько смутившись, он кивнул.

Он старался не вспоминать бой в форте. Эту безумную сумятицу, сводящую с ума боль, полное разъединение тела и духа, и острое ощущение разделения чужой смерти. Смерти Дэна. Ему показалось тогда, что боль он испытал именно поэтому. Дэнни стал взрослым, но Чезаре волей-неволей помнил его испуганным десятилетним мальчишкой, который пребывал в шоке от всего, что на него свалилось и цеплялся за Роза, так как больше было не за кого цепляться. Чезаре терпеливо разделял и страх, и отчаяние, и уныние, и боль Дэнни на протяжении четырёх лет, и заменил ему отца, когда стал учителем.

Да, он чувствовал боль и смерть Дэна как свою. А жив он лишь потому, что…

- Он остался жив, потому что успел разделить со мной момент оживления, - сказал Чезаре медленно.

- Не может быть. Он – Тёмный маг. Он не разделяет.

- Мой ученик, - со слабой тенью былого самодовольства произнёс Чезаре. – Да, мой. Я попытаюсь ещё раз связаться с Дардом.

- В этом нет нужды, - сказал молчаливый Бенволио. – Мы нашли мага ложи Смерти и призвали его. Он придёт из Иртсана. Думаю, дня через два – ему надо пересечь залив и пройти через полуостров Четыре Поля.

Чезаре вспомнил разноцветные поля-холмы, которые видел с дозорной башни, их красоту, и слабо улыбнулся. Другой берег реки Рахмаш поражал пестротой холмов – всех цветов юной зелени, а иногда красноватыми, или соломенно-жёлтыми, покрытыми диковинными цветами. Здесь, в скалах, таких цветов не росло.

- Но я попробую найти Сарвена Дарда, - сказал Чезаре после долгой паузы. – Всё-таки он – не какой-нибудь некромант, а знакомый Дэнни. Мне кажется, он нам как-то пригодится.

Когда Бенволио и Фелия покинули кабинет начальника форта, Чезаре взял в руку шкатулку с табаком «Белый цветок в ночи», открыл и принюхался. В прошлый раз у него не получилось связаться с Дардом просто так, поэтому не лучше ли будет войти в транс и попробовать более глубокий способ, чтобы установить контакт?

Чезаре огляделся по сторонам, будто подозревая, что за ним подглядывают. Ведь находясь в трансе, маг весьма уязвим. Поэтому он заперся изнутри на ключ. Лёг на пол и закрыл глаза.

Он увидел очень старые деревянные стены в слабом отсвете от маленькой печки, лампаду над алтарём, лежащую на боку серебряную чашу-потир. Увидел Лик Смерти, нарисованный на досках, и полустёртый Лик Спящего бога на противоположной стене. Должно быть, какой-то заброшенный храм. Увидел и Сарвена Дарда, распростёртого на полу. Контакт установился столь тесный, что Чезаре почувствовал, как гуляют по храму сквозняки. В руке Дард сжимал чётки, слабо постукивая ими об пол. Роз уловил ритм. Умеренный, чёткий – та. Та-та. Та. Та-та. Та. Та-та.

Понятно, Дард всё ещё пребывает в депрессии после смерти Швеи и, быть может, убийства Дэнни. Эти трое были связаны покрепче, чем маги одной ложи между собой. Теперь связь распалась. Упырёк нарушил её.

Чезаре проник в мысли Сарвена, желая заговорить с ним, и услышал голос Дэнни. Это было так неожиданно, что Роз едва не выпал из транса. Даже виски заломило, а во рту появился кисловатый привкус, как при приступе тошноты. Голос Дэна пел мелодию, под которую вела ритм рука Сарвена – та, та-та, та, та-та… Очень простую мелодию, короткую, постоянно повторяющуюся. И именно эта мелодия сводила Дарда с ума.

«Дэнни, малыш!» - не выдержал, сказал Чезаре. Но ответа не было.

Чезаре позвал ещё раз – назвав только имя. Дэнни!

И услышал ворчливый тенор Дарда:

- Уйдите из моей головы! Уй-ди-те! Пошли прочь!

- Сарвен Дард, - собравшись с духом, передал Чез, - я прошу тебя вернуться в форт как можно скорее. Прошу. Я обещаю ни в чём тебя не обвинять и не лишать свободы.

- Может, ты мне ещё и Швею вернёшь? – взвизгнул Дард. – Уходи, уходиииии!

Он схватил себя за голову и забился в судорогах. А голос Дэна не умолкал. И рука с чётками стучала по грязным доскам пола в том же ритме.

- Дэнни, ты сводишь его с ума. А без него мы не сможем вернуть тебя к жизни, - мягко сказал Чезаре. – Прошу, перестань.

Дэн не ответил. Возможно, он просто не мог ответить. Но, к огромному облегчению Дарда, он пропел ещё несколько тактов и замолчал. Теперь кричал только Дард – точнее, негромко повизгивал. И продолжал стучаться головой.

- Встань, - Чезаре окрикнул Сарвена как можно жёстче. – Встань и очнись! Он ушёл.

Сарвен Дард притих, словно не веря своим ощущениям.

- Через несколько дней в форт прибудет некромант из Иртсана. Я хочу, чтобы ты тоже пришёл, Сарвен Дард. Это в твоих интересах. Иначе я попрошу твоего друга вернуться в твой мозг.

- Он… мне… не друг, - проскулил Дард тоненько. – Он убил её.

- Мне очень жаль, что девочка погибла, - честно сказал Чезаре. – Она была очень хорошая, славная девушка. Но Дэн её не убивал. Если не хочешь приходить, объясни хотя бы одну вещь.

- Какую? – слабо спросил Сарвен Дард. Кажется, он начал понемногу приходить в себя.

- Два года назад – ты ведь встретился с ним, когда он бежал из тюрьмы? Он просто сбежал или было что-то необычное?

- Как сказать, - Дард вроде бы призадумался. Полежал, барабаня пальцами по полу – по счастью, без определённого ритма. И наконец сказал:

- Мне показалось, что это был случай самовоскрешения. Портер… моя собака… Портер завыл по нему, как будто по покойнику, и я точно помню, что чувствовал его смерть. Но притащил в свою сторожку – и увидел, что парень вполне живой.

- Это может быть важным для его исцеления?

- Откуда мне знать, Роз. Я не маг Боли. Исцеление давно умерших меня не волнует, - тон Дарда стал сухим, очень сухим.

- И всё-таки я бы хотел, чтобы ты вернулся в форт Рахмаш.

- А я бы не хотел, - ответил Упырёк ещё равнодушнее. – Уходи, Роз.

Чезаре задержался в его сознании ещё на секунду, оглядывая тёмное храмовое помещение глазами Дарда. Затем он вышел из транса. И тут же, не поднимаясь с пола, передал Керлиссу в Сольме запрос – узнать о заброшенных храмах в окрестностях города. Сарвен Дард вполне жив и относительно здоров, хоть и немного повредился в уме. Что ж, вытащить его оттуда, узнав координаты, наверно, будет несложно.

Обещанный Бенволио некромант прибыл через пять дней, а не через два. Очень загорелый, с выгоревшими на солнце добела волосами, просмолённый и просоленный, некромант походил на морского волка, а не на представителя своей ложи. Он щурил глаза, постоянно поддёргивал рукава порыжелой, а некогда красной фуфайки, он постоянно находился в движении. В маленькой палате, где лежал Дэнни, сразу стало тесно от его присутствия, хотя кроме него, туда вошли только Роз и Конрад.

- Агне Йозеф, - представился некромант весело. У него был звонкий голос, и все гласные он произносил нараспев.

Прежде всего Агне осмотрел самого Чезаре, очень заинтересовавшись им.

- Забавный сплав, - заметил Агне, обходя мага то справа, то слева. Несмотря на свои медвежьи размеры, двигался он легко, ловко и плавно. – В тебя вложили слишком много разных эмоций, а ты их и не отпустил, и не разделил. Ты как суп с кучей овощей!

Роз непонимающе уставился на некроманта, ожидая объяснений. Но их не последовало. Тогда Чезаре указал на кровать с Дэнни. Тот стал ещё тоньше и невесомей, как будто постепенно выгорал и истаивал в лучах иртсанского солнца.

- Я не вижу его среди мёртвых, в сонме Смерти, - сказал Агне. – Но я слышу, как он поёт.

- Не может он петь. Он ни на что не реагирует, не говорит, не чувствует, - сказал ван Конрад. – Правда, моя коллега говорит, что он ощущает боль. Но мне так не показалось…

- Один некромант сказал мне, что этот человек однажды уже умер. Но пришёл в себя сам. Второй раз его ранили, а потом убили несколько дней назад, - заторопился рассказывать Чезаре. – Тогда его тоже никто не воскрешал. Я предположил бы, что, будучи наполовину обученным Светлым, Дэн разделил со мной возвращение к жизни… и сам поднял себя.

Некромант со скучным лицом подошёл поближе к Дэну и взял его за руку – слабую, податливую, болезненно-тонкую. Со следами чьих-то зубов на тонких музыкальных пальцах.

- Вот эта человеческая развалина? Подняла себя сама? В таком случае, почему он не собрал себя заново? – фыркнул Агне.

Чезаре принялся рассказывать Агне, как было дело, но некромант приложил к сухим, белёсым губам загрубевший палец и страшным шёпотом шикнул:

- Тссс!

Роз в растерянности умолк.

- Идите отсюда все, идите, - замахал некромант руками. – Не бойтесь, не угроблю я его. Вы мне работать мешаете.

Чезаре помедлил, но ван Конрад взял его под локоть и чуть ли не силой вывел из комнаты.

- …не чувствует, говорят… вот бездари! А? – услышал Роз, прежде чем Конрад закрыл дверь.

Вот так. Их выставили.

- И кто тут главный? – тихонько спросил Чезаре у ван Конрада.

И тот в ответ сморщил лицо, будто отведал клюквы – улыбнулся.

***

…он пробирался по обледенелой земле, с которой ветер слизывал снег, он шёл между могильными холмами и низкими памятниками-пирамидками. Он спотыкался и падал, но вставал раз за разом и падал снова. Одетый лишь в тюремную робу до колен, ветхую и местами рваную, да в парусиновые тапочки, воняющий после сточной трубы. Со слипшимися и смёрзшимися длинными волосами, хлещущими по лицу. Он шёл, а когда не смог идти – полз.

И чувствовал, что сейчас умрёт, что сердце вот-вот остановится, но сердце было метрономом, который не давал его внутренней мелодии закончиться, остановиться. Музыка в голове звучала по кругу, не кончаясь, повинуясь мерному ритму. Сердце отсчитывало такты. Упрямое, злое сердце, жаждущее мести и справедливости.

Ветер захлестнул его так сильно, что сбил дыхание. Из последних сил нарисовав в воздухе вспыхнувший и погасший знак ложи Боли, он упал лицом в мёрзлую землю, едва присыпанную снегом. Метроном сломался. Да, точно, метроном давно сломался. Тот самый, старинный, созданный для столичной музыкальной школы, где учились дед, отец и старший брат…

Но музыка в его голове не должна была умереть. Музыку ведь не сломаешь? Если ты давно научился держать ритм – разве ты, музыкант, не сумеешь играть дальше без метронома?

Музыка, как птенец в скорлупе, ткнулась, толкнулась и пробилась наружу. Он приподнялся на локтях, выискивая хотя бы слабый свет. И увидел его – тусклый фонарь, бросающий отсветы на человека в длинной одежде.

- Что ты такое? – услышал он сквозь музыку. – Не помню, чтобы я сегодня поднимал дохляка!

Сердце-метроном снова сломалось, и на этот раз музыка на какое-то время замолкла. Без неё стало совсем плохо и темно. Холодно, как же холодно, помогиииите… Он вытолкнул последний вздох сквозь зубы и промычал первые ноты заледеневшим горлом. Метроном снова принялся отсчитывать такты. Вот так-то, так-то, так, так-так… так, так-так. Его внутренняя музыка была слишком упрямой, чтобы заглохнуть в такой вонючей дыре, как эта…

Музыка становилась громче, крепче, уверенней.

И тут её прервал голос Чезаре:

- Дэнни, ты сводишь его с ума! Без него мы не сможем вернуть тебя к жизни.

Он очень удивился и даже прервал мелодию, но на этот раз метроном не подвёл, продолжал размеренное тиканье. Но в безмолвии от этого методичного звука стало очень скучно и печально. Тогда он возобновил пение, и забылся в нём, растворился почти полностью. Как хорошо…

Но однажды он услышал, как чей-то не лишённый мелодичности голос поёт эту мелодию. Довольно правильно, хотя и с какими-то варварскими вариациями. Голос сипловатый, с «песком», не слишком высокий, но и недостаточно низкий. Поёт с воодушевлением и даже какой-то молитвенной торжественностью. Поёт так, что хочется вторить. Да ещё и, кажется, похлопывает ладонями по коленям – такой чёткий, приятный звук, куда лучше, чем метроном.

Он слабо шевельнул губами. Увы, горло так пересохло, что, похоже, музыка останется где-то между вдохом и выдохом, на грани тишины и звука.

Тогда он решил хотя бы посмотреть на того, кто услышал его мелодию и теперь поёт на свой лад, и пошёл на звук. Шёл долго – до тех пор, пока незнакомый голос не стал оглушительным. Тут он запел сам – неожиданно звонко, а потом открыл глаза.

***

Дард стоял на коленях перед алтарём. Он был полностью согласен с отцом Штаваном – путь человека, желающего жить вечно, непрост. Осталось одно испытание, и он пройдёт первую ступень. Штаван даже порадовался за него – сказал, что сам он первую ступень проходил почти год. Это потому, что он, Сарвен - маг ложи Смерти, и уже многое знает!

Храм казался ему не тёмной развалюхой, а волшебным дворцом, и холода Сарвен тоже не чувствовал – ему даже мнилось, что вокруг пылает столько огня, что хватает и света, и тепла. В его крови тоже горел огонь – это от вина, которое ему налил отец Штаван. В ту самую чашу, где лежали мышиные кости. Вино показалось горьковатым, терпким, губы после него жгло, как от перца. Но куда сильнее обжигало душу Дарда страшное пламя нетерпения. С каким восторгом он ожидал посвящения! Он уже видел светлое, ласковое лицо Анстис и её глаза, полные любви. Любви к нему, Сарвену Дарду. А как же иначе? Разве Дэн когда-нибудь пошёл бы ради неё на такие жертвы, как он?

- Ты вверяешься мне по доброй воле, - проскрипел отец Штаван и руками, похожими на руки трупа, поднял вверх старинный меч. – Ты отдаёшь мне всё и взамен получаешь вечное знание. Да?

- Да, - блаженно улыбаясь, ответил Дард. Он видел не меч и не старца – он смотрел на Лик Смерти, намалёванный на стене. И ему казалось, что ничего прекраснее никогда не рисовала рука человека. – По доброй воле, учитель!

***

15 дня первого Светлого месяца Чезаре Роз в нетерпении ковырял пальцами заживший рубец на шее. Он стоял у двери в палату Дэнни и подслушивал.

- Он там что, опять поёт? – спросил ван Конрад, проходивший мимо – шёл из чьей-то палаты к выходу.

Чезаре пожал плечами.

- Я никогда не понимал, как работают маги ложи Смерти, - сказал Конрад. – К тому же этот вообще какой-то чудной. Одним словом – иртсанец!

- Не похож он на иртсанца, - задумчиво ответил Роз. – Они все смуглые, а этот просто загорелый. А сам по себе светлый. Я скорее склоняюсь к тому, что этот человек шарлатан.

- Позвать другого? – неожиданно ядовито поинтересовался генерал ложи Боли.

Чезаре потёр подбородок.

- И ждать ещё неизвестно сколько… нет. Но, если что, я теперь знаю, где находится тот самый маг Смерти, который попытался убить Дэнни…

- Убил, - уточнил Конрад и ушёл.

…Чезаре очень устал за последние несколько дней. Про Дарда он почти забыл сразу после того, как Керлисс продиктовал ему координаты некроманта. Поиск его не являлся важным делом всё это время. Дела форта и беспокойство за Дэнни, постоянные переговоры со Светлыми и Тёмными магами из его команды – вот то, что было первостепенно и отнимало немало сил. Ловцы и пограничники были недовольны тем, что пребывание Тёмных в форте затянулось. Они охотно выставили бы их вместе с кроватью, на которой лежал Дэн.

Чезаре приходилось убеждать их и уговаривать.

Что до жены, то она приехала, не выдержав долгого общения со своей чересчур заботливой и очень болтливой маменькой. Будь её отец посвободнее – Линлор, пожалуй, ещё бы подумала о возвращении в форт. Зато она вернулась с сыном, а это внушало надежды, что они устроятся здесь и какое-то время проведут в покое – разумеется, после того, как завершатся не слишком приятные дела.

Так что тут не до Сарвена Дарда. Но что-то в душе у Чезаре иногда царапалось такое, не слишком приятное. И вот сейчас, когда он заговорил о некроманте с ван Конрадом, это царапанье значительно усилилось.

Чезаре понадобилось некоторое усилие воли, чтобы установить связь с Дардом. На этот раз не понадобилось входить в транс, связь установилась прочная, поэтому он увидел глазами Упырька храм и Лик Смерти, а затем – боковым зрением – блеск меча и старца, держащего оружие в костлявых руках. Старца, похожего на мертвеца.

Это было очень похоже на принесение жертвы, причём весьма неоднозначно обустроенное – весь облик старца говорил о том, что он из древних живых мертвецов. А им необходимы жертвоприношения, чтобы продолжать своё гнусное существование.

Чезаре, еле дыша, нацарапал карандашом координаты на бирках – для переноса в храм, а потом – чтобы вернуться обратно.

…И успел за долю секунды до того, как меч опустился на шею Сарвена Дарда. Чезаре появился прямо между ним и старцем. У него только и хватило времени, чтобы упасть всем телом на Дарда и продолжить падение на пол уже с некромантом в объятиях.

Старец с натугой поднял меч с опустевшего алтаря и ударил вновь – Чезаре под руку попалась чаша, большая и увесистая, ей он и воспользовался как блоком для клинка. На поясе у Роза в кожаной кобуре висел револьвер, но лёжа на боку, до него не достать.

Дард пришёл в себя и оттолкнул Чезаре. Меч вонзился в доски между ним и некромантом.

- Дурак! Он одурманил тебя! – крикнул Роз. – Защищайся!

- Ты прервал обряд! – завизжал Дард.

- После которого эта тварь ещё лет сто…

Чезаре, наконец, смог сесть. Выхватил револьвер и выстрелил в старца. Не попал, хотя тот и стоял, выдёргивая меч, совсем близко – слишком уж второпях стрелял. Упырёк поднялся на ноги, загородил собой Роза и заодно мешая тому стрелять.

- Сто лет бессмертия, так? – угрюмо спросил он у старика, готового вновь нападать.

- Ты сказал «да»! – завопил старец и замахнулся на Дарда мечом.

- А ты обманул, - с неожиданной горечью сказал Сарвен. Он не стал уклоняться от удара. Он прошёл под меч, отсекший ему с головы изрядный клок кожи с волосами, и схватил старца за запястье. – Как я мог тебе поверить…

Чезаре выстрелил второй раз – буквально из-под руки Дарда, стоявшего между ним и старцем. Тот с недоумением посмотрел на дыру в животе. Упырёк воспользовался этим замешательством, вырвал из его руки меч и снёс мертвецу голову.

- Я принимаю твою жертву, Штаван, - сказал он.

И повернулся к Чезаре, пошатнувшись при движении.

- Ты вроде как мне долг вернул, да, Роз? Не ожидал я… от Светлого-то.

Чезаре отобрал у него меч, а потом перенёсся вместе с некромантом в форт. Ради этого бирку пришлось рвать зубами, неуклюже зажав бумажку между пальцами, стискивающими окровавленную руку Упырька. Когда только стихийники придумают более удобный способ для переноса?!

Дард что-то кричал. Но Розу было не до его криков. Так, с мечом в одной руке и некромантом, взятым за шиворот, в другой, Чезаре Роз перенёсся под дверь палаты Дэнни.

Услышав пение, доносящееся с той стороны, Сарвен Дард, кажется, порядком струхнул. Но ещё хуже ему стало, когда некромант посмотрел на свои руки. Левая, которая так и висела плетью, сухой веткой торчала из оборванного по плечо рукава, правая походила на птичью лапку – красноватая, узловатая… усохшая. Чезаре и сам испугался, увидев это, а Дард закричал от страха. Понятное дело, эмоционально выдержать столько всего меньше, чем за месяц – это непросто.

Чезаре даже показалось, что некромант сейчас упадёт в обморок. В этот момент дверь в палату Дэна открылась, и Агне Йозеф, ширококостный, могучий, как морское божество, встал на пороге, с неподдельным интересом глядя на Чезаре с мечом и окровавленным Дардом, повисшим на его левой руке.

- А ты отруби ему голову, - предложил Агне. – Посмотрим, что будет.

- Как Дэнни? – спросил Чезаре, пытаясь заглянуть в палату, но мощная фигура некроманта загораживала обзор.

- Что ему станется? Лежит. Кормить, поить, менять пелёнки. Думаю, он ещё немножко времени будет вести себя как младенец. Поющий младенец, - немного подумав, уточнил Агне. – Сиделки-добровольцы есть?

После этого он посмотрел на Упырька, совсем уже сомлевшего, и подцепил его пальцем за шиворот, сняв с руки Чезаре. Щуплый и невысокий Дард повис в руке великана Йозефа, как подвешенный за шкирку котёнок.

- Вот, прервал обряд… кто мог подумать, что некроманта может одурачить древняя мумия? – сказал Роз.

- Ну и чудо. Хотел стать королём мертвецов, да? Теперь, пока не закончишь обряд, будешь мытарствовать, как твой предшественник. Ничему-то вас, трупарей, жизнь не учит! – изрёк Агне, словно не принадлежал к той же ложе, что и Упырёк.

И, величественно ступая, Агне понёс Дарда вон из лазарета. Чезаре даже и не знал, как разорваться – кинуться за Агне Йозефом, потому что с Сарвеном они явно не закончили, или посмотреть, как там Дэнни. Но в конце коридора Агне обернулся.

- Где тут у вас можно пожить денька два-три? Хочу разобраться вот с этим вот экземпляром!

И тряхнул Дарда. Тот, по мнению Роза, заслужил куда большую трёпку, но сейчас ещё недостаточно пришёл в себя после дурмана, которым его опоили.

- Весёлая у вас тут, в форте, жизнь, - изрёк, морща лицо, ван Конрад и вошёл в палату к Дэнни.

***

К концу первого Светлого месяца Дэнни смог выйти из своей палаты в «госпитале», к тому времени уже вернувшемся к статусу общежития – так как остался единственным пациентом во всём форте. К этому времени он уже был в курсе целого ряда событий. Он узнал, что Чезаре стал начальником форта Рахмаш, и для этого ему пришлось очень долго улаживать отношения со старшим офицером магов и с пограничниками не-магами. Что некромант из Иртсана, где так не любят колдунов, нашёл его между жизнью и смертью и вызволил с помощью пения. Что в форт пришли три мага ложи Боли, один из которых является генералом, и что они заявляют на него права, словно на собственность. Узнал он и то, что Дард вернулся в форт, правда, не по своей воле, и некромант по имени Агне Йозеф сурово напоминал ему правила ложи целых три дня, пока не уехал из Рахмаша. А недавно Дард, узнав, что Дэн встаёт с кровати, украл у Чезаре какой-то меч – Дэнни так и не понял, что за меч, хотя ему несколько раз рассказывали то Чезаре, то Линлор – и удрал. Вот прямо только-только вчера удрал. Видимо, боялся, что Дэн будет мстить.

Мстить трупарю хотелось меньше всего. Дэн уже напарывался на это чувство всем сердцем, и теперь не желал повторения. Больше всего запомнилось разочарование от смерти Кора Тэллина – острое, сопряжённое с моментом тяжёлого ранения. Недруг разделил его боль, связанный с Дэном больше, чем эмоционально – мощным потоком боли и музыки. Но как мало он успел испытать перед смертью!

Что до Сарвена Дарда, то он, пожалуй, даже и не заслужил ни потока, ни разделения, ни боли, ни даже смерти. Щуплый жалкий человечек, рохля и тихоня, а от смерти испытывал такое наслаждение, что аж противно. Так к чему его радовать?

Больше всего с Дэнни сидела Линлор – нередко с малышом Терри, который крутился у неё под ногами, пытался поесть из тарелки Дэна, болтал, по большей части, непонятно, и всячески мешал матери. Первое время Дэн был настолько слаб, что не мог самостоятельно есть и пить, не то, что вставать, и, когда Линлор меняла под ним бельё или подсовывала судно – воспринимал это как пытку. Опять это была неволя, теперь уже по прихоти восстанавливающегося тела. Но хуже всего оказалось даже не судно. Пожалуй, Дэн даже научился радоваться дням, когда Линлор Роз приходила с сыном – потому что когда она являлась одна, то занималась с ним восстановлением эмоций.

Долго, бесконечно долго, и мучительно больно она вытаскивала всё, что скопилось внутри. Оно гнило и разлагалось в язвах души, и одну за другой эти язвы Линлор вычищала и исцеляла. Самой ей при этом становилось худо – настолько, что Чезаре вечерами выносил её из палаты на руках. Но потом Линлор приходила снова – утренняя, свежая, с лёгким румянцем на щеках, вкусной едой в руках и улыбкой на лице. Иногда за эту улыбку Дэн хотел её убить. Но он знал одно: она раз за разом вскрывает его нарывы, и забирает на себя эти эмоции, и разделяет их, и преобразует не потому, что ей нравится причинять ему боль. Нет. Она испытывала столько же боли при каждом сеансе. Но не наслаждалась ею и не использовала как орудие пытки. Линлор лишь возвращала Дэну – Дэна.

Помнишь, каким ребёнком ты был? Помнишь, какая музыка в тебе звучала? Как влекла тебя скрипка, как приятно щемило в душе и какие эмоции уносили тебя в счастье?

Помнишь, как стучал метроном, согласно с ритмом твоего сердца, и как пела лютня, и как душа вторила ей?

Помнишь, как счастливы были люди вокруг тебя, люди, которые могли слышать пьесы, которые ты сочинял? Как ты чувствовал себя счастливым, летящим по небу, лёгким, воздушным?

Ты шёл по дороге и свернул не на том перекрёстке. Но вдруг ты ещё можешь вернуться к нему и начать эту часть пути заново?

Вдруг ты ещё можешь быть счастливым…

Пошатываясь, держась за стену, прижимая к телу футляр со скрипкой, Дэн выбрался из дома на тёплое солнце. Нагретая лучами деревянная скамейка, пробивающаяся сквозь истоптанную землю трава. Отчего-то подумалось, что на могиле Швеи расцвели уже крокусы – лиловые, белые, жёлтые… Дэн так и не оплакал жену, но верил, что её жизнь спасла его. И повторял про себя не имя – прозвище, куда как больше подходившее к самому существу маленькой доброй женщины.

Дэн достал из футляра чёрную скрипку с потрескавшимся, местами потёртым лаком, и смычок. Коснулся струн – очень странно, но скрипка оказалась настроена, а волос на смычке словно кто-то только-только сменил, да ещё протёр сухой тряпочкой. Кто-то ухаживал за инструментом или же какая-то магия хранила его?

- Я вчера отнесла скрипку к мастеру в Интиссу, - сказала Линлор, подсаживаясь на скамейку к Дэну. С другой стороны сел Чезаре. – Это он всё сделал. Я так и знала, что ты захочешь на ней сыграть.

- Я не хочу, - ответил Дэн и закрыл футляр.

Музыка поселилась в нём и звучала не умолкая.

- Завтра я ухожу, - сказал он, закрыв глаза и блаженно улыбаясь теплу. Всё тело казалось чужим и слабым-слабым. И старым.

- Как это уходишь? – удивился Чезаре.

- Я говорю это для того, чтобы ты сбил магов ложи Боли с моего следа, - пояснил Дэн. – Мне вовсе не улыбается сменить одну тюрьму на другую. Я и так вечный заключённый.

Линлор на несколько секунд сжала его руку, лежащую на футляре скрипки.

- Понимаю, - сказала она. – Сначала ты жил у Чезаре, потом – у Тэллина, потом сидел в тюрьме. Сменил тюрьму на крепость Моро, откуда тебя ни за что не хотели выпускать, а тут оказался чуть ли не прикованным к койке. Не знаю, как Чез, а я попробую обмануть Арсениуса ван Конрада.

- Но у меня на тебя были планы! – возмутился Чезаре.

- Я не хочу слышать ни о каких планах, - ответил Дэнни. – Я хочу просто жить.

- Но я хотел заняться объединением всех магов…

- Занимайся, не буду тебе мешать, - Дэн всё ещё улыбался. – Только дай мне уйти.

- Как же ты будешь жить? Скрываться, прятаться, - задумчиво и сочувственно сказала Линлор.

- Не знаю, - ответил Дэн, - но только я буду жить сам по себе, а не стану чьей-то фигурой в планах. Ван Конрада, эна Роза, короля, тра-ля-ля… Вы не сможете удержать меня. Я и сказал-то, что ухожу, только чтобы вы помогли мне уйти от генерала Конрада.

Подумал, постучал пальцами по скрипичному футляру и добавил:

- Да и попрощаться с вами.

Дальше он уже не слушал Чезаре – понятно, что тому было бы удобно оставить его при себе учеником, напарником, помощником или даже рабом.

Но мыслями он уже шёл по дороге – с мешком, в котором, конечно же, лежат книга и скрипка. Он мысленно шёл и отщёлкивал себе ритм, чтобы не сбить дыхание, и мимо мелькали поля, тянущиеся к небу миллионами пальцев-травинок, сосны, бесконечно тянущие одну ноту – «фффааааа!» и озёра, подмигивающие ясными серо-голубыми очами. Где-то там, в пути, ему, наверное, встретится повозка, в которую впряжены две лошади, Гвоздика и Корица.

Та самая повозка, на которой он должен был уехать когда-то в своё счастье, да так и не решился.

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg