«Герой смутного времени»

11190

Описание

Попаданец в тело умирающего Михаила Скопина-Шуйского, народного героя в Смутное время. Будущий император Российской империи.



Настроики
A

Фон текста:

  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Аа

    Roboto

  • Аа

    Garamond

  • Аа

    Fira Sans

  • Аа

    Times

Герой смутного времени (fb2) - Герой смутного времени 1258K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Владимир Ли (Ли В.Б.)

Ли В Б Герой смутного времени

Книга первая. Начало

Пролог

В выходной день выбрался на дачу в Каменском плато, у подножия Заилийского Алатау. Место чудесное - чистый прозрачный воздух, приятная свежесть в жаркий майский день, прямо передо мной красивые горы, от разноцветных склон до снежных вершин. Отдыхаю душой после трудной рабочей недели, вся моя группа с большим напряжением сил и нервов готовила презентацию проекта Восточной объездной дороги перед акиматом города - заказчиком работы. Мы смонтировали на демонстрационных стендах макеты, графику, расчетные таблицы, красочные проспекты, скомпоновали техническую документацию. Руководство института осталось довольно нашим проектом, похвалило меня, как руководителя темы, и моих помощников. На следующей неделе ожидаем прибытия заказчика, у нас все готово к встрече с ним. Теперь расслабляюсь на свежем воздухе, понемногу копошусь на огороде, обрабатываю плодовые деревья и кустарники.

Вечером после ужина решил почитать, просмотрел в шкафу старые книги, заинтересовала потрепанная, без части листов историческая повесть о Смутном времени, почти забытом герое тех лет Михаиле Васильевиче Скопине-Шуйском. В нашей памяти о той переломной эпохе Русского государства остались Борис Годунов и Лжедмитрий, Минин и Пожарский, а о юном, но зрелом не по летам государственном и военном деятеле мало что известно. Начал читать и увлекся, не смог оторваться, пока не закончил. Да, герой повести личность уникальная, в 23 года сумел добиться великих побед, всенародной любви. Неизвестно, как сложилась бы история Руси, если бы коварные враги не погубили его так рано. Под впечатлением от книги не смог еще долго заснуть, короткая и трагичная судьба народного героя заняла мои мысли,так и незаметно в думах о нем ушел в забытье.

Мне снится босоногое детство в родительском доме, старый отец, читающий Священное Писание, рассказывающий о своих походах в Ливонской войне, детские забавы - летом игры в тычку или свайку, качели, жаркие схватки со сверстниками деревянными мечами, зимой катание на санках с гор, живейшее участие со взрослыми в обороне "снежного городка". Передо мной проходит отрочество, учеба с приглашенным учителем грамоте по рукописному букварю, счету и письму по прописям, чтение Часослова и Псалтиря. Смерть и погребение отца, воспитание с детьми дяди по матери Бориса Петровича Татева, начало воинской службы под началом дяди в чине царского жильца, в семнадцать лет уже стал стольником. Затем служение Лжедмитрию, сопровождал Марию Нагую, признавшую самозванца за своего сына. После прихода к власти Василия Шуйского назначен им воеводой.

Переживаю свое боевое крещение в сражении против Болотникова под Москвой, на реке Пахре, первый успешный опыт командования отрядом, когда остановил превосходящие силы противника. Победа далась нелегко, потери были велики с обеих сторон, однако мятежников к Москве не пустили. Пришлось испытать горечь поражения под Троицком в составе объединенного войска под руководством брата царя - Дмитрия Шуйского, бездарного и трусливого воеводы. Затем оборона подступов Москвы у Яузских ворот, решительный бой у деревни Котлы, успех полка под командованием воевод Андрея Голицына, Бориса Татева и моим. За выдающееся командование и победы мне пожаловано боярство, редкое в столь молодом возрасте, особенно за военные заслуги.

Между ратными делами решилась моя семейная доля, матушка выбрала мне невесту, Александру Васильевну из рода Головиных. Провела смотрины, девушка мне понравилась, ладная, скромная, лицом приятная, потом свои чередом прошли сватовство, помолвка, а на рождество сыграли свадьбу, пировали три дня. Провели по принятому обычаю, заместо отца посажен двоюродный дядя Иван Андреевич Татев, венчались в Успенском соборе, потом был пир горой, пришла вся родня, соратники. Второй день начинали с омовения - мы с Сашенькой ходили "в мыленку", после свахи надели невесте кику - головной убор замужней женщины. Нам преподнесли подарки, одаривали дорогими тканями и вышитыми платками дружек, сватов, а потом вновь сели пировать. На третий день свадьбы до и после застолья "были потехи", со скоморохами, хороводами, игрищами.

Вспоминаются последующие схватки с "воровскими" отрядами Болотникова под Калугой, Тулой, командование большим полком, что означало общее руководстве всем государевым войском, взятие мятежного атамана и освобождение Тулы военной хитростью, затопили город построенной на реке плотиной. Царь щедро вознаградил меня, одарил богатой Важской областью, а также селами Чарондой и Тотьмой, что на реке Сухоне. Не успела Москва возрадоваться окончанию мятежа, как пришла новая беда, объявился очередной Лжедмитрий. С пленением Болотникова в Туле гражданская война не закончилась, наоборот - вспыхнула с новой силой. Смутные времена и впрямь напоминали море, взбаламученное штормом. Увидев слабость законной власти, многие авантюристы и честолюбцы возжелали властвовать и править по своему усмотрению.

Когда в самозванце признали "Дмитрия Ивановича, праведное солнце", то к нему стали стекаться из окраинных мест "люде рыцерские", "охотные", "люд гулящий, люд своевольный". Казаки донские и запорожские, наемники из Польши, беглые холопы и остатки войска Болотникова и "царя Петрушки" - такова была пестрая армия нового самозванца, которых он привлекал главным образом тем, что "гроши давал". Поляки не скрывали, что новый самозванец не только испечен в польской печке, но и слеплен их руками: "Этого Дмитрия воскресил Меховецкий, который, зная все дела и обыкновения первого Дмитрия, заставлял второго плясать по своей дудке", так писал в своем дневнике "Тушинский вор" польский дворянин Самуил Маскевич, непосредственный участник и очевидец тех событий.

Увидев, что в России зарождается новая волна Смуты, из Польши за легкой наживой потянулись шляхтичи. Самуил Тышкевич, Роман Ружинский, Николай Меховецкий, Адам Вишневецкий, Александр Лисовский, Ян Петр Сапега - каждый из них вел с собой отряд, чтобы воспользоваться смутой и междоусобицей в Руси. Их появление в России было несравненно опаснее мятежа болотниковцев: ведь это были не чем попало вооруженные и плохо обученные крестьяне и вчерашние холопы, а опытные, профессиональные вояки, имевшие за спиной не один выигранный бой. Если удалось в России посадить на престол первого самозванца, рассуждала падкая до вольницы и наживы шляхта, отчего бы не попытать счастья и со вторым?

Война шла с переменным успехом, победа под Брянском и освобождение города, а вслед сокрушительное поражение под Болховом, опять же по вине Дмитрия Шуйского, давшего в критический момент приказ отступить. Объединенные войска самозванца и поляков, захватив царский обоз, спешно двинулись к московской столице. После встречных боев с царскими войсками расположились лагерем в Тушино. Так летом 1608 года в России появились два правителя - "царик" Дмитрий и "полуцарь" Василий, две столицы - Москва и Тушино, а со временем - две Думы, и даже два патриарха - в Тушине им станет доставленный сюда под стражей митрополит Филарет - в миру Федор Романов.

В середине июня царское войско вышло из Москвы в направлении Тушина, я назначен главным воеводой, встали под Ходынкой. Царь начал переговоры с послами Сигизмунда III об условиях их ухода из Руси, но они вероломно были прерваны внезапным нападением польских войск на потерявших бдительность войска царя. Разгром оказался страшным, с огромными потерями, полного краха избежали только мужеством большого полка, сумевшим справиться с паникой и отбросить врага. Василий Шуйский стал стремительно терять бразды правления в государстве, все больше городов, бояр, даже войска отказывались исполнять его указы. Самозванец же, напротив, набирал силу, многие земли отходили под его руку. Для государства наступил самый тяжелый момент с начала Смуты.

Царь решил обратиться за военной помощью к шведам в обмен на территориальные уступки, отправил меня вести переговоры с послами Карла IX, назначил наместником Новгорода и командующим всего будущего войска. Не просто сложились обстоятельства в Новгороде, тянувшие с переговорами шведы, волнения в городе, нападения войск Тушинского вора. Допустил ошибку, поддавшись на уговоры воеводы Татищева, сбежал с ним и казной из города. После по просьбе новгородчан вернулся, но угрызения в малодушии или излишней доверчивости остались. Постепенно со всего северного Поморья собиралась рать, в марте 1609 года прибыло шведское войско под командованием Якоба Делагарди.

В мае началось "очищение Московского государства", совместное русско-шведское войско под моим общим командованием освободило от противника Старую Руссу, Торжок, Порхов, подступило к Пскову. Не стали его осаждать, продолжили освободительный путь в направлении Москвы. Почти год понадобилось пройти от Новгорода до Москвы, одерживая победы или терпя неудачи с неверными наемниками. Наше войско обрастало уже своей ратью, к завершению похода набрали уже достаточно сил для снятия осады Москвы Тушинским вором. 12 марта 1610 года наше войско вошло в Москву. Город встретил нас великими почестями, ликованием народа, во всех церквах звонили колокола, радостные москвичи высыпали за деревянные стены Скородома встречать победителей.

В Москве кроме почестей и наград меня ждала кляуза Дмитрия Шуйского царю на мое самоуправство, умысел занять престол, в других надуманных грехах. Он не скрывал злобы ко мне, по-видимому, мучившийся завистью к моей воинской славе, царю пришлось даже одернуть своего брата. Завистник не унялся от своих козней, распространял злые слухи обо мне. Я избегал встреч с ним, но на пиру по случаю крестин сына князя Ивана Михайловича Воротынского, столкнулся с супругой своего недруга. Князь попросил меня стать крестным отцом младенца, крестной же матерью оказалась Екатерина Шуйская, дочь небезызвестного опричника Малюты Скуратова. Я принял чашу с вином из ее рук, выпил, вскоре мне стало плохо, едва успел добраться к дому. Начались сильные боли в животе, пошла кровь из носа, в глазах помутнело и я потерял сознание.

PS. Факт отравления Михаила Скопина-Шуйского подтвержден исследователями. В останках воеводы они обнаружили комбинированный яд, содержащий соли ртути и мышьяка: солей ртути оказалось в 10 раз больше признанного естественным фоном, превышали допустимую норму и соединения мышьяка. Это случилось в апреле 1610 года от Р.Х. или по принятому тогда на Руси летоисчислению - 7119 года от Сотворения Мира. После нескольких суток страдания 23 апреля, в день памяти великомученика Георгия, Михаил Скопин отошел к Богу.

Песни о Скопине-Шуйском пелись по всей России - от Терека до Онеги...

А и тут боярам за беду стало,

В тот час оне дело сделали:

Поддернули зелья лютова,

Подсыпали в стокан, в меды сладкия...

"А и ты съела меня, кума крестовая,

Молютина дочи Скурлатова!

А зазнаючи мне со зельем стокан подала,

Съела ты мене, змея подколодная!"

Глава 1

Медленно, тягуче, выхожу из забытья, приходит мысль, что же мне привиделось - сон или воспоминания молодого воеводы, наведенные в мое подсознание? Если сон, навеянный под впечатлением прочитанной книги, то как могли взяться детали - события, действующие лица, одежда, обстановка, которые в повести не описаны, а я их видел отчетливо, как будто сам все это пережил. В такой неопределенности возвращаюсь из полудремы в реальный мир. Открываю глаза, ошеломленно оглядываюсь вокруг, увиденное не проясняет, а еще более запутывает меня. Ощущение, что сон продолжается, то же помещение, мебель, убранство, как в последней виденной сцене из жизни Михаила Скопина-Шуйского.

Закрываю глаза, отрешаюсь от суматошных мыслей, проверяю свою память и рассудок (грешным делом подумал, а все ли с ним в порядке?). Четко представляю, я Иванов Сергей Владимирович, сорока четырех лет, женат, двое сыновей, главный инженер проекта (ГИП, как нас называют) НИИ транспорта и коммуникаций. Вчера провел день на даче, прочитал занимательную книгу о герое Смутного времени, затем заснул в своей постели, а не в увиденной большой палате на обширном ложе, устланном мехами. Нужна дополнительная информация, а не заниматься гаданием своего состояния. Вновь открываю глаза, внимательно рассматриваю интерьер, нет сомнения в древности окружающей обстановки, я не у себя на даче.

Разглядываю свое тело (или не свое?), оно совершенно незнакомо мне. Поднимаю ближе к глазам руку - мощную, увитую взбухшими венами, отнюдь не похожую на мою прежнюю тонкую и хрупкую кабинетного работника, никогда не увлекавшимся спортом. Да и все новое тело дышит мощью и молодостью, правда, сейчас изнеможенное, как после долгой болезни. Слабость чувствуется при каждом моем движении, не могу удержать руку, она падает. Без сил закрываю глаза, вновь ухожу в забытье.

Сквозь сон чувствую прикосновение чьей-то горячей руки. Открываю глаза, вижу миловидное лицо молодой женщины, из воспоминаний Михаила узнаю его жену. Она обеспокоенно смотрит на меня, глаза заплаканные. Пытаюсь как-то успокоить ее, через силу приветливо улыбаюсь ей.

Она неверяще распахивает глаза, а потом радостно вопрошает: Мишенька, ты очнулся! Как чувствуешь, соколик мой?

По-видимому, она принимает меня за своего мужа или я - это он? Так, мне надо разобраться, кто я, но позже, пока же отвечаю, слова сами произносятся, почти на автомате: Хорошо, ладушка, только еще слаб. Отдохну немного и будет лучше.

Девушка засуетилась вокруг меня, поправила подушку, меховое одеяло, дала попить какого-то отвара, а потом высказала: Мишенька, ты поспи еще, а я пойду, маменьку обрадую.

После прижалась к моей груди и выпорхнула из комнаты.

Судя по реакции Сашеньки, это имя подсказывает моя (?) память, я сейчас в теле Михаила Скопина-Шуйского, чья жизнь прошла в моем сне-забытье. Но тут же возникает вопрос, он же умер, отравленный своими недругами, а тело, в котором я обитаю, отнюдь не мертвое, непроизвольно проверяю, двигаю руками-ногами. Как же можно объяснить перенос моего сознания (это уже я понял) в тело Михаила, пусть и слабое после недуга, но вполне живое? Возможно, что неведомая сущность перенесшая меня, озаботилась также и об организме моего реципиента, очистив его от яда, для каких-то своих целей. Возможен вариант, что я попал в какую-то другую реальность или параллельный мир, где Михаил все-же выжил, но душа его решила освободить место мне. Но, в любом случае, надо жить дальше, пусть и в чужом теле.

Мне предстоит непростая задача, встроиться в нынешнюю жизнь Михаила, общаться с близким кругом, особенно с женой и матерью. Хотя переданные Михаилом воспоминания довольны подробны, но могут появиться какие-то нюансы, отличающие меня, существа из 21 века, от настоящего владельца этого тела. Надо придумать весомую причину для моего "беспамятства", хотя особой необходимости нет, сама болезнь, возвращение с того света как-то его объясняют. Кстати, каких-то признаков присутствия Михаила, его сознания, не чувствую, так что помощи от него не будет, придется рассчитывать только на себя. Пока же мне мне надо набраться сил, встать на ноги, при этой мысли приходит ощущение страшного голода, нужно срочно поесть.

Позвал жену, она тут же прибежала, за ней вступила в мою комнату мама, дородная боярыня со строгим лицом. На ней держится дом, после смерти мужа тянет хозяйство одна, да и сейчас также, Михаил чаще в разъездах и баталиях. Княгине Елене (Алене) Петровне сорок лет, вдовствует уже пятнадцатый год, ее властный и сильный характер помог выстоять в трудные годы, привить сыну своим жизненным уроком стойкость и твердость духа. Сейчас лицо мамы озаряет счастливая улыбка, к ней вернулась надежда на выздоровление единственного сына. Хотя она по сути мне чужой человек, но эмоции тела как-то передаются в мое сознание, я тоже с радостью встречаю ее и Сашеньку. На вопрос мамы о моем здравии, прямо заявляю о своем желании: Очень хорошо, маменька, готов съесть кабанчика!

Тут уже хозяйка дома взяла бразды в свое руки, забегали сенные девушки, поднесли ближе к ложу небольшой стол, застелили чистой скатертью, заставили всякими кушаньями. Присел к столу, мне полили на руки воду из кувшина, дали вытереться полотенцем, я вслух произнес "Отче наш...", а затем медленно, сдерживая желание наброситься, принялся кушать. С превеликим удовольствием, не скупясь на похвалы, поел щей с курятиной, томленую кашу, добрую треть печеного гуся с яблоками, творожные сырники со сметаной, запивал горячим сбитнем. Правда, названного мною кабанчика не было, о чем матушка сказала сразу, а гусь мне, не совсем здоровому, будет кстати, с чем я с готовностью согласился.

Как не удерживал себя, все же уплетал за обе щеки, я, прежний, никогда бы столько не осилил. Возблагодарил за трапезу молитвой "Благодарим Тя, Христе Боже наш... .", своих домочадцев, затем с блаженством снова возлег на ложе. Ответил на вопросы матушки и Сашеньки о происшедшем со мной на пиру, их предположение о моем отравлении пока не стал поддерживать, но заверил, что меры к розыску истины предприму и взыщу с виновного. Матушка тут же предостерегла об осторожности, слишком высоко, под боком у государя, восседают мои недруги. С этим опасением согласился, буду предусмотрителен, а пока мне надо набраться сил и хорошо все обдумать. Мои слова восприняли буквально, матушка и Сашенька, благословив, оставили меня одного.

Раздумываю о случившемся переносе в чужое тело, сложившейся ситуации, своих действиях в ближайшем будущем. Тайна вселения мне неизвестна, да и вряд ли когда-нибудь она откроется. Могу предположить, что мое сознание сроднилось с мятущейся и неупокоенной душой погибающего Михаила, через века перенеслось в покинутое ею тело с предназначением дать ей отдохновение, воздать по заслугам недругам, спасти отечество от предстоящих невзгод. Приняв такую версию, размышляю о своих дальнейших шагах. Не только из чувства справедливости, но, в первую очередь, собственной безопасности, надо мне нейтрализовать своих врагов и недоброжелателей. Из воспоминаний Михаила, а также приведенных в книге сведений, их у меня хватает, даже с избытком.

Начинать счет надо с самого царя, именно при его попустительстве и тайной поддержке произошло отравление моего "предместника" у князя Ивана Воротынского, свояка Василия Шуйского. Царь, чье положение на троне было весьма шатким, воспринимал всенародную любовь к "спасителю отечества", заявления видных бояр, прямо прочащих Скопина-Шуйского на престол, как прямую угрозу своему правлению, да и подзуживание брата, Дмитрия Шуйского, других завистников добавляло в этом уверенности. А заверениям Михаила о его преданности не верил, сам также клялся вначале Годунову, затем Лжедмитрию 1, плетя против них заговоры.

Такое же отношение к быстро набирающему политический вес молодому воеводе испытывали другие представители семейства Шуйских, не только одиозный Дмитрий, а также могущественные кланы Татищевых, Голицыных, Романовых, строивших свои планы на престол. Михаил мог рассчитывать в той или иной мере на поддержку Ляпуновых, Шереметевых, Шеиных, Ододуровых, Хомутовых и, конечно, родичей со стороны матери и жены - Татевых, Головиных. Нельзя не учитывать влияние высшего духовенства, в особой мере - патриарха Гермогена, до последнего дня поддерживавшего Василия Шуйского. Правда, в оппозиции к нему стоит митрополит Филарет, бывший патриархом Лжедмитрия П, но у него свой ставленник - сын Михаил Романов.

Ясно понимаю, что прямая конфронтация с царем, могучими семействами сейчас мне не нужна, время Михаила еще не подошло. Да и вносить новую Смуту в раздираемую гражданской войной страну невозможно как по совести Михаила, так и моей, тем более в условиях начавшейся интервенции в Русское царство польско-литовского войска короля Сигизмунда III, сейчас осаждающего Смоленск. Надо честно исполнять свой воинский долг, изгнать захватчика с оккупированных им земель. Нельзя допустить разгрома русского войска, произошедшего в прежней истории по вине Дмитрия Шуйского, назначенного командующим вместо умершего Скопина-Шуйского.

24 июня 1610 года у деревни Клушино, недалеко от Гжатска, с таким трудом собранное, обученное и завоевавшее не одну победу войско было разбито польской армией под командованием гетмана Станислава Жолкевского. Командующий царским войском бежал с поля боя первым, бросив войско, знамена, обоз, даже свою саблю. Вслед за военным поражением братья Шуйские лишились и власти. 17 июля 1610 года царь Василий был низведен с престола, насильно вместе с женой пострижен и заточен в Пудовом монастыре, а затем с братьями отправлен московскими заговорщиками подальше от России - в Польшу. Там на сейме в Варшаве Рюриковичи претерпели небывалый для русских царей позор - вымаливая жизнь у короля Сигизмунда III.

Мне нужно во чтобы то ни стало избежать подобного исхода, пусть даже с таким слабым царем. Я должен сделать все, что в моих силах, но не допустить покорения Руси поляками, на два с лишним года закабалившими страну, предательства Семибоярщины, сдавшей Москву захватчику. Это долг Михаила, переданный мне его неупокоенной душой, и я принял его. Что мне нужно предпринять, как действовать дальше, обдумаю чуть позже, сейчас надо встать на ноги, вжиться в новую жизнь.

Вышел во двор, погрелся в теплых лучах утреннего солнца, приятное ощущение просыпающегося здорового и сильного тела. Да, природа щедро наградила Михаила богатырской статью, кровь уже бурлит, организм требует выхода неуемной энергии. Зову домового слугу, наказываю принести саблю, не жалованную царем, с каменьями и в золотых ножнах, а свою походную. Ухожу на задний двор, провожу разминку. Сам я никаким опытом фехтования холодным оружием не обладаю, пытаюсь повторить виденное в воспоминаниях Михаила, да и рассчитываю на память тела, выработанные в течении многих лет рефлексы. Медленно поднимаю саблю, принимаю исходную стойку, приходит чувство единения с оружием.

Выполняю начальные приемы - удар в голову слева и справа, задний удар, в грудь - высокий диагональный и низкий, в живот, различные уколы. Первая проба сопровождалась неуверенностью, я пытался сам подетально проводить приемы, а потом просто отдался автоматизму тела, четко и рационально выполняющему каждое действие, я только мысленно отдавал ему команды, что мне нужно. Перешел к сложным комплексам, каскадам, все получается безупречно. После часовой тренировки принял холодный душ, слуга окатил бадьей воды из колодца, переоделся в чистое и вернулся в дом. Можно считать, проверка навыков прежнего тела Михаила прошла успешно, после надо будет позаниматься с палашом, пикой, да и с пищалью не лишнее.

В эту ночь познал свою жену, она пришла сама после ужина, когда я при свете свеч разглядывал схемы построения войска в рукописном труде "Устав ратных дел" Онисима Михайлова, написавшего его по заданию царя Василия. Сашенька зашла в комнату несмело, просительным тоном вопросила: Мишенька, можно мне остаться с тобой?

Встал из-за стола, подошел и обнял ее: Конечно, милая, и сегодня, и завтра, каждый день и ночь, я буду рад видеть тебя рядом, - а потом крепко поцеловал ее в сахарные уста.

Сашенька обмякла, я поднял ее на руки, отнес на наше ложе. Стал медленно раздевать жену, она приподнялась, помогая мне. Когда полностью обнажил, залюбовался ее телом, ладном, сочном, налившемся после родов первенца, Василия. Он появился на свет во время наместничества Михаила в Новгороде, но через месяц умер от неведомой горячки, спасти не удалось. Думаю, надо нам постараться родить еще сына, наследника. Сашенька засмущалась под моим горячим взором, потупила глаза и попросила: Мишенька, мне стыдно, погаси, пожалуйста, свечи!

Иду навстречу ее пожеланию, нынешние женщины весьма скромны в постели, раздеваюсь сам, ложусь рядом с супругой. Стараюсь особо не отличаться от поведения Михаила, но вношу некоторые эротические действия, любовные ласки, не известные в пору Домостроя. Сашенька вначале затаилась, когда я стал целовать все ее тело, а потом раскрылась, отозвалась на мои ласки. Мы сошлись в любовном экстазе, Сашенька дошла до оргазма, закусила подушку, чтобы не кричать на весь дом. Мы занимались любовью несколько часов, раз за разом повторяя блаженство слияния, а потом, обессилевшие, в объятиях друг друга, заснули.

Еще неделю провел дома, восстанавливал навыки владения оружием, читал труды и заметки Михаила о воинском искусстве, о великих полководцах Ганнибале, Александре Македонском, римских стратегах, "ратной хитрости в воинских делах" в разных странах - Италии, Франции, Испании, Голландии, Англии, в королевстве Польском и Литовском. Особенно интересовала Михаила в иноземном опыте тактика сражения пехоты против конницы, более всего привлекали приемы нидерландцев, которые широко использовали любое прикрытие - земляной вал, насыпь, загородку, временный частокол, - лишь бы пехотинцы могли вести из-за них огонь. В московской осаде Скопин убедился, что можно успешно применять и русское изобретение - "гуляй-город", и не только во время осады, он учился у опытных полководцев использовать "гуляй-город" при расположении в лагере, укрываться в нем полкам на марше.

Собственных военных знаний и умений у меня практически нет, если не считать давно забытые занятия на военной кафедре строительно-дорожного института, да редкие учебные сборы офицеров-запасников. Сейчас же я стараюсь в самые короткие сроки усвоить, пережить своим умом богатый опыт, довольно обширные знания моего предшественника в этом теле. Надеюсь, что провидение (или душа мученика), переселившее мое сознание, не обделило воинским даром, позволит выполнить свое предназначение. Освоение материала идет стремительно, я, как губка, впитываю новые знания, складывается ощущение, что все читаемое мне давно известно, просто восстанавливаю воинское мастерство. Воспоминания Михаила незаметно переходят в мой жизненный опыт, во мне как-бы объединяются в органичном синтезе две личности, без разлада и душевных потрясений.

В минувшую неделю меня навестили соратники по освободительному походу - Семен Головин, Федор Шереметев, Корнила Чоглоков, Лазарь Осинин, Тимофей Шаров, Семен Ододуров, Яков Барятинский. Возрадовались моему выздоровлению, рассказали о делах в полках, стоящих на квартирах в Александровской слободе, о подготовке похода к осажденному Смоленску. Рассказали о горячих новостях, у всех на слуху внезапная кончина Дмитрия Шуйского, с ним недавно случилась "апоплексия", не приходя в чувство, он помер, вчера была тризна. Царь в великом горе устроил пышные похороны, велел возложить усопшего в собор Архангела Михаила. Так, опять чье-то вмешательство, кто-то неведомый расчищает мне дорогу, убирает недруга.

Каждую ночь старательно трудимся с Сашенькой над зачатием будущего наследника. Жена привыкает к моим фантазиям, охотно идет навстречу в не всегда скромных любовных играх. Пресловутой холодности боярской барышни в ней нет, темперамент огненный. Да и мое тело меня не подводит, так что мы с упоением занимаемся любимым делом, по нескольку часов кряду. Сашенька расцвела, нет и тени былой тоски, летает по дому, как на крыльях. Матушка с виду иногда ее отчитывает, боярыня должна вести себя величаво, неспешно, но сама рада нашему счастью, видно по ее ласковым взглядам на нас. Вместе наведались в Успенский собор, помолились в благодарение за посланное мне выздоровление, внесли щедрые дары. В божьем храме, встреченные по пути люди громко радуются моему исцелению, желают многие лета и здравия, ответно кланяюсь миру.

Почувствовав себя достаточно окрепшим, полным сил и не теряя больше времени, отправился в Александровскую слободу, к своему войску. По прибытию собираю командный состав, принимаю рапорт, а потом лично обхожу все полки и отряды, также, как ранее Михаил. Встреча с командирами и воинами получилась душевной, вижу искреннюю радость и готовность идти со мной на бой с врагом. В полках существенное пополнение, идет учеба новобранцев, слаживание действий подразделений - пехоты, кавалерии, артиллерии. Мои помощники имеют большой опыт подготовки новых бойцов, их обучения в ходе маршей и боев, не только в лагерях, так что дело ими налажено со знанием.

Сначала с воеводами, затем с младшими командирами обсудил введение в нашем войске нового построения во время боя - линейного строя. Впервые его применили в нидерландской пехоте, заменив им привычные для европейских армий квадратные каре. Развернутый в шеренгу строй позволил кратно усилить огневой залп пехоты, при этом первая шеренга после выстрела уступала место второй и так неоднократно, до шести шеренг и более. Такой строй дает огромное преимущество применившему ему, именно о нем мне пришло в голову в раздумьях, как победить поляков, причем малой кровью. Мои командиры не сразу поняли и приняли новшество, пришлось не раз объяснять и убеждать их. А после стали отрабатывать с подразделениями, многократно повторяя каждый прием, пока не получили приемлемый результат.

Провели общее учение полков, есть еще огрехи, но счел в большей мере войско готовым к сражению с иноземным ворогом, идти в поход к Смоленску. Возвращаюсь в Москву, направляюсь в царский дворец, в сенях обращаюсь к дьяку передать государю просьбу принять меня по неотложному делу. Ожидаю приема около часа, только потом дьяк приглашает пройти в царские палаты. Василий Шуйский встретил меня не очень приветливо, без обычной сердечности, пусть и напускной. Прошу разрешения доложить о готовности войска к походу, после милостивого: Дозволяю, - приступаю к краткому отчету, завершаю доклад просьбой разрешить выйти в поход в самое ближайшее время. Царь дал добро и тут же добавил, что со мной отправятся воеводами полков правой и левой руки Андрей Васильевич Голицын и Данила Иванович Мезецкий. Общее руководство полками и шведским корпусом остается за мной.

Мне на память приходит, что именно эти воеводы с Дмитрием Шуйским повинны в разгроме русского войска под Клушино в прежней истории, но оспаривать бесполезно, они посланы, в первую очередь, как соглядатаи за мной. Хорошо, думаю, я найду способ нейтрализовать их, не допустить к командованию полками. Почтительно принимаю волю государя, отправляюсь восвояси. Еще две недели ушли на снаряжение обоза, получение припасов, продовольствия, а также денег из казны для оплаты наемникам Якоба Делагарди. Не раз мне приходилось ездить из Москвы в лагерь и обратно, спорить до хрипоты, выбивать из волокитчиков в приказах положенное довольствие и снаряжение. Наконец, в конце мая наше немалое войско вышло из Александровской слободы на запад, к Смоленску.

Глава 2

Войско в походе растянулось на добрых десять верст - 30 тысяч русских ратников, пять тысяч шведских наемников, артиллерия, кавалерия, обозы. Погода сухая, нежаркая, идти легко. С первого дня установил строгий походный порядок, с разведкой впереди по маршруту, боковым охранением, на стоянках временные заслоны, в особо опасной местности ставим "гуляй-город". В день проходим по тридцать верст, вначале давалось с трудом, особенно новобранцам, затем втянулись. Идем через Можайск, далее Вязьму, тракт обустроенный, правда, придорожные заведения - постоялые дворы, казенные магазины, а также деревеньки и села, - зачастую порушены или покинуты обитателями, война прошлась здесь не раз. Проходим известное из прежней истории место под деревней Клушино, уделив особое внимание разведке, но поляков не обнаружили, мы идем на две недели раньше прежнего срока.

И только под Вязьмой наши дозоры заметили вражеские разъезды. Приказал встать лагерем на выбранном советом воевод месте, обустроили временные укрепления, отправили разведку в разные стороны на расстояние дневного перехода, наказав по возможности взять пленных. Через несколько часов поступили первые донесения от разведчиков, обнаружен лагерь крупного отряда поляков в десяти верстах от нас. Еще через час привели пленного "крылатого" гусара, взяли его тихо, вне лагеря. Пришлось потрудиться, пока "развязали" ему язык, но все же мне удалось понять, что этот польский отряд именно тот, что нанес поражение войску Дмитрия Шуйского под Клушино, в нем около семи тысяч кавалеристов, в основном "крылатых" гусар, пехоты почти нет. Командует отрядом "обидчик" русского войска гетман польный коронный Станислав Жолкевский.

Пришел мой час мщения, но нужно отнестись к врагу со всей бдительностью. Успех решительного и изобретательного Жолкевского в прежней истории в первую очередь был обусловлен беспечностью русского войска, рассчитывавшего "шапками закидать" противника, уступающего по численности в пять раз! И когда на рассвете неожиданно налетели польские гусары, практически никакого организованного сопротивления не было, русское войско в панике бежало, избиваемое врагом на протяжении десятков верст. Среди первых бежал главнокомандующий Дмитрий Шуйский, бросив все, даже свою саблю и воеводскую булаву. Вспоминается притча, что лев во главе стада баранов сильнее барана, возглавляющего львов. Сейчас со мной то же войско, но я не допущу такого позорного разгрома, изменившего дальнейшую судьбу многострадального отечества.

Собираю воевод на совет, передаю полученную от пленного информацию. Реакция большинства из них ожидаемая - мы их одним махом побьем, дай нам только сойтись в бою. Даже многоопытный Якоб Делагарди высказался почти теми же словами: Михаил, не беспокойся, нам противник не страшен. Возьмем в плен Жолкевского, я подарю ему в утешение соболью шубу, как он когда-то мне подарил рысью.

Якоб напоминает рассказанную мне историю, что когда Жолкевский взял его в плен, то в насмешку одарил этой шубой, теперь жаждет дать отместку. Особенно расхрабрились царские воеводы, Голицын и Мезецкий, настаивают на немедленной атаке противника. Останавливаю "храбрецов" выговором, что поспешность, необдуманные решения к добру не доводят, воевать надо не числом, а умением. Продолжать пререкаться со мной не стали, но затаили свое недовольство, потом выдадут царю в своем свете. Другие воеводы стали серьезнее, совет пошел в более конструктивном русле. Общими думами решили не идти нахрапом, противник или уйдет от прямого столкновения, чтобы потом наносить неожиданные удары, пользуясь своей мобильностью, или подготовит какие-либо ловушки, а после также уйдет в отрыв.

Я предложил план, который приняли и детально проработали. Исходил из идеи, что если в прежнем варианте истории он дерзнул напасть на лагерь превосходящего противника, пользуясь внезапностью, то вероятно решится и сейчас. Нам надо позволить ему с основными силами втянуться в лагерь, а затем заблокировать и не дать уйти. Для этого за пределами лагеря нужно обустроить скрытые острожки и засеки, разместить в засаде наиболее боеспособные подразделения из опытных бойцов, которые должны дать врагу пройти к лагерю, а затем встать на его пути при отходе. В самом лагере демонстрировать неготовность к отпору, по внутреннему кругу установить надежные укрытия и артиллерию, при налете гусар всем отходить к нему и там встретить точным огнем.

Из прочитанной истории мне известно, что Жолкевскому сообщили о нашем подходе два перебежчика из отряда Делагарди, к концу дня направился к Якобу, попросил проверить личный состав. Через некоторое время один из его командиров подтвердил мои подозрения, двоих на месте нет. После дал команду Семену Головину, назначенному командиром засадного отряда, приступить к обустройству укреплений, а ночью залечь в засаду. В самом лагере также приступили к работам по плану, перенесли пушки, собрали, но не поставили на повозки "гуляй-город", расчистили пути отхода, приготовили колючки, норы и другие ловушки для лошадей противника, своих же завели в круг. Трудились до самой ночи, но в основном успели обустроить и замаскировать.

В рассветный час наши дозорные заметили приближающегося врага, дали условный сигнал. Лагерь затаился, никто не спал, только караульные делали вид, что они сидя засыпают. Враг поймался на уловку, с тихими командами всадники бросились в атаку. По свисту дозорных все "спящие" быстро соскочили, стремглав бросились по специально оставленным между ловушками проходам в защищенный круг, а его защитники уже ставили и укрепляли "гуляй-город". Когда гусары ворвались в лагерь, последние ратники скрылись за надежным укреплением. Набравшие ход всадники продолжили стремительную атаку, и тут для них начались "сюрпризы" в виде ловушек и дружного огня стрелков и пушек. Редко кто добрался до укреплений, большая часть стала разворачиваться, образовалось столпотворение, увеличивая сумятицу среди напавших. Наш огонь собрал обильные жертвы, мало кому удалось выбраться из лагеря, а там их встретила наша засада.

После, когда бойня закончилась, посчитали потери сторон. У поляков убитыми и ранеными оказалось около пяти тысяч воинов. Сдались в плен более тысячи, среди них сам гетман, ушла из нашей ловушки только малая часть, меньше тысячи. С нашей стороны погибших меньше сотни, в основном из засадного отряда, раненых больше. После весь день занимались расчисткой лагеря, восстановлением укрытий, пленные хоронили своих погибших соотечественников. Лечением раненых занялись наши лекари, как своих, так и поляков, но многие не выжили. Отправил Жолкевского с конвоем в Москву, а также свой рапорт о сражении. Первый в моей судьбе бой завершился полным успехом.

После суточного отдыха отправились дальше на выручку героическому Смоленску. Настрой у воинов приподнятый, бодрый, понятный после такого почина, может быть, даже излишне. Предостерег своих помощников не ослаблять осторожность, пресекать зазнайство и головокружение от успеха. Польское войско очень сильное, а "крылатые" гусары одни из лучших в Европе, нам удалось побить их за счет неожиданности, в подготовленном лагере. В открытом поле нельзя ожидать легкой победы, потребуются все наше воинское мастерство и стойкость.

Воеводы прочувствовали мои доводы, сумели внушить своим ратникам, их отношение к врагу и будущим сражениям стало более сдержанным, внимательным. В командовании Правого и Левого полков провел перестановку, первыми воеводами поставил Федора Шереметева и Семена Головина. Назначенных царем воевод Голицина и Мезецкого перевел своей властью к ним в помощники. В ответ на претензию о невместности такого назначения пригрозил отстранить от войска и отправить в Москву под конвоем за неподчинение командующему в боевых условиях, после чего они обижено замолкли.

До самого Смоленска нам еще несколько раз встречались польские отряды, но они в бой не вступали, немедленно ретировались при нашем приближении. По-видимому, разгром сильной, можно сказать, элитной группировки и пленение самого польного гетмана повлияли на боевой запал авангардных групп польско-литовских войск, не захотели на себе испытать силу нашего удара. Встреча с основными силами противника произошла 20 июня на правобережье Днепра у деревни Колодня, в 7 верстах от Смоленска. Переправились через Днепр выше по течению, на Соловьевом перевозе, оттуда маршем направились к лагерю поляков. Наши разведчики постоянно следили за действиями и расположением неприятеля, захватили пленных, так что мы знали достаточно о противостоящих силах.

Общая численность армии короля Сигизмунда III под Смоленском после потери отряда Жолкевского составляет 22 тысячи человек. Против нас в лагере 18 тысяч, часть войск осталась блокировать осажденный город. Основную силу представляют коронные войска, с ними литовские под командованием Льва Сапеги, несколько тысяч запорожцев и реестровых казаков гетмана Петра Конашевич-Сагайдачного. Общее командование в отсутствии Жолкевского принял на себя король, как стратег ничем не выдающийся, практически за него руководит Сапега. Боевой дух объединенных войск после разгрома и пленения польного гетмана не на высоте, среди некоронной части волнения и шатания, появились дезертиры. Надо воспользоваться таким немаловажным фактором, организовать панику в их рядах.

Встали лагерем в поле в трех верстах от противника. Левый фланг упирается в Днепр, правый расположился на окраине леса. Воздвигли острожки, земляные валы со рвами, редуты для пушек, поставили "гуляй-город". Пока мы обустраивались, враг не предпринимал каких-либо активных действий, только вдали замечаем его разъезды, следят за нами, также, как наши разведчики. Вечером, когда закончили с подготовкой лагеря, собираю воевод на совет, рассказываю о данных противника, вместе приступаем к выработке плана решающего сражения. Наряду с традиционными приемами - с застрельщиками, атакой Большим полком, применением защитных укреплений для отражения атаки кавалерии, ввели неизвестные противнику новшества.

Кроме изученного нашими стрельцами линейного строя изменили также тактику нанесения главного удара, направленного на самый сильный участок боевых порядков неприятеля. А когда противник стянет сюда свои основные силы, бросить в бой свои резервы, направить лавину кавалерии на какой-нибудь особенно оголенный отрезок неприятельского фронта. Такую тактику с успехом применила английская армия, аналогичную использовали шведы. Кроме того, для наведения паники в лагере поляков решили одновременно с началом боя организовать силами специальной группы легкой кавалерии рейд по тылам противника, громить их обозы, пути снабжения припасами, уничтожать склады, магазины, не вступая в серьезные столкновения с регулярными частями. В общем, создать большой шум в тылу врага без особого риска для себя.

Ночь почти не спал, мешало волнение и всякие думы, как под Вязьмой, решается судьба войны, а также моя личная воинская, состоюсь ли я как полководец в масштабной битве с сильным врагом. Меня особо не беспокоят слава, почести, всенародная любовь, хотя они, конечно, совсем не лишние, будоражит само испытание. Замечаю в себе даже некоторый азарт, интригу в предстоящем сражении, похоже, что я постепенно пропитываюсь воинственностью, как профессиональный вояка.

Ранним утром выводим войска из лагеря на исходные рубежи. Выдвижение идет без особой суеты, каждый знает распорядок и свое место, в течении еще часа наше войско заняло запланированную линию. По центру нашего фронта выстроился в сплошном десятишереножном строе Большой полк, по флангам расположилась тяжелая конница Правого и Левого полков. В лесу схоронилась легкая конница рейдовой группы, после завязки боя Большим полком скрытым маршем последует в тыл противника. На флангах разместили в укрепленных редутах тяжелые пушки, перед ними заняли позиции Резервный полк и шведский отряд Делагарди. Легкие пушки на передвижных лафетах находятся в боевых порядках войск, поддержат при атаке неприятеля, это тоже одно из использованных нами новшеств, как и барабанщики в каждой роте, задающие ритм шага пехоты в атаке.

Противник также готовится к бою, его позиции в версте от наших. Выстроил свое войско привычными коробками коронной пехоты, литовских мушкетеров, ополчения шляхтичей - "посполитым рушенням", между ними отряды - хоругви тяжелой конницы, гусар и рейтаров, по флангам легкая кавалерия драгун и панцерных казаков. Артиллерия установлена между коробками войск за земляными валами, пехотного прикрытия у нее нет.

Сражение начала наша тяжелая артиллерия, открыв стрельбу по пушкам неприятеля, находящимся в пределах досягаемости. Конечно, точность огня далека от идеала, больше смахивает на стрельбу по площади, но все же дает результат, есть удачные попадания, ответный огонь пушек противника гораздо слабее. После получасовой артподготовки по сигналу горна наш Большой полк пошел в атаку, держа линию, под ритм барабанов. Одновременно начала движение конница фланговых полков, выдерживая общий строй. Сейчас ее задача не атака вражеских войск, а предотвратить фланговые удары кавалерии противника.

В ответ противник бросил нам навстречу свою тяжелую конницу - хоругви гусар и рейтар. Большой полк не дрогнул, по сигналу горна строй встал, а затем дружным огнем стрельцов первой шеренги и легкой артиллерии встретил надвигающуюся конницу. Тут же выдвинулась вторая шеренга, произвела свой залп, ее сменила следующая. Практически залпы шли безостановочно, конница поляков не выдержала, понеся ощутимые потери, в полном беспорядке отхлынула назад. По сигналу Большой полк вновь продолжил атаку, с короткими остановками для стрельбы уже по пехоте.

Выйдя на дистанцию уверенного поражения противника строй встал, началась перестрелка между нашими стрельцами и мушкетерами врага. Здесь явно сказалась большая плотность огня нашего развернутого строя, обе стороны несли потери, но противник намного больше. Ситуация явно складывалась в нашу пользу, противник не выдержал, бросил все резервы против нашего Большого полка, несколько раз предпринимали атаку все хоругви конницы, как тяжелой, так и панцирной. Вступила в бой наша кавалерия фланговых полков, отбивая попытки прорыва фронта вражеской конницы. Стрельцы Резервного полка и наемники Делагарди по ходу боя сменяли воинов Большого полка, давая им возможность отдыха, так поочередно отбили все атаки противника.

Наступил переломный момент, силы врага исчерпаны, наша тяжелая кавалерия приступила к выполнению главной задачи - прорыву ослабевшего фронта на флангах, окружению и разгрому основных сил неприятеля. Ее успеху способствовала паника, возникшая в тылу противника от атаки рейдовой группы Семена Ододурова. Одновременно усилили напор Большой и Резервный полки, не давая возможности переброски сил противника в зону фланговых прорывов. Враг не выдержал удара наших войск со всех направлений, дрогнул, стал отступать, вначале еще пытаясь оказать сопротивление, а потом в панике побежал. Наша кавалерия бросилась преследовать бегущего противника, пехотные полки после непродолжительного отдыха скорым маршем отправились к Смоленску.

Все воины нашего войска в великой радости, враг разбит и бежит, но расслабляться нельзя, надо продолжить его преследование. Сейчас нельзя дать ему возможности прийти в себя, собрать рассеянные после боя силы, да и нужно максимально реализовать воодушевление наших воинов, пока не пропал запал и не наступила усталость, физическая и духовная. Через час с небольшим подходим к предместьям города, разведка доносит о спешном уходе оставшейся на осаде Смоленска части польских войск. Они оставили на своих позициях все снаряжение - обозы, осадные пушки, склады, боеприпасы и продовольствие. Оставляем под городом Резервный полк, раненых, тяжелую артиллерию, освобождаем гужевой транспорт, как свой, так и захваченный, от груза, садим на них пехоту с минимально необходимым припасом и отправляемся вдогонку отходящему противнику.

Даю наказ остающемуся Корниле Чоглокову, воеводе Резервного полка, зачистить окрестности Смоленска от остатков сбежавших после разгрома польских отрядов, вместе с воеводой Смоленска Михаилом Шеиным организовать скорую отправку обоза с необходимыми припасами и провиантом вслед преследующему врага войску. Сам же с основной группой войск в максимально возможном темпе отправляюсь по следам еще не битых поляков. Наша разведка висит на их "хвосте", арьергард неприятеля в двух верстах впереди нас, с каждым часом отрыв уменьшается. Через три часа настигаем его, с ходу сминаем оставленный заслон, разворачиваем Большой полк и отряд Якоба Делагарди в строй, идем в атаку на остановившегося врага.

Противник пытается построиться в боевой порядок, но мы не даем ему такой возможности. Стрельцы уже приблизились на дистанцию выстрела, открыли огонь по толпе неприятеля, иначе нельзя назвать мечущееся сборище воинов противника, окончательно растерявшихся и деморализованных. Через несколько минут бойни, враг почти не отвечал на наш огонь, он сдался, выбросил белый флаг. Отправил часть полка с младшим воеводой Лазарем Осининым продолжить преследование группы поляков, не принявших бой и бежавших дальше. Сам остался на месте последней баталии, дал команду обустроить временный лагерь со всеми привычными укрытиями. Несмотря даже на то, что боеспособных вражеских отрядов рядом просто не может быть, но не позволяю командирам и воинам терять бдительность и расслабиться.

Уже вечер, заканчивается особо памятный для меня, да и, по-видимому, для всех участников сражения, день, трудный, полный драматизма и волнений, но принесший нам победу, великую радость. Враг разбит, сейчас нам предстоит освобождение ранее занятых им земель до самых границ Русского государства. Пришел обоз из Смоленска с провиантом, фуражом и другим снаряжением. Приготовили богатый ужин, каждому дали по чарке вина, кроме караульных сторожевой службы. Послушали от сопровождавших обоз наших ратников и гостей из Смоленска последние новости. В городе все празднуют освобождение от осады, с великими почестями встретили наше войско, оставшееся под городом.

К закату вернулся Лазарь Осинин с воинами, ведя около сотни пленных. Погибших у него нет, несколько ратников получили ранения. Точных сведений о потерях обеих сторон у меня еще нет, есть предварительные данные по генеральному бою с основными силами противника. В той битве нами уничтожены или захвачены в плен свыше 12 тысяч воинов врага, у нас убиты около тысячи , еще две с лишним тысяч ранены. В этом последнем бою без каких-либо потерь с нашей стороны выведены из строя еще около трех тысяч поляков и их союзников. Окончательные данные будут известны после возвращения нашей кавалерии, сейчас громящих остатки основных сил врага.

Утром следующего дня уже не спеша вернулись к Смоленску, встали лагерем под городом. Здесь кроме Резервного полка застали кавалерию Правого и Левого полков, легкую конницу рейдовой группы, в лагере собралось все наше войско. Вместе со старшими воеводами отправился в город к воеводе Михаилу Шеину. Город встретил нас колокольным звоном, у раскрытых ворот ждали с хлебом-солью сам воевода и его соратник Петр Горчаков. Мы обнялись, радость и уважение друг к другу сблизили нас, каждый честно и с толком исполнил свой воинский долг. Вдоль всего пути в Кремль нас приветствовали ратники и мирные жители, девять месяцев стойко защищавшие свой город от польско-литовских захватчиков. Мы ответно кланяемся, отдавая дань их мужеству. В Кремле нас ожидал пир, весь цвет Смоленска желал нам здравия, благодарил за великую победу над врагом, державшим город в осаде.

На следующий день на совете воевод, с приглашенными воеводами Смоленска Шеиным и Горчаковым разобрали итоги боев с польско-литовским войском за минувший день. По докладам Головина и Шереметева ясно, что вражеского войска практически нет, все более-менее боеспособные отряды разгромлены и уничтожены, спастись удалось мелким группкам или одиночкам. Король Сигизмунда III бежал среди первых, как и гетман Петр Конашевич-Сагайдачный, настичь их не удалось. Захвачен в плен Лев Сапега, бившийся со свои литовским войском до конца, прикрывая отход короля.

Общие потери неприятеля убитыми, ранеными и захваченными в плен составили 18 тысяч человек из начальных 22 тысяч, результат выдающийся! С нашей стороны убиты и ранены менее четырех тысяч ратников, сейчас лекари борятся за жизнь каждого страдальца. С моего настояния они ввели в свою лечебную практику промывание ран хлебным вином, дезинфекцию перевязочных материалов кипячением, а также мыть руки перед каждой операцией. Кроме того, к каждой роте прикрепили санитара, оказывающего первую помощь раненым на поле боя. Эти простые меры помогли выжить не одному пострадавшему, уменьшили потери от ран почти вдвое.

Также на совете обсудили и приняли план нашей дальнейшей компании по очищению русской земли от польско-литовской оккупации. Необходимости бить врага одним мощным войском нет, для скорейшего освобождения захваченных территорий решили разделиться на три группировки (рати). Центральную буду вести я сам в сторону северской земли, к Стародубу, Новгород-Северскому и Чернигову. Моя задача не только в освобождении от поляков, но и наведении порядка в этом бунтарском крае, "северской вольнице", полном беглых холопов и других лихих людей. Здесь вотчина, опора все еще опасного Лжедмитрия II, придется сразиться с войском самозванца. В моем ведении весь Большой полк, легкая конница Передового полка. Вторая рать под командованием Семена Головина идет севернее, к Родню, Починку, Рославлю, в ее составе Правый полк и отряд Делагарди. Третья под руководством Федора Шереметева направится на юг, в Курск, Кромы, Рыльск, в ней Левый и Резервный полки а также легкая конница рейдовой группы. Руководство всем войском остается за мной, общая ставка планируется в Новгород-Северском.

Глава 3

Две недели стояли лагерем под Смоленском, пополняли припасы и снаряжение, приняли новобранцев взамен выбывших. Получили от царя грамоту с поздравлением и благодарностью за великую победу и наказом очистить землю русскую от непрошеных иноземцев. Зачитали эту грамоту в полках, воины приняли благосклонно, она близка их душевному настрою. Понимаю,что, несмотря на слабости Василия Шуйского как государя, сплочение армии и народа вокруг него скорее покончит со смутой, разбродом в умах и сердцах простого люда. Он устал от лихолетья, ему нужна надежда, уверенность, что власть наведет порядок, воссоздаст сильное государство, способное защитить своих подданных от всех невзгод, потрясающих пока страну.

Наша победа оказывает действующему царю большое подспорье, распространяет его влияние на большую часть страны. Это осознают все государственные мужи - царь, Боярская дума, - в грамоте мне даются широкие полномочия, вплоть до принятия самых решительных мер в освобождаемых землях, особенно в "северской вольнице", не признающей Василия своим государем. Именно здесь начали свои походы на Москву Лжедмитрии, что Первый, так и Второй.

Правда, сейчас этот край разорен и обескровлен польскими захватчиками, а в особой мере - бесчинствами запорожцев, выступавших на стороне Речи Посполитой. Так, Стародуб был сожжен казаками атамана Искорки. Русские люди геройски защищали город, бросались в огонь, но не сдавались. Подобную судьбу разделил еще один город - Почеп, сожженный поляками, при защите крепости погибло более 4000 русских. Взят и разграблен был и Чернигов.

Запорожцы проявили столько жестокости при взятии северских городов, что Сигизмунду пришлось издать особый универсал, чтобы впредь в подобных случаях поступали "кротко". Лишь Новгород-Северский в апреле этого, 1610 года был взят без большого кровопролития. Наряду с запорожскими казаками особым "геройством" на северской земле отличилась крупная полуразбойничья банда Александра Юзефа Лисовского, шляхтича, бывшего польского гусара. Среди его воинов обнищавшие шляхтичи, казаки, профессиональные солдаты - авантюристы из различных европейских стран.

В начале июля тремя колоннами наше войско выступило в поход: рать Семена Головина к западным рубежам, моя - на северскую землю, Федора Шереметева - на юг, к порубежью с Запорожской Сечью. До Брянска обе наши с Федором рати идут вместе по незанятой врагом территории. Несмотря на неоднократные попытки захвата поляками и запорожцами город остался под рукой русских войск, сейчас там воеводой Василий Шереметев, троюродный брат Федора. В Брянске не стали задерживаться, после краткой встречи с воеводой мы отправились далее, каждый по своему маршруту.

Первый захваченный врагом город - Трубчевск мы заняли без какого-нибудь промедления, при появлении нашего авангарда противник спешно оставил его, уходя с минимальным обозом и снаряжением. Отправили вдогонку отряд легкой конницы и часть пехоты на повозках, сами встали на дневную стоянку около города. Оставили в нем свой гарнизон, я назначил коменданта, здесь будет опорная база нашего войска, со складами, магазинами, арсеналом. И в дальнейшем в каждом крупном поселении мы создавали подобные базы, увеличивая тем самым маневренность наших отрядов, освобождая их от необходимости брать с собой громоздкие обозы.

Здесь мы вновь разделились, часть полка с приданной группой конницы под командованием младшего воеводы Лазаря Осинина отправилась к Почепу, Стародубу и Поповой Горе, я же с оставшимися прямым курсом направился к Новгород-Северскому, центру северской земли. В нем будет основной лагерь наших войск на этой земле, последующие рейды будут исходить из него. Путь наш идет по правобережью Десны, местность холмистая, с частыми оврагами, требует от нас особой бдительности. В ходе марша на нашу колонну не раз совершали наскоки конные группы запорожцев и поляков, внезапно вылетая из-за холма или устраивая засады в оврагах. У нас уже есть потери, несмотря на принятые меры охранения и дозоры, слишком много скрытых мест, удобных для нападающих.

На четвертый день подходим к окрестностям Новгород-Северского, признаков отхода противника нет. Напротив, все чаще вокруг нашей походной колонны вьются как комары вражеские разъезды, стараясь побольнее укусить и тут же отступить. Отвлекаться на преследование мелких групп неприятеля не можем, надо сначала взять опорные пункты, а потом будем зачищать весь район. Без особых помех берем город в осаду, занимаем подходящие позиции перед ним и разбиваем лагерь.

По сведениям, добытым от "языков", в городе около двух тысяч неприятельских пехотинцев, да и в окрестностях порядка трехсот кавалеристов, ведущих против нас партизанскую войну. Настрой у защитников решительный, сдавать город не намерены. По видимому, надеются отсидеться до прихода новой армии Сигизмунда. К тому же надежды поляков еще подпитываются удачным примером защиты этой крепости в 1604 году, когда полуторатысячный гарнизон под командованием Петра Басманова смог отбить все атаки вдвое превосходящего войска Лжедмитрия 1, несмотря на попытки поджога деревянной крепости и применение осадной артиллерии.

Собираю на совет всех воевод, решаем, как занять крепость. Устраивать долгую осаду и брать на измор защитников нам не приемлемо, теряем стратегическую инициативу. Следовать примеру запорожцев и поляков, поджегших Стародуб и Почеп, также нельзя, нам здесь обустраиваться, да и в городе остались еще мирные жители, в основном женщины, дети и старики. Мужчин поляки угнали на восстановительные работы, часть в Литву и Корону (Польшу) в рабство к местным шляхтичам.

Затапливать город, как в Туле, нет возможности, он на высоком берегу Днестра. Обсуждались подрыв ворот и стен, тайные подкопы, но опыт осады Смоленска показал низкую их эффективность, хотя попытаться надо, возможно, поляки не столь бдительны и умелы в обороне. Хороший совет дал Андрей Голицын, предложил вначале подавить вражескую артиллерию, а затем прокопать под защитой ров к самой стене и подорвать ее. Можно сказать, он открыл нам применение сапы, не ожидал от него такого креатива.

В конечном итоге после бурного обсуждения всеми воеводами приняли комплексный план взятия крепости. Готовим штурмовые группы из наиболее опытных и решительных командиров и воинов для ведения боя как на стенах, так и внутри крепости. Наша артиллерия принимается за подавление огня вражеских пушек, а также разрушение ворот и стен. Основная часть пехоты займется земляными работами, будет прокапывать рвы к стенам, а также траншеи, их в Европе называют апрошами, для обустройства позиций стрельцов, будут выбивать вражеских стрелков. С нескольких сторон также будут скрытно рыться тоннели для закладки бомб под стены. Конница будет защищать пехоту от вылазок вражеской кавалерии, а при подрыве стен и ворот стремительным маршем займет места прорыва до подхода штурмовых групп, а затем поддержит их в уличных боях.

Как требуют принятые правила ведения осады направляем к главным воротам парламентера с предложением о капитуляции. Полковник, командир польского войска, отказался, с гонором истинного шляхтича, заявил: Естэщьче - быдло! Польска не поддае щэн! Москаль не вэйдже, сгинемо, але не пущчимо (Вы быдло! Польша не сдается! Москаль не войдет, умрем, но не пустим).

Дальше уже действовали по плану, первыми начали пушкари, выдвинувшиеся на переднюю линию наших позиций. Они открыли стрельбу по орудийным башням и камерам в стене, чаще ядра пролетали мимо цели, но были и накрытия. Противник ответил своим огнем, но он гораздо слабее, как меньшим количеством орудий, так и их калибром, да и дальностью уступает нашим полевым пушкам. Поражения нашей артиллерии практически нет, было только одно попадание картечью поблизости от ее позиции. Час за часом двенадцать орудий батареи, сменяя друг друга, вели огонь, постепенно выбивая артиллерию неприятеля. Пришлось даже менять стволы, пошли трещины, один ствол разорвался, поразив обслугу. Но через три часа наши бомбардиры задачу выполнили, противник перестал отвечать на огонь.

Пришел черед пехоте рыть извилистые ходы сообщений сначала к стене, а затем вдоль него, под вражеским мушкетным огнем. Позаботились их защитой ограждением из мешков с землей, да и роют они, не высовываясь из траншеи. Работа идет посменно, не прерываясь на ночь, к середине следующего дня основная линия апрашей готова, ее занимают стрелки, заводят перестрелку с мушкетерами противника, отвлекают их на себя. Наши землекопы тихой сапой прокапывают сразу с трех направлений рвы прямо под стену крепости, кроме того, тайком, ночью, роют подземные ходы к стене для закладки бомб. Еще через сутки землекопные работы закончены, наши саперы закладывают пороховые бомбы во всех прорытых ходах.

В предрассветный час все наше войско собралось на изготовку у мест подрыва, впереди штурмовые отряды и конница. Как только прогремели мощные взрывы и стены начали рушиться, они бросились в атаку. Первыми добрались кавалеристы, схватились в прямой сече с защитниками, дежурившими на стене около прокопанных рвов, конечно, из числа уцелевших после взрыва. Через минуту подоспели штурмовики, стали отдавливать противника от стены. А дальше с обеих сторон подошла подмога, пошла рубка.

После первых минут сутолоки наши воины сумели разобраться, встать в сплошной строй и начать теснить врага. А в проемы вливались все новые роты полка, расходясь вдоль стен и дальше по улицам и проулкам города. Враг сопротивлялся отчаянно, за каждый дом, улицу, площадь, но все же тройной перевес в силах сказался, сумели одолеть его. К вечеру нам удалось полностью зачистить город от неприятеля, потушить начавшиеся пожары, а также задержать мародеров, как среди своих воинов, так и местных жителей. Назначенный мной комендантом города Тимофей Шаров и его гарнизонная команда принялись за наведение порядка, задержанных воинов передали в их роты, пусть товарищи сами разберутся с отступниками.

Результаты штурма крепости не совсем утешительные для нас, хотя мы сравнительно быстро, за три дня, заняли его. Почти тысяча наших воинов вышла из строя, из них треть убитыми. У противника потерь больше, около полутора тысяч, среди них полковник, отчасти сдержал свое слово, остальные взяты в плен. С такими жертвами может не хватить сил для взятия других крупных поселений и крепостей - Чернигова, Путивля, Севска. Надо бы узнать, что происходит у Лазаря Осинина, а также в других ратях, но пока отправлять нарочных к ним опасно, а снаряжать большие отряды будет не совсем рачительным, распылять свои силы. Придет время, все прояснится.

Ловлю себя на минорном настрое, серьезные трудности только наступают, а я кисну. Могу оправдать только душевной усталостью, почти два месяца в боях, походах, вокруг кровь и смерть. Моя прежняя натура кабинетного специалиста из 21 века не выдерживает привычного здесь насилия, беззакония, в особой мере - всеобщего раздрая Смутного времени. Иногда появляется желание все оставить, как есть, забиться в нору, никого не видеть и не слышать.

Но встряхиваюсь, я влез в эту сумятицу, вольно или невольно, теперь отступать нельзя, если хочу уважать себя, да и как можно подводить своих товарищей, воинов, поверивших мне, готовых на любые подвиги по моему приказу. Да и свой народ, слагающий обо мне песни с надеждой, что я принесу в страну спасение и мир. Песни я слышал не раз в городах и селениях, особенно распространившиеся после наших побед под Вязьмой и Смоленском, как эта:

Чье войско покрыло себя славой в сражении за Тверь и Москву,

В битве при Вязьме, Смоленске и других боях.

А кому будет божья помочь

Скопину -князю Михаилу Васильевичу:

Он очистит царство Московское

И велико государство российское.

Осмысливаю штурм крепости, что же я упустил, не продумал, как же в будущем не допустить таких потерь. Первое, что приходит в голову, нельзя вступать без крайней нужды в прямое столкновение, резню с врагом, наше главное преимущество - массированный огонь на дистанции. Также надо освоить правильную тактику боя в уличных сражениях, не попадаться в засады из-за домов, деревьев, умение зачищать дома, дворы от неприятеля. Именно бои в ограниченном городском пространстве привели к половине наших потерь. Надо организовать не только штурмовые отряды прорыва защитных средств и сил противника, способные с минимальными уроном для себя опрокинуть врага, но и специальные группы из пехоты и конницы, четко взаимодействующих в уличных боях.

Собираю своих воевод, привожу резоны о недопущении лишних жертв, меры новой тактики освобождения крепостей. Мои помощники в какой-то мере поражены моим отношением, для нынешней армии большие потери при штурме естественны, наши еще вполне умеренные, даже малые. Но они уже привыкают, что надо воевать по новому, вместе прорабатываем учебу нашего войска предлагаемой тактике. Затем отрабатывали ее в лагере, в специально построенном городке, имитирующем реальные городские условия. Две недели прошли в напряженной учебе войск, формировании отрядов и групп, слаживанию их действий.

Параллельно вели зачистку окрестностей Новгород-Северского от остатков польских войск, конных групп противника, все еще не покинувших эти места, несмотря на взятие города. Здесь хорошо помогли нам местные жители, знающие потайные места и тропы, с их помощью нашли вражеские базы, устроили засады и ликвидировали большинство партизанских отрядов неприятеля. Окрестности стали намного безопаснее, да и наши дозорные группы постоянно дежурили на трактах и проселках.

Отношения с местным населением сложились в меру терпимыми, никакой любви к нам нет, мы для них сатрапы непризнанного ими царя. Но все же наша неустанная забота о безопасности города и населения, какая-то помощь нуждающимся в продовольствии, хозяйственном и другом снаряжении в их разоренных поляками домах как-то сделали лояльнее к нам. По крайней мере, нет провокаций и оскорблений, других недружественных действий к нашему войску.

В последних числах июля выходим на Чернигов, в лагере осталась малая часть для несения караульной службы и раненые. В походном строю около трех тысяч пехотинцев - стрельцов, копейщиков, ополченцев, с ними тысяча всадников Передового полка, полевая артиллерийская батарея с 10 орудиями, а также два десятка полковых пушек - фальконетов. Путь наш продолжается по правобережью Десны, рельеф тот же, изрытый оврагами. Иногда тракт отдаляется от реки, она здесь часто петляет, затем вновь идет вдоль нее.

Вражеские разъезды пока нам не встречались, но наши дозорные настороже, где-то поблизости должны быть нереестровые запорожские казаки, цепные псы польских хозяев. Чернигов удерживается под их рукой, нам придется воевать именно с ними, а не поляками. Они "славятся" своей безжалостностью, после захвата города ограбили его, увели в плен много молодых и сильных мужчин, девушек для продажи в рабство крымским татарам. Командует черниговским гарнизоном атаман Каленик Остапович, под его началом 600 строевых казаков, ватаги бродячих казаков с Дона и Днепра, литовские и польские наймиты, всего полторы тысячи воинов.

Ближе к Чернигову начались стычки с отрядами запорожцев, наскоками вылетающими из засад, после залпа тут же улепетывающими. К колонне их не подпускаем, боковое охранение встречным огнем пресекает их попытки приблизиться, но все же есть раненые, правда, пока обходится без жертв. Сумели изловить нескольких казаков, хорошенько "расспросили" их, теперь у нас есть достаточная информация о крепости, его оборонительной системе, гарнизоне, настрое защитников. Среди нет такой сплоченности, как у поляков в Новгород-Северском, сброд колеблется, появились дезертиры. Костяк обороны составляют нереестровые казаки, те полны решимости удержать крепость.

Крепость аналогичная Новгород-Северской, земляной вал, ров, двойные деревянные стены с грунтовой прослойкой, угловые башни с пушечными позициями, вдоль стен камеры для пушек. Всего пушек у неприятеля около двух десятков, от сравнительно новых фальконетов до старых кулеврин и "тюфяков". Калибром и дальностью уступают нашим полевым пушкам, так что у артиллеристов проблем не должно быть. Решили применить отработанную в Новгород-Северском схему подавления огня вражеской артиллерии и разрушения оборонительных сооружений - подкопы, апраши, траншеи и рвы, подрывные бомбы.

Подготовку штурма провели аналогично, после предложения о капитуляции, на которое атаман даже не соизволил ответить, а открыл стрельбу из пищалей по парламентеру, наша артиллерия подавила огонь вражеских пушек, только времени для этого понадобилось меньше, два часа. Затем двое суток, днем и ночью, рыли ходы, заложили бомбы в подкопах. Здесь враг устроил нам "сюрпризы", обнаружил наши скрытые тоннели и подорвал их. Но нам хватило подкопов, прорытых тихой сапой, на рассвете подорвали стены в трех местах, штурмовые группы приступили к взятию первой линии обороны неприятеля.

По отработанной в лагере тактике они оттеснили врага от стены, затем, не вступая далее в прямой контакт, огнем расширили плацдарм, тут подключились специальные группы, зачищающие ближайщие улицы, а за ними уже вошли пехотные роты и конница. Нам хватило полдня для взятия под полный контроль крепости и города с минимальными потерями, впятеро меньшими, чем в Новгород-Северском. После прорыва стены большая часть защищающихся сдалась нам, упорное сопротивление оказали запорожцы, но мы их выбили со всех опорных пунктов огнем из пищалей и фальконетов. Потери противника в основном из них, около пятисот казаков выведены из строя, остальные войска взяты в плен.

Результатами штурма я доволен, и не только малыми потерями, но и слаженностью наших групп, они действовали превосходно. Конечно, не спецназ, но для нынешнего времени да и еще впервые весьма достойно, на голову превосходя противника в противоборстве, не давая ему возможности закрепиться и организовать отпор, ни на минуту не останавливая напор и огонь. С такими решительными и обученными воинами и их командирами можно достигнуть самых великих побед. Душу греет понимание, что я сам приложил к этому усилия, знания - мои и Михаила, свой ум, в немалой степени способствовал такому успеху. По настрою воинов после боя вижу огромное воодушевление, радость победы и скорого освобождения страны от незваных иноземцев и других врагов.

Приходит мысль, что своими триумфальными свершениями мы коренным образом меняем историю страны. Не будет двух лет польского господства в стране, двух освободительных ополчений, подвига Минина и Пожарского. Но и нельзя допустить прихода к власти Семибоярщины, устроивших заговор против Василия Шуйского, а затем призвавших на царствование Владислава, сыны Сигизмунда III. Кроме заговорщиков - Ляпунова, Салтыкова, Хомутова и еще нескольких бояр, представляют особую опасность могущественные кланы - Голицыных, Романовых, Трубецких, также планирующих сместить Шуйского и поставить своего царя.

Теперь, когда с внешним врагом в основном покончено, мне надо хорошо подумать, как побороть измену бояр, причем из самых могущественных, с которыми не может справиться Шуйский, нет у него такого влияния и силы, как у Ивана IV Грозного. Но без решения этой проблемы Смута продолжится дальше, найдется очередной кандидат в цари или клан, желающий отнять престол у нынешнего правителя. Возможен другой вариант, сменить нынешнего царя на другого лидера, более авторитетного, способного твердой рукой править государством. В этом плане представляет интерес клан Романовых, трехсотлетним правлением в прежней истории доказавшим свою силу. Только я в их раскладах окажусь совершенно лишним, как возможный конкурент.

Мы провели в лагере под Черниговым пять дней, зачищали окрестности от разбежавшихся казаков, искателей легкой наживы, коих здесь предостаточно, других лихих людей. Затем, оставив в крепости гарнизон, переправились через Десну и направились к Путивлю, окруженному отрядами запорожских казаков. Сам город-крепость удерживается нашими воинами под руководством воеводы Тимофея Юрьевича Мещерского. Расположен город на нескольких холмах на правом берегу Сейма среди дремучих лесов, его крепость считается наиболее сильной и укрепленной в северском крае, он единственный с каменными стенами.

Левый берег Сейма - плоская низменная равнина, покрытая редкими перелесками, здесь начинается Великая Степь или Дикое поле, когда-то край кочевников, затем татаров, теперь вотчина запорожских казаков. Сейчас Сечь на вражьей стороне, куплена Речью Посполитою. Пройдет еще добрых сорок лет, Великий гетман Богдан Хмельницкий восстанет против поляков, повернет Запорожье к союзу с Россией. Но это в будущем, пока же казаки наши враги, более безжалостные и дикие, чем их хозяева. Путивль для них как кость в горле, не дает им безоглядно хозяйничать на юге северской земли. Уже не один год запорожцы предпринимают попытки взять его, но безуспешно, теперь кружат как тати, разбоем и террором держат край в страхе.

Глава 4

Идем широким фронтом по правобережью Сейма, проводим тотальную зачистку на полосе шириной в десяток верст. Впереди дозорные, затем линейная цепь стрельцов, за ними в походном строю колонны остальных пехотинцев и конные группы резерва. При обнаружении противника наш резерв устремляется на помощь стрельцам, массированным огнем выбивает неприятеля из балки, чащобы, а дальше вступает в дело конница, преследует и добивает врага. Чем ближе к Путивлю, тем чаще происходят столкновения с казаческими отрядами, темп продвижения снижается, идем с максимальной осторожностью.

У самой крепости кругом стоят в своих бивуаках основные силы запорожцев, по предварительным подсчетам наших разведчиков около семисот сабель, в основном легкая конница. Нельзя дать им возможности уйти, проводим фланговый охват и окружение противника. Подтягиваем все роты полка и кавалерию на блокаду неприятеля, перехватываем прорывающиеся отряды, залповых огнем отражаем конные атаки. Враг отступает, вынужденно занимает оборонительные позиции, здесь приступает к их поражению наша артиллерия, как полковая, так и полевая, не жалея пороха и картечи. Под сплошным огнем противник не выдерживает напора, один за другим его отряды выбрасывают белый флаг, через несколько часов сопротивление все вражеских сил, оказавшихся в окружении, подавлено, неприятель капитулировал.

Встретился с воеводой Путивля Тимофеем Мещерским, обсудил с ним наше дальнейшее взаимодействие. Обязал воеводу вести постоянную дозорную службу на порубежье, а не ограничиваться сидением в крепости, оставил ему в помощь две сотни конницы. После дневного отдыха продолжаем освободительный марш с прочесыванием полосы вдоль реки в направлении Рыльска. С ним ситуация аналогичная Путивлю, тоже под нашей рукой, а прилегающие окрестности контролируются казаками. По плану похода наши с Федором Шереметовым рати встречаются под этим городом, затем будем согласовывать дальнейшие действия. Поход до Рыльска занял неделю, шли вдоль Сейма, уже не отрываясь от него. Река на этом протяжении идет по большой дуге, вдвое увеличивая нам путь.

Зачистили полосу движения от разбойных отрядов не только казаков, но и лихих людей, сбившихся в ватаги и промышляющих грабежами, легко идущих на убийство несогласных отдать свое добро. В разборе с задержанными разбойниками мне пришлось учинить суд высшего воеводы, правом которого меня наделил царь в своей грамоте на освобождаемых землях. По ней мне также дано право снимать и назначать воевод крепостей, городов, полков и ратей. Чем я, кстати, уже воспользовался, когда назначил командующими Семена Головина и Федора Шереметева, нарушив право местничества, по старшинству рода, на которое ссылались Андрей Голицын и Данила Мезецкий, претендуя на командование.

Разбирательства я проводил в ближайшем селении, направлял гонцов к жителям окрестных деревень с призывом на суд по правде с разбойным людом. Таким ведением дела я в глазах местных селян показывал себя строгим, но справедливым вершителем правосудия, с другой стороны незаметно связывал их сотрудничеством с царской властью. По приговору собравшихся жителей мои воины справляли скорое его исполнение, на глазах присутствующих расстреливая ворогов. Так за время нашего марша происходило трижды, слухи о праведном суде распространялись практически мгновенно, народ на последнее собрание прибыл во множестве, с женами, даже малыми детьми, как на зрелище.

На подступах к Рыльску также, как и в Путивле, встретили крупные отряды запорожцев, но они не стали ожидать встречи, отступили от города в сторону Сейма, а когда наше войско стало преследовать их, попытались уйти в отрыв. Направил за ними конницу и десант пехотинцев на повозках, сам же с основным войском занял лагерь под городом. Едва мы расположились напротив главных ворот крепости, как оттуда выехала представительная делегация во главе с воеводой Елецким Федором, еще молодым, но уже тучным боярином. Представившись мне, он пригласил в воеводскую канцелярию для оговаривания нужд города и крепости.

В канцелярии Елецкий сразу приступил к жалобам о недостатке средств на содержание крепости и его гарнизона, проблемах с местным населением, фактически не исполняющим решения своего главы. Стараясь не показывать своей неприязни, возникшей едва ли не с первой минуты нашей встречи, выслушал доводы горе-воеводы, о предпринимаемых им мерах, ратной службе вверенного ему гарнизона, убеждаюсь в своем первом мнении, что воевода из Елецкого никудышный, безынициативный и некомпетентный, назначенный благодаря своим влиятельным родичам. Лучшее впечатление произвел второй воевода, Василий Малеев, больше молчавший при нашей беседе, только изредка вступавший с ответом на вопрос, ставивший в тупик первого воеводу.

После завершения долгого разговора высказал желание осмотреть крепость и город, обошел все важные для обороны объекты, мастерские, кузни, оценил состояние города, явно проигрывающему Путивлю с хозяйственным Мещерским. В завершении встречи вынес вердикт об отстранении Елецкого от воеводства, передаче им дел второму воеводе. В первую минуту Елецкий потерял дар речи, его рыхлое лицо размякло, передернулось в гримасе непонимания, а затем побагровело от злости. Наконец, собравшись, он со спесью, выпятив грудь и подобрав огромный живот, высказал: Михайло Васильевич, меня поставил на воеводство государь, Василий Иванович, и не тебе его лишать!

Не вступая с ним в какие-то объяснения, показываю ему грамоту царя, он порывистым движением руки выхватывает ее, а затем сосредоточенно читает, вновь перечитывает, потом обмякает. После проговаривает: Я немедля выеду в Москву, там мы сочтемся!

Вот так я заимел еще одного врага из знатного рода, имеющим своих родичей в Боярской думе, воеводствах и Приказах.

После того, как Елецкий оставил нас, обсудил с Василием Малеевым городские заботы, выслушал и поддержал намерения нового воеводы в обустройстве города и крепости, довольно резонные. Предложил помощь ратными людьми и снаряжением, но, также как и Мещерскому, обязал вести дозор на порубежье, нарезал участок его ответственности между Путивлем и Льговом. После трапезничали в доме Малеева, познакомился с его большой и дружной семьей. Невольно загляделся на старшую дочь-красавицу, только вступающую в пору расцвета. Ловлю себя на грешной мысли, очевидно, сказывается долгое отсутствие женской ласки. Затем совершили обход особо обсуждаемых объектов крепости.

Уже к вечеру вернулся в лагерь, здесь застал Корнилу Чоглокова и его отряд, отправленный вслед отступившим от крепости казакам. Воевода отчитался о рейде, его воины не дали противнику оторваться и скрыться в дебрях правобережья, прижали к реке и вынудили принять бой. Огнем пищалей и полковых пушек сломили сопротивление неприятеля, наша конница довершила разгром бегущего врага. Противник потерял убитыми и ранеными около трехсот воинов, еще двести взяты в плен, у нас убиты и ранены три десятка ратников. Я похвалил Корнилу за грамотно проведенный бой, а особенно за малые потери. Нам дорог каждый воин, закаленный во множестве боях, прошедший новую науку воевать, стоящий один против троих вражеских, а то и более.

Пробыли в лагере еще два дня, войско отдохнуло, подготовило оружие, снаряжение и другое имуществу к новому походу и сражениям. Рати Федора Шереметова не дождались, да и не устанавливал я с ним конкретную дату встречи. Следующий наш путь к Севску, важной крепости в глубине северских земель. Идем походным маршем, без прочесывания по ходу движения. Противника по этому направлению почти нет, только однажды наткнулись на шайку запорожцев, пустившихся в разбойный рейд в глубь чужой земли. В скоротечном сражении разбили и рассеяли казаков, они бежали, бросив обоз с награбленным добром.

От пленных казаков узнали о главном нашем сопернике - у Севска обосновался крупный отряд Александра Юзефа Лисовского численностью в три тысячи сабель, сейчас осаживает крепость, грабит и разоряет его окрестности. Противник у нас весьма серьезный, многоопытный и удачливый. Сам Лисовский, литовский шляхтич, высланный из Речи Посполитой за участие в рокоше (мятеже) против короля Сигизмунда Ш, объявился в северской земле в 1607 году во главе небольшого отряда из 200 запорожских казаков. Здесь он развернулся, много и успешно воевал против царских войск в союзе с Лжедмитрием П, со вступлением в войну польско-литовского государства примкнул к его войску. Численность его отряда в разное время колебалась от двух-трех до пяти-шести тысяч всадников.

Боевые способности отряда чрезвычайно высокие, мы должны реально признать и учитывать достоинства противника. Вооруженные саблями, луками, пиками и легким огнестрельным оружием, лисовчики отличаются исключительной мобильностью, воинским мастерством и дерзостью. Они способны совершать молниеносные рейды, преодолевать сотни верст, проводить умелую разведку, наносить стремительные удары и отступать с наименьшими потерями в безнадежной ситуации. Все это позволяло им неоднократно разбивать численно превышающие силы противника, штурмовать крепостные стены городов и хорошо укрепленные монастыри. В захваченных крепостях и селениях безжалостно расправлялись с воинами, мирными жителями, монахами, оставляя за собой безжизненные руины.

Вот с таким сильным и жестоким врагом нам придется вступить в бой. Уклоняться от него я не намерен, также как и отдавать инициативу, хотя возможности маневра у нас ограничены. Силы наши примерно равные, у нас две с половиной тысячи пехотинцев, меньше тысячи легкой кавалерии. В мобильности мы уступаем конному отряду неприятеля, но в огневой мощности превосходим намного. Нам надо вынудить противника принять бой на наших условиях, заставить атаковать линейный строй. Здесь наш козырь, такая тактика многим еще не известна, так что у нас есть большая вероятность поймать врага на этом ходе, нанести ему максимальные потери. О полном разгроме речи нет, но стратегическую инициативу должны перехватить.

Вечером после обустройства временного лагеря собрал воевод в свой шатер, вместе стали обсуждать предстоящее сражение с лисовчиками. Каждый высказал свое предложение, после тщательного разбора приняли общий план, а от него задания ротам, батареям, кавалерии. Решили подобрать подходящее поле, приемлемое нам и в то же время привлекательное противнику для атаки "беззащитной" пехоты. Для поиска такого места уже завтра утром отправим разведчиков по возможности ближе к лагерю неприятеля. На выбранном поле оборудуем позиции полевой артиллерии, минимальные заграждения основного нашего лагеря, земляные валы и укрытия.

Но все выстроенные укрепления должны создавать у неприятеля впечатление их доступности при серьезном натиске, главная наша защита - огонь нашей пехоты и артиллерии, - для врага не очевидна. Кроме того, приняли еще меры по заманиванию основных сил противника на наши позиции. Здесь будем использовать кавалерию, которая "неосмотрительно" завяжет бой, а затем под давлением превосходящих сил противника "отступит" в наше расположение. Но надо быть готовым к другому ходу событий, когда лисовчики просто возьмут нас в окружение, попытаются заблокировать, взять измором, до истощения наших припасов, как боевых, так и провианта. Тогда будем наносить удары по месту основного прорыва, взламывать блокаду и вновь бить приближающегося врага.

Место для боя нашли в пяти верстах от Севска в излучине реки Сев на правом ее берегу. Река неширокая, но полноводная, прикроет наше войско от нападения с тыла. Поле здесь обширное, есть где развернуться коннице, вокруг густые леса из березняка и осинника. В отличие от левого, болотистого берега, правый выше и сухой. Так что это место по всем приметам покажется лисовчикам удобным для незаметного сосредоточения в лесу, а затем стремительной атаки на наши позиции. Скрытно, ночным маршем, наше войско заняло поле, а утром принялось за обустройство лагеря. К обеду основные приготовления к будущему бою завершены, приступаем к исполнению нашего планы.

Отряд конницы под командованием Чоглокова выдвинулся по тракту к Севску через лес в походном строю. Двигаются не спеша, тихой рысью, время от времени останавливаясь, подтягивая ряды. Заметив группу всадников, по-видимому, дозор неприятеля, наш авангард устремился на ее перехват, остальная часть также перешла на галоп. Вылетают на открытое место, "обнаруживают" крупное вражеское войско, дают выстрел в приближающийся отряд противника, разворачиваются и стремительно бросаются наутек. Заметив, что основные силы неприятеля еще не пришли в движение, наша кавалерия останавливается, вступает в бой с передовым отрядом, атакуя сначала пистолями, а затем пиками и саблями.

Пользуясь большим числом, наш отряд громит противника, основное вражеское войско не выдерживает, устремляется к месту стычки. Наши тут же оставляют потрепанный отряд, во весь карьер мчатся обратно, враг не отстает, вот так, в тесной компании, вылетают на выбранное нами поле. Неприятельский авангард останавливается, своя же конница по оставленному для нее коридору заскакивает в огражденный гуляй-городом лагерь. Проход замыкается, наша пехота сплошным многошереножным строем, прерываемой позициями полковых пушек, стоит перед гуляй-городом, а не позади него, что, по-видимому озадачило неприятеля. Судя по тому, что все прибывающее войско противника стоит на месте, по-видимому, его командование решает, как поступить с нашим лагерем - атаковать или предпринять что-то другое.

Решили поторопить врага, полевая артиллерия открывает залповый огонь по скоплению вражеской конницы. Накрытие точное, артиллеристы заранее пристрелялись, среди неприятельских рядов появляются заметные бреши в местах попадания картечи. Противник не выдерживает, разворачивается в широкую лаву и несется в атаку на наш строй. Пехота не открывает огонь до последнего, наши командиры получили указание подпустить неприятеля на самую минимальную дистанцию, дать ему завязнуть в зоне поражения, но, конечно, не попасть самим под его стрелы. Хладнокровно выдержав нужную паузу перед стремительно приближающимся валом конницы, наши стрельцы открывают залповый огонь, уступают место следующей шеренге.

Отступив с заметными потерями, после некоторых перестроений неприятель вновь попытался пробить строй нашей пехоты. По-видимому, Лисовский и его командиры не смогли сразу понять, что привычная им тактика стремительного натиска, не раз приводившая к успеху даже с численно превосходящим противником, в бою с нами провалилась. Возможно, им казалось, что цель рядом, вот она, вражеская пехота, практически открытая для их лихих воителей, нужно еще поднажать и она будет повержена. Второй штурм стал более яростным, враг, несмотря на потери, рвался вперед, части всадников удалось прорваться и нанести нашим стрельцам урон, благо, что их было немного, да и покончили с ними скоро.

После второй провалившейся атаки враг отступил, ушел в лес. Мы прождали час, затем отправили на разведку дозорную группу на поиски противника. Она вернулась через несколько часов и доложила, что неприятель покинул не только поле боя, но и окрестности Севска, переправился на левый берег Сева и направился на юг. Преследовать его мы не стали, да и не по силам нам догнать кавалерийский отряд, изрядно прореженный, но все еще грозный. Посчитали потери сторон, результаты впечатляющие, а для нас превосходные. Противник оставил на поле убитыми и ранеными свыше полутора тысяч воинов, больше половины своего начального состава. Неудивительно, что он ушел от последующих сражений, после такого разгрома ему надо прийти в себя, а потом долго восстанавливаться и натаскивать новое воинство.

С нашей стороны убито и ранено около трехсот ратников, большей частью из конницы Чоглокова и стрельцов. Для такого напряженного боя с сильным и отчаянным противником потери минимальные благодаря выучке, хладнокровию и боевому духу наших воинов. На общем построении войска сообщил о нашей безоговорочной победе, бегстве неприятеля, поблагодарил за ратный труд и мужество. Под троекратное "Ура", а затем "Слава князю-победителю, Михайлу Васильевичу!" я с воеводами объехал на белом коне строй воинов, поклонился каждой роте и батарее. Вечером устроили в лагере всеобщий пир, поднимал со всеми чарку за победу русского воинства.

На следующее утро собрали лагерь, не спеша, в привычном походном строе, отправились к Севску. Здесь, у распахнутых настежь крепостных ворот, наше войско встречал многочисленный городской люд, впереди важные бояре и старшины. Подъехали к ним, я впереди, чуть позади мои воеводы, поклонились славящему нас сообществу. После, спешившись, подошли к встречающей делегации, вкусили хлеб-соль, выпили чашку поднесенного вина. Затем вместе с воеводой города Петрово-Соловово Михаилом Ивановичем направились к его хоромам, там уже нас ждал ломящийся от ятств богатый стол. После обильной трапезы в компании местной верхушки перешли с воеводой в его рабочий кабинет, обсудили состояние дел в городе и крепости, окрестных селениях.

Воевода мне понравился, обстоятельный и хозяйственный, до тонкостей знает городские проблемы и успешно их решает, неплохо ладит с местным народом. Правда, в оборонных и других военных вопросах слаб, но не беда, второй воевода, Павел Алеппский, сидевший с нами рядом, хороший ему помощник по воинской части. Поддержал предложения обоих воевод по восстановлению окрестных сел и деревень, порушенных лисовчиками, их защите от разбойных шаек, все еще скрывающихся в местных чащобах. Пообещал помощь оружием, снаряжением, всяким инвентарем, добытых нами в боях с неприятелями. Оговорил передачу пленных, раненых, средства на их содержание. Переговоры прошли плодотворно, и я, и воеводы остались довольны, судя по улыбающимся их лицам.

Пробыли под Севском два дня и выступили в поход к месту своего основного базирования - Новгород-Северску. Наш рейд заканчивается, в основном северская земля освобождена от вражеских войск - отрядов запорожских казаков, польско-литовских шляхтичей и их наймитов, разбойных шаек. Окончательная зачистка от мелких групп неприятеля и лихих людей в обязанности местных воевод, мы оказали им необходимую помощь и обеспечение. В основном лагере будем дожидаться вестей от наших ратей, там будут ясны наши дальнейшие шаги. Сейчас у меня впервые в этом походе на первый план выходят мысли и заботы политического характера, расклада сложных взаимоотношений в элите государства, моем будущем - от собственной безопасности до отношений с государем и боярскими кланами.

Все отчетливее приходит понимание, что никому из власть предержащих по большому счету я не нужен, мои боевые победы только усиливают их неприязнь. В общих настроениях все большей части народа меня прямо называют восприемником высшей государственной власти, никому из правителей - нынешнему или будущему, такое отношение не приемлемо, видят во мне в первую очередь угрозу своему существованию и власти. Не замечать такой расклад и покорно идти в Москву, рассчитывая на милость царя и боярства - несусветная глупость, подставляю себя, своих близких, боевых товарищей и друзей смертельной опасности. Поднимать мятеж по примеру самозванца - также не лучший выход, нельзя вводить страну и народ в водоворот еще больших страданий и лишений.

Сама мысль о бунте вызывает резкое неприятие слившейся с моей личности Михаила, кощунственна для него. Я не испытываю столь верноподданнических чувств, больше руководствуюсь целесообразностью, но соглашаюсь, надо найти мирные пути разрешения дилеммы, при этом все же опираясь на поддержку верного мне войска. Такой "довод" совсем не лишний для противоборства с беспринципной боярской элитой и Шуйским, признающим только силу и козни. Продумываю варианты предполагаемых действий, анализирую их исполнимость, эффективность, возможные последствия.

Можно послать во все города и земли письма с предложением провести всеобщее вече о будущем Русского царства и избрании нового царя - прообраз привычного мне референдума. В этих письмах особо надо аргументировать необходимость реформирования высшей государственной власти и ее преемственности, обосновать принципы престолонаследия, а также убедительно доказать незаконность царствования Шуйского, убийством устранившего государя Дмитрия, а после скоропалительно венчанного на царство по воле группы ближайших бояр, участников заговора, без Земского собора, волеизъявления всех земель.

Также считаю нужным начать собственную пиар-компанию, во все услышание объявить о своем намерении стать всенародно избранным государем, рекрутировать команду сподвижников, привлечь все доступные средства и возможности продвижения своей кандидатуры. Нужно искать своих сторонников во всех слоях общества - от бояр и служивого рода до купечества и простого люда. Можно сулить разные блага, дать гарантии защиты государством их безопасности и интересов, идущим на пользу стране. Надо поддержать и привлечь на свою сторону народных сказителей, певцов, музыкантов, даже скоморохов, прославляющих мои подвиги и зовущих избрать меня будущим царем.

На все время судьбоносных для страны и меня перемен придется оставаться здесь, в Москву должен идти уже признанным лидером, вершителем своего будущего, а не просителем милости. Но сидеть взаперти на северской земле не собираюсь и не нужно, нужно двигаться по всей стране, от Великого Новгорода до южных рубежей, от Смоленска до Поволжья и Сибири. Я должен быть известным всей стране как рачитель чаяний народа, пекущийся о процветании государства на всех его просторах. При этом, конечно, нельзя забывать о своей безопасности, особенно в вотчинах своих врагов - Шуйских, Голициных, Романовых, Татищевых и иже с ними. Если кто-то из них пойдет на меня войной - так тому и быть, избегать ее я не буду.

Глава 5

В середине августа в лагере под Новгород-Северском собралось все наше войско, последним прибыл Федор Шереметев со своей ратью. После более, чем месячного расставания рады видеть друг друга, обнимаемся, рассказываем друг другу о пережитом, о походе, боях, победах или трудностях. Устроили общий пир всем воинам, наш большой поход успешно завершился, свою задачу освобождения Запада и Юга Русского царства от иноземных захватчиков выполнили сполна. Рати Семена Головина и Федора Шереметева также, как и наша, расчистили русские земли от поляков и их приспешников, расплодившихся за лихолетье разбойных шаек, все крепости и города в наших руках. Потери небольшие, из вышедших в поход 35 тысяч воинов сейчас в строю 27 тысяч, около трех тысяч раненых долечиваются в лагере и городах.

На следующее утро собрал всех воевод, командиров рот, батарей на большое совещание. Вопрос один - наши последующие действия, что делать дальше. Вроде бы естественный ответ - возвращаться в Москву, к месту постоянного базирования, для нас - меня, командующих, командный состав, да и всего нашего войска, - может привести к печальным, возможно трагическим последствиям. Даю расклад внутриполитической ситуации, назревающем заговоре боярских семейств, слабости царя. Мы в их руках станем слепым орудием междуусобных разборок, а я и мои ближайшие сподвижники - ненужным и опасным фактором в их раскладе, от которого они постараются скорее избавиться. Тем более, что внешней угрозы - интервенции Речи Посполитой, как-то сдерживающей их, теперь нет, нашими же усилиями.

Как же нам поступить, сохранить себя и войско, не ввязнуть в новую Смуту? Этот вопрос повис в воздухе после моего рассказа. Не верить мне у собравшихся нет оснований, я всегда честно давал картину предстоящих действий, каких-то трудностей, потом вместе находили лучший выход. Так и теперь, все смотрят на меня, я же ожидаю ответа и предложений от них. Через минуту молчания слово взял Федор Шереметев, один из самых зрелых и многоопытных воевод среди нас:

- Нам нельзя расходиться, мы сила, когда вместе. Сейчас войско наше крепко и могуче, с нами будут считаться. Нужно под единым началом бороться за свою лучшую долю. Михайло Васильевич, ты наш будущий царь, мы с тобой сметем всех ворогов, как иноземных, так и сидящих в Москве. Веди нас, для Руси сейчас другого выбора нет, ты самый достойный.

Тут же поднялся дружный хор поддерживающих голосов: - Верно, Федор Иванович! Веди нас, Михайло Васильевич, на Москву! Сметем Ваську - убийцу государя Дмитрия, да и татей - бояр не оставим!

Среди воодушевленных соратников замечаю троих, промолчавших, таящих свои думы - Якоба Делагарди, Андрея Голицына и Данилу Мезецкого. С Якобом понятно, он служит тому, кто ему платит, Андрей же из противостоящего нам клана Голициных. Данила, по-видимому, осторожничает, у него непростой выбор, к кому же примкнуть. У меня с двумя воеводами вначале были трения, в последующем, за месяцы совместных походов и боев, отношения сложились, если не дружественные, то приязненные, со взаимным уважением. Но, конечно, собственные интересы выше каких-то чувств, мне ясны их мотивы.

С поклоном принимаю поддержку мне, затем говорю: Благодарю вас, моих соратников, за доверие и принимаю его. Я готов стать государем Русского царства, если народ примет меня.

После нового хора восторженных голосов и славословия будущему царю продолжаю:

- На Москву сейчас мы не пойдем, не нужна нам братоубийственная сеча, бунт. Будем идти другим путем, искать согласие всего мира на мое царствование. Пока войско останется в лагере, часть из вас разъедется по городам и землям вот с этими грамотами.

Зачитал заранее подготовленное послание воеводам городов, князьям, наместникам, боярским собраниям, народу земель о незаконности правления Василия Шуйского, призывом избрать нового государя выборщиками от всех земель, а также отдельно свое воззвание к простым людям принять меня на царствование с посулами в благоденствии и защите от посягательств на их жизнь и добро. Собрание благосклонно приняло мои грамоты, вместе обсудили, в какие города и земли направить их, распределили по ним наших командиров, они в самое ближайшее время выедут со своими отрядами в места назначения.

После, с самыми ближайшими сподвижниками, обсудили другие меры по агитации и продвижению моего избрания, о возможных акциях, привлечении сказителей и певцов. Организацией такого необычного для этого времени рекламного процесса займется штаб во главе с Семеном Головиным. В каждом городе откроем его отделения, как из наших представителей, так и местных волонтеров. Необходимые финансы планируем собирать со всех земель, от бояр, купечества, простых граждан добрыми посулами, без принуждения.

Особо обдумали безопасность наших посланников и представителей. Всем, особенно ворогам, должно стать ясным, что мы единое целое, за каждого своего соратника постоим всей своей силой и возможностями, а они у нас будут немалыми, чего бы нам это не стоило. Здесь уместен девиз: один за всех, и все за одного. Каждый из наших людей должен почувствовать заботу и защиту, если заденут одного, то ответ будет от всего сообщества.

Обмыслили создание собственной службы безопасности и разведки, прообраз КГБ и ГРУ советских времен, ее задачи, структуру, формирование. Ее руководителем станет Федор Шереметев, помощником по силовым вопросам, включая защиту наших людей, будет Лазарь Осинин, по разведке и диверсионным операциям - Семен Ододуров. Общевойсковое командование (можно сравнить с министерством обороны) остается за мной, у меня помощники Корнила Чоглоков и Тимофей Шаров. Тыловое обеспечение ляжет на плечи хозяйственного Ивана Ододурова, финансовыми делами займется многомудрый Яков Барятинский.

После совещания во второй половине дня провели общее построение всего войска. Я рассказал воинству то, что изложил командирам, только более эмоционально, живописуя наши невзгоды после возвращения в Москву, о слабости и гибельности правления Шуйского. Обвинил его в смертоубийстве законного государя, ложности венчания царем кликой бояр-заговорщиков без согласия Земского собрания. В завершении зачитал послание об избрании нового царя всем миром. Мой рассказ войско слушало молча, затаив дыхание, после же взорвалось в едином возгласе: Ты наш царь, веди нас!

Глубоко поклонился своему верному воинству, от души поблагодарил за поддержку, а потом сказал: Никуда идти войском сейчас не будем, остаемся здесь. Нам не нужна кровь новой войны с нашими братьями, мы один народ, будем идти к людям с миром. Ваши командиры отправятся по городам и землям с этим посланием и воззванием о принятии меня своим государем. Но держите порох сухим, если кто-то из ворогов пойдет на нас войной, то дадим ему отместку, обидеть себя никому не позволим. В Москву мы пойдем, когда народ призовет нас к служению своему отечеству, новому царству Русскому! Мы за Правду и мы победим!

После эмоционального общения с войском дал краткие наказы каждому из назначенных руководителей новых служб и ведомств, они приступили к выполнению принятых планов и заданий. Наши писари переписали послания и воззвания, передали отправляемым командирам, те, согласовав с Семеном Головиным меры по открытию наших представительств в городах и землях, отобрали себе воинов в составе полурот, стали готовиться к выдвижению. Федор Шереметев со своими помощниками начал формировать свои подразделения, к такой же работе приступили другие руководители.

По всем вопросам, возникшим в ходе исполнения совершенно новых для них обязанностей, они обращались ко мне. По мере своих представлений из будущего пытаюсь им помочь, зачастую вместе рассуждаем, ищем приемлемые решения. Постепенно стали создаваться основные службы и подразделения, приступили к первым действиям и операциям, сначала в учебном режиме в лагере, а затем уже с выездом на "объекты".

В течении месяца наши представительства, службы продвинулись почти по всей территории страны, открыто или тайно. Где-то их встречали радушно, от воевод до рядовых граждан, иногда нейтрально, не поддерживая нас, но и не ставя палки в колеса. Однако нередко давали отворот, воеводы указывали нашим представителям и посланникам на дверь, были и откровенно враждебные шаги - заключали в острог, били кнутами и розгами как воинских преступников и мятежников.

В те города и земли, где совершалась расправа над нашими людьми, отправлялись диверсионные группы, которые освобождали пленников и совершали возмездие над виновниками - от воевод до исполнителей казни. При этом не скрывалось, что мщение идет от князя Скопина-Шуйского, освободителя Русского царства, он не потерпит обиды своим верным соратникам. После нескольких таких акций, объявляемых нами вселюдно, подобных враждебных действий стало намного меньше, далеко не всякий воевода готов противостоять славному воителю.

Сам я готовлю послания ко всем воеводам городов, крепостей, полков с разъяснением своих намерений и предложением о личной встрече, отправляю к ним курьеров в сопровождении охраны. Тем, кто не побоялся царской опалы, ответил согласием, направляю весть о скором прибытии, с ротой эскорта незамедлительно выезжаю в путь. Так я в течении трех месяцев посетил два десятка крепостей и городов, провел переговоры с воеводами, боярами и поместным дворянством, встречался с купцами и ремесленниками. Круг моих сторонников вырос существенно, мне высказали поддержку в избрании на престол города Южных и Поволжских земель, Запада и Поморья. В центральных землях пока выдерживают молчание, ожидают исхода моего противостояния с Шуйским и Боярской думой.

Сразу после объявления Шуйского незаконным царем я направил ему и думе послания, в которых прямо назвал действующего правителя преступником и узурпатором, отказался от дальнейшего повиновения ему. Но здесь же оговорил, что я не собираюсь поднимать мятеж и идти войной на Москву, буду мирным путем, через всеобщее выборы и признание всех земель царства, добиваться престола. Если же Шуйский сам начнет войну, то призову своих сторонников, верные мне войска на прямое сопротивление тирану, вступлю в боевые действия вплоть до его свержения. Свой ультиматум я также обнародовал во всех городах, возложил ответственность за возможные боевые конфликты и жертвы на Шуйского и думу.

Не веря моим словам, что войско не пойдет на Москву, Шуйский спешно стал собирать ополчение стольного града, призывать полки с других городов и земель, укреплять оборону. Он прекрасно понимал, что его сил не хватит для защиты города, если бы мы вздумали захватить Москву. Лучшее войско и самые успешные воеводы со мной, практически ему нечего противопоставить нам, но смиренно ждать своей участи не смог, предпринял судорожные попытки обезопасить себя. Особого успеха ему не удалось добиться, желающих встать на его защиту оказалось мало, из числа тех, кто завязан с ним. Если полетит его голова, то и им не сдобровать, так посчитали они. Это, прежде всего, заговорщики, вместе с Шуйским свергшие царя Дмитрия, а затем поставившие его на престол, а также ближайшие их родичи.

Наша разведка, тайно обосновавшаяся в городе, докладывала о панических настроениях в царском дворе и Боярской думе. Кто-то из бояр уже покинул город, отправившись в свои дальние вотчины. Другие пытались сговориться между собой, устранить Шуйского и перехватить власть, но не смогли выбрать, кто же из них будет новым царем. Каждый из сильных родов желал видеть на троне своего родича, но не стараться для чужих. Общего лидера, сумевшего бы устроить всех заговорщиков, среди них не нашлось. Третьи стали искать связи со мной, отправляя своих людей на встречу с нашими представителями в ближайших городах. Мне о них сообщил Семен Головин, я дал ему свое добро, нам союзники, пусть и временные, не помеха.

Тем временем пришла осень с дождями, а затем холодами, мы расквартировали войско по гарнизонам городов, поддержавших нас. Распускать воинов по домам, а потом весной вновь собирать, не стали, скоро предстоят горячие события, связанные с выбором нового царя. Установленный мною в посланиях трехмесячный срок истекает, будем созывать выборщиков со всех земель страны, Земской собор. Наверное, в его истории это первый случай, когда созыв идет от претендента, еще не взявшего власть в свои руки. Но моего влияния хватило, выборщики земель согласились на общий сбор в Туле, из Москвы тоже. Тульский воевода Василий Петрович Морозов придерживается нейтральной позиции, но все же не отказал мне в просьбе принять в своем городе Земской собор. Проводить собор в Москве, в окружении недругов, неблагоразумно, это ясно всем.

Немаловажно, что мне удалось найти поддержку у патриарха Гермогена. Дважды тайно встречался с ним в патриаршем подворье - храме пророка Божия Илии в Черкизове. В первую встречу Гермоген отказал мне, обвиняя в сеянии новой смуты. Потом, заручившись помощью и благословением святого затворника Иринарха, мне удалось убедить патриарха в чистоте моих помыслов и лучшей доли для страны с моим правлением, скорейшем наведении порядка и мира. С другими высшими иерархами Русской православной церкви я также связывался, общался лично или через своих посланников. После согласия патриарха не встретил у них протеста, включая митрополита Филарета.

Во второй половине ноября 1610 года в Туле собрался Земской собор Русского царства. В просторном зале для собраний воеводского двора свободного места не было, съехались князья, бояре, думные и служилые дворяне, воеводы, старшины купцов и посадского люда практически со всех земель и городов Руси. Прибыли со своими сподвижниками Голицины, Романовы, Татищевы и другие семейства, собирающиеся выдвинуть на престол своих родичей. Василия Шуйского не было, его представлял брат Иван и другие родичи. Патриарх направил на собор митрополита новгородского Исидора, сам он не приехал из-за двойственности положения - до сих пор открыто поддерживал Шуйского, теперь же идет речь об избрании нового царя.

Вел собор глава Боярской думы князь Фёдор Иванович Мстиславский. После пожелания здравия всем собравшимся он приступил к злободневному вопросу - о низложении царя Василия Шуйского, передал слово мне, главному обвинителю и зачинщику. Я начал с рассказа о заговоре обвиняемого против законного государя и его убийстве, о незаконности возведения его на престол без Земского собора. Затем перешел к последующему времени правления Шуйского, рассказал о преступных деяниях, ошибках и бездействии, приведших к расколу страны, разгоранию Смуты и многочисленным жертвам. Все свои обвинения я аргументировал фактами, документами и ссылкой на свидетелей, которых готов представить собору.

Мое выступление заняло около двадцати минут, провел в эмоциональном духе, с драматическими паузами, понижая или повышая голос, я отрепетировал его заранее. Собравшиеся слушали внимательно, затаив дыхание, только иногда кто-то перебивал криком: Ложь...Поклеп.., - но Мстиславский тут же одергивал крикуна, давая мне возможность продолжить. После завершения моей речи началось бурное обсуждение, возмущение одних, одобрение других, даже начались потасовки между разгоряченными государственными мужами. Затем, когда угомонили бузотеров, обсуждение пошло более спокойно, взвешено, бравшие слово задавали резонные вопросы, собор выслушал свидетелей. Потом выступили со своим мнением и оценкой моей речи и тех событий представители разных семейств, на этом первый день завершился.

Во второй день собор приступил к вынесению приговора о низложении с престола действующего правителя. От каждой земли выступал представитель, объявлял свое заключение. Общим решением собор низложил Василия Шуйского и предал его суду Боярской думы. Тут же, без перерыва, перешли к избранию нового царя, опять пошли крики, взаимные обвинения, Мстиславскому не без труда удалось навести порядок. В конце концов на выбор собора представили четверых претендентов - Василия Голицына, Михаила Романова, Дмитрия Трубецкого и меня. После еще двухчасового обсуждения и решения в земельных представительствах, в отдельных разрядах по чинам собор сделал свой выбор - новым царем становлюсь я.

Радость, усталость, давящее чувство ответственности за будущее страны - эти эмоции навалились на меня, через силу улыбаюсь друзьям, соратникам, новым союзникам, поздравляющим меня. Предшествующие собору, а особенно два последние дня вымотали меня, я был уверен в своей победе, но все же какие-то сомнения и волнения не оставляли меня. Теперь, когда самое важное уже произошло, напряжение ожидания, переживаний отдалось физическим и моральным переутомлением. Чуть позже, когда прошли первые эмоции, я на несколько мгновений закрыл глаза, отстранился от окружающего, встряхнулся от слабости духа и тела. После уже спокойно и уверенно встал перед собором, выступил с благодарственной речью, заверил присутствующих и народ Руси в приложении всех сил на благо отчизны.

Вечером в воинском доме, предоставленном воеводой города моему сопровождающему отряду, устроил пир для соратников, сподвижников, чьими трудами в течении последних трех месяцев была достигнута великая победа, сопоставимая с успехом баталии под Смоленском. Теперь наша судьба, как и судьба всего народа и страны зависит от нас, мы все - воины, воеводы, примкнувшие к нам душой сторонники из самых разных сословий, - с надеждой и уверенностью глядим вперед, верим в лучшее будущее. На следующее утро, после краткого совещания, мои воеводы и командиры отправляются в полки и роты, готовить войско к мирному походу в Москву. Но если низложенный царь не пожелает открыть нам ворота, мы с полным правом освободим город от тирана, не миром, так войной.

Через две недели, в начале декабря, все войско собралось под Брянском. В этом городе наша временная резиденция, воевода Василий Шереметев предоставил нам свой воеводский дом. Начали поход после первых морозов, схвативших раскисшие дороги, до Москвы около 400 верст. Наш путь проходит через Козельск, Калугу, Серпухов, Коломенское. Во всех городах и крепостях нас ожидали у открытых ворот хлебом-солью, славили нового царя. В Калуге нам показали захоронение Лжедмитрия II, убитого своим начальником охраны. Его бывшее воинство разбежалось, сам город принял меня как своего государя, пусть еще не венчанного на царство. Никаких войск или отрядов против нас не встретили, так мирно, без каких-либо столкновений дошли до Москвы.

Москва встретила колокольным перезвоном, простой люд уже в предместьях ликованием приветствовал меня и войско, у Сретенских ворот наш ожидал глава Боярской думы Фёдор Иванович Мстиславский, с ним другие видные бояре. Первый боярин вручил мне хлеб-соль, затем рядом со мной и ближайшими моими сподвижниками проследовал в Кремль, Грановитую палату. Здесь, в величественном и огромном зале, украшенном живописными фресками, с крестовыми сводами, первом каменном здании Московского Кремля, проводят самые важные приемы и пиры, Земские соборы, собирается Боярская дума. Сейчас вся дума здесь - бояре, окольничии, думные дворяне и дьяки, дородные и важные, с пышной бородой, в долгополых кафтанах и ферязах, на голове высокие горлатные шапки из черного соболя.

Поочередно, по старшинству, подходят ко мне, сначале бояре, а за ними другие чины думы, снимают шапки, низко кланяются, касаясь одной рукой пола, в другой шапка, после моего ответного наклона головой обращаются с приветствием и пожеланиями. С таким представлением прошли передо мной около полусотни боярских мужей в течении доброго часа. Затем с подачи Мстиславского обсудили мое венчание на царствование, решили не откладывать на долгий срок, будем готовиться к следующей неделе. После Фёдор Иванович поведал об участи низложенного Василия Шуйского. Боярская дума не медля, сразу после завершения Земского собора, велела заточить его в темницу, сейчас он под стражей в Троицкой башне Кремля. Шуйский не оказал сопротивления, покорно отдался на милость думы и нового государя, теперь ожидает своей участи. Его судьбу решать мне, но займусь позже, после венчания и других спешных дел.

Другие государственные дела перенес на завтра, когда Мстиславский сообщил, что мои матушка и супруга уже здесь, в Постельных хоромах, на женской половине. Без излишней поспешности закончил первое собрание думы, отпустил служилый народ и своих помощников, велев им также прибыть сюда поутру. Сам же, сопровождаемый рындами-охранниками и стольниками, отправился к своим родным. За долгое время разлуки соскучился по ним, иногда на меня в лагере нападала тоска, щемило сердце от грусти и беспокойства. Я был уверен, что Шуйский и прочие недруги не посмеют обидеть моих близких, но все же переживания не оставляли меня. Теперь радость предстоящей встречи и нетерпение подгоняют меня, с напряжением сдерживаю себя, иду не спеша, сохраняя видимость невозмутимости и царского величия.

По переходам выходим на задний двор, здесь в двухэтажных деревянных хоромах с теремом на третьем ярусе, щедро украшенных резьбой, размещены женские покои царской семьи. Поднимаюсь по крытой лестнице на второй этаж, останавливаюсь перед горницей, отпускаю слуг, после краткой задержки - перевести дух, вхожу в просторную и светлую палату. В окружении служанок-постельниц сидят на лавке у стены матушка и Сашенька, ведут беседу. Заметив меня, они встают и не быстро, матушка привычно, а погрузневшая, с заметно выдающимся животом, жена в виду своего положения, идут ко мне, светясь счастливой улыбкой. Обнимаю их обеих, они, после первых объятий, пытаются освободиться и поклониться мне, но я не отпускаю, крепче прижимаю к себе, не могу оторваться от дорогих мне сердец.

Немного позже, когда схлынули первые эмоции, усаживаю их на лавку, сам устраиваюсь напротив, в поставленном прислужницами кресле. Матушка дала распоряжение хоромныи девкам накрыть стол в трапезной и отпустила их всех. Уже одни повели разговоры о минувшем, я о своих походах и сражениях под охи и ахи женщин, а затем они. Когда в Москву пришли первые вести о победах нашего войска под Вязьмой и Смоленском, весь московский люд ликовал и прославлял воинов, князя-победителя. Матушку пригласили на пир, устроенный Василием Шуйским в честь разгрома и изгнания иноземного ворога, ей достались почести за великого сына. Позже мои родные жадно следили за новостями о нашем освободительном походе в северские земли, радовались и переживали за меня, ждали победного возвращения с войском.

А потом все поменялось, по городу пошли противоречивые толки. Злые языки молвили, что князь поднял бунт против своего государя, идет войной на Москву, другие заверяли, что все войско осталось на месте, никакого бунта нет, князь собирает Земской собор. Поменялось отношение боярских семей, кто-то стал избегать их, другие пытались задобрить, Шуйский больше не призывал к себе, но и не посылал татей к ним. Позже, когда слухи о Земском соборе подтвердились, пошли суждения и гадания о низложении Шуйского, избрании нового государя, назывались разные имена, но все сходились, что больше других надежды на избрание у меня. А когда Земской собор состоялся и выбрал нового царя, московитяне с одобрением приняли эту новость, были и хулители, особенно от видных боярских родов, чьих родичей отверг собор.

К матушке и Сашеньке все окружающие - из боярских семей, купцов или посадских, - после моего избрания отнеслись с заметно большим вниманием, в церкви или на улице, в гостях или пирах, кто-то уже обращается как к царицам. Им самим все еще не верится, что их родной сын и муж - государь всего Русского царства. Когда из думы прислали нарочного, что надо готовиться к переезду в Кремль, восприняли как наваждение, что сейчас проснутся и все окажется обманом. А сегодня утром за ними приехали обозом на санях дюжие служилые, помогли загрузить скарб, и вот они здесь. Занялись раскладываем вещей, обживанием новых покоев, хоромные девки вьются вокруг них, любое веление исполняют незамедлительно. Больше вела речь матушка, а Сашенька только поддакивала, соглашаясь со свекровью.

Тем временем, пока шли наши разговоры, в трапезной накрыли стол, пригласили отобедать, для нас впервые угощаться кремлевской стряпней. Самым важным блюдом на столе стала жаренная лебедушка, которую вынесли первой и водрузили во главе стола, передо мною. Обслуживала нас боярыня-кравчая и ее помощница, подававшие кушанья и напитки - уху, лососевую икру, куропатку со сливками, пироги с зайчатиной, в завершении обеда верхосыток - десерт, пряники с с анисовым напитком. Подали нам хмельные напитки из меда и водку, мы с матушкой выпили немного, Сашенька отказалась, пила горячий сбитень. После сытного обеда отправились отдыхать, я с супругой в ее опочивальню, уже застеленную спальницами.

Отправил прочь девок, сам занялся ласками, мне уже невтерпеж. Споро раздел Сашеньку, поднял на руки и бережно возложил на постель, сам разоблачился. Жена покорно подставила свое налившееся тело, я осторожно, стараясь не наваливаться на округлившийся живот, покрыл поцелуями столь желанную за многие месяцы плоть, а затем овладел ею, раз за разом. Сашенька, старавшаяся вначале не напрягаться, позже увлеклась, сама стала прижимать меня к себе, а потом застонала, сотрясаясь в оргазме. Через потерявшее счет время, когда мы устало раскинулись на просторном супружеском ложе, привлекла мою голову к своему животу, попросила: Мишенька, послушай, как наш сын толкается, разбудили мы его!

Каюсь, увлекся, так можно и преждевременные роды вызвать, а Сашеньке еще два месяца вынашивать! Надо впредь быть осторожнее, думаю я и прислоняю ухо к круглому бочку жены. Действительно, плод довольно энергично дает о себе знать, возмущается. Мягко поглаживаю живот, как бы прося прощение, вскоре он успокаивается, но тут другая "беда" случилась, Сашенька вновь завелась, пришлось и ее "успокаивать", но уже аккуратнее. После уснули, проспали почти до вечера. Когда вышли из спальни, немного заспанные, но довольные, нас в горнице встретила матушка, укоризненно покачала головой, мы с женой, как малые дети, опустили головы, посмотрели друг на друга и улыбнулись своей шалости. После вместе, втроем, вышли во двор и направились к Успенскому собору, он совсем рядом, за Патриаршим двором.

В соборе помолились благословению божьему, поставили свечки, затем вернулись в хоромы. Все встреченные, служилые и дворня, низко кланяются нам, мы отвечаем важно, кивком головы, уже привыкаем к такому обращению. Поужинал со своими родными, а затем с сопровождающей охраной и слугами отправился в личные покои, в таких же хоромах, как и на женской половине, с теремом на третьем ярусе и гульбищами - балконами, огороженными перилами и решетками. Обошел комнаты на втором этаже - переднюю комнату с троном, служащую для приемов, парадный зал для различных торжеств, престольную - рабочий кабинет, опочивальню, молельню, мыленку.

Поднялся в терем, его стены богато украшены резьбой и цветными росписями, здесь размещены светлицы с несколькими окнами, света действительно много, жилые комнаты для наследника и других царских отпрысков, вышел на гульбище - балкон, оглядел окружающие дворы, каменные палаты, деревянные хоромы со златоверхими теремами, ярко отсвечивающими в вечерних лучах. Кремль заставлен зданиями и сооружениями, хозяйственными постройками, мастерскими, создается впечатление скученности. В основном помещения деревянные, только последние выстроены из камня, самое приметное из них - Грановитая палата, рядом с ней Средняя золотая палата, Красное крыльцо, расписанное золотом и красками, ведущее к златоглавому белокаменному Успенскому собору. Все виденное впечатляет, но у меня еще нет ощущения, что я здесь хозяин, могу менять, строить, вносить новое.

После осмотра хором (кроме подклети - первого этажа, для хозяйственных нужд и людской) занял кабинет, уставленный резной мебелью, бюро с откидывающимся верхом и ящичками для бумаг, письменных принадлежностей, в шкафах книги, рукописи, карты. Присел к бюро, приготовил бумагу, гусиное перо, чернила, проверил, как пишет, а затем задумался над ближайшими планами и делами. Отделяю на листе - слева срочные деяния, справа перспективные, но которые надо готовить в ближайшее время. Постепенно, строчка за строчкой, исписываю первый лист, весь перечеркнутый исправлениями, приступаю к следующему, так работаю час за часом. Заканчиваю, надо завтра с утра, на свежую голову, проверить, еще раз обдумать. После направляюсь в женские хоромы, к любимой супруге, ожидающей меня в опочивальне.

Глава 6

Рано утром, стараясь не разбудить жену, утомленную ночными утехами, собираюсь и выхожу из опочивальни. В горнице нахожу матушку, уже хлопочущую в новом своем хозяйстве, она с лаской встречает меня, ведет в трапезную завтракать, а потом сидит рядом, смотрит, как я кушаю. После отправляюсь в свои покои, принимаюсь за работу, перечитываю черновые записи, снова исправляю, вношу новые мысли, появившиеся за ночь. В девятом часу прибыли в мои покои Семен Головин и Корнила Чоглоков, исполняющие обязанности ближних окольничих, вместе с постельничим помогли одеть зипун со стоячим ожерельем, поверх него становой кафтан из шелка, на голову мягкую тафью, расшитую золотыми нитями. Затем направились в переднюю комнату, здесь у меня назначен прием думных чинов и своих соратников.

Перед моим входом Семен объявляет: Михаил Васильевич, государь всея Руси, Великий князь Володимерский, Московский, Новградьский и иных, - все поднимаются с лавок, отдают мне низкий поклон. Милостиво разрешаю всем сесть, думным дьякам также, приступаю к выслушиванию докладов чинов. Бояр сегодня нет, только служилые - начальники приказов. Отчет слушал внимательно, стараясь вникнуть в суть их обязанностей. Одно из моих будущих направлений - реформа системы государственного управления, надо сначала самому разобраться в ней, узнать до тонкостей. По ходу речи думных дворян и дьяков задаю вопросы, уточняю какие-то сведения, при этом выявляется некомпетентность некоторых из них, не могут точно и четко ответить на заданный вопрос.

Слушания заняли время до самого обеда, приказов почти два десятка, отчитались половина из них, остальных перенес на завтра. Отпустил думных чинов, сам со своими ближайшими сподвижниками отправился трапезничать в Столовую избу. После обеденного отдыха продолжаю совет с ними, обсуждаем предстоящие срочные дела и заботы. Первостепенная из них - устранение явных и тайных врагов, определяемся с их списком и предпринимаемым к ним мерам. Начинаем с Василия Шуйского и его подельников, участвовавших в заговоре против Дмитрия - Василия и Ивана Голицыных, Ивана Шуйского, Ивана Безобразова, Григория Валуева, Ивана Воейкова, Андрея Шерефединова, Марфы и Михаила Нагих, московских купцов Мыльниковых.

Главных организаторов переворота - Василия Шуйского и Василия Голицина, - решили постричь в монахи и заточить в монастырь, к ним я еще добавил Екатерину Шуйскую, свою отравительницу, но прежде надо устроить ей дознание с пристрастием, по чьему наущению она предприняла злодейство. Непосредственным убийцам Дмитрия - Валуеву, Войекову, Мыльникову, - вынесли смертный приговор, а их семьям - отправку в ссылку. Также сослать в Сибирь вместе с семьями решили остальных заговорщиков и их пособников. За другими недругами, явно не замешанных в государственном преступлении, но от которых можно ожидать козней и заговора, сочли нужным вести догляд. Среди них отметили Романовых, Татищевых, Голициных, Воротынских, Трубецких, Лыковых, за которыми требуется особый присмотр.

Для ведения подобных и других дел, не подконтрольных Боярской думе, решили учредить Тайный приказ, подчиняющийся непосредственно мне. Будем организовывать на основе нашей службы безопасности, руководить приказом будет также Федор Шереметев. Вначале в Москве, а позже открывать местные отделения в городах и землях по всей стране. Такая мера даст мне большую независимость от боярства, почувствовавших слабину последних правителей, особенно Шуйского, от того строящих свои планы и заговоры. О маниакальной подозрительности и терроре боярства, как при Иване Грозном, речи нет, но это гнездовище интриг должно ощутить твердую руку нынешнего государя и выполнять свое назначение как советчика и радетеля в государственных заботах, но не в своекорыстии и устройстве козней.

Разбирали также тему постепенной чистки всего государственного аппарата, от Москвы до уезда и волости, а также его реорганизации. Надо избавляться от непригодных или даже вредных чинов, несмотря на их родовитость, в думе, приказах, воеводствах, городских и сельских управах, общинах. Кроме того, надо менять саму систему государственного управления с ее рутиной, неспособностью гибко реагировать на текущие проблемы или смену условий. Работа большая, требует много усилий, времени и настойчивости, будет сильнейшее противоборство закостеневшего служилого народа и боярства, но надо приступать уже сейчас. Смута в царстве в первую очередь, наряду с прерыванием династии Рюриковичей, началась из-за кризиса властной структуры, ее неумения справляться с глобальными проблемами, как голод в 1601-1603 годах, нападение внешнего врага или появление всякого рода самозванцев.

Кроме того, оговорили назначение моих верных соратников и присоединившихся сторонников на освобождающиеся чины в Москве и разрядах, а также на вводимые впервые. В войсках будет постоянно действующий генеральный штаб, организованы военные школы для командиров нового строя. На основе и по подобию нашего войска будем создавать первые регулярные полки, учить и выдвигать в командиры лучших ратников. Набирать в новые полки пока планируем из служивых, "охочих" вольных людей, иностранцев, казаков и других наёмников, позже можно из даточных людей, от земель. Также откроем школы артиллеристов, саперов, в новой тактике сражений от их мастерства во многом зависит исход боя или взятие крепости.

Через неделю, 21 декабря, состоялось венчание на царство. Обряд проходил по традиционному канону, как и у предыдущих царей рода Рюриковичей, тем самым подчеркивалась преемственность законной царской власти. Из своих покоев в праздничных одеждах, тяжелом царском платно из золотой парчи, с драгоценными каменьями, в сопровождении ближних бояр и окольничих направился в Успенский собор. Иду медленно, нарочно сдерживаю себя, свое волнение в предстоящем освящении царского сана. На выходе из хором к процессии присоединились остальные бояре, думские чины, заседатели Земского собора, за ними рекой шли московитяне, допущенные к лицезрению венчания.

В Успенском соборе был отслужен молебен, после которого я и патриарх Гермоген поднялись по ступеням на помост в приделе и заняли свои места на тронах. Справа от нас расположились бояре, слева - иерархи церкви. Мы с предстоятелем обменялись чинными речами, затем приступили к венчанию. Патриарх принял из рук первого боярина Мстиславского Мономахов венец и возложил его на меня, затем вручил скипетр и державу, накинул на плечи барму. После патриарх произнес поучение о радении своим подданным и благословил на царствование. Далее была отслужена торжественная обедня, которую я отстоял "во всем своем царском сане". Завершилась литургия чином миропомазания и причастием. Во время миропомазания царский венец держал Федор Шереметев.

После я, за мной вся процессия, прошествовал в Архангельский собор, где по традиции приложился к гробам великих князей, подчеркивая тем самым родство с домом Рюриковичей, а затем в Благовещенский собор - домовую церковь государя, получаю благословение протопопа, своего духовника. После такого обязательного обхода направился в Грановитую палату завершать венчание великим пиром. Здесь происходит не только само пиршествование, но раздача мною наград, чинов, подарков достойным. Я заранее со своими ближниками обсудил и подготовил эту процедуру, но для многих остальных эта честь не известна, ждут с нетерпением и надеждой моей милости, даже и не имея на то оснований.

На пиру, как не раз заведено царственными предшественниками, объявляю уложение "ради царского обиранья без мест", то есть не обязывающий бояр и чинов садиться за столом по значимости мест, тем самым исключающий споры, отравлявшие все праздничные пиры "с местами". Все же без "разборок" не обошлось, кто-то кого-то пытался оттеснить от лучшего места, ближе к царю. Но мои окольничие и стольники быстро наводили порядок, возвращая возмутителя обратно. Пир удался, три дня народ пил, ел, говорил и слушал речи, были и потехи со скоморохами, шутами, плясками и песнями, ручным медведем, приглашались музыканты и сказители, пели мне хвалебные песни и сказания.

Но, конечно, главный интерес для всех вызвал мой указ о награждение отличившихся мужей. Я не обошел вниманием каждого, кто помог преодолеть ворогов, услужить государству и мне. В указа названы бояре и боярские дети, дворяне и служилые, воеводы и ратники, купцы и посадские, все, кто ратным трудом или мирными деяниями, деньгами, имуществом или своим участием внес лепту в нашу победу, всего около сотни. Получили боярский чин Семен Головин, Корнила Чоглоков, Семен Ододуров, окольничими стали Лазарь Осинин и Яков Барятинский, поместным дворянством награждены казацкий атаман Тимофей Шаров и купцы Строгановы, командиры рот и батарей нашего славного войска. Федор Шереметев получил вотчину в Поморье, награжден клинком в золотых ножнах с изумрудом.

Дорогими подарками поощрен боярин Михаил Шеин, воевода героического Смоленска, также отмечены другие воеводы городов и крепостей, давшие отпор польским и запорожским ворогам. Награждены почетным оружием Андрей Голицын и Данила Мезецкий, воеводы Шуйского, но неплохо воевавшие со мной в походе на Смоленск, а затем в северскую землю. Я с ними так и не сблизился, но уважение к ним сохранил. Свою награду получили командующий шведским отрядом Якоб Делагарди и его командиры, пусть и были с ними трудности из-за денег, но ратный долг они исполняли честно.

Все награжденные по моему особому приглашению прибыли на венчание и сейчас на пиру познают час своей славы. Каждому из них, вызываемому к моему столу думным дьяком-секретарем, я нахожу доброе слово о его деянии, самолично вручаю подарок, а затем преподношу кубок с вином со своего стола. После такого внимания от самого государя солидные мужи тают от восторга и гордости, а затем низко кланяются, да не по разу. Награждения шли все три дня пира, по чинам, сначала боярам и воеводам, затем дворянам и ратникам, в последний день купцам, посадским, селянам, но вниманием никого не обделяю, оказываю почет и уважение невзирая на чины.

В дни пира на женской половине тоже проводился свой прием и угощение приглашенных боярынь и других достойных, по мнению матушки, барынь. В первый день я оказал внимание гостьям, посидел час с ними, поблагодарил за поздравления и пожелания. Остальные дни дамы пировали сами, верховодила над ними, конечно, матушка по чину царицы-матери, да и нрав у нее поистине царский. Я позволил близким провести праздник, скрасить свой замкнутый быт. О женской доле по принятому Домостроем порядку и уложению у меня с первых дней в этом мире сложилось сочувственное отношение. Практически женщины сейчас бесправны, почти рабыни своих повелителей - отцов или мужей. Их можно бить до смерти, держать взаперти, на хлебе и воде. Без воли мужа не могут выходить даже в церковь, говорить с посторонними, приглашать кого-либо в гости, сидеть за столом со всеми.

Моя душа, да и воспитание 21 века не позволили принять такие отношения, со своими родными с первого дня установил ласковое и уважительное обхождение, отличаясь в этом от Михаила. Тот при всем почтении к своей матери все же допускал пренебрежение к ее мнению, иногда милостиво соглашался. К Сашеньке же отнесся как к своей забаве, предмету похоти и самоуправства, без какого-либо, даже малого пиетета. Правда, до избиений не доходил, но и особой ласки не высказывал. Сашенька привычно, раболепно принимала свой удел, старалась угодить мужу, как ранее отцу. В первое время даже терялась, видя от меня совсем иное отношение, потом немного привыкла, всей душой потянулась ко мне, радея уже не от страха наказания, а от заботы за милым ей супругом.

Менять в обществе отношение к женщинам сейчас практически невозможно, да и не ставлю себе такую задачу, но надо постепенно, шаг за шагом, идти по этому пути. Время петровских реформ еще не пришло, в сознании всех крепко сидят вбитые уклады и нормы. Но, как вода точит камень, планомерные и продуманные меры смогут в отдаленной перспективе привнести новые правила и мораль, как в отношении женщин, так и во всех других сторонах бытия. Мне надо самому продумать такую долгосрочную программу, помочь никто не может, нужно совсем иное воспитание и восприятие, пока недоступное современникам в этом прошлом.

Сразу после пиров я передал в Боярскую думу три указа - о приговоре Шуйскому и заговорщикам, свергшим и убившим государя Дмитрия, об учреждении Тайного приказа и о создании полков нового строя, воинских школ, учреждении генерального штаба. Все эти указы вызвали переполох среди бояр и думских чинов, по их мнению, как слишком решительные и скорые, резко меняющие существующие устои. С Шуйским они уже смирились, готовы отдать мне на растерзание, но с остальными заговорщиками, среди которых известные боярские имена, особенно братья Голицины, растерялись. Открыто идти против воли всенародно избранного и венчанного государя они не решились, но и сдавать своих авторитетных собратьев тоже не могли.

Тайный приказ, находящийся в прямом ведении царя, также их обеспокоил, почувствовали подрыв своего влияния на государственную службу, исполнительную и судебную власть, пока контролируемую ими через существующие приказы. Новые регулярные полки вместо поместного воинства тоже не вписывались в их традиционные понятия, страшили своей необычностью и неизвестностью нового, также, как и учреждаемый генеральный штаб и школы. Зачем принимать что-то непонятное, когда старая воинская служба справляется, пусть и худо-бедно, со своими заботами, такая мысль не давала боярам согласиться с нововведениями. По всем моим указам дума так и не смогла дать прямой ответ. Как мне донесли соглядатаи из думы, бояре решили заморочить с их обсуждением, протянуть время, а там как судьба ляжет.

По царскому Судебнику без согласия думы мои указы просто не принимались к исполнению, предписывалось условие "Царь сказал, бояре приговорили" или "По указу царя бояре приговорили". Царские распоряжения без ведома думы допускались в исключительных случаях, и то по незначительным вопросам. Даже Иван IV Грозный, несмотря на свою крутость в отношении боярства, вынужден был указы проводить с такой формулировкой. До абсолютной монархии в России еще долгий век, только Петру I удалось переломить ситуацию. Проводившаяся Иваном IV и последующими царями политика сильной царской власти, обуздания боярского самоуправства серьезно пострадала при Василии Шуйском, "боярском царе". При вступлении на престол он дал обещание, что наиболее важные судебные дела будут рассматриваться совместно с Боярской думой, не подвергать опале бояр без согласия Думы.

Вот с таким наследием пришлось мне вступать в свое царствование. Придется мне применить силу и влияние, продавить сопротивление бояр. Указом от своего имени отменяю послабления Шуйского, объявляю его клятву-грамоту отступлением от царского Судебника, принятого Великими князьями и царями рода Рюриковичей, посему неправомочной. Против такого хода у думы нет законного основания противопоставить мне свое несогласие, и я следом ввожу указ о наказании государственных преступников, коим я вправе по уложению сам учинить приговор. По моему приказу Федор Шереметев с отрядом службы безопасности арестовал всех заговорщиков, собрал на лобном месте московский люд и зачитал указ о преступных деяниях обвиняемых и вынесенном приговоре.

Собравшийся народ, помнящий недавнее низложение законного государя и его убийство, вызвавшее новую смуту и появление Лжедмитрия II, восторженно принял приговор цареубийцам, а затем все увеличивающейся толпой направился за повозкой с преступниками на Болотную площадь, к месту казни. Там уже воздвигли эшафот, палач с секирой ожидал приговоренных у плахи. Под охраной служилых людей из Земского приказа приговоренные поднялись на помост, им дали помолиться, а потом по указанию дьяка подводили к плахе, насильно ставили на колени, палач одним ударом отсекал голову. Так казнили Григория Валуева, Ивана Воейкова, Николая Мыльникова.

Василия Голицына поместили в Троицкую башню Кремля, по соседству с Василием Шуйским, им предстоит постриг в монахи и заточение в удаленном монастыре. Остальных заговорщиков с семьями, а также семьи казненных под конвоем служилых людей Разрядного приказа отправили в ссылку в Сибирь - города Тюмень и Тобольск, не столь давно основанных казаками Ермака и переселенцами из центральных и восточных земель. Большая часть имущества приговоренных обращена в казну государства, малую долю оставили им на обзаведение и пропитание. Особо было проведено дознание с Екатериной Шуйской, она призналась в содеянном отравлении и оговорила своего покойного мужа - Дмитрия, в принуждении к сему злодейству. Об участии деверя - Василия Шуйского, она не знает, муж ей не рассказывал.

Против принудительного пострига осужденных высказался на личной аудиенции у меня патриарх Гермоген. Негоже сие священное таинство причащения к Божественной благодати опорочить насильственным принуждением, против воли призываемого к монашескому подвигу. Я задумался, нельзя начинать правое дело с кривды, нарушения человеческих и церковных ценностей. Правда, русские цари, как предшествующие мне, так и последующие, особо не утруждали себя угрызениями морали, шли на нарушение канонов, в том числе и с принудительным постригом. Тот же Иван IV, упекший в монастырь своих четырех жен! Или Петр I, принудивший к постригу первую жену, Евдокию Лопухину, а затем сестру Софью.

Я же решил пойти навстречу патриарху, да и здравому смыслу, согласился с ним, а потом вопросил: Святейший Владыко, в таком случае я должен заточить их в неволе, иначе много смуты и зла может последовать от них. Допустимо ли им предложить выбор - или добровольное пострижение, отказ от мирской суеты, или всю оставшуюся жизнь провести в темнице? Ведь есть в таком выборе все же какое-то принуждение.

На что патриарх, после недолгого размышления, ответил: Сын мой, на все воля божья. Я как пастырь, ищущий заблудшую овцу, буду наставлять отступивших к покаянию и молению своих грехов. И какую доли изберут, будет в их ведении.

Я поблагодарил Владыку за участие, попросил благословения в тернистом пути повелителя государства и своего народа, Гермоген благословил Священным писанием. После оговорили, что я направлю к нему на наставление осужденных, а там будет ясно, что предпринять дальше. Через несколько дней от патриарха пришла весть, что отступники согласились принять постриг в монахи, Шуйский и Голицин пройдут посвящение в Чудовом монастыре, Екатерина Шуйская в Вознесенском женском монастыре Кремля. Я передал патриарху пожелание после пострига отправить их из Кремля под строгий надзор. Владыка согласился, постановили отправить мужей в Иосифо-Волоцкий монастырь под Волоколамском, Шуйскую в Ивановский монастырь.

После таких моих решительных действий, поддержанных патриархом, дума не стала дальше противиться мне. После обсуждения со мной, я пошел на некоторые непринципиальные уступки, одобрила указы о Тайном приказе и воинских реформах. По моему указанию Шереметов немедленно приступил к формированию аппарата и служб приказа, силовых подразделений. У него в помощниках Лазарь Осинин и Семен Ододуров, они уже сработались при организации службы безопасности нашего войска. Семена Головина я назначил начальником Генерального штаба, он с Корнилой Чоглоковым, Тимофеем Шаровым и Яковом Барятинским принялись за создание полков и школ.

По стране постепенно наводится порядок, каких-то крупных бунтов, противостоящих войск вроде армии Лжедмитрия II, не стало, остались разрозненные отряды и шайки пока еще не добитых ворогов и разбойников. Земель и городов, открыто выступающих против моего царствования, нет, но недовольных моими действиями и планами предостаточно, как среди боярства, так и служилого народа. Спецслужбы Тайного приказа отслеживают такие настроения, пока не сформировавшиеся до конкретных заговоров, как в Москве, так и на землях, там создаются местные отделения приказа, не подотчетные земским властям. Можно констатировать общую нормализацию обстановки, смута еще полностью не преодолена, но уже контролируема государственными службами и не представляет опасности существованию страны.

Глава 7

В канун Сретения (2 февраля) 1611 года Сашенька родила мне сына, крепкого и голосистого младенца, наполнившего женские хоромы суетой и радостью. Вокруг роженицы и дитя в жарко натопленной мыльне захлопотали бабка-повитуха и самые близкие боярыни с царицей-матерью. Пригласили придворного священника из Благовещенского собора, он произнес молитву и нарек новорожденного Кириллом - именем святого просветителя, чья память праздновалась в этот день. Только после молитвы духовника мне разрешили войти в мыльню, до нее никому нельзя входить или выходить из родильни. В мовной постели на лавке возлежала Сашенька, усталая и измученная родами, рядом с ней запеленатый младенец, лицо открыто. Трогать его и брать на руки не позволили, при мне переложили в колыбель из драгоценных тканей, священник прочитал колыбельную молитву.

Радость, беспокойство за жену и сына, нежность к ним охватили меня, я поцеловал Сашеньку, счастливо смотревшую на меня. В прежней жизни я дважды пережил отраду отцовства, мне оно не внове, а для Михаила, чьи чувства переполняли меня, стало долгожданным и благодатным событием, вызвало великую радость и ликование. После, когда роженицу и дитя перенесли в опочивальню юной царицы, я во благодарение за рождение наследника обошел главные храмы Кремля, раздавая милостыню нищим и убогим. В Успенском соборе при мне провели торжественный молебен, по всей Москве весь день звонили колокола. Во все города духовными властями и от моего имени отправлялись грамоты, они зачитывались в церквях и на площадях, в храмах служились благодарственные молебны.

Через неделю в Успенском соборе провели крещение ребенка, нарекли его вторым именем, Панкратием, в честь священномученика Панкратия, епископа Тавроменийского. В дальнейшей судьбе сын будет прозываться этим именем, а по первому только на именины. Крестным отцом стал Семен Головин, родной дядя младенца, крестной матерью пригласили княгиню Марию Борисовну Трубецкую, дочь Бориса Петровича Татева, моего дяди. У меня с детских лет, когда я зачастую гостевал у дяди, сложились теплые отношения с Машей, сохранившиеся и в последующие годы. Когда матушка предложили ее в крестные, то я сразу согласился, да и к ее мужу, Дмитрию Тимофеевичу Трубецкому, отношусь с большим уважением, несмотря на некоторые сложности с его претензиями на престол.

Едва ли не в первый день после родов у меня с моими дорогими женщинами произошла стычка. По принятому в боярском кругу порядку для кормления младенца приглашалась кормилица, а сама роженица перетягивала грудь платком, пока не "перегорит" молоко, перенося боли и "грудницу" - мастит. Я же настоял, что Сашенька сама должна кормить грудью, у нее молоко появилось на второй день после рождения малыша. После спора и недовольства матушка согласилась, а за ней и жена, но все же кормилицу не отослали, она иногда давала ребенку свою грудь, когда молока матери не хватало, и ночью. Малыша поместили в соседнюю с опочивальней комнату под присмотром двух нянек и кормилицы, принося к Сашеньке на кормление. Отрадно видеть, как жена с лаской и счастливой улыбкой смотрит на сына, когда он сосет ее грудь, настоящая сикстинская мадонна!

Вместе с важными семейными событиями пришлось заняться другими, не столь приятными. Начавшаяся чистка приказов, воеводств, местных управ, других государственных служб от бесполезных и некомпетентных чинов, роспуск старых полков вызвали открытое недовольство среди боярства, служилых людей, включая старое дворянство, возведенное в сословие прежними царями. Не привыкшие к скорым действиям, меняющимся общественным и политическим обстоятельствам, они рутинно продолжали исполнять службу, не проявляя какой-либо инициативы и креативности. Их больше волновало собственное положение, строили интриги против других, стараясь за счет них выдвинуться на лучшее место. Среди бояр процветает "местничество", нельзя было полагаться на их службу, если они посчитают ее недостойной своей боярской чести, "невместной".

Подготовил указы и "продавил" Боярскую думу на их принятие - о государственной службе и службе "без мест", то есть без права отказа по понятиям местничества, в воинском деле, исполнении других государственных обязанностей. По этим указам неисполнение служебного долга будет караться отстранением от порученного поста и последующей опалой - лишением боярского или дворянского чина с вотчиной или поместьем, ссылкой или заточением. Больше всего сопротивления вызвало в этих указах мое право лишать пожизненного или потомственного сословного чина за служебные проступки, а не только за государственные преступления, как было ранее.

Мне удалось запутать боярских чинов казуистикой формулировки государственного преступления, подвести под нее другие нарушения служебной дисциплины или неисполнения. Пришлось "поработать" с особо несговорчивыми боярами, в том числе шантажом, их самих можно подвести под таких преступников. Компромата на каждого боярина, других думских чинов моим службам удалось набрать достаточно, при желании любого из них можно подвергнуть опале. Чувствую, скоро он понадобится, когда дума взбунтуется против царского гнета и будет искать возможности моего свержения. Да и мне самому надо хорошо перетрясти эту думу, добрую половину выгнать, они мне не помощники, а враги.

Мои недруги перешли от скрытого недовольства к прямым действиям, среди бояр, дворян, служилых людей пошли толки о моем беззаконии, попрании сословных прав, раздались призывы к моему свержению. Стали организовываться группы заговорщиков, пока разрозненные, внутри сословий и земств, но уже ищущих союзников среди других недовольных. Наиболее активно противостояла мне московская знать, из бояр и думского дворянства, к ним присоединились воеводы расформированных стрелецких полков. Не видя прямого пути законного свержения государя, они стали строить заговоры и даже покушения на убийство. Первую попытку покушения моя служба безопасности упустила, заговорщики едва не добились успеха.

В середине апреля во время выезда из Кремля, когда я с небольшой охраной следовал в Пушкарский приказ на показ пушек, заказанных для новых полков, в Сандуновском переулке нас ожидала засада. Когда мы галопом въехали в переулок, со дворов по обе его стороны по нам открыли залповый огонь. Мой конь споткнулся, а потом на всем ходу опрокинулся, я вылетел из седла, ударился о землю и потерял сознание. Очнулся уже в своих покоях, с сильнейшей головной болью и тошнотой, меня вырвало. Все тело наполнено болью - грудь, ноги, руки. Вокруг меня хлопочут придворные лекари, вижу обеспокоенные лица своих соратников - Семена Головина, Федора Шереметева, опять теряю сознание.

Только на следующий день смог как-то прийти в себя, спросил у сидящего рядом лекаря, что со мной, он сказал, что я сильно зашиб голову, грудь, левая рука сломана, ноги тоже сильно побиты, но без перелома. Лекарь еще высказался, что я родился в сорочке, остался жив после такого удара на всем скаку. Что случилось в переулке, кто на нас напал - он не знает, может послать служивого, на что я дал согласие. Потом уже, от Федора Шереметева, узнал, что засаду устроили стрельцы во главе с бывшим воеводой Степаном Карандеевым. Часть охраны пала, другие, подхватив мое бессознательное тело, сумели отбиться от напавших и уйти из переулка. Подоспевший дежурный отряд земского приказа помог охране, захватил раненных бунтовщиков вместе с воеводой, остальные скрылись.

Задержанных доставили в двухэтажное здание Тайного приказа за Кремлевской стеной, Федор немедленно приступил к дознанию, вскоре злодеи дали признания, рассказали о подельниках и сообщниках. Немедленно к ним направили оперативные группы, которые арестовали и привезли подозреваемых в приказ. Их допросы расширили круг вовлеченных в заговор, всех причастных также задержали, их уже набралось свыше пяти десятков чинов, начиная с бояр Воротынских, Голициных, Романовых, Татищевых, Лыковых. Выявились их связи с заговорщиками других городов - Новгорода, Пскова, Калуги, Рязани, Твери, Ярославля. Туда отправились специальные уполномоченные для ведения сыска в местных отделениях приказа. Машина репрессий, выстроенная мною и сподвижниками, начала набирать обороты, постепенно охватывать всю страну, под ее прессом оказались видные бояре, дворяне, воеводы, стрельцы, другие служилые люди.

Я не стал как-то ограничивать действия наших спецслужб, напротив, дал указание широко и повсеместно разглашать сведения о заговорщиках, пытавшихся злодейским путем извести избранного всем миром царя, настроить народ против ворогов. Надо максимально полно использовать такую возможность, повернуть заговор против самих смутьянов, нейтрализовать всех противодействующих нам чинов, их семьи и кланы, расчистить пространство для будущих коренных реформ. На место врагов будем назначить своих приверженцев, а также выдвигать новых лидеров-дворян из числа лучших от всех сословий и регулярной армии нового строя. Ее командиры также войдут в новое дворянство, преданное мне, служащее не на страх, а на совесть.

Неделю я отлеживался в постели, набираясь сил и здоровья. Могучий организм Михаила превозмог недуг, я уже на третий день мог вставать, пройтись немного, хотя вскоре ложился обратно, немочь и головокружение еще не оставили меня. Каждый день рядом со мной сидела Сашенька, уходя только на кормление сына и на ночь. Матушка тоже не раз за день навещала меня, я доставил своим близким новое беспокойство за свою жизнь. Ушибы и ссадины сходили с меня бесследно, только левая рука в лубках беспокоила ноющей болью, хотя лекарь-костоправ заверил, что кость встала на место и скоро срастется. Как только почувствовал себя достаточно крепко, начал принимать посетителей - своих помощников с докладами, уважаемых мною бояр, дворян и других служивых людей, из купеческого сословия, посадских, выражавших мне сочувствие и поддержку, возмущение злодеями, покусившимся на меня.

Вал притеснения недругов, с розыском причастных к заговору, задержанием и дознанием всех подозреваемых в злом умысле против государя, прокатился по всей стране. Число задержанных перешло за три тысячи, а аресты все продолжались. Предполагаю, что как в любом масштабном действии не обошлось без перебора, под меч царского правосудия попали и невиновные, оговоренные своими недоброжелателями. Не сторонник тотального террора, принципа - лес рубят, щепки летят. Своим указом, одобренном изрядно проредившейся Боярской думой, ввожу земские суды, состав которых избирается выборщиками из разных сословий. Можно провести аналогию с судами присяжных, принимающих вердикт о виновности или невиновности подсудимого по особо тяжким преступлениям. Сам приговор признанным виновными в злодеянии против государя выносится уже судьями Тайного приказа.

После завершения следствия под моим началом провели суд над заговорщиками из высшей знати - князьями, боярами, окольничими, думскими чинами, воеводами. Он прошел в Золотой палате в присутствии Боярской думы, а также приглашенных представителей всех сословий, о суде мы объявили заранее. Около сотни мужей под конвоем специальной команды службы безопасности предстали перед нами. Вид их не представлял уже такой важности, как прежде, они прятали глаза, старались быть незаметнее. Только вожаки еще пытались хорохориться, выпячивали грудь, с вызовом смотрели на меня и окружающих.

В течении двух дней слушали обвинения дознатчиков Тайного приказа, показания видоков, оправдания обвиняемых. Бояре, чины думы также задавали вопросы, открыто оправдывать своих подельников никто не стал, своя рубашка ближе к телу, все же попытки посеять сомнения в обвинение были. Но того материала, что накопало следствие против злоумышленников, оказалось достаточным, всем присутствующим была видна их вина. За редким исключением их всех приговорили к опале, вожаков заговора и непосредственных исполнителей покушения - к смертной казни.

По всем землям и городам осуждена большая часть подозреваемых, земские суды оправдали тех, чья вина явно надумана оговором, никакими другими доказательствами не подкреплена. Такая практика придала большее уважение населения как к судам, так и всей государственной службе. Результаты судилища оказались весьма масштабными, подвергнуты отстранению и опале половина состава Боярской думы, треть воевод, на четверть поместное дворянство, почти во всех приказах заменены начальники, дьяки и подьячие, в местных управах такая же картина. Большинство народа восприняли с воодушевлением приговоры судов, осужденные зачастую были известны своим лихоимством, безграмотностью, волокитою.

Обиняком, за глаза, в народе меня стали называть Михаилом Грозным, также Михаилом Суровым, я же не торопился принимать такие прозвища, мне слава карателя ни к чему. Важнее, что после выполнения первостепенной задачи - защиты страны от иноземного вторжения и внутренней смуты, решена в основном и вторая - устранены противостоящие мне силы, угрожавшие как жизни, так и дальнейшим моим планам. Сейчас у меня развязаны руки, есть задумки к последующим действиям: реформы в государственной системе управления и экономике, в отношении к крепостному крестьянству, секуляризация монастырей (изъятие земельных угодий и имущества), возврат исконных русских земель, сейчас состоящих под пятой Речи Посполитою, в первую очередь Киева - отца городов русских.

Начать решил с упразднения Боярской думы и всех приказов, становящихся все более громоздкими, путанными и слабо контролируемыми. Вместо малоэффективной, больше создающей проблем Боярской будет вводиться Государственная дума, высшее правительственное учреждение из ограниченного числа чинов, каждый из которых будет вести свое направление деятельности и отвечать за него перед государем. В их подчинении будут Управы, заменяющие приказы с их расплывчатыми функциями, за каждой Управой закрепляется строго ограниченная сфера обязанностей. Я примерно обозначил состав новой думы, разграничил функции каждого чина, продумал структуру подведомственных им Управ. Кроме исполнительных служб также ввел надзирающий орган - Контрольную палату с правом проверки деятельности всех ведомств думы, подотчетную только мне.

Такая реформа коренным образом меняет государственную систему, практически упраздняет целое сословие - боярство, уравнивает его в правах с дворянством. Предвидя ожесточенное сопротивление существенно обескровленной, но все еще влиятельной знати, способной пойти в борьбе за выживание на любые меры, от заговоров до новой смуты, решил заручиться всенародной поддержкой, созвать Земской собор. Собрал своих ближайших сподвижников, рассказал им и разъяснил свои планы. Были сомнения, споры, но все же они согласились со мной, вместе обсудили наши дальнейшие шаги, необходимые контрмеры на выпады недругов. После выработки детальной схемы действий, распределения ответственных за каждым этапом стратегической операции (мы невольно отнеслись к реализации наших замыслов как боевой задаче) и согласования планов приступили к их исполнению.

Через месяц, во второй половине июня 1611 года, в Грановитой палате состоялся Земской собор. Все это время нами велась полномасштабная пропаганда необходимости перемен в стране, отсталости и безнадежной неспособности существующей системы управления справляться с государственными нуждами, противопоставляли интересы паразитирующей знати чаяниям всех остальных сословий. Отслеживали реакцию обеспокоенного боярства, пока не понимающего, что за беда подступает к ним, но животным инстинктом чуящего грядущие неприятности. Пока это беспокойство еще не приняло конкретные формы протеста, но наши службы готовы были немедленно пресечь и подавить сопротивление. Моя охрана, родных, ближайших соратников усилилась, ввелась повышенная готовность в полках и гарнизонах, а также постоянное патрулирование в городах специальными группами правопорядка.

На Соборе, так же как на прошлом, избравшем меня государем, представлены все сословия - духовенство, бояре, дворяне, служилые люди, купечество, посадские, крестьяне. Кроме того, присутствовали приглашенные бояре и чины Боярской думы, патриарх Гермоген, высшие иерархи русской православной церкви. После отслужения молебна в Успенском соборе во успешное проведение всенародного собрания приступили к слушаниям. Открыл Собор я, приветствовал всех собравшихся, объявил тему обсуждений - реформу государственного управления, пояснил необходимость роспуска Боярской думы и приказов, учреждения новых ведомств. Мое обращение слушали в полной тишине, никто не прерывал криками или громким возмущением, как на прошлом соборе. После передал ведение собрания Федору Шереметову, который давал слово желающим высказаться, зачитывал записки с мест, следил за порядком в палате.

Обсуждения шли два дня, выступили представители всех земель и сословий. Мнения по царскому предложению разделились, ожидаемо против высказались бояре и думские чины, часть служивых людей. Большинство выступавших поддержали новые веяния, призвали Собор дать государю возможность всемерно подвигать отечество к расцвету и могуществу. Еще три дня ушло на принятие единого решения, бояре до упора противились мнению подавляющего большинства, пока к ним не обратился патриарх, призвавший прислушаться к гласу народа и не стать отверженными. Только после такой скрытой угрозы епимитьи церкви они согласились и наконец было принято соборное постановление, одобрившее наши начинания. В завершении в Успенском соборе возблагодарили Господа за дарованное мужьям благоразумие и свершение угодного миру деяния.

Вот так, с благословения народа, приступили к своим нововведениям. Сформировали правительство - Государственную думу из 15 управляющих, ее председателем назначил Федора Шереметова. Ввел в состав ближайщих сподвижников - Семена Головина, как первого заместителя председателя и главу войсковой управы, Корнилу Чоглокова, Лазаря Осинина, Тимофея Шарова, Семена Ододурова. Из прежней думы перевел Михаила Шеина, Дмитрия Трубецкого, Прокопия Ляпунова и Артемия Измайлова, председателем Контрольной палаты назначил Якова Барятинского. Каждый из управляющих по предложенной мной структуре сформировал свое министерство - Управу, существенную часть штата набрали в распущенных приказах, из числа лучших служащих.

После некоторого времени на приработку аппарата и всех звеньев новая государственная система заработала, уже через несколько месяцев всем стала очевидна ее лучшая эффективность по всем качественным условиям. Теперь, когда у нас есть необходимая база и средства оперативного исполнения, перехожу к следующим реформам. Обсуждаю с думой новые планы и издаю указы о введении поземельной повинности вместо подушной подати, всемерной поддержке ремесел, создании мануфактур в переработке продукции села, ткацких, кузнечных, в литейном производстве, деревообработке. Особо придаю значение развитию как внутренней торговли, так и с другими странами, в том числе с выходом в перспективе на Балтику, купцы станут основной силой, способной поднять экономику страны.

Ряд указов связаны с селом - восстановление и подъем среднего Поволжья и черноземного центра, основных районов товарного хлеба, повсеместное введение трехполья, плугов и других производительных орудий сельского труда. Предоставляются земельные наделы, ссуды и другие средства служилым и другим вольным людям, желающим осесть на землю и заняться сельским производством. Такое же право дается черносошным (свободным) и казенным крестьянам при условии переселения в дальние осваиваемые районы (Сибирь, Алтай, юг страны, в бывшем Диком поле). Крепостным крестьянам я дал право собственного выкупа или перехода к другому землевладельцу, включая государство, выплатившему выкуп, сумма которого установлена в указе. Этим указом отменил соборное уложение Василия Шуйского, закрепощающее крестьян за собственником, как вредное для страны, вызывающее смуту среди закабаленных и препятствующее перемещению рабочих рук на осваиваемые земли.

Реформы внедрялись трудно, прежде всего непониманием самого народа, что они же ему дают, да и присущей всему населению приверженности старым порядкам - нашими отцами и дедами заведено, не нам их ломать. Пришлось самыми простыми, очевидными примерами и доводами убеждать простой люд в нужности перемен, заинтересовывать их льготами и послаблениями. Иногда приходилось принуждать особо тугодумных или нерешительных идти в общем деле, в чем ретивые служивые перебирали, вызывая недовольство людей. Также не просто было преодолеть неспешность ведения дел службами и управами, даже после чистки от самых негодных. Понадобилось устанавливать на всех уровнях управления конкретные сроки исполнения, наказывать нерадивых, пока не произошел сдвиг к лучшему. И все же, при всех трудностях, реформы позволили стране уже в следующем, 1612 году, выправить бедственное положение, уйти от края нищеты и разрухи.

Кроме того на казне благотворно сказалась секуляризация монастырей, которую я провел зимой с согласия патриарха и большей части иерархов церкви. К государству вернулись огромные земельные площади, монастырские крестьяне, денежные и другие средства, также уменьшилось количество самих монастырей, их перевели в крупные. Серьезного сопротивления монастырского братства мы не встретили, все же обет нестяжания, даваемый монахами, прямо предписывает им неимущее состояние. Но в монастырском руководстве, утратившем влияние в мирской среде, возникли крамольные мысли, объединившие их с другими недовольными нашими реформами, особенно среди остатков боярства и поместного дворянства, потерявшими какие-то льготы, а также бесконтрольную власть над своим крестьянством.

Осенью 1612 года наши противники предприняли попытку государственного переворота в Москве, нескольких городах центральной и западной части России. Они организовали тайные общества, рекрутировали своих сторонников среди бояр и дворян, бывших чинов приказов и служилых людей, оказавшихся ненужными новой власти, привлекли даже разбойных любителей чужого добра и гуляющих казаков, готовых за плату зарезать родного отца, вооружили их и запланировали согласованное, одновременное выступление в крупных городах. Наша Управа государственной безопасности под началом Семена Ододурова с самого начала заговора отслеживала действия смутьянов, в их ряды внедрили своих доносчиков, но дали возможность созреть мятежу, чтобы потом одним ударом уничтожить всех недовольных.

В ночь накануне дня мятежа усиленные войсками отряды безопасности совершили налет на схроны и базы заговорщиков, окружили и уничтожили преступные банды, арестовали вожаков и их подельников. Следователи Управы оперативно устроили допрос задержанных, по их признаниям последовали новые аресты злоумышленников. В течении нескольких суток была нейтрализована вся сеть заговора, опутавшая почти половину городов страны, счет задержанных и уничтоженных бунтовщиков перевалил за пять тысяч и продолжал расти. Среди них оказались не только бояре и дворяне, но и представители других сословий, духовенства, даже чины Управ, войсковые командиры, пользовавшиеся доверием новой власти и предавшие ее. Следствие велось два месяца, затем его материалы передали в земские суды по обвинению заговорщиков в государственной измене.

Глава 8

Прошла жаркая по запалу событий осень, пришла зима, время успокоения природы и людских страстей. Остались позади тревоги, схватка с тайными врагами, суды и приговоры. Жизнь стала налаживаться, входить в мирное русло. Главное, что можно подытожить из минувших событий, и страна, и мы, правящие ею, вышли из испытаний окрепшими, невзгоды не ослабили нас, напротив, теперь с большей отдачей можно поднимать страну, вести людей к лучшей доле. На какое-то время устранили тех, кто вязал нам руки, вставлял палки в колеса. Позже объявятся новые обиженные, отверженные и бузотеры, любители жить припеваючи за счет других. Пока же этот балласт сметен, появилась возможность ускорить наш путь к могуществу страны, ее воссозданию и прирастанию, заставить окружающий мир считаться с нами.

Но это в будущем, сейчас отдыхаю душой, снимаю напряжение двух последних лет, с начала царствования. Почти отстранился от текущих государственных дел, мои помощники-сподвижники справляются сами. Спокойно осмысливаю пройденный этап, самый важный в моем становлении как государя великой страны. Что-то переоцениваю, свежим взглядом нахожу упущенные возможности и ошибки, но в целом доволен, почти все запланированное удалось реализовать.

Много времени уделяю своей семье - матушке, жене и малышу, почти весь день с ними. Матушка с прошлого года обитает в своих хоромах, у нее образовался круг приближенных дам, устраивает им посиделки и приемы, часто сама выезжает к ним. В мои дела не вмешивается, иногда обиняком протежирует родных своих подруг. Я по возможности иду ей навстречу, но не в ущерб интересам службы. Матушка прекрасно понимает меня и попусту не беспокоит, старается прежде сама разобраться. Каждый день навещаю ее, она радуется моему приходу, старается угостить чем-то особым, а после мы ведем душевные разговоры о родных, общих знакомых, о происходящих событиях. У матушки острый ум и наблюдательный глаз, замечает в будничном какие-то важные приметы, беседы с ней всегда интересны мне.

Сашенька снова на сносях, к весне должна родить. Двигается величаво как пава, ушла порывистость, стремление бежать куда-то по первому позыву. К ней приходит жизненная мудрость, продумывает свои действия, только потом приступает к ним. Но открытость души, ласка и забота об окружающих остались как и прежде, рядом с ней ощущается добрая аура, становится светлее и радостнее. Может быть, Сашенька уступает матушке умом и волей, но люди больше тянутся к ней, она, как солнышко, притягивает своей добротой и вниманием. На улице, в храмах увечные и другие страждущие всегда обращаются к ней за милостыней, Сашенька никому не отказывает, уделяет каждому толику. Я разрешил жене покидать свои хоромы когда ей заблагорассудится, она каждый день с прислужницами и компаньонками навещает храмы, иногда выходит в город по хозяйственным и другим заботам.

Вместе с Сашенькой холим нашего первенца, Панкратушку. Хотя он не совсем первый, у нас был еще Вася, но он родился, а вскоре умер, когда Михаил "сидел" в Новгороде, так что для моего предшественника и, соответственно, меня Панкрат подсознательно воспринимается как первак. Ему уже второй год, растет на радость нам крепким и здоровым, почти не болел, только пару раз простывал, да немного занедужил, когда прорезались зубки. Ребенок подвижный, непоседа, бегает по хоромам, облазил все три этажа, по всем клетям (так сейчас называют комнаты), доставляя немалые заботы нянькам. Много говорит, правда, не совсем разборчиво, Сашенька его понимает, я через слово, но общий язык нахожу. Каждый день втроем, без нянек, гуляем по Кремлю, все встречные низко кланяются, желают здравия и многих лет. Пакратушка бежит впереди, ему все вокруг интересно, мы за ним, иногда даже некогда ответить кланяющимся.

Накануне Рождества, в сочельник, собрались вместе у матушки, после восхождения первой звезды (в честь Вифлеемской звезды, воссиявшей над пещерой, местом рождения Спасителя мира) сели за стол, осыпали его сеном в память о вертепе и яслях, а затем покрыли белоснежной скатертью. Выставили на стол сочиво - рассыпчатую постную кашу, к которой добавляли ядра грецкого ореха и мед, разговлялись им после поста. Наутро отправились в Успенский собор на торжественный молебен, справляемый самим патриархом, а после вместе со всем кремлевским людом праздновали Рождество Христово гуляниями, катанием с горки, колядованием. Следующие дни, до Крещения, провели в загородном дворце в Измайлово, зимней резиденции русских царей. Там нам устроили развлечения - катание на санях, с горок, скачки, медвежью травлю, охоту.

После Крещения с новыми силами принялся за государственные дела, заслушал отчеты высших чинов Думы по всем Управам, а после вместе обсудили новые, далеко идущие планы и проекты, о которых много думал свободными вечерами в последние месяцы. Самые главные из них - возвращение исконных русских земель, освоение Сибири и Дальнего Востока, прорыв к Балтике и Черному морю, создание морского флота. Намерения на долгий срок, но надо заняться ими уже сейчас, нужно готовить страну и армию к будущим войнам - с Речью Посполитою, северными странами, на юге - с Крымским ханством и Османской империей, осваивать производство нового оружия и припасов в достаточном объеме, создавать стратегический запас. Война потребует немалых жертв и затрат, уйдет не один год, но иначе могущества России не достичь, так и останется на задворках в мировом раскладе.

В течении двух месяцев Государственная Дума подготовила по этим планам большую пятилетнюю программу будущих действий с подробным, на каждый год, раскладом, расчетом требуемых для них ресурсов страны, предстоящих расходов, их окупаемости. После внимательного ее изучения, последующего обсуждения в Думе утверждаю первый в истории Русского государства перспективный проект, прообраз будущих пятилеток. По новому плану направляем экспедиции на восток для разведывания и освоения Восточной Сибири и Дальнего Востока, в последующем переселяем на открытые земли казенных крестьян, а также новых дворян с поместьями в тех уделах, однодворцев. Открываем ценные месторождения, здесь существенную помощь оказал я, навожу разведчиков на конкретные координаты из своей вдруг активизировавшейся памяти, сама собой всплывает информация о них, что видел или слышал когда-то. Создаем на этих местах мануфактуры и заводы по разработке и переработке ископаемых, основываем новые поселения и города, прокладываем тракты и речные пути.

За последующие пять лет сибирские земли дали громадный прирост средств в казну, не раз перекрыли начальные издержки, полностью обеспечили железом, ценными металлами, углем, нефтью. Ее мы применяем для строительства дорог как вяжущий материал, а также горючее для печей и в зажигательных снарядах. Наши мастера научились перегонять нефть в керосин для осветительных ламп, созданных по моей подсказке жестянщиками и стеклодувами, все больше применяемых в домах горожан, отчасти в селах. Из нефти также добываем серу, необходимую для получения пороха. Другой его компонент - очищенную селитру, вырабатывают в селитряных заводах, получающих сырье как со скотных дворов, так и селитряниц, построенных по всей стране. В них искусственно, из смеси разного рода разлагающихся отбросов, выращивают этот незаменимый материал. За прошедшие годы в производстве пороха полностью перешли на собственное сырье, даже с излишком, также складываемым в стратегический резерв.

Боеприпас из пороха стали упаковывать на специально построенных патронных заводах в бумажные патроны вместе с пулей, тем самым втрое уменьшили время на заряжение ружей. Наши стрелки могут повторить залп пищалями уже через минуту, а особо ловкие из них успевали дважды. Такая скорострельность поразительна даже для лучших армий мира, те же шведы начали применять патроны и приблизились к нашим результатам только через 15 лет, во время Тридцатилетней войны. Каждый стрелок снаряжается боекомплектом из 30 патронов, носимых с собой в патронной сумке, а также запасным, возимым в обозе в зарядных ящичках.

Повышению боевой способности войск уделили первостепенное значение, постоянными занятиями на полигонах и в полевых учениях совершенствовали их выучку, а также отрабатывали новую структуру подразделений и полков, их взаимодействие с другими частями, кавалерией, артиллерией. Испытали в боевых условиях против наскоков вольных отрядов запорожцев, лихих людей все мастей, пытающихся время от времени совершить разбойные набеги. Получив мощный отпор в одном месте, они пробуют нашу крепость в другом, а потом откатываются зализывать свои раны. Кроме учебы регулярных войск ежегодно собираем ополченцев на летние учебные сборы, в перерыве страды. Поддерживаем их выучку на минимально достаточном уровне как для ведения оборонительных боев, так и вспомогательных действий в наступлении.

Переработали и расширили производство вооружения, открыли новые ружейные заводы в Туле и Сестрорецке, артиллерийские Олонецкие заводы и на Урале. Упрочнили стволы ружей и орудий, существенно уменьшили вес и размеры стрелкового вооружения, перешли на меньшие калибры, ввели стальные шомполы вместо деревянных и штыки. Самое же важное достижение - мастера Тульского завода смогли создать кремневое стрелковое оружие с приемлемыми огневыми данными и надежностью. Сразу после создания Государственной думы я предписал Семену Головину, главе войсковой Управы, среди главных задач создание такого оружия взамен фитильных пищалей.

Первые работы с кремневым замком давались трудно, проблема была с низкой надежностью и безотказностью, частыми осечками. Через два года, после многих проб, подбора ударного механизма, кремния, огнива, пружины, удалось добиться требуемого уровня надежности, одна осечка на 10 выстрелов. Отработали на первых образцам, после доводки ружей (так их и назвали) приступили к их массовому производству, они поступили в войска. В приемке и испытании ружей я принял самое прямое участие, сам стрелял из них, оценил точность попаданий (пока еще невысокую, с большим разбросом, но для нынешнего уровня стрелкового вооружения вполне приемлемую), надежность, удобство применения. После приемки следил за скорейшим началом производства и его развертыванием на новых заводах. Сейчас все полки вооружены ими, освоили навыки стрельбы и перезаряжания, добились скорострельности до двух выстрелов в минуту.

В артиллерийском вооружении также ввели существенные новшества, главные из них крупнозернистый порох (в гранулах), зарядные картузы и чугунные стволы с достаточной прочностью и живучестью. Собственно, чугун для стволов применялся и ранее, но очень редко, из-за производственных сложностей и низкой надежности по сравнению с бронзовыми стволами. Я же настоял на их доводке и промышленном освоении, оказывал всемерную поддержку мастерам пушечного департамента в исполнении и испытании первых образцов. После неоднократных опытов, были и жертвы среди испытателей, удалось найти приемлемые пути, а потом создали само вооружение.

Через три года в войска поступили новые орудия - 12-фунтовые (120 мм) полевые пушки и гаубицы, 3- и 6-фунтовые полковые пушки, превосходящие прежние по всем боевым характеристикам - точности стрельбы, ее дальнобойности и скорострельности, живучести стволов. Новопостроенные орудия имели меньший вес при том же калибре, большую подвижность, артиллерия не отставала на марше от походных колонн. Для этого переделали лафет орудий, снабдили передком, ввели конную тягу в упряжке от двух до восьми лошадей. Кроме обычного чугунного ядра и картечи использовали и зажигательный снаряд - брандскугели. На учениях артиллеристов не жалели зарядов, доводили их мастерство до совершенства, от точности их огня во многом будет решаться судьба сражений, жизнь простых бойцов. Свою новую артиллерию считаю одним из трех наших главных преимуществ перед лучшими армиями Европы, наряду с линейным строем пехоты и кремниевыми ружьями. дствия разрухи Смутных времен, воссоздалась и заработала в полную силу новая государственная система, в экономике страны смогли реализовать те реформы, которые мы стали вводить пять лет назад. На этом пути не все было благополучно, допустил промахи, не все смог просчитать, не обошлось без лихоимцев и казнокрадов среди тех, кому верил, не раз ошибался с назначением на ответственные посты людей, с первого взгляда бойких и толковых, а в действительности оказавшихся непригодными.

К 1617 году все намеченные проекты и планы в основном реализовались, с полным на то основанием можно считать - страна и армия готовы к предстоящей освободительной войне. Преодолены последствия разрухи Смутных времен, воссоздалась и заработала в полную силу новая государственная система, в экономике страны смогли реализовать те реформы, которые мы стали вводить пять лет назад. На этом пути не все было благополучно, допустил промахи, не все смог просчитать, не обошлось без лихоимцев и казнокрадов среди тех, кому верил, не раз ошибался с назначением на ответственные посты людей, с первого взгляда бойких и толковых, а в действительности оказавшихся непригодными.

Но вместе с ближайшими сподвижниками смог преодолеть трудности, исправить с минимальными потерями свои ошибки, избавился от чуждых людей, привлек им на смену самых достойных, перетряхнул общество, все сословия от душевной лени и нежелания перемен. И теперь с удовлетворением оцениваю наши труды, мы смогли достичь того, во что вначале пути многие не верили, даже сочувствующие нам. Возрос многократно оборонный потенциал, налажено промышленное производство необходимых армии и народу товаров и снаряжения, казна наполнилась с солидным резервом на будущие затраты. Наши войска могут на равных, более того, с очевидным преимуществом, сразиться с любым противником, даже самым грозным. Отменно выучены, снаряжены лучшим в мире вооружением, припасы для боевых действий приготовлены с необходимым запасом.

В конце года, зимой, созываю на особое совещание руководителей Государственной думы, Генерального штаба, объявляю стратегическую боевую задачу: Соратники мои, боевые друзья! Мы сделали многое для могущества страны. Теперь пришло время освободить наши земли, которые вороги взяли у нас, пользуясь временными слабостями и раздорами. Нам надо разгромить армию Речи Посполитою, укрепиться на присоединенных землях, от Киева до Волыни, установить свою власть, поднять угнетенный народ с колен. Будем вместе думать, как нам выполнить воинский долг перед страной.

После восторженной реакции присутствующих, иного и не ожидал, вместе проработали предстоящую компанию. За многие годы совместной работы у меня с руководителями Думы, другими высшими чинами государства сложился коллегиальный характер обсуждения каких-либо проектов и задач. Я не давил на своих товарищей авторитарными мерами, они свободно высказывали свое мнение, спорили. Если я был не прав, то открыто признавался в этом, но если принимал решение после обсуждения, то оно исполнялось моими помощниками без пререканий. Те, кто воспринимали мое внимание к мнению сподвижников как нерешительность, продолжали оспаривать принятое решение или бойкотировать его, долго на посту не задерживались, отстранялись и попадали под опалу. Таким образом со временем сложился основной костяк моих советников и исполнителей государевой воли.

Так и сейчас, вместе обсудили и оценили военный потенциал противников, просчитали варианты операций, многие высказали по ним свое мнение, привели доводы, которые все внимательно выслушали. Основное направление боевых действий на западе, против Речи Посполитою, но все же предусмотрели возможность вступления в войну против нас Швеции на севере и Османской империи на юге. Противники сильные, особенно воинственное шведское королевство, ведущее постоянные сражения с соседями, практически взявшее под свой контроль все прибалтийское побережье, включая наши северные земли в Принаровье. Данные нашей разведслужбы подтверждают боеспособность наших потенциальных противников, но они нам вполне по силам, даже при одновременной войне против них всех.

Практически же такой союз противников невозможен, Швеция, как и другие страны с протестантским большинством, накануне войны с католическими странами, включая Речь Посполитую. Так что в нашей войне с польско-литовским государством шведы нам не помеха, а напротив, даже союзники, между ними давнее соперничество. Османская империя также не предпримет против нас какой-либо активности, она в стане противников Речи Посполитою. Решили приступить к боевым действиям в следующем году, когда Европа будет занята Тридцатилетней войной, начинающейся для нас весьма кстати, как ни грешно так говорить. Но у нас свои цели и мы должны использовать благоприятную сложившуюся ситуацию. После завершения обсуждения поручил Думе и Генштабу представить в двухмесячный срок подробный план подготовки страны к предстоящей войне и самой наступательной операции.

Эту зиму, последнюю мирную перед десятилетием военных годин, провел в основном дома, со своими близкими. Семья у меня разрослась, четверо детей, после Панкрата родились две дочери, Анна - в марте 1613 г. и Ирина - в мае 1615 г., за ними еще один сын - Сергей, в июне этого года. Как-то после рождения Сергея спросил у Сашеньки, сколько же детей хочет она, ответила смиренно: Сколько Бог даст...

Такое отношение к рождению потомства сложилось испокон веков как в крестьянских семьях, так и великокняжеских или царских, женщины рожали почти каждый год, истощая свои силы и здоровье. Я же берег жену, принимал меры предохранения, да и Сашеньке привил подобное обращение, как-то регулировали ее беременности. Она с привычным послушанием отнеслась к моим советам, спрашивала моего согласия на зачатие, а потом трепетно, даже с воодушевлением вынашивала плод, после родов сама кормила младенца, кормилицу мы больше не приглашали. Грудь давала до двух лет, до рождения следующего ребенка, так что она оставалась в состоянии перманентной кормящей матери, чему была только рада, счастлива своим материнством.

Детей мы растили в заботе и внимании, они почти все время с матерью под приглядом нянек, только на ночь отправляются в свои комнаты. Я часто навещаю их, почти все свободное время с ними, играюсь и занимаюсь, приучаю к посильному труду, активным физическим занятиям. Оборудовал для них подобие спортзала с матами, шведской стенкой, канатом, дети с удовольствием барахтаюся здесь. Старшему, Панкрату, скоро исполнится семь лет, тогда перейдет в мужскую половину. Будет расти под моим надзором, готовиться к ратному делу и, как наследник, учиться всем наукам и премудростям в правлении государством. Мальчик добродушный, доверчивый, любит слушать сказки и всякие чудесные истории. Может часами слушать свою няньку, знающую много таких былин и сказаний, вспоминается Арина Родионовна, вся в нее.

Сочельник традиционно провели у матушки, с радостью принявшей нас. Несмотря на свою строгость, к Сашеньке и детям относится очень благосклонно, даже балует их, как угощением, так и мягким обхождением, подарками, сладостями. А дети и рады, через день просятся к бабушке. После празднования Рождества, гуляний, катаний и прочих развлечений отправились в Измайлово. Здесь, в подмосковном раздолье, провели два месяца, отметили день рождения, а через неделю крестины Панкрата, праздновали масленицу с блинами, катанием на санях, игрищами, жгли чучело, смотрели, а мы с сыном даже поучаствовали в обороне снежного городка. В середине марта, перед Великим постом, вернулись в Кремль, мне надо готовиться к предстоящему походу.

Вновь созвал Государственную думу и Генеральный штаб для разбора разработанных ими планов подготовки страны и армии к предстоящей войне. Первым выступил Федор Шереметов с предложениями Думы. Все казенные предприятия, связанные с военным снаряжением, будут переводиться на двухсменный рабочий день, некоторые производства - пороховое, патронное, оружейное, литейное, - круглосуточный. Рассказал о проекте мобилизации ополченцев, а также привлечения населения к трудовой повинности на земляных, фортификационных, лесозаготовительных и транспортных работах, строительстве складов, магазинов в прифронтовой зоне. Кроме того, особое внимание обратил на проведение агитационной работы, пропаганде патриотизма, освобождения захваченных врагом исконных земель, вызволения своих братьев от иноземного ига.

После обсуждения и одобрения мобилизационного плана Государственной думы перешли к стратегическому плану наступления, подготовленному Генеральным штабом, выслушали его начальника, Лазаря Осинина. Он сформулировал конечную цель компании - присоединение всех земель Киевской Руси от нынешней границы до линии Чудское озеро - Юрьев - Волынь - Перемышль - Ужгород - Переяславец. Глубина прорыва составляет до 600 верст, достигнуть ее в пределах одного года с сильным противником Генштаб считает практически невозможным, учитывая хотя и значительные, но все же ограниченные наступательные возможности нашего войска, а также трудности тылового снабжения по растянутым коммуникациям в недружественном окружении, учитывая возможную партизанскую тактику нападения противника и враждебно настроенной части населения на наши обозы и склады.

Поэтому Генштаб предлагает разбить всю операцию на три этапа, на первом, в этом году, прорвать линию оборону врага, разгромить основные его силы и выйти на рубеж Полоцк - Витебск - Гомель - Киев - Полтава. Закрепиться на этой линии, очистить занятую территорию от вражеских отрядов и банд, подтянуть наши тылы, доформировать полки и обучить пополнение, на следующий год продолжить наступление с выходом на линию Вильно - Пинск - Житомир - Брацлав, и только потом, на третий год, завершить стратегическую операцию. Общее количество наших войск, которых планируется задействовать в операции, 50000 воинов - 25 пехотных, 15 кавалерийских, 2 артиллерийских полка, в каждом из них 150 полевых орудий. В составе войск также саперные, инженерные, транспортные команды, интендантская и медицинская службы.

На первом этапе наступление будет вестись двумя армиями, по 20000 воинов в каждой, в северном направлении - к Полоцку, Витебску, и южном - к Киеву и Полтаве. Также планируется создать группу резерва из 10000 воинов для поддержания прорыва на трудном участке фронта или, напротив, для развития стратегической инициативы в месте успешного выхода на оперативный простор. В составе армий из драгунских полков формируются рейдовые группы, которые после прорывы фронта пройдут по тылам противника, уничтожая их, а также разрушая коммуникации и внося панику среди неприятеля. Планируемое время сосредоточения войск и начала операции - начало июня, общее командование войском ведется из ставки под Смоленском.

По данным разведслужбы Генштаба регулярное войско Речи Посполитою сейчас составляет 15 тысяч человек, из них около 10 тысяч конницы и до 5 тысяч пехоты и драгун. Третья часть этих сил находится на наших и южных границах, включая небольшие "квартовые войска" и отряды нереестровых казаков Сечи. При вторжении противника приграничные крепости, а также легкая конница своими партизанскими действиями дают стране время для проведения набора войска военного времени из шляхты и реестровых казаков (компут) в составе от 10000 до 15000 обученных воинов, а в случае необходимости - и посполитого рушения (всеобщего ополчения), численность которого, учитывая население и ресурсы государства, может достигнуть 50 тысяч человек.

Основную ударную силу польско-литовского войска составляет тяжелая кавалерия - гусары и рейтары. Не обращая внимания на численность врага, тяжелая конница решительно таранит боевые порядки неприятеля, применяя фланговые охваты, окружая и уничтожая его живую силу. Часто, пользуясь необычайной выносливостью своих коней, гусарская и казацкая кавалерия вступала в бой после длительного марша. Атаковали тремя линиями, первая принимала на себя основную тяжесть битвы и натиска противника, вторая ("вални хуф", атакующий отряд) поддерживала первую, вступала в решающий момент и опрокидывала врага, третья резервная линия развивала успех и вела преследование.

Остальные рода войск играют в сражении вспомогательную роль. Взаимодействие кавалерии с немногочисленной пехотой и артиллерией на поле боя налажено слабо. "Пехуров" с артиллерией применяли главным образом для обороны полевых редутов и штурма полевых укреплений противника, если их не могла взять конница. Пехота отставала и качественно, и количественно от шведской и вообще западноевропейской, в полевом сражении становилась спереди в центре строя ("на челе") или в интервалах между крыльями, с немногочисленной же артиллерией в наскоро сооруженных полевых редутах.

Руководит страной король Сигизмунд III, известный нам по прошлым баталиям под Смоленском, а армией - великий коронный гетман (главнокомандующий польской армии) Станислав Конецпольский и великий литовский гетман Ян Ходкевич. Страна сейчас ведет очередную войну со шведами из-за притязания Сигизмунда III на их престол, против нынешнего короля молодого Густава II Адольфа Ваза, своего кузена. Эта война с небольшими перерывами длится с 1601 года, в прошлом году снова возобновилась, когда Густав Адольф захватил литовскую крепость Пернов, с ним сейчас воюет польный гетман литовский Кшиштоф Радзивилл.

Утвердили план Генштаба, проработали детально первый, основной его этап, определили места дислокации полков, необходимые подготовительные работы, фортификационные и другие инженерные средства. Командующими армиями назначил Семена Головина и Корнилу Чоглокова, резервной группы - Тимофея Шарова, общее командование оставил за собой. В мое отсутствие текущее руководство страной будет вести Федор Шереметев, глава Государственной думы. На этом завершили совещание, все назначенные чины приступили к реализации принятых планов, проводить последние приготовления к долгой войне. Оговорили меры секретности, объявлять во всеуслышание "Иду на Вы" не собираемся, благородство не в чести в Европе.

Глава 9

В конце мая из Европы поступила ожидаемая мною новость - восстание в Чехии. Новый король эрцгерцог Фердинанд из династии Габсбургов, избранный сеймом в 1617 году, едва ли не с первых дней своего правления стал проводить насильственную рекатолизацию, преследование протестантов и возрождение гегемонии римско-католической церкви. В Праге 23 мая 1618 года взбунтовавшие протестантские дворяне выбросили наместников Священной Римской империи в ров из высокого крепостного окна (с тех пор этот акт стал известен как Пражская дефенестрация), призвали народ Чехии свергнуть Фердинанда и защитить свою веру.

Данный эпизод стал искрой, взорвавшей пороховую бочку назревшего противостояния протестантов и католиков, а также недовольства европейских правителей диктатом Габсбургов. На сторону восставших встали протестантские и антигабсбургие силы в Богемии, Саксонии, Швеции, Датско-норвежской унии, Франции, Шотландии, Англии, Швейцарии, Венеции. Им противостояла Священная Римская империя в составе Баварии, Кёльна, Австрии, Испании, Португалии, Речи Посполитой, Папской области. Так началась Тридцатилетняя война, охватившая большую часть Европы.

Пока европейские лидеры выясняют между собой отношения, мы планомерно готовимся к военной операции. Наши полки заняли отведенные им позиции для наступления, северная армия Семена Головина - от Смоленска до Великих Лук, южная под командованием Корнилы Чоглокова - от Стародуба до Путивля. Резервная группа Тимофея Шарова встала между ними, от Рославля до Поповой Горы. К местам сосредоточения подвезены необходимые припасы, выстроены и заполнены до отказа магазины, склады, подготовлены к выдвижению инженерные сооружения и средства, гужевой транспорт, обозы. К установленному моим приказом дню войска полностью подготовились к наступлению.

7 июня 1618 года началась освободительная операция. Ранним утром выстроились полки, командиры зачитали мой приказ, разъясняющий наши цели и боевые задачи, принятый строем под крики "Ура", полковые священники обратились к воинам с напутственным словом и благословением. По команде командиров батальонов и рот воины перестроились в походную колонну и выступили в путь. Сразу по выходу приняли боевой порядок, с головным дозором, боковым охранением. Надо с первого дня настраивать воинов на бдительность, польская легкая конница - "загонщики" и казаки славятся внезапными атаками и засадами, "подъяздовой" - партизанской, тактикой. В противоборство с ними у нас также сформированы "летучие" отряды легкой конницы, они сопровождают походную колонну.

Через несколько часов наши передовые полки перешли рубеж и продолжили марш с повышенной осторожностью, но неприятельских разъездов пока нет. Первыми встретились нам запорожские казаки после переправы на левый берег Десны. Завидев идущую на них огромную силу, они отступают, не вступают в перестрелку. Наши конные отряды не стали их преследовать, справедливо ожидая возможной засады. Южная армия в продвижении через Сечь практически не встретила сопротивления, если не считать редких наскоков небольших групп, но и они быстро улепетывали, заметив скачущих им на перехват наши летучие отряды. Попадающиеся по пути станицы и хутора наши войска проходили не задерживаясь, провожаемые хмурыми взглядами местных жителей, но попыток нападения или других угроз от них не последовало.

В других направлениях - к Полоцку, Витебску, Оршу, Гомелю, Киеву, боестолкновения с передовыми отрядами неприятеля начались с первого дня. Они почти непрерывно атаковали наше войско мелкими группами, вынудив снизить скорость марша, но пока какого-либо ущерба не нанесли. Головной дозор, охранение и летучие отряды справлялись с наскоками противника, не допускали к колоннам. На подходе к крепостям нападения усилились, атаки стали более настойчивыми и массированными, но наши полки продолжали марш, не ввязываясь в затяжные бои. Встречающиеся крепости, остроги обходили стороной, оставляя вокруг них часть войск резервной группы для блокирования вылазок неприятеля. Сейчас главная задача - выйти на заданную линию и укрепиться на ней, а зачищать местность и брать крепости, города будем позже.

Несколько раз наши полки вступали в серьезные сражения с крупными отрядами противника в составе уже не только легкой конницы, но и хоругви гусар и рейтар. Предупреждаемые заранее нашим дозором полки успевали перестроиться из походной колонны в линейный строй и встречали налетающего врага залповым огнем. За счет достигнутой скорострельности и малого времени на перезаряжание мы уменьшили глубину строя до четырех шеренг, причем огонь вели сразу две. Передняя приседала на колени и вела огонь с такого положения, а вторая стоя. После залпа эти шеренги не отходили назад, оставались на перезарядку, задние выходили вперед для очередного залпа, так сменялись каждые полминуты. Таким путем обеспечивалась чрезвычайно высокая плотность огня, не позволявшая противнику приблизиться и нанести потери.

Тяжелая кавалерия неприятеля пыталась раз за разом взломать строй как прямыми атаками, так и фланговым обходом, но тут вступала в бой наша конница, принимая на себя удар врага. Ее поддерживала как пехота фланговым огнем, так и полковая артиллерия, встречающая картечью еще на дальних подступах. После нескольких таких бесплодных атак, неся огромные потери, враг отступал, наша кавалерия не преследовала, а продолжала с пехотой марш. Через три недели после выхода в поход обе наши армии достигли заданной линии и стали в буквальном смысле окапываться, сооружая ротные и батальонные опорные пункты, артиллерийские редуты, защитные укрепления. Мы успели занять стратегическую позицию до подхода основных сил противника, теперь будем встречать их здесь.

Я со Ставкой и Генеральным штабом двигался позади наступающих армий, вместе с резервной группой, ежедневно получал доклады от Головина и Чоглокова о ходе наступления, боевых столкновениях, координировал их действия, давал задания командующим и Шарову, направляющему в помощь свои полки. После выхода наших войск на запланированную линию Полоцк - Витебск - Могилев - Гомель - Киев - Полтава вызвал всех командующих в Ставку, расположившейся под Гомелем, на обсуждении последующей компании этого года. Выразил одобрение проведенной наступательной операцией, а после вместе обсудили наши дальнейшие действия.

Выслушали доклад Лазаря Осинина, начальника Генштаба, о ситуации на занятой территории, отчет разведслужбы о проводимой Сигизмундом III мобилизации шляхты и посполитого рушения, расположении его войск. По предварительным данным, у нас в тылу остались около трех тысяч "квартового войска" и пятисот нереестровых казаков, пехота заперта в крепостях, а кавалерия в свободном рейде, отрезанная от своих баз нашими блокирующими войсками. Снабжение окруженных войск по налаженным коммуникациям прервано, наши летучие отряды перехватили несколько обозов с боевым снаряжением и провиантом, направленным командованием противника по обходным путям.

На коронных и литовских территориях идет формирование полков неприятеля, Сигизмунд III объявил всеобщую мобилизацию ополчения, предполагаемая численность набираемого войска от тридцати до сорока тысяч воинов. Из Литвы идет регулярное войско польного гетмана Кшиштофа Радзивилла, оставившего по настоянию короля только малую его часть для противодействия вторгшимся шведским войскам. Численность отряда Радзивилла около трех тысяч воинов, из них две тысячи - тяжелая конница, литовские гусары и немецкие рейтары. Надо рассчитать, что он не будет дожидаться остальных полков, а атакует сразу наши войска. Прогнозируемый срок прибытия отряда Радзивилла - в течении трех дней, основная армия Сигизмунда III подойдет к нашим позициям не ранее двух недель, шляхетские полки и хоругви - через неделю.

Тем лучше для нас, будем бить неприятеля по частям. Кичливый враг, считающий свою конницу лучшей в Европе, бросится на нас, не дожидаясь подкреплений и не считаясь с перевесом противника. Правда, данное мнение имеет основания, поляки и литовцы не раз добивались победы над многократно превосходящим в живой силе противником, как, например, в прошлой истории, в 1610 году над русским войском под Клушино или в 1605 году, когда 3,6 тысяч литвинов практически уничтожили 11-тысячную шведскую армию в бою при Кирхгольме. Такое мнение нам на руку, враг будет бросаться на наш строй, не считаясь с потерями, можно нанести ему максимальный урон. Проанализировали возможные места выхода неприятеля на наши позиции, решили усилить полками резервной группы и полевой артиллерией.

В ожидаемый срок прибыл со своим войском литовский гетман Радзивилл и именно там, где мы предполагали - под Полоцком. Город крупный, стратегически важный, в подбрюшье Литвы, отсюда мы можем свободно пойти на север. В ближайших наших планах такой поворот не предусмотрен, но гетман, как стратег, исходит из худшего для литовского княжества условия, так что отбить Полоцк для него первостепенная задача. К его подходу мы укрепили линию обороны на этом направлении, подтянули 3 полка резервной группы и часть полевой артиллерии из 30 стволов, построили для них редуты на холмах. Перед нашими позициями широкое поле, привлекательное для литовской конницы, есть ей где разогнаться, да и для фланговых обходов достаточно места. Командовать нашим войском в бою поручил Семену Головину, сам присутствую в его штабе сразу за линейным строем полков и наблюдаю за ходом сражения, стараясь не вмешиваться в действия командующего.

Чтобы уж наверняка заманить Радзивилла, направили к нему навстречу "загонщиков" - разъезд легкой кавалерии, который должен привести литовский отряд к нам. К 10 часам утра дозоры заметили приближающегося врага, после объявился наш разъезд, мчащийся наметом, а за ним авангард литовцев. Через малое время уже весь отряд неприятеля собрался перед полем, перестроился на три крыла, впереди по центру легкоконные "гарцовники", цель которых - разведка боем. По сигналу трубы они бросились в атаку, наша пехота подпустила их поближе, а затем дала залп из двух шеренг. Этого оказалось достаточно, кавалерия тут же развернулась и, заметно поредевшая, умчалась восвояси.

Интересно, что же предпримет Радзивилл, неужели уйдет? В таком размышлении я пробыл недолго, тяжелая конница начала разгоняться левым и правым крыльями, обходя по флангам наш строй. По наступающим хоругвям открыла огонь картечью наша полевая артиллерия, выкашивая площадями атакующих, но они упорно продолжали свой штурм, стремясь окружить выстроившуюся пехоту. Мы предусмотрели такое действие противника, по флангам поставили дополнительный строй из резервного полка, который открыл залповый огонь в приближающегося врага. После, когда изрядно прореженная и расстроенная тяжелая кавалерия неприятеля остановилась и стала разворачиваться, в ее тыл ударила наша конница, довершая разгром.

В этом бою противник потерял убитыми, ранеными и захваченными в плен более 1000 воинов, всего с начала компании потери неприятельских войск составили три тысячи человек против наших пятисот, для наступающей армии вполне умеренных. После того, как битый отряд Радзивилла отступил в глубину своей территории, преследовать его не стали, приступили к подготовке "встречи" королевского и "компутового" войска, ведомого польным гетманом Станиславом Потоцким. Его численность, по сведениям разведки, составляет около 10000 человек - 4500 гусар и рейтаров, 1500 панцерных казаков (не запорожских, так называют польских легких кавалеристов), 2000 польских и венгерских гайдуков и 2000 немецких мушкетеров и драгун.

Сила огромная, для короны весьма значительная, практически все свое регулярное войско военного времени Сигизмунд III отправил к нам, на большее у него просто нет денег, если не считать еще ополчение - посполитое рушение, которое тоже требует средств на свое содержание. С ними у короля частые проблемы, из-за долгов нередко войско распадалось, наемники отказывались воевать, да и шляхта не отличалась воинской дисциплиной, устраивала забастовочные "конфедерации" и разъезжалась домой или принималась грабить окрестности. Правда, свое "приватное" войско могли выставить магнаты - гетман литовский Кшиштоф Радзивилл, князья Ежи и Кшиштоф Збаражские, воеводы Томаш Замойский, Рафал Лещинский, Анзельм Гостомский, но они особой любви к Сигизмунду III не питали, даже напротив, выступали за его детронизацию.

Коронное войско движется к Могилеву. Перебросили резервные полки на этот участок фронта, всю полевую артиллерию, оборудовали позиции дополнительными оборонительными сооружениями - редутами, земляными валами и рвами, бруствером, бастионами. Здесь, на опорных пунктах, наши заградительные отряды могут сдерживать противника до подхода основных сил даже в условиях полного окружения. На этот раз мы не выбирали конкретное место для генерального сражения, решили построить цепь опорных пунктов, укрепленные полковые лагеря, сформировали мобильные отряды оперативного резерва. Пехоту посадили на коней и повозки, снаряжение и боеприпасы на них же, без обоза.

Для решающей битвы с польским войском я ввел совершенно новую, никому неизвестную тактическую схему обороны с выдвинутыми вперед опорными пунктами, усиленными полевыми и полковыми орудиями. Они перекрывают поле между ними мощным стрелковым и артиллерийским огнем, линейный строй полков выстраивается в глубине обороны, позади них. Впервые такое построение применил Петр I в Полтавской битве, использую его в нашем сражении. Вместе с командующими и командирами полков детально проработал предлагаемую схему, а затем провели учения с участием гарнизонов опорных пунктов, артиллерии, полков и мобильных групп. Уверен, что наш "сюрприз" окажется для неприятеля далеко не приятным. При нынешнем воинском искусстве, когда даже линейный строй неизвестен многим армиям, такая тактика обороны непременно обескуражит противника, привыкшего к общепринятому выстраиванию воюющих войск напротив друг друга, а поражающий огонь со всех сторон внесет ошеломление в его атакующие порядки.

Польское войска подошло только через десять дней после сражения с литовцами, дав нам достаточное время подготовиться к новой баталии. Они встали несколькими лагерями в десяти верстах от наших позиций. Вражеские разъезды стали объезжать опорные пункты, попытались проскочить между ними, но наши стрелки огнем отогнали их. Два дня противник не выступил из лагерей, по видимому, его командование не могло определиться, как же поступить, если нет стоящего перед ним войска. Несколькими колоннами встали между нашими редутами, первыми пошли в атаку "гарцовники", панцерные казаки. Наша первая линия пропустила их, на второй же, в глубине обороны, легкую кавалерию противника встретил полковой строй и полевая артиллерия. Когда потрепанная огнем оставшаяся часть панцерников попыталась отступить обратно, путь им преградили передовые опорные пункты, враг оказался в огневом "мешке". Из первоначального отряда в триста всадников вырвались к своим единицы.

Такой "прием" ввел противника в ступор, полную растерянность, несколько часов они так и стояли строем перед нами. Потом все же решились, к атаке перешла тяжелая кавалерия, штурмуя опорные пункты. Поняли, что они не дают им развернуться и навалиться на основные силы. Неприятель совершил добрый десяток штурмов редутов, настойчиво пытаясь прорваться через заграждения и уничтожить досаждающий им гарнизон, но ни одна попытка не увенчалась успехом. Противника встречал как частый залп стрелковой роты, занимавшей каждый редут, так и картечь полковых и полевых пушек, гаубиц. Правда, однажды гусары едва не прорвались через земляной редан перед редутом, помогло мобильное подкрепление, отбросившее врага. Полному окружению редутов мешал огонь наших полевых орудий, да и вылазки мобильных отрядов. Потеряв едва ли не половину своей тяжелой кавалерии, польское войско отступило на почтительное удаление от нашей линии обороны.

На следующее утро неприятель предпринял отчаянную, даже безумную, атаку всеми своими силами. Вся конница ломилась в промежутки между опорными пунктами, не считаясь с потерями от огня пушек и стрелков, рвалась к нашим полкам, а пехота пошла в лоб на редуты. По видимому, не зря современники скептически высказывались о полководческих талантах гетмана Станислава Потоцкого, в этом сражении решил положить все войско, но как-то переломить его ход. Что ему, разумеется, не удалось, в плане успеха. А войско свое положил, как пехоту, которую выкосили стрелки и артиллерия опорных пунктов, так и кавалерию, полностью уничтоженную под огнем линейного строя полков и полевой артиллерии и атакой нашей конницы. Надо отметить, что сам гетман находился в первых рядах штурмующей кавалерии и погиб в самом начале боя, что еще более дезорганизовало противника.

После окончания сражения наша кавалерия и мобильные отряды преследовали редкие группы оставшихся в живых польских воинов, брали в плен сломленного духом противника, захватили в лагерях обозы, другое снаряжение. Практически все регулярное войско Сигизмунда III, направленное на войну с нами, перестало существовать, наши же потери убитыми и ранеными ничтожны, менее 800. Такой результат битвы нами и не предполагался, ожидали более рациональных действий от противника и иной исход, не столь кардинальный. Как позже стало известно от очевидцев, разгром лучшего войска ввел в шок короля, он ничего не мог предпринять против нас и отменил поход ополчения на встречу к нам. По видимому, ему стало понятно, что такой шаг приведет к бойне его последние войска, потере страны, сам лишится престола, не столько от нашей угрозы, а от своих политических противников внутри страны.

Простояли еще неделю на прежних позициях, ожидая дальнейших действий противника. После, как только узнали, что не будет очередного потока неприятеля, собрались в Ставке решать с компанией на этот год. Исход последней битвы повлиял на наши планы, постановили продолжить наступление до второй линии Вильно - Пинск - Житомир - Брацлав. Дальнейшее продвижение, как предлагали мои командующие, все же несет большие риски, в первую очередь, из-за трудностей с тыловым обеспечением, партизанских действий оставшихся за спиной вражеских отрядов. Да и приближение к коронным землям сказывается нарастающей враждебностью местного населения, пока еще лояльного к нам в занятых районах.

Через две недели, когда тыловые службы снабдили войско в достаточным объеме снаряжением, боеприпасами, провизией, выдвинулись в поход тремя армейскими колоннами, резервная группа получила свой сектор наступления, по центру. Продвижение шло без особых трудностей, если не считать редкие нападения партизанствующих групп неприятеля, диверсии на нашем пути с ловушками, западнями, отравленными колодцами. К концу августа вышли на заданную линию, вновь приступили к кропотливой работе по обустройству ротных опорных пунктов на вероятных направлениях наступления противника, строительству застав на других участках, а также всей инфраструктуры для размещения войска, оставляемого на этом рубеже.

На линии фронта остается армия Тимофея Шарова, Семену Головину и Корнилу Чоглокову ставится задача очистки занятых территорий от оставшихся неприятельских отрядов и взятие крепостей, городов в их зоне. Сам я возвращаюсь в Москву, надо организовывать присоединение освобожденных земель к общей государственной системе, назначить ответственных государственных мужей на управление и восстановление всего хозяйства новых губерний и уездов, выделить необходимые средства, деньги, людей для их освоения. Работа большая, многолетняя, местный народ за столетия под иноземным гнетом пропитался чуждым духом, может не принять новых веяний и преобразований.

После, по возвращению в Москву, назначил наместником новых земель, назвали их Малороссией, мудрого и осторожного Якова Барятинского. Мы вместе обсудили предстоящие задачи, пути их решения, требуемые средства, а также переселение на эти земли казенных крестьян, однодворцев, охочих людей с западных и центральных губерний страны. Предполагаем, такое смешение народа встряхнет местный люд, заставит их скорее адаптироваться к новой жизни. А тем, кто не захочет принять наши условия - скатертью дорожка, никого насильно держать не будем. Вредители же почувствуют тяжелую руку государственной машины, каторжникам работ хватит, в той же Сибири.

В таком плане настроил вновь назначенного наместника на предстоящую работу. И еще, что разъяснил Барятинскому, переустройство Малороссии и ее вливание в Русское государство станет для нас всех главнейшим делом на ближайшие годы, так же как освоение Сибири и Дальнего Востока. Прежде чем идти дальше, надо бесповоротно закрепиться на новых землях, вовлечь в сложившиеся в стране отношения и подтянуть до общего уровня. Есть другие проекты - выход на Балтийское и Черное море, строительство флота, присоединение южных земель - северного Причерноморья, Крыма, Кавказа, Туркестана, но они в будущем, их время не подошло.

Само мое возвращение произошло триумфально, во всех больших и малых городах, в селах и деревнях народ встречал меня с ликованием, колокольным звоном, на всем пути стоял и млад и стар, принимали хлебом-солью. Я не торопился, с сопровождающим отрядом останавливался, вкушал угощение, говорил благодарственные слова, оказывал внимание и уважение людям. В этом всеобщем выражении любви - от простых крестьян до дворян, я видел их гордость и любовь к своей стране, за великие ее деяния под моей рукой. С таким народом нам по плечу любые задачи, конечно, разумные, мы, его правители и слуги, вознесем государство на небывалую высоту. Сими мыслями я терпеливо принимал все тяготы всенародной славы.

В Москве прошла торжественная встреча у Триумфальных ворот Тверской заставы, молебен в Успенском соборе во славу русского войска, а затем состоялся большой пир в Грановитой палате, шедший три дня. Устал от празднований, но выдержал, для всех великая радость, дали сокрушительный отпор давнему врагу и освободили исконные русские земли. После провел рабочие встречи с Федором Шереметовым, отчитавшимся о проведенных работах, с другими управляющими Государственной думы, подписал указы, подготовленные к моему приезду, а затем на неделю отошел от дел, отдыхал с семьей в Коломне, летнем дворце.

Потекли рабочие будни в Кремле, много времени уделял заботам Малороссии, Сибири, новым производствам на Урале, постепенно становящемся главным промышленным центром страны. Следил за ходом освободительных операций на занятой территории, взятие городов и крепостей в основном шло бескровно, деморализованные польские гарнизоны сдавали их без сопротивления. Штурмовать пришлось только крупные города - Киев, Брацлав, Вильно, Житомир, Полоцк, Пинск. В октябре основные боевые действия завершились, часть войск осталась на зимних квартирах в освобожденных городах, большая же вернулась к местам постоянной дислокации, ополчение распустили, вознаградив за ратный труд.

Возвращающееся войско встречали с радостью и радушием, в городах и весях, несмотря на начавшееся ненастье, люди стояли под дождем и приветствовали воинов-освободителей. А затем в Москве лучшие командиры и ратники удостоились наград в Грановитой палате на приеме, специально проведенном для них. В присутствии Государственной думы, приглашенных гостей из разных сословий я вручал нашим победителям грамоты о пожаловании дворянством, денежном и имущественном вознаграждении, а также впервые учрежденные ордена, для высшего командования - орден св. Андрея Первозванного, с девизом "За веру и верность" и мечами, для младших командиров и воинов - орден св. Георгия. А потом виновникам торжества в Золотой палате был устроен пир, который открыл я благодарственным словом за доблесть и выпил чашку вина во славу русского воинства.

Глава 10

На наши успехи в войне с Речью Посполитою обратили внимание и в какой-то мере обеспокоились северные соседи - Швеция, Дания и Англия. Послы этих государств зачастили на приемы в Кремле, просили аудиенций со мной и Федором Шереметовым. Мягко стелили словами об огромном уважении к столь могучему государю и стране, прельщали посулами о благости союза с их державами, а посол Швеции прямо заявил о желании своего сюзерена встретиться со мной. На мой не совсем дипломатичный вопрос, зачем я ему понадобился и что с этого буду иметь, заюлил, высказался о взаимной выгоде встречи для наших стран, об интересе короля Густава II Адольфа к выдающемуся правителю близкого государства, желании лично познакомиться для установления добрососедских отношений.

У меня твердое убеждение, что в межгосударственных отношениях не может быть бескорыстной дружбы, каждый правитель преследует свой меркантильный интерес. Вспоминаются слова Александра III, не раз сталкивавшегося с вероломностью доброхотов: У России нет друзей. Они боятся нашей огромности. У нас есть только два верных союзника - наша армия и флот.

Так что верить словам, а тем более рассчитывать на честность и благородство того же Густава, ни в коем случае нельзя, сегодня мы друзья, а завтра исподтишка нанесет удар в спину. Такое уже было, в прошлой истории, когда недавний союзник в 1610, трагическом для России, году оккупировал Новгородские земли, так что встречаться с шведским королем нет смысла. Но, с другой стороны, открыто противостоять сильным противникам, я уже отнес Швецию к ним, сейчас преждевременно, будем вести дипломатические игры. Отвечаю послу заверениями в уважении к его государству и великому королю, а после объясняю, что такая встреча потребует тщательной подготовки, осмысления всех интересов в отношениях между нашими странами. Направляю посла для их проработки в Государственную думу, сам же инструктирую Шереметова тянуть время, нам такой союзник не нужен.

В таком же плане ответил другим послам, единственное, что представляет интерес в их предложениях - торговые отношения. Все же многое еще из необходимых товаров приходится завозить в страну, нет своего производства - дорогое сукно, шелк, хлопчатобумажные ткани, вина, кофе, пряности, фрукты, фарфор, хрусталь, сахар, предметы роскоши. Постепенно сокращаем ввоз изделий из металла, древесины, текстиля, краски и химических товаров (купорос, квасцы, нашатырь, мышьяк), писчей бумаги и кружев. Высокими таможенными пошлинами на них с одновременным снятием внутренних пошлин протекционируем собственную промышленность, как говорилось позже, проводим импортозамещение.

Вывозим не только сырье и полуфабрикаты, как прежде - лен, пеньку, паклю, канаты, кожу, лес, металл, хлеб, пушнину, мясо и икру, но и свою промышленную продукцию - ткани, изделия из металла и дерева, стекла, бытовые товары - керосиновые лампы, стеклянную и керамическую посуду, зеркала, утюги, инструменты. Поставляем нефтепродукты - керосин, смазочные материалы, котельное топливо, краски и растворители, воск для свечей, вазелин. Так же отдали в продажу фитильные пищали, бронзовые пушки, снятые у нас с вооружения, а в Европе все еще пользующиеся спросом. Новое оружие и боеприпасы не продаем, хотя иноземные посольские чины и купцы проявляют повышенный интерес к ним, соблазняют нас высокими ценами и преференциями в обмен на них.

Через Сибирь поставляем в центральную часть страны и в Европу товары из Китая - шелк, хлопчатобумажные ткани, драгоценные камни, фарфоровую, серебряную и лаковую (деревянную) посуду, чай, сахар, шпалеры, обои, мебель. Еще три года назад мы отправили торговое посольство в Китай, после долгих переговоров в Пекине получили от императора Чжу Ицзюня грамоту с разрешением торговать. С нашей стороны ввозится пушнина, хлеб, промышленная продукция, лесоматериалы, нефтепродукты. Основной поток товаров идет через Нерчинск и Селенгинск, а также другие сибирские города и ярмарки, особо популярной стала Ирбитская ярмарка. Торговля с Китаем существенно способствовала освоению Сибири, большая часть ее продукции идет на китайский рынок.

Также через Сибирь ведется торговля со Средней Азией, в обмен на нашу продукцию закупаем скот, китайские и бухарские товары - хлопчатобумажные и шелковые ткани, ковры, фарфор, восточные фрукты и сладости. На "азиатском" направлении специализировались в основном торговцы из Тобольска, Туринска, Томска, а за ними и Омска, Семипалатинска. Основная торговля с Китаем и Средней Азией идет по казенной линии, государственными компаниями, особенно пушниной - главным нашим товаром в Китае, но даем возможность торговать сибирскому купечеству и даже поощряем его низкими пошлинами, льготами и ссудами. Все делается для привлечения предприимчивого люда на сибирские земли, который потянет за собой вслед за торговлей сельское и промышленное производство.

Мы стараемся обезопасить торговые пути караванов и обозов, казачьи дозоры постоянно дежурят на трактах и основных дорогах. И все же нередко на караваны налетают лихие люди, которых здесь предостаточно, чуют богатую добычу, да и кочевники не прочь поживиться, как и потомки Кучума, до сих пор совершающие набеги на русские селения. С китайской стороны тоже хватает бандитов, их называют хуфэй - северные разбойники, водящиеся в изобилии в Маньчжурии. Приходится воинской охране сопровождать купцов, иначе слишком высокие риски отпугнут их от торговли, что мы никак допустить не можем. У казенных караванов охранение помощнее, да и груз намного большей ценностью, но и на них совершают нападения совсем уж отмороженные бандиты. И все же доходы от китайских товаров намного перекрывают все издержки и страхи, охочих до торговли все больше.

В Малороссии на освобожденных землях моим указом образованы пять губерний - Витебская, Киевская, Полтавская, Пинская, Полоцкая, по представлению Якова Барятинского назначил губернаторов. Дальше они на подведомственной территории по согласованию с наместником ввели уезды и волости, поставили на них уездных исправников и волостных старшин. Новая власть принялась устанавливать заведенные в центральных губерниях порядки, провела перепись населения, отнесение к сословиям, имущественное состояние. Поместья польских и литовских магнатов и шляхтичей, бежавших от наших войск, перешли в собственность государства, вместе с крепостными крестьянами. С остальными дворянами проводилось расследование, подтверждались или отменялись их сословная принадлежность и привилегии. Такое право возлагалось на особые комиссии, назначенные Государственной думой.

Лишать дворянства все оставшееся от прежнего государства поместное сословие мы не собираемся, нам не нужны мятежи и лишняя смута. Но и оставлять нелояльное к новой власти привилегированное сообщество тоже нельзя, дворяне должны быть опорой государства, честной службой отрабатывать свои имущественные права. Тех же, кто не согласен с нашими требованиями или станет пренебрегать накладываемыми обязанностями, будем выдворять с наших земель, а если кто-то из них начнет мутить народ или иным путем надумает нанести вред, то незамедлительно последует наказание. Такое напутствие я дал руководителям сословных комиссий перед отправлением в новые губернии. В помощь им направлены дознаватели Судебной Управы и службы Государственной безопасности, расследование должно вестись со всей тщательностью, выявить и обезвредить наших врагов.

Простой люд в освобожденных землях настороженно встретил наши нововведения, но открытого сопротивления не оказывал, убеждался, что они ему во благо. Больше проблем доставил служивый народ - в магистратах и ратушах, воеводствах, пришлось метлой выметать заевшихся чинов, не желающих работать по-новому, набирать в создаваемые Управы годных по нашим меркам. Местные воинские части и ополчение полностью расформировали и комплектовали заново, в полки нового строя, обучали неизвестным им приемам, начиная с построения и пользования нашим оружием. Внешне смиренно встретили национализацию монастырской собственности местные церковные иерархи, большую помощь в отношениях с ними оказало патриаршее ведомство.

Самым сложным, как и предполагали, стало разбирательство с дворянством. Нередко можно было встретить заносчивость, даже спесь этого сословия, считающего по праву своего рождения наделенными особыми привилегиями. С такими разговор не затягивали, не желаешь честно служить - выметайся. Кто-то смирялся, принимался за службу в гражданских ведомствах или в полках, пусть и тая недовольство. Немалая часть дворян ушла на запад, ища лучшую долю на шляхетской стороне, их поместья также отошли к казне. Через несколько месяцев новая государственная система в образованных губерниях заработала, со скрипом, преодолевая косность служивых чинов и местного люда, но постепенно прирабатываясь, становясь привычной и даже более привлекательной, люди сами убеждались в ее достоинствах.

Недовольных новыми порядками тоже хватало, особенно в правобережной стороне Днепра, в большей степени подпавшей под польско-литовское влияние. Наша служба безопасности как чертополох выпалывала вражеские заговоры, но они вновь произрастали, питаясь настроениями ущемленного дворянства, бывшего служивого люда и католического духовенства, вводили в смуту простых людей. До масштабных мятежей не дошло, но мелкие случаи неповиновения властям, нападения на государственные учреждения и чинов участились, также как и другие преступные действия, грабежи и убийства. Для борьбы с врагами и преступностью впервые в Русском царстве ввели на новых землях полицию - участки и околотки в уездах и волостях, с приставами, городовыми, надзирателями, а также сыскной службой.

Но все же, несмотря на трудности и сопротивление врагов, новая жизнь устанавливалась в присоединенных землях, входила в мирное русло, к весне 1619 года в основном влилась в общую государственную систему. На этих землях планомерно готовилось новое войско к военной компании года - полному освобождению русских земель. Его костяком стала армия Тимофея Шарова, командиры и ветераны которой формировали и обучали новые полки. Привлекать к операции воинские части и ополчение из центральных губерний не стали, имеющегося войска вполне достаточно, да и надо его испытать и обкатать в боевых условиях. В мае завершили основную подготовку полков, полностью укомплектовали воинским снаряжением, оружием, боеприпасами, создали необходимый резерв на складах. В начале июня наше войско выступило в поход на запад.

В его составе две армии, каждая численностью десять тысяч человек, из них семь тысяч пехоты, остальные - легкая и тяжелая конница, артиллерия. Общее командование принял на себя, командующими армиями назначил Тимофея Шарова и Дмитрия Пожарского, деятельно занимавшегося формированием и обучением нового войска. Каждая армия идет своей колонной, северная, Шарова - в направлении Гродно - Брест, южная, Пожарского - к Ужгороду и Переяславцу. Я со Ставкой и резервной группой из пяти тысяч воинов выдвигаюсь по центру, к Владимиру-Волынскому и Перемышлю.

По сведениям разведки, у поляков на нашем фронте пять тысяч "квартовых войск", у литовцев три тысячи, но уже формируются на коронной территории регулярные полки военного времени общей численностью еще десять тысяч человек, две трети из них кавалерия. Сигизмунд III не стал дожидаться нашего нападения, уже готовит все свое регулярное войско. Ополчение пока не собирает, его казна и так едва выдерживает военные расходы. После прошлогоднего разгрома чудом избежал рокоша и свержения, сейчас предпринимает все усилия для обороны коронных и литовских земель, но сам не идет в наступление. Король понимает слабость набранного войска, лучшие части он потерял в прошлой битве.

На своем пути наши армии почти не встречали сопротивление противника. Завидя приближающееся войско, гарнизоны и отряды спешно покидали крепости и города, стараясь избежать окружения и уничтожения. Те же, кто не успел и оказался в расположении наших полков, выбрасывали белый флаг и складывали оружие, покорно сдаваясь в плен. Лишь изредка происходили нападения на наши колонны конных отрядов неприятеля, но, получив отпор охранения, немедленно разворачивались, отрываясь от погони. Летучие отряды особо их не преследовали, их задача как и всего войска - максимально скорое продвижение к заданному рубежу, границе русских земель.

Через три недели такого марша наши армии вышли на линию Юрьев - Гродно - Брест (Берестье) - Владимир-Волынский - Перемышль - Львов - Ужгород - Галич - Переяславец, от Чудского озера до Черного моря, дошли до границы с Венгерским королевством и Османской империей. Мы выполнили свою освободительную задачу, практически все утерянные земли Киевской Руси воссоединены с Русским царством. Теперь надо закрепиться на этом рубеже, поставить нерушимый заслон от всех врагов. Все войско стало окапываться, строить оборонительные сооружения, ставить сплошную засечную линию. На земляные и лесорубные работы привлекли местное население, ставя их на полное довольствие.

Начальный ропот насильно пригнанных крестьян стих, когда они увидели требовательное, но в тоже время заботливое отношение к мобилизованному народу, а особенно после сытного питания из воинского котла и получения еженедельного жалования, пусть и небольшого. Оборонительные работы шли все лето, ежедневно десяток тысяч крестьян рыли рвы, возводили земляной вал, рубили деревья и укладывали их в засеки. Воины оборудовали редуты и реданы, артиллерийские позиции, наблюдательные пункты, строили убежища и склады, казармы и столовые. Обустраивались добротно, им здесь зимовать, может быть, не одну зиму, а летом обороняться от ворогов.

К осени по всей границе была выстроена оборонительная линия, на открытых участках из земляных валов и рвов, в лесу засеками, через каждую версту чередовались опорными пунктами. На малых дорогах выстроили заставы с пропускными пунктами, на крупных - крепости и таможенные посты. Засечная линия постоянно наблюдалась как со смотровых вышек, так патрулированием разъездов от каждой заставы. Из полков наши командиры отобрали воинов поглазастее и расторопнее, сформировали из них гарнизоны опорных пунктов, застав и крепостей на линии, так и образовалась пограничная служба. Остальное войско распределили по городам и крепостям в глубине новых земель на зимние квартиры. Отводить на прежние земли не стали, оно здесь может понадобиться, край весьма беспокойный.

Вскоре после занятия линии, когда работы только начались, с неприятельской стороны объявилась разведка как конными дозорами, так и пешими лазутчиками, пытаясь вызнать тайну нашей обороны. Конных разведчиков отгоняли летучие отряды, а лазутчиков задерживали, после пристрастного допроса помещали в холодные. Наши дозоры никого через линию не пропускали, среди местных хватает пропольских агентов и сочувствующих. Тех же, кто украдкой пытался проскочить наши рубежи, ловили, сдавали следователям службы безопасности, а они развязывали языки перебежчикам, а потом обезвреживали местных заговорщиков и злоумышленников. Нередко приходилось применять оружие, враг добром не сдавался, доходило до перестрелки.

Польско-литовское войско за все лето так и не появилось, побоялись напасть, но проявили беспокойство османские чины. К командиру нашего полка, занявшего позиции под Яссами в Молдавии, прибыл с толмачом янычарский ага. От имени вали, наместника османского вилайета (провинции) Силистрия, потребовал объяснения, что мы делаем в Молдавском княжество, вассальном от Высокой Порты. На ответ, что княжества больше нет, все взятые земли вошли в Русское царство, затребовал встречи с наместником царя на этих землях. А когда ему командир полка сообщил, что наместника нет, но здесь сам царь, янычар уже не требовал, а попросил аудиенции у русского царя посольству османского наместника

Так мы оказались накануне войны с Османской империей в северном Причерноморье. Молдавское княжество, формально входя в Речь Посполитою, оказалось под прямым гнетом турков. Ежегодно платило громадную дань, выставляло по требованию Порты ленное войско, даже господарь - правитель княжества, - назначался Стамбулом, за великие откупные. Нынешний господарь, Гаспар Грациани, больше тяготел к союзу с Польшей, но все же вынужден подчиняться Порте. В боярской среде княжества с переменным успехом шло османско-польское соперничество, господари менялись чуть ли не каждый год.

Наше войско, занявшее земли княжества, сопротивления от местных властей не встретило, нас пропустили без каких-то стычек. Но после, когда я отменил княжество, ввел на его территории Бессарабскую губернию, а назначенные губернские и уездные чины принялись устанавливать на этих землях новые порядки, то прежняя клика стала активно сопротивляться, саботировать распоряжения новой власти, настраивать против нас местный люд. Пришлось выдворить к османам и полякам почти все боярство княжества вкупе с господарем и его приспешниками.

Османскому посольству я заявил, что Русское царство готово поддерживать с Великой Портой мирные, взаимовыгодные отношения, но оставлять исконные русские земли не намерено. Если султан Осман II хочет войны с нами, то он ее получит, как бы потом не каялся в таком опасном для своей империи шаге. После такой жесткой отповеди посольство удалилось, не посмев мне ставить какой-либо ультиматум. Но нам надо быть готовым к войне с сильным врагом уже в следующем году, сейчас Османская империя занята войной с Речью Посполитою в Трансильвании.

Нам нельзя недооценивать противника, его армия не столь могуча, как в прошлом веке, когда она громила европейские армии и завоевала обширные территории, но все еще представляет значительную силу. Многочисленное регулярное войско хорошо оснащено и дисциплинированно, его основу составляют грозные янычары и конные сипахи. Оно может в несколько раз увеличиться ленными войсками вассальных государств и ополчением из добровольцев, башибузуков, пусть не столь организованных и обученных, но также представляющих опасность своим фанатизмом и бесстрашием.

К осени объявились гонцы славянских народов - валашцев (румынов), словаков, хорватов, болгар, сербов, боснийцев, подневольных в Османской империи, просились под нашу руку. Взывали к защите православия, попираемого османами, освобождению страдающих под непосильным гнетом братьев по крови и вере. Такие братушки России ни к чему, это сейчас они обиженные и угнетенные, а совсем недавно первыми шли в османских рядах, захватывая и разоряя таких же братьев-славян, да и теперь среди янычар, сипахов и других элитных войск немало православных, принявших ислам. Отказываю им в просьбе, но выражаю готовность принять их на наших землях как своих подданных, честной и верной службой или трудом оправдывающих доверие государства, а оно позаботится о их защите и процветании.

Мой ответ не устроил гонцов, видно по их разочарованным физиономиям. По-видимому, рассчитывали, что придет большой дядя и преподнесет им свободу на блюдечке. Мои знания следующей истории лишний раз подтверждают, что у народов короткая память, своя корысть перевешивает благодарность. Благотворительность тут смахивает на глупость, надо стараться только для своего народа, своей страны. Хотя и она скоро позабудет своего героя, о вечной памяти говорить бессмысленно, через одно-два поколения уходит в лету, остается только имя, как символ минувших лет. Но моя совесть чиста, я делаю все, что могу, для нынешних своих сограждан, и их признательность греет мое сердце.

В начале октября, в самую пору бабьего лета, отправляюсь с охранным отрядом в Москву. Вижу в пути, как в городах и селах люди радуются миру и спокойствию, природа щедро вознаградила их труд, на редкость богатый урожай ломится в амбарах и закромах. Их радость отчасти переходит на меня, встречают с радушием и ликованием. Так через новые и прежние земли неспешно продвигаемся по разросшейся стороне, своими глазами и чувствами замечаю происходящие перемены, беседую с губернскими и уездными чинами. Иногда останавливаюсь и говорю с встречающим меня простым людом о их заботах, слушаю жалобы, тут же учиняю допрос сопровождающим меня чинам по их существу. Если объяснения невразумительные, то даю срок на выправление, сам же диктую писарю о порученном задании для контроля.

К концу октября возвращаюсь в стольный город, после торжеств по поводу воссоединения всех русских земель и пира по заведенному мною же порядку отдыхаю с семьей в загородном дворце. В семье прибавление, в конце июля Сашенька родила дочь, окрестили в честь бабушки и святой равноапостольной княгини Ольги (во святом крещении Елены) Аленой. Все дети растут крепкими и здоровыми, что поразительно в эти времена, когда даже в монаршеских семьях высокая детская смертность. Считаю, что имело первостепенное значение соблюдение детьми и окружающими гигиены, а также закаливание и физические занятия с малых лет. Мы не кутаем детей в сто одежек, до поздней осени они бегают в легких платьях, играют в подвижные игры во дворе и спортивном зале, который оборудовали по моим рисункам и личном надзоре.

Глава 11

Зимой и весной нового, 1620, года деятельно укрепляли новую власть в четырех губерниях на присоединенных землях - Гродненской, Волынской, Львовской и Бессарабской. Генералом-губернатором, наместником западных земель еще в прошлом году назначил Михаила Шеина. Он со свойственной ему решительностью и основательностью перетряс всю управленческую систему прежней власти, ввел губернские и уездные правления во главе с губернаторами и уездными исправниками. Жестко разбирался с враждебными акциями местного дворянства, бывших бояр и служивых людей, под его началом были созданы и действовали полиция, оперативные отряды, уничтожавшие банды грабителей и мятежников, воровские притоны. В подчинение генералу-губернатору переданы гарнизоны городов и крепостей, он же ведал рекрутированием и обучением новобранцев.

Сословные комиссии существенно проредили в новых губерниях дворянство и переведенное в это сословие боярство, избавлялись от враждебно настроенной и паразитирующей их части, лишали привилегий и владений. Провели секуляризацию всех монастырей, как католических, так и православных, мусульманских мечетей. На освободившиеся земли поместий и вотчин, монастырские угодия переселяли казенных крестьян и однодворцев из центральных губерний, помогли им с обустройством и освоением наделов. В поместных владениях отменили закрепощение крестьянства, ограничили помещиков в произволе над жизнью принадлежащих им крестьян. Ввели новые хозяйственные и налоговые нормы, поощряли местный люд к предпринимательству, созданию мануфактур и мастерских, торговле.

Немалая часть имущего населения, особенно дворянства, восприняла новую власть как оккупацию, покушение на их права и привилегии. Они уже давно оторвались от русских корней, насквозь пропитались западным духом стяжательства и бездушия, корыстолюбие заменило честь и верность. По всем западным губерниям пошли массовые мятежи и заговоры, нападения на государственные учреждения, даже на гарнизоны. В ответ мы не стали прибегать к тотальному террору, а тщательно выпалывали вражеское сопротивление, берегли невиновных. Об этом я особо предупредил Шеина, одна обиженная душа стоит больше десяти злодеев, нам не нужна всенародная ненависть к Русскому государству. И такая вдумчивая политика, а также реальные улучшения в жизни простого народа постепенно снизили напряжение в местном обществе, сопротивление заметно спало.

В апреле отметил своеобразный юбилей - прошло десять лет, как я невольно оказался в этом мире. Природа случившегося переселения в тело умирающего Михаила до сих пор мне неизвестна, я принял его как данность и сделал все возможное, чтобы выжить. Теперь, спустя десять лет, подвожу итог, я прожил их не напрасно, совершил то, что ни я прежний, ни Михаил не смогли бы. Наше же слияние личностей дало поразительный результат, мои аналитические способности и знания, помноженные на харизму и талант Михаила, позволили достигнуть невозможного как для себя, так и своей родины. Меня окружает любимая семья, верные соратники вершат со мной великую историю, Россия на подъеме, смута и разруха позади. Впереди ждут новые подвиги, завоевание достойного места в мировом раскладе, страна будет сильной, заставит считаться иноземных ворогов.

Наша агентура как в самой Порте, так и в граничной с нами провинции, предупредила о скорых боевых действия в Бессарабии. Османские власти приступили к пополнению регулярных полков резервистами, формированию частей башибузуков, началась их переброска в провинцию к нашей границе. Мы также, еще в марте, доукомплектовали полки, базирующиеся в западных губерниях, местными новобранцами, перебросили на южный фронт, в начале мая подошли полки из центральных губерний с ополчением. Общая численность нашей армии, сосредоточенной на участке фронта в 100 верст, составила 50000 человек, из них около 30000 пехоты и 15000 кавалерии. Артиллерийских орудий - полевых пушек, а также гаубиц большого калибра набрали с лихвой - почти пятьсот стволов в трех полках, еще столько же полковых пушек в пехотных рядах.

По предварительным данным, в османской армии, выступающей против нас, около 60000 воинов, в регулярных полках 35000, больше 15000 башибузуков, остальные в ленных войсках. В регулярной армии (калы кулары - "Рабы Порты") 25000 пехотинцев - янычар, 5000 тяжелой кавалерии - сипахи и 3000 легкой - акииджи, полевая и мобильная артиллерия, около 200 стволов. Обычная для османской армии тактика сражения: центр формируется из янычар, защищен траншеями, пушками, на флангах конники-сипахи. Начинает бой легкая кавалерия акииджи, изматывает противника внезапными атаками, ложными отступлениями, просачивается по флангам и с тыла. Затем следует широкая атака тяжелой кавалерии, за ними вступает в бой пехота янычар и разбивает вражескую армию. Такая тактика приводила османов к успеху в 15 и 16 веках, они так же действуют и сейчас.

Наше войско я разделил на две армии и резервную группу, командующими армиями оставил Тимофея Шарова и Дмитрия Пожарского, резервную группу вверил молодому и талантливому Федору Хворостинину. Ставлю командующим в задачу не только нанесение поражения противнику в битве, но и полный разгром османских сил в зоне Северного Причерноморья, с последующим наступлением и захватом Крыма. Саму же битву с османским войском планируем провести аналогично с польским под Могилевом, используя огневую мощь редутов, линейный строй пехоты и артиллерию. Надо вытянуть противника на наши позиции, связать оборонительным боем и нанести максимальные потери, а затем кавалерией и мобильной пехотой завершить разгром. Также предусматриваем вариант флангового обхода и полного окружения обескровленной армии противника. Такая задача ставится резервной группе, она в основном сражении не участвует, вступит в переломный момент.

В середине мая огромная османская армия численностью 75000 человек перешла границу в районе Яссы и подступила к нашей оборонительной линии. По-видимому, юный султан Осман II и его визири решили одним мощным ударом расправиться с нами, стянули почти все свое войско на наш участок. Тем лучше для нас, если выбить эту армию, то легче выполнить остальную задачу и взять все северное Причерноморье. Командует неприятельским войском великий визирь Гюзельдже Али Паши, адмирал османского флота, щедрыми подарками купивший благосклонность 16-летнего султана. Он выстроил все многочисленное войско перед линией наших опорных пунктов, его строй растянулся больше, чем на версту. Впереди легкая конница акииджи, которая и начала бой. Растянувшись по фронту, всадники лихо промчались мимо редутов, пропустивших их без огня, а затем вглубь нашей обороны.

Повторился сценарий битвы с поляками, с незначительными отличиями и вариантами. После потери передового отряда легкоконной кавалерии акииджи, уничтоженного огнем линейной пехоты, полевой и полковой артиллерии, в бой вступили сипахи, раз за разом штурмуя редуты. Их атаки чередовались валом янычаров и башибузуков, упорно шедших под огонь наших стрелков и артиллерии несмотря ни на какие потери, пока их полностью не выкашивали. Весь первый день, с раннего утра до заката, продолжался штурм опорных пунктов, которые мы на линии главного удара противника усилили дополнительными редутами, полковой и полевой артиллерией, удвоенным гарнизоном, многократным резервом боепитания.

Полевые пушки опорных пунктов подавили вражескую артиллерию, пытавшуюся выдвинуться и разрушить редуты, так что она не смогла помочь атакующим. Противник временами менял направление своих атак, штурмовал другие участки нашей обороны, но безуспешно, наши воины держались, их сменяли на позиции подкрепление из мобильных отрядов, давая возможность отдохнуть. На второй день противник все также штурмовал опорные пункты, уже только пехотой. Кавалерия пыталась найти уязвимое место в нашей линии, уходя в сторону на десяток верст от места основной баталии, но везде встречала огневой отпор. На третий день битвы враг бросил все силы в разрыв между опорными пунктами, не считаясь с жертвами, и вступил в бой с полками, фланговым обходом остатками конницы пытаясь разрушить их строй.

Я наблюдал за ходом схватки с командного пункта за основной линией пехоты, полностью держа контроль в своих руках. Каждый час ко мне прибывали вестовые от командующих, вместе со своим штабом обрабатывал поступающие сведения, отдавал новые распоряжения. Бой велся почти до самого вечера, на ширине несколько верст. Противник шел на линейный строй с отчаянием смертельно раненого зверя, вал за валом. В критический момент по моей команде вступила в битву резервная группа, его кавалерия и мобильная пехота совершили обход и окружили все оставшееся войско неприятеля, началось повальное его уничтожение по всему периметру.

К вечеру с врагом было покончено, все его войско пало. Немногочисленные остатки были взяты в плен, среди сдавшихся османов и янычар нет, в своем фанатизме они погибли, но не нарушили священную клятву. Наше войско потеряло в этой битве убитыми и ранеными свыше пяти тысяч, хотя мы старались не допускать приближения противника на опасную дистанцию, но в нескольких местах он смог прорваться и вступить в близкий бой. И все же, когда битва закончилась, огромная радость охватило все наше войско, с ликованием по всем полкам прошелся торжествующий клич "Ура", воины стали обниматься, а потом качать своих командиров.

Все, от командующих до новобранца, не стеснялись своих эмоций, восторг, смех и слезы, усталость и душевный подъем перемешались в умах и сердцах. В этот вечер и ночь мало кто мог уснуть, после доброй чарки вина, выданной каждому воину, немного расслабились, но не отходили от костров, говорили и вспоминали о прошедшем бое, находили что-то смешное и общий смех расходился по степи, пели во весь голос песни, пусть и не в лад, но от души. На следующий день дали возможность воинству немного поспать, а потом принялись за приборку поля боя, рыли общие могилы для погибших, приводили в порядок оборонительные сооружения, а после свое личное снаряжение и форму, чистили ружья и пушки, разбирали трофеи.

Через неделю всем войском выступили в поход на восток, в направлении Крымского ханства, оставили только небольшие гарнизоны в опорных пунктах и раненых. Шли широким фронтом в 200 верст полковыми колоннами, армия Пожарского на юге, вдоль побережья, я с резервной группой Хворостина по центру, армия Шарова по лесостепной границе. Неделю следовали по своей, уже освобожденной территории, в Запорожье к нам присоединилось казачье войско в 7000 сабель во главе с гетманом Петром Сагайдачным, старым моим знакомым. 10 лет назад он воевал со своими казаками на стороне Сигизмунда III против нас в битве под Смоленском, сбежал после разгрома поляков.

В прошлом году, после присоединения Полтавской земли, когда Сечь оказалась на нашей территории, гетман поторопился высказать мне союзнические намерения, заверил в верноподданническом отношении казачества к Русскому царству. Конечно, никакой веры ни Сагайдачному, ни к запорожским казакам, этому разбойному народу, у меня нет, но отказывать им в службе нельзя, пусть воюют на нашей стороне. Сейчас они напросились в поход с нами, чуют богатую добычу и полагаются на мою победу против крымских татар. У меня свои планы на это отчаянное воинство, так что согласился принять их.

Перед вступлением на земли Крымского ханства даю указанием своим командующим задерживать и отправлять всех встреченных татар с семьями, скарбом и стадами к османам, как в граничную с Бессарабией провинцию, так и морем из Крыма. Будут обвинять меня в геноциде, но оставлять у себя за спиной коварных кочевников не хочу, на эти земли планирую переселить казаков, а также крестьянство, охочий люд из других губерний. Земля здесь богатая, край благодатный, да и недра хранят много полезного, надо только разрабатывать, вложенные средства вернутся сторицей. Никто из моих командующих не удивился моему приказу, столько бед татары принесли русской земле, избавиться от этой напасти раз и навсегда согласны все. Только обсудили детали - места сбора задержанных татар, условия конвоирования, необходимое войско.

В первую очередь надо избавиться от степных татар - ногайцев, именно они совершают набеги на русские земли, самые воинственные и злобные. Их в Крымском ханстве около 70000 человек, занимают почти всю степную часть, основной район их обитания - север ханства и дальше к Кавказу, городов и других постоянных поселений практически нет. В боевых действиях с ними надо менять тактику сражения, полковой линейный строй в стычках с небольшими конными группами нецелесообразен. Каждый взвод или рота должны выстраивать свой строй и вести огонь самостоятельно, без обшей команды. Также нужно создать маневренные группы в составе легкой конницы и мобильной пехоты для захвата и удержания позиции до подхода основных сил.

Ставлю задачу северной и центральной армиям и приданному им казачьему войску пройти степь до Кубани, захватить кочевые общины - улусы ногайцев по возможности мирным путем, в случае угрозы нападения открыть огонь. По реке Кубань надо построить сплошную кордонную линию для защиты от кавказских ногайцев и других племен, влезать в сам Кавказ преждевременно. Южной армии надо запереть Крым на перешейке, захватить Перекопский вал и крепость. Полевая артиллерия передается в эту армию, в степи в ней необходимости нет, а на валу будет кстати. Взятие Крыма будем проводить всем войском после зачистки степи от ногайцев, здесь населения вдвое больше, есть города и крепости, для взятия которых потребуются большие усилия.

Война с ногайцами проходила для нас с немалыми трудностями, они налетали из-за балок, обстреливали двумя-тремя залпами стрел охранение колонн, и также стремительно убирались прочь. Преследовать или искать их в степи - занятие непродуктивное, в родных местах сама земля укрывает, да и опасность засад сдерживает наших воинов. Решаем проблему другим путем, наши маневренные группы и казаки в свободном поиске ищут стойбища кочевников, они не могут так быстро уходить от погони. Найдя такой улус, окружают его, высылают гонцов за помощью, сами сдерживают, не дают уйти, до подхода пехоты. а она огнем выбивает лучников, затем разбирается с племенем. В сопровождении охраны отправляем захваченное племя в сборные лагеря, а войско продолжает путь на восток.

Так верста за верстой проходим всю степь, преследуя уходящие от нас улусы. Завидя наших передовые конные отряды, кочевники бросают скот, ускоряют ход каравана кибиток. Но им уже не уйти, казаки как сторожевые псы, схватившие добычу, не отстают, уничтожают оставляемые ногайцами заслоны, окружают и грабят племя, а потом сдают подошедшей пехоте. Я такие вольности казаков не могу отменить, у них в крови впитан закон - что в бою взято, то свято. Но требую не допускать насилия к захваченным, были даже полевые трибуналы, где командующие выносили суровые приговоры насильникам. В августе, на втором месяце похода, наши армии вышли к заданному рубежу - реке Кубань, дальше уже начинается предгорье Кавказа. Всем войском принялись за строительство опорных пунктов и застав кордонной линии. Здесь мы не возводили земляной вал и засеки, сама бурная река не хуже препятствие, задача держать ее под полным контролем и охраной.

Через две недели отправились в Крым, оставив часть пехоты в гарнизонах застав и опорных пунктов, конников в дозорные разъезды. К нашему приходу Пожарский со своей армией захватил Перекопскую крепость, разрушив стены огнем полевой артиллерии, а затем весь вал, отбил несколько штурмов приграничного войска хана Джаны-бек-Гирея II. После выдвинулся на глубину в десяток верст, занял плацдарм для нашего наступления, армия вырыла ров с валом, построила редуты, на новой линии обороны отбила наскоки отрядов неприятеля, как ханских, так и бейликов (княжеств) Ширин и Мангыт. Во второй половине сентября всем собравшимся войском приступили к наступлению по всей ширине полуострова, почти двести верст, также как и в степи, полковыми колоннами, маневренными группами и казачьими отрядами между ними. По фронту идут армии Шарова и Пожарского, резервная армия Хворостинина позади в центре, я со ставкой нахожусь в ней.

Основная часть населения сосредоточилась на юге полуострова, осела на землю. Здесь резиденция хана - Бахчисарай, другие крупные поселения. Само южное побережье принадлежит Османской империи, с городами Балаклава, Алушта, Судак, Каффа, Керчь. Центральную территорию занимают кочевые татары - ногайцы и мангыты, также, как и в степи, постоянно меняющие места обитания, каждый год переходят на новые земли для прокорма стад овец и табунов лошадей. Эту часть полуострова мы прошли за малый срок, в течении двух недель, отработанным способом захватывая племена кочевником, подавляя сопротивление небольших отрядов неприятеля. Основное войско ханства еще не вышло нам навстречу, ожидает нас ближе к югу, как вызнали наши разведчики, между поселениями Гёзлеве (Евпатория) и Акмесджид (Симферополь).

Примерная численность татарской армии 60000 человек, хан спешно собрал практически все мужское население, хоть как-то способное держать в руках оружие. Реально боеспособными можно считать не более половины из них, конные отряды ополченцев, в основном степняков, все еще вооруженных луками, копьями и арканами, да личную гвардию хана - огланов с турецкими фитильными ружьями. Остальное войско представляет пехоту, набранную из крестьян и ремесленников, другого простого люда, также с луками и копьями. Артиллерия турецкая, ее у крымцев довольно много - около 500 стволов, но большая часть осталась в крепостях, в противостоящем нам войске их не более сотни, давно устаревшие кулеврины. Полковых и конных орудий нет, так что о маневренности артиллерии, возможности смены позиции во время боя речи не может быть.

На совете с командующими в ставке приняли решение обхода и окружения крымского войска двумя армиями, Шарова и Пожарского. Центральная армия Хворостина, усиленная казаками и полевой артиллерией, пойдет по фронту, примет на себя основной удар группировки татар. Во время обсуждения плана сражения проявил свой норов Сагайдачный, не захотел подставлять свое войско, стал настаивать пойти ему со своими казаками в обход, на богатый город Каффу, главный центр работорговли. Как главнокомандующий, предупредил вороватого гетмана, что за неподчинение решению ставки он будет осужден по закону военного времени, а его войско расформировано и передано трибуналу. Тая злобу, он с виду смиренно согласился, но вижу, что при первой возможности возьмется за свое. Такой союзник хуже врага, может подвести в трудную минуту и предать, надо принять немедленные меры с ним и его войском.

В завершении совета объявляю: Собратья мои! Должен сказать вам, что я принял решение отстранить Пётра Сагайдачного от сражения. Созываю казачий круг и пусть его соратники решают, быть ли ему их атаманом в этом походе. Но со мной он больше не будет, нет у меня к нему веры.

На минуту в походном шатре застыло молчание, потом раздался гневный голос гетмана: За что, государь?

Стараюсь отвечать спокойно, громко и отчетливо, выделяя каждое слово, произношу: За корысть, гетман, которую ты ставишь выше воинской чести. Все, созываем воинов.

Вызываю своего помощника, даю наказ срочно собрать казачье войско, а также царский полк на общее построение. Командующие с моего разрешения также дали указания вызвать свои полки во избежание бунта казаков. Никуда не расходились, так и сидели в шатре, здесь же пообедали, мой помощник побеспокоился. Через два часа он доложил, что вызванное войско построено, казачий отряд почти в полном составе, кроме находящихся в разъездах. Вышли и вместе направились к построившимся частям.

Поднимаюсь на специально подогнанную повозку и обращаюсь к войску: Воины! Не с доброй вестью собрал вас я. Среди нас измена. Гетман Петр Сагайдачный в своей корысти пренебрег воинской честью. Ослушался постановления ставки и моего веления, проявил пренебрежение к приказу, решив заняться грабежом. Я отстранил гетмана от участия в этом походе. Теперь вам, казаки, решать, будете ли вы дальше воевать с войском, избрав другого атамана, или уйдете с гетманом. Держать никого не намерен, со мной будут только те, кто честно, не щадя живота, продолжит воинскую службу.

Пока войско ошеломленно молчит, спускаюсь с повозки, подхожу ближе к казакам, вокруг меня тут же выстраивается охрана. Говорю: Решайте, казаки, будете со мной или с гетманом.

Они переглядываются, ворошат свои чубы, а потом кто-то из их рядов выкрикнул: Петр Кононович, а что же ты молчишь, молви слово, есть ли оправдание?

Старый лис, поняв, что ему надо умерить свой норов, поклонился своему войску и покаянно произнес: Простите меня, братья-казаки, бес попутал, - потом, повернувшись ко мне, повторил: Прости меня, государь! - и склонил голову.

Отвечаю: Злости к тебе, Петр Кононович, у меня нет, но нет и веры. Ступай, тебе не место с войском.

Коротко, уже не скрывая злости, Сагайдачный взглянул на меня, потом повернулся, пошел к своему коню, привязанному у штабной палатки. Все проводили его взглядом, потом обратили на меня, я повторил: Решайте, казаки, - сам развернулся и, сопровождаемый командующими, направился в свой шатер.

Глава 12

С Сагайдачным ушла малая часть казаков, около 1000, оставшиеся избрали походным атаманом Петра Одинца. Он казак бывалый, уже водил отряды в татарские степи, доходил до Перекопа, успешно бил ворогов. Я объяснил ему задачу казаков в предстоящем сражении, передал в подчинение Хворостину, дальше они сами обсудили взаимодействие их частей. Вскоре продолжили марш, ближе к расположению татарского войска наши армии разошлись, Шаров на запад, к Гёзлеве, Пожарский к Акмесджиду на восток. Центральная армия идет не спеша, давая время остальным на обход неприятеля. Через два дня встретились первые разъезды татар, а потом передовые конные отряды, попытавшиеся с ходу атаковать колонны. Наши воины быстро перестраивались в повзводный строй, залповым огнем отбивали нападение неприятеля, а летучие отряды гнали его дальше, но далеко от колонны не отходили.

Когда до основного лагеря противника осталось несколько верст, армия остановилась, стала окапываться. Построили редуты для полевой артиллерии, а затем, выдвинувшись вперед еще на версту, стали возводить опорные пункты. Вражеские отряды постоянно, сменяя друг друга, атаковали наших воинов на передовой линии, не давая возможности вести оборонительные работы. Но все же полки центральной армия смогли закрепиться, с небольшими потерями, а после отбивать наскоки конницы как в защищенных редутах, так и в глубине обороны залповым огнем линейного строя, поддерживаемые огнем артиллерии. Видя безуспешность атак своей кавалерии, враг перешел в наступление всем войском, даже подтянули на медлительных волах свои громоздкие кулеврины.

Правда, пользы своему войску они не принесли, наши дальнобойные полевые пушки, установленные в опорных пунктах, выбили вражескую артиллерию еще на подходе. Та не смогла ответить поражающим огнем, слишком большая дистанция для нее, хотя артиллеристы пытались из своих орудий хоть как-то достать наши позиции. Пехота неприятеля предприняла штурм редутов, массой идя под огонь стрелков и пушек, но не смогла приблизиться для открытия стрельбы из своих луков, гарнизон опорных пунктов просто выкосил первые ряды наступающих. Оставшиеся беспорядочно бежали, какой-то строй еще сохранили огланы. После нескольких таких бесплодных атак противник отступил на прежнюю позицию, перешел в оборону в ожидании нашего наступления.

Армии Шарова предстояло пройти вдоль густонаселенного западного побережья, на реке Альма встретиться со второй армией Пожарского, идущей от Акмесджида по пересеченной местности вдоль Крымских гор, тем самым завершить окружение татарского войска. Сложности обеим армиям доставляют сильно укрепленные крепости на подступах к Бахчисараю. Они нависают над тылом наших войск, возможно нападение из них, придется часть сил оставить на блокирование неприятеля. Захват самих крепостей и татарской столицы оставили на будущее. Надо после разгрома вражеского войска, а в нем никто из наших воинов не сомневался, вначале взять под контроль всю предгорную территорию полуострова, а потом разбираться с крепостями и городами.

Тем временем центральная армия методично выбивала изрядно проредевшее войско неприятеля вылазками маневренных групп. Они подлетали к вставшим за земляным валом татарам, на пределе дальности стрельбы безнаказанно открывали огонь, артиллерии, могущей на такой дистанции поразить наших бойцов, у врага нет, осталась разбитой перед нашими позициями. А когда вражеская конница выскакивала на перехват, группы уходили под прикрытие редутов. Там преследователей ожидал огонь артиллерии и стрелков, охлаждая их пыл, и так раз разом, каждый день. Такие атаки наносили противнику больше моральный урон, боевому духу, чем в живой силе, подавляли всякую волю к сопротивлению.

А когда в тылу врага раздались канонада пушек и залпы огня наших войск, вся армия пошла в наступление, огнем пехоты и картечью поражая деморализованное татарское войско. В течении суток все окруженное войско пало, в буквальном смысле. Оставшиеся в живых просто легли на землю, покорно сдаваясь на милость победителю, даже огланы, гвардия хана. Такого отчаянного исступления, фанатизма, как у турецких янычар, у них не видим, чувство самосохранения не столь подавлено. Собрали всех пленных в лагерь, сами после двухдневного отдыха отправились маршем брать под свою власть оставшуюся территорию и зачищать от татар, как на западном побережье, так и на востоке, до самой Керчи. Греков, евреев, немногих генуэзцев и армян оставляем, в основном они занимаются мирным трудом, а не грабежами, как степняки.

В октябре принялись за взятие столицы, других городов и крепостей. Ожесточенное сопротивление оказали в Бахчисарае и прилегающих крепостях - Кырк-Ор, Салачик, Чуфут-кале, пришлось сносить стены и брать их штурмом. Без особых хлопот взяли Гезлев, Акмесджид, Карасу-базар, Неаполь, Арабат, Эски-Кермен, Мангуп-кале, Херсонес. Взяли под контроль основные перевалы через горы и крепости Шайтан-Мердвен, Гурбет-Дере-Богаз, Кок-Асан-Богаз, Таш-Хабах-Богаз, Ангар-Богаз, Фуна, Горуча, Чобан-Куле, закрепились в яйлах - горных плато. Готовим плацдарм для наступления в следующем году на южное побережье, находящегося под османской властью. В ноябре практически весь Крым до гор взят нами, армия Хворостинина остается здесь зимовать в городах и крепостях. С ним оставляем всю полевую артиллерию, большую часть кавалерии для продолжения компании в следующем году и патрулирования степи.

В конце ноября возвращаюсь с армиями Шарова и Пожарского, казачьим отрядом Одинца в родную сторону. Идем Муравским шляхом, между реками Ворскла, Северский Донец и Сейм, излюбленным путем татар в набегах на Русь. На этом маршруте нет крупных рек, другие можно перейти в брод. Тракт утоптан тысячами копыт за сотню лет его пользования, заметен в голой сейчас степи. По обочине стелется пожухшая, но еще густая ковыльная трава-мурава, весной сплошным ковром покрывающая степь, отсюда такое название шляха. В первой части пути, пока грязь не прихватило морозом, темп движения был невысоким, обоз вяз в густой каше чернозема, а потом идти стало легче, после первого снега и заморозка. Но коням снег доставил сложность с подножным кормом, пришлось на привалах подкармливать их овсом.

Через месяц пересекли Белгородскую засечную черту у крепости Ливны, ранее от нас отделились казаки, повернувшие на Бакаев шлях в свои края. Трофеями мы их не обделили, с ними отправился изрядно загруженный обоз из доброй сотни повозок. В крепости, как и в последующих на пути селениях и городах, люди с великой радостью и облегчением восприняли известие об устранении угрозы татарских набегов навеки, колокольным звоном, молебном и гуляниями отметили добрую весть. Рождество встретили в Туле, остановились праздновать здесь на сутки, дальше я с личным конвоем направился в Москву, а войско с командующими в Александровскую слободу и другие подмосковные гарнизоны на зимние квартиры. Распускать армии к местам постоянной дислокации не стал, на следующий год предстоит новый поход.

В Москве торжествами отпраздновали взятие Крымского ханства, чествовали героев похода. Я своим указом наградил большую группу командиров и воинов орденами, пожаловал дворянство и земли на новых территориях в Бессарабии и Дикой степи. После торжеств и пира для отличившихся воинов дал задание Государственной думе подготовить меры по скорейшему заселению Крыма и степи, освоению новых земель. Одним из таких шагов посчитал нужным продумать возможность привлечения православного люда из стран Балканского мира, включая военными действиями. Поручил Генеральному штабу подготовить предварительный план наступления нашего войска в этом направлении, освобождению и переселению народов в Дикую степь.

Надо убедить как можно большую их часть перейти к нам, соблазнить посулами о всемерной помощи на новых землях, мирной жизни в достатке и благополучии. Объяснить, что наша экспедиция временная, только для их переселения к нам, а потом мы уйдем, оставшиеся окажутся наедине с озлобленными османами. Вот таким подходом - райскими кущами у нас, османским адом у них, - переманить славян этих стран к себе. Доставлять их в Бессарабию или Крым считаю нецелесообразным, надо расселить их подальше друг от друга, в степи для этого места хватит. Предполагаю, что компактное их проживание по соседству может спровоцировать в будущем трения, разбудит старые обиды, накопившиеся за века. Да и надо смешать новых подданных с русским населением, создать условия для скорейшего принятия ими наших норм и правил, ассимиляции и вживании на новой родине.

Все свободное от государственных дел время уделяю семье, окружаю вниманием матушку и супругу, играюсь и занимаюсь с детьми. Радует наследник своим пытливым умом, стремлением постичь новые знания и умения. Учителя хвалят мальчика за усердие и большие успехи в науках, старые воины, которых я привлек для обучения Панкратушки ратному делу, также отзываются с похвалой. У меня созрела идея открыть для своего старшего сына и лучших его ровесников кадетскую школу, будем растить новых полководцев и государственных мужей. Не откладываю в долгий ящик эту мысль, вместе с Семеном Головиным продумываем необходимые меры и средства, обсуждаем кандидатуры руководителя и преподавателей новой школы. Я своим указом утверждаю их, начинается работа по созданию учебного заведения, набору учащихся, нужное дело получило ход.

В марте формируем новую армию для похода на Балканы, назначаю командующим Дмитрия Пожарского. Он со своими помощниками набирает пехотные полки, артиллерию, кавалерию, инженерные и другие вспомогательные подразделения общей численностью 30000 человек. Сам я в этом году остаюсь в Москве, сейчас занят совершенно новым делом - созданием военного и торгового флота на Черном море. Хворостинин командует операцией занятия южного побережья Крыма, захватом городов и портов, надо позаботиться их оснащением своим флотом и выходом в море. Сейчас в нем безраздельно правит флот Османской империи, нам надо серьезно потеснить противника, для этого нужен сильный флот. У османов свыше 500 кораблей разного типа, среди них как старые гребные галеры, так и новые парусные линейные корабли с 36- и более пушечным вооружением. Задача трудная и долгая, но нужно начинать уже сейчас.

В России практически нет морского судостроения и мастеров-корабелов, как и самих кораблей, если не считать гребные струги и запорожские чайки. Для себя я уже решил строить парусные для моря и парусно-гребные корабли для каботажного плавания. Покупать иноземные суда не вижу смысла, их просто невозможно доставить в Черное море, все морские пути контролируются османами. Единственный выход - нанимать лучших мастеров в Голландии или Англии, с их помощью возвести верфи в Крыму и самим строить корабли лучшего европейского уровня. Еще зимой, после возвращения из Крымского похода, поручил Иноземной Управе найти таких мастеров, а также судоводителей и опытных моряков, нанять с самым высоким жалованием на пять лет с обязательством учить наших охочих до морского дела людей. Также ей дал задание закупить корабельный лес и другие материалы для первых судов, на следующие будем готовить сами.

Одновременно своим указом учредил Морскую Управу для ведения всех дел по строительству верфей, портов, самих судов, обучению своих мастеров. В Военной Управе ввел морское отделение, которому поручено создание военно-морского флота, набор и подготовка экипажей будущих кораблей. К весне наняли пятерых мастеров, двух голландских и троих английских корабелов, согласившихся поехать к Черному морю, а также морских специалистов - капитанов, штурманов, лоцманов, боцманов, артиллеристов, офицеров и матросов, даже одного отставного адмирала, будет учить морским баталиям. Набраны судостроительные команды из наших людей, имеющих хоть какое-то представление о строительстве кораблей и желающих постичь эту науку. Сформированы учебные экипажи будущих моряков из числа речных матросов, есть и запорожские и донские казаки, плававшие на своих стругах и чайках в Черном море, даже понюхавшие порох в морских боях.

На совете с руководителями ведомств и мастерами решили строить три верфи, одну для многопушечных парусных линейных кораблей и тяжелых фрегатов, требовавших специальные доки с эллингами. На второй верфи будут строиться небольшие суда - легкие фрегаты, шлюпы, боты и ботики, а на третьей - парусно-гребные галиоты и бригантины. Первую верфь будем строить уже в ближайшее время на западном побережье Крыма, мастера определятся на месте с конкретным ее расположением. Другие будут на южном побережье, после его освобождения от османов армией Хворостинина. В начале мая я со всей корабельно-морской братией, охраной и большим обозом отправился в Крым по Муравскому шляху, положить начало российскому судостроению и морскому флоту. Придаю этому предприятию первостепенное значение, решил сам участвовать в его освоении, не перепоручая кому-либо.

Через два месяца путешествия по ковыльной степи прибыли в Гезлов, крупный портовый город Крыма. Здесь в порту стоят несколько османских торговых судов, захваченных нашими войсками в прошлом году, среди них галеры работорговцев, каракка и пинас. Они передаются в распоряжение экипажей и моряков-инструкторов для учебных целей, пока не выстроили боевые корабли. Вместе с мастерами объехали западное побережье, они после долгого обсуждения предложили строить верфь в бухте Каламитского залива у поселения Караим рядом с Гезловым, но не для больших кораблей, а малого класса из-за недостаточной глубины в акватории. Были варианты с более глубоководными бухтами Караджинской на западной оконечности Крыма и Ярылгачской у поселения Ак Мечеть в Каркинитском заливе, но посчитали их недостаточно защищенными от ветров и штормов.

Немедленно приступили к строительству верфи, привлекли как будущих судостроителей, так и воинов, наняли местное население - турков, греков, армян, караимов, славян, цыган, даже евреев-крымчаков, замешанных в работорговле, - на исправительные работы. В сентябре на стапелях еще строящейся верфи заложили первый корабль - легкий 24-пушечный фрегат водоизмещением 400 тонн. Материалы для него и следующих кораблей уже доставили из Голландии в Архангельск, а оттуда речным путем по Северной Двине, а затем Волге и Дону в Азовское море до Керчи. На дорогу ушли те же два месяца, что и по сухопутному пути. Фрегат был выстроен к декабрю, но морские его испытания оставили на следующий год, а на верфи на остальных стапелях уже строились другие корабли.

Тем временем еще в мае по захваченным перевалам армия Хворостинина перешла через горы на южное побережье, в течении месяца заняла его территорию, разгромив в полевых сражениях десятитысячное османское войско, а до конца лета взяла все крепости, города и порты противника. Я оставил армию в Крыму на постоянное базирование, забот ей хватит на бывших османских и татарских землях и городах. Завершили полную депортацию татар на греческих и османских судах, задержанных нашими войсками в занятых портах. Часть судов оставили себе, используем по их прямому назначению - для торговых операций вдоль Крымского побережья и доставки своих грузов, выходить им в открытое море пока рано, еще нет надежной защиты военных кораблей.

Сразу после захвата южных портов объехал их с мастерами, выбирали места для других верфей. По моему предложению особо оценили пригодность бухт и портов Каффы (Феодосии), Керчи и у поселения Ахтиар неподалёку от развалин древнего города Херсонеса-Таврического, на месте будущего Севастополя. Мастера одобрили мой выбор и высказали общее их мнение, во всех этих бухтах строить верфи, а у Севастополя (я так назвал им последнее место) - для больших кораблей, здесь самая подходящая для них гавань. Так и решили, вместо начальных трех верфей в Крыму стали строить четыре. В Керчи будет верфь для парусно-гребных кораблей, в Феодосии (объявил о переименовании Каффы) - таких же кораблей, как в Гезлове (назвал Евпаторией), и еще торговых флейтов. Надо строить свои суда для скорой, уверен, морской торговли с другими странами.

В июле в Дикую степь пришли первые переселенцы из освобожденных Балканских княжеств и земель, армия Пожарского успешно занимала города и селения, оттесняя и громя османские части и гарнизоны. После утери своего войска в прошлом году султан Осман II еще не смог восстановить и направить сюда боеспособную армию, имеющимися силами противник не пытался удерживать подконтрольные провинции и уходил почти без сопротивления. До конца года, пока наши войска удерживали занятые земли, к нам перешли свыше двух миллионов сербов, болгар, боснийцев, румынов, словаков, хорватов. Постарались создать переселенцам нужные условия для обустройства и зимования в степи, завезли лес, строительные материалы, инструменты, продовольствие.

Тех, кого не успели до морозов расселить по наделам, разместили в лагерях и казармах, часть подселили в городах и селах Бессарабии, Полтавской и Белгородской губерний. Новые подданные в основном с пониманием отнеслись к временным трудностям, в тесноте, но без обиды от властей и местного народа. Редких бузотеров тут же отправляли обратно, нам не нужны зачинщики будущих волнений. При расселении мы предоставляем наделы новоприбывшим в смешанных с русскими переселенцами селах и хуторах, не допускаем группирования своими национальными поселениями, о чем их сразу предупредили. Не согласным с таким правилом также указали путь на свою прежнюю родину. Нам нужно скорее адаптировать прибывших к нашей жизни, не позволить им замкнуться в своих этнических анклавах.

К ноябрю запустили строительство всех верфей, Морская управа прислала еще партию работников-судостроителей, для черновых работ наняли местный люд. Военное ведомство также набирает и отправляет в Крым новые экипажи, они плавают (ходят - как говорят моряки) на гражданских судах, учатся судовождению. Могу сам себе с удовлетворением заметить, начало морскому делу положено, замыслы исполнены. Теперь нужно продуманно, взвешено развивать морской флот, без гонки за его мощью и количеством. О чем я предупредил своих помощников, нельзя допустить тех ошибок, что натворил Петр I со своим флотом, по сути пустившим огромные государственные средства на ветер, его корабли сгнили, не принеся ожидаемой пользы.

В декабре возвращаюсь домой по знакомому шляху, наведываюсь в встречающиеся по пути поселения переселенцев, живущих вместе русских и балканских славян, разговариваю с ними об их заботах, планах, помощи государства. Многие уже возвели свои хаты из самана с толстыми стенами, крыли камышом, выстроили сараи, овины. Получили от местных властей лошадей, скот, лес, дрова и уголь, инвентарь, саженцы деревьев и кустарников, семена на озимые, распахали участки и засеяли. Мне понравился их настрой на будущую жизнь, трудолюбие, уверен, они поднимут степь, а мы поможем и охраним их мирный труд. Уже после крещения прибыл домой, после небольшого отдыха с семьей в Измайловом приступил к государственным делам, обсуждению и принятию новых планов.

Следующая цель - выход на Балтийское море, сейчас на пути к нему шведы, отбившие у Русского царства сорок лет назад Нарву и Ингерманландскую землю. Теперь пришло время вернуть эту землю, а также Эстляндию и Лифляндию, получить прямой доступ к прибалтийским странам. Придется воевать против Швеции и Речи Посполитою, но будем бить их поочередно, сначала Швецию, а после разгрома ее армии, пойдем на литовские земли. Задача нам по силам, наше войско сейчас на самом высоком уровне, получило громадный боевой опыт, дух его несгибаем. Да и страна и народ на подъеме, последние военные годы нисколько не уменьшили экономическую мощь, напротив, расширение страны и увеличившийся спрос стимулировали все производства, уровень жизни населения заметно идет вверх.

Обстановка в Европе благоприятная для нас, идет война между протестантами и католиками, ведущие державы бьются друг с другом, среди них Швеция против Речи Посполитою. Нам тоже делались предложения послами обеих воюющих сторон, но мы отказались, своих забот хватает. Даю задание Воинской и Иноземной управам разузнать о состоянии дел в Швеции, составе войск, боевых возможностях, тактике сражений, мобилизационным способностям, а также по войскам, дислоцирующимся на нарвской земле. Из полученных сведений будем планировать военную компанию, возможно, как на нашей земле, так и с походом в Скандинавию, в Финляндию, находившейся под властью шведов, или в саму Швецию. Уверен, нашему войску любая задача по плечу, даже переход через Балтику по льду, когда русское войско под командованием Багратиона и Барклая де Толли подступило к Стокгольму и вынудило шведов прекратить войну против России.

Глава 13

В конце мая 1622 года шестидесятитысячное русское войско выступило в поход на север. В наших планах взятие Ингерманландской земли, Выборга и дальнейшее наступление в Финляндию до рубежа Ништадт-Або-Тойя-Яскис. Идем тремя армиями, одна под командованием Хворостина в направлении Нарвы, центральная, Пожарского, к Выборгу, третья, Барятинского, в Финляндию, в обход через олонецкую землю. Я со ставкой двигаюсь за центральной армией, со мной группа резерва под командованием 22-летнего Михаила Трубецкого. Его порекомендовал Пожарский, отличился в прошлом походе на Балканы, командуя сначала ротой, а после полком. Пока держу его под своим приглядом, в бою видно будет, какой из него толк. Надо выдвигать молодых на смену моим первым соратникам, с которыми начал обновление страны.

По сведениям разведки, в Нарве и принаровье около 6000 шведских воинов, еще 10000 на захваченных литовских землях, в Финляндии вместе с финскими частями нам противостоит армия в составе 12000 человек, в самой Швеции около 15000 регулярного войска. По нашим прогнозам, в течении двух месяцев шведский король Густав II Адольф может мобилизовать из ополчения и наемников еще примерно 30000 ратников. Шведская армия одна из лучших в Европе, представляет грозную силу прежде всего дисциплиной и выучкой. Пехота стала применять шестишереножный линейный строй, кавалерия атакует в три линии. Много артиллерии, в том числе полковой, пушки в каждом батальоне, в бою воины сами передвигают легкие орудия, весом всего в 7 пудов, в атакующих рядах. После прошлогодней победы в Литовском княжестве, когда Густав захватил Ригу и Митаву, сейчас он готовится к новому походу в Курляндию и Лифляндию.

Наше войско идет на бой с таким грозным врагом без сомнения в успехе, основанным как лучшим вооружением и оснащением, боевой тактикой, воинским мастерством командиров и бойцов, экономической мощью страны, так и духом воинов, их волей и настроем на победу. Я и мои помощники реально взвесили свои возможности и уверены в скорой виктории, не затягивая войну на десятилетия. Основное сопротивление лучших частей противника придется на армию Хворостинина, мы ее усилили резервом, кавалерией и артиллерией, всего в ней 25000 воинов. Остальным армиям ставится задача прорыва обороны противника на стратегическую глубину, захвата финской столицы - Або (Турку), оттуда будем наступать в Швецию зимой по льду. Без решающей победы над самой могущественной державой на Балтике не обойтись, нам нужно завоевать здесь достойное место, строить свой флот.

Часть армии Хворостинина переправилась через реку Нарву в Причудье и дальше направилась в обход крепости с западной стороны, по захваченным шведами литовским землям. Другая часть пошла вдоль правого берега реки от Ивангорода до Яма (Кингисепп) и дальше в Копорье, окружая Нарвскую группировку противника с востока широким фронтом, до самого побережья Балтики. Таким образом армия взяла в кольцо всю Ингерманландскую землю. Бои с неприятелем начались, едва наша армия переступила на вражескую сторону, по всему фронту, как мелкими стычками, наскоками небольших отрядов неприятеля на наши колонны, так и с более крупными частями, полками. Атаки противника удавалось отбивать малыми потерями как за счет хорошо организованной дозорной службы, так и быстрым развертыванием колонн в поротные и повзводные линейные строи и открытием массированного и частого огня, в минуту по два-три залпа.

Противник просто не успевал отвечать нам залповым огнем в скоротечных сражениях, даже развернуться хоть в какой-то строй, стреляли разрозненно, причем гораздо реже, одним выстрелом из своих фитильных мушкетов за две минуты. Такая тактика боя и плотность огня оказались для неприятеля совершенно неизвестными, непостижимыми его пониманию современного воинского искусства. Неся огромные потери, шведское войско отступало, но без паники, все же с дисциплиной у него на высоте. С подобными боями наша армия за три недели стянула кольцо окружения к самой Нарве, остатки полевых войск противника сгрудились у крепости, пытаясь дать нашей армии решающую для них баталию. Хворостинин и его командиры не стали идти напролом на подготовившегося к отпору неприятеля, перешли к строительству и оборудованию опорных пунктов с редутами и артиллерийскими огневыми позициями, опять же обескураживших противника.

На второй день наших работ шведы предприняли фланговую конную атаку на выстроившуюся вокруг редутов пехоту, но встреченные залповым огнем быстро перестроившейся пехоты, ни с чем ретировались. Еще через день наш пехотный строй отступил, оставив впереди готовые редуты. Повторился уж в который раз сценарий наступления противника, огненная ловушка для легкой конницы, многократные штурмы редутов и, как финал, полный разгром вражеского войска линейными полками и кавалерией с активной поддержкой артиллерии из редутов и полевых позиций. Покончив с основной неприятельской группировкой, наша полевая артиллерия методично принялась разрушать стены крепости, а после штурмовые отряды через проломы пробились внутрь, за ними остальная пехота, завершив полный захват как крепости, так и всей Ингерманландии, тем самым пробив первый выход в Балтику.

Аналогично проходили бои на фронтах других армий. Хваленное шведское войско ничего не могло противопоставить новой тактике сражений и нашему оружию, а сила духа наших воинов ничуть не уступала дисциплине вымуштрованных шведов. Даже сверхлегкая артиллерия не помогла неприятелю, наши дальнобойные пушки, как полевые, так и полковые, расстреливали орудия и расчеты противника еще на подходе, не давая приблизиться на дистанцию поражения. В течении месяца центральная армия заняла перешеек, отвоевав отданную шведам в 1610 году Корелу, штурмом взяла Выборг, армия Барятинского, обойдя Ладожское озеро, через Олонецкую землю легко прорвала слабо укрепленную финскую границу у озера Яскис и вышла с тылу к группировке шведских и финских войск. Побоявшись полного окружения и уничтожения, противник спешно отступил к финской столице, преследуемый двумя нашими армиями.

Больше беспокойства и потерь нам доставили финские партизаны, скрытно подступавшие в лесной местности к нашим отрядам охранения и дозорам, после одно-двух выстрелов так же бесследно исчезали. Для борьбы с ними организовали егерские отряды из охотников, они идут в свободном поиске по обе стороны колонн, выявляют и уничтожают финских стрелков, нападений и потерь стало намного меньше. Обходим стороной местные поселения, в тех, что на пути, не задерживаемся, стараемся избегать контактов с враждебно настроенным населением. За сотни лет под шведским правлением финны слились с соседями, воспринимают себя частью великой державы, нашу оккупацию считают едва ли не национальным оскорблением.

Так же, как под Нарвой, наши войска не стали с хода атаковать шведско-финские части под Або, выстроили редуты на передовой линии, а оттуда стали обстреливать полевыми пушками позиции противника. После двух дней обстрела нашей артиллерией, наносившего больше психологический урон, чем реальные потери, неприятель не выдержал, перешел к штурму опорных пунктов. После нескольких бесплодных атак враг отступил на прежние позиции, наши пушки вновь приступили к обстрелу, к ним присоединились маневренные группы, огнем из стрелкового оружия провоцируя на ответную атаку, а затем быстро отступали под защиту редутов. И так раз за разом в течении еще двух суток.

Измотав и изрядно обескровив противника, наши армии перешли в наступление на выстроившего врага. Пехота, пользуясь большей дальностью боя наших ружей и скорострельностью на безопасной для себя дистанции залп за залпом поражали строй неприятеля, а артиллерия поражала как его пехотные ряды, так и пушки и гаубицы с их расчетами. Враг бросил в отчаянную атаку свою оставшуюся кавалерию, фланговым обходом попытавшуюся застать нашу пехоту врасплох. То, что давало ей успех с обычным, неповоротливым линейным строем, не помогло с нашими взводными и ротными построениями, совершенными с поразительной для врага быстротой и четкостью. Встретив кинжальный огонь наших подразделений, вражеская кавалерия с огромными потерями повернула вспять, преследуемая и избиваемая нашей конницей.

Потеряв в открытом, полевом сражении более половины своего войска, противник отступил в крепость. Заперев врага, мы оставили на блокировании Або часть войск и полевую артиллерию, основная группировка пошла на север, почти не встречая сопротивления. Практически здесь сил у неприятеля нет, наше продвижение сдерживается только тыловым обеспечением. Продвинулись далее запланированной линии, взяли не только портовый город Ништадт, но и другие финские города и крепости на побережье Ботнического залива - Пори, Васа, Оулу, Улеаборг, Торнео, вышли на границу Швеции. Здесь остановились, приступили к строительству оборонительной линии на границе и отдельных укрепрайонов вдоль побережья. Углубляться вглубь страны, в край тысячи озер, не стали, стратегического значения в войне с Швецией они не имеют, принесут только больше проблем и беспокойства от местного населения.

К осени все прибалтийские земли, бывшие под властью Швеции, перешли к нам. Попытки Густава высадить экспедиционные войска на разных участках фронта закончились их уничтожением в скоротечных сражениях на побережье. Наши дозорные службы своевременно предупреждали как гарнизоны укрепрайонов, выстроенных именно на участках возможной высадки врага, так и силы оперативного реагирования, блокировавшие район десантирования. Нам удалось даже захватить часть судов, доставивших вражеский корпус, использовали их как для перевозки грузов и войск, так и патрулирования прибрежной зоны.

После завершения первого этапа шведской компании не стали отводить наши полки, а перебросили на рубежи зимнего наступления, как по льду Ботнического залива, так и вокруг его северной части. Подтянули тыловое обеспечение, создали необходимые резервы боеприпасов, провианта, фуража, теплой одежды, пошили даже масхалаты по моему распоряжению и эскизам. Частью завезли, а больше изготовили на месте сани, лыжи, буера. Наметили выступление в поход на начало февраля, когда залив схватывается надежным льдом, выдерживающим даже нашу полевую артиллерию. До самого выхода тренировали воинов движению на лыжах, управлению буерами, ведению боевых действий в заснеженных условиях и на льду, совершению маневров, перестроений.

На Рождество побывал дома, провел с семьей до Крещения, много времени уделил детям, сильно выросшим за годы моих походов. Особенно вытянулся Панкратушка, ростом и статью пошел в меня. В свои двенадцать лет выглядит намного старше, серьезен не по годам, учеба в кадетской школе сильно повлияла на характер и выправку мальчика. Стал намного строже, речью и поведением подражает своим учителям-ветеранам, уже нет детского простодушия и доверчивости. Под впечатлением рассказов моих старых соратников загорелся желанием самому поучаствовать в баталиях, напросился в намечаемый зимний поход, несмотря на возражения и причитания матери и бабушки - мал еще, дорасти до служилого возраста. Бабушка припомнила, что свою службу отец, то есть я, начал в пятнадцать лет, как принято было среди детей бояр.

Но я все же пошел навстречу пожеланию сына, мальчик крепкий, выдержит трудности похода под приглядом моих помощников. А приобщиться с малых лет к воинскому братству, поесть из одного котла с бойцами и офицерами, думаю, будет ему на пользу, оценит нелегкий ратный труд и мужество русского воина. Сразу после крещенских празднований отправился с сыном и личной гвардией в финскую столицу, в нем расположилась наша Ставка после сдачи шведами крепости. В конце января провел совещание с командующими, согласовали предстоящие действия в операции на шведской территории.

Первой начнет поход армия Барятинского на северной части фронта от границы в направлении Лулео, Умео и далее по западному побережью залива на соединение с центральной армией Хворостинина. Северная армия отвлечет на себя вражеские войска, позволит основному войску беспрепятственно пройти по льду залива и выйти в тыл неприятеля. Центральная армия пойдет от Упсалы к Стокгольму, блокирует его и далее повернет на север, захватывая центральную часть страны. Армия под командованием молодого Михаила Трубецкого занимает южную часть страны, города Гетеберг, Кальмар, до самой датской границы. После прошлой компании в Финляндии я решил доверить талантливому начинающему полководцу командование вместо Пожарского.

В первых числах февраля наша полевая артиллерия массированным огнем разрушила редуты неприятеля, спешно выстроенных им по линии северной границы. Пехота, а за ней кавалерия пошли в наступление на позиции занявшего оборону противника. Надо отдать должное врагу, он извлек уроки из поражений прошлого года, попытался перенять наши тактические новинки, те же редуты и линейное построение подразделений, но пока еще нет четкой, отработанной долгими тренировками и боевой практикой координации действий, просто не успевает среагировать на наши маневры. Кавалерия стремительным фланговым обходом дезориентировала линейный строй противника, а наша наступающая пехоты не позволила ему развернуть свое построение.

В стрелковом противоборстве наше войско подавило неприятеля как поражением на дальней, недоступной ему дистанции, так и в разы большей плотностью огня, на каждый залп противника следовали три наших, причем огонь велся сразу двумя шеренгами, а не как у неприятеля, одной. В течении двух часов боя сопротивление врага было сломлено, армия Барятинского прорвала оборонительную линию и вышла на оперативный простор, а кавалерия добила бегущие группы оставшегося войска. В своем продвижении на юг вдоль побережья залива войско не задерживалось на взятие крепостей и укреплений противника, оставляя у них только заслоны, с максимальным темпом брало под контроль северную часть страны, клиньями рассекая полки идущего навстречу врага.

Через три дня после начала наступления на северном фронте выступили в поход через залив выше и ниже Або армии Хворостинина и Трубецкого. Идут на лыжах по снегу, запорошившим лед, обоз на санях, впереди колонн лихо носятся на буерах разведчики, ловя ветер парусом и лавируя между торосами, подыскивают лучший путь по неровной ледяной равнине. На вторые сутки подошли к Аландским островам, расположенным посередине залива на пути к Упсале, часть войска осталась для подавления вражеского гарнизона, а остальные продолжили марш. Еще через день, на третьи сутки после выхода на лед, дошли к шведскому берегу. Сходу прошли через редкие опорные пункты противника на побережье, почти без потерь, просто застав его врасплох, дальше армии разошлись по своим направлениям.

Таким же стремительным маршем, как и на севере, обе армии взяли центральную и южную часть страны, сходу атаковали встречающиеся шведские полки, без привычных для европейских армий долгих приготовлений к сражению. Наши козыри - многократных перевес огневой силы стрелков и артиллерии, четкие перестроения из походных колонн в линейный строй подразделений, - безотказно приводили к успеху в каждом скоротечном столкновении, отступлению противника. К середине марта основная часть страны, не считая дремучих окраин, была взята нами, после приступили к планомерному выбиванию противника из крепостей, городов и укреплений. Мы не торопились штурмовать их, не жалели огня пушек и гаубиц, разбивая здания, сооружения, пока гарнизон не выбрасывал белый флаг.

Мы берегли каждого воина, не допускали контактных боев, я категорически отказался от девиза будущего - пуля дура, штык молодец. Наше главное преимущество именно в подавлении противника огнем, не допуская лишних жертв со своей стороны, которые неизбежны в прямом столкновении, лицом к лицу. Хотя учили бойцов и такому бою, правилам и приемам нападения на врага и защиты от его ударов, в ожесточенных боях были и такие нежелательные эпизоды. К концу компании из начальных 50000 воинов, выступивших в зимний поход, остались в строю свыше 40000, тогда как враг понес потери в три раза больше. Результат для нас приемлемый, учитывая, что мы вели наступательные бои, обычно приводящих к гораздо большим жертвам.

В ходе нашего наступления шведский король неоднократно предлагал через своих парламентеров заключить перемирие, с каждым разом по мере ухудшения ситуации предлагая все новые уступки, даже просил личной встречи со мной. Я отказал ему, мне не о чем с ним обсуждать, условия мира мы передали через парламентеров. Безоговорочная капитуляция, полное разоружением и роспуск его войск, сдача всех стратегических запасов военного снаряжения, морского и торгового флота, демонтаж и передача нам всего производственного оборудования, от самых маленьких мельниц и лесопилок до крупных предприятий, верфей, а также сдача всей казны, затопление серебряных рудников Салы, главного источника финансовых средств страны. Можно сказать, оставлял Швецию голой и сирой, не способной не то что напасть на кого-либо, а даже защититься от посягательств недружественных соседей, той же Дании.

Конечно, Густав не мог пойти на такие условия, а наши войска продолжали захват государства, сами, без формального согласия короля, вывозили все богатства на захваченных шведских кораблях в Або, Ревель, Ригу, Нарву, Ниеншанц на казенные склады. Когда же король все же согласился с условиями капитуляции и подписал акт о нем и договор между нами, терять ему, собственно, уже нечего было, кроме своей жизни и свободы. Все уже вывезено, армия разгромлена, вооружение и воинские склады изъяты. Забрали из шведской казны последнее серебро, сами взорвали и затопили рудники Салы, перекрыв русла прилегающих рек. До осени 1623 года закончили с разграблением когда-то могущественного государства и на его кораблях вернулись в свои края.

До конца года вывели оставшиеся войска из Финляндии, оставили за собой перешеек, от Выборга до Вильманстранда и дальше по северной стороне Ладожского озера к олонецким землям. Построили вдоль линии границы оборонительные укрепления, редуты, заставы, оставили в них гарнизоны. Войско поставили на зимние квартиры на бывших литовско-шведских землях, от Риги до Нарвы, вызвав серьезную обеспокоенность Литовского княжества. Послы Речи Посполитою зачастили в Кремль, стараясь вызнать наши планы относительно их земель. О возврате им отбитых нами у шведов Эстляндии и части Лифляндии даже и не заговаривали, тревожились нашей дальнейшей экспансии, и не без основания. Мы уже намечаем на следующий год серьезно потеснить Литву к югу от Риги, а также взять прибрежную Курляндию, от Пильтена до Мемеля (Клайпеды), нам надо выйти из мелкого Финского залива на более глубоководную часть Балтийского моря.

Особый интерес у нас к Мемелю, его порт не замерзает зимой, а глубина достаточна даже для линейных кораблей. Вполне приемлемое место для строительства здесь верфи больших кораблей. Правда есть своя сложность, от него недалеко до Пруссии, весьма беспокойный сосед. Но, думаю, с ним разберемся, а упускать стратегически важный порт никак нельзя. Приступили к строительству верфей в устьях Нарвы и Невы, у крепости Ниеншанц, портах Ревель, Рига. Воздвигать Петровский город и верфь на Заячьем острове не стал, совсем рядом на Неве есть более привлекательный Ниеншанц, с лучшим доступом от моря и не затапливаемый при подъеме воды. На строящихся верфях использовали реквизированное шведское оборудование, часть заказали в Голландии, там же наняли мастеров-корабелов.

На верфях Черного моря за минувший год испытали первые построенные корабли, теперь полным ходом идет строительство самых разных кораблей. Уже готовы и вышли в море один линейный корабль, два тяжелых и пять легких фрегатов, по три галиота и бригантины, два десятка малых судов, первые флейты. Часть материалов для них завезли из Голландии, а больше собственного производства, тот же корабельный лес, детали из металла, паруса и такелаж. Сейчас обкатываем суда и экипажи в прибрежных водах, уже были первые стычки с османскими галерами и шебеками, пока без серьезных последствий для обеих сторон. Можно сказать, прошла разведка боем, проба сил. Конечно, у наших моряков выучка еще недостаточная, допускают много ошибок и неточностей, но есть сила духа не поддаваться страху перед грозным врагом, выдержка и хладнокровие в трудной ситуации, желание учиться.

В отличие от сухопутных сражений, на море у нас нет явного преимущества, напротив, мы новички, делаем первые шаги в создании флота и освоении морского искусства. Единственное, что нам удалось улучшить, это с корабельными пушками. Применили 6-, 12- и 24-фунтовые пушки, на линкоре - еще 48-фунтовые, с чугунным стволом, готовые заряды - "картузы", кремниевый замок вместо фитильного, скользящие салазки как для гашения отката, так и заряжания, тем самым увеличили дальность и точность стрельбы, скорострельность. Вместо привычных в это время дальности стрельбы до 1500 метров и дистанции поражения 300 метров, наши канониры смогли достичь на учениях 2500 и 500 метров соответственно. На каждый выстрел затрачивали до 3 минут вместо 5-10 минут в других флотах. Но эти достоинства надо суметь еще использовать, экипажи усердно перенимали у заморских наставников опыт управления кораблем и морского боя.

Теперь приступили к строительству Балтийского флота, задача сложнее и масштабнее, нежели в Черном. Все же Османской империи не сравниться в силе морского флота с Англией, Данией, Испанией и Францией. О Швеции речи нет, почти весь его флот в наших руках. Время былого преимущества османов в 16 веке прошло, как на суше, так и на море. Так что на Балтике нам будут противостоять гораздо более мощные противники, надо готовить свой флот, а также береговую оборону от их нападения. Пока наши возможные противники заняты междоусобными войнами, но надо ожидать их возможного примирения и общей войны против Русского царства, резко поднявшегося из небытия, заявившего о себе успешными, даже более, разгромными войнами с сильными мировыми державами. Могут посчитать русского медведя более опасным для себя, чем распри с верой и Габсбургским домом.

Глава 14

Чувствую в себе огромную усталость, какой-то душевный надлом, все больше сказывается напряжение многих лет титанического труда в этом мире. Не раз ловлю себя на мысли, зачем мне это нужно, рвать себе и соратникам жилы, тянуть лапотную Россию к мировой вершине. Можно же неспешно, понемногу менять страну и народ, не ломая так круто его инертную, патриархальную природу. Пример Петра убеждает, что преждевременные, насильно вводимые и насаждаемые перемены отторгаются подавляющей частью общества, после его ухода большая часть проводимых реформ угасла, многое вернулось на круги своя. Не уверен, что после меня не будет также, хотя я старался действовать планомерно, без особого насилия, больше убеждением.

Я много общаюсь со старшим сыном, как в минувшем шведском походе, когда он почти все время был со мной, пытаюсь объяснять своему наследнику по мере его разумения свои шаги, планы, прививаю ему новое видение государственной перспективы. Но Панкратушка большей частью не воспринимает мои объяснения как по малости лет, так и складу ума, к чему я веду страну. Хотя сын старается понять мою логику и мировоззрение, но все же он дитя своего времени, влияние окружения сказывается. И ясно осознаю, что вряд ли сын изменится, даже повзрослев. Даже ближайшие мои соратники не до конца понимают меня, следуют за мной больше душой, чем разумом.

Усилием воли превозмог слабость, я должен сделать то, что могу и должен по своей совести, а не из ожидания благодарности будущих потомков. Надо просто взять небольшой перерыв в трудах-заботах, на время отставить планы и проекты. Так и поступил, после Рождества на два месяца уехал с семьей в Измайловскую усадьбу, много гулял, охотился, устраивал праздник своим близким на природе, вечерами отводил душу в играх и забавах с детьми, ласках и объятиях жены, чувствовавшей смятение во мне. Постепенно вернулся покой на душе, к концу отведенного самому себе срока даже заскучал по государственным делам, столько планов теснятся в голове, так и не терпится приступить к ним. Все же сдержался, встретил и с удовольствием отпраздновал масленицу, а затем с семьей вернулся в Москву.

За время перерыва переоценил свое участие в управлении страной, посчитал возможным, даже нужным не самому вести походы и другие проекты, а доверить толковым помощникам и сподвижникам, иначе просто не хватит сил, да и невозможно уследить за другими важными делами, пока занят одним. К сожалению, время берет свое, отошли от дел мои первые соратники - Федор Шереметев, Лазарь Осинин, Семен Ододуров, Яков Барятинский, Михаил Шеин, из старой гвардии остались Семен Головин, Корнила Чоглоков, Тимофей Шаров, Дмитрий Пожарский. На смену пришли молодые Сергей Барятинский, Федор Хворостинин, Матвей Голенищев, Игнат Ушаков, Михаил Трубецкой. Но нужны еще десятки и сотни энергичных и образованных государственных мужей для новых планов и проектов. Надо искать и учить их, выдвигать на важные посты, невзирая на происхождение, из любого сословия.

Для подготовки таких и других нужных специалистов надо создать новую систему образования в стране - от обучения грамоте и счету до академий, готовящих ученых, инженеров, учителей, врачей, а также государственных и воинских служащих. Сейчас она в стране на самом низшем уровне, есть только начальные школы при церквях и монастырях, где больше времени учат Священное Писание, Псалтирь, молитвы, а меньше устной и письменной грамоте, арифметике. Надо открывать гимназии и школы среднего уровня с изучением более сложных предметов - геометрии, астрономии, химии, физики, черчения, литературы, истории. Также нужны профессиональные училища, учить ремеслам и сложному производству по многим востребованным специальностям, спрос на которые растет с каждым годом вместе со всей экономикой страны.

Самое сложное состояние с высшими учебными заведениями из-за отсутствия оных в Русском царстве. Первое из них, Славяно-греко-латинская Академия, готовящая образованных людей для государственной и церковной службы, появится только в 1685 году. Мне же надо уже сейчас иметь своих специалистов, а не приглашать заморских варягов, что зачастую вынужден предпринимать. Так и сейчас, в новые Академии по разным ведомствам, которые я собираюсь учреждать, придется приглашать профессоров из университетов других стран, с их помощью строить свою науку. Задача сложная и долгосрочная, но начинать надо сейчас же, Россия должна стать образованной, а наука ее выйти на ведущую позицию в мировом уровне. Без нее величие страны невозможно, одними штыками страну не поднимешь. Пока же отправляем талантливую молодежь изучать премудрости в чужих университетах.

На ближайшем заседании Государственной думы после обсуждения предстоящих военных компаний, важных хозяйственных задач разъяснил о необходимости и сущности нового проекта, учреждении Управы образования. После того, когда ответственные чины поняли суть моего преложения, дал задание Семену Головину, заменившему Шереметова на посту председателя думы, подготовить положение по организуемому ведомству и вместе с новой Управой проработать введение системы обучения на всех уровнях. Важность нового проекта я оценил на том же уровне, как и создание морского флота, также собираюсь прослеживать его освоение. Всем Управам обязал всеми мерами оказать содействие в начинании, предоставить специалистов, технические и другие средства, потребных для обучения и практики учащихся.

Уже через полгода во всех городах, больших и отчасти малых поселениях открыли начальные школы полностью на государственным обеспечении. Напечатали в казенных типографиях буквари и прописи, тетради, учебники по математике и грамматике, в столярных мастерских изготовили парты, учебные доски, обустроили в приспособленных помещениях и избах классы. Больше заботы доставила нехватка учителей несмотря на превеликий оклад, брали любого мало-мальски грамотного человека. Пришлось срочно открывать в каждой губернии учительские курсы, где давались азы преподавания, да и сами предметы, многие будущие учителя едва владели грамотой. С большими трудами, неурядицами, нехваткой учителей, учебников и других принадлежностей в сентябре первые ученики сели за парты, как дети от 7 лет и старше, так и взрослые, пожелавшие научиться грамоте. В последующие годы, когда школ и подготовленных учителей стало достаточно, ввели по стране обязательное начальное образование.

В губерниях и уездах начали строить общеобразовательные гимназии и профессиональные училища, их увеличение сдерживалось в первую очередь нехваткой учителей, доморощенными "педагогами", как в начальных школах, уже не обойтись. Пришлось массово "заказывать" заморских ученых мужей не только в университеты, но и для средних школ. Но постепенно, в течении нескольких лет, во всех городах и уездных центрах открыли учебные заведения, объединили с начальными школами. Обучение во всех казенных школах и гимназиях велось за государственный кошт, лучших из выпускников с именными стипендиями направляли в академии и университеты, открывшиеся к тому времени в стране. Остальным давался выбор продолжать учебу за свой счет или идти на работу по полученной в училище или гимназии специальности.

С высшими учебными заведениями тоже складывалось непросто, были проблемы с заморскими профессорами, учебными предметами и программами, да и набором более-менее грамотного контингента студентов. Потребовался не один год, пока учеба в этих заведениях наладилась должным образом. Вначале открыли в Москве Академию права и инженерных наук, нацеленной на подготовку государственных служащих и технических специалистов, и Учительский университет, после их освоения и другие подобные заведения, как в Москве, так и в губерниях. Спустя годы именно выпускники первых наших академий и университетов пришли на замену старому служивому народу в Управах и компаниях, на заводы и мануфактуры, потянули страну к новым свершениям.

Введению новой образовательной системы я уделил первоочередное внимание, но и не упускал из под своего контроля другие важные проекты и боевые операции. В мае-июне этого, 1624 года, армия Барятинского почти без сопротивления литовцев заняла северную часть Курляндии, от Немана до Западной Двины, закрепились на линии Митава (Елгава) - Фрауэнбург - Тельши - Тильзит. Идти дальше вглубь Курляндии не стали, сплошные болота. Уже привычным образом построили линию обороны с опорными пунктами и заставами, поставили в них небольшие гарнизоны. На побережье от Тильзита, границы с Пруссией, до Мемеля оставили оперативную группировку в пять тысяч бойцов, остальное войско в 10000 человек перевели на постоянную дислокацию вдоль ранее занятой части балтийского побережья.

Морская Управа сразу после взятия нашей армией Мемеля приступила к строительству в его гавани верфи для линейных кораблей, в других, уже возведенных верфях построили первые судна небольшого класса, такие же, как на Черном море - легкие фрегаты, шлюпы, боты, галиоты и бригантины. Кроме вновь построенных кораблей в военных гаванях в Финском и Рижском заливах стоят у причалов около сотни легких кораблей, захваченных у шведов, в Мамель перегнали еще 5 линейных кораблей и столько же тяжелых фрегатов. Правда, большая часть из них изрядно походила в море, больше, чем двадцать лет, некоторые проще отправить на слом, прогнили корпусные детали, мачты.

Так что надо готовить корабли на смену им, да и на оставшихся помимо ремонта нужно менять устаревшие орудия на свои. Сейчас Морской департамент на специально выстроенной для ремонта судов верфи восстанавливает корабли, заменяет на них пушки. Много у него забот с набором экипажей на столь многочисленный "подаренный" флот, вербует моряков по всем морским державам и из своих речников, "ловит" в свои сети даже рыбаков Поморья. Руководство департамента предложило мне часть небольших кораблей разобрать и отправить на Черное море, но я отказал, предчувствую, что они скоро понадобятся именно здесь, даже больше. Так что дал задание своим корабелам и ремонтникам скорее приводить в порядок имеющиеся суда, строить без проволочки новые.

Кроме того, поручил Артиллерийскому департаменту срочно создать дальнобойные крупнокалиберные пушки для прибрежных крепостей на основе 48-футовых морских орудий, применяемых на линкорах, с увеличенной длиной ствола. К осени такая пушка была разработана, провели испытания на море по реальным целям - списанным кораблям. Дальность выстрела достигала до 3500 метров, но точность удручала, более-менее надежное накрытие цели на дистанции до 1000 метров, ненамного лучше, чем при стрельбе с корабля. Пушку приняли к производству, но озадачил артиллерийских мастеров требованием вдвое увеличить дальность поражения.

Всякими ухищрениями и опытами - точным подбором заряда в картузах, размеров и веса ядер, углов возвышения с помощью простейших угломерных прицелов - квадрантов, составлением таблиц углов, веса заряда и дальности, - мои артиллеристы-баллистики смогли добиться нужной дальности сначала по неподвижной цели, а после рассчитали и упреждение по горизонту. Можно считать, что они экспериментальным путем предвосхитили теорию и практику баллистики на добрую сотню лет, уйдя вперед от известной среди нынешних артиллеристов схемы итальянского математика Никола Фонтана (Тарталья). После мы применили полученные знания и приборы на других орудиях - полевых и морских, с превосходными результатами. Я поощрил своих доморощенных баллистиков самыми высокими наградами - орденом Андрея Первозванного, дворянством, доходным поместьем.

К весне 1625 года во всех крепостях на балтийском побережье были установлены и пристреляны новые крепостные пушки, а также модернизированные морские 12- и 24-фунтовые орудия для поражения малых кораблей. Отремонтировали большинство реквизированных кораблей, укомплектовали их экипажами, совершили первые выходы в море с учениями и стрельбами. Мы предприняли все возможное для встречи грядущей войны, с которой, как сообщила наша разведка и агенты в монаршеских дворах, собиралась идти на нас в этом году коалиция морских держав - Англии, Франции, Дании, Голландии. В начале июня, когда флот коалиции был практически готов к выходу в море, в Европу пришла "черная смерть" - бубонная чума.

Чума нередкий гость в это время, каждые 5 - 10 лет проходит по миру, но нынешняя поразила всю Европу, погибли миллионы людей, в одном Лондоне число умерших превысило 35000 человек. Почти все боевые действия на время приостановились, не до войны, когда страшная, мучительная смерть косит всех. Страны стали огораживаться друг от друга, вводить какие-то карантины, но бесполезно, эпидемия распространялась неумолимо, несмотря на границы и заградительные кордоны. Никто не знал, как с ней бороться, люди воспринимали ее как кару божью, молились, прося спасения, приносили пожертвования в храмы и церкви.

Пришла чума и в наши земли, от западных границ. Мы тоже предприняли заградительные меры, но полностью не блокировали перемещения людей и обозов. В пунктах пропуска поставили фильтрационные лагеря для трехдневного карантина, за это время болезнь давала о себе знать. Наши лекари и санитары немедленно изолировали зараженного, проводили дезинфекцию кипячением и окуриванием дымом от сжигаемого можжевельника или розмарина. Лечили настойкой чеснока, прикладывали к чумным опухолям свеклы, свежие капустные листья. Трупы умерших сжигали в специальных печах и только потом захоранивали останки. Наш персонал работал в специальных масках и закрытой одежде, принимали профилактические средства, но и среди них тоже оказались жертвы.

В городах и селах ввели строгие меры санитарии, поддерживали чистоту на улицах и во дворах, вывозили мусор и отходы. Ограничили пребывание на улице, отменили занятия в школах и университетах, воинские патрули не допускали скопления людей, включая и в церквях. Духовные отцы на время напасти дали своей пастве послабление, без обязательного нахождения в храме божьем, молиться у себя доме. Создали специальные санитарные отряды, которые уничтожали зараженных животных, травили грызунов и крыс, сжигали и хоронили умерших, проводили дезинфекцию в их домах. Принятые меры помогли справиться с эпидемией сравнительно малыми потерями, всего от нее погибли менее 20000 людей в западных губерниях. Дальше на восток страны чума не прошла, но и здесь мы провели профилактические операции.

Осенью, когда эпидемия в Европе стихла, провели перепись населения, ее результат в какой-то степени оказался неожиданным. Общая численность по стране составила свыше 30 миллионов, за год увеличилась на два миллиона человек, прежде всего за счет бежавших к нам от чумы и тягот войны. Мы принимали всех, после карантина отправляли в Сибирь, Дикую степь, помогли им обустроиться, выделили земельные наделы. А поток переселенцев все не убывал, особенно на северо-западе, из Литвы, Пруссии и других германских земель, и юге, с Балкан. Тамошние власти даже стали ставить кордоны и не пропускать к нам беженцев, но те всякими потайными путями обходили их и выходили на наши заставы, где после проверки и оформления пограничниками организованными этапами отправлялись к месту поселения.

Среди новых граждан России хватало любителей легкой жизни, бузотеров, воров и других лихих людей, но с ними местные власти не церемонились, не хочешь честно трудиться, жить по нашим правилам, будешь работать принудительно, в исправительных и каторжных лагерях. Расселяли иноземцев также в русских селениях, не допускали их изоляции в этнических группах, несогласных отправляли восвояси. Постепенно за годы совместного проживания пришлые перенимали наши устои, ассимилировались, смешанные браки стали обычным явлением, а их дети стали называть себя русскими, хотя и чтя традиции, язык прежней родины своего родителя. В своей национальной политике я и мои сподвижники старались привить всему обществу, что мы единый русский народ, пусть и с разными корнями, не допускать национальной разобщенности и распрей на ее почве.

На занятых прибалтийских землях провели свои реформы, вызвавших самые разные отношения у местного населения, от одобрения и поддержки до открытых бунтов. Подавляли их жестко, без либеральных заигрываний, но не огульно, большую часть недовольных выдворили в другие страны, часть отправили в наши осваиваемые земли, замешанных в вооруженном сопротивлении властям сослали в лагеря на каторжные работы. Не стали устраивать тотальную депортацию прибалтов, как с крымскими татарами, но и потакать каким-то национальным свободам не стали, условия и нормы едины для всех. Единственно, на что мы пошли, свободу языка и вероисповедания, но с обязательным изучением русского языка, для чего в школах открыли специальные курсы как для детей, так и взрослых.

Особо упирающихся в своей национальной избранности, нежелающих принять нашу культуру и правила, отправили к соседям. В течении нескольких лет население этих земель обновилось на треть, переселили охочих людей и казенных крестьян из центральных губерний и Поморья. После выселения самой активной национальной оппозиции остальные присмирели, открыто не выражали недовольства, затаили свое неприятие новых порядков. Такое скрытое сопротивление сохранилось на долгие годы, даже десятилетия, пока большинство в здешних городах и селениях не составили русские, исподволь началось смешивание народов. Мы всесторонне способствовали, даже принуждали их к взаимодействию, установили обязательные нормы представительства русских в местных властных органах, профессиональных гильдиях, распределяли освободившиеся земельные наделы вперемешку, стимулировали смешанные компании и предприятия.

Как донесли нам агенты из туманного Альбиона, после понесенных огромных людских потерь Карл I отказался от участия в морской компании против нас, а за ним и правители Нидерландов и Дании. Король Франции Людовик XIII и его первый советник - кардинал Ришелье безуспешно пытались уговорить союзников по коалиции, после, оставшись в одиночестве, также отменили свой поход. Я и мои помощники отчетливо понимали, что эта передышка временная, сильная Россия на Балтике нашим соперникам совершенно не нужна, уже на следующий год можно ожидать их совместную компанию. В их планах, как минимум, уничтожить наш флот, запереть в портах, а в случае успеха выдавить нас с побережья, загнать в медвежий угол, чтобы оттуда мы боялись даже нос свой высунуть.

От противоборствующей стороны, из католического лагеря, нам сделали предложение примкнуть к ним в разгорающейся общеевропейской войне, а Священная империя поможет справиться с общим врагом. Мы дипломатично, но решительно отказались, не собираемся подстраиваться под чье-то покровительство, исполнять чуждую волю, тем более, прогнившей Габсбургской династии. На намек австрийского посла, высказавшего волю Императора Фердинанда II, что если мы не с ними, то против них, я прямо ответил словами великого предка: Кто к нам с мечом придет, тот от меча и погибнет.

Я не придал серьезного значения скрытой угрозе посла, что стало моей серьезной ошибкой, привело к немалым бедам. Конечно, до прямой интервенции войск не дошло, да и не могло, у католических стран и без нас забот предостаточно, но началась необъявленная война за умы и сердца моих подданных. К нам зачастили католические эмиссары, миссионеры, в соборах и церквях священники стали проводить проповеди с критикой светской власти, обвинениями в нарушении свободы вероисповедания, совершения обрядов, преследовании родного языка и народных обычаев. Появились прорицатели, предрекающие новые беды в кару вероотступникам, принявшим дары от слуг дьявола - москалей.

И без того косо смотрящие на власть местные жители в новообразованных губерниях, особенно в Лифляндии и Курляндии, а также в Волынской и Львовской, стали открыто проявлять гражданское неповиновение, отказывались выполнять распоряжения властей, саботировали существующие нормы и правила, собирались в возбужденные толпы вокруг заводил-ораторов. Возникли банды националистов и мятежников, участились нападения на государственные учреждения, представителей власти, полицию и воинские части. В течении ноября волнения и мятежи распространились на все западные и прибалтийские губернии, в них приняли прямое участие все сословия местного люда, причем не только католики, но и протестанты, иудеи, даже православные.

Глава 15

С большим сожалением принимаю факт, что мирное вливание тамошнего люда в нашу жизнь не получилось, придется принимать самые решительные меры. Издаю указ о введение военного положения в бунтующих губерниях, всех нарушителей порядка принудительно выселять в другие районы страны с поражением прав, в том числе перемещения, преступников, совершивших уголовные деяния, отправить в исправительные и каторжные лагеря. К исполнению указа привлек как полицейские участки и отряды, так и воинские части. Операция усмирения шла до самого Рождества, под нее подпали около 70000 человек. В ходе ее проведения были бои с бандами, вооруженное сопротивление местных жителей, брали штурмом католические церкви и монастыри, они моим указом были закрыты, а католичество объявлено вне закона.

Ожидаемо отреагировало высшее католическое руководство, папа римский Урбан VIII подверг меня анафеме и призвал к крестовому походу против России. Я в ответ составил и дал указание во всех городах и селениях страны объявить свое воззвание к народу, в котором разъяснил происшедшие события и роль католической церкви в них, призвал отстоять свою независимость и свободу от иноземных посягателей. По докладам с мест, мои действия и воззвание поддержало подавляющее большинство людей, по их инициативе даже началась запись в народное ополчение. Я своим указом объявил мобилизацию полков по штату военного времени, к маю собрал войско вместе с ополченцами численностью в 80000 человек и еще 20000 новичков-добровольцев в учебных лагерях. В июне все полки распределились вдоль границы с Речью Посполитою и Пруссией, береговой линии Балтики на наиболее опасных направлениях.

На призыв папы римского отозвались Австрия, Испания, Португалия, Католическая лига Германских княжеств, Речь Посполитая, с их вооруженными силами папа отправил свою личную швейцарскую гвардию. По данным нашей агентуры, общее количество идущего на нас войска составляет около 110000 человек, больше всего от литовско-польского государства - 40000. Идут двумя группировками, на севере германская и литовско-польская, 50000 человек, в направлении к Гродно, на юге австрийская, испанская, португальская и швейцарская, 60000, - к Львову. Общего командования нет, каждая группировка действует самостоятельно. О слаженности войск речи нет, так что несмотря на преимущество в численности, особой угрозы от сборного воинства неприятеля я не вижу, но настраиваю своих командующих на серьезную битву.

Во второй половине июня между противостоящими войсками состоялась эпохальная битва, вошедшая в историю Европы как Восточная бойня, из 115000 воинов союзников в живых остались только треть, сдавшихся в плен. Причем им противостояла русская армия, значительно уступающая численностью - 75000 бойцов. Как под Гродно, так и Львовом, мы измотали и обескровили противника в оборонительных боях на нашей линии со стрелковыми и пушечными редутами, массированным огнем линейного строя пехоты и артиллерии, а после маневренными группировками окружили и уничтожили оставшуюся часть неприятельского войска. Наши потери убитыми и раненными составили на порядок меньше, около 8000 человек, большая часть раненых должна выжить, как заверили лекари.

Все мои командующие действовали преотлично, как Хворостинин с северное армией, так и самый молодой командующий - Михаил Трубецкой, на юге. Замечательно провели маневры окружения и встречные бои командующие группировок Матвей Голенищев и Артемий Шеин, сын прославленного смоленского воеводы Михаила Шеина. Сам я со ставкой остановился в расположении штаба южной армии, координировал действия молодых командующих, но дал им возможность самостоятельно управлять своим войском. После завершения битвы разделил общую радость своих помощников и всего войска, поздравил на торжественных построениях с великой победой, вручил лучшим воинам и командирам боевые ордена. Награду командующим отложил на торжественную церемонию в Кремле после завершения компании.

Разгром объединенного войска вызвал шок в европейских столицах. Никто и близко не мог предполагать подобного исхода, когда все войско практически сгинуло на восточных рубежах. Первоначальное пренебрежение к "диким" русичам, все еще лаптем хлебавшим щи, сменилось ужасом перед монстром, восставшим из неведомого далека, судорожными попытками мобилизовать все свои силы против угрозы с востока. Отодвинув в сторону междоусобицы, европейские правители спешно собирали войска в ожидании грозного врага на их границах. Правда, так и не дождались, "русский медведь" не пришел, что восприняли как милость божью, кара миновала их. Благодарственные молебны прошли осенью по всем католическим храмам и церквям Европы, когда тамошний народ поверил, что гроза прошла стороной. О новом походе на восток больше не помышляли, одного наглядного урока хватило.

Почти в тоже время, когда наши войска перемалывали полки противника на западе, на Балтике также проходили серьезные баталии в открытом море и прибрежной акватории. Коалиция направила к нашим берегам огромный флот, более 500 боевых кораблей, а также около трехсот транспортных судов с экспедиционным корпусом. Одних только линейных кораблей было два десятка, полсотни тяжелых фрегатов. Вражеские эскадры подступили ко всем нашим портам, от Мемеля до Ниеншанца, заблокировали военно-морские базы в Рижском и Финском заливах, гавани Мемеля. Главнокомандующий адмирал Игнат Ушаков благоразумно не стал выводить в море наш флот, уступающий в разы неприятельскому, выстроил корабли на линии обороны в защищенной крепостями акватории заливов и гаваней. Он по сути повторил нашу тактику линейного строя за линией редутов, только в морских условиях.

Противник с ходу пытался пробиться к нашим крепостям, стремясь огнем крупнокалиберной артиллерии линейных кораблей подавить их сопротивление. Крепостные артиллеристы подпустили вражеские линкоры на дальность уверенного поражения, а затем открыли огонь. Прицельной стрельбой они уже через несколько залпов накрыли цели, рушили мачты и реи, палубные надстройки, рвали паруса и такелаж. Пробить борта и затопить линкоры не могли, силы ядер на это не хватило, но полностью обездвижили, не давали возможности экипажам приняться за ремонт оснастки, да и изрядно проредили их состав. Уже в первых боях вывели из строя половину линкоров, остальные стали держаться на почтительном удалении. Позже наши моряки отбуксировали поврежденные вражеские корабли к причалам, после ремонта и переоснащения они встали в строй под андреевским флагом, который я утвердил для своих военных кораблей.

После неприятель не раз пытался пробиться мимо крепостей к стоящим на рейде нашим кораблям, но с таким же "успехом" отступал, теряя корабли, поражаемые огнем не только крепостных пушек, но и дальнобойной артиллерии с бортов. Просто уйти ни с чем вражеские эскадры не могли, встали на рейде вокруг укрепленных портов и гаваней, блокируя морское судоходство. Наши моряки стали совершать вылазки к стоящим судам противника, на безопасной для себя дистанции открывали беспокоящий огонь и тут же возвращались под защиту крепостных пушек. Сначала такие наскоки совершали экипажи скоростных фрегатов и бригантин, а после приохотились и другие, даже линкоров, посчитали достойной настоящего моряка забавой. Враг не выдерживал, пускался вдогонку и попадал под огонь тяжелой артиллерии крепостей и линкоров, опять же неся потери.

Вот такая игра в кошки-мышки шла все лето, пока начальство вражеского флота не получило высочайшие повеления своих монархов возвращаться к себе домой. Эта компании пополнила наш флот почти сотней трофейных кораблей, вполне пригодных и добротных, после ремонта в доках и перевооружения новыми орудиями вставших в строй. В ближайшие годы коалиция отказалась от столь разорительных для нее походов к нашим берегам, эскадры противника пытались поймать наши корабли в открытом море и устроить бой, на что русские моряки шли с охотой, разгорались малые и большие морские сражения с переменным успехом. Постепенно, с приходом к нашим морякам опыта и умения, они все чаще стали выигрывать морские баталии как за счет лучшего вооружения и точности стрельбы, так и волевого настроя экипажей, готовых идти до конца в смертельных схватках.

Возвращение нашего войска переросло во всенародное празднование, на всем его пути люди встречали победителей цветами, хлебом-солью, песнями и дарами. Великая радость и гордость за свою Родину, его доблестную армию охватила весь русский народ, волна торжеств и гуляний прокатилась по стране, от западных рубежей до Дальнего Востока. Своим указом я объявил 22 июня, день завершения битвы, государственным праздником, Днем Победы, предписал ежегодно чествовать воинов-победителей, оказывать им всемерное внимание и вознаграждение. Всем бойцам, принявшим участие в славной битве, я велел выдать медаль "За отвагу", семьи погибших и увечные воины ставились на пенсион, их дети брались на полное государственное попечение. Указ приняли в народе и армии с признательностью и одобрением, готовностью отдать жизнь за царя-батюшку.

В эти дни торжеств я чувствовал свое единение с народом, его любовь и преклонение. Счастье правителя, когда его труды и подвиги встречают признание подданных, их стремление принести своей стране благоденствие и мир. Сейчас, когда Россия завоевала огромные территории, благоприятные политические и экономические условия, получила признание ее прав на достойное существование, пусть даже силой, пришла пора направить все ресурсы страны на ее внутреннее развитие. Считаю нужным перейти от политики экспансии, захвата жизненного пространства, к реализации новых проектов и реформ, уже мирных, ведущих к процветанию страны и ее народа. Правда, в моих планах остаются присоединение Кавказа и Туркестана, но переношу акцент на ведение мирных переговоров с заинтересованными сторонами и лишь при крайней необходимости прибегнуть к военным мерам.

На первом после праздничных церемоний заседании Государственной думы объявляю о переходе на мирные цели, новых проектах. После почти десятилетия обсуждения военных планов такая смена ориентиров для многих руководителей стала неожиданной. Некоторые из них, особенно молодые выдвиженцы, высказались за продолжение наступления на запад и захвате всей Речи Посполитою, сейчас практически беспомощной, все ее регулярное войско пало в последней битве. Объясняю своим молодым помощникам, что завоевание враждебных земель не имеет смысла, если они принесут стране не пользу, а больше хлопот из-за чуждого нам по вере и природе народа, обитающего на них. Даже в наших западных, исконно русских, губерниях местное население за столетия под польско-литовским гнетом пропиталось враждебным духом, понадобятся многие годы для его выправления.

Свою доводы дополнил малороской присказкой: "Де люблять - не частини, а де не люблять - не ходи!", - после, когда мужи Думы отсмеялись, уже серьезно добавил: Cила мира не в оружии, а в людях доброй воли. Коль ее нет, то и мира тоже, а война со своим народом нам не нужна. Хватит и того, что случилось на западе и севере!

На такой рвущейся из души ноте завершил вступительную речь, в Грановитой палате застыла тишина, всем памятны события прошлой осени. После, когда отошли от навеянных моими последними словами нерадостных дум, приступили к обсуждению предложенных проектов. Их немало, о них я думал долгие годы, но оставил до лучшего времени, считаю, что оно настало. Проекты многоплановые - техника, наука, строительство дорог, мостов, каналов, медицина, общественные отношения, культура. Многое из предлагаемых нововведений взято из моих знаний будущего, что-то из нынешних обстоятельств и состояния как в своей, так и других странах. Все они долгосрочные, уйдут годы и десятилетия, но ими закладывается фундамент будущего благоденствия страны, ее могущества не только оружием, но и всем достоянием.

Развитие техники вижу в создании начальной производственной базы, только потом перейти к каким-то изделиям, машинам и механизмам. Сейчас нет даже простейших дерево- и металлообрабатывающих станков, если не считать пилорамы для разделки бревен на доски, все выпиливается вручную, на глазок. Нет стандартных измерительных инструментов, той же линейки, не говоря о других, более сложных. Что уж говорить, когда нет даже единой и точной системы измерений, применяемые меры весьма приблизительные, у нас сажени, локти или пяди по размеру рук, в Европе аналогично, по длине рук и ног, ярды, футы и дюймы. Думаю, надо начинать с самых азов, мер, измерительных инструментов, проработать простейшие станки, приспособления к ним.

Кроме того, надо растить, учить будущих мастеров, которые смогут справиться со сложными задачами. Те мастеровые, что заняты производственными ремеслами, просто не представляют что-то иное, чем привычное им дело, зачастую неграмотны, о чтении чертежей речи нет. Конечно, среди них есть самородки, Левши и Кулибины, их надо найти и привлечь к новому проекту, создать наилучшие условия для творческого труда. В наших первых профессиональных училищах мы привлекли к обучению заморских мастеров, но и их уровень далек от требуемых знаний и навыков. Придется одновременно с новыми создаваемыми средствами учить лучших мастеров обращению с ними, а после подтягивать других. Путь не скорый, но другого у нас нет.

Наука в России практически в зачаточном состоянии, знания заимствованы из Европы, в особенности Византии, до ее завоевания османами. Привнесенные сведения далеко не новые, зачастую с богословско-мистическим истолкованием законов природы. Известны немногие труды, переведенные или переработанные русскими учеными мужами - по геометрии ("Книга сошного письма"), химии и физике ("Устав ратных, пушечных и других дел, касающихся до воинской науки"), астрономии ("Позорище всея Вселенные, или Атлас новый" и "Шестоднев" с геоцентрической системой Птолемея), медицине ("Травники", "Лечебники", "Фармакопея"), анатомии ("О строении человеческого тела"), истории (Летописи, "Синопсис"). В металлургии издревна русские мастера научились выплавлять железо, медь, серебро, золото, свинец и олово, различные сплавы.

Науками занимались больше в монастырях, именно здесь в мастерских создавали свои творения самые образованные мужи. Каких-то специальных научных заведений нет, как и собственных серьезных исследований, надо опять же начинать с самого нуля. Приглашать ученых из Европы, Китая, открывать и оснащать лаборатории, искать своих образованных мужей с пытливым умом. Серьезную помощь здесь могут оказать наши первые университеты и академии, из числа их лучших студентов можно строить свою науку. Свое участие вижу как в постановке самых насущных задач, так и формировании научной методологии, системного подхода, а не тыкаться слепо во всевозможных вариантах. Иными словами, надо создавать свою научную школу и учить с самых азов. Задача, которой заняться придется самому, другим она просто неведома.

Подобная ситуация сложилась и в строительстве дорог, их тоже практически нет. Дороги даже на трактах грунтовые, в распутицу представляют серьезную трудность путникам, какого-либо твердого покрытия нет даже на улицах городов. Только на самых важных участках в крупных городах обустраивалось мощение деревянными настилами. Тогда как в Европе все больше дорог мостились камнем и щебенкой, позволяя путешествовать с удовлетворительным комфортом, вести торговые дела и политические сделки. Технология строительства таких дорог в основном известна, можно отчасти усовершенствовать применением брусчатки. Надо создавать каменотесные мастерские, дорожные компании как государственные, так и с привлечением предпринимателей, и опять же иностранных мастеров. О массовом строительстве асфальтобетонных дорог пока речи нет, только в местах добычи и переработки нефтебитума.

Применяемые в Руси деревянные мосты через реки будем постепенно менять на каменные, в первую очередь на трактах и других крупных дорогах с существенным потоком грузов. Как и на строительстве дорог, не обойтись без мастеров из Европы, имеющих опыт возведения таких мостов, с большой грузоподъемностью и долговечностью, не препятствующих речным судам. Каналы планируя строить в местах волоков основных речных путей - "из варяг в греки" от Балтийского до Черного моря, Волго-Балтийский торговый путь до Каспия ("из варяг в персы" или "из варяг в булгары"), из Белого в Азовское по Западной Двине, Волге и Дону. Работа грандиозная, не на один десяток лет, но "дорогу осилит идущий", надо начинать сейчас, с первоочередных, среди которых будущие Волго-Донской, Волго-Балтийский, Волго-Московский и Беломоро-Балтийский каналы.

В ноябре этого, 1626 года, мне, вернее Михаилу, но я уже не отделяю себя от него, исполняется 40 лет, возраст зрелого мужа, позади порывы юного сердца, впереди пора мудрости. Многое достигнуто за прошедшие с моего появления в сим мире 16 лет, страна восстала из разрухи и смуты, заставила считаться с собой недругов, впереди у нее великое будущее. Сам я приобрел за эти годы многие знания и умения, прошел самые разные испытания, допускал ошибки, терпел неудачи, но не сдавался, шел вперед, опираясь на верных соратников и своих ближних. Любимая жена и дети, строгая, но заботливая маменька, своим сильным духом поддержавшая меня, создали надежное прибежище, я отдыхаю среди них душой, набираясь новых сил для следующих подвигов во имя них и всего своего народа. У меня чувство полного единения со своей страной, когда ей больно, причиняют ущерб и невзгоды, сердце отзывается состраданием, в час славы разделяю с ней радость и гордость.

Книга 2. Рождение империи

Пролог. Воспоминания попаданца

Началась эта история в далеком (от моего нынешнего времени) 2016 году, когда я в прекрасный майский день отдыхал на даче в Каменском плато у подножья Заилийского Алатау. Вечером после ужина принялся за чтение исторической книжки о малоизвестном герое Смутного времени Михаиле Скопине-Шуйском, увлекся, прочитал на одном дыхании. История молодого полководца, совсем юного для государственного мужа возраста, захватила меня, продолжал думать о ней, засыпая. Во сне совершенно непонятным мне образом перенесся в моего героя, умирающего после отравления недругами, в апрель 1610 года. То провидение, которое перенесло мой разум и сознание в Михаила, не позволило погибнуть ему. Я в теле и с подсознанием молодого боярина выжил, оказавшись в самую трудную и трагическую пору в истории Русского государства - лихолетье Смутного времени.

Подмену личности в Михаиле никто не заподозрил, даже самые близкие - жена Сашенька и матушка Елена (Алена) Петровна, только молча поражались происшедшим переменам. По-видимому, смиренно приняли, все от Господа, по его наущению, мог забрать к себе, но смилостивился, вернул им, пусть и в чем-то изменившимся. В немалой мере помогла мне освоиться в новой жизни наведенная во сне память реципиента, а также его навыки и умения, оставшиеся в подкорке прежнего сознания. В новом моем обличии удивительным образом сложился симбиоз двух личностей, меня, 44-летнего инженера из 21 века, и 24-летнего боярина и воеводы начала 17 века, сошлись воедино знания и воинские таланты Михаила и мой аналитический ум, здравый рационализм, не отягощенный какими-либо предрассудками, присущими прежнему владельцу тела.

Моя ратная судьба началась с похода к осажденному поляками и запорожскими казаками Смоленску во главе тридцатипятитысячного войска. На пути к нему встретил семитысячный отряд коронного (польского) гетмана Станислава Жолкевского, в прошлой истории он нанес разгромное поражение русскому воинству, многократно превосходящему по численности, под командованием бездарного и трусливого Дмитрия Шуйского, родного брата нынешнего царя Василия Шуйского. Это поражение тогда привело к свержению царя и последующему лихолетью, самой трагическому в Смутное время, Московская Русь попала под кабалу Речи Посполитою. Сейчас же, воспользовавшись своими знаниями об этой битве, сам устроил ловушку полякам, заманил их в подготовленный лагерь, в нем наше войско почти полностью уничтожило вражеский отряд, самого гетмана взяли в плен.

Не почивая на лаврах после выигранного сражения, уже поменявшим историю в этом мире, скорым маршем дошли до героического Смоленска. Его защитники с воеводой Михаилом Шеиным стойко оборонялись от многочисленных штурмов неприятеля, стали для всей страны, измученной изменами и брожением, стягом верности своему долгу. Неподалеку от города произошла битва нашего воинства с армией короля Речи Посполитою Сигизмунда III, завершившаяся безоговорочной победой русского духа и оружия, король бежал, бросив остатки своего войска. В этой баталии нами были впервые применены новые тактические приемы, внесшие решающий перевес над противником - линейный строй пехоты вместо привычного в это время построения в каре, массированное давление на наиболее сильный участок обороны врага, перемалывание его резервов, а потом неожиданный улар по оголенному участку, еще некоторые тактические новинки. Новые методы я усвоил как из памяти Михаила, живо интересовавшимся воинским искусством лучших армий мира, так из своих познаний в исторических книгах.

После разгрома основного войска неприятеля принялись за очистку остальных земель, занятых польскими интервентами и их прислужниками - запорожскими казаками, заодно навели какой-то порядок в бунтарском краю, "северской вольнице", отсюда шли на Москву самозванцы - Лжедмитрии. Справившись с поставленными целями, не стал возвращаться в Москву, где меня окружали могущественные недруги, начиная с самого царя, уже раз пытавшиеся погубить меня. Всем им я оказался не нужен, после снятия угрозы от Речи Посполитов, даже опасен, меня и моих сподвижников ожидала верная гибель. После долгих и тщательных раздумий принял решение самому вступить в царствование, подавить врагов и Смуту, вывести отчизну из разрухи и раздрая. Но не стал, подобно самозванцам, поднимать мятеж и идти войной, избрал мирный путь через всенародное избрание на Земском соборе.

Начал активную выборную компанию, пользуясь политтехнологиями своего прежнего мира. Мои соратники (командиры и воины армии, вставшие дружно за меня), союзники из разных земель и сословий вели широкую пропаганду моих намерений и планов, обещали процветание страны с таким государем, вербовали новых сторонников и сподвижников, да и моя слава победителя иноземных захватчиков привлекала многих. Сам я объездил всю страну, встречался с воеводами, боярами, церковными пастырями, именитыми купцами и мастеровыми, находил с ними общий язык и интересы, компромиссы. Заручился поддержкой патриарха Гермогена, убедил его, что я выведу страну из Смуты, принесу многострадальному народу мир и благое будущее.

Результат оказался закономерным, Собор единогласно, а иначе не допускалось, избрал меня на царствование, низложив Василия Шуйского как государственного преступника. Первым моим шагом стал узаконенный Собором суд над своими именитыми врагами, замешанными в убийстве государя Дмитрия Ивановича (известного как Лжедмитрий I или Гришка Отрепьев). Кого-то лишил жизни и свободы, многих недругов сослал в Сибирь, Василий Шуйский и его невестка, моя отравительница Екатерина Шуйская, дочь Малюты Скуратова, под угрозой вечного заточения в темнице приняли постриг в монахи. После я организовал свою Тайную службу, взял под контроль всю государственную систему, от Думы и приказов до местных правлений, через новый Земской собор лишил Думу и бояр особых привилегий и полномочий, вся власть в стране перешла в мои руки.

Полностью поменял государственную систему, вместо Боярской думы и приказов ввел Государственную думу и Управы с четко оговоренными функциями и полномочиями, назначил на высшие государственные посты своих сподвижников, вместе с новым госаппаратом стал проводить реформы, круто меняющие замшелые порядки и устои, как путы, не дававшие стране идти и развиваться. Упразднил боярство, ввел новое сословие - однодворцев, отменил наследные привилегии, каждый дворянин должен служить стране, а не пользоваться заслугами своих предков.

Также отменил закрепощение крестьянства, введенное Шуйским своим соборным уложением, дал крестьянам право выкупа. Серьезные перемены проводились в армии, селе, торговле, мануфактурах и мастерских, новых заводах, поменяли налоговое обложение, давали ссуды в освоение новых производств, а также земельных наделов в Поволжье, на Урале, в Западной Сибири. Провели секуляризацию монастырей, их земли и собственность перешли в казну, здесь неоценимую помощь оказал патриарх Гермоген, вынудил иерархов церкви поступиться корыстными интересами.

Эти и еще многие реформы позволили стране выйти из полной разрухи, в которой мы начинали свой путь, к 1617 году полностью преодолели последствия Смуты, страна крепко встала на ноги. Успех дался нам большим трудом, встречали яростное сопротивление противников, а также пассивность значительной части общества, пришлось буквально тянуть упирающийся народ, вынуждая его всякими мерами принять новое. На меня и моих соратников не раз совершались покушения, устраивались заговоры и мятежи. Мы их решительно подавили, в тоже время соблюдая законность, берегли невинных.

Полностью обновили армию, распустили стрельцов, ополчение, сформировали и обучили полки нового строя. Заменили фитильные мушкеты на совершенно новые, во многих армиях широко не применяемые кремневые ружья с большей дальностью и точностью поражения, скорострельностью, создали патроны для них, освоили широкое производство пороха, полностью обеспечившее нужды армии. В артиллерии отказались от орудий с бронзовыми стволами, перешли на чугунные с картузным припасом, давшие нашей армией подавляющее огневое преимущество. Все достигнутое позволило нам перейти к исполнению давно лелеемой мечты, вернуть России ее исконные земли на западе и севере, занятые Речью Посполитою и Шведским королевством, начать освободительную войну.

В июне 1618 года тремя армиями по ширине фронта от псковских земель до южных рубежей в Диком поле начали наступление против Речи Посполитою. Воспользовались начавшейся в Европе Тридцатилетней войной между странами Священной Римской империи, сторонниками Габсбургкой династии и противостоящей ей Евангелической унии, разгоревшейся на религиозной почве, вражде католиков против протестантов. Им сейчас не до далекой Московии, заняты разборками между собой, на помощь нашему противнику не придут. Освободительную компанию в Малороссии, как мы назвали наши западные земли, планировали провести за три года, но справились скорее, в первый же год нанесли сокрушительное поражение регулярному литовско-польскому войску в битвах под Полоцком и Могилевом, полностью уничтожили его лучшие части - "крылатых гусар".

В этих битвах мы применили как линейный строй пехоты, так и выдвинутые вперед редуты, как волноломы, разбившие вал наступающего врага. Сказалась лучшая выучка наших полков, стрелковое и артиллерийское вооружение, в течении одного сезона разбили одну из лучших армий Европы. На второй год довершили разгром оставшихся сил Речи Посполитою на нашем фронте, а после заняли все исконно русские земли, от Полоцка и Вильно до Бреста и Ужгорода. На освобожденной территории ввели законы и порядки Русского царства, подавили сопротивление пропольской знати и других противников нашего правления, организовали переселение на эти земли крестьян и охочих людей из центральных губерний. В течении двух лет Малороссия влилась в общую жизнь крепнущего на глазах государства.

На юго-западе наших новых губерний произошли столкновения с администрацией и вооруженными силами Османской империи, притязающей на эти земли, вылившиеся в полномасштабную войну между двумя государствами. В мае 1620 года под Яссами в Молдавии произошла решающая битва между османским войском численностью 75000 человек и нашими армиями в составе 50000 воинов. Как и с поляками, применили неизвестные противнику тактические построения и вооружение, в трехдневных сражениях практически полностью уничтожили османское войско. Не стали идти дальше на запад, в славянские провинции империи - Румынию, Болгарию, Словакию, Сербию, Хорватию, как просили гонцы оттуда, нам геморрой на Балканах с такими "братьями" не нужен. Повернули на юг и восток, взяли северное Причерноморье, направились в Дикое поле и Крым.

В Запорожье к нам присоединились казаки во главе с гетманом Сагайдачным, моим старым знакомым, воевал против нас под Смоленском десять лет назад. Сейчас он принес клятву верности, я с осторожностью, но все же принял его с запорожцами, еще теми разбойниками, клейма некуда ставить. Я дал приказ всему войску полностью прочесать степь, выловить всех татар-ногайцев и выставить вон из нашей страны. Такой геноцид посчитал нужным из печальной истории вековых нападений степняков на русские земля, которые жгли города и селения, убивали мирный люд, тысячами угоняли в рабство. К мирной жизни они неспособны, живут только набегами, жестокость впиталась в их кровь. В течении двух месяцев прошли степь от края до края, остановились по рубежу реки Кубань перед Кавказскими горами, изловили и отправили в османские провинции около 70000 татар.

На этом рубеже вдоль берега бурной реки построили сплошную кордонную линию с опорными пунктами и заставами для охраны от нападений диких горцев. После повернули на юг, в Крым. В недолгой осаде взяли Перекоп, защитный вал с крепостями на перешейке, разошлись фронтом по всей ширине полуострова, до ноября разбили татарское войско, заняли все города Крыма, кроме южного побережья, отделенного Крымскими горами и принадлежащего османам. Оставили здесь одну армию для завоевания в следующем году южной части и обороны всего Крым от нападения осман. Здесь же в последующие годы поставили верфи, постепенно создали Черноморский флот, противостоящий на море могущественному флоту Османской империи, крупнейшему в мире.

На занятые земли в Диком поле и Крыме организовали массовое переселение людей из центральных и восточных губерний, а также из славянских княжеств и провинций, находящихся под пятой Порты. Для этого наши западные войска вошли на их земли, выбили османские гарнизоны и части, в течении года удерживали в своих руках, пока добровольцы- переселенцы не выехали со скарбом в осваиваемые наши районы, никого насильно к себе не сгоняли. К нам перешли свыше двух миллионов сербов, болгар, боснийцев, румынов, словаков, хорватов. Постарались создать переселенцам нужные условия для обустройства и зимования в степи, завезли лес, строительные материалы, инструменты, продовольствие, нашли им временный приют.

В последующие два года освободили северные земли, вышли в Балтику, разгромили сильнейшую в Европе шведскую армию, полностью разграбили, до нитки, Шведское королевство. Захватили его немалый флот, ставший основой наших Балтийских морских сил, пока на воссозданных северных верфях не выстроили свои корабли. В 1625 году все наши экспансивные планы реализовались в полной мере, сверх того, разбили объединенную армию европейских стран, оставивших в сторону свои распри и решивших примерно наказать русского медведя из дикого Востока. В битвах подо Львовом и Гродно мы наголову разбили 115-тысячное войско Священной Римской империи, на Балтике разгромили флот северных стран из 500 боевых кораблей с экспедиционным корпусом, вдвое большим, чем у нас.

Мы применили на море ту же тактику линейного строя, только для кораблей, вместо редутов - мощные крепости, вооруженные новыми дальнобойными пушками со специальным угломерным прицелом - квадрантом, тоже нашим нововведением. Уничтожили и захватили почти половину неприятельских судов, в последующих столкновениях в открытом море наши моряки не уходили от боя, вступали в единоборство, получили превосходный опыт морских сражений. Он позволил им уверенно одерживать победы над вражеским флотом даже без прикрытия крепостей, как было в первых сражениях, наш флот стал на равных с лучшими флотами мира - английским, французским, испанским.

В наступившей мирной жизни приступили к реализации новых планов - всеобщему образованию, зарождению и подъему своей науки, новой техники, строительству дорог и каналов, других проектов. Во многом мы начинали с чистого листа, на пустом месте, каждый шаг давался большим трудом, к тому же постепенно созрело и вылилось в открытые конфликты неприятие немалой части людей в присоединенных землях новых порядков, нашей морали, сказались и идеологические диверсии недругов из Европы. Но, преодолевая все трудности, наша страна стремительно шла в мировые лидеры не только в военном отношении, но и по многим другим направлениям.

Глава 1

- Государь, к Вам Иван Тарасович. Звать его? - стоящий в дверях секретарь вопросительно смотрел на меня.

Я отвлекся от отчета нового министра образования и науки, отложил его в сторону, затем ответил:

- Да, Степан, пригласи.

Внеурочный приход министра иностранных дел внес некоторое беспокойство, Грамотин без особой нужды не стал бы беспокоить меня. Вошедший через минуту министр поклонился мне, я пригласил его за стол.

- Что случилось, Иван Тарасович? - без долгих слов я перешел к делу.

- Донесение от нашего посла из Парижа, Государь, - ответил Грамотин, - готовится сговор Франции, Англии и Голландии о вступлении в войну против нас. К ним готовы присоединиться Австрия и вся Габсбургская коалиция.

- Вот же им неймется, - от досады вырвалось у меня, - не в наука им пошла прошлая война. Когда же они собираются выступать и какими силами?

- Весной следующего года, Государь. О всем неприятельском войске пока неизвестно, только о французском и английском, в каждом будет не менее 50000 человек, да голландцы выставят 30000 ратников. Ими также готовится флот численностью больше прежнего, около 700 кораблей, среди них 50 линейных кораблей. От Империи можно ожидать еще 100-тысячное войско.

- Серьезные силы, - признаю я. - Вот что, Иван Тарасович, через неделю я назначу совещание, подготовь подробный доклад с раскладом сил неприятеля. Обсудим вместе планы на случай войны со всей Европой.

- Слушаюсь, Государь, исполню.

Не так просто перестроиться с благодушного настроения, первый мирно прошедший год после десятилетия войн и сражений, недавние торжества к моему 40-летию как-то расслабили меня, размягчили прежний боевой настрой. День прошел в раздумьях о предстоящей войне, другие заботы ушли на второй план. Я принимал людей, решал какие-то вопросы механически, они проходили мимо моего внимания, пока не встряхнул себя, заставил сосредоточиться. Вызвал председателя Госдумы, военного министра, начальников Генерального штаба и разведслужбы, сообщил им о переданной Грамотиным новости, дал указание подготовить свои предложения по мобилизации страны к будущим событиям. После, уже в своих покоях, постарался отвлечься от новых забот, общался с Сашенькой и детьми с прежним вниманием к ним, не давая повода для беспокойства.

На совещание я вызвал всю Государственную думу, руководство военного министерства и Генерального штаба, командующих армиями. Первым дал слово Грамотину, он выступил с подробным докладом о противостоящем нам лагере, практически в войну с нами вступает вся Европа, прямо или косвенно. Враждующие между собой группировки временно оставили в сторону свои распри, объединились против общего врага, коим представляется Русское царство. Страх перед нами перевесил взаимные обиды, межгосударственные и религиозные раздоры, общими силами, многократно превышающими наши возможности, Европа решила раздавить русского медведя в его берлоге. Ситуация для нас складывается чрезвычайно сложная, мы можем победить в одном сражении, в другом, но перебороть всех просто невозможно.

По численности населения, экономическому потенциалу, совместной военной мощи европейский союз имеет более чем десятикратное преимущество, он просто возьмет нас на измор, истощив все наши ресурсы, пусть и немалые. Найти мирный компромисс, пойти на какие-то уступки уже невозможно, враг не успокоится, пока не изведет нас под корень. Это понятно всем присутствующим на заседании, на лицах застыло тревожное внимание и напряжение в поисках приемлемого выхода. Нужен какой-то фактор, довод, способный остановить закусившего удила противника. После Грамотина выслушали Головина, Барятинского, Хворостинина, они доложили свои планы подготовки страны и армии, но главный вопрос так и остался без ответа, как предотвратить саму войну.

Какое-то возможное решение подсказал самый молодой командующий - Михаил Трубецкой, эмоционально выразившийся при обсуждении возможных мер против врага: - Чуму на их голову!

В Престольной палате, где проходило совещание, застыло молчание, эти слова прозвучали кощунством после прошлогодней эпидемии, унесшей сотни тысяч жизней. Меня же они на интуитивном уровне подтолкнули к забрезжившей мысли, но стоило мне напрячься, пытаясь ухватить ее, как она выскользнула, пропала. Через мгновение вновь промелькнула, а потом встала перед глазами в ясном виде - ОВ, отравляющие вещества, химическое оружие массового поражения из прошлой жизни. И первое, что приходит в голову - хлор и производный от него фосген. Наши химики уже научились их получать для лабораторных целей, но, думаю, можно в самом скором времени запустить их промышленное производство, а затем в максимально безопасных условиях синтезировать до боевой консистенции. Только надо продумать технологию производства, хранения и применения оружия, ставлю в своих первоочередных планах встречу с учеными.

Отвлекся от мыслей тихим гомоном сидящих на лавках мужей, они ждали, когда я продолжу совет. Не стал оглашать свои рассуждения, еще не время, подвел итог совещания, каждый получил свое задание. В ближайшие дни встретился с химиками, сам побывал в их лабораториях. Ученые в целом подтвердили возможность масштабного производства требуемых веществ, но тут же высказали сомнение в сроках, по их мнению, понадобится несколько лет из-за сложности технологического процесса, в мире нет даже промышленного оборудования для их получения, да и с нужными компонентами, сырьем большие трудности. Пока в лабораториях имеющихся готовых веществ, особенно фосгена, ничтожный мизер, счет идет в граммах, а нужны десятки тонн, если дело дойдет до массового их применения. Другого пути я не знаю, придется совершить невозможное, но мы должны получить свое оружие, способное остановить врага. Даю ученым задание, обещаю любую помощь, но задача должна быть решена в самое скорое время, каждый день промедления принесет новые жертвы в наступающей войне.

Страна готовилась к войне, мы не стали скрывать от народа планируемое недругами вторжение. Во всех городах и селениях провели собрания местного люда, агитаторы обличали гнусные планы Запада поработить Россию, низвести народ до положения безмолвного скота. Их слова встречали горячий отклик большинства населения, они ясно осознавали, что их растущее с каждым годом благосостояние и гордость за свою отчизну ставились под угрозу иноземными ворогами. Полные решимости отстоять свой дом и семью, а вместе и страну, люди записывались в ополчение, учились на сборах, проводимых каждое воскресенье, науке воевать. Но хватало и отщепенцев, тайных пособников неприятеля, сеявших слухи о неизменном поражении русской армии, обеливавших намерения иноземных "освободителей от гнета Москвы". Таких оказалось немало в западных губерниях, особенно в Галиции, Прикарпатье, прибалтийских землях - Курляндии, Лифляндии и Эстляндии.

Проводимые не раз зачистки от враждебных сил не давали радикального результата, проходило время и вновь прорастали сорняки измены и смуты. Принял трудное решение, могущее вызвать мятежи и бунты, о депортации всего коренного населения самых проблемных земель в Сибирь. Готовили ее как войсковую операцию, заранее ввели войска, взяли под полный контроль все города, села и хутора, перекрыли дороги и проселки. Ранней весной в указанный циркуляром день особо уполномоченные управления безопасности совместно с местным руководством приступили к нейтрализации и выселению жителей по заранее подготовленным спискам. Любое сопротивление подавлялось жестко, вплоть до расстрела вставших на пути с оружием. Попытки бежать пресекали предупредительным огнем, а затем на поражение, если беглец не останавливался. За неделю выселили более миллиона человек, еще несколько месяцев по дорогам центральной России и Сибири шли этапом ссыльные, немало их погибло, не выдержав лишений и болезней.

В других западных губерниях вспыхнули мятежи, инсургенты в здешних краях не стали дожидаться, когда черед придет к ним. Они организовались в вооруженные отряды, по тайным путям из сопредельного недружественного государства получили оружие и боеприпасы, а потом подняли всех недовольных нашей властью. Вначале одиночные выступления вскоре переросли в повсеместные и массовые акции неповиновения, как мирного характера, так и прямыми вооруженными нападениями на органы местной власти, гарнизоны городов и крупных поселений. Мы ожидали подобной реакции в этих неспокойных землях, заранее ввели войска и особые отряды полиции, но сразу не стали подавлять очаги мятежа, дали созреть ему и нарваться, как гнойнику.

В начале мая, в самый разгар антиправительственных выступлений, приступили к операции тотального уничтожения вооруженных формирований и подавления сопротивления местного населения. В ней задействовали около пятидесяти тысяч бойцов регулярных частей, среди них и казачьих полков, пять тысяч полиции. По накалу боевых действий схватки с повстанцами не уступали войсковым операциям, счет потерям обеих сторон шел на десятки тысяч человек. Сложность нашим подразделениям представила активная помощь местных жителей бандам мятежников, они предупреждали о приближении карательных отрядов, снабжали продовольствием, укрывали в своих хуторах и селах. Да и сами могли взяться за оружие, днем с виду мирные поселяне, а ночью бандиты, нападающие на правительственные учреждения, воинские части.

В проведении карательной операции мы применили уже отработанную противопартизанскую тактику небольшими маневренными отрядами, поротную, даже повзводную разбивку частей при зачистке хуторов и небольших поселений, активную разведку, ловушки и засады. В тоже время полиция и особые отряды органов безопасности просеивали всех жителей мятежных земель, при достаточном основании о нелояльности выселяли семьями в Сибирь и Дикую степь. Вновь потянулись по дорогам этапы ссыльных, к ним добавились каторжники из взятых в плен бандитов, мы отправили их на флот, на наши гребные суда. К исходу мая покончили с основными силами мятежников, редкие оставшиеся банды затихли, спрятались по лесам и чащам, но тайные диверсии и нападения затаившихся врагов продолжались еще не один год.

Тем временем над страной нависла реальная угроза войны, на западных рубежах от Молдавии до Курляндии в течении мая шло сосредоточение войск противника. По сведениям службы разведки против нас выставили свои армии более 10 европейских держав, общая численность достигла 150-тысяч человек и продолжала расти. Наибольшую опасность представили хорошо вооруженные и обученные полки из Франции, Англии и Голландии, в меньшей степени, но тоже немалой, Австрийской коалиции. Мы мобилизовали, обучили в возможной мере 120 тысяч бойцов, из них треть составило ополчение. Еще с ранней весны принялись за укрепление прежней линии обороны, построили еще два эшелона, всего их стало пять на глубину пятьдесят верст. На направлениях предполагаемых ударов сосредоточили в редутах и бастионах дальнобойную артиллерию, а также многочисленные полевые батареи, по насыщению орудиями на каждую версту фронта достигли небывалой плотности.

Мой вариант предотвращения войны шантажом химическим оружием не удался, ученые не смогли даже близко подойти к решению задачи промышленного производства хлора и фосгена, сумели синтезировать в кустарных условиях только несколько килограммов отравляющих веществ. Я решил использовать это ничтожный для нашей цели запас максимально эффективно, вместе с директором департамента чрезвычайных операций (считай, диверсий) службы разведки Судоплатовым (только не путать с Павлом Анатольевичем из гораздо поздних времен, но аналогия символичная) и его ближайшими сотрудниками проработали план сверхсекретной операции на территории главных противников. Я поставил им задачу уничтожения руководства этих стран и их семей имеющимися в наличии средствами, найти добровольцев на исполнение акций, по сути они становились смертниками.

Предложенные мною террористические акты беспрецедентные, по нынешним временам даже кощунственные, но я не собираюсь соблюдать какие-то правила, враг должен быть нейтрализован и уничтожен любым путем. Проработали список ключевых лиц, подлежащих ликвидации, от королей до серых кардиналов типа Ришелье, а также династических наследников. Конечной целью подобной операции стало внесение хаоса в высшем руководстве, когда внутренние разборы станут важнее войны с далекой Россией. Судоплатов проработал подробный ее план, после получения моего одобрения сформировал диверсионные группы из самых опытных и отчаянных бойцов. Они прошли занятий с химиками, отработали на полигонах, в конце апреля приступили к выполнению задания, перешли линию фронта и отправились окольными путями к местам назначения.

В середине июня 1627 года европейский союз начал войну против Российского государства, первой перешла в наступление 150-тысячная северная группировка из французского, английского, голландского и германского контингента, а через два дня и южная в составе армий Речи Посполитой, Австрийской коалиции численностью около 100-тысяч человек. Главный удар пришелся на участок фронта от Ковно до Гродно, также значительные силы противника наступали по Неману до Вильно на севере, Львову и Галичу на юге. Северная группировка начала штурм наших укреплений ранним утром мощным ударом дальнобойной артиллерии, наши канониры открыли по ней ответный огонь, пошла дуэль примерно равными силами. Канонада продолжалась весь день, в результате ни одна из сторон не получила заметного преимущества, потери оказались примерно равными.

Враг практически сравнял с землей всю нашу первую линию, почти полностью уничтожил гарнизоны и батареи редутов и бастионов, пока оставшиеся в живых воины не отступили во второй эшелон. Сам же он потерял почти треть своей артиллерии, в огневой мощи после первого дня сражения у нас сложился небольшой перевес. На следующий день артиллерийская перестрелка продолжилась, под прикрытием огня своих орудий пошла в атаку вражеская пехота. Подпустив их поближе, к первой линии нашей обороны, вначале открыли сметающий ряды противника огонь батареи, а после стрелковые части в редутах второго эшелона. Не выдержав "горячего приема", враг отступил, неся огромные потери от меткого огня нашего совершенного оружия. Артиллерия неприятеля возобновила стрельбу по нашему второму эшелону, стихшей во время штурма своей пехоты. После часовой его обработки орудиями враг снова бросил в атаку свои стрелковые части, но результат оказался прежним, ему пришлось отступить.

После недели боев нам пришлось отойти в третий эшелон, вторая линия после после многочисленных обстрелов разрушилась полностью, но встали на нем уже намертво, удержали еще в течении двух недель постоянных штурмов неприятеля. Все эти трудные недели, доставившим нам немалого нервного напряжения, я находился со ставкой под Гродно, принимал сообщения от командующих армиями, вносил коррективы в складывающуюся стратегическую ситуацию, направлял резервы на наиболее сложные участки фронта. В целом расклад сил сложился для нас неплохой, ни на одном участке враг так и не смог прорвать нашу линию обороны. Потери у нас оказались немалыми, почти четверть, но противник понес гораздо большие, по предварительным сведениям, из 250-тысяч бойцов, начавших войну, у него сейчас в строю в лучшем случае осталось 150-тысяч. Особенно тяжело пострадала от нашего огня южная группировка, лишилась почти половины своего войска.

По разным каналам поступили первые сведения о действиях диверсионных групп, в Англии получил отравление, но выжил Карл I, погибли королева Генриетта Мария, фаворит короля герцог Бекингем. Почти одновременно прошла акция во Франции в Версале с большими жертвами как в королевской фамилии, так и среди придворных. Умерли в мучениях вся королевская семья, королева-мать Мария Медичи, принцы Николя и Гастон. Ришелье удалось выскользнуть из приготовленной ловушки, главный министр немедленно взялся за наведение порядка в стране, усмирение волнений, возникших после смерти основных претендентов из династии Бурбонов на освободившийся престол. Так что основной цели наши диверсии не достигли, ожидаемый хаос в управлении главными странами-противниками не наступил, война продолжалась. Утешало отчасти обстоятельство, что наше участие в этих диверсиях не обнаружили, боевые группы без потерь вернулись на родину.

На фронте настало затишье, противник подтягивал подкрепление, проводил передислокацию войск, меняя направление последующих ударов. Мы воспользовались временным расстройством боевых порядков неприятеля, провели несколько контрнаступательных операций, окружили и разгромили вдавшиеся в глубь нашей обороны соединения, выпрямили линию фронта. Но все эти успехи носили локальный характер, общая стратегическая инициатива оставалась на стороне врага, нам оставалось изматывать его силы в оборонительных сражениях. Подобная тактика противостояния войск продолжалась до самой осени, противник переносил удары на разные участки фронта, мы успевали отреагировать переброской резервов на самые опасные направления, отбивали бесконечные атаки пехоты и конницы, артиллерийские налеты. Война шла на измор, у кого дольше хватит ресурсов, здесь явный перевес был на стороне европейского союза, рано или поздно он скажется.

Подобная ситуация сложилась и на Балтике, гигантский военный флот коалиции заблокировал все наши порты, обстреливал из дальнобойных орудий линкоров прибрежные города и крепости, малые суда рыскали вдоль всего побережья, ища слабые места в обороне. Наши корабли оказались заперты в акватории портов и заливов, спасались только защитой крепостных орудий. Вражеские командующие хорошо усвоили прошлый урок, не подставляли корабли под огонь наших дальнобойных пушек. Сложилось патовое положение, русские корабли не могли выйти в море, но и противник не приближался к зоне поражения, ограничивался беспокоящим огнем. Иногда какой-нибудь смельчак выходил из общего строя, сигналами вымпелов вызывал на дуэль экипаж неприятеля, с молчаливого одобрения обеих сторон два корабля устраивали бой между собой. К ним подключались еще желающие пощекотать себе нервы, происходили уже групповые морские сражения. Чаще успех был на стороне более опытных моряков коалиции, но и наши не выглядели мальчиками для битья.

Требовалось радикальное средство для перелома противоборства в свою пользу, я не терял надежду на химическое оружие, постоянно следил за стараниями ученых в его создание. В их ведение передал лучшие мастерские и производства, самых толковых мастеров, все их заказы шли в первую очередь. И только к осени наметился сдвиг, на экспериментальной установке получили первую партию фосгена в десяток килограмм. После отработки процесса ученые сформировали требования к конструкции уже промышленной установки, конструктора принялись за его создание, следующим летом заработала первая линия поточного производства. После ее доводки запустили большой комбинат с тремя установками, счет продукции пошел на тонны. Параллельно испытали и построили специальное оборудование и склады для хранения, доставки опасного вещества, создали артиллерийские снаряды с его начинкой, на полигонах провели боевые стрельбы. К весне 1629 года столь нужное для победы оружие стало реальным, готовым для практического применения.

Но все это в будущем, а сейчас, осенью 1627 года, война шла своим чередом, боевые действия еще продолжались, но стороны готовились к зимней передышке, с наступлением дождей противник стал отводить основную часть войск с фронта, оставляя только заслон от нашего контрнаступления. Мы также дали возможность отдохнуть регулярной армии, заменили ее на позициях запасными полками из резервистов, к ноябрю боевые столкновения прекратились. На совещании в Кремле, подводя итоги года, я и мои соратники посчитали сложившийся баланс сил оптимистичным. Армия не проиграла превосходящему противнику, напротив, нанесла ему вдвое больше потерь, чем понесла сама. Отстояла все наши земли, даже взяла вдающиеся на нашу территорию участки под Холмом и на Немане. Страна далеко не исчерпала своих ресурсов, сохранила уровень жизни населения. Стратегические запасы продовольствия, боевых припасов, других самых важных материалов не затронули, их расходы на фронте обеспечили текущим производством.

При подобном раскладе мы можем вести войну без особого напряжения ресурсов государства от пяти до десяти лет, учитывая возможное влияние других факторов, в первую очередь, патриотического настроя населения, его готовности отстаивать свою свободу до конца. Мы все уверены в стойкости русского народа, в присоединенных землях более проблемно. В планах на следующий год по моему настоянию оставили все наши долговременные проекты как задел на будущее, война не должна помешать им. Дополнительно дал задание ускорить создание нового оружия и боеприпасов, здесь особые перспективы в стрелковом вооружении, особенно нарезным, патронах, сейчас идут испытания новых капсул. Сделаны первые шаги к переходу от гладкоствольных чугунных орудий к стальным казнозарядным с нарезным стволом, замене ядер на унитарные снаряды разрывного и шрапнельного действия с воспламенительным капсюлем. Мы должны идти впереди противника по огневой мощи оружия, тем самым сбережем тысячи жизней своих бойцов.

Вместе обсудили предложенную мной новую систему набора в армию, вместо рекрутов на 15-летний срок призывать всех годных к воинской службе на три года, после ежегодно проводить им месячные учебные сборы. Много вопросов было мне задано, от организации учета призывников до порядка учебы в полках, кто-то осторожничал, опасался, что всеобщий призыв может вызвать новые бунты. Объяснил, что нужна хорошо организованная компания по разъяснению нового порядка среди населения, люди должны понять и принять его. Он вводится для поднятия обороноспособности страны, каждый настоящий мужчина должен научиться науке воевать, чтобы встать на защиту родины и своего дома от многочисленных недругов. Решили вводить новый закон со следующего года, но уже сейчас заняться разъяснительной работой. Кроме указа о введении всеобщей воинской обязанности, я подписал еще другой, о создании во всех уездах военных комиссариатов, на ком будет учет призывников и проведение набора в армию.

Глава 2

В эту зиму произошло событие, внесшее смуту в мою душу, на свою беду или счастье, не знаю, чего же более, я влюбился как юнец, потерял покой и здравомыслие. Случилось оно на свадебном пиру у моего давнего соратника и друга Якова Барятинского, он женил старшего сына. На парадной лестнице хором встретил юную девицу, глянул в бездонные очи и утонул в них, позабыв обо всем окружающем. Я стоял застывший как пораженный молнией, не мог отвести глаза от прекрасного лика. Девица засмущалась от моего нескромного внимания, потупила взгляд, поклонилась и отправилась восвояси. Я же простоял еще какое-то время, пока не унял свои взбунтовавшиеся чувства немалым усилием воли.

Такое еще со мной не происходило, ни с Сашенькой, ни с другими женщинами и девицами, с которыми за свою жизнь в этом мире мне не раз довелось сходиться. Особыми узами верности я себя не обременял, если особа противоположного пола мне нравилась и была не против принять мое ухаживание, то не отказывал себе и партнерше в сладости соития. Сашенька догадывалась о моих похождениях, но относилась к ним терпимо, муж-повелитель вправе делать все, что угодно, тем более, что они никак не сказывались на моем отношении к ней и к детям, не отказывал им в ласках и заботе.

На пиру я больше не увидел похитительницу своего покоя, хотя постоянно искал ее глазами, спрашивать же хозяина о прекрасной незнакомке не стал, дабы не обидеть нескромным интересом к его домочадцам. Последующие дни не находил себе места, все валилось из рук, мои мысли витали вокруг неизвестной девицы. Многие попытки взять себя в руки только усугубили расстройство души, не мог спать и есть, насилу заставлял себя что-то делать. Не выдержал долго сердечных мук, на пятый день под вечер отправился в хоромы к своему другу.

Яков удивился моему неурочному приезду, мы только вчера с ним встречались по служебной надобности, но принял радушно, после обильного застолья пригласил в свой кабинет. Не стал лукавить своему старому другу, рассказал ему все как есть, что увидел в его хоромах девицу и потерял свой покой. Барятинский слушал меня внимательно, сначала с участием, но когда понял, о ком идет речь, побледнел, помрачнел, сжал кулаки, а потом гневно вопросил:

- Миша, ты хочешь, чтобы я отдал свою кровиночку тебе на похоть, лишил своими руками ее счастья? Не бывать этому! Делай со мной что хочешь, можешь казнить меня, но дочь на поругание не отдам!

Понимаю возмущение отца, борющегося за лучшую долю своей дочери, но и отказаться от своей негаданной любви не могу, отвечаю:

- Яков, нет у меня в помыслах нанести тебе и твоей дочери обиду и бесчестие. Но знай, без нее мне не жить, все думы и чаяния только о ней. Вот скажи, мой верный друг, как мне быть?

После напряженного раздумья, видному по его сосредоточенному лицу, Барятинский высказал:

- Только одно могу предложить, оставь свою прежнюю семью и женись на Оленьке. На то дозволение я тебе дам.

Настал черед мне серьезно задуматься. Мнение Якова разумно, но и оставлять свою семью тоже нельзя, она в моем сердце неотъемлемо. После непростых раздумий нашел соломоново решение:

- Яков, оставить семью без опеки я не могу, но можно по другому. Я похлопочу перед патриархом о расторжении брачного союза с Сашенькой и сочетании с Оленькой, но она с детьми останутся рядом. Я дам им в Кремле хоромы, мы же с Оленькой будем жить в теремном дворце. Приемлемо тебе такое решение, Яков?

Немного посомневавшись, Яков ответил согласием, но потом добавил, надо расспросить Оленьку, готова ли она принять мое предложение, неволить дочь он не будет . Так и поступили, хозяин отправил служку на женскую половину, вскоре в кабинет зашла моя ненаглядная. Как только она обратила взор на меня, прошлое наваждение вернулось с новой силой, я не мог отвести глаза в сторону, так и смотрел безотрывно на покрасневшую девушку. Яков дал мне возможность насмотреться на зазнобу, а потом сказал дочери:

- Оленька, государь Михаил Васильевич желает взять тебя замуж, пришлась ты ему по нраву. Готова ли ты принять великую честь, стать верной супругой государя, царицей земли русской?

Через долгие секунды слышу тихий ответ девушки, прозвучавший для меня сладкой музыкой:

- Да, батюшка.

Яков продолжил:

- Михаил Васильевич расторгнет брак с прежней супругой и сочетается с тобой. Но первая семья останется в Кремле, государь по прежнему будет навещать ее. Это тебе понятно, Оленька?

После такого же ответа, как и на первый вопрос, Барятинский отпустил дочь со словами:

- Ну, хорошо, Оленька, мы с Михаилом Васильевичем обсудим обо всем нужном к свадьбе, ты же иди к себе, -

потом, когда мы остались одни, высказался:

- Я рад, что отдаю дочь за тебя, Михаил. Думаю, Оленька принесет тебе счастья, душой она мила и заботлива. Ей уже исполнилось семнадцать лет. Многому училась, сметливая, с охоткой читает, я купил для нее немало книг. Когда, Михаил, думаешь решить с расторжением брака?

- В самом скором времени, Яков, мне самому нужно скорее. Завтра встречусь с патриархом, поговорю еще с Сашенькой. Разговор будет трудный, но уверен, мы с ней сладим.

Вскоре я распрощался с Барятинским и вернулся в Кремль, сразу направился в женские покои к супруге известить о предстоящих переменах, не стал откладывать непростой разговор. Сашенька расплакалась после моей вести, я постарался ее успокоить, между нами многое останется по прежнему, только она с дочками переселится в другие хоромы. В утешение приласкал жену, она отдалась мне с былым, давно уже позабытым за многие годы, жаром, как бы стараясь привязать меня своим женским искусом. Мы не спали почти всю ночь, одно соитие почти тут же сменялось следующим, так, обнявшись с Сашенькой, я впервые за последние ночи спокойно заснул, вымотанный без остатка, даже мысли о юной Оленьке оставили меня.

Патриарх Иоасаф не стал чинить мне препоны, дал свое дозволение, через день в ХХХХ храме расторгли мой первый брак. Почти каждый вечер проводил в хоромах Барятинского, виделся со своей милой. Она немного осмелела, мы общались в присутствии ее родителей, разговаривали на разные темы, я заметил ее живой ум и хорошо развитый кругозор. Ночью же успокаивал свою плоть, возбужденную случайными касаниями к руке целомудренной девицы, в объятиях Сашеньки, пыл между нами только разгорался. Так, блаженствуя душой и телом с будущей и бывшей женами, провел время до свадьбы, подготовленной с размахом, как подобает венценосному мужу, с участием патриарха, высших чинов церкви и Государственной думы.

В день свадьбы накануне Рождества утром сам патриарх с высшими иерархами церкви провел таинство бракосочетания в Успенском соборе, после в Грановитой палате в присутствии всех государственных мужей началось пиршествование, длившееся три дня. Славословию и здравицам не было конца, каждый из выступавших старался превзойти в красноречии других, мы же с Оленькой сидели во главе стола, с благожелательным вниманием выслушивая всех. Развлекали нас и гостей приглашенные скоморохи своими прибаутками и забористыми песнями, фокусами и представлениями. Привели обученных медведей, они потешали плясками, хождением на передних лапах, другими командами поводыря. Рядом со мной по правую руку сидели моя мама и старший сын. Вначале, после известия о разводе и новой женитьбе, они осуждали меня, Панкрат даже обиделся за мать, но после смирились с происшедшим, приняли добром Оленьку.

В первую свадебную ночь в своей спальне я бережно раздел дрожащую от волнения и страха жену при свете луны, она попросила погасить лампы, постеснялась разоблачаться при ярком освещении. Долго ласкал застывшую в напряжении Оленьку, целовал и гладил ее высокую грудь, нежную кожу, пока она немножко не расслабилась, осторожно вошел в ее тугую плоть, лишил девственности под слабый вскрик новобрачной. Потом, забывшись в блаженстве, отдался своей страсти, почти не слыша стоны юной девицы, только что моими стараниями ставшей женщиной. Очнулся, услышав тихий плач жены, почувствовал слабое угрызение и жалость, принялся успокаивать ласковыми словами и поцелуями. Когда же она немного отошла и робко ответила на мои ласки, вожделение к плоти супруги вновь проснулось, но я сдержался, не стал тревожить кровоточащую рану. Спустя не очень долгое время Оленька заснула, прижавшись ко мне, я бережно поддерживал ее голову, лежащую на моей руке, пока не заснул сам.

В последующие две ночи не беспокоил жену, только обнимал и целовал, она благодарно отзывалась на сочувствие и умиротворенно, как ребенок, засыпала на моей груди, я же с нежностью смотрел на спящую любимую, все еще не веря своему счастью. После Оленька уже сама дала мне знать о готовности к более откровенным ласкам, прижала мою руку к своей груди. Когда же я вошел в повлажневшее лоно, со стоном обняла крепче и прижала к себе, не отпуская до самого финала соития. Позже еще не раз за ночь сливались в страсти, жена стонала уже от сладости, вся выгибалась в экстазе. Не осталось и тени сомнения в отзывчивости Оленьки к любовным играм, пока еще робким и неумелым, но уже сейчас заметна ее чувственность, пожалуй, не уступит в ней более опытной Сашеньке.

Так что мои опасения в излишней скромности и холодности юной супруги оказались напрасными, она полностью удовлетворила мои плотские желания, не пришлось прибегать к помощи первой жены, как я предполагал. Но и Сашеньку в последующем не оставлял без внимания, когда навещал своих детей, так и жил с двумя женщинами, знающими друг о друге, мне кажется, они даже состязались, кто лучше угодит мне. Со временем жены стали встречаться, связанные взаимным интересом и женским любопытством, а после сдружились, несмотря на более чем двукратную разницу в возрасте. Такому отношению способствовал добрый характер их обеих, уважительность Оленьки к старшей, а у Сашеньки опека над младшей подругой.

Между тем приближалась весна, а с ней война, по донесениям послов и агентов Европа собирала новые силы для ее продолжения, большие, чем в минувшем. Мы тоже не теряли время, по новому закону о призыве в армию сформировали учебные полки из новобранцев, перевели к ним инструкторами ветеранов, выслуживших больше десяти лет. Приступили к производству нового оружия, прошедшего испытания и получившего одобрение от строгой комиссии.

Главной новинкой стали винтовки с унитарным капсульным патроном, казнозарядные пушки, разрывные и шрапнельные снаряды к ним. Они вдвое, а то и втрое увеличили плотность огня по сравнению с обычными кремниевыми ружьями, применяемыми в европейских армиях, да и дальность стрельбы заметно прибавилась, также как и точность и кучность попадания. Мне довелось убедиться в достоинствах нового оружия, смотрел за стрельбами на полигоне, сам опробовал винтовки.

В мае 1628 вновь к линии фронта с обеих сторон стали подтягиваться войска, к прошлогодней коалиции добавились армии из Чехии, Венгрии, Испании, в Балтийском море против нас вышли корабли Датско-норвежской унии. К середине мая общая численность войск противника достигла небывалой для Европы величины - 300-тысяч человек, никогда еще столько не собиралось под флагами одной из противоборствующих сторон. У нас же вдвое меньше, и то треть составили необстрелянные новички, мы их держали во втором эшелоне обороны.

Основной удар неприятеля пришелся на участок фронта под Брестом, так же враг предпринял наступление в направление Гродно и Галича. Как и в прошлом году сражение начала вражеская артиллерия, принялась утюжить первую линию нашей обороны. Плотность ее огня заметно выросла, противник учел прошлый опыт, добавил дальнобойных пушек. В бой с ними вступили наши канониры, перестрелка между ними шла до самого вечера, закончилась явным преимуществом русской артиллерии как за счет лучшей точности и дальности поражения, так и скорострельности, на один залп противника отвечали двумя, а то и тремя.

На второй день под прикрытием оставшейся артиллерии противник бросил пехотные полки на штурм наших укреплений. Первый натиск стал самым массированным, враг шел сплошным потоком. Наша артиллерия, стрелки в окопах и редутах выкашивали ряд за рядом, но, казалось, им нет края, ценой огромных потерь противник занял первую линию. Оставшиеся в живых русские бойцы отступили на вторую линию, вместе с резервными частями остановили здесь неприятельский вал. После еще нескольких безуспешных атак враг встал на занятой позиции, стал подтягивать резервы и артиллерию.

На следующий день противник продолжил наступление, не жалея жизни своих бойцов, раз за разом бросал их на штурм второй линии, через два дня ожесточенных боев наши полки отошли на третью линию. По предварительным сведениям враг уже потерял треть своего войска, но, по-видимому, готов положить и большие силы, чтобы прорвать нашу оборону и выйти на оперативный простор. На некоторых участках фронта ему это удалось, но развить успех мы ему не дали, заткнули бреши резервными полками. Напряженные схватки длились еще весь июнь, пока враг не выдохся, использовал свои последние подкрепления. И наши ресурсы тоже оказались на пределе истощения, на фронте создалось зыбкое равновесие, казалось, один решительный удар переломит ход битвы в ту или другую сторону. Но сил на него уже ни у кого не осталось, война перешла от активных наступательных действий противника к позиционной борьбе.

Вместе со мной в ставке под Брестом находился наследник, Панкрат зачислен на действительную военную службу, ему уже семнадцать лет. Прикрепили к штабу порученцем, его часто направляли в полевые армии с донесениями и приказами. Я предупредил Гайворонского, начальника своего штаба, не давать Панкрату каких-то послаблений, требовать с него так же, как и с других. Сын сам старался исполнять службу с полной ответственностью за порученные задания, его начальник похвалил за усердие, с риском для жизни доставлял пакеты к командованию на боевые позиции.

Однажды едва не угодил в плен, выскочил прямо на вражескую диверсионную группу. Противник перенял у нас опыт вылазок таких отрядов, скрытно проникающих в тыл неприятеля для нападения на штабы, склады, обозы, подрыва орудий, арсенала, захвата важных пленников из командного состава, а также перехвата донесений, как было с сыном. Панкрат не растерялся, увидев мчащуюся к нему вражескую группу, быстро спешился и открыл огонь из винтовки. Выбил из седла троих, остальные развернулись и умчались прочь.

У сына пробудился талант меткого стрелка, он уже год занимался стрельбой из разного оружия, часто выезжал с бойцами охраны на полигон, так что сейчас навыки скоростной и точной стрельбы помогли ему справиться с неприятельским отрядом. Мне он не стал рассказывать о своем подвиге, узнал только из доклада начальника штаба, на мои расспросы о подробностях схватки отвечал скупо, только по существу. После моего развода с Сашенькой сын замкнулся, его отношение ко мне заметно охладело, но думаю, что это из-за юношеской бескомпромиссности, должно со временем наладиться. Сам я общался с Панкратом доброжелательно, учил воинским наукам и управлению государством. Уроки мои он выслушивал внимательно, задавал толковые вопросы, задатки у него неплохие.

Вялотекущая война продлилась до глубокой осени, противник еще несколько раз предпринимал наступления на нескольких участках, но уже без прежнего напора и более осторожно, так что особых затруднений в обороне не доставил. После начала проливных дождей обе стороны отвели войска на зимний отдых, для нас этот непростой год обошелся существенными, но не критичными потерями как среди личного состава армии, так и в экономике страны.

В сравнении с подобным ущербом коалиции можно считать войну этого года для нас более успешной, враг не добился решающего перевеса, а потерял втрое больше нашего. По донесениям агентуры среди стран неприятельского лагеря начался разброд, ничем не окупаемые огромные издержки охладили антироссийское настроение части из них, надежды на скорый успех рассеялись нашим упорным сопротивлением. Но главные противники все еще настроены решительно, готовы вести войну до победного конца.

По возвращению домой меня порадовала Оленька, только что родившая дочку, я с крестными провел в Успенском соборе ее крещение, нарекли Татьяной. И мама и дочка вполне здоровы, Оленька уже на ногах, сама кормит грудью, няньки только помогают в уходе за новорожденной. Для юной мамы все внове, с ней ее мать, Серафима Петровна, да и отец, Яков Барятинский, нередко навещает дочь и внучку, она у него первая.

Даже забавно смотреть, как еще молодые дед и баба тетешкаются с внучкой, а юная мама норовит прибрать дочку к себе, прижимает к своей набухшей груди. Я же стараюсь не мешать им, но иногда беру черед на себя, качаю на своих руках сладко пахнущий плод нашей с Оленькой любви. Девочка растет спокойной, почти все время спит, плачет только когда просит грудь или намокла. Приятно смотреть на Оленьку, кормящую дочь, вижу нескрываемое обожание и удивление в ее глазах, ей все еще не верится, что это ее собственный ребенок.

В первый же день после возвращения навестил свою первую семью, пообщался с выросшими детьми, старшей после Панкрата дочери, Аннушке, исполнилось уже пятнадцать лет, еще тянется, но уже видно будущую красавицу, вся в мать. Младшие дочери, Ирина и Оленька, еще в детском возрасте, непоседы, энергия бьет из них ключом, принялись обнимать и тормошить меня. Младшего сына, Сережи, дома нет, побежал к старшему брату, вернувшемуся со мной.

Поиграл с детьми, раздал им подарки, после застолья рассказал о прошедшей войне, а затем уединился с Сашенькой в ее спальне, провел с ней не один час в постельных утехах. В последующие дни и месяцы часто навещал родных, едва ли не через день, пока Оленька сама не предложила жить всем вместе, в одних покоях, прежняя моя семья ее не стеснит. Передал приглашение Сашеньке, она почти без раздумья согласилась, перед Рождеством обе мои семьи собралась в теремном дворце.

Порадовали ученые-химики и производственники, наконец-то запустили промышленные установки для синтеза фосгена, теперь стала задача безопасного хранения и боевого применения химического оружия. Наряду с его использованием на поле боя вновь продумываю диверсии на территории врага, первый, не совсем удачный, опыт не обескуражил меня, ищу возможности лучшего применения. Главная задача нового оружия остается прежней, остановить войну, запугать противника, если это не удастся, то лишь тогда пустить его в дело, уничтожить живую силу неприятеля, причем с максимальным результатом.

Насколько я помню из прежней истории, в первой мировой войне особой пользы от отравляющих веществ не было, слишком много факторов, снижающих его эффективность, даже делающим опасным для своего войска. Надо постараться их учесть и не допустить вредных для себя последствий, случайного отравления персонала и армии. Кроме того, уже сейчас надо заняться средствами защиты, вполне вероятно, что в скором времени противник переймет новое оружие и применит против нас.

О противогазе речь вести преждевременно, пока нет резины и прорезиненной ткани, но освоение маски-респиратора со сменным угольным фильтром вполне возможно, даже тканевые повязки, которыми пользуются рабочие на химическом заводе, способны отчасти предотвратить отравление через органы дыхания. Для защиты кожи можно взять за образец хорошо знакомый в прошлой жизни ОЗК, плащ с чулками и перчатками, пропитанный водоотталкивающим материалом - раствором древесной смолы или парафина в скипидаре. Продумал все детали защитных средств, передал руководству завода для их проработки и испытания, именно в производстве опасного вещества они нужны в первую очередь. После освоим массовое изготовление на отдельном предприятии уже для нужд армии и населения.

Идущая уже два года война с Европой не помешала продвижению принятых ранее проектов, напротив, некоторые из них даже ускорились. Появились новые заводы и производства, специальные станки и другое оборудование для обработки металла, заказываемые раньше за границей необходимые товары и изделия стали изготавливать в своих мастерских и предприятиях. Объемы торговли с Европой упали многократно, со странами, воюющими против нас, торговые связи практически оборвались. Сложившаяся ситуация нанесла нашей промышленности в первый год немалый урон, из-за отсутствия необходимых деталей и материалов почти прекратилось производство многих важных объектов, тех же судов.

Верфи встали без нужной древесины особых сортов, парусного вооружения, навигационного оборудования, раньше мы их заказывали в Голландии и Англии. Замена своими материалами и изделиями шла туго, их качество намного уступало иноземным, но постепенно доводили до приемлемого уровня. Много средств и сил направили на строительство дорог и мостов, особенно нужных для обслуживания фронта. На основных трактах вымостили камнем сотни верст, на других дорогах обустроили щебеночное и гравийное покрытие, обработанное битумом или уплотненное катком. Заменили десятки деревянных мостов на каменные с защищенными от ледохода опорами.

Все это способствовало улучшению поставок боеприпасов, провианта, другого снаряжения, сокращению их сроков, особенно в распутицу. Построили на трактах перевалочные базы и склады, через каждые 20 верст поставили ямские посты со сменными экипажами. Предприимчивые селяне тут же стали строить рядом с ними придорожные трактиры, более зажиточные возводили уже постоялые дворы. Проезжего люда хватало, так что дело с подобным сервисом разрасталось к общему удовлетворению обеих сторон. С годами здесь образовывались новые поселения и города, край рос, богател людьми и достатком.

Ситуация в стране пока благоприятная несмотря на огромные военные затраты, люди еще не чувствуют нужду, на торгах и ярмарках изобилие товаров и продуктов. Правда, намного меньше стало иноземных, но они уже восполняются своим, кустари и артели быстро среагировали на появившийся спрос. Убыль народа из-за боевых потерь многократно перекрывается переселенцами с запада, в пору затишья они всякими путями переходят на нашу сторону.

На землях Речи Посполитой, Венгрии, других граничащих стран люди голодают, нужда и лишения гонят их к нам. Наша пограничная служба принимает пришлых в специально обустроенных лагерях с разбором, кого-то отправляет восвояси, лихих и беспутных нам не надо. Сразу предупредили о своих порядках, если кому не по нраву, могут повернуть обратно. Таким образом приняли за два последних года около полумиллиона человек, мы их не оставили в здешних землях, отправили как и ссыльных в Сибирь, другие осваиваемые края.

Глава 3

В начале декабря издал указ о введении в Русском царстве нового летосчисления, от Рождества Христова, а не Сотворения Мира, считать началом года 1 января вместо прежнего в сентябре. Кроме того, в том же указе установил особые праздничные дни, их следует проводить в веселье и отдыхе, самым первым назвал Новый год. Встретить его потребовал салютом и фейерверком из артиллерийских орудий ровно в полночь во всех гарнизонах на потеху местному люду, коему надлежит не спать, а праздновать щедрым застольем и питием, гуляниями и хороводом у елки. Обязал государственных мужей в городах и селениях поставить на главной площади большие ели, украсить их красивыми поделками, лентами и игрушками на забаву детям. Для населения указал доставить из лесу елочки поменьше, раздать всем охочим бесплатно с объяснением пользования ими, а потом проследить, старательных поощрить премией. Празднование велел считать государственным делом, за ненадлежащее исполнение на виновных служивых будут наложены строгие взыскания вплоть до опалы.

Указ многие восприняли с недоразумением, как же так, идет война с грозным врагом, наступают не лучшие для страны времена, а царь чудит с переменами, устраивает праздники, можно сравнить с пиром во время чумы. Даже ближайшие соратники, Семен Головин и Яков Барятинский, задали мне подобный вопрос, когда я обсуждал с ними нововведение. Попытался объяснить друзьям:

- Нельзя вечно народу жить в напряжении, когда-нибудь, но неизбежно, наступит надлом, начнется смута и недовольство властью. Лучше уж сейчас, пока еще тяготы войны не столь ощутимы, дать ему отдушину, оказать знак внимания и заботы о нем, тогда в самую трудную пору поддержит сердцем родную власть, встанет за нее на смертный бой.

Не знаю, убедил ли я их, но принялись за введение указа со всем старанием, разослали не только грамоты с ним по губерниям и уездам, но и направили своих доверенных людей проследить за его исполнением. За ними и другие мужи в Государственной думе принялись за важное дело, на совещании мы распределили между ними обязанности, меры контроля и ответственности.

Московские власти, выполняя указ, поставили высокую ель на Красной площади, нарядили цветными лентами, разукрашенными игрушками, там же стали раздавать с возов маленькие елочки. Прохожие из любопытства брали в руки срубленные под корень деревца, вопрошали у возниц о диковинке, что с ней делать, а потом озадаченные, но довольные уносили зеленых красавиц домой. В Кремль их также привезли, мне в покои доставил раскидистую с густым лапником ель сам губернатор, Ардашев. Поставили ее в горнице, мои жены с детьми принялись наряжать заранее приготовленными украшениями, я им показал вначале, как следует. Густой смолистый запах, сам вид лесной красавицы внес праздничный настрой в доме, дети - и старшие и младшие встали кругом, любуясь ею. Повел их в хороводе, взяв за руки младших дочек, спел понравившиеся всем песни о елочке, они потом весь день повторяли, водя круг перед ней. И жены и дети остались довольны нововведенной забавой, столько радости и смеха еще у нас не было.

Сам праздник удался на славу, без особых промашек и несуразиц, хотя для всех стал диковинкой. В канун его на площадях города устроили праздничные ярмарки, скоморошьи представления и потешные состязания. По улицам разъезжались украшенные лентами и колокольчиками тройки с дедом Морозом и Снегурочкой, они раздаривали гуляющим медовые конфеты и пряники, расписные игрушки. Народу вокруг зрелищ было невпроворот, шум, крики, смех раздавались повсюду. Не обошлось без кулачных разборок, немало людей вышли на улицу приняв горячительного. Но их быстро усмиряла дежурившая полиция, увозила в ближайший околоток с подготовленными для такого случая отрезвляющими камерами. Ровно в полночь дали салют орудия на Боровицком и Ваганьковском холмах, Трехгорке, темное небо осветилось разноцветными огнями под восторженные крики собравшейся публики. Почти до самого утра шли гуляния охмелевшего народа, в эту ночь работали все трактиры и кабаки.

У себя дома мы встретили Новый год богатым застольем, я раздал всем подарки, детям провел хоровод вокруг елки, вручил призы им за песни и новогодние стишки. С нами за столом посидела до полуночи моя мама, смирившаяся с двоеженством сына и поладившая с Оленькой после рождения внучки. В полночь мы все вместе вышли на свежий воздух полюбоваться салютом, криков и восторгов от малышей было предостаточно. После с трудом угомонили их и уложили спать, сами еще долго сидели в горнице, пели задушевные песни, а после с Оленькой и Сашенькой пошел в спальню. Жены сговорились между собой и предложили провести ночь вместе, я же не стал противиться, постарался ублажить в постели обеих. Усердным трудом справился с задачей, под утро уснул сладким сном, обняв прильнувших ко мне подруг. Днем съездил с Оленькой к ее родителям, поздравил их, вручил подарки, а после хорошо посидел за столом в теплом кругу. Праздник для меня выдался приятным, думаю, и у других осталось подобное чувство, так что не напрасно приложил усилия с его введением.

После Рождества отправился с семьей в загородний дворец Измайлово, провел здесь почти месяц. Почти каждый день с детьми и женами выезжал в поле, катались на санях, коньках, ходили на лыжах, игрались в снежки, радости всем было вдоволь. Выезжал несколько раз с сыновьями на охоту, взяли зайцев, косулю, пару кабанов, выгнанных загонщиками на нас. Лучшим стрелком оказался Панкрат, половина добычи за ним, Сереже из-за малого возраста - ему нет и двенадцати, обращаться с винтовкой еще несподручно, - повезло меньше, но одного зайца все же подбил. Охотничий азарт захватил и его, радовался своей удаче больше других, дома взахлеб рассказывал женской половине о приключениях на охоте, немного приукрашивая. Вечерами сидели за столом, ведя неспешные разговоры, нередко я пересказывал из своей памяти всякие истории - сказки, смешные рассказы, былины. У меня пробудился талант сказителя, говорил в лицах, менял интонации, делал паузы в драматичных местах. Видел общее увлечение моим рассказом - широко раскрытые глаза, затаившееся дыхание, нетерпеливые движения, когда я останавливал речь. Ночи проводил в любовных забавах с женами, уже поочередно, на совместные оргии они уже не решались.

По возвращении домой принялся за службу, вызвал на совещание Государственную думу, руководство Министерства обороны и Генерального штаба, Управления разведки. Выслушал их отчеты и доклады, среди них обнадеживающие вести о раздоре в стане противника. В своем докладе Грамотин дал такой расклад:

- Наши послы сообщают, что в половине стран коалиции не хотят продолжать войну, среди них зачинатели - Голландия и Франция, в последней возобновились внутренние тяжбы из-за престола. Поставленный королем после смерти Людовика XIII Александр де Вандом попытался устранить Ришелье, стоявшего на его пути к абсолютной власти, сам погиб при странных обстоятельствах, сейчас на трон претендуют другие сыновья прежнего короля, Генриха IV. Наиболее упорны в намерении дальше вести войну правители Англии и Габсбургской монархии, с ними король Речи Посполитой Сигизмунд III. Монархи некоторых из граничных с нами государств уже делали намеки нашим послам о сепаратном мире, не хотят больше отправлять на убой своих подданных.

Сведения министра иностранных дел подтвердил Башмаков, глава Управления разведки, его тайные агенты донесли такую же информацию. Велел Грамотину поддержать поиски мира со стороны Венгрии, Силезии, Моравии, Трансильвании, дать указание послам в других странах коалиции, склонных к миру, известить их монархов о нашем согласии в прекращении боевых действий против их армий. Но тут же предупредил своих помощников, расслабляться не стоит, надо держать порох сухим, слепой веры ни к кому не должно быть. Обсудили в свете нового расклада с противником планы на будущую военную кампанию, другие проекты, особо оговорили замещение импорта самых нужных изделий и материалов собственным производством. Даже при заключении мира вряд ли стоит рассчитывать на скорое восстановление разорванных торговых связей с Европой, более вероятно, что она примется шантажировать нас бойкотом поставок важной продукции. Постановили ускорить строительство заводов и фабрик, развивать предпринимательство частных ремесленников, разведать и освоить новые месторождения на Урале, в Сибири, проложить к ним дороги.

После совета задержал Судоплатова решать с предстоящими диверсиями. Я уже раннее дал ему задание проработать операцию широкомасштабного применения отравляющего вещества на территории главных противников, теперь ввел коррективы по новым обстоятельствам, основной удар наносится на туманный Альбион, Австрию, Речь Посполитою и Францию. Прежнее намерение запугать врага сменил на безусловный вывод его из строя, велел провести акцию не только против высших чинов этих государств, но и воинских частей, в лагерях и зимних квартирах, пояснил Судоплатову:

- Нужно нанести максимальный ущерб живой силе противника. Иного пути снять угрозу для своей страны не вижу, неприятель признает лишь реальную силу, явную для него. После же наглядной демонстрации нашего оружия противник не раз подумает, прежде чем открыто пойти на нас. Конечно, вражда между нами не утихнет, перейдет в скрытную форму, но все же не с такими потерями и жертвами, как прежде.

С началом операции не стали откладывать, уже в феврале наши диверсионные группы отправились выполнять свои задания. В начале апреля пришли первые вести о проведенных акциях - массовая смерть людей от неизвестной напасти, ужас, охвативший всех не только в странах, ставших жертвами нашего оружия, но и в соседних. Ситуация в них складывалась примерно такой же, как и четыре года назад во время пришествия чумы, люди бежали от смерти в другие земли и страны, на границе их останавливали, но они прорывались, несмотря на открываемый огонь пограничников и гибель своих попутчиков. Положение осложнило заражение от разлагающихся трупов, некому их стало убирать. Разносили заразу хищники-трупоеды, кровососущие насекомые, грызуны, пошла новая волна жертв уже от эпидемии черной оспы, многократно превысивших начальные, от отравления. Мы вольно или невольно оказались виновниками смерти сотен тысяч человек по всей Европе, вспыхнувшая эпидемия перекинулась и на нашу территорию.

Особенно пострадали страны в эпицентре заражения - Франция и Австрия, там обезлюдели целые провинции, в Англии жертв было не меньше, чем в прошлой эпидемии чумы. В Речи Посполитой обошлось меньшими потерями среди рассеявшегося из-за войны двух последних лет населения, особенно близ границы с нами. Но волна беженцев, а с ними и эпидемия, дошла и до нас, при первой вести о ней предприняли профилактические меры, как и в прошлой, с чумой. Поставили вдоль границы фильтрационные лагеря с дезифенкционными палатками, весь персонал обеспечили средствами защиты, уже выпускаемыми нами в промышленных объемах, сжигали трупы умерших в спешно выстроенных кремационных печах. Принятыми мерами свели до минимума заражение и смерть от инфекции как персонала и местного населения, так и принятых беженцев, после двухнедельного карантина отправляли их по маршруту прежних переселенцев - в Сибирь и Дикое поле. Так что беда на западе обернулась нам негаданной прибылью народа в сотню тысячу человек.

В этом, 1629 году, боевые действия на фронте со стороны противника не возобновились, напротив, часть войска из стран, вышедших из войны, покинула его. Мы немедленно продвинулись вперед до первоначальных рубежей, принялись за восстановление оборонительных укреплений. Оставшиеся войска неприятеля отошли на свою территорию почти без сопротивления, мои командующие даже предложили продолжить наступление, окружить и разгромить ослабленного врага. Но я отказал им, подобная операция в стратегическом плане, кроме лишних жертв, особого значения не имеет, противник и так понес потери, практически делающим невозможным дальнейшее ведение войны. Наше наступление вынудит его мобилизовать последние резервы и вновь продолжится война без каких-либо реальных перспектив. На фронт в этом году я не выезжал, назначил командующим Михаила Трубецкого. Он успешно выполнил поставленную задачу, наши войска почти без потерь вышли на прежнюю границу и укрепились здесь. Операцию провели без мобилизации дополнительного войска, обошлись регулярными частями, стоявшими на позициях с прошлого года.

Сам же я решил отправиться в поездку по стране, пока позволяют сложившиеся обстоятельства, посчитал нужным своими глазами убедиться в ходе идущих преобразований, особенно в дальних краях. Наметил маршрут вначале на юг, в Дикую степь и Крым, а затем на Урал и в Сибирь. Он займет немало времени, до самой зимы, но эти земли стоят внимания, их освоение даст стране огромные возможности и новые силы. Сопровождение в поездке ограничил до самого минимума, взял с собой только несколько чинов из Думы, своих помощников и охрану. Выехали из Москвы в начале мая на конях налегке без какого-либо обоза, с минимальными снаряжением и припасами, как в боевом походе. Путь наш лежал по знакомому мне Муравскому тракту через Калугу, Орел и Белгород, дальше через степь к Азову и Перекопу. За минувшие больше чем десять лет на этом пути появились новые города и поселения, которые я намерен непременно посетить, посмотреть, как обжились тут переселенцы, освоили земли, построили предприятия.

В старых городах я почти не задерживался, встречался с городскими властями без торжественных приемов и обедов, осматривал с ними самые важные объекты и отправлялся дальше. Больше времени ушло на новые города - Харьков, Краматорск, Донецк, Мариуполь, Мелитополь, большие и малые поселения. Объезжал с губернатором, уездными и градоначальниками окрестности, встречался с переселенцами, осматривал построенные заводы и рудники. Все увиденное впечатляло, в голой степи возникли за не такое уж большое время многочисленные дома, другие строения, не уступающие в размерах или удобствах подобным в старых землях. Немалая часть степи распахана, на полях уже взошли всходы будущего богатого урожая. Заводов и других промышленных предприятий еще мало, но в планах они есть, особенно в Донецком бассейне, Запорожье и Кривом Роге, там открыты и осваиваются новые месторождения.

После проехали через Перекоп в Крым, кроме известных ранее городов побывал в новых - Раздольном, Джанкое, Нижнегорском, Белогорске. Заселен полуостров более плотно, чем в Дикой степи, даже в своей степной части, почти весь занят полями и садами. Хлебом и другими продуктами обеспечен полностью из своего урожая. Перебрались через Крымские горы на южное побережье, проехали от Севастополя до Керчи, богатый край с пышной зеленью порадовал своей красотой и изобилием, трудиться и отдыхать здесь одно удовольствие, отличная курортная зона. Проведали верфи в Севастополе, Феодосии, Керчи, в них полным ходом идет строительство новых парусных и парусно-гребных судов, временные трудности с поставками иноземных материалов преодолели отечественными аналогами без особой потери качества. В портах большинство кораблей своего производства, трофейные османские доживают свой век, да и устарели они давно, используются только в каботажном плавании, в прибрежных водах.

Набрал силу на Черном море наш военный флот. Уступая в численности в два раза пока еще доминирующей османской армаде, он превосходил в огневой мощи и маневренности, да и мастерство наших экипажей за эти годы выросло существенно. В нечастых стычках, как правило, преимущество оказывалось на нашей стороне, османы стали избегать встреч с нашими кораблями, особенно наводили страх на них линкоры и фрегаты. Сами наши моряки в бой не ввязывались, походы к вражеским берегам не устраивали, но свою зону от Аккермана до Крыма стерегли внимательно в постоянном патрулировании. Безопасность плавания у наших берегов и немалые богатства в приморских городах привлекли к нам заморских купцов со всех концов черноморья, да и с османами мы не чурались торговать, нередко их торговые суда можно было встретить в наших портах. Русские купцы тоже ходили в османские порты Румелии и Анатолии, по обоюдному согласию прежний противник их не беспокоил, да и наши военные корабли сопровождали караваны.

После Крыма мы направились на Урал, путь занял больше месяца, но прошел без особых хлопот, ни погода, ни дорога трудностей не составили. Шли частью на конях, а больше на речных судах - ладьях, загрузив на них наших коней. Вначале на каботажном судне прошли через Керченский пролив в Азовское море, на второй день прибыли в Азов. Дальше по Дону и только что выстроенному Волго-Донскому каналу вышли к Царицыну, оттуда поднялись до Казани. Свернули с Волги на Каму, по ней добрались к Перми, здесь уже на конях доехали до первого на нашем пути уральского поселения - Верхнему Туру, а оттуда в крупный промышленный центр - Нижний Тагил. На Урале проехались по казенным рудникам и заводам, спускался в шахты, посмотрел условия жизни и труда рабочих, содержания ссыльных из западных губерний. Южный и средний Урал уже обжит достаточно плотно, заводские поселки, села и деревни встречались нам через каждые пять-десять верст, между ними распаханные поля, сенокосные угодья, все обустроено по хозяйски.

В Каменец-Уральском охрана прозевала нападение одного из ссыльных на меня, он с близкого расстояния запустил тяжелый молот прямо в голову. Я чудом успел среагировать и уклониться, стражники накинулись на покушавшегося и скрутили его, увели из цеха в острог. Продолжил обход завода, теперь охрана окружила меня стеной, не давая никому приблизиться без моего дозволения. Больше подобных инцидентов не было, никто не пытался прорваться ко мне, хотя злобных взглядов и тихого ропота от недовольных каторжан хватало. Условия жизни у них действительно невыносимые, я видел в бараках умирающих от голода и непомерного труда людей, смертность среди ссыльных вышла за мыслимые пределы, большинство не выдерживали больше трех лет, умирали или ударялись в бега. Их ловили, клеймили, а потом отправляли в забои на самые трудные работы, без шанса выжить. Я велел улучшить условия содержания заключенных, вдвое увеличить продовольственный паек, не изнурять до физического истощения, за допущенную смерть устраивать дознание и наказывать виновных.

Следующий путь уже шел по Сибирскому тракту, первым делом заехали в Тюменскую землю, осмотрели нефтяные месторождения, перерабатывающие заводы. Добыча нефти и продуктов из нее здесь налажена неплохо, но объемы все же недостаточные, дал указание ведомственному руководству и губернатору изыскать и освоить новые скважины, нефтяные колодцы, строить еще заводы. Перебрались через Тобол по выстроенному каменному мосту, в Тобольске встретился с руководством края, сибирского казачества, объехал ближайшие земли, вел речи с поселянами, туземным народом. Проблем с бывшим сибирским ханством еще хватает, потомки Кучума нередко промышляют разбоем, налетают на деревни и хутора. Основная забота с охраной поселений лежит на казаках, они дозором стоят на дорогах и проселках, но кочевники умудряются просочиться сквозь заслоны, стремительно налетают на мирных жителей и тут же скрываются.

Война с ними представляет едва ли не главную проблему для местного руководства, просят усилить охрану регулярными частями. Мирно же договориться с коварным ворогом невозможно, он тут же продолжает свой разбой, ловить же бесполезно, всем стойбищем уходят в бескрайнюю тайгу. Правда, и польза от них немалая, львиную долю пушнины, основного нашего товара в торговле с Китаем, приносят их охотники, в обмен берут продукты, домашние предметы, ножи, топоры и прочий инструмент. Продавать оружие им наши власти запретили, но они своими луками мало уступают казакам в стычках, после быстрого обстрела скрываются в таежной чаще, где из-за каждого дерева следует ожидать внезапно вылетевшей стрелы. Постепенно казаки приноровились к тактике кочевников, на самых опасных участках поставили пикеты и заставы, устраивали засады, формировали малые разведывательные и поисковые группы, ударные отряды, постепенно все более успешно справлялись с набегами кочевников. Я разрешил вдвое увеличить численность казачьего войска из охочих служивых, но отказал в привлечении регулярных частей, особой пользы они не внесут, только лишние потери.

Дальше мы заехали на открытые месторождения в Каинске, Енисейске, Ачинске, Иркутске, Забайкалье, золотые прииски под Томском, в Минусинске и Нерчинске. Для их разработки открыты десятки заводом и рудников, продукция идет как для внутреннего потребления в Сибири, так и в центральную часть страны, а также в Китай, от металлов до готовых изделий. Со строительством тракта и дорог вывоз ценного материала возрос намного, но все равно потенциал богатого края используется лишь на малую часть, надо строить новые заводы и дороги, привлечь много народа. Об этом и других перспективах края я обсуждал с губернаторами и местным руководством в городах на пути своего следования. Сибирь должна стать основным добытчиком страны и эту задачу всем нам нужно выполнять неустанно, я со своей стороны пообещал приложить все усилия к ее решению. Закончил свою поездку в Нерчинске, крайнем пункте сибирского тракта, дальше мало освоенный Дальний Восток, там только идет разведка земли первопроходцами, строятся первые поселения, все у него еще в будущем.

Обратный путь занял почти три месяца, уже зарядили осенние дожди, а затем снег, но мы шли без долгих задержек. Выручала хорошо обустроенная дорога по тракту, не вязли в грязи в наступившей распутице. Ежедневно проходили по сорок верст, останавливались в ямских дворах, в городах не задерживались, только лишь на встречи с градоначальниками и делегациями от местного населения. Уже на Волге нас застала настоящая зима, с морозами, снегопадами и буранами, пережидали ненастье в постоялых дворах и шли дальше. Дошли до Москвы в конце декабря, за неделю до Нового года, замерзшие до костей, усталые, но я не тужил, большая поездка сослужила мне немалую пользу. Я воочию увидел достигнутое нами неустанными трудами за многие годы, почувствовал душой необъятные просторы родной страны, свой народ. Мне стали очевидными наши перспективы и следующие преобразования, лишний раз убедился в народной мудрости - лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. И эти перспективы представляются мне вполне достижимыми, несмотря на невзгоды и войны, происки недругов.

Глава 4

Встреча дома вышла горячей некуда, даже больше, чем после боевых походов. Слезы счастья и объятия жен, они долго не могли оторваться от меня, грязного, заросшего, пропахшего дымом, своим и конским потом, с облупившейся на лице от мороза кожей. Дети тоже лезли под руку, особенно девочки, напрашиваясь на ласки. Малышка Танюшка не признала меня, заплакала, когда Оленька передала ее мне, тут же потянулась к матери. Когда я позже увидел себя в зеркале, сам поразился своему отражению, далеко не царственному, настоящий бомж, только глаза блестят от радости. Сразу после первых объятий и поцелуев направился в мыльню приводить себя в подобающий вид, долго отмокал в горячей воде, не раз менял воду, пока вся грязь не ушла. После вызванный срочно придворный цирюльник немало времени провозился с моими космами, убрал отросшую бороду, подправил усы, облагородил прическу.

Вышел к накрытому столу в горнице посвежевшим, в чистой одежде, сразу почувствовал привычный уют, давно забытый в походной обстановке. Мне дали спокойно поесть, после раздал приготовленные подарки, женам я передал выделанные шкурки черного соболя, хватит им на шубу и воротник, по довольному их виду понятно, что угодил. Пришедшей в гости маме подарил горностая и теплую шаль из козьей шерсти, она расцвела от удовольствия, обняла меня, хотя с детства не баловала особыми ласками. Наверное, сказывается возраст, ей уже шестьдесят с гаком, размягчилась, особенно с детьми, да и со снохами уже не столь строга. Долго рассказывал домочадцам о своем путешествии, своих впечатлениях, смешных случаях, происшедшими со мной или спутниками, они слушали меня, затаив дыхание, словно увлекательную историю. Да и я преподносил свой рассказ как по писанному, в привычной уже между нами манере, умалчивая о неприятных встречах и столкновениях.

Вечером, прознав о моем возвращении, пришли навестить Семен Головин и Яков Барятинский, после застолья я уединился с ними в своем кабинете. Рассказал им об основных впечатлениях и принятых решениях в ходе поездки, они в свою очередь поведали о происшедшем в мое отсутствие. Ничего особого за это время не случилось, все шло в установленном русле. Боевые действия на фронте практически прекратились, ни наши войска, ни неприятеля, не пытались изменить сложившееся положение, каждая из сторон оставалась на занятых позициях. В самой Европе полный раздрай по отношению к продолжению войны с нами. Из-за проведенных диверсий и последующей эпидемии выбыли из строя наши главные противники, им теперь не до нас, своих забот предостаточно. Во Франции, наконец, наша диверсия достигла успеха, погибли Ришелье и главные претенденты на королевский трон, подобная ситуация сложилась в Англии и Австрии, уничтожены их монархи - Карл I и Фердинанд II, между политическими группировками этих стран идет ожесточенная схватка за престол.

Наше участие в случившихся бедах не доказано, но версия о карающей руке Москвы стала расхожей в европейских столицах, судя по изменившемуся отношению к нашим послам, стало больше подобрастия и страха, но и ненависти также, даже среди тех, кто готов был заключить с нами мир. Мы для них стали монстрами, которых надо опасаться и избегать, но дружить с ними невозможно. Такая негативная реакция задела меня, но ее уже не исправить, мы на дружбу ни к кому не напрашиваемся, да и не может быть в политике друзей, есть временные союзники, пока в них есть нужда. Ни одна из стран Европы не обратилась к нам с предложением о возобновлении торговых и других связей, что потревожило меня больше. Каждой из них нужно развивать свою экономику, искать рынки сбыта, в этом плане огромная Россия представляет несомненный интерес, также как и нам выгодна торговля своей продукцией на европейском рынке. Можно считать, противник перешел от горячей войны к бойкоту России, все участники коалиции проявили единодушие в таком решении.

Коль Европа не хочет торговать с нами, будем искать других партнеров, с той же Османской империей, Персией или Китаем, об этом я высказал своим друзьям-соратникам. Они оба удивленно посмотрели на меня, переглянулись, а потом Семен выразил их общее недоумение:

- Миша, с Персией еще понятно, страна богатая, мы уже издавна привозим оттуда немало ценного, тот же шелк или ковры. Но с Портой у нас до сих пор еще война, даже если нет сражений. А что взять с нищего Китая, ведь он дышит на ладан, маньчжуры уже подмяли его под себя!

Разъясняю сложившееся после поездки мнение, раньше я считал также, как и мои друзья:

- Не совсем так, Семен, с османами хотя еще у нас война, но их купцы уже торгуют у нас, да и наши у них. Мы не трогают их, они также. Теперь надо взять в свои руки нужное дело, если понадобится заключить мир со своим извечным недругом, то пойдем на это, для нас сейчас торговля с ним выгодна, коль Европа не хочет связываться с нами. Китай же не столь разорен, как кажется, богатства в нем хватит не только на наш век. А с маньчжурами мы решим, не добром, так войной, не помешают нам, да и наступают в стране другие времена, восточный дракон еще покажет себя. С Персией тоже надо менять, не только везти от них, но и самим предлагать, у нас найдется многое, нужное персам.

Возможно, я их не совсем убедил, но они уже привыкли доверять мне, пусть пока на слово, приняли мое решение как безусловное указание, стали уже обсуждать практическое его исполнение. Через два дня после возвращения собрал Государственную думу, после своего доклада об итогах поездки по стране и отчета министров выдвинул им задачу подготовки к новым экономическим отношениям, сближению с азиатскими странами, Ближним и Дальним Востоком, поздравил с Новым годом и отпустил на Рождественские каникулы. Как и прошлый, нынешний, 1630 год, встретили салютом, елкой, Дедом Морозом и Снегурочкой, гуляниями и новогодними ярмарками. Народу понравился новый праздник, в его канун было не протолкнуться на улице, а в полночь все высыпали из домов и хором любоваться фейерверком. Мы тоже при первых залпах орудий поднялись из-за стола в терем на третьем ярусе, вышли на смотровую площадку - гульбище, отсюда как на ладони видны во всей красоте сполохи цветных огней, вылетающих из-за Боровицкого холма.

Артиллеристы не пожалели зарядов, дали тридцать залпов, а не двадцать, как в прошлом году, через каждые полминуты, за время салюта успели замерзнуть- вышли одетыми налегке, пришлось зайти в терем и смотреть уже из окна. После всей семьей, вместе с детьми, сошли вниз во двор, проводили матушку до ее хором, сами еще погуляли по Кремлю среди немалого числа таких же полуночников, уже издали кланяющихся нам. Смотрели при свете фонарей представление скоморохов, ряженых в разных чудищ, Деда Мороза, своим волшебных посохом изгоняющим нечисть. Вернулись в свои покои, уложили детей спать, после недолгих посиделок направились в спальню предаваться постельных утехам, заснули уже под утро. В последующие дни ходили в гости и сами принимали друзей и родных, в Рождество после службы в Успенском соборе провел в Передней палате праздничный прием чинов Государственной думы и Московской Управы, а после убыл с семьей на отдых в Измайлово до самой Масленицы.

Еще в январе, после Крещения, Грамотин отправил посольства в Османскую империю, Персию, Китай, Казахское, Кокандское и Хивинское ханства, Бухарский эмират с грамотами о заключении мира и взаимной торговле, подписанными мною, накануне отъезда я дал министру указания по каждой из этих стран. Они все представляют важность, но особо обсудил планы со среднеазиатскими ханствами и эмиратом, им я предложил войти в состав Русского царства с обязательством защиты и максимальной автономности края. В нашей мирной экспансии на юг Азии они представляют первостепенное значение в противостоянии с Англией, ее колониальными притязаниями от Индии до Средней Азии. Первым, с которым мы решили начать присоединение, Казахское ханство, сейчас переживающее упадок, теснимое своими агрессивными соседями - Джунгарским и Хивинским ханствами. Так что защита северного соседа с пусть и ограниченной долей самостоятельности будет привлекательна казахскому Есим хану и его окружению.

Год начался и тек без особых тревожных новостей, в Европе происходили свои события, не отразившиеся на нас, внутренние и межгосударственные разборы, прежде единая против нас коалиция распалась на конкурирующие группы. На границе с нею никаких активных движений противника не заметили, не стали дальше держать здесь все еще значительный воинский контингент, отправили в глубь страны, остались только пограничные отряды. Провели демобилизацию воинов по новому закону, отслуживших более пяти лет, взамен призвали ранее не служившую молодежь. Численность регулярной армии сократилась почти вдвое, но у нас уже есть стратегический резерв живой силы, так что в случае нужды можно за короткий срок восстановить прежний состав. Постарались привлечь уволенных в запас воинов всякими благами и льготами на новые земли в Сибири, особенно в восточную ее часть, вплоть до Забайкалья. Немалая их часть согласилась, получила существенные по сумме подъемные и отправилась в дальние края, кто-то в одиночку, больше с семьями.

Направили большие средства на строительство заводов в Сибири и на Урале, по всей стране набирали строителей и будущих рабочих для них, так же и с дорогами, мостами и каналами. Открывали новые школы, училища и университеты, научные центры, в первую очередь на окраинных землях, выплачивали учащимся и студентам стипендии, намного большим, чем прежде. Из-за бойкота Европы не хватало ученых мужей для ведения занятий, пришлось организовывать краткосрочные учительские курсы, а потом направлять мало-мальски подготовленных выпускников в учебные заведения. Учителям мы установили заработок как у мастеров на заводах, для нынешнего времени весьма существенный, намного больше, чем у служивых людей в управах и конторах, да и обеспечивали их бесплатно жильем с приусадебным участком. Подобными мерами нам удалось в ближайшие годы решить трудности с учительскими кадрами на осваиваемых землях, охочих людей с нужными способностями нашли в достатке.

К лету пришли вести от посольства из Порты, османы согласились на заключение мира. Правда, была немалая тяжба из-за их требования вернуть взятые приморские города на Днестре и Дунае, но наши послы сумели отстоять наш интерес, пообещав взамен немалые преференции в торговле и других связях между нашими государствами. Я подписал согласованный посольством проект мирного договора на двадцать лет, а также грамоту о торговле межу нами, отправил курьерами в Стамбул султану Мураду IV. Вернулись наши посольства из среднеазиатских ханств, ожидаемо успешно прошли переговоры с казахским ханом, во многом Есим-хан согласился с нашими предложениями, добавил свои условия с особыми привилегиями, не столь уж существенными для нас. Я утвердил подписанный посольством договор, по представлению Головина и Грамотина сформировал администрацию Туркестанского генерал-губернаторства во главе с Михаилом Менщиковым, дал ему свои инструкции. В скором времени он в составе 30-тысячного войска отправился в казахские степи выполнять принятые нами обязательства по охране от нападений воинственных соседей.

Хуже обстояло с другими ханствами, бухарский эмир вообще отказался принять наше посольство, кокандский правитель согласился только торговать с нами. Хивинский хан проявил интерес к вхождению в Русское царство, но выдвинул абсолютно неприемлемые условия, включая снабжение современным оружием, помощь в захвате соседей, так что переговоры с ним прошли безрезультатно, если не считать торгового соглашения. Принимать меры насильственного присоединения этих земель я не стал, обойдется дороже возможной выгоды, начнем с торговли, будем исподволь налаживать отношения, продвигать своих ставленников, а дальше как судьба выпадет. Для ведения дел с ними, другими азиатскими странами я своим указом создал Восточный департамент при Министерстве иностранных дел, учредил подобные ведомства в других министерствах и Управлениях - обороны, разведки, транспорта и дорог, торговли, промышленности.

Уже зимой вернулось посольство из Китая, после месячного ожидания в Пекине оно встретилось с императором Поднебесной Чжу Юцзянь из династии Мин. Он благожелательно отнесся к нашему предложению о торговле и сотрудничеству, но попросил помощи в войне с Маньчжурией, вторгшейся в империю и занявшую добрую треть ее северной территории. В этой войне имперские войска терпели поражения, отступали в глубь страны, положение самого императора становилось все более шатким, с волнениями и смутой в провинциях. За помощь в выдворении из страны завоевателя Чжу Юцзянь обещал самые лучшие условия в наших взаимных отношениях, льготы в торговле, предоставление лучших ученых и мастеров для наших учебных заведений и мастерских, открытие новых для нас производств - шелка и фарфора, поставке сырья для них. Император подписал меморандум о принятых обязательствах и отправил с посольством, выпрашивая только скорейшее наступление нашего войска в Маньчжурию.

По-видимому, положение у Империи критическое, коль ее правитель готов передать нам хранимый веками секрет знаменитого китайского фарфора. Кроме предложенных преференций в пользу решения о вступлении в войну против маньчжурской династии Цин послужила закоснелость и варварство последней, уничтожившей лучшие достижения великого народа. После завоевания Китая она оборвала все связи с внешним миром, страна потонула в крови террора, любое несогласие или инакомыслие подавлялось с многочисленными жертвами покоренного народа. Да и у России с этой династией хватило проблем, Цины считали Приамурье своей исконной территорией, нередко здесь вспыхивали пограничные конфликты и войны, а нападения на нашу сторону стали практически постоянными, особенно поощряемых властью хунхузов. Считаю, что нельзя допустить кровавой победы маньчжуров, на срочно созванном совете Государственной думы после отчета Грамотина о посольстве в Китай обсудил наше вступление в войну.

Выслушал мнения своих соратников, их доводы в пользу и против подобного решения. Хворостинин высказался за немедленную отправку войска в Маньчжурию:

- Нам надо занять все Приамурье, не дать маньчжурам разбойничать на нашей стороне. Сейчас, пока они не взяли весь Китай и заняты войной с Империей, можно малым войском отбить нужные земли и укрепиться здесь. После будет гораздо трудней, понадобится во много больше сил.

Иное мнение выразил осторожный Селиванов, министр финансов и доходов:

- Война в горах может затянуться надолго, потерь от вражеских вылазок будет немало. А выгоды с этих скудных краев может и не стать, только разве что перейти на другую сторону, в равнину. Но это уже с Китаем решать, их земли.

Были и другие толкования будущих наших действий, подвел их итог своим решением:

- В войну мы вступим, отправим войско в Маньчжурию. Но оставаться там не будем, поможем Китаю справиться с нашествием кочевников, а уж дальше пусть она сама решат как поступить с опасным краем. Мы же займем только долину Амура по обе стороны и укрепим ее, идти в горы нет нужды, разве что в верхней его части, от Шилки.

После оговорили основные условия нашего наступления - численность войска, маршрут движения, контрольные сроки, определились с командующими армией и корпусов, общее руководство операцией возложили на Артемия Шеина. Поручили Генеральному штабу в двухнедельный срок представить детальный план выдвижения войска в Маньчжурию и перехода через горы Большого Хингана. Одновременно командующим надлежит сформировать войсковую группировку, подготовить ее к горным условиям предстоящих боевых действий, принять необходимое снаряжение и припасы и выйти в поход в течение месяца. Состав экспедиционной армии, отправляемой сейчас, определили в 70-тысяч бойцов, но по предложению Генерального штаба решили формировать и готовить вторую армию из полков с запада страны и резервистов численностью не менее 50-тысяч человек.

Она пойдет в Китай весной, через два месяца после первой, по другому маршруту - во Внешнюю Монголию через пустыню Гоби, обойдет противника с запада. Обе армии должны взять неприятеля в клещи, по возможности окружить и уничтожить если не все, то большую часть его войска. По сведениям, полученным от китайского руководства, в маньчжурской армии насчитывается около 300-тысяч человек, половину их них составляют монголы, потомки великого Чингис-хана. Правда, от былой славы не осталось и следа, орда распалась на племена и роды со своими ханами и беями, теперь под пятой маньчжурского хана Нурхаци из династии Цин, воюют под его флагом. Вооружение армии неприятеля архаичное, те же луки и пики, но не следует пренебрегать его силой, успешно бьет лучше вооруженное и многочисленное войско ханьцев - основного народа Китая.

Мы практически оголяем западные и северные рубежи, но риск разумный, опасности наступления с тех направлений нет. Как сообщают наши агенты, Европа не готова к продолжению войны с Россией, вновь погрязла в междоусобной войне католического и протестантского лагерей. В прошлом году морские державы даже отвели от наших портов свои эскадры после двухлетней блокады. Теперь наши корабли свободно выходят в Балтику, при встрече с неприятельскими нередко вступают в бой, чаще с победным результатом за счет лучшего вооружения и возросшего мастерства. Отношение к нам за минувший год заметно не изменилось, только первые попытки ближайших соседей наладить с нами контакт. Даже наш заклятый враг, Речь Посполитая, сделала такие подвижки, обратилась к нам с просьбой помочь продовольствием, у них трудности с хлебом, другими продуктами. Мы никому не отказывали, но и не торопились со своим предложением, особой нужды в таких партнерах у нас нет.

В Средней Азии взаимоотношения с ханствами складывались терпимо, по донесениям из Туркестанского генерал-губернаторства с казахскими родами особых проблем не возникло. Были небольшие трения с беями Старшего жуза, не очень считающихся с властью Есим-хана, даже нападения джигитов из этого рода на наши войсковые части, но после показательного наказания нападавших и их вожаков такие инциденты прекратились. Наши войска отбили наскоки джунгарцев на востоке и хивинцев на юге, не пропустили их в степь к казахским аулам. На жалобу хивинской стороны ответили, что казахи под нашей рукой, в обиду их не дадим, чем заставили ее призадуматься, стоит ли враждовать с нами и подопечными. Регулярная торговля с ханствами только стала налаживаться, пошли первые караваны с нашей продукцией, от бытовых предметов до промышленных изделий. Обратно они везли ковры, хлопчатые и шелковые ткани, парчу, кожу, золотые и серебряные украшения, рис, чай, сладости.

В гораздо больших объемах возобновились поставки самых различных товаров от нас в Османскую империю и Персию и обратно, в основном морскими путями, почти каждый день в наших портах швартовались их суда, как частных, купцов, так и имперских, подобным образом русские суда ходили в заморские порты. Общий товарооборот почти сравнялся с прежним, до войны с Европой, если еще прибавить будущую торговлю с Китаем, то превзойдет. Спрос на наши товары растет с каждым годом, их производство также увеличивается, новые заводы и фабрики растут по всей стране, особенно на осваиваемых землях. Небольшой спад, происшедший в начале войны с европейской коалицией, сменился новым ростом производства нужных товаров и изделий. Они большей частью расходятся по стране, покупательский спрос у населения растет с его доходами, а теперь широким потоком идут в южные и восточные страны.

С таким оптимистичном настроем встретил новый, 1631 год, в эти наступившие праздничные дни особо остро почувствовал стремительно летящее время. Казалось, только вчера вернулся из похода в Сибирь, а уже прошел год, произошли важные события, самое главное из них - союз с Китаем, вступление в войну против общего врага. Считаю, что принятый курс на сближение с Востоком правильный, несет большие перспективы, чем прежний, когда я ориентировался на запад, занимал новые земли, пробивал окно в Европу. В конце концов восставшая из разрухи, набравшая сил Россия стала изгоем в ее сообществе, диким варваром, представляющим угрозу всему просвещенному Старому свету. Конечно, на Востоке нас встретят немало забот, здесь свои нравы и устои, но нет того лицемерия и подлости, как в извращенной Европе. Надо только проникнуться его верой и мыслями, почувствовать сердцем душу пока еще экзотического для нас народа, тогда многие трудности станут преодолимы. Молва о присущей ему хитрости и коварстве в большей степени вызвана незнанием восточного менталитета, чем истинным предрасположением. Мои встречи в Сибирском походе с туземцами укрепили меня в таком мнении, да и в прошлой жизни немало общался с ними.

После Новогоднего и Рождественского праздников полностью отдался радости общения в семейном кругу, оставив в сторону мысли о планах и государственных нуждах. Мне пошел сорок пятый год, но с детьми я веселился как беззаботный юнец, даже жены поражались происшедшей перемене, Сашенька даже пошутила о пришедшей второй молодости (может, подразумевала, детстве?!). А детям в радость, барахтались со мной в снегу, бросались снежками, с криками от восторга и страха спускались на санках с крутой горки. Маленькая Танечка не сходила с моих рук, просила покататься снова и снова. Даже повзрослевшая Аннушка, глядя на меня, брала в охапку младших сестренок, мчалась за нами вдогонку. Панкрата с нами нет, он сейчас в лагере в Коломнах, готовится с войском к походу в Маньчжурию. Ему доверили командовать ротой, днюет и ночует в полку, со всем рвением занимается со своими подопечными. Пришел срок нашего возвращения в Кремль, чувствую в себе бодрость и переливающуюся энергию, отдых прошел превосходно.

В начале февраля ушла на восток армия Шеина, через два месяца за нею вторая армия по командованием Матвея Голенищева, нам оставалось только дожидаться от них вестей, дорога у них долгая, почти на полгода. Тем временем в моей семье произошли сразу два события, в конце февраля перед Масленницей Оленька родила сына, при крещении назвали его Владимиром, а двумя неделями позже выдали замуж Аннушку за ученого мужа из университета, Василия Чебышева, молодого и талантливого математика, уже завоевавшего авторитет в научных кругах. Оба семейных праздника отмечали с размахом, как подобает монаршей фамилии, со службой в Успенском соборе, пиром в Теремном дворце. Только молодожены попросили жить им отдельно, не в Кремле, а вблизи от университета на Воробьевой горе. Нашли им подходящие хоромы с двумя этажами и теремом на третьем, выкупили у прежнего хозяина, беспрекословно согласившегося освободить жилище царевне. После мы не раз проведывали молодых, радовались за них, в семье у них любовь и согласие.

Глава 5

В августе-сентябре 1631 года русские армии совершили героический переход через горный массив Большой Хинган и пустыню Гоби, вышли в тыл маньчжурского войска. Армия Шеина форсировала бурный Аргунь восточнее Нерчинска, стремительным маршем за три дня прошла выжженную от жары степь и вступила в горы, вознесшиеся в небеса, с крутыми, почти отвесными подъемами, узкими тропами на карнизах, обрывающимся в пропасть. Веками считалось, что Большой Хинган недоступен для массовых соединений войск, даже великий Чингис-хан обходил его стороной, когда шел покорять Китай. Тем неожиданней стало для маньчжуров появление русской армии, преодолевшей за две недели труднейший горный путь, на равнине в самом сердце их родной земли.

Наши полки потеряли в горах немало бойцов, коней, часть пушек, оставили весь обоз, навьючив груз на лошадей. Люди замерзали на покрытых льдом скалах под пронизывающем ветром, срывались в пропасть, уже отчаялись выйти живыми из бесконечно тянущихся гор, но армия упорно шла вперед несмотря ни на какие жертвы. Позже, кроме как из сухих строк донесения командующего, я узнал подробности этого беспримерного подвига русских воинов от очевидца, своего сына. Панкрат рассказывал, что они шли на одной воле, из последних сил, заставляли себя делать шаг за шагом, поднимались на скрывающиеся в облаках перевалы, вновь спускались на самое дно ущелий по крутым и скользким тропам.

На привалах командиры тормошили уставших и замерзших бойцов, не давая им уснуть вечным сном, едва ли не насильно поднимали и заставляли идти дальше и так каждый день, преодолевая перевал за перевалом, одну вершину за другой. Никто из бойцов не роптал на неимоверные тяготы и смертельный риск, стиснув зубы, шли за своим командующим, казалось, не знающим устали. Героизм русского войска увенчался успехом, когда, вырвавшись из гор прямо на голову не ожидавшего опасности враждебного народа, наши полки за считанные дни, почти не встречая сопротивления, заняли всю маньчжурскую долину, отсекли ушедшую в Китай армию противника от своей базы.

Не менее трудным, пусть и с меньшими потерями, выпал путь второй армии под командованием Голенищева. Она вторглась в Монголию южнее Иркутска, скорым маршем прошла ее степную часть, не задерживаясь в изредка встречающихся улусах кочевников. Через неделю вступили в крупнейшую пустыню Азии - Гоби, почти безводную с редкими оазисами. Каменистая в начале местность постепенно перешла в бесконечный песок барханов, невыносимая дневная жара сменялась холодными, до заморозка, ночами. Люди берегли каждую каплю воды, отказывали себе в живительной влаге, но поили лошадей. В оазисах не останавливались, места для большого войска не хватало. Только набирали воду и отправлялись дальше, без длительных привалов даже в самый зной, почти тысячеверстный путь через Гоби преодолели за месяц,

Бойцы падали от усталости, вновь вставали, шли, проваливаясь по щиколотку в вяжущий песок, теряя последние силы, поднимались на осыпающиеся барханы. И так день за днем прошли всю пустыню, высохшие от жары и жажды, с обгоревшей и растрескавшейся кожей, незаживающими язвами на лице и руках. И когда вышли к предгорью Большого Хингана и текущей с него реки, боялись поверить своим глазам, что трудный путь уже позади. Здесь остановились на два дня, восстанавливая исчерпанные до дна силы, а потом направились в обход отрогов с юга. Еще неделю следовали по знойной степи, вышли к западной стороне Китая у крупного поселения Суйюань, в тылу наступающего на ханьцев маньчжурского войска, также, как и в горах, не ожидавших появления грозного противника.

Армия Шеина еще на десять дней задержалась в предгорной долине в ожидании каравана из Нерчинска. После, пополнив припасы, с реквизированным у маньчжуров обозом направилась в сторону Пекина. Здесь сосредоточились основные силы неприятельского войска, преодолевшего Великую Китайскую стену и подступившего к столице империи. Две недели армия шла к этому гигантскому оборонительному сооружению на севере Китая, ее путь пролег по высохшей степи с частыми сопками и низинами. Выдвинувшиеся вперед разведчики объезжали их с осторожностью, за каждой могла ожидать засада. Встречавшиеся небольшие группы неприятеля рассеивали огнем своего оружия, против крупных отрядов вызывали основные полки и артиллерию.

Отдельными колоннами шла кавалерия, драгуны и казаки, в разгоравшихся сражениях они обходили с тыла вражеские отряды, вступали в схватку с конницей, расстраивали пешие порядки, наводили среди них панику. Русские воины, прошедшие отличную выучку и богатую боевую практику, без особых трудностей справлялись с сопротивлением противника, явно уступавшим в силе нашим прежним врагам, не только европейским, но и тем же крымским татарам и османам. А о превосходстве оружия и речи не могло быть, плотным и убойным огнем не давали приблизиться маньчжурским и монгольским лучникам для нанесения поражающей стрельбы. Наши полки с марша, почти не задерживаясь, преодолели стену, противника на ней почти и не было, а потом рассекающими клиньями врезались в самую гущу неприятельского войска.

Маньчжуры не ожидали подобного удара в спину, не смогли хоть как-то собраться для отпора русскому войску, в панике разбегались в стороны. За сутки армия пробила всю глубину строя противника, вышла к позициям имперского войска у самых предместий столицы, ее окраина виднелась не далее, чем в десяти верстах. Еще два дня полки добивали попавшие в окружение между клиньями остатки неприятеля, в плен никого не брали. Осада Пекина была снята полностью, командующий отправил в столицу посольство, прошедшее с ним весь трудный путь, сам же остался с войском, отдал приказ продолжить наступление на восток. Ни теряя ни дня, армия продолжила марш вдоль линии фронта навстречу группировке Голенищева, двигаясь по всей ширине полосы до самой стены. Маньчжуры спешно отступали перед ней, почти не оказывая сопротивления, пытались уйти на север в степь.

Неделей позже вступила в бои вторая армия против фланговой группировки противника, состоявшей в большей части из монгольских туменов. Превосходство русского оружия сказалось и на этом участке фронта, массированным огнем пехоты и артиллерии уничтожили и рассеяли вдвое большее по численности войско неприятеля, вынудили его к отступлению, а затем паническому бегству. Так и шли навстречу две русские армии, преследуя бегущего противника, не давая ему оторваться. И все же немалой части, почти половине, маньчжур и монголов удалось прорваться через стену и уйти в степь, бросив обозы, древнюю артиллерию, снаряжение, награбленное добро. Встретились у города Цзиньян, совместно добили оказавшиеся между ними последние вражеские части, а потом еще неделю стояли лагерем, готовясь к возвращению домой.

В начале ноября объединенное русское войско выступило в обратный путь, выполнив поставленную ему боевую задачу - разгром маньчжурской армии и нанесение ей максимальных потерь, своих же почти не допустили. Полное уничтожение врага мы посчитали нереальным на столь протяженном фронте, да еще в степных и горных условиях, хорошо знакомых противнику, найти здесь его скрывшиеся отряды почти невозможно. Возвращались по пройденной ранее армией Голенищева дороге, через Монголию, идти напрямую в горы в наступающей зиме командующие посчитали слишком опасным. Самый трудный участок - Гоби, преодолели с меньшими мучениями, без опаляющего зноя, только с усилившимися морозами по ночам и пронизывающими насквозь ветрами, вышли к Иркутску в середине января. Дальше путь пролегал по оживленному и обустроенному Сибирскому тракту, завершили поход в Москве уже в июне 1632 года.

На всем пути от Сибири до столицы воинов-победителей чествовал весь народ, в городах и селениях встречали хлебом-солью, колокольным перезвоном. Люди стояли по обе стороны тракта, образуя живой коридор, несмотря на стужу, дожди или зной. Славили подвиги армий, вручали бойцам цветы и венки, со всей широтой русской души отдавали дань благодарности воинству, его мужеству и стойкости. В Москве чествовали командующих, наиболее отличившихся воинов на торжественном приеме в Грановитой палате, я собственноручно наградил их орденами и почетным оружием. Среди лучших командиров своей армии Шеин назвал Панкрата, я не скрывал отцовскую гордость, когда вручал ему Георгиевский орден. По моему указу во всех городах, губернских и уездных центрах провели празднества победы русского оружия и духа в восточной кампании.

Удачная экспедиция наших армий в Китае сыграла в последующем очень важную роль, на многие годы скрепила взаимовыгодную торговлю с империей, сотрудничество по другим проекта. Маньчжуры еще долго не помышляли о большей войне с Китаем, хотя набеги их небольших отрядов на приграничные поселения так и продолжались. Обезопасили мы и свою зону на Амуре, поставили укрепления и заставы на правом его берегу. Здесь встречали нередкие наскоки маньчжур с той стороны гор, не допускали их к реке. Сам Амур стал важной транспортной линией, соединившей Сибирь с Дальним Востоком, с большим речным флотом. По его долине продолжили Сибирский тракт в новые края, их освоение пошло намного скорее вплоть до выхода в Японское море и строительства на нем нового Тихоокеанского флота.

Вскоре после войска, в июле, вернулось в Москву из Китая наше посольство. Его глава, мудрый и осторожный Силантий Парфенов, отчитался мне о переговорах с императором Чжу Юцзянем, а после на мои и Грамотина расспросы рассказал об увиденном в диковинной пока для нас восточной стране, поделился своими впечатлениями о далеком, но важном в скором будущем соседе. Все тяготы перехода через горы и последующего марша по тылам маньчжуров посольство перенесло наравне с бойцами. Также мерзли, падали с ног от усталости, но не отставали, несмотря на солидный возраст посольских чинов, обузой войску не стали. После захвата армией маньчжурских поселений в горной долине посольские побывали в нескольких из них, разговаривали через толмачей со старейшинами родов и шаманами в их глинобитных хижинах - фанзах. Слушали историю этого воинственного народа, предания старины, вызнали о нынешних делах и планах.

Произошли маньчжуры от кочевых племен тунгусов-чжурчжэней, со временем они осели на плодородных землях северного Китая, но немалая часть все еще ведет кочевой образ. Были в не столь давней истории великие победы, расцвет могущества, а потом поражение от монгольской Золотой Орды. Основатель нынешнего государства Маньчжоу хан Нурхаци, провозгласивший себя Сыном Неба, объединил разрозненные прежде чжурчжэньские племёна, принялся за завоевание ханьских земель. Он занял три северные провинции - Ляодун, Мукден, Ляоси, разгромил многократно большую по численности армию императора Поднебесной. Пять лет назад, после смерти Нурхаци, к власти пришел его сын Абахай, продолживший экспансию на юг. Именно его войско в прошлом году штурмом взяло Великую Китайскую стену почти на всем ее протяжении, подступило к предместьям столицы ханьской империи.

После, когда армия Шеина разбила маньчжуров и расчистила подступы к Пекину, посольство под охраной роты драгун отправилось на позиции имперских войск. Здесь их провели к генералу Юань Чунхуаню, важному с виду сановнику лет пятидесяти в строгом черном ханьфу - халате из из шёлкового дамаста с перекрестным воротником. Китайский командующий вопреки мнению о восточной учтивости не затруднил себя какими-то церемониями, незамедлительно отрядил конный эскорт для сопровождения посольства в Императорский дворец - Запретный город. Как узнали позже, назвали его так из-за того, что в нем проживал только император со своей семьей и многочисленными наложницами. Вся свита, дворцовая знать обитала за его стенами, вход обычным людям сюда запрещен. Расположен дворец в живописной парковой зоне Бэйхай с цепью озер, экзотическими деревьями и цветниками. По периметру комплекса возвели десятиметровую в высоту стену, выкрашенную, как и весь дворец, в пурпурно-красный цвет, с воротами на юге напротив парадного входа.

Путь в императорскую резиденцию пролег через весь город, раскинувшийся на добрый десяток верст. На окраине по обе стороны вымощенной камнем дороги посольские увидели полувросшие в грунт землянки, убогие лачуги из тростника, везде грязь, кучи не убираемого мусора и отходов. Зловоние еще долго преследовало путешественников, даже в более чистой части города, за крепостной стеной, антисанитарии было предостаточно. И только в аристократическом районе, во Внутреннем городе, стало легче дышать, а архитектура зданий и окружающие их сады радовать глаз. Выстроенные частью из камня, а больше из дерева, дома поражали легкостью конструкций. Высокие портики поддерживали закручивающиеся кверху края черепичной крыши, стены с огромными оконными и дверными проемами казались хрупкими, едва сдерживающимися немалый вес просторных двух- и даже трехэтажный зданий. Каждая усадьба окружалась участком в несколько десятин с высаженными на нем плодовыми и декоративными деревьями, кустарниками и цветниками.

Сопровождающий посольство офицер остановил кавалькаду возле одной из усадьб, переговорил со спешно подошедшим к воротам слугой в традиционном ханьфу, передал ему пакет. После сообщил Парфенову, что посольство останется здесь, в гостевом доме для особо важных персон - чжаодайсо, до вызова в Императорский дворец, распрощался и отбыл со своей командой обратно. Всех прибывших, вместе с ротой охраны, разместили в четырех домах усадьбы, выстроенных по сторонам света. Самых важных гостей поселили в северном, наиболее почетном доме, с высокими окнами, выходящими во внутренний двор. Здесь в ожидании приглашения к Императору прожили неделю, каждый день выходили на прогулку во Внутренний город, издали полюбовались дворцовым ансамблем Запретного города из нескольких зданий, видимых за высокой стеной. Посольских чинов кроме охраны и толмача сопровождали слуги из усадьбы, они показывали достопримечательности Пекина - дворцы, храмы , пагоды, старались угодить своим постояльцам.

Накануне дня приема в усадьбу приехал на пегой лошадке гонец из дворцовой канцелярии - Палаты Церемоний, передал главе посольства грамоту о высочайшей аудиенции, его времени и месте - во Дворце Небесной Чистоты (Цяньцингун), одном из Задних дворцов. В главном здании комплекса - Зале Высшей Гармонии (Тайхэдянь), проводятся самые значимые церемонии, к коим прием посольства не отнесли. Утром назначенного дня посольство в сопровождении чиновника из канцелярии направилось к западным воротам Запретного города, оставило здесь охрану и коней. Без особого промедления прошло досмотр дворцовой стражи, а затем проследовало по боковому проходу вдоль стены, минуя в стороне главную площадь перед дворцом - Тяньаньмынь, окружающую ее Золотую реку с пятью мраморными мостами. На всем пути в Запретном городе посольские чины с нескрываемым интересом разглядывали сооружения, скульптуры, барельефы драконов и львов, росписи поразительной красоты, золотистые черепицы многоярусных крыш с замысловато загнутыми карнизами, выкрашенные алым лаком стены, колонны, беломраморные резные парапеты.

Назначенный для аудиенции дворец высился на постаменте террасы, к нему вела длинная лестница из белого мрамора. Поднялись по ней к входным дверям, также выкрашенным в пурпурный цвет, стража у них пропустила посольских в сени. Здесь в ожидании вызова провели почти час, рассматривая на стенах изображениями черепах, оленей, журавлей, бабочек, цветов, олицетворяющих долголетие, благоденствие, мудрость, счастье и красоту, как объяснил канцелярский чиновник. Конец ожиданию положил дворцовый служащий, пригласивший посольство пройти на прием. В огромном зале, наполненном светом от высоких окон с витражами, сидел на троне в окружении придворных император Чжу Юцзянь, совсем еще юный правитель, ему нет и двадцати лет. Худощавого сложения, одет в роскошное шелковое ханьфу золотистого цвета с вышитыми на нем драконами и небесными светилами, широкие рукава свисают едва ли не до пола. Волосы на голове стянуты вверх к темени в тугой узел, как у всех ханьцев, поверх них надета мянь - искусно вышитая бархатная шапка с жемчужными нитями. На лице юного правителя Поднебесной империи заметен живой интерес к вошедшим гостям, пока еще нет привычной для государственных мужей маски невозмутимости.

После трехкратного земного поклона на коленях императору и его дозволения встать едва заметным жестом руки Парфенов повел приветственную речь, прерываясь на перевод посольского толмача:

- Ваше императорское величество, великий государь Михаил Васильевич, самодержец Всероссийский, царь Казанский, Сибирский, Крымский, князь Эстляндский, Лифляндский, Курляндский, Корельский и прочая, и прочая,

желает Вам, Премудрый Правитель, Сын Поднебесной, десять тысяч лет жизни, а Поднебесной империи - процветания и мира. В знак уважения и нашей дружбы государь передает Вам дары скромные, но от всей души русской. Смиренно прошу Ваше императорское величество принять их милостиво.

Дождавшись перевода и благосклонного кивка императора глава посольства дал знак своим помощникам, те подтащили ближе к трону и открыли два тяжелых ларя, доверху забитых гостинцами. Силантий Матвеевич уже сам выбрал оттуда самые занятные вещицы, называл и показывал императору, через дворцового служащего передал правителю. Ожидаемо молодого Чунчжэня, так называли Чжу Юцзяня по принятому им девизу (возвышенное счастье), заинтересовало оружие. От инкрустированного драгоценными камнями револьвера с барабанным магазином в богатой, также украшенной камнями, шкатулке до великолепной сабли, выкованной златоустовскими мастерами из лучшей легированной стали, превосходящей по прочности знаменитый дамасск. На такое заявление нашего посла император ответил юношеской непосредственностью, велел принести из своей оружейной комнаты лучший дамасский клинок, решил проверить похвальбу Парфенова.

Уже через минуту дворцовый слуга принес персидскую саблю с приметным узором на лезвии, передал старшему воинскому чину, стоящему у трона. На его вопросительный взгляд повелитель только кивнул головой. Генерал положил принесенный клинок на деревянную лавку у стены, взял в руки нашу саблю, а потом резким ударом, с поворотом корпуса, рубанул вниз и ... провалился, едва не упал. Перерубил не только дамасскую сталь, но и толстую, двухдюймовую доску лавки, клинок врезался в мраморную плиту пола, высекая искры в ней. Поднес оружие к своим глазам, долго всматривался, ища повреждения, потом только покачал головой и направился к императору продемонстрировать ему наше чудо. Чунчжэнь принял от генерала клинок, также внимательно оглядел его, а потом довольно кивнул Парфенову, результат испытания снял все его сомнения в наших новинках. Благосклонно принял остальные дары - драгоценные изделия и украшения, соболиную шубу в паре с шапкой как ему, так и императрице, бытовые приборы, игрушки, среди них и заводные, еще многие мелочи, не известные пока многим, но производство которых мы уже поставили на поток.

Император удовлетворенно выслушал заявление посла о готовности Русского царства поставлять заинтересовавшие его товары в Поднебесную империю на выгодных обеим сторонам условиях, сотрудничестве в других делах и проектах. В завершении аудиенции выступил с краткой речью:

- Поднебесная империя с благодарностью принимает помощь нашего доброго соседа, великого Русского царства, в войне с чжурчжэнскими варварами, коварством захватившими немало наших земель. Все принятые нами обязательства мы исполним с честью. О них и других великодушных предложениях северного друга поручаю вести переговоры Имперскому совету. Русское царство и великий государь Михаил Васильевич могут рассчитывать на всемерную мою поддержку в полезных нашим странам торговых и других делах.

Парфенов ответил словами признательности, после, как предписывалось церемониальными правилами, трижды поклонился на коленях и отступил, не оборачиваясь спиной к императору, вместе с остальным посольством покинул дворец и Запретный город. В течении последующего месяца наши послы вели переговоры с Имперским советом, министерствами и палатами, составили и подписали у императора договора и соглашения в торговле, науке, промышленности, строительстве дороги через Большой Хинган, по другим проектам. Император исполнил свое обещание о передаче секрета шелка и фарфора, больше того, предоставил своих мастеров, запасы сырья, колонии шелкопряда для их разведения и производства сверх ценной ткани и керамики. В целом посольство успешно справилось со своей задачей, дало почин многим выгодным контрактам и связям. Но и столкнулось с негативной стороной в администрации местных властей и ведомств - почти тотальной коррупцией, частой некомпетентностью чиновников. Даже под прямым контролем императора дела затягивались или решались не лучшим образом, а иногда просто бойкотировались.

Сам повелитель прекрасно знал о подобном состоянии в своем правительстве, но как-то исправить его не мог, не хватало знающих и достойных государственных мужей. Чунчжэнь отказался от распространенной среди прежних монархов практики привлечении евнухов к управлению государством, на большинство ключевых постов назначил представителей оппозиционной партии Дунлинь. Она объединила сотни и тысячи ученых и чиновников, проповедовала идеи ханьского конфуцианства, восстала против господствующего даоско-буддийского влияния. Однако все принятые молодым императором меры не привели к успеху, не смогли коренным образом изменить назревшую кризисную ситуацию в стране. Недовольство властью привели к народным восстаниям, особенно крупное произошло три года назад в провинции Шэньси. Властям удалось подавить его, разгромить ряд повстанческих отрядов в долине реки Хань, но сопротивление недовольных все еще продолжалось, грозясь перекинуться и на другие провинции.

О таком раскладе в стране император как-то обмолвился в доверительной беседе с Парфеновым, тот предложил обсудить эту проблему со своим государем, может быть, найдет реальный выход. Молодой император задумался, а потом согласился, все равно лучшего решения у него нет. Чунчжэнь вызвал сочувствие у посла своим старанием что-то изменить в давно разладившемся государственном устройстве. В отличие от своих предшественников на троне, начиная с императора Ван Ли, практически отстранившихся от управления государством и передоверивших насущные вопросы дворцовым вельможам, Чжу Юцзянь пытался сам разобраться в делах страны, нередко совершал ошибки, назначал нелучших на важные посты или отстранял по наговору достойных, принимал опрометчивые законы. Но все же хоть в чем-то, пусть даже малом, смог повлиять. Прекратил на время разорительные войны с Японией и Монголией, дал больше свободы оппозиционным власти силам, той же партии Дунлинь, передал больше самостоятельности министерствам и провинциям.

В начале декабря посольство завершило свою работу в столице Срединного государства, как еще называли китайцы свою страну. Император снарядил для его отправления в обратный путь немалый обоз под многочисленной охраной, с послами выехали мастера и ученые, направленные империей в Россию по совместным соглашениям и проектам. Путь домой пролег по тому же маршруту, каким месяцем раньше проследовали наши армии, через Гоби и Монголию. Особых трудностей он не вызвал, в пустыне больше забот доставляли сильный мороз и ветры, не обошлось без обморожений. В степях Монголии избежали стычек с отрядами кочевников, остатки разгромленных русской армией банд побоялись напасть на караван, крупная охрана отпугнула их. Под Иркутском вышли на Сибирский тракт, здесь отпустили сопровождение, дальше по проторенному пути неспешно дошли до самой столицы, успешно завершив почти полутора летний поход на Восток.

Глава 6

Летом 1631 года, пока обе наши армии шли походом в Китай, пришли тревожные вести из Туркестана. Против группировки Меншикова и союзного Казахского ханства выступили объединенным войском бухарское, кокандское, хивинское (хорезмское) ханства. Как выяснилось позже, не обошлось без наших недругов, Англии и Голландии, их эмиссары купили высших чинов этих ханств золотом и посулами в помощи. В течение прошлого года караванами доставили через Индию и Афганистан пусть и устаревшие, но в большом количестве ружья, пушки, припасы к ним. Прислали инструкторов, научивших азиатских нукеров худо-бедно пользоваться этим оружием. Наша агентура и представительства Туркестанского генерал-губернаторства в этих ханствах не смогли помешать сговору правителей. Что уж говорить, даже узнали о них с запозданием. Спохватились ранней весной, когда враждебные монархи начали собирать свое войско, а слухи о предстоящей войне пошли среди купцов и местных властей, лишь тогда отправили гонцов в Москву с донесением. В середине июня ко мне на прием прибыл начальник Управления разведки Башмаков, поведавший о происходящих в южных краях событиях. По его докладу, в объединенном войске неприятелей около 60000 человек. Большей частью, на две трети, в нем легкая конница, вооруженная луками и стрелами, в пехоте оружие разношерстное - от топоров и пик до английских фитильных ружей. В спешно созданных артиллерийских частях насчитывается более двухсот орудий - полевых пушек, тяжелых кулеврин, мортир. Основной костяк войска составляют воины бухарского ханства - их почти половина, главнокомандующим назначен ставленник Имамкули-хана дадха Абдул-бек. Военачальники других ханств по велению своих правителей вынуждены подчиняться командующему, но между ними особого согласия нет, каждый печется о своих интересах. В какой-то мере их объединяют английские советники, прикрепленные к каждому из них, координируют совместные действия. Много инструкторов - английских и голландских, - в пехотных подразделениях, а в артиллерийских частях они при каждой роте. На нашей стороне, кроме двадцатитысячной группировки Меньшикова, предполагается пятнадцать тысяч всадников Казахского ханства, именно столько пообещал мобилизовать в течении месяца Жанибек хан, принявший власть после смерти отца - Есим хана. Правда, их боеспособность и организованность под большим сомнением, так что командование русского войска рассчитывает на свои силы. Туркестанское генерал-губернаторство предприняло срочные меры, необходимые к предстоящим боевым действиям. Уже началось выдвижение воинских частей на линию границы с враждебными ханствами, а также их передислокация с восточных рубежей на южные. Приступили к строительству оборонительной линии и застав, привлекли к земляным работам по согласию местных властей население. Наши представительства и купцы срочно отозваны с опасных территорий, оставлены только тайные агенты разведки. Первый вопрос, который вызвал у меня доклад Башмакова: - Почему так поздно стало известно о столь масштабном выступлении наших недругов? Ведь во всех своих компаниях мы опирались на оперативные и достоверные сведения, полученные по различным каналам. А тут такой провал! Руководитель разведслужбы не стал искать оправданий, признал свою вину, а после заверил: - Государь, приму все меры для исправления случившегося промаха. Агентурная сеть в Азии у нас слабая, только обзаводимся связями с тамошними властями, ищем пособников среди местного населения. Я обсужу с помощниками, что можно в нынешних условиях предпринять. Думаю, нужно будет направить туда дополнительно опытных агентов, активнее работать на месте с возможными союзниками. У нас больше опыт с европейским окружением, теперь срочно возьмемся за южное и восточное направления - в центральной Азии, на Дальнем Востоке. Только прошу дать время, нашим людям нужно привыкнуть к местным отношениям и нравам. Слушал Башмакова и понимал, что больше вины именно на мне - упустил особый характер агентурных и силовых операций в непривычной для многих среде. Как высказался один известный киногерой из моей прошлой жизни: Восток - дело тонкое. Здесь действительно требуется иной, чем в Европе, подход, можно сказать, более изощренный. Прямое давление, непродуманное применение силы может только испортить наше вхождение в стратегически важный регион, как было в реальной истории прежней Российской империи. Тогда понадобилось почти три века на завоевание мятежного края, да и в последующем пришлось держать в нем значительные силы для удержания в покорности местного населения. Я не собирался повторять прошлые ошибки и проводить колониальную, основанную на военной силе, политику. Здешний народ сам должен понять и принять выгодность сотрудничества с нами. Но и оставлять на самотек отношения с ханствами тоже нельзя. Наши злейшие враги, особенно Англия, именно тут, чужими руками, могут воткнуть нам в спину нож. Как произошло сейчас и, вполне вероятно, повторится в будущем. Подобные задачи я ставил более года назад Меньшикову, отправляя его с экспедиционным корпусом не на покорение Средней Азии, а защиту перешедшего под наше покровительство Казахского ханства. Ни в коем случае нельзя ввязываться в междоусобицу ханств на стороне кого-то ни было, а тем более силой тянуть под свое крыло. Только добросовестное исполнение принятых обязательств, не более. В тайной же сфере распорядился предпринять все возможное для получения своего влияния на местные власти и правителей. Но, как видно из происшедших событий, не все гладко пошло у нашей военной администрации и разведслужбы. Положение не критичное, имеющихся сил вполне достаточно справиться с войском ханств, выступивших против нас. Но сам факт их открытого противостояния тревожен - стать для всех врагом и тем самым потерять край для мирного сотрудничества для нас недопустимо. Надо переломить сложившиеся негативные отношения, заставить недружественных правителей считаться с нами, а потом дипломатично перетянуть на свою сторону. Подкупом или шантажом, посулами или реальной помощью - все равно, но войны между нами больше не должно быть. Именно такую цель поставил Башмакову, дал согласие на расширение агентуры и дополнительные расходы для подкупа нужных чинов на Востоке. Позже вместе с ближайшими помощниками - Головиным, Барятинским и Хворостининым, - обдумал наши дальнейшие действия в Средней Азии. Сошлись во мнении, что, несмотря на трехкратное превосходство противника в живой силе, отправлять еще войска нет нужды. Уже имеющий опыт столкновений с хивинской и джунгарской войсками убеждал нас в низкой их боеготовности, в организованном бою они не представляли для нашей группировки серьезной опасности. Больше беспокойства доставляли внезапные налеты небольших конных отрядов на наши посты, особенно туркменских джигитов - отличных наездников и стрелков. В хивинской армии они составляли наиболее боеспособную часть. С бухарцами и кокандцами нам еще не приходилось сталкиваться, но из донесения Меньшикова следовало, что с дисциплиной и уровнем подготовки у них не лучше. Больший смысл имело поддержанное всеми предложение Семена Головина создать туркестанское казачество и основать его поселения вдоль восточной и южной границы Казахского ханства. Правда, такой шаг надо согласовать с Жанибек ханом, но резонно приняли, что вряд ли он откажется от зоны безопасности на границе с воинственными соседями. Кроме того, посчитали нужным сформировать пограничную стражу, по окончанию боевых действий должна заменить на рубеже армейские части Меньшикова, они же станут гарнизонами в узловых пунктах. Обсудили вопросы с практическим введением подобных мер - от комплектования личного состава до снабжения необходимыми припасами. Решили с назначением ответственных чинов, распределили между собой предстоящие работы, с тем и разошлись выполнять принятый план. В последующих донесениях из Туркестана получили сведения о дальнейшем развитии событий, они в основном подтвердили наши прогнозы. В начале мая объединенное войско ханств форсировало водную артерию края - Сырдарью и вступило на земли Казахского ханства между городами Отрар и Яссы (Туркестан) - самым густонаселенным и плодородным районом на юге страны. Захват и присоединение именно этой территории стал главной целью бухарского и кокандского ханов, а хивинцы рассчитывали поживиться грабежом богатых городов. По всему фронту перед наступающим противником встали русские войска, успевшие за месяц с помощью мобилизованного местного населения выстроить сплошную линию обороны с опорными пунктами и окопами. Выдвинутые вперед редуты приняли на себя основной удар неприятеля. По-видимому, они показались вражеским командующим доступной целью для массированной атаки конницы и пеших сарбазов. Навалились всем войском, без какой-либо разведки и продуманной тактики. Не было и намека на какое-то организованно наступление, пехота бежала толпой, а впереди лихо неслись конные нукеры. Наши воины в опорных пунктах, в большей части ветераны с солидным боевым опытом, хладнокровно подпустили их почти вплотную, а потом открыли частый залповый огонь. Прорвавшихся всадников встретила окопавшаяся позади редутов пехота. Стрелков поддержала полковая артиллерия на передовой линии, с дальних огневых позиций открыла огонь тяжелая артиллерия. Понеся огромные потери под сплошным свинцовым ливнем, войско неприятеля в панике бежало, бросив орудия, громоздкие ружья и другое снаряжение. Судьба сражения решилась практически после первого столкновения противостоящих войск. Можно было спокойно, без лишних потерь с нашей стороны, завершить разгром противника. Но тут сказалась недисциплинированность казахского воинства, стоявшего до сей поры по флангам за первой линией. Его конница во главе с Жангир-ханом, младшим братом правителя, самовольно, без согласования с командующим русским войском, бросилась в атаку на бегущего противника. Нашей артиллерии и стрелкам пришлось срочно прервать стрельбу, чтобы не поразить горе-союзников, а потом самим спешно идти за ними в атаку. Джигиты Жангир-хана, сцепившиеся в прямом единоборстве с конницей противника, фактически прикрыли его от огня русской армии, дали возможность оторваться основным силам и переправиться на южный берег Сырдарьи. Стрелкам пришлось прицельно, а не залпом, выбивать вражеских всадников, иногда путая их с казахскими - какой-то особой формы ни у тех, ни у других не было. После боя, перебив оставшийся заслоном арьергард противника, пришлось еще останавливать поймавших кураж джигитов, пытавшихся с ходу переправиться через многоводную реку. Меньшиков не сдержал своего возмущения, принародно принялся отчитывать юного и горячего хана, сорвавшего столь удачно начатую операцию. Слов не подбирал, перемеживал их казахскими ругательствами: - Щенок, молокосос! Научись воевать, прежде чем вперед соваться! Көт╕ жалбыраған, басың с╕гей╕н! Второй сын Есим-хана и без переводчика-толмача понял эмоции командующего, сам взъярился, ответил родным матом: - Шешең амы, көт╕н жеме! После, скомандовав своим джигитам: - Соңымнан (за мной)! - отправился прочь, наверное, жаловаться правящему брату на неблагодарных русских, не оценивших его геройский порыв. Наши войска еще две недели простояли у границы в ожидании повторного наступления. Но, по-видимому, воинственные ханы и их командующие поняли слабость своих армий. Что даже и объединившись, многократно превосходя по численности, все равно у них нет никакой надежды выиграть сражение у русской армии, отлично обученной и вооруженной. Они перешли к тактике изматывания внезапными налетами на посты и отдельные подразделения. Наше командование учло такую перемену, отвело основную группировку к местам постоянного базирования. Оставило только гарнизоны в опорных пунктах для несения дозорной службы вдоль северного побережья Сырдарьи и впадающей в нее реки Арысь, ставшими границей между противостоящими сторонами. К осени их заменили пограничные войска, незамедлительно принявшиеся за строительство застав с казармами, наблюдательными вышками, хозяйственными постройками. Между ними обустроили секреты для дозорных, сигнальные дымокурни. До наступления морозов завершили с основными строительными работами, встали на зимовку с достаточными бытовыми удобствами. В то же время днем и ночью вели дозорную службу, во время обнаруживали и пресекали вылазки нукеров с той стороны реки. Без потерь не обходилось, противник все же просачивался потайными тропами в наш тыл, устраивал западни, нападал на дозоры. В таком противоборстве пограничников и залетных банд прошла зима, а за ней весна, пока не возобновились торговые и другие связи по обе стороны Сырдарьи. Башмаков сдержал свое слово, переломил прежнюю вялотекущую агентурную работу в ханствах. Его ведомство еще осенью направило сюда самых бойких агентов с восточными корнями - башкир, татар, чуваш, калмыков. Они сравнительно быстро влились в местный люд, открыли лавочки, мастерские в городах и крупных поселениях. Завязали связи с местными чинами, подкармливали их щедрыми подношениями. Через них вышли на чиновников рангом повыше вплоть до ханских придворных. Кроме информации получили возможность влиять в какой-то мере на настрой власть имущих, исподволь проводили нужную нам политику. Как вода точит камень, так и наши агенты постепенно меняли враждебное отношение местного окружения к русским и России на более терпимое, соблазняли выгодами торговли и совместных дел. Ранней весной дал поручение Грамотину и его министерству снарядить посольства в южные ханства для заключения мира и договора о сотрудничестве. По последнему докладу Башмакова посчитал почву для переговоров достаточно подготовленной, не стал откладывать в долгий ящик закрепление связей на дипломатическом уровне. Послы получили от меня широкие полномочия, я сам их проинструктировал по возможным вариантам - от отказа приема до благодушного обращения. Они прекрасно понимали опасность своей миссии - могли и не вернуться живыми, но сознание долга и открывающихся перспектив для страны вело их на подвижничество. Ни в ком из дипломатов не чувствовал робости перед трудным делом, хотя их волнение было явно заметно. Вскоре после моей аудиенции они отправились в далекий путь. В июле получил первые вести от посольств. Кокандский хан согласился принять нашего посла, сейчас идут нелегкие переговоры - по каждой закорючке будущего договора ханская сторона торгуется как на базаре, выискивает любую возможность нажиться за наш счет. Бухарский хан открыто не отказал в приеме, но тянет с ним - посольство уже месяц в Бухаре, а дело с переговорами даже не тронулось с места. Хотя дары хану были на редкость щедрыми, по-видимому, набивает себе большую цену. Хивинское посольство завершилось трагически, фактически и не начавшись. В песках Кызылкумы уже на подходе к городу Ургенчу на наших послов и охранявшую их сотню драгун напал крупный отряд туркменских джигитов. Сопровождавшая посольство ханская гвардия даже не пыталась встать на защиту, наоборот, выстроилась стеной перед нашей охраной и не дала ей возможности открыть огонь по нападающим. Драгунам пришлось вступить в прямой сабельный бой, никто не дрогнул, бились до последнего. Расправившись с охраной, туркмены безжалостно вырезали мирное посольство, а потом, прихватив богатую добычу, скрылись в барханах. Весть о гибели русского отряда принес Платон Вересов, единственно выживший драгун, придавленный павшей в бою лошадью. Он шел через пустыню три недели, питаясь ящерицами и черепахами, колючками и корнями песчаных кустарников. Прятался от изредка встречавшихся групп всадников, из оружия у него остались только сабля и нож. Выбрался к своим из последних сил, изможденный, высохший от постоянной жажды. В тот же день Платона доставили к Меньшикову, тот молча выслушал трагическую историю, только распорядился позаботиться о герое. Вот так летом 1632 года началась вторая война на юге. Командующий, следуя моей инструкции переданной ему посольством именно на подобный исход, в июне во главе десятитысячного экспедиционного корпуса форсировал Сырдарью и приступил к карательному походу на Хиву. Вели наши полки проводники из местных казахов, не раз бывавшие по торговым делам в Хиве, Ургенче, Газавате и других крупных городах ханства. Путь по раскаленной, пышущей жаром пустыне, отсюда ее название - "красные пески", длился почти месяц, шли от одного оазиса до другого. Он во многом оказался сходным с переходом армии Голенищева через Гоби, с теми же трудностями и лишениями, только пережидали самую жару на дневных привалах. Не раз схватывались с конными отрядами туркмен и узбеков, подбиравшимся скрытно из-за барханов, но обошлось без особых потерь - охранение вовремя перехватывало противника. В начале июля, стойко выдержав труднейший путь в песках, русские войска вышли к полноводной Амударье, самой крупной реке в этой части Азии. Остановились здесь на два дня - Меньшиков дал возможность воинам набраться сил после изнурительного перехода, да и готовили плоты из камышовых настилов, перевозимых обозом. Столько же времени ушло на переправу через реку выше Ургенча, еще через день подошли к окраинам Хивы. Серьезных боев на всем пути и подступах к столице не было. Конные отряды неприятеля следовали на солидном удалении от полковых колонн, иногда имитировали стремительную атаку, но на безопасном для себя расстоянии разворачивались и также спешно улепетывали. Полки не реагировали на такие провокации, продолжали скорый марш, только бойцы походного охранения бдительно следили за маневрами противника. Русские войска обошли по периметру город и к вечеру полностью взяли его в кольцо, после незамедлительно принялись строить укрепления напротив всех десяти ворот в крепостной стене. Хивинцы не пытались помешать осадившим, только суетились на стенах и громко галдели. Всю ночь защитники города жгли факелы, опасаясь ночного штурма. Русское же войско, выставив посты, спокойно спало в палатках, так что утром встало с гораздо лучшим духом, чем неприятель. Когда солнце поднялось довольно высоко, Меньшиков направил к главным - западным, воротам парламентера, вручив ему грамоту для хана. Вместе с поручиком, держащим в руке белый флаг, следовали горнист и толмач, подойдя к воротам на безопасное от стрел расстояние, остановились. Горнист проиграл команду "Слушайте все", после толмач громким голосом вызвал хивинского командира принять послание. В переданной хивинской стороне грамоте командующий предъявил жесткий ультиматум - найти и наказать всех причастных к нападению и гибели русского посольства, а также выплатить виру за погибших. На исполнение указанных условий Меньшиков установил срок - неделю. Ответ должен быть передан сегодня же, до заката. В противном случае русское войско примется за штурм города и само взыщет в полной мере за совершенное злодеяние. Неизвестно, на что надеялся Исфандияр-хан, но он так и не дал ответа на ультиматум. Этой же ночью русская артиллерия приступила к разрушению крепостных ворот и башен. Глинобитные укрепления не представляли особых затруднений нашим полевым пушкам, за ночь и в течении следующего дня все ворота и основные башни были снесены практически до основания. Ближе к вечеру на одной из стен хивинцы вывесили по нашему примеру белый флаг, а когда артиллерия прекратила огонь, из пробитого в воротах проема показалась делегация важных чинов в богатых шелковых халатах и белых тюрбанах. Встретившему их командиру полка передали через толмача просьбу встретиться с командующим - сердаром. Меньшиков принял ханских посланников, возглавляемых визирем - главным министром хана Сеидом Ислам-ходжой. Переговоры между ними были долгими, но результаты того стоили. Визирь от имени хана принял все условия ультиматума, сверх того выразил готовность наладить с российской стороной взаимовыгодную торговлю, принять представительства генерал-губернаторства в городах ханства, гарантировал безопасность русских купцов и государственных чинов. Фактически командующий принял на себя дипломатические обязательства, в ходе последующих встреч и переговоров как с визирем, так и с ханом заключил важные для обеих сторон договора и соглашения. В течении двух недель практически решились те задачи, что ставились посольству. Наряду с торговыми отношениями, пошлинами и таможенными сборами приняли договор о мире и ненападении, линии границы, совместной ее охране от банд, скрывающихся в песках и нападающих на мирные поселения, караваны. Кроме того, условились об открытии в ханстве российских предприятий и мастерских, как государственных, так и частными ремесленниками. Отдельно приняли военный договор о закупке ханством оружия и припасов, обучении регулярных воинских частей русскими инструкторами. Пока их в войске ханства нет, если не считать личную гвардию хана, как и постоянного воинства. Собирается из ополчения для похода или защиты от нападения воинственных соседей - тех же бухарцев или персов. О дисциплине и боеспособности таких формирований говорить не приходится, практически неуправляемая толпа. Так что Исфандияр-хан воспользовался ситуацией и решил создать с помощью русских более-менее обученную и вооруженную армию. Наверное, он планировал в будущем захватить ею новые территории, занять и пограбить богатые города соседей. Меньшиков пошел навстречу хивинскому хану, опасности от подобных планов для России и союзного казахского ханства он не видел. Напротив, с помощью подконтрольных хивинцев можно надавить на своенравного бухарского хана, склонить на свою сторону. Оставив в Хиве свое представительство и военных советников, а также один из полков для охраны будущих предприятий и торговых объектов - Меньшиков не стал особо полагаться на слово хана и перестраховался, - русское войско отправилось в обратный путь. Он прошел легче, зной в середине августа немного спал. Да и нападений на колонну почти не было - несколько раз видели на горизонте отряды джигитов, но они тут же скрывались, не искушая судьбу. Только однажды какой-то безбашенный сердар лихо наскочил на передовое охранение, но, встреченный огнем в упор и потеряв десяток бандитов, поспешил умчаться прочь. Наше войско неспешно прошло пустыню, во второй половине сентября вернулось на свою сторону, успешно решив как военную задачу, так и политическую - всем в ханствах, не только в Хивинском, стало ясно, что с русскими лучше жить мирно, обиды они не прощают. Результаты экспедиции сказались на переговорах с бухарским ханом. Он, по-видимому, прознал о случившемся в Хиве, а также о договоренностях тамошнего хана с Меньшиковым. Его наверняка встревожила готовность русских помочь извечному врагу с подготовкой боеспособной армии, заторопился принять наше посольство. В короткий срок стороны согласовали и подписали договора и соглашения о заключении мира, торговле, открытии представительств во всех крупных городах. После же бухарцы настояли на заключении военного договора, подобному хивинскому. У них с войском положение не лучше - тоже неорганизованная толпа ополченцев, постоянной армии нет. Такая ситуация и в других азиатских ханствах - в кокандском, джунгарском, афганских, военное дело у них на уровне прошлых веков. К началу осени со всеми туркестанскими ханствами были заключены договоры о мире и соглашения о торговле, административных и хозяйственных связях. Вскоре на юг и обратно после годового перерыва вновь потянулись караваны купцов. К ним добавились переселенцы из ремесленников и прочих охочих людей, пожелавших увидеть загадочный Восток, открыть там свое дело. Таких непосед в стране хватало, ехали семьями и поодиночке. Счет им вначале шел десятками, на следующий год перевалил за сотни. Государство помогло им ссудами и снаряжением, караваны переселенцев шли к месту назначения под охраной армейских подразделений. Так понемногу, месяц за месяцем, год за годом русские люди осваивали Азию, уходя все дальше на юг вплоть до Памира и Каракумов.

Глава 7

Тем временем в семье у меня происходили свои события. Наследник, Панкрат, поддался уговорам матери и согласился жениться. Он только недавно вернулся с войском из полутора летнего похода в Китай, командир полка дал ему двухмесячный отпуск. В первые дни отсыпался и отъедался - мать и бабушка наперебой пичкали его своей стряпней, жалостливо глядя на отощавшего чада. Не успел сын отойти от тягот воинской службы, как обе женщины принялись уламывать на смотрины - у каждой уже были на примете свои кандидатуры будущей невестки из девиц на выданье. Панкрат сопротивлялся не долго, не мог отказать любящим его родным. Ему пошел двадцать второй год, вот они и настояли - де ты уже вошел в зрелый возраст, пора своей семьей обзаводиться. Сам он подобным желанием не горел, его больше увлекали ратные подвиги, да еще приохотился читать, опять же о воинском умении и хитростях. С возрастом сын становился все серьезней, юношеские порывы сменили взрослая рассудительность и основательность. Обычные забавы молодых людей его лет - шумные гуляния с попойками и драками, соперничество за внимание девиц или в каких-то затеях, - Панкрата не увлекали, держался особняком от таких компаний. Да и к женскому полу особого рвения не проявлял, не пытался заигрывать с девушками и молодицами, когда представлялась такая возможность. Мать и бабушка не могли нарадоваться степенности юноши, меня же она беспокоила. Считал, что у каждого сильного мужчины должна гореть кровь в жилах, кураж придает ему лихость и бесстрашие, желание отличиться, заслужить похвалу и внимание окружающих. А у сына все шло размеренно, редко случалось, когда он проявлял сильные эмоции, даже улыбался нечасто. Не чувствовал в нем той искры, от которой сердце загорается на пусть и безрассудные, но великие подвиги. Я пытался растормошить Панкрата - устраивал ему поединки с сильными соперниками, сам иногда вставал против него, водил с собой на игрища и схватки, вместе с ним вставал в стенку или на приступ, приглашал в товарищи бойких ровесников, в гостях у друзей как бы ненароком сводил с молодицами и вдовицами. Но все оказалось напрасным, наследник тяготился подобными затеями, занимался ими только из сыновнего послушания. Невольно сравнивал его с младшим сыном, Сережкой - у того земля горела под ногами, не мог усидеть на месте ни минуты. Ему только шестнадцатый год, а уже все перепробовал, на всяких зрелищах и состязаниях среди первых. С женским полом тоже не промах, не раз замечал, как он без смущения подкатывал к молодицам с не очень строгим нравом. Тому бы хотя бы долю от серьезности старшего брата, было бы в самый раз! Одна надежда, что с годами образумится, но ясно понимал, что вряд ли. Наступил уже сентябрь, когда на женской половине Теремного дворца моя помолодевшая от подобного занятия мама и Сашенька устроили смотрины невест. Сначала сами осмотрели и поговорили с девицами из круга благородных семей. Не ограничились только своими знакомыми, как предполагали вначале, набрали претенденток со всей Москвы и Подмосковья. Я не вмешивался в выбор невесты, отдал на откуп своим женщинам, вот они и расстарались. За неделю из почти сотни девиц отобрали пятерых лучших на свой вкус, вернее, вкус мамы - Сашенька не стала ей перечить, только просила свекровь обратить внимание на своих избранниц. Их поселили в одной из палат дворца, в ближайший выходной день Панкрата - он уже вышел на службу, - показали будущему жениху. Как мне потом рассказала Сашенька, сыну ни одна из выбранных невест не запала в душу, он дважды прошелся вдоль ряда побелевших и покрасневших от волнения девушек, после покачал отрицательно головой и молча ушел к себе. Позже, когда отпустили расстроенных невест с подарками, на расспросы бабушки и матери - чем же не угодили ему девушки, ответил: - Они хороши, спору нет, но чего-то не хватает. Смотрел на них, но чувства - это та, что мне пригожа, - вовсе не испытывал. А потом, немного замявшись, продолжил: - Может быть, не надо смотрин? А то стыдно с девицами, выбираю, как цыган породистую кобылицу. - А как ты сам хотел бы, если день и ночь в полку, где же ты найдешь себе жену? - ответила вопросом Сашенька. Панкрат пожал плечами, после небольшого молчания сказал: - Хорошо, покажите еще других, может быть, кто-то мне понравится. И еще, позвольте мне видеться с каждой наедине, а не так, строем. Хочу поговорить, смотреть в глаза, думаю, так мне будет лучше с ними познакомиться. Да и пойму, не противен ли им я сам. Так и порешили. Еще месяц в свободные дни Панкрата приводили девиц на смотрины, а он никак не мог остановить свой выбор на ком-либо. У Сашеньки уже терпение осталось на исходе, насколько ни была она выдержанной. Наверное, не раз пожалела о своей инициативе, хотя вслух мне о том не высказывалась. Родная же бабушка после вторых смотрин отстранилась от оказавшейся столь хлопотной затеи, дальше всем процессом поиска невесты заправляла Сашенька. По ее просьбе дал предписание руководству ближайших губерний направить красных девиц с мирным нравом в Москву, но строго оговорил - никого не принуждать, лишь по доброму согласию. Не стал уподобляться тому же Ивану Грозному, насильно собиравшему со всей страны боярских и дворянских дочерей. Прознали о намерении женить наследника русского трона соседи на Западе. Кое-кто из царствующих особ проникся намерением связаться династическим браком с могучей Россией, показавшей свою силу всей Европе. За прошедшие после войны годы русофобия в какой-то мере поутихла, более трезвомыслящие политики и монархи призадумались о возобновление взаимовыгодных связей. Через Главную дворцовую канцелярию ко мне обратились послы Речи Посполитой и Дании, предложили заключить брак с принцессами этих королевств. Только что вступивший на престол после смерти отца, Сигизмунда III, король Речи Владислав IV готов был отдать в жены Панкрату свою сестру, юную Анну. Датский король Кристиан IV предоставил на выбор двух дочерей - Анну и Софию, семнадцати и шестнадцати лет. Портреты принцесс послы передали в канцелярию вместе с ходатайством об аудиенции. Никакой пользы от таких браков я не видел. Сколько их в прошлой и будущей истории не заключались, все равно - распри и войны между породнившимися монархическими династиями продолжались. Личные выгоды оказывались сильнее эфемерных семейных уз. А в сложившейся между нашими странами ситуации тем более - никакой веры к своекорыстным правителям и их отпрыскам у меня не было. Но не стал решать за сына его судьбу, передал ему грамоты послов с портретами высокородных девиц. Как и ожидал, Панкрат не польстился королевскими посулами, только с любопытством посмотрел на изображение тощих девушек, разительно отличающихся от пышущих здоровьем русских красавиц, прошедших перед сыном на смотринах. Он только хмыкнул, без сомнений отложил в сторону картины и немногословно ответил на мой безмолвный вопрос: - Нет, папа. Я лучше поищу среди своих. С чужими лады не будет. В конце концов, к великой радости матери, сын выбрал себе невесту - скромную девушку из небогатой и неродовитой семьи. Отец ее из крепостных крестьян, рекрутом попал в армию, выслужился до офицера, за ратные заслуги получил дворянство. Имения ему не дали, только подворье в Калуге, где проходил службу, так что семья жила на офицерское жалование. Подобные обстоятельства для Панкрата не имели никакого значения, главное - девушка пришлась ему по вкусу и душе. Да и Сашеньке тоже - красивая, ладная, умом не обделенная, а нравом добрая. Да и руки на месте, те поручения, что давались претенденткам - вышивание, стряпня, ведение хозяйства, - исполняла споро и умело, видно, что девушка работящая, к труду привычная. Звали невесту Машей Коровиной, ей недавно исполнилось семнадцать лет. В семье из детей она старшая, кроме нее еще трое - все девочки, сыновей родителям бог не дал. Венчание и свадьбу молодых не стали откладывать в долгий ящик, назначили на следующую неделю. Она прошла хлопотно - готовили стряпню и подарки, шили жениху и невесте свадебный наряд, выкупили и обустроили им подворье в Китай-городе, приняли приехавших родителей Маши. Накануне венчания они пришли в Теремный дворец знакомиться с нами и женихом. Как выяснилось при встрече, с отцом, Василием Коровиным, Панкрат уже виделся ранее, в восточном походе. Он служил в соседнем полку, тоже командиром роты, да и звание у них общее - поручик. Возрастом постарше меня, на подходе к пятидесяти, но выглядел еще крепким и сноровистым. Жена его, Василиса, намного моложе, статью и лицом Маша пошла в нее. Родом она из простолюдинов, дочь портного. Чета Коровиных волновалась на приеме, держалась с нами скованно. Наверное, им все еще не верилось, что скоро породнятся с царской семьей, а их родная дочь когда-то станет царицей могучей страны. Усилиями Сашеньки, приветливо обращавшейся с будущими сватами, они понемногу освоились и разговорились. Условились с ними о предстоящей церемонии, дальнейшей жизни молодых, а также переменах в их собственной судьбе. Ушли успокоенные и довольные, не скрывали охватившую их радость. На прощание я выдал сватам солидную сумму на нынешние расходы и объяснил, что у себя в губернии получат государственное пособие, как члены царской семьи. Ранее уже высказался, что им будет предоставлены имение и обширные угодья с селениями, но без крепостного права, как заведено во всех казенных землях. Венчание провели в домовом соборе без особой пышности и многочисленных гостей - на этом настоял Панкрат, а мы с Сашенькой согласились. Пригласили только родню, близких друзей, а также сослуживцев сына. Как подобало традициями, перед отправлением в храм мы и родители Маши благословили детей на семейную жизнь, дали вкусить каравай с солью. После дворцовыми переходами прошли с гостями в Благовещенский собор. Здесь нас встретил настоятель, пригласил молодых пройти к аналою. Перед обручение вопросил их - по доброй ли воле вступают в брак, после твердого ответа жениха и едва слышного невестиного "да" произнес напевно: - Обручается раб Божий Панкратий рабе Божией Марии, во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа, аминь, - и надел им на пальцы освященные кольца. Затем протопоп совершил Божественную литургию, сопровождаемую песнопениями церковного хора. Благословил чашу с вином, из которой жених с невестой испили трехкратно. В завершении таинства преосвященный возложил на головы брачующихся венцы и священный покров, соединил их руки и объявил мужем и женой. Они еще три раза обошли кругом аналой, обменялись обручальными кольцами. Весь обряд молодожены выдержали довольно уверенно. Не только Пенкрат, как всегда, хладнокровный, только иногда - в самые торжественные моменты, показавший смятение, но и юная Маша оказалась ему под стать. Стояла прямо, бледная и напряженная, все предписанные невесте действа исполняла твердой рукой. Невольно пришла мысль - это же прирожденная царица, верная соратница и подруга будущего государя. Переглянулся с Сашенькой - похоже, и она подумала также, чуть, одними глазами, улыбнулась мне понимающе. Для свадебного пира я предоставил Грановитую палату. Правда, она оказалась великовата для немногочисленный гостей - занята была только одна сторона. Но коль сын так пожелал, так тому и быть, это его и молодой жены праздник. Но организовали и провели его назначенные мной распорядители вполне достойно, торжеств и забав оказалось предостаточно. Я дал почин празднеству, после благословения новой семьи велел гостям есть, пить и веселиться на радость молодоженам. Сам выпил до дна первую чарку, расцеловался с сидевшей рядом Сашенькой, подсказал своим примером сыну, крикнув "горько". Так и повелось, следующие выступающие не отставали от меня в пожеланиях добра и лада новобрачным, передавали им подарки, а потом принуждали лобызаться с чувством и толком. После открыли бал - одно из моих нововведений на подобных пиршествах, как и дозволение, даже пожелание, гостям приходить с женами. Первыми вышли в круг молодожены, исполнили новомодный танец - вальс, за ними я с Сашенькой, другие гости. Танцевали как заимствованные у соседей менуэт, кадриль, гавот, так и введенные мною вальс и танго. Чтобы научить благородные сословия танцам, пришлось искать в условиях продолжающегося бойкота и нанимать учителей из Европы. За два года у многих дворян и служивых чинов, которым я вменил весьма желательным усвоение танцевальной науки, что-то стало получаться. Они теперь охотно выходили в круг блеснуть своим умением и ловкостью. Так в застолье и танцах, других забавах прошел первый день свадебного пира. Молодые ушли в свою опочивальню на первую брачную ночь, а родные и гости, проводив их не совсем деликатными пожеланиями, разошлись по домам и палатам. Сын справился со своими супружескими обязанностями, судя по его довольному виду и смущению Маши, когда они утром вышли из опочивальни. За ними свахи вынесли и показали гостям простыню со следами крови. А потом молодые ушли в мыльню, по их возвращению пир продолжился. Во второй и третий день все - и гости и виновники торжества, - занимались больше яствами и потехами, чем славословием и поздравлениями. Некоторые гости перебарщивали с заморскими винами и родной медовухой, их уводили в холодные палаты прийти в себя. Развлекали пирующих скоморохи своими потешными песнями и сценками, танцоры и певцы балетного театра, открытого год назад в столице. Не обошлось без выступления медведей и других дрессированных животных из цирка, акробатов и жонглеров. Так что гости не скучали, смеялись и ахали, глядя на представления артистов. На мой взгляд, свадьба удалась, доставила удовольствие как новобрачным, так и всем приглашенным. Не успел пройти месяц после венчания Панкрата, как перед самым Рождеством Сашенька огорошила меня новостью - Ирина, вторая наша дочь, в тягости. Согрешила с сослуживцем старшего брата, когда гостила у него. Ей пошел восемнадцатый год, скромница и разумница, никак не ожидал от нее такого безрассудства. Сашенька уже присматривала дочери жениха, молодой поручик - виновник положения Ирины, - также был в числе претендентов. Пришлось срочно заняться выдачей провинившейся замуж. Благо еще, что Юрий, вызванный ко мне по столь деликатному делу, покаялся в содеянном и попросил ее руки. Позвал Сашеньку и Ирину, дочь и ее избранник встали перед нами на колени за благословением на бракосочетание. Понятно, что у нас не оставалось иного выхода, дали согласие и благословили. Потом встретился с отцом жениха - высоким чином в министерстве промышленности, оговорил с ним венчание и свадьбу молодых. После Крещения в Благовещенском соборе обручили и обвенчали Ирину и Юрия, а затем провели им свадебный пир. Во многом торжество проходило так же, как и у старшего сына. Только гостей было поболее - дворянский род Курбатовых оказался плодовитым, да и офицеров прибыл весь полк. Места в Грановитой палате хватило всем с лишком - для танцующих на свадебном бале осталась без малого треть. Добрых слов и подарков гости не жалели, новобрачные только успевали кланяться и целоваться - каждый из выступавших непременно требовал "горько". Танцевали тоже от души, мало кто усидел на месте - разве только самые старые и немощные. Конечно, в центре круга и внимания оставалась обаятельная супружеская пара - счастливое, особо красивое в этот вечер, лицо Ирины как солнышко притягивало взоры пирующих. Да и стройный молодцеватый Юрий вызывал приязнь окружающих. А танцевали они превосходно, как будто репетировали не один час - гармонично, в лад друг с другом. С доказательством невинности юной супруги после первой брачной ночи молодая пара нашла выход. Во всяком случае те, кто не был в курсе беременности Ирины, ничего не заподозрили, утром им показали простыню с пятном крови. Единственно, что могло выдать - перевязанный палец Юрия, ради чести жены пошел на небольшое кровопускание. В остальные дни пира гостей развлекали те же артисты, что и на свадьбе Панкрата. Только на третий день молодые офицеры, наш сын в их числе, решили показать свою удаль, продемонстрировали филигранную технику владения холодным оружием. Гости ахали, когда видели сверкающие круги и восьмерки, описываемые саблями, причем синхронно у всей пятерки выступающих. Они еще провели показательный бой в замедленном темпе, наш Панкрат объяснял присутствующим выполняемые приемы. Свадьба удалась на славу, весело и в удовольствие, никто не скучал и не остался без внимания. Вот с такими семейными хлопотами прошла осень и настала зима. Отпраздновали Новый год, с нами его встретили моя мама, Панкрат и Аннушка с супругами. Старшая дочь весной родила первенца, назвала, как можно догадаться, по деду - Михаилом, да и сподобился по Святцам святой покровитель Михаил Богословский. С тех пор нередко гостила у нас с дитем под опекой матери, да и с Оленькой сблизилась, вела с ней неспешные разговоры о своем женском. Жену Панкрата молодые женщины вначале приняли как-то настороженно, не зная, что ожидать от дикарки, как они однажды отозвались о ней. Да и Ирина чуралась их, наверное, чувствовала себя бедной родственницей. С помощью мудрой Сашеньки со временем привыкли друг к другу, праздник провели дружной семьей, без каких-либо заметных натяжек. Во всяком случае, мне никого не пришлось отчитывать за нерадушие, как было вначале с молодой женой и дочерью. Они иной раз допускали иронию к случавшимся проколам Ирины в светском этикете, после же серьезного разговора со мной стали учить будущую царицу придворным правилам. Этой зимой, пока выдалось затишье в государственных делах, занялся продумыванием нового проекта - созданием паровоза и строительством железных дорог на суше и пароходов на море. Посчитал, что начальные условия для столь сложных конструкций в стране подготовлены. Уже созданы паровые двигатели для больших станков и прессов, они успешно работают на заводах, других предприятиях. Литейное производство и перерабатывающая промышленность тоже получили достаточное развитие, так что дело осталось за проработкой чертежей и технологии изготовления. Выискивал из памяти те крохи сведений о подобной технике, что остались из прошлой жизни. Главное, что я знал наверняка, нужен более надежный, компактный и производительный двигатель, чем уже применяемые, а расход топлива минимальным. Иначе на мобильных механизмах не будет нужного результата. Вспоминались двигатель Уатта, паровоз Черепановых, пароход Фултона, но только в общих чертах, без каких-либо деталей. В принципе силовая установка что паровоза, так и парохода представлялась так. В паровом котле вырабатывается энергоноситель - пар. Он подается в паровую машину, приводит в движение поршень. Тот через кривошипно-шатунный механизм вращает ведущие колёса или винт. Казалось бы, все просто, но сколько же лет лучшие ученые мужи и механики ломали голову, пока получили реальный действующий образец. Мне легче, хотя бы в общем виде представлял конструкцию и принцип действия механизмов. Постарался хорошо продумать все возможные этапы, необходимые средства и снаряжение, а потом, мысленно помолившись за успех начинания, приступил к работе. Начертил принципиальную схему установки - от парового котла до выходного вала, а потом более детально каждую составную часть. В качестве исходных данных принял показатели действующих паровых машин, только с поправкой на ограниченные условия паровоза и парохода. Задал рабочее давление пара почти вдвое больше. Тем самым существенно повышается производительность машины и уменьшаются размеры самой крупного ее агрегата - котла. С другой стороны, потребуется усложнение конструкции, введение предохранительных и других устройств для большей надежности и безопасности, применение материалов с повышенной прочностью, другие изменения. Все эти трудности уже пройдены новаторами из прошлой жизни, так что у меня сомнений в их преодолении нет. Также принял приоритетным применение жидкого топлива - сырой нефти или продукта его перегонки - мазута, вместо угля. Теплотворность почти вдвое больше, легко сжигается, а хранить и применять гораздо удобнее и безопаснее. В практике действующих паровых машин, работающих на твердом топливе, не раз случались пожары из-за его самовозгорания в бункерах. Приходилось для их профилактики регулярно перелопачивать и сушить уголь. Да и других хлопот машинисту и кочегару с этим топливом выпадало не мало, они работали практически в пекле. А уж в замкнутом объеме локомотива или парохода - тем более! На предварительный проект у меня ушел месяц, за это время сформировал компоновку силовой установки и технические требования к ней, общий вид всей конструкции паровоза и парохода. По обоим изделиям решил вести работы одновременно, привлечь специалистов по паровым машинам, кузово- и судостроителей. Сразу после завершения начального этапа созвал на малый совет руководителей ведомств и министерств, которые будут задействованы в проекте. Работы предстоят масштабные - как в создании новых механизмов, так и подготовке их массового производства. Да и надо строить те же железные дороги, намного увеличить добычу нефти и ее переработку, прокат металла и еще многого другого. И все эти работы нужно вести параллельно, в перспективе на долгие годы. Совет прошел в рабочем настрое, никто не высказал сомнения в реальности проекта. Наверное, сказался прежний опыт, когда самые смелые и невиданные задачи успешно решались, страна шла в лидерах по всяким новшествам. Каждый из руководителей разбирался со своим объемом заданий, уточнял сроки и этапы работ, вносил предложения по их корректировке. В черновом варианте проработали весь комплекс предстоящих планов. Еще через две недели я издал указ о создании двух министерств - путей сообщения, речного и морского пароходства, а также отдельного ведомства в министерстве промышленности - департамента паровых машин и паровозостроения. В его обязанности предписал формирование конструкторского бюро и экспериментальной базы для проектирования и освоения механизмов и машин, а также строительство новых заводов по их производству. В утвержденной мной государственной программе развертывания новых отраслей планировалось в течении двух лет подготовить действующие образцы техники, построить пять заводов по производству паровых машин и паровозов, еще несколько на сопутствующие изделия - от рельс до путеукладчиков. Также должны провести изыскательские работы по трассам будущих железнодорожных путей, начать работы по их возведению. По пароходам на действующих верфях предусматривалось строительство экспериментальных судов и их подготовка для установки паровых машин. В последующие пять лет должны наладить полномасштабный выпуск новой техники и введение в эксплуатацию на основных направлениях. В нефтяной промышленности тоже свои задачи, должны поднять добычу и переработку ценного сырья почти в десяток раз. Планы большие, требующие огромных вложений и четкой координации всех задействованных ведомств и служб. Но я не сомневался в реальности их исполнения, пусть и с неизбежными накладками, сбоями. Но их нужно выполнить, на гигантских просторах прирастающей страны не обойтись без развитой сети транспортных магистралей. По ним, как по кровеносным сосудам, будет стремительно развиваться вся экономика, новые земли могут намного живее влиться в общую хозяйственную деятельность. Да и с обороноспособностью страны дело существенно улучшится - не надо будет долгих месяцев на переброску войск к фронту. На ближайшие годы программа транспортного обеспечения становится приоритетной, но не в ущерб прежним проектам. Напротив, они будут взаимоувязываться и развиваться - как, например, строительство дорог и каналов, промышленный подъем осваиваемых земель - на Дальнем Востоке и Сибири, Туркестане.

Глава 8

Весной 1633 года пришли вести о событиях, по сути прервавших четырехлетнее перемирие на Западе. Зачинщиком их стала Англия, наш неугомонный недруг вот уже в течении семи последних лет. Все ей неймется, не дает покоя независимая и сильная Россия. Ради войны с нами замирилась с извечным противником - Францией, на пару с ней баламутит всю Европу против нас. Правда, на этот раз им не удалось поднять на войну наших соседей - Речь Посполитою, германские княжества и Австрийскую империю, решили досадить с моря. На исходе зимы два короля - английский Роберт I Сесил и французский Анри Бурбон, - сговорились с другими балтийскими монархами совместным флотом блокировать наши порты, пожечь корабли и прибрежные поселения. При удаче отхватить у нас кусочек побережья и создать плацдарм для последующего беспокойства наших северных земель. Уже в начале апреля, едва море освободилось от ледяного покрова, флоты пяти стран - Англии, Франции, Голландии, Дании и Норвегии, - начали выдвижение из своих портов. Во второй половине месяца они собрались на внешнем рейде гданьского залива огромной армадой в восемьсот с лишним боевых кораблей - от гигантских линкоров и мановаров до юрких клиперов. Еще на трехстах транспортных галеонах, барках и флейтах везли десантом более двадцати тысяч стрелков-пехотинцев и пять тысяч кавалеристов. Командующие эскадрами разобрались между собой с распределением участков фронта и разошлись вдоль всего нашего побережья - от Финского до Куршского заливов. В первой декаде мая они полностью заблокировали судоходство и заперли русский флот в портах и гаванях, справились с первой поставленной им задачей. Наша разведка вовремя прознала о враждебном сговоре и сообщила командованию. В береговых крепостях и фортах подготовились к осаде еще до прибытия флота неприятеля. На кораблях также доукомплектовали экипажи до штатного состава, полностью загрузились боеприпасами и другим снаряжением. А также очистили днища от наростов и зашпаклевали, привели в порядок противопожарные и противоосколочные средства. По численности наш флот на Балтике втрое уступал противнику, но имел несомненное превосходство по вооружению, оснащению техническими средствами ведения огня и навигации. А в выучке экипажи нисколько не уступали вражеским, в стойкости и мужестве опять же пользовались явным перевесом. Кроме того наши судостроители и моряки подготовили "сюрприз" для противника. Выстроили пол сотни небольших подводных лодок с ручным, вернее, ножным движителем, оснастили их минами, специально приспособленными для подводного применения, а их экипажи потренировались с их установкой на судах и подрывом. Занимательно, но идея о таких лодках исходила не от меня. Еще пять лет назад, в ходе прошлой блокады русского флота на Балтике, подобное предложение высказал один из морских офицеров. Он задумался над задачей - как же поразить вражеские корабли, находящиеся на рейде вне зоны поражения наших крепостных орудий. Тогда и пришла к нему мысль подкрасться под водой, а потом подорвать. Командир корабля и командующий флотом с интересом отнеслись к задумке моряка, в рапорте на мое имя высказались в ее поддержку. Я вызвал в столицу молодого изобретателя, Максимова Владимира, при встрече мы с ним подробно обсудили конструкцию предложенного им подводного судна, возможности его применения. В чем-то он напоминал известную из истории лодку "Наутилус": герметичный корпус сигарообразной формы, гребной винт с механическим приводом - ножными педалями и цепной передачей, экипаж из трех человек. Погружение и всплытие за счет подачи и откачивания забортной воды в баки. Воздух подавался через заборную трубу, а при глубоком погружении - из специального баллона, где он хранился под давлением. Мины Максимов предлагал хранить во внешнем отсеке или буксировать на тросе. Для ее подрыва требовалось подвести под днище корабля, при ударе она взрывалась. Конечно, во многом конструкция представлялась еще сырой, но основные идеи в ней посчитал заслуживающим дальнейшей работы. Высказал свои замечания по материалу корпуса, гребному винту, рулям, средствам наблюдения и обнаружения. Они в принципе разрешимые, но главную проблему я видел в способе подрыва - лодка оказывалась в зоне взрывной волны, которую явно не могла выдержать. Практически получался самоподрыв, судно и экипаж шли на прямую жертву. Дал Максимову добро на проработку конструкции и изготовление опытного образца, дал указание продумать варианты дистанционного приведения заряда в действие на безопасном удалении. Передал в канцелярию предписание руководству Балтийского флота и судостроительного завода оказать всемерное содействие изобретателю. В течении трех лет, пока шло проектирование и испытание лодки, следил за ходом работ. Максимов не раз приезжал ко мне с отчетами, чертежами и расчетами, обсуждал, иногда даже спорил в ответ на мои замечания, в запальчивости забываясь - с кем же он так непочтительно ведет. Но я сам увлекался, да и в словах молодого мичмана действительно было немало резонного, нередко соглашался с ним. Так, в спорах и совместных поисках лучшего решения рождался проект нашего детища. А когда построили опытный образец лодки, я не пожалел времени и съездил в Ригу, где проводились испытания. Закон о первом блине исполнился в полной мере - лодка при очередном погружении затонула, на моих глазах. Хорошо еще, что неприятность случилась на мелководье, экипаж сумел открыть аварийный люк и выбраться наружу. Пробыл на заводе целый месяц, пока не разобрались с огрехом и не исправили его. Каждый день с утра в рабочей робе возился с капризничающим металлом, облазил и ощупал каждую деталь, стоял за кульманом с Максимовым и его помощниками, такими же молодыми и увлеченными. Но результат того стоил - лодка теперь уверенно маневрировала в испытательном бассейне, а потом на полигоне, чутко слушалась рулей, шла довольно ходко - со скоростью бегущего человека. Да и с герметизацией корпуса справились, даже при сильном волнении моря вода почти не поступала внутрь. Зато вышли другие недочеты: плохой обзор - лодка двигалась практически вслепую; малый запас воздуха при полном погружении, без забора через трубу - экипажу хватало только на час, еще какие-то огрехи. С ними разработчики справились позже, после моего отъезда в Москву. Параллельно в соседней группе шла работа с миной и ее дистанционным подрывом. Отрабатывали варианты с запальным шнуром, на выносном шесте, буксирном тросе, а также прообраз будущих торпед - самодвижущиеся мины с приводом от сжатого воздуха. Рассчитали мощность заряда, необходимую для потопления крупных кораблей - линкоров и фрегатов, состав взрывчатого вещества. Спроектировали и испытали на списанных судах образцы мин, конструкцию взрывателей - контактных и гальванических. На основание испытаний остановились на нескольких вариантах, каждый из них для своих условий применения: заградительные - якорные и плавающие, подрывные - для атаки стоящих на рейде кораблей, самоходные - торпеды. Провели сотни опытов, пока не отработали надежную и более-менее эффективную конструкцию этих мин, передали их подводникам для практических испытаний на море. В последующие годы освоили производство подводных лодок и мин, в каждой крупной гавани открыли базы для отряда подводников, ради секретности вынесенные за пределы акватории. Из числа лучших моряков сформировали экипажи, принялись за их учебу и тренировки. Командующим подводным флотом я назначил Максимова, присвоил ему звание капитана 1 ранга. Он также рьяно, как ранее с проектированием лодки, взялся за создание флота, сам отбирал командиров, проводил с ними и экипажами тактические учения и боевое слаживание. Придирчиво принимал каждое судно, проверял и заставлял устранять все огрехи. Не сидел на месте, инспектировал отряды, учил науке подводного боя, выводил в море. Во многом именно его стараниями подводный флот стал представлять грозную силу, способную в будущем радикально поменять расклад на Балтике. Как и в прошлой войне, вражеские корабли держались на почтительном удалении от крепостных пушек, не старались прорваться в гавань к русскому флоту. Приняли другую тактику - оставив основную группировку на блокаде портов, остальной частью барражировали вдоль побережья, выискивали слабые места в обороне. Их пушечные мастера смогли перенять кое-что из наших новшеств, корабельная артиллерия существенно прибавила в дальности и точности поражения. Так что в разрывах между крепостями могли доставать огнем форты и поселения на берегу. Чем занялись линкоры и мановары противника, вступили в огневую схватку с береговой артиллерией в фортах практически на равных. Несли потери, но раз за разом повторяли атаку, уходя от ответного огня маневрами, одно за другим выбивали наши дальнобойные орудия. Подавив большую их часть, тяжелые корабли принялись обстреливать все объекты на побережье на пределе дальности огня. Русским войскам, занявшим оборону на берегу, пришлось отступить и спешно оборудовать новую линию укреплений на безопасном удалении. Не смогли помешать высадке десанта из подошедших к самому берегу транспортных кораблей. Таким образом враг занял плацдармы у Мемеля, Пильтена, Риги, Ревеля, Нарвы, Выборга, подтягивая туда все новые силы. Идти вглубь наших территорий не позволили занявшие оборону войска, но и мы не могли выбить высадившиеся части противника, огонь с их кораблей не подпускал к ним. Наш флот, запертый в гаванях, оказался бессильными помочь сухопутным войскам, неприятель захватил стратегическую инициативу на побережье. В такой критической для русской армии ситуации командующий Балтийским флотом адмирал Вяземский отдал приказ Максимову и его подводникам атаковать корабли противника, обстреливающие береговую оборону. Решение адмирала использовать подводные лодки стало вынужденным. По ряду причин они не планировались к применению в отрыве от своих кораблей. Как по малой дальности и низкой скорости автономного плавания, так и их уязвимости от огня противника в случае обнаружения. Да и запас мин у них слишком ограниченный, после каждой атаки нужно его пополнение. Но, несмотря на подобные резоны, подводники без каких-либо сомнений и боязни приступили к выполнению приказа. Каждый из отрядов действовал самостоятельно, общую координацию вел Максимов из основной базы в Рижском заливе. Нагрузились минами и баллонами с воздухом до предела плавучести, ночью прокрались мимо блокирующих гавань вражеских кораблей и вышли в открытое море. Так ночами продолжили движение, только в надводном положении - берегли запас воздуха. Благо еще, что волнение на море в эти майские дни оказалось несильным, наши моряки без особых проблем за несколько ночей добрались к местам проведения операции. По приказу командующего главной целью атаки назначены тяжелые корабли, именно огонь их орудий доставлял наибольшее беспокойство нашим сухопутным войскам. На каждый отряд из десяти лодок приходилось от пяти до семи линкоров или, как их называли английские моряки, мановаров. Задача осложнялась тем, что нужно было вывести их из строя или хотя бы обездвижить в ходе первой атаки. По движущимся кораблям результат оказывался намного хуже, да и догнать их на тихоходных лодках просто невозможно. Моряки пошли на серьезный риск, что поразить гигантские корабли наверняка, не стали подрывать мины дистанционно. Распределили между собой цели, подплыли под самые их днища и легли на дно, а потом по сигналу командира группы отпустили из минного отсека всплывающие мины, по несколько на каждый корабль. Часть из них не сработала при ударе о корпус, другие снесло подводным течением, но даже одного-двух попаданий разорвавшихся мин хватило незащищенным листовым железом днищам, они просто проломились огромными пробоинами. Прямо на глазах наших моряков атакованные корабли стали погружаться, а затем, набрав воды, быстро планировать на дно. Но и лодкам досталось, от близкого взрыва не выдержал корпус, вода хлынула внутрь. Часть лодок осталась навечно на дне моря, другие успели всплыть, моряки принялись срочно закрывать места течи пластырем, а затем откачивать ручными помпами проникшую воду, как тренировались на учениях. На базы вернулись двадцать три лодки из пятидесяти, ушедших в море на первую боевую операцию. Кроме тех, что погибли сразу после взрыва собственных мин, еще часть попала под огонь вражеских кораблей, стоявших на рейде рядом со своими затонувшими лидерами. Надо отдать должное морякам противника, они недолго оставались в растерянности, принялись искать виновников настигшего их бедствия. Наши же лодки оказались на виду, всплывшие для ремонта в самой гуще судов противника, в свете огней их заметили и открыл огонь по ним. Кто-то успел уйти на погружение, другие своим ходом ушли в тень, третьим не повезло, затонули от полученных пробоин. На обратном пути еще несколько лодок не выдержали удара разбушевавшейся стихии - на море поднялся шторм. Но даже с такими потерями операция оказалась успешной - из атакованных тридцати с лишним линкоров больше половины затонули, остальным понадобился серьезный ремонт, их на буксире увели к местам базирования. Подвиг подводников сказался решающим образом на последующий расклад сторон, противник потерял основную ударную силу. В течении июня наши войска опрокинули в море вражеский десант, отбили захваченные ими плацдармы. На восстановленных фортах огнем новых дальнобойных орудий отогнали оставшиеся на прикрытии корабли. Без своих лидеров они не могли противостоять нашей артиллерии и ушли в море, забрав малую часть выжившего десанта. Наши корабли начали вылазки против значительно ослабленного флота союзников, пошли прямые столкновения кораблей и эскадр. Свой вклад внесли подводники, не раз выходили в скрытую атаку на фрегаты и оставшиеся линкоры неприятеля. Правда, такого успеха, как в первой операции, не добились, но несколько крупных судов им удалось утопить. К ним на пополнение передали десяток новопостроенных лодок с экипажами, так что подводный флот восстановил в большей части свою силу, наводил на врага ужас и растерянность. На море создалось какое-то равновесие сил - хотя вражеский флот имел более чем двукратное преимущество в общей численности кораблей, но такого доминирования как прежде уже не было. Не мог хозяйничать безнаказанно у нашего берега или держать в блокаде весь флот - дальнобойная артиллерия, вылазки русских кораблей, внезапные атаки подводных лодок заставили противника держаться подальше от подобных неприятностей. Но и наши корабли не шли безоглядно в наступление - противник объективнее был сильнее, бой с ним в открытом море, без поддержки крепостной артиллерии и лодок, вел к очевидному разгрому. Война между флотами перешла в пассивную форму с эпизодическими схватками отдельных кораблей, иногда группами. Страдали от такого противостояния наш торговый флот и купцы - и без того слабая торговля с прибалтийскими государствами вообще замерла, как только на горизонте появился объединенный флот союзников. Я внимательно следил за событиями на Балтике, особенно на первом этапе, доставившем нам немало беспокойства. По моему распоряжению из штаба флота мне ежедневно передавали сводку о происходящем на фронте и море. Когда же пришла весть о подвиге подводников и последующем наступлении наших войск, у всех, и у меня тоже, отлегло на душе, гордость и радость переполняли нас. Издал указ о праздновании победы на море - во всех городах и селениях страны объявить о сем славном событии, провести салют и гуляния, а в храмах и церквях отслужить молебны в благодарность героям-морякам. Другим указом наградил отличившихся - от командующего флотом до рядовых матросов, - орденами, денежным и имущественным довольствием. Велел отдать воинские почести погибшим морякам, а их семьям - государственные пособия. Еще весной, когда мне сообщили о предстоящем выступлении против нас объединенного флота, задался мыслью - как же наказать врага, посмевшего нарушить мир, отвадить его творить нам зло. Ясно понимал, что в прямом бою на море у нас пока недостаточно сил нанести ему разгром. Повторять же прошлую диверсию с отравляющим газом рука не поднималась - слишком непредсказуемой она стала, вызвала эпидемии и повальную смерть среди мирного населения. Тогда и возникла идея нападения на вражеские корабли с воздуха. У нас уже применялись аэростаты для воздушного наблюдения, но они были статичными, привязанными к местам базирования. Для поставленной мной цели требовался дирижабль, со своим двигателем для перемещения, пусть и на небольшое расстояние. Возможное решение давал механический привод, как в разработанной подводной лодке, но посчитал предпочтительным установку компактного парового двигателя с достаточной мощностью. Уже шла работа с двигателем для паровоза и парохода, но он рассчитан на намного большую нагрузку, чем необходимо для воздушного аппарата, да и слишком громоздкий и тяжелый. Сам проработал компоновку и расчет силового агрегата и всего дирижабля, а после передал специалистам для детального проектирования и испытания. В июле они подготовили первый образец, но он оказался неподъемным, так и не смог оторваться от земли. Стали вылизывать каждую деталь, менять конструкцию машины и парового котла ради уменьшения веса, добавили в размерах корпус дирижабля. Вместо горячего воздуха закачали в него гелий - наши ученые научились получать его для своих целей перегонкой из нефтяного газа. Первый полет совершили уже осенью, к тому времени флот неприятеля убрался от нашего побережья на свои базы. Дирижабль оторвался от причальной мачты, сделал пробный круг на небольшой скорости и высоте, а после опустился к причалу. Все десять минут полета мы наблюдали за аппаратом, затаив дыхание. Но обошлось - не упал, летел под пыхтение двигателя, слушался руля. Испытания и отладка конструкции продолжались до самой зимы. Выявили неполадки в силовой установке, слабые места обшивки и утечки газа, системе набора высоты, экспериментировали с тяговым винтом. Окончательный образец приняли перед самым Рождеством, я сам летал вместе со строгой комиссией в грузовом отсеке. Дух захватывало, когда вся махина поднялась в воздух и медленно поплыла против ветра на высоте трехсот метров - именно такую мы привели в задании, дабы не попасть под выстрелы ружей противника. К началу весны на воздухоплавательном заводе выпустили первый десяток аппаратов, по моему указанию после приемочных испытаний их отправили на Балтику с прошедшими обучение экипажами. Я предчувствовал скорое продолжение противником военной компании, да и по донесениям разведки и дипломатов все шло к тому. Именно к боям на море стали тренироваться наши летчики, учились точно сбрасывать сначала макеты, а потом реальные бомбы на движущиеся корабли и другие цели. Один из аппаратов пришлось чинить - экипаж увлекся прицеливание и опустился слишком близко к цели, осколки разорвавшегося снаряда пробили обшивку. Хорошо еще, что обошлось без жертв среди экипажа. После всем летчикам повторно провели инструктаж по правилам безопасного бомбометания. Дальше они работали без нареканий, сумели поражать цели с безопасной высоты. Одновременно с началом производства дирижаблей принялись за доработку подводной лодки для установки паровой машины. Это уже была моя идея - снабдить субмарину двигателем. На ручном приводе дальние походы просто невозможны, лодки оказались привязаны к базам, действовали на небольшом удалении от них. Да и скорость слишком малая, вдвое-втрое меньше, чем у надводных кораблей, так что о их боевом применении в походе в составе флота речи не могло быть. Сразу после создания рабочей паровой машины для дирижабля поручил ее разработчикам установить совместно с конструкторами подводной лодки механизм на судно. Можно признаться, такое решение стало моей ошибкой - потеряли год, а задача так и осталась нереализованной. В первую очередь - из-за неверной моей оценки применимости подобного агрегата на подводном судне. После бесплодных трудов с устранением серьезных проблем - от снабжения воздухом до перегрева и отравления угарным газом, - признался в своем просчете, отказался от тупиковой идеи. Задним умом вспомнил, что, в отличие от пароходов, паровые лодки так и не дошли до массового применения. Только с изобретением дизельного двигателя решилась задача дальнего автономного плавания подводных судов. Но пока о нем и мечтать бесполезно, слишком сложная технология для нынешнего промышленного уровня. Пусть и значительно продвинувшегося в этом мире, с моим и соратников участии. Пока же оставили в лодке прежнюю схему привода, попутно ввели некоторые усовершенствования - тот же перископ, разделили внутренний объем на отсеки, сделали корпус полностью из металла, снабдили трехдюймовой пушкой. Так что теперь лодка стала более живучей и способной огрызнуться на атаки небольших судов противника. В июне 1634 года вновь собранный флот союзников подступил к нашим портам. Для меня остались непонятными резоны европейских монархов, раз за разом отправляющих дорогостоящий флот на войну с нами. Кроме потерь, они реально не добились каких-то выгод - ни новых территорий, ни трофеев. Посчитал подобное пристрастие маниакальным синдромом. Из ненависти к нам готовы идти на жертвы и убытки, лишь бы навредить, а в лучшем случае уничтожить нас - чем больше, тем лучше. Что же, если нужна жестокая порка, чтобы дать им понять суровую реальность, то мы пойдем навстречу, окажем подобную услугу. В таком русле напутствовал командование флота и приданных ему войск на совещании в Кремле перед началом компании. Я поставил им задачу максимального уничтожения вражеского флота у нашего побережья, а потом отправиться рейдом к берегам закоренелых недругов дать им показательный урок. Наше командование выждало, пока вражеским кораблям приблизились и встали как обычно на рейде, а потом приступило к операции. Первыми пошли в атаку подводные лодки, немногим позже на воздух поднялись все дирижабли, их уже насчитывалось более двадцати. Дав им время приблизиться к неприятелю, вышли из гавани корабли во главе с линкорами. Действия русского флота, по-видимому, сбили противника с толку, посчитал - вместо безопасного отсиживания под защитой крепостной артиллерии русские сами идут к нему на верное поражение. На вражеских кораблях забегали, стали сниматься с якорей, когда в самой их гуще произошли взрывы, один за другим морские гиганты стали погружаться в пучину. Остальные суда стали метаться в поисках невидимого под водой противника. И тут впервые вступила в бой наша воздушная армия, с неба стали снижаться до минимально безопасной высоты дирижабли, незамеченные прежде неприятелем. Да и некогда ему было смотреть вверх, когда под водой его искала смерть. Наши летчики, спокойно, как на учениях, выбирали цели, а затем сбрасывали из бомбовых люков разрывные и зажигательные снаряды. Часть из них падала в воду, но в основном шли по назначению. Наверное, выжившие после боя вражеские моряки вспоминали его Армагеддоном, сверху на них шла кара, более страшная, чем из глубин моря. Корабли в панике пытались разбежаться, сталкивались между собой, запутывались парусной оснасткой, огонь от одних передавался другим. О каком-то порядке в возникшей суматохе и не вспоминали, каждый пытался спастись из огненной и взрывающейся геены. Подошел наш флот, обойдя кругом и взяв в кольцо дезорганизованную вражескую армаду. Русские корабли больше выжидали, блокируя разбегающиеся вражеские суда. Кто-то поднимал белый флаг, а кто-то пытался прорваться. Таких смельчаков ожидал дружный и точный огонь корабельной артиллерии, да и с воздуха охотились за ними, сбрасывали бомбы. Так происходило на разных участках морской обороны, ни один из вражеских кораблей не ушел из окружения, объединенный флот в ходе одного боя перестал существовать. Треть судов перешла к нам практически в целом виде, еще столько же нуждалась в различном ремонте, остальные сгорели или затонули. Спасшиеся экипажи сняли с борта, переправили под охраной на берег, захваченные суда отправили на базы и верфи для переоборудования и ремонта. Так закончилась крупнейшая за всю историю битва на Балтике, на долгие годы поменявшая расклад морских сил в Европе.

Глава 9

В середине июля 1634 года российский флот выступил в поход возмездия. За месяц, истекший после разгромной для объединенного флота пяти европейских государств битвы на Балтике, русское командование ввело в строй действующих кораблей более трехсот трофейных судов - почти столько же, сколько насчитывалось до сражения своих, укомплектовало их экипажами. Пришлось даже объявлять мобилизацию моряков, ушедших в запас, а также призывников из поморских и других прибрежных земель. Половину из штатного состава "старых" кораблей перевели на присоединенные, добрали уже новичками. На полноценное обучение и слаживание экипажей времени не хватило - только самым нужным навыкам и знаниям, продолжали усердно учиться в походе.

Командование пошло на риск войны с недостаточно подготовленным личным составом - задачи, поставленные верховным главнокомандующим, требовали привлечения максимально возможных боевых сил. Да и не без оснований считало, что оставшийся флот у прибалтийских государств не способен оказать серьезное сопротивление - большая часть их кораблей и моряков, причем лучших, потеряны в той эпохальной битве. К тому же, по сведениям разведки, в этих странах боевой дух упал до плачевного, в буквальном смысле, состояния после вестей о пропавшем флоте. Подобный трагичный, даже панический настрой сложился в европейских странах восемь лет назад. Тогда в Восточной бойне объединенная европейская армия из 115 тысяч человек пропала также безвозвратно, как в этот раз уже флот.

Но в тот год мы не пошли в Европу, избегая лишних жертв. Теперь же "русский медведь" идет к ним войной, кара должна настигнуть врага в его логове. Почти половину нашего флота составили транспортные корабли, реквизировали даже у купцов большую часть торговых судов. На них разместили пятидесятитысячную группировку сухопутных войск со всем снаряжением и припасами. Все суда заняли битком, не хватило даже места для дирижаблей и подводных кораблей, их поставили на палубы линкоров и самых больших фрегатов. В поход взяли все имевшиеся к тому времени аппараты, считая и только что прибывшие с заводов. Часть лодок, которых не удалось пристроить на борту, шли на буксире за лидерами в надводном положении. Вот с такими всевозможными боевыми силами огромный, более чем из девятисот кораблей, русский флот вышел из Рижского залива - места сосредоточения, взял курс на запад.

По утвержденному верховным главнокомандующим, то есть мною, плану операции надлежало разгромить оборону восточного побережья английского королевства от Портсмута до Ярмурта, а затем пройти войском к Лондону и занять столицу. Мы не ставили целью оккупацию страны, да и невозможно ее осуществить имеющимися силами. Решалась задача наказания инициаторов нападения на наши земли - королевского клана и других влиятельных семейств, взыскания контрибуции, захвата военного и торгового флота, вывоза промышленного и другого ценного оборудования и материалов. На ее исполнение давался примерный срок в месяц-полтора с какими-то возможными отклонениями. Последующие боевые действия переносились во Францию со своими особенностями. О захвате Парижа речи не было, только прибрежной зоны. Но и здесь хватало разного добра, мы по сути проводили пиратскую операцию.

В столицу же еще месяц назад отправили диверсионные группы с той же задачей, как и когда-то раньше - физической ликвидацией влиятельных лиц, начиная с короля и его семейства. Но и войску ставилось задание нанести максимальный ущерб - от захвата судов до разграбления промышленных предприятий и портовых заведений в зоне контроля. Экипажам дирижаблей предписывалось нанесение бомбовых ударов по крупнейшим административным и промышленным центрам в северной части страны - от Парижа до Руана и Суассона. Тем самым в какой-то мере дезорганизовать систему управления и навести панику среди населения. По имеющимся сведениям, королевский клан едва контролирует страну, внутренние распри и борьба за власть раздирают правящую верхушку. Так что вполне ожидаемо, что наше вмешательство вызовет серьезный кризис, Франции еще долго будет не до нас.

С остальными участниками противостоящей нам коалиции радикальные меры не планировались, решили ограничиться взысканием контрибуции и конфискацией военного флота. Конечно, если ситуация с ними не обострится и не дойдет до прямых военных столкновений. Тогда командованию экспедиционного корпуса разрешалось действовать по своему усмотрению, но ни в коем случае не втягиваться в затяжные бои. Вся компания должна быть завершена в течении этого вода, а флот вернуться в порты базирования до ледостава. Нерешенные задачи переносились на следующий год, но это был нежелательный вариант - не в наших интересах упускать время и стратегическую инициативу. Надо добиться максимального результата сейчас, пока противник обескуражен и морально подавлен, после будет уже сложнее.

Общее командование операцией и сухопутными войсками я поручил генералу Одоевскому, руководство флотом оставил адмиралу Вяземскому. Одним из командиров полков стал наследник, Панкрат настоял на своем участии в походе. Поставить его на полк предложил командующий, я согласился с представлением. Но все же осознавал, что из сына не выйдет стратега, нет в нем того божьего дара и вдохновения, который бы позволил бы совершать чудеса на поле боя. Некоторые способности к воинской науке у него имелись, умел учиться и применять знания в реальных боевых действиях. Так что уровню командира полка он еще соответствовал, но не больше. Главное, что Панкрат сам здраво осознавал свои возможности, не претендовал на лидерство в предстоящей компании. Честно исполнял порученные ему задания, не навязывая своего мнения.

Выйдя из залива в открытое море, флот разделился - полторы сотни самых быстроходных боевых кораблей пошла в отрыв от остальных. Они должны заблокировать неприятельские суда в портах базирования и удержать их там до подхода основных сил.. Появление наших фрегатов, корветов и клиперов должно стать внезапным для противника и ошеломить его, тем легче будет справиться с ним в дальнейшей операции. Костяк в экипажах ударной группировки составили опытные моряки, новичков в них насчитывалось едва ли четверть, да и то из числа самых сильных и ловких. Другие суда тоже шли скорым ходом, между ними в свою очередь произошло разделение - основная часть боевых кораблей во главе с линкорами во второй группе, а медлительные тяжело груженные караки и флейты с небольшим охранением позади. Так и шли весь путь, все больше расходясь между собой.

Вражеские корабли встречались редко и то поодиночке - по-видимому, сторожевые, дежурили на море. Чаще попадались торговые караваны, при виде наших судов поворачивали в стороны. Наш авангард не останавливался и не преследовал никого. Шел стремительно по своему курсу, не давая возможности вражескому дозору опередить и предупредить о его подходе. Да и следующий за ним флот также не отвлекался, выполняя приказ - идти как можно скорее, и днем и ночью. Через десять дней такого марша наши передовые корабли прошли датский пролив, не стали открывать огонь по стоящим на рейде боевым и торговым судам. Те быстро расступились перед русской эскадрой, никто не решился помериться с ней силой. С разрывом в сутки прошла пролив вторая группа, еще через два дня транспортники. Датские моряки только следили издалека за проходящим флотом, не пытаясь как-то помешать ему.

В Северном море наш авангард попал в шторм, благо еще, что недолгий, меньше суток. Но потрепало все же немало - выломало мачты, повредило паруса и прочий рангоут. Потеряли два дня, пока ремонтировались, а потом собирали разбросанные штормом суда. Больше десятка из них все же недосчитали - то ли потерялись, возможно, и затонули, - отправились дальше без них. В начале июля подступили к восточному побережью Англии, разошлись вдоль него и приступили к операции. Скорый марш дал нужный результат - в гаванях не ожидали появления русских кораблей. Военный флот противника не успел выйти из своей базы в Портсмуте и развернуться для боя, его суда плотно стояли у пирсов и доков. Командующий ударной эскадрой адмирал Ушаков проявил инициативу - не стал дожидаться остального флота у входа в гавань, как планировалось ранее, дал приказ пойти на сближение и открыть огонь.

Командующий рисковал - флот Англии, изрядно поредевший после гибели основной части кораблей на Балтике, все же представлял немалую опасность. По численности судов и пушечного вооружения он вдвое превосходил наш авангард, да и боеспособность Royal Navy все еще сохранялась на высоком уровне. Но именно в сложившейся ситуации риск оправдался - пока английские моряки поднимали паруса, приводили пушки в боевое положение, - русские корабли вышли на дистанцию поражения и открыли огонь разрывными и зажигательными снарядами. Их не задержали пушки фортов на входе в гавань - часть штурмующих экипажей занялась ими, связала своими дальнобойными орудиями в артиллерийской дуэли. Судьба сражения во многом решилась в первый час - под сосредоточенным огнем русских канониров англичане потеряли большую часть линкоров, а также немало многопушечных фрегатов, составлявших основную боевую силу их флота.

Бой продолжался до самой ночи. Английские корабли, вырвавшиеся из сгрудившейся массы, отчаянно, несмотря на попадания снарядов и разгоравшийся пожар, шли на сближение, на короткой дистанции открывали огонь из своих многочисленных пушек. Казалось, что положение для них стало выправляться, противоборствующие стороны сравнялись по активно вступившим в бой судам. И все же в упорной схватке русские моряки не упустили инициативу, умелыми маневрами уходили из под удара, точным огнем выбивали врага. Да и командующий проявил воинский талант - в суматохе сражения не потерял управление, оперативно реагировал на складывающуюся ситуация. В критический момент его флагманский корабль и резервные суда фланговым ударом по плотному вражескому строю рассекли общую массу, а потом по частям вместе с другими нашими командами били разрозненного противника.

Итог сражения сложился в нашу пользу, из двухсот с лишним вражеским судов остались в строю меньше половины, еще их части требовался серьезный ремонт. Наша эскадра потеряла безвозвратно треть. Хотя все еще уступала неприятелю в численности, но боевой дух экипажей и состояние подвижного состава давали преимущество в дальнейшем противостоянии. Правда, не стала возобновлять сражение на следующий день - слишком большой риск неоправданных потерь, - встала на рейде в гавани, сторожа прижавшегося к берегу противника. К вечеру подошла основная группировка нашего флота, одним своим грозным видом окончательно деморализовав неприятеля. Когда утром следующего дня адмирал Вяземский предъявил ультиматум о капитуляции под обязательство сохранения жизни экипажам, вражеское командование без долгих раздумий приняло его, сдало все свои суда.

Еще через два дня в захваченный эстуарий Темзы прибыли транспортники и приступили к высадке экспедиционного корпуса. Морское командование передало пехоте снятые с борта английские экипажи, а затем без промедления направилось к берегам Франции всем боевым флотом и небольшой частью десанта, на этот раз не разбивая на отдельные группировки. Французское командование, конечно, уже знало о подошедшем русском соединении, так что о внезапности атаки, как было с англичанами, речи не было. На всем пути через пролив Ла-Манш и вдоль французского побережья не встретили ни одного судна, даже рыбацкие кечи и шхуны. Наши корабли держали курс на запад, к Шербуру, здесь базировалась основная часть военно-морских сил противника на севере страны. Остальной флот стоял на юге - в Тулоне, в Средиземном море, - так что пока русское командование не принимало его в расчет.

Когда наши моряки подошли к Нормандскому побережью у изрядно выступающего в море Шербурского полуострова, то уже издали заметили лес мачт и белых парусов. Надо отдать должное мужеству французского командующего, он не стал отсиживаться в гавани под защитой фортов, а вывел корабли в открытое море. По-видимому, уже прослышал о судьбе английского флота, запертого в акватории Портсмута. Хотя принятое им решение также вызывало сомнение - русские больше, чем вдвое, превосходили по количеству и вооруженности судов. Ударная эскадра Ушакова с лихвой возместила свои потери за счет захваченных английских фрегатов и корветов. Она первая выдвинулась вперед и встала на линии атаки напротив французского строя. К ней присоединились линкоры с кораблями охранения, остальные суда заняли позицию по фронту чуть позади лидеров.

Застрельщиком боя стали корабли Ушакова. Впервые в истории морских сражений они применили линейный строй по кильватеру вместо привычного фронтального противостояния. Выйдя вперед на линию поражения своих дальнобойных орудий, по команде флагмана совершили одновременный поворот направо. А потом, идя вслед друг за другом на дистанции около ста метров, открыли огонь пушками левого борта по стоящим французским судам. Прошли по фронту, после развернулись и также в кильватерном строе проследовали в обратном направлении, ведя стрельбу из пушек уже правого борта. Этот маневр наши моряки отрабатывали не раз на учениях, а сейчас четко, без смешивания судов и помех, применили в реальном бою. Конечно, точность огня еще желала лучшего - из сотни ядер со взрывчаткой и зажигательной смесью попадали в цель едва ли десяток. Но и их хватило после дружного залпа эскадры по заранее выбранным целям.

Два десятка французских линкоров и тяжелых фрегатов горели, клубы густого темного дыма окутали гигантов. А от идущего от них огня и разлетающихся головешек загорались рядом стоящие корабли поменьше. Среди них возникла паника, заметались в суматохе, стараясь уйти от огненной опасности. Добавили сумятицы подводные лодки, атаковавшие суда в самой гуще вражеского флота. Тем временем наша ударная эскадра, успевшая перезарядить пушки, очередным рейсом добавила жару. Французы не выдержали, всей массой оставшихся судов пошли в отчаянную атаку на обидчика. Русские корабли также дружно, как и в прежних маневрах, повернули к строю основного флота, прошли в оставленных для них разрывах.

Последующий бой приняли на себя наши линкоры и другие корабли, на безопасной для себя дистанции расстреливали огнем бортовых пушек приближающиеся суда противника. Мало кому из них удалось пробиться для ответных залпов, многократное превосходство русских в огневой мощи дало знать - подожженные и пробитые разрывными снарядами французские посудины одна за другой исчезали в пучине моря. Не помогли им брандеры - наши корабли расступались в стороны и пропускали идущие по ветру горящие лодки. Заметно поредевший флот противника прекратил бесплодную атаку, повернул вспять и попытался уйти в гавань под защиту своих фортов. Наперерез им бросилась неугомонная эскадра Ушакова по ближнему к побережью флангу, отсекая путь к спасению. За счет большей скорости она постепенно стала нагонять отступающую массу, а потом, опередив ее почти у самого входа в портовую акваторию, встала стеной перед ней.

Дальше произошла страшная для обеих сторон сеча на короткой дистанции - французы шли напролом, а русские стояли на их пути, не отступая ни на шаг. В этом отчаянном бою наша эскадра потеряла треть кораблей, с ними и флагманский. Погиб юный командующий - Ушакову не исполнилось и тридцати лет, - восходящая звезда российского флота, так и погасшая, не достигнув своей вершины. Именно он предложил использовать, а затем отработал со своей эскадрой кильватерный строй в бою, ранее применявшийся в походе. Моряки эскадры, а за ними и остальные, в слепой ярости от гибели боготворимого командующего, пошли в атаку на остановившегося перед русской стеной противника. Дело дошло до схваток бортом к борту и абордажа, никого не щадили.

Уже к полудню французского флота не стало, его корабли погибли в огне и на дне, а немногие оставшиеся захвачены в рукопашных схватках. Но и нашим досталось, кроме эскадры, понесшей самые большие потери, пострадали и другие. Вяземский, да и остальные командиры, прекрасно понимали, что можно было обойтись меньшими жертвами, сохрани наши моряки хладнокровие. Но ни у кого из них не поднялась рука укорять, а тем более наказывать за проявленный безрассудный героизм. Смерть Ушакова никого не оставила беспристрастным, мало кто не потерял голову от горя и жажды мести. Уже после боя, придя в себя от нахлынувших в горячке чувств, могли трезво оценить происшедшее, но никто не жалел о содеянном ими.

На следующее утро подавили огнем линкоров форты, стоявшие на входе в гавань. Высадившийся десант зачистил базу от охранявшей ее пехотной части. Правда французы не оказали какого-либо сопротивления, ушли, едва завидев приближающийся строй русских. По-видимому, происшедшая на их глазах битва отмела всякую мысль о защите базы и гавани. Неделю моряки, засучив рукава, со всем тщанием ремонтировали в доках поврежденные корабли, приводили в порядок парусное вооружение, орудия и прочее снаряжение, готовя флот к дальнейшему походу.

Работали все - от капитана до юнги, белоручек на военных кораблях не терпели. Здесь сложилось боевое братство, единая семья - со старшими и младшими, но все старались на общее благо. Бывали эксцессы, когда какой-нибудь отрок из дворянской, тем паче, приснопамятной боярской семьи, требовал себе привилегий или обращался с матросами как с чернью. Ему незамедлительно давали окорот, а особо упорным указывали на ворота проходной - иди, мил человек, на все четыре стороны, но нам ты не нужен. Такой порядок я ввел своим указом на заре формирования первого - черноморского, - флота, так повелось и на Балтике.

Последующие операции на французской территории носили явно пиратский характер, только без грабежа мирного населения. Даже купеческие суда отпускали после досмотра, если они не перевозили военный груз. Часть товаров забирали на собственные нужды флота и личного состава, но платили сполна за них. Хотя купцы воротили нос от наших рублей, но другого выбора им не оставили. Разграбили военные и королевские склады, арсеналы, заводы и мастерские во всех крупных портовых городах северного побережья.

Подошедшие французские полки отогнали огнем корабельной артиллерии и стрелков десанта, серьезных сражений с ними не произошло. Да и особой воинственности противник не проявлял - в стране наступил хаос во власти после безвременной кончины королевской семьи и самых влиятельных кланов. Местные служивые не знали, к кому приткнуться - в верхах пошли разброд и междоусобица. К тому же добавили переполоха наши дирижабли, своими бомбовыми ударами нанесшие не столько прямой ущерб, а больше паники и страха.

В течении месяца наш флот беспрепятственно грабил земли Нормандии от Гавра до Дюнкерка, а потом перешел на голландскую территорию. Здесь не стали разорять порты и базы, громить флот, а передали ультиматум правительству Соединенных провинций о выплате контрибуции. Верховная власть республики проявила благоразумие, в течении отведенной недели получили от нее согласие. Еще неделя ушла на передачу указанной суммы, после флот повернул обратно к берегам Англии на встречу с экспедиционным корпусом. Уже наступил сентябрь, подходило время заканчивать с компанией на этот год и возвращаться на родную землю.

В августе, когда флот отправился к берегам Франции, наш корпус после недолгих сборов вышел маршем к Лондону. Путь от поселения Приттлвел в устье Темзы и дальше по северной ее стороне до самой столицы предстоял недолгий, немногим более семидесяти верст. Проходить его по реке на судах не стали - для тяжелых военных кораблей глубина недостаточная, легким же корветам и клиперам опасность представляли стоящие по обе стороны реки форты. Решили обойти их севернее, через Брентвуд - небольшой городок графства Эссекс. Местность на пути предстала болотистая - колеса повозок и пушек вязли в грунте, - пришлось бойцам помогать вытаскивать их из грязи. Скорость марша понизилась вдвое-втрое против обычного, до первой оборонительной линии противника под Тилбери шли трое суток.

Странно, но на этом участке пути наши воины не встретили каких-либо воинских отрядов противника. Только издали видели небольшие группы всадников, спешно уходящих прочь от русского войска. В поселениях, через которые довелось идти, на улицах не было ни души, хотя чувствовалось, что жители не покинули свои дома-мазанки под высокой соломенной крышей - мычал скот в хлеву, слышался птичий гомон, во дворах за невысокими палисадниками все сохранялось в порядке и чистоте, без следов поспешного бегства. Попадались и богатые поместья, даже один замок с каменными стенами и башнями, но их обошли - пока с ними недосуг заниматься. Только уже на подходе к крепости враг стал нападать на нашу колонну, завязались быстротечные схватки охранения с его конными отрядами.

За десяток верст до первой линии укреплений неприятеля встали лагерем, отправили дозоры разведать его оборону по всему фронту и возможные подступы к ней. В чем-то она оказалась подобной нашей - с выдвинутыми вперед редутами, пехотными и артиллерийскими позициями позади. По-видимому, противник перенял кое-что из новых технических и инженерных решений - опыта войны с нами у английского командования за последние годы набралось немало, на своей шкуре убедились в их достоинстве. Правда, укрепления выглядели жидковатыми, да и то на двух линиях - вероятно, не рассчитывали на противостояние с мощной группировкой наступающего войска. К тому же и в живой силе противник существенно уступал - по предварительной оценке разведки его численность составляла не более десяти тысяч человек против наших сорока с лишним тысяч.

Так что командующий и командиры полков, собравшиеся на совет после рекогносцировки, посчитали разгром английского войска в предстоящем бою не представляющим сомнения. Спланировали общее наступление по всему фронту, прорыв его линии на флангах ударными полками, усиленными артиллерией и кавалерией, с выходом в тыл и последующим окружением остатков противника. Как мне потом рассказывал сын о подробностях во многом решающего сражения, у него самого все же некоторые сомнения возникли, причем не аргументированные, а подсознательные, как предчувствие возможной беды. Но выступать с ними перед умудренными воинским опытом старшими командирами не стал, принял к исполнению утвержденный план будущей баталии.

Генерал Одоевский поберег наследника трона, оставил его полк при себе в качестве оперативного резерва, несмотря на пожелание молодого командира идти в бой на самом трудном участке. Ранним утром, едва только рассвело, русская артиллерия начала часовую артподготовку. Била по редутам, по передовой линии пехотных позиций, подавила редкий огонь вражеских орудий. После наша пехота пошла в атаку развернутым строем, как на учениях. Почти без потерь заняла первую линию обороны противника. Не задерживаясь и не дожидаясь передислокации полевых пушек, подступила ко второй, когда началось то, чего не ожидало русское командование. На левом фланге, у самой реки, разгорелась ожесточенная сеча. Взявшаяся неизвестно откуда крупная группировка противника с тыла ударила по скопившимся на передовой полкам и приданным им кавалерии и артиллерии. Одновременно вступили в бой скрытые до сих пор орудия неприятеля, а нашу пехоту на второй линии встретил сплошной огонь, гораздо больший, чем следовало предполагать от немногочисленных защитников. Складывалась опасная ситуация на этом участке сражения, командующий стал перебрасывать к нему полки с других направлений. И именно в такой неудачный для нас момент - когда подразделения только стали перестраиваться, их ряды перемешались, - им в тыл на правом фланге ударила еще одна вражеская группировка. Столкновение сил приняло нежелательный для нашего войска характер - полки завязли в ближнем бою, утратили главный козырь - огонь на безопасной дистанции. Ожесточенные схватки пошли по всему фронту, инициатива все больше переходила на сторону противника. В особо критический момент случилось фатальное - погиб командующий, генерал Одоевский, русское войско оказалось без управления.

Глава 10

Интерлюдия: из воспоминаний Панкрата Поход нашего корпуса в Англии с самого начала показался мне странным. В устье Темзы вражеских кораблей не обнаружили, только вдали заметили паруса двухмачтовой бригантины, спешно уходящей вверх по течению. Еще подумалось - уж здесь, у ворот к столице, нас должны встретить более серьезные силы, не дать возможности пройти к ней. Остановились в бухте неподалеку от крупного поселения Приттлвел на левом берегу реки - транспортные суда дальше не пошли, глубины для них недостаточно. Высадились на пирсе, выступающем от берега на сотню метров. Для четырех сотен транспортников он оказался мал, прошло двое суток, пока суда поочередно освободились от своего груза. Часть из них отправилась с основным флотом к берегам Франции, большая осталась здесь ждать нашего возвращения. Мой полк сошел на берег среди первых, вместе со штабом командующего. Я не раз замечал опеку генерала, еще со дня отправления из Риги - разместил моих бойцов на своем судне, не раз вызывал к себе во время плавания, расспрашивал о делах в полку, следил за моими занятиями с личным составом, хвалил или давал какие-то советы. Чтобы солдаты не отвыкли от воинской службы на борту судна, каждый день со своими командирами нагружал их учениями и тренировками - от физических упражнений до стрелковых занятий. Так они лучше переносили тяготы плавания, ту же морскую болезнь. Мне она, как и большинству непривычных к морю, также доставила забот, но заставлял себя не подаваться слабости. Видя мое терпение, бойцы тоже подтягивались, старались всеми силами, а потом втянулись. Вечером на привале после первого дневного марша высказал генералу свое беспокойство: - Иван Сергеевич, что-то странно ведут себя англичане. Без боя впустили к реке, дали спокойно высадиться. А сегодня, кроме разведки, никаких вражеских отрядов не встретили. Похоже, что нас заманивают в западню. Одоевский внимательно выслушал, после минуты молчания ответил: - Возможно, ты прав, Панкрат. Но наша разведка пока ничего подозрительного не обнаружила. А идти вперед надо, обязаны выполнить приказ. Будем настороже, так что козни неприятеля не упустим, отобьем. Слова генерала не успокоили, с каждым днем напряжение во мне росло. Больше не стал заговаривать с командующим на эту тему, только в своем полку распорядился бойцам не расслабляться на марше и привалах, выслал больше дозоров. Но так и не встретили какого-либо вражеского отряда до самого Тилбери, небольшого городка с крепостью в двадцати верстах от Лондона. Здесь перед своей твердыней англичане выстроили линию обороны от берега реки до густой дубравы. Подошли под вечер, встали в нескольких верстах от нее. Строить свои укрепления вокруг лагеря командующий не стал, на закате дня собрал нас на совет. Кратко объяснил диспозицию противника, его предполагаемую численность и вооружение, а потом предложил свой план наступления утром завтрашнего дня. План представлялся вполне продуманным и оптимистичным, основанным на четырехкратном превосходстве в живой силе и огневой мощи. Предусматривал атаку по всему фронту, прорыв по флангам с последующим окружением неприятеля. Но меня насторожили в нем два упущения. Командующий практически не оставлял серьезного резерва, если не считать моего полка по центру и еще двух на флангах. Кроме того, не стал выстраивать нашу линию обороны с опорными пунктами, как мы обычно поступали перед серьезным боем в расчете на контрнаступление врага. Когда генерал предложил командирам полков высказать свои суждения, не преминул их огласить. Насчет резерва командующий отчасти согласился, добавил еще два полка, об укреплениях пояснил - нет необходимости в них при таком преимуществе. Об обороне не может быть и речи, только наступление. Не стал настаивать - решать все же командующему, но сомнения в верности его плана остались. И вскоре они, к несчастью, подтвердились. Начало боя складывалось в нашу пользу, наша артиллерия первыми залпами накрыла передовую линию противника, в огневой дуэли подавила его батареи. Видел с наблюдательного пункта Одоевского на вершине небольшого холма, как наши полки шли в атаку четким строем, почти не останавливаясь на стрельбу и перезарядку, пересекли открытое поле до первой линии. Дружным и точным огнем выбили редких ее защитников, оставшихся в редутах и окопах после артиллерийского налета. Не задерживаясь на занятой линии, проследовали ко второй. Прошли уже большую часть расстояния до нее, когда на левом фланге с тыла к ним вышла крупная группа английской пехоты. Отсюда, с наблюдательного пункта, казалось, что она возникла внезапно, как из-под земли - возможно, скрывались за обрывистым берегом реки. Ее численность с большого расстояния не мог определить, да и с каждой минутой она все росла. Но, по моим прикидкам, составляла не менее пяти-семи тысяч бойцов. В наших полках на этом фланге насчитывалось примерно столько же, но они растянулись по фронту и уже не имели возможности в считанные минуты перестроиться и встретить огнем всего строя. Враг просто смял фланг, немногим позже к ним навстречу пошла со второй линии окопавшаяся пехота англичан - наши бойцы оказались между двух огней. Ситуация на этом крыле сложилась критическая, резервные полки не смогли переломить ее. В такую трудную минуту командующий вынужден был отдать приказ о переброске полков с центра и правого фланга на помощь гибнущим частям. Когда же они только стали спешно разворачиваться с неизбежной при этом сумятицей и путаницей, уже с правого края им в спину ударила еще одна вражеская группировка, вышедшая из густого леса, заметно большая, чем левофланговая - примерно около десяти тысяч человек. Всем, от командующего до рядового бойца, стало понятным - наше войско угодило в хорошо подготовленную неприятелем западню. По численности обе стороны оказались примерно равны, но стратегическую инициативу внезапными ударами с тыла захватил противник, он просто терзал наши растянувшиеся и перемешавшиеся полки. Они уходили к центру поля, огрызаясь огнем, но не могли оторваться от наседавшего плотной массой врага. Мой полк Одоевский до последнего момента удерживал при себе и только когда вал вражеской пехоты с правого фланга подступил к расположению штаба, отдал мне приказ отбросить противника. Бойцы, на глазах которых гибли товарищи, по моей команде яростно бросились в штыковую атаку - смешавшиеся наши и английские части не позволили вести огонь из винтовок. В рукопашных схватках, держа равнение в строю, мы отбили первый, самый сильный, натиск противника на своем участке, а после встали, не отступая ни на шаг, сдерживали следующие волны неприятеля. Рядом с нами одна за другой закрепились соседние полки, с трудом, но все остановив наступающего врага. Постепенно образовалась более-менее устойчивая линия нашей обороны на правом фланге, положение стало как-то выправляться. В самый напряженный момент - наш и соседние полки только-только смогли остановить упорно атакующего противника, ко мне подбежал порученец командующего с приказом - генерал срочно вызывает к себе. Оставил командование полком своему начальнику штаба и немедля направился к командному пункту. Одоевский лежал на земле на расстеленном плаще. Его загоревшее лицо заметно побледнело, на груди сквозь мундир проступила кровь, дышал тяжело, с хрипом. Тихо, едва слышно, прошептал: - Панкрат, бери корпус на себя. Я умираю, прощай, - с этими словами он закрыл глаза и ушел в небытие. В первые секунды растерялся - хотя смерть боевых товарищей я видел не раз, но привыкнуть к ним не мог, сердце защемило от сострадания к еще не старому генералу. Сжал теплую руку, прощаясь с честно отдавшим в бою жизнь воином, встал в окружении штабных чинов, с ожиданием смотрящих на меня. Выбор Одоевского меня удивил - среди командиров есть более сведущие в воинских делах. Но коль так произошло, то мне нужно принять всю ответственность за продолжающийся бой. За правый фланг я особо не беспокоился, там ситуация выровнялась. На левом же обстояло намного хуже - наши полки стояли в окружении плотного строя противника, дело верно шло к их гибели. Резервов, чтобы прорвать окружение и спасти своих, я не видел, но и оставить без помощи тоже нельзя. В поисках выхода из труднейшей ситуации лихорадочно перебирал и отметал различные варианты, но ничего путного не находил. Потом все же решился на отчаянный шаг - дал команду двум полкам полевой артиллерии открыть огонь по скоплению вражеских войск, рискуя поразить своих. До сих пор они стояли в выжидании удобной ситуации, но перемешавшиеся наши и вражескими части не давали им такой возможности. После моей команды первые пушки открыли огонь, с большим недолетом - канониры все еще боялись попасть в своих. После пристрелки продолжили уже всеми орудиями - снаряды все чаще ложились в гуще вражеской пехоты, иногда попадая к нашим. Уже вскоре ближние ряды противника стали разбегаться от губительного огня, в стене окружения появились просветы. По команде сигнальщика артиллерия перенесла огонь по периметру неприятельского войска, залп за залпом прореживая его. Часть вражеских подразделений повернула на позиции орудий, но стоявшие вокруг батарей редуты не позволили им пройти. Пользуясь поднявшейся среди войск противника суматохой наши полки пошли на прорыв и вырвались из окружения. Потом по сигналу с командного пункта развернулись в строй лицом к преследующему противнику, встречая его плотным ружейным огнем при поддержке артиллерии. Бой шел еще несколько часов - оба войска маневрировали, сталкивались, вновь расходились, - но уже складывался в нашу пользу. Я чувствовал поразившее меня воодушевление, четко видел весь ход сражения, а мысли текли ясно, подсказывая лучшее решение. Никогда не считал себя выдающимся стратегом, но сегодня на меня снизошло какое-то вдохновение - предугадывал действия противника, видел его слабые места, планировал контрмеры, а наши хорошо обученные части точно их исполняли. Первым не выдержал противостояния неприятель, стал медленно отступать, а потом, не выдержав совместного огня нашей пехоты и артиллерии, побежал. Не стали преследовать его - силы у бойцов остались на исходе, а немногочисленную кавалерию мы потеряли в трудный час битвы. Отдал приказ полкам встать на дневной отдых, сам с их командирами обошел изрядно потрепанные врагом, но не потерявшие духа воинские части. Победа нам дорого далась, в строю остались три четверти от начального состава, считая и раненых, оставшихся в полку. Тех же, кто получил тяжелые раны, мы отправили с охраной обратно на наши суда. На следующий день, похоронив убитых, продолжили марш к английской столице. Шли не спеша, с усиленными вдвое дозорами - попадать в новую западню ни у кого из бойцов и командиров не было желания. Серьезных стычек в пути не произошло, враг не оставил заслонов. Только иногда из леса выскакивали небольшие отряды легкой кавалерии, после двух-трех залпов по дозорам скрывались обратно. По-видимому, неприятель оттянул побитые войска к столице в намерении дать нам новый бой у ее стен. К вечеру следующего дня мы уже подходили к предместьям Лондона. Здесь, у крепости Тауэр, встретили все подтянувшиеся для защиты своей столицы вражеские силы, выстроивших более серьезные укрепления, чем под Тилбери. От нас они не скрывались, понимая, что в новую ловушку мы не попадемся. Прошлый урок пошел нам впрок, почти без отдыха принялись за строительные работы - возводить редуты, рыть окопы и огневые позиции для артиллерии. Работали посменно всю ночь, утром продолжили, закончили с нашей линией укреплений за полдень. Тогда же отправили с парламентером ультиматум о капитуляции города, выплате контрибуции как денежными средствами, так и ценным оборудованием - станками, машинами, судами. На наше обращение лондонские власти не соизволили ответить, с рассвета следующего дня полевая артиллерия приступила к обстрелу вражеской обороны. Подавила батареи неприятеля в редутах, а потом перенесла огонь на окопы первой линии. Пока канониры утюжили позиции противника, пехота приступила к атаке, скорым шагом преодолевая открытое поле. Как только она приблизилась к передовой линии, артиллерия перенесла огонь на вторую линию, не позволяя врагу оттуда помешать нашим стрелкам. О четком их взаимодействии мы уговорились на совете перед сражением, теперь оно помогло пехоте без существенных потерь и задержки занять передовые позиции. Здесь наши бойцы остановились, принялись укреплять со своей стороны. Передислоцировали полковые, а за ней и полевые пушки и гаубицы, и уже отсюда принялись выбивать противника со следующей линии обороны. Так последовательно, без ненужной спешки, в течении пяти дней выбили противника со всех его трех линий, блокировали крепость с отступившими в нее остатками вражеских войск. Атаковать хорошо обустроенную и укрепленную твердыню не стали, обошли ее стороной и вошли в предместья города с севера. Того ожесточенного сопротивления, которое ожидали встретить, не произошло, занимали квартал за кварталом тесные улочки окраины, а затем более просторные районы знати, с парками, дворцами в северной части города. Стычки с защитниками города проходили только у самых важных объектов и районов - дворца Сент-Джеймс в Вестминстере, на Ковент-Гарден и Вест-Энде. Даже Лувр, королевский дворец, захватили после короткого штурма, правда, коронованной семьи здесь не оказалось, она при известии о нашем приближении в спешке убралась в загородную резиденцию Фонтенбло. Как позже выяснили наши разведчики, там она не задержалась, отправилась дальше на север в свои шотландские владения. Без высших правителей судьбу города решали с муниципальной властью. Она со скрипом и проволочкой выдала требуемую сумму, отдала королевские предприятия под конфискацию ценного оборудования. Таким же образом забрали речные суда, стоящие у причалов на Темзе, загрузили их изъятым имуществом и ценностями, а потом под охраной конвойных команд отправили к нашим транспортникам. Этим судам пришлось совершить не один рейс, пока перевезли конфискованное (сиречь- награбленное) нами добро с королевских складов и предприятий. Я разрешил командирам полков изымать все ценное из казенных хранилищ, вот они и расстарались, метлой прошлись по ним. Жаль только, королевская казна нам не досталась - бежавший правитель прихватил ее с собой. Так мародерствовали в столице и ближайшем округе две недели, пока не подошел срок возвращаться на свои суда. Тяжелые орудия и обоз загрузили на речной транспорт, сами пошли налегке прежней дорогой. Времени на обратный путь ушло вдвое меньше, в городках и селениях не задерживались и уже на третий день дошли к месту высадки. Флот наш еще не вернулся, прождали его неделю в разбитом на берегу лагере. Не дал возможности бойцам бездельничать, они со своими командирами каждым день занимались строевыми и стрелковыми упражнениями, совершали многоверстовые марши по окрестностям. Конец интерлюдии Во второй половине сентября русский флот вышел из устья Темзы в Северное море и взял курс к Дании. Как и с Голландией, решили обойтись с ней миром, взыскать только денежную контрибуцию. Но случилось неожиданное, король Кристиан IV затеял с нами войну. Объединив вооруженные силы подчиненных ему Дании и Норвегии, он отправил против нас военный флот из более, чем трехсот кораблей. Встреча с ним произошла в открытом море за сотню верст (или шестьдесят миль, как выразились моряки) от датского берега. Завидев издали целый лес мачт и парусов идущих встречным курсом судов, адмирал Вяземский дал команду привести корабли в боевую готовность, но огонь не открывать без его распоряжения. Отправил на рандеву быстроходную эскадру Апраксина, ставшим ее командующим после гибели Ушакова. Как только русские корабли оказались на дистанции поражения, враг (теперь никто из наших моряков не сомневался в таком отношении к встретившемуся флоту) открыл огонь по ним, развернувшись левым бортом. Апраксин среагировал быстро, по его сигналу эскадра дружно ушла вправо, а потом, идя тем же кильватерным строем, открыла огонь по обозначенным флагманом целям. Такая непривычная тактика морского боя внесла на время растерянность среди датских и норвежских моряков. По-видимому, они готовились к противостоянию кораблей друг напротив друга (или неприятеля), но не к сосредоточенному огню идущей строем эскадры. Вражеские суда, замедлившие движения для пушечного залпа, спешно стали уходить в свою сторону, пытаясь выйти из зоны поражения русских пушек. Наперехват им на всех парусах неслись остальные боевые корабли русского флота, сзади противника преследовали моряки Апраксина. Они догнали замешкавшиеся при перестроении неприятельские суда, идя параллельным курсом, накрыли их зажигательными снарядами. Потом, оставив горящие посудины, бросились в погоню за следующими целями. Основной флот настиг уходящего противника через час гонки, перерезал им путь. Началось открытое и ожесточенное сражение множества судов. Русские с дистанции били точным огнем дальнобойных пушек, противник старался пробиться в ближний бой. Во многом эта битва повторила прежнюю - с французским флотом, также доходило до прямых столкновений. На этот раз наши моряки и их командиры не теряли голову, старались уйти от таких атак, но не всегда получалось. С каждым часом сражения все ощутимее становилось преимущество русского флота как по количеству оставшихся боеспособными кораблей, так и в лучшем маневрировании и точности огня. К вечеру расклад стал явным, на каждое судно неприятеля приходилось два наших. Он продолжил бой, но уже без прежнего напора, видно, что тянул время до сумерек. С их приходом корабли противника дружно бросились наутек, русские же не стали преследовать в наступающей ночи. Подняли на борт моряков, оказавшихся в воде с затонувших судов - как наших, так и датских и норвежских, - после остались на дрейфе ожидать рассвета. Следующим днем приводили в порядок свои суда, провели возможный на плаву ремонт, еще через день продолжили плавание к Ольборгу в заливе Сагеррак, морским воротам Дании. Наш флот заметно поредел - потеряли в последнем сражении почти сотню кораблей, но все еще представлял грозную силу. Когда стал входить в гавань порта, остатки вражеского соединения, стоявшие здесь на рейде, засуетились, прижались к берегу под защиту фортов. Вперед вышли наши линкоры, на пределе дальности поражения принялись обстреливать орудийные башни фортов. В ответ с них тоже открыли огонь, но побороться на равных с русскими гигантами у них не получилось, заметно уступали в дальнобойности. Спокойно и методично канониры поражали одну башню за другой, а потом перенесли огонь на стоящие суда противника. Они заметались, принялись маневрировать, но уйти от разрывных снарядов не смогли, стали тонуть одна за другой. Надо отдать должное мужеств их моряков - не стали поднимать белый флаг, спасая свою жизнь, а бросились в отчаянную атаку, ясно понимая, что идут на верную смерть. В нашем строю вперед выдвинулись фрегаты, прикрывая собой линкоры, за ними стали корабли поменьше, все ждали подхода противника на дистанцию поражения. То, что случилось после, можно в прямом смысле назвать побоищем - русские топили корабли неприятеля один за другим, а они продолжали идти прямо по курсу, почти не маневрируя. Только когда от всего флота осталась едва ли четверть, отвернули в сторону. На русских судах прекратили огонь, никто не стал преследовать уходящих к дальнему берегу. Конечно, в бою жалость к врагу неуместна, но наших моряков проняли мужество и самоотверженность экипажей, дали возможность выжить хоть какой-то их части. Теперь, когда подавили сопротивление противника, к причалам порта пошли транспортники и охраняющие их корветы. Высадка десанта прошла без осложнения, в течении дня четверть корпуса сошла на берег. Идти в глубь страны и завязнуть в долгой войне в преддверии зимы и ледостава не имело смысла. Но наказать врага следовало, не только на море, но и на его земле. Как и во Франции, командование решило захватить крупные порты на восточном побережье и островной части - от Орхуса до Хельсингера, ограбить их и прилегающие земли. Оставив часть судов для высадившихся полков, флот отправился дальше к следующим объектам пиратского рейда. Времени на него осталось немного, но две недели потратили. Прошлись смерчем по богатым портам, скоро расправлялись с их защитой, а потом грабили портовые склады, городские хранилища и предприятия. Уже наступил ноябрь, когда русский флот покинул "гостеприимную" Данию и вышел в Балтийское море. В Норвегию не стал заходить, оставил на следующий год - многие командиры полагали, что флот еще вернется сюда, доводить начатое до конца. Море на всем обратном пути волновалось, дважды попадали в шторм, во второй, особо сильный - уже на подходе к Рижскому заливу. Высокие волны захлестывали палубы кораблей, даже громадных линкоров, а небольшие корветы и клиперы взлетали на них как щепки, а затем падали в развернувшуюся пропасть. Ураганный ветер и волны выломали большую часть мачт, унесли паруса, суда стали неуправляемыми и полностью оказались во власти стихии. Двое суток разбушевавшееся море испытывало крепость наших судов и мужество экипажей, а потом как-то резко успокоилось, как-будто натешилось, словно малое дитя с бирюлькой. Еще два дня моряки приводили корабли в порядок, ставили запасные мачты и паруса, а потом собирали отбившиеся суда. Не досчитались почти четверти подвижного состава, одна надежда оставалась, что они позже сами смогут вернуться на базу. Обидно на пороге дома терять боевых товарищей, с которыми прошли долгий путь в тысячи миль, выжили в трудных боях со злейшими врагами и вот так, от неразумной стихии, понести страшные потери. Та радость, с которой моряки и бойцы возвращались на родную землю, померкла от случившейся трагедии, суровая реальность напомнила о себе. Через три дня флот вошел в родную гавань без победного салюта, с приспущенными стягами и вымпелами. Погода выпала под стать - хмурилось небо, лил проливной дождь, холодный ветер продувал насквозь. После высадки экспедиционного корпуса и выгрузки всего доставленного добра поставили корабли в доки и к причалам на основательный ремонт, а экипажи и бойцы отправились в казармы и временный лагерь на отдых. Командующие флотом и корпусом не стали распускать личный состав по зимним квартирам - пока еще неизвестны дальнейшие планы высшего командования. Отдали распоряжения помощникам по текущим делам, сами отправились с конным эскортом в Москву. Дорога выпала сложная - вязли в раскисшем от постоянно льющих дождей грунте, не раз вытаскивали застрявшие кареты из глубокой грязи. Наступивший декабрь принес первый снег, мороз, стало легче с передвижением. Ближе к Великим Лукам началась капитальная дорога с каменным покрытием, ехали по ней с гораздо большим удобством и скоростью. В Москве Вяземский и Панкрат незамедлительно отправились в министерство обороны отчитаться Хворостовскому. Тот принял гостей радушно, обнял от души, но тут же перешел к делу. Выслушал внимательно доклад, после расспрашивал подробности, разобрал весь поход по карте. После двухчасового общения коротко подвел итог: - Молодцы! - а потом добавил: - Едем в Кремль, к государю. Как только секретарь сообщил мне, что в приемной ожидают министр обороны и командующие вернувшейся экспедиции, незамедлительно принял их. Сложно выразить охватившие меня удивление и другие чувства, когда увидел рядом с Хворостовским и Вяземским своего сына, но постарался не показать виду при сторонних людях. Пригласил за стол, а потом слушал их доклад. Первым вкратце высказался министр, обобщил результаты похода, а затем уже подробнее на мои вопросы отвечали командующие. Так я узнал о перемене в служебном положении Панкрата, в критической ситуации принявшему командование от генерала Одуевского. В сухом отчете не так просто узнать о полководческих талантах сына, но то, что он не упустил победу в трудном бою, а после в полной мере справился с поставленной корпусу задачей, говорило само за себя. Гордость и радость захватили меня, но я сдержал их в глубине души, вслух же поздравил командующих с успешным исполнением приказа и объявил о представлении к государственным наградам.

Глава 11

Карательный поход нашего флота вызвал в Европе ожидаемую реакцию - бурное возмущение коварством русских, призывы наказать диких азиатов, объявить новый священный поход на восток. Мы и не полагались на какое-либо понимание нашего ответа на агрессию объединенного флота просвещенного Света. Любая попытка дать отпор западу вызовет негодование с той стороны - как же, этим дикарям несут избавление от кровавого диктатора и свободу, а они, неразумные, смеют сопротивляться! Так что не придавали значения разгоревшейся русофобии, нотам протеста от европейских монархов, переданным нашим послам. Но держали ухо востро в прослеживании реальной ситуации на западе, своевременном раскрытии козней и военных приготовлений. Но пока наши агенты не доносили о подобных намерениях в стане врагов, да и нет у них в нынешнее время какой-то серьезной возможности надавить на нас. Нас ненавидят, боятся, но и уважают, как любую силу, с которой приходится мириться. Иначе можно расшибить лоб без всякой выгоды для себя, только с большим убытком. Что лишний раз доказал наш ответ на агрессию самых могущественных стран Европы. Уж если Франция и Англия, причем вместе, пострадали от войны с нами, что говорить о других! Первым практический шаг к какому-либо мирному урегулированию сложившихся отношений предпринял король Дании и Норвегии Кристиан IV. Накануне Рождества в Москву прибыло посольство от объединенного королевства с предложением о заключении мира. Нетрудно понять побуждение монарха - опасается продолжения на следующий год нашего похода. По сути, наши воины только слегка пощипали небедное государство, если не считать его потопленный флот - времени оставалось в обрез до ледостава на море. Тревоги короля имели основания - по моему распоряжению Генштаб прорабатывал подобную операцию, с наступлением весны планировали начать подготовку флота к новому походу. Я поставил задачу еще раз пройтись к злейшим врагам, уничтожить остатки военного флота, разграбить и разрушить верфи и крупные порты, оставшиеся нетронутыми в минувшем походе. После же основательно разобраться с Данией и Норвегией, как когда-то с другой скандинавской страной - Швецией. К слову сказать, последняя сохраняла нейтралитет, отказалась присоединиться к коалиции, напавшей на нас. По-видимому, урок, полученный почти десять лет назад, пошел ей впрок, отвратил от подобных авантюр. То же можно сказать и о Финляндии, с ней у нас поддерживался мир. Даже шла торговля, пусть и незначительная для нашего товарооборота, нацеленного главным образом на восток и юг. Отказывать посольству Кристиана IV не стал, только оговорил, что договор между нами будет жестким и на наших условиях. По-видимому, король дал указ своим послам добиться мира любой ценой, коль те нехотя, ломая свою спесь перед варваром, все же согласились. Дальнейшие переговоры вело министерство иностранных дел - я дал Грамотину самые строгие инструкции, никакого послабления столь ненадежному временному союзнику. Ясно осознавал - никакой признательности и верности от него ожидать нельзя. Пока он вынужден считаться с нами, стоит же перемениться обстоятельствам - вновь примкнет к нашим врагам. Главным условием я поставил передачу под наш контроль Датского пролива - от Скаггерака до Треллеборга, строительство по обе его стороны наших крепостей и фортов с базой для военных кораблей. Тем самым мы обезопасим себя от прохода вражеского флота из Северного моря в Балтийское, отсечем на дальних рубежах самых могущественных врагов. На Балтике таких у нас, собственно, нет или, во всяком случае, контролируем их - Швецию, Речь Посполитою, германские княжества. Кроме того, на датскую сторону возлагалось обеспечение русского контингента продовольствием и другими припасами. Взамен же будем снабжать товарами повседневного спроса и несложной техникой. Передавать возможному противнику что-то более ценное я не собирался, об этом прямо предписал ответственным за будущие связи ведомствам. Поощрять торговлю с договаривающейся стороной не стал - пока она для нашей страны представляет больше оборонное значение, но и не препятствовал купцам и другим предпринимателям обеих сторон на свой страх и риск вести хозяйственные дела. В январе после Крещения составили договор между нашими странами, включившим связи и обязательства в разных областях взаимоотношений. Судя по довольному лицу датских послов, они ожидали худших условий, но и мы не остались в накладе, выторговали себе немало преференций, не говоря о военном профиле - вся прилегающая к проливу часть острова переходила под наше ведение. С заключением договора внесли коррективы в план будущего похода, главное из них - строительство военной базы, верфи и крепостей на датском и норвежском побережьях, формирование отдельного Северного флота. Мы и впредь планировали держать своих неприятелей под контролем с моря, оставить здесь достаточные силы для оперативного вмешательства. Резонно посчитали - один только вид русских кораблей, крейсирующих у их берега, заставит одуматься авантюрных монархов от посягательств против нас. В апреле 1635 года, как только сошел лед на море, громадный флот из девятисот судов вышел из Рижского залива. На этот раз военные корабли составляли только треть, остальную часть - транспортные суда с оборудованием и материалами для строительства, рабочими и инженерами, охранными полками. Десант разместили вместе с экипажами линкоров и фрегатов - в этом походе ограничили его численность до минимума, не стали разворачивать до отдельного корпуса. Каких-либо крупных сухопутных операций не планировали, только захват и разграбление вражеских портов. Командующим флотом вновь назначил Вяземского, Панкрату поручил взятие под контроль обеих побережий Датского пролива, строительство на них военных объектов. Задача важная, имеющая стратегическое значение для страны. О ней я не раз толковал с сыном, обсудил с ним многие детали как военного, так и хозяйственного плана. С назначение сына командующим особым военным округом я отчасти рисковал - все же управленческого опыта у него нет. Но посчитал, что он справится - здравомыслия ему не занимать, да и пора уже Панкрату заняться важными государственными проектами, а не только саблей размахивать или водить полки в атаку. В помощники дал умудренных жизненным и прочим нужным опытом мужей - подскажут при случае, возьмут на себя важные работы, но вся власть и ответственность остаются за командующим. Так что задание оборачивается испытанием на зрелость, как шаг к будущему управлению страной. Панкрат прекрасно осознавал значимость порученного дела, но меня немного беспокоила его самоуверенность - у него не возникло и тени сомнения в своем успехе. В немалой мере я разделял подобный прогноз нынешней экспедиции - как в строительстве оборонительной линии в Дании, так и военной компании в Англии и Франции. По данным наших агентов в этих странах, каких-то сложностей русскому флоту не предвиделось. Там в полном разгаре властный кризис на самой вершине. Король Англии Роберт I после гибели флота и нашего рейда в прошлом году потерял всякую поддержку и влияние среди элиты, держится пока лишь из-за отсутствия у оппозиции своего лидера. Во Франции еще хуже - малолетнего сына почившего монарха Анри Бурбона, поспешно избранного сенатом новым королем, уже через два месяца свергли с престола и заточили в Бастилию. Сейчас так практически безвластие, хотя официально страной правит конвент - орган, в чем-то подобный Семибоярщине в Смутное время. Такой же раздрай - каждый из влиятельных членов совета тянет в свою пользу. Меня больше беспокоили вести, пришедшие в начале февраля из Китая. Там вновь начались массовые восстания в провинциях на юге-западе страны, крестьянская армия мятежников подступила к столице, угрожая свержением лояльного к нам императора Чжу Юцзяня (Чунчжэня). Еще два года назад, после возвращения из Поднебесной нашего посольства и доклада его главы Парфенова о состоянии тамошних дел, я отправил к молодому императору свое постоянное представительство из самых толковых государственных мужей. Кроме ведения наших совместных проектов, поручил оказание всевозможной помощи правителю - советом, практической помощью, при необходимости - и военной. Главе нашей миссии Товстоногову я подчинил три полка и казачью бригаду общей численностью более пяти тысяч бойцов. Им вменялась не только задача охраны наших объектов, но и обучение императорской армии. Кроме того, дал распоряжение сформировать Забайкальский военный округ. В его состав кроме пограничных отрядов ввел особую армию. В нее вошли три стрелковых корпуса, два кавалерийских, а также специальные подразделения - горно-егерские, разведывательно-диверсионные, саперные, инженерные. Наряду со службой в местах базирования при нужде они могли быть использованы для полномасштабных боевых действий в Маньчжурии, Монголии и Китае. Командующему округом генералу Заболотскому я дал право самостоятельно решать вопрос с применением армии без сношения с центральными ведомствами. Терять месяцы на всякие согласования было бы расточительным, когда обстановка требовала немедленных действий. Посчитал, что назначенный мной командующий достаточно решителен и рассудителен для подобных мер. Предостерег наших представителей и военных от попустительства авантюрам юного императора или территориальных притязаний, вмешательства во внутренние дрязги. Только при угрозе внешнего нападения или иной прямой опасности для страны и правящему режиму. За эти годы ситуация в стране не вызывало особых тревог, Чунчжэн сам справлялся со своими заботами. А наши советники помогали ему всем возможным, по их докладам в стране постепенно налаживалась спокойная жизнь, правление императора не вызывало особых нареканий. И такой неожиданный поворот - мятеж в самой густонаселенной части империи! Причем наша агентура в Поднебесной, как не так давно в Туркестане, проворонила его зарождение. Спохватилась, когда минувшим летом народные восстания вспыхнули одновременно в нескольких провинциях - Шаньдун, Цзянсу и Сычуань, вскоре перекинулись и на другие. Поводом для антиимператорских выступлений стал указ Чунчжэня о воинской повинности и новых налогах. К тому же сказалось недовольство населения мздоимством чиновников, продажностью судей, роскошью сановников на фоне бедствующего большинства. Среди восставших наибольшим влиянием пользовались два лидера - Ли Цзы-чэн и Чжан Сянь-чжун, первые поднявшие смуту. На какое-то время они объединили свои силы, общим фронтом заняли крупные города Чэнду, Ханьян, Сиань, Цзинань. Имперские войска зачастую не оказывали им сопротивления, сами присоединялись к восставшим. Осенью прошлого года мятежники подступили к Пекину огромной толпой, слабо вооруженной и обученной. Первые их штурмы столичный гарнизон, поддержанный нашими полками, отбил. Не добившись успеха, с наступлением холодов мятежное войско отступило, по сведениям доносчиков, до следующей весны. На первых порах наше представительство не вмешивалось напрямую во внутренние дела империи и упустило время. Когда же пожар восстания захватил почти всю страну, не решилось вызывать армию, ввязывать ее в гражданскую войну. Только лишь после того, как возникла угроза захвата столицы мятежниками, Товстоногов отправил гонцов в Москву и в Иркутск с отчетом о сложившейся ситуации и вызовом военной помощи. Тогда же в феврале я получил донесение от генерала Заболотского, что он отправит армию на помощь императору ранней весной, ко времени нового наступления мятежников. Идти зимой не имело смысла, повлекло бы лишние потери и трудности нашему войску при переходе через Большой Хинган или Гоби. Весной же напрямую по пробитому в горах пути можно в течении месяца дойти до имперской столицы и успеть на выручку незадачливому правителю Поднебесной. Резоны командующего принял вескими, но все же отправил ему и Товстоногову депеши со своими инструкциями. Предостерег ни в коем случае не ввязываться в карательную операцию, которую, как я предполагал, начнет император после разгрома основных сил мятежников. Нельзя допустить, чтобы в глазах обычных крестьян и ремесленников русская армия предстала злобствующим карателем. Наша задача - снять угрозу свержения династии Мин, а дальше пусть она сама разбирается со своим народом. Кроме того поручил без обиняков предупредить молодого Чунчжэня , что мы не намерены бесконечно опекать его, устранять последствия неразумных действий его администрации. Пусть прополет чертополох в своем дворе и провинциях - именно корыстолюбие и некомпетентность чиновников стали основной причиной недовольства крестьян. Сложившаяся в империи в течении столетий государственная система во многом напомнила мне российскую в начале моего правления - с замшелой боярской Думой, вязавшей мне руки, местническими порядками, громоздкими и путанными приказами, вороватыми дьяками и другими канцелярскими крысами. Понадобилось несколько лет тяжкого труда и крови, пока избавился от такой обузы, только после страна воспрянула и встала на ноги. Подобное происходит сейчас в Китае, молодой император пытается своими реформами что-то изменить, но толку от них практически нет - все вязнет в болоте исполнительной власти. И нет у Чунчжэня реальных сил и способностей справиться с ним. Каких-либо советов по исправлению ситуацию я не мог дать - здесь, на Востоке, свои традиции и нравы, мой опыт вряд ли уместен. Выбора у нас не оставалось - лучше поддерживать слабого императора, склонного к сотрудничеству с нами, чем допустить хаос, который несли бунтари, сродный нашей Смуте. Благо еще, что снята угроза завоевания империи маньчжурами. После разгрома трехлетней давности о восстановлении их прежней силы нет и речи, как и нет среди них такого авторитетного лидера, как почивший Нурхаци. Его сын Абахай хоть и остался ханом чжурчжэней (маньчжуров), но утратил влияние на племена своего народа. Последующие вести из Китая в какой-то мере внесли успокоение, но и не сняли сомнения в решении проблемы императором. В начале мая вновь собравшаяся армия мятежников почти в четыреста тысяч человек подступила с юга к Пекину. Здесь, у предместий города, ее встретили полки Забайкальского округа. В конце марта, когда открылись перевалы, они выступили в поход через горы и достигли столицы скорым маршем за неделю до подхода противника. Переход через Большой Хинган не доставил им тех трудностей и потерь, что выпали в первом походе. За минувшие годы наши инженерные части пробили дорогу через кручи и перевалы. Расширили прежнюю тропу до нужной для движения обозов, обустроили площадки для привалов со складами необходимых припасов. Позже командование выставило здесь пикеты для охраны идущих через горы торговых караванов. Так что продвижение по горной дороге не составило для забайкальской армии особой сложности, за десять дней преодолела эту часть пути. В Маньчжурии пошли по тракту, охраняемому казачьими отрядами - их поставили для защиты караванов от набегов разбойничающих банд. На воинскую колонну никто не посягнул, так и дошли за две недели скорого хода до Великой стены, а оттуда к столице. Не теряя время, на следующий день после прибытия на позиции полки принялись строить укрепления. Слухи о приближении мятежного войска уже достигли предместий Пекина, так что никого из наших бойцов не приходилось подгонять. Трудились день и ночь, но успели завершить строительство линии обороны с редутами, артиллерийскими позициями, сетью траншей и окоп. Подход вражеской армии заметили издали, она, как саранча, заняла сплошным серым потоком весь горизонт. В основной массе ее составляла пехота - кони в Китае ценились дорого и были редкостью у простого люда. Остановилась поодаль от выступающих вперед редутов, собираясь всем войском. Провела какие-то перестроения, а потом бросилась вперед всей многотысячной массой. Какого-либо огнестрельного оружия у мятежников не заметили - оно и в имперской армии имелось только в элитных частях, причем из громоздких фитильных ружей. Часть повстанческого войска вооружилась луками и арбалетами, а в большинстве копьями и клевцами, у кого-то еще сабли и древние мечи. Похоже, об организованном строе, хоть каком-то подобии порядка атакующие не ведали, бежали толпой, подбадривая себя кличем "Ваньсуй". То, что произошло дальше, невозможно назвать сражением. Наши полки просто расстреляли бегущую массу, не позволив ей подойти на дистанцию поражения стрелами. Артиллерия также изрядно прореживала ряды мятежников - снаряды выбивали их десятками и сотнями. Противник упорно шел вперед, пытаясь дотянуться и вцепиться в ближнем бою. Только потеряв едва ли не треть своих воинов, отступил той же неорганизованной массой. В тот день командующие повстанцев еще дважды бросали своих людей на гибель с таким же 'успехом'. Наших бойцов поразила самоотверженность пусть и необученных, но упорно идущих в атаку крестьян и прочей голытьбы. При подобных потерях европейские армии давно бы уже ретировались, здесь же противник с каким-то фанатизмом шел навстречу нашим пулям и снарядам. Так прошел день, к вечеру мятежники отошли дальше от наших укреплений. Утром никого из них перед собой не обнаружили - по-видимому, еще затемно ушли от города. Бросили вдогонку конную разведку по возможным направлениям отступления повстанцев, а полки спешно стали готовиться к их преследованию. К полудню вернулись дозоры, по их докладу нашему командованию стало ясно - повстанческая армия распалась, каждая группа шла своим путем. Преследовать разрозненные отряды мятежников командующий генерал Ватутин посчитал нерациональным, принял решение разделить армию на три группировки и направить их на освобождение занятых противником городов и провинций. Одна из них пошла на запад, к Сианю и Чэнду, вторая на юг до междуречья Чжуцзян и Янцзы - самых многоводных рек Китая, не считая Хуанхэ. Третья приняла восточное направление с выходом к Желтому морю и дальнейшим продвижением к югу до крупнейшего порта Макао. Через неделю после боя они отправились в долгий поход по громадной стране. За каждой группировкой шли части имперского войска - наводить в стране порядок, такое повеление дал им император. Несмотря на советы Товстоногова не усердствовать с карательными мерами, Чунчжэнь пылал яростью к мятежникам, наверное, и от перенесенного страха также, надумал уничтожить всех недовольных, поднявших оружие против него. Известная истина, что насилие и обида порождают большее насилие, а прощение - смирение сторон, не убедила молодого правителя, в гневе и желании мести он пренебрег милосердием. Правда, на востоке монархи не отличаются мягкодушием, жестокость здесь в крови любого воина. В последний момент чуть смягчился, на совещании, собранном перед выходом армий в поход, указал своим генералам карать с разбором, не обижать невинных. С такими напутствиями в середине мая войска тронулись в долгий путь, растянувшийся до поздней осени. Впереди шли русские полки, занимали узловые пункты, в скором бою выбивая вражеские отряды. Более-менее серьезные сражения разгорелись при взятии крупных городов - Нанкина, Кайфыня, Цзинаня, Ханчжоу. Здесь предприняли осаду и штурм укреплений по всем правилам, выработанных нашим войском за многие годы войны на западе. Огневая подготовка артиллерии, штурмовые отряды, залповый огонь на безопасной дистанции - эти и другие приемы позволили нашим полкам брать города быстро и без больших потерь. В открытом поле схватки не происходили, при нашем приближении отряды противника спешно отходили. Так и шли - от провинции к провинции, все дальше уходя от столицы в глубь густонаселенной страны. В основной массе местные жители отнеслись к русским терпимо, без какого-либо радушия, но и без злобы. Но по мере приближения к очагам мятежа отношения становились все хуже, участились враждебные вылазки и диверсии. Не выражая открыто свою неприязнь, туземцы действовали исподтишка - травили колодцы, подсыпали лошадям аконит, листья тиса, нападали по ночам на наши посты. Наученные подобным опытом, полки старались обходить поселения, выставляли усиленные караулы, сводили общение с местным людом до минимума. Командование запретило бойцам предпринимать какие-либо карательные действия, разрешило применять оружие только в случае прямого нападения. Такими мерами удалось избежать открытых столкновений с населением. Хотя иногда происходили быстротечные стычки с отрядами скрывающихся мятежников, нападавшими из засады. Так что бойцы не расслаблялись, вели себя осторожно, как во вражеском окружении. День за днем полки шли все дальше на юг, форсировали многоводную Хунхэ, еще через месяц - Янцзы. К тому времени начался сезон дождей, сменивший жаркую и душную погоду. Продвижение заметно замедлилось, обозы и пушки вязли в разжижавшемся грунте, за день проходили едва ли десяток верст. К концу лета все же дошли до конечного пункта похода - реки Чжуцзян, освободили последний крупный город - Гунчжоу, столицу провинции Гуандун, а также порт Макао на самом юге страны. Здесь застали португальскую факторию, купцы заморские обжились в нем еще с прошлого века. Встретили русских настороженно, ожидая подвоха и неприятностей. Но те долго не задержались, после передачи провинции и порта имперскому командованию незамедлительно отправились в обратный путь. К концу октября добрались к Пекину, а оттуда через Маньчжурию и Большой Хинган вернулись в Иркутск - место постоянного базирования армии, успели до наступления зимних морозов. Поход завершили с успешным итогом - освободили все захваченные мятежным войском города и поселения, восстановили имперскую власть в взбунтовавшихся провинциях. Зимой получили отчет Товстоногова о принятых императором мерах после подавления бунта. Расправу с мятежниками Чунчжэнь передал на усмотрение властей провинций. Местное руководство - от губернаторов (сюньфу) до уездных чинов (гуань или мандарин), - изощрялись в пытках. Треть восставших замучили до смерти - жгли на кострах, разрубали на части, выламывали рёбра, закапывали в землю живьём. Другим в наказание отрубали стопу, отрезали уши или нос, клеймили, заключали в колодки. Палачам работы досталось немало, казни шли каждый день до поздней осени. Многие деревни неспокойных провинций обезлюдели - в некоторых из них оставалась только половина мужчин, и то зачастую калеченных. Такими жестокими мерами навели страх среди крестьян, они затаили свою ненависть к власти до лучшей поры. Император в какой-то степени воспользовался прошедшей смутой, уволил и подверг наказанию большую часть чиновников в мятежных провинциях, а также ряд сановников во Дворцовой канцелярии, наместников и губернаторов, сократил вдвое многочисленный придворный персонал, особенно евнухов. На смену им провел набор новых чинов по своим правилам, с экзаменами и испытательными сроками. Насколько будут полезны новые люди - покажет время, но уже сейчас Чунчжэнь существенно укрепил свою власть и влияние. Окружение почувствовало за ним реальную силу - ту же русскую армию, пришедщую на помощь в трудную минуту уже во второй раз за последние три года. Да и в своей армии получил большее влияние, снял с командования генералов, не справившихся с восставшими, приблизил более способных военачальников. Заметно изменилось отношение Чунчжэня к нашим представительству и совместным проектам. Товстоногов стал ему доверенным лицом, нередко советовался по сложным вопросам и проблемам. Не раз приглашал на пиры и приемы, отдавал предпочтение перед послами других стран. Расширились торговые и экономические связи между нашими странами, император своим указом разрешил открыть торговые и промышленные компании во всех провинциях страны, а не только в приграничных, как было ранее. Вскоре поток караванов с товарами возрос кратно по проложенной в горах дороге и Великому шелковому пути через Среднюю Азию и Монголию. В ближайшие годы построили свои заводы в густонаселенных юго-восточных провинциях, в китайских портах появились наши суда, построенные на верфи в Приамурье. Мы открыли торговый путь на восток к японским островам и в Индию, отбивая рынок у английских и других европейских конкурентов.

Глава 12

Минувший 1635 год закрепил наше влияние в Северном море. Русский флот, оставив большую часть транспортников у датского и норвежского побережий пролива, в составе пятисот судов отправился навестить заклятых врагов. Первым выбрали Англию, в начале июня русские корабли подошли к Абердину, крупному порту с верфью в Шотландии. Здесь еще базировалась северная эскадра английского флота, насчитывающая около сотни судов. В прошлом году она не принимала участие в морских сражениях у южных и восточных портов страны, да и вряд ли могла серьезно повлиять на их исход. Имела больше вспомогательное назначение - охраняла северное побережье страны от набегов морских разбойников, которых здесь еще хватало. В ее составе большую часть составляли небольшие быстроходные корветы и шхуны, фрегатов, и то легких, имелся только десяток. Боя с русским флотом эскадра не приняла - на флагманском корабле подняли белый флаг, едва наши корабли вошли в бухту залива, а с головного линкора дали предупредительный выстрел в сторону стоящих у причалов английских судов. Те, собственно, и не собирались воевать, их моряки даже не подняли парусное вооружение. Адмирал Вяземский не стал гадать о столь неожиданном малодушии или благоразумии противника, отдал приказ резервным командам принять трофей, а английские экипажи высадить на берег. Так наш флот прирос малыми кораблями во вполне сносном состоянии. Простояли в порту неделю, перегрузили на транспортники оборудование верфи, другое ценное имущество со складов и портовых предприятий. Разошлись с местным населением мирно, те и не вмешивались в действия незваных гостей - под дулами пушек стоящих на рейде кораблей. В следующих шотландских портах также не встретили реального сопротивления, если не считать небольшую стычку в Глазго с английским полком, занявшим оборону в устье Клайда. После же обстрела корабельными пушками его позиций не стал упорствовать и отошел в глубь острова. На английских землях ситуация заметно изменилась, каждый порт пришлось брать боем. Десанту работы досталось немало, пошли потери среди наших бойцов. Особенно горячей выдалась схватка с защитниками Скарборо и Бостона. Только лишь после того, как артиллерия полностью разрушила форты и огневые позиции, нашим бойцам удалось выдавить противника с территории порта и удерживать его, пока шел грабеж. Так и продвигались русские корабли все дальше юг, когда в середине июля неподалеку от пролива Ла-Манш встретили флот Франции и примкнувших к ним остатков английского Royal Navy. К тому времени русский флот разросся за счет захваченных в портах судов до пятисот боевых единиц и около трехсот транспортных, против четырехсот кораблей неприятеля. Превосходство в составе и огневой мощи не расслабило наше командование, отнеслось к противнику как к равному по силам. Начала бой ударная эскадра Апраксина, она выдвинулась вперед к ставшему фронтом неприятельскому флоту. Подойдя на дистанцию прямого выстрела, наши корабли по сигналу флагмана одновременно повернули вправо и, идя кильватерным строем, залп за залпом открыли огонь по вражеским линкорам орудиями левого борта. Фрегаты, а за ними и легкие корветы неприятеля бросились наперехват эскадре. Та, не ввязываясь в перестрелку с преследующими судами, согласованным маневром повернула к линии своих кораблей. Под прикрытием линкоров и тяжелых фрегатов эскадра развернулась правым бортом к противнику, старающемуся подойти на дистанцию поражения своих пушек, открыла огонь. После каждого залпа уходила галсом на новый курс, не давая вражеским канонирам возможности пристреляться. Большие корабли поддержали эскадру, огнем своих дальнобойных пушек заставляя суда противника сбиваться с намеченного направления, уходить из-под разрывов 24-футовых снарядов. Один из корветов попал под такой снаряд - от него только щепки полетели, почти сразу затонул. Пострадали от огня тяжелых пушек и два подошедших слишком близко фрегата, с серьезными разрушениями бортов и палубы отвернули назад. Далеко не ушли - артиллеристы на наших дредноутах продолжали обстрел подранков, пока те не ушли на дно. Потеряв треть судов, преследователи отошли к своему флоту, так и не сумев хоть как-то достать юркую и зубастую эскадру. Не теряя время, она принялась вновь терзать вражеский строй, пока у командующего противника не лопнуло терпение, всем флотом пошел в атаку. Как только он приблизился на нужную дистанцию, вступили в бой наши тяжелые корабли. Небольшие суда, дружно маневрируя группами, выбирали себе подходящую цель и роем набрасывались на нее. Особенно четко работала ударная эскадра - искусно выбирала выгодную позицию и атаковала с наветренной стороны левый фланг противника, выбивая один за другим его корабли, не подставляясь под ответный огонь. Начальное преимущество нашего флота все росло, через три часа сражения превышал по численности боевых кораблей уже вдвое, а в линкорах втрое. Неизвестно, на что рассчитывал французский командующий, на какое чудо - счет потерь шел три к одному не в его пользу, от начального состава флота осталась едва половина, - но он продолжал бой. И только когда выбили из строя с крупными повреждениями его флагманский линкор, отдал приказ отступать к родным берегам. Русский флот не позволил противнику оторваться, продолжал атаки. Так на его плечах наши суда беспрепятственно вошли в гавань военной базы. Канониры линкоров принялись за разрушение фортов, остальные корабли продолжали громить остатки англо-французского флота, пока на его судах не подняли белые флаги. Так закончился единственно серьезный бой с сильным противником, последующий захват и грабеж английских и французских портов не вызвал у наших моряков каких-либо трудностей. Прошли западное побережье Англии до границы с Ирландией, зачистили крупные порты на этой стороне - Плимут, Кардифф, Ливерпуль, Дублин. А потом корабли вышли в Атлантику, взяли курс на юг вдоль уже французского побережья до Бискайского залива. Подавили сопротивление фортов и разграбили Брест, Нант, Ла-Рошель, Бордо. На обратном пути остановились у одного из островов неподалеку от Шербура в Ла-Манше с удобной гаванью для наших кораблей. По указанию верховного командующего Вяземский решил здесь, в непосредственной близости от недругов, поставить форпост. Выгрузили с транспортников оборудование и материалы для строительства крепости и морской базы с причалами и ремонтными доками, а также казарм и подсобных помещений. Не теряя время, тут же приступили к строительным работам. Большая часть кораблей осталась здесь на постоянное дежурство, так что устраивались моряки основательно. Тем временем высадившиеся по обе стороны датского пролива строители и охранные полки обустраивали на побережье оборонительные линии с крепостями, отдельными фортами, бастионами, а также стоянки для военных кораблей. В порту Удбюхей на выходе из Раннес Фьорда построили верфь для фрегатов и корветов - основных боевых судов русского флота. Материалы и снаряжение для них доставили транспортниками из Риги и Ревеля, часть закупили на месте - в Дании и Норвегии, тот же лес и такелаж. Население в прибрежной зоне выселили, местные власти озаботились его переселением на другие земли. Но не обошлось без конфликтов, нашей администрации пришлось насильно выводить из предоставленной зоны самых упрямых туземцев, не желающих съезжать с насиженного веками места. Подобные меры ухудшили и без того настороженное отношение местного люда к русским, считали завоевателями родной земли. Панкрат занимался порученным заданием с привычной основательностью, продумывал каждый шаг. Правда, вначале за все важные проекты и дела брался сам, старался везде успеть. Выбор ли места укреплений или базы, переговоры с местной властью, поставщиками товаров и материалов, другие какие-то текущие заботы - пытался разобраться с ними. От того иногда случались промахи, недоразумения с людьми, да и просто не успевал за всем проследить. Позже угомонился, доверился помощникам, только по самым значимым вопросам вел свой надзор и прямое участие. Но и при том каждый день у него был занят плотно, не сидел на одном месте. Мотался по строительным участкам, встречался с нужными людьми, обсуждал и решал какие-то проблемы. И у него складывались дела в целом неплохо, работы шли полным ходом, без особых сбоев и накладок. К осени закончили со строительством причалов и доков военной базы в заливе Шэльдер на норвежской стороне, воздвигли стены крепостей и фортов от Гетеборга до южной границы пролива Каттегат, поставили на орудийных башнях крепостную артиллерию. Завершили с земляными работами на линии укреплений по обеим сторонам пролива. На верфи заложили строительство первых фрегатов, одновременно заканчивали с возведением стапелей для корветов. С наступлением холодов работы не остановились, продолжили с оборудованием укрепленных пунктов, крепостных строений, казарм. Вернувшаяся после похода к берегам Англии и Франции часть флота обосновалась на основной базе, моряки занялись в доках ремонтом пострадавших судов, на остальных навели порядок и подготовили к зимовке. Реакция Европы на "бесчинства" русских выдалась на сей раз более действенная, чем в прошлом году. Монархи большинства стран засуетились - посланники от коронованных особ зачастили в столицы соседей с переговорами, соглашениями. По-видимому, их терпение истощилось, недовольство и раздражение перевесили былой страх, решились объединиться против грозного врага. Оставили в сторону религиозные и династические раздоры, вновь стали собираться войной на нас. Главную роль в складывающемся союзе приняли на себя Франция и габсбургская коалиция. Англия нашими усилиями выбыла из европейского процесса - северный флот взял ее в блокаду, прервал всякое сообщение между островным государством и материком. Останавливал и конфисковывал вышедшие из английских портов суда, невзирая, военное или торговое, суда из других стран разворачивал обратно. По ставшим известным нам планам весной следующего года европейский союз наметил войну как на суше, так и на море. Сухопутные войска семи стран по замыслу их правителей должны захватить наши присоединенные прибалтийские земли. Одновременно в Северном и Балтийском морях флот союзников громит разделившиеся русские эскадры, а после с моря поддерживает наступление войск в прибалтийском побережье. Для выполнения подобной задачи перебрасывались на север корабли из Средиземного моря, сосредотачивались в Бискайском заливе у испанского побережья. На Балтике против нас выставляли свои суда приморские германские княжества - Пруссия, Померания, Мекленбург, Гольштейн, - и Швеция, решившаяся нарушить многолетний нейтралитет. Дания и Норвегия по известным причинам отказались участвовать в общей бойне. Правда, неизвестно, как изменилось бы отношение объединенного королевства, не будь на его земле русского войска и военной базы. Полученная от разведслужб информация встревожила нас - я и мои советники полагали, что на западе вряд ли еще скоро решатся на новую войну. За почти десятилетие худо-бедно мирного сосуществования, пусть и без какой-либо дружбы или приязни, свыклись с вынужденным миролюбием соседей. Не считая, конечно, последних событий на море. Снова пришлось настраиваться на боевой лад, в начале декабре провел совещание Государственного Совета, армейского и флотского командования. На нем поручил Генеральному штабу проработать план обороны и последующего контрнаступления наших войск, а правительству провести мобилизацию страны к предстоящей войне. По личному составу воинских частей обошлись призывом запасников и их переподготовкой в учебных лагерях. К морским операциям решил привлечь черноморский флот. Дал задание министерству иностранных дел договориться с османским султаном о пропуске наших кораблей через его проливы в Средиземное море. А там русскому флоту следовало начать боевые действия против базирующихся здесь эскадр союзников, не дать им возможности перебросить корабли на север. Ставилась задача разгромить морские силы стран-противников, а затем атаковать их порты, верфи, другие объекты на побережье. По численности черноморский флот уступал объединенным силам, поэтому ему следовало бить союзников по отдельности - в этом случае уже у него имелось явное преимущество. Но предусматривался также вариант боя с общим неприятельским флотом, с проработкой необходимой тактики и средств. По реальной оценке флотских командующих, шансы на успех даже в этом случае имелись немалые. Военные приготовления не сказались на празднованиях Нового года и последующих зимних праздников. Особенно популярным и всенародным стал новогодний, с каждым разом размах торжеств и гуляний только рос. Организаторы празднества изощрялись в выдумках, а люди охотно принимали их и веселись всей душой, отставив в сторону заботы и печали. Так и сейчас, кроме привычных фейерверков и орудийных салютов, праздничных торгов и конкурсов, непременной елки для детворы, московские власти придумали новые забавы - выступления артистов цирка на городских площадях, катания на ледовых площадках и снежных горках, каруселях и прочих аттракционах, мастера скульптур выставили на морозе сказочные ледяные фигурки. Праздный народ собирался здесь огромными толпами, смех и радость зрителей стали лучшей наградой артистам и зачинщикам игрищ. Семья моя развлекалась наравне с другими. Конечно, охрана находилась рядом, но и дети и взрослые не отделяли себя от общей массы гуляющих. Я сам с Вовой и двухлетним Сашей на руках скатывался с высокой горки на санках под заливистый смех и вскрики малышей. Дети постарше под надзором Сашеньки и Оленьки катались на коньках, играли в снежки, прокатились на смирных лошадках. Радости и удовольствия досталось всем, вернулись к себе усталые и мокрые, полные впечатлений от игр и забав. Дома устроили всем елку с подарками, хороводом и новогодними песнями, встретили наступающий 1636 год за праздничным столом. Нас навестили старшие дочери - Анна и Ирина, со своими семьями, а также Маша, жена старшего сына, с двумя малышами - Витей и месяц как родившимся Васей. Сам Панкрат все еще оставался в Дании, заканчивал с обустройством наших оборонительных сооружений - из-за предстоящей войны работы не останавливались ни на день. Второго сына - Сережи, с нами также не было. Ему пошел восемнадцатый год, осенью напросился во флот, сейчас проходил морскую науку в учебном экипаже в Риге. Старшие дети оперились, улетели из родного гнезда, на смену им росли внуки. В нашей семье их стало уже семеро - трое от Аннушки, по двое от Панкрата и Ирины. Нередко малышня со своими мамами оставалась гостевать у нас на радость бабушке и прабабушке, да и я в свободное время с удовольствием возился с шумной оравой. Больше других тетешкалась с малыми детьми моя мама. Ей пошел седьмой десяток, но сил и бодрости у нее было не занимать, целыми днями могла хлопотать в наших палатах, только на ночь уходила в свои хоромы. С возрастом размякла, отдала бразды правления семейными делами Сашеньке, отводила же душу в кругу внуков и правнуков, отвечающих ей лаской. В государственных и семейных заботах прошла зима, за ней настало для меня и всей державы время новых испытаний. В начале весны как верховный главнокомандующий полностью занялся разворачивавшейся военной компанией как на море, так и на суше. К тому времени в западных приграничных округах укрепили и усилили оборонительные линии, началась передислокация линейных полков из глубины страны на направление главного удара противника. В резервных частях проходили переобучение запасники, в ближайшие недели их также перебрасывали в район будущих боевых действий. На Балтике проходили испытание новые суда, построенные за зиму верфями, а также восстановленные свои и трофейные корабли. Заодно их экипажи, набранные осенним призывом, отрабатывали учения на море со стрельбами, групповыми маневрами. Самые боеспособные команды располагались на кораблях Северного флота - им противостоять морским силам основных противников. Теперь же спешно готовили их и на нашем внутреннем море, каким, по сути, стало Балтийское. Подобные учения шли и на Черном море, все же здесь боевой практики нашим морякам досталось гораздо меньше, чем на севере. С османским флотом держали нейтралитет, больше занимались охранной и конвойной работой - защищали прибрежные поселения и торговые караваны от налетов разбойных судов. Теперь им выпала важная задача - разгромить флот неприятелей в далеком Средиземном море, - вот и старались пройти максимальную выучку до скорого выхода в поход. Нашему посольству в Стамбуле удалось добиться от султана Мурада IV согласия на проход кораблей через Босфор и Дарданеллы. Так что путь нашему флоту на юге стал открыт. Первыми начали боевую операцию черноморцы - во второй половине марта флот в составе пятисот кораблей под командованием адмирала Нагаева выступил из своей базы в Севастополе и взял курс к османским проливам. Переход через море прошел сравнительно благополучно, в случившемся на второй неделе шторме не потеряли ни одного судна, только потратили два дня, собирая их. На подходе к Босфору наши корабли встретили османские галеоны и фрегаты, так под их сопровождением прошли оба пролива и Мраморное море. Каких-то провокаций от осман не последовало, но напряжение от их ожидания не покидало на всем пути у османских берегов - все же о какой-либо дружбе и доверии между недавними врагами не могло быть и речи. Вздохнули облегченно только выйдя из тесного пролива в Эгейское море, дальше открывался простор до самого места назначения. Основную ставку в Средиземном море мы сделали на внезапность нападения и разгром эскадр сильнейших противников - Франции и Испании, а уж потом государств Апеннинского полуострова, вошедших в противостоящую нам коалицию - Неаполя, Венеции, Генуи. Как и в первом походе северного флота, к берегам Франции в отрыв ушла ударная эскадра в составе сотни скоростных фрегатов и корветов. Ей поставили задачу заблокировать неприятельский флот на базе в Лионском заливе и удержать до подхода основных сил. Остальные корабли и транспортные суда шли вслед максимально возможным ходом, не останавливаясь даже на ночь. Обошли стороной Балканы, а затем Сицилию и Сардинию, не раз встречали торговые караваны - те отворачивали в сторону, едва завидев на горизонте неизвестный флот. Так же поступали редкие военные суда, спешно разворачивались, по-видимому, торопясь предупредить свое командование. Через почти месяц плавания наш флот достиг французского побережья. Опередить неприятельскую эскадру и застать ее в полном составе в заливе не удалось - часть уже ушла на север. Остальная также снаряжалась к выходу - суда стояли у причалов и загружались, когда в гавань вошли русские корабли. Их появление стало неожиданным для противника - его моряки забегали по палубе, поднимали паруса, а потом торопливо отходили от берега. Алексеев, командующий русской эскадры, не стал рисковать и идти на сближение, как в подобной ситуации два года назад поступил Ушаков. По его команде наши корабли выстроились по фронту, перекрывая выход из гавани, легли в дрейф, ожидая атаки неприятельских кораблей. Практически силы противостоящих сторон по количеству боевых судов оказались примерно равными - у французов немногим более сотни кораблей и еще столько же транспортников. Всего же по данным наших агентов в южной эскадре противника насчитывалось чуть больше трехсот судов. Похоже, что около сотни из них упредили наш флот, ускользнули из задуманной им ловушки. Причем совсем недавно, судя по сборам остальных кораблей. Идти вдогонку за ними не имело смысла, надо сначала разобраться с оставшимися. Начали сражение французы, их командующий оказался решительнее русского, давшего противнику возможность подготовиться к бою. Выстроившись клином с линкорами и тяжелыми фрегатами во главе, неприятель ударил всей массой по центру русского строя. Наше командование, пренебрегая наставлениями бывалых командиров Северного флота, не стало мудрить с новой тактикой морского боя. Без каких-либо совместных маневров всем строем и сосредоточения огня занялось привычным противоборством - корабль против корабля. За счет большего количества судов в месте атаки французы стали прогибать русский строй по центру. Невзирая на потери, шли в лобовую атаку, поворачивались бортом для залпа всеми орудиями и вновь продолжали сближение. Инициатива полностью перешла на их сторону, только мужество и стойкость русских моряков позволили эскадре хоть с трудом, но удержать строй, не дать противнику прорваться на оперативный простор. Бой продолжался до самого вечера, с наступлением темноты французский командующий дал приказ своим судам на отход. На следующий день с самого утра схватка двух эскадр продолжилась, но уже в более равной борьбе - Алексеев сделал все же какие-то выводы из первого, не совсем удачного боя. Русские корабли уже сами пошли в атаку, стали применять командные маневры, по иному бить противника - больше в движении, уходя из-под огня вражеских пушек. Противоборствующие стороны стоили друг друга, второй день сражения так и не выявил победителя. К вечеру же подошел наш основной флот, сходу подключился к бою. До наступления темноты враг, потеряв половину своих кораблей, сдался, на флагманском корабле подняли белый флаг. В нашей передовой эскадре потери оказались не меньшими, командующий в докладе Нагаеву честно признал свою вину в случившемся: - Алексей Иванович, снимай меня с командования, не справился я с заданием. Допустил промашку - не решился атаковать противника, пока он был не готов к бою. Потом сцепился с ним в прямой схватке, как бывало раньше, а не стал обходить его маневрами и бить дружно, как поучали нас североморцы. Командующий флотом не принял отставку Алексеева, ответив ему: - Всем нам надо учиться, Сергей Петрович. Ты уже бит врагом, тем крепче запомнишь сию науку. Главное, что удержал француза, не дал ему уйти. Так что, принимай трофейные корабли и честно воюй дальше. Нам еще Испанию бить и других супостатов. В последующих боях уже с другими противниками Алексеев действовал напористо и хитроумно, его эскадра стала ударной силой всего флота. Громила превосходящие силы неприятелей, умело маневрировала, выбирая наилучшую позиция, наносила точные удары, уходя при том от ответного огня. Именно его соединение сыграло решающую роль в сражении русского флота с испанской эскадрой у Картахена, происшедшем через две недели после битвы с французами. Произошло оно в открытом море, обе эскадры долго маневрировали, прежде чем сойтись, но все же более умелыми оказались русские моряки. Выбрав удачный момент, они неожиданно для противника пошли встречным курсом, а потом дружно совершили разворот правым бортом и тут же, без остановки, открыли огонь всеми орудиями. Идя строем по кильватеру, еще не раз поражали борта противника, выбили линкор испанского командующего и другие самые мощные корабли. Ту битву наш флот выиграл вчистую, к концу боя из трехсот испанских судов на плаву осталась едва ли треть, сдавшаяся на милость победителя. После, уже без спешки, русские корабли прошлись по побережью двух стран, разгромили остатки их морских сил, разграбили крупные порты, верфи. А потом повернули к Апеннинским городам-государствам, без особых усилий разбили их скромные флоты. После же собрали неплохую дань от богатых княжеств, с тем и отправились в обратный путь. Пятимесячный поход в Средиземноморье выдался не только успешным - решили главные задачи, поставленные флоту, но и довольно прибыльным. Приросли трофейными кораблями, захваченными в портах торговыми судами с их грузом, а также разными ценностями - промышленным оборудованием, нужными материалами, немалой казной в золоте и серебре.

Глава 13

В середине мая 1636 года почти одновременно начались сражения на западном сухопутном фронте, в Северном и Балтийском морях. На сравнительно небольшом участке границы от Гродно до Мемеля сосредоточились свыше 120000 воинов европейской коалиции против наших девяноста тысяч. Еще зимой на совещании Государственного комитета обороны посчитали такую численность своих войск вполне достаточной. На начальном этапе планировалось в оборонительных боях выбить по максимуму неприятельское войско, а после контрнаступлением довершить разгром обескровленного и дезорганизованного противника. Подобная стратегия нами успешно применялась в прежних компаниях, приняли ее и в нынешней. Мы даже рассчитывали на численность союзной армии до ста пятидесяти тысяч человек, а оказалось заметно меньше - тех же поляков, чехов и венгров. Основную ее часть - одну треть, - предоставила Франция, еще столько же австрийская монархия и германские княжества, оставшееся воинство собиралось остальными странами с бору по сосенке. Кто-то дал полк, как Швейцария и Савойя, кто-то два или чуть больше. Успех подобной армии представлял немалые сомнения даже далеким от воинских наук политикам. Неизвестно, на что рассчитывали европейские монархи, отправляя на войну против нас довольно скромное воинство. Та же Франция в лучшие годы могла выставить вдвое или даже втрое больше, чем сейчас. Возможно, что непростая ситуация внутри страны, а также продолжающийся кризис на вершине власти не давали ей подобную возможность. Другие же, по-видимому, не проявляли особой заинтересованности идти на войну с сомнительным результатом. Тем легче для нас, но все же напутствовал перед отправлением на фронт командующего группировкой Шеина-младшего не расслабляться перед кажущейся слабостью противника: - Артемий, ты воин бывалый и многоопытный, выиграл не одну битву. Враг на сей раз не столь могуч, как прежде, но все же напомню тебе слова восточного мудреца - нет большей беды, чем недооценивать противника. И действуй так, как не ожидает от тебя неприятель. Кто удивил, тот победил. Береги солдат, вся земля не стоит даже одной капли бесполезно пролитой крови. За погубленные жизни спрошу с тебя строго! Понятно, Артемий? Последнее сказал больше для острастки, в нашей армии все командиры - от командующего до последнего сержанта,- прекрасно знали цену подготовленного бойца, не рисковали им напрасно. Конечно, Шеин и без моих нравоучений осознавал свою ответственность, но, как подобает исполнительному чину, ответил с готовностью: - Понятно, мой государь. Сделаю, как велено - победить, а людей сберечь! Вместе с командующим отправился в войска Панкрат. Два месяца назад он вернулся с датского военного округа по завершению основных строительных работ и оснащению необходимыми оборонительными средствами. По обе стороны пролива встали наши крепости и форты, перекрывая проход по нему вражеских кораблей. Строители и моряки полностью подготовили базу Северного флота, на верфи наладилась постройка фрегатов и корветов. Так что все задачи, поставленные мною, Панкрат выполнил в полной мере, скорая война проверит - насколько крепким будет наш рубеж в этом стратегическом районе. Побыл дома месяц, после отправился выполнять новое задание - организовать оборону крайнего, северного, участка фронта - от Вильно до побережья моря по правой стороне Немана. Под его командование передали одним из трех корпусов группировки, а также в оперативное подчинение прибрежную флотилию. Волею судьбы и вражеского командования сложилось так, что самые боеспособные полки противника - французские и германские,- пошли в наступление именно на участке Панкрата. Против его двадцати пяти тысячного корпуса вступила в бой вдвое большая армия союзников, к тому же превосходящая и по артиллерийскому вооружению. После двухчасового обстрела пушками наших позиций пошла в атаку пехота противника. В артиллерийской дуэли большая часть редутов и орудийных бастионов оказалась разбита, так что встретить атакующих плотным огнем не удалось. Да и шли они рассредоточенным строем, наши снаряды и пули больше уходили мимо цели. Первую атаку отбили с трудом, на некоторых участках доходило до рукопашных схваток. Как только вражеская пехота отошла на исходную позицию, вновь открыла огонь артиллерия противника. Под его огнем, неся потери, наши стрелки оставили первую линию и отошли на вторую. Начало сражения явно складывалось в пользу неприятеля. Заметно, что он извлек уроки из прошлых поражений, изменил прежнюю тактику атаки полковыми каре на поротный линейный строй. Да и в вооружении добился немалого улучшения, мало в чем уступая нашим орудиям и стрелковому оружию. Следовало срочно найти какой-то выход из сложившейся ситуации, грозящейся привести русское войско к отступлению и последующему разгрому. Просить резервы у командующего Панкрат посчитал последним делом, когда не останется иного пути остановить врага. Вновь, как и в английском походе, в трудную минуту к нему пришло наитие, оперативное чутье. В тот момент, когда вражеская пехота заняла оставленную нами линию, а артиллерия снялась с прежних позиций для передислокации на новый рубеж, отдал приказ на контратаку. Панкрат шел на огромный риск, бросая бойцов в неподготовленную атаку, без прикрытия своей артиллерии. Но каким-то подсознанием чувствовал, что именно такой шаг обескуражит противника, застанет его врасплох. Так и случилось, вражеская пехота, собравшаяся на наших прежних позициях, оказалась неспособной отбить стремительное нападение русских бойцов, стала спешно отходить. Не отставая от нее, передовые части и поддержавшая их кавалерия ворвались на линию сосредоточения неприятеля, захватили не успевшие отойти полевые пушки, обозы со снаряжением и боеприпасами. Здесь же стали срочно окапываться, строить временные оборонительные сооружения против скорой атаки отступившего противника с возможными резервами. Главный же его аргумент - полевая артиллерия, оказался в руках русских, готовящихся применить трофей против прежнего владельца. Продолжать так удачно начавшуюся атаку Панкрат не стал - она и так прошла на грани авантюры, в самый неожиданный для противника момент сражения. Завязнуть же в открытом бою с превосходящими силами стало бы вовсе не разумным, привело бы к неоправданным потерям в живой силе и тактического успеха. Пока основные силы корпуса укрепляли захваченную позицию, инженерные подразделения спешно восстанавливали разбитую вражеской артиллерией передовую линию, готовя ее для ушедших вперед полков. В этот день неприятель так и не пошел в атаку, наверное, посчитал ее слишком губительным для себя без прикрытия утерянной артиллерии. С наступлением темноты стрелковые части вернулись на свою линию обороны, канониры поставили на артиллерийских позициях трофейные пушки взамен своих разбитых. На следующее утро враг возобновил наступление, начав ее артиллерийской подготовкой - по-видимому, возместил утрату орудий из резерва или перебросил их с других участков. Но такой плотности огня и масштаба поражения наших позиций, как в первый день, ему не удалось создать, артиллерийское противоборство прошло с преимуществом уже русских пушкарей. Последовавший натиск неприятеля отбили с гораздо меньшим напряжением, не допустили до прямых столкновений. В этот и последующие дни противник раз за разом предпринимал новые атаки. Русские полки оставили вконец разбитую передовую линию, организованно, в затишье боя, отошли на следующую и встали здесь непоколебимо. Противник продолжал наступление в течении еще двух недель, истощая свои силы, а потом перешел к позиционному противостоянию с редкими атаками, носящими более беспокоящий характер. Подобная ситуация сложилась и на других участках фронта. На некоторых из них неприятель добился большего успеха - оттеснил наши войска на третью, последнюю, линию обороны. Местами даже прорвал ее, но развить наступление не смог - Шеин вовремя направил туда свои оперативные резервы, закрыл ими создавшиеся бреши. Дождавшись, когда по основным направлениям удара противник исчерпал свои резервы, командующий отдал приказ о переходе в контрнаступление по всему фронту. Первым прорвал боевые порядки неприятеля на всю глубину обороны корпус Панкрата по своим флангам, а после мобильные группы пехоты и драгуны обходным маневром взяли в клещи отступающие полки. Часть из них смогла прорваться из окружения и переправиться через Неман, оставив свои орудия и обозы, неся громадные потери под огнем нашей артиллерии. Остальные сдались в плен, не желая отдавать жизнь на чужой земле. В середине июля основные боевые действия на западном фронте завершились, кое-где еще в отдельных лесных и болотистых участках Полесья добивали остатки окруженных неприятельских войск. Итоги для русской армии сложились относительно приемлемыми - противник потерял почти половину своего начального состава, в основном, попавшими в плен. Если же считать прямые боевые потери убитыми и раненными, то по ним у нас с неприятелем почти равенство, у него ненамного больше. В этом сказалось одно из наших упущений - недооценили силу противника, его возросшее воинское мастерство и значительное улучшение оружия. Пока мы почивали на лаврах, считая себя на голову выше соперников, они же не теряли время, сумели во многом наверстать отставание. Выиграли все же мы сражение за счет лучшей организации обороны, а также стойкости наших бойцов, выдержавших натиск превосходящих сил противника. Такие выводы из последней компании высказал мне Шеин, приехавший в Кремль для доклада с командирами корпусов. Он подробно рассказал о всем ходе сражений, отступлении наших войск в начальный период, критической ситуации на последней линии обороны, мужестве и самоотверженности бойцов и их командиров. Особо высказался о действиях корпуса Панкрата, в решающий момент переломившему неблагоприятное течение боя на его участке, а затем первому перешедшему в контрнаступление и взявшему в окружение основные силы противника. Во многом успех его корпуса, разгромившего самые боеспособные части, сказался на общей победе - другие союзные войска не оказали столь яростного сопротивления, как прежде, отступили, старались скорее уйти из-под удара и не попасть в окружение. Шеин докладывал честно и объективно, показывал наши трудности и просчеты, не стараясь их преуменьшить или приукрасить. Его отчет стал укором мне - я, как государь и верховный главнокомандующий, нес большую, чем исполнители моей воли, ответственность за допущенные потери. Действительно, занятый своими проектами, а также экспедициями на восток и юг, в какой-то мере упустил общую ситуацию в мире, происходящие на западе перемены. В войсках и оборонной промышленности, казалось, все наладилось, шло своим чередом, но практического роста в их уровне не произошло. У многих ответственных чинов, включая и меня, сложилось мнение - зачем что-то менять, когда у нас и без того самое лучшее в мире, - позабыв об истине: нельзя стоять на месте, иначе тебя обойдут. В завершении встречи поздравил военачальников с победой, награждением орденами и присвоением генеральских званий. Своим указом назначил Шеину чин генерала армии, выше его из действующих командующих только министр обороны - Хворостинин маршал. Панкрату присвоил генерал-майора - отцовская гордость перемежалась с объективной оценкой его заслуг, без каких-либо послаблений. После того, как командующие ушли, долго думал о высказанном в докладе. Посыпать волосы пеплом не стал - надо думать, как исправить ситуацию. В ближайшей время нужно принять государственную программу по перевооружении армии, в ней должно быть как совершенствование уже имеющих средств, так и создание принципиально новых. Также и в тактике боевых действий, следует сделать новый ход в развитие уже известного многим армиям линейного строя и найти меры его противодействию. На память пришла многозарядная картечница - митральеза, прообраз пулемета. А также прототип боевых машин - мощные орудия на самодвижущейся платформе. Начальная основа для них уже подготовлена - наши конструктора создали первый паровоз, на заводе идут его испытания, во многом обнадеживающие. Вспомнились и другие смертоносные средства - гранатометы и огнеметы, напалм, а также противопехотные мины. Надо только хорошо продумать, что из указанного в нынешних условиях можно реально применить. Чем я и занялся в свободное от военных совещаний и докладов время. Главное же внимание заняли происходящие в трех морях события, особенно на Северном, где наш флот столкнулся с морскими силами основных противников - Голландии, Испании, Португалии и Франции. В общей сумме их флот составлял свыше девятисот кораблей. Больше других опасность для нас представляли голландские - на них приходилось около четырехсот боевых судов, не считая вспомогательных. Вяземский позже высказался мне, что не раз пожалел о своем решении два года назад не конфисковывать их, обошелся тогда денежным штрафом - довольно внушительным. Сейчас, когда военного флота у Англии и Франции почти не осталось, соединенные провинции стали сильнейшей морской державой в Северном море, не считая, конечно, нас. В Европе уступали разве что Испании и подконтрольной ей Португалии, не участвовавшим в злосчастном для некоторых европейских государств балтийском сражении. На этот раз монархи этих двух стран решили испытать удачу и сорвать куш в случае победы, более весомый в отсутствии былых конкурентов. По численности выставленных на новую компанию кораблей они почти сравнялись с голландцами, хотя планировали едва ли не вдвое больше. Наш Черноморский флот спутал им планы - триста испанских судов не смогли присоединиться к союзной армаде, остались на дне Средиземного моря или оказались захвачены русскими моряками. То же произошло и с французами, рассчитывавшими на южную эскадру, теперь вместе с частью вырвавшихся кораблей у них набралось меньше двухсот. Но даже имеющимся составом объединенный флот союзников заметно превосходил русский - у нас даже с новыми и восстановленными кораблями было чуть более семисот бортов. Послужить в нашу пользу могли богатый боевой опыт экипажей, их слаженность в выполнении сложных маневров, а также превосходство в огневой мощи, особенно в сосредоточенном поражении выбранных целей в безостановочном движении. Как только наши суда-разведчики обнаружили выдвижение крупного морского соединения из голландской базы в Роттердаме, наперехват ему вышла ударная эскадра Апраксина, заранее выдвинувшаяся в этот район моря. Ей ставилась задача не навязать полноценный бой - о нем не могло быть и речи при более чем трехкратном перевесе противника в составе, но задержать его до подхода основных сил. В планировании операции на Северном море первоочередным ее этапом поставили разгром именно голландского флота, не дать ему возможности объединиться с союзниками. Ситуация осложнялась тем, что испано-португальская эскадра уже вышла из Бискайского залива, под Нантом соединилась с французским и полным ходом шла к месту рандеву с голландцами. Время до их встречи оставалось в считанные сутки, так что нашему флоту пришлось действовать максимально оперативно и успеть разбить неприятеля по отдельности. Русская эскадра настигла спешащий на всех парусах голландский флот только во французских водах неподалеку от Кале. Обошла его мористее и принялась терзать, как гончий пес затравливаемого кабана. Сблизилась с правым флангом неприятеля и, идя параллельным курсом кильватерным строем, открыла огонь. Голландцы пытались огрызнуться на ходу, но безуспешно - их ядра падали куда угодно, но не в верткую цель. После от их общего строя отделилась группа скоростных фрегатов и малых кораблей и пошла на сближение с русскими. Те перенесли массированный огонь на приближающиеся суда, маневрируя и удерживая выгодную им дистанцию. Вскоре, покончив с заслоном, эскадра вновь устремилась в погоню за ушедшим вперед противником. Так продолжалось в течении нескольких часов, пока голландский командующий, потеряв еще одну группу самых скоростных кораблей, не отдал флоту приказ остановиться и принять бой всеми оставшимися судами. Русские корабли раз за разом совершали атаки на стоящего противника. При попытке его флота двинуться им навстречу тут же отходили, держась на безопасном удалении, а потом вновь атаковали. К вечеру враг потерял четверть своего состава, не потопив ни одного из наших судов, только нанес некритические повреждения случайными попаданиями. В наступившую ночь русская эскадра продолжала избиение, поломав надежды противника оторваться в темноте. Да и погода стояла за нас, под безоблачным небом в лунном свете вражеские суда были видны как на ладони. К исходу следующего дня, когда к месту боя спешно прибыл наш флот, неприятель морально не выдержал вторых суток бесконечного давления и бессонной ночи. После короткого сражения просто сдался превосходящим силам русского флота. Но и морякам эскадры Апраксина пришлось нелегко, едва стояли на ногах. Как только их сменили корабли со свежими экипажами, встали на якоря и, оставив вахтенных, забылись тяжелым сном. На следующее утро наши корабли беспрепятственно вошли в порт Кале, высадили здесь голландцев с захваченных бортов, после моряки занялись ремонтом поврежденных судов - как своих, так и трофейных. Еще через день вышли в море навстречу союзному флоту. Встретились с ним в Ла-Манше неподалеку от нашей базы. Теперь уже русский флот, приросший голландскими судами, имел подавляющее - почти двукратное, - преимущество. Вяземский отправил Апраксина с его эскадрой в обход вражеского соединения с задачей перекрыть пути отступления, сам же навалился всеми силами на противника, остановившегося при виде нашего громадного флота. Не стал избегать сближения, тараном проломил неприятельский строй, а потом принялся топить разрозненные группы вражеских судов. О каком-либо реальном их сопротивлении речи не было, сражение практически сразу перешло в побоище. Первым выбросил белый флаг испанский флагман, вслед за ним ожидаемо сдался португальский. Дольше них продержались французы, они даже пытались вырваться из всеобщей мешанины судов и уйти на запад. По сигналу своего командующего пошли на разворот, части из них удалось выйти из-под обстрела русских кораблей на свободную воду. Но далеко уйти им не позволила стоящая на некотором удалении эскадра Апраксина. По приказу командующего она не участвовала в общем сражении - и без нее наших сил было предостаточно, караулила неприятельские суда, пытавшихся сбежать с поля битвы. А таких с каждым часом становилось все больше, сначала разрозненных - одиночными судами, а теперь - большой группой, почти в сотню французских кораблей. Между двумя эскадрами разгорелся настоящий бой - одна отчаянно пыталась прорваться и уйти в открытое море, вторая же маневром и огнем не дала такой возможности. Противоборствующие стороны увлеклись схваткой, Апраксин даже отказался от предложенной командующим помощи - в честной битве примерно равными составами решил показать мастерство и удаль своей эскадры. Весь остальной флот встал, как и сдавшиеся испанские и португальские команды - моряки завороженно наблюдали за боем лучших соединений, достойных друг друга. Оба умело маневрировали, выбирая лучшую позицию, стремительно атаковали, открывали огонь и тут же уходили для новой атаки. Но с каждой минутой все заметнее становилось превосходство русских моряков, особенно в совершении командных маневров и массированном поражении целей новым строем. Один за другим противник терял свои корабли, ответный же его огонь оказался далеко не столь результативным. Уже через час, лишившись трети судов, французы сдались, признав перед многочисленными зрителями свое поражение. Завершающим аккордом победной музы стала для нас операция в Балтике. Правда, по масштабу боевых действий и вовлеченным силам оказалась довольно скромной по сравнению с теми, что происходили в Северном или Черном морях. Наш флот из двухсот с небольшим кораблей встал в акватории Рижского залива в ожидании неприятеля. Командующий адмирал Мишуков разослал дозорные шхуны по наиболее вероятным направлениям, откуда следовало ожидать появления неприятеля. Не стал идти к вражеским берегам - имеющимся составом просто невозможно отследить выход и продвижение шведской эскадры и германских флотилий. Вполне резонно решил встретить их у главной базы - противник наверняка придет сюда разгромить ее - оплот наших морских сил, а уж потом примется за другие объекты - порты, верфи, прибрежные поселения. Подошедший к заливу вражеский флот в какой-то мере ошеломил русских моряков, в нем оказалось намного больше судов, чем предполагалось - около семисот. Правда, почти треть его составляли устаревших когги и нефы, еще столько же галеоны и каракки. Из современных кораблей фрегатов насчитывалось меньше полусотни, немногим больше корветов, шхун и бригантин, линкоров же не имелось ни одного. Похоже, что снарядили в поход все, что могло хоть как-то держаться на воде и худо-бедно стрелять. По-видимому, союзники решили компенсировать качественное отставание своих судов от наших втрое большим их количеством. Мишукову и другим русским командирам без каких-либо объяснений стала очевидна тактика сражения с многочисленным, но менее скоростным и маневренным противником, к тому уступающим в дальности и точности артиллерийского огня. Едва вражеский флот вошел в залив и стал перегруппировываться для атаки, как русские суда по команде флагмана сами устремились навстречу неприятелю. Сразу приняли кильватерный строй, приблизились на дистанцию уверенного поражения, после дружно повернули правым бортом и, не останавливаясь, идя тем же порядком, открыли огонь по стоящим на фланге вражеским кораблям. Пройдя вдоль всего скопления замешкавшегося противника, также организованно совершили разворот, а затем повторили проход с огнем из пушек левого борта. На попытки самых быстроходных кораблей противника сблизиться и связать ближним боем ушли отработанным маневром, а потом сосредоточенным огнем всего строя встретили вырвавшиеся вперед борта. Час за часом прореживали беспорядочно рыскающие в поисках спасения вражеские суда. Стеной огня отражали отчаянные выпады противника, старавшегося хоть как-то поразить верткие суда русских. Союзный флот таял на глазах, его разгром уже ни у кого не вызывал сомнения. Только упрямство шведского и германских командующих не давало им признать поражение. Но и ему пришел конец, когда от начального состава осталась только половина, да и то не лучшая - фрегаты и другие скоростные корабли наши моряки выбили в первую очередь, лишь флагманские уцелели в гуще своих судов. На фрегате шведского адмирала подняли белый флаг, а после приспустили паруса и закрыли орудийные порты, демонстрируя намерение прекратить бой. За ним в том же порядке повторили на судах германских княжеств, сдаваясь на милость русских моряков. Мишуков не стал связываться с едва удерживающимися на плаву посудинами, отдал приказ перевести их экипажи на наш транспорт, а затем затопить. Убедительная победа русских воинов и моряков на фронте и трех морях принесла нам не только абсолютное превосходство в военном отношении. Большее значение она имела в международном положении страны - вся Европа, негодуя или стеная, скрежеща зубами, признала дикую Россию равной себе, а может быть - чуточку выше. Посланники от монархов стран, ввергнувшихся в войну против нас, заторопились в Москву с заверениями о мире, готовностью к каким-то уступкам, выплате контрибуции. Дальше уже вступили в дело наши дипломаты, выполняя мой наказ - никакой жалости к проигравшим, обобрать их до нитки, если не хотят продолжения войны. О каком-либо сотрудничестве на государственном уровне не может быть и речи - нам такие партнеры ни к чему, пусть их послы и расточают сейчас посулы о дружбе и миролюбии.

Глава 14

В октябре 1636 года, в канун моего полувекового юбилея, сенат постановил о переименовании Русского царства в Российскую империю. Причем столь значимое для страны решение было принято без моей подачи, инициативу проявил председатель сената Семен Головин. Его поддержали все члены высшего органа государственной власти, патриарх и иерархи русской православной церкви также одобрили на специально созванном Синоде. Я своим указом утвердил принятое постановление, а также регалии империи - флаг, герб и гимн. В честь знаменательного события объявил по всей стране государственный праздник с торжествами и гуляниями. Так мы заявили на весь мир о своих имперских амбициях, с которыми даже недругам пришлось смириться - монархи многих стран прислали послания с признанием нашего нового статуса и поздравлениями. Свое признание дали христианские церкви - православная на Вселенском соборе и католическая в грамоте Папы римского Урбана VIII. Отчетливо понимаю, что подобная реакция европейских правителей связана с убедительной победой русской армии и флота этим летом. Еще год назад нас воспринимали как дикарей с востока, которых надо опасаться, но уважать - увы, нет! Теперь же, когда самые могучие державы - Франция, Англия, Австрийская монархия, - признали себя побежденными и стали искать мира с нами, многое коренным образом поменялось. Нас признали - нет, не своими, - но силой, с которой надо считаться, налаживать какие-то отношения. Путь к взаимопониманию и сотрудничеству только начался, мы не собирались торопиться с ним, но и не отвергали его. Противная сторона же сама сделала первые шаги навстречу, послы спешили заручиться нашей благосклонностью и получить какие-то дивиденды с нее, стараясь опередить друг друга. Императорскую коронацию провели 8 ноября, в день моего юбилея. Прошла она в Успенском соборе в основном также, как когда-то на царствование, только с большей торжественностью, в присутствии многочисленных гостей - своих и зарубежных. Но было в ней особое отличие - впервые в истории русского государства короновали не только меня, но и супругу, Оленьку. Такое решение далось не просто, многие, среди них и мои ближайшие соратники, не сразу приняли мои резоны - зачем это нужно. Несмотря на принятые мною меры с наделением женщин большими правами, немало государственных мужей все еще считали их недостойными серьезного внимания и уважения. Правда, кое-какие подвижки произошли - Государственная дума и сменивший ее Сенат приняли законы о защите достоинства и свободы женщин, а местные власти следили за их исполнением. Запретили выдавать замуж девушек по принуждению родителей - на венчании священнослужители обязательно спрашивали молодых, по взаимному ли согласию заключают семейный союз. Также под страхом наказания не допускалось избивать и унижать женщин, держать их под замком. Новые порядки в народе вводились трудно, не раз суды карали нарушителей, продолжавших вести дикий Домострой. Но все же за многие годы они постепенно привились, стали среди большинства семей нормой. Теперь я предпринял новый шаг, собственным примером дал понять всем - женщина заслуживает равного отношения. Неуважение к ней приму как оскорбление своему достоинству. После немалых убеждений и разъяснений, а иногда и давлением своего авторитета мне удалось переломить реакцию высших государственных и церковных чинов к нововведению. Процедуру коронации и помазания вел патриарх Иоасаф. После совершения литургии Владыка прочел малую ектению, взывая ко мне как пастырю народа своего, помазал грудь елеем, а после возложил короны на меня и Оленьку. Их изготовили кремлевские ювелиры по моему эскизу, украсили крупными бриллиантами и другими ценными каменьями из царской сокровищницы. Следом Головин от имени Сената вручил мне другие регалии императора - державу, скипетр и золотую цепь. Я выступил с ответной речью, поклялся крепить и оборонять страну, радеть о народе своем и православной вере. Молвила свое слово и Оленька, дрожа от волнения, но не сбиваясь, прочла молитву "Символ веры". В завершении церемонии соборный хор исполнил гимн "Боже, храни царя" - его мы, в отличии от герба и флага, не стали менять, оставили как прежде. Все время, пока в соборе шло освящение власти над огромной страной, старался не показывать обуревавшие меня чувства. Происходило событие, венчающее четверть вековые труды на благо отчизны. Многое за эти годы пришлось пережить - Смуту, раздирающую страну, нашествия иноземных ворогов, противодействие не желающего терять свою власть и привилегий боярства, закостеневшие устои, которые тяжким грузом давили на нас в проводимых реформах. А потом долгие войны, по сути идущие до сих пор. Но мы все преодолели, сумели поднять страну из глубокой разрухи до всемирного признания великой державой. И сейчас, когда Россия стала империей, внушающей страх врагам и надежды друзьям, с гордостью признаю - я сделал все, что должен был перед своей совестью и народом. После коронации продолжили торжество пиром в Грановитой палате. Рядом со мной по левую руку восседала на троне Оленька, все еще переживающая свою коронованную ипостась. Справа расположились наследник и другие взрослые дети, вместе с ними Сашенька. Начал застольную речь я, высказал приветствия гостям, после в нескольких словах выразил значимость для страны прошедшего действа. Завершил выступление, как и подобает на таком празднестве, пожеланиями присутствующим доброго здоровья и приятного пирования с наказом - всем есть, пить и веселиться на радость себе и людям. Устроители пира постарались на славу - стол ломился от изысканных угощений и вин, гостей развлекали званные артисты с цирковыми и танцевальными номерами, певцы услаждали слух песнями и балладами. А после начали бал, который открыли мы с Оленькой. Пировали три дня, на второй и третий добавил интереса гостям награждением и новыми назначениями в честь столь важного события. Дополнил и внес поправки в табель о рангах по имперскому статусу, ввел новые ордена и другие награды за служебные и воинские достижения. На пиру и чествовали лучших мужей, ставшими первыми кавалерами высоких званий. Наградил не только действующих чиновников, офицеров и высших должностных лиц, но и тех, кто четверть века назад начинал со мной великие преобразования. Трогательно было наблюдать за постаревшими соратниками, ушедшими в отставку и сейчас прибывшими по моему приглашению на празднество. Вручал им ордена, обнимал, а они, расчувствовавшись, едва не плакали, бормоча слова благодарности. После торжеств занялся переустройством государственных служб и новыми проектами, давно назревшими и оставленными на будущее из-за военных хлопот и других срочных нужд последних лет. Они касались многих сторон в жизни государства и людей - от вооружения до земельных отношений и семейных вопросов. Особое внимание уделил социальному пакету, как выразились бы потомки - введению минимальной пенсии и домов призрения для стариков и инвалидов, бесплатной медицинской помощи, пенсионов для студентов и еще многое другое. Отслужившим ветеранам, а также инвалидам, получившим увечья в боевых действиях, установил дополнительные бенефиции - бесплатное наделение земельным участком, льготные ссуды, освобождение от податей. Страна богатела, в казне хватало средств для заботы о нуждающихся и поощрения народа, заслужившего честным трудов и ратным подвигом достойного содержания. Серьезные преобразования наметил в армии и флоте, исходя из предпосылки перехода на мирное время. Поставил задачу существенного их сокращения, но при том не снижая боеспособности. Разумным путем ее достижения видел повышение выучки регулярных частей, вооружение новейшим оружием и техникой. Особую надежду возлагал на пулеметы и самозарядные винтовки, разработку которых начали вновь созданные оружейные институты и конструкторские бюро. Приступили к проектированию первого танка, самоходного артиллерийского тягача для тяжелых орудий. Задумок и планов с боевой техникой и оружием у меня хватало с лихвой, дал задание пока на первостепенные проекты. Как справятся с ними - дойдет очередь и к другим. Много предложений поступало от инженеров и рабочих как по совершенствованию имеющихся средств, так и созданию совершенно новых. С такими Кулибиными я встречался не раз, когда навещал оружейные заводы и бюро. Выслушивал внимательно их проекты, зачастую нереальные вроде вечного двигателя, сапогов-скороходов или шапки-невидимки. Но находились интересные конструктивные решения, которые я поддерживал, давая указания проработать и испытать их. Одно из них меня особо привлекло - многоствольный пистолет с общим ударным механизмом. Предложил автору изобретения - совсем еще молодому инженеру, только недавно закончившему промышленную академию, - поменять принцип действия его детища: ствол оставить один, сделать же вращающийся магазин с ячейками для патронов. У меня уже был вариант создания револьвера наподобие знаменитого нагана, но оставил его на будущее. Коль юный конструктор с примечательной фамилией - Токарев, загорелся таким оружием, то пусть работает с ним. Во флоте реальную перспективу представляли пароходы - два опытных образца этой осенью вышли на ходовые испытания в море. Для них переоборудовали корветы - убрали всю парусную оснастку, установили двигатели от паровоза и приводной винт, бак с мазутом, для защиты от пожара и дополнительной герметичности обшили моторный отсек металлическим листом. По сведениям, поступившим из Риги, первые испытания дали обнадеживающие результаты. По скорости пароходы почти не уступали парусным аналогам даже при попутном ветре - в форсированном режиме достигли около десяти узлов, в маневренности и вовсе превзошли. Конечно, выявились какие-то неполадки и конструктивные недоработки, но они не оказались непреодолимыми. Многое исправили в ходе проб, устранение других потребовало более существенной переделки в заводских условиях. Перед самым ледоставом суда поставили в доки судостроительного завода на доработку, весной снова выйдут в море. Постепенно рождался железнодорожный транспорт. Год назад на паровозостроительном заводе в Коломне приступили к производству локомотивов, другие предприятия освоили выпуск вагонов, рельс, шпал, путевого оборудования. Уже проложили ветки на Урале и в Тюменской губернии от месторождений к перерабатывающим и машиностроительным заводам. Начали прокладку магистралей - от Москвы к Риге, западным губерниям и вдоль Сибирского тракта на восток. Летом этого года на пробном запуске первого построенного участка от столицы до Твери самолично проехал пару перегонов в составе из локомотива и двух пассажирских вагонов. Скорость по меркам моей прошлой жизни представлялась весьма скромной - сорок верст в час на прямом пути, но для нынешнего времени стала ошеломляющей. Люди сбегались к железной дороге, громко кричали и махали руками, а машинист в ответ гудел паровым свистком. Вся страна, как тот поезд, стремительно шла вперед к лучшей жизни, когда весной 1637 года пришла беда и не одна - сыпной тиф, а за ней и засуха, охватившие западные и центральные губернии. Эпидемия зародилась в считающей себя цивилизованной, но вконец завшивевшей Европе. За считанные недели распространилась почти по всем ее странам, обошла стороной только скандинавские, унося многочисленные жертвы в десятки и сотни тысяч человек. Набрав силу и размах, дошла и до наших границ. При первых вестях о страшном недуге срочно сформировали эпидемиологическую службу, придали ей в помощь воинские части, мобилизовали медицинский персонал. В приграничной зоне от Балтики до Черного моря спешно открыли сотни карантинных лагерей, пропускные пункты с санитарными кордонами. Приготовления носили характер боевой операции - потери от эпидемии могли быть сопоставимы с фронтовыми. Я и все руководство страны делали все возможное для снижения ее тяжести, спасения жизни и здоровья людей. Ожидали массового перехода на нашу землю бегущих от страшной заразы населения из сопредельных и дальних стран. На совете Чрезвычайного штаба под моим ведением приняли ряд мер для приема вынужденных гостей. Закрывать границу и силой перекрывать доступ отчаявшимся беженцам не стали. Но и бесконтрольного перемещения возможных переносчиков заразы тоже не могли допустить. Учли опыт борьбы с прежней эпидемией десятилетней давности, дополнили новыми мерами по дезинфекции и санитарной обработке предполагаемого контингента. Снабдили весь медицинский и обслуживающий персонал лагерей и пропускных пунктов защитными средствами, подготовленными в войсках для химической защиты. Передали запасы медикаментов, разработанных нашими учеными медиками и химиками за последние годы - простейших антибиотиков на основе грибной плесени, противовоспалительных препаратов, анестетиков и анальгетиков из эфира и новокаина. Часть из них - аналоги того же аспирина или пенициллина, - только проходили клинические испытания, до широкого применения еще не дошли, но весь имеющийся резерв отдали на лечение пораженных тифом. Так же из новых средств в арсенале врачей появились ртутный градусник, стетоскоп, хирургические инструменты и принадлежности - от скальпеля до катетера, стерильные перевязочные средства. В западных губерниях ввели особый санитарный режим, предписали местным органам проведение среди населения профилактических мер - поддержание чистоты, правил личной и общественной гигиены, подворный обход и медицинский осмотр всех жителей. Для сбора и утилизации отходов с подворий и предприятий организовали специальную коммунальную службу. Учредили штат санитарных инспекторов, наделили их весьма широкими полномочиями - от наложения штрафов на нерадивых хозяев до объявления на подконтрольной территории карантина с соответствующим ограничением перемещения людей и грузов. Подобные меры вводились впервые, принимались в чрезвычайном порядке из-за приближающейся эпидемии. Но со временем они должны стать нормой по всей стране, такое задание я дал своим помощникам, повторяя уже известную всем истину: чистота - залог здоровья, барьер для инфекционных заболеваний и эпидемий. Реальный наплыв беженцев превзошел ожидаемое. С середины мая карантинные лагеря не успевали принимать всех, прошедших через пропускные пункты - каждый день на нашу сторону прибывали десятки тысяч человек. Уже некуда стало размещать вынужденных гостей, все бараки и палатки оказались забиты до отказа. Люди спали под открытым небом, благо еще, что весна оказалась жаркой, без дождей. Не хватало врачей, медикаментов, а самое худшее - не успевали проводить дезинфекцию, зараза вырвалась из-под контроля. То в одном, то в другом лагере начинался мор среди прибывших, от них заражались врачи и санитары. В панике люди бежали через заграждения, унося эпидемию в глубь страны. Страх перед невидимой смертью гнал их через колючую проволоку и рвы, бросал под огонь воинских частей, блокировавших лагеря. Кому-то удавалось прорываться сквозь цепи солдат - не у каждого поднималась рука стрелять по обезумевшей толпе, бегущей прямо на них. Чрезвычайный штаб и его службы на местах предприняли экстренные меры - ограничили прием беженцев, спешно организовывали новые лагеря, мобилизовали дополнительно медицинский персонал, привлекли всех, кто хоть немного имел представление о первой помощи больным. Объявили полный карантин в губерниях и уездах, где эпидемия распространилась среди местного населения. Запретили всякое передвижение за пределы поселений, на всех дорогах поставили воинские посты и санитарные кордоны. Им дали право насильно задерживать бегущих из родных краев вплоть до применения оружия, отправлять в карантинные пункты, открывшиеся в каждой волости и уезде. В течении месяца всеми принятыми усилиями удалось обуздать эпидемию, распространившуюся по западным и части центральных губерний, заражение и смерть от тифа пошли на спад. До конца июля страшный недуг унес по стране более двадцати тысяч жизней - никогда за мое правление не было столь губительных последствий мора. Правда, на две трети они пришлись на беженцев из чужих краев, но все же размеры потерь для нас стали слишком большими. Пусть они оказались намного меньше, чем в других странах, откуда пришла беда, но не снимал ответственности за допущенные жертвы ни с себя, ни со своих помощников. Не все мы предусмотрели, принятые нами меры оказались недостаточными, чтобы свести последствия к минимально возможным. Уже после завершения противоэпидемической компании провел совещание в Кремле с высшим руководством страны и губернаторами. Вместе разобрали свои ошибки и упущения, еще раз проработали комплекс необходимых действий и планов на будущее. Стало почти закономерностью, что примерно каждые десять лет в Европе происходят подобные эпидемии, прежде всего по причине полной антисанитарии, как с нынешней - переносимой вшами. Но нет худа без добра - приток людей из-за рубежа многократно превысил убыль от мора. Часть из них после отмены карантина решила вернуться обратно, но большая попросилась остаться у нас. Не отказали им, но предупредили о соблюдении наших порядков и законов, а затем отправили на осваиваемые земли. Помогли ссудами на обзаведение хозяйством, на местах выделили земельные участки, так что создали новоявленным переселенцам вполне приемлемые условия для врастания в новую жизнь. Не все гладко сложилось с ними, нередко происходили конфликты и недоразумения с местными жителями и властями, но с годами притерлись и обвыкли. А с теми, кто не смог или не захотел жить по нашим правилам, решали без сожаления - вот бог, вот порог, насильно не держим. Тех же, кто преступил закон, отправляли на принудительные работы в рудники, строительство дорог и каналов. Не успели справиться с одной бедой, как пришла другая - засуха. Она охватила почти треть страны - от Волги до Урала, причем именно на землях, считающихся житницей. Стояла жара, на моей памяти в этом мире, такой еще не было. За все лето дожди выпадали раз или два, реки обмелели, солнце пекло на безоблачном небе, выжигая рассохшуюся почву. Сгорали на корню злаковые культуры и овощи, о каком-либо урожае на полях и огородах речи не могло быть. Вновь создали штаб для разрешения сложившейся чрезвычайной ситуации, вместе ломали голову - что же можно предпринять. Оставлять в беде сельчан и поместья не могли, надо помочь им с хлебом и другими продуктами, а также кормами для скота. Но имеющихся в хранилищах запасов зерна могло не хватить на всех, да и нельзя их полностью изъять на текущие нужды - нет гарантии, что в следующем году вновь не наступит засуха. Решили закупать в других странах - на юге и востоке, но при том возникла своя проблема - транспортные возможности для доставки зерна и овощей в огромном количестве просто недостаточные. Обычными караванами или судами можно привезти не больше трети от нужного объема, железная дорога же выстроена только на малую часть, так что не могли хоть как-то на нее рассчитывать. Пришлось вновь привлечь армию, все ее обозы направить на поставки зерна. Также надумали использовать транспортные суда Черноморского флота для перевозки стратегического товара из Персии и Османской империи. На следующий год и будущее поставили цель вдвое увеличить сев зерновых в Сибири. Для ее достижения запланировали переселить туда казенных крестьян из хозяйств, пострадавших от засухи, а также выкупить крепостных из дворянских поместий или призвать их владельцев перейти со всеми душами на сибирские земля с оплатой их прежней - она перейдет в казну. В августе по Черному морю на торговых и транспортных судах доставили первую партию зерна из балканских провинций Порты, позже пошли караваны из Средней Азии и Китая. Поставки шли непрерывно - об этом позаботились наши представительства в этих странах, не прекратились с наступлением осени и зимы, но все равно в районах бедствия начался голод. Вся страна по призыву властей пришла на помощь - крестьяне и землевладельцы отправляли за счет государства хлеб голодающим, оставляя себе самое необходимое. Воины также отдали часть своего довольствия, и без того урезанного в связи с экономией. Из государственных закромов направили существенную долю стратегического запаса нуждающимся, помогли еще кормовыми злаками и фуражом для сохранения скота. Так что общими усилиями справились с бедой - избежали голодной смерти среди населения, пережили время до нового урожая. Не обошлось без попытки наживы на чужой беде. Кто-то из оборотистых людишек стал продавать хлеб, овощи, мясо и другие продукты по двойной, даже тройной цене, хотя до всех довели мой указ об установлении на них предельных цен на время чрезвычайного положения. Спекулянтов изобличали скоро - на каждом рынке и зерновой ярмарке открыли посты контроля, назначенные люди следили за установленным порядком. Провинившихся карали штрафом, изымали товар, при повторном нарушении направляли на принудительные работы. Но и тогда проныры находили обходные пути - подкупали контролеров, ездили по деревням и хутора, забирая от изможденных крестьян последнее за мешок зерна. Их ловили, наказывали с соучастниками, но счет им не переводился, пока не прошла острая нужда с хлебом. Слава богу, на следующий год засуха не повторилась. Напротив, отдохнувшая земля после обильных снегопадов и дождей возместила сторицей прежний неурожай, да и на освоенной целине уродилось щедро. Так что государственные запасы пополнили с лихвой. Минувшая напасть заставила нас пересмотреть состояние с продовольственной безопасностью страны. Стало очевидным для всех необходимость существенно нарастить объемы и ассортимент хранимых ресурсов. Кроме хлебных и фуражных культур решили набрать запасы и других продуктов, включая и скоропортящихся - мяса, молока, овощей. Пришлось озадачить ученых мужей возможностью их долговременного хранения, а потом заняться устройством ледников, проветриваемых складов, консервированием, тепловой и химической обработкой сырья и готовых продуктов. Также озаботились расширением поливных угодий, строительством оросительных сооружений в засушливых районах. В болотистой местности, наоборот, предстояло провести ее осушение. Проводимый комплекс работ вылился в многолетний проект с большими вложениями и трудами, но мы пошли на них ради безопасности людей в лихолетье, не допустить лишений от природной невзгоды. На память пришла двухлетняя засуха перед моим появлением в этом мире. Во многом из-за нее начались волнения в народе, голодные бунты, неспособность властей справиться со стихийным бедствием наряду с другими причинами привела к Смуте. В нынешних условиях обошлось без подобных катаклизмов - люди оценили принимаемые государством меры, да и последствия оказались гораздо мягче, без жертв. Случившиеся напасти не помешали серьезно другим важным проектам. Строились дороги по всем важным направлениям, во многом именно благодаря им смогли бесперебойно доставлять жизненно необходимые грузы, несмотря на непогоду и распутицу. Все дальше уходили железные дороги, счет им пошел не на десятки верст, а на сотни, по некоторым участкам уже открыли регулярное движение поездов. Росли и каналы, соединяя реки коротким путем, тот же Волго-Донской принял первые суда с товарами из Персии. Страна строилась и развивалась, несмотря на трудности и бедствия. Трудно даже поверить, что еще четверть века назад она погибала в смуте, раздираемая внутренними распрями и бунтами, иноземными нашествиями. Я чувствовал, что выполнил назначенное мне свыше предначертание и что мой срок в этом мире подходит к концу. Может быть, не сейчас, а через годы, но все равно уйду. Откуда взялось такое ощущение - не мог объяснить, как будто само всплыло из самой глубины души.

Глава 15

- Батюшка, откуда ты все это знаешь? Вопрос Панкрата заставил меня задуматься. Я готовил сына к своему уходу - подробно рассказывал и объяснял о государственных делах, отношениях с Сенатом, руководителями министерств и ведомств, о связях с другими странами, контактах с монархами и еще о многом другом, что должен знать правитель могущественной державы. Прямо, без обиняков, высказался Панкрату, что в ближайшие годы передам ему правление страной, так что нужно учиться всему, что может пригодиться когда-то, уже без меня. Он не стал выяснить, какие причины побудили к такому шагу, привык доверять мне - коль я так решил, значит так и должно быть. Но когда стал рассказывать о новых проектах и планах, которыми посоветовал заняться в будущем, сын не сдержался и задал свой вопрос. После, выжидающе глядя на меня, продолжил: - Я еще мальчишкой хотел спросить, но не решался - откуда у тебя задумки, неведомые никому. Даже ближайшие твои сотоварищи - дядя Семен, дядя Яша, - только диву даются, слыша от тебя совершенно невообразимое. А, главное, все, что ты надумал - сбывается и пользы от того немало! Заявлять о своем иномировом происхождении не стал - Панкрат дитя своего времени, такое просто непостижимо ему, подумает невесть о чем. Попытался объяснить более понятными словами: - Наверняка не могу сказать, сыну, оно само берется в голове. Наверное, это божье провидение, ничто не случается без его ведома. Вот как у тебя - ты же рассказывал о своем наитии на поле боя, что в трудную минуту приходило тебе на помощь. Панкрат минуту помолчал, думая о чем-то сосредоточенно, а потом ответствовал философски: - Да, все от Господа Вседержащего. А после добавил: - Но, как ты сам учишь, - на бога надейся, сам не плошай. Так, батюшка? - Верно, сыну. Учись, вникай во все, а потом трудись, не жалея ни себя ни других. И тогда непременно у тебя все исполнится. - Хорошо, батюшка, я постараюсь. На таком поучительной ноте завершили тему с провидением, больше к ней не возвращались. После вводного курса Панкрат плотно занялся изучением властной системы - от структуры Сената до исполнительной вертикали на местах. Вместе со мной участвовал в совещаниях, приемах высших чинов и посольств, разбирался с законами и другими важными документами. Я давал ему поручения с контрольными и представительскими обязанностями по разным направлениям государственных интересов. Он объездил с ними самые разные уголки страны, выезжал в другие страны - от Европы до Китая и на юг в среднеазиатские ханства. Так шли месяцы, а затем год-другой, когда я понял своим чутьем - пришло время передавать сыну бразды правления державой, он уже должен справиться. Не делал тайны для близких соратников и родных о своем намерении в скором времени отречься от престола в пользу наследника. На ожидаемый от них вопрос - что же случилось ? - отвечал кратко: так нужно. Для понятливых их вполне было достаточно, иным же давал отворот - большего им знать не следует. Беспокойство окружающих вполне мне понятно - неизвестно, что ожидает страну и их лично после смены правителя. Кто-то пытался отговорить меня, как тот же Головин, другие искали подходы к Панкрату, надеясь сблизиться с ним. Сын же ясно дал понять всем, что не намерен что-то менять в налаженной системе правления, перемены последуют только при особой нужде. Конечно, какие-то перестановки будут - новый император выдвинет близких ему по духу мужей, но с теми, кто исправно несет службу, расставаться не намерен. В сентябре 1640 года произошло примечательное для всех событие - я своим указом отрекся от престола, передал власть сыну. Сенат объявил о созыве Собора, на котором официально должны утвердить Панкрата императором Российской империи. В течении двух месяцев до его проведения вся страна бурлила, люди переживали за свое будущее. Закончилась целая эпоха в истории государства, жизнь многих менялась вместе с ним. У большинства к лучшему, надеялись и в последующем сохранить свое благополучие, гордость за великую отчизну. Кто-то тайно лелеял мечту о возврате к прежним порядкам. Таких тоже было немало - из бывших бояр и их потомков, а также части дворян, утративших сословные привилегия и безграничную власть над подневольными людьми . Хватало недовольных и среди служивых, лишившихся синекуры - при наших условиях всех нерадивых чиновников нещадно выметали из власти. Имелась возможность узаконить статус Панкрата постановлением Сената, но все же решили прибегнуть к его признанию представителями всех земель обширной империи, тем самым дать новому императору большую поддержку в будущем. Сразу после передачи дел сыну я отошел от активной государственной работы. Освободил императорские покои в Кремле и выехал с семьей в Подмосковную усадьбу Измайлово - оставил ее за собой. Напрямую не вмешивался в распоряжения Панкрата, но не отказывал ему в советах и возможной помощи. Ко мне все еще обращались по каким-то служебным вопросам, но я отсылал к новому вершителю. Просьбам в содействии и протекции отказывал безусловно, даже самым близким людям - давить на сына в чью-то пользу считал не позволительным. В конце ноября в Грановитой палате Кремля состоялся Собор. На него съехались выборщики со всех губерний страны, представляющие разные сословия. Пригласили на него высшее православное руководство во главе с патриархом Иосафом, а также Сенат в полном составе. Я тоже присутствовал среди почетных гостей по просьбе сына - больше для моральной его поддержки, чем практической. Огромный зал люди заполнили до отказа - яблоку некуда было упасть. Открыл собрание Головин, объявил известный всем вопрос об утверждении на императорском престоле Панкрата. Перечислил в красках его заслуги и достоинства, а потом передал слово желающим выступить. Таких нашлось немало, большинство из них призвали соборной люд признать наследника законным своим монархом. Кто-то все же выступил с иными предложениями. Некоторые обратились напрямую ко мне с просьбой отказаться от отречения и продолжать вести страну, пока наследник не достигнет большей зрелости. Пришлось мне самому взять слово и выступить с заверениями, что сын готов к самостоятельному правлению. А насчет юного для государя возраста напомнил, что когда-то сам стал царем на четыре года моложе, чем сейчас исполнилось наследнику. Другие из выступающих, на словах поддержав Панкрата, поставили ему ряд условий, среди них возврат наследуемых привилегий дворян без обязательной службы, а также отмену наказания владельцам поместий за увечья или смерть крепостных крестьян. Эти речи вызвали противоречивую и бурную реакцию присутствующих - от возмущения и криков "Позор" до поддержки не менее громкими "Правильно!". Для меня в какой-то степени стал неожиданным открытый ропот части дворянства на таком представительном собрании. Коль если ее люди не побоялись принародно высказать свое недовольство, то это значит, что чувствуют за собой какую-то силу. Я знал о подобных настроениях и боролся с ними возможными мерами, но, получается, что-то упустил, теперь Панкрату придется решать эту проблему. К чести сына, он не поддался давлению ретроградов, в ответном слове ясно дал им понять, что возврата к старому не будет. На следующий день Собора прошло голосование выборщиков, после нелегких споров и уговоров общим решением утвердили Панкрата императором великой Российской империи. Правда, недовольные им демонстративно покинули собрание без разрешения ведущего, не побоявшись осуждения остальных делегатов и Патриарха. Не стали откладывать надолго коронацию, провели ее через неделю после Собора. Практически весь люд, признавший на всеобщем собрании Панкрата императором, чествовал его в Успенском соборе. Вел он себя на таком волнующей церемонии вполне выдержанно, с подобающим высокому званию достоинством. По моему примеру Панкрат короновался вместе со своей супругой - Маша стояла рядом, напряженно вытянувшись, на побледневшем лице легко читались охватившие ее эмоции. Но, слава богу, все обошлось без накладок, после литургии и помазания они приняли короны, произнесли нужные речи и вышли к людям, пришедшим к собору приветствовать императорскую чету. Стояли на Красном крыльце, а внизу, на площади, заполнив ее до отказа, народ скандировал - Слава императору! Слава императрице! После торжеств и пира я с семьей вернулся в усадьбу. Большую часть времени проводил в ней, изредка выезжая к старым друзьям и соратникам на их семейные праздники. Иногда заезжал в Кремль навестить сына и его семью, с удовольствием возился с внуками - детей у Панкрата с Машей стало уже пятеро. Заметил перемены в себе - без постоянного напряжения государственными заботами душа размякла, стал внимательнее к родным и близким. А с детьми мог возиться часами, их заботы и увлечения захватывали меня. Занимался с ними играми, учил читать и писать, рисовать карандашом и красками. Рассказывал внукам сказки и всякие смешные истории, а они широко раскрытыми глазами следили за приключениями сказочных героев. Нередко к детям присоединялись взрослые, с интересом слушая мои небылицы - как-то незаметно у меня пробудился талант рассказчика и сочинителя. В свободное от домашних забот время писал свои наставления и проекты - о них попросил Панкрат. Время от времени при встрече расспрашивал о моих видениях, чем надоумил боженька. Вот я и стал продумывать разные нововведения, с эскизами, подробными разъяснениями. Передавал сыну, тот внимательно просматривал мои наброски, расспрашивал о непонятном, а потом отдавал ученым мужам и инженерам на их разработку. Так появились на свет разнообразные новшества - от обычных спичек до динамита. Даже одеждой занялся - ввел свободный мужской костюм, женские блузку и сарафан, детские платья. Сам придумывал их силуэт и крой, жены и дочери помогали сшить. Вскоре от них такая одежда повелась среди придворных, она оказалась намного удобнее прежних пышных платьев. Помог женщинам еще бюстгальтером с лямками, заменив им сдавливающий грудь корсет. Старался быть в курсе государственных дел - о них мне рассказывал сын, делились своим беспокойством друзья, но как-то влиять напрямую не пытался. Только в особо важных случаях давал советы Панкрату или обращал внимание на возможные опасности. Иногда он обсуждал со мной сложные ситуации, если испытывал сомнения, но чаще справлялся с ними сам. Серьезных нареканий к сыну у меня не было, хотя он и допускал ошибки, не всегда верно просчитывал последствия каких-то своих действий. Но они не носили фатальный характер, да и умел признавать их, исправлял по высказанным мною или другими сведущими людьми замечаниям без обиды и гордыни. Правда, случалось, что Панкрат проявлял твердость в своем заблуждении, если считал себя правым - упрямства у него хватало. Как-то у нас с сыном случилось разногласие с отменой крепостного права. Я советовал не торопиться с ним, идти к нему постепенно и планомерно. Сначала надо выкупить крепостных крестьян всеми возможными путями - в убыточных поместьях за долги владельцев, дать откуп за беглых, а также мобилизованных на особо важные объекты государственного значения. Еще в мою бытность царем я издал указ о привлечении нужных людей на такие объекты, включая и крепостных крестьян. Кроме того, нужно подготовить приемлемые условия жизни освободившимся из кабалы людям - дать им землю и работу, помочь встать на ноги. Иначе они окажутся неприкаянными и неустроенными, внесут не нужную смуту на пользу недругам. Такую политику проводил я сам в течении многих лет. Многое к нынешнему времени достигнуто, но предстоит еще немало - почти половина крестьянства крепостное. Панкрат же счел подобный путь излишне затянутым, уперся во мнении, что страна уже готова к решению вопроса с крепостничеством. Несмотря на мои предостережения, весной 1642 года он принял указ о повсеместной отмене крепостного права. Объявил всех крестьян свободными, обязал владельцев поместий передать им часть земельных угодий в аренду с правом последующего выкупа по установленными государством размером надела на душу и цене. О какой-либо компенсации помещикам за освобожденных крестьян речи не было, только за землю. Указ встретил яростное сопротивление поместного дворянства - от открытых выступлений до его бойкота. Создалась угроза мятежей - в армии и флоте, государственных органах оказалось немало противников проводимой реформы. Все чаще выявлялись факты прямого неподчинения на местах распоряжениям из Москвы. Сорвались посевные работы, крестьяне в поместьях остались без хлеба и пропитания, начались голодные бунты. Для наведения порядка привлекли войска, но и в них пошло брожение, отказывались выполнять команды сверху. В центральных и западных губерниях создалась критическая ситуация, способная ввергнуть страну в хаос. Потребовались чрезвычайные меры для ее нормализации. И вот здесь сработала природная интуиция Панкрата, позволившая найти выход из трудного положения, созданного им самим. Он ввел во всех беспокойных землях прямое правление - направил наместниками своих доверенных людей, дал им право на самые крутые меры, вплоть до конфискации поместий у мятежных дворян и суда над ними. В их распоряжение предоставил государственные ресурсы - продовольствие, посевные материалы, рабочий скот и другие нужные на селе средства. Последующие события напоминали фронтовую сводку - нередко столкновения верных присяге частей с мятежными отрядами заканчивались кровопролитием, но постепенно - волость за волостью, уезд за уездом, - центральная власть брала под свой контроль бунтующие губернии, разбиралась с дворянством и прочим недовольным людом. Государственные уполномоченные назначили управляющих в лишившиеся владельцев поместья. С их участием наделяли освободившихся крестьян земельными участками, предоставляли нужную помощь в проведении посевных, сенокосных и других работ. К маю справились с основными очагами неповиновения, жизнь на селе возвращалась в нормальное русло. В немалой мере помогло введение частичной компенсации поместным дворянам за крепостных. После ее объявления большая часть помещиков смирилась с происшедшим и прекратила активное сопротивление. По видимому, сделала правильный вывод - лучше получить хоть что-то, чем потерять все. Проведение крестьянской реформы заняло не один год. Больше всего тяжб случилось из-за земельных наделов, выкупной цены и арендной платы - нередко помещики предоставляли удаленные участки или с неудобными подъездами, чересполосицу, а плату требовали как с лучших. Для разбора споров создали на местах земельные комиссии, но они не успевали за малый срок рассмотреть хлынувший на них вал претензий и жалоб. Не сразу решилось и с обустройством крестьян - предоставлением ссуды, строительстве жилья и хозяйственных строений, снабжении скотом, инвентарем и еще многого нужного. Государство взяло на себя часть издержек, но большая часть расходов легла на практические нищее крестьянство, только что получившее свободу и право своей собственности. Постепенно люди вставали на ноги - обзаводились добром, выкупали землю, расплачивались за ссуду, на этот нескорый процесс уходили годы. Со временем я признал правоту Панкрата, не побоявшегося пойти на смелый ход с отменой крепостного права. Конечно, что-то он не учел, довел ситуацию в стране до кризиса, но в главном поступил верно - действительно, наступила пора решительных действий. Заметил, что с возмужанием и опытом сын приобрел лучшие способности государственного деятеля - прагматизм и целеустремленность, гибкий ум и расчетливость. Есть все надежды, что он в будущем приумножит наши достижения, удержит страну на завоеванной высоте. В душе стало покойнее и легче, тревожные события весны причинили мне немало сомнений - справится ли молодой император с выпавшими испытаниями. Теперь с умиротворением принимаю мысль - дело многих трудов и десятилетий не пропадет втуне, я передал его в надежные руки. По-видимому, такое душевное состояние сказалось на произошедшем со мной позже. Однажды зимним вечером сразу после новогоднего празднества, когда я сидел в своем кабинете и расслабился от семейных хлопот, услышал в себе тихий голос, произнесший одно слово: - Пора. О чем он, когда - вопросов у меня не возникло, ответ сам пришел в голову - сейчас. Какой-либо боли или иных чувств не испытывал, как будто просто заснул. Видел себя со стороны - мое тело покоится в кресле, глаза закрыты, на лице застыла легкая грусть. В комнату вошла Оленька, о чем-то стала говорить, а потом замолчала, глядя недоуменно на меня. Окликнула, затормошила за плечо, не видя ответной реакции, закричала в голос. На ее крик вбежали Сашенька и старшие дочери, гостившие с детьми у нас. Все, что происходило позже, понятно без объяснений - плач, слезы, а после приготовления к отпеванию. Приехал старший сын с женой, стоял молча перед моим телом на одре. Его глаза оставались сухими, но я видел в них скорбь и жалость. Еще через мгновение свет в глазах померк, душа моя ушла в небытие. Вместо эпилога Проснулся от шума стреляющего мотора. "Опять у Степаныча троит" - спросонок подумал я. У соседа по даче доживал свой век древний "козлик" - ГАЗ-67, едва ли не с войны. Наверное, хозяин вездехода больше времени занимался его ремонтом, чем ездил на нем, но упорно не хотел поменять на что-то более путное. Открыл глаза - в комнате стоял полусумрак, солнечный свет едва пробивался сквозь плотные шторы. Привстал с кровати, привычно ища глазами шлепанцы, а потом внезапно пришедшая мысль пронзила еще не проснувшийся разум: - Я же умер! Так, сидя на кровати, невольно стал вспоминать последнее, что видел на том свете - или во сне? Запутался в своей памяти - я же здесь, на даче, со вчерашнего дня, все лежит на месте, как оставил перед сном, - и так же отчетливо вижу свое покоящееся на одре тело, собравшихся вокруг родных - жен, сына, дочерей. А память шла все дальше вглубь, как кинолента, которую крутят обратно. Я, оказывается, император, пусть и бывший! Такое и в самых смелых мечтах не могло прийти мне в голову, простому инженеру. Максимум, который предполагал в своей карьере - должность начальника отдела, мне руководство института осторожными намеками дало понять о подобном варианте. Смотрел, как в кино, свою жизнь в том мире, все больше поражаясь - разве я на такое способен? Руковожу огромной страной, воюю со всякими ворогами, причем весьма успешно, строю какие-то проекты. А народ вокруг слушается меня, даже боготворит как помазанника, наделенного высшей благодатью! Так дошел до самого начала, когда я перенесся из своего мира в тот, заменив душу умершего Михаила. Только сейчас вспомнил о книге, прочитанной перед сном - вот она, лежит на табуретке у кровати. С любопытством взял ее в руки, перелистнул первые страницы - да, действительно, она произвела на меня немалое впечатление, прочитал одним дыханием. Конечно, по убеждениям я сугубый материалист, самый приземленный, но виденное воочию переворачивало с ног на голову привычные представления. Сомневаться в реальности происшедшего с моей душой не пришлось - слишком явственно представлялась та жизнь. Вот так невольно поверил в существование того, кто вел мою душу в глубь веков и миров. Причем чувствовал себя тем, кем и был - Ивановым Сергеем Владимировичем, а вовсе не Михаилом Скопиным-Шуйским. По-видимому, во сне моя душа раздвоилась, одна половина осталась в родном теле, а вторая отправилась в неведомые дали. Сейчас же, после завершения своей миссии она вернулась обратно и прилепилась к первой, но еще не слилась воедино. При желании мог открыть память второй своей ипостаси и видеть ее как зритель, не принимая близко как свою. Что мне сулит двойственная душа, к чему приведет - не знал, но надеялся на лучшее. Не хватало еще проблем с психикой из-за раздвоения личности! Но пока вроде все обошлось, мой сожитель - если так можно выразиться о душе Михаила, - не давал о себе знать. К вечеру вернулся в город - завтра мне на службу, надо подготовиться к выходу на люди в новом состоянии. Пошла привычная жизнь, но как-то постепенно со мной стали происходить перемены - в характере, привычках, манере поведения. Проявились властные нотки, большая решительность и целеустремленность. Даже спортом решил заняться - это в моем, совсем не юном возрасте! Но малоподвижный образ жизни, которым прежде вполне довольствовался, сейчас томил меня, душа просила физических действий. Стал каждое утро бегать - сначала вокруг дома, а потом все больше, по несколько километров. Записался в атлетический зал порастратить растущую силушку на тяжелых снарядах. Жена и дети поражались, что же со мной происходит - диванный лежебока вдруг стал заядлым спортсменом! Занимался с удовольствием, чувствовал, что жизнь наполняется новыми красками, делая ее интереснее и полнее. Большая активность сказалась и в интимном деле - каждый день утром и вечером терзал жену вновь пробудившейся страстью. Вначале она только радовалась вернувшемуся пылу в наших отношениях, а после не выдержала напряжения, стала отлынивать от исполнения супружеских обязанностей - то у нее голова болит, то что-то не так по женской части. Поневоле из-за бурлящего либидо обратил внимание на окружающих женщин, готовых помочь в столь увлекательном плане. Заводил короткие связи, без взаимных обязательств, чисто для физиологической разгрузки. Хотя некоторые из партнерш прямо предлагали закрепить их надолго - наверное, чем-то я их устроил для подобных сношений. С такими рвал незамедлительно - все таки я ценил свою жену и не хотел изменять серьезно. Случавшиеся же интрижки считал небольшим грехом, вполне допустимым, коль супруга не справляется. Через год не узнал себя в зеркале - крепкий моложавый мужчина в самом расцвете сил вместо прежнего заморыша, выглядевшего старше своих лет. И на работе произошли лучшие перемены - мои новые проекты стали гораздо продуманнее и оригинальнее, практически без ошибок. Заказчики сразу отметили их отменное качество, все чаще стали обращаться именно ко мне со своими заданиями. Начальство также заметило мое рвение, утвердило руководителем отдела, а вскоре выдвинуло замом директора по инновационным проектам. На административной работе чувствовал себя вполне уверенно, как с давно привычной. Сумел наладить нужные отношения как с вышестоящим начальством, включая министерское, так и с подчиненными, добиваясь от них приличных результатов в заданные сроки. Так что о случившимся когда-то раздвоении души нисколько не жалел, напротив, захотелось самому испытать что-то подобное. Не замечал в себе прежде какой-либо авантюрности, а теперь обычная рутина стала тяготить меня. Нередко шел на рискованные шаги, предварительно хорошо продумав их, не избегал опасности везде, где бы они не встречались. Не раз ночью, возвращаясь от очередной пассии, вступал в схватку со шпаной, как повелось у них, требовавших от "дяди" закурить. Без сомнения вступал с ними в драку, пока они не бежали от меня, как от берсерка, не знающего страха и жалости. Доставалось и мне, раз даже получил ножевое ранение в живот, но зажило на удивление быстро - через две недели вышел из больницы. Однажды случилось то, что я подсознательно ожидал. Голос свыше дал понять, что ожидает от меня - вернее, прежней души, но мы уже давно слились воедино, - нового подвига. Понадобилось в одном из множества параллельных миров в теле юного отпрыска князя русичей, умирающего, как и Михаил, от отравы, спасти их племя и весь народ от нашествия половцев. Я без раздумья согласился, только попросил на этот раз отправить в тот мир именно меня, а вторую половину души - Михаила, оставить в прежнем теле. Почувствовал от тени всевышнего теплую волну одобрения, через мгновение мое сознание окуталось светящейся сферой, а потом помчалось через мерцающее звездами пространство. Я затаил дыхание от восторга, если так можно выразиться о бестелесной душе, через долгие мгновения или часы вынырнул в темно-голубом небе мира, подобного Земле, полетел вниз навстречу своей новой судьбе. Конец

Оглавление

  • Глава 1
  • Глава 2
  • Глава 3
  • Глава 4
  • Глава 5
  • Глава 6
  • Глава 7
  • Глава 8
  • Глава 9
  • Глава 10
  • Глава 11
  • Глава 12
  • Глава 13
  • Глава 14
  • Глава 15
  • Глава 1
  • Глава 2
  • Глава 3
  • Глава 4
  • Глава 5
  • Глава 6
  • Глава 7
  • Глава 8
  • Глава 9
  • Глава 10
  • Глава 11
  • Глава 12
  • Глава 13
  • Глава 14
  • Глава 15 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg

    Комментарии к книге «Герой смутного времени», Владимир Ли

    Всего 0 комментариев

    Комментариев к этой книге пока нет, будьте первым!