«Апельсины у кромки прибоя»

Апельсины у кромки прибоя (fb2) - Апельсины у кромки прибоя 14535K (книга удалена из библиотеки) скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Владимир Шак

Владимир Шак

Апельсины у кромки прибоя  Истории из жизни репортёра

Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»

© Владимир Шак, 2017

В книгу с несколько необычным названием историй из жизни репортера из Запорожья Владимира Шака вошли его репортажи и очерки, которые сам автор условно объединяет в подборку «Дороги и люди».

Они разными были — встречи с людьми на дорогах жизни. Самые яркие впечатления от них как раз и отображены в историях из жизни репортера.

18+

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Оглавление

Апельсины у кромки прибоя

ОТ АВТОРА

История 1-я. Поле Яна Френкеля

История 2-я. Позор последнего атамана Запорожской Сечи Петра Калнышевского

История 3-я. «Мой отец изобрел акваланг на семь лет раньше Кусто»

История 4-я. Мой мэр

История 5-я. Кто пилил деревья в эпоху динозавров?

История 6-я. Звезда Полынь академика Доллежаля

История 7-я. Хозяин группы «Битлз» и английский рыцарь с украинским акцентом

История 8-я. Мыс Дзендзик: единственное место в мире, где целуются волны

История 9-я. В подземельях города Приморска

История 10-я. «Песню „Сиреневый туман“ я написал по дороге из зоны домой!»

История 11-я. В Темировке петухи поют сразу на три области

История 12-я. Висячий мост через Днепр соединяет две области

История 13-я. Мавринский майдан: ухо, вслушивающееся в Космос

История 14-я. Белая звезда, растаявшая в белой заре

История 15-я. В храме Семи врат

История 16-я. Восставшая Врадиевка

История 17-я. Вацлав Дворжецкий в Запорожье

История 18-я. Каратель из Мелитополя

История 19-я. Как полковник из Токмака сорвал план мировой революции

История 20-я. Виктор Арнаутов: судьба художника

История 21-я. Еврейский Шолохов из Гуляйпольского района

История 22-я. В гости к «Запорожцу за Дунаем»

История 23-я. Как Владимир Маяковский бердянского поэта обидел

История 24-я. В родном селе главы Украинской республики

История 25-я. Двойник киноактера Николая Рыбникова

История 26-я. Как на беглого проффесора засаду устраивали

История 27-я. Идол над степью

История 28-я. У Ворот солнца, расположенных возле самой древней пирамиды Земли

История 29-я. Как мы отправились за яблоками любви, а вернулись… с помидорами из балагана

История 30-я. Садовод Эдвард Лонский: «По пониманию европейцев, мы — пещерные люди»

История 31-я. Ореховый город хранит тайну императорского дома Романовых

История 32-я. Все богатства Брежнева помещались… у него на груди

История 33-я. Апельсины у кромки прибоя

История 34-я. Семья Федора Шаляпина могла бы владеть частью Украины

История 35-я. Мое открытие Лукоморья [часть 1-я]

История 36-я. Мое открытие Лукоморья [часть 2-я]

История 37-я. Мое открытие Лукоморья [часть 3-я]

История 38-я. По Донецку бьют, а в Запорожье слышно

История 39-я. Так кому таки на Руси жить хорошо?

ОТ АВТОРА

В КНИГУ с несколько необычным названием историй из жизни репортера Владимира Шака — члена Международной федерации журналистов, четырехкратного лауреата конкурса Запорожской областной организации Национального Союза журналистов Украины «Журналист года», редактора службы новостей издающейся в Запорожье газеты «МИГ», вошли его репортажи и очерки разных лет, которые сам автор условно объединяет в большую подборку «Дороги и люди».

Они разными были — встречи с людьми на дорогах жизни. Самые яркие впечатления от этих встреч как раз и отображены в историях из жизни репортера.

Запорожье, ноябрь 2017

История 1-я. Поле Яна Френкеля

ПО ВОСПОМИНАНИЯМ дочери композитора, песни и музыка которого известны, пожалуй, каждому, однажды Яна Френкеля принимала семья Юрия Гагарина. И в какой-то момент застолья отец первого космонавта поинтересовался у гостя — намекая на его еврейское происхождение: не сложно ли было вам, уважаемый Ян, написать песню о русском поле? Усмехнувшись, Ян Абрамович, не задумываясь, ответил: «Не сложно. Ведь я писал о своей родине, которую очень люблю».

Не знаю, что при этом нарисовалось в воображении Гагарина-старшего. Может быть, занимавшая тогда одну шестую часть суши планеты страна советов, над которой в стремительном полете к светлому будущему проносится его сын Юрий. Мне же думается, что композитор говорил о крохотной — и единственной, частице той одной шестой части суши, самой-самой дорогой ему, откуда он был родом. И где, добавлю от себя, почти тождественны слова «родина» и «семья». По крайней мере, звучат они почти одинаково. В первую очередь, это касается людей, для которых украинский и русский — одинаково родные языки. Языки родной семьи [родной родини]. Как для меня, например.

Вот туда, на родину композитора Яна Френкеля, мы и отправимся. Благо, очень уж долго к месту назначения добираться не придется.

Сын парикмахера из Полог

Поклонники творчества Яна Абрамовича давно обратили внимание, как записана биография композитора на его официальном сайте. Цитирую: «Ян Френкель родился 21 ноября 1920 года в маленьком украинском городке Пологи Запорожской области. Его отец был парикмахером, но всю жизнь увлекался музыкой. Сам он не смог получить профессионального образования и решил сына научить игре на скрипке».

А вот что о первых годах жизни будущего композитора поведал мне Глобальный еврейский онлайн центр Jewish.Ru: «Самым священным предметом в их доме была скрипка. Абрам Френкель сам выучился играть очень поздно, профессиональным музыкантом ему уже было не стать. Поэтому, едва сыну исполнилось четыре, он вложил инструмент в детские руки. Говорят, правда, что не только из любви к искусству. Мальчик рос очень слабым, часто болел, врачи нашли у него туберкулез. А значит, любой сквозняк мог оказаться для него смертельным. Отец страшно испугался: как убережешь мальчишку от сквозняков? И он нашел повод не пускать сына на улицу: по нескольку часов кряду заставлял Яна играть на скрипке. Казалось бы, такое заточение должно было вызвать в мальчике ненависть к музыке. Но надо отдать должное парикмахеру Абраму Френкелю: он не просто научил Яна играть, но и передал ему свое благоговение перед инструментом. А заодно и клиентов своих развлекал: стриг их, когда мальчик занимался, наигрывая трогательные мелодии. Позже композитор вспоминал, что, если фальшивил, отец извинялся перед клиентом, медленно подходил к сыну, строго дергал за ухо и возвращался к работе».

Регулярное дергание за уши дало свой результат: к шестнадцати годам Ян вымахал под два метра, став широкоплечим, несколько, правда, сутулым, юношей.

И на развитие музыкальных способностей воспитание через уши тоже повлияло: когда восьмилетнего Яна показали педагогу киевского музыкального училища Якову Магазинеру, тот пришел в восторг от того, как чисто и с каким глубоким чувством играет сын парикмахера из Полог. И Яна зачислили в училище сразу в третий класс. Судьба будущего композитора была предопределена: после училища он без труда поступил в Киевскую консерваторию, которую закончил в 1941 году.

Теперь мне осталось уточнить, почему местом рождения композитора почти всегда называют город Киев, а не Пологи.

Потому, что, будучи не бедным человеком, его отец Абрам Натанович мог оплатить лучшую столичную клинику, где и родила его супруга троих детей — за исключением младшей дочери. В Киев семья Френкелей переехала много позже — когда проявившего незаурядные музыкальные способности Яна пришла пора отдавать в музучилище.

Вместе с Яном в столицу перебралась и его няня Оксана Илларионовна Лозицкая, которая была родом, как и мать будущего композитора, из пологовского села Басань. В Пологах, к слову, воспитывать будущего композитора Оксане помогала ее младшая сестра Надежда.

Два дня рождения и два имени

Где конкретно в Пологах жила семья парикмахера Абрама Френкеля, точных данных нет. Коммунистическую власть автор музыки и песен к десяткам полюбившихся миллионами зрителей кинофильмов не интересовал. Он ведь не написал ни одной песни, в которой бы восхвалялась эта коммунистическая власть. А вот в создании песни, очень напоминающей молитву, участие принял. Имею в виду знаменитых «Журавлей». Припомните слова ее: «Мне кажется порою, что солдаты…». И сравните их со словами известной молитвы: «Отче наш, сущий на небесах…». Очень похоже. Стилем, ритмом. И потрясающей энергетикой.

Говорят, лично генсеку — «дорогому товарищу Леониду Ильичу» Брежневу стали поступать жалобы на песню от бдительный партийцев, углядевших в ней мистико-религиозный подтекст. Однако у Леонида Ильича хватило ума наложить категорическую резолюцию на их жалобах: «Исполнять песню можно». Но не часто, добавил он тут же, чтобы хоть как-то угодить бдительным партийцам.

И «Журавли» поплыли по стране, вызывая слезы у слушателей.

Сегодня, когда канули в Лету коммунистические времена, расспросить о прошлом Полог, чтобы узнать хоть что-то о детстве Яна Френкеля, почти некого. Точнее, вообще некого.

Правда, как нам рассказала старший научных сотрудник Пологовского районного краеведческого музея Ирина Кособок, с которой мы вместе искали Пологи времен парикмахера Абрама Френкеля [и отыскали кое что интересное для будущего туристического маршрута под условным названием «Пологи Яна Френкеля»], имеются сведения о проживая в Пологах после Великой Отечественной войны матери Яна Абрамовича и его сестры. Вроде бы, жили они в здании, где теперь пребывает пологовская мэрия — в каких-то комнатах нижнего этажа.

А вот как сложилась дальнейшая судьба жиличек — куда и когда они съехали из Полог, неизвестно.

Вообще, в биографии музыканта композитора [и киноактера, к слову: Френкель ведь снялся в четырех кинолентах] много белых пятен, много загадок.

Некоторые источники, например, уверяют, что родился он в 1925 году, а с началом войны с немцами, чтобы попасть в военное училище, приписал себе пять лет. И двухметровому, плечистому юноше поверили: выпускник консерватории Ян Френкель был зачислен курсантом в Оренбургское артиллерийское училище.

И с именем у него закавыка имеется. В метриках, оказывается, он был записан как Ян-Томпа Абрамович. Так его отец назвал — в честь никому не ведомого сегодня эстонского революционера Яна Томпа, ставшего после прихода к власти большевиков председателем центрального совета профсоюзов Эстонии и депутатом тамошнего парламента [расстрелян в 1924 году].

Между первой и второй…

Оказывается, первую песню Френкеля — «Шел пилот по переулку» [на слова Мориса Слободского и Александра Раскина], написанную в военном училище, от песни следующей, называвшейся весьма бесхитростно — «Дальняя песенка» [слова Марка Лисянского] отделяли… долгих 16 лет. Ушедших на зарабатывание денег для семьи будущего великого и подлинно народного композитора.

Поселившись после войны в Москве, семья Френкеля ютилась в коммуналке, Ян устроился в гастрольную труппу, выступавшую на эстрадных площадках. И его заметили: высокий, сутулый, с чапаевскими усами, он сразу привлекал внимание публики. «Всеобщее восхищение вызывал Ян Френкель, — приводит рассказ композитора Юрия Саульского уже упоминавшийся мной еврейский онлайн центр Jewish.Ru. — На своей скрипке он воспроизводил манеру лучших джазовых саксофонистов 30-х годов — Хокинза, Уэбстера, Вентуры. Звук его скрипки был очень теплым, задушевным, интонации исключительно точными. Френкель также был талантливым импровизатором. Привлекала его музыкальность, какая-то истовая влюбленность в джаз. Как сейчас вижу: большого роста, слегка сутулый, он подходил к микрофону и играл на скрипке так, что все останавливалось, замирало. Скрипка была как бы его продолжением. Это был не просто виртуоз, это был настоящий артист джаза».

Вскоре в Москве стали «ходить» персонально «на Френкеля». Столичные кинотеатры приглашали его давать концерты, он стал дирижером эстрадного оркестра, который выступал в фойе кинотеатров перед показами фильмов. Френкеля звали всюду. И он не отказывался ни от какой работы — играл в ресторанах, переписывал партитуры для именитых членов Союза композиторов, писал оркестровки. Музыканту надо было кормить семью, которая была для него всем на свете.

А для души он не писал долгих 16 лет. А потом, словно спохватившись, выдал серию песенных шедевров.

Но я, однако, забежал вперед. Мне так много хочется сказать о композиторе из Полог, что я не управляться с чувствами, которые опережают мысли.

Великая сила искусства

Из военного училища Ян попал на фронт, где получил тяжелое ранение, госпиталь. После госпиталя и освобождения от строевой службы была работа во фронтовом театре, организованном при Московском городском управлении искусств. Одаренный музыкант из Украины быстро стал своим, почти не заменимым. Занимаясь музыкальным сопровождением спектаклей, он ведь сам придумывал, что играть. Сам и играл: на рояле, аккордеоне, скрипке. «Концерты наши, — вспоминал спустя годы Френкель, — проходили в блиндажах, чаще всего в ближайшем соседстве с передовой. Тогда впервые я понял, какая это великая жизнеутверждающая сила — искусство, и как оно необходимо людям при любых обстоятельствах, в любой обстановке».

Силой искусства Ян Абрамович до конца своих дней щедро делился с людьми, выступая как с большой, так и с малой сцены — и в крупном городе, и крохотном селении. «Помню, — вспоминал его друг и поэт Игорь Шаферан, — мы оказались в одном новом поселке. Все уже сидели в зале, и тут только до нас дошло, что клубе нет рояля. Кто-то подсказал, что в доме у одного из рабочих есть пианино, но, чтобы его вытащить, нужно разобрать стену. И пока мы с Яном Абрамовичем беседовали, часть дома люди разобрали и притащили пианино в зал».

А когда в середине шестидесятых Ян Абрамович, уже будучи достаточно известным композитором, не создавшим пока, правда, своих главных музыкальных композиций — песен «Журавли» и «Поле, русское поле», приехал в Пологи и как-то вечером заиграл на пианино, возле дома тут же стали собираться люди. Заметив это, Френкель, попросил хозяев помочь ему пододвинуть пианино к окнам и устроил таким образом импровизированный концерт для земляков.

О Пологах композитор всегда вспоминал с особой теплотой, какая может быть только… ну, скажем, у сына к матери. Чем, фактически, и была для Яна Абрамовича пологовская земля — матерью.

Ей он и посвятил свою самую любимую песню «Поле» [«Русское поле»]. Не берите во внимание ее слова [их автором, кстати, была харьковчанка Инна Гофф — жена известного поэта Константина Ваншенкина]. Мелодию «Поля» композитор создал до того, как были написаны стихи. Музыка, таким образом, стала первоосновой запомнившейся многим по кинофильму «Новые приключения неуловимых» песни, в котором ее неподражаемо исполнил киноактер Владимир Ивашов. Лучше, мне кажется, «Поле» исполнял только сам автор.

Совершенно не случайно, я думаю, слова «поле» и «Пологи» не только по звучанию близки — они и происхождением родственны. Оба связаны с определенной местностью, которую невозможно спутать ни с какой другой. «Не сравнятся с тобой ни леса, ни моря, Ты со мной мое поле, студит ветер висок». Именно так уловила настроение композитора Инна Гофф, добавившая к его проникновенной музыке свои, проникновенные слова, озвученные в «Новых приключениях неуловимых» белогвардейским офицером в исполнении Владимира Ивашова.

И, благодаря ставшему невероятно популярным фильму, популярным стала и песня «Поле». Как и «Погоня» из этого же фильма — тоже с музыкой Яна Френкеля.

Я напомню, если кто забыл, что бескрайние пологие просторы, среди которых затерялся под синими, только у горизонта подернутыми дымкой, небесами городок Пологи, так и назывались раньше: поле. Дикое поле, если точнее.

О нем и песня, написанная композитором из Полог. Уберите из песни слова, превратив ее в так называемую минусовку, что несложно сегодня сделать при современном развитии компьютерной техники, и вы, как и я однажды, окажетесь… в поле Яна Френкеля. Где-то за околицей Полог, если ехать по направлению к Конским Раздорам.

Все передала музыка. И звенящий солнечный полдень, разлившийся над бескрайним полем, и радость от встречи с родиной, и даже обрывок песни чумаков, которую запомнили птицы, донесла до уха мелодия чуткого композитора. Такова сила искусства, о которой говорил Ян Френкель, вспоминая свои выступления на фронте.

«Я поплыву в такой же сизой мгле»

Как у любого талантливого человека, у Яна Абрамовича, конечно же, была много завистников и врагов. Однажды его даже собирались исключить из Союза композиторов СССР: мол, не то и не так пишет и вообще он бесперспективный. Неожиданно для многих за Френкеля вступился Дмитрий Шостакович и вопрос об исключении был, как говорится, снят с повестки дня — он стал не актуальным.

Тем не менее, недоброжелатели исподтишка продолжали свое черное дело. Формальное звание Народного артиста СССР, например, Ян Абрамович, будучи поистине народным артистом, получил буквально за несколько месяцев до смерти, последовавшей 25 августа 1989 года в Риге.

«Почему он так рано ушел из жизни? — рассуждала спустя годы дочь композитора Нина.- Трудно сказать, но я уверена, во многом это связано с тем, что его внук Ян Френкель-младший, только что с отличием окончивший Центральную музыкальную школу, не был принят в Московскую консерваторию. Почему-то его педагог Алексей Наседкин был отстранен от работы в приемной комиссии. А накануне того злополучного экзамена, где провалили юного пианиста, отец признался в разговоре по телефону с Родионом Щедриным: „Для меня поступление Яника — вопрос жизни!“ К великому сожалению, это его предвидение оказалось верным. А мой сын Яник сразу же успешно сдал экзамены в Горьковской консерватории, успешно ее окончил и с большим успехом выступает в США».

…Хоронили Яна Абрамовича — в Москве, на Новодевичьем кладбище, под песню «Журавли». И теперь душа его, оказываясь над давно ставшим не диким Диким полем, окликает негромким голосом оставшихся на земле. Чтобы мы, вслушиваясь в небеса, помнили всегда о тех, кто однажды уплыл в сизой мгле вместе с журавлиной стаей.

В тему

Пологи Яна Френкеля

В Пологах в первозданным виде сохранилось не очень много мест, зданий и сооружений которые, условно говоря, могли бы помнить семью парикмахера Абрама Френкеля. Темнее не менее, они есть.

Районный краеведческий музей. Здание построено на рубеже 19-го и 20-го столетий. По одной из версий, это был жилой дом купца Сандамирского, владельца небольшого кустарного стекольного завода в Пологах, подавшегося после революции в бега. Позже тут находился райотдел милиции, потом банк, а с 1970 году открыл двери краеведческий музей. Его основателем и первым директором был краевед Олег Чудновський.

Железнодорожный вокзал. Пологи являются крупным железнодорожным узлом со дня основания города. Станция Пологи относится к Запорожскому отделению Приднепровской железной дороги. Сооружение железной дороги Екатеринослав — Бердянск [со следование поездов через Пологи] началось в 1887 году. В декабре 1898-го через Пологи прошел первый поезд в направлении Чаплино — Бердянск. В 1904 году Пологи пересекла вторая железная дорога — Волноваха — Александровск. В 1910 году построен железнодорожный вокзал. Сегодня он — памятник архитектуры начала двадцатого века.

Синагога. Главной достопримечательностью центра Полог долгое время оставалось двухэтажное кирпичное здание с двумя колоннами и балконом — еврейская синагога. В она сгорела, от нее остались одни стены. Восстановили синагогу после освобождения Полог работники конторы связи. Позже это ухоженное здание с красивой аллеей было передано Дому пионеров. Впоследствии хозяева менялись, сегодня в нем действует несколько городских организаций. Необычной архитектуры здание самым старым сооружением в Пологах, первым двухэтажным.

*

Личная жизнь

Со своей будущей женой, Натальей, урожденной графиней Лорис-Меликовой, Ян Френкель познакомился на фронте. Несмотря на то что она была старше его на четырнадцать лет, впоследствии Наталья стала его законной женой. После окончания войны Ян с женой остались в Москве. Первое время им пришлось жить в обычной коммунальной квартире. Там и родилась дочь, которую назвали Ниной. Это был их единственный ребенок. Жили довольно скромно и без шика. В комнате главными атрибутами были шкаф с нотами и пианино. Однако это обстоятельство никак не повлияло на их чувства и не было поводом для серьезных ссор. Несмотря на то, что Наталья была старше Яна, она умерла после него, в середине 90-х. Нина, их дочь, с 1980 года живет в Италии. У нее родился сын, которого назвали Яном — в честь дедушки. Внук стал известным музыкантом. Как и дед, Ян-младший — отличный аранжировщик и пианист.

*

Избранные песни Яна Френкеля

«Годы» (слова М. Лисянского), 1960

«Текстильный городок» (слова М. Танича), 1961

«Как тебе служится» (М. Танича), 1962

«Калина красная» (слова народные), 1963

«Я спешу, извините меня» (слова К. Ваншенкина), 1964

«Человек с теодолитом» (слова М. Танича), 1964

«Ну что тебе сказать про Сахалин» (слова М Танича), 1965

«Сколько видано» (слова И. Шаферана), 1965

«Вальс расставания» (слова К. Ваншенкина), 1965

«Август» (слова И. Гофф), 1966

«Нейлоновое сердце» (слова И. Шаферана), 1968

«Погоня» (слова Р. Рождественского), 1968

«Русское поле» (слова И. Гофф), 1968

«Журавли» (слова Р. Гамзатова, перевод на русский язык Н. Гребнева), 1968

«Баллада о гитаре и трубе» (слова Ю. Левитанского), 1970

«Для тебя» (слова И. Шаферана), 1970

«Обучаю игре на гитаре» (слова К. Ваншенкина), 1978

«Мои болгарские друзья» (слова К. Ваншенкина), 1979

*

Кинофильмы, к которым написал музыку Ян Френкель

«Короткие истории», 1963

«Женщины», 1965

«Черт с портфелем», 1966

«Бегущая по волнам», 1967

«Мужской разговор», 1968

«Новенькая», 1968

«Новые приключения неуловимых», 1968

«Ищите — и найдете», 1969

«Про Клаву Иванову», 1969

«Мистер-Твистер» (короткометражный), 1969

«В Москве проездом…», 1970

«Впереди день», 1970

«Двадцать седьмой неполный» (телеспектакль), 1970

«Корона Российской империи, или Снова неуловимые», 1970

«Приключения желтого чемоданчика», 1970

«Кавказец родом из Цада» (документальный), 1970

«Путина», 1971

«Четвертый», 1972

«Чудак из пятого «Б», 1972

«Дача», 1973

«Двое в пути», 1973

«Неисправимый лгун», 1973

«По собственному желанию», 1973

«Анискин и Фантомас», 1974

«Вылет задерживается» (также сам исполняет свою песню), 1974

«Кыш и Двапортфеля», 1974

«Потому что люблю», 1974

«Братушка», 1975

«Когда наступает сентябрь», 1975

«Это мы не проходили», 1975

«Мое дело», 1976

«Отклонение — ноль», 1977

«Хомут для Маркиза», 1977

«Вас ожидает гражданка Никанорова», 1978

«Мужчина и женщины» (телеспектакль), 1978

«Незваный друг», 1980

«Депутатский час», 1981

«Всего дороже» (документальный), 1981

«Где-то плачет иволга…», 1982

«День рождения», 1982

«Белые росы», 1983

«Город невест», 1985

«Подвиг Одессы», 1985

«С неба на землю», 1986

«Вознесение», 1988

«Дорогое удовольствие», 1988

«Тоталитарный роман», 1998

*

Роли в кино Яна Френкеля

«Новые приключения неуловимых», 1968 — скрипач.

«Корона Российской империи, или Снова неуловимые», 1970 — официант Луи Леонид [озвучивание — Артем Карапетян].

«Приключения желтого чемоданчика», 1970 — гражданин у телефона-автомата.

*

Награды и звания композитора

Государственная премия СССР (1982) — за песни последних лет

Народный артист Дагестанской АССР

Заслуженный деятель искусств РСФСР (1973)

Народный артист РСФСР (1978)

Народный артист СССР (1989)

Орден Дружбы народов

Медаль «100 лет освобождения Болгарии от Османского рабства» (1978)

[Фото Сергея Томко]

Поле Яна Френкеля выглядит так

Ян Френкель, официальный сайт

История 2-я. Позор последнего атамана Запорожской Сечи Петра Калнышевского

13 ноября 2015 года Украинская православная церковь Московского патриархата причислила в Запорожье к лику святых последнего кошевого атамана Запорожской Сечи Петра Калнышевского

ДАТА канонизации атамана выбрана была не случайно: днем памяти пятнадцатого запорожского [местночтимого] святого, многолетнего узника Соловецкого монастыря, учрежден ведь день его успения [смерти] — 13 ноября 1803 года.

Соловецкая часть жизни атамана, превышающая четверть века, отражена как на иконе праведного Петра Калнышевского, так и в тропаре [молитвенном обращении] к святому: «Церкви верный сын явился еси,/ Петре-козаче праведный,/ во страданиих терпелив быв,/ от земли отцев твоих отлучен,/ Небеснаго Отечества достигл еси,/ и гонения терпеливодушно претерпев,/ дерзновение имаши молитися к Подвигоположнику Христу// спастися душам нашим».

Чтобы составить представление, за какие заслуги «Петре-козаче праведный» удостоился святости, я обратился как к его многочисленным [и во многом придуманным] жизнеописаниям, так и к документам, которые находятся в Украинском институте национальной памяти и в Спасо-Преображенском Соловецком ставропигальном монастыре.

И вот, что у меня получилось.

Как выглядел атаман

Кроме свежей иконы, на которой Петр Калнышевский изображен древним старцем [написана по рассказам богомольцев, посещавших Соловки и припомнивших, что атаман будто бы «был среднего роста, носил седые осекшиеся волосы, короткую седую бороду, одет был в китайский синий сюртук»], известен также портрет кошевого с булавой и медалью на груди на голубой ленте. Как можно предположить, эта медаль подтверждала атаманский чин ее обладателя [введена Екатериной Второй].

А еще особой медалью были отмечены успехи атамана Калнышевского в русско-турецкой войне. В частности, когда он с запорожцами взял [в 1770 году] турецкую крепость Хаджибей [существовала на территории современной Одессы], императрица наградила его золотой медалью со своим портретом, усыпанным бриллиантами. Кроме того, в газете «Санкт-Петербургские ведомости» вспоминается бой за Хаджибей и сам Петр Калнышевский и особо отмечаются заслуги Запорожского войска. Любопытно, что в этом бою погибли всего десять казаков [из них один куренной атаман], еще 27 казаков были ранены.

Главной же наградой атаману за победоносную войну с турками стал орден Андрея Первозванного, с которым Калнышевский изображен на старинной иконе «Козацкая Покрова».

Одна из копий этой иконы [в Украине их несколько] создана в 1905 году по личной просьбе историка Дмитрия Яворницкого, о чем он и оставил соответствующую пометку на обратной стороне этой невероятно важной, точно отображающей дух казацкой эпохи, иконы. Не так давно, к слову, она была реставрирована и сегодня находится в экспозиции Днепропетровского национального исторического музея им. Дм. Яворницкого. Там мы с коллегой Сергеем Томко и отыскали ее, заручившись предварительно разрешением директора музея на фотосъемку.

Представляет икона из себя, как говорят в таких случаях, двухярусное изображение. На верхнем — небесном, ярусе пребывает Богородица, по сторонам от которой находятся святитель Николай и архистратиг Михаил. Под ними, на нижнем ярусе, символизирующем бренную землю нашу, изображены две группы казаков. В правой выделяется торжественно одетый кошевой атаман Петр Калнышевский, в левой — войсковой писарь Иван Глоба. При этом из уст кошевого исходят — обращенные к Богородице, слова [прописанные прямо по иконе]: «Покрой нас честным твоим покровом и избави нас от всякого зла».

Над Богородицей, как нам объяснила старший научный сотрудник отдела фондов музея Маргарита Тихонова, имеется ответ: «Покрою и избавлю». Таким образом, иконописец передал непосредственное общение запорожцев с Божией Матерью, весьма почитавшейся на Сечи.

Я не случайно столь детально описал икону Дмитрия Яворницкого, назвав ее важной: на ней ведь имеется единственное дошедшее до наших дней изображение последнего кошевого атамана Запорожской Сечи Петра Калнышевского. Не исключено даже, что сделано оно было при его жизни: в 1774 году — по поручению атамана, на Сечи работал художник-иконописец, создававший копии всех важных казацких икон. Мог он и «Козацкую Покрову» с обращающимся к ней с просьбой о заступничестве написать? Вполне.

А теперь главный вопрос: если принять дату написания портрета атамана за 1774 год, сколько лет в таком случае отвести придется ему самому?

Судя по его изображению — не больше шестидесяти. На иконе мы видим лихого, крепко сложенного, широколобого холеного козака с усами и оселедцем, свисающим к уху — козака-победителя, наконец, разгромившего турок, за что он и был удостоен ордена Андрея Первозванного. Согласно же исторической традиции, в 1774 году Петру Калнышевскому было… 83 года.

Получается, историческая традиция подгуляла, мягко говоря? Уверен, что это именно так: традиция уже много лет вводит мир в заблуждение, уверяя, что Петр Калнышевский жил в… трех столетиях: родившись в 1691 году, отдал Богу душу в 1803 году.

«Сам не пожелал оставить обитель»

Оказывается, место погребения славного атамана запорожского было обозначено могильной плитой только в 1856 году, когда по распоряжению соловецкого архимандрита Александра на могиле Петра Калнышевского была установлена плита с эпитафией следующего содержания: «Здесь погребено тело в Бозе почившего Кошевого бывшей некогда запорожской грозной сечи козаков, Атамана Петра Калнышевского, сосланного в сию обитель по Высочайшему повелению в 1776 году на смирение. Он в 1801 году снова был освобожден, но уже сам не пожелал оставить обитель в коей обрел душевное спокойствие смиренного христианина, искренне познавшего свои вины. Скончался 1803 года октября 31 дня [по старому стилю]. 112 лет от роду, смертию благочестивою доброю».

До установления плиты были известны, насколько я выяснил, только два факта из досечевой биографии атамана:

что родился он 29 июня [в этот день в 1678 году с тезоименством кошевого поздравлял иеромонах Самарского монастыря Феодорит] и что родным селом его является сумская Пустовитовка, где кошевой «за свои деньги деревянную церковь в честь Пресвятой Троицы построил».

В литературе, конечно же, описаны некоторые подробности пребывания атамана Калнышевского на Соловках.

Я не страшилки имею в виду. Типа широко распространенной глупости, что атаман будто бы чуть ли не весь срок узничества отбыл то ли в яме зловонной, то ли в каменном мешке. Историк Дмитрий Яворницкий, пользуясь документами, найденными в Соловецком монастыре, обозначил и конкретные места пребывания Калнышевского в заключении и дал расклад его расходов. Общий вывод был таким:

Калнышевский сидел [если выражаться привычными нам терминами] не в остроге и не в яме, где некогда содержались самые тяжкие преступники, а «в монастырской келье, где жила и вся братия монастырская, начиная с архимандрита и кончая простыми трудниками». Яворницкий отдельно отмечает, что последнего кошевого не могли держать в земляных ямах, хотя бы потому, что они были замурованы еще в 1742;

находясь в заключении, Калнышевский имел вполне приличное содержание: «я увидел, что он содержался много иначе, чем другие арестанты и колодники, сидевшие в Соловецком заключении», получая по 1 рублю в день или 365 — 366 рублей в год».

Что, между прочим, в 40 раз больше, чем другим заключенным полагалось. Например, годовое содержание монаха составляло девять рублей, простого заключенного — от 10 до 30 рублей.

Наличие приличных денег позволило атаману даже нанять работников для ремонта своего каземата [келии], располагавшегося в Архангельской башне, где сначала и разместили запорожского узника.

И еще одна немаловажная, на мой взгляд, деталь, касающаяся обеденного стола соловецких обитателей. Традиционные блюда в монастыре, как я вычитал в документах сохранившихся, состояли из холодной или варенной трески с квасом, хреном, луком и перцем, щей с капустой, палтусом, овсяной и ячменной крупой и подболткой; были также суп из сухой трески с картофелем, подболткой и молотыми костями палтуса «для вкуса», каша — по воскресным и праздничным дням пшенная, гречневая — по понедельникам, средам и пятницам, в другие дни — ячменная, в скоромные дни — со сливочным, в постные — с постным маслом; в воскресенье употреблялась… водка. Все дни в году разделялись по характеру принятия пищи: в скоромные дни употреблялись молокопродукты, скоромная рыба; постные дни делились на постные рыбные и постные безрыбные.

Пища была вполне здоровой [и сытной чертовски!], среди соловецких обитателей не было заболеваний цингою.

О том, что Калнышевский в Соловецкой ссылке далеко не бедствовал, свидетельствуют и его богатые подарки монастырю: в 1794 году он пожертвовал Спасо-Преображенскому собору серебряный напрестольный крест весом более 30 фунтов. Ну а в конце своей жизни преподнес в дар монастырю Евангелие на александрийской бумаге в большой лист, оправа которого, по описанию архимандрита Мелетия, была обложена «серебром золоченым; на верхней доске девять образов финифтянных, украшенных стразами; на корешке следующая надпись: „Во славу Божию устроися сие Св [ятое] Евангелие, во обитель Св [ятого] Преображения и Преподобных отец Засимы и Савватия Соловецких чудотворцев, что на море окиане, при архимандрите Ионе, а радением и коштом бывшаго Запорожской Сечи кошеваго Петра Ивановича Кольнишевскаго 1801 г.“, а всего весу 34 фун [та] 25 золот [ника] и всей суммы 2435 руб [лей]».

Вел себя атаман-изгнанник смиренно и набожно, чем вызывал уважение у монашества, и до конца жизни сохранил ясный ум и память.

Указом императора Александра Павловича от 2 апреля 1801 года, как я уже цитировал эпитафию, Калнышевский был помилован по общей амнистии и получил право на свободный выбор места проживания. В ответ на подаренную ему свободу кошевой ответил, что и «здесь оной [свободой] наслаждаюсь в полной мере» и что «расположился остатки дней моих посвятить в служение Единому Богу в сем блаженном уединении, к коему чрез дватцатипятилетнее время моего здесь пребывания привык я совершенно, в обители сей ожидать с спокойным духом приближающагося конца моей жизни».

Это была не приходить старика-атамана. Он просто поступил согласно давней традиции, существовавшей на Сечи: доживать своей век в монастыре каком-нибудь тихом. Такой монастырь, между прочим, Калнышевский для себя присмотрел еще во время своего атаманства. Это был… Межигорский монастырь, где атаман Калнышевский построил за собственные деньги один из храмов.

На сечи

В документах Запорожской Сечи будущий атаман впервые упоминается 23 февраля 1754 года как войсковой есаул Петр Калныш. В 1755 году в реестре Кущевского куреня [из 460 казаков] Петр Калныш значится десятым. Через три года есаул становится войсковым судьей, а в 1762 году — кошевым.

Находясь при должности войскового есаула, обязанностью которого было поддержание общественного порядка на Сечи, Калныш разъезжал по запорожским степям, занимаясь, как следует из документов той поры, то расследованиями злоупотреблений атамана местечка Новый Кодак, то собирая налоги с жителей Старой Самары [территория современного Днепропетровска]. Но главным его занятием было преследование гайдамаков. Часто ими, кстати, становились запорожцы, по старинке промышлявшие «здобычництвом», которое во времена Новой Сечи уже считалось преступлением. Администрация Сечи [Кош] начала борьбу с этим явлением, мешающим развитию торговли и мирным занятиям. Борьба с гайдамаками все больше ужесточалась. Отряд есаула Калныша без устали преследовал и ловил гайдамаков. Кош наделил войскового есаула чрезвычайными полномочиями, предоставив ему право применять оружие при любом сопротивлении и арестовывать всех подозрительных.

В 1754–1755 годах есаул Калныш занимается созданием комиссии по урегулированию запорожско-татарских пограничных отношений в местечке Никитино [ныне город Никополь]. В 1755 и 1757 годах он входит в состав депутации запорожцев к императорскому двору, что дало ему прекрасную возможность ознакомиться с нравом российской аристократии, завязать полезные знакомства. Постепенно в его руках сосредоточилась значительная власть. К началу следующего лесятилетия на Сечи уже никто не мог тягаться со старшиной Петром Калнышем. Престарелый кошевой атаман Григорий Федоров-Лантух отошел как бы на второй план — Калныш стал даже вместо кошевого атамана подписывать документы, а в 1762 году атаманская булава, наконец, попадает в руки Калнышевского.

В чине кошевого атамана 12 сентября 1762 года Калнышевский вместе с войсковым писарем Иваном Глобой побывал в Москве на коронации Екатерины Второй. Он произносит блестящую речь, которая очень понравилась царице, что, однако, не помогло Петру Ивановичу после возвращения удержать булаву. Он пробыл кошевым год, затем казаки во второй раз выбирают Григория Лантуха [в российских официальных бумагах он подписывался как «Григорий Федоров»]. Существует версия, что устранение Калнышевского от власти произошло по наущению царского правительства, которому не нравилось слишком уж активное отстаивание кошевым земельных интересов Запорожской Сечи.

В январе 1765 года Калнышевский, вопреки царской воле, опять становится кошевым атаманом и на Сечи… более месяца работает специальная следственная комиссия из Петербурга, расследовавшая проявление «дерзкого неповиновения и своеволия» запорожцев. Было заведено даже «Дело о самовольном избрании казаками атамана Коша Запорожской Сечи Калнышевского», но, в связи с перспективой будущей войны с Турцией, в запорожскому казачеству отводилась едва ли не решающая роль, императрице Екатерине Второй пришлось примириться с самовольным избранием Петра Калнышевского кошевым. Все последующие выборы, по запорожскому обычаю проходившие ежегодно, напоминали разыгранный спектакль: Петр Иванович, обладая значительной властью, неизменно оставался кошевым до разрушения Сечи, то есть, десять лет подряд.

***

По воспоминаниям современникам, Сечь при Калнышевском процветала. Наступил даже момент, когда она отказалась от провианта из России — обходилась своим продовольствием. Поэтому не верьте тем, кто утверждает:

будто до немцев-колонистов, заселивших при Екатерине Второй таврические земли, они пребывали в запустении. Результатом усилий кошевого Калнышевского стало появление в пределах козацких вольностей, как отмечают исследователи, 45 новых сел, более четырех тысяч хуторов-зимовников, в которых к 1775 году проживало около 50 тысяч [!] хлеборобов. Деятельность кошевого даже в поговорку вошла: «Як був кошовим Лантух, то не було хліба й для мух, а як став кошовим Калниш, то лежав на столі цілий книш». То есть, если бы не разгром Сечи, территории, занятые ей, не подверглись бы никакой немецко-меннонитской, как это случилось, колонизации, а оставались бы сугубо украинскими.

Историки также подчеркивают, что дальновидный атаман, стараясь поскорее заселить большие безлюдные пространства Сечи, способствовал переселению крестьян из Украины на вольные земли, чтобы тем самым закрепить их в юрисдикции Запорожского коша. Как грибы после дождя, вырастали хутора, села и разрастались прежние поселения: Романково, например, Тритузное, Лоцманская Каменка, Половица, Таромское, Диевка, Перещепино, а также Новый Кодак, Старая Самарь, Никитино. Иными словами, пустовавшее веками Дикое поле постепенно обживалось, очеловечивалось, позволю себе такое слово, переставало быть диким.

Борьба же за землю все более обострялась. Доходило до прямых вооруженных столкновений казаков с российскими военными командами, которые без надлежащих санкций входили в Запорожье. Калнышевский был осторожен с русским правительством и отрицал свою причастность к подобным происшествиям. Хотя фигурировавшие в них запорожские полковники Гараджа, Роменский, Кулик и другие действовали, безусловно, по указке кошевого.

Правительство тщетно требовало от Калнышевского ареста дерзких полковников. Однако кошевой атаман знал одну пикантную особенность российской бюрократии [присущую ей по сию пору, к слову]: на нее волшебным образом действовали взятки и… оказание личных услуг, скажем так.

Виднейшие военачальники Российской империи граф Петр Панин, князь Прозоровский и фаворит Екатерины Второй Григорий Потемкин, в знак своего особого уважения к Войску Запорожскому, просили записать их в любой из его куреней… простыми казаками. Заявления эти особенно тщательно хранились в архиве. Кошевое начальство не рассчитывало на то, что эти «казаки» будут разделять все трудности похода вместе с сиромахами, но в столице они могли очень пригодиться.

«Милостивый батьку, Петр Иванович», — запросто называл Калнишевского будущий светлейший князь Потемкин-Tаврический, обращаясь с просьбой записать его рядовым товарищем — «братчиком» в казачий реестр. Зачисление было произведено по всем правилам, даже с соблюдением установившегося обычая — давать записавшимся в казаки новые прозвища. Клички эти выбирались чаще всего по внешним признакам: повредившего нос в драке называли, например, Перебий-нос; ходившего в рваном кафтане, через который просвечивало нагое тело, — Голопуп. Иногда в насмешку долговязому давали кличку Малюта, а низкорослому — Махина. Генерал Григорий Потемкин, носивший взбитый парик с буклями и поэтому, по мнению запорожцев, никогда не причесывавшийся, был записан под именем Грицька Нечесы в Кущевский курень — в тот самый, в котором состоял и Калнышевский.

А в это же самое время на Сечи, как бы мы сейчас сказали, зрел заговор против атамана. Вот, к примеру, что сообщал полковой старшина Павло Савицкий в своем доносе на кошевого — будто он говорил своему писарю: «Вижу, нечего надеяться на русских, а нужно написать турецкому императору и, отобрав в Войске 20 добрых казаков, отправить с прошением принять Войско Запорожское в турецкую протекцию, а в Войско напишем, чтобы все готовились к походу; напишем, что когда российская регулярная армия или гусарская какая-нибудь команда до запорожских владений войдет, то чтоб ни одного человека не впустили в границы, а если бы стали силою входить, то поступали с ними как неприятелями».

Позже Екатерина Вторая, наславшая на запорожцев свою орду, напишет: «Внедряя собственное земледелие, разрушали они тем саму основу зависимости их от престола Нашего и мыслили, конечно, образовать из себя посреди отчизны область, полностью независимую, под собственным своим неистовым управлением». И вот что еще значилось в императорском манифесте от 14 августа 1775 года [согласно оригиналу]: «Мы восхотѣли чрезъ сіе объявить во всей Нашей Имперіи къ общему извѣстію Нашимъ всѣмъ вѣрноподданнымъ, что Сѣчь Запорожская въ конецъ уже разрушена, со истребленіемъ на будущее время и самаго названія Запорожскихъ Козаковъ… сочли Мы себя нынѣ обязянными предъ Богомъ, предъ Имперіею Нашею и предъ самымъ вообще человѣчествомъ разрушить Сѣчу Запорожскую и имя Козаковъ, отъ оной заимствованное. Въ слѣдствіе того 4 Іюня Нашимъ Генералъ-Порутчикомъ Текелліемъ со ввѣренными ему отъ насъ войсками занята Сѣчь Запорожская въ совершенномъ порядкъ и полной тишинѣ, безъ всякаго отъ Козаковъ сопротивленія… нѣтъ теперь болѣе Сѣчи Запорожской въ политическомъ ея уродствѣ, слѣдовательно же и Козаковъ сего имени».

…Когда в праздник Троицы 1775 года стотысячное российское войско подступило к Сечи [вот с каких пор московиты для подлостей и провокаций выбирают праздничные дни], кошевой Петр Калнышевский собрал казаков на совет. Рядовые казаки, казацкая голота, как говорили тогда, решили, несмотря на десятикратное превосходство оккупантов, бороться с ними, не отдавать Сечь врагу. Hо кошевая старшина и, между прочим, запорожский архимандрит Владимир убедили казаков подчиниться воле оккупантов и «не проливать зря христианскую кровь».

Сечь была занята российскими восками, казаки разоружены. 5 июня 1775 года, по приказу приведшего московскую орду на Сечь генерала Текели, из сечевых хранилищ забрали и вывезли в поле казацкие клейноды, прапоры, боеприпасы, материальные ценности и архив запорожской военной канцелярии. Клейноды, военное имущество, пушки и часть архива позднее отправили в Петербург. Все дома на Сечи разрушили, пушкарню засыпали. Багатую Сечевую церковь ограбили донские казаки. Часть ее сокровищ и ризницу отвезли Потемкину-Нечесе в Петербург.

Только нескольким тысячам запорожцев удалось выйти из окружения и переселиться в устье Дуная [на территории Османской империи], где они со временем создали Задунайскую Сечь.

Ну а богатые запорожские земли, сама территория бывших запорожских вольностей, которые занимали огромное пространство — в границах современных Запорожской, Днепропетровской, Донецкой, Кировоградской, Луганской, Херсонской и Hиколаевской областей, стали в конечном счете обычной российской провинцией. Значительную часть их позднее поделили между российскими вельможами и колонистами.

***

Итак, что у нас получается в итоге? А вот что:

оказавшись перед историческим выбором, кошевой Калнышевский выбрал не войну, а… позор. Помните хрестоматийное: выбирая вместо войны позор, получишь и войну, и позор.

Так и с последним атаманом Запорожской Сечи вышло: и Сечь потерял, которая была полностью уничтожена, и свободу — аж на четверть века.

А что приобрел некогда лихой степной рыцарь, как называли в народе запорожцев? «Душевное спокойствие смиренного христианина, — напомню слова из эпитафии на могиле кошевого, — искренне познавшего свои вины».

Сопоставимая цена?

Лично у меня нет твердого ответа на этот вопрос.

Вернее, ответ я оставляю при себе. Хотя…

Да, кошевой атаман Петр Калнышевский жестоко пострадал от произвола московского двора: четверть века, что ни говори, провел в заточении на Соловках. И держался там достойно.

Но это все таки был его личный подвиг, не затмевающий предательства, если хотите, Сечи и вольного Запорожья.

[Фото Сергея Томко]

Икона «Козацкая Покрова» в Днепропетровском национальном историческом музее им. Дм. Яворницкого

Кошевой атаман Петр Калнышевский [портрет на картине «Казацкая Покрова»]

Икона пр. Петра Калнышевского

История 3-я. «Мой отец изобрел акваланг на семь лет раньше Кусто»

В КАЧЕСТВЕ подтверждения своих слов запорожец Анатолий Лисовой предъявил документ, заверенный печатью некогда сверхсекретной организации, созданной по приказу самого Феликса Дзержинского

Учрежденная «железным Феликсом» экспедиция подводных работ особого назначения [ЭПРОН] к середине 30-х годов производила на всех морях, реках и озерах СССР все судоподъемные, аварийно-спасательные, водолазные и, что немаловажно, опытные работы. При ЭПРОНе также существовал водолазный техникум. Вот в него-то и поступил наш земляк, пологовец Алексей Лисовой, в 1932 году. А закончив учебу, уже будучи водолазом секретной Экспедиции, занялся разработкой «прибора для спуска под воду на небольшие глубины».

«Днем начала работ над аквалангом можно считать 10 января 1936 года»

— Как ваш отец, — интересуюсь у сына некогда засекреченного водолаза, — из пологовских степей на берег Черного моря попал?

— В 1930 году его семью раскулачили [отцу как раз 15 лет исполнилось). Забрали дом просторный — он до сих пор в селе Ивана Франко, что под Пологами, сохраняется; четыре коровы, сад реквизировали. И надо ж было так совпасть обстоятельствам: деда Ивана в момент раскулачивания дома не оказалось. Он в Крым на лечение уехал. На хозяйстве бабушка оставалась, Мария Самсоновна. Посмотрела-посмотрела она на происходящее и, узнав вечером, что сельский комитет бедноты решил отправить семью Лисовых в ссылку, собрала ночью детей — отца моего и трех его младших братьев — Николая, Григория и Ивана, и ночью же на бричке в степь увезла их. А, добравшись до ближайшей железнодорожной станции, в Крым они подались, к деду. Неподалеку от Балаклавы — за горой, в селе Комары, сняли полдома. Дед с бабушкой работали на винограднике. Отец в пекарню пошел. Хлеб для Балаклавы пек. Ну а когда повзрослел, в ЭПРОНовский водолазный техникум поступил.

— Над аквалангом он тоже на Черном море начал работу?

— На схеме отцовского «прибора для спуска под воду», хранящейся в нашей семье, стоит дата: 10 января 1936 года. Ее и можно условно считать днем начала работ над изготовлением ЭПРОНовского акваланга. Так, рассказывал отец, его подводный прибор называли. Испытания не на Черном море проходили: после окончания водолазного техникума отец получил назначение в главное управление ЭПРОНа. Но не в Ленинград, а в город Ломоносов. Оттуда и выезжал в командировки со своим аквалангом — на работы, связанные с подъемом затонувших судов. Чем в первую очередь и занимался ЭПРОН. Экспедицию подводных работ особого назначения Дзержинский ведь создавал первоначально для подъема затонувшего в акватории Балаклавы в 1854 году английского фрегата «Принц». Большевики были уверены, что он ушел на дно с огромным грузом золота на борту. Золота на «Принце» не нашли, но Экспедиция подводных работ осталась. И продолжала искать и поднимать затонувшие корабли. А отец под водой их первоначальную ревизию проводил. Или разведку, если по-другому выражаться. И готовил впоследствии корабли к подъему. Это была, как догадываетесь, невероятно сложная работа! Если примитивно рассказывать, сводилась она к следующему: дно под кораблем нужно было проткнуть огромными иглами, за которые цеплялись подъемные тросы-лебедки. Тут не час и не два времени нужно затратить, а намного больше. И, не забывайте, работа шла на глубине! Иногда — очень значительной. Сказалось ли это на здоровье отца? Конечно, да.

— В направлении в Московско-Окское управление речного транспорта говорится о том, что «предложенный т. Лисовым прибор нуждается в конструктивных изменениях». С чем они могли быть связаны, вам известно?

— Трубку от баллона к легочнику и загубнику отец сделал обычную. На что комиссия заявила: она под водой перегнется в самый неподходящий момент и перекроет аквалангисту воздух. Решить проблему делом оказалось несложным — достаточно было трубку сделать гофрированной. Чтобы она не перегибалась.

— Скажите, Анатолий Алексеевич, охрана у изобретательного водолаза Алексея Лисового была?

— Два бойца с винтовками постоянно сопровождали его. А сам он всегда имел при себе наган. Но даже повышенные меры предосторожности не уберегли ЭПРОНов-ский акваланг: в октябре 1941 года он исчез.

«За акваланг заплатили столько золота, сколько она весил»

— Как так получилось?

— Отца направили в командировку из Москвы на Волгу. Не помню уж, куда точно. Да и неважно это. На какой-то промежуточной станции нужно было сделать пересадку. Вышли командированные ЭПРОНовцы из поезда, сдали чемодан с аквалангом в камеру хранения. А вернулись забирать — нет чемодана! Вернее, другой выдают. Похожий, но не тот. Трое суток отец с охранниками дежурил на станции — думал, по ошибке кто-то взял не свою вещь и вернет, разобравшись. Увы, никто ничего не вернул. Возвратившись в Москву, отец доложил о пропаже, но дополнительных поисков организовывать не стали — вы ж представляете, что творилось в столице в октябре 41-го. Не до акваланга было!

— Что отец об исчезновении чемодана рассказывал? У него имелись предположения, кому он мог понадобиться?

— Вроде бы, чемодан с аквалангом ушел через Мурманск в Англию. И совершившие заказную кражу из вокзальной камеры хранения запросили с заказчика столько золота, сколько весил чемодан. Отец также не исключал, что именно его акваланг вскоре попал к Жаку-Ив Кусто. Незначительно доработав прибор для спуска под воду, он в январе 43 года провел подводные испытания и запатентовал акваланг как собственное изобретение.

— Вы хотите сказать, Кусто знал о существовании ЭПРОНовского акваланга?

— У отца имелись сведения, что во время довоенной поездки по СССР Кусто интересовался новинками техники. Не только связанной с подводными погружениями. Любой! Что-то такое он искал… чего больше нигде нет!

— Может быть, он на разведку работал?

— Я вам такого не говорил! Но слышал, что французские спецслужбы считали всемирно известного исследователя морских глубин своим человеком до конца его дней. Кстати, когда 10 июля 1985 года французские подводные диверсанты в новозеландском порту Окленд минировали гринписовское судно «Рейнбоу уорриор», на них были акваланги фирмы Кусто.

«Как только шлюпка отца подошла к кораблю, он взорвался!»

— Война здорово водолаза Лисового потрепала?

— Под Сталинградом ему досталось! Дважды он чуть не погиб в водах Волги. Первый случай связан с выполнением правительственного задания по поиску баржи с грузом консервов — она где-то на подходе к городу затонула [ну, а в продуктах очень фронт нуждался]. Отец в водолазном снаряжении проводил подводную ревизию и готовил баржу к подъему, а наверху, на боте, два бойца подавали ему насосом воздух. Тут вдруг немецкий самолет появляется — фашисты в то время до Сталинграда еще не докатились, но их воздушные разведчики над Волгой уже барражировали. Наверное, пилот понял, что на реке работает водолазный бот, поэтому на втором заходе сыпанул по нему очередь из пулемета. С перепугу бойцы в боте забыли обо всем на свете. О водолазе — тоже. И сбежали! В степь. Оставшись без воздуха, отец сумел бросить водолазные ботинки — они тяжелые! — и всплыть. Чуть живого его на берег рыбаки доставили

— Беглецов поймали?

— Ну да. И хотели сразу же пустить их в расход. В ЭПРОНе, к слову, неписаный закон существовал: если погибал работавший под водой водолаз, то тех, кто на поверхности обеспечивал его жизнедеятельность, расстреливали без суда и следствия. Но отец сбежавших, предавших, по сути дела, его бойцов пожалел: «Я ж живым остался, пусть и они живут».

Что же касается второго случая, то он для отца имел более трагические последствия. В начале марта 43-го группу ЭПРОНовцев вызвали к тральщику, у которого посредине Волги заклинило руль. Два моряка сели на весла шлюпки, отец — на корму и поплыли. Подошли к застопорившему ход кораблю, и тут он взорвался! Оказывается, руль тральщика заклинила магнитная мина. Она и сработала. Очнувшись, отец снял намокшую, стеснявшую движения шинель и поплыл к берегу в ледяной воде. Потом были госпиталь, кремлевская клиника. С трудом медики поставили-таки отца на ноги, но до конца жизни он оставался инвалидом войны второй группы. В связи с чем, вернувшись в Запорожье, уже не работал — садом, огородом занимался. Скончался 18 апреля 1989 года.

— К аквалангу, выходит, он больше не возвращался?

— Как же не возвращался! После войны по памяти восстанавливал рабочую модель акваланга. Да и первоначальная схема «прибора для спуска под воду» [от 10 января 1936 года] уцелела. Выполнена она была не на бумаге, а на клеенке. Носил ее отец всегда с собой — во внутреннем кармане. Так что к первому серийному советскому аквалангу АВМ-1 [акваланг военно-морской], работы над которым велись в Орехово-Зуево, отец имел прямое отношение. Хотя официального подтверждения этому, к сожалению, нет. В моей памяти сбереглись только рассказы отца. Ну, а после Орехово-Зуево производство аквалангов наладили и в Украине — в Ворошиловграде. И они стали массово поступать на флот. Включая и подводные лодки, естественно, где акваланги использовали как средства спасения.

В тему

Из официального направления в Московского-Окское управление речного транспорта, выданного 17 декабря 1936 года начальником 6-го отдела Главного управления ЭПРОНа:

«Сообщаю, что 14 декабря 1936 года комиссией в присутствии водолаза т. Лисового произведено испытание прибора, предложенного т. Лисовым, причем результаты испытания показали, что прибор может быть применен ДЛЯ СПУСКА ПОД ВОДУ [выделено мной, — авт.] на небольшие глубины, но нуждается в ряде конструктивных изменений, перечисленных в акте. Так как т. Лисовой предполагает дальше работать над усовершенствованием прибора с целью устранить указанные в акте недостатки самостоятельно, считаю пребывание т. Лисового в Ленинграде необязательным. Для дальнейших работ т. Лисовому необходимо создать соответствующие условия, а также предоставить необходимый материал»

История ЭПРОНа

ЭПРОН был создан приказом Феликса Дзержинского №528 от 17 декабря 1923 года в Балаклаве. 10 января 1931-го его передают в ведение наркомата путей сообщения, а 23 февраля — в ведение наркомата водного транспорта.

С 1942 года ЭПРОН именуется Аварийно-спасательной службой ВМФ СССР. А существовавшие при ЭПРОНе водолазные курсы в 1930 году реорганизовываются в военно-морской водолазный техникум [заместителем начальника там был Константин Павловский, первый советский водолазный доктор].

Аппарат для дыхания под водой

Первыми аппарат для дыхания под водой запатентовали в 1865 году французский инженер Бенуа Рукейроль и лейтенант флота Огюст Денейруз. Его недостаток: аппарат был связан с поверхностью шлангом, по которому в баллон подавался воздух низкого давления. Тем не менее, именно Рукейролю и Денейрузу и был выдан патент [№63606] на акваланг — «водяное легкое» [латинское «аква» — вода, английское «ланг» — легкое].

В 1926 году морской офицер Ивле Прийор применил акваланг с непрерывной подачей воздуха под давлением из баллона Мишлена — в то время его использовали для быстрого накачивания автошин, и объявил себя первым легководолазом. Несмотря на то, что акваланг Прийора позволял человеку находиться под водой всего десять минут на глубине до 12-ти метров, его модель оставалась на вооружении французского флота до 1933 года.

Только морской офицер Жак-Ив Кусто и инженер Эмиль Ганьян в начале 40-х годов усовершенствовали акваланг, придав ему всем известный вид. 8 января 1943 года прошло испытание аппарата в одной из речек под Парижем. После модификации акваланг Кусто был запатентован и с 1946 года становится коммерческим продуктом.

В СССР в серийное производство первый отечественный акваланг АВМ-1 «Подводник-1» запущен в 1957 году [разработка Орехово-Зуевского КБ кислородного оборудования. Руководители проекта Александр Солдатенков и Юрий Китаев]. Несколько позже появляется и второй акваланг, получивший название «Украина» [разработка ворошиловградского завода горно-спасательной техники. Руководитель проекта Александр Гнамм].

[Фото из архива Анатолия Лисового]

Курсант водолазного техникума Алексей Лисовой, 1932 год

Чертеж дыхательного прибора для погружения под воду Алексея Лисового

История 4-я. Мой мэр

ПЕРВУЮ часть этого материала о моем друге Александре Поляке — народном, как его уважительно величал сам народ Запорожья, мэре, я написал и опубликовал в 2008 году — через пять лет после гибели Александра Владимировича.

Я тогда напомнил читателям, как весной 1998 года, пребывая в должности первого заместителя начальника управления МВД Украины в Запорожской области, Александр Поляк — по предложению запорожского общественника-активиста Василия Варецкого, решил баллотироваться в мэры Запорожья.

Несмотря на то, что противником высокопоставленного милицейского чиновника с генеральскими погонами был… действующий городской голова, надоевший на тот момент, откровенно говоря, — своей бездеятельностью и пустой болтовней, всем в городе.

Запорожцы жаждали перемен. И связывали их с приходом во власть генерала Александра Поляка, который за три десятка лет службы в органах ничем себя не скомпрометировал.

Тогда, весной 98-го, я и познакомился с Александром Владимировичем. И периодически заглядывал в его предвыборной штаб, находившийся в здании одного из проектных институтов на площади Пушкина.

В какой-то из мартовских дней мы договорись с генералом о большом интервью для коммерческой газеты, поддерживавшей генерала. Для скорой связи он записал на обратной стороне своей визитки номер мобильного телефона, однако, интервью тогда так и не получилось: при каждом моем звонке у Александра Владимировича находись неотложные дела, разговор наш все откладывался и откладывался.

В те же предвыборные дни не состоялось и телеинтервью одному из местных телеканалов Александра Владимировича, проанонсированное [!] в программе телепередач. Поучаствовать в нем ведущий Юрий Смирнов попросил и меня, но мы так и не дождались генерала: в штабе, где и планировалась запись интервью, он так и не появился.

А потом — 28 марта 1998 года, были выборы. Победу на них одержал оппонент генерала, опередив его на десять тысяч голосов.

Результаты выборов — по причине их фальсификации, были, правда, сразу же обжалованы в суде. И суд — беспрецедентный случай в Украине, принял решение о признании их недействительными [увы, запамятовал фамилию судьи]. По оценкам самого Александра Владимировича, у него тогда украли минимум тридцать тысяч голосов.

По сути же, у генерала не просто голоса украли, у него украли заслуженную победу на выборах. А у запорожцев — будущее.

Так, по крайней мере, я тогда оценивал произошедшее. И искренне радовался справедливому решению суда. Власть же его просто проигнорировала. Сделала вид, что никакого решения суда не существует.

Летом 1998 года генерала Поляка вынудили оставить должность и он ушел… в никуда.

И навсегда. Так казалось его врагам.

«Не дождутся!»

Созвонившись с генералом через год, который пролетел как 365 мгновений, я предложил Александру Владимировичу рассказать на страницах «МИГа», где я благополучно трудоустроился к тому времени, о том, как у него складывается послевыборная жизнь. С моим предложением отставной генерал, выпускавший тогда, между прочим, собственную газету, безоговорочно согласился. Первое — после годичного молчания, интервью опального запорожского политика вышло с броским, стопроцентно соответствовавшем его настроению заголовком: «Генерал Александр Поляк: не дождутся!»

Правки в него Александр Владимирович внес минимальные. Только последний абзац попросил убрать, который состоял из моего вопроса: чем займетесь, если снова — на очередных выборах, проиграете, и наполовину серьезного ответа генерала: пирожками пойду торговать.

«Пусть они пирожками торгуют!» — уверенно, сделав ударение на слове «они», заявил генерал, вычитав текст интервью, которое без удаленного абзаца стало даже более цельным: нотка пессимизма, которую нес мой заключительный вопрос, ушла из него.

В то же лето я, с подачи Александра Владимировича, опубликовал в «МИГе» материал о финансовой пирамиде, строившейся в Запорожье.

Генерал рассказал мне, что в одном из ДК некие выходцы из России проводят сеансы отъема денег у доверчивых граждан, которым в будущем обещают… долларовое изобилие. Суть проекта заключалась в следующем: по приглашению знакомого тебе человечка ты, как и десятки таких же приглашенных, как и ты, попадаешь в ДК, где тебя в течение нескольких часов обрабатывают матерые ораторы под аккомпанемент соответствующей, давящей на психику, музыки. Это делалось для того, чтобы ты выложил немалую сумму — 2100 долларов.

Конечно же, обещают тебе со сцены, ты легко сможешь заработать гораздо больше. Для этого тебе нужно будет всего лишь: во-первых, найти трех таких же, как и ты, доверчивых граждан, и чтобы они, как и ты, посидев в зале и, поддавшись убеждению, как и ты, выложили бы по 2100 долларов. А во-вторых, чтобы потом эти оболваненные нашли еще таких же лохов, как и ты, как и они: каждый — по три персоны.

Так прирастала пирамида.

Когда, побывав на такой тусовке в ДК [и благополучно вернувшись с нее — не сдал потому что денег], я рассказал об увиденном генералу, он, внимательно выслушав меня, объяснил: по такой схеме любая разведслужба мира формирует разведывательно-диверсионную сеть в стране, против которой готовит агрессию.

Это было, напомню, лето 1999 года.

Между прочим, власть Запорожья прихлопнула пирамиду лишь после того, как она перестала делиться с властью денежкой — под видом выделения средств на благотворительные проекты.

Ну а 4 июня 2000 года Александр Владимирович не просто выиграл выборы мэра Запорожья: он набрал голосов больше, чем все остальные кандидаты. За него, по данным городской избирательной комиссии, проголосовали 99840 запорожцев, или 47,33 процента принявших участие в выборах избирателей.

Это было триумфальное возвращение непобежденного генерала.

***

А еще читатели из моей публикации об Александре Поляке в 2008 году узнали детали разговоров в кабинете главы государства об… Александре Поляке.

Сам я эти детали узнал после расшифровки части аудиоматериалов, переданных мне сегодня известным всему миру майором Николаем Мельниченко, лично, по его уверению, производившим запись в кабинете Президента.

Материал, кстати, опубликованный мной в 2008 году, так и назывался: «Генерал Поляк на пленках майора Мельниченко». Теперешнюю публикацию я и начну с него, добавив к нему некоторые комментарии из сегодняшнего дня.

Все, о чем пойдет ниже речь, — это уже история. Недавняя, но — история. История одного человека и всей страны. Как я ее оценил — судить читателю. Не гарантирую, что мои заметки получились гладкими, как полированный стол. Шероховатости какие-то, нестыковки некоторые в них, наверное, присутствуют. Но что написаны они искренне — гарантирую.

Итак, читаем вместе.

Кто есть кто

*Поляк Александр Владимирович. Родился 23 сентября 1948 года в Запорожье. Трудовую биографию начал со службы в милиции, за 15 лет прошел путь от сержанта до генерал-майора МВД.

Окончил Саратовскую специальную школу милиции МВД СССР по специальности «правоведение». С 1973 года — следователь, старший следователь, начальник следственного отделения Куйбышевского и Вольнянского РОВД в Запорожской области. С 1979 по 1985 годы — начальник следственной части, заместителем начальника следственного управления УВД Запорожского облисполкома, начальник ГУВД Запорожья. 1992—1998 годы — первый заместитель начальника управления — начальник криминальной милиции УВД Запорожской области.

Генерал-майор милиции, магистр юридических наук ЮНЕСКО.

В 1998 году — кандидат в мэры Запорожья. В результате фальсификаций победа присуждена кандидату от власти, хотя запорожцы проголосовали за генерала.

В июне 2000 года избран городским головой Запорожья, в марте 2002 года стал мэром повторно [его поддержали 252 тысячи запорожцев, почти 40 процентов избирателей].

Умер в ночь на 22 февраля 2003 года. По официальным данным, причиной смерти стала ишемическая болезнь сердца, атеросклероз коронарных артерий.

В официальную версию смерти популярного мэра, однако, не верили [и не верят] многие. В том числе и я. Возможно, никто и никогда уже не докажет, что народный мэр Александр Поляк был убит — отравлен, например, вызывающим инфаркт ядом, но сомнения у знавших его будут оставаться всегда. Уж очень он не устраивал власть: начиная от мелких чиновников, которым не давал воровать, и заканчивая панами из самого главного кабинета Украины, где вершилась судьба страны — как уверяли нас эти паны, и где шел откровенный дерибан Украины — как объяснит стране майор Николай Мельниченко, имевший доступ в этот главный кабинет. И сумевший тайно зафиксировать происходившее в нем.

*Мельниченко Николай Иванович. Родился 18 августа 1966 года в селе Западынка Киевской области.

В 1984 году был призван на воинскую службу. После увольнения в запас, с третьего раза поступил в Киевское высшее инженерное радиотехническое училище ПВО. С 1992 года работал в управлении государственной охраны. Занимал должности: офицер охраны, офицер безопасности, старший офицер безопасности, руководитель оперативно-технического подразделения отдела охраны Президента Украины.

Как утверждает сам Николай Мельниченко, разочаровавшись в невыполненных публичных обещаниях Кучмы покончить с коррупцией, по личной инициативе, в течение 1998—2000 годов тайно записывал на аудиоаппаратуру разговоры Леонида Кучмы с различными людьми в его личном кабинете, а также по телефону. Одну из кассет Мельниченко передал народному депутату Украины Александру Морозу, который 28 ноября 2000 года воспроизвел ее с трибуны на заседании Верховной Рады Украины.

Аудиозапись произвела эффект разорвавшейся бомбы и взбудоражила общество. Например, в одном из фрагментов человек с голосом, похожим на голос Леонида Кучмы, отдает недвусмысленный приказ человеку с голосом, похожим на голос тогдашнего министра внутренних дел Украины Юрию Кравченко, ликвидировать известного в Украине оппозиционного журналиста Георгия Гонгадзе [который пропал без вести незадолго до обнародования аудиозаписей].

Сделанные в кабинете Президента записи условно называют «пленками майора Мельниченко».

«Я — Николай Мельниченко»

С экс-сотрудником службы безопасности Президента Украины я познакомился — через общего знакомого, правозащитника Анатолия Шевченко, в октябре 2008 года. Вместе с Анатолием мы предложили майору во время своего визита в Запорожье провести «прямую линию» с читателями нашей газеты — самой популярной в Запорожской области, и тот охотно согласился. Вот тогда-то и возник у меня вопрос: а имеется ли на скандальных пленках что-нибудь связанное с запорожским мэром-генералом Александром Поляком? Столичный гость пообещал «подумать» над вопросом…

Телефонный звонок из Киева застал меня врасплох — по пути домой, в соседнем с домом гастрономе. «Вы Владимир? — поинтересовался звонивший, номер мобилки которого был так же прост для запоминания, как таблица умножения на цифру два. — А я Николай Мельниченко».

Вокруг суетились, громко переговариваясь, люди, у меня за спиной противно визжал кофейный аппарат, затеявший массовый помол кофейных зерен, а я стоял и, не перебивая, слушал человека, который осенью 2000 года буквально взорвал политическую жизнь в Украине. Своими тайными записями из кабинета Президента Леонида Кучмы.

— Почему вас именно Александр Поляк заинтересовал? — задал, наконец, мне самый главный вопрос бывший руководитель оперативно-технического подразделения отдела охраны Президента Украины. И добавил абсолютно бесстрастно: — У меня ведь и другие записи по Запорожью есть. Достаточно, на мой взгляд, интересные.

— Александр Владимирович был моим другом, — постарался лаконично ответить я, чтобы не привлекать внимания посторонних.

— Хорошо, — раздался в трубке после недолгой заминки все тот же бесстрастный голос. — Через два дня вы получите интересующие вас записи.

Услышав фамилию человека, который доставит из Киева аудиоматериалы, я попрощался с собеседником, но, даже отключив телефон, еще некоторое время стоял истуканом в торговом зале гастронома. Настолько неожиданным для меня оказался звонок. Несмотря на то, что я очень ждал его.

Что записал тайный диктофон

Сделанные под диваном в кабинете Президента Кучмы записи передаст мне через два дня Анатолий Шевченко, о котором я уже упоминал. Надо ли уточнять, с каким нетерпением я ждал его возвращения из Киева? По Запорожью-то, где накануне побывал сам Николай Мельниченко, уже поползли слухи: в городе, дескать, вот-вот должен разгореться свой «кассетный скандал».

Вполголоса кое-кто стал даже говорить о том, что на пленках майора Мельниченко якобы имеется подтверждение насильственной смерти запорожского мэра Александра Поляка. И вскоре на одном из местных интернет-форумов появилось сообщение с разящим наповал заголовком: «Поляк умер не своей смертью — пленки Мельниченко». Не назвав себя, его автор, тем не менее, взял на себя смелость утверждать следующее [дословно]: «На настоящую сенсацию претендует запись разговора, в которой содержится информация о том, что экс-мэр Запорожья Александр Поляк умер не своей смертью».

А пленки Мельниченко, как выяснится в последствии, имелись только у меня. В своем рабочем кабинете я их и «расшифровывал», вслушиваясь в каждое слово, произнесенное в кабинете Президента.

Диктофон майора Мельниченко записал всего один живой [в смысле, не телефонный] разговор Леонида Кучмы с Александром Поляком [думаю, понятно без лишних объяснений, что запись получилась отнюдь не идеальной. Из-под президентского дивана и самый чувствительный диктофон не выдаст нужного качества]. Произошел разговор этот 7 июня 2000 года и длился 10 минут 28 секунд.

Еще дважды тайное поддиванное записывающее устройство зафиксировало в кабинете Президента Украины обсуждение хода весенней [2000 года] предвыборной кампании в Запорожье, когда вместе с Александром Поляком на должность городского головы претендовали два официальных, я бы так выразился, кандидата — заместители скоропостижно-вынужденно ушедшего [в феврале] в отставку мэра — того самого, который по-бандитски отобрал в марте 1998 года победу у милицейского генерала.

Дело в том, что феврале 2000 года на областном хурале [или на партхозактиве, как «вечно «живые» — вместе с трупом своего вождя, коммунно-фашисты называли подобные общеобластные тусовки] губернатор Запорожской области Владимир Куратченко потребовал ухода в отставку мэра Запорожья, на что тот ему ответил в таком же требовательном тоне: уйти должен ты.

Мэра «ушли» с помощью заводских начальников — красных командиров, как их совершенно справедливо окрестили в прессе. К градоначальнику, как рассказывали тогда сведущие люди, приехали несколько заводоначальников и для сохранения спокойствия в городе попросили… оставить градоначальничью должность. И тот пошел навстречу просителям.

И в Запорожье были назначены внеочередные выборы мэра.

По случайному стечению обстоятельств [шутка], один из кандидатов в городские головы на тот момент исполнял обязанности… городского головы. Следовательно, мог опираться на всю мощь городской исполнительной власти. И опирался, естественно. В том числе и на местные газеты, которые взахлеб расхваливали его — в каждом номере.

А у Александра Поляка доступа к СМИ не было. И он действовал по-другому: лично встречался с избирателями. Иногда такие встречи происходили в ДК — в частности, в ДК Энергетиков на встречу с генералом пришло людей столько, что не всем в зале хватило места — я, например, в проходе между рядами стоял, наблюдая, как зал вслушивается в каждое произнесенное с трибуны слово: Александр Владимирович, надо отдать ему должное, умел расположить к себе аудиторию. Причем любую аудиторию.

Не пропускал генерал и небольшие коллективы — школы, например, где пообщаться с ним приходили порой не более двух десятков педагогов — из тех, кто готов был пойти против навязываемой сверху, скажем так, «линии партии». Или линии власти.

В школе Шевченковского района во время такой вот встречи ко мне за задний стол подсела учительница средних лет и, немного понаблюдав за мной — я понял, что она кого-то пытается разоблачить во мне, полюбопытствовала: «Вы правда наш?»

«Ваш», — искренне засмеявшись, ответил я и показал пальцем на Александра Владимировича: слушайте, мол, не отвлекайтесь на глупости.

Когда Александр Владимирович, закончив общаться с учителями, уходил уже, он, найдя меня взглядом, громко позвал: «Володя, поехали!» Я вышел из аудитории вслед за генералом, которого сопровождали педагоги, засыпавшие его вопросами, а на выходе из школы меня остановила за руку та подозрительная учительница и произнесла одно слово: «Простите». За недоверие, значит.

Я опять искренне засмеялся и мы, как я понимаю, расстались друзьями на всю жизнь.

Но вернемся к записям майора Мельниченко.

Обсуждение в кабинете Леонида Кучмы хода предвыборной кампании в Запорожье, датированное 10 мая 2000 года, получилось коротким, буквально паруминутным.

А вот 24 апреля Президент провел у себя в кабинете более пространные переговоры со своим ближайшим окружением, в ходе которых прозвучала будто ножом резанувшая мое сердце фраза об Александре Поляке.

Но не о ней пока речь. Фразу эту пленки майора Мельниченко донесут сквозь время до меня только после расшифровки июньского разговора Александра Владимировича с Леонидом Даниловичем. А для тех, кто подзабыл события весны — начала лета 2000 года, напомню: встреча Президента с запорожским мэром состоялась через пару дней после внеочередных выборов городского головы, на которых генерал Поляк одержал более чем убедительную победу. Такого результата не ожидал, похоже, никто: ни конкуренты опального, но не сломленного генерала, осмелившегося вновь, во второй раз, выступить против Системы, ни окружение президентское, ни, наверное, сам Президент.

…Ровно за две недели до выборов-2000 Александр Владимирович предложил мне встретиться: поговорим, мол, обсудим планы на ближайшую перспективу.

Я дождался машину Александра Владимировича, в которой, кроме него и водителя уже находился Василий Варецкий, и мы поехали.

Сначала заехали на Кочубеевское кладбище. Александр Владимирович долго стоял у могилы не так давно умершего генерального директора запорожской телекомпании «Алекс» Александра Кузнецова [на день смерти он был членом украинского парламента]. Генерал дружил с ним. А телекомпания Кузнецова в 1998 году — во время первых мэрских выборов, в которых участвовал Александр Владимирович, выдавала такие репортажи о злоупотреблениях во власти в Запорожье, на какие не решился больше никто.

Разве мог я в мае 2000 года подумать, что всего лишь через три года я вот так же приеду на Кочубеевское кладбище — к могиле Александра Владимировича?

Ну а тогда мы после кладбища заехали в магазин, купили что-то из выпивки и закуски и отправились на берег Днепра, предварительно дождавшись возле администрации Ленинского района еще одного участника нашего загородного выезда — гостя из Днепропетровска, некогда занимавшего в Запорожье высокую чиновничью должность. Ну, очень высокую. Чтобы не сказать… первую.

Что запомнилось о той встрече. То, как вел себя Александр Владимирович, что он говорил.

А говорил он о будущем города. Он как бы на нас с Василием Варецким обкатывал свою программу действий, принимая наши замечания, если они были дельными, либо отвергая их, если они казались малозначимыми.

Я еще поймал себя на мысли: может быть, рано строить планы, до выборов еще ж две недели. И нет уверенности, что победа однозначно будет за Александром Владимировичем.

Это я так думал. А Александр Владимирович был уверен в победе.

Срочная поездка мэра в столицу

Перед отъездом в Киев — на аудиенцию к главе государства, получивший, образно говоря, из рук запорожцев должность мэра, генерал весь день, конечно же, принимал поздравления.

Позвонил ему и я. С утра пораньше — в половине седьмого. У Александра Владимировича было отличное настроение. Вот такое настроение, подумалось, и бывает у победителей. «Пойдешь ко мне начальником пресс-центра?» — с ходу предложил мне новый мэр Запорожья, с которым мы в течение последнего года — после того, как генерала «ушли» в отставку, регулярно встречались и горячо обсуждали перспективы развития любимого города. Если изменится в нем власть, конечно.

Не в казенном кабинете встречи обычно происходили, не у камина жаркого, а на берегу Днепра, куда мы, прихватив по пути нехитрую снедь и что-нибудь из выпивки, выезжали весьма узкой компанией: Александр Владимирович, я и будущий глава центрального — Орджоникидзевского — района Запорожья Василий Варецкий.

Это как раз он, напомню, в начале 1998 года — накануне очередных выборов запорожского городского головы, уговорил первого заместителя начальника облУВД генерал-майора милиции Александра Поляка, резко изменив судьбу, пойти в политику и выдвинуть свою кандидатуру на должность мэра.

Признаюсь честно: менять газету на пресс-службу горсовета в 2000 году я абсолютно не планировал. Мне не нужны были никакие должности, я хотел по-прежнему заниматься тем же, чем и занимался: журналистикой. Поэтому, пробормотав в телефонную трубку на предложение мэра что-то неопределенное — с мыслями, мол, дайте хоть собраться, решил перезвонить ему на следующий день, 7 июня.

А на следующий день у Александра Владимировича как раз и состоялась встреча с Президентом, запечатленная на пленках майора Мельниченко.

Президент, похожий на буржуазию

— Поляк тут? — включив переданную мне для расшифровки запись и, приостанавливая собственное дыхание, чтобы не пропустить ни слова, услышал я миллион раз слышанный уверенный голос Леонида Кучмы.

— Да, тут, — отвечает кто-то [вероятно, помощник Президента].

— Хай заходить, — милостиво позволяет Леонид Данилович.

По словам Анатолия Шевченко, который внимательно — еще в Киеве, прослушал полную запись дня 7 июня, до того, как принять запорожского мэра, Президент общался с главой своей администрации Владимиром Литвиным. Скорее всего, тот тоже присутствовал при беседе Кучмы с Поляком: диктофон Мельниченко ухода Литвина, вроде бы, не зафиксировал.

Мэра зпорожского Президент встретил громким, протяжным восклицанием:

— Та-аак!

И тут же резко, словно пытаясь испугать визитера, бросил ему на выдохе:

— Ну, здраствуй! Что смотришь, как Ленин на буржуазию? — с нескрываемым недовольством [мне так, по крайней мере, показалось] добавляет Президент.

Догадываюсь, что и это «ну», и это «что смотришь» неприятны Александру Владимировичу, и он, точно так же, как и я сейчас, неприятно удивлен почти хамской манерой своего визави строить разговор с приглашенным на аудиенцию человеком.

Видимо, и глава государства, наконец, осознает, что несколько крутовато он встречает гостя из Запорожья и, ощутимо смягчившись, предлагает визитеру:

— Седай.

Раздаются эфирные шорохи — пока запорожский мэр проходит по кабинету. И опять первым заговаривает Президент:

— Поздравляю тебя, поздравляю.

И тут же, почти без паузы:

— Как выборы проходили, ты мне скажи.

На что Александр Поляк спокойно, безо всякого раздражения, отвечает:

— Грязновато.

— Грязновато с чьих боков? — явно заинтересовавшись [или сделав вид, что заинтересовался], спрашивает Леонид Данилович.

— С моего абсолютно чисто… А так… ну всех.

Александр Владимирович при этом называет три фамилии. После короткого уточнения, кто есть кто, гость с сожалением говорит хозяину кабинета:

— Дошло даже до фальшивых газет. И там такое написали! Наркобарон… и что только ни говорили!

— Наркобарон — это кто? — вновь проявляет неподдельный интерес Президент.

— Я, — равнодушно бросает мэр Поляк и замолкает на какое-то время.

«Чтобы все было путем»

Он не реагирует даже на вопрос Президента: передавали ли, дескать, его, Президента, друзья привет новоизбранному мэру?

Молчит Александр Владимирович и все! Видимо, ему уже надоел пустой, формальный разговор.

Слегка занервничав, Леонид Кучма вынужден повторить: так передавали привет?

— Да, передавали, — по-прежнему равнодушно произносит запорожский мэр.

Как можно догадаться, президентские приветы ему точно так же нужны были, как жирафу — ходули. Но тут же, словно спохватываясь — глава украинской державы как никак напротив сидит, сообщает ему:

— Виталий Антонович передает вам большущий привет.

Генеральный директор «Запорожстали», значит.

Какое-то время я в очередной раз слушаю помехи, через которые доносится заявление Леонида Даниловича: «Мы будем работать в одном направлении, чтобы все было путем».

И где, интересно было бы мне узнать, президентов красноречию учат? «Чтобы все было путем» — это почти классика, согласитесь.

Впрочем, не будем отвлекаться, а выслушаем, что ответил Александр Поляк Президенту, взявшемуся выяснить настроение запорожского губернатора.

Вот, в частности, что:

— Мы с ним советовались. Я нашел его, объяснил, что у меня нет другого выхода, попробую пройти все этапы. Он поддержал.

Далее следует обсуждение ближайших действий городского головы. Леонид Данилович советует: с шашкой наголо, мол, не надо дела начинать. Но кто проиграл, должен уйти. «Я так разумею», — подчеркивает хозяин кабинета. Еще Президент советует взять в команду профессионалов и сосредоточиться на решении нескольких знаковых проблем. На дорогах, например.

На фасады зданий также следует обратить внимание — «они ж наверняка десятки лет не красились». И транспортом нелишне будет заняться. «Нужно показать, что в городе новый мэр», — рекомендует Леонид Данилович. И с директорским корпусом, продолжает он, стоит согласовывать свои шаги: «Чтобы жители Запорожья чувствовали, что власть и руководители действуют в одном направлении». А с депутатами желательно так обойтись: с самого начала работы посмотреть, кто из них что представляет из себя и кого-то в связи с этим приблизить, а кого-то придавить. А кого-то вообще не трогать.

«Приблизить», «придавить» и «не трогать» — это подлинные словечки нашего тогдашнего главы государства.

— Ну что, держать тебя не буду, — почти по-отцовски подытоживает встречу Президент вполне мирным голосом. — Работы много.

«Я не буду воровать»

Судя по тайным поддиванным записям из кабинета Президента Украины, и сам Леонид Кучма, и его ближайшее окружение проявляли неподдельный интерес к выборам запорожского мэра весной 2000 года.

Сразу после Дня Победы, например, 10 мая, диктофон майора Мельниченко зафиксировал короткий доклад главе государства по Запорожью. «Поляк — пенсионер», — заметил при этом кто-то Леониду Даниловичу. Его, значит, можно и в расчет не брать. «А в целом расклад по Запорожью такой, — звучит далее все тот же незнакомый мне бодрый голос. — Впереди идет [называется фамилия одного из кандидатов], потом [оглашается еще одна фамилия]». Поляка в президентском рейтинге уже нет. Его окружение Кучмы, как говорится, в упор не видит. Или не желает видеть.

В какой-то мере с тем рейтингом давним можно согласиться: в прессе и с телеэкрана генерал ведь предвыборную агитацию не вел. В первую очередь, потому, что не обладал достаточным финансовым ресурсом — всю выборную кампанию проводил за свой счет. И избрал, как я уже отмечал, единственно верную в тех условиях тактику: лично встречаясь с избирателями, вживую доносил до них основные положения своей предвыборной программы. «Я не буду воровать и не позволю воровать никому!» — вот, собственно, к чему она и сводилась.

Везде генерала воспринимали как своего: тепло и очень уважительно. По той простой причине, что он не врал. Говорил так, как думал. А каким станет в недалеком будущем его любимый город, точнее — какие грядут перемены в нем, Александр Владимирович буквально сердцем ощущал. Припоминаю в этой связи, одно выброшенное мной, показавшееся мне лишним, предложение из программного, готовившегося для обнародования в прессе, заявления генерала.

Это когда он, в начале весны 2000 года, о намерении вновь на выборы идти сообщить во всеуслышанье решил. Что за предложение? Примерно так оно звучало: «Я вижу Запорожье ухоженным, светлым городом с множеством скверов и фонтанов».

«Какие фонтаны?» — пожал я плечами и… вымарал видение генерала из рукописного варианта материала. И отдал ему его.

А через пару дней, читая его в газете, нахожу восстановленную Александром Владимировичем фразу: «Я вижу Запорожье ухоженным, светлым городом с множеством скверов и фонтанов». Для него, оказывается, замечание о скверах и фонтанах было сделано не для красного, как говорится, словца.

…В один из октябрьских вечеров 2001 года я ждал, пока Александр Владимирович освободится, в его кабинете. Не непосредственно в кабинете, а за особой дверью, которая находится в кабинете мэра Запорожья почти у него за спиной. Вернувшись из командировки в Германию, я позвонил генералу, он предложил приехать к нему, я приехал, он по-дружески встретил меня, но попросил подождать: есть, мол, рабочие моменты, которые нужно решить, а ты пока подожди. И генерал открыл дверь в свою мэрскую подкомнату.

Ждал я не очень долго, стараясь не обращать внимания на то, как мэр общается со своими подчиненными: обычной речи там почти не было, но зато был такой мат, которому даже я, матерщинник со стажем, позавидовал.

Я всегда понимал, что Александр Владимирович с подчиненными не церемонился и не церемонится. Но знал и себя: чихать я буду на любого начальника, который позволит говорить со мной в тоне, который я не приемлю. Поэтому изначально во мне не было желания пристроиться в жизни благодаря протекции Александра Владимировича. А ему все время хотелось дать мне какую-то должность. И он четырежды предлагал мне содействие в трудоустройстве.

Я отмалчивался, а он не настаивал. Хотя периодически возвращался к этой теме. «Ты знаешь, мне не хватает тебя, — разоткровенничавшись, признался мэр однажды. — Общения с тобой не хватает». Я усмехался, а генерал, уловив мое настроение, добавил: «Зря смеешься, когда-нибудь сам поймешь, о чем я говорю. Людей, которым можно доверять, не так много в жизни. Ни в моей, ни вообще».

Потом, когда я дождался Александра Владимировича, мы в его личной мэрской комнате пили водку, закусывая тем, что нашлось в холодильнике — а там нашлась только полузасохшая сыровяленая колбаса, оставшаяся от какого-то застолья.

А когда все выпили и съели, вышли в кабинет мэра и, открыв окно на проспект, закурили. И Александр Владимирович вдруг загорелся: а, может, обратился он к своему заму, который весь вечер пребывал с нами, не принимая, правда, участия в нашем застолье [он только колбасу мэру подрезал периодически], нам напротив горсовета фонтаны сделать? И, не дожидаясь ответа, продолжил: «Тридцать три штуки! По количеству лет Иисуса Христа!» Смышленый зам идею мэра подхватил и начал ее воплощать в конкретные формы, а потом вдруг обратился ко мне: «Вы знаете, что за человек Александр Владимирович! Вы бы только знали, сколько у него идей!»

Вместо меня ответил сам Александр Владимирович: «Володя о моих идеях может книгу написать».

Книгу, не книгу, но рассказать кое-что об Александра Владимировиче пришла пора, наверное. Пока не изгладились в памяти впечатления от общения с ним.

Впрочем, у меня они никогда не изгладятся…

Ну, чтобы завершить тему о фонтанах напротив мэрии: их первая очередь была запущена менее, чем через десять месяцев после нашего ночного разговора у открытого окна: ко Дню независимости Украины 2002 года. Александр Владимирович спешил преобразовать город. Он словно чувствовал, что ему на преобразования отпущено не так много времени.

Кому и что обещал Президент

«Согласно вашему указанию, Леонид Данилович, — отвлекает меня от воспоминаний все тот же уверенный голос с пленок майора Мельниченко, — я попросил [называется фамилия уже называвшегося ранее — первым — кандидата в мэры Запорожья], чтобы он пригласил [звучит вторая фамилия] и чтобы они вместе сели за один стол. Но [фамилия] не пригласил. Более того, приехал сюда и заявляет: мне обещал Президент! Тогда и [вторая фамилия] закусил удила: да пошли вы! Мне обещал Президент!»

Во как, получается, дело-то было: великодушный Президент сразу двум кандидатам мэрскую должность пообещал. А я, наивный, полагал, что должность эту только из рук запорожцев получить можно. И Александр Владимирович так полагал. И его небольшая команда добровольных помощников. Кстати, с учетом опыта воровской выборной кампании 1998 года, первое, что сделали единомышленники генерала, — мобилизовали родных и близких и ввели их в состав участковых избирательных комиссий. Все они впоследствии получили указание: находиться на участках до окончательного подсчета голосов, пресекая при этом любые нарушения выборного законодательства, и сопровождать потом председателей комиссий в горизбирком. Так, в частности, действовала и моя жена Лариса — член одной из избирательных комиссий. Возможность фальсификации результатов выборов таким образом была сведена к минимуму. Хотя даже в день голосования Александр Владимирович не исключал: итоги выборов могут быть подтасованы.

Слава Богу, этого не произошло! Подтасовывать нужно было бы очень многое: на момент закрытия избирательных участков в предвыборном штабе генерала уже знали [оценив данные опроса проголосовавших], с каким ощутимым преимуществом лидирует Александр Владимирович: с неподтасовываемым.

«Поляк нам никак не подходит»

Ну а в столице ждали в этот вечер своего результата, расходящегося с волеизъявлением запорожцев, как расходятся луна с солнцем перед ранним летним рассветом. Ведь не случайно 24 апреля в кабинете Леонида Кучмы, когда в очередной, как можно было догадаться, раз анализировался предвыборный расклад в Запорожье, прозвучало резанувшее мне слух заявление: «Поляк нам никак не подходит».

Согласившись, видимо, с этим, Президент просит помощника соединить его с губернатором Запорожской области. И долго, около 15-ти минут, обсуждает с ним кандидатуры тех, кто ИМ подходит.

По ходу зафиксированных в этот день диктофоном майора Мельниченко переговоров в кабинете главы государства [включая и звонок в Запорожье], я в записной книжке сделал для памяти две важные пометки. Первая касается самого Президента: в какой-то момент он, в частности, заявляет собеседнику [по телефону]: «Будем ЕГО поддерживать». Я понимаю, о ком идет речь — не о Поляке, естественно. И далее Леонид Данилович разрешает: можешь, мол, так и говорить — Президент «дав згоду». А уже в конце записи, датированной 24 апреля 2000 года, кто-то рассказывает Леониду Даниловичу: есть, дескать, в Запорожье один парень, бизнесмен. Он тоже готов был идти [на выборы, надо полагать], но [называется фамилия уважаемого в Запорожье руководителя] хочет своего человека провести.

Я очень надеялся тогда, что канули в Лету времена, когда кому-то очень хотелось «провести» [словечко-то какое!] в запорожские мэры своего человека. И он все делал для этого. А в окружении главы государства цинично обсуждали, какой кандидат ИМ подходит, а какой — нет.

Кому и сколько нужно дать?

— Известно, — поинтересовался я после расшифровки записей у передавшего их мне из рук майора Мельниченко Анатолия Шевченко, — кому конкретно в апреле 2000 года не подходил Александр Поляк? Кто зафиксированное на пленках заявление о нем озвучил в кабинете Президента?

— Конечно, известно: Александр Волков. Олигарх и миллиардер, как о нем сообщали газеты. Ему, видите ли, Поляк никак не подходил! А запорожцам подошел.

— Николай Мельниченко, — продолжаю я, — говорил, что у него имеются и другие, касающиеся Запорожья, записи. О чем речь?

— А вот о чем, — объясняет Анатолий Викторович. — Николай Иванович передал мне, например, запись телефонного разговора одного из запорожских губернаторов с Президентом. Разговор долгий. На протяжении примерно получаса губернатор рассказывает Кучме о приватизации облэнерго и других крупных предприятий региона. И подводит беседу к следующей мысли: если в Запорожье с умом проводить приватизацию, можно с нее будет поиметь немалые деньги. Заходит также речь и об иностранных инвесторах, желающих получить бизнес в Запорожье. Но они, подчеркивает губернатор, боятся: не знают, кому и сколько нужно дать, чтобы их не кинули. Следующая запись — разговор Леонида Кучмы с председателем СБУ Леонидом Деркачом. Президент криком кричит: немедленно отпусти из-под стражи задержанного в Запорожье бизнесмена такого-то — в записи на пленках его фамилия звучит.

— За что ж его задержали?

— За расхищение 170-ти миллионов гривен. И доказательства против бизнесмена, уверяет глава СБУ Президента, собраны серьезные. Уже и уголовное дело возбуждено. На что Кучма кричит: «Я и запорожского начальника управления СБУ с должности сниму, если не отпустите, и тебя самого». «Может, под залог его выпустить?» — рассуждает вслух Деркач. «Никаких залогов! — выходит из себя Президент. — Отпускайте — и все!»

— Круто, ничего не скажешь. Но вернемся, Анатолий Викторович, к Александру Поляку. От кого, скажите, пошла гулять по просторам Интернета информация о том, что на пленках майора Мельниченко есть якобы подтверждение насильственной смерти запорожского мэра?

— Однозначно, не от меня. Мне ведь было известно, что конкретно содержат пленки Николая Мельниченко — относительно Поляка…

— Теперь и мне это известно!

— Ну да. И вы, прослушав пленки, не беретесь же утверждать, что из записей майора Мельниченко конкретный вывод вытекает: Александр Поляк, мол, умер не своей смертью.

— Нет, разумеется. Хотя некоторые открывшиеся во время прослушивания пленок факты просто оглушают и на серьезные раздумья наводят.

А сегодня, добавляю из 2016 года, я больше не сомневаюсь: народный мэр Запорожья был насильственно отстранен от власти.

Власть, кстати, даже его мертвого боялась: Александра Владимировича ведь похоронили не по-христиански — не на третий день после смерти, а на следующий день. Торопились, суки. Боялись, что приходящий проститься с мэром народ будет задавать лишние вопросы. И для прощания с ним [и последущих похорон] выбрали воскресенье. Надеялись, что по причине выходного люди массово не пойдут в ДК Днепроспецсталь, где был установлен гроб с телом мэра. При этом мэра, кстати, одели в генеральский мундир, хотя генералом он себя давно не ощущал: он на то время был сугубо штатским человеком — городским головой Запорожья.

Несмотря на выходной, людей у ДК было не просто много: до 150 тысяч запорожцев пришли проститься со своим мэром. Они понимали, что вместе с Александром Владимировичем, погибшим за нас, уходит будущее Запорожье. И возвращается болото.

К слову, выражение «погибший за нас» осенью 2008 года я использую в качестве заголовка для своей небольшой газетной заметки. Вот этой:

«Позавчера, 23 сентября, запорожский народный мэр Александр Поляк отметил бы свой 60-летний юбилей — если бы его жизнь не оборвалась в ночь на 22 февраля 2003 года.

Наши судьбы пересеклись бурной весной 98-го. И потом мы уже не расставались до самой смерти Александра Владимировича. Я помню, как горячо, едва ли не до хрипоты, мы с ним спорили, каким должен стать наш город — после смены в нем власти. Это когда у генерала Поляка, как он сам утверждал, украли [весной 1998 года] победу на выборах и он с высокой милицейской должности ушел в вынужденную отставку, временно оставшись не у дел. Я помню, как точно так же горячо, почти до хрипоты, Александр Владимирович в деталях рисовал мне будущее Запорожья — когда уже стал мэром.

Трудно поверить, кстати, но факт остается фактом [и его могут подтвердить очевидцы]: свое программное, обнародованное в прессе, заявление о намерении во второй раз пойти на выборы городского головы [весной 2000 года] Александр Владимирович надиктовывал мне на диктофон на берегу Днепра, за околицей Бородинского микрорайона Запорожья. А прямо на капоте машины, на которой мы туда приехали, была разложена нехитрая снедь — вроде черного хлеба и селедки пряного посола, прикупленных по пути, и стояло несколько откупоренных бутылок пива 1-го запорожского пивзавода, уважаемого экс-генералом…

Он не мог умереть так рано — на полпути, на четверти пути к воплощению своей мечты о лучшем городе Украины. Ему суждена была долгая жизнь. По моему глубокому убеждению, ощущая всемерную поддержку земляков — нас, запорожцев, и, опираясь на нашу любовь, Александр Владимирович должен был находиться под защитой, под покровом этой любви и этой поддержки. Но в ночь на 22 февраля 2003 года случилось то, что случилось — мэра Поляка не стало. Он погиб. За нас.

Царствие вам небесное, Александр Владимирович».

В тему

Кто еще из запорожцев фигурирует на пленках майора Мельниченко

Как я уже говорил, тема Запорожья в кабинете главы государства наиболее активно обсуждалась в апреле-мае 2000 года. На 6 июня ведь были назначены перевыборы — после отставки запорожского мэра, и президентское окружение, оценив шансы кандидатов, пришло к выводу: победа на выборах будет либо за Селиным, либо за Михайлуцей [оба были замами у оставившего должность мэра].

А что же генерал Поляк, который тогда тоже вел агитационную кампанию? «Поляк нам ну никак не подходит!» — доносится голос кого-то из окружения Леонида Кучмы с пленок майора Мельниченко, помеченных в архиве опального экс-сотрудника охраны главы государства под датой 24 апреля 2000 года.

О чем далее [24 апреля и 10 мая] идет речь? О том, что «вляпались мы с этими мэрами». Тем не менее, киевским политтехнологам, вхожим в кабинет Президента, удалось убедить Владимира Куратченко [тогдашнего губернатора Запорожской области], что Поляк — никакой.

И тогда сам губернатор… предложил кандидатуру Михайлуцы. Михайлуце же судя по беседам в кабинете Кучмы, которые я передаю в изложении, порекомендовали пригласить Селина на разговор. Тот, однако, этого не сделал: мне, мол, обещал Президент! И Селин по-своему отреагировал на такое положение вещей. Как уверяют политтехнологи, он «закусил удила: пошли вы на [мат], мне обещал Президент!» А далее следует лаконичное замечание: «Нам без разницы, кто будет» [мэром]. В смысле, «устроит любой» [кроме, естественно, Поляка].

Есть также замечание о том, что «на последних выборах главы трех районов Запорожья не стали делать то, что обычно делается» [не стали, надо полагать, фальсифицировать выборы] и что «на нас вышел один парень. Это местный бизнесмен, который не связан ни с какими крупными финансовыми группами из Киева. Он не работает ни со Жванией, ни с Суркисом. Он сказал, что уже сейчас готов написать в партию записку» (?).

Как распорядились на выборах 6 июня запорожцы своими голосами, особо акцентировать внимание не буду — это известно. Подчеркну лишь, что именно мнение простых горожан и не учли стратеги из Киева.

***

Не менее бурно в кабинете Леонида Данилыча той же весной 2000 года обсуждалось задержание в Запорожье бизнесмена С., которого глава государства в приватном разговоре по-отечески называет «запорожским хлопцем» — это тот хлопец, которого СБУ задержало за хищение 170 миллионов гривен.

Разговор о «хлопце» заходит неоднократно. В частности, 29 мая в беседе с главой СБУ Леонидом Деркачом Президент напрямую спрашивает: «Почему не решается предписание прокуратуры [об освобождении бизнесмена]? На нем всего-то полтора миллиона» [висит]. «За полтора миллиона, — возражает собеседник главы государства, — не заводили бы вообще [уголовное дело]. На нем сейчас 176 миллионов. Поэтому пусть прокуратура скажет» [на основании чего его освобождать].

Еще более жесткую позицию Президент занимает в разговоре [31 мая] с замом главы СБУ Юрием Землянским [Леонида Деркача помощники Кучмы отыскать не сумели — он, похоже, был в отъезде. И угрозу «этому коротышке последние ноги повыдергивать» немедленно осуществить Президент не смог]. Вот что конкретно говорит Кучма:

«Я Деркачу сказал… Он приедет [мат], я ему короткие ноги повыдергиваю [мат]. Так ему и передай. Есть решение Генеральной прокуратуры освободить запорожского хлопца. Причем мне Потебенько [генеральный прокурор] докладывал: я могу провести эксперимент — через суд пройти и его полностью оправдают. Что он [мат] себе позволяет! И ты этому самому [мат] позвони в Запорожье [начальнику местного управления СБУ] и скажи, что я его тоже выгоню [мат]. Скажи, что я его выгоню [мат] из Запорожской области. Выгоню начальника управления [отборные маты]».

[Фото Сергея Томко и из открытых Интернет-источников]

1998 год. Предвыборная листовка

Александр Поляк в редакции газеты МИГ

Николай Мельниченко в редакции газеты МИГ

Мэр Запорожья Александр Поляк. Таким остался у меня в памяти мой мэр

История 5-я. Кто пилил деревья в эпоху динозавров?

КРАЕВЕД из города Орехова, что в Запорожской области, предъявил журналистам запорожской областной газеты «МИГ» часть ствола дерева, распиленного… миллионы лет назад

Дерево, которое мы увидели во дворе у Ивана Панченко, самое, что ни на есть обычное, только… окаменевшее — очень древнее потому что. Такие деревья во множестве произрастали в наших местах… держись, уважаемый читатель, крепче за стул… двести пятьдесят миллионов лет назад. Двести. Пятьдесят. Миллионов. Это араукарии, ровесницы первых динозавров.

Возле города Дружковка, что в Донецкой области, в карьере, в котором после войны с немцами добывали огнеупорную глину, фрагментов подобных окаменелых деревьев обнаружено столько, что ради них карьер тот в 1975 году был объявлен памятником природы с названием «Дружковские окаменевшие деревья».

Подобных памятников в мире не много, но они есть. То есть, окаменевшие деревья — это достаточно, скажем так, распространенное явление.

Превращение куска живой древесины в минерал происходит, естественно, в течение длительного промежутка времени. И для него обязательно нужна вода, которая постепенно вымывает из древесины органические вещества, замещая их минеральными — кремнием, скажем.

Так случилось, в частности, с дружковскими араукариями: будучи поглощенными древним морем, которое нахлынуло однажды на еще более древний лес, они за тысячи лет превратились в камень, сохранивший, однако, все узоры древесины и двести пятьдесят миллионов лет покоились в глиняных отложениях, возникших на месте исчезнувшего моря.

Пока их ни обнаружили глинодобытчики.

Примерно так же превращалось в камень и дерево, находящееся в коллекции каменных изваяний ореховского краеведа, потомственного козака, кстати.

Только найдено оно было не в Дружковке, а в Пологах, где тоже, как известно, добывают огнеупорную глину. В одном из тамошних глиняных карьеров и было обнаружено окаменевшее дерево, в котором специалисты, как уточнил Иван Панченко, опознали араукарию.

В принципе, в этом месте нашего повествования можно было бы поцокать языком — надо же, мол, какие шедевры природа выдает, и, добавив пару завершающих фраз, поставить точку. Если бы не одна деталь. Совсем-совсем не значительная.

Дело в том, что дерево ореховского краеведа кто-то… распилил.

Повторю, если кто не понял, о чем речь: часть ствола араукарии была распилена… за двести пятьдесят миллионов лет до рождества Христа.

— Ну, пусть даже не за двести пятьдесят, соглашается на уступку хозяин дерева. — Пусть его пилили несколько миллионов лет назад, но ведь пилили!

Между прочим, в юности я пару лет отработал на лесоповале. Поэтому без дополнительных объяснений разобрался, что произошло с каменным деревом… ну, пусть, соглашусь вслед за краеведом, несколько миллионов лет назад.

Вероятно, оно было сломлено бурей. Спустя же какое-то время возле него появился лесоруб с пилой и на расстоянии примерно в полметра от слома стал пилить его. Причем пила у него была не из самых шустрых: пришлось сделать несколько запилов, пока ствол, наконец, ни обломился.

Это я все, вспомнив свою лесную специальность, прочитал, глядя на спиленный ствол. И запилы на нем остались — пила не ахти была, повторюсь, и обломок имеется, который до самого последнего момента удерживал дерево.

А теперь возвращаемся к словам краеведа и задаемся вопросом: так кто же в эпоху динозавров пилил на Запорожье это дерево?

У меня нет ответа. Я даже придумать ничего не могу. Хотя в памяти всплывает давно прочитанное, что где-то в Южной Америке однажды нашли камни с рисунками, на которых была изображена охота людей на… динозавров.

А я тогда подумал, что рисунки эти — чей-то розыгрыш.

***

Чтобы дать время читателю на обдумывание рассказанного, с удовольствием поведаю о других экспонатах каменной коллекции ореховского краеведа.

Меня лично больше всего поразила древняя баба [если точнее, сохранившаяся нижняя часть ее] — из тех, которые принято называть половецкими, по цвету тела похожая на… американских индейцев.

Такой цвет баба приобрела в результате какого-то мощного термического воздействия. Может быть, подумал я, она стала свидетелем взрыва в седой древности атомной бомбы? А какое еще, ответьте мне, может быть термическое воздействие с ТАКИМ результатом?

Следующая баба пережила множество неприятностей: ее и шашкой рубили, и топором, и немцы в нее стреляли [очевидец рассказывал]. Но и этого варварам показалось недостаточно и они… срубили бабе лицо.

Зачем? А чтобы мы не увидели, на кого она похожа.

На нас с вами! Достаточно поставить в слове «баба» правильно ударение — на втором «а», чтобы, еще раз взглянув на израненное каменное изваяние, узнать в нем нашего предка [«баба» по-тюрски — «пращур», «дед-отец»]. Очень уж кому-то не хотелось, чтобы у нас были древние и великие предки и тот нехочуха выдумал легенду, будто бы все эти так называемые бабы — азиатского происхождения.

А чтобы сходство с нами не бросалось в глаза, бабам каменным просто-напросто срубали [или сбивали] лица.

Про черепаху, акулу и гигантского кузнечика, которых мы тоже увидели в Орехове, мне сказать особо нечего.

Вероятно, черепаху и акулу наши предки считали священными. А кузнечика уважали за его плодовитость.

Знаменитую на весь мир скифскую пектораль помните? Внимательнее на нее еще раз взгляните и увидите, что кузнечиков на ней аж четыре штуки — они в верхней части пекторали [с обеих сторон] находятся.

На сегодня у меня все.

[Фото Сергея Томко]

Спиленное дерево, которое находится у краеведа Ивана Панченко

Автор у спиленного миллионы лет назад дерева

Баба, пострадавшая от термического воздействия

История 6-я. Звезда Полынь академика Доллежаля

НАСКОЛЬКО обоснованы обвинения к причастности к взрыву на Чернобыльской атомной станции уроженца Запорожской области — конструктора реакторов ЧАЭС?

Николай Антонович Доллежаль, умерший в Москве в ноябре 2000 года, долгое-предолгое время оставался, пожалуй, самым засекреченным специалистом-атомщиком. И поэтому на Запорожье и непосредственно на его родине — в Ореховском районе, мало кто знал, что именно он, конструктор первых советских промышленных реакторов, создавал, как было принято говорить, ядерный щит СССР.

«Навсегда останется в ряду с великими учеными»

Согласно справке российского Федерального государственного унитарного предприятия «Научно-исследовательский институт энерготехники имени Н. А. Доллежаля», «первая в мире атомная электростанция, ядерная энергоустановка для первой отечественной атомной подводной лодки, реакторы с перегревом пара, ядерные ракетные двигатели, канальные уран-графитовые реакторы большой мощности — это далеко не полный перечень того, что сделано замечательным конструктором и коллективами, которые он возглавлял». И далее: «Выдающийся вклад академика Российской академии наук Николая Доллежаля в становление и развитие отечественной атомной энергетики по достоинству отмечен Родиной. Он — дважды Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской и пяти (!) Государственных премий СССР, кавалер шести (!) орденов Ленина, орденов Трудового Красного Знамени, Красной Звезды, Октябрьской революции». К столетию со дня рождения (!) — осенью 1999 года, Николай Антонович получил от президента России Бориса Ельцина орден «За заслуги перед Отечеством» второй степени. А через год, после смерти академика, уже другой российский президент — Владимир Путин, одним из первых прислал телеграмму соболезнования вдове Доллежаля Александре Григорьевне: «Николай Антонович был одним из основоположников отечественной атомной энергетики и промышленности. Он внес огромный вклад в укрепление обороноспособности страны. Его имя навсегда останется в ряду с великими учеными, стоявшими у истоков покорения атома. Примите мои глубокие соболезнования».

*

Николай Доллежаль родился 27 октября 1899 года в селе Омельник, что в Ореховском районе Запорожской области. Собирая о нем информацию, я попервости никак не мог понять: почему у него такая странная, явно не русская и не украинская, фамилия. А потом разобрался. Оказывается, в Россию фамилию в середине девятнадцатого века привез дедушка Николая Антоновича — чешский инженер Фердинанд Доллежаль. Влюбившись в русскую девушку и приняв российское подданство, он так и остался в России до конца своих дней. По технической части пошел и отец Николая Антоновича, закончивший Московское Императорское техническое училище [сейчас — МГТУ имени Н. Баумана] и служивший на ореховщине земским инженером.

Из Екатеринославской губернии, в которую в начале прошлого века входил Ореховской уезд, семья Доллежалей уехала в 1913 году — в Подольск. Там Николай реальное училище закончил, оттуда, как и отец, как и старший брат Владимир, в Московское высшее техническое училище поступил [на механическое отделение] — в 1917 году. И выпустился из него через шесть лет со званием инженера-механика. «Осенью 1923-го, — напишет в июне 1964 года в своей автобиографии Николай Антонович, — я перешел на работу в управление подмосковным каменноугольным бассейном инженером-конструктором. В это же время был избран ассистентом кафедры теплотехники института народного хозяйства имени Плеханова, где по совместительству приступил к занятиям с 1924 года. В январе 1925 года перешел на работу в акционерное общество „Тепло и Сила“, где в различных должностях проработал до октября 1930 года. В 1929 году был в научной командировке в Германии, Чехословакии, Австрии. С января 1932 по октябрь 1933 года работал в особом конструкторском бюро №8 заместителем главного инженера, откуда перешел в „Гипроазотмаш“ [город Ленинграда] техническим директором. В это же время был назначен заведующим кафедрой химического машиностроения в Ленинградском политехническом инстатуте. В октябре 1934 года переведен на работу в „Химмаштрест“ [город Харьков] главным инженером и заместителем управляющего. В ноябре 1935 года был назначен главным инженером завода „Большевик“ [город Киев], откуда в июне 1938 года переведен в „Главхиммаш“ [город Москва] заместителем главного инженера. В декабре 1938 года перешел на работу в научно-исследовательский институт ВИГМ [Всесоюзный институт гидромашиностроения], где проработал до июля 1941 года. С этого времени по сентябрь 1942 года — главный инженер Уральского завода тяжелого машиностроения [город Свердловск]. В сентябре 1942 года назначен главным инженером, а затем директором и научным руководителем вновь создаваемого Научно-исследовательского института химического машиностроения [НИИхиммаш, город Москва]. В сентябре 1952 года по решению Совета Министров СССР назначен директором вновь создаваемого Специального института».

Но непонятным для меня причинам Николай Антонович почему-то опустил немаловажный факт своей биографии: после возвращения из-за границы он попал под следствие. Что пытались накопать против него гэпэушники — не знаю. Может быть, намеревались уличить в шпионской деятельности против СССР? Известно мне другое: через полтора года следственной волокиты Доллежаля полностью оправдали.

Создатель первого в Европе атомного реактора

Однако пора браться за расшифровку хитрых названий доллежалевских институтов. НИИхиммаш, например, не только проблемами машиностроения для химической промышленности занимался, но и созданием первого советского атомного реактора — для получения плутония для первой советской атомной бомбы, работа над которой официально началась… 28 сентября 1942 года. Именно в этот день Сталин подписал постановление Государственного комитета обороны «Об организации работ по урану». Среди прочих в нем имелся и такой пункт: «Представить ГКО к 1 апреля 1943 года доклад о возможности создания урановой бомбы или уранового топлива». На основании «уранового» сталинского постановления вскоре создается и специальное научное подразделение под руководством выдающегося советского физика-атомщика Игоря Курчатова — Лаборатория №2 Академии наук СССР [впоследствии преобразована в Институт атомной энергии]. Ну а «Специальный институт», который Николай Антонович возглавлял 34 (!) года и который сегодня носит его имя, — это Научно-исследовательский и конструкторский институт энерготехники (НИКИЭТ]. Его коллективу в начале 50-х было поручено обеспечить разработку энергетической установки для первой отечественной атомной подводной лодки. Реактор для четвертого [взорвавшегося] энергоблока Чернобыльской АЭС — тоже детище НИКИЭТ.

С Курчатовым судьба свела Николая Антоновича в январе 1946 года. Познакомившись поближе, Игорь Васильевич предложил возглавлявшему НИИхиммаш инженеру-химику из Украины поработать над конструкцией ядерного «котла», конечным продуктом которого должен был стать плутоний — начинка для атомной бомбы.

Из донесений разведки Курчатов знал, что американцы плутоний производили в реакторах с горизонтальным расположением каналов с урановыми блоками. Не имевший образования физического, но остававшийся всегда прекрасным механиком, Доллежаль, однако, с американским вариантом не согласился и предложил свой — вертикальный. Научно-технический совет поддержал идею и в декабре 1946 года на территории Лаборатории №2 АН СССР был пущен ядерный реактор Ф-1 [«Физический-первый»]. Первый в Европе!

После успешного испытания атомной бомбы — 29 августа 1949 года — Курчатов и Доллежаль всерьез обсуждают возможность создания атомной электростанции, и 29 июля 1950 года Сталин визирует постановление Совета Министров СССР о разработке и сооружении в городе Обнинске первой советской АЭС. Реактор для нее проектировал НИКИЭТ Николая Доллежаля.

На проектную мощность реактор Обнинской атомной был выведен 25 октября 1954 года.

*

«Чернобыль… У меня есть своя версия аварии. Прежде всего, на Чернобыльской станции был ужасный персонал, мы безрезультатно писали во все инстанции, говорили о халатном режиме эксплуатации. В трагический день в ходе очередного эксперимента реактор загнали в режим кавитации.

Потом зря тушили, зря сыпали песок — в результате над всем миром разнесся радиоактивный аэрозоль».

[Из интервью академика Российской академии наук Николая Доллежаля газете «Известия», октябрь 1999 года].

«И упала с неба большая звезда»

В 50-с годы Доллежаль работает также над энергетической установкой для первой советской атомной подводной лодки «Ленинский комсомол». К достижениям же следующего десятилетия научно-исследовательского и конструкторского института Николая Доллежаля в первую очередь нужно отнести:

импульсный уран-графитовый реактор ИРТ,

импульсный уран-графитовый реактор ИГТ,

исследовательский реактор СМ-2,

Антарктическую реакторную блочную установку АРБУС,

реакторы с ядерным перегревом пара для Белоярской АЭС,

проект первой моноблочной корабельной реакторной установки для ВМФ,

исследовательский реактор МИР

блочную реакторную установку для самой быстроходной в мире атомной подводной лодки «Золотая рыбка» и, наконец, проект водографитного канального реактора РБМК-1ООО [реактор большой мощности канальный]. Ими были оснащены энергоблоки Ленинградской атомной станции [1973—1981], Курской [1976—1985], Чернобыльской [1977—1983], Смоленской [1982—1990] и Ингалинской [1983—1987]. Научное руководство проектом осуществлял академик Анатолий Александров — после смерти Курчатова он возглавил созданный Игорем Васильевичем Институт атомной энергии.

Специалисты утверждают, что разработка РБМК «явилась значительным шагом в развитии атомной энергетики в СССР, поскольку такие реакторы позволяли создавать крупные атомные станции большой мощности».

Иначе говоря, все было бы прекрасно, если бы ночью 26 апреля 1986 года неподалеку от города Чернобыль, в названии которого использовано название одного из видов полыни, не сбылось библейское откровение Иоанна Богослова:

«Третий Ангел вострубил, и упала с неба большая звезда, горящая подобно светильнику, и пала на третью часть рек и на источники вод.

Имя сей звезде Полынь, и третья часть вод сделалась полынью, и многие из людей умерли от вод, потому что они стали горьки».

В правительственную комиссию по расследованию причин и устранению последствий Чернобыльской катастрофы не включили ни научного руководителя проекта создания реактора РБМК-1000 — академика Александрова, ни главного конструктора — академика Доллежаля. Понятно, впрочем, почему: оба пребывали в весьма преклонном возрасте — Александрову тогда уже исполнилось 83 года, а Доллежалю — 86.

От науки в состав комиссии вошел заведующий объединенной кафедрой радиохимии и химической технологии МГУ и одновременно — первый заместитель директора Института атомной энергии [фактически заместитель Александрова] 49-летний академик Валерий Легасов. Я слышал, что якобы за два года до взрыва чернобыльского реактора Валерий Алексеевич заявлял, ничуть не сомневаясь в своей правоте: «Специалисты, конечно, хорошо знают, что устроить настоящий ядерный взрыв па ядерной электростанции невозможно, и только невероятное стечение обстоятельств может привести к подобию такого взрыва, не более разрушительному, чем артиллерийский снаряд».

Согласно же заключению специалистов, входивших в состав работавшей в Чернобыле весной 1986 года оперативно-следственной группы КГБ СССР, мощность взрыва реактора станции была эквивалентна взрыву 30 тонн тротила [данные взяты с сайта Службы безопасности Украины].

На сто процентов уверен был в надежности атомных реакторов типа РБМК и академик Александров, подчеркивавший, что строить их можно прямо на Красной площади.

Через сутки после взрыва на ЧАЭС Валерий Легасов, полагаю, по-иному воспринял происшедшее. Не как взрыв артснаряда. Я имею в виду его полет на вертолете над станцией — вместе с председателем правительственной комиссии, зампредом Совмина СССР Борисом Щербиной: когда со стометровой высоты Борис Евдокимович рассматривал в бинокль аварийный блок, перекрывая грохот лопастей, он поинтересовался у с воего спутника-академика: «А что это там за малиновое свечение?» И Валерий Алексеевич ответил: «Это не свет, это смерть».

Спустя два месяца, 3 июля, отчитываясь перед Политбюро ЦК КПСС, Борис Щербина подчеркнет [цитирую по стенограмме заседания Политбюро, обнародованной на сайте Топливно-энергетического комплекса Украины]:

— Авария произошла в результате грубейших нарушений эксплуатационным персоналом технического регламента и в связи с серьезными недостатками конструкции реактора.

— А можно ли эти реакторы довести до международных требований? — поинтересуется тогдашний компартийный лидер Михаил Горбачев.

— Все страны с развитой ядерной энергетикой, — ответит присутствовавший на заседании Политбюро академик Александров, — работают не на таком типе реакторов.

Уровень безопасности — недостаточный

Мысль академика разовьет далее заместитель министра энергетики и электрификации СССР Геннадий Шашарин:

— Физика реактора определила масштаб аварии. Люди не знали, что реактор может разгоняться в такой ситуации. Нет убежденности, что доработка сделает его впол доработка сделает его вполне безопасным. Строить дальше РБМК нельзя, я в этом уверен.

С тем, что РБМК-1000 «наименее изучен» [формулировка Горбачева], согласится и академик Легасов, тоже приглашенный на Политбюро. А в конце августа Валерий Алексеевич сделает доклад на совещании МАГАТЭ в Вене. Словно позабыв, о чем шла речь на заседании Политбюро, всю ответственность за аварию он возложит на руководство атомной станции и оперативный персонал.

К сожалению, Валерий Легасов так и не узнал, к каким выводам пришла комиссия Госпроматомнадзора СССР, разбиравшаяся в «причинах и обстоятельствах аварии на четвертом блоке Чернобыльской АЭС» [создана 27 февраля 1990 года]: на следующий день после второй годовщины Чернобыльской трагедии он повесится в служебном кабинете. Вроде бы, у него в столе имелся именной пистолет. Если это так, совершенно понятно, почему именно такой уход из жизни избрал для себя академик, который, по большому счету, совершенно не был причастен к созданию реактора РБМК-1000. Александров — да, Доллежаль — конечно же. А Легасов в курчатовский институт пришел только в 1983 году — через 16 лет после начала работ по проекту.

Итак, краткое заключение комиссии Госпроматомнадзора: «Начавшаяся из-за действий оперативного персонала Чернобыльская авария приобрела неадекватные им катастрофические масштабы вследствие неудовлетворительной конструкции реактора». Комиссия также сочла нужным указать, что за последние десять лет «главным конструктором и научным руководителем не было предпринято эффективных мер для приведения конструкции РБМК-1000 в соответствие с требованиями норм и правил по безопасности в ядерной энергетике». И в академическом докладе Украины «20 лет Чернобыльской катастрофы. Взгляд в будущее», подготовленном под руководством академика НАНУ Виктора Барьяхтара, одной из главных причин взрыва на ЧАЭС определен «недостаточный уровень безопасности РБМК-1ООО».

Кроме Легасова, вероятно, покончил с собой еще и академик Александров: за десять дней до 91-го дня рождения, 3 февраля 1994 года, его найдут в гараже, в салоне «Волги» с включенным двигателем. «После Чернобыля моя жизнь закончилась, — заявил как-то Анатолий Петрович. — И творческая тоже».

А вот у академика Николая Доллежаля нервы оказались крепче, чем у коллег. Уйдя в 1986 году с должности директора НИКИЭТа, несмотря на упреки и обвинения в причастности к аварии на ЧАЭС, он дождется-таки официальной реабилитации: как я уже говорил, осенью 1999 года Николай Антонович будет награжден орденом «За заслуги перед Отечеством». Их у него было, согласитесь, более чем достаточно.

[Фото из открытых Интернет-источников]

Академик Николай Доллежаль

Скромная могила академика

История 7-я. Хозяин группы «Битлз» и английский рыцарь с украинским акцентом

КОГДА ведущие газеты Англии — в декабре 1998 года, сообщили о смерти сэра Лью Грейда, до последних дней жизни остававшегося ведущей фигурой в британском шоу-бизнесе, их читатели с удивлением узнали, что родился он… в небольшом городке, являющемся ныне районным центром Запорожской области.

Мне не удалось выяснить, откуда перебралась в Токмак семья Льва Виноградского [такие имя и фамилия были вписаны в метрику будущего сэра Лью Грейда]. И чем занимались его родители — Ольга [Голда] и Исаак, я тоже не узнал. Вроде бы, старший Виноградский был портным. И в Токмаке имел собственный домик, в котором и родился 25 декабря 1906 года его сын Лев [всего у Исаака и Ольги было трое сыновей]. А вот английский период жизни токмачан Виноградских [на британские острова, к слову, семья переехала из Украины в 1912 году] освещен в прессе значительно полнее. Не в украинской, правда, а в англоязычной. В частности, лично я многие любопытные факты из биографии будущего английского рыцаря, образного говоря, с украинским акцентом, удостоенного, к тому же, кроме рыцарского звания еще и титула лорда, выудил из влиятельной газеты «Индепендент», поместившей — в декабре 1998 года, после смерти сэра Лью Грейда, пожалуй, самую подробную статью о нем.

Виноградский становится Градом, а затем — Грейдом

Первые два года пребывания в Англии Виноградские жили в арендуемых комнатах в районе Ист-Энд Лондона. Сыновья Исаака посещали местную гимназию, подавляющее большинство учащихся которой говорили на идиш. У Льва была феноменальная память, позволившая ему легко освоить англий-ский язык, хотя лет до восьми родным ему оставался русский. А еще он обладал исключительными математическими способностями и не однажды добивался права на получение специальной стипендии, которую ему, увы, ни разу и не выдали — Виноградские не были английскими гражданами. Отец его так и умер без паспорта.

Из гимназии одаренный подросток ушел в 14 лет на фирму к Виноградскому-старшему, торговавшему одеждой. Торговля тряпками, однако, скоро надоела и он занялся танцами. А накануне своего двадцатилетия Лев, сменивший длинную фамилию Виноградский на короткую Град [Grad], а имя Лев на Лью, выигрывает в королевском Альберт-Холле чемпионат по чарльстону и получает контракт на танцы в кабаре с еженедельной оплатой в 50 фунтов стерлингов — приличные деньги по тому времени.

В течение нескольких последующих лет Лью Град продолжает карьеру танцовщика. Причем не только в Лондоне, но и в Париже. Высоко оцененный парижской публикой за особое мастерство танца, Лью возвращается в Англию… Грейдом. Газета «Пари-миди», описывая его выступление, тиснула фамилию танцора на французский манер: с буквой «е» на конце — не Crad, а Grade.

Поиски и продвижение к публике талантов — доходный бизнес

Занятия танцами Лью прекратил после того, как травмировал — выполняя хитрый трюк, колено. Однако и в шестьдесят лет, находясь в серьезной компании, мог запросто запрыгнуть на стол и оживить присутствующих зажигательным чарльстоном. Не выпуская при этом из рук огромную кубинскую сигару, многие десятилетия везде и всегда сопровождавшую Мастера.

Привезя из континентальной Европы массу впечатлений и идей, Лью Грейд вместе со своим другом Джо Коллинзом [отцом известной английской актрисы Джоан Коллинз] посвящает себя поискам и продвижению к публике талантов. Одними из первых его клиентов становятся гений губной гармошки Ларри Адлер и джазмен-гитарист Джанга Рейнхардт.

В течение двух лет Лью служит в армии, занимаясь в основном организацией шоу для военнослужащих, а после демобилизации в 1942 году [по причине давней травмы] женится на красавице танцовщице Кэтлин Муди, от чего мать Лью приходит в ярость — в жены-то выбрана была не еврейская девушка, и даже отказывается прийти на свадьбу. Как бы отец оценил поступок сына, неизвестно — он умер в 1935 году.

Примерно в это же время Лью уходит от Коллинза к младшему брату Лесли в театральное агентство, а в начале 50-х, оценив возможности зарождающегося телевидения, весь свой капитал вкладывает в акции «Ассошиэйтед ТелеВижин Корпорейшн» [АТВ] и на два десятка лет занимает в английском коммерческом телевидении господствующее положение, запустив сначала несколько мыльных опер [первая из них — «Перекресток», не сходила с экрана 24 года], а потом и «Маппет-шоу», проданное в 112 стран мира. А за сериал «Иисус из Назарета» Лью Грейд, выступавший в роли продюсера фильма, удостоился аудиенции самого Папы Римского Иоанна Павла Второго, пожаловавшего ему орден Святого Сильвестра со звездой — самую высокую награду, которой Ватикан может отметить не католика.

В Англии заслуги уроженца Токмака тоже были отмечены по самому высокому разряду: в 1969 году он принимает посвящение в рыцари, а в 1976-м становится пожизненным пэром и получает титул лорда Элстрийского.

Тут бы можно было и точку в повествовании поставить и, налив рюмку водки, помянуть славного сэра Лью Грейда [покопайтесь в памяти, кто еще из запорожцев производился в английские рыцари?], но у меня в запасе еще одна история имеется — о том,

как пересеклись пути-дороги сэра Грейда с группой «Битлз»

В одном из своих пространных интервью сэр Пол Маккартни [получивший рыцарское звание, между прочим, на 29 лет позже, нежели Лью Грейд] рассуждал: в Ливерпуле, мол, пребывая, мы с Джоном Ленноном ничего не знали об авторских правах. «Мы думали, что песни — это нечто витающее в воздухе и что они принадлежат всем. Мы продолжали так думать и когда познакомились с нашим первым издателем Диком Джеймсом. Он сказал: „Входите. Садитесь. Ну что скажете? Посидите здесь“. Так и была заключена эта сделка. А в марте 1969 года, когда у меня был медовый месяц, Дик Джеймс продавал наши песни, пока нас не было в городе. Вернувшись, мы воскликнули: „Дик! На это ты не имеешь никакого права!“ А он ответил: „Хотите, поспорим?“ И он был прав. Вот так и обстояло дело. Права были проданы, они стали товаром. Потом их купил Лью Грейд, глава АТВ. Так мы с Джоном Ленноном потеряли права на многие из наших песен. И Джордж Харрисон — тоже».

Именно в марте 1969 года компания «Норзерн Сонгз», владевшая всеми правами на музыкальное наследие «Битлз», обрела нового акционера. Сэр Лью Грейд из АТВ [«Ассошиэйтед ТелеВижн Корпорейшн»], владевший тремя процентами акций «Норзерн Сонгз», приобрел у двух других учредителей компании [Дика Джеймса, о котором рассуждал в своем интервью Пол Маккартни, и Чарльза Сильвера] еще 32 процента акций компании. В итоге доля АТВ во владении песенным архивом «Битлз» достигла 35-ти процентов и превысила пакет [30-процентный], находившийся в руках самих «битлов». В течение пяти месяцев «ливерпульская четверка» пыталась отвоевать «Норзерн Сонгз», но, увы, ничего у нее не вышло: в сентябре АТВ сэра Лью Грейда докупила еще 19 процентов акций — и «Битлз» окончательно утратили кон- троль за своими песнями. Забегая вперед, добавлю: в 1985 году издательский каталог АТВ, основу которого составляли композиции «Битлз», приобрел Майкл Джексон.

Как можно предположить, Лью Грейд давно ждал удобного случая, чтобы стать хозяином «Битлз» [по данным аудиторской компании «Артур Янг», в 1968 году группа заработала в общей сложности 154 миллиона долларов. Деньги и привлекали в первую очередь Грейда, как они привлекают любого разумного бизнесмена]. Однако без борьбы это сделать не удалось: возмущенные коварством Дика Джеймса, Леннон и Маккартни меньше всего хотели, чтобы право на их песни перешло к Лью Грейду. Они однажды даже пригрозили, что, если будут терять деньги от своих акций, вообще прекратят писать песни. Грейд, по-видимому, не обратил на эту угрозу никакого внимания, он всегда подчеркивал, что песни «битлов» — это не только творческая деятельность, но и важная часть их доходов.

А тут еще Джон Леннон в запале брякнул в адрес консорциума инвестиционных компаний Сити, владевших 19-ю процентами акций: не желаю, дескать, чтобы меня надували люди в пиджаках, сидящие в Сити на своих толстых задницах. Консорциум моментально перешел на сторону АТВ и продал ей свои акции. Сэр Грейд победил. С того момента главная часть доходов от всех песен, написанных Ленноном и Маккартни, включая Yesterday, должна была поступать уроженцу города Токмака Льву Виноградскому.

После того, как у Лью Грейда возникли недоразумения с Полом Маккартни [по поводу прав на часть творчества «Битлз» жены Пола Линды как композитора], чтобы уладить конфликт, Пол снялся для Грея в часовом фильме «Джеймс Пол Маккартни» и отозвался потом об их совместной работе так: «Этот Лью по-настоящему хороший человек».

В тему

Лью Грейд продюсер

1. Something to Believe In (1998)

2. Дуэль сердец (ТВ, 1991) Duel of Hearts… исполнительный продюсер

3. Леди и разбойник (ТВ, 1988) The Lady and the Highwayman… исполнительный продюсер

4. Зеленый лед (1981) Green Ice… исполнительный продюсер

5. Легенда об одиноком рейнджере (1981) The Legend of the Lone Ranger… продюсер (в титрах: Lord Grade)

6. Поднять Титаник (1980) Raise the Titanic

7. Из жизни марионеток (ТВ, 1980) Aus dem Leben der Marionetten… исполнительный продюсер

8. Фильм Маппетов (1979) The Muppet Movie… исполнительный продюсер

9. Лунная база Альфа (ТВ, 1978) Destination Moonbase-Alpha

10. Бегство к Афине (1978) Escape to Athena

11. Кровавая стычка между двумя мужчинами из-за вдовы — подозреваются политические мотивы (1978) Fatto di sangue fra due uomini per causa di una vedova — si sospett… … исполнительный продюсер

12. Вечный сон (1978) The Big Sleep

13. Легионеры (1977) March or Die

14. Иисус из Назарета (мини-сериал, 1977) Jesus of Nazareth… исполнительный продюсер

15. Перевал Кассандры (1976) The Cassandra Crossing

16. Маппет-Шоу (сериал, 1976 — 1981) The Muppet Show

17. Мадам Син (1972) Madame Sin

18. Это — Том Джонс (сериал, 1969 — 1971) This Is Tom Jones

19. Святой (сериал, 1962—1969) The Saint

[Фото из открытых Интернет-источников]

Лью Грейд, которого невозможно было представить без сигары

Могила сэра Лью Грейда [место рождения — Токмак]

История 8-я. Мыс Дзендзик: единственное место в мире, где целуются волны

В КУРОРТНОМ городе Приморске [а бываю в нем я достаточно регулярно] мне не раз доводилось слышать о мысе с необычным названием, являющимся юго-западной оконечностью Обиточной косы — одной из самых длинных кос [если не считать Арабатскую стрелку] Азовского моря.

Знающие люди утверждают, что от берега она умчалась в море аж на 40 километров. Хотя официально протяженность косы принято определять в 32 километра. Еще в Приморске говорили: если попасть на мыс Дзендзик в ясный, но слегка ветреный день и если повезет, можно увидеть, как на самой его кромке встречаются, подгоняемые к косе ветром, волны из двух, омывающих Обиточную, заливов — Бердянского и Обиточного. По утверждению приморцев, подобного места, где целуются волны, на земле больше не имеется.

Стоит там побывать?

Думаю, очень стоит. Ну, так и давайте отправимся в странствие по косе — до самого дальнего ее мыса. А по пути я поделюсь кое-какими любопытными фактами, собранными на косе и о косе.

Адмиралом названная

Оказывается, Обиточная не всегда называлась Обиточной. Ногайцы, например, называли ее Джурулгаш, что в переводе звучит как «обрыв, подмытый водой». На картах же начала прошлого века эта предлинная азовская коса обозначат как Виссарионова. Имя святого старца Виссариона будущей Обиточной дал активный участник русско- турецкой войны вице-адмирал Петр Бредаль. Известен мне даже день, когда это произошло: 6 июня 1737 год Согласно историческим данным, чуть ранее, 27 мая, адмирал во главе русской эскадры поднялся на десять верст по реке Кальмиус. А после наведения (с помощью 22-х лодок] моста через реку и переправы по нему русских войск на правый берег, ушел на Геническ. А по пути к городу наткнулся на необжитую безымянную косу. И тогда, заглянув в святки, адмирал изрек:

— Называться отныне ей Виссарионовой!

Ну а какой день помечен в святках как Виссарионов, установить несложно. Это 6 июня. Следующая по пути к Геническу коса Федотова, тоже, кстати, адмиралом Бредалем названа — все по тем же святкам. И повоевала русская эскадра возле Федотовой косы тогда изрядно. А вот вблизи Обиточной серьезные боевые действия развернулись лишь однажды -15 сентября 1920 года. Тогда в Обиточном заливе сошлись две флотилии — врангелевская и Азовская, которой командовал красный (цитирую дословно) «начальник действующего отряда Азовского моря» Сергей Хвицкий. Со стороны барона Врангеля, развивавшего в те сентябрьские дни наступление на Бердянск, в бою в Обиточном заливе участвовали эсминец, четыре канонерские лодки, тральщик и сторожевой корабль, а со стороны красных — четыре канонерские лодки и три сторожевых корабля. После шестичасового взаимного обстрела эскадры разошлись. При этом врангелевцы потеряли канонерскую лодку «Салгир» (потоплена орудийным огнем канонерки «Красная звезда») и подорвавшийся на мине эсминец. «Салгир», вроде бы, до сих пор на дне залива находится.

Итоги сентябрьского боя в Обиточном: наступление Врангеля на Бердянск резко замедлилось, а начальник «действующего отряда» Сергей Хвицкий был представлен [и получил в ноябре 1920 года] к ордену боевого Красного Знамени.

В войну Отечественную, узнал я также в Приморске, некоторые бухты Обиточного залива, в частности, Курскую, где базировались советские бронекатера, фашисты бомбили… глубинными бомбами. Из-за этого якобы и по сегодня в тех бухтах такие болотинки ужасные встречаются, куда не то, что заходить — приближаться опасно: одно неосторожное движение — и на поверхности от человека только воспоминание останется.

— От кого из врагов избавиться понадобится, — в шутку предлагали мне приморцы, — привози. Устроим избавление без шума и пыли.

— Да нет у меня врагов! — тоже отшучивался я, но в душе очень зауважал Обиточный залив, в котором находятся болотинки почти бездонные.

Здравствуй, родина!

Однако увлекся я: мы ж на косу втягиваемся медленно — во все глаза теперь смотреть нужно и запоминать увиденное. На Обиточную ведь просто так не попадешь она — государственный ландшафтный заказник. Въезд-вход позволен только в первую двухкилометровую зону. А перед нами как-никак уже зона следующая, «тихая». Сопровождать по ней нас будет государственный инспектор Приморского рыбоохранного участка Александр Капканец. Уроженец, между прочим, Обиточной косы.

Итак, слева за спиной мы оставили Соленый лиман, в котором, по словам нашего спутника, рыба никогда не водилась. По причине сильной солености воды. А справа удаляется вместе с удаляющимся берегом урочище Новый Быт — бывший рыбацкий поселок. По его названию нынче начальную часть косы называют. Теперь с обеих сторон дороги, до мыса Дзендзика до самого, потянется Азовское море — двумя своими заливами. Ближний к нам — Бердянский (он по левую руку) и дальний — Обиточный. Вон он там, за камышами. Приморцы коренные, правда, заливы эти редко собственными именами величают. Чаще просто замечают: рыбачил, дескать, нынче на Верховой. И тому, кому это говорят, понятно: речь вдет о Бердянском заливе, со стороны которого коса Обиточная и в самом деле напоминает «обрыв, подмытый водой» — как ее ногайцы воспринимали. Если же приморец-абориген о Низовой разговор заведет, знайте: он Обиточный залив имеет в виду.

Ну, а как самое узкое место косы называется, через которое приморские рыбаки с давних давен с Верховой на Низовую [или наоборот, в зависимости от того, в каком заливе шторм разыгрывается] лодки перетягивают? Да так и называется: Перетяга.

Сама Перетяга у меня никаких эмоций не вызвала, а вот на подходе к ней я понял: если всем нам, а не только индусам, Всевышний отмеряет по несколько жизней, одну я бы желал провести вот здесь, на Обиточной косе. Может быть, в маслину тихую вселившись душой, может быть, в камыш, вздрагивающий от ветерка, который то по косе разбегается, то к причудливым нагромождениям облаков на горизонте взмывает. Чтобы и их, облака неспешные, а не только мою грудь, напитать ароматом морской азовской воды и летней степи. Уверен: аромат этот я из десятков других выделю безошибочно. Сердце подскажет. Потому что запах моря и степи — это запах моей родины. А родину, как и мать, не спутаешь ни с чем и ни с кем.

К слову заметить, Обиточная коса вполне могла бы попасть в «7 природных чудес Украины». Почему не попала, оставшись лишь в сотне украинских чудес? Наверное, плохо, точнее — не так, не теми словами представляли на участие в акции косу, завершающуюся мысом Дзендзик. Вот, в частности, как: «Экосистемное значение Обиточной косы характеризуется уникальной ценностью природных комплексов, а также мозаикой сообществ сухой степи, солончаковых группирований, водно-болотной растительности и искусственных лесных насаждений». Все правильно, но… пресно! Не привлекательно.

Бакланье господство закончилось

А дорога зыбкая, песчаная тем временем снова на берег Бердянского залива выводит и взору открываются последствия обрушившегося минувшей осенью на косу шторма. Охапки сухого камыша замечаю тут и там. Значит, соображаю, со стороны заболоченного Обиточного залива волна шла. И пластиковые бутылки в глаза бросаются, обильно разбросанные по берегу осенним штормом. Их не просто много, а очень много. Цивилизация ж под боком. Мы, то есть, с вами. Мне хочется выругаться от увиденного, но я сдерживаю себя. Понимаю: в святом месте грех ругаться. И тут же обращаю внимание на серую ворону, выскочившую на дорогу. Ворона оглядывается в нашу сторону, чуть медлит, словно о чем-то соображая, потом начинает убегать. Именно убегать, а не улетать. Заметно прихрамывая на левую лапу.

— Мамка, — произносит наш опытный провожатый-рыбинспектор. — От детворы своей нас уводит. От гнезда. Для этого и прикидывается хромой.

— Умная, бестия! — выдыхаю я вполголоса.

А справа от дорога, будто услышав мой возглас, медленно взлетает цапля. За ней, чуть погодя, вторая. Птицы неспешно летят над косой и, сделав широкий круг, возвращаются к месту взлета. Дом там у них, наверное.

Ну, а вот и бакланы, десант которых несколько лет назад с немалым трудом удалось сбросить с Обиточной косы в море. Разорять гнезда бакланьи даже пришлось. И выстрелами из ружей отпугивать бычкоедов [баклан — великий любитель бычков), обосновавшихся на маслинах, насаждения которых находятся во второй, дальней, части Обиточной косы.

Сейчас на маслинах бакланов немного. А в Обиточном заливе они песчаные острова оккупировали. И плотно-плотно, чуть ли не прижавшись друг к дружке, сидят на них. Но на косу с островов больше не суются.

Прекрасные ныряльщики, на суше бакланы, однако, не выглядят изящными птицами. Создается впечатление, что они от нырка к нырку за бычками время коротают, не снимая черных аквалангистских костюмов. От этого и кажутся неуклюжими рядом с одетыми в белоснежные матроски чайками.

Прижились на Обиточной и самые большие птицы в мире — страусы. Отыскать их — ферму страусиную — несложно: направление на нее голубыми ленточками помечено. И на территории фермы, на дереве, я такую же ленточку разглядел. «Во как, — подумал, — у нас даже страусы политически окрашенные!»

Здесь целуются волны

Уф, кажется, мы приближаемся к месту назначения: от фермы страусиной до Обиточного маяка, где мы должны задержаться не надолго, рукой подать. А от маяка до оконечности косы и того меньше — не больше пяди.

Но я поспешил с определением расстояния: совсем недавно, весной, маяк от остальной косы отделяла трехсотметровая промоина, превратившая мыс Дзендзик в остров. В обитаемый остров, хозяйничала на котором смотрительница маяка Ольга Полищук. Почти полгода она одна на острове жила — пока промоину море не затянуло. А до большой земли на лодочке переправлялась. Наведайся и мы сюда весной — тоже бы вплавь на маяк добирались. Вот тебе и рукой подать!

Ольгу Викторовну мы дома не застали — в город за продуктами, уехала. На хозяйстве оставалась ее дочь Светлана. От нее я и узнал, что во время осеннего шторма три маячных собаки утонули — столько тут было воды. А коты, тоже живущие на маяке, спаслись — на чердаке упрятались.

— Нравится здесь? — спрашиваю у Светланы.

— Очень! И природа, и воздух, и море. А мама вообще жизнь свою без Обиточной косы, без маяка не представляет. Она же здесь тридцать лет.

И вот, наконец, последняя точка нашего маршрута: недлинная, узкая, полупритопленная полоска земли, самый дальний — от берега приморского, участок Обиточной косы. Хвостик, если можно так выразиться, мыса Дзендзик, воспоминания о хождении к которому теперь всегда будут сопровождать меня по жизни.

С обоих заливов — и с Бердянского, и с Обиточного — волны, обгоняя ветерок свежий, устремляются на мыс и, встречаясь на его оконечности полупритопленной, целуются, рассыпаясь тут же от переизбытка чувств на сверкающие в лучах нежного солнышка сотни и сотни водяных искр…

Завораживающее зрелище!

[Фото Алексея Виниченко]

Место, где целуются волны двух заливов

История 9-я. В подземельях города Приморска

О ПОДЗЕМЕЛЬЯХ в курортном городе Приморске [запорожское побережье Азовского моря] знают, пожалуй, все местные жители. Или слышали что-то о них.

Чтобы воедино собрать крупицы разрозненных знаний, я решил, заглянув — в начале двухтысячных годов, в Приморск по газетным надобностям, перво-наперво обратиться к серьезным людям — работникам местного краеведческого музея. И был несколько разочарован. Какие подземелья? — удивились в музее. Кто бы их тут, в степи, строил, вы сами подумайте. А вот подвалы под некоторыми старинными домами действительно имеются. Вход в один из них и в музее есть. Правда, какое-то время назад, от греха подальше, его наглухо заколотили. Других сведений о том, что творится под городом, не имеется: не проводились исследования, не сохранилось никаких письменных свидетельств.

И мне ничего не оставалось, как отправиться на поиски старожилов, из рассказов которых и рождаются нередко легенды. Необычные, как необычно Азовское море перед штормом.

Небольшую экскурсию согласилась организовать для меня и моего спутника фотокорреспондента Славы Тарасенко пенсионерка Алла Александровна Бучакчийская, бывший районный методист по музеям и библиотекам. От нее мы и узнали, что в здании, где находится городская типография, давным-давно располагался магазин минеральных вод купца Нулина. На месте теперешней гостиницы стоял театр [в заштатном, провинциальном городке!] купца Ангеловского. В войну второй этаж здания сгорел, а в 1979-м его совсем разрушили. А вот подземелья остались. По версии Аллы Александровны, по ним местные купцы, включая того же Ангеловского, вывозили на пристань, на берег моря, зерно [это километров за пять]. На чем сказочно разбогатели, осев после революции за океаном. Амбары купцовские находились на месте нынешних Дома культуры и автостанции. И они, и бывший театр, и магазин Минвод расположены в принципе в одном направлении.

Выходит, купцы подземные ходы под городом прорыли?

— Скорее всего, не они, — не соглашается наша провожатая. — Вероятно, остались они от ногайцев, первопоселенцев на здешних землях. А купцы, наверное, подземелья обустроили, укрепили — кладку-то кирпичную видели в них?

Я согласно киваю головой, хотя ни кладки, ни самих подземелий нам еще лицезреть не довелось. Но вход в них найти оказалось совсем не сложно. Тот, который мы обнаружили, находится рядом со сквером, раскинувшимся почти под окнами приморского «белого» дома.

Пока я заносил в блокнот рассказ нашей спутницы, мой коллега исчез под землей. Я уже сделал все необходимые записи, попрощался с Аллой Александровной, а его все не было. Подошел к входу — просторному, отделанному кирпичом, и крикнул:

— Слава! Ты где?

Ответа не последовало.

«Вот тебе и подвал», — мелькнула в голове тревожная мысль.

Фотокор появился несколько уставшим. Чувствовалось, ему не по себе. Отдышавшись, коллега рассказал, что поначалу подземный ход настолько высок, что по нему запросто всадник на лошади проедет. Дальше он сужается, но идти по нему можно свободно. Метрах в пятидесяти от входа разделяется на два коридора. В кромешной тьме и без страховки передвигаться по ним невозможно. А еще, как выяснилось, подземелья заполнены дурманящим газом. На человека он как бы давит, парализует волю. Слава, крепкий, кстати, мужик, несколько раз вынужден был, присев, пережидать помутнение сознания.

Нашу затею самостоятельно исследовать подземелья не одобрил еще один знаток городских достопримечательностей — главный специалист орготдела Приморской райгосадминистрации Владимир Руденко. О коварстве подземелий он знает не понаслышке: лично прошел по ним не один километр. Испытывал на себе влияние газа и знает, что, по крайней мере, две жизни любопытных ходоков под землю он за последние годы унес. Но главный ход — тот, который к морю выводит, обнаружить не удалось никому.

Владимир Иванович тоже полагает, что приморские подземелья — наследство ногайцев [Приморск раньше, к слову, Ногайском величали]. Они, едва ли не первыми среди кочевых народов, перешли к оседлому образу жизни, занявшись земледелием на берегах Азовского моря. А подземелья использовали в качестве укрытий от набегов воинственных, жадных до добычи собратьев. И в качестве хранилищ накопленного богатства. Почему самих ногайцев газ не брал? Ответ, по-моему, очевиден: надежно работала система вентиляции подземных галерей. А сейчас от воздействия подземного приморского газа не уберегает даже современный противогаз.

Значительная часть азовских ногайцев попыталась однажды переселиться в Турцию, где и была уничтожена тамошним лихим народом, соблазнившимся привезенными сокровищами. Все ли богатства забрали с собой ногайцы — одному Всевышнему ведомо. Потому что оставшиеся после них подземелья тайны хранить умеют.

[Фото Вячеслава Тарасенко]

Подземелья Приморска. До поверхности недалеко

Забытый вход под землю

История 10-я. «Песню „Сиреневый туман“ я написал по дороге из зоны домой!»

ОБ ЭТОМ заявил житель запорожского поселка Куйбышево [после декоммунизации — пгт Бильмак] Виталий Зверев, добавив, что другую свою песню — ставшую весьма популярной «Морячку», он впервые спел Владимиру Высоцкому, который, в память о встрече, подарил автору свою гитару

В первом и пока единственном поэтическом сборнике Виталия Зверева «Песни скитальца», изданном в запорожской глубинке, мне почему-то сразу попалось на глаза стихотворение «Штрафники». Я его раз пробежал глазами, другой. Задержался взглядом на дате — 9 мая 1955 года, потом вернулся к последней строфе стихотворения и неожиданно понял: стихи, написанные пятнадцатилетним куйбышевским пацаном, теперь навсегда останутся в моем сознании. И, периодически возвращаясь к ним, я буду мысленно повторять как заклинание:

«И разорвется злобный круг,

И встанут из могил полки,

И всем понятно станет вдруг,

Что вся Россия — штрафники».

«На Воркуту я пошел по 58-й статье: как враг народа» — Стихотворение моему отцу посвящено, — подчеркнет при нашей встрече автор. — В войну он командовал катером на Черном море, потом батальоном морской пехоты. В 1942 году, после тяжелого ранения, попал в плен. Летом 43-го организовал побег из концлагеря. И вывел навстречу Красной Армии четырех бойцов, которых, как и отца, тут же направили в штрафбат. У нас же в войну не было пленных. Были только изменники родины. Погиб капитан третьего ранга Иван Зверев неподалеку от дома — в соседнем Черниговском районе. Там, у села Богдановка, немцы вкопали в землю танки и били шрапнелью из танковых орудий по наступающим штрафникам. Много их там полегло. В братской могиле они и похоронены. Фамилия отца тоже на обелиске значится. Ну, а подробности о том бое жестоком я узнал от однополчанина отца. Под впечатлением от услышанного взялся за ручку и написал «Штрафников». Я тогда в ореховском сельхозтехникуме учился.

— Это было ваше первое стихотворение?

— Не первое, но очень важное для меня.

— Полагаю, в 1955 году за заявление о том, что «вся Россия — штрафники», можно было запросто срок схлопотать?

— Вот и приятели стали мне советовать: ты, Виталий, хоть фамилию измени — чтоб тебя органам сложнее было вычислить. И я взял себе псевдоним Яков Саблин. Под ним мои стихи пошли гулять по рукам в студенческой среде — в Орехове, в Запорожье. Спустя время я из Саблина стал Черным и после окончания техникума по комсомольской путевке уехал на уборку урожая в Казахстан, в Акмолинскую область. Думал, там меня никакие органы не достанут. В чем очень ошибался: как только мне исполнилось 18 лет, против меня состряпали дело и объявили врагом народа. По 58-й статье я и пошел по этапу на Воркуту, к Печоре. Период тот северный подробно в стихах описан — в моем первом сборнике, в разделе «Песни зоны». На Печоре, например, идея песни «Сиреневый туман» возникла. А в стихи я ее оформил в скором поезде «Воркута — Москва», по дороге из зоны домой.

«От песни „По тундре“ Золотой Зуб просто с ума сходил»

— Вас когда на волю выпустили?

— В марте 1960 года. Под чистую, с полной реабилитацией. Фанерный чемодан выдали, вещи кое-какие и деньги. Огромную сумму: 17 тысяч 700 рублей. На них «Победу» можно было купить, представляете?

— Получается, вы ни за что сидели?

— Получается, так. А клеймо на всю жизнь в душе осталось.

— В душе и в биографии?

— Вот тут-то и весь фокус: ни в каких документах мое пребывание на Печоре не отображено. Через два месяца после освобождения меня по спецнабору даже в армию призвали. И направили на службу в германский город Фюрстенберг. А чуть позже, с начала 70-х, я стал работать на судах загранплавания. Вы ж понимаете, что с испорченной биографией туда попасть невозможно.

— Кто ж вам выправил биографию-то?

— У нас на зоне был очень авторитетный человек по кличке Золотой Зуб. Одного его взгляда сурового хватало, чтобы обомлел любой. Вот он, наверное, перед начальством и замолвил за меня словечко веское. Очень уж ценил меня Золотой Зуб. Или просто Саша, как я к нему обращался обычно.

— За стихи ценил?

— Ну да. А от песни «По тундре», исполняемой мной под гитару, Золотой Зуб просто с ума сходил — так она задевала его за живое.

— Погодите, известная песня «По тундре, по широкой дороге, — Где мчится курьерский «Воркута-Ленинград» — тоже ваша?

— Она братьям-близнецам из Москвы посвящена была, «медвежатникам». Друзьям Золотого Зуба, которых при побеге с зоны застрелили опера. В мае 1959 года я ее написал.

А «Сиреневый туман» датирован 25 марта 1960-го. Днем моего освобождения.

«У нас над головами полыхало северное сияние сиреневым оттенком»

— О какой девушке в песне речь идет? [Это я знакомые каждому слова припоминаю: «Сиреневый туман над нами проплывает, / Над тамбуром горит полночная звезда. / Кондуктор не спешит, кондуктор понимает, / Что с девушкою я прощаюсь навсегда»].

— Рядом с нашей зоной на поселении находилась семья литовцев — мать и дочь по имени Регина. Вот она, Регина, меня и провожала домой вечером 25 марта. Любила она меня. И я ее любил.

— В сиреневом тумане слова прощальные вы друг другу говорили, что ли?

— Точно! Ярчайшее северное сияние полыхало у нас над головами — почему-то с сиреневым оттенком. И туман поэтому сиреневым был.

— Регина знала о песне?

— Я ж ее в поезде записал! И, согласно моему варианту, звезда в «Сиреневом тумане» — та, которая над тамбуром горит, не полночная, а полярная. И заключительный куплет в песне исполняется обычно не в моем варианте. Я ж в нем конкретно о зоне говорил: «Остались позади все встречи, расставанья, / Остались позади тюремные года. / Все скрылось, как во сне, в сиреневом тумане, / Лишь светит, как маяк, полярная звезда».

— Привезли вы, значит, «Сиреневый туман» в Москву, а озвучили его где?

— В Москве же, в ресторане «Метрополь», куда меня зазвали на ужин кореша Золотого Зуба, которым я из Воркуты маляву — послание, т.е., доставил. Из «Метрополя» песня и пошла гулять по стране. А в середине 70-х точно так же загуляла по широким просторам Союза еще одна моя песня — «Морячка», которую первым услышал Владимир Высоцкий.

«Вернулся я из очередного рейса, а песню мою на берегу вовсю шпарят»

— Где и как вы с ним познакомились?

— В 1975 году в Паланге — это когда я на базе «Океанрыбфлота» работал. А Высоцкий в санатории местном проходил курс лечения. Кажется, почки его беспокоили. Свел нас брат моего приятеля, судового инженера-электрика. Знаю, что брат этот имел чин майора, а где конкретно служил — никогда не распространялся. По его словам, Высоцкого он не однажды с кичи — из милиции, вытаскивал. И Вова его уважал искренне. Ну, набрал я закуски на всю компанию и покатили мы на такси в дюны, на берег моря, где людей поменьше. В тот период, к слову, я работал начпродом на большом траулере — любой дефицит имел, включая коньяк «Наполеон».

— Гитару тоже прихватили с собой?

— И я, и Высоцкий с гитарами к морю поехали. А при расставании, через две недели, Высоцкий мне подарил свою гитару — она по сей день у меня находится. А я ему свою отдал. Скромную, небольшую.

— Как через две недели? А санаторий?

— Высоцкий туда лишь отмечаться ездил, а жили мы с ним в одной комнате в рыбацкой межрейсовой гостинице. Там я ему, 9 мая 1975 года, как раз и исполнил только-только написанную песню «Морячка».

— Вы о какой «Морячке» все время говорите, давайте определимся. О той, в которой имеются вот эти слова: «А когда на море качка / И бушует ураган, / Ты приходи ко мне, морячка, / Я любовь свою отдам»?

— Ну, конечно, о ней! «Знаешь, Черный, — заявил, услышав песню, Высоцкий, — твоя „Морячка“ пройдет от Клайпеды до Камчатки. Ни одну свадьбу не минует». Так она ему понравилась.

— Каким человеком вам Высоцкий показался?

— Хорошим мужиком! Если не считать одного его недостатка: против ничего нельзя было ему говорить — сразу в драку лез. Очень вспыльчивый был. Высоцкий, кстати, откровенно завидовал мне: ты, говорил, зону прошел, в загранку ходишь. А я пытался на китобойный флот записаться, но не получилось — здоровье подвело. Чему ты, Вова, возражал я, завидуешь? Моим отмороженным на Печоре ногам? Выпавшим от цинги зубам? Тем не менее, большими друзьями мы расстались. Правда, у меня к тому моменту уже руки тряслись.

— От выпивки?

— Ну а от чего ж еще! А вот с «Морячкой» Высоцкий угадал таки: вернулся я из очередного рейса, а песню на берегу уже вовсю шпарят.

— Скажите, Виталий Иванович, вам не обидно, что ваши песни как бы безымянными остаются вот уже несколько десятилетий?

— Да я счастлив от того, что их поют и что они нравятся людям!

В тему

В разное время о том, что авторство слов «Сиреневого тумана» принадлежит их родственникам, заявляли сын Юрия Липатова и вдова поэта песенника Михаила Матусовского. Однако в Российском авторском обществе эти претензии не подтвердили.

_***_

Сиреневый туман

[Авторский вариант]

Сиреневый туман над нами проплывает,

Над тамбуром горит полярная звезда.

Кондуктор не спешит, кондуктор понимает,

Что с девушкою я прощаюсь навсегда.

А рядом ты стоишь и слезы утираешь,

Быть может, через год свиданья час придет.

Быть может, через день меня ты потеряешь,

Быть может, через два другого ты найдешь.

Я помню все слова, что ты тогда сказала,

В глазах твоих больших волненье и печаль…

Еще один звонок и смолкнет шум вокзала,

И поезд улетит в сиреневую даль.

Остались позади все встречи, расставанья,

Остались позади тюремные года.

Все скрылось, как во сне, в сиреневом тумане,

Лишь светит, как маяк, полярная звезда.

_***_

[Вариант, приписываемый Михаилу Матусовскому]

Сиреневый туман над нами проплывает,

Над тамбуром горит полночная звезда…

Кондуктор не спешит, кондуктор понимает,

Что с девушкою я прощаюсь навсегда.

Ты смотришь мне в глаза и руку пожимаешь;

Уеду я на год, а может быть, на два,

А может, навсегда ты друга потеряешь…

Еще один звонок, и уезжаю я.

Последнее «прости» с любимых губ слетает,

В глазах твоих больших тревога и печаль…

Еще один звонок, и смолкнет шум вокзала,

И поезд улетит в сиреневую даль.

Сиреневый туман над нами проплывает,

Над тамбуром горит полночная звезда.

Кондуктор не спешит, кондуктор понимает,

Что с девушкою я прощаюсь навсегда.

[Фото Сергея Томко]

Виталий Зверев с гитарой, подаренной Владимиром Высоцким

История 11-я. В Темировке петухи поют сразу на три области

МИМО этого села, расположившегося на стыке Запорожской, Донецкой и Днепропетровской областей, равнодушно проехать невозможно. Сияющий за подсолнечным полем маковками куполов сельский храм так и зазывает проезжающего по трассе из Гуляйполя в Донецк заглянуть в Темировку, в которой однажды — осенью 1918 года, австрийские стрелки едва не захватили в плен самого батьку Махно.

По собственным батькиным признаниям, приняв с отрядом гуляйпольских повстанцев бой в Темировке и, отходя из села, в самый критический момент схватки, будучи окруженным стрелками, батька «начал уже пробовать револьвер, чтобы приложить его к своему виску». Атамана своего повстанцы тогда отбили. И вскоре захватили неприятельский воинский эшелон, в котором, кроме оружия и боеприпасов, обнаружили в огромном количестве… банки с вареньем, бутылки с настойками и ящики с фруктами.

***

Перед входом в храм, как я выясню, заехав в село, — две памятные доски. Та, которая крупнее, уведомляет, что храм построен на пожертвования главы местного счастного сельхозпредприятия «Мир» Александра Чуба «для духовного зростання нащадків». Надпись на меньшей доске — она справа от входа, гласит следующее: «Этот храм построен в память о моем сыне Александре».

Александр Чуб-младший, служивший Украине в должности прокурора Гуляйпольского района, погиб 13 января 2002 года. Чтобы увековечить память сына, Александр Григорьевич Чуб девять лет строил храм-красавец, который потом в течение года расписывали 14 лучших мастеров храмовой росписи.

Кстати, темировский храм сегодня представляет из себя… два храма. Верхний создан в честь святого мученика Александра, а нижний — в честь целителя Пантелеимона.

После рассказанного о сыне Александре, думаю, читатели сами догадаются, чье имя носит главный храмовый колокол. Александром его зовут, конечно же. Между прочим, когда храмовые колокола голос подают, кажется, что это не колокола с тобой заговаривают, а сам Господь.

Напротив темировского храма красавца находится еще один архитектурный ансамбль. Очень памятный, я бы сказал.

Несмотря на то, что в Темировке уже, пожалуй, лет тридцать не устраивают в честь Дня Победы общесельских застолий, которые нередко превращаются у нас в обычную пьянку [от чего в Темировке и отказались от таких празднований], местный воинский мемориал — он как раз и находится напротив храма, никогда не пустует. Заглянул туда и я. И поразился списками погибших сельчан [в качестве справки: оккупирована Темировка была 8 октября 41-го, а освобождена 13 сентября 43-го. При освобождении села погибли семь воинов Красной Армии]. А как не поразиться: фамилия Жовниренко, например, на мемориале указана… 21 раз.

Как мне подумалось, именно в этом трагическом списке саккумулирован весь ужас войны. Вся ее драма. С кровью и слезами…

Но довольно о грустном. Предлагаю побродить по селу, прислушиваясь к пению… петухов местных. Они очень не простые! Вы ж имейте в виду: от Темировки до границы Днепропетровской области — километр. До границы Донецкой — тоже километр. Отнюдь поэтому не преувеличивают сельчане из приграничного села, утверждая, что, просыпаясь с зарей, разливаюшейся вместе с утром ранним над степью просторной, темировские петухи три области ото сна пробуждают: свою Запорожскую и две соседние — Донецкую и Днепропетровскую. Ну а пока мы под пение петушиное будем неспешно по Темировке бродить, я кое-что из истории села расскажу. Из того, в частности, что узнал от гуляйпольских краеведов Ивана Кушниренко и Владимира Жилинского — авторов двух книг о Темировке.

В год освобождения крестьян Российской империи от крепостной зависимости, оказывается, в Темировке, в семье коллежского асессора Ивана Рачинского и баронессы Анны Корф, родился сын, нареченным сразу тремя [!] именами: Иоанн-Франц-Мария. Но не именами своими прославил Темировку сын асессора и баронессы. В истории Украины Иван Иванович Рачинский остался как автор симфонии, трех струнных квартетов, произведений для фортепиано, скрипки, виолончели, хоров и романсов — общим количеством свыше двадцати пята. Композитор, музыкальный критик, поэт и переводчик, переложивший на русский язык фундаментальный труд Лукреция «0 природе вещей», дожил до советских времен. Умер, к сожалению, в безвестности. Приблизительно в 1921 году. Даже могила его неизвестна. Вроде бы, в последний раз его как раз в 1921 году видели в Севастополе.

Родовым гнездом Темировка была также для барона Николая Корфа [с композитором Рачинским он состоял в прямом родстве]. Во всех энциклопедических изданиях педагогической направленности Николая Александровича характеризуют как «великого просветителя второй половины девятнадцатого столетия», а также «создателя земских школ». Между прочим, после его смерти поместьем матери барона в соседнем с Темировкой селе Нескучном (сегодня это Донецкая область] стала владеть дочь народного педагога Екатерина, вышедшая замуж за будущего всемирно известного драматурга и режиссера Владимира Немировича-Данченко, который до конца жизни был влюблен и в Нескучное, и в степь, убегающую мимо Темировки и Гуляйполя аж до самого Азова.

***

— Так вы, говорят, в селе самый главный? — вполушутку обращаюсь к директору местного сельхозпредприятия «Мир» Александру Чубу, возглавляющему предприятие [подумать только!] с февраля 1979 года.

— Не я, — не поддерживает шутку Александр Григорьевич, — народ. А мы возле него.

А вот еще одна запись из моего блокнота касательно Темировки: «Говорят, в селе вообще воровство отсутствует. Как явление».

— Это правда? — уточняю у Александра Григорьевича.

— Чистейшая! Наши люди не крадут.

— Такие сознательные?

— Не то, что сознательные. Не заведено у нас это. Издавна не заведено. Чужие, правда, бывает, потянут чего-нибудь. И сразу в селе узнают, кто сделал: а-а, так это ж племянник приезжал к таким-то. Это он взял. А наши на подлость никогда не пойдут.

Эта фраза и стала заключительно в моих записях о Темировке: «Наши на подлость никогда не пойдут. Чуб сказал».

[Фото Сергея Томко]

Темировские земли не случайно называются Гуляй полем

Храм в Темировке, сияющий на всю округу

В тему

Темировка — Зеленое Поле: запорожско-донецкое пограничье

ЭТИ два села, куда мы решили наведаться весной 2017 года, отстоят друг от друга на семь всего лишь километров. Соседи. Хотя относятся и к разным районам, и даже… к разным областям.

Темировка — это запорожское Гуляйполе славное, а Зеленое Поле административно подчинено донецкой Великой Новоселке.

При этом граница двух областей проходит почти за околицей Темировки.

Стоит миновать установленный у трассы темировцами каменный крест-оберег и, вот она, Донецкая область просторная со степями бескрайними. Область, которая километрах в семидесяти от Темировки и Зеленого Поля полыхает войной, принесенной на Восток Украины рашистами кремлевского Путлера.

Эхо боев, вроде бы, до сел-соседей не докатывается, но географически близкая к ним война там таки угадывается. В глазах людей, на что я обратил внимание, она улавливаются. Многие ведь из тамошних людей если не на себе, то на своих родственниках ощутили ужасы полыхающей на Донбассе войны.

— Как живете? — задержавшись в Зеленом Поле возле магазина, полюбопытствовали мы, чтобы завязать разговор, у выходивших на улицу женщин. — Никто не обижает?

— Обыкновенно живем, — ответили нам нам. — Как во всей Украине. Мы ведь ее часть.

Очень справедливое замечание. Так бы и там, в семидесяти километрах от Зеленого Поля, рассуждать начали.

Магазин зеленопольский ничем, пожалуй, не отличается от наших сельских торговых точек. Только, может быть, сортов колбасы в нем поменьше. А все остальное — очень похоже.

И продавщица — улыбающаяся, словоохотливая женщина.

Как и у нас.

И холодно в магазине точно так же, как во многих наших сельских магазинах.

А вот о том, что в Зеленом Поле школы нет, мы уже знали. И знали, что детвору зеленопольскую в Темировку возит автобус темировского сельхозпредприятия «Мир».

Таким способом решили темировцы с образованием соседям помочь.

Кстати, еще не так давно возивший школяров автобус пересекал блокпост, установленный на границе областей. Теперь его нет. О чем темировцы весьма сожалеют.

Лихой залетный люд некому теперь на трассе останавливать. А он случается на запорожско-донецком пограничье. В Темировке, правда, действует народная дружина [возможно, она несколько иначе называется], но помощь профессионалов с блокпоста ей бы не помешала. Так в селе считают.

Еще нас темировцы по своим МИРовым, наливающимся весенним настроением, полям повозили. Поля ухоженные. Посадки возле них — как прически первоклашек.

— А что это впереди чернеет? — показываю я на широкую балку, убегающую от ближайшей к нам посадки за горизонт.

Оказывается, здесь огонь полыхал. Балка выгорела до черной земли.

— А вот здесь мы находились, — объяснили нам наши спутники. — Огонь в посадку не пускали. Вы представляете, сколько здесь птицы могло быть сейчас, сколько живности другой?

Окинув взором последствия пала, представить было несложно.

— Кто же это тут разбойничал?

— Кто-кто, дончаки! Из нашего села никому не придет в голову ветку сломать в посадке, не то, что огонь по балке пустить.

Я невольно усмехаюсь лошадиному слову «дончаки» и уточняю:

— А для чего они землю свою жгли-то?

Вместо ответа мой собеседник крутит пальцем у виска.

Сожженное «дончаками» поле возле Темировки

История 12-я. Висячий мост через Днепр соединяет две области

СОГЛАСНО данным речной информационной службы водных путей Украины, в непосредственной близости от Запорожья, находится 720-метровый подвесной мостовой переход, соединяющий две соседние области — Днепропетровскую и Запорожскую. В конце семидесятых годов минувшего столетия, после завершения строительства, он стал самым длинным висячим мостом специального назначения в Европе.

В Днепровской лоции этот участок водных путей верхнего бьефа Днепрогэса помечен как «речной километр 337,8». С уточнением, что высота мостового перехода — от уровня воды, составляет там 15,77 метра.

Почему с берега Днепра выселили село

Однако довольно интриг, пора разъяснить, почему данный мост имеет специальное назначение. Да потому, что речь идет о мостовом переходе самого протяженного в мире аммиакопровода Тольятти — Одесса, построенного в том числе и на деньги американского миллиардера Арманда Хаммера, которого — за особую любовь к СССР, называли «миллиардером с Красной площади».

По предложению Хаммера, в 1975 году в СССР принимается решение о строительстве магистрального аммиакопровода Тольятти — Горловка — Одесса [Григорьевский лиман], уникального, как уверяют специалисты, даже по современным меркам сооружения.

В эксплуатацию аммиакопровод сдали в октябре 1979 году. Общая протяженность его составила 2417 километров. Российский участок трубы — протяженностью в 1396 километров, проходит по Самарской, Саратовской, Тамбовской, Воронежской и Белгородской областям [обслуживается компанией «Трансаммиак»]; украинский — по Луганской, Харьковской, Запорожской, Днепропетровской, Николаевской, Херсонской и Одесской областям [обслуживается компанией «Укрхимтрансаммиак»].

Как подчеркивают эксперты, «аммиакопровод Тольятти — Горловка — Одесса является единственным в мире по своему масштабу не только потому, что в других странах нет денег на прокладку труб, но и из-за феноменальной опасности, которую представляет собой аммиакопровод. Тысячи километров ничем не защищенных труб являются идеальным объектом для терактов».

Почему же в СССР взялись за строительство столь потенциально небезопасного объекта? Да потому, что в СССР угрозы терроризма не существовало. Сегодняшние путины тогда еще не в московском кремле строили планы продвижения кровавого «русского мира» в соседние дружественные страны, а в питерских подворотнях стреляли чинарики у местной алкашни.

Особый участок аммиакопровода — мостовой переход из Днепропетровской в Запорожскую область, помеченный в лоции как «километр 337,8». С той стороны Днепра циркулеобразная 87-метровая опора [пилон] моста находится неподалеку от села Вовниги, с нашей — между селами Ясиноватое и Орловское. На этих двух гигантских опорах, установленных по обоим берегам в самом узком месте Днепра — там, где он делает легкий поворот, и подвешен 720-метровой пролет аммиакопровода. Благодаря своим растяжкам, он очень напоминает, как точно подметил кто-то из местных романтиков, гигантскую… Эолову арфу — названный в честь повелителя ветров музыкальный инструмент, звучащий благодаря колеблющему струны ветру.

С днепропетровской стороны пилон находится рядом с заливом Башмачка, с запорожской — в урочище Варваровка, где некогда жило не тужило на берегу Днепра село Варваровка, выселенное при строительстве аммиакопровода. Как свидетельствуют охотники и рыбаки, люди там, точнее, человекоподобные существа, встречаются, но только странные — прозрачные, что утренний туман, либо черные, что уголь. Не наши явно.

Урочище то уфологии называют теперь Варваровской аномальной зоной. Повисшая над Днепром Эолова арфа видна из нее во всей красоте и во всем величии. Если можно рассуждать о величии трубопровода, по которому ежечасно прокачивается под высоким давлением до семи железнодорожных цистерн аммиака.

Сооружение, перекрывающее русло одним пролетом

Проект мостового перехода от Башмачки до Варваровки разработал Центральный научно-исследовательский и проектный институт строительных металлоконструкций им. Н. П. Мельникова — ведущая в СССР [теперь в РФ] организация в области строительных металлических конструкций [она же, кстати, и проект арочного моста в Запорожье делала]. В архиве ЦНИИПСКа мне удалось отыскать короткое описание этой работы, которую можно назвать Эоловой арфы, рукотворным чудом повисшей над Днепром:

«Применена висячая решетчатая система повышенной жесткости с наклонными подвесками-раскосами и сварной металлической фермой жесткости из трубчатых элементов, объединенных с двухпоясным канатным горизонтальным ветровым поясом. Труба аммиакопровода и служебные проходы располагаются внутри фермы жесткости. Главные инженеры проекта: Слоним Э. Я., Кравцов М. М., 1977 г».

Сам висячий мост представляет из себя сооружение, «перекрывающее русло реки одним пролетом без промежуточных опор, предназначенное для пропуска трубы аммиакопровода [диаметром 355,6 мм], расположенной в кожухе из трубы диаметром 530 мм, а также четырех ниток других коммуникаций [кабелей связи и освещения]». С каждой стороны аммиакопровода имеются служебные проходы шириной в 70 см.

Изготовлены металлоконструкции для мостового перехода были на Днепропетровском заводе им. Бабушкина, монтаж металлоконструкций выполнил трест «Союзмонтажгаз».

«Вход воспрещен. Опасно для жизни»

О том, что мы набрели на совершенно не вписывающийся в окружающую нас природу объект, нам с зеленого поля просигналили… выкрашенная в желтый цвет закрытая со всех сторон будка и наклонный треугольник возле нее, указывающий куда-то в сторону реки. Подойдя ближе и, разглядев слово «Трансаммиак», я понял, что мы почти у цели — почти добрались к висячему аммиачному мосту.

Однако нужно было еще одолеть неширокую бетонную дорогу, сбегавшую к Днепру по прибрежному лесу, прежде, чем мы оказались перед шлагбаумом с грозными надписями: «Вход воспрещен. Опасно для жизни. Аммиак».

Чуть далее я увидел ограждение из туго натянутой колючей проволоки с укрепленными на столбах электроизоляторами, что свидетельствовало о том, что к ограждению не подсветка безобидная подведена, а… электрический ток. Как в немецких концлагерях. Далее шла вторая линия ограждения — уже, насколько я понял, без тока. Между внешней и внутренней линиями ограждения — по всему периметру, тянулась нейтральная полоса, на которой была только-только выкошена трава, что говорило о присутствии у аммиакоперехода людей. По крайней мере, они тут были… ну, чуть ли не перед нашим появлением.

Хотя, как нас просветил местный всезнающий народ, охрана моста постоянно пребывает на противоположном — днепропетровском, берегу. С нашей стороны за округой наблюдает неусыпный видеоглаз.

Еще на внешней линии ограждения я разглядел эмблему из находящихся в бело-сине-красном кругу букв «Т» и «А». «Тольяттиазот», понял я смысл эмблемы.

Это то предприятие, которое и поставляет в Одессу — на Одесский припортовый завод, в частности, аммиак, служащий основой для пользующихся невероятным спросом в мире азотных минудобрений.

Значительное количество аммиака, между прочим, уходит из Одессы в США. Так было во времена Хаммера — для этого, собственно говоря, он и строил колоссальной протяженности аммиакопровод, так есть сейчас.

В тему

Аммиакопровод через Днепр был построен по аналогии с газопроводным переходом через Аму-Дарью у поселка Келиф [Туркмения]. Там — на трассе газопровода Афганистан — СССР, был в свое время построен уникальный висячий переход, перекрывающий реку одним пролетом длиной в 660 м. Переход имеет многоцелевое назначение: помимо газопроводной трубы диаметром 820 мм, на нем размещены четыре нитки электроснабжения и кабельной связи и расположены пешеходные проходы для эксплуатационного персонала.

Пролет перехода — до строительства аммиакопровода через Днепр, был самым крупным в мире для трубопроводов диаметром более 150 мм.

[Фото Сергея Томко и из открытых Интернет-источников]

Впереди — аммиакопровод

Два берега соединены одним пролетом

Эолова арфа. Вид на днепропетровский берег

Внутри висячего моста

История 13-я. Мавринский майдан: ухо, вслушивающееся в Космос

В СТА километрах от Запорожья находится замысловатое земляное сооружение овальной формы, напоминающее… фигуру из знаменитой пустыни Наска. Есть предположение, что это странное сооружение, которое принято называть Мавринским майданом, является древней обсерваторией, подобной английскому Стоунхеджу.

На родине жреца Мерлина

По преданию, в сооружении Стоунхенджа принимал участие жрец Мерлин. Именно он, изготовив какие-то устройства, установил гигантские камни комплекса легко и быстро, чем удивил присутствующих, которые до этого не смогли их сдвинуть с места. Удивленным ротозеям Мерлин ответил: если бы вы увидели, какие чудеса творят строители на моей родине, то удивились бы еще больше.

Между прочим, Мерлин был из скифов, проживавших, согласно все тому же преданию, возле… Днепровских порогов — в районе нынешнего Запорожья, то есть. Об этом, кстати, еще в 18-м веке английский поэт Томас Уортор отмечал в своем посвящении Стоунхенджу:

«О, древний памятник cо Скифских берегов, Не Мерлином ли ты сюда перенесен?»

Так, может быть, подумал я, впервые оказавшись на Мавринском майдане, Стоунхедж запорожских казаков тоже скифы-кудесники строили?

Теперь относительно возраста майдана [кстати, употребляем мы это слово в варианте произношения запорожских козаков, которые, видимо, позаимствовали его из более древних языков, понимая под майданом «место, где собираются люди для получения силы»]. По версии исследователя Мавринского майдана Романа Никифорова, охотно поделившегося с гостями из Запорожья собранным материалом, странное земляное сооружение было возведено… держитесь за стул… 8600 лет назад.

Для сравнения:

возраст английского Стоунхеджа достигает 5000 лет, самой древней египетской пирамиды не превышает 4600. Великую китайскую стену начали строить 2500 лет назад, а рисунки в пустыне Наска, о которой я уже упоминал, начали создавать 2000 лет назад.

Получается, что древнее Мавринского майдана на земле нет рукотворного сооружения — к созданию которого, расшифрую дословно, приложили руку люди?

Почти так.

Запорожье-Павлоград-Мелитополь

Более древнее сооружение таки имеется. И находится оно… тоже, как и майдан Мавринский, примерно в ста километрах от Запорожья — только в противоположную сторону ехать понадобится, чтобы отыскать его — к Мелитополю. Я имею в виду Каменную могилу, в гротах которой даже рисунок мамонта имеется. А животное сие с хоботом в наших местах увидеть можно было, — чтобы запечатлеть увиденное, не десять, наверное, даже тысяч лет назад, а больше.

По некоторым предположениям, некогда Каменная могила представляла из себя величественный каменный храм Солнца, распространявший свою силу на огромное пространство. А потом храм по какой-то причине обрушился и… превратился в нагромождение камней — в каменную могилу.

Теперь на воображаемой карте помечаем точки, отдаленные от Запорожья на сто примерно километров. Одну — у Каменная могилы возле Мелитополя, другую — у Мавринского майдана возле Павлограда [а он именно там, в окрестностях столицы западного Донбасса, и пребывает].

Соединив их вместе, начиная с Запорожья, получим несколько вытянутый, почти правильный равнобедренный треугольник. В вершине его находится град Запорожье с обладающим колоссальной энергетикой островом Хортица. По сути, это самой природой [или Космосом] созданное [заряженное] место силы, как в таких случаях говорят экстрасенсы. В двух других углах треугольника пребывают… тоже места силы, но — рукотворные: Мавринский майдан [о значении слова «майдан» я уже говорил] и Каменная могила — древний храм Солнца.

Теперь, надеюсь, тебе, уважаемый читатель, стало понятно, из каких необыкновенных по силе мест происходил легендарный жрец Мерлин, принимавший участие в строительстве английского Стоунхеджа: из мест, где, как можно предположить, современная человеческая цивилизация зародилась.

Впрочем, если с Запорожьем, которое я считаю родным городом [хотя родился на самом дальнем Дальнем Востоке — в Приморском крае] мне многое понятно, с Каменной могилой, в гротах которой, кроме портрета мамонта, образцы древнейшей на земле письменности обнаружены, у меня тоже определенность в мыслях имеется, то Мавринский майдан пока мне только загадки загадывает.

И не только мне.

Феномен села Межирич

Собственно говоря, Мавринский майдан правильнее было бы сегодня называть Межиричским — находится потому что он на восточной окраине села Межирич, относящегося к Павлоградскому району Днепропетровской области [село Маврино, являвшееся несколько десятилетий тому частью Межирича, больше не существует]. Если кого-то смущает несколько необычное название села, объясню его происхождение — очень простое, кстати. Межирич расположился между реками Волчья и Самара — в междуречье.

Уловили связь? Народ-языкотворец «междуречье» в свой, более близкий ему язык, таким образом встроил, исказив его до «межиричья».

От крайнего дома Межирича до Мавринского майдана — всего ничего, несколько сотен метров. Пока мы их будем неспешно отсчитывать ногами, я расскажу, какие высказывались версии о назначении этого однозначно загадочного объекта.

Предполагают, что майдан возле Межирича мог быть

крепостью запорожских козаков. Не исключено. Но тогда возникает закономерный вопрос: от кого и зачем защищались в ровной, как стол, степи запорожцы [а местность там именно так и выглядит — как стол, без единого холмика до горизонта]? Хотя, повторяю, для своих нужд — скажем, в качестве наблюдательного пункта, они майдан могли использовать. И, видимо, использовали;

заброшенным цехом по производству селитры. Был, оказывается, когда-то в Украине такой промысел. Аж к 1613 году относится упоминание о том, что на Полтавщине была раскопана могила [курган] Скоробир и приспособлена для изготовления селитры, являвшейся одним из ингридиентов пороха. Версию можно было бы не отбрасывать, если бы не одно «но»: это сейчас в окрестностях Павлограда и в прилегающих к нему районах майданов, подобных Мавринскому, не очень много осталось [а почти в первозданном виде сохранился, пожалуй, только Мавринский], а ранее их десятки насчитать можно было. Зачем в степи столько мастерских по производству пороха?

раскопанным курганом. Обратив внимание на три имеющиеся в земляной насыпи Мавринского майдана отверстия-проема, кто-то предположил, что через них промышлявшие в степи «черные археологи» прежних столетий вывозили грунт: курган, мол, раскопали, все, что пригодилось, забрали из него, часть грунта вывезли, а часть оставили. Из оставшейся части со временем и получился земляной вал. Версия пустая, в качестве ее опровержения приведу один только факт: по объему земляной вал майдана превышают объем земли, который можно было бы извлечь из его котловины;

древним святилищем. Если предположить, что майдан использовали в качестве комплекса для религиозных обрядов, молитв и жертвоприношений, где у Солнца, Луны и звезд древние люди милости себе и урожая своей земли просили, то можно предположить, что куполом этого древнего святилища были… открытые небеса над головой. К слову, внутри земляного вала Мавринского майдана находятся два особых возвышения. Сторонники версии о майдане-святилище называют их алтарем и жертвенником;

астро-обсерваторией типа Стоунхеджа. С учетом того, что в наших климатических условиях с засушливым летом и суровой зимой трудно жить без учета времени года, с помощью майдана как раз и можно было фиксировать — через те отверстия, о которых уже была речь, ключевые точки календаря земледельца: весеннее и осеннее равноденствие и летнее солнцестояние. Восход солнца и доныне в эти особые, очень важные дни года, можно наблюдать через отверстия-проемы Мавринского майдана. И, громко ударив в колокол, извещать округу о наступлении весны, лета или осени. Извиняюсь, колокола тогда под рукой не было. И если мы безоговорочно примем версию о майдане обсерватории, которой вполне могли пользоваться и козаки-запорожцы, останется непонятным назначение двух особых возвышений внутри земляного вала [об их существовании я упоминал] и одного — за его пределами.

Лично у меня сложилось впечатление, что на этих возвышениях в какие-то особые моменты жизни становились особые [извиняюсь за повтор слова — оно здесь необходимо] люди, скажем, жрецы и, совершая определенные действия, получали какую-то информацию. Предположим, из Космоса. Что характерно, находившийся за пределами вала видел — через проем, только одного человека. И только ему мог, следовательно, подать какой-то сигнал. А тот, соответственно, передавал его своему напарнику, тоже находившемуся внутри земляного вала майдана.

Какой обряд совершали жрецы, даже предположить не могу. Но то, что Мавринский майдан, как и Каменная могила, между прочим, находится на берегу реки, отнюдь не случайно. Вода ведь, как сегодня известно даже не очень смышленому школяру, является лучшим источником и проводником информации [старинное выражение «как в воду глядел» не для звонкого словца, появилось]. Все дело в умении получать закрытую от посторонних информацию. Из воды, из земли, из Космоса, наконец. Полагаю, те, кто строил майдан возле Межирича, умели это делать. Наверное, не таким примитивным способом, как я объяснил. Мне важно было направление для развития мыслей думающему человеку задать — с помощью картинки, возникшей у меня в воображении, когда я оказался на майдане.

Рассуждая о возможностях майдана у Межирича, добавлю еще один немаловажный факт: оказывается, используя майдан в Крыму [похожий на Мавринский] Сергей Королев… повышал качество связи с космическими кораблями на околоземной орбите. Информацию об этом мне сообщил исследователь майдана Роман Никифоров, добавив, что, окажись в руках индейцев с берегов Амазонки времен Христофора Колумба современный мобильный телефон, они бы на него точно так же отреагировали, как мы реагируем на Мавринский майдан: широко открываем глаза и удивленно пожимаем плечами.

Ну, и чтобы завершить перечисление версий о возможном назначении феномена возле Межирича, отмечу бегло и такую:

майдан мог также служить своеобразным земляным компасом для ориентации в пространстве.

На майдане

Мавринский майдан, где, что сразу бросается в глаза, не бывает полутеней, построен из смеси грунта [на основе глины], который был взят невесть где и доставлялся на берег реки Волчьей невесть как — ни колеса, ни лопаты, ни тачки на тот момент не имелось в наличии вообще: они не были изобретены просто-напросто. Местный люд уверяет, что в шапках грунт на майдан его строители носили. Очень может быть. Если строителям не помогал легендарный жрец Мерлин. Или кто-нибудь из его народа.

Специфика, особенность майдановского грунта заключается в том, что он не размывается дождем, не выдувается ветром и идеально пропускает влагу: внутри майдана, уверяют местные жители, никогда, даже после сильного дождя, не бывает луж — там не застаивается вода.

И вообще майдан производит впечатление… заколдованного сооружения. По крайней мере, мне он таким показался. Как на нем самом, так и вокруг него не растут деревья, к нему не подлетают птицы. В первозданном виде он господствует над степью, держа ее, я бы сказал, под своим контролем, уже 8600 лет.

Уму непостижимо, как может столь бесконечно долго сохраняться обычный земляной вал высотой до шести метров с длиной окружности в двести метров.

Впрочем, не совсем обычный: к нему примыкают — возле западного и южного проемов [отверстий] насыпи-лучи, напоминающие… лапы паука, если представить, как майдан — с валом и лучами, может выглядеть сверху.

Ну, чем вам не загадочный рисунок из пустыни Наска?

Или указатель для приземления каких-то летающих объектов?

Или, наконец, подобие уха [вглядитесь в фото центральной части майдана, сделанное с высоты птичьего полета], внимательно вслушивающегося в Космос.

Право слово, индейцы с берегов Амазонки скорее бы разобрались с нашей мобилкой, чем мы древним земляным сооружением у села Межирич.

[Фото автора и из архива Романа Никифорова]

Мавринский майдан с высоты птичьего полета

На майдане

Усы майдана

История 14-я. Белая звезда, растаявшая в белой заре

НА МОЙ взгляд, название «Великая Белозерка» — самое звучное и самое красивое из всех названий, которые можно встретить на современной карте Украины.

И самое непонятное.

Непонятное в первую очередь потому, что никто толком не может объяснить, какому событию [или природному явлению] обязано село своим величественно-лирическим именем. Хотя, между нами говоря, величественность с Белозерки чуть-чуть спадет, если мы… переведем с украинского слово «великая».

Получим… просто Большую Белозерку. В отличие от существующей неподалеку Малой Белозерки [Васильевского, правда, а не Великобелозерского, района].

Переводить, однако, название мы не будем. Оставим так, как в народе сложилось — по аналогии с приднепровским поистине великим, а не просто большим, Великим Лугом.

Итак, откуда же есть пошла земля белозерская?

Легенды Великой Белозерки, которых несколько.

Нелепая. Некогда, говорят, по степи, где со временем раскинется предлинное село Белозерка, проезжала в Крым всероссийская царица-иаператрица Екатерина Вторая — такой же, насколько мне представляется, деспот [в юбке] и самодур, как и нынешний всероссийский Путлер. Однажды ночью у себя над головой Екатерина увидела… большую белую звезду, которая своим сиянием привела в восторг царицу. И та воскликнула: «Какая красивая белая звезда горит над украинской степью, обдуваемой ветром воли!» Не утверждаю, что степь наша матушка была упомянута именно в таком контексте, но о звезде всероссийская Екатерина, вроде бы, точно заявляла. А может быть, и нет. Но легенда от императрицы осталась.

Романтическая. В казацкие времена, рассказывают, в село, протянувшейся по просторной степной балке, вкатился как-то отряд казаков во главе с лихим гетманом Олифером Голубом. Путь долгий казакам, направлявшимся в Крым своих братьев из рабства освобождать, предстоял. Вот и выбрали они для отдыха тихое степное село. Казакам в нем были рады. А самая красивая девушка — по имени Надежда, гетману даже хлеб-соль поднесла. И гетман, утонув в васильковых глазах девушки, влюбился в нее всем сердцем своим страстным. Утром казаки уехали, и долго-долго после этого Надежда ждала своего лихого Олифера. Но он так и не вернулся из похода: погиб в бою. И превратилась однажды ранним летним утром Надежда в белую зорю, которая поплыла навстречу восходящему солнцу.

От себя к легенде добавлю, что бесстрашный степной рыцарь Олифер Голуб, прославившийся победоносными походами против турок, действительно мог проезжать через степь в районе теперешней Великой Белозерки.

И он действительно погиб в Крыму, куда под началом гетмана Михаила Дорошенко [уже когда он сам не был гетманом, естественно] отправился с отрядом казаков помогать крымским татарам [!] в их борьбе против турок.

Полковнику Голубу, кстати, в то время было под восемьдесят.

Очень подходящий возраст для войны и любви.

Бабий Яр Великой Белозерки

В Белозерке, которая более двух лет находилась под немецкой оккупацией, конечно же, имеется свой воинский мемориал. В честь воинов-освободителей он обустроен [из Великой Белозерке открывался путь на Никопольский плацдарм, который немцы удерживали аж до начала февраля 1944 года, поэтому бои в окрестностях села были жестокими и долгими], а также в память о погибших на полях Великой Отечественной земляков и… в память жертв фашизма.

Именно так и называется — жертвам фашизма, особый обелиск мемориала в центральном парке села.

Мороз по коже пробегает, когда читаешь фамилии на плитах возле обелиска. Их десятки, сотни.

Ком к горлу подступает, когда в длинном, почти бесконечно списке фамилии повторяются: тут семьи целые похоронены.

…Великую Белозерку немцы заняли 19 сентября 1941 года. И буквально в первые дни оккупации устроили в местном — довоенной постройки, Доме культуры… сам не поверил сначала… выборы. Или подобие выборов.

Для простых, не попавших во власть белозерцев немцы установили жесткие сроки сдачи овощей, фруктов, кур, молока, яиц, меда. За несвоевременное выполнение графика штрафовали или отбирали домашнюю животину и птицу. Вводился также запрет на использование кладбища для выпаса скота. За нарушение следовали штраф и изъятие животных «в пользу государства». Кроме того, оккупанты изготовили для жителей специальный вкладыш на немецком языке — в паспорт. Ну, как в оккупированном Донбассе все происходило: фашист, получается, всегда фашистом остается. Хоть в Великой Белозерке он фашистствует, хоть в Донбассе, сволочь, хозяйничает.

Бабий Яр в Великой Белозерке случился в ночь с 24 на 25 июля 1942 года, когда на краю противотанкового рва были расстреляны 280 мирных жителей. Среди них были женщины, старики, дети.

Пытаясь выведать, где находятся партизаны, немцы забирали в гестапо всех подряд — и не только великобелозерцев. Жителей соседних сел [Малой Белозерки, Гюновки, Новопетровки, Благовещенки, Новоднепровки] тоже. По рассказам сведущих людей, в первую очередь арестам подвергались те, на кого указывали «доброжелатели» — те, кого мы сегодня сепарами называем, пособниками оккупантов. В гестапо, таким образом, забирались активисты и… совершенно безвинные люди, чем-то насолившие «доброжелателям».

В течение десяти дней гитлеровцы издевались над арестованными, а в ночь на 25 июля повели на расстрел первую партию — 90 человек.

Выстроив сельчан в колонну по четыре, немцы связали четверки друг с другом. И когда на краю противотанкового рва затрещали автоматные очереди, убитые падали вниз, увлекая за собой живых.

Затем была еще одна партия. И еще. Старожилы вспоминали, что потом долгих пять дней немцы с собаками охраняли наскоро засыпанный ров, который буквально дышал — столько в нем было живых.

После освобождения Великой Белозерки была создана государственная комиссия, под контролем которой расстрелянных из противотанкового рва перезахоронили в братскую могилу в центральном парке села.

Вечная память им, не дожившим до победы и принявшим мученическую смерть за всех нас, живущих ныне.

[Фото из архива автора]

Впереди — Великая Белозерка

Памятный мемориал в парке

История 15-я. В храме Семи врат

НА ГРАНИЦЕ Запорожской и Днепропетровской областей находится одно из самых древних на земле искусственных сооружений, очень напоминающее всемирно известный Стоунхендж. На одном из его камней отпечаталась ступня человека, а на другом можно разглядеть… свастику

На месте гибели князя Святослава

Сразу уточню: храм этот не имеет куполов, сияющих под солнцем. Колокольни возле него, которая бы рассыпала из поднебесья звон по округе, тоже нет. Да и храма, как такового — в нашем привычном понимании, в храме Семи врат тоже не имеется.

Тем не менее, храм этот таки существует.

Тысячи лет!

А находится он в селе Никольское-на-Днепре. Поворот на него на днепропетровской трассе — примерно у границы Запорожской и Днепропетровской областей, обозначен особым указателем, на котором помечено: «Место гибели князя Святослава». И указано расстояние до него.

Как же так, обязательно удивится в этом месте моего повествования интересующийся историей Запорожья читатель: князь Святослав — исключительно наш человек, он же у нас, на Хортице, погиб. А причем тут Никольское-на-Днепре? Что там Святославу было делать?

Признаюсь честно: эти вопросы, задержавшись, а, не промчавшись, как обычно, у дорожного указателя на повороте на Никольское, себе тоже задал. И ответ на них нашел.

Чуть позже — выяснив историю села и прилегающей к нему местности.

Ну, а самому нетерпеливому читателю я кратко отвечу так: в Никольском-на-Днепре, где Святославу памятник установлен, князь, конечно же, не был — не существовало село в его времена, но тамошний храм Семи врат он вполне мог посетить, возвращаясь из похода домой, в Киев.

Узнав о намерениях князя, печенеги коварные и устроили на месте будущего села Никольского засаду, в которую и угодил Святослав.

Впрочем, это лишь одна из версий гибели легендарного князя, вошедшего в историю Руси-Украины под прозвищем «Завоеватель»: за восемь лет правления он совершил походы на Болгарию и Северный Кавказ, а также разгромил Хазарский каганат — государство кочевников, которые постоянно совершали набеги на поселения русичей.

Массивная чугунная плита на гранитном валуне на берегу Днепра — на месте предполагаемой гибели Святослава, была установлена… аж в 1872 году. Надпись на ней гласит: «В 972 году у днепровских порогов пал в неравном бою с печенегами русский витязь князь Святослав Игоревич». По сути, этот памятный знак, установленный в позапрошлом веке в Никольском, — первый памятник в честь героев Руси-Украины.

Но нам, однако, нужно было следовать далее.

И, постояв у плиты памятной и поцокав языком возле глубокого вертикального желоба за ней — это так стекающая по береговому склону вода разрезала могучий днепровский камень, мы покинули необитаемый детский лагерь [или профилакторий, я так и не понял], некогда принадлежавший металлургическому заводу им. Петровского [в честь него, если кто забыл, город Днепр до недавнего времени назывался], на территории которого и находится массивная чугунная плита с сообщением о гибели Святослава.

Нынче лагерь — охраняемая приватная собственность. Но пройти к памятному знаку можно — в сопровождении кого-нибудь из охраны.

Чья земля у Ненасытецкого порога

Храм Семи врат, который находится, ну, может быть, в полукилометре от предполагаемого места гибели Святослава, еще называют «капищем Перуна» или, что более верно, «Никольским кромлехом».

Никакого храма на берегу Днепра, как я уже говорил, нет. Имеются остатки языческого святилища — в виде установленных в круг камней, созданного в очень приметном месте — там, где некогда, до строительства Днепрогэса, клокотал не замерзавший даже в самую лютую зиму Ненасытецкий порог.

«Ненасытец, Дед-порог, Ревущий — самый большой и самый страшный из всех днепровских порогов», — особо подчеркивал в своих путевых заметках Дмитрий Яворницкий.

В его интереснейших заметках я так же вычитал, что в 1737 году напротив Ненасатецкого порога на правом берегу Днепра была обустроена крепость [или что-то вроде крепости] — «ретраншемент с редутами, который занимал 50 десятин».

Через четыре года вокруг ретраншемента возникло поселение «из малороссийских казаков и крестьян». Ну, а буквально на следующий год после ликвидации Запорожской Сечи — в 1776 году, «провиянтмейстер» князя Григория Потемкина Иван Синельников [до введения губернаторской должности он был екатеринославским наместником; железнодорожная станция Синельниково носит его фамилию] получил земли как раз в районе Ненасытецкого порога. На них он в честь своих сыновей основал села: Васильевку [в 1779 году] — на левом берегу Днепра, и Николаевку [в 1780 году] — на правом. «В том селе [нынешнем Никольском, то есть], — отмечал Дмитрий Яворницкий, — подданных малороссиян мужска пола 20 душ, женска 15».

В это же самое послесечевое, скажем так, время земли возле Ненасытецкого порога получила и жена «провиянтмейстера» Ивана Синельникова Авдотья Васильевна, основавшая «деревню» [слово Яворницкого] Войсковую, где были поселены «остатки запорожского войска, отчего деревня и получила себе такое название».

Войсковое — это совсем недалеко от Никольского. По прямой — ниже по Днепру, полкилометра. Если кто видел самую большую в Украине диораму «Битва за Днепр» [находится в Днепропетровском национальном историческом музее, занимая отдельное здание], сходу вспомнит, что она отображает эпизод Великой Отечественной, связанный с форсированием Днепра частями Красной Армии у села Войсковое.

Получается, земля у Никольского-Войскового обильно полита кровью как во времена князя Святослава, так и в более близкие к нам.

Днепровский Стоунхендж

А вот как наблюдательный Дмитрий Яворницкий описал Никольский кромлех [по-украински это слово звучит более понятно: «кам'яне коло»]:

«Это мегалитический памятник чрезвычайной редкости; в середине его установлены в круг вертикально 24 больших плоских камня — один за другим, высотой как рослый человек; внутри круга был похоронен человек, однако, скелет его настолько истлел, что ни взять его, ни измерить никак нельзя было — это уже был не человек, а „прах и пепел“; вокруг скелета тоже превратились в „прах и пепел“ речные ракушки».

Считается, что храм под открытым небом возле самого шумного днепровского порога был сооружен праиндоевропейским народом. По одной версии, ему — 12 тысяч [!] лет, по другой — четыре тысячи.

Если принять за точку отсчета первую цифру, то нужно будет признать, что Никольский кромлех более, чем вдовое старше своего всемирно известного аналога — каменного Стоунхенджа, который ежегодно посещает миллион туристов.

По преданию, в сооружении Стоунхенджа принимал участие жрец Мерлин, посвященный в секреты волшебства. Именно он, изготовив какие-то устройства, установил гигантские камни комплекса легко и быстро, чем удивил присутствующих, которые до этого не смогли их сдвинуть с места. Удивленным ротозеям Мерлин ответил: если бы вы увидели, какие чудеса творят строители на моей родине, то удивились бы еще больше.

А Мерлин был из скифов, проживавших, согласно все тому же преданию, возле… Днепровских порогов. Об этом еще в 18-м веке английский поэт Томас Уортор отмечал в своем посвящении Стоунхенджу: «О, древний памятник cо Скифских берегов, Не Мерлином ли ты сюда перенесен?»

Если и далее проводить параллели со Стоунхенджем, можно предположить, что каменное коло на берегу Днепра в древности, как и Стоунхендж, служило… обсерваторией, из которой наши предки следили за движением солнца.

И напрямую общались с Космосом и Богом — такова энергетика, такова сила подобных мест.

Между прочим, в девяти километрах от Никольского [и в 3,5 километрах от Днепра] находится небольшое село со странным названием Петрово-Свистуново [это Войсковой сельсовет]. Примечательно оно тем, рассказали мне люди, собирающие информацию об аномальных зонах Приднепровья, что возле него находится некое земляное сооружение [отчетливо различимо даже на спутниковых снимках], помогавшее древним обитателям тамошних мест… напрямую общаться с Космосом. Это так называемый майдан — место силы.

Знал ли о таких местах и, в частности, о храме под открытым небом возле Ненасытецкого порога князь Святослав? Не мог не знать.

Поэтому нельзя исключать, что именно сюда он и пожаловал — попросить у всевышнего помощи и защиты, узнав о готовящейся на него засаде.

А засада как раз и была устроена возле храма. И князь со своей дружиной принял тут свой последний бой.

Повторяю, это всего лишь предположение. Как на самом деле развивались события более, чем тысячелетней давности мы, наверное, не выясним никогда.

***

Диаметр необычного храма в Никольском, в котором нынче я насчитал 36 камней, — 25 шагов. Причем шагал я от самого приметного [но не самого главного!] камня — того, на котором отчетливо заметен… след ступни человека. Камень этот известен всем, кто бывал в храме Семи врат. Именуется он Пяточным.

Камень, установленный напротив Пяточного, названия не имеет, хотя он в храме, пожалуй, самый главный — вроде алтаря.

Так я понял, когда разглядел, что изображено на этом камне: свастика, древний символ солнца, древний символ счастья, если хотите. И храм, следовательно, величать нужно не семивратным, а солнечным — храмом Солнца и счастья.

Свастику на камне — она, к слову, левосторонняя [в отличие от правосторонней фашистской] можно разглядеть только при особом, контрастном, освещении — очень уж давно она нанесена была на камень: 12 тысяч лет назад. Кстати, первые известные истории изображения свастики датируются… седьмым тысячелетием до нашей эры.

А техника нанесения знака солнца просто поражает: на сером, вроде бы, невзрачном камне имеются, если внимательно присмотреться, красноватые вкрапления, которые и складываются в свастику. Причем она взята в круг из таких же красноватых вкраплений.

Я даже предположить не могу, как это можно было сделать на валуне, изъятом в древности из Ненасытецкого порога [что некоторые камни Никольского кромлеха некогда в Днепре — на стремнине, находились, свидетельствует их вид: уж очень они отшлифованы. Так речные валуны только стремительная вода может обработать].

Похоже, без вмешательства жреца Мерлина, принимавшего участие в строительстве Стоунхеджа, на Никольском кромлехе дело тоже не обошлось.

Шучу, конечно, потому, что ответа на свои вопросы не имею.

Теперь я рассужу о том, чего нельзя пощупать в храме Солнца и счастья [так теперь я буду величать кромлех в Никольском], но зато можно пережить.

Из рассказов очевидцев я знал, что человек, впервые попадающий на такое священное место, испытывает странные ощущения: меняется частота пульса, усиливается острота чувств. У него, наконец, стабилизируется эмоциональное состояние: все заботы о текущем дне отступают.

Говорят также, что тех, кто побывал в центре кромлеха, ожидают разительные перемены к лучшему в недалеком будущем, у него прибавляются силы для борьбы. А беды и невзгоды обходят таких людей.

Могу засвидетельствовать: все сказанное о кромлехе в Никольском — не пустые слова.

Нас он, к слову, встретил солнцем, хотя был очень ненастный день, и легким дождем, который в народе называют слепым.

Маленькое чудо природа явила, решив удивить и заворожить нас.

И ей это удалось.

В тему

Слово «кромлех» происходит от кельтских слов «crwm» [сводчатый] и «llech [каменное перекрытие]. Часто центральное место кромлеха занимают другие объекты: менгир, скала, дольмен, галерея или даже целый мегалитический комплекс. Археологами обнаружены кромлехи практически на всей территории планеты — в Европе, Азии, Австралии. Однако большинство из них расположены почему-то на Кавказе, Британских островах и во Франции — на полуострове Бретань.

Британский Стоунхендж является самым известным кромлехом в мире.

Истинное предназначение данных сооружений до сих пор неизвестно. Имеется лишь несколько версий использования кромлеха: ритуальное ограждение священного пространства с образованием «храма под открытым небом», календарная система визиров с отслеживанием положений Солнца и, возможно, Луны.

Также допускаются теории о связи кромлеха с астрономическими наблюдениями и предсказаниями.

[Фото автора]

В храме Семи врат

Пяточный камень, на котором отчетливо различим оттиск ступни

Самое древнее на земле изображение свастики из храма Семи врат [в контрастном свете]

На месте [предполагаемом] гибели князя Святослава

История 16-я. Восставшая Врадиевка

СТИХИЙНЫМ митингом, переросшим в восстание с разгромом местного райотдела милиции жители южноукраинского поселка отреагировали на попытки исказить и замять дело о жестоком избиении и изнасиловании в конце июня 2013 года их 29-летней землячки Ирины Крашковой.

По сути, локальное народное выступление во Врадиевки стало прологом большой революции Достоинства, которая вскоре охватило всю Украину.

А произошло тогда во Врадиевке [это райцентр в Николаевской области] вот что: вечером 26 июня Ирина возвращалась домой с дискотеки, проходившей в центральном поселковом парке. Неподалеку от дома возле молодой женщины остановилась легковая машина, в которой находились трое: таксист и два офицера милиции — лейтенант и капитан. Ирину насильно затащили в машину, а затем вывезли в лесополосу в шести километрах от Врадиевки, жестоко избили и изнасиловали.

Врачи диагностировали у потерпевшей открытый перелом черепа в нескольких местах, множественные рваные раны лица, пять глубоких резаных ран головы, множественные ушибы и ссадины.

По делу в конечном итоге были арестованы: лейтенант милиции Дмитрий Полищук, таксист Сергей Рябиненко, а также капитан милиции Евгений Дрыжак [ментам — милиционерами этих подонков пусть их бывшие коллеги называют, суд потом определит по 15 лет лагерей, таксисту — 11]. Кроме того, под стражу взяли и заместителя начальника местного РОВД.

После событий во Врадиевке глава МВД Украины отстранил от должности руководителя областного управления милиции, а начальник местной милиции и прокурор района были уволены с занимаемых должностей.

Пройдет время, Украина вышвырнет назад в сошедшую с ума вместе со своим плюгавым правителем Московию всю фашистскую шваль, объявляющую себя представителями так называемого «русского мира», и украинцы напишут новую историю своей Батькивщины многострадальной. Уверен, что страницы, относящиеся к революции Достоинства, будут открываться стремительно развивавшимися событиями в летней Врадиевке, очевидцами которых довелось стать мне и моим коллегам — Анастасии Писаревой и Сергею Томко.

***

В центре заявившего о себе во весь голос летом 2013 года на всю Украину поселка находится мемориал воинской славы. Начинается он с бюстов врадиевцев-Героев Советского Союза и полных кавалеров ордена Славы. Далее, по обе стороны от аллеи — мемориальные плиты с фамилиями погибших. Они тянутся почти до танцплощадки, где и проводятся поселковые дискотеки. Десятки плит, сотни фамилий. И отпечатавшееся в памяти посвящение: «Сынам и дочерям Врадиевщины, отстоявшим честь…»

Это очень важные слова. Они точно объясняют суть произошедшего во Врадиевке восстания [иначе не скажешь], в ходе которого до тысячи жителей поселка решились на штурм райотдела милиции, разгромив его и загнав в конечном итоге личный состав райотдела в подвал. Как крыс.

Взрыв негодования врадиевцев вызвало известие о том, что под стражу взяты только двое из троих насильников [таксист и лейтенант милиции], жестоко надругавшихся над Ириной Крашковой — молодой, симпатичной женщиной, матерью одиннадцатилетнего сынишки. Третий насильник — капитан милиции, после ареста своих подельников по-прежнему пребывал в райотделе. И врадиевцы, как и сыны и дочери Врадиевщины с воинского мемориала, решили отстоять честь своей землячки.

…Через день после случившегося врадиевская милиция еще не функционировала в привычном для нее режиме. О недавнем штурме здания свидетельствовали выбитые в нем окна и следы от пламени на стенах. Прилегающий к зданию тротуар был усеян обломками кирпичей, камнями, каким-то еще мусором.

Вскоре, впрочем, тротуар был тщательно подметен двумя женщинами. То ли по собственной инициативе они взялись за наведение порядка, то ли по принуждению — не знаю. Сами они были весьма не словоохтливы, а следовавшие мимо сотрудники райотдела — тем паче. Я не оговорился: в райотдел — по крайней мере, при нас, с центрального входа никто не входил.

На подведомственную врадиевской милиции территорию одетые в милицейскую форму люди проникали таким образом: подходили к глухим металлическим воротам, примыкающим к зданию райотдела, стучали в них и исчезали в образовавшемся проеме, в котором на пару мгновений показывалась грозная фигура одетого в камуфляж стража ворот-спецназовца [спецназ во Врадиевку был вызван сразу после штурма райотдела]. Один из милицейских, кстати, пронес за ворота с грозным стражем пакет с продуктами: брикет сливочного масла выделялся в нем и печенюшки, которыми балуется детвора на школьных переменах.

У меня чуть слезы на глаза не навернулись, когда я представил, как еще не отошедшие от испуга врадиевские блюстители, извиняюсь за выражение, порядка, сидя в неуютном подвале, разрезают перочинным ножичком на дольки масло и делят поштучно печенюшки — чтобы каждому досталось.

А на противоположной стороне улицы — у нескольких агитационных палаток, с самого утра не прекращался стихийный [правда, немноголюдный] митинг. Кто-то делился впечатлениями о свежих событиях, кто-то жаловался на врадиевских милиционеров, которые, оказывается, и до расправы над Ириной Крашковой не отличались, скажем так, кротостью.

Вот еще на что я обратил внимание во время тогдашней командировки во Врадиевку: почти все, с кем мы общались [за исключением всего одного человека], открыто, безо всякой боязни, высказывали свое мнение о событиях в поселке. И, в свою очередь, интересовались у нас: а как вы, запорожцы, оцениваете врадиевские события?

Начну по порядку. Впечатлениями с нами делиться не пожелал работник одной из организаций, напрямую подведомственной местной [районной] власти. Надоели вы, журналисты, заявил он, своими расспросами. Хотел я ему попервости по башке стукнуть, но потом передумал. Каждый ведь имеет право на собственное мнение. Пусть оно и у этого индивидуума будет.

Теперь что касается лично моей оценки восставшей Врадиевки.

Представьте себе картину: в оккупированном фашистами поселке фашистские офицеры вывозят в лесок, жестоко избивают и насилуют местную женщину, на что жители отвечают восстанием. Кем бы мы их считали после этого? Наверное, героями.

Во Врадиевке произошло то же самое. Только в роли фашистов выступили… офицеры милиции — люди, которые служат в правоохранительной системе. В системе, охраняющей право. Наше с вами право. На жизнь — в первую очередь.

— По тяжести травм, которые зафиксированы медиками у Ирины, — поделился со мной впечатлениями один из врадиевцев, служивший в свое время в военной контрразведке, — можно предположить, что ее не били, а убивали. Пытались убить. Только хорошая физическая подготовка — а Ирина всегда была как пружина, спасла ее от гибели. И вы хотите, чтобы я извергов, расправившихся над ней, по-прежнему считал офицерами милиции?

— Как полагаете, — поинтересовался я у другого жителя поселка — недавнего сибиряка, назвавшегося Вячеславом Петровичем, — удастся вам добиться справедливости в этом непростом деле с избиением и изнасилованием?

— Если все вместе будем, однозначно добьемся! — был незамедлительно дан мне ответ.

В тему

«Она молилась, чтобы не потерять сознание», — так озаглавила свой отчет из командировки в Николаевскую область моя коллега Анастасия Писарева. Его я тоже предлагаю вниманию уважаемых читателей:

«Милицейский беспредел во Врадиевке не впервые творится. Осталось, например, нераскрытым убийство 15-летней Алины Поркул, совершенное более двух лет назад. Тело раздетой избитой девочки нашли в пруду [а многие детали совпадают с делом Ирины Крашковой]. Тогда местные жители даже приглашали съемочную группу программы «Cледствие ведут экстрасенсы» телеканала CТБ. Ясновидящая Алена Курилова сказала, что вина лежит на людях в погонах, которых прикрывают, и этим убийством все не закончится — в течение двух лет будет похожее дело, которое шокирует всех, а виновных наконец-то выведут на чистую воду.

Цинизм капитана Евгения Дрыжака, которому приписывают оба дела, поражает: он вел дело Поркул [довольно активно — в райотдел забрали 11 «подозреваемых», из которых пытками выбивали признание; после этого трое мужчин покончили с собой], ему же поручили дело Крашковой. Соседи семьи рассказывают, что на утро после случившегося Дрыжак ходил собирать показания и пытался свернуть разговор на то, что Ирина, мол, вела распутный образ жизни и вообще была неадекватной девушкой. Хотя про девушку никто во Врадиевке плохого слова сказать не мог.

Людмила, сменщица Ирины в продуктовом магазине, где та работала, за коллегу горой:

— Работали вместе семь лет, с тех пор, как открылся магазин. Все было построено на доверии. Мы даже ревизию проводили крайне редко. Она еще молодая девушка, 29 лет всего — понятно, что ей еще не хочется дома закрываться. Разве ходить на дискотеки запрещено? Она очень хороший ответственный человек — это вам каждый скажет, кто с Ирой был знаком.

Семье избитой Ирины сейчас несладко: раньше девушка сама тянула домашнее хозяйство,

воспитывала сына-шестиклассника Диму, присматривала за пожилой матерью, которая из-за больных ног еле передвигается по дому, в магазине работала.

Все, в общем, успевала. Теперь заботы о доме фактически легли на сынишку. Дима, правда, не унывает — мальчишка он активный, оптимист. Как мама. На подмогу приехал из Мариуполя старший брат Иры Игорь, который не был в отчем доме уже 12 лет.

Мама Мария Кирилловна не может говорить о дочери без слез: «Она же им ничего не сделала, за что так с ней обошлись? Она молилась, чтобы не потерять сознание и дать показания, указать на виновных. Ее убивали, а Бог на земле оставил. Не просто так, а чтобы извергов этих наконец-то наказали».

[Фото автора и из открытых Интернет-источников]

Штурм райотдела милиции

Ирина Крашкова — молодая, симпатичная женщина

После штурма

История 17-я. Вацлав Дворжецкий в Запорожье

РОДОНАЧАЛЬНИК известной актерской династии оставит в своих воспоминаниях такую запись о произошедшем с ним в городе за днепровскими порогам: «Шок! От него ни в жизнь не отойти, не избавиться, не вылечиться!»

В Запорожье Дворжецкий-старший, которого в будущем зрители запомнят по характерной роли в фильме «Щит и меч», окажется в 1929 году. Что в это время в городе происходило? А он готовил к выпуску первый отечественный зерноуборочный комбайн «Коммунар». На завод «Коммунар», специализировавшийся на производстве сельскохозяйственной техники, как раз и прибыл по направлению киевской биржи труда Вацлав Дворжецкий. В шестидесятые годы, напомню, когда на экран выйдет первая картина с участием Вацлава Яновича — тот самый «Щит и меч», завод прославится запуском в серию горбатого «Запорожца». А на излете двадцатых «Коммунар» ударно работал над тем, чтобы, как говаривали в ту пору, стальной конь быстрее пришел на смену крестьянский лошадке.

Накануне очередной — двенадцатой — годовщины Октября на заводе царило предпраздничное оживление. Кузнечный цех, где работал вчерашний учащийся киевской польской трудовой школы Вацлав Дворжецкий, исключением не был. Буквально перед самым праздником смышленый киевлянин получил ответственное поручение: изготовить цеховую стенгазету.

*

Вацлав поручение выполнил, но вывесить газету не успел: его арестовали. И на следующий день отконвоировали в Киев — в Лукьяновскую тюрьму. «Знают ли родители, где я? — сокрушался в камере Вацлав [это я его книгу „Пути больших этапов“ цитирую. К ней и далее буду периодически обращаться, — авт.]. — В Запорожье ведь задержали, на улице, и в квартиру не пустили за вещами. В подвале каком-то на соломе ночевал. На работе ничего не знают… Сволочи! Я им говорил: буду жаловаться! Молчат. И ремень брючной забрали. Три рубля остались в кармане. Эх! Пожалел! Надо было халвы купить! Ведь хотелось! Не купил… а теперь куда их, три рубля?»

Эх, повторю и я вслед за девятнадцатилетним арестантом. Мог ли ты тогда, брат, предположить, что халву на воле увидишь только через долгих десять лет? Наверное, такое и в голову тебе не могло прийти. Думал, разберутся. Думал, поймут, что допустили ошибку, и отпустят.

— Органам известно все! В ваших интересах ничего не скрывать, признаться во всем, — озадачит Вацлава на первом допросе суровый следователь.

— Я ничего не знаю! Я ни в чем не виновен, — последует ответ.

— Органы ГПУ, — возвысит голос следователь, — никого зря не арестовывают.

И, помолчав для убедительности, укажет на листки бумаги: пиши, мол.

«Что писать?» — лихорадочно соображает Вацлав. И в мыслях вновь возвращается в Запорожье: «Может, на заводе что случилось? Там, кажется, лозунг какой-то сор­вали недавно. Кто-то портрет Троцкого на демонстрацию вынес»…

Ого! Портрет Троцкого на демонстрации — это уже серьезно. Не все, выходит, в тогдашнем Запорожье поддерживали господствовавшую в стране политическую линию. Кому-то она удавкой на шее виделась. Впрочем, не будем отвлекаться. Вернемся в кабинет следователя всевидящего и всеслышащего ГПУ.

*

Ни в чем ему не признался Вацлав! И на месяц его оставили в покое. А когда вновь вызвали на допрос, предупредили: если будете продолжать ТАК себя вести, придется ужесточить условия содержания.

«И я начал, — пометит многие годы спустя в своих воспоминаниях Вацлав Янович, — вести хитрое наступление: стал говорить что-то о заводе… говорил долго и невразумительно».

Утомившись, следователь перебил раздраженно:

— Что вы мне голову морочите! Рассказывайте, где вы собирались и как сговаривались свергнуть советскую власть!

Подследственный, наконец, понял, что ему шьют — участие в киевской молодежной контрреволюционной «Группе освобождения личности».

— Дайте бумагу, — попросил он. И, получив просимое, исписал четыре листа.

Вот что там было изложено: «Да — личность! Масса безлика. Человек! Его талант, способность, призвание, его ум, красота, все — индивидуально! Нельзя всех стричь под „одну гребенку“. Долой „прокрустово ложе“! Только свобода личности — путь к максимальному раскрытию человеческих способностей с наибольшей пользой для общества! Вот идея „Группы освобождения личности“. Интеллигенция — передовая часть общества! И не следует „разрушать до основанья“ веками созданные культуру и искусство. Несправедливо ограничивать личность человека и навязывать ей „твердые установки поведения“, запрещать анализировать события, запрещать думать. Это против природы Человека». А еще декабристов вспомнил, и французскую революцию, и революционеров-демократов, и победу Октября. И добавил в конце, что никто не собирался низвергать советскую власть, «но пытаться совершенствовать ее — долг каждого честного человека».

— То, что ты тут нацарапал, — подытожит следователь, — уже на десять лет хватит. Но если честно расскажешь все о вашей контрреволюционной организации, будет тебе облегчение. Сколько народу было? Где собирались? С кем связаны?

— Свои показания больше ничем дополнить не могу, — молвил твердо Вацлав. — Я за все отвечаю. А товарищей своих называть не буду.

И получил десять лет тюремного заключения.

Почему так строго с ним обошлись? Наверное, потому, что товарищи Дворжецкого к тому времени были… агентами ГПУ. И в подробностях рассказали не только о «Группе освобождения личности», но и о том, как и где члены группы пересекались с польской контрразведкой.

Можно предположить, что именно за связь с чужими спецслужбами дело, по которому Вацлав Янович был арестован в Запорожье [что стало для него шоком, от которого, как он сам заявит, «ни в жизнь не отойти, не избавиться, не вылечиться»], висело на нем всю жизнь. Реабилитировали актера только за год до смерти: 17 июля 1992 года военный трибунал Киевского военного округа отменит шестидесятидвухлетней давности постановление судебной тройки при коллегии ГПУ УССР, отметив при этом, что от действий Дворжецкого «никаких последствий не поступило».

В тему

Вацлав Дворжецкий [фильмография]:

1968 — Щит и меч — Лансдорф

1968 — Далеко на западе — Юргенс

1968 — Любовь Серафима Фролова — крестьянин

1968 — Угрюм-река — рабочий Яшка

1970 — Риск

1971 — Возвращение катера

1971 — Конец Любавиных

1971 — Рудобельская республика — Николай Николаевич

1971 — Человек в проходном дворе — Кыргемаа

1972 — Вера, надежда, любовь

1972 — Моя жизнь — Полознев

1973 — До последней минуты

1973 — Открытая книга — Заозёрский

1974 — Свадьба — Релич

1975 — Время-не-ждёт — Чарльз

1975 — Обретёшь в бою

1975 — Квартет Гварнери — Буторин

1976 — Красное и чёрное — аббат Шелан

1977 — Право первой подписи

1977 — Улан

1977 — Юлия Вревская — Министр

1978 — Емельян Пугачев

1978 — Отец Сергий

1978 — Подпольный обком действует — учитель Хороводов

1979 — Акванавты

1979 — Этот фантастический мир (телеспектакль, выпуск №2) — профессор Маракот

1980 — Петровка, 38 — Лев Иванович

1980 — Тегеран-43 — историк Брунер

1980 — Через тернии к звёздам — Пётр Петрович Лебедев

1981 — Немухинские музыканты

1981 — Чёрный треугольник — Архиерей

1981 — Ярослав Мудрый

1982 — 4:0 в пользу Танечки — Иван Михайлович

1982 — Вы чьё, старичьё? — Касьян

1982 — Где-то плачет Иволга…

1982 — Казнить не представляется возможным

1982 — Мать Мария — Николаевский

1982 — Надежда и опора

1983 — Две главы из семейной хроники

1983 — Эхо дальнего взрыва

1984 — Нам не дано предугадать…

1984 — Приходи свободным

1984 — ТАСС уполномочен заявить… — Виктор Винтер

1984 — Успех

1984 — Я за тебя отвечаю

1984 — Этот фантастический мир (телеспектакль, выпуск №10) — Греджер

1985 — Не имеющий чина — отец Софьи

1985 — Иван Бабушкин — ссыльный Петр Михайлович

1985 — Кармелюк — Ольшевский-отец

1985 — Пароль знали двое

1986 — Голова Горгоны — Акулов

1986 — Конец операции «Резидент» — Захаров

1986 — На острие меча

1986 — Письма мёртвого человека — Пастор

1986 — Полёт в страну чудовищ — учитель

1987 — Выбор — Щеглов

1987 — Забытая мелодия для флейты — отец Филимонова

1987 — Сын — Павел Кондратьевич

1988 — Диссидент

1988 — Защитник Седов (среднеметражный) — Осмоловский

1988 — Будни и праздники Серафимы Глюкиной — Юрий Иванович

1989 — В городе Сочи тёмные ночи — Фёдор Фёдорович Стрельников

1990 — Отче наш

1989 — Светик — отец Василий

1990 — Женский день

1991 — Житие Александра Невского — митрополит Кирилл

1992 — Белые одежды — профессор Хейфец

1992 — Гроза над Русью

1992 — Исполнитель приговора

1992 — Отшельник — Отшельник

1992 — Официант с золотым подносом — доктор

1993 — Мечты идиота — нищий

1993 — Раскол

*

Династия киноактеров-Дворжецких

Вацлав Янович родился в 1910 году, занимался в театральной студии при Киевском Польском драматическом театре. За участие в кружке «Группа освобождения личности» с 1930 по 1937 год находился в заключении в концлагерях на Соловках, Беломорканале, в Сибири. После освобождения жил и работал в Омске, где женился на балерине Таисье Владимировне и где у них родился сын Владислав. С 1941 по 1945 год снова находился в заключении. А с 50-х годов работал в Саратовском драматическом театре, где женился (в третий раз) на режиссере театра Риве Яковлевне и где родился сын Евгений. Два года работал в «Современнике». За свою жизнь (умер в 83 года) сыграл 122 роли в 111 театральных спектаклях и 92 роли в кино и на телевидении. Незадолго до смерти, в 1991 году, был удостоен звания народного артиста РСФСР.

Владислав Дворжецкий закончил в Омске военно-медицинское училище, служил на Курилах. После демобилизации вернулся к матери в Омск и по ее совету поступил в студию при Омском детском театре. С 1965 года работал в этом театре на вторых ролях и даже подумывал об уходе из театра. Все изменил случай: в 1968 году в театр приехала ассистент режиссера Самсона Самсонова из киностудии «Мосфильм» в поисках актера для фильма «Каждый вечер в 11». Она взяла фото Владислава, но на роль он не был утвержден. Случайно его фото увидели режиссеры Алов и Наумов, снимавшие булгаковский «Бег», и Владислава утвердили на роль генерала Хлудова. Затем сыграл роль вора-рецидивиста в фильме «Возвращение Святого Луки». Оба фильма вышли на всесоюзный экран в 1971 году — и с этих пор его имя стало известно миллионам зрителей. Потом Андрей Тарковский пригласил его на эпизодическую, но функционально важную роль в «Солярисе» и затем были запоминающиеся роли в «Земле Санникова» и «Капитане Немо». Работая в театре киноактера, должен был разъезжать по стране с выступлениями перед зрителями. Во время одной такой поездки в Гомель, в 1978 году, он попал в автомобильную катастрофу, не пострадал, но умер от повторного инфаркта. Ему было 39 лет.

Евгений Дворжецкий в школе особых актерских способностей не проявлял. Но поступил в театральное училище имени Щукина (правда, со второго захода — в первый раз сделал в сочинении 28 ошибок). После окончания, с 1982 года, работал в Российском молодежном театре (бывший Центральный детский театр) и быстро стал одним из ведущих артистов. Еще студентом дебютировал в кино — эпизодическая роль в фильме «26 дней из жизни Достоевского». В 1983 году исполнил главную роль в героической киноповести «Нежный возраст» — о поколении мальчишек, чье взросление пришлось на военные годы. Всенародную известность ему принес в 1988 году фильм Юнгвальд-Хилькевича «Узник замка Иф». В нем Евгений замечательно сыграл две роли — молодого Эдмона Дантеса и сына Мерседес. В 90-х годах мастерски сыграл роль короля Франции Генриха III в телесериале «Графиня де Монсоро». Незадолго до смерти снимался у Михалкова в «Сибирском цирюльнике». Всего сыграл в 26 фильмах. Кроме того, вел занимательные телепередачи «Бесконечное путешествие и «Про Фото», снимался в клипах. В 37 лет ему было присвоено звание заслуженного артиста России. Погиб, как и брат, в 39 лет — в автомобильной катастрофе.

[Фото из открытых Интернет-источников]

Вацлав Дворжецкий в молодости

Первый советский комбайн, собранный на заводе в Запорожье, на котором работал Дворжецкий

История 18-я. Каратель из Мелитополя

УРОЖЕНЕЦ Медового города Павел Судоплатов, возглавив в сталинские времена сверхсекретный отдел НКВД, исполнял самые кровавые поручения своего хозяина, за что в последствии его стали называть терминатором Сталина, гением террора и даже… мечом возмездия для предателей родины

Несмотря на то, что перед арестом в 1953 году начальник разведывательно-диверсионного управления МВД СССР Павел Судоплатов, последовательно, в течение почти двадцати лет возглавлявший внешнюю разведку спецслужб Советского Союза, носил погоны генерал-лейтенанта, а на парадный мундир надевал восемь орденов и знак «Заслуженный работник НКВД», по сути своей он оставался… убийцей и террористом. Или, что точнее, карателем, назначенным на эту должность политическим руководством СССР для расправы с неугодными этому самому руководству. В их числе были — из самых крупных фигур:

личный враг Сталина и ближайший соратник Ленина Лев Троцкий, который в своих дневниках утверждал, что именно он отдал приказ о штурме Зимнего, а также борцы за независимость Украины руководитель ОУН Евгений Коновалец и главнокомандующий УПА Роман Шухевич.

«Принимал участие в борьбе с украинскими националистами»

В изобилующей мерзостями истории спецслужб СССР не было, на мой взгляд, более мерзкого типа, чем Судоплатов. Он ведь не просто приводил в исполнение выносимые в Кремле приговоры — как отдельным людям, так и целым народам — украинцам, в частности: каратель из Мелитополя это делал с глубоким убеждением в своей правоте.

Лично же я его считаю вдвойне мерзавцем — или мерзавцем из мерзавцев, еще и потому, что, будучи украинцем по происхождению, он значительную часть своей жизни, несколько десятилетий, воевал против собственного народа, в чем безо всякого сожаления однажды и признался: «Когда началась гражданская война, украинские националисты провозгласили независимую республику и официально в январе 1919 года объявили войну России и украинскому большевистскому руководству. В 30-х, а затем еще раз в 40-х годах я также принимал непосредственное участие в борьбе с украинскими националистами. Борьба эта фактически завершилась лишь в январе 1992 года, после того как украинское правительство в изгнании и весь остальной мир признали президента Кравчука законным главой суверенного государства Украина».

Это как же нужно не понимать — и не разделять — извечные чаяния своего народа, чтобы заявлять о нем такое! А ведь он, по воспоминаниям его сына, в детстве пел ему украинские песни…

Кстати, в мемуарах Судоплатова — там, где он рассказывает о начальных годах своей жизни [«я родился в 1907 году на Украине, в городе Мелитополе, расположенном в богатом фруктами регионе; мать у меня русская, а украинцем был мой отец»], есть немаловажная, на мой взгляд, пометка о том, что «в царское время преподавание украинского в школах запрещалось. Пользовались им лишь в качестве разговорного». Коммунисты же много дальше пошли: они все украинское возжелали запретить. Чтобы на просторах захваченной ими страны — от моря Черного до моря Белого, господствовал проклятый, несущий только кровь и слезы «русский мир».

На повышение в ГПУ УССР Судоплатов был переведен в 1927 году — с рядовой должности младшего оперативного работника Мелитопольского окружного отдела ГПУ. В Харькове, тогдашней столице Украины, Судоплатов встретил свою будущую жену — тоже гэпэушницу: «Эмма занимала в ГПУ УССР более весомое положение, чем такой новичок, каким я тогда был. Как образованной и привлекательной женщине, к тому же, начитанной и чувствовавшей себя вполне свободно в обществе писателей и поэтов, ей доверили руководить деятельностью осведомителей в среде украинской творческой интеллигенции — писателей и театральных деятелей».

«Для меня, — подчеркивает далее в мемуарах Судоплатов, — Эмма была идеалом настоящей женщины, и в 1928 году мы поженились, хотя официально зарегистрировали наш брак лишь в 1951 году. Так жили многие из моих товарищей, годами не оформляя своего брака».

Ну а потом была Москва: «В 1933 году глава украинского ГПУ Балицкий был назначен заместителем председателя общесоюзного ОГПУ. Переезжая в Москву на новую работу, он взял с собой нескольких сотрудников, в том числе и меня. Я получил в управлении кадров центрального аппарата госбезопасности должность старшего инспектора, курировавшего перемещения по службе и новые назначения в Иностранном отделе [закордонной разведке] ОГПУ.

В то время я начал часто сталкиваться по работе с Артузовым, тогдашним начальником Иностранного отдела, и его заместителем Слуцким».

С началом войны с гитлеровцами Судоплатов возглавил всю разведывательно-диверсионную работу, проводимую спецслужбами СССР, а когда в октябре 1941 года немцы взяли Москву в плотное кольцо, получил — по крайней мере, я читал об этом, приказ: оставаться в городе при захвате его и… убить Гитлера. Кремлевские фашисты почему-то были уверены, что фашист из Берлина въедет в Москву, как некогда въехал в нее Наполеон — чуть ли не на белом коне. Впрочем, за точность происходившего тогда в столице СССР не ручаюсь.

Еще было устное распоряжение Берии: заминировать Москву — чтобы немцы, если захватят таки ее, вошли в полуразрушенный, как некогда французы входили в полусожженный, город. В течение нескольких дней люди Судоплатова минировали вокзалы, станции метро, улицы, некоторые правительственные здания и дачи. К счастью, взрывать город не пришлось, однако, не все здания были разминированы: тротил под гостиницей «Москва», заложенный во время войны подручными Судоплатова, обнаружили случайно только… в 2005 году.

Такие же судоплатовы и их подручные совершили при бегстве из Запорожья в августе 1941 года бессмысленный — как с военной, так и с экономической точек зрения, акт, унесший десятки тысяч жизней. Я имею в виду взрыв плотины Днепрогэса, после которого под водой оказались земли, расположенные ниже Днепрогэса — с мирными жителями, с красноармейцами…

Свидетельствовать этот взрыв мог лишь об одном: о варварской, античеловеческой сущности большевизма.

«Вся ответственность за выполнение этой акции лежит на вас»

А вот как собственноручно — без тени, как говорят в таких случаях, сомнения в своей правоте, описал Судоплатов подготовку — на самом высоком, государственном, уровне, убийства проживавшего в Мексике соратника Ильича и личного врага Сталина Льва Троцкого:

«В заключение [аудиенции у Сталина] Берия сказал, что именно с этой целью и выдвигалась моя кандидатура на должность заместителя начальника Иностранного отдела. Моя задача состояла в том, чтобы, используя все возможности НКВД, ликвидировать Троцкого.

Возникла пауза. Разговор продолжил Сталин.

— В троцкистском движении нет важных политических фигур, кроме самого Троцкого. Если с Троцким будет покончено, угроза Коминтерну будет устранена.

Он снова занял свое место напротив нас и начал неторопливо высказывать неудовлетворенность тем, как ведутся разведывательные операции. По его мнению, в них отсутствовала должная активность. Он подчеркнул, что устранение Троцкого в 1937 году поручалось Шпигельглазу, однако тот провалил это важное правительственное задание.

Затем Сталин посуровел и, чеканя слова, словно отдавая приказ, проговорил:

— Троцкий, или как вы его именуете в ваших делах, «Старик», должен быть устранен в течение года, прежде чем разразится неминуемая война. Без устранения Троцкого, как показывает испанский опыт, мы не можем быть уверены, в случае нападения империалистов на Советский Союз, в поддержке наших союзников по международному коммунистическому движению. Им будет очень трудно выполнить свой интернациональный долг по дестабилизации тылов противника, развернуть партизанскую войну.

Мне надлежало возглавить группу боевиков для проведения операции по ликвидации Троцкого, находившегося в это время в изгнании в Мексике. Сталин явно предпочитал обтекаемые слова вроде «акция» [вместо «ликвидация»], заметив при этом, что в случае успеха акции «партия никогда не забудет тех, кто в ней участвовал, и позаботится не только о них самих, но и обо всех членах их семей».

Я попросил разрешения привлечь к делу ветеранов диверсионных операций в гражданской войне в Испании.

— Это ваша обязанность и партийный долг находить и отбирать подходящих и надежных людей, чтобы справиться с поручением партии. Вам будет оказана любая помощь и поддержка. Докладывайте непосредственно товарищу Берии и никому больше, но помните, вся ответственность за выполнение этой акции лежит на вас. Вы лично обязаны провести всю подготовительную работу и лично отправить специальную группу из Европы в Мексику. ЦК санкционирует представлять всю отчетность по операции исключительно в рукописном виде.

Аудиенция закончилась, мы попрощались и вышли из кабинета. После встречи со Сталиным я был немедленно назначен заместителем начальника разведки».

«Сталин спросил, понимаю ли я значение поручаемого мне задания»

А вот еще одно «поручение партии» в изложении Судоплатова:

«Всего за пять минут я изложил план оперативных мероприятий против ОУН, подчеркнув, что главная цель — проникновение в абвер через украинские каналы, поскольку абвер является нашим главным противником в предстоящей войне.

Сталин попросил Петровского [председателя Всеукраинского ЦИКа] высказаться. Тот торжественно объявил, что на Украине Коновалец заочно приговорен к смертной казни за тягчайшие преступления против украинского пролетариата.

Сталин, перебив его, сказал:

— Это не акт мести, хотя Коновалец и является агентом германского фашизма. Наша цель — обезглавить движение украинского фашизма накануне войны и заставить этих бандитов уничтожать друг друга в борьбе за власть.

Тут же он обратился ко мне с вопросом:

— А каковы вкусы, слабости и привязанности Коновальца? Постарайтесь их использовать.

— Коновалец очень любит шоколадные конфеты, — ответил я, добавив, что, куда бы мы с ним ни ездили, он везде первым делом покупал шикарную коробку конфет.

— Обдумайте это, — предложил Сталин.

За все время беседы Ежов [глава НКВД СССР] не проронил ни слова. Прощаясь, Сталин спросил меня, правильно ли я понимаю политическое значение поручаемого мне боевого задания.

— Да, — ответил я и заверил его, что отдам жизнь, если потребуется, для выполнения задания партии.

— Желаю успеха, — сказал Сталин, пожимая мне руку.

Мне было приказано ликвидировать Коновальца.

…Сотрудник отдела оперативно-технических средств Тимашков получил задание изготовить взрывное устройство, внешне выглядевшее как коробка шоколадных конфет, расписанная в традиционном украинском стиле. Вся проблема заключалась в том, что мне предстояло незаметно нажать на переключатель, чтобы запустить часовой механизм».

«Пытаясь прорвать окружение, Шухевич бросил две гранаты»

Умышленно опустив детали исполнения «поручений партии» — они многократно изложены в самых разных источниках, задержу внимание читателя еще на одном — имеющем непосредственное отношение к Украине, злодеянии Судоплатова, для чего снова воспользуюсь его собственными свидетельствами. Как мне думается, когда-нибудь они обязательно будут зачитаны на суде, на котором — пусть даже заочно, будет вынесен приговор Судоплатову — сталинскому карателю и террористу:

«Во Львове я оставался полгода — развязка хоть и была неизбежной, но, как это часто бывает, все равно оказалась неожиданной. Шухевич слишком уж полагался на свои старые связи военного времени и ослабил бдительность. Между тем, мы вышли на семью Горбового, адвоката и влиятельного участника бандеровского движения. Как оказалось, Горбовой и его семья хотели идти на компромисс с советской властью и не желали лично участвовать в убийствах. Я сумел найти подход к Горбовому и его друзьям и предложил от имени советского руководства: войну нужно как можно скорее закончить и вернуть людей к нормальной жизни. Я обещал похлопотать об освобождении племянницы Горбового из лагеря в России, куда ее отправили только за то, что она была его родственницей. В ответ Горбовой указал нам места, где мог скрываться Шухевич. К тому времени нам удалось перетянуть на свою сторону и связного Шухевича, игрока местной футбольной команды «Динамо». Горбовой и его единомышленник академик Крипякевич, сын которого активно участвовал в бандеровском движении, раскаялись и публично заявили об ошибочности своих политических взглядов.

Шухевич между тем совершил еще одну роковую ошибку. Когда в доме, где он жил с одной из своих телохранительниц, Дарьей Гусяк, появился милиционер для обычной проверки документов, нервы его сдали. Шухевич застрелил милиционера, и все трое — он сам, Дарья и ее мать — бежали. Наши поиски привели в глухую деревушку, где мы нашли только мать Дарьи. Шухевича там не было, но присутствие этой женщины указывало, что далеко уйти он не мог.

Наша группа по захвату Шухевича расположилась в доме, где жила мать Дарьи. Довольно скоро там появилась молодая симпатичная студентка-медичка из Львова, племянница Дарьи. Она приехала повидаться с родными и выступить, как она сказала, по поручению институтского комитета комсомола с беседами о вреде национализма. Во время нашего дружеского разговора [я представился новым заместителем председателя райисполкома], отвечая на мой осторожный вопрос, где находится сейчас ее тетя, девушка ответила, что она живет в общежитии ее института и время от времени наведывается в Лесную академию, куда собирается вскоре поступать.

Группа наружного наблюдения быстро установила, в какую «академию» ходит Дарья: она совершала регулярные поездки в деревню под Львовом, где часами оставалась в кооперативной лавке. Это заставило нас предположить, что там в это время бывает Шухевич. К несчастью, молодые офицеры, проводившие слежку в марте 1950 года, были малоопытными и для прикрытия пытались за ней ухаживать. Когда лейтенант Ревенко протянул Дарье руку и сказал по-украински, что хотел бы поближе познакомиться с такой очаровательной женщиной, она почувствовала ловушку и, недолго думая, в упор застрелила его.

Дарья была надежно изолирована, а я, генерал Дроздов [замминистра госбезопасности УССР] и двадцать оперативников окружили сельпо, чтобы блокировать возможные пути бегства Шухевича. Дроздов потребовал от Шухевича сложить оружие — в этом случае ему гарантировали жизнь.

В ответ прозвучала автоматная очередь. Шухевич, пытаясь прорвать кольцо окружения, бросил из укрытия две ручные гранаты. Завязалась перестрелка, в результате которой Шухевич был убит».

А вот какой характеристики удостоился от Судоплатова главнокомандующий УПА:

«С 1943 по 1950-й год Шехевич возглавлял бандеровское подполье на Украине. Этот человек обладал незаурядной храбростью и имел опыт конспиративной работы, что позволило ему еще и через семь лет после ухода немцев заниматься активной подрывной деятельностью. В то время, как мы разыскивали его в окрестностях Львова, он находился в кардиологическом санатории на берегу Черного моря под Одессой. Потом, как нам стало известно, он объявился во Львове, где встретился с несколькими видными деятелями культуры».

Кто-то из этих деятелей, видимо, оказался энкавэдэшным стукачом [помните, кем руководила некогда в Харькове супруга Судоплатова Эмма], коль о встрече с Шухевичем стало известно в НКВД.

«Мало сейчас Судоплатовых»

В августе 1953 года Судоплатов был арестован и, после лишения всех званий и наград, отправлен в тюрьму на 15 лет. Так что до исполнения еще одного кровавого «поручения партии» — устранения «отбившегося от рук», как считал Сталин, лидера Югославии Иосипа Броз Тито, дело не дошло.

А что насильственное устранение Тито входило в планы кремлевского маньяка Сталина, я знаю из нескольких источников.

Срок тюремный Судоплатов отбыл, как говорят в таких случаях, от звонка до звонка и, выйдя на волю в августе 1968-го, стал добиваться восстановления в правах. И добился: в 1992 году он был полностью реабилитирован, а в 1998-м — уже после его смерти, семье Судоплатова вернули его награды.

Таким образом, можно условно считать, что сталинско-фашистский кровавый режим в Россию вернулся с этого момента — Ельцин уже ничего не решал, а у него за спиной набирала силу энкавэдэшно-кэгэбэшная сволочь, сколотившаяся в банду, которую возглавит вскоре гэбист по кличке Моль [он же Путлер, он же ла-ла-ла-ла-ла] — такой же упырь, как и Судоплатов.

А в 2015 году, когда путлеровский «русский мир» уже пытался устанавливать свои порядки в Украине, в Смоленской области карателю из Мелитополя поставили… памятник.

Вот как это событие было освящено в российской прессе:

«На въезде в Смоленск, вблизи Старой Смоленской дороги, прошла торжественная церемония открытия памятника легендарному советскому чекисту, разведчику, мастеру спецопераций и создателю спецназа госбезопасности, генерал-лейтенанту Павлу Анатольевичу Судоплатову. Кроме того, именем генерал-лейтенанта П. А. Судоплатова названа находящаяся рядом улица, так что мебельная фабрика „Аквавита“ отныне расположена по адресу: ул. Генерал-лейтенанта П. А. Судоплатова, д.1. Памятник установлен на холме, к которому ведут гранитные ступени, и представляет собой три стелы разной высоты, символизирующие собой штыки. У подножья стел находится гранитная глыба с установленной на ней плитой серого гранита, в верхней части которой изображен знак „Заслуженный чекист ВЧК–ОГПУ–НКВД“ в виде овала, в центре которого помещены перекрещенные серп и молот с наложенным на них мечом».

Кроме высокопарных слов о «верном сыне Отечества», «гражданине и патриоте», на памятнике также начертано:

«Меч возмездия для предателей родины».

Это он, террорист и убийца, меч возмездия?

Впрочем, удивляться нечему. Процитирую несколько комментариев, оставленных «русскими патриотами», как себя называют носители идей «русского мира», к статье «Павел Анатольевич Судоплатов: „терминатор“ Сталина» [опубликована в «Военном обозрении» в январе 2014 года]:

он был большим воином и многое сделал,

человек-легенда,

к сожалению мало сейчас Судоплатовых. А как они именно сейчас и нужны.

У меня нет нормальных слов, чтобы комментировать эти комментарии.

Впрочем, нет таких слов — пока, до суда, о котором я уже упоминал, и для комментариев по поводу вот этого личного откровения Судоплатова:

«Я долго руководил службой разведывательно-диверсионных операций в советских органах безопасности с конца 1930-х до начала 1950-х годов, включая период Великой Отечественной войны. Однако никаким террористом я, конечно, не был. Во всяком случае, никогда себя таковым не считал. Я был и остаюсь профессиональным революционером.

С риском для жизни боролся против руководителей фашистской террористической организации ОУН в Европе и на Западной Украине, против террористов — подручных Гитлера — Коновальца и Шухевича, уничтоживших тысячи моих соотечественников».

[Фото из открытых Интернет-источников]

Генерал Судоплатов

Каратель в старости

Памятник карателю из Мелитополя

История 19-я. Как полковник из Токмака сорвал план мировой революции

ДЛЯ завязки материала напомню пару фактов. 17 апреля 1921 года, ЦИК Советской Украины ратифицировал подписанный месяцем ранее в Риге мирный договор, на основании которого Польша получила четверть украинских земель [конкретнее — западные земли]. Примерно в это же время Рижский договор ратифицировал и Всероссийский центрисполком [ВЦИК], согласившийся с отходом к Польше западных земель Белоруссии.

Такая щедрая раздача земель случилась, естественно, не вдруг. Она стала следствием неудачного похода частей Рабоче-Крестьянской Красной Армии, которые совсем недавно намеревались одолеть Польшу и далее «распахнуть дверь коммунистической революции в Европе» [лозунг большевистского теоретика Льва Троцкого].

Еще более конкретное заявление по сему поводу сделал один из руководителей похода, будущий красный маршал Михаил Тухачевский. В обнародованном по частям подконтрольного ему Западного фронта [фронт как раз и был нацелен на взятие польской столицы] он призывал: «Вперед, на Запад! На Варшаву! На Берлин!» А далее командующий фронтом уверял своих бойцов: «На штыках мы принесем трудящемуся человечеству счастье и мир».

Не принесли.

Между прочим, немаловажную роль в этом сыграл — уроженец Запорожской области [родился в городе Токмаке] полковник Марк Безручко.

Коннице приказано выйти в тыл полякам

Пожалуй, для Красной Армии самым неудачным месяцем во всей советско-польской кампании оказался август 1920 года. В частности, 16 августа началось контрнаступление польских войск, и фронт Тухачевского стал сдавать позиции. Однако в распоряжении большевиков имелась мощнейшая мобильная группа — Первая конная армия Семена Буденного. Приказом главнокомандующего вооруженными силами Советской России Сергея Каменева с началом польского контрнаступления она была выведена из состава Юго-Западного фронта и передана фронту Западному.

Движение на север [из-под Львова] армия начала 20 августа, когда войска Западного фронта уже вовсю отступали на восток.

Поставив перед своими бойцами стратегическую задачу — выйти в тыл наступающей польской группировки, 29 августа Буденный привел Первую конную к городу Замостье [ныне — город Замосць Люблинского воеводства Польши], который планировал взять сходу, без задержек.

Вот как события тех дней описывает в своем лаконичном походном дневнике автор романа «Конармия» Исаак Бабель:

«29.08.1920. Операция на Замостье. Операция, как всегда, не сложная: обойти с запада и с севера и взять.

30.08. Операция на Замостье продолжается. Все время находимся в виду Замостья, видны его трубы; пытаемся взять его со всех сторон. Подготавливается ночная атака. Мы в трех верстах от Замостья, ждем взятия города, будем там ночевать.

Поле, ночь, дождь, пронизывающий холод.

В темноте идет цепь, спешена целая бригада. Через час пошла пехота.

Ожесточенная стрельба, ад. Мы ждем, три часа ночи. Бой затихает. Ничего не вышло. Что это? Армия поддается?

31.08. Приказ по армии: оставить Замостье.

1.09. Начало конца 1-й Конной. Толки об отступлении».

Вот вам и не сложная операция!

За что получают генеральское звание

Кто же остановил конницу Буденного, не позволив ей выйти в тыл полякам, теснившим войска Тухачевского?

Чтобы найти ответ на этот вопрос, обратимся к изданному в 1956 году в Торонто сборнику «Оборона Замостья».

Оказывается, обороной города [в нем, кстати, родилась пламенная революционерка Роза Люксембург] руководил полковник Марк Безручко, в подчинении у которого находилась 6-я Сечевая стрелецкая дивизия. В состав гарнизона Замостья входили также 31-й польский полк и два этаповых куреня. Всего — 3200 штыков, 200 сабель, 12 орудий и три бронепоезда.

Буденный под Замостьем имел впятеро больше штыков и сабель.

Недостаток сил Марк Безручко компенсировал грамотным тактическим построением глубоко эшелонированной обороны города. За несколько дней, пока Буденный вел Первую конную к Замостью, саперы поставили линию проволочных заграждений [в некоторых местах — в три-четыре ряда], оборудовав при этом цепь гнездовых опорных пунктов и пулеметных дзотов. Поэтому, даже окружив Замостье со всех сторон, даже спешив конников и бросив их в ночную атаку, Буденный не смог сломить оборону превращенного в крепость города.

И командарм повернул назад.

Воинское мастерство нашего земляка было оценено по достоинству. За победу над Буденным полковник Марк Безручко получил звание генерала.

В тему

Безручко Марк Данилович

Родился 31 октября 1883 года в Большом Токмаке [ныне город Токмак Запорожской области].

Окончил [по одним данным — Чугуевское, по другим — Одесское] военное училище. Выпущен [в 1908 году] подпоручиком в 106-й Уфимский пехотный полк. Учился в Николаевской [в Санкт-Петербурге] военной академии.

Участник Первой мировой войны. В боях получил ранение и контузию.

С 20 января 1915 года — офицер для поручений штаба 3-го армейского корпуса. Штабс-капитан. Причислен к Генеральному штабу. Капитан. С 14 июля 1916 года — старший адъютант штаба 42-го армейского корпуса. Зимой 1917 года назначен старшим адъютантом штаба 30-го армейского корпуса.

С 10 апреля 1918 года — помощник начальника отдела по службе Генерального штаба Украинской Державы гетмана Павла Скоропадского. Начальник штаба пехотной дивизии.

С 12 марта 1919 года — начальник штаба Запорожской бригады армии Украинской Народной Республики. Начальник штаба корпуса Сечевых стрельцов. С 8 февраля 1920 года — командир 1-й дивизии Сечевых стрельцов.

С 21 марта 1920 года — командир 6-й Сечевой стрелецкой дивизии, которая формировалась в Брест-Литовске из бойцов армии УНР, интернированных польскими властями. Руководитель обороны польской крепости Замостье.

С 1921 года — в эмиграции.

Умер в Варшаве 10 февраля 1944 года.

[Фото из открытых Интернет-источников]

Полковник армии УНР Марко Безручко

История 20-я. Виктор Арнаутов: судьба художника

УРОЖЕНЕЦ Токмакского района [это центральный район Запорожской области] Виктор Арнаутов, наверное, мог бы сделать блестящую военную карьеру: офицерские погоны ведь он надел в неполные двадцать лет — после ускоренного, в связи с Первой мировой войной, курса обучения в кавалерийском училище. И, попав на фронт, вскоре за отвагу был награжден орденом святого Георгия. В Гражданскую войну ему тоже довелось служить — в Белой армии, а после эмиграции в Китай георгиевский кавалер получит назначение на должность инструктора конного завод маршала Джан Дзолиня.

Однако не военная карьера привлекала токмачанина. Он мечтал рисовать. И поэтому, перебравшись в середине двадцатых годов в Америку, Виктор Михайлович оканчивает Калифорнийскую школу изящных искусств, а затем, переехав в Мексику, учится у всемирно известного художника Диего Риверы. Несколько лет общения с мастером, придерживавшимся, кстати, левых взглядов, сказались на дальнейших поступках нашего земляка: вернувшись в Штаты, он со временем вступает в компартию США и, так же, как и его учитель, принимает активное участие в общественных мероприятиях для поддержки СССР.

В 1939 году Виктор Арнаутов становится профессором Стэнфордского университета, что в штате Калифорния и остается им до своего возвращения — в 1963 году — в Украину.

Прожив несколько лет в Мариуполе, художник переезжает в Ленинград, где и работает — в ранге члена Союза художников СССР, до конца жизни.

Забытый на родине

В ноябре 2011 года исполнилось 115 лет со дня рождения Виктора Михайловича, которого прекрасно помнят в США и совершенно не помнят в Токмаке. Заглянув не так давно по газетным надобностям в город, я полюбопытствовал у знакомых токмачан, известна ли им фамилия художника Арнаутова. Увы, никто утвердительно не ответил. Ну а Успеновка, родное село мастера, продолжал я расспросы, сохранилась-то хоть? Оказывается, нет: Успеновка перестала существовать с середины, если не ошибаюсь, восьмидесятых годов. А я к тому моменту уже знал, что и могила Виктора Михайловича не сбереглась.

Представляете, как вышло: не осталось на земле ничего значимого, что было связано с этим человеком — ни малой родины его, ни места погребения. Впрочем, почему не осталось? Остались его картины! А в Мариуполе, куда [по приглашению двоюродной сестры] вернулся из эмиграции Виктор Михайлович, имеется несколько выполненных лично им фресок. Непосредственно же в США художник исполнил фрески для клиники в Пало Альто, Мемориальной башни в память пожарных — героев землетрясения 1906 года и школы им. Дж. Вашингтона в Сан-Франциско. Это если не считать его многочисленные выставки.

Отец и сын

Согласно хранящейся в Государственном архиве Запорожской области метрической книге Успеновской церкви села Успеновка Александровского уезда Екатеринославской губернии, родился Виктор Арнаутов 29 октября [по старому стилю] 1896 года. Родителями его были успеновский священник Михаил Васильевич Арнаутов и его законная, как подчеркнуто в книге, жена Аделаида Ивановна.

Отца художника арестуют в сентябре 1937 года. И за «контрреволюционную деятельность» вынесут не подлежащий обжалованию приговор: расстрел.

Приговор будет приведен в исполнение 1 марта 1938 года. А далеко за океаном примерно в это же время сын расстрелянного коммунистами Страны советов станет, напомню, коммунистом страны капитала.

Большевикам Виктор Михайлович сочувствовал еще будучи белогвардейским офицером. Храбро сражавшийся на фронтах Первой мировой прапорщик-кавалерист, вывевший однажды из окружения свой эскадрон [за это он и будет удостоен ордена святого Георгия], в белое движение попадет не по собственной воле.

После расформирования своего 5-го уланского Литовского полка, Виктор Арнаутов окажется в Симбирске. Там всех находящихся в городе офицеров и призовут в Белую гвардию. Однако воевать с красными георгиевский кавалер не желал даже по приказу. Но и дезертировать было опасно. И тогда, дождавшись командировки к восточной границе, он сбежит в Китай. «По удаче», как сам в последствии напишет в книге воспоминаний «Жизнь заново».

Путь к мечте

В Харбине эмигрант учится рисованию в студии «Лотос». Потом по приглашению генерала Георгия Клерже, возглавлявшего в Гражданскую войну штаб казачьего атамана Григория Семенова, вступит в должность кавалерийского инструктора конезавода маршала Чжан Дзолина в Мукдене. И встретит свою любовь: женится на дочери бывшего помощника военного атташе в Китае Василия Блонского Лидии. В браке, в котором родятся трое сыновей [Михаил, Василий и Якоб], они проживут долго. А в годы хрущевской «оттепели» решат вернуться в СССР. Жизнь Лидии Васильевны оборвет нелепая случайность: незадолго до отъезда из Америки она погибнет в автокатастрофе.

В 1925 году инструктор-кавалерист надумает перебираться из Мукдена в Сан-Франциско: ему станет известно, что там действует художественная школа, принимающая на обучение иностранцев. Деньги на учебу выделит тесть.

Окончив школу и дождавшись приезда семьи, Виктор Михайлович уезжает в Мексику — к знаменитому художнику-монументалисту Диего Ривере. Став его любимым учеником и, всецело разделяя его левые взгляды, уже вернувшись в США, художник резко осудит выпад против своего учителя. Я имею в виду факт уничтожения фрески Диего Риверы, выполненной мастером в Рокфеллеровском центре в Нью-Йорке. Хотя ее просто нельзя было не уничтожить: в Рокфеллеровском [!] центре Ривера изобразил… Ленина, соединяющего руки рабочих, добавив к этому сюжету… демонстрацию трудящихся в Москве на Красной площади.

Снова дома

В 1961 году Виктор Михайлович впервые посещает Советский Союз и, узнав, что в Мариуполе живет его двоюродная сестра, навещает ее. И загорается желанием вернуться на родину.

В последние годы своей жизни Виктор Михайлович работает много и с удовольствием.

Мир сей он покинет в 1979 году. Но это еще не все.

После смерти Виктора Михайловича у второй жены художника, искусствоведа Ноны Талепоровской [она была младше своего супруга на 34 года] возникнут проблемы с исполнением завещания мастера — похоронить его в Мариуполе, рядом с могилой матери. Но мариупольские власти, не отказав формально, фактически не позволят это сделать. И тогда Нона Владимировна самолично доставит в город урну с прахом художника и захоронит ее в могилу Аделаиды Арнаутовой, законной жены священника Михаила Арнаутова.

Где сейчас эта могила находится, никому не ведомо.

[Фото из открытых Интернет-источников]

Виктор Арнаутов

Виктор Арнаутов «Жизнь Вашингтона», деталь фрески, 1935

Виктор Арнаутов «Площадь перед мариупольским театром»

История 21-я. Еврейский Шолохов из Гуляйпольского района

ЗА РОМАН о родных ему местах он получил… 15 лет лагерей, а его книги были изъяты из библиотек и уничтожены

«Хорошо бы на Гуляйполе…»

Этого писателя я открыл для себя совсем недавно. Случайно на глаза попал его роман «Степь зовет», увидевший свет в СССР в 1932 году, я начал читать его и буквально с первых строчек окунулся в жизнь и быт близкой моему сердцу Гуляйпольщины — давней, еще довоенной.

Вот эти начальные строчки:

«Шефтл Кобылец, яростно щелкая в воздухе кнутом, погонял своих буланых. Телега с грохотом неслась мимо веселокутского баштана, поднимая густую теплую пыль с разбитой за день колесами и скотом дороги. Над буйно зеленевшим баштаном, тянувшимся до самых гуляйпольских могилок, уже садилось, разливаясь оранжевым заревом, раскаленное солнце. Вдоль дороги, мерно покачиваясь, вздыхали, перешептывались длинные, заостренные листья кукурузы и желтые венцы подсолнухов, широким кольцом опоясавшие баштан».

Подобных колоритных лирических отступлений в романе масса. И в них во всех присутствует вольное, как ветер в поле, Гуляйполе.

Не удержусь, чтобы не процитировать еще кое что:

«Теплая светлая июльская ночь струилась над старыми, раскидистыми деревьями, колебала тяжелые лапы яблонь, гнула их к земле. В зеленом свете месяца, поблескивая свежей росой, круглились крупные яблоки, налитые густым соком бархатистые абрикосы.

Пригнувшись, Настя стала осторожно пробираться среди ветвей. Влажные яблоки ударяли ее по голове, падали и подкатывались к босым ногам. Она подняла одно, побольше, положила его за пазуху и, выпрямившись, остановилась у яблони.

Над садом всходила зеленая луна, кругом покачивались осыпанные плодами деревья. Около сторожки что-то стукнуло, — наверно, упало спелое яблоко»;

«с самого утра палило солнце, жгло и сушило пыльно-желтую степь; глиняные стены мазанок трескались от жары, как корка каравая у нерадивой хозяйки.

К вечеру край неба занялся огнем, солнце сквозь густую завесу рыжей пыли, поднятой на косогоре табуном, казалось багровым. Вдалеке, за Ковалевской рощей, разливалось алое озеро, верхушки деревьев купались в пламени, а стволы в просветах были угольно-черные, — казалось, роща горит. Потом зарево побледнело, словно подернулось пеплом, — над хутором опускался теплый летний вечер»;

«на рассвете хлынул дождь. Он затопил траву во дворах, прибил к земле кустики полыни, стегал по низким вишенникам и по грязно-желтым мазанкам. Еще немного и, казалось, жалкие домишки размокнут, глинистые стены развалятся на куски и рухнут в грязь. По сумрачной, пустынной улице с шумом струились ручьи; булькая и пузырясь в заросших травою канавах, они несли теплую дождевую воду к ставку»;

«шелковицы на вершине бугра запылали костром. За Черным хутором разливалось пламя заката.

Элька уже миновала гуляйпольские могилки. Она торопилась. Надо до ночи добраться до Успеновки. Там она переночует у своей подруги Маруси Казаченко, с которой они вместе работали на маслобойке, а завтра утром уже будет в райцентре.

За курганом послышался стук колес.

«Хорошо бы на Гуляйполе… Может, подвезут», — с надеждой подумала Элька».

Заинтересовавшись автором, я узнал, что сам он был родом… ну, конечно же, из Гуляйпольского района, на территории которого некогда находился Новозлатопольский еврейский национальный район, в одной из колоний которого — Роскошной, в 1906 году, в семье раввина, родился будущий писатель Нотэ Лурье. Гуляйпольщину поэтому он описывал и со знанием, и с любовью, присущей только коренному гуляйпольцу.

— Он даже фамилии в своем романе использовал местные, — подскажет мне при встрече историк и краевед, бывший редактор газеты «Голос Гуляйпілля» Иван Кушниренко, — встречающиеся только в тех селах, откуда был сам родом.

— А о каких гуляйпольских могилках все время упоминается в романе? Это курганы так автор называет?

— Ну да. Во времена, когда Натан Михайлович, как Лурье величался по паспорту, жил у нас, курганов-могилок было больше, чем теперь. В степи они далеко видны были.

Кстати, слово «курганы» вместо «могилок» в романе употребляется только однажды:

«По ставку пробегала утренняя прохладная рябь. Из прибрежных камышей поднимался густой туман и белесыми полосами тянулся к гуляйпольским курганам».

Наверное, предположил я, замена понятного всем слова «курганы» на не совсем понятные «могилки» — это издержки перевода. Роман ведь был написан [и впервые издан, что характерно] на идиш. Я его читал в переводе 1958 года. Потому что все остальные издания были изъяты из библиотек и уничтожены. После того, как автора объявили буржуазным националистом и американским шпионом.

Однако, прежде, чем мы обратимся к его самым драматическим страницам жизни, я таки объясню, о чем идет речь в романе «Степь зовет» [«Дэр стэп руфт»] — кроме блестяще выписанных картинок природы. Как, например, вот эта: «Широка запорожская степь, есть где разгуляться ветрам. В морозный зимний день взыграет вдруг вьюга, закрутит, взметет сухой снег с земли, помчит по полям, по буграм, по буеракам, накинется на ветряки, хутора и села. В кольце белых полей жмутся к земле крестьянские хаты, цепенеют в сугробах вишенники и пруды, ждут, когда отпустят морозы и зазвенит весенняя капель».

Потрясающе чистый слог, которым переданы яркие, сочные, как яблоки в сентябре, образы.

Еврейский Шолохов.

Именно так и стали называть Лурье после выхода в свет его романа, в котором, как и у Шолохова в «Поднятой целине», описана послереволюционная деревня — с ломкой устоявшегося в ней уклада и вторжением колхозного строя, разрушившего, в конце концов, село и превратившего сельчан в рабов.

Это если в двух словах характеризовать шеститисотстраничную «Степь зовет». Насколько я понимаю, читать ее сегодня не взбредет в голову даже завзятому читателю — как и шолоховскую «Поднятую целину», впрочем. Эту насквозь пропитанную коммунистическими идеями книгу я и сам-то читал по вертикали — выхватывая из нее в первую очередь лирические, о которых я уже говорил выше, отступления.

Неповторимый мастер слова, умевший, кроме ярких описаний родной ему Гульяйпольской земли, короткими штрихами передать характер человека, его внутренние переживания, Шолохов из колонии Роскошной был — и всю жизнь оставался, человеком своей эпохи, своего времени.

«Отец был раввином»

Свою жизнь, когда у него появилось много времени для раздумий — в магаданском лагере, куда Нотэ Лурье попал по постановлению особого совещания при министерстве госбезопасности СССР — внесудебного органа, действовавшего по типу военного трибунала, имевшего полномочия рассматривать уголовные дела по обвинениям в особо, как тогда подчеркивали, опасных преступлениях, автор романа «Степь зовет» описал самолично. Автобиография из его уголовного дела, где я ее и отыскал, начитывает… 24 страницы убористого почерка.

«Родился я в маленькой и очень бедной еврейской деревушке в 30-ти километрах от Гуляйполя. Отец был раввином. Жили от своего скудного хозяйства. Имели огород, корову, птицу. Земли не имели. Один год учился в школе. Началась махновщина. Целые еврейские деревни были сожжены, население зверски уничтожено. На моих глазах творились ужасы. С 13 лет я вынужден был начать самостоятельную жизнь. Вместе с другими односельчанами я попал в Ростов-на-Дону. Поступил на мыловаренный завод чернорабочим. С 1921 по 1922 г.г. работал в Запорожье на маслобойке чернорабочим. Была засуха. Маслобойка закрылась. Полубеспризорником, странствуя по разным городам, оказался в Минске. Меня определили на сельскохозяйственную ферму «Курасовщина».

На ферме была комсомольская ячейка. Проводилась воспитательная работа. Передо мной открылся новый мир. В мае 1922 г. я вступил в комсомол и стал активным участником бурной комсомольской работы. Выполнял разные нагрузки, состоял в ЧОНе, писал в стенную газету.

Осенью 1923 г. комсомол направил меня на подготовительный курс в Минский еврейский Педагогический техникум. В техникуме я принимал еще более активное участие в комсомольской работе, печатал статьи, очерки в газетах.

В 1926 г. поступил во 2-ой Московский государственный университет на еврейское отделение педфака. Занимаясь в университете, я в то же время работал. С 1927 по 1929 г.г. — ответственным секретарем журналов «Пионер» и «Юнгвальд» [«Молодняк»] — орган ЦК ВЛКСМ на еврейском языке, с 1929 по 1931 г.г. — выпускающим газеты «Эмес» [«Правда»] на еврейском языке.

Окончив в 1931 г. университет, я переехал в Одессу. Работал преподавателем литературы в машиностроительном техникуме, собственным корреспондентом газеты «Эмес» по Одесской области, завотделом еврейских литературно-художественных передач Одесского областного радиокомитета, завлитотделом газеты «Одессер Арбейтер» [«Одесский рабочий»]. С 1938 г. занимался исключительно литературной работой.

24 июля 1941 г. по решению обкома партии вместе с писательской организацией эвакуировался из Одессы в Среднюю Азию. До октября 1942 г. работал в эвакогоспитале в Самарканде. С октября 1942 г. до конца 1945 г. находился в Советской Армии, в 89-й отдельной стрелковой бригаде. Первое время рядовым бойцом, потом ответственным секретарем дивизионной газеты «Советский воин». Демобилизовавшись из Советской Армии, я вернулся в Одессу, где занимался исключительно литературной работой до 14 мая 1950 г., до ареста.

Мой роман «Степь зовет» и некоторые другие произведения изданы на еврейском, русском, украинском, молдавском и других языках несколькими изданиями. Отрывок из романа включен в сборник «Писатели СССР — Великому Октябрю». Во всех своих произведениях я старался показать нового советского человека, патриота своей Родины, человека с новыми качествами, для которых интересы государства превыше всего.

Печатал сотни статей и очерков в нашей печати на украинском, еврейском, русском, молдавском языках, в которой пропагандировал идеи Ленина-Сталина.

С 1934 г. состоял членом Союза советских писателей СССР. Был избран делегатом на 1-ый Всесоюзный съезд советских писателей, делегатом на 1-ый и 2-ой съезды советских писателей Украины.

Я жил интересами страны, всей душой радовался колоссальным успехам социалистического строительства и желал ярко отразить героизм советских людей в своих произведениях».

Столь пространная цитату из автобиографии писателя в полной мере дает представление о Шолохове из Гуляйпольского района — как о человеке и писателе.

«Следователь книгу не читал»

А вот что сам Лурье, пребывая в заключении, говорил о своем романе «Степь зовет»:

«Руководствуясь неверным методом анализа моего романа «Степь зовет», следователем в деле представлена моя книга, как произведение националистическое. Если познакомиться с материалами дела, можно действительно подумать, что я написал националистическую книгу. «Материалы», представленные следователем, говорят, что все положительные герои романа являются евреями, что в романе показан лишь один русский образ и то он отрицательный. Получается, что автор противопоставил хороших евреев плохим русским. Это, безусловно, было бы самым настоящим еврейским буржуазным национализмом.

Но в действительности это не так.

Действие романа происходит в еврейской деревне на Гуляйпольщине. Писал я о еврейском колхозе по двум причинам: я родился, вырос и все время был связан с этой деревней; я хотел показать, как при советской власти преобразовалась жизнь еврейского населения, показать классовую борьбу в еврейской деревне, хотел показать, как еврейские колхозники, патриоты своей родины, совместно со всеми народами СССР, строят коммунистическое общество. Это было ново по тематике. В еврейской литературе таких произведений не было. Работая над романом, я не интересовался какими-то специфическими национальными проблемами. Меня интересовал один вопрос: перестройка деревни на новый социалистический лад, указанный Лениным и Сталиным…

Коммунистическими идеями проникнут роман с начала до конца…

В романе, возможно, есть слабые места в художественном отношении. Возможно, кое-где требовалась некоторая редакция. Но я уверен, что роман «Степь зовет» — это партийная книга…

Следователь книгу не читал и, руководствуясь фальсифицированными, недобросовестными, специально состряпанными рецензиями, в которых безобразно передернуты факты, обвинение предъявил очень тяжелое и очень обидное, несправедливое».

Больше всего меня в этом объяснении поразила фраза «следователь книгу не читал». Как же он тогда вел следствие?

Впрочем, это сугубо риторический вопрос, который в те времена мало кого интересовал.

«Изобличается в том, что являлся агентом американской разведки»

Насколько я понял из материалов уголовного дела, весной 1950 года в Одессе, где, напомню, с 1931 года жил Нотэ Лурье, «органы» проводили широкомасштабную чистку творческой интеллигенции: кроме Лурье, были арестованы еще восемь писателей, евреев по национальности. Гэбистам нужно было количество, они искали заговор. И нашли, судя по материалам уголовного дела №5025, которое было начато следственным отделом УМГБ по Одесской области 28 марта 1950 года.

Вот некоторые документы из него, если эту галиматью можно назвать документами:

«Постановление на арест от 12 мая 1950 года. «Я, зам. нач. 4-го отделения 5-го отдела УМГБ Одесской области майор Константинов, рассмотрев поступившие материалы о преступной деятельности Лурье Натана Михайловича… нашел, что Лурье, будучи националистически настроен, среди населения проводит антисоветскую, буржуазно-националистическую агитацию, с враждебных позиций критикует мероприятия, проводимые партией и советским правительством и высказывает свои националистические убеждения»;

«Постановление о предъявлении обвинения от 24 мая 1950 года. «Я, начальник 3-го следотдела УМГБ по Одесской области майор Гришанов, рассмотрев следственный материал и приняв во внимание, что Лурье Натан Михайлович достаточно изобличается в том, что он являлся агентом американской разведки, которой передавал информацию о Советском Союзе. Одновременно был участником группы еврейских националистов, совместно с которыми проводил среди населения антисоветскую националистическую агитацию, высказывал среди своего окружения недовольство политикой советской власти и коммунистической партии по национальному вопросу и возводил при этом клеветнические антисоветские измышления»;

«Приказ по областному управлению по делам литературы и издательств при облисполкоме депутатов трудящихся от 19 октября 1950 года, город Одесса. Изъять все печатные произведения из библиотек общественного пользования и книготорговой сети следующих авторов: 1. Лурье Натан Михайлович»;

«Из рецензии на статьи Лурье Н. По автору выходит, что основную роль в победе над фашизмом сыграл не русский, украинский и др. народы, а сыны и дочери еврейского народа…. Автор статей — матерый сионист»;

«В начале Отечественной войны Лурье совместно с… организовали нелегальное сборище, где возводили клевету на советское правительство и Красную Армию, высмеивали советскую печать и восхваляли немецко-фашистских захватчиков»;

«Являясь участником антисоветской националистической группы, Лурье… принимал участие в нелегальных сборищах, на которых возводил клевету на советскую действительность»;

«В своей практической работе Лурье, как агент американской разведки… собирал и передавал сведения шпионского и клеветнического характера»;

«Полагал бы: дело по обвинения Лурье… направить на рассмотрение особого совещания при МГБ СССР. С применением к обвиняемым меры наказания в виде заключения в ИТЛ сроком на 25 лет каждого, согласиться. Прокурор Одесской области ст. советник юстиции Неганов».

«Все свидетели являлись негласными сотрудниками МГБ»

А что сам обвиняемый? Как он реагировал на бредовые обвинения? А он даже не был знаком со многими из них. Следователь ему просто-напросто не предъявил часть показаний свидетелей по делу. И на суде отстоять свою правоту Лурье тоже не имел возможности: суда-то не было. Решение по делу принимало особое совещание при МГБ СССР. Вот это решение:

«Выписка из протокола №15 особого совещания при министре госбезопасности Союза ССР от 14 апреля 1951 года. Лурье Натана Михайловича за шпионаж, участие в антисоветской националистической группе и антисоветскую агитацию — заключить в исправительно-трудовой лагерь сроком на пятнадцать лет».

Только в 1955 году в деле появится вот такая важная бумага из прокуратуры СССР:

«В поданных жалобах Лурье… [перечисляются фамилии других осужденных по делу] от данных ими на следствии показания отказались и виновность свою отрицают. Пояснили, что на следствии они признали себя виновными в антисоветской деятельности в результате применения к ним незаконных методов воздействия — запугивание, оскорбления, лишения сна, избиение, содержание в одиночных камерах.

Из материалов дела устанавливается, что арестованные по нему лица в процессе следствия действительно неоднократно подвергались длительным ночным допросам. Беспрерывным ночным допросам подвергались: Лурье — 14 раз.

В антисоветской националистической деятельности арестованные изобличались показаниями свидетелей [перечисляются фамилии]. Будучи дополнительно допрошенными в марте 1955 года, эти свидетели данные ими в 1950 году показания не подтвердили и заявили, что они таких показаний следователям не давали. Все эти свидетели являлись негласными сотрудниками органов МГБ.

Таким образом, обвинение Лурье [и перечисляются фамилии осужденных с ним] материалами дела не доказано.

Полагал бы: постановление ОСО при МГБ СССР от 14 апреля 1951 года в отношении Лурье Натана Михайловича [и следуют другие фамилии] отменить; обвинение Лурье [и фамилии осужденных с ним] прекратить; Лурье [и фамилии осужденных с ним] из заключения освободить. Прокурор отдела по спецделам прокуратуры СССР ст. советник юстиции Любимцев, 27 апреля 1955 года».

Получается, что Шолохов из Гуляйпольского района схлопотал 15 лет лагерей по… доносу гэбистских стукачей — «свидетели являлись негласными сотрудниками органов МГБ».

Окончательно реабилитирован был Натан Михайлович… 27 января 2009 года — через 21 год после смерти.

*

В заключение позволю себе еще одну цитату из некогда запрещенного и изъятого из библиотек романа — буквально с последней страницы книги:

«Ждут не дождутся первых вешних дней пахари. Томится земля по плугу, по трепету первых ростков, по зеленой траве, по шуршанию пшеницы, по золотым шапкам подсолнухов.

Стосковалась степь по летним наезженным дорогам, по громыханью арб и телег, по скрипу осей и рокоту тракторов. В сырых палисадниках трепещут на весеннем ветру акации, ольхи и липы. И яблони ждут, когда их голые ветки опушит бело-розовым цветом.

Тоскует стадо по душистым лугам и табун по степному простору.

И вот уже сошли морозы. Поднялось солнце, тает в степи серый, ноздреватый снег. Потекло со стрех, по колеям, по канавам заструились шумные ручьи, желтой, мутной водой набухает ставок. Все шире чернеет степь и, согретая солнцем, влажно дышит навстречу проясневшему небу.

Чудно хороши первые весенние дни. Дружно брызнули косогоры молодой, ясной зеленью, кружит голову парной запах прогретой земли. Степь-колдунья, волшебница степь, как уйти от тебя!»

Это не точка в романе, это восклицательный знак.

[Фото Сергея Томко, из открытых Интернет-источников и из уголовного дела писателя]

Нотэ Лурье

Гуляйпольская могилка-курган весной

Выписка из протокола особого совещания при МГБ

История 22-я. В гости к «Запорожцу за Дунаем»

НА БЕРЕГУ Днепра — неподалеку от Запорожья, мы с коллегой однажды попытались отыскать родное село народного артиста СССР Ивана Паторжинского, сыгравшего заглавную роль в фильме, снятом по мотивам бессмертной оперы Семена Гулака-Артемовского «Запорожец за Дунаем».

Как указано во всех энциклопедиях [включая устаревшую Большую советскую, музыкальную, театральную и киноэнциклопедию], украинский оперный певец, народный артист СССР Иван Паторжинский родился 3 марта 1896 года в селе Петрово-Свистуново Вольнянского района Запорожской области. «Мое детство, — вспоминал он, — это поселок над самым Днепром, тусклые огни коптилок в убогих рыбачьих хибарах. Помню бедность — и свою, и соседскую, тяжелый труд плотогонов, их песни, то тихие и печальные, то бунтующие, как сам Днепр».

Сегодня трудно поверить, что из одной из таких приднепровских хибарок вышел в свет и покорил музыкальный мир певец с сильнейшим голосом бархатного тембра.

Украинский Шаляпин

Закончив церковно-приходскую школу в родном селе, Иван поступил в Екатеринославскую духовную семинарию, где сразу стал петь в церковном хоре. А потом красивый бархатный бас 15-летнего юноши заприметила преподаватель Екатеринославского музыкального училища, выпускница Московской консерватории Зинаида Малютина. Пораженная его голосом, Зинаида Никифоровна стала бесплатно заниматься с Иваном, а когда в Екатеринославле [нынешний Днепропетровск] открылась консерватория, взяла его в свой класс вокала.

Первый сольный концерт Ивана состоялся 21 июля 1918 года на Голубовском прииске [нынешний город Кировск Луганской области].

В 1925—1935 годах Иван — солист оперного театра в Харькове, откуда в 1926-м отправляется на стажировку в Италию — в известнейший театр Ла-Скала.

В 1935 году Иван Сергеевич уже в Украинском театра оперы и балета в Киеве. С 1946 года он — профессор Киевской консерватории. Один из организаторов Украинского театрального общества.

Благодаря своему басу, Иван Сергеевич исполнял тот же репертуар, что и Федор Шаляпин. За что и стали его со временем называть украинским Шаляпиным [не вторым Шаляпиным, а именно украинским!].

За партию Тараса Бульбы в одноименной опере Николая Лысенко наш земляк получил Сталинскую премию [в 1942 году], которую перечислил в фонд обороны.

Любимец Сталина

Не знаю, почему, во многих публикациях о жизни и творчестве Ивана Сергеевича подчеркивается, что при жизни «вождя народов» он был его любимцем. Ну, висел в кабинете певца портрет Сталина с его личным автографом. Ну, разрешено ему было в непростые сталинские времена выезжать за границу: начиная с 1946 года, Иван Сергеевич, получив очередную награду — орден Ленина, дает 34 концерта в Америке, 26 концертов в Канаде, гастролирует по Югославии, Финляндии и Польше. О чем это говорит? Да только о выдающемся таланте Паторжинского, оцененного всеми — как на родине, так и за кордоном.

О благосклонном отношении вождя к певцу упоминает в своих мемуарах, кстати, и Никита Хрущев, подчеркивая, что у Сталина «он был на хорошем счету как певец и человек». И это несмотря на то, что брат Ивана, Федор Паторжинский, долгие годы пребывал в эмиграции. А в те времена имевших родственников за границей не жаловали ни званиями, ни наградами.

В 1952-м Иван Сергеевич уходит из театра и на сцену возвращается только 8 октября 1953 года: по просьбе маршала Клима Ворошилова в опере Семена Гулака-Артемовского «Запорожец за Дунаем» он в трехсотый раз исполняет партию Ивана Карася. Между прочим, в фонде оружия Национального музея истории Украины хранится пистолет XVIII века, переданный в фонд Иваном Паторжинским. Оказывается, с этим пистолетом он всегда выходил на сцену в опере «Запорожец за Дунаем» [экранизирована в 1953 году]. Не с бутафорским, а с настоящим!

Малая родина «запорожца за Дунаем» — на дне Днепра

Увы, вольнянское село Петрово-Свистуново — это не то село, в котором родился Иван Сергеевич. После строительства Днепрогэса оно исчезло в водах вышедшего из берегов Днепра. Потому что находилось в низине. Однако о своем выдающемся земляке вольнянцы не забыли. К 100-летию со дня его рождения [по инициативе учителей Лидии Приставки и Лидии Радиус, при поддержке районного отдела образования и районного краеведческого музея] в селе Днепровка даже был открыт музей Ивана Паторжинского, материалы для которого предоставила семья певца.

Как вспоминает педагог-организатор Днепровской средней школы Наталья Данко, на открытие музея приезжал ученик Ивана Сергеевича, народный артист СССР и народный артист Украины Дмитрий Гнатюк. Выступив в местном ДК с концертной программой, в книге почетных гостей музея певец оставил такую запись об увиденном: «Земляки великого артиста Ивана Сергеевича Паторжинского! Я горжусь вами и восхищаюсь вашим поступком. Счастья вам! Ученик Паторжинского Дмитрий Гнатюк».

Младший брат

В Украине имя Федора Паторжинского неизвестно. Да и в русскоязычном зарубежье нынче о нем вспоминают нечасто. А ведь замечательный хор Федора Паторжинского, исполнявший в основном православные песнопения и украинские колядки, был когда-то знаменит.

В 20-30-е годы прошлого столетия хор Паторжинского пел в церквях, и гастролировал с концертами по Западной Европе. В Париже вышло пять пластинок с записью хора. Одна из них — украинские колядки. Французская академия искусств присудила за нее Гран-при за 1957 год. Такую престижную премию Федор Паторжинский получил первым из своих соотечественников — украинцев и россиян [вторым удостоился Святослав Рихтер]. К нему с глубоким уважением относились титаны оперного искусства Федор Шаляпин и Борис Христов. В свое время писатели Александр Куприн и Иван Бунин, чем могли, способствовали Федору Сергеевичу. Добрые отношения поддерживал с ним Александр Вертинский.

Родину Федор Паторжинский покинул в конце Гражданской войны вместе с белой армией. Поначалу попал в Турцию, потом была Болгария, где Федор стал петь в Хоре донских казаков [очень известном в русском зарубежье той поры], а затем обосновался в Париже. Там создал свой хор православной музыки из церковных певчих, таких же эмигрантов, как и он сам.

В Украину вернулся в 1958-м. Какое-то время работал вторым дирижером в государственной академической капелле «Думка», но, почувствовав, что в ней он лишний, ушел с должности. Умер в 1976 году.

В тему

Оперные партии

«Иван Сусанин» М.И.Глинки — Иван Сусанин

«Борис Годунов» М.П.Мусоргского — Борис Годунов

«Русалка» А.С.Даргомыжского — Мельник

«Князь Игорь» А.П.Бородина — князь Игорь, Кончак

«Мазепа» П.И.Чайковского — Кочубей

«Фауст» Ш. Гуно — Мефистофель

«Севильский цирюльник» Дж. Россини — Дон Базилио

«Тарас Бульба» Н. В. Лысенко — Тарас Бульба

«Запорожец за Дунаем» С.С.Гулака-Артемовского — Карась

«Молодая гвардия» Ю.С.Мейтуса — Валько

Награды, звания, премии

Сталинская премия второй степени (1942) — за исполнение заглавной партии в оперном спектакле «Тарас Бульба» Н.В.Лысенко

Заслуженный артист Украинской ССР

Народный артист СССР [1944]

Орден Ленина [1946]

Три ордена Трудового Красного Знамени [1936, 1948, 1951]

Роли в кино

«Наталка-Полтавка» [фильм-опера, 1936], выборный

«Украинские мелодии» [фильм-спектакль, 1945], кобзарь

«Концерт мастеров украинского искусства» [фильм-спектакль, 1952], Карась, дуэт Одарки и Карася

«Запорожец за Дунаем» [фильм-опера, 1953], Иван Карась

Имя на карте

В честь Ивана Паторжинского названы улицы в Запорожье [Шевченковский район],

Киеве,

Днепропетровске,

Донецке,

Краматорске,

Кременчуге,

Кривом Рогу,

Луганске [и в райцентре Луганской области городе Кировске, где в начале 20-х годов прошлого столетия Иван Сергеевич работал учителем народной школы, организовав здесь хор и театральный кружок. В Кировске также была открыта школа искусств имени Ивана Паторжинского],

Полтаве.

[Фото из открытых Интернет-источников]

Иван Паторжинский в фильме «Запорожец за Дунаем»

Иван Паторжинский в молодости

История 23-я. Как Владимир Маяковский бердянского поэта обидел

ИНТЕРЕСУЮЩИЕСЯ творчеством «агитатора, горлана, главаря» знают: впервые в Крым Маяковский приехал в конце 1913 года. Однако мало кому известно, что поездку эту оплатил уроженец Бердянского уезда [ныне Бердянский район Запорожской области] Вадим Баян.

*

По правде говоря, Вадима совсем не Вадимом звали. И не Баян фамилия его в личных документах значилась. Баян по жизни Сидоровым был!

Родившийся 17 января 1880 года, в селе Нововасильевка Бердянского уезда, Владимир Сидоров в поэзию вошел довольно поздно, опубликовав первое стихотворение только в 1908 году. Зато через четыре года вышедший в известнейшем издательстве Маврикия Вольфа сборник стихов бердянца «Лирический поток. Лирионетты и баркароллы» откроет предисловие самого Игоря Северянина, имя которого тогда гремело по всей России. «Его поэзия, — отметит столичный поэт о своем провинциальном собрате, — напоминает мне прыжки по Луне: подпрыгнет на вершок, а прыжок — аршинный». Много позже, правда, уже находясь в эмиграции, Игорь Северянин о том предисловии так отзовется: «Владимир Иванович Сидоров, купец из Симферополя, выпустил книгу. Предложил мне написать предисловие. Я написал ровно пять издевательских строк. Гонорар — 125 рублей!» Много это или мало — 125 рублей? Оцените сами — в валютном эквиваленте, например, учтя, что за доллар в 1912 году давали 1,95 рубля.

Придет Собачество?

Отец Владимира Ивановича был уездным агрономом, человеком весьма состоятельным. Наследство сыну оставил очень даже солидное. И поэтому к моменту превращения никому не известного типографского служащего — корректора (!) — в поэта-футуриста Вадима Баян деньжат на счету личном у него изрядно имелось. Их хватало для того, чтобы оплачивать сборники стихов в самых серьезнейших столичных издательствах. И чтобы заказывать к ним предисловия у самых известных поэтов. Насколько мне удалось выяснить, одно время Вадим Баян жил в Александровске [нынешнем Запорожье] — в унаследованном от отца домике. Но в 1908 году, когда в крымской газете «Тавричанин» было опубликовано его первое стихотворение «Два коня», он с семьей уже находился в Симферополе. А в Мелитополе примерно в это же время выходит его роман в стихах «Сжатая лента». Затем следуют публикации в питер- ском журнале «На берегах Невы» и московском «Весь мир», а также в сборнике «Ветви».

Я не смог отыскать первых публикаций Вадима Баяна. Единственное его стихотворение, обнаруженное во всемирной паутине, — откровенно слабые «Сиреневые хмели» [они ниже приведены]. Да еще на глаза попался отрывок из баянов- ской поэмы о собаках. Вадим почему-то был уверен, что на смену людской цивилизации обязательно придет цивилизация… собачья. Вот как он описал свое видение будущего:

«Придет Собачество

вспахать свои поля

На пепелище

зла и микрочеловеков,

Но сдохнет солнышко —

и черная земля

Опустит надолго

тоскующие веки…»

— Почему вы с ними не выступаете? — поинтересуется Владимир Маяковский, услышав эти стихи в авторском исполнении.

— Они еще не закончены, — скромно ответит Вадим.

— Напрасно. Надо бы закончить.

«Я был удовлетворен, — отметит много-премного лет спустя в своих воспоминаниях „Маяковский в первой олимпиаде футуристов“ бердянский поэт. — Быть необруганным Маяковским — это уже достижение».

Крымское турне Северянина и Маяковского

С будущим «агитатором, горланом, главарем» Владимиром Маяковским Баяна познакомит Игорь Северянин, который, получив от него гонорар за предисловие к очередному сборнику стихов и поняв, что имеет дело с отнюдь не бедным человеком, уговорит однажды Вадима — осенью 1913 года, организовать турне футуристов по Крыму.

«По прибытии с севера курьер-ского поезда, — со свойственной ему обстоятельностью опишет Вадим начало „первой олимпиады футуристов“, — у меня в квартире раздался настойчивый звонок и в переднюю бодро вошли два высоких человека: впереди, в черном — Северянин, а за ним весь в коричневом — Маяковский. Черными у него были только глаза и ботинки. Его легкое пальто и круглая шляпа с опущенными полями, а также длинный шарф, живописно окутавший всю нижнюю часть лица до самого носа, вместе были похожи на красиво очерченный футляр, который не хотелось ломать. Но… Маяков-ский по предложению хозяев быстро распахнул свою коричневую „оправу“, и перед нами предстала худая с крутыми плечами фигура, которая была одета в бедную, тоненькую синюю блузу с черным самовязом и черные брюки, и на которой положительно не хотелось замечать никаких костюмов, настолько личная сила Маяковского затушевывала недостатки его скромного туалета. Он был похож на Одиссея в рубище».

Прочитав это, я подумал: напрасно сын бердянского агронома занялся поэзией. Следа он в ней не оставил. Почти. А вот в русской журналистике запросто мог бы себе имя сделать. Однако послушаем далее рассказ о встрече с Маяковским.

«Его тяжелые, как гири, глаза, которые он, казалось, с трудом переваливал с предмета на предмет, дымились гневом отрицания старого мира, и весь он был чрезвычайно колоритен и самоцветен, вернее — был похож на рисунок, который закончен во всех отношениях. В общем, этот человек носил в себе огромный заряд жизненной силы».

Двумя строками ниже Вадим добавляет: «Гости наполнили мою квартиру смесью гремучего баса Маяковского с баритональным тенором Северянина, и если Северянин весь излучается лирикой, то за Маяковским нахлынуло целое облако каких-то космических настроений. Маяковский говорил чрезвычайно красочно и без запинок. Во рту этого человека, казалось, был новый язык, а в жилах текла расплавленная медь».

«Однажды купчик не выдержал роли мецената»

Сразу оговорюсь: меня нисколько не интересует, как проходила крымская «олимпиада футуристов». Я и не буду на ней акцентировать внимание. Мне интересно, как вели себя гости, олимпиадствуя на деньги бердянского поэта. Имеется в моем распоряжении на сей счет признание Игоря Северянина:

«Почти ежевечерне мы пили шампанское в „Бристоле“. Выпивали обыкновенно до шести бутылок, закусывая жженым миндалем с солью… Однажды мы предприняли автопоездку в Ялту. Когда уселись в машину, захотели на дорогу выпить коньяку. Сидоров распорядился, и нам в машину подали на подносе просимое. Дверцы машины были распахнуты, и прохожие с удивлением наблюдали, как футуристы угощались перед путем».

А вот еще о чем вспомнил в эмиграции король поэтов, как величали когда-то Игоря Северянина: «Перекочевав от Сидорова в отель, счета в котором оплачивал купчик, мы жили в одном номере — я и Владимир Владимирович. По утрам я требовал в номер самовар, булочки, масло. Маяковский меня сразу же пристыдил: «Чего ты стесняешься? Требуй заморозить бутылку, требуй коньяк, икру и прочее. Помни, что не мы разоряем Сидорова, а он нас: мы ему даем своими именами значительно больше, чем он нам своими купецкими деньгами». Я слушал Владимира Владимировича, с ним согласный. Однажды все же купчик не выдержал взятой на себя роли мецената и, стесняясь и краснея, робко указал нам на крупный счет. И тогда Володю прорвало: чего только он ни наговорил Сидорову!

— Всякий труд, — басил Маяковский, — должен быть, милейший, оплачен. Вы же голубчик, скажем открыто, талантом не сияете. И кроме того, мы разрешили вам выступать совместно с нами, а это чего-нибудь да стоит. У нас с вами не дружба, а сделка. Вы наняли нас вас выдвинуть, мы выполняем заказ. Предельной платы вы не назначили, так вот и потрудитесь оплачивать счета в отеле и вечерами в шантане, какие мы найдем нужным сделать. Вообще выдвиг бездарности уже некий компромисс с совестью. Но мы вас, заметьте, не рекламируем, не рекомендуем — мы даем вам лишь место около себя на эстраде. И это место мы ценим чрезвычайно дорого. И поэтому одно из двух: или вы, осознав, отбросьте вашу мелкобуржуазную жадность, или убирайтесь ко всем чертям!»

Между прочим, автору еще не написанных тогда поэм «Облако в штанах» и «Хорошо» было всего двадцать лет.

«Придется переменить фамилию вам»

Даже спустя годы Маяковский не простит Сидорову-Баяну «мелкобуржуазной жадности», введя в пьесу «Клоп» поэта-вора по фамилии Баян. Откровенно издевательски охарактеризовав его: «Чего писал — не знаю, а только знаю, что знаменитый! „Вечорка“ про него три раза писала: говорит, стихи Апухтина за свои продал, а тот как обиделся, опровержение написал. Дураки, говорит, вы, наверное, все — это я у Надсона списал».

Пожалуй, за такое Маяковского следовало бы на дуэль вызвать и застрелить в шаге от барьера — пока он руку с пистолетом поднять бы до уровня глаз не успел. А потом пусть бы разбирались, почему выстрел грянул раньше положенного. Нервы сдали, можно было бы заявить.

Вадим Баян поступил иначе: он ограничился открытым письмом Маяковскому, которое обнародовала «Литературная газета» 22 июля 1929 года. Маяковский на протест Баяна, крайне возмущенного оскорбительным использованием своего псевдонима, ответил в свойственной ему манере: «Я оставлю моего „героя“ в покое, и придется переменить фамилию вам».

Надо было таки дуэль устроить!

В тему

Умер оклеветанный поэт, считавший, что его «золотые россыпи не хуже, чем у Маяковского», в Москве 29 марта 1966 года.

Похоронен на Ваганьковском кладбище.

***

Игорь Северянин — о Вадиме Баяне [автобиографический роман «Колокола собора чувств», 1923 год]:

Селим Буян, поэт Симферо,

Решил устроить торжество:

Он пригласил на Рождество

Меня, в поэзии эс-эра,

А Игорь, в очередь свою,

С улыбкой исхитро-бесовской

Собрал искусников семью:

Бурлюк, Игнатьев, Маяковский.

Игнатьев должен был доклад

Прочесть о новом направленье,

А мы — стихи, и в заключенье

Буян решил свой мармелад

Дать на десерт: «лирионетты»

И «баркароллы», как стихи

Свои он называл: лихи

Провинциальные поэты…

Все вместе взятое звалось

«Олимпиадой футуризма».

Хотя Буян был безголос,

Но в нем немало героизма:

Напудренный и завитой,

Сконфуженный и прыщеватый,

Во фраке с лентой голубой

Вокруг жилета, точно ватой

[В своих воспоминаниях потом Вадим Баян так ответил Северянину: «Он посвятил мне целую главу сплошной лжи, пьяных вывертов и сумасбродных утверждений»].

***

Из воспоминаний Эмилия Миндлина [«Необыкновенные собеседники»]:

«Однажды в редакцию явился человек лет сорока с хрящеватым вогнутым носом, очень тонкими губами и совершенно безволосыми женскими щеками. Увидев меня, просиял, без слов патетически раскрыл мне свои объятья. Я не поверил своим глазам. Вадим Баян!

В сборнике портретов, рисунков и плакатов, рисованных Маяковским, можно увидеть портрет поэта Вадима Баяна, сделанный в 1913 году.

Настоящие имя и фамилия этого человека Владимир Иванович Сидоров.

Не то в 1912, не то в 1913 году издательство «Вольф» в Петербурге выпустило его книжку стихов с тремя предисловиями — Иеронима Ясинского, Федора Сологуба и Игоря Северянина. Северянин писал о стихах Вадима Баяна: «Эти стихи напоминают мне прыжки на луне». Как это понимать, не знаю. Но, видимо, Северянин к Баяну благоволил. Возможно, что какое-то время благоволил к нему и Маяковский. По крайней мере, надпись на портрете Баяна, писанном Маяковским и подаренном им когда-то Баяну, гласит:

«Владимиру Ивановичу в знак истинного расположения».

В альбоме Маяковского, изданном Государственным издательством изобразительных искусств, портрет Вадима Баяна воспроизведен вместе с дарственной надписью Маяковского.

С Вадимом Баяном — Владимиром Ивановичем Сидоровым — я познакомился в 1917 году в городе Александровске, нынешнем Запорожье.

Сидоров был в нашем городе крупным домовладельцем и самым известным из городских поэтов! Как-никак выпустил книгу стихов в Петербурге, выступал вместе с Северяниным и Маяковским, знаком с самим Сологубом и другими знаменитыми писателями России!

Но, пожалуй, самым интригующим было то, что Сидоров — Баян — футурист. Поэты в нашем городе были, но поэт-футурист был один — Вадим Баян. Во всем городе только он носил черную широкополую шляпу. И когда он шел по улице, за его спиной перешептывались:

— Идет футурист. Живой!

У Сидорова дома бывал и я, в те времена еще гимназист. И каюсь, пышно изданная книга стихов Вадима Баяна с предисловиями трех знаменитых писателей, лежавшая в огромной гостиной на отдельном столике, как молитвенник, внушала мне, гимназисту, почтение.

Баян не был женат, жил в собственном доме в очень большой квартире с сестрой Марией Ивановной, вдовой художника Калмыкова.

Расстались мы с Вадимом Баяном в Александровске в 1919 году. И вот восемь лет спустя он разыскал меня в редакции московской газеты.

Работал он, по его словам, «в самодеятельности» в каких-то клубах, писал тексты песенок и все ждал воскрешения футуризма. Он твердо верил, что Игорь Северянин «воскреснет в советской литературе», а тогда вспомнят и о Вадиме Баяне!

Баян звал к себе в гости: «Выпьем, закусим, будем читать стихи». Я не пошел к Баяну. Года два после этой встречи не видел его и ничего не слышал о нем.

И вдруг… В один из июльских дней 1929 года раскрываю номер «Литературной газеты» и читаю письмо Вадима Баяна Владимиру Маяковскому и рядом — ответ Маяковского.

Вот уж поистине выкинул штуку Вадим Баян. Потешил Москву.

Баян напоминал Маяковскому о том, что когда-то выступал с ним и с Северяниным вместе в первом турне футуристов. Напоминал о своей книге «Лирический поток», а главное, о своем «неоднократно цитированном критиками шуточном двустишии» :

Вадим Баян

От счастья пьян.

А так как все это Маяковский не помнить не может, то чем он объяснит, что в его пьесе «Клоп» появляется поэт Баян, «который в обществе мещан импровизирует двустишие:

Олег Баян

От счастья пьян?»

«Наличие слишком откровенных параллелей и других „признаков“, адресованных к моей биографии, позволяет надеяться на столь же откровенный ответ», — писал Баян Маяковскому.

Ответ Маяковского известен. Он напечатан во всех его собраниях сочинений.

«Вадим Баян!

Сочувствую вашему горю.

Огорчен сам.

О чванстве не может быть и речи.

Объясняю:

«Каждый персонаж пьесы чем-нибудь на кого-нибудь обязан быть похожим. Возражать надо только на несоответствие. На похожесть обижаться не следует…»

Ответ был уничтожающим.

И надо же! Через несколько дней встречаю Вадима Баяна — гордого, с высоко поднятой головой и сияющими глазами. Обрадовался, увидев меня, подбежал:

— Ну что я вам говорил? Говорил, что обо мне еще вспомнят? И вспомнили же!

В этот момент он казался самым счастливым человеком в Москве. В сущности, он добился цели: только затем и писал анекдотическое письмо, чтобы вспомнили о поэте Вадиме Баяне! Все равно как. Лишь бы вспомнили.

Прощаясь со мной, в гости больше не приглашал. С оттенком явного превосходства, как человек, добившийся своего, сказал:

— Я всегда знал, что останусь в истории русской литературы.

А ведь, пожалуй, и впрямь остался».

***

Стихи Вадима Баяна

СИРЕНЕВЫЕ ХМЕЛИ

В моей душе сиреневые хмели…

Я пью любви сверкающий фиал —

Ты снишься мне на бархатной постели,

Где я дюшес грудей поцеловал.

Твоих очей кинжальных метеоры

Горят опять безумьем и мольбой;

Вздохнул альков и прошептали шторы,

Как веера сирени голубой…

И я несусь на крыльях сновидений

В миражный мир кудесницы весны,

Чтоб раскидать, как светозарный гений,

Моей души сверкающие сны.

***

ВСЕЛЕННАЯ НА ПЛАХЕ

[Отрывок]

Футболом съёжится от ужасов земля:

Из трещин времени веков сползутся гады,

Опутают клубком, мурлыча и шипя,

И сердце высосут из скорлупы граната.

Из бездны ринутся кометы-комары

По мановению Владыки-Зверобога.

В клычищах крабами закорчатся миры

И раскидается Великая Дорога:

Обвалы времени в забвения дыру…

Парализация скривлённых зодиаков…

Удары палашом по дряблому нутру…

Миропролитие, оранжевее маков…

Под танком времени раздавленная смерть…

Копытами громов размолотые прахи…

Штыками звездными испоротая твердь…

Изборождённая вселенная на плахе…

[Фото из открытых Интернет-источников]

Вадим Баян

Портрет Вадима Баяна, оставленный Владимиром Маяковским

История 24-я. В родном селе главы Украинской республики

НЕ ЗНАЮ, как другим, а мне, когда доводилось проезжать в Запорожье по мосту через Московку, очень хотелось отправиться по ее берегу, чтобы выяснить, насколько река с неукраинским, как мне слышалось, названием убегает от нашего города — где находится ее исток, то есть.

И я, наконец, выяснил. И спешу проинформировать всех, кто, как и я, интересуется историей и географией Запорожского региона: истекать в сторону Запорожья [и Днепра, разумеется] Московка начинает от села со звучным названием Райское, что в Вольнянском районе.

Между прочим, всезнающая Википедия о Райском… почти ничего не знает. И напрасно. Устная, передаваемая от одного старожила к другому, история села помнит о множестве интересных событий. Некоторые из них, включая самые трагические, связанные с Великой Отечественной войной, я перескажу, пока они свежи в памяти.

Каменная дорога через запруду

Чтобы попасть в Райское, достаточно добраться до вольнянского села Никольского, а дальше, начиная от запруды, сооруженной на Московке, дорога сама поведет в нужном направлении.

Она — каменная, сделанная, если не на века, то очень надолго. Причем булыжником вымощена она, можно сказать, в наши дни — в начале 70-х годов минувшего столетия.

Известно ли кем? Конечно! Но прежде, чем я озвучу фамилию этого человека, я бы хотел, задержавшись на запруде через Московку [поверьте на слово, там есть чем полюбоваться], категорически уточнить: название реки никоим образом не связано ни с Москвой, ни с Московией средневековой.

Московкой один из притоков Днепра называли… с 16-го века — с той поры, когда московского духа и в помине на Запорожье славном не было. Согласно академическому словарю украинского языка, Моква [с ударением на «а»] — это «низменное, заливаемое водой место», что точь-в-точь соответствует расположению села Райское, в которое мы и держим путь. Ну а как Моква превратилась в Москву [и Московку], спрашивать нужно у народа-языкотворца. Точно так же, замечу от себя, как запорожское местечко Карантинка [где солдаты Александровской крепости пребывали на карантине] превратилось в… Калантыровку.

Ну что, движемся дальше от запруды за селом Никольским?

Танк у села

Тогда в попутчики я предлагаю взять некогда весьма влиятельную личность: глава Украинской республики готов подключиться к нашей, как сейчас говорят, виртуальной компании. Ничуть не шучу, потому что председатель президиума Верховного Совета УССР [в 1972—1976 годах], заместитель председателя президиума Верховного Совета СССР, член Политбюро ЦК КПУ Иван Грушецкий сам был из тех мест — из Райского, если говорить конкретно.

По личному распоряжению Ивана Самойловича от запруды у села Никольское аж до самого родного ему Райского, где после войны жили мать и брат главы УССР, и была вымощена булыжником проселочная дорога, по которой, как и по многим другим таким же дорогам, без проблем передвигаться можно было… на танке, пожалуй.

Кстати, коль о танке речь зашла, удивлю читателей необычным фактом времен войны, который мне поведала знаток истории Райского и соседних сел, заслуженный учитель Украины Алла Сидоренко.

В Запорожье всем известно, что город от немцев был освобожден 14 октября 1943 года. Однако далеко не все знают, что в середине февраля 1943 года, прорвав фронт и совершив стремительный 500-километровый марш-бросок, буквально на околицу Запорожья вышел 25-й танковый корпус генерала Петра Павлова.

Когда немцы открыли по нашим танкам огонь из зениток бронепоезда — так как других орудий под рукой не оказалось, пребывавший в этот момент в Запорожье [в штабе у Манштейна] Гитлер, узнав, с кем на подступах к городу завязался бой, пришел в ужас.

Загрузившись в свой самолет, фюрер убыл в Винницу — в свое Волчье логово, где вскоре лично назначил начальника Запорожского укрепрайона.

Увы, танкистам генерала Павлова не удалось ни освободить Запорожье, ни взять в плен Гитлера: оставшись без горючего и боеприпасов, ихние грозные машины стали превращаться… в груду металла. Корпус начал отступать, а генерал Павлов, прорываясь из окружения, попал в плен.

И надо же было такому случиться, что один из танков павловского корпуса вышел на околицу села Райского. И заглох. Чтобы вернуть ему жизнь, в селе стали собирать топливо. Причем больше всех этим обеспокоен был 60-летний Самойло Каленикович Грушецкий, переехавший в Райское из ореховского села Камышеваха в 1921 году. В поисках горючего, он самолично ходил по домам.

К сожалению, танк в Райском так и не сдвинулся тогда с места и оставался в селе… до освобождения Райского. Попытавшегося же уйти пешком танкиста захватили полицаи и расстреляли в песчаном карьере.

Донесли и на Самойла Каленковича. Полицаи арестовали и его и тоже расстреляли — в Ароновом саду Вольнянска.

Многим жителям Райского запомнилось, как под конвоем шел он по селу — расхристанный, без шапки, но не сломленный — с гордо поднятой головой.

Из сельского головы — в члены военсовета фронта

А его сын Иван в это время был… бригадным комиссаром [что приравнивалось к армейскому званию полковника], членом военного совета 50-й армии.

Пробежав по служебной лестнице за довоенные годы от должности председателя сельсовета Райского [и поработав на Запорожье председателем исполкома Васильевского и Великобелозерского райсоветов], в 1940 году Иван Грущецкий был назначен первым секретарем Черновицкого обкома КП (б) Украины, а в 44-м он уже был членом военного совета 2-го Украинского фронта в чине генерал-майора. И получил назначение на должность первого секретаря Львовского обкома партии.

Признаюсь честно, я бы не уделил столь много времени партийной карьере будущего главы УССР, если бы не одна весьма, на мой взгляд, важная деталь: в 1948 году кто-то из ближайшего окружения главнокомандующего УПА Романа Шухевича — один из его полевых командиров, то есть, обратился с любопытным письмом к первому секретарю Львовского обкома.

Текст его мне озвучила учитель истории и географии построенной по указанию главы УССР школы в селе Московка [это в двух километрах ниже по течению Московки от Райского] заведующая школьным музеем истории Ирина Ясинская:

«Иван Самойлович! У нас сложилась такая ситуация, что сейчас мы воюем с вами, однако скоро начнется 3-я мировая война и Советский Союз будет воевать против США и Великобритании. Соответственно, американцы придут к нам, как завоеватели. И мы, националисты, и вы, коммунисты, будем воевать против общего агрессора. Так что давайте договариваться».

Грушецкий мог бы просто выбросить это письмо, но он дал таки ему ход: с сопроводительной запиской отправил первому секретарю ЦК КП (б) Украины Никите Хрущеву. А тот, вероятно, даже не читая, отправил письмо из УПА… в архив, где оно и было обнаружено в середине 90-х. Хрущева, как я догадываюсь, как и всю подобную ему компартийную шушеру просто трясло похмельной трясучкой от одного упоминания об Украинской — подлинно народной, повстанческой арии.

Молодогвардейцы из Вольнянского района

Как и во многих-многих наших селах, в Райском тоже есть обелиск в память о погибших на фронте земляках. Находится он под на зеленой-зеленой поляне, под зелеными косами юной ивы, олицетворяющей Жизнь, дарованную нам Господом.

На плитах обелиска много фамилий. Есть и фамилия отца Ивана Грушецкого. И еще десятка жителей села, которые, как и Самойло Каленикович, не воевали, но… были отмечены боевыми наградами. Посмертно.

Оказывается, в 1942 году в Райском действовала молодежная подпольная организация — вроде краснодонской «Молодой гвардии». Возглавлял ее Евдоким Дьяченко, привезший из Запорожья радиодетали и собравший из них радиоприемник. Принимая сообщения Левитана, подпольщики распространяли их в виде листовок, информируя сельчан о происходящем на фронте.

Еще они собирали оружие — что-то удавалось умыкнуть у стоявших в селе румын-мародеров, что-то найти на месте недавних боев — при отходе Красной Армии. А на 22 августа 1942 года молодогвардейцы Райского назначили… восстание в селе. Эти пацаны — некоторым из них было всего лишь 17 лет, намеривались перебить полицаев и румынских солдат и выдвинуться в сторону фронта, к своим.

План дерзкий, но вполне осуществимый. Если бы подпольщиков не выдала полицаям местная девушка, знавшая о готовящемся в селе. И рано утром 22 августа в Райском начались аресты.

Взяли всех. И всех расстреляли.

Вечная вам память, ребята!

Почти покушение на главу УССР

Чтобы не заканчивать рассказ о Райском на грустной ноте, поведаю еще одну историю, услышанную от Аллы Лукьяновны Сидоренко, о которой я уже упоминал.

Алла Лукьяновна, кстати, в свое время лично привезла из Киева [находящийся сейчас в школьном музее] бюст Ивана Грущецкого, переданный в дар землякам семьей Ивана Самойловича. А еще она с супругом, который в семидесятые годы возглавлял местный колхоз, принимали у себя дома главу УССР.

Стол сервирован был, по словам Аллы Лукьяновны, по высшему разряду: все, что Бог послал общепиту Вольнянска, в наличии имелось. А в какой-то момент застолья Иван Самойлович, захмелев, откинулся на спинку стула — а он был клееным, и… загремел на пол — развалился под ним стул.

Оглядываясь на окно и, сунув руку в карман — за пистолетом, видимо, к нему тут же подскочил телохранитель, готовый вступить в бой с тайными врагами босса. Однако Иван Самойлович, видимо, пребывая в хорошем настроении, инцидент не стал расценивать как покушение на главу УССР, а весело заявил:

— Ну, хозяйка, теперь я твой должник. Буду знать, что тебе нужно подарить стул вместо сломанного.

— Не подарил, наверное? — предугадываю я дальнейшее развитие событий.

— Конечно, нет! — отвечает моя собеседница и мы вместе смеемся.

[Фото Сергея Томко]

Знаток истории Райского и близлежащих сел, Заслуженный учитель Украины Алла Сидоренко у бюста своего земляка

Альбом о подпольщиках Райского. Хранится в школьном музее

История 25-я. Двойник киноактера Николая Рыбникова

ЖИТЕЛЬ самой что на есть сельской глубинки Петр Доля не может без слез смотреть старый, снятый в Запорожье фильм «Весна на Заречной улице», в работе над которым он тоже — вместе с запомнившимся зрителям актером Николаем Рыбниковым, принимал участие

«Для массовки меня отобрали одним из первых»

Сразу замечу: Петр Иванович снялся всего в нескольких эпизодах навсегда запавшей ему в душу «Весны…». В каких, он потом сам расскажет. Я пока о другом хочу сказать: несмотря на то, что во время съемок фильма он был человеком из массовки, именно на него обратил внимание ставший знаменитым после «Заречной улицы» киноактер Николай Рыбников. Очень уж они были похожи. И внешне, и манерой поведения. Даже фуражка на герое Николая Рыбникова Саше Савченко в фильме сидит точно так же лихо, как на его двойнике из жизни Петре Доле. Петр Иванович ее по сию пору так носит. Об этом в его Тарасовке, что в Пологовском районе Запорожской области, каждый, знающий его, подтвердит.

— Только для фильма Николай Рыбников, — уточняет Петр Иванович, — на другой бок фуражку чуть-чуть сдвинул.

— Чтобы этим от вас отличаться? — в шутку добавляю я.

— Ну да! — поддерживает мой тон собеседник.

— А как вообще вы попали на съемочную площадку?

— Из Пологовского района в Запорожье я уехал, когда мне не было семнадцати лет. В городе поступил в школу ФЗО, действовавшую при «Запорожстали», и стал учиться на каменщика огнеупорной кладки. А в начале 1956 года на «Запорожсталь» приехала съемочная группа — надумали «Весну на Заречной улице» снимать у нас. Для участия в массовых сценах на заводе стали набирать людей. Но не всех брали, а по преимуществу тех, кто участвовал в художественной самодеятельности. А я участвовал со школьной скамьи. Артист еще тот был, как говорится! Видимо, поэтому меня для массовки отобрали одним из первых. А потом кто-то обратил внимание, что мы с главным героем очень похожи. Иной раз нас даже путали. Бывало, слышу за спиной: смотри, смотри, Николай Рыбников идет. А это я шел.

— А сам актер признавал вас за своего двойника?

— Да, признавал. И когда потом, много позже, приезжал, не забывал поинтересоваться: а где, мол, Петр Иванович, как он? Ну а на мою фуражку он сразу обратил внимание. И тоже стал ее носить.

— Как на съемочной площадке он держался? И в общении каким он был?

— На съемках он вел себя по-особенному: ни с кем не общался. При встрече же, поздоровавшись, мог парой слов переброситься, не больше. Всего себя отдавал работе.

— В каких сценах вы снимались, напомните читателям.

— На пешеходном мосту, например, снимался — это когда рабочие идут со смены. Я там в своей фуражке, рядом с Рыбниковым. Иду за хлопцем, который все время в фильме на гитаре играет. И возле пивного ларька попал в кадр — в начале картины. Герои фильма пива заказывают, а я из-за угла выглядываю. По сей день без слез не могу смотреть эти сцены. Хотя почти шестьдесят лет прошло.

— За съемку в массовке вам платили?

— По три рубля.

«Надо было не увольняться, а остаться на заводе»

— Как сложилась ваша судьба после фильма? Так и остались на «Запорожстали»?

— Мало я на комбинате отработал. И вот почему. Столкнувшись в работе с безобразиями, царившими одно время на «Запорожстали», я написал о них письмо в Москву, заручившись, разумеется, поддержкой своей смены. И, отправив письмо за своей подписью, уехал к себе в Пологовский район в отпуск. А когда вернулся, не узнал завод: все на нем бурлило. И к директору меня вызывали, и в обком партии — я же с партбилетом был, и даже в КГБ. Чуть ли не врагом народа сделали. И, что самое неприятное, моя смена от меня отказалась: дескать, без нашего ведома жалобу отправил. Ну и предложили мне написать заявление об увольнении. И я написал. В этом, понимаю сейчас, была моя ошибка.

— Вы, получается, как бы сдались?

— Вот именно! А надо было остаться на заводе. Знаете, какие на нем чистки прошли? Серьезнейшие! Даже директору досталось: предупреждение ему вынесли.

— А вы куда ушли?

— На следующий день после увольнения был принят на «Днепроспецсталь», где и работал до пенсии.

«С Валерием Золотухиным я снимался в фильме „Единственная“»

— Вы в курсе, Петр Иванович, что в Запорожье, на проспекте Металлургов, установили памятник главному герою фильма «Весна на Заречной улице»?

— Конечно! Мне об этом сразу сообщили. И я поехал «знакомиться» с ним. Но нашел памятник не сразу — поначалу отправился в сторону Сталевара [памятник Сталевару тоже установлен на проспекте Металлургов, — прим. авт.]. Но затем обратился к дворничихе: подскажи, значит, где искать. Она взглянула на меня внимательно и говорит: «Мне кажется или вы на самом деле на Рыбникова похожи? Фуражка точь в точь, как у него на памятнике».

— Это ж здорово, что вас узнали!

— Ну, наверное, — произносит Петр Иванович, вытирая повлажневшие глаза.

…Заглянув в архив двойника Николая Рыбникова, я с удивлением обнаружил в нем фотографии известных в киношном мире людей. Некоторые снимки Петр Иванович самолично делал — скажем, Юрий Никулин, пребывая в Запорожье, снимать себя с любого ракурса разрешал только ему. Некоторые же карточки были вручены Петру Ивановичу — допустим, фото Ады Роговцевой с дарственной надписью.

— Еще я с Валерием Золотухиным был знаком, — окончательно сражает меня Петр Иванович. — Я с ним в фильме «Единственная» снимался. Это тоже наша, запорожская, картина. И в фильме «В одну единственную жизнь» в эпизодах снимался. Там в главной роли Николай Олялин. И эта картина у нас, в Запорожье, снималась.

Уж совсем напоследок я попросил Петра Ивановича надеть — для снимка на память, фуражку, сделавшую его двойником знаменитого актера. Когда Петр Иванович просьбу уважил, перед нами предстал… Николай Рыбников. Или вышедший на пенсию его герой Саша Савченко. Извиняюсь, Александр Савченко.

В тему

Как и где снимали «Весну на Заречной улице»

«Когда весна придет, не знаю. Пройдут дожди, сойдут снега… Но ты мне, улица родная, И в непогоду дорога». Эти бесхитростные слова Алексея Фатьянова, положенные на мелодию Бориса Мокроусова, навсегда остались в сердце всех, кто любит фильм Марлена Хуциева «Весна на Заречной улице».

А начиналось все очень прозаически: для того, чтобы заработать немного денег, Феликс Миронер написал пьесу, из которой получился сценарий. Запуститься группа смогла на только что возродившейся после войны Одесской киностудии. На выбор ей предлагали несколько металлургических городов, где бы могли проходить съемки. Запорожье оказалось первым по дороге.

Жители города за Днепровскими порогами до сих пор с гордостью показывают всем приезжающим подлинные места съемок фильма. Только сцену в парке снимали не в известном каждому запорожцу «Дубовом гаю», а в Одессе. В середине 50-х подходящего для фильма парка в Запорожье просто не нашлось.

Войти в образ сталевара Саши Савченко актеру Николаю Рыбникову помогал сталевар «Запорожстали» Григорий Пометун, ставший в 28 лет Героем Социалистического Труда. Перед началом съемок его вызвали в партком, познакомили с Марленом Хуциевым. Режиссер попросил молодого сталевара помочь молодому актеру, окончившему музыкальное училище, войти в образ металлурга.

Так началось их знакомство, переросшее затем в дружбу.

[Фото Сергея Томко и из архива Петра Доли]

Сталевар «Запорожстали» Петр Доля

Сталевар Саша Савченко, роль которого сыграл Николай Рыбников

Кадр из фильма: у пивного киоска

Петр Доля у себя дома

История 26-я. Как на беглого проффесора засаду устраивали

ПОПЕРВОСТИ я решил не реагировать на озвученные по ТВ ростовские бредни бывшего экс-гаранта Януковича, попросту называемого в народе Овощем, которому, не сомневаюсь ничуть, со временем придется таки ответить в суде за все его преступления против украинского народа.

Ну, подумал я, пусть мелет.

Однако, набравшись терпения и дослушав шлепера, как очень точно проффесора никаких наук назвал генпрокурор Украины Юрий Луценко, я понял: если не последует комментариев к прокрученным едва ли не по всем телеканалам разглагольствованиям Януковича, кто-то ведь за чистую монету может воспринять его откровенную ложь.

Итак, что он там говорил об автобусах из Крыма?

Цитирую: «Я видел оперативную информацию, как расстреляли восемь автобусов людей из Крыма, которые ехали на Майдан поддержать свои взгляды, которые противоречили радикальным. Их расстреляли, а затем подожгли. И когда взорвался бензобак, люди воспользовались этим и побежали в лес».

Между прочим, «восемь автобусов людей» — это более трехсот человек. Чтобы такую ораву рассеять в лесу [!], понадобилось бы народу… не меньше, пожалуй.

Как мне представляется, события разворачивались так. После пересечения админграницы с Крымом — где-то на юге Запорожской области, в самой лесистой, как известно всем, местности Украины [смеюсь в голос], ехавших «поддержать свои взгляды» крымчан взяли в оборот… егеря… ну, скажем, из горно-пехотной дивизии СС «Эдельвейс».

Кроме них, кто еще там, в лесах бескрайних, мог хозяйничать?

В моем воображении легко рисуется картина, как егеря поджигают из огнеметов «автобусы людей», а люди из тех автобусов, проваливаясь по пояс в снег, пытаются укрыться в глубине леса. Преследующие их егеря стреляют им в спину, ну а тех, кто падает, выбившись из сил, заставляют петь гимн Украины и… есть стекло [нисколько не фантазирую: такие вещи тоже озвучил проффесор-шлепер].

Следующая цитата Януковоща, тоже напрямую связанная с Запорожской областью: «Я вам скажу, что когда двигался мой кортеж в сторону Крыма, в районе Мелитополя была засада. Наша передовая группа их обнаружила. Они обнаружили людей в форме без опознавательных знаков и услышали иностранную речь. Наверняка это тоже были наемники, наверняка. Нам удалось уйти от этой ловушки».

Ну, зачем так сразу: наемники…

Ведь это могли быть, скажем, танкисты гитлеровского фельдмаршала Манштейна, целый полк которых специально для этого случая — для устройства засады на бегущего от гнева своего народа проффесора, фельдмаршал еще с войны оставил в бурьянах под Мелитополем.

И, вышедший навстречу кортежу унтер офицер манштейновец, на мундире которого красовались Железный крест и знак «За десять побед в рукопашном бою», спросил, наклоняясь к открывшемуся со стороны водителя окну:

— Гебен зи мир битте этвас копеек?

Кто, мол, такие и куда направляетесь?

— Ауф дем штюк брод! — бодро отрапортовал водила, заметив, как с заднего сиденья мертвой массой сползает уже не гарант: транспортируем к месту погребения, ваше благородие, отдавшего концы проффесора овощеводства.

Унтер кивнул головой и крикнул тоже вышедшим на дорогу из засады бойцам, одетым в форму немецких танкистов, но без опознавательных знаков:

— Хлопцы, тут «двухсотый»!

После чего, еще раз наклонившись к машине, добавил:

— Причем уже с запахом.

И кортеж с мнимым «грузом двести» помчался дальше — в Гаагу.

С остановкой в Ростове.

Ну, уж! — произнесет после прочитанного недоверчивый читатель. Так таки танкисты Манштейна и сидели неопознанными все после военные годы в мелитопольских бурьянах. Сказки!

А рассказанное Януковощем не сказки? Про автобусы людей, лес и засаду под Мелитополем с наемниками.

Кстати, как-то не очень уверенно держал себя на допросе со своими сказками беглый шлепер. Видать, у инструктировавшего его накануне кремлевского шлепера [который ла-ла-ла-ла-ла] аргументов — для правдопободного рассказа, тоже не набралось.

И во время ростовской «исповеди» проффесора мне все казалось, что вот-вот к нему подойдут санитары и, скрутив ему руки, поведут в сумасшедший дом.

Санитары не вышли и до меня дошло: да там везде сумасшедший дом. Причем изменения в нем бывают лишь в одном случае — когда санитары и лекари меняются местами с больными.

И последнее, если говорить о серьезном. Не очень сложно выяснить, кто дежурил на постах ГАИ в Запорожской области, когда мимо них действительно проносился кортеж проффесора — язык не поворачивается назвать это ничтожество экс-президентом.

Для чего я бы это сделал?

А чтобы спросить, почему дежурившие на постах не исполнили свой гражданский долг и не задержали Януковича.

Представляете, как могли бы развиваться события в стране, если бы это произошло.

Необходимое уточнение. Со временем выяснилось, что ни через какой Мелитополь Янукович не проезжал. Из Украины он свинтил по воздуху. Не исключено, на метле. Переодевшись под бабу Ягу. Неудавшиеся политики любят номера с переодеванием в женское.

[Фото из Интернета]

История 27-я. Идол над степью

НЕПОДАЛЕКУ от села Конские Раздоры, что в Пологовском районе Запорожской области, находится скала, поднявшись на которую, человек ощущает не усталость, а… прилив сил. Подобные уникальные места в народе издавна так и называют: места силы.

У скалы этой мы с вами обязательно побываем, но чуть позже. Для начала я расскажу о том, что произошло в окрестностях Конских Раздоров на излете шестидесятых годов минувшего столетия. А произошло вот что. Летом 1969 года за самой дальней сельской околицей — в Диком поле, решили создать искусственное водохранилище. Для чего? А для орошения полей. Полей просторных, окинуть которые под силу только взгляду степного орла — с высоты его неспешного орлиного полета.

По воспоминаниям жителя Конских Раздоров Виктора Кириченко, хорошо помнящего то строительство, для сооружения дамбы, которая бы сдерживала водохранилище от разлива, работягам понадобилась глина. Брать ее решили на склоне одной из ближайших балок. Решили и взялись за дело. А когда сняли верхний слой рыхлой земли, не пригодной для использования, и дошли, наконец, до глины, обомлели: балка оказалась древним захоронением, о котором, естественно, никто не знал. Как припоминает Виктор Иванович, для обследования захоронения приезжали серьезные специалисты. От них сельчане и узнали, что погребенный на склоне балки люд в здешних местах обитал во времена, отдаленные от начала нашей эры на три с половиной — пять тысяч лет. Во какая древность!

— Кроме погребения, — добавляет Виктор Иванович, — в том же районе под землей находится и древнее городище. Причем немалых размеров. Постоянно там кто-нибудь что-то находит. То наконечник, то обломок посудины. Ну а самые главные археологи там знаете кто? Кроты! Я недавно проверил, что они на поверхность достали и удивился находкам. Обломки лепнины, кусочки керамики кроты извлекли из-под земли. На некоторых обломках даже рисунки различить можно, что подтверждает их искусственное происхождение.

Самая же удивительная находка, сделанная неподалеку от сохранившегося до наших дней, но давно не используемого по назначению водохранилища, — это идол, выбитый на вершине одной из многочисленных скал, окружающих водохранилище. Идол этот и над древним, скрытым под землей городищем возвышается, и над степью, поражающей в эти летние дни обилием красок и дурманящей сознание ароматами трав.

Непосредственно к скале с идолом подъехать невозможно. Скала находится на противоположной стороне балки, по дну которой некогда журчала речушка — сейчас там болотинка. Наверное, подумал я, и давние обитатели этих мест не раз добирались до своего каменного божества, чтобы поклониться ему или попросить защиты. И балку им нужно было пересечь, и через речушку перебрести, и на скалу подняться. Над степью возвыситься чтобы.

— Вот здесь, — показывает наш провожатый на несколько бесформенных камней, — в шестидесятые годы каменное кресло находилось. Для исполнения какого-то обряда, видимо, оно использовалось. А вон там, — показывает рукой вперед Виктор Иванович, –стела когда-то возвышалась. Сейчас она разбита на три части. Для чего она служила, никто ответить не может. Как и объяснить, что за божество выбито на вершине скалы, под которой, между прочим, имеется пустота. То ли естественного происхождения, то ли искусственного.

Еще Виктор Иванович рассказал, что свойство скалы заряжать человека положительной энергетикой, давно известно местным жителям. Всегда, например, на скале пастухи останавливались на отдых. Да и случайно забредший на нее путник, почувствовав прилив сил, не сразу покинет каменистую вершину, возвышающуюся над степью. По словам Виктора Ивановича, знающие люди [методом биолокации] проверяли скалу с идолом. И подтвердили: она действительно обладает повышенной положительной энергетикой.

Значит, это — то самое место силы, о каких в народе рассказывают с давних давен.

***

Между прочим, с селом Конские Раздоры у меня связана еще одна история, которая называется так:

Можно ли попасть в Османскую империю, не покидая Запорожскую область?

ВОПРОС этот многих приведет в недоумение. Многих, но не всех. Жители пологовского села Конские Раздоры, в частности, ответят на него сходу: «Да элементарно попасть можно! Достаточно вам перенестись мысленно лет на двести назад и возле нашего села переправиться через реку Конку — с правого на левый берег. И вы окажетесь сразу же на территории Османской империи. И в турецкое рабство запросто угодите. Если, конечно, вас казаки-запорожцы не отобьют у турок, безжалостных к нам, православным».

*

Кроме шуток: по сию пору значительная часть Конских Раздоров находится на территории бывшей Османской империи, граница которой — с Российской империей, как раз по Конке-реке и проходила.

С тех давних времен за одним из сельских микрорайонов название Мымрик сохраняется. С чем оно связано, как возникло то есть, объяснит нам весьма сведущий человек — местный краевед Николай Пономарец, проживающий на Мымрике.

О чем мымрили турки?

— Речушка эта небольшая, Мымрик, где-то в степи начало берет. Из родничка вытекает. И, добегая до Конских Раздоров, сливается с Конкой, несущей свои неспешные и неглубокие воды к Днепру. Неподалеку от моего дома Мымрик в Конку впадает.

— Получается, Мымриком некогда полностью турки владели?

— Ну да, по их территории он протекал, по территории Османской империи. А с той стороны, с российской, к Конке, или как она тогда называлась — Конская река, запорожцы нередко подъезжали. Разведка казацкая. А, заметив, как бы мы сейчас сказали, турецкую пограничную стражу и услышав чужую речь, спрашивал казак казака: «О чем это они там болтают? Не растолкуешь, брат?» И брат, вслушавшись в говор турецкий, отвечал задумчиво: «Что-то мымрят по-своему, а что — не разберу. Наверное, набег басурманы на наши земли готовят».

— Читал я однажды, Николай Николаевич, путевые заметки одного россиянина, странствовавшего по тутошним местам. Так знаете, чему он больше всего удивился? Названию вашего села. Во, сокрушался странник из соседней дружественной державы, хохлы до чего коней довели: не мирятся они между собой, в раздорах вечных пребывают.

— Конскими Раздорами Конскую слободу, основанную на берегу Конской реки отставными солдатами в 1770 году, землеустроитель назвал, если память мне не изменяет, в 1830 году. Посмотрел он, как два рукава реки ниже слободы раздираются, разбегаясь друг от друга, и пометил местечко солдатское в официальных бумагах под названием «село Конские Раздоры».

Как Сагайдачный врага перехитрил

— Легенда о золотом коне, утопленном в Конке, тоже к вашему селу относится?

— Из поколения в поколение в Конских Раздорах передается рассказ о том, что будто бы где-то тут, на Конке, которая во времена Османской империи была судоходной рекой, утонул небольшой турецкий корабль, перевозивший коня, отлитого из чистого золота.

По замечанию краеведа, хоть Конская река — ее верховья т.е., где как раз и проходила граница двух империй, находились вдали от основных казацких путей, но запорожцев славных Конка выручала-таки не раз. Гетман Петр Сагайдачный, например, укрылся как-то на Конке от турецкой эскадры.

— Дальние военные походы по морю, — объясняет собеседник, — Сагайдачный организовывал не однажды. Один из них был направлен на крымскую Кафу [Феодосию], в которой имелся крупнейший по тем временам невольничий рынок. В основном наших людей, христиан правоверных, захваченных в плен турками и татарами, продавали на нем в рабство [крымские татары, напомню, находились в вассальной зависимости от Османской империи]. Осадив город, казаки Сагайдачного частично разрушили его, потопив находившийся в Кафе турецкий флот. Главное же, что удалось им сделать, — так это освободить из рабства тысячи невольников. А затем гетман с войском запорожцев уже на берега турецкой Анатолии высадился. Он также совершил поход в Молдавию, брал штурмом турецкий город Трабзон. И, наконец, турки решили жестоко наказать гетмана, снарядив против него мощную эскадру. Но напрасно турецкие корабли ждали «чайки» казаков под Очаковом: разгадав замысел противника, Сагайдачный увел свою флотилию из Черного моря в Азовское. Поднявшись далее по Берде — до водораздела, запорожцы перетащили по суше свои легкие быстроходные «чайки» до Конской реки и спустились по ней до Днепра. А потом ввязались в бой серьезнейший, в ходе которого в пух и прах разгромили турецкую эскадру. Но я не на этом хотел сакцентировать ваше внимание, а вот на чем. Вполне возможно, что где-то в степи нашей, поблизости от теперешних Конских Раздоров, гетман Сагайдачный, возвращаясь из похода, устраивал привал и, бродя по берегу Конской реки, вдыхал полной грудью ароматы степные, до слез всматриваясь в бескрайние просторы приазовские.

Не поскупились раздорненцы на взятку

— А правда, Николай Николаевич, — решил я вернуть собеседника из казацких времен ближе к нашим, — что земляки ваши умышленно отвели в сторону от села железную дорогу?

— Было такое. По первоначальному проекту железнодорожная ветка должна была проходить через Конские Раздоры [из Полог]. И железнодорожные мастерские у нас должны были находиться. Однако состоятельные раздор-ненцы, скинувшись на крупную взятку, подкупили главного подрядчика, и тот, получив деньги, прочертил по своей карте не прямую линию, обозначив направление будущей железнодорожной ветки, а кривую. Мотивировали сельчане свой поступок просто до наивности: чтобы паровозы не пугали скотину и детей. Фамилии тех раздорненцев известны. Но из этических соображений я не буду их называть.

Попрощавшись с краеведом, мы по берегу Конки-реки отправились в степь. Сначала двигались российско-имперским берегом. А в одном, пожалуй, самом примечательном месте Конской реки, перебрались на сопредельную территорию. На территорию бывшей Османской империи. Место это не только видно издалека: его слышно издалека. Там, примерно с высоты пятиэтажного дома, в глубокую, густо заросшую балку, с шипением низвергается с красноватых гранитных скал водопад. Стоя на его вершине, вдыхая аромат чабреца, который у меня почему-то ассоциируется со свободой, и наблюдая за шустрыми ящерками, безбоязненно сновавшими у меня возле ног, я попытался представить себя гетманом Сагайдачным. И когда на глаза от избытка чувств навернулись слезы, понял: мне это удалось.

[Фото Сергея Томко]

Скала с древним идолом [он находится на правом самом нижнем уступе]

История 28-я. У Ворот солнца, расположенных возле самой древней пирамиды Земли

НЕ ДОВОДИЛОСЬ там бывать? Тогда — в путь. Причем, в очень долгую дорогу собираться нам не потребуется. Мы ведь не в легендарный и загадочный Египет отправимся, а гораздо ближе — на границу Запорожской и Донецкой областей. Именно там, в непосредственной близости от запорожского поселка Розовка [районного центра, кстати] и донецкого села Назаровка находится известная… далеко не всем даже в моем славном Запорожье загадочная горная страна.

Причем по сравнению с ее загадками, если неспешно начать в них вникать, загадки Египта покажутся пустячной, детской головоломкой.

Не верите?

Страна Пяти камней

Тогда мне не остается ничего иного, как поведать кое-что прелюбопытное о запорожско-донецкой горной стране.

Между прочим, по пути в нее наша небольшая разъездная бригада журналистов чуть было не заехала… на войну, с которой вторглись к нам — на Восток Украины, наши еще более восточные соседи — россияне, любящие рассуждать о единстве двух братских народов — русского и украинского.

По прихоти ихнего недоцаря и недофюрера, а фактически — редкостного мерзавца, утратившего даже имя собственное, от которого осталась только придуманная украинцами речевка [помните одинаково звучащее на любом языке мира «ла-ла-ла-ла-ла»], война присутствует теперь во всех регионах Украины, постоянно — так и или иначе, напоминая о себе.

Вот таким братство народов на деле оказалось.

О возможной опасности впереди нас дважды предупредил кричаще-желтый знак с еще более кричащей красной надписью, состоящей из одного, заставляющего замереть сердце слова: «Міни».

После второго предупреждения, осознав, наконец, что в третий раз нас предупреждать уже, вероятно, не будут, мы развернулись и стали искать другую дорогу к горам, раскинувшимся в Приазовской степи.

Кочевой народ, обитавший в Приазовье в седой, как ковыль, древности, называл их Беш Таш — пять камней, то есть. По количеству горных вершин, видимых издалека.

Нынче же для этих гор употребляется иное название: Каменные могилы, являющиеся отделением Украинского степного природного заповедника Национальной академии наук Украины [не путать с заповедником «Каменная могила» под Мелитополем].

Хотя могил там вообще нет. Никаких.

Погребальные курганы находятся по периметру заповедника. Причем, как уверяют знающие люди, их расположение — кольцевое, двойное, строго определенного диаметра: внешний круг имеет диаметр в 20 километров, внутренний — 18.

Принято считать [по крайней мере, об этом пишут многие], что Каменные могилы возникли при извержении — когда-то в давнину старинную, естественно, вулкана. Однако разбирающиеся в геологии вовремя предостерегли меня, попросив не повторять тиражируемую выдумку о вулкане.

ОК! Попытаюсь изложить близкую к истине версию. Как я ее воспринял.

Гранитный массив Каменные могилы Приазовского мегаблока Украинского щита расположен в верховьях реки Каратыш [левого притока реки Берды] вблизи села Назаровка и в 5,5 километра к югу от станции Розовка. Сложен из порфировидных гранитов преимущественно розового цвета, которые, как и другие граниты, сформировались… исключительно в глубинах земли. На поверхность они поднялись в процессе двух этапов тектономагматичной, говоря по-научному, активизации Приазовского мегаблока.

Первый этап движения земли, если выражаться по-простому, или сотворение мира, если вспомнить прочитанное в библии, начался в местах, о которых я веду речь, два миллиарда сто пятьдесят миллионов лет назад, второй — один миллиард восемьсот пятьдесят миллионов лет.

Цифры, согласитесь, даже выговорить трудно. Представить же, что творилось в то — миллиарднолетней давности, время на нашей матушке-земле, не под силу будет, полагаю, даже величайшему фантазеру барону Мюнхгаузену.

Ну, а итогом этих двух этапов тектономагматической активизации Приазовского мегаблока, итогом, проще выражаясь, сотворения мира в будущем Приазовье, стали… горы в степи, называемые Каменными могилами, которые по возрасту почти в сто раз [!] старше Кавказских и Гималайских. Тем «всего лишь» по 23 миллиона лет.

Куда смотрит Лягушка?

На территории заповедника «Каменные могилы», отметившего весной 2017 года 90-летие со дня учреждения, находятся две горные гряды — восточная и западная.

На западной расположены горы Лягушка и Острая, на восточной — Панорамная, Витязь и Южная.

Беш Таш — те самые пять камней, о которых я уже говорил.

Кстати, что граниты Каменных могил действительно розового цвета, понять почти невозможно [остается только на слово верить сотрудникам заповедника]: 95 процентов поверхности степных гор покрывают лишайники 127 видов и мхи 50 разновидностей.

А я по наивности полагал, что лишайники разделаются всего на два вида: на серые — цвета пепла догорающей сигареты, и серо-зеленые — цвета настроения обманутого влюбленного.

Вообще, растительность Каменных могил весьма разнообразна. При этом, среди всего горно-степного разнообразия особняком держатся два растения — василек ложнобледночешуйчатый и тысячелистник голый.

Почему я их особо выделяю? А они больше нигде на земле не растут. Вообще. Растения-эндемики, как подчеркивают в таком случае ботаники.

Так что теперь я в любом споре о природе могу запросто остановить спорщиков обезоруживающим вопросом: что, мол, вы можете знать о природе, если вам не встречались в жизни василек ложнобледночешуйчатый и тысячелистник голый? И вы даже представить не можете, ГДЕ мне удалось их повстречать. У Ворот солнца!

Но я отвлекся, однако. А нас же горы ждут, которые ждать не любят.

Тогда в путь. Идущих ведь, как известно, Господь ведет. Или сопровождает.

Итак, какую вершину Каменных могил выбираем для первого знакомства?

Ну, наверное, самую бросающуюся в глаза, где бы ты не находился, пребывая в заповеднике, — гору западной гряды под названием Лягушка.

Она окажется прямо перед тобой, если, высадившись из машины на автостоянке, обойти справа административные и бытовые здания заповедника. Чтобы они остались у тебя за спиной.

Каменная лягушка, похожая, однако, на лягушку только издалека, примостилась — как бы для прыжка в степь, на самом краешке горы. Слева от вершины.

По пути к ней мы утопали по колено в росе и вдыхали ароматы степи, помнящей… времена сотворение мира.

Вершина оказалась ближе, чем думалось. И… никакой лягушки мы не нашли. Обнаружили лишь обычное, извиняюсь — необычное, нагромождение камней.

Это нагромождение легко объяснимо — с точки зрения геологической науки, к которой мы уже обращались, выясняя, как появились на земле Каменные могилы.

По сути, скажет вам любой геолог, никакого нагромождения на вершине горы Лягушки не наблюдается. Наблюдается… выветривание.

Так природа — в продолжение миллионов лет, работала над розовыми гранитами, превращая вершину горы в россыпь разнообразных и разновеликих, имеющих необычные, включая звериные формы, камней. И оставляя странные полусферические полости в них.

«Ну, выветривание, так выветривание», — думаю я, осторожно спускаясь с вершины каменной Лягушки. И вдруг под ногами замечаю… скалу, разрезанную, как кусок колбасы.

«Эй, вы! — негромко, но уверенно, кричу с горы, обращаясь ко всем геологам и ботаникам [к ботаникам — на всякий случай. Больше — для поддержки]. — Покажите мне тот ветер, который может разрезать полуметровой толщины камень, как кусок колбасы».

Ответа не случилось.

Громче, может, нужно было кричать.

Однако о всесильном лазере, которым можно резать горы, как колбасу, я вам, уважаемый читатель, не говорил. Мысль о нем вам пришла в голову.

А я ж не барон Мюнхгаузен, чтобы всерьез рассуждать о таких фантастических вещах. Я ведь когда-то — на втором курсе университета, пятерку по диалектическому материализму отхватил.

А он суров был к фантазерам вроде Мюнхгаузена.

Не признавал их категорически.

Далекий-близкий Египет

Есть версия [ее в 2010 году обнародовал донецкий ученый в области компьютерной инженерии Александр Аноприенко], что гору Лягушку [пропорциями и ориентацией по сторонам света] в точности повторяет… всемирно известный Сфинкс на плато Гизы возле Великих египетских пирамид.

Кардинальное отличие необычной горы Каменных могил от египетского Сфинкса заключается в том, что Лягушка смотрит точно в то место, где дважды в год — в дни весеннего и осеннего равноденствий, в марте и в сентябре, восходит солнце.

Восход случается в промежутке между двух вершин восточной гряды — Панорамной и горы Витязь. Промежуток между ними — не очень большой, если смотреть с вершины горы Лягушки, носит название… Ворота [Брама] солнца.

Вот она и есть — конечная точка нашего маршрута: прямо перед нами.

В том месте, где солнце дважды в год восходит над Каменными могилами [и далее — над всей многострадальной Украиной], имеется визир — нечто вроде «мушки», если вспомнить прицельную систему автомата.

Припоминаете действия стрелка перед выстрелом? Совместив прорезь прицельной планки в одну линию с «мушкой», он плавно нажимаем на спусковой крючок.

Именно над этим, находящимся на Каменных могилах визиром-«мушкой», на мгновение и задерживает свой неспешный путь по небосводу солнце дважды в год.

Представляете, что природа вытворяет иногда: создавая горы в виде ворот, она еще и «мушку» устанавливает в этих воротах, чтобы мы правильно выбирали цель.

Правда, и человек мог природе чем-то подсобить. Например, собственноручно вырезать в горах солнечный «прицел».

Но это я уже по баронмюхгаузенски мыслить начинаю. Его, барона, категориями. К слову, барон, который любил повторять, что мы перестали быть романтиками, обязательно бы и про странные полусферы в гранитах что-то оригинальное придумал.

Заявил бы, например, что они использовались… в качестве прожекторов, допустим. Вроде маяков.

Ну, а что египетский Сфинкс? А вот что: он, в отличие от Лягушки, никакой цели не видит!

Сфинкс просто сориентирован на восток. Откуда солнце восходит.

Так может быть, задался вопросом автор оригинальной версии, которую я взялся озвучивать прямо у Каменных могил, Сфинкса на плато Гизы построили выходцы из горной страны, известной нам как Каменных могилы?

Для чего строили? А чтобы напоминал он о далекой родине, где они очень внимательно следили за ходом солнца.

Ну, очень мне нравится направление мыслей донецкого ученого.

Между прочим, рядом с горой с лягушкой на вершине находится гора Острая, на которую похожа так называемая северная пирамида египетского фараона Снофру, являющаяся самой большой пирамидой после пирамид Хуфу и Хафры в Гизе. По дошедшим до нас сведениям, она представляет собой… первую истинную египетскую пирамиду, сохранившую свой первоначальный вид.

Имеется у нее и еще одно название — под ним она и известна больше миру: Розовая.

А что я говорил о цвете гранитов Каменных могил? Правильно, что они — розовые.

В связи с этим, сделал предположение автор позвавшей нас в дорогу версии, гора Острая является первой пирамидой на Земле, которую… повторили пришедшие в Египет будущие строители тамошних уникальных пирамид.

И вот еще какое открытие сделал специалист в области компьютерной инженерии Александр Аноприенко: только в Воротах солнца, что на Каменных могилах, в дни весеннего равноденствия светило появляется меж двух гор, в точности повторяя египетский символ горизонта — двух львов, между которыми находится солнечный диск.

Раньше, уточняет донецкий ученый, египтологи считали, что львы — это два берега Нила, восточный и западный. Но это абсурдно, ведь между двумя берегами солнце в дни равноденствий может находиться лишь в зените.

***

Конечно, мне известно, что о причинах переселения древних обитателей приазовской горной страны в древний Египет думает Александр Аноприенко [он, кстати, по-прежнему занимается наукой, но уже не в свободном Донецке, а в оккупированном вторгшимися к нам с войной «русскими братьями». Впрочем, это сугубо его личный выбор — где и с кем работать].

Но это — тема для отдельного разговора.

Пусть она пока останется недоговоренной. Я лишь штрихом обозначу ее.

В каких случаях люди покидают обжитые места?

Их немного: в случае войны, как у нас на Востоке Украины, и в случае масштабного стихийного бедствия.

При этом нужно понимать, совершенно резонно заметил бы барон Мюнхгаузен, который, получается, незримо сопровождал нас в путешествии по горам Приазовья, что люди, умевшие ловить солнце в особые ворота и резать горы, как колбасу, вряд ли бы испугались навязанной им извне войны. Как не испугались украинцы вторгшихся на Донбасс ордынцев недоцаря-недофюрера без собственного имени [«ла-ла-ла-ла-ла» который].

Но подробнее об этом — в следующий раз.

[Фото Сергея Томко и из архива Александра Аноприенко]

Ворота солнца в горной стране среди Приазовской степи

На горизонте — гора Лягушка

Гора Острая, очень похожая на пирамиду. Вернее, на нее похожа древняя пирамида Египта

Разрезанный гранит

В прицеле — солнце! Ворота солнца, осеннее равноденствие 2011 года

История 29-я. Как мы отправились за яблоками любви, а вернулись… с помидорами из балагана

У МНОГИХ, наверное, как и у меня, вкус помидора связан с самыми ранними воспоминаниями — воспоминаниями детства, когда мир наш был другим. Похожим на теперешний, но — другим. Небеса, например, если повторить вслед за легендарным Маэстро из фильма о военных летчиках, были голубее, а земля, конечно же, зеленее.

И не было, что самое главное, в том мире фальши. Все было искренним: поступки, чувства, мечты, наконец.

Видимо, потому, что мы тогда не умели лукавить.

Потом научились. И мир поменялся: бледнее стали небеса над головой и выгорела зелень под ногами.

Но воспоминания о том, другом, мире остались.

Вкус домашнего, только-только сорванного помидора, — это тоже память о том мире, в котором… еще были живы самые дорогие мне люди — мои мать и отец. Это память о детстве и о доме.

Многое бы я отдал за тот, разломленный в огороде моего детства помидор, искрившийся на разломе не обжигающим губы инеем. Но, увы, никто мне его не предлагает.

И не предложит уже, видимо, никогда.

Помидоры и люди-романтики

А что же наши яблоки любви, прервет мои размышления вслух нетерпеливый читатель? Будет о них рассказ?

Конечно, будет! Я уже о них речь веду: яблоки любви — это и есть… помидоры.

Принято считать, что имя свое помидор получил от склонных к романтике итальянцев. Это они название плода травянистого растения — родственника ядовитого паслена, к слову, произносят именно так — протяжно-уважительно: «помо доро». Золотое яблоко, значит.

Название это в Европе и по сей день употребляется — с шестнадцатого века. Хотя на родине золотого яблока — в Южной Америке, его по-прежнему называют так, как называли в седой древности индейцы-ацтеки, угостившие некогда алым плодом первых европейцев, появившихся на ихней земле: «туматль».

Или томат, если слово осовременить.

Не менее итальянцев склонные к романтике французы, углядев, что по окраске алый заморский плод напоминает… губы любимых женщин, дали туматлю свое название: «поме д’амур» — «яблоко любви».

Очень, между прочим, подходящее для помидора: в некоторых его сортах ведь насчитывается до 24 полезных микроэлементов. Помидор понижает содержание холестерина в крови, благоприятно воздействует на печень, повышает иммунные свойства организма, способствует образованию гемоглобина. Также в нем содержится мощный антиоксидант ликопин, известный, прежде всего, своим противоопухолевым действием.

Это только то, что я выхватил из предлинного списка помидорных полезностей. Фабрика здоровья, как видите, да и только.

Со вкусом детства.

Ешь, и будешь любим. Потому что любят здоровых. Остальных жалеют.

Ну что, отправляемся искать эти необыкновенные фрукты, чтобы по вкусу и по цене приемлемыми оказались?

Куда путь держать будем? Ну, конечно же, в неофициальную помидорную столицу Запорожской области — в город Каменка-Днепровская.

Кстати, я не оговорился, назвав помидор фруктом. Так еще в 2001 году Евросоюз распорядился: считать помидор фруктом.

А самый большой в мире фрукт помидорный, обнародую еще один любопытный факт, вырастили в США [в штате Висконсин]: 2,9 килограмма «живого» веса в нем набралось.

Если аккуратно порезать тот гигант, сколько народа, задумался я, можно было бы угостить, вручая каждому по дольке любви?

И еще одну цифру предлагаю держать в памяти: накануне нашей поездки в Каменку — а это был разгар летнего сезона 2017 года, в Запорожье помидоры можно было купить — из тех, что не стыдно к званому обеду подать, не дешевле, чем по 15 гривен за килограмм [это когда за доллар просили почти 27 гривен].

Причем 15 — если поторговаться. В основном же цена была выше.

Максимальная — 25 гривен.

В середине, повторюсь, лета. На юге Украины.

«Слава помидору!»

Примерно на полдороге от Запорожья до Каменки-Днепровской находится село Орлянское Васильевского района. Кто проезжал через него два-три года назад, подтвердит, что такого овощного изобилия, как в нем, где-то еще найти было трудно. Если вообще возможно. Не считая, конечно, традиционно славящегося овощами Каменско-Днепровского района.

Нынче Орлянское превратилось… в обычное село запорожской глубинки. Помидорами, по крайней мере, в нем почти не торгуют. При нас, уточню, почти не торговали. Лук, картошка, капуста… мед. Ну, еще перец можно было увидеть на обочине, куда обычно выносят свой нехитрый товар сельчане.

А помидоры краснели лишь в нескольких местах.

Некоторое же время назад в Орлянском глаза разбегались от красно-розового помидорного изобилия, которое к середине лета сменило сельское изобилие ягодное.

Ладно, не стали особо сожалеть мы, у нас в запасе ведь столица помидорная имеется. Она-то уж не подведет.

И она таки не подвела.

Как и подобает овощной столице, в Каменке-Днепровской помидору установлен памятник. Открыт он в 2009 году на центральной — оживленной, но не шумной, площади города. Памятник — с надписью на постаменте «Слава помидору!», в городе появился по инициативе директора местного лесхоза Григория Карпия.

В общей сложности на помидор-памятник ушло около десяти мешков цемента, в связи с чем весит он аж 600 килограммов. Томат из штата Висконсин по сравнению с ним — не карлик даже, а комарик.

Как оказалось, памятников помидору в Каменке-Днепровской два. Первый — по времени установки, появился возле конторы местного лесхоза. Там он и сейчас пребывает. Правда, побурел от времени.

Впрочем, бурые помидоры тоже спросом пользуются.

Каменка-Днепровская, как и два граничащих с ней помидорных села — Водяное и Великая Знаменка [Водяное от Каменки лишь улица отделяет], расположена на берегу Каховского моря, от которого город защищает специальная дамба.

Щедрое южное солнце и обилие воды в значительной мере и определили специфику Каменско-Днепровского района — овощи.

Теплиц там, которые местный народ почему-то называет «балаганами», не имеет, пожалуй, только ленивый.

А ленивые в тех местах не задерживаются.

Теплицы, как нам объяснили, разделяются на два вида: без топки и, соответственно, с топкой.

Топкой, как несложно догадаться, овощеводы каменские называют теплично-балаганную систему отопления.

Помидоры, выращенные с подогревом теплицы, естественно, менее зависимы от капризов погоды, но в целом их выращивание — более затратное: под новый урожай только угля иной хозяин, у которого в теплицах может насчитываться несколько десятков тысяч [!] кустов помидор, расходует до 15 тонн. А тонна нынче шесть с лишним тысяч гривен стоит.

Кстати, пять-шесть тысяч кустов иметь на приусадебном хозяйстве, что мне кажется невероятным количеством — нам на семью, как припоминаю, трех сотен обычно хватало, в Каменке не считается большим объемом.

Это почти норма.

С реализацией продукции тоже, вроде бы, нет особых проблем: возле Водяного специальный оптовый овощной рынок работает, на который рано утром заезжают за каменскими овощами покупатели не только из Запорожской области. Есть и Днепр, есть и Харьков, есть и Киев: вся Украина знает огородную продукцию с берега Каховского моря.

Там, на оптовом рынке, мы познакомились с двумя местными овощеводами — Александром Павловичем и Виктором Петровичем. От них и узнали, что выращивают каменцы до полусотни сортов помидор, которые условно можно объединить в четыре группы: красные, желтые, розовые и черные.

При этом каждый хозяин самостоятельно подбирает для себя сорт. На нем и будет потом специализироваться, чтобы получить максимальную выгоду, которую — при больших затратах, получить весьма не просто.

А затраты начинаются… совершенно верно: с приобретения семян. В частности, обнаружив в Каменке-Днепровской несколько рекламных щитов, предлагавших помидоры сорта Зульфия F1, я полюбопытствовал, сколько придется выложить за эту «звезду востока».

Оказалось, двести гривен. За сто семечек. По две гривны за штуку.

И потом — до получения выгоды, о которой я говорил, понадобятся долгие месяцы упорного, каждодневного труда в балаганах, где не пляшут и не поют, как издавна было заведено в балаганах, а только — работают. До седьмого пота.

Причем работа эта может оказаться вообще напрасной. Как было в нынешнем году в апреле, когда на Запорожье вернулась зима.

В Каменке от нее пострадали, конечно же, балаганы без топки.

Это повлияло как на урожай, так и на цену на помидоры. Цена на товар на рынке не может быть низкой, если нет товарного изобилия.

А его — помидорного изобилия, пока не наблюдается.

Но оно будет, не может его не быть: в теплицах каменских вызревает второй урожай, а город пестрит настойчивыми объявлениями-предложениями: «Продам рассаду помидор».

Черри: дороже не бывает

На оптовый рынок в Водяном мы приехали в одиннадцать часов. Овощами там уже почти не торговали. «Сегодня хорошая цена была, покупатели забирали товар, почти не торгуясь. И их — перед выходными, было много», — объяснили нам. Хорошая — это десять [и чуть более] гривен за килограмм.

Ладно, едем дальше.

Рынок в Каменке-Днепровской как будто бы только нас и ждал: помидоры нам предлагали разные, но примерно по одной цене: от десяти гривен.

Лично я выбирал розовые, но чтобы по цвету они были ближе к алому. И не круглыми, не приплюснутыми, а кругло-продолговатыми, извиняюсь за такое нагромождение слов. Короче говоря, я выбирал помидоры, по форме похожие… на сердце. Говорят, именно такие яблоки любви из Каменки — самые-пресамые.

Романтики французы на них бы молились.

По секрету скажу, именно такие помидоры — с объяснением, что они выращены «вот этими руками» безо всякой химии, мне продали по бросовой, собственно говоря, цене: по 12 гривен за килограмм.

Почти три килограмма я набрал таких отборных… фруктов балаганных.

Есть такие помидоры с солью — себя не уважать. Так в Каменке говорят. А люди там в помидорах толк знают. Соль, подсказали мне, в крайнем случае, можно заменить тонким ломтиком хорошего сыра. Но лучше обойтись без него. Иначе не почувствуешь истинный вкус помидора каменского.

А без этого и жить не зачем [шутка].

Самыми дорогими фруктами помидорными на рынке в Каменке-Днепровской оказались помидоры сорта черри. Размером они с крупную вишню, поэтому и называются так: cherry по-нашему — это и есть вишня.

Растут они гроздьями. Почти гроздьями. Гроздьями их обычно и продают.

Нам черри предложили по… 20 гривен за килограмм.

Вспомните, что я говорил о запорожском рынке и сопоставьте, дорого это или нет. Имея в виду, что черри — самый дорогой помидор. Дороже не бывает.

Крайней точкой нашего маршрута стала Великая Знаменка с убитыми, прямо в упор расстрелянными, я бы сказал, дорогами, по которым вслед за нами пробирались херсонские маршрутки: Знаменка находится на межобластной трассе Запорожье-Херсон.

Исключительно вкусные, таявшие во рту помидоры на крохотном стихийном знаменском рынке неподалеку от местной высоченной дамбы [Знаменка, кстати, единственное село Запорожской области, которое находится ниже уровня моря] мы купили по восемь гривен за килограмм.

При этом помидоры размером меньше — с тенистый шарик, нам предложили по… четыре гривны.

А уже не во что было брать.

Это как с грибниками случается: набрал лукошко респектабельных белых грибов, а на обратной дороге набрел на россыпь скромных моховиков. И задумался не хуже того Гамлета: брать или не брать?

Лучше — не жадничать.

[Фото Сергея Томко]

Памятник помидору в Каменке-Днепровской

История 30-я. Садовод Эдвард Лонский: «По пониманию европейцев, мы — пещерные люди»

ЗНАЮЩИЕ Эдварда Брониславовича люди отрекомендовали его как человека очень интересного. Садовода с большой буквы. Конечно, я не мог не познакомиться с ним. И, договорившись о встрече по телефону, засобирался в дорогу — в Приазовье.

Мог оплатить гастроли ансамбля украинской армии

— У нас в районе, когда я жил в Волынской области, — начал рассказ о своей жизни Эдвард Брониславович, — я был одним из первых фермеров. — Имел 80 гектаров сада, 50 гектаров пашни, тракторами владел, комбайнами. И нормально дела шли — собирал до 200 тонн яблок и до 500 тонн зерна. Это были огромные объемы! Можете сами подсчитать, какие доходы получал, продавая яблоки по полтора-два рубля за килограмм. При том, что рубль тогда по курсу был выше доллара.

— Вы, следовательно, были обеспеченным человеком!

— Обеспеченным — не то слово! Многое позволял себе. Однажды, например, оплатил зарубежные гастроли ансамбля украинской армии. Билеты туда и обратно приобрел, заплатил за проживание в Германии, дал деньги на декорации и костюмы, что совершенно не повлияло на мой бюджет.

— И вы поняли: нужно развиваться, укреплять свой бизнес, да?

— Для этого решил построить завод по переработке масличных культур с последующей фасовкой масла и майонеза. Открыл совместную фирму. Партнерами стали россияне, торговавшие куриными окорочками. Они их кораблями из Америки завозили. Солидные люди, большими денежными средствами располагали. Вот с ними я и задумал построить полностью автоматизированный завод, который бы ежегодно выпускал до 800 тонн готовой продукции. Свою часть денег в дорогостоящую затею я внес сразу, а мои партнеры не успели — их взяли под стражу за валютные операции: они тогда запрещены были. И дело…

— Заглохло!

— Да! Хотя оставалось только оборудование приобрести.

— Неужели все развалилось?

— Ко-онечно, конечно!

— Какой это был год?

— 1994-й.

— И что вы предприняли?

— Уехал в Луцк и там продолжил бизнес: организовал поставку запчастей в Западную Украину. Неплохо, вроде бы, работа пошла: представительство даже свое открыл. Но удовлетворения от сделанного не получал! В течение восьми месяцев находился в раздумьях: как дальше быть? Каждое утро выходил на берег реки Стырь и, обращаясь к небу, земле и воде, спрашивал: куда двигаться, подскажите. Неужели я родился только лишь для того, чтобы всю свою жизнь гоняться за деньгами, не имея за душой ничего — ни семьи [жена, кстати, не поехала со мной], ни здоровья? И в один из дней Господь явил в небесах свой лик, произнеся три слова: «Я — твой Отец!» Услышав это, я, как стоял, так и рухнул.

— Расскажите подробнее, как образ Господа появился, высоко в небе?

— Не то, чтобы высоко… Но земля мне тогда почему-то показалась такой махонькой… Почудилось: сейчас Он вздохнет, и мир окружающий исчезнет. В прах! Его лик занял все, что я мог видеть перед собой.

— А ваши ощущения?

— Чувствовал, что вот-вот взорвется каждая моя клеточка. И я, наконец, понял, что обращался все эти восемь месяцев не к Творцу, а к Его творению — земле, небесам и воде. И стал искать Творца.

«После покаяния у меня даже в туфлях пот хлюпал»

— Долго поиски продолжались?

— Еще восемь месяцев! Не было на Волыни ни одной церкви, которую бы я пропустил. И — безрезультатно.

— А состояние ваше душевное?

— Никакое! Бизнес процветает, деньги растут, а мне не по себе. Семья же вообще забыла о моем существовании. А потом на улице я случайно встретил давнего знакомого. Предложил ему пивка выпить, а он: «Извини, я не пью — стал христианином». «Олег, — говорю, — я тоже христианин, меня мать дважды крестила!» И слышу в ответ: «Ты не понял: я стал христовым — нашел Господа». «А как ты это сделал?» — спрашиваю. На что Олег предложил: «Если хочешь — пошли ко мне, расскажу» И мы отправились к нему. Это была суббота, 24 апреля 1998 года. Разговор наш продолжался до двенадцати ночи. И закончился предложением Олега: «Желаешь — приезжай к нам!» И приятель назвал мне адрес дома молитвы, который сам посещает. Я удивился: как же, мол, пропустил его? Почему прошел мимо огромного, как впоследствии оказалось, здания? Еще Олег предупредил: «Когда будешь заходить — у тебя возникнут проблемы, постарайся преодолеть их. А я буду тебя у входа ждать». Думаю: что за глупость? Вот проблему нашел — зайти вовнутрь! Ну, а когда пришел, почувствовал: проблема таки существует — трижды подходил к дверям и не мог переступить через порог.

— Вас что-то удерживало?

— Не пускало и все! Но, приложив усилие, я все же вошел.

— Чей это был дом молитвы?

— Даже не знаю, какой церкви, какого религиозного направления. Для меня это неважно было. Не имело значения.

— И что внутри с вами произошло?

— Дошло до сознания: для того, чтобы очиститься, нужно покаяться. И я сделал это! И вышел из здания абсолютно мокрым — даже в туфлях пот хлюпал!

— При покаянии какие-то слова произносили?

— Обычные: Господи, прости, что не признавал тебя Отцом своим. Хочу, чтобы Ты меня спас, потому что я ничего не могу изменить в жизни… Приблизительно такой смысл.

— Облегчение наступило?

— И ощущение свободы появилось. Казалось, я летаю, не чувствуя тела! И сразу мне все люди стали родными. И тут же предложения посыпались: с жильем тебе поможем, с бизнесом — только не возвращайся в тот мир, из которого ушел.

— Ну а вы?

— Через два дня я уже был в Мелитополе, оставив на Волыни все дела. С 80-ю гривнами в кармане уехал.

«По пониманию европейцев, мы — пещерные люди»

— А когда приехали сюда, за что взялись?

— Задал вопрос: Господи, что мне делать? И получил ответ: «Будешь делать то же самое, но не так». Понимаете, я уже приобрел общение с Богом и все проблемы решал только с Ним. Поэтому поинтересовался: с чего же начать? «Начни с клубники!» И на оставшиеся с дороги 15 гривен я купил десять кустиков клубники. Три из них погибли, а с семи получил первый урожай. Вот так и пошло мое новое дело, в котором, полагаю, я к сегодняшнему дню чего-то достиг.

— Чего конкретно?

— У нас в саду сосредоточено около сорока сортов карликовой яблони. Собраны они со всей Европы: зеленые, красные, желтые — начиная от летних сортов и заканчивая самыми-самыми поздними. Плюс к этому — мы собрали земляничный конвейер, испытав лучшие сорта, включая австралийскую клубнику. Отобрали те сорта, которые подходят для нашего региона. Еще есть ежевика, малина и ихние различные гибриды. А, перейдя к косточковым, собрали и по ним уникальную коллекцию. По черешне, в частности.

— Она тоже карликовая?

— Мы занимаемся только карликовыми сортами. И вот почему. Если в высокорослом яблочном саду с одного гектара получают от девяти до пятнадцати тонн яблок… теоретически — до шестидесяти, то в саду карликовом урожай начинается с шестидесяти тонн. Голландцы снимают до четырехсот.

— Я слыхал, к вам немцы заглядывали…

— Приезжали, хотя мы их не приглашали. Побывали у нас представители трех ведущих германских садоводческих компаний.

— Как отреагировали на ваши успехи?

— Поразились, что мы, по ихнему пониманию, — пещерные люди, садоводством занимаемся. А ведь садоводство — это самая эффективная экономическая и политическая власть.

— Почему, объясните!

— Когда я в свое время занимался яблоками и приезжал в столицу, передо мной открывались двери в любых властных структурах. У всех ведь, даже самых высокопоставленных чиновников, дети есть…

— Теперь понял!

— Дошло до вас, что яблоко в нашей жизни может решить любой вопрос? А если ягодой кто-то занимается…

— Перед ним откроются даже замурованные двери!

— Вот-вот! Кстати, как-то к нам приезжал американский бизнесмен — ягодный магнат. Попробовал нашу малину и заявил: «Такую ягоду мы в ресторанах Бостона будем продавать поштучно».

— Иными словами, американец изъявил желание сотрудничать с вами?

— Лишь в том случае, если мы будем поставлять ягоду партиями от десяти до пятнадцати тонн. А у нас пока нет массового производства. У нас нечто вроде испытательной лаборатории — мы подбираем сорта для степного приазовского региона. Отрабатываем технологию. Заокеанскому гостю я предлагал: вкладывайте средства — для меня нет проблемы развернуть плантацию до десяти гектаров. «У вас система не работает! — посетовал он. — Мы сюда деньги заведем, а отсюда ничего не сможем вывезти. Потому что законодательство ваше не функционирует должным образом».

«На границе мы стали на колени и начали молиться»

— А немцев вы чем удивили, поделитесь!

— Немцы узнали, что мы завезли из России очень качественный посадочный материал — черешню. И приехали посмотреть, как конкуренты развиваются. Всерьез нас за конкурентов считать стали! Вам известно, сколько в Германии стоит килограмм черешни? Десять евро! А наш ведь мелитопольский регион наиболее эффективно решает вопросы вкусовых, товарных качеств черешни. Это Приазовье — километров пять от него, Акимовка, Веселое, Михайловка. Все, дальше в черешне нет особой ценности.

— Как из России вас через границу с саженцами пропустили?

— Категорически не пускали в Украину! Я объяснял на границе: что вы творите, мы везем карликовую черешню, которая способна повлиять на экономику страны — бесполезно! И тогда мы стали на колени и начали молиться.

— Подействовало?

— Нам открыли дорогу и даже сопровождение выделили, чтобы милицейские посты не трогали. И вот мы посадили привезенную черешню. Узнав об этом, немцы тут же примчались выяснить, что да как. У них же какая цель? Наводнить Украину своими сортами, не пригодными для нас! Поляки тоже заглядывали — два миллионера, сколотившие состояния на ягодном бизнесе. Жили тут, присматривались. За рубежом очень переживают, что мы наконец-то всерьез займемся садами.

— Чего же мы не занимаемся ими?

— Неверие преобладает! Бизнесмены вкладывают деньги в заправки, бары и ночные клубы — во все то, что дает скорую отдачу. Мы же ищем партнера, готового вложить средства в землю. Наши участки пока могут лишь удивлять, а нужно, чтобы они доход приносили. Следовательно, расширять их необходимо до товарных плантаций. Ну а проблему дешевого посадочного материала мы решили!

«Господь подполковнику выдвинул три условия»

— Говорят, Эдвард Брониславович, у вас своя церковь есть, это так?

— Наша церковь маленькая, но известна она далеко — и в Китае, скажем, и в Таиланде.

— Чем?

— Событиями, происходившими в ней. По религиозному миру вести о них быстро распространяются.

— Например?

— Ну, например… Работаю я у себя и вижу: заезжает во двор машина такая…

— Крутая?

— Да-да, не видел еще подобных! Останавливается, выходит из нее хозяин. Я знаю его — помогал когда-то сад ему обрезать. Он — подполковник, возглавлял, кажется, отдел по борьбе с организованной преступностью, Сергеем его зовут. Поведал он следующее: за его физическое устранение будто бы заплатили большие деньги. Якобы за то, что он внедрил в крупную преступную группировку своего агента. Вот и приговорили подполковника. Причем задача так была поставлена: взять его, выпытать фамилию агента, после чего ликвидировать обоих. «За мной два джипа идут, — рассказал Сережа. — Чтобы избавиться от преследования, я заезжал в мелитопольскую церковь, но тамошний батюшка попросил приехать через три дня. А преследователи прямо в храм вошли за мной, безо всякого стеснения. Может, ты чем-то помочь можешь?» «Не могу! — отвечаю. — А вот для Господа нет проблемы разобраться с твоими джипами. Но для этого нужно войти в дом молитвы и спросить, что нам с тобой делать». Опуская подробности, обрисую, что дальше было. Помолились мы с братьями — и я увидел две огромные руки, а между ними ма-ахонького Сережу. И три условия, адресованные подполковнику, прозвучали от Господа: во-первых, чтобы он снял погоны; во-вторых, чтобы три дня ходил в нашу церковь слушать слово Божие; и, в-третьих, покаялся чтобы — на третий день. Обычно покаяние добровольным должно быть, а тут — повеление. Рассказал я об условиях услышанных Сергею, подчеркнув: как ты будешь их исполнять — твое дело. В одном можешь быть уверен: на три дня ты останешься под защитой Господа, — между его, образно говоря, руками. Если выполнишь третье повеление — будешь защищен навеки. Нет — Он уберет руки от тебя.

— И что в итоге?

— Выполнив два условия, Сергей на третий день сам заявил: мне нужно покаяться!

— Сейчас с ним что?

— Ему дар открылся: здороваясь с человеком, определять — кто перед ним. В церквях ведь бывают люди, содержащие в себе дух сопротивления. Демоном его, этот дух, еще называют или бесом. Бывший подполковник теперь вскрывает его — для дальнейшего изгнания.

*

Понимая, что бесконечно пользоваться гостеприимностью Эдварда Брониславовича — весьма занятого человека, нехорошо, я, тем не менее, задал ему еще один вопрос, вертевшийся у меня на языке:

— Атеистом вы были когда-нибудь?

— Не просто был: работая секретарем райкома комсомола, боролся с религией. Ездил по району и читал лекции.

И мой собеседник засмеялся.

По-детски задорно.

[Фото Сергея Томко]

Эдвард Лонский, Приазовье

История 31-я. Ореховый город хранит тайну императорского дома Романовых

НА МОЙ взгляд, из всех городов Запорожской области скромный Орехов, расположенный на левом берегу реки Конки [или Конской, как ее называли в старину] заслуживает особого уважения. Уже хотя бы за то, что статус города он получил раньше всех в регионе — даже раньше Александровска, нынешнего Запорожья.

После того, как Орехов был объявлен городом в ранге уездного, Александровск еще в течение пяти лет оставался заштатным посадом. Это что-то вроде нынешнего пгт — поселка городского типа.

Нет в продаже съестных припасов

А архивах сбереглись документы, относящиеся к начальному периоду развития Орехова, как города. Вот, например, что я вычитал в датированном 25 августа 1799 года послании Мариупольского земского суда Мариупольскому же духовному правлению [цитирую оригинал]:

«Сверхъ донесенія членовъ присутственныхъ мѣстъ Маріупольскаго уѣзда и городничаго, какую нынѣ претерпѣваютъ они нужду и недостатокъ во всемъ, по нахожденію сей мѣстности въ селеніи Токмак, гдѣ нѣтъ вовсе квартиръ и въ продажѣ съѣстныхъ припасовъ… г. губернаторъ, во время объѣзда губерніи, лично видѣлъ во всемъ томъ недостатокъ и крайность; почему означенные чины просили перевесть присутственныя мѣста въ селеніе Орѣхово, по обозрѣніи котораго онъ, г. губернаторъ, нашелъ его гораздо выгоднѣйшимъ и изобилующимъ во всемъ, поелику во ономъ бываютъ еженедѣльно въ назначенный день торги и на оныхъ съѣстные припасы; почему губернское правленіе… предписываетъ Маріупольскому городничему, уѣздному и нижнему земскому судамъ и казначейству, чтобы они перешли въ селеніе Орѣховое, а для всегдашняго въ Орѣховой пребыванія и наименованія оной Орѣховой городомъ, учинено въ правительствующій сенатъ представленіе».

Если уважаемый читатель за всеми выкрутасами стиля позапозапрошлого века не совсем уяснил, о чем в послании идет речь, я с удовольствием — и гордостью за Орехов, который искренне люблю, объясню: на излете 18-го столетия, при императоре Павле Первом, в Российской империи проводилась, как бы мы сейчас сказали, территориальная реформа. Столицей обширнейшего Мариупольского уезда стал… Токмак, где, как выяснилось позже, «не имелось квартир и съестных припасов в продаже». В связи с этим было принято решение уездным городом назначить селение Ореховое, получившее свое название от переселенцев из полтавской Ореховки, перебравшихся на берега Конки-реки, где активно велось строительство одной из крепостей Днепровской оборонительной линии — как и в Александровске тогдашнем, к слову.

Городом Орехов официально был объявлен в 1801 году [Александровск — в 1806-м], а, при проведении очередной территориальной реформы — уже Александром Первым, сменившем на престоле своего отца Павла, убитого в результате дворцового заговора, из Мариупольского уезда выделился Мелитопольский уезд с центром все в том же Орехове. Уездным городом Орехов оставался аж до 1842 года — до появления города Мелитополя, которому, наконец, и было передано управлением Мелитопольским уездом [а Токмак все это время оставался центром Большетокмакской волости — сельсоветом, как бы мы сейчас сказали].

Орехов и ореховцы

В Орехове мне нравится все: его старинные дома, включая дом Йогана Янцена [некогда он лет двадцать был городским головой], в котором сейчас размещается… мэрия Орехова, широкие улицы города, задумчивая река Конка, на берег которой выводит одна из городских аллей с памятниками пограничникам всех времен и землякам-чернобыльцам. А в парке Шевченко находится воинский мемориал. Он представляет из себя памятник скорбящей матери, возле которого уложены гранитные плиты с именами жителей города и района, погибших на войне. Также тут установлены бюсты семерых ореховцев, которые удостоились звания Героя Советского Союза.

Неподалеку от мемориала, кстати, до недавнего времени находился памятник так называемым ленкурсантам, пытавшимся освобождать город от врангелевцев, если не ошибаюсь, в июле 1920 года. В честь них и одна из центральных улиц Орехова названа была. В 2016 году памятник ленинским юнкерам ликвидировали, улицу переименовали

Лично же мне, из всех ореховских памятников больше по душе Глобус любви, установленный в центре города.

А храм какой в Орехове — загляденье.

Храм во имя Покрова Богородицы в городе Орехове был заложен 29 мая 1873 года по благословению епископа Таврического и Симферопольского Гурия.

При храме находились два дома для священников и диаконов, причтовый дом, здание церковноприходской школы, амбар. В 1876 году строительство было завершено.

А в 1925 году с храма сняли и отправили в утиль колокола, а затем, предположительно, в 1933-м году, здание разрушили до основания. На месте, где стоял храм, разбили городской парк.

Как я с удивлением узнал, последний священник Свято-Покровского ореховского храма — отец Иоанн Блюмович, расстрелянный, как «шпион и фашист», большевиками в 1938 году [тогда он уже служил в Судаке], был канонизирован в 2000 году — причислен к лику святых для общецерковного почитания.

Воссоздавать храм — в начале 90-х годов, начал нынешний его настоятель и благочинный церквей Ореховского округа отец Анатолий [Фесенко]. 14 октября 2009 года воссозданный храм в Орехове был освящен и засиял куполами на всю округу.

К слову заметить, в ореховском Свято — Покровском храме — в том, разрушенном в начале тридцатых, состоялась встреча императора Александра Третьего с епископом Таврическим и Симферопольским Гурием.

Известно также, что в старом соборе, самом первом, деревянном, просил помощи и покровительства у Божией Матери юный поэт Александр Пушкин — во время короткой остановки по дороге в Крым, куда направлялся в обществе семьи генерала Раевского.

Посещал его и полководец Александр Суворов.

А в начале двадцатого столетия в церковный хоре при новом каменном храме пел уроженец ореховского села Преображенка Павел Сергиенко, который впоследствии выступал на оперной сцене с самим Федором Шаляпиным. За прекрасный голос его даже вторым, после Шаляпина, басом России называли [похоронен певец в родном селе].

Коль мы завели разговор об ореховцах, позволю себе — в качестве отступления от темы, короткий рассказ еще о нескольких уроженцах ореховской земли. Право слово, они заслуживают внимания.

Знаете, например, кто был самым засекреченным ученым СССР? Уроженец ореховского села Омельник академик Николай Доллежаль принимал непосредственное участие в строительстве первой в мире атомной электростанции. По проекту академика были также созданы энергоблоки Чернобыльской АЭС и ядерная энергоустановка для первой отечественной атомной подводной лодки, ядерные ракетные двигатели. Он — дважды Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской и пяти (!) Государственных премий СССР, кавалер шести (!) орденов Ленина, орденов Трудового Красного Знамени, Красной Звезды, Октябрьской революции. Свой последний орден один из основоположников атомной энергетики и промышленности СССР Николай Доллежаль получил от Бориса Ельцина осень. 1999 года — к столетию со дня рождения.

А фамилию первого украинца, удостоенного звания Героя Советского Союза, припоминаете? Это участник войны в Испании, уроженец ореховского села Малая Токмачка летчик Иван Проскуров, особо отличившийся 29 мая 1937 года, нанеся авиаудар по немецкому линкору «Дойчланд», пребывавшему на рейде острова Ибиса. Авианалет привел в ярость Гитлера, который считал неприемлемым, чтобы самолеты республиканцев бомбили итальянские и немецкие корабли. Узнав о реакции Гитлера, Сталин отдал приказ, запрещающий подобные действия в воздухе, но когда Иван Проскуров вернулся в СССР, увидев его фамилию в указе о присвоении ему звания Герой Советского Союза, вождь собственноручно зачеркнул звание «ст. лейтенант» и вписал слово «майор». Этим Сталин как бы отметил, что он помнит заслуги летчика. Однако память вождя оказалась короткой: летом 1941 года генерал-лейтенант Иван Проскуров, который, между прочим, заполняя анкеты, всегда указал украинский язык, как родной, был обвинен в шпионаже и осенью расстрелян.

Первая женщина — Герой Украины тоже была родом из Ореховского района. В 1998 году, в знак признания заслуг медика из ореховского села Копани Любови Малой, международный биографический центр в Кембридже включил ее в список «2000 выдающихся ученых двадцатого столетия». Кроме этого, ореховчанка была награждена орденами Трудового Красного Знамени, Отечественной войны, Богдана Хмельницкого и Ярослава Мудрого, а в 1979 году удостоится звания Героя Социалистического Труда. Когда же Президент Леонид Кучма учредит звание Герой Украины, Любовь Малая станет вторым человеком в стране [после академика Бориса Патона], кому будет оно присвоено — «за выдающиеся личные заслуги перед Украиной в развитии медицинской науки, фундаментальные исследования в области кардиологии». Таким образом, ореховчанка станет единственной [и остается по сегодняшний день] женщиной, отмеченной высшими званиями двух государств — СССР и Украины.

Император Александр Первый и его тайна

Ну а теперь я расскажу о тайне, которая связывает Орехов с императором Александром Первым, жизнь которого внезапно оборвалась 19 ноября 1825 года — через 16 дней после посещения Орехова [во время поездки императора в Крым и затем — в Таганрог].

А может быть, жизнь Александра и не обрывалась: инсценировав собственную смерть, он просто исчез… чтобы через десять лет явиться в мир в образе старца Феодора Козмича [канонизирован — в лике праведных в составе собора сибирских святых, в 1984 году под именем Феодор Томский].

Но вернемся к событиям 3 ноября 1825 года.

Примерно в 25 верстах от Орехова кортеж императора догнал фельдъегерь Николай Масков с депешами от императриц — матери и супруги Александра.

Похвалив своего курьера за усердие и за добрые известия, Александр Первый предложил ему присоединиться к кортежу, что тот с удовольствием и сделал. Между прочим, Маскова — за удивительное сходство с Александром, за глаза называли… Императором.

Дальнейшее описание случившегося я позаимствую с официального сайта государственной фельдъегерской службы РФ.

На крутом спуске, в нескольких метрах от моста, ямщик Маскова не справился с разгоряченной тройкой, отчего заднее колесо брички на всей скорости налетело на кочку из отвердевавшей глины. От сильного удара Маскова выбросило из брички. Упав на землю, он получил тяжелейшие травмы. Посланный государем справиться о курьере доктор Дмитрий Тарасов нашел фельдъегеря уже мертвым.

Прибывшему по приказу доктора Тарасова земскому исправнику было поручено «принять труп Маскова и похоронить его приличным образом, на что были выданы ему 100 рублей ассигнациями» [весьма прилична сумма по тем временам, эквивалентная трехмесячному жалованию столичного чиновника низшего звена].

Доктор Тарасов появился в Орехове лишь за полночь, когда император только-только закончил разбирательство по делу о драке, случившейся между екатеринославским гражданским губернатором Алексеем Свечиным и епископом Екатеринославским, Херсонским и Таврическим Феофилом.

В молодости епископ служил в драгунском и мушкетерском полках и, видимо, с тех времен сохранил привычку выяснять отношения на кулаках. Губернатор для 58-летнего епископа не стал исключением — досталось и ему.

Встретив и выслушав вернувшегося с места гибели фельдъегеря доктора Тарасова, адъютант императора барон Дибич немедленно приказал ему лично явиться на доклад к Александру, который с нетерпением ожидал известий о Маскове.

Доктор Тарасов поведал при докладе следующее: «При падении Масков получил смертельный удар в голову, я нашел его на месте уже без дыхания и всякое врачебное пособие оказалось тщетным».

При тусклом мерцании бликов камина доктор без труда разглядел на лице государя слезы. «Какое несчастие! Очень жаль этого человека!» — едва смог произнести император. «Не было никакого сомнения, — завершает описание трагедии под Ореховом автор сайта госфельдъегерской службы, — что этот случай произвел на государя угнетающее впечатление».

Когда же император пришел в себя и вспомнил о поразительном сходстве Маскова с ним самим, у него возник дерзкий план исчезновения из мира.

И через 16 дней императора не стало.

Согласно версии, в день своей «смерти» он уплыл в Палестину: 19 ноября действительно одна английская шхуна снялась с якоря в Крыму.

Все было оплачено, подготовлено заранее. Позже Александр вернулся из Палестины, долго жил инкогнито в Киево-Печерской лавре, затем в украинском поместье своего хорошего знакомого, князя Остен-Сакена. Оттуда, вроде бы, вел шифрованную переписку с преемником, государем Николаем Первым.

Поразительно, но факт: в 1921 году гробница Александра Первого была разграблена, а его останки исчезли. Не имеют историки в наличии и останков старца Феодора Козмича [зато почерковедческая экспертиза, проведенная уже в наши дни, подтвердила полную идентичность почерков императора и старца].

Ну и могила фельдъегеря Николая Маскова осталась, который был погребен — не по-христиански, очень поспешно, на следующий день после смерти, на сельском кладбище неподалеку от места своей гибели. Это напомню, в 25 верстах от Орехова.

Как можно предположить, если принять версию о подмене императора его фельдъегерем, в могиле той… никто не был похоронен. Но как найти ее, чтобы убедиться в дерзкой мистификации, и чтобы, наконец, приоткрыть самую великую тайну императорского дома Романовых, вопрос.

Почти двести лет ведь прошло с тех событий.

Между прочим, вошедший на престол после Александра Первого Николай Первый принял самое непосредственное участие в судьбе семьи фельдъегеря. Одна из дочерей Маскова, не без протекции государя, станет воспитанницей Смольного института. Поступление в учебное заведение такого ранга девушки незнатного рода расценивалось как исключительная привилегия. В 1851 году у нее родится сын Аполлон Курбатов, который получит образование в Московской коммерческой академии, а затем, в 1893 году, станет профессором химии Санкт-Петербургского технологического института. Эту должность он будет занимать вплоть до самой смерти. В 1902 году, ровно за год до кончины Аполлона Аполлоновича, его разыщет великий князь Николай Михайлович, который в то время проводил активные исследования по вопросу жизни и смерти Александра Первого и старца Феодора Козмича. В разговоре с великим князем внук погибшего фельдъегеря без доли сомнения повторил то, что несколько десятилетий составляло тайну ихней семьи: в усыпальнице Романовых в Петропавловской крепости похоронен их дед — Николай Иванович Масков.

А в 1921 году, напомню, о чем я говорил выше, гробница Александра Первого была разграблена, а находившиеся в ней останки исчезли. Вероятно, дорвавшиеся до власти большевики, искавшие в царской гробнице ценности, их просто-напросто выбросили.

[Фото из открытых Интернет-источников]

Император Александр Первый

Феодор Томский, икона

История 32-я. Все богатства Брежнева помещались… у него на груди

ДАВНИЕ слухи о несметных сокровищах, которыми якобы владела семья всесильного Генерального секретаря ЦК КПСС, развеял бывший старший следователь по особо важным делам Генеральной прокуратуры СССР Владимир Калиниченко

На встречу с Владимиром Ивановичем [когда он, выбравшись из Москвы в краткосрочный отпуск, на несколько дней заглянул в родное Запорожье] я ехал, честно признаюсь, с некоторой опаской. Крутым по нраву казался мне будущий визави, послужной список которого я выписал из энциклопедического справочника «Великая Россия. Имена»:

После окончания Харьковского юридического института Владимира Калиниченко работал в Запорожье следователем районной прокуратуры, прокурором следственного отдела, прокурором-криминалистом прокуратуры Запорожской области; в течение пяти лет руководил следственно-оперативной группой по раскрытию умышленных убийств; с 1980 года — следователь, старший следователь по особо важным делам при Генеральном прокуроре СССР; уволился в 1992 году в связи с ликвидацией прокуратуры Союза с должности первого заместителя начальника отдела оперативного реагирования управления по расследованию дел особой важности.

Вел дело о взяточничестве в Министерстве рыбного хозяйства СССР, Сочинско-Краснодарское дело, «хлопковое» дело в Узбекистане, дела партийных и хозяйственных руководителей в Казахстане, дело об убийстве в Москве на станции метро «Ждановская» ответственного сотрудника КГБ СССР.

Государственный советник юстиции третьего класса, генерал-майор юстиции.

После увольнения из Генеральной прокуратуры Союза ССР работал в банковских структурах; с 1995 года — в адвокатуре, член Московской областной коллегии адвокатов; профессор Академии проблем безопасности, обороны и правопорядка.

Автор книг «Дело о 140 миллиардах, или 7060 дней из жизни следователя», «Адвокатские истории глазами бывшего следователя», сценария художественного фильма «Убийство на Ждановской», одиннадцати научных трудов и монографий в области уголовного права и процесса, криминалистики. Награжден орденом «Знак Почета».

«Щелоков лично принимал решение о моем устранении»

Опасения мои, однако, были напрасными: генерал оказался человеком открытым и простым в общении. И, что самое главное, — весьма интересным собеседником. Ну а в связи с тем, что буквально накануне нашей встречи я посмотрел фильм «Убийство на Ждановской» [напомню: сотрудника КГБ в метро убили не бандиты, а милиционеры], перво-наперво поинтересовался:

— Вам действительно тогдашний министр внутренних дел СССР Николай Щелоков грозил убийством?

— Не грозил, а лично принимал решение о моем устранении.

— Что это был за человек? О нем до сих пор ведь немного информации отыскать можно. Известно только, что он был другом Брежнева.

— Не стану преуменьшать боевые заслуги Николая Анисимовича — он прошел фронт, имел награды за войну, и его усилия по реорганизации министерства. Все это было. Но скажите, разве это нормально, когда у министра внутренних дел находят живописные картины, числящиеся в международном розыске как похищенные?

— Обыск проводился и у первого заместителя Щелокова, зятя Брежнева Юрия Чурбанова…

— Не поверите: к нему на обыск бригада следователей поехала, захватив работяг с отбойными молотками. И они долбили бетонные полы, стены, надеясь отыскать припрятанные сокровища. И ничего не нашли! Только бюст Чурбанова обнаружили. С ним и вернулись в прокуратуру.

— Зять Генсека надежно утаил ценности?

— Да у него их не было! Я, кстати, с Юрой встречался — после того, как он из тюрьмы вышел. Он просил, чтобы я помог ему реабилитироваться и восстановить генеральскую пенсию. Когда он сидел в Лефортовском следственном изоляторе, его однажды вывели из камеры и препроводили в кабинет к начальнику СИЗО. А из-за стола ему навстречу поднимается председатель КГБ Виктор Чебриков. Друг семьи. Обнялись они, расцеловались. «Виктор Михайлович, — обращается к нему Чурбанов, — вы же знаете все. Конечно, я не безгрешен, но в том, в чем меня обвиняют, я не виноват». На что Чебриков заявляет: «Юра, тебе известны правила игры. Решение по твоему делу принимало Политбюро ЦК КПСС. А оно своих решений не меняет. Неси свой крест». И он нес — отсидев в тюрьме девять лет [а ему давали двенадцать], не написал ни единой жалобы. А вернулся в никуда. Ничего и никого вокруг. А приняла его женщина, с которой он когда-то встречался. А на работу помог устроиться один из заместителей мэра Москвы.

— Вы были у него на службе?

— И был, и выпивал с ним в его кабинете. Обычную водку пили, которую закусывали какими-то конфетами. А потом он меня к себе домой пригласил. В обычный дом, в обычную квартиру. С очень рядовой мебелью. Сели в кухне. Юра достал бутылку водки, а из холодильника — вареную колбасу. Тут жена появляется: я вам, говорит, сейчас закусить приготовлю. И начинает картошку жарить. Вот вам и некогда всесильный первый заместитель министра внутренних дел СССР, зять Брежнева.

«Оборачиваюсь, а передо мной стоит Генеральный секретарь ЦК КПСС»

— Чурбанов рассказывал, как с Галиной Брежневой познакомился?

— На одном из многочисленных банкетов его, майора и активиста, представили симпатичной женщине — Галина в молодости была очень эффектной. А после банкета поехали куда-то на дачу. «Утром просыпаюсь, — рассказывал Юра, — в чужом доме с чугунной головой. Сажусь за стол. Выходит мама Галины, предлагает чай. В это время слышу шаги за спиной. И голос Гали: «Юра, познакомься с папой». Я оборачиваюсь и теряю дар речи — передо мной стоит Генсекретарь Брежнев. А Галя: «Папа, это мой будущий муж». А у Юры семья имелась. Представляете состояние мужика? Естественно, они поженились. И карьера майора резко пошла в гору. И полковником он стал, и генерал-полковником со временем.

— Так неужели он ничего скопить не сумел? Если вы говорите, что у него при обыске один лишь бюст собственный обнаружили. Неужели и взяток не получал?

— Он пил всю жизнь. Беспробудно. А взятки были, конечно. Сам рассказывал: иногда просыпался после банкета и обнаруживал в кармане шинели внушительную пачку денег. А что его Галка, дочь Брежнева, умерла в страшной нищете, вам известно? Следователь, проводивший обыск у Галины, делился после со мной впечатлениями: вижу, говорит, Галина все время на кухню выходит. И с каждым возвращением все пьянее становится. Дай, думаю, проверю, что она выпивает. Вышел, проверил…

— Коньяк «Наполеон»?

— Самогон! Вонючий самогон. А к концу обыска заявляет вдруг, еле языком ворочая: «Есть тут хоть один мужчина, который меня… соблазнит?» Она полностью спилась. И ничего поэтому не скопила. Даже у Брежнева после смерти не обнаружили ценностей, о которых ходили легенды. Они просто-напросто были разграблены окружением Генерального секретаря. Это же был старый, больной человек. Единственное, чем он интересовался, — это наградами. И собрал к концу жизни невероятную коллекцию их. Награды и были всеми его богатствами…

— …которые помещались у него на груди.

— Совершенно верно!

«Небожители были, но назвать их фамилии не могу»

— Но не все ж такими, Владимир Иванович, недотепами оказались. Были, наверное, и более дальновидные… или более предприимчивые люди в высшем эшелоне власти?

— Были небожители, разумеется, оставившие детям очень и очень многое. Кто это, я сказать не могу — по ним не выносились приговоры.

— Объясните, пожалуйста, с чем был связан ваш уход из Генеральной прокуратуры, где вы занимали серьезную должность?

— С развалом Советского Союза! Мое последнее дело, между прочим, связано со 140-ка миллиардами рублей, которые Ельцин со своей командой задумал обменять на семь миллиардов долларов.

— Зачем?

— На эти деньги на Западе планировали закупить продукты в огромном количестве. И не только продукты, но и коньяки и другие подобные вещи. Помните, тогда пустые прилавки в магазинах были — вообще ничего невозможно было купить. Вот и понадобилась валютно-рублевая операция, после которой Ельцин стал бы спасителем страны. Благодетелем. Однако произошло то, что произошло: чекисты в аэропорту Шереметьево задержали с документами главу английской фирмы, которая участвовала в операции. И мне тогда, первому и единственному, разрешили — по решению Верховного Совета, выехать в Америку и Западную Европу для проведения следственных действий. И я установил, что в этом рублево-валютном деле задействованы были английская разведка, израильская и ЦРУ.

— Не пойму с ходу, с какой целью?

— С целью развала Советского Союза. В конце концов я пришел к понимаю: используя нас, пыталась отмыть грязные деньги мировая наркомафия. Кстати, именно тогда, в 1991 году, я впервые слово «откат» услышал. Это когда мы в Бельгии допрашивали по делу одного задействованного в сделке юриста — резидента израильской разведки. О чем я и заявил ему прямо: знаю, мол, кто вы. И поинтересовался, в чем смысл его участия в операции? Он и произнес это слово — «откат». Дескать, в качестве отката я от сделки получу 25 миллионов долларов. Я попытался выяснить, а сколько же получат наши российские откатчики, на что юрист равнодушно бросил: «Меня это абсолютно не интересует, но, полагаю, что не меньше, чем я». Да, забыл важную деталь: рубли на запад переводить никто не собирался — они оседали бы в советских банках. Но их собственниками, а в конечном итоге собственниками заводов, фабрик, пароходов и самолетов, становились бы те, кто дал бы нам семь миллиардов долларов. Вот о чем я говорил, понимая, что нас ожидает в будущем. И хотя взяток в этом деле не имелось, как и хищений, но преступление совершалось-таки. Причем особо тяжкое государственное преступление, именуемое в уголовном кодексе вредительством.

«Беловежский сговор — чистой воды измена родине»

— Потом были путч и беловежский сговор трех политиков…

— Именно трех, хотя СССР создавали шесть государств — Россия, Украина, Белоруссия и три закавказские республики. Следовательно, денонсировать союзный договор могли только они все вместе. Так что беловежский сговор — это чистой воды измена Родине.

— Участников сговора нужно было привлекать к уголовной ответственности?

— Безусловно!

— Судя по вашим словам, распад Союза вы восприняли болезненно.

— Это было для меня шоком. И я принял решение уходить из Генеральной прокуратуры. Я не видел своего места в системе подчинения тем людям, о которых я знал все.

— Предложения вернуться поступали?

— Даже варианты моего назначения на должность заместителя Генерального прокурора возникали, но я сам себе твердо сказал: дважды в одну и ту же воду не входят. Решение об уходе я принял однозначное и навсегда. Потом какое-то время работал в комиссии по борьбе с коррупцией при вице-премьере Егоре Гайдаре — пока ни понял, что я не с коррупцией борюсь, а собираю компромат на врагов Гайдара. Три года работал в крупном коммерческом банке, а в 1995 году стал адвокатом. Получается, две жизни прожил: 22 года следователем проработал и уже имею 14 лет адвокатской практики.

«В Запорожье мой дом, который я не продам ни за какие деньги»

— Бывая у нас, в областную прокуратуру заходите?

— А как же! И нынче заходил. Кто у тебя зам, спрашиваю у прокурора. Он мне: «Тебе фамилия ничего не скажет». А все же, настаиваю, вдруг знакомый. «Анатолий Еремин», — говорит. Толя? Это ж мой любимец был — когда я прокурором-криминалистом работал.

— А вы в каком районе начинали службу прокурорскую после института?

— Первую должность — стажером следователя прокуратуры Жовтневого района, я получил еще студентом, будучи в Запорожье на практике. А затем стал следователем Заводского района. Хотя даже не подозревал, что такой район существует.

— Много работать приходилось в молодости?

— В буквальном смысле не выходил из прокуратуры: даже спал в рабочем кабинете нередко. Если чувствовал, что отключаюсь, просил вызванных по делу подождать с часик, а сам сдвигал стулья и, заведя будильник, засыпал. Через 40 минут просыпался, заваривал кофе и продолжал допрос. А каждое утро начинал с запорожского морга. Присутствовал на всех вскрытиях криминальных трупов. И, став прокурором-криминалистом областной прокуратуры, вывел Запорожскую область по раскрытию убийств на третье место в Союзе.

— После чего вас заметили и пригласили в Москву, да?

— Сначала в Киев — «важняком». Это был 1979 год. А тут как раз подоспело так называемое «бакинское дело» — когда прокурор Азербайджана Гамбай Мамедов срубился с Гейдаром Алиевым, назвав его с трибуны Верховного Совета преступником. За что и поплатился: его сняли с должности и возбудили уголовное дело. А поскольку Мамедов пользовался большим авторитетом в Генпрокуратуре СССР [он в самом деле был честным, порядочным человеком], Москва решила забрать дело себе. Но расследовать его оказалось некому: отказывались все. И тогда зам. Генерального Виктор Найденов предложил подыскать следователя из региона. И нашли меня. Так я на восемь месяцев оказался в Баку. И в конечном итоге убедил Алиева закрыть дело против Мамедова. Когда об этом доложил в Генпрокуратуре, мне не поверили. А спустя недолгое время, зная, что я никак не обоснуюсь в Киеве, предложили должность «важняка» Союза. Нас при Генпрокуроре СССР было всего восемь. Это была элита прокуратуры, в которую я попал безо всякой волосатой руки, добившись должности, как и добиваюсь всего в жизни, своим трудом.

— Вы, кажется, и генералом рано стали?

— В 34 года. В истории прокуратуры был самым молодым.

— С Запорожьем, Владимир Иванович, вас что-то сегодня связывает?

— Ну а как же! Это моя родина. Здесь мой дом, который я никогда и ни за какие деньги не продам.

[Фото Сергея Томко и из открытых Интернет-источников]

Генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Брежнев в маршальском мундире и с орденом Победы

Юрий Чурбанов, Галина Брежнева и министр внутренних дел СССР Николай Щелеков

Владимир Калиниченко в своем доме в Запорожье дает интервью газете «МИГ»

История 33-я. Апельсины у кромки прибоя

Я ЛЮБЛЮ море во всех его проявлениях. И своими ближайшими родственниками из животного мира считаю не обезьян, как некоторые другие люди, а дельфинов. Они-то как раз и были первыми существами, встретившими наш теплоход на подходе к Босфору, который отделяет Черное море от внутреннего турецкого моря — Мраморного.

Дельфины, резвясь, несколько раз приближались к нашей «Каледонии», любезно предоставленной украинским журналистам судоходной компанией «Укрферри», попарно выпрыгивая из воды, словно приветствуя нас и извещая о том, что полуторасуточный переход по неспокойному морю из Одессы в Стамбул близится к завершению.

А потом, легко обогнав теплоход, они скрылись за волнами, которые свежий попутный ветер неутомимо гнал к турецкому берегу, все отчетливее вырисовывавшемуся на горизонте.

Последуем и мы скорее туда. Право слово, в стране, где прибой пенистый выбрасывает на влажный песок пальмовые ветви и апельсины (!), что не раз доводилось наблюдать, есть на что посмотреть и есть чему удивиться.

Обязательно ли в Турции знать турецкий язык?

Мне лично показалось, что вовсе не обязательно. В отелях, в которых мы останавливались [а их было шесть, включая самый фешенебельный отель средиземноморского побережья — шестизвездочный «Марко Поло»], вам вежливо и обстоятельно объяснят по-русски условия проживания. Упомянув при этом об окрестных достопримечательностях. Не чувствуешь себя одиноко, оторванным от родины, и в номере. Телевизор, как правило, принимает несколько русскоязычных каналов. Ну, а компания для совместно досуга подберется в первый же вечер: русские и украинцы — столь же уважаемые тут туристы, как и немцы, скажем.

Главное, не ошибиться дома, при выборе туристической компании. В остальном проблем не должно возникнуть. Ведь побережье — самая спокойная зона Турции. Порядок на нем поддерживает анталийская полиция, руководимая женщиной. Кстати, это единственная в стране женщина — директор полиции.

За содействием же в устранении мелких неурядиц всегда можно обратиться к почетному консулу Украины в Анталии. Во время нашей поездки в Турцию им был Айхан Сарач [он и оказался одним из организаторов украинско-турецкого форума, куда и отправились мы из Одессы]. По замечанию Айхана, называющего себя турецким хохлом, он получает большое удовольствие, если ему удается помочь украинскому туристу. Кстати, если в отель поселяется гражданин Турции, платить за проживание ему придется гораздо больше, нежели, например, приехавшему в Анталию на отдых украинцу. Потому что иноземный турист привозит в Турцию валюту, пополняя ею государственную казну. И очень даже существенно пополняя.

Анталия, к слову, численность которой сопоставима с численностью Запорожской области [миллион в городе живет и миллион — в провинции] в год от туризма получает [держитесь за стул] шесть миллиардов (!) долларов. За последние пару десятилетий на анталийском побережье построено около тысячи (!) отелей, сто из которых — пятизвездочные. В обиходе их называют отелями, где «все включено»: сытное трехразовое питание [нужно только иметь в виду, что турки не едят свинину и туристам ее не предлагают], бары, сауны и бани с крытыми бассейнами, а также тренажерные залы.

Вы полагаете, что все эти удовольствия, включая дармовые [и хоть залейся!] виски с содовой или мартини со льдом, чрезмерно дорогие? Не совсем так. Суточное пребывание в шестизвездочном «Марко Поло» — отеле клубного типа, в межсезонье потянет на такую сумму, на которую у нас на Азовском море, явно уступающем Средиземному, не снимешь номер отель, даже если объедешь все побережье. Летом, в разгар курортного сезона, цена за номер удваивается, но все равно цена остается не заоблачной. Ну а о качестве сервиса в отеле клубного типа можно только догадываться несведущему человеку. Это европейский уровень, помноженный на восточное гостеприимство.

Думаю, не лишним будет уточнение, что непосредственно в Анталии туристы, как правило, не селятся, а выбирает отели за городом. Причина одна: Анталия расположена на высоком морском берегу — с пляжами там проблема поэтому.

В числе пользующихся спросом развлечений в Турции — вполне стандартный: водный мотоцикл, параплан, яхтенный переход вдоль побережья со спуском под воду в аквалангах, сплав по горным рекам на надувных плотах. Инструктаж во всех случаях — на чистейшем русском языке.

Не понадобилось нам знание языка турецкого и на базарах. Ни на крупнейшем в Европе крытом рынке в Стамбуле, ни в провинциях. В Стамбуле, к слову, у меня развеялся один из мифов, давно сидевший в сознании. Связан он был с тем, что с турками будто бы нужно на рынках торговаться едва ли не до хрипоты, и цену на товар тогда они снизят до… копеечной почти. Торговаться нужно, не спорю. Но чтобы уж очень задешево купить понравившуюся вещь — вряд ли удастся. Устанавливая заведомо завышенную цену, турецкие лоточники ее действительно снижают. Но отнюдь не до бросовой.

И что еще примечательно: закончив торг, ни один торговец от вас больше не будет вымогать ни лиры: купи, мол, то еще или это. Торговец побежит к соседу, если у него вдруг не окажется сдачи, аккуратно упакует купленное вами и пожелает счастливого пути и бодрого настроения. С использованием русских слов и международного языка жестов.

И чтобы закончить тему: в городке Кемер, что по соседству с Анталией, я какое-то время глазел на джинсово-футболочное разнообразие, а потом задержался почему-то возле лотка с шарфами, украшенными символикой немецких футбольных клубов.

— Зи дойч? — слышу вдруг за спиной голос продавца.

Оборачиваюсь к нему и отвечаю с некоторым сожалением:

— Найн!

Торговец замечает у меня на груди название моей газеты — «МИГ» — и вновь интересуется:

— Рашен?

— Юкрейн! — улыбаюсь ему в ответ на его улыбку.

— О-о! Хахли! — и турок весело поднимает вверх указательный палец. Показывая тем самым, насколько он рад встрече.

Рад и я. Мы обмениваемся несколькими фразами на только что нами придуманном языке, состоящем из смеси слов из всех известных нам с турком языков, подтверждая искренность этих слов разнообразными жестами, и расстаемся почти друзьями.

Пьют ли турки кофе по-турецки

Это еще один миф. Кофе в Турции не в чести. А вот чай — его потребляют везде и в немалых количествах. Выход в город из стамбульского порта Каракой-лимани, например, охранял полицейский с автоматом за спиной. На службе человек. Но и у него откуда-то стопка чая появилась неожиданно. Я не оговорился: в Турции чай принято пить не из чашек, а из стеклянных стаканчиков, очень напоминающих наши стопки-стограммовки. Причем чай из пакетиков не пользуется спросом совсем. Из всего же чайного изобилия мне больше по вкусу пришелся яблочный, напоминающий наш напиток «Живчик». Только без газа. Были еще апельсиновые чаи, сливовые… и не перечесть какие другие.

Религиозны ли местные жители?

Сведущие люди рассказывали, что мужчины в Турции посещают мечети в основном по праздникам. Женщины не ходят — дома молятся. Но обилие мечетей в стране поражает. С двумя высокими минаретами, они выделяются в любом городе. И находятся иногда буквально в двухстах метрах друг от друга. Это явно не наша славянская традиция, когда в церковь люди собирались загодя и шли в нее из дальних сел и хуторов, одолевая многие километры.

А вот мулла турецкий на молитву граждан приглашает строго по графику, пять раз в день. В первый раз — рано утром, около пяти часов, в последний — около девяти вечера. Его протяжное пение не раздражает. Наоборот, заставляет невольно прислушаться и даже внутренне собраться.

Когда, погуляв день в Стамбуле, вечером мы уезжали в Анталию, для чего нужно было пересечь высоченный, 60-метровый, мост через Босфор, последним, кто нас провожал из этого наполовину европейского, наполовину восточного города, как раз и был… мулла, зазывавшим на вечернюю молитву. Голос его, а мы тогда находились неподалеку от моста через Золотой Рог, казалось, звучал ото всюду. В какой-то момент мне даже почудилось, что это голос не муллы, а самого… Аллаха. Настолько он был завораживающе-притягательным.

Вообще турецкая речь мне показалась очень мягкой, но крайне сложной для восприятия на слух. Какие образы рождала она в сознании? Апельсины у кромки прибоя всплывали в памяти, ароматы стамбульского рынка, где и чай на каждом углу готовится, и рыба жарится, и мясо румянится на углях, сдобренное восточными пряностями; перед внутренним взором мелькали заснеженные шапки гор, окружающие согретое солнцем средиземноморское побережье с клоками теней от величественных пальм.

А еще дорожный знак вспоминался, установленный на подъезде к городу Белек. По виду он — обычный предупреждающий знак. Но догадайтесь, что он водителю предлагает! Не ломайте голову, не сообразите: проезжающему знак рекомендует… пропустить через дорогу черепаху!

Я взглянул налево — за окном автобуса простирался болотистый луг. Справа шустро разбегались почти от самых колес стройные сосны с небольшими металлическими табличками на каждой из них: какая и когда операция была произведена с деревом. Куда тут шествуют черепахи и зачем понадобилось даже переход дорожный им организовывать, для меня загадкой осталось.

Но вернемся к особенностям турецкой речи. Отдельные ее слова за две недели я так и не научился различать. И эмоциональная насыщенность произносимого мне тоже почти ни о чем не говорила. В городе Афьене [это на полпути от Анталии до Анкары] старший менеджер отеля, построенного на термальном источнике, долго водила нас по своим владениям, объясняя, где и какие процедуры можно получить для достижения стойкого эффекта в оздоровлении. А мне все время казалось, что она не о серьезных вещах говорит, а… подгулявшего мужа отчитывает.

Утром включил турецкие новости — та же история. Ведущая пытается поведать, что же в мире суетливом происходит, а мне кажется — и она поведением своего супруга недовольна. Выговаривает ему за все на свете: за позднее возвращение домой, за непогоду, свалившуюся на Турцию, за все, что случилось на свете, короче говоря. Совершенно не откликнулась моя душа на чужой язык! По той причине, что он — чужой.

Кого ждет Анталия в гости?

Предлагаю послушать, о чем говорил на форуме, обращаясь к нам, украинским журналистам, губернатор Анталии:

— Обязательно передайте украинскому народу наш искренний привет. И обязательно — вашей семье. А, собрав немного денег, обязательно всей семьей приезжайте к нам. Мы вас будем ждать!

Не меньшее уважение к украинской делегации проявил также мэр Спарты — мраморной столицы Турции [город окружают горы с огромным запасом мрамора в их недрах], выславший навстречу нам полицейскую машину, которая весь день шла во главе нашей крохотной автоколонны со включенными мигалками — для нашего скорейшего продвижения по спартанским дорогам.

Попервости я не собирался подниматься в мэрию, куда отправились главным образом телевизионщики, но небеса разразились в очередной раз грозой и мы с коллегой решили: чем мокнуть на улице, лучше заглянем вовнутрь городской власти.

Вошли. Тут же к нам поспешил дежурный. Поздоровался за руку, приветливо кивая и подтверждая всем видом, что он понимает, кто мы такие. На зов дежурного из боковой комнаты вышел еще один служащий мэрии, пригласивший нас к лифту. Пока его ожидали, заметил рядом с лифтом раздвижную дверь. В какой-то момент она растворилась и я увидел в просторном помещении стоящего на коленях мужчину. Здесь, дошло до меня, внутренняя мечеть мэрии находится.

Подкатил лифт, и наш провожатый в мгновение ока доставил нас на третий этаж к улыбчивому мэру. Речь, судя по живой жестикуляции, была, видимо, яркой, а сводилась она к следующему. Свадьбе в Турции, — говорил мэр, предшествует длительная процедура — переписка, знакомство с родителями… И наконец наступает торжественная церемония бракосочетания. Визит украинских журналистов, подчеркнул далее мэр, — это и есть те важные мероприятия, предшествующие свадьбе.

Вот, значит, как получается…

[Фото из архива автора]

В Стамбуле

На турецком берегу Средиземного моря

История 34-я. Семья Федора Шаляпина могла бы владеть частью Украины

ЧАСТЬЮ — это, конечно, громко сказано. Частичкой, кусочком, мысом-скалой. Соединенный с Южным берегом Крыма узким перешейком, он, однако, считается едва ли не главной достопримечательностью просторной «пушкинской» гурзуфской бухты — знаменитое Лукоморье Александр Сергеевич увидел именно здесь, поднявшись на живописный утес.

А впервые описан он был, как полагают некоторые исследователи, еще стариком Гомером. «Туда не взойдет и оттоль не сойдет ни единый смертный, хотя б с двадцатью был руками и двадцать бы ног имел», — таким необычный гурзуфский мыс запал в душу автору бессмертной «Одиссеи». Но сегодня никто бы, наверное, и не вспомнил, что в начале века двадцатого у этого кусочка крымской земли имелся хозяин. Если бы не его имя.

В 1916 году, по легенде, всего за один рубль, скала была продана Шаляпину владелицей располагавшегося поблизости курорта Суук-Су Ольгой Соловьевой. Мысом Шаляпина на черноморских лоциях она помечена и по сей день.

В отличие от Пушкина, который, вроде бы, бывал на мысе, я на его вершину так ни разу и не поднялся — хотя и бывал возле него многократно: не рискнул. А вот возможность подтвердить [или развеять] легенду у меня однажды появилась: во время визита — летом 1999 года, в Украину [и, в частности, в Крым] внучки Шаляпина Лидии.

Наивный человек, я надеялся, что наследница гурзуфской собственности певца если не свободно говорит по-русски, то уж, по крайней мере, понимает русскую речь. Лидия Йола Либерати-Шаляпина — итальянка по происхождению и до крымской поездки на территории бывшего Союза бывала лишь дважды.

Тем не менее, мне повезло: обязанности переводчика любезно согласился взять на себя кузен Лидии, в недавнем прошлом — профессор Сорбонны Георгий Соловьев. Как оказалось, это его бабушка, Ольга Соловьева, и уступила скалу Федору Ивановичу. Кстати, третьей в компании гостей — а пребывали они тогда в МДЦ «Артек», была внучка хозяина курорта Суук-Су, весьма известного в свое время российского инженера-мостостроителя Владимира Березина Галина Березина, приехавшая в то лето в теплый Крым, если мне не изменяет память, из Минска.

— Мой дед, — улыбалась по-доброму на мои расспросы Лидия Йола, — большой гений… Вроде Пушкина.

— В вашей семье, конечно же, бережно хранится память о нем?

— Все чтут память Федора Ивановича! Прекрасно знает о нем и мой сын — ему сейчас 40 лет. А у брата Франко дочь Татьяна научилась великолепно говорить по-русски… Четыре года назад, в 1995 году, вся наша семья была приглашена в Москву — на открытие музея Шаляпина и памятника ему в Новодевичьем монастыре. Во время этих событий скончалась моя мама. Она была очень больна, но обязательно хотела поприсутствовать. Она всегда желала умереть в России, и ее похоронили недалеко от Шаляпина. Она была большой патриоткой России.

— А вы себя кем считаете?

— Я русская только на четверть… Но тягу к этому краю всегда ощущала. Так же, как и к Киеву. Для меня большое переживание — бывать в тех местах, где бывал Шаляпин.

— А чем вы занимались в жизни?

— Окончила фармацевтический факультет университета, имею докторскую степень… Преподавала в школе математику, латынь… А теперь — в отставке. Живу в Риме.

— В Италии такое же красивое море, как и тут, в Украине?

— Прибрежная полоса где-нибудь возле Капри — очень похожа на крымскую. Но воздух там не такой чистый. Там много промышленности, транспорта.

— Как в вашей семье восприняли посмертное «переселение» Федора Ивановича из Франции, где он был похоронен, в Россию?

— Дети хотели, чтобы он вернулся на родину. Хотя сам он этого не желал… Монумент ему поставили замечательный.

— Кто-то из потомков Шаляпина проявил себя, так сказать, по артистической линии?

— Первый сын Федора Ивановича — Борис — большой художник. Другой сын — Федя — снялся во многих голливудских и итальянских фильмах. Моя тетя Лидия — пела, играла в театре. Выступала с ней и моя мать.

От кузена же Лидии, Георгия Соловьева, я узнал, что примечательную гурзуфскую скалу Федор Иванович давно хотел купить — чтобы построить на ней замок искусств [по образцу средневековых рыцарских]. Но хозяйка здешних курортных мест долго отказывалась.

А в 1916 году у подножия величественной Медведь-горы [в двух километрах от мыса находится] она устроила пикник. Приглашены на него были итальянцы из Гурзуфа, музыканты… После пикника Шаляпин вдруг поднялся со своего места и запел в темноте крымской ночи…

— Бабушку до глубины души тронули его песни, — закончил рассказ Георгий Соловьев. — Она подошла к Федору Ивановичу и произнесла: «Скала — твоя!».

Дарственная, оформленная на имя певца, сейчас хранится в музее истории Международного детского центра «Артек» — нынешнего собственника бывшего курорта Суук-Су. Передала ее сюда семья Федора Ивановича, отказавшаяся от прав на свою украинско-крымскую собственность. А вот что о шаляпинской собственности в Гурзуфе оставил в своих воспоминаниях художник Константин Коровин [в Гурзуфе, по соседству с «Артеком», находится Дом творчества художников им. Константина Коровина]:

***

«В Крыму, в Гурзуфе, у моря, я построил себе дом в четырнадцать комнат. Дом был хороший. Когда вы просыпались, то видели розы с балкона и синее море. Впрочем, как ни прекрасен был Гурзуф, но я все же любил больше мой деревенский дом, среди высоких елей моей прекрасной родины.

Шаляпин приезжал ко мне в Крым. И не один. С ним были: Скиталец, Горький и еще кто-то. Я пригласил специального повара, так как Шаляпин сказал:

— Я хотел бы съесть шашлык настоящий и люля-кебаб. Из окон моей столовой было видно, как громоздились пригорки Гурзуфа с одинокой виллой наверху. За завтраком Шаляпин серьезно сказал:

— Вот эту гору я покупаю и буду здесь жить.

И после завтрака пошел смотреть понравившиеся ему места. Его сопровождал грек Месалиди, который поставлял мне камень для постройки дома.

Вернувшись, Шаляпин прошел на террасу — она была очень просторна и выходила к самому морю; над ней был трельяж, покрытый виноградом. За Шаляпиным следовала целая толпа людей.

Когда я вышел на террасу, Шаляпин лежал в качалке. Кругом него стояли: Месалиди, какие-то татары и околоточный Романов с заспанным круглым лицом и охрипшим голосом; шло совещание.

С террасы были видны Одалары — две большие скалы, выступающие из моря, — «пустынные скалы». На скалах этих никто не жил. Только со свистом летали стрижи. Там не было ни воды, ни растительности.

— Решено. Эти скалы я покупаю, — сказал Шаляпин.

— На что они вам? — возразил околоточный Романов. — Ведь они налетные. Там воды нет.

Шаляпин досадливо поморщился. Я ушел, не желая мешать обсуждению серьезных дел.

С этого дня Шаляпин забыл и Горького и друзей, каждый день ездил на лодке на эти скалы и только о них и говорил.

Приятель его, Скиталец, целые дни проводил в моей комнате. Сказал, что ему нравится мой стол — писать удобно. Он сидел и писал. Писал и пел [речь идет о русском пистаеле Степане Скитальце, 1869—1941].

Сбоку на столе стояло пиво, красное вино и лимонад. Когда я зачем-нибудь входил в комнату, он бывал не очень доволен…

Раз я его увидал спящим на моей постели. Тогда я перетащил свой большой стол в комнату, которую отвел ему…

* * *

Вскоре Горький и другие приятели Шаляпина уехали, а он отправился в Ялту — узнавать, как ему получить от казны Одалары. Перед отъездом он сказал мне:

— В чем дело? Я же хочу приобрести эти Одалары.

— Но на них ведь нельзя жить. Это же голые скалы.

— Я их взорву и сделаю площадки. Воду проведу. Разведу сады.

— На камне-то?

— Нет-с, привезу чернозем, — не беспокойтесь, я знаю. Ты мне построишь там виллу, а я у Сухомлинова попрошу старые пушки.

— Зачем же пушки? — удивился я.

— А затем, чтобы ко мне не лезли эти разные корреспонденты репортеры. Я хочу жить один, понимаешь ли, один.

— Но ведь в бурю, Федя, ты неделями будешь лишен возможности приехать сюда, на берег.

— Ну, нет-с. Проеду. Я велю прорыть под проливом туннель на берег.

— Как же ты можешь пробить туннель? Берег-то чужой! Ты станешь вылезать из туннеля, а хозяин земли тебя по макушке — куда лезешь, земля моя…

Шаляпин рассердился.

— То есть как же это, позволь?

— Да так же. Он с тебя возьмет за кусок земли, куда выйдет твой туннель, тысяч сто в год.

— Ну вот, я так и знал! В этой же стране жить нельзя! Тогда я сделаю бассейн, привезу воду.

— Бассейн? — усомнился я. — Вода протухнет.

Шаляпин с досадой махнул рукой и велел позвать околоточного Романова — в последнее время тот стал его закадычным приятелем. Они чуть не каждый день ездили на лодке на Одалары. С Одалар Романов возвращался еле можаху и шел спать в лодку, которых много на берегу моря.

* * *

В те же дни из Суук-Су в коляске приехала дама. Высокая, нарядная. Поднесла Шаляпину великолепную корзину цветов, и другую — с персиками и абрикосами. Просила его приехать к ней в Суук-Су к обеду. Шаляпин, узнав, что она владелица Суук-Су, поехал. Было много гостей. Шаляпин охотно пел и очаровал дам.

Ночью, на возвышенном берегу моря, около Суук-Су был зажжен фейерверк и устроен большой пикник. Лилось шампанское, гости бросали бокалы со скалы в море, ездили на лодке, при факелах, показывать Шаляпину грот Пушкина.

Хозяйка Суук-Су сказала:

— Эту землю, над гротом великого поэта, я прошу вас принять от меня в дар, Федор Иваныч, Это ваше место. Вы построите здесь себе виллу.

Шаляпин был в восхищении и остался в Суук-Су. На другой день утром у него уже был нотариус и писал дарственную. Одалары были забыты. Шаляпин говорил:

— Надо торопиться. Я остаюсь здесь жить.

Позвал Месалиди и сейчас же велел строить стену, ограждающую его землю. И всю ночь до утра просидел со мной над бумагой, объясняя, какой он хочет построить себе дом. А я слушал и рисовал.

— Нарисуй мне и подземный ход к морю. Там постоянно будет стоять яхта, чтобы я мог уехать, когда хочу…

Странная вещь: Шаляпин всегда точно кого-то боялся… Нужно ли говорить, что шаляпинская вилла так-таки никогда не была построена. Во времена Керенского я был в Гурзуфе. Месалиди жаловался мне, что на письма его Шаляпин ничего не отвечает. И стал разбирать стену…»

\Константин Коровин «Шаляпин. Встречи и совместная жизнь»\

Необходимое уточнение. В рассказе художника речь идет несколько об ином: об островах Одаларах [более привычное слуху их название — Адалары], которые находятся напротив мыса Шаляпина, и о мысе Пушкина, в котором действительно имеется грот, выходящий в море [со стороны моря в него только и можно попасть]. Похоже, художник, не очень серьезно относившийся к намерениям певца получить в собственность частичку так нравившегося ему Крыма, что-то чуть-чуть напутал. От чего его воспоминания не становятся менее интересными.

Работы по обустройству своей скальной собственности в Крыму Федор Шаляпин таки начал: сделал дорогу, которая связала его мыс с материком [сохранилась доныне]. Ну а замок ему помешала построить Первая мировая война. Кстати, в начале XX века на ближнем к берегу Адаларе находился ресторан «Венеция», где подавались к столу морепродукты, добытые из моря на глазах у посетителей. Клиенты доставлялись в ресторан на лодках. В те же времена хозяин ресторана планировал проложить от скалы Дженевез-Кая на Адалары подвесную канатную дорогу. В толще Дженевез-Кая даже вырубил тоннель длиной около 15 метров. Этот тоннель сохранился до наших дней. Однако планам сооружения канатной дороги на Адалары тоже помешала Первая мировая война. Я вот к чему об этом рассказываю: на Адалары Шаляпин не мог претендовать — они уже были в собственности.

[Фото из открытых Интернет-источников]

Мыс Шаляпина

Лидия Шаляпина, Георгий Соловьев и Галина Березина

Переход с «материка» на мыс Шаляпина

История 35-я. Мое открытие Лукоморья [часть 1-я]

ПРИПОМИНАЕТЕ: «У Лукоморья дуб зеленый, златая цепь на дубе том…» Согласитесь, бесподобное слово «Лукоморье». Но вот еще что тут важно: оказывается, скрывается за ним совершенно реальный участок крымского южнобережья в районе Гурзуфа. Туда я и предлагаю вам, уважаемые читатели, отправиться вместе со мной. Ну и с Александром Сергеевичем, конечно же, который в этом городе побывал в далеко-далеком от нас августе 1820 года.

Итак — Гурзуф, не любить который невозможно.

Это как бывает с человеком, долго пьющим не очень качественную воду, скажем, из-под крана, а потом вдруг оказывающимся перед сине-прозрачным родником, в котором отражаются небеса и искрится солнышко. Человек припадает к источнику и с каждым глотком живительной влаги ощущает, что и усталость куда-то уходит, и дурное настроение. Очищение наступает. Или просветление.

Вода родниковая такую силу имеет. Да и сам родник, пульсирующий в такт биению сердца матушки-земли нашей.

Вот примерно такие же чувства переживаю и я, встречаясь с Гурзуфом. Меня удивляет в нем все: узкие улочки — на некоторых я вытягиваю в стороны руки и почти касаюсь стен домов; горы, норовящие сбросить городок в море, ну и, естественно, само море. Особенно привлекательно оно осенью, когда с шипением накидывается на скалистый берег и, разбиваясь о скалы, отбегает прочь, чтобы через минуту с новой силой обрушиться на своего извечного врага. Пусть не победить его, но и не сдаться ему на милость.

Но есть в Гурзуфе несколько особенных мест, оказывающих на меня такое же влияние, как тот родник, о котором я говорил. В Гурзуфском парке, например, я надолго останавливаюсь возле фонтана Рахиль — он почти у входа находится: достаточно от ворот пройти мимо бронзового Пушкина, похлопав его на ходу по бронзовому колену. Рахиль тоже из бронзы. Девушка стоит на высоком постаменте с кувшином воды на плече. Кувшин тяжел, дорога к дому крута и вода поэтому слегка проливается. Тонкой звонкой струйкой. Прямо под ноги девушке. Вокруг же куда-то спешат вечно чем-то озабоченные люди. А Рахиль все несет свой кувшин к бесконечно далекому дому. Вчера несла его, сегодня… и завтра будет нести. Удивляя своим постоянством прохожих. И меня.

Если от фонтана взять немного вверх и через металлическую калитку выйти из парка в соседний с ним санаторий, то по дороге, усеянной цветочными клумбами, можно выйти к еще одной местной достопримечательности — к двухэтажному дому под могучим кипарисом. Именно в нем и жил юный Пушкин, находясь в гостях у генерала Раевского. В доме сейчас музей Пушкина. Экспонатов в нем немного. А вот кипарис могучий за домом точно помнит Александра Сергеевича. О нем он в письмах из Гурзуфа сообщал: в двух шагах от дома, дескать, растет крохотный кипарис, и я каждое утро хожу его навещать, привязавшись к нему как к другу… или что-то в этом роде.

Правда, в путеводителе но Крыму от 1913 года я прочитал еще об одном «пушкинском» дереве — о громадном платане напротив дома, где Пушкин якобы «любил отдыхать» и под которым «свободно могут поместиться 150 человек». «Враки! — заявили мне в музее. — Платан тут посадили через год после смерти поэта».

Три недели провел летом 1820 года Пушкин в Гурзуфе. И всегда считал их «счастливейшими минутами» своей жизни. «Страсти мои утихают, — припомнит он через год пережитое в прозаической программе поэмы „Таврида“, — тишина царит в душе моей, ненависть, раскаяние, все исчезает — любовь, одушевление…»

В музей поэта можно попасть и с гурзуфской набережной, но — в строго определенные часы. Ведь, как заявил мне сторож на входе в примузейный парк, посадки парковые, лужайки и клумбы теперь — частная собственность, гулять тут запрещено. И когда это люди успевают парки в собственность получать? Вместе с клумбами, огромным платаном и помнящим Пушкина кипарисом.

Еще в самом центре Гурзуфской бухты — это километрах в трех от музея, находится мыс Пушкина. Мыс крутой, почти отвесный. А на вершине его ютится т.н. «башенка Крым-Гирея». К ней мы будем путь держать, но — чуть позже. Потому что по дороге к пушкинскому Лукоморыо нас ждет скала с красивым, звучным названием Дженевез-Кая [«кая» — это и есть скала]. Нет, она не в честь Женевы названа, а — в честь Генуи. На скале ведь когда-то грозно возвышалась над морем Генуэская крепость. Это когда на берегах Крыма основали свои поселения средневековые генуэзцы-колонисты. Одну крепость они построили в Кафе [нынешней Феодосии], другую — в Суроже [сегодняшний Судак], третью — в Алустоне [Алуште], а четвертую — вот здесь, на скале возле Гурзуфа, который тверской, если не ошибаюсь, купец Афанасий Никитин, возвращавшийся в 1472 году из своего «хождения за три моря» и пережидавший под скалой шторм, назвал трудновыговариваемым словом Тъкрзоф. «Море перешли, — сделал пометку в дневниках путешественник, — да занес нас ветер к самой Балаклаве. И оттуда пошли в Тъкрзоф, и стояли мы тут пять дней».

До наших времен гурзуфско-генуэзская крепость не сохранилась. От нее только крохотная часть осталась — идеально выложенный каменный угол, нависающий над гостиницей «Скальная». А вот при Пушкине на генуэзской скале еще существовали крепостные башни. Причем одна из них, восточная, сохранялась полностью. «И волны бьют вкруг валов обгорелых, — оставил поэт в стихах воспоминания о Гурзуфе. — Вкруг ветхих стен и башен опустелых…»

В самом деле, в 1820 году две башни крепости на Генуэзской скале еще соединялись высокой полуразрушенной стеной, так что можно было представить себе и размеры, и общий план сооружения.

Удивительна Дженевез-Кая не только развалинами старинной крепости, но и тоннелем, пробитым в скале. Примерно на сорокаметровой высоте выходит он со стороны моря. И размеры его впечатляющие: 38 шагов в длину. Свободно, не склоняя головы, по нему пройдет и двухметрового роста человек. В тоннеле прохладно даже в летний зной, а вид из него открывается… часами можно отсюда любоваться морем и Адаларами — двумя островами-замками Гурзуфской бухты.

Для устройства канатной дороги на ближайшем из них, где в начале двадцатого столетия действовал ресторан «Венеция», и был пробит тоннель [к сведению: «ада» — остров, «лар» — множественное число. Следовательно, замки эти морские никакого отношения к долларам не имеют: кто-то, дескать, обронил там доллар и в расстроенных чувствах воскликнул: «Ай, далар!» Название их переводится просто как острова]. Проект строительства канатной дороги осуществить, однако, не удалось — Первая мировая война грянула.

***

Шума моря из тоннеля не слышно. Хотя там, внизу, у небольшого мыска у юго-западного подножия Генуэзской скалы, оно почему-то всегда неспокойно. На мыску приютился скромный одноэтажный дом, некогда принадлежавший Чехову. Именно в нем Антон Павлович работал над пьесой «Три сестры. Здесь у него бывал будущий Нобелевский лауреат Иван Бунин.

С другой же стороны скалы очередная местная достопримечательность находится — пушкинская ротонда со спуском, через искусственный грот, к морю. Как предполагают знающие люди, Александр Сергеевич бывал тут, видимо, тогда, когда гостил у брата крестницы генерала Раевского — Александра Крым-Гирея, жившего по соседству с Гурзуфом в собственном имении Суук-Су.

Александр Иванович — человек очень примечательный: крымский татарин, выросший и воспитанный в Англии, он был и миссионером, и просветителем среди местных жителей. Упоминаемые Пушкиным в «Бахчисарайском фонтане» кавалькады всадников, скорее всего — воспоминания биографические. Гости генерала Раевского не однажды отправлялись осматривать живописные окрестности Гурзуфа, а их ближайшие соседи из Суук-Су могли быть лучшими и осведомленными проводниками.

К началу XX века имение — собственность инженера-мостостроителя Владимира Березина, а после а после его смерти хозяйкой Суук-Су и появившегося тут одноименного курорта становится вдова инженера Ольга Соловьева. Отдыхали на курорте многие: Шаляпин, Бунин, Куприн… В 1912 году здесь около двух месяцев провел великий художник Василий Суриков. Во время пребывания на курорте им была написана прекрасная картина «Садко в гостях у морского царя». Полотно площадью 24 кв. метра создавалось для дворца Суук-Су [в нем размещалось казино] и украшала его многие годы [сгорела картина вместе с дворцом в Великую Отечественную войну]. Заглядывал в гости к Ольге Соловьевой даже император Николай Второй — как раз накануне Первой империалистической.

Не могу сказать, поднимался ли государь на башенку Крым-Гирея [говорят, она воздвигнута по проекту архитектора императорского двора Николая Краснова], — не осталось об этом никаких сведений, а вот мы как раз и направимся туда. Чтобы с высоты внимательно разглядеть и горы [в Крыму, кстати, пять полуторакилометровых [и более] вершин. Четыре из них находятся в районе Гурзуфа], и острова в море. И увидеть, наконец, пушкинское Лукоморье. Ну а в пути, чтобы не скучно было идти, я поведаю любопытную историю о том, что автором бессмертных «Трех мушкетеров» мог бы запросто стать… автор «Евгения Онегина».

[Фото из открытых Интернет-источников]

Гурзуфское Лукоморье с высоты птичьего полета

Улочка Гурзуфа

Фонтан Рахиль

Вход в тоннель, пробитый в Генузской скале

История 36-я. Мое открытие Лукоморья [часть 2-я]

КАК я и подозревал, Пушкин не мог не отразить в стихах очарования главной достопримечательностью Гурзуфа и Гурзуфской бухты — Аю-Дагом, Медведь-горой: «…Все чувства путника манит… И зеленеющая влага пред ним и блещет и шумит вокруг утесов Аю-Дага…» В самом деле, не очароваться невозможно этим не сформировавшимся вулканом [магма когда-то тут поднялась из недр земли, но на поверхность так и не вышла — мощи, наверное, не хватило]. Его название, кстати, на берегу пушкинского Лукоморья, куда мы и держим с вами, уважаемые читатели, путь, звучит на четырех [!] языках. Адам Мицкевич в своих «Крымских сонетах» также не забыл подчеркнуть: «Взойдя на Аю-Даг и опершись о скалы, /Я созерцать люблю стремительный набег /Волн расходившихся и серебристый снег, /Что окаймляет их гремящие обвалы». Десять баллов! Лучше не скажешь!

Меня, правда, при первом прочтении этого сонета, удивило орлиное зрение автора: разглядеть с 570-метровой высоты Аю-Дага «волн серебристый снег» невозможно! Хотя вид на море открывается с горы действительно изумительный. И всякий раз можно заметить со спины мишки-исполина мельчайшие изменения в природе. Вот море посветлело, заиграло на солнце, в его лучах вспыхнули озаренные словно бы каким-то внутренним светом острова-Адалары. А вот облака столь причудливые формы приняли над головой у тебя, что даже пошевельнуться боишься, чтобы не спугнуть красоту эту. А только-только стоит солнышку скрыться за облаками, как цвет моря резко меняется. Темнеет оно слегка, словно суровеет, лишь бирюзовая дорожка — от прорвавшегося сквозь краешек облака лучика бежит к Адаларам, а потом, перемахнув через них, расширяясь постепенно, уносится дальше, дальше… до самой Турции, может быть.

В Гурзуф Мицкевич наведался в июне 1825 года, но остановился не в городе, а в имении отставного киевского губернского предводителя дворянства, поэта со скромными поэтическими способностями Густава Олизара «Кардиатрикон» [«излечение сердца» по-нашему], раскинувшемся как раз у подножия Аю-Дага, на берегу реки Артек. Вот вам и первые два названия гурзуфского вулкана-неудачника: и «Аю» и «Артек» [точнее — арктос] значат одно и то же — медведь. И Гурзуф [урсус] — это тоже медведь.

Артековский «Кардиатрикон» Олизар купил поздней осенью 1824 года, поразившись цветущим в урочище [накануне зимы!] шиповником. Потратил он на приобретение… два рубля серебром. Дату я к тому уточняю, чтобы четко отметить: Пушкин в «Кардиатриконе» не объявлялся — он, напомню, Гурзуф в 1820-м посетил. Тогда окрестности Аю-Дага были почти не обитаемы. Только на берегу, рядом с маслиновой рощей, скромный домик на возвышении белел. Не ошибусь, если предположу, что Пушкин интересовался, кто обитает в нем, и, возможно, даже, видел хозяйку домика. Понятия не имею, какую характеристику получил о ней поэт, тем не менее, уверен: заинтересуйся Александр Сергеевич всерьез этой дамой и мы, глядишь, лет бы на сорок раньше получили роман о похождениях трех друзей-мушкетеров. Ведь в начале 20-х годов позапрошлого столетия домиком у Аю-Дага владела графиня Жанна де Ла Мотт, больше известная нам как миледи из «Трех мушкетеров» Александра Дюма. Вот что я выпытал о ней у сведущих людей в Гурзуфе.

Родилась Жанна в 1756 году. В молодости судьба ее свела с кардиналом Страсбургским Луи де Роганом, а через него — со знаменитым «магом и волшебником» графом Калиостро. Кардинал был близок к королевскому двору, но однажды имел неосторожность непочтительно отозваться о матери королевы, и впал в немилость. Вот тут-то и вмешалась графиня-авантюристка, передавшая кардиналу «просьбу» королевы стать посредником в сделке с ювелирами, изготовившими по заказу покойного Людовика XV бриллиантовое ожерелье — для любовницы умершего короля.

Как объяснила графиня, королева якобы намерена приобрести ожерелье тайно от супруга — Людовика XVI, и собирается преподнести ему сюрприз: надеть ожерелье в день своего рождения. Луи де Роган с радостью и готовностью принял «просьбу» королевы. Однако в день рождения та появилась в свете, естественно, без ожерелья, оцененного впоследствии в семьсот тысяч рублей золотом.

Жанна тут же успокоила кардинала, заявив, что королева решила надеть бесценное украшение лишь после того, как полностью рассчитается за него… Развязкой авантюры стали публичная порка миледи, позорное клеймение ее и пожизненное заключение.

Через год, однако, графиня с помощью друзей бежала в Лондон, но погулять на свободе ей довелось недолго: в книге Ламбертской церкви за 1791 год появилась запись о трагической гибели и погребении Жанны де Ла Мотт.

Александр Дюма, конечно, знал эту историю. Знал и мастерски изложил ее в бессмертных «Трех мушкетерах». Не догадывался писатель о другом. О том, что графиня… сымитировала свою смерть [«в результате выпадения из окна второго этажа»] и, захватив ожерелье, перебралась из Англии в Россию и даже была принята императором [!] Александром Первым. Он, наверное, и посоветовал ей убраться из столицы от греха подальше. Так графиня и объявилась в Крыму, обосновавшись в небольшом домике на берегу моря, у самого подножия Аю-Дага. Говорят, обычно она ходила в зеленом полумужской камзоле, за поясом которого всегда была пара пистолетов.

Я прикладывал однажды ухо к запертой двери домика миледи, но, увы, ни тихой французской речи, ни приглушенного временем звона шпаг и удаляющегося топота копыт разгоряченных погоней коней не услышал. Только море за моей спиной тихо шелестело, накатываясь неспешными волнами на берег. И каменистый могучий урсус-медведь все так же жадно пил соленую морскую воду, как и при Пушкине, как и при миледи. Кстати, в домике миледи в двадцатых годах двадцатого столетия жил основатель детского лагеря «Артек» Зиновий Соловьев. По нему этот домик и называется Соловьевским.

По-настоящему, а не понарошку, умерла авантюристка Жанна, предположительно, в 1823 году [по дургой версии, в 1826-м] и похоронена, вроде бы, была в Старом Крыму. Спустя же почти столетие, в 1918 году, офицеры-австрияки, пришедшие в Крым с германскими оккупационными войсками, тщетно пытались отыскать ее могилу. Для чего? Они предполагали [и, вполне вероятно, — небезосновательно], что ожерелье королевы Жанна де Ла Мотт забрала с собой на тот свет.

Ну, а в соседнем с домиком миледи урочище Артек жизнь продолжала фонтанировать: в 1832 году его купили Потемкины, а в 1875-м оно переходит во владение московского купца Ивана Первушина, основавшего в Артеке торговый дом «Первушин и сыновья». Дома торгового нынче, конечно же, нет, а вот дом купца Первушина сохранился — он в одноименном поселке находится, тоже у Аю-Дага. За короткое время Иван Александрович сумел наладить на артековских землях промышленное производство высокосортных сухих и десертных вин, что принесло ему заслуженную славу и официальный титул «поставщика вин к столу Их Величеств».

Сын Первушина вложил много сил и средств в создание так называемой «пушкинской аллеи», которую он намеревался провести по склонам и обрывистым утесам Аю-Дага до самого Партенита [он с другой стороны Медведь-горы находится]. Рабочие-турки, нанятые Первушиным, довели аллею до самых обрывов к морю и дальше работать отказались — после того, как один из них сорвался с круч и погиб.

Еще одной частью артековского урочища ко второй половине XIX века владел тогдашний директор Никитского ботанического сада Николай фон Гартвис, который дубликат почти каждого привезенного в Никиту растения высаживал в парке возле своего дома. Парк этот небольшой [называется он парком Гартвиста-Виннера] — около восьми гектаров. Произрастает в нем, как мне рассказывали, около 180-ти видов и форм деревьев и кустарников. Есть среди них и уникальные для Крыма. Первый — гигантский болотный кипарис, рванувший в поднебесье как раз за домиком фон Гартвиса. Я полагаю, в парке не было еще ни одного гостя, кто бы не задержался возле гиганта, не похлопал его по-дружески по теплой коре и не покачал бы при этом головой — надо же, мол, ТАКОМУ вымахать!

Чуть далее — еще один экземпляр кипариса болотного. Но уже поскромнее в размерах. А вдвоем они как бы «держат» парк Гартвиса, будто бы опекают его. По-иному и не скажешь.

Следующее памятное место в парке — камень Гайдара [он подальше от братьев-кипарисов]. Бывал ли тут известный писатель известной эпохи? Да, и не однажды. И даже в одном из своих рассказов камень артековский опсиал — в рассказе «Горячий камень». Другое название камня — Смотровой.

Выше камня — необычная аллея из кипарисов пирамидальных. Узкая и прямая, как стрела. Куда выводит она? К ровной бетонированной площадке, под которой находится семейный склеп бывших владельцев урочища — семьи фон Гартвиса. А прямо от склепа — просторная, но влажная, поляна с пальмами. И — тишина. Как перед входом в рай.

На западе, остается мне добавить, парк Гартвиса-Виннера граничит с глубокой балкой, по дну которой протекает река Артек, сбегающая почти к самой «голове» мишки-горы.

Не утомил я вас, читатели мои многотерпеливые, долгой дорогой и длинным рассказом? Спешу обрадовать вас: минуем Мертвую долину, начинающуюся сразу за мостом еще через одну артековскую реку — Суук-Су [что переводится как «холодная вода»] и больше нам некуда будет идти, кроме как на мыс Пушкина, о котором Федор Шаляпин так писал своим друзьям: «Есть в Крыму, в Суук-Су, скала у моря, носящая имя Пушкина. На ней я решил построить замок искусств. Именно замок. Я говорил себе: были замки у королей и рыцарей. Отчего бы не быть замку у артистов?»

В очередной раз в Гурзуф Шаляпин приехал в начале августа 1916 года. Здесь он разучивает партию короля Филиппа в опере Верди «Дон-Карлос», часто встречается с Константином Коровиным на его гурзуфской вилле «Саламбо» [сейчас в ней — дом творчества имени Коровина]. А годом ранее, как мне рассказала гостившая однажды в международном центре «Артек» внучка певца Лидия Йола Либератти Шаляпина, итальянка по происхождению, был пикник у Медведь-горы. И, когда стали сгущаться сумерки, Шаляпин запел. Пел о море, о рыбаках, которых с нетерпением ждут на берегу… Очарованная пением, владелица курорта «Суук-Су» Ольга Соловьева решила исполнить давнюю просьбу Шаляпина продать ему мысок, находящийся напротив Адалар. Ольга Михайловна уступила этот участок побережья за… один рубль. Документы о состоявшейся тогда сделке передал приезжавший вместе с Лидией Шаляпиной в «Артек» внук Соловьевой — профессор Сорбонны Георгий Соловьев, проживающий в Австрии.

Реализовать идею постройки «Замка искусств» Шаляпину, к сожалению, не удалось: работы прервались в августе 1917 года — после оборудования, существующего по сей день, гранитного перехода на скалу с «материка».

В тему

Густав Филиппович Олизар, 1798 — 1865.

Граф, поэт, мемуарист, общественный деятель — входил в Польское патриотическое общество, привлекался по делу декабристов.

Пребывание в имении «Лекарство сердца» [комплекс детских лагерей «Горный» МДЦ «Артек»] с декабря 1824 года по январь 1826 года.

В декабре 1824 года Густав приобрел у местных жителей участок земли в ¾ десятины [1 десятина — 1.09 га] за два рубля серебром.

Затем он стал прикупать земли, увеличил свое владение до 200 десятин, на которых развел виноградники и оливковую рощу. Воздвиг хозяйственные строения и окружил стеной свое владение, которое стало оцениваться в 80 тыс. рублей.

«Уединенный анахорет на Аю-Даге» — так называл себя Олизар, и дал своему владению греческое имя «Кардиатрикон», что означает «лекарство сердца».

У Густава Олизара гостили интересные люди: Адам Мицкевич и Александр Грибоедов.

Детство Густава прошло в имении отца, ему было всего три года, когда умерла его мать. Образование получил в польском лицее в Кременце, считался одним из лучших. Ему было 17 лет, когда скончался отец.

Густав вскоре женился на юной француженке, с которой познакомился в Италии. Родители девушки переехали в имение зятя. От этого брака родились сын и дочь, но брак вскоре распался, а Густав в 1821 году уехал в Киев — его заочно выбрали губернским предводителем дворянства. Избрали молодого человека 23-х лет не за личные заслуги, а за почтение к роду, упоминавшемуся в летописях с XIV века. Кроме обязанностей маршала [необременительных], ему была предложена должность руководителя киевской масонской ложи «Соединенные славяне». В этой ложе состоял герой войны 1812 года генерал Раевский, с которым Густав не только познакомился, но и часто бывал в доме генерала и привязался к нему как сын.

В доме киевского губернатора граф познакомился с Пушкиным, с которым позднее встречался в Кишиневе и Одессе. Он даже посвятил Пушкину стихотворение на польском языке.

На посту предводителя дворянства граф Олизар, прославился гуманным отношением к крестьянам. Известны случаи, когда по его настоянию крепостных отбирали у помещиков за жестокое обращение и делали их государственными крестьянами. Именно поэтому графа пригласили участвовать в Южном обществе декабристов.

Когда Густав появился в доме Раевских, третьей дочери генерала Маше было 15 лет, и она была худеньким подростком. Но вскоре Мария так расцвела, что Густав влюбился и сделал письменное предложение, но получил отказ в двух письмах — от отца и дочери. Дочь называла причиной отказа его развод и то, что он уже имеет двоих детей, ее отец сослался на разницу религий как на непреодолимое препятствие. Позже Мария Раевская вышла за декабриста князя Волконского, и последовала за ним в Сибирь.

Густав плакал от отчаяния. Он уехал путешествовать, а позже купил участок земли в Крыму, построил имение и жил в уединении, общаясь только с прислугой. Именно в это время состоялось восстание декабристов, в котором он не участвовал, хотя и состоял в обществе.

Однако, как член «Южного общества», он был арестован и заточен в крепость, но не был осужден. Его отпустили на свободу, но ненадолго, вскоре он был вновь арестован уже по делу об участии в польском восстании 1830—31 годов. И снова выпущен за недоказанностью улик.

***

Из крымских сонетов Адама Мицкевича

Аюдаг

Люблю смотреть в простор с вершины Аюдага,

Как толпы грозных волн идут на приступ скал:

Сомкнулся черный строй и брызги расплескал —

Искрится, словно снег, серебряная влага.

Прибой, как рать китов, влечет вперед отвага,

Таранит берега и вспять уходит вал,

Но мечет на песок то жемчуг, то коралл,

Когда перекипит волны взбешенной брага.

Подобная волнам, все красит в мрачный цвет

Бушующая страсть, о юноша-поэт!

Но перед Музою смирится непогода,

Пронесшейся грозы повыветрится след.

И вдохновение, и радость, и свобода,

Бессмертные в веках, украсят твой сонет!

***

Николай Эрнст Бартоломей Ангорн фон Гартвис, 1793 — 1860.

Русский ученый в области садоводства и акклиматизации растений, второй директор Императорского Никитского ботанического сада (1827—1860), почетный член-корреспондент Российского общества любителей садоводства (1835—1860).

Пребывание в имении Артек — с 1825 по 1860 год. В 1832 году Гартвис купил часть имения [61 десятину] у графа Олизара. Николай фон Гартвис заложил в своем имении парк, в котором флористическое богатство не уступало Никитскому ботаническому саду [высадил более 100 видов деревьев и кустарников из разных стран мира].

***

Фамильный склеп Николая Андреевича фон Гартвиса [парк Гартвиса-Виннера в «Артеке»]

Построен в 1855 году. Автор проекта неизвестен. В склепе была похоронена в 1855 году жена Николая Гартвиса: Елизавета Федоровна, урожденная баронесса Розен из Дерпта.

Над склепом была построена часовня с беломраморной скульптурой, изображающей ангела-хранителя.

В годы Гражданской войны сооружение было разграблено, часовня разрушена.

В 1947 году при проведении земляных работ в парке была найдена статуя ангела-хранителя, которую передали Ялтинскому отделению Союза художников СССР.

[Фото из открытых Интернет-источников]

Гурзуфская бухта и Аю-Даг

Дом хозяев курорта Суук-Су Владимира Березина и Ольги Соловьевой [построен по проекту Владимира Березина]

История 37-я. Мое открытие Лукоморья [часть 3-я]

ПОБЫВАТЬ в Гурзуфе и не восхититься панорамой Гурзуфской бухты, открывающейся с Мертвой долины, — непростительно. И пусть не смущает вас название: мертвые там с косами не стоят. Хотя со стороны эта возвышенность [она гораздо ниже окружающих гор, поэтому и прозвана «долиной»] действительно выглядит мертвой. Даже птицы над ней, как утверждает местное население, не летают. И я их там не видел. А вот морем с долины любовался. Многократно. И вот что в связи с этим я вам хочу сказать: стоит однажды взглянуть на Черное море с Мертвой долины, чтобы засомневаться: а не ошибочно ли мы его черным называем? Это о нем ведь запорожские казаки любовно говорили: «Наше самэ сынэсэньке море».

На мой взгляд, в название ошибка могла вкрасться вот откуда. Когда-то крымское море [обзову его так условно] величалось Чермным. Потому что принадлежало Чермной Руси. А потом какой-то не великий знаток языка пометил его на карте Черным, что совсем не идентично названию Чермное [т.е., Багряное]. Но нас сейчас не названия интересуют. Вы обратите внимание, насколько низко облака спускаются к Мертвой долине! Так и думается: разбежишься сейчас, наберешь побольше воздуха в легкие для радостного возгласа — и взлетишь высоко-высоко… прямо к облакам.

И останется под тобой полулунный пейзаж: необычное нагромождение камней и почти полное отсутствие растительности. Кстати, я замечал не единожды: ближе к полудню жители Гурзуфа группками и по одиночке поднимаются на Мертвую долину с самодельными, приличных размеров, сачками и скоро так, размахнувшись от души, ловят облака. Затем быстро сворачивают сачки и уносят добытое в небесах в город. Зачем это делается, я так и не понял. А спросить постеснялся. Подумал: за дурачка примут.

Камни на Мертвой долине — неправильные, как сказал бы Винни Пух. Вроде бы, на обломки метеоритов они похожи, но — со сглаженными углами, не острые. Поднимешь один — кроху какую-нибудь, и сказочное существо на ладони окажется. Поднимешь другой — профиль древнего человека увидишь.

Как я выяснил у знатоков, сложена Мертвая долина из известняков, из достаточно плотного материала. Окультурить этот участок Южнобережья человеку оказалось не под силу. И природа обошла его стороной, сэкономив на нем деревца и кустарники. Однако загадка в другом: как известняки оказались у поверхности моря? Находятся-то они обычно высоко в горах. Тем не менее, не случайно, что Мертвая долина почти соседствует с островами Адаларами и Пушкинским мысом — т.н. скалами-отторженцами. Можно предположить, что после какого-то грандиозного катаклизма [многие миллионы лет назад] они все вместе — кто быстрее, кто медленнее, правда, сползли с главного хребта Крымских гор. А рядом примерно в ту же пору сквозь толщу земли на свет божий пробивался будущий Аю-Даг — вулкан-неудачник.

А чувствуете, как легко сбегать с Мертвой долины к морю? На пути ведь к пушкинскому Лукоморью больше нет возвышенностей. Хотя, стоп — а справа от нас что скрывается под хмурыми ливанскими кедрами и кипарисами? Извиняюсь, чуть не забыл: там, на каменистом холме, находится историко-архитектурный памятник «Склеп Владимира Березина», бывшего хозяина здешних мест. Охраняют вход в склеп десять кипарисов — по пять с каждой стороны. Сам склеп — это высокая каменная ниша с крестом над ней. Построена по проекту императорского архитектора Николая Краснова, автора Ливадийского дворца. Внутри склепа сохранились остатки мозаичных икон святых Владимира и Ольги [Ольгой, напомню, звали супругу Березина]. Кажется, в середине 30-х их пытались сбить… и не получилось. Не позволили святые безбожникам надругаться над своими образами.

Умиротворение царит возле склепа. А на скамейках каменных легко думается. О чем? Да как сказать…

Ну, например, об Одиссее. Да-да, о бродяге Одиссее, путь которого, как утверждают некоторые крымские историки, пролегал именно по Гурзуфской бухте. Не верите? А давайте старину Гомера вспомним: «Прежде увидишь стоящие в море утесы; / кругом их шумно волнуется зыбь Амфитриды лазоревоокой; / Имя бродящих дано им богами…» Не об Адаларах ли речь? Сближение их, а потом — расхождение, очевидно с яхты, летящей, скажем, от Аю-Дага к Гурзуфу. Причем в какой-то момент ближняя к вам скала закроет дальнюю. То же самое можно наблюдать и с берега, бродя по пенистому прибою Гурзуфской бухты. «Все корабли, — читаем далее Гомера, — к тем скалам подходившие, гибли с пловцами. Доски одни оставались от них и бездушные трупы…»

По рассказам местных аквалангистов, возле Адалар господствует сильное подводное течение. Видимо, оно и увлекало корабли древних мореходов на скалы. К слову заметить, на дне возле островов имеется множество обломков амфор… керамики, что как раз и наводит на мысль: у сходящихся скал действительно гибли суда.

Зачем они к берегу подходили, почему не брали мористее [у берега же опаснее — пираты тут промышляли]? Чтобы ответить на этот вопрос, нужно учесть специфический ветровой режим крымского Южнобережья, расположенного под главной грядой гор. Прижимаясь к берегу, суда современников Одиссея прятались от мощных ветров, слетавших с гор. А в бухте их ждала еще одна напасть — коварное подводное течение… «Только один, все моря обежавший, корабль невредимо Их миновал — посетитель Эста, прославленный Арго…» Вторым, значит, был Одиссей, повторивший маршрут аргонавтов.

«После ты две повстречаешь скалы: до широкого неба / Острой вершиной восходит одна, облака окружают / Темносгущенные ту высоту, никогда не редея». Возможно, так Гомер Аю-Даг охарактеризовал: осенью и зимой Медведь-гора однозначно напоминает высочайшую скалу, «острую» [невидимую глазу!], вершину которой постоянно укутывают волнующиеся облака, движущиеся, к тому же, по кругу.

«…Туда не взойдет и оттоль не сойдет ни единый / Смертный, хотя б с двадцатью был руками и двадцать / Ног бы имел, — столь ужасно, как будто обтесанный, гладок». Более точно и кратко описать почти идеально плоскую — с моря — скалу Шаляпина, примыкающую к мысу Пушкина, мог только Гомер. Так, может быть, он и бывал в Гурзуфской бухте? В качестве матроса, допустим, проходил ее на борту античного кораблика. А попав в рабство к местным племенам, был ослеплен.

И впоследствии отпущен на свободу — за бесподобное владение словом, за умение размеренными ритмичными стихами, похожими на шелест набегающих на берег волн, передавать красоты окружающего мира. И Гомер, несколькими песнями своей «Одиссеи», составил своеобразную лоцию — с описанием всех опасностей, подстерегавших путешественников в Гурзуфской бухте.

«Страшная Скилла живет искони там, без умолку лая… / Мимо ее ты пройдешь с кораблем, Одиссей многославный. Мне кажется, это место известно многим. Его изобразил великий художник Иван Айвазовский на картине «Пушкин у гурзуфских скал». На карте в сумраке черноморско-гурзуфской ночи хорошо просматривается Аю-Даг, а ближе к Пушкину находится мыс-скала. В скале этой, между прочим, имеются два грота, выбитые морскими волнами. Доступны они только с моря. Первый, Пушкинский, представляет собой высокую нишу со стрельчатой аркой у входа. В солнечный день тишину его нарушают лишь легкие всплески прибоя и шум крыльев залетающих в грот голубей. А под водой имеются многочисленные пустоты, своды и узкие коридоры, завершающиеся подводными залами-озерами. В прадавние времена пустоты грота Пушкина находились в верхней кромке воды и поэтому даже незначительное изменение настроения моря — при возвратной ударной волне, создавало тут грохот и лай, о котором и упоминал Гомер.

Уважаемые читатели, наверное, уже догадались, ЧТО увидел со скалы, запечатленной Айвазовским, молодой Пушкин, не раз бродивший по тамошним местам.

Просторным зелено-синим [от дымки] амфитеатром спускается к мысу гряда гор. Почти в центре ее — перевал Гурзуфское седло, один из древнейших путей, ведущих на Южный берег. Не так давно [при прокладке газопровода Ялта — Алушта] там было обнаружено святилище, относящееся к седьмому веку до нашей эры. За самим же седлом скрывается высочайшая вершина Крыма гора Роман-Кош [высота 1545 метров].

Как я думаю, восхитившись горами, окинув взглядом Аю-Даг, Пушкин, наконец, обернулся к морю. И замер… Линия побережья Гурзуфской бухты — от самой ее западной оконечности до Аю-Дага, вызвала в воображении поэта ассоциацию с гигантским луком с натянутой [в сторону гор] стрелой.

И Пушкин не удержался — добавил этот образ в сказку о Руслане и Людмиле. Надеюсь, привередливые ценители и знатоки творчества Александра Сергеевича не вознамерятся уличить меня в подтасовке фактов: дескать, в Гурзуф поэт уже с готовой сказкой приехал. Это так, но не совсем. Увиденное Лукоморье, кота-ученого и ступу с Бабой-Ягой Пушкин поместил во вступление к первой песне сказки. Ни в чем не нарушив остального текста.

2006, 2015

***

Трижды спасенная фреска

Любопытную информацию я однажды обнаружил на неофициальном сайте МДЦ «Артек». В конце XIX века, оказывается, расположенное к востоку от Гурзуфа имение Суук-Су купил действительный статский советник, талантливый инженер Владимир Ильич Березин. Состояние, заработанное на постройке железнодорожных мостов в Сибири, позволило ему основать курорт, созданный с большим вкусом и по уровню комфорта соответствующий лучшим европейским стандартам. Первых посетителей курорт принял в 1903 году. К сожалению, сам Владимир Ильич до этого дня не дожил: в 1900 году он умер от рака горла. Дело мужа продолжила жена — Ольга Михайловна Соловьева. И продолжила весьма успешно. Вскоре курорт Суук-Су становится весьма популярным. Здесь побывали Бунин, Куприн, Чехов, Шаляпин, Суриков, Коровин и даже эмир Бухарский. В 1913 году курорт посетил даже император Николай II.

В память об умершем муже Ольга Соловьева на возвышающемся в самом центре имения холме построила часовню-склеп. Планировалось, что это будет родовая усыпальница Березиных-Соловьевых. Но так сложилось, что Владимир Березин оказался единственным погребенным там человеком — в годы Гражданской войны Ольга Михайловна эмигрировала. Позже мародеры вскрыли склеп и, обобрав погребение, выбросили из него останки Березина. Местные жители повторно их захоронили, но уже в обычной могиле.

В 1922 году элитарный курорт приглядело для себя правительство СССР — на его базе организовывается дом отдыха для высокопоставленных «слуг народа». На часовню долго не обращали никакого внимания. О шедевре архитектора Краснова вспомнили только в тридцатых годах, когда для каких-то хозяйственных нужд понадобился мрамор, которым склеп был обшит изнутри. Рабочим, снимавшим мраморную облицовку, было заодно дано указание сбить мозаичную икону с образами св. княгини Ольги и св. князя Владимира [небесными покровителями Ольги Соловьевой и Владимира Березина]. Мол, негоже, что на территории правительственной дачи такое мракобесие наблюдается.

Вот тут и свершилось первое чудо. «Рабочие тогда отбили только правый нижний угол, — рассказал местный краевед, хранитель музея истории „Артека“ Владимир Свистов. — Удивительно, но удар молота сокрушил только фрагмент, на котором ничего, кроме фона, не было, — фигуры святых ничуть не пострадали, хотя от отбитого куска изображение св. Ольги отделяет буквально несколько миллиметров! Что заставило рабочих остановиться — неизвестно». Но это «что-то» оказалось сильнее страха попасть в «поповские пособники» со всеми вытекающими для тридцатых годов последствиями. Так икона уцелела первый раз.

Второе чудесное спасение произошло после того, как курорт Суук-Су был передан пионерскому лагерю «Артек». Тогда часовню превратили в …мусорный накопитель. Дело в том, что в плане склеп похож на пронизывающий холм огромный колодец. Ранее его венчала небольшая башенка с окошками, через которую в часовню проникал свет. Вход в склеп закрыли, башню снесли, и получилась яма для мусора. На вершину холма вела удобная дорога, и мусор в импровизированный мусоросборник высыпали прямо с машин. Хватило бы одного неудачно упавшего с огромной высоты камня, чтобы полностью уничтожить образ святых, но и тогда икона уцелела…

Только в конце шестидесятых усыпальницу Березина очистили от мусора — санэпидемстанция высказалась категорически против функционирования свалки на территории детского лагеря. До начала девяностых усыпальница являла собой жалкое зрелище — везде валялся мусор, все стены и колонны были исписаны и разрисованы так, что живого места не было видно, — пионеры спешили увековечить свое пребывание в «Артеке». То, что тогда икона уцелела, а не была превращена пионерами в кучку разноцветного щебня, — даже большее чудо, чем первые два. Можно, конечно, все отнести на счет небывалой прочности сделанной на совесть мозаики. Но это объяснение кажется логичным только на первый взгляд.

В 1985 году в «Артеке» открыли самый большой в мире памятник Ленину. У ног бронзового вождя находилась символизирующая собой пионерский костер огромная, метров 6—7 высотой, конструкция из нержавеющей стали и разноцветных стеклянных плит. Уже к началу девяностых все плиты были благополучно разбиты пионерами на сувениры. А ведь плиты были в добрых два пальца толщиной, и сокрушить их представлялось возможным разве что кувалдой. То, как были разбиты стекла с внешней стороны «костра», еще можно понять, но как детки, под рукой у которых ничего, кроме банального булыжника, не было, умудрились расправиться со стеклами внутренними, доступ к коим перекрывали металлические конструкции, остается загадкой. Если дети ради цветных стекляшек за какие то пять-шесть лет полностью раскурочили «костер» на охраняемом мемориале, то что на протяжении почти четверти века оберегало состоящую из тех же стекляшек и брошенную на произвол мозаику?

Усыпальница хоть и не относится к лагерному хозяйству, но в начале девяностых международный детский центр «Артек» благоустроил примыкающую к ней территорию, отчистил стены от надписей и провел частичную реставрацию. Тогда же на дверной проем навесили запирающуюся на замок решетку. В конце девяностых усыпальницу даже вновь освятили.

Спасение самой иконы — первые три чуда, связанные с образами святителей Украины-Руси. Отсутствие чудес в дальнейшем, возможно, связано с тем, что перед этой иконой давно никто не молился искренне и не просил, чтобы чудо явилось на многострадальную крымскую землю, которую сегодня топчет сапог оккупанта — рашиста-путлеровца.

***

Хозяева Суук-Су

Владимир Ильич Березин [Березовский], 1841–1900.

Инженер путей сообщения (1880), коллежский советник (1880), статский советник (1883), действительный статский советник (1884), частный предприниматель (1886), кавалер ордена св. Владимира IV степени.

После покушения в 1867 году на Александра II в Париже польским анархистом Березовским, Владимир Ильич просил у государя переименовать свою фамилию. 29 октября 1868 получил «высочайшее разрешение «вместо фамилии Березовский именоваться Березиным» и принял православие.

Принимал участие в сооружении мостов через реки:

— Днепр у Киева (1868—1870);

— Неву в Санкт-Петербурге (1871—1872), ныне Литейный мост;

— Волгу у Сызрани (Самарская область) (1875—1880), Александровский мост;

— Днепр у Екатеринослава (Днепропетровск) (1884—1886), (Екатеринославский мост);

— Десну и Сурож на линии Брянск-Гомель (1884—1886);

— Белую и Уфу на линии Уфа-Златоусск;

— Тобол у Кургана;

— Ишим у Петропавловска;

— Иртыш у Омска;

— Обь у Новониколаевска (Новосибирск) на линии от Челябинска до Новониколаевска (1891—1896) (Западный отрезок Великого сибирского пути).

В 1896 году ушел в отставку, поселился с женой Ольгой Соловьевой в Ялте на ул. Боткина, 2.

В 1897 году приобрел земли в урочище Хазары и посвятил свои знания и умения строительству курорта «Суук-Су».

Умер 2 августа 1990 года в Париже после неудачной операции. Ольга Соловьева привезла прах мужа в «Суук-Су» и захоронила в семейном склепе.

Ольга Михайловна Соловьева, 1865– 1935.

Жиздринская купчиха. Родилась в Туле; с 1886 года — гражданская жена Владимира Березина. После смерти мужа закончила строительство и открыла курортный комплекс «Суук-Су». С 1900 года — хозяйка курорта.

Во время Гражданской войны Ольга Михайловна вместе с дочерью Ксенией Владимировной и зятем Наумом Яковлевичем эмигрируют из Ялты (ноябрь 1920) в Константинополь, а затем в Берлин.

Германия стала для нее второй родиной. Дальновидность и «купеческая смекалка» были свойственны Ольге Михайловне: заблаговременно (1913) через китайские банки она спасает немалые деньги бывшего крупного состояния, что позволяет Соловьевой и ее родным вести приличный образ жизни в Берлине.

«В сентябре 1931 года Ольга Михайловна была помещена в швейцарский санаторий „Ля Мэтэрин“ для душевнобольных. 24 марта 1935 года Ольга Михайловна Соловьева ушла из жизни, похоронена на кладбище в Нионе под белой мраморной плитой с русским крестом. В 1966 году забытую могилу снесли», — из воспоминаний Георгия Соловьева [внука] «Скрещение судеб».

[Фото из открытых Интернет-источников]

Так выглядит Гурзуфская бухта с Аю-Дага

Вид на Аю-Даг и море с Мертвой долины в облачный день

Блуждающие скалы Адалары

Скала Шаляпина, на которую не взойдет никто

Скала Пушкина с гротами

Склеп Владимира Березина

История 38-я. По Донецку бьют, а в Запорожье слышно

В МАЕ 2015 года дело было… Едем с коллегой по городу на маршрутке. На какой-то остановке в салон входит крупная дама лет под пятьдесят, расплачивается с водителем и садится напротив нас возле окна. «Гривны не хватает. Четыре нужно!» — оборачиваясь к даме, говорит водитель. Та протягивает недостающее и произносит: «По привычке!». Где, думаю, такие привычки, если в Запорожье проезд в маршрутке никогда три гривны не стоил.

А мой коллега, словно прочитав мои мысли, интересуется: «И где это такие привычки?» «А не высадите из маршрутки?» — в полушутку спрашивает дама и отвечает: «У нас в Донецке!».

«И как у вас там?» — любопытствует коллега.

«По-разному, — отвечает дама. — Но вчера с вечера так стреляли, так стреляли — ужас!»

«И кто стрелял?» — вступаю в разговор я.

«Кто ж его знает! — охотно продолжает разговор дама с привычкой ездить в маршрутке за три гривны.

А потом вдруг добавляет: «Со стороны Мариуполя били».

Вот с##а, думаю. Вроде бы, она не знает, кто конкретно стрелял по Донецку, но на всякий случай направление на украинскую сторону указывает.

По сути, ей можно было бы сказать, что стреляли из Киева. Вернее было бы.

Не стали мы больше общаться, да и дама скоро вышла из маршрутки.

А вечером того же дня нахожу на одном из донецких форумов сообщение о том самом обстреле Донецка: «Шарашили очень мощным и тяжелым… такого не было с зимы». И к нему следует уточнение — все в порядке, мол: «Это от нас бомбили».

Листаю дальше форум и читаю еще одно сообщение об этом же самом «обстреле»: «Вышли на улицу. Такое ощущение, что под ногами дрожит земля. Видны вспышки. Шум сигнализаций. Падений не слышно. Видимо летит куда-то далеко».

Ключевая фраза тут: «Видимо летит куда-то далеко». В смысле, бьют из города, а не по городу.

И буквально следом кто-то из тамошних вменяемых людей расставляет все «і» под. точками: «Вся шушера ватная в Донецке сейчас слышит что стреляют из города. Но завтра во всех очередях „республики“ виноватыми будут конечно ВСУ».

Как говорится в таких случаях, no comments.

В тему

Тогда же — в мае 2015 года, Интернет потешило сообщение одного из донбасских «вождей», который в Донецке нашел… гильзу от снаряда, заявив, что это — «оружие дяди Сэма».

Над автором сообщения откровенно издевались даже свои: верни капельницу на место, мол.

Как можно было понять из сообщения пользователя "Павел Губарев", киевская хунта не только отбомбилась по Донецку снарядами американского производства [ну, а какие еще могут быть у хунты?], но и на всякий случай гильзу в город подбросила.

История 39-я. Так кому таки на Руси жить хорошо?

ПРИПОМИНАЕТЕ, как отвечал на этот вопрос поэт Николай Некрасов аж в 1865 году? Напомню, что он говорил [вчитайтесь внимательно, сказанное им актуально по-прежнему для «Руси», которую узурпировал кровавый тиран Путлер]:

В каком году — рассчитывай,

В какой земле — угадывай,

На столбовой дороженьке

Сошлись семь мужиков:

Семь временнообязанных,

Подтянутой губернии,

Уезда Терпигорева,

Пустопорожней волости,

Из смежных деревень:

Заплатова, Дырявина,

Разутова, Знобишина.

Горелова, Неелова —

Неурожайка тож,

Сошлися — и заспорили:

Кому живется весело,

Вольготно на Руси?

Роман сказал: помещику,

Демьян сказал: чиновнику,

Лука сказал: попу.

На этом ставим точку и оцениваем фото, на котором запечатлен всероссийский патриарх Кирилл, восседающий во главе стола со «скромными» яствами [кто сказал, что в России кризис?] и лицезреющий, как перед столом вытанцовывают — в угоду Кириллу и его свите, крохи-девчушки.

Обратите, кстати, внимание на монашек за спиной г-на Кирилла, которые снимают танец и которые не понимают, что происходящее у них на глазах — скотство.

Дальше я не буду комментировать это фото, которое я нашел в Интернете, — нормальных слов к нему не найдется.

В тему

В этой связи напомню историю, относящуюся к 2009-му году: после встречи патриарха Кирилла с министром юстиции РФ Александром Коноваловым, сайт Московского патриархата выставил снимок с этой встречи. При этом на руке у г-на Кирилла красовались часы, как различили всезнающие пользователи Интернета, фирмы Breguet стоимостью в… 45 тысяч долларов. Естественно, Интернет тогда взорвался. И окружение Кирилла не придумали ничего другого, как… поменять на сайте фото, приккурочив туда карточку, на которой часов у Кирилла… нет. Но осталось их отражение на столе! После вторичного взрыва возмущения в Интернете околокириллова братия вернула на сайт первоначальное фото, заявив, что тут… начудил технический редактор патриархии. Во что очень-преочень поверили пользователи.

Банкет с танцами. Представьте на секунду, что за этим столом восседает Иисус Христос… Вот и я такого представить не могу

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg