«Ведьма»

Евгений Нечаев ВЕДЬМА

День когда в сжигали Бальбургскую ведьму, маленький и грязный городок Бальбург запомнил надолго. Сам барон почтил церемонию своим присутствием.

Молодой барон которому месяц назад исполнилось девятнадцать, а бароном он стал лишь неделю назад, когда его отец сломал себе шею, нетерпеливо вглядывался в темный провал храма. Отпевание уже должно было бы закончиться.

Наконец вывели и ведьму. Она едва передвигала ноги, ибо для Церкви и других уже была мертва. По ней отслужили панихиду как по умершей. И обряженная в просмоленную одежду, с еретическим колпаком на голове она шла на свой костер. Рядом шагали священники, молчаливые и черные, как вороны-падальщики.

Барон чуть сдвинул забрало, стараясь не глядеть на осужденную. Красивых девушек любят самые сильные, но лишь до поры. Пока они нужны, как сосуд для плотских желаний. А потом появляется невеста, да и девушка надоедает.

— Она так и не созналась, — нарушил мысли борона сальный голос аббата.

— Что?

— Она не призналась в ведьмовстве, а потому будет сожжена без отпущения грехов. Да смилостивиться над ней господь.

Лицо барона под стальным забралом залила краска стыда и гнева.

Девушку привязали к столбу, и палач метнул горящий факел в гору хвороста. Столб пламени возвестил начало казни, и толпа заворожено замолчала, ловя дыхание жертвы и ожидая криков.

И крик был. Когда платье вспыхнуло, когда загорелась кожа. Крик полный ненависти и боли:

— Будьте вы прокляты!!! Будь, проклята моя любовь!!! К возмездию взываю я, и отдаю душу свою самому Сатане отныне!!!

Мелко и часто крестясь старушки стали подтаскивать заготовленные вязанки хвороста, спалить окаянную. Сами же палачи отошли в сторону. Теперь время для толпы, которая на удивление безмолвствовала.

С той поры минуло пятнадцать лет. Были и горести и радости. Женитьба барона, стычки с соседями. Но этот год Бальбург запомнил надолго. Очень надолго.

— Плохие новости барон, — отрапортовал посланец. — Волнения, крестьяне уже винят не дьявола а вас.

— В чем? Что лето такое жаркое, что посевы подгорели? — рыкнул барон.

— Нет, в другом. Что ваши… ну словом…

— Я понял, — барон жестом отпустил посланца, а сам до скрипа сжал зубы. Надо прилюдно сходить в церковь и покаяться, пусть увидят баронское благочестие.

Аббат Корнелиус не слишком удивился желанию барона.

— Сын мой, велики твои грехи, но свершены они во имя благого дела, ибо Богу не угодны те, кто не смог продлить свой род. Отпускаю тебе грехи твои.

Барон поднялся с колен и зашагал к выходу. Его провожали завистливые взгляды мужчин. Как же барон каждую неделю берет новую девушку, правда ни одна до сих пор не принесла от него. Но каждую неделю!

Барон вышел из церкви, размышляя о том, как бы найти похожего на себя, да пусть жена от него и забрюхатеет, а потом и прирезать можно. Но если эта мысль раньше приводила барона в бешенство, то теперь он отнесся к ней на редкость спокойно.

Что-то громко хрустнуло под кованым баронским сапогом. Потом еще. Странный стрекот доносился отовсюду. Подняв глаза барон увидел огромные тучи саранчи, закрывшие небо над Бальбургом.

Минула неделя, когда вновь пришли недобрые вести.

— Уже третий.

Барон устало прошелся вдоль гобелена изображавшего победу одного из его предков над соседом. Уже третий, возвещавший о небесной каре за грехи барона был тайком отправлен в подвал крепости, а оттуда в крепостной ров.

— И крестьяне волнуются.

— Вы оповестили, что каждый из них получит меру зерна в месяц на еду, и на посев, а податей в этом году не будет?

— Да, это чуть успокоило их, но не намного.

Барон, вышел на балкон, под затянутое черными тучами небо. Несколько капель начавшегося дождя упали на золоченый камзол. Барон стряхнул их, но потом увидел другие. Красные и соленые на вкус. С неба полился кровавый дождь.

В церкви было не протолкнуться, народ стоял, сбившись в огромное стадо, и молился. Пред распятьем в простой холщовой рубахе стоял сам барон. Стоял на коленях, выпрашивая прощения у неба, с которого лился кровавый дождь.

Хор заканчивал очередной псалом, и барон освятил себя крестным знамением. Священник обносил вдоль рядов ларец, в котором были кусочки с креста Господня, и все старались прикоснуться к нему. Наконец ларец поднесли к барону и он принялся молится, положив руки на золоченое дерево.

Ларец с реликвией затрясся, и барон удивленно взглянул на аббата. Священник стоял белее мела, глядя на паству в храме, от которой веяло тяжелым дыханием.

В церкви творилось невообразимое. Содом и Гоморра бледнели пред картиной которую узрели очи барона. Все были охвачены животной похотью, мужчины, женщины, старики, дети. Все сочетались не обращая внимания на пол и возраст, словно на языческой вакханалии. Кто-то попытался схватить барона, но его кулак оказался проворней. Барон побежал вон из церкви, слыша как жажду страсти, сменяет жажда убивать.

Измученный он поднялся в главный зал, ужаснув стражу и советников.

— Ваша светлость.

Барон отмахнулся:

— Любого, кто скажет… — прохрипел он. — Кто знает почему… Хоть самого сатану, доставить…

Луна весело улыбнулась с небес и скрылась за тучей. Слава богу простой, которая омыла город, обычной водой смывая как кровь небесную, так и земную.

Барон стоял на Лобном месте, ожидая того, кто был виновен в неурожае, саранче, кровавом дожде и десяткам трупов в церкви.

Старуха найденная стражниками в каком-то болоте поведала барону о том, что некто призвал силы самой Тьмы отомстить за его преступление. И что в полнолуние этот некто появится на Лобном месте, если его позовет сам барон, в одиночестве.

— Приди же враг мой! — бросил в темноту барон. — Приди.

Земля зашевелилась под ногами барона, выпуская под луну нечто. Это было в темной рясе, пропитанной кровью, невысокое, с человеческими очертаниями тела.

Барон достал из ножен меч:

— За что ты мне мстишь?

— Ты знаешь. Я убью всех, кто стоял тогда и молчал. Вы все виновны.

— Все?

— Вы все знали, что она не виновата, и Вы толкнули ее во Тьму, обрекли на адские муки.

— Кто ты?!! — закричал барон.

Тяжелый капюшон упал на плечи, и на барона посмотрела девушка сожженная пятнадцать лет назад.

— Ты?

— Нет, папа. Ее дочь. Тебе был написан на роду один ребенок, и это я!

— Не-ет!!!

— Я смогу вернуться на землю, и родиться снова. От твоей законной жены и быть настолько похожей на тебя, что никто и не подумает о другом!

— А какова цена? — простонал барон.

— Половина тех, кто был при сожжении, уже погибли, осталась всего ничего. Я заберу их жизни, и этим расплачусь с повелителем.

— С Сатаной?

— Называй, как хочешь. Таков был договор, и я его выполню. А ты отступись и не мешай. Тогда у тебя появиться наследница.

— Никогда!! — меч просвистел, подобно лопнувшей струне, но распорол только рясу, принадлежавшую аббату, читавшему приговор пятнадцать лет назад. Аббат умер час назад, истекая кровью из сотен ран, что прогрызли мелкие белые черви.

— Я лишь темнота, которую вы все боитесь! — засмеялась девушка удивительный серебристым смехом.

— Я и об это подумал, — голос барона был тверд. — От огня тебе не спастись.

Странный запах шедший с земли был запахом сотен кувшинов с земляным маслом, что горит, словно дьявол дышит. И теперь барон поднес к губам рог, чей гул возвестил арбалетчикам о готовности. Десятки обтянутых горящей паклей стрел, глазами ночных хищников, появились на стенах.

Словно издеваясь над своим отцом, девушка начала медленно уходить в землю. Обратно в преисподнею. Закричав, барон отбросил меч, и обнял свою дочь, не давая ей исчезнуть. Она вырывалась, но сильные руки лишь сильнее прижимали ее к отцовской груди.

«Может ты и порождения Сатаны, — зло подумал барон. — Но сил у тебя, как в обычной девушке!»

— Отпусти меня! Клянусь, я никого больше не трону. Отец!!!

— Каждый платит за свои преступления дочь, — спокойным голосом сказал барон и протрубил во второй раз.

Словно стая рассерженных ос, арбалетные болты помчались к своей цели, и пылающий факел разорвал ночную темноту.

До сих пор стоят на одной из улиц Бальбурга две окаменевшие фигуры. при желании можно разглядеть в них могучего отца, прижавшего к груди дочь, словно спасающего ее от чего то. Сейчас говорят, что это один и жителей защищал свою дочь телом от пламени горящего дома. Но, правда…

А кому нужна правда? История должна быть красивой, а не правдивой.