«Фрося. Часть 7 Вместо эпилога»

Фрося. Часть 7 Вместо эпилога (fb2) - Фрося. Часть 7 Вместо эпилога 467K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Овсей Леонидович Фрейдзон

Овсей Фрейдзон ФРОСЯ Часть 7 Вместо эпилога

Глава 1

Фрося проснулась и, не открывая глаз, прислушалась — за открытым окном весело щебетали птички, приветствуя начало нового утра, рядом с посвистом похрапывал Марк.

Она открыла глаза. Бледный рассвет уже заглянул в спальню, обозначая контуры мебели и спящего возле неё на спине мужчины. Фрося несколько секунд нежно смотрела на лицо человека, с которым ей посчастливилось жить вместе последние десять лет.

Она тихо выскользнула из-под одеяла, накинула домашний халат и, прихватив заранее приготовленный купальник и полотенце, выскользнула из комнаты.

Выйдя из дому, легко сошла по трём ступенькам и заспешила к бассейну. Собрав в тугой узел на макушке волосы, натянула на них резиновую шапочку и скинула с себя халат на стоящий возле края бассейна шезлонг. Прохладный ветер январского утра моментально охладил тело, вызвав у неё побежавший по коже мурашками озноб.

Вода в бассейне под напором лёгкого ветерка с ленивым плеском билась о края уютного бетонного сооружения. Фрося передёрнула плечами и, вскинув кверху руки, с победным криком бросилась вниз головой в проснувшуюся под напором её тела голубую воду. В течение получаса она с наслаждением плавала взад-вперёд, отмеряя положенные для неё тысячу метров.

Наконец, разгорячённая плаванием, выбралась из бассейна, тщательно вытерлась толстым банным полотенцем, накинула халат и вернулась в дом.

В салоне, развалившись в кресле, вскинув ноги на журнальный столик, сидел Марк и внимательно слушал по радио последние известия.

— Марик, ну сколько раз тебе говорить, не клади ноги на стол, не уподобляйся янкам, ты же культурный человек.

— Уф, Фросик, какая ты стала ворчливая…

— А знал бы, что стану такой, не позвал бы замуж? — Фрося ласково улыбалась, снимая с головы резиновую шапочку и встряхивая волосами.

— Марк, кряхтя, вылез из кресла и шагнул к женщине, которая без сопротивления приникла к его груди.

— Фросичек, с Днём рождения! Хотел тебя ещё в постели поздравить, но ты, как всегда, бесшумно улизнула в свой любимый бассейн.

— Ах, Маричек, чем этот день отличается от других? И стоит ли обращать пристальное внимание на моё старение?..

— Фросенька, Бог так распорядился, чтобы я не замечал твоего, как ты говоришь, старения, а на ощупь ты ещё ого, как хороша!

Руки мужчины похотливо проникли под халат, жадно щупая сохранившие свою пышность бархатные окружности груди.

— Ну всё, Маричек, поздравил, а теперь отвали, сейчас быстренько приму душ и сделаю тебе кофе. Может быть, что-нибудь съешь?

— Мысленно я тебя уже поедаю, надо попробовать, может, и наяву получится…

Фрося со смехом выскользнула из рук мужа:

— Попробуем, попробуем, только попозже, а пока слушай свои известия, которые ты, мне иногда кажется, любишь больше меня.

Раскрасневшаяся после душа, Фрося в лёгком цветастом сарафане заскочила в кухню и щёлкнула кнопкой электрического чайника:

— Марик, может, хочешь омлет, я сейчас быстренько его соображу?

— Нет, нет, только кофе, сухарик и сигаретку…

— Марк, ты не исправим, тебе что доктор сказал?

— Фросик, он сказал, чтобы я много не курил, а это будет только первая сигаретка сегодня. Не ворчи, пожалуйста, разве легко оставить привычки, я обычно уже перед кофе две сигареты выкуривал, а сегодня ещё ни одной…

— Марик, мне твой дым не мешает, я за твоё сердце боюсь.

— Не бойся, милая, в нём осталось столько любви к тебе, что ему ещё биться и биться…

— Марик, ты мелкий льстец…

Фрося поставила напротив мужа чашечку с кофе и вазочку с сухариками и печеньем и придвинула под правую руку пепельницу с сигаретами и зажигалкой.

— Марик, я хочу после завтрака съездить в Майами-Сити, надо пробежаться по магазинам, кое-что прикупить, ведь к ужину собирался Леон с женой к нам подъехать, да и две пары соседей намеревались подойти поздравить меня.

— Фросик, а я думал, мы это дело отметим в ресторане. Мне подсказали, что открылся новый русский классный ресторан. Говорят, он получше, чем был наш любимый московский «Прага». Вроде сегодня кто-то из известных там споёт, не то Королёва, не то Орбакайте.

— Марик, ты опять за своё, всё время забываешь, что Леон не кушает в русских ресторанах, он же соблюдает кашрут, а я собираюсь заехать в израильский магазин и прикупить подходящие продукты.

— Фросик, не был бы Леон таким молодым по сравнению с нами, я бы точно приревновал. Для тебя его удобства и вкусы имеют первостатейные приоритеты.

Фрося ласково взлохматила ладонью седую шевелюру Марка.

— Дурачок, главный мой приоритет — только ты. Допивай кофе, докуривай свою сигаретку, и поехали уже в город, надо нам гардероб подновить.

— Надо, надо, для моего тебе подарка совсем не помешает нам прибарахлиться.

— Ну что ты ещё придумал?

— Вот Леон приедет вечером, и я вручу тебе подарок…

Фрося обняла за шею мужа и поцеловала в губы:

— Маричек, ну скажи сейчас, неужели ты хочешь, чтобы я умерла от любопытства?

Довольный мужчина улыбнулся, оторвавшись от губ жены:

— Обещай, что будешь делать вид, что впервые слышишь об этом…

— Клянусь! — Фрося дурашливо встала перед мужем на колени.

— Ах ты, моя дурашка, сколько мы с тобой потеряли, живя вдали друг от друга. Хорошо, что ты проявила настырность и твёрдость характера и отыскала меня, и, более того, сумела убедить не откладывать нашу встречу. А ведь мы могли так и остаться вдалеке друг от друга. Я считал, что должен взять тебя в жёны только тогда, когда буду полноценным человеком, а не слепой болванкой…

— Ну, ты опять об этом, неужели до сих пор так считаешь?

— Нет, тысячу раз нет! Фросик, милый мой Фросик, с тобой рядом я совершенно не чувствую отсутствия у меня зрения. Ты стала не только моими глазами, но и моим смыслом жизни…

— А бизнес? — Фрося лукаво толкнула мужа в бок.

— Фросик, за те камешки, что ты с таким риском перевезла в рамке с картиной Вики, мы с тобой наладили очень даже безбедную жизнь. Я вначале думал что-нибудь открыть с тобой, а больше для тебя, но оказалось, что ты уже от всей этой суеты устала и хотела только спокойной семейной жизни, и я тоже понял, что мне этого всю жизнь не хватало. Леон удачно крутит нашими денежками и ценными бумагами в России и в Китае, а нам капает на счёт и вполне хватает на наши скромные запросы.

— Ага, давай колись про запросы, думаешь, уведёшь меня своей болтовнёй от сути моего вопроса? Ну, говори напрямик, что придумал на этот раз?

Марк вскинул руки кверху:

— Сдаюсь! Леон привезёт нам билеты до Тель-Авива. Я уже переговорил с Меиром и Майей, они ждут нас с тобой с нетерпением. Майя, в свою очередь, сообщила эту радостную новость Риве, и та без ума от счастья, только очень сожалеет, что не сможет вместе с нами проведать могилку Анютки, ноги полностью ей отказали.

— Как она, бедненькая, справляется?

— Фросик, она в доме престарелых. После смерти Майкла она совсем сдала и нуждается в постоянном медицинском наблюдении. Майя заверила, что за ней самый лучший уход, какой только может быть, и они стараются как можно чаще её навещать.

Фрося всплакнула:

— Жаль мне Риву, какая незавидная старость — остаться одной, беспомощной и только ждать, когда её кто-нибудь навестит. Вот, если бы рядом жила моя Анютка, она бы никогда не сдала свою маму в дом престарелых.

Всхлипы Фроси перешли в горький плач, она упала на плечо мужа и облила слезами его шею и ворот рубахи. Марк нежно гладил её по волосам и спине:

— Полно Фросик, полно, если хочешь, мы опять отложим эту поездку.

— Нет, Марик, некуда уже откладывать, нам надо попрощаться с Ривой, ведь в нашем возрасте уже нельзя откладывать что-нибудь надолго. Ты ведь знаешь, что все эти годы после гибели моей Анютки я не могла смириться с этим горем и не хотела посещать её могилу, потому что тогда у меня исчезнет чувство, что она вот-вот появится. Ведь и до этого я прожила долгие годы с ней в разлуке, в постоянном ожидании нашего свидания, как теперь жду встречи со своим младшим сыном.

— Значит, ты одобряешь мой подарок?

— Спасибо, Маричек, не то слово, я уже вся в предвосхищении нашей поездки.

— Подожди, это ведь только часть подарка…

— Маричек, но я не хочу больше никаких украшений и нарядов. Ты, наверное, забыл, так напоминаю — мне сегодня восемьдесят лет, целых восемьдесят лет…

— О каких нарядах и украшениях ты говоришь, на кой они тебе сдались, мы после Израиля летим в Москву…

Глава 2

От последних слов Марка Фрося буквально онемела. Затем губы несколько раз прошептали:

— В Москву… в Москву…

— Фросик, ты не рада?

— Маричек, о чём ты спрашиваешь, безумно рада, но как ты вынесешь такие перелёты, ведь врачи тебе запретили особые нагрузки, а тут один перелёт в Израиль чего стоит.

— Фросик, пока ты барахталась в своём бассейне, я почти всё это время разговаривал с твоей внучкой Майечкой, а она, между прочим, кардиолог, как и её бабушка Рива. Так вот, она поделилась новостью, что в Израиле начали ставить какой-то стимулятор в сердце. Она похлопочет, и мы там проведём время с пользой дела. Майя сказала, что этого стимулятора хватает на десять лет. Представляешь, ещё десять лет рядом с тобой…

Фрося обняла мужа:

— Ты всё шутишь, а мне ещё не хватает ко всем моим горестям потерять тебя…

— Не позволю судьбе подарить тебе ещё шанс — охмурить следующего соискателя на твоё сердце, а если ещё и на тело, то в гробу перевернусь. Нетушки, полетим ставить стимулятор.

— Марк, ты хоть сам-то понял, что сейчас наговорил? Можно подумать, что я, не успев потерять одного из своих мужчин, тут же кидалась на другого соискателя, как ты выразился…

— Так я не сказал, что ты кидалась, но вон тот сосед через пять домов от нас, когда с тобой разговаривает, весь слюной исходит, ты думаешь, я не слышу?

От последних слов мужа Фрося уже хохотала от души:

— Вот, дурачок, так дурачок, ты забыл, мне сегодня уже восемьдесят лет исполнилось, в свою морду уже не знаю, какой крем втереть, а она всё больше и больше на печёное яблоко становится похожей.

— Фросик, но ведь я щупал сегодня твоё тело, там такие арбузы, что я забываю про своё больное сердце…

— Это хорошо, что забываешь, но даже не намекай, у нас уже не остаётся времени на шалости, поехали в город…

Как ни уговаривал Марк Фросю, но она не согласилась на громоздкие американские модели машин, а остановила свой выбор на Тойоте.

Они заехали в деловую и торговую часть Майами и больше трёх часов потратили на всевозможные покупки. Фрося видела по лицу мужа, как его веселит её английский, на котором она бойко переговаривалась с продавцами, подбирая для него два костюма и в тон им сорочки, галстуки и туфли.

В израильском магазине она тут же перешла на польский со своей давней знакомой, а, зайдя в магазин русских деликатесов, вообще почувствовала себя не хуже, чем в Москве.

На обратном пути к дому, Фрося всё же заметила мужу:

— Миленький, тебе не нравится, как я разговариваю на английском?

— Что ты, Кондолиза Райс тебе позавидует…

— Вот ты смеёшься, а я сама слышу, как путаю слова и ставлю их в таком порядке, что порой стыдно становится.

— Не переживай, главное, они тебя понимают, а, когда им продать надо, то и на пальцах поймут.

— А знаешь, я вначале боялась рот открыть, а потом решила, что будет, то будет, и вперёд…

— Фросик, а скажи мне честно, ты не скучаешь по Москве, не жалеешь, что мы решили тут остаться?

— Маричек, честное слово, нет, я ведь всю жизнь путешествую и везде чувствовала себя как дома, а тут рядом со мной ты, и мне больше ничего не надо, только очень соскучилась по Танюхе и ребятам.

— О, а это мой третий подарок…

— Марк запрокинул голову на спинку сиденья и расхохотался.

— Марк, лучше по-хорошему говори, что ты ещё задумал, а иначе сейчас врежусь в столб от волнения.

— Ну, в столб не надо, самого распирает от желания одаривать и одаривать тебя ценными подарками… — к лету мы с тобой возвращаемся домой, а в июле к нам на два месяца приезжает Таня с Леной и Сёмочкой, а через две недели — Алесь с Анжелкой и маленькой Анечкой.

— Марик, что ты делаешь, я уже дороги не вижу…

Фрося тыльной стороной руки быстро, на ходу, вытирала глаза.

— Марик, а почему мне Танюха ничего про это не рассказала? Всё жаловалась на нехватку времени и на страх перед самолётами… Я ведь её все годы умоляю приехать, а она вся в работе, хоть бы на мужика какого-нибудь запала, на неё и раньше засматривались, а теперь при популярности и деньгах, думаю, и подавно…

— Фросик, я несколько дней назад разговаривал с ней, после того, как задумал все эти наши вояжи. Так вот, Таня чувствует себя очень неловко перед тобой, что не согласилась эмигрировать в Штаты, хотя в своё время клятвенно обещала. Она очень любит тебя, а про благодарность можно вовсе не распространяться, просто Ниагарский водопад льётся из её уст.

— Ах, какая там к чёрту благодарность, а я вот чувствую перед ней вину за своего Сёмочку. Нет, не потому, что он предпочёл жизнь смерти, а потому, что из-за своего ослиного упрямства сломал жизнь себе и моей невестке.

А ведь посмотри, Андрей был полностью прав, когда убеждал его чем-то в жизни поступиться и не переть напролом, а искать обходные пути, а мой Сёмочка лез напролом и чего добился?

— Да, Фросик, мне нечего тут возразить, выждал бы ещё пяток лет и шапку в охапку — дёрнул бы хоть в Штаты, хоть в Израиль, хоть в Европу. Такие мозги всюду бы схватили с распростёртыми объятиями, а он — телохранитель.

Фрося завела машину в гараж, и под ручку с Марком они, обвешанные покупками, зашли в дом, в котором вовсю гудел пылесос и ревела музыка. Фрося глянула на часы:

— Марк, почему она ещё не ушла? Я ведь специально уехала, чтобы не слышать этот кошмар.

Навстречу им выбежала худенькая мексиканка и затараторила на смеси английского и испанского языков, сообщая, что она сегодня пришла чуть позже, поэтому и задержалась. Ещё пятнадцать минут, и господа её не увидят.

Фрося отмахнулась рукой и пошла на кухню раскладывать продукты, пусть Марк сам с ней разбирается, это была его затея — нанять к ним в дом уборщицу, чтобы жена не тратила на уборку время и силы.

Хозяйка не прислушивалась к тому, как её муж строгим голосом выговаривает девушке за непунктуальнось и шум в доме. Поглощённая мыслями о ближайшем турне, она уже была вся там, предвкушая радость и печаль от предстоящих встреч.

Марк медленно приблизился к ней и обнял сзади за плечи:

— Фросик, если хочешь, я её уволю, возьмём другую. Желающих хоть отбавляй.

— Маричек, о чём ты говоришь, пусть работает, куда она пойдёт, просто не люблю, когда при мне убирают мой дом, притом под эту сумасшедшую музыку. Прости, что вспылила…

К шести вечера они уже сидели за праздничным столом в окружении дорогих гостей. Две пожилые пары их ближайших соседей сокрушались, что в этом году им не удастся, как раньше, совершить совместный увлекательный круиз по Карибским островам. Ведь несколько прошлых лет они так здорово путешествовали в одной компании. В то же время они поддержали друзей, узнав об их новых ближайших планах, маршруте и цели скорой поездки.

Леон с удовольствием перешёл с Фросей на польский язык, предоставив своей, не в меру болтливой жене развлекать остальных гостей.

— Пани Фрося, я рад, что нам с Марком удалось организовать для вас эту поездку, билеты уже заказаны, через неделю ваш самолёт.

— Пан Леон, мне трудно передать Вам свою радость, впервые после моего приезда в Америку я почувствовала огромное желание опять побывать в родных местах, где прошли мои детство, юность и зрелые годы. Хочется встретиться с дорогими моему сердцу людьми и посидеть рядом с могилкой моей мамы Клары и несравненного друга Валеры, а в Израиле, сами понимаете, склонить голову над местом погребения милой дочурки.

— Да, мне пан Марк рассказывал про господина Карпеку. Жаль, очень импозантный и умный был человек и отличный для вас друг.

— Не то слово, не то слово, но водка и инертность сгубили его, это очень типично для русского человека — не уметь противостоять пагубной привычке и преодолевать трудности, безвольно падая в пропасть.

— Пани Фрося, но не все же?

— А я не говорю за всех, но, поверьте мне, о многих, очень о многих…

— А вот про Вас это точно не скажешь…

Фрося засмеялась:

— Пан Леон, я даже сама не разберусь, чего во мне больше — польского, белорусского, русского или еврейского…

Леон посмотрел долгим испытующим взглядом на женщину:

— Пани Фрося, я даже не знаю, как подойти к Вам с моим известием, но надеюсь на Вашу выдержку…

От последних слов Леона Фрося вся как-то подобралась, прежняя весёлость моментально слетела с неё, и она во все глаза уставилась на американского друга. Сквозь побледневшие губы прошептала:

— Не томите, что-то случилось нехорошее с моим Сёмочкой?

— Не буду Вас мучить, у меня в кармане лежит от него письмо, которое он передал нашему представителю, встретившемуся с ним тайно в Кабуле и сообщившему ему о Вашем новом месте проживания…

Глава 3

После того, как Леон вручил Фросе письмо от сына, она еле дождалась, пока разойдутся гости. Вслед за соседями поднялся со своего места Леон:

— Друзья, я уже вас до отъезда не увижу, так примите сейчас от меня пожелания доброго пути. Пани Фрося, надеюсь, путешествие, встречи с прошлым и настоящим Вас не разочаруют.

— Пан Леон, как хорошо Вы сказали — встречи с прошлым и настоящим. Радостно и одновременно печально встретиться с тем и другим…

Не успели ещё за Леоном и его супругой закрыться двери, как Фрося обняла Марка:

— Спасибо тебе за всё, ты настоящий друг, сделай для меня ещё одно одолжение.

— Фросик, всё, что в моих силах…

— Нет, Марик, эти твои силы мне сейчас не нужны, — она отвела руки мужчины от своего тела. — Маричек, убери, пожалуйста, со стола и загрузи посудомоечную машину, а мне не терпится прочитать письмо от Сёмочки, переданное Леоном.

— Фросик, я в курсе того, что Леон вёз тебе письмо, но мне не хотелось, чтобы ты переживала раньше времени. Тебе и так хватило волнений и от моих сюрпризов. Конечно, иди и читай, а я потихоньку справлюсь.

Фрося поднялась на второй этаж и закрылась в спальне. Трясущимися от волнения пальцами вскрыла конверт и судорожно схватила лежащие на тумбочке очки. Буквы запрыгали перед глазами:

«— Здравствуй, мама!

Я очень обрадовался выпавшей мне возможности передать тебе эту весточку, но намного больше тому, что ты жива, здорова и живёшь вполне благополучной жизнью с любимым мужчиной.

Мамочка, я не могу полностью передать тебе содержание нашего разговора с человеком, встретившимся со мной. В случае перехвата письма, подобное грозит опасностью для обоих, в зависимости от того, на каком этапе это может произойти.

Мамулька, я знаю о постигшем нас, а в первую очередь тебя, горе. Невольно я стал причиной гибели нашей Анютки, благодаря которой протянулась тоненькая ниточка от твоей души к моей.

Прошло уже больше шестнадцати лет, как мы расстались и не виделись. Даже не верится, так стремительно несётся время. На днях мне исполнилось сорок три года. Наступил момент, когда можно смело подытожить ушедшее детство и юность, а за ними и молодость, которая прошла вдалеке от твоего ведения и не в самых благоприятных для меня условиях.

Мамочка, ты не представляешь, с каким трудом я пишу тебе это послание — болит душа, подзабыл язык, и путаются мысли. Так много хочется тебе поведать и посоветоваться, а больше всего хочу примостить свою голову на твои колени и слушать твои ворчания, наставления и ласковые слова, ощущать на голове твою тяжёлую, но добрую руку… И если бы ты только знала, как мне многое хочется поменять в своей жизни.

Я понимаю, что ни к чему теперь растравливать тебе и себе душу напрасными самобичеваниями. Мне не стыдно ни перед кем, я никому не изменял, только самому себе, предпочёл неминуемой смерти жизнь на чужбине. Правда, много ночей проплакал, глядя на фотографию своего сына. Как бы мне хотелось, чтобы он мной гордился, а он живёт, даже не ведая обо мне. Если бы не наша добрейшей души Анютка, я, наверное, никогда не узнал бы о его существовании. Осуждать или нет Таню за её самовольный поступок, я не берусь, это был её выбор.

И, если бы я благополучно вернулся из армии домой, для меня это был бы самый приятный сюрприз, подарок судьбы и нашей с Таней любви, но, увы.

Мамочка, как мне хочется рассказывать и рассказывать тебе о своей жизни, о своей семье, а больше всего о своих детях. Младшему моему сыну пошёл пятый годик, но я понимаю, как тебе это всё чуждо, потому что трудно воспринять то, что нельзя увидеть, да и непросто проникнуться душой к практически виртуальной моей жизни.

А теперь о главном — в ближайшие дни, с позволения и благословения моего командира, я отправляю в Соединённые Штаты Америки Зару и своих детей. Очень хочу, чтобы они получили достойное образование, материально они будут обеспечены, но если ты посчитаешь нужным для себя, ты сможешь с ними встретиться.

Зара, так зовут мою жену, всё знает обо мне, о тебе и даже про Таню и моего сына.

Я рассказал Шах Масуду о моей встрече с посланником из Америки и о предлагаемом крупном выкупе за меня. Он отверг всякие разговоры о денежном вознаграждении, заявив, что друзьями и соратниками не торгует. Мой командир высоко оценил мою службу, преданность ему на протяжении долгих лет, ни один человек из его личной охраны так долго не задерживался рядом с ним, как это было позволено мне.

И вот, через полгода он готов отпустить меня к семье в Штаты, но хочет заручиться твёрдыми гарантиями о моей безопасности и лояльном ко мне отношении со стороны воюющей на территории Афганистана американской армии.

На этом своё письмо заканчиваю и буду жить надеждой на нашу скорую встречу.

Твой любящий и никогда не забывающий о тебе сын.»

Фрося сидела на кровати, держа листок письма на коленях. Оглушённая, ослепшая и на грани нервного срыва — неужели она скоро встретится со своим Сёмочкой? Какая будет эта встреча, как сможет воспринять изменившегося сына и его новую семью? И как они все примут её?

Фрося не слышала, как к ней подошёл Марк и, усевшись рядом с ней на кровать, тронул её за плечо:

— Фросик, ты в порядке?

— Маричек, в полном беспорядке, даже не знаю, плакать мне или смеяться. Вот послушай письмо от моего Сёмочки и выскажи, пожалуйста, своё мнение, я сама во всём этом и в своих чувствах разобраться пока не могу.

Давно уже прозвучали прощальные слова Семёна, прочитанные печальным голосом Фроси, а в комнате всё ещё висела звенящая тишина, гремящая шокирующей новостью.

Марк, наконец, прервал молчание:

— Фросик, я понимаю, что ты ждёшь от меня советов, оценки новости и, возможно, решения, но у меня нет ни первого, ни второго, ни третьего, потому что даже от тебя не зависит, как будут развиваться события. Но однозначно мы должны встретиться с его семьёй, и желательно это сделать до отъезда в Израиль. Я попрошу Леона, чтобы он разыскал их место сегодняшнего нахождения и, если они в Штатах, то уже завтра отправляемся на встречу с ними.

Фросенька, ты меня прости, но в этой истории мне больше всего жалко нашу Татьяну Ларину, ведь я для себя её с первого взгляда так окрестил…

— Кого? — Фрося недоумевающе взглянула на Марка.

— Фросик, ты что — в школе не училась? Я говорю про героиню Пушкинского романа в стихах «Евгений Онегин».

— Марик, ты забыл, я не училась в советской школе. Когда в наши края вошли части Красной Армии, мне уже было восемнадцать лет. У мамы Клары в библиотеке было полное собрание сочинений Пушкина, но я не люблю стихи, а точнее, их не понимаю… — что ты хочешь взять от деревенской девки…

— То, что хотел получить с самого утра…

— Пожалуй, пора, пошла я в душ. Танюхе не стоит встречаться с Семёном, никто от этого не выиграет, поэтому на сына он может смотреть только издалека, а роман Пушкина я обязательно в ближайшее время почитаю и, думаю, это лучше всего сделать в самолёте.

Глава 4

Новость, почерпнутая из письма сына, повергла Фросю в невероятное волнение, но уже назавтра Леон по своим каналам выяснил, что жена Семёна с детьми обосновалась в Альбукерке, где у неё проживают какие-то дальние родственники.

— Марк, где этот город находится, далеко отсюда?

— Я пробил по поисковику ещё вчера, слава богу, относительно не далеко, но несколько часов провести в самолёте придётся.

— Уф, нам ещё хватит этих самолётов, когда полетим в Израиль, а затем в Москву, а ещё и обратный полёт домой… Может, доберёмся на машине?

— Фросик, ты помнишь нашу первую с тобой дорогу от Москвы до Вильнюса? Так это ещё подальше будет, не скажу точно, но под полторы тысячи километров гарантирую.

— Нет, нет, такую длинную дорогу мне уже одной за рулём не выдержать, заказывай на завтрашнее утро билеты на самолёт.

Два часа лёта, и вот они приземлились в достаточно крупном городе, расположившемся почти на юге США. По предложению Марка, прямо в аэропорту взяли напрокат машину и заехали в ближайший крупный торговый центр.

Они шли по рядам с одеждой и обувью, всё больше осознавая тщетность своих потуг, совершенно не представляя размеров, вкусов и нрава жены Семёна и его детей.

— Марик, все наши поиски здесь напрасны. Мы не знаем, как они выглядят, а самое главное, мы не имеем никакого представления, в чём они нуждаются, поэтому сориентируемся уже на месте. Ох, и трудную задачу мы сами себе задали, намного проще было бы тысчонок пять выслать, но надо же свекрови и бабушке показаться перед новоявленными родственниками.

— Фросик, что с тобой, откуда в тебе столько желчи?

— У меня такое чувство, что я предаю Танюху, хотя отлично понимаю, что эта Зара и детки ни в чём не виноваты.

В конце концов, они накупили кучу различных сладостей и напитков и отправились по адресу, продиктованному накануне Леоном.

Машина затормозила перед ветхим бунгало, из которого на звук рычащего на холостом ходу мотора выскочило несколько черноголовых детишек разного возраста.

Фрося открыла окно:

— Ребята, не подскажите, госпожа Зара со своими детишками случайно не здесь живёт?

Дети загалдели между собой, по всей видимости, на языке своего народа и тот, что был постарше, подошёл к машине и, стараясь выговаривать правильно слова, спросил на английском:

— Извините, госпожа, для чего Вам моя мама?

До Фроси незамедлительно дошло, что перед ней стоит её внук. Она с жутчайшим волнением жадно смотрела на мальчика, стараясь в его чертах обнаружить сходство с Семёном и, чем больше смотрела, тем больше находила.

— Госпожа, я прошу прощения, но Вы мне не ответили.

Фрося резким движением открыла дверь автомобиля и выбралась наружу:

— Мальчик, я твоя бабушка… Может быть, твой отец что-нибудь рассказывал обо мне?

Чёрные с блеском глаза мальчика при этом сообщении чужой женщины буквально округлились:

— Рассказывал, но не говорил, что Вы такая красивая…

Фрося много раз в жизни слышала подобные комплименты, но услышать от мальчика столь хвалебные слова совершенно не ожидала и от души рассмеялась. Она нежно потрепала парнишку по жёстким волосам и обняла за плечи:

— Прежде чем ты отведёшь нас к своей маме, скажи, как тебя зовут?

— Фарид…

Марк, слушавший из машины разговор Фроси со своим внуком, выбрался следом наружу и медленно обошёл автомобиль, держась рукой за капот.

— Марик, знакомься, этот симпатичный мальчик — сын моего Семёна. Его зовут Фарид. Наверное, в честь меня так назвали…

Мальчик утвердительно кивнул головой, он сразу догадался, что мужчина не видит, и сам вставил свою ладонь в протянутую руку Марка. Фрося привычным движением взяла под руку мужа, а вторую свою руку положила на плечо Фарида.

— Ну, пошли, дружок, знакомиться с другими членами вашей семьи.

Окружённые притихшей ватагой ребятишек, они двинулись в сторону входа в бунгало. Неожиданно им навстречу из дверей вышла худенькая черноволосая молодая женщина с большими тёмно-карими глазами, с волосами, заплетёнными в две толстые косы. Она была одета в тёмное, прикрывающее руки и колени платье, на ногах в тёплый день нелепо смотрелись тяжёлые туфли.

Молодая женщина смущённо улыбалась, потупив глаза, и, раз за разом вскидывая взгляд на Фросю, тут же опускала долу пышные ресницы.

Не надо было обладать большой сообразительностью, чтобы понять, — перед ней стоит Зара, нынешняя жена младшего сына, её невестка, — та, которая заменила Семёну Таню.

Фарид подбежал к матери и быстро заговорил с ней на незнакомом языке.

От слов сына смуглая кожа на лице восточной красавицы ещё больше потемнела, приняв вовсе пунцовый оттенок.

Фрося тем временем шепнула Марку:

— Подожди, дорогой, тут нужно срочно выручать мою новую невестку, а иначе она сейчас упадёт от смущения в обморок, — и, высвободив локоть из-под руки мужа, решительно приблизилась к молодой женщине, от волнения сцепившей пальцы на руках так, что побелели ладони.

Фрося быстро подошла почти вплотную к своей растерявшейся невестке, молниеносно смерив её взглядом сверху донизу. Нынешняя жена Семёна была почти на голову ниже матери и такая же хрупкая, как его московская, когда-то пылкая любовь.

Свекровь притянула к себе худенькое тело Зары и как можно нежней обняла её за хрупкие плечи.

— Здравствуй. Меня зовут Фрося. Я мать твоего мужа. О тебе я знаю из его письма. Зара? Угадала?

В замешательстве молодая женщина не могла произнести ни звука.

— Ты знаешь английский? Я сама разговариваю очень плохо, так что не стесняйся. Если мы пожелаем, то поймём друг друга и найдём общий язык. Фрося слегка отодвинула от себя невестку и взглянула в широко распахнутые блестящие тёмные колодцы глаз.

Та, что заменила Сёмке Таню, наконец разомкнула чётко обозначенные полные губы и на вполне сносном английском языке тихо проговорила:

— Я сразу же узнала Вас, мне Исмаил… — она запнулась.

Фрося поправила:

— Семён…

— Мне мой муж очень много рассказывал про свою любимую маму, и я, как только увидела, тут же узнала Вас. Он говорил, что Вы к нам обязательно приедете, но я не думала, что так быстро. А на английском говорить тоже он меня учил… и детей заставлял много заниматься иностранными языками.

Фрося про себя подумала — её сын очень хорошего о ней мнения. Если бы не Марк, то неизвестно, когда бы она отважилась на этот шаг, — наверное, уже после их прибытия из намеченного турне.

Она не стала пока обращать внимание на то, что Зара, по каким-то своим соображениям, уклончиво не называет её сына настоящим именем. Выпустив из своих рук невестку, оглянулась и увидела, что Фарид, взяв за руку Марка, двинулся в их сторону. Фрося уверенным движением перехватила у внука мужа и протянула мальчику ключи от машины:

— Фаридик, забирай всё, что найдёшь на заднем сиденье, и с помощью ребят тащи в дом.

Фросю поразила убогая обстановка в бунгало. Со всех углов веяло неприкрытой бедностью. Было видно, что родственница, принявшая семью Семёна и имевшая своих четверых детей, сама находилась в затруднительном финансовом положении.

Все присутствующие здесь ребята с жадностью накинулись на привезённые Марком и Фросей сладости, с удовольствием запивая их кока-колой и соками. Матери наперебой, на своём гортанном языке, начали стыдить детей, но Фрося с улыбкой их остановила:

— Ай, не обращайте внимания, пусть они на здоровье лакомятся. Похоже, им пока не часто приходится пробовать популярные американские продукты, вы ведь с ними ещё плохо знакомы.

Фарид подвёл к Фросе девочку-подростка, она была копией своей матери, это была её внучка Фатима, а затем Зара, отобрав у бойкого мальчишки пачку с печеньем, подняла его на руки и поднесла к бабушке:

— Это наш младший сын Антон. Так решил его назвать мой муж в честь своей сестры, погибшей у нас в Афганистане.

У мальчика на удивленье были светлые волосы и голубые сапфирового оттенка глаза. Чертами лица он ошеломляюще походил на свою новоявленную бабушку Фросю. Она забрала с рук невестки малыша, усадила к себе на колени и стала покрывать светлую голову поцелуями, не стесняясь своих неожиданно хлынувших слёз:

— Антошка, Тосик, Антошечка, какой же ты хорошенький, миленький… — наверное, папин любимчик.

Зара, улыбаясь, утвердительно кивала головой.

Марк тем временем достал свой мобильный телефон, и Фрося услышала, как он на хорошем английском языке заказывает ещё четыре билета на вечерний рейс самолёта, которым они собирались вернуться домой. Закончив заказ, он так же на английском обратился к Заре:

— Меня зовут Марк, я являюсь мужем твоей свекрови, следовательно могу смело называться твоим свёкром и дедушкой этих замечательных детей.

Сейчас ты соберёшь ваши вещички и мы полетим в Майами, где находится наш дом, и вы поживёте парочку дней у нас, а там уже мы вместе решим вашу дальнейшую судьбу.

Затем он достал из портмоне свою чековую книжку и попросил Фросю вписать на чеке сумму в пять тысяч долларов, поставил на указанное женой место печать со своей подписью и велел вручить родственнице Зары:

— Примите, пожалуйста, от нас эти скромные деньги. Простите, но мы на подарки не расстарались, не было времени, поэтому купите сами то, что посчитаете для вас нужным в данный момент.

И уже к Заре:

— Дорогая невестка, быстренько собирайтесь с детьми в дорогу, много вещей не берите, только самое необходимое, ведь в машине мало места…

И уже на русском к Фросе:

— Ты меня не осуждаешь?

Фрося осторожно сняла с колен младшего внука, поставила его на пол, взяв в свои ладони руку надёжного друга, благодарно погладила и прошептала на том же русском языке:

— Маричек, ты чудо…

Глава 5

Ошарашенные неожиданным изменением в их судьбе, Зара и дети молча сидели на заднем сиденье и во все глаза смотрели на Фросю и Марка, бурно обсуждавших что-то на непонятном для них языке.

— Марик, а что дальше?

— А дальше — мы поселим их в нашем доме. Две спальни стоят бесхозные на втором этаже, да и мой кабинет на первом можно быстро переоборудовать во временное место для сна кого-нибудь из детей, надо только купить диванчик или кресло-кровать.

— Ты меня не понял, мы ведь через три дня улетаем в Израиль, а они что — останутся здесь одни?

— Фросенька, неужели ты против того, что они поживут без хлопот в хороших условиях, пока мы будем путешествовать, а впоследствии видно будет.

— А потом ведь ты сам наметил в июле приезд Тани с детьми к нам в гости.

— Ну, до этого ещё надо дожить, я не думаю, что мы задержимся в Израиле и Москве больше, чем на три месяца. Приедем и в спокойной обстановке определимся — может, снимем им подходящее жильё, а может, и купим им что-нибудь скромненькое.

— Марик, но мы же их совершенно не знаем, ни их привычек, ни их обычаев, да что я перечисляю, нам ничего о них не известно.

— Фрося, даст бог, ко времени нашего возвращения в Штатах как раз объявится Семён, и он тогда сам будет решать судьбу своей семьи и определит отношения с Таней.

— Ну, нет, Танюха не должна знать о том, что Семён выжил и завёл другую семью, для неё это будет страшнейший удар. Она возненавидит меня всеми фибрами своей души и будет права. Ты только подумай, мало того, что я скрывала долгие годы этот факт, так ещё, выходит, приголубила его вторую семью, и замечу, при её законном браке с Семёном.

— Фросик, я тебя не понимаю, ты что — осуждаешь меня за скоропалительный поступок?

— Нет, не осуждаю, а даже очень благодарна, сама бы я на это никогда не решилась, но я растеряна, ума не приложу, что мы будем делать с заваренной нами кашей?

— Ну, я же тебе сказал, возвратимся где-нибудь в апреле и решим тогда, как правильно поступить. Америка большая, не обязательно им селиться в Майами, можно их определить и в другом городе. Таня погостит месяц и уедет, а они останутся…

— Маричек, миленький, но это ведь подло по отношению к двум этим женщинам.

Мужчина рассмеялся:

— Фросенька, ты ведь знаешь, с моральной стороной у меня всегда было не благополучно, четыре года женат был на одной, а любил и спал с другой.

— Ну и чего хорошего ты достиг, потерял одну, а мог легко потерять другую…

— Всё, Фросик, ты меня доконала, сейчас уже ничего не изменишь, а вернёмся из нашего сказочного турне и отправим восточную жену Семёна куда-нибудь подальше от нас, а пока пусть они понежатся в человеческих условиях.

— Марик, я завтра же поговорю с ней начистоту, ничего ей не утаю про Таню, про его сына и про то, что они летом приезжают к нам в гости, пусть сама решает свою судьбу и наши с ней взаимоотношения.

— Договорились, только будешь это делать не в моём присутствии.

Муж и жена с надутым видом замолчали.

Наступившую тишину вдруг нарушил голос Зары:

— Вы, наверное, теперь жалеете о своём поступке, так ещё не поздно развернуться и отвезти нас обратно.

Первой пришла в себя от слов гордой женщины Фрося:

— Зара, это не обсуждается, но есть много других вопросов, которые необходимо срочно решить, и не только нам с Марком, но и с твоим участием.

Мы с мужем через три дня надолго улетаем в Израиль. Хотим навестить семью Ани, моей погибшей в Афганистане дочери, о которой ты слышала от Семёна, а потом побудем две-три недели в Москве. Вы же всё это время поживёте в нашем доме одни.

Когда вернёмся в Штаты, то сразу же займёмся устройством вашей судьбы. У нас с тобой впереди есть ещё три дня, за этот срок мы должны решить многие ваши серьёзные проблемы.

— Госпожа Фрося, Вы взяли на себя ненужные для вас хлопоты, но я пока вынуждена смириться с вашей опекой. Исмаил… Мой муж перед отправкой в Америку сказал мне: «Если тебя разыщет моя мама, не противодействуй ей, она всегда знает, что делает и всегда находит выход из создавшихся положений».

В каком-то банке должны лежать на моё имя большие деньги, так сказал мой муж, но я не знаю, с чего начать, чтобы стать их владелицей и, надеюсь, Вы мне в этом поможете.

Слова новой невестки несколько смутили Фросю. Оказывается, Сёмка своим волевым усилием сумел оттуда, из Афганистана, навязать на неё заботу о своей семье, а их сегодняшний вояж только ускорил события.

— Зара, я тебе сказала, что у нас до отъезда остаётся очень мало времени. Что успеем, то сделаем, но ты обязана дождаться нас, никуда не дёргаясь с места, и тогда всё устроим для вас, как надо. Ответь мне, пожалуйста, почему ты упорно называешь моего сына чужим для меня именем?

— Я не могу его называть по-другому, он получил это имя, держа святой Коран в руках.

— А я ему дала святое имя, держа только что родившегося малыша на руках, в честь его славного отца, умершего к этому времени от ран, полученных на войне.

Зара не успела ничего ответить, они прибыли к аэропорту.

В самолёте Фрося взяла к себе на колени маленького Антошку и во время всего полёта забавлялась с ним, вспоминая сказки, которые читала в детстве находившемуся примерно в таком же возрасте внуку Сёмке. Сидевший рядом Марк только ухмылялся, когда малыш раз за разом поправлял Фросин английский язык, но она не серчала ни на одного, ни на другого.

— Учи, учи бабушку правильно говорить, а в следующий раз будет сказки тебе рассказывать твой весёлый дедушка Марк.

— Фросик, так я ведь ни одной толком не знаю, своим детям мне некогда было книжки читать, всё время деньги зарабатывал.

— Ага, и по бабам бегал.

— Скажешь тоже, бегал… и не по бабам, а по бабе, и не бегал, а, скорее, ползал…

— Марик, прости, что на тебя окрысилась, это от растерянности, но, похоже, жена моего сыночка далеко не затюканная восточная женщина, вон какой норов показывает.

— Ах, чего ты извиняешься, во многом ты права, надо было вначале всё же обсудить между собой возникшую ситуацию, а потом уже принимать решение, а я привык брать бразды правления на себя, а кишка уже слаба.

— Слышишь, мужчина со слабыми кишками, скажи лучше, как нам поступить — дело к обеду, а они в таком виде, что нас с ними не в одну задрипанную столовку не впустят.

— Фросик, ты теперь действуй всё время от своего имени, ведь она тебе чётко сказала, что Семён ей вменил слушаться его маму, вот и командуй, только без перегибов, как с определением имени твоего сына…

— Ты считаешь, что я была не права?

— Очень даже права, но можно было с этим повременить, ведь ты не знаешь, на какое имя он сам будет здесь отзываться.

— Фу-ты ну-ты, взвалили мы на себя ношу, скоро грыжу получим. Так что будем делать с едой?

— Фросик, расслабься, сейчас выходим из самолёта, садимся в свою машину и дуем в Макдоналдс, там любую шантрапу принимают, а потом заезжаем в торговый центр и обуваем их, одеваем и покупаем всё, что им необходимо для нормального проживания в нашем доме.

— Марик, ты вундеркинд!

— Фроська, я из киндеров давно уже вырос, я мудродед.

Подойдя к стоянке, где их ожидала собственная машина, Фрося попросила Марка сесть на заднее сиденье к детям, а Зару пригласила устроиться рядом с собой, та послушно кивнула в ответ.

Не успели тронуться с места, как Фрося обратилась к невестке:

— Зара, пойми нас правильно, ещё раз повторяю, мы не знаем ваших обычаев, привычек и вкусов, мы ничего про вас не знаем, поэтому давай не спеша и без обид подходить к каждой возникающей проблеме.

Сейчас мы поедем перекусить, время уже обеденное, мы сами хотим кушать, а дети, скорей всего, подавно проголодались. Скажи, для обеда Макдоналдс вам подходит?

— Госпожа Фрося, мы не из очень набожной семьи, но в силу традиции всегда чтили основные принципы, принятые вокруг нас. Дети давно мечтают посетить Макдоналдс, они будут очень рады.

— Вот и отлично, одну заботу с нашей головы сняла.

— Мы постараемся сильно вас не обременять. Мои дети воспитанные и послушные, — думаю, они не будут вам особо докучать.

— Зара, не напускай на себя вид бедной родственницы, ты жена моего сына, а этим всё сказано, будь сама собой, а те затраты, что мы на себя берём, нас в большой разор не введут. Поэтому после обеда заезжаем в торговый центр и одеваем вас с ног до головы, возражать бесполезно.

— Зачем мне возражать, дети будут очень рады.

— А ты?

— Мне всё равно, ведь рядом нет моего мужчины, который будет мной любоваться…

— Зара, я тебя не понимаю, а для себя, для меня и других окружающих? — разве не хочется выглядеть красивой, модной и ухоженной?

— Нет, только чистой и аккуратной…

— Боже мой, как мы с тобой не похожи, но ты мне определённо чем-то нравишься, я хочу, чтобы мы в будущем стали подругами.

— Госпожа Фрося, Вы мне больше, чем подруга, Вы мать моего мужа…

Фрося закусила губу, как она всегда делала в минуту наибольшего волнения или недовольства:

— Зара, маму мужа не выбирают, а подругами становятся или нет, и мне не нравится, что ты обращаешься ко мне «госпожа»…

Невестка опустила голову, но ничего не ответила на последнюю реплику Фроси.

Глава 6

В Макдоналдс дети входили с широко раскрытыми глазами, и явно глотая обильно подступающую слюну. Кроме них в заведении было ещё несколько компаний взрослых с детьми, которые с наслаждением уписывали гамбургеры и чипсы, поливая их обильно кетчупом.

Фрося рассадила свою колоритную команду за большой стол и попросила Фатиму помочь ей донести до их стола сделанный ими заказ. Девочка согласилась, но без особой радости, не смея ослушаться под пристальным взглядом матери. Было хорошо видно, что Фатима больше всех испытывает стеснение в присутствии чужих людей. Она смущалась под взглядами посетителей, осознавая свой убогий внешний вид, — одежда на детях Зары была явно с чужого плеча и достаточно заношена.

Фрося с жалостью смотрела, как дети жадно накинулись на еду, с удовольствием запивая её любимой всеми ребятишками колой. Она так засмотрелась, что забыла обслужить Марка.

— Фросик, я что — лишний на этом празднике жизни?

— Ой, Маричек, прости, сейчас полью тебе соусом эту, так называемую, жареную картошку, возьми в руку гамбургер, чуть впереди тебя банка с колой.

Сама она вынула содержимое из булки и стала жевать его без аппетита вместе с чипсами. Взглянула на Зару — та, наоборот, поделила свою котлету и картошку между детьми и пила колу вприкуску с одной булкой.

— Зара, если дети захотят, я закажу им ещё…

— Нет, не надо, им достаточно, и так боюсь, чтобы у них от этой страшной еды не разболелись животы.

— А ты любишь готовить?

— Да, но только я не знаю вашей кухни.

— Отлично, а я с юности терпеть не могу стоять на кухне, заедем в супермаркет и купим те продукты, которые ты мне укажешь.

Марик, слышишь, три дня у тебя будет праздник живота, ты ведь любишь восточную еду.

— Люблю, люблю, а ты, мне кажется, любишь любую, абы не готовить.

Зара улыбнулась свекрови:

— А мне мой муж рассказывал, как вы с ним питались, в основном яичницей и булкой с вареньем.

— Обманщик, я ему иногда такие классные голубцы готовила, пальчики оближешь.

Правда, Марк, у меня вкусные голубцы?

— Наверное, я уже забыл их вкус…

Подслушав разговор взрослых, дети рассмеялись, а Зара сквозь тщательно скрываемую улыбку спросила:

— А я не знаю блюдо, о котором Вы сейчас говорите.

— Не знаешь? Ничего, я тебя быстро научу, — и Фрося с жаром начала рассказывать, какие идут в голубцы продукты и способ их приготовления.

Зара внимательно слушала, кивая в знак понимания головой, и в конце заметила:

— Мы тоже готовим что-то подобное, только заворачиваем фарш в листья винограда.

Было видно, что обе женщины обрадовались, наконец найдя для себя общую тему.

Зайдя в торговый центр, Фрося с Марком почувствовали страшную усталость, всё же эти перелёты и треволнения не могли не сказаться на пожилых людях. Фрося усадила Марка в кресло, а сама подозвала продавщицу детского отдела и незаметно для окружающих выдала ей двадцать долларов, после чего изложила суть их визита:

— Девушка, будь добра, одень и обуй вот эту мою армию с ног до головы, не очень дорого, но и не в тряпьё. Выходные вещи пока не надо, подбери им по три комплекта для повседневного ношения. Старшим ребятам обязательно джинсы, шорты и всё то, что они сами захотят, а также нижнее бельё и ночные пижамы. Малыша разодень, как принца. Когда закончите, позовёшь, я рассчитаюсь карточкой.

Темнокожая девушка, улыбаясь во все свои белоснежные зубы, увела с собой смущённых детей, а Фрося уселась рядом с мужем и указала на соседнее кресло Заре:

— Давай немножко оклемаемся, замаялись мы уже сегодня, надо было на завтра отложить это мероприятие, но у нас совершенно нет времени. Сейчас пятнадцать минут отдохну, и пойдём наряжать тебя.

— Госпожа Фрося, мне не нужны наряды, я не голая, у меня есть подходящие для дома одежды, а выходить я никуда не собираюсь.

— Зара, ты, наверное, забыла, что тебе сказал Семён?

Молодая женщина потупила глаза:

— Я умоляю Вас, не тратьтесь на меня, дети — это другое дело.

— Пошли одеваться, не дашь ты мне перевести дух… — и Фрося, пересилив себя, встала на ноги и уверенным движением взяла за руку невестку:

— Пойдём, моя скромница, я из тебя за полчаса сделаю принцессу.

Марик, отдыхай, мы скоро вернёмся.

Нагруженные пакетами, свёртками и коробками, довольные дети бежали к машине, хвастаясь друг перед другом обновками. Зара вдруг прикрикнула на них на своём языке, но Фрося придержала её за локоть:

— Заринка, оставь их, пусть радуются жизни, а у тебя я что-то не вижу радости на лице, идёшь, будто тебя обворовали…

— Вы сказали Заринка, спасибо, так зовёт меня мой муж…

И впервые за этот длинный день Фрося увидела на глазах невестки слёзы.

Она свободной рукой обняла молодую женщину за хрупкие плечи и шепнула в ухо:

— А Зарочкой он тебя, случайно, не звал?

От этого вопроса та вовсе смутилась и опять, как и при их встрече, покрылась пунцовым румянцем.

— Он по-всякому меня звал… — эти слова она буквально выдавила из себя.

Фрося оглянулась на Марка:

— Ого, дружок, да ты совсем раскис, никаких больше магазинов, едем домой, побудешь с пацанами, а я, Зара и Фатима познакомимся с домом, переоденемся и сгоняем за продуктами.

— Фросик, за эту вольную я готов даже с ребятишками в бассейне побарахтаться…

— Нет, без меня не надо, лучше поучи Фарида пользоваться интернетом на своём говорящем компьютере… — и обернулась к невестке:

— Зара, а дети твои знают компьютер?

— Нет, мы ведь только третью неделю, как приехали в Америку, а у моей родственницы его не было.

— Маричек, ну давай отложим нашу поездку хотя бы на недельку, не могу я этих жёлторотых птенцов кинуть здесь одних, пожалуйста…

— Фросик, о чём разговор, я уже сам об этом думал, завтра же с утра перенесу дату отлёта и позвоню Майе, оповещу о нашем решении.

Фрося чмокнула Марка в щёку.

— Заринка, никаких сегодня больше магазинов, знакомимся с домом, купаемся, а на ужин закажем пиццу, а завтра спокойненько сделаем набег в город.

Когда они заехали на территорию их дома и вышли из машины, Фарид всплеснул руками, да так, что у него на бетонную дорожку посыпались обновки:

— Это ваш дом? Ведь это дворец шаха!

Фрося с Марком засмеялись, а Зара одёрнула сына:

— Фарид, мне стыдно за тебя, ты ведь мужчина, а настоящий мужчина не должен так выражать эмоции, будь сдержан.

Фрося не дала маме дальше отчитывать сына, а, обняв её за плечи, ввела в дом.

— Заходите, не стесняйтесь, сейчас я вам покажу ваши комнаты, а потом можете смотреть телевизор, побегать по двору, только к бассейну без меня не подходите, этот дворец шаха будет вам домом, а вы здесь будете принцы и принцессы.

Прошло уже почти десять лет, как Марк с Фросей купили этот особняк, но никогда в нём не было столько детворы, как сегодня.

Лена, дочь Марка, иногда наезжала навестить отца, но никогда не брала к ним своих детей. Она, видимо, считала, что, если отец не видит, так для чего ему привозить внуков. Про старшую дочь её мужа и говорить не стоит, за все десять лет, что Фрося находилась в Штатах, она её видела только один раз. Это было, когда они ездили с Марком на проверку в Нью-Йорк, та соизволила заехать к ним в гостиницу, да и то на полчаса.

Фрося со смешанными чувствами со стороны наблюдала, как Фарид буквально смотрит в рот пожилому мужчине, внимательно слушая его поучения, наставления и замечания, стараясь при этом угадать каждое действие незрячего человека, подставляя своё худенькое плечо или беря его за руку, когда ему необходимо было куда-то переместиться.

Марк вначале злился на мальчика за его навязчивое внимание, а потом стал смеяться:

— Фарид, я ведь у себя дома, за десять лет уже каждый угол здесь изучил, а вот вещи под ногами не разбрасывайте, иначе потопчу.

Ладно, пойдём, я тебя научу первым шагам в компьютере, а завтра купим тебе собственный, боюсь только, что потом тебя от него не оторвёшь. Я уже старый и то, как дорвусь, только жена и может меня от него отклеить… — и, сведя брови, сказал уже серьёзным голосом: — Дай слово, что не заболеешь этой игрушкой, а будешь заниматься спортом, читать книги, усердно учиться в школе и помогать маме.

Фарид был на всё согласен, а Фрося радовалась, появившемуся свежему румянцу на щеках быстро стареющего мужа.

Глава 7

Несмотря на то, что жена и дети Сёмки были весьма покладистыми и тихими, дом всё равно наполнился новыми звуками и голосами. Гости Фроси и Марка с удовольствием приняли душ и с радостью переоделись в обновки. Теперь они уже не выглядели замызганной беднотой из трущоб, какой предстали взору Фроси и Марка сегодняшним утром.

Зара, одетая в лёгкий спортивный костюм, безропотно и ловко выполняла все указания свекрови, чем её, как ни странно, заметно раздражала.

— Ну, что ты заладила «госпожа Фрося», «госпожа Фрося», «как Вы скажете», «как Вы считаете нужным»… — у тебя что — головы и своего мнения нет?

— Я не считаю себя вправе Вам перечить и навязывать своё мнение, это Ваш дом, это Ваш порядок, а я и мои дети постараемся Вам не доставлять много хлопот своим здесь присутствием.

— Зара, может, тебе Семён велел так себя вести и в такой манере со мной разговаривать?

— Мой муж на этот счёт не давал мне никаких распоряжений, он только мне велел во всём довериться его матери.

— А ну тебя, если я с тобой не чокнусь, будет очень хорошо, пошли ужинать, я слышу, что пицца прибыла.

После ужина Фрося увела Зару, Фатиму и маленького Антошку на второй этаж, где предложила им выбрать себе комнаты для проживания. Невестка без раздумий расположилась в спальне вместе с малышом, а одиннадцатилетней девочке досталась отдельная комната, чему она несказанно обрадовалась.

Фарида Марк увёл в свой кабинет, расположенный на первом этаже, где находился его верный друг — говорящий компьютер.

Фрося, выдав бельё, оставила Зару с дочерью стелить постели. А сама, показав Антошке принцип сборки лего, немного поиграла вместе с ним и спустилась на первый этаж. Зайдя в кабинет Марка, увидела возбуждённого мужа и как тринадцатилетний мальчик с обожанием смотрит на старательного учителя, увлечённо нажимающего кнопки клавиатуры и объясняющего парню азы работы на сложном для новичка аппарате.

Фрося внимательно посмотрела на мужа и нахмурилась:

— Маричек, тебе не кажется, что на сегодня было предостаточно волнений и трудозатрат, я думаю, что уже хватит нагрузок на твоё слабое сердце, у тебя вид, как у загнанной собаки. Пойдём отдыхать, сегодня у нас был весьма насыщенный день.

Прости, Фаридик, но дядя Марк очень устал. Завтра, с самого утра вы снова займётесь этой игрушкой, а сейчас, если хочешь, можешь побегать по каналам телевизора.

Марк сконфуженно улыбнулся:

— Знаешь, дружок, наверное, твоя бабушка права, дедушке уже пора в кроватку, но завтра обязательно продолжим. Через два дня ты будешь гонять по интернету, как Шумахер по гоночной трассе.

Пожилая пара, не спеша, под руку, поднялась на второй этаж и закрылась в своей спальне.

— Марик, ты опупел, на тебе лица нет, разве можно себя так перегружать с твоим сердцем! Откуда у тебя появилось столько азарта, ведь, бывает, по целым дням валяешься на диване и слушаешь книги, хорошо ещё, что мне иногда удаётся вытянуть тебя на парочку часиков на воздух.

— Ну, успокойся, моя милая ворчунья, что ты не видишь, какого отличного пацана мне судьба подкинула? Увидишь, он станет учёным, как был его отец.

— Марик, не был, а ещё будет, что в сорок три года уже списывают на свалку?

— Прости, но это мы пока можем только предполагать. Мне ли тебе говорить, что твой сын с характером, а какая вожжа его стукнет по прибытию в Штаты, мы не знаем.

— Маричек, пей свои таблеточки, я уже держу воду наготове…

— Фросик, а я ведь сегодня выкурил только одну сигарету утром, вот что значит быть целый день занятым.

— Уф, а я бы уже закурила, моя невесточка скоро меня доконает, косит под безропотную, а сама неприступна, как мраморная скала.

— Да оставь ты в покое свою невестку, пусть пообвыкнется, ты себя представь на её месте, утром обитала на птичьих правах у бедных родственников, а вечером вдруг стала бедной родственницей у мамы мужа, которая, прямо скажем, далеко не подарок… Она ещё молодчина, держится достойно, попав в такую передрягу.

— Ладно, это я переживу, в конце концов, она живёт у меня, а не я у неё. Но как не вовремя всё это происходит, нам надо уезжать, а старшим деткам нужно определяться в школу, и малыша надо отдавать в детский садик, не будут же они сидеть, как отщепенцы, в четырёх стенах, пока мы вернёмся.

— Фросик, у меня идея.

— От твоих идей у меня скоро мозги лопнут. Ну, выкладывай.

— Ты полетишь в Израиль и Москву без меня, а я останусь здесь и всё как следует устрою. Успокойся, к твоему прибытию все эти проблемы будут улажены.

— С ума сошёл, ты долго об этом думал?

— Почти не думал, а решение ко мне пришло только сейчас, спонтанно. Фросичек, если хорошо раскинуть мозгами, мне делать нечего ни в Израиле, ни даже в Москве, а тебе без меня будет намного вольготней. Для меня все твои родственники — по сути, чужие люди, ведь телефонные разговоры не в счёт.

Фрося отлично осознавала, что её муж совершенно прав, но она так привыкла за эти десять лет всё время быть рядом с ним, что перспектива отправиться в вояж одной приводила её в трепет. В сложившейся ситуации его аргументы были весьма вескими, но она решила привести мужу свой главный аргумент:

— Маричек, ты ведь говорил про какой-то стимулятор.

— Ах, оставь, это я тебе мульку заливал, есть что-то подобное и в Штатах, приедешь, и мы выясним.

— Так, может, и мне никуда не ехать?

— Фросенька, тебе просто необходимо поехать. Ты меня прости, но на этот раз я тебе напомню о твоём возрасте и о твоих моральных обязательствах перед собой. Я же тебя хорошо знаю, потом будешь себя казнить до конца своей жизни, а мне нужна спокойная жена, уделяющая внимание своему стареющему муженьку и пребывающая в его компании в отличном настроении.

А если без шуток, ты ведь давно хочешь побывать на могиле своей дочери, да и навестить другие места упокоения дорогих твоему сердцу людей, ушедших в мир иной. И, наконец, столько лет лелеешь в себе мысли о встрече со своими близкими.

Я уверен, что тебя дожидаются с нетерпением Рива и дети Ани, а про Москву вообще не стоит распространяться и перечислять, езжай и ни о чём плохом не думай.

Утром Фрося проснулась в обычное для себя время, но Марка рядом не было. Помывшись, она спустилась на первый этаж и обнаружила мужа, сидящего в любимом своём кресле с задумчивым видом. Перед ним стояла чашка с кофе, в руках дымилась сигаретка.

— Марик, что ты не мог меня подождать, я бы приготовила тебе кофе.

— Фросик, ну, чего ты в самом деле попусту нервничаешь, я что — безрукий?

— Да не в этом дело, просто мне очень приятно ухаживать за тобой, а ты меня порой лишаешь этой радости.

— Брось ты, Фросик, у тебя сейчас будет радостей больше, чем ты даже можешь себе представить. Беги ты уже в свой любимый бассейн, а мне надо ещё кое-что обмозговать…

Фрося, глядя на сосредоточенного мужа, покачала головой и, облачившись в купальник, вышла на двор. В этот день с утра было холодно, с океана набегали чёрные тучи, по-видимому, собирался дождь и, возможно, даже с грозой.

Скинув с тела халат, Фрося передёрнула плечами, даже для неё было зябко, но она не стала раздумывать, а, как всегда, отчаянно бросилась в воду. Скорей всего, на ней сказывалась усталость, накопившаяся за вчерашний суматошный день, но уже после трёхсот метров она почувствовала закрепощённость в мышцах и решила прекратить плавание, не доставляющее на этот раз прежнего удовольствия.

Выбравшись из бассейна, сразу же встретилась с внимательными глазами Зары, которая стояла возле крыльца и во все глаза смотрела на пожилую свекровь, пренебрегающую возрастом и прохладной погодой.

— Салют! — Фрося с улыбкой взмахнула в приветственном жесте рукой.

— Доброе утро! — удивление и восхищение одновременно читались на лице у молодой женщины. — Вам что, не холодно?

— Так я же не полощусь на одном месте, а плаваю, хотя сегодня не выполнила обычную для себя норму, только треть от неё…

— А я не умею плавать, у нас в таком виде нельзя перед людьми представать.

Фрося укуталась в тёплый халат и подошла к молодой женщине:

— А знаешь, я тоже воспитывалась в очень религиозной семье и неважно, что это была совершенно другая религия, чем у тебя, но с годами поняла, что вера живёт только в нас самих. Поэтому слушаю всегда только своё сердце, свои чувства, свою интуицию… И теперь никогда не пеняю на Бога, а только на саму себя, когда совершаю глупые ошибки.

— Госпожа Фрося, а может быть, если бы верили в Бога, то он бы предостерёг Вас от этих глупых ошибок?

Фрося рассмеялась:

— Зарочка, я по горло сыта божьими милостями и карами небесными. Нетушки, моя нынешняя вера меня полностью устраивает. Живущему во мне Богу всё равно, оголяюсь я в своём дворе или нет, кушаю я свинину или нет, стою я перед ним на коленях или бьюсь головой о стену, умоляю или поношу его… — он у меня всё приемлет.

Вот говорят, что Бог воздаёт по заслугам… Так ответь мне на милость, почему он забрал у меня и у близких мою святую Анютку, ведь она столько добра сделала для людей, не обращая внимания на их веру, цвет кожи и язык?

— Госпожа Фрося, я не шейх, чтобы трактовать поступки Аллаха или людей, я могу только высказать, что сама чувствую.

— Ну, и что ты чувствуешь?

Невестка от невероятного волнения сжала до белизны свои пухлые губы:

— Что Вы меня не любите…

Женщины стояли в двух шагах напротив друг друга, встретившись горящими глазами. Фрося вздохнула:

— Пойдём, Зара, в дом, всё же прохладно, и дождь начинается, а мне простыть никак нельзя, ведь через два дня улетаю.

Зара открыла перед ней входную дверь. Фрося переступила порог и обернулась:

— После завтрака зайди, пожалуйста, ко мне в спальню, нам надо с тобой серьёзно поговорить и выяснить основательно, кто кого любит и почему…

Глава 8

За завтраком Марк сообщил Фросе, что с билетами на самолёт вопрос утрясён. Летит она одна тем же рейсом, вначале до Ню-Йорка, а оттуда уже в Израиль. В присутствии Зары, Марк старался разговаривать с Фросей на английском языке, чтобы у молодой женщины не возникло подозрение, что говорят о ней.

Зара внимательно посмотрела поочерёдно на пожилую пару:

— Вы из-за нас изменили свои планы?

Марк опередил Фросю, зная её взрывной характер:

— Собственно говоря, да. Но ты не думай, что мы по этому поводу очень расстроены, особенно я. В Израиле и Москве у меня никого нет из родни и не осталось хороших знакомых, да и Фросе без меня будет проще, она станет намного коммуникабельней.

Зара оглянулась на Фросю:

— Госпожа Фрося, простите меня, мы с детьми стали невольно виновными, что сломались ваши планы. Может быть, вы всё же зря их поменяли, мы как-нибудь перебились бы, пока мой муж не приедет к нам.

— Перебились, перебились… — Фрося поднялась на ноги. — Дорогая невестушка, вы являетесь семьёй моего сына, а ты мне говоришь «перебились». Если ты не против, давай поднимемся с тобой в мою спальню и потолкуем по душам, другого времени перед отъездом у меня уже может не остаться.

Зара вслед за свекровью зашла в комнату и прикрыла за собой дверь:

— Госпожа Фрося, прежде чем Вы начнёте меня поучать и выговаривать, я хочу Вас заверить заранее, что глаз не спущу с господина Марка, он будет у меня пребывать в чистоте, сытости и в повышенном внимании, а детям не позволю ему сильно докучать.

Фрося перебила:

— С чего ты взяла, что я буду тебя поучать и выговаривать, даже мысли подобной не было. Что касается того, что ты возьмёшь на себя заботу о моём муже, так я в этом и не сомневалась, и дети у тебя спокойные, уважительные, а занятия с Фаридом ему только пойдут на пользу, меньше будет валяться на диване, больше двигаться и выходить чаще на воздух.

В широко распахнутых глазах Зары стоял немой вопрос, она вся как-то съёжилась, невольно языком облизала пересохшие вдруг губы.

— Да расслабься ты, можно подумать — на казнь пришла. Присядем на кровать, и я тебе кое-что расскажу.

Зара присела, по-прежнему не сводя глаз с лица свекрови.

— Так вот, в Москве у Семёна живёт его законная жена, у которой трое детей, младший из них является рождённым от моего сына. Между прочим, он носит имя отца и, конечно же, он никакой не Исмаил, а Семён.

— Госпожа Фрося, Вы говорите о вещах, которые мне уже давно известны, у моего мужа не было от меня секретов, не считая государственных.

— Ну, с этой стороны ты с моей головы проблему сняла, но есть ещё вторая половина этой истории. Прежде чем я поговорю с тобой о Тане (это его московская жена), хочу задать тебе вопрос, который сразу же возник у меня. Ты с самого начала знала, что у моего сына осталась в России жена, и, несмотря на это, всё же вступила с ним — как это правильно сказать? — в интимные отношения… и родила от него трёх детей?

— Госпожа Фрося, прошу прощения, но я ведь мусульманка и замуж выходила за мусульманина, а та женщина неверная и не может быть его законной женой.

— Вот так вывернула! Выходит, и сын его тоже не законный?

— Я не знаю, что тут законно, а что нет, но это его сын, и неважно, что он от неверной.

— А тебя не смущает тот факт, что мой Сёмка и Таня до того, как моего сына забрали в армию и послали на эту проклятую войну в Афганистан, страстно любили друг друга, и моя московская невестка до сих пор блюдёт ему верность.

— Я тоже до конца своей жизни останусь верной своему мужу…

Фрося взяла в свои ладони холодные руки волнующейся женщины:

— Заринка, я тебя ни в чём не упрекаю и ничего от тебя не требую, верю в твою искренность и любовь к моему сыну, но и ты пойми меня, в какое я попала сложное положение. Очень скоро я побываю в Москве и повстречаюсь с Танюхой. Нет, я не буду рассказывать ей о том, что её муж жив и, более того, что у него есть другая жена, а от неё дети. Я уже давно взяла на себя грех и сообщила ей о мнимой смерти Семёна, не желая разбить её сердце, а что теперь?

— А что изменилось?

— Какая ты наивная… Изменилось и очень, я познакомилась с тобой и детьми, и теперь вы для меня реальные — невестка и внуки.

Зара опустила глаза, и сама в свою очередь стала поглаживать ладони Фроси:

— Но ей ведь не обязательно знать о моём существовании… — эти слова она буквально прошептала.

— Заринка, она летом должна приехать к нам в гости.

— Вот и встречайте её, как положено, а со мной и моими детьми ей встречаться не надо…

— Заринка, я не знаю ваших законов, но по американским Таня является женой Семёна. И вдруг он к тому времени появится в Америке и захочет встретиться со своей всё же законной женой и сыном?

— Это его право, я согласна оставаться второй женой Исмаила, у нас ведь разрешено иметь мужчине до четырёх жён.

Глядя на побледневшее смуглое лицо Зары, Фрося испытала невероятную к ней жалость, видя, как безропотно принимает любящая женщина неадекватность сложившейся ситуации. Таня бы с этим никогда не согласилась.

— Ладненько, с этими вопросами мы довольно легко справились. Детям ты сама объяснишь ситуацию, как посчитаешь нужным, у вас свои обычаи и традиции, но моё отношение к тебе и детям будет всегда родственным, и это не зависит от воли моего сына.

— Спасибо…

Свекровь сразу же отметила, что у невестки пропало противное обращение к ней — «госпожа Фрося». Она встала и подняла за хрупкие плечи Зару:

— И последнее на сегодня — почему ты тщательно обходишь настоящее имя моего сына? — Простите, когда он приедет к нам, то сам скажет мне, как его называть.

Через день Фрося улетела в Израиль, оставив Марка в надёжных руках, окружённого невероятно тёплой заботой гостей. Она даже опасалась, что её вольнолюбивый муж скоро психанёт от такого пристального внимания к его персоне.

Как бы не успокаивал Марк, улетала Фрося всё же с растревоженной душой, хотя ещё до её отъезда расторопный мужчина, пользуясь телефоном, устроил детей Зары в престижные школы, а младшего — в частный садик.

На следующий день после их серьёзного разговора с Фросей, Зара с треском выгнала мексиканку, пришедшую, как обычно, делать уборку. Рассерженная невестка заявила, что не потерпит постороннего человека в доме, когда ей самой с утра до вечера здесь практически делать нечего. Поэтому в этом вопросе не принимает возражений и берёт на себя весь хозяйственный уклад.

Зара прогулялась с дочерью по окрестностям и поняла, что продукты будет покупать с помощью Фатимы в ближайшей лавке и на базаре, о чём поставила в известность свекровь.

Перед тем, как покинуть своё уютное гнёздышко, Фрося нежно обняла мужа:

— Знаешь, как бы я себя не уговаривала, но не могу сказать, что уезжаю со спокойной душой, ведь мы впервые расстаёмся с тобой на несколько дней за наши десять лет совместной жизни. Маричек, береги себя, ты мне очень нужен, я даже представить не могу, как буду без тебя со всем справляться, ведь я за тобой, как за каменной стеной, и уже отвыкла самостоятельно решать любые вопросы — от крупных до самых мелких.

— Езжай, Фрося, и ни о чём не беспокойся, я тебя буду ждать. А ты справишься, ты всегда со всем в жизни справлялась.

По дороге в аэропорт и в самолёте Фрося вспоминала последние слова Марка, она их когда-то уже от него слышала.

Глава 9

Перелёт из Майами до Нью-Йорка, а оттуда в Тель-Авив вместе с пересадкой занял почти пятнадцать часов. Нельзя сказать, что тяжёлая многочасовая дорога оказалась для Фроси очень утомительной. Изредка она смотрела на экран телевизора или пыталась читать «Евгения Онегина». Впрочем, взятая с собою книга особо её не увлекла, всё в ней было чужим, далёким от современности, и отношения героев казались какими-то ненатуральными, надуманными, и только образ Татьяны Лариной несколько заинтересовал, но и то, возможно, лишь потому, что на него обратил её внимание Марк.

Да, у её московской невестки была некоторая схожесть с Пушкинской Татьяной не только в чертах характера, но и во внешнем виде, но совсем незначительная. Татьяна Семёна (Фрося вздохнула при этом сочетании имён) была гораздо резче и своенравней и мало напоминала своим поведением избалованную изнеженную дворянку.

Как не пыталась Фрося абстрагироваться от второй новоявленной жены сына, оставшейся в её доме в Майами, и от последнего между ними разговора, но в мыслях неуклонно возвращалась к реальной действительности.

Боже мой, какая сложная штука эта жизнь, как неожиданно и странно переплелись судьбы таких разных людей, а каким будет продолжение этой запутанной истории, догадаться было вовсе невозможно.

Когда до Израиля оставалось не больше трёх часов лёта, она откинула голову на спинку кресла, расслабилась и неожиданно для себя сладко уснула. Из тумана глубокого сна её вырвал голос стюардессы, сообщавшей о погоде за бортом и в Израиле. Следом девушка попросила пассажиров принять предписанное инструкцией сидячее положение и пристегнуть ремни.

И вот колёса шасси коснулись бетонного покрытия посадочной полосы аэропорта имени Бен-Гуриона. Люди, находящиеся в салоне самолёта, утомлённые долгим перелётом, дружно и с облегчением зааплодировали.

Получив свой чемодан в багажном отделении, Фрося вместе с другими пассажирами двинулась по длинному проходу к регистрационным окошкам.

Действительно, Марк был прав, ничего пока сложного в её путешествии не было. Её английского вполне хватало, чтобы успешно миновать не остающиеся в памяти бюрократические процедуры, и она незаметно для себя оказалась в многолюдном зале среди прибывших, провожающих и встречающих людей, говорящих на разных языках. К своему удовольствию, отметила в этом гомоне частую речь на русском языке.

Остановившись среди многоликой пёстрой толпы, Фрося стала оглядываться и сразу же обратила внимание на то, как к ней спешат пожилой высокий мужчина и молодая худенькая женщина, а следом за ними вышагивал с букетом цветов смуглолицый парнишка. Фрося тут же догадалась, что это Бени — муж Анютки и дети её дочери — Майя и Эфраим. Внучка опередила всех и с радостным криком бросилась в объятия к Фросе со слезами на глазах:

— Шалом, бабушка, здравствуй, моя милая, боже мой, как моя мамочка ждала этот радостный миг вашей встречи после долгой разлуки…

При последних словах Майи Фрося залилась слезами, крепко прижимая к себе плачущую внучку, которую не видела почти тридцать лет:

— Майечка, девочка моя, какая ты взрослая, ведь мы с тобой расстались, когда тебе шёл только четвёртый годик.

— Бабушка, а я помню, честное слово, помню, как ты мне читала сказки и кормила какой-то очень вкусной ягодой.

Фрося улыбнулась, слыша в русской речи внучки какой-то особый акцент:

— Майечка, эта ягода называется земляника, как ты хорошо говоришь на русском языке, я думала, что ты его совсем уже забыла, ведь Марк с тобой по телефону разговаривает на английском.

— Ай, бабушка, какой там хорошо, если бы ты знала, как мои русские коллеги в больнице смеются надо мной, но это ерунда, лучше познакомься с моим папой и братиком.

Фрося протянула руку статному пожилому мужчине, который, поздоровавшись, заговорил с ней на английском:

— Я очень рад встретиться с мамой моей жены. Аня так много хорошего про Вас рассказывала.

Фрося знала, что эти встречи в Израиле лягут на её душу тяжёлым бременем, потому что рядом всё время будет витать образ её милой дочурки, её необыкновенной Анютки.

— Я тоже очень рада познакомиться с человеком, ставшим для моей дочери надёжным и любимым спутником жизни… — Фрося проговаривала эти слова, непрестанно глотая слёзы.

— Пожалуйста, не надо плакать. В нашей стране и так мы не успеваем высушить слёзы, как появляется повод для новых… А вот это плод нашей с Ханой любви… — и мужчина подтолкнул к ней улыбающегося смуглолицего симпатичного парня.

— Бабушка, освободи меня, пожалуйста, от этих цветов… — и он, вручив Фросе букет, привлёк к себе пожилую женщину, которую никогда в жизни не видел, но в честь которой ему дали имя.

Фрося не могла позже толком восстановить в памяти, как они вышли из монументального здания аэропорта и уселись в припаркованную невдалеке машину, какая была в этот момент погода и о чём они все между собой оживлённо говорили. Безусловно, Фросю выручал английский язык, иначе ей бы пришлось пользоваться услугами Майи в качестве переводчика.

Время было обеденное, и Майя поинтересовалась, какую кухню предпочитает Фрося.

— Девочка моя, любую, я всеешка, но мы же в Израиле, здесь, по-видимому, едят только кошерную пищу. У нас с Марком есть друг, который соблюдает кашрут, так я уже давно привыкла к вашей еде.

— Бабушка, не смеши, у нас семья не религиозная, хотя папа и Эфраим свинину не употребляют.

— Ах, мне всё равно, что кушать и где, я хочу побыстрей встретиться с Ривой и навестить могилу моей дочери.

Майя затараторила на иврите, Фросе даже показалось, что они спорят с отцом. Затем она вновь перешла на русский язык:

— Бабушка, мы выясняем с папой насчёт того, у кого ты должна остановиться на временное проживание. Он утверждает, что у него в Тель-Авиве, а я хочу забрать тебя к себе в Иерусалим, где в доме престарелых содержится бабушка Рива. В этом же городе находится и место упокоения моей мамы…

В их разговор вмешался Бени:

— Гверет Фрося, прошу прощения, но Майя не сможет уделить тебе достаточно внимания, а я всё же человек свободный, уже пенсионер, и мне кажется, что тебе захочется побывать в квартире, где последние годы жила твоя дочь…

— Папа, но я же взяла в больнице три выходных дня.

— А потом? Ты выйдешь на работу, и что бабушка будет делать одна в твоём доме? Вы с мужем на работе, дети в школе, а ей что? — сидеть и целыми днями ждать вас?

Фрося решительно вмешалась в спор отца с дочерью:

— Не надо спорить, три дня я поживу у Майи, буду каждый день навещать Риву и могилу моей доченьки, надеюсь встретиться с Ритой, а потом перееду к вам и погощу в квартире, где жила моя Анютка… — Фрося улыбнулась доброжелательным людям. — Учтите господа, что я уже достаточно пожилая женщина, большие нагрузки мне уже тяжело будет выдержать, а мне ещё надо побывать в Москве, а в Америке меня ждёт больной муж, к которому мне необходимо как можно быстрей вернуться.

В машине на некоторое время повисла тишина:

— Бабушка, ты намерена так быстро от нас уехать, а мы запланировали тебе огромную программу, ведь у нас в стране столько много красивых и исторических мест.

— Не расстраивайся, девочка, неделю я побуду… что успею посмотреть, то успею, но, простите, больше срока я себе не отпускаю. Дай бог, в следующем году прилетим с Марком, тогда сможем погостить и подольше.

После обеда в ресторане они подъехали к дому, где находилась квартира, в своё время купленная её дочерью, но не стали подниматься, а пересели в машину Майи и уже вдвоём продолжили путь в Иерусалим. По просьбе Фроси не стали заезжать домой, а сразу поехали в дом престарелых, где находилась Рива.

— Бабушка, я не хотела тебя сразу расстраивать, но Рива несколько дней назад перенесла тяжёлый инсульт и сейчас находится далеко не в лучшем состоянии. Она, правда, уже пришла в себя, но у неё онемела половина лица и тела, в результате она плохо говорит и без помощи посторонних не может присесть.

В ответ Фрося тяжело вздохнула и зажала руками уши… Машина в этот момент стала подниматься по высокому склону, и этот резкий подъём сказался на пассажирке. У неё сдавило виски, закружилась голова, она замотала ею, стараясь прогнать возникшие неприятные ощущения:

— Майечка, что это?

— Бабушка, это мы поднимаемся в наш святой город, он ведь находится вверху, на плато в Иудейских горах. Потерпи, скоро обвыкнешься.

— Ого, мне так в самолёте не закладывало уши…

Через какое-то время Фрося во все глаза смотрела на утонувший в огнях великий город.

Вот она и в Иерусалиме, куда стремилась все неполных тридцать лет после того, как сюда приехала к Риве её Анютка. Очень скоро она встретится с женщиной, с которой её повязала немилосердная судьба, — они оказались двумя матерями одной дочери, а теперь встретятся две пожилые мамы, а дочь уже десять лет, как покоится в сырой земле.

Глава 10

Действительно, тяжесть в ушах вскоре отступила, и Фрося с интересом стала смотреть в окно автомобиля, а там было на что посмотреть.

Районы старых домов сменялись современными постройками, величественное соседствовало с обыденным, но больше всего поражало огромное количество людей на улицах, среди которых выделялись колоритным видом религиозные евреи в своих одеяниях, похожие на пингвинов, с развевающимися на ветру пейсами, в меховых шапках и кипах, в лапсердаках и белых гольфах.

Фрося невольно улыбнулась:

— Майя, а тебе не кажется, что это похоже на театр, особенно когда рядом с этими смешными людьми в большом количестве идут по городу девушки и ребята с оружием?

— Бабушка, я к этому театру уже так привыкла, что не вижу ничего странного. Это для туриста в диковинку.

Их машина проехала мимо двухэтажных вилл и въехала в ворота, за которыми, утопая в густой зелени, уютно расположилось аккуратное здание в три этажа. Возле него под деревьями стояли беседочки и скамейки, освещённые яркими фонарями.

— Бабушка, вот мы и приехали к Риве. Уже пошёл третий год, как она находится здесь. Ты только не подумай, что мы её сюда определили насильно. Это была её добрая воля переехать на жительство в дом престарелых. Она сама внесла из своих средств довольно крупную сумму на содержание в этом заведении. Я была очень даже против этого волевого решения, ведь можно было заказать ей сиделку на двадцать четыре часа, но она была неуклонна в своём желании.

— А знаешь, девочка, я бы тоже не хотела стать обузой для своих близких. Возможно, в будущем воспользуюсь этим примером Ривы.

— Бабушка Фрося, разве тебя можно сравнить с бабушкой Ривой, сколько себя помню, она всегда была очень слабенькой и болезненной.

— Ничего в этом нет странного, ведь ей столько пришлось перенести в её многострадальной жизни. Из писем Анютки я знаю, что Рива тебя вырастила, если не с пелёнок, так с того момента, как ты приехала в Израиль, и при этом окружила такой любовью и заботой, которая другим и не снилась.

— Бабушка, неужели ты думаешь, что я ничего этого не ценю? Для меня Рива и Майкл после мамы всегда были самыми дорогими людьми.

Они, переговариваясь, прошли через холл с диванами и креслами и на лифте поднялись на второй этаж. Сердце Фроси отчаянно колотилось в груди — вот сейчас она увидит женщину, из рук которой почти шестьдесят лет назад приняла свёрток с двухмесячной еврейской девочкой. Неожиданно став приёмной матерью, Фрося, по всей видимости, спасла тогда ребёнка от неминуемой смерти в том страшном гетто, в котором пришлось провести три года Риве. Она не только воспитала свою милую Анютку, но и вернула уже взрослую дочь, в силу сложившихся обстоятельств, под надёжное крыло настоящей матери.

В комнату к этой душевной, необычайно сложной судьбы женщине Фрося в данный момент заходила вместе с их общей внучкой Майечкой.

Нет, они с Ривой никогда не делили и не оспаривали друг у друга Анютку — это была их общая судьба, любовь и боль.

В просторном помещении никого не было. Фрося растерянно осмотрела стоящие здесь кровать, шкаф, холодильник и висевший на стене телевизор. Майя, о чём-то догадавшись, решительно вышла на балкон. Крайне взволнованная гостья последовала за ней.

Глазам Фроси предстала печальная картина, вызвавшая в ней невольные слёзы. В инвалидном кресле сидела старая больная Рива. Майя подошла к ней и, склонившись, нежно покрыла лицо и волосы любимой бабушки поцелуями. Наконец девушка выпрямилась и, чуть отстранившись, затуманенным от слёз взором взволнованно наблюдала, как после долгих лет ожидания встретились две несчастные матери, пережившие нелепую гибель своей общей единственной дочери.

Фрося с жалостью и любовью разглядывала худое, сморщенное и слегка перекошенное лицо Ривы, и по щекам её текли и текли слёзы. Рива первая пришла в себя и тихим надтреснутым голосом выдавила:

— Здравствуй, Фросенька, я тебя столько лет ждала, столько раз проигрывала ситуацию, когда встану перед тобой на колени и возблагодарю тебя за твою святую душу…

Фрося сама опустилась на колени перед коляской больной женщины и начала целовать сморщенные старческие руки, первыми принявшие когда-то в тяжелейших родах её старшего сына.

— Не плачь, Фросенька, как всё же несправедливо, ведь это я должна стоять перед тобой на коленях, но уже, к сожалению, не могу этого сделать…

— Ривочка, мы потеряли нашу доченьку, мы её не сберегли. Я часто корю себя за смерть Анютки, ведь ради меня, ради моего сына она поехала в этот проклятый Афганистан.

— Не укоряй себя, Фросенька, ты нисколько не виновата в её смерти, она по-другому не могла поступить, ты и только ты воспитала в ней такое же доброе, как у тебя самой, отзывчивое сердце. Разве ты думала об опасности, когда принимала из моих рук еврейскую девочку, за спасение которой тебе, в случае обнаружения, грозила неминуемая смерть. Так, видно, было угодно Богу или ещё кому-то, кто устраивает нашу судьбу.

Фросенька, ты подарила ей целых пятьдесят лет жизни, в которой она познала всё, что может познать нормальный человек, — радости и печали, родительские нежные чувства, уважение и любовь близких, друзей и коллег. У неё была замечательная профессия и увлекательная работа… — ай, что там говорить, наша девочка прошла по земле короткий для нас, но яркий для окружающих путь.

Она, в свою очередь, оставила свой неизгладимый след на земле, подарив мне мою несравненную Майечку… — Рива ласково взглянула на внучку.

— Бабушка, ну, зачем ты так говоришь, у тебя ведь есть ещё Меир и Эфраим, а кроме них ещё трое правнуков.

— Полно, моя ненаглядная девочка, полно, я знаю, что ты выросла душевным и скромным человеком, но думаю, что Фросенька меня понимает, ты единственная, кто стал отдушиной для моего сердца на старости лет, а остальные просто мои сын, внуки и правнуки…

Фрося поднялась с колен и обняла покрасневшую от смущения молодую женщину:

— Рива права на сто процентов, я так сожалею, что у меня сейчас нет рядом такой славной девочки, как ты, но у меня есть мой муж, ставший мне на старости лет настоящим сердечным и надёжным другом.

Майя принесла для американской бабушки низкую табуреточку, и та уселась возле ног Ривы. Дрожащей рукой она нежно гладила по волосам свою сестричку — именно так она называла всегда Фросю в письмах.

— Фросенька, Фросенька, наконец-то я тебя дождалась, теперь можно и умирать спокойно…

— Ривочка, ну зачем ты рвёшь моё сердце, я сейчас опять расплачусь, а нам с тобой так переживать уже очень вредно.

— Не надо, моя сестричка, плакать. Главное, мы встретились… Дорогие мне люди Майкл и Ханна ушли от меня, остальным я уже обуза, а самая большая обуза я уже себе.

— Ривочка, но ты ведь тут окружена всем необходимым для пожилого человека, находишься под постоянным медицинским наблюдением, а природа вокруг какая!

— Ах, Фросенька, мне здесь было бы хорошо, если бы я чувствовала себя более-менее сносно. Я могла бы спокойно читать книги, смотреть телевизор, любоваться природой, хотя бы во дворе этого удобного для меня заведения, и встречать с радостью хоть изредка посетителей, но я разваливаюсь, и процесс этот не остановить…

Фрося оглянулась на Майечку. Та, отвернувшись от них и закрыв лицо руками, тихо плакала. Об этом было нетрудно догадаться, плечи у молодой женщины тряслись в несдержанном плаче от горьких слов любимой бабушки.

Фрося поднесла трясущуюся руку больной женщины к своим губам:

— Ривочка, прости меня за то, что не смогла раньше приехать к вам, когда ещё была рядом с тобой наша доченька. Боже мой, какая бы могла быть радостная встреча, а теперь нам остаются только горькие воспоминания.

Ривочка, я не ищу себе оправданий, но ты ведь знаешь, сколько всего валилось за эти годы на мою неприкаянную голову.

— Фросенька, ни к чему эти твои извинения и оправдания, мы же всегда с тобой в первую очередь думали о наших детях. А почему с тобой не приехал твой муж, он по телефону произвёл на меня очень благоприятное впечатление.

Фросе самой не хотелось продолжать скользкую тему. Всё, что касалось её детей и внуков, вызывало в ней душевную горечь. Новый участливый вопрос, невнятно произнесённый женщиной, разбитой инсультом, обрадовал возможностью увести разговор в другом направлении. Она стала с увлечением рассказывать Риве о своём муже, как они с ним проводят время и, вдруг вспомнив, перешла в рассказе на последние события, связанные с появлением в их доме Зары и её детей.

Майя присела на стул поближе к Риве, и они обе с широко раскрытыми глазами смотрели на увлечённую рассказчицу, с удивлением качая головами и цокая языками. По ним было хорошо видно, что повествование Фроси производит на них ошеломляющее впечатление. Наконец Майя не выдержала:

— Бабушка Фрося, какая ты всё-таки необыкновенная и волевая женщина, мне мама очень много о тебе рассказывала, я и тогда восхищалась тобой, а теперь ещё больше. Как я хочу быть хоть немножко похожей на тебя.

— Девочка моя, ну чему тут восхищаться, ведь это мой Марк закрутил всю эту карусель с Зарой и её детьми.

— Он закрутил эту карусель, как ты говоришь, ради тебя и зная тебя, но набраться мужества и принять в свои объятия совершенно чужого человека, с совершенно чужой религией и обычаями, совершенно не зная, как дальше сложится судьба, — далеко не каждому под силу, а ты смогла сломить себя и решительно вмешаться в судьбу второй семьи твоего младшего сына. Нет, ты мне не говори, на это способен только настоящий герой.

Разве я не права, скажи, бабушка Рива?

— Да, моя детка, но ты учти, ведь это делает Фрося, которая, рискуя своей жизнью, не задумываясь, приняла из моих рук двухмесячную девочку, имея такого же своего малыша, находясь в непосредственной близости с озверевшими фашистами и полицаями.

— Бабушка Фрося, за эти три дня, что мы будем с тобой вместе, пообещай, что расскажешь мне всё-всё о своей жизни, а я перескажу какому-нибудь писателю, и он напишет про тебя интереснейшую книгу, правда.

Она поглядела на Риву, ища одобрения.

— Правда, Майечка, правда, но вначале ты должна сводить бабушку Фросю в Яд ва-Шем, ведь там вписано её имя среди прекрасных людей, которые спасали во время войны евреев.

— Фросенька не удивляйся, что там твоё имя вписано, ведь мы с нашей доченькой в своё время расстарались это сделать. Имена и поступки таких людей, как ты, должны остаться в памяти на долгие поколения.

До Фроси мало доходил смысл сказанного Ривой, ей об этом и Анютка что-то писала, но она сама никогда не видела в своём поступке геройства. Ну как люди не понимают, что в тот момент она вообще ни о чём не думала, тем более о том, что спасает еврейскую девочку от неминуемой смерти, рискуя собственной жизнью. Она просто инстинктивно спасала жизнь ребёночку, потому что хотела, наверное, отплатить добром хорошим людям, свято выполнившим свой врачебный долг.

Голос Ривы вернул её к действительности.

— Майя, детка моя, я очень устала и думаю, что Фросенька тоже, ведь она после тяжелейшей дороги, а завтра вам надо обязательно побывать во стольких местах.

— Да, Ривочка, я сегодня очень устала, но завтра хочу посетить только могилку своей Анютки, а потом до самого вечера буду находиться рядом с тобой.

— Ах, Фросенька… — и слёзы впервые за этот вечер потекли ручейками из глаз по морщинистым щекам раздавленной жизнью и болезнями пожилой женщины.

Глава 11

Выйдя с внучкой от Ривы на улицу, Фрося вдохнула полной грудью насыщенный лёгким морозцем горный воздух святого города и, захлебнувшись от налетевшего порывистого ветра, ощутила, как по её телу пробежал озноб.

— Майечка, как зябко, у нас в Майами такой холодрыги вообще не бывает, а говорили, что в Израиле погода похожа на нашу.

— Что ты хочешь, бабушка, зима в Иерусалиме всегда холодная, особенно ночи, мы же находимся на горах, а днём завтра обещают тепло. Хорошо, что ещё дождя нет, а то, бывает, как зарядит с громом и молнией, даже снег иногда выпадает, но ты не волнуйся, у меня в доме мы согреемся, есть кондиционер и обогреватели.

Они ехали по вечернему Иерусалиму. Город утопал в огнях, бегущих то в гору, то резко спускающихся вниз, но Фрося на этот раз не смотрела в окно, а, повернувшись вполоборота, внимательно разглядывала вновь обретённую через тридцать лет внучку. Фигурой она полностью пошла в маму — молодая женщина была худенькой и стройной, но в лице больше было от отца, и она вспомнила Мишу Шульмана.

— Майя, а со своим папой ты поддерживаешь какую-нибудь связь?

— Ах, бабушка, ведь, оказывается, тебе ничего о нём не известно. Он два года назад вернулся в Израиль. Рита не захотела его принять, и он какое-то время жил у меня. Я знаю, что ты с ним когда-то была хорошо знакома, и, наверное, помнишь, какой у него тяжёлый характер. Они с моим Мики очень не ладили, и я для папы сняла небольшую квартиру.

— А чем он сейчас в Израиле занимается?

— Ай, бабушка, он ведь уже пенсионного возраста, средств на жизнь у него катастрофически не хватает, а мой муж запретил мне давать ему денег, говорит, хватит того, что мы ему оплачиваем съёмное жильё.

— Миша живёт в Иерусалиме?

— Да, и рядом с нами, он подрабатывает грузчиком в овощной лавке.

— Понятно, а Рита далеко от тебя живёт? Хотелось бы с ней встретиться.

— Бабушка у нас в Израиле всё здесь близко, она живёт в Ашдоде, есть такой довольно крупный город, за час от Иерусалима точно доедем.

— А Ашкелон тоже недалеко?

— Да, он рядом с Ашдодом, а, кто у тебя там?

— В этом городе живёт мой старинный друг, если только он к этому времени не ушёл в мир иной. Ты, наверное, не помнишь Ицека, жившего, как и вы, в Вильнюсе, мы были очень хорошими друзьями, но он на несколько лет старше меня.

— Бабушка, я три дня буду полностью в твоём распоряжении, поэтому мы можем посетить всех, кого ты посчитаешь нужным.

— Майя, расскажи мне о своём муже и детях, я не удосужилась даже купить им подарки.

— Ах, бабушка, у них всего достаточно, мой муж балует мальчишек не в меру. Рону, старшему моему, девять лет, а младшему Лиору — шесть.

— А чем твой муж занимается, он тоже врач?

Внучка засмеялась:

— Нет, хватит нам уже врачей, он работает инженером в электрической компании.

Пока они так разговаривали, подъехали к воротам, за которыми виднелась белостенная вилла, купленная когда-то Майклом и Ривой, и куда прибыла на постоянное место жительства в Израиль её Анютка.

Фрося к концу дня почувствовала себя ужасно уставшей. Тяжёлый перелёт, волнительные встречи с малознакомыми и новыми для неё людьми и, безусловно, возраст не могли не сказаться на её самочувствии. Но, когда они переступили порог дома, в который много лет назад приехала из Советского Союза Анютка, и где она прожила первые годы в Израиле, к Фросе подступила новая волна ощущений, взбодривших её, несмотря на поздний час и усталость.

Зайдя в дом и пройдя вглубь хорошо протопленного салона, Фрося встретилась с тремя парами чёрных любопытных глаз. Мальчишки очень мало походили на мать, это были папины копии.

Мики, муж Майи, стремительно поднялся из кресла и пошёл навстречу гостье, протянув две руки для рукопожатия.

Мужчина очень плохо говорил на английском, но в его обаятельной и доброжелательной улыбке светилась искренняя сердечность.

Фрося вручила мальчикам по стодолларовой купюре в качестве подарка и удалилась в туалет, но, когда вернулась, невольно растерялась — все члены семьи, казалось бы, не слушая друг друга, перебивая и выкрикивая, тараторили на языке, на котором она не понимала ни единого слова.

Наконец Майя оглянулась и, увидев Фросю, улыбнулась бабушке:

— Ой, прости, у нас тут семейные разборки. Представляешь, детям уже давно пора в постель, а они ещё не ужинали, ждали мамочку, когда она им, беспомощным, под нос еду подсунет. Папочка называется, он им бы всё позволил, лишь бы они не мешали ему смотреть свой паршивый футбол.

Муж, смеясь, обнял рассерженную жену и подставил губы, они поцеловались, — мир был установлен.

После лёгкого ужина, отлично понимая, насколько Фрося устала за сегодня, Майя отвела бабушке спальню, где раньше, скорей всего, ночевали Рива с Майклом. Было хорошо видно, что после того, как хозяйка перебралась в дом престарелых, в комнате постарались ничего не трогать.

Здесь во всём царила атмосфера прошлых лет. Особо подчёркивали этот факт развешанные по стенам фотографии в рамках, из которых Фрося сразу же для себя выделила те, которые она когда-то присылала Риве ещё из Постав. Анютка была всюду, она улыбалась с фотографий одна и вместе с братьями, с Фросей и с раввином Пинхасом, с маленькой Майечкой и даже с Михаилом Шульманом… — её доченька смотрела на неё со всех стен, постепенно взрослея и отдаляясь от неё, потому что на других фотографиях она уже была в компании Ривы, мало- и совершенно незнакомых людей.

Фрося медленно перебиралась взглядом от одной фотографии к другой и мыслями уходила в далёкое прошлое, где она была молодой женщиной, не знающей усталости и хандры, где подрастали и обретали взрослый вид и характер её дети.

Вот она уже разменяла девятый десяток, а кажется, что ещё совсем недавно молодые врачи Меир и Рива самоотверженно бились над ней, чтобы сохранить при родах жизнь матери и ребёнку.

Фрося вздохнула, ей было тогда всего двадцать лет. Неожиданно ей вспомнилось, как она пришла в сознание после недели беспамятства и увидела рядом с собой беременную на восьмом месяце женщину с бледным лицом и с красными от усталости и недосыпания глазами, которая все эти дни, пока она была без сознания, почти не отходила от неё, смачивая страдалице пересохшие губы. Всю неделю Рива заботливо ухаживала за ней: насильно кормила, перестилала постель и подносила к Фросиной груди новорожденного мальчика.

Фрося стряхнула с себя наваждение и оглянулась. С одной стороны кровати вдруг заметила на тумбочке маленький портрет в изящной инкрустированной рамке. На нём была изображена Анечка уже в зрелом возрасте. Скорей всего, это была её последняя фотография.

Фрося прижала к губам фотку и покрыла поцелуями. Наверное, так делала Рива каждый день, отходя ко сну, пока не перебралась в своё нынешнее жилище. Невольно подумалось — а почему она не забрала портретик в дом престарелых? И тут же сама себе ответила: Рива велела внучке поставить портрет их дочери здесь для неё.

Утром проснувшись, Фрося почувствовала, что совершенно за ночь не отдохнула. Ныло тело, в глазах было такое ощущение, что будто туда песку насыпали. Нет, так не годится, надо брать себя в руки. Хорошо, что на сегодня никаких особых мероприятий ими не было намечено, — вначале они съездят с Майей на кладбище к Анютке, а оттуда поедут в дом престарелых к Риве. Фрося для себя уже твёрдо решила, что они с Ривой отпустят внучку по своим делам, а сами проведут целый день в компании друг друга.

Анютка была похоронена на Масличной горе, где обычно провожают в последний путь всех израильских знаменитостей. Внучка сразу же обратила на это бабушкино внимание, но та отмахнулась:

— Прости меня, моя девочка, но я сюда пришла не в музей и не на экскурсию, пусть будет пухом для них всех земля, но я хочу навестить только свою доченьку…

Они медленно поднимались в крутую гору по хорошо асфальтированной дорожке. Вокруг царила невероятная тишина, только слышно было, как на окраине кладбища на высоких деревьях каркали неугомонные вороны.

Фрося в сопровождении внучки подошла к памятнику, больше похожему на обелиск. На нём были выбиты буквы на двух языках — иврите и английском — и такие горькие понятные цифры — дата рождения и смерти. Фрося ничего не могла понять из написанного, её английского для этого было не достаточно.

Майя быстро перевела бабушке: «Здесь покоится Ханна Нехемиа, которой Господь и праведница мира даровали пятьдесят лет интересной, направленной на благо людей жизни».

Побледневшая Фрося стояла, окаменев, глядя на белый мрамор, прижимая к груди охапку бардовых роз, любимых цветов дочери…

— Бабушка…

От резко прозвучавшего в тишине голоса внучки она вздрогнула, и на белую плиту могилы посыпались из её рук кровавыми пятнами цветы. Майя осторожно, чтобы не потревожить тихую скорбь дорогого ей человека, обошла Фросю, открыла с задней стороны памятника маленькую решётчатую железную дверцу и подала ей новую свечу и зажигалку:

— Бабушка, прости, что мешаю тебе поздороваться и пообщаться без свидетелей с дочерью. Пожалуйста, поставь тут свечу и подожги, у нас так положено…

Руки у Фроси дрожали, порывистый ветер раз за разом гасил слабенькое пламя зажигалки. Майя также прикрыла своими ладонями огонёк, и свеча наконец зажглась. Фрося установила её на положенное место, и Майя затворила дверцу:

— Ну вот, мы мысленно соединились с душой мамы, чтобы ты могла с ней спокойно пообщаться.

Фрося огляделась — все могилы были без оград и рядом стоящих скамеек.

Она отодвинула от края надгробной плиты цветы и уселась на холодный мрамор:

— Оставь, пожалуйста, нас, моя хорошая, на несколько минут одних, я хочу по душам поговорить со своей доченькой…

Майя, не говоря ни слова, тихо отошла от могилы матери и медленно побрела по кладбищу, читая надписи на памятниках знаменитостей, которые обрели здесь вечный покой.

Фрося осталась наедине с памятником и могилой, под плитой которой покоилась её любимая доченька. На протяжении всех десяти лет с того страшного сообщения о гибели Анютки она представляла, как склонит свою голову перед могилой любимого человека, как омоется слезами, но почему-то не плакалось. Фрося прикрыла глаза и ушла глубоко в себя, вспоминая свою дочурку с момента, когда она приняла из рук Ривы свёрточек с двухмесячной девочкой, и до печального прощания на станции Чоп, когда Анютка покидала Советский Союз.

Тридцать лет её дочурка прожила в непосредственной близости от неё, затем почти двадцать в разлуке, когда только письма, а затем телефонные разговоры связывали их. И вот уже десять лет, как её дорогая доченька покоится на этом кладбище под мраморной холодной плитой.

Мысленно, как в детстве и в более взрослом возрасте, усадила к себе на колени милую доченьку и осыпала поцелуями её лицо и жёсткие чёрные кучерявые волосы:

— Анюточка, моя несравненная Анюточка, кто бы мог подумать, что ты десять лет назад ценой своей жизни отыщешь мне моего мальчика, а я до сих пор с ним так ещё и не встретилась. Ах, доченька, встречусь ли вообще и какой будет эта встреча, даже представить трудно.

Фрося вернулась в действительность, нос щекотал запах свежих роз, ворохом лежащих перед ней на могильной плите.

— Анюточка, моя милая девочка, какую хорошую ты воспитала дочь, она смело может сравниться с твоей отзывчивой душой, даже представить не берусь, чтобы я тут делала без неё. Мне с ней так уютно и спокойно, такое чувство, что я с ней никогда не расставалась. В Майечке столько доброты и чуткости, она твоё физическое и душевное продолжение.

Отсюда я поеду к твоей другой матери — на двадцать лет я вернула тебя Риве, но и её ты покинула, заставив испытать новую боль от тяжёлой утраты. Скоро, чует моё сердце, очень скоро, вы с ней встретитесь, но я не ревную, потому что очень надеюсь, что через несколько лет вы и меня примите в свою компанию.

Не может такого быть, чтобы мы в загробной жизни, если она существует, не сошлись вместе, для этого я готова молиться любому богу. Хотя что он на самом деле, ослеп и оглох, и только карает, пусть в этом хоть проявит свою божескую милость. Мне ведь не надо царства небесного, нам необходимо опять с тобой обрести друг друга.

Вот погостила на твоей могилке, и сердце немножко успокоилось, хотя только немножко, ведь я всё время корю себя за то, что не нашла раньше возможностей для встречи с тобой живой…А ведь они были, но я проявляла то трусость, то нерешительность… То из-за ответственности перед другими своими детьми откладывала миг нашего свидания.

Милая доченька, по любому я довольна, что побывала на твоей могиле, хотя на душе у меня теперь полное осознание невосполнимой утраты. Сиди, не сиди, но ты мне уже ничего не ответишь, надо скоро уходить, но не от тебя, а от места твоего упокоения.

Вчера я обещала Риве, что сегодня побуду возле неё целый день. У нас с ней осталось ограниченное время пребывания на земле и совсем коротким сроком в непосредственной близости друг от друга. Нам с Ривой столько надо друг другу рассказать, мы ведь с ней теперь две несчастные матери одной любимой дочери.

Майечки пока нет, и я ещё немножко поговорю с тобой, моя дорогая Анютка, хотя, честно признаюсь, очень часто мысленно разговариваю с тобой издалека, ведь только тело твоё здесь, а душа на небесах, а они для всех едины.

Рива всё время, с самого первого её ко мне письма, зовёт меня сестричкой. А ведь оно так и есть, со своими родными сёстрами я уже никогда не увижусь, да и не хочу я с ними встречаться ни на земле, ни на том свете, мы с ними по отношению друг к другу совершенно чужие, а вот к Риве меня всей душой тянет. Вчера увидела её, и у меня создалось такое чувство, что мы как будто никогда надолго с ней не расставались, настолько она мне близка.

У меня совсем мало времени получилось видеться с твоим мужем и сыночком, но они мне понравились. Я обязательно проведу с ними парочку денёчков, особенно это будет реально, если они приедут погостить к нам в Штаты.

Анюточка, милая моя девочка, ты оставила после себя хороший след на земле, у тебя уже подрастают два замечательных внука, и в добрый час, будут ещё.

Ты всё время писала мне в письмах и говорила по телефону, что, когда я приеду, ты покажешь мне все красоты и интересные места в Израиле, но не суждено было этому воплотиться, а без тебя мне почему-то не хочется ничем любоваться.

Я ехала в Израиль посидеть возле тебя на могиле, повидаться наконец с Ривой, а теперь поняла, что в большей степени я приехала к твоей славной доченьке Майечке, какая она у тебя хорошая…

Фрося вздрогнула от неожиданности — рука внучки мягко легла ей на плечо:

— Бабушка, поднимись, пожалуйста, уже с этого холодного камня, не ровён час, заболеешь…

С помощью Майи она с трудом поднялась на занемевшие ноги, распрямила затёкшую спину, провела ладонью по буквам на памятнике и обернулась к внучке:

— Спасибо тебе, моя миленькая девочка, до последнего дыхания я буду вспоминать твоё доброе родственное сердечко…

— Ах, бабушка, я ведь кардиолог, специалист по этому органу…

Фрося приняла шутку внучки:

— Моя милая девочка, пусть все кардиологи мира будут хоть немного похожи на тебя…

Глава 12

По дороге с кладбища к дому престарелых, перед тем, как заехать к Риве, Майя хотела покормить бабушку обедом в ресторане, но та от этой затеи наотрез отказалась:

— Давай, моя девочка, купим где-нибудь готовую еду и пообедаем вместе с Ривой, мне кажется, что ей это будет приятно…

— Нет проблем, только я ведь так и не знаю, какую кухню ты предпочитаешь…

— Поверь мне, я совершенно не привередливая, главное, чтобы эти кушанья пришлись по вкусу Ривочке…

— А, ну вас, бабушка Рива тоже не разборчива в еде…

Внучка улыбнулась Фросе.

— Накормлю вас что ли шаурмой в лафе. Только не спрашивай, что это такое, моему мужу никакой обед не нужен, если подвернётся подобная еда.

Они заехали на какую-то торговую улицу, и Майя купила в арабской лавке обещанное угощение. На вертеле крутилось мясо индюшки, а под ним пылал жаркий огонь. Шустрый худой мужичок ножом ловко срезал зарумянившиеся кусочки и сбрасывал их на противень. Майя самостоятельно наполнила три больших толстых блина этим жареным мясом, сверху накидала маринованных овощей и засмеялась:

— Вот, это и будет ваш обед…

У Фроси от вида и запаха нового для неё блюда потекли слюни.

— А, что, пахнет вкусно…

— Бабушка, оно и на вкус очень даже съедобно, но вредно…

— Ай, девочка, нам уже с Ривой всё можно кушать, только вредно жить.

Больше нигде не останавливаясь, они скоро домчались до дома престарелых и вошли в комнату, где их явно с нетерпением, сидя в кресле, поджидала разбитая болезнью женщина.

О том, что она давно прислушивалась, ожидая их появление, было не трудно догадаться, при виде, входящих гостей, неподдельная радость загорелась в её потускневших старческих глазах.

Поздоровавшись и расцеловавшись, они все вместе тут же приступили к новому для Фроси кушанью, которое ей очень понравилось:

— Девчонки люкс, вкусней любого нашего барбекю.

Наверное, и моя Зара умеет это блюдо готовить, как ты думаешь Майя? — Почти уверенна, что да, ведь это восточная еда…

Рива улыбнулась.

— Фросенька, похоже, вы с нашей внучкой уже нашли общий язык, я очень этому рада.

Фросенька, правда, наша Майечка очень хорошая девочка?

— Ривочка я знаю, что ты вложила в её воспитание всю свою душу и много физических сил, ведь Анютке по приезду в Израиль, было не до воспитания малышки…

— Это правда, с самого появления Ханы с Майечкой в Израиле, я отдала внучечке всё то, что не смогла дать в детстве нашей с тобой дочери.

Всё то, что ты вложила вместо меня в нашу Хану, прости, в нашу Анютку, я отдала этой моей любимице…

Рива любящим взглядом посмотрела на смущённую молодую женщину.

— Бабушки, ну, хватит, я уже употела от ваших хвалебных слов…

Рива и Майя не съели и половины от огромной порции, а Фрося с удовольствием доела до конца, вытерла руки, запила соком и решительно потянулась к своему ридикюлю.

Она вытащила из него бархатистую коробочку и открыла её, поочерёдно показывая содержание удивлённым Риве и Майе — там лежали дорогие золотые украшения: два обручальных кольца, массивные серьги и кольцо с бриллиантами, а также, обсыпанная разными дорогими драгоценными камнями брошь.

Рива уставилась на Фросю, а Майя на драгоценности.

— Фросенька, ты это всё сохранила до наших дней?

Неужели ты никогда не нуждалась в деньгах?

Зачем ты это привезла сейчас в Израиль?

В тихом голосе Ривы, задававшей быстро все эти вопросы, было столько неподдельного восхищения и недоумения, что Фрося не выдержала и засмеялась.

— Ох, Ривочка, всё у меня в жизни было, а однажды наступил такой момент, что я вынуждена была продать эту брошь, но она через несколько лет чудесным образом ко мне вернулась обратно.

А серьги и кольцо я однажды надевала, это была свадьба у моего старшего сына…

— Фросенька, но ты мне не ответила — зачем ты сейчас привезла это золото в Израиль?

— Рива, неужели трудно догадаться — это ваше фамильное золото, я хотела вернуть его законным хозяевам.

Вначале, у меня была мысль, передать тебе его вместе с Анюткой, когда она уезжала в Израиль, но мы с ней не решились переступить закон.

Боялись, что его изымут, когда Анечка будет преодолевать границу, ведь нас запугали, что, когда проходишь через таможню тщательно обыскивают и изымают не предписанное законом.

Да, я эти побрякушки берегла для нашей доченьки, для нашей Анютки, но думаю будет справедливо, теперь передать их нашей Майечке, законной наследнице.

Ривочка, надеюсь, ты одобряешь моё решение?

Рива быстро кивала головой, от волнения она долго не могла произнести ни единого слова.

— Бабушки, но у меня ведь уже есть дорогая память от моей мамы…

И майя достала из-под кофточки знакомую Фросе цепочку, с висевшим на ней маген Давидом, и сразу вспомнился Вильнюс и бат-мицва Анютки, когда раввин Рувен надел на шею её доченьке этот еврейский символ.

— Мне этого вполне достаточно, чтобы хранить на себе тепло своей мамы…

Бабушка Рива ты ведь отлично знаешь, что у меня есть приличные серьги и кольца, подаренные Майклом, а позже мужем, да, и другого золота у меня полно…

Фрося посмотрела на Риву, как бы призывая её активно перейти к решительным уговорам.

Та, наконец, не сказала, а словно прошелестела:

— Внучечка, но ведь это золото мне досталось в наследство от моей бабушки…

— Ну, зачем мне его столько много, что вы хотите, чтобы оно валялось в тумбочке?

Фрося вдруг рассмеялась:

— Нет, моя хорошая, не надо, чтобы валялось в тумбочке, придётся тебе родить ещё девочку.

— Вы, что с моим Мики договорились, хватит мне и двоих бандитов.

Голос Ривы снял веселье с Фросиного и Майиного лица:

— А, кто даст по мне имя после моей смерти, неужели я этого не достойна?

Майя расплакалась:

— Бабуленька я обязательно рожу ещё ребёночка и дам по тебе имя, даже, если родится опять мальчик, назовём его Рувеном, но не спеши, не уходи от меня.

Фрося закрыла коробочку с драгоценностями и вложила в руку внучки.

— Теперь ты распоряжаешься этим богатством, а, как ты это сделаешь, нам уже с Ривой всё равно, но мы знаем точно, что ты это сделаешь лучше всех, а будет ли наследницей твоя ещё не рождённая дочь или будущие невестки, совершенно не важно.

Обе пожилые женщины ласково улыбались любимой внучке.

Фрося настояла на том, чтобы молодая женщина не сидела с ними здесь, а поехала по своим делам.

Чтобы у Майи не возникли возражения, Фрося привела неопровержимые аргументы:

— Майечка, ты очень славная девочка, но дай нам возможность с Ривой, наконец, отвести души в сердечном разговоре без свидетелей.

Поезжай со спокойной совестью, а если вдруг ты нам срочно понадобишься, мы свяжемся с тобой по мобильному телефону.

Сейчас такая продвинутая жизнь, что скоро будем докладывать близким, когда в туалете находимся и, что там делаем.

— Но, бабушка Фрося, я ведь собиралась всё своё свободное время посвятить тебе.

Фрося обняла внучку.

— Девочка моя, как ты похожа характером на свою маму, рядом с тобой я оттаяла душой и не так остро чувствую боль невосполнимой утраты, потому что, обнимая тебя, будто бы прикасаюсь к своей Анютке.

После отъезда Майи, Фрося с помощью работницы дома престарелых, в обязанности которой входило обслуживание пациентов заведения, тепло одели Риву и они отправились на уличную прогулку.

Фрося катила коляску, с находящейся в ней Ривой по утопающему в зелени двору и обе женщины спокойно переговаривались, будто бы подобная прогулка была для них обыденным делом.

— Знаешь, Фросенька, я часто ловлю себя на мысли, что прояви я после войны немножечко больше настойчивости, то смогла бы разыскать тебя с моей Ханочкой и, теперь трудно даже представить, как бы сложились наши судьбы.

— Ривочка, а я всегда этого боялась, потому что мысли себе не допускала, что навсегда смогу расстаться со своей девочкой.

Но, мне кажется, я даже уверена, чтобы я вас никуда от себя не отпустила.

— Нет, жизнь назад не повернёшь и, возможно, не стоит этого делать даже мысленно.

Мы с тобой сестричка прожили так, как могли, как подсказывала нам совесть и сложившиеся обстоятельства.

Мне не за что себя корить, как и окружавших меня долгие годы людей, которые разукрасили мои дни счастьем, покоем и приятными заботами.

Ах, Фросенька, Фросенька, но были в моей жизни ещё и фашисты, их, как людей, я в расчёт не беру, это нелюди.

Фрося слушала тихий голос Ривы не перебивая, понимая, что той необходимо выговориться.

— Фросенька, прошли только сутки, как ты появилась наяву в моей жизни, а у меня такое чувство, что мы с тобой никогда не расставались.

Ведь все годы, после того, как ты меня разыскала с помощью евреев в Вильнюсе, не было, наверное, такого дня, чтобы я о тебе не вспоминала…

Фрося нашла лавочку под солнышком и присела, продолжая слушать грустный голос Ривы:

— Я была единственным ребёнком у родителей, у евреев это большая редкость, но так сложилась у моих мамы и папы судьба, но я сейчас не об этом, светлая им память, их косточки покоятся, как и многих других евреев в ямах по всей Литве.

Я сейчас хочу говорить только о тебе — ты мне стала по жизни настоящей сестрой, заменившей всех моих погибших в той страшной войне родственников.

Я почувствовала к тебе нежные чувства, ещё тогда, когда ухаживала за тобой во время твоих тяжёлых родов первенца…

Словно боясь, что Фрося её сейчас перебьёт, Рива заговорила быстрей:

— Нет, не бывает всё в жизни простым совпадением, так было видно угодно богу, такой мы с тобой сделали выбор из тех путей, данных нам всевышним.

Религия тут не при чём, да, и насколько я знаю к ней мы с тобой относимся приблизительно одинаково.

Я очень рада, что наши с тобой жизненные тропинки слились в одну, невольной виновницей и причиной этого стала наша Ханочка.

Прости меня, что я её так называю, мы ведь с тобой говорим об одном и том же человеке, просто каждой из нас дорого имя, которое мы ей дали при рождении.

Ты ведь тоже в тот злополучный августовский день, когда нас гнали фашисты в гетто, нарекла нашу девочку своим именем, так похожим на моё, и этим решением, возможно, спасла ей жизнь.

У нас, то есть у евреев, обычное дело давать двойное имя ребёнку, чтобы отвести злые силы от души человека, ты это сделала и дала возможность прожить нашей девочке пятьдесят лет, полной разнообразной насыщенной жизнью, познать радости любви и служения перед близкими и, не побоюсь высокопарных слов, перед человечеством.

Ведь мы врачи, действительно, служим человечеству, а наша дочь, кроме врачевания, занималась ещё много благотворительностью, а чего только стоит год, проведённый ею с миссией Красного Креста в Афганистане.

Вот, ты коришь себя за то, что она поехала туда с целью разыскать твоего мальчика.

Да, на этот раз это была её главная цель, но помимо розысков брата, она год находилась в середине страшного кипящего котла, стараясь в рамках миссии оказывать помощь страдающим от голода, холода и болезней не в чём неповинным людям. Наша девочка никогда не искала себе поблажек и лёгкой жизни, а ведь в семьдесят третьем году во время войны Судного дня, она, можно сказать, полезла под пули, вытаскивая из-под обстрелов арабов раненных наших военных.

Боже мой, сколько я тогда пережила за неё волнений, ведь в те тяжёлые для нашей страны дни, я и перед тобой держала ответ за нашу доченьку, судьбу которой, на этот раз, ты вручила в мои руки.

Милая Фросенька, мы с тобой обе перешагнули уже восьмидесятилетний рубеж, кому-то из нас остались считанные годы, а у кого-то считанные дни, уже вполне подошло время итожить.

Признаюсь, тебе честно, наша девочка по отношению ко мне так и не стала настоящей дочерью, поэтому я и отдала всю свою любовь Майечке, Ханна до последнего своего дыхания только к тебе относилась, как к настоящей матери с искренней дочерней любовью…

При последних словах Ривы, Фрося упала лицом на лежащие на коленях ладони и горько заплакала.

— Не надо плакать, память не выплачешь, у меня сейчас появилось много времени, чтобы спокойно пройтись по переулкам памяти и проанализировать все жизненные этапы своей жизни и поступки других людей.

Фросенька, ты не думай, я не ревную нашу доченьку к тебе, и никогда не ревновала, просто излагаю это, как непреложный факт.

— Ривушка, что ты рвёшь себе и мне сердце, мы же её с тобой не делили, а судьба поделила то время, которое мы провели с ней рядом.

Вот, ты говоришь, что никогда не ревновала, а я настолько боялась её потерять, что слезами обливалась, разыскивая и сообщая тебе о том, что твоя дочь осталась жива и находится у меня.

Я рыдала, когда уговаривала Анютку в Вильнюсе ответить на твоё письмо, но я не могла лишить тебя права на дочь…

Я думала, что сойду с ума, когда провожала Анюточку в Израиль, но только радовалась тому, что отправляю её к тебе, потому что более надёжных рук для моей лапушки, в тот момент не было на свете…

— Фросенька, сестричка моя, давай вспоминать о нашей девочке только хорошее, но вернёмся в комнату, что-то я озябла.

— Ой, прости меня Ривушка, я то двигаюсь, а ты сиднем сидишь.

Глава 13

Вернувшись в комнату, Фрося приготовила для них с Ривой чай.

Под воздействием горячего напитка и домашнего тепла они быстро согрелись и продолжили дружескую беседу:

— Фросенька, расскажи о своих сыновьях и про их семьи, как они росли, чего в жизни добились и, как сейчас поживают, и, какие у тебя сними сохранились отношения?

— Ну, Ривочка, ты и задала вопрос…

Фрося от души рассмеялась.

— Тут рассказа хватит на несколько дней, даже не знаю с чего начать и, представления не имею, что для тебя из этого будет интересно, но попробую всё же вкратце обрисовать картину — с моими старшими сыновьями во взрослой их жизни мы быстро потеряли интерес друг к другу. Надо сказать, что Стас до того, как перешёл на партийную работу, был очень даже покладистым сыном, регулярно звонил и наведывался к матери, но, как только взлетел на одурманившие его высоты, тут его и понесло, стал высокомерным, холодным и самое страшное, он испугался родственной связи с нашей Анюткой, а ведь они с детства были не разлей вода. Чем выше он поднимался по карьерной лестнице, тем более и более его заносило и не только по отношению ко мне и братьям, но и к своей семье, завёл любовницу и отмежевался от своих детей. Перед тем, как я уехала в Америку наши с ним отношения несколько, наладились, он даже проявил чуткость и сострадание в деле с пропажей в Афганистане младшего брата и выказывал инициативу в его поисках. После двадцатилетнего открещивания от нашей Анютки, вдруг стал передавать через меня ей приветы, но в тоже время никак не прореагировал на гибель сестры и в штыки принял мой отъезд в Штаты, не постарался войти в моё тогдашнее настроение и положение. Про последние десять лет его жизни у меня очень скупые сведенья. Знаю, что после развала Советского Союза и по сути, запрета коммунистической партии, он оказался на обочине жизни — лишился престижной работы и положения, потерял ведомственную квартиру в Минске и подбитой собакой вернулся в наши Поставы под бочок к не любимой жене. За эти десять лет я несколько раз пыталась до него дозвониться и поговорить с ним, но Стас не желал даже подходить к телефону, а его безвольная жена в присутствии моего сына разговаривала односложно, а, когда его не было дома, набрасывалась на меня с жалобами, упрёками и вечным своим нытьём. Про их детей — о моих внуках, мне ничего практически не известно.

Со средним моим сыном Андреем наши отношения не заладились ещё с его юношеского возраста. Он обвинял меня в том, что я лишила его общения с отцом и неважно, что тот, вероломно изменил, после двенадцатилетнего моего верного ожидания мужа из заключения. Позже, когда Ангдрей развёлся с женой и сам оставил уже своего сына с матерью, мы с ним немного сблизились, но ненадолго. Во времена перестройки Андрей укатил в Польшу, там удачно подженился и полностью отстранился от родни. Его сын сейчас живёт в Москве, он в юношеском возрасте потерял с матерью контакт и не обрёл с отцом. Я отписала ему перед отъездом в Америку свою квартиру, позже Алесь, так зовут сына Андрея, женился на приёмной дочери моего Сёмки, у них родилась девочка, которую они назвали в честь нашей с тобой дочери, Аней.

Ну, а про моего младшего сына ты многое знаешь от Анютки и моих писем к тебе. Вот, скоро поеду в Москву и встречусь с его женой Таней, которая была мне на протяжении многих лет хорошей подругой. Страшно даже подумать, маленькому Сёмке уже шестнадцать лет. Мне не терпится с ними встретиться, даже не представляю, как это я смогла десять лет их не видеть, скорее всего, спасали наши дружеские отношения частые переговоры по телефону. Вот, думала, что моего рассказа хватит на дни, а уложилась в каких-то полчаса.

Знаешь Ривочка, мне иногда кажется, что я была всегда плохой женой и неважной матерью, к сожалению, и бабушка вышла из меня посредственная…

Рива с улыбкой прервала рассказ:

— Сестричка, не говори глупости, мы не только такие, какими нас создал господь, но и стали такими, после того, как распорядилась нами судьба или, как мы ею распорядились или тем, как сложились наши отношения с окружающими нас людьми. Ты, наверное, обратила внимание, что мы с Майей тщательно обходим в разговорах темы о моём сыне?

— Да, мне это показалось странным, но не хотела лезть в душу.

— Так, вот, он женат на женщине из аристократических кругов, её отец до войны был в Германии банкиром и каким-то там фон-бароном, но это ерунда. Главное, что после женитьбы Меир стал отдаляться от нас, а после гибели Ханочки, а особенно того как я отписала дом Маечке практически пропал, я его видела только на похоронах у Майкла восемь лет назад. Майя ему сообщала о моей болезни и состоянии здоровья на сегодняшний день, а он только удосужился несколько раз позвонить, чтобы сухо справиться о своей матери, практически ничего не рассказывая о своей жизни и семье.

Вот, сестричка, какие у нас похожие судьбы, какие мы обе с тобой плохие матери и бабушки.

— Ривочка, у тебя сейчас очень уставший вид, давай я помогу тебе улечься в постель, и сама рядом с тобой прилягу, что-то я после тяжёлого перелёта из Америки и вчерашнего суматошного дня никак не приду в себя, чувствую себя совершенно разбитой. Утром глянула на себя в зеркало — выглядела старой клячей. Правда, после посещения могилки нашей Анютки, неожиданно как-то, воспряла духом, но сейчас глаза буквально слипаются.

Когда Майя в девятом часу вечера зашла в комнату, то застала своих бабушек, спящих в обнимку, громко в разнобой похрапывающих.

Ей было жалко нарушать эту радующую душу и взгляд идиллию, до слёз взволновала столь волнующая картина, но надо было уже забирать на ночь Фросю к себе домой, а Риве давно пора было принимать лекарство. Майя захлопала в ладоши и стала напевать весёлую мелодию, пристукивая каблучками. Обе пожилые дамы удивлённо открыли глаза и радостно улыбнулись внучке. Фрося после короткого сна, чувствовала себя хорошо отдохнувшей и встав с кровати, привлекла к себе так полюбившуюся ей замечательную дочку Анютки.

— Майечка, девочка моя, ты даже не представляешь, как я теперь буду скучать без тебя!

— Ага, а то мне было обидно, ведь, когда я звонила в Америку, то вечно разговаривала с господином Марком, а бабушка только со второго плана передавала мне приветы.

— Прости меня, моя девочка, ведь за долгие годы разлуки я от тебя совершенно отвыкла, да, и когда нам с тобой было время к друг другу привыкнуть, но вы с Ривой стали мне такими родными, что я теперь не представляю, как буду жить вдалеке без вас долгое время. Приезжай ко мне в гости девочка, хоть одна, хоть всей семьёй, мы с мужем будем вам очень рады. А, в следующем году, обязательно, постараемся с Марком приехать в Израиль, как намеривались в этот раз и, тогда уже погостим не неделю, как я собираюсь, а месяц, как мы, собственно говоря, и планировали…

С помощью внучки, Рива к этому времени перебралась в своё кресло и приняла в обильном количестве приписанные ей врачами лекарства. Фрося вдруг встретилась с нею глазами и на полуслове замолчала. В глазах у Ривы было столько печали, что от этого взгляда болезненно заныло сердце.

— Ривочка, что ты так смотришь на меня, хочешь, я завтра не поеду ни в какой Ашдод и Ашкелон, а побуду целый день с тобой, а Майечка пусть занимается своими делами.

— Нет, моя сестричка, ты и так подарила мне не забываемый сегодняшний день, я о таком счастье даже не могла мечтать. Ты, удивительная…

И Рива впервые с момента их встречи зарыдала в голос. Фрося нежно обняла названную сестричку и стала покрывать поцелуями её мокрые глаза и морщинистые щёки, и сама тут же горько расплакалась.

— Бабушки, бабушки, вы, что тут мне устроили, вы, наверное, забыли, с вами находится врач-кардиолог, разве в вашем возрасте можно позволять себе такие эмоции…

И вдруг у неё самой плечи затряслись в неудержном плаче.

Глава 14

Вернувшись домой Майя стала быстро готовить ужин, ведь был уже поздний час и детей надо было срочно отправлять спать.

Фрося, наконец, позвонила Марку.

— Фросенька, ты меня убиваешь, что нельзя было раньше связаться со мной, хотя бы сообщить, как долетела?!

— Маричек, прости меня окаянную, всё собиралась, но на меня столько всего навалилось, а вчера вечером просто падала с ног и вырубилась от усталости. Сегодня утром я посетила могилу Анечки, поговорила с ней, а потом целый день отбыла с Ривой в доме престарелых.

Ты даже не представляешь, какие замечательные люди мои Ривочка и Майечка. Внучка просто золото, у неё такая открытая и широкая душа, у меня даже создалось впечатление, что она всю жизнь находилась рядом со мной. У неё славный муж и детки, но я с ними ещё почти не знакома…

— Фросенька, что ты так шпаришь, как по писанному. Расскажи, что видела в Израиле, что на тебя произвело наибольшее впечатление?

— Ну, я же тебе сказала, что Ривочка и Майечка мне уделяют такое повышенное внимание и дарят столько душевного тепла…

— Фросик, я всё понял, ты нигде не была, для тебя, похоже, главная радость — это встречи с дорогими твоему сердцу людьми.

— Маричек, ты всё правильно понял, а завтра мы с внучкой поедем в Ашдод к Рите и в Ашкелон, где постараюсь отыскать Ицека, если, он, конечно, до сих пор жив, на что, я очень надеюсь.

— Фросик, не загоняй себя слишком, вспомни, что тебе уже далеко не восемнадцать, а…

— А, вот, про возраст женщине мог бы, мой миленький, не напоминать.

— Ну, мне определённо, нравится твоё настроение, не буду тебя расспрашивать о подробностях встреч с близкими людьми, это ты успеешь поведать мне по возвращению в Штаты. Только скажи, насколько дней ты собираешься задержаться в Израиле?

— Маричек, я решила, что мне вполне достаточно недели и в Москве постараюсь справиться за максимально короткий срок, я уже хочу к тебе. Лучше на следующий год поедем сюда вместе, снимем машину и попутешествуем в своё удовольствие по этой интересной во всех отношениях стране.

— Любовь моя, ты большая оптимистка, но я готов подписаться под твоими далеко идущими планами.

— Маричек, ты ведь знаешь, что меня волнует и интересует в твоей жизни без меня в нашем доме, ну, и сам понимаешь?

— Знаю, знаю, могу тебя успокоить, живу, как за каменной стеной. Зара в своей опеке превзошла даже тебя — по оставленной тобой инструкции кормит меня таблеточками, а про обеды и вовсе говорить не надо, она подсадила меня на такие вкусные восточные блюда, что перед ними меркнут все ресторанные…

— Маричек, а спроси у неё, шуарму она умеет готовить?

— Секундочку, она рядом…

В трубке были слышны неразборчивые слова Марка и приглушённый голос невестки и наконец, голос мужа вернулся к ней.

— Умеет, умеет, даже в каком-то блине.

— Вот-вот, я такое кушала сегодня.

— Да, много у тебя впечатлений об Израиле за два дня, ничего не скажешь.

— Маричек, я не ехала за впечатлениями о стране.

— Фросик, похоже, я неудачно пошутил.

— Нет, ты пошутил нормально, просто, я не нормальная от встречи с дорогими моему сердцу людьми и, после посещения могилы моей Анютки.

В разговоре возникла пауза, Фрося поняла, что после её последних сказанных в запале слов, Марк не находит темы для продолжения их беседы.

— Марик, а как там дети Семёна устраиваются, чем они целыми днями занимаются?

Смена темы сразу же наполнила голос Марка радостными нотками.

— Так, докладываю — Фарид с Фатимой послезавтра идут в школу, а Антошка уже сегодня первый день как пошёл в садик, а Зара не находит себе места от волнения.

— Ну, я была уверена, что ты устроишь всё в лучшем виде, но только умоляю тебя, не перегружай свой организм, выходи хоть на часик на воздух и немножко прогуливайся, хотя бы рядом с домом.

— О чём ты, моя милая говоришь, мы с Фаридом, каждый день ходим к океану, ему так нравится сёрфинг, что я обещал ему к лету купить доску, специальный костюм и нанять инструктора. Зара иногда вытягивает меня в магазины, она ведь у нас пока стеснительная, но ничего, потихоньку обвыкается.

Фрося рассмеялась:

— Маричек, ты мне столько наговорил о наших постояльцах, можно подумать, что я не три дня назад вылетела из Штатов, а целый месяц уже отсутствую.

— Фросичек, мне кажется, что целый год, я по тебе ужасно соскучился.

— Вот и хорошо, поскучай ещё несколько денёчков, может подкопишь силёнок на что-нибудь стоящее.

— Фросик, и после этих слов, ты хочешь, чтобы я спокойно спал без таблеток?

И они вместе рассмеялись.

— Всё, Маричек, пойду ужинать, Майечка приготовила какое-то новое для меня блюдо, шак-шука называется. Целую, позвоню, когда опять выдастся время.

Разговор с мужем придал Фросе такой заряд бодрости, что дополнительно способствовало хорошему аппетиту и крепкому сну.

Утром, выпроводив детей в школу, бабушка с внучкой уселись в машину и отправились в Ашдод. Накануне Майя позвонила Рите, и та заверила, что будет их ждать, на работу ей только на вторую смену. Вначале одиннадцатого они уже въезжали в красивый современный город на берегу моря. Рита жила в большом микрорайоне, чем-то напоминающим московские новостройки. В сопровождении Майи, Фрося зашла в магазин с русским названием «Ромашка», чтобы купить к чаю какой-нибудь торт. Фрося удивлённо взглянула на внучку:

— Тут вокруг почти сплошная русская речь, куда это я попала?

— Бабушка, не удивляйся в этом районе в основном живут выходцы из бывшего Советского Союза, Ашкелон тоже в этом плане мало отличается от Ашдода.

Рита открыла им дверь и Фросю сразу же поразило, как некогда тихенькая худенькая девочка, так с годами изменилась — за тридцать лет, с тех пор, как они попрощались, та превратилась в не очень симпатичную женщину — неухоженную, с капризной гримасой на раскисшем лице и с расплывшимися крупными телесными габаритами.

Встреча с Фросей оказалась прохладной, с обязательным поцелуем в прихожей и враждебным взглядом в сторону сестры.

За чаем Рита мало, что рассказывала о своих детях, а без конца жаловалась на тяжёлую посменную работу на фабрике салфеток, где она уже несколько лет работала, на малую зарплату мужа, на не посильную машканту. Как объяснила ей быстро Майя, это ссуда на покупку жилья. И тут Фрося допустила серьёзную оплошность:

— Риточка, а почему ты не выучилась, ведь, помню, Аня писала, что ты была поступила в университет?

И тут душевную хозяйку квартиры прорвало:

— Поступила, поступила…

Конечно, твоя Анечка была очень умная, приехав на всё готовое.

Разве тебе описать, как мне пришлось помыкаться, ведь после армии я сразу вышла замуж, через год родила первого ребёнка, а за учёбу надо платить и не мало, а за частный садик, а за няньку, а ещё квартиру купили, машканта легла на плечи непосильным грузом, вот и учись…

В разговор вмешалась Майя:

— Рита, зачем ты обманываешь бабушку, тебе мама несколько раз давала деньги на учёбу, так ты их всё время тратила не по назначению, вы, с твоим мужем, купили себе дорогую машину, ездили несколько раз в год по-за границам и, наверное, думали, что так будет вечно…

— Ты, бы лучше помолчала, тебе вон, достался какой домина в Иерусалиме, все Ривины и, наверное, мамочки твоей сбережения, а там, по-видимому, было не хило, как не хочешь, а она была профессор с международным именем.

— Рита, я не хочу опять с тобой ссориться, но постесняйся бабушки, ведь ты прервала все отношения с мамой, когда она тебя уличила в обмане, вспомни, что ты ей заявила!

— А, что, я сказала не правду — это не её дело, куда я растратила деньги, раз они попали ко мне, значит, они мои!

— Рита, как тебе не стыдно так говорить, мама постоянно тебе подбрасывала немалые суммы, даже бабушка Рива ей выговаривала, что не стоит так тебя баловать, ты этого не заслуживаешь.

— А, та старая карга, вообще бы помолчала, если бы не она, я бы получила часть наследства от твоей мамочки и давно бы выкупила свою квартиру, а даже может быть уже жила бы на вилле.

Майя сидела, натянутая, как струна, выпрямившись на стуле, о том, что в ней всё клокотало выдавали звякающие в дрожащих руках ключи от машины.

Фрося давно намеревалась подняться и уйти от этого мало симпатичного человека и от неприятного с ней разговора, но она хотела узнать, как можно больше подробностей о своей дочери, как выясняется, о её не всегда разумном чересчур чутком сердце.

— Рита, а почему ты не предъявляешь претензий к своему отцу?

— Вы, издеваетесь надо мной, с этого старого козла только можно получить анализы и то, скорей всего, пропитанные алкоголем, не видеть его не хочу, не слышать о нём.

Фрося поднялась на ноги.

— Пойдём Майечка, нам ещё нужно в Ашкелон подъехать и очень хочу сегодня наведаться к Риве, мне кажется, нам с ней есть ещё многое, что обсудить.

— А, чего вы, собственно говоря, ко мне приезжали?

Думала хоть чек подашь на штуку баксов, а то расчедрилась, тортик принесла, богатая родственница называется, приехала из Америки.

— Бог тебе Риточка подаст, всё, что ты заслуживаешь.

И не прощаясь, Фрося, сопровождаемая Майей, стремительно пошла к выходу из квартиры с неприятной хозяйкой.

Глава 15

Выйдя из подъезда дома, где жила Рита, Фрося вся буквально кипела от праведного гнева, молча уселась в машину и с треском захлопнула за собой дверцу. Майя с понурым видом села на водительское место и завела мотор:

— Бабушка, прости меня, я должна была заранее тебя предупредить про Ритин несносный характер, но опасалась, что ты меня обличишь в предвзятом к ней отношении.

— Простить тебя?! За эту мразь, за это исчадие ада! Старая дура, встретиться мне захотелось с несчастной девочкой.

Нет возврата в прошлое, есть только плохое или хорошее настоящее!

Фрося в сердцах сплюнула.

— Это же надо, потратить столько времени на эту паскудину, на эту безмозглую дуру… уф, слов не нахожу, чтобы её охарактеризовать как следует. Она превзошла паскудством даже своего папочку, тот хотя бы корчил из себя благородного, а у этой совести осталось на один плевок.

— Бабушка ты забываешься, её папочка, также является и моим.

— Ох, прости, моя девочка, я так разошлась, что не подумала об этом.

— Бабушка, не за что извиняться. Мама рассказывала, сколько мой папочка потрепал ей нервов своими выходками и дурацкими идеями, хотя он сейчас очень жалеет, что в своё время пренебрёг маминой любовью и подался на волю своих ложных амбиций.

Машина тем временем, в густой череде других автомобилей, пересекла железнодорожное полотно и понеслась на юг в сторону Ашкелона, в город, где Фрося даже не могла предположить, что её там ожидает. Действительно, расстояние между двумя городами было ничтожным, не успела Фрося как следует взять себя в руки, как они уже въезжали в другой современный город, но гораздо скромней в своём размахе нового жилого и административного строительства.

Поплутав немного по улицам, они с помощью прохожего, наконец, нашли скромное трёхэтажное здание старой постройки. Адрес Ицека кода-то переслала ей Анютка, после замечательной её встречи со старым вильнюсским знакомым. Трудно передать волнение Фроси, с каким она вошла в подъезд дома, поднялась на второй этаж и нажала кнопку звонка.

Дверь, как и много лет назад, когда она приехала с Анюткой в Вильнюс на бат-мицву, открыла постаревшая, но легко узнаваемая Клара, жена Ицека.

Она подслеповато выпуклыми глазами смотрела на стоящих в дверном проёме гостей.

— Вы из социальной службы? Мы вас давно уже ожидаем.

И, Фрося сразу поняла, Ицек, дорогой её сердцу друг, слава богу, жив.

— Здравствуй, Клара! Ты, наверное, меня не узнаёшь?

На лице у хозяйки квартиры медленно менялось выражение.

— Я, Фрося, приезжавшая когда-то к вам в Вильнюс из Постав, вы меня, похоже, не узнаёте…

— Фрося? Из Постав?

И вдруг неожиданно резво для своего меланхолического вида развернулась телом в глубь квартиры и закричала:

— Ицек, шлемазл, посмотри, кого к нам бог привёл, возьми только валидол под язык, иначе тебя сейчас схватит кондрашка!

Шаркая тапочками, в тёплом домашнем костюме, из-за плеча жены показался старый сгорбленный, но по-прежнему хорошо узнаваемый, замечательный друг Фроси. Он только взглянул на гостью, тут же всплеснул руками:

— Фросенька, вэйз мир, Фросенька, какими судьбами, боже мой, какая неожиданность!

И уже к Кларе:

— Что стоишь у дверей, как бочка с кислой капустой, не сдвинуть тебя, пропусти быстрей дорогую гостю в дом.

— Проходи Фросенька, быстрей проходи в квартиру, ты самый мой дорогой гость за всё время пребывания в этой стране, я уже и не чаял с тобой встретиться на этом свете. А, кто это с тобой, что-то не узнаю, больно молодая, это точно не твоя Анютка?

Постаревший Ицек суетился возле гостей, совершенно не давая открыть им рта.

Фрося привлекла к себе старинного друга и шумно расцеловала.

— Ицечек! Милый мой Ицечек, какое счастье, мы, наконец, встретились после стольких лет разлуки. Как я рада, ты даже представить не можешь, как я рада! Это моя внучка Майечка, помнишь Анюткину малышку, это она, а моя доченька десять лет назад погибла в Афганистане.

— Что ты говоришь, что ты говоришь, можно подумать, у нас тут мало шансов погибнуть, разве ради этого стоит ехать в дурацкий Афганистан? Жалко её, жалко тебя, какими вы были прекрасные мама с дочерью. Мы же как-то с ней встречались здесь в Ашкелоне. Она была такая важная, красивая и такая родная.

Фрося решила перевести разговор на другую тему, а иначе ещё чуть-чуть и она разразится рыданиями.

— Ицек, какая у вас миленькая квартирка, так похожая на советскую старого образца.

— Ах, Фросенька, квартира, как квартира, нам с Кларой вполне хватает, а следующую в Израиле дают уже без очереди и бесплатно.

Он хихикнул.

— Присаживайтесь, присаживайтесь. Клара, приготовь закуску, мы с Фросенькой обязаны выпить по чуть-чуть за нашу радостную встречу. Не бурчи ты там, что есть, то и неси, а можешь и в лавку сбегать что-нибудь прикупить, не велика барыня и ноги не стопчешь.

Фрося, слушая голос друга, вся светилась от радости встречи с далёкой юностью. Она невольно улыбнулась своим мыслям — когда-то этот почтенный старичок имел на неё виды и не малые, дай она ему тогда хоть малейший шанс и, возможно, сегодня они вместе бы встречали с ним почтенную старость. Майя наклонилась к бабушке:

— Может мне быстренько съездить в магазин, прикупить что-нибудь к столу?

Ицек, поняв намерения молодой женщины, замахал руками:

— Не валяйте дурака, лавка под домом, что вы думаете у нас пустой холодильник? Дай бог многим другим иметь столько, сколько есть у нас с Кларочкой, а чего сейчас не хватает, полчаса и будет в доме и на столе.

Фрося прервала многословие друга:

— Пусть, пусть она Ицек прокатается с Кларой, а мы пока с тобой спокойненько поговорим, ведь нам есть, что друг другу рассказать, после тридцати лет разлуки.

После того, как за Майей и Кларой закрылась входная дверь, в квартире наступила неожиданная тишина. Старые друзья смотрели оценивающим взглядом друг на друга, и не знали с чего приступить в своих рассказах и вопросах, а их накопилось не мало за долгие годы после разлуки.

— Фросенька, ты хорошо выглядишь, не то, что мы с Кларочкой. Ты по-прежнему живёшь в Москве?

— Нет Ицечек, я уже десять лет живу в Штатах, в городе Майями и моим мужем является небезызвестный тебе Марк.

— Что ты говоришь, что ты говоришь?!

В голосе Ицека было столько удивления и восторга, Что Фрося невольно рассмеялась.

— Боже мой, как ты сейчас похож на своего дедушку Соломона, светлая ему память, как и твоей замечательной маме, нашей любимой с Анюткой, Басе.

— Ах, Фросенька, уже очень скоро я отправлюсь к ним на постоянное место жительства.

— Ицечек, я ведь немногим тебя моложе, недавно уже разменяла девятый десяток.

— Фросенька, это ерунда, хорошо выглядишь, ты всегда хорошо выглядела. Может ты не поверишь, но я часто тебя вспоминаю, ни одну женщину я так не любил и не хотел, как тебя.

И он старчески сухо засмеялся.

— Никогда бы в прежние годы я бы не осмелился тебе такое сказать, а теперь мне уже всё дозволено, что со старого маразматика взять.

— Ах, Ицечек, я тоже иногда думала, что если бы жизнь у меня повернулась несколько иначе, я бы могла легко составить тебе семейную пару, ни с кем мне не было в компании так спокойно и надёжно, как с тобой.

— Фросенька, не смеши меня, какие покой и надёжность, о чём ты говоришь, тебе всю жизнь нужен был пылающий костёр, да, такой, чтобы искры до небес…

Расскажи, расскажи, как ты жила все эти годы, после нашей разлуки?

Я понимаю, что легче попросить, чем описать чуть ли не пол жизни, но всё же, Фросенька я слушаю?

Фрося, как только могла покороче, обрисовала все тридцать лет её не простого существования за этот не малый отрезок жизни, прошедший после их разлуки.

В рассказе одно событие сменяло другое — мелькали дни, месяцы и годы, сменяли один другого окружавшие люди, драматические и комические ситуации в её рассказе наплывали волнами, и она постепенно дошла до сегодняшнего дня. Ицек, сидя в кресле, поставив локти на колени и подперев подбородок натруженными заскорузлыми ладонями, смотрел на Фросю, вздыхая и качая головой. Фрося замолчала, мысленно продолжая переживать свой длинный рассказ, в котором всё-таки было больше печального, чем радостного.

— Да, не легко тебе Фросенька жилось, хотя не сказать, что скучно и не интересно. Жаль твою доченьку, очень жаль, чудесным была ребёнком, прекрасной дочерью и до конца своей жизни была человеком с большой буквы, светлая ей память и пусть будут счастливы её детки и внуки на долгие им годы. А с сыночком ты обязательно должна встретиться, только будь к нему снисходительна, он ведь по-прежнему твой мальчик. Я хорошо помню этого парнишку, настоящий идише кинд, с хорошими мозгами и стойким характером…

Ицек не успел завершить свою мысль, как и ничего не успел рассказать о себе и своих детях, вернулись Клара с Майей.

С помощью молодой женщины, жена Ицека быстро накрыла стол, и пожилой мужчина взял в дрожащие руки бутылку с водкой.

— Редко теперь нам приходится пить на радостях, всё чаще на поминках и с тоски.

— Ицечек, ты ведь раньше практически не употреблял спиртное?

— Правильно Фросенька, а, когда мне было это делать, всю жизнь работал и работал. Я и сейчас бывает ремонтирую обувь дома для соседей и старых знакомых, но уже тяжело, руки не те, слабые и трясутся.

— Ах, не жалуйся ты, старый еврей, можно подумать тебя семеро обсело или на хлеб не хватает.

— Хватает Кларочка, хватает, но не могу я жить без работы, без неё не знаю, куда себя деть, ведь не привычный я сидеть у телевизора и смотреть эти слюнявые сериалы. Ладно, что мы будем своими охами и ахами нагонять на гостей тоску, давайте лучше выпьем, наконец, за встречу.

— Пей несчастны шикер, а мы с девочкой пока закусим.

Фрося улыбнулась, она чувствовала себя в компании пожилой пары весьма уютно, так всё было здесь по-домашнему, без вычурности и напыщенности, к чему она привыкла уже за последние годы.

Они с Ицеком чокнулись и, выпив, с удовольствием приступили к закуске. Старинный друг налил по второй.

— Подожди Ицек, не гони быстро лошадей…

Фрося взяла в руки свой ридикюль.

— Держи, я столько лет их берегла для тебя.

И она положила горкой перед старым человеком его ордена и медали, жалобно звякнувшие при ударе об столешницу.

Ицек дрожащими руками перебирал награды и беззвучно плакал. Наконец, он поднял голову и вытер рукавом выцветшие глаза.

— Вот этот орден Красного Знамени, я получил ещё в сорок первом году, после того, как отбили фашистов от Москвы, это ведь почти шестьдесят лет назад. Боже мой, целая жизнь позади, целая жизнь…

Они просидели за столом почти до пяти вечера, по чуть-чуть выпивая, закусывая и без конца разговаривая, разговаривая…

Фрося раз за разом посматривала на внучку, но не видела в ней желание покинуть гостеприимный дом и симпатичных пожилых людей. Молодой женщине явно было интересно слушать воспоминания о её Родине, ведь она совершенно не помнила Вильнюс, город, где она родилась и прожила до своих ничтожно малых, трёх лет. Мелькали имена — Бася, Соломон, Рувен, Пинхас… Ицек с Кларой с радостью рассказывали об успехах своих сыновей и внуков, только сетуя, что очень редко они их балуют своими визитами.

— Фросенька, страна у нас маленькая, а расстояние между стариками и молодёжью всё увеличивается и увеличивается, ничего не поделаешь, пусть они будут только живы и здоровы. Какая у тебя замечательная внучечка! Девочка, тебе не скучно с нами и от наших стариковских разговоров?

Майя только смеялась в ответ:

— Не скучно, не скучно, я так рада, что приехала с бабушкой к вам, впервые после прибытия к нам, вижу её такой счастливой и весёлой.

Фрося взглянула на часы и ужаснулась:

— Майечка, уже скоро пять часов, а я ведь ещё хочу сегодня заехать к Риве. Я, ведь завтра уезжаю в Телль-Авив к Бени и Эфраиму.

Все поднялись на ноги и стали шумно прощаться. Глаза у Ицека посоловели, по морщинистым щекам текли пьяные и счастливые слёзы.

— Фросенька, может ты найдёшь у себя ещё денёк, чтобы приехать к нам?

— Нет, мой дорогой, не в этот раз, даст бог, в следующем году приедем в Израиль с Марком и тогда мы обязательно вас навестим и не один раз.

Прощаясь с Кларой, Фрося всунула ей в руку десять банкнот по сто долларов, которые первоначально предполагала вручить в качестве подарка Рите. Пожилая женщина, глядя на зелёные купюры буквально опешила и хотела их вернуть обратно.

— Ты нас обижаешь, мы, что с Ицеком нищие, поверь мне, на наши скромные нужды нам вполне хватает пенсии…

Фрося перебила.

— Бери Кларочка, бери, я ведь приехала к вам без подарка, а вам эти деньги на что-нибудь сгодятся, а, нет, так подарите кому-нибудь из ваших детей и внуков. Пойми, ведь это не вам нужно, а мне.

Глава 16

Фрося ехала в Иерусалим из Ашкелона в приподнятом настроении. Встреча с Ицеком превзошла все её опасения и ожидания. Несмотря на то, что старинный друг предстал перед ней уже глубоким стариком, он сохранил свою обворожительную притягательную силу, не растеряв душевность и житейскую мудрость. Майя, глядя на улыбающуюся своим мыслям бабушку, от души радовалась за неё, особенно после разочарования от мерзкой встречи с Ритой.

— Бабушка, какие приятные старики, не ноют, не жалуются, принимают должным образом развитие отношений с детьми и внуками, а, как было интересно слушать ваши воспоминания о Вильнюсе, о той жизни.

— Спасибо девочка, а то, я думала, что заставила тебя так долго изнывать в нашем стариковском обществе.

— Тоже мне скажешь, изнывать, даже не успела опомниться, как время пробежало.

За окнами машины мелькали зелёные поля, аккуратненькие домики, лесные массивы и вот, дорога побежала в гору и у Фроси вновь заложило уши.

— Ой, Майечка, как мне тяжело подниматься в Иерусалим, неужели ты не страдаешь от этого страшного давления на уши?

— Чувствую, но не страдаю, знаю, что скоро пройдёт. Потерпи четверть часика.

— Конечно, потерплю, куда мне деться. Давай, моя хорошая, заедем хоть на полчасика к Риве, если бы ты только знала, как мне не хочется от неё уезжать, но тебе ведь пора выходить на работу.

— Пора, бабушка, пора, хотя, я хочу попросить у руководства ночное дежурство и днём постараюсь встретиться с тобой и вместе с Бени и Эфраимчиком покататься по нашей чудесной стране. А к бабушке Риве я сейчас и еду, ведь отлично понимаю, что вам надо, как следует попрощаться.

Когда они въехали на территорию дома престарелых, сразу же обратили внимание на стоящий рядом с входом амбуланс. Фрося прижала руку к груди:

— Майечка, девочка моя, что-то случилось с Ривой.

— Бабушка, здесь проживают почти сто стариков и все они, поверь мне, не особо здоровые.

Но лицо у молодой женщины побледнело. Не сговариваясь, они быстро выбрались из машины и заспешили ко входу. Выйдя из лифта на втором этаже, сразу поняли, Скорая помощь приехала именно к Риве — вокруг дверей в её комнату столпилось несколько работников дома престарелых и два санитара из амбуланса с носилками. Майя бегом рванула вперёд, расталкивая стоявших возле дверей людей:

— Пропустите меня, пожалуйста, я врач-кардиолог, что случилось с моей бабушкой…

На встречу взволнованной молодой женщине из комнаты Ривы вышел мужчина среднего возраста и они быстро заговорили на иврите. По голосу, а затем, по рыданию внучки, до Фроси сразу дошло, произошло самое ужасное. Врач положил руку на плечо Майи и завёл её в комнату, из которой раздался душераздирающий крик. Фрося вдруг почувствовала дурноту, ноги вмиг ослабели, и она опустилась на пол прямо у дверей лифта. Она не потеряла сознание, но голоса и звуки стали слышаться как будто издалека, а фигуры людей и стены коридора поплыли в тумане. Трудно сказать, сколько времени она пробыла в таком состоянии, сидящей на полу, но рыдающий голос внучки привёл её в чувство:

— Бабушка, миленькая не смей, ты хоть не, не уходи, я этого не переживу.

Фрося попыталась сфокусировать взгляд на плачущей внучке, она вскинула вверх голову и тут же окончательно потеряла сознание. Очнулась она от покачивания и лёгкого стука колёс. Приоткрыла тяжёлые веки и поняла, что её везут на каталке по широкому коридору, рядом с ней шли, переговариваясь люди, среди которых она узнала полный слёз голос Майи. Фрося догадалась, что она находится в больнице и, с ней произошло что-то весьма нехорошее. Каталку завезли в палату и аккуратно перенесли больную на кровать. Фрося осмотрелась — возле неё стоял штатив с прикреплённой к нему ёмкостью с жидкостью, от которой тянулся шланг к её руке. Она со страхом смотрела, как к ней подключают различные аппараты, берут кровь на анализ и медперсонал серьёзными голосами переговаривается между собой. Фрося попыталась обратить на себя внимание.

— Простите, что со мной?

Палец предостерегающе лёг ей на губы. Люди, сгрудившиеся вокруг кровати о чём-то, переговаривались на иврите. Раздался стук каблучков и к ней приблизилась Майя:

— Бабушка, миленькая, помолчи некоторое время, пусть тебя обследуют как полагается, а потом мы с тобой поговорим.

Фрося вопросительно смотрела на внучку. Та поцеловала её в щёку и быстро отвернулась, вытирая тыльной стороной ладони глаза. Фрося вдруг вспомнила, что привело её в это состояние — Рива, бедная Ривочка, дождалась её и не попрощавшись, тихо ушла, никому, не доставив особых хлопот, похороны уже не в счёт. Фрося давала себе полный отчёт, что дни Ривы уже были сочтены, но почему, почему это должно было случиться именно тогда, когда она приехала к ней. Вдруг Фрося неожиданно успокоилась, но ведь они встретились, успели наговориться и только не попрощались, но разве это так важно. Нет, нельзя ей раскисать, а сердце бывало хандрило и раньше. По всей видимости, действовало лекарство из капельницы, она расслабилась и погрузилась в глубокий оздоровительный сон. Фрося выплыла из сна и открыла глаза. Увидев перед собой спинку больничной кровати и почувствовав запах стерильного помещения, сразу же вспомнила, где она и, что произошло с ней, а главное, что произошло с Ривой. Скосив глаза, увидела сидящую в пластиковом кресле внучку, свесившую голову на грудь, Майя спала. Бедная девочка, пережить смерть любимой бабушки, а тут ещё я со своими обмороками. Тихо, скорей всего сейчас ночь, надо дождаться утра и к чёртовой матери выписываться отсюда, похоронить вместе со всеми близкими Ривочку и отправляться в Москву. Нечего тут со мной нянёхаться, вон, как девочку укатала. Ехала бы она домой и поспала, как человек, на кой это надо возле меня дежурить, ведь чувствую себя великолепно, как будто и не теряла несколько часов назад сознание. Фу-у, чёрт, в туалет ужасно хочется, придётся разбудить внучку, хотя очень жаль её:

— Майечка, девочка моя, проснись пожалуйста.

Майя тут же открыла глаза.

— Бабушка, как ты? У тебя что-нибудь болит? Давай, я тебя послушаю.

— Майка, если ты сейчас не поможешь мне опорожнить мочевой пузырь, будешь не слушать меня, а купаться вместе со мной в моей моче.

— Бабушка, как я рада…

— Майка, неси быстрей судно, сейчас будет радости полная кровать.

Внучка печально улыбаясь, подсунула под Фросю больничную посудину.

— Бабушка, правда, как ты себя сейчас чувствуешь?

— Фу, отлично, наверное, никогда в жизни не хотела так писать.

Майя просмотрела все показатели аппаратов, прослушала, померила давление и температуру, было видно по ней, что обследованием она осталась довольна.

— Майечка, что было со мной, что говорили врачи?

— Бабушка ты забыла, я сама врач-кардиолог и могу с уверенностью ответить на твой вопрос.

— Так ответь.

— У тебя был микроинфаркт и уже не первый. Хорошо, что бригада амбуланса оказалась рядом и не дала тебе довести себя до обширного инфаркта миокарда.

— А, что дальше будет со мной?

— Полежишь два-три дня в больнице и выпишут.

— А похороны Ривы когда?

Майя прошептала побледневшими губами.

— Завтра, у нас ведь хоронят быстро.

Глава 17

Никакие уговоры бабушки на Майю не подействовали, Фросю оставили на три дня в больнице.

За эти дни никто её не навещал, и она спокойно отлёживалась, вставая с кровати только в туалет и помыться.

По всей видимости, внучка заказала в палату телевизор, ей также передали несколько книг на русском языке и плейер с кассетами русских песен и расслабляющей музыки.

Фрося не таила ни на кого обиду, разве близким Ривы было сейчас до неё.

Одна из врачей, подружка Майи, сообщила, что на следующий день после смерти Риву похоронили, а сейчас её родственники сидят по ней шиву — семь положенных дней в доме покойной.

После тщательного обследования Фроси, врачами было принято решение, как и предполагалась ранее, через три дня выписать больную и за ней приехал Бени.

Фрося вновь переступила порог дома, где провела две ночи после приезда в Израиль и, где жила до недавнего времени её названная сестричка Рива, с которой их связала до крайности запутанная судьба.

В салоне стоял длинный стол с лёгкими закусками и напитками, вокруг которого сидели знакомые и чужие люди.

К ней тут же подошла Майя и крепко обняла бабушку:

— Прости меня, я всё время звонила в больницу и справлялась о тебе, но прийти никак не могла, ведь эти дни положено по нашему обычаю быть близким покойным всё время дома, да, и надо было кому-то взять все хлопоты с похоронами и шивой на себя, кроме меня этого по сути никто не мог сделать.

— Полно, моя девочка, я же не маленькая и была не тяжело больная.

За мной был хороший уход, я прекрасно отдохнула от всей нашей беготни и уже готова отправляться в Москву.

— Ты, уже хочешь уехать?

— Да, моя хорошая, хочу и, если можно завтра.

Вам тут не до меня, Ривы больше нет, а в Штатах, сама хорошо знаешь, меня ждёт не совсем здоровый муж.

Майя заплакала и уткнулась лицом в плечо Фроси.

— Бабушка, миленькая, как всё скверно получилось, я потеряла самого своего дорогого человека, а теперь уезжаешь ты, а я прикипела к тебе всей душой.

Не оставляй меня, звони часто и приезжай ещё, я буду очень, очень рада тебя встретить и в следующий раз уделю максимум времени.

— Не плачь, моя миленькая внучечка, ты тоже тёплым лучиком вошла в моё сердце и, конечно же, мы должны с тобой поддерживать связь и мой дом будет всегда для тебя и твоей семьи открытым.

— Прости бабушка, приходят новые люди и мне необходимо уделять им внимание.

Идём, я тебя познакомлю с Меиром и подведу к своему папе.

Фрося обменялась холодным рукопожатием с младшим сыном Ривы, брат Анютки был для неё чужим, а затем в сопровождении внучки подошла к сидящему на краю стола бывшему зятю, который уже давно наблюдал за их разговором с его дочерью.

Это уже был далеко не тот Миша, которого Фрося увидела впервые в Поставах на свадьбе у Стаса и даже не тот, приехавший с Анюткой на похороны мамы Клары.

Куда девались его лоск, элегантность и манеры аристократа?!

Ей на встречу поднялся для приветствия стареющий мужчина с почти облысевшей головой, с изборождённым глубокими морщинами лицом, сутулый и с потухшими глазами.

— Здравствуй, Ефросинья Станиславовна!

А может предпочитаете, чтобы я к вам обращался, госпожа Фрося?

— Здравствуй, Миша!

Да не имеет особого значения, как ты будешь ко мне обращаться, а вот пообщаюсь с удовольствием, ведь кроме Майечки здесь для меня практически все остальные чужие люди.

Майя увидев, что между бабушкой и её отцом завязалась беседа, удалилась встречать и провожать людей, без конца меняющихся за столом.

Она на минутку подбежала к ним, удостоверилась, что между её отцом и бабушкой не возникла неприязненная атмосфера и заверила Фросю, что Бени займётся её билетом на самолёт, он же отвезёт завтра в аэропорт.

Миша отодвинул от стола стул для Фроси, пригласив жестом присесть.

— Ефросинья Станиславовна, я узнал от дочери, что вы должны сегодня выписаться из больницы и прийти сюда и поэтому специально задержался, ведь и у меня здесь, кроме дочери, все остальные чужие.

Скажу честно, очень волновался, что вы не захотите со мной общаться.

— Ну, это Миша, ты зря, нам уже давно нечего с тобой делить, а главное, некого.

— Тут вы в яблочко, а, впрочем, когда Вы стреляли своими словами мимо.

— Миша, мы с тобой не в тире и не на дуэли, просто скажу, что во многом ты виноват в том, что моя Анютка вынуждена была уехать от меня в Израиль. Я же считаю себя, в какой-то степени виноватой в том, что она погибла, хотя все уверяют меня, что Анютка никогда не искала для себя лёгкой жизни.

Всё, мой бывший зять уже в прошлом, а настоящее поросло быльём и накрыто мраморной плитой.

— Я согласен с вами, поздно каяться и посыпать голову пеплом, дороги в прошлое нет, но нам господь даровал память, по которой мы можем без конца путешествовать.

— Ах, Миша, это награда и проклятие одновременно.

Как говорит, мой нынешний муж Марк, главное, пройдя по лабиринтам судьбы, не оказаться на обочине жизни, и жить, чтобы тебе кто-то был нужен и в тебе кто-то нуждался, поэтому лучше всего доживать на пару, ведь в определённый момент ты становишься не нужным детям и внукам и финал видится таким, какой я наблюдала нынче у Ривы.

Бывший зять хмыкнул.

— Ефросинья Станиславовна, чтобы финал был таким, как у Ривы, надо иметь состояние и не малое.

— Ну, для этого нам и отписана богом длинная жизнь, чтобы подготовиться к достойной старости.

— Вы, бросаете в мой огород острый камень, чтобы побольнее ранить?

— Прости, я честное слово, не хотела этого сделать, но скажу тебе, как на духу, с такой дочкой, как наша Маейчка тебе унывать нечего, она унаследовала добрейшую душу от Ривы, а ещё в большей мере, от своей матери.

— Ефросинья Станиславовна, когда я узнал от дочери, что вы прибываете в Израиль, с ужасом для себя понял, что приезжает укор всей моей жизни.

— Миша, я вижу, что к нам приближается Майечка, поэтому скажу тебе напоследок — нет смысла сейчас себя укорять, когда всё лучшее, что мы могли сделать для себя и близких уже осталось позади.

Нам надо постараться, как можно меньше омрачать своим старческим видом, болезнями, а особенно нытьём общение с людьми, не потерявших к нам интерес и сердечные чувства.

Миша улыбнулся и повернулся к подошедшей дочери.

— Знаешь доченька, мне сейчас твоя бабушка опять преподнесла урок, которым я пренебрег почти сорок лет назад.

И уже к Фросе:

— Ефросинья Станиславовна, благодарю вас от всей души, что вы изволили со мной пообщаться, будто камень упал с души и более того, я почувствовал желание стать кому-то нужным, а, в первую очередь, себе.

Рано утром Фрося тепло распрощалась с Маейчкой, осунувшейся за эти тяжёлые для неё дни и выглядевшей крайне уставшей.

— Спасибо тебе, моя миленькая, ты мне дала почувствовать, что я не совсем дрянная бабушка, ведь о многих своих внуках я ничего не знаю и даже не представляю, как они выглядят.

Твой папа сказал, что я ему преподнесла урок жизненной мудрости, нет, моя хорошая, это ты мне преподнесла урок доброты и сердечности, который я никогда уже не забуду.

Пользуясь тем, что у них ещё предостаточно времени до отлёта самолёта в Москву, Бени предложил Фросе, свозить её на кладбище, попрощаться с могилкой Ани.

— Нет, я больше не хочу обнимать холодный мрамор, пусть доченька по-прежнему живёт в моей памяти той кипящей энергией молодой женщиной, с которой наша встреча всё ещё впереди.

Если ты, конечно, не против, я бы хотела подняться в вашу квартиру и посмотреть на море глазами Анютки, ведь она много раз описывала мне этот прекрасный вид из своего окна.

Перед тем, как сдать свой чемодан в багажное отделение, Фрося достала из него свои зимние вещи — норковую шубу и шапку, в которых десять лет назад прилетела в Америку из январской Москвы.

Сейчас был в разгаре февраль и тепло укутаться ей совсем не помешает.

Сидя уже на своём пассажирском месте в самолёте, она подводила итог её пребывания в Израиле.

Вот, и промчалась неделя, запланированная для посещения могилы дочери и для встречи с её близкими.

Нет, далеко не так протекли эти дни, как они намечали с Марком, и не так, как уже здесь на месте планировали с Майей.

Неожиданная смерть Ривы в корне всё изменила, но всё равно, она не чувствовала себя разочарованной, ей удалось повстречаться с кем она хотела и даже больше, о ком даже не думала.

Смерть Ривы своим символическим сроком, совпала с её визитом, очень больно резанула по сердцу, но позже, лёжа на больничной кровати, она осознала, что дальнейшая жизнь была бы в тягость для дорогой её душе названной сестричке.

Страшно ведь ощущать быстрый распад организма и смотреть на себя жалкую глазами любимых людей, для которых ещё совсем недавно была источником энергии, благополучия и моральной поддержки.

Фрося непроизвольно примеряла к себе смерть Ривы и всё меньше видела в ней трагедию.

Блаженное тепло разливалось по душе, при воспоминании о встречах с Ривой, Майей, Ицеком с его Кларой и даже, смешно подумать, с Мишей — с человеком, которого раньше на дух не переносила.

Все остальные прежние или новые знакомые оказались для неё чужими или более того, неприятными, в особенности Рита.

Фрося вздохнула — надо будет обязательно по прилёту в Москву, сразу же позвонить Марику, ему совершенно не надобно знать о её сердечном приступе, об этом она предупредила Майю перед отъездом.

Из дум её вывел звонкий голос миловидной стюардессы, сообщавшей о погоде в Москве.

Да, двадцать один градус мороза, для неё это круто, ведь за десять лет она забыла, что такое минусовая температура, живя в своём солнечном Майами.

Глава 18

Фрося не стала сообщать о дате и времени прилёта московским родственникам.

К чему зря полошить людей, занятых своими делами, ведь она возвращалась в родной сердцу город, в котором прожила без малого тридцать лет.

До сих пор она хранила в душе любовь к Москве, к её улицам и, чего греха таить, суматохе, многолюдности и всему тому, что у Фроси было связано в жизни с этим необыкновенным городом.

Самолёт прибыл в аэропорт Шереметьево около двух часов дня, и Фрося решила, не заморачиваясь, поехать прямо в салон к невестке.

Таксист, почувствовав наживу, сразу заломил с иностранной туристки за проезд сумасшедшую цену для любой страны мира — сто долларов.

Фрося, стуча зубами от холода, всё же решила умерить аппетит наглеца:

— Ты, что долларами стены клеишь вместо обоев или решил срубить бабла на халяву с придурковатой иностранки?

Молодой парнишка в кожаной куртке на меху сплюнул в сторону с губы сигарету.

— За полтинник поедешь?

— Поеду, не буду я с тобой больше торговаться, пусть будет на твоей совести, ставь чемодан в багажник, отвыкла я уже от такого холода.

Выехав на трассу, таксист поинтересовался:

— Давно не была в Москве?

— Почитай десять лет.

— Хочешь за дополнительные двадцать баксов прокачу по нашей обновлённой столице?

— А, что, и прокати, только включи обогреватель на больший режим, десять лет мороз нюхала только из морозилки.

Парень оказался словоохотливым, а его «Опель» в хорошем состоянии, и они часик покуролесили по городу, который и, правда, произвёл на Фросю впечатление своими новыми постройками, чистотой улиц и обилием на дорогах иномарок.

Наконец, машина затормозила возле салона Татьяна.

Таксист выставил на тротуар чемодан, Фрося подала ему сто долларов:

— Молодчина, так и надо работать, ты с душой к клиенту, он к тебе с бабками.

Такси уехало, а Фрося огляделась вокруг — на неё пахнуло до спазм в сердце таким родным и понятным, что захотелось кричать от радости.

Мороз был настолько трескучим, что дальше восторгаться тем, что стоит на московском тротуаре, у неё не осталось никакого терпения и она подошла к стеклянной двери, которая при её приближении разъехалась, пропуская посетительницу внутрь здания.

В холле почти ничего не изменилось после открытия, в котором она сама участвовала больше десяти лет назад.

Быстрым взглядом обежав помещение, сразу заметила сидевшую за столом приёма Анжелу, а возле подиума Таню, внимательно смотревшую на элегантную женщину, мерившую шикарное вечернее платье. Да, модным предприятием уверенно руководила строгая хозяйка, её некогда зашуганная невестка.

Анжела подняла взгляд на посетительницу, вкатившую в их фешенебельный салон громоздкий чемодан и поначалу оторопела, а потом с возгласом изумления, устремилась к ней:

— Бабушка, бабушка, вот так сюрприз, а мы думали, что ты ещё всё находишься в Израиле!

— Здравствуй девочка, ты не поверишь, но у меня появилось такое чувство как будто я никогда от вас не уезжала, а вернулась после короткого отпуска.

— Что ты, бабушка, это тебе поначалу так кажется, вокруг всё изменилось — город, люди и жизненный уклад.

— Ну-ну, поживём-увидим.

Таня издали улыбнулась свекрови, приветственно, кивнув ей головой, и продолжила обслуживать важных клиентов.

Фрося только перекусила в самолёте и была не против пообедать, да, и побыстрей окунуться в атмосферу её Московской семьи, но не тут-то было.

Анжела занялась новыми посетителями, а Таня скрылась в подсобке, по-видимому было необходимо подогнать изделие до полного соответствия с капризами заказчицы.

Вот тебе и сюрприз — люди заняты делом и куда теперь деваться.

Анжела подбежала к Фросе, сидевшей с грустным видом в кресле.

— Бабушка, я позвонила Алесю, сейчас он за тобой приедет, ты же видишь, какой у нас завал.

— Работайте Анжелочка, работайте, я подожду Алеся.

Почти целый час Фросе пришлось ожидать внука.

За это время Таня только один раз успела подбежать к ней и на ходу чмокнуть в щёку, потому что пожаловали новые важные клиенты, которым было необходимо срочно заказать свадебное платье.

Надменная девица вовсю показывала свой необузданный норов — невеста явно была из артистических кругов.

Алесь забежал в салон и бросился в объятия к бабушке:

— Привет, вот ты даёшь, надо было предварительно позвонить и я бы тебя встретил и отвёз бы к себе домой, а здесь ведь вечная суматоха с заказчиками, салон ведь процветает.

Внук подхватил чемодан Фроси, и они вышли на мороз.

— Бабушка, я отвёз Аню к Лене и если хочешь, можем зайти куда-нибудь покушать и поболтать в спокойной обстановке.

— Ну, это дело, кишки у меня уже давно играют марш энтузиастов.

— Бабуль, какую предпочитаешь кухню — грузинскую, узбекскую, старорусскую, а хочешь, то можно и еврейскую?

— Быструю, Алесик, быструю, я умираю, как хочу кушать, главное, чтобы там было тихо и тепло.

— Ага, морозик у нас кусачий, а тихо и тепло в каждом из ресторанов, если это не забегаловка дешёвого пошиба.

Они заехали в ближайший грузинский ресторан, и Фрося заказала себе хинкали, сказалась старая любовь к пельменям.

Утолив первый голод, Фрося поинтересовалась:

— Чем Алесик, занимаешься, что-то среди популярных русских артистов я тебя не встречаю?

— А меня там и нет, как и среди крутых композиторов и поэтов, на этом поприще моя карьера не задалась.

Может пробивной силы маловато, а может быть, талантиком бог обидел.

— В талантах плохо разбираюсь, но я слышу какие бездари поют с экранов и такую они выдают нам муру, что бывает хочется уши прикрыть.

Придётся мне принять версию, что не умеешь ты локтями подвигать и на лапу дать в нужном месте и в нужные руки.

— Наверное, ты бабушка права, тебя рядом нет, а Марков, как только срубил за счёт нас солидного бабла, кинул группу, да, и поделом, кто спился, а, кто и на наркоту подсел.

Хорошо ещё, что я рано женился и не успел в эту дрянь вляпаться.

— И, всё же, чем ты занимаешься?

— Да, так по мелочам, делаю аранжировки на всякие примитивные мелодии популярного сейчас шансона и записываю для этих великих артистов минусовки.

— Хорошо на этом зарабатываешь?

— Какой там, эти же заказы от случая к случаю, выручает Анжелка, она ведь прилично получает, у них дела идут круто, моя ненаглядная тёща открыла филиалы своего салона в других городах.

Человек я в основном свободный, и бывает езжу с ними туда в командировки.

Фрося смотрела с грустью на красивое безвольное лицо внука — вот тебе и крутой музыкант.

Она с самого начала, как только появился у неё в Москве сын Андрея, поняла, что вряд ли бы он достиг успеха на другом поприще, ведь способностями деда и отца, он явно не обладал.

— Как твои родители, что слышно от моего сына?

— Отец был недавно у нас, но недолго, он вечно со мной ехидничает, а с моей языкатой свекровью так схватились, что стены от криков тряслись, он на следующий день и уехал, сказав, что ноги его больше в Москве не будет.

Он ещё продолжает преподавать в университете, живёт по его рассказам хорошо, даже мне отвалил порядочную кучку денежек.

— И ты взял?

— А, что, он же мой отец, а не чужой дядька.

— Понятно, понятно, а, где твоя маман?

— О, моя маман, это целая история — на свадьбу нашу с Анжелкой она не приехала, как и на крестины Ани, ведь я, как она выразилась, связался с шантрапой.

Дедуля с бабулей Питерские умерли, я ездил на их похороны, они, буквально, ушли один за другим с разбежкой в четыре месяца.

Маман не уделила мне и получаса на общение, только заявила, что квартиры продаёт и я от этого не получу ни копеечки.

Папа в этом отношении, куда родней и отзывчивей её.

Да, чёрт с ней, пусть она в своей Швеции захлебнётся этими деньгами, обойдёмся.

— Ну, ты оказывается свою гордость ещё не растерял.

— Иронизируешь?

Молодой человек уставился на свою бабушку.

— Ты, ведь усмирила свою гордость, когда поехала в Америку к бывшему ослепшему любовнику.

— Всё правильно Алесик, всё правильно.

Ты завезёшь меня в подходящую гостиницу и скажи, в Москве можно снять автомобиль на прокат?

— Обиделась, вижу, обиделась, ты же любишь правду-матку резать, а, как касается самой, так сразу в бутылку полезла.

Я тебе дам свою машину во временное пользование, ты всё же моя родная бабушка и хоть копеечную, по тем временам, но квартиру мне отписала, мы добра не забываем.

— Алесик, я тоже всё помню, но многого не узнаю.

— Ничего, Москва хоть и расстроилась, но для старого жителя узнаваемая.

— Да, в городе я точно не заблужусь.

Внук посмотрел на бабушку долгим взглядом, но смолчал.

— Сейчас довезу тебя до гостиницы и отдам ключи от авто, а сам доберусь до дома на такси.

Ты надолго?

— Думаю, что максимум за пять дней управлюсь, а может быть и раньше.

— А тёща говорила что-то о месяце.

— Обстоятельства Алесик, изменились и от подобного холода я отвыкла.

Глава 19

Дешёвых номеров в гостинице не оказалось, но администратор, увидев во Фросе потенциально богатого постояльца, предложила ей апартаменты из двух комнат. Фрося не стала выискивать подвоха и тут же согласилась.

Конечно, перелёт из Тель-Авива в Москву ни в коем случае нельзя сравнить, с тем многочасовым, преодолённым ею неделю назад, когда пересекала Атлантический океан.

Фрося себе отдавала отчёт, как бы то не было, но день у неё всё-таки выдался до невозможности суетливый и потребовал много моральных и физических сил.

Безусловно, на ней кроме напряжения перелётов и переездов, сказывалась недавняя болезнь и к тому же ещё сильно расстраивали не предвиденные изменения в характере и в поведении, казалось бы, таких близких и дорогих сердцу людей.

Приняв душ и облачившись в домашний халат, Фрося сидела в кресле и с грустью обдумывала всё произошедшее с ней за последнее время.

Определённо, эта поездка была ей необходима, нет больше надобности идеализировать прошлое, оно ушло безвозвратно.

Не стоит пенять родным за их поступки и слова, они теперь такие, какие есть или какими стали, но, похоже, она излечилась от тяги к Родине, всё как-то милей видится издалека.

Как всё же хорошо, что с ней не поехал Марк, он, глядя на её душевные муки, мог бы страшно расстроиться, и придумывал бы для неё всякие культурные мероприятия, чтобы отвлечь от тягостных дум.

А ей совсем сейчас не нужны музеи, театры и выставки, чтобы так отдыхать, душа должна быть на месте, а вот, именно этого спокойствия при встрече с близкими ей не хватает.

Надо сегодня чуть позже обязательно позвонить Марку, он там о ней беспокоится, а это ему совсем ни к чему.

Ведь он по идее должен обрадоваться, узнав, что они очень скоро встретятся.

Боже мой, о каких трёх месяцах они толковали с Марком, тут и две недели за глаза, тем более зимой.

Отвыкла она за десять лет от этого колючего мороза, а ведь когда-то даже его особо не замечала.

Если бы не намерение и желание поговорить с мужем, она бы уже давно была в постели.

Перед тем как заснуть, полистала бы спокойненько яркие журналы, купленные в фойе гостиницы и сморенная усталостью, возможно, скоро бы и отключилась.

Завтра она с самого утра собиралась со свежими силами и успокоенными нервами поездить по Москве и навестить живых и мёртвых, для этого одного дня вполне хватит — лежащим под могильными плитами много времени на таком лютом морозе не уделишь, а живых знакомых осталось раз, два и обчёлся.

Рано ещё звонить в своё родное гнёздышко в Майами, пусть у них утро наберёт побольше силы.

Фрося вздрогнула от резкого звонка телефона — администратор сообщил, что в её номер просится пройти госпожа Вайсвассер.

Вот тебе и легла пораньше отдыхать, но не задумываясь дала добро и стала с невероятным волнением ждать, когда поднимется к ней некогда горячо любимая невестка.

Таня без стука резко распахнула дверь и буквально влетела в номер:

— Мама Фрося, что ты такое надумала, при живых любящих близких родственниках, живущих в Москве, поселиться в гостинице?

С приходом Тани по комнате сразу же разлился запах хороших французских духов и свежести мороза.

Молодая женщина бросилась на шею, поднявшейся из кресла свекрови и покрыла её лицо быстрыми поцелуями.

— Мне, как только Алесь сказал, что завёз тебя в гостиницу, я чуть с ума не сошла, такого позора не переживу.

— Танюха, ну, что ты разошлась, ведь я уже женщина весьма пожилого возраста, мне нужен покой и возможность самостоятельно распоряжаться временем, соизмеряя со своими интересами и силами.

— Мамочка, ты, наверное, забыла, что у меня в семье все уже взрослые, Сёмке и тому, скоро пойдёт семнадцатый год.

С самого утра все разбегаются по своим делам и работам, а ты могла бы отдыхать в моей квартире, сколько тебе влезет.

— Танюшка, не шибутись, я приехала не отдыхать, а повидаться с близкими, я в своём доме в Майами не устала, у меня там комфорта вполне хватает.

— Да, разве дело в комфорте, стыдно перед людьми, ведь у меня есть ещё одна собственная квартира в центре Москвы, да, и дачу нашу я снесла, вместо неё выстроила шикарный особняк…

— Танюха, зачем тебе столько жилья, лучше бы личную жизнь попыталась наладить.

— К чёрту личную жизнь, хватит мне и тех двух неудачных браков.

Некогда мне тратить время на мужчин, слава богу, дети подросли, не отвлекают от дел и не надо думать о стирке, уборке и готовке.

— А, кто у тебя этим занимается, неужели Лена?

— Смеёшься? Мамочка, Лена учится, а точнее заканчивает университет!

Думаешь, мы хуже живём, чем богатые люди за границами, я наняла домработницу, она всем этим у меня занимается.

— Круто Танюха, я рада за тебя, хотя очень удивлена, ты ведь была такой домашней, твои пирожки до смерти не забуду.

— Ах, какие там пирожки, я иногда даже сама забываю, кушала сегодня или нет.

Фрося улыбнулась.

— Намёк поняла. Сейчас закажу нам ужин в номер, перекусим и поболтаем под чаёк.

— Мамочка, это будет кстати, но я бы ещё выпила немного, надо снять напряжение суматошного дня, да, и за встречу полагается.

— Ну, тут я тебе не лучший партнёр, ведь только несколько дней назад микроинфаркт перенесла.

— Боже мой, что ты такое говоришь, в Израиле?

— Да, именно там, ведь Рива умерла почти на моих руках…

Из сумочки Тани раздалась популярная мелодия.

— Мамочка, заказывай ужин, а мне тут надо срочно переговорить.

И она достала мобильный телефон.

Делая заказ, Фрося невольно прислушалась к изменившемуся голосу невестки, не трудно было догадаться, что этот разговор носит явно неделовой характер, она любезно беседовала с мужчиной.

Её куда-то приглашали и именно в этот час и Таня смущённо отнекивалась, ссылаясь на неожиданный приезд родственницы из Америки.

Затем стало понятно, что они нашли подходящий для двух сторон компромисс.

— Мамочка, ты прости меня, но через два часа мне необходимо встретиться с одним важным деловым партнёром.

— Танюха, какие разговоры, через два часа уже будет десять, мне тоже надо поговорить с Марком и лечь отдыхать.

— Ах, да, что ты там говорила про свой инфаркт?

По сердцу Фроси будто резанули ножом. Танюха, её добрейшей души невестка, спрашивала про её инфаркт как бы мимоходом, словно про простуду.

— Ерунда, ложная тревога, лучше скажи, ты собираешься этим летом приехать ко мне погостить в Майами?

— Мамочка, покой мне только снится, если и выкрою недельку для отдыха, то лучше сгоняю в Ниццу, а с тобой мы ведь сейчас свиделись.

— Может быть и так, может быть и к лучшему…

Фрося за свою жизнь привыкла ко всяким метаморфозам с людьми, когда-то её поразила своим перевоплощением добрейшей души Аглая, теперь, разила наповал Таня.

Пока в их номер горничная завозила сервировочный столик с ужином, Фрося разглядывала свою невестку — нет, она совершенно не поправилась, но в теле появилась мягкая женственность, а с ней притягивающая мужчин сексапильность.

Женское обаяние выражалась не только в теле, но и в ухоженном Танином лице, волосах и руках.

Отпустив горничную, Таня уселась в кресло напротив свекрови и ловким движением открутила пробку с бутылки водки.

— Ну, мама Фрося, я тебе капельку для запаха, учитывая твой возраст и усталость.

Ах, чуть не забыла, ты же недавно перенесла инфаркт или я что-то неправильно поняла?

В движениях невестки чувствовалась суетливость и неуверенность в себе, которые она спешила снять алкоголем.

— Ладно, Танюха, наливай и мне капельку, может теплей станет на душе и в теле.

За первой рюмкой почти сразу же последовала вторая.

— Танюха, куда разогналась, ты разве не за рулём?

— За рулём, конечно, за рулём, личным постоянным водителем пока не обзавелась.

— Так чего пьёшь, что у вас с этим стало так просто?

— Ерунда, двадцать баксов и гуляй Вася, но сегодня другой случай, за мной заедет, как я тебе сказала деловой партнёр, а завтра меня с самого утра подвезут сюда обратно, и я заберу свою машину.

Ты же сама видишь, некогда в гору глянуть.

— Расскажи, хотя бы коротко о своей жизни в виду того, что скоро умчишься, как сама поживаешь, как дети устраиваются в этой жизни и какие у тебя с ними отношения, может знаешь какие-нибудь подробности о смерти Карпеки и Влада?

— Ну, мамочка, ты завалила меня вопросами, тут без водки не обойдёшься.

Фрося только смотрела, как раньше практически не пьющая невестка опрокидывала рюмку за рюмкой.

Прежняя живая искра в зелёных глазах, сменилась на шальной блеск.

— Танюха, а у психиатра ты не показывалась?

— Смеёшься, от депресняка и следа не осталось, всё поглотила работа, встречи с интересными людьми, сама знаешь, в бизнесе нельзя расслабляться, затопчут.

Кстати, Влада Антоновича подстрелил киллер, его явно заказали, это их бандитские разборки, кто-то на кого-то наехал, что-то не поделили, короче, нет больше господина Владислава Антоновича, а его долю сейчас держит человек, с которым я сегодня встречаюсь.

Про Валерия Ивановича и того меньше знаю.

Его жена звонила мне сообщить о похоронах и поминках, но у меня на это не было ни времени, ни желания.

— А про детей почему не рассказываешь?

— А, что про них рассказывать… своего непутёвого внука ты сегодня видела, мужик — не рыба, не мясо, влипла Анжелка по самые помидоры.

Я ей говорила, что ты любовь-морковь, о будущем, надо думать.

А она никого и ничего не видела кроме своего великого артиста, вот и результат.

— Так, твоя любовь к моему Сёмке тоже была сплошная морковь?

— Мама Фрося, что ты сравниваешь Алеся с Сёмой, ведь он был нежным, умным, сильным и отважным… да, и времена были совсем другие, все жили от получки до получки, а теперь, у кого деньги, тот король и неважно, сколько у тебя ума, образования и интеллекта, главное, уметь поймать попутный ветер и не ждать у моря погоды.

— Танюха, смотрю на тебя и слушаю и не могу понять, нравишься ты мне такая или не очень…

Невестка перебила:

— А мне плевать, нравлюсь или нет, главное, я себе сейчас нравлюсь.

Мне всегда хотелось походить на тебя, уметь ловить удачу за хвост и, похоже, мне это сейчас удаётся, как и не связываться надолго с мужиками, а так, любовник и деловой партнёр в одном флаконе, точно, как было у тебя.

— Не совсем Танюха, я ничего не имела против брака, просто не складывалось.

— Так или не так, какая теперь разница, у меня так и другого мне не надо.

— Ладно, понятно, что Леночка учится в университете, а как в остальном у неё складывается жизнь?

— Мам, давай ещё по одной накатим, а то ты лезешь в душу, а там далеко не всё, что меня устраивает.

Ленка заканчивает учёбу и собирается уехать от меня с каким-то оболтусом поднимать глубинку из невежества, педагоги сраные… Я бы их здесь пристроила, она ведь иностранные языки изучает. А, ну её…

— Ну, а Сёмочка?

— Папино отродье, занялся восточными единоборствами, изучает йогу и всякую другую чепуху.

Слышь, мам Фрося, как ты посмотришь, если я его отправлю в Штаты на учёбу в колледже, я всё сама оплачу, только ты подстрахуй его слегка.

— Вот, это ты говоришь дело, а как он к этому относится и, что у него с английским?

— Да, чёрт его знает, забыла, когда толком с ним разговаривала.

Он хочет очень тебя повидать, готов с утра с тобой встретиться.

Как услышал, что ты в Москве устроил мне по телефону вырванные годы, хотел сюда со мной прикатить, но я запретила мучить тебя на ночь глядя.

При последних словах Тани у Фроси громко в груди забухало сердце.

— Таня, какие могут быть на этот счёт вопросы — буду безумно рада и Марк, уверена, тоже.

— Отлично, хотя я нисколько не сомневалась, что ты будешь — за, он ведь копия твоего сумасбродного любимого сыночка.

Не надо, ничего не говори, пухом ему земля.

Всё, накачу последнюю за упокой его души и побежала, завтра встретимся.

Глава 20

Горничная увезла сервировочный столик с остатками еды и в комнате повисла гнетущая тишина, только в воздухе парил запах крепких французских духов Тани. Фрося заказала телефонный разговор с Майами, а сама, усевшись в кресле, с грустью анализировала долгожданную встречу и неприятный разговор с невесткой. За десять лет разлуки с молодой женщиной произошли колоссальные перемены, о которых она даже приблизительно не могла догадаться. Конечно, у них были регулярные переговоры по телефону, но разве за несколько минут на расстоянии можно было распознать подобные метаморфозы, произошедшие с некогда обожаемой невесткой. Таня ей безапелляционно заявила, что хотела раньше и сейчас желает походить характером и поведением на неё.

Фросю даже передёрнуло — неужели она была такая… Мысленно отлистала назад парочку десятков лет и стала вспоминать, какой она была, когда познакомилась с Таней в обувной мастерской под руководством дорогого друга Валеры. Ни одному из детей она не навязывала и не определяла судьбу, хотя финансово их при надобности поддерживала, но на то, она и мать, чтобы помогать детям пробиться, как можно выше в этой полной сложностей жизни. На выбор семейной пары никогда не влияла, хотя далеко не всегда одобряла. Сердце сжалось — не любила она Мишу мужа Анютки, как, впрочем, и Настю Андрея, чуть с ума не сошла, когда Семён запал на Таню с двумя детьми и только ровно восприняла брак Стаса с Ниной, хотя старшая невестка позже полностью отвратила от себя. Да, может быть, всё же, Танюха где-то права…хотя, чего греха таить, кроме первой жены её Семёна никто из избранников детей не лёг ей на душу ясным солнышком. В главном всё же бывшая невестка не права, она сама всегда стремилась к устойчивому браку и полноценным семейным отношениям, просто у неё не сложилось.

Хотя почему, ведь на закате лет, она счастлива быть замужней женщиной за любимым мужчиной. Вряд ли бы стала Танюха такой стервозной, если бы рядом с ней оставался пылкий и ласковый Семён, она уверена, что, живя вместе с её младшим сыном, невестка сохранила бы в себе мягкость, хозяйственность и нежные материнские чувства, от которых, похоже, ничего уже не осталось. На протяжении всех этих десяти лет, после высланного Анюткой письма Сёмки, и принятого ею твёрдого решения, не сообщать Тане о неверности ей мужа, она несла на себе груз вины и ответственности за судьбу ни в чём неповинной в развале семьи молодой женщины и её детей. А если вглядеться пристальней, то гораздо раньше, до встречи ещё её сына с будущей любовью, Фрося приняла в судьбе Тани самое живое участие. Теперь становится совершенно ясно, что она, в конце концов, оказалась надёжной опорой и толчком, для того, чтобы Таня зацепилась за жизнь, нашла в ней достойное место и обеспечила себя материально в настоящем и будущем.

А теперь? А теперь она ей не нужна, Таня отвыкла от мамы Фроси и больше не нуждается в её опеке и средствах.

Души и времени у бывшей невестки, и подруги на неё просто не осталось, и, скорей всего, вряд ли было бы до сих пор, если бы Фрося даже жила в Москве. Она так вошла в свои думы, что подскочила от телефонного звонка:

— Маричек, милый, как я хочу к тебе.

— Фросик, что-то случилось с тобой?

В голосе у мужчины появилась тревога.

— Конечно, случилось, я окончательно поняла, что не могу и дня прожить без тебя.

Марк засмеялся.

— И сколько таких дней ещё осталось?

— Завтра возьму билет на ближайший рейс и, возможно, послезавтра уже вылечу к тебе.

— А ты успеешь справиться?

— Я уже справилась с ностальгией, осталось только посетить могилки, но ты ведь знаешь, мёртвые много времени не отнимают.

— Ты уже со всеми свиделась?

— Маричек, я у тебя, как на допросе, но отвечаю со всей искренностью — со всеми, кто хотел со мной повидаться, остался только Сёмка, а с ним мы встречаемся завтра утром.

— Ну, и отлично, у нас в Майами тёпленько, в доме чистенько и сытенько, а бассейн без тебя тоскует.

Фрося лукаво перебила:

— А ты?

— С первой секунды, как ты покинула наш дом.

— Ах, Марик, Марик, как ты был прав, я, действительно, приехала на выжженное поле, не скажу, что мне тут всё чужое, более того, до боли в сердце всё родное, но я здесь уже чужая.

— Фросичек, такое же чувство у меня было десять лет назад, если бы не встреча с тобой, то хоть на завтра бери манатки в охапку и убегай. Нельзя в свою страну приезжать гостем и думать, что ты по-прежнему хозяин. Как только выписался и выехал из квартиры, ты в ней уже никто.

После разговора с мужем, Фрося сразу же почувствовала себя намного лучше физически и морально. Не будет она больше ни от кого ждать желаемого тепла и внимания — любовь и дружбу не купишь. Покатается по Москве, встретится с кем получится и отбудет в Штаты, где на сегодняшний день у неё есть надёжный дом, где ждут и, где она ещё кому-то нужна. Утром позвонила дежурному администратору и попросила, чтобы не чинили препятствий подняться к ней в номер её внуку, когда он справится о ней. Уже к восьми часам утра Фрося полностью привела себя в порядок и готовая на выход, уселась в кресле с модным журнальчиком в руках. Наконец, раздался стук в двери и на пороге возник внук. Фрося выронила на пол журнал и прижала руки к груди. Всё, что хочешь она могла ожидать, но не такого сходства мальчика с его дедом и отцом. Это был тот Сёмка, который кидал перед нею на пороге дома медвежью шубу и своими искушёнными ласками доводил до исступления.

Это был Сёмка, тот, который посещал её в тюрьме, который становился чемпионом Москвы по боксу, врубал сумасшедшую музыку и гонял на «Яве»… Фрося стояла возле кресла и не могла сделать шага на встречу молодому человеку, радостно улыбающемуся бабушке.

— Бабуля, а ты совсем не изменилась, я думал, что тебя не узнаю.

— Сёмочка, мой Сёмочка!

Она протянула на встречу внуку руки и тот, подбежав, прижался к бабушке своим худым, но сильным жилистым телом.

— Бабуля, как я рад снова с тобой увидится, с самого детства, с самого того момента, как ты уехала, я мечтал об этом.

Фрося нежно гладила внука по жёстким кучеряшкам.

— Боже мой, я всё могла ожидать, но ни такого, как ты похож на своего деда и отца.

— Бабуль, я ведь о них ничего не знаю, мама отказывается о моём отце даже упоминать.

— Присядь, мой милый мальчик в это кресло, мы с тобой поговорим с полчасика, а потом, если ты не против, где-нибудь позавтракаем. Алесь оставил мне свою машину. Чуть позже надо бы съездить, кое-куда. Ты, согласен составить старушке компанию?

— Согласен, согласен, ты, даже представить не можешь, как я давно так душевно ни с кем не разговаривал и не уверен, что со мной кто-то из близких хочет общаться вообще.

Фрося решила не поддерживать эту тему, потому что горечь мальчика сразу же передалась ей, тут же вспомнилась вчерашняя встреча с Таней.

— Семёнчик, а ты повыше будешь своего отца. Смотри, мы с тобой почти одного роста, правда, я уже вниз расту, но когда-то считалась высокой женщиной.

Юноша отстранился и внимательно без улыбки посмотрел ей в глаза.

— Бабушка, это правда?

— Что, мой милый?

— Что мама собирается меня послать в Штаты на учёбу в колледж и ты готова взять на себя все хлопоты, связанные с этим?

— Сёмочка, меня об этом сильно не спрашивали, но я согласна даже без предварительных условий, всё, что в моих силах, я тебе дам. Ты, не представляешь, какая это будет для меня радость, что мой внук скрасит нам с Марком порой скучные стариковские будни. Только у меня будет к тебе несколько вопросов.

— Бабуль, сколько угодно, можешь даже попилить меня, как это всегда делает мама, когда изредка встречается со мной.

И эту шпильку Фрося пропустила мимо ушей, не будет она реагировать на саркастические замечания внука по отношению к своей матери.

— Сёмочка, от твоей мамы я знаю, что ты занимаешься какими-то единоборствами, йогой-смогой и не более, а мне всё же было бы полезно знать для определения твоего будущего, как ты учишься и какими науками интересуешься?

— Ого, мою маму такие мелочи не интересуют, это ведь далеко от фасонов платьев и качества материалов.

— Не надо, мой мальчик, подтрунивать над матерю, которая тебя содержит и оплачивает многие твои капризы. Мои дети тоже были до поры умниками, пока не подросли у них свои детки.

Парень осёкся и закусил нижнюю губу, как это делала Фрося в минуты наибольшего волнения, а затем, с шумом выдохнул воздух и снова посветлел лицом.

— Бабуль, наша Ленка заканчивает универ и скоро уедет из Москвы, она выбрала себе гуманитарный путь, специализируется по восточным языкам, профилирующий японский. Они скоро со своим Глебом поженятся и уедут во Владивосток, сегодня Япония и Китай весьма перспективны.

— О, Владивосток не такая уж дыра, я там была, ну Танюха, тоже мне нашла глубинку. Ладно, давай быстренько вернёмся к тебе, потому что на данный момент эта информация для меня наиболее важная.

— Я люблю тоже всё восточное, но мне больше по душе прикладные науки, особенно физика и астрономия.

— О, Сёмочка, ты весь в своего папу. Тебе может быть мама не говорила, но твой отец был физик-ядерщик и имел в этой области научную степень.

— Конечно, не говорила, я же тебе уже сказал, что на его упоминании в нашей квартире лежит табу.

— Хорошо, я тоже не буду нарушать пока этот запрет, но обещаю, как только ты появишься у меня в Штатах, всё расскажу о твоём отце. Поверь, мой мальчик, тебе нечего стыдиться, я даже уверенна, что за многие его поступки ты бы им гордился. Сёмочка, я вижу ты никуда не спешишь, а у меня время пребывания в Москве ограниченно, давай, спустимся в гостиничное кафе, позавтракаем и поехали.

Глава 21

Позавтракав в кафе при гостинице, бабушка с внуком уселись в машину и выехали в город. Фрося на светофорах поглядывала по сторонам, вбирая в себя новую Москву. Не смотря на зиму, улицы были чисто убраны, на обочинах не громоздились сугробы грязного снега, как в былые годы.

Вдоль тротуаров бросались в глаза в основном одноэтажные новостройки. Среди них выделялись в большом количестве яркие павильоны и салоны по типу Таниного.

— А, знаешь, мой мальчик, оказывается даже не представляла, куда и зачем я еду.

Когда в Штатах грезила Москвой думала, что буду порхать по любимому городу, встречаться с родными людьми, много разговаривать и смеяться.

— Так, начинай смеяться, потому что я тебе честно признаюсь, что не люблю Москву. Родные люди давно мне стали чужими, больше всего на свете мечтаю стать взрослым и независимым. Хочу сам себе выбирать занятия, профессию и место жительства. Поэтому на данном этапе жизни, йога-смога, как ты выразилась, спасает меня от всего этого кошмара всеобщего не восприятия меня и мною.

Фрося резко сбавила скорость, подыскала взглядом место, где можно припарковаться и, затормозив, развернулась в сторону юноши. Она долго внимательно смотрела в его чёрные, горящие не высказанной до конца болью, честные глаза.

— Послушай, мой мальчик, я уже старая женщина, мне осталось жить, может год, а может десять, но это сейчас неважно. Главное, я постараюсь в дальнейшем сделать всё от меня зависящее, чтобы возместить тебе то, что невольно у тебя отняла своим отбытием в Штаты. Мой отъезд в Америку не был актом циничного эгоизма. Я тогда была раздавлена морально смертью дочери и только, благодаря чуткому сердцу, заботе и уму моего мужа, я смогла, в конце концов, выйти из этого ступора. Ты, не думай, я не ищу себе оправданий. Милый Сёмочка, разве я имела представление, как ты тут растёшь без меня, ведь на тот момент, когда я уезжала, у вас была очень дружная и доброжелательная по отношению друг к другу семья. Все эти десять лет нашей разлуки мы с Марком поджидали вас и подготавливали благодатную почву для приёма и устройства вашей семьи на постоянное место жительства в Штатах, но Таня все эти годы только кормила нас обещаниями.

К сожалению, время назад уже не повернуть, но многое ещё можно исправить.

Достаточно быстро всё прояснилось здесь для меня, а особенно, после нашего вчерашнего разговора с твоей мамой, а до этого с Алесем. С Анжелой и разговаривать долго не понадобилось, с первых секунд, как мы с ней встретились, я поняла, мы чужие, а Лена, вон, даже не пытается со мной встречаться, но я ни на кого не обижаюсь, принимаю всё, как должное.

Десять лет разлуки никуда не скроешь и ничем не сгладишь, хотя, когда-нибудь я тебе расскажу про Майечку, живущую в Израиле, с которой я рассталась тридцать лет назад, когда ей было всего три годика.

Только одно тебе скажу, что с первой секундочки, как мы с ней увиделись в аэропорту, я сразу же почувствовала, что это моя родная душа. Теперь передо мною сидишь ты и от тебя льётся такое же родное тепло, что мне хочется буквально кричать от радости. Постарайся, мой мальчик, всё сделать от тебя зависящее, чтобы через три месяца уже оказаться в моих объятиях в Штатах.

— Бабуль, ты не думай, что я хочу разжалобить или чего-нибудь добиться от тебя своими печальными рассказами о своей жизни.

Могу смело тебя заверить, что если бы не появилось нынешней возможности поехать учиться в Америку, я бы всё равно, только бы мне исполнилось восемнадцать лет, тут же бы куда-нибудь уехал из дому, потому что, как я тебе говорил раньше, очень трудно жить рядом с близкими людьми и чувствовать себя возле них чужим и не нужным. Бабуля, чтобы больше не возвращаться к этой теме в наших дальнейших разговорах, потому что тебе это неприятно слушать, а мне неприятно об этом вспоминать, я вкратце опишу эти десять лет, которые тебя не было рядом со мной в Москве.

Вкратце, потому что мне нечего особо вспоминать произошедшего за эти годы.

После твоего отъезда я долго не мог забыть твою любовь и заботу обо мне, потому что враз всего этого лишился.

До самой школы я ходил в продлённый детский садик, а, когда пошёл в первый класс, то большую часть дня проводил одиноким, оставленный на произвол судьбы в нашей квартире, потому что Анжелка работала уже у мамы в салоне, и они возвращались домой поздним вечером. Правда, ещё была Ленка, но она меня больше воспитывала, чем опекала, потому что сама ещё была ребёнком и не меньше моего нуждалась в воспитании и внимании взрослых. Представляешь, между нами пять лет, а я почитал её, как свою маму. Мы вместе с нею кушали, что придётся, одевали, что находили чистым и она со мной выводила первые мои корявые буковки и, при этом, иногда от души била по голове книгой, когда у меня что-то не получалось.

Сёмка улыбался, а Фрося вытирала от нахлынувших слёз глаза.

— Не плачь бабушка, ведь тогда я всё воспринимал, как должное, ведь нормальных семей вокруг было не так уж много, у нас, по крайней мере, не было в квартире отца-пьяницы. Я ведь не утверждаю, что мы полностью были брошены на произвол судьбы, мама о нас, особенно первое время, как могла заботилась, она периодически набивала холодильник продуктами и даже иногда в выходной день наготавливала нам с Ленкой кастрюлями суп, гору котлет и пирожков, а иногда, даже что-то вкусненькое и сладенькое. Сколько себя помню с самого детства я несколько раз пытался спрашивать маму о своём отце, но эти мои вопросы выводили её из терпения, она страшно злилась, говорила о нём всякие страшные и ругательные слова и запрещала впредь о нём вспоминать, иначе грозила, что будет за это очень строго меня наказывать. Я пытался что-то выяснить у Анжелки, но та, видимо, была предупреждена мамой, ничего не рассказывала, говорила, что ни к чему мне эти сведенья. Ленка бы мне точно выдала секрет, но она сама почти ничего не помнила, кроме того, что он был похож на меня и покупал им много игрушек и сладостей. Фотографии моего отца дома я не нашёл ни одной. Потом, Анжела вышла замуж за Алеся и перебралась к нему в квартиру. Мама вначале была очень довольна, а затем, стала поносить всякими не хорошими словами своего никудышного зятька.

Это не я так его называю, а мама, это её слова.

— Сёмочка, наверное, она окрысилась на него, после того, как сломалась у Алеся артистическая карьера?

— Думаю, да, но я тогда в этом мало смыслил. Бабуля, мой рассказ практически подходит к финишу — Ленка окончила школу и поступила в универ, сама понимаешь, что дома она появлялась только поздно вечером, а, когда у неё рядом возник Глеб, так вовсе исчезает на недели. Я уже давно научился быть самостоятельным, умею сносно готовить, следить за своим внешним видом, покупать сам себе всё необходимое, в деньгах, надо сказать, мама меня давно уже не ограничивает. Мой рассказ хоть и короткий, но после него вряд ли у тебя возникнет ко мне много вопросов или я ошибаюсь?

Фрося, сидела опустив голову, и покусывала нижнюю губу. Слушая горькое повествование внука, невольно вспоминала себя и своё воспитание младшего сына. Как она тоже мало уделяла ему внимания, живя в Поставах, хотя, когда она бывала дома, малыш всегда крутился возле её ног.

Чуть позже появилась в их жизни мама Клара и тогда они вовсе восемь лет жили дружной семьёй.

В свой актив смело могла занести тот факт, что не предала своего сынишку ради мужского внимания со стороны Виктора, а разыскала мальчику его бабушку, о существовании которой они даже не подозревали, как и она о них. Её Сёмочка на протяжении восьми лет был окружён такой любовью и заботой бабушки и матери, что тут нечего сравнивать с судьбой её внука, сидящего сейчас рядом с ней.

После смерти мамы Клары, они с Сёмкой стали настоящими друзьями, хотя в их отношениях не всегда было всё гладко, особенно это касалось Марка, которого он с самого начала на дух не переносил.

Исчез на долгие годы из её жизни Марк, а затем и сынок, окончивший университет, отправился по распределению в Новосибирск. Боже мой, много ли найдётся на земле людей, которые так испытывали одиночество, как она, а ей этой участи хватило сполна и это при всех мужчинах в её жизни.

— Бабуль, чему ты улыбаешься, что-то вспомнила весёлое или я тебе рассказал что-то такое забавное, что ты сдержать улыбку не можешь?

— Прости, мой мальчик, нет ничего забавного в твоём рассказе, просто я вспомнила, как подрастал рядом со мной твой отец.

— Наверняка, ядом с папочкой?

— Сёмочка, его папочка, а твой дед умер, когда мой сын ещё даже не родился.

— Выходит, у него была судьба примерно такая, как и у меня, бабуль, прости, я ведь ничего, совершенно, ничего не знаю.

Фрося погладила по вихрастой голове внука.

— Узнаешь, обязательно узнаешь, приедешь ко мне в Штаты, и если ты захочешь, я тебе расскажу всё до самой малости, всё, что ты только захочешь узнать о своих ближайших родственниках.

— Бабулька, я теперь эти месяцы до приезда к вам в Америку только и буду жить воспоминаниями о нашей теперешней встрече и предвкушением, когда снова смогу отогреться душой в непосредственной близости от тебя.

— Сёмочка, всё, что было то было, прошлое не стоит того, чтобы его постоянно ворошить, лучше думай о будущем, штудируй английский язык и свою любимую физику.

Скажи, куда тебя подвести, мне надо встретиться кое с кем и побывать на могилках, эти мероприятия тебе ни к чему. Если захочешь, подожди меня у себя в квартире, справлюсь со всеми делами и заеду за тобой и мы где-нибудь отобедаем, идёт…

— Ещё как, идёт!

Глава 22

Высадив внука напротив подъезда дома, где некогда вместе с Таней они приобрели шикарную квартиру, цена которой по нынешним временам перевалила далеко за миллион долларов, Фрося, как и наметила себе раньше, отправилась к Галке. Очень хотелось выяснить у неё о последних годах жизни дорогого друга Валеры. Дверь ей открыла пожилая неухоженная женщина, именно так нынче выглядела сумасшедшая любовь Карпеки.

— Ты…?

Это короткое слово эхом отозвалось в подъезде и в ушах Фроси. Галка смотрела на неожиданную гостью, как на пришелицу с того света.

— Да, ты не ошиблась, это я. Разрешишь войти?

Некогда эффектная и красивая женщина, облачённая в замусоленный махровый домашний халат, с обрюзгшим лицом и всклокоченными седыми волосами отпрянула в сторону, давая пройти в квартиру неожиданной гостье. Казалось бы, за время её отсутствия, ничего здесь не изменилось — те же мебель, ковёр на полу, люстра под потолком и шторы на окнах.

— Присядь Фрося, хочешь чаю или выпьем за встречу, заодно помянем Валеру?

— Присесть, присяду, чаю не хочу, только что позавтракала, а выпить с тобой не могу, потому что за рулём, да, сама знаешь, возраст у меня уже достаточно солидный и сердце бывает пошаливает.

— Ты, надо мной смеёшься, выглядишь на сегодняшний день гораздо лучше меня. Я только разменяла шестой десяток, а уже похожа на стоптанный башмак.

— Галя, ну чего ты плачешься, возьми себя в руки и займись каким-то полезным делом, приносящим моральное удовлетворение и материальные блага…

Галка с диким хохотом прервала Фросю:

— Вот, насмешила, великая советчица, может мне ресторан открыть или вовсе на биржу брокером или дилером податься?

И вдруг без перехода, стиснув от злости зубы:

— Фросенька, я тебе так скажу, не все умеют устраивать свою жизнь, как это всегда умела делать ты. Меняла мужиков, как перчатки, а с ними денежки к тебе плыли, как вода из водопровода, а в нужный момент слиняла из грёбанной страны и выглядишь, будто тебя заморозили на долгие годы.

Грудь у разъярённой женщины ходила ходуном, она явно готовилась к следующей атаке, но Фрося её опередила.

— Галь, я не пришла к тебе для того, чтобы выслушивать про себя всякую гадость. Ты, можешь думать, как тебе угодно, но попрошу говорить не всё, что тебе хочется, мне не в чем оправдываться, а особенно перед тобой. Расскажи лучше, как вы жили с Валерой после моего отъезда и, как, и почему он умер?

— Нет, ты решительно пытаешься меня злить или смешить своими дурацкими вопросами. Как мы жили, как мы жили?! Плохо жили. Подожди, здесь без ста грамм мне не обойтись.

Она резко поднялась на ноги из кресла и вышла на кухню. Фрося слышала, как та наливала себе какую-то жидкость из бутылки, затем, шумно пила и тяжело задышав, со стуком поставила на стол пустую тару. Вскоре она вернулась в зал, что-то неспешно жуя, практически беззубым ртом.

— Ну, вот, душу малость отпустило, теперь можно и поговорить. Ты, небось, пришла за своими денежками, но я смею тебя огорчить, нет у меня денег и вряд ли скоро появятся, да, и одолжила их ты не мне, а своему распрекрасному дружку. За мой заработок уборщицы, хорошо ещё, что свожу концы с концами и умудряюсь купить себе иногда бутылочку дешёвого пойла.

Фрося порывисто раскрыла сумочку.

— Держи сотню баксов и расскажи то, о чём я тебя просила.

— Ну, это уже кое-что.

Зелёная бумажка мигом исчезла в кармане Галкиного замусоленного халата.

— После твоего внезапного отъезда в Америку, когда ты даже не соизволила с нами попрощаться, мы на одолженные тобой денежки закупили партию турецкого барахла и стояли с Валеркой с утра до вечера в Лужниках, этот некогда знаменитый стадион на какой-то период времени превратили в огромную барахоловку. Дела у нас с Валеркой поначалу шли не плохо, нам удавалось втюривать приезжим забитым колхозникам всю эту дрянь пачками и тачками. Позже Валерка подключил своих бывших дружков и у меня появилась возможность мотаться с бабами в Турцию, откуда я привозила огромные баулы всякого дешёвого тряпья. Товар теперь у нас был свой, не перекупленный, и мы пошли в гору, гудели с Валеркой так, как тебе даже не снилось. Турцией настолько всё завалили, что мы решили пора переключиться на Польшу, оттуда всё же везли европейский более качественный товар и естественно за него и выручка увеличилась. Я несколько раз побывала в Польше с хорошими нашими приятелями, но, однажды возвращаясь оттуда, вблизи нашей границы нас грабанули наши же ханурики, и я вернулась ни с чем, хорошо ещё, что жива осталась. С этого момента всё разладилось окончательно, в эту поездку в Польшу мы вложили почти все наши сбережения, наладить новый вояж было не за что, пришлось снова скупать тряпьё у барыг. Сама понимаешь, одно дело самой добывать дешёвый товар, а другое дело, скупать его у пройдох в три дорога.

Словесный поток буквально лился от опохмелившейся женщины, было видно, что она оседлала любимого конька.

— Валерка пока я моталась в Турцию и Польшу за товаром стоял с утра до вечера на базаре и гнал на право и на лево тряпьё. Вот тут он окончательно и спился, ведь квасил со всеми подряд, не отходя от прилавка, ведь порой приходилось принимать для сугрева, наша торговля шла круглый год — в жару и холод. Погоди, что-то у меня от моего длинного рассказа глотка высохла, пойду накачу ещё стопарик, а потом уже перейду к самому печальному.

Снова до слуха Фроси доходили звуки наливаемого пойла, тяжёлое глотание спиртного, громкий выдох и стук стакана об столешницу и вновь перед гостьей появилась хозяйка квартиры с красным лицом и осоловевшими глазами. Усевшись в кресло, Галка, на сей раз не подгоняемая Фросей, продолжила свой рассказ, брызжа во все стороны слюной — она приняла вдруг воинственный вид.

— С этого момента доходы наши резко сократились, машина его развалилась, чинить больше было не за что, он опустился — перестал регулярно бриться, ходил в вечно мятой и грязной одежде и пил, как собака. Мы к этому времени уже только спали рядом, мне Валерочка стал противен, а он и не стремился к близости, потому что, рождённый пить… продолжение, наверное, знаешь?

Фрося от жуткого волнения, беспрестанно покусывала нижнюю губу, но сдерживала себя, боясь перебить разошедшуюся рассказчицу.

— Так длилось лет пять, а потом… ах, вспоминать гадко.

Махнув Фросе рукой, мол подожди, встала и ушла на кухню, принять очередной допинг, но быстро вернулась, опять что-то через силу жуя, беззубым ртом и постоянно облизывая жирные губы.

— Ну, а теперь, моя дорогая заокеанская гостья приготовься услышать великолепный финал моей интереснейшей истории, мне кажется, что за него могла бы ещё одну такую зелёную бумажку мне подкинуть.

— Обойдёшься, рассказывай, а там видно будет.

— Не поверишь…

Галка пьяно всхлипнула.

— До сих пор бывает просыпаюсь в холодном поту. Жуть, очнулась как-то от сна от дикой вони, глянула на соседнее место на кровати, а рядом со мной покойничек лежит весь в блевоте. Представляешь, как будто специально, чтобы нагнать на меня ужас придумал себе такую поганую смерть, захлебнулась хромая скотина собственными рвотами во сне.

От последних страшных слов женщины, из-за которой её друг Валера, необыкновенной души человек сломал всю свою жизнь, её невольно передёрнуло.

— Галя, где он похоронен?

— На Троекуровском кладбище, я там побывала, кроме похорон, ещё на годовщине его смерти, представляешь, его мымра и спиногрызы поставили ему памятник, не бог весть какой, но всё же. Я бы ему кол осиновый воткнула, падла, всю мою жизнь сломал.

И она пьяно зарыдала.

— Пойду я Галя, от тебя, не могу сказать, что была очень рада видеть, а тем более слышать, но я всё же хотела узнать о последних годах жизни Валеры и, как ты помогла ему на тот свет уйти, не дожив до старости.

— Ага, ещё скажи, что я его угрохала?

Фрося поднялась на ноги.

— Ладно, поеду навещу друга, хоть цветики положу к нему на могилу.

— Хочешь провожу, самой тебе будет трудно найти его могилу.

— Ничего, за деньги помогут.

— Так лучше дай их мне.

— Я тебе и так дала очень много за твой мерзкий рассказ.

И, Фрося не прощаясь, вышла за дверь.

За двадцать долларов работник кладбища, быстро отыскал могилу друга, и Фрося возложив цветы, постояла с четверть часа, утопая ногами в глубоком снегу. Почувствовав, что изрядно замёрзла, нежно погладила камень памятника и прошептала:

— Эх, Валера, Валера, какой ты был блестящий мужик, редкая умница и, славный друг, а, как мерзко закончил свою никудышную жизнь, прощай.

Затем, согревшись в машине, не теряя времени, поехала на кладбище, где была похоронена её незабываемая мама Клара. Надо было обязательно попрощаться с ней, хоть и нельзя зарекаться, но Фрося уже решила для себя окончательно, в Москву и вообще в бывший Советский Союз, она больше не вернётся, и тут же, её пробила новая мысль — с отъездом она всё же несколько повременит, надо обязательно смотаться в Поставы. Стоя у могилы своей мамы Клары и мысленно разговаривая с ней, обратила внимание на тот факт, что по кладбищу ходят сомнительного вида люди обоих полов и собирают с могил букеты и выпивают оставленные на помин рюмки. Фрося наклонилась и переломала все стебли цветов, так её учила делать в далёком прошлом закадычная подруга Настя. Ещё ночью она для себя наметила, что отсюда она обязательно заедет к Настюхе, боже мой, хоть бы она ещё была жива.

Глава 23

Фрося гнала машину в сторону деревни, где жила Настя и ругала себя последними словами. Десять последних лет прожила будто не было предыдущей жизни, а главное, людей, с которыми её переплела судьба. Внук Сёмка и Валера Карпека, терзающим совесть укором больно ранили душу. Она, как могла успокаивала себя, что вряд ли могла бы влиять на воспитание мальчишки и на качество жизни друга издалека, когда у одного была своенравная мать, а у второго, имеющая огромное на него влияние, такая же, как и он, пьющая жена. Всё, что она могла дать им, так это деньги, но мальчишка в них не нуждался, а другу Валере только предоставили бы возможность часто не думать, где взять средства на выпивку, а итог, по всей видимости, был бы тот же. Ну, а теперь подруга Настя, встречу с которой она даже не планировала, собираясь в Москву. Как это она могла забыть про Настюху, про верную подругу, которая, не задумываясь, подала ей руку помощи, когда она в ней больше всего нуждалась, и, кто его знает, может своим участием сердечная женщина в тюрьме спасла ей жизнь. Конечно, их дружба длилась относительно не долго, но между ними совершенно не было корысти, зависти и недомолвок. Они вместе на протяжении какого-то времени поднимали своё благосостояние на толкучке, безоговорочно доверяя друг другу. Воспоминания о Насте и всё, что было с ней связанно отвлекли Фросю от мрачных мыслей после встречи с отвратительной Галкой. Часа не прошло, а она уже затормозила у знакомых ворот. Дом, сарай и прилежащий двор стояли, утопая в глубоком снегу и только по трубе, из которого вился над крышей дымок, Фрося поняла, что жизнь здесь продолжается. На звук мотора машины, никто на крыльцо не вышел и Фрося с трудом, открыв калитку, прошла к входной двери. Она несколько раз громко постучала, но никто не откликнулся. Толкнула не запертую дверь и вошла в сени, а затем и в дом. Хата сразу же обволокла её уютным теплом от растопленной печи, пахло с детства знакомыми деревенскими запахами — сушившимся в вязанках луком, квашеной капустой, берёзовыми поленьями и чем-то ещё до боли в душе родным и близким.

— Кто там?

Фрося узнала голос подруги, доносившийся из смежной с залом спальни, но звучащий подозрительно тихо и болезненно. Вытерев о коврик подошвы сапог, Фрося не снимая шубу, проследовала в заднюю комнату — на широкой кровати лежала на себя не похожая подруга Настя. В этой до крайности исхудавшей женщине с ввалившимися глазами, трудно было узнать здоровую деревенскую бабу, некогда готовую с самого раннего утра и до позднего вечера суетиться по дому и двору, держать скотину и курей, а ещё варившую самогон на продажу.

— Настюха, здравствуй подружка…

Слёзы невольно брызнули из глаз Фроси.

— Госпадарушка, моя милая, я ведь уже не чаяла с тобой когда-нибудь встретиться, вот, теперь и взаправду можно помирать.

— Настюха, о чём ты говоришь?

— Ах, моя красавица, смерть ведь уже за плечами, вовсю косой размахивает, вот-вот и заберёт меня грешную. Посмотри только во что я превратилась, рачок проклятый жрёт и так быстро, что за месяц буквально уложил меня в постель.

Настя горящими глазами смотрела на Фросю и, не ожидая её вопросов, говорила и говорила, как будто они не десять лет не виделись, а десять месяцев.

— Митька то мой, почитай, как три года земельку парит, а Саньку с того момента, как вернулся его папаша из тюряги, больше не видела.

— Настюха, а кто за тобой ухаживает?

— А, всё та же соседушка, я ей плачу с отложенных мною денежек на чёрный день, она и хлопочет.

— Подружка, может быть я могу тебе чем-то помочь, хотя бы материально?

— Не надо госпадарушка, у меня хватит денег платить за уход за мной и на похороны хватит, а Саньке паршивцу и дома моего будет много. Всю жизнь на него положила и вот, такая благодарность. Бог с ним, он мой сын.

— Настенька, может тебе какие-то продукты подкупить или лекарство достать надо?

— Ах, успокойся, моя господарушка, еда уже в горло не лезет, а лекарств от этой проклятой болезни нет. Вот, помаюсь маленько и пойду к своему Митьке, он хоть и гад порядочный был, но всё же свой, а в последние годы миром с ним жили. Лучше расскажи, чем и как живёшь, как твои детки и внуки, ездила ли к своей дочушке в Израиль, сын твой молодшенький отыскался ли в том падлючем Афганистане? Мы же с тобой больше десяти лет не виделись.

Фрося присела на край постели.

— Настюха, я ведь уже одиннадцатый год живу в Америке, уехала к своему Марку, помнишь, я тебе о нём рассказывала.

— Помню, конечно, помню, из-за которого ты сердечная на нары попала.

— Вот-вот, именно к нему. Он вдруг появился в Москве и позвал меня замуж, и я как бы согласилась, но потом с ним произошло несчастье, ему бандиты пробили голову и ограбили.

— И, что, изуродовали его гады проклятые?

— К счастью нет, но он после того полностью ослеп и уехал без меня в Штаты, а я решилась поехать за ним. А тут…

Фрося вытерла набежавшие слёзы.

— Что, господарушка?

— Убили в Афганистане мою дочь.

— Дочь или сына, что-то не пойму?

— Дочурку, мою Анютку, она поехала туда выручать своего брата. Сёмку отыскала, а сама погибла.

— А сын где?

В тусклых больных глазах Насти появился блеск.

— Сёмка мой до сих пор в том проклятом Афганистане, а у меня в моём американском доме живёт его афганская жена с тремя его детками.

— Фу ты, а московская невестка и сынок его?

— Живут в Москве и не знают, что он остался жив.

— Ах, Фросенька, в твоей жизни всегда были одни не стыковки, похоже, и до сих пор душой маешься за деток?

— Пожалуй, Настюха, уже нет, я им практически не нужна, у всех уже свои дети повырастали. Последние десять лет живём с моим Марком душа в душу, у нас там большой хороший дом и всего для нормальной жизни на старости лет хватает. Вот, хотели с мужем проехаться по свету, но нагрянула к нам Сёмкина семья и мой Марк остался дома их опекать, а меня отправил в Израиль и сюда.

— Ты на долго, госпадарушка?

— Нет, может ещё дня на два задержусь и поеду домой, чужая я здесь Настенка, вот с тобой только сейчас малость оттаиваю, да, и с моим внуком Сёмкой, а остальным я уже как бы и не нужна.

— Госпадарушка, а невестке, она же в тебе души не чаяла?

— Ах, Настюха, холодней стала погоды нынешней на улице.

— Ты же ей сердечная столько добра сделала, в люди вывела…

Фрося перебила:

— Да, разве в этом дело, мне, что плата нужна, мне душевность её нужна была, а там всё вымерзло.

— Ах, Фросенька, Фросенька, всё в жизни меняется и люди тоже. Вспомни, как мы с тобой дружили, а стоило появиться моему Митьке и всё сломалось и, кто из нас виноват… никто, жизнь…

— Да, Настюха, ты права. Прости подружка, мне сейчас надо ехать в Москву, там меня внук ждёт, обещала ему пообедать вместе, завтра постараюсь к тебе заскочить.

— Не надо господарушка, езжай со спокойной совестью. Вот, только помоги мне на ведро сходить и попрощаемся, дай бог, свидимся уже на том свете, а тут деньки мои уже сочтены. Спасибо тебе, моя славная подружка, что вспомнила и навестила, теперь помирать будет легче, а то совесть меня как-то всё мучила, что не смогла с тобой поддерживать отношения, когда мой Митька заявился. Прощай, всё у тебя будет хорошо, помяни моё слово, скоро встретишься со своим сыночком.

Глава 24

Всю дорогу до Москвы Фрося вела машину на низкой скорости. Скользкая дорога была не при чём, слёзы заливали глаза и ей то и дело приходилось их вытирать рукавом шубы. Жалко, безумно было жалко верную подругу Настю, с которой их нелепо развела жизнь. Хотя, почему нелепо, в любом случае, она бы уехала к Марку, просто расставание десять лет назад было бы, наверное, ещё более тягостным. Хотя вряд ли, ей тогда было не до прощаний, ведь улетала она в Штаты, находясь, в полной прострации, погружённая в трясину страшного горя, после известия о смерти любимой Анютки. Въехав в Москву, Фрося тряхнула головой и прибавила скорость, направляя автомобиль в сторону железнодорожного вокзала. Купив билет, до Постав на поезд Москва — Калининград, направилась к кассам аэрофлота — так, завтра утром она будет в Поставах, оттуда вечером выедет обратно в Москву, для подстраховки накинула себе ещё один день и взяла билет на дневной рейс до Нью-Йорка, вылетающий через трое суток. Подъехав к подъезду, где когда-то так удачно заполучили шикарную квартиру для Тани, вышла из машины и нажала на клаксон. В окне увидела мелькнувшую тень и через минутку из дома выскочил Сёмка, радостно улыбаясь:

— Бабуля, я уже тебя совсем заждался, скоро надо будет ужинать, а ты говорила об обеде.

— Сёмочка, почему ты без шапки, все мозги выморозишь.

— Бабуль, ты посмотри, какая у меня пышная шапка волос, не люблю я эти головные уборы.

— Ах, ты точно такой, как твой папа, тот тоже никогда не носил их зимой, а я вечно на него ругалась.

— Баб, расскажи мне о нём, ведь я имею право знать о подробностях жизни моего отца, пусть не всё, но хотя бы кое-что.

— Конечно, имеешь, тем более, тебе нечего его совершенно стесняться, а более того, у тебя есть много прекрасных поводов из-за чего им стоит гордиться. Мой мальчик, я не хочу вселять в твою душу полную неразбериху. Давай, подождём, пока ты появишься у меня в Штатах, и мы с тобой постепенно разберёмся в его судьбе, а попутно и в твоей.

— Бабуль ты мне не оставляешь выбора.

— Почему не оставляю?!

Фрося рассмеялась.

— Вот, выбирай, где мы будем с тобой обедать?

— А мне, по большому счёту, всё равно, мне просто хочется подольше побыть с тобой. Бабуль, мне порою кажется, что я какой-то случайный ребёнок, никому не нужный, вечно путающийся под ногами у взрослых, только гордыня моей мамочки не позволила ей сдать меня в детский дом.

От последних слов внука сердце Фроси зашлось тоскою.

— Ах, мой мальчик, твоя мама когда-то приняла самостоятельно решение родить тебя в обход пожеланию твоего отца, который предполагал рождение ребёнка отложить на парочку лет, до того момента, когда он вернётся со службы в армии.

— Так, выходит, что он не только ни знал о моём существовании, а даже не предполагал о моём зачатии?

— До определённого момента не знал…

Фрося испугалась нечаянно вылетевшей из её уст фразы и не напрасно, Парень двумя руками ухватился за рукав шубы Фроси и нервно затряс, с побледневших губ вихрем полетели слова:

— Бабуля, что это значит, он жив, скажи, он жив, где он, почему ты побледнела, не молчи, скажи?

Фрося едва смогла свернуть с основной трассы и припарковаться возле тротуара. Она упала лицом на руль, а взволнованный внук тряс её за плечо.

— Бабуля, не молчи, что ты скрываешь от меня, неужели это секрет высшей степени государственной важности?

В голосе юноши появились плаксивые нотки, он был на грани истерики. Фрося подняла голову и посмотрела на него печальными, но сухими глазами.

— Прости меня, мой мальчик, за то, что внесла в твою ранимую душу такую неисправимую смуту. Этот секрет лежит камнем на моем сердце, храню я его в себе уже больше десяти лет, но не от тебя всё скрывалось, а от твоей матери. Ты обязан поклясться мне всем святым, что есть в тебе, что ни одной душе не скажешь о том, что я тебе сейчас поведаю. Пойми, мой хороший, не должна ни в коем случае, не должна, дойти эта весть до твоей мамы, это может её убить, а меня, она точно, проклянёт на этом свете и на том, хотя моей вины нет никакой, я просто её, в своё время, пожалела, но эта жалость сегодня может вылезти мне боком.

Сёмка смотрел на бабушку непонимающим взглядом, на его пушистых чёрных ресницах повисли бисеринки слёз.

— Бабушка, миленькая, ну, скажи, скажи, какая тайна окружает моего отца, если он жив, то, где он, почему он ни разу со мной не связался? Если у него другая семья и он не хочет ничего знать о своём сыне, так, что тут секретного, таких отцов вокруг навалом. Ты, просто, скажи, где он и почему стал таким для меня чужим?

— Успокойся, мой мальчик, не рви себе сердце и пожалей моё. Я постараюсь тебе кое-что объяснить, хотя мне это будет сделать очень и очень трудно. Лучше бы мы дождались того момента, когда ты очутишься в Штатах, но я, старая дура, сама виновата, нечаянно проговорилась и теперь, не знаю, как из этого положения выбраться.

Парень откинул голову на сиденье и прикрыл глаза.

— Бабуль клянусь, всё останется в салоне этого автомобиля и в моей голове, рассказывай.

Фрося тяжело вздохнула и начала свою историю ещё с того момента, как познакомилась с его дедом в далёком сибирском посёлке. От этих воспоминаний в её душе становилось то нестерпимо жарко, то до дрожи холодно. Часто сбиваясь в своём повествовании, она всё же шаг за шагом продвигалась вперёд. Иногда ей приходилось возвращаться назад, чтобы кое-что уточнить, где-то выразить своё мнение о происходившем на тот момент в её жизни. Не первый раз она передавала свою историю жизни, но впервые ей было трудно объяснить многие аспекты своих поступков и действий. Она быстро миновала в своём рассказе детские годы его отца в Поставах, а затем, в Москве дойдя до смерти горячо любимой бабушки Клары. Фрося дрожащим голосом вспоминала, подробности, стараясь довести до внука, что они с сыном значили друг для друга вплоть до окончания им университета и отъезда в Новосибирск. Затем, с гордостью и чуть иронично поведала о боксёрской карьере своего целеустремлённого и тщеславного сына, и, как в силу его характера она внезапно прервалась. С не меньшей гордостью вещала притихшему на пассажирском сиденье внуку о блестящей научной деятельности и радужных перспективах его отца. Наконец, она дошла в своём рассказе до момента встречи её сына с Таней:

— Мальчик мой, он влюбился в твою маму настоящей пылкой любовью, на какую только может быть способен молодой человек. Мама твоя ответила ему взаимностью, они были очень красивая пара. Скажу тебе честно, я не сразу приняла их брак и на это у меня было несколько причин — мой сын брал на себя ответственность за двух чужих детей, между ними была разница в возрасте и, что греха таить, разница в образовании и развитии. Хотя мне Танюха, как человек, очень и очень нравилась. Сразу же скажу тебе, с моим мнением сын не посчитался, а более того, если бы я не проявила гибкость в этом вопросе, то у меня уже тогда был шанс потерять его расположение до конца жизни, настолько он любил твою мать. Мой Сёмочка свою любовь распространил и на детей Тани, Анжелка и Леночка звали его папой, он уделял им много внимания и проявлял заботу, девочки платили ему взаимностью. Как я тебе уже говорила раньше, научная деятельность в силу его непримиримого характера, лопнула и он выбрал этот, на мой взгляд, самый нелепый путь, какой только можно было придумать и против которого я пылко возражала. Меня, как и других он не слушал, а у твоей мамы не хватило характера ему противостоять, хотя только она могла его удержать от этого сумасшедшего поступка своей любовью, но моя невестка смотрела в рот своему мужу и ничему не противилась. Это сейчас она стала такой крутой, а раньше была очень даже домашней, спокойной, порою, я бы сказала, даже несколько слабовольной, но с неуравновешенным вздорным характерочком, от которого сама же часто страдала. После ухода в армию твоего отца, она открылась мне, что скрыла от мужа факт своей беременности и приняла твёрдое решение родить ребёнка. Признаюсь, тебе честно, я не была до конца согласна с ней, но повлиять на её решение не могла и не хотела. Не могла и не хотела ещё потому, что не знала, как к этому отнёсся бы мой сын, но спросить его и поставить в известность мы уже не успели, хотя пытались…

Дальнейшее развитие событий уже вместилось в короткий рассказ, потому что ей самой на тот момент было мало, что известно, как, впрочем, и до нынешних времён.

— Только через шесть лет я узнала, что мой сын остался жив, пройдя все семь кругов ада. Мой Сёмочка по инициативе своей героической сестры Анютки в Афганистане встретился с нею, и поведал ей свою печальную историю и, только тогда, он узнал о твоём существовании. Тебе к этому времени было почти шесть лет. Да, я взяла на себя грех и не рассказала твоей маме о том, что её муж остался в Афганистане, предпочёл смерти жизнь, что у него есть другая семья и там двое деток — мальчик и девочка…

— Бабуль, у меня, как это правильно сказать, есть ещё брат и сестра?

Сёмка задал этот вопрос поникшим бесцветным голосом.

— Нет, мой милый, у них к этому моменту уже трое деток, малышу пятый годик идёт…

— Бабуль, как я понимаю, ты поддерживаешь с моим отцом связь?

— Нет, это трудно назвать связью, мы с ним не встречались с момента его ухода в армию.

— То есть, вы не виделись шестнадцать с половиной лет? Тогда, откуда ты знаешь про третьего ребёнка?

Фрося сжала свои нервы в кулак. Нет, не будет она пока рассказывать внуку, что у неё в американском доме сейчас живёт вторая семья её сына. Это легко может сказаться на их будущей судьбе. Кто знает, как он воспримет это известие, ему и так сегодня хватило стрессов. Не будет она рвать и без того израненную душу, проникшему опять в её жизнь внуку, потому что, где гарантия, что он не примет это известие в штыки и по этой причине откажется перелететь океан, а это уже равносильно полному разрыву в их отношениях, а этого она совсем не хотела.

— Сёмочка, мне перед самым отъездом из Америки вручили от твоего отца письмо, переданное им через миссию Красного Креста еврейским организациям, с помощью которых я борюсь за его освобождение из того ада…

— Ты думаешь, что он сможет оттуда вырваться?

— Да, он в своём письме клятвенно подтвердил это.

— Бабуль, а я вот сейчас после всего, что ты мне рассказала, даже не знаю, хочу ли с ним встретиться.

В голосе юноши звучала горькая тоска и неуверенность в сказанном.

— Так, мой мальчик, наше время на сегодня почти всё вышло — забежим в гостиницу, там перекусим в кафе и пока с тобой ненадолго расстанемся. Ключи от машины передашь Алесю, поблагодари от меня моего доброго внука она меня здорово выручила, послезавтра, если захочешь, то можешь меня встретить с Калининградского поезда, через три часа я уже уезжаю в Поставы, где родился твой отец и, где прошла моя молодость.

Глава 25

Вместе с другими пассажирами Фрося зашла в свой вагон и вскоре разместилась на ночлег. Ей повезло, какой-то молодой услужливый мужчина помог пожилой женщине поставить чемодан под нижнюю полку, а когда поезд тронулся, она тут же взяла бельё у проводницы, постелилась и с наслаждением вытянула уставшее тело на твёрдом ложе. Давно она так не тряслась по железной дороге, под стук колёс отдаваясь своим вечно запутанным мыслям. Было над чем подумать Фросе и на этот раз. Видно, так было уготовано богом, чтобы она нечаянно проговорилась внуку про его отца. Кто его знает, может это и к лучшему, не надо будет в будущем многое объяснять мальчику, а пока состоится их встреча внук примирится в душе с тем, что у его отца есть другая семья и, возможно, не будет принимать в штыки наличие у него неожиданно появившихся братьев и сестры. Сёмочка хороший мальчик, ласковый и добрый, только очень ранимый. Ей показалось, что пока он не дотягивает до папиного волевого характера, но может быть она ошибается, ведь всё зависит от ситуации, а где он мог при ней проявить свою волю. Чем дальше поезд уносил её от Москвы, тем больше назойливая память перемещала её к месту следования — как там её старший сын, ведь Стасик пережил страшную для него трагедию, не многим это под силу с таких высот упасть на самое дно. Хотя почему упасть и почему обязательно на самое дно? Хорошо зная своего старшенького, Фрося понимала, что добиться чего-то ещё в жизни ему вряд ли удастся. Кто бы мог подумать об этом ещё десять лет назад, что великая коммунистическая партия и такая мощная страна рухнут почти в одночасье. Так уж получилось в её жизни, что она изрядно поколесила по Советскому Союзу и даже предположить не могла, что «колос на глиняных ногах» развалится, как спичечный домик.

С грустью вспомнила друга Валеру, который в своих смелых высказываниях о чём-то таком часто говорил, но, как вэто слабо на тот момент верилось.

Даже для её мудрого Марка произошедшее в девяносто первом году в Союзе, стало откровением, но может это потому, что из Штатов всё уже виделось в другом свете. Да, она прощается с прошлым и прощается основательно, потому что здравый смысл ей неуклонно подсказывает, что в любом случае, ещё раз она сюда уже не поедет. Не надо искать особых причин, как говорится, и дураку ясно, что этот маршрут ей уже заказан из-за своего достаточно преклонного возраста, в силу того, что это уже не имеет никакого смысла, и самое главное, не осталось никакого желания совершать тяжелейший вояж в страну, где душа уже не отдыхает, а более того, мечется, как птица в тесной клетке. Поезд прибыл в Поставы в районе шести часов утра. В этот ранний час и тем более зимой, деваться было некуда, и она приняла неожиданное для себя самой решение — двинулась в сторону костёла. Морозец щипал лицо, снег скрипел под ногами, бледнели на прозрачном небе звёзды и далеко на востоке чуть занимался рассвет. Фрося с трудом открыла массивную дверь и вместе со своим чемоданом на колёсиках вошла внутрь помещения, где когда-то проводил службы дядя Алеся, добрейшей души Вальдемар. Каждый её шаг звучал громким и долгим эхом, отзывающимся под высокими сводами старого монументального здания. Фрося подошла к боковому портику и встала на колени, как становилась прежде в юные и молодые годы, много времени назад. Она сложила руки на груди, опустила голову, закрыла глаза и начала истово молиться, как будто возвращая богу долги за долгие годы полного в него неверия, за возникшие сомнения в его существовании и за порою откровенные богохульства. Фрося невольно вздрогнула, на её голову легла чья-то тяжёлая рука. Память быстро подсказала ситуацию — она ещё совсем молодая женщина в сорок четвёртом году, пришла из деревни в Поставы, после освобождения города от фашистов. Тогда она тоже зашла в костёл помолиться, а заодно встретиться с дядей пропавшего любимого человека. Фрося подняла свои заплаканные глаза — над ней стоял преклонных лет ксёндз, внешним видом очень напоминающий дядю Алеся Вальдемара. Пожилые люди встретились глазами.

— Дочь моя, мне почему-то твой лик очень знаком, но, наверное, мы с тобой встречались очень давно.

— Святой отец, я тоже вас узнала, вы сменили вскоре после войны в этом костёле ксёндза Вальдемара, в домике у которого я проживала три года на территории этого храма.

— Господь великий, ведь сколько уже прошло с тех пор лет.

— Больше пятидесяти, святой отец.

— Что привело тебя сюда, дочь моя, почему ты появилась в нашем храме через столько долгих лет?

— Господь, наверное, всё же господь! Святой отец, я хочу исповедаться.

И Фрося приложила к своим губам старческую руку ксёндза.

— Не смею отказать душе, желающей облегчения от тяжести вольных и невольных грехов. Пойдём в исповедальню, дочь моя, хорошо, что сегодня будний день и утренняя служба не намечена, у тебя, скорей всего, есть в чём исповедаться, а у меня, с веления господа, найдётся терпение тебя выслушать.

Фрося два часа отстояла на коленях, шаг за шагом описывая свою не лёгкую, полную приключений и грехов жизнь. В конце её исповеди, больше похожей на интересный рассказ, старый ксёндз вздохнул.

— Господь велик, ему решать, что перевешивает в тебе грехи или добродетель, того и другого в твоей сложной жизни было предостаточно. Я своею волею и молитвою к богу, отпускаю тебе твои грехи, аминь.

Аминь.

Шёпотом отозвалась Фрося.

— Вставай, дочь моя, с колен, негоже в твоём возрасте столько времени проводить на холодном камне, я свято верю, господь услышал твои молитвы.

Фрося с трудом поднялась с колен, всё тело занемело, её била от холода и волнения мелкая дрожь, но она чувствовала себя осветлённой, ей была эта исповедь необходима. Она вновь преклонила колени перед ксёндзом и благоговейно поцеловала ему руку.

— Спасибо, святой отец, что терпеливо выслушал рабу божью Ефросинью.

— Аминь, дочь моя, аминь.

Фрося купила несколько свечей и медленно зажгла их по одной, мысленно упоминая имя и неважно, какого вероисповедания был ушедший из этой жизни дорогой её душе человек. Никто и никогда не сможет её переубедить, она в это верила свято, что все люди равны перед единым богом. Последние три свечи она зажгла за живых — Настенька, даруй тебе господь, как можно меньше мучений на смертном одре. Марк, не покидай меня ещё долгие годы, даруй ему господь здоровье. Сёмочка, мой милый Сёмочка, вернись ко мне любящим сыном, вернись не с чёрствой душой и окаменевшим сердцем, ты ещё очень многим нужен, даруй ему господь свои милости, он уже столько настрадался в этой жизни.

Она всунула в щель для пожертвований храму несколько сотенных долларовых бумажек и вышла из костёла. Пока она находилась в божьем доме время продвинулось к полудню. Был прекрасный зимний день с лёгким морозом и ярким солнцем, под которым сверкал в чистых сугробах выпавший ночью свежий снег. Фрося дошла до бывшего универмага, где и сегодня был торговый центр, легко нашла водителя, который согласился свозить её на кладбище и там подождать, а потом доставить к дому сына. Купила два скромных букета и отправилась отдать дань могилам прежде горячо любимых людей. Она не стала долго задерживаться ни у могилы Вальдемара, ни у Семёна, возложила цветы, постояла по две минуточки у каждой и побрела к ожидающей её машине. Фрося внезапно почувствовала, как на неё свалилась жуткая усталость. Нет, в её годы, такие нагрузки уже не подъёмные, а она всё хорохорится, надо спокойненько уже отдыхать на Карибах и наслаждаться жизнью рядом с Марком. Не доезжая одного дома до ворот к избе сына, вдруг заметила женщину, отгребающую деревянной лопатой снег от калитки и к своей радости узнала в ней свою давнишнюю подружку Олю. Фрося вскрикнула и тут же попросила водителя остановить возле старой знакомой. Она бессознательно рассчиталась и, на автомате взяв визитку таксиста, вышла наружу.

— Оленька! Здравствуй, подруженька!

Старая подруга перестала грести снег, оперлась на черенок, приложила одну руку козырьком ко лбу и вгляделась в окликнувшую её женщину.

— Фро-сень-кааа!

И отбросив лопату в сторону, кинулась в объятия той, с которой в трудные послевоенные годы вместе вылезали из бедности.

Молодые женщины тогда, на протяжении многих лет, не считаясь с личным временем и трудозатратами, всегда подставляли друг дружке свои не хрупкие дружеские плечи. Неожиданная встреча вернула обеих пожилых женщин в их хоть и трудную, но интересную молодость.

Глава 26

После бурных объятий, криков радости и поцелуев женщины отстранились. Они осмотрели друг друга изучающим взглядом сверху до низу и обратно.

— Фросенька, я ведь уже не чаяла тебя увидеть, хотя очень часто вспоминаю и раньше при разговорах с Нинкой всегда спрашивала о тебе.

— Оленька, наверное, я большая свинья, но ты меня очень строго не осуждай, жизнь так крутила, что забывала порой даже про своих детей и внуков. Я не хочу и не буду оправдываться, но, честное слово, никогда не забуду всё то, хорошее, что нас связывало в молодости.

— Брось Фрося, брось, что тебе со мной якшаться, вон ты какая важная дама, а что я, обыкновенная забитая поселковая баба…

— Оля, не смеши, тоже, нашла важную даму, как была, так и есть Фроська из Курячичей, торговка из Постав, просто оказалась в своё время попроворней некоторых других.

— Вот-вот, ты всегда была проворной, правильное слово подобрала и сейчас выглядишь словно из другой страны приехала — одета шикарно и лицо, вон, какое ухоженное.

— Так я же и приехала из другой страны, разве тебе Нинка не рассказывала?

— Да, я почитай десять лет с ней не общаюсь, мы же было разругались в пух и прах, а потом к ней вернулся её партийный бог, твой старшенький, мы с тех пор и не разговариваем. Может зайдёшь на полчасика, погреешься и поболтаешь по старой памяти со мной, с той которая всегда к тебе в рот смотрела ведь, благодаря твоей сноровке, моя добрая и хозяйственная соседка, я в своё время из нужды вырвалась.

— Пожалуй, на полчасика зайду.

Зная словоохотливость старой подруги, Фрося решила, что будет совсем не плохо из словесного потока Оли выловить нужную для себя информацию. Зайдя, Фрося оглядела хату, мало изменившуюся с тех давних пор, когда из-за вечной занятости матери в ней часто пропадал малый Сёмка игравшийся с детьми соседки.

— Оленька, как твой муж и дети, ты, наверное, давно уже бабушка?

— Дети выросли и давно уже разъехались кто куда, внуков постоянно на лето подкидывают, грех обижаться, а муженёк мой квасит по-чёрному, с утра уже куда-то подался керосинить с мужиками, я на него уже махнула рукой, дома не только водки, одеколон не могу держать, всё пьёт скотина, что горит.

— А обуздать не пробовала?

— Какой там, с похмелья может и порешить, а пьяненький добренький и храпит себе пока не протрезвеет.

— Слава богу, меня судьба миловала от подобной напасти, ни один из моих мужиков и сыновей не были пристрастны к этому пагубному зелью.

— Ай, не скажи, ты, что думаешь, я не помню твоего первого муженька, ведь год наблюдала за этим пьяным уродом, перед тем, как ты вместо него поселилась у меня по соседству.

Оля подбоченилась.

— Ты, вон скоро встретишься со своим старшеньким сыночком, который в Кремле сиживал, и увидишь, во что он превратился, а то, все у неё беленькие и пушистые… бог её миловал от этой напасти…

Фрося видела по выражению лица Оли, что она уже жалеет о своих высказанных в запале словах, хотя, что сказать, во многом они справедливые. После возвращения Степана из лагерей, он действительно пил по-чёрному, а кто бы не запил от той жуткой несправедливости и страданий, что выпали на его долю. В конце концов, он ведь остепенился, хотя это уже не её история. А вот намёки о Стасе больно ранили душу матери. После последних слов бывшей задушевной подруги у Фроси заныло сердце. Хотя она чего-то подобного ожидала, но всё равно, это сообщение было крайне неприятным.

— Пойду я Оленька, ведь мне сегодня надо в обратную дорогу ехать, посмотрю на то безобразие, о котором ты мне так сердечно поведала.

— Фросенька, ты чего, обиделась? Не серчай на меня, я же не со зла, думаешь, не понятно, сидел так высоко, а потом, бац, и на нашу грешную земельку, где сплошной навоз и дерьмо, далеко не все могут, как ты, из этой проклятой житухи выкарабкаться.

Оля примирительно обняла Фросю.

— У тебя всегда было полно от меня секретов, о многом мне приходилось только догадываться, а ведь жили почти одной семьёй. Знаю, знаю, ты всегда считала меня болтухой, а ты была сплошная тайна. Думаешь, я тебе поверила, что ты за свою кособокую хатёнку в деревне выручила столько денег, что всю свою избу забила добром, но я нисколько не завидовала, ведь и мне перепало немало. Ой, что-то я совсем разболталась, большой тебе интерес выслушивать то, что было при царе Горохе, лучше расскажи, хотя бы в нескольких словах, где и как поживаешь, как твои детки, они же у тебя все вышли в большие люди, даже наш Стасичек Горбачёвым ручки пожимал.

Фрося понимала, что будет крайне несправедливо и не учтиво пропустить мимо ушей каскад вопросов Оли, ведь она действительно всегда была очень доброжелательно настроена к её семье, а в судьбе Стаса проявила живое участие, год опекая пятнадцатилетнего хлопца, когда она моталась в Сибирь.

— Живу я Оленька, в Америке душа в душу с очень хорошим мужчиной, далеко не бедствуем, он меня любит и уважает. У всех моих детей жизнь по-разному сложилась, долго рассказывать, у меня полно внуков, даже есть правнуки, а Анютка моя погибла.

Глаза у Оли широко раскрылись от последнего сообщения Фроси, но та не стала развивать тему.

— Прощай подружка, молодость не вернёшь, но, честное слово, я очень рада была с тобой встретиться, прощай.

Фрося расцеловала дряблые щёки Оли и, не ожидая её охов и вздохов, закрыла за собой входную дверь.

Подойдя к некогда родному дому, она с трудом отворила калитку, чтобы протиснуться с чемоданом во двор. На цепи заливался яростным лаем матёрый пёс. Опасливо прикинув расстояние от собаки до крыльца, Фрося боком поднялась на три ступеньки, но не успела постучать, дверь перед ней сама широко распахнулась, на пороге стояла её старшая невестка.

— Мама, какая неожиданность, я уже не думала, что когда-нибудь вас увижу. А, что это вы, минуя близких, к соседке наведались, небось выведать хотели побольше про свою родню?

Фрося улыбнулась.

— А ты, чего, у окна дежуришь с утра до вечера, больше нечем заняться?

— А Вы, не ехидничайте, лучше скажите, каким ветром Вас к нам закинуло?

— Нина, ты из любопытства или от своей сердечности интересуешься? Хотя, я даже не уверена, что найдётся какой-нибудь человек, который сообщит вам о моей смерти, сами вы к моей особе давно уже потеряли интерес.

— А, как, где и у кого интересоваться, вы же в Америке.

От слова Америка, Нина даже закатила глаза.

— Может в хату впустишь или так и будешь держать меня на пороге?

— Ой, что это я, конечно, заходите.

Фрося зашла в свою бывшую избу и огляделась. Кроме того, что из всех углов веяло не ухоженностью, всё здесь было чужим, начиная от запахов кончая обстановкой.

— А Стас где, неужто на работе?

— Мне на него наплевать, как и на его работу, он в моей хате больше не появляется, ему место в собачьей будке.

— Нина, что это ты так разошлась, я же с тобой по-человечески разговариваю?

— Вы о нём по-прежнему очень высокого мнения, а он превратился в дерьмо. Ни на какой работе, парторгов нынче нет. Вот, подрядился по ночам дежурить на плем. станции, ведь на пенсию ему только в мае.

— Сторожем что ли?

— Нет, быком-производителем. Смеётесь что ли, с него толку теперь, во всех отношениях, как с козла молока.

— Нина, мне не досуг слушать твои язвительные слова, ты не больно радовала мою душу, когда была мужней подстилкой, а теперь тем более, вообще на своего пса на цепи похожа стала.

— А какого хрена вы, меня тут с собакой сравниваете, я что ли к вам в хату заявилась, уметайтесь отсюда туда, откуда пришли.

И вытолкнув растерянную Фросю с чемоданом за порог, с размаху захлопнула за гостьей дверь. Фрося спустилась со ступенек крыльца — вот так встреча, вот тебе и овечка — не дай бог, свинье власть, а бабе рога, а тут, похоже, и то, и другое. Она оглядела заснеженный двор, поленницы дров возле сарая, будку с собакой и увидела следы возле бывшей кузницы и почему-то догадалась, что именно там она сможет встретиться со своим старшим сыном. Утопая в снегу вдоль забора, чтобы не попасться на зубы злому псу, протиснулась к входу в кузницу, громко постучала и услышала голос сына:

— Нинка, какого хрена стучишь, знаешь ведь, что не заперто, а баб уже давно не вожу сюда…

Фрося не стала дальше слушать гнусные слова старшего сына, а толкнула дверь и очутилась в бывшем жилище ксёндза Вальдемара. В нос шибануло вонью не свежей одежды, пота, окурков, остатками вчерашней еды и ещё чёрт знает, чем. Под замусоленным ватным одеялом без пододеяльника лежал, закинув руки за голову, Стас — бывший ответственный работник республиканского парт. аппарата. Глаза матери и сына встретились.

— Что мать уставилась, не узнаёшь?

— К несчастью узнаю. Может примешь сидячее положение и поговоришь с матерью, которую уже не видел тысячу лет и, возможно, встречаешься с ней в последний раз?

— Отвернись, дай мне одеться, я ведь не на гулянке был, дежурил ночью, сторожа нонче в почёте.

Фрося разглядев колченогий стул, села на него и отвернулась. Боже мой, куда она попала и зачем, ведь намного лучше ей жилось в неведение. Как это получилось так, что она воспитала четверых детей, а на старости лет осталась одна, если бы не Марк, то в пору было бы подумать о доме престарелых, как это сделала Рива.

— Ну, здравствуй мать, какими судьбами тебя на Родину принесло, ностальгия заела или вспомнила о своём некогда покинутом добре?

Стас противненько захмыкал. Фрося обернулась — перед ней сидел на диване старший сын с обрюзгшим лицом, из щёлочек на неё смотрели с красными прожилками глаза, на голове остались только редкие пряди серо-пегих волос. Одет он был в ватные штаны и растянувшемся на толстом животе некогда пушистом свитере, на ногах плотно сидели растоптанные валенки.

— Здравствуй, Стасик! О такой встрече даже мечтать не могла, ты во что превратился, ведь тебе ещё шестидесяти нет, руки золотые, здоровьем бог не обидел, а ты…

— А я… а я матушка, пьянь, рвань и дрянь. Нинка и та, с милицией меня из дому выкурила.

— Из своего дому?

— Был мой и вышел, в своё время переписал избу на неё, ведь хотел получить в Минске собственное жильё, а мне выделили ведомственное, ведь имел уже собственность. Надо было эту хату продать и всё было бы в порядке, так не захотел эту суку в столицу перевозить. Ах, что уже об этом, жизнь моя подходит к финишу. Скоро выйду на пенсию, мне сказали, что будет она ладненькой. Со сторожей уйду, отсужу у Нинки пол дома, а может и притрёмся друг к другу, она, как увидит мою пенсию, так и подобреет, у неё же вовсе никакой нет, всю жизнь за моим хребтом жила. Ну, что, матушка, давай по стаканчику за встречу накатим, у меня сегодня свободная ночь от дежурства.

— Стас, твоей матушке уже девятый десяток пошёл, недавно она микроинфаркт пережила, ночь ехала в поезде, а от радужных встреч на десятом небе от счастья. Спросил бы лучше, как я поживаю, как твои братья и их семьи…

Стас перебил диким хохотом:

— Издеваешься, на кой хрен я им, и они мне сдались? Если бы ты сейчас не заявилась, то про тебя и не вспомнил до гробовой доски.

— Такой плохой я для тебя была?

— А я не сказал, что ты была плохой, есть, что хорошее о тебе вспомнить. Так и я не был особо плохим для своих детей, всё, что от меня зависело им давал, можно сказать, в люди вывел, ну, и что…

— Ну, и что, где они Стасик?

Фросе захотелось своим вопросом сгладить возникшую неприязнь между ней и сыном.

— Мать мне срифмовать ответ с твоим вопросом?

Он опять осклабился.

— Что ты хочешь, к Нинке и той не приезжают, они же теперь стали иностранцами — кто в России проживает, кто в Казахстане, а дочка вовсе не то в Словакии, не то в Словении живёт.

— Стас, может быть тебе деньжат подкинуть?

— На кой они мне, всё равно пропью, хочешь, так Нинке подкинь.

Тут уже засмеялась горько Фрося.

— Неужто подкинуть ей деньжат за то, что она выгнала меня из бывшей моей хаты?

— А ты скажи ей, что хочешь бабки подкинуть, так она тебе подошвы вылижет.

— Ладно, сынок, прощай, надо нам расстаться, пока до конца не возненавидели друг друга.

Стас, кряхтя, вслед за матерью поднялся на ноги.

— Матушка, не серчай на меня, пусто на душе, ведь всё, что было в жизни хорошего я потерял. В петлю лезть неохота, а славного будущего своего уже не вижу. Нинка мне давно уже обрыдла так, что видеть её не могу, не только что дышать одним воздухом. Я пошутил, не сойдусь я с ней, доработаю до пенсии и поеду куда-нибудь в деревню, куплю подходящий домик, заведу хозяйство, и кто его знает, может ещё хозяйку впущу в дом, нынче баб одиноких хватает, а я всё же не совсем пропащий мужик, с руками и при деньжатах. Скажу тебе, как на духу — местные мужики меня сторонятся, шарахаются, как от прокажённого, ты же знаешь, в наших местах коммунистов никогда сильно не жаловали. Вот и съеду туда, где меня никто не знает. Денежки у меня в загашнике есть и не какие-нибудь там зайчики, зелёненькими успел в своё время обзавестись, всё же у своей мамочки чему-то в жизни научился.

Стас облапил мать и похлопал её по плечу.

— Прощай и не поминай лихом, родственникам можешь передавать привет, а можешь и нет, мы с ними друг для друга словно чужие или умершие. Если перед кем и мучает меня совесть, так это только перед покойной Анькой.

Глава 27

Протиснувшись обратно со своим чемоданом через плохо открываемую калитку, Фрося остановилась на обочине дороги. Шёл лёгкий снежок, серое небо обложили облака, надвигались ранние сумерки, крепчал мороз и на душе у неё было пасмурно и холодно. Поправила сумочку на плече — вот, и съездила на Родину, вот, и попрощалась с родными. Вдохнула полной грудью морозного воздуха и решительно достала из внутреннего кармана шубы мобильный телефон — как хорошо, что у неё есть визитка того таксиста, доставившего её некоторое время назад сюда.

Долго ждать не пришлось, вскоре возле неё затормозила знакомая машина и улыбающийся водитель, распахнул перед ней дверь:

— Забросьте, пожалуйста, сами ваш чемодан на заднее сиденье, что-то мне не хочется вылезать на эту холодрыгу.

Фрося так и сделала, отметив для себя, что обслуживание клиента в провинции здорово отличается от московского, не говоря уже от американского, и, усевшись на пассажирское сиденье, облегчённо вздохнула.

— Скажите, пожалуйста, я могу возле вокзала где-нибудь сносно перекусить?

— Да, похоже, встреча не была сильно радушной.

Фрося смолчала.

Водитель покачал головой.

— Конечно, есть, я вас завезу в нашу «Бульбяную». Как вы относитесь к белорусской кухне?

— Отлично отношусь, я ведь родом из этих мест, просто давно здесь не была.

— У нас мало, что изменилось, но с развалом советской власти, появилось несколько приличных заведений, местные воротилы всё же подсуетились.

Не смотря на грустное настроение после встречи с сыном, Фрося в уютном кафе с аппетитом отобедала вкусными картофельными клёцками с жареным мясом и луком, запила чаем с лимоном и двинулась в сторону вокзала. Как это она могла предполагать, что ей придётся задержаться на два дня в Поставах, даже два часа здесь нечего было делать. Который уже раз подумала — как хорошо, что Марк не поехал с ней в Израиль и в Москву, ей тоска, а каково было бы ему. В чемодане так и остались лежать не востребованные подарки, кому здесь было вручать дорогие виски, коробки с конфетами и сувениры. Поезд уносил её обратно в Москву, а это значит, что скоро она улетит к Марку, без него ей было ужасно тоскливо, а на душе кошки скребли.

Стояло ещё раннее утро, когда Фрося сошла на промозглый перрон и в свете фонарей сразу же увидела, дожидавшегося её внука:

— Сёмочка, зачем ты поднялся в такую рань, а вдруг бы я сегодня не приехала?

— А я почему-то был уверен, что ты прибудешь именно сегодня, мне так хочется ещё побыть с тобой рядом, как можно подольше.

Фрося крепко обняла внука.

— Глупышка, какой ты ещё глупышка, скоро приедешь ко мне в Штаты, попрошу Марка, чтобы он подыскал тебе подходящий колледж в нашем округе, мы будем с тобой рядом, пока ты будешь во мне нуждаться, а я всегда буду с тобой, пока жива и могу что-то весомое для тебя делать.

— Бабуль, мама просила меня, чтобы я повлиял на тебя своим авторитетом и прямо с вокзала привёз к нам домой в гости.

— Считай, что уже повлиял, поехали.

Фрося с волнением переступила порог квартиры, когда-то удачно приобретённой для Тани. Благодаря сноровке свекрови, та теперь являлась хозяйкой дорогого престижного жилья в центре Москвы.

Невестка выскочила в прихожую и повисла на шее у Фроси:

— Мамочка, как я вся испереживалась за эти два дня, после того, как не очень красиво покинула тебя в гостинице.

— Ну-ну, отпусти меня, а то завалюсь, забываешь, что мне уже не сорок пять, как некоторым.

Таня смеясь, помогала свекрови снять шубу и сапоги, подставляла мягкие домашние тапочки, продолжая суматошно обцеловывать Фросе руки и лицо.

— Прости, моя дорогая мамочка, сама не знаю, что тогда нашло на меня, наверное, здорово вымоталась за последнее время, стала какая-то нервная, всё боюсь куда-то не успеть.

Фрося не стала реагировать на оправдания невестки, а присев в кресло, огляделась.

— А здесь мало, что изменилось…

Предостерегающе подняла руку.

— Танюша, не стоит извиняться, время нас отдалило друг от друга и поведение твоё в гостинице было для меня вполне понятным — хотела показать, какой ты стала важной и самостоятельной и явно слегка с этим переборщила. Танюха, я рада, что не надо больше тебе нос вытирать, а воспитывать тебя я не приехала, если нравится быть такой, будь.

Таня воинственно вздёрнула кверху подбородок.

— Какой это такой, договаривай?

— Даже не знаю, как правильно ответить на этот твой вопрос и стоит ли это делать. Ты, не напрягайся, завтра я улечу в Штаты, и кто его знает, может уже никогда больше с тобой не увидимся. Я, по крайней мере, в Москву уже не ездок, нет ни сил, ни желания.

— Мама — это понятно и без слов, но ты всё же ответь, что ты имела в виду, когда сказала, что я стала такой, интересно всё же, на твой свежий взгляд, какой?

— Далёкой Танечка, далёкой и холодной. Мне в дорогу Марк посоветовал взять томик Пушкина и почитать «Евгения Онегина». Я и читала, пока летела в Израиль.

— Мама, а с какого перепуга ты взялась за эту книгу, я её изучала по школьной программе и ничего интересного в ней не находила.

— На меня она тоже не произвела большого впечатления, просто мой Марик сравнивал тебя с одной героиней из этой книги.

— С Татьяной Лариной что ли?

— Именно с ней.

— Мамочка, я уже давно не та гуттаперчевая простушка, что была раньше, и это, сама знаешь, во многом, благодаря твоему влиянию и нынешним реалиям жизни.

Фрося во все глаза смотрела на сидящую напротив неё красивую, ухоженную ещё достаточно молодую женщину и не понимала, что ей в этой Тане не нравилось.

Почему, в своё время, она приняла всем сердцем прежнюю Таню — ранимую и сердечную, слабовольную и вздорную, но домашнюю и каждой клеточкой родную.

Складывалось мнение, что некогда близкая её душе девочка за десять лет со дня их разлуки, полностью растеряла все прельщающие прежде в ней качества.

— Танюша, нам нечего с тобой делить, но всё, что происходит сейчас в вашей стране и с её людьми на меня не производит благоприятного впечатления. Да, и в наше время, кто был поухватистей, тот и жил хорошо, только это было опасно, бизнес был под запретом, его обзывали спекуляцией и воровством, а попавшихся довольно строго наказывали.

Раньше трудно было сразу понять, кто богатый, кто сносно живёт, а кто бедный — все одевались, питались и имели жилищные условия примерно одинаковые. Да, сноровистые люди умудрялись квартирку малую сменить на большую, как это сделали мы с тобой, могли поднапрячься, где-то у государства украсть, подхалтурить, а порой сэкономить и сесть за руль своего авто, но сегодня между благополучием разных слоёв населения разница грандиозная, буквально пропасть пролегла — богатство и бедность просто выпирает со всех щелей.

— Мама, ты так серьёзно к этому подходишь, тебя это волнует? Меня нисколько. Можно подумать в Штатах не так, там все богатенькие, а если увидят бедненьких, то тут же помогают им подняться на ноги, раздавая милости на право и на лево.

— Не знаю Танюха, как тебе доступно объяснить, бедные везде есть и нищие везде встречаются, но такого чванства богатых, как здесь, я не встречала нигде.

— Мама, а почему надо стесняться богатства, времена подпольных миллионеров миновали, если есть у тебя мозги и хватка, то и существуй согласно своим достижениям — живи в дорогих квартирах и строй загородные особняки, имей гараж с крутыми тачками, одевайся у знаменитых модельеров, посылай учиться детей за границу…

Ах, да, к слову, с Сёмкой вопрос мы с тобой утрясли?

— Утрясли Танечка, утрясли, можешь на меня полностью положиться, он не будет у нас ни в чём нуждаться, закончит колледж, будет у него желание, то и университет поможем одолеть.

— Ах, мама, как я тебе благодарна, так хотела, чтобы Ленка за границу умотала, так нет, связалась с этим Глебушкой и теперь покатит совсем в другую сторону, а мне красней перед партнёрами и друзьями.

— Таня, ты продолжаешь меня удивлять, она, что милостыню на улице будет просить?

— Ах, мама, тебе это уже не доступно, другой возраст и совсем иные понятия.

— Вот, тут, ты совершенно права, но указывать на это было не обязательно.

— Мама, ты что обиделась?

— Не смеши, чего на правду обижаться. Да, и не была я никогда обидчивой, не в пример тебе.

— Тоже вспомнила, я теперь совершенно не обижаюсь, а просто бывает злюсь, да так, что могу задавить.

— Танюха, я две ночи провела в поезде, поеду, пожалуй, в гостиницу, надо отдохнуть, ведь завтра меня ещё ожидает, такой тяжёлый перелёт.

— Мамочка, ни в коем случае ты сегодня не сбежишь от меня — я заказала в ресторане шикарный обед, мы все вместе соберёмся здесь и отметим твой приезд. Ты увидишь моих дочерей с парами, моего друга и познакомишься с правнучкой.

— Ну, и отлично, а то думала, что придётся подарки для родных везти обратно в Америку или передать через посыльных.

— Мама, твоя пулемётная очередь меня не задела. Сёма!

Таня звонко выкрикнула имя сына.

— Семён, возьми на себя пока заботу над бабушкой, которая, надеюсь, очень скоро будет тебя опекать, а то я потеряла над тобой всякий контроль, посмотрим, как она справится.

— Мама, а что со мной справляться, в памперсах уже давно не нуждаюсь, уроки проверять не надо, не курю, не пью, не колюсь и даже по ночам сплю дома.

— Ну, ты слышишь его, как он разговаривает со своей матерью, ни капельки от него уважения, а ведь живёт у меня на всём готовом.

— Мама, я тебя, что просил, чтобы ты меня рожала, так чего теперь постоянно попрекаешь?

Чтобы эта перепалка между матерью и сыном не переросла в скандал, Фрося поднялась из кресла и обняла внука.

— А ты знаешь, мой дорогой, что молодым иногда стоит смолчать, даже если им кажется, что они правы.

Внук потупил голову и повёл бабушку в свою комнату, а Фрося вспомнила своего младшего сына в этом не лёгком для воспитания возрасте.

Тот тоже ни в чём у неё не нуждался, имел по тем временам, что могли себе позволить только дети партработников, великих артистов и спортсменов и, конечно, дети людей из криминального общества, какими они являлись с Марком.

Но, никогда, не единым словечком она его не попрекнула за все блага, которыми от всей души одаривала своего любимого мальчика.

Глава 28

После, получившимся неприятным разговором с Таней, Фрося полностью попала в сферу внимания Сёмки, чему тот не шуточно обрадовался.

Заведя бабушку в свою комнату, он буквально закидал её вопросами, большинство из которых было связанно с её жизнью в Америке. Он оказался любознательным и увлекающимся мальчиком. Разнообразные вопросы внука часто ставили бабушку в тупик, и она уже от души смеялась:

— Сёмочка, ты меня достал, ну, откуда я могу знать, я никогда этим не интересовалась, мальчик мой, я к компьютеру только подхожу пыль вытереть, вот приедешь и я тебя полностью отдам в распоряжение моего Марка, вот тут ты и оторвёшься и он с тобой заодно отведёт душу в умных беседах, а я ведь обыкновенная бабка — люблю сериальчики, любовные романчики, поплавать в бассейне и покопаться с цветиками в своём садочке.

— Бабуль, ты просто надо мною смеёшься, ну, что ты не знаешь, насколько у вас популярны в стране восточные единоборства — ушу, тхэквондо, каратэ, в конце концов?

Фрося смеялась.

— Мальчик мой, что это такое и с чем это едят? Сёмочка, в Америке есть всё, было бы желание, возможности и время всем этим и многим другим заниматься. Я только точно знаю, что не успеешь ещё появиться у нас в Майами, как сдашь у меня на права и я тебе куплю личный автомобиль, чтобы мой не брал, а то я вашу натуру Вайсвассеров знаю, стоит вам влюбиться и всё, голову сносит.

Парень покраснел.

— Бабуль, о какой любви ты мне говоришь, я же ещё даже не приехал в Штаты.

— Сёмочка, я шучу, но признаюсь честно, очень хочу уже очутиться у себя в доме и встречать тебя в своих апартаментах.

Дверь в комнату внука резко распахнулась и туда вбежала не высокая, но стройная девушка, в которой Фрося безошибочно узнала Лену. Боже мой, как она была похожа на свою маму — те же блестящие зелёные глаза, нежный овал лица с высокими скулами, тонкий носик и сочные губы.

— Бабушка, здравствуй! Как ты хорошо выглядишь, будто мы и не расставались с тобой десять лет назад.

— Здравствуй, здравствуй Леночка!

Фрося прижала к своей груди голову девушки.

— Ты, уже совсем взрослая, а расставались мы с тобой, когда ты была ещё не складным подростком.

Лена отстранилась.

— Бабушка, знакомься, это мой Глеб, мы скоро поженимся, ведь летом я оканчиваю университет, собираемся с ним поехать на Дальний Восток, там такие нас ожидают перспективы, ведь наши знания восточных языков сегодня очень востребованы, особенно на наших границах с Японией, Южной Кореей, а главное, с Китаем.

Фрося потрепала по плечу высокого нескладного парня в очках.

— Глебушка, тебе такая болтунья достаётся, не позавидуешь.

— Ну, бабушка, тоже скажешь, болтунья, а я ведь так разошлась, только потому что очень рада тебя видеть такой же красивой и стильной, как ты была раньше.

Свои два слова вставил и парень:

— Ефросинья Станиславовна, мне Лена очень много о вас рассказывала хорошего.

— О, чертовски приятно, оказывается обо мне ещё иногда говорят.

На душе у Фроси стало заметно теплей, в миг исчезли возникшие в предыдущие дни обиды и предубеждения. Они же молодые, где им взять время и терпение, чтобы понапрасну тратить на обидчевых стариков.

В комнате Сёмки становилось всё тесней и многолюдней, потому что туда протиснулись Алесь, Анжела и маленькая Анечка. Фрося взяла на руки девочку, названную в честь её самой большой невосполнимой утраты в жизни.

Естественно, кроме имени в этом миленьком ребёнке не было ничего от её Анютки, но всё равно, было приятно, что на земле есть человек, в которого заложена частичка доброй памяти.

Фрося, находясь в тесном кругу молодёжи, вдруг почувствовала, что она, наконец, оттаивает душой, ей хотелось обнимать и целовать повзрослевших за десять лет разлуки симпатичных молодых людей. Она закидывала молодёжь вопросами о планах на будущее, о том, как им живётся в нынешних новых для страны условиях и в ответах чувствовала, что эти ребята практически уже не помнят прежнюю жизнь в СССР. Оживлённый разговор и смех прервала Таня, вошедшая в комнату, пахнув запахом чересчур сильных духов, в стильном платье, в туфлях на высоких каблуках и обвешанная дорогими украшениями.

— Всё, всё, вы тут, наверное, замучили бабушку бесконечными вопросами и своими глупыми фантазиями, пора уже к столу, если захотите, там можно продолжить обмениваться взглядами и планами на будущее, заодно удовлетворите и моё любопытство, я ведь тоже очень мало, что знаю о них.

Шум мгновенно утих и все присутствующие в маленькой для такого количества людей комнате, потянулись в сторону зала. Сёмка взял бабушку под руку и проследовал с ней вслед за остальными. Внук уселся рядом с Фросей, перед этим услужливо отодвинув ей стул:

— Бабуль ты не против, если я во время обеда буду сидеть рядом с тобой?

— О чём ты говоришь, мне так сегодня повезло, подцепила юного симпатичного кавалера, почту, мой мальчик, за честь.

Услыхав последнюю фразу Фроси, все молодые люди дружно рассмеялись. Тем временем, Таня подвела к американской гостье высокого мужчину, одетого в добротный костюм при галстуке.

— Мама, познакомься с Ником.

Фрося привстала со своего стула и подала руку мужчине, встретившись с ним глазами.

— Ефросинья Станиславовна, очень рад познакомиться, много наслышан о вас, как от Тани, так и несколько лет назад от Владислава Антоновича, с которым мы были долгие годы друзьями и партнёрами по бизнесу.

— Я тоже рада знакомству, только простите меня, к вам так и обращаться господин Ник? Да, ещё вопрос, возможно, Вы, предпочитаете английский язык?

В серых глазах мужчины блеснули сталью настороженные огоньки.

— Прошу прощения, Николай Анатольевич.

Он учтиво наклонил голову.

— Мой родной язык русский, а Ником меня называют друзья.

Понимаю, что пока в их круг вы не входите. Ефросинья Станиславовна, если вы сможете за сегодняшний вечер уделить мне несколько минут внимания, буду вам очень признателен.

Фрося улыбнулась.

— Придётся повторить чуть раннее сказанную мной фразу — почту за честь.

На этот раз слова Фроси не вызвали смеха — молодёжь молча чинно восседала на своих местах, и только маленькая Анечка нарушала строгий порядок, просила дать ей кусочек колбаски.

Фрося обвела взглядом прекрасно сервированный стол с богатыми закусками. Отметила дорогой фарфор, начищенное серебро приборов и переливающиеся искорками хрустальные рюмки, фужеры и бокалы. Посереди стола стояла внушительная батарея из дорогих спиртных напитков. Фрося удивлённо взглянула на Таню. За их спинами расположились две изящные девушки в форменной одежде официанток.

— Мама, я решила, что так будет лучше, нам не придётся отвлекаться от стола и друг от друга, девочки сами со всем хорошо справятся, при этом, профессионально.

Изысканная еда, учтивое обслуживание официанток и спиртное не смогли создать за столом атмосферу всеобщего веселья и непосредственности, все, без исключения, чувствовали себя скованно, чему ещё больше способствовали Таня с её любовником, который ежеминутно поглядывал на свои дорогие часы, отчего невестка заметно нервничала и сыпала колкостями направо и на лево. Фрося попыталась разрядить обстановку:

— Танюша, а твоих знаменитых пирожков не будет? Я так часто про них вспоминаю и все уши Марку прожужжала. Он даже мне советовал попросить у тебя рецепт.

— Мама, не издевайся, я уже забыла, как к духовке подходят, некогда мне заниматься ерундой, вот, стану такой пенсионеркой, как ты, тогда и буду на кухне возиться.

Грубый выпад нервной хозяйки, похоже, отметили все — молодые люди, они опустили свои глаза в тарелки, а сидящий рядом внук, погладил бабушку по руке. Фрося, чтобы снять напряжение засмеялась.

— Ошибаешься Танюха, я и сейчас мало времени провожу на кухне и, если есть возможность отвертеться от неё, то с радостью могу покушать пиццу или зайти в кафе. Ты же знаешь, что я никогда не была хорошим кулинаром, а у тебя был к этому настоящий талант, могу заверить в этом всех присутствующих, кто этого не знал или надёжно забыл.

Глаза всех сидящих за столом с благодарностью смотрели на пожилую женщину, у которой хватило ума и такта пропустить грубую колкость мимо, как, будто не придав ей никакого значения. Расторопные официантки перед десертом стали убирать посуду после горячего блюда, а к Фросе в этот момент подсел Николай Анатольевич.

— Простите Ефросинья Станиславовна, но мне надо вскорости покинуть вашу замечательную компанию, вы могли бы сейчас уделить мне парочку минут внимания.

— Ради бога, но какой у вас интерес может быть к пенсионерке, посмотрите, сколько тут прекрасной молодёжи, а Танечка дорожит каждой вашей минуточкой.

Мужчина недовольно мотнул своей крупной головой.

— Шпильки в свой адрес не принимаю и наши отношения с Татьяной никого не касаются…

И понизив голос:

— Да, я женатый человек и, как вы уже могли догадаться, нас с вашей бывшей невесткой связывают не только партнёрские и дружеские отношения, но разговор сейчас пойдёт не об этом.

Фрося не стала перебивать, внимательно глядя в лицо мужчины, который почему-то не был ей симпатичен.

— Ефросинья Станиславовна, мне Татьяна сообщила, что ваш муж инвестирует крупные суммы денег в экономику нашей страны, что у него есть шикарные связи с нашим министерством и многими олигархами в области торговли и поставки ценного оборудования в разработке полезных ископаемых…

— Николай Анатольевич, вы зря тратите своё драгоценное время на разговор со мной на эту тему. Я в Америке сразу же отошла от всех коммерческих дел, тут Таня совершенно права, живу жизнью добропорядочной пенсионерки. Мой муж, простите меня, очень слаб здоровьем и никакой активной финансовой деятельностью не занимается. Да, наши капиталы вложены в некоторые структуры, связанные с Россией, но дела ведёт наш надёжный деловой партнёр и хороший друг, а мы получаем только дивиденды.

— Ефросинья Станиславовна, так только это нам и надо, чтобы вы связали нас с вашим хорошим деловым партнёром, а тем более, вашим другом, потому что ваши рекомендации откроют для нас широкие перспективы.

Фрося поднялась на ноги, давая понять, что их разговор подходит к концу.

— Николай Анатольевич, я не могу своему деловому партнёру, а тем более, другу, рекомендовать, совершенно незнакомого человека, в надёжности которого у меня нет никакой уверенности.

Во время всего разговора Фроси и её друга, Таня стояла рядом с плотно стиснутыми губами, кидая на свою бывшую свекровь огненные стрелы из по-прежнему красивых зелёных глаз, из которых исчезли любовь и тепло к дорогому некогда человеку. Мужчина несколько раз попеременно зло посмотрел на Фросю и Таню, сухо раскланялся и покинул квартиру.

Глава 29

Таня, проводив своего дорогого гостя, явно раздражённая вернулась в зал.

По ней хорошо было видно, что она буквально кипела от ярости, гнев был готов вырваться наружу огнедышащей лавой в любую секунду и все, сидящие за столом, в предчувствии словесного взрыва как-то непроизвольно съёжились. Таня в полной тишине налила себе почти полный бокал водки и в несколько глотков его осушила, запила шипучей минеральной водой и мрачно уставилась в тарелку. Молодёжь, стараясь быть незаметной, вылезла из-за стола и без шума удалилась в комнату, которую до сих пор называли детской, где теперь полновластным хозяином был Сёмка. За столом остались сидеть только двое — Фрося и Таня, расположившиеся по разные стороны бывшего пиршества. Официантки быстро заканчивали убирать посуду и вскоре скрылись на кухне. Фрося понимала, серьёзного разговора им не миновать, хотя особого толку в нём не видела — ей не в чем было оправдываться перед невесткой, она была уверена в правильности своих решительных действий, не способствующих партнёрству с протеже Тани. Нет, не пойдёт она на встречу в бизнесе Таниному любовнику, даже из горячих родственных побуждений. Тут же поймала себя на мысли — а родственных чувств то и нет, при этом, уже с двух сторон. Тревожное молчание затягивалось, насыщая атмосферу в комнате звоном натянутых нервов. Наконец, Таня подняла голову и посмотрела тяжёлым мутным взглядом на Фросю:

— Скажи, тебе было тяжело, хотя бы что-нибудь пообещать Нику? Конечно, свою жизнь устроила, а на меня тебе наплевать. Тебе до одного места, что твой сыночек поломал мне всю жизнь, оставил куковать с тремя детьми, почти без средств к существованию. А тебе только этого и надо было, ты, воспользовавшись моим состоянием, управляла мной словно марионеткой, дёргала за ниточки, а я дурища шла за тобой, как будто сама не могла со всем справиться, мамочка Фрося мне сопельки вытирала.

Она пьяно засмеялась.

— Глянь, великая Ефросинья Станиславовна, не пропала без нянечки, тебе и в твоей паршивой Америке такой жизни не снилось, какой я сегодня живу. Ага, смотришь и обзавидовалась — ты же была крутааая!

Она икнула.

— Ты, по сравнению со мной не крутая была, а убогонькая — ездила на жигулёнке, ковырялась на даче и торговала на толкучке. Ха-ха- ха, торгашка несчастная, тюремная дрянь, продажная шкура!

Фрося резко поднялась из-за стола.

— Закрой рот, дети слушают твою мерзость. Мне не в чем перед тобой оправдываться, как и перед своими детьми и внуками. Иди проспись, может ещё не совсем совесть продала, а завтра тебе будет стыдно за гадкие слова, в которых и на йоту нет правды, а одни искажённые факты, но это пусть останется на твоей совести, нас это уже не касается. Я не задержусь в твоём доме ни на одну минутку и прощаться завтра с тобой не хочу, Лучше бы мы похоронили себя друг для друга, чем впали в временную амнезию. Хоть это и трудно, но я хотела бы тебя забыть навсегда.

— А я тебя уже давно забыла, как и твоего ненаглядного сыночка, пусть он перевернётся в своём гробу или где он там находится.

Фрося вначале побелела, в висках яростно затикал пульс, но на смену смертельной бледности, краска вдруг бурно прилила к лицу.

— Да, я в своё время жутко ошиблась, надо было до конца завершить твой курс лечения у психиатра.

— Заткнись, старая колода, уже одной ногой в могиле, а всё ещё выпендриваешься, что, хочешь показать свой сильный характер и волю?

И вдруг сквозь стиснутые губы прошипела:

— Слышишь, не отпущу я своего сына к тебе, сдыхай там потихоньку в одиночестве.

Некогда обожаемая невестка старалась, как можно больней ударить словами по бывшей любимой свекрови. Пьяные слёзы текли по Таниному искажённому злобой лицу, и Фрося сорвалась.

— Танечка, могу тебя успокоить, я не одинокая — у меня есть муж, а в Майами в моём доме сейчас живёт вторая жена моего Семёна и трое его детей.

Слёзы мгновенно высохли на лице у молодой женщины, хмель куда-то отступил, глаза широко раскрылись, губы мелко задрожали.

— А он где? Он где? А Он где?

От шёпота она перешла на крик:

— Где он ГДЕ?

В зал на крик вбежали дети. Сёмка тут же встал между разъярённой матерью и растерявшейся от своих нечаянно сорвавшихся слов бабушкой:

— Мама, как тебе не стыдно, что ты вытворяешь, мало того, что она наша гостья, так ведь ещё и пожилой человек.

— Гостья? Пожилой человек? А ты знаешь, что её выродок, твой героический папаша все эти годы скрывался от нас и никакого ему не было дела, что у него сыночек подрастает. Он, сволочина, завёл себе другую бабу и нажил с ней ещё троих детей.

— Да, мне бабушка рассказала.

— Ты, знал, ты, знал, ты, знал… мерзкий предатель, ничтожество, я тебе такую Америку устрою, что забудешь, как это слово пишется!

— Вот напугала, исполнится мне восемнадцать лет и без тебя уеду, никогда не останусь рядом с тобой. Я знаю, что ты меня ненавидишь за то, что я похож на своего отца.

Ситуация из скандальной переходила в критическую, которую из всех присутствующих могла разрулить только Фрося, что она незамедлительно и сделала.

— Так, давайте не будем пугать ребёнка дикими криками и сами все успокоимся, никакой трагедии не произошло, две бабы выпустили слегка пар, а Сёмочка очень близко к сердцу взял наш острый спор. Алесик, завези меня, пожалуйста, в гостиницу, завтра днём у меня самолёт, кто захочет, может меня проводить.

И она не оглядываясь пошла в прихожую. Вслед за Фросей на выход потянулись все остальные, включая и Семёна. Взявшись уже за свой чемодан, Фрося оглядела всех одевающихся в прихожей:

— Анжела, останься, пожалуйста, с мамой, нельзя её бросать одну в таком состоянии. Если она будет волноваться, то скажи ей, что Сёмочка будет ночевать со мной в гостинице.

— Правильно бабушка, не надо ему маячить сейчас на глазах у мамы. Прости её бабушка, она не такая плохая, как хочет казаться. Иногда она думает, что можно всеми управлять, не считаясь с чужим мнением.

И, обняв бабушку, прошептала на ухо:

— Только я могу её выдержать и смолчать, мама моего Алесика терпеть не может. До свиданья бабушка, нам тебя здесь здорово не хватает. Вот, Алесик найдёт себе нормальную постоянную работу, и мы обязательно приедем к тебе в гости.

— До свиданья Анжелочка, до свиданья, ты всегда была разумной девочкой, ею и осталась. Мой вам совет, становитесь побыстрей самостоятельными, чтобы потом не упрекать других в собственной нерадивости.

Вначале Алесь довёз Лену и Глеба до дома, где была их съёмная квартира, и Фрося тепло попрощалась с молодой симпатичной парой, пожелав им удачи на выбранном пути. Целуя на прощание Лену, Фрося вложила ей в руки несколько сотенных банкнот американских долларов.

— Бери, моя девочка, пусть эти несколько ничтожных бумажек принесут вам удачу. Леночка мне очень понравился твой парень. Глебушка, берегите друг друга и свою любовь.

Высадив Лену с Глебом, Алесь обратился к Фросе:

— Бабуля, а зачем тебе гостиница, разве ты не хочешь переночевать в своей квартире?

— Алесик, это не моя квартира, а твоя, для меня это уже пепелище, одни только воспоминания, а стрессов на сегодня мне и так хватило сполна… Ты лучше ответь мне на такой вопрос — сколько времени будешь жить на дешёвых халтурах в музыке, быть иждивенцем у Анжелы и мальчишкой на подхвате у тёщи? Пожалей Анжелку, она ведь мечется между двух огней — любовью к матери и к тебе.

— Бабуля, а, что ты мне предложишь идти на стройку, автобус водить или билеты в кассе продавать?

— Ничего я не буду тебе предлагать, сам раскинь мозгами и взвесь, как следует свои возможности, раз от музыки жить не выходит.

— Бабуль, я ведь хороший музыкант и певец, мои мелодии и тексты не хуже, чем у Газманова или Николаева, неужели ты мне не веришь?

— Алесик, что толку от моей веры, надо сделать так, чтобы в тебя поверили известные исполнители или продвинутые продюсеры.

Сёмка присвистнул на заднем сиденье.

— Бабулька, оставайся, с тобой наш Алесь взлетит на пик славы, а не будет на похоронах жмура тянуть и на дешёвых свадьбах лабать.

— Алесик, это правда?

— Конечно, правда.

— А ты, малый, не суйся куда тебя не просят.

— А чего ты, старый возбухаешь, ты, что не видишь, что нашей бабушке можно всё рассказывать, она ведь не стенает, как некоторые, а советы дельные даёт.

— Успокойтесь ребята, какие сейчас я могу давать советы, когда совершенно не знаю вашей жизни. Одно только знаю точно, позорных работ не бывает, бывает позорное качество работы. На свадьбах и похоронах тоже надо кому-то играть, но если ты можешь достичь большего, а не делаешь этого, то это позор.

И тут же без перехода:

— Сёмочка, переночуй, пожалуйста, у Алеся, мне необходимо сегодня вечером побыть одной. Многое надо обдумать, перед тем, как улечу в Штаты. Хотелось бы вернуться домой с ясной головой. А к восьми утра закажу в свой номер завтрак, приходите ребята, будем прощаться.

Глава 30

По стечению обстоятельств Фросе выделили номер, в котором она проживала накануне отъезда в Поставы.

Она нисколько не расстроилась, а более того, это обстоятельство её даже обрадовало, не надо привыкать к новой обстановке.

Только, зайдя в свой номер, поняла, как она страшно устала за последние дни и за всю свою сложную и нервную поездку в Израиль и Москву. Фрося с блаженством погрузилась в джакузи, наполненное горячей водой, куда щедро добавила любимого хвойного экстракта. Пузырьки и струйки воды ласково нежили её кожу, разливаясь истомой по всем органам, а главное, по разгорячённым мыслям и растревоженной душе. Боже мой, как это её сердце выдержало всю ту мерзость, что вылила на её голову Таня. Странно, но не было обиды и злости на бывшую невестку, ставшей ей когда-то, настоящей верной подругой.

Ей самой почему-то до жути было жалко Таню, она не давала себе в этом отчёта, но может быть из бабской не всегда логичной солидарности, сердце заполняла тягучая жалость к невестке.

Да, вся та гадость, пролившаяся на её голову от находившейся в крайне расстроенных чувс твах Тани, жгла ей душу, но почему-то она находила и находила этому гневу оправдания — не сложившаяся семейная жизнь безусловно искалечила Тане, и до того, неустойчивый характер.

Фрося хорошо помнила, прежнюю, такую мягкую, легко ранимую, но нежную и домашнюю девочку, которая в одночасье превратилась в злобную мегеру и в первую очередь, к своим близким.

Она вдруг стала отталкивающим от себя своим поведением и словами монстром, не терпящем по отношению к себе критики, не принимающая возражения и до абсурда уверенная в собственном не погрешимом мнении, не прощающая другим слабостей и непроизвольных ошибок.

Фрося, расслабившаяся в дурманной ванне, почти полностью успокоившись, старательно искала Тане оправдания и какие-то всё же находила.

После страшной вести о смерти Анютки, Фрося словно выключилась на какое-то время из обыденной жизни. Хорошо ещё, что к этому времени все документы на поездку в США, у неё уже были готовы.

Находясь в полной прострации, она и вылетела из Москвы, куда не возвращалась целых десять лет.

Да, этот факт не скроешь, Фрося за несколько лет их общения, приучила Таню, жить под постоянным её присмотром, вела, как незрячую по дорогам жизни, которые становились всё сложней и беспощадней к человеку, в свете тех сложившихся в стране реалий.

Нет, она не оставила её на пустом месте — не многие могли похвастаться в то время шикарной квартирой в центре Москвы, добротной дачей, машиной, а главное, набирающим обороты бизнесом, в котором Фрося сохранила все свои туда вложенные средства. Смешно сказать, она летела в Америку, имея в кармане всего лишь сто долларов.

Остальные, оставшиеся у неё, к этому времени, зелёные бумажки, не считая, бросила на заднем сиденье Таниного автомобиля, перед тем, как двинуться в сторону аэропорта, чтобы покинуть любимую Москву и, кто мог тогда предположить, что, так надолго.

Всё то, что Фрося небрежно оставила Тане в её автомобиле, были далеко не копейки, даже в нынешнее время, не говоря уже, о тех годах — там было больше двадцати тысяч долларов.

Безусловно, она несёт вину перед Таней, за то, что скрыла от неё факт чудесного появления среди живых Семёна, но, как показывает время, это был правильный поступок. Разве смогла бы она жить с мыслью, что где-то тешится в других пылких объятиях её любимый мужчина, поднявший, в своё время, молодую женщину своей любовью на вершины наивысшего обожания.

Непроизвольно вспоминала себя, когда приехала в посёлок Таёжный и обнаружила своего любимого Алеся под бочком у сладострастной вдовушки. Она чудом тогда не сломалась, а не повстречайся на пути непревзойдённый любовник Сёмка, сумевший своей пылкой страстью заставить её забыть обо всех тяготах жизни, чтобы с ней было… трудно представить. Фрося вдруг почувствовала, что начинает замерзать в остывающей воде — да, так размышлять она могла до самого утра, а может быть и на дольше хватило бы ей воспоминаний и разнообразных мыслей.

Разогревшись под душем и растёршись до красна махровым полотенцем, в ночной сорочке упала на кровать. Ах, какое блаженство, не хочется никакого телевизора, книги и постороннего шума, а вот, с Марком необходимо поговорить и, при этом, срочно. Фрося услышала, как на другом конце провода привычно для её слуха прокашлялся любимый мужчина, перед тем, как сказать в трубку обычное:

— Алло.

— Маричек, миленький, завтра я уже вылетаю к тебе, как я соскучилась, ты даже представить не можешь. Никогда больше я не отдалюсь от тебя дальше расстояния нашего двора.

— Фросик, как я рад, что твой вояж не оказался сильно растянутым по времени хотя, как знать.

— Маричек, он мне кажется бесконечным, я очень устала и истосковалась по тебе.

— А я Фросик, тоже очень скучаю по тебе, но не буду тебя обманывать, что мне тут нечем заниматься, сама отлично знаешь, что остался в доме далеко не один. Ах, да, в постельке мне без тебя бывает ужасно одиноко и холодно, перекину руку на твою сторону, а там пусто, а так хочется привычно запустить пальцы под твою ночную сорочку.

Фрося блаженно улыбнулась.

— Маричек, хоть ты и врёшь складно, но чертовски приятно это слышать. Кстати, я сейчас лежу на широчайшей гостиничной кровати в одной ночной сорочке после умопомрачительного джакузи.

Пожилые люди счастливо рассмеялись своим непосредственным шуткам.

— Фросик, скажи честно, у тебя смех оттого, что смешно или сквозь слёзы?

— Сквозь слёзы Маричек, и ещё какие…

И она описала мужу все перипетия последних дней, вплоть до сегодняшнего званного обеда у Тани.

С душевной мукой передала всю безобразную сцену её разговора на высоких тонах с бывшей невесткой и чем он завершился.

— Фросенька, а чего ты приняла так в штыки того мужика с его предложением, тебя, что шокировало, что он занял место твоего сына?

— Марик, ты отдаёшь себе отчёт, о чём ты спрашиваешь, выдумал тоже, чтобы я хоть краем мысли зацепилась за это твоё несуразное предположение.

— Тогда объясни доходчиво, в чём причина твоего враждебного восприятия любовника Тани?

— Ну, не понравился он мне и всё, явно из бывших бандитов или коммунистов, да и женатый он.

Давно Фрося не слышала, чтобы так смеялся её муж, он буквально задыхался от хохота.

— Фросик, ей богу, я сейчас умру от смеха — ну, скажи мне на милость, а кто нынче управляет той страной, может быть ты думаешь, что Путин не был коммунистом, служа в органах КГБ? Может быть ты считаешь, что наши все деловые партнёры с Леоном в Оксфорде или Гарварде учились? Поверь, моя миленькая, большая часть из них в обкомах заседала или не один раз парашу нюхала.

И Марк снова от души рассмеялся.

— Марк, ты что, меня осуждаешь за неправильное поведение с этим мужиком?

— Нет, не осуждаю, ты вправе сама решать такие вопросы, но ради Тани могла бы быть более гибкой и напустить немного тумана, и смотришь, все были бы довольными.

— Ага, понятно, какой из меня бизнесмен, торговка с базара, правильно Танюха сказала.

— Нет, не правильно, она не имела никакого права разговаривать с тобой в таком тоне из ряда многих обстоятельств.

Ты абсолютно права, что резко её отбрила, а, вот, с сыном твоим, а точней с вестью о нём, произошла явная промашка, но слово не воробей, уже не поймаешь.

— Ну и пусть она знает, всё равно, их пути-дороги больше не пересекутся.

— А пацана твоего сына я очень хочу увидеть, по твоему рассказу, он очень занятный парень, кто знает, может и в отца, а то ещё и покруче будет.

— Маричек, ты меня совсем расстроил, думала похвалишь, а тут так осадил, что впору звонить тому Нику и предложить наше сотрудничество.

— Фросик, это не к чему, хватает у нас партнёров нынче в России и без него, это можно было сделать только ради Тани и то, тысячу раз проверить, а ты ведь знаешь Леона, не в одну авантюру он сломя голову не помчится, даже ради нас.

Марк снова рассмеялся и в этот момент Фрося услышала тихий стук в дверь её номера.

— Маричек, кто-то ко мне пожаловал, стучится в дверь, а я, правда, в одной ночной сорочке. До свиданья, мой милый, до скорой встречи.

Фрося накинула халат и приблизилась к двери.

— Кто там?

После некоторой паузы раздался приглушённый голос Тани:

— Мама Фрося, открой мне, пожалуйста, я тебя умоляю, открой…

Глава 31

Тихий голос Тани за дверью отозвался в душе Фроси не понятным теплом, затопившем всю её сущность.

Она невольно подобралась, надо было действовать по мере того, как будут развиваться события.

Нельзя сказать, что визит бывшей невестки был для неё полной неожиданностью, где-то в подсознании она на него всё же рассчитывала. Новая встреча с Таней чрезвычайно её взволновала.

Мимолётно оглядела себя в зеркале — домашний халат, надетый на ночную рубашку и тапочки, прямо скажем, не очень подходили к приёму гостей, но это ведь была Таня, для которой внешний вид свекрови не должен был иметь особого значения. Не задумываясь больше ни о чём, Фрося распахнула дверь. Перед ней стояла крайне расстроенная молодая женщина с опухшим от слёз лицом и с печальными виноватыми глазами:

— Мама Фрося, впусти меня, пожалуйста, к себе, не гони, хотя я этого вполне заслуживаю.

— Входи Танюха, входи, хотя, я уже приготовилась отдыхать, поэтому прости меня за мой внешний вид, сама понимаешь, здорово выдохлась за последние дни.

Пройдя быстрыми шагами в номер, Таня небрежно скинула с себя изящное модное манто и кокетливую меховую шапку и, бросив их на журнальный столик, буквально упала в кресло.

— Мама Фрося, после моих гадких слов, сказанных в твой адрес, ты была вправе меня к себе не впустить и больше никогда в жизни со мной не видится. Но я не могла, понимаешь, не могла, чтобы ты уехала, оставив обо мне в своей душе горький вкус от нашей встречи. Вряд ли своим визитом я его особо подслащу, но нам необходимо ещё раз, поговорить и желательно без свидетелей.

Фрося, усевшись в кресло напротив невестки, наконец, разомкнула уста:

— Танюха, а я ведь ждала тебя, но только не сегодня, думала, что утром придёшь прощаться вместе со своими детьми, ты же всегда была отходчивая. Но, раз пришла сегодня и хочешь поговорить, хорошо, пусть так и будет.

— Мамочка, прости меня, в любом случае, я не имела права вылить на твою голову тот ушат гадости, что вырвался из меня, но, что сказано, назад уже не вернёшь.

— Да, Танюха, сказанное тобой, забыть я уже не смогу, но простить постараюсь, потому что всё хорошее, что некогда было между нами значительно перевешивает твои во многом не справедливые слова, выплеснутые в запале в мой адрес.

Таня ничего не ответила на последние слова Фроси, а сидела, откинувшись в кресле с плотно приккрытыми глазами, из-под пушистых ресниц вдруг выкатились слезинки и ручейками побежали по бледным щекам.

Фросе в этот момент безумно стало жалко молодую женщину, на долю которой выпала очень нелёгкая судьба.

Таня никогда не обладала сильным характером и твёрдостью духа, а нынешний срыв только лишний раз подчеркнул её слабость.

Десять лет разлуки ни могли не сказаться на их отношениях, они значительно удалили их друг от друга, да, и разница в возрасте сейчас сказывалась, совершенно определённо.

Нечего их даже теперь сопоставлять с теми годами, когда они только познакомились.

Женщины сейчас выглядели рядом далеко не так, как раньше, когда работали в ателье у Валерия Ивановича, Фрося тогда смотрелась рядом с Таней старшей сестрой.

В свои сорок пять лет, бывшая Фросина сердечная подруга выглядела ещё весьма привлекательной молодой женщиной, обладающей хорошей фигурой, с симпатичными чертами лица и в модных дорогих одеждах научившаяся преподносить себя для окружающих в лучшем свете.

Фрося невольно сравнила Таню с новой пассией Семёна и с удивлением отметила, что обе женщины в чём-то были похожими. Нет, внешне они были совершенно разными, славянский тип Тани не мог быть сравним с восточным Зары, но ростом и фигурой и чем-то характерами они походили друг на друга. Фрося отогнала от себя не приличествующие к моменту мысли.

— Не надо сейчас Танюша, плакать, ведь все живы, здоровы и по мне ещё рано слёзы проливать, хотя, кто его знает, сколько господом ещё мне годочков отмеряно.

Таня резко выпрямилась в кресле и распахнула заплаканные глаза.

— Да, никто не умер, никто не заболел, а более того, кто-то оказался жив, после того, как я его похоронила много лет назад. Не перебивай меня мамочка, оказывается ты не одна скрывала от меня этот факт, даже моя старшая дочурка, моя надёжная опора и единственная из моих детей близкий мне человек, была осведомлена об этом, только я одна, дура несчастная, жила в неведении. Ты, в своё время, меня пощадила, проявила завидную человеческую жалость и отпустила в свободный полёт — живи Танечка, влюбляйся или ложись под других мужчин, ты ведь одинокая вдова, тебе всё можно.

Фрося не перебивала, понимая, что своими успокаивающими словами только ещё больше распалит израненную душу Тани. Нет, она до сих пор не считала, что поступила в своё время неправильно, скрыв факт второго брака младшего сына, а с ним и то, что он остался жив.

— Мамочка, я не знаю всех подробностей произошедшего в том падлючем Афганистане и поняла бы Сёму, если бы он, стараясь сохранить себе жизнь, перешёл на сторону врага или как там, противника. Но, мамааа…

Таня зарыдала.

— Он женился на другой и народил с ней детей.

Таня уткнулась лицом в ладони, лежащие на коленях и горько в голос плакала. Фрося сидела, не шевелясь в кресле — вот тебе и отдохнула, кто меня дёрнул за язык, зачем я нарушила её душевный покой? А, всё амбиции, всё не сдержанность, желание на нанесённую обиду ответить, как можно побольней. Наконец, Таня подняла от колен заплаканное лицо и посмотрела на Фросю взглядом смертельно раненного зверя.

— Не жалей меня больше, мне от вашей жалости теперь так больно, расскажи, ну, пожалуйста, расскажи мне всю правду от начала до конца. Ты, слышишь меня, расскажи, я теперь презираю себя и своё тело, которое только недавно впервые после Сёмы отдала другому мужчине, а ведь не хотела, не хотела, не хотела…

И она опять залилась горькими слезами.

Фрося вдруг почувствовала, как в груди зарождается боль, сердце то неслось в бешеном ритме, то вдруг замирало, словно стараясь на веки остановиться, ладони и стопы ног похолодели, губы высохли и на теле выступил противный липкий пот.

Она через силу выдавила из себя.

— Танечка воды, дай мне быстрей воды и лекарство, оно в моей сумочке.

Таня резво выскочила из кресла и заметалась по номеру, неустанно повторяя:

— Боже мой, боже мой, боже мой, что я наделала, что я наделала…

Сквозь туман в глазах Фрося видела, как молодая женщина трясущимися руками, не отмеряя ливанула сердечные капли в стакан и расплёскивая, наполнила его из графина водою.

— Мамочка, боже мой, пей, моя хорошая, что я наделала, что я наделала…

Фрося большими глотками пила мерзкое на вкус и запах лекарство, проливая часть на грудь и это было не мудрено, у Тани тряслись руки, а у неё об край стакана стучали зубы. Прошло несколько минут — боль в груди, аритмия и холод в конечностях отступили и дыхание стало ровным. Фрося выпрямилась в кресле и глубоко выдохнула.

— Фу, ты, думала опять свалюсь с инфарктом, ведь подобное состояние у меня уже было в Израиле, когда умерла Рива.

— Мамочка, не надо ничего рассказывать, всё равно ничего исправить уже нельзя. Завтра же отошью от себя Ника, не смогу я больше отдаваться ему, когда знаю, что мой муж жив. Пусть Сёма будет счастлив со своей новой жёнушкой, она ни в чём не виновата, как и её дети. Не будем больше говорить о партнёрстве моего бывшего любовника с американцами, мне на это глубоко наплевать, а теперь, наплевать и на него самого. Сёмочку, как мы говорили раньше, летом отправлю к тебе в Штаты, ты не думай, не ради престижа или выкаблучивания перед другими, просто мы с ним давно потеряли общий язык, а вина за это полностью лежит на мне. Пусть он в нормальной стране станет человеком, а ты ему в этом, если получится, всячески поможешь, а там, кто его знает, может в будущем мы найдём с сыном общий язык.

Мама, я не буду от тебя ничего требовать, если они с его отцом захотят поддерживать отношения, я не буду ничего иметь против. Ну, вот, пожалуй, всё, что хотела, то сказала.

Фрося, хоть сердечный приступ отступил, чувствовала невероятную слабость. Слова Тани доходили до неё с некоторым опозданием, но она удивлялась и радовалась, их житейской мудрости и горькому в них раскаянию.

— Танюша, девочка моя, не спеши расставлять все точки, особенно в твоих отношениях с другими мужчинами, ты ведь ещё такая молодая, такая симпатичная и привлекательная. Ты, думаешь, я сама не переживала нашу размолвку… ещё как… придя в номер, я сразу же позвонила Марку, и он меня пожурил, что я так принципиально повела себя с твоим другом и возможным нашим будущим партнёром по бизнесу. Марк согласен вместе со своим деловым американским партнёром рассмотреть предложение…

Таня перебила:

— Мама Фрося, я тебе на этот счёт уже всё сказала, нет у меня больше этого любовника и не надо вам этого партнёра.

— Танюша, я очень устала и прямо скажем, неважно себя чувствую, чтобы сейчас вести с тобой дальнейшие разговоры и споры, если хочешь, приходи рано утром и мы с тобой позавтракаем и продолжим общаться, а с детьми уже попрощаемся в аэропорту, большой им интерес слушать старую бабку.

— Хорошо мамочка, так и сделаем, только я отсюда никуда сейчас не уйду, а переночую в кресле, не оставлю я тебя одну в таком состоянии, и не спорь.

Фрося поднялась на дрожащие от слабости ноги и привлекла к себе Таню.

— Девочка моя, я не буду тебя отговаривать, потому что мне будет очень приятно спать с тобой в одной постели, посмотри какая у меня широкая кровать, а ты говоришь в кресле.

Таня, как когда-то в былые годы уютно прижалась к груди своей свекрови, бывшей ей долгое время подругой, и впервые за этот вечер на её лице заиграла улыбка.

Глава 32

Таня приняла душ и подкатилась к Фросе под бочок, не смотря, на всю ширину кровати, она тесно прижалась к свекрови и тихо задышала ей в шею. Пожилая женщина нежно обняла её голое худенькое тело и поцеловала в щёку:

— Танюша, зря ты осталась у меня ночевать, у тебя даже нет ночной сорочки. Возьми хотя бы мою запасную, надеюсь, до утра не утонешь в ней.

Таня, по-прежнему крепко обнимая за шею Фросю, зашептала:

— Мамочка, ты даже не представляешь, как я хочу иногда снова стать маленькой девочкой, прижиматься к материнскому плечу, решать только детские проблемы и никому ничего не доказывать и не думать о завтрашнем дне.

— Танюшка, Танюшка, что ты думаешь, мне этого никогда не хотелось, ещё как хотелось, но я с детства не знала материнского тепла, а с восемнадцати лет не было даже к кому прижаться или хоть словом девичьим обмолвиться. Уже много позже я обрела маму Клару, она была очень хорошая и душевная женщина, но совершенно далёкая от того, чтобы по-матерински приласкать. Она себе никогда не давала поблажки в проявлении нежностей, не позволяла даже слезинке вытечь из своих глаз.

Фрося рассмеялась.

— Про таких говорят — гром-баба.

— А Сёма её очень любил, он много про неё рассказывал.

— Так и я её очень любила, просто, она была очень своеобразным человеком — надёжным, верным, честным, но свои чувства никогда не проявляла на людях. Помню, один только раз, когда я ей рассказывала, как спасала во время войны Анютку, она чуть было не разревелась и выкурила вместо двух, три подряд папиросы.

Таня надела огромную для себя ночную сорочку Фроси и вновь придвинулась к свекрови.

— Мама Фрося, расскажи мне всё же про Сёму, всё, всё, что тебе известно до этого момента расскажи мне, пожалуйста, я тебя очень прошу, и про его жену и деток, всё, что знаешь, расскажи.

— Танечка, зачем ты рвёшь себе душу, ведь возврата к прошлому уже нет. Хоть ты меня и осуждаешь, но я до сих пор нисколько не жалею, что, в своё время, скрыла от тебя, тот факт, что он остался жив. В тот момент, когда он встретился с нашей Анюткой, у него уже было двое детей и он ничего не знал о существовании сына в Москве. Милая Танечка, я сама страшусь встречи с Семёном, ведь он в том Афганистане стал мусульманином, а про этих фанатиков ты сама многое слышала. Его жена, по короткому моему наблюдению, нельзя сказать, чтобы страшно была верующая, но она блюдёт традиции и, свято предана своему мужу, глаз на других мужчин не поднимает…

— Если бы знала, что Сёма жив, что любит и помнит меня, я бы до сих пор ждала его, и тоже глаз на других мужчин не поднимала.

Таня буквально выдохнула эти слова в ухо Фроси.

— Танюша, давай, я тебе быстренько расскажу, всё то, что знаю, а знаю я очень мало и не будем больше к этому возвращаться. Одно всё же тебе скажу определённо, от мысли, что он жив и думает обо мне, а я могу думать о нём, как о живом, становится на душе теплей.

— И мне было бы теплей, но он думает о другой.

— Ах, Танюша, Танюша, кто его знает, о ком и о чём он сейчас думает и, где он в данный момент находится, мы ведь с тобой уже почти семнадцать лет его не видели и не слышали.

— Мама, расскажи о его жене и детях, на кого они похожи, как выглядят, как разговаривают, всё, всё расскажи.

Фрося тяжело вздохнула и выдала Тане всю скупую информацию о Семёне, начиная с того момента, как Аня увидела его в окружении Масуда и, дойдя до письма, которое передал ей недавно Леон.

— Вот, в общем-то и всё. Буквально накануне моего отъезда в Израиль, появилась на нашем горизонте жена Семёна с детьми и пока они живут у нас в доме. Я рассказала Заре, так зовут жену Семёна про тебя и его сына, а она оказывается всё про вас от него знала. Танюха, тебе даже будет трудно поверить, но я её предупредила, что ты до сих пор считаешься его законной женой. И, она ответила, что согласна быть второй женой, если он примет такое решение, ведь у них, у мусульман, такое водится.

— Мама Фрося, а я бы на такое никогда не согласилась, что моё, то моё, даже не хочу быть первой женой, когда есть ещё вторая.

— Прости, моя девочка, а быть любовницей, разве это не одно и тоже?

— Ты меня укоряешь?

— Не смеши, ты свободная женщина, пусть жёны мужчин укоряют себя за то, что не могут удержать рядом с собой похотливых самцов. Смотри, от меня ничего не отвалилось, а я дважды была любовницей и обманутой женой была. Самое моё большое семейное счастье пришлось на годы старости, и я его теперь очень лелею.

Незаметно для самих себя, обе женщины почти одновременно заснули и проспали до позднего утра. Проснулись они от мелодии, звучащей в соседней комнате из мобильного телефона. Таня вскинулась и побежала отвечать на звонок. Через пару минут она вернулась.

— Мама Фрося, звонила Анжела, волнуется за меня, за тебя и за работу.

— Хорошая она у тебя девочка, надёжная, не третируй ты её, лучше вместе с ней вселяйте в Алеся уверенность в свои силы, смотришь, он чего-нибудь и добьётся, ведь парень далеко не дурак.

— Хорошо, я прислушаюсь к твоему совету, а между прочим, уже пол девятого.

Фрося резко присела на кровати.

— Ничего себе, скоро мальчишки и девчонки заявятся, а я ещё в постели.

— Не заявятся, Анжелка всех предупредит, чтобы к двенадцати были в аэропорту, но нам с тобой надо поспешить.

Заказывать завтрак в номер уже было поздно, они спустились в лобби и там в кафе позавтракали и скоро уже мчались по трассе в сторону аэропорта в Шереметьево. К большой радости Фроси, когда они зашли с Таней в здание аэропорта, то увидели целую делегацию, пришедшую провожать американскую гостью. С букетами цветов к ней подбежали Алесь с Анжелой и Лена с Глебом.

Фрося улыбнулась Сёмке, стоящему сзади за сёстрами, он от волнения переминался с ноги на ногу. Бабушка ласково улыбнулась мальчику, как он всё же был похож на своего отца и деда.

Анжела, обняв Фросю, прошептала:

— Бабушка, какая ты у нас хорошая, ты сумела одним только своим приездом сроднить нашу стремительно распадавшуюся семью. Я разговаривала с мамой по телефону и не узнавала её.

— Береги её, моя девочка, она у вас очень хорошая, только несчастная и поэтому такая ранимая и вспыльчивая.

Молодые люди все в один голос заверяли Фросю, что обязательно приедут к ней в гости и она обещала им сердечный приём. Фрося видела, как Таня что-то сказала Сёмке и он весь засветился, а, когда подошла его очередь прощаться, прижался к бабушке и прошептал:

— Мы скоро встретимся, мне мама пообещала, что не будет чинить препятствий с отъездом в Штаты.

Последней для прощания в объятия Фроси попала Таня.

— Мамочка, с момента твоего отъезда в Америку в моём сердце всё время тлела на тебя обида, что ты меня бросила на произвол судьбы. Все эти годы я пыталась доказать тебе, что сама могу в этой жизни постигать все трудности и преодолевать любые вершины, борясь за своё благополучие.

А на самом деле, какая я глупая, совершенно не думала о том, что ты уже не молодая женщина, что ты устала от всех жизненных хлопот, что тебе и без меня хватило всевозможных расстройств в жизни за себя и своих близких.

Не знаю, правильно я сделала или нет, что не поехала за тобой в Америку, но мне было страшно и жалко бросать всё приобретённое мною в жизни.

Я ведь с детства жила в бедной семье, а тут у меня появилось всё, о чём только может мечтать человек — шикарное жильё, налаженный бизнес и что там греха таить, власть и уважение со стороны прежде недосягаемых мною людей.

Мама Фрося, ты за меня больше не переживай, я научусь жить с мыслью, что Сёма жив, но он больше не мой.

Когда с ним свидишься, ничего не рассказывай обо мне.

Мне его жалось не нужна, а любовь ко мне у него уже давно умерла.

Береги себя, моя хорошая, я постараюсь больше никогда не приносить в твою душу боли и разочарования.

— Полно Танечка, полно, я не таю на тебя никакой обиды, и ты не таи на меня, мы обе обыкновенные вздорные бабы, но научились за долгую жизнь прощать, а любви друг к другу нам с тобой не занимать.

В своё время я не смогла простить сердечную подругу Аглаю и рассталась с ней до конца жизни. Не смогла простить Алеся и порвала с ним любовную связь до конца жизни. Мы чаще придумываем обиды и носимся с ними, как «нищий с сумой», а ведь прощая, человек богатеет. Меня тоже не все простили, хотя я не чувствую своей вины перед Андреем, как и перед Аглаей и Алесем. Танюша, я очень хочу, чтобы ты была счастлива, но от меня, к сожалению, это совершенно не зависит.

— Мама, я передумала, когда ты увидишь Сёму, скажи ему, что я его по-прежнему всё же люблю и зла на него уже не таю.

— Передам Танечка, обязательно, передам.

Фрося сидела в салоне самолёта, который уносил её уже навсегда из Москвы, мысленно восстанавливая весь свой вчерашний и сегодняшний разговор с Таней. Нет, она не вспоминала свару, произошедшую за обедом в квартире невестки, почему-то этот неприятный инцидент куда-то улетучился, будто его и не было, а, вот, душевная беседа в гостинице и в зале аэропорта глубоко засела в мыслях. Фросе было жалко Тани, но ничем ей помочь она на сей раз не могла, придётся той самой справиться со своей горькой печалью, дай ей бог, только счастья.

Глава 33

Сидя, в кресле самолёта, уносившего её от любимой когда-то Москвы, погрузившись в свои тревожные мысли, Фрося незаметно задремала. Через какое-то время её разбудил голос стюардессы, предлагавшей напитки, и она, встрепенувшись, вдруг почувствовала в душе и теле прилив бодрости и умиротворения — с каждой минутой она приближалась к родному дому, где её ожидал любимый мужчина и привычный за последние десять лет уклад жизни. В четыре часа после полудня по нью-йоркскому времени, Фрося уже спускалась по трапу самолёта, прибывшего в Соединённые Штаты Америки. К великой радости в аэропорту её неожиданно встречал улыбающийся Леон:

— Пани Фрося, на меня Марк возложил приятную миссию встретить вас здесь и препроводить на самолёт до Майами.

На протяжении всего их знакомства и последующей дружбы, при отсутствии посторонних в общении, они всегда с удовольствием между собой переходили на польский язык.

— Пан Леон, как я рада снова увидеть вас, и можете даже мне не поверить, но я так счастлива вернуться благополучно в Америку — ведь я вернулась к себе домой.

— Верю, верю, я всегда возвращаюсь в Штаты с таким настроением. Пани Фрося, у нас очень мало остаётся времени на общение, меньше, чем через два часа ваш самолёт на Майами, а мне надо кое-что вам сообщить.

Фрося почувствовала в душе ужасное волнение, о бизнесе Леон не станет вести с ней срочные серьёзные разговоры, да, на это ведь есть Марк.

— Да, я вас слушаю внимательно, чует моё сердце, что ваши новости связаны с моим сыном.

— И да, и нет, я хочу довести до вашего сведенья, что мне удалось отследить капитал, который перевёл в Штаты ваш сын, и замечу сразу, что на ваше имя.

— А, что дальше?

— А дальше, я вас проинформирую, что за вычетом налогов, сумма составляет немногим больше двухсот тысяч долларов. Деньги по нашим временам не столь значительные, но на первое время для семьи вашего сына вполне приличные. Как ими распорядиться вы решите сами с вашим мужем и, конечно же, с вашей невесткой.

— Пан Леон, новость безусловно хорошая, признаюсь вам честно, совместное долгое проживание с семьёй моего Семёна меня совсем не прельщает.

— Пани Фрося, в обратное я бы поверил с трудом, но деньги не большие, мы с господином Гальпером уже обсуждали некоторые аспекты и перспективы, но при этом не брали в расчёт пожелания вашей невестки.

— Пан Леон, в любом случае, даже если бы не поступили эти деньги, мы бы с Марком сняли им в ближайшее время отдельное жильё. Если бы вы только знали, как я устала от всех этих перелётов, встреч и треволнений. Хочу наслаждаться покоем, привычным образом жизни только в компании моего любимого мужа.

— Охотно верю, и какие у вас планы на ближайшее время?

— Пан Леон, не смейтесь, на Карибы, на Карибы.

Поздно вечером нанятое в аэропорту, такси Фроси подъехало к ставшему ей давно родным, несмотря на февраль, утопающему в зелени и цветах уютному дому.

После того, как её самолёт приземлился в Майами Фрося по мобильному телефону позвонила Марку, чтобы сообщить ему о своём благополучном прилёте и поэтому, как только машина остановилось напротив дома, на крыльцо высыпали её встречать все нынешние домочадцы.

Фрося, увидев мужа, даже не удосужилась взять из рук таксиста свой чемодан, она прямой наводкой устремилась к любимому человеку.

Марк стоял, опёршись на периллу двумя руками, чуть повернув ухо к работающему на холостых оборотах автомобилю.

— Маричек!

Фрося, буквально выдохнула имя мужа, не видя больше никого вокруг, она поднялась на крыльцо, и пожилые люди слились в нежном объятии.

— Фросик, больше никогда тебя от себя не отпущу, не могу передать, как я по тебе соскучился.

— Маричек, Маричек, а, как мне было плохо без тебя, всё, не хочу больше никаких проблем, ничего не хочу закого-то решать, никого пока больше не хочу навещать и встречать, заказывай круиз, хочу принадлежать только тебе телом и душой.

Из идиллического состояния их вывел голос Фарида, стоящий рядом с ними мальчик с чемоданом Фроси сконфуженно смотрел на взволнованную встречей пару.

— Простите, но шофёр такси нервничает, утверждает, что вы с ним не рассчитались.

Пожилые люди рассмеялись.

— Фаридик, сделай, пожалуйста, это за меня и попроси у шофёра прощение.

И выдав мальчику деньги, Марк с Фросей снова прильнули друг к другу.

Час был поздним и дети, получив от бабушки скромные подарки, приобретённые ею в последний момент в московском «DutyFree», ушли спать. Заре свекровь вручила купленные там же французские духи и поцеловала невестку в щёку. Та тихим голосом поблагодарила и из-под опущенных пушистых ресниц внимательно оглядела Фросю.

Тихим голосом, но тщательно выговаривая каждое слово, она как бы доложила свекрови.

— Я старалась быть заботливой с вашим мужем.

— Спасибо Зара, я в этом и не сомневалась, сейчас уже поздно, а завтра мы с тобой поговорим, нам есть, что обсудить.

Очутившись в своей спальне Марк не выдержал:

— Фросик, а чего это ты вернулась и стала такая холодная по отношению к Заре и её детям?

— Знаешь Марик, может быть скоро отойду, но пока после Танюхи не могу я её воспринимать, как жену Сёмки, и более того, она меня почему-то страшно раздражает.

Марк ничего не ответил на последнюю реплику Фроси, хотя по его внешнему виду она поняла, что ответом он остался недоволен.

До поздней ночи, лёжа в кровати, соскучившиеся друг по другу муж с женой делились новостями. Фрося, памятуя о слабом сердце Марка, утаила произошедший с нею микроинфаркт в Израиле и сердечный приступ в гостинице в последний вечер в Москве, но для себя решила, что обязательно пройдёт обследование в поликлинике в ближайшее время.

Она категорически заявила Марку, что не хочет жить долго под одной крышей с семьёй сына и, что уже завтра поговорит с Зарой на эту тему, с учётом того, что в распоряжение невестки перепала изрядная сумма денег. После того, как с утра дети разъехались, кто в школу, кто в садик, Фрося по давней заведённой привычке, надев купальник и накинув махровый халат, в хорошем настроении вышла во двор.

К своему удовольствию отметила, что бассейн был вычищен и заполнен свежей водой. Она с некоторой опаской, постояла несколько секунд на краю, а затем, всё же преодолев себя, бросилась вниз головой в голубую гладь водоёма.

Плавая взад и вперёд, отмеряя метраж, подумала, что находится сейчас далеко не в лучшей форме, потому что после двухсот метров почувствовала нестерпимую усталость. Выйдя из бассейна, тяжело отдуваясь, вдруг натолкнулась на Зару, стоящую с чашечкой кофе в руках:

— Это, что ли для меня?

— Да, я подумала, что после такой физкультуры вы захотите выпить крепкий бодрящий кофе.

— Запомни, прислугой в мой дом я тебя не нанимала, кофе пью крайне редко, а после бассейна предпочитаю апельсиновый сок, который и сама не хвора взять из холодильника.

И больше, не удостаивая вниманием невестку, проследовала в дом. Марка она застала в излюбленном кресле с чашкой кофе в руках.

— Марик, а почему ты меня не дождался, я бы через четверть часика с удовольствием вместе с тобой позавтракала?

— Фросик, так Зара не дала мне очухаться, по заведённой за последние две недели привычке, ничего не говоря, поставила передо мною эту чашечку бодрящего напитка.

— Марк, я не шучу, мы её не нанимали сюда прислугой, а некоторые малые обязанности жены мне самой было и будет выполнять для тебя приятно.

В голосе жены Марк уловил стальные нотки и покачал головой, тут же перейдя на русский язык, заметил:

— Фросенька, нам, действительно надо в ближайшее время с ней разъехаться, но для этого не обязательно гнобить молодую женщину, можно это сделать аккуратненько и без эксцессов.

— Хорошо Марик, обещаю держать себя в руках, я постараюсь не заострять углы, сама чувствую, что веду себя крайне стервозно, но она меня раздражает и всё.

После завтрака Фросе захотелось сесть в свою машину и прокатиться с мужем, прошвырнуться по магазинам и часик погулять у океана, а затем, зайти в какую-нибудь кафешку и по старой заведённой привычке, не спеша отобедать.

— Фросик, я нисколько не возражаю, хочу тебе заметить, что я очень соскучился по нашим совместным прогулкам.

— Маричек, у меня такое чувство, что я с тобой расставалась не на две недели, а на два года, мне всё время хочется прижиматься к тебе и слышать твой голос.

Марк довольный рассмеялся.

— Фросик, каждый наш совместный год смело можно засчитывать за десять.

— О, как ты научился сладко петь простушке, ещё немного и поверю.

Ладно, подожди меня парочку минуток, пока я выведу из гаража машину.

Фрося, как и собиралась, подогнала автомобиль к крыльцу, и зашла в дом за мужем. К ней в этот момент приблизилась Зара:

— Госпожа Фрося, может будут какие-нибудь распоряжения, мне приготовить вам что-нибудь особенное к обеду?

Свекровь сразу же отметила вновь появившееся в обращении слово — госпожа и холодный тон в голосе молодой женщины.

— Нет, готовь, что посчитаешь нужным, мы с мужем пообедаем в городе, когда вернёмся у нас с тобой состоится обещанный серьёзный разговор.

В машине Марк вновь пожурил жену:

— Фросик, ты же умная и благородная женщина, возьми себя в руки. Я понимаю, что ты устала, изрядно нанервничалась, но слабых бить грешно, а хуже того, можно довести дело и до трагедии.

— Ох, Марик, Марик, всё понимаю, но ничего с собой поделать не могу, давай, как можно быстрей, подыщем им подходящее жильё, от этого выиграют обе стороны. Когда сегодня вечером, вернёмся домой, я с ней потолкую и всё доходчиво объясню. Думаю, что мы уладим этот вопрос с наименьшими потерями для нервной системы с обеих сторон.

— Фросик, я верю в твоё благоразумие. Кстати, пока ты плавала в бассейне, я обзвонил наших друзей и могу тебя заверить, что они согласны через неделю совершить вместе с нами кратковременный круиз на Карибы, я даже сделал уже предварительный заказ.

Фрося, сняв руку с руля, погладила нежно мужа по колену.

Глава 34

Прогулявшись пешком по набережной, уставшие Марк с Фросей зашли в давно полюбившееся им уютное кафе, заняли столик в дальнем углу и, сделав заказ, повели неспешную беседу. Фрося, не вдаваясь в мелкие подробности, описала свою поездку в Израиль, эмоционально в красках дала характеристику людям и событиям:

— Маричек, если ты захочешь, то в следующем году мы можем вместе с тобой посетить эту удивительную красивую страну, потому что я за время своего пребывания почти ничего в ней не видела, не считая, пленительных пейзажей из окна машины.

— Фросик, до следующего года ещё надо дожить, хотя ты отлично знаешь, что я никогда особо не стремился в эту страну, еврейского самосознания никогда не испытывал, а близких корней там у меня нет.

— Как хочешь, просто я чувствовала некоторую перед тобой вину, что путешествовала в этот раз одна.

— Фросенька, но возможно ты…

— Да, оставь ты это, Анютки моей там уже нет, а могила её произвела на меня тягостное впечатление. Я и так, долгие годы жила только памятью о ней, и никто мне не помешает это делать и впредь.

— Всё, тему закрыли, длительные перелёты нам с тобой уже становятся в тягость, а всех желающих повидаться с нами, мы с радостью встретим здесь в своём доме, а при сегодняшней связи общение накоротке становится весьма комфортным.

— Маричек, ты даже представить не можешь, как я за эту поездку вымоталась морально и физически и, при этом, мало кому своим визитом доставила большой радости, но я очень довольна, что попрощалась с Ривой и познакомилась, как следует, с Майечкой. Ах, совсем забыла тебе рассказать, я ведь с внучкой ездила в Ашкелон к Ицеку, это была не передаваемая по эмоциональному накалу встреча. Он и его Клара такие милые старики, что моя Майя в них буквально влюбилась.

— А в Москве?

Фрося сосредоточила своё внимание на салфетке, складывая и разглаживая несколько раз, будто от ровности складок зависел её ответ.

— Фросик, почему ты молчишь, я же не могу прочитать ответ по твоим глазам?

— Маричек, мне трудно ответить на этот, казалось бы, лёгкий вопрос. Понимаешь, вроде мне всё там родное, знакомое, не смотря даже на разительные перемены, произошедшие в городе и с людьми, но я какая-то там для них чужая. Вот, Сёмочка, тот близкий и мне кажется, что я для него тоже всё же своя, может быть потому, что он во мне очень нуждается и чувствует себя тоже чужим в семье.

— Ладно, не ищи в себе и людях причины охлаждения, это время, а мы над ним не властны, я ведь тоже, если бы не ты, десять лет назад, был бы чужим в Москве.

— Марик, бог с ней Москвой и Израилем, они от нас уже далеки, а вот то, что происходит под носом, гораздо важней и меня очень беспокоит…

— Фросенька, с твоим приездом, меня тоже стало это беспокоить, хорошо и миром ваше совместное проживание с Зарой не закончится, поэтому давай сейчас расставим некоторые моменты по своим местам, чтобы потом о многом не жалеть. Подожди, пока, помолчи и выслушай меня — рано или поздно твой сын должен будет появиться в Штатах и тебе придётся посмотреть ему глаза и ответствовать за его семью…

— Маричек, не смеши, за какую семью ответствовать… за афганскую… а может быть за московскую? Если бы не я, где бы сейчас была та московская? А если бы не ты, именно ты, в первую очередь ты, где бы была сейчас Зара с детками?

— Фрося, Фросенька, ну, чего ты опять так разошлась, определённо, поездка на тебя плохо подействовала, нервы у тебя стали не к чёрту.

Последние годы мы жили с тобой, как улитки в раковинах, нам было вдвоём спокойно, уютно и всё достаточно слаженно, а тут свалилось.

— Вот, именно, свалилось.

— У нас есть ещё целая неделя до круиза и за это время надо обязательно определить мою невестушку на собственное место жительства.

— Маричек, с какой стороны не посмотри, а она мне чужая, Танюха, не смотря, на всю свою вздорность, всё же мне родная и я с собой ничего не могу поделать.

— Всё, всё, успокойся, от тебя только требуется, когда мы вернёмся домой, спокойно и вразумительно поговорить с Зарой, а мы сейчас заедем к маклерам и прощупаем рынок съёма и покупки жилья в Майами.

Домой они вернулись ближе к вечеру. Перешагнув порог, удивились стоящей в помещениях тишине, у Фроси и Марка даже дрогнуло сердце, но нет, катастрофы не произошло, в кресле сидела, поджидая ххозяев Зара.

При появлении пожилой четы, молодая женщина встрепенулась и поднялась на ноги:

— Добрый вечер! Если вы не хотите кушать и что-нибудь попить, я бы хотела незамедлительно с вами поговорить.

Марк присев в своё излюбленное кресло, поинтересовался:

— А почему такая тишина, где дети?

— Дети в комнатах, они не должны своим присутствием и шумом мешать вам находиться в своём доме.

В воздухе висело напряжение, и Фрося поняла, что только от неё зависит сейчас, как его снять без ущерба для всех сторон.

— Зарочка, мы с Марком так находились, что сил никаких не осталось, если тебе не трудно, приготовь, пожалуйста, для меня чаю, а Марку…

— Мне тоже чаю, кофе больше моё сердце уже сегодня не примет.

Через несколько минут все трое сидели с чашками чая в руках. Тишину прервала молодая женщина:

— Я плохо говорю на английском языке и поэтому прошу, меня не перебивать, а иначе я растеряю все слова, даже те, которые знаю.

Пожилые люди молча кивнули.

— Думаете я не понимаю, что свалилась к вам на голову, словно лавина с гор. Вы уже привыкли жить в своём режиме, уделяя время и внимание друг другу, а тут мы со своими заботами и проблемами. Вы и так, сделали для нас очень много, и я этого никогда не забуду. Видит аллах, я старалась стать для вас нужной и родной, но ведь сердцу не прикажешь, и я смотрю…

Она во время всего своего монолога смотрела в глаза Фроси.

— Что после вашего вчерашнего приезда, я вас раздражаю и вы чуть терпите моё присутствие, а, возможно, и детей.

В голосе молодой женщины дрожали слёзы.

— Мой муж обязательно скоро появится здесь, он мне обещал, но я не хочу больше быть вам обузой. В ближайшие дни мы уедем к моей родственнице, откуда вы нас забрали…

Фрося со стуком поставила свою чашку на журнальный столик.

— Хватит нам душу травить, не разжалобишь. Прежде, чем принимать скорополичные решения, ты должна обязательно выслушать нас.

Я тебе обещала, что вернусь, и мы поговорим, так, что ты тут напустила на себя вид несчастной жертвы. Ты, всё правильно сказала, вместе жить с пожилыми людьми, не приведи ваш аллах. Но, так получилось, что мне было необходимо навестить Израиль и Москву. Можешь не прикладывать руки к груди, ты правильно думаешь, именно из-за вас мы с Марком изменили наши планы. Но, извиняться за это не надо, мы могли бы этого не делать, но раз поступили так, значит, так было угодно уже нашему богу…

Фрося вдруг увидела, как слёзы текут по смуглым щекам Зары и сердце пронзила непроизвольная жалость.

— Ну, что ты плачешь, я же ещё ничего не сказала, просто изложила факты.

Свекровь взяла за руку упирающуюся невестку и пересадила к себе на диван.

— Слушай глупышка, внимательно — вчера мне господин Леон сообщил, что на мой счёт поступили деньги от Семёна, чтобы тебе было лучше понятно, от твоего Исмаила. Сумма не малая, но и не очень большая, но она позволяет купить вам в Майами сносную квартиру не в самом плохом районе города.

Слёзы у Зары высохли, в глазах появился огонь.

— Я не буду покупать квартиру в Майами, ни в каком другом городе, потому что не знаю, где захочет жить мой муж.

Впервые за время всего разговора голос подал Марк:

— А, что, разумно, но мы с Фросей учли и этот вариант и только, что побывали у маклеров и посмотрели несколько домов, домиков и квартир на съём.

Зара по-прежнему смотрела в глаза Фроси.

— Я не хочу тратить деньги моего мужа, поэтому предпочту самое скромное жильё и ещё…

Она опустила ресницы:

— Помогите мне найти работу, я могу убирать, готовить, стирать, ухаживать за двором и детьми, я уже интересовалась, но везде требуют рекомендации.

Фрося рассмеялась.

— Маричек, а, что, предоставим работу Заре? Она может два раза в неделю у нас убирать в доме и во дворе, а раз в неделю готовить.

— Фросенька, так наши соседи уже давно ищут помощницу по дому, я с удовольствием порекомендую нашу Зарушку, за две недели достаточно убедился, какая она замечательная хозяйка.

Фрося потрепала по плечу улыбающуюся молодую женщину.

— Молись своему аллаху, чтобы дал тебе сил справиться со всей работой, которая скоро свалится на твои плечи.

— Спасибо, спасибо, я вас не подведу.

Фрося вдруг посерьёзнела.

— Подведёшь, если надолго задержишься на этих чёрных работах. Учи язык, сдавай на шофёрские права и меньше уповай на аллаха, а больше на свои руки, а лучше голову. Не зыркай своими огромными глазищами — это в Афганистане ты устраивала своего мужа, а тут вряд ли, если он сумел сохранить свои мозги и целеустремлённость, то в грузчики не пойдёт и не потерпит, чтобы его жена была уборщицей у господ.

Зара порывалась ответить на последние колкости свекрови, несколько раз открывала рот, но сдержала себя и только тихо прошептала.

— Я прислушаюсь к вам и приму в этом направлении действия, честное слово, я глубоко ценю вашу помощь… и мой муж оценит…

Глава 35

Фрося решительно отмела все протесты Зары и вынудила её снять квартиру, состоящую из четырёх комнат:

— Ну, почему ты так стремишься к убожеству?

Ладно, если была бы нищая или всеми покинутая родственница, а то, при деньгах и мы не последние люди для тебя.

Если тебе на себя наплевать, так подумай о детях, они ведь будут крутиться среди другой ребятни.

Что, ты хочешь, чтобы они тусовались с чумазиками из нелегалов?

— Госпожа Фрося, но зачем нам столько жилплощади, пустая трата денег…

Свекровь не стала даже дослушивать доводы невестки:

— Что ты, хочешь поселить всех детей вместе в одну комнату?

Даже слушать не хочу, старшим надо заниматься, а малому играться, а тебе после тяжёлой работы нужно отдыхать. Вопрос решённый, на ваши скромные нужды ты заработаешь, а если не будет хватать денег для оплаты съёмного жилья, мы подкинем, поверь, от нас не убудет, мы не бедные люди.

Зара вдруг заартачилась:

— Но я не хочу больше брать у вас деньги, вы их на улице не нашли и не хочу тратить средства, пересланные мужем, когда он вернётся, сам распорядится ими, как посчитает нужным.

— Уф, какая ты упрямая, придётся тебе напомнить, что мой сын до поры велел прислушиваться к моему мнению.

Молодая женщина потупила глаза, но по ней было видно, что она на этот раз смирилась, но не покорилась.

С большими трудностями столкнулись и при покупке мебели и других необходимых для хозяйства вещей. Зара буквально сражалась за каждый лишний потраченный доллар, вызывая у Фроси невероятное раздражение:

— Ну, почему ты такая пришибленная, для чего тебе экономить, имея на счету довольно приличные деньги и жить на уровне нищих мексиканцев?! Думаешь, что когда вернётся Семён, лишняя тысяча долларов вам погоду состроит? Нет, моя милая, он этого не одобрит, жена и дети должны встретить его преуспевающей в этой жизни семьёй, чтобы я могла без стеснения смотреть в глаза моего гордого сына.

Накануне их отбытия в круиз на Карибы, Зара успешно переселилась на съёмную квартиру и дом их опустел.

До отъезда оони не успели этого ощутить в полной мере, но, когда вернулись, Марк явно заскучал, ему явно не хватало рядом с собой пытливого смышлёного Фарида, и Фрося отправилась в гости к невестке.

В квартире, где Зара с детьми поселилась меньше двух недель назад, стоял образцовый порядок.

Фрося подхватила на руки, выбежавшего к ней навстречу Антошку и буквально затискала шустрого мальчика в своих объятиях. Кроме счастливого мальчугана, Фрося увидела неподдельную радость в глазах улыбающейся матери, при проявленных бабушкой родственных чувств.

Фрося спустила с рук внука и серьёзно посмотрела на невестку.

— Зарочка, я к тебе с просьбой.

Молодая женщина с удивлением посмотрела на свекровь.

— Дозволь мне взять малыша и Фатиму на прогулку в парк, покатать на аттракционах, сегодня ведь суббота, поверь мне, мы с ними отлично поладим и друг друга прекрасно развлечём.

— Пожалуйста, они будут очень счастливы.

— Зара, а я бы была ещё больше счастлива, если бы Фаридик приходил иногда к Марку, он без него очень скучает.

В голосе свекрови появились просительные нотки.

Щёки у молодой женщины от смущения и удовольствия покрылись нежным румянцем.

— Да, он хоть сейчас побежит, всё время у меня просится навестить вас, но я не хочу, чтобы он докучал вашему мужу своими вечными вопросами.

— Не сторонись нас девочка, у меня в Америке кроме вас нет ни одной другой родственной души. Прости, что после возвращения из Израиля и Москвы была по отношению к тебе не заслуженно груба, но это всё от нервов, а они у меня в той поездке расшатались не на шутку.

Зара улыбнулась.

— Да, мне вначале было очень больно, хотя где-то Вас понимала, а позже господин Марк заверил меня, что Вы скоро отойдёте будете вновь к нам хорошо относиться.

Фросе не хотелось дальше продолжать эту щекотливую тему.

— Кстати, работы у тебя хватает?

— О, да, уже почти все дни расписаны, бывает и вечера заняты.

— Ну, и хорошо, но только не забывай, надо обязательно оставить время на кучу других дел — на изучение английского языка, посещение кинотеатров, концертов и прочие культурные мероприятия, а на следующей неделе начинаем с тобой учить правила уличного движения и вождение. Через месяц купим тебе личную машину. Не хлопай ресницами — это наш с Марком тебе личный подарок.

На смену ласковой весне в Майами пришло жаркое лето. Новые хлопоты, которые Фрося взяла на себя, мало оставляли ей свободного времени, но это почему-то нисколько не тяготило. Зара уже успешно водила свой собственный автомобиль, купленный ей Марком с Фросей, это был поддержанный «Кадиллак», но в хорошем состоянии, а крупные его размеры позволяли семье Семёна вольготно разъезжать по выходным дням за покупками и на развлечения на полюбившиеся детьми водные аттракционы. Фрося оценила твёрдый характер Зары, она своей добросовестностью, аккуратностью и в хорошем смысле настырностью могла многим дать сто очков вперёд.

Как будто невзначай, Фрося вновь вызвала строптивую невестку на серьёзный разговор:

— Ну, сколько ты будешь ещё корячиться на чёрных работах, скоро высохнешь и сгорбишься. Твой муж, как увидит тебя такую страшную, сразу отвернётся, а мне лучше не дожить до того дня, когда он осуждающим взглядом посмотрит на меня, обнаружив тебя в виде выработанной клячи.

Зара понимала, что свекровь сгущает краски и улыбалась в ответ.

— Но, я же всё делаю, что вы мне велите, уже давно не спорю — и квартиру сняла выбранную вами, и машину вожу, и на курсы бухгалтеров записалась…

— Ты, чего взъерепенилась, что ты от всего этого сильно страдаешь, можно подумать, я от тебя чего-то требую непосильного или унизительного?

Зара в ответ только улыбалась, она уже приспособилась к неугомонному и властному характеру свекрови, тем более, до сих пор все её требования и предложения шли только на пользу дела.

— Улыбаешься? Это хорошо, посмотрим, как сейчас будешь смеяться…

Свекровь буквально пригвоздила взглядом невестку:

— Кроме тебя в нашем городе полно эмигрантов разных мастей, а ещё огромное количество нелегалов и почти все они нуждаются в заработке, а ты сама хорошо знаешь, что без протекции и связей с хозяевами работу получить практически невозможно…

— Но я же…

— Дослушай, моя дорогая, до конца — к сожалению, я уже старая бабка с больным сердцем, но быть твоим консультантом вполне ещё могу.

Зара с восхищением и удивлением смотрела на разгорячённую Фросю, а та не унималась.

— Так, вот, мне пришла идея, мы с тобой открываем своё дело — покупаем микроавтобус с большим багажником, ведём переговоры с мелкими и крупными хозяевами магазинов, ресторанов, офисов и прочих торговых и культурных заведений, заключаем с ними договора, а ты нанимаешь толковых работниц и развозишь их по местам работы, снабжая орудиями труда и материалами.

Фрося победно смотрела на обескураженную невестку.

— Простите, но ведь таких фирм в городе и без нас предостаточно.

— Ну, и что, наша будет лучшей.

Ты отлично уже знаешь эту работу, а моё дело договариваться с хозяевами. Мы с Марком уже здесь не новосёлы, кое-кого из воротил знаем, главное начать, а, если ты наладишь всё хорошо, надёжно и сможешь удовлетворять все требования заказчиков, то сметёшь с пути конкурентов.

Марк только улыбался, глядя на воспрявшую к активной жизни жену.

— Ай, Маричек, не смейся надо мной, что я особо делаю — с кем-то поговорю, кому-то поулыбаюсь, кого-то уломаю, я за спиной у своей невестки, как за каменной стеной, она не такая ноющая, как Таня и научилась со мной не спорить, хотя сейчас и причин особых нет, я ведь в её сферу деятельности не лезу. Она взяла такой темп за месяц, что скоро собирается покупать ещё один автобус и нанимать себе помощницу, секретаря и шофёра.

— Ну, Фросик, я за тебя тут спокоен, ты в своей среде плаваешь.

Марк, действительно, радовался, глядя на повышенную активность жены, а вот она совершенно не была спокойна за здоровье любимого человека. После прибытия из Москвы, она, как и собиралась сходила на приём к кардиологу, обследовалась и тот выписал ей таблетки от высокого давления, аритмии и холестерина. Сердце её больше не беспокоило, а вот муж сдавал — кожа лица посерела, дыхание становилось тяжёлым, и он быстро уставал, с трудом переставляя ноги на прогулках.

После тщательного обследования, на котором настояла Фрося, врачи вынесли вердикт, что шунтирование уже не поможет, необходима операция на открытом сердце. С этого момента Фрося забыла обо всём и обо всех, она занималась только мужем, сопровождая его на различные проверки и процедуры. В конце июня состоялась срочная операция, потому что дальше тянуть было нельзя. Операция проходила тяжело и с большими осложнениями, врачи буквально сражались за жизнь Марка. Незамедлительно в Майами прилетел Леон, подключив все свои связи, привезя с собой крупного специалиста в области кардиологии.

На третий день после операции, Фросю допустили к мужу. Она смотрела на бледное исхудавшее лицо Марка и улыбалась, а по щекам текли слёзы:

— Маричек, не покидай меня, я не мыслю дальнейшей жизни без тебя.

Мужчина открыл глаза и будто бы зряче посмотрел на жену.

— Фросик, а я ведь уже было, мысленно с тобой попрощался, но, как подумал, что тебе будет скучно без меня, то напрягся и выкарабкался из того туннеля, куда меня тащила костлявая.

— Смеёшься?

— Нет, моя милая любимая женщина, я серьёзен, как никогда в жизни.

Глава 36

Через неделю после операции Марка перевели в реабилитационный центр, находящийся в более чем трёхстах километрах от дома в городе Орландо и Фрося только через день навещала в этом заведении шедшего на поправку мужа. Для Фроси было тяжело ежедневно совершать такие марш-броски в оба конца, и она хотела снять гостиницу и жить невдалеке, но муж категорически отверг её затею:

— Фросик, не мешай мне лечиться, тут отличный парк, много интересных людей, а ты своими активными действиями и фантастическими идеями не дашь моему сердцу спокойно зарубцеваться.

— Ага, я тебе уже надоела, вылечишь до конца свой мотор и найдёшь себе другую бабу, вон какой стал шустрый и цвет лица значительно улучшился.

— Про другую бабу ты явно погорячилась, но с тобой, надеюсь, ещё когда-нибудь, да справлюсь, рад слышать, что выгляжу не мертвецом, а ещё, честно тебе скажу, дышать после операции стало намного легче. Фросенька, каких-то две недели, и я вернусь домой, отдохни немного от меня, тебе и так хватило со мной возни за последнее время.

Фрося понимала, что Марк щадит её, не хочет, чтобы она чересчур перенапрягалась. На самом деле, уход и условия здесь были великолепными, у Марка появилась возможность общаться с интересными людьми, составляющие в большинстве контингент реабилитационного центра. Молодые сиделки готовы были по первому зову оказывать услуги пациентам, при надобности, сопровождая их на прогулки и процедуры.

Фрося вышла за пределы лечебницы и, прежде чем усесться в машину, включила мобильный телефон. Она не хотела, чтобы звонки во время её встреч с мужем отвлекали и отнимали дорогое время. Глянула на пропущенные абонементы и присвистнула — ничего себе, что там возникло такое срочное, что всегда сдержанная невестка за пол дня больше пятидесяти раз набрала её номер телефона и ещё какой-то незнакомый номер несколько раз высветился.

— Зара, что произошло такого чрезвычайно важного, ты буквально атакуешь мой телефон?

— Госпожа Фрося, тут такое, даже не знаю, как Вам сказать, Вы только сильно не волнуйтесь…

— Что, Сёмка появился?

Голос Фроси зазвенел и сорвался, она прохрипела.

— Зарочка, где он сейчас находится?

— Госпожа Фрося, он находится в моей машине, я его только недавно встретила в аэропорту.

Холодный тон невестки и забытое уже обращение к ней, госпожа, привели её в чувство, она поняла, что произошло на самом деле.

— Зара, ты встретила моего внука?

— Да, а вы подумали…

— Действительно, подумала, прости меня, что ранила твою душу.

— Ерунда, это я вас зря перепугала, от волнения не смогла толком объяснить, что происходит.

Оказывается, парень не мог вам дозвониться уже долгое время. Ах, что я буду вам рассказывать, передаю ему самому трубку.

— Бабулечка, хэлоу!

— Сёмочка, прости свою бабушку, совсем вылетело из головы, что ты должен был в эти дни прилететь в Штаты. У моего Марка была срочная операция, и он несколько дней висел между жизнью и смертью, затем, я много времени проводила возле его кровати. Сейчас его перевели в другой город на реабилитацию, и я уже еду оттуда к тебе навстречу.

— Бабуля, не переживай, всё, в конце концов, устаканилось, твоя компаньонша меня благополучно встретила в вашем аэропорту, а в Ню-Йорке я сам справился без особых проблем.

Фрося гнала машину на предельной скорости, Марк явно не одобрил бы её спешку. Он, вообще, не любил быструю езду с некоторых пор, считая, что им спешить уже некуда. Так, Зара представилась Сёмке компаньоншей… зря она это сделала, теперь будет трудней преодолеть многие нюансы в отношениях парня и новой семьи его отца. Как бы кстати был в данный момент здесь Марк, ей без него будет гораздо трудней разрулить ситуацию между московским внуком и второй семьёй его отца, да, и мальчика в ближайшее время надо определять в колледж…боже мой, как она сама со всем этим справится. Фрося за три часа преодолела почти четыреста километров и въехала во двор своего дома, где возле бассейна в тени кипариса, сидели в шезлонгах, её поджидая… боже мой, Сёмка и Фарид! Увидев выходящую из машины Фросю, Семён сорвался с места и повис на шее у бабушки.

— Бабулечка, вот, я и приехал. Тут у вас так жарко, спасибо Фариду, он не даёт мне засохнуть. Твоя компаньонша не могла долго оставаться со мной, у неё много работы, так она милостиво предоставила мне общество своего сына, занятный парнишка, у нас с ним английский язык, примерно на одном уровне.

Фрося поверх головы посмотрела на рядом стоящего Фарида, прислушивающегося к непонятной речи и чему-то улыбающемуся.

— Фарид, ты уже познакомился?

— Да, я уже познакомился со своим братом, он очень похож на нашего отца.

Сёмка резко высвободился из объятий бабушки и развернулся в сторону нового знакомого, оказавшимся его родным братом. Два мальчика вцепились в друг друга глазами, ища сходство и различия. Хотя Фарид уже давно отметил для себя удивительную схожесть Семёна с отцом. Фрося, в свою очередь, заметила, что они чем-то смахивают друг на друга, хотя у них разные матери и всё же московский внук больше напоминал её младшего сына и своего дедушку. Противостояние явно затягивалось.

— Ну, ребята обнимитесь, вам некого делить и, надеюсь, этого делать не придётся. Пусть только ваш отец благополучно вырвется из того ада, в котором он сейчас находится, и я уверена, что вы оба, да, и Фатима с Антоном, найдут место в его душе.

Сёмка явно пересилил себя и сделал два шага навстречу к брату. Он хлопнул по плечу Фарида, и они обнялись. Между мальчиками была разница в возрасте, примерно два года, но Фарид был ненамного ниже старшего брата. Фрося с шумом выдохнула, ведь уже несколько минут она стояла почти без дыхания, наблюдая за встречей братев, волнуясь, не зная, как развернутся дальше события.

— Ну, ребята, поехали обедать, думаю мы все заслужили сегодня хороший антрекот.

После ресторана Фрося оставила внуков в городе, вручив им по банкноте в пятьдесят долларов.

— Развлекайтесь ребята без меня, а мне надо срочно смотать по делам. Фаридик, покажи Сёме город, сходите в кино, а, впрочем, куда вам захочется, туда и идите, через часа два-три я буду уже дома и мы тогда с тобой, Сёмочка, поговорим по душам, ты расскажешь мне о Москве и подумаем о твоей дальнейшей судьбе.

Сама она направилась к Заре, надо было срочно обсудить сложившуюся ситуацию. Невестку она обнаружила в снимаемом ими офисе. Зара сидела за столом и перебирала какие-то бумажки.

— Привет! Тебе, не кажется, что пора уже нам компьютер осваивать?

— Кажется, ещё, как кажется, мне Фарид обещал дать первые уроки.

— А я Сёмку попрошу научить меня, хотя бы самой малости.

Зара оторвалась от бумажек, взглянула на Фросю и улыбнулась.

— Простите меня, я так растерялась, что вела себя, как последняя дура. Звоню вам, звоню, а вы трубку не поднимаете, а надо ехать в аэропорт, а, что сказать парню, как ему представиться?

— Ну, ты и придумала — компаньонша.

И женщины прыснули от смеха. Фрося впервые за полгода их знакомства увидела, как от души смеётся Зара.

— Ну, что скажешь?

— Он, как две капли воды похож на моего мужа.

— А знаешь, Фарид не стал темнить, а прямо сказал Сёмке, что он его родной брат.

Зара зажала ладонями рот и прошептала:

— Ну, а тот?

— А, что тот, постоял, постоял, посмотрел, посмотрел и понял, никуда от этих родственников не деться и обнял нашего Фаридку, они сейчас вместе в городе шатаются.

— Фу, камень с души, я постараюсь любить старшего сына моего мужа, как родного и своим детям накажу, чтобы они его привечали и уважали, как старшего брата.

— Ох, Зара, ты сегодня опять чуть не довела меня до инфаркта, ведь я подумала…

— Простите меня, я совершенно было потеряла голову от волнения и что-то не так сказала.

— Уже не помню, как ты сказала, но видимо я выдала желаемое за действительное, хотя ведь знала, что примерно в эти сроки мой внук должен был прилететь в Штаты.

Зара вдруг посмурнела и начала нервно теребить края бумажек, лежащих на столе.

— Ну, что у тебя опять погасли глазки, откройся, может смогу легко тебя успокоить?

Зара подняла голову и взглянула прямо в глаза Фроси.

— Вы, можете надо мной смеяться, но я чувствую всей своей душой, что мой муж уже находится в Америке.

От последних слов Зары, Фросю от макушки до пальцев на ногах пронзил озноб.

— Как это ты чувствуешь? Говори честно, что ты от меня скрываешь?

— Ничего я от вас не скрываю, просто чувствую и всё.

— Но тогда, где он, почему не показывается и почему, от него нет никакой весточки?

Зара не поднимая глаз, продолжала теребить лежащие на столе бумаги.

— Я вам не говорила, но мой муж всё время опасался уехать из Афганистана. Он считал, в связи с тем, что служит телохранителем и является ближайшим соратником генерала Масуда, им заинтересуются государственные службы во многих странах мира, а в первую очередь, в России и США.

— Так ты думаешь…

— Я ничего не думаю, а только предполагаю, но сердце уже несколько дней не спокойно, оно чувствует, что мой муж находится близко от меня.

Фросе самой очень хотелось верить в предчувствие невестки, но в её словах она не находила рационального зерна, но тут же вспомнила предсказания Микуличны в Мурманске и сомнения надвинулись на неё плотной стеной.

— Ах, Зара, сердце так часто обманывает, просто ему очень этого хочется, и оно подыгрывает нашим желаниям. Ладно, поеду домой. Сама понимаешь, мне нужно о многом расспросить только что приехавшего ко мне внука и обсудить с ним его будущее.

Заехав в свой двор, вновь увидела сидящих возле бассейна и мирно что-то обсуждавших Семёна и Фарида.

При появлении бабушки, ребята поднялись на ноги и с двух сторон прижались к Фросе.

Та их крепко обнимала за плечи, целуя попеременно в головы в почти одинаковых жёстких кучеряшках. Младший из братьев тут же распрощался, прекрасно понимая, бабушке есть о чём поговорить с только что сегодня появившемся гостем.

Фрося устроилась напротив Сёмки вместо Фарида и расслабленно расплылась в шезлонге, прикрыв уставшие глаза.

— Сёмочка, ты меня прости, я так вымоталась за последнее время. Через две недели Марк вернётся домой и тогда жизнь потечёт в прежнем режиме, и я смогу в полной мере уделить тебе внимание.

— Да, ладно тебе бабушка, передо мной извиняться, у меня ещё для скуки не было подходящего случая.

— Сёмочка, ты не злись на Зару, что она сразу не открылась перед тобой, моя невестка так растерялась, узнав о твоём прибытии, что не знала, что делать и что говорить.

Ведь они люди восточные, с другими понятиями о чести и справедливости, а особенно в правилах семейного уклада — ты теперь старший сын её мужа, а это у них много значит и тебя к чему-то тоже обязывает. Она не смогла до меня дозвониться и совсем растерялась, а, как правильно поступить не догадалась.

Молодец Фаридка, не стал ходить вокруг да около и всё моментально встало на свои места.

— Ну, чего ты бабуль со мной разговариваешь, как с кисейной барышней. Всё нормально, в Москве последних лет пять я жил, как будто у меня вообще нет семьи, а тут сразу брательник нарисовался и маму двоюродную увидел.

— Шутишь… это хорошо.

Фрося с видимым трудом поднялась на ноги.

— Пойдём в дом, познакомлю тебя с обстановкой, определю в твою комнату, приму душ, а потом уже и поговорим, расскажешь мне последние московские новости.

Посвежевшая после душа, Фрося внимательно выслушала короткий рассказ внука, который, не вдаваясь в особые подробности, превратил повествование в шуточный доклад:

— После твоего отъезда Москва, как стояла, так и стоит на своём месте, а вот Ленка с Глебом её покинули, как и собирались. Алесь по-прежнему иногда тянет жмура, а бывает бацает на свадьбах и мечтает о карьере Игоря Николаева, а может и Крутого хочет потеснить. Мама с Анжелкой продолжают одевать бомонд и приближённых к нему лиц, успешно стригут капусту и радуются жизни.

— Скажи, мой мальчик, мама не чинила тебе препятствий, как её нервы?

— Нет, после твоего отъезда, она как-то подобрела ко мне, даже снисходила к беседам о моём будущем.

— Сёмочка, не смотри на нас, как на полоумных. Пройдёт какое-то время, ты сам повзрослеешь, и увидишь многое другими глазами. Мама твоя хорошая, просто не каждый может адекватно оценить сложившееся положение в жизни, а главное, воспрянуть после перенесённого горя.

— Бабуль, не надо меня журить, как маленького и убеждать в общепринятых понятиях. Я благодарен своим родителям, что они произвели меня на свет, хотя я их об этом не просил. Мама меня на протяжении всех шестнадцати лет обеспечивала всем необходимым, я имел всегда гораздо больше в материальном плане, чем многие другие ребята, живущие рядом, но у нас с ней никогда не было тёплых дружеских отношений, она не воспитывала меня, а будто выполняла тяжёлую родительскую повинность.

Фрося с болью в душе слушала откровенную исповедь внука, понимая его правоту, не имея права ни оспаривать, ни поддерживать.

— Сёмочка, мне многое стало ясно в ваших отношениях, как только я встретилась с вами в Москве, давай больше не будем возвращаться к этой неприятной тебе и мне теме, пока отдыхай, развлекайся, знакомься со мной, Америкой и своими сводными братьями, и сестрой. Послезавтра повезу тебя в Орландо, знакомить с моим мужем, с твоим дедушкой.

Мне почему-то кажется, что вы понравитесь друг другу.

Накануне их приезда с Сёмкой в реабилитационный центр, Фрося поговорила по телефону с Марком, передав ему, содержание беседы с внуком и тот похвалил её за правильно выбранную линию поведения и верное русло разговора.

— Фросик, ты умница, хорошо сделала, что не стала углубляться в эту щекотливую тему его отношений с матерью.

Кто, как не я могу в полной мере понять возникающую пропасть между детьми и родителями.

Подготовленный к разговору с Сёмкой Марк, сразу же нашёл с юношей общие интересы, и они так увлеклись обсуждением далёких от Фроси тем, что Фрося, находясь рядом, осталась полностью не удел.

Она давалась диву, откуда её муж столько знает о восточных единоборствах и про всё, что связано с этой культурой, традициями и психологией. Марк умело от этой темы перешёл к личным пристрастиям Сёмки в науках, и они с парнем увлечённо уже рассматривали варианты поступления в подходящий к его профилю колледж.

На обратном пути Сёмка взахлёб нахваливал бабушке Марка Григорьевича, восхищался его умом и эрудицией. Фрося не мешала внуку петь дифирамбы мужу, светясь счастливой улыбкой.

— Сёмочка, а Фарид его называет дедушкой.

— А мне можно?

— О чём ты спрашиваешь, для него это будет превеликая радость.

— Я тоже буду, ещё, как буду, такой дедушка сто отцов заменит.

Фрося закусила губу.

— Не бросайся такими словами.

— Не буду больше, знаю, что тебе это неприятно слышать, но и меня пойми, не знавшего и не видевшего отца ни одной секундочки в жизни.

Вернувшись из Орландо, Марк вплотную занялся поступлением Семёна в колледж. Они вместе с юношей составили текст обращения и разослали в разные концы страны по частным колледжам, при этом, прислушиваясь к рекомендациям Леона. Всё свободное время Сёмка проводил в обществе Фарида Братья во многом сошлись характерами и увлечениями. Фрося часто видела, как на траве их двора ребята мутузили друг друга, нападая и защищаясь, все эти упражнения сопровождались дикими криками, от которых она иногда зажимала уши. Младший брат, стараясь не отставать от старшего страстно увлёкся восточными единоборствами и оба получали от этого огромное удовольствие. К концу августа наступила пора, когда надо было срочно принимать решение в выборе колледжа. Фрося очень не хотела отпускать мальчика далеко от дома, но Марк и Леон настаивали, что Семён должен ехать учиться в Ню-Йорк, где был выше престиж и уровень обучения.

— Фросенька, не будь эгоисткой, парень должен получить хорошее образование, приучаться к самостоятельности, жить среди молодёжи, заниматься спортом и даже подрабатывать, как это делает большинство американских студентов.

— Но Маричек, он только что сдал на права, мы даже не успели ещё купить ему подходящую машину. Ах, это всё ерунда, я не могу и не хочу отпускать его от себя, Сёмочка для меня очень дорог, я ничего не могу с собой поделать, мне кажется, что всю любовь к моему младшему сыну я перенесла на этого своего внука.

— Фросенька, кто тебе мешает его любить, я и сам его обожаю, он почти копия его отец, только намного мягче и покладистей, хотя кто его знает, как он поведёт себя в экстремальной ситуации.

В конце концов, перевесило в их спорах, решение самого Сёмки, для которого мнение Марка имело первостатейное значение:

— Бабуль, не куксись, ты ведь знаешь, что в Америке есть куча праздников, когда студентов отпускают домой — в ближайшие месяцы будет день благодарения, рождество, да, и вы, если сподобитесь, можете прилететь ко мне навестить бедного студента.

Не меньше Фроси после отъезда его старшего полюбившегося брата затосковал и Фарид, который с нового учебного года чуть изменил своё имя на Фрэда. На вопрос бабушки, он в ответ засмеялся.

— Бабуль…

Он как будто попробовал на вкус это обращение к ней Сёмки:

— Мы же теперь американцы, подумаешь чуть буквы переставил. Мне это Семён посоветовал, он сказал, что в колледже будет отзываться на имя Сэм.

— Ах, мой Фрэди, может и мне своё имя под американское подделать, только не соображу, какое лучше подходит?!

Услышавший это Марк рассмеялся вместе с мальчиком.

— Фросик, а, как тебе имя Фрида, не совсем американское, но ближе, тут много Фрид, особенно в Бруклине часто можно встретить.

После операции Марк стал намного лучше себя чувствовать, он даже внешне помолодел, а общение с молодёжью делало его по-юношески задорным и заставляло интересоваться теми же вещами, которые волновали внуков — хоккеистами, баскетболистами, бейсболистами и даже популярные музыканты мелькали в их разговорах. Марк с внуками Семёном и Фаридом, ставшими в одночасье Сэмом и Фрэдом, спорили и обсуждали своих кумиров на таких высоких тонах, что Фрося иногда их осаживала:

— Эге, ребята, будете так кричать, выгоню на улицу.

Шёл сентябрь две тысячи первого года…

Глава 37

Десятого сентября Фрося с Марком с самого утра отправились по делам в город. Надо было сделать необходимые покупки, навестить в больнице соседку — их добрую приятельницу, с которой они уже ни раз совершали Круизы на Карибские острова, затем, заехать в офис к Заре, у свекрови появились свежие идеи и их надо было срочно реализовать. Выполнив все данные себе установки, уставшая пожилая пара вернулась домой и занялась своими привычными домашними делами — Фрося разложив все покупки по местам, развалилась с книгой на диване, а Марк в наушниках, чтобы не мешать жене, слушал последние новости.

Вдруг мужчина сорвал с ушей наушники:

— Фросенька, слушай!

Женщина присела поближе к мужу и с трудом переключилась на английский язык звучащий с экрана телевизора и вдруг до неё стали доходить слова диктора:

— Именно он, «Пандшерский лев», как его называли, так или иначе, был причастен ко всем операциям, совершаемым в отношении вооруженных сил контингента советских войск, находившихся на территории Афганистана в период 1979–1989 годов. Как он воевал?! Нет ни одного свидетельства представителей российского генералитета, которые бы утверждали, что Масуд воевал бездарно. Напротив, все, кто знал Армад Шаха или встречался с ним, говорит, что он был рассудительным, сдержанным человеком, знал 3 языка. В боестолкновениях предпочитал выверенные, опробованные на практике, тактику и стратегию, почерпнутые из опыта прошлых войн…

— Маричек, я плохо понимаю о чём тут говорят, но уяснила, что речь идёт о командире, у которого служит мой Сёмка.

— Да, да, слушай дальше, потом поговорим.

Проскочила быстрая реклама и диктор вновь привлёк внимание телезрителей:

— Считается, что Ахмада Шаха Масуда ликвидировала шахидка, посланная структурами, напрямую связанными с бен Ладеном после утверждения в 1996 году режима этого араба, его плотно взяло под колпак ЦРУ. Теракт произошел девятого сентября 2001 года во время интервью — взорвалась взрывное устройство, вмонтированное в видеокамеру якобы журналистки. На следующий день, то есть сегодня, славный сын афганского народа умер от ран…

До слуха Марка вдруг дошли завывания жены.

— Фросенька, Фросик, что с тобой?

Он поднялся на ноги и приблизился к дивану, нащупывая на нём свою жену. Она лежала на животе, закусив ладонь, и жалобно выла.

— Фросик…

— Маричек, Маричек, ведь Сёмка его телохранитель, он был с ним рядом.

До обескураженного Марка только после слов жены дошла вся трагичность сообщения для их семьи.

Фросенька, но Зара заявляет, что она чувствует, что Семён находится в Штатах…

Фрося сорвалась на крик:

— А ты позвони ей, позвони, что она сейчас чувствует!

В любом случае надо было срочно поговорить с женой Семёна, и Марк набрал её номер телефона:

— Зара, ты в курсе произошедшего?

— Я не знаю, о чём вы спрашиваете?

— Ты, что не смотришь телевизор? Там очень важные для нас новости сообщают.

— Я только что вошла в дом, надо детей покормить и на завтра что-то приготовить, да, и телевизор мне некогда смотреть и мало, что понимаю в политике. А, почему вы у меня спрашиваете?

В голосе женщины вдруг появилась настороженность.

— Зара, включи и попроси Фарида, чтобы он тебе переводил непонятное, через полчаса я опять наберу тебя.

Звонок телефона раздался гораздо раньше, это был Фарид:

— Дедушка, мама закрылась в комнате, она пошла молиться за душу дяди Ахамада шах Масуда.

— А душа и жизнь твоего отца её не волнует?

— Я не знаю.

В голосе мальчика звучала растерянность.

— Она только велела позвонить вам и сказать, что будет всю ночь молиться за дядю Ахмада.

— Послушай, друг Фрэди, ты мог бы сейчас выйти из дому, купить свежие вечерние газеты и принести нам, а если бы ещё почитал их мне, то вовсе тебе цены не было бы.

— Конечно, могу, Фатима сама всегда справляется с Энтони, а мама меня особо не караулит. Дедушка, я постараюсь скоро прийти.

Марк, сидел на диване рядом с женой, нежно обнимая, гладил её по волосам, постукивал по плечам и подавал салфетки вытирать слёзы.

— Фросенька, девочка моя, не предвосхищай события, не хорони его загодя, ведь нам ничего не известно. Может быть Зара действительно права, он уже давно находится в Штатах. Ты, же должна понять, что такого человека, как твой сын, служившего у самого Масуда и более того, бывшего у него в приближённых, не могут отпустить спецслужбы США сразу в нормальную жизнь…

— Маричек, ты меня так успокаиваешь, ты в это веришь?

— Ну, не то что бы до конца, но мысли такие меня посещали. Я ведь много слушаю книг про ФБР и ЦРУ.

В дом забежал запыхавшийся Фарид, держа в руках толстую пачку газет.

— Дедушка, все, что были скупил.

— Молодчина! Присаживайся в кресло и начинай читать, сам понимаешь, что нас интересует, если бабушка будет что-нибудь не понимать, останавливайся и объясняй, ты у нас теперь прожектор в жизнь.

Парнишка развернул газету и начал читать:

— Ахмад Шах Масуд — моджахед, провоевавший четверть века. Высокое понятие исламской религии «моджахед» — «борец за веру» — усилиями некоторых предвзятых СМИ стало нести в себе отрицательный оттенок, накрепко увязанный со штампами «исламский терроризм», «исламский радикализм» и т. д. Однако, сами мусульмане должны уметь различать и объяснять другим, что понятия «моджахед», «джихад» и «шахид» вовсе не имеют отношения к подрывам мирных людей и другим терактам. Этим понятиям следует давать иные названия. Как нам кажется, наиболее подходящим для описания подлинного моджахеда подошёл бы легендарный афганский генерал Ахмад Шах Масуд. Даже враги были о нём высокого мнения, не говоря уже о соратниках и братьях по оружию. «Самый авторитетный полевой командир. Коварный, жестокий и бескомпромиссный противник», — говорилось о нём в секретном донесении ГРУ. Знамя оппозиции — это тоже Ахмад Шах Масуд. Без малого четверть века этот человек не выпускал из рук оружия, защищая свою родину от врагов. Его мечтой были не война, а мир и процветание Афганистана. Ради этого он и воевал. Молодой интеллигент, веривший, что власть принадлежит только народу, Масуд был одним из наиболее выдающихся командиров и харизматических вождей. Прозванный «панджшерским львом», он всегда ускользал от противников, заводя их в тупик. Советские генералы называли его «непобедимым» и «мастером партизанской войны»…

Парень бойко читал на английском языке. Марк буквально впитывал в себя каждое слово. Наконец, он прервал Фарида:

— Фросик, тебе всё понятно, может надо что-то разъяснить?

— Маричек, можете не отвлекаться, мне по большому счёту это мало интересно, вряд ли в ваших газетах будет про моего Семёна, а эта героическая личность мне по барабану.

Марк покачал головой и повернулся к юноше.

— Давай, мой друг, шпарь дальше.

— Ислам для него был не средством идеологического оправдания войны, а основой нравственного и духовного самосовершенствования. Свою многострадальную родину Ахмад Шах Масуд защищал так, как ему подсказывала совесть. Он никогда не прибегал к жестокому террору, не использовал предательство в качестве средств достижения намеченных целей. Это был человек высокой чести и чистой морали. Когда гибнут такие люди, даже враги преклоняются перед их героизмом, отдавая дань уважения с выполнением всех необходимых воинских почестей…

Фрося не выдержала:

— Но здесь ведь только о заслугах Масуда, а ничего о произошедшем теракте?

— Фросенька, я не уверен, что подробности уже дошли до средств массовой информации, но наш несравненный Фрэди только начал читать, может быть что-нибудь полезное он всё же для нас выудит.

— Читай, мой мальчик, читай, дедушке твоему всё интересно, а меня окликните, когда будет описано произошедшее с места событий.

Фрося вышла на кухню и включила чайник… Боже мой, неужели у каждой матери есть столько поводов для переживаний и волнений?! Кто его знает, может быть Марк прав, и Зара действительно чувствует Сёмку, находящегося в Штатах…

Из раздумий Фросю вывела трель её мобильного телефона, звонил внук из Нью-Йорка. Сёмка буквально захлёбывался словами:

— Бабуля, ты слышала? Я уже два часа не отхожу от телевизора, какой он был геройский этот Масуд, у которого служил мой отец…

— Скажи, мой мальчик, а ты уверен, что служил, а не служит и, что он не был рядом во время этого страшного взрыва?

Сёмка оторопел.

— Но Зара говорила, что летом он должен был перебраться в Штаты.

— Так, где он, где он? Вы что все блаженные?! Слушай, мой дорогой, может что-нибудь сообщат о других людях, находившихся рядом с этой трагедией.

— Хорошо бабушка, если что-нибудь касающееся этого услышу, обязательно тебе позвоню. А, что дед Марк говорит об этом?

— Твой дет с Фаридом, ох, боже мой, с Фрэдом читают газеты, ищут там ответы. Зара пошла молиться за душу убиенного дяди, а я себе места не нахожу.

— Бабуль, ты меня тоже обеспокоила, но я почему-то верю, что эта трагедия прошла мимо моего отца.

— Ну, ладно, попробую и я разделить ваш оптимизм.

Фрося после разговора с Сёмкой подсела с чашкой чая к читающим и увлечённо обсуждающим деду с внуком.

— Может быть вам тоже чаю сделать?

— Фросик, какой там чай, послушай только, какая блестящая биография у этого героического человека, не зря наш Семён служил ему верой и правдой.

— Марик, ты забываешь, что он пошёл служить к нему совсем не добровольно…

В их разговор встрял взволнованный юноша.

— Ой, какую интересную статью я нашёл, хотите, прочитаю, тут упоминается о моём отце…

Фрося чуть не выронила чашку из рук.

— Фаридка, говори быстрей, в связи с чем?

— Да, не волнуйся бабуля.

После общения с Сёмкой, Фарид тоже так стал звать бабушку.

— Тут упоминается имя моего отца, как приближённого к Масуду.

Марк выпрямился в кресле.

— Читай, не отвлекайся.

— Биография.

Герой своего времени, он родился в 1953 году в таджикском кишлаке Джагалак к северу от Кабула в семье полковника королевской полиции Доста Мохамеда Хана, учился во французском лицее «Истикляль» в Кабуле. Когда возникла необходимость, то вместо заветной мечты стать инженером-строителем Масуд стал безупречным воином-моджахедом. В 1979 году в Афганистан вторгся «ограниченный контингент» СССР, что послужило началом антисоветского сопротивления. Сражаясь против советских войск, Масуд в качестве своей базы выбрал Панджшер. Во время антисоветского сопротивления Масуд получил всемирную известность, его узнали, как отважного полководца. Масудом за период борьбы была основана «Теория партизанской войны». Тактика и стратегия боевых действий Ахмада Шаха Масуда являлись очень эффективным сочетанием традиционных афганских методов вооружённой борьбы и методов партизанской борьбы, которые он почерпнул из трудов Мао Цзэдуна и Че Гевары. Ахмад Шах Масуд в 1988 году женился на дочери своего ближайшего помощника Таджоддина, которого моджахеды звали: «дядя Таджоддин». С того дня, как Масуд начал борьбу против коммунистического режима с Панджшера, дядя Таджоддин был вместе с ним, он считался и считается самым верным и близким Масуду человеком, получившим прозвище «тень Масуда»…

Фарид вдруг прервал чтение.

— Это мой дедушка, мамин отец.

— Выходит, что твоя мама и жена Масуда сёстры?

Фрося с нескрываемым интересом смотрела на мальчика.

— Да, сын Масуда ровесник нашей Фатимы, он наш двоюродный брат.

Марк усмехнулся.

— Фросенька, нам с тобой предстоит до самой смерти делать удивительные открытия, как это спецслужбы США, прохлопали этот момент, странно, воистину, странно, а вам не кажется?

Бабушка с внуком молчали, обдумывая вопрос мудрого старика.

— Молчите… а я вам скажу, наша Зара не простая девочка, помянете моё слово.

Мальчик опять взял газету в руки, отыскал место, где он остановил чтение и продолжил.

— Супружеская жизнь Масуда увенчалась рождением шестерых детей, старший — сын Ахмад, остальные — дочери. После выхода советских войск из Афганистана и падения режима Наджибуллы, с созданием первого исламского государства Афганистана в 1992 году, Масуд стал министром обороны. С 1992 по 1996 год Масуд вёл войну с различными группировками, преследовавшими разные цели, в частности, с отрядами Хекматияра. Потом и другие силы, вначале считавшимися верными Масуду, примкнули к Хекматияру, в результате чего военные действия расширились. В 1994 году на военно-политической сцене страны появились талибы, громко заявившие о своём появлении. Вначале они принялись зачищать разные города от присутствия противников центральной власти, поэтому особого сопротивления со стороны власти не почувствовали. В 1996 году Кабул был сдан талибам без боя. Отказавшись от боевых действий в городе, Масуд вернулся на свою родную базу в Гиндукоше и принялся за перегруппировку своих частей. Для него вернулись трудные времена, почти все соратники его оставили. Масуд с отходом от Кабула основал новую теорию защиты Афганистана: «Сопротивление внутри, давление извне». 9 сентября 2001 года, Масуд был убит в афганской провинции Такхар. Убийцами, как предполагается, были агенты «Аль-Каиды» — они выдали себя за журналистов; в их видеокамерах была спрятана взрывчатка…

Фрося схватила внука за руку:

— Фаридик, а подробности?

— Бабуля, я читаю всё подряд, пока ничего не пишут.

— Ну-ну, читай дальше.

— Масуд как политик.

Масуд был сторонником многополярного мира. После распада СССР однажды среди своих подчинённых командиров сказал: «Однополярный мир невыгоден ни Афганистану, ни миру». Он уже тогда спрогнозировал появление трения и конфронтации между Западом и Востоком (особенно между США и исламским миром). Новую политику и новый порядок, выбранные США, он назвал «высокомерием и попыткой диктовать миру свой порядок», в этой связи он однажды сказал: «История показывает, что мир однополярным не будет». Масуд всегда думал о добрососедских и взаимовыгодных отношениях с соседями Афганистана, был убеждённым сторонником мирного решения разногласий и проблем с Пакистаном.

Фрося вновь прервала внука.

— Неужели вам это интересно — бандитская страна, бандитский генерал, а тут из него героя сделали.

Воистину, надо погибнуть, чтобы стать личностью…

Марк осуждающе покачал головой.

— Фросик, тут я с тобой не согласен, это действительно была героическая личность.

Послушай, моя дорогая жена, зачем тебе так напрягаться, вслушиваясь в то, что тебе совсем не интересно, как только мы с Фрэдиком обнаружим что-то важное для тебя, тут же окликнем.

— Марик не злись, но мне правда судьба этого Масуда до фонаря, каждый день кого-то в мире убивают, я когда слушаю новости из Израиля, то душа кровью обливается.

— Читай Фрэди, читай…

И Марк повернулся к мальчику.

— В последние дни жизни он предпринял шаги, которые должен был сделать давно. Например, поездка в Европу.

О силе личности генерала Ахмада Шаха Масуда, широте его души, стойкости его убеждений говорит и тот факт, что в его личной охране были даже прежние его враги, в том числе и военнопленные из советского воинского контингента (рядовой Семён Вассвасер — Исламутдин). Стал верным его соратником. Он верил тем, кто хотел быть рядом с ним. А потому у Масуда не было необходимости «вязать», как это принято у террористов и бандитов, личную преданность к себе кровью невинных жертв. Масуд отпускал домой из своих добровольческих формирований каждого, кто желал этого. Он побеждал врагов в открытом бою, и не только силой оружия, талантом военного руководителя, но и силой духа. Однако, как и всякий честный и порядочный человек, Ахмад Шах Масуд оказался бессилен против коварного удара в спину…

Услышав имя своего сына, Фрося буквально вся превратилась вслух.

— Мальчик, мой, прочитай этот кусочек ещё раз, признаюсь честно, я далеко не всё понимаю, что ты читаешь.

Марк с парнем наперебой стали объяснять детали, связанные с биографией Масуда, и в честь чего в статье упоминается имя Семёна Вайсвассера.

Уже шёл десятый час вечера, и Фрося с Марком не стали больше задерживать у себя внука, ему ведь завтра с утра надо было идти в школу. Бабушка взялась его подвезти, тем более ей хотелось выразить невестке свои соболезнования, и чего там греха таить, обсудить некоторые моменты, связанные с этой трагедией и вокруг неё. Зару она застала в чёрном платке и с заплаканными глазами.

— Заринка, прими мои слова сочувствия. Ты, ведь говорила, что он твой дядя, а оказывается он был муж твоей сестры.

— Я не говорила, что он мой дядя, я называла его своим родственником.

— Зара, давай поговорим начистоту — мог рядом с ним вчера находиться наш Семён?

— Нет, его там не было.

— Доченька, ты от меня что-то скрываешь?

Фрося обняла невестку и прижала тесно к груди.

— Вы мама моего мужа, вы обязаны знать правду, но это не мой секрет, только ничего не спрашивайте, но поверьте мне, он жив.

— Верю.

И Фрося, тихо попрощавшись, покинула квартиру Зары. Марка застала у телевизора.

— Дорогой, ты, наверное, и в туалет не отходишь, разве так можно?

— Фросик, Фросик послушай, какой это был интересный человек.

После рекламной вставки на экране появился диктор, рядом с ним сидел седой господин, которого представили сотрудником ЦРУ. Диктор ему задал вопрос:

— Что думают об этом трагическом происшествии спец. службы?

Марк притянул к себе на диван Фросю.

— Тихо, слушай.

— Со слов нашего нового сотрудника, совсем недавно находившегося среди приближённых у Ахмада шах Масуда, я могу довести для наших зрителей некоторую информацию, связанную с одним из великих лидеров Афганистана. Ахмад Шах был категорически против военного присутствия иностранных войск в своей стране. Возможно, это стало одной из причин его гибели. Только отряды «Панджшерского льва» могли противостоять мракобесию талибов. С друзьями Ахмад Шах имел добрые отношения, однако не забывал любое неуважение к себе. С публикой в общении был прост и открыт, но на людях предпочитал появляться редко, с врагами обращался хорошо, не убивал пленных, но не щадил предателей и шпионов. Имел большое терпение, в этой связи говорил, если случается что-то, что выводит из себя, надо постараться успокоиться и сказать себе: «Я смогу и должен терпеть» — таким образом, он считал, что можно тренировать в себе терпение. В трудностях был спокоен. Был смел и предпочитал отважных, талантливых, инициативных людей. Неграмотность считал недостатком, всем советовал учиться, был любознателен, любил слушать знатоков и учёных, не уставал задавать вопросы. Был мыслящим человеком, ничего не пропускал, не терпел преувеличения и суеверий, и обладателей таких черт характера всегда ставил в неловкое положение. Он был способен расположить к себе собеседника. В любом обществе его присутствие сразу чувствовалось, при этом с ним общалось легко и без всякого дискомфорта. Любил читать, всегда при себе имел книгу, часто забывал свою паколь (знаменитый его головной убор), часы и прочие вещи, но никогда — книгу. Ахмад Шах любил физкультуру и сам был спортсменом, занимался боксом, тхэквондо, футболом, волейболом, плаванием. Свободно владел дари, пушту и французским. Любил вкусную еду, но ел мало.

— Каким он видел будущее?

Контролируемые им территории по сей день остаются для Афганистана, охваченного средневековой дикостью, маленьким островком света. Будущее своей страны Ахмад Шах Масуд видел в просвещении народа. Наглядно это подтверждает и тот факт, что все дети, мальчики и девочки, проживающие в Панджшерском ущелье, обязаны посещать школу под строгим контролем. Достаточно одного неуважительного пропуска занятий, и их родителям грозит серьёзное наказание. Если элита, разделяющая прокоммунистическую идеологию, ныне в основном сконцентрирована в Москве, то все остальные образованные люди и интеллигенция, бежавшие от произвола талибов, находится в Панджшерском ущелье.

С Масудом Афганистан связывал своё будущее. Теперь «Панджшерский лев» мёртв. Но даже мёртвым он остаётся страшен для врагов. В совершенно безнадёжной для страны ситуации он отстоял её жизнеспособность и возможность идти по альтернативному пути развития. Поэтому для афганцев имя Масуда будет оставаться не только легендой, но и символом сопротивления…

Уже давно шла по телевизору другая программа, а Марк в доступных словах доводил до сведенья жены только что услышанное от седого господина.

— Марик, остановись, я всё поняла, что хотела и смогла понять, ну а остальное уже для меня не имеет никакого значения, всё, что связанно с этой новостью для меня чепуха, ты сам знаешь, что я далека от политики.

Послушай, лучше меня — этот новый сотрудник ЦРУ, со слов которого вещал нам сейчас седой человек, мой Сёмка, и не смотри на меня, как на умалишённую, после нашего короткого сегодняшнего разговора с Зарой, я в этом уже нисколько не сомневаюсь.

На завтра было одиннадцатого сентября!

Глава 38

На следующий день утром Фрося, как обычно, легко сошла со ступенек крыльца и погрузила тело в благодатную голубую воду бассейна. Она отмеряла круги, анализируя все услышанные вчера новости и всё больше мысленно убеждалась в том, что её младший сын жив, находится где-то рядом и, скорей всего, поступил на службу в разведывательные структуры Соединённых Штатов Америки. Нетушки, её невестушка не такая уж простушка, ей явно было что-то известно об их Сёмке, но, как она сумела столь долгое время держать рот на замке, только остаётся диву даваться, вот это характер!

Теперь уже не вызывало у неё удивление, как смогли свободно деньги Семёна перекочевать на её счёт, но только сейчас она об этом подумала, почему-то раньше не пришло в голову, что это не такое уж простое дело и должно было заинтересовать определённые структуры США.

Погружённая в подобные и другие мысли, Фрося уже давно сбилась с подсчёта кругов, которые одолела в бассейне, но, придя ко всем этим выводам, прекратила плавание, решила, что надо быстрей поделиться ими с Марком. Тот сидел в своём кресле с чашечкой кофе и дымящейся сигаретой. С недавних пор её муж, не смотря, на все предостережения врачей и ворчание жены, позволял себе и крепкий тонизирующий напиток, и несколько сигарет в день. Фрося поприветствовав его, удалилась в душ и уже, приведя себя полностью в порядок, спустилась вниз. Приготовив себе кружку чая и парочку лёгких бутербродов, подсела к мужу, внимательно слушавшему телевизор.

— Марик, ты можешь хоть на парочку минут отвлечься от своего любимого ящика и уделить мне немножко внимания?

— Фросик, тебе я могу уделить всю оставшуюся жизнь и не жалко будет.

— Болтун несчастный.

И они оба рассмеялись.

— Маричек, вот я сейчас плавала и думала…

— Ого, ты ещё во время этого серьёзного занятия успеваешь думать?

— Хорош, Марк, надо мной смеяться, тут дело не шуточное. Скажи, ты рассуждал о том, о чём мы вчера с тобой говорили перед сном?

— Ещё, как…

— Ну, и что?

— Многое Фросик, сходится, многое, жди, что в ближайшее время с тобой свяжутся разведывательные структуры Штатов и сделают тебя своим секретным агентом.

— Ты, опять шутишь, а мне тут не до смеха.

— Фросик, ну, слегка… прости… но, я почти уверен, что скоро ты увидишь своего сына, только не думаю, что он подъедет к нашему дому на лимузине, скорей всего, тебе назначат где-нибудь с ним подпольную встречу.

— Марик, ты начитался шпионских книг и сейчас пытаешься меня отвлечь от серьёзных мыслей.

Вдруг глаза Фроси случайно упали на экран телевизора, работающего без звука.

— Марик, боже мой, что это там такое происходит?!

Фрося со стуком поставила пустую кружку на журнальный стол и схватила пульт от телевизора.

— Фросенька, ты о чём, где происходит?

Марк был растерян и крутил в недоумении головой. Фрося нечаянно включила звук на полную громкость — в комнату ворвался вибрирующий вой самолёта, оглушительные взрывы, треск бушующего пламени пожара и голос диктора, похожий на стон тяжело раненного человека. Фрося с Марком, как и вся страна, а позже, и весь мир, не отрываясь от экрана телевизора, следили за всем происходящем в такой благополучной и спокойной стране, какой являлись Соединённые Штаты Америки. Хаос происходящего, буквально раздавил обывателя, одно сообщение сменялось другим, на глазах у многочисленных зрителей рушились Башни Близнецы, в других регионах страны падали пассажирские самолёты, поступали жуткие новости, а за ними следовали их опровержения.

— Маричек, что теперь будет, как мы будем с этим жить?

Голос Фроси дрожал от волнения и страха.

— Не знаю Фросик, не знаю, но это действительно ужасно…

Вдруг он схватил свой мобильный телефон и начал судорожно нажимать кнопки.

— Маричек, куда и кому ты звонишь?

— Леону, ведь наш центральный офис находится, а точней, уже находился в башнях, и он часто с утра отправлялся туда для ознакомления на месте с движением ценных бумаг. Ведь у наших восточных компаньонов биржи открываются и начинают работу с кодировками гораздо раньше, чем здесь.

Телефон Леона был вне зоны досягаемости. Марк дрожащими руками набирал и сбивался домашний номер друга и компаньона. Трубку подняла рыдающая жена Леона.

— Марк, он с самого утра уехал туда, я ничего не знаю, я не переживу, если он там находился вэтот страшный момент.

До Фроси дошёл горький плач жены Леона, а с ним жуткая горечь их новой утраты.

Весь этот и следующий день Фрося с Марком не выходили из дому, с напряжением следя по телевизору за всеми событиями, происходящими в вокруг башен близнецов. На третий день ситуация вокруг ужасных терактов несколько улеглась и стали поступать сообщения о жертвах и обо всей степени катастрофы, постигшей страну и людей.

Уже не было никаких сомнений, что Леон, надёжный друг и компаньон, мягкий отзывчивый человек, сыгравший в их жизни огромную роль, погиб в этой ужасной катастрофе.

Стареющий Марк с годами ставши сентиментальным, не стесняясь Фроси, откровенно плакал по потерянному другу.

Он замкнулся в себе, становясь с каждым днём всё молчаливей и молчаливей.

Фрося сама очень переживала смерть Леона, но она держалась, негоже было ещё ей раскиснуть и всячески старалась отвлечь мужа от грустных мыслей и печального настроения, но ей это плохо удавалось.

Она больше не пыталась вывести на откровенный разговор Зару, отлично понимая, что, если невестке будет велено кем-то сверху, та сама посвятит Фросю в реальность событий, связанных с её Семёном.

Страна старалась, как можно быстрей залечить морально и физически кровавые раны. С места, где некогда стояли величественные небоскрёбы, срочным порядком вывозились громоздкие и мелкие обломки, перечислялись и хоронились многочисленные жертвы.

Прошёл месяц с момента страшного теракта, и Фрося настояла на том, чтобы поехать вместе с мужем навестить Сёмку в колледже и Марк, хоть и не сразу, но всё же согласился. Они решили добираться на машине, по пути останавливаясь в отелях на отдых. Дорога была не близкая, особенно учитывая их возраст, они были в пути трое суток. Сёмка встретил их радостно, с большим воодушевлением знакомил со студенческим городком, друзьями и увлечённо рассказывал о первых успехах в учёбе и спорте. Дорога туда и обратно, несколько отвлекла Марка от горя, хотя посещение не утешной вдовы Леона, настроения им не добавило. Вернувшись к себе домой, Марк несколько дней пребывал в раздумьях и, наконец, призвал Фросю для серьёзного разговора:

— Послушай Фросик, со смертью нашего друга и партнёра Леона, вести наши финансовые дела стало некому — я уже стар и болен, а ты далека от этого. Я уже связывался с нашими адвокатами, и они уверили меня, что, в конце концов, разрушенная финансовая система, находившаяся в центральном офисе в башнях, постепенно наладится и все утерянные данные в большей степени восстановятся. Подожди, не прерывай меня. Нам с тобой гарантирована вполне благополучная старость, даже если мы заморозим наши финансовые потоки. Конечно, прибыли больше не будет, но я тебя заверяю, того, что у нас есть хватит на долгие безбедные годы.

Фрося погладила руку мужа.

— Маричек, милый мой, о чём ты беспокоишься, наши с тобой дети уже давно взрослые и самостоятельные, в малых деньгах не нуждаются, а большие пусть зарабатывают сами. Я меньше всего думаю о том, какое после меня останется наследство, главное, чтобы ты, как можно дольше был со мной, а больше всего на свете, я бы хотела уйти в мир иной в один день с тобой, но давай пока не думать об этом, а будем наслаждаться теми днями, месяцами и годами, отведёнными нам господом.

Глава 39

После приезда из Москвы в Штаты внука, Фрося перенесла на Сёмку всю свою любовь бабушки, которая в ней жила с момента его рождения.

Она всё время прислушивалась к себе и сокрушалась — как такое могло получиться, что на протяжении десяти лет мало им интересовалась и выпустила мальчика из своего поля зрения.

Ничего не было в этом странного, что Фрося ужасно скучала по малому Сёмке, вот встретилась с ним в Москве и опять прикипела к нему душой и всё.

На День Благодарения он не явился к бабушке, сославшись на какие-то важные соревнования, а на Рождество к великому её счастью приехал, и при том, на целую неделю.

Фрося также радовалась за мужа, видя, как с пылким энергичным юношей оттаивает его душа, пребывающая с сентябрьских событий в печали.

Марк и Сёмка за вечерним чаем с жаром обсуждали последние политические новости, мелькали страны, имена президентов, коалиции, оппозиции… Фрося чуть отвлекалась и уже слышала, что они перешли на спортивные события, а на боксёрских поединках профессионалов вовсе застряли, замелькали русские фамилии — братья Кличко, Валуев, Чагаев и другие не знакомые для Фроси имена.

Внук со свойственным ему темпераментом делился своими успехами в спорте, сообщив, что кроме излюбленных видов восточных единоборств, он увлёкся израильской универсальной борьбой «Крав мага», где отрабатываются приёмы активной защиты и принимаются мгновенные решения по нейтрализации врага. Фрося подслушав нечаянно этот рассказ, встряла активно в разговор:

— Сёмочка, а это тебе зачем, с кем ты собираешься воевать и против кого применять эти чудовищные навыки?

— Бабулечка, не волнуйся ты так, пока я учусь в колледже, не помышляю в ближайшее время участвовать ни в каком военном конфликте.

— А в будущем?

— Ещё толком не знаю, но есть кое-какие задумки.

Тут уже заволновался и Марк.

— Семён, ты чего-то там себе навоображал, лучше осваивай какой-нибудь вид борьбы для участия в Олимпийских играх, твоей бабушке хватило одного вояки — твоего героического отца.

Юноша упрямо молчал, не желая продолжать разговор в подобном ключе, а для Фроси с Марком его молчание подкидывало тему для разговора в постели перед сном.

Глава 40

Не смотря, на всю интернациональность их семьи, они традиционно со всей страной отмечали Рождество. Фрося с помощью Фатимы и маленького Антошки наряжала в их доме большую искусственную ёлку и вместе с Зарой готовили праздничные блюда.

Отношения Фроси с невесткой уже давно вышли за рамки сдержанного восприятия друг друга. Они не стали подругами, но больше между ними не возникали трения по всяким пустякам, да, и для этого не было времени, повода и желания. Зара успешно справлялась со своим малым бизнесом без контроля со стороны свекрови, маховик раскрутился и доходы молодой женщины исчислялись тысячами долларов в месяц. Фрося только недоумевала, почему невестка не покупает собственное приличествующие её доходам жильё. Марк успокаивал жену:

— Фросичек, а зачем ей это собственное жильё, ведь она явно ждёт распоряжений от мужа.

— Маричек, а, как ты думаешь, она уже встречалась с Семёном?

— Уверен, что да.

Фрося вздохнула.

— И я уверенна, что она регулярно с ним встречается.

— Ладно, я просто выстроил логическую цепь и глядя на её настроение, пришёл к этому выводу, а ты почему так думаешь?

Фрося склонилась над ухом мужа, чтобы сидящие невдалеке Сёмка с Фаридом, не подслушали:

— Маричек, только не думай, что у меня паранойя, она беременна.

Фрося совсем нечаянно пришла к этому выводу, а повод дала сама Зара, которая всякий раз отворачивалась, когда на неё устремляла случайный взгляд свекровь. И, до той вдруг дошло, что молодая женщина стесняется своего чуть появившегося животика, обнаруженного Фросей после внимательного пристального наблюдения.

У Фроси даже мысли такой крамольной не могло возникнуть, что беременность Зары может быть от другого мужчины, но она не стала ни о чём расспрашивать невестку — во-первых, это было бесполезно, а во-вторых, рассчитывать на честный прямой ответ она даже надеяться не могла, изучив уже хорошо, твёрдый характер дочери афганского народа.

Появление младшего сына Фроси во время праздничного застолья, как ни странно, не явилось ни для кого большим сюрпризом. Зара явно была заранее уведомлена, как, похоже, и её старший сын. а Марк с Фросей отлично понимали, что когда-нибудь это должно было произойти.

Для матери явление на её горизонте сына уже не могло стать откровением, когда по всем признакам он давно уже находился в Штатах, главное, что он остался жив, а прежнего Сёмку она встретить и не надеялась.

А вот для малого Сёмки, ни разу в жизни не видевшего своего отца событие было шокирующим.

При встрече с неожиданно появившемся папочкой он впал в полную прострацию.

Фрося по внешнему виду невестки сразу догадалась, кто явился к ним, когда они услышали затормозившую напротив их дома машину. Она жестом остановила Зару и сама пошла открывать входную дверь. Не успел ещё раздаться первый стук, как Фрося резко настежь распахнула двери, заставив зажмурится от льющегося из салона яркого света, стоящего на крыльце её тысячу раз оплаканного младшего сына.

— Заходи сынок, давно поджидала. Будем считать, что твой сюрприз не удался.

— Мамуля…

Прошептал гость и буквально упал в объятия матери. Фрося так и не разглядела, как выглядит её сын после почти, восемнадцати лет разлуки. Она гладила своего любимого когда-то мальчика по плечам, по бритой голове и они оба плакали, не стесняясь своих слёз перед всеми присутствующими.

Нет, у Фроси это не были слёзы радости или облегчения — это были слёзы горечи по угробленным надеждам и болезненным утратам. Мать волевым усилием оторвала от себя сына и вгляделась в его лицо.

— Мальчик мой, как ты постарел за эти долгие годы разлуки, но какой ты для меня по-прежнему красивый.

Сухое лицо Семёна было изборождено морщинами и мелкими шрамами, тонкий нос с горбинкой был искривлён набок, щёки впали и только горели неистовым светом жгучие чёрные глаза… боже мой, как он напоминал сейчас своего отца.

— Папочка!

Это уже кричал маленький Антон, повисший на шее у отца, в ту же секунду, как от него отстранилась бабушка. Фрося видела с какой любовью целует малыша её сын, как нежно обнимает повзрослевшую дочь и по-братски прижимает, и хлопает по плечам подбежавшего к нему Фарида. Фрося поверх всех голов, стоящих подле неё, сына и его детей, взглянула на праздничный стол, за которым, улыбаясь, сидела Зара, развернувшийся вполоборота Марк, желающий слухом восполнить всё происходящее в прихожей и Сёмка, её любимый внук Сёмка, в лице которого буквально не было ни кровинки.

Он сидел на том же месте, где и раньше, уткнувшись взглядом в тарелку, на бледном лице ходили ходуном желваки — ни то сдерживал слёзы, ни то, пылал яростью.

Фрося не могла обойти сына, обнимавшего и целующего своих детей, чтобы успокоить потерянного внука, но вдруг увидела, как к нему подбежал Фарид:

— Сэм, брат мой старший, идём, я тебя познакомлю с твоим отцом, ты ведь его старший сын и имеешь полное право первым прижаться к его груди. Прости нас, это от радости мы все сошли с ума и забыли правила хорошего тона.

Говоря всё это, Фарид тянул за руку брата к отцу. Не терпящим возражений жестом, он отодвинул сестру, снял с рук у отца малыша и решительно подтолкнул Сёмку к смотрящему на него со смесью разных и непонятных чувств, мужчине.

— Папа, это твой старший сын, мой любимый брат Сэм, посмотри, он, как две капли воды похож на тебя.

Все находящиеся в доме, с нескрываемым волнением наблюдали за невероятно трогательным моментом встречи отца и сына, стоявших напротив друг друга в прихожей. Создавалось такое впечатление, что каждый из них не знал, как преодолеть возникшую между ними неловкость, ведь это были по сути, совершенно, не знакомые люди. Глаза отца и сына, горящие одинаковым неистовым огнём, будто бы изучали черты лица стоящего, напротив.

Малый Сёмка был на несколько сантиметров выше отца, но оба были сухопарыми, жилистыми и резкими в движениях. Немая сцена длилась всего лишь несколько секунд, показавшихся для всех присутствующих вечностью, особенно для Фроси, симпатия которой была на стороне ставшего за последний год таким родным внука, сын ей показался чужим, так мало в нём осталось от прежнего любимого младшего ребёнка.

Отец хлопнул левой рукой по плечу парня и протянул правую для приветствия:

— Здравствуй сын, прости, что так долго шёл к тебе, я ведь несколько лет даже не знал о твоём существовании.

Молодой Вайсвассер не мешкая протянул свою руку для крепкого рукопожатия.

— Ещё и года не прошло, как я узнал, что у меня всё же есть папа.

Отец вдруг двумя руками обнял сына за шею, резким движением пригнул его голову и несколько раз поцеловал в жёсткую шевелюру.

— Прости, мой мальчик, прости, мне ещё долго придётся извиняться перед тобой, отмаливать свой грех перед твоей матерью, а главное, перед своей, я ведь когда-то обещал ей, быть надёжной опорой до глубокой старости.

Он высвободил из своих крепких объятий парня и резко повернулся к матери.

— Мамуль, ты сможешь когда-нибудь простить меня?

— Постараюсь, а, впрочем, какие могут быть обиды к собственным детям, чаще наоборот, дети не могут простить своих родителей, за то, что те когда-то тоже были молодыми, по крайней мере, так было в моём случае.

Опора твоя Сёмочка, мне уже не нужна, а вот, мои глаза на смертном одре ты прикрыть теперь сможешь.

— Мамуль, зачем думать о плохом, когда мы, наконец, вместе.

Фрося невесело рассмеялась.

— По моим подсчётам ты уже полгода находишься в непосредственной близости от меня, а только сегодня удосужился появиться перед моими очами. Бог тебе судья и неважно, какой он теперь у тебя, ведь безбожник легко ставшим глубоко верующим, может стать легко опять безбожником, это я по себе знаю.

На горькие слова матери сын сразу не нашёл что ответить, но Фрося и не дала ему для этого времени, а обняв за плечи, подвела к мужу.

— Вот, Сёмочка моя надёжная опора на старости лет, очень хочется надеяться, что на сей раз ты не будешь проявлять свою строптивость по отношению к моему любимому мужчине.

Марк при речи Фроси поднялся на ноги, было видно, что слова жены его повергли в шок, подобную от неё аттестацию в свой адрес на людях он слышал впервые. Семён мягко привлёк старика к себе.

— Дядя Марк, если честно, то и подумать не мог, что ещё когда-нибудь с Вами увижусь, но я так благодарен за мою маму, она сейчас выглядит по-настоящему счастливой замужней женщиной.

— Здравствуй Семён, здравствуй! Я очень рад с тобой встретиться, не за себя рад, а за твою маму, которая столько лет ждала этого счастливого момента. Твоя судьба отразилась на многих людях, в том числе и на моей жизни, но я, наверное, единственный из всех, кто не пострадал от этого, а очень многое выиграл, мне на старости лет достался такой клад, мне кажется, что подобного ещё никто не отыскал на нашей вселенной.

— Дядя Марк, многое я бы хотел поменять в жизни, в том числе, и своё отношение к вам, когда мне было, как и моему старшему сыну сегодня, всего семнадцать лет. К сожалению, ничего уже не исправишь, будем радоваться тому, что на данный момент имеем.

И он подошёл к своей жене.

— Заринка, вот, нам и не надо больше скрываться, после праздников мы всей семьёй переезжаем в Вашингтон, я уже подыскал и купил нам подходящий домик.

Фрося догадалась, что это заявление сына больше адресовалось ей. Становилось понятным, что через несколько дней они с Марком опять останутся одни в своём доме и в Майами.

Тем временем старший Семён повернулся к её внуку и тоном, не предполагающим возражений, обратился к старшему сыну:

— Я всё продумал до мелочей — тебя в нашем новом доме ожидает своя комната, находящаяся рядом со спальней Фарида.

Я многое учёл из того, что мне известно о тебе, в нашем доме есть подвал, оборудованный для ваших тренировок и занятий с Фаридом любимыми восточными единоборствами.

Я уже кое с кем поговорил и после первого учебного года тебя легко переведём в самый престижный колледж в близи Вашингтона.

Я пока буду часто тебя навещать в твоём нынешнем колледже, у нас будет время наговориться и как следует познакомиться друг с другом. Мой Фарид высоко ценит твою физическую форму, смекалку и тягу к современному программированию и склонность к точным наукам, как и меня в своё время, тебя интересует физика и всё, что с ней связанно. Так, вот, я помогу устроиться тебе в секретную лабораторию, где ты сможешь реализовать свой умственный потенциал и тягу к знаниям.

Фрося с тоской наблюдала за тем, как возбуждённый своей речью её некогда такой любимый и нежный мальчик, раскладывал по полочкам будущую судьбу только что обретённого сына, совершенно не задумываясь, как это отразится на Фросе, на её старости, на будущих их встречах с внуком.

Зара с Фатимой тем временем сменили посуду и подали горячие блюда. Младший сын повернулся к матери.

— Мамуль, а, где твои фирменные голубцы, я их уже сто лет не ел.

— Ты, же мне не сообщил о своём визите, я бы ради тебя расстаралась, хотя уже давно подолгу не хлопочу на кухне. Кстати, ты мог бы сделать подобный заказ своей Заре, она ловко уже их фарганит, тем более, глядя на твою жену, я легко смогла догадаться, что, по крайней мере, полгода, как вы с ней встречаетесь.

Фрося с удовольствием вогнала острую шпильку в самодовольного сына, но, к сожалению, Зара при её словах густо покраснела и опустила глаза. Сёмка пронзил взглядом мать.

— Мамуль, так сложилась моя жизнь и ничего уже не попишешь. Я по-прежнему не совсем принадлежу себе, это не мои секреты и не моя воля. Поверь мне, всё это время, после того, как прибыл в Штаты, я внимательно наблюдал за вами издалека и высоко оценил вашу с дядей Марком благосклонность и доброту к моей семье…

— Поэтому и решил убрать её подальше от нас, чтобы мы больше не навязывали вам свою волю?

— Мамуль, это не совсем так, они едут поближе к моему месту работы, а вам и так хватило с ними хлопот, и я очень высоко оценил ваше благородство, самоотверженность и чуткость. Я отлично отдаю себе отчёт, что вы уже не молодые и не совсем здоровые люди, зачем вам лишние заботы, занимайтесь друг другом, а мы иногда будем вас навещать.

Вдруг он резко развернулся в сторону малого Сёмки.

— Скажи сын, ты обдумал уже мои предложения, тебя устраивают перспективы, нарисованные мной — в доме с родными тебе людьми, собственная комната, тренировочный зал под боком, самый престижный колледж и работа в лаборатории, сулящая тебе занятие любимыми науками под кураторством знаменитых учёных?

Ответ внука прозвучал громким выстрелом в тишине комнаты:

— Нет отец, я не буду жить вместе с вами, потому что не нуждаюсь в собственной комнате, в домашнем тренировочном зале и прочих излишествах.

Меня полностью устраивает колледж и мои преподаватели. Но, главное не в этом.

Пойми отец, мне не приятно принимать от тебя все эти блага, как компенсацию за долгие годы моей безотцовщины. Ты не в чём не виноват и ничего мне не должен, материальных благ я и в Москве имел предостаточно — у меня была своя комната, мне не чинили препятствий в занятиях спортом и любой ВУЗ был для меня открыт, благодаря не только моим способностям, но и маминым деньгам. Ты, ничего не хочешь знать о моей маме, это твоё право, но бабушку с дедушкой я не оставлю, пока они будут во мне нуждаться и постараюсь все каникулы проводить в их обществе.

Семён не стал остро реагировать на последние слова старшего сына, задержал на несколько секунд на нём свой горящий взгляд и поднялся на ноги:

— Мамуль, мы уже, пожалуй, пойдём, мне очень хочется побыть с женой и детьми в узком кругу и в домашней обстановке. Я собираюсь задержаться здесь в Майами на три дня, надеюсь, за это время у нас будут возможности побеседовать с тобой по душам, очень хотелось бы, чтобы мой старший сын остудил свою голову и нашёл для отца в своём сердце тёплое родственное место.

Два Семёна пристально смотрели в глаза друг друга и младший выдержал кинжальный взгляд отца.

— Папа, я с удовольствием буду общаться с тобой, только очень прошу, не поучай меня и не навязывай свою волю и поддержку, я же как-то без этого обходился почти семнадцать лет.

Старший Семён при последних словах сына взорвался:

— А тебе не кажется, что ты не имеешь право, судить своего отца, ничего не зная и не понимая…

Сын не дал ему договорить:

— Ну, теперь я многое узнал, а понимаю так, как мне хочется и видится, а в будущем постараюсь жить согласно своим взглядам, а не навязанным отцом, который ничего про меня долгие годы не слышал.

Все присутствующие с напряжением следили за словесным поединком отца и старшего сына, особенно волновался Фарид, прикипевший всем сердцем к старшему брату и с уважением относившийся к своему папе. Вдруг суровое лицо старшего Семёна разгладилось.

— Ну-ну, ты здорово мне напоминаешь меня самого в этом возрасте, дерзай сынок, меня с детства пытались сломать и не получилось, рад, что и ты выглядишь сильным, самодостаточным, гордым и честным. Очень хочется надеяться, что в будущем мы всё же найдём общий язык безусловно, с учётом твоего мнения.

Отец улыбался сыну, напряжение спало и Фрося громко выдохнула воздух, ей показалось, что во время словесной перепалки двух Семёнов она перестала дышать.

Мать нежно обняла своего младшего сына.

— Хорошо, мой мальчик, что ты вспомнил себя в этом возрасте, не всегда мы тогда с тобой были согласны друг с другом, но мы ведь с тобой, не смотря ни на что, довольно благополучно ладили.

— Успокойся мамуль, поладим и мы с сыном, дай только срок.

Глава 41

После ухода семьи Семёна, наступила гнетущая тишина.

Внук уставился в телевизор, ему, похоже, сейчас не хотелось обсуждать с бабушкой и дедушкой неожиданную его встречу с отцом и возникшее между ними противостояние.

Фрося поднялась с Марком в свою спальню, оставив Сёмку внизу у телевизора, не задавая ему никаких вопросов ничего с ним не обсуждая — пусть он спокойно переварит возникшую ситуацию в диалоге самим с собой.

Ей самой, в свою очередь, очень хотелось обсудить с мужем последние события и возникшее противостояние отца и только что обретённого им старшего сына.

— Маричек, разве такой мне долгие годы представлялась встреча со своим любимцем? Что-то во мне надломилось, не чувствую я к нему больше той прежней любви, доверия и дружеского тепла. Да, и ответных сыновьих чувств, прямо скажем, не ощущаю. Холодно с ним стало, холодно, время убило всё хорошее, что связывало нас в прежние годы.

— Фросенька, я не буду тебя разубеждать, во многом ты права, но только одно могу тебе сказать твёрдо, дай этому же времени сблизить вас.

— Нет у нас Маричек, этого времени — у него ответственная работа и любимая семья, а возможные редкие его наезды, ожидающие нас с тобой впереди, вряд ли восстановят прежние отношения. Но я, мой милый, сейчас не об этом.

Как ты, думаешь, эта встреча сломала малого Сёмку или, наоборот, успокоила его мятежную душу?

Маричек ты даже представить не можешь, как я вся переволновалась, когда они вперили друг в друга свои одинаковые чёрные, горящие непримиримым огнём, глаза.

Честно тебе скажу, я была на стороне внука, готова была грудью за него встать и рассориться навеки с младшим сыном, но не дать в обиду своего любимого мальчика.

Марк привлёк к себе жену и поцеловал в губы.

— Это у тебя мятежная душа, а у нашего мальчика она твёрдая, как скала. Он знает, что хочет взять от жизни, ни перед кем не пригибаясь.

Парень целеустремлённый, воспитанный с детства быть самостоятельным и независимым. Он многое унаследовал от своего отца, только намного мягче и готов к разумному компромиссу, а с этим у твоего младшего сына всегда была напряжёнка.

Ты ждёшь ответ на свои вопросы, но я могу только предполагать, а не знать наверняка — мне кажется, что старший натолкнувшись на сопротивление, много сразу же для себя уяснил, а младший расставив приоритеты, потихоньку будет сближаться с приобретённым отцом.

— Дай бог, аминь!

Фросе очень плохо спалось в эту ночь, не надо было быть большим мудрецом, чтобы понять причину её волнения.

Она раз за разом проигрывала возникшую вчера ситуацию, в связи с неожиданным появлением перед ними её младшего сына.

Нет, нельзя сказать, что эта встреча была до дрожи в коленях неожиданной, но то, что она была долгожданная, отрицать невозможно.

Да, Сёмка появился у них на празднике ниоткуда, но почему-то это уже не вызвало бурной радостной реакции, а более того, с его появлением всплыла в душе вся накипевшая горечь.

Это уже был не тот её горячо любимый сыночек, готовый за маму пойти на любой жертвенный костёр, да, и себя ловила на том, что сама была с ним весьма холодна. Сердцу не прикажешь, в возникшем противостоянии двух дорогих ей Семёнов, непроизвольно встала на сторону внука.

Она чуть дождалась пока наступит ранний рассвет и, не смотря, на праздничные дни, решила всё же поплавать в бассейне, напрягая мышцы, попытаться успокоить душу.

Отмеряя круг за кругом, вошла в хороший ритм и с наслаждением ощущала в себе прилив бодрости и тонуса в теле.

Проплыв последние в этот день двадцать пять метров, стала подниматься по ступенькам из бассейна и увидела, сидящего в шезлонге младшего сына, с улыбкой наблюдавшего за матерью.

— Привет, сынок, ты меня ждёшь!

— Ну, полчаса по сравнению с восемнадцатью годами ничто.

Мать почувствовала, как родственное тепло разливается по её истосковавшемуся в разлуке сердцу.

— Сёмочка, пойдём в дом, ты, наверное, уже достаточно насиделся на прохладном воздухе, а мне простыть тоже никак не климатит.

Фрося ушла наверх принять душ и переодеться, а Семён подсел к Марку, расположившемуся, как обычно у телевизора со своей неизменной чашечкой кофе и сигареткой. Когда Фрося сошла вниз, то застала уже троих увлечённо беседующих дорогих ей людей. К серьёзному разговору взрослых с удовольствием подключился младший Сёмка.

Фрося приготовила всем чай и тоже подсела к своим дорогим мужчинам, послушать о чём они ведут азартную беседу. Младший сын убеждал Марка, что мир не потерпит долго того факта, что основные энергоносители сконцентрированы на Ближнем Востоке, в России и ещё у некоторых стран, давая им возможность доминировать при помощи сырья над другими народами, влияя на общую мировую политику и глобальные финансы. Марк утверждал, что с этим надо спокойно смириться и продолжать инвестировать крупные средства в добычу полезных ископаемых, поставляя ценное оборудование для их добычи, тем самым держать в своих руках рычаги воздействия на лидеров этих Стран. В серьёзный разговор взрослых вмешался малый Сёмка:

— Мне кажется, что отец прав, пройдёт совсем немного времени и учёные создадут альтернативное топливо, в первую очередь, для автомобилей и, тогда произойдёт переоценка ценностей во многих областях экономики, от которой полностью зависит и политика многих стран.

Взрослые мужчины одобрительно покивали головами.

— А знаете, дядя Марк, что сегодня нужно больше прислушиваться к мнению молодых, вы только посмотрите, какая произошла революция в программировании, скоро каждый малыш будет иметь собственный компьютер и давать родителям уроки в пользовании сложной техникой. За эти годы, что я отсутствовал в зоне высоких технологий, подотстал так, что страшно подумать, что могу не наверстать, а хочется. Признаюсь, вам честно, что почти все свободные дни и ночи провожу у компьютера, делая для себя всё новые и новые открытия.

— Отец, если хочешь, я могу с тобой позаниматься, чтобы ты понапрасну не тратил время на азы, которые мы с тобой пройдём за считанные дни.

— С большой радостью, но как технически мы с тобой это провернём.

— Да, очень просто, можем консультироваться по мобильному телефону, буду посылать разъяснения электронной почтой, да и подъеду в выходной, когда будет нужно, мне же бабушка с дедушкой купили автомобиль.

— Ну, и отлично, заодно у тебя будет повод навестить нашу семью. Надеюсь, с моим появлением, ты не будешь чураться своих близких?

— Ни в коем случае, а с Фрэдом мы не только братья, а настоящие друзья до гроба.

Старший Семён пружинистым движением поднялся на ноги.

— Ну, вот, пришёл поболтать с мамулей, а двумя словами с ней не перемолвился, а уже пора покинуть ваш дом. Я ведь чего приходил — мы с Зарой, приглашаем всех вас к себе сегодня на праздничный обед, там моя жена с Фатимкой что-то такое зафеервертили, что пальчики оближите.

— Ступай и живи сынок со спокойной совестью, поверь мне, что нет толку в том, чтобы вспоминать все эти тяжёлые годы разлуки, без конца мусолить события и наши переживания. От подробностей мы не станем более счастливыми и богатыми, а прежняя горечь обязательно поднимется в душе, а это никому не нужно. Правда, мой любимый внучек?

— Конечно, правда, бабушка, хотя про Афганистан я бы с удовольствием послушал отца. Мне Фрэд много рассказывает, но он же не в курсе политики и военных действий.

Семён положил руку на плечо старшего сына.

— Расскажу, когда-нибудь я тебе многое расскажу, но пока мне о многом очень тяжело вспоминать.

Рождественские праздники в этом году для Марка и Фроси стали знаковые, никогда они так бурно не проводили время. Не успела закрыться дверь за младшим сыном, как вдруг неожиданно пожаловала с семьёй дочь Марка Лена, прознавшая от отца о появлении среди живых любимого двоюродного брата, и они уже расширенным составом явились в гости к Семёну и Заре. Ленка с Сёмкой позабыли обо всех присутствующих, увлечённо вспоминая их забавы на даче, своих бабушек и Москву. Было хорошо видно, что от шумной многолюдной компании получают удовольствие все присутствующие — кто от встречи со своей юностью, а другие, узнавая новых досель не знакомых родственников. Муж и двое симпатичных дочерей Лены гармонично влились в пёструю компанию. Девушки завладели вниманием парней, даже было хорошо видно, что Фатима их к ним слегка приревновала, хотя и сама с удовольствием участвовала в разговорах и розыгрышах. Марк, получивший в оппоненты молодых и развитых собеседников, отводил душу в разговорах на любимые темы, угостившись у зятя сигарой, с наслаждением пускал в потолок едкий дым. Заре было некогда скучать, обслуживая такую большую компанию, а Фрося, то помогала на кухне невестке, то занимала малого Антошку, которому не нашлось подходящей компании. На следующий день вся дружная ватага устроила пикник вблизи берега океана — о такой идиллии Фрося с Марком раньше могли только мечтать. Но, увы, праздник закончился, все разъехались, в том числе и Зара с детьми и Новый Год пожилые люди встречали уже вдвоём.

В две тысяча одиннадцатом году в Штаты к сыну, наконец-то, впервые приехала в гости мать.

Сэм Вайсвассер, к тому времени, молодой преуспевающий учёный в области ядерной физики прямо с аэропорта по пожеланию гостьи из России повёз в Майами на кладбище, где рядом были похоронены любимые его бабушка и дедушка, для которых он стал верным спутником в их неуклонно надвигающейся старости. Так Таня и не застала в живых свою свекровь, долгое время бывшую ей настоящей подругой, Фрося умерла два года назад, пережив почти ровно на год своего мужа.

— Мама, она до самой смерти была в хорошей форме, продолжала почти каждый день плавать в бассейне, но очень тосковала по дедушке, мне кажется, что от тоски она и умерла.

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Глава 35

Глава 36

Глава 37

Глава 38

Глава 39

Глава 40

Глава 41 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg