«Глори и Ко»

Глори и Ко (fb2) - Глори и Ко 517K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Вячеслав Шторм

Вячеслав Шторм ГЛОРИ И КО

С благодарностью и любовью Кошке-Иришке, Леше, Кольту, Ковбою и Джентльмену с Медвежьей Речки

Глава I В которой рассказывается о подлости одного конкретно взятого драконозавра и вреде чрезмерного употребления алкоголя

Этого никогда бы не случилось, если бы не ряд обстоятельств, из-за которых и заварилась та каша, расхлебывать которую пришлось мне и…

Впрочем, давайте по порядку.

Итак, все началось с того, что мой драконозавр во всю дурь втопил по улице. Как? Вы в самом деле не знаете, что такое драконозавр? Слушайте, а вы, случайно, не из Спящих Дубрав приехали? Причем здесь Спящие Дубравы? Да нет, просто там живут такие странные люди. Взять хоть моего тестя… но это я так, к слову… О чем бишь мы говорили? Ну да, все верно. О драконозаврах. Если вы и в самом деле не видели ни одного, а не издеваетесь надо мной, то представьте себе животное, сходное по размерам с небольшой лошадью (странно, лошадей вы почему-то знаете, а ведь они у нас встречаются куда реже) и передвигающееся на четырех когтистых лапах. Прибавьте крепчайшую шкуру, длинный хвост и голову, напоминающую змеиную (соответствующих размеров, разумеется), но — зубастую и с острыми ушами. Вот это драконозавр, самое распространенное ездовое животное в мире. Живет до пятидесяти лет, практически всеяден, очень вынослив, легко дрессируется и, если вы правильно себя поставите с самого начала — отличается исключительной преданностью. Представьте теперь, что получившееся существо крупнее доброй половины своих собратьев и вдвое их прожорливее, а также обладает редким умом и весьма специфическим чувством юмора. Это — мой драконозавр, Изверг. Сын Мегеры и Злодея. И дури у него полно.

Ах, да. Дело происходило тут, в славном городке, именуемом Райская Дыра. Славном, славном. Чем? Хотя бы тем, что в нем живем мы с женой. Не показатель? Хм, кому как… Ну, тогда своим названием. Не знаете? Э-э, да вы, как я погляжу, и впрямь не местный. Ну, значит так. Город был основан разведчиками королевы Зензириты Салийской. Разумеется, куда же без них… Когда их командир посылал отчет об успехах экспедиции, он прямо так и написал: «Кошмар! Жуткая дыра!» Но королевский Лорд-Картограф, которому надо было не только нанести открытые земли на карту, но и по возможности выгодно их продать поселенцам, такую нелестную формулировку зарубил на корню. А поскольку с чувством юмора у этого достойного господина было все в порядке вуаля!

Когда это было? Послушайте, а вам не все ли равно? Вы же просили хорошую историю, а не монастырскую хронику. Вот именно. А хорошая история, чтоб вы знали, и хороша-то в числе прочего тем, что могла произойти когда угодно. Ну ладно, ладно. Скажем так: это случилось некоторое время назад, ранней осенью, и точка.

Так вот, в тот день я просто безобразным образом напился. Точнее, нет. Вы еще, чего доброго, сочтете меня пьяницей, что крайне далеко от истины. Конечно, я, как и любой нормальный мужчина, люблю пропустить стаканчик-другой, особенно — в компании старых друзей, но чтобы настолько… Просто случилось так, что я работал целых полгода, и работа была не из легких. Какая? Да нет, не секрет. Я валил лес. Здоровенные сосны из тех, что принято называть «корабельными». Топором и пилой. С утра до вечера. В любую погоду. Целых сто восемьдесят три распроклятых дня. И честное слово — порой мне казалось, что они никогда не кончатся. Как оказалось, я был не прав.

Счастливый день, в который истек срок моего контракта, все-таки настал. С утра, слегка помывшись, слегка побрившись, слегка закусив и слегка отмутузив начальника моего участка на добрую память, я целеустремленно двинул к кассе. Вот досада! У нее уже стояла весьма длинная очередь из моих страждущих коллег. Все шумели и размахивали руками, предвкушая грядущий загул. Впрочем, то ли в артели меня любили больше, чем я думал, то ли вид меня, целеустремленно прущего напролом сквозь ельничек, оставляя за собой широченную борозду, был чересчур красноречив… Одним словом, к заветному окошечку я подошел в гробовой тишине, сразу же и без помех.

Отойдя от него, я:

1. Расплатился с накопившимися долгами и выкупил у местного ломбардщика (по совместительству: трактирщика, счетовода, лекаря и владельца единственной при фактории лавки) свой меч.

2. Посмотрел на клинок, вздохнул, плюнул и продал ему же, а себе купил другой, на порядок лучше.

3. Подумал и прикупил к новому мечу красивые ножны и перевязь.

4. Подумал еще немного и решил, что с моим старым поясом они гармонировать не будут.

5. Приладил пояс, осмотрел на себя с ног до головы в засиженном мухами зеркале и решительно сменил весь гардероб целиком.

6. Вспомнил об Изверге и добавил к покупкам нарядную уздечку.

7. Попутно вспомнил о том, что дал себе торжественную клятву сегодня же свалить отсюда куда подальше и набил дорожные сумки под завязку провизией и необходимыми в путешествии вещами.

8. Вышел на крыльцо и пересчитал оставшиеся деньги.

9. Выругался.

10. Грязно выругался.

11. Вошел обратно в лавку и без слов указал на самую большую бутылку с нашим фирменным напитком «Отрада (или „Отрава“, это уж кому как больше нравится) лесоруба»: пол роблора, пол-литра, полсотни градусов.

Да, поступок не самый достойный, охотно разделяю вашу точку зрения. Но это я теперь старый и мудрый, а тогда… Э-хе-хе, молодость, молодость! Само осознание того, что ты угробил целых полгода своей единственной и неповторимой жизни и получил взамен меч в ножнах, костюм, сапоги, еды на неделю и жалкую горстку серебра, в двадцать семь лет доконают кого угодно. И я не был исключением. Мне было страсть как обидно, слегка тоскливо и вообще неуютно, поэтому за первой бутылкой «Отрады» очень скоро последовала вторая. Ваш покорный слуга мрачно глотал эту мерзость в полном одиночестве и даже не подозревал, что каждый глоток приближает его к главному приключению его жизни.

А теперь вы, должно быть, будете смеяться… мне сейчас и самому забавно, но что делать. Короче говоря, основной причиной всей этой эпопеи стал даже не Изверг, как я сказал в начале, а цивилизация. Кроме шуток. Я преспокойно мог надраться и в лагере (уж чего-чего, а запасов спиртного в день получки там хватило бы и на троих таких как я), проспаться в знакомом до скрежета зубовного бараке — и все. Но я провел сто восемьдесят три дня в глухих лесах, изо дня в день видя одни и те же рожи артельщиков (тупые, как дерево) и одни и те же деревья (невыразительные, как рожи артельщиков). Именно поэтому, когда вторая бутылка «Отравы» показала дно, меня неожиданно обуяла тоска по нормальному городу и нормальным людям.

Ах, да! Еще нормальной кровати.

Так что, выйдя из таверны, я оседлал Изверга и, как скорпикорой в зад ужаленный, погнал его по большаку в направлении ближайшего (семнадцать километров) населенного пункта. То есть сюда. В Райскую Дыру.

В то время как мы оставляли за спиной километр за километром, погода портилась прямо на глазах. Сначала куда-то запропастилось солнце, потом все небо заволокло тучами, потом задул сильный ветер и в довершение всего пошел дождь. Хороший такой, правильный. С громом, молнией и уймой холодной воды.

Любой здравомыслящий человек в подобной ситуации повернул бы назад или поискал пристанища на время ненастья. Любой, но только не я. От предков я унаследовал привычку доводить задуманное до конца и любое дело делать основательно. В тот день я хотел напиться, и я основательно напился. В дым. В хлам. В стельку. А потом я захотел попасть в город и, чтоб мне провалиться, я туда попал! Так что все выкрутасы Матушки-Природы были мне, что называется, до свечки. В конце концов, мочило нас с Извергом нередко, и — ничего. Не растаяли. Ну и, наконец, к тому моменту, когда дождь из просто сильного стал проливным, мы были к Дыре всяко ближе, чем к фактории.

Примерно такие мысли бродили в моей отяжелевшей голове в тот момент, когда когтистые лапы драконозавра четырнадцатый раз в жизни ступили на эту благословенную землю. Вот он, я! Ау, люди добрые! Давайте общаться!

Ан нет.

Общаться со мной никто не желал. И вовсе не потому, что я такой уж несимпатичный. Просто дождь, на который мы с Извергом так отважно наплевали, действительно разошелся не на шутку. Поняв это, все горожане, у кого была голова на плечах, мигом разбежались по домам и питейным заведениям. В иной ситуации я, разумеется, это бы понял, но только не тем вечером.

«Вымерли они здесь все, что ли?» — хмуро рассуждал я, оглядывая пустые улицы, закрытые двери и занавешенные окна.

— Т-ты как думаш, парень?

Парень (то есть Изверг) думал головой. И, будучи трезвее стеклышка, вовсе не разделял моего пасмурного настроения. Он с восторгом шлепал по самым глубоким лужам, разбрызгивая вокруг грязную воду, урчал, пофыркивал и всячески выражал свое удовольствие. Сочувствия к хозяину в нем было не больше чем в прохудившемся сапоге. Именно это я и собирался поведать бессовестной скотине, но…

Но тут у вышеозначенной скотины не ко времени проснулось его треклятое чувство юмора. Прекрасно зная, что сейчас я просто не в состоянии двинуть ему кулаком в морду (так я обычно напоминаю, кто из нас двоих действительно крутой парень), он задрал хвост и помчался как ошпаренный. Без какой-то конкретной цели. По маршруту «до конца города — резкий поворот — обратно». Раза три. Или четыре. Не помню.

Так вот, Изверг несся по вечерним улочкам, а я прилагал все усилия, чтобы не свалиться в какую-нибудь лужу, и при всем том пытаясь напевать весьма популярную тогда песенку с незатейливым названием «Здравствуй, здравствуй, крошка!» Признаюсь честно: как певец я никогда не блистал — мне в детстве хримтурс на ухо наступил, и это вовсе не метафора. Жена впоследствии не раз подмечала, что с моей точки зрения петь хорошо и петь громко — одно и тоже. Так вот, в тот вечер выходило и вовсе из рук вон плохо. Проклятущая «Отрава» изрядно подпортила мне дикцию, к тому же дождь и не думал униматься, а петь и отплевываться от попавшей в рот воды — сами можете представить…

И в тот момент, когда я в четвертый раз принялся за припев, отчаявшись вспомнить начало третьего куплета, Изверг вдруг остановился, с шумом втягивая ноздрями воздух. Делать это так неожиданно было полнейшим свинством с его стороны: я не ожидал ничего подобного, а потому все-таки вывалился из седла. Точнее, выпустил из рук уздечку, перелетел через драконозавровую голову и приземлился (весьма жестко) на мощеную булыжником мостовую. Сами понимаете чем. С другой стороны, это была совсем небольшая плата за избавление от тряски, подбрасывания и швыряния из стороны в сторону. Бывало и хуже. Мог ведь и в лужу опрокинуть…

Первой моей мыслью было, что у подлого драконозавра пробудились благодарные чувства к хозяину. В конце концов, я его выкормил и выходил, когда он был совсем сосунком. Честное слово! Его мамаша — любимая матушкина драконозавриха Мегера — отравилась какой-то дрянью и у нее пропало молоко. И я каждый день, зачастую сам не успевая толком поесть, выкармливал этого паразита. Из бутылочки. Да, маленькой такой бутылочки, всего-то литра на три. Даже малышом он имел аппетит всем на зависть…

Однако, приглядевшись получше, я тут же понял всю жестокость своей ошибки. Никакой благодарности! Никакого расчета! Счастье мое, что дело происходило не на краю кратера вечно действующего вулкана ЧтоТоКаКа, а то лететь бы одному милому парню в него со свистом! Загвоздка была совсем в другом.

У коновязи (правильнее было бы сказать драконозавровязи, но это так скучно и долго, что все пользуются старым словом) стояла она.

Драконозавриха.

Рыжая.

У Изверга же, доложу я вам, на рыженьких ба-альшой бзик. Просто таки громадный. Он при их виде даже аппетит может потерять. Часа на три. Доходит это порой до смешного: ежели мне приспичит закадрить девчонку, и она окажется блондинкой, брюнеткой или шатенкой, то я ее, скорее всего, закадрю. Но упаси меня боги приударить за рыжулькой — подлый драконозавр ни мне, ни ей покоя не даст. Оскорбленные девицы чаще всего удаляются, считая, что Изверг рыжих ненавидит. А дело-то как раз в другом: он просто ревнует. И добро бы, если их ко мне…

Разумеется, вспоминать этот факт мне тогда было, скажем прямо, недосуг. Та часть моего сознания, в которой хранились сведения касательно драконозавров, при взгляде на рыжую тут же вынесла лаконичный вердикт профессионала: «Самка как самка. Вполне упитанная. Молодая. Лично я встречал и посимпатичнее».

Именно это я и попытался изложить своему приятелю, попутно вставая с мостовой, охая и потирая ушибленное место. Однако он считал (и по сю пору продолжает считать) совершенно иначе.

Ну так вот, я залез обратно в седло и ткнул неблагодарного зверя пятками в бока. Это должно было совершенно недвусмысленно напомнить, что он по-прежнему на службе. Хозяина же абсолютно не устраивает торчать под дождем и любоваться на то, как он пожирает рыжую драконозавриху жадными глазами.

Ноль внимания.

Новый пинок под ребра вкупе с рывком за узду. Ага, на этот раз реакция последовала: ко мне соизволили повернуть голову и выразительно рявкнуть.

Некоторые люди уверяли меня, что тембр моего любимца, когда оный не в духе, запросто может вызвать у неподготовленного человека сердечный приступ. И разобрать что-то в этом реве, мол, просто невозможно. Брехня! Проведя в компании драконозавров большую часть жизни, я всегда отлично понимал Изверга, равно как и большинство его сородичей. Ну вот, например, если перевести высказанное им тогда с драконозаврового на наш, это звучало бы примерно так: «Слушай, ты! Имей совесть и отвали. Мне сейчас сильно не до тебя, и ваще!..» Далее шли непереводимые идиоматические выражения.

Поняв, что возмущаться бесполезно и подлого зверя сейчас не сдвинуть с места даже на буксире, я кое-как сполз обратно на землю и успокаивающе похлопал Изверга по заду, пробормотав:

— Да ладно тебе, не ругайся… — а потом осмотрелся по сторонам.

Оказалось, что мы притормозили прямехонько у трактира «Золотая кружка», где я, каждый раз, будучи в городе, традиционно оставлял практически всю свою наличность. Совершенно верно. Вот у этого самого трактира, он с тех пор ничуть не изменился. Но если вы будете меня то и дело перебивать, этот рассказ никогда не закончится. То-то…

Итак, определившись со своим местоположением, я засунул руку в карман, и некоторое время задумчиво в нем копался, покачиваясь на ветру, как заправский флюгер, пока не нащупал монеты. Всего одну, если быть точным. Остальные не иначе как растерял на галопе. А моя мудрая матушка всегда говаривала: «Сынок! Чем меньше денег у тебя в кармане, тем быстрее от них нужно избавиться. А то новые не заведутся!»

Приняв все это в расчет, я еще раз критически посмотрел на Изверга (он демонстративно повернулся ко мне задом), пожал плечами и эдаким молодецким шагом взобрался на три ступени вверх. Погрозил сверху пальцем драконозаврам, пробормотал: «Вы тут того… не очень…», — решительно распахнул дверь и вошел в трактир.

Правда, «вошел», — это не совсем то, что получилось на самом деле. Скажем так — «попытался войти». В дверном проеме меня стремительно повело влево, при этом носок сапога по закону подлости зацепился за порог, а под руку, как обычно, не попалось ничего, за что можно было ухватиться. В общем, я ввалился в зал без малого кубарем, сбил по пути два стула и в завершение с треском врезался головой в массивную ножку стола, выточенную из лучшего оргейлского дуба. Дерево дало трещину, а мой лоб на несколько дней украсился превосходной шишкой. Разговоры посетителей на мгновение стихли. Работавший за стойкой хозяин заведения, Малыш Черч, не оборачиваясь, отметил:

— А, привет, Сэд! Давненько же ты не показывался у нас.

Стоп! Неужели я настолько разболтался, описывая свои злоключения, что забыл представиться? Тысяча извинений!

Зовут меня Сэд из Сосновой Долины. То есть, конечно, Сэдрик, только не люблю я этих официальностей. А Сосновая Долина, если кто не знает, располагается на самом севере королевства Райвэлл и примечательна только тем, что там родился я да еще самыми здоровенными соснами из всех, которые я когда-либо видел, за исключением… Ладно, до этого тоже время дойдет. По профессии я — объездчик драконозавров, также, как вы уже знаете, работал лесорубом, а еще: перегонщиком стад, солдатом, телохранителем, разведчиком, золотоискателем… ух, сейчас всего и не упомнишь! Впрочем, ни на одной работе больше двух лет кряду я не задерживался, и вовсе не по причине склочности или капризности. Просто люблю перемены, приключения (в разумных пределах), и терпеть не могу долго сидеть на одном месте без дела либо с оным. Если верить матушке, это у меня от папаши. Тот тоже имел в седалище преогромное шило. Наверное, именно из-за этого он сразу же после моего рождения собрал свои немногочисленные манатки и отбыл навсегда в неизвестном направлении. Но, впрочем, хватит об этом.

Я кивнул в ответ Черчу, попутно стряхнув с себя обломки, некогда бывшие спинкой стула, и, приняв вертикальное положение, заказал кружку своего любимого темного эля. Получив желаемое, я плюхнулся на первую попавшуюся и жалобно скрипнувшую подо мной скамью. Ничего не поделаешь — весил я всю жизнь немало. И ни капли жира! Мышцы, кости и мясо, причем — именно в такой последовательности. У нас, в Сосновой Долине, все ребята немаленькие, но я любого переплюну! А тем, кто бурчал, что «сила есть — ума не надо», мы с Извергом доступно и быстро разъясняли, что они не правы…

Так вот, лишь сделав добрый глоток, я обратил внимание на то, что столик, за которым я сижу, похоже, уже занят. Напротив меня расположился на редкость занюханный и хорошо одетый тип (сплошной бархат, кружева и золотые цацки) и цедил что-то из ма-ахонького кубка (я бы в таком и зубы не намочил). Вообще-то я человек вежливый, но мой зад под влиянием «Отравы», «залакированной» элем, отчаянно протестовал против поднятия и перенесения его куда б это ни было. Да и откуда я тогда мог знать, что этот тип недавно избранный местный мэр Джадур Кривоус?

— Тебе ч-че? — спросил я у достойного горожанина, когда больше не мог игнорировать его влюбленный взгляд, накрепко приклеившийся к моей скромной персоне. Не знаю, почему именно влюбленный, — мой мозг в ту минуту просто не мог найти лучшего определения. Зато я отметил, что длинные рыжие усы, щегольски закрученные кверху, делают моего соседа похожим на таракана-переростка. Какая гнусь!

— Да я… так… — мой вопрос явно застал его врасплох, однако пялиться на меня он не прекратил. Допив свой эль, я вежливо подождал пару минут, чтобы дать понять Таракану, что кое-кто тут лишний. Естественно, не я. Только до него, видать, туго доходили совершенно простые вещи, — он сидел, будто прибитый к лавке ржавыми гвоздями, и продолжал пялиться на меня самым неприличным образом.

Вот теперь я начал понемногу сердиться. Любой скажет, что Сэд из Сосновой Долины — парень мирный и никому зла попусту не желающий, но всему же есть предел! Я — свободный человек и имею право на уединение!

— С-ушай, у-ди, а? — в последний раз предложил я, старательно скрывая раздражение. — Мне щас охота побыть наедине с собой…

Иллюстрируя свои слова, я широко и звучно зевнул. Только Таракана и видели. И хотя Черч меня впоследствии долго убеждал в обратном, я все же считаю, что мозги у него были не в порядке. Как иначе объяснить то, что, едва оказавшись на улице, мэр принялся вопить, что какой-то пьяный в дымину полутролль-полухримтурс собирается откусить ему голову? Даже если не брать в расчет эту дурацкую характеристику, подумайте сами: на кой мне его голова?!

Ну ладно, по крайней мере, он убрался, а горожане были достаточно широких взглядов, чтобы не верить подобным заявлениям человека, только что вылетевшего из трактира. А может, никто не захотел связываться с мужиком, желающим (и, скорее всего, могущим) откусывать головы. На радостях я заказал еще эля и двойную порцию фирменного жаркого, чем истощил вконец свой скудный денежный запас. Правда, мясо оказалось пережаренным и на первый взгляд напоминало подошву моего сапога, но я никогда не претендовал на звание гурмана. Да и потом, едал я в своей жизни такое, по сравнению с которой эта говядина казалась пищей богов.

Добросовестно пережевывая свой нехитрый ужин (или завтрак?), я стал слегка клевать носом, и тут слева послышалось:

— А ты, часом, не заливаешь, приятель?

Оглянувшись, я увидел троих мужчин, сидящих за кувшином вина. Двое, судя по добротным кожаным курткам и длинным ножам у пояса, были зажиточными мясниками, а третий был облачен в невероятную хламиду кричаще-оранжевого цвета. В таких обычно щеголяют купцы, приплывающие к нам с дальнего юга, но этот тип был южанином не больше меня. Никакого сомнения — заинтересовавшая меня фраза была обращена к нему.

— Да говорю ж вам, друзья, все так и было. Мы с братцем тогда плавали по морю Сапоговых и торговали с жителями прибрежных городов. Ну, там, знаете: Лоранна, Эзир, Аламеф… Эх, видели бы вы наш кораблик! Небольшой, но верткий, — лучше не придумаешь для петляния между Аламефскими рифами.

«Что он несет?» — промелькнуло у меня в голове. Бывал я в Аламефе. Городишко паршивый, женщины черные, мух бог весть сколько, пиво кислое и мутное — это да. Но вот рифов там в округе отродясь не было.

Тем временем носитель хламиды продолжал вещать с видом философа, истосковавшегося по аудитории:

— Везли мы, стало быть, раз полный трюм всевозможных пряностей в… ну… как же эта дыра зовется?.. Ну да не важно!

— Что же ты за торговец тогда, если не помнишь, куда товар вез?! сплюнул один из мясников, но товарищ дернул его за рукав:

— Вот вечно ты, Хогард, перебиваешь. Подумаешь, беда, — забыл человек. Ну и что дальше-то было?

— Ну, так я и говорю, везли, значит, везли, и вот однажды видим: блестит что-то далеко в море. Братец тут же загорелся: плывем, говорит, посмотрим, что за диво. Я ему: далеко, дескать, еще с курса собьемся, а он ни в какую, плывем, и все тут. Ну, поплыли. День плывем, другой плывем, а не приближаемся ничуть. Тут уж и команда зароптала: а вдруг, мол, это западня пиратская для таких вот лопоухих? Только братец уперся, что твой бык. Я, говорит, никого не держу, и кто плыть со мной не хочет, пусть сигает за борт и гребет до берега. А пиратов я видал там-то и там-то!

— Молодец, мужик! — одобрил Хогард. — И что, нашли чего?

— Найти-то нашли, да только… Короче, на третью ночь, как мы за светом этим подались, наплыл туман, аж воды не видать. Боцман наш говорит: вы, мол, как хотите, но если дальше плыть, то или команда взбунтуется, или заплутаем вконец. Делать нечего, поскрипел братец зубами, отругал нас всех на чем свет стоит, но все-таки отдал приказ поворачивать обратно. И только он рот закрыл, — тут же задул ужасный ветер и понес корабль неведомо куда.

— Врешь! — хором воскликнули оба мясника, не забыв, правда, скрестить два пальца левой руки, отгоняя злых духов.

— Клянусь памятью святых блаженных мудрецов Марка, Энгельта и Ульяниса, коих на моей родине почитают наравне с богами!

«Интересно, — подумал я, — и почему это у всех мудрецов, особенно святых и блаженных, всегда такие идиотские имена? Профессиональное, не иначе…»

Тем временем многие посетители трактира также заинтересовались историей, прочие голоса понемногу стихали, народ стал подтягиваться поближе к столику троицы. Человек в хламиде будто этого и ждал. Он отсалютовал слушателям кубком, сделал добрый глоток и продолжил рассказ:

— Носило нас по морю дня три. Парус сорвало вместе с мачтой, пятерых из команды смыло, а остальные уже по нескольку раз перебрали в молитвах всех известных богов. Но вот проклятущий ветер стих, туман тоже сгинул, и мы тотчас намертво засели на мель. Протираем глаза — земля: песчаное побережье, лес. Только уж больно много разбитых кораблей у берега. И не просто разбитых, а прям в решето! Как из катапульт в упор расстреливали. И ничего ни костей, ни других следов человека, только остатки парусов на ветру хлопают. Б-рр-р!

Нас тогда осталось четверо: мы с братцем, старший помощник Заступ и юнга Диксенд пятнадцати лет от роду, мир их праху. И на четверых — фляга тухловатой воды, сухарей промокших на двое суток и ни одной мысли по поводу того, где находимся.

Тогда братец говорит: «Сами мы с этой мели не слезем. А даже если и слезем, то без парусов, один шут, никуда особо не уплывем, поскольку я лично ладошкой грести не обучен. Да и воды надолго не хватит. Значится, нужно искать помощи, ведь живет же здесь кто-нибудь».

Поохали мы, посетовали на судьбу… Только как ни крути — кругом прав братец получается. Самое главное, что кто-то и впрямь живет, — на разбитых кораблях хоть шаром покати, одни доски голые, да и те кое-где оторваны подчистую. Не зверюшки же лесные все растащили.

Порешив на том, добрались мы вплавь до берега, на песочек вылезли и стали по сторонам глядеть. Что за диво! Где это видано, люди добрые, чтобы лес на побережье из земли пер чуть не по самой береговой кромке? И ладно бы еще, начинайся он с кустиков или, там, поросли молодой, как нормальному лесу и положено, так ведь нет! Вот прямо у берега торчат такие деревца, что, обходя вокруг, заблудиться можно. А уж до чего высокие! Ежели на макушку залезть, небось, прямо на небе и окажешься.

— Иди ты! — послышался восхищенный возглас кого-то из зрителей. Возможно даже, меня. Рассказчик принял это как должное, благодарно кивнул Черчу, подлившему ему еще вина, и продолжал:

— Понятное дело, проверять высоту деревьев дураков не нашлось… И стоит этот самый лес, будто крепость какая. А главное — тишина. Ни тебе птички поют, ни тебе ветерок листвой шелестит. Жутко, одним словом.

Ну, деваться некуда, потопали мы вперед, да только — что за новое безобразие?! — дорожка. Причем не простая, зверями или человеком проторенная, а широкая, ровная и ухоженная.

— Это как же?

— А вот так, мил человек. Точно кто выметает ее каждое утро и травку вручную выщипывает. И убегает эта самая дорожка в самую что ни на есть лесную глушь, насколько глазу видать, а там ветвится во все стороны. Прямо не лес, а прогулочный парк какой-то… Ладно, мы люди бывалые, и не такое видали, так что поплевали через плечо и двинули по ней. Вот тут-то все и началось, — рассказчик сделал зловещее лицо и на несколько минут многозначительно замолчал. Атмосферу нагнетал, не иначе.

— Где-то через полчаса слышим — никак, ручеек журчит. И так, знаете, по родному журчит, среди всей-то этой мертвой тиши, что прям сердце радуется. Юнга наш как журчание услыхал, схватил флягу — и бегом на звук через кусты. Мы сказать ничего не успели, а его уже не видать. Стоим, ждем, — нет и нет. Стали кричать — не отзывается. Заволновались, понятное дело, пошли искать. Только завернули за одно особенно здоровое дерево, как видим — и впрямь, ручеек. А возле него, чуть не всю голову в воду засунув, лежит наш паренек. Заступ как рявкнет: ах, ты, дескать, так тебя и разэтак, чего молчишь?! Мертвый бы вскочил, а Диксенд не только не отвечает, а и не шевелится. Смекнули мы тогда, что что-то здесь не так, подошли поближе, подняли юнгу, а у него голова мотается, как у куклы. Шея, стал-быть, сломана.

И тут напал на нас такой ужас, что бросились мы бежать, не разбирая дороги. Бежали, бежали, бежали, — и вернулись на то же самое место у ручья.

— Брехня!

— Да как такое может быть?!

— А вот так! Тут-то мы и смекнули, что кто-то или что-то, вроде как, в ловушку нас поймало. «Ладно, — говорю тогда, — нечего нам по этому лесу круги нарезать», — а у самого от страха зуб на зуб не попадает.

Делать нечего, отошли в сторонку, насколько глазу видать, закопали поскорее бедолагу, а тут уж и ночь наступила. Разожгли мы костер, условились насчет дежурства — братцу первая очередь выпала — и улеглись спать. Думали, что от страха глаз не сомкнем, да куда там!

В общем, проснулся я утром — костер потух, братец похрапывает, а Заступа нашего нет нигде. Растолкал я братца, он глазами хлопает: вырубился, мол, только на секунду веки опустил, ничего не помню, и все такое.

Поорали мы с полчаса, по округе пошарили, потом еще раз уйти попытались. Результат, как говорил мой учитель математики, нулевой. Сидим по обе стороны от костровища, зубами дробь выбиваем, оба давно уже с жизнью простились. И тут потухший костер вдруг как вспыхнет, да так ярко, словно на него масла плеснули. Зажмурились мы, а как снова глаза открыли, глядь стоит прямо перед нами не человек, не зверь, а что-то среднее: высоченный, угловатый, черный плащ с капюшоном, лица словно и нет, только глаза угольями светятся. А на ручищах мохнатых, что из-под плаща высовываются, вот такенные когти. И грохочет это самое страшилище так, что воздух дрожит: чего, дескать, в лесу моем забыли?! Ну, тут у братца нервы сдали. Заорал он, схватил топор, да только жуть лесная пальцами щелкнула, — братец и окаменел.

— Застыл, что ли?

— Куда там «застыл»! Как был — весь каменный сделался, — отозвался рассказчик и вновь залпом осушил кубок, причем руки его так дрожали, что большая часть вина пролилась на грудь.

— Извиняйте, мужики. Сколько уж времени прошло, а все едино — как вспомню, так всего трясти начинает.

— Понятное дело!

— Нормально!

— Ничего! — громче всех заорал я, удивляясь, как меня зацепила история.

Благодарно кивнув, жертва лесного кошмара продолжила рассказ:

— После того, как это из братца статую сделало, вроде как засмеялось, и говорит: «Нет, не нужно мне в лесу такого украшения». Щелк еще раз пальцами — братец тут же весь трещинами покрылся и рассыпался пылью.

Сил не было больше глядеть на эти страсти. Попрощался я с белым светом и зажмурился крепко-накрепко, потому как, вроде и не так страшно, не видя-то…

Стою, жду смерти, и тут слышу: «А ну, мерзавец, говори по честному, если жить не надоело: кто какие и что делали в Спящих Дубравах?»

«Ничего, — говорю, — не делали, и никаких таких Дубрав не знаем. Купцы мы, бурей нас сюда вынесло», — а сам глаз на всякий случай не открываю…

Оно опять засмеялось. Ну, думаю, амба! Сейчас и меня окаменит да по ветру пустит. Ан нет, насмеялось чудище и говорит: «Ладно, червяк, уж больно ты жалок, стыдно о такого руки марать. Как окажешься в Большом мире, расскажи всем: я — Френгис, Верховный Лесничий Спящих Дубрав, и кто в лес мой заповедный сунется, тотчас с жизнью расстанется.»

И не знаю, что уж этот Лесник там сделал, а только отключился я.

«Спящие Дубравы… Где-то я уже слышал это название… — пронеслось в моей голове. — Только вот где? У-у, проклятая „Отрава“!..»

Меж тем драматическая история подходила к концу:

— Очнулся я от того, что кто-то меня за ногу тянет. Открываю глаза мать честная! — лежу, мокрый до нитки, на берегу моря, солнышко светит, невдалеке вроде как город, а рядом со мной стоит дед какой-то и за ногу меня держит. «Извини, — говорит, — милок, думал, утоп ты, хотел сапоги снять, уж больно добрые». «Где я?» — спрашиваю. «Известно где, Трейси энто». «А какой день-год сейчас?» Старикан так и закатился: «Ну, соколик, и набрался же ты, однако!»

Короче, оказалось, что только пять дней, как мы с братцем отплыли. Я сначала разрыдался: понял, что спасен, а потом… — человек в хламиде вновь приник к кубку, а когда вновь заговорил, язык его уже изрядно заплетался:

— Потом… А что же потом? Вот ты — з-забыл вконец… Да ну и ладно!

— И куда ты сейчас? — спросил Малыш Черч.

— Что з-значи-т, «куда»?… Домой, стало быть, в Меруду…

— Какую Меруду?! — возмутился кто-то из слушателей. — Меруду князь Сорон Ланжский уже три десятка лет назад с землей сравнял, а место солью засыпал. Доподлинно знаю, потому как батю там моего кончили, и я теперь как есть круглый сирота!

— Да-а? — удивленно протянул рассказчик и, глупо хихикнув, заключил: Ну и хрен с ней!

С третьей попытки попав в карман, он выудил кошелек и высыпал его на стол. По столешнице с отрадным уху звоном запрыгали серебряные кругляшки, блестящие, будто только что с монетного двора.

— Х-зяин! Сем за м-е здровье, а я… пйду… нужно… — провозгласил хламидоносец таким торжественным тоном, будто по меньшей мере раскрыл миру секрет философского камня. И, держась рукой за стену, а второй тщетно пытаясь расстегнуть пряжку пояса, проследовал к выходу. Посетители же, напротив, дружными рядами потянулись к стойке. Рассудив, что ко мне «все» так же применимо, я двинул туда же.

— Как думаешь, набрехал мужик? — кивнув на дверь, спросил меня Черч. Поскольку мой рот в тот момент был занят дармовой выпивкой, я лишь пожал плечами. И правда, чего только в мире не случается?

— Что-то он долго, — заметил Хогард, на что его приятель глубокомысленно ответил:

— Что же ты хочешь, выпил-то тоже немало. На все время нужно…

Но прошло уже достаточно времени, чтобы основательно справить нужду дюжину раз, а рассказчик все не появлялся.

— Пойду-ка я гляну, небось, отрубился, — со вздохом поднялся сердобольный Черч. — Еще простудится, бедолага: дождь ведь, земля холодная… Пол, замени меня за стойкой.

Мало я встречал в жизни более душевных и отзывчивых людей, чем ушедшие на покой костоломы. Недаром многие из них, оставив свою профессию, открывают питейные заведения. А чего бы стоил этот мир без трактиров и кабаков, где можно расслабиться за кружечкой-другой?

Вернувшись, Черч скинул с плеч насквозь промокший плащ и с изумлением развел руками:

— Как испарился. Чудеса, да и только.

Пока посетители обсуждали странный рассказ и еще более странное исчезновение, я вернулся на свое место и уже вновь начал клевать носом, как тут на плечо мое опустилась рука.

Первой мыслью было: Домби-Крюк решил сквитаться за три выбитых зуба и сломанную руку. Или Элис вспомнил о том, как год назад я возил его красивой физиономией по мостовой, делая ее еще более красивой. Физиономию, в смысле. Или Жаннет напомнила своим кузенам, что по-прежнему чувствует себя оскорбленной и в отместку жаждет стать моей женой. Или…

На всякий случай нащупав под столом ножны с кинжалом (меч остался притороченным к седлу Изверга), я медленно обернулся.

М-да, Черч любит вспоминать тот вечер, и каждый раз его рассказ звучит все более невероятно. Совсем недавно он утверждал, что в тот момент об мою голову можно было расколоть дубовый стул, а я бы ничего не заметил. Вчера стул сменило кресло. Интересно, как скоро он дойдет до комода? Судя по паскудной ухмылке, ждать придется не так уж долго…

Хотя надо отдать старику должное, я и впрямь слегка остолбенел.

Дело в том, что вместо ожидаемых громил передо мной стояла девушка. В первый момент я отметил лишь, что она моложе меня, темноволоса, одета в дорожный костюм, а с ее новомодного плаща, пропитанного каучуком, стекает вода. Ах да, дождь…

— Послушай, мне сказали, что это ты хозяин того черного убожества, что ошивается на улице возле моей Лаки…

Я неопределенно пожал плечами, поскольку ничегошеньки не понял. Явно раздосадованная моим тугодумием, девушка слегка топнула хорошенькой ножкой в сапоге отменного качества:

— Я говорю о драконозавре. Здоровенная скотина грязно-черного цвета с наглой мордой и паршивыми манерами. Кстати, немного похожая на тебя.

Любому, кто посмел бы в моем присутствии говорить так о Изверге, я немедленно и доходчиво объяснил бы: впредь за своим языком надо следить. Но не драться же с девчонкой. Тем более, если девчонка молода, красива и смотрит мне прямо в глаза. Неизвестно почему, но меня прямой женский взгляд всегда обезоруживает. Поэтому я сглотнул и коротко мотнул головой:

— М-е…

— Понятненько…

Незнакомка уселась на место, до того занимаемое Тараканом (вот против такой компании старина Сэд ни в жизнь возражать не станет!), предоставив мне возможность разглядеть себя как следует.

Скажу сразу: если кому-то охота меня упрекнуть, что поехал с совершенно незнакомой девушкой на край света сугубо из-за ее внешности, он не прав по меньшей мере наполовину. Хотя боги явно не обделили ее привлекательностью примерно сто один балл по стобалльной шкале. Будь я трезв, еще неизвестно, чем бы все закончилось, но я был пьян. Очень-очень пьян.

Пока я откровенно пялился на эту крошку, она времени даром не теряла. На столе мгновенно материализовались два кубка, кувшин чего-то и тарелка с чем-то. Видно, Черч тоже не устоял перед милой улыбкой, легким румянцем, трепетанием нежных ресниц и всем прочим, при помощи чего женщины испокон веков делают из нашего брата дураков.

— Не стесняйся, — девушка махнула в сторону снеди.

В отличие от многих моих знакомых я никогда не имел ничего против того, чтобы меня угощали представительницы прекрасного пола, и не стал дожидаться повторного приглашения.

В кувшине оказалась «Золотая лоза» — некрепкое, на мой вкус чересчур сладкое и густое вино. К тому же — безобразно дорогое. Я, если бы меня кто спросил, предпочел бы еще кружечку-другую эля, но меня, разумеется, не спрашивали. С другой стороны — дареному драконозавру под хвост не заглядывают.

Примерно после третьего кубка я, наконец, спросил:

— Все это хорошо и замечательно, но…

— Но ты хотел бы знать, чего мне от тебя нужно?

— Угу.

— Я так и думала. Прежде всего, меня зовут Глорианна.

Ага, а я-то все гадал, как могут звать девушку моей мечты…

— Сэд, — коротко и просто кивнул я, осторожно пожав тремя пальцами протянутую мне маленькую, но крепкую ладошку.

— Отлично. Что умеешь делать?

— Все.

— Отлично, — еще раз повторила девушка. — Хочешь хорошо заработать?

Ого, вот прямо так, с галопа в карьер? Сдается мне, что-то тут нечисто.

— Ну, оно, конечно, неплохо бы… — протянул я, пытаясь понять, куда она гнет. — А в чем дело?

— Дело… — начала она, но тут у меня все поплыло перед глазами и, хоть убейте, я до сих пор практически не помню то, что происходило дальше, а сама негодница только посмеивается и не отвечает. Сначала мы говорили, потом куда-то шли, там были какие-то люди. Еще я помню, что пытался что-то писать. Потом мы вернулись в «Золотую кружку», где я снова пил, а под конец вознамерился обнять свою новую знакомую, но в глазах изрядно двоилось, поэтому я промахнулся и, сграбастав кувшин, раздробил его на мелкие черепки. Потом мой подбородок со всего маху врезался в столешницу, зубы весело сказали «клац!», а сознание погрузилось в беспросветный мрак.

Глава II В которой рассказывается о наследии Фиолетового Юстаса, а также о том, как меня два раза подряд бессовестно обвели вокруг пальца

Я проснулся, вероятно, оттого, что на мою голову вылилось изрядное количество холодной воды. О, нет! Опять дождь?! Да когда же это кончится?!!

Последнюю фразу я проорал вслух, отфыркиваясь и отплевываясь, как выбравшийся из реки тигропард. Словно вняв моим мольбам, поток тут же прекратился. Заинтересовавшись, я открыл глаза и тут же вновь крепко зажмурился.

— Давай, давай, а то еще добавлю!

«Неужто и впрямь — боги вмешались?» — пронеслось у меня в голове. Точнее, богини, поскольку голос был явно женским. Как бы то ни было, но я мужественно приоткрыл сначала один глаз, затем второй.

Надо же, оказывается, кошмарная ночка все-таки прошла, оставив о себе на память лишь премерзкий вкус во рту и изрядную головную боль. Против всех ожиданий, я лежал в позе задумавшегося философа на зеленом пригорке, а надо мной были синее небо, безобразно яркое солнце и девушка с пустым походным ведром в руке.

«Ее зовут Глорианна. Я ее, кажется, люблю. У нее есть рыжий драконозавр. Его, кажется, любит Изверг. Ой, мамочки!» — новый приступ головной боли прервал поток моих воспоминаний. Ощущение было такое, будто по вискам что есть дури шарашит своим знаменитым молотом всегномий бог Пругг.

— Ну, слава богу! — насмешливо приветствовала меня Глорианна, отбрасывая варварское орудие пробуждения. — Вы таки проснулись, сэр? Это весьма мило с вашей стороны — я-то боялась, что ваша светлость продрыхнет до обеда.

— Где мы? — спросил я, садясь и выколачивая из уха попавшую туда воду. — И где Изверг? И как, во имя всего святого, я сюда попал?!

— В получасе езды от Дыры. А твой зверь, кажется, отправился вон туда.

Девушка показала на заросли какой-то нежно-зеленой растительности, из которых торчал хвост моего приятеля. Судя по громкости чавканья и треска, Лака составила ему компанию. И, судя по финтам, выписываемым этим самым хвостом, Извергу было не в пример лучше, чем его хозяину.

Моя вчерашняя знакомая, должно быть, умела читать мысли. Она со вздохом присела на корточки, покопалась в лежащей рядом с ней сумке и бросила в мою сторону небольшую глиняную бутылочку. Чуть глаз не выбила, честное слово!

Воздержавшись от вопросов, я кое-как сковырнул с горлышка сургучовую печать и принюхался. Кошмар! И это вовсе не метафора.

— Ну же, смелее! Вчера ты производил впечатление крутого парня. Неужели я ошиблась? Сам же потом благодарить будешь, — подначила меня маленькая негодяйка.

Что и говорить, даже в подобном состоянии разочаровать такую красотку я никак не мог. Заранее простившись с белым светом, я мужественно запрокинул голову и двумя глотками опорожнил бутылочку.

— А-а-аа! Тьфу, тьфу, гадость! Караул!!!

Треклятый сосуд, само собой, был наполнен знаменитым на весь мир Кошмарным Отрезвляющим Юстаса, бедолагами вроде меня именуемым попросту «Кошмар». История этого зелья, кстати, весьма забавна.

В те достопамятные времена как раз случилась очередная (седьмая или восьмая, уж не припомню) война между людским королевством Гройдейл и Гномьим Княжеством. Командир гройдейлской армии, прославленный Алекс-Шлемобой, выстроил свои войска, в числе которых был и Юстас (если быть точным, то Фиолетовый Юстас из Гройдейла, весьма могущественный и злопамятный чародей, к тому же — жуткий бабник), для генерального сражения. Но, поскольку время было позднее, массовое членовредительство, по обоюдному согласию сторон, решено было перенести на завтра.

Ночью гномы, пользуясь тем, что свара происходила на их территории, подкинули в лагерь Шлемобоя слушок, что совсем рядом с ним находится брошенная винокурня. Разумеется, так оно и оказалось. А в винокурне отступающие гномы «случайно» оставили несколько дюжин бочек с жоххом тройной перегонки — убойным пойлом градусов под девяносто. Ну и, разумеется, большая часть доблестной гройдейлской армии через пару часов лежала в лежку, потеряв к войне всякий интерес.

К счастью, Алекс-Шлемобой, съемши накануне чего-то не того, слегка маялся животом и в уничтожении жохха не участвовал. В панике он бросился разыскивать Юстаса и нашел таки мага через пару часов в отдаленных от лагеря кусточках с полковой маркитанткой. Гнев Юстаса, оторванного от девицы в самый интересный момент, был страшен. Но даже у него хватило ума осознать, что если оставить все как есть, то он в жизни больше не задерет ни одной юбки. Посему Юстас быстренько наколдовал экспромтом здоровенный чан отрезвляющего, в отместку сделав вкус зелья настолько мерзким… Одним словом, воспрянувшая гройдейлская армия, горя праведной местью, решила не дожидаться утра и немедленно обрушиться на врага. А потом вернулась к недопитому жохху и неделю праздновала победу…

В общем, через несколько минут я отдышался, вытер набежавшие слезы и, сорвав травинку, дохнул на нее. Надо же — не обуглилась! Только слегка почернела.

— Спасибо! — нехотя буркнул я.

— Ой, да на здоровье! Кстати, ты есть хочешь?

Я прислушался к своим внутренним ощущениям и утвердительно кивнул.

— Я тоже не откажусь. Так что будь любезен, добудь какой-нибудь горючий материал, а то мой костерок вот-вот прикажет долго жить.

— Нет проблем, — пожал плечами я и молча принялся за работу. Но через пару минут не утерпел:

— И все-таки, как я сюда попал?

— Ну, — охотно стала рассказывать девушка, между делом ловко нарезая кружочками копченую колбасу, — когда ты отрубился в «Золотой кружке», я кликнула трактирщика, его помощника и еще пару ребят покрепче, мы взгромоздили тебя на Изверга…

— Стоп, стоп, стоп! Как это «на Изверга»? Да чтобы он подпустил к себе незнакомого человека, да еще и…

— …и девушку? — с улыбкой закончила Глорианна. — Как раз с этим проблем не было: Лака лишь посмотрела на него разок, и он стал смирнее ягненка. Вот с тобой, мой друг, пришлось изрядно повозиться. Стоило вынести твое неподвижное тело из-за стола, как оно резко стало еще каким подвижным. Говоря короче, ты отбивался так яростно, будто тебя несут на колесование, и насажал ребятам уйму синяков и шишек. Черчу ничего не оставалось делать, кроме как пустить в ход свою дежурную дубинку. Кстати, он передавал тебе свои самые искренние извинения.

Я машинально потер макушку: дубинка у хозяина «Золотой кружки» и впрямь знатная. Помню, как-то раз заезжий хримтурс перебрал жохха и решил немного побузить на десерт, так потребовался всего десяток ударов…

От воспоминаний меня отвлек вылезающий из кустов Изверг. Мой полный презрения взгляд пришелся как нельзя кстати. Видимо, драконозавр счел его заслуженным, так как поджал хвост и слегка помотал головой. На нашем языке это значило: «А ты-то что бы делал на моем месте?».

— Не валял бы дурака! — шепотом ответил я, и Изверг без дальнейших пререканий убрался обратно в кусты. Он прекрасно знал, что в итоге прав окажусь все равно я, поскольку я — хозяин, однако его демонстративно-обиженное сопение слышалось еще долго. Ничего, ничего, ему полезно.

— Ладно, с тем «как» я сюда попал мы, кажется, разобрались. Теперь что насчет «зачем»?

Вопрос получился донельзя корявым, но девушка, как ни странно, поняла.

— Перед тем, как на время покинуть этот мир, ты активно плакался на тему того, что хочешь убраться из Дыры подальше, — начала разъяснять она. Потому как они тут все нехорошие, тебя никто не любит, не жалеет и общаться не хочет. А потом воспылал желанием всенепременно меня сопровождать хотя бы до городской черты. По причине сугубой дикости здешних мест и душевной черствости их обитателей. И желание твое было столь… хм-м… велико, что… Одним словом, я подумала: кто я такая, чтобы лишать хорошего человека маленьких жизненных радостей?

Разумеется, надо мной издевались самым возмутительным образом. Однако при мысли о том, что я под градусом мог позволить себе по отношению к этой красотке, я мучительно покраснел и предпочел не развивать тему дальше, а уделить побольше времени сборке дров. Такой подход к делу тут же дал ощутимый результат — уже через пару минут я гордо сгрузил свою поклажу у нашей стоянки и обернулся к Глорианне, ожидая заслуженной похвалы.

К моему удивлению, девушка посмотрела на меня так, будто вместо одной головы у меня три. Восьмиглазых. С оленьими рогами.

— В чем дело? — слегка обиделся я. — Кто-то ведь делал заказ на топливо.

— Точно. Но этот кто-то не говорил, что топливо требуется для жаренья слонопотама.

— Ну, извини!

— Ну, не за что!

Пару минут мы созерцали друг друга, как два бойцовых петуха перед схваткой, а потом одновременно рассмеялись. Все еще смеясь, я посмотрел на дрова. Наверное, Глори (так я уже давно называл про себя свою новую знакомую) в чем-то и права. Только на слонопотама этого явно не хватит. Разве что — на очень маленького…

Девушка тем временем уже разложила на куске чистой ткани колбасу, сыр, лепешки и с десяток румяных яблочек. Последним на свет божий явился симпатичный пузатенький кувшин, заткнутый самодельной пробкой. Вот радость-то! «Кошмар» — «Кошмаром», но старина Сэд всегда предпочитал лечиться более традиционными способами.

Недолго думая, я завладел сосудом, но не успел сделать и пары глотков, как поперхнулся. В кувшине было молоко, а я его с детства НЕНАВИЖУ!!!

Девушка наблюдала за мной с явным удовольствием. Издевается она, что ли?

— Послушай, а если я не потребляю этот телячий продукт?

Глори кивнула на ведро:

— Завернув за этот пригорок, ты обнаружишь прекрасный родник, чистый и глубокий. Вода, правда, жутко холодная.

— Это я уже заметил, — буркнул я, и с надеждой спросил: — А ты совершенно случайно не захватила ничего покрепче?

Что ж, я, в общем-то, особо и не рассчитывал…

Вернувшись с наполненным водой котелком, я извлек из своих запасов мешочек с кофе — знаю, что дорого, но побаловать себя люблю, — подождал, пока вода закипит, с удовольствием прикончил большую чашку и блаженно вытянулся на травке, прикрыв глаза. После завтрака да дозы «Кошмара» часок вздремнуть — самое оно.

Не тут-то было.

Что-то твердое тут же ткнуло меня в бок. «Чем-то» оказалась симпатичная ножка в сапоге.

— Это еще что такое? А ну-ка, вставай! Ты и так только-только вернулся из мира грез на землю, а по моим планам до вечера мы должны быть в нужном месте.

— В мои планы ничего похожего не входит, — промычал я, приоткрыв левый глаз.

— Ошибаешься. Со вчерашней ночи — входит.

— С чего бы это?..

— С того, что я так сказала. А ты, между прочим, у меня на службе.

От неги не осталось и следа; я вскочил, будто меня укусила коралловая гадюка.

— Что ты там сказала насчет службы? — едва смог вымолвить мой несчастный речевой аппарат.

Вместо ответа Глорианна извлекла из своей сумки сложенный вчетверо лист дорогой гербовой бумаги. Затем оный лист был элегантно-издевательски протянут мне вкупе с весьма многообещающей улыбочкой. Ну-ну, почитаем.

«Трудовой контракт

Составлено в г. Райская Дыра, *** месяца *** года ***

Сэдрик из Сосновой Долины, именуемый в дальнейшем „Работник“, и Глорианна из Гройдейла, именуемая в дальнейшем „Работодатель“, именуемые в дальнейшем „Стороны“, находясь в здравом уме и твердой памяти, заключили настоящий Контракт о нижеследующем:

1. Работник поступает на службу к Работодателю в должности помощника и телохранителя.

2. Работодатель обязуется на весь срок Контракта безвозмездно предоставлять Работнику одежду, пищу и необходимый инвентарь, а также место жительства и прочее, предусмотренное Положением 1 Общетрудового законодательства Объединения профсоюзных организаций.

3. Размеры вознаграждения (заработной платы) по настоящему Контракту не оговорены и определяются „сдельно“.

4. Настоящий Контракт имеет необратимую силу и вступает в действие с даты подписания Сторонами сроком на три месяца, после чего по согласованию Сторон может быть продлен.

5. Настоящий Контракт составлен в двух подлинных экземплярах, по одному для каждой из Сторон, причем оба экземпляра идентичны и имеют равную юридическую силу.

6. Составлено мэтром Устином, нотариусом г. Райская Дыра, действующим на основании Лицензии №Ю-78940076/4.

7. Личности и подписи Сторон засвидетельствованы жителями г. Райская Дыра Черчиллем и Полом».

Ну Черч, ну сволочь! Я тебе этого никогда не забуду!

Ниже всего вышеперечисленного безобразия красовались: по центру изящный росчерк со множеством завитушек и круглая печать (нотариус, не иначе), а также косоватые печатные буквы в два ряда (Черч и Пол), слева твердая и уверенная подпись без каких либо красивостей (Глорианна), а справа… Я с трудом сообразил, что три жуткие закорючки плюс две кляксы означают мое имя, а потом столько же вникал в то, что изобразила это моя рука. Правда, почерк у меня всегда был далеко не каллиграфический, но чтобы настолько! Сперва я даже подумал, что сволочная девица сунула перо в лапу Изверга, но потом вспомнил, что вчера ночью был от пяток до затылка залит алкоголем. О, боги! Что же я наделал! В ближайшее время я не хочу работать ни на кого!!!

Нужно было срочно что-то предпринять.

— Незаконно. Я был пьян, когда это подписывал!

— Контракт является действительным, если он составлен по всем правилам, заверен официально действующим нотариусом и двумя свидетелями, приведенными к присяге, и подписан обеими сторонами, — без запинки отбарабанила девушка. — А в Общетрудовом законодательстве нет ни слова о том, что одна из сторон не может налакаться как свинья! Между прочим, вчера ты клялся, что пойдешь за мной куда угодно…

— И все равно это подло! Бесчеловечно! Аморально! Ты меня нарочно спаивала весь вечер! И подчиняться я тебе не намерен! А вчера был в таком состоянии, что мог поклясться воскресить свою покойную прабабку!

— Твоя прабабка меня нисколечко не интересует. Не хотел бы — не пил. А теперь ты мой слуга, и пойдешь туда, куда я тебе скажу. Платить буду много…

— Я пойду туда, куда захочу, не будь я Сэд! А деньги твои меня не интересуют!

Вот так, твердо, решительно, по-мужски. Я заслуженно гордился собой, но тут девушка сменила тактику.

— Ну, хорошо, можешь идти куда захочешь, — с милой улыбкой образцовой ведьмы пропела она. — Но только учти, милый Сэд: я вернусь в город и немедленно обращусь в ближайшую полицейскую часть. Закон на моей стороне, так что тебя быстро поймают и упекут в тюрьму. А за побег еще и срок добавят.

М-да, крыть было нечем. Такие уж у нас законы: с начала действия контракта и до последнего дня, обозначенного в нем, нанятый обязан заниматься именно тем, на что был нанят. Попробуешь отлынивать или покинуть своего босса хоть на час раньше — загремишь в каталажку. Правда, наниматель тоже становится аналогично обязанным по отношению к тебе. Глорианна теперь не сможет уволить меня, пока не истекут эти три месяца. Но я-то как раз хочу, чтобы меня уволили! Немедленно!!!

Ладушки, попробуем по-другому.

— Слуга, значит, — протянул я ласково, вертя в руках злополучную бумагу, — В тюрьму, говоришь?.. Что же, тюрьма — это здорово!

И с этими словами я изящным взмахом руки отправил документ прямо на пышущие жаром угли костра. А сам на всякий случай подвинулся поближе, с тем чтобы перехватить девицу, коли она кинется спасать контракт.

Зря надеялся.

— Очень ловко, — совершенно спокойно похвалила меня маленькая негодяйка, подождав, когда бумага окончательно превратится в пепел. Возможно, если бы на моем месте был кто-то другой, ты бы и добился своего. Только вот вся беда в том, что я не такая наивная простушка, как ты наверняка считаешь. Сейчас догорает лишь один экземпляр — твой, кстати, так что прими соболезнования. Свой же я оставила в Райской Дыре в надежных руках. Что, не веришь? Тогда — скатертью дорога. В тюрьме, говорят, проти-ивно…

Я просто сердцем чуял, что девушка блефует самым возмутительным образом. Где, скажите, среди ночи, под дождем, в совершенно незнакомом городе, найти надежного человека, к тому же имея на руках пару драконозавров и бесчувственного меня? Однако рисковать все-таки не хотелось: в единственной тюрьме, где я успел побывать, мне совершенно не понравилось. К тому же на ум пришло еще одно средство. Кто сказал, что и я не могу блефовать?

— Хорошо, ну а если я просто сверну тебе шею, бездыханный труп спрячу во-он в тех кустах, да и поеду себе спокойно, что тогда?

— О, тогда ты совершенно свободен. Правда, есть два «но». Первое: как только ты попытаешься сделать нечто подобное, вмешается Лака.

Ну, напугала!

— Детка, ты имеешь дело с профессиональным укротителем драконозавров, причем — не последним в своем ремесле!

— И второе, — совершенно не вняла моей браваде Глорианна. — Изверг откусит башку любому, кто попытается причинить вред Лаке.

— Что? Это он-то мне-то?! — я было махнул рукой, но тут мой взгляд упал на умиленно глядящих друг на дружку драконозавров, и холодный пот выступил у меня под рубашкой. Мой Изверг, мой единственный друг, предал меня именно тогда, когда я так нуждался в его поддержке.

Это окончательно сломило мои силы, как моральные, так и физические. В полнейшем ступоре я опустился на землю, не замечая ничего вокруг. Хватит! Отныне парню по имени Сэд совершенно все равно, что с ним будет дальше. Если захотите с меня живьем кожу содрать, — дам рекомендации, откуда лучше начинать!

— Ну что, ты теперь доволен? — достаточно мягко спросила девушка. Правда, в тот момент я обнаружил бы ехидство и издевательство даже в лепете годовалого младенца.

— А что мне еще остается делать, будь ты неладна?! Но разрази меня гром, если я еще хоть раз сяду на эту мерзкую двуличную тварь! — исполненный гневного презрения жест в сторону Изверга прилагался.

Моя новая хозяйка, ничуть не обидевшись на нелестное пожелание в свой адрес, тут же предложила:

— Ради бога. Я могу у тебя его купить, ну, скажем, за сотню. А в ближайшем городе найдешь себе нового.

— Идет, — мрачно кивнул я и, сняв с седла свой походный мешок и меч, пнул предателя в зад.

— Эй, осторожнее! Теперь это моя собственность.

Предостережение было как нельзя вовремя, — в таком состоянии я запросто мог начистить драконозавру морду.

Извинившись (перед Глорианной, естественно), я взвалил мешок на спину и зашагал за девушкой. Направлялись мы на восток. Я мысленно поздравил себя с тем, что до ближайшего населенного пункта, по моим подсчетам, часа три-четыре. После стольких лет в седле как-то совсем отвыкаешь долго ходить пешком.

Изверг, видимо, не поняв ровным счетом ничего, схватил меня зубами за штанину, тем самым заставив остановиться. Визгом он давал понять, что удивлен и возмущен тем, что я иду пешком, да еще с вещами. В виде пояснения я слегка двинул ему кулаком в нос и прорычал:

— Убирайся прочь, мерзкий ренегат! Я только что продал тебя и, клянусь правой рукой, весьма выгодно для такой скотины. Так что давай, чеши за своей хозяйкой! Вы вместе здорово смотритесь — два законченных подлеца и жулика!

Произнеся эту наполненную горечью фразу, я отвернулся и зашагал дальше. Не стыдясь могу сказать — хотелось плакать. Мы были неразлучны восемь лет, бывали в разных переделках, несколько раз спасали друг другу жизнь, — и вот теперь такой финал… Извергу, видать, тоже было паршиво: он уныло плелся сзади, время от времени издавая призывный тоскующий крик, но я был неумолим.

Так мы проехали-прошагали где-то с полчаса. Живописную местность вскоре сменили унылого цвета пустоши, кое-где слабо разбавленные одинокими деревцами, колючими кустами, клочками пожухлого ковыля и одинокими камнями. Глорианна молчала, я тоже как-то не был склонен заводить разговор первым. Хоть бы появился кто…

Накаркал.

Из придорожной канавы выскочили пять грязных и на редкость оборванных субъектов, завывая, как клиенты психушки. Вот только тем, на счастье, не дают в руки кинжалы, дубины и копья. Кстати о кинжалах и копьях: если бы мой дядя Грит увидел, до чего эти недоумки довели свое железо, почтенного оружейника хватил бы удар. Да и вообще: одного взгляда на впавшие щеки, голодные глаза и босые ноги любому зрячему хватало для однозначного вердикта — удача этим горе-воякам не улыбалась с незапамятных времен. Естественно, я не собирался менять положение вещей.

Как бы там ни было, но убивать оборванцев не хотелось — уж больно они были жалкие. Да и вообще, что бы там ни говорили, кровожадностью у нас, в Сосновой Долине, никто не отличался. Выбить пару зубов стулом или сломать ребро при броске об стол — еще куда ни шло. И потом, если ваши кости уступают в прочности какой-то захудалой мебели, то так вам и надо!

Отразив без труда два-три слабых наскока, я классическим апперкотом левой в подбородок отправил ближайшего к себе налетчика в тенек. Слава богам, у парня хватило ума не осложнять мне жизнь и дальше, а прикинуться мертвым. Второму достался добрый удар мечом плашмя по запястью. Ржавый кухонный нож с зазубренным лезвием полетел в сторону, бандит схватился здоровой конечностью за поврежденную, отплясывая на месте чечетку и отчаянно богохульствуя. Не давая бедолаге опомниться, я схватил его за шиворот и направил головой вперед аккурат в непролазные заросли какой-то колючей дряни. Бросок был что надо — разбойник с отрадным для моего уха воем влетел в самую гущу, где и засел, испуская прямо-таки адские крики и стоны. Еще бы, ведь большая часть его шкуры осталась развешанной на шипах.

Пока я таким образом веселился, Лака ударом задней лапы в живот вывела из строя третьего нападающего, а Глори погрозила двум оставшимся на ногах кулаком. Не бог весть какое страшное зрелище, если спросите мое мнение, но дуралеи явно исполнились трепета и почему-то решили, что я куда беззащитнее. Ох, молодежь!

Отвешивая добрую порцию оплеух самому нетерпеливому древком отобранной у него же гвизармы, я споткнулся о некстати подвернувшийся под ногу камень и растянулся во весь рост. Компаньон моей жертвы тут же решил, что настал наилучший момент для того, чтобы приласкать меня сучковатой дубинкой по ребрам. Но только он замахнулся…

Нечто черное, большое и о-очень недовольное, пролетев над моим распростертым телом, обрушилось на подлеца, сбивая его с ног и частично втаптывая в податливую после дождя почву. Угадайте, что я заорал, поднимаясь? Правильно.

— Изверг!

А драконозавр в это время уже обмусолил мне все лицо своим длинным, очень похожим на кошачий языком и, радостно повизгивая, терся об мои колени. После этого я не мог не простить своего верного друга. Потрепав его за уши, я нежно прошептал:

— Ладно, подлиза, я все забыл.

Но оставалось еще одно дело, которое нужно было уладить. К счастью, Глорианна уже подъехала к нам, по дороге деловито тюкнув рукоятью кинжала пришедшего было в себя разбойника. Одного взгляда на светящуюся счастьем морду Изверга и мою улыбку ей хватило для вынесения однозначного вердикта:

— Помирились, враги до гроба?

Проглотив издевку, которую лично я вполне заслужил, я кивнул:

— Точно так. Но вот в чем загвоздка: я ведь продал его тебе… Слушай, давай так: ты мне не даешь никаких денег, и Изверг остается у прежнего владельца, а?

— Конечно, я не против, — прищурилась девушка, — но с тебя плюс пятьдесят монет.

— За что? По-моему, ты мне предлагала сотню?

— Совершенно верно, когда продавцом был ты. Теперь ты покупатель, а я назначаю на свой товар цену в сто пятьдесят монет. — Маленькая негодяйка подмигнула: — Это тебе будет уроком, чтобы впредь не принимал необдуманных решений. Ну, как, берешь, или поискать других желающих?

— Даже не надейся, что откажусь, вымогательница ты бессовестная! Только денег у меня все равно нет, — делая нарочно недовольную физиономию, проворчал я, но на самом деле в душе пели фанфары. Какое счастье, что она не додумалась потребовать миллион!!!

— Ничего, я вычту это из твоего заработка.

— Кстати о заработке: что значит «сдельно»? Это что, по количеству трупов? А если, скажем, никто не нападает, — мне что, самому головорезов нанимать?

— Можешь не волноваться, неприятностей, судя по всему, будет достаточно и без того, — «обнадежила» меня моя хозяйка. Во что же я вляпался?!..

Прервало мои горестные раздумья недовольное фырканье Лаки.

— Правильно, хорошая моя, мы страшно опаздываем.

И не успел я спросить, куда же мы, собственно, опаздываем, как рыжую драконозавриху и ее всадницу скрыло густое облако пыли. До нас донесся лишь задорный крик:

— Эй, сони! Догоняйте!..

Я вскочил в седло и глубокомысленно изрек:

— Кажется, я начинаю понимать, дружище, почему мы с тобой по уши влипли в это дело. С такой бестией накладно иметь дело даже провидцу — и того обдерет как липку. Лучше уж играть с ней в паре…

Изверг был полностью со мной согласен. Он одобрительно фыркнул, и два старых холостяка помчались догонять дам своего сердца.

Глава III В которой рассказывается о том, как два члена одной семьи с разным результатом пытались совершить побег

Вышеупомянутые дамы припустили только для вида и, удостоверившись, что мы последовали за ними, несколько сбавили темп. Теперь Изверг без особой спешки трусил рядом с Лакой, я же, наконец, решил поговорить с Глорианной начистоту.

— Итак, миледи, я ваш душой и телом… разумеется, на время контракта. Поскольку ранее вы уклонились от моего вопроса касаемо оплаты «сдельно», позвольте сформулировать его иначе: чем я буду заниматься у вас на службе?

Ух ты, я и предположить не мог, что знаю такие слова! Что-то со мной явно не то…

— Справедливо, — вздохнула девушка, и мне совершенно не понравилось, как это прозвучало. Сдается мне, что именно такие интонации у доктора, собирающегося очень огорчить своего пациента.

— И коли уж я втянула тебя во всю эту историю, то было бы полнейшим свинством держать тебя в неведении.

Надо же! Неужели у этой принципиальной до крайности особы еще иногда просыпается чувство, у нормальных людей именуемое совестью?

Я открыл было рот, собираясь громогласно удивиться этому факту, но, немного поразмыслив, передумал. Мало ли, еще ворона влетит…

Хозяйка же моя, к счастью, была совершенно поглощена своими мыслями (судя по ее мимике — не слишком веселыми), а потому не обратила на мой раскрытый рот ровно никакого внимания. И то ладно.

Наконец, она решилась-таки продолжить:

— Ты, скорее всего, не поверишь, но я — принцесса.

Я и на этот раз благоразумно промолчал, хотя удалось это ой как непросто. Ну да, настоящие принцессы именно так и поступают. Они в одиночку шляются ночами под проливным дождем, залетают во второсортную таверну и с ходу нанимают на работу самого большого и пьяного парня, которого, к тому же, первый раз видят. Да и вообще, неужели по мне не видно, что я всю жизнь путешествую в компании принцесс?!

— Между тем это истинная правда.

Девушка, сидя в седле, попыталась сделать подобие реверанса:

— Милостивый государь Сэдрик, вы имеете счастье лицезреть старшую (впрочем, и единственную) дочь короля Гройдейла, наследную принцессу Глорианну Теодору Нахаль-Церберскую. Слыхал?

— Про дочь — нет, а Гройдейл — это малюсенькое государство на востоке, рядом с Гномьим Княжеством и Тилианой, — блеснул своими познаниями я. Оттуда родом Фиолетовый Юстас был…

— Точно. И, раз уж ты у нас такой знаток географии, то как насчет местечка под названием Спящие Дубравы?

Оп-паньки! Кажется, я начинаю догадываться, на какую работенку подрядился. По какой-то роковой случайности (смешению градусов, дождливой погоде, злому наговору) я почти слово в слово запомнил услышанное в «Золотой кружке». И воспоминания эти были далеко не радостными. Не иначе, как меня попросят этому… Френгису, что ли, хвост накрутить…

— Кое-что слышал, — осторожно начал я. — Только раз уж ты начала рассказывать о себе…

— Надо же, мне, оказывается, повезло, — искренне удивилась первой части моей фразы девушка. — Сама-то я знаю об этих самых Дубравах только две вещи: их название и то, что там, скорее всего, пропал мой папа.

— Угу, — пробормотал я, — Что?!!

— Мой папа, — терпеливо, чуть ли не по слогам проговорила девушка, Король Гройдейла Лейпольдт Четырнадцатый.

— Это я как раз понял. Не совсем ясно насчет Дубрав и «пропал». Короли, знаешь ли, не пропадают как простые смертные. Им этикет не позволяет.

— Надо же, а ты у нас еще и эксперт по королевскому поведению? огрызнулась Глорианна и обиженно отвернулась. Через пять минут молчанки я не выдержал и извинился. Еще через пять минут меня простили.

— Как бы там ни было, а папа действительно пропал почти полгода назад. Причем — весьма таинственно. Доподлинно известно, что он пошел перед сном в свой кабинет немного поработать, и с тех пор его никто не видел. У меня есть все основания считать, что он отправился в Спящие Дубравы. Или кто-то оттуда его выкрал.

Я выразительно сплюнул на ни в чем неповинный листок подорожника и попытался выразить свою мысль как можно более мягко:

— Все, что я могу тебе сказать — хорошенькие порядки в этом вашем Гройдейле! Исчез законный правитель, и есть предположения, где его искать. Единственный, кто до этого додумался — его дочь, которая не так давно перестала в куклы играть…

Тут я перехватил гневный взгляд Глори и понял, что хватил лишку. Взгляд этот прямо предупреждал, что я и сам не патриарх, и если в самое ближайшее время не исправлюсь, то могу нарваться… Ух, уточнять, на что, не хотелось.

Поэтому я поспешно добавил:

— Ну, это я так, красного словца ради, — и с блеском закончил: — Чушь собачья!

Как бы разделяя мои слова, уже давно прислушивавшийся к разговору Изверг громко фыркнул, но Лака тут же тяпнула его за ухо, говоря этим: «Не лезь!» — и он послушно заткнулся.

Глорианна вздохнула:

— Ты прав, если бы мне рассказали нечто подобное, я бы отреагировала примерно так же.

Она немного подождала моего сочувствия, но, так и не дождавшись, продолжала:

— Видишь ли, в Гройдейле сейчас не все в порядке. Ты сам упоминал о гномах и должен знать, что мы с ними никогда не ладили.

«Не ладили» — это еще мягко сказано. Распря Княжества и вотчины моей попутчицы тянется уже веков семь, и конца-края этому не видно. И даже древние хроники не могут прямо ответить, кто же в этом споре прав: гадостей за столько лет было предостаточно с обеих сторон. Впрочем, на одном только Гройдейле свет клином не сошелся — просто маленькие бородатые поганцы испокон веков собачились со всеми подряд. Такой уж у них сволочной характер.

— Папа никогда особенно не распространялся в моем присутствии о внешней политике, но, сдается мне, сейчас наши отношения с Княжеством совсем никуда не годятся. Гройдейл, как ты сам сказал, — государство небольшое, и если начнется заваруха, то каждый воин будет на счету. Именно поэтому я сама отказалась от любого эскорта, когда отправилась на поиски.

— Извини, я, конечно, тронут твоей самоотверженностью и все такое, но не может ли статься так, что старина Лейпольдт просто устал от возни с бородатыми и решил устроить себе внеплановый отпуск. Лично я бы на его месте это особенно не афишировал. Или же — да простит меня твоя уважаемая матушка — просто подружку себе завел. На стороне.

Стиснув зубы, девушка отрицательно мотнула головой:

— Исключено.

— Что так?

— Мама умерла несколько лет назад. С тех пор, насколько я знаю, отец ни разу не взглянул дважды на одну и ту же женщину. Хотя кое-кто из придворных неоднократно намекал ему на необходимость повторного брака.

Я немного смутился:

— Извини, я…

— Проехали! — отрезала девушка. — Разумеется, ты не знал, да и я уже привыкла. В конце концов, я уже взрослый человек и понимаю, что нестарый еще мужчина не может вечно быть один и до конца жизни оплакивать ушедшую любовь. Я бы даже обрадовалась, если бы у него кто-нибудь появился… наверное…

Немного помолчав, она рубанула воздух ладонью:

— Ладно, продолжаю. Поверь мне, отец никогда бы не поступил так, как ты предположил. Может быть, как монарх он был и не идеален, но страну в тяжелые времена не бросал. И потом тебе не кажется, что полгода — чересчур даже для самого широкомасштабного загула?

— Так-то оно так, да только кто тебе сказал, что с ним все в порядке. Не хочется сгущать краски, но в любом кабаке у тебя вряд ли спросят имя, а тем более — титул, прежде чем ткнуть ножом. Одним словом, откуда у тебя такая уверенность, что твой старик, во-первых, жив, и, во-вторых, подался именно в Дубравы?

Похоже, что я крепко заинтересовался этой историей. От нее прямо-таки веяло добрым приключением. А, как говаривала матушка: «Коли не можешь отбиться и убежать — постарайся расслабиться и получать удовольствие».

Глорианна покопалась в седельной сумке и помахала в воздухе извлеченной оттуда растрепанной книгой в кожаном переплете.

— Вот, я нашла его дневник. Странно, что он не взял его с собой. Впрочем, это еще один аргумент в пользу того, что отец покинул замок не по своей воле… Но, как бы там ни было, за несколько дней до исчезновения в дневнике есть намеки о каком-то загадочном письме, нелегком выборе и гномах, которые «держат его за горло». А последняя запись датирована именно тем самым днем. Она гласит, что отец стоит перед какой-то проблемой, которая может быть разрешена только после путешествия в Спящие Дубравы.

— Ну и отлично. Только к чему такая скрытность? Король он, в конце концов, или где? Взял бы корабль, команду, сплавал куда надо…

— Я же тебе сказала, что сейчас не то время. Он не мог лишить страну и десятка защитников! — девушка повысила тон.

— Ага, а потихоньку сделать ноги и лишить эту самую страну руководителя накануне войны, по-твоему, лучше?! — не остался в долгу я.

Рука, сжимающая повод Лаки, непроизвольно дернулась. Чует мое сердце, она хотела познакомиться с моей физиономией. Но нервы у малышки оказались крепкие.

— Да ну тебя! — только и буркнула она. — Чего ты на него взъелся?

— Нужен он мне больно! Я просто пытаюсь найти малейшую отговорку, чтобы только не тащиться в Спящие Дубравы, — вполне искренне ответил я.

— И не надейся. А что вдруг такая робость?

Вот тут-то я и выложил ей все, что слышал от Носителя-Хламиды-Исчезающего-Странным-Образом. Глори слушала, не перебивая.

— Вот такие дела, — закончил я. — Тебе по-прежнему туда хочется?

Наморщив носик, она медленно кивнула.

— Учитывая то, в каком состоянии я тебя обнаружила в таверне, вся эта чудесная история могла тебе присниться. Я, скорее всего, так бы и подумала, но…

— Но что?

— Но во всех книгах, в которых упоминались Дубравы, говорилось, что место это сверхтаинственное и зловещее.

Та-ак, это приключение обещало быть очень занимательным…

— И что там еще говорилось?

— Разные недомолвки да намеки. Например, в одной из таких работ, написанной века четыре назад, утверждалось, что в Спящих Дубравах можно встретить любого из ста семидесяти трех известных людям монстров, включая Большого Волосатого Ы.

М-да, всю жизнь мечтал познакомиться с этим парнем. Тот еще должен быть душка, судя по описаниям…стоп! Ну конечно же! Я наконец-то вспомнил, откуда мне известно название «Спящие Дубравы». Именно отправившись туда без вести пропала исследовательская экспедиция, возглавляемая самым известным путешественником и героем моего детства — сэром Андресом Ганссеном!

Я еще раз восхитился про себя девушкой, решившей в одиночку отправиться в подобное местечко. Хотя, почему это «в одиночку»? Хочешь не хочешь, а одному моему хорошему знакомому по имени Сэд придется ее сопровождать.

Несколько успокоив себя тем, что все равно ничего не изменишь, я решил сменить тему разговора:

— Ладно, если твой старик и вправду там, то до этих мест еще добраться надо. А лично я слабо себе представляю, где оные Дубравы находятся. Судя по рассказу того купца, это какой-то остров. Может, у тебя есть более точные координаты?

Девушка энергично кивнула:

— У меня есть карта. Точнее, не вполне карта, а схематическое изображение, которое я без зазрения совести вырезала из все в той же древней книги. Надеюсь, папочка меня простит… Когда остановимся в Хойре, я тебе ее покажу.

— Ага, значит, вот куда мы направляемся?

— Угу. Для начала — именно в Хойру. Там ты, конечно, тоже был?

Не хотел я издеваться, но она сама напросилась. Нечего было вкладывать в эту фразу столько сарказма… Одним словом, я честно ответил на поставленный вопрос, в результате чего до самого города наслаждался обществом очень молчаливой девушки. Правда, это не мешало мне время от времени ловить на себе ее стремительный взгляд.

Черт возьми, похоже, я крепко попался на этот раз. Весь расклад ясно давал понять, что меня везут куда-то, где весьма высока вероятность потерять и уже больше не найти голову. Мою, прошу заметить, любимую голову. Однако именно этот факт меня тогда волновал чуть ли не меньше всего. С нарастающим ужасом я чувствовал, что сам готов заплатить любые деньги, лишь бы Глори позволила себя сопровождать хоть в Дубравы, хоть на Луну, хоть в объятия Большого Волосатого Ы. Похоже, это была… ну да ладно!..

Самое смешное, что в Хойре я не только бывал, но и жил там пару лет. А поскольку все это время служил в тамошней гвардии и летал на орлодоне город знал вдоль и поперек. Никаких светлых воспоминаний моя служба после себя, понятное дело, не оставила. Характер любого орлодона можно описать несложным буквенным сокращением «ТТТ». Это значит — «Тошнотворно Тупая Тварь». Да и вообще, раз на то пошло, я всегда предпочитал твердую землю воздушной стихии. Вот так — без всякой романтики, зато куда меньшая вероятность сломать себе шею! Впрочем, и пешим ходом работа гвардейца тоже совсем не сахар, и вот почему.

Хойра (само собой, основанная разведчиками королевы Зензириты Салийской. Так, кажется, звали ее бабушку) относится к тем городам-государствам, которым прочат стать началом империи. Плодородные равнины в самом центре цивилизованного мира плюс контроль над двумя главными речными артериями материка — это вам не шутка. Единственный минус представлен в лице Вольных Рыбаков, или, говоря проще, речных пиратов. Конечно, гвардия Хойры тоже не сидит сложа руки, это я могу лично засвидетельствовать, но ведь всех не переловишь… К тому же, свято место пусто не бывает, а в связи со всем перечисленным лихие ребята на реке плодятся как крысы. Короче, если ты купец, и сунулся в дельту без охраны, то сам себе злобный баклан!

Мысли о старых временах настолько подняли мне настроение, что я рискнул-таки заговорить первым. С первого же раза попытка увенчалась успехом.

— Поскольку с экспедицией по спасению заблудших монархов дело решено, скажи-ка мне вот что: неужели больше никто не разделит с нами славу первопроходцев Спящих Дубрав? Раз уж ты не хочешь жертвовать соотечественниками, то здесь достаточно сорвиголов, готовых за вполне приемлемую сумму на любую работу, начиная от истребления тараканов и заканчивая дрессировкой всех ста с чем-то видов монстров. Могу порекомендовать кое-кого.

— Видишь ли, — девушка явно смутилась, — оно бы и неплохо, да только денег у меня совсем не так много, как хотелось бы. Война ведь…

— Ага, ясно. Значит, предполагаемых кандидатов в самоубийцы планируется предварительно опаивать до бесчувствия.

Ну вот, как всегда: брякнул прежде, чем подумал. Девушка сжала зубы и взглянула на меня исподлобья:

— Будешь мне об этом каждый день напоминать, или как? — хмуро поинтересовалась она.

«А ты чего хотела?!» — уже собирался вякнуть я, но почему-то передумал. То ли не хотелось портить отношения, когда они только-только стали налаживаться, то ли причина была в другом — не знаю. Одним словом, мы оба тогда замяли неприятную тему, и это здорово все изменило… хотя лучше рассказывать все по порядку.

Гостиница «Гордость Хойры» ничем не отличалась от «Гордости Бутырры», «Гордости Ланжа» и еще десятка подобных местечек, известных мне в других городах. Конечно, на звание «гордости» она не тянула, но, с другой стороны, в Хойре было достаточно заведений куда хуже. По крайней мере, комнаты тут были без клопов, белье более-менее свежим, ужин — сносным, а посетители могли спокойно спать по ночам, не опасаясь за сохранность своего здоровья и кошелька. По мне желать большего — уже снобизм.

Портье за стойкой с ключами от номеров, критически оглядев мой непрезентабельный внешний вид, буркнул: «Свободных комнат нет» и стал скучающе смотреть в сторону. Я уже собирался громко возмутиться по этому поводу, как вдруг его лицо расплылось в учтивейшей улыбке, адресованной кому-то за моим плечом. Ну да, наша принцесса… Царственно глядя на портье, девушка ткнула в меня пальчиком и важно произнесла: «Это со мной». Естественно, две комнаты друг напротив друга сразу нашлись. Поднимаясь по лестнице, я с улыбкой заметил Глори:

— Очевидно, в твоем присутствии в гостиницах всегда находятся свободные номера…

— А в твоем присутствии, очевидно, гостиницы закрывают на санитарную обработку, — огрызнулась она. — Иди и вымойся как следует.

— Денег дай! — не остался в долгу я. — Если даже свою первую зарплату я еще не заслужил, то по контракту ты должна меня содержать. Или ты о нем вспоминаешь только когда тебе выгодно?

С трудом (как мне показалось) сдержав гневный ответ, Глорианна молча протянула мне пять серебряных роблоров. Ого! Не так уж плохо за день работы! Больше мне платили только на службе у одного капризного лорда, откуда я сбежал через две недели. Именно после того случая я и угодил в тюрьму.

Впрочем, мои радужные мечты весьма быстро рассеялись.

— Это тебе на десять дней. И, ради всего святого, постарайся не пропивать сразу все!

Не успел я найти, что бы ответить, как девушка захлопнула перед моим носом дверь.

Злой как мающийся геморроем тролль, я зашвырнул в свою комнату сумки и решительно направился в пивной зал с твердым намерением назло этой выскочке спустить все до медяка. Пусть знает, с кем она связалась! Но не успело содержимое первой кружки пива устроиться в моем желудке, как… Ну, в общем, мне стало стыдно. Ей богу, ну что эта малышка знает обо мне? То, что видела сама (здоровенный парень, который в пьяном виде обладает теми еще манерами, а в трезвом лихо дерется и грозит свернуть беззащитной девушке шею), а так же то, что могла узнать от того же Черча и прочих жителей Дыры (ой, представляю!). Короче, картина та еще. А девочка и без того в паршивой ситуации, одна в целом мире, и кроме как на Лаку ей не на кого опереться.

Я решительно встал из-за стола и направился к комнате Глори. Однако дверь оказалась закрытой, и на мой стук никто не отвечал.

Немного подумав, я выудил из сумки свежий комплект одежды и решительно направился к портье. Как я и ожидал, на заднем дворе, располагалась маленькая баня и цирюльня для посетителей гостиницы. Как следует отмокнув в горячей воде, удалив с лица трехнедельную щетину, в скором времени грозившую превратиться в неопрятную бороду, а заодно и подравняв волосы, я вернулся в «Гордость Хойры» совсем другим человеком. По крайней мере портье, выдавая мне ключ от комнаты, взглянул на меня с явным одобрением.

Дверь в комнату Глори по-прежнему была закрыта.

Вновь спустившись вниз, я рискнул, пользуясь случаем, разговорить портье:

— Вы случайно не в курсе, куда запропастилась моя спутница?

Заговорщитски подмигнув, тот двинул ко мне через стойку узенький бумажный конверт.

— Ушла часа два назад. Просила передать вам это.

— Так почему же вы передаете только сейчас? — с нехорошими предчувствиями спросил я. Портье многозначительно ухмыльнулся:

— Таково было пожелание юной леди. Передать вам записку, но не раньше, чем вы поинтересуетесь, где она. Слово в слово. Что-нибудь случилось?

— Пока не знаю, — проворчал я, усилием воли поборов внезапно нахлынувшие дурные предчувствия и вскрывая конверт. — Надеюсь, что нет.

М-да, что называется — коротко и ясно. Хотя с чего я взял? Как раз ни лешего не ясно! В конверте лежал листок бумаги, посередине которого было торопливым почерком нацарапана всего одна строчка:

«А иди ты… куда вздумается!!!»

С минуту я тупо смотрел на записку, потом сквозь зубы прорычал кошмарное гномье ругательство и схватил портье за грудки:

— Куда она пошла?!

— Не знаю! — придушенно прохрипел тот.

— Одна?!

— Да!

— С вещами?!

— Да, да! Сударь, помилуйте! Вы же меня задушите!

Уронив бедолагу на его стул, я швырнул на конторку ключ и метнулся к двери.

На улице я осознал, что у меня нет ни единой мысли, откуда следует начинать поиски. Прежде всего я бросился в конюшню, где мы оставили драконозавров. У меня еще теплилась дурацкая надежда, что все это неудачный розыгрыш.

Надежда эта, как ей и положено, скоропостижно сдохла. Изверг был на месте, а вот Лака… Ухаживающий за драконозаврами золотушный паренек, получив монету, согласно закивал. Да, описанная мною девушка была тут. Да, часа два назад. Да, оседлала свою рыжую самку, приторочила к седлу сумку и уехала. Нет, ничего не сказала. Нет, не заметил.

Я вытер вспотевший лоб и обвиняюще посмотрел на Изверга.

— Ты что, так прямо их и отпустил?

Как ни странно, мой приятель не выглядел ни виноватым, ни даже встревоженным. Такое ощущение, что он предвидел все случившееся, знал, что нужно делать и лишь терпеливо дожидался, когда до меня, тугодума, тоже дойдет. Вся штука в том, что до меня упорно не доходило.

Я только-только закончил прилаживать на спине Изверга седло, как послышалось требовательное фырканье и радостный голос паренька:

— Эй, а вот зверь той девушки, про которую…

Я моментально обернулся и увидел стоящую в дверях Лаку. Седла на ней не было, на шее болтался огрызок веревки, а морда была жутко довольной. Подойдя поближе, драконозавриха сперва потерлась о нос Изверга, потом ткнулась в мою ладонь и не спеша пошла к выходу. Мы переглянулись и двинулись за ней.

Со стороны мы, должно быть, смотрелись презабавно: два умильно поглядывающих друг на друга драконозавра — на флангах, ваш покорный слуга с крайне решительным выражением лица — в центре. По крайней мере, дорогу нам без единого писка уступали все — от пешеходов до почтовых экипажей.

Отмахав с полкилометра и немного попетляв в запутанных улочках Старого города, мы остановились перед двухэтажным постоялым двором, помнившим, должно быть, еще основателей Хойры. Лака решительно обогнула дом и направилась в сторону конюшни.

— Вот ты где, негодная девчонка!

Сгорбленный старик-грум всплеснул руками, увидев драконозавриху, потом заметил меня, и улыбка сползла с его лица. Придав себе наиболее солидный вид, я подбросил старикану медяк:

— Ты не в курсе, в какой комнате остановилась ее хозяйка?

Повертев между пальцами мою монету, старый хрыч прищурился:

— А тебе-то что до того?

Я кинул ему вторую и пояснил:

— Мы завтра женимся. Только она сегодня ни с того ни с сего разнервничалась, чего-то испугалась и убежала. А ее красавица меня нашла и сюда привела.

— Да, это бывает, — беззубая улыбка вновь появилась на лице грума. Моя старуха, помню, тоже перед свадьбой все боялась, м-да…

Такое многозначительное окончание фразы явно давало понять, что сейчас дедом овладел склероз, вылечить который никак нельзя без еще одной монеты. Я скрипнул зубами и раскошелился.

— Дай тебе боги, сынок! В десятом твоя невеста, в десятом. Прискакала давеча, я, говорит, у вас в десятом остановилась, чтоб за моей подружкой как следует…

Не слушая окончания фразы, я выбежал вон, влетел в гостиницу, в два прыжка преодолел пятнадцать некрашеных ступенек и какого-то перепуганного постояльца и толкнул дверь с грубо намалеванной белой десяткой. Заперто. С замиранием сердца я постучал. Нет ответа. Неужели надул? Еще громче.

— Ну, кто там еще?

Слава богам! Она здесь!

— Глори… — демон, у меня, кажется, голос сел.

— Сэд?..

— Да, я. Открой, пожалуйста.

Голос девушки звучал странно глухо:

— Я что, недостаточно понятно написала?

Ну, спросила!

— Да нет, вполне. Только вот мне вздумалось идти вот сюда и напоследок перекинуться с тобой парой слов. А поскольку говорить через дверь я не приучен, выбирай: или ты откроешь, или я ее вышибу.

Через минуту, когда я уже был готов выполнить свою угрозу, звякнула щеколда и дверь распахнулась. Похоже, несмотря на покрасневшие и слегка припухшие глаза, настроена девушка была весьма решительно. Но не успела она и рта раскрыть, как я рявкнул:

— И как это все следует понимать?!

Пожав плечами и стараясь выглядеть равнодушно, Глори ответила:

— Это следует понимать так: ты совершенно свободен.

Эта простая фраза подействовала куда сильнее пинка, коим меня наградил Изверг при первой попытке его оседлать. А ведь тогда я, помнится, неделю лежал пластом и охал.

— Не понял, — пробормотал я, запинаясь на каждой букве.

— Зато я многое поняла. Давай сделаем вид, что ничего такого не было и мы познакомились пару минут назад. Потом пожелаем друг другу удачи и мирно разойдемся в разные стороны.

Час от часу не легче! Я подставил носок сапога, не давая девушке закрыть дверь, и ляпнул первое, что пришло в голову:

— Эй, одну минутку! А как насчет твоего экземпляра контракта?

Девушка горько усмехнулась:

— Разумеется, я блефовала. Никакого доверенного человека в Дыре у меня не было и нет. А мой экземпляр два часа назад превратился в пепел. Если хочешь, пошарь в камине.

— Чего я хочу, так это ехать с тобой. Сам. Добровольно.

— Бред.

— Нет, бес тебя дери! Бред — это то, чем ты тут занимаешься! разозлился я не на шутку. Еще ни одной девчонке не удавалось отшить меня под столь возмутительным предлогом. — Во-первых, ты плохо знаешь мир и без меня пропадешь.

— Ну, это мы еще посмо…

— Во-вторых, — продолжал я, не дав ей закончить и повышая голос, Изверг скинет меня со спины, но не позволит ехать куда-нибудь еще, кроме как за Лакой! А в-третьих, у меня к тебе есть деловое предложение: мы с тобой сейчас идем к бургомистру и официально регистрируем паевое товарищество. Ты — старший компаньон, я, так и быть, соглашусь на роль младшего. Все возможные прибыли делим пополам. Нет больше хозяек и слуг, а если ты только заикнешься о жаловании, я тебя отшлепаю!

Все это я выпалил на одном дыхании и теперь с тревогой ожидал результатов. Ура! Щеки девушки слегка порозовели.

— Паевое товарищество? У тебя что же, деньги есть?

— Есть. Отбросив мелочевку — целых три роблора серебром.

— Ты самый сумасшедший человек из всех, кого я видела! — покачав головой, заявила она.

— Это «да» или «нет»?

— Вместо прибылей ты, вероятно, получишь одни неприятности…

— «Да» или «нет»?

— Ну, допустим, «да», — сдалась Глори. — Но ты все равно не представляешь себе, на что напрашиваешься.

— Не-ет, — беспощадно добил ее я, — это ты не представляешь, на что напрашиваешься! Если по дороге ты еще раз решишь тихонько смыться, то знай: я тут же потопаю прямиком в ближайший полицейский участок, чтобы заявить на свою хозяйку. Представляете, люди добрые: она, негодная, хочет меня уволить, едва только взяв на работу! Никакого уважения к законам! А за побег, между прочем, срок добавляют.

На лице Глори мелькнуло удивление, но уже через долю секунды оно сменилось неподражаемой озорной улыбкой:

— И чем же ты это докажешь, дорогой компаньон? Контракт был составлен в двух экземплярах, и оба сгорели.

— Точно. И сожгла их ты, чтобы замести следы. Но, по счастью, в городке Райская Дыра живет нотариус по имени Устин. А в его регистрационных книгах, которые он, как официальное юридическое лицо вести обязан, наверняка сохранилась соответствующая отметка.

Девушка опустилась на стул и комически схватилась руками за голову:

— Ну, знаешь! Я в жизни не сталкивалась с таким расчетливым и бессовестным шантажистом!

В ответ я, окончательно обнаглев, склонился к ее руке в изящном поклоне:

— Ваше высочество, у меня была превосходная учительница…

Глава IV В которой рассказывается о том, как я избирал начальника гвардии, а так же о том, до чего могут довести худая память и отсутствие часов

Итак, тем знаменательным вечером с обоюдного согласия вкладчиков в городе Хойра было основано паевое товарищество «Глори и Ко» — эдакое объединение спасателей королей, ищущих на свою шею приключений. Причем, кто в данном случае больше искал эти самые приключения, — короли или спасатели для меня до сих пор остается загадкой.

После подписания документов и уплаты полагающейся пошлины, Глори категорически заявила, что такое событие в жизни случается не каждый день, посему мы немедленно отправляемся ужинать. В самый большой и дорогой ресторан. Чтобы были свечи, цветы, лобстеры на серебряном блюде и ананасы в шампанском. Я представил себя в ресторане, где отродясь не был, среди расфуфыренных франтов и официантов, за вечер зарабатывающих больше, чем я за неделю, и ударился в тихую истерику.

— В ресторане с мечом на поясе я буду смотреться глупо…

— Прикинься телохранителем.

— Телохранители не сидят за одним столом с господами.

— Тогда оставь меч в гостинице.

— Без меча я не привык.

— Ужинаешь же ты без него в гостинице.

— Вот именно, — я решил сменить тактику. — Ужин при свечах можно устроить и в наших комнатах…

— А лобстеры?!

— От лобстеров бывает изжога…

— А ананасы в шампанском?!

— Можно заказать и на кухне при гостинице…

— А цветы?!

Что ж, если я твердо решил не идти в ресторан, то на этот вопрос существовал единственный верный ответ. Я, ни слова не говоря, метнулся через улицу, подлетел к торговке цветами и ухватил самый роскошный букет. Швырнул один из своих роблоров и, не дожидаясь сдачи, кинулся обратно. Тетка поймала монетку на лету и проводила меня улыбкой, полной снисходительного умиления: ей, видать, не впервой было наблюдать подобные картины. Тем более, что букет стоил чуть ли не вчетверо дешевле, чем я за него заплатил.

Вернувшись к Глори, я со всем возможным изяществом опустился на одно колено и протянул девушке цветы. Разумеется, она не устояла: уткнулась носом в букет, потом вознесла очи горе и простонала сквозь смех:

— И с такими манерами он не хочет идти в ресторан!..

Ужин был великолепен. Свечи горели, цветы благоухали, лучшие блюда местной кухни, если спросите мое мнение, ничуть не уступали ресторанным. Глори получила-таки свои ананасы в шампанском (хотя за ними, поздним вечером, и пришлось побегать), я же удовольствовался бутылкой совсем недурственного «Порто». За едой мы непринужденно болтали, рассказывая друг другу забавные истории из своей жизни. Странно, но даже для таких разных людей, рожденных и выросших в абсолютно противоположных социальных слоях, у нас оказалось чересчур много общего во взглядах.

После кофе с пирожными и бренди на десерт, мне, как и было обещано, предъявили пожелтевшую от времени книжную страницу с той самой древней картой. М-да… Девушка здорово перехвалила этот образчик изобразительного искусства — карта оказалась чертовски старой и неточной. То ли автор ее был чудовищно невежественным, то ли с момента выхода книги знания об окружающем мире весьма и весьма расширились. Даже если не брать в расчет полное отсутствие едино выдержанного масштаба, доброй половины рек и прочего, само очертание материка выглядело редкостно неприлично.

Впрочем, Спящие Дубравы на карте действительно были отмечены, хотя, если бы не подпись, я бы счел крохотный островок в океане обычной кляксой. Ближайшим к ним населенным пунктом был город-порт Рохет… ну да, конечно! В этом шедевре он располагался на берегу океана. Реальный же Рохет, если мне память не изменяет, испокон веков стоит на берегу Внутреннего моря. И чтобы попасть в Спящие Дубравы, будь они неладны, если действительно существуют, нам нужно пересечь оное море, а потом отмахать изрядное расстояние по суше, прежде чем мы достигнем непосредственно океана.

Глори дала мне понаслаждаться рукописным шедевром пару минут, потом вытащила из сумки современную карту, разложила на столе рядом, и мы, голова к голове, принялись выяснять предстоящий нам маршрут.

Через час, вволю наспорившись и накричавшись, мы отодвинули карты в сторону — уставшие, но довольные. А еще, как мне показалось, ужинать за этот стол сели два посторонних друг другу человека, а поднялись — хорошие друзья. Совсем неплохо для начала!

— Что ж, — зевнула девушка, изящно прикрыв рот ладошкой, — завтра принимаемся за работу. Надо столько всего купить — путь-то неблизкий.

— Отлично. Но этим, если ты позволишь, мы займемся после полудня.

В глазах Глори сверкнули смешинки:

— Ой-е-ей! А ты, оказывается, здоров поспать!

— Еще чего! — вполне искренне возмутился я. — Просто с утра мне нужно проверить одну догадку.

— Догадку? Какую?

Я загадочно прищурился:

— Не забивай себе голову. Утро вечера мудренее.

Против моего ожидания, девушка не стала настаивать. Она потянулась и с улыбкой произнесла:

— Ну что ж, тогда спокойной ночи… компаньон!

Я поднялся еще до рассвета. Проходя мимо закрытой двери в комнату Глори, я не удержался и фыркнул: судя по всему, моя компаньонка спала, не чуя ног. Тем лучше. Там, куда я намеревался отправиться, принцесса была бы мне лишь обузой.

Спустившись вниз и вручив заспанному портье ключ, я не удержался от шалости и оставил для Глори записку. Разумеется, с просьбой вручить не раньше, чем девушка обо мне спросит. Записка моя гласила:

«Не волнуйся, я в Управлении правопорядка. Жди к обеду».

Приняв конверт, портье взглянул на меня с явными сомнениями в моем умственном благополучии. Он даже рот открыл, чтобы что-то возразить, но потом передумал. Я, впрочем, настаивать не стал. Ну да, все верно. Мы так развлекаемся.

Написал я девушке чистую правду. Мой путь лежал в гвардейскую часть, в которой я оттрубил два года. И дело касалось как раз той самой догадки, о которой я говорил накануне вечером.

Чтоб вы знали, покой граждан Хойры охраняет сразу две организации. Во-первых, есть городская стража, которая патрулирует улицы, хватает воров, мошенников и мелкую шпану, разрешает бытовые конфликты, а также курирует бордели, игорные дома и питейные заведения. Ну и, само собой разумеется, стережет правительственные учреждения вроде мэрии, здания городского суда и тюрьмы. Всем остальным занимается гвардия — элитные части, которых в городе не так уж много. Даже не беря в расчет уже упомянутых мной ранее пиратов и контрабандистов, работы хватает.

К счастью, знакомая до боли двухэтажная коробка грязно-серого цвета находилась менее чем в двух кварталах от «Гордости Хойры». Лихо притормозив Изверга у парадного, я немного подумал и решил по старой памяти зайти со служебного входа, куда гражданским вход заказан. Конечно, в настоящий момент мы с Извергом тоже формально относились к «гражданским», но я на условности всегда чихал, а он — и подавно.

Одним словом, я обогнул здание Управления, прошел под аркой и попал во внутренний двор. Здесь мы обычно привязывали своих драконозавров. Удивившись тому, что в такой час у коновязи нет ни единого зверя, я захлестнул поводья вокруг столба и направился к крыльцу.

— Эй, ты! — проревел кто-то за моей спиной. — А ну живо убирай отсюда свою скотину!

Обернувшись, я увидел весьма крупного (впрочем, поменьше меня) мужчину на весьма крупном (впрочем, поменьше Изверга) драконозавре. Оба лучились самодовольством, оба были увешаны оружием, оба демонстрировали явную принадлежность к гвардии. Обоих я видел первый раз в жизни.

— Привет, приятель, — вежливо поздоровался я. Гвардеец и его зверь презрительно фыркнули в унисон. Это подразумевало, что «всякие там штафирки нам не приятели». Я пожал плечами и пошел дальше.

— Ты оглох что ли?!

Я вновь обернулся.

— Извини?

— В задницу свои извинения засунь, понял! Убирай драконозавра, кому сказано! Это мое место! А вход за углом!

— И давно?

— Что?

М-да, то-то мне сразу показалось, что парнишка малость туповат…

Я спустился с крыльца обратно и подошел к сквернослову, который спешился и стоял руки в боки, почти вплотную.

— Это место твое давно?

Видимо что-то в моей интонации насторожило грубияна, поскольку он отступил на шаг назад и положил руку на привешенную к поясу дубинку.

— Два месяца. А теперь…

— А теперь, — перебил его я, — слушай сюда. Я занимал это место два года. И хотя сейчас я не ношу форму, но в прошлом отправил за решетку втрое больше опасных преступников, чем тебе лет. Посему я имею право привязывать своего драконозавра в любом месте вокруг этого здания. А если захочу — то и внутри!

— Да кто ты тако…

— Меня зовут Сэд. Сэд из Сосновой Долины. Порасспрашивай на досуге стариков.

С моей точки зрения разговор был окончен. Но этот надутый индюк со мной не согласился.

Не успел я вновь повернуться к крыльцу, как гвардеец схватил меня за плечо, громогласно обещая «отделать так, что родная мать не узнает». Хм, сразу видно, что он не знает мою матушку. Ей меня, бывало, чуть ли не по частям приносили — и ничего…

В общем, через пару минут я таки вошел в здание.

Первым, на кого я наткнулся, был старый Билл Выдроскунс, бессменный гвардейский архивариус на протяжении шести десятилетий. За то время, пока мы не виделись, дедуся нисколько не изменился. Те же чудовищные очки на носу, тот же чудовищный горб, тот же чудовищный запах изо рта. Ага, и вкус все тот же: дешевая гномья самогонка. Готов спорить, что и делают ее по-прежнему из картофельной шелухи, поганок и плесени.

Как бы там ни было, я здорово обрадовался старику. Сам же Выдроскунс, увидев меня, растрогался до слез.

— Ей-богу, парень! — восклицал он. — Не ожидал тебя еще раз увидеть! Какими судьбами?!

— Неисповедимы пути сэдовы, старый хрыч, — ответствовал я. — Капитан на месте?

Билл опустил глаза:

— Нету.

— На задании, что ли?

Билл мотнул головой, стараясь на меня не смотреть:

— Совсем нету.

Сердце мое сжалось.

— Погиб?

— Хуже. Уволился.

— Уволился?! Ты что, старый, лишний кувшин опорожнил с утра пораньше?

Мое возмущение было вполне объяснимо: если что и было в Хойре незыблемого, так это глава гвардии. По-моему, мало кто вообще знал его настоящее имя — «Капитан», и все. Капитан с большой буквы «к». Энергичный, неподкупный, чихать хотевший на деньги, почести и звания, не допускавший даже намека на компромисс с совестью и своим кодексом чести. И вот теперь мне говорят, что этот человек уволился? Бросил свой пост?

Выдроскунс тяжело вздохнул, кивнул мне на соседний стул и принялся рассказывать.

Все началось с того, что любимой младшей дочке бургомистра Хойры приспичило влюбиться. Счастливый избранник оказался не местным, но с большими связями, как это у нас говорилось, «по обе стороны закона». Через некоторое время сыграли свадьбу, а потом дочка стала наседать на папу с категоричным требованием пристроить обретенного зятя на теплое местечко — в городскую гвардию. С моей точки зрения (да и с точки зрения счастливого тестя, как мне кажется), оное местечко скорее претендовало на звание «горячего», но молодожены настаивали, и бургомистр сдался. У Капитана появился помощник.

Через месяц с небольшим помощник с молодой женой приобрели в центе города трехэтажный особняк, два торговых судна и открыли в банке четырехзначный счет. Еще через три недели Капитан вломился в кабинет к бургомистру, снеся по дороге телохранителя, швырнул в лицо градоначальнику свой значок, завернутый в заявление об отставке, и хлопнул дверью.

— Сеть осведомителей почти полностью уничтожена, — закончил свой невеселый рассказ Билл, — любая мало-мальски обеспеченная мразь выходит сухой из воды, а из старой гвардии не осталось никого — кто уволился сам, кого уволили, а кого и прикончили из-за многочисленных утечек информации. На их место бургомистров зятек — наш новый капитан — набрал такую шваль, что нормальному человеку с ними, прости господи, на одном поле гадить противно. Кое-кого из этих молодчиков ты должен помнить — лично сюда доставлял со связанными руками…

Мы с архивариусом немного помолчали, думая каждый о своем; затем я решительно поднялся и пожал старику руку:

— Бывай, старый! Может, еще свидимся.

— Ты куда сейчас?

— К Капитану. Домой. Кто бы не командовал сейчас гвардией, город и его обитателей лучше него все равно никто не знает.

— Что ж, передавай ему мои наилучшие.

— Непременно…

Билл немного подумал и, кряхтя, поднялся:

— Пожалуй, я тебя провожу. Все равно тут особенно делать нечего.

Мы вышли из здания, и тут старик побледнел и схватился за сердце. В ответ на мой встревоженный взгляд он указал трясущейся рукой на безжизненное тело в гвардейской форме, подпирающее стену. К ногам тела жалобно жался измочаленный донельзя драконозавр с полуоторванным ухом. Вот ты ж, я ведь совсем забыл!

— Не обращай внимания, — поспешил успокоить я. — Кости вроде бы целы, нос и губы через неделю заживут, фонарь тоже сойдет, короче — ничего страшного. Вот о его драконозавре такого сказать, к сожалению, не могу Извергу дурные манеры нравятся еще меньше, чем мне. Как я понял, это та самая «новая смена», о которой ты говорил.

— Уж это ты верно подметил, — кивнул старик, немного восстановив дыхание. — Чтоб ты знал, ты до полусмерти отделал нового капитана гвардии. Не хочется мне это говорить, но когда он очнется, у тебя, парень, будут большие проблемы. Самое лучшее, что ты сейчас можешь сделать — это по быстрому свалить из города на максимально большее расстояние.

— Да ну?

Мы с Извергом переглянулись. Кажется, мой приятель мыслил примерно так же, как и я.

Паскудно ухмыльнувшись, я вытащил из седельной сумки Изверга большой холщовый мешок, натянул на капитана так, что наружу торчали только сапоги, взвалил тело на плечо и спросил у Билла:

— Камера для работы с несговорчивыми мазуриками там же, где была раньше?

Дождавшись утвердительного кивка, я ухмыльнулся еще паскуднее и вновь направился в здание.

К моему несказанному облегчению, Капитан не только не сменил место жительства, но и оказался дома. Мы раздавили бутылочку бренди в память о старых добрых временах, немного поболтали, а потом я перешел к цели своего визита.

— Скажи, если бы тебе сейчас предложили снова занять свой пост, что бы ты ответил?

— Примерно следующее: «А нафига?!» — Капитан поморщился. — Что толку, Сэд? Раз ты был в участке, то представляешь себе, что этот ублюдок сделал с гвардией. Даже если бы произошло чудо, о котором ты говоришь, на то, чтобы восстановить все как было, уйдут годы. Годы, понимаешь?!

— Старик, но ты же сам учил меня: «Не опускай рук, пока дышишь».

— Что-то я не пойму, к чему ты клонишь.

Я шлепнул на стол перед Капитаном четыре мелко исписанных с обеих сторон листка бумаги.

— Вот к этому.

— И что это такое?

— Это… — я принял нарочито скучающий вид, — это так, ерунда. Первые три листа — подробное описание подвигов славного капитана гвардии Хойры, составленные им самим. Правда, за эти подвиги ему светят не награды и премии, а лет двадцать каторги. А четвертый — его прошение к любимому тестю об отставке с сегодняшнего дня по состоянию здоровья. Я великодушно обещал от твоего имени, что бургомистр получит только четвертый листок.

Слова, как говорится, были излишни. Восстановив дыхание после пылких объятий Капитана, я вкратце поведал ему о своем сегодняшнем приключении.

— …Так что сейчас этот достойный господин сидит в одиночке, связанный по рукам и ногам и с кляпом во рту. Всем прочим Выдроскунс объяснил, что камера проходит санитарную обработку от насекомых и грызунов. А отрава, которой он там густо-густо посыпал, при вдыхании летально влияет на репродуктивные мужские органы.

Отсмеявшись, Капитан серьезно посмотрел мне в глаза и медленно, почти по слогам, произнес:

— Все что угодно. Если я что-то могу для тебя сделать…

— Можешь. Мне срочно нужна кое-какая информация от Фила Красного Носа. Он по-прежнему чувствует себя обязанным тебе?

— У гномов длинная память. Даже у мерзавцев.

Фил Красный Нос — самый бессовестный и богатый из всех известных мне скупщиков краденого, ростовщиков и ломбардщиков. Говорят даже, что он самое богатое, беспринципное и бессердечное существо по эту сторону океана. Начинал Фил как фальшивомонетчик и сводник, хотя не чурался и прочих, отнюдь не законных, способов обогащения. За свой долгий гномий век этот кровосос разорил не одну известную семью, стал причиной нескольких самоубийств и четырех локальных войн. Приятный типчик, что и говорить. Прихватить гнома на жареном мечтало уже не одно поколение начальников гвардии и бургомистров и, беря в расчет влияние и долгожительство Фила, еще не одно будет мечтать…

Парадокс, но, хотя Капитан не был исключением, давным-давно он ухитрился спасти бородатому его шкуру. Об этом до сих пор ходят легенды. Двое объединившихся конкурентов решили, что без Фила этот мир будет куда лучше, и дело едва не кончилось уличными боями, но тут вмешался Капитан. Его авторитета хватило не только на то, чтобы прекратить беспорядки, сведя потери с обеих сторон к минимуму, но и примирить врагов. Нельзя сказать, что благодарность Красного Носа была настолько велика, что он бросил свои грязные делишки, но в благодарность он время от времени делился с Капитаном полезной информацией. А именно информации мне сейчас и не хватало.

Дело в том, что я с самого начала не совсем верил (или не совсем хотел верить, так оно будет точнее) в то, что Лейпольдт XIV исчез сам по себе, и искать его нужно непременно в Спящих Дубравах. Обострившиеся отношения с Княжеством и фраза в конце дневника «гномы держат меня за горло» говорили о многом. Не знаю, как Глори, а мне бы чертовски не хотелось тащиться на край земли, а потом обнаружить, что пропавший король сидит себе в подвалах Стоунхолда…

— Красный Нос, вот как… — задумчиво протянул Капитан. — Уж он-то точно будет не в восторге от того, что я вернусь на свой пост. Но в тот раз я его здорово выручил, так что, думаю, проблем не возникнет.

— Мне тоже так кажется. Тем более, что ему совершенно незачем знать до поры до времени о том, что ты вернешься.

— Тоже верно. Итак, что бы ты хотел узнать?

Я коротко изложил Капитану положение дел. Тот присвистнул:

— Дела-а… Но ты прав: хотя правительство Княжества официально отреклось от Фила, он поддерживает со Стоунхолдом самые тесные отношения и должен быть в курсе всех новостей. Если в пропаже короля Гройдейла хоть как-то замешены гномы, завтра с утра ты будешь об этом знать. Куда тебе прислать весточку?

— В «Гордость Хойры».

— Идет.

Тут в дверь громко постучали. Потом еще раз. И еще.

— Странно, — насторожился Капитан. — Сегодня я не жду гостей.

Он быстро сгреб со стола эпистолярное творчество зятя бургомистра и шмыгнул в соседнюю комнату. Стук становился все настойчивей. Вернувшись через пару минут — без бумаг, но с миниатюрным двукрылым арбалетом, Капитан сделал мне знак «скройся» и пошел к двери. Я шмыгнул за кресло с высокой спинкой с кинжалом наизготовку. Неужели Билл подвел?

— Что вам угодно? — услышал я холодный голос из прихожей.

— Мне нужен Сэд… Сэдрик из Сосновой Долины. И не говорите, что не знаете такого — его драконозавр привязан возле вашего дома…

Ну ничего себе!

Пока я вылезал из-за кресла и бежал в прихожую, оттуда раздалось возмущенное: «Это что такое?!», а потом — ругательства сквозь зубы и звук падения чего-то тяжелого.

— Все нормально, Капитан! — крикнул я, выныривая из-за угла. — Это моя компаньонка.

— Очень… приятно… — простонал тот, скрючившись у стены и зажимая обеими руками пах. — Пусть… отдаст арбалет…

— … Ну и что я, по-твоему, должна была подумать?! Сначала мне вручают твою записку. Потом у гвардейского управления я вижу драконозавра с настолько изжеванными ушами, что сразу чувствуется работа Изверга. В самом участке мне приходится целый час распинаться перед каким-то ушлым дедком, только чтобы он поверил, что я — это я, а потом пускать в ход все свое женское обаяние, чтобы получить адрес твоего бывшего начальника. Найдя нужный дом, я десять минут сбиваю о дверь кулаки, а мне открывает мужик со взведенным арбалетом в руках!

— Если бы ты не помчалась меня спасать…

— Если бы ты выполнял свои обещания! — девушка помахала перед моим носом запиской. Ох ты, что-то с памятью моей стало!..

— Какие обещания?

Глори страдальчески вдохнула:

— И после этого они еще будут называть нас ветреными, необязательными и нелогичными! Горе мое, ты хоть раз за целый день на часы глядел?

— Разумеется, нет. У меня часов отродясь не водилось. А что такое?

Словно отвечая на мой вопрос, из переулка перед нами вышел фонарщик с лестницей на плече и принялся за свою повседневную работу.

Глава V В которой рассказывается о том, как выигрыш может оказаться проигрышем, а наша компания растет на глазах

Несмотря на то, что я извинился раз пять, Глори все равно дулась на меня всю дорогу до гостиницы. И лишь за ужином, когда я изложил причину своего поведения и извинился в шестой раз, мне было даровано прощение.

Мы весьма сносно выспались и поутру принялись за работу. Перво-наперво я спустился вниз и забрал у портье письмо Капитана. Эге, надежды мои не оправдались:

«Сэд, дружище!

Жаль тебя разочаровывать, но Фил об исчезновении интересующего тебя лица слыхом не слыхивал. Ни в какие подробности я его, ясное дело, не посвящал, а в конце разговора взял клятву забыть о нем навсегда. Можешь быть спокоен, он скорее откусит себе бороду, чем даст этой информации ход.

Всего наилучшего, Капитан.

P.S. Бургомистра чуть удар не хватил. Еще раз спасибо.

P.P.S. Передавай привет своей решительной подруге.»

Ну, нет так нет. По крайней мере, отрицательный результат — тоже результат. Теперь мы могли спокойно готовиться к походу в Спящие Дубравы.

После завтрака Глори решила отправиться в порт, а мне вручила солидную сумму денег и длиннющий список того, на что их надлежало потратить. Путь к треклятому островку, даже по самым скромным прикидкам, обещал быть весьма долгим: сначала кораблем по реке, по территории четырех королевств, потом высадка в Рохете, пересадка на другой корабль, плавание по Внутреннему морю, путь по суше до океана, третий корабль в городе Паррис и, если нам повезет финальная высадка в Дубравах. И все это в том случае, если девушке улыбнется удача и она сможет зафрахтовать корабль. Нельзя сказать, что путешествие верхами так уж меня пугала, но она заняла бы вдвое больше времени, и была во много раз опаснее… К тому же наземное путешествия предполагало либо крюк длинной в две недели, либо прямую дорогу сквозь Лохолесье, куда я, без особой нужды, соваться не хотел. Но об этом — чуть позже.

Спустившись вниз, мы с Глори, не сговариваясь, взглянули на портье и в один голос спросили друг друга: «Записки писать будем?», а потом расхохотались. Бедняга-портье, похоже, находился на грани нервного срыва. Сдается мне, что в тот день, когда мы, наконец-то уберемся отсюда, он напьется как лепрехун.

Все еще смеясь, мы отправились на конюшню. Само собой, Изверг громким ревом изъявил неудовольствие по поводу отрыва своей морды от яслей с кормом. Мой друг искренне верит, что на свете только одно занятие важнее еды непрерывная еда. Получив шлепок промеж ушей от меня и укус вполсилы за кончик хвоста от Лаки, он с видимой неохотой согласился, что работа иногда тоже необходима.

Наше временное пристанище не случайно располагалось совсем рядом с торговыми рядами. По мере того, как таяли монеты в моем мешке, Изверг нагружался весьма объемными кулями и свертками. К его чести сказать, воспринимал он это стоически; впрочем, мой вес все равно превосходил все на него навьюченное, а что до кожевника, которому черный драконозавр еще долго будет являться в кошмарах, так он сам виноват. Зачем было предлагать мне стрекало последней модели?

Наконец, последний пункт списка был вычеркнут. Поскольку денег осталось еще довольно много, а времени — еще больше, мы решили побродить по городу. К тому же, меня совершенно неожиданно одолел приступ ностальгии. Не скажу, что Хойра входит в число моих любимых мест в мире, но в этом городе я провел два года, дважды влюбился, один раз чуть не женился и четыре раза был на волосок от смерти. Воспоминаний, как вы сами понимаете, хватало с лихвой. Так что мы неторопливо шли по мозаичной мостовой Старого города, жевали что-то вкусное, дышали относительно свежим воздухом и всячески предавались душевному отдохновению.

И тут мое внимание привлекло жуткое крещендо, доносившееся из окон верхнего этажа довольно задрипанного постоялого двора. Они тут, в Старом городе, все такие. По мере того, как Хойра разрасталась, все более-менее приличные заведения перемещались ближе к центру, в Новый город. Как следствие, через пару сотен лет кварталы Старого города превратились в обиталище городских низов и всяческих темных личностей. Постоялые дворы здесь тоже были подстать обитателям, и услышанный мною концерт был тут весьма обыденным явлением. Скорее всего, я так и прошел бы мимо, но среди потока цветистых проклятий мне послышалось что-то вроде «Чтоб тебе в Спящих Дубравах жить!» Естественно, после этого Изверг остался внизу охранять покупки, а я, рискуя жизнью, совершил восхождение на второй этаж по самой трухлявой из всех лестниц на моей памяти. Всякий раз, когда рассохшееся дерево под ногой трещало и прогибалось, я вспоминал название заведения. Это помогало, честное слово!

Постоялый двор гордо именовался «Джойнова Твердыня».

Толкнув полураскрытую дверь, из-за которой и слышались вопли, я увидел следующее: огромный мужик из той породы людей, о которой принято говорить «поперек себя шире», наседал с кулаками на высокого и весьма симпатичного блондина лет двадцати. При этом бугай не прекращал орать, так что я без труда понял, что Дубравы поминал он.

— Кхм… эй, милейший! — позвал я.

— …твою мать! — продолжал мужик, совершенно меня игнорируя.

— Чего не поделили, друзья? — сделал я еще одну попытку завязать разговор. Толстяк повернулся и приказал мне сквозь зубы убираться куда подальше, присовокупив пару далеко не лестных высказываний по поводу моих родителей.

Такое обхождение мне совсем не понравилось, ведь я-то ему ровно ничего не сделал. Слегка стукнув жирного сквернослова в пузо (и тем самым заставив его с выпученными глазами опуститься на ветхий стул), я повернулся к блондину.

— Спасибо. А то от его воплей меня уже поташнивает, — искренне кивнул он.

— Тогда зачем ты их слушал? — удивился я. Для этого крепкого парня справиться с толстяком было раз плюнуть, или я совсем не разбираюсь в людях.

— А куда деваться? — вздохнул тот, поправляя воротник своей видавшей виды, но тем не менее щегольской куртки. — Видишь ли, я должен этому мешку сала десять роблоров за стол и постой.

У-у, а я-то думал… Обычная история: ты живешь в кредит сколько получится, а потом пытаешься уйти, расплатившись пламенным «спасибо». На моей памяти это удавалось два раза. В первом случае кредитор умер раньше, чем чего-то дождался, во втором — женил на себе должника.

Парень, видимо, истолковал мою кислую улыбку правильно:

— Да нет, все совсем не так, как ты думаешь. Просто вчера в обеденном зале были танцы. Я полночи вальсировал с одной симпатичной девчонкой, а когда собрался идти спать, то обнаружил, что она срезала у меня кошелек, и я остался гол как сокол. Разумеется, девицы к тому моменту и след простыл, причем мне намекнули, что разыскивать ее небезопасно для жизни. А Джойну, как назло, именно сегодня встряло получить от меня все причитающееся до последней медной орлинки. Пришлось расстаться со своим драконозавром, но и этого не хватило для того, чтобы полностью расплатиться. И теперь жирный скопидом грозится упрятать меня в каталажку, на что, к сожалению, имеет полное право… если только не поможет какая-нибудь добрая душа…

Излагая эту печальную историю, бедолага так вздыхал и заламывал руки, что мог бы разжалобить и трехвековую горгулью, которая украшает фонтан на центральной городской площади. Что уж говорить о таком сердобольном и отзывчивом человеке, как ваш покорный слуга? Мне ужасно хотелось ему помочь, благо деньги у меня были. Загвоздка была в другом: во-первых, деньги-то были не мои, а во-вторых, я нутром чуял, что услышанное мной крайне далеко от действительности. Раз уж на то пошло — к чему такая откровенность с совершенно незнакомым человеком? У меня же на лице не написано «Добрая-Фея-Всех-Спасу». Или я ошибаюсь?..

В раздумье я прошелся по маленькой и на редкость грязной комнатушке взад-вперед, наводя панику на многочисленных пауков, тараканов и их родственников и оставляя четкие отпечатки сапог в мягком ковре пыли на полу. Ничего не понимаю! Сколько же толстяк должен затребовать с паренька? Так-так, средний драконозавр… плюс еще десять… да нет, чушь! За эдакие деньжищи можно прикупить всю «Твердыню» вместе с хозяином.

— Ладно, дружок, было приятно поболтать. Хотелось бы тебе помочь, но ты слишком много врешь, а я этого не люблю.

— Я… вру?.. С чего ты взял?.. — запинаясь, пробормотал тот, уставившись себе под ноги. Это окончательно развеяло мои последние сомнения.

— Да кончай ты ломать комедию! Я сам большую часть жизни имею дело с драконозаврами и прекрасно знаю, сколько они стоят. Даже самого ледащего с лихвой хватило бы на оплату куда более шикарного, чем этот клоповник, жилища. И не надо меня убеждать, что ты живешь здесь с прошлогоднего праздника Осеннего Бардака, не поверю. Больше недели в этой комнате не выживет никто, кроме насекомых.

Вздохнув (на этот раз куда более искренне), парень разительно изменился. Нет, рога и клыки у него не выросли, просто я сразу же почувствовал, что «несчастная жертва ограбления вот с такими ресницами» исчезла. Передо мной стоял совершенно другой человек — ловкий, предприимчивый, к тому же — великолепный актер.

— Ты прав, старина, я действительно тебе насвистел. Яблоко хочешь?

— Что?

— Яблоко. Такая красная круглая штуковина. Растет на дереве и, как мне уверял торговец, слаще сахара.

С этими словами он кинул мне яблоко, а сам плюхнулся с ногами на постель, даже не снимая сапог, и звучно надкусил второе. Я, немного подумав, последовал его примеру.

Торговец его надул.

— На самом деле я — игрок, — жестикулируя искусанным фруктом и не переставая жевать, заявил парень. — Профессионал, прошу заметить, а не любитель. В совершенстве знаю сотню игр, сносно разбираюсь еще в двух с половиной.

По-моему, он загибает. Столько игр и на свете-то нету.

— Так вот, неделю назад я приехал в Хойру практически без гроша в кармане и в тот же вечер раздел сынка одного местного толстосума до носков включительно. Парень нализался в зюзю и швырял золото направо и налево вот такими горстями. К тому же, как оказалось, во хмелю в нем всегда просыпается дикий азарт. Кто я такой, подумал я, чтобы мешать человеку расслабиться? Надо сказать, за карточным столом он расставался с деньгами так же лихо, что и у стойки бара, так что тут проблем не возникло. Проблемы возникли чуть позже. Как говорилось в том стишке, «крошка-сын к отцу пришел». Нет, не жаловаться, а просить еще денег. Отец, само собой, поинтересовался, как чадушко ухитрилось спустить за вечер дневную выручку средней ювелирной лавки. Следствием разговора поколений стал визит к твоему покорному слуге двух горилл средних размеров с омерзительным запахом изо рта и целой коллекцией орудий живодера.

Я понимающе кивнул. Хойра — город богатый, а, следовательно, неспокойный, посему костоломы, телохранители и наемные убийцы тут всегда процветали.

Парень догрыз свое яблоко, задумчиво подкинул его бренные останки на руке и вдруг с боевым кличем перепившего варвара залепил куда-то в угол.

— Мышь, — чрезвычайно довольный собой, пояснил он мне. — Убить я ее, конечно, не убил, но уж напугал до полусмерти. Кстати, меня зовут Бон Геймс.

Я представился, и мы пожали друг другу руки.

— Между прочем, а куда делся Джойн?

Я оглянулся. Стул у двери пустовал.

— Наверное, очухался и помчался за стражей, — фыркнул Бон. — В следующий раз, Сэд, бей таких по голове.

— Слушай, так тебе нужно бежать! Глядишь, успеешь скрыться.

— Вот еще! А если стражники уже внизу, или на подходах? Это будет называться «сопротивление властям». За такое, знаешь ли, срок добавляют. Нет уж, давай я тебе лучше расскажу конец своей истории. Вдруг успею.

Я не мог не восхититься такому самообладанию. Этот прохвост нравился мне все больше и больше.

— Ну, так вот. Бруно, не мешкая, предложили мне простенькую альтернативу: я собираю нужную сумму — выигранное у сопляка плюс солидный штраф — в течение часа, или отправляюсь в заплыв вниз по реке в свинцовых башмаках. Угадай с трех раз, что я выбрал? — улыбнулся Бон. Он устроился поудобнее, закинул ногу на ногу и продолжил:

— Вся беда заключалась в том, что накануне я познакомился с одной цыпочкой из варьете «Зеленая молотилка», крепко погулял и не успел восполнить пробелы в финансах. Пришлось расстаться со своим драконозавром и всем более-менее ценным. Хватило в обрез. На остаток, кстати, были куплены эти яблоки. А сегодня утром заявился Джойн, которого перед этим отлупила жена. Бедолага жаждал выместить на ком-нибудь злость, а я не только не успел вовремя сделать ноги, но еще и стал с ним пререкаться. Вследствие этого с минуты на минуту сюда явятся блюстители порядка, а я отправлюсь в долговую тюрьму. Занавес!

Бон дернул за воображаемую веревку и раскланялся.

В тот же момент я услышал на первом этаже голоса. Первый, принадлежащий Джойну, плаксиво умолял «поспешать, покуда душегубы не убегли», а два других басили, что «им слишком мало платят, чтобы рисковать жизнью, забираясь по этой лестнице».

— Легки на помине, — фыркнул парень. — Пойду я, что ли…

И тут меня озарило. Я ведь все-таки младший компаньон, а стало быть, тоже могу нанимать работников в фирму…

— Слушай сюда. Я и моя компаньонка Глорианна отправляемся в… м-м… экспедицию и ищем способных людей, которые могут нас сопровождать. Обещается куча приключений, скорее всего — не совсем безопасных, но это компенсируется освобождением от тюрьмы и каким-никаким заработком по возвращении… если вернемся. Думай быстро.

В подтверждение моим словам снизу раздались приказания «спускаться именем закона, и без глупостей».

— Тут и думать нечего. Любой игрок по натуре — искатель приключений и не любит задерживаться в одном месте, тем более, если это место — тюрьма. К тому же забавно будет вспомнить, каково оно — работать.

Делать нечего, спускаться пришлось нам обоим. Джойн при виде меня издал неопределенный звук и попытался улизнуть, но стражник с нашивками сержанта и усами до ушей схватил его за рукав.

— Это он?

— Да… то есть, нет, этот пришел позже.

Пришлось объясняться. Дабы избежать недоразумений, я назвался дальним родственником Бона, заплатил Джойну причитающееся (после чего тот все-таки сбежал, совершенно обалдев от неожиданно свалившегося счастья) и одарил стражников парой монет, чтобы они не почувствовали себя обделенными. Ворчащие блюстители порядка направили стопы к ближайшей пивной, а я вытер пот со лба и вместе с нашим новым служащим навсегда покинул «Джойнову твердыню».

Изверг подозрительно уставился на Бона и тут же попытался пробы ради тяпнуть его за ногу. При этом он старательно порыкивал, скалил клыки и всячески изображал из себя крутого и сурового парня. Впрочем, Бон нисколько не испугался, чем заработал еще несколько очков в моих глазах. Ловко увернувшись и ухитрившись между делом слегка щелкнуть драконозавра по носу, парень подмигнул мне:

— Какой милый и общительный этот зверь! Ну прямо вылитый хозяин!

— Ну, сейчас он просто не в духе — ждал меня целых полчаса. Хотя ты ему, несомненно, понравился.

Изверг фыркнул и демонстративно повернулся к нам задом.

— Кстати, а что это у тебя за компаньонка такая? И с чего ее понесло в не совсем безопасную экспедицию?

— Да, пустяки! Просто одна маленькая предприимчивая нахалка королевских кровей. Ей у папы во дворце скучно стало.

— Ух, ты! И хорошенькая?

— Ты таких, наверное, еще не встречал, — совершенно не покривив душой, ответил я.

— Тогда я просто вынужден попросить у тебя семь орлинок… в счет будущего жалования.

Отвечая на мой вопросительный взгляд, Бон провел кончиками пальцев по жесткой щетине на скулах и подбородке:

— Хочу навестить цирюльника, дабы не предстать перед своей благодетельницей в облике некормленого дикобраза. Если хочешь, можешь составить мне компанию. Тут недалеко, за углом.

— Нет, покорно благодарю, я привык обслуживать себя сам, — рассмеялся я. — Кстати, тебе тоже лучше к этому привыкнуть. Там, куда мы направляемся, цирюльников, скорее всего, не будет.

— Тем более, нужно наслаждаться плодами цивилизации, пока это возможно. Не жадничай, босс.

Естественно, семи медяков мне жалко не было, просто не хотелось выпускать парня из виду, пока мы не покинули черту города. Нет, данного им слова мне было вполне достаточно, но только если бы все держали свое слово, то человека бы на свете не было.

Выход нашелся сам собой. Прямо напротив «Твердыни», через дорогу, я увидел вывеску, на которой золотой вязью было начертано: «Мэтр Диркус. Юридические консультации, оформление документов». Поиск полагающихся по закону свидетелей тоже много времени не занял — желающих выпить на дармовщинку в Старом городе всегда хватало.

Подписывая контракт, Бон поинтересовался:

— Кстати, а куда мы, собственно, направляемся?

— Есть одно милое местечко… Слушай, а что это Джойн в перебранке с тобой поминал Спящие Дубравы?

— Да был тут на днях один престранный тип, все страшные сказки рассказывал про эти самые… стоп. О нет!

Я ухмыльнулся как акула:

— О да.

Глава VI В которой рассказывается о том, как Изверг преподал урок хороших манер, а мы остались с носом

Не подумайте ничего такого, парень по имени Сэд тоже паникует не чаще раза в год, и раз этот уже прошел, но наш новый товарищ, видно, просто не знал, что такое паника. Он пару раз глубоко вдохнул и выдохнул, а потом расхохотался и заявил, что так ему и надо. Еще там было что-то насчет бесплатного сыра, но я это пропустил мимо ушей, поскольку сыр не особенно люблю.

В качестве хоть какого-то утешения Бон получил авансом даже не семь медяков, а целый роблор и целеустремленно двинул в направлении цирюльни. Передо мной же тем временем встала еще одна проблема: в связи с недавними злоключениями у парня не было средства передвижения. Пешим ходом он бы нас сильно тормозил, а сажать его позади себя мне совершенно не улыбалось, да и Извергу это вряд ли бы понравилось. К Глори же я бы его вообще не подпустил ни за какие коврижки. Взяв все это в расчет и прикинув оставшуюся у меня сумму, я отправился прямиком на драконозавровый базар.

Что такое базар, вы, наверное, представляете. Драконозавровый базар отличается от обычного тем же, чем люлька с одним младенцем от такой же, но — с двадцатью: в двадцать раз громче, теснее и… ароматнее.

Базар в Хойре аккуратно вписывался в этот канон. Народ бурлил, животные ревели, пыль клубилась, навозные кучи росли и благоухали.

В моем распоряжении на данный момент находилось шестьдесят роблоров серебром — не бог весть какие деньги, но на более-менее подходящее животное хватит, к тому же Виктор Полторы Руки, один из самых преуспевающих торговцев на базаре, был мне кое-чем обязан. К нему-то я и отправился.

Виктор, для друзей — просто Вик, — незауряднейшая личность. Во-первых, это единственный на моей памяти гном, способный поладить практически с любым драконозавром, что называется, с первого взгляда. Во-вторых, если с первого раза поладить не удается, то Вику для наведения порядка вполне хватает одной левой руки (правую до локтя ему отхватила в детстве взбесившаяся архимышь из бродячего зверинца. Отсюда — прозвище и, как любит подчеркивать сам Вик, поговорка сделать что-то «одной левой»). Наконец, в третьих, Вик — должно быть, единственный в мире гном, который подстригает свою бороду, причем коротко. За это сородичи его презирают, а драконозавры — любят…

Владения Полторы Руки на хойрианском драконозавровом базаре раскинулись широко — куда там иному владетельному князю! Впрочем, Вик, по сути, и есть один из местных правителей: он контролирует всю торговлю ездовыми животными в Хойре и ее окрестностях, является официальным поставщиком Королевской кавалерии, а настоящие князья, очередной раз влезая в долги, идут к нему на поклон.

На мое счастье, Вик в тот день как раз обходил свои владения, без чванства болтая с работниками, помогая, где это нужно, не только словом, но и делом.

— Эгей, да это же Сэд собственной персоной! — восхитился он при виде меня. — Какими судьбами, парень? Неужели ты наконец одумался и решил принять мое предложение?

Мы со стариной Виком были знакомы уже лет пять, и все это время его не покидала надежда однажды заполучить нас с Извергом в свой штат. Как то, слегка перебрав хмельного, он даже предложил мне место младшего компаньона. Я отказался, хотя иногда об этом и жалею.

— Предложение выпить чего-нибудь холодненького с удовольствием приму, а касательно всего остального — не обещаю.

Купец расхохотался:

— Да, ты, как я погляжу, ничуть не изменился! Все тот же молодой самодовольный нахал, у которого задница весит в восемь раз больше содержимого черепной коробки. Ладно, не будь я лучшим знатоком драконозавров по всему побережью, если однажды ты не повзрослеешь и не придешь сам просить работу. Только тогда придет мой черед ломаться!

Мы зашли к нему в шатер, опрокинули по чаше охлажденного пунша, и я изложил Вику свою проблему, естественно, не вдаваясь в детали. В моем изложении мы с другом помогали бедной девушке (за баснословные деньжищи, разумеется, а «бедной» — значит «несчастной») найти папу-купца, которого то ли похитили, то ли он сам потерялся где-то, чуть ли не в Лохолесье, или еще дальше. Но драконозавр друга неожиданно издох, обожравшись медовых коржиков, и теперь, если Вик нам не поможет, его старый друг Сэд может потерять много-много денежек.

Выслушав мое вдохновенное вранье, купец покачал головой, обозвал меня брехуном, а всю затею — идиотизмом, в последний раз попытался меня захомутать, потом махнул рукой и отвел к загону, где находилось десять зверей.

— На медалиста за такие деньги не рассчитывай даже по дружбе. Кстати говоря, если эта твоя девчонка и впрямь такая богатая, как ты разливаешься, то могла бы… Ладно, ладно, молчу, это ваши дела. Выбирай любого и помни мою доброту!

Оглядев драконозавров, я с первого взгляда наметил кандидата в спасатели Лейпольдта XIV. Кандидат стоял особняком в углу и угрюмо перемалывал крепкими челюстями корм, время от времени бросая на своих соседей воинственные взгляды. Этот зверь был самый большой и сильный, к тому же профессионал во мне говорил: он совершенно здоров и находится в отличной форме.

— Пожалуй, вон того, коричневого.

— Хм, хочешь взять Забияку? — переспросил Вик и, получив от меня утвердительный кивок, вздохнул:

— Вообще-то драконозавр что надо, за него можно было бы просить вдвое больше, но только нрав у него — не обрадуешься. Тут его Щорс, кавалерийский полковник, хотел купить, да ты его знаешь… Уж на что мужик бравый, так и тот из загона без штанов вылетел. Мой тебе совет, только как другу: бери другого, а то как бы потом не наплакаться.

Я весело рассмеялся и попросил на некоторое время убрать всех остальных животных. Пока подручные удивленного купца выполняли мою просьбу, я снял с Изверга поклажу и седло и слегка подтолкнул его к строптивцу:

— Мальчик мой, займись им.

Понимающе мотнув головой, мой приятель вразвалочку подошел к Забияке, который ровным образом ничего не подозревал, и с ходу врезал ему передней лапой по голове.

Что тут началось! Столбом взвилась пыль, из которой раздавались истошный рев, сопение и увесистые шлепки, но продолжалось это всего несколько минут. Постепенно пыль осела, и все смогли увидеть Изверга, который, схватив Забияку за шиворот, возит его туда-сюда по земле, время от времени энергично встряхивая.

— Хватит, парень, оставь его! — крикнул я. Изверг, презрительно фыркнув что-то вроде «Слабак!», в последний раз встряхнул поверженного противника и с видом триумфатора подошел ко мне, щурясь и подставляя горло — чесать. Сбежавшиеся отовсюду зрители дружно рукоплескали и шумно переговаривались: многие из них, как я понял по репликам, были свидетелями фиаско бравого кавалерийского полковника Щорса. Человек пять тут же изъявили желание купить Изверга, но я сказал им, куда надлежит идти с подобным предложением, и они, пожимая плечами, удалились. Надеюсь, по адресу.

Забияка тем временем уже поднялся на ноги и стоял столбом, обводя всех присутствующих очумевшим, ничего не понимающим взглядом. Я хлопнул по плечу Вика, который, пожалуй, был удивлен не меньше драконозавра и, разинув рот, смотрел то на нас с Извергом, то на него:

— Хорошо, я его покупаю. Закрой рот и возьми деньги.

К счастью, я с утра приобрел кроме всего прочего два полных комплекта сбруи, поэтому преспокойно взнуздал Забияку, вновь нагрузил Изверга, а потом вскочил на свою новую покупку и дал ей шпоры. Изверг потрусил сзади, время от времени хватая новичка за хвост, когда тот начинал сбавлять скорость.

По рынку слухи разносятся с ужасающей быстротой, так что люди перед нами моментально расступались, а за спиной моей слышался непрекращающийся гул:

— …говорят, этот черный в одиночку разделал под орех пять самых свирепых драконозавров на рынке!

— Не пять, а семь! Семь самых свирепых драконозавров, которые перед этим разогнали целый кавалерийский полк!

— Так уж и полк!

— Не веришь? Спроси у Полторы Руки, он потом полковника Щорса две недели пивом поил, а вон тому бугаю посулил любого зверя на выбор и мешок золота, только бы он поскорее убрался с базара…

— А что, верно. Неровен час, обиделся бы и приказал разнести базар своему черному…

— Говорят, у него таких боевых зверей целое стадо, а сам он незаконнорожденный принц…

— Какой принц! Всем известно, что отец его — Великий Черный Маг Полуботинус Желтый…

— Так Черный или Желтый?

— А шут их разберет, Великих Магов. Вот помню однажды…

Подстриженный и выбритый Бон уже дожидался меня возле цирюльни, распространяя на десять шагов вокруг терпкий аромат духов.

— Ну, наконец-то. Я уж думал, что ты меня бросил, босс. Кстати, а это что?

— Не «что», а «кто», — поправил я. — Знакомься, это — Забияка, твой новый скакун. А ты на месяц остался без зарплаты.

— Этот… мой? — с глупым видом переспросил Бон, и, лишь увидев мой кивок, счастливо рассмеялся. На зарплату ему, судя по всему, было глубоко наплевать.

— Только смотри, он может немного пофордыбачиться, тогда зови моего приятеля, — счел нужным предупредить я, когда парень, наконец, заткнул фонтан благодарностей. Изверг подтвердил мои слова одобрительным рыком и демонстративно повернулся к Забияке. Тот моментально придал своей морде самое умильное выражение и чем-то очень сильно заинтересовался на другой стороне улицы.

Разделив поклажу, мы поехали к гостинице. Принцесса уже вернулась, и Бон, не будь дурак, тут же склонился к ее руке:

— Дражайшая мисс Глорианна, вы не представляете себе, как я счастлив, наконец, познакомиться со своей спасительницей и…

Недоумевающая девушка, как я и предполагал, слегка шлепнула парня по щеке, отнимая кисть от чересчур пылкого поцелуя, и вызывающе повернулась ко мне:

— Похоже, компаньон, тебе придется мне кое-что объяснить.

Я постарался согнать с лица улыбку и описал ситуацию, внутренне приготовившись к скандалу. С одной стороны, не вызывало сомнения, что Бон со всеми его талантами — ценное приобретение, но с другой, неизвестно было, как отнесется девушка к его профессии, равно как и к тому, что на его нужды я угрохал порядочные деньги… Впрочем, девушка не обманула моих надежд.

— Прекрасно, милостивый государь, — царственно произнесла она. — Я несказанно рада, что в нашей компании появился хотя бы один мужчина, знакомый с этикетом. Однако впредь попрошу вас не утруждаться и называть меня просто «Глори», как это давно делает Сэд, не получивший, кстати, на то разрешения.

Парень закашлялся, а я слегка смутился. Видя наши физиономии, нахалка рассмеялась и, взяв нас под руки, повела к столу.

— Ну-с, мальчики, давайте обсудим диспозицию. Я вижу, Сэд, что ты купил все.

Девушка окинула цепким взглядом сваленные у двери тюки и одобрительно посмотрела на меня. В ответ я многозначительно хмыкнул, как бы говоря: «А ты что, сомневалась?»

— Я тоже не сидела сложа руки, — гордо продолжала Глори, — и, хотя и не без труда, но нашла прекрасный корабль, капитан которого согласился за весьма умеренную плату доставить нас к побережью.

— А ты не думаешь, что кое-чего не предусмотрела? — в моем мозгу шевельнулась довольно противная мыслишка, но обсудить ее все же следовало.

— Не предусмотрела? — тут же прищурилась Глорианна; я мог поклясться, что в ее голове с бешеной скоростью просчитываются варианты, о которых сам я даже не догадывался. — Ну и…

— Все очень просто, милая. Ты договорилась о двух пассажирах и двух животных, но теперь и первых, и вторых стало трое. Это может не устраивать капитана, — поспешно пояснил я и, на всякий случай, добавил: — Надеюсь, ты не оставила залога?

— За кого ты меня принимаешь?

Тут поднялся молчавший до того момента Бон и, кашлянув в кулак, привлек к себе наше внимание:

— Друзья мои, если я для вас такая обуза, то можете не беспокоиться: уж лучше мне убраться восвояси, чем создавать проблемы для…

— Все ясно, — усмехнулась Глори. — Слинять хочешь?

— Леди, леди! — возмутился тот, как мне показалось, совершенно искренне. — Будь вы мужчиной, а не столь обворожительным созданием, я бы, пожалуй, потребовал от вас сатисфакции…

— Это был бы один из самых глупых поступков в твоей жизни, — усмехнулся я, представив себе картинку. — А вообще-то сейчас не время играть в прекрасных дам и благородных рыцарей. Скажи-ка мне лучше, сколько свободных кораблей в порту?

Глорианна вздохнула:

— Только один. Торговый сезон в этом году начался раньше обычного, — и, подтверждая мои худшие опасения, добавила: — И именно с его капитаном я имела сегодня беседу.

Минуту мы все молчали, а потом я стукнул себя по колену кулаком и поднялся.

— Что же, придется нам с Боном еще раз потолковать с этим достойным господином и попытаться убедить его взять на борт всех троих.

Бон тоже встал — с миной человека, отправляющегося на верную смерть, но тут в дверь громко постучали. После нашего дружного «Не заперто!» в комнату ввалился изрядно окосевший субъект, от которого за сто шагов несло дешевым зельем по два медяка за литр, смолой и морем.

— Эта… я с «Ястреба»… вот… — представился он, немного подумав и стянув с головы свою полинялую шапку, до смешного напоминавшую раздавленную и засохшую драконозавровую лепешку.

— Прекрасно, — лучезарно улыбнувшись, прощебетала девушка. — Мой компаньон Сэдрик как раз собирался…

— Эта… — еще громче повторил моряк. Да, похоже, его словарный запас оставлял желать лучшего.

— А может, та? — подмигнул Бон.

Пропойца некоторое время переваривал полученную информацию, потом потряс головой, рыгнул и решительно ответил:

— Нет. Эта…

— Вы что-то нам хотели сообщить? — услужливо подсказала Глори, безнадежно проигрывая битву с распирающим ее смехом.

— Во! — явно обрадовался морской волк.

— И что же?

— Эта…

Терпение мое подходило к концу. Слава богам, пока я размышлял, какое ухо моряка более достойно познакомиться с моим кулаком, Бон сделал из выражения моего лица правильные выводы и поспешно пододвинул к страдальцу свой недопитый стакан с вином. Несколько секунд мы наслаждались звуками жадного глотания, а потом славный мореплаватель виновато оглядел нас всех.

— Так я…

— Эта? — радостно подсказала Глори, давясь смехом.

Как ни странно, моряк смутился.

— Не… А, вспомнил! Вот вы тут, дамочка, давеча толковали с нашим кэпом о фрахте, так? Извиняйте, тока мы получили от хозяина приказ доставить срочный груз, так что ничего не выйдет. Как говорится, с нашими наилучшими…

Отрапортовав, он хлопнул дверью, и мы услыхали, как застучали по лестнице его башмаки. Я, было, поднялся, чтобы узнать поподробнее, что означает это «ничего не выйдет», но Глорианна мягко остановила меня:

— Нет, Сэд, от них вряд ли чего-нибудь добьешься силой. Видно, так уж суждено: мы пойдем сушей.

Глава VII В которой рассказывается о том, как мы пытались еще раз увеличить численность «Глори и Ко», и что из этого вышло

Сушей так сушей, никто особенно и не спорил. Мы еще немного поговорили, причем Бон в красках поведал про того чудака, который рассказывал о Спящих Дубравах. Как я и ожидал, описание рассказчика и сама история в точности соответствовали оставшемуся в моей памяти с той памятной ночи в «Золотой кружке». Интересно было другое — странный человек в хламиде вновь исчез без следа. Сердобольные собутыльники даже поисковую экспедицию снарядили, все канавы в районе облазили — толку-то!

Все это наводило на некоторые мысли. Ну, например: зачем несчастному мужику понадобилось регулярно напиваться до полусмерти и с такой охотой рассказывать первым встречным о своих злоключениях? Или так: куда он исчезал после, зачем и почему? Или даже так: как оный мужик попал из Райской Дыры в Хойру раньше нас?

— Все это просто замечательно, только ровным счетом ничего не прибавляет к тому, что нам уже известно, — словно отвечая мне, внезапно резко подвела черту Глори. — И вообще, по-моему, мы засиделись, ребята. Пора за дело!

Она встала и решительно сняла с вешалки свой плащ.

Мы с Боном одновременно вскочили и в один голос вопросили:

— Проводить?

Сероглазая нахалка рассмеялась и покачала головой:

— Я ненадолго. Не шалите тут без меня, — и, раньше, чем мы успели подобрать какой-нибудь предлог, хлопнула дверью.

Вернулась она и впрямь довольно быстро. То есть по времени прошло часа полтора, а мы всего по паре раз каждый вылезли на улицу. Так, на всякий случай…

— Итак, мальчики, — жизнерадостно провозгласила девушка, плюхаясь в пододвинутое мной кресло, — ну-ка признавайтесь, кто из вас знает самые злачные места в городе? У меня неожиданно образовался некоторый избыток золотишка.

С этими словами она бросила на стол солидный кожаный мешок, который еще более солидно звякнул.

Сказать, что мы были изумлены, значит не сказать ничего. По моим прикидкам золота в мешке (если это и впрямь было золото) хватило бы на покупку двух кораблей и выпивку для всей команды, дабы оные корабли обмыть. Не знаю, о чем уж там подумал Бон, только физиономия у него тоже была еще та.

— Ну же, не смущайтесь, — подзадорила нас девушка. — Вы что, денег никогда не видели?

— Столько зараз — нет, — честно признался игрок. — Ты кого ограбила?

Глори заговорщически подмигнула:

— Только не говори никому. Свою пра-пра-прабабушку!

Видя наше недоумение, она рассмеялась и, болтая ножкой, стала вещать нарочито низким голосом:

— В черном-черном городе на черной-черной улице стоит черный-черный дом, в котором сидит… рыжий-рыжий гном! Ха-ха-ха!

— Да причем тут гном… — начал было Бон, но тут же замолчал и с почти суеверным страхом посмотрел на нашу принцессу: — Погоди-ка! Его часом зовут не Филлиппий?

Девушка притворно надула губки:

— Фи, какой ты, оказывается, противный! Я только-только начала входить во вкус. Ладно, коли ты все так хорошо знаешь, то сам и рассказывай!

Похоже, эти двое надо мной издевались. Когда я поделился сим глубокомысленным выводом, Бон начал объяснять:

— Значит так. Как ты, должно быть, знаешь, Хойру построили сто двадцать лет назад…

— …разведчики королевы Зензириты Салийской, — со вздохом закончил за него я. — Куда же без них, сердешных!

— Угу. Ходит байка, что Хойра…

— …имя ее прабабки.

— Снова правильно. Так вот, когда снова услышишь эту чушь — плюнь рассказчику в лицо. На самом деле достойную леди звали не то Фанни, не то Сюзи. А что до Хойры, то долина, в которой возникла сначала торговая фактория, а потом и город, на языке местных племен называлась Хои-ра «Черные поля».

— А почему черные?

— Из-за плодородного чернозема. Теперь понятнее?

— Ну, допустим.

— Тогда слушай дальше. Коли ты служил в гвардии, то Улицу имени Тридцати Шести Бутыррских Скотокрадов, без сомнения, знаешь.

Еще бы! По воспоминаниям старожилов, эти самые скотокрады (из которых, кстати, двое были детьми, четверо — женщинами, а один — семидесятипятилетним одноногим инвалидом) были крестными папашами, мамашами, дедулями и племяшами здешнего уголовного мира. Они фактически правили городом почти десять лет и, может быть, правили бы им до сих пор, если бы не жадность и честолюбие. Одним словом, бутыррцам стало мало просто держать Хойру в кулаке: они замыслили восстать против Зензириты и добиться независимости. Естественно, из этого ничего не вышло. Армия королевы быстренько разобралась с бунтарями и их наемниками, а двадцать оставшихся в живых скотокрадов публично четвертовали на главной площади. Вполне предсказуемый конец истории, а вот эпилог у нее парадоксален.

Через двенадцать лет после этих событий Зензирита умерла, и ее империя стала разваливаться как карточный домик. Хойра обрела-таки независимость, и вот тут-то горожане вспомнили о скотокрадах. Для начала вчерашних заговорщиков и бандитов всем скопом объявили народными героями (хорошо хоть не канонизировали, хотя предложения высказывались), сложившими головы в борьбе с тираном. Потом на центральной площади вырос чудовищный (по высоте, массивности и восприятию) чугунный памятник работы сумасшедшего скульптора Церри Телли «Мужество непокорных», состоящий сплошь из разрозненных и причудливо сплетенных частей тел казненных бутыррцев. И, наконец, улица, на которой когда-то жили скотокрады, стала носить их имя. Разумеется, официально она именовалась «Улицей имени тридцати шести спасителей Отечества», но я в жизни не слышал, чтобы хоть кто-нибудь произносил это название. Народ все равно не обманешь!

С тех пор прошло немало лет. История о скотокрадах поросла быльем и превратилась в очередную местную легенду, в которой на слово правды приходится три вымысла. Памятник Церри Телли, к радости всех имеющих хоть какой-то художественный вкус, переплавили на новые ворота. Дошел черед и до пресловутой улицы. Во-первых, официальное название официально заменили на народное. Во-вторых, как-то сама собой получилось, что улица превратилась в штаб-квартиру новых хозяев города и заполнилась борделями, притонами, кабаками, лавками менял, ростовщиков и подпольными революционными кружками. И, в-третьих, вследствие этого получила у блюстителей порядка прозвище «Черная улица».

Но я по-прежнему не понимал, причем тут рыжий гном Фи… Что-о-о-о?!! Фил Красный Нос?!!

— Глори, детка, — вкрадчиво произнес я, — ты меня очень расстраиваешь.

— С чего бы это? — воинственно вскинула голову девушка.

— А с того. Порядочным девушкам нельзя общаться с людьми типа Красного Носа.

Маленькая принцесса показала мне язык:

— А он и не человек!

— Все равно нельзя. И не придирайся к словам, красавица.

— А вот и буду! — упрямство этой особы, когда на нее находит, не поддается описанию. Но я тоже могу при случае упереться рогом.

— Взгляни на меня. Я — большой, сильный и ловкий мужчина. И на поясе у меня тяжелый длинный меч. Кроме того, в определенных кругах этого города за мной закрепилась весьма специфическая репутация. Как ты думаешь, почему я, при всем при этом, совсем недавно общался с Филом при посредничестве Капитана?

— Откуда я знаю?

— Так я тебе объясню. Потому что Фил Красный Нос — одно из самых порочных и опасных существ по эту сторону океана. Скажу более — в этом городе он если и не бог, то, по крайней мере, божок. Очень злой, капризный и жестокий божок. Теперь ты понимаешь, что твоя затея была сущим безумием?

— Как видишь, кое-что из этой затеи все-таки вышло!

М-да, против такого аргумента, как мешок золота, как говорится, не попрешь.

Положение спас Бон. Чувствуя, что мы довольно близки к ссоре, он демонстративно прокашлялся:

— Кстати, прелестная гроза красноносых ростовщиков. Я, тугодум, так и не уразумел, каким образом в эту историю затесалась твоя ограбленная родственница?

Вышеупомянутая гроза тут же купилась на эту простую уловку. Я еще раз подивился странности женщин: их можно колошматить головой о стену и не добиться ни слова, но стоит только намекнуть на заинтересованность и признать свое бессилие, как они сами все выложат.

— Ну, значит так. Когда я отправлялась на поиски папы, то кроме энной суммы денег прихватила с собой шкатулку с фамильными драгоценностями: комплектом из колье, серег и браслетов. Он был изготовлен лучшими мастерами ювелирной фирмы «Яйца Фаберже» и принадлежал той самой пра-пра-прабабушке, а после ее смерти передавался в нашей семье по женской линии на протяжении шести поколений.

— Пока, наконец, представительница седьмого не заложила их гному-прощелыге, который, естественно, ее бессовестно надул!

Теперь высунутого языка удостоился Бон.

Даже не одобряя весьма и весьма безрассудный поступок девушки, я не смог скрыть восхищения ее смелостью и выдержкой. Всем (кроме Глори, разумеется) было известно, что Красный Нос время от времени работает наводчиком для банды Кривого Чаппы — маркиза-бастарда и одного из главных шишек в местном преступном мире. Схема проста до идиотизма: когда человек, получивший большие деньги под залог драгоценностей или недвижимости, уходит от Фила, за ним следит шустрый паренек. А пару-тройку дней спустя на счастливчика нападают в темном переулке или вскрывают его дом. Чаппа получает деньги, а Фил (которого, разумеется, ни в чем не обвинишь) заложенные ценности. Да и вообще, появиться без охраны на Черной улице со шкатулкой, стоящей вот такого мешка золота, а потом с оным мешком благополучно добраться до гостиницы, это, скажу я вам… Хотя чего я, собственно, еще ожидал?..

— Позвольте, господа, напомнить вам мой вопрос…

Насколько мне известно, любая организация, которая мало-мальски себя уважает, имеет специальное место для официальных сборов, встреч с клиентами и заключений сделок. Естественно, столь серьезная и процветающая контора, как Добровольная Суверенная Ассоциация Адептов Фортуны, для краткости именуемая ДОСААФ, не являлась исключением. Штаб-квартирой Ассоциации в Хойре являлась таверна «Единорог и девственница», расположившаяся на стыке Черной улицы, Проспекта Розовых Свечей и Аллеи Северо-Восточных Богов.

Поскольку и я, и Бон уже бывали в этом славном заведении, найти его не составило особого труда.

— М-да, — протянула Глори, критически рассматривая большую вывеску, на которой девушка клала голову на колени лежащему единорогу. Благородное животное было ядовито-зеленого цвета и выглядело так, будто ему предварительно переломали все кости, а оскалу девственницы позавидовал бы и ежик-людоед. Бон перехватил взгляд нашей принцессы:

— Впечатляет, правда? Между прочем, последний шедевр великого живописца Близи, Магистра Абстракции и Деструкции. Он написал эту вывеску по специальному заказу за сто семьдесят роблоров. Правда, на следующий день погиб от ножа члена Ассоциации.

— Но зачем тогда ему заплатили? — изумилась Глори.

Я пожал плечами:

— Сначала Ассоциация заказала Близи вывеску, а потом кто-то заказал Ассоциации самого Близи. Вторая сделка не отменяла условий первой. Это называется «закон чести».

На первый взгляд таверна напоминала пограничный форт: те же могучие сосновые стены, те же узкие окошки, подозрительно напоминающие бойницы. Для полноты картины из двери и в дверь постоянно тек ручеек небритых мужчин и сверхэнергичных женщин, от которых за версту несло свободой, честью, гордостью, оружием и пивом. Геройством, одним словом.

Мы без особых проблем влились в оный ручей и ценой трех роблоров (со стороны Глори), трех вежливых улыбок (со стороны Бона) и трех оттоптанных пальцев на левой ноге (естественно, со стороны меня многострадального) проникли внутрь.

Бон тут же безошибочно выделил из толпы кругленького и румяного мужичка, настолько приветливого и добродушного вида, что язык так и чесался обозвать его «добрым дядюшкой». Каково же было мое удивление, когда оказалось, что толстячка здесь именно так и величают. В его обязанности входило встречать клиентов и, по мере сил, способствовать вербовке членов Ассоциации.

Бон кратко изложил Дядюшке наши пожелания (спасательная экспедиция, максимум три месяца, высококлассные специалисты широкого профиля, умение держать язык за зубами и не задавать лишних вопросов). Тот немедленно просиял:

— Вам исключительно повезло, господа! Как раз сегодня у нас сплошь знаменитости! Примите от Ассоциации по стаканчику легкого белого вина, и прошу!

Я окинул взглядом зал и не увидел ни одного знакомого лица. Или это герои с моего последнего посещения этого места так здорово измельчали? Верно истолковав мой взгляд, Дядюшка начал своеобразную экскурсию по этому «Залу Славы».

— Вот, например, знаменитейшая магесса Мойра Ут-Дрынс, Властительница Самумов и Буранов. Закончила с отличием Чумовую Школу Магии имени Гарри Поттера по специализации «Воздействие на разрушительные стихийные бедствия среднего радиуса действия с непредсказуемыми последствиями». Пять лет занимала пост придворного чародея Райвэлла, и вот уже дюжину лет является членом Ассоциации. На ее счету две выигранные войны и одна, сведенная к ничьей.

Любопытно. Несомненно, костлявая дама в платье цвета увядающей розы, по которой проехало колесо телеги, испачканное навозом, чего-то и стоит. Но только не там, где, по нашим прикидкам, до ближайшей пустыни четыре сотни миль, а в самую суровую зиму не выпадает и пары снежинок. Да еще и «с непредсказуемыми последствиями».

— Чуть дальше и правее сидит Карлик Дуболоб, — продолжал Дядюшка. Известен по всему побережью. Непревзойденный рубака. Разбивает кулаком череп взрослого мужчины, с одного удара способен отсечь голову боевому драконозавру. Ветеран семнадцати кампаний, имеет навыки телохранителя и следопыта.

— Выглядит весьма внушительно, — признала Глори, исподтишка разглядывая Карлика, в роду которого, как мне кажется, затесалась парочка хримтурсов. Но у такого прославленного бойца, вероятно, немалые гонорары?

— Да плевать ему на деньги. Плату он берет огненной настойкой. Кстати, она же и превращает его в непобедимого берсерка, а в трезвом виде с ним сладит пятилетний ребенок — до того он человеколюбив и застенчив.

Судя по количеству стоящих перед Дуболбом пустых кружек, парень только-только стал входить в боевое состояние. Сейчас с ним мог бы справиться ребенок лет эдак тридцати. Если этот ребенок не я, разумеется…

— Не пойдет, — твердо покачала головой девушка. — Мы не можем себе позволить брать с собой столько настойки. Кто-нибудь еще?

Толстячок назвал еще три кандидатуры, которые мы, к сожалению, также вынуждены были отклонить. Братство Метателей Разящих Молний работало только вместе (сорок человек), Эльзивензийра Друг Народа наотрез отказалась браться за спасение короля-угнетателя (ввиду принадлежности к конфессии коммунов), а третий — особенно прославленный герой с непроизносимым варварским именем, заломил за свои услуги непомерную цену (как сказала Глори, таких денег не водилось в казне Гройдейла и в Эпоху Процветания).

Дядюшка изощренно клял нашу привередливость до тех пор, пока входная дверь едва не слетела с петель, распахнутая могучим ударом. В зал шагнули три здоровенных мужика.

— О-о, вот то, что вам нужно! — просиял Добрый Дядюшка. — Это тройняшки Плато-Генетики. Между прочем, когда-то их предки правили огромной страной.

— Ну, это не такое уж достоинство, — хмыкнула Глори. — Вот например основатель Гройдейла по имени Уг-Вот-С-Такими-Зубами, если верить легендам, голыми руками задушил дракона и съел его сырым.

Интересно, парень после этого не страдал от изжоги?

— Как? Гройдейл основали не…

— Нет. Не разведчики королевы Зензириты Салийской, — гордо ответила девушка. — Сначала на этих землях поселились гномы, а потом пришел Уг со своим племенем и… убедил бородатых отселиться подальше к северу.

— Как интересно! Впрочем, мы отвлеклись… Разумеется, братья прославились не только происхождением. Опытные воины, выносливые, начисто лишенные тщеславия и жадные настолько, что берутся за любую работу, не торгуясь. Кроме того, это самые знаменитые мышколовы, мышкодавы и мышкодеры в округе.

Мое уважение к тройняшкам резко возросло. Видите ли, архимыши двухметровые плотоядные зверюшки, любимое развлечение которых — садистски издеваться над тигропардами. Дюжину лет назад редкие смельчаки охотились на них исключительно ради густого и красивого меха да гарантированной дозы адреналина. А потом оргейлский вивисектор Павлофф открыл, что вытяжка из полового секрета взрослой архимыши обладает чудодейственным омолаживающим эффектом. Только вот добыть исходное сырье для «Павлоффки», как прозвали эликсир молодости, можно только прикончив окаянную тварь. Которая, само собой, добровольно подставлять горло под нож не желает. Так что опытного мышколова сейчас найти совсем не просто, а уж трое мышколовов, да к тому же мышкодавов и мышкодеров — это вообще уникум.

— Очень хорошо, — кивнул я. — Мы с друзьями пока присядем вон за тот столик, а вы…

— Понял. Уже лечу!

Дядюшка, ловко лавируя между столами, стульями и телами героев разной степени трезвости, приблизился к Плато-Генетикам и что-то коротко бросил, кивнув в нашу сторону. Все трое синхронно кивнули и затопали к нам, разбрасывая как кегли тех, кто не успел вовремя убраться с дороги.

М-да, красотой братья не отличались. Даже если не брать в расчет многочисленные шрамы, было сильно похоже, что сразу после рождения тройняшек по очереди с размаху приложили лицом о стену. Кроме того, все трое были очень волосаты и еще более — немыты. Глори даже наморщила носик, но я предупреждающе покачал головой.

— Нам сказали, что у вас есть работа, — пробасил один из Плато-Генетиков.

— Точно. Прилично оплачиваемая работа для сильных и умелых людей.

— За это не беспокойся. Я — Плагго, а это Плугго и Плаггт…

Кто бы ни давал братьям имена, оригинальностью он не отличался.

— …но обычно нас называют Трое Из Леса, Не Считая Собаки.

— Очень приятно, — жизнерадостно прощебетала Глори прежде, чем я успел открыть рот. — А где ваша собака?

— Не «собака», а «Собака», — нахмурился Плагго (или Плаггт). — Собака в лесу охраняет дом, пока нас нет. Именно поэтому я и сказал «не считая». Уши прочисть, бестолочь! И рот не разевай, когда мужики говорят!

И вновь я не успел ничего сделать. Пощечина получилась звонкая.

— Это твоя? — три пары глаз под непролазной тайгой черных бровей уставились на меня.

— Э-э?..

— Девка твоя?

— Ну, вообще-то…

— Мы девок не бьем, так? Но она нас обидела, так? А если она — твоя, то тебя мы и побьем!

Восхищенный этим образчиком первобытной логики, я уже собирался восторженно подтвердить: «Так!» — но тут кулак Плагго (или Плугго) врезался мне в челюсть. Если бы я стоял, то ничего бы не случилось, но любой стул имеет подлую особенность падать, когда вы слишком отклоняетесь назад. Тройняшки заржали.

Я поднялся и вдарил в ответ. Плаггт (или Плагго) отлетел шагов на пять. Когда он пролетал мимо Бона, тот невзначай поставил ему подножку. Мышкодав всей своей тушей плюхнулся на колени Эльзивензийре. Та завизжала и, не разобравшись, метнула свой кубок в голову прославленного варвара. Варвар взревел, вскочил и дал в ухо одному из Братства Метателей Разящих Молний. Достойный магик растянулся на полу и, даже не встав на ноги, фуганул молнией «куда бог пошлет». Бог послал по самой вероятной траектории — в люстру под потолком. Люстра рухнула, придавив уже дошедшего до нужной боевой кондиции Дуболоба. Зал погрузился во мрак, звон, треск и мат.

Я так и не понял, как вырвался из таверны, раздавая направо и налево полновесные пинки, при этом стараясь не выронить зажатую подмышкой Глорианну. При этом девушка вырывалась и издавала кровожадные вопли. Слегка помятый Бон, катапультированный кем-то через пролом, возникший на месте окна, при виде нас вздохнул:

— Похоже, придется-таки отправляться втроем.

Немного подумав, он философски заключил:

— Зато деньги сэкономили.

Глава VIII В которой рассказывается о том, как меня и Глори сначала проиграли, а потом выиграли обратно

Немногочисленные и кривоватые, словно спроектированные нетрезвым архитектором, улочки. Ужасно занятые непонятно чем жители. Толстая бабка, торгующая у ворот подсолнухами. Зевающий стражник у входа в мэрию. Рядом так же старательно зевающая пегая дворняжка.

Вдалеке — глыба серого и до безобразия угловатого замка, над главной башне которого даже не полощется — так, лениво покачивается в раскаленном воздухе знамя. Синее, с двумя серебряными игральными костями. А кроме того застиранное, измятое и многократно чиненное. Прошу любить и жаловать: достославный град Геймс.

Предупреждая очередной ехидный вопрос Глорианны, я честно признался, что тут еще не бывал. Хотя, по-моему, подобные городишки все одинаковые: немноголюдные, самодостаточные и не слишком жалующие чужаков. Таких, как мы, например. С другой стороны, мы люди мирные, да и не надолго. Передохнем вот, поспим ночку на нормальной постели, и — айда дальше.

Мы медленно ехали по главной улице. Даже лениво труся, наши драконозавры поднимали клубы пыли. В очередной раз чихнув, я не выдержал и сплюнул в сердцах:

— Что же они тут, не могут дорогу вымостить?!

— А она, в смысле — мостовая-то, была, — лениво отозвался Бон, изящно промакивая лоб батистовым платочком с вышитым сердечком и фразой «Бону от Боннии». — От городских ворот до самого Геймс-Холла. И не какая-нибудь, а из дорогого желтого кирпича.

— Ну, и куда она делась? Ветром сдуло?

Парень зевнул:

— Не-а. Ее старый граф того… проиграл.

— Как это: «проиграл»? — не поняла Глори.

— Обыкновенно. В крак.

— Так-так, в крак, стало быть?

Я изо всех сил делал вид, что правитель, играющий в карты на мостовую своего города — вполне заурядная история. Хотя получалось с трудом. С другой стороны, Глорианна даже не пыталась притворяться.

— Чушь какая-то! — фыркнула она. — Сейчас он еще скажет, что играл этот граф с хримтурсом.

Бон тяжело вздохнул и вновь вытер пот со лба.

— Хорошо, если вы так настаиваете, не скажу. Хотя так оно и было.

Мы вытаращились на него и хором протянули:

— Чего-о-о?

Извиняюще пожав плечами, Бон направил Забияку к двухэтажному дому с вывеской «Приют счастливчика. Стол и постель».

— За обедом расскажу. Кстати, кормят тут вполне прилично.

— Ага, значит ты тут уже бывал, — утверждающе протянула девушка.

— Ну, можно сказать и так.

Игрок спешился и, захлестнув повод Забияки вокруг столба, направился в «Приют». На пороге он обернулся и нехотя бросил:

— Я здесь родился.

«Приют» оказался весьма милым местечком. Стойка из полированного дуба, крепкие столы и скамьи, чистая посуда, свежие опилки на полу. В просторном зале было не так уж много народа, большая часть которого увлеченно играла. В кости, карты, «пятачки» и еще в три-четыре не известных мне игры. Когда мы вошли внутрь, Бон уже беседовал со стоящей за стойкой дородной дамой.

— Ой, красавчик, я же тебе человеческим языком говорю: нет у меня мест. С харчами не обижу, и выпить найдется, а вот мест нету. Что-то много вас сегодня, приезжих.

— Ой, тетушка, — в тон ей ухмыльнулся Бон, — да разве ж я приезжий? Тутошний я, геймский, на хуторе у Одноногого Линка родился.

«Тетушка» тоже ухмыльнулась:

— Да ну? Врешь, поди? Тем более, что Линк лет пять как умер, вдова хутор продала — и концы и в воду… Что же мне с вами делать, землячок?..

Глори решительно направилась к стойке, на ходу развязывая мешочек с деньгами, но Бон, не оборачиваясь, погрозил ей пальцем.

— Как это «что», тетушка. Давай-ка сыграем, глядишь — и найдется комнатка, а то и две…

— Ишь ты! — всплеснула руками женщина. — Да ты скорее у меня выиграешь, чем я при такой-то теснотище две комнаты сыщу! Во что играть будем?

Бон задумался, потом решительно швырнул на стойку свою шапочку:

— В фишки!

— Это ты зря, парень, — заявил один из трех мужчин, с интересом прислушивающихся к разговору. — Матушку Бесс в фишки обыграть труднее, чем тигропарда на бегу расцеловать.

— Насчет тигропарда не знаю — не целовался, — весело ответил наш игрок, сноровисто расставляя фишки на трехцветной шестиугольной доске, материализовавшейся из-под стойки, — а там поглядим. Ходи, тетушка.

— Ишь, вежливый какой, — хмыкнула хозяйка. — Не боишься мне так вот сразу право первого хода уступать? Ну, тогда держись, «племянничек»!

Меня пару раз пытались научить играть в полные фишки, но без толку. Уж больно правила мудреные. Какая фишка на каком поле, да сколько их по количеству в настоящий момент, да еще восьмиугольные кости, плюс поправки всякие… Нет, упрощенная версия мне больше по душе. И правила понятные, и поле поменьше, и никаких костей не нужно. Самое же главное, все партии одинаковые, а не то, что в полном варианте: одну можно целый день играть, а другая за десять минут закончится.

Как раз второй расклад все присутствующие могли наблюдать в этот раз. На восьмом ходу Бон сначала пригорюнился, вызвав у зрителей довольные ухмылки, потом вдруг передвинул на три клетки вперед сразу четыре свои фишки и развел руками:

— Ты уж прости, тетушка…

Зал потонул в восхищенных криках, свисте и аплодисментах. Почти каждый посетитель счел своим долгом угостить победителя, а заодно с ним — и нас с Глори, или, по крайней мере, хлопнуть его по плечу, пожать руку и так далее. Второе, к счастью, на нас не распространялось.

Больше всех восхищалась Боном его соперница.

— Что за парень! — восклицала она, награждая соперника очередным полновесным поцелуем. — На восьмом ходу, а! Меня! Да такого и правда не грех в племянники записать! Сразу видно — наша кровь, геймская!

Радуясь вместе со всеми, я почему-то обратил внимание на то, как какой-то длинноносый человек за крайним справа столиком вежливо, но не с жаром, как все прочие, поаплодировал Бону, мазнул взглядом по нам с Глори и выскользнул за дверь, оставив на столе практически нетронутую кружку…

Само собой разумеется, комната для нас нашлась. Одна, зато большая и с отдельной кроватью для каждого. Красота!

Пока парень раскланивался с земляками, под предлогом голода вежливо отказываясь сыграть еще и с сожалением отклоняя приглашения «послезавтра на пироги» и «на той неделе на свадьбу», мы изучили меню и сделали заказы. Причем, не вняв предложению Матушки Бесс накормить нас бесплатно, расплатились, приняв-таки дармовой эль для нас с Боном и апельсиновый сок для Глори.

Наконец, взбудораженные посетители «Приюта» немного угомонились, вернулись к недопитым кружкам и недоигранным партиям, и мы смогли воздать должное весьма и весьма приличной стряпне.

— И что, у вас тут все такие? — спросила у Бона Глори, принимаясь за яблочный пудинг.

— Ну, вообще-то в фишки мы с пяти лет играть начинаем.

— Да нет, я не о том. Что, все в Геймсе такие заядлые игроки?

Парень прожевал свой кусок и положил на тарелку еще один.

— Знаешь, вообще-то есть одна древняя легенда. Говорят, что в те времена, когда на землю еще частенько боги спускались, один из них Ссуф-Игрок, — в ненастную ночь постучался в дом к некому Лью Геймсу. Пусти, дескать, хозяин на ночлег. А Лью этот азартен был просто до умопомрачения и игру пуще жизни любил. Настолько, что себя так прямо и величал: Лью-Игрок, хоть соседи и посмеивались: «Смотри, возгордишься сверх меры — Ссуф пожалует».

Ну, так вот, Лью Ссуфу в ответ: «Пущу, но только с уговором. Сыграем с тобой во что хочешь. Выиграешь — так и быть, оставайся, а нет — не обессудь». «Ладно, — отвечает Ссуф, — играем в фишки». А сам, хитрец, руки потирает, ведь фишки-то он самолично и придумал. Сели играть и, разумеется, Лью проиграл. «Давай, — говорит, — еще раз!» — «А на что играем?» — «На золотой!» — «Изволь».

В общем, какой тут ужин, какой сон! Играли человек с богом ночь напролет. Проиграл Лью-Игрок все свои деньги, скот, дом, а все не унимается: «Еще играем!» Ссуф усмехается: «А на что же ты играть собрался? На штаны последние?». «На себя! — кричит Лью. — На себя играю! Кто бы ты ни был, но если выиграешь и в этот раз — и я, и все мои потомки, коли боги детей пошлют, будем твоими рабами навечно!»

— Проиграл? — улыбнулась Глори.

— Проиграл. Посмотрел на него Ссуф и говорит: «Ну что ж, Лью-Игрок, уговор дороже денег. Как ты сказал — так пусть и будет». И исчез. Вот этот-то Лью и был родоначальником рода графов Геймсов. И люди говорят: чем дальше, тем больше страсть к игре у его потомков. Один жену в кости проиграл, другой — титул графский…

— А третий мостовую? — напомнил я.

— Ага, это еще лет сорок назад было, — оживился Бон, безумно любящий рассказывать всякие небылицы. — Заказал граф Ундо Геймс у заезжих гномов три дюжины телег желтого кирпича с доставкой — мостовую ладить. Заказать-то заказал, да вот незадача: на полдороги между Княжеством и дорогой на Геймс пропасть. Через пропасть — перекидной мост. А у моста, в крохотном домишке, спокон веков тролль Гэл живет, который мост и подъемный механизм в порядке содержит, но за это со всех проезжающих налог берет — по два роблора за телегу. Ну, вы гномов знаете, им проще с куском собственной шкуры расстаться, чем с монетой, а тут больше полусотни выходит. Ну и решили они Гэла охмурить. Подсунули ему «ведьмино серебро», кирпич графу доставили, получили, что причитается — и обратно, рады-радешеньки. А Гэл как-то ночью решил деньги посчитать, упал на гномьи монеты лунный свет — они и растаяли. Смекнул тогда тролль, что ему всучили, заблокировал лебедку у моста и потопал в Геймс возмещения требовать. К тому времени работники аккурат последнюю телегу кирпича домостили. Ундо тролля выслушал, но денег платить не стал. Не я, говорит, тебя обманул, с гномов и спрашивай. Кирпич тот, может быть, я бы тебе и отдал, только и кирпича у меня давно нету, вон он, у тебя под ногами. Посмеяться, короче, решил.

Тогда Гэл и говорит: «Хорошо, Ундо Геймс, коли добром не отдашь, так давай хоть сыграем». Услышал граф заветное слово и аж затрясся. Шутка ли сам Гэл-тролль, который еще прапрадеда его помнит, ему сыграть предлагает. А Гэл еще подначивает: «Или испугался? Выиграешь — сто лет от тебя и к тебе через мой мост беспошлинно ездить, а проиграешь — сам свою дорогу разберешь, на телеги нагрузишь и ко мне доставишь».

— Проиграл? — на этот раз Глори открыто смеялась.

— Как видите.

— Это что же получается, — пришло на ум мне, — в Геймсе все родственники графа?

— Нет, конечно. Но только кто с Геймсами долго рядом живет, на того, как говорится, «дух Ссуфа» нисходит.

Закончив трапезу, Бон отпросился проведать знакомых, а Глори изъявила желание пройтись по лавкам. Естественно, не взяв меня с собой под предлогом того, что нужно отнести в нашу комнату вещи, договориться с Матушкой Бесс о стойле для драконозавров и расспросить о дороге в Рохет. Я немного поартачился, но в конце концов позволил себя уговорить. И правда, что может случиться с девушкой в таком маленьком городке?

Четыре часа спустя этот вопрос вновь встал передо мной. Уже вернулся Бон, вечерело, а от нашей принцессы — ни слуху ни духу. Кляня себя последними словами, я уже собрался было на поиски, но тут в нашу дверь постучали. С радостным: «Ну, наконец-то!» — мы наперегонки кинулись открывать. На пороге стоял тот самый носатый тип, привлекший мое внимание в зале. Он поклонился нам обоим (Бону — куда ниже), и прогнусавил:

— Его Светлость граф Чудилло Геймс и очаровательная леди Глорианна нижайше просят вас, господа, посетить Геймс-Холл. И без глупостей, пожалуйста!

Это, разумеется, ко мне. Не забыть бы извиниться перед Матушкой Бесс за вырванную с мясом дверную петлю, если… нет, когда это все закончится…

Внутреннее убранство Геймс-Холла я практически не запомнил. Не до того было, знаете ли. Если этот Чудилло что-нибудь сделал с Глори, то это будет первый разрушенный замок на моей совести!

Граф Геймс оказался сухоньким старичком с торчащей клинышком бородкой и подленькими масляными глазками. Естественно, при входе в его покои нас тщательно обыскали и забрали все, что могло бы служить оружием, но такого я бы прибил простым щелчком по лбу. Если бы не Глори, которой нигде не было видно.

— Добро пожаловать, добро пожаловать в Геймс-Холл, — пропел граф, беспрестанно потирая руки. — Как видите, у нас здесь все весьма скромно, но уютно. Настолько уютно, что леди Глорианна до сих пор раздумывает, не остаться ли ей немного… погостить.

Я непроизвольно дернулся вперед, и два плечистых телохранителя графа тут же оказались за моей спиной с мечами наготове. Старый сморчок замахал руками:

— Спокойнее, спокойнее, господа. Держите себя в руках, пожалуйста.

После этого он подошел к Бону, пальцем приподнял его подбородок и пристально посмотрел парню в глаза.

— А ты ничуть не изменился, мой мальчик.

Я буквально почувствовал, как напрягся наш друг, но все же совладал с собой и выдержал такое обращение, буркнув лишь:

— А вот о вас такого не скажешь.

— Что делать, Родди, годы. Годы без тебя, мой мальчик.

В другое время я бы, наверняка, удивился, но сейчас меня волновало только одно.

— Где Глорианна? — как можно спокойнее спросил я, прикидывая, сумею ли в случае чего дотянуться до графа после того, как в меня воткнут два раза по полметра острого железа.

Старый мерзавец закудахтал:

— О, здесь, поблизости. Отдыхает, как говорится, со всеми удобствами. И сколько она еще будет отдыхать, напрямую зависит от тебя, Родди.

Бон — или все-таки Родди? — облизнул губы:

— Неужели?

— Конечно. Я не хочу ничего, кроме воссоединения разрушенной семьи. И, что бы ты не думал, в Геймс-Холле ты не пленник, а мой дорогой гость. Если хозяин тебе уже успел надоесть, можешь хоть сейчас развернуться и отправиться на все четыре стороны. Конечно, это разобьет мое старое больное сердце, но что делать?.. Вольную… кхе-кхе… птичку в клетке не удержишь.

Глаза Бона сверкнули:

— Значит, мы можем идти?

Граф залился смешком и погрозил ему пальцем:

— О нет, мой хороший. Не «мы», а ты. Один.

— А мои друзья?

— Останутся здесь. С тех пор, как ты покинул отчий дом, мне так одиноко. Знаешь ведь, что жизнь у нас вялая, скучная, поговорить не с кем. Надеюсь, эти молодые люди надоедят мне очень и очень не скоро.

Чтоб мне сгореть, если парень всерьез не размышлял над своим ответом. Но в конце концов он все же решительно покачал головой:

— Не пойдет. Все или никто.

— Браво, браво, браво! — театрально зааплодировал Чудилло. — Такая преданность друзьям делает тебе честь. Но пойми и меня — просто так я вас всех не отпущу. Что же нам делать?

Приставив палец ко лбу, он погрузился в притворные раздумья.

— Придумал! Не сыграть ли нам, мой мальчик? — и он широким жестом указал в глубь комнаты, где на столике, покрытом непременным зеленым сукном, лежали всевозможные игровые аксессуары.

— Я уже слышал о твоей блистательной партии с Матушкой Бесс, дорогой Родди, поэтому в фишки мы играть не будем. Что же тогда? Я думаю, на первый раз — кости. И ставка — свобода леди Глорианны.

Я вновь рванулся вперед и тут же почувствовал, как к моей шее прижалось что-то холодное. Что-то вроде лезвия кинжала.

— Ну, так как, Родди? Играем?

Парень еще раз облизнул губы и молча кивнул. Они сели друг напротив друга, по очереди встряхивая стаканчик с костями. По три броска — и герцог залился противным смехом:

— Что, мальчик мой, не везет? Ладно, прелестная леди — моя гостья.

Не знаю, кого мне хотелось прикончить больше, но так или иначе, мертвый я Глори не помощник. Остается только ждать случая.

— Вторым раундом у нас будет «волчок». Ставка — леди против… против этого молодого человека. Идет?

Правил «волчка» я не знал вовсе, но Геймс не замолкал ни на минуту. Целью игры было кручение специального хитрого предмета особенными щелчками пальцев. Главное же было не это.

Бон опять проиграл.

Вас когда-нибудь проигрывали при вас же? Мне вот совершенно не понравилось. Ладно, еще не вечер…

— Отлично, мой мальчик, отлично! Боги, говорят, любят троицу. Третий раз, последний и решающий. Играем в джокер и ставки — выше неба! Свобода для всех вас троих, если выиграешь, слово Геймса! Неплохо, правда? Но если проиграешь — останешься дома, и без моего разрешения шагу не сделаешь. Твое слово, Родди?

По лбу парня скатилась крупная капля пота. Он внимательно посмотрел в водянистые глазки Чудилло и медленно кивнул:

— Слово Геймса! Но у меня еще одно условие.

— Я весь внимание.

— Я приму эту ставку только при одном условии: вы не только отпустите нас троих, но и перепишете свое завещание на кого-нибудь другого. Иначе все остается как есть, а я разворачиваюсь и ухожу.

По-моему я пытался что-то заорать, но один из телохранителей заткнул мне рот.

— Я не ошибся в тебе, мой мальчик! Ах, какой из тебя выйдет чудесный граф!

Чудилло достал из инкрустированного жемчугом и перламутром ящичка новую колоду карт, демонстративно показал ее сначала Бону, потом зачем-то — мне, и сорвал упаковку.

— Сдавай, дорогой.

Ловко и быстро растасовав колоду, Бон дал ему первую карту, вторую себе. Третью — снова графу.

— Еще?

Чудилло вновь издал мерзкий смешок. Как мне хотелось вбить ему его в глотку вместе с зубами!

— Нет, мой хороший, хватит. У меня, — он медленно перевернул первую карту, — десятка, — затем, еще медленнее — вторую, — и еще одна. Десять да десять будет… Кто поможет старому человеку сосчитать?

Бон пожал плечами и перевернул свою карту. Туз.

— Неплохо, совсем неплохо для начала. Ну же, смелее, Родди, мы все тебя ждем!

Парень глубоко вздохнул, закрыл глаза и положил рядом с тузом…

— Не-ееет!!!

— И все-таки, как тебя теперь прикажешь величать? Родди? Кстати, это сокращенное «Родерик»?

Парень поморщился, будто у него случился резкий приступ зубной боли:

— Нет. Роден. А вообще-то я буду вам бесконечно признателен, если вы не станете при мне произносить это имя ближайшие лет двести.

Некоторое время мы ехали молча, но Бон не выдержал первым:

— Да, я его сын! Незаконнорожденный. И, вы будете смеяться, он меня действительно любит. Настолько, что первые пятнадцать лет моей жизни практически не выпускал из замка. Готовил себе преемника, так сказать, поскольку других детей у него нет, а жениться из-за редкой скаредности он так и не удосужился. Разумеется, как только мне исполнилось шестнадцать и я стал совершеннолетним, я дал деру, сменил имя и зажил именно так, как хотел. А он так и не оставил попыток вернуть меня. До сих пор удивляюсь, зачем ему понадобилась вся эта комедия со ставками. Просто запер бы меня где-нибудь, и дело с концом.

— Не скажи, — покачала головой Глори, — тут был тонкий расчет. Тебя запрешь — ты опять рано или поздно сбежишь. Ему нужно было твое слово, и он его получил. Кстати, я еще долго буду на тебя дуться за то, что ты так глупо рисковал нашей свободой. Ведь у него были две десятки — практически беспроигрышный вариант. А если бы ты вытянул что-нибудь другое, а не еще одного туза?

— Обижаете, леди, — возмутился Бон. — Я выигрывал в карты в таких местах, где папочку в две минуты оставили бы без штанов. Подмешать нужным образом того туза было парой пустяков.

Парень взглянул на наши изумленные лица и торжественно добавил:

— Слово Геймса!

Глава IX В которой рассказывается о том, как мы познакомились с невозможным существом и невозможными рыцарскими манерами

С того момента, как мы оставили за спиной родину Бона, прошло девять до ужаса скучных дней. Дороги и бездорожье, чистое поле и редкие деревеньки, комары и мухи… Ей-богу, у меня иногда бывало больше приключений в течение получаса похода за пивом!

Нет, кое-что, конечно, случалось. Ну, например, в один из дней, когда мы проезжали по перелеску, некий наглый тигропард изрядных размеров непонятно с чего решил, что три человека и три драконозавра чудо как хороши для его позднего завтрака. И ладно бы еще он ограничился только умозаключением. Куда там! У зверюшки, естественно, хватило самоуверенности (или не хватило ума?) на то, чтобы попробовать, так ли это на самом деле. Как и следовало ожидать, сие окончилось для нее весьма плачевно.

Бон, который, как оказалось, ужасно ловко управлялся с арканом, мигом накинул милому котенку крепкую петлю на шею. Разумеется, сил тигропарду хватило бы на то, чтобы выдернуть из седла и двоих таких, как наш игрок, но парень тоже был не лыком шит. Он предусмотрительно затянул свободный конец веревки на передней луке седла, а Забияку, да еще с седоком и поклажей на спине, так просто с места не сдвинешь. Так что пока остановленный на половине прыжка тигропард ревел и пытался жестоко искусать воздух, я подобрался сзади и как следует треснул его по затылку, лишив последних, и без того куцых, мозгов.

Вторая история произошла ночью. Мы спали сном праведников, пока прямо у нас под ухом не раздались рев и визг, переполошившие, должно быть, всю живность в округе. Мы вскочили, лихорадочно соображая, кто на кого напал и чем это нам лично грозит. Впрочем, скоро все прояснилось, приняв неожиданно комический оборот. Оказывается, Забияка попытался крутануть амуры с Лакой, за что получил по шее и от нее, и от Изверга. К чести скакуна Бона можно добавить, что урок он усвоил и больше не нарывался; я в душе был страшно горд за своего приятеля.

Но все же было смертельно скучно. Я, разумеется, никогда не стремился самостоятельно искать что-нибудь эдакое на собственное седалище, да и впредь собираюсь придерживаться этого правила, но всему же есть предел! Когда же хоть что-нибудь произойдет, о боги милостивые и не очень?!

Не знаю, есть ли эти самые боги, или нет (лично я пока ни с одним не встречался), но кто-то меня определенно услышал и воздал, как говорится, по запросам. Не понимаете, говорите? А что там понимать-то? На десятое утро со дня исхода из Геймса наша компания вступила под кроны Лохолесья.

Что? Вы там никогда не были? Охотно верю. Лохолесье — такое место, куда туристические караваны уж точно не водят. И правильно делают, кстати говоря. Мне вот хватило одного единственного визита под сии девственные кроны, чтобы раз и навсегда понять — мы с ними не созданы друг для друга. И вовсе не из-за того, что я сноб, как вы, должно быть, подумали. Нет, я решительно ничего не имею против леса… Ну, спасибо, спасибо, очень польщен. Но все равно: ежели лес нормальный, то его Лохолесьем не назовут. Это так же верно, как и то, что моя матушка нарекла своего сыночка Сэдриком!

Вы, небось, думаете: «И чего он нас пугает? Сам-то пока ничего особенного не рассказал, а только ходит вокруг да около…». Это я вас подготавливаю, так сказать. Ну а коли готовы, перехожу к сути.

— М-да… — глубокомысленно протянула Глори, пытаясь рассмотреть хоть какое-то подобие дороги среди деревьев. — Не знаю, как вам, мальчики, а мне почему-то кажется, что это будет неплохой тренировкой перед Спящими Дубравами.

— Верно! — чихнул Бон, отлепляя от носа клочки вездесущей паутины. Между прочем, сэр Андерс Гансен, который, во-первых, составил самый полный на сегодняшний день бестиарий, а во-вторых, пропал во время экспедиции в Спящие Дубравы, говорил почти то же самое. Кстати, он писал, что встретил в самом центре Лохолесья совершенно необыкновенное человекоподобное существо…

— …которое было очень большим и очень волосатым, — с восторгом подхватил я. — Существо это сидело на огромном корявом пне, подперев могучей рукой щеку, точно какой-нибудь король на троне. Именно поэтому поляна с пнем в центре Лохолесья так и зовется с тех пор: Лохотрон. При виде исследователей существо подняло голову и издало протяжный звук «ы-ы-ы», а потом величественно удалилось в чащу. Гансен долго раздумывать не стал, и с присущей ему прямотой нарек его Большим Волосатым Ы!

— Откуда ты только… — больше по привычке начала Глори, но внезапно оборвала фразу и с подозрением посмотрела на меня: — Надеюсь, что ты не станешь утверждать, что участвовал и в экспедиции Гансена? Она, если мне не изменяет память, была лет сорок назад.

— Сорок четыре, — гордо поправил ее я. — Нет, конечно ты права. Просто в детстве моей любимой книгой было его «Великое путешествие за Знанием». Великолепный во всех отношениях, кроме названия, труд. До сих пор помню многие куски наизусть.

Девушка наморщила носик:

— Ладно, Большой Волосатый Ы — это, конечно, превосходно, но я надеюсь, вы не слишком обидитесь на меня, если мы не пойдем его разыскивать.

— Да нет, что ты, — усмехнулся Бон. — Мы просто не забудем этого до конца дней.

Принцесса лучезарно улыбнулась и послала парню воздушный поцелуй. Дать ему в морду, что ли?..

— Это я к чему клоню, Сэд, — продолжала Глори, оторвав меня от кровожадных дум, — твой разлюбезный сэр Андерс в своей книжке описывал только местных чудищ?

— Ну, вообще-то главной целью его был бестиарий… — с некоторой толикой мстительности протянул я. — Но Андерс Гансен не был бы самим собой, если бы не описал подробно весь свой путь. Страницах эдак на пятидесяти, если я ничего не путаю. Кстати, он входил в лес примерно с той же стороны, что и мы.

— Именно это я и надеялась от тебя услышать, — теперь уже теплая улыбка, от которой я неминуемо завилял бы хвостом, коли он у меня был, предназначалась мне и только мне. Нет, жизнь все-таки прекрасна!

— Так вперед!

Я и в первое свое посещение Лохолесья (тешил одного сверхбогатого бездельника, которому не хватало в жизни острых ощущений) понял, почему сэр Андерс получил львиную долю материалов для своего бестиария именно тут. И это несмотря на то, что тогда «поисково-развлекательный» отряд всего два часа ехал по самой кромке, не забираясь в чащу. Сейчас же нам была представлена прекрасная возможность оценить все прелести «заповедной лесной тишины». Не знаю, какой поэт первый применил в своих виршах эту метафору, и слава богам. Не хватало мне еще знать поименно всех идиотов!

Как бы там ни было, а концерт, царящий в Лохолесье, тянул даже не на один бестиарий, а на добрый их пяток. Каждую минуту тут кто-нибудь взрыкивал, вскрикивал, всхрюкивал, храпел, пыхтел, сопел, урчал, мурчал, фырчал, шипел, сипел, свистел, жужжал, зевал, трещал и прочими ста сорока восемью способами нарушал вышеозначенную «заповедную тишину». А в редкие промежутки обязательно падало сгнившее или засохшее дерево, шелестели кусты и травы, а нет — так журчала или чавкала под чьими-то конечностями болотная вода.

К чести моих спутников могу сказать, что они достаточно быстро привыкли к этой лесной разноголосице и даже спорили о том, какое именно существо из описанных Гансеном издало тот или иной звук. Тем не менее, все держали оружие под рукой и были настороже, а я в который раз прокручивал в уме главу о Лохолесье из «Великого путешествия», стараясь максимально сократить дорогу. Не подумайте ничего такого, но ночевать здесь у меня не возникало никакого желания.

Где-то в середине дня я услышал за кустами немного впереди и правее нас приглушенный травой и мхами стук копыт. Там явно передвигалось что-то довольно крупное. И в нашу сторону.

— Может, стрельнуть, а? — Бон выразительно махнул в сторону источника шума легким арбалетом. Ага, не один я, оказывается, такой ушастый!

— Ну уж нет! — отозвался я. — Во-первых, мы не знаем, кто это. Может, просто безобидное животное, а может — что-то, что стрелой из твоей пукалки убить не убьешь, а только разозлишь.

— Во-вторых, может статься, что это вообще не животное, а просто честный путник, заплутавший в лесу, — подхватила Глори.

Бон весьма скептически высказался по поводу того, что в Лохолесье одновременно может быть больше трех заплутавших честных путников, но оружие все-таки опустил.

Бздям-мм-м!

Мне показалось, что я сначала увидел, как в полуметре над головой парня из ствола бука выросла тяжелая стрела, а уж потом услышал резкий звук.

— Зверюшки, говорите? И честные путники вместе с ними?! — прошипел Бон, вскинув арбалет к плечу.

— Спокойно! — рявкнула Глори и положила руку ему на плечо. — Ты ни в кого не станешь стрелять.

— И кто же мне помешает?!

Я медленно отпустил эфес, развел руки в стороны и поднял их на уровне груди, а потом уже кивнул на дорогу перед нами:

— Например, они.

— Может — прорвемся? — одними губами спросила меня Глори, тоже поднимая руки. Я еще раз взглянул на четыре арбалета, направленные в нашу сторону, и покачал головой. В отличие от изящного оружия Бона, это были тяжеленные воротные уродины, из которых, должно быть, хорошо гвоздить на галопе весящих полтонны рыцарей. Умницы драконозавры, понимающие все еще лучше нас, тоже решили не делать глупостей и остановились. Изверг, разумеется, просительно зыркнул на меня, но я покачал головой еще раз.

— Порядок, мы держим их, сэр! — рявкнул обладатель узловатых конечностей, крепко сжимавших ложе одного из двух наведенных на меня лично орудий убийства.

— Ага! Попались, злодеи!

Кусты раздвинулись, и из них величественно выехало человекообразное существо, закованное в начищенное до блеска железо, верхом на престарелом и порядком облезлом единороге. Бедняге, как мне показалось, было уже трудновато как прежде гордо носить украшенную солидным рогом голову, поэтому он то и дело норовил опустить ее, а заодно — ухватить пучок-другой сочной травы. Всадник неизменно пресекал подобные попытки, натягивая некогда роскошные, а сейчас — вытертые и полинявшие шелковые поводья.

— Не думал, что в Лохолесье и впрямь водятся разбойники, а поди ж ты, заговорил другой арбалетчик, принимая у всадника длиннющую, окованную железными пластинами пику, которую вместо вымпела украшали пышные клочья паутины. Я представил, каково ему было ехать по лесу с подобной заточенной оглоблей, и проникся горячим уважением. К ветерану-единорогу.

— Мы тоже! — весьма вызывающе отозвался Бон, подбоченившись и обращаясь исключительно к металлизированному господину, игнорируя всех прочих. — А посему, сударь, извольте объясниться: по какому праву вы и ваши слуги напали на нас и чуть не убили?!

— Ну, ты уж и скажешь! — не удержавшись, улыбнулся я. — Я так понимаю, что если бы стреляли в тебя, то ты бы сейчас не выступал, а тихо висел, пришпиленный к дереву. По-моему, нас просто вежливо предупреждали.

— У них могла дрогнуть рука! — обвиняюще ткнул пальцем в слегка опешивших стрелков разошедшийся парень. — И вообще, что за манеры?! Ладно бы, мы с тобой путешествовали вдвоем, но так вести себя при даме…

— Даме? Ты сказал «даме»? — раздалось из-под глухого ведрообразного шлема с ощипанным фиолетовым султаном на макушке. Голос, несмотря на приданную ему металлом гулкость, показался мне чуть ли не детским.

Ах, вот в чем дело! В плаще с капюшоном и мужской дорожной одежде, Глори не слишком-то напоминала даму, если не присматриваться, конечно. Узкие и кривовато прорезанные в шлеме смотровые щели не слишком подходили для пристального рассматривания, но незнакомец решил попытаться. И, похоже, у него получилось. Единорог, почувствовав, что господину наконец-то не до него, благодарно вздохнул и уткнулся носом в траву.

Наконец, после трех минут сопения и наклонов шлема то в одну сторону, то в другую, девушка не выдержала и царственно сбросила капюшон, а потом еще и слегка тряхнула головой, заставив свои густые волосы водопадом заструиться по спине.

— Его королевское Высочество Глорианна Теодора Нахаль-Церберская, принцесса Гройдейлская! — тоном церемониймейстера со стажем провозгласил Бон.

Над полянкой повисло молчание. Через минуту голос из-под шлема поинтересовался:

— То есть как, действительно принцесса? Настоящая?

Глори как могла негодующе (а могла она еще как!) фыркнула.

— Ура! — тоненько взвизгнул рыцарь, сорвал с головы свое ведро и радостно подбросил его вверх. — Наконец-то!

Мы с удивлением переглянулись. «Наконец-то „что“?» — было написано даже на мордах драконозавров.

Рыцарь небрежно швырнул шлем арбалетчикам (те его, естественно, не поймали; шлем, естественно, упал на землю; крепление султана, естественно, не выдержало) и спешился.

— Позвольте представиться, господа! Шон Ки Дотт, рыцарь. Для друзей просто сэр Шон.

По моим прикидкам, сэру Шону было никак не больше семнадцати лет, даже если не обращать внимания на писклявый голосок, который тянул от силы на тринадцать. Не старила его и физиономия, весьма густо покрытая подростковыми прыщами, а на подбородке — еще и несколькими порезами: парнишка явно пытался избавиться от несуществующей пока бороды тупой бритвой.

Доспехи юного сэра представляли собой набор составляющих по меньшей мере пяти комплектов, безбожно устаревших еще во времена молодости моего дедушки, но, тем не менее, тщательно начищенных и смазанных. Неплохо для музея или украшения парадной комнаты, но совершенно бесполезно в самой пустячной стычке, особенно если меч и боевой топор, притороченные к седлу ветерана-единорога — их сверстники.

Неизвестно почему, юноша решил, что сопровождать «неподражаемо прекрасную девицу, от чьего сладостного дыхания распускаются нежнейшей красоты цветы, чей смех подобен переливам серебряных молоточков дождя на радуге, чьи глаза вечно будут сниться единожды увидевшему их» и так далее, могут лишь «прославленнейшие и известнейшие рыцари, отрицающие сие и не раскрывающие истинных имен лишь из скромности, либо повинуясь высокому рыцарскому обету». Посему нас с Боном нижайше просили упоминать о «недостойном рыцаре Лохолесья» в беседах со всеми великими рыцарями и государями, а особенно — с сэром Бланшмурмуром Гневным, сэром Мебойном Дивная Ступня, сэром Трамтристом Изольдссоном, сэром Бедулотом Болотным и сэром Амрой Аквилон-Киммерийским, поскольку господа эти — цвет рыцарства, образцы добродетели, перлы кротости, экспонаты доблести и светочи куртуазности, без присутствия которых мир давно бы уже погряз в скверне! Мы, разумеется, согласились, причем Бон, от души развлекаясь, хотел уже закатить ответную речь, столь же пышную и глупую, но после первых сорока слов Изверг укусил за хвост Забияку, тот шарахнулся в сторону и угодил в довольно густые заросли крапивы.

Ума не приложу, что случилось с моим приятелем?..

Прослезившийся даже от начала речи, сэр Шон рассыпался в благодарностях, выхватил свой меч, едва не снеся голову ближайшему из арбалетчиков, и принялся выписывать им в воздухе вензеля — «традиционный рыцарский салют». Опасаясь, как бы он и вправду кого не поранил, я поспешил заговорить:

— Ваше имя, сэр Шон, кажется мне знакомым. Скажите, Вайнил Ки Дотт случайно…

— Это мой родной дядя, сэр Сэд! — восторженно взвизгнул юноша. — Ах, я так счастлив, что столь доблестный муж, как вы, слышал о моем родственнике! А может, вы и знакомы с ним?

— Увы, нет, — помотал головой я, старательно скрывая улыбку. О Вайниле я узнал все от того же Гансена. Как я понял, предок Ки Доттов, весьма богатый и известный сочинитель чудовищно длинных, запутанных и слезливых рыцарских романов в стихах, несколько столетий назад рехнулся на почве измены пятой супруги подряд. Несчастный лирик решил, что лучше ему стать затворником среди зверей лесных, чем жить в мире, наполненном ложью и развратом. Сопровождаемый тремя сыновьями и небольшим штатом наиболее преданных слуг, он отправился прямиком в Лохолесье. Здесь Ки Дотт построил небольшой замок на юго-восточной опушке леса, где вскоре и скончался, завещав сыновьям под страхом отчего проклятия и лишения наследства не покидать «сей чудный и живописный уголок» и брать аналогичную клятву со своих наследников.

Вайнил, если мне не изменяет память, был правнуком то ли второго, то ли третьего из этих самых сыновей и унаследовал от пращура склонность к сочинительству. Сэр Андерс, сдуру согласившись на предложение Ки Дотта пару дней погостить и набраться сил перед продолжением путешествия, смог вырваться из замка лишь на восьмой день. С тех пор, по его собственному уверению, для него не было страшнее ругательства, чем «поэт».

— Надеюсь, ваш глубокоуважаемый дядя в добром здравии? поинтересовался Бон.

— Увы, нет. К несчастью, он скончался этой весной. Инфлюэнция. Бедняга был очень рассеян, — это часто случается с талантливыми и неординарными людьми, — поэтому отправился на прогулку, забыв переодеться. Снег еще не сошел, а его домашние туфли и халат были столь тонки…

— Но он же должен был почувствовать холод! — возмутился парень.

Сэр Шон пожал плечами:

— Как раз в тот момент на него снизошло божественного вдохновение, а в подобном состоянии он забывал обо всем. Когда дядюшка вернулся в замок, уже было поздно. Неделя горячки, и… Утешает одно — его последний сонет просто восхитителен. Постойте, как это там…

Не успели мы и рта раскрыть, как Ки Дотт закатил глаза и начал нараспев декламировать, чуть покачиваясь на месте и подвывая:

Не покидай, моя любовь, Меня в чащобе молчаливой, Ведь растревоженная кровь, Как ручеечек говорливый, Искристый, трепетно бурливый Во мне струится вновь и вновь! О, безрассудная любовь! Меня в мальчишку превратила, Меня, как пташечку, пленила, Смешавши быль, и явь, и новь, Как в супе — лук, горох, морковь. О, сколь могуча эта сила! Ведь нет в трескучие морозы Чудесней розы и мимозы!..

На какое-то время мы потеряли дар речи. Лишь Бон одними губами выдохнул: «Кошмар!» Как ни странно, сэр Шон это заметил.

— Кошмар, милорды, кошмар! — отчаянно закивал он. — Кошмар, что дядя ушел от нас так рано, и кошмар, как я прочел это прелестное творение. Быть может, вторая попытка будет…

— Не стоит! — твердо произнесла Глори. — У вас получилось просто чудно. Особенно мне понравилось про морковь…

— Вы правда так считаете? — как ясное солнышко просиял рыцаренок. — У меня эти строки тоже самые любимые. Какая точность сравнения, какая гибкая метафора, какой неожиданный, блистательный переход мысли! Ах, дядюшка, дядюшка, зачем ты покинул этот мир так быстро, так внезапно?!.

— Почему-то мне кажется, сэр Шон, что вы не столь уж удручены смертью вашего родственника, — прищурилась Глори.

— Кто, я?! — попробовал было возмутиться юноша, но, встретившись с глазами девушки, расплылся в улыбке: — Не могу лгать столь очаровательной особе, сударыня. Конечно, я скорбел по старику, поскольку искренне его любил… — сэр Шон покопался в седельной сумке единорога, выудил оттуда чудовищных размеров носовой платок в зелено-оранжевую клетку и промокнул глаза, — ведь он заменил мне отца… Но с другой стороны, своей смертью дядя Вайнил разрушил стены моего узилища.

— Стены чего, простите?

— Я имел в виду, освободил меня от выполнения тягостной обязанности. Не знаю, слышали ли вы об этом, но старший мужчина в роду Ки Доттов перед смертью должен был взять со своего наследника клятву, что тот не покинет надолго замок, покуда сам не обзаведется наследниками. Посудите сами, много ли найдется женщин, добровольно желающих поселиться в Лохолесье? К тому же я, как истинный рыцарь, не имею ничего против дамы сердца, но жена… дети… А поскольку дядюшка умер, не приходя в сознание, никакой клятвы он с меня не взял. И теперь передо мной открыты все пути, я могу распоряжаться собой. Не скрою, как рыцарь я пока недостаточно опытен, но, даю вам слово, милорды, приложу все силы, чтобы помогать всем страждущим и угнетенным.

Шон вытер пот, набежавший, должно быть, от искренности его речи, и обратился ко мне:

— Дозволено ли мне будет, сэр Сэд, поинтересоваться, с какой целью вы находитесь в моих владениях?

Вот интересно-то! И с каких это пор Лохолесье кому-то принадлежит?

— О, лишь проездом, сэр Шон, — влез Бон, хотя его никто не спрашивал. Прежде чем мы с Глори успели его остановить, парень принялся врать напропалую. В частности, мы узнали, что Глори была похищена из отчего дома и совсем недавно томилась в плену у ужасного дракона-людоеда по имени Гнусмумрик, который никак не мог решить, — съесть ли ее или жениться. Мы же с Боном, проезжая через Гройдейл, ни могли не откликнуться на слезные мольбы безутешных родителей. Тридцать и еще три дня колесили мы по горам и долам, выжимая из верных драконозавров пот пополам с кровью, пока не натолкнулись на смрадную пещеру, в которой залег гад. Возле нее и грянул жестокий бой, длившийся без малого четверо суток с перерывами лишь на еду, сон и оправление естественных потребностей. Все наши доспехи расплавились, не выдержав огненного дыхания чудища, но дракон все-таки был повержен. И вот теперь благородные и бескорыстные спасители, не взявшие и медной орлинки из набитой сокровищами пещеры, сопровождают венценосную пленницу под родной кров.

— Ах, как я вам завидую, милорды! — воскликнул юноша, заламывая руки. Признаюсь по секрету: спасти прекрасную, — тут он отвесил Глори поклон, принцессу — мечта всей моей жизни, а уж побороться с драконом… Э-эх! А нельзя ли и мне примкнуть к вашему славному обществу? Уверяю, я не так уж плохо владею мечом и пикой, что же касается моего единорога…

Упомянутый единорог тут же поднял голову и умоляюще взглянул на меня. «Ведь ты этого не сделаешь, правда?» — молили подслеповатые глаза ветерана. Я не имел права обмануть его надежд.

— Сударь! — как можно вычурнее и почтительнее начал я, тщательно подбирая слова. — В другой ситуации я бы первым протянул вам руку и приветствовал, как своего друга и соратника, но…

Тут я запнулся. А действительно, по какой причине можно отшить этого съехавшего на рыцарском этикете бедолагу, не обидев его на всю оставшуюся жизнь? На мое счастье, рыцаренок сам пришел мне на помощь.

— Понимаю, — убитым голосом ответил он. — Вы с сэром Боном дали обет, обязующий вас до конца исполнения этой благородной миссии не прибегать к посторонней помощи.

— Вот именно, — с облегчением подтвердил я и поторопился добавить. Причем наш обет гораздо строже, чем вы думаете. Он запрещает нам не только принимать чью-либо помощь, но и даже спать под кровлей.

На лице юноши отразились одновременно отчаяние и благоговение.

— Я скорблю всем сердцем, милорды! — объявил он. — Едва увидев вас, я решил немедля пригласить столь великолепное собрание к своему скудному очагу, в родовой замок Ки Доттов, но раз такое дело…

— А раз такое дело, сэр Шон, — перебила его Глори лучшим из своих «царственных» голосов, — то я дозволяю вам сопровождать меня до конца ваших владений.

Бон, как раз в этот момент приложившийся к своей фляге, поперхнулся и закашлялся. Да и я был, мягко говоря, удивлен. А посему не нашел ничего лучше, чем терпеливо подождать, пока счастливый донельзя Ки Дотт кончит благодарить и кланяться. Зато уж потом я откашлялся и выдал:

— Ваше высочество, дозволено ли мне будет напомнить вам о том разговоре, кой помешало нам закончить появление доблестного сэра Шона?

Уф, я и не знал, что способен так издеваться над собственным языком! Изверг подозрительно взглянул на меня, и я в первый раз за всю жизнь порадовался, что у него нет человеческих пальцев. Когтем драконозавра, знаете ли, весьма трудно покрутить у виска…

— С радостью, мой добрый рыцарь, — присела в реверансе девушка. Надеюсь, господа простят нас.

Бон и Ки Дотт изобразили полупоклоны, и мы отошли на несколько шагов.

— Ты был так галантен, Сэд, — улыбнулась маленькая негодяйка, не дав мне рта открыть. — Мне очень понравилось. Почему бы тебе не взять эту манеру изъясняться на вооружение в дальнейшем?

— Чего? — глупо спросил я, но потом взял себя в руки и строго прошептал. — Слушай, за каким бесом тебе понадобился этот разряженный петух подросткового возраста?

— Вот и конец изящным манерам. Жаль. Слушай, а ты не ревнуешь?

— Чего?! — похоже, это слово было лейтмотивом сегодняшнего дня. — А серьезно?

— Сама не знаю. Наверное, мне стало жаль бедного мальчика…

— Чего?!! — Нет, словарный запас определенно пора пополнять. А если честно, если бы я давным-давно не дал себе зарок не сквернословить в присутствии дам, то, ей-богу…

— Но, скорее всего, на мое решение повлияло то, что этот милый юноша знает здесь все дорожки и ручейки лучше тебя с твоим Гансеном. Кроме того, под его началом четыре арбалетчика, а это — свежая дичь и освобождение нас троих от обязанностей по разбиению лагеря, сбору топлива, готовке и прочих, не вполне приятных, но необходимых дел.

Выдав все это с задумчивым выражением личика, девушка посмотрела на меня и притворно-печально вопросила:

— Разве я не права? — а потом невинно захлопала глазками.

Могу похвастать: в тот момент я не только не выругался и не опустил челюсть ниже пристойного уровня, но и выдал слово на другую букву:

— А-аа…

Разумеется, совершенно сухих дров в Лохолесье не удастся сыскать и при помощи магии, так что наш костер преизрядно дымил. А надо вам сказать, что у меня чертовски слезятся от дыма глаза. Да и вообще, денек выдался, мягко говоря, так себе. Великолепный сэр Шон вконец замучил нас рыцарской тематикой и велеречивостью. Дошло до того, что даже сверхтерпеливый Бон, который — я был уверен, — получал от трепа с Ки Доттом истинное удовольствие, неожиданно прервал фразу, заявил, что собирается немного поохотиться, и вскочил на Забияку. Появился он только когда уже совсем стемнело, без добычи, но страшно довольный. А вот я его радости совсем не разделял: лишившись главного своего собеседника, рыцаренок принялся за меня. Поскольку Глори, разумеется, «прекрасная дама с многочисленными достоинствами», но я — «благородный воитель», что, с точки зрения Шона, куда престижнее. Делать нечего, пришлось не только слушать, но и рассказывать самому. А любознательный без меры юноша, не удовольствовавшись одной историей спасения принцессы, жаждал услышать обо всех прочих моих подвигах без исключения.

Поначалу я чувствовал себя неуютно, то и дело запинался, но потом решил: «А собственно! Он хочет послушать о драках — пожалуйста!» Уж чего-чего, а этого добра в моей жизни было предостаточно (хотя я, будучи по природе весьма человеколюбивым и покладистым, совсем к тому не стремился). Оставалось лишь немного подкорректировать реальность: увеличить количество моих противников, увешать их самым разнообразным оружием, а некоторых — еще и трансформировать в злых колдунов, драконов и прочих антисоциальных типов. К своей чести могу сказать, что к концу дня так разошелся, что то и дело ловил на себе изумленный взгляд Глори. Зато Ки Дотт был счастлив без меры и раз двадцать сетовал на то, что не унаследовал от своего предка способностей к сложению героических баллад, дабы навеки увековечить в них мое имя.

Какое счастье!

Но это вовсе не значит, что подобное времяпрепровождение меня устраивало. Напротив, когда, уже отужинав и сидя у костра, сэр Шон в очередной раз принялся распинаться на тему того, как же ему хочется поскорее спасти прекрасную принцессу от злобного чудовища, время от времени плотоядно косясь в сторону Глори, я совсем скис. А посему, сославшись на проклятущий дым (что не было такой уж неправдой), отправился немного прогуляться. К тому времени стал накрапывать мелкий и надоедливый как сборщик налогов дождик, а потому я залез в палатку, сгреб первый плащ, попавший под руку, и решительно зашагал в темноту. И, лишь отойдя достаточно далеко, обратил внимание на то, что плащ мне сильно коротковат, еще более узок и вообще слегка пахнет духами. Оказывается, первым под руку подвернулось одно из одеяний Глорианны. Чертыхнувшись, я уже хотел было поворачивать назад, но потом представил себе Ки Дотта с его историями и передумал. В конце концов, девушка некоторое время обойдется тем плащом, в который она закутана в настоящий момент, да к тому же мне хотелось слегка отомстить Бону, так подло оставившему меня днем на растерзание сэра Шона. Невдалеке журчал родничок, рядом с которым оказался прекрасный замшелый камень. С удовольствием усевшись на него, я погрузился в раздумья…

…из которых меня весьма неделикатно вырвало здоровенное нечто, негрубо, но весьма прочно запечатавшее мне рот. Разумеется, я тут же впился в кляп зубами, но в результате получил лишь полный рот густой шерсти. А неведомый агрессор тем временем, все так же лишая меня возможности хотя бы пискнуть, легко приподнял все мое немаленькое тело, взвалил себе на плечо и резво потопал в чащу. Собрав все силы, я отчаянно рванулся и, возможно, даже освободился бы, если бы мой похититель не двигался, а у тропинки не росло здоровенное дерево. Так что последнее, что я помню об этой ночи бесконечные россыпи искр в глазах…

О том, что происходило в первую половину дня после моего похищения (очнулся я ближе к полудню), я расскажу как-нибудь в другой раз, чтобы не портить вам впечатление. Могу сказать лишь, что ближе к вечеру я накормленный и вполне довольный жизнью — играл со своим похитителем в упрощенную версию фишек. Единственное, что мешало мне полностью наслаждаться жизнью — невозможность подать весточку Глори и Бону, которые, скорее всего, не находят себе места от волнения. Мой похититель же наотрез отказывался как опустить меня, так и отправиться к моим друзьям самому. Путем долгих просьб и уговоров мне все-таки удалось добиться соглашения: как только я выиграю, мы вместе найдем ребят, а потом… Что будет потом, я пока не знал. Сначала нужно было выиграть, а это мне не удавалось уже битых три часа. И это притом, что по нормальным (в смысле — не-Геймским) стандартам я считался весьма приличным игроком.

На тридцать восьмой партии я каким-то непостижимым образом сумел добиться некоторого преимущества. Занеся руку с фишкой над доской, я случайно взглянул поверх плеча своего противника и обомлел. Почти скрытая высокой густой травой, в нашу сторону целеустремленно ползла Глори, волоча за собой что-то длинное и весьма массивное. Перехватив мой изумленный взгляд, девушка приложила палец к губам и поползла еще быстрее. Растерявшись, я поставил фишку совсем не на то место, куда первоначально собирался. Мой противник радостно улыбнулся и двинул вперед сразу три своих, а потом развел руками. Угу, я и сам понял, что в очередной раз проиграл. А потому смахнул с доски оставшиеся фишки и принялся расставлять их по-новому, стараясь не поднимать глаза, чтобы не видеть того, что сейчас произойдет. А произошло вот что.

Глори остановилась в паре шагов за спиной моего противника и осторожно поднялась на ноги, держа обеими руками здоровенный сук. Не успел я что-либо сказать, как она одним прыжком сократила расстояние вдвое и с размаха опустила его прямо на беззащитный затылок моего похитителя. Сук с громким треском переломился пополам. Объект нападения медленно обернулся. Посмотрел сначала на девушку, обескураженно сжимающую обломок, потом по сторонам. Поднялся. Сделал два шага. С корнем вырвал из земли молоденькое деревце толщиной с мою руку. Положил его у ног Глори. Улыбнулся. Сел на свое место, повернувшись к девушке спиной. И сделал мне знак: «Ходи!»

Каюсь, в благодарность за героическую попытку моего спасения я мог бы хохотать не так громко, и вполне заслужил неудовольствие нашей принцессы. Но согласитесь, смех — вовсе не повод гонять меня уже упомянутым деревцем добрых минут десять. И вообще, не моя вина, что Большой Волосатый Ы оказался столь галантным кавалером!..

После того как я получил все причитающиеся облизывания и отирания от примчавшегося Изверга, вся наша четверка отправилась к тому месту, где мы вчера разбили лагерь. Картина была, что называется, маслом и сыром: связанные наподобие колбасы и с кляпами во ртах на траве лежали в ряд арбалетчики Ки Дотта, напротив которых со зловещей ухмылкой долго постившегося людоеда сидел Бон и чистил ногти своим самым зловещим кинжалом. Сам сэр Шон был прикручен к дереву, причем шлем его, изрядно помятый, был нахлобучен на рыцарскую голову задом наперед. По бокам от несчастного, исполняя роль почетного караула, устроились Лака и Забияка. Время от времени один из них легонько тыкался носом в ногу юноши, от чего по телу последнего проходила судорога, сопровождающаяся весьма мелодичным перезвоном составных частей лат. Ах да, еще на поляне присутствовал единорог, с блаженным выражением на морде хватавший то пучок сочной травки под ногами, то листок с дерева, то ягоду с куста. Драконозавры, судя по всему, здорово ему завидовали, но находились, что называется, при исполнении.

Пока Бон, даже не удосужившись пожелать мне доброго утра, неделикатно пялился на Ы, тот подошел к привязанному Ки Дотту и, подергав меня за рукав, просительно помычал.

— Чего-чего? — заинтересовалась Глори.

— Просит развязать этого бедолагу, — пояснил я. — За его хорошее поведение ручается.

— Гляди-ка, а вы неплохо друг друга понимаете!

Девушка критически оглядела нас, чуть наклонив голову, и добавила:

— Да и вообще, в вас определенно есть что-то общее.

Пока я размышлял, сказали ли мне комплимент или пытались обидеть, Бон, уже вышедший из ступора, перерезал путы сэра Шона и вопросительно кивнул в сторону арбалетчиков.

— Пусть полежат пока, — махнула рукой принцесса. — За их поведение никто не ручался.

Тем временем рыцарь, с трудом стянув с головы свое ведро, очумело оглядел всю честную компанию, заметил Ы и взвизгнул истеричным фальцетом:

— Узрите чудовище сие, кое разорвет вас на куски, если немедленно не освободите вы моих слуг и…

— Глори, детка, — искренне озабоченно спросил я, — ты его случайно по голове не била?

— Да так, самую малость…

Под наш дружный хохот Ы присел на корточки перед рыцарем, заглянул ему в глаза и неодобрительно покачал головой. Ки Дотт уронил лицо на руки и разрыдался.

…— Мне так хотелось поскорее спасти принцессу, а Вы были столь прекрасны! И тут я вспомнил о своем друге. Как Вы теперь знаете, Большой Волосатый Ы очень дружелюбен и совершенно не соответствует впечатлению, которое может сложиться при его виде. Ваше высочество сами подарили мне свой платок… Я незаметно передал его одному из своих слуг, и приказал под предлогом охоты отлучиться из лагеря и передать Ы, с просьбой похитить его прежнего владельца. Я был уверен, что мой друг не причинит Вам никакого вреда, а с утра я возглавлю спасательную экспедицию и разыграю жестокий бой с чудовищем в присутствии двух достойнейших рыцарей… Но сэр Сэд, по ошибке надев ваш плащ, спутал мне все карты. Понимаете, плащ пах точно так же, как и платок, а мой посланец не описал, как выглядит объект похищения…

Сэр Шон хлюпнул носом и жалобно посмотрел сначала на Глори, а потом на меня. Явно напрашивался на сочувствие. Впрочем, не пожалеть такое чудо было нельзя.

— Пороть вас некому, уважаемый сэр Шон! — с чистым сердцем ответил я, опуская руку ему на плечо. — И мне, к сожалению, некогда.

— Пороть? — глаза юноши заметно округлились. — Но сэр Сэд, уж кому как не вам знать, что для дворянина и рыцаря даже самоубийство предпочтительнее унизительности телесного наказания!

Я, честно, говоря, слышал об этом впервые, но ответить ничего не успел. Ки Дотт шлепнул себя по лбу (сочный звук получился, кстати!) и воскликнул:

— Ну конечно! Я знаю, как искупить свое недостойное поведение! До опушки осталось ехать не больше часа, а как только я вернусь в замок, то немедленно вскрою себе вены. Или выпью яд. Или…

— Еще чего! — возмутилась Глорианна. — Я вам запрещаю!

— Но, леди…

— Нет, я сказала! Осмелюсь вам напомнить, вы сами вручили мне свою жизнь, и распоряжаться ею отныне могу только я.

Да, похоже, для паренька сегодня не самый удачный в жизни день. По крайней мере выглядел он как Изверг, добравшийся до во-от такой кучи еды только для того, чтобы узнать, что доктор прописал ему строгую диету. Правда, Изверг в такой ситуации скорее всего сожрал бы и еду, и доктора, но у сэра Шона для подобного явно не хватало духа.

Глори тем временем остановила Лаку, спрыгнула на землю и скомандовала:

— Спешьтесь, сэр рыцарь!

Только после повтора до юноши дошло, что обращаются непосредственно к нему. А девушка тем временем развлекалась вовсю:

— Преклоните колено! Подайте ваш меч!

Когда все было исполнено, наша принцесса прислонила меч к боку Лаки, покопалась в седельной сумке и достала тоненький шелковый шарфик нежно-голубого цвета. Потом обмотала им голову сэра Шона поверх шлема наподобие восточной чалмы и протянула ему на вытянутых руках меч со словами:

— Сэр Шон Ки Дотт! Я, Глорианна Теодора Нахаль-Церберская, принцесса Гройдейлская, ныне нарекаю вас своим рыцарем и защитником. Вручаю вам мой шарф и меч вместе с обетом: совершить в мою честь не менее трех десятков доблестных деяний. Совершать же их вы должны в одиночку и… — тут девушка покосилась на понуро стоящего единорога, — …пешком! Встаньте, мой рыцарь!

Не слушая восторгов и клятв юноши, я немного подумал и решил: час пути — это я еще выдержу. Но впоследствии — чтоб больше никаких рыцарей!

Глава X В которой рассказывается о том, как мы делили постели, а также о том, что зайцы бывают с бородой

Итак, спустя четырнадцать с половиной дней после выступления из Хойры, нашим глазам предстал самый крупный порт цивилизованного мира по эту сторону океана — Рохет.

Небольшое пояснение, чтобы вы представили, куда мы попали. Говорят, что Рохет так богат, что его пытаются захватить не меньше дюжины раз в год. Я-то сам не считал, но на моей памяти нечто подобное происходило раз пять. Городу сто пятьдесят лет, а его не взяли еще ни разу. Так что, как говорится, делайте выводы.

А если серьезнее, то тут (наплевать, торговый сейчас сезон или нет) всегда пропасть кораблей, капитан любого из которых за соответствующее вознаграждение готов доставить что угодно куда угодно. Опять-таки, делайте выводы.

Через час расспросов и поисков мы уже сидели в «привилегированном питейном заведении только для лиц корабельного командного состава», номинально войдя в оный состав всего за пяток роблоров. Компанию нам составляли: бутылка вина сравнительно приличного качества, тарелка с окороком качества куда худшего и тип, по сравнению с достоинствами которого сомнительность принадлежности окорока к «первосортной свинине» отходила на второй план. Типа звали Джонни К'ров, и он был капитаном двухмачтовой барки. Поскольку он и его команда уже давно прозябала в порту без дела, привлечь внимание этого обладателя густых усов, простуженного голоса и бездонного брюха было совсем не сложно. Сложности появились немного погодя.

— Что?! Вы хотите попасть в Спящие Дубравы?! Ну уж нет! В такие авантюры меня не втянешь! Ни за что!!!

Похоже, в оценке капитанов Рохета я слегка погорячился.

— Но почему? — воскликнули мы в один голос.

К'ров шумно прочистил горло и еще более шумно отхлебнул из кружки.

— Не желаю, чтобы за помощь вам из меня сделали каменную статую и развеяли по ветру!

Та-ак, еще один…

Мы были абсолютно правы. Как оказалось, пресловутый носитель хламиды, жертва лесного кошмара, лишенный братца, чудом спасшийся и так далее опередил нас почти на неделю. На этот раз он изменил себе и отметился аж в трех питейных заведениях сразу. Ну да, город ведь большой, даже Хойре не чета… Причем наш таинственный незнакомец из шкур вон лез, лишь бы его полную трагизма историю услышали как можно больше моряков. Парнишка, похоже, прекрасно знал, что тех хлебом не корми — дай только побояться всласть чего-нибудь таинственного и ужасного. А вспоминая легенду о том, что «хламидоносец» и сам некогда бороздил моря… М-да, как говорится, это было бы смешно, если бы не было так грустно. А еще подозрительно.

Похоже, кто-то сильно не хотел, чтобы чужаки совались в Спящие Дубравы. То ли этот «кто-то» волновался за душевный покой Большого Волосатого Ы (кстати, а есть ли он там на самом деле? И если есть, то похож ли, интересно, на своего Лохолесского родича?), то ли просто не любил гостей.

Стоп! А не в нашей ли компании дело? Ведь мы все-таки ищем пропавшего правителя целого государства. И государства, спешу заметить, на пороге войны. Первая мысль, которая лично мне напрашивалась, снова касалась гномов. Уж не они ли, бородатые, или их наймиты распускают все эти слухи? Нет, в твердости слова Фила Красного Носа я нисколько не сомневался, коли уж за него ручался Капитан. Но Фил — отнюдь не единственный гном на свете. Глори, насколько я понял, не слишком-то афишировала цель, ради которой она покинула родину, но и страшной тайны из нее не делала. Пусть даже недомерки и непричастны к исчезновению старины Лейпольдта, но его возвращение им явно как острый нож по горлу. С другой стороны — чего они тогда медлят? Напали бы давно, пользуясь слабостью и растерянностью врага, лишенного руководителя…

Погруженный в раздумья, я временно выпал из разговора, поэтому принцессе и Бону пришлось уламывать капитана вдвоем. С другой стороны, они в моей помощи не очень-то и нуждались.

— …да за те деньги, которые вы получите…

— …вас же лично никто не заставляет…

— …и как вы считаете, другие капитаны, узнав о вознаграждении…

И все в том же репертуаре. Причем после каждого аргумента Глори с поистине аристократической скукой выкладывала из сумки на стол еще пригоршню золотых монет. К тому моменту, когда по моим прикидкам сумма дошла до сотни, а все прочие «лица корабельного командного состава», не дыша, смотрели на наш столик, К'ров сломался.

— Чего вытаращились?! — рявкнул он на коллег, а потом обратился к нам, изо всех сил пытаясь выглядеть невозмутимым заговорщиком:

— Не слишком ли тут людно, господа? Может быть, нам обсудить наши дела в более спокойном месте?

Тут уже настала моя пора вмешаться. Я смерил капитана презрительно-покровительным взглядом и громко, чтобы было слышно в самых отдаленных уголках таверны, ответил:

— Отнюдь. Вам, как я посмотрю, ни работа, ни деньги не нужны. Так может быть, кто-нибудь из присутствующих…

Этого К'ров вынести не мог.

— Кто не хочет? Я не хочу?! — взревел он, пытаясь обеими руками загородить нас, столик, а главное — деньги. — Я уже давно решил, господа, только вот невежливо как-то сразу соглашаться, вы же меня понимаете…

Бон под столом горячо пожал мне руку, а Глори послала воздушный поцелуй и прошептала: «Умница!» Я здорово смутился и, чтобы хоть как-то это скрыть, заказал всем присутствующим их любимые напитки. Пока моряки громогласно выражали мне свою признательность, девушка добавила:

— И прекрати деньги транжирить, олух!

Вот тебе раз! Как говорится, из костра да в прорубь.

Правда, оказалось, что сломался капитан не до конца. Он сам, похоже, готов был за такие деньги отправляться хоть вплавь и с нами на спине, но команда, по его уверению, слушала истории «хламидоносца» в полном составе. Сказать о том, что они пришлись оной команде не по душе — значит ничего не сказать. Моряки вообще народ суеверный без меры, а когда такое дело…

Я понял, что из нас самым бессовестным образом пытаются вытянуть еще денег. К счастью, понял это не только я.

— Значит так, — Глори встала и начала ссыпать деньги обратно. Еще и еще. До тех пор, пока на столе не осталось дюжина пятироблоровых монет.

— Что вы де…

— Молчать!!!

Ух ты, я и не знал, что принцесса способна так орать!

— Если ты, килька соленая, даже не способен держать язык за зубами…

— Что значит… — запротестовал было тот, тоже пытаясь подняться.

— На место сядь!

Опершись обеими руками в стол, девушка нависла над капитаном, как тень рока. Волны властного презрения и еле сдерживаемой ярости, исходившие от нее, были почти физически ощутимы. К'ров испуганно вжался в стул.

— Мы переплываем внутреннее море. Высаживаемся на берег. Куда мы направляемся потом, касается только нас. Это простая водная прогулка. И платить я намерена за простую водную прогулку. Тебе или кому-то еще. А если до того момента, как мы отчалим, хоть одна живая душа узнает, что мы плывем в… то самое место, мой большой друг очень тебя огорчит!

Я состроил максимально злодейскую мину и с душераздирающим хрустом размял пальцы.

Капитан, кажется, готов был с тоски сжевать собственные усы. Сейчас он явно предпочел бы вообще не получать никаких денег и оказаться от нас как можно дальше. Он затравленно оглянулся, ища в коллегах поддержки. Я поднялся, расправив плечи и заложив пальцы рук за ремень, и тоже обвел моряков взглядом. Тяжелым, как свинец и многообещающим, как похмелье наутро после лихой пьянки. Лица командного корабельного состава дружно уткнулись носами в кружки, тарелки и столешницы. Таверна погрузилась в зловещую тишину. К'ров понял, что он попал.

— Я согласен, — замогильным голосом произнес он.

— Отлично. Тогда подведем итоги. Эй, красотка!

После первой кружки капитан перестал смотреть на нас взглядом узника пыточной камеры. После второй мы с ним помирились. После третьей он, краснея как гимназистка, сделал неуклюжую попытку поцеловать Глори руку. Попытка успехом не увенчалась. Четвертой кружки, несмотря на робкие надежды моряка, не последовало.

Окончательные условия договора были следующими: всю нашу компанию из трех людей и трех животных доставляют в местечко под названием Миклошев Гай, откуда, по прикидкам капитана, до океана «всего» дней десять. Верхом. За все про все мы платили шестьдесят восемь с половиной роблоров, но это включало в себя корм для драконозавров, его закупку и погрузку.

— Договорились! — моряк пожал мне руку и потянулся к деньгам, но Бон быстро прикрыл монеты ладонью.

— Еще один момент. Половину денег вы получаете, как только мы отойдем от берега, а вторую — как только на горизонте покажется упомянутый Гай.

У парня совсем неплохо варила голова, и он сразу смекнул, что уговор уговором, но заплати этому морскому волку сейчас, и искать его придется долго, кропотливо и, скорее всего, безуспешно.

Еще немного помявшись, К'ров вновь стиснул мою ладонь:

— Лады, загружайтесь сегодня, часов в восемь. Судно называется «Любимец волн», его вам в порту всякий укажет. А мне пора: нужно еще собрать команду и распорядиться о корме для ваших зверей.

С тем мы и распрощались.

Действительно, найти барку не составило особого труда. Нас уже ждали человек шесть голоногих матросов с повязанными пестрыми косынками головами и рожами висельников. Они споро разместили наш багаж, а драконозавров, не обращая внимания на их протесты, поместили в сооруженное для них в трюме стойло. К'ров получил обещанную половину денег, дважды их пересчитал, немного поскулил по поводу того, что полроблора вошли в сумму «после», и махнул рукой. «Любимец волн» поднял паруса.

— Кстати, капитан, а почему мы отправляемся на ночь глядя? поинтересовалась Глори.

— Портовая пошлина, — пояснил тот. — Если бы мы подняли якоря утром, то пришлось бы заплатить еще за день. А сейчас простите, у меня дела. Господин Оли покажет вам вашу каюту.

Господином Оли оказался плешивый колченогий старпом, и господином его можно было назвать только с большого перепоя.

— Вы уж простите, но наш «Любимец» не предназначен для перевозки пассажиров, — прогнусавил он. — Так что в вашем распоряжении только наша с капитаном каюта на полубаке. Ваши вещи туда уже перенесли. Приятного вам плаванья!

— Вот тебе раз! Знаю я эти капитанские каюты: полметра в высоту, метр в ширину, и два в длину! — с досадой проворчал я. — Знаешь что, Глори, ты располагайся в ней, а мы уж как-нибудь устроимся в кубрике с командой.

— Где?! — Бон скорчил такую физиономию, будто в рот ему налили изрядную порцию чего-то горького. — Да там же вонь, грязь, теснотища и, на сто процентов, целые полчища клопов, тараканов и невесть еще какой гадости! Я уж лучше устроюсь прямо на палубе… — тут он хитро стрельнул глазами по девушке и, как бы между прочем, добавил:

— Хотя там довольно холодно ночью, да и брызги летят…

— И думать забудь, — тут же попалась на крючок она. — Поместимся как-нибудь все втроем, авось плаванье не кругосветное.

— Кстати, Глори, что-то мне не нравится, что без нашего ведома кто-то переносил вещи, — неожиданно пришло в голову мне. — А если эти самые матросы в них порылись?

Девушка хитро усмехнулась:

— Ну, ничего ценного они бы там все равно не нашли, даже если бы я и дала им такую возможность. А если серьезно, то перед отплытием я упаковала все деньги в два мешочка. Один находится в седельной сумке Лаки, а другой Изверга. Там они сохранятся надежнее, чем в подвалах нашего общего знакомого Фила.

— Пусть меня покусает бешеный волк! Ты что, так-таки никогда ничего не забываешь?

— Ну, я с детства отличалась хорошей памятью и умением планировать на час вперед, — скромно ответила Глори, но в голосе ее чувствовалась некоторая толика гордости.

— Все это конечно замечательно, друзья мои, но у меня актуальный вопрос: как насчет ужина?

Это, естественно, был Бон, хронометр-желудок которого за все время нашего знакомства еще ни разу не дал сбоя.

— Забыла! — неожиданно простонала девушка. Мы вскочили и на перебой стали вспоминать:

— Еду взяли?

— Есть. А запас веревок?

— Самые крепкие. Вот факелы…

— Лично покупал. А как насчет…

— Как же я могла об этом забыть? — посмотрев на наши озабоченные физиономии, девушка вдруг заразительно рассмеялась. — Бедные мои мальчики! В этой суете я совершенно выпустила из головы, что мы так и не поужинали!

Бедные мальчики переглянулись, и только потом, когда до них дошло, каюта потонула во взрыве хохота.

— Да, совсем забыла об ужине, — вытерев набежавшие слезы, подтвердила Глори и, лукаво подмигнув, добавила: — Но только об этом!..

После ужина случился небольшой переполох. Отведенная нам каюта вполне оправдала мрачные предчувствия Бона: в ней с трудом умещались стол, два стула, сундук и две узкие койки. Для третьего старпом притащил съемный матросский гамак. И вот мы с Боном затеяли перепалку, суть которой сводилась к одному: Глори должна лечь на койку, как и один из нас, а другой расположится в гамаке. Каждый пренепременно желал уступить кровать другому. Бон, естественно, из желания пустить нашей спутнице пыль в глаза, а я… вообще-то, кто его знает?

Так бы мы и проспорили всю ночь, но наша малышка после пяти минут споров развела нас в разные стороны и безапелляционным голосом заявила:

— Так, хватит ломать комедию! Я лягу в гамак, а вы, спорщики…

— Но… — полез было Бон, однако Глори прожгла его взглядом, и парень тут же заткнулся. Правда, судя по тому виду, с которым он уселся на койку, можно было подумать, что вместо шерстяного одеяла ее покрывают раскаленные угли.

— Но, послушай… — попытался протестовать и я.

— Точка! — рявкнула девушка и, забравшись в гамак, сладко зевнула: Спокойной ночи, мальчики.

Не успели мы и рта открыть, как она прикрутила фитиль чадившей на столе масляной лампы, и каюта погрузилась во мрак.

Кое-как стащив сапоги и отстегнув меч, я повесил его вместе с уже снятой курткой на спинку кровати. Потом растянулся на своем ложе (естественно, тут же упершись ногами в стенку) и закрыл глаза. Бон уже сладко похрапывал, из гамака не доносилось ни звука, но ко мне сон не шел. Я лежал и думал, думал обо всем на свете. Но больше всего меня занимали Спящие Дубравы, к которым мы неумолимо приближались. Что-то ждет нас там?..

Из раздумий меня вывел шепот:

— Сэд, ты не спишь?

— Гло…

— Тихо. Я… в общем, в этом гамаке так неудобно…

Я и глазом моргнуть не успел, как девушка улеглась рядом со мной (мне пришлось до предела вжаться в стену) и положила голову мне на руку. Так прошло около получаса, наконец, по ровному дыханию я понял, что принцесса уснула. Тогда я аккуратно переложил ее головку со своей порядком затекшей руки на подушку, а сам перебрался в гамак. Спать. И можете считать меня придурком!

Мы были грубо разбужены доносившимися с палубы криками и гвалтом. Наспех одевшись и мало-мальски приведя себя в порядок, наша троица выскочила из каюты. Вся команда кроме рулевого, улюлюкая и жестикулируя, столпилась на полубаке. Из-за спин мне было плохо видно, но по-моему, центром столпотворения был капитан К'ров. В волосатой лапище он сжимал нечто, напоминающее огромную мягкую игрушку, набитую ватой. Оным предметом морской волк время от времени энергично потрясал, вызывая новые приступы оживления в личном составе «Любимца».

Как обычно в таких ситуациях, в качестве тарана наша троица единогласно выбрала меня. Мне, впрочем, тоже было любопытно, так что локтями я работал с удвоенным энтузиазмом. Без особой охоты матросы расступились.

— Что здесь происходит, капитан? — поинтересовалась Глори.

— А, утро доброе, сударыня. Вот, полюбуйтесь-ка, что обнаружили сегодня утром ребята, когда отправились кормить ваших зверюшек!

С этими словами К'ров вновь вскинул руку вверх в преторианском салюте. Эге, я был неправ. Никакая это была не игрушка. Капитан «Любимца» держал за шиворот самого настоящего горного гнома.

Как и полагалось, гном оказался длиннобородым субъектом около метра ростом, облаченным в серо-зеленые одежды и высокий остроконечный колпак-капюшон того же цвета.

— Последний раз спрашиваю, сморчок сушеный: что ты делал в моем трюме?! — от вопля капитана воздух кругом завибрировал, а несчастный пленник закачался взад-вперед, как гигантский маятник.

Гном попытался освободиться от железной хватки и, убедившись, что это невозможно, вздохнул:

— Клянусь мамой, мирно спал, никому не желая вреда.

— Да мне плевать, спал ты или бодрствовал! — неистовствовал К'ров. Как ты там очутился?!

Засмущавшись, бородатый «заяц» потупил глаза:

— Просто так уж случилось, что мне позарез нужно в Миклошев Гай. А другие корабли в ближайшее время туда не идут. Поэтому я тихонько пробрался в трюм, притаился за бочками и сам не заметил, как заснул.

Старпом по лошадиному фыркнул:

— Понимаю. А платить за твой проезд, конечно, будет Фея Снов.

Команда дружно загоготала; не до смеха было только бедному пленнику, который затравленно озирался по сторонам.

— Если бы ваши люди соблаговолили вернуть… — начал он.

— Чиво-о? — скривился капитан.

— Мой мешок! У меня отняли мешок! Отдайте, и я заплачу! Сколько скажите!

— Мешок? Вы видели какой-нибудь мешок, парни?

Разумеется, ответом старпому был новый взрыв свиста и хохота.

— Вот что, кэп, — подал голос один из матросов. — Как я понимаю, денег у этой пародии на человека нет, поэтому предлагаю сбросить его за борт. Какая-никакая, а все же польза будет — акулы закусят. Ставлю недельное жалование, что больше десяти минут он не продержится.

Все остальные поддержали предложение восторженным ревом. Зазвенели монеты, старпом вызвался принимать пари.

— Но капитан, сжальтесь! — взвыл злополучный гном, осознав свою участь. — Позвольте мне отработать свой проезд. Любым способом! До любого населенного пункта!

— Извини, милейший, но мы не планируем остановок по дороге, расхохотался тот и подмигнул матросам, — а шутов у нас и без того хватает. Парни, он ваш!

— Одну минуту, капитан, — я почувствовал, что пришла наша очередь вмешаться.

— Клянусь Рус'алком! Какого… — рявкнул К'ров. Потом он осознал, кто к нему обратился, и поспешил исправиться: — Я весь внимание, сударь.

— Одолжите нам этого гнома на пару слов.

Матросы недовольно зашумели, Глори и Бон недоуменно уставились на меня. Конечно, чисто по-человечески им тоже было жаль бородатого, но рисковать ради него вызвать среди разошедшейся команды бунт… В ответ на невысказанный вопрос я пожал плечами. Сам не знаю, что меня подтолкнуло к такому шагу. Интуиция, так сказать.

Почесав в затылке, К'ров разжал кулак. Гном шлепнулся на палубу. Подняв его на ноги, я многозначительно взглянул на матросов. Неразборчиво бурча под нос ругательства, те неохотно расступились. Мы вчетвером отошли на пару шагов в сторону и присели (гном, ослабев от переживаний, так просто упал) на крышку люка.

— Значит так, — начал я. — На мои вопросы отвечать быстро, честно и кратко. Иначе мы идем завтракать, а ты отправляешься за борт. Усек?

Гном закивал так отчаянно, что я испугался за целость его шеи.

— Зачем тебе в Миклошев Гай?

— По делу.

— Мы есть хотим. И акулы тоже.

— Оттуда я хотел добраться до Парриса.

Мы с Глори многозначительно переглянулись. Нет, таких совпадений просто не бывает!

— Зачем?

— Чтобы нанять корабль.

— Слушай, ты испытываешь мое терпение. А вон та милая девушка вообще родом из Гройдейла.

Гном в немом ужасе уставился на Глори. Та улыбнулась настолько обворожительно, что я понял — он наш.

— Спящие Дубравы… — еле слышно прошептал бородатый.

Так я и думал! Эгей, старина Сэд, да ты провидец! Открыть, что ли, частную лавочку?..

— Господа, вы скоро?

Это, разумеется, К'ров.

— Уже закончили, капитан!

— Вот и славненько! Значит, парни могут его забирать?

Гном побелел, закатил глаза и начал заваливаться на бок. Поддержав его, я обернулся к капитану и улыбнулся:

— Боюсь, что нет.

К'ров побагровел.

— Как понимать ваши слова, сударь?

— А так, уважаемый мореплаватель, — подхватил просекший мою идею Бон: хотя «зайцы», конечно, достойны всяческих порицаний, но у нас с этим гномом обнаружились кое-какие общие дела. Может, акулам кинуть чуток бекона?

По роже капитана было ясно, что из такой мудреной фразы он мало что понял. За спиной же его стали потихоньку собираться матросы со старпомом во главе. И рожи их благостностью отнюдь не отличались. А все наше оружие, как назло, осталось в каюте. Ох, что-то сейчас будет…

Но ничего особенного не случилось. Вперед вышла Глори.

— Господа! — провозгласила она. Потом лучезарно улыбнулась (всем вместе, но каждому явно показалась, что эта улыбка предназначена исключительно ему одному) и добавила: — Друзья!

Девушка выдержала до доли секунды выверенную паузу. Злодейские оскалы приняли малость более человеческий вид.

— Бон, в седельной сумке Лаки мешочек с серебром, — одними губами прошептала Глори, продолжая все так же обворожительно улыбаться. Тот кивнул и сорвался с места.

Тем временем, прокашлявшись и стянув с головы шапку, вперед выступил старпом.

— Дык ведь, милс'дарня… оно бы…

— Да-да, господин Оли? Я вся внимание!

— Мы, собственно… то, есть, конечно… но ставки ведь… вот…

В этот момент подлетел запыхавшийся Бон с глухо позвякивающим мешочком в руках. Взгляды всех присутствующих (кроме меня, девушки и гнома) сконцентрировались на нем. На мешочке, то есть.

— Внимание! — торжественно провозгласила Глори, воздев руку. — Вы все сейчас делали ставки, а господин Оли их принимал. Я права?

Матросы ответили нестройным ревом.

— Отлично. К сожалению, отдать вам этого гнома я не могу… — снова рев и свист, — …но это не значит, что хорошие люди из-за моих дел должны терпеть убытки! Я права?!

Можно было бы и не спрашивать.

— Я рада, что наши взгляды столь близки. И поэтому предлагаю следующее: сейчас вы все будете по одному подходить ко мне. Господин Оли будет называть размер ставки, а я — выдавать ту сумму, которую каждый получил бы в случае выигрыша!

Ух, что тут началось. От недавней неприязни не осталось и следа. Матросы обнимались, кричали девушке «ура», смотрели на нее, как на богиню. Только капитан и старпом были что-то не слишком веселы. Ах да, ведь ни один из них ставок не делал. Разумеется, Глори тут же нашлась:

— Еще минуту внимания, пожалуйста!

Тут же наступила гробовая тишина. Теперь она могла вить веревки из этой банды обезьян!

— Мне кажется, что было бы несправедливым, чтобы многоуважаемый старший помощник Оли не получил за свой труд хотя бы маленькой премии. И уж конечно, наш добрый капитан, который милостиво разрешил нам так славно позабавиться, тоже не должен чувствовать себя обделенным.

Девушка запустила руку в мешок. К'ров и Оли тут же очутились рядом, протягивая руки с профессионализмом нищих со стажем. Девушка царственно одарила обоих серебром — первому побольше, второму поменьше. Причем ухитрилась проделать этот так, что ни один не понял, сколько получил другой.

Рожа старпома разом засияла майским солнышком.

— А ну, дар-рр-моеды, становись в очередь! — проревел он. — Кому говорю, заешь вас блохи?! Быстро, быстро! Не заставляйте леди ждать!

Я вытер пот со лба и прислонился к мачте. На этот раз, кажется, пронесло.

Когда отзвенело серебро и довольные матросы разошлись по местам, Оли не удержался и прогнусавил, заискивающе поглядывая на Глори:

— И охота такой милой барышне связываться с гномьем? Ведь в мире ж не найти больших брехунов, подлецов и жуликов.

У услышавшего эти слова гнома возмущение перевесило страх.

— Клевета, гнусная клевета! — завопил он. — Пока я жив, в моем присутствии… Ай! Сейчас же отпусти мою бороду, негодяй!

— И не подумаю, — ухмыльнулся старпом, еще раз дергая гнома за бороду. — А если еще раз пасть откроешь, когда тебя не спрашивают, вообще оторву. Вместе с головой!

Глори мягко, двумя пальчиками, разжала лапу моряка, а потом взяла его под локоть и отвела чуть в сторонку. О чем уж они там шептались — не знаю. Через пару минут рожа старпома растеклась в улыбке. Он свистом подозвал юнгу, что-то ему коротко приказал, паренек белкой нырнул в трюм и вылетел с вещмешком в руках. Оный мешок со всем почтением был преподнесен девушке, которая его милостиво приняла. Старпом удалился, ковыляя с небывалым достоинством. На его небритой физиономии до конца дня застыла придурочно-восторженная гримаса.

— Что ты ему сказала? — поинтересовался Бон, когда девушка вернулась к нам и небрежно проводила мешок в восторженные объятия гнома.

— Правду, только правду и ничего кроме правды. Что я из Гройдейла, где с гномами старые счеты. Что если этот тип не будет паинькой, я верну его назад. Что в его вещах могут оказаться небезынтересные для меня предметы. И что если из мешка пропало что-нибудь кроме денег, то Сэд поймает вора и живьем отдаст Извергу на съедение.

Гном снял колпак и отвесил девушке торжественный поклон:

— Я буду паинькой, честное слово. Вам не придется жалеть об этом, в высшей степени благородном и великодушном, поступка. Отныне и навсегда Римбольд Каменный Кукиш в вашем распоряжении! — торжественно провозгласил он и еще раз поклонился.

— Ладно, старина, прекращай кланяться! Палубу тут все равно ежедневно драят, так что нет никакого смысла еще выметать ее бородой, — дружески хлопнул гнома по плечу Бон и заговорщитски прищурился: — Вместо этого можно пойти в нашу клетушку, выпить, потолковать по душам о том, о сем…

— Трудно спорить со столь благоразумным предложением, — тут же согласился наш новый знакомый, и мы без промедлений отправились в каюту.

Глава XI В которой рассказывается о беде, постигшей князя гномов, а так же о том, что длинный язык может довести до Спящих Дубрав

Пока Бон закрывал дверь, Глорианна шустро выудила бутылку красного из наших запасов «на торжественный случай», а я столь же шустро наполнил им емкости. Правда, кружек у нас было только три, но Римбольд не разочаровал моих представлений о запасливых гномах — помимо всего прочего, в его мешке нашелся прекрасный оловянный кубок.

После хорошего глотка и одобрительного покрякивания наша троица с ожиданием уставилась на нового спутника, так неожиданно преподнесенного нам судьбой. Поняв, чего от него хотят, Римбольд откашлялся и начал свой рассказ:

— Мой род древен и славен настолько, что рядом с ним большинство людских правителей — жалкие простолюдины. Подчеркивать это как-либо просто ни к чему. Достаточно лишь упомянуть, что отец моего отца, Пендан Сварливый, позже получивший из рук первого князя гномов родовое имя Каменный Кукиш, был в числе тех, кто заселил прежде дикий материк, который люди именуют своим.

Чего-то подобного я и ожидал. Можете меня колесовать, если найдется хоть один представитель любой расы, который не будет с пеной у рта спорить о том, что именно с них «все и началось». А гномы, насколько мне известно, дадут в этом отношении сто очков вперед кому угодно.

— Да, именно так оно и было, — с удовольствием повторил Римбольд, поскольку с ним никто не стал спорить. — Из века в век наши народы жили бок о бок. Но если гномы знали почти все о жизни людей, то люди, напротив, совершенно не представляли себе, что мы за народ. Поэтому… — гном сердито тряхнул бородой, — поэтому некоторые из них до сих пор считают так же, как этот воняющий козлом плешивый недоумок, чтоб сгнили его зубы, чтоб язвы покрыли его гнусную шкуру, чтоб мыши и пауки свили гнезда в его ушах…

— Ладно, Римбольд, достаточно, — со смехом прервала не в меру разошедшегося рассказчика Глорианна. — Мы и так прекрасно поняли, что ты имеешь в виду милейшего помощника нашего капитана…

— …чтоб ему лопнуть! — тут же подхватил гном, явно собираясь продолжить список «достоинств» господина Оли. Пришлось мне демонстративно, с хрустом размять пальцы. Смотри-ка, подействовало! Римбольд тут же скромно воззрился на слегка загнутые носки своих башмаков, убив на это весьма достойное занятие минут пять.

Первым не выдержал Бон.

— Кхе-кхе! — громко сказал он и потянулся к бутылке с красным.

— А, что? — тут же спохватился длиннобородый рассказчик, подставляя кубок. — Да, что-то задумался я, тысяча извинений. Так на чем бишь я остановился?

— На весьма нелестных высказываниях в адрес старпома.

Глори чувствительно наступила парню на ногу и, мило улыбаясь, «пояснила»:

— Он хотел сказать, что ты как раз начал говорить о том, что люди плохо знали твой народ.

— Вот именно!

Как мне показалось, Бону ужасно хотелось отмочить что-нибудь эдакое, но девушка тут же продемонстрировала ему свою лучшую улыбку демонессы. Насколько я успел ее узнать, это значило: «Ню-ню, попробуй. Но месть будет страшной…»

Видимо, сам Бон пришел к таким же выводам, но покидать поле боя просто так было ниже его достоинства. «Ладно уж, благодари Матушку-природу, заставившую тебя носить юбку. Будь ты мужчиной…» — отпарировал его взгляд.

«Ты получил бы в зубы!» — сверкнули глаза маленькой принцессы, ставя точку в этих препирательствах. Правда, несколько минут спорщики продолжали смотреть друг на друга, как два тощих волка, стоящих над дохлой вороной.

К счастью, вовремя уяснив причину внезапно наступившей тишины и моего беззвучного хохота, Римбольд вновь подал голос:

— Ну да, точно так. Сказать по правде, мы и сами не больно-то стремились сближаться с кем бы то ни было, особенно с людьми. Не сочтите это за оскорбление, но ведь наши народы и вправду далеко не всегда ладили.

— Это уж точно, — вздохнула Глори. Тот моментально вспомнил, откуда девушка родом, и изрядно перетрусил.

— Да, да, Гройдейл — прискорбнейшая страница в истории наших отношений! — тут же подхватил он. — И хотя мы признаем, что имели место несомненные перегибы…

— С чьей стороны? — тут же ощетинилась принцесса.

Чувствуя, что нам предстоит новый диспут на тему «Кто же изначально был виноват?», я решил вмешаться.

— Слушайте, от этой истории вот уже семь веков смердит, как от годами не снимаемых носков. Может, хватит?

И девушка, и гном посмотрели на меня, как будто я предложил каждому из них продать Родину за медную монетку. А вот Бон поддержал:

— Сэд прав, Римбольд. Кто старое помянет — тому глаз вон.

— Точно. И зубы!

Слава всем богам, что окончание фразы Глори не приняла на свой счет. Однако она все равно продолжала дуться, поэтому я поспешил перевести разговор в другое русло.

— Слушай, почтенный гном! Может, я чего-то не понимаю, но даже о существовании Спящих Дубрав доподлинно не известно. Но ты целеустремленно прешься туда, да еще и в одиночку, да еще и срочно…

— …да еще и «зайцем», да еще и втихаря! — подхватил Бон.

— Вот именно. Так за каким тебя туда понесло?

Гном некоторое время переваривал мой вопрос; следить за его мимикой в процессе этого было одно удовольствие. Наконец, решившись, он заговорил:

— Спящие Дубравы существуют. Мне это известно доподлинно.

Мы изобразили вежливое недоумение пополам с изумлением. Довольно крякнув, Римбольд полез в свой мешок, так любезно возвращенный ему Глорианной. Из мешка явился небольшой тубус из промасленной кожи. Из тубуса — карта.

Разумеется, карта была на гномьем, поэтому из надписей я ровным счетом ничего не понял. Хотя в них-то как раз никто не нуждался. Карта была хоть и старой, но заметно превосходила имевшуюся в нашем распоряжении книжную гравюру.

— Это раз! — торжественно провозгласил гном.

— А что, есть еще и два?

В ответ на вопрос Бона нам в очередной раз стали рассказывать уже изрядно поднадоевшую историю. Впрочем, слушали все, не перебивая.

Когда Римбольд закончил и освежил горло глотком вина, допрос возобновился.

— Ладно, допустим, это паскудное местечко и впрямь существует, а услышанная тобой история порождена не белой горячкой. Тогда тем более логичен мой предыдущий вопрос: зачем и почему?

Гном опустил глаза:

— В наказание.

— Что?!

— Увы мне, увы! Я вызвал гнев повелителя Княжества, Друлла Стахана Долгобородого. И меня изгнали! Лишили милой Родины!

— Стоп-стоп! — прервала завывания бородатого девушка. — Если я ничего не путаю, то изгнание — самая суровая кара для преступников в Княжестве. И она налагается только за…

— …измену Княжеству или разглашение государственной тайны, — тяжко вздохнул тот. — Мой случай второй.

Ну ничего себе!

— Ты что же, царедворец такого высокого уровня?

— Куда там! Придворный парикмахер!

Мы не выдержали и расхохотались.

— Не вижу ничего смешного! — возмутился Римбольд. — Чтоб вы знали, при дворе каждый первый — ужасный модник. И вообще, всякий уважающий себя гном подстригает волосы и регулярно облагораживает бороду.

Он так прямо и сказал: «облагораживает».

— И кто-то из твоих клиентов проболтался во время работы?

— Не «кто-то», а сам князь Друлл. И не проболтался, а…

Гном замолчал.

— Давай уж, заканчивай.

— Еще чего! Это действительно страшная государственная тайна. И она совсем не для людских ушей. Если узнают, что я ее разболтал, то…

— То что? Ты ведь ее уже разболтал. А за одну и ту же провинность дважды не наказывают, это основы любой юридической системы. Если хочешь, мы дадим клятву хранить молчание.

— Нет, нет и нет! — уперся Римбольд. — Не просите и не уговаривайте. Одно дело — гномы, а другое — люди. Да и тайна эта, в общем-то, совсем не так интересна…

— Сэд, — скучающим голосом произнесла Глори, — глянь-ка в окошко. У мачты, часом, не старпом стоит?

Римбольд мигом скис.

— Ну зачем вы сразу так? — плаксиво протянул он. — Говорю же, я не мо…

— Кажись, и впрямь он, — ответил девушке я, с трудом сдерживая улыбку. — А с ним рядом капитан К'ров. За борт смотрят.

— Не иначе, акулы расшалились, — подхватил Бон. — Бедненькие, маленькие, голодненькие акулочки. Им так хочется свеженького мясца!

В отчаянье, гном обеими руками вцепился в бороду.

— Будь проклят, будь проклят мой болтливый язык!

— Давай, давай, парень. Облегчи душу.

— Хорошо. Клянитесь.

Мы поклялись.

Гном еще раз душераздирающе вздохнул, окинул нас полным укора взглядом священномученика и начал:

— Какое-то время назад князь Друлл заболел. Самой унизительной болезнью для гнома. Его роскошная борода, краса и гордость правителя, достояние всего государства, стала выпадать. И чем дальше — тем сильнее. Разумеется, держалось это в страшной тайне. Князя переехал в удаленные покои Стоунхолда, у дверей поставил круглосуточную охрану из кровных родственников, отлучил даже любимую жену и детей. Для всех в княжестве — и для меня в том числе правитель захворал горной лихорадкой, а это штука заразная, требующая полного и длительного карантина.

И вот через пару недель будят меня среди ночи. Двое громил из княжеской охраны, вооруженные до зубов. Приказывают в сорок пять секунд одеться и топать в княжеские покои. С инструментами.

Прихожу. Князь сидит. Я как на него глянул — чуть в обморок не грянулся. От превосходной бороды одни клочья остались. А Друлл, даже не дав опомниться, говорит: «Тазик с горячей водой на столе стоит. Доставай ножницы, бритву и снимай это уродство подчистую».

Я сначала подумал, что князь от такого потрясения умом тронулся. «То есть как, — осторожно так спрашиваю, — совсем?» — «Совсем. Когда закончишь, соберешь все и изготовишь накладную бороду. Чтоб один в один как прежде была. Сроку тебе — неделю. Что хочешь делай, хоть носом скалы долби, хоть всех обитателей Стоунхолда наголо обрей, но сделай! Сможешь — озолочу. Не сможешь — прикажу в вулкан скинуть».

Что тут поделаешь, исполнил я княжеский приказ. Ночами не спал, парадный портрет Друлла в натуральную величину у себя в комнате повесил, чтобы оригинал всегда перед глазами был. Борода вышла — на загляденье! Князь счастлив, народ счастлив, меня деньгами и почестями осыпали и приказали язык за зубами держать.

Не вышло.

Где-то месяц назад приехал ко мне в гости из отдаленной метрополии старый приятель, муж сестры. Ох и славно же мы с ним погудели! Неделю гуляли. Ни в чем себе не отказывали. Только он все время меня долбил: за какие, дескать, заслуги тебя, дорогой родственничек, наградами завалили по самую макушку? Я крепился-крепился, да в один из дней во хмелю и проболтался. Все выложил, как есть. И, как назло, в том кабаке, где мы сидели, оказался начальник Тайной полиции Вольдемар Путина.

Короче, наутро меня, с больной головой — пред княжеские очи. Там, не дав рта раскрыть, зачитывают официальное обвинение, приговор, и велят в двадцать четыре часа проваливать из Княжества.

А на прощание Друлл говорит: «Хоть и отплатил ты мне, Римбольд Каменный Кукиш, злом за добро, но все же можешь прощение заслужить и всему Княжеству неоценимую услугу оказать. Отправляйся в Спящие Дубравы и найди там месторождение ромбододекаэдровидных дютойтспанских цехросов. Или, если нет его там, подробные доказательства тому представь».

— Что такое это самое дютс… Тьфу ты, язык сломать можно!

— Да так, один чрезвычайно редкий вид минералов. Уж поверьте мне, по эту сторону океана в природе он не встречается. Есть предположение, что опытные образцы завезли к нам именно из Спящих Дубрав.

— Драгоценности? — заговорщитски подмигнул Бон. Как мне показалось, гном вздрогнул.

— Да нет, что ты! — замахал руками он. — В драгоценностях мы нужды никогда не испытывали. Речь идет о… некой разновидности камня, который используется для изготовления режущих кромок ювелирных инструментов. Это такое сложное углеводородное соединение, скорее всего, являющее собой…

— Понятно, — протянул парень, явно разочарованный. Римбольд перевел дух. Ох, темнит он что-то…

— Теперь, если позволите, я хотел бы узнать, куда направляетесь вы сами?

Мы с Боном как по команде уставились на девушку. Та пожала плечами.

— У нас тоже есть свои секреты. Впрочем, если ты поклянешься Святыми Горами…

Гном погрузился в раздумья. Я его охотно понимал: эту страшную клятву за всю историю не нарушил ни один представитель его племени. Имя отступника в случае чего навсегда легло бы несмываемым пятном на общегномью репутацию.

Через пару минут Римбольд встал и залихватски швырнул свой колпак на стол:

— Э-э-х! Была не была! — и он выдал длинную торжественную фразу на своем языке. Глори внимательно слушала и согласно кивала после каждого слова.

— Хорошо. Мы тоже ищем Спящие Дубравы.

Челюсть гнома упала на грудь.

— Вы-то что забыли в этом гиблом месте?

— Моего папу, — просто ответила девушка.

Ох и рожа была у нашего нового знакомого! Глори и Бон, похоже, ожидали именно такой реакции, а вот у меня на душе сразу же полегчало. Дело в том, что мне с самого начала появления Римбольда мерещилось, что простое совпадением слишком маловероятно. Если я прав в своих подозрениях, и за исчезновением Лейпольдта XIV, равно как и за появлением «хламидоносца», стоят гномы, то этот тип мог «случайно» затесаться в нашу компанию, чтобы потом… Что будет потом, я пока представлял себе плохо. Но гном, похоже, понятия не имел об исчезновении короля. Или же был великолепным актером.

— Ну и дела! — наконец вымолвил он. — Раньше люди теряли голову, совесть, наконец, но я первый раз слышу, чтобы кто-нибудь потерял родителя, да еще в таком в высшей степени неподходящем месте, как Спящие Дубравы! Он что туда, по грибы пошел?

Что делать, пришлось вкратце поведать нашу историю. Что интересно, Глори ухитрилась очень искусно обойти скользкую тему своего настоящего происхождения. Римбольд, в частности, узнал, что папа девушки, богатый торговец мехами, лишь родом из Гройдейла, но, женившись, переехал на родину супруги, в Оргейл. А потом некий злопамятный маг, посчитав, что ему продали некачественный товар, закинул беднягу прямиком в Дубравы.

Девушка врала столь вдохновенно и с такими подробностями, что я прямо диву давался. Уж не сэр ли Шон Ки Дотт на нее повлиял?..

Закончив свой рассказ, Глори жалобно спросила:

— Ты вроде как лучше нашего представляешь себе эти места… Как ты думаешь, что могло случиться с папой?

Гном почесал в затылке:

— Хм, да все что угодно. Спящие Дубравы, милая моя, это тебе не парк для отдыха! Там кишмя кишат разные мерзкие твари, которые спят и видят, как бы откусить кому-нибудь голову, или, скажем, утопить в болоте, или отравить, замучить, свести с ума, одним словом — наделать как можно больше гадостей. Теперь еще этот Френгис. Сдается мне, что если твой отец жив, именно Верховный Лесничий знает, где он.

— Бедный папа, — шмыгнула носом расстроенная Глори. Я ее прекрасно понимал: одно дело — собственные мрачные предположения, и совершенно другое — они же из уст постороннего. Оставалось только попытаться поднять ей настроение.

— Ну же, принцесса, не раскисай! — я обнял девушку за плечи, надеясь, что слово «принцесса» будет воспринято гномом не в его истинном значении. Вот увидишь, мы быстро найдем этого Лесника, и тогда пусть лучше отпустит твоего старика по-хорошему, а то я все его лесное хозяйство на дрова пущу!

— Спасибо, Сэд! — благодарно кивнула Глори, уткнувшись носом мне в плечо.

— Очень реалистично, то есть оптимистично, — буркнул Бон. — Мне вот только интересно, на что в случае неудачи пустят нас самих?

Ну вот тебе здрасте! Додумался, когда с прогнозами лезть, дубина. Я незаметно от Глори показал игроку кулак, а вслух сказал:

— Бон, дружище, я никогда не рассказывал тебе историю об одной глупой вороне, которая каркала до тех пор, пока ей не свернули шею?

— Мне ты ее тоже не рассказывал, — подала голосок ничего не понявшая девушка. Слава богам, хоть глазки подсохли!

— Да слышал я это! — махнул рукой парень, уяснив, что продолжать разговор со мной в том же духе сейчас крайне небезопасно для здоровья.

— Кстати, друзья мои, у меня родилась идея! — провозгласил тем временем Римбольд, про которого все временно забыли. Бон тут же понял, на ком можно безбоязненно отыграться:

— Да что ты?! — издевательски вопросил он. — И как же назвали новорожденную?

Гном с укоризной глянул на нашего остряка и вздохнул:

— Коли ты такой острослов, молодой человек, то вместо того, чтобы плыть неизвестно куда, лучше бы подался в Нексию. Там скоро выборы в парламент, сатирические памфлеты очень в цене.

— Увы, друг мой Римбольд, истинный гений всегда в тени! — уже совсем беззлобно изрек парень и подмигнул нам: — Хотя это мысль. Как вы считаете, я буду пользоваться успехом?

— Ага, в среде политиков и прочих пустозвонов — уж точно! — рассмеялась Глори, окончательно пришедшая в норму.

— Ну вот, пожалуйста, что я тебе говорил? — кивнув на нее гному, пожал плечами Бон. — Нет в этом мире справедливости…

Отсмеявшись, я обратился к Римбольду:

— И все-таки, что за идея?

— Да проще простого! Вы мне помогаете с моей миссией, а я вам — с вашей.

— Идет!

И четыре ладони легли одна на другую, скрепляя наш договор.

Глава XII В которой рассказывается о том, как «хламидоносец» изменил пол, а также о том, какая удивительная профессия может быть у хримтурса

Римбольда, за неимением места в нашей каюте, пришлось-таки поселить в кубрике. Естественно, исконные обитатели всячески подшучивали над своей вчерашней жертвой, но только первые две ночи. Когда борода гнома в очередной раз оказалась завязана хитрым морским узлом, я не выдержал и поговорил по душам с наиболее рьяными шутниками. После этого они рассудили, что «козявка» не стоит того, чтобы зарабатывать из-за нее синяки и вывихи, и Римбольда оставили в покое. Если раньше гном просто меня уважал и побаивался, то теперь его чувство переросло в пылкое обожание. Это, впрочем, совсем не мешало ему время от времени отпускать по моему адресу такие высказывания, что и Бон краснел. С другой стороны, я тоже привязался к бородатому брюзге, да к тому же, как я уже имел честь сообщить, у меня добрый и отходчивый характер.

А сам Римбольд по-настоящему сдружился с нашим игроком, чего и следовало ожидать. Родственные души тянутся друг к другу, а я в жизни не видел двух таких разных типов, настолько похожих по характеру. Посему я проводил большую часть времени в обществе Глорианны (и не могу сказать, что мне было скучно), а эти двое дни напролет пытались перещеголять друг друга в изящных подколах и изощренном хамстве. На мой вкус, Бону это удавалось несколько лучше, но и Римбольд был далеко не лыком шит. Сам-то я человек простой, много слов не люблю, поскольку предпочитаю дело любой болтовне, но наблюдать за этой парой было одно удовольствие. Мы с Глори частенько садились рядом и слушали их увлеченную незлобивую перебранку, обычно звучащую примерно так:

— Вы просто неуклюжие неряхи, бездари и лоботрясы, варвары и гонители всего того, чего по собственной отсталости и скудоумию не способны воспринять, не говоря уж об истинной красоте…

— Вот только не надо о красоте! Извратили на свой вкус это понятие, а теперь всем его в морду тычете? Сначала наступите на живую лилию и даже этого не заметите, а потом пойдете пускать слюни над каким-нибудь хризолитом! Да и вообще: что за интерес всю жизнь суетиться, копить неизвестно для чего и мести бородами бесконечные пещеры! У вас и в головах-то, небось, вместо мозгов сплошная каменная пыль…

И так далее, и в том же духе.

Плавание продолжалось девять дней. Не скажу, что это были лучшие дни в моей жизни, но худшими их назвать тоже язык не поворачивается. Время просто шло своим чередом, без скачков и пауз. Самым запомнившимся всем событием была грандиозная рыбалка, которую мы вместе с командой устроили на шестой день плавания. Стоял мертвый штиль, солнышко по мере нашего продвижения на юг шпарило все ощутимее, и клев был просто сумасшедший. Поскольку ловили все и на все, что нашлось, у нас сам собой появился рыбный стол. Вот тут-то все и возблагодарили судьбу, что на борту находятся наши четвероногие помощники, а то провонял бы «Любимец» тухлой рыбой от трюма до «вороньего гнезда». Как я уже упоминал, драконозавр, к счастью для себя и своего владельца, готов с равным удовольствием поглощать что угодно, лишь бы в этом «чем-то» содержалось хоть немного питательных веществ. Одним словом, все зверюшки здорово закусили, а жадина-Изверг настолько обожрался, что стал напоминать надутый бычий пузырь, к которому зачем-то пришили лапы, хвост и голову. Да, кстати, морда этой самой головы излучала прямо-таки неземное блаженство…

А вообще, делать было особенно нечего, — мы беседовали, все лучше узнавая друг друга, да время от времени играли в карты, кости и так далее. Вот где пригодились знания профессионального игрока Бона. По прошествии этих девяти дней я, конечно, не знал сотни с чем-то там игр, но отличать «троллиное каре» от «полного дракона», по крайней мере, научился. Как заверил меня наш наставник, в случае чего с голода я не умру. Что ж, и то хлеб.

Но настал, наконец, день, когда нам с великой помпой объявили, что «Любимец» скоро пристанет к берегу. Точнее, это было скорее утро, причем раннее, но на преждевременную побудку никто (включая гнома, что крайне странно) не жаловался. Наоборот, на всех без исключения лицах была написана такая откровенная радость, будто мы не подошли к очередному этапу поисков, а уже благополучно их завершили. Оно и понятно: хотя, к счастью, морской болезнью никто из нашей четверки не страдал, сидеть на корабле, где от тебя ничего не зависит и практически нечем заняться, вряд ли кому-то понравилось.

Разумеется, разбудил нас лично К'ров, и вовсе не по доброте душевной. Бедолагу, судя по всему, все эти дни заботило только одно — получит ли он обещанную вторую половину денег. Интересно, что бы он предпринял, если бы мы отказались платить?

Но, как бы там ни было, Глори расплатилась сполна. Сияющий, как начищенный медный горшок, капитан принялся командовать с удвоенной энергией, так что через каких-нибудь пару часов «Любимец» уже швартовался у причала Миклошева Гая. Сам капитан пожелал лично нас проводить и пожелать счастливого пути.

— Я бываю тут достаточно часто, — на прощание заметил он. — Так что если… то есть, я хотел сказать, когда будете возвращаться, поспрашивайте в порту. Вы не подумайте, что я набиваюсь, но сами знаете — моряки…

— Народ суеверный! — хором закончили мы. Естественно, кроме Римбольда, который пробурчал под нос «хамы».

Капитана, судя по всему, весьма удивила такая сообразительность «жалких сухопутных крыс». Нет, все-таки моряки — народ не только суеверный, но и безобразно заносчивый.

— Вот именно, — подтвердил К'ров. — А одно из старейших морских суеверий гласит: любое приключение лучше завершать в той же компании, в которой оно начиналось. Понимаете, о чем я толкую?

Честно говоря, по поводу правомерности такого высказывания я несколько сомневался. Ибо в случае со мной, следуя к'ровской логике, приключение следовало бы заканчивать в компании Малыша Черча и его постоянных клиентов. Ах да, еще нашего таинственного незнакомца в хламиде. Впрочем, что-то мне подсказывало, что с ним нам еще предстоит встретиться. Как бы то ни было, своими взглядами я делиться не спешил. А вот Римбольд, как оказалось, напротив, стремился высказаться.

— Прекрасно понимаем! — важно, без малейшего намека на недавнюю робость, ответствовал он. — Вас просто коробит при мысли о том, что мы выберем другой корабль, и вы не получите наших денег. Между прочем, порядочные бизнесмены делают постоянным клиентам скидки.

В ответ на этот наглый выпад К'ров демонстративно сжал и разжал кулачищи (представив, должно быть, что в них шея гнома) и прорычал:

— Я тебе сейчас сделаю скидку, козявка! С крыши маяка. За год не соберешься!

Услышав угрозу и будучи уверен, что моряк из той породы людей, которые обычно выполняют обещанное, Римбольд шустро юркнул за мою спину. Оказавшись, таким образом, в сравнительной безопасности, он тихо огрызнулся: «Бе-бе-бе!» и показал капитану кукиш.

— Поверьте, мы ни сколько не сомневаемся в искренности вашего предложения. И, разумеется, воспользуемся им при случае, — поспешила заверить К'рова Глори.

— Верю, верю, — отмахнулся тот, как мне показалось, весьма польщенный. — И что бы там не верещала эта блоха, я буду чертовски рад, чтоб мне утонуть!

— Ага, и побыстрее! — буркнул себе под нос Римбольд.

После непродолжительной паузы капитан решительно пожал нам руки и отправился обратно на корабль. Мы же принялись навьючивать драконозавров, но вскоре послышался зычный голос:

— Э-эй!

К'ров, уже стоя на борту «Любимца», сложил ладони рупором и прокричал:

— Последний совет. Не верьте бородатому пеньку, а лучше всего — утопите его в ближайшем болоте!

В ответ окончательно осмелевший из-за расстояния между ними Римбольд, заорал что есть мочи:

— Даже не мечтай, овцебык недоенный! Уматывай, покуда цел!..

— Ладно, воитель, не голоси, а то в ушах звенит, — прервал разошедшегося гнома Бон. — Ты что, не видишь, что и так до полусмерти перепугал этого достойного человека? Вон, тут же в трюм спрятался!

Мы все дружно расхохотались; Римбольд боевито тряхнул бородой:

— А что, кто-то здесь с этим не согласен?

И поскольку эта риторическая перчатка так и не была поднята, гном заносчиво одернул свой кафтан и подвел итог:

— «Против» никто сказать не в силах, а стало быть, приговор окончателен и обжалованию не подлежит!

— Если господин судья позволит, то заседание мы отложим на потом, ввиду неотложности некоего дела!

Естественно, так ловко сдвинуть колпак на нос хвастуну мог только Бон. Подмигнув нам с Глорианной, парень добавил:

— И опять-таки, если почтенный разрешит, то я смею предложить ему совершать дальнейшее путешествие на крупе моего скакуна.

— Надо бы сказать, что я против, в наказание за твои выходки, но так и быть, я тебя прощаю, наглый мальчишка, — беззлобно проворчал гном.

— Премного благодарен, папаша Римбольд.

Вот так, с шутками и смехом, дружно и споро наша достославная компания навьючила драконозавров и, оседлав их, направилась в город, встретивший нас гомоном, сутолокой и разнообразными ароматами. Бон с наслаждением повел носом и заявил:

— Не знаю насчет вас, а мне здорово надоел корабельный рацион. Хочу хорошо прожаренный бифштекс, большое яблоко и бокал вина, в крайнем случае приличного пива. Как насчет слегка перекусить?

Предложение было встречено всеобщим одобрением, поскольку о скудном завтраке впопыхах все уже успели забыть. Посему мы миновали припортовый район и остановили драконозавров у весьма милого ресторанчика, стоящего несколько особняком, в тени лавровых деревьев. Изящная вывеска сообщала, что «У Юдмиллы» всегда можно получить прекрасный обед и лучший в городе горячий шоколад. Похоже, последнее и решило дело. Наша принцесса была изрядной сластеной.

— Да, этого мне здорово не хватало, — призналась через час Глори, отправляя в рот последний кусочек воздушного печенья. — Как и нормальной кровати с чистыми и, желательно, накрахмаленными простынями. А также горячей ароматной ванны…

— …домашнего халата, шлепанцев, служанки… — подмигнув ей, продолжил Бон.

— Ага! — блаженно потянулась, нисколько не обиженная, девушка. — И специального человека с большими садовыми ножницами.

Я чувствовал, что в последних словах нашей принцессы кроется какой-то подвох, и благоразумно воздержался от вопросов. А вот парень, разумеется, не утерпел:

— Это еще зачем?

— Чтобы отрезал за меня слишком длинные языки. Самой, знаешь ли, лень…

— А-а…

Но смех смехом, а постель и отдых никого особенно не прельщали. Судя по всему, мы так наотдыхались на «Любимце», что сейчас всех, включая лентяя Римбольда, обуревала жажда деятельности. А вот принять ванну и сменить одежду действительно никому не мешало.

Толстушка-хозяйка охотно рассказала нам не только о существовании в городе отличных купален, но и весьма толково объяснила, как до них добраться. Слушая ее подробные наставления, я поймал себя на любопытной мысли.

— Кстати, уважаемая, — как можно небрежнее обратился я к хозяйке. — Так случилось, что мы должны были встретиться здесь с нашим другом, но, видно, разминулись. Может, он заходил к вам?

— Очень может статься, господин хороший, — закивала словоохотливая женщина. — Ко мне многие заходят, всем тут нравится. Одна из лучших кухонь в городе, знаете ли.

— Да, кухня у вас — высший класс! — тоном знатока подтвердила подошедшая Глори. — Я бы не отказалась еще от кружки горячего шоколада с корицей.

— Минутку, сударыня, одну минутку! — засуетилась толстуха. — Альби! Альби!

Пока хозяйка давала распоряжения одной из трех расторопных служаночек, Глорианна тихо спросила:

— Ты что задумал?

— Так, хочу проверить одну догадку, — так же тихо ответил я. Пожалуйста, возвращайся к ребятам, а то они уже начинают нервничать.

— Хорошо.

Девушка получила свой шоколад и отправилась обратно за столик. Правда на прощание она окинула меня взглядом, который красноречиво говорил, что она думает о таких вот самодеятельных авантюрах. Я в ответ послал ей воздушный поцелуй.

— А вот и я, сударь! — за стойкой вновь возникла улыбающаяся Юдмилла. Так что там насчет вашего друга? Как он выглядит, я имею в виду. Уж на что на что, а на память я, слава богам, никогда не жаловалась. Профессия, знаете ли, обязывает. Так что если друг ваш здесь был, да еще и недавно…

— О, его забыть трудно, — усмехнулся я. — Знаете, он ужасный модник и всегда предпочитал что-нибудь яркое. Вроде восточной хламиды, к примеру.

И я подробно описал внешний вид таинственного незнакомца.

— Нет, — немного подумав, с сожалением ответила хозяйка. — Вы правы, такого забыть трудно. Похоже, ваш друг что-то напутал о месте встречи.

— Очень может быть, — к разговору вновь подключилась Глори. — Он у нас рассеянный, просто ужас. Да еще выдумщик, каких поискать. Уже в детстве любил пугать всех разными страшными историями собственного сочинения.

Девушка намеренно повысила голос:

— Особенно же любит рассказывать о своем несчастном братце и каком-то лесе. То ли Храпящие Дубы, то ли Дубовые Сони…

— Спящие Дубравы?

Мы обернулись. Невдалеке от нашего столика сидел представительный господин средних лет. Он-то и подал голос.

— Совершенно верно! — расцвела Глори, одаряя его чарующей улыбкой. Можно узнать, сударь, где вы видели этого недотепу?

— Никакого недотепу я не видел, — фыркнул господин. — Но вот позавчера сюда зашла прекрасная женщина.

— Ой, а ведь правда ваша, господин судья! — всплеснула руками Юдмилла. — Была, была красотка, бедняжка, и такие страсти рассказывала…

Через полчаса мы составили для себя приблизительную картину происшедшего. Два дня назад, ближе к вечеру, в ресторан вошла женщина неземной красоты и поведала трагическую историю о том, как прогулочную яхту ее жениха выбросило штормом на безлюдный берег. Берег покрывали остовы разбитых кораблей, он весь порос деревьями гигантской вышины, и там было очень тихо. Влюбленные отправились в лес, поскольку очень страдали от голода и жажды. Там на молодого человека напало ужасное чудовище невообразимой расцветки, не имевшее постоянной формы и состоящее сплошь из клыков и когтей. Разорвав и съев возлюбленного, чудище обратилось к полумертвой от страха женщине на чистом человеческом языке и заявило, что оно служит Френгису, Верховному Лесничему. После предостережений всем разумным существам не соваться в Спящие Дубравы, монстр прыгнул на красавицу. Та от страха потеряла сознание, а очнулась совсем рядом с Гаем.

После рассказа женщина будто увидела на улице кого-то знакомого, вышла на минутку и больше не возвращалась. С тех пор в городе ее никто не видел.

И, что самое интересное, незнакомка не представилась, сказав только, что она — дочь барона Хью де Гиза из Нексии. Жителям Гая, понятно, это имя ничего не говорило, а вот я его прекрасно слышал. Хью де Гиз, более известный под прозвищем «Держи карман шире», был известным рыцарем-грабителем и его казнили в Нексии лет за сто пятьдесят до моего рождения.

Естественно, рассказывать все это Юдмилле и бургомистру я не стал. Вместо этого наша четверка поохала над историей, поблагодарила и, по определению Бона, «пошла в баню». До сих пор не пойму, кстати, что в этом словосочетании так рассмешило парня. Или он счел смешным рассказ? Мне вот было далеко не так весело. Сначала — человек в хламиде, потом — прекрасная женщина. Ей-богу, если в какой-нибудь дыре объявится Большой Волосатый Ы и примется жаловаться, что его в Спящих Дубравах обрили наголо, я не так уж удивлюсь. Впрочем, Большой Волосатый Ы не умеет говорить, и это обнадеживало. Хотя и не особенно…

После того, как вся наша компания привела себя в порядок, Глори напомнила, что неплохо было бы пополнить продуктовые запасы, поскольку, если капитан «Любимца волн» ничего не напутал, от океана нас отделяли по меньшей мере дюжина дней пути. А уж когда заговорили о пути, то я обратил внимание на то, что мы очень приблизительно представляем дальнейший путь. Конечно, можно было бы расспросить жителей Гая, но тут глазастый Римбольд кивнул на противоположную сторону улицы.

— А причем здесь хримтурс? — недоуменно пожал плечами Бон. В ответ гном возвел очи горе и тяжко вздохнул.

— Ну? — требовательно спросила девушка.

— О Пругг Тяжкий Молот, зачем ты дал людям глаза! — еще более тяжко вздохнул Римбольд. — Они же все равно ими не пользуются!

— Вывеска! — наконец, дошло до меня.

Гном широко зевнул, всем своим видом говоря: «Ну, наконец-то!»

И действительно, весьма высокий одноэтажный дом, с крыльца которого сошел привлекший внимания Бона хримтурс, имел скромную деревянную вывеску. Подойдя ближе, мы прочитали следующее: «Никон, мастер-картограф. Милости просим».

— А что, это мысль, — признала Глори. — Подробная карта земель по эту сторону Внутреннего моря нам бы не помешала.

Но, несмотря на вывеску, дверь дома оказалась закрытой. На наш стук тоже никто не ответил.

— Простите, почтенные, — обратился Бон к седовласой паре, судя по всему, совершающей послеобеденный моцион. — Не подскажете чужеземцам, есть ли в этом прекрасном городе картографы?

— Картографы? — изумился мужчина. — Но вы стоите прямо на пороге лавки картографа, юноша.

— Совершенно верно, — сверкнул белозубой улыбкой наш игрок. — Но она, видите ли, закрыта. Впрочем, я неверно выразился. Нет ли в городе других картографов?

— Нет, — пожала плечами дама. — По крайней мере, я живу здесь уже сорок семь лет, и кроме Никона никаких картографов не видела. Впрочем, карты меня совершенно не интересуют, если только они не игральные.

На Бона стало приятно смотреть. Он тут же согласился со своей собеседницей, наговорил ей кучу комплиментов (чем вряд ли сильно обрадовал ее спутника, судя по тем взглядам, которые он кидал на парня), и, кажется, был близок к приглашению в гости, но тут седовласый джентльмен с облегчением вздохнул:

— Ага, а вон и Никон идет, — а потом потянул свою жену за руку: Кенни, жизнь моя, эти господа, я уверен, весьма заняты. Да и нам уже пора.

И пара степенно удалилась, перед этим вежливо попрощавшись. Правда, мужчина произнес свое «всего доброго» таким тоном, будто был уверен: его благосостояние и душевное равновесие напрямую зависит от того, на каком расстоянии Бон будет находиться от его дражайшей половины. А когда они уходили, я слышал, как он выговаривал женщине что-то по поводу «глупых карт».

— Ревнивый болван! — вынес категоричный вердикт парень, как только супруги скрылись из глаз. — Как только такую чудесную женщину угораздило связать с ним свою судьбу?!

— Ну что такого, если мужчина любит свою жену? — невинно осведомилась Глорианна.

— Любит! — фыркнул Бон. — Скажи уж, «относится к ней, как к своей собственности», это будет вернее.

— И это его право, — рассудительно вставил я. — Кстати, мне показалось, что она не имела ничего против.

— Да, но он не любит карты!

Последний аргумент, похоже, был для Бона принципиальным. По крайней мере, произносил он его таким тоном, будто муж Кенни по выходным истязал грудных младенцев.

Дальнейшему спору помешал звучный голос:

— Чем могу быть полезен?

Обернувшись, мы увидели уже знакомого нам хримтурса.

— Нет, благодарю вас, — кивнула Глори. — Мы ожидаем картографа.

Хримтурс улыбнулся, достал из кармана ключ и отпер дверь:

— Прошу.

— Вы картограф?

— Совершенно верно. А что, не похож?

Никон — если это и вправду был он — улыбался во весь рот, откровенно наслаждаясь произведенным эффектом. Да и то сказать, все мы привыкли к хримтурсам в роли строителей, лесорубов, плотогонов, даже солдат — одним словом, тех профессий, где могут найти применение их изрядные рост и сила. Но хримтурс-картограф? Это и вправду было весьма необычным.

— Семейный бизнес, — подмигнул нам Никон. — И, поскольку я тут единственный представитель своей профессии, совершенно без конкуренции. Так чем я могу быть вам полезен?

— Нам нужна карта.

— Догадываюсь. Странно бы было, если бы вы пришли к картографу за куском сыра.

Нет, этот парень мне откровенно нравился. А еще говорят, что у его племени отсутствует чувство юмора.

— Видите ли, мы прибыли из Рохета и направляемся к океанскому побережью. Да вот беда: в ваших местах никто из нас прежде не бывал, посему мы боимся заплутать.

Никон фыркнул. Да, объяснение оказалось не ахти, но другого я придумать не смог.

— Что ж, прошу.

Хозяин проводил нас в комнату, представляющую собой демонстрационный зал. Все стены ее покрывали различные карты: большие и маленькие, рисованные и чеканные, на коже, пергаменте, бумаге, металле. Иные, как я заметил, выглядели как настоящие произведения искусства и, должно быть, стоили уйму денег. Два солидных, под стать хозяину, стола тоже были завалены образцами, в углу пристроился обширный стеллаж с тубусами на любой вкус.

Мы с интересом рассматривали все это многообразие минут десять, а потом Глори указала пальцем на висящий перед ней лист пергамента в деревянной рамке за стеклом:

— Пожалуй, вот такую.

— Неплохой выбор, — похвалил ее картограф. — Одна из моих последних работ. Указаны все реки, крупные дороги, а также города и поселения с количеством жителей более ста. Нарисована водостойкой краской моего собственного изобретения. Что касается масштаба…

— А что касается цены? — не слишком вежливо перебил хозяина Римбольд.

— Весьма приемлемая. Всего двенадцать роблоров вместе с футляром из первосортной телячьей кожи.

Хм, не сказал бы я, что к такой сумме применимо слово «всего», пусть даже кожа действительно первосортная. Впрочем, я никогда раньше не интересовался стоимостью подобных изделий, а поскольку Глори даже не пыталась торговаться, то вроде бы нас не собирались надуть. Ну, если только самую малость.

Аккуратно завернув нашу покупку и выдав девушке сдачу, Никон вопросительно посмотрел на нас:

— Желаете что-нибудь еще?

— Нет. А впрочем… Скажите, уважаемый Никон, вы продаете только свои собственные карты?

— Нет, что вы, — замахал руками тот. — У меня есть ученик, толковый парнишка, но даже вдвоем мы никогда бы не выполнили и половины того, что вы видите перед собой. Я состою в Гильдии картографов и регулярно получаю все новинки, изготовленные моими коллегами из других городов. Ну и сам, разумеется, посылаю им свои. И потом, я ведь не только торговец, но и собиратель. В моей коллекции есть карты, изготовленные пять-семь сотен лет назад, и даже раньше!

— Очень интересно. А нет ли случайно среди них экземпляра, изображающего место… возможно, остров, называемый Спящие Дубравы.

Лицо хримтурса заметно вытянулось.

— Ну и дела. За последнюю неделю вы — уже вторые, кто спрашивает меня о нем. А до этого я даже не подозревал о его существовании.

Та-ак, становится все интереснее.

— Это была очень красивая человеческая женщина? — быстро спросил Бон.

— Ну, полагаю, что вы могли бы назвать ее красивой, — с неуверенностью в голосе протянул картограф. Все время забываю о том, что он не человек. Надо сказать, что хримтурсы — единственные из известных мне разумных существ, которые категорически против межвидовых связей. Может, из-за разницы в размерах? Как бы там ни было, а сказанное Никоном подразумевало, что наша таинственная незнакомка — это что-то.

— И она расспрашивала о Спящих Дубравах?

— Не столько о них, сколько о картах, их изображающих. Сказала, что тоже собирает редкие экземпляры. Для меня же был неприятной неожиданностью тот факт, что я не мог ей помочь. Профессиональная гордость, знаете ли. Я, между прочим, далеко не последний в своей профессии!

— Охотно верим, — поспешила успокоить разволновавшегося картографа Глори. Да, видно этот инцидент и вправду здорово его задел.

— Поскольку женщина любезно согласилась обождать, я справился в своем каталоге, — продолжал Никон, успокоившись, — и узнал, что на одной редкой древней карте из моей коллекции есть остров с таким названием.

— И вы продали ей эту карту?

— Обижаете, сударь. Я же говорю, карта была древняя, и притом — из моей коллекции. Конечно, женщина хотела ее приобрести, но я решительно отказался. Поэтому она купила обе имевшихся у меня копии, и мы распрощались.

— Значит, у вас остался лишь оригинал, который не продается?

— Конечно, нет. Вся моя коллекция тщательно продублирована, ведь некоторые экспонаты в ней очень старые и ветхие, да и потом упускать возможного клиента только из-за того, что вовремя не преодолел свою лень… Разумеется, я сразу же достал оригинал и сел за новую копию. Как раз сегодня утром закончил.

— Та-ак, — многозначительно протянула девушка и вновь развязала кошелек.

Глава XIII В которой рассказывается о том, что много хорошо — уже нехорошо, а также о том, как полезно иногда заходить в незнакомые храмы

— Киска!

Глорианна с радостным возгласом кинулась к упитанной серой кошке, с царственным видом переходящей дорогу. У нашей принцессы всевозможные мурлыкалки — слабое место. Вообще-то, я кошек тоже люблю, но до Глори мне далеко: она просто не способна пройти мимо усато-полосатой зверюшки и не облизать ее от ушей до хвоста. Нет, я это, конечно, фигурально выражаясь, но если честно, то меня частенько просто зависть берет. С другой стороны, каждый имеет право на маленькие причуды. Кошки — это еще ничего, Бон тут недавно рассказывал про одного своего знакомого, который бабочек собирает. Представляете?

Ну, так вот, Глори гладила кошку, чесала ее за ушами и засыпала ласковыми словечками, а мы с Лакой стояли рядом и тихо ревновали. Бон сразу по приезду в город подался по игорным домам, Римбольд отправился изучать достопримечательности (он заявил, что половину зданий Старого города возводили в незапамятные времена гномьи архитекторы. И если он не посетит этих почти святых мест, то не простит себе этого до конца дней), а Изверг к кошкам относится абсолютно спокойно. Серая принимала ласки как нечто само собой разумеющееся. Мне даже показалось, что на ее мордочке промелькнуло что-то вроде: «Как же вы мне все надоели!»

— Ой, еще одна!

На этот раз внимание девушки привлек котенок не больше месяца от роду очаровательный коричневатый комок пуха с огромными голубыми глазищами. Этого, как видно, еще не загладили окончательно: стоило Глори поднести к нему руку, как малыш тут же замурлыкал и перевернулся на спину, подставив ей толстенькое брюшко.

— Ты только посмотри, какая прелесть!

Девушка была просто счастлива. Я тоже не удержался и осторожно погладил малыша. Лака наградила меня красноречивым взглядом, который должен был объяснить, что я паршивый ренегат и она на меня обиделась, и повернулась к Извергу за сочувствием.

— Ну надо же! Там еще двое!

Глори явно собралась потискать немного и этих, но тут у нас за спиной послышалось вежливое покашливание. Мы обернулись и увидели почтенного пожилого лепрехуна.

Хорошо, что с нами Римбольда нет!

Гномы и лепрехуны — дальние родственники, но друг друга на дух не переносят. За время нашего путешествия Римбольд неоднократно презрительно отзывался о «паршивых сапожниках», а однажды, когда Бон его особенно допек, обозвал парня «лепрехунов сын». К его глубочайшему разочарованию и возмущению тот на страшное оскорбление даже не отреагировал, чем дал бородатому повод для категорического вердикта: люди — еще большие кретины, чем он думал.

— Я прошу прощения, милая барышня, но если вы будете гладить всех местных кошек, то, боюсь, натрете на своих ручках мозоли, — проговорил лепрехун и приподнял шляпу. — Падрик, для друзей — просто Падди.

Мы тоже представились, а потом Глори спросила:

— Неужели в Ай-Ту-Дорре так много кошек?

Падрик усмехнулся, уминая пальцем табак в коротенькой трубочке:

— А уж это кому как. Что по мне, то когда я за час встречаю их три-четыре дюжины…

— Ничего себе! — сказали мы хором.

— Я так понимаю, что вы у нас впервые, — улыбнулся лепрехун, выпустив красивое густое колечко дыма. — Не сочтите за бестактность, где вы остановились?

— В «Кошачьем лукошке», — ответил я и вспомнил, как нас поначалу восхитило название гостиницы. Не знаю почему, но сейчас оно нравилось мне не так уж сильно. Нет, особой подозрительностью я никогда не отличался, но когда видишь табличку на соседнем доме с надписью «Муррова улица»… Как говаривала моя мудрая матушка: «Много хорошо — уже нехорошо».

— О, так это прямо напротив меня! — восхитился Падрик. — Не откажите в любезности, посетите мой скромный дом. У нас здесь нечасто бывают гости из других стран.

— Что ж, почему бы и нет, — улыбнулась Глори. — Особенно если у вас найдется выпить чего-нибудь прохладного.

— Да, летом у нас жарковато, — согласился лепрехун. — Я как сюда перебрался, только на пятый год почувствовал себя нормально. Прошу.

М-да, уж не знаю, как там насчет часа, но по дороге к дому Падрика, которая заняла минут пятнадцать, я попытался ради интереса посчитать попадающихся навстречу кошек. Сбился на третьем десятке. Рыжие, серые, бурые, пятнистые и полосатые, большие и маленькие… Общее только одно — все на диво упитанные и ухоженные. Ах, да, еще одинаковым было отношение к ним горожан: почтительное и, хотя это и бред, слегка испуганное. Нет, я серьезно. Прямо на перекрестке мы стали свидетелями такой картины: из-за угла выехала телега, доверху загруженная корзинами. Бородатый возница засмотрелся на симпатичную девушку в окне второго этажа нашей гостиницы и не заметил, как прямо наперерез ему трусит матерый рыжий с белым котяра. Расстояние сокращалось, но кот не обращал на телегу никакого внимания. Он улегся прямо посередине дороги и принялся не спеша вылизываться. Я уже собирался крикнуть ему, или хотя бы спугнуть глупого зверя, но тут бородатый наконец-то оторвался от красотки и взглянул на дорогу. Ей богу, он побледнел, как свежепобеленная стена, и с проклятием дернул за вожжи так, что запряженный в телегу драконозавр за малым не встал на дыбы. Колесо остановилось на расстоянии локтя от рыжего бока. От резкого движения верхняя корзина упала прямо на проходившего мимо разодетого мужчину средних лет.

— Ах ты, олух! — возмутился он, поправляя помятое перо на шляпе. — В какой кружке ты утопил свои глаза, злодей?!

— Простите, господин, — залепетал возница. — Я случайно…

— Случайно! — передразнил его франт, пиная злополучную корзину. — Это что же получается, ты, разгильдяй, по сторонам глазеешь, а кошкам следить, чтобы на них не наехали? Счастье твое, что все обошлось!

— Да, да, конечно! — запинаясь, бормотал бородатый. — Я сегодня же принесу благодарственные и искупительные жертвы Р'Мяфу, не сомневайтесь…

Франт презрительно фыркнул и пошел прочь, опираясь на роскошную трость с резным набалдашником. В виде кошачьей головы, разумеется.

— Видали? — усмехнулся лепрехун. По-моему он получал искренне удовольствие от созерцания наших с Глори лиц. — Кстати, мы пришли.

Как я и ожидал, дом Падрика был двухэтажным. На первом этаже располагалась обувная мастерская, на втором — жилые комнаты. Хозяин категорично потребовал, чтобы мы переобулись в мягкие домашние шлепанцы, усадил в удобные плетеные кресла, а сам скрылся в мастерской с нашей обувью. Впрочем, вернулся он через пару минут и торжественно вручил нам наши сапоги — начищенные до блеска.

— На вашем левом нужно было подбить каблук, молодой человек, обвиняюще обратился он ко мне. На его добродушном лице, обрамленном седыми бакенбардами, явственно читалось неодобрение.

Я развел руками, признавая его правоту. Кстати, я признаю обувь только лепрехунской работы. Надежней и удобней в целом свете не сыщешь. Что бы там не говорил Римбольд, но если бы все подходили к своему делу так же, как они тачают сапоги, мир был бы куда лучше.

Хозяин тем временем сноровисто накрыл маленький столик, выставил на него кувшин с холодным лимонным напитком, кубки, тарелку с хлебом, сыром и фруктами.

— Последний герцог Ай-Ту-Доррский скончался лет двадцать назад, и с тех пор правит его супруга Белисинда, — начал он свой рассказ. — В общем-то, правит не лучше и не хуже, но, как вы, наверное, поняли, у почтенной вдовушки ба-альшой заскок.

— Кошки, — хором заключили мы с Глори.

Падди кивнул:

— Сколько их в герцогском палаццо, этого, наверное, не знает и сама Белисинда. Уж не меньше трех сотен, это точно. И среди всех этих мурлык всех размеров и мастей был один, совершенно особенный. Чтоб все матери так любили своих детей!

Так вот, кота этого звали Мяучин, что значит на каком-то древнем языке «Повелитель всех мяукающих». И так от природы не маленький, котик был настолько чудовищно раскормлен, что даже не мог ходить. Кроме шуток, ему даже миску — само собой, золотую, усыпанную алмазами — подсовывали прямо под морду, а потом убирали. Естественно, в конце концов, бедный зверь просто подох от ожирения.

— Представляю, что тут началось, — покачала головой девушка.

— Ой, и не говорите! — подхватил лепрехун. — Герцогиня объявила полугодовой траур, закрыла все увеселительные заведения и обязала каждого третьего жителя герцогства, независимо от расы, пола и возраста, в знак скорби обрить голову. Меня, к счастью, сей жребий минул, а вот соседке не повезло. Какие локоны пропали, э-эх! И какие вопли были, пока ее стража к храму тащила, где жрецы дожидались и цирюльник с бритвой. Им-то, жрецам, хорошо, они и так лысые, что твоя коленка…

Ладно, полгода народ кое-как выдержал, но потом стало еще хлеще. Белисинда объявила Мяучина последним земным воплощением великого бога Р'Мяфа Мягколапого, покровителя Ай-Ту-Дорра, построила ему роскошную гробницу, возродила древний культ поклонения с обязательным еженедельным жертвоприношением рыбы и сметаны, и так далее. Но вскоре ей и этого показалось мало, и тогда она не нашла ничего лучше, как канонизировать всех кошек поголовно! Представляете? Теперь преступлением стало не только обидеть любую хвостатую бестию, но и просто запретить ей делать все, что душе угодно. В стране начался настоящий кошачий террор.

— И народ это терпит? — я ушам своим не верил.

Падрик пожал плечами:

— А что нам еще остается, скажите на милость? Устраивать ради такой ерунды революцию? Штурмовать с кухонными ножами и граблями палаццо, забитое гвардейцами? Нет, молодой человек, мы уж лучше будем приносить кошкам жертвы и уступать им дорогу. В конце концов, кошка — далеко не самое неприятное создание… Кстати, насчет уступать дорогу: незнание приезжими законов не освобождает их от ответственности. Даже наоборот. Там, где местный верующий может отделаться искупительными жертвами или постом, пришлого, чего доброго, обвинят в подрывании священных устоев. Я, разумеется, не призываю вас сломя голову бежать в храмы Р'Мяфа, но сами понимаете…

Что же мы должны понимать, так и осталось для нас тайной. На улице, как раз напротив окон мастерской, внезапно грянул такой взрыв воплей, свиста, грохота и прочих неблагозвучных звуков, что у меня заломили зубы.

— Ох-хо, неужели опять погром? — страдальчески протянул Падрик.

Лепрехунские погромы — отдельное явление. Не то чтобы родственников гномов все прочие существа так уж ненавидят (самих гномов, между нами говоря, любят куда меньше), просто этот обычай уходит в глубину эпох. Кому и по какому поводу это в первый раз в голову взбрело — неизвестно, говорят, что чуть ли не мифическому королю Дроздофиллу, прадеду Зензириты Салийской и заядлому путешественнику, основавшему орден Разведчиков. Но это случилось и, на радость гномам, а также всем любителям погреть ручонки на чужом добре, возникла установка: лепрехунов надо громить. Нечасто, но надо. Для порядка, отдохновения и прочего.

— По-моему, там кричат что-то типа «богохульник» и «казнить», поспешила успокоить нашего гостеприимного хозяина Глори.

Лепрехун, кряхтя, поднялся из кресла.

— Посидите пока здесь, а я схожу и посмотрю, что там такое.

Вернувшись через минуту, Падди облегченно махнул рукой:

— Ничего страшного. Типичный пример того, о чем я вам только что говорил. Какой-то приезжий молодой человек на Площади Вертикальных Зрачков пнул кошку. К его счастью, с кошкой ничего не случилось.

— И что с ним теперь будет? — поинтересовался я.

— Как это «что»? Повесят, разумеется.

Ну ничего себе! «К счастью», значит? А если бы случилось?

— А что это за Площадь Вертикальных Зрачков? — опередив меня, спросила Глори.

Лепрехун снова махнул рукой:

— А, вы до нее немного не дошли. Городской центр развлечений. Ну, знаете, театры там, зверинец, игорные дома…

Мы с девушкой переглянулись и хором протянули:

— Та-ак…

— Не-нельзя ли немно-го, нем-ного помедленее-ее?!

Похоже, лепрехун сам был не рад, что увязался с нами показывать дорогу. Драконозавры взяли с места в галоп, и Падрику ничего не оставалось делать, как, вцепившись в мой пояс, возносить молитвы Р'Мяфу. Наш путь лежал прямо к палаццо герцогов Ай-Ту-Доррских.

На счастье, многочисленные кошки, встречающиеся по дороге, были достаточно разумны, чтобы не лезть под лапы Изверга и Лаки. На этот раз даже лепрехун вкупе с врожденным расположением Глорианны их бы не спасли.

Дорога к палаццо вела через Старый город — скопление храмов, маленьких магазинчиков, торгующих антиквариатом и замечательных строений пресловутой гномьей работы, утопающих в зелени. Что у меня за судьба такая: как только выдается случай полюбоваться достопримечательностями, ввязываться в очередное приключение?!

Впрочем, роптал я про себя.

К чести Падрика сказать, он пытался не только не свалиться со спины Изверга, но и по мере сил просветить меня.

— Слева от нас будет… был дом всемирно известного поэта Гленниуса, может, читали… ой! Ста-старая брусчатка, будь она про… я хотел сказать, благословенна-а! Может, все-таки, немного сбавим темп? Ладно, это я так, на всякий случай…

— А что там за грандиозное здание с золотым куполом? — поинтересовался я, чтобы не показаться неблагодарным варваром.

— Где? Ах, это! Главная святыня столицы — кафедральный собор Р'Мяфа. Кстати, сегодня ведь большой праздник — Великое Лапоположение.

Вблизи собор и впрямь производил впечатление. Высоченный, сложенный из огромных плит покрытого позолотой песчаника, с цельнозолотым (так мне, по крайней мере, показалось) куполом. Собор окружала величественная колоннада, а перед входом возвышалась по меньшей мере пятиметровая статуя хвостатого мужчины с лицом, в котором причудливо перемешались черты человека и кошки. Так вот ты какой, Р'Мяф Мягколапый!

Мы чуть-чуть не успели. Как только драконозавры поравнялись с углом собора, как из дверей повалил празднично одетый народ, размахивая букетиками кошачьей мяты и распевая нечто, что я классифицировал как священные гимны.

— Вот ведь не везет! — в сердцах стукнул себя по ладони лепрехун. Шествие уже началось. По традиции Лапоположенного Избранника должны на руках принести прямо в палаццо, где он отужинает с герцогской семьей. Теперь это часа на три. Впрочем, особенно не волнуйтесь. Вашему другу сначала должны предъявить официальное обвинение, потом — суд, так что казнь состоится никак не раньше завтрашнего утра.

— А может, прорвемся? — с надеждой протянула Глори. Падрик замахал руками:

— И думать забудьте, барышня! Нет страшнее греха, чем противиться воле Р'Мяфа. В лучшем случае нас просто разорвут на клочки.

Я только-только начал представлять себе худший случай, как наш провожатый воскликнул:

— Смотрите, они выходят!

Действительно, двери собора широко распахнулись, и в проеме показались четверо бритоголовых жрецов, несущих на плечах резной паланкин из черного дерева. Все верующие тут же простерлись ниц; Падди, сидящий на спине Изверга, а потому — лишенный такой возможности, благоговейно сложил ладони перед грудью.

Жрецы тем временем продвигались вперед. Время от времени кто-нибудь из них восклицал:

— Дорогу Лапоположенному! Слава Избраннику!

Наконец, четверка остановилась на последней ступеньке. Повинуясь чуть заметному жесту, вся паства мигом оказалась на ногах. На площади установилась мертвая тишина. Даже Изверг, собиравшийся было фыркнуть, передумал, проникнувшись торжественностью момента. Правый передний жрец оставил паланкин на попечение своих товарищей, встал лицом к нему и спиной к горожанам, воздел вверх руки и громогласно провозгласил:

— О, священный Лапоположенный! О, счастливый Избранник Мягколапого! Народ ждет твоего благословения.

Занавеси паланкина откинулись, и мы с Глори, второй раз за сегодняшний день, протянули:

— Та-ак!

— Кто бы мог подумать! Лапоположенный — гном! — тихонько фыркнул Падрик. — Воистину, неисповедимы дороги Мягколапого…

— Это уж точно, — согласился я, а потом набрал в грудь побольше воздуха и заорал: — Римбольд!!!

Мгновенно на нас остановились сотен шесть горящих возмущением взглядов. Да, похоже, сейчас наступит пресловутый «худший случай»…

— Спокойно, это мои друзья! — величественно изрек Римбольд. — Я желаю, чтобы они меня сопровождали.

Я готов был расцеловать бородатого паршивца.

— Дорогу друзьям Лапоположенного! — заорал кто-то из богомольцев. Вопль был моментально подхвачен, а между нами и паланкином тут же образовался живой коридор.

— Вот видите, Падди, а вы говорили — придется ждать, — усмехнулась Глорианна.

— Чудесный народ! — с жаром рассказывал Римбольд, отчаянно жестикулируя от переизбытка чувств и то и дело поправляя венок, сползающий ему на глаза. Тяжелый такой, золотой, инкрустированный «кошачьим глазом». — Я как чувствовал, когда вошел в этот храм!

Из дальнейшего рассказа гнома мы поняли, что пресловутое Лапоположение заключалось в том, что в определенный час в соборе открывалось маленькое окошко под самым куполом. Солнечный луч падал на золотую статую Р'Мяфа с вытянутой рукой… или лапой. Тот, на кого падал отраженный блик, и объявлялся Избранным. Глори усмехнулась и заявила, что в таком случае высчитать нужное место проще простого, но Падрик шепнул: ничего подобного. Оказывается, день Лапоположения каждый год меняется по воле самого Мягколапого. Божество, дескать, является верховному жрецу во сне и заявляет, что пора устроить праздник. Девушка согласилась с тем, что так действительно сложнее, но, по-моему, лепрехун ее все равно не убедил. Уж такая она у нас неверующая…

Палаццо герцогов Ай-Ту-Доррских оказалось не слишком большим белокаменным дворцом, окруженным великолепным парком. Шумели золотые и мраморные фонтаны с душистой водой, воздух сочился ароматом цветов, в прудах, заросших огромными белыми лилиями, плескались золотые рыбки. Естественно, всюду сновали кошки. Красота!

Разумеется, пред светлые очи герцогини Белисинды предстали только избранные. Кроме главного действующего лица, то есть нашего гнома, в число избранных попал верховный жрец Р'Мяфа и мы с Глори. Я, правда, собирался протащить на прием еще и Падрика, но из этого ничего не вышло. После красноречивого взгляда Римбольда гвардейцы у ворот с лязгом скрестили перед лепрехуном парадные золоченые алебарды. Впрочем, самого Падди, похоже, такой поворот событий бесконечно устраивал. Он махнул нам рукой, крикнул: «Удачи!» и растворился в толпе.

Белисинда, милостью Р'Мяфа герцогиня Ай-Ту-Доррская, в окружении избранных царедворцев ожидала нас в парадной зале. Давненько я не видел настолько… крупномасштабную, что ли? — даму. «А скорее всего, и вовсе не видел», — подумалось мне при повторном взгляде на эту гору дрябловатой плоти, весьма умело задрапированную блестящим струящимся фиолетовым шелком и двумя-тремя кило драгоценностей. Картину дополняли пучок весьма жидких, да к тому же явно крашеных волос и с трудом различимые на фоне холмов носа, щек и век бесцветные глазки.

Почтенная вдовушка восседала в мягком кресле, ножки и подлокотники которого были вырезаны из слоновой кости в виде кошачьих лап, — местным троном, если я все правильно понял. Вокруг нее — на атласных, парчовых, шелковых и муаровых подушках, а то и прямо на мозаичном полу — лежало, зевало, вылизывалось и прогуливалось кошачье… стадо. Естественно, невообразимых размеров зверюга устроилась на коленях Белисинды. Дочка или племянница знаменитого Мяучина, не иначе. Возможно, у меня пошаливало воображение, но, казалось, герцогиня запустила в кошачью шерсть руки по самые запястья, точно в живую муфту. В глазах обеих — и хозяйки, и любимицы — застыла привычная важность и такая же привычная скука.

— Ваша Светлость! — провозгласил верховный жрец, когда за нашими спинами сомкнулись золотые двери. — Позвольте представить Вам нового Лапоположенного, Благословенного Избранника Р'Мяфа, Римбольда и его друзей. Они путешественники, лишь сегодня пересекшие границы Ай-Ту-Дорра.

Мы поклонились, слегка опустила свои четыре подбородка и герцогиня.

— Добро пожаловать, — устало произнесла она. — Друзья Лапоположенного желанные гости в моем доме. Знаешь ли ты, Избранник, что для тебя означает Лапоположение?

— Ну, — важно начал Римбольд, подбоченясь и выставив вперед ногу, — я полагаю, что это — почетная должность…

— Не совсем. Это значит, что ты, являясь сегодня гласом Р'Мяфа, можешь до заката солнца попросить меня о чем угодно, и я обязуюсь выполнить эту просьбу.

Глори пихнула меня локтем в бок; я ответил понимающим кивком. Римбольд, явно ошеломленный, захлопал глазами:

— Что угодно?

— Само собой, в рамках разумного, — ответил за Белисинду представительный старец, поверх ухоженной белоснежной бороды которого покоилась тяжелая золотая цепь с большой печатью. — Знай, что ты не можешь просить герцогского престола или места при дворе, равно как и смерти или личного имущества любого, находящегося на государственной службе. Кроме того, ты не можешь требовать в жены женщину разных с тобой рас без ее согласия, просить денег и драгоценностей, выраженных более чем пятизначной цифрой, передачи в твое владение святыни Ай-Ту-Дорра и развязывания войны против любого государства.

— Благодарю тебя, Хранитель Печати, — кивнула герцогиня, проигнорировав вырвавшееся у гнома восхищенное: «Ух, ты!»

Тем временем к креслу-трону приблизился еще один сановник — наряженный в алый с серебром кафтан долговязый тип, от выражения лица которого мигом свернулось бы молоко, и что-то прошептал. Белисинда вновь кивнула, и он с поклоном выскользнул за дверь.

— Я должна вынести постановления по делам преступников, — обратилась к нам правительница Ай-Ту-Дорра, — Избранник и его спутники могут пройти в комнаты для гостей, отдохнуть и подкрепить силы, но, если пожелают, могут и остаться.

— Спасибо, спасибо, я думаю… — начал Римбольд, но Глори дернула его за кафтан и с очаровательной улыбкой закончила:

— Мы с радостью останемся, чтобы воочию лицезреть прославленное Ай-Ту-Доррское правосудие.

— Прошу, — Белисинда равнодушно махнула рукой в сторону стоящих у трона стульев.

— Но я устал и хочу есть! — тихо возмутился Римбольд.

— Так нужно, — сквозь зубы процедила Глори, подпихивая рукой гнома и ухитряясь все так же мило улыбаться. — Я тебе все объясню… впрочем, сам увидишь. Садись и молчи!

— Ну, хорошо! — проворчал гном. — Но за такое обращение вы не получите и медяка из той груды сокровищ, которые я потребую от герцогини, так и знайте!

Усевшись на цельнозолотой, и поэтому жутко неудобный стул, я покосился на уютное мягкое кресло Белисинды и завистливо вздохнул.

— Нет, пожалуй, я попрошу для себя прекрасный дворец где-нибудь в пригороде, и чтобы в нем обязательно был такой же, как здесь, сад, а еще…

Договорить размечтавшемуся Римбольду не дал оглушительный звук фанфар. Двери широко распахнулись, и четверо гвардейцев с мечами наголо, печатая шаг, вошли в зал. Между ними, скованные по рукам и ногам, брели крикливо разодетая и чрезмерно намазанная девица, определить профессию которой не составляло труда, какой-то пронырливого вида старикашка и наш Бон. Одежда его превратилась в живописнейший подбор лоскутков, на скуле запеклась кровь, но глаза как всегда улыбались. Более того, у паршивца еще хватало самообладания для того, чтобы громко насвистывать под нос весьма непристойную песенку, в которой слово «кошечка» имело совершенно нетипичный для Ай-ту-Дорра смысл. Похоже, преступник до сих пор не совсем понимал, что его ожидает. Правда, при виде нашей компании, сидящей по левую руку от герцогини, парень резко оборвал свист и попытался инстинктивно протереть глаза, но, видимо вспомнив о кандалах, лишь судорожно сглотнул.

— Это же… — начал было Римбольд, но тут вперед шагнул шептавшийся с герцогиней мужчина в алом. В одной руке он сжимал короткий серебряный жезл (угадайте с трех раз, с каким навершием?), в другой — кожаную папку с тем же тиснением.

— Кто этот человек, Лорд Справедливости? — раздался во внезапно наступившей тишине голос Белисинды. Кивком она указала на старика.

— Преступник, Ваша Светлость, по имени… — Лорд полез в папку и прочитал: — … по имени Тиндл Никс. Бродяга, без определенного места жительства, не женат. Судим дважды, второй раз клеймен железом.

— Примерный мальчик, — даже серьезность момента не смогла изгнать всепоглощающую скуку из голоса герцогини. С другой стороны, как, интересно, звучал бы мой собственный голос хотя бы после пары лет, изо дня в день наполненных такими вот серьезными моментами? — Ну-с, и что он натворил на этот раз?

Лорд вновь раскрыл папку:

— За несколько минут до заката прошедшего дня преступник срезал у потомственного купца Роликса Четвертого кошелек, когда упомянутый купец выходил из таверны «Кис-Кис», чтобы отправиться домой. Обвинитель и свидетели ждут разрешения войти, Ваша Светлость.

— Что ж, введите свидетелей.

Да, с точки зрения Белисинды, все действительно более чем скучно. Сначала высказывался обвинитель, потом свидетелей приводили к присяге, они давали свои показания, потом слово предоставлялось обвиняемому, и, наконец, герцогиня выносила приговор. Рутина, одним словом. Старикашка получил пять лет каменоломен, «ночная бабочка», уличенная в попытке подмешать в вино богатого клиента любовный эликсир — к порке и лишения лицензии на полгода. Наконец, наступила очередь нашего друга.

— Этот человек, Бон Геймс, сегодня при многочисленных свидетелях ударил ногой кошку…

Сановники возмущенно зашумели, но мгновенно замолчали, стоило только герцогине поднять руку.

— …на Площади Вертикальных Зрачков, в три с четвертью часа после полудни, — спокойно закончил Лорд Справедливости.

Суд выслушал троих из «многочисленных свидетелей» преступления: продавца засахаренных фруктов — мальчика лет семи и двух толстых теток зеленщицу и владелицу скобяной лавки, а потом Белисинда обратилась к парню:

— Что ты можешь сказать в свое оправдание, Бон Геймс?

Даже в кандалах, Бон ухитрился элегантно поклониться, откашлялся и начал:

— Ваша Светлость! Прежде всего, позвольте мне выразить Вам свою признательность за то, что в Ай-Ту-Дорре, как и подобает любому цивилизованному государству, человека не могут осудить, пока не доказана его вина. Уверен, что как только вы услышите подробности этого происшествия, то поймете, что нет никакого преступления, а присутствует лишь досадное незнание и роковая случайность.

Парень перевел дух, ободряюще подмигнул нам и продолжал:

— Дело в том, Ваша Светлость, что я с друзьями лишь сегодня днем прибыл в Вашу прославленную столицу. Мы великолепно позавтракали и разошлись, чтобы осмотреть достопримечательности. Я, как человек весьма азартный, не мог пройти мимо знаменитых на весь мир игорных домов Ай-Ту-Дорра и решил воздать должное Ссуфу-Игроку. Но видимо, сегодня мой небесный дух-хранитель взял выходной. Ничем другим я не могу объяснить тот факт, что меня ободрали как липку во всех более-менее приличных заведениях. Злой донельзя, я как раз выходил из двери очередного игорного дома. И тут, прямо перед моим носом, из-за угла этого самого дома, выходит котяра с самой наглой и довольной мордой, какую только возможно вообразить. Вообще-то я ничего не имею против кошек и, каюсь, был совершенно не прав, но в тот момент… Одним словом, я залепил бедному животному хорошего пинка, и в тот же момент чуть не оглох от воплей «Святотатец!» и «Казнить!» Меня избили, скрутили и поволокли сюда, чудом не разорвав по дороге.

— Ты закончил? — поинтересовался Лорд Справедливости.

Бон вновь поклонился:

— Да, сударь.

— Если ты, негодяй, хочешь обратиться ко мне, то должен говорить «Ваша Неподкупность», — хмуро буркнул Лорд. — Впрочем, в твоем случае это уже не имеет никакого значения, не так ли, госпожа моя герцогиня? — И он вопросительно взглянул на Белисинду. Та чуть колыхнула подбородками и провозгласила:

— Итак, выслушав обвинение, свидетелей, а также приняв в расчет то, что обвиняемый не отрицает совершенного им, как верховный судья Ай-Ту-Дорра я приговариваю этого человека, Бона Геймса, к смертной казни через повешенье. Правосудие свершится завтра на утренней заре. Уведите преступника.

В другой момент я наверняка бы ухмыльнулся при виде того, как вытянулось лицо Бона, когда он осознал смысл услышанного, но сейчас мне было не до смеха. Я глубоко вздохнул и… крепко наступил Римбольду на левую ногу. Одновременно со мной Глорианна поступила аналогичным образом с его правой.

— Да что же вы!.. — завопил гном, подскакивая на месте. Потом он посмотрел на меня, на девушку и прочитал в наших глазах ответ. Привлеченный воплем, конвой, подталкивающий Бона к выходу, остановился.

— Ты что-то хотел сказать, Избранник? — подняла бровь герцогиня.

— Я… нет… то есть, да… но как же мой дворец… бриллианты… сапфиры… золото…

— Ну, так я слушаю тебя.

— Я… прошу вас…

— А, так ты уже определился относительно своей просьбы?

— Нет… да…

Римбольд в отчаянье махнул рукой, набрал полную грудь воздуха, зажмурился и выпалил:

— Жизнь и свободу этому человеку!

После этого гном уронил голову на руки и разрыдался…

Глава XIV В которой рассказывается о том, что такое КГБ, а также о том, как выигрыш может обернуться проигрышем

Честное слово, когда я, опираясь на поручень, смотрел, как тает в утренней дымке город, а земля с каждой минутой отдаляется все дальше и дальше, мне сильно не верилось в то, что на этот раз мы высадимся именно в Спящих Дубравах, а не, например, на луне. И то, что корабль почти всегда не способен летать меня, честно говоря, не сильно утешало. Просто как только начинаешь загадывать, все сразу получается с точностью наоборот, уж поверьте моему опыту. И хотя на этот раз все говорило за то, что мы почти достигли своей цели, меня все же слегка тревожило это «почти». Как там рассуждал один мой приятель-скототорговец: «Вот когда я получу от своей старухи второй раз по голове сковородой за то, что опять пропил чуть не половину выручки за стадо драконозавров, тогда поверю в то, что я это стадо действительно продал!»

Ладно, а то вы еще подумаете, чего доброго, что мне свойственно такое вот скептически-брюзгливое настроение, между тем, как это совсем не так. То, что я тогда ощущал, было данью старой традиции — как только дела мои начинают более-менее налаживаться, я говорю себе: «Держись, дружище, то ли еще будет». И, разумеется, вскоре случается такое… Ну, молчу, молчу. Лучше расскажу вам, как наша компания попала на тот самый корабль, который должен был доставить нас в Спящие Дубравы.

Мы стояли на красивом холме и дружно обозревали еще более красивую панораму, которая с него открывалась. Океан был великолепен, город, раскинувшийся на его побережье, походил на белоснежный кукольный домик, солнышко ласково грело, а не пекло, как обычно. Плюс ко всему Римбольд вот уже три часа кряду не ворчал по поводу Ай-Ту-Доррского инцидента. В свете того, что первые два дня он едва не запилил нас насмерть, это обнадеживало.

Судя по нашей карте, внизу раскинулось не что-нибудь, а Паррис Белостенный, крупнейший, славнейший и прекраснейший город по эту сторону внутреннего моря и крупнейший же океанский порт цивилизованного мира.

Кстати, вы никогда не замечали, что все населенные пункты в любой местности странно тяготеют к превосходной степени в своих наименованиях? При этом чем населенный пункт более убог, тем ярче эта мания проявляется. Кроме шуток, могу привести пример. Однажды, когда я несколько месяцев работал охранником каравана, мы остановились на ночлег в одной всеми богами забытой дыре. Знаете, крохотный такой оазис: солоноватое озерцо с мутной водой, пять чахлых пальм, десяток слепленных из глины, песка и — прошу прощения верблюжьего навоза развалюх, несколько верблюдов, которые этот строительный материал производят, нищие хозяева верблюдов да две тощие и злые, как местный бог Шайтан, шавки неизвестной породы. И что же оказалось? Мы, оказывается, имели честь остановиться в «Блистательном Как Перл На Пальце Любимой Жены Калифа Оазисе…» Вот ведь, а название я и позабыл! Что-то вроде «Накось-Выкусь»… Впрочем, немудрено: хотя многие говорили, что я неплохо усваиваю языки, из местной тарабарщины за целый день я смог запомнить только три слова: «есть», «пить» и «тхур». Что такое это самое «тхур», мне интересно до сих пор. То ли особенно распространенное ругательство, то ли божба… Одним словом, любой житель Блистательного и так далее Оазиса поминал его при всяком удобном случае. Я, помнится, даже решил поэкспериментировать: выбрал пару самых симпатичных девчонок и по очереди шепнул каждой: «Тхур, тхур!». Первая взвизгнула, дала мне по физиономии и убежала, зато вторая…

— Эй, босс, ты что-то размечтался! Не пора ли двигаться?

Это, разумеется, был Бон. Да, действительно, я, похоже, слегка выпал из реальности. Воспоминания — особенно приятные — весьма увлекательная (и увлекающая) штука. Но, впрочем, вы и так, надеюсь, поняли, о чем я толковал.

Как бы там ни было, хотя мы и не могли проверить достоверность титула Парриса, но, по крайней мере, он действительно обладал белыми стенами, был весьма велик, а у берега океана на воде даже можно было различить нечто вроде кораблей. Так чего нам еще надо?

Вблизи город выглядел еще привлекательнее. Даже стражники у ворот, добросовестно обиравшие путников на предмет пошлины, его не особенно портили. На нас, разумеется, остановилось несколько больше любопытных взглядов, но это совершенно логично. Всем интересно поглазеть на иностранцев. Впрочем, как только мы объяснили цель своего визита, солдаты мигом потеряли к нам интерес. Еще несколько желающих воспользоваться портом Парриса, всего-то делов!

В городе мы собирались действовать по уже привычной схеме: гостиница продовольственные лавки — таверны для моряков — корабль. Но на этот раз (а может, лучше было бы сказать «как обычно»?) все пошло наперекосяк.

…— Эй, посмотрите! Там, похоже, кого-то бьют…

Мы, оставив в гостинице вещи под охраной Бона, у которого разыгралась мигрень, как раз выходили из «Бакалейной торговли Хуги», отягченные несколькими свертками. Я сам ни за что бы не стал вглядываться в боковые улочки, но глазастый Римбольд, которому было отчаянно скучно, только этим всю дорогу и занимался. И в одной из них увидел форменное безобразие, на которое и обратил наше внимание: четверо бугаев без особенной злости, но весьма добросовестно обрабатывали кулаками парня в матросской одежде, чем-то похожего на нашего Бона. Тот, кстати, даже не пытался сопротивляться, хотя меня возмутило совсем не это. Четверо на одного, слыханное ли дело! Если было бы наоборот — я бы первый с удовольствием полюбовался на подобное зрелище, чем и занимались сейчас трое горожан, но раз такая несправедливость!.. Одним словом, я стал озираться по сторонам в поисках более-менее чистого местечка, на которое можно было бы временно сложить свою ношу.

— Ты что это задумал? — маленькая, но сильная ручка Глори крепко сжала мой локоть.

— Так ведь…

— Вижу. И сочувствую.

— Так я…

— Ни за что!

— Но…

— Сэд!

Извини, парнишка, ничего не выйдет. Я уже достаточно долго нахожусь в компании принцессы и знаю: когда она таким тоном произносит мое имя, спорить с ней бесполезно.

— Ладно, никаких проблем, — покладисто кивнул я, снова прилаживая на плече тюк. В конце концов, кто мне этот парень — кум, сват, брат? Я ему ничего не должен.

— Отправляемся домой. Там уже Бон, поди, заждался.

— Правильно. И отправляйтесь, — Глори торжественно, как священную реликвию, вручила Римбольду свой сверток. Гном тут же состроил пренесчастную физиономию:

— А ты?

— А я прогуляюсь до ближайшей караулки. Не знаю, может у них здесь так принято, но проверить не мешает.

И прежде чем мы успели возразить, девушка выскользнула из переулка и смешалась на улице с горожанами.

Бон и вправду заждался. Головная боль, несмотря на все ухищрения, упорно не желала его отпускать, а одиночество, по словам парня, излечению никак не способствовало. Дабы не волновать его еще больше, мы с Римбольдом дружно умолчали об инциденте в переулке и сказали, что Глори скоро вернется. Она, дескать, заглянула в какую-то там лавку… ты же знаешь этих девушек. Бон согласно закивал и тут же схватился за голову, шипя сквозь зубы грязные ругательства. На него даже смотреть было больно. Я совершенно не представлял себе, чем тут можно помочь, и уже собирался было за лекарем, но тут умница Римбольд предложил сыграть в карты. Как только в моих пальцах появилась колода, морщинки на лбу страдальца мигом разгладились, а уж получив первую карту, он мигом опустил ноги с кровати.

Через полчаса в наших с Римбольдом карманах не осталось ни одной мелкой монетки, но и мигрень исчезла без следа. Я уже стал было подозревать, что Бон — злостный симулянт, которому не давала покоя наша наличность, но тут парень сделал поистине рыцарский (ау, сэр Шон!) жест и вернул все выигранное обратно. В ответ на вытаращенные глаза гнома он пояснил, что это благодарность за чудесное излечение. Я спорить не стал, но про себя подумал, что пару месяцев назад у такого можно было отобрать честно выигранное только одним способом — отрубив руку. То ли мы и вправду серьезно сдружились, то ли все дело в столь странной компании, которая изменит кого угодно…

Итак, голова Бона меня больше не беспокоила, но зато теперь стала побаливать моя собственная, — под непрекращающейся атакой паршивых мыслишек. У нас была еще одна проблема. Как сказал бы Бон: «Проблема на букву „Г“ (разумеется, так он выражался только между нами, да и то постоянно оглядывался через плечо). Я клоню к тому, что Глори давно пора было вернуться. Спросите, что может случиться с девушкой, когда она отправилась разыскивать городскую стражу? С такой — что угодно!»

— Привет, сильно скучали?

Ну вот, я жуть как счастлив, что ни одно из моих дурных предположений не сбылось. Эх, много бы я сейчас отдал за то, чтобы сделать то, чего больше всего хотелось. А хотелось мне сгрести эту маленькую негодяйку в объятия, покружить по комнате и расцеловать как следует… Размечтался! Даже если забыть о том, что она на дух не переносит, когда ее носят на руках (попробовал как-то раз, благодарю покорно!), все остальное — несбыточно, как острое прободение совести у Фила Красного Носа. И вообще, старик Сэд, пора тебе завязывать с этими глупостями! Как говорится, держи дистанцию и просто радуйся, что твоя подруга (уж так, надеюсь, она позволит себя величать?) жива и здорова.

Оная подруга тем временем подошла к Бону и нежно прикоснулась ладошкой к его лбу.

— Температуры нет?

Игрок широко улыбнулся:

— Хотелось бы, чтобы продлить это сладостное мгновение, соврать, что весь горю, но — увы. Ни температуры, ни головной боли, ни кашля, и даже зубы не выпадают. Здоров до отвращения. Верно, все оттого, что одна милая леди обо мне вспоминала.

Ах, вот оно что?! Ладно, парень, попросишь ты еще у меня с тобой в картишки перекинуться!

Пасторальные картины добрых дружеских отношений тут же отошли на второй план, и я уже начал представлять другие — с участием себя, соперника и некоторых замысловатых пыточных инструментов, — но тут раздалось:

— Мальчики, берите стулья и присаживайтесь к столу. У нас проблемы.

Вот, как чувствовал! Ну, красавица, плевать мне, нравится тебе это или нет, но больше ты без меня и шагу не сделаешь!

Проворчав это (про себя, разумеется. Матушка никогда не рожала идиотов), я присоединился к троице за столом.

— Ребята уже рассказали тебе о нашем приключении?

Прежде, чем Бон успел рот открыть, ответил я, причем — довольно грубо:

— Нет. Берегли, знаешь ли, его голову, которую только-только привели в порядок!

Все трое посмотрели на меня с некоторым недоумением, а потом девушка коротко пояснила, о чем идет речь.

— И ты ее одну отпустил? — Бон уставился на меня, как лепрехун на сало (если кто не знает, они его терпеть не могут). В другое время я, разумеется, признал бы его правоту, но то в другое…

— Тебя забыл спросить!

— Сэд! Что ты к нему привязался?

Ну вот, правильно! Давай теперь защищать несчастного мальчика от нападок злого Сэда!

— Настроение плохое!

— Ну так держи его при себе!

— Ну и пожалуйста!

— Благодарю!

— Не за что!

Меня так и порывало встать и отправиться куда подальше, громко хлопнув напоследок дверью. Раз им так хорошо вместе — на здоровье! Переживу! В тот день, когда я не смогу управлять своими идиотскими гормонами, пойду и повешусь!

Положение спас Римбольд. Нет, у этого паршивца определенно талант к дипломатии при всем его мерзком характере. Гном мигом притащил бутылку вина, стаканы, рассказал пару жутко смешных (и еще более жутко непристойных) анекдотов, ненавязчиво напомнил о предмете разговора… одним словом, все немного успокоились. Под «всеми» я имею в виду нас с Глори, поскольку сам бородатый был невозмутим как недельной давности покойник, а Бон — тот вообще строил из себя эдакую невинную овцу и хлопал глазищами. Ладно, сначала дело, а уж потом…

— Караулку я нашла быстро, — начала девушка, обращаясь словно только к этим двум. Я скрипнул зубами, но стерпел. — Сержант внимательно меня выслушал, а потом спросил, было ли у этих драчунах что-нибудь на голове.

— Не помню, — признался гном. — Как-то не до того было…

— У парня — ничего не было, а у мордоворотов, что его колошматили одинаковые головные платки. Черные. На лбу что-то намалевано, — нейтральным голосом сообщил я.

Мою реплику оставили без внимания. Ладно, я и это стерплю.

— Я не просто проверяю вашу память. Когда я изложила дежурному сержанту свое дело, он сразу задал мне тот же самый вопрос.

— А ты?

— А я ответила, что на избивающих были одинаковые головные платки черного цвета, на лбу которых «намалеваны» белые черепа под скрещенными костями.

Издеваемся, красавица? Моя манера речи не устраивает? Спокойно, дружище Сэд, спокойно! Держи себя в руках. Хлопнуть дверью никогда не поздно. Ты же не хочешь, чтобы эта парочка считала тебя трусом, правда?

— И что сержант?

— Захохотал и спросил, давно ли я в городе, — Глори глотнула из стакана и поморщилась: — У нас там бренди нет?

Та-ак… Теперь я вполне верю, что что-то случилось.

Вопрос остался без ответа. Да девушка его и не ждала — сама прекрасно знала, что нет. Поэтому она еще раз поморщилась и продолжила рассказ:

— Я слегка завелась и спросила в свою очередь, что тут смешного и какая ему разница. А этот балбес вновь закатился аж до слез, а, отсмеявшись, заявил, что только приезжий не может отличить уличного бандита от члена КГБ за работой.

— От чего отличить?

— От члена КГБ. Расшифровывается как Комитет Государственных Безземельников.

— Странное название. Причем здесь безземельники? Да еще и на государственной службе?

Девушка устало потерла виски:

— Безземельники как раз очень причем. Ребята в таких платках большую часть жизни проводят в море.

— А-а, так они рыбаки!

На меня посмотрели как на законченного недоумка.

— Нет. Пираты.

— Кто??!

Хор был слаженным на диво. Действительно, куда же это годится: пираты среди бела дня избивают горожан, и это считается нормой. Да и вообще, пираты, спокойно разгуливающие по приморскому городу, в котором полно стражи?

— Погоди-ка, но ведь ты сказала, что «Г» означает…

— Совершенно верно. Они все на государственной службе.

В отличие от предыдущего раза за столом воцарилось молчание. Готов спорить, что не только у меня в голове вертелся вопрос: «Куда мы попали?»

А Глори тем временем продолжала рассказывать. И чем дальше, тем больше я понимал: все. На этот раз мы влипли дальше некуда.

Пираты в этих водах были издавна. Города-государства навроде Парриса с ними худо-бедно боролись, но, несмотря на это, редкий купец отправлялся в плавание, не вооружив команду до зубов, а то и без военного корабля сопровождения. Причем городские власти драли за оные круизы несусветные суммы, а гарантий не давали никаких.

Так продолжалось достаточно долго, вплоть до недавнего прошлого, когда в один прекрасный момент среди пиратов появился молодой, очень энергичный и предприимчивый капитан по имени Робин Бэд. Молодчик сей — где подкупом, где обманом, а где и оружием — через некоторое время объединил под своим началом всех свободных «джентльменов удачи» в грозную и идеально функционирующую организацию, безжалостно расправляющуюся с конкурентами и держащую города-государства в постоянном страхе. Мало кто отваживался бросить пиратам вызов, поэтому ручеек золота, текущий в городскую казну, практически иссяк. И тут Робин Бэд пригласил всех бургомистров на некое, по его словам, безумно для них выгодное совещание. Те долго не соглашались, но когда пираты потопили два казенных фрегата Парриса прямо на рейде, резко передумали.

На оном собрании Робин разразился пламенной речью, которая сводилась к тому, что пиратам надоело воевать с городами и купцами одновременно. Но кушать им тоже хочется. А посему — что господа бургомистры думают о том, чтобы изрядно пополнить казну и заодно получить уйму высококвалифицированных служащих, которым, кстати, практически не придется платить? Одним словом, Бэд предложил бургомистрам ни много ни мало, как принять всю его организацию вплоть до последнего человека к себе на работу. Те, разумеется, сначала заартачились, — и в этом я их вполне понимал, — но Робин привел такие доводы, против которых у отцов городов просто не осталось аргументов.

Вот так и появилось название «КГБ». Как заверил Глори сержант, система работала идеально. Суть ее заключалась в том, что во всех городах были открыты так называемые «конторы» Комитета. Любой капитан, собирающийся в море, перед отправлением заходил туда и сообщал, согласен ли он добровольно расстаться с четвертой частью своего груза (включая стоимость корабля). Отказ означал, что команда корабля надеется на себя, ветер и Рус'Алка, Колебателя Воды, и с ней, чему мы стали свидетелями, не церемонились не только на море, но и на суше. В любом случае, название корабля, имя капитана и описание груза вносились в протокол, чтобы коллеги содержателя «конторы», во-первых, точно знали, кого останавливать не следует, а во-вторых, избежания путаницы ради. Из уплаченной суммы половина шла в городскую казну, а другую получал КГБ.

— Узнав, что мы собираемся нанять судно для путешествия, сержант изложил мне все это и вежливо поинтересовался, намерены ли мы уплатить четвертую часть стоимости оного судна, не считая нашего личного имущества, а потом назвал приблизительную сумму, — закончила девушка. — Это составляет…

Она вытащила из кармана и швырнула на стол блокнот, первый лист которого был испещрен цифрами, а внизу, обведенный в кружок, значился итог. М-да, как говорится, комментариев не требовалось. Возможно, мы и наскребли бы столько, продав все ценности, не слишком нужное в путешествии и часть совершенно необходимого, но лично я в этом сильно сомневался. Блин, действительно хочется бренди!

— Вот если бы удалось подороже загнать наших драконозавров… раздалось было робкое предложение Римбольда, но мы с Глори посмотрели на него так, что гном тут же замолк и принялся нервно покусывать кончик бороды.

После нескольких минут молчания, Глори вновь заговорила:

— Ну, мальчики, у кого еще будут предложения?

— Мы тут все кое-что умеем, — задумчиво постукивая пальцами по столу, проговорил я. — Если поискать работу…

— То высокооплачиваемой не найдем, а на прочей нужную сумму копить будем не меньше года, — мрачно мотнула головой девушка.

— Почему так долго?

— Потому. Нас четверо, плюс три драконозавра. Попробуй посчитать, во сколько обойдется квартира и еда.

— Похоже, я могу решить эту проблему, — внезапно улыбнулся до ушей Бон. Он артистично провел рукой по бороде испуганно вздрогнувшего Римбольда и предъявил нам три туза.

— Ты имеешь в виду?

— Совершенно верно. Не может быть, чтобы в таком городе не сыскалось святилища Ссуфа! А там — дело нехитрое.

Святилищем Ссуфа на картежном жаргоне зовутся игорные дома. Ох, не нравится мне почему-то эта затея, прямо до тошноты…

Но мой голос был единственным «против». Все остальные приняли предложение если и не с восторгом, то хотя бы без особых возражений. Если задуматься, то для нашей цели искусство Бона подходило идеально. В «святилищах» гигантские состояния сколачиваются за считанные минуты. Вся беда была в том, что вдвое большие состояния там проигрываются еще быстрее.

Так что решено было этим же вечером попытать счастья. Я плюнул и решил-таки пропустить стаканчик-другой бренди. Когда я уже взялся за дверную ручку, послышалось:

— Так, господа. Время делать взносы. Попрошу всю наличность сюда!

— Вот видите! — гордо произнес сияющий Бон, продемонстрировав нам подносик, на котором громоздилась гора разноцветных фишек.

— И что это такое? — подозрительно прищурился Римбольд.

— Это? Это деньги, на которые мы можем не только нанять, но и купить любой корабль в порту. То есть это будут деньги, как только я доберусь во-он до того почтенного господина.

Почтенный господин оказался представительным гномом, одетым с иголочки. В бороду его были вплетены золотые ленты, объемистый живот наискосок пересекала толстая золотая цепь, скрывающаяся в жилетном кармане для часов, а на носу красовались изящные очки в золотой же оправе. Гном сидел в будке с надписью «Касса» и менял игрокам деньги на фишки и наоборот. У будки скучающе зевали двое троллей, опирающихся на тяжелые дубинки с залитыми свинцом навершиями — единственные, кому в «святилище» дозволялось иметь хоть какое-то оружие.

Честно говоря, я так и не понял до конца, для чего игрокам была нужна эта волокита с фишками. Бон, правда, пытался втолковать мне что-то насчет того, что у многих монеты разного достоинства и веса, да и неприкрытый вид кучи золота на столе не на всех действует должным образом, но, по-моему, он защищал традицию только из солидарности с коллегами.

— И самое главное, что все эти деньжищи я выиграл совершенно честно! продолжал разливаться соловьем парень, подмигивая Глори. Девушка в ответ ласково улыбнулась и потрепала его по руке. А мне она так давным-давно не улыбалась!

Наконец, подошла и наша очередь.

— Ого! Славно поиграли, сударь! — восхитился гном, когда Бон гордо поставил перед ним поднос. — Желаете получить наличностью, или выписать вам чек на предъявителя в наш банк?

— Чек, пожалуйста, — важно кивнул парень, будто получать чеки на такую сумму для него было обычным делом. — Терпеть не могу ходить ночью по городу с мешком, набитым золотом!

— Весьма похвальная предусмотрительность, сударь! — похвалил его гном, вытаскивая из жилетного кармана чековую книжку и перо. Разумеется, золотое.

— Ваше имя, пожалуйста.

— Бон Геймс.

Перо резко остановилось, оставив на дорогой бумаге уродливую кляксу.

— Вы из Геймса?

— Точно, — широко улыбнулся парень, игнорируя кулак, который показывала ему Глори. — У нас там все не дураки восславить Ссуфа, но я — самый лучший!

— Охотно верю, — задумчиво проговорил гном, и мне страсть как не понравился его тон. Еще больше мне не понравилось то, что он отложил книжку и перо в сторону, захлопнул окошко и вышел из будки, повесив на дверь изящную табличку «Перерыв».

— Не соблаговолите ли следовать за мной, господин Геймс?

— Что-то не так?

— Нет, что вы. Просто с вами хотел бы поговорить наш хозяин.

— А мои друзья могут пойти со мной?

Окинув нас подозрительным взглядом поверх очков, гном некоторое время колебался, но потом все же доброжелательно кивнул:

— Прошу.

Оставив нас на попечение мягких кресел, длинноногой, крашеной под зебракуду секретарши и бара с изрядным выбором напитков, гном скрылся за дверью, украшенной ослепительно сияющей медной табличкой с черненой надписью «Кол Венг».

— Где-то я это имя уже слышал, — нахмурился Бон. — И вообще, какого лешего?! Если он мне сейчас скажет, что…

О том, что должен был сказать парню хозяин, и что последует в ответ на сказанное, мы так и не узнали. Дверь распахнулась, и гном во второй раз сказал: «Прошу». Мне показалось, что тепла в его голосе стало еще меньше.

В кабинете, отделанном навощенным до блеска деревом, закинув ноги на резной столик, сидел человек лет сорока. Очень дорогие, но совершенно безвкусные одежды, напомаженные волосы и обилие драгоценностей делали его похожим на преуспевающего сутенера. Впрочем, с моей точки зрения, он им и был: мало найдется более грязного сводничества, чем игорный бизнес.

— Кого я вижу! Бон Геймс собственной персоной! — притворно радостно воскликнул этот тип, когда мы вошли. — Рад тебя видеть, хотя, извини, руки подавать не стану!

— Ой, спасибо! — кулаки Бона непроизвольно сжались, а интонация, казалось, способна была убивать наповал. — А то я, признаться, всерьез опасался, что мне прямо с порога придется посылать хозяина к его же матушке!

— Вот и ладненько! — потер руки Венг. — Хорошо, когда между старыми приятелями царит такое взаимопонимание. — Может, представишь меня своим товарищам, особенно — милой даме?

Бон повернулся к нам:

— Перед вами — известнейший в определенных кругах шулер Кол — Козырной Туз. Мерзавец, каких поискать. Когда вернемся в гостиницу, не забудьте вымыть с мылом руки, а еще лучше — принять ванну. Эта дрянь на редкость заразна: смертельно поражает ум, совесть и кошелек.

Кол визгливо, как шакал, рассмеялся.

— Ну, разве он не прелесть! Да садитесь же вы, чего зря ноги топтать!

— Спасибо, насиделись! — грубо ответил парень. — И будем крайне признательны, если ты прикажешь выдать мне мой выигрыш, а то нам завтра вставать рано.

Хозяин игорного дома всплеснул руками:

— Куда торопиться, дружище? Я-то мечтал поговорить, ведь мы с тобой не виделись, почитай, года три.

— И еще бы столько же не видеться! Твоя рожа — последнее в этом мире, без чего я стану тосковать!

— Фу, какой ты неласковый. Впрочем, это ваша геймская кровь сказывается, все вы там такие. Заносчивые, что твои короли, о слове «друг» вообще представления не имеете. А сами, если разобраться, просто-напросто сборище прожженных мошенников!

— Ой, кто бы говорил!

— Нет, приятель, ты меня с собой не равняй! Да, не отрицаю, в иных случаях и мне случалось играть с тузом в рукаве, да еще и опоив партнера до беспамятства, но я при это никогда, — слышишь?! — никогда не прикрывался замшелыми легендами, в которых нет ни капли правды, и не орал по всему свету о своем непревзойденном мастерстве, дарованном богами!

Козырной Туз шумно отхлебнул из хрустального бокала.

— А ты хуже всех, Бон. Посмотреть на тебя — так сущий ангел, правда, малышка?

Глори пропустила шпильку мимо ушей. Впрочем, Венг не обратил на это никакого внимания.

— А внутри — ой, гнильцой попахивает! Впрочем, яблочко от яблоньки недалеко падает, приятель? Как там твой козел-папаша, не околел еще? Жаль, жаль…

У Бона выступили желваки на скулах, но он крепко сжал мое плечо, когда я было двинулся к мерзавцу, чтобы поучить его любезности.

— Не смей трепать своим поганым языком имя того, до кого тебе не дорасти, как не пытайся. И, кстати, ты, небось, уже вызвал стражу? Представляю себе картинку: кто-нибудь из нас приводит твою мерзкую рожу в надлежащее состояние, и тут вваливается… Вот, что я говорил? Вечер добрый, майор!

— Что тут происходит, господин Венг? — прохрипел тучный служитель правопорядка, ввалившийся в кабинет. Не успел Козырной Туз рта раскрыть, как заговорила Глори.

— Вы заглянули очень кстати, господин майор. Мой друг сегодня выиграл очень большую сумму денег, а господин Венг не только не желает расплатиться, но и оскорбляет всех нас. Прошу вас, наведите порядок.

Как всегда, улыбка нашей принцессы творила чудеса. Суровые морщины на челе майора мигом разгладились, и он строго посмотрел на Козырного Туза.

— Эта леди говорит правду, господин Венг?

Шулер мигом вспотел. За считанные секунды он из обвинителя превратился в обвиняемого, кому бы такое понравилось?

— Разумеется, — ответила за него Глори. — И тому есть человек пятьдесят свидетелей.

— Нет! То есть, да, он выиграл! — отчаянно крикнул Кол. — Но я заявляю, что выиграл он нечестно!

— И в чем же вы его обвиняете?

— В нарушении устава моего заведения. Этот человек выиграл только потому, что использовал во время игры магию!

Бон издевательски рассмеялся:

— Да ну? Мог бы придумать что-нибудь пооригинальнее, старина! Уж тебе ли не знать, что магических способностей за мной отродясь не водилось?

Майор, как ни странно, понимающе кивнул:

— Действительно, господин Венг, я считаю…

— Проверьте его детектором!

— Что ж, если вы настаиваете…

— Да!!!

— Вы не против, господин…

— Геймс. Бон Геймс. Разумеется, господин майор. Я целиком к вашим услугам.

Страж порядка пожал плечами и повернулся к Бону, вытаскивая из кармашка на поясе стандартный правоохранительный детектор. У меня в Хойре тоже такой был. Штуковина вроде компаса: кладешь ее на руку, и если ты магически инертен, то стрелку с места тягловой упряжкой не сдвинешь. Зато если нет…

Мы все вытаращились на коробочку. Стрелка, разумеется, не вертелась, как вела бы она себя, лежи детектор на ладони у мага. Но и неподвижной она тоже не была — лениво колыхалась туда-сюда.

Венг хохотал так, что даже опрокинулся за свой стол.

— Попался! Попался! Попался! — повторял он.

— Майор, вы уверены в том, что ваш детектор исправен? — побледнев, спросила Глори.

— Вообще-то наш штатный заклинатель проверяет его перед каждым дежурством, — без особой уверенности протянул тот.

— Значит, поломки все-таки случаются? — продолжала настаивать девушка.

— Остынь, крошка! — прохрюкал из своего угла шулер. — Все с этим детектором в порядке.

Я решительно протянул вперед правую руку.

— Вы позволите?

Разумеется, все время, пока распроклятая штуковина лежала на моей ладони, стрелка даже не шелохнулась.

— Ничего не понимаю!

Бон внезапно побледнел:

— А вот я, кажется, понял.

Он расстегнул рубашку и вытащил цепочку с серебряным амулетом. В наступившей тишине особенно отчетливо прозвучал гиеноподобный хохот Козырного Туза.

…— А я тебе говорю, он знал!

— Да откуда он мог знать?

— Я показывал ему этот паршивый амулет несколько лет назад!

— И все-таки, это несправедливо! Как, скажите, ему мог помогать в игре амулет, все волшебство которого заключается в том, что он предохраняет своего владельца от потных ладоней и запаха изо рта?!

— Дело не в этом! Вы же видели устав этого окаянного заведения. «Никакой магии», понимаете! Такое ощущение, что мерзавец заглядывал в будущее, когда его составлял.

— Но почему тебе запретили играть в других местах?

— Потому! Если человек попался раз, то кто позволит ему сделать еще одну попытку?! Спасибо хоть, что просто отобрали выигрыш и оштрафовали, а не оставили в пользу Туза все наши деньги!

— И все-таки это подло! Мало того, что этот тип публично оскорблял твоего отца…

Против ожидания, Бон почти весело улыбнулся:

— Да нет, Римбольд, действительно оскорбить в моих глазах папочку — это еще нужно сильно постараться. Он видел старика только однажды, а посему оценить всей его «прелести» просто не мог. Вон, Сэд с Глорианной и то его лучше узнали…

Гном вытаращил глаза:

— Значит, ты просто разыгрывал возмущение?

— Да нет, не то, чтобы…

— Знаешь, Римбольд, — неожиданно влез я, — я, кажется, понимаю, что Бон хочет сказать. Когда я служил в гвардии, один из наших капралов, инструктор по стрельбе, помнится, говаривал: «Вот мой казенный арбалет. Безобразная, безбожно устаревшая модель, у которой вечно заедает спусковой механизм, сколько его ни смазывай, жутко неудобное ложе, сбитая прицельная планка, и все такое прочее. Это говорю я, потому что собирал и разбирал его миллион раз и протаскался с ним не один год. Я имею право его ругать. Но упаси Бог какую-нибудь тупую деревенщину сказать, что у меня плохой арбалет. Я буду не я, если не дам ему в морду!»

— Чертовски точно, — кивнул Бон, и неожиданно протянул мне руку. Я стиснул ее.

Дорога к нашему пристанищу вела через городской парк. Приятно пахли какие-то ночные цветы, ветерок шелестел листьями, где-то невдалеке журчал фонтан.

— Скамейка, — кивнула Глори. — Давайте посидим немного.

Предложение было принято, и когда все уселись, я вытащил из кармана фляжку бренди.

— Извините, ребята, я тут немного сжульничал и сдал не всю свою наличность. Хотел вот отметить победу…

Поняв, что разговор опять грозит вернуться в нежелательное русло, я прервал фразу.

— Молодчина!

— Ай да Сэд!

— Не все досталось этому кровососу!

После того, как фляжка опустела, все надолго замолчали и задумались. Перебирая в голове события прошедшего дня, — да и все предыдущие за последний месяц, — я неожиданно ощутил какую-то странную нежность к сидящим рядом со мной. Все мысли о ревности и прочих глупостях исчезли без следа. Я был среди друзей, на которых мог положиться в любом деле, и ради которых сам пошел бы, не задумываясь, на любое дело. Вспомнил, как Бон совсем недавно протянул мне руку, как он переживал свою неудачу… Не потому, что это задело его гордость или уронило его в глазах Глорианны. Просто он, сам того не желая, подвел друзей, которые верили в него.

— Эй, любимец Ссуфа, можно тебя на два слова?

Бон оторвался от своих раздумий и вопросительно посмотрел на меня.

— Секреты? — насмешливо подняла бровь Глори.

— Ага! Заговор злобных мужиков против всей прекрасной половины человечества! — злодейски подмигнул ей парень. — Я к твоим услугам, босс…

Стоило нам отойти за кусты, как я выпалил:

— Извини!

— За что? — захлопал глазами Бон.

— Сам знаешь за что. Сегодня днем в гостинице я вел себя как распоследний колзотур, обуянный ревностью. Хотя как раз на ревность никаких прав не имею. А если бы даже и имел, повода для нее мне все равно не давали.

Бон остолбенело смотрел, как я вышагиваю перед ним взад-вперед, и молчал.

— Вот такие дела. Я был не прав и не нашел бы себе места, если бы не высказался. И еще… если… ну, ты понимаешь… одним словом, ты только скажи…

Наш игрок покрутил головой и тихонько рассмеялся.

— Ну, ты даешь, босс!

Потом он посерьезнел и хлопнул меня по плечу:

— Знаешь, если у меня раньше и были какие-нибудь планы, то с недавнего времени… Но все равно, спасибо.

— За что?

— Сам знаешь за что.

Вместо ответа парень пожал плечами, и.

— Ну что, составили свой заговор? — почему-то без своего неизменного сарказма осведомилась девушка, когда мы вернулись к друзьям.

— А то. Можешь начинать трепетать и молить о пощаде, — ухмыльнулся Бон.

— Тебя или его?

— По очереди.

— Как-нибудь потом. Но я очень рада, что у вас теперь есть время, чтобы подумать о первоочередных делах? Что будем делать, Сэд?

Вопрос застал меня врасплох.

— А причем тут я? — машинально, сорвалось с моего языка.

— Если бы у Бона была идея, он не смог бы ее удерживать в себе так долго. Мы с Римбольдом тоже зашли в тупик. Остаешься ты.

Я оглядел всех троих. Да нет, никто не улыбался. Они серьезно смотрели на меня и ждали.

Мои друзья верили в меня и ждали, что я что-нибудь придумаю.

— Давай, босс, не стесняйся! Здесь только свои! — подбодрил меня Бон. Глори не сказала ничего, но ее глаза…

Кусты зашелестели, и в полосу лунного света шагнули две темные фигуры. Странно знакомые.

— Не только, дружище, — широко улыбнулся я. — А у меня есть идея.

— Ну, наконец-то!

Глава XV В которой рассказывается о том, как паевое товарищество «Глори и КО» отчасти потеряло самостоятельность

Ярко-малиновый камзол, лениво наброшенный на одно плечо. Курчавая черная поросль, выглядывающая из расшнурованной на груди белой рубашки. Чуть прищуренные, хитрые, ничего не упускающие глаза орехового цвета. Холеная рука с крупным опалом на указательном пальце, задумчиво оглаживающая кривой кинжал у пояса. Примерно семьдесят килограммов показной, нарочитой лени и расслабленности. Робин Бэд, когда-то простой капитан. Ныне всесильный глава КГБ.

— Значит, я повинен во всех ваших злоключениях? И вы явились сюда, чтобы требовать справедливости?

— Ну, требовать у вас — это уж чересчур, — улыбнулся я. — Небезопасно, знаете ли…

Робин рассмеялся, показав две золотых коронки.

— Да уж знаю, знаю. И самое главное — бессмысленно. Да… Но если так, тогда будьте добры, объясните цель своего визита.

— Видите ли, сударь, — влез в разговор Бон, — как вы сами только что справедливо отметили, вы в некотором роде являетесь причиной нашей проблемы. То есть, не вы лично, а установленные вами и досточтимыми магистратами законы, касательно морских перевозок. Причем, заметьте — мы отнюдь не против платить, но только…

— Только нечем, — вновь показал нам коронки Бэд. — Я, с вашего позволения, немного поупражняюсь в логике. Итак, группа людей… прошу прощения у достойного гнома… э-э… путешественников прибывает в Паррис издалека, чтобы нанять корабль для плавания в некое место… какое — для моих рассуждений совершенно не важно. Это первое. В Паррисе же — равно как и во всех прочих городах-государствах на побережье — законы таковы, что обычные фрахтовые расценки, скажем так, несколько завышены, а посему корабль у путешественников нанять не получается. Это второе. Так случилось, что к упомянутым уже законам приложил руку некий Робин Бэд, которого найти и заставить себя выслушать для чужака совсем не так просто, но все же возможно, если сильно постараться. Это третье. И вот путешественники, которым таки удалось привлечь внимание главы КГБ, перебаламутив полгорода среди ночи, собираются попросить его, ввиду чрезвычайной важности их предприятия, снизить для них расценки. Я ничего не упустил?

— Почти.

— Вот как?

— Робин Бэд не упомянул лишь о том, что путешественники были бы бесконечно рады, если бы его люди сами доставили их в упомянутое место за приемлемую для них сумму или выполнение посильной услуги.

Глори мастерски скопировала не только манеру изъясняться главы КГБ, но и его тягучую интонацию. Робин зааплодировал:

— Браво, сударыня! Вышеупомянутый вам бесконечно признателен.

— Взаимно, сударь, взаимно. И что же вы нам ответите?

Пират посерьезнел и, подперев кулаком щеку, ненадолго задумался. Через какое-то время он встал со своего стула и принялся мерить шагами комнату, заложив руки за спину и насвистывая обожаемую моряками всех вод песенку «Женушка в любом порту». Находившись же и насвистевшись вволю (что заняло минут десять), он вновь сел и решительно мотнул головой:

— Нет.

Само собой, мы были почти уверены в подобном ответе, но одно дело думать, и совсем другое — слышать.

— Хотите знать, почему? Извольте. Дело, что бы вы там ни думали, вовсе не в моей черствости и вредности, как раз наоборот. Как человек, я искренне хотел бы вам помочь, и даже бесплатно. Вы мне импонируете уже тем, что не побоялись заявиться сюда с подобным предложением, а до этого — еще и уговорили парней привести вас ко мне. Кроме того, у меня тоже есть родители, которых я весьма люблю. Если бы мой старик вот так пропал, и у меня были бы хоть какие-то координаты, то я бы приложил все силы для того, чтобы его вытащить. Так что Робин Бэд, господа, полностью на вашей стороне.

— И, несмотря на это, нет?

— Вот именно. Несмотря на это, а точнее — из-за того, что я — глава КГБ. Как говаривал боцман на корвете «Гай Гисборн», где я когда-то плавал юнгой, «так уж склалось». А глава КГБ, устанавливая столь мешающие вам порядки, договорился с бургомистрами, что ни для одного корабля исключений из правил не будет. И нарушать слово мне жутко не хочется по целому ряду причин, даже если не брать в расчет тот факт, что словом своим я весьма дорожу, а репутацией — пуще того.

Я понимающе кивнул:

— Хотите сказать: что сделано однажды, то может повториться?

— Что-то вроде того. Уж так устроен человек — раздвиньте один единственный раз привычные для него рамки, и он тут же заявит, что так всегда и было…

— А что касается нашего второго предложения?

— Опять-таки, нет. Правила КГБ запрещают его членам заниматься перевозками товаров и пассажиров — на этом особо настаивали господа бургомистры, и я их всецело поддерживаю. Каждый должен заниматься своим делом. Да и потом, тут в дело грозит вступить только что упомянутый закон человеческого существования. Уж простите, но мне совершенно не хочется через какое-то время проснуться главой нескольких сотен добропорядочных моряков. Несолидно как-то после всего былого. И, наконец, я решительно не вижу дела, которое не могла бы самостоятельно выполнить моя команда, и которое при этом было бы по плечам вашей четверке.

Что ж, по крайней мере пират был откровенен, и на том спасибо. Мы извинились за то, что отняли его драгоценное время, и поднялись, чтобы раскланяться.

— Один момент. Вы мне действительно понравились, а своим теперешним поведением нравитесь еще больше. Опять-таки, так уж склалось, что в силу разных причин я обожаю делать себе приятное… Одним словом, я предлагаю вам вступить в славные ряды КГБ.

Мы слегка опешили.

— Но вы, кажется, только что сказали, что не нуждаетесь…

— Не нуждаюсь. И заставлять вас отрабатывать свое членство активными действами типа абордажей тоже не собираюсь. Вы от нашего союза получите несравненно больше: по нашим законам любой, состоящий в Комитете, раз в три года может попросить Организацию о посильной для нее услуге личного характера. А уж выделить один из своих кораблей с командой на некоторое время для КГБ более чем по силам…

М-да, неожиданное предложение, что и говорить. Неожиданное и, чего уж греха таить, несколько пугающее. Даже учитывая тот факт, что мы ни словом не обмолвились о том, кто такой на самом деле пропавший отец Глорианны, выяснить это будет не так уж сложно. И что тогда? Какую выгоду преследует Бэд и что он может получить, имея наследницу целого королевства членом своей Организации? Конечно, прямо я об этом не спросил. Не успел.

— Знаете, сударь, — только не обижайтесь, — жизнь в нашем прекрасном мире как-то сама собой настраивает на уверенность, что ничего в нем просто так не делается. — Бон был сама изысканность и непринужденность. — И я смею предположить, что кроме доставления себе удовольствия, у вас есть и другие резоны для этого благородного предложения. Это так?

— Мой друг хочет сказать, — вставила Глори, — что всем нам хотелось бы знать, в чем конкретно будет заключаться наша служба КГБ?

— А если ни в чем, то как вы объясните другим своим… э-э, коллегам, почему приняли в Организацию совершенно бесполезных людей и гнома? закончил я.

Робин зевнул, изящно прикрыв рот ладонью:

— Еще что-нибудь? Не стесняйтесь, прошу. Сразу на все и отвечу.

— Хватит на первый раз, — сварливо отозвался Римбольд. — Вы, господин капитан, говорите пока, а мы поглядим.

Довольно нахальный тон гнома, вопреки моим ожиданиям, лишь позабавил пирата. Отсалютовав Римбольду кубком, он начал:

— Начну с третьего вопроса, и надеюсь, что прелестная дама простит мою неучтивость. Как вы совершенно справедливо предположили, Сэдрик, я не диктатор, и даже напротив — всю жизнь боролся с деспотизмом в КГБ. Конечно, Организация построена по принципу пирамиды с четкой вертикальной системой подчинения, и я нахожусь на самой ее вершине. Как говорится — выше только боги, облака и голос евнуха. Но и я не обладаю всей полнотой власти. Есть Центральный Комитет, куда входят мои заместители, главы Организации во всех крупных городах и выбранные делегаты из среды рядовых… сотрудников. Ну и ваш покорный слуга, разумеется. Так вот, любое серьезное для КГБ решение выносится на рассмотрение Центрального Комитета и или принимается (большинством голосов), или нет. Теперь идем дальше. Ни перед кем отчитываться в том, кого и зачем я принял в Организацию, я в принципе не обязан. Разумеется, если только на оплату их услуг не требуются значительные суммы.

— И что для вас «значительная сумма»? — как только речь зашла о деньгах, Римбольд тут же оживился.

— Ну-у… скажем, пятизначная.

— И что, много у вас таких… ценных сотрудников? — это уже Глори.

В ответ Робин подмигнул:

— А как вы думаете?

У меня так и чесался язык ответить «головой», но я сдержался. И действительно, он бы все равно не стал отвечать. Симпатия симпатией, но служебные тайны — дело серьезное. Тем более в КГБ.

— Я продолжаю. По поводу «совершенно бесполезных», Сэдрик…

— Достаточно просто «Сэд», — махнул рукой я.

— Благодарю. Так вот, я с вами категорически не согласен. Мой опыт — а он у меня, как вы, должно быть, догадываетесь, весьма богатый, подсказывает, что совершенно бесполезных хоть людей, хоть гномов, хоть любых других живых существ в природе не существует по определению. Есть лишь не востребованные до поры до времени. А уж потребностей у нас столько и таких специфичных, что вы будете не просто полезными — крайне полезными для Организации.

— Простите, не могу удержаться от вопроса. Чем вот я лично могу быть крайне полезной КГБ?

Прежде чем ответить, Бэд некоторое время внимательно смотрел на девушку, будто изучая ее.

— Конкретно не могу сказать, пока не выясню всех ваших талантов, симпатий и антипатий. Но в любом случае, наследная принцесса Гройдейлская, имеющая пожизненное право владения замком Цербер и связанная родственными узами с дюжиной правящих домов различных государств, включая Тилиану, Кнегсию и Райвэлл…

На личико Глори было приятно посмотреть. Я в очередной раз поразился ее выдержке. Лишь чуть прищурилась, между бровями еле обозначилась складочка, да дернулся левый угол рта.

А вот Римбольд уставился на девушку прямо-таки квадратными глазами. Ах ну да! Ведь до сего дня она для него была простой дочерью торговца мехами… Извини, парень, но так уж склалось…

Если бы человек, которого я впервые увидел чуть меньше часа назад, начал выдавать подобные сведения обо мне, любимом… Стоп! Но если он знает о Глори…

Словно подтверждая мои предположения, Робин усмехнулся:

— Совершенно верно. Хоть какие-то сведения у меня есть обо всех вас. Не задавались случайно вопросом, почему вас чуть не два часа продержали в моей «приемной»? Нужно же мне было узнать, с кем предстоит говорить. Между прочим, подобным образом уже удалось предотвратить два покушения.

— У вас там что, сидит целый полк телепатов? — Бон кивнул на расписанную разными диковинными созданиями раздвижную ширму, закрывающую дальний угол кабинета пирата.

— Господь с вами, Бон! — совершенно искренне поднял брови тот. — Туда больше троих запихнуть не удастся при всем желании, даю слово чести.

— Ну а все-таки?

— Все-таки? У Организации достаточно большая система осведомителей по всему миру. И магов, и просто различных полезных людей… да и не только людей. Правда вот гномов пока до прискорбного мало.

— Разумеется! — гордо вскинул голову наш бородатый товарищ. — Среди гномов предателей отродясь не водилось, это вам любой подтвердит. Так что на меня можете не рассчитывать!

— А кто здесь говорит о предательстве? Знаете, уважаемый Римбольд, ваш почтенный дедушка со стороны матери, Ниокс Лысый…

— И слушать не хочу! Дедушка Ниокс никогда не занимался ничем предрассудительным!

— Разумеется. Не станет же здравомыслящий гном называть предрассудительным честный бизнес, ежегодно приносящий солидный доход.

— Доход?..

— Точно так. Видите ли, деятельность КГБ здесь, в Городах Побережья, это только верхушка айсберга. Прикрытие, так сказать. И действительно: ну кто будет лезть в дела пиратов?

— Прикрытие чего, позвольте спросить?

— Бизнеса, Ваше Высочество, разного бизнеса.

— Глорианна, если вы позволите.

— О, прошу прощения. Так о чем бишь я? Ах да, о бизнесе. Не хочу сейчас пускаться в долгие рассказы, поэтому скажу лишь, что Организация — это: торговля, банки, игорные дома, армии наемников, исследовательские экспедиции, политика, меценатство, наконец. Это тысячи людей практически во всех уголках мира. Разных людей, как я уже говорил. Всех профессий и должностей. Кстати, членами или пайщиками ее являются и многие высокопоставленные лица.

Я не смог удержаться от ехидного замечания:

— Ну да, а сами вы, Робин, не иначе как урожденный король?

— Нет. Герцог.

— ???

— Точнее, не собственно герцог, а его третий сын. Не хотелось бы называть конкретных имен, лучше скажем так: папа мой — младший брат монарха государства, чуть поменьше Тилианы и чуть побольше Райвэлла.

Ничего себе! Это что же получается — Оргейл? Пятое по величине королевство мира?

Пока мы переваривали вывалившуюся на нас информацию, миловидная девушка внесла поднос с ароматным чаем и блюдо вафельных трубочек с заварным кремом.

— Угощайтесь, господа, а я пока продолжу, — Робин с заразительным хрустом откусил самую большую трубочку, прожевал и вновь заговорил, дирижируя изрядно укороченным кондитерским изделием: — Я не потребую от вас многого, честное слово. И не стану просить ни о чем противозаконном или неэтичном. Просто время от времени буду связываться с вами и поручать уточнить некоторые интересующие нас сведения разного рода, вроде уровня цен на определенные товары или открытия новых месторождений полезных ископаемых. Вот и все. Разумеется, ваши услуги будут своевременно оплачиваться, причем весьма щедро. По ту сторону Внутреннего Моря у Организации пока совсем не так много членов, как хотелось бы. Пора это исправить…

А теперь прошу меня простить, кое-какие дела требуют моего присутствия. Если ничего не изменится, вернусь через полчаса, чтобы выслушать ваш окончательный ответ. Искренне надеюсь, что он будет именно таким, каким всем нам хотелось бы.

…Мы пили чай, жевали пирожные и изо всех сил изображали друг перед другом тягостные раздумья. Глори, откинувшись в кресле, что-то строчила в своем блокноте, Бон ловил и подбрасывал мелкую монетку, Римбольд считал, загибая пальцы и время от времени бормотал что-то вроде: «Ну, дедушка!» — а я… Я просто молчал, хмуря лоб, хотя давным-давно все уже решил. Да и не только я, судя по всему. Тактичному Робину вовсе не нужно было придумывать какие-то мифические «дела».

Наконец, мы не выдержали и встали на ноги. Все одновременно, кроме девушки. Да и заговорили одновременно, словно каждый спешил показать другим свою решительность:

— Я считаю…

— Нет, ну если рассудить здраво…

— В конце концов…

Встретившись взглядами, мы расхохотались, и вот тут наша принцесса присоединилась от души. А отсмеявшись, тоже встала и приветственно подняла руку:

— Выше нос, коварные злоумышленники. Отныне «Глори и К°» объявляется криминальной структурой!

Глава XVI В которой рассказывается о говорящей вороне, молчаливом нечто и лучшем средстве против оборотней

Словами боцмана нашего нового босса: «Вот так оно все и склалось». Уже через два дня после разговора с Робином наша четверка (то есть, семерка считая драконозавров) была со всеми удобствами и максимально возможным уважением размещена на борту симпатичного кораблика «Дельфин» (команда: семь человек плюс кот Пират). Карта, купленная у хримтурса, как оказалось, была весьма точной, а потому капитан «Дельфина» Йуш заверил нас, что не позднее двух недель с момента отплытия он высадит нас в Спящих Дубравах, ежели таковые и вправду существуют.

Лично меня беспокоило только одно: куда это запропастился наш старый знакомый с его страшными байками про злого Лесничего? Неужто повстречался с прекрасной собирательницей антикварных карт, женился на ней, и теперь эта парочка проводит медовый месяц на где-нибудь на атолле Амбра-Кандарба, основав Фонд пострадавших от С.Д.? В это верилось слабо, но факт оставался фактом: никто из подопечных Робина, как мы выяснили, ни мужчины, ни женщины, описанных нами, не видел. Новых кошмарных историй о Дубравах члены КГБ также не слышали, если не врали. Хотя с чего им врать своему главе?..

Уж не знаю, сделал ли Робин Бэд какие-нибудь особые распоряжения, было ли дело в нашем статусе полноправных членов КГБ или просто это мы были такими харизматичными, но все члены экипажа относились к нам очень тепло, если не сказать — сердечно. Все, за исключением кота, разумеется, которому все вышестоящие директивы до корабельного фонаря, а харизмы у него самого хоть взаймы бери. Если бы его видели, то тут же согласились бы со мной: такого очаровательно-хамского сочетания лени, грации, полос и усов я еще не видел.

«Сами-то мы маленькие и слабые, на борту только один Пират и есть, говорил, бывало, Йуш. — Зато он, хоть и четвероногий, ни одному двуногому спуску не даст!» Вся команда «Дельфина» души не чаяла в этом паршивце. Кот, впрочем, это прекрасно знал и беззастенчиво пользовался своим положением. Но и с Пиратом мы тоже очень скоро поладили, хотя без курьеза все-таки не обошлось.

Однажды мы сидели на палубе и любовались закатом. Садящееся прямо в океан солнце вкупе с небом, окрашенным во множество оттенков, начиная с золотого и кончая багряным — это что-то! Видимо, решив составить нам компанию, из кубрика вышел Пират.

— Кис-кис-кис! — позвала его Глори. — Иди сюда, хороший.

Зверюга важно прошествовала к девушке и подставила горло; на морде кота прямо-таки было написано: «Чеши сюда!»

В это же время к нам присоединились (как всегда переругиваясь) Бон и Римбольд. К моему немалому удивлению парень, едва увидев кота, вздрогнул и прервал свою фразу на полуслове. Возликовавший было гном, выдал очередную порцию колкостей, но она была самым возмутительным образом проигнорирована.

— Эй, ты чего?

— Да так… — и Бон рассеянно сел на палубу, как можно дальше отодвинувшись от Пирата. Кот (даром, что с закрытыми глазами) моментально это почувствовал, тут же перестал блаженно урчать и испытующе взглянул на него. Весь вид полосатого вопрошал: «Ну, и что все это значит, А?»

Еще слегка отодвинувшись, Бон пробормотал:

— Хороший котик, хороший, иди, иди, гуляй….

Пират широко зевнул и послушно отправился гулять… прямо по направлению к парню. Мы все с интересом наблюдали.

Отодвинувшись в третий раз, Бон уперся спиной в мачту. В глазах кота зажглись торжествующие огоньки. Он царственно возложил на ногу беглеца лапу, словно говоря: «Мое!» Потом, видимо, посчитав, что это недостаточно, он запрыгнул к парню на колени и принялся тереться о его живот, довольно урча. Рука Бона несмело прикоснулась к кошачьей шерсти. Урчание стало заметно громче. Рука молниеносно отдернулась.

— Ты что, его боишься? — не выдержала Глори.

— Да нет, не то, чтобы боюсь… — покрасневший как рак парень робко почесал Пирата за ухом. — Просто не ко времени вспомнился Ай-Ту-Дорр…

Вопреки ожиданиям и рассказам Носителя Хламиды, ни туманов, ни штормов с ураганами, ни прочих стихийных бедствий мы так и не дождались. Не могу сказать, что меня лично это так уж сильно расстроило. Наоборот, непонятно откуда возникло ощущение, что и в самих Дубравах никаких особенных ужасов мы не встретим. Разве что Большой Волосатый Ы на огонек заскочит, но с ним уж мы общий язык как-нибудь найдем. Чай, не впервой. А вот в существовании самих Дубрав у меня сейчас не было никаких сомнений. Просто кто-то явно не хочет, чтобы посторонние туда добрались. А вот кто? И почему? Только ли в короле Гройдейла дело, да и там ли он вообще?

Наконец, на рассвете пятнадцатого дня, впередсмотрящий в «вороньем гнезде» так усердно заорал: «Земля!» — что едва не сверзился из него на палубу. Мы выскочили из каюты и, протирая глаза, уставились в даль. Туда, откуда с каждым пройденным кораблем узлом приближалась наша окутанная туманом неизвестности судьба. Готов спорить, что каждый из нашей четверки в тот момент представлял ее себе по-разному, и при этом — с неизменной надеждой на лучшее.

Казалось, что тот час, в течение которого «Дельфин» плыл к земле, тянется целую вечность, но он все-таки прошел, и глазам всех предстало неизведанное побережье.

Спящие Дубравы во всем своем великолепии начинались за песчаной косой, обрамленной кое-где каменными глыбами и остатками полусгнивших древесных стволов. Правда, береговая линия имела и куда более зловещие украшения — я насчитал четыре корабельных остова, почерневших от воды и времени. Что ж, хоть в этом рассказ нашего неведомого «доброжелателя» оказался правдивым. Эх, ну что ему стоило немного приврать касательно всего остального!..

— Да, кому-то здорово не повезло…

Мы непроизвольно вздрогнули — так неожиданно прозвучал в наступившей тишине голос присоединившегося к нам Йуша. Капитан указывал на следы былых катастроф.

— Вы меня простите, друзья, но у берега, по всему видать, мели или подводные камни, а может — и то и другое сразу. Я это к тому, что у меня приказ от Робина: на время плавания ваше слово — его слово, и точка. Так что коли прикажете… Но если с «Дельфином» что случится, то мы все тут можем застрять надолго.

— Конечно, мы и не стали бы вас просить рисковать командой и судном, откликнулась Глори.

Пирата ее слова явно обрадовали.

— Отлично, значит, так и поступим! «Дельфин» останется здесь, а вас на берег доставим шлюпкой. Я уже распорядился, чтобы ее подготовили.

Упомянутая шлюпка была невелика, поэтому пришлось перевозить за раз драконозавра с его хозяином плюс два матроса на веслах. Первым, разумеется, отправился я. Инстинкт первооткрывателя и искателя приключений заиграл во мне, как только я увидел неведомую землю. Изверг же, которому изрядно надоели теснота, качка, спертый воздух трюма и однообразный рацион, вообще выразил громовым рыком ультиматум: если его оставят на корабле еще хотя бы на пять минут, он плюнет на всех и отправится на берег вплавь.

И вот мы плывем к таинственной земле. Я так жаждал почувствовать под ногами земную твердь, что мое нетерпение, казалось, передалось и гребцам весла так и мелькали. Наконец, шлюпка заскребла днищем о песок. То ли Изверг истомился по травке и деревьям еще больше меня, то ли в очередной раз решил пошутить, но он сиганул за борт, даже не дождавшись, пока уберут весла. Само собой, лодка перевернулась, и мы полетели в воду, благо — теплую и на мелководье. Подлый драконозавр, блаженно ворча и начисто игнорируя нашу незлобивую ругань, плескался рядом.

Помнится, некий полубезумный профессор из Оргейлского университета потратил полдня на то, чтобы убедить меня, что драконозавры — потомки каких-то там хладнокровных наземных ящериц, а потому должны бояться воды. Представляете?! Я заметил, что все драконозавры, которых я знавал, страсть как любили поплавать, если вода не слишком холодная. И знаете, что ответил этот чудак? Что мне, должно быть, попадались «неправильные драконозавры»!

Лодка отправилась в обратный путь, а Изверг, наплававшись, выбрался на берег и тут же принялся озираться по сторонам, высматривая, что бы такое сожрать. Всей моей твердости и влияния едва хватило на то, чтобы уговорить его немного повременить с разведкой. Благо команде «Дельфина» не терпелось поскорее убраться от Дубрав подальше, хоть никто этого и не показывал, поэтому перевозка прошла на редкость быстро. За три рейса на берегу оказались Глорианна с Лакой, Бон с Забиякой и Римбольд со всеми вещами. Кроме того, с гномом приплыл Йуш, чтобы в последний раз обсудить место и время нашей встречи.

— Вы только скажите, и мы все с вами пойдем, — пробасил он, в очередной раз настороженно оглядывая стену деревьев.

— Мы же уже раз пять говорили на эту тему, капитан, — ласково покачала головой Глори. — Ведь так?

— Да так-то оно так, но неспокойно мне что-то. Ну, хоть двоих с собой возьмите. Ведь если с вами что случится, я со стыда места себе не найду. Робин ведь так прямо и сказал: «Смотри, Йуш, пассажиры у тебя в этот раз особенные, для всего КГБ особо ценные, ты уж их береги».

— Так прямо и сказал?

— Угу. А как я вас беречь буду, скажите на милость, если буду в море болтаться? Ну хоть одного меня, а?

— Никого. И вовсе не потому, что мы вам не доверяем. Просто дело это наше личное, зачем подвергать друзей опасности? Да и потом, вам тут еще хуже нашего прийтись может. Мы же не знаем, что тут за воды, да кто в них водится. Ваша задача — нас целыми отсюда увезти, а для этого нужно прежде всего корабль и команду сберечь, понимаете?

В конце концов, капитан сдался, хотя и выторговал условие: если через десять дней мы не дадим ему условный сигнал, то команда «Дельфина» отправится нас искать. И переубедить его не было никакой возможности…

Само название «Дубравы» подразумевало наличие дубов. Что ж, кто бы не нарек так это местечко, с логикой у него все было в порядке. О начале леса извещали исполинские дубы в обрамлении густо разросшихся гигантских папоротников и кустарника. По моим прикидкам эти деревца просто обязаны были скрести ветвями небесный свод, совсем как рассказывал один наш общий знакомый. Впрочем, мне, как и ему, что-то не хотелось это проверять. Лучше посмотрим, что тут у нас еще.

Ага, у самого начала леса дорога, по которой спокойно проедет драконозавр. Симпатичная такая дорожка, ровненькая, чистенькая. Ну и что с того, что на ней ни травинки, что с того, что такой ни в одном нормальном лесу не место? Мы-то сами, что, в нормальный лес забрались? То-то…

— Легенды гласят, что эта дорога ведет к самому замку Лесничего, но она такая запутанная, что замок этот по своей воле не нашел еще ни один смертный, — пояснил нам Римбольд с таким гордым видом, словно он самолично эту дорогу и прокладывал.

— Плевать, мы будем первыми! — я, словно демонстрируя всем, что означает это самое «плевать», сбил плевком повисшего на ветке и таращившего на нас глаза крупного паука-крестовика.

— Браво, очень метко! — раздался вдруг саркастический голос, идущий, как нам показалось, откуда-то сверху. Мы словно по команде задрали головы, но не увидели никого, кроме крупной черной вороны, которая, сидя на ветке, чистила перья.

— Ну и чего уставились? — насмешливо вопросила наглая птица самым что ни на есть человеческим голосом. Не получив ответа, она презрительно каркнула и стремительно полетела куда-то вглубь чащи.

— Вот это да! — только и смогла вымолвить Глорианна, прикрыв рот ладошкой.

— Да брось ты! Говорящей вороны, что ли, не видела? — попытался отшутиться Бон, но, немного подумав, признался: — Вообще-то, я тоже…

— Плохи наши дела! — вздохнул Римбольд.

— Это еще почему?!

— Ну, я думаю, что вы умные люди и понимаете, что просто так просто ворона никогда не заговорит, даже в Спящих Дубравах.

— Ты имеешь в виду… — только тут дошло до меня.

— Я имею в виду, что крылатая тварь служит Френгису и сейчас полетела докладывать ему, что в Дубравах появились чужие, — мрачно подтвердил мою догадку гном. — А уж Лесничий не замедлит применить самые крутые меры, попомните мое слово.

Я уже было хотел прервать не в меру мрачные предсказания Римбольда, но мне на помощь пришел Бон. Он в несколько искаженном варианте пересказал мою историю о болтливой вороне (я тогда даже не осознал всей комичности ситуации), для ясности восприятия заменив ворону на гнома, после чего последний надолго замолчал.

— Ну, и куда держим путь? — спросила Глорианна.

— Конечно же, вперед, — ответил, не задумываясь, я. — Раз на то пошло, какая разница? Нам нужен этот самый Лесничий, а коль он так свято блюдет свои владения, то скоро сам нас найдет со всеми вытекающими отсюда последствиями…

— Тогда у меня встречный вопрос: что подразумевается под «вытекающими»? — поинтересовался Бон в своей неизменной шутливой манере.

— Ну, в вашем организме множество субстанций, каждая из которых при определенных условиях может вытекать, — ехидно пояснил гном, не удержавшись, чтобы не поддеть своего вечного оппонента. — Да и вообще, если верить тем дармоедам, которые называют себя учеными, все люди в большей степени состоят из воды.

— Хм, как и твой Лесничий, кстати, — не поддалась на провокацию Глорианна и, еще раз оглядев разветвления дороги, решительно заключила: Едем прямо! И не растягивайтесь сильно.

Итак, мы поехали по дороге: впереди я, за мной — девушка, и замыкала кавалькаду неразлучная парочка, как всегда переругиваясь. Вот тут-то я и обратил внимание на то, что еще одна часть рассказа Человека в Хламиде оказалась правдой. Только сейчас, когда прекратились разговоры, все мы в полной мере ощутили царящую кругом тишину. Я, слава богам, никогда не бывал в гробу, но сдается мне, что тот, кто придумал выражение «гробовая тишина», часок-другой побродил по некой лесной дорожке… Теперь нам стало понятно, почему Дубравы называют именно Спящими. Не пели птицы, не зудели комары, даже ветер не шелестел листвой, а когда Римбольд неожиданно чихнул, то этот невинный звук заставил нас вздрогнуть — он прозвучал как неожиданный громовой раскат. Правда, чихал наш низкорослый друг всегда на редкость громко и заразительно.

Тишина давила, от нее ломило зубы и закладывало уши.

Первой не выдержала Глорианна. Она резко остановила Лаку и бросила поводья:

— Все, с меня хватит! День такого путешествия — и мы все превратимся в издерганных психопатов, шарахающихся от малейшего шороха!

— Это точно, — поддержал девушку я и удивился, как неправдоподобно громко прозвучал мой голос, — Эта тишина, будь она неладна, уже здорово действует мне на нервы!

— Тогда за чем дело стало? — искренне удивился неунывающий Бон, Давайте споем что-нибудь эдакое!

И, не дожидаясь, пока мы раскачаемся, он весело затянул:

Здравствуй, здравствуй, крошка! Обожди немножко, Далека дорожка До твоих дверей…

Сначала мы пели не особо охотно, но потом озорной задор песенки захватил нас, как смерч. К тому же, я вдруг вспомнил, как пытался петь ее в ночь нашего с Глори знакомства, и меня разобрал приступ хохота. Друзья несколько испуганно воззрились на меня, похоже, всерьез опасаясь, что слова девушки насчет психопатов оказались пророческими. А у меня даже не было сил, чтобы их в этом разубедить: как только я пытался взять себя в руки, как память вновь освежала в памяти картину — я сижу на спине Изверга, свесившись из седла, и мычу что-то мало вразумительное, перемежая слова икотой и бульканьем от попавшей в рот дождевой воды. Было лишь одно средство, и я всей думой отдался пению:

Будем тише мыши Муж твой чинит крышу, Он стучит, не слышит, Что мы тут творим. Он стучит, не знает, Что жена страдает, И опять желает В койку — но не с ним!

Мы пели еще и еще, вспоминая все лучшие песни, настроение резко поднялось, и странный лес уже не казался таким зловещим.

Лишь Римбольд, который, по своей гномьей натуре, мог переносить тишину без каких-либо проблем, недовольно ворчал:

— Что вы разорались? Дождетесь — сбегутся на ваши голоса все что ни на есть здешние твари, вот тогда по-настоящему запоете!

Пропустив замечание гнома мимо умей, Бон лишь подмигнул ему:

— А они тоже любят музыку?

Бородатый ворчун ничего не ответил, и вовсе не потому, что не смог подобрать нужных слов. Просто как раз в тот момент, когда он открыл рот, появилось оно. Я так говорю, поскольку до сих пор не знаю, как следовало окрестить то, что предстало нашим глазам. Вообще-то, мы — народ не из пугливых, но когда из воздуха материализовалось нечто и, не издавая ни звука, повисло на высоте двух метров от земли прямо у нас на пути, все почувствовали себя, мягко говоря, не комфортно.

Нечто состояло из человеческого черепа, поросшего на макушке лохматой черной гривой, да еще и с зеленоватым свечением в глубине пустых глазниц. Череп висел прямо в воздухе, а под ним колыхалось что-то неопределенное молочно-белого цвета. Это одеяние (кстати, прикрепленное к черепу без посредства шеи) было настолько изодрано, что по сравнению с ним даже мои рабочие штаны, изрядно пожеванные драконозаврами, могли служить эталоном элегантности. С другой стороны, почем я знаю, — может у них тут, в Дубравах, мода такая…

От неожиданности наши звери слегка попятились, причем Изверг известил всех протяжным ревом, что он не боится ничего на земле, но нападать неизвестно на что пока обождет.

— Вот вам, певуны, получайте! — даже с некоторым злорадством констатировал Римбольд, на всякий случай спрятавшись за спину Бона. Какие будут предложения?

— Ну, вообще-то «это» не производит впечатления агрессора, — протянул я неуверенно. — Оно, похоже, просто не хочет нас пускать дальше.

— Так может его нужно попросить вежливо? — живо откликнулся Бон и слез с Забияки. Подойдя как можно ближе к черепу, он снял с головы свою украшенную пером фазана шапочку и элегантно поклонился:

— Вечер добрый, милейший! Меня зовут Бон и я — парень что надо, а это мои друзья, все отличные ребята, за исключением, разве что, зануды Римбольда. Приятно познакомиться, сэр э-э-э… господин э-э-э…

Но череп ровным счетом ничего не ответил, продолжая безмолвно улыбаться нам в тридцать два великолепных зуба.

— Брось паясничать! — хмуро буркнул Римбольд.

— Я хоть что-то пытаюсь сделать, а ты только ворчишь и ноешь, так что помолчи. Если окажется, что наш новый знакомый предпочитает на ужин гномов, я тебя ему скормлю, так и знай!

Тем временем Глори достала из седельной сумки Лаки трутницу и факел, запалила его, а потом пришпорила Лаку. Прежде, чем мы успели что-либо сообразить, девушка подлетела к необычной преграде и бесстрашно сунула горящий конец прямо в его ухмыляющуюся физиономию.

«Хлоп!» — негромко сказала преграда и исчезла без следа.

— И всего делов! — презрительно сказала наша отважная спутница, собираясь затушить свое оружие.

— Постой-ка, а если мы встретим братишку этого симпатяги? — остановил ее Бон. — Нe грех нам всем вооружиться подобным образом.

Он послал девушке воздушный поцелуй и достал еще два факела.

Итак, мы продолжили путь с огнем в руках, что было довольно кстати: в лесу и так никогда не было особенно светло, а тут еще незаметно подкрались сумерки.

К счастью, больше задержек на пути не встретилось, но через пару часов настолько стемнело, что, даже беря в расчет свет от почти полной луны, мы не рискнули двигаться дальше. Быстро разбив лагерь и довольно сытно для походных условий поужинав, мы улеглись спать, условившись о дежурстве. Первым дежурил Бон, потом — Римбольд, и последним — я. Глорианну, не обращая внимания на ее протесты, от несения стражи освободили.

В предрассветный час сон самый крепкий, а тишина и прозрачный лесной воздух действуют не хуже сонного порошка, поэтому немудрено, что я во время своей стражи слегка клевал носом. И вот примерно через час после моего заступления на вахту, костер, до того момента почти потухший, вдруг с треском ярко вспыхнул. Я вскочил на ноги, пытаясь прогнать дремоту, да так и обомлел: по другую сторону костра стоял косматый пепельно-серый волк.

— Подъем! — заорал я, выхватывая меч; друзья мои тут же проснулись и уставились на волка, видно, не совсем понимая, настоящий он или это продолжение сна.

А посмотреть было на что. Таких крупных волков я в жизни не видел, его размеры превосходили даже Изверга, шерсть призрачно светилась под луной, и мне показалось, что лунный свет пронизывает неподвижную фигуру насквозь. А тут еще зверюга задрала вверх голову и глухо, протяжно завыла. Я в тот миг мог поклясться чем угодно: в вое явно ощущалось глумливое торжество.

От этого звука мои друзья окончательно пришли в себя и, уверовав, наконец, что они не спят, схватили что попало под руку. Тем временем, ночной гость стал расхаживать взад-вперед; шерсть на его загривке встала дыбом, а когти угрожающе царапали землю.

— Какая жуть! — прошептала Глори. — Вы только посмотрите на выражение его морды, разве может быть такое у простого волка? Оно же злорадное и… почти человеческое!!!

— Еще бы! — дрожащим голосом ответил ей Римбольд. — Готов спорить, что это не простой зверь, а самый настоящий вервольф!

— Какой-какой вольф? — переспросил Бон, незаметно заряжая свой любимый арбалет.

— Вот такой! Оборотень!

«Вс-с-жж!» — свистнул болт, и глубоко вонзился волку в грудь. Тот опрокинулся навзничь.

— Отменный выстрел! — чуть дрожащим голосом произнесла Глори.

Игрок скромно улыбнулся:

— Неплохой.

— Бесполезно! — взвизгнул Римбольд, позеленев от страха. — Оборотню не страшно железо, его можно убить только оружием из серебра!

Как бы подтверждая слова гнома, волк одним неуловимым движением вновь оказался на ногах. Стрела Бона с испачканным кровью наконечником валялась на земле, а на широченной груди оборотня не было и намека на рану.

Далее все развивалось с молниеносной быстротой. Наш противник коротко взревел и взмыл в воздух. Римбольд зарылся с головой под одеяло. Глорианна вцепилась в сковородку. Бон выхватил из костра пылающий сук. А я метнулся к мешку, в котором были наши продукты.

Дело в том, что как только попытка Бона потерпела фиаско, я вспомнил слова моего первого учителя фехтования — старого (но, несмотря на это, пользовавшего почти всеобщей благосклонностью среди женского населения Сосновой долины) наемника Марка по прозвищу «Три Проплешины»:

«Запомни, сынок, если тебе случится столкнуться с какой-нибудь сверхъестественной дрянью, не тычь ее мечом, если он только не серебряный, а постарайся засунуть ей внутрь молотый перец, соль или, скажем…»

Вот оно!

На ощупь найдя в мешке головку чеснока, я что было силы сжал ее в кулаке, превратив в кашицу. Волк уже был готов обрушиться на нас и даже открыл пасть, полную здоровенных клыков. Отчаянно ругаясь, я прыгнул ему наперерез и, в полете зашвырнув содержимое своей горсти прямо в его зловонную глотку, откатился в сторону. Клыки беспомощно щелкнули в том месте, где секунду назад была моя голова, а потом волк, будто натолкнувшись на невидимую преграду, рухнул на землю, извиваясь в конвульсиях.

— Что это? Смотрите! — закричал вдруг Бон; мы взглянули и были поражены не меньше его: на земле вместо волка вертелся, как змея с перебитым хребтом, какой-то тип. Единственной его одеждой был кусок грязной шкуры на бедрах, зато все тело заросло таким густым волосом, что хоть рукавицы вяжи. Пальцами с длиннющими, грязными ногтями бедолага зажимал свое горло, точно хотел сам себя придушить. Но шутки шутками, а я всерьез опасался, как бы он не влез в волчью шкуру обратно. Схватив оборотня за нечесаную, должно быть, с рождения шевелюру, я как следует приложил его головой о ближайшее дерево и отбросил обмякшее тело прочь.

— Твои сведения сильно устарели, дружище Римбольд. И чесноком тоже!

Глава XVII В которой рассказывается об истинной цели Римбольда, а также о том, куда могут привести наполненные сокровищами пещеры

Понятно, что после ночного происшествия сон безвозвратно сгинул, ну да мы о том и не слишком-то сожалели. К тому же, пока мы завтракали, окончательно рассвело. Пора было отправляться дальше. Кругом все было по-прежнему: тишина и загадочность. Обдумывая случившееся, все ехали молча, и каждый гадал про себя, какие еще гадости подбросит на нашем пути Верховный Лесничий.

Ответ пришел часа через три. Около двух десятков молчаливых, как и все вокруг, высоких фигур с длиннющими и острыми даже на взгляд мечами наизготовку возникли с разных сторон, медленно, но неотвратимо зажимая нашу четверку в кольцо. Приблизившись, они оказались людьми, как бы целиком вылитыми из мрака: и лица, и доспехи, и одежда их — все было монотонно-одноцветным, а потому — еще более жутким. На наши заверения в мирных намерениях они, естественно, никак не отреагировали. Впрочем, может, ребятишки были просто туговаты на ухо?

Как бы там ни было, но выглядели они более чем решительно. Бон последний раз предупреждающе крикнул, предлагая этим охламонам убираться с дороги. «Охламоны», как и в предыдущие разы, его проигнорировали. Парень вздохнул и дернул за спусковой механизм арбалета. Хорошо было видно, как болт ударил переднего нападавшего в горло, как раз между вырезом кирасы и подбородочным ремнем шлема… и улетел куда-то в лес за его спиной. На секунду застыв с поднятой для шага левой ногой (это было бы смешно, если бы не было так грустно), жертва выстрела продолжила идти вперед, как ни в чем не бывало. Отверстия в горле на глазах затянулось. М-да… Сегодня, явно, был не день Бона.

Поплевав на руки, я выехал вперед и демонстративно обнажил меч. Э-эх! Раззудись плечо, размахнись рука!

Для моих богатырских ударов, помноженных на массу взявшего разгон Изверга, доспехи темных воинов были не преграда. Верный меч резал их как картон. Только вот выходило у меня не намного лучше, чем у нашего стрелка. Вонзаясь в темные фигуры, лезвие проходило как будто сквозь вязкий туман, не причиняя паразитам ни малейшего дискомфорта. Воинов просто отшвыривало назад силой удара, они падали, но упрямо вставали и перли на меня снова и снова. При этом собственными мечами стражи Дубрав действовали совершенно бездарно, больше мешая друг другу. Так развлекаться мы с Извергом могли хоть весь день напролет. И мы таки вполне сносно развлекалась где-то с полчаса, пока Глорианне (или Лаке, или обеим сразу) все это не надоело. Каждый драконозавр с молоком матери впитывает немудреную истину: лучшее средство избежать неприятности — быстрые ноги. А уж если тебе светит драка с превосходящими силами неуязвимого противника — тем паче.

Короче, поскучав энное время, Глори неожиданно пришпорила Лаку и направила ее прямо на центр вражеского отряда, расшвыряв его, как ветер опавшие листья. Прежде чем Темное Воинство успело вновь сгруппироваться, Бон направил Забияку в образовавшуюся брешь. Я, задержавшись и отшвырнув прочь троих особенно настырных нападающих, погнал Изверга следом. Противник наш кавалерии не имел, и хотя честно пытался нас преследовать, толку из этого вышло немного.

Мы неслись неизвестно куда; давно уже скрылась с глаз дорога, кругом были лишь деревья, травы, кусты, мхи и прочая растительность всех мастей и сортов. Наконец, после часа такой вот бешеной скачки, Бон заметил что-то серовато-черное в глубине чащи. Подъехав ближе, мы обнаружили нечто вроде грота, высеченного в скальном массиве. Кстати, потерянная дорога вновь появилась перед нами, причем вела она в этот самый грот, который, как авторитетно заявил Римбольд, отнюдь не естественного происхождения. Заглянув внутрь, я решил, что не буду спорить с гномом — до того ровно и гладко обтесаны стены. К тому же из глубины грота струилось странное красновато-розовое свечение, похожее на отблеск рубина.

— Б-р-р! — поежилась Глорианна. — Как-то жутковато тут. Может, поедем обратно?

— И попадем прямехонько в чумазые ручонки тех братишек? — саркастически осведомился Бон. — Нет уж, увольте.

— И уволю! — угрожающе пообещала девушка, но и это не подействовало.

— Лично я за то, чтобы спуститься вниз и узнать, куда ведет этот проход, — подал предложение Римбольд, глаза которого так и светились от азарта. Ну что с ним поделаешь — гном.

— Ага, тебе бы только в пещеру, ты в любой такой норе как дома, а мы-то как? — жалобно посмотрела на меня Глори, явно ожидая поддержки, но в создавшихся прениях я был целиком на стороне парня и гнома.

— Глори, детка, не упрямься, — как можно мягче сказал я, тщательно подбирая слова. — Может, выглядит это и не совсем обычно, но там можно найти неплохое убежище.

— Или нарваться на новую пакость, похуже! — попыталась еще раз выразить свой протест она, но, видя тщетность этого предприятия, вздохнула и направила Лаку в проход, в котором уже скрылись наши друзья.

Однако, какая-то доля истины в возражениях Глорианны определенно была, поэтому я на всякий случай обнажил меч и приказал ей:

— Держись рядом со мной.

— А еще не ешь немытых фруктов и не ходи под солнцем без головного убора?! — огрызнулась она. — Милый мой, я уже давно вышла из грудного возраста! — и в руке ее сверкнул длинный кинжал. Хотя тон мне совершенно не понравился, не восхититься такой смелостью и самообладанием было нельзя.

И вот мы двинулись вперед, спускаясь в недра странной пещеры. Чем ниже, тем большие пространства подземных галерей представали нашему взору. И постоянно ощущалось, что переходы эти были созданием рук… вообще-то не знаю, чьих именно, но они явно были великими мастерами. Бон и Римбольд здорово опередили нас — это было ясно по тому, как слабо доносился голос гнома, без устали восхищающегося подземными чертогами.

И вот тут-то случилось неожиданное. Лака внезапно остановилась и попятилась, поджав хвост и фыркая. Изверг тоже остановился, не желая без подруги сделать и шага. Сколько мы не бились, но так и не смогли сдвинуть их с места. А потом раздался крик Бона, за ним — еще один, и следом — густой демонический смех, звучащий словно издевательство.

Не успело эхо от него отгулять по тоннелям пещеры, как с наших зверей словно спало оцепенение и они, не нуждаясь в понуканиях, помчались вперед.

— Бон! Римбольд! Ответьте! — заорал я, но ответило мне только эхо, передразнившее меня самым возмутительным образом. Наконец драконозавры завернули за очередной угол и выскочили на небольшую площадку, где дорога разветвлялась на два тоннеля. У левого из них валялся какой-то небольшой зеленый предмет, в котором мы без труда признали колпак Римбольда.

— Что бы с ними не случилось, нам стоит двигаться в этом направлении, махнула рукой Глорианна. Я хотел возразить, что колпак могли подкинуть специально, но потом раздумал. Пришпорив Изверга, я со скоростью выпущенного из пращи камня влетел в левый тоннель…

Точнее — влетел бы.

«Бы», потому что на нашем пути оказалась какая-то невидимая преграда, в которую мы с размаха и впечатались: Изверг — носом, а я — бедный мой лоб! в очередной раз подтвердил, что функции моей головы явно не исчерпываются ношением шапки. Или как там звучит эта древняя мудрость?.. Ко всему прочему, мы отлетели назад, прямо на Лаку и Глори, и покатились общим клубком.

После минутного разбирательства на тему где чья нога, а так же подсчета синяков и ссадин, мы оставили драконозавров и осторожно подошли к тоннелю, так коварно встретившему нас. Глори протянула вперед руку, но полностью вытянуть ее не смогла — пальцы натолкнулись на что-то, напоминающее на ощупь абсолютно прозрачное стекло. Однако если это и было стекло, то явно заколдованное. Я тут же убедился в этом, слегка стукнув по преграде мечом, который со звоном отскочил назад. Когда я размахнулся, чтобы врезать от души, девушка остановила меня:

— Будет тебе! Лучше вспомни, что этот материал выдержал лобовой таран Изверга, и притом — без каких-либо повреждений, если не считать великолепную шишку на твоем челе.

— Апчхи! Ага, — подтвердил я. — У нас с ним всегда так: врезается он, а шишки получаю я.

— Так вот что такое «справедливость», — прыснула Глори. — А ты как думаешь, в том проходе та же песня?

— Сейчас проверим, — отозвался я, оглядывая пол пещеры.

— Только не надо его опять головой, а то она может не выдержать, заботливо подсказала маленькая нахалка.

— Еще чего! Моя голова еще и не такое выдержит! — гордо ответил я. Только лучше я поищу камень.

Изверг громко фыркнул.

— Не мешай, а то закину тебя вместо камня, — пригрозил я.

Драконозавр фыркнул вновь, но на этот раз — куда громче и требовательнее. Заинтересовавшись, я подошел ближе.

— Ну, и чего тебе надо?

Паршивец, естественно, проигнорировал мой вопрос, но морда у него была прехитрющая.

— Ладно, парень, мне некогда. Давай, давай, рассказывай.

Вместо ответа, драконозавр наступил мне на ногу. А лапка у него, доложу я вам, не маленькая, да и вес соответствующий. Каюсь, пока я прыгал на одной ноге и клял вероломного Изверга на чем свет стоит, я допустил пару таких выражений, которые при девушках не произносят. С другой стороны, Глори так громко хохотала, что вполне могла их не расслышать.

— Ой, уморил! — выдохнула она, вытирая слезы. — Ты что, так ничего и не понял?

— Нет, — честно признался я.

Тогда девушка подошла к нам, наклонилась и подняла с пола, прямо там, где стояла моя пострадавшая конечность, прекрасный камень: округлый, тяжелый, как раз мне по руке.

— Бедный Изверг! Он же не виноват, что хозяин у него не только слепой, но еще и непонятливый!

Я не знал, чего мне больше хочется: обидеться или рассмеяться. Дело решил виновник ситуации. Он преданно потерся об меня носом, говоря этим: «Все это, конечно, правда, но я все равно тебя люблю». Отсмеявшись и потрепав его за ушами, я шутливо пригрозил:

— Ладно, бандит, ты сам виноват. Раз сделал меня инвалидом, теперь не жалуйся на то, что пешком я ходить не смогу и буду всюду ездить на тебе. Даже в уборную!

Драконозавр тряхнул головой и довольно фыркнул что-то типа: «Как же, представляю я, что будет с этой уборной!»

Пока мы таким образом выясняли отношения, девушка размахнулась и швырнула камень в правый тоннель. Вместо ожидаемого звонкого «бац!», тот пролетел вперед и загремел где-то вдалеке.

— Что делать, это все равно лучше, чем ничего, — пожал плечами я и, на всякий случай подобрав колпак Римбольда, засунул его в седельную сумку, не теряя надежды когда-нибудь вернуть законному владельцу.

Вот так мы ехали и ехали неизвестно сколько. По-моему, прошло не меньше двух часов, но в этих пещерах разве поймешь?! Кругом было по-прежнему тихо и пусто, точно в склепе, и, пожалуй, так же неприятно. От красного свечения, испускаемого породой, в которой были высечены эти проходы, рябило в глазах, вся треклятая панорама приелась донельзя, а коридору не было видно конца и края.

— Чтоб они сгорели, эти пещеры! — я в сердцах вмазал мечом по ближайшей стене. Попробуй я проделать этот номер с любой нормальной горной породой, то мог бы, по меньшей мере, получить зазубренный клинок, но сейчас, как будто назло законам природы, камень с поразительной легкостью раскрошился.

— Эй, подожди-ка! — крикнула мне Глорианна, когда я, отомстив таким образом пещерам, Дубравам, их Лесничему и всему миру заодно, собирался ехать дальше. — Там что-то блестит.

Она слезла с Лаки, нагнулась и через минуту выпрямилась, держа на дрожащей ладони… два огромных эйлона.

Чтобы вы поняли, какое чувство охватило нас в ту минуту, я сделаю пару разъяснений. Дело в том, что последнее время все только и говорили об эйлонах — удивительных драгоценных камнях, которые обладали твердостью и блеском алмаза, да еще и светились в темноте, а каждая грань их постоянно переливалась всеми цветами радуги. Откуда они взялись, никто толком сказать не мог, но зато все прекрасно знали, что стоимость этих камешков была просто фантастической. Для понятности могу сказать, что на те два, которые подняла Глори, можно было купить недурственную усадьбу.

Теперь вы понимаете, что я не свалился со спины Изверга только потому, что даже такое несложное движение мне вдруг стало не по силам. Девушка выглядела не лучше меня: ее взгляд был бездумно прикован к состоянию, сверкавшему на ладони. Казалось, что она разглядывает струйку дыма, которая в любой момент может раствориться в воздухе без следа.

Но прошла минута, за ней — вторая, а эйлоны никуда не пропадали. И только тогда мы обрели способность двигаться и говорить и одновременно издали вопль восхищения, который невозможно передать простыми словами, как и чувство, охватившее нас.

Пока Глорианна торопливо рассовывала бесценные камни по карманам, я внимательно осмотрел то место, из которого они выпали, после чего моя догадка переросла в уверенность.

— Глори, милая, мы богаты! Мы чудовищно, непристойно, аморально богаты! Сейчас я покажу тебе, что на самом деле искал в Дубравах Римбольд!

С этим возгласом я поднял меч и принялся крошить стены без разбора. И после каждого моего удара из-под лезвия вместе с красноватой породой летели искрящиеся драгоценности. Сначала мы, выхватывая эйлоны друг у друга, набивали карманы. Потом я вошел в раж, сорвал седельную сумку, высыпал ее содержимое на пол, швырнул Глори, а сам бил, бил и бил по стенам, будто в меня вселился дух гномьего князя Друлла Стахана. Да-да, того самого, который лишился бороды. И от имени которого пошла поговорка «работать по стахановски». Казалось, это сумасшествие будет продолжаться бесконечно.

Но через какое-то время я почувствовал, что некая могучая сила неудержимо тянет меня прочь от стены. Силой оказался Изверг. Судя по всему, моему приятелю изрядно надоело стоять и ждать, пока его обожаемый хозяин кончит сходить с ума. Поэтому он цапнул оного хозяина сзади за ремень и стал пятиться, таща меня за собой. Повернув голову, я обнаружил, что рядом Лака аналогичным образом буксирует Глорианну. Взглянув друг на друга (я отчаянно размахиваю мечом, девушка совершает руками хватательные движения) мы расхохотались и тут же пришли в себя. Умницы-драконозавры тоже переглянулись и разжали челюсти: раз хозяева ржут как ненормальные, значит с ними все в порядке.

Я огляделся по сторонам. М-да, накуролесили… Пещера выглядела так, будто по ней прогулялся смерч. И всюду — сверкающие драгоценности. Да их тут, похоже, тонны!

— Когда мы вернемся домой… — начал я, обернувшись к девушке.

— Никогда.

Я так привык к тому, что кроме нас в пещерах никого нет, что лишь после угрожающего горлового рыка Изверга осознал, что насмешливый голос принадлежит отнюдь на Глорианне. И вообще не женщине. Выхватывая меч, я резко крутнулся на пятках. Ого!

Часть стены, до того выглядевшей монолитной, бесшумно отошла в сторону, и в образовавшемся проеме появился мужчина в пышных пурпурных одеждах. По моему мнению, если и есть какой-то канон для внешнего вида могучих магов, то это не плешивые, подслеповатые склеротики, путающиеся при ходьбе в своей белоснежной бороде, а то, что стояло перед нами. Лет сорока с небольшим, высокий, сильный, располагающее к себе умное лицо, украшенное небольшой, тщательно подстриженной бородкой и такими же усами. В дополнение ко всему на шее незнакомца висела изумительная серебряная цепь с подвеской-эйлоном чуть ли не с кулак Глори, он поигрывал резным посохом, а его бездонные черные глаза свидетельствовали, что их обладатель коптит это небо никак не меньше трех веков.

— Засада! — непроизвольно вырвалось у девушки.

— Совершенно верно, мои дерзкие грабители, — с улыбкой наконец-то поймавшего чересчур наглую мышь кота промурлыкал тот. — Ах вы, простофили, кого хотели надуть! Да я в первый день вашего появления в Дубравах знал об этом.

— Чтоб ее в кипяток окунули, эту проклятую ворону! — тихо выругалась Глори. — Да и вообще, вы, собственно, кто такой? Уж не Френгис ли?

Любезно сделав вид, что он не расслышал первой половины фразы, незнакомец ослепительно улыбнулся:

— О нет, что вы! Я здесь фигура куда более скромная, ну, что-то вроде секретаря по особым поручениям. Можете называть меня просто Сударь.

Ню-ню. Если это — секретарь, то как же должен выглядеть хозяин? Только не говорите, что это будет пресловутый длиннобородый пенсионер — я такого надругательства над своими идеалами не вынесу!

— А вы, однако, смельчаки, — продолжал, тем временем, загадочный Сударь, — так легко справились со всеми моими препятствиями, это делает вам честь. Я, к слову, не люблю причинять людям зло, к тому же вы лично мне весьма симпатичны, но что еще прикажете делать? Сами понимаете, что после того, что вы здесь увидели, вас невозможно отпустить обратно. Так что теперь вам до конца своих дней придется остаться нашими пленниками, или, если это вас больше устраивает, гостями.

Не успел он произнести последние слова, а я уже загородил собой Глорианну, и лезвие моего меча заплясало, выписывая в воздухе восьмерки:

— Мы еще поглядим, чья возьмет!

Маг (а в том, что этот Сударь маг я ни на минуту не сомневался), устало пожал плечами:

— А по-моему это совершенно очевидно. Ты, конечно, производишь впечатление очень сильного и ловкого человека, но ты один…

— Двое!

Отвесив девушке учтивый поклон, Сударь кивнул:

— Как вам будет угодно. Итак, вас двое, плюс эти замечательные животные, а если я хлопну в ладоши — вот так…

Рядом с магом тут же возникли десятка три уже знакомых нам темных воинов и замерли, скрестив руки на эфесах своих длинных мечей.

— …и еще вот так…

За нашими спинами послышался еле слышный шорох; Изверг угрожающе заворчал. Я, напрягшись, не отрывал глаз от переднего отряда, а Глори быстро обернулась.

— Еще столько же. Похоже, Сэд, мы попались.

Да, «попались» — это еще мягко сказано. Даже не беря в расчет мага и допустив, что нам дадут сесть на драконозавров, попытка прорваться в любую сторону неминуемо обернулась бы самоубийством. Сегодня я уже вдосталь нафехтовался с этими неуязвимыми паразитами, благодарю покорно!

— Ну ладно, побаловались, и будет! — хлестнул в наступившей тишине голос Сударя. — Проигрывать тоже нужно с честью. Заранее хочу предупредить, что все проходы блокированы подобными отрядами, так что давайте без глупостей. Извольте оружие в ножны и — за мной!

Ну, что нам оставалось делать? Нехотя исполнив приказ и кое-как успокоив воинственно фыркающих драконозавров, мы пошли за магом.

— Ладно, сейчас вы немного сильнее! — только и буркнула девушка, на что колдун весело, и в то же время — мягко рассмеялся:

— Дорогая, не стоит строить несбыточных иллюзий — я всегда буду немного сильнее. Работа у меня такая…

Итак, мы молча шли за Сударем по внутренним коридорам, а на небольшом расстоянии сзади шагал отряд темных воинов с мечами наизготовку — то ли почетный эскорт, то ли стража, не разберешь. По прошествии получаса мы уткнулись в тупик, но и я, и Глори уже понимали, что к чему. Поэтому, когда маг дотронулся до стены своим перстнем, и часть ее плавно отошла в сторону, неожиданностью для нас это не стало. Воины и драконозавры (чьих протестов, естественно, никто не слушал) остались снаружи, а мы втроем прошли в эту своеобразную дверь, так же мягко закрывшуюся за нашими спинами. Любопытства ради я обернулся и попытался обнаружить хотя бы ее контуры. Естественно, безрезультатно. Не заметив, что думаю вслух, я пробормотал под нос:

— Смотри-ка, совсем как монолит…

Да, слыхал я, что магов очень сильно развит слух, но чтоб настолько… Одним словом, находящийся от меня в добрых десяти шагах Сударь, даже не оборачиваясь, равнодушно пояснил:

— А это и есть монолит…

Комната, в которой мы очутились, была обставлена весьма просто, но со вкусом. Как было видно, Френгис и его секретарь любят чистоту, порядок и аккуратность. К своему несказанному удивлению я почувствовал, что с самых первых минут нашего с Сударем «знакомства» испытываю к магу определенную симпатию. И это притом, что мы были пленниками и в любой момент могли сделать бренному миру «ручкой», переселившись на постоянное местожительство… не будем уточнять, куда именно — мне и здесь пока совсем неплохо!

— Неудобно вас об этом просить, но во избежание недоразумений оставьте, пожалуйста, ваше оружие здесь, — привлек наше внимание хозяин, кивнув на подставку из красного дерева. На ней уже покоились несколько великолепных клинков, а так же арбалет и кинжал Бона. Мы выполнили просьбу (можно подумать, у нас был выбор!), а потом Глори спросила, присовокупив к вопросу свою самую приветливую улыбку:

— Все это замечательно, но нам хотелось бы знать…

— Не нужно, дорогая, вопрос прямо-таки написан на вашем милом личике.

Что я вижу, маленькая принцесса покраснела!

— Ваши товарищи в данный момент живы-здоровы и находятся в соседней комнате, без сомнения, с самого начала жадно прислушиваясь к нашему разговору. Кстати, я собираюсь отправить вас туда же, по крайней мере до тех пор, пока мы не решим ваше ближайшее будущее.

— И еще один вопрос, если позволите, — вмешался в разговор я и, после утвердительного кивка закончил, — что будет с нашими драконозаврами?

— Мой друг, Хозяина не зря называют Лесничим; вашим животным, конечно, не причинят никакого вреда. Между нами, бессловесные твари зачастую куда лучше и, если хотите, человечнее нас с вами, как бы глупо это ни звучало… А что до драконозавров, то их поместят в специально предназначенное для этого помещение и я лично прослежу, чтобы у них было все необходимое.

— Только придется нам самим их туда вести — Изверг и Лака не дадутся в руки никому, кроме своих хозяев, — вежливо предупредила Глорианна, но маг лишь усмехнулся:

— И вашего покорнейшего слуги.

Поманив нас пальцем, он вновь «открыл стену»; мы с Глори честно выдержали укоризненные взгляды наших любимцев, прямо намекавших, что из этого странного места, лично им осточертевшего до кончика хвоста, давно пора сваливать, и извинились перед ними. Сударь, тем временем, подошел к Извергу и бесстрашно протянул открытую ладонь прямо к его морде. Я представил себе, как мой приятель сейчас цапнет его за пальцы и еле сдержал предостерегающий крик. С другой стороны, этот зазнайка уж слишком много о себе возомнил, и урок ему не повредит. Оставалось лишь уповать на быстроту его реакции, а в противном случае надеяться, что Изверг оставит хотя бы часть пальцев в более-менее приличном виде.

Однако драконозавр лишь поджал хвост и слегка попятился, встретившись взглядом с немигающими глазами мага. А тот сфокусировал зрачки на своей ладони, и через секунду на ней оказалась краюха хлеба, густо намазанная медом. Драконозавры, будет вам известно, большие сластены. Внимательно обнюхав подношение и, видимо убедившись в его реальности, Изверг осторожно взял хлеб и вмиг сожрал его. Выразительный взгляд моего приятеля намекал, что совсем неплохо было бы повторить и желательно в количестве… ладно, точную цифру приводить не буду, вы все равно не поверите.

— Потерпи, дружок! Скоро будет много вкусной еды, — ласково обнадежил драконозавра Сударь и потрепал его по шее так естественно, что я разинул рот от удивления. До сего дня подобное сходило с рук только двум людям, не считая меня: Глорианне и моей матушке. Кстати, именно последней мой приятель обязан своим именем. Как сейчас вижу: сначала раздается крик: «У-у, изверг!», а потом из-за угла вылетает жутко счастливый черный драконозаврик, по самые уши измазанный мукой, а за ним, потрясая скалкой, матушка. И самое главное — оба испытывают от этой беготни совершенное удовольствие…

Пока я предавался ностальгии, Сударь успел аналогичным образом заручиться расположением Лаки, взял обоих драконозавров под уздцы и вежливо пояснил:

— Если вы не против, я сам отведу этих милых созданий, а то ваши друзья, должно быть, уже умирают от волнения и любопытства.

В словах его не было ни тени издевки, да и вообще, они звучали не как приказ, а как вежливая просьба, исполненная чистого гостеприимства. Хотя, если подумать, так оно и было, но все же Глори не сдержалась и съязвила напоследок:

— Благодарю вас, сударь!

В ответ маг вежливо наклонил голову, но мне показалось, что он едва сдерживает улыбку.

Мы снова вернулись в «приемную», как окрестила ее девушка, и толкнули указанную нам дверь. Она легко распахнулась, но как только мы переступили порог, захлопнулась, и открыть ее вновь не было никакой возможности, как я ни пытался.

— Бесполезнее сапог для безногого, — встретил мои потуги подошедший Бон. — Мы с этой распроклятой дверью часа три бились, а получили только пару сломанных ногтей.

— Моих, между прочим! — сварливо добавил Римбольд и кивнул нам: — Рад видеть вас целыми и невредимыми. Ума не приложу только, как вас-то угораздило попасться в лапы к Френгису? Нам это простительно, ибо этот малолетний негодник, — презрительный кивок в сторону Бона, — совершенно запудрил мне мозги своей болтовней. Какой осторожности можно ждать от путников, если единственные уши на двоих заняты не по делу?

— А вот этого не надо! — обиженно запротестовал парень. — Во-первых, кое-кто сам способен переговорить сороку, а во-вторых, он явно переоценивает свои уши. За годы шастанья по всяким паршивым дырам в них скопилось столько мусора, что он даже не слышит, как сам же чихает!

Бон сделал особый упор на пункте втором, поскольку прекрасно знал, что гномий слух превосходит людской. Тем более что Римбольд неустанно напоминал нам об этом при малейшем удобном случае.

— Невоспитанный тупой грубиян!

— Самовлюбленный старый маразматик!

— Оба хороши! — прервала перебранку Глорианна. — Может мне кто-нибудь нормально объяснить, что с вами произошло?

— А что тут объяснять? Мы ехали, совершенно потеряв вас из вида, но были твердо уверены, что вы где-то сзади, — раздраженно начал Римбольд. — Я, как уже говорил, совершенно отвлекся на ту чепуху, которую нес этот самый наглый из человеческих отпрысков…

Гном мотнул бородой в сторону Бона, который со зловещим видом начал закатывать рукав, стараясь делать это как можно медленнее и впечатлительнее.

— И в то время, как он глупо бичевал воздух… и это… запудривал мне мозги… ой, спасите! Убивают! — внезапно истошно завопил Римбольд и, как всегда в подобных ситуациях, юркнул за мою спину. Дело в том, что Бон уже закатал второй рукав и бочком подбирался к хулителю. Судя по выражению его лица, единственное, что в данный момент занимало оскорбленного, это с какой стороны лучше двинуть гному в зубы.

— Сейчас я с корнем вырву твою паршивую бороденку, старый брехун! прошипел парень, поигрывая пальцами. — А потом запихну в твою лживую глотку так далеко, насколько руки хватит!

— Уберите от меня этого ненормального! — вновь взвизгнул Римбольд и, подбежав к двери, замолотил в нее кулаками. Под угрозой потери своего самого драгоценного украшения гном напрочь забыл о том, что она не открывается.

Но шутки шутками, а меня ссоры в такое время и в таком месте всегда бесили. Конечно, сам факт сидения в плену под замком достаточно неприятен и непроизвольно подталкивает к тому, чтобы выместить на ком-нибудь свою досаду, но не настолько же!

— Значит так! А ну хватит, вы, оба! А то получит и один, и второй! рявкнул я и для пущей убедительности серьезности своих намерений шарахнул кулаком по стоящему рядом столику. К моему несчастью, то ли мебель тут не слишком крепкая, то ли я сам успел завестись, но результат получился не совсем таким, какого я ожидал. Одним словом, стоящая на столе тарелка с фруктами полетела на пол, крышка его раскололась пополам и, что самое неприятное, одна половина слегка задела Глорианну по ноге. Девушка взвизгнула и, не разобравшись в чем дело, закатила мне смачную пощечину.

Ну, знаете, это уже форменное свинство! Я радел за прекращение ссоры, и я же в итоге оказался виноватым? Да что она о себе возомнила?! С театрально обиженным видом (хотя в душе я был действительно обижен) я облюбовал себе кресло в самом темном углу комнаты и уселся там, злой на весь мир.

Как ни странно, но своего я все-таки добился. После громкого «бац!», которое вызвала ладошка принцессы, встретившись с моей физиономией, ссора закончилась так же неожиданно, как и началась. Бон остановился и, согнав с лица злодейскую мину, опустил рукава в исходное положение. Потом, немного подумав, он поднял с пола яблоко, тщательно протер его носовым платком и громко надкусил с таким видом, будто кроме него в комнате никого нет. Римбольд прекратил дубасить в дверь, окинул парня сердитым взглядом и подул на костяшки пальцев, а затем гордо прошагал в противоположный моему угол. Здесь он плюхнулся в кресло и, как всегда в подобных ситуациях, занялся тщательным изучением своих башмаков.

Глорианна обвела всех глазами, задержав взгляд на мне. Видно, она собиралась что-то сказать в свое оправдание, но я лишь фыркнул и отвернулся, поэтому девушка пожала плечами и уселась на диване в четвертом углу. Вид у нее был довольно плачевный. Никогда бы не сказал, что я — человек мстительный, но в тот момент я испытал глубокое удовлетворение. Таким, как наша красавица, совсем не вредно время от времени испытывать угрызения совести. Хотя бы профилактики ради.

Так мы часа полтора играли в молчанку. Время от времени каждый подходил ко второму, уцелевшему столику, на котором было вдоволь хорошо приготовленной еды и несколько кувшинов. Взяв нужное, мы так же молча возвращались на свое место. Честно признаюсь, мне уже стало немного жаль, что я затеял все это. Что им, Дубрав, что ли мало? Но сдаваться первым было не в моих правилах, поэтому я лишь вздыхал про себя и продолжал доблестно молчать.

Нарушил тишину не кто-то из нас, а голоса в «приемной».

— Я же вам говорил, Хозяин, что в большом мире появились эйлоны, говорил кому-то Сударь. — Откуда только — ума не приложу. Но факт остается фактом, и вот, полюбуйтесь — сегодня поймал целую группу разведчиков. Можно сказать, прямо на пороге. Вроде бы совсем неплохие с виду люди, нет в них этой характерной жадности, присущей всем охотникам за сокровищами. Готов прозакладывать свою бороду, что это гном-пройдоха подбил их на поиски месторождения. У-у, гнусный народ!

— Что он там себе позволяет?! Кого я подбил, какое месторождение?! возмутился Римбольд, тем самым первым из нашей четверки заговорив. В другое время Бон бы не преминул позубоскалить по этому поводу, но сейчас, возможно, решалась наша судьба. Мы дружно зашипели на гнома, и тот счел за лучшее вернуться к созерцанию башмаков, правда — навострив уши.

— Я бы с радостью отпустил этих троих на все четыре стороны, продолжал тем временем маг, — но сейчас это исключено. Если в Большом Мире узнают о месторождении эйлонов…

— Что?! Так вы их нашли и молчали?! — вновь не выдержал Римбольд, но я сухо ответил:

— Сначала ты нас обманул, а потом со своими жалобами и воплями не дал и рта раскрыть, так что сам виноват. А посему заткнись, или я тебе помогу.

— Что интересно, среди них милая девушка. Я так прикидываю, не старше вашей дочери. Она-то что здесь забыла?

Собеседник Сударя немного помолчал и поговорил мягким голосом, в котором проскользнула нотка грусти:

— Бедная моя девочка. Как-то она там одна…

Последние слова, казалось, еще висели в воздухе, а наша спутница уже прыгнула к двери и замолотила в нее серебряным кубком, безжалостно уродуя произведение искусства. Ее пронзительный крик резанул по нашим ушам:

— Откройте!!! Да откройте же!!!

Все было так неожиданно, что мы как бараны уставились друг на друга, а дверь уже плавно распахнулась. Девушка одним прыжком вылетела из комнаты. Обшарив взглядом окружающие меня предметы в поисках оружия и остановившись на тяжелом золотом канделябре, я шагнул следом.

В креслах друг напротив друга сидели Сударь и тот, кого он, видимо, величал «Хозяин». Этот человек, походящий на мага ростом, сложением и покроем одежды, при виде Глорианны вскочил с места и прошептал:

— Не может быть!

— Как вы думаете, кто это? — странно звенящим голосом спросила девушка, кивая в его сторону.

— Френгис, Верховный Лесничий Спящих Дубрав, — не задумываясь, ответил я.

— Ничего подобного. Друзья, разрешите вам представить: Его Величество Лейпольдт Четырнадцатый, милостью богов монарх Гройдейла. Мой папа.

Глава XVIII В которой рассказывается о том, как король Гройдейла докатился до жизни такой, а также появляется новое действующее лицо

После бесчисленных поцелуев, объятий, бессвязных взаимных упреков, таких же прощений и всего прочего, что обычно происходит между близкими людьми, неожиданно встретившимися после долгой разлуки, а также нашего знакомства с Френгисом-Лейпольдтом, хозяин замка пригласил всех в столовую. Там уже ждал богато сервированный стол, на котором белоснежная скатерть едва виднелась из-под изысканных блюд и редкостных вин.

Несмотря на явное предубеждение Лесничего к Римбольду, которое он не скрывал, и природу которой была нам вполне понятна, гном все же сидел вместе с нами, правда — в самом конце стола. Впрочем, это не мешало ему поглощать яства в таких количествах и такими кусками, что Глори, взглянув на него один-единственный раз, чуть не подавилась со смеху. Хотя все мы также здорово соскучились по нормальной пище, посему первые полчала гораздо усерднее работали ножами и вилками, чем языками.

Наконец, пышный ужин был закончен; трое слуг, казавшихся на первый взгляд самыми обыкновенными людьми, унесли приборы, оставив только напитки и фрукты, и удалились. Сударь, сославшись на дела и извинившись, тоже вышел, а наши взгляды как по команде остановились на хозяине. Тот сидел и, фальшиво насвистывая что-то беззаботное, изо всех сил пытался выглядеть величественно и невозмутимо, как оно и подобает монарху и жуткой мощи волшебнику. И то, и другое ему не удавалось. Наконец, Глорианна не выдержала.

— Папа! — безапелляционным голосом заявила она. — Ты ничего не хочешь нам рассказать?

Свист резко прервался и отец, виновато взглянув на дочь, протянул с надеждой:

— А может, потом?

— Сейчас!

— Ладно, коли ты от меня все равно не отстанешь…

— Никоим образом.

Лейпольдт XIV тяжело вздохнул, глотнул из кубка, словно набираясь смелости, и начал свой рассказ.

— Прежде всего, я хочу извиниться перед тобой, дочка. Я плохой король и неважный отец…

— И то, и другое я прекрасно знаю, папочка, но что делать — отцов не выбирают, а я, несмотря на все твои недостатки, все же ужасно тебя люблю, нежно улыбнулась девушка и погладила его по руке. — И если ты, вдобавок, будешь настолько любезен, что перестанешь ходить вокруг да около, то буду любить еще сильнее.

— Нахалка, — шутливо погрозил пальцем король и продолжал: — Но, как бы там ни было, а то, что я — плохой монарх, и сыграло решающую роль во всей этой истории.

Знаете, у меня с самого рождения была душа исследователя, и как только я открыл для себя магию, все остальное в мире раз и навсегда отошло на второй план. Только вот дедушка Глори и слышать ни о чем подобном не желал. Мне приходилось дни напролет корпеть над политикой, экономикой, стратегией и прочими, «действительно полезными», по его выражению, науками, и лишь в редкие часы отдыха удавалось отдаваться любимому занятию.

Незадолго перед своей смертью, дабы я окончательно остепенился, отец женил меня на девушке, которую я до свадьбы в глаза не видел. Это, впрочем, совершенно нормально для династических браков, но для меня в тот момент не было ничего ужаснее. Я даже подумывал о самоубийстве, отречении и прочих кардинальных мерах, но духа не хватало до тех пор, пока не стало слишком поздно.

Все-таки, что ни говорите, а есть в этом мире справедливость. Мы с Эльзой сразу же понравились друг другу, а очень скоро эта симпатия переросла в настоящую любовь. Через год мой родитель отправился в лучший мир, и я по всем законам стал Лейпольдтом XIV, властелином Гройдейла. Теперь уже ничего не мешало моим занятиям магией, кроме государственных дел, с которыми великолепно справлялись советники и Эльза. Еще через год родилась Глори, я был на седьмом небе от счастья…

Но счастье — это как высокая гора: чем выше залез, тем больнее падать. Когда Глори было тринадцать лет, Эльза тяжело заболела. Я потратил гигантские деньги, выписывал со всего света лучших врачей, магов и знахарей, чем совершенно истощил казну, но все было напрасно: ни диковинные снадобья, ни чары — ничего не помогало. Моя жена умерла.

Следующий год я помню плохо, поскольку свалил все дела на министров и превратился в сущего затворника. Смешно вспомнить, но я даже нанял специального человека, чтобы он подделывал мою подпись на государственных документах. Все что угодно, лишь бы ни с кем не общаться.

— Иногда в подобных ситуациях полезно крепко надраться, — невольно вырвалось у меня. Экс-король кисло улыбнулся:

— Пробовал как-то раз, но с утра было настолько плохо, что эту идею пришлось оставить. Единственное (как мне тогда казалось), что мне осталось в этой жизни — мои занятия магией. Магией, которая не смогла излечить Эльзу только из-за того, что я слишком мало знал. Магией, которая засасывала не хуже водоворота: чем больше я знал, тем больше хотелось.

— За что боролся… — сострил шепотом Бон, но выразительный взгляд Глори прозрачно намекнул ему, что если сейчас кто-то не заткнется, то этот «кто-то» может рассчитывать на все, что угодно. Например, на удар вилкой…

Как ни странно, Лесничий нисколько не обиделся на этот выпад игрока.

— Правильно, это я и сам впоследствии понял, но тогда… Самое прискорбное, что я совсем забросил государство: любой более-менее ловкий придворный воровал не стесняясь, народ бедствовал, а разбойники жирели. Естественно, в казне скоро стало хоть шаром покати, а тут еще два года подряд выдались неурожаи. Одним словом, Гройдейлу грозил голод. И вот тут-то ко мне явился посол, как вы думаете, от кого?

Неизвестно почему, мы все точно по команде посмотрели на Римбольда. Гном тут же опустил глаза и даже как будто стал еще меньше ростом, всем своим видом говоря: «Меня тут нет!!!»

— Вот именно, от гномов!

— Хм, от гномов, ну и что? — как можно беззаботнее начал я, чувствуя, что над столом сгущаются тучи.

— О, это старая история. Видите ли, земли, на которых стоит Гройдейл, давным-давно принадлежали гномам. Уг, мой пра-пра-пра, одним словом, предок, получил их во время Первой Великой Гномской войны…

— Как подлый захватчик! — раздался слабый голосок Римбольда, который всем давал понять, что обладатель его, хотя и порядком напуганный, но все же — гном. Однако Лесничего, похоже, его протесты совсем не устраивали: он щелкнул пальцами и во рту злополучного гнома оказался в виде импровизированной затычки крупный персик.

— Помалкивай пока, паршивый воришка! И до тебя скоро дойдет черед. Все, да и ты в том числе, прекрасно знают, что этими землями ваше Княжество откупилось от людей, когда поняло, что карта бита.

Шли годы, но гномы ни на миг не забывали, что Гройдейл когда-то принадлежал им, и не оставляли надежд вновь завладеть им. Они трижды пытались выкупить Гройдейл, но всякий раз получали отказ, покорить нас силой оружия им тоже не удалось. И вот, когда перед моим королевством реально встала угроза голода, гномы неожиданно предложили ссудить меня изрядной суммой денег.

— Ну, знаете! Совсем некрасиво порицать за бескорыстное благородство! вновь не вытерпел к тому времени уже прожевавший свой «кляп» Римбольд.

— Бескорыстное? Как бы не так! — грозно сверкнул глазами экс-король, которого мне в тот момент очень захотелось назвать Френгисом. Правда, на этот раз реплика гнома осталась безнаказанной.

— На самом деле план был прост: гномы безумно взвинтили цены на продукты по всей округе, а кроме того их агенты всюду распускали слухи, что наше королевство — полный банкрот, и куда бы я не обращался за помощью, мне всюду отказывали. Естественно, кроме Княжества. О, там-то нам всегда были рады… до поры до времени.

Наконец, где-то через полгода, маленькие бородатые мерзавцы почуяли, что настала пора действовать. Меня вновь посетил их посол — теперь он был куда как менее приветлив и почтителен! — и заявил, что пока Гройдейл не выплатит весь долг до последнего медяка, я больше ничего не получу. Более того, от меня требовали заплатить все в течение года, а если нет…

— Я тут ни при чем! Это не я!!! — неожиданно заорал Римбольд, у которого, по всему видать, окончательно сдали нервы под угрозой очередной кары.

— Погоди-ка, — с подозрением взглянула на него Глорианна, — так ты что, знал об этом?

— О да, смею вас уверить, он прекрасно знает то, о чем я собираюсь рассказать, — недобро усмехнулся Лейпольдт. — А если нет, то они угрожали открыть всему народу Гройдейла, что их монарх… продал их с потрохами!

— Что?! — воскликнула Глори и, сделав резкий жест, исполненный возмущения, опрокинула мне на колени полный кубок, ко всему прочему даже не заметив этого.

— Что делать, выглядело бы это именно так, — вздохнул ее отец. — У гномов была закладная, которую они таки заставили меня подписать. По ней в случае неуплаты долга Гройдейл переходил в полное подчинение Княжества. Я долго не хотел соглашаться на такие условия, да и потом рассчитывал за пару лет полностью расплатиться, благо урожай в тот год обещал быть богатым…

— Но неужели жители вашего королевства согласились бы с этим, поверили и безропотно ушли со своих земель? — не поверил я.

— Правильно, — кивнул Лесничий. — Именно это я и сказал послу, причем в весьма резкой форме. Он расхохотался и заявил, что уговорить их — это уже моя проблема, поскольку всем ясно, что денег нам взять неоткуда.

— Ну и прекрасно, значит…

— Значит, если люди не уйдут добровольно, их вынудят сделать это силой. Я оказался перед альтернативой: лишиться дома или обречь свой народ на очередную кровопролитную расовую войну.

— Не… виноват… — слабо пропищал Римбольд.

— Я не знал, что делать. Вот тут-то и произошло то, что привело меня сюда.

Примерно через неделю после визита гнома на столе в моем кабинете (кстати, тщательно охраняемом не только людьми, но и магией), оказалось письмо без подписи. В нем говорилось, что если я хочу спасти свою страну, то должен в назначенный срок быть в назначенном месте, где меня будет ждать человек. Он сам подойдет ко мне и скажет «Спящие Дубравы». Я должен был беспрекословно делать то, что он мне прикажет.

— Ловушка! — непроизвольно вырвалось у Глорианны.

Лесничий пожал плечами:

— Что делать, дочка, тогда я был в отчаянии и готов на все… В том же письме говорилось, что ни одна живая душа не должна знать об этом свидании, а как только я дочитал, оно на моих глазах вспыхнуло и сгорело, не оставив даже пепла.

И вот, той же ночью я тайком, как вор, покинул свое королевство. Назначенное место было крохотным постоялым двором на границе Гройдейла и Тилианы. Не успел я выпить бокал вина, как ко мне действительно подошел какой-то человек, по самые брови закутанный в плащ с капюшоном, и произнес пароль. После этого он, не говоря ни слова, поманил меня на улицу и зашагал в сторону леса. Прошагав где-то с час мы оказались в совершенно безлюдной местности. Там незнакомец прочитал какое-то неизвестное для меня заклинание, и прямо в воздухе, над самой землей, возник сияющий круг. Взяв меня за руку, провожатый смело шагнул в него, и мы очутились здесь. В Дубравах. Правда, что это — Дубравы, я узнал чуть позже. Так же молча, провожатый привел меня в роскошно обставленную комнату, кивнул на постель и удалился. Не успела за ним закрыться дверь, как я почувствовал, что до смерти хочу спать.

Утром, только я встал с постели и оделся, в дверь постучали, и вошел Сударь. Он назвал меня по имени и сказал, что пригласивший меня сюда ждет в столовой. Вот так я познакомился с хозяйкой Спящих Дубрав.

— Хозяйкой? — оживились все, даже гном.

— Ну, прежний Лесничий был… э-э… не совсем мужчиной…

— Не совсем мужчиной? — девушка озорно подмигнула отцу. Лейпольдт окончательно смутился.

— Правильнее будет сказать: совсем не мужчиной. Меня встретила самая прекрасная женщина, которую я когда-либо видел. Она представилась как Элейн, Верховный Лесничий Спящих Дубрав.

Надо ли говорить, что я был почти в шоке. О Дубравах в нашем мире ходили самые невероятные и противоречивые слухи, я сам в последний год очень ими интересовался, а тут…

Френгис вздохнул и спросил Глори:

— Кстати, а почему все-таки тебе пришло в голову искать меня именно здесь?

— Ну, папочка, это как раз очень просто. Я прочитала твой рабочий дневник, а там Дубравы — чуть не на каждой странице. Вот я и подумала…

— Подожди-ка! На мой дневник были наложены Чары Нечитаемости, — перебил ее отец. — Это же первое правило любого уважающего себя мага. Всякому, кто не знает слово-ключ, все написанное там покажется бессмысленной тарабарщиной.

— Не будь таким наивным. В любом городе есть люди, которые зарабатывают на жизнь именно взломом защитных заклинаний. Я обратилась к такому вот… кхм… специалисту, и он за неделю устранил эту проблему. Кстати, ты, как всегда, отвлекся.

Лесничий несколько раз рассеянно щелкнул пальцами и продолжил свой рассказ.

— Да, и вот я оказался в таинственных Спящих Дубравах.

— Наедине с прекрасной незнакомкой, — ехидно уточнил Бон.

— Незнакомкой?.. Ах, да… — вновь смутился Лейпольдт и даже, как мне показалось, слегка покраснел.

— Как оказалось, Элейн уже очень давно занимает пост Лесничего. Впрочем, как и когда она сюда попала, она мне никогда не рассказывала. С ее слов я понял, что Дубравы — совершенно уникальное место. Взять хотя бы царящую здесь вечно тишину.

— Это точно, — не мог не поддакнуть я. — Очень непривычно, а поначалу так даже жутко. Как вы все это выдерживаете?

— Никак, — с улыбкой пожал плечами Лейпольдт. — Поскольку для нас — я имею в виду живущих тут — никакой тишины не существует. Просто вы, как и любой другой пришелец из Большого Мира, под влиянием слухов, легенд и чисто человеческих эмоций не признаете Дубравы своим домом, или, если хотите, частью этого самого мира. Они же просто улавливают исходящее от вас настроение и платят вам той же монетой. А для нас с Сударем, например, это просто прекрасный первозданный лес, наполненный волшебством, с которым мы живем в мире и гармонии…

— Послушать тебя, папочка, так получится, что этот твой лес — живой, фыркнула Глори.

— Вот типичные слова человека, испорченного цивилизацией, — вздохнул ее отец. — Доченька, любой лес — живой, а Дубравы… Дубравы отличаются от простого леса примерно так же, как человек — от дерева. Сказать, что они просто разумны — значит не сказать почти ничего. Да и словами все это трудно объяснить. Если они позволят — когда-нибудь поймете сами. А я пока скажу лишь, что Дубравы и их обитатели (я имею ввиду людей и, прежде всего, Лесничего) существуют в теснейшем симбиозе. Более того, по словам Элейн Дубравы существуют лишь до тех пор, пока у них есть Лесничий, даруя ему в ответ вечную молодость, крайне долгую жизнь, но главное — невиданный всплеск магических способностей.

— А если нет? — вновь влез в разговор неугомонный Бон (чтоб мой кошелек наполнялся хотя бы в половину так же быстро, как мелькал его язык!). — Если Лесничего вдруг не станет?

— Не могу вам сказать, юноша, я и сам до сих пор многого не понимаю, развел руками Лейпольдт. — У меня сложилось такое ощущение, что Лесничий был всегда. Но только вот в чем штука: раз став им, человек не может покинуть Дубравы до тех пор, пока кто-то другой добровольно не захочет его заменить.

Теперь уже не выдержал я:

— Что значит «не может»?

— Именно то, что я сказал, — кивнул наш хозяин, словно объясняя обыденные вещи, и с извиняющейся улыбкой развел руками: — О подобном даже думать не получается.

— И что, любой, вот скажем, я, может стать Лесничим? — подняла брови Глори.

— Это навряд ли. Лесничихой — уж куда ни шло.

Конечно, это опять был Бон.

— Все не так уж просто, моя милая, — успокаивающе погладил девушку по плечу отец. — Лесничим… — тут он засмеялся и добавил, — или Лесничихой, может стать только человек, наделенный магическими способностями. Хотя бы крошечной искоркой таланта. Само присутствие этого человека здесь раздует эту искорку до невиданной величины, и чем дальше — тем больше.

— Значит эта самая Элейн…

— Совершенно верно, прежний хозяин Дубрав был не только прекрасной женщиной, но и самым сильным магом из всех, о которых я слышал. Я-то сам считал себя довольно сносным практиком, не Магистром, конечно, но все-таки, а тут… Сударь, впервые попавший в Дубравы совсем зеленым учеником и живущий здесь четырнадцать лет, сейчас превосходит меня раз в десять, а Элейн его — примерно во столько же!

После того, как мы переварили все сказанное, я рискнул предположить:

— Так значит, эта великая магесса предложила вам помощь в расчете на то, что вы ее смените на этом… хм, посту?

Наш рассказчик немного замялся:

— Ну, скажем так, не совсем…

— Не совсем?

— Поверьте, это не столь уж важно… Одним словом, однажды Элейн исчезла неизвестно куда, а я стал Френгисом, Верховным Лесничим Спящих Дубрав. И нисколько об этом не жалею. Разве что Гройдейл… хотя я и постарался решить эту проблему…

Ясно было, что экс-король что-то не договаривает, что еще больше подстегивало наше любопытство.

— А что, папа, Френгис — это тоже часть титула Лесничего?

— Нет, милая, это мое детское прозвище, — улыбнулся Лейпольдт (как мне показалось — с некоторым облегчением, поскольку явно ожидал другого вопроса). — Ты, конечно, знаешь, что Лейпольдт — родовое имя правителей Гройдейла. Мне оно никогда не нравилось, как, впрочем, и твоей бабушке, урожденной принцессе Райвэллской, поэтому она в неофициальной обстановке называла меня «Френгис» — «Любопытный»…

— А куда исчезла эта Элейн? — Бон явно решил, что пауза несколько затянулась.

Лесничий развел руками:

— Это и мне очень интересно. Я с удовольствием сказал бы ей кое-что…

— Так-так, и что бы, например?

Глава XIX В которой рассказывается о том, как мы с Глори без конца ругались и мирились, а также о том, как важно следить за своим языком в обществе женщин и волшебников

— Элейн?!

— Элейн?!

— Элейн?!

Три возгласа прозвучали почти одновременно. Первый принадлежал Лейпольдту, второй — вошедшему в тот момент в комнату Сударю, а третий (общий) — нашей компании.

— Собственной персоной, — подтвердила причина наших восклицаний. — И очень польщена всеобщим вниманием. Сударь…

— Да, Хозяйка, — с поклоном отозвался тот.

— Я голодна как акула-вегетарианец. Будьте так добры…

Даже не став дожидаться окончания фразы, маг понимающе кивнул, улыбнувшись одними уголками губ, и бесшумно удалился.

Следующая реплика Элейн была обращена Лесничему:

— Интересно, что ты им про меня порассказывал, негодник?

— Я… вообще-то…

— Ну да, дорогой, конечно ты, — подтвердила самая прекрасная женщина из всех, когда-либо мной виденных, плюхаясь на колени Френгиса. Забрав из безвольной руки экс-короля кубок и сделав из него добрый глоток, она прищурилась и добавила:

— Сначала вскакивают при моем появлении, теперь вот пялятся, как монашки на шлюху!

Довольная донельзя произведенным замешательством, магесса потянулась всем своим потрясающим телом (я невольно сглотнул внезапно наполнившую рот слюну) и, запечатлев на губах Лейпольдта долгий нежный поцелуй, промурлыкала:

— Ах, Френги, как же здорово опять очутиться дома!

— А… да… — промямлил тот.

— Ну же, мой милый, закрой, наконец, рот, а то вид у тебя преглупый.

В этот момент я почувствовал весьма ощутимый удар чем-то твердым (например, ногой) по своему колену и, подняв глаза, встретился с гневным взглядом Глори.

— Тебя это, между прочем, тоже касается! — тихонько прошипела она. Этот тембр не сулил мне ничего хорошего, если я тут же не перестану так откровенно пялиться на Элейн.

Перестану пялиться? Да ни за что! По крайней мере — пока…

Магесса же тем временем оглядела все честное собрание и присвистнула:

— Ну и компания подобралась! Гном, абсолютно затраханного вида…

— Элейн! — попытался возмутиться Лесничий.

— Что такое? — невинно захлопала глазками та, нарочно поерзав у него на коленях. Боги, да ее шелковое платье, должно быть, не толще волоса и… Ай! — новый пинок от Глори, еще сильнее. Ну не могу я на нее не смотреть, не могу!!!

Лейпольдт громко сглотнул:

— Н-нет, ничего.

— Отлично! Итак, что мы имеем кроме гнома?.. Симпатичный парнишка, молодой, правда, но вполне в моем вкусе. Привет, милый!

— З-здравствуйте, мадам, — выпалил Бон, вскакивая и роняя свой стул.

Элейн притворно надула губки:

— Фи, неужели я выгляжу такой старухой? Годков мне, может быть, и побольше твоего, но это ведь для всех остальных секрет, не так ли, солнце? и она заговорщитски подмигнула парню, приложив изящный пальчик к губам.

— Разумеется.

— Вот это другой разговор, — магесса изящно спрыгнула с колен экс-короля и, подойдя к Бону, чмокнула его в щеку.

— Как меня зовут, ты, конечно, уже знаешь. А ты кто?

— Бон… — пробормотал тот, все еще не совсем придя в себя.

— И все?

— Да, то есть, нет, я хотел сказать — всегда к вашим услугам, ма… Элейн.

— Умница! — и магесса подставила парню щеку. — Значит, будем друзьями?

— Конечно, всегда рад.

— Ну и чудненько!

Не успела Элейн вновь уютно устроиться на коленях Лесничего, как в столовую с важным видом заправского официанта вошел Сударь. Впереди него на уровне груди медленно и так же важно левитировали два больших подноса, уставленные всякой всячиной.

— Браво, Сударь, вы как всегда — выше всяких похвал! — захлопала в ладоши магесса, а потом щелчком пальцев поставила оба подноса перед собой на стол.

— Рад служить вам, Хозяйка.

— Узнаю своего старого товарища! Все такие же милые, хотя и старомодные, манеры.

— Я могу еще чем-нибудь?..

— Нет пока, спасибо. Я только-только начала знакомиться с друзьями Френги… Зато я притащила ящик вашего любимого тилианского рубинового, урожая Великого Года, так что как-нибудь вечерком обязательно посидим вдвоем и вдоволь наболтаемся.

— С вашего позволения, — и Сударь вновь бесшумно, как призрак, вышел, плотно закрыв за собой дверь.

— Отлично! — провозгласила Элейн, потирая руки. — Я надеюсь, присутствующие меня простят, поскольку я намерена продолжать церемонию знакомства параллельно знакомству с этим изобилием. Нет возражений? Вот и ладушки!

С этими словами она впилась зубами в фазанью ножку.

Пытаясь переварить все происходящее, я машинально налил себе и Глори вина; заметив это, магесса одобрительно кивнула, не прекращая жевать:

— Прекрасно, а то я терпеть не могу ужинать в одиночестве… Френги, ты ведешь себя крайне некрасиво, совсем не как хозяин. Я понимаю, что ты рад меня видеть, и все такое, но это же не повод быть таким негостеприимным.

— Да, прошу меня простить, не стесняйтесь, пожалуйста, — растерянно пробормотал Лейпольдт, одной рукой подвигая ко мне блюдо с ломтиками ананаса, а другой — бутылку ликера к Римбольду.

Бон, который уже окончательно освоился, не выдержал и громко фыркнул.

— Что такое, милый? — подняла брови Элейн.

— Да нет, спасибо, просто что-то в горле запершило, — поспешно заверил ее парень, отбирая ликер у гнома, бородатая физиономия которого выражала немой возглас: «КУДА Я ПОПАЛ?!»

— Отлично, тогда продолжим знакомство! — магесса отложила салфетку и слегка дернула Лесничего за бороду. — Вообще-то это нечестно, Френги: поскольку гости твои, ты и должен нас знакомить. Ладно, ладно. Я ужасно сердита, но погасить мой гнев может горячий поцелуй… Да, так гораздо лучше. Кто тут у нас еще? Ага, какая милашка! И судя по всему, готова съесть меня живьем. Ах, старый негодник, стоило мне только отлучиться, и у тебя уже девчонки табуном! Ну-ка быстро признавайся, кто это?

Густо покраснев, экс-король прочистил горло и произнес:

— Дорогая Элейн… позволь тебе представить мою дочь Глорианну.

Глори встала и подчеркнуто вежливо наклонила голову, сохраняя ледяное выражение на лице.

— Дочь? Та самая? Какая прелесть! Ты мне сразу понравилась, Глори!

— Глорианна.

— Как скажешь. Хотя если по мне, то Глорианной пристало величать высохшую как вяленая рыба старую деву… Однако, я вижу, что чем-то тебе не угодила?

Девушка неопределенно пожала плечами и протянула мне свой пустой кубок. Магесса усмехнулась и сделала пасс кистью. Хрустальный графин, извернувшись угрем, выскочил из моих пальцев, завис в воздухе над столом, потом наклонился, и струя янтарного муската потекла в кубок. После этого графин с невозмутимостью хорошо вышколенного дворецкого опустился на свое место.

— Так-то лучше! — и Элейн пристально взглянула на Глори. — А теперь, крошка, прекрати играть в молчанку и скажи, что не так. Уж не ревнуешь ли ты меня к папочке?

Девушка, как раз в этот момент сделавшая глоток, закашлялась.

Хозяйка явно была удовлетворена ее реакцией.

— Ага, — глубокомысленно изрекла она. — Чудненько. Тогда в чем дело? Дай-ка я попробую угадать… Ну конечно! У нас тут есть еще кое-кто, с кем я пока не знакома! — и она окинула меня откровенно оценивающим взглядом.

Я почувствовал, что у меня начинают гореть уши. Последний раз на меня смотрели так годиков десять назад, когда бастионы моей невинности были подвергнуты первому штурму дочкой нашего соседа-мельника. Хм, второй попытки не потребовалось. Девчонка была крайне настойчива, и аргументы приводила такие… Короче, я избежал ранней женитьбы лишь поспешно удрав из дома.

— Вот в чем дело! — триумфально усмехнулась Элейн. — Кажется, насчет ревности я не промахнулась, да только смотрела не туда… Успокойся, солнышко, я заглядываюсь на чужое только тогда, когда совсем припечет, а под рукой нет ничего подходящего.

Глори с пылающим от смущения и гнева личиком встала и, демонстративно не глядя на магессу, обратилась к отцу:

— Папа, я очень устала. Надеюсь, ты ничего не будешь иметь против…

— Да, конечно, — засуетился Лесничий, — сейчас кто-нибудь придет и проводит тебя в твои комнаты.

Элейн понимающе кивнула и вновь обратила свои потрясающие глаза цвета морской волны на мою скромную персону.

— Послушай, а тебя часом зовут не Самсон или Голиаф?

— Часом нет, — неизвестно почему смутился я. — Меня зовут Сэд… то есть Сэдрик. А что?

— Да нет, ничего особенного. Есть у меня пара знакомых, походящих на тебя по комплекции. Правда, они полутролли, да и ума у обоих кот наплакал.

— Ну, тут он от них недалеко ушел! — фыркнула Глори. — Папа, ну скоро там?!

— Давай я тебя провожу, — я совершенно не понимал, чем обязан такой вспышке. Может, сделал чего не так?

— Сделай одолжение, — кивнула девушка с видом истиной принцессы, принимающей услуги от пажа. Ни ей, ни мне в голову тогда не пришло, что я понятия не имею, куда именно нужно идти.

Как только мы закрыли за собой дверь, я мягко взял Глори за руку.

— Послушай, чего ты на нее взъелась? По-моему она очень милая…

— Ах так! — взвилась девушка, вырывая у меня руку. — Она, значит, милая, а я… Знаешь что — иди-ка ты к этой милой… Самсон! Сударь!

Вырвав у меня руку, она подбежала к проходящему мимо магу и, повиснув у него на локте, что-то защебетала. Тот коротко поклонился, и оба скрылись в боковом проходе. Я же остался стоять на месте дурак-дураком. Нет, никогда мне не понять женщин!

В конце концов, я посмотрел на себя со стороны — ну и видок! — и здраво рассудил, что, может меня и отшили, но не торчать же теперь посреди коридора. Раз на то пошло, можно на все плюнуть и надраться!..

Потянув за ручку двери, я был встречен дружным хохотом — Элейн, вокруг которой сгрудилась вся компания, включая даже гнома, взахлеб рассказывала какой-то анекдот. Судя по доносившимся до меня обрывкам фраз, крайне фривольный. Я плюхнулся на свое место, налил до краев кубок и опрокинул его в себя. В другое время, наверное, я ни за что бы не стал глотать такие изумительные напитки как дешевое пойло, но тогда это не имело никакого значения. Я был зол, смущен, а от этого зол еще больше.

Новый взрыв смеха ознаменовал окончание анекдота, и тут рассказчица обнаружила мое явление.

— О, наш большой друг Сэдрик снова с нами. Как там дочурка моего милого короля?

— Дочурка кого? А… в порядке, я полагаю…

— Правда? Извини, конечно, но только я полагаю несколько иное. — Элейн лениво потянулась и посмотрела на меня с явной иронией. — Например, я полагаю, что или она сама стала требовать объяснений, или ты — что хуже. Она вспылила и упорхнула с Сударем, а ты минут пять… Эй, что с тобой?

Я едва сумел подавить в себе желание придержать руками съезжающую к груди нижнюю челюсть. И после этого меня будут убеждать, что чудес не бывает?!

— Вы прочитали мои мысли! — Это был даже не вопрос, а утверждение. Пусть эта сильномогучая отставная Лесничиха знает, что и я не шиком брит!

— Вот еще! Охота была трудиться… Знаешь, был у меня когда-то приятель — частный детектив, золотая голова. Так он всегда говаривал «элементарно», прежде чем одним рассуждением вывести всех плохих парней на чистую воду. Так это я к чему: я, разумеется, не детектив, но это и вправду элементарно, вот смотри. То, что один из вас затеял разборку, надеюсь, объяснять не нужно. Девочка здорово завелась, а ты, вместо того, чтобы молчать в тряпочку, полез с дурацкими вопросами. Вот и результат.

— Да, но почему именно Сударь?

— Опять-таки элементарно. Уйти одна она, конечно, могла, но, насколько я ее узнала, этого было явно недостаточно. Во-первых, она могла заблудиться, а во-вторых, нужно было примерно тебя наказать и одновременно на корню пресечь твои попытки тащиться за ней следом. Посему — требовался другой проводник. Причем не простой слуга: она все-таки принцесса, да и кого простым удивишь? Сударь на эту роль подошел как нельзя лучше: внешнего эффекта у него хоть отбавляй, да к тому же — могущественный маг… Ну и наконец, как я все это узнала? Знаешь, я ведь тоже когда-то была в ее возрасте… Хотя я бы на ее месте просто взяла бы тебя за шиворот, оттащила куда-нибудь, где нет посторонних и, по возможности, мягко, и раз и навсегда убедила в своей правоте!

Вновь сменив Лейпольдта на должности «макового цвета», я машинально протянул руку за спасительным кувшином, плеснул в кубок, глотнул и — о демон! — закашлялся, зафыркал, захрипел, но все же, сделав титаническое усилие, проглотил-таки проклятущее МОЛОКО.

— Извини, — мило улыбнулась Элейн, с явным удовольствием наблюдавшая за моими мучениями, — но мне почему-то показалось, что с тебя на сегодня хватит. К тому же знаешь, когда мужчина падает на стол — или под стол, — он сразу же здорово падает и в глазах женщины.

Пока я раздумывал, что ей ответить: что для моего падения стоящих на столе напитков может не хватить, или что падать в глазах мне, собственно, не у кого, дверь отворилась и в столовую впорхнула Глорианна.

— Что случилось? — тут же отреагировал на ее появление Лейпольдт. Вот, а меня, между прочем, заметили далеко не сразу!

— Случилось? — захлопала ресницами девушка, совсем как Элейн. Интересно. Их что, специально этому в школе учат?

— Ты же отправилась отдыхать…

— И чудесно отдохнула, — перебила его девушка. — Теперь я вновь полна сил и хотела бы присоединиться к вечеринке, если никто не против.

Говоря это, она с явным вызовом стрельнула глазами сначала по мне, а потом — по магессе.

Я уже устал удивляться в этот вечер, но, как оказалось, напрасно. Как уже говорилось, во время моего непродолжительного отсутствия Элейн стала центром общения, поэтому все подтянулись к ней. Соответственно, произошло некоторое перемещение, в результате которого Бон оказался сидящим на стуле Глори.

Осознав сей факт, парень начал было подниматься, но девушка жестом остановила его.

— Ну что ты, что ты, не беспокойся, пожалуйста. Я без места не останусь. Правда, Сэд?

И с этими словами она мигом запрыгнула ко мне на колени, обняв одной рукой за шею.

— Тебе не тяжело?

— А?.. Что?.. Нет…

— Великолепно. Мне тоже очень удобно!

Дальнейшее поведение нашей принцессы вообще не лезло ни в какие ворота. Глори взглянула на Элейн с видом нашкодившего котенка и ангельским голоском произнесла:

— Прости меня, пожалуйста, за несносное поведение. На меня свалилось столько всего за эти сутки… Я искренне рада, что у папы такая замечательная подруга.

Говоря это, она как-то особенно посмотрела на магессу — взгляд из серии «между нами, девочками». Та, казалось, совершенно удовлетворенная фамильярным «ты», ответила похожим взглядом и озорно подмигнула:

— А уж я-то как этому рада. Такого мужчину, как твой отец, днем с огнем не найдешь! Недаром я его утащила из этого вашего Гройдейла.

Глори кивнула, Бон фыркнул так, как умеет фыркать только Бон (да еще, разве что, Изверг), Лесничий, в который раз, покраснел, Римбольд, чрезвычайно довольный закрытию темы гномийского вероломства, засунул в рот очередное яблоко, а я еле подавил зевок. Угадайте с трех раз, на кого обратила внимание магесса? Совершенно верно.

— Все, остальные разговоры откладываются на завтра, а мы с Френги отправляемся баиньки. Сударь!

Маг тут же оказался в комнате, как будто ждал за дверью, пока его позовут.

— Я уверена, что вы уже распорядились, чтобы наших гостей разместили с максимальным удобством?

— Разумеется, Хозяйка. Комнаты со всем необходимым давно готовы.

Тут я вспомнил об Изверге и понял, что пока не буду уверен, что с ним все в порядке, не смогу уснуть.

— Надеюсь, никто не будет против, если я пожелаю спокойной ночи нашим четвероногим друзьям?

— Мы пожелаем.

Взгляд девушки был полон теплой просьбы, ожидания, предвкушения и — не знаю, я никудышный психолог, но мне показалось — скрытого предостережения, что если я откажусь…

Я как можно более небрежно кивнул и вопросительно повернулся к Сударю. Тот пожал плечами, одновременно залезая в карман своего щегольски приталенного дублета (ишь ты, уже когда-то успел переодеться!), и достал симпатичный клубочек темно-красных шерстяных ниток.

— Ого, так вы еще и носочки вяжете? — вякнул Бон прежде, чем успел подумать, кому и что он говорит. Потом, осознав это, парень даже прихлопнул рот ладонью. Но было поздно.

— Молодой человек! — излишне спокойно произнес маг, но от этого вроде бы мягкого голоса резко дернулось в сторону пламя свечей в роскошном канделябре. Ну все, сейчас точно превратит парня в каменную статую!

— Действительно, Сударь, а я и не знала, — бархатный голосок Элейн удивительно успокаивающе прошелестел во внезапно наступившей тишине. — И сколько за пару?

В глазах магессы мелькали искорки смеха, но было там что-то еще, из-за чего напряженные скулы Сударя моментально расслабились и он улыбнулся:

— Для вас, Хозяйка, с большой скидкой — пара миллионов золотом.

Потом он насмешливо прищурился на всю нашу компанию, остановил взгляд на Боне, который от этого даже задержал дыхание, и пояснил:

— Нитки, знаете ли, жутко дорогие — специальные… для штопки рта!

Мы с Глори неспешно шли за катящимся впереди нас клубочком. Может быть, он и годился для вязания или штопки, но в качестве провожатого был куда как более предпочтителен, поскольку ни глаз, ни рта, ни ушей не имел.

Девушка увлеченно болтала о всякой ерунде; кажется, она рассказывала что-то весьма забавное о бытности своей принцессой, но моя голова была занята совершенно другим. Такая резкая перемена в поведении Глорианны откровенно сбивала меня с толка, да и сказанное Элейн в отсутствие моей малышки наводило на…

Стоп! Я только что подумал… Вот именно, я поймал себя на мысли, что уже давно про себя называю ее МОЯ малышка!

Именно в этот момент девушка резко остановилась, на полуслове оборвав свою фразу, а потом пару раз щелкнула пальцами перед моим носом.

— Сэд!

— А? Да-да, я с этим абсолютно…

— С чем?

— Ну, с тем, что ты сейчас говорила…

— А что я говорила?

— Ну… э-э…

— Все ясно!

Видно было, что она здорово рассержена, но чтоб мне лопнуть, если за гневом она не пыталась скрыть (так неумело, что даже я заметил) почти детское огорчение.

— Ну, если уж тебе было настолько неинтересно, то мог бы по крайней мере… — решительно начала она, но я мягко взял ее за плечо. Глори замолчала, изобразив на лице сердитую мину, но руки моей не скинула. А ее плечо под тонкой тканью блузы было таким теплым и мягким, что ни коем образом не способствовало приведению моих сумбурных мыслей в порядок.

— Глори, — как можно спокойнее начал я, — я в последнее время тебя совсем не понимаю.

— Оно и видно, — все еще с изрядной долей обиды в голосе буркнула она. Но и попыток к освобождению тоже не сделала. Наоборот, придвинулась ко мне почти вплотную. Не поддавшись на явную провокацию, я не стал зря спорить, и продолжал:

— Тебе не кажется, что ты ведешь себя несколько странно? То рычишь на Элейн, то просишь у нее прощения, а что до меня…

— Да ты что, обиделся? — торопливо перебила меня она, и неожиданно я ощутил легкий, мимолетный, но от этого ничуть не менее приятный поцелуй. Теперь ты меня прощаешь?

Мысли мои окончательно разбежались в разные стороны. «Обнять или не обнять?..»

Как бы там ни было, но, поскольку я и на этот раз не собирался дать ей улизнуть, я выпалил, прежде чем разум взял верх над эмоциями:

— Ты что, меня ревновала?

О-о! Видно, все-таки не стоило мне это говорить. Глорианна — а в тот момент о ней нельзя было сказать не только «малышка», но и просто «Глори» резко вскинула голову, одновременно сбрасывая мою руку.

— Ах вот что ты подумал?

И так же — гордо, подняв голову и расправив плечи, твердым шагом венценосной особы она прошествовала вперед, не удостоив меня и взглядом. Надо было срочно что-то делать, да вот беда — выражение лица девушки заранее перечеркивало любые мои попытки вновь открыть рот, поэтому до самых «конюшен» мы шли молча.

Изверг, Лака и Забияка, ухоженные и накормленные, встретили нас настоящим шквалом восторга. Я мельком подумал, что не будь конюшни возведены так основательно, с довлеющим применением в качестве основного строительного материала камня, кому-то пришлось бы проводить в них капитальный ремонт.

Наконец, изъявления радости сошли на нет, и драконозавры начали поглядывать на нас с некоторым недоумением. Все дело в том, что я потрепал за уши Лаку, Глорианна похлопала по шее Изверга, мы оба поздоровались с Забиякой, но — и только. Все так же игнорируя друг друга, мы разошлись по разным углам. Девушка стала демонстративно-придирчиво осматривать висящую на гвозде сбрую Лаки, я же, так и не придумав, куда деть свои руки, положил их на холку Изверга. Мой приятель тут же ткнулся в меня носом, с одной стороны ободряя, а с другой — спрашивая, что здесь, собственно, происходит. В ответ я лишь пожал плечами.

Лака, видимо, обратилась к своей хозяйке с таким же вопросом. И получила почти такой же ответ. Почти, потому что девушка тихо — но я все-таки услышал — буркнула:

— Да ну его!

Мы промолчали еще минут десять, и, наконец, я не выдержал.

— Глори…

— Ты сегодня сказал достаточно, — отрезала девушка, причем таким тоном, что я почувствовал себя нерадивым слугой, который собрался оправдываться перед господином за плохо вычищенные сапоги. — Теперь я скажу. Во-первых, я не кручу романы со своими компаньонами…

Тут Лака весьма громко и неодобрительно фыркнула, причем до того похоже на Изверга, что я даже покосился на него. С другой стороны, как неоднократно повторяла моя матушка: «С кем надерешься…» Или «уведешься»?

Как бы там ни было, а фырканье это означало что-то вроде: «Ну-ну, и много их у тебя было? Что романов, что компаньонов?»

Девушка вздрогнула и чересчур сильно для такой ерунды шлепнула драконозавриху. Э-э, да она нервничает!

— Во-вторых, тебе не стоит забывать: я все-таки принцесса, а принцессы…

— Ну конечно! — теперь уже не выдержал я. Может, я бываю порой простоват, но кое-какая гордость у меня еще осталась. — А принцессам даже разговаривать с нижестоящими не полагается! Тем более — с Самсонами!!!

Я резко развернулся и направился к выходу. Изверг попытался меня удержать, схватив зубами за штаны, но остановить рассерженного Сэда в подобные минуты не всегда удается и горной лавине. В пасти драконозавра остался лишь изрядный клок моей одежды, а я, совершенно не обратив на это внимания, весьма громко бросил: «Да ну ее!» и свернул за угол.

Ну да, я был здорово выведен из себя. Кроме того, волшебный клубочек остался у Глорианны, поэтому немудрено, что выбирался я добрый час: пару раз сворачивал не в тот коридор, в результате чего заходил в тупик. Наконец, когда мне все это здорово надоело, я весьма бесцеремонно остановил проходящего мимо человека и попросил указать мне дорогу. Тот коротко поклонился и за пять минут провел меня «сквозь стены» к предназначенной мне комнате. По дороге «гид» не проронил ни слова, хотя время от времени с любопытством на меня поглядывал.

Ну и что здесь такого?! Подумаешь: в штанине дырка размером с его голову, волосы и плечи засыпаны каменной крошкой и побелкой, а на лбу — в который раз за последнее время — красивая шишка.

Касательно дыры и так все ясно, а что до остального — если уж делаете арки такими низкими, то, по крайней мере, озаботьтесь их прочностью!

Самое странное, что моя просьба была высказана таким тоном и таким словами, что не только Глорианна, а и сам Лейпольдт Гройдейлский не постеснялся бы. Нет, права все-таки была моя матушка — с кем подерешься…

Комната оказалась не шибко просторной, но очень уютной. Цветы в причудливых керамических вазах. Антикварная мебель. Пушистые и дорогие даже на ощупь ковры. Аквариум с экзотическими рыбками. Даже чудесный маленький камин, пламя в котором радовало глаз, совсем не создавая духоты. Но главное — большая кровать. Когда я говорю это, то имею в виду не просто большая, а именно большая. (Уж поверьте опыту человека, постоянно озабоченного в этом мире недомерков, куда ему пристроить на ночь свои ноги.) Правда, перина была до того мягкая, что я утонул в ней по самые уши, но и с периной я мигом разобрался — бесцеремонно скинул на пол по соседству со снятой одеждой.

Как только я собрался задуть свечи в золотом канделябре, они тут же сами собой погасли, а перед камином непонятным мне образом очутилась изящная, вышитая золотом ширма. Комната погрузилась во мрак.

Я закрыл глаза и честно пытался бороться с мыслями, скачущими в голове похлеще бешеного выдроскунса… ну, чтобы вам не соврать, минут десять. Как и следовало ожидать, из борьбы я вышел разбитым наголову.

Встав, я пошарил на полу в поисках одежды, а потом, по какому-то внутреннему наитию, хлопнул в ладоши и скомандовал: «Свет!» Свечи послушно зажглись, я оделся и обулся. Потом снова разулся, вытащил из своего мешка, лежавшего тут же, другие штаны, переоделся, натянул сапоги и вышел за дверь.

В столовой было темнее, чем в кармане у тролля, но я уже знал средство от этой напасти. После моей команды хрустальная люстра под потолком тут же засветилась; я плюхнулся на первый попавшийся стул и с радостью обнаружил на столе тарелку с холодным окороком, кувшин и кубок. Есть совершенно не хотелось, а вот пить… Помня о нехорошей привычке Элейн подсовывать взрослым людям мерзкое белое пойло, я внимательно осмотрел содержимое кувшина и даже понюхал. Нет, кажется, все в порядке. Все же с некоторой опаской сделав первый глоток, я прислушался к реакции своего желудка и с удовольствием глотнул еще. Магия, конечно, штука полезная, но вино уж, пожалуйста, оставьте в покое…

Не знаю, сколько я так просидел, не спеша прихлебывая ароматный нектар и сожалея, что так и не приобрел привычку курить. Трубочка, говорят, здорово способствует приведению мыслей в порядок. Ладно, обойдемся и без табака. Уж до того, что ситуация грозит зайти в тупик, я и сам худо-бедно дошел. Теперь бы разобраться, как из нее выпутаться…

Наконец, когда уровень жидкости в кувшине изрядно понизился, в голове моей созрело твердое решение. Значит так: завтра с утра пораньше…

— Что, не спится на новом месте?

Голос Элейн раздался так внезапно, что я подскочил на месте, а рука против воли потянулась сначала к поясу, на котором, естественно, не было никакого меча, а потом — к кувшину. Содержимое его, к счастью, осталось неизменным.

— Поговорить не хочешь?

— Нет. А впрочем, я и сам собирался завтра…

— Ну вот, значит, я как всегда вовремя.

Магесса ловко подцепила ногой ближайший к ней стул и села напротив меня.

— Итак?

— Я хотел спросить: вы же прибыли сюда не на корабле?

— Конечно нет, — Элейн подмигнула мне и добавила: — Судя по всему, если я сейчас скажу, что прилетела на ковре-самолете или метле, для тебя это неожиданностью не будет?

Вот так всегда; и после этого она говорит, что не читает мои мысли!

— На самом деле, — уже серьезно продолжала хозяйка, — я, во-первых, страдаю от морской болезни, а во-вторых, предпочитаю телепорт.

— Теле-что?

— Скорее, «теле-куда», — ухмыльнулась магесса. — Описание всего процесса для тебя будет слишком долго, скучно и непонятно. Проще говоря, вся штука в том, что ты входишь в дверь «тут», а выходишь — «там». И расстояние — для меня, по крайней мере, — роли не играет.

— Угу, что-то подобное я и думал… А вы можете и меня так?

Элейн внимательно посмотрела на меня и протянула:

— Странно, а я-то думала, что вы у нас погостите хотя бы пару дней…

Я слегка смутился и отвел глаза.

— Я же сказал «меня»…

— Ох, прости. Когда я не высплюсь, становлюсь такой рассеянной…

Только теперь я заметил, что Элейн одета лишь в шелковый домашний халат и мягкие тапочки. Под халатом, судя по всему, не было ничего. Пару часов назад я бы от нее глаз не оторвал, но сейчас мне меньше всего хотелось думать о женщинах. ЛЮБЫХ женщинах!

Как бы там ни было, я забормотал извинения, но магесса движением руки прервала меня и, сладко зевнув, проговорила:

— Ладно, утро вечера мудренее, как говаривала моя бабка Василиса, недаром прозванная Премудрой. Завтра увидим, что я могу сделать, а пока скажу только: не торопись. Может статься, что тебя ждет еще много неожиданного.

— Уж в этом я нисколько не сомневаюсь, — весьма невежливо буркнул я и потопал к выходу.

— Сэд, одну минуту.

Какого лешего ей еще от меня надо?!

— Нет, лешие меня не интересуют, — усмехнулась Элейн, — а вот шишка у тебя на лбу меня совершенно не устраивает. Что случилось?

— С кровати упал!!! — Да что они все сегодня, сговорились что ли?!

Магесса подошла ко мне и чуть прикоснулась кончиками пальцев к шишке. Я тут же почувствовал холод и легкое покалывание неизвестно чего, но продолжалось это от силы несколько секунд.

— Ну вот, так гораздо лучше, — удовлетворенно протянула магесса и повернула меня к зеркалу. Как и следовало ожидать, никакой шишки и в помине не было. Мне даже показалось, что и морщин на моем изнуренном челе поубавилось.

— Спокойной ночи.

— Угу. И вам.

Свет сам собой, даже без команды, погас, так что дверной проем мне пришлось нащупывать. Так же на ощупь обнаружив дверь в свою комнату, я осветил ее и…

Боги, я мог бы поклясться, что минуту назад совершенно не хотел спать, сейчас же веки просто слипались. Из последних сил скинув одежду, я пластом рухнул на кровать. За миг до того, как уснуть, я оценил юмор Элейн и отметил для себя, что впредь в ее присутствии нужно следить за своим языком — раньше просто БОЛЬШАЯ кровать теперь была ОЧЕНЬ БОЛЬШОЙ…

Глава XX В которой, наконец, рассказывается о том, чем же все это закончилось

Видимо, спал я весьма долго. Проснувшись, я обнаружил, во-первых, что вся комната залита светом, щедро льющимся через высокое стрельчатое окно, и во-вторых, что перина с пола бесследно исчезла, а вся одежда моя аккуратно разложена и развешена. Сапоги были вычищены до блеска, а рубашка, куртка и штаны — выстираны и выглажены. Чему я больше всего обрадовался, так это своему верному мечу, который кто-то аккуратно прислонил к стулу с одеждой, причем медные бляхи, украшающие ножны, были отполированы, а полуоторванный ремень — заменен на новый.

Только я закончил утренний туалет, как в дверь вежливо постучали.

— Да? — проворчал я, придирчиво оглядывая себя в большом настенном зеркале и раздумывая, надеть все-таки перевязь, или нет.

— Хозяин с Хозяйкой просили передать, что ждут вас к завтраку.

— Скоро буду, — ответствовал я, так и не обернувшись к говорящему. Дались мне, в конце концов, эти аристократические замашки! Нет, сваливать отсюда надо поскорее, а то от моего старого знакомого Сэда ничего не останется!

Я, не раздумывая, отбросил меч на кровать, чуть не порвав ворот, растянул завязки рубашки на груди и, тряхнув головой, привел свою тщательно причесанную шевелюру в надлежащий вид, а потом вновь взглянул в зеркало. «То-то же, лыцарь хренов!», — отечески хмыкнуло мое отражение. Я удовлетворенно хмыкнул в ответ, — знай, мол, наших, — и со спокойной совестью отправился завтракать.

Когда я вошел в столовую, там сидел только Бон. Парень весь был само совершенство, начиная от прически «волосок к волоску» и заканчивая почти новым поясом с кинжалом и большой пряжкой (золото, по-моему, фальшивое). Одежда и сапоги, естественно, за ночь претерпели определенную трансформацию путем чистки, стирки и утюжки.

— Приветик! — встретил мое появление игрок, лучезарно улыбаясь. — Как почивалось?

— Сносно.

Не рассказывать же ему, в самом деле, что мы с Глори вытворяли в моем сне. И вообще, о ней я сегодня больше не думаю. Совсем!

— И только? А я, знаешь ли, уже не помню, когда так сладко спал. А какие сны! — затараторил Бон. — Вообрази себе: я — император, властитель общемировой державы, у меня дворец, полный золота, драгоценностей и прекрасных наложниц, которые…

К сожалению (рассказчика, разумеется), я так и не узнал, какие в том сне были наложницы, — дверь открылась, и в комнату вошел Римбольд.

— Приветствую старую зануду! — это была любимая подколка Бона: он, дескать, до сих пор не знает, как, не раздевая, отличить гнома-мальчика от гнома-девочки: оба ведь бородатые…

— И тебя туда же, — буркнул без всякого азарта гном, плюхаясь на свое место. — Чего разорался с утра пораньше?

Парень смерил бородатого смурника презрительным взглядом и попытал счастья еще раз:

— Ты чего, червяк горный, не с той ноги встал?

Римбольд молча подпер кулаком щеку и демонстративно закручинился. При этом так правдоподобно, что даже я не выдержал и попытался пошутить:

— Да-а, выглядит он так, как будто на собственную казнь пришел.

И тут гнома прорвало.

— Точно сказал! — свирепо рявкнул он. — Так точно, что аж с души воротит! Только насчет «как» я бы поспорил!

— ???

— Вы представьте себе — у меня до самого утра дверь не открывалась! Сколько раз говорил: нельзя доверять разным там магам, фокусникам и прочим шарлатанам. У-у, расисты проклятые!

— Погоди-погоди, какая дверь, какие расисты?

Казалось, праведное возмущение гнома перебороло даже его отвратительное настроение.

— Да ты, болтун, как я погляжу, за ночь еще больше поглупел, если только больше возможно! Говорю ведь — под арест меня посадили, олух! Только что решеток на окнах нет. Пока!

— Под арест? — настала моя очередь удивляться.

Римбольд скорбно глянул в мою сторону, словно говоря: «И этот туда же!»

— А как еще это называется?! Ночью беру я свой мешок, подхожу к двери, пихаю ее, а она — того!

— Чего — «того»?

— Чего, чего! Не открывается, вот чего! Не вы-пус-ка-ет! Приросла!!!

— Погоди-ка, так ты что же, сбежать хотел? — озарило Бона.

— Что я там хотел — это мое дело, — вновь насупился Римбольд и замолчал. Правда, ненадолго. — Вам-то хорошо, — через минуту протянул он плаксиво, — а мне каково? Что за идиотские правила — чуть только бедный гном правду скажет, так ему сразу персиком в рот! А вы еще говорите «на казнь». И ведь казнят же, что вы думаете. Расисты, сущие расисты! Не повезло девочке с родителем, прямо скажем…

— Кто про что, а мальчики все о девочках? Чудесное утречко, господа!

В столовую вошла Элейн под руку с Лесничим. Касательно внешности магессы говорить что-то было излишне, а вот Лейпольдт, казалось, за эту ночь помолодел лет на десять. Он весь просто лучился счастьем и здоровьем. Вот что делает с мужчиной… Нет! Не буду! Обещал — значит не буду!

— Доброе утро! Это наш низкорослый ворчун… Эй, а где он?

Стул гнома пустовал, зато под столом слышалось подозрительное шуршание.

Бон постучал по столу:

— Эй, Римбольд, ты там?

— Что-что? — невнятно донеслось в ответ, и через минуту гном вылез из своего убежища, виновато разводя руками: — Вот, знаете ли, шнурок развязался…

В доказательство Римбольд выставил вперед левую ногу; я из любопытства взглянул на его башмак. Как и следовало ожидать, даже в таком сочащемся магией месте, как Спящие Дубравы, за одну ночь шнурков на нем не выросло.

— Всем приветик! Тут еще осталось местечко для бедной голодной девушки?

Конечно, это была Глорианна. Она (или мне это показалось?) снова была той самой малышкой Глори, которая… которую…

Ан не, не та!

Я понял это сразу же после того, как произнес жизнерадостное «привет!» В ответ девушка на пару сантиметров склонила голову:

— Доброе утро, компаньон.

Вот это был удар! Ну, приложила!

Самое интересное, что даже Бон и Римбольд с удивлением посмотрели на нее, а Элейн так вообще неодобрительно покачала головой, но ничего не сказала. А я… я просто пару раз открыл и закрыл рот, но так и не нашелся, что сказать. Но, по крайней мере, и не сбежал из-за стола, хотя подобные мысли возникали.

Завтрак прошел на удивление спокойно, я бы даже сказал — молчаливо: даже Бон за полчаса сказал не больше двух сотен слов. Наконец, подали кофе и десерт, и Глорианна впервые за все время трапезы, подала голос:

— Папа, вчера появление Элейн помешало тебе закончить свою историю, а мне хотелось бы услышать еще кое-что. Некоторые из нас слышали одну байку…

А ведь и верно, я-то об этом совсем забыл. По возможности кратко и обстоятельно я поведал о Человеке в Хламиде и его жуткой истории с последующим исчезновением, а также о прекрасной незнакомке… К моему изумлению, Лесничий выглядел более чем не по королевски глупо, а магесса, еле сдерживая смех, проговорила:

— Ой, ну я же с самого начала была уверена, что где-то тебя уже видела!

— Вы?

Вместо ответа Элейн сделала несколько театральных пассов, мягко провела кончиками пальцев по своему лицу, и его тут же заволокло серебристой дымкой. Мгновение — и прекрасная женщина исчезла, а на ее месте развалился уже знакомый мне посетитель «Золотой Кружки».

— Жалко-то как братца моего, слов нету!

Ну, хорошо, хорошо, признаю — физиономия у меня была ничуть не менее глупая, чем только что у Лейпольдта XIV.

Наша хозяйка тут же вернула привычную всем внешность и подмигнула:

— Чары маски. Незаменимая, знаете ли, вещь, когда собираешься на карнавал или в разведку. А что до красавицы, — кокетливо добавила она, — так это тоже я, вы, надеюсь, поняли? Натуральная. Правда, вот только цвет волос слегка изменила, и глаза…

— Но зачем? — хором вопросили все присутствующие, включая Лейпольдта.

— Просто захотелось. Не все же время в мужском обличии щеголять. Симпатичной девушке и доверия больше, и отношение другое, да еще и эта жуткая манера разговаривать надоела — я ее у одного трактирщика слямзила…

— Да нет, мы вообще имели в виду весь этот маскарад.

Магесса повернулась к Френгису.

— Зачем — это вопрос не ко мне. Вот зачем тебе, драгоценный, понадобилось посылать эйлоны в Большой Мир, хотелось бы мне знать?

Тот очередной раз зарделся, как девушка, впервые узнавшая, что детишек приносят не аисты. Тем более, что рядом сидел Сударь, и взгляд его был настолько неодобрительным…

— Ты знаешь…

— Пока нет.

— Понимаешь…

— Никоим образом.

— Да дай же мне сказать! — неожиданно взорвался экс-король и стукнул по столу так, что подскочили тарелки. Против ожидания, Элейн не рассердилась, а рассмеялась:

— Вот это уже лучше, дорогой. Обожаю мужчин с характером! Мы все тебя внимательно слушаем.

И она зачем-то подмигнула Глорианне. Та хмыкнула и пожала плечами.

— Что касается эйлонов, то это, действительно, моя вина. Я как-то копался в твоей библиотеке и наткнулся… ну, помнишь, ты мне еще сама показывала… Ничего особенно сложного, минимум компонентов…

— Стоп. Не говори ничего. Заклинание Переноса?

— Угу. Я вспомнил, что совершенно забыл о цели своего путешествия в Дубравы и решил отправить немного эйлонов гномам в качестве выкупа за Гройдейл, но…

— Больше ни слова! — фыркнула Элейн. — Ничего особенно сложного?! Минимум компонентов?! Ну, знаешь! Заклинание Переноса с твоим-то опытом и на такое расстояние! Да ты, наверное, вместо Стоунхолда закинул их куда-нибудь в Дальне-Руссианский Предел! Хоть бы с Сударем посоветовался, горе ты мое!

Неожиданно, Бон захохотал:

— Ну и ну, вот так и создаются легенды! А я-то, дурень, не верил!

— Во что?

— Да рассказали мне как-то в Руанской Обители Замученной Девственницы одну историю…

— А что это ты делал в женском монастыре? — удивилась Глорианна. В ответ парень послал ей воздушный поцелуй:

— В общем-то, ничего особенного. Аббатом работал…

Подождав, пока мы все отсмеемся, Бон продолжал:

— Ну, так вот, Обитель как-то раз пришла в упадок…

— С таким-то аббатом? — издевательски изумилась девушка.

Парень серьезно помотал головой:

— Нет, это случилось еще до меня, но суть не в том. Однажды, вся монастырская братия… или сестрия… в общем, все в Обители, от настоятельницы до ключницы, молили Девственницу послать им дождь. Дело в том, что второй месяц стояла страшная засуха, и в монастырском огороде совсем перестала родиться морковь. А как вы знаете, наверное, для любой настоящей монашки крупная морковь — вещь пренужнейшая…

Элейн громко расхохоталась, Глори опять фыркнула с гримасой презрения, а Лесничий, Римбольд и я посмотрели друг на друга с недоумением. Ох уж мне эти женские шуточки!

— Стало быть, молились они, — продолжал тем временем наш игрок, — пели священные гимны, били поклоны, совершали вокруг огорода шествия с хоругвями, и все такое прочее, что положено. И как раз во время очередного такого шествия небеса разверзлись, и пролился дождь. Но не простой, а золотой. Точнее — эйлоновый.

На этот раз смеялись все. Долго и очень громко.

— Настоятельница, которой самый крупный камешек сверзился прямо на макушку, стала немного того, — утирая рукавом глаза, продолжал рассказчик, покрутив пальцем у виска. — Она заявила, что эйлоны — святые слезы Девственницы, явившей чудо своим Верным. Несколько камней, само собой, оставили в Обители, а остальные продали и накупили всякой всячины, включая морковь. Очень много моркови!

После того, как все вновь отсмеялись и более-менее успокоились (хотя следующие минут десять каждый нет-нет, да и прыскал в кулак), магесса подмигнула Лесничему:

— Ну, и как ты себя чувствуешь в роли Замученной Девственницы, Френги?.. Нимб не жмет? А что касается моего маскарада и страшных баек, то это — прямое следствие того грешного дождя. Сами знаете, какой ажиотаж поднялся в Большом Мире из-за появления эйлонов. Все, кто не купился на историю о святых слезах, — а таких, поверьте, было предостаточно, — тут же начали искать эйлоновое месторождение. Вот тогда-то некий умник и вспомнил про Дубравы. Он, сам не зная, насколько был близок к истине, брякнул, что, если где и искать эйлоны, то именно там. То есть тут.

Я, путешествуя по миру, услыхала это и поняла, что Френги вляпался во что-то не то. И вот тогда-то я и начала распространять жуткие слухи о Проклятых Дубравах, чудовищах и Лесничем-кровопийце, а особо смелых искателей эйлонов посылала на Альпенштокский перевал Завьюженных гор. Пускай ищут!.. Что, теперь вы знаете ответы на все свои вопросы?

— Не совсем. Папа так и не рассказал, как тебе удалось получить его согласие на должность Лесничего. Может, поделишься секретом — вдруг пригодится на будущее?

— Никаких секретов, моя милая: в тот момент на нас обоих был самый минимум одежды… И, кстати, заранее отвечу на еще один вопрос, который у меня бы на вашем месте возник обязательно. Так вот, я вовсе не столь уж бескорыстная, как ни жаль это признавать.

— То есть…

— То есть Лесничий Спящих Дубрав, ни разу не видевший монарха Гройдейла, просто так не стал бы протягивать ему руку помощи, или как там говорится в подобных случаях? Ну так вот. Моя нежно любимая бабушка Василиса — кое-кто из вас уже о ней слышал — давным-давно подарила мне на день рождения такой миленький комплект неумехи-предсказателя: блюдечко…

— С голубой каемочкой? — ухмыльнулся Бон.

— А ты как думал! Между прочем, именно от него эта поговорка и пошла… Блюдечко это, кстати, бабуля выменяла у одной простушки за сущую безделицу: аленький цветочек. Наплела, понимаете ли, что его с помощью из любого чудища лесного мигом можно состряпать добра молодца изрядных статей, а у той как раз проблемы были на личном фронте: две сестрицы. Причем обе старшие — раз, и страшные как смертный грех — два. Понятное дело, пока отец их с шеи не спихнул, о замужестве для младшенькой он и думать не хотел. Вот деваха и решилась. Приметила она хримтурса поздоровее, зажала в угол и давай его цветочком по морде охаживать, а сама приговаривает: «Обращайся, мол, милый друг, да поживее, поскольку невтерпеж, и все такое». Смеху-то было!..

Так вот, а к блюдечку тому прилагалось золотое яблочко. Тоже не простое — его бабушке отдала ее кузина Фина, от греха подальше. В ее стране этот фрукт, который один глупый пастух не той красавице подарил, такого понаделал, что потом тридцать лет расхлебать не могли: половину мужского населения под корень извели, городов порушили, деревянных лошадей понастроили — ужас, одним словом.

— И как этот комплект действовал? — поинтересовался я.

— Да проще простого. Берешь яблочко и раскручиваешь на блюдечке волчком. Оно покрутится, покрутится, и покажет тебе того, кто тебе судьбой предназначен. Жутко удобно, вот только работает всего один раз. Так что никакого альтруизма. Я, можно сказать, боролась за свое счастье.

Магесса нежно поцеловала Лесничего и закончила:

— И я его получила!..

Мы еще немного поболтали о разных пустяках, а потом Глори промокнула губы и решительно бросила салфетку на стол:

— Итак, папа, когда мы отправляемся домой?

Лесничий потупил глаза и тихо-тихо поправил:

— Вы отправляетесь.

— И когда же мы… Погоди, что значит «вы»?

— Дочка…

— Ну нет! Я бросаю дом, еду на край света в самой подозрительной компании, какую только можно представить, закладываю фамильные драгоценности, рискую жизнью, а он… Да знаешь, кто ты после этого?!

Первым из-за стола как всегда улизнул Сударь. Спустя несколько секунд тихонько встала Элейн и поманила меня, Бона и Римбольда за собой. Когда мы закрывали дверь, в столовой послышался звон разбиваемой посуды и голоса:

— Да как ты можешь?!

— Девочка моя…

Трах! Ба-бах!

— Глори, я…

Бум! Дзинь!

Бон кивнул на дверь и философски пояснил:

— Именно из-за этого я никогда не заведу семью…

Буря в столовой бушевала где-то минут с десять, потом наступила тишина. Подождав ради приличия еще пару минут, мы осторожно приоткрыли дверь. Несмотря на полнейший разгром, в комнате царила атмосфера любви и взаимопонимания. На ковре, усеянном осколками, совсем недавно бывшими роскошным фарфоровым сервизом, у перевернутого кресла, обнявшись, сидели король Гройдейла Лейпольдт XIV и наследная принцесса Глорианна Теодора Нахаль-Церберская.

Минуту мы любовались картиной семейной идиллии, а потом Римбольд неожиданно чихнул. Картина в тяжелой дубовой раме с грохотом сорвалась с крюка в стене, а Глорианна повернулась к нам.

— А, вот и вы. Знаете, папа с нами не едет…

Вечером был назначен прощальный ужин. Непонятно откуда (мы, посовещавшись, решили, что прямо из стен) лилась красивая тихая музыка; чета Лесничих скоро оставила приборы и закружилась в танце. Я решил попытать счастья в последний раз и подошел к Глори. Девушка, однако же, разгадала мои намерения и сама пригласила Бона. Парень немного помялся, но все-таки согласился. Хватило его, правда, всего на один танец — то ли мой взгляд был чересчур красноречив, то ли он и вправду подвернул ногу, как заверял девушку. Глори с надеждой посмотрела на Сударя, но тот, не преставая о чем-то болтать с Римбольдом, отрицательно покачал головой. Итак, осталась лишь одна приемлемая кандидатура.

Первый танец мы оба страшно трусили. Кисть девушки, лежащая на моем плече, была практически невесомой, да и я обнимал ее за талию столь осторожно, будто боялся обжечься. Мы провальсировали в абсолютном молчании. Но когда мелодия на несколько мгновений прервалась, чтобы смениться другой, какой-то особенно проникновенной и щемящей, Глори, против моего ожидания, не ушла. Наоборот, она решительно стиснула мою ладонь, посмотрев мне в глаза. А-а, гори оно все синем пламенем! Пусть хотя бы сегодня все будет хорошо! Этот танец будет наш и только наш! И мы закружились, словно выпав из времени и пространства. Не было ничего — ни зала, ни наших друзей, ни прошлого, ни будущего. Были лишь мы вдвоем, лишь волшебная музыка и наш прощальный танец.

— …Где ты научился так танцевать?

— Да так, был на службе у одного Сиятельного Лорда. Телохранителем.

— А чего же ушел?

— Надоело. Неблагодарная, скажу тебе, работа.

— А-а…

— А тебя можно поздравить?

— Это с чем же?

— Ну, ты же у нас теперь правительница целого государства. Вот заведу когда-нибудь семью, дети пойдут, потом — внуки, буду им рассказывать, что некоторое время общался с живой королевой.

— Да ну, ерунда!

— Как знать…

— А ты куда после этого?

— Не знаю. Может быть, в исследователи неизвестных земель…

— У тебя получится.

— Спасибо.

— Не за что. Удачи тебе…

— И тебе…

Там-трам-тарарам-пам-пам-пам…

Мы засиделись далеко за полночь.

— Ну вот, вроде бы все решено, — провозгласил Френгис, нежно обнимая одной рукой Элейн, а другой — дочь. — Я наконец решил, что сделаю с гномом.

Все посмотрели на Римбольда. Тот затравленно огляделся по сторонам… и грохнулся в обморок.

Каюсь, вместо того, чтобы помочь моему бородатому товарищу, я, как и все остальные, расхохотался. Наш смех, как ни странно, сработал не хуже нашатыря. Римбольд на миг приоткрыл глаза и тут же снова зажмурился. На всякий случай.

Френгис довольно разгладил усы.

— Эй, гном, как там тебя?

— Не… виноват, — как заведенный, пробормотал тот, не открывая глаз. Не был. Не видел. Не делал. Не…

— Римбольд! — вновь позвал Лесничий, уже совсем добродушно.

Гном разлепил веки, зачем-то ощупал себя и, убедившись, что все части тела на месте, скороговоркой выпалил:

— Да, сэр, слушаю вас, сэр!

— Ну вот, так гораздо лучше. Я решил простить тебя, маленький воришка, но при одном условии. Глори рассказала мне, что ты изгнанник. И прощение можешь заслужить, только разведав эйлоновую копь. Это так?

Гном тяжко вздохнул. В мыслях он, должно быть, навсегда попрощался с родиной. Я, разумеется, сочувствовал своему товарищу, но и Лесничего не мог не понять. Если Римбольд, вернувшись, расскажет все как есть, то Френгису, да и всем прочим обитателям Дубрав, о спокойной жизни можно забыть. Ладно, в конце концов на Княжестве свет клином не сошелся. Живет же хотя бы Фил Красный Нос в Хойре…

— Вот эту штуку, — Лесничий протянул гному махонькую деревянную коробочку, — ты передашь лично в руки князю Друллу.

— Что это?

— Это? — экс-король ухмыльнулся, — такая полезная штуковина. Мигом прочищает мозги и помогает избавиться от ненужных и небезопасных мыслей.

— Я не стану этого делать!

— Что?

Римбольд поднялся, расправил плечи и воинственно вскинул подбородок:

— Может, меня и изгнали, но по моей вине. Друлл по-прежнему мой князь, а гномы — мой народ. И я не сделаю ничего, что могло бы нанести им вред! Можете резать меня на ку…

— Браво, браво, браво! — зааплодировала Элейн. — Эх, жалко, что я не художник! Какой сюжет для героической картины пропадает! Вы только взгляните на этого бородатого мученика.

— Да будет вам издеваться, — вступился за гнома я. — Между прочим, я бы на его месте поступил точно так же.

— Угу, верю. Пороть горячку, даже не разобравшись толком, чего от тебя хотят — это вполне в твоем духе. Я права, Глори?

Девушка ничего не ответила.

Магесса посмотрела на Римбольда и внезапно заговорила по гномьи. Как мне показалось, совершенно без акцента. Тот вытаращился на нее и, запинаясь, что-то ответил. Элейн фыркнула и выдала еще одну фразу, звучащую и вовсе диковинно. Я бы такое ни в жизни не выговорил. Выглядевший совершенно ошарашенным, Римбольд медленно кивнул и убрал коробочку в карман. Потом немного помедлил и неожиданно торжественно поклонился магессе, прижав руки к груди. Глори и Лейпольдт выглядели совершенно ошарашенными. Ах да, они же худо-бедно понимают эту кошмарную тарабарщину.

— Вот так-то лучше. И учти: если ты хоть слово сболтнешь лишнего, я, учитывая длину твоей бороды, тут же превращу тебя в козла.

— Эй, так не честно! — возмутился Бон. — Мы же с Сэдом теперь от любопытства помрем!

— Не помрете! — категорически отрезала Элейн. — А много будете знать скоро состаритесь. Этот разговор касается исключительно Гройдейла и Княжества. Я, так и быть, выступлю в качестве посредника. А вот вас, молодые люди, это совершенно не касается.

Мы с парнем дружно надулись. Элейн подумала-подумала, да и сменила гнев не милость:

— С вашим приятелем Римбольдом ничего не случится. Напротив, если я хоть что-то понимаю в гномах, его простят. С князем Друллом тоже все будет в порядке. Он просто раз и навсегда поймет, что в Дубравах гномам делать нечего, потому что они под моей защитой. Да и в нашем недавнем разговоре относительно Гройдейла тоже будет поставлена точка.

— Он что, вас знает?

— Угу. Встречались пару раз. Первый — лет сорок, а второй — месяц назад. Готова спорить, что произвела на этого достойного правителя неизгладимое впечатление. Далеко не всякий человек может похвастаться, что за три-четыре часа прекратил многовековую распрю. Но я это сделала. Гройдейл отныне может спать спокойно — больше гномы на него покушаться не станут. Эта коробочка — последняя часть выкупа. А теперь не угодно ли еще вина?..

На следующий день мы покидали гостеприимный замок. Уже после того, как на драконозавров навьючили припасы в дорогу, Френгис привел всю компанию в комнату, где мы до того не бывали. Впрочем, она отличалась от всех прочих только пятью массивными сундуками из малахита, но когда Лесничий откинул крышки, на стенах заиграла причудливая переливающаяся радуга, отбрасываемая тысячами прекрасных драгоценных камней, названий многих из которых я даже не знал.

— Эйлоны вам с собой брать небезопасно, — развел руками экс-король. Тут же пойдут ненужные разговоры, сплетни… да вы и сами все понимаете. Но отпускать вас без прощального подарка мы не хотим. Возьмите столько, сколько вам нужно.

И он, не дожидаясь наших запоздалых благодарностей, удалился.

— Вот это да! — едва выговорил Бон, любуясь на прекрасные камни. — Да на это же можно купить весь мир…

— Можно, можно! — пробормотал невнятно Римбольд, к которому со временем вернулось присущее ему нахальство, и коршуном ринулся на сундуки.

— Какое богатство! — прошептала Глори. — Вот только мне оно ни к чему.

— Да ты в своем уме?! — прошипел гном, торопливо набивая многочисленные вместительные карманы своего костюма. — Деньги лишними не бывают, даже у королев!

— Тебе этого не понять. Я всю жизнь провела, не нуждаясь ни в чем; стоило только сказать «хочу», как это тут же приносилось на подносике, да еще и с поклончиком, тьфу! Надоело! — неожиданно топнула ногой девушка. Раз Элейн сказала, что все проблемы с твоими соплеменниками она утрясла, значит, так оно и есть. Ни в какой Гройдейл я не поеду и никакой королевой не буду!

— Как это — «не буду»? — удивился Бон. — А народ?

— Перебьется! Я, между прочим, когда уехала, оставила официальную бумагу. Если ни я, ни папа в течение полугода не вернемся, пусть сами выбирают себе правителя. Хоть первого министра, хоть короля Тилианы, хоть самого Друлла Стахана. А мне надоело! Хочу жить, как нормальный человек, хочу свой дом, семью и вообще!

— Сумасшедшая, просто сумасшедшая! — возмутился Римбольд, который уже наполнил все свои карманы и пожирал жадным взглядом сокровища, лихорадочно соображая, куда еще их можно насыпать.

— А я с ней согласен, — неожиданно подал голос Бон, задумчиво пересыпая драгоценности из горсти в горсть. — Только у меня своя причина. Я ведь бродяга по натуре, а собрав эдакую кучищу денег, поневоле осядешь на одном месте. Богатство, большой дом, знакомые, слуги, просители, завистники, ворье, охрана… День, два, неделя — и ты безвозвратно погиб. Нет, уж лучше я возьму себе немного… Ага, вот и мешочек подходящий. Не знаю, откуда он у меня, но очень кстати.

С этими словами он насыпал небольшой кожаный мешочек и, потуже завязав, привесил к поясу.

— С этим я смогу посетить лучшие города мира, жить в лучших гостиницах, пить лучшие вина, любить лучших женщин, а что мне еще нужно?

— И этот рехнулся! — скорбно воскликнул гном и тут же издал вопль радости — на полу за последним сундуком лежала большая дорожная сумка. Ума не приложу, откуда она здесь взялась. Впрочем, это сейчас явно волновало Римбольда меньше всего. Схватив ее, он стал обеими руками забрасывать внутрь сокровища. Я хотел было остановить разошедшегося не в меру гнома, но тут взгляд мой скользнул по стене и остановился на портрете в вычурной позолоченной раме. С него на меня смотрел, как живой, Сударь. Внезапно нарисованный палец скользнул к губам в знак молчания, а нарисованный глаз хитро подмигнул.

Я потряс головой и протер глаза, прогоняя наваждение, а потом осторожно прикоснулся к холсту картины. Естественно, он был самым настоящим.

— Кстати, Глори, — говорил между тем Бон, — ты зря не хочешь взять немного камней. Конечно, ни к чему следовать примеру нашего бородатого корыстолюбца, но только жизнь — штука дорогая, а уж тем более самостоятельная.

— Ты прав, — кивнула девушка и насыпала драгоценностей в мешочек двойник висевшего на поясе у парня.

Я даже удивился, насколько они были похожи, но еще большее удивление поджидало меня впереди — сунув руку в свой карман, я достал третий мешочек, ни чем не отличавшийся от первых двух.

Привязывая его к поясу, я повернулся и встретился глазами со стоящей в дверях Элейн. Оглядев нашу четверку, она удовлетворенно кивнула.

— Отряд к походу готов! — шутливо отрапортовал Бон.

— Давно уже готовы! — ворчливо добавил Римбольд, инстинктивно пытаясь прикрыть собой трещащую по швам сумку.

— Да? А по-моему, еще не совсем, — покачала головой магесса и неожиданно скомандовала:

— Бон, Римбольд, а ну — брысь отсюда!

Подождав, пока недовольный парень и жутко довольный гном в обнимку с вожделенной сумкой закроют за собой дверь, Элейн испытующе взглянула на нас.

— Ну что, так вот и будем стоять?

— А что, попрыгать? — огрызнулась Глори, глядя в пол.

Тогда магесса взяла нас за руки и угрожающе произнесла:

— Значит так. Если вы двое сейчас же не скажете друг другу то, чего я от вас жду, то я буду не я, если не превращу обоих в тараканов. Рыжих!

— Если собираетесь вот так стоять над душой, то можете начинать!

Боги всеблагие, откуда я только смелости набрался! Ох, плакала, видно, моя головушка. Интересно, каково оно — тараканом?

Элейн довольно усмехнулась и вышла.

Мы с девушкой посмотрели сначала на закрывшуюся дверь, потом — на пол, потом — на стены. И, наконец, друг на друга.

— Глори. Я…

А-а, пропади оно все! В конце концов, я столько времени хотел это сделать!

…Когда я оторвался от ее губ, все так же не разжимая объятий, то понял — вот чего мне не хватало всю жизнь. Теперь все было на своих местах, и так ли уж важно, кто из нас двоих первый сказал те самые слова…

Итак, ближе к вечеру, мы простились с Френгисом, Элейн и Сударем и вновь встали на знакомую тропу. В ответ на недоуменный вопрос, почему бы нам не отправиться в путь с утра, все, включая Римбольда, ответили, что хотели бы еще раз переночевать в Дубравах.

Мы ехали по вечернему лесу, полной грудью вдыхая свежий, напоенный сладостью воздух, болтали, и тут:

— Кукушка! — улыбнулась Глори. — Здорово!

— Здорово! — машинально согласился я, засмотревшись на большого, бронзово-красного жука, с недовольным гудением летевшего куда-то по своим делам.

— Ам! — хлопнул в ладоши Бон, и длинноухий заяц задал стрекача, шелестя раздвигаемыми папоротниками.

И тут нас озарило. Не было никакой тишины. Спящие Дубравы пробудились от своего волшебного сна, и теперь провожали нас множеством таких обычных и таких замечательных звуков заповедного леса.

— Спасибо, — тихонько шепнула Глори, прикоснувшись ладонью к тоненьким веточкам молодой березки. И та, будто нарочно, задержала эта касание, ласкаясь в ответ молодыми, ярко-зелеными листочками. Римбольд некоторое время непонимающе разглядывал наши счастливые лица, потом выразительно покрутил пальцем у виска, покрепче прижал к себе свою драгоценную суму и громоподобно чихнул…

Естественно, ночь на этот раз прошла без каких-либо неожиданностей, если не считать любопытного разговора, произошедшего между мной и Глори.

— Одного я не могу понять, — признался я, вороша палкой костер и наблюдая за исчезающими в темноте искрами, — почему твой отец послал Римбольда с этой грешной коробочкой?

— Ты же слышал, что сказала Элейн.

— Да я не о том. Конечно, я верю Римбольду, но ведь всякое может случиться, — пояснил я. — Ты же слышала: коробочка — последняя часть выкупа. А ведь наш корабль может утонуть, на Римбольда по дороге домой могут напасть и ограбить, да мало ли еще чего может случиться. И что, из-за такой вот случайности твоя родина достанется гномам?

Моя малышка неожиданно рассмеялась и взъерошила мне волосы:

— Ах, вот ты о чем! Представляешь, когда мы с папой выясняли отношения в столовой, я категорически потребовала ответа на вопрос: что мне теперь делать с гномами? И знаешь, что он мне ответил? — Девушка воровато огляделась и, убедившись, что Бон и Римбольд спят, тихо продолжила: Понимаешь, Элейн, оказывается, и путешествовать отправилась в большей части именно затем, чтобы вернуть Княжеству задолженное Гройдейлом. Естественно, закладную она привезла папе. Так что не знаю, что уж там везет своему Друллу Римбольд, но с этим мы можем спокойно тонуть… хотя мне лично жутко не хочется!..

На следующий день мы вышли к океану. В бухте уже дрейфовал «Дельфин»; дав дымом сигнал, что мы на месте, мы уже через час были на борту, где нас сердечно приветствовала вся команда во главе с Ийушем.

В тот же вечер мы собрались в нашей каюте за бутылкой вина, и Бон подвел итог:

— Да, мы отправлялись в это путешествие, даже не будучи уверены в том, что вернемся назад, но — все-таки возвращаемся, да еще и богатые! Кстати, двое из нас, как мне кажется, нашли нечто большее, чем просто богатство.

— Богатство? Это вы-то — богатые?! — издевательски передразнил парня Римбольд. — Не смеши меня, приятель! Вот если бы некоторые не стояли в сокровищнице и не философствовали…

Сказав это, он развязал свою ненаглядную сумку, которую ревностно охранял всю дорогу, и высыпал ее содержимое на кровать. Минуту все молчали, а потом раздался душераздирающий вопль гнома, за которым последовал наш дружный хохот: на одеяле лежала груда речной гальки….

Эпилог

В котором рассказывается о том, что закончилось явно не все…

Разумеется, наше приключение не могло закончиться даже на такой многообещающей ноте. Ровно через два дня с момента отплытия над морем сгустился туман. Йуш и вся команда кляли погоду на чем свет стоит, но плыть куда-то, когда невозможно даже различить стоящего в метре от тебя на палубе человека… Одним словом, «Дельфин» убрал паруса и закачался на волнах.

На корабле было лишь три человека, которых все происходящее не слишком-то волновало: мы с Глори и Бон. Римбольд если и паниковал, то самую малость, по привычке. Ну и, разумеется, драконозаврам с Пиратом все метеорологические закидоны были глубоко до свечки. А вот матросов нам пришлось серьезно успокаивать.

Полчаса прошло в тягостном бездействии, а потом на полубаке неожиданно вспыхнул слепяще-голубой круг двух метров радиусом, и остро запахло озоном. Все мы на мгновение зажмурились, а когда вновь открыли глаза, по палубе прохаживалась чрезвычайно довольная собой Элейн.

— Я решила немного сократить вам дорогу, — ухмыльнулась она. — Так, на месяц-другой. Но вы плыли так стремительно, что пришлось немного почудить с погодой. Перемещаться на постоянно движущуюся цель даже для меня немного чересчур.

— Теле-что? — понимающе кивнул я.

— Теле-куда, — заговорщитски подмигнула магесса. — И вообще, почему драконозавры и вещи до сих пор не на палубе?

Остолбеневшие матросы, натыкаясь на мачты и друг друга, бросились выполнять приказ. Мы тоже поспешили в свою каюту.

— Нус-с, и куда же мы желаем попасть? — спросила Элейн, когда мы вновь предстали перед ней.

Римбольд открыл было рот, но Бон невежливо пихнул его в бок:

— Даже не мечтай. Допускаю, что Княжество — чудное место, но меня туда что-то не тянет. Да и эту влюбленную парочку — тоже. Может, Гройдейл?

Я вопросительно посмотрел на Глори. Та на мгновение задумалась, а потом решительно покачала головой.

— А ты-то сам куда хотел бы отправиться? — спросил я парня.

— Да мне, в сущности, все равно, — пожал плечами тот. — Лишь бы не в Геймс.

После этого все взгляды скрестились на мне.

— А что сразу я?

— Давай, давай, — подзадорил меня игрок. — Ты у нас главный генератор идей в трудных ситуациях. В Паррисе, помнится, ты справился совсем неплохо.

Я обнял Глори за плечи и посмотрел ей в глаза:

— Где бы ты хотела поселиться, любовь моя?

— С тобой и нашими зверюшками — где угодно. Подойдет любая дыра.

Вот и ответ! В конце концов, капитан К'ров оказался почти прав: любое приключение лучше всего заканчивать там, где оно началось…

На нашей свадьбе гуляла вся Райская Дыра. Подарков было столько, что они едва уместились в номере гостиницы, в котором мы с Глори разместились на то время, пока не будет готов наш собственный дом. Кстати о подарках: аккурат в день свадьбы почтальон принес адресованную Глори посылку. Ни обратного адреса, ни каких-либо других опознавательных знаков на ней не было. Разорвав оберточную бумагу, мы увидели превосходный футляр черного дерева, инкрустированный драгоценными камнями. В нем, на атласной подушечке, покоился тот самый комплект из колье, серег и браслетов, которые моя принцесса заложила Филу Красному Носу.

Еще через месяц с небольшим «Глори и Ко» в полном составе собралась в гостиной нашего нового дома.

— Ну вот, — хлопнул себя по колену Бон, — я погулял на свадьбе, помог вам со строительством, пора и честь знать. Меня ждут дороги мира!

— Мне тоже пора ехать, — вздохнул Римбольд. — Нужно ведь доставить князю Друллу эту треклятую шкатулку. Если встретитесь с вашими родственничками из Дубрав, передавайте от меня персональный поклон за «сокровища», которые я честно пер на плечах два дня.

— Но вы же вернетесь? — спросила Глори. — Пусть не скоро, пусть на следующий год, но все же…

Гном ласково погладил ее по руке:

— Конечно, детка. Я уезжаю, но мое сердце навеки остается с тобой… и с твоими непередаваемо восхитительными пирогами!

— Куда же мы денемся? Лично у меня в этом мире больше никого нет… пожал плечами Бон, за что удостоился поцелуя.

— Ох, не накаркай, — подмигнул ему я. Парень изобразил на лице выражение крайнего ужаса и замахал руками:

— Тьфу, тьфу, тьфу! Чур меня!.. С другой стороны, чем леший не шутит…

И вот хлопнула входная дверь, растаяли вдалеке последние отзвуки шагов наших друзей, и мы с Глори остались одни. Задумчиво глядя в огонь, весело пылающий в камине, я констатировал:

— Ну вот, мы снова только вдвоем, как и начинали. И что теперь?

— Что-нибудь придумаем. Кстати, насчет одиночества. Лака в последнее время как-то странно себя ведет, ты не заметил?

— Ха, ну еще бы! Просто в скором времени Изверг станет счастливым отцом, — рассмеялся я, сгребая ее в объятия. — И знаешь, я ему настолько завидую, что даже сам готов рискнуть.

— Ню-ню, — ласково протянула Глори и с жаром ответила на мой поцелуй.

Через какое-то время моя жена по-кошачьи зевнула:

— Так странно…

— Что?

— Просто… Я сейчас поймала себя на мысли, что мы с тобой будто женаты уже давным-давно, а все наши приключения — сон, что ли…

Ответить мне помешал громко зазвякавший на первом этаже дверной колокольчик.

— Сиди, я открою.

Вернувшись, Глори продемонстрировала мне узкий конверт из плотной голубоватой бумаги.

— Тут наш адрес, а обратного нет.

— Читай!

Разорвав конверт, моя жена продемонстрировала мне листок дорогой мелованной бумаги — «Гербовая!» — а потом громко прочитала вслух:

«Привет, ребята! Еще раз поздравляю со свадьбой, желаю всего наилучшего, искренне надеюсь, что мой подарок пришел вовремя, и вы все еще не забыли вашего покорного слугу Робина. Теперь к делу…»

Мы посмотрели друг на друга и не сговариваясь протянули:

— Та-ак!..

Конец

Декабрь 1994 — ноябрь 2003 гг.

Оглавление

Глава I В которой рассказывается о подлости одного конкретно взятого драконозавра и вреде чрезмерного употребления алкоголя

Глава II В которой рассказывается о наследии Фиолетового Юстаса, а также о том, как меня два раза подряд бессовестно обвели вокруг пальца

Глава III В которой рассказывается о том, как два члена одной семьи с разным результатом пытались совершить побег

Глава IV В которой рассказывается о том, как я избирал начальника гвардии, а так же о том, до чего могут довести худая память и отсутствие часов

Глава V В которой рассказывается о том, как выигрыш может оказаться проигрышем, а наша компания растет на глазах

Глава VI В которой рассказывается о том, как Изверг преподал урок хороших манер, а мы остались с носом

Глава VII В которой рассказывается о том, как мы пытались еще раз увеличить численность «Глори и Ко», и что из этого вышло

Глава VIII В которой рассказывается о том, как меня и Глори сначала проиграли, а потом выиграли обратно

Глава IX В которой рассказывается о том, как мы познакомились с невозможным существом и невозможными рыцарскими манерами

Глава X В которой рассказывается о том, как мы делили постели, а также о том, что зайцы бывают с бородой

Глава XI В которой рассказывается о беде, постигшей князя гномов, а так же о том, что длинный язык может довести до Спящих Дубрав

Глава XII В которой рассказывается о том, как «хламидоносец» изменил пол, а также о том, какая удивительная профессия может быть у хримтурса

Глава XIII В которой рассказывается о том, что много хорошо — уже нехорошо, а также о том, как полезно иногда заходить в незнакомые храмы

Глава XIV В которой рассказывается о том, что такое КГБ, а также о том, как выигрыш может обернуться проигрышем

Глава XV В которой рассказывается о том, как паевое товарищество «Глори и КО» отчасти потеряло самостоятельность

Глава XVI В которой рассказывается о говорящей вороне, молчаливом нечто и лучшем средстве против оборотней

Глава XVII В которой рассказывается об истинной цели Римбольда, а также о том, куда могут привести наполненные сокровищами пещеры

Глава XVIII В которой рассказывается о том, как король Гройдейла докатился до жизни такой, а также появляется новое действующее лицо

Глава XIX В которой рассказывается о том, как мы с Глори без конца ругались и мирились, а также о том, как важно следить за своим языком в обществе женщин и волшебников

Глава XX В которой, наконец, рассказывается о том, чем же все это закончилось

Эпилог Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg