«Пест-серебрушка-2»

Пест-серебрушка-2 (fb2) - Пест-серебрушка-2 1296K (книга удалена из библиотеки) скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Сергей Викторович Вишневский

Сергей Вишневский Наместный маг. Пест–серебрушка-2

Глава 1. То, что кровью писано.

Солнце начинает прятаться за верхушки деревьев, удлиняя и без того немаленькие тени от деревьев.

Село Ведичей затихает. Дневные хлопоты по хозяйству были выполнены, мужики, работавшие в поле, накормлены, коровы выдоены, дворовая живность накормлена и уже разбрелась по своим законным местам во дворе. В домах, несмотря на наступающие сумерки, свет загорелся далеко не везде. Складывается ощущение, что половина села и вовсе отсутствует дома. Отчасти это правда.

Почти все взрослые мужики собрались в избе старосты села Ведичей. В доме многолюдно, и чтобы рассадить в небольшой избе глав родов и гостей из соседних деревень, натаскали лавок из соседних домов.

В данный момент в избе у стола сидят главы родов. Простые мужики стоят у стен так, чтобы всем было видно центр комнаты.

В центре стоит Пест. Он внимательно слушает старосту, который поминает добрым словом старую ведьму, хранившую мудрость и оберегавшую окрестные села от напастей. После добрых слов он поднимает небольшую деревянную чашечку, используемую вместо рюмки и наполненную медовухой, и залпом ее опрокидывает. Его примеру последовали главы родов.

– Все ли сделал, и сделал ли, как завещала Аккилура? – спрашивает староста после опрокинутой рюмки медовухи.

– Все, старшой, – кивает Пест.

– А как со знаком ведьмы старой? – спросил староста мужиков, пришедших гонцами из соседних деревень Куприян и Дорожичей.

– Истлел намедни знак Аккилуровский, развеялся, аки прах могильный на ветру, – отвечает усатый гонец Куприян.

– Истинно так! Как есть истлел... – кивает мужик из Дорожичей.

– Ну, коли все вышло по задуманному, то говори слово за учебу свою, Пест, а то бабы уж судачат, – староста мельком оглядывает глав родов с ухмылкой. Его за день работы в поле успели одолеть расспросами. – Мол, погнали с учебы, аль сам сбежал?

– Учеба, хоть и дюже сложная, но ежели бока не отлеживать, то справиться можно, – Пест тянет за ворот рубаху вверх и снимает ее. Всем видны две переливающиеся татуировки. – Это знаки мажьи о том, что я двум наукам мажьим выучен, и право зваться магом имею согласно "Государеву указу о мажьих отличиях и рангах".

– И каким же наукам выучился? – спрашивает староста, цыкнув на мужиков и повысив голос. Мужики у стен и главы родов, как только увидели переливающиеся татуировки на груди Песта – тут же загомонили и зашептались.

– Этот знак обозначает, что я магом боевым право называться имею, – Пест указывает на татуировку с буквой В. – Количество Йот в этом знаке обозначает ранг. Эта отметка дает мне право называться магом боевым третьего ранга.

Пест вытягивает из-за пояса нож, который полтора года назад выковал сам, когда учился кузнечному делу у Дорожичей и исполняет трюк, который когда-то показал его учитель и наставник Ратмир.

Он с размаху вогнал нож в свою собственную грудь слева. При этом он не прекращает и продолжает говорить, как ни в чем не бывало.

– Маг боевой из меня вышел не ахти. Нет во мне силы великой, ни одна стихия меня не приняла, а потому и управлять стихиями искусно не дано мне, – все мужики, что находились в комнате, с открытым ртом наблюдают за единственной капелькой крови, которая зависла на рукоятке ножа. Сам нож тем временем едва заметно двигается, словно его кто-то тянет за рукоять, стараясь вытащить. – Посему учитель мой меня вперед учил жить и выживать, несмотря на ранения. Зело сложно то дело, но, как видишь, старшой, выучился я тому. Да так, что ежели меня убить решишь – без некромантии и магии черной никак. Гореть я уже горел, топить меня уже топили, руки-ноги отрезали. Новые отращивал.

Речь Песта прерывает нож, который с гулким стуком падает на пол. Староста проводит его взглядом, сглатывает комок в горле и спрашивает:

– Это кто ж тебя сжечь пытался и утопить?

– Так Ратмир, учитель мой, – хмыкает Пест, явно что-то вспоминая. – Он не злой, но сам маг боевой. Посему учеба у него зело злая. Спуску не давал и за уговорами или руганью в карман не лез... за тумаками у него тоже дело не вставало...

– Добре! – говорит огромный мужик, сидящий за столом. – Ежели дело твое война, то без тумаков никуда! Лучше от отца тумак, чем от вражины нож в брюхо!

Мужики нестройным хором гомонят, подтверждая слова огромного мужика.

Пест тем временем продолжает ворожить. Ничего сложного, только контроль. Он магией воздуха подбирает золу, мелкие угольки из печи и заставляет их двигаться в виде длинной полоски, которая, выбравшись из печи, устремляется к юному ведуну. Она начинает вращаться у его ног, словно змея. При этом красные угольки иногда потрескивают, словно невиданная змеюка из пепла и угольков шипит и огрызается.

– Добро! – кивает староста, опасливо поглядывая на "пепельную змеюку", и вновь спрашивает. – А второй знак?

– Сие знак о том, что я артефактному делу обучен, – Пест указывает на стилизованную букву А. – Ранг сего дела у меня первый. Посему я могу по закону для продажи делать токмо первый десяток артефактов, что в указе записан "О рангах и разрешениях изготовления стандартных артефактов для свободной торговли". Сей указ самим Государем нашей Гвинеи подписан!

– А ежели не на продажу? – с прищуром спрашивает староста.

– А ежели не на продажу... – Пест разворачивается к выходу и подходит к двери, где под мешком спрятан деревянный домик. Он сделан из маленького сруба шириной в локоть и с небольшой двускатной крышей. Пест подходит к столу, за которым сидят староста и главы родов, и ставит его на стол. – Ежели не на продажу – делай, что душе угодно. А моей душе угодно было такой артефакт измыслить, чтобы пока меня рядом нет, он бы за полями следил, чтобы солнцем их не спалило, градом не побило али хворь какая посевы не взяла. И так я крутил и эдак, и книги ученые читал... библиотекаря мажьего совсем извел.

Пест стучит костяшками пальцев по домику и дверь, которая была перед старостой, отворяется. Из двери выходит маленький человечек размером с мужскую ладонь. Одет – совсем по-деревенски. Лапти, штаны из мешковины, рубаха, жилетка, да шляпа с полями из мелкой травы на голове. Он оглядывает мужиков, которые уставились на него выпученными глазами, снимает шляпу, пригладив волосы, торчащие во все стороны, и громко говорит: "Здравы будьте!"

– Я, значиться, к мастеру, что артефактному делу учит, на поклон пошел. Он-то мне и сказал, что нет таких артефактов и делать их никогда не делали. Почему? То разговор долгий, но сей артефакт я сам измыслил и сам создал, – Пест с улыбкой разглядывает вытянувшиеся лица взрослых мужиков, которые разглядывали домового. – Артефакт сам по себе вещь, и разумом не наделен, но я в него духа поселил домового. Сей дух дал добро, и слово с торгом молвил, что будет теперь хозяином Полей нашим. С этим артефактом он и в зной и в град ворожить сможет не хуже меня, а то и лучше. За то раз в седмицу ему хлеба медового краюха полагается и молока крынка.

В избе воцарилось гробовое молчание. Мужики столпились полукругом вокруг домика-артефакта. Тишину разорвал голосок Лукаши.

– Хто старшой будет? – как можно громче произносит домовой.

– Я за него!

– Лукаша! – домовой протягивает ответившему старосте раскрытую пятерню.

Староста сначала смутился, но потом тоже протянул к домовому мизинец. Тот пожал его со словами:

– Я, конечно, с полями не мастак, сперва надобно будет мне подсказывать, но коли сработаемся, то всю округу хлебом завалим! – прямо выкладывает Лукаша, не отрывая взгляда от старосты.

– Вперед дело, а за ним слово, – отвечает староста, хмурясь.

– И то верно! Когда смотреть поле пойдем?

– Завтра с зорькой. Ночь на дворе...

– Ты когда в поле пойдешь – в дом постучи. Я с вами двину, – Лукаша накидывает шляпу на голову и бодрым голосом добавляет. – Поглядим, может, сразу чего и подправим. Стучи, ежели чего, старшой. Бывайте, мужики...

С этими словами Лукаша махает рукой мужикам и, развернувшись, снова уходит в дом, закрывая за собой дверь.

– Вот те раз... – слышится из толпы мужиков, которые обступили стол и все вместе разглядывали Лукашу. Когда тот затворил дверь, все взгляды перенеслись на Песта.

– Сам придумал и сделал? – спрашивает староста Песта, не обращая внимания на мужиков, которые обступили его плотной толпой.

– Сам.

– А может, и не вертаться тебе, Пестушка, в Академию мажескую? – задумчиво спрашивает он Песта. – Ежели воевать ворожбой умен, мажьим чудесам обучен... Может, и не треба более?

– Нет, старшой. Я хоть и себя не жалел, но больно много еще мне выучить надобно. Много знаний постигнуть следует, чтобы магом хотя бы средней руки зваться, – Пест кивает на домик Лукаши, пускаясь в объяснения. – То, что вы за чудо держите, сотворил я ведовским словом и делом. Самой мажьей науки там не много. Кабы не ведовство и слово Аккилуры – и того не сделал бы...

Мужики начинают гомонить, а староста вздыхает, потирая лицо ладонями.

– Ежели так, то быть по-твоему, – староста умолк на несколько секунд, а потом хлопает по столу ладонью, прерывая гомон мужиков, что-то продолжавших обсуждать. – Тут к нам вестовые приходили... Много люда к нам шло. Кто с просьбой, кто с поклоном, а кто и дань удумал нам платить...

Староста говорит медленно, подбирая слова. Пест же, услышав слово дань, начинает хмуриться.

– Слух за тебя, Пест, пошел, да так, что тебе челом бить приходили с дальнего юга. Мужики смуглые, с волосами зело черными. Мы таких и не видали, и за села их не слыхивали. Тебе поклон несли, да за дело спрашивали, – староста чешет лысеющую голову и, оглядываясь на мужиков, словно ища поддержки, продолжает. – А ты-то в городище. Мы им и так толкуем, и сяк, а уйдет один южанин, так на следующую седмицу северяне в шкурах придут. Да с такого северу, что и диву даешься. Росту маленького, с глазами узкими, как у люда с востоку дальнего. За села их и не слыхивали. А они все как один – вынь да положь мага-ведуна, что из села взрос. И деньгу несли, и камни разноцветные, и побрякушки золотые... Но ты не подумай! Мы себе ничего не взяли. Объяснили, что ты только через пять зим воротишься. Мол, в Академии мажеской учишься. С тем и в обрат отправляли...

– Кто ж знал, что ты летом явишься? – поддержал старосту голос из толпы мужиков.

– А тут еще и срок подошел тризны по Аккилуре, – начал объяснять и жаловаться староста. – Ты как Аккилуру на костер положил, так, видать, и рассыпались знаки ее, что по селам соседним лежали... А посевная в самом разгаре и дел невпроворот... Ты бы нам с посевной подсобил, чем сможешь, а то нынче не поспеваем...

Мужики в избе начинают гомонить, обсуждая положение дел, и чем оно могло бы закончиться. Пест хмуриться и глубоко вздыхает.

– За луга и поля нынче Лукаша озаботится, – немного подумав, отвечает Пест. – А мне надобно знак свой оставить во всех селах, за которые ответ держать буду.

– И за какие же села ответ держать будешь? – с ухмылкой спрашивает староста. Мужики тут же притихли, ожидая ответа Песта. Вестовые из Куприян, Дорожичей и Воржских рыбаков поднялись. Возникает пауза, во время которой Пест заглядывает в глаза каждому вестовому.

– Хотелось бы за все, что деньгу несли немалую, да боюсь не поспеть везде, – Пест пожимает плечами, словно извиняясь, и продолжает. – Я так думаю, что пока ответ держать буду за села Ведичей, Куприян и Дорожичей... Еще мыслю, что за рыбаков Воржских. Уговора с рыбаками не было, но зело доброе и нужное дело было от них.

– Рыбаки Воржские, хоть и не ведут с нами дел прямых, но дело доброе делали, когда нас нужда припирала, – громко произносит усатый мужик из Куприян. – Добре!

– Ну, коли так... – бормочет староста, поднявшись из-за стола. – ...то завтра тебе в путь собираться надобно. Не дело это, чтобы села без знака твоего были.

Мужики еще что-то обсуждали и спорили, но ничего серьезного уже не было. Пест сидел в уголке и думал, посматривая на старосту. Тот заметил внимание, обращенное на него, и поспешил разогнать мужиков по домам, мотивируя это посевной и ранним подъемом.

– Вижу, есть что тебе еще сказать, так, Пестушка? – спросил староста, когда в доме остались они вдвоем.

– Есть, старшой, – тихо произнес Пест. В этот момент дверь скрипнула и в дом попыталась войти жена старосты.

– Брысь! – рявкнул староста, и супруга поспешно вышла, заметив, что в углу горницы сидят Пест и староста.

– Знаешь за ведовской рок? – без прелюдий спросил Пест.

– Знаю, – староста тут же нахмурился и подобрался, чувствуя, что разговор неспроста. – Узнал за свой рок?

Пест кивнул. Его взгляд уперся в пол у самых ног.

– За смерть мой рок таков: как смертью замараюсь, так на мои проводы она и пожалует, – Пест умолк, а староста спросил.

– Значится, не выйдет из тебя воя мажьего? – Пест кивнул, подтверждая слова старосты. – Значит, будешь как Аккилура, окольными путями ворожить, а прямо никого ворожбой убивать не сможешь... А сердце? За сердце рок знаешь?

– Знаю, но сам пока не понял, – хмурясь, ответил Пест. – А раз сам не понял, то чужому не скажу.

– Быть по-твоему, – со вздохом сказал староста и поднялся. – В дорогу когда собираться будешь?

– Сильно торопиться некуда, думаю, на этой седмице отправлюсь, – Пест тоже поднялся на ноги, протянув раскрытую пятерню старосте. Тот ее пожал. – И это... старшой, ты за Дакритом присмотри. Он не злобный, но может куда не след нос начать совать...

– Так у нас и скрывать нечего...

– Все равно присмотри... 

***

В доме рода Подова, в котором вырос Пест, уже давно погасили свет и царила полная тишина, нарушаемая только мирным посапыванием хозяев и их детей. На одной из "гостевых" лавок тем временем ворочался Дакрит. Он все не мог уснуть, вспоминая Черта с его договором.

В какой-то момент ему почудился еле слышный шепот.

– ... Договор... – послышалось ему. Сначала он подумал, что он сам себя накрутил, и не обратил внимания, но затем шепот повторился. – ...договор...

Дакрит повернулся на другой бок и увидел прямо перед своим лицом три глаза, расположенных треугольником. Под ними располагались два ряда белоснежных клыков, растянутых в улыбку.

– Черт! – прошептал Дакрит, чуть не свалившись с лавки.

– Тише! Перебудишь всех! – прошептал Черт еле слышным голосом. – Договор был – значит, делаешь, как я скажу!

Дакрит кивнул, подтверждая готовность действовать.

– Пест уйдет в соседние села, а ты, как Пест уйдет, так сразу идешь к старосте. В пояс кланяешься и за себя правду говоришь, но так, что, мол, решил узнать, как люд живет простой. Что хочешь делай, но он тебя в род принять должен. В любой. Понял? – спросил Черт едва слышным шёпотом, уставившись на Дакрита немигающим взглядом. Тот в ответ кивнул. – И за договор помни!..

Три глаза и оскал белых клыков растворились в воздухе, а Дакрит еще около получаса ворочался на лавке, пока не уснул. Уже засыпая, ему почудился голос Черта, который прошептал на грани слышимости: "Спи!.." 

***

Рано утром, еще до восхода солнца, на дворе стояли предрассветные сумерки, а из дома, скрипнув дверью, "до ветру" вышел Пест. Сделав все, чего требовал организм, Пест собрался уже войти в дом и потянулся к ручке двери, но почему-то остановился. Повернув голову к калитке, он замер, уставившись на едва светлеющий горизонт.

Словно наваждение, где-то вдалеке брехнул пес и закудахтали куры. Дунул теплый летний ветерок, шелохнувший крону старой кривой яблони и принесший запах... Слегка сладковатый и с примесью дыма. Это был неповторимый запах дома.

– Домом пахнет, – еле слышно произнес он и уже громче добавил. – Слышишь, Черт?.. Черт!

Слева от него появился огромный демон на четырёх лапах, с тремя глазами и громадной, полной множеством крупных зубов пастью. Пест повернул к нему голову.

– Чувствуешь, как пахнет? – с какой-то доброй улыбкой спросил Пест.

– Я не умею чуять настоящий запах... только ворожбу и силу... – из-за приоткрытой пасти с зубами в три ряда было не понятно, улыбается Черт или просто не может убрать оскал с лица. – Сущности тьмы не умеют чувствовать запахи в том понимании, которое вы этому придаете...

– И ни один демон никогда не чуял настоящих запахов? – Пест разговаривал, не отрывая взгляда от горизонта.

– Нет, – ответил Черт.

Пест искренне улыбнулся Черту и по-простому, словно друга, спросил:

– Хочешь, я тебе дам свой нос понюхать, как мое село пахнет?

Черт молчал секунд двадцать. Пест уже отвернулся от него и вышел за ограду, не став дожидаться Черта. Тот переминался с лапы на лапу, но отвечать не спешил. Прямо перед оградой лежало белоснежное перо, которое Пест увидеть не мог. Черт же его прекрасно видел, но не мог понять его смысл. Когда Пест скрылся из виду, Черт аккуратно перелез через ограду и обратился к Песту.

– Что хочешь за то, что носом дашь своим почуять? – Черт внимательно оглядывал Песта в поисках следов вмешательства "пернатой суки".

Пест отвернулся от горизонта, на котором занималась зорька и со странной улыбкой произнес:

– Ничего, – Черт в ответ хлопнул одновременно всеми тремя глазами. – Просто так, токмо ты слово дай, что только носом моим чуять будешь и только чтобы запах почуять... Даешь?

– Даю, – спустя несколько секунд раздумий ответил Черт. – Даю слово свое, что не воспользуюсь ничем, окромя носа Песта, для того, чтобы запах почуять.

– Даю Черту право носом моим чуять, – с ухмылкой произнес Пест и начал наблюдать, как засуетился демон.

Сначала он хотел просто обслюнявить палец на лапе, а потом прикоснуться им к носу Песта. Помешал огромных размеров коготь, который чуть не выколол Песту глаз. Черт тут же отгрыз коготь. Когда он прикоснулся к носу Песта своим пальцем, то принялся втягивать воздух сквозь щели. Тут же он завертел головой, стараясь втянуть как можно больше запахов. А запахов было немало.

Запах растопленных печей, цветущей яблони, сырой от росы травы, и легкие отголоски запаха струганной древесины. Это соседский сруб, который хозяева собрались ставить после посевной и сенокоса. Сруб стоял на другой стороне улицы на нескольких камнях. Его только приготовили.

Черт крутил головой и старался уловить разницу, каждый запах, втянуть как можно больше, словно оголодавшая собака, дорвавшаяся до еды. И с каждым разом он замедлялся. Словно это обычный воздух его пьянил. Он все медленнее и медленнее втягивал воздух, все меньше вертел головой, а потом и вовсе плюхнулся на задницу и уселся как пес. При этом нос Песта он отпустил сам. Пест и не думал его останавливать.

– И так всегда? – спросил Черт. Он уселся, подогнув задние лапы и придерживаясь передними за землю. Если бы не огромная голова с непропорционально большим ртом, могло показаться, что рядом с Пестом сидит огромный пес. – Всегда так пахнет?

Пест сел рядом с ним, вытянув ноги. Они оба рассматривали рассвет. Село начало оживать. Послышались звуки скрипа дверей вдалеке и первые песни петухов.

– Всегда, – ответил Пест Черту, передернув плечами и ссутулившись от холода. – Я раньше этого запаха не замечал, а тут... как нашло что-то.

– Я думал, что знаю, как пахнут люди... – пробормотал Черт. Он наклонил голову вбок, но так неестественно, словно он вывернул себе голову, словно голова провернулась на 90 градусов.

Воцарилось странное молчание, нарушаемое отдаленной возней сельчан, словно этот шум подгонял неуловимый момент, очаровавший демона и мальчика-ведуна.

Самые странные метаморфозы начались на лице Черта. Гладкая черная кожа, переходившая сразу в десны зубов, начала морщиться, а его лицо исказила такая гримаса, что ни один человек не смог бы однозначно ее классифицировать.

На самом деле в этот самый момент демон Трингавалтол, в быту называемый Чертом, впервые со времени обращения в демона из мелкой нечисти попытался прекратить улыбаться.

– Черт...

– Чего?

– Дакрит... это твоих лап дело?

– Да.

– Зачем?

– Он будет ведуном...

– Моего слова за то не будет. Все по правде...

– По правде... – кивнул Черт. – По правде ты сам его ведуном назовёшь...

– Сам? – переспросил Пест, хмыкнув.

– Сам! – подтвердил Черт.

В этот момент скрипнула дверь в дом и из него показалась мать Песта. Сначала она перепугалась, увидев огромного Черта. Он и так на вид был не подарком, а уж когда провернул голову и мать Песта увидела вертикальный рот и три глаза сбоку – охнула и чуть не осела.

– Уйди! Нашел, кого пугать... – буркнул Пест, и Черт начал растворяться в воздухе. Мать Песта в это время испуганно изобразила в воздухе знак Единого и принялась причитать:

– ...Единый видит, предок знает... Пестушка, ты чего на землице сырой сидишь? – она поправила съезжающий платок с головы и добавила. – А ну как простынешь???

– Скажешь тоже! – с улыбкой заворчал Пест, поднимаясь с земли. – Меня ведь и ножами резали, и в кипятке варили, а ты? Простынешь!..

– Я вот отцу как расскажу все!... – начала было мать, грозя Песту полотенцем.

– Не, я сам расскажу... – с улыбкой произнес Пест, поднимаясь и отряхивая штаны. 

***

Этим же утром Пест ходит по двору и не может унять странного чувства...

С утра он хотел податься на поле, но его осадил отец. "Будет нужно – позовем, а коли нет, то и не по чину тебе поле пахать..." – заявил он.

– Не по чину... – нахохлившись, буркает Пест и, сложив руки за спиной, выходит во двор. Во дворе он заглядывает в пустые огромные кадки во дворе, которые обычно были заполнены водой, хмурится и начинает искать ведра с коромыслом. Найдя их, он выходит на улицу, отправляясь за водой к колодцу.

Пест за пару часов натаскал воды, но не вызвал ни у кого удивления или недоумения. Обычный отрок с коромыслом и ведрами, несущий в дом воду. При этом все знали, что он ведун, будущий маг и по окончании обучения – ненаследный дворянин. Никто не упрекнул его, не покачал головой и не попытался остановить. Сам Пест во время этой работы слегка улыбался, самыми краешками губ. С ним поздоровалась молодая девушка с таким же коромыслом, и он в ответ здоровался. Ему улыбались от души сморщенный дедок и сухая старушка, и он улыбался в ответ. С таким умиротворенным настроением он наполнил все свободные кадки. Когда воду просто некуда стало выливать, он начал оглядывать двор в поисках работы.

Глаз зацепился за чурбаны, сваленные на дальней стороне двора. Взяв колун, Пест принялся за рубку. Без магии, без каких либо проявлений силы. Он просто колол дрова. Единственное проявление силы в это время – это отточенный до автоматизма процесс перегона по сосудам магии жизни.

За всем этим подглядывала Лита. Неумело, постоянно попадаясь на глаза. Когда Пест в очередной раз проходил мимо нее, пока она пряталась в высокой траве, он спросил.

– Ну и чего ты хоронишься? – Лита не ответила, словно и не к ней обращались. – Думаешь, я родную кровь не учую?

Надув губы и опустив взгляд, Лита вышла к брату, раскладывающему дрова в поленнице.

– Давно тумаков от матери не получала? – сказал Пест, даже не взглянув на нее и продолжая аккуратно выкладывать дрова в поленнице. – Чего без дела шатаешься?

– А я наказ выполняю! – заявила Лита, показав язык Песту. Тот стоял спиной к девочке.

– Ох, и оборву тебе язык! – буркнул Пест, и Лита тут же язык спрятала, прикрыв вдобавок рот рукой. – Это что же за наказ такой, что за мной глядеть надо, глаз не сводя?

– Мне мама наказ дала с тебя глаз не спускать, чтобы ты с ворожбы своей в обмороке не свалился! – Лита пожала плечами и, подойдя поближе, протянула Песту горбушку серого хлеба.

Пест усмехнулся и взял свежую горбушку, которая пахла давно забытым запахом дома. Он на пару секунд задумался, а Лита уже начала тараторить:

– Ты столько времени дела делал, а ни разу не сворожил! Почему ты ворожбой дрова не наколол? Не умеешь? А твои шарики ледяные теперь долго не тают?

Пест направился в сторону поленницы, у которой стояла лавка, а Лита продолжила сыпать вопросами.

– Ты, наверное, устал? А как там в городище живут? А ты там где жил? В Академии мажеской? А Лык говорил, что в городе лебеду не ядят!

– Не тараторь! – буркнул Пест. От того, что мысли Литы бежали впереди языка, она очень быстро говорила, порой глотая окончания и предлоги. – По порядку говори!

Порядок дел в голове Литы был, и довольно строгий. Его вбила мать, обучая девочку готовке и домашним хлопотам. Но вот порядок мыслей и слов у нее отсутствовал напрочь. Поэтому, когда Пест сказал "по порядку", то мыслительный процесс юной занозы забуксовал. Пест взглянул на зависшую Литу и, вздохнув, начал отвечать на те вопросы, которые успел разобрать.

– Жил я поначалу в харчевне, что в портовом районе стоит града Вивека. Там работал за еду и грош в неделю, там и спал, – размеренно и как-то даже важно начал Пест. – Там и ворожбу свою тренировал. Печь магией грел, и корнеплод всякий этой же ворожбой чистил.

– А руками нельзя? – сделав большие глаза, спросила Лита.

– Можно и порою нужно, но ворожбу тренировать надо было. А у меня ее – хрен да маленько. Тут на волшбу мажескую, что в учебниках пишут, едва хватит. Вот я и магичил, что попроще. Если вихрь ветряной – то размером мне по коленку, ежели огня стену – то в аккурат под топку печки...

– Вихрь ветряной... – восхищенно глядя на брата, обмолвилась Лита. Ее глаза были прикованы к земле, где под ее ногами весело и бодро бегал малюсенький вихрь размером с ее ладонь. Сначала он был не особо виден, а потом, собрав мелкую пыль с земли, окрасился в серый цвет.

– ...так и учился. Ночью работал, утром учился, опосля зенита солнца спал, вечером книги мажеские читал или науку на деле учил, а ночью опять работал, – продолжал Пест, поглядывая то на вихрь под ногами сестры, то на ее восхищенное лицо. – Потом я работать начал в Академии мажеской.

– А там работников берут? – хмурясь, спросила сестра.

– Берут, только надо грамоту знать и считать уметь, а таких работников еще поискать надо. А как найдешь, так еще и деньгу платить, – Пест пожал плечами, словно сомневаясь в своих суждениях. – Может, деньга малая, а может, не любят городские у магов работать... Того не ведаю, но работников на факультете жизни и алхимии всегда не хватало. Работы валом, и не больно сложной. Там больше читать приходилось да считать.

– Это что ты там считал такое? – услышал Пест голос соседского парнишки. Он был с Литой одногодкой, но выглядел чуть-чуть постарше. Пест поднял голову и увидел, что рядом с ними начали собираться дворовые дети.

– Ну так! Растворы стандартные в зельях используют! А уж из них и варят зелья всякие. Ты как думаешь, будет ученик мажий полдня мучиться, чтобы стандартные растворы приготовить для зелья? Так оно ж никакого времени не хватит! – Пест взглянул на Прона, мальца, задавшего вопрос. Тот задумчиво почесал макушку. Пест принялся снимать сапоги и разматывать портянки с ног. – А я за деньгу эти стандартные растворы и готовил. Там четко знать надо, чего и сколько положить, как смешать, сколько кипятить...

– Так то ж запомнить можно! – не унимался малец.

– Ага, можно! Пять сотен стандартных растворов...

– Много, – нахмурился Прон. Этот соседский мальчишка был уменьшенной копией отца.

– Так прочесть и посчитать проще, – пожал плечами Пест. – На том и работал. Те, кого деньга устраивала – грамоте не обучены, а кто обучен – тому деньга мала!

– А в Вивеке, говорят, городище из камня? – послышался еще один голос одного из подошедших дворовых мальчишек.

– Из камня, да не в один этаж! Сам я комнату снимал за деньгу на третьем этаже, под самой крышей.

– Третий этаж – это высоко?

Пест почесал макушку и начал оглядываться, чтобы примерно показать высоту третьего этажа. В итоге он указал на яблоню, довольно приземистую, старую, но, тем не менее, достаточно высокую.

– Со старую яблоню! Вот, примерно, чутка повыше нее мое окно было. Дом из камня, но в том доме меж этажами перекрытия деревянные из цельных бревен.

Пест сидел на скамейке, рассказывая за жизнь в городе, а вокруг него собрались дети. Обычные, дворовые. Отроки во главе со старшими разошлись по привычным делам. Кто к реке, удить рыбу и ставить "морды", кто помогать на пастбище, кто в лес на ягодные делянки. В селе остались старики, женщины, занятые по хозяйству, и дворовая ребятня.

– И все улицы промеж домов камнем выложены. Да не простым булыжником, а тесаным. От того в дождь или слякоть в городище месива под ногами нет. Все подметают и все убирают. От того городище как камень нерушимый видится поначалу, – Пест, пока рассказывал, снял сапоги, которые порядочно успел износить, и босыми ногами начал шебаршить травой. – Но град тот не так прост. Люд в нем гнилой, и ежели для себя выгоды не увидит – помощи руку никогда не протянет...

Вокруг него уже начали собираться дети со всего села. Слух о том, что Пест за городище каменное рассказывает и ворожбу малую ворожит, не отрываясь, моментально облетел село.

Он просидел на этой лавке почти до сумерек. Детвору разогнали по домам возвращающиеся с полей мужики. До этого только матерям удавалось вытащить из толпы слушающих детей, да и то за уши. Всем хотелось послушать рассказы о каменном городе. Даже некоторые старики нет-нет, да проходили мимо, останавливаясь, прислушиваясь и чему-то кивая. Некоторые и не по одному разу. 

***

– Ну, давай теперь с начала рассказывай. Как в городище пришел? – отец Песта сидел за столом с кружкой горячего отвара, приготовленного Пестом. Его братья сидели рядом с ним с тем же отваром, но в кружках поменьше.

– Как Пикарда схоронил под деревом, так в путь двинул, – хмурясь, начал Пест. – К городищу подошёл в ночи, потому обождать решил. Пикард рассказывал, что на ночь ворота затворяют. А с рассветом я себя оглядел и решил, что уж больно на убогого похож. Волоса клочками, лицо и руки в земле по локоть, а штаны драные. Вот я в ручей ледяной и полез мыться да вещи от грязи мыть.

Отец и братья одобрительно закивали. С печи показалось лицо Литы. Ей тоже было интересно. Пест рассказывал подробно о том, как сам устраивался.

Он рассказал, как его попросту ограбили, как искал работу и как его попытались обмануть на рынке, как он учился сам, без подсказок, как нашел своего учителя, как ему приходилось засовывать руку в кипяток, чтобы научиться быстро лечить ожог на собственной руке, как приходилось просить отрезать себе палец Людвига, потому что самому духа не хватало. Как его принимали другие студенты, а вернее – не принимали, и вообще многие считали любопытным наемным простолюдином. Как он спорил с преподавателями, как учился на ходу всему, до чего допускали, как работал за грош в неделю и кров с харчами. Как познакомился с бастардом Людвигом и как до самого отъезда считал его другом, как нанимался по ночам чистить улицы от мусора и пробивать засоренные канализации. Как его приглашали в портовый район, чтобы лечить людей, как он стал единственным магом-целителем во всем районе и почему в этом районе никто из магов работать не хотел... Рассказывал все, без вранья и искажений. Говорил, как думал и как видел, но... Умолчал про баронессу Игрим, умолчал о том, что его несколько раз с того света вытаскивал Черт, умолчал про свой рок...

Когда он рассказывал о портовом районе, отец его спросил:

– И у фонаря того прямо и лечил?

– Часто прямо там и лечил, – пожал плечами Пест. – Токмо ежели одной ворожбой обойтись можно было, и до рассвета управиться. Иначе говорил, что нужно для справного лечения, и договаривались, где лечить будем.

– И большую ли плату за то брал?

– А тут, видишь ли, какое дело, бать... – Пест замялся, не зная объяснить отцу странную ситуацию с платой лекарям. – Коли ты маг и знак целебный на груди имеешь, то без зазора можешь плату брать, какую удумаешь, а ранг твой говорит о том, насколько хорошо ты лечишь. Вроде как знак, что сей маг в носу не ковырялся и ученье целебное знает зело хорошо. Ежели ранг низкий, то сие есть знак, что ученик ученье знает худо или же изучал его факультативно...

– Фа-куль... – Огниво хотел повторить незнакомое слово, но не смог.

– Это значит, что маг целительство учил, но сие не есть его дело, – Пест почесал макушку и попытался объяснить на пальцах. – Вот тот же маг боевой, он бою учится, но если он бою учится, то должен уметь врачевать. Но врачевать по-особому. Ему надо уметь жизнь раненому сохранить, пока маг-целитель до них доберётся...

Огниво повернулся к брату Дыму и состроил мину, говорящую "Вона как!", а тот в ответ кивнул на Песта, тоже состроив мину "А то ж!" От их отца не укрылись переглядки братьев. Он уже давно замечал, что они мало разговаривают и больше общаются переглядами. Он сваливал этот странный факт на то, что Дым и Огниво двойняшки. Жена чудом родила двойню, и если б не старая ведьма Аккилура...

– ...А коли на тебе знака целителя нет, то и брать деньгу за дело целебное права не имеешь... – Пест запнулся, поглядывая на хмурящегося отца.

– Ты что же, за доброе слово лечил? – спустя пару секунд спросил отец и добавил. – За доброе слово не грех хворь лечить, но раз за так вылечил, два, а потом на шею сесть могут! Помнишь, как старый Чинук из Дорожичей к Аккилуре захаживал? То в спине стреляло, опосля того как сено стогами кидал, то кипятку чан большой на ногу опрокинет...

– Помню, батько! – кивнул Пест.

– Так оно! – синхронно произнесли братья.

– Ну-ка! Огниво! Помнишь, опосля чего старый Чинук унялся? – спросил отец одного из братьев. Если он не называл имени, то обычно начинали говорить оба брата одновременно.

– Ушел он от Аккилуры синий, аки голубика зрелая! – улыбаясь, ответил Огниво.

– То его Аккилура прокляла! У него 9 сыновей и пять дочек, а он все не унимался и везде сам все лез делать, – добавил Огниво. – Нет, чтобы молодым оставить, он поперек лез. И чан тот он сам себе на ногу опрокинул. Сыновья тогда его ругались, мол, спасу нет, восьмой десяток зим, а все сам делать лезет. А он уже тогда спиной маялся и кривой ходил...

– То-то же! – поднял палец вверх Под. – Когда лечишь без платы – ты в человеке ответ губишь за свое здравие! То не только о лечении сказать можно. Любое дело, Пест, надо тебе делать за плату. Иначе люд сам свои дела делать разучиться. Ты вот сёла под себя взял, но коль за каждый шорох они тебя дергать будут? На каждый чих к тебе побегут, мол, спаси-помоги?

– Тому меня Аккилура учила! – ответил, хмурясь, Пест. – И с люда портового я плату брал!

– Плату брал? – с прищуром спросил отец. – Против указа государева?

– Брал! Не как маг-целитель, а как ведун по праву! – Пест глянул на хмурящихся братьев и отца и начал объяснять. – По государеву указу ведун аль знахарка какая не может в городище за свое дело больше серебрушки брать! Вот я и брал серебрушку! Я ж вперед ведун, а потом уже ученик Академии мажеской...

На несколько секунд повисла тишина. Отец взглянул на братьев. Те в ответ синхронно кивнули.

– Добре! – в итоге ответил отец, и Пест заметно расслабился. Отец же добавил. – А теперь, раз назвался вперед ведуном, то и дальше будешь брать деньгу как ведун, даже когда знак мажеский о целительстве получишь! Таков мой наказ, пока ученье не окончишь! Усек?

– Усек... – буркнул Пест, опустив виновато взгляд.

– А почему у тебя знака целительского нет, коли лечить умеешь? – задумчиво спросил Дым.

– Так не было в нем нужды, – почесав макушку, ответил Пест. – У меня ученья много было всякого, а про экзамен по целительству я и не думал. Ратмир, учитель мой, меня вперед учил самому не помереть и войне мажеской...

– Теперь думай! – строго сказал Под. – Луна высоко уж, завтра с утра в поле надобно, а мы все лясы точим...

– А меня почему... – хотел было снова возмутиться Пест, но отец его оборвал.

– Потому, что не пашня твое дело! – Под сказал это громко, резко и так, что мямлить что-либо или возражать желания не появилось. – Ты видел, чтобы Аккилура сама землю копала или козу доила?

– Так старая она была... – начал было Пест.

– Она меня одной рукой за шкирку как котенка от земли поднимала! – наклонившись к Песту, произнес Под. – Она такая же немощная была, как ты сейчас. Не по чину ей этим заниматься было! Ее дело было – ведать за сёла наши. А ее прокорм селом держали. У кого что было, тем и жаловали.

– Так это мне теперь что, белоручкой быть каким? – смутившись, спросил Пест.

– А ты думаешь, тебе дел не найдётся? – с прищуром спросил его отец. – А кто Лукашу принес к нам? Кто его дом ставить по уму будет? Он вчера все поля оббежал, в каждую канаву заглянул! А Хозяев наших обойти, чтобы ягода в лесу была, чтобы рыба не уходила? А посевное зерно кто окропит? Без дела не останешься! Ты за то не бойся...

– Тебе как бы все поспеть к урожаю... – задумчиво хмыкнул Дым.

Село Ведичей

 Вечерело, и на село опускалась тьма. В самой большой избе проходило очередное собрание. За столом сидели все старосты родов Ведичей. Посередине избы стоял Дакрит в одежде горожанина. Несмотря на то, что вещи на нем были самые обычные, на фоне сельской одежды они выглядели довольно зажиточно. Да, в портовом районе они тоже смотрелась бы не очень уместно, но в селе они резали глаз. Одни сапоги из кожи с медной бляхой чего стоили. В полумраке в углу, так же, как когда-то Аккилура, на табурете разместился Пест. Так же сложив руки в замок на груди. Он не выступал, не возражал, а только похмыкивал иногда.

– Читать я обучен и считать, – начал свое выступление Дакрит. – Счет знаю глубокий, могу и формулой считать, а могу и таблицей. Знаний много имею, ибо торговал мой наниматель всем, что продается. С малых лет грамоте обучен, и потому более ничем не занимался.

– Когда грамотный такой, чего в городище не остался? – спросил один из хмурых мужиков.

– А дело к старости идет... – вздохнув, произнес Дакрит. Он почесал щетину на лице и, разведя руками, продолжил. – А кому я в городе нужен? Детей-то нет... Если немощный стану или приболею? Кому я такой нужен? Если денег не станет или заболею надолго, так и помереть можно. Воды никто не подаст. Раньше-то я так думал. Мол, если старый совсем стану, то хозяин как-никак помереть с голоду не даст. Все же с четверть века работаю у него... А он взял, да раньше меня помер. Вот я и пошел свое место искать...

В избе повисла тишина. Мужики переглядывались, но голоса никто не подал.

– Слово мое будет таково! – объявил староста, поднявшись из-за стола. – Дакрит, урожденный в граде Вивеке, будет в селе жить нашем! Слово тебе, Пест! Не запачкан ли Дакрит смертью и не несет ли злого умысла?

В углу поднялся Пест. Он сделал шаг, чтобы выйти из тени.

– Злого умысла за Дакритом нет и смертью он не пачкан, – ровным тоном ответил Пест.

– Коли так, то есть ли род, что примет его и своим родичем назовет?

В избе повисла звенящая тишина. Желающих принимать в род чужака не нашлось.

– Средний род примет Дакрита, урожденного в граде Вивеке, – произнес Пест и оглядел всех мужиков в доме. – Но коли хочет Дакрит мужиком рода Среднего зваться – пусть докажет делом. Пусть сам, своими руками научиться кашу варить, лапти вязать, снасти рыбные готовить, Хозяев наших чтить и предков поминать. Средний род принимает Дакрита и дает ему право называться Дакритом Средним, но в роду он дворовым мальцом будет, пока делом не докажет, что мужиком зваться может.

Мужики загудели, на Дакрита посыпались вопросы.

– Тю! А ты что ж, лаптей вязать не обучен?

– И каши не варил?

– А я сижу, думу думаю! Где ж тут собака зарыта? Отчего мужик грамотный и без места своего?

– Поди, и лопату в руках не держал!

– Так он же и дров не наколет, и коромысло вертеть будет как юродивый!

Дакрит сник головой, опустил взгляд и покраснел. Лица было не видно, и поэтому нельзя было точно сказать от чего. То ли от злости, то ли от стыда. Видя такое состояние Дакрита, староста не стал ждать выяснения и вмешался.

– А ну цыц! – рявкнул он на мужиков. – Зачем мужика с сединой в бороде стыдите? Не юродивый он! Грамотный и ученый! Мы еще посмотрим, как вы запоете, когда его науку учить возьметесь!

Мужики притихли, а староста продолжил.

– Вы на себя посмотрите! Много у нас читать умеют? – он обвел взглядом мужиков. – Черт с ним, читать! Буквы-то все знают много? Я, да Рунок с дочкою. Пест у нас еще грамотный. Все!

Мужики стали отводить взгляд, словно чего-то стесняясь.

– Коли такое дело, Пест, что у тебя в роду люд объявился, то роду Среднему где-то жить надо. Пока посевная – избу ставить некогда, потому, думаю, жить роду Среднему в землянке Аккилуры.

Сначала воцарилось молчание, а потом послышались шепотки мужиков.

– Печь там справная! Добре! – кивнул Пест, не обращая внимания на шепот. – А тьмы или духа злого там нет.

– Вот и ладушки! – тут же вставил обрадованный староста.

– Только дел на мне немало! Туго мне будет учить Дакрита, – тут же вставил Пест. – Дай добро, староста, чтобы Дакрит учился с детворой в любом роду, каком вздумается!

Староста нахмурился и взглянул на мужиков.

– А чего? Дело же говорит! Песту ворожить надо, а не мужика учить лапти да морды рыбные вязать!

– И то верно! Нехай с детворой босой учиться.

– Ну, глядишь, и выучится!

– Быть по сему! – хлопнул ладонью по столу староста, привлекая внимание мужиков. – Дакрит, урожденный в граде Вивеке! Согласен ты в род Средний пойти и родичем быть в нем названным?

– Согласен, – сухо ответил Дакрит. 

***

– Добре! – констатировал Лукаша, глядя на свой домик. Тот стоял на столбе высотой со среднего отрока. Вокруг было начерчено несколько пентаграмм и странных кругов из рубленых символов. Все пентаграммы и круги сочились дымом, словно остывали. – Добре, Пестушка! Теперь я по всем полям невозбранно бегать могу и силы на то тратить не буду!

– Силу тебе все равно в камнях-накопителях держать придется, – уставшим голосом ответил Пест. – Мы с Дакритом и так считали, и эдак... Не сделать нам прямого канала ни из одного места силы. Больно потери выходят большие.

– Ну, не главное это! Главное, что я по полям бегать буду, и пригляд будет везде! – Лукаша начал довольно потирать маленькие ручонки. – А с силой не беда! Силу в накопители собирать будем! Нехай отроки в места силы носят камни, а потом мне возвращают. Дело-то не мудреное! Подумаешь, камень три дня в месте силы полежит...

– Надобно, чтоб в местах тех, в самом сердце, камень какой лежал меченый, а уж на него класть накопители.

– Зачем? – недоумевающе спросил Лукаша.

– Отрок не мужик, ему-то не понять, что да зачем. Ежели места конкретного не будет, то он может и не донести накопитель до места силы, или с краю положить, – Пест пояснял Лукаше, начав рисовать ножиком прямо на земле. – Это мы с тобой место нутром чуем, а отрок? Он-то, поди, место знает со слов, верста влево, верста вправо.

Лукаша почесал затылок, сдвинув травяную шляпу на лоб, а потом добавил.

– Надо к хозяину Лесному идти. Он тропу проложит так, чтобы не свернуть было, и камень с ним состряпаем. Мхом каким интересным измажем! – начал на ходу придумывать Лукаша.

Пест в это время, периодически кивая и поддакивая, начал рыться в небольшом заплечном мешке. Он принёс в нем ингредиенты и зелья, необходимые для привязки артефакта-домика, и сейчас искал несколько крупных камней-накопителей. Лукаша с рассуждениями и размышлениями начал расхаживать вокруг домика.

– Ты вот что, Лукаша, – Пест протянул 6 прозрачных камней Лукаше. – Эти камни тебе про запас, а вот этими ворожить можешь. Тут не много, но сила сырая. С нею по-слабому можешь любую ворожбу творить, и... ты только смотри, аккуратно!

– Пестушка, а я тут думал, думал... – озабоченно произнес Лукаша. – Я как разумею... Чтобы урожай был добрый, надо вперед землицу ворожбой умаслить, да посевное зерно силой напитать. Так, чтобы оно как посеешь, враз ка-а-ак взошло!

Лукаша начал размахивать руками, объясняя замысел.

– Чтобы воо-о-от такой колос в поле стоял! – Лукаша в порыве мечты начал подпрыгивать и показывать высоту колоса, который хотел бы вырастить, но из-за своего роста получилось у него не очень высоко. Использовать магию, чтобы взлететь, Лукаша не решился из-за природной прижимистости домового. – Вот тогда, вот тогда мы столько зерна соберем, что амбар под самую крышу забьем, так что мужики двери в амбар бояться будут открыть, чтоб не завалило!

– Держи карман шире! – усмехнулся Пест, но слова бывшего домового запомнил. – Амбар до крыши? Скажешь тоже... а землицу и впрямь готовить надо. Ты вот что, Лукаша... Давай-ка берись за землицу. Сдобри ее ворожбой и силушки не жалей, а я, если что, тебе пришлю отроков, они камни пустые в места силы отнесут.

– А ты посевным зерном займешься? – смекнул Лукаша.

– Ага, я пока за посевное зерно возьмусь и буду с хозяином Лесным говорить за ягоду и грибы, – Пест начал складывать инструменты и пустые склянки в сумку. Каждую стекляшку он складывал, предварительно обмотав травой. Стекла в селе Песта не было, и он очень боялся его разбить. Отец, когда первый раз увидел столько мелкой стеклянной тары, заподозрил Песта в лихом деле. – Мне тут мастер Дакрит идею подкинул. Ежели тебе канал прямой силы не сделать, то хозяевам нашим можно! Сделать так, чтобы им сила всегда шла!

– А не взбеленятся они, коли силу будут не от людей брать, а из места силы напрямую? – Лукаша, хмурясь, почесал затылок. – Не торопился бы ты с таким, Пестушка...

Пест даже прекратил складывать вещи и задумчиво глянул на Лукашу.

– А ведь дело говоришь... Надобно это со старостой обговорить, или вообще с главами родов. Одному такое решать будет не по чину. Такое слово и дело с хозяевами на каждом след оставит...

– Дело говоришь! – закивал Лукаша. Он глядел на сборы Песта и спросил, скорее так, для интереса. – А со знаком своим решил что?

Пест оторвался от своего дела и взглянул на Лукашу. Вздохнул, махнул рукой и принялся дальше складывать стеклянные пузырьки.

– Чего? Неужто дюже худо со знаком у тебя? – удивленно спросил Лукаша.

– Худо... – со вздохом ответил Пест. – Смотрели мы прах, что от знака Аккилуровского остался. След от ворожбы темной там до сих пор есть, а в следе том... там такого наверчено! Баба Аккилура через тот знак слышать, видеть и говорить могла, а когда надо – и морок навести! И сама предстать перед говорившим могла, аки живая и настоящая. И сие без мажьей волшбы! Только ведовство и колдовство темное. Дакрит как увидал, что наворожила Аккилура в знаках своих, сразу рисовать принялся и чуть ли не носом в знак тыкался.

Пест затянул горловину заплечного мешка, отчего тот сжался. Послышался слабый стук стекла об стекло. Он аккуратно надел мешок за лямки и поднялся.

– То, Пестушка, потому наворожено, что Аккилура по теням не шастала и в любую тень уходить не умела! Вот для того стряпала ведьма старая артефакт такой! – Лукаша забрался по столбику к своему домику и уселся на крылечко.

– Это-то и так ясно. Я о том толкую, что мне такой знак не сделать... – Пест потупил взгляд, словно извиняясь. – Больно ворожба тонкая и темная... меня с тьмы и смерти воротит, аки болезного...

– Тебе такого не надо! Ты сам прикинь, что тебе от знака твоего в селе надобно?

Тут Пест задумался, и задумался крепко.

– Ну... тут как? Мне наперед надо знать, коли где беда случиться. Чтобы любой ведал, как меня позвать, – Лукаша сидел и глядел на Песта, говорившего эти слова, и одобрительно кивал. – Далее надо мне, чтобы мне могли весть словом передать, ежели случилось чего такого, что вроде и не беда, но и добром не назовешь. А еще хотелось бы, чтобы видеть можно было через знак...

– Главное-то забыл! – хмыкнул Лукаша.

– Ну, то само собой! Надобно, чтобы знак тот являл каждому, кто тронет его, что знак этот – мой! – хмыкнув, ответил Пест. – Вот вертели, значит, мы такой артефакт с Дакритом и так и сяк. Дорогим выходит такой артефакт. Дороже золота весом...

– Ай-ай-ай! – закивал и осуждающе погрозил пальцем Лукаша Песту. – В чем твоя ворожба сильна, Пест? Что умеешь так, что не один маг, окромя учителя твоего, повторить не может?

– Ну, врачевать себя могу...

– Ой ли? – с хитрым прищуром спросил Лукаша. – А ну! Глянь на руку свою! Глянь, глянь... А теперь ноготь свой толкай, чтобы вырос он длинным, с палец длиной... Толще делай его! Толще!..

Пест сначала не понял, чего хочет домовой, но потом... Ногти под взглядом Песта начали расти и утолщаться. И чем дальше, тем сильнее ноготь становился похож на хищный коготь.

– Эту, Пестушка, ворожбу метаморфизмом именуют. Маги, что им владеют, вперед свое тело меняют. Они из тела своего и оружие сделать могут, и другой артефакт какой...

– А ты откуда знаешь? – спросил Пест, не отрывая взгляда от своей руки, которая обзавелась мощными и хищными когтями.

– А я сдуру, пока ты учебой занят был в городище, в библиотеку нос сунул. Много книжек я перечитал, пока там ходил. Я-то думал, что найду там слово за поля и посевы, а там только за ворожбу, за цветки да травы, для волшбы пригодные. Там с мужиком бородатым и свел знакомство, – Лукаша усмехнулся, когда вспомнил библиотекаря, с которым они провели не один вечер в спорах и беседах. – Умный мужик, но дурак!

– Это как? – не понял Пест.

– Знает много и разбирается в том, что знает. Однако не разумеет, как хлеб печь или вкусную похлебку сварить, – домовой пожал плечами, словно объяснял элементарные вещи. – Он за ворожбу все назубок помнит, а сколько навозу коровьего надо на аршин поля – ведать не ведает!

Пест хмыкнул, представив ступор библиотекаря.

– Тот мужик меня сам учуял, когда я по книжным полкам шастал. Сигнализация бунтовать у него начала. Говорила, что в хранилище проникли, а там только я. Вот он с хитрым артефактом носиться по хранилищу начал, а потом давай звать меня, мол, "выходи, ворюга"!

– А ты?

– А что я? Я ему в ответ, мол, "Сам дурак!"

– А он?

– А он давай кричать, мол, "Государев сыск позову! Выходи, ворюга!"

– Ну! И?

– А я что? Я ж чужого в жизни пальцем не коснулся!

– И ты вышел? Сам показался?

– Не, сначала я ему том "О влиянии созвездий и циклов Луны на процесс роста Солнечного Висима" скинул на ногу... По-моему, 7-ой том... или 5-ый? – задумчиво ответил Лукаша. – У того тома железом обложка оббита была... Точно седьмой!

– Погоди, так тот погром в библиотеке...

– Не, то не я! То государевы сыскатели библиотеку разворотили, мужик тот меня не нашел и государев сыск позвал...

– Заварил ты кашу! А причем тут метамофор...

– Метаморфы, – поправил Лукаша Песта. – А ты сам не понял? Ты из себя артефакт сделать попробуй! Ежели тебя не кусок кости ящерицы звать будет, а твоя плоть? Ежели ты своим же ухом слушать будешь, или своим же глазом?

Пест начал разминать кисть. Воспоминания об отрубленных пальцах не оставляли его.

– Больно будет, но для дела можно и потерпеть...

– Ты бы с Чертом за такой артефакт поговорил. Он о таких делах больше меня знает, – Лукаша поднялся с крылечка и, сняв шляпу, собрался в дом. – Тут с кондачка не решить вопрос, тут надо все обдумать, но то, что артефакт из плоти своей делать – это к гадалке не ходи...

Восточные вольные земли.

Село Куприян

 – Ну, Черт! Не дай Единый не выйдет! – шевеля одними губами, говорил Пест. – Я тебя точно «Печатью света» приложу, раз пять, чтобы неповадно было...

Пест стоял перед огромной толпой. В передних рядах толпы стояли только мужики. Все как один были с большими густыми усами. Даже еще молодые парни щеголяли еще жиденькими, но усами.

Между Пестом и толпой вышел мужик в белоснежной рубахе и широких штанах.

– С чем пожаловал, Пест-ведун? – спросил он, подкрутив правый ус и уперев руки в пояс.

– За словом своим пожаловал я! – громко произнес Пест, так, чтобы его было всем слышно. – Слово дал я, что за оплату учебы в Академии мажеской быть мне магом наместным среди сел Ведичей, Куприян и Дорожичей! А нынче к вам я пришел, чтобы знак свой оставить. Тем знаком, коли беда случиться, меня звать будете.

– Прямо так и звать? – с сомнением спросил староста Куприян. Он хмурился и накручивал правый ус в недоверии.

– Прямо так и звать, а когда надо будет – то и слово молвить. Коли придётся, то и казать знаку будете, как глазу моему... А уж как до вас добраться, то моя ворожба будет, – Пест протянул руку старосте Куприян, но тот не спешил ее жать.

– А что можешь, Пест-ведун? – с сомнением спросил староста.

– Ведовское дело мое... – начал перечислять Пест. – Врачевать могу, да с тварью какой справлюсь, ежели сами не сдюжите. Знак войны мажеский на мне есть. Третьего рангу.

Мужики за спиной старосты загомонили, а сам староста нахмурился, начав еще сильнее крутить правый ус, который уже и без того торчал почти вверх.

– Добре? – спросил староста, оглядываясь на мужиков позади себя.

– Добре!

– Добре, чего тут думать!

– Добре! Славный ведун!

После того, как гомон ответов мужиков стих, староста взглянул на Песта. Тот так же продолжал стоять и протягивать руку. Староста подошел к Песту и пожал руку, негромко произнеся:

– Добре, Пест! Под тобой ходить будем! – староста указал на дом с резными ставнями и наличниками. Но молодой ведун не спешил отпускать старосту. Наоборот, он ухватил руку старосты второй рукой. Подойдя вплотную к старосте, он прошептал тому на ухо.

– Сие есть плоть моя. От нее не отрекаюсь я! – Пест глубоко вздохнул, начав гонять магию жизни по своей руке, которую жала рука старосты. – Ежели худо станет – режь ее, как врага села своего. Боль ту я почую как свою, и знать буду, где меня режут. Тогда и помощи моей долго ждать не придётся... Коли беды не будет, но слово и совет с меня потребуется – ты знак мой погладь и слово ему молви...

Пест отстранился от старосты и тот почувствовал, как мокнут штаны в районе колен. Староста опустил взгляд и увидел свои штаны, перепачканные в крови. Кровь брызгала струей из культи Песта. В руках старосты осталась его кисть. На тыльной стороне кисти красовалась ушная раковина. Ошарашенный староста взял кисть в другую руку. В ладони Песта сквозь разошедшуюся кожу стал виден глаз, который смотрел на старосту.

Послышался гомон мужиков, тихий стон женщины и неуверенный лай собаки где-то вдалеке. Бледный староста обернулся к сельчанам, держа в руках кисть Песта. На ладони был четко виден глаз. 

***

Пест смотрел в глаза-блюдца старосты Воржских рыбаков. Эти глаза переводили взгляд с кисти Песта, оставшейся у него в руках, на самого Песта, который, закусив губу, затягивал магией рану культи. В этот раз крови было не в пример меньше.

Пест стоял почти впритык к старосте. Он приблизился еще сильнее и шепотом произнес ему на ухо:

– Сие есть плоть моя. От нее не отрекаюсь я! – Пест облизал пересохшие губы, начав уже как обычно гонять магию жизни по своей руке. – Ежели худо станет – режь ее, как врага села своего. Боль ту я почую как свою, и знать буду, где меня режут. Тогда и помощи моей долго ждать не придётся. Коли беды не будет, но совет или слово с меня потребуется – ты знак мой погладь и слово молви ему.

Рыбак сглотнул и начал что-то говорить, но Пест его не слышал. Все вокруг вмиг стало черно-белым и немым. Ни одного звука. Он сделал пару шагов назад, и его начала заполнять непонятная тревога. Глаза бегали по обеспокоенным лицам Воржских рыбаков. Староста продолжал что-то говорить, но потом начал хмуриться.

– Беда... беда дома, – начал бормотать Пест. Он еще ничего не слышал, но мысль, носившаяся в голове как шальная, не отпускала. Он посмотрел в лицо старосте и произнес. – Беда у Ведичей...

Староста сначала пытался о чем-то спросить Песта, но не получив ответа принялся раздавать команды мужикам. Те стали срываться с места и разбегаться по селу, по одним им ведомым делам. За ними зашевелились женщины и старики, также пришедшие засвидетельствовать смену хранителя деревни. Спустя пару минут рыбаки начали возвращаться с короткими клинками, луками, пращами и колчанами стрел.

Пест немного постоял, ошарашенно наблюдая за массовым движением народа, и вдруг подпрыгнул. Он подпрыгнул ровно вверх и приземлялся на прямые ноги. Только ноги не коснулись земли. Они провалились в тень, которая была под Пестом. За ногами и весь Пест исчез в собственной тени, словно провалившись в нее...

Глава 2. Земли села Ведичей

Ближнее поле

 Справа от плеча Песта стоял брат Дым, а возле левого стоял его второй брат Огниво.

– Мы в поле были, когда они на нас вышли... – начал Огниво.

– ...кто с чем был в руках, с тем и кинулись на них, – продолжал Дым.

– Кто ж знал, что эти трое конных – половина? Да и конные не простые... В латах, с мечами добрыми, со щитами, сталью окантованными... – Огниво говорил сбивчиво, сквозь зубы, крепко сжав челюсти.

– Батю сразу стрелой приложило в глаз, они с мечами наголо к мужикам нашим не ринулись. Сначала из луков постреливали. Прямо с коней, словно на охоту вышли, – продолжил Дым. Он говорил более ровно и по существу. – Потом уже, когда я с Огнивом да Пронька пращи достали и по ним камнями вдарили, они к нам поскакали. Отец не сразу слег и с мужиками, пока мы камнями по конным били, с телеги жерди посрывали. Вот этими жердями, как копьями, они их с коней и посбивали.

Пест стоял и смотрел, не моргая, на труп своего отца Пода. В глазу Пода торчала короткое обломанное древко стрелы, а на шее зияла вывернутая рана. В ней виднелись мышцы шеи и хрящевые кольца трахеи.

– Отца один по шее рубанул, но не дотянулся... Только мясо перешиб, но батьке хватило... – Огниво начал сжимать и разжимать кулаки, периодически похрустывая суставами. – ...Кровью истек...

Пест сел на землю посреди поля и поднял руками голову отца. Он положил ее себе на колени и просто уставился на него. Выдернул стрелу из глазницы и начал поливать рану на шее водой из кожаного бурдюка, который висел у него на поясе, стараясь смыть уже запекшуюся кровь.

– Ворожбе учился... бою мажескому учился... а отца родного не уберег... – Пест бормотал это себе под нос, не обращая внимания на Дыма и Огниво, что-то еще объясняющих и рассказывающих, ни на старосту, который прибежал из деревни в сопровождении нескольких отроков. За ними вдалеке плелись не поспевающие старики.

– И у вас... – с отчаянием произнес староста, когда подбежал поближе и увидел несколько тел мужиков, лежащих неподвижно в траве. Он обошел каждое тело, что-то шепча, пересчитал всех и подошел к Песту. – Шестеро мужиков...

Он вскинул голову к небу и еще раз произнес:

– Шестеро...

Староста опустил взгляд на Песта и уже более собранно добавил.

– В село зашли четверо конных. Мужиков не было, а они рубить с плеча принялись... Трое дворовых пацанов, две бабы, четверо стариков...

– Кто? – хрипло спросил Пест, продолжая рассматривать выражение лица собственного мертвого отца.

– Там двоих из седла отроки выбили. Двое ушли, – начал староста, посматривая на Огниво и Дыма. – Одного отроки насмерть тут же порвали, а за второго старики вступиться успели. Он и рассказал...

– Кто они? – повторил Пест свой вопрос. Он все так же не отрывал взгляда от лица отца. Его кадык носился вверх-вниз, словно пытался что-то проглотить. Глаза заволокла тьма. Непроглядная, чистая тьма.

Староста замешкался, и Пест обернулся к нему.

– Откуда конные? – спросил с нажимом Пест сбледнувшего старосту. По щекам Песта потекла черная, тягучая как прошлогодний мед, тьма.

– Вои с Ультака... прознали, что Аккилура душу Единому отдала, – словно боясь Песта, произнес староста. – На щитах Ультака знак, того, что порвали, дед Хирон признал. В Ультаке старшого средний сын...

Пест отвернулся и снова уставился на мертвого отца. Огниво в это время начал скрипеть зубами от злости.

– Виру! – произнес Огниво. – Виру кровью хочу!

– Не будет виры, – тихо произнес Пест. – Резня будет... 

***

После похорон, состоявшихся этим же вечером, в доме старосты собрались главы родов. Те роды, что лишились своих глав в результате налета воинов из Ультака, были представлены старшими мужиками или вообще отроками.

Староста мельком оглядел мужиков, потом остановил взгляд на Огниве и Дыме.

– Верно Пест сказал. Резня будет, – староста потер руками лицо и добавил. – Как старшой в Ультаке узнает, что Аккилуры больше нет, что кровиночка его тут полегла от рук наших, так и придет к нам с воями. За кровь свою спрашивать...

– Так его кровь сама к нам с мечом пришла! – возмутился Огниво.

– А ты поди разбери, кто куда пришел и чья кровь вперед полилась! – тут же ответил ему Дым спокойным размеренным голосом.

– Верно Дым говорит, – кивнул староста. – Ультаку повод нужен, чтобы села свободные прибрать, дань с нас брать. А уж мертвая кровь отпрыска – повод немалый.

– Что же нам теперь? – спросил огромный мужик с пудовыми кулаками. – С воями из Ультака биться? Так ведь в Ультаке их не пара десятков! А ну как пару сотен пригонят? Что делать будем?

– Пест? – не обращаясь ни к кому конкретно, спросил Лык, мастер рыбного дела в селе Ведичей.

– С Песта толку будет мало, буде до битвы дело дойдёт, – на старосте скрестились непонимающие взгляды. – Рок у него. Как в смерти запачкается, так она его с собой и заберет...

Лица мужиков после этих слов тут же посмурнели. В доме старосты повисло почти осязаемое чувство отчаяния.

– Как бы то ни было, но биться все равно будем, – произнес староста, сжав руки, лежащие на столе, в кулаки. – До последней крови будем! Клич по сёлам соседним кинем. Кто воями богат – поможет.

– Пест тоже в бой пойдет, – четко объявил Дым. – Не удержишь ты его, старшой. А он подсобит в бою, как Аккилура нам подсобляла...

– Чем он подсобит? – спросил один из мужиков, сидящих по правую руку от старосты. – Он ведь сам слово молвил, что толку с него...

– Ты, старшой, сам видел тьму, что с глаз его текла! – вмешался в разговор Огниво. – Ту тьму, что Аккилуре подчинялась. Ежели Пест дело делать будет не как маг недоученный, а как ведун, за которым слово Аккилуры? Сдюжит он, и толк от него будет!

Староста взглянул на Дыма. Тот молча кивнул в ответ. Он переводил взгляд с одного главы рода на другого. Все молча кивали.

– Что же выходит? Хоть свет, хоть тьма, но села уберечь надо?

– Я так разумею, – кивнул Дым.

– Выходит, что так, – поддержал один из мужиков.

– Хоть с чертом бок о бок биться буду, но кровь свою под Ультак не пущу! – огромный мужик с пудовыми кулаками стукнул по столу, отчего тот скрипнул и слегка подпрыгнул. 

***

В вечернем полумраке, который наполнял дом рода Подова, суетилась Лита. Она вертелась у печи, готовя нехитрый ужин. Ее мать тем временем сидела на лавке за столом и, не моргая, смотрела в небольшое оконце. За ним смеркалось, и света от лучины было больше, чем от окна.

– Мама, поешь! – обратилась к ней Лита, ставя перед ней тарелку с парящей ароматной кашей. Мать не прореагировала. Даже не моргнула. Лита принялась трясти ее за плечо, и та встрепенулась.

– А? Что?

– Мам, тебе поесть надо! Ты сегодня не ела совсем...

– Не хочу... – одними губами произнесла в ответ мать, бездумно глядя в тарелку с парящей кашей.

В это время из-за печи вышел Пест. Его лицо было бледным и осунувшимся, как и лицо матери, но его глаза... Они были полны решимости.

Он прошел за стол и сел, взглянув на уже подросшую Литу.

– Ставь ужин. Мне идти надо, – коротко бросил он ей. Лита метнулась к котлу и принялась накладывать в отцовскую миску кашу. Навалив с горкой, принесла ее Песту и поставила на стол. Сама же отошла к стене и спросила оттуда:

– А куда ты пойдешь?

– Ворожить...

– А что ворожить собрался? Дело к ночи же! Не видать ничего!

Пест не ответил и замер, перестав жевать. Он взглянул на миску и, проглотив, произнес:

– Смерть ворожить буду.

Мать подняла на него глаза и тихим шепотом произнесла:

– Не быть миру, пока мести кострище горит. Не быть прощенью, пока мести пожар не истлеет... – она оторвала взгляд от столешницы из обычных тесаных досок и уставилась в глаза Песта. – Не бери греха на душу, не пачкайся в смерти. Не такой ты... не таким тебя растили... Огниво – да, тот может, а ты нет...

Пест молча продолжил есть. Периодически он останавливался и начинал рассказывать.

– От Лесного хозяина весть была. Конные, что у нас люд резали, в Ультак вернулись, а уже следующим утром из Ультака вышли двадцать три десятка воев пеших, – Пест закинул в рот несколько ложек каши и, прожевав ее, продолжил. – Все вои в доспехах. У всех одинаковые, словно из Гвардии государевой. Только у каждого на щите знак Ультака-града.

Пест надолго замолчал, доедая кашу. После того, как полностью доел и вымазал тарелку хлебом, он поднял взгляд на мать. Та следила за тем, как он ест. От ее внимания не укрылось, что Пест заглатывает кашу, не особо разбирая ее вкус.

– Двадцать три десятка воев, – Пест вздохнул и поднялся из-за стола. – Когда живых для боя не хватает – я мертвых звать буду. Для того смерть ворожить надо.

Пест поклонился матери в пояс и вышел из дома. Его проводили глазами мать и сестра.

– Нас убьют? – тихо спросила Лита после того, как ушел Пест.

– Единый не выдаст – вурдалак не съест, – задумчиво ответила мать, глядя на закрытую дверь. Не отрывая взгляд от двери, она обратилась к Лите. – Беги к старосте, расскажи разговор наш ему. Про двадцать три десятка воев не забудь.

Она оторвала взгляд от двери и, пододвинув к себе тарелку с уже остывшей кашей, начала есть.

– Ну? Чего встала? Беги! Кому сказано? – Лита тут же сорвалась с места и скрылась за дверью. 

***

Кладбище села Дорожичей

Пест стоял на вершине пологого холма. Кое-где на холме были видны свежая земля, которую недавно перекапывали. На этой же вершине находился огромный камень размером с самого Песта. Камень был серый и местами покрытый мхом.

На голове Песта была повязка с перечеркнутыми кругами на месте глаз. Он одной рукой упирался в камень, словно держался за него для чего-то.

Обернувшись, он взглянул вниз по склону. Туда, где он начертил пентаграмму с защитными знаками. По ее углам лежали черные камешки-накопители.

Помимо пентаграммы он увидел неясные полупрозрачные фигуры людей. Глубоко вздохнув, он обратился к ним.

– Не ученый я некромантии, а коль учили бы – не посмел бы такое сотворить, – одна из фигур подошла к пентаграмме, начерченной на земле, и уставилась на нее. После пары секунд молчания фигура подняла голову, и Пест увидел лицо. Лицо довольно старого человека. Оно, хмурясь, смотрело на него.

– Я это начертил для того, чтоб те из вас, кто решится помочь в битве за село Ведичей, могли в этот мир вернуться, – Пест вглядывался в лицо старика, который переводил взгляд с пентаграммы на Песта и обратно.

Пест простоял так еще минут двадцать. К пентаграмме и Песту подходили полу размытые тени, разглядывающие его и его творение. Ни один дух не проронил ни слова. Все происходило в полнейшей тишине. Это было уже третье кладбище, на котором Пест чертил упрощенную "Звезду некроманта". И везде происходило одно и то же. К нему подходили духи, разглядывали его, слушали и уходили. Никто в пентаграмму не вошел.

Потеряв всякое терпение, Пест начал говорить, ни к кому конкретно не обращаясь.

– Как же так-то? Как такое быть может, чтобы предок не откликнулся? – Пест не глядел в лица духов, он глядел в землю, словно обиделся на что-то или кого-то. – Меня с малых лет учили, что над главою предок, что предок не предаст, предок поможет, предок подскажет... Предок в трудный час не бросит...

Пест утер нос кулаком, словно откуда-то появился насморк. Глаза были влажные, но слез он не обронил.

– Аль не ведаете вы, что идет сила вражья к селам, да такая, что села сметет и не заметит! Нет у нас воев, чтобы хоть по числу вровень встать! – Пест начал повышать голос, словно он обвинял предков села Дорожичей в чем-то. – Я вас рабами быть не заставляю! Я вас прошу на бой прийти, только на бой! Чтоб мужики не полегли, чтоб ни один род, не приведи Единый, не оборвался! Я с вас клятвы верности не прошу... я сам ее дать готов...

Пест поднял взгляд, обведя безжизненные лица духов, и громко спросил:

– Вы пойдете за мной на битву с вражиной из Ультака?

Но ответом ему была полнейшая тишина. Лица, которые все так же ничего не выражали, начали растворяться. Сначала контуры духов стали безликими, а потом и вовсе истаяли в ночном воздухе.

– Что же я не так сделал? Где мы провинились? – спросил ночную тишину Пест.

Землянка Аккилуры

– Мне нужен артефакт. Я хочу его сделать из этой иглы, – Пест протянул Дакриту крупную белоснежную иголку. – Я хочу, чтобы артефакт раны со всех воинов, на которых я нанес знак, переносил на меня.

– Зачем? – с прищуром спросил Дакрит. Он был одет в рубаху из мешковины и такие же штаны. На нем не было ни одного кольца, ни одного знака того, что он является наследным дворянином с длинной родословной и вдобавок деканом факультета артефакторики. С виду обычный деревенский старик, хоть и не дряхлый.

– С городища вои идут к нам, – глухо произнес Пест.

– Слышал, – хмыкнул Дакрит. – И ты решил подарить воинам своего села хотя бы временное... бессмертие? Ты представляешь, что с тобой будет? Ты умрешь от боли...

– Я зелья варить обучен, могу боль притупить, да и тренированный я! Боль-то терпеть...

– Ты даже не представляешь, какую боль будешь терпеть! – возразил Дакрит, но Пест его перебил:

– Настой мака красного!

– Допустим, ты не умрешь от боли и не сойдешь с ума, – Дакрит сложил руки в замок на груди и начал перечислять далее. – Тогда ты умрешь от ран!

– Белого лотоса и фиалки кровавой отвар...

– Ладно, ты разгонишь до безумия свою регенерацию, но воину могут и голову отрубить!

– Меня Ратмир и такому учил, я, правда, еще не сдавал практику...

– Так! Стоп! Даже если ты не умрешь от ран, не сойдешь с ума от боли, то ты просто истечешь кровью...

– Зелье синего игольника и земляники лесной...

Дакрит умолк, не зная как еще образумить Песта. Он смотрел в его глаза, наполненные решимостью, и задал только один вопрос:

– Все действительно так плохо?

Пест не ответил. Он кивнул и упер взгляд в пол.

– И другого выхода не нашел?

Снова кивок Песта.

– К завтрашнему дню сделаю, – Дакрит сжал в ладони большую иглу и вздохнул. – Не волнуйся, все сделаю! Ступай...

Пест молча поклонился в пояс и вышел, а Дакрит подождал, пока Пест выйдет, и сказал в пустую комнату:

– Я свой уговор выполнил!

В комнате появилась улыбка, усыпанная множеством мелких, но острых зубов. Затем проявились три глаза, а за ними и сам демон. Он был огромен и присел, чтобы поместиться в избе с низкими потолками.

– Уговор! – произнес демон, продолжая улыбаться. Он то ли чихнул, то ли кашлянул, и из его рта выскочили два шарика. Один ослепительно белый, а второй черный. Причем настолько черный, что показалось, будто свет из окна стал немного слабее. – Шар, что светится – это дух света для артефакта Песта.

– А черный? – хмурясь, спросил Дакрит.

– Этот шар съешь. Только когда артефакт закончишь, – Черт шипел мягким манящим шелестом. – Как его съешь – в сон упадешь на несколько дней. Как проснешься – все про духов знать будешь, что Пест знает, и я знаю. Темный шар – это знания!

Демон начал исчезать, просто растворяясь в воздухе. Сначала тело, потом глаза и в последнюю очередь – улыбка-оскал.

Дакрит тем временем начал крутиться в комнате в поисках мешка, чтоб спрятать оба шара.

Вои Ультака

Сердце билось с сумасшедшей скоростью. Он глядел на ровные ряды с одинаковыми щитами и эмблемой града Ультака. Они шагали одновременно и создавали ощущение неумолимо приближающейся живой стены. Слышался зычный голос, ритмично и четко выкрикивающий "Гоп!" С каждым выкриком стена из щитов и одинаковых доспехов делала шаг. Все как один. Сразу стало понятно, что это не лихой люд, раздобывший оружие, а обученные воины.

Пест оглянулся и увидел разномастный сброд воинов из села Куприян, без брони, в рубахах, с парой гнутых сабель каждый. Они стояли по флангам строя. По центру стояли Дорожичи. Они были одеты в кожаную броню с бляхами на груди и стальные шлемы. Каждый в руке держал по плотницкому топору с усиленным обухом. В другой руке было по щиту, окованному стальными полосами. За спиной у каждого висело еще по топору. Среди строя Дорожичей Пест заметил двух своих братьев и еще нескольких мужиков из Ведичей, переживших набег конных из Ультака и имевших право называться воями. Позади них виднелись рыбаки с побережья Воржа, с луками и пращами. Среди пращников в мужской одежде глаз цеплялся за женские косы.

До строя воинов свободных сел было шагов триста, а до строя воинов Ультака около пяти сотен. Воины Ультака приближались, а воины свободных сел стояли на месте. У огромного камня, обозначавшего границу владений вольных сел.

-Не дай, Единый, подвести. Пошли силушки удержать на этой стороне мужиков, – Пест сглотнул ком в горле. Он первый раз обращался к Единому с просьбой-молитвой. Язык слабо ворочался, а зубы от страха начали постукивать. – Видишь же, что полегли... Отца моего прибрали, детвору да баб зазря резали... Помоги родовых глав сохранить! Не дай родам оборваться...

Пока Пест это шептал себе под нос, из леса начали выходить трупы. Некоторые были одеты вполне сносно, а некоторые зияли дырами в лохмотьях. У кого-то было сгнившее лицо, кто-то светил костями рук, было даже несколько скелетов без одежды. Один из трупов, выделявшийся выколотым глазом, направился к Песту. Подойдя, он положил на его плечо руку с кистью без пары пальцев. Пест вертел головой по сторонам. Поняв, что происходит, он не смог вымолвить слова.

– Боязно, Пест? – спросил труп с синюшным лицом и ровной резаной полосой на шее с виднеющимся мясом. Пест увидел лицо. Лицо собственного отца, которого хоронил несколько дней назад, с выколотым глазом.

– ...Боязно, папка, – сглотнув, произнес Пест. Весь страх ушел, оставив слезы на глазах и щемящее ощущение в груди. – Сильно боязно. От того, что думал – не придете...

– Аль забыл ты, Пестушка... – рука без двух пальцев потрепала парня по голове. – ...Над главою – долг и предок! Во главе – село! Род – шея!

– В груди дело твое, – уже успокоившись и даже немного улыбнувшись, произнес Пест.

Полуразложившиеся трупы, выходящие из леса, подходили к воинам в строю и протягивали руки. Опешившие воины протягивали оружие перед собой и щиты. Мертвецы начали вооружаться. Многие мужики, разглядев трупы, начинали обнимать их и что-то шептать.

Среди Куприян раздался гомон. К ним тоже начали подходить скелеты и ожившие, полуразложившиеся трупы. Они подходили к воинам, забирали у них одну из двух сабель и становились рядом.

Спустя десяток минут в десяти шагах от Песта, за его спиной, стоял разномастный строй из мертвецов, вышедших из могил по своей воле. Среди них попадались и живые в доспехах. За их спины встали лучники и пращники из тех, к кому не подошел мертвец и не протянул руки, прося оружие.

Сам Под, отец Песта, стоял за его спиной и держал руку на плече.

– Дым и Огниво тут? – спросил Под сына.

– Тут, батько! Оба тут... – Пест еще раз оглянулся, взглянув на братьев, и достал белоснежную иголку. На иголке были нанесены мельчайшие знаки. Он одной рукой перехватил иголку за тупой конец. Направив острие вниз, Пест начал медленно вводить иглу под кожу лба. Ровно посередине, так, чтобы кончик остановился в районе переносицы. При этом тихонько приговаривал:

– Тебя зову, жизни дух. Не прошу ни крови, ни боли. Не нужна ни победа от тебя, ни вражья погибель. Живота прошу у тебя воям живым. Не пусти на грань, не дай живот отдать за дело правое. За то боль от меча вражьего себе беру, за то кровь свою пролью. За то – ворожить и смерть дарить не возьмусь... – кожа на лбу Песта засветилась белым цветом. Из иглы, словно корень цветка полевого, вниз по коже побежали извилистые белые дорожки. Они спустились ниже переносицы и белоснежным рисунком корней опустились на щеки и подбородок.

Пока шли приготовления, строй воинов Ультака подошел уже на полсотни шагов. Полетели первые стрелы и камни, как с одной стороны, так и с другой.

Пест в это время начал отходить за строй. Под не отходил от него ни на шаг. Когда они ушли на два десятка шагов за строй, Под крикнул хриплым, но громким голосом так, что всем было слышно:

– Над главою!

– Предок! – разномастно ответил строй.

– Голова!

– Село! – уже более уверенно ответил строй.

– Род!

– Шея! – отозвался в один голос строй свободных сел.

– В груди дело! Дело наше – Война! – еще раз выкрикнул Под.

– Геть вражину! – уже стройно крикнул строй и распался. Живые сплоченно, прячась за щиты, образовали небольшую стену, а мертвые на полной скорости, какую могли выдать, рванулись к строю Ультака. Первые подскочившие к строю вцеплялись в щиты воинов и падали на колени. Следующие, использовав первых как ступеньку, перепрыгивали стену щитов, попадая в строй незащищенных и растерявшихся воинов.

Послышались первые крики. Над строем Ультака то и дело взмывали струи крови. Передняя стена щитов начала распадаться, хоть первых мертвецов, цеплявшихся за щиты и изображавших ступень, рубили как могли. Им сносили головы, втыкали по рукоять мечи в грудь, рубили руки. Несмотря на это, руки продолжали держать щит или цепляться за ноги воинов. Ноги продолжали лягаться, а туловища изгибаться. Головы так и норовили цапнуть за сапог зазевавшегося. В спины тех, кто держал стену из щитов, начали втыкаться подобранные копья и мечи мертвецов.

В это время к развалившемуся строю подошли живые воины. Держа разномастные щиты один вплотную к другому, они шли как единая машина. Шаг на выкрике "Гоп", и удар коротким копьем сквозь щель между щитами или поверх их на команду "Бей!". Строй держался четко и ровно. Как только переднего бойца настигала стрела или чужой меч, его тут же выдергивали руки сзади, и на его место вставал следующий.

Над всей этой вакханалией с криками, кровью и командами ведущих летали стрелы и камни. Поток стрел со стороны воинов Ультака начал ослабевать, затем и совсем прекратился. Первые живые мертвецы добрались до строя лучников, и тем стало совсем не до команд своего ведущего.

За строем лучников свободных сел в это время корчился от боли Пест. На его серой рубахе стали появляться пятна крови. Как только пришла первая боль, он начал доставать склянки из заплечного мешка. Закусив нижнюю губу от боли, Пест выставил их по порядку и начал пить, а когда упал и начал выгибаться дугой, ему в рот продолжил вливать зелья его мертвый отец.

– Больно, папко... – между приступами повторял Пест.

– Терпи, сынок, за живых стоишь... – повторял Под, вливая ему в рот один флакон за другим. – Доля твоя такая... Каждый раз себя ломать будешь... Как слабину дашь и ломать себя перестанешь, так и в силу свою поверишь. А как поверишь, так и служить силе будешь... Рабом силы своей станешь... Себя ломать – твой удел.

В строю живых, рубящих уже мечущихся в панике воинов, потерь не было, так как сопротивления уже не наблюдалось, а раны на воинах, которых зацепили – тут же затягивались. При этом рана начинала светиться белым светом. Зажатые в клещи воины Ультака метались между зашедшими в тыл живыми мертвецами, вырезавшими строй лучников, и стеной разномастных щитов, не потерявших строя и четкости движений.

Спустя несколько часов воинов Ультака не осталось, за исключением трех человек, раненых, но не добитых. Еще час после того, как на ногах остались стоять только воины свободных сел, по ущелью ходили мертвецы и добивали раненых.

После того, как раненых добили, мертвецы собрались вокруг Пода и Песта, который так и валялся на земле, широко раскрытыми глазами смотря в ясное небо. Он глубоко дышал, а все тело было в крови. Челюсть и пальцы на руках мелко дрожали. Только глаза немного оттерты от крови. Земля под ним была пропитана его собственной кровью.

– Добре... добрый хозяин сел свободных выйдет, – произнес Под, улыбаясь и смотря пустыми глазницами на Песта.

– Добре...

– Любо!..

Каждый мертвец, у кого было чем говорить, подтверждал слова Пода. Те из мертвецов, кто сильно разложился, или кому было нечем говорить, просто кивали или стучали мечами об разбитые щиты, из которых торчали древки стрел.

Под влил последний пузырек с мутной жидкостью в рот Песту. Тот сначала не отреагировал на жидкость во рту, но затем все-таки проглотил. Сморщившись, он оторвал взгляд от неба и оглядел собравшихся вокруг него живых мертвецов и присоединившихся к ним воинов свободных сел. И тех, что были в строю, и тех, кто отдал свое оружие мертвым.

– Сдюжили? – оглядываясь, спросил Пест хриплым голосом. Он искал взглядом двух братьев. Дыма и Огниво. Заметив их хмурые лица, перепачканные кровью, он вздохнул. – Сдюжили...

– Сдюжили, и ни одного живота мужика сел свободных не положили... – ответил староста Дорожичей. Он был ведущим в строе живых мужиков. – Троих Ультаковских воев взяли. Вязанные лежат. Сам говорить будешь?

Пест кивнул, давая согласие. Под, с улыбкой наблюдавший за Пестом, вздохнул.

– Над главою... – тихо произнес он.

– Предок! – ответили живые мертвецы. Пара скелетов стукнула зубами, обозначая ответ.

– Глава... – негромко произнёс Под.

– Село!.. – уже громче произнесли все собравшиеся мужики.

– Род...

– Шея! – громко гаркнули и мертвецы, и живые воины. Под еще раз взглянул на Песта и произнес:

– В груди дело, а дело наше... – в этот момент, так и не произнеся последнего слова, все мертвецы одновременно рухнули на землю как подкошенные. Словно из них стержень вытащили.

Пест смотрел на тело отца, лежавшее на земле, как пришибленный. Спустя минуту он, кряхтя как старый дед, поднялся и, шатаясь, пошел в сторону связанных воев из Ультака. Подойдя к ним, он ухватил их за шиворот и развернул головами в кучу. Так, чтобы все его видели одновременно, и он видел их.

– Меня Пестом звать. Роду я Среднего, из Подова вышедшего. Село мое Ведичи, – он оглядел хмурые лица мужиков, в глазах которых плескался страх. – В учениках Аккилуры ходил и слово ведуна имею. Магии учусь в Академии, и коли понадобится – за все спрошу. И духом, и волшбой.

– Нет у тебя права! – хриплым голосом сквозь разбитые губы произнес один из мужиков. – Кончилась вольница сел свободных!

– Знамо, что нет указа на то Государя нашего. Силой нас взять решили? – Пест взглянул в глаза говорившему мужику. – Я маг наместный сел свободных. Подо мной уже четыре села. Куприяны, Ведичи, Дорожичи и рыбаки Воржские! Я за них ответ держу, хоть и зимую в Вивеке. Не от праздности, а от учебы в Академии маговской. Услыхал ты меня?

Мужик сплюнул кровь на землю, облизал разбитые губы и кивнул Песту.

– А коль услыхал, то меня зело хорошо запомни! Ежели еще раз Ультаковские вои в села свободные придут – главы их лично старшому Ультака принесу! За нами предки! Надо будет – мы вместе с ними до самого городища дойдем! Пугать не буду и виры не спрошу, но сам видал. Уяснил?

Все трое четко подтвердили понимание.

– Коль уяснил, то ступай с миром, – Пест разрезал всем троим путы, после чего те встали и собрались уже уходить, но ведун добавил им в спину. – Конных Ультак больше пусть не присылает. Нам своих кобыл хватает, а конину кушать не приучены... 

***

В обычном, ничем не примечательном доме Дорожичей, на лавке у печи сидела женщина и пряла пряжу. Свет из окна падал хорошо, и в доме было светло. Руки размеренно и уверенно водили по формирующейся нити, а сама женщина что-то напевала себе под нос.

В комнату ввалился мальчишка лет десяти. Он на одном дыхании выпалил:

– Наши воины вертаются! Мужиков идет два десятка! Все живые и ни один не хромает, но в крови все по уши! Волокуши с собой тащат! Кого несут – незнамо, с виду все наши идут.

Лицо женщины побелело, а руки мелко задрожали. Она подскочила со скамьи и метнулась за мальчишкой. Вместе с ним она выбежала на улицу.

Сквозь всю деревню шли два десятка мужиков. Окровавленных, хромых или раненых среди них не было. Каждый мужик тащил волокуши из мелких деревьев и веток. На волокушах лежали полусгнившие тела. На некоторых лежали человеческие костяки. Были пара волокуш, на которых кучами лежали конечности и части тел вперемешку. На каждом теле были хорошо различимые похоронные знаки Дорожичей.

– Как же так? – прошептала женщина. Она сначала бегала глазами по волокушам и пыталась найти своего мужика, но заметила его с хмурым лицом, тянущего волокуши с хорошо сохранившимся скелетом.

По ходу движения воинов в деревне их обступил народ. Никто к ним не приближался и не разговаривал. Девушка тоже не решилась нарушать традицию возвращения воинов с битвы.

Процессия не остановилась у дома старосты для прощания родственников, а сразу двинулась в сторону сельского кладбища. Женщины, старики и детвора последовали за процессией. Лишь несколько отроков с топорами метнулись к ближайшему лесу, где виднелись ели.

Когда процессия в тишине подошла к кладбищу, женщины шепотом начали причитать. Старики – снимать шапки и гладить бороды, а дворовая ребятня загомонила. Никто не посещал кладбище. До дня поминовения предков было еще 8 седмиц, а праздник, когда положено подносить дары предкам, был 3 седмицы назад. Сейчас же они обнаружили разрытые изнутри могилы. Ровно два десятка. У входа на кладбище процессию уже поджидали отроки с полными охапками еловых ветвей и один старик с абсолютно лысой головой.

Каждый мужик подходил к могиле, которую отроки тут же выкладывали еловыми ветками. Воин клал в нее тело своего предка, при этом он оставлял в руках мертвеца оружие. После этого он щитом начинал зарывать могилу. Никаких лопат. Только руки и щит. После того, как могила была закопана, он втыкал у изголовья щит как надгробие.

Одна из старух затянула похоронную песнь хриплым голосом, положенную в таком случае. Случае, когда с побоища возвращались живые воины, неся с собой погибших воинов. Ее подхватили все женщины без исключения.

Процессия перезахоронения предков затянулась на несколько часов. Все это время не умолкало хоровое пение женщин. Когда перезахоронение закончилось, мужики стали расходиться. Женщины начали обнимать и целовать своих мужиков.

Та самая женщина, еще недавно искавшая своего мужа среди мертвых, крепко сжимала его. У ног обнимающихся отца и матери стоял парнишка лет десяти. Он обратился к отцу:

– Папко, а почему их с оружием похоронили? Не велено же с оружием хоронить... – отец одним глазом глянул на сына и негромко произнес, не отрываясь от объятий супруги.

– Так Пест велел. Он наш чародей наместный, – он поцеловал жену в шею и добавил. – За его слово предки с нами на бой пошли. Дед мой мое оружие из рук моих взял. С дедом моим бился я рука об руку... Ты, Сат, пока мне копье доброе не сделаешь, чтоб не стыдно было в бой идти, когда из могилы позовут – мужиком тебя не назову!

Мальчишка нахмурился и поднял взгляд на отца.

– Так тот костяк – прадед был?

Глава 3. Дом рода Подова.

Уже давно стемнело, давно разошлись обитатели дома по своим местам, давно погашена лучина, но... В эту ночь в доме рода Подова снова никто не спал. Каждый усердно делал вид, что спит, но не спал...

Лита, сестра Песта, лежала на боку. В руках она сжимала шарик из льда. Он приятно холодил руки и слегка светился. Лежа головой на ногах Песта, она старательно делала вид, что уже уснула.

За печью, там, где раньше спали отец с матерью, лежала одна в кромешной тьме мать Песта. Она лежала не на привычном месте, а на месте отца. Она уже которую ночь не могла уснуть. Мать Песта, она же жена Пода, уже третью ночь плакала. Плакала беззвучно. То, что она плакала, выдавали лишь плечи, которые нет-нет, да подергивались, и мокрое от слез супружеское ложе.

Дым и Огниво делали вид, что спят на лавках в большой комнате. Каждый из двух близнецов прекрасно знал, как дышит во сне второй. Каждый понимал, что оба они притворяются. Каждый продолжал делать вид, что спит.

В этой странной полуночной картине, когда каждый старался сделать вид, что "вот уж он точно спит!", послышался голос Огнива. Он сдался первым.

– Дым, спишь?

– Нет.

– Что за дело думаешь? – задал вопрос Огниво, но Дым не спешил на него отвечать. Прошло не больше минуты полной тишины, когда Дым начал говорить.

– За предков думу думаю, – неуверенным басом начал Дым. – Чай, не на побегушках аль в ученье, чтобы каждый раз из могил вставать, когда враг в гости пожалует.

Наступила пара секунд тишины, которую прервал голос Огнива.

– Так сам же видал, что без предка не сдюжили бы!

– Видал, да что толку? Думаешь, ежели мы предка звать будем каждый раз, как вражина придет – не осерчает предок?... Чего молчишь? На предка надейся, а сам не плошай! – Дым начал понижать голос и говорить четко, рублеными фразами. – С врагом надо поступать иначе. Села в защиту на несколько рук проводить надобно!

– Это как?

– А так! Надобно, чтобы пригляд за окрестностями был! – начал объяснять Дым, стараясь изложить все очень подробно. – Сие будет первая рука, самая дальняя. Я в ворожбе не ученый, но думаю, что этим должон Лесной хозяин ведать. Его птица далеко летит, его волк быстро бежит. С хозяином Лесным надобно обговорить, чтобы он мог без Песта нам сказать и указать, откуда врага ждать.

– Хозяина язык лишь Песту знаком, – заметил Огниво. – То ж ведовское дело!

– Не про то я! – попытался объяснить Дым. – Не надобно полностью письмена хозяина Леса читать. Нам токмо знать надобно, что вражина к нам идет, да с какой стороны! Я себе это так мыслю: бежит волк из лесу, тащит в пасти ветку. С этой веткой через деревню бежит, вой псин дворовых подымает, пробегает и кладет ее у околицы с той стороны, откель враг идет. А кто в гости жалует, то видно будет по ветви. Ежели ветвь хвойная, вся в иглах – бою быть! Коли на ветви листья – караван какой торговый с воями в охранении. А буде волк траву принесет, то без оружия путники идут.

– Эко ты придумал! – хохотнул Огниво. – Правда, с волком не выйдет! Псы дворовые к волку привыкнут, и воя не будет. Пробежится волк по селу, а в селе и не заметят. Что делать тогда? А когда зима? Где ж волк травы возьмет?

– Ну, я ж про волка так сказал, к слову. Как сие устроить, то Песту и хозяину Лесному виднее будет. Я про первую руку говорю, саму длинную!

– Ну, за первую руку понятно! А дальше?

– А дальше средняя рука! Эта рука к селам люд прохожий не пущает.

– Это как?

– А вот так! – с ухмылкой начал объяснять Дым. Он приподнялся на лавке и принялся толковать с размахиванием руками. – Ты вспомни, как нас леший по одному и тому же болоту гонял весь день кругами!

– Помню! Ежели б не твои зарубки – не видать бы нам света белого! Так бы и утопли там.

– А теперь думай, что было б, ежели б хозяин Лесной те двадцать три десятка воев в болото увел и там кругами их пустил седмицы на три? Много бы их тогда до села дошло?

– Не осталось бы никого за три-то седмицы!

– Вот и я про то же! – вздохнул Дым.

– Погодь-ка! Дым, а почему хозяин Лесной так не сделал? – тут же возмутился Огниво.

– Я за то Песта спрашивал. Хозяин Лесной наш хоть и не чета лешему, но слаб для такого. Его силой кормить надобно, чтоб он смог двадцать три десятка пар глаз отводить, а болотце он сможет и сам сделать, ежели силушки не жалеть.

– Вона как... – задумчиво протянул Огниво. – А где ж эту силу-то взять? Чем кормить хозяина Лесного?

– Пест мне камни показал, прозрачные как вода и крепче кости. В таких камнях маги силу свою хоронят. Вот такие камни надо будет в места силы носить. Там они три рассвета встретят и силой нальются так, что мутными станут и свет сквозь них не пойдет. Пест старшому все места в округе показал, где камни эти силой наполнить можно. Вот те камни и нужно носить хозяину, чтобы он силу с них забирал, и тут же обратно в место силы их воротить...

– Так, а почему хозяин Лесной сам тот камень в место силы унести не может?

– Нет его власти и воли в месте силы, – неуверенно произнес Дым. – Пест так говорил, что хозяин Лесной, аль хозяин Речной, без разницы, всю власть и силу свою в месте силы теряют. Мол, в таком месте даже маги столичные мало ворожить могут.

– Вот тебе и средняя рука... – задумчиво протянул Огниво. – Ну, а малая рука?

– А с чего взял, что малая рука будет?

– Ну, так дальняя есть, средняя есть... должна быть малая!

– Нет. Голова будет вместо малой руки, – усмехнувшись, ответил Дым. – Головой нашей будет Пест. Он у нас ворожбе ученый...

– А я так думаю, что придется все эти руки Песту самому стряпать, – начал Огниво. – Ты сам погляди! У нас каждый отрок на счету. Нет у нас лишних рук, чтобы камешки по лесам да оврагам носить. Тут Песту либо помощь в поле делать да запас на зиму со всеми готовить, либо самому руки на оберег села делать.

Вновь воцарилась тишина, в которой каждый задумался о своем.

– А ты? Ты о чем думу думаешь? – спросил брата Дым.

– А я думаю, как быть с родом? Кто в его голову встанет? – Огниво замолчал на пару секунд. – По уму – надо бы Песта во главе поставить, да у него свой род нынче. Средний. А коли мы с тобой старшие – нам решать, кто в голову пойдет. Я сначала сам хотел, да вот послушал тебя... думаю, тебе в главы рода идти.

В комнате повисла напряженная тишина. На улице послышалось завывание ветра, скрипнули доски на крыше.

– Меня слушайте, Огниво и ты, Дым, – послышался голос Песта во тьме над печью. Оттуда, где спала Лита. – Дыму в голову нельзя. Он хоть головой думать мастак, да не в том ум. Быть головой рода Подова Огниву, но с него зарок, что без слова от Дыма шага не сделает и слова не скажет!

Пест умолк и спустя пару минут добавил.

– Быть вам двум вместе по гроб жизни, пока жив один, будет жить второй. Дыма без Огня не будет, а Огня без Дыма...

Снова повисла тишина, сквозь которую стал слышен дождь, крупными каплями застучавший по крыше.

– Пестушка, а расскажи сказку! – послышался голосок Литы. – За магов с юга, что ворожбу, словно музыку искусную, слушать умеют!

Пест улыбнулся и начал рассказывать, поглаживая голову Литы.

– Люд живет везде. И в горах, где сеять негде, и в снегах, что никогда не тают, и в песках, где не было никогда ни травинки, ни деревца. На юге песок, словно водица до горизонта, да с волнами и гребнями. В тех песках люд живет не по-нашему. Дома строят из камня, полей не пашут и хлеба не сеют. То не от лени или праздности. То потому, что хлеб в песке не растет, а окромя песка там и нет ничего.

И в краях тех маги есть. Маги те ворожбу по слуху ворожат, и ворожат ее до того искусно! Что не пламя – то цветок, что не камень – то статуя дивная. Но есть беда в тех землях. Не урождаются там маги водные, чтобы из землицы воду выводить.

И пожаловали как-то тамошние маги к государю нашему батюшке. Челом били и слово молвили: "Продай нам, государь, магов своих, что водице наказ давать могут!"

Спустя пару дней.

Дом старосты Ведичей.

Посередине избы стояли два брата. Дым и Огниво. Огниво – чуть впереди, а Дым словно прятался за правым плечом брата. Оба стояли лицом к старосте.

Рядом со старостой сидели главы родов. И староста, и главы хмурились. Все ждали одного представителя от рода Подова, может быть двух, но они тогда должны стоять чуть дальше друг от друга. Так выходили два кандидата на место главы рода. Обычно это решалось внутри рода, но если разногласия были слишком велики, то оба кандидата становились перед старостой и главами, чтоб те решили "Кто за голову родову будет, а кто рта против головы не раскроет". Так же, как вышли Дым и Огниво, не выходил никто и никогда.

Молчание затянулось. По традиции Дым и Огниво должны были произнести традиционную фразу, обозначающую прошение двух кандидатов на место головы рода решить их спор. Вместо нее совершенно другую фразу произнес Огниво:

– Род Подов голову свою на совет привел, – с этими словами Огниво поклонился в пояс.

Дым за его спиной так же поклонился в пояс, но слова не сказал.

Староста и мужики недоумевающе переглянулись. Староста пробежал взглядом по лицам мужиков, еще раз – на Дыма и Огниво, а затем повернулся в темный угол, в котором сидел Пест.

– Правильно смотришь, старшой! – сказал Пест из своего угла. – Это мое слово.

Мужики начали гомонить, выражая недовольство.

– Не было такого...

– Голова одна...

– Цыц! – оборвал всех староста. – Выйди вон, род Подов, дабы ушами своими слово глав родовых не пугать....

В избе, пока выходили Дым и Огниво, воцарилась тишина. Как только они вышли, слово снова взял староста.

– Держи ответ тогда, Пест- ведун. Отчего во главе рода Подова двое?

– Голова у рода Подова одна. За голову Огниво будет, – начал объяснять Пест, выйдя из темного угла. – Но слова он не имеет, и делать дело не в праве, покуда не одобрит Дым.

От такой постановки вопроса мужики снова загомонили.

– Огниво на руку и слово горяч. Делает и говорит, а опосля думает, – начал рассказывать Пест. – Коли его в головы не поставить и ответ не заставить держать – чудить начнет. Может обиду затаить, а может и в скитальцы податься. Больно горяч он.

– Так и пусть ступает с миром, – влез кто-то из мужиков.

– А ну как не уйдет? А вдруг обиду затаит? Что делать будем? – начал Пест упрекать мужиков. – А ежели спровадить его решитесь, то ему как скажете? Мол, иди-ка ты по добру, Огниво, вон из села? Да и Дым при таком напутствии тоже с ним подастся! Они ж как две капли воды! Вся рознь в том, что у одного волос рыжий, как огонь, а второй с волосом серым, аки дым. Один без другого не может. А Дыма в головы ставить тоже нельзя! Он думу думать любит зело, да так, что крутить и вертеть дело будет седмицу, пока дело не остынет. А как остынет, так и не нужно то дело уже будет. Тут новое дело делать надо, а он над прошлым думу думает.

Мужики реагировали на слова Песта по-разному. Кто-то хмурился, а кто-то одобрительно кивал.

– Вот и решил я, что ежели Огнива без ярма головы никак не оставить, то пусть будет головою, но так, чтобы Дым успел свое слово сказать. Чтобы без совета не лез сломя голову, куда не надо!

– А ведь дело говорит Пест! – вмешался Лык. – Я-то давно за ними приметил! Как пошлем их морды ставить по одному – хорошо, если не с пустыми руками вертаются. А ежели вдвоем идут – полны кадки рыбы, а то и ягод принесут, аль рака какого. Не было, чтобы они вдвоем ходили и без улова вертались!

– Дым к грамоте тяготеет...

– А у Огнива кулак добрый! В вои его надо!

– Огниво хороший сруб рубил, а Дым резьбу режет – залюбуешься...

– Ну, коли так! – громко сказал староста, прерывая разговоры. – Коли близнецы они и вместе дело делают справнее, нежели порознь... Быть по-твоему, Пест! Огниво в голову рода Подова ставить будем, но пока Дым слова своего не скажет, не будет ни слова, ни дела Огнива и рода Подова. Сему быть!

Староста с размаху ударил кулаком по столу, отчего тот даже слегка подпрыгнул.

Мужики ответили стройным хором: "Быть!"

– Ну, чего тогда сидим? Айда на улицу, нового главу рода Подова ярмом порадуем!

Мужики поднялись и потянулись на выход. У избы уже было столпотворение. Событие редкое, и на него пришли посмотреть все, кто мог. Даже немногочисленные старики стояли и сидели, ожидая процедуры появления нового старшего в роду Пода.

Главы родов выходили из избы и становились в круг. Вместе с ними встал и Огниво. Дым сначала решил отойти, но его ухватил за плечо Лык и притянул в круг. Дыма поставили рядом с Огнивом. Мужики образовали круг, в центре которого никого не было. Первым заговорил Пест.

– Ярмо на тебе, Огниво, за род Подов, – Пест поднял с земли жидкую грязь.

В толпе зрителей в это время засыпал вопросами старого деда Дакрит.

– Дед! А почему в круг все встали? Кто в круге главный? Почему в круг никто не выходит?

– Дед? Ты на себя погляди! Седина в бороде, а вопросами сыплешь, аки малец дворовый! – начал ворчать в ответ дед, но на вопрос ответил. – Они оттого и встали в круг, что нет там углов и главных нет. А ежели ты в центр круга выйдешь, то, как не крути, к кому-то спиной стоять будешь, обидишь кого-то.

– Так нельзя угодить всем... – начал было Дакрит.

– Нельзя, но не обидеть и чистоту помысла показать можно. Для того надо встать и говорить лицом ко всем, – дед говорил размеренно, подняв указательный палец вверх, словно старался придать торжественности своим словам. – Так, чтобы все твое лицо видели, и ты всех видел.

Тем временем в круге происходило довольно занятное зрелище. Пест поднял две горсти жидкой грязи с земли, подошел к Дыму с Огнивом, и положил каждому на голову.

– Ярмо тебе права не дает, оно с тебя ответ за род требует, – приговаривал Пест, размазывая грязь по голове Огнива. – Ответ перед предком, перед родом твоим и селом!

Пест повторил свои слова, размазывая грязь по голове Дыма, и встал снова в круг. Тут же начал произносить слова следующий глава рода, так же нагибаясь за грязью.

– А зачем они на голову грязь кладут? – задумчиво спросил Дакрит, наблюдая за этим странным ритуалом.

– Как без грязи-то? – удивленно спросил дедушка Дакрита. – Когда за тобой не один рот, как дело не делай, как думу не думай, а всё едино кто-то не у дел останется. Недовольный всегда будет лихим словом тебя поминать, милое дело! На то слово злобу держать нельзя. Не будет хорошего головы у рода, коли злобу держишь за слово такое. Вот грязь на голову сразу и кладут, чтобы привыкал глава к лихому слову и обиде от родичей.

Дедок погладил длинную седую бороду и добавил.

– Погода нынче хороша, так что тут отроки нарочно воды натаскали, дабы грязь под ногами жидкой была... А еще грязь – она памятью для главы служит. То память, что глава рода – не место теплое, – старичок снова поднял указательный палец к небу, обозначая важность своих слов. – Глава рода – это ярмо, опека рода своего и дела его! Ответ за всех, кто в роду, глава держит, а не праздное место имеет, как у люда с кровью благородною.

Дакрит хмыкнул и улыбнулся странной трактовке старичка. От старика не укрылась его ухмылка.

– Думаешь, старшой села без грязи в старшие вышел? – с прищуром спросил дед.

– Что? И его грязью мазали?

– Не, его грязью не мазали, – старичок наклонился к Дакриту и полушепотом произнес. – Его с головой в бочонке с помоями недельными купали. Вонь така-а-а стояла!..

Тут старичок сморщился от воспоминаний.

– Но то поминать у нас не принято. Нынешнего старшого передергивает, кады мы за то ему напомним, – старичок улыбнулся беззубым ртом. – А первый год он совсем зеленел, когда помои упомянешь. Но то завет предков, не нами придуманный, а посему – завет чтить надобно...

Старичок еще много чего рассказывал. Про заветы, про поминовения предков, а порою начинал нести околесицу. Дакрит же слушал его в пол-уха. Он наблюдал за тем, как главы родов выходили с грязью в руках, и с традиционными словами размазывали ее по головам Дыма и Огнива. В конце ритуала они оба были по пояс перемазаны в грязи.

Людвиг.

Графское имение Сылестских

В главном зале, обставленном красивой монументальной мебелью, стоял Людвиг. Он склонил голову, уставившись под ноги.

Перед ним стоял высокий статный мужчина в дорогом, расшитом золотом камзоле.

– И это все? – спросил мужчина с неприкрытым гневом. Привычка держать осанку выдавала в нем дворянина. – Людвиг, я тебя спрашиваю! Это все, чему ты научился за год?

– Пап, учеба очень сложная...

– Людвиг, я уже разговаривал с вашими преподавателями. Ты знаешь, что мне сказал декан факультета воздуха? – мужчина наклонился к самому лицу Людвига. – Он тебе завидует, завидует твоей силе... Он готов многое отдать, чтобы у него была такая сила в начале его обучения. А ты? Ты только и делаешь, что пьянствуешь по кабакам...

– Это ложь и наговоры! – попытался возмутиться Людвиг.

– Да? И весь город так убедительно лжет! Тебя же в каждом борделе как облупленного знают! – от этих слов Людвиг склонил взлохмаченную голову, понимая, что уйти от ответа не получиться. – Мне тут принесли все твои счета и долги... Ты что, решил меня разорить?

– Нет, папа, я все...

– Хватит! Все, Людвиг, мое терпение кончилось! – мужчина вздохнул и сел в кресло. – Я закрыл все твои долги, обучение я оплачивать продолжу, но... Людвиг, ты же знаешь, что я тебя очень люблю, несмотря на то, что ты мой бастард... и ты этим пользуешься. Поэтому я решил. Отныне ты платишь сам за еду и жилье.

– Пап, ты в своем уме? Мне идти работать с простолюдинами? – начал возмущаться Людвиг.

– Да, Людвиг. Именно! Идти и работать! Более того, этим летом ты едешь на северное побережье. Там у меня есть знакомый из берегового патруля. Все лето до самой учебы ты будешь служить в его отряде.

– Но ведь я не имею знака войны...

– Ты пойдешь как обычный солдат-простолюдин! С мечом и щитом! – оборвал возмущение Людвига отец. Людвиг открыл рот и тут же закрыл, еще раз и еще раз. Он словно изображал рыбу, выброшенную на берег. – И не делай такого лица. Или ты сделаешь, как я сказал, или я отказываюсь платить за твою учебу! Это мое последнее слово!

Людвиг перестал изображать рыбу на берегу и закрыл рот. Так закрыл, что скулы вздулись, а костяшки на сжатых кулаках побелели.

– Вот здесь – письмо, подтверждающее, что ты мой бастард. Адресат на конверте, – мужчина протянул письмо Людвигу. – Это мой старый друг, мы с ним в одно время хорошо служили вместе. Вот в этом мешке дорожные принадлежности и немного денег на дорогу. Все. До сентября я не желаю тебя видеть. Если узнаю, что ты не доехал или дезертировал – сюда и в Академию можешь не возвращаться.

С этими словами мужчина развернулся и вышел из комнаты, громко хлопнув дверью.

Глава 4. Государство Гвинея. Северное побережье.

Застава берегового патруля Серый Клык

 – Людвиг, значит... – усталый мужчина еще раз пробежался глазами по письму и поднял взгляд на Людвига. – Лет тебе сколько?

– 17.

– Для начала подпиши вот это.

Мужчина протянул два свитка, в которых Людвиг быстро расписался. Он даже не обратил внимания на то, что один из них назывался "Срочный контрактный наем военнослужащего с ограниченными сроками", а второй "Согласие на смерть по контракту и завещательные указы в случае наступления оной".

– Теперь хватай свои пожитки и за мной, – тон мужчины тут же разительно изменился, заставив Людвига нахмуриться. Тем не менее, он взял свои сумки и припустил за мужчиной.

Тот шел быстрым шагом, не оборачиваясь и говоря на ходу.

– Меня зовут Трок, я главный в местном гарнизоне патруля. Спать будешь в казармах со всеми... – они уже вышли из главного каменного здания и он указал рукой на одноэтажную, но длинную избу. – ...а когда возвратятся патрули, ты будешь спать на улице...

– А если дождь...

Трок моментально остановился и развернулся. Глядя прямо в глаза Людвигу, он произнес:

– Тебе не разрешали говорить и не задавали вопросов. Ты не спросил разрешения говорить, и поэтому будь так добр... ЗАКРОЙ СВОЮ ПАСТЬ! – рявкнул Трок так, что Людвиг от неожиданности даже подпрыгнул. – Все, дитятко! Детство кончилось! Ты теперь новобранец славного государства Гвинея. И ни папа, ни мама тебе не помогут. Дай руку!

Ошарашенный Людвиг несколько секунд смотрел на Трока, но потом протянул левую руку вперед. На его запястье тут же защелкнулся черный кожаный браслет с красными камнями.

– Этот браслет будет гасить твою магию. Попробуешь снять или сломать – я тут же узнаю, и тогда... – Трок наклонился к лицу Людвига и снова рявкнул. – ТЫ ПОЖАЛЕЕШЬ, ЧТО РОДИЛСЯ! ПОНЯЛ?

– Д-д-да... – кивнул головой вжавший ее в плечи Людвиг.

Трок развернулся и пошел дальше, продолжая рассказывать.

– Там столовая. Есть строго по расписанию или приказу десятника. Полигон там. На нем из такого куска мяса, как ты, будут делать строевого воина. За два месяца ты должен научиться держать строй. Не научишься – третий месяц будешь драить туалеты и готовить еду. Всяко больше пользы выйдет, – начальник заставы увидел кого-то вдалеке и помахал ему рукой. – Свал! Свал, иди сюда!

– Чего случилось, капитан? – спросил подошедший бугай. Он поглядывал на Людвига с каким-то плотоядным интересом.

– Новенький. Он твой...

– Так ведь кожа да кости! Куда я его?

– Мне плевать, куда ты его. Он твой! – с этими словами Трок развернулся и пошел обратно в главное здание.

– Вот же ж!... Не было печали, – Свал перевел взгляд со спины удаляющегося Трока на Людвига. – Звать как?

– Людвиг, – пришибленно произнес парень. От свалившихся неприятностей он все никак не мог прийти в себя.

– Что за палка у тебя на поясе? Ты дворянин, что ли?

– Бастард...

– Не было печали... Зубочистку с пояса сними, и вещи в хранилище сдай. Там тебе форму выдадут, – Свал указал на землянку. – Чего стоим? БЕГОМ!

Людвиг с перепугу сорвался с места и побежал в сторону землянки, услышав на бегу крик Свала:

– После этого на полигон ко мне!..

Северное побережье Гвинеи.

Застава берегового патруля Серый Клык.

Полигон

– Ты так хером в аристократок тыкать будешь! – снова заорал Свал. – Кто так мечом орудует? Им рубят! Рубят, понимаешь? Это ты своей зубочисткой можешь такой херней заниматься, а полуторником рубить надо!

Людвиг стоял рядом с обычным бревном, которое молотил уже неделю. Ноги у него подрагивали, а руки вообще не хотели слушаться от усталости. Так и висели как тряпки.

– Им колоть в строю только над щитом можно и то, если есть куда, – уже более сдержанно принялся объяснять Свал. Он глубоко вздохнул и потер руками лицо. – На плац пошли, а то ты меня до белого каления доведешь...

Свал пошел к просторной площадке, а Людвиг пошаркал за ним, едва переставляя ноги.

– СТРОЙ! – крикнул Свал, и Людвиг тут же ускорился, подбежав к краю площадки. Он выставил вперед щит и встал за ним боком. Левое плечо было впереди, левая рука крепко сжимала лямки щита, а правая сжимала стальную болванку, изображавшую полуторник.

– ШАГ! Гоп... гоп... гоп... – Людвиг на каждое "гоп" изображал приставной шаг, стараясь полностью повторить движения, которые в него вдалбливал Свал. Эти движения заставляли щит действовать как таран, отодвигая и отбрасывая строй противника.

– БЕЙ! АП! – по команде Людвиг чуть повернул щит, ровно настолько, чтоб оставалось пространство для удара мечом. На "АП" Свала он рубанул воздух болванкой сверху вниз. Затем тут же закрылся щитом.

– ДЕРЖАТЬ! – тут же закричал Свал, и Людвиг прижался плечом к щиту, а правую ногу вытянул назад, стараясь создать упор. Свал медленно подошел и начал придирчиво осматривать позу Людвига. Он обошел вокруг и встал перед щитом Людвига. Пара секунд заминки и в центр щита пришелся удар ступней. Людвига тут же опрокинуло назад. – Дерьмо, а не стена! Все! Прорван строй! Тебя убили!

Людвиг не ответил. Он с кряхтением повернулся на бок и отбросил щит в сторону. Глубоко закашлявшись, он скрутился калачиком.

– В голову себе вбей! Если эти твари... – тут Свал указал куда-то в сторону моря. – Припрутся на своих галерах со своими колдунами, то бой решать будет сталь. И тогда! Тогда тебя спасет только строй! Без строя они нас всех просто накрошат как репу! Каждый! Каждый в строю должен знать свое место и уметь его держать! То, что ты сейчас делал – полное дерьмо! Из-за тебя прорвут строй и всех порубят к чертям! Еще раз! Встал!

Людвиг не двигался.

– Я тебе повторяю! – цедя сквозь зубы, произнес Свал, склонившись над Людвигом. – Последний раз повторяю!

– Не могу... сил нет...

– Не могу – это мертвый или калека! – взревел Свал командным голосом на ухо Людвигу. – Остальное – не хочу!

– Не хочу...

Свал склонился к самой земле, припал к уху Людвига и начал шепотом говорить:

– А всем плевать, что ты хочешь. И дело не в том, что ты хороший или плохой. Благородный ты или из простолюдинов. Дело в том, что там, в море есть острова. На этих гребаных островах живут ублюдки с клыками в пасти с твою ладонь и колдунами вместо магов. И они регулярно приплывают к нам. Для того чтобы убивать. Детей, женщин, воинов... им вообще без разницы кого резать. И ты... – тут Свал начал орать в ухо Людвигу. – ...ТЫ, СУКИН СЫН, ОБЯЗАН ДО СЕНТЯБРЯ СДОХНУТЬ, НО НЕ ДАТЬ ЭТИМ ТВАРЯМ ТОПТАТЬ ЗЕМЛЮ И РЕЗАТЬ ЛЮДЕЙ В ГОСУДАРСТВЕ ГВИНЕЯ!

Свал с размаху ударил кулаком в ухо, которое орал. Людвиг застонал, ухватившись за ухо.

– Встал в стойку! В СТРОЙ! – гаркнул Свал, и от этого крика Людвиг начал подниматься. Вытирая слезы кулаком, поджимая плечо со стороны удара в ухо. – ШАГ!.. ГОП!.. ЧЕТЧЕ! РЕЗЧЕ! РЕЗЧЕ Я СКАЗАЛ, БЛАГОРОДНЫЙ СУЧЕНЫШ!

Северное побережье.

Застава берегового патруля Серый Клык

Людвиг все пытался изобразить стену со щитом, а приличных размеров бугай его опрокидывал снова и снова. Одним ударом ноги в щит.

– Уже почти месяц доходит, – задумчиво произнес Свал, глядящий на тренировки Людвига. – Не справится...

– Справится. Его отец такой же был, я помню его, – ответил ему Торк, стоящий рядом. – Ты посмотри на него. Он ведь еле держится, на одном упрямстве выезжает.

– А толку? До него не доходит... – Сват уже развернулся, махнув рукой.

– Сват! Постой! Малый когда вернется? – Сват не обернулся, а на вопрос Торка ответил через плечо.

– Сегодня должны из патруля прийти...

– Как придет – пусть ко мне зайдет. Надо, чтоб он этого задохлика подтянул...

Уже к вечеру этого дня Людвиг сидел у казармы на улице. Сидел он, опираясь на сруб избы спиной. Он шмыгал разбитым носом и периодически трогал распухшие и разбитые губы. Тумаков он получил от смены патруля, которая вернулась под вечер. Людвиг тогда даже не подумал подниматься и уступать место, за что и получил по лицу и ребрам от старших и опытных бойцов.

– Ну, чего нюни развесил? – услышал он голос над головой. – Не понравилось, как у нас с салагами обращаются?

Людвиг промолчал, но вздувшиеся скулы на лице выдавали, что не понравилось.

– Говорят, ты у нас блаародный? И стену держать уже два месяца учишься?

Людвиг, придерживаясь за бока, начал подниматься. Он встал, сжав кулаки настолько сильно, насколько только смог. От усердия хрустнула пара суставов. Его взору предстал гладковыбритый мужичок небольшого роста. Возраст трудно было определить, но то, что это был не пацан, было понятно сразу.

– Ну и чего беленишься? Может, соврал я где-то? – мужичок подошел впритык к Людвигу и подался немного вперед лицом, словно специально подставляясь под удар.

– Я не дворянин. Я бастард ... – прошептал Людвиг, смотря прямо в глаза мужичку. – И да, у меня не получается держать стену. Не всем же бугаями рождаться...

– Я вот тоже не бугай и руки у меня не бревна, а стену держу! А? Что скажешь? – мужичок внимательно следил за реакцией Людвига. Тот попытался нахмуриться, но выглядело это так, словно он морщится. Синяк под левым глазом при попытке нахмуриться сильно отдавал болью.

– Нечего сказать? Тогда пошли, покажу тебе кое-что, – мужичок споро потопал во тьму в сторону полигона, а Людвиг последовал за ним. Этот мужичок был первый, кто с ним нормально разговаривал за два месяца. До этого к нему обращались как "мясо", "эй ты" или вообще игнорировали. Свал разговаривал с ним только на полигоне. В остальное время он его упорно не видел.

– То, что тебя за человека не держат – тут ты не думай. Так со всеми, кто в новиках ходит. А пополнения ждать еще долго, оттого ты один у нас новик, – мужичок повернулся к хромающему Людвигу и добавил. – Как строй со щитом сдашь, так и поймешь.

Они в полутьме пришли на полигон, и мужичок невесть откуда достал щит с болванкой-мечом. Он подошел к деревянному столбу, стоявшему рядом.

– Смотри на меня! Видишь? Вот тут, в ноге-упоре рождается волна. Она же идет в пояс, спину и грудь, – мужичок изобразил короткий, но мощный удар щитом в бревно, отчего по округе разнесся громкий глухой звук удара дерева об дерево. – Когда тебе "гоп" говорят, у тебя с маршевой ноги такая волна идти должна! Каждый твой шаг – это удар в щит противника. А стена – это удар в удар. Каким бы бугаем ты не был, если в щит знатно бьют, то опрокинуть на раз могут. А если ты волну со щита принимаешь и в маршевую ногу уводишь, то сам всегда на месте останешься.

Мужичок протянул Людвигу, задумчиво чешущему макушку, щит и имитацию меча.

– Делай!

– Сил нет. Руки меч не поднимают, – тут же пожаловался Людвиг.

– Так и надо! Руки как плети двигай, чтобы болванка, словно хлыст летала... – мужичок улыбнулся жидким рядом белых зубов. – Так полуторник словно плеть рубить начнет. Это тоже волной делать надо. Научишься волну запускать с ноги маршевой и принимать на нее – за стеной дело не встанет...

Северное побережье.

Полигон берегового патруля

Людвиг стоял за щитом, наблюдая, как перед ним с ноги на ногу перетаптывается бугай Прист. Он был один из самых крупных в нынешней смене патруля. Широкоплечий, на две головы выше Людвига, он создавал ощущение живой крепости. Даже без кожаных доспехов, в которые он был одет, когда вернулся на заставу. Видом Прист вызывал ужас и в то же время щенячий восторг.

Прист без замаха с чудовищной скоростью пнул щит Людвига. Людвиг на полном автоматизме, как учили, принял удар на левое плечо и едва смог погасить его в земле правой ногой. Несмотря на все его старания, инерция удара немного сдвинула его, а левое плечо тупо заныло болью.

– Ба! Свал! Глянь! Оно держится! – проорал Прист с улыбкой до ушей.

– Сдвинул! – прокричал голос Свала из-за спины Людвига. – Ты его с наскока возьми, он рассыплется!

Прист уже отходил на несколько шагов. Он со зловещей улыбкой смотрел в глаза Людвигу. Людвиг в это время закусил губу и напряг все тело, словно взведённая пружина.

Прист сорвался с места и в пару широких шагов добрался до Людвига, на ходу ударив ногой в центр щита.

Людвиг в это время сделал то, чему его учил Малый. Четкий, быстрый, без замаха удар щитом, через волну с маршевой ноги, который пришелся в ступню Приста.

От встречи двух ударов, пусть и не равнозначных, но выполненных правильно, пострадал щит. Он хрустнул и, как положено любой деревяшке, развалился на две части. Строго пополам. Тем не менее, обе половины остались висеть на руке Людвига.

Еще не успел поставить на землю отбитую ногу Прист, а Людвиг уже делал шаг вперед, занося болванку, изображающую меч, над головой. В полнейшей тишине болванка со свистом опустилась на шею растерянного Приста.

– Убит... – еле слышно произнес Людвиг. Он в обратном шаге встал в ту же позу, в которой стоял и выставил вперед щит, вернее то, что от него осталось.

Несколько секунд на полигоне творилась тишина, прерываемая глубокими вдохами Людвига, но потом полигон взорвался. Взорвался гомоном голосов солдат, которые выкрикивали поздравления Людвигу, насмешки Присту и оглашали окрестности простым смехом.

А Людвиг в это время стоял в той же позе и сжимал зубы изо всей силы. У него онемела рука, державшая щит. Он всеми силами старался ее удержать, чтобы половинки щита остались на месте, но рука слушаться отказывалась. Она постепенно опускалась вниз, словно паралич ее взял. Правая нога начала подгибаться, и Людвиг упал на колено, но завалившись корпусом назад и упершись лбом в обломки щита, он кое-как удержал его на месте.

– Щит сломлен, ты убит, – послышался голос Свала. Голос казался слишком отчетливым на фоне гомонящих мужиков. Со стороны казарм уже потянулись отдыхавшие мужики, которые услышали гомон. Им вскоре наперебой рассказывали то, что учудил "новик Бастард".

От слов Свала Людвиг застонал и упал на спину. Он застонал с шипением через зубы. Левая, отбитая рука ныла похуже любой зубной боли.

– Вставай, солдат. Время обеда... – послышался голос Свала. Впервые за месяц с лишним тренировок он назвал его не "мясом", не "задохликом", не "новиком", а солдатом.

Людвиг с шипением перекатился со спины на бок и, упираясь лбом в землю и держась за левое плечо, присел на корточки, а потом кое-как встал на колени. Подхватив здоровой рукой болванку меча и ремень разбитого щита, он поковылял к стойке с оружием.

Спустя час в столовую начал собираться народ, галдевший и обсуждающий недавно увиденное представление. Не каждый день увидишь, как огромную скалу Приста, бьющего с наскока ногой, опрокидывает щуплый паренек-подросток.

В зале воцарилась тишина, когда в него вошел Людвиг. Обычно его никто даже не замечал, а сам он ел на улице. Таковы были порядки, которые Людвиг нарушать не торопился.

Людвиг, привычно похрамывая, поплелся к раздаче, но его окрикнул голос из зала.

– Эй! Как там тебя? Бастард! Садись к нам, а то так до ужина шаркать будешь! – голос донесся от ближайшего столика. – Ныр, возьми пайку ему, а то он сейчас вообще до раздачи не доползет.

Один из мужиков за ближайшим столом с ухмылкой поднялся и пошел на раздачу, а остальные начали сдвигаться, освобождая место для Людвига. Когда он буквально упал на тяжелую дубовую скамью, тот же мужик обратился к нему.

– Меня Ченом кличут. А ты и взаправду благородный?..

Людвиг отрицательно замотал головой.

– Бастард... – еле слышно произнес он.

Столица государства Гвинеи Болуслава.

Дворец Государя "Белый".

Целительские палаты Государя Гвинеи

Людвиг поднял тяжелую голову, с усилием оторвав ее от стола, и увидел картину, которую наблюдал уже не первый десяток раз.

Тот же самый стол, тот же самый зажаренный поросенок, те же самые мужики, с которыми он...

– За Гвинею! – рявкает на весь зал Свал, и зал заполняется гомоном орущих пьяных голосов.

– ЗА ГВИНЕЮ!!! – невнятно орет Прист вместе со всеми мужиками.

Муть перед глазами немного расступается, и Людвиг кричит то, что должен в этот момент прокричать.

– За ГВИНЕЮ!!! – выдает он и прикладывается к огромной деревянной кружке. Взгляд тонет в бурде, наполняющей кружку, а слух цепляют фразы.

– Бастард!

– Гля! Бастард еще живой!

– Слух, а как Бастарда звать?

– Че? Разве Бастард не имя?

– Не, это когда блаародный налево сходил...

Взгляд отрывается от бурды и наталкивается на мужика среднего роста. Именно этот мужик по прозвищу Малый учил его. Тот тоже хлещет бурду из кружки. Людвиг очень хочет что-либо изменить, но губы и язык предательски делают свое дело. Помимо воли Людвиг задает вопрос.

– Малый, а что за повод? – рука вытирает лицо, и рот сам повторяет вопрос. – За что пьем?

– Как? Ты чего, Бастард? – слышится голос Свала.

– Да ладно! Не придуривайся!

– Неужто не знаешь?

– Да вы объясните толком! Чего пьем? – пытается рявкнуть Людвиг юным голосом.

– Так поминки у нас, Людвиг... – тихо отвечает Малый и улыбается. На шее появляется красная полоска, из которой начинает течь кровь.

– Сами себя поминаем, Бастард... – отвечает Свал.

– Могилы нет у нас и не будет, – вставляет кто-то из мужиков, булькая кровью из перерезанной глотки.

– И помянуть нас некому... – заканчивает Свал. Он почти кричит. Половина его лица превращается в обгорелый ожог. Из ушей течет кровь.

Все собутыльники превращаются в изрубленные тела, раны проступают на телах и начинают кровоточить. У некоторых вытекают глаза, отпадают руки, головы падают на стол отдельно от туловищ... 

***

Бешеный взгляд натыкается на бородатого мужика в белом одеянии.

– Смотри мне в глаза! Это сон! Это просто сон! – повторяет он, как мантру.

Появляется ощущение, что его держат. Запястье, локоть, плечи, колени, ступни, пояс...

– Повторяй за мной! Это сон... просто сон... – не перестает повторять мужчина в белом одеянии.

Внутри, в груди, мечется ураган, пытается вырваться, разнести все... но он слабеет. С каждой секундой он все слабее и слабее...

– Сон, это просто сон... – шевелятся губы. Они не хотят слушаться и все норовят начать дрожать. Чувства возвращаются, и Людвиг понимает, что щеки мокрые и под головой целая лужа из слез.

– Молодец, умница... – повторяет мужчина, смотрящий в его глаза. – Это сон, просто сон...

Глаза несколько раз моргают и закрываются. Людвиг впадает в обычный гипнотический сон...

– Все! Выключился! – со вздохом произносит мужчина, и слышится сразу несколько вздохов. – Всем ученикам два шага назад! Кто переполнен – слить силу в накопители или выпустить сырой! Все свободны!

По залу разносятся молодые голоса.

– Господи! Я думал – меня порвет!

– У меня лопнули 4 накопителя...

– Смотри сюда! – слышится голос молодого парня, который намотал связку из накопителей на шею наподобие бус. – У меня 117 накопителей полных! Вот это экземплярчик!

Пока гомон в зале продолжался, мужчина с ухоженной бородой подошел к одному из наблюдателей этого действа. Наблюдатель выделялся клеймом на лбу.

– Ваш вердикт? – спросил наблюдатель, как только мужчина подошел к нему. – Вы сможете его вылечить... или хотя бы научить контролировать выбросы?

– Мне нужно знать, что с ним произошло... душевное равновесие мага очень сложная вещь, – начал объяснять маг. – Тут важен каждый нюанс, каждая мелочь...

Клейменый не ответил. Вместо ответа он достал из складок черного плаща круглый камень. Камень походил на черный мрамор с вкраплениями белого, синего, красного и зеленого цветов. Он был небольшим, с треть кулака взрослого мужчины, но, несмотря на свой размер, этот камень произвел на бородатого целителя крайне негативное впечатление.

– Вы сошли с ума! Кто вам позволил лезть в его голову? – громким шепотом спросил целитель.

– Это была государственная необходимость...

– Для чего? Для чего было необходимо рисковать магом воздуха такой силы? – возмутился целитель. Он подошел вплотную к клеймёному мужчине.

– Не магом, а только учеником, – сказал, как выплюнул клейменый мужчина. – Были затронуты интересы государства. На кону стояла безопасность северной провинции Гвинеи...

Целитель не ответил. Он фыркнул, забрал шар из рук клейменого и отвернулся.

– Кто проводил копирование памяти? – спросил целитель, когда обернулся. Вместо ответа клейменый поднял указательный палец и коснулся им клейма на лбу. – Он сам?

Клейменый кивнул. Целитель покрутил шарообразный камень в руке и спросил:

– Смотреть, я так понимаю, можно только через вас? – в ответ клейменый опять кивнул. – Что ж. Давайте расставим все точки надо йот...

Целитель протянул руку с камнем к клейменому. Тот обхватил запястье целителя своей рукой, а вторую ладонью прижал к его лбу. Лёгкое свечение появилось сперва от соприкосновения рук, затем от лба, а потом начал светиться сам камень.

Глаза целителя в это время широко раскрылись, из них полились слезы, открылся рот и из него послышался слабый стон.

Видения профессора целительского факультета Академии магии, столица государства Гвинеи Болуславы 

Вспышка.

Взгляд поверх щита на здоровенного мужика. Он бьет ногой в щит, и хозяин тела летит назад, опрокидываясь вместе со щитом. Взгляд выцепляет еще одного мужика, который сокрушенно мотает головой и махает рукой, разворачиваясь и уходя.

Вспышка.

Взгляд поверх переломленного щита на того же бугая. Бугай улыбается и что-то говорит. Сильная боль в левой руке. Улыбка на лице хозяина тела...

Вспышка.

Пьянка с мужиками.

Вспышка.

Строй с мужиками, объяснения мужиков как и куда двигаться.

Вспышка.

Первый ряд мужиков со щитами. Крик во все горло "ДЕРЖАТЬ!"

Вспышка.

Спарринги с мужиками на щитах и мечах... потом просто на мечах... спарринги с копьем... синяки, боль в ребрах... смех мужиков и хозяина тела.

Вспышка.

Рука вращает картофелину, а вторая с ножом срезает тонкую кожуру. Первая рука кладет чистую картофелину в наполовину полное ведро. Вторая тянется к мешку с картошкой и берет новую. Взгляд с грустью скользит по еще трем мешкам с картошкой. Обреченный вздох хозяина тела и еще того самого бугая, который пинал в щит. Бугай поднимает взгляд на хозяина тела и с диким перегаром говорит: "Один хрен было весело!" Губы с улыбкой произносят: "Оно того стоило..."

Вспышка.

Запыхавшийся мужик на лошади что-то говорит на тренировочной площадке. Его встречает толпа народа. В этой толпе находится и сам хозяин тела. Рядом с ним стоит низенький мужичок с сединой в волосах. Выслушав гонца, он выдает фразу: "Приплыли таки, суки!"

Слышится громкий рык "К бою!" и все мужики срываются в бег. Кто куда. Людвига за шкирку куда-то тащит тот самый мужик, который только, что стоял с ним рядом. Спустя пару минут круговерти кто-то, кого хозяин тела даже не успевает рассмотреть, сует ему в руки кожаный нагрудник с металлическими бляхами, щит заметно тяжелее учебного, настоящий меч и шлем-горшок.

Вспышка.

Хозяин тела сидит, прислонившись спиной к стене. Он поднимается на колени и выглядывает за зубья. Он находится на стене небольшого форта. Глаз цепляет остовы сгоревших зданий и сооружений, множество костров в сумерках на горизонте, мертвые тела чужаков у стен и подпалины на земле.

– Мужики! Кто живой и ходячий – на совет в оружейную! Торк зовет. Направо передай, если услыхал... – слышится громкий шепот слева.

Голова поворачивается направо, и губы шепотом повторяют слова, которые только что услыхали. Затем тело хозяина поднимается и куда-то идет, нагибаясь. Как только он подходит к лестнице, по голове кто-то сильно бьет.

Вспышка. Рапорт.

Глаза с неохотой открываются. Взору предстает лицо мужчины средних лет с залысиной. Губы сами собой говорят "Здравия желаю, господин начальник форта..."

– Как зовут тебя? – спрашивает мужчина. Он прижимает руку с чем-то металлическим ко лбу Людвига.

– Людвиг...

– Полностью!

– Людвиг Сылестский...

– Благородный?

– Бастард...

– Где-либо состоишь?

– Учусь в Академии магии города Вивека...

– Факультет?

– Воздушный.

– Не перебивай, смотри на меня и внимательно слушай. Я Торк Вычагда, начальник заставы северного патруля Серый Клык. Согласно доктрине "О секретности и шифровке" даю пароль: "Битва начисто!" Запомнил, Людвиг? Повтори!

– Что повторить? – спросили губы сами собой.

– Битва начисто!

– Битва начисто... А зачем?

– Молчи! Говорю только я! Осада идет третий день. Северные твари пришли очень плотной группой. Предполагаю быстрый прорыв. Очень много колдунов и мало воинов. Есть главный колдун на троне, большой шатер со знаками колдунов. Предполагаю приход к власти колдунов у этого племени.

Вчера после массированной атаки колдунов был выведен из строя единственный гарнизонный маг. Сегодня, около 3 утра, он, не выходя из комы, перестал дышать. Сердцебиение прекратилось. Гарнизонный маг Гувер Импрезар скончался. Бился до последнего, крайний удар пропустил через себя, чем спалил свой мозг.

Магической защиты в артефактах осталось на 75 эрг. Завтра ждем атаку воинов, поэтому думаем продержаться еще день. Если снова ударят колдуны... Ждем атаку воинов.

Все документы, вещи с подписями и именами уничтожены. Золото и гарнизонная казна зарыта в условленном месте согласно гарнизонному уставу. В качестве тайника донесения использован строевой солдат Людвиг Сылестский. Бастард, ученик магической Академии Вивека. Запись окончил!

– Торк... что происходит? Почему я связан? – настойчиво начинает спрашивать хозяин тела.

– Прости, Людвиг. Нам завтра надо умереть...

Вспышка.

Вспышка.

Вспышка.

Вспышка...

– Вы же просто изверги! – произнес целитель. Из глаз текли слезы, а рот жадно хватал воздух. – Как вы вообще могли на такое пойти...

– Это безопасность государства, – сухо ответил клейменый. – При захвате любой крепости всегда оставляется сообщение с полным описанием хода сражения за крепость. Кто напал, сколько врагов, куда они ушли...

– Но не в живом человеке!

– В данном случае это оправдано, – пожал в ответ плечами клейменый. – Колдуны с севера умеют искать письмена или магические составляющие с информацией.

– Но искать людей, укрытых под маскировочным артефактом, они не умеют? – с ехидцей спросил целитель.

– Там был еще артефакт летаргии. В этом случае человек не опознается как живой...

– Вы видели, что случилось в конце? – спросил целитель.

– Там сильные помехи, – пожал плечами клейменый. – Изображение плывет...

– Это не помехи. Это слезы, – со вздохом произносит целитель. – Мальчик использовал обычный отдаленный взор. Это начальное заклинание воздуха, его еще до Академии учат.

Клейменый непонимающе уставился на целителя.

– И что?

– Ничего, – хмыкнул целитель. – Артефакт летаргии не работал. Он бодрствовал. Он смотрел, как умирают его начальники, друзья и сослуживцы. До самого конца он лежал в этой каменной потайной комнатке связанный, укрытый артефактом маскировки, и смотрел, как умирают его друзья. Вот и все... А потом пришли ваши коллеги на развалины форта, нашли его в "невменяемом" состоянии кататонии, решили, что артефакт летаргии работает, и со спокойной душой его начали потрошить. Наживую...

– Нет, если бы наживую, то он бы с нами не общался...

– Я вам сообщаю факт! Можете еще раз перепроверить все записи, – после этих слов клейменый нахмурился.

– Мы еще раз перепроверим этот момент, – хрустнув шеей, произнес он. – На нас давят из высших кругов. Отец этого мальчишки оказался родственником Государя. Седьмая вода на киселе, да и вообще вне закона. Он бастард, но...

– Так бегают за бастардом, только если он единственный мужчина в потомстве, – закончил целитель за клейменого.

– Совершенно верно. Граф Сылестский не задумываясь признает его официально и усыновит, если это хоть как-то изменит ситуацию, – клейменый выпрямился, вздохнул и довольно четко и конкретно спросил.

– Ваш вердикт?

– Он будет жить, безусловно, – целитель начал размеренно гладить бороду. – Кардинально вмешиваться пока нельзя. Сколько у нас времени?

– Год, от силы два – и я не смогу сдерживать братьев. Нам придется либо лишить его дара, либо убить, – неохотно произнес клейменый. На суровый взгляд целителя он так же грубо ответил. – Я не имею права рисковать безопасностью государства и его жителей. Вы представляете, что будет, когда он проснется после кошмара в обычной гостинице столицы? Он целый район разнесет к чертям! Он по всем документам у нас проходит под грифом "Людвиг Буря".

– Я все прекрасно понимаю, но месть стала его смыслом жизни. Отцу можете смело передать, что он своего добился. Мальчик теперь имеет цель, – целитель передернул плечами, словно стало холодно. – Даже если кошмары уйдут, то хорошего сына он все равно потеряет.

– Почему?

– А, по-вашему, зацикленный на мести боевой маг может считаться хорошим сыном? – приподняв брови вверх и неестественно удивляясь, спросил целитель. – Боевой маг вообще может считаться хорошим сыном?

– Не начинайте этого разговора! Служба Государева пригляда и сыска не имеет отношения к выбору стихии вашего пациента! – повторил почти заученную фразу клейменый. – Вы мне лучше скажите, есть шанс, что кошмары просто уйдут?

– Крайне малый шанс. Чтобы повысить эти шансы, и достаточно серьезно, хочу вам предложить вернуть его в Академию на учебу. Убрать с его глаз всех военных и вернуть в привычную среду.

– Вы сошли с ума! Да он же в первую ночь...

– С вас кандалы с замком и ключом, – выдал целитель. Он уже думал и прикидывал что-то в голове. – Не простые кандалы, а ВАШИ кандалы!

– Меня испепелят, если узнают, что я...

– Он их будет надевать только перед сном. Разговор с ним я беру на себя, с вас кандалы, – безапелляционно заявил целитель. – Все просто. Ваши кандалы будут блокировать всю магию, а он будет просыпаться как от обычного кошмара. Только испуг.

– Хорошо, – сокрушенно заявил клейменый.

– Большего я для него сделать не могу, а вас я больше не задерживаю, – начал выпроваживать целитель клейменого.

Тот не ответил. Он начал набирать воздух. Резко, рывками, словно хотел чихнуть.

– АаааПЧХИиииии! – чихнул клейменый и взорвался, разлетевшись черной субстанцией по комнате и заляпав целителя, стену, у которой они стояли, и даже потолок.

Целитель вытер с лица черную тягучую субстанцию, которая прямо на глазах начала испаряться. Пахла она тоже отвратно. Хорошо ее рассмотрев, целитель буркнул:

– Тоже мне... Позер! Лучше ничего придумать не смог? ... Тьфу...

Спустя несколько недель.

Город Вивек. Тренировочные залы "Боевой кафедры"

Сжатые зубы, до вздувшихся скул. Взгляд исподлобья, словно он пытался загипнотизировать противника. Снова поднимается щит, и снова шаг. Меч отведен немного назад, его кончик лежит на щите. Еще шаг, и противник бьет ногой в щит.

Принять удар, увести в правую ногу и из нее же дать волну в меч. Полуторник в руках начинает рубить противника, но... не углядел, не заметил. Щит противника ребром бьет в лицо. Искры из глаз, и лицо уже уткнулось в песок.

Людвиг поднимается на колени и начинает сплевывать кровь. Взгляд поднимается, а магический тренажер, встроенный в старый вариант доспехов, делает три шага назад. Он делал это всегда, когда наносил смертельный удар противнику.

– Еще! – произносит разбитыми губами Людвиг. – Еще раз!

Он встает, принимая ту же самую стойку. Он занимался этим с момента приезда в город. Снова и снова он бил этот тренажер. Без магии, просто на мечах и щитах. И каждый раз получал от тренажера синяки и ссадины, но вставал раз за разом.

Снова стойка, снова шаг, удар тренажера Людвиг пытается встретить щитом и... вновь получает плашмя мечом по голове.

Больно, хоть и не смертельно, но Людвиг начинает звереть. Злость заволакивает глаза голубым цветом.

– Не сдамся! – сквозь зубы произносит он. Кажется, что слышится хруст сжатых зубов. – Не сдамся! Слышишь, тварь? Хер тебе!

Огромная ударная волна, по размерам занимающая весь зал, несется на магический тренажер. Она сметает его и размазывает по защитным стенам. Металл, расплющенный об стену, сначала падает на землю, но не проходит и минуты, пока Людвиг успокаивается, как доспех словно надувается изнутри. Магический тренажер снова готов к работе. Учителя предусмотрели многое. Магическая Академия, как-никак.

Комната практики магической академии города Вивека

В центре круглой комнаты стоял Людвиг. Он был одет в тренировочную одежду, которую надевал каждый ученик, заходивший в эту комнату. Он смотрел на маленький флакончик в руке. Пальцы рук слегка подрагивали, кадык носился вверх и вниз.

– Я не сдамся... – сквозь зубы произнес он. Еле слышно, почти одними губами. – Я не сдамся...

Повторяя раз за разом эту фразу, он дрожащими пальцами вскрыл маленький флакончик и опрокинул в себя. Глоток, глубокий вдох, кашель.

Людвиг падает на колени, его взгляд впивается в песок, устилавший всю тренировочную комнату. Зрачки пускаются в пляс, а перед глазами уже бегут сцены, воспоминания... И вновь он на стене того форта, вновь кровь заливает правый глаз, вновь гибнут люди, которых он называл друзьями...

Губы все время повторяют одно и то же: "Я не сдамся..."

В зале для тренировок начинает вращение смерч. Он еще мал, всего лишь размером с ладонь, но он растет. Он растет вместе с громкостью голоса Людвига, который повторяет: "Я не сдамся!.."

Спустя минуту смерч заполняет всю комнату, и в ней вращается все! Песок, обломки колонн, какие-то невесть откуда взявшиеся куски древесины. От стен исходит яркий магический свет, но светятся не сами стены, а руны защиты и поглощения, нарисованные на них.

Со стороны входа показалась фигура человека. Она спокойным шагом идет к бушующему Людвигу. По дороге ветер, раскрутившийся до сумасшедшей скорости, начинает срывать с человека куски одежды, песок начинает снимать кожу, как настоящий абразив. Самое удивительное, что человека при такой скорости не сносит и не отрывает от каменного пола.

К Людвигу подошло уже чудовищно изуродованное тело. С левой, подветренной стороны, тело красовалось белесыми участками отшлифованных костей. Вторая половина тела выглядела не намного лучше. Этот человек подошел к Людвигу, который висел в воздухе вертикально с выгнутой назад спиной. Губы продолжали повторять одно и то же. Он заглянул тому в глаза, которые были голубыми, без зрачка, словно это и не глаз, а кусочек неба. Потом он осмотрел запястья, на которых были ожоги. Еще немного понаблюдав за Людвигом, он поставленным ударом врезал ему по затылку, и тут же все умолкло.

Песок упал барханами у стен, ветер улегся, свет от стен прекратился. Словно ничего и не было. Если не считать песок, наваленный у стен.

Фигура изуродованного человека направилась к выходу из комнаты. Там его уже ждал человек в черном плаще, лысой головой и клеймом на лице.

– Что скажешь? Возьмешься? – спросил клейменый изуродованного, как только тот подошел к нему.

В ответ изуродованный человек отрицательно помотал головой из стороны в сторону. Говорить он не мог. У его лица не было щек, слева белели отполированные песком кости черепа.

– Ратмир, мне больше обратиться не к кому, – начал клейменый. – От него в столице целители отказались. Ты пойми, пропадет же парень! Ты же видишь, что он вытворяет! Этот парень – Буря! Просрем ведь...

Ратмир опустил голову, и по его щеке потекла мутная жидкость. Это вытекал единственный человеческий глаз. Ратмир поднял голову и взглянул на клейменого вторым, демоническим глазом.

– Ну хоть попробуй! – попытался убедить его клейменый. – Если до следующего года не выйдет, то нам либо убить его, либо лишить дара. Ратмир, ты же последняя инстанция. Мне больше не к кому обратиться...

Ратмир глубоко вдохнул и выдохнул, булькая кровью где-то в районе 8 пары ребер слева, и кивнул головой. Клейменый же выдохнул с облегчением, будто он снова собирался обратиться с новыми доводами.

Ратмир прошаркал мимо него к выходу, оставляя за собой кровавые следы.

Следующее утро

Глаза Людвига открываются, перед ними дощатый потолок. Он шевелит слегка руками и чувствует тяжесть металла. Это его кандалы. Без них он не ложиться спать уже больше месяца.

– Поднимайся, я тебя не собираюсь ждать до обеда, – слышит он голос откуда-то сбоку.

Людвиг присел на кровати, и тут до него дошло, что кровать не его и вообще он не в своей комнате.

– Меня зовут Ратмир. Я учитель, маг-универсал, – начал было человек. Лицо его покрывала нежная розовая кожа, а волосы на голове вообще отсутствовали. Было понятно, что человек недавно побывал в передряге.

– Я вас знаю, – хриплым голосом произнес Людвиг и начал прятать взгляд, вжимая голову в плечи. – Это я вас? Да?

– Ты. Дело в другом. От тебя отказались все, кто хоть как-то мог тебе помочь, – щека Ратмира дернулась, а демонический глаз под тонкой розовой кожей провернулся. – Тебя списали, Людвиг Сылестский.

Кисти Людвига, державшие край кровати, сжались. Побелели костяшки и скрипнула кровать. Людвиг смотрел со злостью на Ратмира, а его браслеты начали чернеть. Видя это, Ратмир усмехнулся.

– Злой! Смотри на меня и слушай внимательно! – начал Ратмир, наклонившись почти вплотную к лицу Людвига. Пока он говорил, демонический глаз дергался, словно жил своей жизнью. – Ты никому не нужен, Людвиг. Кроме себя самого. Расклад простой как подкидной! От тебя отказались целители столицы, наши целители им в подметки не годятся. Ты опасен. Каждую ночь одно и то же. Один и тот же сон, а в реальности одна и та же буря. Тебе выдали кандалы от клейменых, но они рано или поздно почернеют совсем и осыпятся черной ржавчиной, и тогда...

– И что тогда? – сиплым голосом спросил Людвиг, не отрывая взгляда от пола. – Зачем вы вообще со мной носитесь? Я ведь многого не просил... Я ведь только хотел на северные острова попасть!

Людвиг поднял взгляд на Ратмира, и тот отшатнулся. Глаза снова начали приобретать голубой оттенок.

– Я уже все знаю. Год – и Государев пригляд придет за мной. Или убьют, или заберут дар, – уже более спокойным тоном он добавил. – Мне уже все равно. Мне на север надо...

– Ты же понимаешь, что даже если доберешься до островов – это будет чудо, – Людвиг в ответ кивнул головой. Ратмир откинулся на спинку стула и предложил. – Я помогу тебе.

Людвиг сначала вскинулся, но быстро осел.

– Как ты мне поможешь?

– Я научу тебя убивать и выживать, – Ратмир улыбнулся. Улыбка вышла кривой и довольно страшной. – Везде. А дальше – как пойдет. Возможно, что я буду слишком пьян, или ты слишком хитер. Как итог, ты сбежишь к следующему году.

Ратмир протянул руку Людвигу. Людвиг потянулся к руке Ратмира, но тот немного отстранил ее.

– Только при условии полного подчинения и безоговорочного выполнения всех заданий! – заявил Ратмир.

Людвиг, впервые с кем-то поговоривший по душам, немного посомневался, но пожал руку Ратмиру.

– Беру тебя в ученики, Людвиг Сылестский! – произносит с улыбкой Ратмир. – Ты будешь вторым учеником. Первого зовут Пест...

Людвиг еще не совсем понимал, что его ждет. Он еще и не подозревал, что Ратмир на самом деле не улыбался. Просто кожа еще не успела загрубеть. На самом деле это была не улыбка, это был хищный оскал.

Глава 5. Пест. Окрестности села Ведичей

Пест стоял в центре квадрата. В каждом углу находился большой камень. Пест потянулся к первому, прикоснулся. Камень был огромным, с него ростом, из легкого хрупкого известняка, и имел форму пирамиды. Вопреки законам физики он стоял острым углом вниз, и падать не собирался.

– Быть тебе Ветра лицом! – тихо, почти шепотом произнес Пест, поглаживая известняк. Он начал постепенно наполнять камень силой, приговаривая и бормоча под нос. – Ликом того ветру, что колос на полях наших колышет, что деревья в лесу нашем гнет, того ветру, что дождь в облаках к нам несет...

Пест бормотал слова и наполнял камень силой воздуха, пока на камне не показалось лицо с улыбкой.

– Слышу тебя, Пест-ведун! – прошелестело лицо.

Пест тоже улыбнулся, но не проронил ни слова. Он направился к следующему камню. Тот был похож на неровный столб чуть выше его роста. Он был испещрен мелкими бороздами, и складывалось ощущение, что перед Пестом не камень, а просто странное дерево. Почувствовать, что это все-таки камень можно было, если прикоснуться к нему.

Когда Пест подошел к нему и дотронулся, камень словно ожил. Поменялся цвет самого камня, будто бы пошевелились борозды, а с дальнего боку проросли пара мелких веточек. Это Пест наполнял камень силой жизни, пока хозяин Леса не сформировал лицо на столбе из камня и борозд. При этом Пест приговаривал.

– Быть тебе ликом хозяина Лесного. Того, кто за ягодой глядит, кто леших из лесов наших гоняет, кто зверье лесное из чащи в село не пускает...

– Услышал я тебя, Пест-ведун! – произнесло лицо хозяина Леса, когда полностью сформировалось.

Пест перешел к следующему камню. Тот был тоже в форме пирамиды. Неровной и неправильной, но все же форму можно было разобрать невооруженным глазом.

– Хозяина Земли ликом тебя нарекаю, – уже громче начал говорить Пест. Он наполнял камень силой земли. Камень в ответ только дрожал. Спустя несколько минут на камне проступили брови, нос и рот. Но звука не последовало. Пест перестал вливать силу и нахмурился. Обернулся, принюхался к чему-то и, пожав плечами, отошел к последнему камню.

Тот формой напоминал яйцо. Только спереди у него было отверстие, уводящее вглубь камня, и выступ под этим отверстием. Этот странный камень ему привезли Воржские рыбаки. Его умудрились зацепить сетями в курье Воржа. Пест сначала не понял, что ему привезли рыбаки, но когда он посмотрел на камень сквозь повязку, то понял что это.

– Быть тебе ликом хозяина Полей, – начал Пест, прикоснувшись к камню. И тут же стал накачивать его сырой силой. – Ликом того, кто о колосе думает, кто за урожай ответ несет...

Пест еще что-то говорил, а из отверстия на карачках вылез Лукаша. Он покряхтел, стряхнул пыль со штанов и уселся на выступе у отверстия в камне.

– Слышу, слышу, – пробормотал Лукаша и добавил. – А лаз больно малый, да и пылища внутри...

Пест снова не ответил. Он встал между ликом хозяина Леса и ликом Лукаши так, чтобы образовать собой пятый угол.

– Я зову вас, хозяева края здешнего, оттого, что чуть не остались вы без люда, – начал говорить Пест, но его прервал бас, исходивший от лика хозяина Земли:

– Слышу я тебя, Пест-ведун...

– Тю! А я думал – он спит! – вставил громким шепотом лик хозяина Ветра.

– Да он всегда такой, тугой на слово. А его старшие пуще этого тугие... – начал было Лукаша, но оборвал странную беседу Пест.

– Не слышите вы меня! – Пест топнул ногой, отчего по округе разнесся хлопок. Все тут же уставились на Песта. – Ты, Лукаша, так урожая бы и не собрал, вам, Лесной хозяин и Ветра хозяин, никто бы больше камня с силой не принес и пирога в печи испечённого не подал. Аль не поняли вы, когда кровь лилась у края земель, что селам свободным принадлежат, что могут вырезать люд сел свободных, и не помянет вас никто даже словом добрым?

Воцарилась тишина. Лики местных хозяев никак не отреагировали, но Пест и не ждал от них ответа сразу.

– Думайте и решайте! Я свое слово так скажу: надобно люд сохранить! Для того надобно все делать по уму и вместе. Ежели дадите вы добро, то будет вам и слово мое, как это сделать и что для того надобно! 

***

У землянки, в которой когда-то жила Аккилура, а теперь жил род Средний, наскоро возвели навес с лавкой у самой двери. Под этим навесом сидела мать с мальчиком лет пяти и мужик с сединой на лысеющей голове, явно указывающей на его возраст.

Дверь землянки скрипнула, и из нее вышел Дакрит, одетый в серую холщовую рубаху. Он призывно мотнул головой и скрылся в доме. При этом он не обронил ни слова и дверь не закрыл.

Засуетилась женщина. Она, приподнимая подол не по погоде теплого платья, встала и, потянув мальца за руку, устремилась в землянку, не забыв закрыть за собой дверь.

Когда она вошла в помещение и глаза привыкли к полумраку, она отвесила поклон сидящему за столом мужчине. Стол стоял у единственного окна, а мужчина сидел спиной к женщине. Лица она не видела. Глаз не сразу заметил выходившего на улицу молчаливого старика. Тот сидел у стены на лавке и с угрюмым видом пытался плести лапти. Даже от входной двери было видно, что лапоть у него был "не ахти".

Вопреки ожиданиям женщины, говорить начал мужчина за столом.

– Не стой у порога. Заходи! Чьих будешь? С чем пришла?

– Мы из древлян, что по притокам Эная жизнь ведут. Село наше Уткунай, рода мы Рогового. Слово молвили соседи, рыбаки с реки Воржа, – начала неуверенно женщина. – Что воротился до самого праздника Урожая в село Ведичей ведун, Пестом от рождения названный. Мол, зело сильный ведун, и волшбе мажеской обучен...

– Садись, в ногах правды нет, – прервал ее слова мужчина. Женщина потопталась на месте и нерешительно двинулась к столу. С другой стороны стола стояла скамья. На нее она и уселась с мальчишкой.

Когда она подняла взгляд на мужчину, то тут до нее и дошло, что, несмотря на размеры и широту плеч, перед ней юнец. Отрок, если вообще не дворовый парень. Женщина в недоумении глянула на старика, который сплюнул, кинул под лавку еще один неудавшийся лапоть из бересты и потянулся за новым куском бересты на той же лавке. К слову, под лавкой уже было несколько комков бересты, отдаленно напоминающих лапти. Потом женщина снова перевела взгляд на отрока.

– Я к Песту-ведуну...

– Я Пест-ведун, и за то слово было Аккилуры, ведьмы села Ведичей, – опять оборвал ее отрок. – С чем пришла?

Женщина тут же ухватила мальчика за руку и подтянула его кисть к Песту.

– Вот! Вот, что случилося.

Пест недоуменно уставился на кисть парня. Она была немножко искривлённой, и на ней было 6 пальцев. Он протянул к кисти руки и начал ее ощупывать, при этом продолжая выспрашивать мать ребенка.

– Давно шестой вырос?

– На свет с 6-ю появился...

– Только на одной руке?

– На обеих рученьках...

– Болит? Работу делать мешает?

– Нет, но род и село за юродивого считают, и дворовые тумаками провожают...

– Звать как?

– Митрофана...

– Малого!

– Синдин...

Пест умолк и начал разглядывать парня. Тот был явно рыжим. Волосы были настолько яркого рыжего цвета и так растрепаны, что у Песта сразу закрались сомнения.

– Кулаки покажи! – хмурясь, скомандовал Пест. – Ну?

Парень испугано взглянул на мать, а потом, вжимая голову в плечи, показал оба кулака Песту, костяшками вверх. Оба кулака были битыми, с припухлостями и ссадинами.

– Бьешься на кулаках?

– Бьюсь... – мальчишка склонил голову немного вперед и смотрел на Песта исподлобья. Словно дворовый, собравшийся с ним драться.

– Руку дай! – Пест дождался, кода парень в сомнениях протянет одну руку и ухватил за запястье. Одной руки Песта хватило в аккурат, чтобы обхватить маленькое запястье мальчишки. – Не дергай, а то больно будет...

С этими словами Пест провел второй рукой по ребру ладони, там, где был зачаток шестого пальца. Сразу после руки потекла кровь, но Пест провел своей рукой еще раз. Кровь тут же остановилась. На стол капнуло всего пару капель. Пест осмотрел кисть парня и хмыкнул.

– Вона как!

Далее Пест долго ощупывал кисть и что-то бормотал, перебирая косточки. Все это время мать не сводила глаз с зачатка пальца, который валялся в крови на столе.

– Все, давай вторую! – малец задумчиво разглядывал кисть без шестого пальца и не сразу среагировал на слова Песта. – Ну? Чего ждешь? Потом налюбуешься.

Мальчишка тут же протянул вторую руку, а Пест повторил с ней манипуляции. Когда до мальчишки дошло, что он больше ничем не выделяется и пальцев у него столько же, сколько у других, он засиял как начищенный медяк. Он вертел перед лицом руками и рассматривал места, где буквально пару минут назад еще были лишние пальцы. Его мать в это время принялась копаться в подоле платья, а Пест, хмурясь, уставился на лишние пальцы, лежащие на столе.

– Единый нам тебя послал, да так любо послал, что спасу нет! – женщина суетилась и пыталась что-то найти в платье, судя по суете это было что-то очень важное. – Мужа Единый повесне забрал, он лихоманкою неделю мучился, все вертелся как уж на сковородке, а за сына его слово сказать некому. Я-то старая уже, вдовых брать у нас не любо...

Женщина достала откуда-то из складок платья небольшой сверток из белой ткани. Она продолжала тараторить и разворачивать сверток. В нем оказалась золотая монета. Она придвинула ее к Песту вместе с кульком.

– Ты, Пестушка, не хмурься, не надо! Злато на себе крови и обмана не имеет! – начала объяснять женщина. – Это наследная монета от деда сына моего. Синдина монета это, по завету умершего! Не побрезгуй...

Пест вздохнул и отодвинул от себя золотую монету, проговорив:

– Нет моего дела на золотую монету.

– Да как же нету? – женщина глянула на пальцы, которые валялись на столе, а потом на Песта. – Снова, поди, вырастут?

– Не вырастут, но моего дела тут было на серебрушку! – более настойчиво ответил Пест.

– Не гневайся, Пестушка, только где ж я серебрушку возьму? – женщина смутилась. – У меня только златая монета...

Женщина сначала растерянно замолчала, а потом принялась тараторить:

– А ты возьми золотую! Мы как на ноги встанем, так у тебя монету-то и выкупим! А коли не выкупим, так делом отработаем...

– Нельзя мне златую монету, – оборвал ее кудахтанье Пест.

– Как нельзя?

– Отца завет...

– Так надо слова его спросить! – попыталась вмешаться женщина, но Пест закончил свои слова.

– ...последний тот завет был, – закончил Пест.

Женщина тут же притихла, словно мужик по столу кулаком стукнул. Пест же продолжил.

– Коли нет у тебя серебрушки, то делом отплатишь. Харчи варить умеешь?

– Умею! Я такие харчи варить умею, что к нам в горницу пол села ходоками были в обед! – Песту показалось, что при этих словах женщина приосанилась и расправила плечи, явно показывая, что готовить она умеет. – Я тебе таких харчей наварю, в жизни таких не едал!

– Мне-то что? – с ухмылкой ответил Пест. – Я молоком обойдусь да хлебом! Ты вот попробуй этого научить! Звать его Дакритом. Дворовый он...

Тут Пест указал на старичка, который скрипел от злости зубами, но никак не мог сделать хоть мало-мальски приличный лапоть. В очередной раз сплюнув, Дакрит кинул под лавку свою поделку и взялся за новый.

– Юродивый? – спросила женщина.

– Нет. Пришлый он, в городе всю жизнь работал. Нынче в род принят, но не мужиком, а дворовым. Ты не смотри, что он одет скупо. Он грамоте ученый и еще премудростям всяким.

Женщина еще раз осмотрела Дакрита и, вздохнув, кивнула.

– Вот и ладно! – улыбнулся Пест и добавил. – Ты, Митрофана, мальца на двор гони. Есть у меня слово для твоего уха, но не его.

Мать взглянула на парня и мотнула головой в сторону выхода. Синдин молча поднялся и вышел.

– Сын прямой? Не названый? В роду рыжий волос был у кого? – спросил Пест, глядя на закрывшуюся за парнем дверь.

– Синдин – родная кровь, а в роду у меня рыжего волоса не было, – мать ненадолго замолчала и добавила. – За рыжий волос у отца разговора тоже не было. Когда лихоманка мужа прижимать стала, рассказал он мне, что к Аккилуре ездил и ответ с нее требовал. Мол, его ли кровь, ежели в роду рыжих не было.

-А малец сам-то как? – начал выспрашивать Пест. – Омут тихий, аль кострище?

– Кострище... – кивнула Митрофана. – Спасу нет, как злобой пыхтит, стоит только упрекнуть его. Но зла держать не умеет, выгорает быстро. С делом так же. На подъем легок, а как довести до конца, али дело нудное и долгое – не усиживает...

– А не вытворял он ничего? Так, чтобы руками не сотворить?

Мать пожала плечами, давая понять, что ничего подобного не замечала. Пест покивал своим мыслям и произнес, глядя ей прямо в глаза.

– Не от рода и крови волос его рыжий. И на месте он не сидит не потому, что юродивый, – Пест вздохнул, словно извиняясь. – Это след от того, что силою мажеской меченый он. Сила та – огонь.

– Зело плохо сие? – спросила обеспокоенно мать.

– Тут надо его смотреть. Ежели есть в нем сила, которой маги ворожат – надобно учить его. Иначе беда будет. Огонь – не шутка. А ну как обиду затаит лютую, и полыхнет село?

– А ежели нет? – уточнила Митрофана.

– А коли нет, то и спроса нет, но сила мажеская просто так младенчиков в утробе редко лапает.

Митрофана уставилась в одну точку и принялась бормотать негромким и спокойным голосом.

– Я ж все для него! Все... Я ж готова была в огонь и в воду, лишь бы мужики признали наши... – Митрофана сидела как пришибленная. – А он ворожбой мажеской меченый... Как же ему теперь? Кто его в ученье возьмёт?

– Я возьму, но ему вперед грамоте учиться надобно, да делу, какое сможет освоить. Умений ему лишних не будет, – Пест задумчиво посмотрел на столешницу и почему-то начал ее поглаживать. – Пока мальчонка растет, я сам мажеской волшбе учиться буду. В наших землях лишнего люда, волшбой владеющего, быть не может. А старшому села вашего от меня слово передай: "Сей малец – ученик мой. За него я спрошу, я же и ответ держать буду".

Пест вдруг резко дернул правой рукой. От женщины не укрылось, что Дакрит замер и поднял взгляд на Песта, перестав мучить бересту.

– Откуда? – спросил Дакрит.

– Воржские рыбаки... – задумчиво произнес Пест, растирая кисть правой руки. Говорил он, уставившись в одну точку. – Деву чужую им Ворж принес. Дева та едва живая, но дышит, и сердце бьется.

Пест еще с минуту смотрел в точку и чему-то кивал и шептал, а потом поднялся, громко произнес:

– Дакрит, суму лекарскую большую собери! – затем Пест повернулся к женщине и произнес тоном, не терпящим пререканий. – С сего дня харчи в доме твои, пока Дакрит продукты переводить зазря не перестанет. Жить будешь тут, мыться в бане у старшого села...

Прервал Песта Дакрит. Он подошел к нему с большой корзиной, больше похожей на кадку с лямками. Пест надел корзину за спину, словно это был рюкзак или заплечный мешок, потом потоптался и спросил Дакрита:

– Гостинец остался?

Дакрит кивнул и протянул ему два тканевых свертка, произнеся:

– Правый – для хозяина Тени, а левый – для остальных, – Пест поднес к носу сверток "Для хозяина Тени" и понюхал. Тот явно пах медом.

– Добре! Тени хозяин зело любит хлеб медовый, – Пест улыбнулся и убрал оба свертка за пазуху. После этого он развернулся и ушел в темный угол землянки, где и растворился в темноте.

Дакрит же развернулся и пошел к своей лавке, но остановился на полпути.

– Митрофана... – женщина с мальчишкой на лавке хлопали округлившимися глазами. У них на глазах человек только что растворился в темном углу. – Ты лапти вязать умеешь?

Село Воржских рыбаков

Пест вышел из тени между амбаром и сараем старосты деревни. Место было довольно просторное и открытое. Поэтому его увидели сразу несколько человек. Как только Пест показался, старый дворовый пес Шамкаш начал лаять протяжным и словно кашляющим голосом. У крыльца дома, крепко сжав руками шапку, стоял молодой парень. На вид чуть постарше Песта. Он переминался с ноги на ногу, а как появился Пест, тот в испуге замер.

На пороге дома тут же показался староста, который словно ждал за дверью. Он призывно махнул рукой, и Пест направился к нему. Как только Пест пожал руку старосты Воржцев, тот заговорил:

– Я уж и так Витака выспрашивал, и эдак, – староста мотнул головой в сторону парня у крыльца. – Божиться, что девку ту сетью достал, за топляк принял и в воду не бросал...

Пест от такого словоизлияния нахмурился. Он посмотрел на старосту, на парня и снова на старосту.

– Шальной? – спросил Пест старосту, кивнув головой на парня.

– Шальной... – кивнул староста, соглашаясь. Он поджал губы, словно ему стало стыдно. – Кулак вперед слова пускает... Может, и девку ту он...

– Витак? – спросил Пест, повернувшись к парню. Тот в ответ закивал. – Поди ко мне, да не боись. Коли не твоих рук дело, нет с тебя спросу.

Парень глянул на старосту, на Песта и решился. Он подошел к Песту почти вплотную. В это время Пест достал свою старую повязку с кругами на месте глаз и повязал ее на глаза. Затем он резким движением руки ухватил Витака за лицо одной рукой, а второй, сложенной в щепоть, слегка ударил в висок. Затем Пест принюхался и произнес, сморщившись:

– Страх за ним есть, похоть за ним была, а вины за ним нет, – Пест глубоко втянул носом и добавил. – Не врет...

Староста тут же заулыбался и начал жестами показывать Витаку, чтобы тот уходил восвояси.

– Ты проходи, Пестушка, проходи, – начал причитать староста. – С девкой той зело странно вышло...

Староста потянул дверь в дом и открыл ее, а Пест, развернувшись и направившись в дом, отшатнулся. Из дома на него пахнуло тьмой так, что он начал зеленеть. Ноги подогнулись, а вонь в носу стала настолько сильной, что ком в горле отчаянно пополз вверх. От старосты не укрылось состояние Песта, и он тут же спросил:

– Пестушка? А ну, худо тебе?

– Окна в доме вон... Дверь с петель... В доме тьма... – начал выдавать команды Пест. Староста сбледнул с лица, но тут же собрался и засуетился. Сначала он выгнал из дому женщину и молодую девчонку, по-видимому, дочь, а затем принялся отворять все окна и одним движением снял дверь с петель.

– В дом ни ногой, пока не позову, – сказал Пест, становясь напротив входной двери. Он выпрямился и стукнул ногой по крыльцу несколько раз. С разным интервалом. От каждого удара от него исходил ветер, устремленный в дом, да такой сильный, что он умудрялся выкинуть мелкую утварь через окна и облака пыли, которую вынул из самых недр печи и пола.

После этого Пест вошел в дом и сгрузил корзину с плеч у входа, снял повязку с лица. Оглядев дом, он заметил на лавке у стены молодую девушку с неестественно бледным лицом. Поначалу уверенность, что молодая девушка умерла, почти взяла верх, но вот ее грудь двинулась вверх и вниз.

– Живая... – хмурясь, произнес Пест. – Откуда же тут тьма? Померла бы – так тут была бы смерть, а тут – тьма...

Пест подошел к девушке, откинул одеяло и начал ту разглядывать. Черные, словно ночь, длинные волосы и такие же брови. Четкие, словно рубленые, черты лица и выступающие скулы. Но главное – глаза. Глаза имели узкий разрез, Пест специально попытался их открыть.

– Это где ж такие девки водятся? – задумчиво пробормотал Пест. – В наших землях таких точно нет.

Девушка была раздета догола, и Пест пробежался глазами по ее телу. Грудь с мужскую пятерню, торчащие сквозь кожу ребра, гребни подвздошных костей... Создавалось впечатление, что девушку морили голодом. Везде по телу красовались старые шрамы, синяки и ссадины. Никакого интимного интереса у Песта она не вызвала.

– Что ж ты по рекам аки топляк плавала-то? – обращаясь к девушке, спросил Пест. Он взял ее за одно плечо и повернул на бок, чтобы осмотреть спину. На спине красовались до боли знакомые длинные шрамы от лопатки до копчика. Он провел пальцами по бугристым краям шрамов и вздохнул. – Секли, и секли от души, с соленой водицей...

Уложив ее обратно на спину, он одел обратно повязку себе на глаза и принялся ее рассматривать. Чем больше он ее рассматривал, тем больше начинал хмуриться. То, что он увидел, не укладывалось в его голове...

Спустя сутки. В том же доме

– Вот такие дела, старшой, – вздохнув, пояснил Пест. – Я в нее силу волью – она глаза откроет, в потолок поглядит и снова начинает силу из себя выливать.

– И не говорит ничего? – спросил староста. Пест в ответ отрицательно покачал головой.

– А ведьма-то настоящая? – обеспокоенно спросил староста, поглядывая на молодую девушку.

– Ведьма как есть, но ведьма непростая. В силу вошла, и спасу от нее не будет, коли обозлится, – хмуро ответил Пест. Он не спускал взгляда с девушки. – Она седьмой раз силу свою отпускает...

– Проклинает, поди? – тут же спросил староста.

– Нет, тьма из нее течет, словно дырявая девка-то, – Пест почесал макушку, припоминая свою учительницу. – То у люда, даром наделенного, бывает, когда жить им опротивело. Так Аккилура учила...

– Так она...?

– Сдается мне, так, – кивнул Пест. – Спину видал её? А руки у кистей?

– Видал. Сдается мне, что в кандалах жила. От того у ней руки кривые у кистей, – староста нахмурился и начал припоминать. – Дед мне сказывал, что колен пять назад ходили торгаши в краях наших и на Ворж заглядывали. С тех торгашей толку было чуть, продать им, почитай, и нечего было. Пушнины промысел мы не ведем. А дед мой говорил, что торгаши те на юга ходили и былины сказывали. Мол, на югах живут степняки. Они домов не строят и живут в юртах разборных из палок и шкур. Все всадники искусные и глаза у них узкие. Как у девки этой...

– Степнячка? – хмурясь, спросил Пест. – Какой с того толк, ежели она помереть решила?

– Ну, бабы дело такое, – пожал плечами староста. – Коли баба чудит – тут только одно средство.

Пест повернул голову и заинтересовано взглянул на него.

– Мужика ей надо! – пожав плечами, ответил староста.

– Тю! И кого мы на ведьму в силе положим? – с прищуром спросил Пест. – Сам справишься?

– Так... оно ж... и проклянуть может?

– Может! – кивнул Пест. – Так проклянуть, что на семь колен хватит. Или так, что я не разберусь в том проклятье.

– Своих мужиков не дам! – тут же насупился староста Воржцев. – Нехай помирает...

Староста сложил руки в замок и уставился на степнячку. Потом его брови поползли вверх. Он перевел взгляд на Песта, снова на степнячку, потом снова на Песта.

– Ох, и нахлебаемся мы, старшой! – начал Пест, не обращая внимания на старосту. – Нести ее тогда надо далеко, чтобы смерти ее рядом с домом людским не было. А как помрет, так на осиновых дровах ее спалить. А так бы вразумили ее, откормили, да и отпустили бы с миром. И греха бы за нами не было...

– А ты с ней справишься? Не натворит она худого дела? – спросил староста. Он все так же с прищуром поглядывал то на девушку, то на Песта.

– Справлюсь! С чем-чем, а с ведьмой справлюсь, – хмыкнул Пест.

– А ты, может, сам ее... – староста изобразил странный жест кулаком, – ... того?

– Чего – "того"? – не понял Пест.

– Чего, да чего. Ты ее по-мужицки! – староста показал кулак Песту. – Вот так ее. Ээээх! Чтобы она сразу мужика почувствовала.

– Думаешь, поможет? – с сомнением спросил Пест, истолковав жест по-своему.

– А то ж! Верное средство! – закивал староста.

– Вот так вот? – спросил Пест, показывая старосте сжатый кулак.

– Ага! Чтобы сразу почуяла, кто мужик! – староста поднялся и собрался уходить, обронив на ходу. – Ну, ты тут сам разберешься...

Пест проводил его взглядом. Он поднял кулак и, хмурясь, уставился на него.

– Не поймешь их...

Пест подошел к девушке и постарался ее поднять и усадить. Та, словно кукла, не сопротивлялась, но и не помогала.

Пест усадил ее, уперев спиной в стену, и начал накачивать сырой силой, чтобы она хоть чуть-чуть пришла в себя. Когда он заметил, что она чуть приоткрыла глаза, он упер в ее грудь левую руку, а правой...

Правой рукой Пест с размаху зарядил ей в лицо. Ударил он не кулаком, как показывал староста, а ладонью. От этого прозвучал громкий шлепок, и голова степнячки мотнулась в сторону. Степнячка вернула голову и уставилась на Песта. Потом она опустила голову, увидела, что она голая, снова вернула взгляд на Песта и неуловимым движением метнулась к нему.

Пест среагировал мгновенно. Он расставил руки, и когда она оказалась почти впритык, обнял ее. Одновременно он начал накачивать руки магией света, чтобы создать непроницаемый для ведьмы барьер. Он был готов ко всему, кроме одного.

Степнячка не стала ждать, пока Пест закончит магический прием, и коленом с замаха врезала ему в пах. Ей это не помогло, и Пест успел закончить заклинание. Пока ведьма выкрикивала непонятные фразы на незнакомом языке, находясь в светящейся оболочке, Пест, красный как рак, широко расставляя ноги и утирая пот со лба, пошел к выходу.

Как только он вышел, его встретил староста и еще пара мужиков.

– Ну? Добре сунул? – спросил староста, глядя на красного мальчика-ведуна.

– Надо было кулаком... – ответил Пест. Он прямо на пороге упал на колени и ухватился за свое мужское достоинство. Согнувшись в калач, Пест застонал. – Ну, ведьма... 

***

Пест шел с перерывами и периодически останавливался, приседал на корточки и глубоко дышал. Боль от удара ведьмы в пах никак не хотела проходить.

Пест еще раз глубоко вдохнул и поднялся на ноги. В десятке метров от него, сложив руки в замок на груди, стояла степнячка. Одета она была в обычное холщовое платье с красной тесьмой, украшенной вышивкой Воржских рыбаков. Платье ей было велико, и висело словно на ветке. На ногах были очень старые сапоги со следами ремонта. Вся одежда на девушке была откупом. Рыбаки просили у Песта только одно. Забрать юную ведьму с собой.

– Знала ж куда бить, – буркнул со злостью Пест, поглядывая на степнячку.

– Узен гайепле! – со вздохом произнесла девушка, спрятав взгляд, как только заметила взор Песта. До этого она вовсю его разглядывала.

Пест призывно махнул рукой девушке, и они продолжили движение. Пест как только не уговаривал хозяина Леса, но тот наотрез отказался пускать на свои тропы чужую ведьму и предостерег Песта от необдуманных поступков.

Взвесив все за и против, Пест решил пройти путь пешком, чтобы не накликать на свою голову беды.

– Кырсах ащьтэ, – произнесла степнячка.

Пест давно перестал обращать внимание на непонятные слова, которые она произносила. То, что языка Гвинеи она не знает, он понял еще в избе. Ухо резало то, что степнячка продолжает говорить, несмотря на то, что ее никто не понимает. Песту удалось узнать только ее имя. Кара'кан.

В степнячке было много странного и загадочного. Следы от кандалов, росчерки шрамов на спине, худоба, граничащая с истощением. Даже не особо присматриваясь, можно пересчитать ребра у этой степнячки. Так сильно они торчали.

– Черт, тут ты? – негромко спросил Пест. Слева от него в воздухе стал проявляться демон. Огромный и трехглазый демон мерно вышагивал возле Песта, словно он всегда тут шел, а теперь просто проявился.

– Чего хотел? – спросил он, фыркая.

– Степнячка, – Пест мотнул головой в сторону девушки. – Вроде ведьма, но пахнет от нее дюже странно. Я тьму по-другому нюхал, а тут не то что-то. Тянет от нее ягодой кислой... или яблоком моченым... Не пойму.

– А сам-то что думаешь?

– Думаю, что проклятье на ней, но как это проверить – не знаю. Боязно над ведьмой ворожить.

Пест остановился и обернулся, чтобы взглянуть на ведьму.

Кара'кан стояла и огромными глазами смотрела на Черта. Она была бледная и очень перепуганная. Нижняя челюсть тряслась, а губы шептали одно и то же слово: "Усаал".

– Чёй-то она? – спросил Пест, задумчиво глядя на Кара'кан.

– Демона первый раз увидела, – буркнул в ответ Черт.

– А ты ее спросить можешь, можно мне на ее проклятье поглядеть?

– Нельзя.

– Нельзя или не хочешь? – Пест постарался взглянуть в глаза Черта, но три его глаза разъехались в разные стороны.

– Нельзя, и я не хочу...

– Странный ты стал, – внимательно рассматривая Черта, заметил Пест.

Глава 6. Отступление второе. Профессор артефакторики Дакрит.

Посреди избы, словно на смотринах, одетый в чистую белую рубаху, стоял Дакрит. Он был гладко выбрит, и от бороды не осталось и следа. На ногах были лапти из липовой дранки, не совсем ровные и с видимыми огрехами, но зато собственной выделки.

Он стоял перед мужиками села, а те держали совет.

– Лык, тебе слово за Дакрита, – произнес старости деревни.

Среди мужиков поднялся коренастый мужчина.

– За Дакрита скажу так: морду вяжет, сеть тоже, за места рыбные тоже сказать умеет. Не велик рыбак, но больно острый на ум. Быстро схватывает. Одна беда – руки за умом не поспевают. Долго учится руками делать, – с этими словами Лык повернулся к Дакриту и кивнул. Тот в ответ поклонился. – Ежели бы пару лет мне сверху было дано, то назвал бы я его мастером без зазора, но коли такова воля его... Рыбак средней руки – таково мое слово.

Среди мужиков пошли тихие шепотки. Староста тем временем продолжал спрашивать других мужиков, у которых учился Дакрит.

– Ну, а что скажет Подов род? Разумеет Дакрит в плотницком деле?

Между мужиков поднялись на ноги братья Дым и Огниво, и по очереди начали говорить. Говорили они своеобразно. Говорили, дополняя друг друга, но не перебивая. Иногда доходило до того, что предложение начинал один из братьев, а заканчивал другой.

За всем этим наблюдал Пест. Он сидел в положенном для ведунов темном углу. Он хмурился и смотрел исподлобья, что явно свидетельствовало о его отношении к происходящему.

Мужики вставали один за другим, и каждый своими словами отмечал острый ум профессора артефакторики и слабые способности в работе руками. Каждый называл его умельцем средней руки. Дело шло к тому, что сегодня Дакрита назовут мужиком рода Среднего. Казус ситуации заключался в том, что сам Пест был в своем роду отроком, а "пришлый" прямо сейчас мог стать мужиком рода Среднего.

– А ты что скажешь за дело рода Среднего? – отвлек от невеселых мыслей Песта голос старосты.

От поставленного вопроса Пест немного растерялся, но постарался не подать вида. Он поднялся и вышел из темного угла.

– Коли так ты вопрошаешь, то дела у рода Среднего другого не будет, – хмыкнув, произнес Пест. – Дело наше будет ворожба, да ведовское слово.

Староста на эти слова с лукавой улыбкой кивнул.

– Дакрит в ученье у меня был и за дело ведовское с меня спрос, – Пест нахмурился и постарался припомнить все самостоятельные дела, которые поручал Дакриту. – С хозяевами земель наших ладит славно, обиды от них не несет и сам на них не держит. Почитать их умеет, и предка почтить не забывает. С духами ведет себя кротко, не паясничает, но и спуску им не дает...

Пест продолжал говорить и чем дальше говорил, тем сильнее до него доходила мысль: "А ведь он ведун по делам!" Он вспоминал, как посылал его к хозяевам за советом, как иногда Дакрит читал вести от хозяина Леса и хозяина Полей, как он под присмотром отваживал домового от дома, в котором умерли последние хозяева. Как Дакрит самостоятельно лечил без магии, как варил хвойный "Аккилуровский" отвар, причем иногда задавал вопросы так, что сам Пест не знал, что ответить.

В комнате повисла тишина от того, что Пест запнулся, словно его что-то оборвало. Все мужики выжидательно уставились на него.

– Слово мое таково: Дакрит – ведун! – с этими словами Пест топнул ногой. Стук оказался очень звонким, словно не ногой топнул Пест, а деревянной палкой. Спустя пару секунд он добавил. – По праву и делу ведун.

В доме воцарилась тишина, нарушаемая скрипом крыши. Кто-то из мужиков недоуменно произнес:

– Так это... ведуна-то у нас теперь два!

– А в роду Среднем теперь Дакрит старшой, что ль?

Начал нарастать гул голосов, но гул оборвал Дакрит.

– Не быть тому, чтобы ученик во главе рода учителя стоял, – с этими словами он повернулся к Песту и произнес. – Гони меня, Пест, из рода своего, ибо обманом я в него принят, обманом в селе жил и за тот обман только мне ответ держать.

Дакрит поклонился Песту в пояс и, поднявшись, уставился в его глаза. Пест вздохнул, поймав взгляд Дакрита, и тихо спросил:

– В чем ложь твоя? – как бы тихо не спрашивал Пест, но всем было слышно. В избе стояла гробовая тишина.

– Не писчий я, и не в граде Вивеке родился, – Дакрит повернулся к мужикам и, заглядывая каждому в глаза, начал рассказывать. – Урожденный герцогом Дамасским, и выращенный как наследник Дакрит Дамасский. Профессор Артефакторики Магической Академии славного града Вивека.

После этих слов Дакрит поклонился мужикам поклоном, предназначенным для равных по титулу дворян. В поклоне было столько изящества и утонченности, что Дакрит мог и не представляться полным именем.

– Что привело вас к нам, ... ваше благородие..., – запинаясь, растерянно произнес староста.

– Знания, уважаемый староста. Меня привела сюда жажда знаний, – ответил Дакрит.

Пест же глядел на Дакрита немного расстроенным взглядом. Он не особо слушал, что говорит Дакрит и о чем спрашивают мужики. В голове вертелась всего одна мысль: "Опять один..."

– Прочь... – тихо произнес Пест, но его услышали и замолчали. Дакрит стоял к нему боком, но он тоже прекрасно его услышал. – Пойди прочь из рода, прочь из села нашего и земель. Нет тебе тут ни дела, ни памяти, ни места... Таково мое слово!

Пест сильно топнул ногой. Дакрит вздрогнул, затем поклонился и вышел из избы. Пест молча развернулся и сел в традиционный темный угол. В избе еще несколько минут царила тишина. Спустя несколько минут мужики молча начали расходиться. Никто не проронил ни слова. 

***

Дакрит был не в духе. Движения были дерганые, а сам он хмурился. Он заскочил в землянку и наскоро закинул в заплечный мешок вещи. Пару рубах, что сам сшил, штаны, теплую жилетку, пару лаптей, кривоватую ложку, деревянную миску, малый куль крупы и краюху хлеба. Сложив нехитрый скарб, Дакрит затянул шнуровку на мешке и закинул на спину.

Дакрит не стал идти через село, и от землянки, в которой когда-то жила ведьма Аккилура, сразу направился за околицу в лес. Как только он дошел до леса, вопреки его ожиданиям его встретил не хозяин Леса, а Черт.

Он пялился на него тремя глазами, которые, казалось, жили каждый своей жизнью, и улыбался ртом, полным острейших зубов.

– Уговор помнишь, мастер Дакрит? – все так же улыбаясь, спросил Черт.

– Помню! – четко ответил Дакрит и решительно шагнул навстречу. – Что делать нужно? 

***

На пригорке, который был щедро усыпан мелкой ягодой, сидели двое. Небольшой паренек и огромный демон. Этот пригорок назывался Медвежьим горбом из-за своей странной формы, и частыми столкновениями тут с медведем. Лохматые тоже любили полакомиться ягодой.

В данный момент на пригорке сидел Пест, он жевал краюху хлеба и рассматривал горизонт одним глазом. Второй отсутствовал, и щека под ним была измазана кровью. Рядом сидел на задних лапах Черт. Тот вообще красовался одним глазом. Правда, глаз был человеческий. Без вертикального зрачка, без пентаграммы вместо радужки, обычный человеческий карий глаз.

– Холодно, Черт, – произнес Пест, глядя на занимающийся пожар зорьки на горизонте одним глазом. – Не телом холодно, а душою...

– От чего же так? – послышался голос Черта из-за левого плеча Песта. Сам Черт был занят тем, что рассматривал свои настоящие глаза, которые лежали около его ног.

– Не знаю... – выдохнул Пест. – Отца не уберег... теперь и Дакрит ушел, а что дальше? Я в родном селе, в землях родных, всех знаю, меня все знают... А всё одно, что один... Нет никого в роду моем Среднем. Степнячка одна, да и та не говорит по-нашему...

– У тебя есть я! – послышался голос Черта.

Пест повернул голову и увидел лицо демона, которое не улыбалось. Пест нахмурился. Он первый раз обратил внимание на то, что Черт перестал улыбаться.

– Ты давно скалиться-то перестал? – начал допытываться он. – Вот теперь ты так глядишь, что в груди холодит...

– Страшный?

– Не, не страшный, – помотал головой Пест. – Ум из глаз твоих смотрит. А нечисть с умом всегда бедой была. Оттого и холодит в груди, и дума лютая в голову идет.

– Знаешь ведь, что зла от меня не будет...

– Знаю, а то прямо сейчас печатью света жал бы, пока сил не лишился, – Пест продолжал хмуриться и разглядывать Черта. Тот в ответ перевел взгляд на краешек солнца, показавшийся из-за горизонта. – С Дакритом что? Дошел он до города?

– Дошел, но сам тому не рад, – Черт повернул голову так, словно она провернулась вокруг своей оси.

– Опять твоих лап дело? – спросил Пест со вздохом.

– Моих, и о том наш договор. Это его плата, – Черт то ли хрюкнул, то ли чихнул и продолжил. – Он себе оба уха моих прирастил, и потому теперь каждую мысль будет слышать того, на кого смотрит, или того, кто о нем говорит.

Пест нахмурился и повернул голову к Черту.

– А не велика ли плата? Он же среди благородных в городе живет, – успел вставить Пест, но Черт даже и не заметил его слов, продолжив рассказывать судьбу его ученика.

– В городе его никто слушать не станет, на смех поднимут, в силу духов и ведунов не уверуют, – Черт начал говорить каким-то странным, утробным голосом. – Последний, кого другом считал – отвернется. Каждый, кто головой кивал – через уши мои правду ему скажет. Дакриту теперь не место в городище среди люда гнилого. Он до конца дней своих будет в пути жить, скитаться будет. Дорога домом его станет. По праву ведовское дело нести будет и брать за то только еду да слово доброе...

– Цена слишком велика, – напрягшись, произнес Пест.

– Не цена это, – лицо черта исказила странная гримаса. – Это рок его. Без друга в человеках, без семьи и наследников, без цветка в сердце, но с силою огромной. А цена...

Черт сделал пару глотательных движений, а затем срыгнул комок слизи. Облизнув его, он протянул Песту два человеческих уха.

– Ему ни к чему, он мои нынче носит. А я лес слушаю, – произнес Черт, чем вызвал сильное удивление у Песта.

– И все? Больше платы не было?

– Нет, но за рок его я предупредил. Выбор сделал он сам...

Черт облизнул уши и аккуратно прислонил к отверстиям на голове. Они закрепились, словно там всегда там и были. Он продолжил рассматривать рассвет и слушать шелест листьев. Край солнца постепенно увеличивался, а Черт, глядящий на это, стал странно себя вести. Хвост задрожал и начал метаться из стороны в сторону, а задние лапы подрагивали, словно хотели куда-то убежать без хозяина.

Спустя несколько минут молчания Черт начал рассказ.

– Среди отродья чертовского ходит сказ. Я тот сказ услыхал, когда только-только меня мать из серного варева достала. Тогда я еще род и племя имел, – Черт не моргал и продолжал пялиться на солнце, поднимающееся над лесом. Он слегка наклонил голову набок, словно разглядывал что-то интересное. – Суть того сказа была в том, что задолго до последней войны неба с преисподней жил в долинах серных старый как сам мир черт. Черт тот до того силен был, что ни один демон против него слова не сказал. Силы море у него было, а в демона он не обращался и от демонов частей не брал. Вот такой вот черт был. Имени его никто не знал, а звали его Белый черт оттого, что не такой как все был. Сказ гласит, что он иногда ходил в людской мир и менял свою силу и дело свое на человечий нос, ухо или глаз.

– А ты, как носом моим... – начал было Пест, но его оборвал Черт.

– А я, как носом твоим почуял, как твой дом пахнет, так и понял, откуда сила у него та была, – ответил Черт и пожал плечами. – А ведь не понимал я того старого черта, который мне попался с голодухи. Тот старик сказал однажды, что с тем Белым чертом случилось. Как помер он...

Воцарилась минута молчания. Пест ждал ответа, а Черт пытался подобрать слова, чтоб описать открытие, сделанное только что из того, что он всегда знал.

– Сказ говорит, что Князь наш темный сожрал Белого черта перед битвой. Силы с того черта он получил столько, что хватило отбить и удержать Сумеречный предел, – Черт наклонил голову в другую сторону и добавил. – А тот старый черт, который мне попался... слабый уже, кривой, битый... Он сказал мне, что Белый черт сам к князю в пасть попросился.

– А что со старым чертом? – задумчиво спросил Пест.

– Посмеялся я над ним и сожрал, – Черт перевел взгляд на Песта. – Я только сейчас понял, зачем Белый черт силу и дело менял на пару вдохов, чтобы ваш мир понюхать аль поглядеть вашими глазами...

– Что? Поди, любо тебе нашими глазами глядеть? – с усмешкой спросил Пест.

Черт не ответил. Он залез в свою глазницу лапой и достал оттуда человеческий глаз. Положив его перед собой, он сгреб три своих и закинул в рот. Он проглотил их, не жуя, и буквально через секунду они выскочили в глазницах, встав на свои привычные места. Так, словно их изнутри что-то выдавило на место.

– Как только ты увидишь аль учуешь, то тут же и поймешь... – Черт сбился, словно не мог подобрать слова. – Ты прежним быть не сможешь. Все, что окружало тебя, все, что знал ты, все с ног на голову встанет, а ты останешься таким, как и был... И от того больше улыбаться не хочется... И похоть уже не манит, и гнева вкус уже не тот...

С этими словами Черт стал полупрозрачным, а затем и совсем растворился в воздухе, словно растаял в лучах восходящего солнца.

Пест задумчиво уставился на место, где только что был Черт. Ему почему-то тоже перехотелось улыбаться.

Дальнее поле села Ведичей

Поле было словно желтое море. Пшеница согнулась под тяжестью колосьев и неохотно покачивалась под порывами ветра. Такого урожая не было уже много лет, и сейчас, глядя на такое чудо, староста деревни Ведичей хмурился. Рядом с ним стояли Лык и Дым с Огнивом.

– Вот тебе и урожай с ворожбой, – заметил Лык, который стоял рядом. – Ты чего смурной, старшой?

– Урожай большой, – начал ответ за старосту Огниво.

– И это на дальнем поле! – продолжил Дым

– А что на ближних полях твориться, видел? – снова вступил в разговор Огниво.

– Там скоро колос в землю упрется...

– Урожай пропадет...

– Убирать надо...

– А куда его класть?

– Гнить начнет, до торжища бы додержать...

– А амбары не колочены, крыша через одну с весны течет...

– Да и не хватит их, хоть по самые лаги в них сыпь...

Диалог двух братьев умолк, а свое мнение высказал Лык.

– Это что ж выходит? Урожай, слава Единому, до того хорош, что гнить будет?

– Не дело это, чтобы урожай гнил, – хмуро буркнул староста. На его плече сидел Лукаша. Поначалу он улыбался, глядя на поле, но когда возникла угроза потерять урожай, его лицо начало выражать обеспокоенность. Хозяин полей начал внимательно слушать разговор. – Грех на поле хлеб бросать, не по-людски это... Мы вот чего делать будем! По соседям клич кинем. Отроков спросим с инструментом своим в помощь на урожай. А платой за дело – урожая часть.

Каждый принялся переваривать такую идею.

– А что? Дело ведь! – начал Огниво.

– Нам нынче самим никак не управиться, а так и урожай не сгниет, и соседям хлеб, – продолжил уже Дым.

– Рыбаки с Воржа вона, вообще хлеб не сеют, – кивнул Лык. – Выкупают его с торжища рыбой, да с выдры шкурой.

– Дорожичи тоже только ближние поля сеют, все больше торгом живут с купцами, – напомнил Дым.

– Ты, старшой, еще бы к Куприянам за телеги и амбары на поклон сходил, – высказал свое слово Огниво. – Урожай хорошо, но ежели в следующем году так же будет, то любо было б на торжище свезти поболее. Тогда можно будет и мастеровых пригласить с Куприян, чтобы Среднему роду дом построить добрый. Из камня аль из дерева, но большой. Чтоб ходоки к Песту по лавкам не мыкались. А то ж вона, с гор ходок с монетой пришел, а мы его на лавке у вдовы Анны держим. Негоже...

Староста стоял и задумчиво глядел на поле, кивая словам мужиков, стоящих рядом.

– Любо! – решил староста. – Голова Подова рода к Дорожичам пойдет.

Дым и Огниво синхронно кивнули.

– Ты, Лык, к рыбакам Воржским пойдешь, а я к Куприянам пойду за телеги и амбар говорить. Монета малая есть, авось возьмутся... 

***

Пест сидел за столом и в четвертый раз перебирал один и тот же горшок крупы. Иногда он задумчиво останавливался, оглядывал комнату, вставал и пытался чем-то заняться. Он два раза подмел пол, раз пять вытер стол, взбил мешок с соломой, на котором спал, подшил край рубахи, но так и не успокоился.

Он ходил по маленькой землянке и, вконец вымотавшись, уселся за стол. На то место, где когда-то умерла его наставница Аккилура. Спиной к дверям. Юный ведун уперся взглядом в молодую ведьму. Пока он смотрел на ее лицо, он пытался понять, почему она кажется ему красивой. Эти изогнутые черные брови, черные прямые волосы, угловатые черты лица и узкие глаза.

"Вот у Евдокии с Куприянского села и волос вьется, и в нижнем хвате не в пример широка. Не то, что степнячка! Ни грудей, ни ухвата нижнего..."

В этот момент степнячка открыла глаза и чему-то улыбнулась.

– Ложись со мной рядом! – с загадочной улыбкой произнесла она на незнакомом языке и повернулась на другой бок.

Пест замер, глядя на угловатые плечи степнячки, тонкую шею и черные как копоть волосы.

– Кабы знать, что ты там лепечешь, да спать так же сладко и не заботиться ни о чем, – Пест говорил почти шепотом, словно боялся, что степнячка его услышит. – Знаю, не поймешь, но сегодня день поминания предков. Мы сегодня на могиле были у отца, прибирались. Я землю над могилой его руками гладил, и тепло учуял. Время подошло, и он...

Пест умолк и поднял кверху лицо, словно пытался что-то спрятать.

– Сорок дней сегодня, как он со света нашего ушел, и по укладу Единый на сороковой день его к себе прибирает, а тут еще и предков поминовения день, – Пест глубоко вздохнул и уперся головою в стол. Он сложил руки на стол и положил на них голову, продолжая что-то бормотать. – А мы ему на могиле синий цвет с полей высадили, поливали вот. Славно будет к Урожаю, в синем цвету... Поминальный камень клали по канону, со звездой ровняясь...

Пест еще что-то неразборчиво бормотал, а светящийся шар начал потихоньку гаснуть. Молодой ведун засыпал, и вместе с его сознанием гас и свет.

Сон

Пест открыл глаза и увидел обычный деревянный потолок. Этот потолок из полубревен он знал до последней трещинки, царапинки и шероховатости.

Мысль о том, что уже светает, заставляет подскочить в постели и сорваться на улицу, шлепая босыми ногами. Взгляд цепляется за люльку, за голубые рюшки одеялка, за слишком большую скамью, слишком большой стол, за слишком большую дверь в дом. Чтобы дотянуться до ручки, надо встать на носочки, чтобы открыть дверь в сени, приходится навалиться всем плечом.

Вот он на улице, во дворе. Там мокрый по пояс отец надевает рубаху на парящее тело. На дворе зябко, но босые ноги отчего-то не чувствуют холода.

– Папко... а меня? Меня-то забыл! – говорит, словно не свой, писклявый голос.

– Нельзя тебе со мной! – резко отвечает отец и, подпоясавшись, разворачивается к подъехавшей телеге с мужиками. – Не твое это дело!

Пест поначалу бежит за отцом, который выглядит непривычно большим, продолжает просить:

– Папко, возьми, возьми с собой! Я не подведу! Вот увидишь!

– Тебе со мной дороги нет! – строго отрезал отец, подойдя к телеге. – Не твое это дело...

– А какое тогда мое?

Пест стоит и смотрит на отца, который сел на задний край телеги. Та дернулась и медленно поехала вперед.

– Воложба мое дело? – спросил Пест удаляющегося отца. Букву "р" он проглотил не специально, просто язык сам не хотел слушаться.

Тот в ответ только хмыкнул, но спустя несколько секунд вздохнул и ответил почти одними губами:

– То тебе виднее...

Телега продолжает ехать, а Пест так и остался стоять у дома, глядя, как уезжает отец. В груди почему-то начинает жать, и из глаз льются слезы. Отчего-то наваливается такая детская обида, что становится невмоготу. Пест давно не чувствовал такой обиды. Чистой, без горького привкуса настоящего горя, по-детски наивной. Он продолжал стоять у колеи и вытирать кулаками слезы, которые лились ручьем, и не мог остановиться...

В ночной тьме землянки ведуна

Пест открыл глаза и обнаружил себя лежащим в той же землянке на полу у того же стола. В нескольких шагах стояла та же печь, рядом та же лавка, та же занавеска на печи, тот же мешок с соломой под головой и...

И черные как тьма волосы под носом. Тепло человеческого тела рядом под одеялом и страстное желание обнять хоть что-нибудь живое.

Юный ведун шмыгнул носом, утер слезы и обхватил степнячку в районе плеч, сильно ее прижав к себе. Та лежала на боку, спиной к Песту, и лица ее видеть он не мог.

Неизвестно, сколько он так пролежал, уткнувшись в волосы Кара'кан, пахнущие лугом, но уснул он с безмятежным выражением лица. Сама же степнячка не спала. С того самого момента, когда Пест открыл глаза. До рассвета она лежала и загадочно улыбалась месяцу, который был виден из меленького окошка.

– У нас одно дело... – раздается шепот степнячки на неизвестном языке в темноте землянки.

Проклятье

Кара'кан сидит на обструганной чурке посреди комнаты и с ехидной улыбкой наблюдает за юным ведуном. Несмотря на поздний час, Пест бегает вокруг нее как ошпаренный. Он уже нарисовал углем вокруг нее несколько кругов из витиеватых символов. Такие символы, соединенные в одну вязь, используются только ведунами.

Пест протягивает ведьме чашу с травяным отваром и та принимает, кивнув.

– Правильно делаешь... – с улыбкой произносит степнячка на своем языке.

– Пей, до конца пей! – Пест рукой показывает, что надо делать.

Степнячка припадает губами к отвару, а ведун рукой подпирает чашу, не давая ей остановиться. Когда отвар выпит, а юная ведьма начинает кашлять, Пест делает пару шагов назад и начинает ритуал.

Ведун закрывает левой рукой правый глаз и громким шепотом начинает шептать:

– Земле не содрогнуться, ветру не задуть, пламени не сжечь, а воде не утопить... – как только юноша зашептал, степнячка умолкает и выпрямляется. Белки глаз заволокло тьмой, длинные волосы зашевелились и встали дыбом. Со стороны могло показаться, что с пола в потолок, в аккурат из-под ведьмы, дует сильный ветер. – ...Как небо пред светила сном, как рассвет перед звезды дорогой...

Пест продолжает говорить традиционные слова, а левым глазом наблюдает, как над головой юной ведьмы проявляется корона проклятья. Она состоит из переплетения множества тонких ростков и настолько огромна, что верхние края скрываются в потолке.

От такого зрелища юный ведун запнулся на полуслове, и тут же все исчезает. Исчезает сотканная из множества темных нитей корона, исчезает поток воздуха, колыхавший волосы ведьмы, и исчезла тьма, застилавшая глаза.

– Вот тебе и проклятье... – произносит Пест, подхватывая Кара'кан на руки. Девушка начала заваливаться на спину и поначалу даже не дышала. Но спустя несколько секунд юноша слышит мирное сопение здорового сна.

Спустя пару часов, как только расступились облака в ночном небе, окрестности освещает полумесяц. Именно в этот момент глаза степнячки открываются. Она садится на лавке, куда ее положил Пест, и глаза сразу же находят маленькое окошко. В этом окошке она видит краешек светящегося полумесяца.

– Я рада, что могу тебя видеть, – шепчут губы степнячки незнакомые слова. Она начинает скользить взглядом по землянке, пока не находит Песта. Тот опять уснул, сидя за столом. Комнату уже давно не освещает магический огонек. Пест создавал его, как сгустились сумерки.

Ведьма с улыбкой хмыкает и направляется к Песту, ступая по грубым доскам пола босыми ногами. Она аккуратно укладывает его на пол. Дойдя до печи, она на ней роется, а спустя несколько минут руки нащупывают одеяло.

Молодая ведьма ложится рядом с Пестом, прижавшись к нему спиной. Почти до самого рассвета она разглядывает полумесяц в ночном небе и прижимается телом к ведуну.

Глава 7. Спустя месяц.

Небо озарялось светом, разгоняя ночные сумерки, и окружающий село Ведичей лес приветствовал его каждым листиком и иголкой. Каждый листок красовался, как мог: кто, как нарочно, сверкал россыпью блестящих бусинок росы, кто под дуновением ветра пускался в пляс, а кто надменно развернулся к восходящему светилу, словно солдат, приветствующий командира стойкой "смирно". Птицы же, словно трубачи на празднестве, подпевали, голося порой в надрыве, встречая главного гостя. Солнце.

В селе Ведичей рассвет тоже встречали. Встречали петухи, надрывая горло в крике, встречали псы, гавкая то ли под стать другим, то ли на неведомого "чужого", встречали обыватели, начавшие свои дела с уходом сумерек. Каждый прекрасно знал, что успеет ровно столько, сколько на небе будет находиться светило. Поэтому каждый старался успеть как можно больше.

В этой суете на лавке в тени от дома старосты сидят Пест в походной одежде и заплечным мешком, сам староста с узлом из пестрого платка и Дым, брат юного ведуна. На проводы Песта явился и Лукаша, но на лавку он не залез. Он взволнованно ходит вдоль лавки туда и обратно, сложив руки за спиной. Периодически останавливается и придумывает новый повод для Песта, чтобы тот хоть чуть-чуть задержался.

– А пригляд? Руки-то в дозор сделали? – снова выдал Лукаша, остановившись на полпути. – А ежели вражина вновь сунется?

– Навес птичий на жерди стоит в каждом селе. Под навесом тем колокол малый висит, Дорожичами отлитый. Ежели враг к селу пойдет, то птица из лесу прилетит и за веревку в колоколе дернет, – начал свое объяснение Дым. – А там уж знак, что люд со злым умыслом к селу идет. Тогда вои села встанут.

– Так будет, только ежели хозяин Лесной с мороком не справится и лихих к селу подпустит, – важно кивнул молодой ведун.

– А урожай? Урожай как убирать будем?

Дым начал размеренно пересказывать то, что и так знали все в селе.

– Десяток отроков и мастеровых трое с Куприян пришли. Уже новые амбары колотят и старые латают, – староста угрюмо смотрел куда-то вдаль и не обращал внимания на суету хозяина Полей. – Воржские рыбаки пяток мужиков прислали под урожай и отроков десяток. Дорожичи вот мужиков не дали, но прислали отроков полтора десятка. Прокорм наш, работа ихня. Доля с урожая всем будет.

Лукаша остановился, руки снимают шапку, а полные скорби глаза смотрят на Песта.

– Может, ну его, это мажье ученье? И так дел невпроворот, куда без тебя?

– Знаешь ведь, – хмыкает Пест. – Нельзя от учебы отказаться. Я и толики не знаю от того, что магу положено.

Пест глубоко вздыхает, собираясь с силами.

– Душа у меня не лежит в город возвращаться. Люд там гнилой, как собаки живут, для себя выгоду ищут. Кроме порта и не видел, чтобы с добрым словом за так подошел кто. Тошно в глаза смотреть таким, но знание лишним не будет, – Пест перебирает завязки заплечного мешка, склонив голову. – А я перетерплю, коли надо будет. Мы люд не гордый, а знания те в роду жить нашем будут.

– Род-то... – начал было староста, но его перебил Дым.

– А род, если Песта кровью не продолжится, то чужой, лишь бы дар был.

– Так оно, – Пест поднялся, расправил плечи и принял из рук старосты узелок. – Пойду я, в Вивеке уж ворота отворили...

– А ведьма? – вскинулся староста.

– Уходит она, как солнце всходит, а как садиться, так возвращается. И всегда со мной рядом является, как привязанная, – Пест рассказывает с какой-то странной ухмылкой.

– Люб ты ей... – еле слышно произносит староста.

– Чего? – не расслышал Пест.

– Ступай, говорю! – староста встает и хлопает по плечу ведуна.

Пест задумчиво переводит взгляд со старосты на Дыма. Староста одобрительно кивает, а Дым поднимается и с улыбкой обнимает брата. Пест с улыбкой подмигивает ему и подпрыгивает на месте. В момент, когда ноги должны были коснуться земли, Пест проваливается в собственную тень.

Когда он оказывается в полустихии Тени, его привычно встречают два огромных глаза с вертикальным зрачком. Голос грохочет:

– Давно тебя не было!

– Дела, хозяин Тени, дела, – Пест разворачивает пестрый сверток с медовым хлебом. – Я тут хлеба тебе напек медового.

Глаза хозяина Тени начинают щуриться, а под ними из мрака проявляется улыбка.

– Просто так тут не ходят...

– А я мимоходом, мне до Вивека надо. В Академию мажескую.

– В городе ворожбы много. За городом оставим. Там, где спал ты, под деревом.

Пест положил под ноги сверток и с ухмылкой хотел спросить, откуда хозяин Тени знает, но... 

***

Пест поднимает глаза, а перед ним вырастают стены и ворота города Вивека. Сейчас они кажутся все такими же огромными и нерушимыми, как в первый раз. Только теперь они не такие страшные, не пугают своим величием.

Ведун поднял голову и обнаружил, что стоит в тени того самого дерева, в корнях которого когда-то спал.

– Ишь ты! Откуда только прознали, – улыбка растягивает губы, а ноги сами ведут в сторону дороги.

Пест идет не торопясь. На спине висит раздувшийся мешок, в который каждый сельчанин старался что-то засунуть. Даже младшая сестра сунула пару мелких колобков с медом. На плече висели сапоги, перетянутые шнурком для удобства.

Одет юный ведун в обычную холщовую рубаху, такие же штаны и лыковые лапти. Сапоги старался беречь, с точки зрения Песта – вещь очень дорогая и статусная. В деревне были в единственном экземпляре.

Парень вышел на дорогу и пошел неспешно к городу. С полчаса ему никто не попадался по пути, а потом показались одинокие кривые телеги сельчан, что-то везущих в город. Хоть небо и было ясным, без единого облачка, настроение Песта оставляло желать лучшего. Возвращаться в Академию магии очень не хотелось. Успокаивал себя мыслью о том, что первую неделю ему будет некогда думать об этом из-за работы у портовых. Первую неделю решил посвятить делам портового люда и твердо вознамерился перед Ратмиром не появляться.

Монета, чтобы заплатить за постой, еще осталась, старик-хозяин не обещал придержать каморку, и Пест решил перебиться портовой комнатой.

Ноги мерно перебирали дорогу, голова кивала в знак приветствия проезжим сельчанам, губы шевелились, произнося приветствия, а глаз цеплялся за то, чего раньше не замечал. "Поле у стен огромное, такое не засеешь, ветром выдует. А трава везде ровная, в полколена. Значит, косили? А почему здесь? Скота в городе, окромя лошадей, нет. Куда столько?"

За этими странными мыслями юноша не замечает, как доходит до ворот. Те же самые ворота "в аккурат под две телеги", и с виду те же охранники, что его встречали в прошлом году. Пест встал у ворот и хотел уже обратиться к стражнику, но тот сам крикнул ему:

– Нищебродов не пускаем!

– Дня доброго вам, вои, – не смутился Пест.

Юноша присаживается на одно колено и принимается копаться в мешке. Из него он достает мантию магической академии города Вивека. С эмблемами и в полагающейся расцветке. На мантии красуется точный повтор татуировок на груди Песта. Они свидетельствуют о полученном праве называться боевым магом 3-его ранга и артефактором первого.

Пест надевает мантию и спокойно шагает внутрь ворот. Его останавливает один из охранников:

– Это не прихоть. Порядок таков! – с этими словами он водит над Пестом какой-то палкой. Поисковый артефакт никак не сработал и не подал признаков жизни. Стражник подозрительно смотрит на юношу и произносит: – Ты грудь-то покажи...

Пест расстегивает мантию и оголяет грудь с татуировками. Тут же стражник тыкает в татуировку артефактом. Татуировка начинает светиться. Знаки, подтверждающие ранг боевой магии, наливаются ярким красным цветом, а знаки артефакторики пурпурным. Стражник кивает и выдает скупую фразу: "Простите, порядки такие".

Пест проходит ворота и сразу же направляется в портовый район. Его провожают три пары глаз. Таких молодых магов, да еще в лаптях и с сапогами на плече, они не видели. 

***

Пест шел по грязной портовой улице. Люди его встречали по-разному. Некоторые провожали подозрительным взглядом, некоторые кивали, а те, кого он когда-то лечил, подходили, говоря: "Доброго дня, Серебрушка". От такого внимания юноша постоянно ежится, взгляд держит у земли, словно виноват в чем-то.

– Зря грустите, юноша! – слышит он справа вместо "Доброго дня, Серебрушка ".

Взгляд поднимается, и он видит именно того человека, который когда-то попросил о помощи, выйдя из ночной тьмы у единственного фонаря в портовом районе. Лицо без особых примет, такого увидишь на улице и не вспомнишь. Кисти рук черные, словно перчатки из кожи, но при пристальном рассмотрении можно понять, что это сплошная татуировка. Одежда невзрачная: серая свободная рубаха, темные штаны и обычные сандалии из кожаных полосок на деревянной подошве.

– Доброго дня, – отвечает Пест, разглядев собеседника. – На меня так никогда не смотрели, и это...

– Пугающе? Да, я бы тоже глубоко задумался, если бы меня ждали столько людей, – мужчина делает широкий жест в сторону ближайшего дома. – Мы приглашаем вас передохнуть с дороги...

– Спасибо, мне бы... – попытался вставить Пест, но мужчина уже подхватил его под руку и повел в сторону.

– Мы настаиваем! Благодаря вам многие пережили ваше отсутствие! Каламбур, зато правда!

– Коло...? – нахмурился Пест, уже особо и не сопротивляясь.

– Каламбур, шутка, игра слов! – принимается пояснять мужчина.

– Вы не из благородных случаем? – прерывает его юноша, поглядывая с опаской.

– Нет, я всего лишь умею читать, – шепчет мужчина и раскрывает рукой дверь в двухэтажный дом.

В большой комнате стоит пара огромных кресел. Посередине стол, на котором разместились несколько чайников вычурной формы. По соседству стоят тарелочки с обычными для сведущего в южной кухне блюдами. В них можно было отыскать и рахат-лукум, и голубую пастилу, от которой пахло морем, и розовый южный зефир, испускающий дурман аромата вишни, и самую дорогую халву, которую считали в золоте. Расчет был безумным! 2 части золота против одной части халвы! На блюдце же лежал кусочек халвы размером с детскую ладошку.

– Присаживайтесь и угощайтесь! – пригласил мужчина, и как только Пест присел, принялся разливать по белоснежным чашкам черный густой напиток.

Пест на все поглядывал с нескрываемой опаской. Особенно на черный, как ночь, напиток. Пах тот необычно, но не более того. Охранник, что стоял у дверей, посматривал на Песта с завистью. Казалось, что он водит носом, ловя запахи.

– А воды нет? – спросил Пест, опасливо заглядывая в чашку. Нос щекотали непривычные запахи блюд на столе. С одной стороны манящие, но с другой отпугивающие своей новизной, непривычностью.

– Вы думаете, я решил вас отравить? – смеется мужчина.

– Нет, я не использую незнакомых зелий.

– Тогда, может, чай?

– Спасибо, у меня свой, – Пест начал рыться в заплечном мешке.

– Может, вы хотя бы попробуете? – растерянно спросил мужчина. – Мы достали эти угощения с далекого юга...

– У огнепоклонников? – спросил юноша, достав холщовый сверток.

– Их принято называть "люди песка" или Табаи, но среди них действительно много магов огня, – кивнул мужчина.

Пест недоверчиво взглянул на блюда, чайники, и снова на собеседника.

– С самого юга? Где люд в песках живет и дома из камня городит? – мужчина снова кивнул.

Пест недоверчиво оглядывает блюда и протягивает руку к рахат-лукуму. Вертит в руке кубик и откусывает. Внутри оказался орех. Он прожевывает его и берется за зефир, потом за пастилу, потом пробует черный напиток, морщится, пробует чай и снова морщится. В итоге, перепробовав все, что было на столе, он выдает вердикт:

– Зело сладко огнепоклонники кушают, – хмыкает ведун и добавляет. – Потому у них питье горькое.

Губы мужчины растягиваются в улыбке, но затем смысл слов Песта доходит до него и улыбка сползает, а взгляд обретает некую задумчивость.

– Интересно было попробовать и за угощение спасибо, но не пировать пожаловал, – юноша смотрит в глаза собеседнику. Тот выжидающе молчит, но со вздохом все же произносит:

– Двое наверху, тяжелые. Один дома, на Рыбной улице, с ногами поломанными. С остальным справились сами.

Пест кивает и поднимается. Прежде чем уйти, юный маг достает из свертка медовые колобки, которые приготовила Лита, его сестра. Он протягивает один колобок мужчине с татуированными руками, а второй отдает охраннику на входе. Третий он убирает обратно в свой мешок. Затем молча уходит наверх.

– Вот так Сивый! Мы показали и дали попробовать ему то, о чем мечтает большинство наших мальчишек! А ему слишком сладко! – мужчина вертит в руках колобок из теста. Он подходит к лестнице, грудь поднимается во вздохе, а зубы впиваются в уже не горячий, но еще мягкий и свежий медовый колобок. Челюсти делают одно движение, второе и замирают. Взгляд фокусируется на колобке. – Откуда у него это... это... Что это такое? 

***

– Спасибо, дядя Серебрушка! – девчонка лет шести на вид встала на носочки и поцеловала Песта в щеку. Тут же развернулась и умчалась в приоткрытую дверь. Спустя несколько секунд слышится облегченный вздох за дверью и голосок той же девочки, который что-то тараторит. Еще минуту спустя в дверь входит женщина. По цвету глаз сразу становится понятно, в кого пошла девочка.

– Спасибо вам! – женщина кланяется и протягивает серебряную монету.

– Солнце село, не буди деньги, – Пест кивает на небольшую тумбу, на которой уже лежат четыре серебряные монеты.

Женщина учтиво кивает и аккуратно кладет на тумбу монету. Еще раз кланяется и выходит.

Пест поднимается со вздохом и, едва шевеля ногами, доходит до стола. На нем уже обветренный отварной картофель и соленая рыба, ржаной хлеб и кувшин с квасом. Пест жадно закидывает в рот несколько кусков картофеля и начинает жевать, но замирает от громкого детского крика, по звукам с первого этажа:

– Спасибо, дядя Серебрушка! Когда я вырасту, ты на мне женишься!

Щеки распирает набитый в рот картофель, несмотря на это улыбка так и тянется по уставшему лицу. Изо рта начинает валиться картофель, Пест начинает говорить что-то гневным голосом, от этого картофель из набитого рта валится еще сильнее. В конце концов юный целитель прикрывает рот рукой, но улыбка так и не уходит.

В комнату без стука кто-то входит. Юноша поднимает взгляд и встречается с Ратмиром. Учитель смотрит на него исподлобья одним глазом.

– Я... – пытается открыть рот Пест.

– Завтра утром ты являешься ко мне, – безапелляционно заявляет учитель и выходит.

– Вот тебе и приработок, – со вздохом буркнул Пест.

Следующим утром

Пест стоит перед Ратмиром, опустив взгляд в пол и вжав голову в плечи. Ратмир выговаривается уже минут десять, вновь и вновь возвращаясь к одному и тому же.

– Надо же до такого додуматься. Вместо того, чтобы отчитаться о прибытии и получить задание, мой ученик в порту изображает блаженного посланника Единого.

Ратмир не кричит, он ходит из стороны в сторону и спокойным голосом выражает свое недовольство. Крайнюю его степень выдают только сжатые в кулак руки.

– Я плату брал, – попытался вставить свое слово Пест.

– Серебрушку? Это, по-твоему, достойная плата? – Ратмир глубоко вздохнул, стараясь успокоиться.

– Это законная плата за заработок целительством для ведуна. Права лечить по мажьим законам я не имею, – постарался оправдаться юноша.

– Завтра же ты пойдешь к профессору Цильсу. Пусть он аттестует тебя на максимально возможный ранг.

Вдруг Ратмир резко меняет тему.

– У меня появился новый ученик, а у тебя новый подопечный.

Пест поднял полный удивления взгляд на учителя.

– Подопечный не простой. Маг огромной силы с неконтролируемыми выбросами от ночных кошмаров, – учитель сморщился как от зубной боли. – Рядом с таким находиться опасно... Для обычного мага.

Ратмир смерил взглядом Песта и добавил:

– Но тебе это не повредит.

Пока юный универсал задумчиво прокручивал в голове, чем ему это грозит, учитель продолжал рассказ.

– Как бы нам не хотелось порядка и четкости, но периодически появляются люди с такой силой и такими особенностями, что мы и не знаем, что с ними делать. Иногда они опасны, иногда нет, а иногда мы просто не знаем, чего от них ожидать.

Ратмир подошел к юноше и взял его за плечо.

– Следуй за мной, – коротко приказал учитель и сделал шаг в стену. Второй шаг они сделали по обзорной площадке большого тренировочного зала.

В центре зала был начерчен чем-то белым огромный знак из школы света. Форма больше напоминала треугольник с кругами по углам. В центре рисунка стоял раздетый по пояс юноша.

– Это один из таких, – Ратмир принялся объяснять назначение и историю молодого парня. – У нас он уже 5 лет. Когда мы его обнаружили, то решили, что юноша имеет темный дар, но когда более тщательно начали выяснять – оказалось, что сила не его. Она заемная. Мы исследовали его около года, пока не случился первый прорыв.

Несколько человек в мантиях кафедры демонологии суетились вокруг юноши, расставляя специальные свечи по ключевым точкам.

– Внутри мальчика заключен демон. Весьма и весьма неслабый. Он рвется наружу, но, слава Единому, ему не хватает сил, чтобы вырваться. Поэтому он копит силу до определенного момента и совершает прорыв. После каждого прорыва нам приходится накладывать очередную печать, чтобы удержать демона, – Ратмир бесстрастно наблюдал за тем, как демонологи подожгли свечи, встали по местам и принялись что-то ворожить.

Юноша тем временем зажал мелкую палочку зубами и развел руки в разные стороны. Стали видны две белоснежные татуировки на ладонях. Чем больше наливался силой знак, тем сильнее светились татуировки на ладонях. Кожа на теле начала покрываться ярко-красной чешуей, лицо исказила гримаса боли.

– Казалось бы, зачем сложности? Не проще ли было б убить мальца – и дело с концом, но... – Ратмир вздохнул. – У Дерамонда потрясающий контроль демонической силы, виртуозные плетения и неистовство Преисподней при прорыве...

Учитель ненадолго задумался, словно вспомнил что-то.

– Да, неистовство... Пару дет назад у нас случился пограничный конфликт со свободным графством Лартак. Рыцари графа устроили славную резню в приграничной территории Гвинеи. Тогда мы отправили этого юношу с двумя наблюдателями. Как только они подъехали к землям Лартака – сопровождающие сняли печать с Дерамонда и выпустили демона.

– Не по-людски...

– Графства Лартак больше нет, – оборвал учитель готового возмутиться ученика. Из центра комнаты в это время послышался то ли вой, то ли стон молодого человека. – Мы научились контролировать его силу и превратили его в оружие, но не многие знают, чего нам это стоило. Это наш козырь в военной игре, которая нет-нет, да где-нибудь начинается. Это политика, Пест. Игра, от которой зависят целые государства, миллионы жизней.

– Тот, кто в опеку мне назначен, тоже оружие? – Пест внимательно смотрит на Ратмира, тот в ответ кивает. – А я?

– А ты не запланированное, нестандартное явление, которое не укладывается ни в одну программу обучения, – Ратмир вздыхает и теребит по голове Песта, словно своего собственного сына. – Не волнуйся, я тоже не похож ни на что. Это сложно, но потом и тебе находится дело.

– У меня есть дело, и место у меня есть! – возражает юноша.

– Одно другому не мешает, – хмыкает учитель и добавляет. – Вы будете жить вместе, вместе учиться. Я подобрал дом для вас на Кривой улице. Это не обсуждается!

– Звать-то как подопечного? – неохотно спрашивает Пест.

– Людвиг. 

***

Следующим утром у огромного свитка с записями факультетов и именами стоял, словно нерушимая скала в пучине потока людей, Людвиг. Его глаза пробежались по списку воздушного факультета и, не найдя себя, тут же спустились к списку специализированных курсов. Такой курс был только один. Курс универсальной магии. Слушателей было всего два. Пест Средний и Людвиг Сылестский.

– Здрав будь! – послышалось за спиной, и юноша повернулся. Перед ним стоял Пест. Тот самый мальчишка, что спонсировал почти все его пьянки в прошлом году. Только сейчас он выглядел по-другому. Вроде та же одежда, те же сапоги, тот же потертый старый плащ. Даже штаны те же – знакомая заплатка режет взор. Изменилось лицо, но так, словно Пест постарел. Именно постарел, не возмужал, не стал выглядеть более взрослым, а просто постарел. Седина в волосах – словно глубже, скулы и подбородок острее, и глаза. Совершенно другие глаза. Нет, цвет тот же, но взгляд – как у отца Людвига. Рассудительный, дальновидный, оценивающий…

– Здравствуй. Я тебе денег должен был, – Людвиг опустил взгляд и хмуро произнес. – Я отдам, чуть позже…

Пест молча оглядел старого знакомого и хмыкнул.

– Учитель сказал – у тебя проблемы, а я теперь твой наставник.

– У меня нет проблем, и наставник мне не нужен, – довольно грубо ответил юный маг воздуха.

– И давно у нас маги без проблем в ошейниках Ордена Искупления спят? – Людвиг не ответил и поджал губы. – Пойдем, учитель нашел жилье на Кривой улице. Он решил, что мы там будем жить.

Пест не стал дожидаться ответа или реакции, развернулся и направился прочь из Академии. Людвиг лишь раздраженно дернул щекой, но все же направился вслед за юным ведуном. 

*** 

В ночном городе на улице Кривой, в самом высоком, трехэтажном, доме велся тихий разговор двух магов-студентов.

– Нет, постель достойная, улица тоже не из самых дешевых, но золотой! – пробормотал Людвиг. – Думаешь, потянем?

– А ты не думай, – хмыкнул в ответ Пест. – Потянем, даже если грузчиками в порту ишачить будем или улицы мыть каждую ночь…

– Нет, насчет улиц ты точно перегнул, но работать – согласен, придется, – слышится растянутый и сонный зевок. – Э-э-у-ух-х-х, придется работать по ночам.

– А как твой отец? Он же у тебя…

– Отказался.

Воцарилась заминка. Пест все пытался сообразить, от чего и кто отказался. Спустя минуту, когда юный ведун решил, что Людвиг уснул, он услышал его голос.

– Я от него отказался. Я с факультетом определился, если… если получится все, то я в боевые маги податься хочу, на службу в армию.

Пест сел в кровати, грудь взметнулась во вздохе, а с губ чуть не сорвалась обвинительная тирада. Мальчишка не стал бы ведуном, если бы не чувство слова. Именно того слова, которое следует сказать именно сейчас, или именно сейчас говорить не стоит. Ощущение, что обвинять или поддерживать «подопечного» не стоит, было очень точным. Вместо обвинительных тирад юный ведун произнес:

– В береговой патруль, на северное побережье?

– Да.

Пест умолк и плюхнулся на кровать. Сложив руки за головой, он принялся размышлять вслух.

– Если ты решил в боевые маги податься, то тебе надо контролю учиться. Ты малой силой обходиться не умеешь. Жди первое задание от Ратмира – контроль. Причем малый. Чем меньше контроль, тем сильнее будешь. Я видал, как маг огня на арене защиту «каменный панцирь» вскрыл одним огненным копьем. Там такой контроль был, что копье это светилось как солнце, глаза резало, и лицу жарко было. Мне Ратмир рассказал, что в копье том силы было самую малость. Только чтобы вязь «копья» сформировать. А вот контроля в том копье было столько, что сжал ее маг огненный до толщины волоса. Вот в этом сила, в контроле заклинаний первого круга! А ты? У тебя воздушный кулак не окно в доме выбивает, а все окна вместе с крышею. Вот если бы ты шторм ворожил, на который силы в нашей Академии не хватит ни у кого, да еще и чтобы ты контролировал его, как тот маг – копье...

Тут Пест молчит пару секунд, представляя картину с таким страшным заклинанием.

– Тогда может и так случится, что не станет островов Северных…

В комнате воцарилась тишина.

– Ты чего умолк? Спишь? – спрашивает Пест, рассматривая потолок в наступившей тьме.

В ответ – тишина. Молодой маг-универсал начинает крутиться в постели и не может уснуть. Чего-то не хватает. Снова поворот на другой бок в обнимку с подушкой.

Вконец переворошив постель, Пест встает и шлепает босыми ногами к окну. Там его встречает полная луна и редкие полоски облаков. Их контуры словно подсвечены ночным светилом. Крыши соседних домов освещает ровно настолько, что видны контуры. Он так стоит несколько минут. Слишком уж завораживающий пейзаж открывается перед ним.

Кара’кан наблюдет за этим молча, провожая Песта одними глазами. Она начинает медленно к нему идти. Сил, чтобы находиться далеко, не осталось, но страх сковывает душу. Наступает аккуратно, чтобы, не дай Тьма, не выдать истинный облик.

– Прости, я украла твой сон, – произносит дрожащими губами ведьма на неизвестном языке. – Я хотела тебе показать эту красоту.

– Явилась, – сухо отвечает Пест. – Уж начал думать, может, случилось чего?

– Я тоже счастлива тебя увидеть, – с улыбкой произносит ведьма на своем языке.

– Вот бы знать, что ты там бормочешь, – произносит со вздохом юноша. Его взор не отпускает полную луну.

Кара’кан подходит вплотную к ведуну, и лоб утыкается в голую спину между лопаток. Ее ладони нежно скользят по спине, бокам и животу, смыкаясь в захват на груди. Она прижимается всем телом к Песту.

– Ты чего? – лицо изображает удивление. – Голой по Тьме шастаешь?

Пест пытается повернуться, но Кара’кан прижимается еще сильнее.

– Нет, не надо! – слышится ее шипящий голос.

Пест резко останавливается и смотрит на руки, которые его обнимают. Руки Кара’кан покрыты мелкой чешуей, на пальцах огромные когти. Гладила она его ладонью, чтобы не оцарапать когтем.

– Так ты еще и оборотень, – задумчиво констатирует Пест. – А с чешуей да когтями в оборотнях только змеи.

Кара’кан молча кивает. С минуту Пест молчит и пытается вспомнить все, что ему рассказывали про оборотней-змей.

– И так каждый раз, когда луна полная на небосводе?

В ответ степнячка кивает. По спине скользит холодная капля, за ней еще одна.

– И приходишь ты каждую ночь, чтобы погреться? Так? – в этот раз ведьма кивает и тут же мотает головой. Пест с огорчением вздыхает. – Чего же ты ко мне привязалась?

– Ты моя судьба, – со всхлипами отвечает.

– Хорошо, хоть ты меня понимаешь. Значит, это проклятье на тебе такое. Ты меня понимаешь, а я тебя нет, – совсем еще юная ведьма снова кивает и всхлипывает. – Не реви! Пойдем, согреешься, у меня перина вместо одеяла. Страсть какая теплая!

Пест, не оборачиваясь и не глядя на ведьму, расцепляет ее захват. Он тянет ее к своей кровати, а свободная рука приоткрывает одеяло.

– Видишь, какое толстое? Там тепло! – Пест оборачивается к ведьме, но той уже нет на том месте. Рука держит воздух. За другую руку его что-то хватает и тянет к кровати. Это Кара’кан мгновенно проскользнула в кровать так, что Пест даже ее не заметил. И это именно она тянула его к себе.

Пест не сопротивляется и ныряет под перину.

Спустя несколько секунд из-под перины показывается лицо Песта. Дышать под периной оказалось нечем. Он ложится спиной к Кара’кан, и та просто прижимается к нему всем телом.

Тем же утром подъем в комнате устраивает Людвиг. В полнейшей тишине сначала слышится шумное дыхание, затем взлетает одеяло, а уже потом юный маг вскакивает с кровати. Он мгновенно прижимается спиной к стене и огромными перепуганными глазами шарит по сторонам.

Проходит несколько секунд, и молодой парень начинает успокаиваться. Он шепчет себе под нос: "Сон, просто сон", и дыхание постепенно выравнивается. Он вытирает лицо рубахой, хотя она и так мокрая от пота и слез.

В этот момент из-под перины на кровати Песта показывается лицо степнячки. Она разглядывает Людвига.

– Ты кто? – Людвиг озабоченно начинает оглядываться по комнате в поисках своей шпаги. 

Кафедра магии жизни и целительства

– Ну, молодой человек, что же вас привело ко мне? – профессор Цильс был обычным старичком ростом по плечо Песту. Белоснежная мантия целителя хорошо сочеталась с такой же белоснежной бородой. Испещренное морщинами лицо было довольно приятным, а огромная лысина на голове скорее дополняла образ "доброго старикашки", чем его портила.

– Люд в портовом районе лечил, а учитель мой, Ратмир, за тем делом меня застал.

– Что же в этом такого?

– Я за лечение-то брал серебрушку.

– Ах, вот в чем дело! – улыбнулся старичок. – Вам, юноша, надо запомнить одну вещь. Если вы будете брать за лечение мало, то ваши пациенты перестанут беспокоиться о своем здоровье. Ты им говоришь, что соленого и копченого есть нельзя, они кивают, соглашаются, а через неделю они снова у тебя. Это ведь не дорого! А потом они запускают себя так, что никаких денег не хватит, да и магия бессильна. Своей ценой за услуги вы провоцируете безответственное отношение к здоровью!

– А я ранга по целительству не имею, и лечил как ведун, – прервал отповедь Пест.

– Вот оно как... – задумчиво протянул профессор. – Опять не вижу проблемы.

– Мой учитель отправил меня к вам, чтобы я получил у вас максимальный ранг целительства и лечил как квалифицированный маг, а не как деревенский ведун.

– Ах, вот оно что! Логичное решение, но есть пара нюансов.

Первый – после того, как вы получите ранг по целительству, вас могут призвать на время эпидемии в любой уголок страны. Явление у нас не частое, но тем не менее. Надо иметь это в виду. Отказ от призыва может повлечь самые серьезные проблемы.

Второй – чтобы получить ранг в магии исцеления, надо уметь лечить с помощью магии. Ведовские притирки и заговоры не пройдут. Ранг в магии исцеления дается за сноровку, знания и умение манипулировать магией в пределах чужого тела. По результату я не оцениваю.

Ну, и третий нюанс. Никаких поблажек, юноша. Ни на возраст, ни на основную направленность!

– Я готов! – твердо заявил Пест.

– Тогда давайте мы с вами поговорим о том, как вы лечили в портовом районе, чтобы нам не терять зря времени и не проводить ненужных экзаменов.

Пест немного замялся и начал рассказывать с того момента, как он познакомился с Мастером. Как лечил гнойные раны и собирал кости, как не хватало силы для полного исцеления, и приходилось есть прямо во время лечения. Про камни-накопители Пест тогда еще не задумывался. Потом рассказывал о переломах, открытых и закрытых, о лишних пальцах, новых хрусталиках, и привел еще кучу примеров, как ему приходилось лечить самые разнообразные болезни. Пришлось рассказать даже о парочке проклятий, которые удалось снять.

И дело не в том, что Пест был особенным или старался найти разнообразную работу. Все было гораздо проще. Пест был единственный целитель в порту.

– По вашим рассказам я могу судить, что вы довольно полно ознакомились с трудами Фауста Равновесного, – задумчиво пробормотал старичок. – По правде, его техникой на должном уровне владеет едва пара человек в нашей Академии, но, выслушав вас, я запишу в этот список и ваше имя, по крайней мере, как теоретика. Чтобы полноценно использовать эту технику, необходимо свободно владеть, по крайней мере, пятью стихиями.

– Я обучаюсь по программе "Универсал".

– Вот как? Тогда это многое объясняет, – старичок пожевал губами и добавил. – Но, несмотря на это, за красивые глаза я вам ранг не поставлю. Я вас приглашаю в студенческий госпиталь, где мы и выясним ваш уровень владения данной техникой.

Спустя несколько часов профессор Цильс наблюдал за Пестом, который на его глазах зарастил гнойную рану с минимальным расходом сил и участием 3 стихий, срастил перелом, используя для снятия боли какую-то настойку, и восстановил зрение дряхлому старику. С камнями-накопителями и дармовой силой Пест не церемонился и справлялся очень быстро.

– Вы меня удивили, молодой человек! – пожевывая губами, обратился Цильс к юноше. – Я не ожидал от вас таких результатов!

Пест слабо соображал после стольких переливаний сил из накопителей. Он слегка покачивался от головокружения, хотя былой слабости и не ощущал.

– На какой ранг вы собирались претендовать? – спрашивает старичок. – Я бы вам предложил седьмой, но это будет... неэтично. Люди зарабатывают этот ранг годами, и к вашему статусу возникнет много вопросов. Без ущерба для вас и без дальнейших наших встреч я готов предложить вам пятый ранг. Для мага-универсала этого более чем достаточно, для целителя-самоучки тоже.

Пест слабо кивнул, даже не понимая, о чем его спрашивают. Начала подкатывать тошнота.

– Хорошо, я отдам распоряжение в Уставной отдел. Если же у вас возникнет желание повысить ранг, то я, в составе коллегии магов жизни нашего университета, готов вас проэкзаменовать еще раз. Без коллегии повысить вам ранг я, увы, не смогу.

Профессор еще что-то бормотал, но юноша его уже не слушал. Он изо всех сил боролся с позывами рвоты и, не спросив разрешения, начал движение в сторону уборной, держась за стену.

Вокруг тут же кто-то засуетился, начали бегать студенты в белых мантиях, подхватили чьи-то руки и в голове отчетливо прозвучал голос профессора Цельса:

– Старый дурак, забыл, какой у мальчика запас сил…

Как бы дождик нам позвать

В личной комнате Ратмира царит тишина. Хозяин сидит в мягком кресле, руки держат горячую чашу темного напитка, а нога покачивается, будучи закинутой на другую ногу. Взгляд уперся в двух юных магов, что стоят перед ним.

– Так, пока я буду занят, вам двоим задание, – Ратмир перевел взгляд с Песта на Людвига. – Меня не будет около двух недель. За это время вы поступаете в распоряжение профессора Имангуса.

Ни Пест, ни Людвиг никак не отреагировали.

– Профессор Имангус является единственным специалистом по погодной магии в нашей Академии, – сразу после этих слов брови Песта поползли вверх, а лицо Людвига изобразило печальную мину. – До того, как я вернусь, вы занимаетесь с ним.

– Может... – хотел что-то сказать Людвиг, но его оборвал Ратмир.

– Не может. С тебя, Людвиг, еще и задания по контролю. К моему возвращению ты должен уметь держать в воздухе пудовый камень, – Людвиг предусмотрительно закрыл рот, не желая нарваться на еще одно задание. Ратмир перевел взгляд на Песта. – И потише в комнате. Мне начинает надоедать слушать о разрушениях на Кривой улице.

Оба юноши начинают прятать взгляд.

– Профессора Имангуса сможете найти на воздушном факультете. Больше не задерживаю, – юноши уже развернулись к выходу, но перед дверью Песта остановил вопрос. – Черт еще с тобой?

Пест кивнул и вышел вслед за Людвигом, а Ратмир довольно громко произнес:

– Ну, Черт. Выходи, поговорим, – ухмылка растянула губы на его лице, а в комнате начали проступать очертания Черта.

Чем сильнее проступали черты, тем быстрее спадала ухмылка с лица наставника. Сначала проявились три глаза, затем очертания крупного тела с мощными лапами и когтями, а потом и сама морда. Улыбки на лице Черта не было. В него уставился осмысленный взгляд трех глаз.

– Боишься? – спросил Черт, придвинув морду к Ратмиру.

– Высший демон, разгуливающий в нашем мире, – задумчиво произнес и начал барабанить пальцами по подлокотникам Ратмир. – Рассказывать, я так понимаю, ты мне ничего не собираешься?

– Отчего же, собираюсь! – Черт начал проворачивать голову против часовой стрелки. Пока он рассказывал, она умудрилась сделать два оборота. – Пест узнал свой рок, свое проклятье силы. Он никогда никого не убьет. Отец умер у него на руках, его убили воины из соседнего города Ультака. Состоялось сражение, в котором Пест привлек умерших предков. Без некромантии.

Ратмир начал хмуриться и недоверчиво поглядывать на демона.

– Он разработал систему оповещения на случай, если к его селам будут приближаться враги. С домовым Лукашей они научились так насыщать поля, что урожай девать некуда.

– Настолько большой?

– Настолько, что его негде хранить. А еще с ним ведьма.

– Какая ведьма?

– Я не знаю, – пожал плечами Черт. – Я с ней не разговариваю и стараюсь при ней не появляться. Мне тяжело с ней рядом находиться.

– А...

– Нет. Про Дакрита я рассказывать не буду.

– Может...

– Я большего тебе не скажу, – отрезал в итоге Черт.

– Я могу тебя заставить!

– Не можешь, – Черт оголяет зубы улыбкой. – Меня уже никто не сможет заставить...

От этой фразы Ратмир напрягается, руки впиваются в подлокотники, а взгляд еще пристальнее смотрит в третий глаз Черта. Тот, что возвышается над остальными, на лбу. Рука тянется к сросшемуся веку, которое скрывает глаз высшего демона. Как только он прикасается к веку, кожа, испустив капельку крови, расходится, и вместо глаза Ратмиру открывается черный шар с яркой пентаграммой.

– Даже сам Князь, – спокойно выдержав взгляд, произносит Черт и начинает растворяться в воздухе.

Глава 8. Кому принадлежит твоя родина?

Вопреки ожиданиям многих, комната, отведенная такой неоднозначной специализации, как «Погодная магия», больше похожа на маленькую библиотеку. Стол у стены, буквально на три персоны, огромный металлический прямоугольник на стене, покрытый краской, да несколько стульев. Вот почти все убранство комнаты. Все остальное пространство довольно большой комнаты занимают стеллажи с книгами, свертками, отдельными листами, свитками и т.п.

У стены на стульях сидят оба наших мага. Перед ними, у прямоугольного листа металла на стене, стоит довольно высокий мужчина.

– Вы понимаете? Вся суть магии погоды сводится к тому, что вы ставите определенное количество маяков, направленных в определенную сторону. Естественно, что все эти маяки должны учитывать и климатическую составляющую местности. Притащить ливень в пустыню будет очень затруднительно, но и это возможно. Необходимо просто пригнать несколько тысяч специалистов по погодной магии в пустыню и заставить их несколько лет работать не покладая рук, – мужчина был выбрит начисто, имел уложенную прическу и чистую наглаженную мантию.

– Выходит, чем сильней маяк, тем лучше он меняет погоду? – спрашивает Людвиг.

– А вот и нет! – грозит пальцем мужчина, поглядывая с прищуром. – Тут важно не количество силы, которое вы впихнули в маяк, а именно количество маяков и правильный подход! Вот вам пример морских дождей. Вы должны сразу запомнить раз и навсегда: чтобы создать дождь, нужна вода. Я имею в виду реки, озера, моря... Моря в этом плане идеальны. Чем больше поверхность воды, тем легче. Второе, что надо запомнить навсегда: температура! Чем выше температура, тем проще создать дождевое облако.

Профессор оглядывается в поисках мелка, взгляд его находит, и руки мгновенно начинают чертить на доске.

– Так, а теперь смотрите! Вот тут у нас будет берег, тут будет море, а воооот тут будете вы. Вам нужен дождь! Э-э-э... Неважно зачем, но вам нужен дождь! Что мы делаем? Мы создаем маяк, который принудительно будет собирать испарения с поверхности моря и притягивать их в нужную для нас точку. Если мы с вами будем делать все напрямую, то мы не получим ничего! Почему? Потому, что у моря свои особенности! Если море у нас южное, то летом ветер дует с моря на сушу и сам вам помогает собрать необходимую влагу. Если же зима, то наоборот, ветер всеми силами будет дуть со стороны суши в море, чем немало вам осложнит задачу. Теперь примем во внимание потери влаги, если вы находитесь далеко от моря, сложный рельеф, а тут еще горы, тут чужие маяки, которым тоже нужна влага, и мы получим... Довольно объемную формулу.

Профессор уставился на формулу длиною во всю доску, имеющую четыре этажа.

– Наверное, именно из-за этих формул у нас погодники перевелись, – Людвиг сказал тихо, но профессор Имангус его прекрасно расслышал.

– И в этом виноваты вы! – его крючковатый палец указал на юношей. – Это именно вы воротите нос от понятий высшей математики и алгебры! Цифры – это скучно, цифры – это моветон... Едва больше трех человек на всю Гвинею могут просчитать эллиптоид траектории движения воздушных масс над горным хребтом для маяка!

Профессор начал стирать рисунки на доске и продолжал бурчать о "мельчающем поколении" и "невежестве молодежи". Когда он почти стер с доски все рисунки, вопрос задает Пест:

– А как же сказания о том, что великие маги вскидывали над головой посохи, и с неба шел дождь?

– Сказки, – буркнул в ответ Имангус. – Даже если мы предположим, что это могло произойти, то вывод отсюда такой: маг засунул в пространственный карман воду объемом с приличное озеро, или он телепортировал эту же воду из какого-либо водоема. Причем, скорее всего, он этот водоем опустошил...

– А как же...

– Я так понимаю, что вы оба рангов в магии воды не имеете? – в ответ – синхронный кивок. – Тогда для начала запомните на всю жизнь: вода, как и другая материя, не может взяться из ниоткуда. Все манипуляции магов воды, когда жидкость появляется из воздуха... не более чем фокус. Вокруг нас всегда в воздухе есть вода. В виде пара она все время нас окружает. Именно этот пар и конденсируют маги. Понятно?

Снова синхронный кивок.

– Я не совсем понимаю, зачем ваш учитель прислал вас ко мне. Специализация у вас, насколько я знаю, боевая...

– А если мы решим устроить шторм?

– Если у вас от такого заклинания не развяжется пупок, то вас ему обучат на боевой кафедре воздуха. Пока же я предлагаю вам выучить парочку прямых маяков и попробовать приманивать облака, проходящие мимо. Безобидное и довольно забавное занятие! Вам, я думаю, хватит.

Профессор стянул с одного из стеллажей пару книг в мягком переплете и протянул их юношам.

– Здесь основы основ. Если заинтересуетесь более подробно, обращайтесь. А пока вы должны научиться ставить малый прямой маяк. Конфигурация заклинания на тридцать седьмой странице. 

***

– Нет, с одной стороны это хорошо! Никаких тебе лекций, можно поспать, но... – Людвиг еще раз обводит взглядом свой рисунок на земле, проверяет положение основных знаков и вздыхает. – Иламаен... нэс...

Посередине рисунка вспыхнуло яркое белое облако и тут же исчезло. Так же, как и проплывающее мимо облако.

– Да что же такое! – Людвиг сжимает кулаки. Он оборачивается к Песту и обнаруживает улыбку.

– Ты встал не с той стороны от рисунка, – отвечает ему юный ведун. Он показывает ему страницу, где изображен рисунок с символами. Для произносящего заклинание отыскался отдельный символ.

– Я тут уже час занимаюсь идиотизмом, а ты не мог сказать? – спрашивает Людвиг, сжимая зубы.

– Ты полчаса занимаешься идиотизмом – и не смог заглянуть в книгу? – спокойно отвечает Пест. Он захлопывает свою книгу и поднимается. – Я есть хочу, пойдем.

Людвиг отворачивается. От злости его глаза начинают наливаться голубым цветом. Спустя вдох его глаза становятся небесного цвета. Целиком. Он встает на положенное место и сквозь зубы произносит: "Иламаен – нэс!"

Посередине снова вспыхивает, но теперь это четкий ровный овал. Вспыхивает так ярко, что Пест прикрывает рукой лицо. Облако, которое продолжало нахально плыть по небу, и не подумало сдвинуться, продолжая беспардонно игнорировать Людвига.

– Пойдем, горе-погодник, – зовет Людвига Пест. – Сегодня у Марты лапшу в говяжьем бульоне дают...

Пест поднялся с травы и направился в сторону города. Людвиг глубоко вздохнул, глаза вернули первоначальный цвет, а ноги пошли вслед за ведуном.

– Где я ошибся?

– Все так ты сделал. Не было ошибки...

– Тогда почему?

– Может быть, потому, что ты влил в нее столько силы, что заклинание развалилось? 

***

Далеко на севере, там, где снег до горизонта и ветер умеет свистеть в ухо, живет народ с узкими глазами. Они одеваются в шкуры и живут тем, что разводят огромные стада оленей.

У огня в большой юрте сидел старик. Он был закутан в очень толстую шубу с капюшоном. Виднелись только испещренное морщинами лицо и кисти рук. Глаза были с узким разрезом, как у степняков. Было непонятно, щурится старик или закрыл глаза и спит, но плечи вздрогнули, когда услышал встревоженные голоса на улице. Он подхватил бубен, с которого свисали костяшки, и торопливо вышел на улицу.

Там его взору предстает странная картина. Его соплеменники указывают куда-то за его спину. То один, то другой произносит: "Бегущее облако!" Старик оборачивается и видит облака, одно за другим бегущие с юга. Они двигаются против течения остальных. Все они двигаются с юга на север, словно их кто-то зачаровал. Старик разворачивается в другую сторону и видит, что из-за горизонта на них несется темная полоса.

Эта темная стена несется на людей по небосводу как неумолимая лавина, приближаясь на глазах. Стена сплошная, конца и края ее не видно. В глубине стены мелькают молнии, и до них начинает доноситься гром. Глаза старика в испуге открываются так сильно, как никогда прежде.

Шаман бросается в юрту и выхватывает два мешочка из-за пазухи. Из первого он достает щепотку трав и бросает ее в огонь. Второй мешочек он начинает трясти в руках. Раздается ритмичный перестук косточек.

Старик начинает издавать странный звук, одновременно похожий и на вой, и на скрип. Глаза закатываются и руки высыпают косточки из мешочка на пол. По юрте распространяется сладкий запах. Старик припадает к косточкам, почти тычась носом. Оглядев и обнюхав каждую косточку, он поднимается с колен. Ноги, подкашиваясь, выводят его из юрты.

– Что это было? – спрашивает его молодой мужчина.

– Великий маг юга учится злиться, – с хрипом произносит старик. Подрагивающие руки вытирают пот со лба. 

***

Пест сложил руки на подоконнике у окна, подбородок уперся в руку, лоб в стекло, а глаза посматривали на улицу. На улице шел дождь. Стекло намокло, по нему стекали капли. Стекло и без этого было мутным и не совсем ровным, а во время дождя вообще мало что можно было разобрать.

– Я не понимаю, почему никто ничего не делает? – спрашивает вслух юный ведун.

– Может, потому, что я тут ни при чем? – отвечает Людвиг. Он склонился над большим свитком, который развернул на столе. – Посмотри, что придумали фракийцы в сражении при Талкосе! Это потрясающе!

– Ни при чем? И как так вышло, что дождь идет только над городом? Час пешего ходу от ворот – и дождя как не бывало? А?

– Совпадение...

– Неделю? Неделю эта чертова туча не уходит, и ты называешь это совпадением? – Пест снова отвернулся к окну.

– Да, совпадение! Не мог мой маяк такое устроить! Ты лучше глянь в карту! Тут тако-о-ое!

– Зачем? – пожал плечами Пест. – Мне не интересно...

– А ты вообще хоть чем-то интересуешься, кроме учебы?

– Нет, – снова пожатие плечами. – Что в этом такого?

Людвиг отстраняется от карты и задумчиво смотрит на Песта.

– Так нельзя, рано или поздно ты прочитаешь слишком много и сойдешь с ума! Ты должен как-то отдыхать!

– Я отдыхаю...

– Ночью? Когда приходит эта, как ее... Не смотри на меня так! Я прекрасно понимаю, чем вы занимаетесь ночью!

– Она приходит погреться, мы просто лежим в обнимку! Она же о...

– Можешь называть это как хочешь! – Людвиг поднял руки в примиряющем жесте. – Дело твое, но тебе надо развеяться. Или хоть иногда менять сферу деятельности! И вообще! Как ты додумался взяться за эту математику? Это же полный бред!

– Это не бред, просто надо привыкнуть, что считаешь то, чего нет, – глубокий вздох Песта. – Я вот люд простой лечу!

– За серебрушку в портовом районе! И вообще! Ты будущий дворянин! Мог бы этикет хотя бы почитать, – юный воздушник поймал взгляд Песта. – И не надо на меня так смотреть! Ты можешь презирать все дворянство, но ты будешь одним из дворян через несколько лет!

– Это ничего...

– Это очень многое меняет! – перебил Людвиг. – Ты вообще задумывался о том, где ты живешь? А?

– Как где? В свободных селах на востоке государства Гвинея...

– А почему твои села свободные? А? Не думал? – Людвиг начал сворачивать свиток. – Да потому, что ваши села пока никому не нужны! Ваши села в такой дали, что никто и думать не станет переться в эту тьмутаракань и пытаться там наводить свои порядки. Живут – и слава Единому, помощи не просят. Раз в год отправить боевых магов погонять нечисть, да и только.

Людвиг убрал свиток в тубус и аккуратно поставил у кровати. Пест наблюдал за ним и не перебивал.

– Но вот в захолустье появляешься ты. Народ начинает жить лучше, вон и урожай у тебя получается огромный, и помощи от боевых магов тебе не требуется, торговать твои родичи начинают, монеты у них заводятся, – Людвиг умолк и пытливо уставился на ведуна, который оторвался от созерцания стекла.

– Ну? – поторопил его Пест.

– Что ну? Сборщики налогов от Государя к вам поедут! Думаешь, не узнают, что у вас деньги завелись? Им только мысль подай! Пока они ни ухом ни рылом, что в тех землях вообще кто-то живет! Так, слыхали, хутора там стоят. Но когда услышат, что там деньги водятся...

– Государев налог – десятина! – вставил свое слово Пест. – Уж десятину-то уплатим!

– Ну, допустим, сборщик налогов тебе попадется честный – уплатишь десятину раз, уплатишь два, а то и три, а потом Государь твою землю, села твои и родичей твоих пожалует барону какому! С земли доход идет? Идет! Значит, можно жаловать молодчику какому, кто подсуетился быстрее...

– Да как же так! Я же взрос тамо...

– А вот так! Ты бы хоть законы читал! Ты только над учебниками корпишь! Ты хотя бы почитал... да вот, к примеру: "Устои крови благородной славного государства Гвинеи". Там все популярно объяснено...

– Так ты не тяни! Рассказывай!

– Я? Ты больше года живешь в городе и не удосужился узнать ни статус своей родной земли, ни как ее получить! Тебе надо – ты и ищи! – Людвиг подхватил плащ и направился к выходу.

В этот момент за окном показалось солнце. Дождь закончился.

– Вот! Пожалуйста! Даже дождь закончился! А ты говорил... Я в тренировочную комнату!

Не успел Людвиг дотянуться до ручки двери, как та открылась сама. В комнату вошел Ратмир. Дыхание тяжелое, руки сжаты в кулаки, а глаз налился кровью.

– Вы что творите, кретины? – яростно начал учитель с порога. – Я должен бегать за вами и подтирать ваш зад?

Людвиг и Пест переглянулись. Оба впервые увидели Ратмира таким взбешенным.

– Кто разрешил делать маяк этому идиоту? – разъяренный Ратмир ткнул пальцем в Людвига.

– Так запрета же не было...

– Вам нужно каждый раз говорить, при каждом вашем чихе, что заклинания Людвига могут разнести полгорода, и применять их можно только в тренировочной комнате?

– Так это ж маяк, чтобы облако притянуть...

– Вы видели, сколько облаков притащил Людвиг? Шаманы на севере выли в один голос, когда над ними тучи к Вивеку шли. Полгосударства на ушах, сбор большой семерки ректоров Гвинеи, чуть не военное положение, а у нас один свихнувшийся маг и ведун из простолюдинов с облаками баловаться изволят!

До Песта начало доходить, что же они натворили и голова вжимается в плечи.

– Ладно, этот себя не контролирует! Ты-то куда смотрел?

Людвиг тем временем начинает заводиться. Кулаки сжимаются, вздуваются мышцы на шее, глаза заволакивает голубая пелена.

– Мы. Старались. Приманить. Облако! – сквозь зубы начинает говорить Людвиг рублеными фразами. – В. Тренировочной. Комнате. Облаков. Нет!

Ратмир поворачивается к юному воздушнику и видит глаза. Вздох через крепко сжатые челюсти. Нижняя челюсть сама собой выдвигается от злости чуть-чуть вперед.

– Завтра ко мне. Оба. С утра! – с этими словами Ратмир разворачивается и выходит, хлопнув дверью. 

***

Несмотря на сияющий с небосвода молодой полумесяц, в тренировочной комнате два юных мага и одна ведьма обложились толстыми книгами. Спать никто не собирался. Ведьма на поверку оказалась неграмотной, но вслед за юношами тоже выбрала пару книг, которые Пест записал на себя в библиотеке.

По большей части книги оказались по ритуалистике. В них было больше всего картинок. Кара’кан аккуратно перелистывала эти книги, и когда находила интересную картинку, то несла книгу Песту. Тот читал, что обозначает то или иное изображение, пробегал глазами текст и примерно пояснял смысл. Ведьма делала вид, что все поняла. Но справедливости ради стоит отметить, что иногда ее увлекало, и она чертила некоторые пентаграммы на песке.

Людвиг мусолил только одну книжку. Надпись на обложке гласила: "Быстро создаваемые плетения школы воздуха в условиях прямого боя". Людвиг ломал голову над плетением для сдачи ранга по боевой магии. Все варианты с оборонительной тактикой были отброшены. Слишком тонкими были манипуляции у любого заклинания защиты.

– "Таран" – примитивно, "поток" – бесполезно... Из простого остается только "лезвие", – задумчиво бормотал под нос Людвиг, пролистывая очередную страницу.

– Лезвие – самый прямой путь для тебя! – подтверждает слова Людвига Пест. Юный ведун уже встал с книгой в руках и пошел к расчищенной площадке. – А я тут кое-что нашел! Этот рисунок некроманты используют, но нам тоже сгодиться.

– Сдалось тебе это? Я бы сейчас с удовольствием выспался. У нас первые выходные за месяц выпали!

– Не могу я так все оставить, – вздыхает Пест и начинает измерять на площадке что-то шагами. – Чтобы ведьма к ведуну впритирку жалась? Не бывает такого. Она за мной как хвост идет, словно привязанная. Значит, это проклятье такое.

– Ну, тебе виднее. Можешь спихивать на проклятье. Хотя... – Людвиг с прищуром взглянул на Кара’кан, увлеченно рисующую картинку на песке, и на Песта, начавшего копировать рисунок ритуального круга некромантов. – А ты не думал, что Кара’кан в тебя влюбилась?

– Ну, хоть ты чушь не неси! – буркнул Пест, не отрывая взгляда от начатого рисунка. Людвиг не заметил, что его вопрос очень заинтересовал еще одного человека. Ведьму, которая от сосредоточенности на вопросе замерла и перестала рисовать на песке пальцем. После ответа юного ведуна она спрятала лицо в челке, склонив посильнее голову, и покраснела. – Кто она и кто я? Чтобы ведьма с ведуном шашни водила? Да ни в жизнь! Ты мне вот что лучше расскажи.

Пест взял прямую палку и принялся чертить на песке глубокие линии.

– Я вот прочел тут, что земли даруются людям благородной крови. При этом земля не должна быть убыточна, и чтоб могла прокормить наместника и его семейство.

– Ага, что в этом такого?

– Так, а мы? Мы-то с тобой дворяне будем?

– Если окончим учебу… – задумчиво произнес Людвиг. – Вернее, когда закончим.

– Выходит, согласно государеву указу о "Праве выкупа земель бесхозных, дохода не несущих" я могу землю свою выкупить? – Пест прочертил несколько линий по песку и придирчиво разглядывал их, оценивая углы и четкость линий.

– Для начала надо вообще узнать, есть ли среди "бесхозных земель, дохода не несущих" твои земли. Не забывай, что у нас в Гвинее зависших и спорных земель хватает, – Людвиг наскоро перелистывал книгу, словно искал в ней что-то определенное. – Это для начала. Также надо примерно прикинуть стоимость. Одна дорога на твоих землях вылетит в копеечку, ну и заодно прибавит кучу проблем. Дорогу надо охранять, мосты – чинить, пошлину собирать.

– А ежели от дороги отказаться? – Пест, оторвав взгляд от линий, поднял голову на Людвига.

– Скажешь тоже! – Людвиг ухмыльнулся и тоже поднял взгляд на ведуна. – Если ты думаешь, что в государевом Земельном приказе упустят возможность повесить содержание хоть одной дороги на дворянина, то это ты зря. Как бы тебе целый графский удел не всучили вместе со всем восточным лесом.

– Это за что же? Мне всех земель не надо! – округлил глаза юный ведун.

– А кто тебя спрашивать будет? Мне рассказывали, что на востоке надо несколько дней по лесам продираться, чтобы в село попасть. Так это? Если это правда, то от таких сел больше убытка, чем дохода. Села ведь надо защищать, годовое слово держать, суд вершить и смотреть, чтобы чего не утаили. А толку с такого села, если оно само по себе посреди леса стоит? Нет с таких земель дохода. Но! – Людвиг поднял палец вверх, обозначая важность момента. – Если с тех сел доходят гонцы с просьбой о помощи, то государев Военный приказ отреагировать обязан. 1-2 боевых мага, хочешь или нет, но пошлешь в лес, а так – это будет твоя проблема. Неурожаи и мор в тех землях – снова твоя проблема, оборона и дружина – опять твоя проблема.

Чем дольше говорил Людвиг, тем сильнее хмурился Пест.

– А годовое слово – это... – не успел спросить Пест.

– Это единственная обязанность дворянина перед простолюдином, – пожал плечами Людвиг, словно это само собой разумелось. – Дворянин обязан принять и выслушать одного гонца от люда, что на его землях живет.

– Я про такое не слышал.

– На эту обязанность все давно плюнули, но право слова от народа раз в год упомянуто в своде законов славного государства Гвинея, – Людвиг снова вернул взгляд в книгу и что-то в ней искал глазами. – Ты еще не забывай о долге "воями на военное дело Гвинеи". Если вдруг война или еще какая напасть – ты должен воинов предоставить для ведения военных действий. То есть тебе еще воинов держать за свой счет, оружие и доспехи им тоже за твой счет.

– Тебя послушать, так землеуправление сплошь убыток! – буркнул Пест, продолжая вычерчивать и задумчиво разглядывать уже нарисованные символы. – И туда потраться, и сюда...

– Я тебе это рассказываю, чтобы дошло до тебя. Налоги брать придется со своих деревень, чтобы справится со своими обязанностями, – Людвиг замер с книгой, палец начал скользить по странице книги, а губы что-то быстро зашептали. – Лед... Размерность и затраты... Пест! А ты со льдом как?

Пест обернулся на юного воздушника и пожал плечами.

– Я со льдом не мастак. Так, ледышку круглую ворожить учился, да воду остудить быстро, коли надо.

– Попробуем "Ледяной шип"? Нам только воды надо несколько ведер, – глаза Людвига блеснули азартом. – Лед и снег сродни воздуху, должно получиться! Это же такого можно сотворить!

– Я сейчас ритуал проведу, проклятье в деталях разберу, а ты пока кадку под воду придумай и воды натаскай, – Пест взял из сумки несколько толстых свечей и принялся их расставлять по ключевым точкам. – Авось и выйдет что-нибудь со льдом.

Людвиг поднялся на ноги и заспешил к выходу из комнаты, спохватился и вернулся, чтобы положить книгу, и снова убежал из комнаты.

Пест же в это время еще раз оглядел свое творение и подошел к Кара’кан. Взяв ее под локоть, он произнес:

– Пойдем, попробуем с твоим проклятьем разобраться.

Девушка отложила свою книгу и направилась за ведуном. Без наставлений Песта Кара’кан встала именно там, где необходимо, и прикрыла глаза, словно уже знала, что сейчас будет происходить.

Пест активировал плетение, и вдруг произошел хлопок. В комнате повисла черная дымка, а в ней, посреди некромантской звезды, в воздухе зависла Кара’кан. Из ее головы тугими черными веревками, очень похожими на тугие корни, вверх уходила корона. Высота короны была около метра.

Пест замер, изумившись разнице между размытым видом ведовского ритуала и тем, что видел сейчас. Во время проведения ритуала некромантов можно было подойти, рассмотреть и даже пощупать проклятье, а вот во время ведовского ритуала возможны были только мелкие аккуратные движения, и вдобавок нельзя было останавливать речитатив. Разница была колоссальной.

Пест, осторожно переступая нарисованные линии, подошел к ведьме и принялся водить пальцами по толстым переплетениям черных "кореньев", пытаясь понять их смысл. По рассказам учителя ведовства старухи Аккилуры Пест узнал "корень" проклятья оборотня, корень кривого языка и корень ночной алиньи. Но главное, что обнаружил Пест – это корень рока. Заметив его и распознав, Пест с усмешкой прикоснулся к этому корню.

– Значит, и ведьмы за силу свою ответ держат, – Пест вздохнул, и на лице растянулась горькая улыбка. – Все ответ за силу свою держат. Никто без рока ей право повелевать не получит.

– Это что? – слышится хриплый голос Людвига от двери.

– Это проклятье, которое получила ведьма вместе с силой, – Пест устало подходит к одной из свечей и аккуратно тушит пальцами. Тут же темная дымка опадает, словно ее что-то в песок всосало. – Ну? Чего встал? Давай лед ворожить пробовать будем!

Спустя несколько дней

Оба юных мага неторопливо шли по ночной улице. Путь освещал огромный светящийся шар.

– И что ты решил? – спрашивает Людвиг. Он остановился у края лужи так, чтобы в ней оказались только кончики кожаных ботинок. Глубокий вздох, и лужа моментально покрывается корочкой льда. Еще один вздох – и лужа полностью промерзла. Людвиг с усилием отдергивает ботинки. – За земли свои узнавал?

– Узнавал, – вздохнул Пест. Под его взглядом лед в луже пошел трещинами и вскоре превратился в мелкую ледяную крошку, которую подхватил ветер и понес к сточной канаве. – Земли те в списке "бесхозных и дохода не несущих" числятся. От владений Ультака-града и до самой границы с государством Пируваном. Там все бесхозное.

– Много. Очень много, тебе это все не скупить, да и не дадут тебе столько, – Людвиг закручивает воздушный вихрь у канавы, который собирает мелкие ветки, пыль и грязь. Пест подбрасывает в него воды магическим усилием, чтобы прижать подсохшую пыль. – Надо выход искать на чиновников из Земельного приказа. С ними разговоры вести надо, и желательно, чтоб они у тебя в долгу были.

– А нельзя просто в приказ прийти и за выкуп слово молвить? – горестно вздохнув, спросил Пест.

– Ты же не глупый, Пест! Почему ты продолжаешь быть прямым как палка? – начинает заводиться Людвиг. – Ты как законченный деревенщина веришь в незыблемость законов, в правду какую-то. Ты не понимаешь, что если придешь туда, то все. На тебя повесят все, что можно, и налоги даже в первый год никто не простит! Всем будет плевать. Но! Как только ты поздороваешься с главным "по земельным делам", Тропаном Ильгесским, то и налоги тебе можно на пять лет скинуть, и незачем тебя порт на юге обязывать строить, и ни к чему с тебя заставу на дороге требовать. Не было ее, и без нее проживут. Понял?

Пест с грустью кивнул и опустил голову.

– Палкой быть проще, – вздохнув, произнес юный ведун.

– Палкой всегда проще, – кивнул Людвиг. – Только палка в посох или копье никогда не обратится. Ты вот что. С портовыми ты до сих пор шашни водишь?

Пест молча кивнул.

– Спроси у них, может, кто у этого Тропана Ильгесского работает? Может, ему помощь какая нужна, а может, грех за ним какой плетется? Можно ему тогда услугу оказать или грех напомнить.

Пест хмуро взглянул на Людвига и обвинительно бросил:

– Грязно!

– Какая разница? У тебя карманы от денег пухнут? Не будь палкой, глядишь, и за так сможем выбить тебе имение.

Из темного проулка им навстречу выходит высокий подтянутый мужчина. Людвиг напрягся, готовясь к битве, а Пест успокаивающе положил руку на плечо друга и тихо произнес:

– Это за мной.

– Портовые?

– Да, случилось чего-то, иначе они за мной не приходят.

– Может, я с тобой?

– Нет, – мотнул головой Пест. – Я сам.

Пест оставил за спиной друга и отправился к мужчине с черными от татуировок руками. Подойдя к нему, он задал всего один вопрос:

– Худо?

– Совсем худо, Серебрушка. Времени мало.

Несколько часов спустя

– Он приехал позавчера из Делаша. Это на юге. Говорят, он был у огнепоклонников за границей.

– С ним кто-то был?

– Уезжало пятеро, но вернулись всего двое. Один обратился в темную тварь вчера около обеда. Мы не ожидали, и ему удалось задрать одного и одного ранить. Поначалу тот дышал так же, и так же синел.

– Где тварь? – Пест напрягся, понимая, что дело не простое.

– Сожгли огненным зельем и заперли в подвале. Второй, тот, что при смерти, – за дверью.

– Зачем меня позвали?

– Это мои сыновья, – тихо произнес человек с татуированными руками. – Глянь, может...

Пест глянул на осунувшееся лицо и больше ничего не спросил. Подошел к двери и потянул ручку.

В пустой комнате на полу лежал человек. Рисунок вен на лице и руках складывается в причудливые узоры. Левая рука человека мечется по полу хаотически, словно не своя. Дыхание человека резкое, глубокое, он хватает воздух ртом словно рыба, выброшенная на берег.

Еще не войдя в комнату, только услышав дыхание, Пест произносит:

– Уходит... – ведун втягивает носом воздух, наполненный приторным пряным ароматом. – ...не своей смертью уходит.

– Что мне сделать? – пытается спросить мужчина.

– Не мешай, – Пест закрыл дверь и полез за пазуху, достав повязку.

Как только он ее повязал на глаза, то увидел странную картину. На молодом парне сидело что-то серое. Приглядевшись, юноша понял, что это силуэт человека, только он сплошь серый. Силуэт этот занимался тем, что пытался надеть на себя тело живого парня, как плащ или рубаху. Пока ему удалось одеть только руку, и от этого она металась.

Пест от такой картины опешил. Такое он увидел впервые, и увиденное так сильно пахло пряностями, что у ведуна невольно засвербело в носу. Юноша принялся обходить по кругу странного духа и пытался понять, что же оно такое. На месте, где должно было быть лицо, висела белая бумажка со странной неразрывной вязью букв. Это было очень похоже на вязь рун магии воды, но все же отличалось. Обойдя два раза вокруг борющихся духа и молодого парня, Пест сдался.

– Черт! Ты мне нужен...

– Я и забыл, когда ты меня в последний раз звал, – произнес полный зубов рот, начавший проявляться в воздухе за спиной. Вот проявились глаза, вот и тело приобрело четкий контур.

– Что это такое? – спрашивает Пест, указывая на серый силуэт, который не оставляет попыток залезть в тело молодого парня.

– Астральная проекция, – с усмешкой произносит Черт, – ты не сможешь убить эту тварь своими силами. Над ней нет власти ведовского слова, стихии она не боится, а боевыми духами ты не владеешь. Тут ты бессилен. Пока тварь не займет тело, и ты не уничтожишь его – тебе не победить.

– Нет, должен быть способ, – едва слышно произносит Пест. – Так не бывает, чтобы не было у живого права жить. Цена может быть большой, так, чтобы умереть проще, но право жить должно быть! Слышишь, Черт? Говори! Есть способ?

– Есть, – на лице Черта растягивается зловещая улыбка. – Есть один способ.

– Ну? – поторопил Черта юный ведун. Черт перевел все три глаза на него и озвучил тот же вопрос:

– Ну?

– Торг хочешь? – кивок демона. – Что хочешь за способ, которым можно астральную проекцию убить?

– Язык и нос твой, чтобы еды вкус почуять, – тут же отвечает Черт, словно только этого и ждал.

– Торг! – без раздумий отвечает Пест.

– И стол богатый, чтобы еды самой вкусной было... – поспешно добавляет Черт.

– Торг! – с нажимом повторяет юноша и тянет раскрытую пятерню демону.

Демон одновременно жмет одной лапой пятерню, а другой лезет в пасть, откуда вырывает самый длинный клык.

– Торг! – произносит Черт и протягивает ведуну зуб, длинной в две ладони. – С этого зуба Клинок душ делать будешь. Иначе сожрет тебя такая тварь, и моргнуть не успеешь.

– Клинок душ?

– Не чурался бы некромантии, не спрашивал бы, – отрезает демон. – Сейчас тварь эту зубом моим как ножом бей в бумагу, что на лице ее, но сначала...

Демон приблизился впритык к лицу Песта и тихим зловещим голосом добавил:

– Сначала знаки с лица проекции перепиши, потом найдешь, как расшифровать, а как найдешь и расшифруешь... – контур демона поплыл и растаял, затем глаза и рот. В комнате остался лишь голос демона: – ... так будет тебе, над чем подумать.

Пест оглянулся в поисках того, чем бы написать, но не придумал ничего лучше, чем макнуть клык демона в темный отвар и начать рисовать символы прямо на столе. Каждый знак, который рисовал Пест на деревянном столе, дымился и выжигал борозду в столешнице. Пест так и не понял, отчего это произошло. Толи от отвара, толи от клыка демона, толи от того и другого, но борозды в несколько миллиметров выжигались без вмешательства ведуна.

Когда Пест закончил, вся столешница покрылась мелким черным узором. Пест задумчиво оглядел свои знаки, сравнивая их с теми, что находились на лице астральной проекции, вздохнул и подошел к парню.

– Как бы к тебе подступится? – ворчал юный ведун и подстраивался и так и эдак, чтобы сразу воткнуть клык в бумагу. Астральная проекция мельтешила и почти запустила в парня вторую руку. Попасть было очень сложно, но как только Пест решился и нанес удар... Вот рука с клыком устремляется к бумажному лицу проекции, вот клык пронизывает бумагу и тут...

Астральная проекция замерла, затем клык демона начал белеть, пока не стал белоснежным, а уже потом астральная проекция пришла в движение. Она пошла рябью, руки и ноги задергались, как у забулдыги в похмельном припадке, и клык принялся всасывать в себя проекцию. Проходит секунда, другая, и от проекции не остается следа, а Пест начинает подвывать.

Подвывать он начинает от того, что клык с самого начала причинял боль, и чем дальше – тем сильнее. В конце концов клыку показалось мало силы астральной проекции, и он принялся тянуть силу из Песта. Юноша, естественно, был не согласен и попытался его бросить. Зуб в ответ начал обороняться тьмой. Пест догадался, что делать, когда у него рука стала черной по локоть.

– Дрянь некромантская! – прошипел Пест сквозь зубы и созданным воздушным лезвием отрубил себе руку.

На пол упала черная как уголь рука и несколько крупных капель крови. Не прошло и пары секунд, как она обратилась в кучку золы.

Останавливая кровотечение из культи на последние крохи энергии, Пест взглянул на парня. Тот задышал ровно, словно и не обращался он в темную тварь. Глаза заморгали и приоткрылись.

Ведун кое-как доплелся до двери и потянул ручку. Перед ним на полу в коридоре сидел тот же татуированный мужчина. На юношу устремился обреченный взгляд.

– Живой, – тихо произнес юный ведун. – Еду неси, жирного поболее, а то он совсем отощал.

Мужчина вскочил на ноги и рявкнул во весь голос:

– Тар, Вила! Жратву сюда срочно! – сердце от волнения забилось, судорожно метнулся кадык. – Он выживет? Можно я на него взгляну?

– Можно... – тихо произнес Пест, и мужчина проскользнул мимо него. За спиной слышится тихий голос молодого парня.

– Батя...

– Тихо, тихо... Ты помолчи. Сейчас еду принесут...

Сил обернуться у Песта не хватило. В глазах потемнело и он плашмя, лицом вниз упал посреди коридора прямо под ноги мужиков, которые уже что-то тащили в огромных тарелках.

– Мастер! – тут же позвал огромный одноглазый бугай. – Серебрушка того... Преставился штоль?

– Типун тебе на язык! – буркает второй и проталкивается в комнату.

– Отойдите! – мужчина с татуировками достает камень-накопитель и прислоняет его к голове Песта. – Он говаривал, что так делать надо.

Спустя несколько секунд камень сменил цвет на прозрачный, а Пест застонал и зашевелился.

– Живой Серебрушка! – обрадовано произносит одноглазый.

– Стол накрывать надо, – едва слышно произносит Пест. – Большой стол, как самому дорогому гостю...

Мужики переглянулись, не понимая, о чем бормочет юноша. Тот, кого назвали Мастером, приседает рядом с Пестом и внимательно вслушивается в бормотание.

– Я знание за то, как спасти сына твоего, у высшего демона сменял. Не на душу торг вел, а на стол с яствами разными.

– Демоны не едят человеческой пищи.

– Этот ест, – Пест шумно сглатывает слюну, а пересохшие губы произносят. – Он вообще очень странный, да и не совсем демон он уже.

Следующей ночью

Просторная комната, огромный стол и куча всевозможных блюд. От деревянной чашки с сечкой до маленького, размером с ноготь большого пальца, кусочка халвы.

За столом сидит Пест с пустой чашкой. Он периодически сплевывает кровь и внимательно наблюдает за Чертом. Порой на его лице появляется улыбка.

Черт красуется человеческим носом, который настолько мал, что теряется на огромной морде демона. Ведет же себя он крайне странно. Хвост мечется из стороны в сторону, взгляд носится по столу и останавливается то на одном, то на другом блюде. При всем показном нетерпении Черт не торопится засунуть в пасть что попало. Он берет одно блюдо, внимательно его осматривает, несколько раз тщательно обнюхивает и только потом кладет в рот небольшой кусочек, потом сразу два, а уж потом полностью опрокидывает тарелку в пасть. При этом, когда демон жует полным ртом, он издает странный звук, похожий на урчание. После этого Черт уже описывает свои ощущения ведуну, которые тот слушает с улыбкой.

– Я всегда этот клубень чуял как землю. Думал всегда, что и на вкус как камень, – Черт взглянул в миску, где еще осталось пару отваренных в мундире картофелин. Картошка была свежей, крахмалистой, и кожура лопнула при варке. – А он вкусный оказался, сладкий... Правда, вкус слабый.

Пест взял мелкое блюдце с постным маслом, сыпанул туда соли и пододвинул к Черту. Тот непонимающе уставился на блюдце, тогда Пест сам взял картофелину и принялся макать в подсоленное масло, даже не стал чистить. Черт повторил за Пестом и, закинув в рот картофелину, утробно заурчал. Спустя несколько секунд демон снова пробежался по столу взглядом. Лапа охватила половину надкушенного каравая хлеба и ткнула в блюдце с маслом, затем в рот. Зал в который раз огласило утробное урчание демона.

За этим всем наблюдала целая толпа мужиков, среди которых можно было заметить и плечистых бугаев, и проворных карликов. Кто-то подглядывал из-за угла, кто-то в щель, а кто попроворнее – уже давно до смотровых окошек добрался. Самые неудачливые толпились в коридорах и одергивали тех, кто уже посмотрел.

– Ну? Что там?

– Хлеб в масло тыкает и урчит как тигр ручной!

– Брешешь!

– Единым клянусь!

– А ну! Дай гляну!... Вот же ж...

– Ну? Хлеб ест?

– Не, хлеб сожрал, – доносится удивленный голос. – За квашену капусту взялся...

– А мож не демон? Мож это зверушка какая?

– Совсем дурак? Ты где трехглазых зверей видал?

– А мож глаз не настоящий?

– А ты поди потрогай!

– Тихо! Он брагу взял!

Воцарилась тишина, во время которой до мужиков донесся утробный голос Черта:

– Гадость редкостная!

– Тю! Да что понимает это демоническое отродье? – восклицает один из мужиков. – Это ж брага ягодная!

– Тихо ты! – тут же пытаются его угомонить.

– Мотай на ус, мужики! – хохотнул кто-то в толпе. – Чтоб черти в загуле не приходили – пей ягодну брагу! Ежели демону не понравилось, черти и подавно не придут! 

***

Профессор темной магии Люциус Декрано всегда считался личностью одиозной, но при этом не лишенной чувства стиля, оригинальности и утонченности. Многие его вообще за человека не считали. Говорили, что он нечисть высшего порядка, вампир, демон, и еще упоминали кучу всевозможных тварей. За кого его только не принимали.

Почему такая нелюбовь? Все до глупости просто. Зависть. Профессор Люциус являлся одним из семи великих магов королевства Гвинея. Правда, темным, как сама Тьма. И так, как владел Тьмой Люциус, не владел магией никто. Воистину талант и ограненный черный алмаз в короне магической силы Гвинеи.

Но были у профессора и недостатки. Гениальные личности всегда были немного безумны, а личности сверхгениальные – и подавно. Профессор мог разгуливать по Академии ночью. Голышом. Или молча выслушать матерную гневную отповедь недоброжелателя, и той же ночью проклянуть на несколько колен человека, молча сплюнувшего ему под ноги. Или, к примеру, вот такая история.

Несколько лет назад профессор Люциус со своими тремя учениками устроили скачки посреди ночи на улицах города Вивека. Смысл скачек сводился к соревнованию за первое место на маршруте, опоясывающем город. В чем соль? Ездовыми существами были трупы. Сам профессор и его ученики просто забирались им на шею и разъезжали по городу. Трупы были старые, жутко воняли, и по ходу движения от них отваливались куски плоти, распространяя еще сильнее и так не лучший аромат. Идея скачек и так не самая лучшая, но мертвецы вдобавок оказались из фамильных склепов дворян, что на севере от города. Шума от этого была столько, что эти скачки профессору Люциусу припоминают до сих пор.

Этой ночью профессор, как обычно, бродил безмолвной тенью в стенах Академии. Порой он словно вихрь пролетал по коридору, а порой крался, словно охотился на кого-то. Снова коридор, и теперь веселая походка. Сквозь большие окна на лицо падает свет яркого полумесяца, и оно морщится от удовольствия. Шаг за шагом профессор Люциус продвигается по коридору, но вдруг замирает у одной из дверей.

Вдох сквозь расширенные ноздри и резкий выдох. Профессор ставит занесенную для шага ногу обратно и поворачивается к двери в читальный зал. Рука распахивает вход, и глазам профессора предстает Пест, спящий посреди кипы книг за столом.

Брови Люциуса хмурятся, и он подходит к юноше. Пест уснул на книге в черном переплете с кожаными страницами. Каждую страницу держало колечко из кости. От нее за километр несло некромантией. Профессор же, заинтересовавшись, бесшумно подошел к Песту и постарался заглянуть через плечо. Заглавие на странице гласило: "Клинок душ".

Профессор хмыкнул, прочитав заглавие, и произнес с издевкой:

– А не переоценили ли вы себя, юноша?

Тут же на ноги подскочил Пест. Ошарашенный взгляд, глубокое дыхание и испарина на лбу. Профессор Люциус отреагировал мгновенно. Он подскочил в воздух, и на пике полета для его тела гравитация сменила направление. Он приземлился на ноги, но уже на потолке.

– Во-первых, юноша, сон на некромантских фолиантах для мага чреват ночными кошмарами, – Люциус глядел на юношу со снисхождением, как на младшего брата, который опять ляпнул глупость. – Во-вторых, не переоценили ли вы себя, замахиваясь на такую вещь, как Клинок душ?

Пест не сразу сориентировался и еще несколько секунд метался, пытаясь понять, откуда звучит голос. Затем пришло узнавание помещения, и он догадался взглянуть вверх.

– Вы, молодой человек, представляете, сколько стоит заготовка для такого артефакта? – Пест отрицательно мотнул головой. – Порядка нескольких тысяч золотых, юноша. За такую заготовку многие лишились бы головы, но вот беда. Если заготовка уже окроплена силой одного мага, то никакой другой она не примет. Более того – это опасно. Заготовка может убить.

– Я... столкнулся... А оно... – еще не совсем проснувшись, начинает мямлить Пест. – И вот...

Пест достает из складок мантии сверток из грубой холщовой ткани и разворачивает его на столе. Заинтересованный профессор спускается обратно на пол и заглядывает юноше через плечо. В свертке оказывается клык Черта, которым Пест недавно убил астральную проекцию. Пест побоялся прикасаться к клыку, помня, как он истощил его, и взял его холщовой тканью.

– Где ты это взял? – сглатывая слюну, спрашивает профессор.

– Так получилось... я портового лечил...

– Чей это зуб? – настойчиво спрашивает Люциус.

– Хранителя моего, Черта. Я его на экзамене во время поступления звал.

Профессор сначала нахмурился, пытаясь вспомнить, а затем его брови поползли вверх.

– Вы призвали мелкого лохматого черта на экзамене! Точно! – улыбнулся профессор. – Ритуалистика и сырая сила! Как же, помню. И вы утверждаете, что этот зуб принадлежит тому черту?

Пест молча кивнул.

– Молодой человек, даже если вы выпотрошите лохматого черта, вы не найдете в нем материала с ТАКИМИ свойствами, – профессор вздохнул и махнул рукой. – Зовите своего хранителя, поговорим с ним.

– О чем? – спросил Черт. Демон появился чуть в стороне, резко, в одно мгновение. От его резкого появления столы поблизости с грохотом раздвинулись.

Профессор повернул голову, взглянул на демона и мгновенно преобразился. Глаза заволокло тьмой, темные черные волосы встали дыбом, лицо обтянуло кожей, словно он моментально высох, а клыки начали выпирать из-под верхней губы. Мантия распахнулась, оголяя тело, покрытое костяными пластинами. Ногти на руках превратились в удлиненные когти. В одну секунду профессор обратился из бледного седеющего мужчины в машину смерти, готовую к бою.

На пару секунд воцарилось молчание, во время которого Люциус сверлил взглядом Черта, а тот повернул голову на бок и широко улыбнулся.

– Что ты хотел спросить? – повторил свой вопрос демон.

– Кто тебе позволил являться в этот мир? – спросил шипящим голосом Люциус.

– Ты! – хохотнул Черт, повернув голову на другой бок. Пасть раскрывается и демон выплевывает контракт, который когда-то подписал сам Люциус. – Это ты сделал меня хранителем этого юноши.

С лица профессора начал спадать боевой оскал.

– Как я? Я назначал в хранители мелкого лохматого черта!

– Я чуток подрос! – ухмыльнулся демон.

– В любом случае! Ученикам запрещено содержать высшую нечисть!

– Я не нечисть! – с нотками обиды произносит Черт.

– Да? – профессор вытягивает вперед руку и растопыренной пятерней. Перед Чертом появляется очень сложный, в несколько плоскостей рисунок темными линиями. В рисунке начинается вращение рун тьмы. Голос профессора начинает звенеть: – Преклонись! Преклонись и ползи на животе как змей к ногам моим!

Улыбка мгновенно исчезает с лица Черта. Он начинает поскуливать, затем его лапы не выдерживают веса, и Черт плюхается на пузо. Черт скребет лапами и как червяк ползет к профессору. Вот он уже у самых ног, и Люциус произносит:

– Не высшая нечисть, говоришь? Ну и кто же ты?

Черт рывком подпрыгивает на лапы, словно и не подействовало заклинание, словно он притворялся. Тут же за одно мгновение он оказался у лица профессора и произнес:

– Я... Черт, – после этих слов Черт растянул улыбку на всю пасть, открыл ее, демонстрируя три ряда огромных зубов, и щелчком захлопнул ее прямо у носа Люциуса. В следующий миг демон исчез без реверансов, вспышек и темного тумана, словно и не было его.

Волосы Люциуса опали, мантия снова закрыла тело, когти снова стали ногтями, а белки глаз вернули первоначальный цвет.

– Он притворялся... – шепнул профессор, не отрывая взгляда от пола, где несколько секунд назад корчился Черт. Зубы Черта слегка оцарапали нос профессора, и на нем повисла капелька крови. – Он же просто играл...

Пришибленный магистр Тьмы развернулся и хотел было уйти, но его окликнул Пест:

– Профессор Люциус, пожалуйста... – Пест догнал Люциуса и поклонился поклоном ученика. – Профессор, я хотел просить вас о сдаче экзамена на ранг в темной магии.

Магистр Тьмы оглядел с ног до головы Песта и задумчиво произнес:

– Сделаешь Клинок душ, и я поставлю тебе пятый ранг. Выше тебе не прыгнуть. Тьма тебя не примет, – профессор говорит отстраненно, словно и нет его здесь, словно он о чем-то крепко задумался.

– И еще, может, вам знакомы эти письмена? – Пест показывает перерисовку знаков с лица астральной проекции.

Профессору хватило лишь мазнуть взглядом по письменам, чтобы узнать символы.

– Так пишет народ юга. Простолюдины называют их огнепоклонниками.

Профессор больше не останавливается и с задумчивым видом и деревянной походкой покидает аудиторию.

Этой же ночью на улицах города Вивек

Людвиг двигался по улице быстрым шагом. Если раньше с Пестом они шли вразвалочку, переговариваясь и тренируя слабые, но точные заклинания, то теперь Людвиг шел один. Юный маг воздуха действовал максимально эффективно и быстро. Он старался закончить как можно раньше.

Пест уже вторую ночь пропадал то у портовых, то в библиотеке. Сразу после работы в харчевне он сломя голову убегал. В последнее время Людвигу приходилось самому заниматься ночной уборкой мусора в городе.

Поворот по улице, и на ее конце виднеется кучка мусора, которую сгребли местные жители. Обычно ее сжигал Пест, но Людвиг с огнем управлялся плохо. У него уходило по полчаса с этими кучами. И вот, завидев очередную, юный воздушник лишь горестно вздохнул.

Из-за угла, у самой кучи, вышел человек в черном плаще и капюшоне. Он остановился у кучи с мусором и стал терпеливо ждать Людвига.

Юноша напрягся, готовясь к бою. Глаза скользили по темным углам и подворотням. Подойдя к человеку в черном плаще, юноша заметил его руки, которые были сплошь покрыты татуировкой, словно он перчатки одел.

– Доброй ночи… Людвиг, как я понимаю? – юноша молча кивнул. Его ум уже просчитывал, куда и как он отправит воздушное лезвие. – Мы ожидали увидеть Песта с вами этой ночью.

– У него дела в библиотеке. С прошлого раза он не выходит оттуда, – на слова Людвига мужчина поджал губы.

– Надеюсь, такое поведение вызвано не нашей встречей, – немного пожевав губами, Мастер спросил: – Тогда, может быть, вы мне поможете?

– Я не умею лечить…

– Нет, что вы! Мы прекрасно осведомлены о ваших способностях и неурядицах рода Сылестких…

– Это вам Пест рассказал?

– Нет. Серебрушка вообще не любит что-либо рассказывать. Довольно замкнутая личность.

– Тогда откуда…

– Пекарь Карим, у которого вы все время берете булки и хлеб, нам обязан. Мы помогли найти его сына Фарла. Тот отказался жениться по выбору отца и сбежал. Зря, конечно, невеста первая красотка ремесленного квартала. Хорошо, что отец обратился вовремя, и мы успели его перехватить до выхода из города.

– В пекарне Карима не могут все знать…

– А еще есть молочник Жюль. Он нам тоже обязан и по дружбе поделился информацией.

– Я так понимаю… – начал было юноша.

– Да, прачка Юнофа, несколько стражников, старший Кривой улицы, ну и еще десятка полтора людей, которым мы помогли «по-человечески». Не бесплатно, конечно, но в определенной ситуации наша помощь была очень кстати.

– Я был прав, – хмыкнул Людвиг, наблюдая за Мастером портовых шаек. – Вы знаете гораздо больше, чем все думают. Сопоставляя кусочки и обрывки слухов, подтвержденных фактов и домыслов, вы получаете полноценную картину. Если в Гвинее когда-нибудь случится заговор, то первыми, кто об этом узнает, будут мастера воровских шаек.

Мастер улыбнулся и изобразил корявый поклон. Поклон был театральным. Так кланялись актеры бродячих цирков и театров зрителям.

– Вы в курсе, что хочет сделать Пест? – юноша смотрел в глаза Мастера и после этих слов заметил, что в них что-то проскользнуло. Что-то странное и неестественное для такой фигуры ночного мира.

– Когда он уходит? – улыбка мгновенно сходит с лица Мастера. Лицо становится очень серьезным.

– Он не уходит, не беспокойтесь, – Людвиг приглашающе указал рукой в сторону конца улицы. – Вы правы, когда-нибудь уйдет, но сейчас он никуда не собирается. Дело в том, что Пест простолюдин из восточных лесов… Вы в курсе?

– Смутно. Мы слышали что-то такое, но достоверной информации у нас нет. В вашей Академии не любят делиться личной информацией. Даже за деньги.

– Он вырос далеко на востоке. В свободных селах, что рассыпаны по «великой восточной чаще». Это за имением Ультак.

– Ультак… Ультак… Да… Что-то такое слышал. Страшное захолустье, – Мастер пожевал губами, припоминая знакомое название. Людвиг шел рядом, но автоматически заметил, что за ними увязалась троица широкоплечих мужиков. – Я думал, что имение Ультак пограничное, и за ним Гвинея заканчивается.

– Я тоже так думал, но оказалось, что за этим имением еще столько леса, что можно около месяца по нему бродить, чтобы дойти до границы. Если ехать по восточному торговому тракту на здоровом жеребце, то до границы три недели пути. Вот в тех лесах, в одном из селений он и вырос, туда и собирается вернуться.

– К чему вы это мне рассказываете?

– Дело в том, что он решил стать сеньором той земли. То есть наследным дворянином.

Мастер остановился, глубоко вздохнул и поджал губы. Взгляд уперся в ночное небо, усыпанное звездами. Погода стояла этой ночью на редкость хорошая.

– Он не справится. Слишком мягок. Хотя лично мне симпатичен.

– Выгоден, – поправляет Людвиг.

– Ну, конечно выгоден, но еще и симпатичен как человек, – уголки губ Мастера изогнулись в скромной улыбке. – Если бы он был моим сеньором, я бы встал за него горой…

– Жаль, что вы сборище воров и убийц, – улыбнулся юноша.

– Да, мне тоже жаль,… – улыбка Мастера превратилась в хищный оскал. – …что дворяне такое же сборище воров и убийц. Только одежда у вас почище, едите вы послаще и предаете почаще.

Людвиг промолчал. Рот открылся, губы дрогнули, но Людвиг промолчал. Чувство своевременного слова, подхваченное от Песта, подсказало, что сейчас лучше промолчать.

Молчание, во время которого Людвиг сдул ветряным потоком листву и пыль в канаву, было прервано Мастером.

– Вы хотите, чтобы мы поспособствовали Песту?

– Я поставил вас в известность, а то, что я хочу, останется при мне.

Снова неловкое молчание, во время которого Людвиг обрезал мелким воздушным лезвием пару торчащих веток.

– Вам никогда не казалось, что вы зря расходуете силу?

– Мне необходимо тренироваться, чтобы научиться использовать минимум силы на заклинание, – вздохнув, произнес юноша. Для Людвига это была больная тема. – Пест может делать настолько маленькие потоки воздуха, что в пучке волос они будут колыхать 2-3 волоса.

– Очень интересно… – задумчиво произнес мастер, разглядывая обрубленные ветки. – А вы не думали, что это можно делать другим способом?… более приятным, к примеру.

– Это каким? Поднимать потоком воздуха подолы высокомерных дам?

– Это, к слову, тоже неплохой вариант, но я на вашем месте попробовал бы летать.

– Что? – уставился на него Людвиг. – Летать? Как вы себе это представляете?

– Вы же можете запустить из рук поток воздуха? – кивок юноши. – И вас при этом толкает назад?

– Да, но я не поним…

– А если вы направите поток вниз, под ноги и посильнее… дунете, разве вы не взлетите? – Людвиг впал в ступор, а Мастер принялся пояснять. – Я с малых лет мечтал летать. Это было болезнью. Я представлял, что когда разбогатею, я обязательно найду мага или укротителя птиц Архов, чтобы он отвез меня на облако. Я бы бегал по нему и смеялся как сумасшедший! Я бы напихал полные карманы облаков, переобнимал бы каждый выступ и попробовал облако на вкус… Ну, плюнул бы с него вниз – это тоже обязательно…

– Облака нельзя пощупать. Это пар! – вмешался воздушник.

– Да, я об этом прочитал, когда мне исполнилось 17 лет, – Мастер с печальной гримасой взглянул в глаза Людвига. – Я проклял тот день, когда решился научиться читать, но я все равно хотел полетать когда-нибудь. Я даже ходил к магам, чтобы у меня проверили дар.

Мастер задумался и умолк, но тут очнулся Людвиг.

– Погодите! Если я направлю вниз достаточно сильный поток воздуха, то я взлечу. А как обратно? Я же упаду!

– Я не маг, но думаю, что хотя бы один маг воздуха додумался до такого. В этом нет ничего сложного, значит, кто-то придумал, как справится с падением.

Людвиг почесал макушку и, долго не раздумывая, направил вниз руку и пустил поток воздуха. Встрепенулись вверх мантия и плащ Мастера.

– Юноша, я бы вас попросил пробовать в другом месте, – закрывая руками лицо, произнес он.

– А? Да, простите, – почесывая голову, произнес Людвиг. – Вы говорили, что я могу вам чем-то помочь?

– Да, у нас образовался ворох пустых артефактов, и нам необходимо их зарядить, – Мастер обернулся и один из мужчин подошел к ним со средних размеров мешком. – Тут нет ничего противозаконного. Артефакты светильники, артефакты тепла, артефакты малого исцеления… Возьметесь?

– Да, почему бы и нет… – пожимает плечами Людвиг.

Глава 9. Самый лучший растворитель...

Свет давно потушен, и комната погружается в темноту. Вот-вот должны вспыхнуть звезды и глава ночного небосвода, полумесяц, словно полководец должен начать свое величественное шествие по небу, но…

Темные плотные тучи наползли на синеву неба, грозя разразиться дождем, беря на испуг, но добились лишь того, что скрыли «полководца» и его армию от взора.

Пест не спит и задумчивым взором буравит потолок. В полной темноте раздается тихий шепот юного ведуна на выдохе:

– Должна уже прийти…

В ночной тишине раздаются глубокие вздохи Людвига. Пест приподнимает голову, прислушиваясь к тревожному дыханию. Слышится шорох постельного белья. Людвиг ворочается в кровати.

– Н-н-нет… – раздается скрипучий голос Людвига.

Взволнованный ведун присаживается на кровати и зажигает магический светляк. Комната озаряется белым холодным светом.

Людвиг вертится на кровати, скинув одеяло на пол. Лицо в поту, глаза под веками мечутся, руки впились в постель как в последнюю соломинку.

– Что-то не так… – успевает произнести Пест, рассматривая юного воздушника.

Миг – и Людвиг открывает глаза, заполненные небесным голубым цветом, а в голове юного ведуна как молния проносится мысль: «Ошейника нет!».

Дальше все происходит мгновенно. В комнате звучит хлопок, и воздух приходит в движение, мгновенно сорвав в круговое вращение мелкие вещи. Не прошло и круга, а перенасыщенный силой вихрь начинает набирать скорость с умопомрачительной скоростью.

Как только в голове Песта прозвучала мысль об ошейнике, тело метнулось к тумбе чуть в стороне, туда, где обычно лежал «Ошейник Ордена». Руки ощупью ухватили что-то увесистое и металлическое, и в этот же момент в грудь что-то сильно ударило, затем в живот и резануло по лицу. Стараясь не отвлекаться, юноша изо всех сил рванул к Людвигу, на ходу открывая ошейник и вытягивая его на прямых руках.

Движение словно в воде. Вокруг уже летали книги, утварь и осколки стекол. Шаг, за ним еще один – и снова удар в грудь такой силы, что перехватило дыхание. Шаг к взлетевшему в воздух телу Людвига, и еще один шаг. Ветер становится просто чудовищной силы и массивная, дубовая кровать Песта со скрипом приходит в движение.

Ветер вырывает слюну, перемешанную с кровью, изо рта, размазывая ее по лицу и унося в вихре. Левый глаз залило кровью из раны на лбу, и им ничего не увидеть. Изрезанные осколками руки продолжают сжимать ошейник и тянуть его к Людвигу. Мгновение – шаг, секунда – удар в бок.

Дрожащие руки дотягиваются до шеи Людвига. Ветер слишком силен, и Песта начинает сносить назад. Чтобы дотянуться, он нагибается корпусом вперед и защелкивает ошейник.

И вдруг все замерло. Глаза Людвига тут же вернули человеческий вид, тело упало обратно на кровать, а сам юноша после пары вдохов вернулся из забытья стихии. Часть предметов, летавших в зарождающейся буре, по инерции пролетела еще чуть-чуть и врезалась в стены, часть улетела на улицу через выбитые окна и сорванную крышу. Из-за раскалённого добела «Ошейника Ордена» в комнате повис стойкий запах паленой кожи.

Людвиг ошалело уставился в дыру на потолке, через которую виднелись звезды, и не сразу среагировал на боль от раскаленного металла на шее.

– Где потолок? – невнятно спросил он сам себя и приподнялся на локтях, чтобы осмотреться. – Какого черта?

Потребовалось лишь пара секунд, чтобы юноша сообразил, в чем дело. Боль приходит внезапно и резко. Руки мгновенно расщелкивают замок, и артефакт падает со звоном на пол.

Юный маг воздуха спускает ноги на пол и чуть не наступает на что-то. Взгляд опускается и натыкается на переломленное тело Песта.

Все тело в мелких ссадинах, глубоких порезах и багровых подтеках. В правом предплечье торчит осколок стекла, из правого подреберья торчит кусок деревяшки, больше всего напоминающий ножку от стула. Взгляд Песта остекленел, тело то и дело дергалось в безуспешных попытках кашля.

Тело выгибает глубокий, с утробным рычанием, вдох и кашель с кровью.

Людвиг соскакивает с кровати и в панике начинает бормотать:

– Погоди, погоди чуть-чуть… Так… Я сейчас… Нет, погоди… Надо… С начала надо… – Людвиг хватается за голову и с ужасом добавляет. – Я не знаю, что надо!

Взгляд цепляется за окровавленные губы Песта, которые что-то шепчут.

– Что? Что ты говоришь? – юноша припадает ухом к лицу юного ведуна и слышит едва различимый шепот:

– Накопитель…

– Сейчас! Сейчас найду… – Людвиг вскакивает, и взгляд скользит по хаосу, устроенному в комнате. – Накопитель… Где же я их найду?...

Взгляд пробегает по комнате в поисках небольшого столика, на котором Пест хранил горсть своих мелких накопителей в холщовом мешочке, и не находит его. Пест, лежащий под ногами, начал жадно хватать воздух ртом. Людвиг опускается на колени и прижимает руки к груди юноши.

– Я аккуратно… Я по чуть-чуть буду… – юный воздушник начинает вливать по крупицам силу в Песта, но крупица для Людвига – малый океан для Песта.

После первой же порции силы тело юного ведуна выгибается, а глаза широко распахиваются. Глаза заполнены голубым, небесным цветом.

Людвиг отдергивает руки, а Пест вскакивает на ноги и делает четыре шага назад, не забывая выпускать силу через обычный воздушный поток, выпущенный вниз.

Секунда, вторая и Пест приходит в себя.

– Ты убить меня хотел? – дыша как загнанная лошадь, произносит Пест. Кусок стекла в предплечье и ножка от кровати в боку мгновенно выскочили из тела. Раны больше не кровили.

– Нет, я помочь хотел! Где я сейчас накопитель найду? – Людвиг обводит комнату рукой, указывая на бардак.

Пест оборачивается и, видя степень разрушений, делает несколько глубоких вдохов.

Несколько секунд и юноша направляется к месту, где стояла его кровать. Подцепив одну приметную половицу, Пест достает оттуда странный артефакт, который больше похож на детскую игрушку-трещотку.

Юный ведун протягивает артефакт Людвигу со словами:

– Заводи уборку, спать надо… 

***

Людвиг уже минуты две смотрел на булыжник. Точь-в-точь, какими выстилали мостовые. Он лежал на небольшом столике перед ним и совершенно не собирался взлетать, чего очень бы хотелось Людвигу. Камень шевелился, перекатывался на другой бок, вставал на острый угол, но категорически отказывался взлетать.

– Что такое муссон?

Вопрос Песта прозвучал в полнейшей тишине. Людвиг, услышав голос одногруппника, дернулся, и булыжник снова с глухим стуком упал на столешницу.

– Ты хоть раз можешь не говорить под руку? – процедил сквозь крепко сжатые зубы юный маг воздуха. Он повернул голову и обнаружил Песта, который так и не оторвался от книги.

– Так бы и сказал, что не ведаешь...

Сжав зубы так, что они захрустели, Людвиг уже в сотый раз уставился на булыжник. Словно плюясь словами, он произнес:

– Полетишь, падла! Еще как полетишь...

Спустя полчаса терзаний у начинающего мага воздуха получилось. Он, словно каменное изваяние, словно статуя простолюдина, увидевшего чудо, замер в восторге и не дышал. Казалось, что даже жилка на шее, которая до этого билась, словно змея под кожей от напряжения, замерла и вместе со студентом торжествует! Торжествует от полета булыжника, который сковырнули из мостовой у дома. Все в облике Людвига выдавало величайшее удивление и величайшую сосредоточенность. Вот проходит десять секунд, тридцать, минута, вторая...

– Людвиг! – раздается голос Песта. Голос разрушает тишину, а вместе с ней...

Камень падает на столешницу, хорошенечко приложив по пальцу юного мага. Он не издает ни звука. Словно и не ему прилетело камнем по пальцу. Тут же напоказ расслабляется, с наигранной легкостью расправляет плечи и разминает шею, наклоняя ее то вправо, то влево.

– Я разве многого прошу? – Людвиг выдает гнев излишне шумным вдохом, наполняющим грудь полностью. – Это же не сложно...

Песту не видно глаз воздушника, но по интонации он уже все понял и начал собирать вокруг себя чешуйчатый магический барьер. Самое лучшее, что он знает против воздушных атак.

Вовремя! Людвиг резко встал, а камень перед ним улетел в потолок, пробив его и скрывшись в темноте чердака. Стол врезался в стену перед ним, обрушив шпаклевку с потолка.

– Неужели так трудно закрыть свой рот, когда я занимаюсь! – вместе с этими словами из комнаты на улицу вылетели все окна.

Видя эту картину уже в сотый раз, Пест вздохнул и лишь машинально отметил, что сегодня Людвиг сдержался. Сегодня кровати остались на месте, хоть и сорвало ветром все белье в окно.

Молодой ведун и маг-универсал поднялся, всем своим видом показывая, что ничего особого не случилось. Он взял плащ с вешалки, надел сапоги и уже потянулся к ручке, но замер.

– Ты забыл, что нужно дышать, губы посинели, – произнес Пест, вроде и не обращаясь к Людвигу. – Я у портовых поем, артефакт под моей кроватью. Не опаздывай на работу.

Больше ни на что не отвлекаясь, Пест вышел. Юный маг воздуха фыркнул ему в спину.

– Тоже мне... дышать забыл, – только после этого он обратил внимание, что дышит как загнанный пес. Закусив губу, он начинает глубоко вдыхать носом и выдыхать резкими рывками через рот в два захода. Еще один глубокий вдох через нос и два резких выдоха. Так его учили...

Взгляд зацепился за отсутствие окон и постельного белья.

– Ну, хоть кровати на месте, – достав странный артефакт, который больше похож на детскую игрушку простолюдинов – трещотку, он начинает ее вращать, создавая треск.

В это время Пест уже спустился по лестнице с третьего этажа и открыл дверь на улицу. Прямо перед его носом вверх пролетел приличный кусок стекла. Чуть поодаль пролетело его покрывало, которым он застилал свою постель. Еще чуть далее – кусок рамы. Все эти предметы, по замыслу одного старого артефактора, который жутко не любил уборку, летели наверх, на второй этаж, где жили два юных мага. Этих магов знал весь район. Трудно не знать двух подростков, которые постоянно ссорятся, у которых постоянно что-то взрывается, и которые по ночам постоянно шастают по городу.

В соседстве с такой шумной парочкой были минусы: регулярный риск получить по голове вылетевшим окном или кроватью, а то и вовсе шкафом. Были и плюсы: ворье, вымогатели и разного рода шушера на Кривой улице уже давно перестала появляться. Собственно, как и органы правопорядка. А ночью даже собаки перестали брехать.

Пест проводил взглядом предметы, которые под воздействием артефакта летели обратно по своим местам. Комната снова превращалась в убранное и аккуратное место.

Если бы кто-то узнал, что в комнате никто не прибирался руками уже полгода, то очень бы удивился, а если бы узнал, какую прорву энергии требует такая уборка... Он бы не то, что удивился, а глубоко задумался. Наверное, обыватель крепко бы задумался и о том, какие же странные маги тут живут. Ученик маг-универсал средненькой силы из простолюдинов с правом ведуна, и ученик мага воздуха такой силы, что заводил артефакт "уборки" порой по три раза на дню. Но заводил не из-за любви к чистоте, а исключительно из-за вспыльчивого характера.

Таверна "Голубая кровь"

Луна царствовала на звездном небосводе единолично и безраздельно. Это давало повод думать, что большинство горожан уже давно спят.

Зал, освещенный магическими светильниками, был почти пуст. Занят был всего один стол. За ним сидело всего двое гостей и сам хозяин заведения Пристариус Эль.

Гостями были никто иные, как местные купцы из "высшего круга": Сыльес Тор и Вильям Сут.

– И? Наличие на восточной ярмарке купцов с мукой не показатель, – со вздохом произнес Сыльес, грузный мужчина с сероватым оттенком лица. – Ты даже не знаешь, откуда они взялись. Твоя охрана просто спугнула их, и они ушли лесами, бросив телеги.

– Со своей охраной я разберусь сам, – буркнул Вильям, худощавый поджарый мужчина с явной сединой в волосах, и добавил. – Местные мужики говорят, что это были какие-то "Ведичи", мужичье из дальних восточных сел. Это те села, что живут сами по себе, налоги не платят и кому подчиняются – не понятно.

– Секунду, – вмешался Пристариус, хозяин заведения. – То есть у нас, в славном государстве Гвинея, есть села, и не одно, которые вообще не платят никому налогов? Совсем?

Два самых именитых торговца Вивека переглянулись и странно улыбнулись.

– Вам бы "Основы денежного производства" Эдвардса Минуса почитать, – продолжая улыбаться, произнес Вильям.

– Минус первый предложил понятие "Рентабельность". Как быстро окупает доход от дела затраты, понесенные на организацию этого дела, и окупает ил вообще? – процитировал знаменитую среди купцов книгу Сыльес. – И как вы понимаете, в казначействе тоже не дураки сидят. Они уже все посчитали и приняли решение. Налоги с дальних сел не берут потому, что это не рентабельно. С них почти нечего взять, а организовывать налоговый сбор, охрану, учет и ревизии – довольно накладно. Если собранный налог не окупает даже организацию сбора этого налога, то зачем тогда собирать этот налог?

Хозяин заведения озадаченно почесал затылок и пригубил бокал отличного белого вина, задумчиво спросив:

– А что такого в том, что кто-то продавал муку на ярмарке?

– Новый источник стратегического ресурса, – заглядывая в бокал, произнес Вильям.

– Несколько случаев голода в разных провинциях государства за последние 20 лет заставляют более внимательно относиться к урожаю, погоде и другим факторам, от которых зависит наличие на складах запасов муки и вообще продовольствия, – Сыльес со вздохом поставил бокал и обратился к своему коллеге. – А у вас заначка хлеба имеется?

– Обижаете! – покачивая в негодовании головой, ответил Вильям.

– Поняли? Даже у таких средних торговцев, как мы, есть свои запасы хлеба, – Сыльес отпил из бокала и со вздохом произнес. – А тут на ярмарку, где мы всегда всё контролировали и примерно знали, что нас ждет, заявляется караван из двух десятков подвод, груженных мукой. Каково, а?

Вильям поднимает палец вверх и произносит с придыханием, словно открывает какой-то секрет:

– Не одна, не две телеги, а два десятка!!! Столько не украдешь, столько просто не продадут, столько можно только вырастить! А это что получается? Что кто-то в дальних восточных лесах вырастил столько хлеба, что и себе осталось, и на продажу два десятка подвод привезли. А мы ни ухом ни рылом!

Пристариус наконец-то понял суть проблемы и глубокомысленно закивал. Молчание затянулось на несколько секунд, и прервал его вздох хозяина заведения:

– Делааа... Однако, не отведать ли нам с вами нашего рагу "по-Стокски"?

Хмурые торговцы сразу оживились.

– Это ваше новое? Как же! Наслышаны!

Пристариус махнул служке, дежурившему у входа в кухню, и громко произнес:

– Три рагу «по-Стокски», пару «Облаков» и один «Пряного»!

– Да, да! Такое событие! Новое блюдо в "Голубой крови"!

– Вы мне льстите! Это не совсем новое блюдо, скорее хорошо доработанное старое, – Пристариус опрокинул в себя остатки вина из бокала и причмокнул губами. – Видите ли, мой милый ученик, Травус, уже давно не мальчик, и я был не вправе больше его удерживать. Малыш рвался в столицу, я не смог его больше привязывать к себе...

– Погодите-ка! У вас разве не было контракта с этим юным магом? Он же готовил у вас без малого 10 лет! – брови Вильяма поползли вверх.

– Ну что вы! Я и так задержал мальчика на своей кухне. Наш контракт закончился 3 года назад. Он держался у меня только на моем добром слове, золотой монете и безумной любви к одной барышне.

– И что же изменилось? – с прищуром спросил Сыльес. – Слово перестало быть добрым, или монета золотой?

– Ну что вы! Не стоит обо мне так думать. Все гораздо проще и сложнее, – Пристариус обвел взглядом Вильяма и Сыльеса и с усмешкой произнес. – Давайте вспомним с вами самую главную причину тех наших поступков, которые переворачивали нашу жизнь...

Вильям рассмеялся и откинулся на спинку стула, а Сыльес как-то осунулся и угрюмо буркнул:

– Женщины...

– Да, без них все было бы стабильнее... – отсмеявшись, произнес Вильям.

– Вот и мой мальчик добился согласия от своей музы и ее отца, – по лицу Пристариуса проскользнула грустная улыбка.

– Погодите, если вы тут, ваш ученик Травус в столице, то кто же тогда на кухне?

– О! Это моя новая находка! Молодой маг воздуха и молодой универсал, – с гордостью произнес Пристариус. – Вы не поверите, когда узнаете, где я их нашел!

– Очень интересно! – торговцы переглянулись.

– На улице! – громким шепотом произнес хозяин заведения. – Если не кривить душой, то нашли меня они. Дело было глубокой ночью, недалеко от портового района…

– Погодите! – прервал Сыльес. – А что вы делали недалеко от портового района посреди ночи?

– Поймите меня правильно! Я только проводил ученика в столицу, дал ему на дорогу и первое время для обустройства 200 золотых, благословил и… опустошил 2 бутылки крепленого рома из Ритаки. – Пристариус вытащил белый платок и промокнул лоб, который покрылся испариной. – Ром оказался настоящим, и я сам не ведаю, как мне удалось туда дойти, но факт есть факт. Нашли меня именно там.

– Вам очень повезло, что над вашим телом не поработали портовые шайки! Говорят, среди них появился маг! Некоторые уверены, что он некромант, – так же шепотом произнес Вильям.

– Я склоняюсь к магу жизни. Пока он себя никак не проявлял, кроме как исцелением простолюдинов из портового района, – скривившись, произнес Сыльес и обратился к Пристариусу. – А вот что интересно, что эти два мага там делали?

– Мели и убирали улицы, – словно в этом нет ничего противоестественного, произнес хозяин заведения.

– Что, простите? – не поверил своим ушам Вильям. Сыльес сидел рядом с округлившимися глазами.

– Они мели улицы и стригли кусты и деревья. Там, где был засор водостока или кучи мусора – применяли магию. Мусор сгорал, – спокойно произнес Пристариус.

– Вы нас разыгрываете!

– Ничуть! Эти два мага выполняли все магией и ни к чему не прикасались руками. Я тоже сначала подумал, что меня разыгрывают, но все оказалось проще. Они получали неплохие деньги за свой труд, так как выполняли работу двух десятков простолюдинов. Они меня и нашли в сточной канаве. Мой… авторитет, – тут Пристариус приподнял свой живот, показывая, о каком именно авторитете идет речь, – мешал протоку дождевых вод. Они же помогли мне добраться до дома. А вот на следующий день я их попытался разыскать и отблагодарить, но обнаружил их в Академии магии. Они оба студенты. Так и началось наше сотрудничество.

– Они что же, сразу готовить умели? Вы же не взяли кого попало?

– Да, конечно, я поначалу давал им уроки, и несколько дней они готовили под моим приглядом, но потом они все начали делать сами! – Пристариус нагнулся над столом и заговорщицки произнес. – Вы не представляете, какие нетривиальные задачи мне пришлось решить, чтобы из них получились настоящие повара-маги! Один воздушник чего стоил!

– А в чем же была проблема? – прошептал в том же тоне Вильям.

– У него очень много энергии, и первое «Облако», которое у него получилось… – Пристариус оглянулся, чтобы удостовериться, что его не подслушивают. – … было размером с дом! Когда тесто в его руках начало набухать и светиться, я впервые испугался хлеба! Я думал, та булка меня задушит!

По залу разнесся хохот трех голосов.

А тем временем в кухне одного из самых престижных заведений города Вивека, «Голубой крови», царила настоящая идиллия и сияющая чистота. Немаленькое помещение освещалось магическими светильниками, и свет отражался в отполированной кухонной утвари. Каждый стол был натерт до блеска.

Посередине кухни на двух табуретах сидели оба юных мага. Оба были одеты в белые передники, на головах повязаны белые платки, а рукава рубах закатаны почти до плеч. Оба мага о чем-то негромко переговаривались.

– Нет, ты посмотри! Это имеет огромное значение! – все пытался объяснить что-то Пест. – Конечно, так никто не делает! Но и с духами никто не работает, только с тупыми элементалями!

– Я все понимаю, но смысл? Какой в этом смысл? – Людвиг смотрит на чертеж, который юный ведун начертил мелком на полу.

– А смысл в том, что благодаря такой расстановке ритуальных кругов мы можем провести ритуал огромнейшей силы! А надо всего 5-6 магов средней силы! Представь, что "Гвинейский горн" создают 5-6 магов!

– Нет, это бред, такого не может быть! – ворчит Людвиг. Он без каких-либо оправданий отвергает выводы Песта. – На такой ритуал собираются маги со всего государства...

– Да пойми же ты! То, как принято это делать – расточительство силы! Ты посчитай, посчитай потери! Это то же самое, что печку топить королевским сандалом! Пахнет хорошо, а горит хуже старого пня!

– Опять ты со своим "посчитай"! Завязывал бы ты со своей математикой! – Людвиг насупился и принялся поучать. – Ты в курсе, что ни один маг с этой математикой далеко не уехал? Припомни хоть одного мага-математика! Не можешь? Вот! Потому, что от математики никому ничего хорошего не было!

В этот момент на кухню вваливается запыхавшийся официант. Его сразу можно узнать по зеленому пиджаку из плотной ткани и знаку заведения, вышитому на груди.

– Два "Облака", три порции "Рагу по-Стокски" и кувшин "Пряного"! – выпалил и тут же скрылся в дверях.

Оба юноши тут же поднялись и разошлись к разным столам. Людвиг достал из-под стола мешок с мукой и высыпал часть на стол. Сразу же он принялся добавлять еще какие-то ингредиенты и замешивать тесто.

Пест в это время не шелохнулся, но под его чутким взглядом кухня ожила. Перед ним начался настоящий танец. Вспыхнул огонь в глубине печи, начали летать овощи и корнеплоды, сбрасывая на ходу кожуру, загремели крышками огромные сковороды и кастрюли, перелетая на чугунную плиту.

Вот очищенные овощи, как и мясо, подлетели к сковородам и кастрюлям и, словно пересекая неведомую черту, распались на мелкие кусочки и осыпались на сковороды. Из кувшинов полилось масло, поплыли по воздуху мелкие горшочки с дорогими пряностями.

Людвиг тем временем мнет ком теста. На лбу выступают капли пота, а дыхание становится тяжелым.

– Пест! Почти готово! – громко объявляет молодой маг воздуха.

– Надувай и закладывай! Печь готова! – короткий ответ.

Людвиг кивает головой. Руки гладят каравай и начинают светиться. Тесто, которое он разделил пополам, начинает увеличиваться, словно его надувают. Когда два куска теста превращаются в два крупных полушария, Людвиг подхватывает их деревянной хлебной лопатой и засовывает в печь. Та, под действием волшебства Песта, уже исходила жаром.

Поставив хлеб в печь, Людвиг уже было вздохнул, но юный ведун коротко скомандовал:

– Воду ставь!

Воздушник кивнул, а руки подхватили огромную кастрюлю, поставив ее на плиту. И тут же принялся наливать туда воду из бочки, кидать сушеные яблоки и какие-то корешки.

Пест наблюдал за всеми приготовлениями невидящим взором. Крепко сжатые челюсти и дрожащие пальцы свидетельствовали о напряжении. Под его взглядом овощи, мясо и специи в сковородке постоянно перемешивались, распространяя по кухне аппетитный аромат. Овощи первыми дали сок, и в сковороде начался процесс тушения. Смесь свежайших овощей и мяса теперь не жарилась, а варилась.

Не прошло и получаса, а Людвиг уже торопился вытащить хлеб. Раздутые полусферы превратились в бугристые копии облаков. Сверху они бугрились, а снизу были словно обрезаны. В объеме хлеб увеличился в несколько раз.

Как только по кухне потекли умопомрачительные запахи тушеного мяса с овощами, свежего хлеба и пряного яблочного отвара, на пороге, словно по волшебству, появился служка-официант. Он водил носом, ловя запахи, будто мог по запаху определять степень готовности блюд.

– "Облака" забирай! – громко командует Людвиг, помешивая пряное варево в кастрюле.

Служка быстро подхватывает оба хлеба на металлический поднос и снова исчезает.

Не проходит и нескольких минут, а Пест уже выкладывает сочное и ароматное рагу в большую миску. Делает он это весьма экстравагантно. Сковорода самостоятельно поднимается и опрокидывает содержимое в миску. Тут же начинает суетиться Людвиг. Он разравнивает гору рагу по мискам, украшает зеленью и вытирает с краев керамических мисок капли.

– Аккуратнее! Так ведь и есть приятней...

Пест на эти слова пожимает плечами и принимается переливать пряный яблочный отвар в большой пузатый кувшин.

– Я думаю, это последний? – Людвиг придирчиво оглядывает тарелку.

– Надеюсь, – со вздохом отвечает Пест.

В этот момент на пороге снова появляется служка в зеленом пиджаке. Он моментально подхватывает на поднос приготовленное рагу и пряный яблочный отвар. Не оборачиваясь и не отвлекаясь от подноса, он на ходу бросает:

– Это для гостей хозяина. Можете сворачиваться.

Людвиг с кряхтением поднимается и направляется к столу, за которым готовил. Он смачивает тряпку и начинает натирать его до блеска. Пест же встает у небольшого окна.

– Людвиг... – тихо зовет он напарника. Взгляд застыл на окне, за которым в ночи с неба падают капли. – Людвиг, ты помнишь, когда последний раз плакал?

– Чего? – не сразу доходит вопрос до юноши.

– Когда ты плакал в последний раз?

– Мужчины не плачут, – сухо отвечает Людвиг, продолжая натирать стол.

– Ну, да... не плачут... – порывы ветра периодически бросают на небольшое окошко капли дождя.

На пороге появляется все тот же прислужник-официант. Пиджак он держит в руке.

– Хозяин закрыл заведение. На сегодня все, – усталые ноги доставляют его к столу, руки кладут на выскобленное дерево стопку серебряных монет. Он обводит взглядом кухню и вздыхает. Ноги несут его к выходу, где он вешает на вешалку пиджак и надевает плащ с капюшоном. – У меня два дня вольных...

– Хорошо отдохнуть! – не глядя, бросает Людвиг.

– И вам, – отвечает официант, закрывая за собой дверь.

– Хорошо бы, но некогда...

В этот момент Пест отчетливо чествует дыхание смерти. То странное, неуловимое чувство прохлады и вечности, которое он почувствовал, познакомившись с ангелами смерти.

– Людвиг, мне твоя помощь нужна! – взгляд Песта застыл на закрывшейся двери.

– Чего? Прямо сейчас? – на лице Людвига появляется гримаса обреченности.

Пест переводит взгляд с двери на окно, за которым идет дождь.

– Да, прямо сейчас. Это очень важно...

Тренировочная комната

Тренировочная комната непривычно пуста. Два юных мага вынесли из нее все, что могло взлететь под действием урагана. Потолок сплошь покрыт затейливым витиеватым рисунком. Обыватели приняли бы этот узор за "Гостерскую роспись", но знающие сразу бы опознали руны магии воды, четко вплетенные в узор.

– Теперь-то, может, расскажешь, какого черта мы до рассвета рисуем эту дрянь на потолке?

Оба юноши стоят посередине комнаты. Пест откидывает кисть с длинной ручкой, которой он писал на потолке знаки воды. Усевшись на песок и вытянув ноги, он спрашивает:

– Людвиг, что тебе сниться? – юный воздушник не ответил. – Когда ты просыпаешься, у тебя кандалы на руках так исходят жаром, что я иногда боюсь, что твоя постель загорится.

– Какая тебе разница? Может, ответишь на мой вопрос? Ты постоянно отвечаешь вопросом на вопрос, – Людвиг сел рядом, поджав ноги и обхватив колени руками.

– Недавно я тоже боялся уснуть, – Пест повернул голову, а взгляд скользнул по суровой гримасе Людвига. Рука потянулась к его шее и, как только юноша прикоснулся, глаза воздушника закатились.

Пест начал рассказывать, кусками транслируя свои воспоминания и чувства прямо в разум Людвига.

– Я когда домой приехал, тут же принялся по селам ходить, метку свою раздавать, и не уследил, – Пест умолк, взгляд, упертый в пол, начал мутнеть, словно он что-то видел вдалеке. – Когда почуял – отца мертвым нашел. Вои с Ультака-града к нам зашли и резать принялись всех, кто под руку попадался. А я не успел. Бою мажескому третьего рангу выучился, артефактному делу ученый, и огнем паленый и в воде топленый, сколько раз меня Ратмир резал... А отца не уберег, мужики села родного полегли, род без главы остался, а я ничего сделать не смог.

Пест поджал губы и замолчал, убрав руку от воздушника.

– Мстил? – слышится от Людвига. Тот, от такой демонстрации сидел пришибленный.

– Нет, – Пест нервно хохотнул и сквозь зубы начал говорить. – Зубом скрипел, злобой исходил, крови хотел, за отца, за мужиков села нашего, за детей и баб, что порубили, а кровь не пролил чужую. Нельзя мне.

– Что нельзя?

– Жизни мне отбирать нельзя, или смерть за мной придет. Это рок мой, мое проклятье за силу ведовскую,- юный ведун с усмешкой вздохнул, добавив. – Вот тебе и маг боевой...

– А как же...

Пест снова прикоснулся к Людвигу и продолжил рассказ.

– На нас воины из града потом пришли. Две сотни, все в латах одинаковых, воевать обученные. Я тогда предков на бой звал, по соседним селам клич кинули, сотню воев обученных собрали, да толку? Я свою кровь тогда лить решил за воев наших. Ворожбу творил с иглой, что из рога единорожьего, чтобы каждая рана не на вое нашем была, а на мне. А я уж с настойками да отварами сдюжил...

– Ты перенес все раны с ваших воинов на себя?

– Да, – пожимает плечами юный ведун. – А куда деваться-то было? Как иглу в кожу загнал, так каждый порез на своей коже чуял. А чтобы кровью не изойти или от боли сознание не потерять – зелья пил, а когда сам не мог, то отец их в меня вливал.

– Он же погиб? – Людвиг хмурится, но тут возникает воспоминание о мужчине с перерубленной шеей и одним глазом.

– Погиб, – кивает ведун. – Когда воев с Ультака уже глазом видеть можно было, предок на бой пришел. Со всех сел окрестных к нам пришел. Кто костями голыми богат, у кого лицо червем съедено, а батька мой как живой. Только лицо темное, глаз один, да шея порвана.

Пест под грузом воспоминаний умолк. Кадык начал метаться вверх и вниз, а кулаки сжались.

– А я его... – Пест снова ненадолго умолк, подбирая слова. – ... Я его не сразу признал. Он ко мне со спины подошел и спрашивает, мол, боязно?

Пест закусил губу и совсем умолк. Рука отпустила воздушника, взгляд уперся в песок тренировочной комнаты. Молчание продолжалось несколько минут, и нарушил его Людвиг.

– На севере на заставах служат мужики-простолюдины. Я когда к ним попал, чуть было не сломался. У них принято так себя вести, а я думал, это они меня так презирают, – Людвиг хмыкнул, и его лица коснулась едва заметная улыбка. – Как попадаешь на заставу в ученье – все тебя за человека не считают. Зовут "мясом", "криворуким", или еще какой бранью. Есть со всеми в зале нельзя, спишь в казарме, только если место свободное есть. Если патруль вернулся, то и на улице спать приходилось. С тобой даже не разговаривают, словно нет тебя. Но когда ты "шаг" сдаешь наставнику и "стену", тебя словно в "свои" принимают. И место тебе в столовой уступят, и с места в казарме не скинут, и разговаривают, подбадривают, объясняют, если не так делаешь. Словно ты не ты был, а как сдал наставнику "шаг" и "стену" – взял и появился.

Людвиг взглянул на Песта, но тот молча продолжал кусать губу.

– Я когда первый раз стену удержал, мне в щит ногой бил Прист, бугай местный. Я ему ростом по грудь, у него ладонь с мое лицо. Думал, он меня целиком съест, до того он меня не любил. А как щит удержал под его ударом, так мы лучшими друзьями стали. Пили вместе и в самоволку в село бегали...

– А что потом? – без особого интереса спросил юный ведун.

– А потом пришли твари с Северных островов, – улыбка сползает с лица Людвига, глаза по мере рассказа наливаются светом и приобретают сплошной голубой оттенок. – Серые рожи, вместо носа пару щелей, клыки торчат изо рта, как у зверя. Твари, одним словом. Разумные не носили бы сушеные языки людей, как бусы, на шее. И колдуны, маги темные, что у них правят. Они приходят на наши земли и уводят людей, грабят, убивают. Каждый раз мы их отлавливаем, вырезаем, карательные экспедиции к ним отправляем, но вот проходит 5-7 лет, подрастает новое поколение этих тварей, и они снова идут к нам грабить, захватывать, убивать...

Вокруг юного мага воздуха начинает вращаться песок, словно легкий ветерок его пересыпает. Чем дальше рассказывает – тем шире полоса вращения.

– Они перебили патруль, но не успели поймать вестника. Нас предупредили. Потом была осада заставы, штурмы магией и воинами, потом умирали друзья, а потом меня связали и спрятали, чтобы я передал послание, когда все закончится. Я должен был уснуть, но почему-то артефакт летаргии не сработал. Я не спал и делал, что мог. Смотрел "Отдаленным взором", как мои сослуживцы и друзья умирают один за другим, потом смотрел, как эти твари жрут их потроха, творят свои ритуалы, развешивают языки на шнурки...

Плечи и вся грудина юноши вздрагивают один раз, второй, но лицо остается сухим. Зубы сжаты так, что скулы вздулись, хрустят суставы кулаков. Пест наблюдает за Людвигом. Сначала он хмурится, но понимание приходит быстро. Он хорошо помнит завет отца о слезах.

– Плакать можно, в том худого нет, – Пест поднимает руку вверх к вязи знаков воды, так похожей на "Гостерскую роспись", и начинает ее напитывать силой.

– Я не плачу, – тихим шепотом произносит Людвиг. Плечи снова безмолвно вздрагивают, и еще раз. – Мужчины не плачут.

Пест все сильнее и сильнее начинает напитывать рисунок. Много силы не потребовалось, чтобы на потолке повисла одна капля, потом еще одна и еще. Не проходит и десяти секунд, а с потолка уже идет небольшой дождь.

– В дождь можно, в дождь не зазорно. Батя мой так говаривал...

Дождь в тренировочной комнате становится все сильнее и сильнее. Оба юноши моментально вымокают до нитки. Не проходит и минуты когда от Людвига доносится всхлип, потом еще один.

– Я не плачу! – срывающимся голосом произносит Людвиг. Он кулаком утирает нос.

– Это просто дождь, – кивает Пест и добавляет тихим шепотом. – Так бывает под дождем.

Сон

Людвиг открывает глаза, и перед ним та же картина. Все тот же стол и все та же кружка.

Все его друзья и соратники за огромным столом. Вот огромный Прист хватает кружку, рука вскидывается вверх, а рот кричит "За Гвинею!". Его подхватывают другие, повторяя: "За Гвинею!".

Кто-то замечает, что Людвиг поднял голову. Слышаться выкрики:

– Гля! Бастард живой!

– О! Бастард! Выпей с нами!

– Слух, а как Бастарда звать?

– А че, Бастард – это не имя?

– Не, это когда благородный налево сходил...

Сейчас Людвиг должен спросить Малого, "За что пьем?", но вдруг начинает идти дождь. И они уже не в тесной забегаловке, а на улице. Вот по лбу бежит первая капля дождя, убегает на переносицу, свисает на носу. Вот и слезы начинают течь по щекам.

На Людвиге останавливается то один взгляд, то другой. Через несколько секунд, когда юный маг воздуха уже насквозь мокрый от дождя, на него смотрят все, кто сидел за столом. Его начинают спрашивать:

– Ты чего, Бастард?

– Случилось чего?

– Мужики не плачут, ну! – толкает его в плечо Прист.

– Я не плачу... это дождь... – всхлипывая после каждой фразы, произносит Людвиг. – ...Под дождем можно...

Сперва все умолкают, но спустя несколько секунд снова начинается гомон голосов:

– Точно можно? – спрашивает кто-то из мужиков.

– Можно, мне батька так говаривал...

– Не, а ты сам прикинь, не заметит ведь никто!

Гомон голосов нарастает, но, несмотря на это, четко слышится слова Свала:

– Значит, больше не свидимся? – он сидит рядышком, справа, и заглядывает в глаза.

Людвиг закусывает губу, чтобы не разревется в голос. Хватает сил, только чтобы мотнуть головой.

– Ну, тогда... Прощай! – Свал встает, рука хлопает по плечу Людвига, а сам куда-то уходит.

– Ты себя береги... – еще один хлопок по плечу.

Взгляд, залитый дождем и слезами, не отрывается от столешницы.

– Да, мы-то уже все, а у тебя жизнь долгая! – снова хлопок по плечу.

– Нос не вешай и лихом нас не поминай...

– Бывай, Бастард! – проходящий теребит волосы Людвига, как младшего брата.

Остальные, еще гомонящие мужики, поднимаются по одному и подходят. Каждый что-то говорит и хлопает по плечу, теребит волосы, жмет руку... Людвиг покраснел, но так и не оторвал взгляда от стола. Он кивает, но звука не произносит, лишь губу закусывает. Плечи нет-нет, но вздрагивают.

Дождь становится сильнее. По лицу бегут струйки воды. Какие из них соленые, а какие просто вода – не разобрать. Взгляда он не поднял. Перед глазами стол с недоеденной закуской, недопитыми кувшинами, и наполовину полные кружки. За столом никого нет.

Мгновение – и исчезают кружки, еще одно – и исчезают тарелки. Стол совсем опустел. Перед Людвигом стоит одна кружка из мутного стекла. В ней налита вода и плавает три красных ягодки брусники. Так было принято поминать воинов у северян, так его учили еще там, на заставе Серый Клык. 

*** 

Людвиг открыл глаза, затем присел. В комнате стоит полная тишина. Солнце давно встало, и кровать юного воздушника ярко освещена солнцем. Юный маг взглянул на кандалы, которые находились на его руках. Они даже не нагрелись, хотя зачастую они жгли его кожу, словно раскаленный металл. Тем не менее, на лице Людвига не отразилось и тени удивления.

Послышался шорох со стороны постели Песта. Из-под одеяла вынырнула Кара'кан. Она улыбнулась Людвигу и тихо произнесла:

– Поздравляю! Ты свободен! – слова на незнакомом языке звучат четко и торжественно. Она встает, и обнаженная проходит к темному углу, где растворяется словно мираж. После ведьмы остается только темное облако, которое стелется по полу.

Людвиг плюхается на спину и еще час смотрит пустым взором в потолок. Глубокий вздох, и глаза закрываются. Людвиг снова уснул.

В комнате начинают проявляться контуры Черта. Высший демон занимает большую часть комнаты. Чтобы ничего не задеть, он поджимает задние лапы. Около часа демон разглядывает Людвига, принюхивается к нему, даже пробует аккуратно лизнуть, чтобы попробовать на вкус. Голова демона начинает вращаться и замирает в перевернутом положении. Рот оказывается наверху, а лоб и три глаза внизу.

За всей этой картиной наблюдает Пест. Испугавшись, что Черт может что-то сотворить с Людвигом, он встает и подходит к нему. Демон оборачивается к Песту и странным голосом произносит:

– Ты можешь научить меня плакать, как его? – лапа Черта указывает на Людвига. Все три глаза моргают по очереди. Пест мотает головой.

– Тебе не научиться. Так может только тот, у кого есть сердце.

Глава 10. Сколько стоит твоя родина...

Земельный приказ

В помещении государева Земельного приказа стояла абсолютная тишина. Секретарь, мужчина с аккуратной бородкой, в чистом зеленом камзоле и белой рубашке, сидел за столом и что-то аккуратно выводил писчей палочкой в огромной книге.

Вот послышался приглушенный звук голосов, доносившихся снаружи. Секретарь поднял взгляд на вход, но тут же его опустил. Спустя несколько секунд тяжелая дубовая дверь скрипнула, и в проеме показалась голова Песта. Взгляд ведуна скользнул по роскошной золоченой мебели, огромных размеров картинам на стенах и лощеному мужчине за столом.

Юноша немного стушевался от роскоши и пышности обстановки, но, тем не менее, вошел.

Пест постарался прикрыть дверь как можно аккуратнее, но в итоге она так стукнула, что ему показалось – громыхнул гром.

– По какому делу? – прозвучал голос секретаря. Он уже успел рассмотреть мантию Песта, его руки, цвет кожи и разноцветные радужки глаз. В голове уже успела сложиться первичная картина. За несколько секунд секретарь сумел взвесить степень угрозы, потенциальную платежеспособность и примерную "родовитость" посетителя.

– Здравствуйте, я за земли хотел узнать, – неуверенно произнес юноша. Он спрятал руки в рукава мантии, чтобы не выдать волнения, но все, что нужно, секретарь и так читал на его лице.

– Какие земли вас интересуют? – произнес секретарь и перевернул страницу. Он начал бегать взглядом по тексту, всячески делая вид, что не замечает посетителя и вообще очень занят.

– Свободные земли, что лежат за поместьем Ультак и тянутся до самой границы.

Секретарь оторвал полный удивления взгляд от книги и внимательно посмотрел на Песта, затем глубоко вздохнул и поднялся. Дойдя неспешным шагом до огромного шкафа из резного красного дерева, он достал из него одну книгу в кожаном переплете и крупный свиток.

Все это секретарь разложил на свободном столе у стены справа, и жестом пригласил к столу юного универсала.

Свиток оказался довольно подробной картой Гвинеи, а книга – учетным и регистрационным документом восточного герцогства.

– Укажите подробнее, пожалуйста, о каких землях идёт речь, – произнес секретарь.

– Вот отсюда, от Ультака града, до реки Ворж, включая ее берег, – юноша провел пальцем воображаемую границу.

– Странно, на нашей карте у этой реки нет названия, – произносит секретарь и внимательно разглядывает карту. – Вы уверены, что эта река называется именно "Ворж"?

– Уверен, я бывал там не раз, – кивает юноша.

– Что ж, давайте тогда заглянем в регистрационную книгу, – со вздохом произнес секретарь после того, как сделал какую-то пометку на листе. Быстро пролистав несколько страниц, он нашел запись, которую и прочитал: «От границ имения Ультак до самой восточной границы земли принадлежат Короне. За Короной закреплено право налога, право суда и собственности на обнаруженные жилы металлов и другие полезные ископаемые. Всякая добыча на земле Короны обязана быть согласована и заверена подписью и печатью Государя славного государства Гвинея».

Секретарь немного пожевал губами и оторвался от книги, взглянув на Песта.

– Вы это хотели узнать?

– Да, в смысле – не только это, – затараторил Пест, но все же быстро взял себя в руки. – Я хотел узнать, сколько будет стоить выкупить земли от Ультака до Воржа.

Брови на лице секретаря поползли вверх, и он по-новому осмотрел юношу.

– Да будет вам известно, молодой человек, что, несмотря на многие сплетни, земли в славном государстве Гвинея – не продаются! Они даруются Короной за верную службу, доблесть, отвагу на поле брани и неоценимую помощь Короне, – секретарь наклонился к лицу Песта и громким шепотом произнес. – Земли Короны – не свиная нога, а Земельный приказ – не мясная лавка.

– Но как же...

– Юноша, вы меня хорошо расслышали?

– Да, но я почти дворянин, и мне...

– Все тонкие вопросы вы можете обсудить с главой Земельного приказа Сальвасом Итлошем, но здесь вам точно нечего делать.

– А где мне его искать? – тут же задал вопрос Пест, за что был удостоен брезгливого взгляда.

Секретарь подошел к своему столу и открыл книгу в белом кожаном переплете.

– В следующем месяце, шестнадцатого числа есть окно на полчаса... – секретарь поднял взгляд на юношу, ожидая его реакции. Пест хотел было уже кивнуть, но секретарь тут же исправился. – Прошу прощения, ошибка. Не в следующем, а через два месяца.

Секретарь продолжил наблюдать за Пестом, который начал хмуриться.

– А пораньше нам можно встретиться? – задумчиво спрашивает юноша.

– Чтобы вас пригласить пораньше, необходимо кому-то отказать или договориться о переносе встречи. Люди не любят беспокойства или нарушения планов, – секретарь показал странный жест. Он тер между собой большим и указательным пальцем. – Но это можно урегулировать...

Пест проследил за жестом секретаря, нахмурился и произнес:

– Я подожду.

Кабинет главы Земельного приказа

– Этих сборщиков проверили? – буркнул Сальвас Итлош, второй раз пробегая бумагу отчета глазами.

– Проверили, урожаи вдоль реки Узкой действительно оставляют желать лучшего, – кивнул секретарь.

– Ясно. Ещё что-то?

– Да, ваша светлость. К вам пытался попасть на прием молодой человек, в мантии студента Академии магии...

Сальвас заинтересованно взглянул на секретаря.

– И?

– Он сказал, что хочет выкупить земли Короны на востоке, за имением Ультак.

– Ультак? Это где вообще? – нахмурился глава.

Секретарь услужливо развернул карту перед начальником и начал водить пальцем.

– На востоке, вот тут, имение Ультак. Юноша же говорил о выкупе вот этих земель, вплоть до этой реки, которую он назвал Ворж.

– Здесь же нет названия, – хмыкнул Сальвас. – Вы понимаете, что это значит? Да, а почему вы его не пригласили?

– Если вы позволите, то я хотел бы заметить, что юноша был одет... – секретарь пожевал губами, подбирая слова. – ...неподобающе для платежеспособного посетителя. И на элементарные намеки и традиции, принятые среди знающих людей, никак не отреагировал.

– Засланный Орденом? – тихо спросил Сальвас.

– Прямых доказательств нет, но имеются подозрения, – кивнул секретарь.

– Однако он знает название реки, и это наводит на другую мысль, – глава встал, выпрямил спину, сложив за спиной руки, и начал расхаживать по кабинету как важный гусь. – Он четко очертил границу того, что хочет? Так?

– Совершенно верно.

– Он сам назвал реку по ее истинному названию? Вы проверили?

– Конечно. Наши записи совпадают со сказанным юношей.

– Получается, этот молодой человек там действительно был. Это может значить только одно – молодой человек знает об этих землях то, чего не знаем мы. Он очертил участок земли явно не просто так.

– Или он засланный лазутчик Ордена, – сухо произнес секретарь.

– Возможно... – глава остановился, закусил нижнюю губу и произнес. – Узнай о нем все, что сможешь. У него должны быть мотивы и источники денег на подобную авантюру, или...

Глава упер взгляд в секретаря и с волнением произнес:

– ... Или он действительно лазутчик, и Орден копает под нас. 

*** 

Пест этой ночью много молчал. Людвиг с начала уборки на улицах что-то, не переставая, говорил, пытался пошутить, но в итоге тоже умолк.

Скупые движения, минимум затрат энергии на заклинания и размеренный шаг.

– Я сегодня баронессу Игрим видел, – сам не зная зачем, произнес Людвиг и взглянул на спутника.

Юный ведун молча взглянул на Людвига, устало вздохнул и продолжил спокойный, словно усталый шаг.

– Ты не обижайся, но стервой она была, стервой и осталась, – произнес Людвиг и снова уставился на Песта. Тот лишь едва улыбнулся и хмыкнул.

Людвиг, вконец устав от попыток разговорить Песта, тоже умолк. Так они и дошли до перекрестка, где Пест сворачивал в портовый район.

– Может, я с тобой? – спросил Людвиг, но Пест лишь махнул рукой и, немного сгорбившись, поплелся к единственному фонарю в портовом районе. Продолжая при этом периодически сгребать мусор и моментально его сжигать.

Шаркая сапогами по старой разбитой брусчатке, Пест подошел к фонарю и огляделся. Вокруг была абсолютная тишина, и в эту ночь у фонаря не оказалось никого. Юноша уже хотел было уйти, но обернулся, почувствовав взгляд в спину. Немного постоял, но ощущение взгляда никуда не делось. Взгляд недобрый, полный злобы и ненависти. Такой взгляд в спину ощущался как горячий камень между лопаток, который печет, но еще не обжигает.

Юный ведун достал затасканную повязку на глаза и, повязав ее, повернулся.

Перед Пестом в сотне метров стоял мужчина средних лет. На нем была странная туника с каким-то гербом, местами виднелась кольчуга, в руках мужчина держал старый солдатский полуторник.

Ведун начал идти в сторону воина и отчетливо не только увидел, но и почувствовал Тьму в провалах глаз мужчины. Дух молчал и наблюдал за Пестом.

Чем ближе юноша подходил к странному духу, тем сильнее он начинал волноваться. С собой Пест не взял ни соли, ни Клинка душ. Справиться с таким духом одним ведовским словом было бы очень проблематично.

Подпустив к себе ведуна на насколько метров, дух заговорил:

– Хозяев моих сожжешь до пепла, как полагается, а я за то тебе брошь золотую, фамильную. Торг? – произносит дух солдата, как для себя окрестил этого духа Пест.

– Вслепую дел не веду, – хмуро буркнул юноша и сложил руки на груди, продолжая рассматривать духа.

От этих слов дух замер на несколько секунд, словно раздумывал, но все же спросил:

– Что хочешь?

– Веди к делу твоему, – произносит Пест и начинает еще пристальнее следить за духом.

Дух солдата разворачивается, шаркая ногами по брусчатке. Не левитирует как призрак в паре сантиметров над землей, а идет, как положено человеку. Руки без когтей, зубы тоже человеческие. Если бы не тьма, заполнившая глазницы, Пест принял бы его за не отошедшую душу какого-то солдата.

Дух вел ведуна закоулками и тесными проулками. Иногда Пест узнавал некоторые улицы, мелькавшие в боковых ответвлениях проулках, иногда места казались совершенно незнакомыми. В итоге дух привел его к низенькой деревянной двери в огромном доме, который достраивался несколько раз. От этого дом был не монолитным и немного кривым. Одна часть дома, из серого камня, немного накренилась, а вторая часть, из белого тесаного камня, была прямая и явно недавно сложена. При этом трещин или щелей в кладке не было, что указывало на то, что дом достроили уже после того, как старая часть накренилась.

– Здесь, – коротко произнес дух и прошел сквозь маленькую дверь.

Пест неуверенно помялся с ноги на ногу и потянул ручку на себя.

В нос ударил приторный, слегка сладковатый запах смерти. В груди заныло от плохого предчувствия.

Во тьме маленькой комнаты, где помещался только шкаф, стол да одна кровать, Пест обнаружил два трупа. Один детский, а второй взрослой женщины.

Женский труп был одет в какое-то рваное серое платье. На нем виднелась даже пара заплат. Ноги босые. Женщина обнимала детский труп, причем ребенок, судя по разложению, умер гораздо раньше.

– Вильгельма не смогла пережить вторую утрату, – начал говорить за спиной солдат. – Сначала старший рода Эдмин, а потом сын Лиман.

– Отчего померли? Хворь?

– Эдмин, муж ее, убит в портовом районе. С деньгами домой возвращался, за работу недельную. Один удар, кинжал под ребра, – бесстрастно рассказывал солдат. – Их сын, Лиман, умер от голода. Вильгельма не смогла найти денег на прокорм. Она всю жизнь хранила очаг, следила за хозяйством и делать толком ничего не умела... Когда поняла, что сын умер, легла рядом, обняла и больше не встала.

Пест глубоко вздохнул и съехал вниз по стеночке. Усевшись на кривой пол из трухлявых досок, он вздохнул и принялся задавать уточняющие вопросы:

– Давно померли?

– Эдмин три месяца как мертв, Лиман – неделя, Вильгельма – второй день.

– Отца кто убил?

Солдат промолчал, тогда юноша поднял взгляд на него. На секунду показалось, что тьма в глазах солдата рвется наружу.

– Портовые. Те, кого ты лечишь, ведун. Одному из убийц ты врачевал гнойную рану, – солдат выпрямился, расправил плечи и уткнул свой меч в пол острием. – Остальных я убил.

Пест ничего не ответил, лишь поджал ноги и обхватил колени руками. Взгляд бессмысленно уставился в спину мертвой женщины.

– Я дух-хранитель, без места и права. Долг мой – хранить ныне мертвый род кожевенников Партилов.

– Так и ступай с Единым, – шепчет Пест. – Род мертв, твоего дела тут нет.

– Сжечь надо последних из рода, – солдат снова начинает сутулиться и опускать плечи. Кажется, он даже ростом стал ниже. – Так заведено...

– Так ты раньше живым был? – хмыкает юноша.

– Был, – рубящий ответ духа. – А ты всегда воров да убийц врачевал?

Пест спрятал взгляд и вместо того, чтобы ответить, задал встречный вопрос:

– Души куда делись?

– Я их отпустил, – бесстрастно ответил солдат.

Пест посидел еще несколько минут в тишине и устало поднялся.

– Утром с телегой приду, за стены поедем. Там будем костер погребальный городить, – юный ведун уже собирался открыть дверь, но вдруг остановился и произнес, не оборачиваясь. – Не чуял я от них ни злобы, ни обиды, ни смерти грязи. Страх чуял, надежду чуял. Потому без зазора врачевал всех, кто помощи просил.

За спиной Песта послышался голос солдата:

– А если бы знал, что убивцы? Отказался бы?

– Если бы знал? – юноша немного запнулся, но все же продолжил. – Раньше бы отказался, а теперь нет. Все равно всем, кому смогу – помогу. 

***

В большом просторном зале, у огромного камина, в креслах сидели Сальвас Итлош и его незаменимый секретарь, ведя неспешную беседу на отвлеченные темы и отпивая молодое вино из бокалов.

– И почем, вы говорите, бочка нынешнего урожая?

– 31 серебрушка, – отвечает секретарь. – Урожай нынче удался на славу!

– Знаете что, голубчик? – пригубив вина, говорит Сальвас. – А прикупите-ка вы мне этого вина, бочек пять. И на дальний склад их, пусть пяток лет настоится.

– Сделаю, – кивает секретарь.

Молчание затягивается, и его нарушает глава.

– Что по мальчишке?

– Из Академии? – уточняет секретарь и получает кивок от Сальваса. – Мальчик оказался не простой. Он учится по программе универсала. Его учитель – наш Ратмир Бессмертный.

– Все-таки лазутчик, – вздыхает глава.

– Не совсем. Юноша из простолюдинов, что живут в указанных им землях. Он хотел выкупить землю, на которой вырос, и на которой, скорее всего, остались его родственники.

– Это точно?

– Точно. Три источника говорят одно и то же.

– И портовые?

– Портовые молчат, но на портовых свет клином не сошелся, – секретарь начал нервничать, явно чего-то не договаривая. Это не укрылось от внимания главы.

– Что говорят портовые? – с нажимом произнес Сальвас, сверля секретаря взглядом.

– Портовые запретили приближаться к мальчишке и пригрозили расправой над всем кабинетом Земельного приказа. Проверенного человека, посланного к ним, они изуродовали ножами так, что на нем нет живого места. С ног до головы в неглубоких ранах.

– Лоскутная метка, – буркнул Сальвас, хмурясь. – Мне все это очень и очень не нравится.

– Вам, конечно, виднее, но у меня не так много людей, чтобы посылать их к портовым, а кроме них достоверной и проверенной информации нам ни у кого не найти.

– Так! – глава поставил бокал с вином на столик и поднялся на ноги. – Мне нужно переговорить с этим юношей, но в любом случае я не намерен иметь дел в такой ситуации. Это слишком рискованно и финансово не выгодно. Пусть попробует выкупить свои земли в столице, так с меня не будет спроса, и я буду действовать исключительно на основании приказа сверху.

– Вы... – сделав большие глаза и заикаясь, начал секретарь . – ...Вы отказываетесь от барыша?

– Вопреки вашему мнению, у меня есть чувство самосохранения! – Сальвас строго взглянул на секретаря и демонстративно начал загибать пальцы. – Мальчишка пытается обзавестись землей в столь юном возрасте. Не спускает деньги в кабаках и увеселительных заведениях, а целенаправленно пытается выкупить землю – это раз. Два – это то, что он знает, какую именно, и может пальцем указать ее границы. Три – это то, что учит этого юношу учитель с БЕЛЫМ КЛЕЙМОМ на лице. Четыре – за мальчишку портовое отребье, сборище воров и убийц, которым даже клейменые не указ, угрожает расправой!

Сальвас Итлош показал секретарю четыре пальца.

– Вы вдумайтесь! 4 причины держаться от подозрительного мальчишки подальше! Была бы пятая – и я бы задумался, не придушить ли вас вообще от греха подальше, – Сальвас подошел к шкафу и открыл маленькую резную дверцу. Из нее он извлек курительную трубку и холщовый мешочек. Все это он положил на столик с бокалами и принялся набивать трубку. – Мы с вами давно работаем и прекрасно знаем, какие суммы вертятся в наших делах. Работаем мы вместе до сих пор исключительно благодаря нашей осмотрительности или, если хотите, паранойе, которой страдаем мы оба. Посему, прошу вас, пусть все люди, знающие о вашей просьбе, забудут о ней. Забудут о мальчике, забудут о переговорах с портовыми, забудут... как дышать.

Глава украдкой глянул на собеседника и пыхнул несколько раз трубкой, выпустив несколько клубов дыма.

– Вы имеете в виду ВСЕХ людей? – спросил секретарь. У мужчины выступил холодный пот на лбу.

– Да нет же! Я не имел в виду вас лично! – хохотнул Сальвас. – Только сторонних людей. Мы с вами как-никак пять лет вместе работаем и, должен признаться, так эффективно я не работал ни с кем. Посему – берегите себя... И меня заодно. А что касается прочих… Лучший способ что-то забыть – это забыть, как дышать.

Сальвас Итлош с довольной улыбкой выпустил огромное облако дыма и загадочно произнес, ставя прозрачный пузырек с белой жидкостью на столик.

– Вам необходимо угостить всех участвовавших этим прекрасным снадобьем, а с мальчишкой я поговорю сам, – Сальвас глубоко затянулся и с усмешкой добавил. – В конце концов, покупка и продажа земель, принадлежащих Короне – тяжкое преступление! 

***

– Здравствуйте, – произнес Пест, отворив дверь в кабинет главы государева Земельного приказа.

Грузный мужчина с сероватым оттенком лица поднял взгляд от стола и хмуро взглянул на юношу.

– По какому вопросу? – пробасил хозяин кабинета.

– Мне передали, что у вас сегодня есть свободное время, и вы можете со мной встретиться, – начал неуверенно говорить Пест.

Сальвас отложил писчую палочку и строго уставился на юношу, повторив вопрос:

– По какому вопросу?

– Я за земли, что на востоке, хотел узнать. Те, что за имением Ультак.

– Как же, помню! – хмыкает Сальвас и закрывает огромную переплетенную книгу, отодвигая ее в сторону. – Что же, присаживайтесь.

Пест подошел к огромному стулу, который стоял у стола, и сел на него. Стул был настолько огромен, что юноша почувствовал себя неуютно. До подлокотников далеко, придется наваливаться на один из них. Спинка тоже далеко, обопрешься – все одно, что ляжешь.

– Насколько я помню из объяснений моего секретаря, вы пришли в Земельный приказ, чтобы купить землю на востоке, за имением... Как вы сказали? Ультак? Да, точно Ультак. Я верно вас понял? – одев круглые очки, произнес Сальвас.

– Верно.

– Тогда, чтобы между нами не возникло недопонимания, можно поинтересоваться, сколько ваш род насчитывает колен и когда он был объявлен благородным?

– Я не из благородных и в магической Академии не по договору, а за плату в 40 золотых, – Пест немного ссутулился, словно застеснялся.

– Вы простолюдин, состоящий на обучении в Академии магии славного города Вивека? Я вас правильно понял? – кивок юноши. – И по окончании обучения вы станете ненаследным дворянином, если меня не подводит память?

Снова кивок.

– Юноша, вы должны понять, что покупка и продажа земель без воли Государя – подсудное дело. Даже если вдруг вы найдете человека, который займется хлопотами о выдаче подобного разрешения, то цена будет непомерной. Ведь ему придется подкупать чиновников десятками! Необходимо собрать пять-десять писем "о чести и доблести кандидата" от простых дворян, несколько писем "о доблести в бою" от дворян, состоящих на действительной военной службе, и несколько писем от ученых дворян из Земельных приказов, – чем дальше говорил грузный мужчина, тем сильнее сдувался Пест. – Если с обычными и учеными дворянами приказов вы сможете договориться, то с дворянами на военной службе все гораздо сложнее. Единый с ним! Допустим, вы нашли и военных, рискнувших своими мундирами, и вам написали письма. Далее с этими письмами вы отправитесь в столицу, где специальный комитет из высшей знати еще раз рассмотрит все письма и само прошение. Естественно, там снова придется звенеть золотом, но и это еще не все. После всех комиссий, писем и Единый знает каких еще трудностей, ваше прошение попадает к Государю, который... Может просто взять и завернуть ваше прошение. От плохого настроения, от вашей наглости или оттого, что кто-то вспомнит проступок какого-то молодчика, который лишился головы после получения дворянства. И все, все ваши труды и деньги вылетают в трубу.

Сальвас достал шелковый платочек, снял очки и принялся их протирать, начав сыпать цифрами.

– С обычными дворянами проблем нет. 20-30 – и они ваши. С дворянами из Земельного приказа сложнее. Тут придется отдать по 40-50. А вот с военными совсем трудно. 150-200, не меньше. В итоговой сумме, я думаю, не менее 500 на нос. Итого... – мужчина напялил очки и что-то быстро начиркал на промокашке. – Не менее пяти тысяч. Как не крути.

– Пять тысяч чего? – сбледнув, спросил Пест.

– Ну, не серебра же! – хохотнул Сальвас. – Золота, конечно!

Пест совсем сгорбился, повесил нос и попытался объяснить:

– Я ведь в тех землях взрос, я клятву дал, что магом стану наместным, а сейчас я ведун по праву и слово с духами имею...

Сальвас усмехнулся и бросил на юношу взгляд над очками:

– Молодой человек, если я родился в Винной долине, это не дает мне права предъявлять права на управление ею, – глава Земельного приказа поднялся и направился к шкафу с резными дверцами и стеклянными вставками. Из него он достал два бокала и початую бутылку вина, а затем вернулся за стол. – К слову, "Наместный маг" – не должность. "Наместный маг" – это статус мага относительно конкретной земли. Маг, знающий местность, знакомый с проживающими людьми и особенностями менталитета, если вам так удобнее.

– Минта... – хмурясь начал повторять Пест.

– Менталитет, – поправил Саврас и что-то быстро чиркнул на клочке бумаги. – Держите, посмотрите в словаре, в будущем пригодится.

Саврас протянул клочок Песту со снисходительной улыбкой, но юноша и не подумал обижаться. Он кивнул с серьезным лицом и убрал бумажку.

– Ну, а ведунов и травников в делах знати закон не учитывает и никаких привилегий им не дает, – Сальвас наклонился к Песту, растекаясь по столу, и громким шепотом произнес. – Я вам больше скажу! Ни в одном законе славного государства Гвинея нет ни одного упоминания знахарки или ведуна. Единственное исключение: "Надзорный указ о налоге на ученую деятельность". В нем есть всего один пункт, в котором ведунам и травникам предписывается брать за работу серебряную монету. Ни больше, ни меньше. Это вообще единственное упоминание ведунов и знахарок в законе! Вы же говорите, что вы знахарь...

– Ведун, – поправляет юноша.

– А между ними есть какая-то разница? – недоумевающе спросил Саврас.

– Знахарки – они силой природы дело делают. Травы, корни и семена – вот их знание и сила. А ведун – он с духами дела ведёт. Где подкупит, где договорится, а где и изгонит. Духи, язык да предков завет – вот ведуна дело.

Сальвас замолчал, шевеля бровями и что-то бормоча себе под нос, но, сделав пару каких-то умозаключений, спросил:

– А злыми призраками ведуны занимаются?

– Занимаются.

– А не поможете ли вы мне с одним важным и щепетильным делом? – Сальвас еще сильнее наклонился вперед, окончательно развалившись на столе, и принялся рассказывать полушепотом. – Дело в том, что мой покойный дядюшка оставил мне в наследство замок. В своем завещании он четко указал, что казна рода спрятана в замке, но где – не указал. Если бы вы с ним могли поговорить, разузнать, где находится...

– Умер давно? – хмурясь, спросил Пест.

– Да уже около 7 лет.

– Ведун тут не помощник. Вам некромант нужен...

– Нет, что вы! Дядюшка не совсем усоп... – Сальвас почесал голову и, собравшись с мыслями, продолжил рассказывать. – Дело в том, что дедушка моего дяди, ну или мой прадед, имел глупость связаться с одной странной сектой. Они называли себя "Чистыми". Знакомы с упоминаниями об этой секте?

Пест отрицательно замотал головой.

– Своеобразная была секта. Сплошь маги света и жизни. Очень они любили сжигать без разбору на кострах темных магов, некромантов или им сочувствующих. Их, конечно, перебил Орден Искупления, но осадочек у темных в отношении к этой секте остался. Ко мне никто не предъявляет претензий, но ни один колдун, пророк, ясновидец или некромант не согласился помочь мне в этом деле. Когда я один раз попытался возмущаться или требовать принудительно отработать заказ – мне сразу напомнили моего покойного дедушку и его участие в этой секте.

Сальвас разлил вино в два бокала, отпив из одного и поставив перед Пестом второй.

– Дядя мой и при жизни был страшным скупердяем, а уж после смерти из него вышел знатный призрак. Все бы ничего, но последний год он стал опасным. Если раньше он просто гремел утварью или выл по подвалам, как положено любому порядочному призраку, то теперь он начал действовать довольно… – глава Земельного приказа вздохнул и поднял взгляд к потолку, что-то припоминая. – Первый раз он убил залетного воришку. Видимо, информация о родовой казне попала не к тем людям. Вторым был смотритель замка, правда, выясняя все обстоятельства, я был озадачен вопросом: «Что смотритель замка делал ночью в бывших покоях дяди?», а потом все понеслось вскачь. То служанка, то охрана. Все умирали ночью, зачастую весьма кроваво. Тем не менее. Замок на данный момент не жилой. За ним следят несколько слуг. Его протапливают днем, а ночью из него все сбегают куда глаза глядят.

– Надо смотреть, так сразу трудно что-то сказать, – сложив руки на груди в замок и уперев взгляд в бокал с вином, к которому даже не прикоснулся, произнес Пест. – То, что говорите вы, на гуля похоже. В таких тварей превращаются души, которые не ушли в мир усопших и остались из-за злобы, мести или еще чего худого.

Сальвас с прищуром наблюдал за мальчишкой и не прерывал его, но как только тот умолк, сразу же спросил:

– Возьметесь за это дело? Я в долгу не останусь и помогу в вашем деле. Многого от меня не ждите, но, по крайней мере, от меня вы получите рекомендательное письмо для оформления бумаг абсолютно бесплатно.

Юноша кивнул и коротко спросил:

– Замок где? 

***

Кабинет главы Земельного приказа был оформлен солидно и консервативно. Нынешний его владелец ничего не менял со времен предыдущего хозяина и, судя по древней резьбе на ножках монументального шкафа, предыдущий хозяин так же ничего не менял.

По кабинету, как всегда, растекся слабый аромат дорогого спиртного и табака, хотя накурено было больше чем обычно.

Сальвас раскуривал уже третью трубку, задумчиво уткнувшись в большую кожаную книгу. Вот самую малость скрипнула дверь, и в кабинет вошел секретарь. Сальвас не дернулся, не пошевелился и даже дым из легких не выпустил, лишь поднял взгляд поверх очков на вошедшего.

– Обед, ваша светлость, – произнес секретарь, слегка склонив голову. – Прикажете в кабинет подать?

– У тебя была информация о том, что мальчишка – ведун? – не обращая внимания на вопрос секретаря, спросил хозяин кабинета.

– Кто? Вы про того студента Академии?

– Про него.

– Проскользнуло что-то такое, но я не придал этому значения. Он то ли знахарь, то ли целитель…

– Он ведун, с духами общается и пользуется их силой для решения поставленных задач, хотя, как я узнал, чистых ведунов не бывает. Они все и травы используют, и всё, до чего руки дойдут, – Сальвас пыхнул трубкой. – Портовые его берегут оттого, что он их лечит. Руку на отсечение. Студент Академии с правом ведуна. Плату берет – серебрушку, как в законе о налогообложении написано. Понимаете, почему портовые взбеленились?

– Да, это многое объясняет, но…

– Он родом из тех земель. Именно поэтому он смог четко обвести границы земель, которые хочет получить, – Сальвас внимательно следил за секретарем, за мимикой и движениями рук. – Тем не менее, учитель у него Ратмир, что заставляет задуматься.

– Если бы вы разрешили высказаться, то я бы все равно рекомендовал держаться от этого мальчишки подальше. Никто не может дать гарантии, что мальчишку не используют вслепую.

– Я подумал так же, – кивнул Саврас и более расслабленно откинулся на своем кресле. – Мальчишка – холст. На нем все написано. Что с него возьмёшь? Деревенщина… Однако…

Сальвас улыбнулся чему-то и, хохотнув, добавил:

– Однако он ведун, а ведуны работают с духами. Призрак он тоже квалифицировал как духа. Только злого… Как он его там назвал? – Сарвас одной рукой быстро пролистнул блокнот на краю стола и прочитал: «Гуль».

– Я не совсем… – секретарь не закончил фразу, умолкнув. Он на секунду открыл рот, а затем закрыл. По лицу начала расползаться лукавая улыбка. – Вы решили его…

– Не совсем. Если он справится с обезумевшим призраком – честь ему и хвала! Можно будет заняться поисками дядиного клада. Я весьма поиздержался, занимаясь содержанием этого старого замка, – Сальвас снова пыхнул трубкой и хищно улыбнулся. – Ну а если нет – то и проблемы нет.

Секретарь хохотнул и учтиво поинтересовался:

– Разрешите поинтересоваться, а сколько же он попросил за свою работу?

– Нисколько. Я пообещал ему только одно рекомендательное письмо, в котором будет указано, что юноша смел, честолюбив и достоин стать потомственным дворянином.

– А зачем ему такое письмо? – пришибленно спросил секретарь.

– Ему надо несколько писем от ученых дворян, несколько от военных, несколько от обычных – и много золота, чтобы комиссия в столице признала его достойным наследного дворянства и подала документы Государю. А вот Государь… – подняв взгляд к потолку рассказывал Саврос, но его прервал секретарь.

– Но это же…

– Бред! Качественная и обоснованная чушь, – с улыбкой произнес Сальвас и хохотнул. – Сам на ходу придумал! И цену за подобное взвинтил до пяти тысяч золотом!

Секретарь рассмеялся вголос, и к нему присоединился бухающий смех Сальваса.

– И… хе-хе… он поверил? – сквозь смех спросил секретарь.

Сальвас не смог ответить, он еще интенсивнее начал смеяться и кивать головой.

Глава 11. Родовой замок Итлошей «Северный уступ»

Мужчина с явной сединой в волосах и в плотной кожаной куртке еще раз пробежал глазами по предъявленному письму с гербовой печатью и подписью господина и поднял взгляд на мальчишку.

– Некромант?

– Ведун, – коротко ответил Пест.

Мужчина глубоко вздохнул и пропустил Песта за огромные ворота, которые были открыты настолько, чтобы можно было протиснуться одному человеку. Впустив Песта, мужчина представился:

– Меня Сатаром зовут. Смотритель замка, печник, каменщик, плотник… Ну и остальное по мелочи, – на недоумевающий взгляд Песта, мужчина пояснил. – Один я тут, все сам делаю. Раз в десяток седмиц баб из деревни нагоню – они полы натрут, пыль вытрут, ну и постирают чего надо.

Пест понимающе кивнул, и, окинув взглядом мелкие постройки с двухэтажным главным зданием, произнес:

– Замок маловат…

– Маловат, – кивнул Сатар. – Итлоши вообще никогда денег на ветер не бросали, а последние колен пять – совсем скупердяями стали. Хотя этот замок по-своему хорош. Протопить его – раз плюнуть, в скале вырезан – значит, стены перекладывать не надо. Экономия и на камне с каменщиками, и на древесине. Перекрытия делать не надо. Опять же, подступ один. Штурмовать его – не перештурмовать. Мал замок, да крепок.

Сатар и Пест через двор подошли к приземистому двухэтажному каменному зданию. Оно единственное из двух этажей, и сомнений в том, где искать призрака, нет.

– Призрак….? – Пест кивнул на двухэтажное здание.

– Дядя нынешнего хозяина Улан Итлош, – поджав губы, произнес Сатар. – Рвет всех, кого найдет в замке после заката.

– Мне Сальвас рассказывал, что казна у него родовая была? – спросил Пест. Сам он начал оглядываться и принюхиваться.

Мужчина неохотно пожевал губами и принялся рассказывать.

– Там не казна. Там темные доходы Улана Итлоша, за грязные делишки. Говаривали, драл он мзду со всех, кто к нему приходил. В Земельном приказе служил он. Это семейное у них… Поговаривают, он на старости лет за вход в свой кабинет мзду брать начал. Понемногу, но со всех. Тот еще крохобор был, – Сатар сплюнул на землю и продолжил уже более оживленно. – Я тогда еще молод был, но хорошо помню. На старости лет господин Улан дурковать начал. Носился по замку со своим сундуком как чумной. То там спрячет, то там кладка в стене новая, то ходы в скале новые долбит, то половицы переложены. А когда при смерти был, говорят, слуг выгонял всех из замка и по коридорам с сундуком ползал. Так его мертвым в холле и нашли, в обнимку с сундуком. Пустым. Может, и перепрятал он золото свое, а может, и стащили его еще до того, как нашли тело.

– И никто не искал его наследство? – удивленно спросил Пест.

– Как не искали? Искали, что толку. Весь холл перерыли, полы везде переложили. Все ходы проверили. Везде искали, кроме покоев его, – Сатар двинул челюстью и отвел взгляд в сторону. – Поначалу Улан Итлош в покоях сидел. Выл, гремел утварью. Призрак и призрак, дело-то привычное. Думали, чего призрака баламутить? Пусть сидит, а мы пока вокруг поищем. Когда все перерыли, решили в покои его сунуться, а он как давай на людей кидаться! Только дверь отворили – в нас и книги из шкафа его полетели, и серебро столовое, даже горшок ночной. Ну, мы, ясное дело, лезть не стали, господину доложились, мол, так и так. Больше ничего не делали.

Пест кивнул и потянул ручку массивной двери, ведущей внутрь здания. Юный ведун начал движение по коридорам здания с Сатаром, но не забывал принюхиваться, стараясь уловить отголоски хоть какой-то силы.

– А через седмицу после того, как Сальвасу Итлошу отчитались – ночью крик истошный был. Мы поутру глядь – в покоях дверь нараспашку, а посреди комнаты тело парня молодого в крови лежит. Шея порвана, словно зверь ее зубами рвал. Мы по-тихому труп из комнаты вытащили и дверь притворили. Призрака и следа не было. Думали, отмстил да на покой ушел, ан нет! То только цветочки были. С тех пор каждую ночь он кого-то рвал. Рвал как зверь, зубами. И шею, и брюхо порол на лоскуты. И баб, и мужиков, и детей, случалось. С тех пор никто в замке не ночует, от греха подальше.

– А днем?

– Днем в покоях своих сидит и носу из них не высовывает. Книгами шебаршит да половицами поскрипывает.

– Веди, – коротко скомандовал Пест.

– Я-то отведу, только ты сам туда иди. Я в коридоре постою, у лестницы, – вжимая голову в плечи, произнес Сатар.

Когда Пест подошел к двери, на которую указал Сатар, то постарался прислушаться. За дверью послышался чей-то шепот, скрип половиц и незнакомый, едва слышимый звук. Больше всего он походил на звук мышей, которые грызли себе ходы в дереве.

Юноша повязал на глаза повязку с перечёркнутыми кругами и очень медленно приоткрыл дверь ровно настолько, чтобы в щель можно было увидеть комнату.

В углу комнаты на коленях стоял спиной к Песту седой мужчина, который что-то делал на полу. Вдруг он замер и поднял голову, оглядываясь и жадно втягивая воздух через нос. Вот он повернулся и встал на ноги. Миг – и он уже возле двери. Пест от неожиданности делает шаг назад.

– Я тебя чувствую! Я знаю – это ты! – мужчина с тьмой в провалах глаз прижимается щекой к щели между косяком и дверью. Он пытается просунуть пальцы сквозь щель, открыть дверь, но она напрочь игнорирует его, оставаясь на месте. – Я тебя достану, ублюдок! Я тебя обязательно достану!

Пест молча делает один шаг назад, еще один, и быстрым шагом возвращается к побелевшему от страха Сатару. Только теперь Пест заметил, что не так и стар Сатар для его седины. Не так уж и стар…

– Сатар, соль есть? Пару пригоршней?

– Н-н-найдется… – заикаясь, кивает Сатар. Пест кладет ему на плечо руку, и того отпускает дрожь.

– А ладан есть? – отрицательное мотание головой. – Может, другой смолы какой пахучей найдешь?

– Есть… есть такая… – затравленно кивает Сатар. 

***

Пест втянул носом воздух и сморщился от кислого незнакомого запаха странной смолы, которую дал Сатар. Надымив этой смолой через особо заговоренный горшочек в коридоре, а затем в покоях бывшего хозяина замка, юный ведун ввел призрака в транс. Теперь он совсем ничего не замечал, и повторял одни и те же движения и слова. Словно по кругу заколдованному.

Юноша повязал повязку на глаза. Перед ним суетился дух мужчины. Он бегал от стены с картиной к кровати, от кровати к полке, скреб пол в углу, безумно оглядывался.

– Денежки мои... Деньги... Перепрятать надо все! Денежки... – Улан Ильтош беспорядочно хватался за предметы, и некоторые ему удавалось сдвинуть.

Со стороны это выглядело странно. То кружка срывалась с тумбы и катилась по полу, то книга вылетала с полки и падала на пол. Душа мертвого герцога, одетая в ночнушку, смотрелась бы забавно, если б не черные пятна вместо глаз и непредсказуемые, хаотичные поступки. Вот Улан снова сорвался в угол и упал на колени.

– Пять... Шесть... Семь... Восемь... – доносилось от неупокоенного, который на коленях ползал в углу.

– Имя твое? – спросил Пест, пристально наблюдая за движениями не упокоенной души.

– Что? Кто здесь? – душа подскочила и начала оглядываться. – Ты... Ты пришел за моими деньгами?

Поначалу душа вглядывалась в темные углы, аккуратно кралась по стенам, словно ощупывала их, но Песта в упор не видела. Пест же продолжал спрашивать, не спуская с призрака взгляда:

– Имя твое?

– Ты не получишь ничего! Ничего! Это все мое! Мое! Покажись! – обезумевшая душа Улана на ощупь дошла до круга из соли, и ее руки словно уперлись в стену. – Я тебя чувствую! Я слышу, как трепещет твое алчное сердце! Алчная тварь! Ты ничего не получишь!

Удар рукой в невидимую стену, а за ним еще один и еще. На лице перекошенная от злости гримаса и черные от тьмы глаза. На руках начинают расти когти.

– Это мое золото! Мое!!! – ревет герцог. Во рту четко различимы крупные клыки.

Жилка на шее ведуна начинает биться все сильнее и сильнее. На глазах обычная потерянная душа начинает превращаться. Пересохшие губы юноши произносят:

– Гуль...

– Выходи, ублюдок! Выходи и сразись! Я не отдам тебе мое золото! Слышишь? – перекошенное злобой лицо герцога прижалось к невидимой стене. Четко видно оскал из острых зубов и раздвоенный язык. – Я знаю, ты слышишь... Я тебя чувствую, вор!

Рот темной твари раскрывается неестественно широко, и из бездонной пасти вырывается протяжный, длинный вой: "Воооооооор..."

Протяжный вой эхом разносится по старому имению. Снова серия ударов по невидимой стене. Удары оглушительные и настолько сильные, что половицы под ногами юного ведуна ходят ходуном. Соль начинает сдвигаться.

По щекам Песта из-под повязки на глазах текут капли крови. Пест ощупывает лицо и, перемазав ладонь, лижет ее. Сразу поняв, что это кровь, юноша резко срывает с шеи Клинок душ правой рукой, левую, окровавленную, он вытягивает вперед ладонью.

– Тварь! Выходи! Выходи, я уничтожу тебя! – ревет герцог и снова бросается на стену. Один оглушительный удар, за ним еще один. Из ушей юноши тоже начинает течь кровь.

Мертвый Ильтош вновь прижимается к невидимой стене и втягивает носом воздух.

– Я узнаю этот запах… Я тебя узнал! – гуль бьет наотмашь по стене снова и снова, продолжая реветь. – Ты убил меня! Ты, сучий выродок, меня отравил!

Улан замирает и упирается лбом в стену, смотря сквозь нее на Песта исподлобья.

– Зачем прячешься, племянничек? Думаешь, я не узнаю твой запах? Я тебя чую, недоносок! Я тебя достану… – мгновение, и тварь оказывается в дальнем углу комнаты. Оттуда она смазанной черной тенью бросается на Песта и с глухим эхом разбивается о преграду. Вновь появляется – и вновь разбивается о преграду.

Соль на половицах от последних ударов подпрыгнула в воздух, и часть ее провалилась в образовавшиеся щели. Круг разорван.

– Вот и ты... Сальвас, – произносит темная тварь с усмешкой. Провалы глаз, заполненные тьмой, уставились прямиком на Песта. – Думал, я тебя не достану?

Черный размазанный силуэт с сумасшедшей скоростью бросается к Песту, но как только он прикасается к ладони ведуна, неизвестная сила отбрасывает его назад. Темная тварь опрокидывает спиной старый шкаф с книгами, поднимая облако пыли. Мгновение – и тварь снова на ногах, снова удар в преграду, образованную уже ладонью и кровью юноши.

Каждый удар страшен своей силой и скоростью. Каждый удар сдвигает Песта чуточку назад, несмотря на то, что юноша и так поставил одну ногу в упор.

– Кровью тебя заклинаю, словом своим наказ даю, правом своим твою судьбу пишу... – бормочет Пест, продолжая удерживать на вытянутой руке раскрытую окровавленную ладонь.

– У тебя нет власти надо мной, Сальвас! – замирает у самой ладони тварь. – Твои слова бессильны! Ты убийца!

То, что было когда-то герцогом, вдруг приложилось лбом к ладони Песта и начало давить на нее. Давление было настолько сильным, что Песта начало сдвигать назад, а под ногами твари начали трещать половицы.

В этот момент Пест левой, раскрытой ладонью, хватает тварь за лицо, а правой, с Клинком душ, бьет снизу вверх под нижнюю челюсть твари.

– Нет тебе дела ни здесь, ни на той стороне! Тьма твоя сторона! – юноша проворачивает вонзившийся в тварь артефакт и резко его выдергивает, делая шаг назад.

Тут же из раны жидким, словно вода, потоком начинает литься тьма, мгновенно образовав черную лужу. Секунда – и тело твари падает в нее, словно обезглавленный труп.

Тело твари сначала превращается в тело герцога, а затем начинает терять четкость, становится полупрозрачным размытым контуром, и в итоге вовсе исчезает. На пол падает костяной клинок. Лезвие уже снова белоснежное, но некромантские руны на нем стали четче. Чуть-чуть, но четче. Клинок душ собрал первую жатву, но не отстал от Песта. Пальцы руки, державшей клинок, начали чернеть.

Зажатая зубами деревянная палочка, и резкое движение ребром левой руки по правой кисти. Уже черная кисть падает на пол.

Пест минут пять шумно дышал, останавливая кровотечение и унимая боль. Он уже хотел было встать, чтобы уйти, но что-то заставило подойти в угол, где на коленях что-то считал герцог. Пест протянул руку и обнаружил приоткрытый тайник в полу. Подняв несколько досок, он начал вытаскивать тугие кошельки, которые брякали металлом. В кошельках оказались золотые монеты. Драгоценные камни Пест нашел в фальшивом дне тайника. Все это он свалил в одну кучу посередине комнаты.

Оглядывая состояние внутренним взором, которое герцог прятал у себя, юный маг и ведун хмыкнул и присел на тумбу, валявшуюся у стены.

Перед ним, сгибаясь в три погибели, начал проявляться Черт. Его шея вытянулась вперед, словно он пытался рассмотреть что-то впереди под ногами Песта. На самом деле он уже давно увидел все, что хотел. Просто обозначил свое присутствие. Свой верхний глаз он не спускал с заготовки Клинка душ, левый замер на куче золота, а уже правый уперся в Песта.

– Не срыгнул... – по тону черта нельзя было понять, спрашивает он или утверждает.

– Не срыгнул, – кивнул Пест и спросил Черта. – А у вас золото ценят? Может, нужно оно вам?

Черт улыбнулся тремя рядами зубов и отрицательно мотнул головой.

– А я вот смотрю на это все – и понять не могу, в чем же дело? Для чего он всю жизнь греб деньги? Чтобы умереть в метре от тайника от яда, который ему собственный племянник налил? Поместье-то он развалил, рода своего не продолжил, после себя только память недобрую оставил да землицы клочок. Зачем ему столько золота? Для чего? Может, он на что-то дорогущее копил? Так не маг он, молодость не подарит никто, помирать придется всем. Для чего ему столько злата? Никак ума не приложу.

– Только живые люди лгут, предают и убивают друг друга за желтый металл.

Пест еще раз горько вздохнул и махнул рукой. Поднявшись, он уже собирался уйти, но Черт окликнул его.

– Погоди, а как же Клинок душ?

– Больно тьмой он исходит, тошно в руки брать его, – неохотно отвечает Пест.

– Не бросай! Помнишь ведь, как оно вышло? – после этих слов Пест проследил за алчным взглядом левого глаза демона и поспешил за клинком. Подобрав его, убрал в ножны, а ножны во внутренний карман. – А злато? Не возьмешь?

– Не возьму.

– Три кошеля – и ты земли все выкупишь, и замок не хуже этого отстроить сможешь! – загадочно улыбаясь, произнес Черт.

– А толку? – хмыкает Пест. – Нужно, чтобы все на земле той захотели родной край изменить. Тогда ни злата, ни камней драгоценных не надо будет. Только голову, чтобы по уму все сделать. А злато... Это тот же металл, только желтый... Да в придачу проклятый. С этого злата не будет добра, одни беды. 

***

Пест устало плелся по улице и тихо переговаривался с Чертом, который шел рядом едва заметной тенью. Шаги по брусчатке отдавались гулким эхом, отраженным от неровных стен и мелких проулков.

– И призрак тот – его родич, которого он сам и убил.

– Тебя не смущает, что тот родич был тем еще выродком?

– Дело не в том – хороший аль плохой. Это же кровь родная. Так нельзя...

– Почему? – демон остановился и повернул голову к одной из дверей, находящихся неподалеку.

– Потому, что это родная кровь! Нет хуже дела, чем родную кровь жизни лишить! – Пест обернулся и заметил, что Черт стоит у одной из дверей и втягивает носом воздух, словно оттуда чем-то пахло. Юноша подошел к Черту и, поглядывая на его изменившиеся глаза, спросил. – Ты чего?

– Умер кто-то, – резкий вдох через нос и неестественный поворот головы. – Своей смертью умер, не проснувшись.

Пест втянул носом запах и, не заметив ничего странного, пожал плечами. Черт же спросил:

– А тот дух? Солдат который. Он в праве?

– Тот дух на темную сторону ушел. В тень не вернулся. Смерть его в тень не пустила, – со вздохом произнес Пест, сразу как-то посмурнев.

– А право то у него было? – с ехидной улыбкой спрашивает Черт.

– Права не было, но выбор был.

– Так вот, у Сальваса твоего тоже выбор был. У каждого есть, – расплываясь в улыбке до ушей, произносит Черт. – И у тебя выбор есть. Врачевать ли смертью пачканных или смотреть, как на ту сторону уходят они.

– Я с них денег...

– А ты денег не бери, – Пест недоумевающе уставился на Черта. – Ты роком бери, так, чтобы на всю жизнь. А деньги так, для виду. Ломаный грош, не больше.

– Так ведьмы делают.

– Так делают те, кто выбор свой сделал, – хмыкает Черт и начинает растворяться. Перед тем, как совсем исчезнуть, он произнес: – Тебя в порту ждут. 

***

На перекрестке двух безымянных улиц в портовом районе, там, где стоял единственный на весь район фонарь, поставили лавку. Прямо посередине широкого перекрестка, под столбом.

Такой элемент декора настолько сильно резал глаз, что не дать этому перекрёстку название было просто невозможно. Люди в Портовом районе были простые, поэтому и название тоже вышло без затей и украшательств: "Пестово место".

К единственному фонарю, немного сутулясь и шоркая ногами по разбитой брусчатке, шел Пест. Юноша подошел к лавке, задумчиво осмотрел ее, хмыкнул и уселся, устало откинувшись на спинку.

– Здрав будь, Серебрушка, – прозвучал бас, и из темноты вышел мужчина с рыжей бородой, широкими плечами и огромными кулаками.

Юноша поднял взгляд и, оглядев мужчину, кивнул на скамейку. Мужчина на секунду замялся, но все же присел.

– Нужда к тебе привела... – короткий взгляд Песта заставил мужика снова стушеваться на несколько секунд. – ...детьми Единый обделил. Знание металла, горн и кузнечное дело передать некому.

– Девок тоже нет?

– Я бы уж и девке рад, – со вздохом добавляет мужик.

– Дело мужское справляешь?

– Справляю.

– Малую нужду как справляешь? Без натуги?

– Без.

Пест нахмурился и оглядел мужчину еще раз и, кивнув своим мыслям, залез во внутренний карман, откуда извлек маленькое голубиное яйцо и пару накопителей, которые носил с собой на всякий случай.

Поднявшись, Пест прислонил яйцо к голове мужчины и принялся что-то нашептывать. Не прошло и минуты, как юноша отступил от мужика и ловким движением разбил яйцо. На камни брусчатки упал черный как уголь желток.

– Кому худо сделал? – со вздохом произнес Пест.

– Побойся Единого! Пальцем никого...

– Прокляли тебя, – обрывает начавшего оправдываться мужика Пест. От такого заявления он сначала открывает рот и пучит глаза, но затем, словно что-то вспомнив, глаза возвращаются в естественное состояние, рот закрывается и на лицо наползает мрачная мина. Губы шепчут странную фразу:

– Карга Еловая...

Пест тем временем берет мужика за голову и носом втягивает воздух, словно пытается уловить какой-то запах.

– Елью пахнет, – с удивлением констатирует юноша. Он снова и снова нюхает голову мужика и вскоре добавляет: ...и чаркоткой сушеной.

Пест по-новому оглядывает мужика и бросает короткую фразу:

– Рассказывай, как на духу!

– А чего рассказывать? Прокляла тварь Еловая...

– То, что ты не из портовых – и так видно, – со вздохом произнес Пест. – Приказчик или из торгашей?

– Кузнецов мой род.

– А Еловая – так, видать, ведьму проклявшую величали? – мужик кивнул и начал рассказывать.

– Я, когда еще только-только мастером кузнечным стал, на север подался. Молодой был, свой горн захотел, да не абы какой, городской горн хотел, не сельский. А на севере с кузнечным делом худо, и за добрую работу платят знатно. Меня там позвал на службу барон тамошний – Минстак. Ему три сотни воев в латы одеть надобно было, мечи сковать, да сбруи лошадям сладить. Платил добре, золотом. Ну, едой и кровом не обидел. Только...

Только ходила ко мне в кузню старуха постоянно. Местные ее Еловой звали. Говаривали, она из своего ельника не выходила, а если выходила – жди беды. Вот и науськивали меня местные, мол, делай, как Еловая говорит, не то беда будет. Люд к ней шел со всех земель северных, но уходили от нее по-разному. Кого врачевала, кого со света изводила. Вот такая старуха. Вроде ведьма, а врачует. Вроде знахарка, а со свету извести ей – раз плюнуть.

– Чего от тебя хотела?

– Чтобы я металл под смертоубийство не ковал. Пока броню ковал – уговаривала. Сбрую ладил – грозилась. А как за мечи взялся – стала приходить и поносить на чем свет стоит, да выть, как собака чумная. Не стерпел я тогда и кулаками гнал ее со двора. Больше не появлялась, но...

Мужик поежился и перескочил с темы на тему.

– Три года я, не смыкая глаз, для барона тамошнего работал. Как закончил – расплатились со мной, да так добре, что мне на кузню в городе хватило. Не в столице, но и не деревенский горн.

– С бароном что сталось?

– Барон, как дружину свою вооружил, лютовать начал. Налог драть с деревенек, да по выселкам со сборщиками ездил. Правда, говаривали, что свернул он шею, когда с коня падал. Как раз на выселки ехал, налог печной брать.

Пест устало вздохнул и снова уселся на скамью. Повисло молчание, которое нарушил мужик.

– Мне бы сына, я бы его делу кузнечному учил, я бы из него вот такого мужика сделал, – мужик показывает пудовый кулак. – Ну, а коли дочь, я бы худо тебя не помянул. Я бы приданое готовил да внукам рад был... Я за ценой не постою, ты не думай! Десяток золотых отдам, не поскуплюсь!

Послышались тихие шаги в стороне, и из темного переулка показался силуэт Мастера. Пест скользнул взглядом по ожидающему силуэту и произнес:

– Полгроша медного, больше не возьму, но... – Пест уставился на темный силуэт у проулка и задумчиво добавил. – ... За каждого урожденного сына сироту-мальчишку делу кузнечному обучишь. За каждую дочь девке-сироте хлеб и кров дашь.

Мужик после этих слов посмурнел и, немного подумав, добавил:

– Это что же получается, я за каждое дитя своё буду чужое растить? Не дороговато ли?

– Не дороговато. Проклятье твое чаркоткой пахнет, а тот запах только с гордыни идет. Выходит, не зазря тебя та ведьма прокляла, – тихим и спокойным голосом произнес Пест.

– Да как же так? В чем я виноват? В том, что работу свою делал? – взбеленился кузнец. – Не рубил я мечом, я меч тот ковал! А уж кто как тем мечом распоряжается – не моего ума дело!

Пест молча поднялся и взглянул в глаза кузнецу.

– Ты мне в глаза посмотри и как на духу скажи: "Не знал я, зачем тот барон воев вооружает, и про злой умысел не ведал".

Мужик ссутулился и отвел взгляд.

– Молчишь? Тогда не дороговато будет. В самый раз, – Пест хмыкнул и добавил. – Ты, когда мечи ковал – свой выбор сделал, а нынче еще раз выбирать приходится. И тебе и мне. Завтра приходи, если надумаешь.

– Сам ведь знаешь – не я, так другой сковал бы!

– Тогда ты ко мне бы не пришел, – буркнул Пест. Он разворачивается и идет в сторону ожидающего силуэта Мастера, оставив мужика одного в раздумьях.

– Доброй ночи, Серебрушка, – полушепотом произносит Мастер, как только Пест подходит к нему.

– И вам не хворать, – кивает Пест. – С чем пришли?

– Дело есть. Руки по локти оторвало, а человеку без рук совсем никак. Очень нужный человек...

Пест лишь кивнул и направился за Мастером, который не стал водить его длинными путями. Спустя несколько минут они зашли в неприметную дверь одного из домов. В комнате, освещенной обычной лучиной, на большом стуле с подлокотниками сидел лысый, морщинистый мужчина.

Когда Пест приблизился, то стало понятно. Большая часть морщин на лице – шрамы. Дыхание частое, с хрипами и через сжатые зубы. Весь в поту. Повязки, которыми замотаны культи, промокли, пара ран на животе и груди так же перемотаны.

Юный ведун отодвинул одну повязку и взглянул на рваную рану.

– Артефактом приложило. Взорвался так, что еле выполз, – сквозь зубы процедил мужчина.

Пест привычно завязал повязку и втянул воздух носом.

– Смертью и муками несет, – выдыхая, произнес юноша и сдернул повязку. – С убивцами дел не веду!

Раненый бросил взгляд на Мастера, а тот начал объяснять Песту:

– Серебрушка, ты должен понять. Не со всеми получается договориться по-хорошему...

– Купить, – вставляет юноша.

– Ну, почему сразу купить? Не только. Мы же сторонники взаимовыгодного подхода. Мы помогаем тебе, – Мастер протянул руки с раскрытыми ладонями Песту, а затем сжал их в кулак и прижал к себе. – А потом ты помогаешь нам. Так живет весь портовый район. Только иногда находятся люди, которые отказываются от денег. Такие и на уговоры не идут. Принципиальные...

– Как я? – глядя в глаза, спросил юноша.

Мастер спокойно выдержал взгляд, но не ответил. Тогда Пест еще раз осмотрел искалеченного мужчину и обратился к нему.

– Плата за твое лечение – пол гроша, и дело твое.

– Смотря кого надо будет убить... – сквозь зубы прошипел калека.

– Не работа мне твоя нужна, а дело, которым живешь, – хмыкнул Пест. – Примешь рок от меня. Как убьешь кого со злым умыслом – руки твои и ноги больше тебя слушаться никогда не будут.

Мужчина взволнованно взглянул на Мастера.

– Ты горячишься, так нельзя. Ты забираешь у человека единственный источник дохода. Как он... – вступился Мастер, но Пест прервал поток речи, решительно заявив:

– Цену назвал. Торга – нет. Говаривал я тебе: "Со смертью пачканными не работаю"? – Пест развернулся, собираясь уйти, но его остановил голос калеки.

– Согласен!

– Рим, не глупи... – начал было Мастер.

– Не лезь. Рано или поздно все бы закончилось. Всегда стоял вопрос только "как" и "когда", – прошипел мужчина и обратился к Песту. – Я согласен. Уж лучше так.

Пест кивает раненому и скидывает с плеч мантию студента Академии магии.

– Ночь будет долгой, – тихо произносит юноша, подсаживаясь к мужчине.

Глава 12. В небе, за облаками… жутко холодно.

Дверь, оббитая железом, скрипнула, и в щель просунулась голова Людвига. Оглядев пустынное помещение и не найдя глазами посетителей, юноша направился к стойке библиотекаря. Шел он аккуратно, стараясь издавать как можно меньше шума.

Он впервые пришел в библиотеку не по принуждению, не с кем-то за компанию, а с точной и ясной целью.

– Что привело вас ко мне, юноша? – не поднимая головы, спросил седой старичок.

– Полеты, – сглотнув, произнес Людвиг. Он покраснел, словно произнес что-то неприличное.

Старичок-библиотекарь поднял голову и оглядел юношу.

– О каких полетах вы говорите? – поправляя очки, уточнил библиотекарь. – Телекинез? Алхимическая антигравитация?

– Нет, полеты магов воздуха, – сбивчиво пытается объяснить Людвиг.

– Полетная артефакторика? Нет? Полеты на магической тяге? – в ответ Людвиг начинает кивать. – В принципе, можно было сразу догадаться. Что может взбрести в голову магу воздуха. Прежде, чем я дам вам соответствующий трактат – прочтите вот эту небольшую брошюрку.

Библиотекарь протянул юноше тоненькую книжечку, буквально на 4-6 листков. Людвиг повертел ее в руках и тут же начал читать.

"Многоуважаемый ученик! По статистике ты, скорее всего, с воздушного факультета. Спешу тебе сообщить, что взяв в руки книгу о "Полетах на магической тяге" ты, скорее всего, разобьешься. Увы и ах. Славные, способные юноши теряли голову, рассудок и жизни, пытаясь воплотить в жизнь теоретические исследования, которые проводились немногими магами воздуха. Несмотря на полеты, вид неба за облаками, на рассветы высоко над землей, никто так и не придумал, как уберечь юных, не подготовленных магов воздуха от экспериментов с полетами.

Поэтому, мой юный друг, я, Ислен Гром, пишу тебе это послание. Не думай, что ты особенный, и уж с тобой "ничего подобного никогда не произойдет". Цена ошибки в начале пути настолько высока, что зачастую эта ошибка становится последней. Если рядом с тобой есть маг, практикующий полеты на магической тяге воздуха, непременно обратись к нему. Иначе, как я уже говорил, – ты, скорее всего, разобьешься.

Первое, что тебе надо понять:

Если ты маг земли – не пытайся летать на силе своей стихии. Прямого полета не получится. Ты будешь летать – бесспорно, но не таким образом. Тут тебе больше поможет алхимическая антигравитация. Камни, взмывающие ввысь без чьей-либо помощи, создаются именно магами земли.

Если ты маг воды – лучше уж заняться полетной артефакторикой. На своей силе ты много не полетаешь, вокруг не всегда есть облака, и выше них ты едва ли поднимешься. Небо скупо на воду.

Если ты маг огня... Я думаю, ты уже все понимаешь? Высоко над землей нечему гореть, кроме тебя самого. Ищи более подходящие для себя способы.

И наконец. Если ты воздушник – ты будешь летать на магической тяге! Правда, тебе придется трудиться и корпеть. Да, полеты – это в первую очередь тяжелый труд. И я могу заявить со всей ответственностью, что именно суть воздушной стихии, которая так часто находит отражение в характерах адептов воздуха, виновата в том, что так мало магов воздуха способны летать.

И вроде бы, что в этом такого? Летать… Ан нет, мой юный друг! Дело вот в чем.

Традиционная школа магии учит создавать заклинание руками – значит, тебе придется делать опору на руки, ведь именно из них будет вырываться ветер, который оторвет тебя от земли. Так? А если полет будет продолжаться час? А если два? Ты так и будешь опираться на руки? Попробуй ради интереса упереть руки в край стола и опереться на них так, чтобы ты смог оторвать от пола ноги. Сможешь так пробалансировать час? Ну, хоть полчаса? Нет? Тогда тебе придется научиться создавать потоки воздуха ногами, а я бы посоветовал еще и животом, чтобы летать было удобнее, но... Тут решать тебе.

А еще надо понимать, что придется учиться и тренироваться постоянно. До такой степени, что ты будешь ходить, не касаясь земли, и сам это перестанешь замечать. Только когда полеты в метре от земли станут для тебя естественными словно дыхание, ты сможешь чувствовать себя в безопасности в вышине, а до тех пор каждый твой подъем на высоту выше своего роста может оказаться смертельным трюком с непредсказуемым финалом...

И еще стоит напомнить, что в небе помимо тебя живут и другие существа. Не все из них теплокровны, и далеко не все откажутся от попытки тебя сожрать. Да-да, мой юный друг. Виверны, птицы Арх, сиаллодоны и даже мараканские ястребы, – всё, что больше тебя по размеру, непременно попробует тебя сожрать. В небе не настолько много еды, чтобы упускать возможность полакомиться чем-то необычным. Что же до магии полетов, то тут все довольно просто. Или ты умеешь летать и дополнительно создавать заклинания, защитные или боевые – не важно, или тебя попросту сожрут…"

Людвиг потратил несколько минут на прочтение брошюрки. Читал он бегло, словно торопился, хотя ему с первых строк была понятна назидательность данной брошюрки. Как и подобает всем магам воздуха, брошюрку он не дочитал.

– Все ли вам понятно, юноша? – спросил библиотекарь, взглянув на Людвига строгим взглядом. Юноша кивнул. – Для информации могу вам сообщить, что в нашей Академии полеты на магической тяге никто не практикует. Вы понимаете риски, связанные с полетами? Что же, вот первый том. Если освоите его и не разобьетесь – приходите. Я выдам вам второй.

– А можно сразу… – хотел было спросить Людвиг.

– Нет. Курс полетов на магической тяге строго регламентирован, – прервал его старичок. Он еще раз его оглядел, вздохнул и отвернулся, давая всем видом понять, что больше на эту тему разговаривать не намерен.

Людвиг перевернул книгу, прочитав название: «Курс магии полетов на магической тяге стихий, Том 1, Ислен Гром». Поблагодарив, он скорым шагом направился в сторону выхода.

Спустя пару дней.

Где-то в лесу за городской стеной

Людвиг стоял посередине небольшой поляны. Из-за редких деревьев виднелась городская стена. Отходить дальше в лес не хотелось. Слишком далеко пришлось бы возвращаться.

Юноша залез в мешок, который принес с собой, и достал книгу. Руки быстро открыли ее на закладке, и он еще раз пробежался глазами по тексту.

«Первое и самое главное, что вам предстоит сделать, чтобы научиться летать – научиться выдавать мощный, но ограниченный в диаметре поток воздуха. Для начала попробуйте запускать его вперед прямо перед собой. Вас будет заметно отталкивать назад даже при небольшом усилии. Это сложно, и поначалу вам придется пользоваться заклинанием в конце этой главы, но как только у вас получится, то вы уже сможете взлететь вертикально.

Спешу вас предостеречь! Само заклинание не используется в управляемом полете! Оно тренировочное! Использование этого заклинания в полете может привести к падению! Заклинание предназначено для понятия принципа создания «полетного» потока воздуха!»

С ветки сорвалась птица, и Людвиг начал затравленно оглядываться. Словно он собирался сделать что-то противозаконное.

Убедившись, что рядом никого нет, юноша направил раскрытую ладонь правой руки вниз, а левой обхватил правое запястье. Поставив их так, словно он собрался опереться на правую раскрытую ладонь, он глубоко вдохнул и…

Вниз дунул сильнейший поток воздуха. Деревья вокруг пошатнулись, а листва и мелкие веточки взметнулись ввысь. Сам юный маг воздуха от такого потока поднялся на пару метров. Полет продолжался несколько секунд, после чего Людвиг резко его прекратил.

- Это слишком просто, – хмурясь произнес юноша, после того как приземлился на ноги. – Так не должно быть, иначе все бы летали! Может… Может, дело в высоте?

Людвиг поднял голову к небу. На небе неторопливо, словно ленивые, растолстевшие на пастбище овцы, растянулись облака. Они были небольшие, округлой формы. Между ними виднелось ночное небо, а на горизонте занималась заря.

Юный маг воздуха снова принял позу для вертикального взлета и начал постепенно наращивать силу, с которой он выдавал поток. Тело поднялось на метр, два, пять двадцать… Людвиг усиливал поток все сильнее и сильнее. Становилось все сложнее его контролировать, оставлять ограниченным, определенного диаметра. Поток так и норовил стать огромным, мощным порывом ветра, но Людвиг его держал, как мог. Потом, когда юноша обратил внимание на высоту, с которой он видел уже все окрестности и город как на ладони, он перестал наращивать мощность потока. Это, к сожалению, не повлияло на скорость набора высоты, и Людвиг продолжал уноситься в небесную даль.

Когда до Людвига начало доходить, что же происходит, он уже было испугался, но вдруг все погрузилось в туман. Смятение, непонимание, первая нотка ужаса, и туман исчез. Туман оказался облаком.

Юноша поднял голову, чтобы оглядеться, и перед ним расстелилась долина белых облаков. Они словно белоснежные островки застелили все до горизонта. К слову, на линии соединения голубого неба и белоснежной долины облаков выглянуло солнце.

- Вроде еще темно было? – задал сам себе вопрос Людвиг. Голоса было не слышно из-за завывания ветра. Легкую мантию пронизывал ледяной ветер, и зубы начали постукивать.

Секундная заминка, во время которой Людвиг оборачивается и видит ночное небо, что приводит к тому, что юный маг воздуха теряет контроль и начинает падать. Юноша теряет опору на воздушные потоки и начинает хаотично вращаться в воздухе.

Падение все ускоряется и ускоряется, перед глазами мелькают небо, облака, приближающаяся земля. Людвиг в панике барахтается, машет руками и с перепуга выдает потоки воздуха то в одну, то в другую сторону, еще больше ускоряя вращение. Все продолжается до того момента, пока в голове не всплывает яркая памятка в книге, еще в начале, в главе со странным названием: «Я знаю, вы все равно это сделаете! Поэтому зарубите себе на носу!». Памятка гласила: «Если вы падаете, выпрямите тело и прижмите руки к туловищу. Это затормозит вращение, и вы поймете, где низ, а где верх. После можно воспользоваться руками, чтобы выпустить поток в сторону земли и прекратить падение».

Спустя минуту посреди леса, в нескольких километрах на север от городских стен, раздались треск веток, уханье, мат и глухой звук падения тела Людвига на землю. Падение немного смягчили ветки, которые он обламывал спиной, и толстый слой местного мха на земле. Людвигу удалось выпустить несколько потоков воздуха перед падением вниз, и он затормозил. Иначе бы он просто-напросто разбился.

Падение выбило весь воздух из груди, и юноша не сразу встал, и даже вдох сделал не сразу. Потребовалось несколько секунд, чтобы Людвиг с диким скрипом вдохнул, и еще несколько минут, чтобы встать.

Когда юный воздушник пришел в себя, первое что он произнес было: «Я летал!», потом он закашлялся, но спустя минуту утробного кашля он засмеялся, крикнув: «Я ЛЕТАЛ!». Повторяя как безумный эту фразу, он поплелся в сторону города, держась за ребра. Идти было тяжело, дышать больно, и юноша то и дело обхватывал то одно дерево, то другое, чтобы отдохнуть, но, несмотря на это, он продолжал идти к городу и повторять: «Я летал!»

Тем временем в неприметной комнате по улице «Кривая» юный ведун в очередной раз пытался разобраться с проклятием ведьмы, которая везде следовала за ним и каждую ночь залезала к нему в постель, чтобы погреться.

В этот раз Пест взял под залог в 4 золотых монеты артефакт «Истинного глаза» на кафедре артефакторики. Артефакт представлял собой гибкую пластину с ремешками, которая одевалась на глаза. Пластина была усыпана мелкими драгоценными камешками и витиеватой гравировкой.

Заклятье в таком артефакте виделось очень четко и без всяких ритуалов.

– Вот бы знать, кто на тебя такое повесил, и за что тебя так покалечило, – бормочет Пест. Он достает заготовку для Клинка душ и начинает примеряться. – Так, я сейчас у тебя выжгу корень «кривого языка» заготовкой своей. Если выгорит, то хоть разговаривать с тобой получится. И то хлеб…

Кара’кан сидит ровно, не шевелится и старается сделать серьезный вид, но на лице растянулась улыбка.

Вот Пест аккуратно прикасается острым клыком Черта, покрытым рунами, к черной ветке короны проклятья, и она исчезает. Словно заготовка ее всасывает. В этот же момент Кара’кан вскрикивает и хватается за голову.

Юный ведун отстраняется, и изображение перед глазами плывет. Пока юная ведьма выдает гневную триаду на незнакомом языке, Пест старается снова настроить артефакт, чтобы рассмотреть результат.

– Не вышло, – буркает Пест и снимает с головы обруч. – И это не помогло…

Кара’кан же продолжат гневную тираду и тыкает пальцем в ведуна.

– Ну, а что я могу поделать? Так вышло...

Ведьма еще сильнее начинает кричать на Песта и уже чуть ли не с кулаками бросается на него.

– Ну, а что делать? Может, у тебя есть варианты?

Девушка замолкает и с прищуром смотрит на Песта. Тот уже хотел было отвернуться, но тут руки девушки обхватывают его лицо, и губы юной ведьмы впиваются в губы ведуна.

Опешивший от такого юноша даже не успел что-либо сказать или ответить.

В этот момент дверь в комнату открывается, и со свистящим дыханием в комнату входит бледный Людвиг. Мантия местами порвана, волосы растрепаны и в них виднеются веточки. Ноги по колено мокрые, а безумный взгляд мечется по комнате, но на целующихся Кара’кан и Песте он не останавливается, словно это нормально и их тут нет.

– Теплые вещи, – хрипит воздушник. – Мне нужны теплые вещи.

Пест слышит голос Людвига, вырывается, оборачивается и испуганно смотрит на Людвига. Тот напоминает оживший труп. Лицо в царапинах, под правым глазом наливается синяк, одежда порвана и местами в небольших пятнах крови.

– Что случилось? Где тебя носило всю ночь? – Пест аккуратно приближается к воздушнику. Память подкидывает цитаты из учебника о странных «Астральных проекциях».

«Астральные сущности не имеют разума, только слепок исходника. На творческие и оригинальные решения проблем не способны. Могут рефлекторно высказывать потребности исходника. Тело с астральной сущностью внутри зачастую умирает сразу. В некоторых конфигурациях процессы разложения замедляются. Это зависит от уровня исходника и уровня создателя».

– У тебя была теплая меховая шапка, где она? – бормочет Людвиг, ковыряясь в шкафу.

– Зачем тебе шапка?

– Там холодно, очень… Вот! Нашел! Еще был тулуп…

– Где холодно? – сглотнув, спрашивает юный ведун и начинает готовить в руке огненное заклинание.

– В небе, Пест, в небе… – Людвиг начинает утробно кашлять, но потом отрывается от поисков и смотрит огромными глазами, которые заволокло голубым небесным цветом, на Песта. – Я летал, Пест, я был над облаками! Это потрясающе! Там жутко красиво, но ужасно холодно…

В один момент синева неба уходит из глаз Людвига. Тут же он начинает кашлять и сплевывать кровью. Несколько секунд, и он начинает заваливаться лицом вниз.

Пест кидается к Людвигу и подхватывает его. Тут же, натянув повязку на глаза, он начинает осматривать его грудь, ощупывать переломанные ребра, проткнувшие легкое.

За спиной двух магов тем временем стояла Кара’кан. Обиженное лицо, дрожащие пальцы, всхлип. Один, а за ним еще один. Фраза, на чистом гвинейском языке: "Ты опять все испортил..." Шаг назад, в сторону темного угла, всхлип, еще шаг – и силуэт Кара’кан тает, оставляя за собой темную дымку.

Кривая улица, дом за номером 7.

Следующей ночью

Людвиг аккуратно, с помощью друга, ложится на кровать.

– Фух! – сморщившись, выдыхает юный маг воздуха. – Больно!

– А ты думал? Шесть ребер разом сломать – и сухим из воды выйти? – бурчит хмурый Пест. – Хорошо – тебя стихия держала, а не то и до города бы не дошел. Подох бы, как забулдыга какой в овраге, и поминай как звали! Ты в своем уме? Что ты творишь?

– Я летал, Пест! – улыбка озаряет лицо, которое морщится от боли. – Ты не представляешь, что я видел! Это просто потрясающе! Я видел рассвет еще до того, как солнце встало из-за горизонта! За спиной россыпь звезд, а перед тобой уже светило. Поверь, оно того стоило!

– Идиот! А если бы ты убился? Если бы ты просто разбился? Ты о других подумал?

– О ком, Пест? Я никому не нужен. Всем плевать!

– Нужен, – успокаиваясь, произносит юный ведун. Брови Людвига ползут вверх.

– И кому, интересно?

– Отцу своему ты нужен.

– Я отрекся от него. Он мне больше не отец, – улыбка сползает с лица Людвига.

– Ты от него отрекся, а он от тебя нет, – жмет плечами Пест. – Раз в седмицу он в город приезжает и к нам в "Голубую кровь" приходит. Заказывает пряный компот и твои "Облака". За несколько серебрушек выторговывает у официанта слово за тебя. Все спрашивает, не исхудал ли ты, не болел ли, как одет, сколько тебе платят, с кем водишься. Я поначалу думал – кто-то худое замыслил. Следить начал. Он все бордели обошел, за тебя спрашивал, за долги твои. Видать, думал, ты снова правду в вине искать начал. Еще он с Ратмиром разговаривал. Это мне уже сам Ратмир рассказал. Просил присматривать, денег дал. Комната, в которой мы живем, стоит не золотой. Она стоит 3 золотых. Два платит твой отец, один мы с тобой.

Пест молча подходит к столу и наливает из кувшина сильно разбавленный компот из яблок в кружку, тут же осушая ее залпом. Отдышавшись, юноша идет к открытому окну.

– Можешь сколько угодно нос воротить, но он тебя не бросил. А вот ты, получается, как раз и бросил. Причем не только отца.

– Да что ты можешь знать? – Людвиг хотел было приподняться на кровати, но моментально упал обратно и начал шипеть от боли.

– То, что весь род Сылестских на тебя надежду имел, тебя в главу рода прочили – не знал ты? Не думал, что все дела в имении с магом решаются на раз-два? А сколько для государевых приказов значит одно – "наследный дворянин-маг"? А что же делаешь ты, Людвиг? – Пест задумчиво уставился на ночную улицу.

– Горазд ты других поносить! – шипит со своего места Людвиг. – Ты на себя-то посмотри, олух! Я видел, когда я зашел в комнату, она тебя целовала.

– И что с того?

– Ничего, просто она в тебя влюбилась. Вот и все.

– Ведьма никогда на ведуна... – начал было юноша.

– Что ж ты талдычишь, как приказчик таможенный? Кто сказал, что ведьма в ведуна влюбиться не может? Где это записано?

– Так было, так заведено!

– Так вот, что магов для "Гвинейского горна" требуется несколько сотен, а не как ты насчитал – 5-6 штук! Это записано черным по белому! – Людвиг с кряхтением присел на кровати. – А вот то, что ведьма ведуна любить не может – это нигде не записано, и закона такого нет. Получается, что вот это как раз придумки! И вообще! Я готовлюсь стать боевым магом, а боевые маги...

– Себе не принадлежат оттого, что по краю ходят, со смертью ручкаются, – процитировал слова Ратмира Пест. – Ты мне в глаза посмотри и скажи: "Я живу, только чтобы северным колдунам отомстить, а как перебью их всех – сам в петлю залезу, ибо жить мне больше не для чего!"

Юный универсал с прищуром взглянул на Людвига, а тот молча опустил взгляд.

– И вот случилось так, что великий маг воздуха Людвиг перебил всех северных выродков, да так, что и камня на камне у них на родном острове не оставил. И что? Потом что, Людвиг? Других тварей искать будешь? В наемники подашься? Так и будешь скитаться на службе у Государя или в наемниках?

– Я не думал, – спокойно произнес юный воздушник и упер взгляд в пол.

– Не думал! – хмыкнул Пест. – А за тобой род стоит без наследника, за тобой земли без хозяина. Ты вообще знаешь, сколько стоит нанять мага для поиска места для колодца? 5 серебром, и хорошо, если это будет не халтурщик! А хочешь, я тебе скажу, сколько берут земляные маги, которые штольни в шахтах глядят, чтобы указать, где руда?

– Ну что ты заладил? – вздыхает Людвиг.

– Да то, что вместо того, чтобы думать о людях, которые о тебе пекутся – ты нос воротишь! Гооордость! – начал передразнивать Пест друга. – Это дом твой, земли твои!

– А ты мне что предлагаешь? У тебя другие варианты есть? – взбеленился воздушник. – Может, ты хочешь, чтобы я рученьки сложил? Хочешь, чтобы я позабыл, как на глазах моих друзей резали, кожу с них спускали? Вроде и не было ничего? Вроде как сон, приснилось мне?

– Нет. Я тебе говорю, что надо думать не только о том, как боевым магом станешь. Тебе думать надо, что ты делать будешь, когда бой твой закончится, когда северных колдунов перебьешь, – Пест уставился прямо в глаза Людвига. – Ты меня зело хорошо слухай! Не «ежели», а «когда»! Бой твой кончится, я в том даже не усомнюсь, а род твой и земли твои как были без хозяина, так и останутся.

Пест поднялся, взял плащ и направился к выходу.

– Ты мне что предлагаешь? Учиться, как поля с урожаем поднимать? Или, может, телекинезом лепехи коровьи убирать? – со злостью бросил Людвиг, уже остывая, злясь по инерции и больше на себя.

– Я тебе предлагаю учиться тому, что роду твоему пригодиться, – со вздохом произносит Пест. – Чтобы ты мог артефакты мастерить, хоть первого круга. Чтобы ты врачевать умел, не сильно, а так, чтобы до целителя мажьего добраться можно было. Чтобы отец твой и мать твоя на руках у тебя не умерли.

Больше Пест ничего не стал говорить или слушать. Он просто вышел, оставив Людвига в своих раздумьях.

Юный ведун шел по улице, хмурясь, укутавшись в плащ с капюшоном. Ветки и грязь сами собой расползались по канавам, а кучи мусора вспыхивали словно без участия Песта. Шаг был быстрым, словно куда-то торопился.

У памятного места в портовом районе его встречал только один человек. Бородатый мужчина, с платком на голове и абордажным палашом. Коротким, но массивным и тяжелым. Даже не приглядываясь, было заметно, как он оттягивает вниз пояс мужчины. Пест, завидев оружие на поясе мужчины, поначалу замешкался, но в итоге все равно пошел к нему.

– Ты Серебрушкой будешь? – спросил мужчина, пристально разглядывая Песта.

-Я.

– А не молод ты для целителя?

– Можешь другого Серебрушку поискать в этом городе, – пожал плечами Пест. – Что случилось?

Мужчина пожевал губами и неуверенно произнес:

– Я три года тому назад оставлял старика, боцмана нашего, слепого, на поруки у местного Мастера портовых. Думал, денег соберу – вылечим, а местное мажьё за глаза его такую монету загнули, что мне хоть «Изабеллу» продавай.

– Веди, – коротко бросил Пест и пристроился рядом с бородачом. – Когда слепнуть начал?

– Давно, давно уж слепнуть стал. Глаза гноились долго, а гноиться начали опосля лихоманки. А как белесым затянуло глаз – так совсем не видит. Ты, если что, не серчай, он на слово крутоват. Может с незнания и к дьяволу морскому послать…

Через час Пест уже входил в полутемную комнату. На небольшом столике стоял подсвечник с двумя толстыми свечками. Два стула и кровать. На кровати сидел седой старик. Его белесые буркала без зрачков уставились в стену. В руках старый боцман держал длинную палку.

– Агран! Сучий выродок! Я слышу твои шаги, медузу тебе в кашу! – к слову, Агран, приведя Песта к старику, стоял в проеме и ехидно улыбался.

– Я привел лекаря, Дарий, говорят, он лучше мажеских!

– Если он взял деньги вперед, то ты полный олух!

– Нет, Дарий, денег он не брал, – после такого ответа, старик принялся шевелить челюстью, словно что-то жевал.

– Посмотри на мой голос, – попросил Пест.

Старик повернул голову, а юный ведун всмотрелся в его глаза. Наружная сторона глаз была затянута белой пеленой, да такой плотной, что ни зрачка, ни радужки не было видно. – Худо дело, старче… Новый глаз тебе надо, старый мертв.

– Если щас он денег попросит – мни ему бока! Шарлатан! – тут же прошамкал Дарий. Зубов во рту было всего два, поэтому слова его сливались, а речь была больше похожа на какое-то шмяканье.

– Плата всегда одна – серебрушка.

– Агран, сучий потрох! Ты чего молчал, что Серебрушку привел?

– Ночь коротка… – спокойно начал Пест, не обращая внимания на шамканье старика, – … а мне тебе еще новый глаз растить надо. Давай руку, будешь на стуле ровно сидеть. А ты за едой иди. Мяса неси, и рыбий глаз, сколько найдешь. Так оно лучше выйти должно. А теперь не дернись, я старый глаз выну… Сиди! Кому говорят? Старый тебе ни к чему, мертвый он…

Спустя пару секунд на пол капнуло пару капель крови и упало белое глазное яблоко, а спустя несколько часов Пест закончил. Он подмел всю еду, что принес Агран, и дожевывал последнюю краюху хлеба. Глаза слипались, и он вот-вот должен был уснуть. Только губы еще бормотали:

– Ты глаз пока не открывай, погодь чутка… А второй сегодня не успею, зело тяжко – глаз новый растить…

Седой старик тем временем сидел на стуле. Один глаз у старика все еще затянут белой пленкой, а второй – с виду целый и здоровый.

Здоровый карий глаз вращался и бегал по обстановке. При этом он приговаривал:

– Аки в молодости, фок-мачтой мне по хребту да по заду якорем! С таким глазом мне впередсмотрящим будет не зазорно встать, – бурчал старичок, не веря своему счастью. Он сначала потрогал стул, на котором сидел, и внимательно его рассмотрел, а потом поднял руку и принялся рассматривать рисунок вен на тыльной стороне кисти. – Жаль, старый стал, вона и кожа аки рыбная шкурка, только чешуи и не хватает…

Чтобы лучше рассмотреть Песта, который сидел перед ним, он довернул голову здоровым глазом. К его удивлению, голова Песта висела на груди, а руки расслабленно лежали на коленях. В правой так и остался кусок чёрного хлеба. От юноши доносилось едва слышное сопение.

– Умаялся парень, – прошамкал старик. Он подошел к юноше и завалил его на себя. Ухватив его под мышки, он донес его до лавки, куда и уложил. Здоровый глаз успел заметить, что за окном начало светать. – Вона как! Значится, всю ночь новый глаз делал.

Старик пошаркал к окну и открыл его. Старый боцман высунул голову в окошко, глянул в один конец пустынной улицы, в другой, потом взглянул на краюшку вставшего над горизонтом солнца и залихватски свистнул, сунув в рот два пальца.

От свиста на крыше дома, что стоял напротив, подпрыгнули вверх парочка кошек, а беззубый старик заулыбался до ушей, но тут вспомнил о спящем Песте. Оглянувшись, тот обнаружил его в глубоком сне. Даже боцманский свист не смог его разбудить.

Проснулся же Пест ближе к обеду – резко, без долгих валяний и потягиваний. Солнце уже давно встало, но так и не показалось из-за облаков.

– Ведьмы не видал? – в первую очередь спросил Пест.

– Какой ведьмы? – спросил старик. Он навалился на подоконник и с интересом разглядывал то, что происходило на улице.

– Темной, с волосами черными, как ночь, лицом белым и глазами узкими, как у степняков?

– Не было более никого, да и не пустили б её... – почесывая лысину, прошамкал дедок.

– Значит, снова не пришла, – юноша вздохнул и еще раз взглянул в окно, чтобы найти солнце. Из-за прижимистости Пест так и не решился потратить немного денег на покупку часов, постоянно прикидывая время по солнцу или луне. – Дед, а который час?

– А кто его знает, к обеду дело идет, – старичок повел носом, ловя какой-то запах. – Вона, чуешь? Истрала чухонь жарит. Точно к обеду дело!

– Как обед? Почему обед? – слова об обеде стукнули Песта не хуже молнии. – Мне же на лекцию в обед...

Пест с огромными глазами рванул из комнаты. Пробегая ступеньки через три штуки за шаг, Пест потерял равновесие у самого конца и кубарем вкатился в большой зал забегаловки. Несколько посетителей тут же вскочили, обнажив ножи и заточки.

Пест с шипением встал под скрещенными взглядами явных ночных душегубов и обронил, извиняясь:

– Учебу... Учебу проспал! – в животе юноши в этот момент прозвучал громоподобный рык, обозначающий степень голода подростка. Один из мужчин, со шрамом на лице, кинул Песту небольшую булку размером с кулак. Пест поймал ее, не задумываясь, и снова рванул к двери, на пороге которой опять чуть не упал.

До Академии юный ведун бежал, сломя голову, словно опаздывал на прием к Государю. Сбил с ног посыльного мальчишку, проскочил перед носом у всадника, заставив лошадь встать на дыбы, выбил из рук корзину у портнихи, но после каждого случая умудрялся кричать слова извинений с набитым булкой ртом.

Подбежав к воротам, юноша сбросил темп и перешел на шаг. У ворот его встретил учитель.

Ратмир не махал и не звал Песта. Он только упер в него взгляд, но этого хватило, чтобы юноша сразу понял, что ждут именно его.

– Здравия вам... – начал было юный ведун, подходя к Ратмиру, но тот лишь хмыкнул и пошел медленным шагом в сторону ремесленного квартала.

– Пойдем, пройдемся. Надо кое о чем поговорить.

– Сейчас лекция у профессора Тывака. Он о технике Фауста Равновесного... – Ратмир не дал договорить Песту и перебил его.

– Если то, что говорят о тебе в портовом районе, правда – это не профессор Тывак тебе лекцию о технике Равновесного должен читать, а ты ему, – учитель вздохнул и проводил взглядом корзину какой-то выпечки в руках посыльного мальчишки. – Профессора срочно вызвали в столицу. У меня к тебе разговор и предложение.

Пест молча взглянул на учителя. Лицо выражало крайнее удивление.

– Для начала, что ты знаешь о магах с клеймом?

– Дак, клейменые маги – это маги темные, силою своей упившиеся, – Пест растерялся от такого вопроса. – И они, значится, много люда силой своей заморили, и оттого теперь себе не принадлежат. Служат Государю они...

– Скудно, но хоть что-то, – констатировал Ратмир после неуверенного объяснения Песта. – Какое, по-твоему, самое плохое наказание для магов?

– Ну, так силы когда лишают.

– Без силы худо-бедно, но можно жить, – Ратмир улыбается. – Есть кое-что пострашнее. Клеймо.

– Так, а что в нем плохого?

– Потеря воли. Все клейменые маги – рабы артефакта и Устава Ордена магов, – Ратмир остановился и повернулся к Песту. – Клеймо запрещает им и на шаг отступать от Устава. Они навсегда теряют волю и право. Право на личную жизнь, право на выбор, право на смерть.

Пест молча слушал, и вся суть происходящего начала пробирать до мурашек на коже.

– Клеймо запечатывает душу в теле, клеймо жжет кожу, как раскаленный металл, от одной мысли о нарушении закона. Клеймо делает из них самых верных, самых сильных и принципиальных судей и стражей государства. И в том повинна первая строка Устава... – Ратмир наклонился к уху юноши и шепотом процитировал. – "Все во имя процветания славного государства Гвинея, все на благо его! И кровь наша, и души".

Пест поежился, представляя, сколько заточенных навеки магов служат с клеймом на лице.

– Сколько правит нынешний Государь? – отстраняясь, спросил Ратмир.

– Так уж третью сотню лет... – мысль громом пробежала по сознанию и молнией мурашек ушла под колени. – Он же великий маг жизни?

– Три сотни лет назад Советом Ордена магов было принято решение о клеймении единственного престолонаследника, – Ратмир дернул щекой, словно вспомнил что-то неприятное. – Государь рос взбалмошной и недалекой личностью с куцым даром мага жизни. Второй ранг, не выше, но другого не было. Единственный наследник. Его старший брат был убит в возрасте 19 лет, и о той истории тебе знать не надо, но... Поэтому из младшего никто делать Государя не планировал. Тогда-то и сработала первая строка Устава. "Все во имя процветания славного государство Гвинея, все на благо его! И кровь наша, и души".

Ратмир снова начал движение. Взгляд его мелькал где-то впереди, и он продолжил рассказывать:

– Первые клейменые маги, 13 сильнейших на момент создания артефакта, магов – были добровольцами. У них клеймо на лице было белым и появлялось только тогда, когда они пользовались силой. В обычной ситуации их было не отличить от обычного человека. Потом уже они начали отлавливать бесчинствующих магов, в основном темных, и насильно их клеймили. Нет, конечно, были и те, что добровольно шли на клеймо, но вечное служение закону многих отпугивало. Да и теперь отпугивает пуще отлучения от силы.

– И они навсегда...

– Да. Службу Ордену заканчивали только погибшие в бою. Поддаваться или заниматься самоубийством не давало клеймо, так что бились они всегда в полную силу. Только вот слабых магов насильно не клеймили, поэтому соперники у них почти всегда были слабее. Вот и получается, что даже в бою погибли немногие.

Воцарилось молчание, и учитель с учеником шли нога в ногу несколько минут, пока ученик все же не спросил:

– У вас есть клеймо?

Ратмир остановился и повернул голову так, чтобы Песту было видно лицо. На лице начали проступать белые линии, которые ручейками стекали со лба и устремлялись по переносице на щеки. Все вместе они создавали неповторимый узор.

– Вы из тех, первых?

– Нет. Я пришел гораздо позже. Я был слабым универсалом, и меня даже не хотели брать, но я воевал. И на войне я обрел то, что меня возвысило над остальными, более сильными, – учитель вздохнул и с горькой усмешкой произнес. – Я выживал. Выживал там, где умирали другие, и это стало тем, что открыло для меня ряды Ордена. С каждым годом, с каждым успешным заданием я увеличивал только одно свое преимущество, техникой и артефактами. Я выживал везде. В адском пекле, в могильной мерзлоте, внутри камня, во тьме. Я, если честно, уже не знаю, есть ли сила, способная меня убить. Надеюсь, что такая все же найдется, или мне придется стать бессмертным.

Ратмир поежился, словно от холодного ветерка.

– Я не смогу принять клеймо. За мной клятва...

– Я знаю и не прошу подобного безумства. У меня к тебе предложение, – Ратмир остановился и посмотрел на юношу более внимательным взглядом. – До нас дошла информация, что ты имел разговор с главой Земельного приказа, и суть его заключалась в том, что ты хочешь приобрести земли на востоке. Те, что лежат за имением Ультак.

– Было... – произнес юный ведун и напрягся, вжимая голову в плечи, ожидая какого-либо подвоха.

– Ты получишь все земли на востоке, от имения Ультак до самой границы, бесплатно. С твоего рода навсегда снимут налог и пошлины. С тебя снимут воинскую повинность, – Ратмир умолк и начал наблюдать за Пестом. Вопреки ожиданиям глаза юноши не бегали, а руки не тряслись в приступах алчных порывов. Юноша хмурился. Голова опустилась, а взгляд, брошенный исподлобья, вызвал ухмылку учителя.

– Больно гладко. Что за то хочешь?

– Первое и главное. Восточные земли обяжутся поставлять хлеб в государственные хранилища по цене, не превышающей "государевой наценки". Всегда. Без права откупа монетой.

Глаза юноши округляются, и лицо приобретает растерянный вид.

– Я в курсе, что твои родичи привезли три обоза пшеницы и пяток обозов муки на торжище в Ультаке. Они были единственные, кто торговал на восточной ярмарке хлебом. Я хочу, чтобы ты приводил эти обозы в столицу. Зерно должно быть в государственных хранилищах. Это важно. Гвинея больше не может себе позволить повторения голода на юго-востоке. Мы были на грани голодного бунта, и в этом только наша вина.

– А ежели мало будет обозов? Ежели беда у нас будет, и не сможем урожай поднять? – неуверенно спросил Пест.

– Будешь передо мной отвечать, – учитель вздохнул и добавил. – Но если действительно форс-мажор – думаю, договоримся.

– А не зерном можно налог отдавать?

– Не налог, а... назовем это "сговорным торгом", – Ратмир улыбнулся такому термину. Ученик и учитель вновь продолжили путь неспешным шагом. Вдалеке послышались удары молотов в кузне. – А что ты можешь предложить вместо зерна и муки?

– Так ягодой наш лес богат...

– Ягода не подойдет. Нужно то, что можно хранить. Минимум три года, лучше пять.

Пест задумался и, пожевав губами, ответил.

– Ежели не одну зиму хранить, то можно рыбу и мясо солить да вялить. Ягоду тоже сушить можно. Ежели справно мясо солить, да ягоду сушить по уму и хранить не абы как, то такой припас и пять зим пролежит. Дубовый будет, но есть такой можно, – Ратмир согласно кивнул, а юноша продолжил. – Куприяны, соседи наши, умеют сыр варить твердый. Они его потом в пчелиный воск катают, и лежит он у них зело долго. Старшой их говорил, что запрятано у них сыру малость, с десяток лет пролежавшего.

Ратмир кивнул и продолжил.

– Хорошо, обсудим. Помимо припасов, с тебя граница на востоке. Я тебя границу удержать не прошу. Ни сил, ни людей не хватит. Мне нужно, чтобы ты в случае нападения задержал передовые отряды и немедленно дал знать в Совет Ордена, – Ратмир заметил хмурящееся лицо Песта и добавил. – Как задерживать – думать тебе, но помощь будет. Это гарантирую.

– А ежели мы в леса и болота уведем их?

– Это решать тебе. Еще один важный момент. Безопасность всех караванов и путников, следующих по дорогам на твоей земле, ложится на тебя, – на эти слова Пест кивает головой. – Что думаешь о таком... союзе?

– А что тут думать? – хмыкает юноша. – Денег, что спросил приказчик, нам один черт не собрать, ежели только полвека всеми селами работать, спины не разгибая.

– Да, последние условия. Чтобы мы делали все по закону, тебе придется сдать экзамен и получить хотя бы 3-ий ранг Универсального мага. Это, с одной стороны, даст тебе привилегии, и ты сможешь считаться окончившим обучение ненаследным дворянином, а с другой – развяжет тебе руки. Если захочешь продолжить обучение – факультативное посещение мы тебе устроим. В следующем году нам уже будет нужно 10 возов пшеничной муки как минимум. Если привезешь что-то, что может храниться больше трех лет – скупим все.

Ратмир и Пест подошли к кузнице. В этот момент из дверей выскочил молодой поджарый паренек возрастом чуть старше Песта. Он вылетел с парой ведер и тут же бегом бросился к навесу. Там он нагреб в ведра каменного угля и направился с ними обратно в кузню.

– Последнее условие, – спокойно произнес Ратмир. – Людвиг должен вернуться в род.

– А как...

– Я понятия не имею, как у тебя получилось прекратить его безумие, но думаю, вернуть его в род Сылестских – проблема не сложнее, – Ратмир вздыхает и произносит извиняющимся тоном. – Знать королевских кровей проела плешь Совету Ордена, и это условие определяющее. Когда у тебя получится, мы начнем оформление всех полагающихся документов для передачи тебе земель. Пока тебе надо заняться экзаменационными заклинаниями по всем стихиям, включая свет и тьму.

– Экзаменационными? – переспросил Пест.

– Заклинания, предназначенные для демонстрации силы. Для оценки степени владения стихией и уровня ее силы. Пойдем, я покажу тебе, в чем смысл.

Глава 13. Первый полет - всегда падение.

Юноша стоял посередине огромной аудитории. Помещение имело около пяти метров высоты и было непривычно пустым.

Если раньше оно было предназначено для крупных лекций и массовых практик, то сейчас оно было абсолютно пустым. Перед Пестом стояли только несколько столов, за которыми сидело 8 преподавателей с каждой кафедры.

– Огонь, пожалуйста, – негромко, но четко произнес Ратмир. Он стоял около столов, за которыми сидели преподаватели.

Пест принял позу для показательного заклинания из школы огня и воспроизвел его на том уровне, на который был способен: силуэт юноши вспыхнул сине-зеленым пламенем, но пламя было неровным, рваным и возвышалось всего на метр. Заклинание продержалось каких-то 7-8 секунд, после чего мгновенно исчезло, не причинив никакого вреда.

– Профессор Магнум? – обратился Ратмир к мужчине в красном одеянии.

– Я в смятении, коллеги, – произнес лысый профессор кафедры огня. – Мы стали свидетелями выдающегося контроля стихии огня. Вы все прекрасно видели цветовую палитру огня в экзаменационном упражнении. Вас, молодой человек, можно назвать мастером, если бы не одно НО. Пламя очень низкое. Я бы списал это на вашу прижимистость, но вы смогли продержать заклинание каких-то несколько секунд. Ваша сила иссякла?

Пест опустил взгляд в пол, стараясь спрятать взгляд, и кивнул.

– Продержись вы пару минут, и я бы сегодня узнал, кто будет следующим Великим магом огня славного государства Гвинея, – профессор с сожалением вздохнул. Под его взглядом Пест достал пару небольших камней, заполненных силой, и впитал их. Пустые стекляшки он бережливо убрал за пазуху. – Жаль, чудес не бывает. Потрясающий контроль, но полное отсутствие отклика стихии, а в придачу поистине куцый объём внутреннего резерва. Увы, юноша. Третий ранг. Большего вам в стихии огня не добиться, это невозможно в принципе.

Пест поднял взгляд и мельком взглянул в печальные глаза профессора магии огня. В этот момент он едва заметно кивнул, словно соглашаясь с выводами профессора, чем вызвал его неподдельное удивление.

– Магия воздуха, пожалуйста, – наполнил зал голос Ратмира.

Пест становится, расставив ноги на ширину плеч. Юноша начинает слегка подпрыгивать, не отрывая ног от пола. Постепенно он ускоряется, все сильнее и сильнее. Руки висят плетьми, а голова слегка опущена. Из участка пола под юношей начинает дуть поток воздуха. Он настолько плотный, что не совсем прозрачен. Он больше похож на белесую занавеску. Прыжки становятся сильнее, ноги отрываются от пола, а руки, болтающиеся плетками, поднимаются потоком воздуха вверх. Проходит несколько секунд, и юноша резко замирает. Показательное заклинание мгновенно исчезает.

– Абсолютно тот же результат, – произносит молодой мужчина в мантии кафедры воздуха со скучающим видом. – Отличный контроль и отсутствие отклика стихии. Третий ранг, большего вам не добиться. Ветер вас не слышит.

Профессор кафедры воздуха зевает и откидывается на спинку стула, всем своим видом показывая свое отношение к экзаменуемому. Пест снова упирает взгляд в пол и достает из складок мантии пару мелких камешков, чтобы восполнить свой запас.

– Земля, пожалуйста, – тем временем продолжил Ратмир.

Пест принимает стойку для экзаменационного заклинания школы земли. Ноги шире плеч и согнуты в коленях, левая рука прижата к корпусу, а правая сжата в кулак и вытянута вперед, словно он кого-то старается ей ударить. Юноша не своим голосом произносит странный утробный звук, больше похожий на хруст мелких камней. Сразу после этого юноша превращается в каменное изваяние из черного гранита. Полоса окаменения отходит от юноши на три метра.

Коренастый профессор земли встает и неспешным шагом направляется к юноше. Внимательно осмотрев каменное изваяние и оценив полосу обращения пола в гранит, профессор хмыкнул и направился к своему месту.

– Четвертый ранг, коллеги. Черный гранит в таком возрасте дается далеко не каждому. Да, сил мало и рокота стихии земли нет, но земля – единственная стихия, не имеющая предела. Потенциал хорош и я верю, что при должном усердии юноша свернет горы. Буквально, – профессор оглянулся, чтобы взглянуть на него и, глядя прямо в глаза, произнес:

– Трудитесь, юноша, все в ваших руках.

– Магия воды, пожалуйста, – произносит с легкой улыбкой Ратмир.

Пест кивает и, убрав накопители за пазуху, начинает тужиться. Он не произносит заклинаний и не собирает влагу из воздуха, как положено. Он зримо напрягается и начинает краснеть. На лбу выступают одна капля пота одна за другой. Не проходит и минуты под хмурыми взглядами преподавателей, как юноша останавливается и принимает позу для экзаменационного заклинания школы воды.

Ноги так же шире плеч, но вперед выставлены обе руки раскрытыми ладонями вперед.

В это время слышится тихий смех профессора кафедры Воды. Он хлопает в ладоши и с неподдельным весельем произносит:

– Юноша! Добавьте элемент воздуха, пожалуйста,… если сможете!

Юноша кивает, но взгляд остается таким же пустым и безжизненным. По телу бегут бусинки пота. Все эти бусинки собираются в капли и, словно весенние ручейки, стремятся к раскрытым ладоням, в которых уже собрался небольшой шарик из воды.

Шарик все сильнее увеличивается. По мере роста вода приобретает голубой цвет. В момент, когда шар воды приобретает объем, сравнимый с двумя его кулаками, юноша резко его обхватывает руками и старается сжать. При этом шар моментально твердеет, превращаясь в твердую ледышку.

Пест делает несколько шагов к преподавательскому столу и ставит перед профессором с кафедры воды абсолютно круглую ледышку. Ледяной шар очень холодный и с него спадает морозный туман, который расползается по столу.

Профессор берет в руки шар и довольно улыбается.

– Пятый ранг, юноша, – произносит профессор. Он подносит шар к лицу и с жадностью вдыхает непередаваемый морозный аромат, исходящий от ледышки. – Ход с потом и управлением жидкостью внутри себя был очень оригинален. Браво, юноша! Вы поразили меня не только контролем, но и принципом мышления.

– Смерть и тьма, пожалуйста, – тем временем произносит Ратмир. Он продолжает изображать непричастную статую, но улыбка нет-нет, да проскальзывает.

Юноша достает из складок плаща угольно черный клинок и кладет на стол перед профессором Люциусом.

Профессор не прикоснулся к клинку и вообще никак не выдал, что он его заметил. Глаза моргнули всего один раз, и вместо белков глаз оказалась тьма. Черные, бездонные провалы глаз устремились на клинок, осмотрели Песта, и рот хриплым голосом произнес:

– Пятый ранг.

От профессора Лирда с кафедры магии света прозвучал безысходный вздох.

– Люциус! Вы в своем уме? Как вы посмели требовать от юноши вместо зачета изготовление этой мерзости? – маг в белоснежной мантии поднялся и с вызовом уставился на профессора Люциуса. – Я даже боюсь представить, кому пришлось погибнуть ради заготовки для этой чудовищной поделки!

– О! Мой верный враг! Как-нибудь за чашечкой чая я вам расскажу, откуда у простолюдина взялась заготовка для Клинка душ, а пока довольствуйтесь тем, что ради заготовки для этого клинка никто не умер…

Профессор Лирд начинает хватать ртом воздух и краснеть. Несколько секунд он тратит на восстановление душевного равновесия. После этого он поворачивается к Песту и произносит сквозь зубы:

– Пест Средний, будьте добры, явите нам Свет Души…

На лице Люциуса мелькает тень ухмылки, а Пест, тем временем, нащупывает левой рукой пульс у себя на шее. Раскрытая правая ладонь начинает хлопать по груди в такт биению сердца. Спустя несколько ударов ладонь начинает светиться. Сначала слабо, но с каждым ударом все сильнее и сильнее. Белоснежный свет начинает резать глаза, и в апогее этого действа Пест замирает, прижав ладонь к груди.

Весь зал утопает во вспышке белого света. Длится это не более пары секунд.

– Чистейший свет, – тихо произносит профессор Лирд. Он единственный из преподавателей не поморщился и не поставил защиту перед магией света Песта. – Очень способный юноша! Я повторюсь. Вы не желаете перевестись на факультет магии света? Нет? Что же… Пятый ранг.

Тем временем профессор Люциус снимает темный щит, окутавший его во время демонстрации Света Души Пестом. Люциус не спорит и не ругается. Он поворачивается к Лирду и произносит ледяным голосом:

– Я это запомню, Лирд…

– Магия жизни, – произносит Ратмир, прервав Люциуса, и уже открыто продолжая улыбаться.

– Ученик Пест Средний уже сдал зачет на кафедре исцеления, – пожёвывая губами, начал профессор Цельс. – Юноше по результатам практической сдачи испытания присвоен пятый ранг. Прошу зафиксировать, что юноша успешно и виртуозно практикует как метод Равновесия Фауста, так и традиционный подход магии жизни. В теории, конечно, юноша проседает, но практика выше всяких похвал.

Профессор замолчал, но все продолжали на него смотреть. Он оглядел коллег и, спохватившись, произнес:

– Ах да, простите. Магия жизни и кафедра исцеления – пятый ранг.

Ратмир выходит в центр аудитории и обращается к собравшемуся консилиуму магов.

– Я, наставник и ведущий учитель студента Песта Среднего, ходатайствую о присвоении моему подопечному 4 ранга в звании «Маг-универсал» со всем привилегиями и обязанностями. Возражения? – Ратмир обвел взглядом всех преподавателей и, не заметив возражений, достал свернутый свиток, который передал профессору Люциусу. – Тогда прошу подписать предписание на оформление и выдачу соответствующего знака в Строевом приказе.

Пока бумага ходила из рук в руки преподавателей, Ратмир повернулся к Песту.

– Ты, Пест Средний, как универсал, обязан по первому зову Совета Ордена магов славного государства Гвинея прибыть на место вызова в течение трех дней, и выполнять отданные приказы. Ты навсегда останешься внештатным сотрудником Совета Ордена магов славного государства Гвинея со сдельной оплатой. Ты можешь быть привлечен для боевых, исследовательских, целительских и сыскных миссий в соответствии со своим рангом.

В случае чрезвычайных ситуаций, таких как: мор, война, массовый пожар и других, не терпящих отлагательств ситуациях, Совет Ордена магов славного государства Гвинея оставляет за собой право требовать от тебя немедленно прибыть на место происшествия любым доступным способом, не считаясь с потерями и затратами.

Согласно «Укладу о правах и обязанностях магов, всеми стихиями владеющими» ты имеешь право доступа в любую государственную библиотеку в любой академии магии бесплатно и безвозмездно, при условии отсутствия абонементской задолженности от предыдущего посещения.

Так же ты имеешь право на подачу сообщения или прошения на Совете Ордена магов славного государства Гвинея не чаще двух раз в год. Данное ограничение недействительно, если сообщение является чрезвычайным и информирует о возможной угрозе безопасности государства.

Все ли тебе понятно?

Пест кивнул, а Ратмир обернулся и, приняв подписанную каждым преподавателем бумагу, протянул ее юноше.

– Это удостоверяющий документ, который необходимо предъявить в Строевом приказе. 

*** 

По улице медленно вышагивает фигура в плаще. В городе хозяина плаща знает каждый карманник и каждый забулдыга. Нет, это не Мастер портовых шаек. Это единственный за много лет маг-целитель в портовом районе. Пест-Серебрушка.

На улице идет мелкий дождь, усиливаясь временами до ливня. То он начинает молотить крупными каплями, словно угрожая: «Вот! Смотри! Сейчас как громыхну!», то почти заканчивается, начинает моросить, словно делает вид, что обиделся и собирается совсем уйти.

Эхо от усталых шаркающих шагов Песта разносилось по улице. Пест шел медленно и задумчиво. На Кривой улице опасаться было нечего, и юноша совсем расслабился. Он лениво проталкивал мусор по сточным канавам, собирая в одну большую кучу.

В очередной раз собрав приличную кучу, Пест силой поджег ее и принялся наблюдать, как среди мелких веточек неторопливо разгорается огонь.

– Слышишь, Черт… – шепотом произносит юноша. Взгляд не отрывается от пламени. – Черт, тут ты?

– Я всегда тут. Зачем спрашиваешь? Сам ведь знаешь… – произносит клыкастая пасть демона, появившаяся за спиной Песта.

– Я все за Людвига думаю. Я и так крутил и эдак, – юноша задумчиво уставился на Черта. – По всему выходит, что надо смерть ему показать.

– Думаешь, он не насмотрелся? – улыбаясь, произносит Черт.

– Нет, не ту смерть, что от вражины в бою бывает. А ту, что на роду написана, и от которой никто не спасет.

– Ты о предопределенности? Судьбе?

– О ней самой, – кивнул Пест и уставился на Черта.

Тот в ответ снова улыбнулся, но ничего не ответил.

– Опять молчишь? Снова нельзя тебе говорить?

– Нет, теперь я не хочу, – улыбка разъезжается на всю морду.

– Никакой помощи от тебя. Как в демона обратился – так от тебя совета не дождешься…

– Я могу сказать, как сделать так, чтобы он отступился от колдунов с Северных островов.

Пест моментально остановился и недоверчиво взглянул на демона.

– Ну?

– Чтобы Людвиг отступился от колдунов, надо просто-напросто их перебить. Сделать так, чтобы мстить стало некому.

Пест раздосадовано хмыкнул, и продолжил путь, буркнув на ходу:

– Я уж думал, ты чего путевого подскажешь… Колдунов перебить… Тоже мне, советчик…

Пест продолжил путь и несколько минут шел вместе с Чертом в тишине. Вдруг демон произнес ни с того ни с сего:

– Я могу рассказать тебе о ней.

– Да знаю, но как-то… – юноша сбился, закусил нижнюю губу на несколько секунд и, заикаясь, произнес. – Кара’кан… Та ведьма… Живая?

– Живая, что ей будет…

– А сама она… Не приходит… Я и подумал…

– Она приходит, – коротко отвечает Черт. Пест начинает хмуриться и уже хочет спросить что-то, но демон его обрывает на полуслове. – Она всегда приходит, просто ты ее не видишь. Ты хочешь…

– Да… В смысле нет, но… – Пест делает глубокий вдох и гладит руками лицо, словно пытается что-то смыть.

– Ты странно пахнешь, – замечает Черт. Он проявляется полностью, во весь рост. Все глаза сфокусированы на юноше. Рот не улыбается и не скалится, хвост мечется из стороны в сторону. Таким его Пест еще не видел. – Раньше такого запаха не было.

Демон обходит вокруг юного ведуна, тщательно осматривает и обнюхивает.

– Она сейчас тут? – сглотнув, произносит Пест.

– Показать?

Юноша замолчал, и через несколько вдохов кивнул. От кивка капли, которые висели на краю капюшона, падают в маленькую лужицу на мостовой.

Неведомая сила заставляет Песта повернуть голову налево. Там, в одном из темных углов между домами, виднеется силуэт. Пест делает один неуверенный шаг, еще один…

Силуэт тоже делает несколько шагов навстречу и превращается в Кара’кан.

Девушка одета в какое-то темное платье, едва закрывающее колени. Платье мокрое насквозь и облепило девушку, мокрые волосы висят сосульками.

– Я тут вспомнил, что, может, и не проклятье то у тебя… – начал Пест, остановившись на месте. Глаза уперлись в брусчатку, словно стесняется смотреть на девушку.

Кара’кан тем временем подходит вплотную и мимолетным движением запускает руки под плащ юноши, прижимается всем телом к Песту. Капюшон падает с его головы, и она утыкается в его шею, прижимается щекой к его щеке.

– Ты чего мокрая шатаешься? Простынешь же… – пальцы юноши скользят по шнуровке плаща, пытаются ее развязать, чтобы укутать и защитить мокрую как кошка ведьму.

– Я же ведьма, дурачок… – тихо произносит Кара’кан на чистом гвинейском языке.

– И что? Не человек, что ли? – произносит Пест и, скинув плащ, укутывает их обоих. Только после этого до него доходит, что ведьма произнесла слова на чистом гвинейском.

– Ты… говоришь? Ты можешь говорить? У меня получилось? – начинает тараторить юноша. – Клинок душ сработал?

– Нет, Пест, сработал не Клинок душ, – ведьма изворачивается и обнимает Песта так, чтобы они оказались лицом к лицу. Сначала ведьма прижимается к юноше щекой к щеке и вроде как начинает отстраняться. Губы девушки совершенно случайно скользят по щеке юноши, к уголку губ. Лоб ко лбу, нос к носу, и тихий шепот ведьмы. – Жаль, мне больше нельзя…

Взгляд юноши в глаза девушки, шумный глоток и неуверенный, словно охрипший голос:

– А мне можно? – и, не дождавшись ответа, первое, неуверенное прикосновение губ.

В этот самый момент гроза, так долго то пугавшая громом, то делавшая вид, что совсем ушла, все же разразилась далеким грохотом. В несколько секунд мелкий дождь превратился в могучий ливень, словно небо решило прекратить непотребство двух подростков, словно пыталось помешать. 

*** 

Людвиг так долго ворочался в кровати, что постельное белье уже комком лежит в ногах. Юноша то смотрит в окно, то рассматривает потолок, то встает, то снова ложится.

Вконец изведя себя, на рассвете он встает и садится за стол, где лежит несколько книг. Зажегся огромный магический светильник под потолком, руки взяли одну из книг с названием «Курс магии полетов на магической тяге стихий, Том 1, Ислен Гром», и открывают её на 17 странице. Сразу после огромной надписи на всю страницу «Трудные тренировки».

«Урок первый.

Если ты это читаешь, значит, ты все же решил летать по-настоящему, а не баловаться, отрывая свое тело от земли. Учти! Этот путь сложен, но если ты будешь внимателен и прилежен – ты будешь летать так, как не летает никто!

Итак! Первое, что нам нужно – контроль и формирование потоков воздуха ногами. Мы не приступим ко второму уроку, пока ты не научишься подниматься на метр от земли, пользуясь потоком воздуха из ног, и держаться не менее 10 секунд в ровном положении, а для этого требуются кропотливые ежедневные тренировки. Это должно стать естественным процессом. Как дышать или ходить».

Через пару часов Людвиг вышел из дома номер 7 по Кривой улице и затравленно огляделся. В одном конце улицы он заметил пару горожан, спешащих по своим делам, а в другом – спящего у стены лохматого пса.

Юноша вздохнул и растер лицо ладонями.

– Соберись! В этом же нет ничего позорного! – подбодрил он сам себя и вышел на середину улицы.

Людвиг слегка согнул ноги и приготовился исполнять упражнение.

Миг – и из-под ног юноши вырывается сильнейший поток воздуха. Тело подбрасывает вверх и вперед, на несколько метров. Приземляется Людвиг неудачно, и в итоге катится кубарем по вымощенной камнем мостовой, не забывая тормозить лицом.

– Чтоб тебя… – шипит юный воздушник, вставая и вытирая разбитый нос. – Не учебник, а полная ерунда!

Людвиг начинает идти в сторону Академии магов, периодически ругая себя, отряхивая одежду и вытирая набежавшую юшку из носа.

– Господин маг! Господин маг! – слышится сзади мужской голос.

Людвиг оборачивается и видит мужчину, одетого как простолюдин. Он несет в руке серебряную цепочку, на которой висит фамильное кольцо Сылестских. Мужчина протягивает порванную цепочку Людвигу со словами:

– Вы обронили…

– Спасибо, – неохотно произносит Людвиг и принимает цепочку. Тут же отворачивается и собирается уходить.

– Господин маг! Позвольте…

– Что еще? – грубо спрашивает юноша, не оборачиваясь.

– Вы пытались взлететь? Так? – спрашивает незнакомый мужчина после недолгой паузы. – Я видел, как вы упали, и… Птенцы тоже не сразу летают. Первый полет у птенца – всегда падение.

Людвиг оглянулся, осмотрел мужчину с головы до ног и молча продолжил путь. Когда он свернул за угол, он снова оглянулся и, не найдя взглядом зрителей, снова принял тренировочную позу. Ноги на ширине плеч и слегка согнуты в коленях, руки согнуты в локтях и прижаты к телу.

Снова резкий поток воздуха – и Людвиг снова вылетает на несколько метров вперед. В этот раз приземляется он более удачно – на ноги. Посадка превратилась в бег на пределе возможностей, но в этот раз воздушник не упал.

Воодушевленный успехом, Людвиг попробовал еще раз, но в этот раз приземление закончилось падением во время очень быстрого бега. Ноги просто не успели за телом, и юноша завалился вперед и снова протер лицом мостовую.

Следующая попытка была связана с перенаправлением вектора полета. Людвиг решил задрать траекторию, чтобы снизить скорость, но случилась другая беда – скорость снизилась, но выросла высота. При приземлении Людвиг отбил ноги. Как итог – опять падение, но уже на бок, с четырьмя кувырками.

Людвиг так и продолжал пробовать и через раз падать, зарабатывая синяки и ссадины, до самой Академии. В Академии же вместо того, чтобы прийти к Ратмиру за заданием, он отправился на кафедру исцеления и магии жизни.

Его встретил сухонький старичок, профессор Цельс. Несмотря на свой опыт и знания, профессор страдал бессонницей. Причем мучила она его так давно, что профессор давно бросил бесполезные попытки от нее избавиться.

Придя по привычке на кафедру с рассветом, профессор ожидал чего угодно, но не ученика с воздушным даром. Который с порога заявит:

– Доброго утра! Здесь учат целительству? 

Спустя несколько недель

Двор знаменитого на весь Вивек заведения "Голубая кровь" был огромен. Мало того, что только в нем можно было отведать самые изысканные и самые редкие вина во всем Вивеке, но и только в нем подавали блюда, приготовленные с применением магии. Да, это было единственное заведение в восточной провинции Гвинеи с поварами-магами.

Сейчас же, на закате, во дворе ресторана было суетно. Под открытым небом, прямо на улице, несколькими хорошо одетыми официантами сервировались фруктами и вином столы, и распределялись заранее приглашенные гости.

Вся суета на улице больше напоминает подготовку к представлению. Сценой, по расстановке столов, должна была стать улица.

К одному из столов подходят два необычных гостя. Почему необычных? Одним из них является хозяин заведения, Пристариус Эль.

Личность сама по себе очень оригинальная, и знаменитая в узком кругу знатоков и ценителей. По большей части поваров всех мастей и направлений, а также почитателей его таланта. Знаменит Пристариус был тем, что заслужил наследное дворянство исключительно своим мастерством. Имея слабый, почти зачаточный дар, тогда еще молодой повар научился им управлять – и не прогадал. Хлеб получался пышнее, компот – вкуснее, сладости – ярче. Со временем юный повар так отточил свои навыки, что научился делать особые, не доступные никому более блюда. Никому – в смысле из не магов. У любого мага получилось бы сделать такое блюдо, особо не напрягаясь. Если бы только они хотели и умели готовить.

Сопровождал Пристариуса дворянин, но дворянин не простой. На шее у широкоплечего, гладко выбритого мужчины, красовался крупный медальон. Этот медальон был отличительным знаком рода королевской крови. По совсем мелким камешкам в ключевых местах было понятно, что королевская кровь сильно разбавлена, но все же.

– Пристариус, подскажите, а нельзя было заплатить этому уважаемому магу? Может быть, он соизволил бы устраивать свои выступления чуть-чуть попозже? – спросил дворянин хозяина заведения. – Я приехал в город ночью и надеялся выспаться…

– Увы, граф Фолест, но это не представление. Это тренировка, – заявление Пристариуса заставило брови графа подняться. – Я специально вызывал знатоков из столицы. Юноша однозначно занимается по технике Ислена Грома.

– Это шутка? Он маг воздуха? – глаза графа Фолеста начали округляться. – Но ведь для того, чтобы достойно летать по системе Ислена Грома, надо быть как минимум…

– Великим магом воздуха славного государства Гвинеи, – с улыбкой закончил Пристариус.

– Вы шутите! У нас не было Великого мага воздуха четыре столетия! Все середнячки, и… – граф развел руками и начал хватать воздух ртом, старался подобрать слова, но не находил.

– Никаких шуток! Ветер его не слышит, ветер его слушается! – с довольной гримасой объявил хозяин заведения. – Мы разузнали, когда он начал, мы отслеживали его успехи, и сегодня по нашим расчетам он начнет испытывать непрерывный полет.

– Почему мы не слышали о нем раньше? – отойдя от шока, спросил Фолест.

Пристариус уселся на подставленный стул у самого ближнего к улице стола и взял бутылку вина. Разливая вино по бокалам, он улыбнулся и произнес с ноткой ленцы, подстегивая интригу:

– Ну, начнем с того, что маг юн.

– Сильно?

– Очень, а еще он отрекся от своего рода, тоже, кстати, королевской ветви…

Граф моментально побелел и плюхнулся на стул. Из него словно стержень выдернули.

– Погодите так расстраиваться! Юноша был вспыльчив, отец его, Сылестский Тигрон, тоже сдержанностью никогда не отличался, но никаких официальных документов никто не оформлял.

– Как? Как такое могло случиться? Как такую размолвку вообще смогли допустить? – начал бормотать себе под нос граф, уставившись невидящим взором в бокал с вином. – Это же великий маг!

– Очень просто. Дар дремал в юноше, и дремал бы дальше, но его отец был возмущен разгульной жизнью отпрыска и сослал его набраться ума-разума на северную границу…

– Он попал под последний набег? – Фолест поднял взгляд на собеседника.

– Он единственный выживший на заставе Серый Клык.

Граф угрюмо кивнул и залпом осушил бокал вина. Пристариус тут же наполнил его вновь. Откуда-то с улицы послышался гомон и чей-то крик.

– Они рядом! – с улыбкой произнес Пристариус.

– Кто они? – спросил граф, но ответа получить не успел.

В этот момент из-за поворота улицы показался летящий Людвиг. Летел он, мягко говоря, странно. Вроде бы был тот же толчок силой вперед и вверх, но теперь юный маг не приземлялся, а сразу делал еще один толчок. Полет превратился в странные колебания. Юноша падал почти до самой земли и тут же снова взлетал на несколько метров.

Рядом с юным магом воздуха со всех ног бежал Пест. Он, как мог, подбадривал и подсказывал ему. То и дело доносились его крики:

– Делай… еще… еще раз… раньше бери импульс! Слабее… еще… еще раз!...

Пест умудрялся периодически обгонять Людвига и наблюдать за странным полетом со стороны, продолжая направлять, подсказывать и подбадривать.

Эта странная процессия приблизилась ко двору заведения. Людвиг совершил довольно мягкую посадку в нескольких метрах от стола, за которым сидели Пристариус Эль и граф Фолест.

Несколько гостей поднялись со своих мест и начали аплодировать, за ними поднялись остальные. Граф Фолест не стал исключением, а Пристариус Эль тем временем достал две золотых монеты и положил их на стол.

Оба юноши подошли к столу и молча взяли по монете, после чего направились в сторону заведения. У одного из столов юный маг воздуха остановился и вежливо кивнул, тут же продолжив движение.

– Пристариус! Ты же говорил, что это не представление? – начал возмущаться граф.

– Вы про деньги? Как вы могли так обо мне подумать? – фыркнул хозяин заведения. – Это плата за смену. Оба этих дарования работают на моей кухне.

– Вы меня разыгрываете! – не поверил граф.

– Я не шучу! – хохотнул Пристариус. – Нашим Облакам впору давать новое название! Что-нибудь вроде «Облако от Великого мага».

– Погодите, а вы заметили? Юный маг остановился вон у того стола! – граф Фолест кивнул на стол, за которым сидел мужчина в дорогом камзоле. Он улыбался до ушей, словно только что случилось что-то самое замечательное событие в его жизни.

– Вы не узнаете? Нет? Ах, ну да. Он не надел медальон королевской крови, – кивнул на мужчину Пристариус. – Знакомьтесь – Тигрон Сылестский. Он у нас условно тайно, как я понял. Но, однако, наше дарование его прилюдно обозначило.

– Вы не поняли! Он же поздоровался с ним! – попытался объяснить граф.

– Да все я понял, Фолест! – хохотнул Пристариус. – Я бы, как и вы, наводил панику, если бы не видел, что дела у Сылестских идут на лад.

– А второй юноша? Он тоже маг?

– Да, слабенький универсал, – после этих слов на лице графа появилась расстроенное выражение лица. – Находится в учениках у нашего Ратмира Бессмертного.

– Вы шутите? Слабый универсал у Бессмертного? У него же погибли ученики…

– Судя по тому, что рассказывают – этот не умрет. Тоже, к слову, по-своему оригинальная личность.

– Что же в нем такого оригинального?

– Ну, тут вам больше расскажут ваши слуги.

– Что вы имеете в виду?

– Он из простолюдинов, и старается держаться их. Чурается приличного общества и вообще негативно относится к дворянам. Ваши слуги действительно смогут рассказать вам больше меня. Я в этом уверен.

Тут Пристариус заметил официанта, который уже несколько минут стоит возле них и ожидает заказа.

– Аннот, дорогой, принеси нам пару Облаков от нашего Великого мага, и еще рагу «по-Стокски» большую порцию.

Официант кивнул и тут же удалился, а к хозяину заведения обратился граф:

– А что за рагу? Что-то новенькое?

– Придумка юного универсала. Мальчик знает толк в хорошей еде. Вот увидите, вам понравится…

Глава 14. Время, когда ломают гроши.

Комната освещается магическим светильником. Пест сидит и, хмурясь, что-то читает в старой книге с кожаной обложкой. Губы едва шевелятся, видно, что юноша ушел в учебник с головой.

Рядом за столом сидит Людвиг. Воздушник занят тем, что мнет руками камень. Под действием силы юного мага воздуха камень размягчается и ведет себя как самое настоящее тесто. Руки мнут его все сильнее и сильнее. Со стороны становится понятно, что юноша пытается что-то вылепить.

– Ты был прав! С гончарным кругом было бы проще, – спустя несколько минут мучений произносит Людвиг. В его руках камень приобрел подобие достаточно высокой кружки. Кривой, неровной, но уже похожей на настоящую кружку.

– А? – Пест поднял взгляд от книги и задумчиво уставился на кружку в руках соседа по комнате. – Что это?

– На память! – с улыбкой произносит Людвиг и протягивает каменную увесистую кружку. – Не хрусталь, конечно, но и не деревянная поделка.

Пест берет в руки каменную кружку, взвешивает в одной руке и с улыбкой произносит:

– Такой и убить можно!

– Ну, зато я с трансмутацией и переносом энергии разобрался! – Людвиг придирчивым взглядом осматривает комнату в поисках предмета, чье состояние можно изменить. К слову, в ногах у Людвига уже была деревянная и каменная лужа, а так же полуметровый штырь из воды. Последний не имел отношения ко льду, но, тем не менее, находился в твердом состоянии. Взгляд юного воздушника ощупывает предметы в комнате и цепляется за единственную в комнате серьезную мебель.

– Даже не думай! – хмуро буркает Пест. – Вон, иди на улицу! Там на мостовой камня завались! Его и трансмутируй!

– Что я, дурак, что ли? Я же так просто подумал, а что, если...

– Ты поменьше бы вот эти "А что будет, если..." думал, – бурчит Пест и возвращается к чтению.

Людвиг не ответил. Он вздохнул, хмыкнул и поднялся на ноги, направившись к вешалке. Там он начал одеваться в теплую одежду с хитрыми застежками.

– Полетишь? – не поднимая взгляда, спросил ведун.

– Ага, полетаю немного.

– К горам не суйся, там дикие птицы Арх хозяйничают, – начинает наставлять Людвига сосед. – На западе тоже без показухи! Будешь сильно выделываться – нам снова по шее попадет.

– Я на юг хочу! – перебирая застежки, бурчит воздушник.

– Аккуратнее там!

– Ага, – кивает Людвиг и выходит из комнаты. Спустя несколько минут на улице поднимается сильный ветер, от которого дрожат стекла.

Пест так и остался сидеть за столом, уставившись невидящим взором в книгу. Надпись на раскрытых страницах гласила: "Поисковые заклинания, не относящиеся к стихиям". Пест уже несколько часов пытался собраться с мыслями и понять, в чем же суть этой странной книги. Постоянно что-то отвлекало.

После отлета Людвига причиной, мешавшей разобраться в сложной теме, стала ведьма. Она появилась совершенно бесшумно. Сначала на кровати Песта появился нечеткий контур, затем начали проявляться плечи, спина и линия талии. Приобретая четкость, силуэт девушки привлекал к себе внимание.

Кара’кан сидит спиной к юноше, слегка ее выгибая. Волосы собраны в тугую култышку на затылке, хрупкая белая шея полностью открыта, на плечах лежит тонкая простыня.

Девушка слегка поворачивает голову, и с одного плеча сползает простынь, открывая голую спину.

– Даже не думай! – произносит Пест, не отрывая взгляда от книги.

– Думаешь – ты... – произносит шепотом Кара’кан. – …а я – желаю.

Пест вздыхает и снова вчитывается в текст.

" При создании поискового заклинания вам необходимо вплести в структуру третьего порядка информацию об искомом..."

– Зря время тратишь! Все гораздо проще, – Кара’кан говорит шепотом, словно открывает тайну. – Если что-то ищешь, то заставь искать силу именно то, что ищешь!

– Все бы так просто было! – буркнул Пест, и снова уставился в книгу.

– Проще некуда! Я не шучу! Можешь не стараться, я ведь не отстану! – на лице степнячки появилась улыбка.

Пест со вздохом закрыл книгу и принялся собирать записки, которых в последнее время приходилось делать слишком много. Нестыковки и противоречия в учебниках настолько резали глаз, что требовалось записывать особо острые и принципиальные противоречия, чтобы при случае выспросить у профессоров правдивость тех или иных моментов.

На одной из записок он увидел непонятные письмена. Почесав лоб, он попытался вспомнить, откуда они взялись.

– Точно! Астральной проекции письмена! – произнес Пест, хлопнув себя по лбу.

Кара’кан повернулась к Песту и, приподняв одну бровь, спросила.

– Тебе доводилось видеть астральную проекцию?

– Да, вроде человека, только серый и вместо лица письмена вот эти, – Пест поднял взгляд на степнячку и, обнаружив оголенную грудь, покраснел и опустил его. – П-п-професор Люциус сказал, что это письмо огнепоклонников с юга.

Кара'кан встала и подошла к Песту. Пробежав взглядом по письменам, она сходу начала переводить.

– Цель – занять тело, подготовить "Куалеш", ждать приказа. Запрет – кровь Севера. Хозяин – великая мать Раакноб.

– Кто такая великая мать? – спросил Пест.

– Это правительница выродков с севера, – задумчиво произнесла ведьма и бесцеремонно уселась на колени Песта. – Тебе надо показать это тем, кто носит в ваших землях клеймо. То, что ты видел – было оружием севера. У рыргов буквы похожи на письмена юга. Их часто путают.

– Я наставнику покажу, – произносит Пест и поднимается на ноги. Он пытается отстраниться то Кара'кан, но та впилась в него как пиявка. Дыхание юноши становится глубоким, взгляд нет-нет, но сползает на девушку.

– Я и говорю – клейменым, – ведьма встает на пол и тащит за ворот юношу в сторону кровати.

Пест рукой цепляет книгу, которая падает на пол. За ней по полу разлетаются записки, падает простыня с Кара'кан и начинает тускнеть магический шар-светильник. 

***

Посреди огромного, заполненного людом ярмарочного поля, стояла парочка магов. Народ к ним близко не подходил, но и особого внимания им никто не уделял. Все были заняты своим делом. Купить подешевле или продать подороже. Вот и почти все желания, приводившие в движение эту огромную толпу.

Парочкой магов оказались не кто иные, как Пест и его учитель. Ратмир стоял словно нерушимая скала, сложив руки в замок. Вокруг него толкались люди, обтекая, словно вода. Ближе чем на метр к ним никто так и не решился приблизиться. Ратмир же читал наставления ученику, тоже не особо обращая внимание на царящий вокруг бедлам.

– Сегодня разберемся с поисковыми заклинаниями. Ты попробуешь найти одного человека по этому лоскуту с его рубахи.

– Я нашел очень много поисковых заклинаний... – начал было Пест, но Ратмир не прервался и продолжил импровизированную лекцию.

– Лучшие поисковые заклинания, конечно, относятся к магии астрала. И не зря. Стихия астрала никому не откликается и не скрывает своих подопечных. След в астрале оставляют все и всё. Поэтому заклинания-ищейки базируются на этом плане, – Ратмир проводил взглядом оборванца в лаптях и хотел было уже продолжить, но Пест задал вопрос:

– Учитель, это что получается? Нет магов, чья сила из астрала течет?

– Астрал довольно необычная стихия. Наши ученые профессора до сих пор спорят, является ли астрал полноценной стихией. Он не дает силу, с помощью астрала невозможно создать заклинание наяву. А вот делать заклинания в самом астрале и увидеть результат можно. Можно даже создать заклинание, которое будет читать астрал. К примеру, те же "Астральные ловушки" или "Астральные ищейки". Такие заклинания состоят из двух частей. Одна часть заклинания создается в астрале, и суть его состоит в том, что оно следит, к примеру, за комнатой. Как только туда входит кто-либо, то заклинание создает маркер в определенной точке астрала. Вторая часть заклинания, которая создана в реальности из любой стихии, считывает маркер и запускает защитный механизм. В результате в комнате раздается сигнал тревоги или, к примеру, срабатывает огненный артефакт, выжигающий все к чертям в этой комнате. Понимаешь принцип?

Пест кивает и тут же задает всплывший вопрос:

– А "Астральные проекции"?

Ратмир моментально умолкает и внимательно смотрит на Песта.

– Откуда ты узнал об "Астральных проекциях"?

– В порту такую проекцию убил. Она тело мужика силой взять пыталась...

– Ты ее видел? Проекцию, я имею в виду.

– Как сейчас вас вижу, учитель.

Не говоря ни слова, Ратмир хватает юношу за шиворот и вместе с ним мгновенно с хлопком исчезает. Появляются они в странной комнате. В комнате только стул с ремнями для фиксации, стол с писчими принадлежностями и странный стеклянный шар на каменном постаменте.

Не прошло и пары секунд, как в комнату вошел седой старичок с клеймом на лбу, который поклонился и выжидающе уставился на Ратмира.

– Дознавателей сюда и писаря, – коротко бросил Ратмир и повернулся к Песту. – Сейчас придет пара специалистов, и ты четко, емко, в подробностях расскажешь как, где и когда встречал астральную проекцию.

Через несколько секунд в комнату вошли еще пара человек, и оба имели клеймо на лбу. Тут и начался допрос Песта. Пест несколько раз пересказал историю с детьми Мастера портовых шаек, сначала полностью, потом отдельные моменты, потом самые важные сцены, с подробностями, с деталями. На третьем часу доходило до глупости:

– Те два бугая, которые принесли еду, во что были одеты? – продолжал опрос дознаватель.

Пест устало откинулся на стуле и замотал головой.

– Ну, штаны обычные... Куртки стеганые...

– Что было на ногах?

– Не помню...

– Лапоть? Сапог?

– Сапоги вроде... – рассеянно произнес Пест.

– Какая подошва была? Кожаная?

– Так я же...

– Стук был при ходьбе?

– Нет, вроде бы, – Пест принялся оглядываться на Ратмира. Суть вопросов от него совсем ускользнула.

– Кошатники, видимо... – произнес Ратмир и добавил, сплюнув. – Ворье...

Дознаватель кивнул и произнес:

– Подвоха не вижу, говорит ровно, на ложь, по крайней мере явную, не похоже. Артефакт молчит, поэтому считаю, что так и было.

Ратмир тяжело вздохнул и обратился к Песту:

– Пест, припомни, может, какие-то знаки были опознавательные на том, что ты видел?

– Точно были! Там вместо лица письмена были накарябаны. Я те письмена переписал и у себя схоронил. Сначала думал, что это письмена огнепоклонников, – юноша достал из-за пазухи несколько листочков. Покопавшись в них, он извлек один и протянул Ратмиру. – Ведьма моя говорит, что перевести несложно, и сама переводила, только я не понял ничего. Она сказала, что это письмена северных рыргов, а это вам показать наказала.

Ратмир пробежал глазами по записке и поднял взгляд на юношу.

– Это точно было на проекции?

– Точно! Я букву в букву переписал, даже наклон такой же сделал.

Ратмир еще раз пробежал глазами по записке и протянул дознавателю. Тот на несколько секунд уставился в нее и побледнел.

– Как же так? – начал он бормотать. – Как же так-то?

Дознаватель сорвался с места и бегом умчался вон из комнаты.

– Пойдем со мной, – произносит Ратмир и подходит к стене. Пест берет его за плечо, и они вместе делают шаг в стену.

Выходят они на тот же рынок, но чуть в стороне, из стены в каменном здании.

– Астральная проекция – это очень сложное колдовство. Суть относительно проста, но эффект разноуровневый, и последствия страшны, – Ратмир глубоко вздохнул. – Для этого берется один наилучший воин и добровольно приносится в жертву. В момент смерти его душа, которая только что покинула тело и не потеряла памяти, особым способом заключается в артефакт. После этого в астрале создается точная копия информационной составляющей этой души, с вкраплениями установок заклинателя. В итоге в астрале создаются тысячи копий самого сильного, ловкого и коварного воина. После этого создается вторая часть заклинания.

Вторая часть заклинания из стихии тьмы подчиняет тело живого человека, и он становится куклой – вместилищем астральной проекции. Оно преобразует тело, улучшая его и готовя машину смерти. Ты видел вторую часть заклинания. Когда проекция завершает захват тела – появляется копия воина, которая нацелена выполнить приказ.

Вроде бы ничего страшного, но вся соль в том, что пока у живого человека бьется сердце – создаются еще копии заклинаний. Заклинание, словно чума, порождает само себя. Если не уничтожить все заклинания – появится целая армия обезумевших машин смерти.

Когда это заклинание впервые вырвалось на свободу, Гвинея чуть не прекратила своё существование. Целая война с собственным народом, превратившимся в армию безумных машин смерти. Тогда у нас едва хватило магов для создания "Гвинейского горна".

Пест немного помолчал и спросил, задумчиво разглядывая двух торгующихся старух. Одна торговала домашним сыром, а вторая хотела купить подешевле.

– А кто создал это заклинание?

– Ливианс Черный. Он погиб. Проекции разорвали его в первую очередь.

– А почему Орден Искупления не...

– Не было тогда Ордена, – Ратмир глубоко вздохнул. – После этой бойни великий артефактор Миниль Сиальский создал свой самый выдающийся артефакт. "Гвинейский трактат". Каждый, приносивший клятву артефакту, – становился его частью. Как и я...

– А кто первым клятву дал?

– Сам Миниль. Он по сей день является самым старым и уважаемым членом Ордена, – Ратмир пожевал губами и нехотя добавил. – По сути, старик Миниль – глава Ордена, хоть никто его так не называет. Да и должности такой в Ордене нет.

Несколько секунд юный универсал и учитель стояли молча. Каждый задумался о своем.

– Что будет дальше? – хмуро спросил Пест.

– Нашествие северян и массовое применение "Астральных проекций", – сказал, как выплюнул, Ратмир.

– Откуда...

– Тайна этого заклинания хранится в Ордене. Украсть или выкупить его тайну рырги не могли. Значит, им рассказал о заклинании его создатель.

– Вы же только что сказали, что Левианс Черный погиб! – возразил Пест.

– Если ты достаточно опытен в некромантии, то ты сможешь поговорить с кем угодно, но чтобы выведать тайну, надо как-то договариваться с мертвой душой. А они, после длительного пребывания за гранью, довольно часто сходят с ума.

– Торговались?

– Торговались... – хмыкнул Ратмир. – Можно и так сказать. Хотел бы я знать, что рырги предложили Левиансу. То, что они уже умеют делать "Астральные проекции", прямое указание – скоро быть большому походу рыргов. Сначала они сотнями будут запускать проекции, рассчитывая посеять панику, а потом двинут основными силами на распыленные приграничные подразделения.

– Надо армию поднимать! – встрепенулся Пест.

– Откуда ее поднимать? С юга? Табаи... – Ратмир скривился от упоминания народа юга. – Эти огнепоклонники только и ждут момента отжать у нас Винную долину и долину Великих лугов. Их водные источники пересыхают один за другим, а их пророки только и знают, что верещать о великой засухе. Дай им только повод, и они развяжут бойню.

– Что же делать?

– Уничтожить основные силы рыргов до того, как они выдвинутся со своих островов... – Ратмир вздохнул и нервно дернул щекой. – С рыргами пора кончать. Совсем.

– У северных тварей много сильных колдунов, – напомнил юноша.

– У нас есть два козыря, – учитель строго взглянул на Песта. – Первый – демон во плоти. У Дерамонда нюх на темную магию. Идеально для того, чтобы переловить все проекции. А второго козыря хватит, чтобы уничтожить все живое на Северных островах.

– Второй...? – Пест неопределенно кивнул в сторону.

– Да, Людвиг, – Ратмир достал из кармана кусок явно грязной рубахи. – Держи. По этому лоскуту от рубахи ты найдешь человека. Послезавтра ты придешь ко мне и расскажешь, что это за человек, где он был, что делал, что ел и пил. Понятно?

Пест кивнул, принимая в руки лоскуток.

– Об остальном поговорим завтра. 

***

– Звать Прохором, из мастеровых. Батька его кожу дубить мастак, но не мастер. За шкуру, ворожбой испачканную, не берется. Вчера он в мастерской помогал, а с закатом тайком от бати в «Брагу» сбежал. Там кутил до кривых ног на серебрушку. На той монете ваша сила. Там он набрался так, что говорить не мог. Домой на коленях полз. В ночи его батя на улице под дверью нашел. Сегодня утром сек его так, что вой на всю улицу стоял.

Пест закончил рассказ и выжидающе уставился на Ратмира. Тот стоял к нему спиной и, казалось, совсем не слушал, думал о своем.

– Как успехи у Людвига с полетами? – вдруг задал вопрос Ратмир.

– Уже может летать, но не высоко и только прямо. Боится скорость набирать, – неуверенно произносит Пест.

Ратмир кивает и произносит:

– Придумал, как Людвига в род вернуть? – неуверенное мотание головой. – Тогда слушай меня внимательно. Время поджимает, поэтому твоему подопечному нужен хороший пинок под зад или четкая, явная цель.

Ратмир подходит к шкафу и достает из одного ларя шар из голубого стекла. Шар размером с грецкий орех. Оправа из золота сделана так, что его можно носить на шее.

– Бери. Это Глаз Бури. Артефакт рода Сылестских, – Ратмир протягивает артефакт юноше. – Этот артефакт хранился в роду Людвига с незапамятных времен. О нем знают немногие, но когда королевская династия узнала о его существовании, то предпочла породниться с родом Сылестских.

Пест немного повертел в руках шар и спрятал во внутренний карман.

– Этот артефакт – последний довод. Его создал наш Миниль Сиальский, за одну услугу. За какую – он не сказал, но напомнил об этом артефакте отцу Людвига. Миниль решил, что твоя идея «нет рыргов – нет проблем» довольна удачна. Не только для рода Сылестских, но и для Гвинеи в целом. Тигрон, отец Людвига, согласился и предоставил артефакт, но при условии сделки с Людвигом. Он возвращается в род Сылестских, а взамен получает артефакт. В случае согласия говорить о том, откуда артефакт – не стоит.

– Что в этом артефакте такого? – хмуро спросил Пест.

– Много веков маги, появлявшиеся в роде Сылестских, сливали в него свою силу. Это стало чуть ли не родовым «оброком». Каждый день каждый маг, родившийся в роду, сливал в него силу. Ты представляешь, сколько ее в этом артефакте? У Сылестских в роду магов было не много, но все, что были – были или воздушники с уровнем силы выше среднего, или земляные. И каждый всю свою жизнь сливал в него силу. Этот артефакт, по сути, бездонный накопитель. Идеально! Правда, выпустить из него энергию можно только одним способом: активировать плетение «Шторма». Понимаешь, почему «последний довод»? – Ратмир пожевал губами и нехотя добавил. – Единственный раз, когда этот артефакт применяли, был во времена войны с проекциями. Тогда это был шаг отчаяния, но, несмотря на ущерб для государства, большую часть проекций перебили. Это дало время для организации заклинания «Гвинейский горн».

– Мне с Людвига клятву стребовать, что после того, как он с рыргами покончит – в род вернется? Так? – спросил Пест.

– Так, – кивает Ратмир. – Сделаешь – и в долгу перед тобой не останутся. Я уже направил прошение в Совет Ордена на передачу тебе ничейных земель на востоке, и оно устно одобрено Минилем, так что с Советом проблем не будет.

– Он же и голову в том шторме сложить может… – неуверенно пытается возразить Пест.

Ратмир смотрит в глаза юноши, поднимает руки ладонями вверх, изображая весы, и твердо произносит:

– Сейчас твоя очередь решать: клятва с Людвига и дворянство с землями, – учитель качнул одной рукой, а затем второй. – … или простой наместный маг на государевых землях… пока государевых. 

***

Пест складывал в мешок нехитрые подарки для рода: набор швейных иголок, несколько небольших свертков яркой разноцветной ткани, упругий мешочек с охотничьими наконечниками для стрел и горшочек с пряностями, которые он приобрел у южного купца. Рядом с мешком лежал сверток, источающий неповторимый аромат медового хлеба.

– Уходишь? Насовсем? – послышался голос Людвига из-за спины.

– Домой, в родное село пойду, – не оборачиваясь, отвечает Пест. – Надо со старшим говорить, за дело большое.

– А как же тренировки? Мы же с тобой…

– Завтра к утру вернусь, – прервал Людвига юный ведун. – Продолжай упражнения, как в книге писано.

– Тебе же до села месяц пешком идти.

– Это если пешком, – хмыкнул Пест и закинул мешок за спину. – В Тень пойду, хозяина просить до села довести.

Пест подхватил сверток с хлебом и повернулся к Людвигу.

– Я за город через портовый район пойду, слово мне там сказать надо, – хлопнув по плечу Людвига, юноша вышел из комнаты и направился прямиком в портовый район.

Чем ближе Пест подходил к портовому району, тем чаще приходилось здороваться. Кого-то он еще помнил, некоторые люди ему были абсолютно незнакомы. Хромая Марта – кивок, пекарь Карим – кивок, незнакомый мужчина с густой шевелюрой – опять кивок…

Юноша остановился и взглянул в спину мужчины.

– Точно! Отвар на волос головы крепкий…

У памятного фонаря на перекрестке безымянных улиц его уже ждал Мастер портовых шаек.

– Рад, что вы все же нашли время нас навестить, – с улыбкой произнес Мастер.

– Ваш брат просто так не зовет, – произносит Пест, разглядывая самую обычную одежду простолюдина на Мастере. Вид одежды был невзрачный, даже пара заплат красовалась на локтях.

С лица собеседника тут же сползла улыбка.

– В городе появились пришлые, – начал рассказ Мастер. – Люди с севера.

Пест почувствовал что-то неладное. Нехорошее предчувствие закралось глубоко и начало ныть где-то за лопаткой.

– Страшные вещи говорят, – тем временем продолжил Мастер. – Мол, с севера твари пошли в набег, но не толпой, мелкими отрядами. Вырезают селения, бьют приграничные патрули. Сами на здоровых троллях ездят, и оттого их патрули взять не успевают. Кто мог – побежал с севера, куда глаза глядят.

– Где они?

– А кто где. Первых в город пустили, а когда их много пришло – пускать не стали, побоялись. За воротами десятка два сидит. Говорят, и раненые есть, и больные. Целыми семьями со своих земель бежали.

Пест кивнул головой и молча пошел к воротам. Мастер пристроился рядом с Пестом и продолжил взволновано говорить:

– Ты бы глянул, Пест. Помнишь, как сын мой чуть в тварь не обратился? Может, и среди них есть такие же, больные. Как бы не вышло чего. А в город их не пустят, самим жрать не всегда есть, а тут еще рты голодные. Наши ребята бегали к ним, узнавали. Среди северян мастеров нет, тех уже в других городах и селах пристроили. Там только пахари да батраки.

За поворотом уже показались ворота, и Пест все же решил ответить.

– Всех погляжу, кого найду.

– А куда их потом? Они же и разбойничать начать могут.

– Вы бы харчей каких собрали в дорогу им, я их дальше отошлю.

– Думаете, уйдут?

– Уйдут. Я их в свои земли отправлю, землю пообещаю, – произносит Пест и останавливается. Заглядывает в глаза Мастера. – Ежели они сюда от Северного моря дошли, то и до земель моих за Ультаком дойдут.

Пест продолжает путь за ворота, а Мастер остается стоять, задумчиво глядя в спину Песта.

– Старшой, так чего делать-то? – слышится голос одного из сопровождающих бугаев.

– Пробегитесь по торгашам, харчевням и мастеровым. Пусть еду дают, кто сколько может, чтобы не сильно в убыток. Из расчета на два десятка душ. Много не бери, чутка со всех – оно не в тягость будет. Еду потом к Песту за ворота отнесете.

Пест тем временем уже прошел ворота и увидел необычную картину.

Справа на поле у ворот сидели люди, словно чего-то ждали. И не два десятка, а четыре как минимум. В поле стоит всего один неказистый шалаш из веток, и все. Парочка подростков стояли у дороги и что-то высматривали со стороны ворот. Люд был грязный, в рваной одежде, без вещей и тюков с пожитками, без телег и скотины. С первого взгляда таких можно было бы принять за лихой люд, если бы не женщины, дети и старики.

Пест направился к ним, на ходу доставая повязку на глаза. Как только подросткам стало видно, что юноша с повязкой на глазах идет к ним, они сорвались бегом к остальным. Толпа тут же пришла в движение. От нее отделился один седой мужик и пошел навстречу.

– Огня в груди и хлада в голове, Ломаный грош! – поприветствовал мужчина Песта.

– И тебе здравия, – поздоровался смутившийся Пест. – Вы ли людом будете, что с севера пришёл?

Мужчина кивнул, а Пест оглядел осунувшиеся лица людей, перевязанные грязными тряпками раны, и с грустью вздохнул.

– Идти дальше сможете?

– Сможем, но далеко не уйдем. Раненых и больных много.

– Веди их ко мне, – обреченно скомандовал Пест, и устало уселся прямо на землю.

К Песту по одному подходили люди. Каждый перед осмотром протягивал ему плоский кусочек меди. Пест сначала не понял, что это, но потом, рассмотрев кусочки меди, обнаружил почти стертую и не читаемую чеканку. Кусочки меди оказались самыми обычными кусками грошей, самой мелкой монеты Гвинеи. Грошей, видимо, на всех раненых и больных не хватало, и монеты просто ломали.

Больные подходили разные. Кто со сбитыми в кровь ногами, кто-то с переломанной рукой, кто-то с гнойными ранами, явно от меча или ножа. Когда юноша первый раз увидел ровные, явно резаные раны, на молодой женщине, то спросил:

– Твари северные?

– Нет. Наши, гвинейские.

– Лихие, что ль?

– Нет, благородные, – мотнула девушка головой. – Когда мы в чужой удел входили, нас за лихих приняли и били без разбору. Лесами уходили, чтобы насмерть не посекли, а слушать нас никто не слушал. Смотреть не смотрели, что дитя, что старик.

Через несколько часов Пест почти закончил. Он уже хотел было позвать старшего, чтобы поговорить с ним о восточных лесах, но к нему подошел малец.

– Дядя Гроша ломоть, мне наказ был от Еловой старухи, чтобы я тебя к ней позвал, когда ты остальных уврачуешь.

Пест устало поднялся и молча направился за мальчишкой. Тот его привел к единственному шалашу, сложенному из веток. Внутри, на еловой подстилке, лежала старая сухая старушка.

Пест, взглянув на нее, сначала подумал, что та померла. Ни дыхания, ни ударов сердца на животе он не увидел. Втянул носом, но запаха смерти тоже не учуял. Тогда он присел рядом с ней и ухом приложился к ее груди – тишина. В растерянности юноша попытался открыть глаза старухи, но обнаружил только белки.

Вдруг старуха пошевелила рукой и взяла его за запястье. Тут же Пест почувствовал, как из него тонкой струйкой потекла сила. Юноша не стал отдергивать руку и поделился крохами оставшейся силы. Старуха не взяла все, лишь столько, что Пест почувствовал слабость. Не более.

– Утром приходи – будет разговор, – проскрипела старуха и на секунду приоткрыла глаза.

Пест отстранился и растерянно вышел из шалаша. Его уже ждал встречавший мужик.

– Непростая старуха? – с ходу поинтересовался Пест.

– Еловой ее кличем. Без нее бы не дошли.

– Ведунья, али ведьма?

– Травница. Иногда на нее находит, и она вещие слова изрекает, за судьбу прошлую и будущую говорит, но с духами не знается, – Пест задумчиво уставился на мужика, а тот помялся под взглядом и нехотя принялся рассказывать. – Сколько себя помню – всегда она старухой была и жила в ельнике, меж сел наших. Иногда с ельника в ельник переходила, но жила всегда. За то и звали ее всегда Еловая. За нее рассказывал мой батька, а ему его.

А за месяц до того, как села наши твари пожгли – сама не своя стала. По селам ходила, люд баламутила. Мол, чума черная идет – головы положим под той чумой.

– Не послушали? – Пест взглянул в глаза мужика.

– Она всегда шальной была. Одного на злато наведет, второго вылечит, а третьему в след так плюнет, что у него на спине горб расти начнет, – мужик упер взгляд в землю, словно в чем-то провинился. – Вот и тогда подумали мы, что баламутит она. А когда из пяти сел едва шесть десятков живых собралось – повела она нас от моря подальше. Сказала: в земли ведуна идем, за новым селом и уделом. Так и шли лесами, ели что придется. Где зверушку поймаем, где гриб с ягодой, а где только корешки рыли. За то Еловая хорошо знает. Наказывала монету беречь, а у нас отродясь монет не бывало. Ни злата, ни серебра. Только гроши и видали.

– На восток вам идти надо будет, – начал было Пест, но мужик вдруг прервал его.

– За имение Ультака на востоке в лес дремучий, к селу Ведичей. Только за так туда не пройти, хозяин Лесной не пустит. Первому пню трухлявому поклониться треба и разрешения просить надобно. А потом три дня ответа ждать и идти прямо, куда глаза глядят. Хозяин Лесной и выведет к селу.

Пест внимательно уставился на мужика и недоверчиво спросил:

– Это Еловая рассказала?

– Она. Думала, помрет совсем, не дойдет, вот и дала наказ, куда идти.

Пест еще раз оглядел старуху, и его глаз зацепился за стоптанные, уже развалившиеся «следки». Обувь из плетеной лозы, чем-то напоминающая лапоть. Только эти следки были сплетены из мелких еловых веток.

– Долго вне ельника жила? Было, что в селе долго гостила?

– Не было. Ночь могла переночевать, а сверх того – не было. Ежели дело долгое было – всегда к себе в ельник звала, – почесав макушку, ответил мужик.

– Звать тебя как?

– Митром.

– Ты вот что, Митр. В лес гони отроков. Пусть они веток еловых наломают и сюда волокут. Под травницу вашу сложат, вроде как постель, да так и оставят до утра, а я утром вернусь. Там и поговорим.

Глава 15. Село Ведичей.

Пест вышел из тени дома старосты бесшумно, стараясь не привлекать внимания, и оглянулся.

Солнце уже клонилось к горизонту, окрашивая верхушки деревьев в желтый цвет, а во дворе дома колуном работал сам хозяин. Прошло несколько секунд, прежде чем староста заметил Песта.

– Здрав будь… – староста взволнованно уставился на юношу. Волнение вполне объяснимо. Если они не звали Песта, значит, слово о беде принес сам ведун. – Случилось чего?

– Случилось, старшой, – кивнул Пест и, стараясь подобрать слова, начал сбивчиво рассказывать. – Я, значит, за землю нашу узнал, мол, ничейная она, и налогом не обложена перед Государем… А там люд с севера идет, а мне наказ дали… Я люд, значит, сюда, в наше село, отправил…

Староста, поначалу внимательно слушавший юного ведуна, заметил жену и коротко скомандовал:

– Ставь отвару липового и глав родовых зови, – затем он повернулся к умолкшему Песту и, хлопнув по плечу, произнес. – Пойдем в дом, отвару отведаешь, да расскажешь, что да как повернулось.

Пест рассказывал долго, с повторами по нескольку раз. В дом старосты, наполненный ароматом липового отвара, один за другим приходили главы родов. Каждому приходилось вкратце объяснять, что случилось и что хочет сделать Пест.

– Вот такие дела, главы родовы. Война идет с севера, и война ждет с юга. Мы вроде и ни при чем, сидим себе по болотам в лесу восточном, с краю, но когда народ севера лапти начнет жрать с голодухи, али когда кровь людская потечет рекою, да побежит люд куда глаза глядят… не зазорно ли с краю стоять будет?

– Война – лютое дело! Воями мы не богаты, своих мужиков мало, потому только харчами да кровом подсобить можем, – начал разговор Огниво, когда староста закончил. – Ежели народ с севера уже бежит – быть беде. Пойдут люди сытую долю искать по всей Гвинее, ибо своя доля – смерть.

– Тогда либо лихой люд на дороге голову поднимет, либо сеньоры земель их сечь начнут, – Дым поднял взгляд от стола на Песта и, немного запнувшись, добавил. – У нас леса большие, много народу расселить можем. В тесноте да не в обиде, но ты про наши рты не забывай. Люд, как ты говоришь, идет голый. Ни инструмента, ни посевного, ни одежи, одни рожи, да и те голодные. Прежде чем хлеб делить на всех, думать надо. Хватит того хлеба до весны, или муку будем с корой молотой мешать, чтобы ног не протянуть.

– А ты, Дым, на нас одних ярмо не вешай, – взял слово Рунок. – Ежели всем миром возьмёмся – глядишь, и перезимуем, одну-то зиму. Чуток люда к нам, чуток к Куприянам, малость к рыбакам Воржским. Ну, и Дорожичам чуток. Вместе оно не так худо будет.

– Можно было бы и дальние села поднять, но с ними за то слово держать надо, – задумчиво произнес староста. Он обвел взглядом всех мужиков и, уперев взгляд в стол, обратился к Песту. – Ты, Пестушка, слово молви за право на землю наше, за уговор с Орденом, за долг перед ним.

Юный ведун обвел взглядом всех присутствующих и тоже упер взгляд в стол, немного сгорбившись и ссутулившись.

– Земли наши, от самого Ультака-града до границы, – государевы. Нет над нами крови благородной, окромя государевой. А налог с нас не берут оттого, что знают – брать нечего. Дороже налога выходит к нам за грошами теми волочиться. Вот и задумал я – взять землю под свой род. Так, чтобы его благородным признали, и никто в наших землях править не мог, окромя родов наших. Я к чинушам городским, а приказ Земельный такую цену за то назначил, что нам всеми селами в жизнь не собрать.

– Это сколько же они запросили? – хмыкнул Лык.

– Пять тысяч золотом, – неохотно буркнул Пест.

Мужики нахмурились и начали переглядываться, но никто не проронил и слова.

– Пять тысяч – это пять десятков раз по сотне, – поправился Пест, и тут мужики загомонили.

– Это как же так? Откуда злата столько взять?

– Больно цену ломят! У нас ни руды, ни злата, ни самоцветов!

– А я вот думаю – в казне государевой, интересно, столько есть?

– А ну цыц! – хлопнул по столу староста. – Вы дальше слухайте!

– Орден, что порядок и закон хранит по всей Гвинее, зовется Орденом Искупления, и служат там только маги. У магов тех на лицах клеймо лежит. Этот Орден договор предложил, – Пест рассказывал, не поднимая взгляд от стола. – Мы на продажу в государевы хранилища еду возами будем доставлять, а они нам с бумагой о дворянстве и землях подсобят.

– Что же в том плохого? На тебе ж, вона, и лица нет.

– Не все в том договоре, – промямлил Пест.

– Ну, говори уже, не тяни!

– За тот уговор я должен мага одного на Северные острова отвести, к колдунам тамошним, и с ним артефакт активировать, – Пест оглядел молчащих мужиков и добавил. – Артефакт тот такую бурю сотворит, что камня на камне не оставит. Ни колдунов, ни селений их не останется. Я-то выживу, а маг...

– Мага ты того знаешь? – внимательно наблюдая за Пестом, спросил староста. – Поди, в друзьях у тебя ходит?

Пест кинул хмурый взгляд на старосту и кивнул. В избе повисла звенящая тишина. Казалось, что никто даже не дышит.

– И другого мага не выбрать? – снова кивок юноши.

– Я тебе так скажу! – подал голос Огниво. – Нам с того дворянства и уговора толку – с гулькин нос! Лес нас укроет, река предупредит, ветер расскажет! Нечего нам боятся сеньора нового и чужого указа. Поди, найди нас на болотах!

– Не гни жердину! Отскочит по лбу! – буркнул Дым и с усмешкой добавил. – Мастаков мажеских у Государя хватает. Захотят – найдут, и ни хозяин Лесной, ни Речной не поможет.

– Негоже нам Государя хаять. То ему виднее, но ежели нам жизни охота спокойной, с торгом на торжище, с правом по закону – надо дворянство нам получить и земли собственные в надел, – начал рассуждать староста. – Тогда нам ни Ультак-град, ни государев приказчик не указ будет!

Мужики начали галдеть.

– Токмо ежели Пест у нас будет за дворянина – как быть?

– Пестово семя – пустое. Не быть ему отцом.

– По закону благородный род, ежели он бездетный, имеет право со стороны человека приютить и сыном назвать, – Пест почесал лоб, что-то припоминая. – Человек тот по закону права наследника рода принимает и благородным считается.

После этих слов кто-то среди мужиков крякнул, а кто-то закашлялся.

– Коли так... – хмыкнул староста. – Уговоримся вот о чем!

Палец тыкает в Дыма и Огниво.

– Вы к Дорожичам пойдете, за люд пришлый говорить будете! – староста перевел палец на Лыка. – Ты, Лык, к рыбакам Воржским пойдешь. А я к Куприянам пойду. Слово берите за то, сколько люду приютить смогут, так, чтобы в тесноте, да не в обиде, чтобы не впроголодь, но и на посев чтоб осталось. Уяснили?

Лык кивает головой, а браться синхронно произносят: "Сделаем!" 

***

Пест вошел в единственный на поле шалаш и обнаружил недавнюю старуху, сидящую на куче еловых веток. Сморщенная и немного сгорбленная старушка что-то жевала беззубым ртом.

– Здрава будь... – произнес Пест, наблюдая за загадочной старушкой.

– И тебе не хворать, Гроша ломоть...

– Меня Пестом звать, – хотел было поправить Пест.

– Это тут тебя так кличут, а среди духов тебя только Ломаным Грошем величать будут, – старушка хохотнула и с прищуром уставилась на юношу.

– И давно меня так величают?

– А как выбор ты свой сделал, так и величают! – старуха снова заулыбалась деснами и спросила. – Про ель сам уразумел?

– Сам.

– А кто я – знаешь?

Пест взглянул на "следки" старушки, которые выглядели как новые, на подол, край которого был покрыт мхом, и достал повязку на глаза. Повязав ее, парень обнаружил, что ничего не изменилось. Старуха сидела и смотрела на него, продолжая улыбаться.

– Не людского ты роду, – неуверенно произносит Пест. – Тень твоя сторона. Ты дух!

Старуха спрыгивает с кучи веток и подходит к Песту. В нос бьет сильный, приторный запах ели.

– Братец мой у тебя в услужении. Говаривал, у тебя его сердце...

– Хозяин Лесной... – бормочет Пест. Его глаза начинают расширяться.

– Кличут меня по-разному. Кто Северяной, кто хозяйкой Болотной. Маги тутошние величают по лесу северному. А ты Еловой зови.

– Северный лес… Тайга! – срывается с губ Песта. 

***

– И они шли с самого побережья Северного моря? – задумчиво спрашивает Людвиг. Пест только кивает в ответ. – Видимо, на севере дела совсем плохи.

Юный воздушник старается не показывать своих чувств, но, несмотря на безразличное выражение лица, костяшки кулаков предательски хрустят. Пест скользит взглядом по лицу Людвига, сжатым кулакам и шее, на которой с бешеной силой бьется жилка.

– Это можно закончить, – произносит ведун.

– Это невозможно закончить, пока не сгинут рырги, или пока не сгинем мы. Это война на уничтожение, – сквозь зубы отвечает юноша. Пест кивает в ответ и повторяет:

– Я знаю, как это закончить.

Взгляд Людвига впивается в Песта. Юный ведун достает из-за пазухи стеклянный шар на цепочке и аккуратно кладет его на стол.

– Это уничтожит весь остров рыргов. В этом артефакте огромная сила, он работает как накопитель, но высвободить силу можно только одним способом, – Пест устремляет взгляд в глаза Людвига. – Активировать встроенное заклинание "Шторма".

Воздушник недоверчиво смотрит на артефакт и, хмыкнув, спрашивает:

– И сколько в нем силы?

– Несколько поколений магов каждый день перед сном сливали в него свою силу.

Лицо воздушника становится серьезным.

– Откуда у тебя этот артефакт? – Пест опускает взгляд и отворачивает лицо. – Его проверяли? Он рабочий?

Кивок ведуна.

– Почему его не использовали раньше? – в ответ неуверенное пожатие плечами. – Получается, мне просто необходимо доставить его на Северные острова и активировать?

– Да.

Людвиг протянул руку к артефакту, но ее перехватил Пест.

– Есть условие, – обреченный вздох ведуна и взгляд, стыдливо упертый в пол. – Ты должен официально войти в род Сылестских и принять права наследования.

– При чем тут это? – недоумевающе спрашивает Людвиг. Взгляд бегает от артефакта к Песту и обратно. – Что это все значит? Ты можешь нормально объяснить?

Пест трет ладонями лицо и, вконец изведя себя самого, вздыхает.

– Этот артефакт принадлежит роду Сылестских. Все маги в твоем роду каждый день перед сном сливали в него силу. Активировали его только раз, и тогда почти половина государства лежала в руинах.

– Тогда при чем тут род? – хмуро спросил Людвиг.

– А ты не понимаешь? – Пест поднялся из-за стола и взглянул в глаза Людвига. – Рыргов не будет, островов Северных тоже не будет, а ты-то останешься! Ты мои слова помнишь? Бой твой окончится, перебьют северных тварей, а ты останешься. А что дальше? Кому ты нужен, Сылестский Людвиг, окромя рода твоего?

Людвиг молча поднялся и пошел к шкафу, где начал одеваться в "летную одежду".

– И долго ты будешь нос воротить? Ты роду своему нужен!

Людвиг молча протягивает застежки на одежде и выходит из комнаты. Несколько секунд – и стекла в окнах дрожат под порывами ветра.

Людвиг взмывает ввысь над облаками, на ту высоту, с которой когда-то падал. Юноша набирает скорость и летит над самыми кромками белоснежных облаков. Скорость становится все выше и выше. Вот уже за воздушником остаются завихрения в облаках. Скорость увеличивается до тех пор, пока потоки ветра не начинают рвать куртку.

Людвиг летит так несколько часов, особо не задумываясь, куда и зачем. Парень даже не обратил внимания, что облака внизу начали темнеть, а солнце устремилось к закату.

Когда Людвиг начал чувствовать отголоски слабости, такого странного и непривычного ощущения, он понял, что на земле ночь.

Юный воздушник сбрасывает скорость и начинает снижаться. В кромешной тьме ничего не видно. Не видно куда сесть, есть ли внизу препятствие, да и далеко ли до земли? Вот-вот подступит паника, но тут появляется свет где-то вдалеке.

Людвиг устремляется к нему, и он все увеличивается. Чем ближе, тем яснее видно пламя. Юноша начинает торможение и приземляется на небольшой пятачок, который освещает костер. У костра сидит странный мужчина. Он одет в легкие ткани, на голове причудливый головной убор. Угольно-черная борода и смуглая кожа наталкивают на мысли о южанах.

Глаза привыкают ко тьме, и становятся видны еще несколько таких же мужчин, стоящих поодаль. У всех в руках изогнутые клинки, один с луком, направленным в сторону Людвига.

Глаза еще сильнее привыкают, и во тьме становятся видны шатры, удивительные горбатые животные и еще несколько лучников.

– Иль туман, аш эгбе?

До юноши доносится незнакомая речь, и в голове всплывает памятный жест, обозначающий чистоту намерений.

– Я вас не понимаю, – произносит Людвиг на гвинейском и показывает открытые ладони мужчине у костра.

– Ты жить страна лесов и рек? – сильно коверкая слова, произносит мужчина, не поднимая взгляда на юношу. В ответ кивок. – Ты пришел сюда убить?

– Нет, я заблудился.

– Мой брат слышать как койот. Он не слышал твой шаг, – мужчина берет небольшую чашечку, стоявшую прямо перед ним на песке, и отпивает из нее черный напиток.

– Я не шел. Я прилетел, по небу... – Людвиг указывает пальцем вверх.

Странный бородатый мужчина отрывает взгляд от костра и внимательно осматривает нежданного гостя.

– Ты ходить, как сокол в небе?

– Нет, быстрее. Гораздо быстрее, -Людвиг начинает снимать теплую одежду.

– Ты можешь лететь? Тогда мы тебе верить.

– Утром, я улечу обратно утром, – Людвиг пытается показать жестами. – Темно, ничего не видно. Очень трудно летать. Страшно врезаться или разбиться.

Мужчина понимающе кивает и с улыбкой произносит:

– Утром ты пойдешь по небу как сокол. Если ты обман – мы тебя убить, – после этого мужчина что-то говорит остальным на незнакомом языке. Спустя минуту к нему подходит женщина, замотанная в ткань так, что видно только кисти и глаза. Она показывает, чтобы тот сел у костра, сует в руки юноше такую же маленькую чашку и наливает в нее черный напиток. Мужчины вокруг убирают мечи и луки. Все скрываются в шатрах, а собеседник у костра продолжает говорить, коверкая слова.

– Зачем тебе такой теплый одежда? Днем солнце печет, тебе холодно?

– Когда взлетаешь высоко – очень холодно.

– Высоко – как сокол?

– Гораздо выше. Выше облаков.

Слова юноши заставили задуматься бородатого мужчину. Он погладил бороду и спросил:

– Куда ты шел?

Людвиг отхлебнул черного горького напитка и тоже уставился в пламя костра. После нескольких секунд молчания ответ все же последовал:

– Я не знаю.

– Если бедуин не знает, куда идет – он убегает. Отчего ты бежишь? Ты плохо сделал закон?

– Нет.

– Закон нарушил тебя?

Вопрос заставил задуматься Людвига.

– Я не совсем понимаю… – хмурясь, произнес Людвиг, но не успел закончить, как его перебил мужчина.

– Ты не хотеть то, что положено по закону или правилам твоей семьи?

Людвиг впервые услышал такую трактовку, и хмыкнул.

– Можно и так сказать, – кивает в ответ Людвиг.

Мужчина снова гладит бороду и задумчиво спрашивает:

– Сколько живет твой род?

– Около тысячи лет, может, чуть больше, – жмет плечами юноша.

– Правила и законы живут столько же, сколько и сам род. Так? – кивок юноши. – Тогда почему ты думать, что ты иметь право не подчиняться правилам? Ты жить всего 100 лет, если хорошо. Почему ты думать, что правила плохи?

– Мой отец хотел, чтобы я стал магом погоды и управлял землями рода. А я хотел… – Людвиг вздохнул и на выдохе выпалил. – Мести! Я очень хотел смерти тех, кто убил моих... друзей. Я хотел стать боевым магом.

– Каждый бедуин должен уметь делать войну, каждый мужчина должен уметь делать еду, кормить своих детей и жен, и каждый мужчина должен уметь делать дом, где жить семья и дети. Ты – мужчина! – указал пальцем на Людвига. – Ты умеешь делать войну?

– Слабо, но я учусь.

– В наш семья сначала мальчик учится делать еду. Охота, корень в оазис, рыба в река. Затем он учится делать дом. Глина копать, кирпич сушить, стена класть. Только потом мальчик учится война, – косой взгляд на воздушника. – А ты умеешь делать еда?

Людвиг хмурится и мотает головой.

– Может, ты умеешь делать дом? – снова отрицание. – Тогда зачем тебе учится война? Тебе не надо война за еду, у тебя нет дом, чтобы защищать. Зачем тебе война?

Людвиг молчит и понемногу прихлебывает горький напиток.

– Месть – хорошо. Месть делать цель для мужчины. Мужчина будет делать дом, делать еда и растить старший сын. Когда старший сын уметь делать дом и еда – можно делать месть и война, а без старший сын нельзя. Семья – самое большое золото...

– Что вы все к роду привязались? Жил без него и дальше проживу... – начал бурчать себе под нос Людвиг. Услышав эти слова, бедуин ухмыльнулся в бороду и начал неспешно рассказывать.

– Когда ты мальчик – ты думаешь, что можешь все. Когда ты... – мужчина пожевал губами, подбирая слово, – ... большой мальчик, да. Когда ты большой мальчик – ты знать, что ты можешь все. Когда ты мужчина, ты понимать, что можешь много, но не все. И только когда в твоя борода жить седой волос, ты понимать, что ты не успеть все, даже если много трудиться. Что тогда делать? Тогда надо готовить старший сын. Твой сын делать то, что не успеть ты. Для этого семья надо, уметь делать еду, уметь делать дом. Понимать?

Брови на лице Людвига поползли вверх, и он задумчиво произнес:

– Я никогда не думал с такой стороны, но свою месть я могу совершить сам.

– Ты думать, что делать сам.

– Пусть так... А кто ты?

– В вашей стране таких, как я, зовут ведами. Я говорю с предком и духами песков. Они дают мне силу, и я помогаю своей семье. За это я жить с проклятьем.

– Проклятьем?

– В тот день, когда я получить силу – я разучиться спать.

– Ты совсем не спишь? – Людвиг по-другому взглянул на мужчину. В бороде мелькали седые волосы, у глаз и на лбу были глубокие морщины. Бедуин был довольно стар.

– 37 лет прошло, когда я спать последний раз. А ты "алджагир" – твоя сила не в духах, и на тебе нет проклятья за твою силу. Ты свобода, ты летать куда хотеть быстрее сокола, выше облака. Но вместо того, чтобы делать семья самый сильный, самый богатый – ты пытаться делать месть один. Это глупость. Даже шакал жить стая, – мужчина с грустью вздохнул и произнес. – Скажи старому Бальжиру, что мешает тебе делать семья, если можешь сделать месть сейчас?

Людвиг не ответил и продолжил сидеть молча. В глазах отражалось пламя костра.

Пожилой бедуин-ведун еще долго рассказывал, как принято жить у бедуинов. Потом долго выспрашивал у Людвига, как живут в Гвинее. Юноша рассказывал все без утайки, припоминал рассказы Песта и пытался пересказать. Бедуин согласно кивал и снова что-то спрашивал и рассказывал.

Они так проговорили до самого рассвета. Как только горизонт начал светлеть, со стороны шатров послышалась возня. Начали выходить люди и собирать вещи.

– Скоро рассвет. Как только верблюд видеть бархан – мы идти дальше.

– Вы не подскажете, в какой стороне Гвинея? – смущенно поинтересовался Людвиг. Он поднялся и начал одевать свою "летную форму".

– Когда ты видеть солнце – левая рука будет север. Страна рек и лесов на север.

Людвиг кивнул, поблагодарил бедуина и резко, сразу создав сильные потоки воздуха, умчался ввысь. Песок взметнулся ввысь, и поднявшийся ветер чуть не задул остатки костра.

– Молодой, глупый алджагир... – с доброй улыбкой произнес бедуин, проводя взглядом Людвига, который затерялся в светлеющем небе. 

*** 

Коридор Академии магии славного города Вивека был достаточно широк, чтобы не затруднять проход большим группам людей. Однако сейчас в нем было очень людно. Дело в том, что совсем недавно было проведено общее собрание всех факультетов и курсов.

Явка была обязательна ввиду того, что на собрании были объявлены новости государственной важности. Единственным отсутствующим был Пест.

Юноша стоял посередине большого коридора в потоке людей в ярком, красном, вызывающем плаще. Лицо сосредоточено, руки сложены в замок, а под ногами мерцает едва видимая руна "Отвода глаз".

На юношу никто не обращает внимания, хотя в толпе его не заметить трудно. Несмотря на плотный поток, Песта никто не толкает. Его обтекают, словно каменную колонну.

Вот среди толпы появляется учитель парня Ратмир. Он размеренным шагом, никуда не торопясь, подходит к Песту и внимательно смотрит на руну у его ног.

– Руны, конечно, очень надежны. Их можно использовать даже в местах, перенасыщенных силой, но они весьма ограничены, – произносит Ратмир, задумчиво почесывая подбородок. – Почему не воспользовался алхимическими составами?

– В лаборатории "Драконий ус" закончился... – сквозь сжатые зубы шипит Пест.

Как только он произнес первое слово, на него тут же начали поглядывать проходящие студенты. Кто-то с удивлением, кто-то с неодобрением, а кто-то с неприкрытым любопытством. Руна под ногами Песта исчезла.

– Кто-то опять пытался сварить зелье "Гласа государя"... – вздыхает Ратмир. Он мнет виски, стараясь унять боль в голове, мешающую сосредоточиться.

Пест задумчиво смотрит на учителя и спрашивает:

– А в том трактате рецепт "Гласа государя" специально подменен на яд "Горшкового проклятья"?

– И да, и нет. С одной стороны – это шутка покойного профессора Имельгума. Он честно признался, что пошутил, и никаких конкретных целей не преследовал. С другой стороны, мы выявляем ненадежные элементы среди студентов, причем зачастую очень ненадежные. Ты ведь читал тот алхимический трактат? Знаешь, в чем суть эликсира "Гласа государя"?

– Знаю, – кивает Пест. – Каждый, услыхавший голос выпившего эликсир, повинуется голосу. И ни магия, ни артефакт не спасет от действия этого эликсира.

– Угу, – кивает Ратмир и с усмешкой добавляет. – Только они вместо эликсира с горшка встать не могут три дня. Их даже ловить не надо. Достаточно знать, кто ночует в туалете.

– И зачем?

– Ну, тебе я доступ в закрытые отделы библиотеки дал для расширения кругозора. Им же для такого разрешения необходимо получить минимум пятый ранг. Понимаешь? Значит, они уже нарушили внутренние законы Академии. Заметь, они приложили усилия, чтобы добраться до запрещенных заклинаний! Это уже не просто шалость, а целенаправленное нарушение. И если это можно списать на подростковое любопытство, то попытку сварить эликсир подчинения списать на "а что будет, если..." не получится. Это очень много значит. Такой маг мало того, что не умеет добиваться своих целей, так еще и преступает закон. Ты ведь в курсе, что в Гвинее запрещено подчинение разумных как магией, так и алхимией?

Пест кивает головой.

– Если студенты, лодыри и бездельники, пытаются таким образом сдать экзамены – это не так страшно, а вот если умные отличники пытаются повторить подобное – это уже звоночек. Другими словами, мы используем старую шутку профессора в своих целях.

– А эликсир "Гласа государя" вообще существует?

– А ты сам как думаешь?

– Думаю, что существует. Может, действие его не такое сильное, как в том трактате, но обязательно должно быть.

Пест уставился на Ратмира, ожидая его ответа, но тот лишь слегка кивнул.

– Ты как про этот эликсир догадался?

– Я за яды трактат читал и тот яд "Горшкового проклятья" сразу узнал.

– Я так и подумал, – кивает Ратмир, и показывает в сторону стены. – Пойдем, расскажу, о чем говорили на собрании.

Под многочисленными взглядами студентов Ратмир подходит к стене и ждет, когда к нему доберется Пест. Рука учителя ложится на плечо юноши, и они вместе делают шаг в стену, исчезая в ней. Второй шаг они делают уже в личной комнате Ратмира.

– Тема собрания – война, – сходу огорошил Песта учитель. – В Гвинее объявлено военное положение. Все маги, не задействованные в неотложных делах, обязаны явиться в предписанный приказ для...

– Колдуны с Северных островов? – сразу все поняв, спросил Пест.

Ратмир вдруг умолк на полуслове, устало вздохнул и вновь начал массировать виски.

– Они нас толкнули на ложный путь. То, что мы видели, было тренировкой и проверкой возможностей. На самом деле они использовали астральные проекции для совсем другого, – Ратмир подходит к шкафчику со стеклянными дверцами и достает бокал и бутылку с темной жидкостью. – Они делали ездовых животных.

Недоумевающий взгляд юноши заставил Ратмира пуститься в объяснения.

– Мы всегда перехватывали отряды северных тварей за счет скорости. Даже если рырг будет бежать без остановки, он никогда не обгонит конного в длительном переходе. Конный быстрее. А теперь колдуны создают темных ездовых тварей из пленных. Так их отряды стали очень быстрыми. Они не штурмуют застав, не ввязываются в большие сражения. Они разбились на мелкие группы по 50-70 верховых и вырезают селения простолюдинов. Часть людей уводят для своих темных ритуалов, а часть убивают и съедают на месте.

Пест все сильнее и сильнее вжимал голову в плечи, понимая всю глубину проблемы, а Ратмир продолжал говорить:

– Раньше такой тактики рырги не использовали. Они вообще никогда не были способны на серьезные ухищрения. Тактика всегда была нашим козырем, а теперь у них словно появился полководец. Грамотный, опытный полководец, – Ратмир поставил стакан и снова начал массировать виски. – Что касается тебя, то тебе необходимо будет прибыть в штаб Восточного корпуса не позднее завтрашнего заката. В бою от тебя толку будет мало, поэтому на тебя повесят «общественные» дела.

– Я хорошо держу чешуйчатые защиты… – попытался вмешаться Пест, но Ратмир резко его оборвал.

– В строю тебе делать нечего. Завтра ты активируешь артефакт, получишь распределение и будешь выполнять все, что тебе прикажут, – Ратмир устало махнул рукой. Перед юношей в воздухе появляется короткая деревянная палочка с красными рунами. Вязь очень мелкая и витиеватая. – Возьми этот маяк. Когда будешь готов – переломи его пополам. Тебя заберут.

– Я... – открыл рот Пест.

– Можешь идти, – кивает Ратмир, не дослушав ответа.

Пест прикрыл открывшийся было рот, хмуро взглянул на учителя и сделал несколько шагов назад, растворяясь в тени за шкафом.

Глава 16. Кому служишь, ведун?

Хмурясь и глядя себе под ноги, Пест подходит к дому на Кривой улице. Взгляд мельком скользит по окнам комнаты, которую они снимают с Людвигом. Несмотря на сумерки, света в комнате нет. Ни о чем не подозревая, Пест поднимается по лестнице и открывает дверь в комнату.

Комната пуста. Шкаф с вещами Людвига открыт и девственно пуст. Постельное белье сложено стопочкой на краю кровати, в стене сиротливо торчит гвоздь, на который совсем недавно сосед по комнате повесил герб Сылестских.

На столе, рядом с каменной кружкой Песта, лежала записка. Размашистым каллиграфическим почерком, который ведун сразу опознал как почерк Людвига, было написано:

"Я это закончу".

Пест улыбнулся, но как-то не по-доброму, а скорее грустно. Юноша взял бумагу в руки и обнаружил на столе половину медного гроша. Пест только чуть-чуть втянул воздух носом, а в лицо тут же ударил поток теплого морского воздуха. Сомнения в том, что это за "Ломаный Грош", сразу отпали.

Рука скользит во внутренний карман мантии и достает артефактный маяк. Вдох – и по комнате разносится хруст артефакта.

Не проходит и нескольких секунд, как в комнате раздается хлопок. У окна появляется мужчина в военном мундире государевой Гвардии. Он обводит взглядом комнату, задерживая его на секунду на руках Песта, в которых он видит обломки артефакта. Затем он щелкает пальцами, активируя какое-то заклинание, к чему-то прислушивается и вновь переводит взгляд на парня.

– Имя, курс, специализация? – сухо интересуется мужчина. Одной рукой он достает несколько кристально чистых накопителей и опустошает их.

– Пест Средний, универсал 5 ранга. Обучение закончил.

Офицер кивает и подходит к Песту. Рука ложится на плечо юноши, и в следующее мгновение оба исчезают с характерным хлопком.

В следующий миг юный универсал оказался в огромном зале с высокими потолками. У одной стены виднеется помост, на котором стоит как истукан церемониймейстер. Слуга держит в руках извилистый традиционный гвинейский горн.

Рядом, то тут, то там, раздавались хлопки и появлялись студенты. Каждый сразу оглядывался и пытался найти знакомых. Песту искать было некого, поэтому юноша отошел к стене и начал наблюдать.

Прибывающие студенты казались почему-то еще совсем юнцами. Некоторые действительно выглядели очень молодо, а некоторые вели себя как дворовые мальчишки. Смешки и бравады, мелкие эффектные, но не эффективные, заклинания. Светляки всех возможных цветов, с искрами и без, странные иллюзии на мантиях в виде огнедышащих ящериц или морских зубастых тварей. Все это Пест мог объяснить только желанием выделиться.

– Формы, видать, не знают, вот и изгаляются, кто на что горазд, – хмыкает юноша, рассматривая особо удачные рисунки на мантиях студентов.

За этим занятием юноша не заметил, как прекратились хлопки вновь прибывающих. Спустя каких-то десять минут в зале раздается звук традиционного гвинейского горна, в который дует церемониймейстер.

Взгляды устремляются на помост. Рядом с церемониймейстером появляется маг с черным клеймом на лбу. Откашлявшись, он начинает говорить. Несмотря на то, что помост находится в противоположном от Песта конце зала, юноша прекрасно его слышит.

– Сегодня вас, юных магов, собрали в этом зале по праву нашего Государя Военного призыва. Все вы в курсе, что идут ожесточенные бои на севере, и Гвинея призывает вас на помощь. Вы нужны родине! – в зале начинается гул голосов. Клейменый поднимает руку, призывая к тишине. – Я не буду вас мучить долгими разговорами. Я сразу оглашу ваше имя и подразделение, в котором, согласно вашим навыкам, вы будете наиболее эффективны. Прошу внимательно слушать свое имя и подразделение! Повторять я не буду!

Клейменому поднесли бумагу, с которой тот начал читать.

– Инженерный отряд – Алиандр Скольд, Силим Тарт, Миниль Уот,...

Пока клейменый называл имена, стояла гробовая тишина, иногда разбавляемая тихим шепотом студентов. Кто-то радовался назначению в отряд огневой поддержки, а кто-то возмущался зачислением в отряд силовой поддержки.

Когда список отряда оглашался полностью, в зал входил маг-куратор и забирал всех приписанных к отряду. Зал постепенно пустел, и оставалось все меньше и меньше народа. В конце концов, последняя группа уходит с магом, оставляя Песта одного в зале.

– Извините, но меня не назвали... – пытается привлечь внимание юноша.

– Имя? – спрашивает клейменый, мельком глянув на Песта.

– Пест Средний.

Клейменый пробегает глазами список еще раз и, дочитав его до конца, хмыкает.

– Отряд "контроля беженцев и переселенцев"... Первый раз слышу, – лицо приобретает задумчивый вид, а глаза бегают по тексту. – Вам необходимо прибыть в земли имения Вильса. У замка Трин на поле расположили простолюдинов. В ваши обязанности входит учет беженцев, контроль правопорядка, а так же недопущение эпидемий среди беженцев. Члены отряда – Пест Средний. Старший отряда – Пест Средний. Ответственный за дисциплину – Пест Средний. Куратор отряда – рыцарь Ордена Искупления Ратмир.

Юноша стоит посреди пустого зала в недоумении, а клейменый маг с надменным взглядом осматривает его с головы до пят. Глубокий вздох, и по залу разносится едва слышимое ворчание:

– Нашли кого беречь... 

***

Пест мельком оглядел кучу собранного в дорогу и грустно вздохнул. Помимо банальных теплых вещей, плаща и самого обычного котелка, набралась приличная куча трав, присыпок, порошков и мазей. Сначала юноша хотел брать и жидкие микстуры, но быстро отказался от этого. Слишком большой вес выходил. Тогда ведун решил брать сухую смесь микстуры, чтобы в дальнейшем разводить ее. При таком подходе эффективность микстур и сложных отваров снижалась, но в походных условиях это был лучший вариант. Стабильный эффект оставался разве только у настоя "Мака красного". Так часто поступали в армейских походных лазаретах с целью экономии места и силы на телепортацию.

Пест со вздохом взглянул на кучу, устало потер лицо и принялся укладывать вещи в мешок. В первый мешок, тот, что был с лямками для плеч, ушли теплые вещи и минимально необходимая посуда для приготовления лекарств. Сверху влезли только мешочек с крупой, сверток с вяленым мясом и мешочек с солью. Причем мешочек с солью, уложенный сверху, по размерам был как бы не больше мешочка с крупой.

В следующий мешок, с ручками для переноски в руках, Пест сложил все порошки и травы, все притирки и мази в кожаных мешочках. Горшки ведун решил с собой не брать. Слишком хрупкие и довольно тяжелые по сравнению с небольшим кожаным кульком.

Последний мешок юноша забил мелочью, которая вряд ли пригодится, но оставлять которую было жаль. Возвращение сюда не планировалось, поэтому в последнем мешке оказались старая, уже в заплатах, мантия студента Академии магии, мешочек с мелкими накопителями, ритуальные свечи и твердая ритуальная смола для окуривания. А также несколько толстых тетрадей, куда Пест записывал особо полезные ритуалы и приемы совершенно разных школ магии, писчая магическая доска, к которой ведун так и не привык, и ворох разных записок, упакованных в кожаную папку. Сверху всех вещей Пест положил сверток с ароматным медовым хлебом для хозяина Тени.

На глаза попалась половинка ломаного гроша, которую оставил Людвиг. Такие астральные маяки очень просты в изготовлении, и делались «на коленке». Маяки входят в список первых 10 артефактов, разрешенных для изготовления артефакторам первого ранга.

Пест сжал в кулаке половинку медной монеты и четко почувствовал, что с севера тянется отклик от второй половинки. Глубокий вдох и выдох. Появляется ощущение биения сердца Людвига.

– Живой, – произносит ведун и убирает артефакт в маленький мешочек, закрепленный на шнурке вокруг шеи. В том же мешочке два десятка золотых монет. Половина собрана Пестом, вторую половину оставил Людвиг, когда улетал.

Пест еще раз придирчиво оглядывает комнату. Взгляд скользит по убранным постелям. Постельное белье сложено аккуратными стопочками на краю кроватей. Окна закрыты, шторы собраны в аккуратные пучки, на столе под запиской лежит золотая монета.

Пест ставит сумки на пол и садится на стул. Взгляд цепляется за тарелочку с молоком. Пест достает припрятанный в кармане сухарь, наполняет его силой до отказа и кладет в тарелку.

– Я хозяину за тебя говорил. Обещал чтить и про тебя не забывать, – у миски начинает проявляться нечеткий контур маленького домового духа. – А я ухожу на службу. Как там оно повернется, не знаю. Как вольную дадут – в родные земли подамся.

Маленький дух берет сухарик, который уже начал отмокать в молоке, надкусывает и чуть ли не урчит от удовольствия. Короткий поклон Песту – и снова утробное урчание.

– Ну, посидели на дорожку, и будет, – вздыхает Пест и поднимается, взваливая на себя сумки. Несколько шагов в угол комнаты, и ведун растворяется в тени.

Комната чиста. Все стоит на своих местах. В комнате тишина. 

*** 

Ведун вышел из тени дерева, росшего в стороне от дороги. Дорога вела в поле.

По дороге шли крупными группами люди. В грязной, затасканной одежде, многие босиком, серые осунувшиеся лица с темными кругами под глазами. На юноше с огромными сумками и мешком за спиной сразу скрестились взгляды людей из нескольких групп.

Пест поежился от такого внимания, перехватил сумки поудобнее и пошел к дороге. У оврага, шедшего вдоль дороги, ведун споткнулся о какой-то сверток из ткани и чуть не упал. Взглянув под ноги, юноша увидел маленькую, уже синюю ручку, торчащую из свертка.

Леденящая кровь мысль пронеслась в сознании, но разум заставил поставить сумки и присесть у свертка. Рука отвернула край ткани, и остекленевший взгляд ведуна уперся в мертвого младенца. Мальчик был неестественно худым. Жировые складки, положенные в таком возрасте, отсутствовали напрочь. Местами торчали кости, обтянутые кожей.

– Чьих будешь? – прозвучал голос из-за спины. Пест не ответил, и его потрясли за плечо. – Не видал, как голодуха прибирает?

Пест оторвал взгляд от мертвого младенчика и уставился на мужчину, говорившего с ним. Грязные каштановые волосы, грязная рубаха со следами запекшейся крови и грязная повязка на голове, закрывающая половину лица.

– Среднего роду я, – на автомате ответил юноша.

– Много добра несешь, может, сыщется у тебя съестной припас? – неуверенно спросил мужик и тут же добавил. – Ты не подумай, мне не надо. У меня рана гноем пошла, помру – к гадалке не ходи. Нам ребятню накормить.

Мужик кивнул на остановившиеся группы неподалеку. Пест оглядел группу, и тут до него дошло, что на всю толпу видно всего четыре мужика. Остальные женщины, подростки и дворовые. Младенцев нет, как и стариков.

– Есть, но там припаса на пару ртов... – задумчиво пробормотал Пест. Еще раз глянув на мертвого младенца и обведя взглядом людей, он уже четко и громко добавил. – Я ведун по праву. Врачевать умею и природы даром, и силой своей.

Мужчина еще раз оглядел юношу и задумчиво произнес:

– А не молод ты?

– А ты не на года смотри, ты по делу суди! В сумках утварь лечебная, да припасу чуток, – Пест кивнул на поле, куда уходила дорога. – Надобно на поле утварь утащить да место справить под ведовское дело. Сделаем – припас ваш. Каши куль сухой, да мяса вяленого сверток. Уговор?

Пест протягивает руку мужику. Тот недоверчиво глядит на раскрытую ладонь, оглядывается на остальных и в итоге жмет руку Песту.

– Уговор! 

*** 

Руки Песта развязали горловину мешка. Недолго покопавшись, из мешка появился мешочек пшеницы и небольшой сверток с вяленым мясом.

– Ты круто кашу не вари. Жиденько, так, чтобы как водица была. Это чтобы с голода детворе животы не скрутило. Сразу круто нельзя, – начал поучать Пест мужиков, которые помогли дотащить мешки и соорудить небольшой навес из жердей и елового лапника. – Мясо, чтобы жевать не думали – вари его до утра. Так и навар для каши сытный будет, и кишок в узел не скрутит.

– Ученые, – кивнул один из мужиков.

– Ну, коли ученые... – пожал плечами Пест и затянул шнуровку на мешке.

– Ты вот что скажи, – начал тот самый мужик с замотанной головой. – Сколько за рану мою возьмешь?

– А что с тебя взять? – хмыкнул Пест, укладывая мешки. – Штаны да рубаха. Вон и топор справный – один на четырех мужиков.

Пест повязал повязку на глаза и протянул руку к лицу мужчины.

– Худо, глаз у тебя вытек и гноя много, – мужчина напрягся после слов Песта. – Глаз нынче новый не отращу, больно силы много глаз берет, а рану затянем.

Пест повернулся к остальным трем мужикам.

– Вы бы харчи ставили, детвору кормили. Мне только воды надобно поболее, – юноша протянул кожаную флягу мужчинам и кивнул на раненого. – Этого утром вертаю.

Мужики удалились скорым шагом, а Пест уложил на лапник мужика и начал разматывать повязку.

– Если ты ведун справный да помереть не дашь – живота долг за мной будет. Я все, что хошь...

– Звать тебя как?

– Колмор.

– Помощь мне нужна будет, Колмор. Сюда народ погонят со всего севера. Сам знаешь, тварь северная никого не щадит.

– Все, что скажешь...

– То, что скажу – и дурак сделает. Ты так сделай, чтобы с голодухи никто не преставился, чтобы в кулаки никто не шел. Нам на этом поле сидеть, пока северную тварь на островах не выбьют. А сколько то времени займет – никто не ведает. Может и так стать, что зимовать тут придется, – юный целитель размотал рану и, дунув пару раз черным дымом на руки, аккуратно начал ощупывать разбухшую рану на лице мужчины. Начиналась она со лба, а заканчивалась на подбородке. Рана была глубокая и местами рассекала кожу до костей. Края раны ярко-красные, местами виднелись сгустки гноя.

– Ссс... – зашипел мужик, когда Пест начал поддавливать края раны. На секунду Пест отвернулся и вытащил из мешка пузыречек с белым порошком. Пальцы ухватили буквально щепотку. – Рот открой, язык вверх подыми... Так... А теперь закрой и не вздумай глотать.

– Спать охота, ведун... мочи нет... глаза закрываются... – начал бормотать после этого мужик.

– Спи спокойно, а я дело делать буду, – попытался успокоить Пест мужика, и когда тот стал дышать размеренно и ровно, со спокойной душой принялся выдавливать гной и дуть на него магией смерти. 

***

Скрипя колесами, по дороге волочилась старая телега. В телеге, укутанные плащами, сидели мальчишки и несколько женщин. Старенькая, исхудавшая кляча тащила по грязи телегу из последних сил. Иногда она останавливалась и всхрапывала, отказываясь тащить телегу дальше. Тогда мужикам, шедшим рядом с телегой, приходилось тащить ее за вожжи и хлестать.

Дождь моросил второй день. Вещи не успевали сохнуть, и люди шли в мокрой одежде. Все чаще и чаще слышался утробный надрывный кашель. Дорога превратилась в месиво из грязи, но, несмотря ни на что, группа людей в 40 душ продолжала идти вперед.

Впереди толпы шла старуха, которая опиралась на корявую ветку. Рядом с ней шел хмурый седой мужик. Всю дорогу старуха, не уставая, бормотала наставления мужику.

– На поле том ведун живет. Ведун силы не великой, но больно умелый. Такой и ногу отрастит, и лихоманку вылечит, и духа уговорит...

– Дорого берет? – сразу поинтересовался мужик.

– Ломаный грош, но только ежели по правде жил и греха за тобой нет. А ежели грех за тобой какой – монету не возьмет. Он за лечение тебя проклянет так, что о своем грехе до конца дней своих поминать будешь.

– Больно круто, – начал бормотать мужик.

– Круто аль нет, но я за ваше село знаю. Правду всегда вперед ставили, и ежели кто помощи просил – ни разу не отказали. Не чую я греха за людом с села вашего. Потому мы последние серебрушки на гроши и меняли.

– А детвора как?

– Малый не в ответе до восьми зим за дело свое, посему спроса с детворы нет. Дело делать родовое они еще не умеют, стало быть, и платы с них тоже нет, – проскрипела в ответ старушка, обходя очередную огромную лужу. – На том поле уже почти шесть сотен душ, а еды нет. Голодом сидят, а ведун тот, хоть и мастак по теням бродить – много не утащит. Через день, как силы соберет, за припасом ходит. Когда дадут, когда за свою монету купит, а когда и палками гнать его пробуют.

– Это за что палками?

– За то, что правду в глаза говорит. На земле той благородный есть. Тот ведун к благородному ходил, за еду для люда говорил. В укор тому ставил, что амбары полные, а народ кормить не хочет. Продать просил припаса. Хоть овса конского. А тот благородный увязать ведуна вздумал и высечь.

– А он?

– Не так прост тот ведун. По теням ходить мастак. В собственную тень шмыг, только и видели его дружинники баронские.

– А чьих будет тот ведун? Откуда родом?

– Звать того ведуна Пестом, роду он Среднего, село его кличут Ведовским, и село то на востоке. Земли те зовутся Болотами восточными. С ведуном тем ведьма. От него ни на шаг, след в след. А ежели тот ведун ушел далеко, то в ту же ночь сквозь Тьму идет за ним. Как найдет – молча под бок ляжет, и снова за ним след в след.

– Так то, поди, жена? – буркнул мужик. Старуха взглянула на мужика с укором, покачала головой и ответила.

– Кто ж ведуна и ведьму обвенчает? Думай, что говоришь!

– Все равно жена! Пусть не по праву, но по делу. Ежели след в след за ним, да под бок каждую ночь, хозяйство ежели ведет и за дело родово радеет – жена!

– Вот придем к тому ведуну – попробуй скажи ей, что она жена ведовская, – ехидно улыбнулась старуха. – Проклянет тебя колен на семь! Вот тогда будет тебе жена!

– А мож и не проклянет? – буркнул мужик.

– Степного роду та ведьма. Глаз узкий, плечо узкое, ни грудей, ни ухвата нижнего, но глаз темный. Степняки всегда на расправу быстры были, а тут ведьма! Ежели бараном не заблеешь – хорошо будет.

Мужик поежился и хмуро буркнул.

– Услыхал я тебя, Еловая.

– Почти пришли уже, поворот тот пройдем, а за ним будет уже и то поле, – старуха указывает на крутой изгиб дороги. – Ты вот что. Когда на поле придете – ищи мужика с одним глазом и шрамом на все лицо. Со лба до самого подбородку. Тот мужик учет припасам ведет и за порядком смотрит. Он тебя к ведовской землянке отведет. Телегу с клячей ему оставь. Глядишь, и сгодится кляча еще.

Старуха останавливается и отходит в сторону, пропуская телегу.

– А ты что же? Не пойдешь с нами? – удивленно спрашивает мужик.

– А я в обрат пойду, встречать тех, кто заплутал, – улыбнулась старуха.

Впереди взбрыкнула лошадь, и мужик мельком глянул на нее, а когда повернулся обратно, обнаружил на месте, где стояла Еловая, кучу елового лапника.

– Вот те раз... – удивленно буркнул мужик и бегом припустил за телегой и остальными. 

*** 

Кулак со сбитыми костяшками вытирает нос. Кровавая юшка превращается в красное размазанное пятно под носом. Потрескавшиеся губы произносят:

– Сколько уже?

– Третья сотня идет, – произносит Кара’кан. Белоснежное лицо, впалые щеки с торчащими скулами, синяки под глазами и тьма в глазах. Так выглядит ведьма на грани истощения.

– Следующего зови, – тихо отвечает Пест, глядя в пол пустым взглядом.

Девушка переводит взгляд на дверь, и та сама отворяется. В землянку тут же вносят молодую девушку. От плеча через всю грудь и живот проходит глубокая резаная рана. Пест прикрывает глаза и старается рассмотреть характер повреждений. Повязку на глаза уже не вяжет.

Один из мужиков подходит к Кара’кан и кладет в деревянную миску четверть медной монетки.

– Грудь целая, оцарапало до кости, – начинает бормотать юноша, не обращая внимания на трех мужиков, которые помогают выбраться уже здоровому, но не отошедшему от настойки. – Брюхо порезало глубоко, кишки порвало, с кишок в брюхо течет... Давай мака красного ей глоток, в брюхо полезть надо.

Кара’кан без слов берет со столика заполненный на треть бутылёк и подносит ко рту девушки. Ведьма не поднимается с кривой лавки и все делает сидя. Ноги просто не держат. Губы раненой девушки едва шевелятся, но после первой капли она открывает рот. Кара'кан наливает в рот настоя ровно на глоток.

Пест затягивает рану на груди, споласкивает руки в воде и, слегка дунув на них силой смерти, залезает в рану.

После сращивания прорех и нескольких промываний "внутренностей" юноша начинает затягивать рану. Проходит пара минут, юноша встает и тянется к холщовому мешочку. Пошуршав рукой в мешке, юноша достает последний накопитель с силой.

– Накопитель последний, придется до утра ждать, – хриплым голосом произносит юноша.

– Уже утро, – с усмешкой замечает Кара'кан, и Пест удивленно смотрит в малюсенькое окошко.

Юноша подходит к ведьме и, гладя ее по щеке, переливает в нее силу из камня.

– Сегодня больше не справимся, – констатирует юный ведун и со вздохом добавляет. – Иначе спалим дар, к гадалке не ходи... А ты подремли, подремли пока... Ночью тебе легче будет, а я мужиков дерну, может, чего поесть найдем...

С каждым прикосновением к щеке ведьмы та сильнее начинает прикрывать веки. Ведьма начинает клевать носом и спустя несколько секунд засыпает. Юноша опускает ее прямо на лавку, затем укладывает ноги.

Сам Пест направляется к двери, мельком глянув на уже здоровую девушку и услышав ее дыхание. Отворив дверь, юноша оказывается свидетелем огромного собрания. Кто-то что-то кричит, кто-то кого-то пытается успокоить. В центре толпы с мечами наголо встал в оборону отряд дружины местного барона. Все в броне как на подбор, с гербами на щитах и средними мечами.

Толпа беснуется и вот-вот накинется на небольшой отряд. В воздухе висит запах крови и смерти. Он настолько сильный, что, кажется, он уже липнет к телу, пропитывает одежду. В толпе слышатся выкрики:

– За что? Чем мы не угодили Государю, что нас голодом морить можно?

– Аль мы скот какой, что нас в стойле держать?

– А за люд посеченный кто ответ держать будет?

Над отрядом гвардии поднимается боец с пышными усами и заметным даже под броней животом.

– Я сэр Вильям Цурак – старший этого отряда! Я требую, чтобы вы...

Речь усатого дворянина прервал камень, запущенный кем-то из-за спины остальных. Небольшой камень угодил прямо в лоб, заставив свалиться графа с телеги.

– Чем мы провинились, что нас голодом морить надо? – спросил широкоплечий мужчина в первом ряду. – Заразных среди нас нет, больных и убогих или перебили, или они ужо с голодухи перемерли.

– У вас есть сеньор, и пропитание – это его обяза... – начинает поднявшийся вновь дворянин.

– Моего сеньора у замковых ворот рырги напополам рвали, когда я с жинкой и детьми лесом уходил, да так, что по болоту аки посуху пробежали...

– А нас по дорогам гнали три дня без продыху – с бега на шаг, с шага на бег. Ни хабара, ни еды. Портки да лапти драные...

– Винной долины тоже нет. А сеньор наш в бою сгинул...

– Вы на моей земле, – шипит поднявшийся дворянин и начинает багроветь. Правая рука прижата к красной шишке не голове. – Вы мне не нужны, я вас кормить не нанимался! Одно слово государева приказчика, и я вас погоню прочь с моей земли!

– А если не уйдем?

– Сечь будем, как разбойников и смутьянов! – резко ответил усатый дворянин и слез с телеги.

Один выкрик, и отряд гвардейцев начинает движение в сторону замка, не обращая внимания на галдящую толпу и еще пару камней, запущенных в щиты.

Пест наблюдал за этой перепалкой с расстояния. Обострившийся дар заставил чувствовать гнев, ярость и отчаяние толпы. Еще самую малость, и народ бы сорвался, и в приступе ярости и безнадеги кинулся бы на гвардейский отряд.

Рядом с юношей послышался знакомый скрипучий голос Колмора.

– Отчаялся народ, бунту быть! – проскрипел простуженным голосом мужик. – Глазом не вижу, но нос кровь чует! Что делать будешь, ведун молодой? Нынче народ пришел, 40 душ. С собой телегу с клячей пригнали. На той телеге овса три мешка было. Так барон этот и телегу, и мешки с овсом увел.

– Тебя, старший, народ слушает. Пусть народ обождет до вечера, а вечером я ворочусь и слово свое скажу. Как хочешь уговаривай, но до утра пусть и шагу не ступают. И... – юноша повернулся к старухе. – За ведьмой, что со мной пришла, пригляди. Надо покормить ее, а я как управлюсь – сразу вернусь.

– У благородных просить за наши души будешь? – с ухмылкой спросил Колмор.

Пока Пест смотрел в спины удаляющегося отряда, вокруг них начали собираться люди. Их молча слушали.

– У всех просить буду, а коли надо будет – и у благородных просить стану, – Пест подпрыгнул вверх и провалился в собственную тень, отправляясь путями Теней к наставнику. 

*** 

В большом зале, там, где несколько дней назад Песту выдавали указания, было пустынно. Ни охраны, ни бугая Тармоса. Вообще никого. Пест моментально выскочил из зала и попал в гущу сборов. Множество воинов носились с тюками и кипами бумаг. Во дворе уже формировалось построение.

– Где искать командующего? – дергая за рукав пробегающего служаку, спросил юноша.

– В ставке, на поле боя. Здесь никого из командующих нет, – на ходу бросил воин с тюком на плече и скрылся в потоке, что грузил вещи на телеги.

Юноша растерялся на пару секунд, но тут же пристал к другому воину.

– Где ставка главнокомандующего? – боец в ответ подозрительно оглядел его взглядом. – Мне доложиться надо…

– На левом берегу Аноны, к югу отсюда. Полдня пешком.

Пест кивнул и пустился бегом к воротам. Добежав до теней ворот, он нырнул в них с разбегу, а вынырнул далеко за оградой, там, где виднелся лес и лесная тень. Так он и передвигался, то ныряя в тень, то выныривая на расстоянии прямого взора.

Первое, что увидел юноша в ставке – это огромный шатер со штандартом Ордена Искупления. Пест не успел к нему приблизится, как его окрикнул Ратмир. Юноша, почти всю дорогу пробежавший на своих двоих, сбавил ход и подошел к учителю.

– Я только собирался отправиться к тебе. У нас… – начал учитель, как только подошел Пест, но юноша начал свой доклад, не выслушав.

– Среди люда зло кипит, того и гляди бунт поднимут. Есть совсем нечего, из домов убегали без хабара, припасов никто не брал. Местный дворянчик кормить отказывается. Нынче телега с людом пришла. В той телеге овса три мешка было. Так тот барон телегу с последней едой увел, – Пест сглотнул вязкую слюну и добавил. – Каждый пятый ранен. Раны рваные, словно зверь рвал, но зараженных среди люда нет. Всех проверил, больных и заразных нет. Попадаются раны от меча. Говорят, по дороге благородные секли как врага. Воздух кровью и горем пахнет… Бунту быть!

Ратмир вздохнул, и его лицо изменилось. Спала маска уверенности, впали щеки и под глазами показались мешки. На лице проявился узор из белых линий.

– Слушай меня внимательно. У тебя нет права на ошибку, слишком много от этого зависит. Ты собираешь всех, кто может идти, и вы выдвигаетесь с поля для беженцев на север или восток. Без разницы. Вы должны уйти…

– Ратмир, да как же я их уведу? Там бабы с детьми малыми, мужиков только каждый десятый нос! Ни еды, ни…

– Твари обращают всех, кого могут поймать, а кого не обращают в темных – тащат к своим колдунам. Те проводят ритуал и пополняют свои силы. Они даже детей превращают в своих воинов, но орда этих исчадий на исходе, нам удалось их окружить. Еще несколько недель без подкрепления, и колдуны начнут резать друг друга, чтобы удержать наши атаки. Мы не оставляем им ни живых, ни раненых, ни хлеба, ни скотины. Мы уже видели обглоданные останки рыргов. Они начали жрать друг друга, – Ратмир уставился немигающим взором в глаза Песта и произнес с легкой усмешкой. – Скоро они либо начнут междоусобную резню, либо повернут обратно. Даже если они смогут удержать дисциплину – сила колдунов иссякнет, и наши маги их раздавят голой силой. Только... Орда тварей пришла в движение. Вчера они выдвинулись на северо-восток. Колдуны почуяли страх и кровь с поля беженцев. Они идут к вам, и если они дойдут...

Пест стоял, ошарашенный такими вестями и не знал, что сказать.

– Слушай меня внимательно! Мы будем задерживать их, сколько сможем, но сегодня ты уведешь с этого поля всех, кто может уйти. Тех, кого не сможешь увести – убьешь. Трупы сжечь. Не оставлять ни крохи еды, ни куска мяса, – слова Ратмира падали словно молот в кузне. Гулко, неотвратимо, отдавая звоном в голове. – Для тварей поле должно остаться пустым! Ты меня понял?

Полосы на лице Ратмира начали светиться белым светом.

– Это приказ! Иначе тысячи жизней были потрачены зря! – Ратмир уперся стальным взором в глаза Песта и твердо приказал. – Нельзя оставлять рыргам ничего! Уводи всех на восток в болота! Кто останется – убей и уничтожь следы! Повтори!

Юноша отвернул голову в сторону, сжал кулаки и не вымолвил ни слова.

– Пест Средний! Повтори приказ! – с нажимом произнес Ратмир.

– Уводить всех, кого не смогу – убить. Трупы сжечь, – пробормотал юноша, так и не взглянув в глаза учителя.

– Выполнять!

Пест развернулся и, шоркая ногами, поплелся прочь из лагеря.

Лицо Ратмира перестало светиться, а белоснежные полосы начали исчезать. Губы в очередной раз повторили заученную годами фразу: «Все во имя процветания славного государство Гвинея, все на благо его! И кровь наша и души!» 

***

Перед Пестом стояло два десятка мужиков и Еловая старуха. Все они внимательно смотрели на юношу, ожидая его слов, а юный ведун не мог открыть рта, чтобы озвучить приказ.

– Не томи, ведун. Ты хоть дело делаешь справно, и обманом жить не станешь, – начала скрипеть старуха. – Говори, как есть.

Юноша опустил взгляд в землю, вжал голову в плечи и произнес:

– Твари темные на нас идут, по наши души… завтра уже тут будут.

На лице мужиков не дернулся ни один мускул. Только Еловая старуха с кряхтением уселась на еловый чурбачок.

– То, что за наши души никто не побеспокоится – мы ученые. Вона, животы к спине липнут с голодухи – никто не шевелится, – буркнул мужик с седой бородой, несмотря молодой возраст.

– Ага, живем аки кочевники какие. В шалашах да норах земляных. Ты скажи, что за наши души сказали, – поддержал еще один.

– До завтра всем уйти надо. Кто уйти не сможет – под нож. Мертвых – в огонь, – произнес Пест так же, не поднимая взгляда.

– Как под нож? За что?

– Это как так? У меня пять десятков люда раненого!

– А с моего села три бабы на сносях, того и гляди разродятся. Куда мы их? Резать, што ль?

Воцарилось недолгое молчание, во время которого все уставились на Песта.

– Я не знаю, – сиплым голосом произнес юноша.

– Резать-то когда маги нас придут? – хмуро спросил один из мужиков, уже что-то прикидывая в голове.

Пест сглотнул, скинул куртку и руками, перепачканными землей и кровью, потянул за ворот серой от грязи рубахи. Недолгое движение – и мужикам является голая грудь Песта с выбитым знаком «Уот» на груди в обрамлении пяти витиеватых кругов. Знак универсального мага пятого ранга.

– Так ты же сука мажеская! – поперхнувшись, произносит один из мужиков. – Это знак мажеский!

Пест сжимает зубы так, что вздулись скулы. Взгляд уперт в землю, словно ищет в ней поддержки.

– Ты на меня посмотри! В глаза мне скажи! – произносит здоровенный бугай, подпоясанный широким кожаным ремнем. – Не придут нас резать? Так? Тебе велено резать!

– Не придут, – сглатывая, произносит Пест и еще сильнее втягивает голову в плечи.

– Ах ты ж тварь, змей ты подколодный… – начинает заводиться один из мужиков.

Здоровенный бугай сплевывает и отворачивается.

– Уймись! Подневольный он! – вступается один из мужиков.

– Воля – не воля, но резать люд почем зря – лучше сдохнуть!

Начинается гомон с криками. Хрустят кулаки, и вот-вот начнется драка, но по округе разносится оглушительный хлопок.

Все мгновенно замолчали и ошалело начали вращать головами. Взгляды скрестились на Песте.

– Времени нет, и не будет уже. Собирай всех, кого ноги носят хорошо, и в путь отправляй немедля. Отрока и дворового с ними пускай. Путь им на северо-восток. В земли вольные, за городище Ультак на восток. В тех землях им село Ведичей искать, – пользуясь заминкой, Пест продолжает давить. – Те, кто ногами слаб, отощал или раненый – тут остается. Тот, кому невмоготу родную кровь бросить – тоже остается.

Мужики молчат. Пест поднимает взгляд, обводит мужиков и начинает говорить. Сначала робко, неуверенно, но затем все увереннее и увереннее.

– Ну и чего стоите? Думаете, твари темные ждать вас станут? Думаете, им не все равно, из кого солдат делать? С детворы, аль со старухи? Просто так, думаете, наказано мне всех увести, а кого не уведу – под нож пустить? Аль вы решили, что такова прихоть мажеская? Думаете, ежели я сейчас мертвым кулем на землю упаду – другого не пришлют? Пять гвардейцев ложится костьми, чтобы одну темную тварь положить, маги силой исходят на корню, чтобы десяток в землю положить…

Пест вновь обводит взглядом мужиков и со вздохом произносит:

– Бегите… Что же вы стоите, дурни! Не за вас бой идет, за Гвинею...

– Лес рубят – щепки летят, – хмуро произносит один из мужиков из первых рядов, разворачивается и проталкивается назад. За ним еще один и еще.

– Берегите мастеров и дворовых – без них зимы не пережить. Собирайте колоннами. Во главу десяток мужей, затем дворовые с жердями заостренными, а за ними бабы да детвора. В хвост тоже мужей в охранение ставьте… 

*** 

Пест сидел на чурбаке в землянке, у лежака из жердей. На лежаке спала Кара'кан. Юноша размачивал сухарь в деревянной плошке и периодически подносил его ко рту Кара'кан. Потормошив немного за плечо, он заставлял ее съесть немного размоченного сухаря. Проглотив очередной кусочек размякшего сухаря, девушка вновь засыпает.

Парень как можно нежнее гладит лицо ведьмы огрубевшими пальцами и хриплым голосом произносит:

– Ратмир приказ передал. Всех уводить, а кого не уведу – под нож. Мертвых в огонь. Чтобы рыргам не досталось ни живых, ни мертвых... – шершавые пальцы проходят по лбу, скользят по темным волосам. – Выходит, мне убить надо, чтобы еще больше люда не полегло, чтобы рыргов перебили... А у меня рок. Как жизнь отниму, так тут же сам Единому душу отдам... Выходит, чтобы люд от рыргов уберечь – мне самому помереть надо...

Пест умолк и упер взгляд в землю, продолжая гладить Кара’кан.

– Я жду, – тихо произносит голос Черта. Он начинает проявляться постепенно, словно боясь спугнуть задумчивость Песта.

Юный ведун поднимает усталый взгляд от земли на Черта и произносит хриплым голосом:

– Чего ждешь? Что тебе нужно? – юноша хмыкнул и спросил с издевкой. – Может, ты знаешь, как люд уберечь от тварей темных?

– Знаю, – отвечает зубастая пасть демона. Три глаза скрещиваются на юном ведуне.

Секундная заминка, и юноша поднимается, расправляет плечи и, глядя в глаза демона, спрашивает:

– Что хочешь за то знание? – прямой взгляд, полный уверенности, готов пробить демона насквозь.

Кара’кан, услышав голоса Песта и Черта, тут же вскакивает на ноги. Взгляд мечется между возлюбленным и огромным демоном.

– Твое сердце, – шелестящим шепотом произносит Черт.

К Песту бросается Кара’кан. Она хватает его за плечи, заглядывая в глаза и, вставая между юношей и демоном, начинает тараторить:

– Не дури, ведун, сердце одно, второго не найдешь и жить по-человечески не сможешь! Нет у тебя права голову сложить за люд чужой, если в долгу перед своим людом!

Пест мельком смотрит на ведьму и обращается к Черту:

– Свое в обмен отдашь?

– Отдам, – отвечает Черт. На лице демона расползается довольная улыбка.

Ведьма моментально выплескивает тьму в таком количестве, что Черт пропадает из виду. Надрывный голос Кара’кан оглашает землянку:

– НЕ ПОЗВОЛЮ!!! НЕ ОТДАМ!!!

Кара’кан стоит между демоном и Пестом, расставив руки в стороны, лицом к демону. Выпуская тьму из самых потаенных уголков души, девушка пытается удержать стену между демоном и ведуном.

Старания тщетны. Сквозь тьму, не встречая никакого сопротивления, проникает огромная лапа Черта, зажатая в кулак. Вот она достигает Песта и раскрывается. В ней лежит угольно черный ком.

Кара’кан бросается к Песту. Она обхватывает его лицо руками. Лоб прижимается ко лбу, нос к носу. Взгляд тёмно-карих, почти черных, глаз направлен в разноцветные глаза юноши.

– Не смей, тьмой тебя заклинаю! Я тебя три сотни лет ждала, я тебя полвека искала, я за тобой весь шар обошла три раза! Я за тебя и кнут, и чужие руки терпела!

Пест молча сглатывает и крепко обнимает ведьму.

– Мог бы по-другому сделать – не был бы «Ломаным Грошем», – произносит ведун и, сглотнув, громко произносит: … Торг!

Ведьма резко вырывается и кидается к лапе демона, стараясь ударить по темному кому. Снова тщетно. Руки проходят сквозь ком и лапу, словно те не настоящие.

– Торг! – раздается громогласный голос Черта.

Пест тем временем снимает грязную рубаху и зажмуривает глаза. Из черной дымки вырывается вторая лапа Черта, которая мгновенно вонзается грудь Песта и вырывает сердце. Тут же первая лапа засовывает в грудь юноши черный ком.

Кара’кан вновь бросается к Песту, хватает ведуна за руку и прислоняет к животу.

– Дурень ведовской! Демона сердце биться не умеет, потому ни плакать, ни любить он не сможет, – она прижимает его руку еще сильнее. Ведьма начинает тараторить шепотом. – Твоя… твоя кровь во мне живет, вопреки праву и року…

Ведьма вновь обнимает лицо юноши руками, заглядывает в закатывающиеся глаза Песта и что-то продолжает говорить. Сам юноша начинает заваливаться на спину и обессилено падает.

Кара’кан прислоняется к груди юноши и вслушивается. Тишина. В маленьком костлявом кулаке ведьмы собирается тьма. Удар в грудь ведуна, еще один – и Пест резко, с утробным рыком вдыхает. Ухо снова прислоняется к груди – глухой удар... еще один. Взгляд ведуна приобретает осмысленность. Первое, что он видит – лицо Кара’кан.

– Ты врата через Тень делать умеешь? – произносит одними губами юноша. Он силится встать, но тело не хочет слушаться.

Черная дымка из самой Тьмы тем временем растаяла. За ней виднелся Черт, который вертит головой и глазами. Взгляд то на Песта, то на ведьму. Ноги приплясывают, словно своей жизнью зажили, спина прогибается, и слышится слабый стон.

– Это почему? Почему так больно? – начинает бормотать демон. Черный дым начинает исходить и стелиться уже от него, по комнате расползается запах серы, словно его печатью света приложили. – Почему ты улыбаешься? Тебе же больно! Это твоя боль!

Пест молча пытается встать.

– Почему? Как это называется? – дым от Черта слабеет. Грубая кожа демона на глазах светлеет и через несколько секунд становится белоснежной. Лапы успокаиваются, и взгляд останавливается на Песте.

Из глаз Черта потекли слезы. Только демон, заплакавший впервые в жизни, не знал, что с ними делать. Поэтому слезы текли по белоснежной шкуре, подобию губ и затекали в пасть.

– С... соленые... – произносит демон и начинает выть как настоящий волк, запрокинув голову и подергивая задней лапой. – Что-о-о это-о-о...

– Человек так любит, Черт.

– Не х-х-хочу... – произносит, успокаиваясь и шмыгая мордой, Черт. – Забери...

– Без этого нельзя, – произносит юноша.

Вдруг Черт резко дергает головой и шевелит ушами, словно что-то услышал. Глаза демона расширяются, и он произносит не своим, шелестящим голосом:

– Откуда ее голос? Это… это ты делаешь? – взгляд удивленных глаз на мокрой белоснежной морде переносится на Песта, и Черт повторяет. – Это твоих рук дело? Ты специально это делаешь?

Демон подскакивает, вертится на месте, а затем и вовсе начинает светиться. Он отворачивается от Песта, словно собирается куда-то уйти. Мгновенная вспышка света – и он исчезает. Единственное доказательство пребывания на этом месте демона – лужа черных, как уголь, слез на земле.

Тут же наступает звенящая тишина, которую нарушает голос Песта:

– Сдержала свое слово Аккилура... Ход в Тень строить надо. Люд через полустихию поведем до села Ведичей… – юный ведун разворачивается и уверенным шагом выходит из землянки, оставляя Кара'кан в слезах, сидящей на коленях. 

*** 

В чистом поле у огромного костра происходит столпотворение. Прошедший теплый дождь размочил землю, а ноги нескольких сотен людей превратили ее в грязное месиво с вкраплениями зеленой травы. На небольшом островке из березовых жердей собрались все старшины. Народ встал вокруг одной старухи. Еловая сидит на чурбаке и дает наставления.

– След в след пойдем. И чтобы ни шагу в сторону! А не то до конца дней своих по тем сумеркам да туманам ходить будете! В той тени мерещиться будет что ни попадя, но не дай Единый кто с пути сойдет! Всем худо будет!

– Плата за то с нас будет? – спросил один из мужиков. – С грошами туго, еще раз на всех не наскребем.

– Платы за то не будет, а перед хозяином Теней Гроша Ломоть сам ответ держать будет. Ваше дело одно! След в след, нога в ногу идти, и не дай Единый оступится кто или в сторону уйдет! Мальцам, чтобы не натворили чего сдуру, на глаза повязь вяжите. Бабам на сносях – тоже, а не то прямо там рожать начнут! – Еловая вдруг замерла и повела ухом, словно что-то услышала. – Заканчивает, хозяин восточных лесов да болот! Собирай всех, старшины, и к дыму серому веди. Скоро ход в Тень откроется! И строго-настрого всем накажи: чего бы в Тени не померещилось – не верить, не слушать и не бояться! Без слова Пестова никто вас не тронет.

С этими словами старуха поднимается с чурбака и, не обращая внимания на поднявшийся галдеж среди мужиков, быстрыми мелкими шагами уходит в сторону Песта.

Приготовления ведуна были заметны издалека. Несколько жердей воткнуты в землю одним концом, а другим связаны вместе. На вершине зафиксирована деревянная чаша, в которой лежит несколько кусков древесной смолы. Вся конструкция возвышается над начерченным рисунком на земле. Пест обходит по кругу рисунок и придирчиво осматривает девятиконечную звезду, заключенную в два круга.

– Через Тень идти удумал... – прозвучал скрипучий голос Еловой из-за спины. – А у хозяина Теней ты добро спросил?

Пест остановился и взглянул на старуху.

– Не спросил, на разговоры времени нет.

– Поди, и цену знаешь за проход? – хмыкает Еловая.

– Душу хозяин не возьмет – и ладно, – Пест подходит к сумке и достает из нее множество мелких кусочков хвойной смолы, которые начинает раскладывать по контрольным точкам.

– А ежели велика плата будет?

Пест на секунду замирает с зажатым в руке кусочком смолы и, вздохнув, произносит:

– А другого выбора у меня нет.

– Выбор всегда есть, – начинает смеяться Еловая. – Уходи со своей ведьмой лесами да тенями. К себе в село вертайся да и живи там сытно. Без еды и крова не оставят, а коли жить будешь с делом своим – не последним человеком в округе станешь.

– А люд? С ним что?

– Гвинея большая, еще нарожают, – старуха лукаво улыбается и, щурясь, добавляет. – Не твои это люди, не должен ты им ничего. Перебьют их всех – знать никто ничего не будет. В укор тебе сказать будет некому.

– Но я-то буду знать. Перед собой все равно ответ держать придется, – устало произнес юноша. – Это кажется, что убежать проще. Самый строгий суд – он не государев, не сельский. Самый строгий суд – он в груди и голове живет. Его не обманешь. Ему не объяснишь, что ты сделал то, что мог, с ним не договоришься. Этот суд твоими глазами смотрит, твоими ушами слушает. Этот суд сердцем твоим чует. И спасу от него нет, ибо от себя не убежишь.

Старуха задумчиво смотрит на Песта.

– Тут тебе виднее, – бормочет старуха и разворачивается в сторону собирающейся толпы. – Люд собирается, как сделаешь – зови.

Ведун положил последний кусочек смолы и произнес в спину Еловой.

– Можешь звать. Пусть встают, как уговорено. И не дай Единый цепь порвут! Потом всех по стихии собирать будем! – юноша еще раз оглядывает рисунок. – Сколько душ осталось?

– Четыре сотни своими ногами в твои земли подались. Еще пятеро померли. Три сотни тебя ждут, – сухо произнесла старуха. Немного пожевав губами, старуха добавила. – Нос и глаз чертовской, сила мажеска, сердце демона, слово ведовское... Как разумеешь, человеком помрешь?

Пест поднял взгляд на старуху, пожевал губами и, не выдержав пронзительного взгляда, отвернулся.

– Время покажет. Надо будет – и тварью темной сдохну. 

*** 

Тень встречает звенящей тишиной. Ни шепотка, ни шороха. Такой Пест ее еще не видел. Сделав несколько шагов вглубь полустихии, юноша взволнованно сглатывает и, оглянувшись, громко произносит:

– Памяти тебе, хозяин Теней!

В тумане нехотя открываются огромные глаза и внимательно смотрят на Песта.

– По делу к тебе пришли, хозяин, нет у нас другого хода, – взволнованно произносит ведун. – Нам дорога нужна до самого села Ведичей...

– Ты приходил сюда и просил укрытия в тени, ты приходил и просил дороги, ты приходил и спрашивал знание... Ты ведун, ты сила – мы терпели. А теперь ты нарушил закон. Ты нарушил рок и предназначение! – слова хозяина Теней произносились все громче и громче. Последние громыхали громом. – За семя ведовское рок всегда один!

– Твоя власть заканчивается Тенью! Мать, в которой мое семя растет, принадлежит Тьме...

– Это твое семя, и дитя тоже твое! – громыхнул хозяин Теней.

Пест умолк и подождал пару секунд, пока грохот от слов хозяина Теней утихнет. Когда грохот умолк, перед Пестом появляется он сам, только еще совсем босоногий мальчишка. Его образ начинает цитировать слова из "Ведовского уклада":

– "Ведовское слово за мной стоит, и дело ведовское в груди горит. Не будет мне покоя, пока село предку кланяться не начнет, пока дух перед хозяином голову не склонит. За то в старшинах никогда ходить не буду, за то жить мне в земле, да селу своему служить, за то не видать мне детей моего семени..."

Точная копия Песта-мальчишки продолжает еще что-то говорить, но до Песта доносится только шепот хозяина Теней:

– Выбирай, ведун! В уплату за дорогу до Ведичей трем сотням душ либо дитя свое не родившееся отдашь, либо от права глазами смотреть отречешься... 

*** 

Село Ведичей гудело вторую неделю растревоженным ульем. Если раньше пара мужиков, руководивших отроками, чистила площадки под новые дома от деревьев и пней, то две недели назад, когда приехали полтора десятка мужиков из села Дорожичей, началась массовая стройка.

Было расчищено около 20 участков. Часть из них была внутри села. На таких участках стояли старые, заброшенные дома. Некоторые из них были еще пригодны для жилья, и их только подлатали, а те, которые уже покосились – полностью разбирались и строились заново.

За околицей села теперь уже виднелись полтора десятка новых домов, срубленных буквально на днях, но работа не остановилась. Из леса носили бревна, кто-то что-то строгал, кто-то пилил, кто-то рубил. Наравне с мужиками работали отроки, сновали туда-сюда дворовые, и даже самые маленькие, едва научившиеся ходить, бегали рядом, внося свою лепту в творившуюся неразбериху.

Вот дверь одной из изб отворилась, и из нее вышла женщина, начавшая призывно махать платком.

Первыми ее заметили мальцы, за ними дворовые. Мужики и отроки на женщину никакого внимания не обратили.

Дворовая ребятня сорвалась с места и понеслась к дому. Вот гурьба ребятни обложила вход в дом, откуда пара женщин начала выдавать каждому в руки по свертку. Кому-то достался глиняный кувшин, кому-то корзина. Самым рослым вручили ухваты с парящими котлами.

Первыми обратно к стройке сорвались мальчишки, которые тащили длинные столы. Столы были тяжелые, поэтому один стол тащило минимум шесть ребят. За ними шли девчонки, которые дождались, когда поставят столы, и сразу застелили их скатертями. Мальчишки вновь сорвались к дому, хватая лавки и таща их к столам. Дворовые под присмотром двух женщин стали расставлять на стол обед.

Мужики размеренно начали складывать инструмент, и не торопясь подходили к столу. Отроки потянулись за ними, старательно подражая мужикам. За столами хватило места только для мужиков и отроков. Детвора ела отварную картошку, гурьбой сидя на парочке бревен. Из рук в руки в толпе дворовых ходили два кувшина с молоком. Мясо было только на столе.

Обед был размеренным, никто не торопился, но, несмотря на это, довольно коротким. За столом все ели молча, никто не разговаривал и не отвлекался от своей миски. Стоял спокойный и порой даже ритмичный стук ложек о тарелки, который иногда разбавлялся тихими смешками дворовых и их же шепотом.

Вот тарелки опустели, и староста поселения оглядел всех мужиков. Все ли поели. Он вытирает усы и бороду, после чего встает с места. За ним поднимаются остальные. Вот он открывает рот, чтобы произнести традиционные слова благодарности предкам и хозяйкам за сытный обед, но не успевает.

– Дым! Дым в лесу! – раздается голос дворовой ребятни.

Староста обернулся и увидел на границе леса клубы дыма, из которого выходили люди. Дым сначала взмывал вверх, но не улетал в небо, а стелился по земле словно туман. Поднялся взволнованный гомон мужиков. Староста раздумывал всего несколько мгновений.

– В штыки! – гаркнул староста во все горло. Тут же мужики из села Ведичей рванули к своим домам. – Отроки! Топоры хватай! Дворовые, бабы – в лес!

Секундное замешательство, и толпа приходит в движение. Пока из тумана продолжают выходить люди, у крайних, только что построенных домов, уже выстроились отроки с топорами в руках. Невесть откуда у некоторых в руках оказались пращи.

Не прошло и минуты, а из села уже бежали мужики, на ходу застегивая брони.

От людей, вышедших из тумана, идет один человек. Чем ближе он подходит, тем отчетливее видна окровавленная повязка на глазах, чуть сгорбленное усталое тело и белоснежные волосы. Несколько минут, и все без труда опознают Песта.

Юноша идет, прихрамывая, прямо на строй и подходит к старосте. Остановившись в паре шагов от него, Пест хриплым голосом произносит:

– Здесь те, кто дальнего перехода не переживет. Остальные идут своим ходом.

– Что с глазами твоими? – опуская оружие, произнес староста.

– За проход через Тень я хозяину Теней право глазами смотреть отдал, – скрипит Пест. – Три сотни люда со мной. Есть чем накормить?

– Накормим, не думай плохо. Ты сам еле на ногах стоишь, – староста прикоснулся к плечу юноши, и тот кулем упал на землю. Подскочившие мужики поначалу загомонили, но староста быстро всех успокоил.

– А ну цыц! Не видите? Стоя уснул. На щиты его и в землянку Аккилурову. Дым! Огниво! Отроков берите и всех пришлых кормите, да по избам селите. Лык! Бабам командуй, чтобы харчи готовили, и в землянку занести не забыли.

Толпа вновь начинает приходить в движение, а мальчишка-ведун оказывается на носилках из щитов, которые начинают движение в сторону старой землянки Аккилуры.

Глава 17. Твари – это мы.

Граф Сылестский в этот вечер был очень взволнован и не мог найти себе места. Он отлучился из Вивека по неотложным делам в имение. Некоторые вопросы, такие, как выдача жалованья слугам, ведение бухгалтерии и торговые договора, решались только графом лично. Конечно, управляющий сильно бы облегчил жизнь графа, но неуемный характер и почти патологическое желание управлять своим наделом самостоятельно отбрасывали эту мысль подальше.

В этот вечер, во время подведения итогов очередного месяца, перед графом явился маленький голубой огонек, который, вспыхнув и ослепив хозяина кабинета, оставил послание на клочке гербовой бумаги. Послание всего из нескольких слов: "Согласился. Подготовил снаряжение. Летит к вам".

Сейчас отец сильнейшего воздушного мага государства накручивает круги по кабинету, иногда чередуя их походами из одного угла кабинета в другой. Волнение достигает апогея, и граф подходит к небольшому шкафчику, где расположен бар. Из него извлекается мятная настойка.

Мужчина опрокидывает рюмку, глубоко вздыхает, и тут резко поднимается сильнейший ветер. Стекло в окнах начинает дрожать под его порывами. Глава рода Сылестских мгновенно оказывается у окна и всматривается в небо. Перед его глазами Людвиг, одетый в боевой мундир Северной пограничной стражи, сделал несколько виражей перед двором имения и приземлился прямо у крыльца. Из-за того, что погода была сухая, а камнем граф двор так и не выложил, оставив голую землю, поднялась жуткая пыль.

Людвиг приземлился ровно на ноги, без пробежек или каких-либо огрехов. Он поправляет мундир под взглядами местной прислуги и спокойным уверенным шагом входит в дом.

– Где граф? – спрашивает Людвиг, войдя в дом. Перепуганная повариха, шедшая мимо, не сразу понимает, о чем ее спрашивают.

– Граф в кабинете, – произносит смотритель дома Арсин. Мужчина очень стар, но, несмотря на это, стоит прямо, расправив плечи.

Людвиг кивает и быстрым шагом проходит по лестнице наверх. Короткая заминка перед дверью, во время которой он поправляет мундир, и уверенный, немного наглый шаг внутрь кабинета.

Тигрон Сылестский сидит за столом и делает вид, что жутко занят. Перед ним открыта большая бухгалтерская книга, в руках перо, на носу висят очки, выражение лица крайне сосредоточенное. На то, что наверху страницы бухгалтерской книги указан прошлый год, он, конечно, просто не обратил внимания. И перо сухое, и бутылка мятной настойки с рюмкой так и стоят на виду…

– Отец, – произнес Людвиг и словно запнулся. Взгляд скользнул по книге, рюмке с бутылкой, и чувство какой-то неправильности сковало горло. Слова так и не вырвались. Людвиг снова выдавил из себя: – Папа...

С этими словами он достал из кармана тот самый артефакт, который получил от Песта, и положил его на страницу книги прямо под взгляд графа.

Граф упер взгляд в артефакт, глубоко вздохнул и отложил перо. Взгляд поднялся на Людвига.

– Я собираюсь это закончить! – выпрямив спину и расправив плечи, произнес юноша. – И я...

Юноша сглатывает и набирает полную грудь воздуха. На одном дыхании он произносит:

– Я прошу простить меня за мое упрямство. Я готов принять права и обязанности наследника рода.

Заминка в несколько секунд, и Тигрон произносит:

– Я сегодня же подготовлю все бумаги, и завтра мы нанесем визит во дворец...

– Сначала мне нужно закончить с северными тварями, – твердо отвечает Людвиг.

– Тебе не обязательно это делать. У меня хватит связей, чтобы замять этот...

– Я это закончу, папа, – твердо произносит парень и сжимает кулаки. – Это дело я доведу до конца.

Граф глубоко вздыхает и откидывается в кресле на спинку.

– Ты большой мальчик. В твоем возрасте я уже бился на дуэлях, но я был не один. У меня был младший брат. В случае моей смерти у рода все равно остался бы наследник.

Пожевав губами, Тигрон добавил:

– Ты мне должен пообещать, что в случае серьезной опасности ты отступишь.

– Я не... – открыл было рот Людвиг, но граф не дал ему договорить.

– Отступишь, чтобы закончить дело по-другому или напасть в более удачное время, – Людвиг закрыл рот и коротко кивнул. – Хорошо, что ты понял, о чем я. Когда ты отправляешься?

– Сейчас, – коротко отвечает юноша.

– Ты прилетел сюда, чтобы извиниться?

– Не только. Мне нужен твой совет, – парень прячет взгляд, краснеет, словно стесняясь или стыдясь чего-то. – Когда закончится война с рыргами... Я подумал и решил, что... Нет смысла дальше учиться на боевом факультете, но других пристрастий или... увлечений у меня нет. Может, ты подскажешь, какой факультет был бы полезен нашей... семье.

Сначала граф нахмурился, но когда до него дошла суть вопроса Людвига, лицо озарила счастливая улыбка.

– Мы обсудим это вдвоем, мой мальчик, когда ты вернешься. Обещай мне, что ты не будешь делать безрассудных поступков!

– Обещаю, папа, – юный маг воздуха подошел к отцу и преклонил колено. Отец положил руку на голову сыну и, вздохнув, произнес:

– Ступай...

Людвиг встал, кивнул и вышел из комнаты, а уже через несколько секунд во дворе взметнулась пыль, сигнализируя об отлете наследника.

Граф мельком взглянул на поднявшуюся пыль и пробормотал себе под нос:

– Надо двор камнем замостить... 

*** 

Вдали виднелись стены города Вивек. Людвиг не смог улететь далеко. Как только он набрал скорость, стала понятна главная проблема многодневного перелета. С грузом лететь было очень сложно. При наборе скорости вес сумки становился просто чудовищным, к тому же летящего мага постоянно уводило в сторону.

Проведя несколько пробных полетов, Людвиг экспериментальным путем понял, что это именно тяжелая сумка тянет в сторону. Решение было кардинальным. Содержимое мешка было высыпано прямо на землю. Парень начал делить вещи на две неравные кучи.

В кучу "нужных и важных вещей" были отправлены съестные припасы на пять дней, один легкий котелок из особого сплава, нож, ложка и несколько емких пустых накопителей.

В кучу ненужных вещей отправилась металлическая кружка, запасная одежда, несколько склянок с микстурами, несколько громоздких боевых артефактов, теплый спальник и карта.

– Так... центр тяжести... – начал припоминать Людвиг указания из книги, вертя в руках немного похудевший мешок. В голову пришла мысль сделать два мешка, а не один, чтобы и на спине, и на груди висел примерно одинаковый груз.

Завязав горловину мешка, парень перекинул его через плечо и попробовал взлететь еще раз. Второй раз получился лучше. При наборе большой скорости в сторону не уводило, да и вещи не так давили на плечи. Оценив эффект от последних решений, воздушник поменял направление на север и начал набирать скорость и высоту. 

*** 

Маленький дух, в образе старичка с бородой и в соломенной шляпе, сидел на плече Песта и довольно улыбался. Вид, открывающийся с плеча парня, вызывал если не трепет, то гордость точно.

Колосья гнуло к земле под тяжестью собственного веса, но до земли еще, конечно, было далеко.

– Такой вот урожай! – довольно начал рассказывать Лукаша. – Покумекали мы, да и решили сильно семя силой не накачивать. В прошлый раз уж больно крупный колос был, едва успели убрать. А нынче, вона, и рук лишних не будет, да и урожай будем убирать позже.

– Все поля такие? – поинтересовался парень.

– Не все, – мотнул головой Лукаша. – Там, где греча сеяна, аккуратно с семенем работали. Хлеб – оно понятно, ужо и силой накачивали, сеяли и смотрели, как оно вышло. А с гречей первый раз... Ртов нынче будет много, потому мы все закутки, овраги и поляны перепахали и засеяли.

Пест кивнул и, не отрывая взгляда от желтого моря колосьев, спросил:

– Лесной хозяин что говорит?

– Лесной хозяин силу скребет по сусекам. Малышня каждые три дня с накопителями по местам силы носится, – Пест от таких слов Лукаши нахмурился, но спросить ничего не успел. – Ты не думай, хозяин Лесной силу для дела собирает. Нынче ягоду да гриб обещает. Говорит, грибницы в этом году и так должны много дать, а уж если Ветра хозяин слово сдержит и дождя по ночам нагонять будет – быть сбору с леса добрым.

– Пришлых не было?

– Как не быть? Были... – Лукаша вздохнул, снял шляпу и начал рассказывать. – В прошлый год, как с торжища вертались, за нашими мужиками лихие увязались. Хозяин Лесной предупредить успел. Тогда мужики телеги бросили, лошадей под уздцы – и лесом ушли. Шутка ли, на 4 золотых сторговали! А потом всю зиму в лес наш ходили, все дорогу в село наше выведать пытались. Тогда хозяин Лесной на пришлых шатуна вывел, а в следующий раз волков семью, ну и тропу их в болота завел.

– Унялись?

– Унялись, – кивает Лукаша. – После волков всего один раз приходили, весной, как снег сошел. Тогда уже мужики и отроки за луки да пращи взялись, чтобы неповадно было. Хозяин на них лихих вывел, а уж стрела – дура, но коли в грудь воткнется... Побежали лихие, одним словом. Больше в землях наших их не видали. Теперь думу думаем, как нам на торжище в этом году идти.

– Не будет в этом оду торжища, – вздохнув, произнес Пест. – На севере война идет, и ежели по плану все будет, на севере лютая буря закрутится. А с той бури и град прийти может, и другая напасть. Пока спокойно все, собирать народ из пришлых надо, от отрока до старца. Всех, кто серп в руках держать может. Урожай убрать надо до того, как буря случится.

– До того сильная буря будет? – посмурнел хозяин Полей.

– Страшная буря будет, – кивает Пест. – И буря та не от природы аль погоды. Мажеская та буря будет, и силы в той буре будет столько, что небесные духи со всей Гвинеи полетят на нее. Наш хозяин Ветра там же будет, к гадалке не ходи...

Лицо духа совсем помрачнело. Он сполз с плеча Песта, цепляясь ручками за его рубаху, и начал расхаживать из стороны в сторону перед парнем.

– Это что ж выходит? Надо прямо сейчас урожай убирать? – дух начал нервно теребить края шляпы. – И по соседям вестовых рассылать? А когда буря будет?

Пест неопределенно пожал плечами.

– Но точно будет? – кивок молодого ведуна. – Знать бы, когда. Через день, два, али седмицу…

– Вчера, Лукаша... – хмыкнув, произносит Пест. Он разворачивается и идет в сторону села. – Считай, что вчера началась... 

*** 

Пест подходил к землянке и уже издалека наблюдал дым, поднимающийся из трубы старой печки. Если быть точнее – не сам дым, а тепловой след, который получалось видеть внутренним взором издалека.

– Никак ведьма в доме ведуна хозяйничает, – пробормотал молодой ведун, протягивая руку к ручке двери.

Как только юноша открыл дверь, на него пахнуло духом приготовленной еды с легкой примесью дыма, запахом протопленной печи и ароматом высушенных трав, которые были подвешены к потолочным балкам.

Парень, не ожидавший такой встречи, замер на пороге и несколько секунд стоял, не шевелясь.

– Не стой на пороге! – слышится голос Кара’кан. На секунду, на одно мгновение показалось, что голос степнячки очень похож на голос старой ведьмы.

– Аккилурой пахнет... – произносит Пест и входит в дом.

– Ты про хозяйку старую? – переспрашивает девушка.

– Ага, тоже ведьма была...

– А что с ней стало? Тьма прибрала?

– Нет, – Пест сел за стол и начал гладить старую отполированную столешницу рукой. Пальцы провели по глубоким царапинам, которые были так похожи на следы от когтей. – На ней клятва была. На этом свете жить, пока себе замену не найдет, чтобы в селе свой ведун был. А каждое прожитое колено к ней смерть захаживала. Забирать не забирала, но корежило и гнуло ее так, что каждый раз находили ее и про себя бормотали, мол, страшнее некуда. А она жила... Когда я на учебу ушел, она за мою судьбу выведать пыталась, и за то смерть звала...

– Убила кого?

– Нет, на свою смерть торг вела. За мою судьбу узнала, старосте успела рассказать и померла. Прямо за этим столом, – руки юноши продолжили гладить стол, словно это не просто стол, а что-то особенное.

– Видать, дорога тебе была та ведьма... – задумчиво произносит Кара’кан и берет ухват, чтобы достать из печи горшок.

– А как же не дорога? Она ведь меня учила. Не по учебнику, хотя и книги были. Она меня нюхать все учила да душой смотреть. Силой своей пользоваться учила, с духами торг вести, – Пест хмыкнул и грустно улыбнулся. – Считай, вторая мать...

Кара’кан ничего больше не спрашивала. Девушка ставит перед парнем горшок с парящей ароматной кашей и садится рядом. Взгляд её прикован к ведуну, который совсем перестал снимать повязку с перечеркнутыми кругами на месте глаз. Вот рука берет ложку, черпает наваристую кашу, и...

Пест съел три ложки очень горячей каши. И ни словом, ни выражением лица не показал свое неудовольствие. Кара’кан устало вздохнула.

– Ты вкус еды не чувствуешь... – тихо произносит девушка. Пест кивает. – И то, что кашу ешь горячую, тоже не чувствуешь?

Снова кивок. Кара’кан всхлипывает и обреченно добавляет:

– И плакать ты тоже уже не сможешь... Я перца красного в ту кашу наложила три горсти, все, что из города привезла, я соли туда горсть навалила... А тебе хоть бы хны… "Чертово сердце"...

В этот момент послышался треск. Звук исходил от стены. Бревна стен странно выгнулись, словно их что-то выдавливало, но затем вернулись в прежнее положение. Через несколько секунд на поверхности одного из бревен начали происходить странные вещи. Под поверхностью бревна словно кто-то водил руками, словно с той стороны бревна кто-то есть, а бревно и не бревно вовсе, а так, полотна кусок. Не прошло и минуты, как незнакомец прислонился лицом к бревну и начал говорить.

– Пест Средний! Ты меня слышишь? – звуки доносились, будто через вату. – Я, Ратмир Бессмертный, твой учитель, приказываю тебе явиться для получения нового задания! Если ты меня услышал, дай мне знать. В течение трех дней... Черт...

Лицо корчится несколько минут, словно что-то пытается сделать, но в итоге исчезает со словами:

– Чертова защита...

Бревно выпрямляется, стена вновь ровная, словно и не было тут попытки проникновения одного из сильнейших универсалов Гвинеи.

– Три дня... – со вздохом произносит Пест и откладывает ложку в сторону.

Девушка встает, отворачивается и вытирает слезы. Она начинает копошиться в печи и строгим тоном отдает наказ ведуну.

– За три дня надо тебе закончить то, что без тебя не сделается. Долго ли, коротко ты в услужении у Ратмира будешь – то отдельный разговор. А мужики без дела сидеть не должны.

Пест встает со скамьи и подходит к Кара’кан. Руки скользят по пояснице, талии и обнимают девушку. Губы шепчут на ухо:

– Я хоть глазами не вижу, вкуса еды не чую и плакать не умею, но душою тебя люблю. Мне для того сердца не надо... 

*** 

Староста держал в руках два свертка с едой. Один для хозяина Теней, а второй Песту в дорогу. Взгляд тревожно перескакивал с Песта на Кара’кан.

– Я сюда шмат янтаря черного вставила. На нем ворожба дальнего пригляда. Цветом не увидишь, но смотреть будешь как глазом настоящим. Духа в посох не селила, то ты уж сам выбрать должен... – ведьма вложила в руку молодого ведуна кривую отшлифованную палку из красного дерева, длиной чуть выше самого парня. На вершине этой палки, утопленный в дерево, торчал темно-коричневый камень.

– Не нужна мне клюка! Я душой все вижу... – попытался возразить Пест, но ведьма постучала пальцем ему по лбу со словами:

– Сегодня два раза лбом об землю стучался! Мало? Не видишь камень под ногами душой – ходи с клюкой! Ты духов всех видишь, как в яви, потому человека от духа не отличаешь! Того и гляди, за убогого принимать начнут... Люд-то местный понимает, а ежели не свои? – ведьма вновь вложила в руку ведуна палку и с нажимом произнесла: – И духа в клюку ищи!

Пест досадливо вздохнул, но препираться больше не стал. В этот момент ведьма взглянула на старосту и кивнула головой.

– Пестушка, мы тут собрали тебе кое-чего... – староста протянул два свертка.

Пест взял сверток с медовым хлебом, а на сверток с обычной едой внимания не обратил. Вместо этого парень спросил:

– По запаху чую, хлеб медовый. А мне в дорогу ничего не собрали?

Ведьма и староста переглянулись. Девушка берет сверток из рук старосты и вкладывает его в руку ведуна.

– Медовый хлеб силой сдобрен, вот и видит его, а обычную еду...

Староста кивнул, а Пест поднялся на ноги.

– Пойду, чего тянуть? – произносит парень и взвешивает клюку в руке. – Тяжеловата...

– Ничего, привыкнешь, – хмыкает Кара’кан.

Пест с обреченностью вздыхает и слегка подпрыгивает на месте, тут же проваливаясь в собственную тень. 

*** 

Пест вышел в углу комнаты Ратмира. Хозяин покоев без единого окна и двери словно ждал его.

Ратмир был хмур, на лице красовались рубцы от ран, а единственный глаз был с пятнами крови от лопнувших сосудов. Взгляд не предвещал ничего хорошего.

– Кто делал защиту? – первое, что спросил Ратмир, как только Пест вошел в комнату.

– Я так разумею, что ведьма, учительница моя, – растерянно произнес Пест, как только до него дошло, откуда шел голос учителя. В комнате было очень много магии, и внутренний взор "душой" работать не хотел.

– Как она это сделала – знаешь?

– Откуда? Землянка та построена, когда меня еще на свете не было.

Ратмир несколько секунд сверлил Песта взглядом, а затем спросил:

– Что за палка в руках, и почему в повязке?

Вместо ответа Пест снял повязку, обнажая пустые глазницы, и активировал заклинание отдаленного взора.

– Я люд с поля тенями увел. Много люда увел, и хозяин Теней шибко на меня обиделся. Пришлось право глазами смотреть отдать.

– И? Ты не мог себе вырастить глаза?

– Я не глазами ему платил, я право ими смотреть отдал, – поправил Пест.

Ратмир нахмурился и внимательно посмотрел на Песта и его клюку.

– Палка с отдаленным взором? – в ответ молчаливый кивок. – Все у вас, знахарей сельских, не как у людей. Какое право? Зачем?

Ратмир встал из-за стола и подошел к графину, стоящему у стены. Налив себе бокал, учитель произнес:

– Тебя тоже впору инвалидом называть... Эх... Значит так. Первое. Попробуй узнать, как была сделана защита и на каких принципах она работает, – Ратмир погладил шрамы на лице и дернул щекой, что-то вспомнив. – Защита, конечно, против грубой силы не устоит, но для середнячка самое то. Очень уж болезненна и неприятна. Как защита от дурака – идеал.

Второе. Благодаря тому, что ты успел всех увести с того поля, мы сумели сломить тварей. Они развернулись и начали отступать, а после нескольких наших удачных атак и вовсе побежали. Мы гнали их до побережья и скинули в море, те, кто умудрились забраться на корабли – тоже далеко не уплыли.

– Победа? – удивленно спросил Пест.

– Да, но сколько нами пролито крови за победу в очередном сражении! Планы по поводу Северных островов остались прежними, – Ратмир отхлебнул розовую жидкость из бокала, то ли обычный компот, то ли разбавленное вино, и процитировал самого Песта: "Нет островов – нет проблем!"

– Но... Людвиг... – попытался вставить свое слово молодой ведун, но Ратмир по своему обыкновению слушать парня не спешил.

– Три дня назад мы узнали, что он отправился на север, в сторону островов рыргов. Согласно нашим расчетам и его скорости, он должен прибыть на побережье сегодня днем или вечером. Ты помнишь, о чем мы уговорились?

– Да, я...

– Вот документы, – Ратмир положил перед Пестом кожаную папку. Расстегнув ее ремешки, учитель явил первую страницу из гербовой бумаги с витиеватой подписью и печатью Государя славного государства Гвинеи. – Они полежат тут. От тебя требуется только одно – вернуть Людвига обратно после активации артефакта живым.

– А как же род?

– Людвиг извинился перед отцом, и сейчас счастливый папаша носится в столице по всем инстанциям, оформляет официальное наследование, – заметив растерянное лицо Песта, учитель хмыкнул и добавил. – Не имеет значения, как и почему, уговор был о возвращении мальчишки в род. Только от идеи уничтожить все живое на островах он не отказался. Сейчас мы уже налаживаем поисковое заклинание, чтобы потом перебросить тебя туда.

Ратмир умолк, что-то обдумывая. Тишину прервал вопрос Песта:

– Почему я? Вы же можете сами его...

– Мне запретили, – коротко обрубил учитель.

– Значит, вы хотели сами туда отправиться? – хмыкает Пест и подходит к Ратмиру. Он нагибает голову в сторону, словно увидел что-то интересное. – Зачем? Вы начали искать силу, способную вас убить?

– Скажем так. Я решил удостовериться, что такая сила вообще существует, – буркнул Ратмир, маг, которого за глаза называли Инвалид, а официально окрестили Бессмертным. Вместо дальнейших оправданий учитель попытался сменить тему. – Для более точной настройки поисковой пентаграммы нам будет необходима вещь Людвига, по которой мы сможем его найти.

– У меня маяк есть, – пожал плечами Пест и снял маленький мешочек с шеи. В мешочке оказалась половина медной монеты, из которой Людвиг сам когда-то сделал самый простой артефакт-маяк. Молодой ведун сжимает половину монеты в кулак, и его брови мгновенно ползут вверх.

– Это очень хорошо, нам меньше работы будет... – начинает бормотать Ратмир, поднимаясь из-за стола. Его взгляд падает на бледного Песта, сжимающего в кулаке артефакт-маяк. – Что с ним?

– Сердце как загнанное бьется, из артефакта тьмой смердит... – пробормотал мальчишка и резко вскочил на ноги.

– Стоять! – тут же скомандовал Ратмир.

– Бьется, носом чую, с тварями бьется! – пробормотал Пест, и хотел было рвануть в угол, к тени, но его остановил командный окрик Ратмира:

– Пест Средний! Приказ – стоять! – парень всего на секунду остановился и обернулся. Вместо выволочки или ругани Ратмир очень быстро протараторил. – Артефакт на остров не тащите. Этот артефакт создает бурю, а у любой бури есть центр, вокруг которого она и вращается. Центр этот называют «глаз бури». В нем всегда будет штиль. Чтобы артефакт сработал как надо, его необходимо активировать или на нашем берегу, или гораздо севернее островов. Севернее не получится, колдуны тварей вас попросту не пропустят. Слушай приказ! Активировать артефакт на нашем берегу! На острова не лезть!

– Но тогда ведь буря и на наших землях... – сглотнув, начал бормотать Пест.

– Когда же ты научишься слышать приказы? – устало хмыкнул Ратмир и бросил в сторону мальчишки небольшой мешочек с накопителями. – Верни Людвига! На острова соваться запрещаю! Выполнять!

Пест молча кивнул и сделал несколько шагов в сторону. 

*** 

– Т... Тварь... – сквозь зубы произносит Людвиг. На каменной скале, возвышающейся над северным берегом, сошлись в схватке сильнейший маг воздуха и колдун рыргов. Часть скалы уже превратилась в каменное крошево.

На юноше была рваная "летная" форма, левый рукав отсутствовал, а рука усохла: кожа морщилась, мышцы словно сдулись так, что можно спокойно разглядеть все выступы и неровности костей.

Шаман тоже красовался рваным халатом из небольших шкурок, перьев и незнакомого меха. Только все это было перепачкано черной кровью, текшей в рыргах. Крупных ран не было, кровь текла из множества мелких рассечений каменной крошкой, и это создавало впечатление, что кровь текла отовсюду сразу и ниоткуда конкретно.

Людвиг бил колдуна "слабыми" по меркам юноши заклинаниями уже несколько часов. Тот нехотя отбивался и все отступал назад, изредка пытаясь дать сдачи настырному молодому магу. По длинным клыкам и глубоким морщинам на лице рырга было понятно, что это старый, опытный колдун.

Мысль о том, что с ним играют, пришла Людвигу только тогда, когда он загнал колдуна рыргов на скалу, и тому некуда стало отступать. Заклинание воздушного лезвия, еще одно и еще... Все заклинания словно растворяются в защите рырга.

Противник спокоен, выдержан и скуп на растраты силы. Внимательный взгляд следит за каждым движением Людвига.

Когда мысль переросла в уверенность, молодой маг прекратил атаковать колдуна и стал внимательно наблюдать за рыргом.

– Последний... буря... догадался... – прорычал рырг, внимательно следя за юношей. – Ждать...

Парень постарался не выдать своего удивления, впервые услышав, что рырги умели говорить на Гвинейском, пусть и исковерканном.

– Чего ждать, тварь? – процедил сквозь зубы Людвиг.

– Его ждать! – оскалился рырг и указал пальцем за спину Людвига.

Молодой парень облизал губы и мельком взглянул назад. За спиной оказался Пест с повязкой на глазах и кривой палкой в руках.

Ведун аккуратно подходил к Людвигу мелкими шагами, не забывая прощупывать перед собой землю.

– Рырг говорить... вы слушать... – прорычал рырг и выдернул из-за пояса кинжал. – Рырг долго охотиться на человек. Мы хотеть есть, мы съесть всю рыбу на северном берегу, мы отдавать морю дитя, потому что нет еда. Дитя умереть голодным.

Старый колдун поднял руку с кинжалом и провел себе по лбу. Из раны потекла черная кровь. Капли текли по лбу, бровям и переносице, постепенно заливая глаза. Вокруг колдуна начала сгущаться тьма.

– Мы есть рырг-брат и рырг-мать, мы есть рырг-дитя, чтобы выжить. А твой господин делать корону из кости Муума, нашего большого голоса. Человек отобрать наша земля, человек отобрать наш лес, человек рырг гнать, травить и убивать. Ни один человек не говорить зачем. Никто не сказать, что человек надо. Человек только убивать.

Колдун глубоко вдохнул кривым сморщенным носом и сплюнул на землю черную кровь. Из колдуна начала течь кровь. Пест встал между колдуном и Людвигом. Внутренний взор затмило тьмой так сильно, что даже контур колдуна терялся в потоках темной энергии.

– Моя кровь залить мой глаз. Тьма моей души залить твоя судьба... – после этих слов колдун с размаху всадил кинжал в свою грудь и завалился на спину. Вокруг его тела поднялся черный вихрь. Голос старого колдуна начал эхом разноситься по окрестностям. – Последний буря... будь ты проклят... я прокляну тебя всем родом рырга... я последний слышать тьму... я тебя проклятье... каждый луна ты будешь хоронить наш дитя... каждый луна ты есть свой дитя вместе с нами... когда ты умрешь – с нами будет есть своих детей твой старший сын...

Тело рырга выгнуло, и во все стороны ударила тьма, но не конкретным заклинанием, а вязкой, липкой волной сырой силы. Послышался то ли кашель, то ли каркающий смех рырга.

– Ключ! Назови ключ проклятья! – выкрикнул Пест, когда понял, что делает старый колдун.

– Ключ? Человек всегда звать рырг темной тварью... Ключом проклятья будет слово... слово вашего самого большого голоса. Когда он скажет "Рырг не темная тварь. Темная тварь – это человек"... – речь оборвалась глубоким утробным кашлем, который так и не закончился, пока последний поток тьмы не исчез, унесенный ветром.

Тьма схлынула так же резко, как появилась. Перед Пестом лежал мертвый последний колдун Северных островов. То, что он последний, было какой-то странной уверенностью. От силы тьмы накатывала тошнота, начало немного покачивать.

Обернувшись, Пест обнаружил Людвига, но силуэт его окутывала странная черная дымка.

– Ты как? – хмурясь, задал вопрос молодой ведун и сделал шаг к парню.

– Нормально... – буркнул в ответ воздушник и тут же упал на колени. Несколько раз содрогнувшись, он вывалил все содержимое желудка на землю.

– Уходить надо! Доставай артефакт. Активируем и уходим, – сглатывая, произносит Пест. Ком в горле подпирает так, что, кажется, его тоже сейчас вывернет наизнанку.

– До островов... – выдавливает Людвиг, пытаясь встать с колен. После недолгих усилий юноша все же поднимается на ноги.

– Нет, нельзя активировать артефакт там. Это надо сделать здесь...

Людвиг дрожащими руками достает артефакт и выдергивает из него металлический стержень, который крепил шар к цепочке. Секунда, вторая, и ничего не происходит, но вдруг стеклянный шар резко вспыхивает ярким белым светом.

– Положи его! Уходим! – кричит Пест, но Людвиг не кладет его, а просто-напросто роняет на землю. Еще одна вспышка артефакта, и Людвиг падает на землю рядом с артефактом.

Пест делает несколько шагов к воздушнику, хватает его за одежду и пытается тащить. Шаг, второй, и тут еще одна вспышка артефакта. Свет настолько сильный, что обжигает кожу.

Ведун с кряхтением поднимает обмякшего Людвига с земли и, стиснув зубы, закидывает себе на плечо.

– Еще чуть-чуть, – вырывается сквозь зубы парня. Изо всех сил стараясь не упасть, Пест подпрыгивает на месте, подошвы отрываются от земли и приземляются уже во владениях хозяина Теней. 

*** 

Темнота неохотно отступает. Ее заменяет серая дымка. Вокруг начинают появляться контуры предметов, затем текстуры, а уж потом и бледные цвета.

Веки пытаются открыться, но не выходит. Рука тянется к глазам, пытаясь снять повязку с глаз, но ее нет. Вместо глаз пустые провалы. Внутреннему взору предстает Кара’кан и смутно знакомая дворовая девчонка. Девчонка с тревогой смотрит на Песта и спрашивает, обращаясь к Кара’кан:

– А почему у Песта глаз нет?

Ведьма бросает хмурый взгляд на девочку и неохотно отвечает:

– В уплату отдал, за дорогу для люда пришлого.

– А он разве новые вырастить не может? Он ведь...

– Не сами глаза он отдал, а право видеть глазами своими.

– А как же он теперь? Убогим будет?

– Кто-то без глаз убогим будет, а Пест душой глядеть умеет.

Кара’кан заметила, что тот начал дышать по-другому, шевелится и уже не спит. Ведьма преображается. Сквозь зубы она произносит девочке:

– Старосту зови, проснулся ведун, – девочка спешно уносится из дома, а Кара’кан обращается к парню.

– Много на себя берешь, ведун.

Руки ее сложены в замок на груди, а из глаз того и гляди посыплются искры.

Пест протягивает руку к девушке, но та делает вид, что не замечает ее.

– А я твою клюку потерял... Слышишь?... Ты про кровь мою… – начал было парень, но запнулся и спросил по-другому. – У тебя в утробе дитя?

Ведьма делает вид, что не собирается отвечать, но после нескольких секунд мельком кидает взгляд на Песта и коротко кивает.

– Этого не может быть. Это рок. Мое семя...

– Твое семя – твой рок. Моя утроба – мое проклятье, – бормочет ведьма. – Роковое семя в проклятой утробе. Не думал, не гадал, что проклятье проклятьем уймет?

– Ты знала изначально? – поймав взгляд девушки, спросил парень.

– Знала.

– А удел дитяти знаешь?

– Знаю.

Пест выжидающе уставился на Кара'кан, но та не спешила что-либо объяснять. Она поднялась, взяла со стола кружку отвара и сунула в руки юноши.

– Не будет за дитем ни силы, ни права ведовского. Тьма над ним не властна, и свет ему не указ, – ведьма подождала, пока Пест выпьет отвар, и произнесла с усмешкой. – Не будет он слугой ни одной силы. Справно жить будет... Счастливо... За нас обоих, за все, что мы не пожили...

Пест сел на лавке, где лежал, и грустно улыбнулся, пробормотав себе под нос:

– Хоть кто-то счастлив будет, – парень принялся разминать ноги. – А ты? Выходит, ты только из-за него меня искала?

Парень пытается встать на ноги, но они подкашиваются.

– Поясницу защемило? – спрашивает Кара'кан и подходит к Песту. Обняв его за грудь, она с трудом отрывает его от земли. Слышится хруст и тихий стон ведуна.

Парень не отпускает Кара'кан и тихо спрашивает:

– Теперь уйдёшь?

– Куда я от тебя уйду? – бурчит девушка, с обидой добавляет. – Ежели себя сам не угробишь, внуков еще повидаем...

Пест со всей силы прижимает к себе ведьму и пытается поцеловать. Кара’кан сопротивляется и хмуро буркает:

– Нашел время! У тебя вон благородный как обухом стукнутый второй день...

– Людвиг? – с тревогой спрашивает Пест и начинает оглядываться. Внутренний взор указывает, что в дальнем углу на стуле кто-то сидит. Ведун отпускает ведьму и, прихрамывая, подходит в угол.

В углу обнаруживается Людвиг. Сидит он ровно, лицо без эмоций, словно истукан, а взгляд уперт в пол. Кажется, что парень не моргает и не дышит.

Помахав перед его глазами рукой, Пест добился лишь поднятого от пола взгляда. Людвиг глядел на друга пустыми глазами. Словно душу из парня вынули.

– Ты слышал, что сказал тот колдун? – спросил ведун, присев перед воздушником на колени и стараясь поравняться с ним лицом.

– Нет, – тихо ответил Людвиг. – Я видел ночью.

Молодой маг воздуха шумно сглотнул, сфокусировал взгляд на Песте и начал говорить:

– Когда Гвинеи и в помине не было, на землях этих жили рырги. Жили от самых льдов до песков пустыни на юге. Не знали они, что такое война, что такое убийство, предательство, обман... У них слов для этого не было. Жили кочевьями, городов не строили. Ездили между стоянками, когда уезжали со стоянки – для других ее готовили.

Жили с природой бок о бок, и ни в чем нужды не знали. Детей рожали вровень по старикам помершим, лишнего с охоты не брали...

А потом в те земли пришел первый Государь, Анон. Поначалу в мире с рыргами жили, но разумными их не считали. При втором Государе тесно стало, и рыргов теснить на север стали. Сначала просто просили уйти, потом палками гнали, потом кто-то их травить придумал, но лучше всего получилось их убивать голодом. Нечисть по охотничьим угодьям пускали, живность вся и уходила. Даже белки, и те шарахались.

Поначалу рырги лесным духам кланялись, и те их силой своей прикрывали, но когда была создана первая Академия магии Гвинеи – лесных духов начали ловить. Одного удалось заключить в артефакт, остальных перебить. Люди думали, что их всех уничтожили...

А потом, когда прятаться стало негде, последние северные племена ушли на острова. Еды на северных островах нет, выращивать что-либо негде. Одни камни. Рырги тихо и медленно вымирали как народ. Сначала доели все, что было. Потом начали есть друг друга... Именно тогда последние шаманы рыргов поклонились тьме, и тьма их приняла. Они приезжали с островов на континент, чтобы пополнить запасы пищи. Человек для них – еда. Они просто хотели есть.

Людвиг умолк, а Пест только горько усмехнулся.

– И это сделали мы, люди, – криво улыбнулся ведун. – Темные твари – это мы…

– Я детей не убивал, я врагов своих не жрал как зверь, – попытался возразить Людвиг. – Я, как рырги, тварью никогда не стану!

– Не станешь, – кивает Пест. – Рыргам до нас еще далеко.

– Ты сейчас на что намекаешь?

– А ты не разумеешь? Ты посмотри на нас, людей. Мы же ровно жить не умеем, мы по потребностям никогда не жили. То нам шкуру подавай не заячью, а медвежью, то нам поле подавай не одно, для прокорма, а сразу десяток… А вот у того соседа коровы толще, трава зеленее, поля с хлебом сытнее. Вот и топоры берут, лихо думают. Редко из зависти, чаще все же с голодухи лихое дело делают.

– К чему ты это все говоришь? – хмурясь спросил Людвиг.

– А ты не разумеешь? – Пест наклонился к самому уху воздушника и зашептал громким шепотом. – Это мы, люди, придумали предательство, это мы придумали ложь, это мы придумали кражу и убийство. У тех же рыргов слов таких не было. Не знали они, что такое замок, что такое обман, не было у них слова наказание, не было и гордыни.

– А ты откуда знаешь, что не было?

– Не тебя одного прокляли, – резко отвечает Пест.

Людвиг молча отвел глаза, словно что-то совсем обычное вдруг стало самым стыдным на свете, а Пест продолжал шептать:

– Убивать разумных тоже научили мы, мы научили их вырезать селения, мы научили их слову «голод». Они даже произносят его почти так же, как мы.

– Нет… это не так! – Людвиг встает, опираясь рукой о стену, и пытается куда-то идти. – Я не ел детей, это…

– Ты скажи, цыплят в каше отваренных никогда не ел? – усмехнулся молодой ведун.

– Не передергивай! Я видел! Видел, как они и мать, и дитя из утробы жрали! – взревел до хрипа воздушник.

– А ты, когда осетрину ножом вспарываешь и икру в миску вываливаешь, о чем думаешь? – с горькой усмешкой произносит Пест. – Ты бы о той икре задумался, только если бы та осетрина на Гвинейском говорить начала…

– Нет, не так! Мы же… – промямлил Людвиг, но Пест его не слушал. Он продолжал говорить:

– Ну, а когда голодно тебе, что ты делаешь? Ты другого зверя бьешь, оленя, волка, медведя, без разницы. Или вот, хлеб растишь. Ты же на поле его растишь? А поле надо расчистить, лес весь порубить. Зверье без дома и прокорма остается. Оно же с того леса кормится! Или из воды рыбу удишь, или птицу какую отлавливаешь, кормишь, чтобы подросла она. А потом один черт снова ее убиваешь. Ну? Чего ты нос воротишь? Кто тварь темная из нас?

Пест поднялся и повернул за плечо осунувшегося Людвига.

– Ты мне в душу посмотри и скажи, что человек не темная тварь! Ну? Что не мы под себя все ломаем и переделываем, как саранча везде пролезая и выживая? Молчишь? Тогда проклятье свое прими и неси по жизни как положено. Рырги слабее оказались, и ни тьма, ни свет им помочь не смогли. А смогли бы – это мы бы на островах жили и детей рырговских да баб жрали, за обе щеки уплетая…

– Нет! Нет! Лучше сдохну с голоду, чем так жрать! – вновь взревел Людвиг и резко обернулся. – Нельзя как зверь жить… нельзя! Голод не дает права…

– А ты не голодал всю жизнь! Ты хоть раз поголодай так, чтобы на ногах стоять мочи не было, ты детей своих, голодом уморенных, схорони, а потом говори! – возмутился Пест и гневно добавил. – Вы, благородные, горазды нос от гнилого яблока воротить. Гниль есть – лучше с голоду сдохнуть? А что вы про голод тот знаете? По-твоему, рырги просто так с собою люд и скот уводили? И овес конский они с собой тащили не от жадности, а чтобы детей своих вырастить, чтобы с голодухи те не подохли. А пленные им нужны были только как скот на мясо. На севере скота, почитай, и не держат, а что держат – то либо конь, либо овца в меху. Вот и уводили с собой люд, кони-то от рыргов шарахаются, а с овцы проку толком нет. Шерстью сыт не будешь...

Пест постарался выпрямиться. Он вытянул руку с указательным пальцем в сторону Людвига и утробным, хриплым голосом произнес:

– Ты думаешь, что детей не убивал? Мы с тобой обратно к северному морю пойдем и за то на островах посмотрим. Сколько душ твой артефакт сгубил, сколько там детей рырговских, сколько стариков и баб с утробой полной. Я каждого считать буду и под нос тебе суну! Жрать не заставлю, но каждого считать буду! – Пест развернулся в сторону выхода и, прихрамывая, начал шоркать ногами. У самой двери он произнес не оборачиваясь:

– Месть тоже люди придумали. Ни один волк в лесу не будет медведя выслеживать, потому что тот из его стаи волка задрал. Ни один еж не станет лиса, брата сожравшего, по лесам выслеживать и убить пытаться. Ежи лис не едят. Волк на медведя в драку без голодухи не полезет.

Людвиг поджал губы и промолчал, а Пест вышел прочь из избы. Как только он вышел, на него чуть не налетел спешащий староста. Он сходу начал ощупывать Песта, но, заметив провалы вместо глаз, горько вздохнул:

– Значит, насовсем без глаз остался?

– Насовсем, старшой, – кивнул ведун и устало облокотился на стену землянки. Ноги потряхивало от усталости, и они начали потихоньку подгибаться. – Народ накормили? Угол каждому нашелся?

– Нашелся, все сыты. Мужики и отроки пришлые рука об руку дела делают, – староста взволнованно смотрел на Песта, который оседал на чурбак, стоявший у стены. – Ты того, мож, позвать кого?

Ведун в ответ только мотнул головой, а староста опасливо спросил:

– Пестушка, а тварей северных извели? Вышло у вас?

– Вышло, старшой... вышло... нет больше тварей северных, остались только южные, – парень сел на чурбак и прислонился к стене спиной. Глубокий вдох и усталый хриплый голос. – Ты, старшой, думу думай, как еще четыре сотни люду разместить. Сможем по соседям расселить?

– Не сможем. Все, кто с топором да руками прямыми, у нас избы рубят, а у соседей избы рубить некому. Если и смогут взять, то по два десятка душ. Не больше. Селить некуда. Посему первую зиму все вместе будем зимовать, – староста уселся на землю рядом с Пестом и начал рассказывать все, о чем удалось договориться с соседями. – Воржские рыбаки обещали рыбу в зиму начать возить. Как Ворж встанет, так они и пойдут. Отроки ужо и сани готовят, и снегоступы. Обещают раз в две седмицы с рыбой ход делать. Тут тебе надо с Речным хозяином говорить, чтобы с уловом подсобил.

Короткий взгляд на Песта, кивок, и староста начинает рассказывать дальше.

– У Дорожичей на полях хворь пошла. Сразу на двух полях колос черной плесенью покрылся. Они вроде сразу колос тот под корень и в огонь, там всего-то пару охватов, но теперь стерегутся. Мужики ученые каждый день ходят, за хлебом смотрят. Хотели у тебя совета спросить, может, подсобишь им чем?

– Глянем...

– А с инструментом у Дорожичей недостачи не будет. Кузнец их с пришлым кузнецом день и ночь горн топят да куют. Староста Дорожичей уже всех отроков незанятых на болота отрядил за рудой железной. Разошлись мастера те не на шутку. Намедни полтора десятка топоров и пяток колунов за седмицу сковать обещались. А от Куприян мастера пришли с отроком. Наши отроки в рот Куприянам смотрят, дела куприянского науку перенимают, – тут староста хмыкает, словно что-то вспомнил. – У Куприян в ходу пазы, да до того хитрые, что не сразу уразумеешь, что да как, и почему. Ну, отрок ведовской тоже не лыком шит, глядишь, и намотает что на ус, но паз хитрый... Ну, а ежели совсем голодно будет, Куприяны и Дорожичи обещались припасом поделиться.

– Лес ягоду и гриб дает?

– Дает! – кивает староста и, загибая пальцы, начинает перечислять. – Грибов десятый мешок дворовые сушат. Все печи заложили, чердаки все завесили. Бабы галдят, мол, последнюю нить извели. Ягоды 7 кадок больших замочили, но ягода только красная. Черной почти нет. Шуб овчинных Дорожичи сторговали у купца, что к ним ходит. Сторговали все, что есть. Три десятка. Зимою как-нибудь перебьемся...

Староста умолк, что-то припоминая, а в это время начал говорить ведун.

– На севере бушует буря... С той бури к нам град или другая какая напасть прийти может. Ты по селам нашим вестового отправь. Пусть они торг припасом съестным пока не ведут. Иначе боком выйти может. А мы с благородным завтра в путь на север двинем. Надо за собой убрать то, что натворили мы… – голова Песта начинает провисать и заваливаться на грудь. Голос становится все тише и тише. – ... как ворочусь, у Дорожичей поля смотреть с Лукашей будем... Ежели ходок придёт...

Последнюю фразу парень не договорил, попросту заснув сидя. Из дверей тут же появилась ведьма. Она хмуро взглянула на старосту, на Песта, и, разворачиваясь, буркнула:

– Чего расселся? Начесались языками? Тащи его теперь в дом. Снова отварами отпаивать буду... 

*** 

В землянке довольно светло. Рамка, затянутая бычьим пузырем, была вынута и сейчас ютилась под лавкой. Было жарко из-за растопленной печки.

Возле печи суетилась степнячка. Она что-то постоянно бормотала себе под нос и шевелила угли в печи ухватом.

За столом сидел Людвиг. На нем была обычная холщовая рубаха и штаны из мешковины. От былого благородного облика остались только искусно отделанные сапоги.

Юноша прихлебывал козье молоко из кувшина и разглядывал угольно-черные лепешки, которые лежали в миске перед ним. Любопытство распирало, и парень, несмотря на предупреждение Кара'кан, протянул руку, взяв небольшую лепешку.

Вопреки ожиданиям, лепешка не была деревянной и жесткой, а наоборот, очень легкой и мягкой. Людвиг откусил, и чем дольше жевал, тем больше хмурился. Проглотив, парень хмыкнул и произнес:

– Недурно, но очень уж необычно...

Ведьма на секунду отвлеклась, взглянув на него, и чему-то ехидно улыбнулась.

– Слушай, а из чего это сделано, и почему они черные? – поинтересовался воздушник и еще раз откусил, продолжая говорить с набитым ртом. – Я привык, что крепленое вино горькое, мед сладкий, простокваша кислая, а рыба вяленая соленая. А твои лепехи все сразу. И кислое, и горькое, и сладкое... А как проглотишь, они еще и соленые.

– Соленое оно от костной золы, сладкое от патоки, кислое от силы моей темной, – ведьма снова мельком глянула на парня. – А горькое – от помета мышиного.

Услышав последний ингредиент, Людвиг закашлялся и начал бить себя по груди, а затем попытался запить молоком.

– Что ж ты сразу... – сквозь кашель попытался произнести Людвиг.

– А вот нечего чужое снадобье трескать, – буркнула ведьма и вновь начала ворошить угли в печи и шептать заговоры. Посреди углей стояла большая каменная кружка, в которой томился отвар. – Ты с камнем хорошо придумал, давно такого не видала, чтобы камень как глину мяли.

– Трансмутация... – откашлявшись, произнес парень.

– А ежели то не камень будет, а металл какой? Сможешь?

– Без разницы. Металл даже проще будет, у него структура другая, – пожал плечами юноша и вновь отхлебнул молока.

– Ты тогда к старосте сходи. У него дело к тебе должно быть, все одно отвар еще пару часов томить, не меньше, а без отвара я Песта будить не стану.

Молодой воздушник взглянул на специальный лежак, где уже третий день беспробудным сном спит Пест. Людвиг очень беспокоился уже на второй день, но его успокоила Кара'кан, сказав, что это она его держит во сне, чтобы быстрее восстановился его дар.

– Так от меня опять все шарахаться будут, как от призрака.

– А ты не болтай много, молча подойди и покажи, что умеешь, а потом в лоб спроси: "Где помочь могу?" И без этих вот "будьте любезны, не соизволите ли". В городе так не болтал, а тут с чего решил так говорить? Сам ведь из простого люда вышедший.

– Да я сдуру ляпнул, – буркнул парень и встал из-за стола. Он накинул легкую кожаную куртку и собирался уже выйти во двор, но получил наставления в спину:

– Как выйдешь – налево поверни и два десятка шагов сделай. Там камень лежит, чернота с красным намешана. Из него старосте миску сделай.

*** 

Дверь в дом старосты скрипнула, и на пороге показался Людвиг с приличных размеров булыжником в руках.

В доме как раз обедали, вся семья сидела за столом. Сыновья старосты и сам хозяин семейства замерли с поднятыми ложками.

Первым засуетился сам староста. Он поднялся и начал что-то говорить, но Людвиг вскинул руку с раскрытой ладонью, а затем прислонил палец к губам, прося тишины.

Юноша молча подошел к столу и сел с краю, так, чтобы никому не мешать. Булыжник он положил на стол перед собой. Оглядев всех, парень постучал по камню костяшками. После этого он раскрытой, светящейся голубым светом ладонью, нажал на центр булыжника. Рука начала его продавливать, словно и не камень это был, а крупный кусок глины.

Людвиг упражнялся с этим заклинанием уже не первый месяц, и это дало свои результаты. Юноша научился управлять силой заклинания. Там, где была необходима упругость, материал становился тугим, но поддающимся рукам, а там, где надо было создать причудливую форму или сделать поверхность гладкой – камень становился почти текучим.

Но самым неоднозначным приобретением от частого использования этого заклинания стал навык гончарной лепки. Пест, взвешивая в руках очередную каменную кружку, сделанную Людвигом, рассмеялся и сказал: "Такой кружкой и убить можно..."

Когда воздушник зашел в гончарную мастерскую, скорее чтоб самого себя переубедить в глупости этого утверждения, а не в поисках новых приемов и знаний, то впал в прострацию. Один гончарный круг стал для него откровением, а о приемах и мелких хитростях – и говорить не приходилось.

Тогда  Людвиг провел в мастерской гончара три дня. Он платил по 2 серебрушки в день мастеру за то, чтоб стоять у него над душой во время работы. Через неделю самостоятельных попыток лепки парень вновь вернулся к гончарному мастеру и стал платить уже за уроки.

Это были последние дни учебы перед объявлением войны.

Людвиг невольно улыбнулся воспоминаниям о том, как мастер запрещал ему пользоваться магией и заставлял лепить из глины.

Тем временем руки молодого воздушника скользили по камню, и перед ним была уже приличных размеров миска из булыжника. Не идеал, конечно, но уже ровная, с прямыми краями и довольно гладкая.

– Был бы гончарный круг – было бы лучше, – произнес Людвиг и поставил миску перед старостой. Во время процесса лепки из камня за ним, не произнося ни звука, наблюдали все домочадцы. – Как там ведьма говорила? "Где помочь могу?"

Староста аккуратно потрогал теплую от магии миску, приподнял, взвесил в руках и задумчиво произнес:

– А с металлом так можешь?

– Могу, – ответил парень и опять улыбнулся воспоминаниям о ругани Песта. Тогда Людвиг первые попробовал трансмутацию на металле. Он собрал все металлическое, что нашел в комнате, и соединил в один крупный ком. Юноша лепил из этого несколько часов, то раскатывая в блин, то разделяя на мелкие шарики, то снова собирая в одну кучу. Мыль о том, что в комнате не осталось даже ножа, чтобы нарезать еду, его не посетила.

Зато эта мысль посетила Песта, когда он обнаружил Людвига за этим довольно странным занятием. Воздушник попытался вылепить нож обратно, но если форму придать ножу было трудно, но возможно, то вот с заточкой вышла неувязка. Ножи получались тупые до ужаса.

Итогом проб трансмутации металла стала покупка Людвигом за свой счет половника, трех ножей разной длины, двух подсвечников, четырех вилок, металлического подноса и двух котелков.

– Пойдем тогда к Лыку, у него большой чан был. Мы в нем раньше кожу варили, да он прохудился...

Через полчаса на пороге дома местного рыбака стояли Людвиг и староста.

– Лык, а где тот чан большой, что прохудился? – с ходу огорошил староста хозяина дома.

Лык не сразу понял, о чем спрашивает староста. Он опасливо переводил взгляд с Людвига на старосту и обратно.

– В сарае вроде был... – ответил через несколько секунд Лык. – А вы задумали что?

– Пойдем, сам все увидишь, – пробормотал староста и кивнул в сторону выхода.

В сарае, быстро откопав искомый чан, мужики принялись осматривать его в поисках течи. Найти ее удалось только после того, как чан вынесли на улицу. Только на свету стала видна одна маленькая дырочка. Она была настолько мелкой, что без взгляда на свет заметить ее было очень трудно.

Людвиг приступил к ремонту не сразу. Сначала он попросил обычный гвоздь или крепкий металлический прут. Этим прутом он расковырял дырку и соскреб нагар с наружной стороны, освобождая место от примесей. Далее в ход пошла трансмутация.

Парень размягчал металл и аккуратно его растягивал, немного утончал стенки чана, чтобы освободившийся метал собрать в месте течи. Это заняло не больше пятнадцати минут. Гончарные навыки вновь напомнили о себе.

Рука Людвига еще раз проходит по наружной поверхности огромного металлического чана, в котором еще несколько минут назад была течь.

– Вот тебе раз! – буркнул староста и, не веря своим глазам, начал сам ощупывать поверхность чана. Не найдя даже изъяна на поверхности, староста с натугой поднял чан на ребро и начал смотреть на свет.

– А не прохудится? – спрашивает Лык. Он вместе со старостой пытается нащупать прогоревшую течь изнутри.

– Не должно, если только в другом месте прогорит... – задумчиво произносит Людвиг. – В месте, где была течь, сейчас сплошной металл.

– Шибко хорошо вышло, думали, к Дорожичам везти придется, перековывать... – бормочет староста. – И сколько за работу свою возьмёшь?

– Да я как бы и не работал... Это тренировочное заклинание. Для учебы.

– Нам бы такой учебы, – задумчиво произнес Лык. – Мы бы такого нагородили бы...

Людвиг недоумевающе переводит взгляд с Лыка на старосту.

– Ну ты сам подумай: каменная кладка – хорошо? Хорошо! А если дом опосля того, как сложить из камня – в один камень соединить, цельный! – попытался объяснить староста. – Вот тот всем домам дом был бы...

– А с бревном ты так сделать сможешь? – вдруг спросил Лык.

– Дерево, оно не однородно. Снаружи потверже, изнутри помягче, но в принципе.... – Людвиг задумался и, почесав лоб, произнес. – Пробовать надо, так сразу не скажу. 

*** 

Пест сидел на краю лежака и наблюдал за Кара’кан. Та накрывала на стол, попутно рассказывая о событиях, которые произошли за время лечения ведуна.

– У Дорожичей на поле черная плесень снова появилась. Просят очень за поля, боятся, сожрет та плесень весь урожай.

– Сама глядела?

– В ночь по тем полям ходила, смотрела. То не навороженная хворь, с птицей с юга та хворь пришла, – Пест кивает словам ведьмы и коротко отвечает.

– С Лукашей пойдем...

– Завтра, – заканчивает ведьма за юношу и строго добавляет. – Сегодня никуда не пущу! Не хватало совсем дара лишиться! Своей силой чтобы не пользовался, вон у тебя благородный есть. У него не сила – океан без берега и края. Четвертый день ходит, избы лепит.

– Топором с мужиками машет? – удивлённо спросил Пест.

– Держи карман шире! Он своей тр... труму... – ведьма сплевывает и обиженно бурчит. – Магией он своей то металл в воду без огня обращает, то дерево сращивает так, что оно как одно целое. В избах стены как гранит. Ни щелочки, ни заусениц. В одной избе так доску половую срастил. Теперь мужики пилят. Щелей нет – куда доске гулять, ежели намокнет? Старшой, чтобы дурня этого унять, гонца к рыбакам Воржским послал. Велел звать мастера лодочных дел, чтобы сюда ехал, а Людвига твоего к нему приставить, мол, пусть лодки для рыбаков Воржских правит, а то спасу нет мастерам Куприяновским. Так и норовит им под руку влезть.

– Воржские мастера взвоют, – заметил Пест с улыбкой.

– Рыбаки не дураки, да и гонец предупрежден. Мастера не пошлют, а отрока в ученичестве – это да, – Ведьма поставила на стол большой, исходящий паром чан с отварным картофелем, положила несколько угольно-черных лепешек и поднесла каменную кружку отвара Песту. – Пей!

Пест залпом осушил кружку и, сморщившись, произнес:

– Ведьмовской отвар...

– Так и я на монашку не похожа, – с улыбкой произнесла Кара’кан.

– Нам на острова Северные вертаться надо. Там и артефакт отыскать треба, и кости люда нашего схоронить, и рыргов тех, что в море не сдуло, на костер сложить.

– Буря там на спад идет, но еще не улеглась. У нас два дня ветер рвал и метал так, что думали – он крыши приберет с домов. Хорошо, хоть града не принес, урожай сберегло. А пока ветер ревет на севере, ты с ходоками разберись да слово с ними молви. Я тебе артефакт-толмач сготовила, только темный он...

– Я сам сд...

– Я тебе дам – сам! – пригрозила ведьма кулаком. – Только попробуй поворожить до завтра! Все жилы вытяну!

Пест вздохнул и с трудом поднялся на ноги. Шаркая ногами по полу, он подошел к столу и сел у чана с картошкой.

– Много ходоков пришло?

– Четверо. Один на олене прискакал, как на лошади...

– На олене? – хмурясь, спросил парень.

– На олене, – кивнула ведьма и добавила. – Я сначала не поняла, думала, охотник оленя оседлал, ан нет! Олень ручной. С седлом и упряжью как у всадника. Говорила с ходоком тем, рассказывает, что с севера он. Просит у тебя слова разрешения. Семья у него большая, хочет на севере земель твоих, там, где горы, и окромя мха не растет ничего, свое стадо пасти.

– У меня земель-то нет... – хмыкает юноша, заглядывая в чан с картофелем.

– Бумага подписана, ты хозяин этих земель. Как благородный твой в отчий дом воротится – тебя ко двору звать будут, на дарение земель, титула и присягу Государю.

– Откуда знаешь?

– Тьма сказала.

Пест хмыкнул и задумчиво спросил:

– А ежели на севере не растет ничего, окромя мха, что там олени есть будут?

– Олень не простой – северный. Он только мох и ест.

– А зимой?

– Зимой снег копытами копает, до мха дороет и снова его ест, – пожимает плечами девушка. – За то обещает пяток оленей в год приводить.

– И что нам с теми оленями делать? – задумчиво спрашивает парень. – На мясо только...

– А у них и нет ничего. Ни золота, ни серебра они промысел не ведут. Тут ты с ним сам разговаривай.

Пест начинает есть картошку, а Кара’кан наблюдает за Пестом, продолжая рассказывать:

– Второй ходок – охотник. Весь в шкуры да меха укутанный. Ни клочка ткани на нем, словно торгу у них нет ни с кем. С собой тюк меха соболиного принес, да не абы какого. Мех чистый, зимний...

– А он что хотел?

– Разрешение на торжище просил. Мол, на наших землях, на востоке, соболя они бьют. Село у них кочевое. Летом на одном месте живут, у реки рыбу ловят, а зимой промысел ведут соболиный и за соболем кочуют от стоянки к стоянке. Обещал за право на торжище торговать соболиных шкурок большой тюк.

Третий – степняк с юга. Там огнепоклонники живут, но у наших земель жила семья степняков. Огнепоклонники их к себе в города не пускают, торговать не дают, да и если беда какая – не помогут, а то и масла в огонь подольют. Степняк тот просит права на землях твоих жить и детей своих на твоей земле растить. Хочет тебе поклониться, в услужение семью свою согласен отдать.

Четвертый ходок – с рек на востоке, рыбак. Там живет народ вдоль большой реки. Реку ту называют Иртын. Народ тот рыбы промысел ведет. У них последний ведун по весне помер, и теперь просятся под твою руку, говорит, таков наказ ведуна был, нельзя без ведуна. Рыбак тот с мешком соли по воде пришел. Говорит, в их краях та соль как камень из земли растет.

– Дела... – прожевав, произносит ведун. – Тут с наскока не решить. Надо со старостой и главами родов думать.

– Думать потом будешь, ты ешь давай, – перебила ведьма Песта. – Ходоки четвертый день ждут, подождут еще...

– А сколько я спал? – хмурясь, спрашивает Пест. – Четыре дня?

– Почти десяток дней, – хмыкнув, отвечает Кара’кан. – Один раз тебя будила, чтобы староста слово молвил. Остальное время я тебя свой силой во сне держала.

Пест вздыхает и трет ладонями лицо:

– Луна полная была? – Кара’кан кивает в ответ. – Людвига на проклятье смотрела?

Снова кивок.

– Ну?

– Посмертное проклятье на нем лежит и на три колена еще лежать будет. В ночь полной луны у него видения будут. За рыргову долю, – ведьма встала из-за стола и вновь отправилась к печке, вновь взяв в руки ухват и начав шевелить им угли. – В эту луну он с матерью рырговой лесами бежал. Говорит, бежал так, как никогда раньше не бегал.

– А чего бежал? – спросил Пест, откусив картофелину.

– От смерти бежал, от нас, от людей, убегал.

Пест замер, не дожевав кусок, и, вздохнув, отложил картофелину в сторону.

– Силы выброса не было?

– Не было. Под утро, с рассветом, в постели сел и, как обухом стукнутый, до обеда так и просидел. В тот день смурной ходил, как подменили. На второй день отошел и за то рассказал. Тебе тоже рассказывал, когда я тебя к слову старосты будила...

– Не помню, – буркнул ведун.

– Пока языком с ним чесал, отвар действие закончил, ты прям там с ним и уснул.

Ведьма поворачивается к ведуну и со вздохом спрашивает:

– Когда на острова пойдете?

– Как в тень уйти смогу, чтобы к побережью не лететь. Там в небе сейчас духи хозяйничают...

Глава 18. Там, где поет камень...

– Я место, куда рырги сваливали кости, во сне видел, – произнес Людвиг сквозь зубы. – Это где-то на этом острове...

Оба мага, скрипя зубами, пытались вытащить из воды тяжелую и неудобную лодку, которую они едва смогли найти в пустом селении рыбаков, восточнее островов. Двое юношей сбились с ног, пытаясь найти хоть какое-то судно, чтобы переплыть небольшое расстояние от берега до острова.

Несмотря на расстояние, плыть получалось откровенно плохо.

Лодка была слишком большой для двух подростков. Прямой парус сразу же порвал резкий порывистый ветер, а сил двух подростков явно не хватало, чтоб орудовать огромными веслами. Поэтому Песту пришлось создавать потоки воды под судном, чтобы хоть как-то преодолеть расстояние до берега.

А теперь оба молодых мага пытаются по круглякам затащить лодку на берег, пусть не полностью, но хотя бы чуть-чуть, чтобы высокая волна не утащила единственный транспорт в море.

Дождь бьет по лицам двух юношей скупыми каплями. Ветер разгоняет их настолько, что дождь кажется колючим. Пест и Людвиг едва передвигают ноги. Они идут сквозь развалины поселения рыргов от пологого места, куда они с трудом пристали на лодке.

Вокруг валяются осколки камней, переломленные бревна, остатки какой-то утвари. Изредка попадаются тела рыргов. Буря не пощадила никого. Ни зданий, ни остатков леса, ни серокожих тварей. Остров превратился в один огромный пустырь, покрытый мешаниной из камней, бревен и тел рыргов.

– Это должно быть где-то тут, – бормочет Людвиг, взбираясь на неестественно крутой холм. Как только они на него взбираются, то их взору предстает огромный котлован, до краёв засыпанный человеческими костями. Некоторые уже пожелтели от времени, некоторые блистали белизной, на некоторых еще сохранились остатки плоти.

Людвиг замер на несколько секунд, наблюдая эту картину, и растерянно сел на землю. Он сидел с прямой спиной и, не моргая, уставился на братскую могилу.

За его спиной бледный Пест покачивался под порывами ветра. Он тоже разглядывал кладбище внутренним взором.

– Нам надо их как-то похоронить, – Людвиг смотрел, казалось, не моргая.

Пест не ответил. Юный ведун уселся рядом с Людвигом. Рука поднялась к лицу Людвига и прикрыла его глаза. Людвиг начал видеть то, что видел Пест.

– Если человек умер не своей смертью, в муках, тогда его дух у останков остается, – Пест говорил тихо, и его слова было трудно разобрать от ветра, но Людвиг и так все понял. Он видел несколько сотен людей, которые стояли посреди братской могилы. Поначалу смутные образы начали приобретать четкость.

– Пойдем, они там, – Людвиг прижал своей рукой руку Песта и поднялся. Ведя за собой ведуна, он прошел на правую сторону котлована. Там он остановился у холма из мешанины костей.

Трое духов стояли перед Людвигом. Каждый молча уставился под ноги на свои собственные кости. Среди них молодой воздушник четко узнал Торка, командира заставы берегового патруля, Свала, одного из своих старшин, и бугая Приста. Того бугая, с которым вместе бегали в соседнее село за бормотухой, и с которым вместе потом мотали наряды вне очереди. Торк отрывает голову от своих останков и поднимает взгляд на Людвига.

– Бастард… – произносит он с ухмылкой. Головы поднимают Прист и Свал. – Выжил…

– Бастард живой! – улыбается бугай, но тут же улыбка уходит с его лица. – А мы вот полегли…

Мутнеющий взгляд бугая возвращается к собственным костям.

– Бастард… живой… – задумчиво произносит Свал и торопливо, словно только, что вспомнил, спрашивает. – А заставу, заставу-то отстояли?

Людвиг молчит. Губы дрожат, а кадык носится вверх и вниз.

– Застава Серый Клык, – дрожащим голосом произносит юноша. – Заставы больше нет.

– Да? – взгляд, полный надежды, затухает, и Свал снова возвращает взгляд на останки. – А мы вот полегли. Совсем… насмерть…

Троица снова замирает, разглядывая собственные останки. Голову поднимает Торк, и все повторяется сначала, словно кто-то зациклил время.

– Бастард… Выжил…

– Бастард живой!... А мы вот полегли…

– Бастард… живой… А заставу, заставу-то отстояли?

– Заставы больше нет, – сквозь стиснутые зубы произносит Людвиг. – Заставы Серый Клык больше не существует.

– Да? А мы вот полегли. Совсем… насмерть…

Людвиг отталкивает руку ведуна и падает на колени. Кисти впиваются в землю, словно пытаются что-то ухватить, что-то удержать. Руки, ухватив по горсти земли и сжавшись в кулаки, принимаются бить ее. Удар за ударом. То ли от злости, то ли мстя кому-то.

Пест хватает его за шиворот и тащит к краю котлована. Подняв его, ведун выдает четкие указания.

– Не своей смертью померли, отпускать их надо. Не дело, чтобы души умерших по земле ходили. Потом может худо стать, – ведун, еще раз встряхнув Людвига, говорит, глядя ему в глаза перечеркнутыми кругами на повязке. – По развалам домов иди и соль собирай. Соли много надо.

Вдруг дождь заканчивается, но промозглый ветер продолжает нещадно дуть. Людвиг шмыгает носом и отправляется к мешанине камней, бревен и какой-то утвари. Пест поворачивается к котловану и вздыхает.

– За неделю бы управиться. 

*** 

Солнце вставало из-за горизонта, даря первые, еще неуверенные и робкие лучи света. У подножия низкого, но большого холма стояли две фигуры. Обе были укутаны в теплые куртки с капюшонами. Недалеко лежали лопаты, пара одноколесных тачек для земли и пара пустых мешков. Весь холм был заключен в большой круг из соли. Ее не жалели и сыпали так, что даже издалека виднелась четкая белая линия.

– Готов? – спросил Пест, не оборачиваясь к Людвигу.

– Готов.

Справа от двух фигур находился огромный остроконечный камень. Камень был покрыт знаками из школы воздуха. Знаки нарисовали чем-то белым, и в рассветных сумерках казалось, что они слегка светятся. На вершине этого камня было несколько отверстий разной формы. Они уводили куда-то вглубь камня.

– По кругу, по сходящейся спирали, так, чтобы везде соль легла, – сосредоточено произнес юный ведун.

– Понял.

– … Давай…

Разговор был тихим. Все несколько дней Людвиг и Пест почти не разговаривали. Только короткие реплики и односложные ответы.

Вокруг холма поднялся воздушный вихрь, подхвативший соль. Вихрь стремительно сужался к центру холма. В это время и Пест, и Людвиг широким взмахом кинули в него по горсти соли.

– Нет на вас ни долга, ни дела на свете этом, – рявкает юный ведун, стараясь перекричать завывания ветра.

Соль, вброшенная в вихрь, подхватывается ветром, но не успевает Пест закончить слова, как все вдруг замирает. Опадает вихрь, соль сыпется на землю. В наступившей тишине звучат голоса Песта и Людвига. Одновременно они говорят одно и то же:

– Покойтесь с миром…

Пест замирает, к чему-то прислушиваясь, а Людвиг разворачивается и, шаркая ногами по гальке, бредет к огромному камню. Подойдя, он прикладывает руку к одному из знаков воздуха. Цепь знаков на высоком камне начинает светиться. С моря начинает дуть ветер. Проходя сквозь извилистое отверстие, ветер создает звук.

«М-м-м-м-м»…

По округе разносится утробный звук. Словно совсем рядом толпа мужиков вот-вот начнет свою песнь. Тяжелую, разухабистую песнь о тяжести службы, о горе и отчаянии, которое приносит война. Вот-вот должен зазвучать не по возрасту звонкий голос Малого, но… Ветер не утихает, а утробный звук, так похожий на протяжное мужское «М-м-м-м», не прекращается.

Людвиг разворачивается и идет к Песту. Голова от холода вжимается в плечи. На сухом, обветренном лице юноши нет и намека на слезы, лицо бесстрастно. Пест, наблюдавший за ворожбой Людвига, встречает его вопросом:

– Долго он будет так петь? – Пест задумчиво смотрит на поющий камень.

– Всегда, – сухо отвечает воздушник. – Зацикленное заклинание. Замолчит только на время штиля.

Пест молча кивнул, помолчал несколько секунд, и спросил, стараясь поймать взгляд Людвига:

– Домой?

– Домой, – Людвиг посмотрел на Песта, и на лице впервые за несколько дней появились эмоции. Лицо исказило подобие улыбки. – Я, когда трансмутацией котел металлический чинил… в общем, я, кажется, знаю, чем хочу заниматься.

Пест задумчиво пожал плечами и начал медленно идти в сторону причалов.

– И что же ты решил?

– Я хочу строить… – начал Людвиг, но почему-то запнулся с определением того, что же он хочет строить. – … наверное, дома.

– …Или замки, – поправил Пест на ходу.

– Или замки… – кивнул Людвиг и вновь добавил. – Или крепости… Я не знаю что, но я точно буду строить! С трансмутацией можно….

Молодой ведун остановился и обернулся к воздушнику, произнеся то ли с издевкой, то ли с грустью:

– С трансмутацией много чего можно, но с твоей силой и трасмутацией можно гораздо больше…

Оба парня оборачиваются и идут в сторону берега, где стоит старая лодка со следами свежего ремонта. Предыдущую лодку с рваными снастями, несмотря на все труды подростков, все же унесло в море.

В этот момент над головами юношей разносится голос Свала, бугая, с которым служил Людвиг. Голос начинает петь песнь Северной пограничной стражи: «Ой, да не сгинет Сокола застава…».

Людвиг замирает и встревожено смотрит на Песта. Удивленные лица парней упираются друг в друга, и становится понятно, что слышат это они оба.

Только воздушник хотел обернуться, как его за плечо хватает Пест.

– Не оборачивайся. Нельзя…

Людвиг, как пришибленный, стоит и слушает песню, которую разучивал во время службы. Петь Людвиг не умел и никогда ее не пел, но слова знал. И когда мужики заводили эту песню, он вместе со всеми открывал рот, делая вид, что поет.

Парень стоял, пока песня не кончилась, и вместе с Пестом продолжил путь к лодке.

Через несколько минут два молодых мага столкнули лодку в воду и, взявшись за весла, начали грести в сторону берега Гвинеи. Молодой маг воздуха последний раз оглянулся на остров, на котором, казалось, слышалась песня, и повторил слова ведуна:

– Нет на вас ни долга, ни дела на этом свете…

Эпилог

Ратмир и Пест стояли у стены, пока вельможи выстраивались в плотный ряд в положенном месте, согласно рангу и заслугам перед Государем.

Учитель поправлял китель на молодом универсале и давал последние наставления:

– Когда вернешься в свои земли, сильно не затягивай. Сразу всех собери и объясни ситуацию. Будут проблемы или бунты – сразу сообщи. Мы тебе пару наших спецов вышлем. Если получится взять на службу степняков – бери. Охрана из них отличная. Пару дальних сел выдели, где поселятся их семьи, и будет в самый раз. Они народ непоседливый, поэтому в разъездах будут постоянно. Граница, считай, на замке. С ними только одна морока. Если они долго не будут воевать – сами в набег пустятся. Тут смотри сам, я могу за неплохую монету у тебя молодняк забирать на службу, в общем, сам посмотришь…

– А может… – попытался вставить свое слово Пест.

– Не может, степняков мы давно используем, их натуру и обычай знаем. И вот еще что… – Ратмир оглянулся, оценивая оставшееся время, и вновь зачастил. – Мы тут собирали Малый совет в Ордене и пришли к мнению, что надежнее будет не складывать все яйца в одну корзину. Тебе надо построить город, или, по крайней мере, большую крепость в восточных землях. Не простую крепость, а крепость–склад. С подземными хранилищами «вечной мерзлоты», зернохранилищами, мельницами и большими амбарами. Мы тебе поможем, это не обсуждается. Мы решили, что хранить все припасы в столице слишком рискованно. Нам необходимы альтернативные запасники. В идеале таких крепостей надо 4-5, но положиться пока толком не на кого. Да… Ты приносил нам тот сыр, залитый в пчелиный воск… Как он называется?

– Куприянский, – подсказал Пест.

– Точно! Так вот. Если этот сыр пролежал 10 лет, то мы готовы скупать его в любых количествах. Сыр очень сытный и довольно вкусный, к тому же не требует готовки. Это идеально в походных условиях. Орден хочет наложить ограничения на право торговли этим продуктом.

В зале зазвучали трубы, и из позолоченной двери вышел Государь, худощавый мужчина с сединой в волосах, одетый в традиционную одежду, расшитую золотом. Он не спеша, с достоинством прошел к трону и сел на него. За Государем засеменил слуга, державший на вытянутых руках красную атласную подушку. На подушке лежал тяжелый полуторный меч «Первого Государя».

Мужчина, одетый в золотые наряды, нехотя и с натугой взялся за меч и поставил его острием вниз, оперев на него руки.

По залу еще раз разнесся призывный звук поющих труб.

– Спокойно, я с тобой. Мне, как твоему наставнику, разрешили быть рядом, – слышится голос Ратмира над ухом. – Делай, как я говорю. Будет не по себе, это трон, тот еще артефакт… Мы уже вряд ли увидимся, меня посылают на другой континент дипломатом, но я буду за тобой приглядывать. Ты готов? Сейчас объявят нас…

Было очень трудно сфокусировать внутренний взор. Золотые колонны, золотая лепнина на стенах, потолке и каждой мало-мальски важной детали интерьера. Взор, ради интереса, цепляется за петли высоких, массивных дверей, больше похожих на ворота. Опять золото. Там, где нет золота – белый мрамор. Где нет белого мрамора – золото…

В бок утыкается локоть. Голос учителя звучит строго, стальные нотки заставляют мурашек по спине пуститься наутек.

– Не стой столбом! Со мной, шаг в шаг, с левой и… раз! Левой… левой… Я рядом, не дрейфь!

Голова чиста и мысли отсутствуют, но что-то заставляет чувствовать скованность. Из потаенных глубин души поднимается необъяснимый страх.

Вопреки всему, ноги автоматически выполняют приказ и на середину зала перед троном выходят два мага, идущих нога в ногу и чеканящих шаг.

В обозначенном месте, там, где заканчивался белый мрамор и начинался золотой орнамент, оба мага остановились и изобразили глубокий поклон с прямой спиной.

Одетый в белоснежные одеяния мужчина на троне внимательно рассматривал представших перед ним двух магов и слегка улыбался. В руках он сжимал эфес тяжелого, украшенного золотым орнаментом и драгоценными камнями, меча. Худые пальцы и тощие предплечья не просто намекали, а кричали о том, что меч, упертый острым концом в землю, всего лишь символ, регалия власти, позволяющая восседать на троне и зваться Государем.

Справа от трона встает мужчина в роскошных одеждах и свитком в руках.

– Ратмир Бессмертный и Пест Средний. Маги на службе славного государства Гвинея! – прозвучал голос мужчины, представившего магов. Его наметанный взгляд скользил по расправленному свитку, с которого он читал полагающиеся в подобных ситуациях слова. – Сегодня, в девятый день, восьмого месяца 3278 года от Первого Государя, мы собрались здесь, чтобы засвидетельствовать право достойного человека на наследное дворянство. За доблестное ратное дело и проявленную самоотверженность в деле войны с Темными тварями Песту Среднему жалуется орден "Ратного дела" второй степени!

Перед Пестом тут же появились двое слуг. Один держал на красной бархатной подушке золотую медаль в виде четырехконечной звезды на толстой серебряной цепочке. Второй слуга торжественно повесил на шею юноши этот довольно тяжелый отличительный знак. Как только орден оказался на груди ведуна, оба служки быстро ретировались, а церемониймейстер снова начал говорить.

– За самоотверженную помощь народу славного государства Гвинея, несмотря на ущерб собственному имуществу, благосостоянию и праву, Пест Средний... – тут церемониймейстер оторвал взгляд от свитка и взглянул на Государя. Тот уже встал и был готов выполнить действия, положенные по протоколу. – ...удостоивается чести быть посвященным в Рыцари Короны рыцари славного государства Гвинея!

Церемониймейстер умолк и свернул свиток, а худощавый Государь довольно тихо, но четко произнес:

– Подойди и прими благодать от меня и Гвинеи, родины нашей.

Пест медленно подошел к Государю на расстояние вытянутой руки и остановился. В какой-то миг мужчина в белых одеяниях замер, рассматривая перечеркнутые круги на повязке Песта и тихо, шепотом скомандовал:

– Оголи глаза.

Совсем еще юный ведун поднял руку и стянул повязку, явив Государю свои пустые глазницы.

– Где глаза оставил? – вновь очень тихо спросил Государь.

– В Тени, когда народ уводил, – тихо ответил Пест. Мужчина в белых одеяниях на это только едва заметно вздохнул.

– Преклони колено, – произносит мужчина и крепче хватает эфес меча. Камень на эфесе слегка засветился, и меч отрывается от земли.

Государь держит его ровно, одной рукой, словно тот пушинка. Вот конец клинка касается левого плеча, а голос мужчины в белых одеяниях громко произносит:

– Клянешься ли ты душой и сердцем, совестью и посмертием, служить верой и правдой славному государству Гвинея?

Меч начал светиться белым светом, являя над головой юноши неясные образы и обрывки каких-то воспоминаний.

– Клянусь! – вмиг пересохшими губами произносит тот самый босоногий мальчишка, что так мечтал научиться плести лапти. Тогда бы его стали брать в лес, по грибы и ягоды.

Меч перемещается на правое плечо.

– Клянешься ли ты явиться к престолу и преклонить колено, если над небом Гвинеи прозвучит "Гвинейский горн", призывая тебя?

– Клянусь! – вновь произносит еще совсем мальчишка, который укладывает тело старой ведьмы, бывшей его первой наставницей, на костер.

Меч ложится плоской стороной на темечко ведуна.

– Поклянись, что ни делом, ни мыслию, во вред направленным нашему государству, запятнан не будешь!

– Клянусь! – повторяет мальчишка, глядящий на синюшное лицо своего убитого отца. Мертвое лицо что-то пытается говорить.

– Поклянись о том, что в трудный час не пожалеешь головы ради государства нашего славного Гвинеи... ни своей, ни государевой!

– Клянусь! – произносит Пест. Над головой, в свечении меча, проносятся лица. Они мелькают хаотично, и в них мало что можно разобрать. Там и его односельчане, и староста, и сестра Лита, и мать с братьями, и Мастер портовых шаек, и хромая Марта, и преподаватели Академии, и еще множество других лиц. Видение исчезает вместе со светом от меча, но последнее лицо, задержавшееся чуть-чуть дольше других – это лицо ведьмы-степнячки Кара’кан.

– Встань, – коротко приказывает Государь, и парень поднимается с колена.

– Отныне ты имеешь право передавать своим отпрыскам право на дворянство. Я дарую тебе во владение удел восточных земель от имения «Ультак» до восточной границы славного нашего государства Гвинея.

Церемониймейстер мельком взглянул на Государя, уловив его кивок, и тут же развернул свиток и вернулся к чтению.

– Дабы поднять восточный уезд, отныне именуемый по фамилии владельца Средним, сей земельный надел освобождается от налога, как подушного, так и воинского, до особого распоряжения Государя.

Голос придворного церемониймейстера умолкает, он скатывает свиток и громко произносит:

– Сие право отныне записано в Государевом хранилище, род Средний с сегодняшнего дня занесен в книгу «Благородных родов» славного государства Гвинея и имеет все права, почести и обязанности наравне со всеми наследными родами.

Пока эти слова звучали в зале, Пест вернулся на свое место рядом с Ратмиром.

Церемониймейстер тем временем взял у служки церемониальный посох, стукнул им о мрамор пола, издав мелодичный звон, и торжественно, гордо огласил зал криком:

– Отныне так записано в книге «Благородных родов» славного государства Гвинея!

– Поклон, но не сильно, выше пояса, – шепчет Ратмир сквозь зубы, стараясь скрыть свои слова как можно тщательнее. – … Три… два… раз… распрямились… два шага назад и… я горжусь тобой… уходим.

После последней команды Пест подпрыгнул ровно вверх и провалился в собственную тень.

Ратмир же завалился назад спиной, но не упал, а растекся белой жидкостью по полу, которая на глазах впиталась в мрамор.

Все действо исчезновения магов заняло пару секунд. В Государевом дворце не было большего шика, чем уйти быстро, оригинально и красиво. 

*** 

В чистом поле, из тени одного единственного дерева, выходит Пест.

На нем шикарная новая форма военнослужащего мага-универсала Гвинеи. Костюм подогнан по фигуре парня, каждый шов выполнен специальной белой нитью, каждый аксельбант вышит золотом. Такую форму Пест одел впервые.

Под молчаливыми взглядами юноша останавливается перед полукругом разномастной толпы.

Со всех окрестных деревень приехали по несколько мужиков. Каждый нес с собой напутственное слово, откуп для нового сеньора их земель и право на решение, будет ли этот молодой паренек править этими землями. Такого права по закону Гвинеи, у них, конечно же, не было, но по правде, с которой они жили в этих землях – право решения было только у них.

Из толпы первым вышел староста Дорожичей:

– Что даешь? – громко спросил Дорожич и сложил руки в замок на груди.

– Лекарское дело дам, пригляд от хозяев Полей, Леса, Реки и Землицы. Мажескую ворожбу по делу и, ежели надобно будет, то для боя. Дам я право зваться землями уезда Среднего, и моим наказом перед другими благородными ответ держать.

– Что хочешь за то?

– Памяти прошу, чтобы помнило село Дорожичей о предке своем, о ненастьях, вместе пережитых, о Песте рода Среднего.

– Любо? – спрашивает староста, оборачиваясь. Мужики за его спиной одобрительно загомонили. Тогда и староста кивает. Он подходит к Песту, черпает рукой из бочки помои и кладет горсть вонючей серой жижи ему на голову со словами: «На тебе ярмо, Пест, за уезд Средний».

После этого, к Песту подходит следующий мужик и вновь повторяет традиционные, заученные фразы:

– Что даешь?

– Лекарское дело дам, пригляд от хозяев Полей, Леса, Реки и Землицы. Мажескую ворожбу по делу и, ежели надобно будет, то и для боя. Дам я право зваться землями уезда Среднего, и моим наказом перед другими благородными ответ держать…

Так продолжалось раз за разом, пока каждый из пришедших мужиков поговорил с Пестом, взял из бочки помоев и положил ему на голову. Среди мужиков были и Куприяны, и Дорожичи, и Воржские рыбаки, и странный народ с севера, промышляющий оленями, и кочевники с юга, так похожие на степняков, и охотники из дальних лесов, готовые поменять последнюю шкуру на клочок холщовой ткани. Каждый выходил и говорил традиционное слово, обозначающее появление нового правителя. Только раньше подобным обрядом назначали старост деревень в местных селах, а теперь назначался правитель всех земель, что назывались «Восточными болотами».

Последним вышел староста Ведичей. Он молча, без всяких традиционных слов, положил на голову Песта горсть помоев из бочки и громко крикнул:

– Средним землям – быть!

Мужики повторили за ним слово в слово:

– Средним землям – быть!

Староста повернулся к Песту, облитому помоями с ног до головы, и громко спросил:

– А каково твое слово будет?

– Над главой долг и предок! Во главе – село! Род – шея! А в груди дело мое. Мое дело – люда жизнь. Слово мое: Средние земли – есть!

Оглавление

Сергей Вишневский Наместный маг. Пест–серебрушка-2

  Глава 1. То, что кровью писано.

  Глава 2. Земли села Ведичей

  Глава 3. Дом рода Подова.

  Глава 4. Государство Гвинея. Северное побережье.

  Глава 5. Пест. Окрестности села Ведичей

  Глава 6. Отступление второе. Профессор артефакторики Дакрит.

  Глава 7. Спустя месяц.

  Глава 8. Кому принадлежит твоя родина?

  Глава 9. Самый лучший растворитель...

  Глава 10. Сколько стоит твоя родина...

  Глава 11. Родовой замок Итлошей «Северный уступ»

  Глава 12. В небе, за облаками… жутко холодно.

  Глава 13. Первый полет - всегда падение.

  Глава 14. Время, когда ломают гроши.

  Глава 15. Село Ведичей.

  Глава 16. Кому служишь, ведун?

  Глава 17. Твари – это мы.

  Глава 18. Там, где поет камень...

  Эпилог Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg