«Тень Радуги»

Тень Радуги (fb2) - Тень Радуги [СИ] 1674K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Антонина Львовна Клименкова

Клименкова Антонина Львовна Тень Радуги

Пролог

Стемнело рано. И дождик закрапал. Но это не испортило ведьме настроения. Сегодня выдался суетный день, она устала, корзины с покупками оттягивали руки, до дома еще идти и идти... Однако несмотря на усталость, ведьма была довольна, день был удачным. Все хлопоты себя оправдали, заказы принесли хорошую прибыль, в потяжелевшем кармане душевно позвякивали монеты. Часть полученных денег она уже потратила, прошлась по продуктовым лавкам — и совсем задешево купила целую корзину спелых ароматных персиков! Нужно же себя побаловать в награду за труды. Такие приятные покупки и нести не в тяжесть.

Дождик развел грязь на дороге. В колеях, оставленных колесами повозок и телег, скапливались глубокие лужи. Ведьма шла осторожно — не хватает еще поскользнуться и вымазаться в этой глинистой жиже. Да и падать тут опасно: в сумерках можно вообще свалиться в крепостной ров. То-то будет посмешище! Орущие где-то внизу лягушки полопаются со смеху.

Дорога вела вдоль крепостной стены, окружавшей город, по верху насыпи. Крутым склоном земляной вал срывался к глубокому рву. На скудной почве плохо приживалась растительность, чахлые кустики да пучки жухлой травы не мешали стекающей дождевой воде размывать землю.

У ведьмы при себе имелся зонтик, эта редкостная и дорогая игрушка, завезенная с востока купцами. Но так как обе руки были заняты корзинами, зонтик она держала под мышкой сложенным. Да и прятаться от дождя под кружевным куполом, украшенным янтарными бусинами, было нелепо.

Ведьма что-то тихонько напевала себе под нос, на ходу обдумывая рецепт персикового пирога. Поглядывала вдаль, любуясь россыпями городских огоньков. Домики казались игрушечными, подмигивали окошками, уютно дымили печными трубами...

Сзади послышался шум — приближался экипаж. Ведьма едва успела посторониться: карета с грохотом пронеслась мимо.

— Совсем ошалели! — воскликнула ведьма, досадуя на забрызганный грязью подол.

Но видно зря она ругнулась.

Возница резко осадил взмыленную четверку вороных. Карета остановилась, едва не завалившись набок от такого крутого виража.

У ведьмы нехорошо похолодело в желудке. Слыхала она о черной карете, которую по ночам видали на улицах столицы. А на утро обнаруживали, что в домах, рядом с которыми она показывалась, пропадали люди — и всё только колдуны или ведьмы, оставляя после себя сожженные стены, разоренное жилище да лужи крови... Она быстро оглянулась вокруг — вот напасть! В случае чего ведь не убежишь, да и спрятаться тут совершенно негде...

Дверца кареты открылась. Минуя ступеньку подножки, на землю спрыгнул человек в черном балахоне. Порыв ветра хотел сбить капюшон с головы, но он торопливо удержал тяжелую ткань, еще ниже натянул на глаза. Ведьма хмыкнула — совсем мальчишка, лет девятнадцать на вид, или даже того меньше. Вот еще беда, молодежь нынче стала совсем непредсказуемая, к старшим никакого почтения, творят что хотят...

— Это вы... — обратился незнакомец к ведьме.

— Что, простите? — не расслышала она вопроса за лошадиным всхрапом.

— Это вы — госпожа Гортензия Хер... — повторил тот громче, но осекся. Забыл фамилию. Торопливо достал из широкого рукава балахона измятую записку, сверился: — Гортензия Хермелин?

— Ну, допустим, — кивнула ведьма, настороженно пятясь назад.

— Тогда, пожалуйста, садитесь в карету! — пригласил таинственный юнец.

— Зачем еще? — удивилась она. — Вдруг увезете куда-нибудь? В темницу посадите? Или, того не лучше, не довезете, по дороге зарежете?

— Вы угадали, я собираюсь вас убить, — кивнул незнакомец.

— Вот так новость! — Гортензия всплеснула бы руками, да корзины мешали. — Этого мне только не хватало. Уж не посчастливилось ли мне встретить того самого некроманта, который по ночам на колдунов и ведьм охотится? Что-то вы, господин, сегодня рано — до полуночи еще далеко!

— Как вы узнали? — опешил парень.

— Земля слухами полнится. А чем, позвольте спросить, я такой чести заслужила, что вы моей скромной персоной озаботились? — поинтересовалась Гортензия. — Вам магистров мало? Зачем простая-то ведьма понадобилась?

— Извините, это не вашего ума дело, — сказал парень, в голосе зазвенели нервные нотки. — Пожалуйста, садитесь в карету. Вы всё равно умрете, но если будете сопротивляться — быстрой и безболезненной смерти я обещать не могу.

— А я и не хочу быстрой! — заявила Гортензия. — Я хочу медленной — лет через сорок-пятьдесят, от дряхлости.

— Сударыня, я вас очень прошу! — перебил парень. — Я не хочу применять силу...

— Ну да, драться с немолодой женщиной, которая вам в матери годится, это совсем не по-рыцарски, — хмыкнула Гортензия.

— Пожалуйста! — повторил он настойчиво.

Упрямая попалась ведьма! Ему неприятно было это делать, но придется, раз уговоры не действуют. Он протянул к ней руку, сжал ладонь в кулак.

Гортензия вдруг почувствовала, словно невидимые ледяные пальцы стиснули ее сердце. Она задохнулась, сердце пропустило удары, затрепетало и будто перевернулась в груди. Еще немного, и она потеряет сознание...

Парень опустил руку. Сделал приглашающий жест в сторону кареты.

Гортензия шумно выдохнула, заглотала воздух, точно рыба, выброшенная из воды... Быстро подхватив одну из корзин, вышвырнула всё содержимое в странного парня! Редис осыпал градом. Дыня не долетела, с хрустом треснулась о мостовую, брызнул сок, семечки. Морковки с грушами — мимо, шмякнулись о стенку кареты. Лишь один спелый плод, сочно чмокнув, врезался в плечо незнакомца, украсив балахон пятном желтоватой мякоти. И одно из яблок стукнуло по голове. Капюшон скользнул назад. Гортензия увидела прищуренные злые глаза, по-мальчишески скуластое бледное лицо, пухлые губы упрямо сжаты. Некромант решительно двинулся к ней.

Не теряя времени, она бросилась к обочине — и спрыгнула с обрыва вниз...

Чернокнижник поскользнулся на пучке укропа, упавшем в лужу, и растянулся в грязи. Чертыхаясь, спешно поднялся, путаясь в длинном балахоне, подбежал к обрыву. Но склон был пуст. Лягушачий хор во рву продолжал квакать как ни в чем не бывало, на мутной воде плавали рваные пятна зеленой тины...

— Вам всё равно не спрятаться! — крикнул парень в темноту, разрывая нервными пальцами застежки на вороте мокрого балахона. — Я знаю, где вы живете, я еще приду за вами!

Гортензия почему-то ожидала, что вторую корзину он пнет, и по склону покатятся отборные персики... Но нет. Хотя он споткнулся о попавшуюся под ноги корзину, но не снизошел до подобной жалкой мести.

Она услышала, как хлопнула дверца кареты. Под перестук копыт вороная четверка унесла экипаж в сгущающуюся темноту.

Гортензия выждала еще несколько минут, прислушиваясь к тишине. Лишь шелест дождя... Она поднялась с корточек и сложила зонт. Любимый зонтик укрыл и спас. Слава Небесам, она не выпустила его из рук! Скользнув по склону, успела раскрыть, а оказавшись перед самой кромкой воды, обмакнула в болотную жижу. Зеленая тина и листочки ряски облепили серебристое кружево. Скорчившись под зонтом, Гортензия спряталась позади валунов, грядой окаймлявших ров. Дыхание даже затаила, надеясь слиться с заросшими зеленью камнями...

Конечно, вместо этой нелепой маскировки ведьме было бы приличней применить какое-нибудь заклинание невидимости. Но кто знает этого чернокнижника! Вдруг он сумел бы почуять магию — и тогда это выдало бы ее с головой.

Выбраться обратно к дороге оказалось куда труднее, нежели скатиться вниз. Карабкаясь на четвереньках, Гортензия вся измазалась в раскисшей грязи. Еще и дождь припустил...

Хорошо же сейчас она, должно быть, смотрелась со стороны! Посреди дороги, усыпанной испорченными овощами. С зонтиком над головой, с которого струями стекала тина и плетьми свисали водоросли. Только и утешало, что вокруг ни души, не перед кем краснеть...

— Страшный некромант... Гроза всей Гильдии... Мальчишка! — пропыхтела она. — Убить, может, и не убьет... А вот покалечит запросто!

Подняв уцелевшую корзину, ведьма уныло побрела домой. Уже не старалась обходить глубокие лужи: вымазаться больше, чем ей уже удалось, было невозможно.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ Вьюга золотой листвы

В порядочном королевстве всё должно быть на своих местах и каждый обязан заниматься своим делом: король — сидеть на троне, принцесса — ждать своего рыцаря, чернокнижник — чахнуть над гримуарами, а ведьма...

Ведьма вышла на крылечко своего нового большого дома и с удовлетворением оглядела окрестности. Глазам ее предстал угрюмый осенний пейзаж: запущенный сад, пустой холм, лесная опушка вдалеке.

— Вот, Эвигейт, здесь никакие некроманты нас не достанут, — сказала ведьма, обращаясь к своей вороне. — Лень будет за мной в такую глушь из столицы тащиться!

Ворона внимательно посмотрела на хозяйку, но ничего не сказала. Эвигейт вообще была молчаливой вороной, хотя и прекрасно умела говорить. Видимо, сохраняя молчание, она казалась себе важной птицей.

Поправив на плечах шаль, Гортензия взялась прибивать на входную дверь табличку со своим именем.

Из четырех гвоздей, которыми следовало прикрепить табличку, два вошли в дерево косо, один погнулся, а другой вовсе потерялся, упав в щель между ступенек крыльца...

— Ой, а вы вправду ведьма?!

Вопрос этот раздался очень неожиданно.

Гортензия подскочила. Пяткой наступила на свисающий край шали, потеряла равновесие, всплеснула руками, забыв, что держит молоток. Тяжелый инструмент взлетел в воздух, прокрутившись, на мгновение повис у нее над головой... и обрушился вниз охапкой голубых незабудок.

Резко развернувшись, ведьма едва удержала на раскрытой ладони сноп разящих искр. Успела разглядеть, что к ней сзади подкрался не какой-нибудь некромант — всего лишь местная девчушка, в ярком платье и с горящими любопытством глазами.

— Ух ты! — не сдержала восхищенного возгласа девица. — Вот это фокус! Вы прямо как фея!

— Тьфу, напугала! — буркнула Гортензия с видимым облегчением. Принялась отряхивать с плеч, вытаскивать из густых каштановых кудрей взлетающие от легкого дуновения голубые лепестки. Хотя, надо сказать, сравнение с феей ей отнюдь не польстило. Ну, подумаешь, молоток цветочками взорвался! Это у нее машинально получилось... — Ну, ведьма! И что с того? Ты-то сама кто такая будешь?

— Я Лиза-Энн! Соседка ваша, — вежливо присела девица, придержав оборчатую юбку. Затараторила: — Я как дымок увидала над башней, так сразу смекнула, что к звездочету новые жильцы заселились. Вот и прибежала, чтобы сразу предупредить! На всякий случай. А то, думаю, вдруг люди приехали хорошие, а пропасть ни за грош могут. Вы дрова-то для печки откуда взяли? Уж не из лесу ли?

— Какие дрова? Какой-такой лес? — проворчала Гортензия, досадуя на надоедливость новой знакомой. Ежели тут соседи все такие говорливые окажутся, лучше уж сразу в город вернуться. Такие соседи — хуже некроманта житья не дадут...

— Из того вон леса, — кивнула Лиза-Энн в сторону темнеющей вдалеке опушки. — Из заколдованного. Там люди часто пропадают. И призраки шастают. Вот я сразу и пришла сказать: вы туда не ходите без особой надобности! Да и по надобности тоже не ходите, опасно там.

— Чтобы ведьма — заколдованного леса боялась? Глупости какие! — фыркнула Гортензия с высокомерным небрежением.

Девица воззрилась на нее с уважением. Настоящей ведьме призраков и впрямь бояться негоже!.. Невольно взгляд ее зацепился: крупная родинка над губой портила и без того не слишком привлекательное лицо женщины — точно наглый жучок уселся, да при разговоре два черных волоска как усики шевелились.

— Что глядишь? — поймала пристальный взгляд Гортензия, насупилась. — Думаешь, раз ведьма — так красавицей обязана быть? Сказки всё это! Нам, ведьмам, раскрасавицами быть без надобности. Из красавицы ведьма, что из принцессы доярка — ни молока, ни простокваши. Одно корове щекотанье.

Девица ничуть не смутилась:

— А верно люди говорят, будто у вас ноги костяные, как у куриц лапы? — и глаза загорелись любопытством пуще прежнего. — А еще хвостик есть маленький, поросячий? А в подмышках крылышки нетопыриные с перепонками?

— Глупости какие! — надулась Гортензия. — Ты что, никогда раньше ведьм не видала?

— Нет! — мотнула головой та. — А вы приворожить сумеете? А скотину вылечить?

— Вон, видишь табличку? Что написано, разумеешь?

Соседка охотно взбежала на крылечко, топоча каблучками. (Юбка оборчатая, башмачки новенькие... Гортензия хмыкнула — видно, девчушка специально приоделась понаряднее ради нового знакомства.)

Водя пальцем по выпуклым, позолоченным буквам таблички, Лиза-Энн принялась старательно разбирать:

— Гор-тен-зи-я... Гортензия! Хер... Херка... Хурма... Хурма-манда-рин...

— Гортензия Хермелин! — не выдержала чтения хозяйка дома. — Ведьма, адепт Второй ступени Гильдии чародеев и алхимиков королевства, Магистр Пятого ранга Третьего круга Посвящения, почетный член Тайного Ордена, мастер по вопросам домоводства, здоровья, красоты, быта и животноводства.

— Ой, наконец-то! Настоящая ведьма! — от радости захлопала в ладоши девушка. — Только вы зря тут это всё написали — у нас во всей округе я самая грамотная есть. К вам и без этой доски народ ходить будет, уж я постараюсь всех известить!

— Так в городе положено, — проворчала ведьма. — Ежели ты булочник — вывешивай над дверью крендель. А коли колдуешь — прибивай табличку. Чтобы клиенты знали — образование имеешь, не к фее болотной идут...

— Знаете, я по утречку собиралась сбегать к тетке в деревню, — затараторила девица. — Так я про вас всем там расскажу! То-то все обрадуются! Знаете, у нас тут в округе уж не знаю сколько лет приличной ведьмой и не пахло. Вот напасть какая случится — и не знаешь, куда бежать!

— А как же чародей, который здесь до меня жил? Разве к нему не ходили? — удивилась Гортензия.

— А вы его видали, когда дом-то купили?

— Нет, — ответила ведьма. — Он передал все дела казначею Гильдии, а сам уехал.

— Ха! Напугался и сбежал, будто ветром сдуло! — презрительно фыркнула девица. — Одно название — колдун, да колпак в звездочку... Думаете, он тут золото из головешек сочинял, аль жутких человечков в бутылях выращивал?

— Гомункулусов, — поправила ведьма, отперев дверь.

Девица не отстала, без приглашения протопала на кухню, оставляя следы на только что вымытом полу:

— Да вот фигушки! Ни тех, ни других у него отродясь не водилось. Только и делал, что сидел у себя на башне — хоть дождь, хоть ветер. Думаете, звезды считал? Как бы ни так — выглядывал, не помашут ли факелом из замка. Чтоб, значит, к принцу на обед приходил сказки рассказывать.

— Сказки? — задумчиво переспросила Гортензия, осторожно пробираясь между сундуков, коробов и узлов с вещами.

— Ну да, разные истории о страшилищах, — кивнула девица. Она уселась на край кухонного стола и, болтая ногами, бесстрашно облокотилась на обитый жестью ларец. (На нем стояла корзина, а на той возвышалась пирамида из тарелок, а на пирамиде уместились три чашки, поставленных одна в одну. Вся пирамида устойчивостью не отличалась, но гостью это не волновало.) — Порой, говорят, такие глупости нёс! Рассказывал, к слову, про страшных черных колдунов. Вроде когда-то в соседнем ущелье жил-был такой страшный колдун, что умел мертвецов из-под земли вызывать. Ну не ерунда ли, право слово? Разве ж мертвецы двигаться умеют? У них же все жилы истлели, как они костями шевелить будут!

— Мда, ерунда, — рассеянно согласилась ведьма. — Но не пора ли тебе домой?

— Нет, не пора! — мотнула головой Лиза-Энн. — Постояльцев нынче нету и вряд ли кто вскорости появится. А батюшка с маменькой еще вчера на ярмарку уехали. Ой, я ж еще не сказала! — спохватилась она. — У нас трактир тут рядом, за рощей, так что я к вам частенько заглядывать буду, чтобы не скучали! А приходите к нам завтра? — предложила она вдруг. — Матушка свежее пиво наварила, знаете, какое вкусное у нее получается! К завтрому как раз поспеет.

— Вкусное? — задумалась ведьма. — Ну ладно, раз по твоей милости без молотка осталась, всё равно делать нечего, гвоздей кулаком не забьешь...

— А я вам наш принесу! И если подсобить чем-нибудь — вы только скажите!

— Я как раз перекусить собралась, — прервала ведьма, — чем Небеса послали. Но ты наверно не станешь?

— С удовольствием! — воодушевилась девчушка. Еще бы! Попробовать ведьминской стряпни — это же так интересно! — А чем угостите? Отваром из мухоморов? Супом из жаб? Суфле из мышиных хвостиков?

— Вот ведь провинция темная! — со вздохом покачала головой Гортензия. — Ох, куда же чашки подевались-то?..

— ...Так вы слушаете дальше или как? — поторопила Лиза-Энн хозяйку, отставшую от резвой девицы на два витка лестницы.

— Да слушаю-слушаю! — отозвалась ведьма.

До чего ж тяжко взбираться по крутым ступенькам, таща в руках большую корзину! Девчонка беззаботно скакала впереди, несла полный кувшин — и оставила на ступеньках скользкие лужицы. И какой бесёнок надоумил устроить трапезу на верху башни?..

Впрочем, если уж ведьме довелось купить домик с башней — то почему бы и не воспользоваться этим нелепым архитектурным украшением, возвышавшемся над всей округой, так что из соседней деревни видать было. По правде сказать, ведьме даже приятно: с каким восторгом взирала ее новая знакомая на эту самую башню! Иметь домик с башней — это ведь почти то же самое, что обзавестись собственным замком, разве нет?

А перекусить пирожками, выпить ягодного взвара, устроившись на вершине личной башни, оказалось весьма даже приятно. У нее есть собственная башня для наблюдения за звездами и движением небесных планет... Гортензии нравилось смаковать эту мысль, пусть никогда прежде она не увлекалась ни астрономией, ни астрологией. И чашка сладкого напитка, сдобренного каплей некрепкого вина, подчеркивала вкус владения. Вот только девичья болтовня отвлекала...

— Ну, так вот! — продолжала Лиза-Энн. — А потом в этом лесу сгинул троюродный дядька моей подружки. Пошел сокровища искать — да и не вернулся. За ним его сыновья отправились, уж не сокровища, а его самого разыскать хотели. Думали, если дядьку волки слопали, так хоть кости принести схоронить по-людски. Да только и они заплутали, ни один домой не возвратился. И старосты тогда порешили сход деревенский собрать — и всем строго-настрого запретили к тем местам даже близко подходить! Куда уж хворост или грибы-ягоды собирать. Хотя какая тут земляника — с призраками-то... А да и без запрета туда ходить боязно! Я с подружками у опушки постояла ночью часик — таких загробных стонов наслушалась! Аж вспоминать страшно... Так что, считай, ровно год мы в тот лес не ходим. И вы, пожалуйста, не ходите, ладно? Леший с этими сокровищами — если призраки живым всё равно не выпустят.

Закончив рассказ, Лиза-Энн выжидающе взглянула на ведьму. Но та промолчала, не стала спрашивать, о каких сокровищах всё толкует соседка. И откуда в лесу взялись призраки, ведьме знать тоже было совершенно не интересно.

Не дождавшись вопросов, разочарованная невниманием девушка со вздохом хотела доесть пирожок, которым так долго размахивала в воздухе — но лишь пустые пальцы поднесла ко рту. Она и не заметила, как тенью промелькнула над головой серая ворона. Зажав полпирожка в лапе, довольная птица уселась на острие косой доски, торчавшей из центра площадки. Доска эта исполняла роль стрелки в солнечных часах, циферблат же и прочие астрономические символы были расчерчены прямо на деревянном полу.

Гортензия, сидевшая на краю расстеленной скатерти на секторе с полуистершимся значком "змееносца", подняла голову:

— А, это Эвигейт, познакомьтесь.

— Нет, ну это же неприличное нахальство! — возмутилась девица, взяв из корзины следующий медовый пряник. — Свистнула из-под носа и ни слова не скафала! Эй, фсиса! Я с фофой расфофарифаю! Фы сефо мол... молчишь? Она у вас немая, что ли?

— Нет, просто умная.

Но уже Лиза-Энн запихнула в рот ломтик яблочной пастилы. Зубы завязли в сладости, и поневоле пришлось промолчать на колкость.

Гортензия снова наполнила успевшие опустеть чашки, вдохнула легкий душистый парок.

Солнце не по-осеннему припекало голову и плечи. От нагретых досок поднимался запах старого пыльного дерева, смешивался с грибным ароматом промокшей от дождей земли. Ветерок шевелил верхушки яблонь и вишен. В густых, еще не облетевших кронах рассыпалось бубенцами беззаботное чириканье не спешащих улетать на юг пташек...

Ворона на стрелке часов внимательно следила, как Лиза-Энн уныло дожевала пастилу.

— А может и прав был звездочет... — проговорила девушка задумчиво. — Может, не врал он про страшного чернокнижника, повелевающего мертвецами, вдруг не сказки это были... Ведь единственный из всех выжил, когда демоны замок разнесли...

— Демоны? — удивилась ведьма.

Спросила — и тут же пожалела о невольно вырвавшемся вопросе. Глаза юной соседки сверкнули хитринкой: наконец-то ей удалось завладеть вниманием собеседницы. Теперь-то она точно домой не уйдет, покуда всё обстоятельно не расскажет!

— Ой! — встрепенулась Лиза-Энн, будто опомнившись, прикрыла рот ладошкой. — Это же тайна! Этого нельзя никому рассказывать — про то, как демоны похитили принца!

— Ну, раз не положено, — проговорила равнодушно ведьма, — тогда не рассказывай.

От такого предложения девица дар речи потеряла. Но лишь на миг — выход нашелся быстро:

— Посторонним ни за что на свете ничего бы не рассказала! — горячо заявила она. — Но вы ведь теперь здесь жить собираетесь. Так что вам-то сказать можно.

Гортензия только улыбнулась такой прямой логике.

— Вот вы думаете, госпожа Гортензия, почему звездочет дом продал? — начала Лиза-Энн издалека.

— Наверно, потому что не мог здесь дальше жить.

— А почему не мог? — допытывалась девица.

— Потому что его покровитель, наследный принц, отсюда уехал.

— Уехал он, как же! — фыркнула в сторону девица.

— Я слышала, в этих краях пронеслась ужасная буря, — равнодушно сказала Гортензия. — Замок принца пришел в негодность.

— Вот! — воздела в небо липкий палец Лиза-Энн. — А вы видите здесь поваленные деревья и разрушенные дома? А вы видели когда-нибудь такую сильную бурю, чтобы сумела снести до подземелья каменный замок?

Гортензия пожала плечами.

— Знаете, — сделав многозначительную паузу, понизила голос Лиза-Энн, — после этого события по округе проехали отряды королевских гвардейцев, заглядывали во все деревни и выселки. И под страхом смертной казни запретили чужим и приезжим людям рассказывать, что мы тогда видели!

Гортензия вопросительно выгнула бровь.

— Но... — тянула девица, хоть сама сгорала от жгучего желания поскорей поделиться страшной тайной. — Я тогда у бабки гостила и клятв никаких не давала. К тому же, своими глазами ничего не видала, только слышала от других...

— Так что же разрушило замок принца? — спросила Гортензия.

— Небо тогда и вправду потемнело, как от грозы, — замогильным голосом начала историю Лиза-Энн. — Подул жуткий ветер, и послышался вой. Так зимней полночью воет волчья стая, собираясь на охоту... На горизонте, над горами засверкали кровавые зарницы. Грянули раскаты грома, и по небосводу промчалась кавалькада: две сотни демонов на сверкающих, словно радуга, крылатых огнедышащих драконах...

— Уже балладу по этому поводу сочинить успели? — прервала ее ведьма.

— Я ничего не насочиняла! — обиделась Лиза-Энн. — Я просто всех знакомых расспросила, кто что видел, и запомнила, как красивей звучит. Так вы будете слушать?!

Девица слопала всю пастилу и взяла с ведьмы клятву, что та никогда не пойдет в заколдованный лес, окружавший развалины замка.

Выпроводив наконец соседку, Гортензия решила заняться уборкой: расчистила половину кухни, просто свалив узлы с вещами на другую половину.

Из груды выпал сверток, в котором обнаружились занавески. Как раз то что нужно, чтобы придать дому уют. Милые кружева, правда ужасно измятые, но искать утюг в бардаке переезда было бессмысленно. Поэтому ведьма решительно взгромоздилась на шаткий стол и повесила занавески как есть.

То ли колченогий стол был виноват, то ли окно оказалось кривое — вот только занавески повисли косо. Но ведьма всё равно осталась довольна. Спустившись со стола, она окинула взглядом итог трудов. И с чувством выполненного долга отправилась гулять. Хлопнула дверью, не позаботясь запереть дом на замок. Всё равно воровать нечего — да и некому.

Ненадолго выглянувшее солнце снова спряталось за белесой пеленой. Меланхолично заморосил дождик, мягкой сыростью осыпаясь с облаков. Гортензия благоразумно надела плащ и высокие сапоги с просмоленной подошвой. И конечно же взяла с собой любимый зонт. Направилась она прямиком в заколдованный лес.

Войдя под сень деревьев, немного постояла, прислушиваясь к негромкому шепоту осени. Шлепали капли по желтеющим ладошкам листьев. Мерцала бисером развешенная на еловых лапах паутина. Беззвучно плакали подвешенные на тонких нитях глазастые сережки бересклета.

Интересно, где же прячутся обещанные призраки? Или следовало дождаться ночи?

Ведьма зашагала по едва приметной тропинке, ведущей вглубь леса.

Шуршала палая листва под ногами. О купол зонта редкой дробью барабанили дождинки. Гортензия вспомнила, с каким трудом отчищала полупрозрачное, но очень плотное драгоценное кружево от тины городского рва... Уж в этой глуши, куда она поспешно перебралась жить, вряд ли ее отыщут враги. Окаянный некромант! Из-за него она лишилась не только всей городской клиентуры, но дважды чуть не порвала зонт — и когда кубарем падала со склона, и когда потом отчищала грязь...

Ворона, сопровождавшая хозяйку на прогулке, пронеслась над тропой. С ветвей посыпались золотые листья — коротко покружившись, точно стая бабочек, тихо легли на землю.

Среди пожухшей травы, прикрывшись листком, притаился статный подберезовик с глянцевой шляпкой. Неподалеку нашелся еще один. И стая лисичек возле пенька. Гортензия посетовала, что не захватила с собой корзину, и наказала вороне в следующий раз непременно напомнить. Она наклонилась, чтобы убрать со шляпки листочек... И замерла. Ей показалось, будто подберезовик жутким голосом застонал от прикосновения.

— Эвигейт! Ты это слышала? — обернулась ведьма к своей вороне.

Та уселась на низкой ветке, с интересом наклонив голову набок, разглядывала грибы.

Гортензия снова протянула руку — и стон повторился.

Но звук шел не от гриба, а из-под земли. Стоило ведьме шагнуть вперед — стон завибрировал на более высокой ноте. Еще через пару шагов стал невыносимо громким. Вдобавок, словно бы сам воздух сопротивлялся ее движениям, не желая пропускать дальше.

— Это еще что за чертовщина! — возмутилась ведьма.

Зажав уши ладонями, она рванула вперед, невзирая на нечеловеческий визг, грозящий разорвать голову. Ведьма не могла потерпеть, чтобы какие-то неведомые силы вставали у нее на пути и мешали гулять, где ей заблагорассудится!

Она ощутила, как будто с разбега прорвала некую прозрачную стену, клейкую, вязкую, словно густой кисель. Вырвавшись на другую сторону, едва устояла на ногах... И удивленно огляделась — визг оборвался, а вместе с ним пропал и окружающий лес.

Гортензия оказалась в центре серой пустоши, под чуждым свинцовым небом. Вокруг не было ни деревьев, ни домов. Пустой горизонт сливался в неясной дымке...

Невдалеке на мшистой земле лежала груда посеревших костей. И несколько человеческих черепов.

— А, троюродный дядя с сыновьями, — догадалась Гортензия.

— Морочить меня изволите? — громко осведомилась она у неведомых сил. Ответом ей было молчание.

Поразмыслив, ведьма припомнила подходящее заклятье разрыва чар. В тот же миг, едва она произнесла последнее слово, серая пустошь растаяла, как наваждение... Впрочем, это и было наваждением. Вот только посеревшие кости остались лежать у ног.

Эвигейт приветствовала вернувшуюся хозяйку гортанным коротким "Кырр!"

— А вот теперь можно и за сокровищами пойти! — заявила Гортензия. Под сапогом хрустнул череп, но ведьма не обратила на это внимания.

Она решительно двинулась напрямую через заросли, сквозь сплетение колючек. Чутье ей подсказывало, что именно там ее ждет нечто интересное...

Выдергивая застрявший в сучьях зонт, она отшатнулась — и едва не сползла по склону оврага вниз, к заболоченной топи. Длинный рукав зелени, заросший пучками пожухлой осоки. Противоположной склон оврага венчала высоченная стена из каменных глыб, по которой вверх карабкались плети увядающих роз, стелился плющ. Остатки рва, некогда неприступная крепость...

Эвигейт, любопытная птица, перелетела через стену, оставив хозяйку бродить вокруг. Впрочем, далеко идти не пришлось — вскоре обнаружилась брешь. Невероятным взрывом изнутри крепости каменные блоки были выворочены из кладки, разметены, осколки засыпали ров, образовав брод через топь. Проход вовнутрь был открыт.

Гортензия помедлила, задумавшись, стоит ли давать волю любопытству, не лучше ли вернуться назад?.. Но махнула рукой на благоразумие — и точно девчонка запрыгала по камушкам. Перелезла через пролом, огляделась.

Мда, от замка в буквальном смысле камня на камне не осталось! Такие разрушения простой непогоде устроить не под силу. Похоже, здесь и впрямь бушевал не один десяток демонов. И еще помог огонь — пожар поглотил деревянные постройки. На разоренном пепелище теперь привольно подрастали тоненькие осинки и высокий кипрей... Перекинувшись на некогда прекрасный господский дворец, пламя подточило перекрытия. Крыша обрушилась, остались лишь пустые стены, точно выеденная изнутри червем скорлупа ореха. Полосы от дыма зачернили изящные угловые башенки. Щербатые конусы их кровель напоминали гнилые клыки. Окна смотрели пустыми глазницами. Стоя у подножия стен, Гортензия видела сквозь них небо...

— Ну и погром! — проговорила ведьма, смерив взглядом останки главной башни.

Она побоялась подойти ближе к разрушенной громадине, будто смятой взбесившимся великаном. Ей и отсюда были прекрасно видны обваленные винтовые лестницы, сложившиеся одна на одну колонны, вывороченные наизнанку залы и комнаты.

Ведьма покачала головой, вздохнула — столько убытка королевской казне! Ошибались местные жители, мечтавшие отыскать здесь сокровища. Замок и без их вмешательства был разорен дочиста. Определенно, не хотела бы она встречаться с теми, кто устроил всё это. Не приведите, Небеса, таких врагов!..

Случайно прикоснувшись к одному из обломков, ведьма почувствовала, как неживой холод уколол ладонь, пронзив руку, отдался эхом в голове... Эхом не битвы, но побоища, кровавой резни, звуки которой сохранил в своей глубине камень. Она вздрогнула, услышав вопли обреченных на смерть, вдруг оказавшихся запертыми в собственной крепости. Грохот рушащихся стен, треск огня, ржание лошадей, лязг клинков, стоны... Гортензия отшатнулась, отдернула руку. Никаких сомнений — замок пал под нечеловеческим ударом!..

Она поспешила прочь, поскорей бы выбраться из развалин... Это всё случилось давно и ее не касается. Нельзя здесь задерживаться — нельзя было к этому даже прикасаться, чтобы случившееся здесь зло не вовлекло и ее в свои сети!..

Но смешавшись, ведьма не сумела найти обратный путь. Она проплутала среди руин и вышла к заросшему парку.

Аллея полыхала осенними красками, среди зарослей поздних цветов, выбравшихся за границы клумб, стояли прекрасные статуи. Гортензия невольно залюбовалась совершенно неповрежденными фигурами, застывшими в изящных позах — забытые боги древности, стройные девы из полупрозрачного мрамора. Этот прелестный уголок не коснулась трагедия гибели замка, здесь по-прежнему царил мир и спокойствие, словно ничего не случилось...

Аллея вывела к пруду. Темно-синее зеркало устилали островки разноцветных опавших листьев. Ведьма вздохнула полной грудью. Простор водной глади ласкал взор. Даже и думать не хотелось, какие ужасные тайны остались там, у нее за спиной...

Взгляд наткнулся на еще одну статую, поставленную далеко от остальных, у самого берега. Не мрамор, не гранит, но простой сероватый шершавый камень, а так искусно высечен, что видно малейшую деталь, каждую складку на одежде. Под резцом мастера безликая глыба превратилась в кожу, ткань, металл. Фигура воина, будто на миг замершего в порывистом движении — широкие плечи, чешуйчатый доспех, напряженные мускулистые руки, занесенный над головой меч. Гладко отполированный клинок, тонкий как настоящая сталь, всё еще не переломился просто каким-то чудом! Словно готов был вот-вот добить поверженного наземь противника...

Над головой? Гортензия засмотрелась на мужественную стать и не сразу заметила, что столь важной детали у статуи просто нет. Над плечами виднелся обрубок шеи с напряженными жилами — ровно срезанный, как спиленный пень.

— Мда, такой парень, а без головы! — огорчилась она. — Взглянуть бы в его милое личико...

И принялась искать, бродить, осматривать близлежащие кусты и заросли. Отчего-то в полнейшей уверенности, что голова просто должна быть! И должна быть где-то совсем рядом...

На поиски ушло немало времени. Гортензия не однажды тихо чертыхнулась, помянув свою любознательность, прежде чем недостающая часть обнаружилась в сырой канаве — под толстым слоем сгнившей листвы и грязи. Ведьма с трудом вытолкала эту ужасную тяжесть на относительно сухую кочку и кое-как протерла лопухом. Под коркой грязи показался шлем, низко надвинутый на брови, с зубчатым гребнем на макушке.

— Дай-ка посмотреть на тебя, красавец... — пробормотала Гортензия. Одной рукой придерживая голову за гребень, другой потянулась за следующим лопухом, чтобы отчистить лицо. И далось же ей, что этот истукан непременно окажется красавцем! Вот наверняка зря она тут мучается, кряхтит с этим булыжником — а смотреть-то и не на что будет... Да и какое ей, старой деве, дело до каменных мужиков? Настоящие-то за всю жизнь не понадобились! А тут вот захотелось статуей любоваться...

На нее сверкнули глаза. Она даже оторопела, едва не выронив камень обратно в канаву. Глаза совсем как живые — казалось, вот-вот моргнут под сурово сдвинутыми бровями. Всё из-за того, что мастер не поленился вставить в серую глыбу пару самоцветов. Протертые мягким листком, они засверкали, переливаясь всеми цветами радуги. Слезой по щеке скатилась крупная дождевая капля.

— Ох, мамоньки, красавец какой! — воскликнула она. Погладила изваяние по щеке, легонько щелкнула по кончику носа. — И что ж каменный-то такой попался?! Вот досада!

Ворона, забравшись ей на плечо, с любопытством уставилась на изваяние.

— Был бы натуральный, — прокряхтела ведьма, — себе бы такого взяла... Плюшками бы кормила, носки шерстяные связала...

Невзирая на немалый вес, Гортензия сумела-таки втащить голову на пригорок. Ну, а дальше было полегче — докатила до ног статуи колобком. Ну не могла же она кинуть такого мужчину, оставить дальше валяться в канаве носом в грязь!

— Вот за такого парня я бы замуж пошла! Не веришь, Эви? Да хоть сейчас бы, на старости лет! — продолжала веселиться она. — За ним жила бы, как за каменной стеной! Бросила бы ведьмовство, нарожала бы детишек, как все бабы...

Водрузить на место эту каменюку оказалось совсем непросто. Гортензия намучилась так, что сама не рада была. Но бросить дело незавершенным было ниже ее достоинства — и она всё-таки поставила упрямый камень на место! Кстати, щель на шее осталась совершенно незаметная, будто камень сам собой сросся.

Убедившись, что голова встала крепко и с плеч не свалится, для чего отвесила статуе пару хороших подзатыльников, Гортензия отряхнула руки и отошла на несколько шагов, полюбоваться воссозданным творением.

Любоваться было чем: стройная фигура в совокупности с вернувшейся головой смотрелась еще лучше. Длинные ноги... Особенно ей понравились ноги — голенища сапог от щиколотки до колена стягивали узенькие ремешки с полосой пряжек-хлястиков. Интересно, если к любовнице в таком наведаться — сколько же времени потребуется, чтобы всё расстегнуть и в постель нырнуть?.. О, Небеса, о чем она только думает! Старая ведьма — а на уме глупости! Ноги она мужские разглядывает — и не краснеет.

— Молодой, — протянула она.

— Урр, — мурлыкнула ворона, вновь усевшись на плечо хозяйки, под кружевной купол зонтика.

— Красивый... — продолжала ведьма мечтательно.

— Урр, — вновь согласилась с очевидным птица.

— Эх, была б лет на десять помоложе, наколдовала бы себе такого! — вздохнула Гортензия.

— У-урр! — фыркнула ворона.

— А что? Это по молодости я глупая была, не сумела бы, — обиделась на птицу ведьма. — А теперь наверняка смогла бы! Да вот уж не к чему.

Вздохнув, решила, что пора и домой уже возвращаться...

Гортензия неспешно двинулась вдоль берега. Каждый десяток шагов оборачивалась на приглянувшуюся статую, оставленную в одиночестве, пока деревья не заслонили обзор. Ведьма прикидывала в уме, каким способом можно доставить истукана в собственный сад... Но ход мыслей оборвал неожиданно налетевший ветер. С деревьев посыпалась листва, Гортензию закружило в яркой вьюге, ослепило солнечным блеском осеннего золота. Сильный порыв выдернул из рук зонт, подхватил, завертел, поднял до серых облаков — и бросил обратно вниз, на замутившееся рябью зеркало.

И тут же шквал утих, успокоился.

Ворона подлетела к плавающему по воде, будто игрушечный кораблик, зонту, уселась на рукоять.

— Молодец, Эви! — крикнула Гортензия, в беспокойстве за свой зонтик позабывшая обо всем на свете. — Можешь мне его принести?

Ворона, очевидно, смогла бы. Но не захотела. Сделав вид, будто ничего не слышит, принялась преспокойно чистить перышки — пока зонт сам собой не подплыл к песчаной отмели, где уже поджидала запыхавшаяся хозяйка.

— Совсем ты у меня обленилась, Эвигейт! — пожурила питомицу Гортензия.

Ворона ничего не ответила. Что-то заметив, неожиданно резко сорвалась с рукояти, коршуном набросилась на круглый булыжник, торчавший в куртине прибрежного камыша, словно яйцо в гнезде.

— Что это, еще одна голова нашлась? — пошутила ведьма. Подняла выловленный зонт в вытянутой руке, с кончиков спиц струйками полилась вода.

Ворона обстоятельно исследовала камень, даже клювом постучала в нескольких местах, прислушиваясь к отзвуку — и отчего-то пришла в волнение. В нетерпении переминалась с лапы на лапу, всем видом показывая, что не сойдет с места, пока Гортензия не осмотрит находку.

Нет, обнаруженный камень действительно очень походил на яйцо — огромное, с чешуйчато-мраморным рисунком по поверхности. И покрыт плотным налетом, похожим на зеленоватый воск.

— Ох, светлые Небеса! — всплеснула руками Гортензия, разглядывая ворону, важно нахохлившуюся на исполинском яичке. — Это когда ж ты его снесла?! Я и глазом моргнуть не успела! И осилила ведь такое здоровое! Признавайся, от кого снесла-то? От дракона?

Растопырив крылья, ворона обиженно пригнулась, взъерошив перья.

— Ладно-ладно, не сердись! — продолжала веселиться ведьма. — Заберем домой твоего птенчика, не замерзать же ему в трясине.

И действительно, вытащила булыжник из зарослей, увязала в платок — хорошо хоть оказался гораздо легче каменной головы. Удовлетворенная ворона вернулась на плечо хозяйки.

Небо хмурилось, обещая вместо надоедливой мороси нешуточный ливень. Возвратиться домой следовало поскорее. Гортензия поудобнее пристроила узел с камнем подмышку — и свернула на едва приметную тропку, поднырнув под сплетение ветвей...

***

В порядочном королевстве всё должно быть на своих местах и каждый обязан заниматься своим делом: король — сидеть на троне, принцесса — ждать своего рыцаря, ведьма — варить зелья, а чернокнижник...

Четверка вороных несла карету через ночной лес. Узкую дорогу коридором обступали деревья. Летящие навстречу стволы будто пританцовывали в свете раскачивающихся на передке кареты фонарей.

Кучер, подскакивающий на жестком сидении, едва не проглядел узкую тропку, свернувшую от дороги к внезапно открывшемуся логу. Разгоряченных лошадей невозможно было остановить сразу, пришлось сделать широкий крюк. Карету нещадно протрясло на спуске, прежде чем экипаж встал перед скромной хижиной. Не дом, а трухлявый пень с трубой в крыше, вросший в землю под сенью вековых дубов...

Кучер опустил вожжи, без лишних церемоний стукнул локтем в стенку кареты. Лошадь в передней паре устало всхрапнула, потрясла головой, грива взвилась шелковой волной.

В оконце хижины зажегся тусклый огонек.

Дверца кареты распахнулась, на мокрую от недавнего дождя траву ступил молодой человек. Нетвердым шагом отошел от экипажа, волоча подол черного балахона по высокой траве, с облегчением вдохнул полной грудью холодный воздух. Обернулся к вознице. Тот развел руками:

— А я-то что? Это дорога такая! Не в городе же. Говорил ведь — верхом езжайте! Или вон Сильг берите, она не укачает...

Но тот ворчание кучера слушать не собирался. Низко надвинул капюшон на глаза, направился к лачуге — прямиком через цветник, через бледно светящиеся в лунном свете незабудки, через ровные грядки с овощами и травами.

На требовательный стук отозвался из-за двери сиплый старческий голос:

— Слышу, слышу! Погоди чуток, добрый странник!..

Ждать пришлось долго. Кучер уселся поудобней, подперев небритую щеку кулаком. Лошади переступали с ноги на ногу, чутко прислушиваясь к шорохам ночного леса. Прибывший гость стоял, в нетерпении наматывая на палец и без того вьющийся локон, выбившийся из-под капюшона.

Наконец дверь отворилась, на порог вышел высокий старик, в засаленном ночном колпаке на голове, с чадящей масленой лампой в руках. Эту лампу он немедля сунул в лицо отшатнувшемуся гостю.

— Кто ты, добрый странник? — прищурив глаза, осведомился отшельник. — Входи, коли ночлег ищешь! — и улыбнулся радушно, во весь беззубый рот.

— Благодарю, но я не прошу твоего гостеприимства, — вежливо склонив голову, сказал ночной посетитель. — Ответь, старик, это ты — чародей Первой ступени колдовской Гильдии, магистр Второго ранга Первого круга Посвящения, по имени Гас Примус?

— Гаспар Праймус, — несколько обидевшись, поправил старик.

— Верно, — кивнул гость, подсмотрев в извлеченную из широкого рукава записку. — Прошу прощенья.

— Если вы ко мне по делу, ничем не могу помочь. Я давным-давно оставил практику...

И он собирался уж захлопнуть дверь, но гость не позволил:

— Погоди, старик, ты не дослушал! — схватил за костлявое плечо, вытолкнул на поляну.

Старик не ожидал подобного неуважения. Потоптавшись в домашних войлочных тапках по рыхлой грядке, с погасшей плошкой в руке, поежился от ночной прохлады.

— Кто вы такой, юноша? — проблеял старый чародей. — Я хоть и отошел от дел, но еще вполне способен за себя постоять!

— Кто я — не имеет значения, — ответил молодой человек. — Главное — кто ты! В свое время ты был самым сильным колдуном в Тайном совете Гильдии?

— Допустим, не отрицаю, — согласился чародей, даже несколько польщенный, что о его былой славе кто-то еще помнит. — Но учтите, юноша, я за все свои долги уже расплатился сполна, все старые обиды загладил и давно никому ничем не обязан!

— Вот и отлично. Значит, ты готов умереть.

— Что?! — старику почудилось, будто он неправильно расслышал.

— Ты готов умереть? — громче повторил парень.

— Да не орите, ваша милость! — подал голос кучер. — Он же не глухой.

— Так вы что, господа любезные, меня грабить собрались? — догадался чародей, переводя удивленный взгляд с гостя на карету и обратно. — Так я вам не позволю! У меня там и книги... и мудрость... записи... и зелья... Я всю жизнь их копил! Не позволю!..

Бросив бесполезную лампу, он быстро засучил рукава, слепил в костлявых пальцах сноп розоватого огня... Но швырнуть в непрошенного гостя не успел — захрипел, запрокинул голову, стиснул в кулак ворот, точно его душили.

Кучер отвел глаза — он уже знал, на что был способен его хозяин. Хотя молодой некромант и пальцем не шевельнул — лишь сосредоточенно буравил тяжелым взглядом старика... И едва не пропустил выпущенный исподтишка снаряд. Пламя ударило в ствол дуба позади него, рассыпалось искрами, обожгло задымившуюся кору. Но парень будто ждал этого — вовремя успел уклониться и с готовностью послал клубок молний в ответ, подпалив старику и без того клочковатую бороду.

— Пожалуйста, не сопротивляйтесь! — вежливо попросил некромант. В его ладони уже зажегся следующий разряд, а второй рукой он быстро чертил в воздухе таинственные знаки.

— Хо-хо-хо! Мал еще с дедушкой-то драться! — воскликнул чародей, жонглируя трескучими клубками огней. — Давненько я так не веселился!.. Ну-ка, поглядим, из какой ты школы... — Он махнул рукой, и на противника сверху обрушился ворох веток, толстый сук больно треснул по плечу.

— Я самоучка! — отрезал парень, мысленным приказом отослав в старика дюжину чурбашков из аккуратно сложенной под окном поленницы. Лишь один слегка задел чародея концом по заду — и не потому, что молодой колдун плохо целился, а потому что старый отлично помнил заклинания защиты. Но некромант уже мысленно отсчитывал секунды — скоро старик позабудет о защите, да и обо всем на свете. Они всегда забывают, когда видят...

— Эй! Вы это того! Глядите! — в возмущении воскликнул кучер, когда лошадей окатило дождевой водой из бочки, с громом треснувшей над крышей хижины.

Некромант, не отвлекаясь от метания молний и плетения черных чар, сделал знак рукой — и карету с четверкой загородила стена твердого, точно алмаз, воздуха.

— Другое дело, — вздохнул возница, принялся поправлять упряжь...

Очень скоро от ровных грядок и цветника не осталось следа, всё было втоптано в грязь, развалено и порушено. Деревья вокруг поляны опалились или вовсе взорвались в щепки. В дерновой кровле лачуги зазиял пролом, мутное стеклышко из оконца вылетело осколками.

Повергнув гостя лицом в огородную грязь, чародей вскричал:

— Никто не смеет безнаказанно посягать на моё имущество и покой!

— К дьяволу имущество! Я за твоей душой пришел, — прошипел парень, выведенный из себя неожиданным упорством старика.

— Черных книг начитался, мальчишка?! — воскликнул чародей. — Смотри же, добром это для тебя не кончится! Невозможно смертному заставить саму Смерть служить себе! Духи Тьмы жестоко отомстят за глупую самонадеянность!

— Спасибо, но я не нуждаюсь в пророчествах, — ответил некромант, сплюнул скрипнувшую на зубах землю. Губы его скривились в улыбке.

Он уже видел то, что старик еще не замечал. Мертвые духи, прилетевшие по его зову, уже оплели жертву тонкими щупальцами смертного холода. Они уже присосались к уставшему сердцу, выведали тайную боль прошлого...

Старик побелел, опустились руки, погасли на ладонях огни. Чародей уставился ровно перед собою, словно узрел в темноте вдруг воплотившийся призрак — борода затряслась, он зашлепал дряблыми губами, пытаясь выговорить давно позабытое имя...

Некромант усмехнулся. Неторопливо отряхнул потрепанный дуэлью балахон. У каждого в прошлом есть призраки, у каждого в глубине сердца запрятана тень. Вина перед умершими точит душу годами, десятилетиями, не унимаясь со временем, а лишь еще глубже укореняясь, так что вырвать это чувство потери из груди можно только вместе с самим сердцем.

— Это ты?.. — пробормотал чародей, протягивая руку к невидимому призраку. Некромант понятия не имел, кто именно представился старику. Духам тоже было это безразлично, они лишь высасывали наружу затаенные чувства, а жертва уже сама в своем воображении воскрешала незабываемый образ.

— Прости меня... Я не желал твоей смерти... Я сделал всё, что смог, но спасти тебя было не в моих силах... — лепетал старик, из глаз его потекли слёзы.

Некромант нахмурился. Призванные им духи сделали свое дело — теперь чародей и не думает сопротивляться, теперь его можно убить голыми руками. Собственные чувства сделали его беспомощным, связали крепче кандалов... Но парню было гадко пользоваться подобными средствами.

И всё же выбора у него не было. Некромант поднял руку, медленно и с силой сжал пальцы в кулак — и ощутимо почувствовал в ладони невидимое, но пока еще живое сердце старика. Сердце билось — в груди старика и в его руке одновременно... Вздохнув от отвращения, парень стиснул пальцы...

Вдруг нахмуренные брови удивленно приподнялись — на лице молодого чернокнижника отразилось смятение:

— Нет, только не сейчас!.. — забормотал он в смущении. — Не надо! Умоляю... Прошу, подожди!..

Но мольбам его не вняли. Всхлипнув сквозь зубы от сдерживаемой ярости, он отпустил свою задыхающуюся жертву — старик повалился на землю, — и с коротким шипением исчез в ночной тьме, будто сам был призраком...

Схватившись за грудь, чародей засипел, заглатывая воздух ртом. Оглушено помотал головой.

Занимавшийся лошадьми кучер оглянулся — ограждавшая экипаж призрачная стена тоже внезапно растаяла.

— Эй, старый! — крикнул он чародею. — Где мой господин, куда делся-то?

Тот только бессильно махнул рукой.

Возница проверил пустую карету, оглянулся на лес — пожал плечами и полез на козлы:

— Ну, прощай тогда, колдун! Видать, домой нам пора.

Проводив глазами рванувший с места экипаж, старик, кряхтя, поднялся. Потирая ушибленные конечности и охая, поковылял к хижине. Но на полпути замер, опасливо обернулся.

Сзади звонко хрустнула ветка — под сапогом. Сапог был не простецкий, не крестьянина — высокое голенище стягивало множество узких ремешков с полосой из поблескивающих пряжек... Колдун сглотнул, не ожидая для себя ничего хорошего и от этой встречи. Поднял взгляд выше. Оцепенел, встретившись глазами с новым гостем: зрачки хищно мерцали из мрака, переливаясь дьявольской радугой.

На разоренную поляну из-под сени покореженных деревьев ступил странник: на плечо взвален тяжелый меч, стальные чешуйки доспеха переливаются в свете бледнеющего месяца.

— Почтенный! — обратился он к колдуну беззаботным тоном праздного гуляки. — Чего хотел от тебя этот мальчишка?

— Не поверишь, благородный рыцарь! — откликнулся старик, пятясь назад к дому. — Он собирался меня убить!

— Вот наглец! — хмыкнул странник. — И что же ему помешало?

— Да кто ж знает! Благодарение Небесам, едва жив остался... — Спрятав руки за спиной, за широкими складками плаща, старик торопливо творил из воздуха клуб огня.

— Ты знаешь, кто это был? — поинтересовался странник.

— Если бы! Я давно ушел от мира, добрый рыцарь. Живу здесь сирота-сиротой...

Не договорил — метнул шар пламени в воина.

Тот не подумал ни уклониться, ни бежать. Стоял как ни в чем не бывало — а клуб пламени застыл в локте от его лица.

Старик затрясся — от ярости, от страха, от ненависти. В глазах невозмутимого пришельца отразились языки огня, заплясали искры, смешавшись с яркой синевой вокруг пульсирующих зрачков, разлились расплавленным золотом.

— Ты не человек... Ты демон! — понял старик.

Странник легонько дунул на клуб огня — и тот отлетел прочь, взорвавшись о стену лачуги. В считанные мгновения хижину объял пожар. Поляну и окружающий лес озарило багровыми всполохами.

Не смея отвести взгляда от смеющихся золотистых глаз, колдун суетливо зашептал:

— Заклинаю тебя, демон, тварь с земной плотью, с душой из иного мира, заклинаю тебя всеми силами Небесными, всеми духами лесными, стихиями огненными, воздушными и подземными! Повелеваю тебе, безымянный демон...

— Почему же безымянный? — оскорблено возразил тот. — У меня есть имя. Иризар, позвольте представиться! — и отвесил шутовской поклон.

— Повелеваю тебе, демон Иризар, оставить меня, Гаспара Праймуса, и удалиться из места сего на веки вечные! Именем повелителя Стихий, Старшего командора Тайного совета, да будет так!

— Закончил? — спросил демон.

Чародей молчал, тяжело дыша, растратив в несработавшем заклятье последние силы.

Клинок соскользнул с плеча, демон перехватил рукоять обеими руками.

Колдун с ужасом ощутил, как его неудержимо тащит вперед неведомая сила — швырнула с невероятной скоростью к страннику. Чародей вскинул руки, с пальцев сорвались ломанные стрелы молний — но направленный на него клинок поглотил их.

Короткий размах — и голова колдуна скатилась в дымящуюся туманом траву. Следом повалилось тело.

Демон неторопливо вытер клинок об одежду покойника, вложил меч в ножны. Взглянул на полыхающую хижину, золотые отблески в его глазах сменились яркой зеленью, выдавая заинтересованность и любопытство. Не страшась пламени, он вошел в покосившийся дверной проем. И через несколько минут вышел, совершено невредимый. Из лачуги вынес всего лишь две книги. Корешки из тисненой кожи дымились, тлея, угол одной лизал язычок пламени. Демон постучал книги одна о другую, загасив пламя — да заодно стряхнув многолетнюю пыль с корешков. Оглянулся на месяц, тающий в мутном небе, и исчез.

***

На следующий день, с утра пораньше, Гортензия опять отправилась в лес. На сей раз без зонта — на небе сияло солнце и не было ни тучки, — зато с большой корзиной для грибов. Но перед выходом разбудила ворону, дремавшую в кухне на раструбе дымохода:

— Пожар! Горим! — пронзительно крикнула ведьма. И неподвижно сидевшая на краешке птица без звука свалилась в подставленную над очагом корзину.

Сегодня ведьма решила не ходить к руинам замка. Хотя к берегу пруда, признаться, тянуло... Направилась к болотам и непроходимым чащам — туда, где по словам Лизы-Энн, водились дикие вепри, волки и призраки. В этих пугающих дебрях она провела всё утро до полудня, набрала маслят и боровиков, но никого из обещанных обитателей так и не встретила.

Вернулась домой с тяжелой корзиной под мышкой и с невыспавшейся вороной на плече. Уселась на ступеньках крыльца, достала из-за голенища широкий нож, которого испугалось бы любое лесное чудище, и принялась чистить грибы, прикидывая, на сколько дней должно хватить похлебки...

Денек был замечательный: погода радовала, грибы попались чистенькие, не червивые... Вот только вокруг вился назойливый комар: жужжал над ухом, норовил впиться в самый нос. Видно, положил на ведьму глаз еще в лесу и увязался следом. Полусонная ворона, гревшая перышки на солнышке, охотиться за мелким надоедой отказалась наотрез. Потому Гортензии не оставалось ничего другого, кроме как воспользоваться колдовскими чарами: сосредоточенно насупившись, она направила на комара указующий перст. На мгновение комар замер, зависнув в воздухе. А потом стал увеличиваться в размерах — сперва вытянулись ножки-прутики, потом вырос живот, приобретя объем пузырька для духов, острое жало распухло до знатной соломинки. Слюдяные крылышки затрепыхались, не в силах больше удерживать вес такого чудовища — и комарище свалился Гортензии на колено. Она поморщилась, брезгливо дернула ногой — и растопыренное чудище съехало вниз, подпрыгнув на носке башмака, как на горке, рухнуло на дорожку. Шелестя желтой листвой, комарище ретировался в кусты.

— И так будет со всяким! — грозно предупредила окрестности ведьма. На миг будто даже мухи замолкли...

— Вот здорово! А вы так только с комарами умеете? — спросила восхищенная Лиза-Энн.

Ведьма вздрогнула — умеет же девица подкрасться незаметно! Послали Небеса любопытную соседку...

— Я могу заставить расти всё, что может расти в принципе, — ворчливо отозвалась Гортензия, возвращаясь к чистке грибов.

— В чем? — переспросила Лиза-Энн. — А вот, скажем, волосы могут в нем расти?

— В ком? — не поняла ведьма.

— В вашем принципе. Я всегда мечтала о длинных косах! — призналась она. — Я мечтала, знаете, чтобы до колен... Нет, до пяток! И ленточки, ленточки, ленточки! И жемчужные нити — вот, крест-накрест. Ой, так бы красиво, так бы ладно было!..

Гортензия пробурчала что-то невнятное. Солнышко пригревало, грибы приятно пахли осенью, в саду стояла тишина... Отличный денек — если б не надоедливая соседка, у которой рот не закрывается. Трещит хуже сороки... У Гортензии быстро иссякло терпение.

— Хорошо! — крикнула она, бросив нож в корзину.

— Правда?! — девица радостно запрыгала и захлопала в ладоши.

— Ну, хоть постой смирно, — велела ведьма. Потерла ладони одна о другую, растопырила пальцы, направила в сторону девушки.

— Ой... — выдохнула та испуганно.

На пару минут воцарилась тишина. Слышен был шелест ветра в листве, далекий зов кукушки...

Не чувствуя в себе перемен, Лиза-Энн открыла рот:

— А можно я...

— Молчать! — оборвала ведьма.

— Но если...

— Я сказала!

— Молчу, — повела та плечом. — А вот если... А-а-а!! — закричала вдруг, ощутив, как что-то поползло по спине и по плечам. В ужасе принялась себя отряхивать, обшаривать руками — но ничего не нашла — кроме прядей волос, которые удлинялись, вытягивались то одна, то другая, проскальзывая сквозь пальцы сжатого кулака, пока не достигли земли... Вскоре девушка оказалась точно плащом окутана своими же собственными волосами.

— Ой, мамочки! — прошептала Лиза-Энн в восторге. Покрутилась на пятках, заставив пряди взлететь, счастливо рассмеялась. Вот зря она так крутится — перед кустом-то боярышника...

— Ой, спасибо большое! — кинулась к Гортензии, но та увернулась от поцелуев. — Большое-пребольшое! Я теперь как принцесса! У меня косы лучше всех в графстве! Нет, во всем королевстве! Я теперь сюда столько ленточек завью! И батюшку на ярмарку за новыми отправлю!..

Радости ее не было предела. Даже несмотря на то, что концы непослушных прядей от легкомысленного прыганья крепко запутались в ветках колючего куста.

Пока Лиза-Энн высвобождала свою новоприобретенную красу из вредных колючек, Гортензия обратила внимание на еще одного пожаловавшего посетителя: какой-то оборванец в лохмотьях, худой, точно призрак, замер перед калиткой, не решаясь войти.

— Кто это там? — указала Гортензия.

— Бродяга, — отмахнулась сосредоточенно пыхтящая девица. — Поселился тут в лесу, ходит, работу клянчит. А делать ничегошеньки не умеет.

Гортензия присмотрелась к оборванцу — что-то в нем показалось странным. Никак не понять...

— Нету у меня для тебя дела! — издалека замахала на него руками Лиза-Энн, отчего волосы к досаде еще больше запутались. — Ты нам в прошлый раз дров на месяц вперед наколол, хватит! А больше тебе поручить ничего нельзя!

— Почему? — спросила Гортензия, разглядывая понуро удаляющегося лохматого парня.

— Да говорю же — ничего больше делать не умеет! Только топором махать. Ни печь растопить, ни лошадь в телегу запрячь — я проверяла. Бестолковый. Откуда только взялся на мою голову!

— И давно он здесь появился?

— С прошлой зимы... — Лиза-Энн безуспешно пыталась совладать с прической. — Ой, а можно я домой пойду? Мне б к зеркалу...

Гортензия заверила девушку, что скучать в ее отсутствии не собирается.

***

Юный граф Гилберт ден Ривэн ворвался в свои покои с таким видом, будто за ним гналась дюжина демонов. С грохотом захлопнул дверь, щелкнул замком, привалился спиной к дубовой створке. Сдул со лба длинную прядку, выбившуюся из-под бархатной ленты — бант сполз по растрепанной гриве вьющихся волос, но графу было не до своей внешности. Он оглядел комнату. В таком беспорядке немудрено не то что гримуар потерять — собственную душу не найти... Пнул попавшиеся под ноги доспехи, перешагнул через разложенные на полу бумаги с чернильницей и перьями, отпихнул в угол упавшую с кровати подушку. Подойдя к высившейся на подоконнике стопе книг, выдернул самую нижнюю. Толстые тома посыпались вниз — каждый фолиант стоимостью в состояние: в кожаных тисненых переплетах, с латунными и серебряными застежками поперек покоробленных временем обрезов. Гилберт присел на подоконник, принялся листать ветхие страницы.

Конечно, никакие демоны за ним не гнались. Его личный демон уже год стоял неподвижно, как статуя. Просто в голову пришла идея, которую срочно требовалось проверить на деле...

Гилберт торопливо пролистал одну книгу, подобрал вторую, просмотрел третью. Вернулся к первой, еще раз пролистал, тихо рыча сквозь зубы от едва сдерживаемого нетерпения — нашел наконец-то нужную страницу, обрадовался, захлопнул книгу, заложив клочком бумаги. Вскочив с места, принялся что-то искать по всей спальне, наводя еще больший беспорядок. Заглянул даже в соседнюю, смежную со спальней, комнату, но на пороге вспомнил — вернулся и полез под кровать. Появился оттуда с пылью на волосах, сжимая в руке толстую свечу из глянцевого черного воска.

Захватив свечу, сунув книгу под мышку, граф ден Ривэн вновь направился в смежную комнату. В этой пышно украшенной приемной с изящной мебелью он явно избегал бывать, это подтверждал порядок, идеальный по сравнению со спальней. Подойдя к большому зеркалу из полированного серебра, Гилберт нажал на особые завитки на резной раме. Зеркало послушно утонуло в нише, открыв проход в стене. Гилберт поморщился от повеявшего запаха тлена — и торопливо спустился по крутым ступенькам узкой винтовой лестницы вниз.

Внизу лестница упиралась в глухую, обитую железом дверь. Вытянув из-за ворота за длинную цепочку заветные ключи, Гилберт отпер замки. Дверь отворил осторожно, прежде прислушался — не донесется ли с той стороны шороха. Приоткрыв, заглянул в чернеющую щель. Внутри было тихо и холодно. Отчетливей потянуло сыростью, прелой звериной шкурой.

Ступив за порог потайной каморки, Гилберт зажег черную свечу — не воспользовавшись ни трутом, ни огнивом, просто щелкнул пальцами над фитилем. От щелчка брызнули крохотные искры, которые в темноте вполне можно было бы принять за разноцветные мушки в напряженных глазах. Лениво затеплился огонек.

Дверь захлопнулась, лязгнули ржавые петли. В темной каморке не было окон, по стенам из грубо отесанного камня разрасталась пятнами плесень — сказывалась близость городского рва.

Из-за мечущихся теней и золотистых отблесков свечи казалось, будто стоявшая посреди тайника статуя, накрытая широким полотнищем бурой мешковины, украдкой шевелится, готовясь ожить. Поборов отвращение, Гилберт приподнял край покрывала, взглянул на уродливую морду, поросшую колючей шерстью. Оскаленная пасть с желтыми клыками, стеклянные глаза навыкате — застывшая ярость ничуть не изменилась со вчерашней ночи... Брезгливо скривившись, Гилберт отпустил полотнище. Выдвинул из угла деревянную стойку, положил на нее книгу, поставил свечу. Снял с пальца перстень с большим черным камнем. Вытащил из ножен ритуальный нож — занес кривое лезвие над левым запястьем. Примерился, махнув клинком над самой кожей. Помешкал, подтянул манжет, сжал-разжал кулак. Всё-таки резать себе вены было страшновато...

Но если догадка верна, сегодня он наконец-то освободится от этого постоянного кошмара, который сводит его с ума вот уже столько времени. Даже не верится, что свобода так близка...

Он раскрыл книгу на закладке, начал читать. Заклятье на мертвом языке — давно позабытом, непонятном для живых. Но теперь, когда ему подвластна смерть, понять значение этих странных рун для него просто пустяк... Голос отражался от голого камня, умножая звук — усиливая значимость слов...

Свеча разгорелась. Яркий, мигающий язычок пламени вытянулся в длинную стрелу. Оглушенный эхом собственного голоса, Гилберт читал всё громче и громче. Оставалось еще несколько строчек — и он будет свободен от этой пытки ожидания...

И за минуту до разрешения он почувствовал, что его призывают. Нет, не может быть! Только не сейчас, не в этот момент!.. Напрягся каждый мускул, по виску пробежала капля холодного пота. Он пытался удержаться изо всех сил. Но зов не прекращался, выворачивая душу из тела, и он не мог противиться. Сорвавшееся с губ проклятье застыло в душном воздухе камеры. Клинок выпал из руки, упал на книгу, смахнув куда-то в темноту перстень. Огонь потревоженной свечи мигнул.

Гилберт исчез.

Герцогиня Изабелла Эбер поднялась с постели в скверном расположении духа. Ей приснился дурной сон. И хоть она тут же забыла, о чем он собственно был, герцогиню не покидала твердая уверенность, что ничего хорошего сон этот не предвещает.

Другой причиной ее неудовольствия стало полуденное солнце. Яркие лучи назойливо искрились в мелком оконном переплете, через разноцветные стекла раскрашивая пестрыми пятнами фрески на стенах и потолке. Герцогиня назначила на сегодня множество важных дел, но никто не посмел ее разбудить пораньше. Поэтому на горничных, поспешивших помочь хозяйке с утренним туалетом, щедро посыпались тычки, подзатыльники и щипки. Служанки ойкали, сокрушенно кланялись — но будто нарочно продолжали дергать за волосы, расчесывая и заплетая роскошные косы госпожи.

Герцогине нужно было срочно переговорить с сыном. Можно было, конечно, послать за ним слуг — но ждать, пока эти бездельники доковыляют от ее покоев до дальней башни дворца... Расставив локти над головами горничных, которые, опустившись на колени, надевали на нее чулки, Изабелла Эбер дважды повернула вокруг пальца перстень с квадратным фиолетовым камнем.

Младшая горничная, поступившая на службу недавно, не успела приноровиться к привычкам хозяйки. Когда вдруг из ниоткуда появился сын герцогини, девушка испуганно шарахнулась, неловко упала на зад и стукнулась макушкой об угол туалетного столика.

— Мама, ну сколько можно! — в досаде воскликнул граф ден Ривэн.

— Я оторвала тебя от важных дел? — насмешливо приподняла бровь герцогиня.

Гилберт отвел глаза.

— Нет, — буркнул он. Отошел к окну, уселся на подоконник, скрестив руки на груди.

— Я просто хотела сообщить тебе, что собираюсь к старику Стефану, — сообщила герцогиня, любуясь на свое отражение: волосы без следа седины, толстые косы перевиты золотой сеткой и уложены в два тугих кренделя. — И ты едешь со мной.

Старшая горничная принесла платья и, держа на вытянутых руках, с поклоном представила на выбор хозяйке. Герцогиня указала на темно-фиолетовое, с широкой серебристой каймой по подолу. И снова обернулась к сыну, который сумрачно ждал распоряжений:

— Нужно старику еще раз напомнить о его обещании. Заодно узнаю, не сболтнул ли уже кто-нибудь о пропаже принца. Ну, а ты, как послушный мальчик, лишний раз намекнешь о своих сердечных муках и страданиях, состоишь жалкую рожицу, у тебя это превосходно получается в последнее время. Потребуешь у Адель свидания, падешь к ногам принцессы, попросишь ее руки.

— Сегодня?! — ужаснулся Гилберт. — Но почему так скоро? Мы же решили подождать...

— Сегодня! — цыкнула на сына герцогиня. — У меня появилось плохое предчувствие. И поэтому ты поторопишься с объяснениями. И в твоих же интересах хорошенько обдумать свои слова, чтобы Адель не расхохоталась и не выставила тебя сразу же за дверь.

— Но что мне ей сказать? — в отчаянье воскликнул Гилберт.

— Откуда мне знать? Мне никогда никто не признавался в любви, уж тем более твой солдафон отец! Это ты у нас любитель поэзии — вот и сочини что-нибудь чувствительное. И кстати, тебе не мешало бы переодеться. Такого жениха даже к нашей косой принцессе привести стыдно.

Гилберт нахмурился. Как всегда, матушка не спрашивает его мнения, она раздает указания — и не желает замечать, что сын уже не маленький ребенок, которым можно помыкать. "Переодеться"? Хочет, чтобы и он вырядился в какой-нибудь нелепый наряд — лишь бы угодить ее вкусам? Не передать словами, как его раздражало пристрастие матери к старым фасонам. Такие платья вышли из обихода еще во времена ее детства. При дворе все смеются над этой приверженностью к костюмам эпохи правления ее отца — но никто не смеет сказать об этом ей в лицо. Взять хоть ее пояс, украшенный на конце кистью с граненой аметистовой бусиной. Почему-то именно эта бусина сегодня больше всего нервировала Гилберта, он не сводил с нее ненавидящего взгляда.

— Ну, что тебе еще непонятно? — поторопила сына герцогиня. Гилберт мотнул головой, поднялся с места.

Дверь со стуком распахнулась, в покои вперед спиной ввалился камердинер:

— Не пущу без доклада! — истошно орал он на напирающего гостя.

— Кого там демоны принесли?! — крикнула, вырвавшись из рук горничных, герцогиня.

— Ваше чудище явилось, вас спрашивает, госпожа! — дрогнувшим голосом доложил, загораживая собой проход, слуга.

— Какое еще чудище? Что за бред! Говори толком!

— Василиск ваш там...

Гилберт вскинулся, по лицу его скользнула тень страха, изумления. Он шагнул вперед, но остановился в растерянности.

— Василиск? — переспросила герцогиня с недоумением. Отошла от зеркала, встала посреди комнаты, положив руку на бедро.

— И правда, что за бред ты несешь?! — разнесся звучный голос. — Пошел прочь, дурак! Проспись прежде!

Показавшийся в дверях визитер от души наградил слугу пинком под зад.

— Не убивайте, господин! — заскулил слуга, прикрыв глаза ладонями. — Не смотрите на меня, пожалуйста!

— Как есть дурак, — согласилась герцогиня с презрением. — Вон отсюда! Пока не приказала казнить.

Слугу точно ветром сдуло.

— Неужели сам Иризар наконец пожаловал? Соизволил навестить нас после года разлуки! — едким голосом осведомилась герцогиня, обращаясь к вошедшему.

В ответ тот легко поклонился госпоже. Он вправду выглядел так, словно только что вернулся из дальнего похода: доспехи с пятнами сажи, сапоги по колено покрыты грязью.

В дверях за его спиной маячили, но не решались переступить порог еще двое — не то рыцари, не то разбойники, оба широкоплечие и ростом даже повыше первого. И оба крайне заинтересованно внимали словам госпожи.

— Явился? Наконец-то вспомнил о своем долге и обязанностях, — протянула герцогиня, окинув взглядом вошедшего.

— Приношу свои нижайшие извинения, моя госпожа, — смиренно произнес тот, опустившись на одно колено и преклонив голову. — Я пришел, как только сумел освободиться.

— Слышать не желаю оправданий! — отрезала герцогиня. — Меня не интересует, где ты был целый год и чем занимался! Хоть в плену, хоть на том свете — мне всё равно! Я не обязана заботиться о каждой принадлежащей мне вещи. Полагаю, это вы должны мне служить, для этого я вас и купила. Надеюсь, Иризар, за это время ты не забыл, что всё еще принадлежишь мне?

— Вас невозможно забыть, госпожа! — покачал головой тот.

— Твое внезапное исчезновение дало повод усомниться в твоей преданности. Потрудись поклониться своей госпоже, как подобает рабу! — велела она.

Иризар послушно снял шлем, пригнул голову ниже. Волосы, свитые во множество колючих косиц, рассыпались по плечам, свесились до пола. Две косицы ожили, соскользнули вниз, обвившись по руке — освободившиеся от шлема тонкие черные змейки быстро проползли по ковру, извиваясь, между туфель герцогини — и забились в щель под мебелью. При виде змей молоденькая горничная взвизгнула, спряталась за спиной графа.

— Твоими шутками только детей пугать, — процедила герцогиня. — Год назад, когда я велела тебе избавиться от одного человека, что ты сделал?

— Одного? — хмыкнул Иризар, сверкнув из-под колючих прядей пронзительно синими глазами. — Тогда я убил по вашему приказу тысячу человек, не меньше.

— И мы десяток сотен добавили! — подтвердил с порога один из верзил.

Гилберт не сдержал кривой усмешки — демоны нагло привирали. В уничтоженном ими замке не набралось бы и трех сотен человек.

— Но я просила одного! — повысила голос герцогиня. — И душа его не присоединилась к сонму мертвецов!

— Но и среди живых, должно быть, его никто не встречал? — возразил Иризар.

— Так ты убил его? — допытывалась госпожа.

— Никто и никогда больше его не увидит, — твердо ответил он, поведя закованным в доспех плечом.

Герцогиня со злостью смотрела на склонившегося перед ней воина. Демона. Убийцу...

— С сегодняшнего дня ты будешь служить графу ден Ривэну, — решила она. — Глупости и ребячества в вас поровну, так что споетесь.

Она сорвала с пальца перстень с черным камнем — и швырнула его сыну. Тот поймал, растерянно зажал в кулак, опасаясь надеть. Знает он эти камни — обагренные кровью, обручающие демона воле повелителя... Надеть на свою руку? Его передернуло.

— Это наказание? — уточнил Иризар, взглянув на нового хозяина искрящимися золотом глазами.

— Это честь для тебя! — парировала герцогиня, с высокомерием вернулась к зеркалу.

Аудиенция была окончена. Поклонившись матери, Гилберт первым покинул покои. Следом вышел Иризар.

— Погоди! — крикнул вдогонку демону один из приятелей.

— А вы куда? — остановила этих двоих герцогиня.

— Ну... Мы же с ним, — ответил, замешкавшись, верзила.

— У меня есть для вас поручение... — начала герцогиня. Но ее перебили:

— Обойдетесь! Раз вы, госпожа, Иризара к Гилберту отправили — так мы тоже у него теперь будем. Пускай мальчишка нами и командует, а вы обойдетесь.

— Как вы смеете мне перечить?!

— У вас перстня на нас не имеется, мы демоны свободные — так что хватит приказывать! Скажите спасибо, этот год вообще вам задаром служили! — ответил наглец, а второй согласно кивнул.

— Как знаете, — вздохнув, махнула рукой хозяйка. Спорить с этими убийцами даже она не имела достаточной смелости.

В узкой галерее Иризар нагнал своего нового господина, остановил, преградив дорогу, упер в стену ладони, так что тот оказался зажат в ловушке:

— Ну, что скажешь, хозяин, какие будут указания?

— Отстань, не до тебя сейчас! — огрызнулся Гилберт. С раздражением сунул демону перстень и поднырнул под руку.

— Как прикажете! Охотно повинуюсь! — крикнул демон вслед. Взвесил перстень в ладони, подкинул и поймал, сжал в кулаке. Странно было держать собственную удавку в своих руках... Иризар на миг задумался: демоны на многое шли, лишь бы заполучить свой перстень и обрести свободу. А ему этот шанс дался так просто?..

— Пошли к Сильг, отметим твое возвращение! — предложили подоспевшие приятели. — То-то она обрадуется!.. Но сперва хоть умойся, а то вон уже змей развел!

Заросшие грубой щетиной лица сияли неподдельными улыбками. Медвежьи объятия, дружеские тычки, шутливая затрещина за долгое отсутствие — но Иризар незаметно сунул перстень в карман.

Гилберт едва сдерживал шаг, чувствуя спиной взгляды троих демонов — но по лестнице спустился бегом. Пронесся через анфиладу залов, по извилистым коридорам и галереям. Мать могла вызвать его к себе в любое время и где бы он ни находился, но возвращаться назад приходилось обычным способом, что отнимало слишком много драгоценного времени.

Дернул за ручку — но вспомнил, что сам же запер дверь изнутри. Переведя дух, сообразил — вынул из шейного платка длинную серебряную булавку. Легко согнул пальцами мягкий метал, попробовал открыть замок. Тщетно! Второпях булавка сломалась, и половина застряла в замочной скважине, где-то глубоко внутри. Чертыхнувшись, Гилберт с разбега врезался плечом в дверь. Не с его весом и силой меряться с дубовыми сворками — но подстегивали упрямство и безвыходность.

С четвертой попытки створки поддались, и он влетел в комнату. Перевернув попавшую под ноги чернильницу, бросился к тайнику.

Как он и боялся — свеча прогорела до основания. Кусочек фитиля с ноготь длиной потрескивал в растекшейся черной луже. Расплавленным воском залило страницы раскрытой книги, тоненький ручеёк стекал вниз, корешок обуглился.

Недолго думая, Гилберт прихлопнул огонек ладонью, зашипел — горячий воск ожег руку.

Стало темно. В кромешном мраке, наедине с неподвижным чудовищем его неизменно оглушал безотчетный ужас... Он опрокинул стойку, с шорохом упала книга. Попытался вновь высечь огонь — торопливо щелкал пальцами, но руки дрожали, и искры если и вылетали, то только слепили, ничего не осветив. Наконец брызнул целый сноп искр, больно, точно тонкими иглами, исколов ладонь. Вспышка озарила коморку — выхватила из темноты клыки, ощеренную морду — прямо перед глазами. Гилберт вскрикнул, отпрянул назад. Еще вспышка — и он перевел дух. Чудовище не ожило, это всего лишь подставка, упав, зацепила и сорвала покрывало. Нервно рассмеявшись собственному малодушию, Гилберт на ощупь нашел мешковину, накинул на чудовище, стараясь не прикасаться к колючей шкуре. Подобрал книгу, а выйдя, запер дверь каморки не только на три засова, но сверх того и на пару навесных замков.

Поднявшись в комнаты, Гилберт не обратил внимания на растекшуюся по полу чернильную лужу. Прошел к окну, оставляя синие следы, осмотрел книгу. Так и есть! Хуже и быть не может. Застывший на страницах книги черный воск невозможно отчистить, не повредив тонкий пергамент. И на просвет тоже нельзя ничего увидеть. Скорей всего воск превратил рукописные строчки в кляксы... А ведь оставалось произнести всего несколько фраз!.. Проклятая привычка матери выдергивать его к себе, где бы он ни был, в любое время — она бесила его до глубины души!..

Это был последний шанс — и всё пошло крахом из-за какой-то нелепости... Гилберт чувствовал себя опустошенным и раздавленным. Он сам создал своего убийцу — по собственной глупости. И теперь не может ничего исправить — из-за случайных помех. Просто смешно... Он всего лишь хотел доказать миру, на что способен! Какое ребячество... Хотел получить могущественную силу — и едва не погиб. Хотя, если бы знал, на что придется согласиться ради жизни, выбрал бы смерть...

Нет, конечно, выход был, и Гилберт о нем помнил. Верный способ подчинить безымянную тварь — это завершить прерванный ритуал сотворения демона, позволить чудовищу испить крови хозяина. Но для этого нужно было, во-первых, освободить чудовище от сдерживающих оков заклятья, а этого Гилберт не умел. А во-вторых, он был более чем уверен, что если пойдет на этот шаг — чудовище выпустит всю кровь из своего создателя прежде, чем тот успеет произнести хоть слово.

Гилберт бросил ставшую бесполезной книгу в зев камина, невесело усмехнулся. Что ж, он проклял себя сам — он не имеет права жаловаться на свою участь.

***

В порядочном королевстве всё должно быть на своих местах и каждый обязан заниматься своим делом: ведьма — варить зелья, чернокнижник — чахнуть над гримуарами, принцесса — ждать своего рыцаря, а король...

Король Стефан Шестой не любил шумных балов и многолюдных сборищ. Пышным празднествам и придворным развлечениям он предпочитал общество немногих приближенных. Проведя молодость в победоносных военных походах, а зрелость — в поездках по завоеванным землям, в неустанных заботах о благе королевства, на старости лет Стефан мог позволить себе заслуженный покой, размеренные дни и по-домашнему уютные вечера.

Перед обедом, например, король любил сыграть в карты. Обычно компанию ему составляли канцлер, который удачно совмещал игру и доклад о государственных делах, и старшая фрейлина принцессы, которая, в свою очередь, пользовалась возможностью выпросить у короля дополнительные средства из казны, якобы на нужды принцессы, на что король, увлеченный партией, всегда соглашался и немедленно отдавал распоряжение недовольно сопевшему канцлеру.

— В этом году собран отличный урожай фруктов, — сообщал канцлер, методично сортируя доставшиеся карты по мастям. — Значительная часть яблок, вишен и, разумеется, винограда отправлена для переработки цеху виноделов. Около четверти урожая продали нашим северным соседям. Князь Вильгельм лично благодарит за высокое качество поставленного товара и в ответ обещает прислать весной дюжину возов пушнины и столько ж шерсти...

— Шерсть? Хорошо... — Король Стефан кивал, вполуха внимая словам канцлера. Задумчиво почесал затылок под шапочкой, разглядывая выпавшие карты.

В одежде короля не имелось ничего, что выдало бы титул монарха, — кроме тонкого золотого обруча на голове. Этот единственный символ власти король носил поверх бархатной шапочки, из-под которой виднелись совершенно уж седые волосы — в то время как окладистая борода было лишь чуть тронута серебром. Любивший простоту походной жизни, он и сейчас не изменял давним привычкам, отдавая предпочтение не парадным туалетам, а удобной одежде.

Канцлер, напротив, как всегда явился во дворец в кафтане, расшитом золотом и каменьями. На крутой груди, спускаясь на круглый живот, красовались тяжелые узорчатые цепи с орденами, коих председатель министров удостоился за долгие годы службы.

Не отставала от него и старшая фрейлина. Прочие придворные дамы не смели соревноваться с нею в роскоши нарядов.

— В общем, коротко говоря, ваше величество, собранного урожая зерна, овощей и прочих припасов должно хватить на две зимы, — подвел итог канцлер, вновь забирая банк себе.

— Это хорошо, — сказал король, со вздохом сгребая карты, тасуя колоду. — Лишь бы сохранить всё сумели... А что от Лорена, нет вестей? На прошлой неделе прислал сестрёнке записку, мол, жив-здоров. А отцу письмо написать недосуг! Где сам, чем занят, куда еще собирается — непонятно!

— Нет, ваше величество, его высочество пока не изволил о себе дать знать, — беззаботно откликнулась старшая фрейлина. — Однако насколько помню, принц решил изменить маршрут. Думаю, раньше весны его не дождемся. А то и раньше осени. Вы же знаете, ваше величество, эта молодежь... — она неопределенно покрутила рукой в воздухе. — Всё им надо путешествовать, везде побывать, мир посмотреть. А по мне — так и пусть, ума наберется. Пока государственными делами не обременен, можно и погулять по свету.

— Да что ж, сам такой был в молодые годы, — вздохнул король. — Только я тогда больше по военным походам разъезжал... Да, уж коли про войну вспомнили. Как там наш вояка Леопольд, взял свою крепость?

— Никак нет, ваше величество, — покачал головой канцлер.

— Сколько тянуть-то можно? — удивилась фрейлина.

— Герцог Эбер решил брать цитадель измором, — напомнил канцлер. — Ни к чему солдатами рисковать без необходимости. Раз весь порт взят, то крепость может и подождать. Горожане ведут себя доброжелательно, бунтов не устраивают. Провизию подвозим исправно. А упрямцы со своим султаном пускай зимуют, померзнут — а к весне, глядишь, сами ворота откроют.

— Ну как знает, ему видней, на то он и маршал, — согласился король, раздавая карты.

Слуга доложил о приходе герцогини Эбер.

— А вот и Изабелла! — воскликнул король. — Только мужа твоего вспоминали!

Герцогиня величественно вплыла в зал, с достоинством поклонилась королю. Ее сын следовал за ней безмолвной хмурой тенью.

— Могу ли расценивать это как добрый знак? — улыбнулась герцогиня.

Завязалась дружеская беседа. Герцогиня участливо расспросила короля о здоровье, осведомилась о самочувствии принцессы, вспомнила о многочисленной семье старшего министра, не обделила вниманием фрейлину. Гилберт старательно прятал раздражение — слова герцогини лились точно мед, сторонний взгляд не смог бы обнаружить ни капли фальши. Но ему-то было хорошо известно — на самом деле она их всех презирает. А Стефана — просто ненавидит. Она с наслаждением подвергла бы их всех адским пыткам — но ради достижения своих целей вынуждена сейчас ластиться точно кошка... Как он и ожидал, вскоре речь зашла о нем самом.

— ...Совсем истосковался, ночами не спит! — герцогиня повела рукой на сына.

— И то правда, похудел как, — сочувственно покивал король.

Гилберт дернул бровью — он действительно перестал спать по ночам. Но совсем не из-за романтического томления.

— Ваше величество, вы обещали поговорить с принцессой о помолвке! — впрямую атаковала герцогиня.

— Эх, женщины, у вас только свадьбы на уме! — ворчливо отозвался король. — Да я разве против? Женитесь хоть завтра! Только что толку мне с ней говорить? Она у меня послушная, только и скажет — как вам угодно, батюшка! И что тут поделаешь? Как поймешь ее?.. Вон пускай Гилберт сам с ней поговорит. Коли между собой поладят — пускай, я буду только рад. Ну, а уж если Адель не захочет... — Король выразительно развел руками.

Поднявшись из-за стола, король предложил герцогине доиграть партию за него. Стефану сегодня отчаянно не везло — а Изабелла, как он прекрасно знал, никогда не проигрывала.

Герцогиня ответила милой улыбкой на хитрый прищур Стефана. Знал бы он, как на самом деле она желает занять его место! И не в карточной игре — а на троне...

Когда король покинул зал, захватив с собой мрачного жениха, игра возобновилась. Но тон беседы значительно изменился. Канцлер стер с усталого лица дежурную маску оптимизма, принялся жаловаться герцогине на потерю сна и аппетита. Герцогиня слушала и сочувственно кивала: причин для бессонницы у несчастного канцлера было предостаточно! Во-первых, поиски пропавшего принца так и не увенчались успехом — никаких следов, никаких догадок о том, кто посмел сотворить такое преступление и чего эти таинственные враги добиваются. Да и жив ли принц еще — тоже неизвестно, что тяготит больше всего... По столице уже поползли слухи о его гибели — несмотря на все принятые меры предосторожности такую новость утаить всё равно невозможно! И так уже целый год доверенный круг придворных лжет королю в глаза, пытаясь уберечь старика от губительной вести... И будто этого мало — в столице объявился некий чернокнижник! Убийца-душегуб по ночам нападает на мирных жителей — на ведьм и колдунов, жестоко расправляется с жертвами и похищает истерзанные тела. Горожане в панике, члены колдовской Гильдии попросту бегут из столицы, бросая дома, имущество, должности — лишь бы спасти себя и свои семьи. Учитывая, что и армия во главе с маршалом всё еще не вернулась из похода — столица остается совершенно беззащитна перед неведомыми врагами королевства!..

У старшей фрейлины тоже было на что жаловаться — на ее плечи легла обязанность следить, чтобы король оставался в неведении относительно исчезновения сына. До недавнего времени приходилось лгать и принцессе — но девочка каким-то образом узнала правду. Фрейлина едва не поседела раньше времени, опасаясь за рассудок своей подопечной! Но слава Небесам, принцесса оказалась сильна духом, и теперь она помогает ограждать отца, сочиняет письма, будто бы полученные от путешествующего брата. Фрейлина едва удерживала слезы, когда видела, как спокойно и легко эта крошка утешает скучающего по любимому сыну отца!.. А ведь теперь на ее хрупкие плечи легло бремя ответственности за всё королевство! Малютке приходится заботиться о будущем страны — потеряв брата, она обязана как можно скорее выйти замуж, чтобы у государства появился законный наследник престола, который сможет в необходимое время принять власть из рук стареющего Стефана. Рано или поздно — но король узнает о страшной потере и вряд ли сможет пережить такое горе...

Внешне герцогиня разделяла печаль своих собеседников. Однако поддерживая для вида — в душе ликовала. Всё шло так, как она задумывала — и даже еще лучше! Некий чернокнижник своими бесчинствами играл ей на руку. Известно дело — напуганный народ имеет обыкновение во всех бедах обвинять правителя. Старик Стефан ничего не предпринимает, хуже того — он не уберег и собственного сына. Нового короля, кем бы тот ни оказался, люди встретят с надеждой на избавление от всех несчастий... Нет сомнений, за руку принцессы уже развернулась настоящая война — невидимая для непосвященных, без взрывов и пушечной пальбы, творящаяся не на полях сражений, а в будуарах придворных дам... Но уж герцогиня позаботится, чтобы на трон взошел именно законный наследник — ее сын. И, разумеется, первое время ей придется самой взять власть в свои руки... Герцогиня мило улыбнулась фрейлине:

— Прошу прощения, ваша карта бита.

Фрейлина вздохнула. Свадьба принцессы должна непременно состояться не позже будущей весны. Но вот кто будет женихом — это еще неизвестно, пусть госпожа Эбер заранее не радуется. У первой дамы двора тоже есть на примете достойные кандидаты на руку принцессы. А уж повлиять на свою воспитанницу, чтобы та сделала правильный выбор, фрейлина просто обязана!..

Занятая своими мыслями, фрейлина обнаружила к досаде, что бесславно проиграла партию. Король Стефан будет доволен — герцогиня отыграла всё упущенные им ставки...

— Милый мой Гилберт, — разглагольствовал на ходу король Стефан. — Твоя матушка ведь росла на моих глазах. Она мне как родная дочка. А ты мне как внук! Если Адель даст согласие — я буду только счастлив!.. Постой, это получится, мой названный внучок женится на моей дочке? Вот так шутка! — рассмеялся король. — Знаешь, мне кажется, твоя матушка до сих пор на меня обиду держит. Ведь если б не я — она сейчас бы сидела на троне полновластной королевой. Но война, сам понимаешь, такое это дело — либо ты победишь, либо тебя разобьют...

— Вы поступили с моим дедом, как подобает благородному воину, — возразил Гилберт. — Он сам решил покончить с войной и сложить оружие. И вы приняли его как друга, как равного. Объединившись в одно, два королевства превратились в процветающее, влиятельное государство. Вам не в чем себя упрекать, не ваша вина в том, что короне наскучило быть на голове моего деда.

— Да, из-за короны он и сложил оружие... Но нет, мальчик мой, не верю я в эти легенды. Не могу поверить, будто бы в куске золота, да в каменьях этих заключена какая-то колдовская сила. Глупости это, сказки! И куда как легче мне поверить в то, что не сама она волшебным образом перенеслась в мой лагерь из осажденного города, а нашлись в стане твоего деда предатели. Они и устроили это чудесное явление, дабы подорвать дух защитников. И в первую очередь — дух своего правителя. Раз уж корона выбрала себе нового хозяина — какой был смысл воевать дальше...

Гилберт не стал перечить, хотя и был совершенно не согласен с этим объяснением. Корона, о которой зашла речь, была древней реликвией. Она, как часто повторяла герцогиня сыну, многие века принадлежала его предкам — и должна была по праву перейти к нему. Если б не завоеватель Стефан... Гилберт видел ее множество раз — на торжествах и празднествах, когда король надевал парадное облачение, и в сокровищнице, куда в детстве принц Лорен из чистого озорства тайком водил играть сестрицу и друга. Он часто оставлял детские забавы, завороженный игрой бликов и искр, подолгу смотрел, не смея отвести глаз. Нет, не прав король Стефан! Заключена в короне какая-то сила, недобрая и могущественная, заставляющая биться насмерть за право ею обладать. И он ее чувствовал...

— Но если ты и Адель обвенчаетесь — сольются в одно крепкое древо два королевских рода! — Стефан воодушевленно потряс кулаком, ускорил шаг. — Мне не в чем будет себя упрекать на смертном одре, да и стране это пойдет только на благо.

Коридоры и переходы вывели наконец-то ко внутреннему дворику, где был устроен любимый сад принцессы. Каменные стены и своды уступили место ажурным шпалерам и аркам, густо увитым виноградными лозами. Спелые гроздья из мелких ягод свешивались сверху забавным украшением.

Перед выходом в сад король остановился, обернулся к молодому графу:

— Знаешь, Гилберт, — отбросив шутливый тон, признался Стефан. — Неспокойно у меня на душе последнее время отчего-то... И это путешествие Лорена, сорвался вдруг куда-то за тридевять земель... Вот и не верится, что ты старше его всего на два года! У Лорена ветер в голове гуляет, взбалмошный мальчишка — а ты вон уже совсем взрослый, разумный парень!.. Я что сказать-то хочу... Если вдруг с Лореном что-то случится, не дай бог... Ну, вздумается ему сбежать от обязанностей королевских, податься в морские разбойники, — засмеялся король, но как-то невесело, не скрывая озабоченность, — тогда ты единственный, кого я хотел бы видеть своим наследником. Учти это. Ты один, на кого я спокойно могу оставить заботу о стране... и Адель.

Гилберт выслушал это признание с гулко стучащим сердцем. Если бы старик догадывался, насколько он не заслуживает этого доверия!.. Но Стефан и не требовал ответа. Развернувшись, вышел в сад. Гилберт последовал за ним, хотя на душе было настолько скверно, что хотелось убежать куда угодно — лишь бы не видеть принцессу. Врать ей было особенно больно...

Небольшой сад как в колодец заключали высокие стены дворца. В центре, где пересекались крестом дорожки, возвышался весело журчащий фонтан. Скованный мрамором источник изливался в круглую чашу, а оттуда вода стекала по ступенчатым порожкам в узкие желоба и, разбегаясь по саду, питала фруктовые деревья и грядки с лекарственными травами.

На скамьях, установленных вокруг фонтана, расположилась юная принцесса со своей маленькой свитой: в сторонке служанка с вязанием в руках клевала носом, а толстый кот принцессы развалился перед хозяйкой, всячески стараясь изящными позами привлечь ее внимание. От досады он пинал задней лапой шкатулку, наполненную баночками с красками и палочками цветного мела. Но хозяйка была безнадежно увлечена рисованием — на листке картона алел контур яркой ветки рябины... И уже не в первый раз ревнивая лапка в белом носочке подло скинула ветку, которой оказывалась слишком много внимания.

— Мэриан, прекрати грызть мою натуру! — возмутилась Адель. — Ты ничего не понимаешь в искусстве!

Но Мэриан и ухом не повел. Закусив ветку поперек, он перевернулся на спину и принялся в ожесточении бить задними лапами по спелым кистям. Точно кровь, брызнул сок — и довольный зверь, празднуя победу, выбросил ветку в кусты. Внимательно поглядев вслед и удостоверившись, что поверженный враг и не думает шевельнуться, кот с чувством исполненного долга растянулся на скамье, подложив под круглую голову мягкий кулачок и свесив хвост.

Поневоле пришлось принцессе перевернуть лист и взяться за угольный стержень, совершенно не обращая внимания на приближающиеся голоса...

Мимоходом сорвав с грядки пучок поздних астр, король поспешил к дочери:

— Вот! — издалека закричал он, размахивая букетом. — Жениха тебе веду! Требует от меня твоей руки и сердца.

— Руки? — улыбнулась принцесса, протягивая ладонь графу.

Гилберт поклонился, намереваясь галантно запечатлеть поцелуй на руке принцессы. Но король предупредил:

— Не вздумай! Гляди — опять у нее все пальцы в красках! Еще отравишься.

Адель весело рассмеялась, вытерла руки о расцветающий всеми цветами радуги платок, лукаво поглядывая из-под ресниц на жениха:

— Так значит, требует руки и сердца? И что же вы ответили, отец, этому смелому кавалеру?

— Я?! Я такой ответственности на себя брать не желаю. Вам вместе жить, вот вы и разбирайтесь! — заявил король. Положил букет на бортик фонтана, потрепал дочь по завитой голове — и пошел назад, заложив руки за спину, напевая в бороду боевой марш.

— Мэриан, прояви уважение к гостю, подвинься! — попросила Адель, вновь возвращаясь к работе.

Кот, приоткрыв один глаз, покосился на пришедшего и неохотно подтянул ноги.

Гилберт сел, не зная, с чего начать, какие слова должен произнести.

Адель молчала. Торопливо, в несколько касаний закончив набросок, она взяла чистый лист и, с прищуром поглядывая на графа, принялась уверенно и размашисто заштриховывать бежевый картон. Ей понравилось, как солнечный луч, пройдя сквозь крону деревьев, бросил тень от резного листка на лоб, а тени ресниц тонкими стрелками длинно прочеркивали скулы. Она быстро перенесла на лист контуры завитков, длинные, вечно растрепанные вьющиеся волосы ложились на плечи, на воротник. Складываясь, пересекаясь, линии рисунка обозначили узкий овал лица, угловатый подбородок, высокий лоб, прорезанный хмурой морщинкой, появившейся недавно, но уже ставшей постоянной. Принцесса густо зачернила линию век, аккуратно округлила, едва затенив по верхнему краешку, серебристую радужку глаз, ввинтила, кроша мягкий стержень, точку зрачка. Рисунок сжатых губ тщательно обвела, подчеркнула штрихами линию прямого носа. Испачкав палец, размазала тень по щекам. И уверенно воткнула маленькую родинку под правым глазом.

— Я не уверен... Боюсь, тебе это покажется смешным... — несмело начал Гилберт, поглаживая кота по округлой спинке.

— Нет, что ты! Обещаю, смеяться не буду! — замотала головой Адель. А сама тут же прыснула, закусив губу. Спряталась, пригнувшись, за большим листом картона.

— Понимаешь, я... — произнес Гилберт. И снова не придумал, как продолжить.

— На, съешь ягодку! — весело прищурившись, протянула принцесса наполовину ощипанную виноградную гроздь. Гилберт послушно оторвал ягоду, раскусил, не поморщась — будто он с детства не знал, какие они кислые на вкус. Но с любопытством следившая за ним Адель всё равно не сдержала смеха.

Под ласкающей рукой Мэриан развернулся, подставил вместо дымчатой спины белый живот, замурлыкал, жеманно прикрыв глаза лапкой.

— Как я поняла, ты хочешь пригласить меня с тобой повенчаться? — предположила Адель.

Гилберт быстро взглянул ей в глаза. Принцесса, едва отложив в сторону черный стержень, еще раз схватилась подвести линию ресниц.

— Да, я пришел, чтобы сделать тебе предложение, объясниться в любви и попросить твоей руки, — сглотнув, перечислил он.

— Ну давай, — согласилась принцесса, — объясняйся, предлагай.

Не дождавшись должного внимания, Мэриан открыл глаза и, пнув задней ногой в бок, строго велел:

— Почеши пузико!

Граф покорно протянул руку, запустил пальцы в нежный пух. Кот зажмурился, приоткрыв рот, заурчал с прихрапыванием.

— Но ведь ты не захочешь? — спросил Гилберт обреченно.

— Почему нет? — тряхнула круто завитыми кудряшками принцесса. — Я согласна.

— Как?.. — Рука замерла, и Мэриану пришлось еще разок наградить жениха пинком, чтобы не забывался.

— Ты мне подходишь, — ответила принцесса. — Ты знатного рода, твой дедушка был королем. Ты умный, вежливый, тихий. Я знаю тебя всю жизнь. Уверена, когда я стану твоей женой, ты не будешь меня колотить из-за пустяков, как, я слышала, делают многие рыцари. Или заставлять чистить сапоги — надеюсь, для этого у нас будут слуги.

— Значит...

— Да-да-да! Давайте, ваша светлость, готовьте мне свадебные подарки.

Не замечая, Гилберт неосторожно сжал кота, за что тот, тихо ругнувшись, не преминул укусить за руку.

Потирая запястье, молодой граф наконец улыбнулся:

— А знаешь, я понять не мог, как нужно делать тебе предложение. Думал, придется, как в балладах, встать на колени и битый час читать стихи.

— Правда? — обрадовалась Адель. — Ну-ка, немедленно на колени! — и пальцем указала вниз, на пробивающуюся меж камней траву.

Гилберт уставился на траву, покраснел, побледнел. Кашлянул, приготовившись к позору...

Но принцесса не стала его мучить. Расхохотавшись, взъерошила ему волосы:

— Я тоже давно тебя люблю! Ты же мне как второй брат!

Но от этих слов короткая искра веселья быстро угасла. Точно устыдившись, Адель притихла.

— Ты тоже ничего не знаешь о Лорене? — спросила она, и тень давней печали омрачила ее взор. Гилберт покачал головой.

— Я знаю точно, он жив, — уверенно сказала принцесса. — Ведь мы с ним близнецы. В детстве я всегда ощущала его боль как свою... Канцлер не хочет мне говорить, но я знаю, что произошло с замком Лорена. Я подслушала однажды его разговор с твоей матушкой. И в тот день, когда это случилось, я помню — я проснулась от страха, ужас сжимал сердце... Но потом вдруг наступило спокойствие, точно ничего не было. И весь минувший год я ничего не чувствовала, жила словно во сне... Но теперь иногда мне кажется... Ах, этого не выразить словами!.. Но он жив!

— Его обязательно найдут, — сказал Гилберт.

— Но если с ним вдруг и вправду что-то случится, — сказала Адель, — а ты возьмешь меня в жены... Тогда ведь ты станешь наследником престола?

Гилберт промолчал, опустил голову.

— Если так, из тебя выйдет хороший правитель, — сказала принцесса. — Уж получше этих дураков! Знаешь, с тех пор, как по городу поползли слухи, — продолжила она, вновь оживившись, — женихи ко мне свататься чуть не толпами стали ходить! Не лично, конечно, где ж им смелости набраться — сестер с мамашами присылают. А те стараются, расписывают во всех красках! Послушать, так точно в меду вымажут, не отмоешься. Будто я не видела эти рожи на балах! — передернуло ее от всплывшей в памяти картинки.

— Только папе не рассказывай, а то он всерьез поверит, что его дочь наконец-то стала красавицей, — добавила она, засмеявшись. — Обрадуется да и откажет тебе — а позовет женихов заграничных, чтобы еще новых земель к королевству прибавить!

Гилберт улыбнулся.

Принцесса прекрасно сознавала, что ее никак нельзя назвать хорошенькой. Удивительно, она совершенно не походила внешностью на своего миловидного братца. Нарядные платья, тщательно завитые кудряшки лишь отчасти скрадывали внешние недостатки. Вздернутый носик, тонкая шея с просвечивающими сквозь бледную кожу голубыми жилками. Искрящиеся глаза под короткими белесыми бровками в минуты волнения сильно косили, чем частенько приводили молоденьких фрейлин в замешательство. Она напоминала ему хрупкую куклу — неправильно слепленную, непохожую на остальных, но по-своему милую.

Он помог собрать в шкатулку разбросанные мелки и краски, сложил листы с набросками. Потянулся за последним рисунком — но Адель спешно спрятала картон за спину:

— Не покажу! Еще не готово, не смотри. А если не получится — вообще порву и выброшу!

Так и не дала, спрятав лист между остальными. Поднялась с места — и сразу стало заметно, что принцесса прихрамывает.

— Пойдем, суженный мой, обрадуем его величество! — позвала она, с благодарностью оперлась о предложенную руку.

Разбуженная служанка понесла листы и краски в покои принцессы...

Очнувшись в одиночестве, Мэриан вскинулся — свалился со скамьи на землю. Бросившись через кусты вприпрыжку, закричал:

— Хозяйка! Ты меня забыла! Погоди!..

***

— Эй ты! Как там тебя!.. — догнав, окликнула ведьма бродягу.

— Чего нужно, старуха? — весьма нелюбезно отозвался тот.

— Старуха?! — задохнулась и без того запыхавшаяся Гортензия. — Да я тебя в жабу превращу!.. Подойди, оборванец. Или на всю округу орать прикажешь?

— Вам надо, вы и подходите, — фыркнул бродяга, но тон сбавил.

— Ох, зря я такая добрая... — пробормотала Гортензия с запоздавшим раскаяньем.

Но отказываться от затеи было уже нельзя — раз решилась, не отступать же в первый момент!

— Послушай, парень, — начала она, окинув взглядом коренастую фигуру, рябое лицо с грязной щетиной, немытые космы, настороженные глаза. Просто щенок одичавший! — Дело у меня к тебе, предложение. Я поселилась тут недавно, помощь по хозяйству нужна...

— В прислугу я не пойду! — высокомерно задрал нос бродяга.

— Мне прислуга не нужна, мне помощник нужен, — терпеливо повторила ведьма.

— Я бесплатно не работаю!

Ведьма хмыкнула, но продолжила "торг":

— Одежда, еда, кров — это тебя устроит?

— А хозяйство у вас большое? — чуток подумав, спросил парень. — Сколько живности?

— Из хозяйства — дом и сад, из живности — одна ворона, — перечислила ведьма.

— Значит, коров-свиней нет? — обрадовался парень. Ведьма покачала головой.

По рукам бить не стали — ведьма решила, что сперва нового помощника нужно хорошенько отмыть с щелоком...

Потом парень признался — ему часто приходилось за краюху хлеба чистить в деревне свинарники и конюшни. Но хитрые крестьянские мужики нередко выгоняли беднягу со двора, вознаграждая за труд тумаками. Еще ведьме удалось выяснить, что парень устроил себе жилище в лесу, в убогом шалаше — и не появись она, несчастный в подступающую зиму совсем бы околел от голода и холода.

Ей приходилось каждое слово вытягивать почти что клещами — на вопросы парень отвечал крайне неохотно, а то и вовсе молчал, насупившись. Как позже оказалось — просто не знал, что ответить. Он не помнил ни своего имени, ни как здесь очутился. Всё, что сохранилось в его памяти — прошлую зиму он провел в подземелье разрушенного замка, где дрался за оставшиеся съестные припасы с обнаглевшими крысами.

— Ладно, разберемся, — уверенно сказала ведьма. Всё-таки предчувствие ее не обмануло — бродяга каким-то образом связан с пропавшим принцем. Может, память к нему еще вернется и он расскажет, от чего пал замок наследника...

Оставив парня отмываться от слоя грязи под пристальным вниманием вороны, Гортензия нашла свой тощий кошелек и отправилась в деревню.

Уже наслышанные о новой ведьме деревенские бабы встретили ее с осторожностью, но вполне благожелательно. Одна с готовностью продала "неодёванные" штаны сына, другая предложила добротную куртку, третья отдала пару рубашек, поношенную шапку, башмаки да рваный на рукаве кафтан. На названные цены Гортензия лишь молча улыбалась и платила, не торгуясь. Ничего, скоро сами к ней придут со своими нуждами, все монеты назад принесут, да еще в долгу останутся... А недальновидные деревенские жительницы пока искренне радовались и не забыли снабдить добрую ведьму разной снедью: овощами, мукой, крупами. Даже зайца притащили, якобы только из капкана вынутого — и спросили как за кабана. Домой ведьма явилась в сопровождении мальчишек, впряженных в небольшую огородную тачку.

После еды бывший бродяга принялся откровенно клевать носом. Но неумолимая ведьма посадила его на табурет и, вооружившись ножницами, взялась подстригать. Светлые непокорные вихры от стрижки приличнее выглядеть не стали — торчали в разные стороны, как солома на голове огородного пугала. Не добившись особого результата, ведьма отпустила его спать.

Но не только ради приличного вида Гортензия взялась за ножницы. Была у нее одна мысль...

Оставив метлу и собранные в совок волосы, ведьма направилась в зал, отведенный прежним хозяином дома под библиотеку.

Звездочет в спешке не забрал с собой и половины из драгоценного собрания книг, сделав ведьме поистине роскошный подарок. Полистав увесистые тома, Гортензия нашла нужный раздел. Вот оно: "Как узнать имя и прозвище неизвестной персоны"... "Чтобы узнать имя покойника, отделите череп от тела..." — прочитала Гортензия. Нет, это некромантия — порядочные ведьмы таким не занимаются... Но следующее — подходит!

Ведьма быстро просмотрела предлагаемый рецепт, прилагающееся заклятье... Ага, волосы! Есть, как же, имеются! Она сбегала на кухню и вернулась с совком. Зажгла свечи, еще раз пробежала глазами формулу заклинания. Тут главное — не ошибиться. Лишнее слово, и владельцу волос не поздоровится.

Гортензия сделала всё, как полагалось: громко и внятно продекламировала заклятье, сожгла на свече прядь волос и бросила черный пепел на скатерть. Как было указано в книге, пепел должен сложиться в руны истинного имени. Многоопытной ведьме, какой считала себя Гортензия, прочитать эти тайные колдовские знаки не составит труда...

Но сейчас многоопытная ведьма пребывала в смущении. Она сделала всё правильно — и тайные знаки сложились... в грязное ругательство на священном колдовском языке. Гортензия даже покраснела, прочтя.

Она не сдалась — пробовала еще и еще, пока не закончились волосы. В библиотеке повис удушающий запах палятины. Но на скатерти неизменно складывались оскорбления — всякий раз новые...

Следующий день порадовал теплом. Гортензия устроилась на крыльце с миской сырой моркови, которую нужно было почистить для заячьего рагу. Ее новый помощник старательно рубил дрова во дворе. Гортензия то и дело опускала нож, наблюдая, как он орудует колуном. Точно это не простой топор, а какая-нибудь алебарда с кисточкой! И не поленья колет, а вражеские доспехи сечет...

— Эдак он долго может упражняться, — сказала Лиза-Энн, усаживаясь на перила крыльца. Ведьма опять не заметила, когда девица успела проскользнуть в калитку. — У вас хоть есть чем печку на вечер топить? — спросила участливо.

— Правда? — откликнулась задумавшаяся ведьма. — Посмотри, ведь он совсем не похож на простолюдина. Его воспитывали точно не в крестьянской семье, из него растили воина...

— Еще скажите рыцаря! — фыркнула Лиза-Энн.

Да, выглядел бывший бродяга совсем не по-дворянски, скорее по-дворницки: подвязанные веревкой широкие штаны с куцыми штанинами, рубашка с рукавами вдвое длинней нужного, вышитая душегрейка на овчине, одолженная ведьмой...

— Может быть, он служил в замке оруженосцем? — в который раз предположила Гортензия.

— Ага, или конюхом, — закивала девица. — Или мальчиком для битья. Вы хоть имя его узнали? А то пускаете в дом невесть кого!

— Он не помнит. Его, наверное, по голове чем-то тяжелым стукнуло.

— Ну, так пускай вспоминает! Или может, его еще разок стукнуть? Чтобы ум за разум обратно заправился.

— А это верная мысль! — вдруг обрадовалась ведьма. — Подожди, сейчас книгу принесу...

— Да книгой зачем? Книгу жалко! — крикнула ей вслед девица. — Вон давайте лучше поленом, оно тяжелее!

— Вы о чем? — подошел полюбопытствовать парень.

— О тебе, конечно! — ехидно отозвалась Лиза-Энн. — Ну чего встал? Устал фехтовать — садись морковь чистить!

Когда ведьма вернулась назад с книгой, то застала на крыльце милую сценку — бродяга старательно чистил морковку, а Лиза-Энн нависала над ним и занудно зудела:

— Да кто так чистит? Ты ж весь овощ в помои выкинешь! Тоньше режь, тоньше! Госпожа Гортензия, вы поглядите, какие он очистки оставляет!

— Пускай учится, — отмахнулась ведьма, раскрывая на коленях толстый том. — А ты чисти, продолжай, не отвлекайся. Просто слушай и вспоминай. Я сейчас буду имена перечислять, а ты думай, которое тебе знакомым покажется. Понял?

— Ага, — кивнул парень. Большая книга отвлекла внимание — и нож соскользнул на палец. Ойкнув, он сунул палец в рот и приготовился сосредоточенно слушать.

— Алинард. Алукард. Ананасий. Апупей... — с расстановкой монотонно читала Гортензия.

Парень слушал, добросовестно размышлял и отрицательно мотал головой.

Лиза-Энн слушала не менее внимательно, хихикала в кулачок, а особо забавные старалась запомнить:

— Как-как? Апупей? — переспрашивала, давясь смехом. — Надо так следующего поросенка прозвать!

— Гастон. Гаспар. Гарфилд. Гильдеберт. Готфрид...

— Гильдеберт?.. — переспросил он рассеянно.

— Тебя звали Гильдеберт? — обрадовалась Лиза-Энн.

— Нет, — покачал тот головой. — Точно не меня...

— ...Ксандр. Кассиан. Конрад. Каллист... Лабрентиус. Люциус. Лодвиг... Эх, демоны! — выругалась ведьма. Следующая страница оказалась одной расплывшейся кляксой — видимо прежний владелец книги именно на это место умудрился вылить свое зелье. От букв остались лишь темные дорожки.

— Ну ладно, — пожала плечами Гортензия. — Будем надеяться, что твое имя начиналось не на "Л", а на какую-нибудь другую хорошую букву... Матиас. Марвин. Мартин. Мериан...

— Мериан? — задумчиво повторил парень. — Я вспомнил! Я часто слышал это имя.

— Да ну?! — подскочила Лиза-Энн. — Так часто, чтобы каждый день по многу раз? Или так, чтобы только по праздникам?

— Каждый день, — кивнул парень. И даже сам обрадовался своему озарению: — Я помню... Помню, кто-то кричал всё время, звал: "Мериан! Ме-е-ериан!.." Кто-то, кто был мне очень дорог...

— Мать? — подсказала Лиза-Энн. Он пожал плечами.

— Вот видите! — возликовала торопливая девица. — Это была его матушка! А всем известно, что мать нашего принца скончалась во младенчестве. Так что ты не принц, и давай чисти морковку! — сделала она вывод, снова поразив незаурядной осведомленностью касательно всего на свете.

— Ну так у нас же в трактире полно народа бывает! Время от времени... — пояснила она в ответ на невысказанный ведьмой вопрос.

***

— Мы опоздали, Дакс! — воскликнул Иризар. — Нашего дракона убили. Половником.

Второй демон выглянул из-за плеча приятеля, хмыкнул.

Подземелье под дворцовой кухней напоминало огромную пещеру: сводчатые потолки с пересекающимися ребрами, скудный свет дюжины факелов не мог разогнать полумрак, сырость и холод наполняли застоявшийся воздух. Вход в подземелье был устроен высоко под сводами — а сойти вниз можно было по длинной крутой лестнице. Иризар остановился на верху лестницы, облокотился о перила, любуясь разворачивающимся внизу представлением.

Посреди подземелья был устроен колодец — небесполезная предосторожность на случай осады, — и вокруг широкого каменного устья обвивался кольцом дракон. Увенчанный шипами хвост игриво бил по земляному полу. Шкура сверкала в свете факелов — будто сплошь покрытая горящими самоцветами: на спине темнее малахита, а ближе к животу светлее, с золотистыми искрами. Именно брюхо сейчас сияло, разбрасывая отсветы на всё подземелье, слепя блеском. Дракон, лежа на спине, подергивал всеми четырьмя лапами, хлопал кончиками крыльев по земле. Из приоткрытой пасти, полной внушительных клыков, вырывалось урчание.

На широкой груди поверженного дракона стоял маленький мальчик — воинственно размахивал украденным с кухни половником, словно мечом. На "доблестного рыцаря" с восхищением взирали две девчушки, не осмелившиеся забраться на чудовище. "Поверженного и зарезанного" дракон изображал с явным удовольствием.

— Сильг, ты решила сделаться нянькой или просто забавляешься с десертом? — громко спросил Иризар.

Дракониха вскинулась, быстро перевернулась, придержав мальчугана когтистой лапой и аккуратно поставив на ноги рядом с девочками.

— О, Иризар! Как я рада тебя видеть, — чуть смутившись, сказала огромная ящерица мелодичным женским голосом, слегка упирая на раскатистое "Р". — Уж даже не надеялась живым увидеть... Это детишки нашей кухарки, — добавила она, легонько подтолкнув оторопевшую ребятню к выходу. — Иногда приходят меня развлечь. Без тебя здесь было скучно.

— А теперь начнется веселье! — возвестил второй демон, носивший кличку Дакс. Снова взвалил на плечо бочонок вина и затопал вниз по лестнице.

— Не сомневаюсь, скоро весь город с ног на голову перевернется, — заметила дракониха. И в ее словах Иризар услышал не столько шутку, а тревожное предчувствие.

— Если нам захочется, мы и королевство вверх тормашками поставим, — пообещал он, приветственно приобняв подругу за мощную шею. Дракониха была гораздо выше его ростом — не поднимаясь на лапы, она пригнула голову, чтобы ласково коснуться шершавой щекой его плеча.

Через минуту к компании присоединился и третий демон. Дэв-хан подгонял слугу с полным подносом закусок...

Когда бочонок и блюда наполовину опустели, дракониха первая решилась заговорить о главном.

— Ты исчез на долгий год, Иризар, — произнесла Сильг, прихлебывая вино из глубокого котелка, точно восточная красавица из миниатюрной пиалы. — Хозяйка послала вас избавиться от принца, но представь себе наше смущение, когда Дакс и Дэв-хан вернулись, а тебя всё нет и нет.

— Представляю, — хмыкнул демон. — С герцогиней нервный припадок приключился?

— Метала громы и молнии! — хохотнул Дакс. — Но всё-таки — где ты пропадал? Мы с Дэв-ханом видели тебя в последний раз, когда ты погнался за мальчишкой. А когда закончили дела — тебя позвали, да ты не откликался. Ну, мы и подумали, что ты наследничка к хозяйке потащил. Поставили замок на замок — и сюда вернулись.

Дэв-хан, слушая, согласно кивал, каламбур одобрил смешком.

— Вот меня и заперли, — вздохнул Иризар. — Видимо, слишком увлекся охотой... Я догнал, разумеется, принца и был так зол от этой беготни, что стер его в порошок! Только собрался развеять прах по ветру, как почувствовал удар, будто...

— Как бревном по голове? — подсказал Дакс.

— Удар в спину? — уточнила дракониха.

— Огненный залп? — не удержался даже Дэв-хан.

Иризар покачал головой, улыбнулся:

— Всё это, вместе взятое. Будто вдруг в ледяную прорубь ночью нырнул — темнота и холод... Когда очнулся — ничего понять не могу! Сразу бросился сюда. Больше я ничего не помню...

— Каков подлец! — возмутился Дакс. — Кто-то напал на тебя с тыла, братец. Хотел бы я знать, кто этот презренный трус!

— Может, это сделал чародей из свиты принца? — предположила Сильг. — Подкрался и наложил заклятье...

— Такое мощное, что я простоял, как каменный столб, целый год? — недоверчиво выгнул бровь демон. — В нашем королевстве нет таких умельцев.

— И должен быть еще кто-то, кто это заклятье снял... — продолжала размышлять Сильг.

— А как этот кто-то туда проник, мимо нашей-то с Дэв-ханом печати?! — не унимался Дакс.

— Не расстраивайся, дружище, — улыбнулась ему Сильг. — Иризару еще повезло! Если бы ваша печать оказалась безупречна...

— Я простоял бы столбом до скончания веков, — продолжил за нее демон.

***

Нахохлившаяся Эвигейт сидела на кухонном подоконнике между горшками и стопкой тарелок — глубоко задумавшись о чем-то своем, птичьем, уставившись в темноту шуршащего сада. Дождь барабанил по крыше, по распахнутым ставням. Несколько крупных капель упало на вздернутый к черному небу клюв вороны. Эвигейт вздрогнула, поежилась, еще больше взъерошила перья, став похожей на метелку для уборки пыли, но с места не сдвинулась.

— Если напустишь мух с комарами, ловить сама будешь! — недовольным голосом предупредила Гортензия, гремевшая у очага посудой.

Ворона по своему обыкновению прикинулась глухой.

Когда невесть откуда взявшийся мотылек впорхнул в кухню и закружил вокруг лампы, ворона и носом не повела. Гортензии пришлось самой взяться за полотенце — махая им в воздухе, точно ветряная мельница, бесчувственно выгнала непрошенного гостя в дождливую темень.

Встав над вороной, ведьма выглянула наружу, передернула плечами под теплым платком — и взялась уж закрыть ставни, как приметила вдалеке маленький огонек. Огонек приближался — то скрываясь среди зарослей, то поднимаясь на пригорок.

— Кто это к нам в такую непогоду? — в недоумении спросила Гортензия. Запахнувшись в платок, пошла открывать.

А ворона, по-прежнему не собиравшаяся покидать своего места, любопытно вытянула шею, прислушиваясь. Вот робко постучали, вот звякнул засов, дверь скрипнула... От порыва сквозняка ставня захлопнулась — сшибла ворону с подоконника на пол.

Поздний визит не явился для Гортензии особой неожиданностью. Ведьма давно привыкла, что нуждающиеся в помощи частенько предпочитают посещать ее втайне от соседей или даже от домочадцев. Без лишних вопросов она впустила топтавшуюся на пороге женщину.

Но расспрашивать посетительницу не было нужды. То ли от страха — не каждый день к ведьме ходить приходится! — то ли от горя та затараторила-зачастила так, что не остановишь. В минуту выяснилось, что дочка у нее — первая красавица на деревне, что замуж собралась. А парень хороший попался, работящий. Да только он деньги всю жизнь в тайник прятал, а куда — никому не говорил. А потом взял да помер! А без приданного дочку никто замуж не возьмет, а у него ведь на примете еще есть — так кабы не увела!..

— Куда уведет, если помер? — спросила Гортензия. Поток излишних слов, слез и жалоб она благоразумно пропустила мимо ушей, вслушиваясь не более, чем в шум дождя.

— Как это — помер? — замерла посетительница. — С утра ж жив был! Когда?!

— Ты ж сама сказала, — повторила ведьма, — собрался жениться, деньги спрятал и помер.

— Да это дед мой — деньги спрятал и помер! — всплеснула руками на непонятливую чародейку баба. — А теперь дочку не могу замуж отдать честь по чести. Мне в глаза этому старому дурню поглядеть охота! О чем он только думал, когда от собственной кровиночки монетку утаивал! Я ведь и пришла, потому как слыхала, что ваша братия умеет мертвецов с того света вызывать.

— За такие дела нашего брата на костер сажают, — возразила Гортензия. — Заодно с заказчиком сего безобразия.

— Да мне ж с ним только словом перемолвиться! — запричитала женщина. И добавила тихо: — Какой костер, матушка ведьма, коли никто не увидит, никто не узнает?

— Как могилу раскапывать станешь — никто не увидит? — хмыкнула Гортензия.

— Зачем могилу тревожить? — поперхнулась баба. — Я там цветиков насадила. Да и мертвяк, поди, уж совсем плох... Нельзя ли как-нибудь с душенькой его поговорить? Ведь ежли ему сызнова туловище дать, опять чего доброго драться полезет.

Гортензия скривила губы — осведомленные какие клиенты пошли нынче! Есть, конечно, способ, где нет необходимости поднимать покойников из гроба. Правда, давно она не баловалась теми заклятьями — в городе некромантия не могла остаться незамеченной. Но здесь, в глуши — и впрямь, кто ее услышит?..

— Принесла что-нибудь из вещей своего деда? — спросила она.

— Ага! Вот его подпояска, вот шапка, — обрадовавшись, принялась вытаскивать из-за пазухи баба.

Гортензия брезгливо взяла в руки засаленный пояс, украшенный простенькой вышивкой.

— Подходит. Чем платить будешь?

— Мы люди бедные, — немедля поджала губы посетительница. — Золота, матушка ведьма, не имеем. Куры, свиньи, коровы — вот всё наше богатство. Уж не побрезгуй, прими в благодарность хоть гусями, хоть цыплятами.

— Мериан! — кликнула Гортензия помощника.— Закрой все окна ставнями, да принеси из спальни зеркало.

— Оно же тяжелое! — возмутился парень, явившийся отнюдь не по первому зову. — Еще по лестнице тащить — точно разобью!

— Делай, что велено, не то в жабу превращу, — пригрозила лентяю ведьма.

Она уже не впервые пожалела, что приютила такого бесполезного помощника.

Стеная и сокрушаясь, Мериан всё-таки приволок из верхних комнат большое зеркало. Гортензия приставила зеркало к стене, приперла скамеечкой. Заглянула в мутноватое отражение, поплевала на стекло, протерла тряпочкой. Послала Мериана за водой, сама принесла нужную книгу. Полистала ветхие страницы, пошептала на холодную колодезную водицу.

Посетительница сидела ни жива ни мертва, следила за приготовлениями выпученными глазами, боясь слово молвить.

И вот Гортензия встала перед зеркалом — пояс покойника в одной руке, книга с заклятьями в другой. Пошептав, побормотав, вдруг закричала страшным голосом — да так, что Мериан едва с табурета не рухнул от неожиданности:

— Мертвая душа! Узнай свою вещь, покажись здесь! — и наотмашь пару раз стегнула зеркало пояском.

Зеркало замутилось еще сильнее. Мериан раззявил рот, увидав, как другой конец пояса прошел сквозь стекло, точно сквозь дым.

На третий замах пояс натянулся струной, как будто с той стороны кто-то за него ухватился. Гортензия, продолжая взывать, потянула на себя... В зеркале проявилось лицо мужчины. Показалась вся голова целиком, появилась рука — кулак с зажатым поясом.

Гортензия услышала клацанье зубов у себя за спиной.

— Ну, тот ли, твой? — поторопила она вдову. — Задавай скорей вопросы-то!

— Ох, матушка ведьма, это ж и впрямь он! — запричитала баба. — Прям как живой...

— Опять ты, дура старая? — висевшая в зеркале голова увидала вдову. — Думал, помру, на ином свете от тебя отдохну. Так нет же — и тут умудрилась достать!

— Ох, будто мне радостно тебя видеть! — вмиг осушила слезы вдова. — Как помер, только ведь и вздохнули вольно. Вон, дочка замуж собралась...

— Вот дура! Вся в мать! — только и ответил на новость покойник. Вдруг с нежностью спросил: — А котик-то как мой поживает? Поди, рыбки лишней не дашь, метлой лупишь?

— Жив-здоров твой котяра! — отмахнулась вдова. — Такой же блудня, как ты... был. Только ты мне зубы не заговаривай! Признавайся, где деньги спрятал?

— Не тебе, дура, знать! — рыкнул покойник. Вдруг схватил веник, оказавшийся поблизости от зеркала, и замахнулся на супругу: — Не тебе, дура, тратить!..

Он высунулся из зеркала, собираясь достать женщину! Вдова завизжала от страха. Но в тот же миг сам покойник с загробным воем втянулся обратно в зазеркалье. А оттолкнуло и вместо него ухватилось за поясок какое-то другое существо — невероятно страшное чудище. На расплывающейся нечеткой морде, будто слепленной из черного дыма, сверкали совершенно реальные оскаленные клыки. Чудовище сделало стремительный выпад, целясь достать клыками руку ведьмы, цепляясь за раму призрачными конечностями, стараясь пролезть сюда...

Но Гортензия схватила ведро и окатила пришельца холодной водицей. Чудовище отпрянуло назад — зеркало немедленно застыло, покрывшись узорами изморози. Еще мгновение было видно, как чудовище бьется о стекло в бессильной ярости. Потом всё развеялось, растаяло — и в зеркале вновь восстановилось привычное отражение.

— Кто это был?! — выдохнул Мериан.

— Едва голодного духа на свет не выпустили, — с досадой вздохнула Гортензия. Внешне она старалась сохранять спокойствие — но внутри всё обмерло от страха, сердце неистово колотилось. Даже думать было страшно, какой опасности она сейчас едва сумела избежать! — Потому-то я и не люблю туда соваться...

— А про деньги так ничего и не сказал! — выругалась посетительница, присовокупив пару крепких словечек в адрес покойника. Явление безымянного демона ее мало взволновало по сравнению с собственными проблемами.

— Ошибаешься! — возразила Гортензия.

И хотя проливной дождь не прекращался, они немедленно отправились в деревню...

Догадка ведьмы оказалась верной — покойник никому не доверил тайну своего клада. Никому — кроме пушистого любимца. Упитанный котяра верно исполнял роль сторожа — и согласился раскрыть тайну лишь на выгодных для себя условиях. Увидав монеты, не то что дочка покойника, бывшая бесприданница — сама хозяйка порывалась расцеловать усатую морду, хотя прежде зверя не жаловала...

***

Чтобы добраться от королевского до герцогского дворца, в карете нужно было проехать через весь город. Но это путь для людей. Кот мог позволить себе другую дорогу. Пробежать там, проскользнуть здесь, перепрыгнуть, перебраться, проскочить, забраться, перелезть... Осталось лишь залезть на дерево, цепляясь острыми когтями за кору, и перепрыгнуть на стену ограды. И вот он уже оказался во внутреннем дворике позади конюшен. Справа шелестела золотой листвой аллея, слева сыпал листопадом сад.

Шустро перебирая лапками, кот легким пушистым облачком пробежался по широкой каменной кладке, соскочил на крышу каретного сарая, а оттуда спустился на землю — утонув в ворохе палых листьев.

Этот уединенный уголок, куда по целым дням никто не заглядывал, избрал для упражнений молодой граф ден Ривэн. Здесь, вдали от посторонних глаз, Гилберт пытался освоить искусство владения мечом.

— Локоть выше!.. Шире размах!.. Не поворачивайтесь спиной к врагу, ваша милость!.. Ну вот. Сынок, подай меч господину...

На пустой бочке восседал наставник — старый солдат, из-за потери руки и глаза не годный к другой службе. В помощниках у него был младший конюх — коренастый паренек, снаряженный в помятые доспехи.

Несмотря на прохладную погоду Гилберт сбросил подбитую конским волосом защитную куртку и размахивал мечом в тонкой рубашке. Паренек же давно весь взмок, большой шлем съезжал на глаза — но это не мешало ловко уклоняться от выпадов, принимать удары на деревянный щит, легко и привычно бегать в тяжелых латах по дворику от вечно злящегося хозяина. Кривой вояка за этим подобием поединка наблюдал с удручающим спокойствием.

Наконец, молодой граф сумел совладать с длинным клинком — плашмя ударил юркого противника по голове, оставив в металле очередную вмятину. Паренек обиженно охнул, потер макушку, подсунув ладонь под шлем.

Гилберт опустил меч, отер рукавом со лба пот, убрал прилипшую к щеке прядь. Нет, сколько бы он ни старался, всё бесполезно. Дед его был королем-полководцем, отец — маршал. А он...

Он уже собирался прекратить тренировку, но вдруг заметил приближающуюся к ним троицу и приказал:

— Продолжаем!

Разумеется, только демоны имели наглость мешать занятиям господина.

Поглядывая на нелепое сражение, перебрасываясь шуточками, Иризар с приятелями уселись в сторонке — на бортик каменной поилки для лошадей. Верзила по кличке Дакс вытащил из-за пазухи холщевый мешочек с лесными орешками, стал щелкать в пальцах — твердые скорлупки брызгами летели на землю.

— Нашли представление! — прошипел Гилберт. И зазевавшийся паренек схлопотал по макушке.

Уйти сейчас — значит дать повод насмешкам...

Кот решил поиграть — зарылся в палую листву, точно под покрывало нырнул. Стараясь особо не шуршать, подкрался к каменной поилке. От поилки жутко несло конским духом, кот яростно потер лапкой нос, чтобы не выдать себя чиханием.

Эти трое были мало похожи на благородных рыцарей — наёмники-убийцы, искатели приключений и легкой наживы...

Один из них, этот Дакс, показался Мэриану похожим на кабана: крепкий, плотный, тупорылая морда заросла черной щетиной. Могучие плечи в любую погоду покрывала потертая медвежья шкура, от нее за сотню шагов несло звериным духом и кислым пивом.

Второго — вечно молчащего, жилистого, с тонкими сомовьями усами на вытянутой физиономии — звали Дэв-хан. На голове у него сидела мягкая войлочная шляпа, глубоко надвинутая на глаза. Спереди поля были завернуты наверх углом, напоминая птичий клюв. Шляпу украшали длинные фазаньи перья, падающие сзади на спину. При каждом повороте головы кончики перьев легко взлетали в воздух, точно специально дразнили Мэриана...

Третий напомнил своей черной гривой дикого льва. Своего собрата кот видал, когда бродячие жонглеры привозили в город зверинец. Большая кошка лежала в клетке, с непередаваемым презрением смотрела на глазеющих зрителей, и колтуны, свалявшиеся за ушами, были один в один как эти грубые колючие косицы, длинными паучьими щупальцами падающие на затянутую в дубленую куртку спину.

Совсем не к месту припомнились Мэриану шелковые косы хозяйки. Сегодня он пропустил утренний туалет и не помог их хорошенько расчесать...

А пахло от этого не едой и потом, как от остальных, а чем-то странным, опасным. Мэриан где-то встречал подобный запах, вот только где...

Мэриану дорого обошлась беспечность! Иризар сразу заметил копошение в листве — и когда кот подобрался слишком близко — одним движением выхватил за шкирку из засады. Ошарашенным зверьком, его пуховым пузом, почистил от грязи, точно щеткой, свой сапог, резко потерев вверх-вниз по голенищу. И небрежно выкинул за спину. Оглушенный, онемевший от возмущения кот улетел в кусты, кипя от гнева и позора.

— Какая интересная идея, — заметил как бы между прочим Иризар, — обучаться фехтованию у калеки-оруженосца, который в первой же своей битве потерял глаз, руку, честь и надежду стать когда-нибудь рыцарем.

— А вдруг он особые приемы знает? — хмыкнул Дакс, протянув приятелю на широкой ладони горсть очищенных ядрышек.

— Особые приемы мой господин и сам знает, — сказал Иризар. — Но боюсь, на турнире они ему не пригодятся. Не совсем же он у нас глупый, чтобы против рыцарей колдовством идти?

— А против соломенного чучела? — поддакнул Дакс.

— Не удобно. На коне, на всём скаку... Нет, копьем всё ж сподручней.

— А можно промахнуться и сразу в короля попасть. То-то герцогине радость будет.

— Нельзя, иначе кто же нашего повелителя в рыцари посвятит! А без этого свадьбе не бывать.

— Ну и пусть бы! Принцессе нужен в мужья мужчина, а не вторая принцесса.

— На турнире его светлость в пылу сражения не удержится — проявит свои способности, пару-тройку рыцарей развеет в прах одним испепеляющим взглядом... Но боюсь, чернь его талант не оценит — схватят и отправят на костер.

— Убьет пару-тройку, говоришь? — усомнился Дакс. — Но ведь на празднике наверняка будут и колдуны из Гильдии. Они сразу учуют некроманта.

— Праздник обещает быть интересным! — усмехнулся Иризар, и Дэв-хан хлопнул его по плечу. — Сначала турнир, потом драка со светопреставлением, а к ночи — костер с запеченным некро...

— Довольно! — не выдержал Гилберт, в сердцах ударив паренька так, что тот отлетел, взбороздив носом листву. Закашлявшись от поднятой пыли, граф выкрикнул: — Позабавиться явились? Больше не придумали занятия?

— Нет, господин, — нарочито подобострастно ответил Иризар. — Я жду твоих распоряжений. Или ты забыл, что теперь я принадлежу тебе? Твоя матушка так решила, я не виноват, уж извини.

— Убирайтесь! Я не нуждаюсь в ваших услугах!

Кривой наставник и паренек приняли эти слова на свой счет: как будто только ждали возможности откланяться.

— Глядя на тебя, повелитель, и мне что-то захотелось размяться, — заявил Иризар. Поднялся с места, обнажил клинок. Гилберт невольно сделал шаг назад.

Двое демонов отложили орешки и приготовились наслаждаться зрелищем.

— Чего ты от меня хочешь? — процедил Гилберт, принимая удар на клинок.

— Хотеть и желать — занятие господ. Я, твой покорный раб, могу лишь исполнять и...

— И выводить меня из себя!

— Какой ты, мой господин, чувствительный, просто как девушка! Пожалуй, я буду звать тебя Бертой. Ты не против? — И он с размаха рубанул понизу — графу пришлось высоко подпрыгнуть, чтобы не остаться без ног.

Два демона под деревьями дружно заржали.

— Представить боюсь, как ты стерпишь унижения от взрослых дяденек-рыцарей на турнире, — сочувственно продолжал Иризар. — Как бы руки на себя не наложил после такого позора!

— Какой еще турнир? — пробормотал Гилберт, поглощенный парированием молниеносных нападений.

— Обычный, где мужики в железках друг другу зубы и глаза вышибают. Такая потеха устраивается при дворе, когда народу хочется праздника, а король как раз новых дураков в рыцари посвящает. По весне тебе предстоит стать одним из них, забыл?

— Я не думал о турнире...

Конечно, слуга не мог ранить своего господина, но какое же удовольствие светилось в переливающихся радугой глазах, когда демон удерживал клинок в самый последний момент. И вместо того, чтобы разрубить с хрустом и брызгами, кончик острия лишь больно жалил, точно пчела. До слез обидный и унизительный урок. Стиснув зубы, Гилберт изо всех сил старался парировать выпады. Но не успевал ответить на большинство, почти на все! И злился, и всё чаще впустую рассекал воздух клинком, махал без толку, будто деревенский мальчишка палкой на бабочек...

— Ну, разумеется, девочки не любят драться, Берта, — продолжал соболезнующим тоном демон. — Только тебе придется, тебя заставят. Как ты справишься со всеми этими традиционными испытаниями мужества, ума не приложу! Разве что колдовством? С дряхлым кудесником у тебя неплохо получалось. Загвоздка лишь в том, что раскрывших себя прилюдно чернокнижников обычно сажают на костер. Представь, что за веселье будет городу! Ты станешь героем! Всех сплетен.

— Постой, так ты знаешь? — опешил Гилберт.

Сердце замерло, пропустив удар — неужели его тайну раскрыли?

— Ты следил за мной?.. — прошептал он потерянно. Иризар улыбнулся этому беспомощному взгляду.

— А как же! Вдруг, думаю, маленькая Берта ночью в лесу заблудится, плакать станет...

Гилберт отчетливо видел, как Иризар нарочно медленно обводит его клинок своим, заставляя вывернуть запястье и выпустить рукоять. Видел — но ничего не мог сделать. Подхватив выпавший меч второй рукой за клинок, демон ухмыльнулся и, проведя крестовину между ног противника, подсек перекладиной под колени — словно в пируэте танца сделал шаг в сторону. Пораженный более морально, чем физически, Гилберт неловко упал — и, получив вдобавок сзади тычок между лопаток, рухнул на четвереньки, ударившись ладонями о жесткую землю.

— Вот я и проследил за тобой, — продолжал Иризар, вложив свой клинок в ножны. Протянул руку, помогая подняться, любезно вернул отобранное оружие. — И уж так я удивился! Даже пожалел, что не удалось тебе это представление закончить. Всего-то чуть-чуть оставалось! Право, жаль. Решил за тебя колдуну голову оторвать, что ж он стал бы недобитый мучиться. Куда тебе ее, кстати, голову-то? В зелье вскипятишь каком-нибудь или запечешь с капустой?

— Ты — что сделал? — переспросил Гилберт, побледнев.

— Отрубил голову, — пояснил тот, заботливо отряхнув с рукава хозяина соринку. — Отделил от туловища посредством перерубания шеи мечом. Что непонятного?

— Светлые Небеса! Какой бес надоумил тебя это сделать?!

— А что, безголовый тебе не подойдет?

— Нет!!

— Ну хорошо, значит, можно выбросить, — пожал плечами Иризар.

***

В покоях принцессы, как обычно в это время дня, собралось блестящее общество придворных дам. Они делали вид, будто заняты рукоделием — шьют изысканные узоры, нижут жемчуга или вяжут мужьям теплые чулки к зиме. Но на самом деле, — и это был не секрет, — приходили сюда лишь за свежими темами для разговоров.

— Душечка маркиза, какое на вас платье! Могу ли я прислать к вашей портнихе свою за выкройкой?

— Обратите внимание, какое покрывало нахлобучила графиня. Оно ее старит, не правда ли!

— Она и без того морщиниста, что мои туфли. Ее уже ничем не украсишь.

— Но почему же вы не закажете новые башмачки?

— Милочка, мой муж вместе с вашим уехал в поход, знаете ли! И запретил домашнему казначею давать мне ключи от сокровищницы.

— Ну так закажите в долг! Как моя кузина — она уж все сундуки новыми платьями набила.

— Вот вернется ейный муж, кхе-кхе... И продаст ее за долги язычнику султану. Вместе со всеми нарядами...

— Велика беда! — заливисто засмеялись дамы.

Фрейлинам ничуть не мешали попытки принцессы и милой юной баронессы разучить дуэт для лютни и свирели. В гомоне голосов музыкальные инструменты едва были слышны.

— Интересно, а какое платье выберет ее высочество для своей помолвки с графом ден Ривэном?

— Я считаю, ей к лицу будут золотые кружева.

— И фестончики на рукавах!

— Глупости! Всё нужно отделать воланами! И по рукавам, по лифу вот тут, по подолу...

— Светлые Небеса, какой вздор вы говорите, дорогие мои. Ее высочество пойдет за Гилберта? Он, конечно, милый мальчик, не спорю...

— Он такой хорошенький!

— Ах, кудри!..

— Ах, ресницы!..

— Он паж!! Дамы, наша Адель заслуживает достойного супруга. А смею вам напомнить — граф всё еще состоит пажом при собственной матери!

— Ему уж скоро двадцать лет исполнится, а в рыцари не посвящен.

— Мой старшенький стал рыцарем в пятнадцать лет, его сам король удостоил на поле брани...

— Позвольте, вы путаете — Гилберт состоит оруженосцем при маршале!

— И герцог уехал на войну, а его оруженосец остался дома?

— Ну да, его матушка не отпустила.

— Право, это смешно!

Дамы и благородные барышни вновь зашлись в неудержимом веселье.

— Хватит! — воскликнула Адель, бросив листок с нотами и свирель.

Все разом примолкли, с искренним удивлением обернувшись к госпоже.

— Довольно на сегодня! — обратилась принцесса к испуганно застывшей в обнимку с лютней девушке. — Я утомилась. Мы продолжим разбирать мотив завтра. Прошу всех меня покинуть.

Оскорбленные проявленным принцессой небрежением, фрейлины неспешно удалились — поджимая подкрашенные губы, шипяще перешептываясь между собой.

Оставшись в одиночестве, принцесса забралась в кресло с ногами, обняла колени — и, уткнувшись лицом в подол, разрыдалась.

— Дуры! Да Гилберт, он же... А вы... Курицы! Раскудахтались... — невнятно слышалось сквозь всхлипывания. — Вот узнаете, когда он королем станет!.. Если брат не вернется... Бра-а-ат!.. — и слезы вновь потекли потоком.

Выплакавшись, принцесса наконец-то заметила, что в оконные ставни кто-то скребется. И наверное, уж давно скребется — потому как уже тихонько и безнадежно.

Адель бросилась, распахнула окно.

На подоконнике сидел грустный дымчатый кот, нахохлившийся, распушивший и без того пушистую шубку. Принцесса ахнула и, прижав этот комок меха к груди, понесла скорей греться к камину.

— Я понимаю, тебе пореветь хочется, — проворчал Мэриан, устраиваясь на бархатной подушке на скамеечке перед камином. — Но мне на ветру тоже было не слишком весело. Осень на дворе, между прочим!

— Прости, Мэриан, — шмыгнув носом, быстро вытерла глаза принцесса. — Но эти проклятущие фрейлины такого опять наговорили!..

— Не ругайся, тебе не пристало, — урезонил хозяйку кот. — Выгони их всех к демонам собачьим — и дело с концом!

Голос у кота был приятный и мягкий, как он сам.

— Я бы рада... — вздохнула Адель. — Может, мне в монастырь податься?

— А кто за королевством присмотрит? — вскинулся кот. — Окно закрой, так и простудиться недолго. И позвони, пусть принесут чего-нибудь поесть! С утра ни рыбного хвостика во рту не было.

— Я справлялась на кухне, меня заверили, что перед уходом ты плотно отобедал. Где ты был, кстати?

— Кому ты веришь — мне или кухаркам?! Я голоден как зверь! Целый день ради тебя по холоду бегаю, босиком! А ты будешь куском хлеба попрекать?

— Ты не ешь хлеб, — улыбнулась принцесса. Опустившись подле скамеечки на колени, погладила любимца по выгнувшейся спинке. Задрав хвост развесистым страусиным пером, Мэриан заурчал, но пререкаться не закончил:

— Лапы все отморозил, брюхо... мррр... испачкал, чуть под лошадь не попал... Мррр... И всё ведь не угодишь!.. Угу, еще вот здесь почеши...

— Так ты мне расскажешь, где сегодня был?

Этот вопрос заставил Мэриана очнуться, стряхнуть накрывшее теплой волной блаженство. С некоторым неудовольствием он осознал себя в неприличной позе — раскинувшимся на подушке кверху пузом, свесив хвост и растопырив лапы. Притворно зевнув, будто нечаянно задремал, он быстро перевернулся. Завернул лапки под грудкой калачиком, прикрыл хвостом бок, округлил честные янтарные глаза:

— А что мне за это будет?

***

Гилберт не мог спать. В общем-то, это уже вошло в привычку. Безумно хотелось забраться под одеяло — и заснуть, забыть о всех проблемах, о всех ужасах, причиной которых был он сам... Но это всё пустые желания. Даже если ему удастся каким-то чудом справиться с собой, перестать тревожно вслушиваться в каждый шорох, отогнать стискивающий сердце ледяными пальцами полуночный страх, кошмары дня просто сменятся кошмарными сновидениями, от которых просыпаешься в холодном поту, в слезах, со смертельным чувством вины... Не было смысла раздеваться, ложиться — так хотя бы он может сесть над книгами и сделать вид, что занят чтением.

Герцогский дворец давно погрузился в тишину, лишь время от времени нарушаемую перекличкой ночной стражи. В камине догорал огонь, багряное пламя придавало густому сумраку кровавый оттенок, но не защищало комнату от осеннего холода.

Но пробегающая по телу дрожь была не от холода. Гилберт вглядывался в глянцевую тьму зеркала. Он старался заставить себя думать о том, что скрывалось за этой чернотой. Он сам создал этот кошмар — и он сам должен понять, как от него избавиться. Не может быть, выход наверняка есть, что-то можно сделать... Но от усталости разум словно заволокло серой пеленой тумана, все мысли стер тупой страх... Безразличие навалились на грудь, мешало дышать. Сколько он еще может выдержать? Ему всё надоело, он готов сдаться...

Гилберт подошел к зеркалу, провел рукой по тусклому отражению...

— И что такое интересное ты там прячешь?

От чернеющей полосы простенка между окон отделилась высокая фигура.

— Иризар? — дрогнувшим голосом сказал Гилберт. — Как ты сюда проник?.. Нет, какого дьявола ты здесь делаешь? Я тебя не звал!

— Я — делаю? Ничего, потому что так и не дождался твоих указаний, — насмешливо сверкнул глазами демон. — Ну, так что за секреты ты там прячешь, Берта?

И оттеснив господина, он потянулся к потайному рычагу на раме.

Гилберт не задумываясь выхватил кинжал — из ножен у пояса демона — и приставил клинок к запястью:

— Не смей. Не твое собачье дело.

— Не доверяешь? — прищурился Иризар. — Мне просто любопытно взглянуть на твое детище, из-за которого ты готов пожертвовать собственной жизнью. А ты просто-таки горишь желанием сгореть на костре!

Иризар перехватил лезвие ладонью и сжал в кулаке. По клинку вниз, на руку Гилберта, стекла струйка теплой крови. Граф отшатнулся, отпустил рукоять:

— У тебя кровь красная?.. — воскликнул он в смятении.

— А ты думал, будет зеленая? — хмыкнул демон, отбросив кинжал. — Нет, такая же, как и твоя. Мой создатель поступил несказанно умней тебя, наградив демона человеческой плотью.

— Ради твоего воплощения в жертву принесли человека? — в голосе Гилберта звучало неприкрытое отвращение.

— А что пожертвовал безымянным духам ты? Медведя? Волка? — насмешливо спросил Иризар. — Зато, в отличие от тебя, мой творец не забыл снабдить меня разумом. Благодаря чему мне до сих пор удается сохранять свою уязвимую человеческую шкуру.

— Как ты можешь сравнивать... — с досадой произнес Гилберт.

— Тебя с моим создателем? Или твое чудище с тобой? — подхватил демон. — По-моему, твое творение получилось очень похожим на тебя! Стоит, бессмысленно выпучив глаза, и слушать ничего не желает.

— Ты его видел? — Гилберт устало опустился на край постели.

— Я же должен знать, из-за чего рискую собственной шкурой, — заявил Иризар. Сделал паузу, позволяя задать напрашивающийся вопрос. Но не дождавшись, продолжил:

— Думаешь, ты поставил на кон только собственную жизнь? Как бы ни так! Если ты решишься на новую глупость, и твое чудовище вырвется из чулана, примется жрать горожан, как долго ты сможешь скрываться? Ах, нет же! Ты ведь у нас благородный — ты сам явишься с повинной! И внимательные судьи охотно выслушают все твои вопли под пытками. Конечно, ты будешь отчаянно держаться до последнего, но долго вряд ли протянешь — и выдашь с головой и твою матушку-интриганку, и меня заодно, твоего покорного слугу.

Гилберт не отвечал. Он просто проваливался в черноту, голос Иризара звучал будто издалека, то приближаясь волнами, то отдаляясь, то глуше, то громче...

— Но если тебя отправят на костер, то мне такой легкой смерти не дождаться. Колдуны Гильдии боятся некромантии хуже чумы. Меня они отправят монахам — а ты не представляешь, до чего это любопытные твари! Мне уже доводилось бывать в монастырских подземельях, приятного в этом мало. И я отнюдь не горю желанием туда вернуться, чтобы и дальше просвещать их касательно сути моей дьявольской природы...

Красноречие демона осталось неоцененным. Гилберт свернулся поверх покрывала, обхватив себя за плечи, вздрагивая, погрузился в тревожный сон. С сожалением посмотрев на молодого хозяина, Иризар разжег в камине затухающее пламя. Мальчишка не знает, во что ввязался. Так нелепо, так глупо рискует собственной жизнью, не понимает истинную цену бьющегося сердца, горячей крови. Не ценит то, за отдаленное подобие чего безымянные духи готовы заплатить неимоверную цену, согласны становиться демонами, слугами...

Иризар достал из-за пазухи перстень — тот самый, с мерцающим черным опалом. Тот самый, который вот уже столетия держит его в этом мире. Тот самый, который герцогиня передала сегодня сыну, но он легкомысленно отверг... Демон осторожно взял руку графа и надел перстень на палец. Лишь после этого бесшумно исчез в густом сумраке.

Едва демон растворился в темноте, воздух над кроватью сжался в плотный сизый туман. Проступил силуэт человека, облаченного в серебристую мантию с низко опущенным капюшоном. Словно существо это было здесь всё это время, оставаясь невидимым даже для глаз демона. Сидело на краю постели и задумчиво проводило своей бесплотной, прозрачной ладонью по волосам графа, голова которого покоилась у него на коленях.

Только первые лучи солнца, пронзившие разноцветную мозаику оконных стекол, заставили этот безмолвный силуэт растаять...

***

Старшая фрейлина сидела как на иголках. Вообще-то она делала вид, что занята вышиванием, но от нетерпения не следила, куда втыкает иглу — и уже раз пять попадала себе в пальцы.

Наконец-то маленький паж прибежал доложить о долгожданном госте.

Грохоча сапогами, вошел статный рыцарь с надменным взглядом, широкой нижней челюстью и жесткими, как щетки, усами.

— Ах, барон дир Ваден! — подхватилась с кресла фрейлина. — Вы опоздали!

— Ничего, час можете и подождать, — отмахнулся барон, забыв поклониться даме.

Фрейлина кокетливо засмеялась, и звук этого деланного смеха был мало приятен.

— Итак, вы обещали мне свидание с принцессой наедине! — напомнил барон.

— Да-да! — взмахнула руками дама. — Она сейчас как раз в саду, мечтает...

— В саду? — поморщился барон. — Там же холодно. Ну да ладно, ведите!

Фрейлина вновь мелко захихикала и жестом пригласила следовать за ней.

Принцесса Адель любила подолгу оставаться в саду, даже несмотря далеко не солнечную, ветреную погоду. Сегодня ей не хотелось заниматься ни рисованием, ни музыкой. Отложив свирель, Адель задумчиво скользила взглядом по переплетающимся побегам винограда, ползущим вверх по решетчатой шпалере. Голые, цепляющиеся за деревянные рейки так, что не сорвет никакой ветер, эти стебли казались ей чем-то, заслуживающим уважения. Один-единственный листок, совершенно высохший и сморщенный, упрямо болтался на поломанном черешке под порывами ветра...

Вышедший из галереи человек случайно задел листок рукавом. Сорвавшись с плети, кувыркаясь в воздухе, листок пролетел над головой принцессы — и та, к собственному удивлению, ловко его поймала, осторожно зажала хрупкий черешок в тонких пальцах. Так странно — листок выдержал испытания сезонами и погодой, но оборвался от такой малости... Адель почудился в этом наблюдении глубокий философский символ.

Но полно раздумывать — гость выжидающе замер перед принцессой.

— Барон дир Ваден? Какая неожиданность. Вы сегодня сверкаете золотым шитьем ярче, чем епископ на праздник, — весело заметила она. — Какие неотложные дела вас сюда привели?

Барон приосанился, маслянистым взглядом обвел маленькую принцессу, ростом едва достигавшую ему до середины плеча. Низко поклонился, стянув с головы пышный бархатный берет, шаркнув пером по песчаной дорожке.

— Путеводной звездой мне светила ваша улыбка! — изрек он затверженную фразу. А пожалуй и не заметно, что невеста хромая. Если сидит — так тем более нет разницы. Да и косящего глаза не видно, коли эдак взглянуть...

— Барон, если вы думаете начать снова, то прошу уволить меня от ваших притязаний! — нахмурилась Адель. — Я ответила вам в прошлый раз. Вам мало?

— Ваше высочество, вы разумная девушка! — начал барон вкрадчиво, но в глазах сверкнуло раздражение. — Вы должны понять, что наш брачный союз взаимовыгоден!

— Вы мне деньги, я вам — титул? — фыркнула Адель. — Я дочь короля! Неужели вы вправду верите, будто я соглашусь? Выйти за вас — рыцаря, сделавшего себе имя и состояние на турнирах, на торговле отобранными у соперников лошадьми и оружием?!

— Не только! Я сражался в военных походах под знаменами вашего отца! И мое имя и состояние будут для вас лучшей поддержкой, когда вы взойдете на престол! — веско заявил барон. Его уже начинало бесить то, как принцесса крутит в пальцах пожухлый лист. — Королевская казна истощена! На что вы думаете снарядить армию против соседей?

— Небеса благословенны! Зачем мне воевать с соседями? — изумилась Адель.

Барон, не выдержав, выхватил наконец из ее рук листок и, смяв в кулаке в труху, взревел:

— Затем! Когда вы станете королевой, только ленивый не захочет завладеть страной! Девка на троне — как упустить такой шанс?!

— Во-первых, как вы смеете разговаривать со мной в подобном тоне? — побледнела принцесса, в то время как у барона физиономия налилась багрянцем. — Во-вторых, как вы вообще сюда прошли, кто вас впустил? В-третьих, наследник престола — мой брат, принц Лорен! И никто не вправе оспаривать его право!

— Ну и где же он, ваш драгоценный братец? — ядовито поинтересовался барон.

— Путешествует!

— И долго еще собирается? Не глупите, принцесса, выгодней меня вам жениха не сыскать!

— Даже если б вы остались единственным мужчиной во всем королевстве, я не дала бы вам согласия! — выпалила принцесса.

В пылу распри никто не замечал украдкой пробиравшегося между ног кота. Мэриан сразу приметил берет, брошенный бароном на скамью. Аккуратно потянув за перо, стащил роскошный головной убор на землю, на пожухлую бурую траву. Там, в тени, кот с удовольствием потоптался на бархате, задрав хвост... А от души отомстив за хозяйку — выпихнул оскверненный головной убор обратно на дорожку, к сапогам настырного гостя.

— И не смейте приходить впредь! — дрожащим от возмущения голосом говорила принцесса. — Довольно! Ваши уговоры не возымеют успеха! Я никогда вас не полюблю, даже если бы мое сердце было свободно! Я помолвлена, и закончим с этим!

— Когда? — разом побледнел барон. — Мне никто не сказал!

— Годы назад! — отрезала Адель.

— Вы лжете?

— Да как вы смеете... Стража!!

Барон понял, что свидание окончено. Подхватил берет — и ушел с оскорбленным видом.

— Ну, как всё прошло? — кинулась к нему фрейлина. Но вместо обещанной награды за пособничество рыцарь крайне невежливо отшвырнул ее с пути.

— Помолвлена она! — рыкнул он. — Когда только успела?!

— Когда? — семенила следом фрейлина. — Ничего не понимаю! Это недоразумение!

— Это недоразумение уже кому-то обещалась! — вскричал он, резко развернувшись, так что дама едва успела остановиться. — Кто-то у нее был на днях?

— Только герцогиня Эбер, — пролепетала фрейлина. — С сыном...

У барона неприятно сузились зрачки:

— Как его там, Готфрид?

— Гилберт, — подсказала фрейлина.

Кивнув, барон нахлобучил на голову берет. Но сморщившись, сдернул, поднес к носу — и забористо чертыхнувшись, швырнул наземь и бросился вон.

***

Одним осенним ветреным утром Эвигейт покинула излюбленный насест возле теплой печной трубы и забралась на крышу, откуда, оседлав флюгер в виде дракона, принялась внимательно озирать окрестности. Гортензию тоже посетило какое-то странное беспокойство — она то и дело выходила на крыльцо и всматривалась вдаль, на видневшуюся за рощицей дорогу. А накануне ведьма вдруг занялась готовкой — парила-варила-жарила так, будто созвала гостей на праздник. У помощника аж слюнки текли от заманчивых запахов — но под хмурым взглядом ведьмы бедный парень не смел и кусочка отщипнуть, покорно относил все копчения-печености в подпол на ледник.

— Вы кого-то ждете? — допытывался Мериан.

— С чего ты взял! С какой стати? — отмахивалась та. — Только гостей мне тут не хватало! И так на зиму никаких припасов не скопила.

Но после полудня ворона вдруг слетела вниз и уселась на кухонный стол.

Гремевшая посудой ведьма обернулась:

— Что?

В ответ ворона молча указала клювом в сторону дороги.

— А то просто сказать нельзя!.. — проворчала Гортензия, торопливо вытерев руки о передник, и поспешила на крыльцо.

— Значит, всё-таки гости! — уличил хозяйку Мериан, который тем временем пытался залатать прохудившуюся корзину. И за неуважение к старшим немедля получил по носу отскочившим прутком.

Гортензия остановилась на ступеньках в недоумении. От рощи к дому двигалась странная процессия. Впереди вприпрыжку торопилась Лиза-Энн, рукавом прикрывая себе нос, точно собиралась расчихаться. За ней, несколько на отдалении, ехала маленькая повозка, запряженная рыжим осликом. Правила женщина, закутанная в теплый дорожный плащ. Лицо ее скрывала ужасная повязка из порванной тряпки, намотанная вокруг головы прямо поверх шляпки с пестрыми перьями. Из щели только настороженно блестели острые глазки.

За повозкой семенила гнедая кобылка. В седле, пружинисто подскакивая в такт шагам, сидела еще одна путешественница. И так же как у спутницы, лицо ее пряталось под повязкой из большого платка. И даже морду лошади украшал перевязанный крест-накрест шарфик.

Первой подбежала к дому Лиза-Энн, страшно косясь на путешественниц, громко зашептала:

— Госпожа Гортензия, тут к вам эти! Дорогу спрашивали, вот я и довела. Только они больные какие-то, вы б с ними осторожней... — предостерегла девица. И поспешила убраться восвояси.

Проводив девицу настороженными взглядами, путешественницы с явным облегчением сняли повязки.

— Уф! — вздохнула пухлая ведьмочка средних лет, вылезая из возка. — Насилу тебя отыскали, Хермелин! Ну ты и забралась в дремучую глухомань!

— Лаура? Эрика? — узнала Гортензия подруг. — Зачем пожаловали?

— Проведать, не поймал ли тебя некромант. А то переловит всех по очереди — так и не придется больше свидеться, — улыбнулась высокая худощавая ведьма, слезая с лошадки. — Так соскучилась — ради встречи с тобой два дня по колдобинам тряслась!

— До столицы же от силы день пути! — удивилась Гортензия.

— Да это что! — отмахнулась пухлая Лаура. — Я вот почти три дня ехала! Пришлось сделать крюк, чтобы дозорный пункт обогнуть.

— И не говори! — обернулась к толстушке Эрика. — Эти стражники, с ними совершенно невозможно договориться. Упрямы, как бараны! Но и тупы, кстати, тоже — им глаза отвести, что чихнуть. Теперь, поди, так и будут всю жизнь считать, что если лошади под хвост правильно плюнуть, она летать сможет! — Ведьма не удержалась от смешка, вспомнив выражение лиц этих стражников.

— Какие стражники? — вмешалась Гортензия. — О чем вы толкуете? И почему явились в таком виде? Вы что, заразу какую подцепили?

— Мы? Мы совершенно здоровы. Это у вас тут чума свирепствует!

— Моровое поветрие! Вон, и поселянки бегают чумные какие-то.

— Оттого и заставы вкруг графства на дорогах расставлены — чтобы по всему королевству болезнь не разнесли, особенно в столицу.

— Никого не пускают и не выпускают. Ты-то как сама, Хермелин, не хвораешь?

— Я-то в полном здравии и в своем уме! — проворчала Гортензия. — В отличие от вас. Никакой чумы с мором в здешних краях нет и в помине. И как вы могли поверить в эти глупости! Старые ведьмы, а позволяете себе голову морочить, ну точно девчонки!

— Да ты сама эти заставы не видала, разве? Когда сюда ехала? — удивилась Эрика.

— Я что, по-вашему, со всем своим скарбом должна была на телегах добираться? — хмыкнула Гортензия. — Я себе в Гильдии прямой портал заказала, сразу от старого дома — сюда. Дорого, но не трястись же по грязи!

— Ну, вещи-то понятно. А сама как доехала?

— И я следом, через тот же портал и перепрыгнула! — ответила Гортензия. — Что, я тут всё хозяйство без присмотра должна была оставлять?

— Какая ты смелая, оказывается! — обомлела от удивления Лаура. — Через портал... Не помню, чтобы кто-нибудь на такое отваживался! Так только демоны скачут, туда-обратно...

— На то они нелюди и есть, — пожала плечами Эрика. — Я, кстати, слыхала, в соседнем княжестве порталы для военных целей разрабатывают...

— Ох, хорошо так уметь, конечно, да больно опасно. Боязно... — сказала Лаура. — Куда как лучше на метелке верхом! Вот была б я помоложе — так за полдня сюда б долетела! А сейчас уж годы не те на метле кататься.

— Обломится под тобой метелка-то, — хихикнула Эрика. — Так как, Хермелин, ты нас в дом пустишь иль и дальше болтать тут будем?

— Это вы что же, у меня ночевать собрались? — подняла бровь Гортензия. — Поди и обедом вас кормить придется? У самой есть нечего — так нате, гости нагрянули! Тут вам не столица, в деревнях люди бедные да жадные, лишней морковки за зелье не выпросишь. Ума не приложу, чем вас потчевать...

— Какой у тебя домик, Хермелин! — восхищались подруги. — Говоришь, за сколько ты его купила?

— Недорого, — отмахнулась Гортензия. — Откуда у меня деньги-то? Да и не дала бы много за такую лачугу. Не знаю, где вас бы и разместить, в такой тесноте...

После застолья разговор подруг продолжился перед огоньком камина. Сдвинули обложенные подушками кресла, разлили по кружкам пенистое терпкое рябиновое пиво. По десятому кругу обсудили здоровье, уже не позволяющее, как в годы юности, носиться над полями и лесами в чем мама родила, оседлав метлу или даже любую попавшуюся под руку мало-мальски подходящую корягу. Обсудили будоражащие столицу слухи о пропавшем принце. Поговорили о некроманте, призраком носящемся по улицам города и безжалостно убивающем честных колдунов и чародеев. Вспомнили и погрустили о пропавших знакомых, чьи души он унес...

— Ты ведь из-за некроманта уехала, да? — спросила Эрика.

— Да, — призналась Гортензия. — Он почему-то счел меня достойной своего внимания.

— Так ты его видела? — оживилась, заерзала в кресле Лаура.

— Привелось, — кивнула Гортензия. — Девчонки, просто подумать смешно, всю нашу братию запугал безбородый юнец! Ему лет, наверно, столько же, сколько Мериану.

— Но этот мальчишка обладает знанием и силой, — возразила Эрика.

— Да, тут не поспоришь.

— Я поняла! — воскликнула Лаура. — Должно быть, чернокнижник просто вселился в своего ученика! Он, наверно, стал очень старый, дряхлый, вот и решил взять себе молодое тело. Они, некроманты, это умеют.

— Полезное умение, — вздохнула Гортензия. — Я б тоже, если подумать, не отказалась заполучить в свое распоряжение тело какого-нибудь молодого красавчика!

— Размечталась, старая ведьма! — расхохотались подруги.

— Да уж, куда мне, — вынужденно согласилась она. — Я свой шанс упустила без возврата... Что думать о мужчинах, коль вся рожа в морщинах. Вон, на лбу три, да под носом, да у глаз...

— А ты мои посчитай! — подхватила Эрика. — У тебя хоть три, а у меня — вот! Всё в мелкую складочку!

— Да где?

— Да вот!

— Полно, это ты специально так скуксилась. А если вот так сделаешь — то ничего и не видно.

— Ну не могу же я "вот так" на люди выйти! Меня же тогда не за ведьму, меня же тогда за демона примут!.. Лаура, а ты что молчишь?

— А что мне сказать? — с невинным видом переспросила толстушка. — Это на вас шкурка обвисла, потому что больно худые стали. А у меня щечки-яблочки — где морщинить?..

За это решили выпить. Снова наполнили кружки.

Красноватое солнце склонилось к горизонту, просвечивая золотисто-черными полосами рощицу за окном...

Эрика напомнила, что они так и не услышали историю покупки дома.

— Да что тут рассказывать? — притворно скромничала хозяйка. — Ну, пришла в Гильдию уведомить о срочном отъезде. Про некроманта я там конечно не распространялась, а то бы еще заставили подключиться к его поимке-розыску. Подумала, лучше уж сбежать по-тихому, без лишнего шума. Ну, а заодно поспрашивала, нет ли где в провинции свободного места для квалифицированной ведьмы. И секретарь-казначей вспомнил, что год назад в Гильдию заявился один сумасшедший с бегающими глазками, с волосами дыбом — поручил подыскать замену на свою должность, потому что самому надобно-де срочно отбыть по важному делу, далеко и надолго. Это и оказался бывший придворный астролог принца Лорена.

— Того самого пропавшего принца? — ахнула Лаура.

Гортензия кивнула, отхлебнула ароматного пива и продолжила:

— Астролог так торопился убраться из королевства, что велел соглашаться на любую цену, лишь бы нашлись охотники. Но желающих не было — место не прибыльное, одни крестьяне вокруг, с такими клиентами много не заработаешь. Да и высокий покровитель якобы отправился в кругосветное путешествие — какой смысл в придворной должности, если двор распущен? Потому мне и отдали этот шалаш за бесценок.

— Хороший шалаш! — улыбнулась Эрика. — Конюшня, винный погреб, библиотека. И башня, чтобы звезды наблюдать!.. Но почему этот астролог так спешил сбежать?

— Да? — поддакнула Лаура в нетерпении.

— Хм, — протянула Гортензия, как бы раздумывая, стоит ли посвящать подруг в эту историю. — Очевидно, он стал свидетелем того, как был разрушен замок принца. Возможно, он увидел, кто это сделал, и узнал, что случилось с самим принцем. Думаю, если бы он задержался в королевстве, его бы схватила стража, упекли бы в самое темное подземелье столицы, провели бы дознание со всем пристрастием. Когда он явился в Гильдию, казначей еще подивился, отчего тот так трясется и заикается на каждом слове.

— И что же случилось? — пролепетала Лаура.

— Нечто ужасное, из-за чего королевская стража и расставила вокруг графства посты и придумала сказку о моровом поветрии. Чтобы ни одна душа не могла проникнуть в столицу и рассказать о случившемся.

— Замок лежит в руинах, а до столицы до сих пор не дошла весть об этом? — не поверила Эрика.

— Хочешь лично убедиться? — предложила Гортензия.

— Ну разумеется!

И Лаура тоже решительно вскочила с места.

— Возьмем мою повозку? — предложила она. — Я пешком никуда не пойду!

На это Гортензия улыбнулась, хитро прищурившись. И достала с полки горшочек с пахучей мазью.

— Эх, была не была! — махнула кулачком Лаура.

Смущаясь, краснея, но веселясь с каждой минутой всё пуще, ведьмы поскидывали одежки и торопливо натерлись сами и помогли друг дружке намазаться горячащим кожу снадобьем.

— Ох, девчонки! Ну прямо как в золотые времена!..

Но так как на дворе всё-таки стояла осень, а не жаркое лето, подруги не рискнули отправлять в полет нагишом — накинули сорочки, а поверх еще повязались теплыми шерстяными косынками: баловство баловством, но и поберечься не помешает.

Мериан, не вовремя выглянувший из окна своей каморки, ошеломленным взглядом проводил унесшихся к горизонту, в дымку золотых лучей, трех счастливо вопящих ведьм. Одна оседлала метлу, другая ухват, а третья зажала босыми пятками пустой бочонок. Следом едва поспевала, часто махая крыльями, ворона.

С высоты птичьего полета земля казалась разноцветным лоскутным ковром — смешением всех оттенков зелени, золота и багрянца. Долина пряталась от холодных ветров за горной грядой, и потому осень здесь гостила долго. Горы издалека казались неровными сахарными кексами с обсыпанными пудрой вершинами.

— И как ты тут осмелилась поселиться? — закричала, пролетая рядом, Эрика. — Ведь от этих мест до Проклятого ущелья Верлис всего несколько дней пути!

— Что мне старые сказки о некромантах, если демоны шалят под боком! — смеясь, ответила беззаботная Гортензия.

Купаясь в косых лучах солнца, кувыркаясь, едва не задевая босыми ногами верхушки деревьев, ведьмы пронеслись над рощей, над лугом, над заболоченным рвом, заброшенным садом, темным зеркалом пруда.

— Стойте! Стойте! — закричала, захлёбываясь ветром, Гортензия. — Мимо! Пролетели!..

И резко развернувшись, по косой рухнула вниз.

Приземление получилось не столь мягким, как, помнится, случалось в молодости. Выставив вперед ноги, она пробежала по траве через лужайку, но споткнулась и кувырком, в обнимку с ухватом, скатилась под куст терновника. Как опустились на землю подруги, не видела. Но кажется, никто не пострадал.

— Надо почаще практиковать, а то так скоро совсем разучимся, — заметила Эрика.

— О, терновник! — заметила Лаура и бросилась обдирать с колючего куста круглые черные ягоды.

— Фу, кислятина! — сообщила она с набитым ртом. — Девочки, даже не пробуйте!

— А ты зачем ешь?

— Вот наемся — и буду летать с ускорением. Ну, то есть похудею немножко и стану легче на подъем...

Заброшенный сад в свете заката выглядел очаровательно. Огромный куст шиповника блистал россыпями ярко-алых ягод. Яблони низко опустили ветви под тяжестью переспевших плодов. То здесь, то там вспыхивали среди буйной растительности последние звездочки роз, поздних лилий, стрелы ирисов, искры мелких гвоздик.

Гортензия указала Эрике на возвышающиеся за кружевом листвы стены, окрашенные светом садящегося солнца в рыжину, горящую на фоне сиреневых облаков. Оторвав Лауру от полюбившегося куста, они отправились осматривать руины замка.

Хаос вывороченных каменных блоков и нагромождение осколков произвели на ведьм сильное впечатление. Даже Гортензия, прежде здесь уже бывавшая, ходила среди камней, между ярких вспышек медовых пятен света и глубоких фиолетово-сизых теней, молча. Страшно было представить, сколько людей здесь сгинуло в одночасье...

— Никакая буря не оставит столько разрухи, — поежилась Лаура.

— Чую, не обошлось без демонов, — кивнула Эрика.

Гортензия присела на невысокий постамент у подножия изуродованной статуи, ранее украшавшей источник-фонтан, окруженный цветником. Цветы давно покинули отведенный предел и обвили статую, взобрались на ближайшие камни.

— Лиза-Энн, та девушка, что проводила вас к моему дому, поведала занятную историю, — начала Гортензия. — Историю о том, как на замок напал легион демонов. Уж не знаю, насколько это правда...

— Ну же, не томи! — поторопила Лаура, присела рядышком.

Солнце опустилось за горизонт. Земля постепенно погрузилась в прозрачный сумрак. Руины возвышались в величественном скорбном молчании, словно даже птицы не смели нарушить тишину своими голосами... Вот только мошка жужжала над ухом! Гортензия прихлопнула назойливое создание и закончила свой рассказ:

— ...И всего этих всадников было то ли десять, то ли тысяча. И все — верхом на огнедышащих драконах, крыльями застилающих небо. И никто от них не мог скрыться, все обитатели замка сгинули — то ли демоны их сами сожрали, то ли драконам своим скормили. То ли сожгли в пепел. Только и сумел спастись один астролог — но и тот, как вы уже знаете, сразу в столицу сбежал. То, что целью демонов был наследный принц, я нисколько не сомневаюсь. Может, и его съели-сожгли, а может, похитили.

— Ох, приключится же! — передернула плечами Лаура.

— Это я коротко пересказала, — хмыкнула Гортензия. — Вот кабы послушали, как Лиза-Энн расписывает — ночь бы не заснули.

— Я и так теперь не засну! — заверила Лаура.

— Может, конечно, народ и приврал, — рассудила Эрика. — Тысяча демонов, да на драконах... Многовато это. Скорей всего какой-нибудь наглый колдун решил захватить королевскую корону. И для начала избавился от наследника престола.

— Очень может быть, — согласилась Гортензия. — Помнишь легенду, будто бы королевская корона обладает чудесными свойствами? Дает своему обладателю власть над миром живых и мертвых, кажется? Похоже, кто-то соблазнился проверить старинное поверье.

— Да! Ведь корону уже когда-то пытался заполучить твой сосед, легендарный чернокнижник из ущелья Верлис, — шепотом напомнила Эрика, кивнув в сторону гор.

Гортензия машинально оглянулась на окутанный вечерней дымкой горизонт, по спине пробежал неприятный холодок.

— Нет. Нет! — горячо возразила она. — Этот колдун давным-давно сгинул в своих пещерах. О нем тысячу лет никто не слышал.

— Двести, — поправила подруга. — А может быть, принца убил тот же некромант, который выгнал тебя из столицы?

— Если наших братьев по Гильдии убивает одного за другим, что ему стоит создать себе демонов и убить принца? — переспросила Гортензия. — Ты права! Ведь это как раз по его части — повелевать мертвыми духами.

— Сначала избавился от принца, потом перебьет всех нас, всю Гильдию, — представила Эрика, распахнув глаза. — Что ему помешает убить короля и сесть на трон?..

И сама от такой догадки села на обломок стены.

— А вдруг принц всё-таки остался жив? — похоже, совсем не слушала их Лаура. — Вон ведь, твой астролог сбежал... Говоришь, у Мериана память отшибло?

— Не выдумывай-ка! — скривилась Эрика. — Я однажды удостоилась чести побывать на королевском балу и видела его высочество, как сейчас вас. Принц Лорен высокий красавец с белокурыми локонами и большими глазами. А этот парнишка скорей похож на рыжего конопатого гнома, чем на сына короля.

— Хотя в хозяйстве разбирается не лучше первой фрейлины, — заметила Гортензия.

— Ну а вдруг! — не желала сдаваться Лаура. — Вдруг в последний момент чернокнижника замучила совесть, и он решил пощадить принца? И превратил в это чучело! Это даже лучше, чем спрятать в какой-нибудь темнице — ведь никто ни за что не догадается, что он — это он!

— Совесть замучила? — рассмеялась Эрика. — Что за глупости ты несешь!

— Я? Глупости?! — в возмущении подпрыгнула Лаура. И так как сидела у подножия статуи, то стукнулась макушкой об опущенную руку изваяния, о крепкий гранитный кулак.

Взглянув на лишенную головы и второй руки статую, Гортензия вдруг вспомнила о другой скульптуре... Махнув рукой на вопросы государственной важности, потащила подруг на берег пруда. Там, уверяла она, они увидят самое прекрасное произведение искусства, лучше которого не найти ни в одном дворце мира!

Воодушевленные соблазнительными обещаниями, ведьмы оставили разговоры о политике. В сгущающихся сумерках обошли пруд кругом, обыскали берег, но обещанного шедевра так и не обнаружили.

Подружки принялись подтрунивать над огорчившейся Гортензией, что на старости лет удосужилась влюбиться в каменного истукана! Но и тот, хоть булыжник, а понял свое счастье — и сбежал пока не поздно. На шутки ведьма не обижалась, клялась, что статуя действительно стояла где-то здесь, призналась, что с удовольствием утащила бы ее к себе, поставила б в саду под вишнями, любовалась бы... Но кто-то, видно, опередил, увез из-под носа! И если только она узнает, кто это сделал — несдобровать похитителю.

Меж тем стемнело. Вновь оседлав метлы-ухваты, три ведьмы и ворона поднялись в небо, под искрящиеся созвездия, мерцающие сквозь лоскуты прозрачных облаков...

— Я в трубу! — крикнула Гортензия, не сбавляя скорости, нырнула вниз, ввинтившись в дымоход.

— Я за тобой! — вторила Эрика, скользнув следом.

— И я с вами! — не отставала Лаура. Она уже разбила в щепки свой летательный бочонок и догнала подруг, оседлав длинную корягу.

Ведьмы с воплями вылетели из дымохода, обдав всё кухню хлопьями сажи. Сшибая с крючков и засовов двери, пронеслись сквозь дом — и выскочили обратно в ночь.

Хлопотавшая над ужином хозяйка оторопело застыла в согбенной позе, уставившись на доселе мирный очаг и боясь выпрямиться. На выскобленный дочиста пол медленно оседал черный снег сажи.

На крылечко вышел почтенный отец семейства. Поглядел на небо, прикидывая, какой завтра ждать погоды. Всмотрелся вдаль, на расстилающееся за околицей поле. Охнул, выпучив глаза, сбежал во двор, взялся было открывать калитку, да помедлил.

Вышла жена с полотенцем через плечо, притворив дверь, окликнула мужа. Но тот досадливо отмахнулся. Жена поглядела, на что уставился супруг, да только руками всплеснула:

— Да что ж они там, ведьмы, делают! Ячмень путают! Колдуют, окаянные, чтобы мы тут все с голоду померли?!

— Вот дура баба! — презрительно сплюнул муженек. — Не смыслишь ни черта в ворожбе, так помолчи! Наоборот стараются для плодородия. Вон, видишь, как летают? Эдак с вывертом да с петлями! На следующий год колосья ух как поднимутся!..

— А, ну тогда пускай себе летают, — успокоилась женщина. — Лишь бы не повытоптали. А ты давай-ка, иди в дом! А то заметят да придут, плату за работу спросят.

— Нет уж, вперед платить — это как же можно! — возмутился крестьянин. — А коли не помогут их заклятья? Или град приключится? Что тогда?..

Но уж поздно. Ведьмы, вдоволь накувыркавшись над полем, вдруг ринулись к дому — страшные, с развевающимися волосами, громко вопящие на лету. Супруги едва успели присесть за низкий забор — чародейки с хохотом и свистом пронеслись ровно над головами. Сверкнули голые ляжки под задравшейся скудной одежкой. Вытянув шею, крестьянин загляделся вслед.

— На что это ты там уставился, старый кобелина? — разъярилась супруга, хлестнув замершего муженька полотенцем.

— Ох, заворожили, чертовки! — опомнясь, вымолвил он в свое оправдание.

— Конечно! — не поверила она. — Из всей деревни тебя одного, самого раскрасавца, втроем окрутить решили! Иди в дом, пес шелудивый.

Домой ведьмы явились не сказать чтобы поздно ночью — скорее уж рано, перед рассветом. Все вымазанные с головы до пят сажей из дымоходов, грязные, потные, уставшие — но до чрезвычайности довольные.

— Мериан, согрей воду для мытья! — крикнула с порога Гортензия.

Но подруги на нее зашикали:

— Сами поставим, не рассыплемся. Парень спит давно!

И они были правы. Разумеется, Мериан досматривал десятый сон, не помышляя дожидаться возвращения хозяйки с гостьями. Утомившись после воздержания, когда по кухне витали восхитительные, щекочущие нос, аппетитные ароматы, а довольствоваться приходилось простой похлебкой, — оставшийся без присмотра паренек вознаградил себя за терпение, единолично умяв жареного поросенка.

— Какой милый мальчик! — умилилась чумазая Лаура, когда они вместе поднялись наверх его проведать. Проснись он вдруг в эту минуту — заорал бы от страха, узрев обступивших кровать лохматых ведьм.

— Очень, — фыркнула недовольная Гортензия. — Объелся — и сопит довольный. А посуду за него кто будет мыть?

— Нет, не похож он на принца. Ничуточки, — вспомнив о разговоре, пристально всмотрелась в спящего Эрика.

— А давайте проверим? На всякий случай? — Лаура умоляюще взглянула на подруг.

— Только если тебе так хочется поверить в чудеса... — ворчливо согласилась Гортензия. — Хотя лично я не вижу в этом никакого смысла.

Они взялись за руки и хором прочли заклинание. Перед мысленным взором в обратном порядке стали проноситься картины событий сегодняшнего дня, последних недель в доме Гортензии...

— Ты строга с ним, — мимоходом заметила Эрика.

Они увидели месяц за месяцем жизнь бродяги, плутающего по лесу, работающего за миску еды и поношенную одежду, мерзнущего в продуваемом всеми ветрами шалаше... За несколько минут подруги проследили жизнь Мериана вплоть до прошлой зимы — но заглянуть дальше не смогли. Не получилось переступить через некий рубеж — точно парень только год назад родился на свет. Всё остальное время его жизни было сокрыто черной завесой.

— Я же говорила — без толку! — воскликнула Гортензия, когда они расцепили руки.

— Наверное, тогда-то он и потерял память, — рассудила Эрика.

— Мы слишком много сил потратили сегодня, потому и не получилось! — решила Лаура. — Знаете ли, в нашем возрасте столько летать уже утомительно. Надо попробовать завтра!

— Ты права, — согласилась Эрика. — Надо отдохнуть, мы слишком устали.

— Как знаете, — пожала плечами Гортензия, всем своим видом утверждая, что и завтра вряд ли что-то выйдет.

Лаура захихикала, окинув взглядом подруг:

— Мы точь-в-точь три сказочные феи у колыбели крестника! Только очень бедные феи — без подарков и даже без башмаков.

Чуть позже, хорошенько отмывшись, расчесав волосы и заплетя косички, ведьмы опять устроились у камина, завернувшись в одеяла. Несмотря на усталость, в эту ночь они спать не собирались. На столе возникли кувшинчик терпкой черносмородиновой наливочки, крохотные, с наперсток, стопочки, блюдце с ореховыми пряничками, пузатая чашка, полная янтарно-прозрачной, моченой в меду морошки, другая — с вишневым вареньем на патоке... Да много чего еще!

— Нет, хороший ты себе домик прикупила, — вздохнула Лаура. — Уютный, просторный. Можешь теперь мужа и детей ораву заводить.

Гортензия поперхнулась морошкой, закашлялась в ладошку. Ей только этого счастья не хватало!

— Но от столицы далековато, — продолжала подруга, протянув пятки в вязанных чулках поближе к огню.

— Вот и хорошо, что далеко, — лениво возразила Эрика. Вместо скамеечки она закинула ноги на камень, по форме напоминающий яйцо. — Зато здесь вон какое небо чистое! Незакопченое. Сама, наверно, заметила — весь вечер летала и ни разу не кашлянула. Не то что в городе, от печного дыма метлы за собой не видно. Горизонт с сизой полосой, облака с каемкой — тьфу!.. А тут — благодать!

Гортензия слушала молча, тихонько постукивала ложечкой, гоняя по чашке с медовые ягоды.

За окном шелестел осенний сад, протяжно вздыхал ветер. Где-то в подполе стрекотали сверчки.

— Ну у тебя и сверчки трещат! — заметила Эрика. — Будто камни перемалывают.

— Это не сверчки, — прислушавшись, поняла Гортензия.

Ведьмы переглянулись.

За потрескиванием огня послышался странный шум — глухое постукивание, тихий скрежет маленьких коготков. Резкий скрип.

— Ой, это камень! — воскликнула Эрика, поджав ноги. — Он подскакивает!

Гортензия наклонилась, приложила ухо к нагревшемуся камню: внутри и вправду кто-то скребся и попискивал! Быстро сдвинув чашки-тарелки в сторону, она водрузила оживший булыжник на стол.

Эвигейт, встревоженная происходящим, слетела из своего гнездышка за трубой, стала в волнении мерить скатерть шагами, кружить вокруг.

Эрика легонько постучала по камню:

— Яйцо! — сообщила она. — И там явно кто-то есть.

На стук Эрики раздалось постукивание в ответ.

— Василиск какой-нибудь! — всхлипнула Лаура, боязливо сжавшись в кресле, обняв коленки.

Вновь раздался треск, громкий и отчетливый, по каменной скорлупе пробежала изломанная линия — трещина. Эвигейт попыталась сунуть туда клюв, движимая желанием помочь неведомому птенчику. Гортензия сняла ворону с яйца, осторожно вставила в щель кончик ножа — поднажала на рукоятку. Раздался "бздиньк" — и крепкий клинок лопнул.

— Мда... — сказала Гортензия. Теперь и ей стало жаль птенчика.

Тем временем птенец продолжал неустанно трудиться, колупал скорлупу изнутри, и трещина поползла дальше, опоясав яйцо кругом. Раздался оглушительный треск, точно рухнула полка с кухонной утварью, — и верхняя скорлупка отскочила, как крышка отпертого ларца.

— Можно красивое блюдо сделать, — предложила Лаура. Она подобрала отскочившую скорлупку, с уважением смерила невероятную толщину стенок, потрогала зубчатую кромку. Шершавое снаружи, невзрачное как булыжник, изнутри яйцо оказалось радужно-перламутровым, и впрямь хоть ювелиру отдавай...

На столе оставалась вторая, большая половинка яйца. Из-за зубцов настороженно выглянула головка "птенчика": курносая мордочка с кругленькими щечками, глазами-черничками. Головка неуверенно покачивалась на длинной шейке, нежная кожица сверкала точно россыпь алмазов, переливаясь разноцветными всполохами. Висячие ушки прикрывал капюшон из пестрых пёрышек и пуха, переходящий в гребешок на шее.

— И впрямь змей-василиск! — выдохнула Лаура в восхищении. Однако не зажмурилась от смертоносного взгляда, а напротив, подалась ближе.

— Если и змей, то не один, — заметила Эрика.

Рядом с первой головкой робко поднялись еще две, точно такие же.

— Близнецы, — подумала Лаура.

Отрывисто пискнув, одна из голов уставилась на ворону. Подняла капюшончик-гребень, и над скорлупкой растопырились два узких крылышка. И хвост с колючкой на кончике, нервно подрагивая, встал торчком.

— Украшением праздничного стола это сияющее чудо смотрится в своем горшке просто восхитительно! — сказала Гортензия.

Расстелив на столешнице мягкое полотенце, она осторожно вытряхнула на него "всё содержимое" скорлупки, дабы покончить с догадками и предположениями. Одной из головок это не понравилось, и она клацнула мелкими зубками на пронесшийся мимо носа палец — однако же промахнулась из-за недостатка опыта и неточности движений.

Ведьмы уставились на то, что лежало на полотенце: кругленькое пузо, четыре растопыренные лапы, три головы, хвост и пара крыльев.

— Одна, две... Шесть! — сосчитала Лаура. — Ни у одного зверя не видела шести конечностей! Значит, это жук.

— Ни у одного на свете жука я не видела перьев... точнее, пуха, — возразила Эрика. — Наверно это птица.

— Ни у одной птицы я не видела трех голов, — продолжала Лаура.

— Можно подумать, вы когда-нибудь видели драконов, — проворчала Гортензия.

— Ну вот, порассуждать не дала! — обиделись подруги.

— Ну, рассуждайте-рассуждайте, — разрешила Гортензия. — Пойду молочка подогрею, что ли... Интересно, что едят драконы?

— Надо в книгах посмотреть! — предложила ей вслед Лаура.

— Насколько я знаю, большинство трактатов сходятся на том, что драконы питаются рыцарями, — хихикнула Эрика. — Не думаю, что наш малыш способен переварить столь грубую пищу.

— Не всегда! — возразила Лаура. — Слышала баллады, где скушанными оказываются прекрасные юные девы.

— Пока что я вижу поблизости только старых дев. Вряд ли мы придемся ему по вкусу, — буркнула Гортензия, вернувшись с миской козьего молока.

Поставив миску на стол перед дракончиком, вытащила чавкающие мордашки из блюдца с медовой морошкой и ткнула тупенькими носами в молоко. Одна голова фыркнула и отпрянула, упорно воспротивившись. Другая немедленно принялась лакать, точно котенок. Третья под шумок вернулась к сладкой морошке.

— Ну прямо как мой братец Фредерик! — всплеснула руками Эрика. — Вечно сам не знает, чего хочет.

— Значит, так и назовем — Фредериком, — решила Гортензия. — Этот будет Фред, этот — Эд, а этот — Рики, — сказала она, поочередно дотронувшись до трех перепачканных медом носов.

Наевшись, дракончик быстро утомился. Шесть глаз сонно моргали. Потоптавшись на полотенце, Фредерик свернулся клубком, сунув пыхтящие мордочки подмышку, подобрав хвост и накрывшись крылом.

— Спит! — умилилась Лаура.

— Вот теперь мы определенно три крестные феи, — улыбнулась Эрика.

Гортензия же пошла искать подходящую большую корзину и одеяла для подстилки.

***

Гилберт прислушался, вжавшись всем телом в поросшую мхом стену. Кажется, нет причин таиться — дворец давно спит, на небе нет луны, лучше времени для тайных дел не найти. Но даже пересекая двор, где знаком каждый камень под каблуком, где он мог бы пройти хоть с завязанными глазами и не оказаться на виду у стражников, даже здесь — тем более здесь! — приходится быть вдвойне осторожным.

Раздались шаги. Заплясали рыжие отблески пламени. Это по галерее, тянущейся по верху крепостной стены, прошли двое дозорных, факелы вспыхнули в проемах арок.

Прокравшись к воротам, Гилберт хотел проскользнуть в узкую калитку для прислуги, но вдруг замер.

— И долго ли нам тут прохлаждаться? — донесся приглушенный голос с той стороны. Гилберт затаил дыхание, отступил за деревья, точно кто-то его мог увидеть сквозь толщу каменной стены. — Я-то думал, будет драка.

— Терпение, друзья. Представьте, что мы на охоте и выслеживаем крупную дичь.

— Это ты своего нового хозяина крупным назвал? — хохотнул Дакс. Дэв-хан поддержал шутку коротким смешком. — По мне, так больше чем на котенка он не тянет.

Разговор оборвался. Возле ворот поднялась суета, замелькали факелы. Со скрежетом поднялась решетка. Под щелканье кнута четверка вороных вынесла со двора черную карету. На дверце тускло блеснул герцогский герб.

— Он еще глупее, чем я думал? — в недоумении произнес Иризар. — Ехать на темное дело — с гербом на карете?

Трое демонов вскочили в седла — и под дробный перестук копыт унеслись следом за каретой.

Гилберт усмехнулся — матушкино пристрастие к придворным интригам и поздним званым ужинам сыграло наконец-то добрую службу и для него. Он открыл замок на калитке своим ключом и выскользнул наружу. Оглянувшись по сторонам, накинул на голову капюшон плаща и, слившись с темнотой улицы, поспешил прочь от дворца.

Ночью город менялся неузнаваемо — совсем не такой, как шумным днем, без толп, без гомона людских голосов, без оживленной торговли на площадях. Мрачные дома стояли без огней, пустынные улицы казались лабиринтом — до восхода солнца столица словно вымерла.

Лишь одно окошко тускло светилось всю ночь напролет. В этом домишке на окраине города сегодня не спали.

Перед домом остановилась черная карета, запряженная четверкой вороных. Хотя на дверцах ее не было ни гербов, ни других знаков, было странно видеть дорогой экипаж и породистых лошадей перед столь убогим жилищем.

— Не к добру вернулись, ваша милость, — вздохнул мрачный кучер, сидевший на облучке. — Кто их знает, что они там за эти два дня успели придумать! Может, не пойдете?..

Но вышедший из кареты некромант отмахнулся от скверных предчувствий и решительно направился к входу.

В комнате было светло от множества свечей, их расставили повсюду — на полу, на столе, на ступенях ведущей наверх лестницы. И только одна женщина в платье из грубого сукна сидела за столом в ожидании.

— Я пришел за вами. Вы готовы?

— Да, господин некромант, благодарю вас за эти два дня отсрочки, что вы мне пожаловали. С вашего позволения я успела проститься с семьей, с детьми своими, с мужем...

— Я рад, — сухо сказал Гилберт.

— Не представляю, как они проживут без меня, — будто не слыша, продолжала она.— Кто же будет о них заботиться, кто же будет им стряпать еду, шить одежду, лечить, когда они заболеют...

— Довольно! — прервал ее Гилберт.— Извольте приготовиться умереть.

— Да почему же ты пришел ко мне?! — вскрикнула она резко.

Крик был сигналом. Раздался треск перерезаемой веревки — и с потолочных балок на Гилберта упала сеть. Но он вскинул руку — и крепкие шнуры вспыхнули, горячий пепел опустился хлопьями.

— Ах, вот как вы умеете, господин некромант! — злобно прошипел ворвавшийся в комнату мужчина. Судя по короткой мантии на плечах — колдун Третьей ступени. Даже значок магистра нацепил, отметил Гилберт. За спиной магистра выстроились еще шесть человек разного возраста.

— Семейство чародеев? — усмехнулся некромант. — Но все вы не нужны, я пришел только за ней.

— Ты не получишь нашу сестру, чудовище! — выпалил решительный юнец, сжимавший садовые грабли.

— Вы намерены мне помешать? — с улыбкой спросил Гилберт.

Зарычав, магистр со значком выпустил в незваного гостя всю свою злость — вложив ее в рой черных жалящих искр. Но темный поток разбился о невидимый щит, искры рикошетом отлетели в стороны, не задев некроманта, зато иссекли в кровь ноги стоявших за магистром людей.

Не ослабляя защиту, Гилберт завладел сознанием ведьмы, этой обманщицы, что так слезно умоляла, ползала на коленях, заставив дать отсрочку, чтобы проститься с семьей. И теперь ее родня наперебой осыпает его заклятьями. Будто он по собственной воле пришел убивать!.. Он заставил ведьму полностью подчиниться. С безумными от ужаса глазами она открыла окно — проход к двери преграждало ощетинившееся семейство — и приготовилась по первому приказу чернокнижника вылезти наружу. Гилберт собирался уйти тихо, без лишних жертв. И хотя тащить на себе убитую ведьму не смог бы — остаться сегодня с пустыми руками тоже не желал.

Признаться, было немного забавно — осознавать, насколько он стал силен с полученными знаниями. Даже объединившись, три поколения прирожденных чародеев не могли ему сопротивляться.

— Мама! — вдруг перекрыл шум детский крик.

Наверху лестницы стоял и смотрел вниз маленький ребенок.

Воспользовавшись тем, что некромант на секунду отвлекся, магистр обрушил на противника самый мощный удар, на какой был способен. Защита отразила и его — но сгусток пламени отлетел к лестнице. Дерево брызнуло в щепки, лестница обрушилась, и ребенка сбросило вниз. Не мешкая Гилберт подхватил его — невидимые силы удержали малыша в воздухе, не позволив разбиться.

— А господин некромант оказался из благородных! — выкрикнул магистр. — Давайте сдадим его королю! Интересно, сколько нам заплатят за его голову?!

Кто-то быстро забрал визжащего ребенка, а остальные сосредоточились на заклятьях. Предвкушение награды словно придало им духа — поток ударов усилился.

Секундная оплошность стоила дорого. Гилберт не успевал выстроить защиту заново. И над ведьмой он тоже потерял контроль.

— Сестрица, открой-ка подпол! — скомандовал магистр.

Ведьма с грохотом сдвинула стол — дюжина свечей опрокинулась и с шипением потухла, — торопливо подняла за кольцо дощатый люк, распахнув сырой зев вырытой в земле кладовки — в двух шагах позади Гилберта.

Удары магистра и остальных были слабы, но многочисленны, не давали сосредоточиться. Отражать каждый удар в отдельности — мало толка. Выставить общий "щит" не получалось в спешке. Он легко мог бы убить их всех разом — но ему нужна была лишь одна из них, но не вся семья. К тому же не хотел рисковать — дом загорится, начнется неукротимый пожар, пострадают соседние постройки, выгорит вся улица... Нужно было уничтожить магистра, и остальные бы сами разбежались — но тот посадил себе на плечи этого ребенка. Малыш радостно стучал пятками по груди и крепко держался за уши деда... Гилберт отражал удары и делал выпады, но держаться против стольких противников одновременно было для него непривычно.

— Давай, некромант, еще один шаг назад!.. — кричал магистр, отправляя удар за ударом.

— И что это за цирк вы здесь устроили? — вдруг, перекрыв шум и грохот, раздался властный голос.

От неожиданности Гилберт отпрянул, оступился — и полетел вниз, в могильный холод...

— Крепкая голова у нашего некроманта!.. — услышал он голос, прорезавшийся сквозь навязчивый гул.

Перед глазами плясали кровавые всполохи... Гилберт с трудом разобрал, что это: по внутренней обивке кареты мечутся отблески огня. Закусив губу, чтобы не застонать, он сел, осторожно потрогал затылок — среди растрепанных кудрей пульсировала изрядная шишка...

Иризар, поддерживавший его за плечи, чуть отстранился.

— Забавное занятие ты себе нашел, Берт, — заметил он не без доли ехидства. — И зачем тебе вдруг средь ночи понадобились эти простолюдины?

— Не твое собачье дело, — огрызнулся Гилберт. — Я мог бы с ними сам справиться.

— Да неужели? А о чем так долго размышлял — выбирал способ казни? — усмехнулся демон. — Еще немного бы поразмышлял — и отправился бы к королю не в лучшем виде. Вот бы он удивился, узнав в славном некроманте будущего зятя!

Гилберт выглянул в оконце: карета по-прежнему стояла перед домом. Но дом был охвачен огнем. Трещала крыша, окна и двери дразнились высокими языками пламени. Лошади в упряжке боязливо переступали, косились на пожар.

— Вы всех убили? — спросил Гилберт.

— Разумеется, — кивнул Иризар. — Если тебе нужны их бренные тела...

— Да, нужны!

— Мы специально спрятали их в укромном месте, — ласково продолжил демон. — Что касается дома, он загорелся без нашей помощи.

— Я не хочу, чтобы огонь перекинулся на соседние дома, — сказал Гилберт.

— Это приказ? — уточнил Иризар.

— Да! И поедем уже отсюда, скажи кучеру...

— Твоего кучера зарезали. Сразу же, как только ты ушел в дом. Вот интересно, он ведь был человеком — а согласился тебе помогать. Почему?

— Он говорил, колдуны убили его жену и сыновей. И Гильдия выгородила убийц... — помедлив, ответил Гилберт.

— Похоже, с тобой он успел хорошо отомстить Гильдии! — предположил Иризар. — Скольких колдунов и ведьм ты уже отправил к предкам? Десяток? Сотню?

— Поехали, — приказал Гилберт.

— Дэв-хан, трогай! — передал Дакс и тоже влез в карету. Своих лошадей демоны привязали сзади к запяткам экипажа.

— Отличный костерок получился, просто глаз радуется! — сказал Дакс, с удовольствием потирая руки.

***

Ведьмы думали погостить всего недельку, но из-за нежданного прибавления в семействе у подруги задержались — до первого снега. Как радушная хозяйка, Гортензия настойчиво приглашала их остаться зимовать, благо места в доме предостаточно, да и скучать не придется. Однако в гостях хорошо, а работу бросать нельзя, и ведьмы засобирались в столицу.

Зима в городе — горячее время для чародеек. Знатные дамы возвращаются из поместий, где провели всё лето, и с ужасом обнаруживают, что растолстели, подурнели, что мужья к ним охладели — в общем, без помощи хорошей ведьмы дела никак не поправить! Да что говорить, обо всём этом Гортензия знала не понаслышке.

Признаться честно, ее втайне охватывали противоположные чувства — зависть к подругам, что у тех будет зимой приличная клиентура, а не как у нее — крестьянки с простуженной животиной. Но с другой стороны, который год летать по вызовам по задымленной по столице, без устали крутиться, словно белка в колесе... То еще удовольствие. Размеренная деревенская жизнь без истерик нервных дамочек тоже по-своему приятна.

Выбрав прекрасное ясное утро, три ведьмы отправились в путь. Три — потому что Гортензия решила проводить подруг, для чего одолжила у родителей Лизы-Энн славную кобылу под седло. Они решили, что распрощаются у заставы, и Гортензия к ночи успеет вернуться домой.

Однако за болтовней подруги не заметили, как погода вдруг резко испортилась. Сменился ветер, нагнал грозовых туч, застеливших небо. Сумерки опустились на замерзшую землю гораздо раньше положенного. С низкого сизого неба посыпалась противная морось с крупинками колючего льда. На поля с раскисшей землей, с торчащими пучками соломы, из лесных оврагов наползал туман. Черные стволы деревьев стояли точно в мутном молоке...

Вильнув, дорога сбежала с пригорка в ельник. Сделались совершенные сумерки. Высокие верхушки сомкнувшихся плотным строем елей, словно острые зубцы пилы, распороли тучи. Посыпались крупные хлопья снега.

Разговор, давно потерявший живость, постепенно вовсе увял. В обволакивающей снежной тишине голоса звучали неестественно громко, пугая самих ведьм.

Отчего-то Гортензии сделалось не по себе. Она нервно вздрагивала, когда нижние ветви елей вдруг выпрямлялись, сбрасывая накопившийся снег. Вжав голову в плечи, ведьма сидела в седле, точно нахохлившаяся птица, настороженно оглядываясь вокруг из-под своего зонта. На серебристое кружево уже лег порядочный слой пушистого снега...

Гортензия едва сдержалась, чтобы не шарахнуться в придорожный овраг, когда мимо пронеслась черная карета. Экипаж без гербов и знаков сопровождали трое всадников. Пролетели с топотом, разбрасывая из-под копыт грязь — и скрылись за стеной деревьев, оставив в воздухе тающий шлейф запахов конского пота и вымокших от снегопада меховых плащей.

Подруги на экипаж не обратили внимания. А вот у Гортензии по спине пробежал нехороший холодок. Она потянула за поводья, придержав кобылу, обернулась назад.

Ей показалось или впрямь за поворотом, за еловыми лапами мелькнул силуэт всадника? Отстал, чтобы взглянуть на них сквозь вуаль снежных хлопьев, и снова припустил вперед?

Гортензия замерзшими пальцами сложила зонт, сунула под мышку. Понукая лошадь пятками башмаков, нагнала уехавших вперед спутниц.

— Лаура! Нам нужно поменяться местами! — потребовала она.

— Что? — из-под обвисших капюшонов удивленно подняли глаза ведьмы.

— Я... Я не хочу вас пугать, — проговорила Гортензия, спрыгнув с лошади. — Но придется нам проститься здесь.

Вынув из повозки сумки подруги, она быстро пристроила их у седла своей кобылы.

— Почему? — недоумевала Эрика.

— Скачите вперед, — велела Гортензия, — и поживей! Сойдите с дороги, продвигайтесь по тропинкам. И лучше вам разделиться.

— А ты как же? — всё не могла сообразить Лаура.

— Давайте! А я попробую их отвлечь.

Она стегнула лошадей — и те бросились вскачь, унося растерянных ведьм в снежный сумрак.

Оставшись одна, Гортензия принялась бормотать заклинания защиты, которые должны укрыть ее, сделать невидимой для посторонних глаз. Распрягать тележку не было времени, она просто обрезала упряжь и увела ослика за собой, с дороги в овражек, за стену кустарника. Ветви пружинно качнулись, замкнувшись за спиной.

Чтобы перегородить дорогу и избавить подруг от погони, она на ходу сочинила заклятье — и две старых ели покорно пустились в рост. Верхушки отяжелели, ветви невероятно раскинулись, корни не выдержали — деревья, качнувшись навстречу друг другу, ломая сучья, рухнули поперек дороги крестом.

Снегопад сыграл дурную шутку — каждый след отпечатывался черным на выбеленной земле. Но вызванный ведьмой ветер должен поднять вьюгу. С каждой минутой порывы крепчали, косые штрихи несущихся хлопьев заполняли все пространство. Ветер свистел поверху, в то время как в чаще стояла тишина, было слышно собственное напряженное дыхание, под ногами громко шуршала палая листва под рыхлым снегом, хрустели льдинки. Весь мир будто сжался — до расстояния вытянутой руки, остальное отрезало белой пеленой...

Гортензия продиралась вперед, ведя на поводу ослика, поминутно прислушиваясь, оглядываясь, нет ли погони. Однако со стороны дороги не доносилось ни звука... Может, ей померещилось? Может быть, зря она напугала подруг? Погубила деревья, прячется здесь...

Заросли оборвались — овражек с тихо журчащим под ледовыми стекляшками ручьем. Дальше простиралась пустошь с чахлыми кустарничками и побуревшими высокими травами.

Вдали, по самому краю пустоши, за вьюгой Гортензия увидела двоих: Лаура мчалась вперед, пытаясь сдержать напуганную лошадь. Ее уверенно настигал всадник — казавшийся с конем одним черным пятном тьмы, летящим над заснеженным полем.

— Я не успела! — прошептала Гортензия, в ужасе следя за погоней.

Ослик мотнул головой, вырвал из рук поводья, убежал обратно в чащу.

Гортензия обернулась. Промокший насквозь капюшон упал с головы.

В пяти шагах от нее застыл всадник, взирая на нее сверху вниз. Конь под ним, опустив длинную морду, раздраженно поводил ушами и пускал из ноздрей струйки пара.

Гортензия кинулась прочь, не разбирая дороги. Перескочила через ручей, увязая по щиколотку в чавкающей земле, выбралась из оврага, бросилась бежать что было духу — через мокрую, путающуюся в ногах траву, колючие кусты, бьющий в лицо колкий ветер...

Тяжелая поступь копыт не частила, но не отставала.

Лаура оставила тщетные попытки справиться с понесшей лошадью. Она выпустила поводья и беспомощно закрыла голову руками. Приближающийся сзади разбойничьего вида рыцарь с азартным гиканьем, привстав на стременах, размахивал треххвостым кистенем на длинных цепях. Лаура, которую от ужаса била дрожь, не увидела перегородивший тропинку поваленный ствол — хотя всё равно не смогла бы удержать лошадь. Кобыла с разбега перемахнула через препятствие и унеслась в запорошенную даль. А ведьма с вскриком опрокинулась, вылетела из седла, рухнув на переплетение голых сучьев.

Резко осадив коня, воин с медвежьей шкурой на плечах спрыгнул на землю и рывком поднял за шиворот трясущуюся жертву...

Эрика, низко склонившись, прижалась к шее лошади, нашептывая ласковые слова вперемешку с заклинаниями, сделавшими быстроногую кобылу почти что крылатой. Но преследователь снова щелкнул кнутом — и захлестнул петлей шею лошади. От обжигающей боли кобыла взвилась на дыбы, но Эрика сумела удержаться в седле. Рванув на себя, он заставил лошадь развернуться на скаку. Двое всадников описали дугу, закружились, точно пара в танце.

Изловчившись, Эрика спрыгнула с лошади и рванула в перелесок, пересекавший пустошь. Ломая ветки, за ней последовал спешившийся воин. Отбросив полы тяжелого плаща за спину, чтобы не мешал, он достал кривой меч и стал прорубаться сквозь заросли. Размашисто летал, сверкая в сумраке, клинок.

Эрика оступилась — подвернулась нога. Закусив губу, чтобы не закричать, сползла под валежник в какую-то яму, прижалась к вылезающим из земли корням, надеясь, что если затаится, этот демон пройдет мимо, не заметит.

Но треск разрубаемых ветвей подбирался всё ближе и ближе...

Проклиная всё на свете, Гортензия не желала смириться с постыдной участью загнанной дичи. Не останавливаясь, срывающимся дыханием шептала заклятья — и за спиной вырастали, взрывая окаменелую почву, невероятные заросли, переплетения превращенного в крепкий тростник разнотравья, живые частоколы из рванувших к темному небу кустарников.

Преследователь без суеты спешился, расстегнув пряжку на плече, сбросил дорожный плащ. Тонко прозвенев, освободился из ножен меч. Но он не стал, подобно своему спутнику, прорубать себе путь. Держа клинок наизготове, всадник лишь движением прищуренных глаз, сверкнувших ярче полированной стали, заставил наколдованные преграды пасть. Стебли исполинского тростника увядали и тлели, надламываясь, падали пустотелыми бревнами в снег.

— Стой, ведьма! — услышала Гортензия сквозь грохот и треск. — Нам не велено вас калечить! Дай убью по-хорошему?

Это насмешливое предложение еще больше распалило ведьму. Обернувшись, она забормотала новые заклинания. Земля задрожала...

Всадник ринулся вперед — под сапогами выстреливали щупальцами белесые корни, каждый оставленный след вмиг оплетали деревенеющие узлы., из которых было бы сложно освободиться, не переломав ноги.

Но противник оказался быстр — Гортензия не успела опомниться, а он уже подле нее. Занятая заклятьями, не заметила, что сама оказалась во власти его чар — насланный вихрь обнес по пояс снегом, она угодила, точно в саван, в оковы крепкого наста, не в силах сдвинуться с места.

Он уже занес меч, чтобы пронзить грудь ведьмы. Гортензия отчетливо увидела его лицо, скривившиеся губы в торжествующей, но в тоже время снисходительной улыбке. На непокрытой голове, почудилось ведьме, под порывами вьюги клубились черные змеи. Она не зажмурилась, не отвела в страхе взгляда...

Но клинок вдруг остановился — острый кончик ровно напротив замершего сердца.

Решительно сдвинутые брови изумленно поползли вверх, он узнал эту ведьму...

За этот короткий миг Гортензия сумела выхватить нож — и полоснула, целясь в незащищенную доспехом шею. Он отшатнулся, и лезвие скользнуло от подбородка к щеке, оставив алый след и срезав одну из взметнувшихся косиц. Гортензия увидела, как капля крови стекла по его щеке, а глубокая царапина исчезла, точно не бывало. Не обратив на это внимания, незнакомец несколько мгновений всматривался в ее лицо. Словно пытался решить нечто невероятно важное...

Вложил меч в ножны. Подозвав коня, вскочил в седло. Топоча тяжелыми копытами по мерзлой земле, конь развернулся на месте, и всадник еще раз бросил пристальный взгляд на оставленную жертву. Но ни произнес ни слова. Подхлестнул скакуна и скрылся в мглистых сумерках.

Гортензия упала бы без сил, если бы ее не держали снежные оковы. В бессильной злости она принялась колотить руками по твердому насту.

Эрика замерла, боясь дышать. Преследователь стоял ровно над ней. Еще секунда — и заметит крохотное облачко пара от ее дыхания... Вот начал спускаться по скользкой земле... Но сделав несколько шагов, вдруг остановился. И двинулся прочь?..

Он ушел, оставив ведьму, сжавшуюся в клубок, пытающуюся унять заполошно колотящееся сердце.

Лаура прощалась с жизнью. Это чудовище в медвежьей шкуре разглядывал ее точно мясник гусыню, держа за шиворот, прикидывая, как бы ловчее свернуть ей шею. Но уже взявшись за горло — вдруг громко чертыхнулся. Отпустил. Отошел, в досаде саданул кулаком в кольчужной перчатке по попавшемуся на пути стволу дерева, так что кора полетела трухой. И ушел к своему коню.

Лаура проводила взглядом удаляющегося всадника, после закатила глаза и лишилась чувств, рухнув на груду поломанного хвороста.

Гортензия опомнилась, перестала бессмысленно колотить по снегу, заметив в корке обледенелого наста прожженное отверстие. Срезанная ножом косица, упав в снег, провалилась глубоко вниз, оставив дыру с оплавленными краями. Пришлось немало постараться, чтобы достать этот боевой трофей. Туго переплетенные пряди оказались неожиданно мягкими на ощупь. Человеческие волосы... Хотя чего она ждала? Щетину зверя?

Ведьма спрятала косицу за пазуху — сердце подсказывало, что им еще доведется встретиться...

***

Гилберт опустился в кресло. Надо бы после дороги привести себя в порядок, но нет сил... Суетившаяся вокруг служанка шустро стянула покрытые грязью сапоги, захватила заляпанный плащ, убежала чистить.

Он протянул руку, взял со стола книгу. Вынул вложенный между страниц листок, пробежал глазами список имен с только ему понятными отметками. Половина имен была уже вычеркнута. Обмакнув перо в чернильницу, Гилберт со вздохом зачеркнул еще три имени.

Шеи и затылка коснулся колючий холодок, легкое дуновение взъерошило волосы. Гилберт замер, не смея повернуть головы. Перо, брызнув чернилами, сломалось в напряженно сжавшихся пальцах. Он крепко зажмурился, словно от предчувствия боли. Хоть шагов не было слышно, Гилберт почувствовал, как некое существо приблизилось к креслу. Вздрогнул — на плечо опустилась рука, от которой исходил леденящий холод, мгновенно проникший сквозь одежду.

— Ты доверяешь этим демонам? — раздался шелестящий голос, ровный и невыразительный, но обволакивающий, проникающий в глубины мозга, точно бред горячечной простуды. — Ты считаешь, на них можно положиться?

— У меня не было выбора, учитель, — ответил Гилберт, не поднимая глаз. — К тому же... Похоже, им вообще безразлично, кого убивать.

Призрачный собеседник убрал руку, переместился к столу. Он плавно двигался, не касаясь пола. Складки длинной, отливающей перламутром мантии книзу становились совершенно прозрачными. Глубоко надвинутый капюшон полностью закрывал лицо — но Гилберт вовсе не испытывал желания заглянуть в глаза собеседника.

— Надеюсь, ты не открыл им тайну нашего с тобой договора?

— Нет, клянусь вам, учитель, — поспешно проговорил граф, вскочив с места и застыв в почтительном полупоклоне.

— Хорошо. Ты умный мальчик и, полагаю, сумеешь отличить друга от врага.

Призрак поднял руку — точнее пустой рукав мантии, заполненный дымкой, — и листок со списком вырвался из побелевших пальцев графа, подлетев, повис перед складками капюшона.

— Эти три ведьмы живы, — прошелестел призрак. Свежие чернила, перечеркивающие три имени, вскипели на бумаге и с шипением испарились, не оставив следа. — Твои демоны оказались либо слишком ленивы, чтобы угнаться за ними. Или же решили тебя провести. Впредь ты должен быть осмотрительней, не позволяй себя обмануть.

— Да, учитель, — низко склонил голову Гилберт.

Призрак выпустил список, лист плавно опустился на стол, покачиваясь, как будто был всего лишь подхвачен порывом сквозняка.

— Не допускай глупых промахов, — напутствовал на прощанье призрак.

И бесшумно исчез — просочился сквозь камни стен, точно вода сквозь пальцы.

— И долго ты намерен так стоять столбом? Точно монах перед постригом. Или лучше сказать — школяр перед розгами?

Гилберт распахнул глаза. Странно, но он не услышал, как в комнату вошел Иризар.

— Прости, задумался, — произнес он. — Что тебе?..

Иризар развалился в кресле напротив, закинув ногу в грязном сапоге на стопку лежащих на полу книг.

— Ничего, — мотнул он головой. — Просто зашел спросить, какие будут дальнейшие приказания.

— Пока ничего не нужно, спасибо...

Плечо всё еще жгло от ледяного прикосновения. Он сцепил руки, чтобы унять дрожь в пальцах.

— То есть я могу уйти, — сделал вывод Иризар, собираясь встать.

— Нет!

Демон удивленно поднял голову. Но Гилберт погасил мгновенную вспышку паники, едва не выдавшую его, и добавил с холодным спокойствием, тоном принца крови:

— Пожалуйста, останься.

— Как прикажешь, — пожал плечами демон, вновь откинулся на мягкую спинку кресла. Окинул подозрительным взглядом хозяина, отметив большую обычного бледность, но расспрашивать ни о чем не стал.

Гилберт же молчал, вновь погрузившись в задумчивость, подошел к окну, уставился невидящими глазами на мерцающие вдалеке городские огни.

Повисшую тишину нарушило появление двух молоденьких служанок. Их прислали узнать, явится ли граф разделить с герцогиней ужин.

— Нет! — отрезал он, так что испуганные неожиданной яростью в голосе господина девушки пугливо отшатнулись назад.

— Его светлость утомился после охоты и желает ужинать здесь, в моем обществе, — усмехнувшись, заявил Иризар. — Ну, слышали, что я сказал? Быстро исполнять!

Девушки поспешно отвесили поклоны и кинулись выполнять распоряжение.

Но Гилберт не притронулся к принесенной еде. Оцепенелая задумчивость сменилась какой-то лихорадочной деятельностью. Он принялся суетливо листать пыльные тома, просматривая страницу за страницей, словно пытаясь найти что-то жизненно важное...

Иризар отсутствием аппетита не страдал. Да и жажду распаляла прислуживавшая за столом хорошенькая служанка, рискнувшая остаться на свою беду. Глупышка засмотрелась в чудесные, переливающиеся радугой глаза демона — и всё подливала и подливала вина в чарку. Он разглядывал ее, этот манящий десерт, прищурившись, предвкушая. Но девица осмелела, не отвела взгляда — и неожиданно прыснула смешком. Иризар в недоумении вскинул брови.

— Вас демоном кличут, а вы совсем и не страшный! — не удержавшись, шепнула на ухо.

— Неужели?

— Нисколечко! — заверила бойкая девица, игриво поведя плечиком. — И на голове вон у вас черте что. Точно заместо метлы двор волосьями подметали. Одна косица короче другой. Нешто так рыцарю можно!

— Хочешь попытаться распутать?

— А почему не попробовать? — опрометчиво вызвалась служанка. — Дело-то нехитрое, волосы чесать. Самое девичье занятие.

Она достала из кармана передника ножницы и гребень, встала позади кресла и деловито занялась черной гривой демона.

Вскользь обернувшись на них, Гилберт рассеянно улыбнулся по-домашнему мирной сценке. А Иризар и не думал скрывать довольного выражения на своем лице. Девушка проворно щелкала ножницами, выстригая безнадежные колтуны, расплетала свалявшиеся косицы, расчесывала волнистые пряди, подравнивала... Демон вовсе расслабился, прикрыл глаза, лениво потягивая вино.

Чтобы привести гриву в порядок, потребовалось немало времени. Но под конец, потеряв бдительность, чересчур осмелевшая девица неосторожно прищемила ножницами прядку, слишком сильно дернула за волосы. В полудреме, не помня себя, демон вмиг вскочил — и схватил служанку за горло. Она охнуть не успела, сип вырвался из глотки, задергались ноги. Со звоном выпали ножницы.

Выдохнув, Иризар разжал пальцы. Тело кулем осело на пол.

— Ты убил ее? — поднялся с места Гилберт.

— Похоже на то, — кивнул демон.

Подойдя к зеркалу, он придирчиво оглядел свое отражение. Три косицы слева над виском, оставшиеся нетронутыми, свисали на грудь — на целый локоть длиннее тщательно разобранных и расчесанных волос, волной ложащихся на широкие плечи.

— Вот зараза! — с досадой сплюнул он, поддев носком сапога одну из собственных косиц, валявшихся в беспорядке возле ножек кресла.

— Она мертва... — произнес Гилберт. Он отдернул руку от девушки, тщетно попытавшись найти признаки жизни, и голова ее под неестественным углом запрокинулась набок.

— Ну и что? — отмахнулся Иризар. — Ты же некромант, вот и прояви искусство, воскреси ее.

Гилберт поднялся с колен и смерил демона горящим от негодования взглядом:

— Как ты смеешь говорить это?! Ты искалечил ее тело, а теперь предлагаешь мне погубить ее душу?

Но ссора пресеклась, не успев вспыхнуть. Оба смолкли на полуслове.

За дверями послышался шум шагов, голоса.

— Твоя мать, — подсказал чуткий слух демона.

— ...Позвольте доложить о вас, ваше высочество? — умолял тонкий голос служанки. — Его светлость будет в крайнем раздражении, если...

— Не перечь мне! — Раздался звонкий шлепок пощечины. — Не смей вставать у меня на пути! Я — мать! И у моего сына не может быть от меня никаких секретов. Не забывайся, с кем говоришь, тупица...

Через мгновение двери распахнулись. На пороге появилась герцогиня Эбер, из-за ее спины выглядывала до смерти напуганная служанка.

Окинув пристальным взглядом комнату, герцогиня брезгливо поджала губы:

— Какой свинарник. Завтра же позови прислугу, давно пора навести здесь порядок!

Она величественной поступью подошла к склонившемуся в поклоне сыну, взявшись тонкими пальцами за подбородок, заставила выпрямиться, поднять голову.

— Полно, Гилберт, дай на тебя посмотрю, — сказала она нежно. Заглянув внизу вверх, впилась глазами в бледное лицо. Точно маленькому ребенку, пригладила ладонью волосы.

— Да... — протянула она с озабоченным видом. — Я ночей не сплю, пекусь изо всех сил о твоем будущем, о благе нашего королевства. А моему неблагодарному, недостойному отпрыску до того и дела нет!

И к своему удивлению, Гилберт получил пощечину.

— За что, матушка? — растерялся он.

— За глупость! — ответила герцогиня жестко. — Вместо того чтобы быть подле меня, как подобает почтительному сыну, ты пропадаешь неизвестно где! А после являешься в таком виде, точно тебя упыри сосали. Как, скажи на милость, ты собираешься удержать власть? Ты сам с собой совладать не способен! Весь в своего разгильдяя-отца пошел, тот тоже третий год какую-то жалкую крепость взять не может. Видел бы тебя твой дед!.. — сокрушалась она. — Неужели нашему древнему, славному роду суждено прерваться по вине такого бездельника и труса... Отвечай, когда в последний раз бывал у своей невесты? Хочешь отдать ее другому? Чтобы кто-то другой, более расторопный, отбил ее у тебя и торжествуя повел под венец?.. Где ты пропадаешь всё время? Чем занимаешься вот уже второй год тайком от матери, хотела бы я знать? Знай же, если хоть тень позора по твоей вине падет на наш герб... — предостерегающе подняла она указательный палец со сверкающим перстнем.

Но вдруг осеклась, оглянулась на бархатную портьеру, чьи широкие складки украшали столбы у изголовья кровати. Материя чуть приметно шелохнулась, и герцогиня изменилась в лице, заметив носок женского башмачка, виднеющийся в щели между тяжелой бахромой и ковром на полу.

— Значит, вот так... — произнесла она ледяным тоном. — Мой сын оказался ничуть не умнее прочих молодых повес? Печально. Ты становишься всё больше похож на своего никчемного отца... Разумеется, можешь развлекаться сколько душе угодно — что ж с тобой поделать. Но помни о чести рода! И о любящем сердце несчастной матери. Оно разорвется от горя, если я буду вынуждена от тебя отречься.

Гилберт, чтобы скрыть краску раздражения на своем лице, снова склонился в поклоне. Герцогиня же, печально улыбнувшись, тяжко вздохнула и нежно похлопала его по щеке.

Едва двери закрылись, Иризар выглянул из-за портьеры:

— Ах, прости! Я вовсе не желал подслушивать ваши семейные разговоры! — с ухмылкой воскликнул он, бросив тело служанки на пол. Гилберт поморщился — голова с глухим стуком ударилась о резную ножку стола.

— Немедленно убери ее... это отсюда.

— Куда прикажешь, Берта?

— Куда угодно!

— Как пожелаешь, — вздохнул Иризар. И подхватив тело за руки, поволок вон из покоев хозяина, будто намеренно стуча головой несчастной о все попадающиеся на пути углы и косяки.

Подземелье сотрясал гулкий, напоминающий рычание храп. Иризар сбросил с плеча тело служанки, перегнулся через перила:

— Сильг, ты спишь? — крикнул он вниз.

Храп пресекся на присвисте, из темной глубины послышалось ворчание, сонный вздох.

— Ты удивишься, Иризар, но как раз собиралась уснуть. Что мне еще прикажешь тут делать в столь поздний час? — раздался недовольный голос.

— Я мог бы предложить тебе поздний ужин. Давно ты лакомилась человечинкой?

— Уж право и не припомню, — оживилась дракониха, заворочалась на подстилке. Шумно выдохнув через одну ноздрю, запалила своим дыханием ряд факелов на стене. — Ты хочешь угостить меня чем-то вкусненьким, Иризар?

— Да вот, принес гостинец. — Демон пинком отправил и без того избитое тело катиться вниз по лестнице. Изломанное, точно марионетка, у которой кукловод обрезал нитки, оно кубарем упало перед драконихой. Та брезгливо подобрала хвост.

— Фу! — скривилась Сильг. — Это не человечина, а мертвечина. Нет, благодарю, я нынче плотно поужинала.

— Почему? Посмотри только — совсем молодая, не костлявая!

— Да, я знала ее, — кивнула дракониха. — Бедовая была девка. То и дело ссоры на кухне затевала. А пару раз, пока я спала, пыталась отковырять с меня чешую на бусы... Но во-первых, тело уже успело остыть, — зевнув, добавила она. — А во-вторых... Ты же сам знаешь, какой злой я становлюсь, отведав человечины. И тебя, приятель, проглочу — не замечу!

— Заметишь, — усмехнувшись, заверил Иризар.

— А что она тебе сделала? — поинтересовалась Сильг.

— Видишь — волосы расчесала!

— Давно было пора. Слыхала, у тебя в голове уже змеи селились...

— Всё-таки не хочешь перекусить?

— Неаа... — снова распахнув огромную пасть в сладком зевке, помотала головой Сильг. Потушила одним вздохом все факелы и, укладываясь, пробурчала из темноты: — Если тебе тело деть некуда — скинь в ров. Будто впервой, право слово! Все ж так делают... А я тебе не помойная яма, чтобы во мне мертвецов прятать...

Через четверть часа драконий сон опять потревожили. На сей раз поваренку понадобилось набрать воды. Драконихе было жаль этого тощего, запуганного кухаркой заморыша. Сладко зевнув, Сильг принялась помогать — крутила тяжелый ворот, держа рукоять когтистым пальчиком.

Когда наполнили второе ведро, дракониха вдруг ойкнула и от неожиданности выпустила рукоять. Звякнув цепью, расплескавшись, бадья унеслась вниз.

— Извини, малыш, сейчас достану, — улыбнулась рядом клыков Сильг.

Она снова ощутила удар — кто-то настойчиво толкал ее в бок, которым она привалилась к прохладной стене. Дракониха предупреждающе стукнула хвостом по камням — и полезла доставать бадью.

Пришлось по самые плечи засунуть голову в колодец, благо длинная шея позволяла, нужно только плотно прижать гребень. Паренек с любопытством нагнулся над чернеющей дырой жерла, откуда доносилось бульканье и глухое ворчание, ужаснейшим образом усиленное и искаженное эхом. И тут же отпрыгнул, окаченный волной брызг. Дракониха выдернула мокрую голову из колодца, сжимая в зубах ручку бадьи.

— Всё, — сказала она, сплюнув. — Вода мутная, приходи завтра поутру!

Едва поваренок убежал, и эту-то воду расплескивая по дороге, Сильг обернулась к стене и осторожно поддела когтем щель между каменными блоками. Отъехала панель, открыв довольно широкий проем, откуда в подземелье ворвался холодный ветер.

— Я и не знал, что здесь есть потайной ход, — заметил Иризар. Демон терпеливо ожидал ее, сложив руки на груди.

— Не вздумай никому сказать! — предостерегла Сильг. — Это мой любимый секрет. Могу хотя бы по ночам вылезти воздухом подышать, а то в этом подвале совсем мхом зарасту.

— Думаю, это не единственный твой секрет, — заметил Иризар.

— Разумеется, — дракониха обнажила клыки в впечатляющей улыбке. — Но, конечно же, моим маленьким секретам не сравниться с тайнами, которые есть у тебя.

— Маленьким секретам не удержать взаперти такого большого дракона, — продолжал Иризар. — У тебя есть удобная возможность, но ты до сих пор не сбежала на волю. Отнюдь не пустяк или прихоть привязывает тебя к этому месту.

Сильг отвела глаза, в голосе не слышалось ни капли фальши, но взгляд погрустнел.

— Зачем мне бежать, сам посуди? — со смешком откликнулась она. — Убежать и поселиться в горах? Ловить себе оленей на пропитание или нападать на деревенские стада? Чтобы потом на меня объявили охоту местные бароны? Или безумные смельчаки пытались бы забраться ко мне в логово — а потом торговали бы на базаре драконятиной, а голову засушили бы и повесили в трактире над камином? Зачем, когда меня здесь содержат при кухне, заботятся и охраняют как диковинную зверушку. Посмотри, я даже растолстела! И невероятно обленилась от такой жизни.

Дракониха по-кошачьи грациозно потянулась, свернулась, так что Иризар оказался в кольце из лап и хвоста.

— Сам-то ведь тоже не торопишься получить свободу? Уверена, ты легко мог бы избавиться от своего нового господина! — с ехидцей заметила она. — Но ведь нет, терпишь этого капризного мальчишку. Боишься, что без хозяина заскучаешь?

— Ты права, — усмехнулся Иризар, — с ним довольно весело.

— Угу, догадываюсь, какие у вас развлечения. Вон, служанок тебе разрешает убивать. Кстати, ты спрятал девчонку-то?

— Похоронил. Даже если спохватятся — не найдут.

— Как принца Лорена?

Сильг и в темноте заметила, как сверкнули глаза демона.

— К чему ты клонишь? — уточнил демон.

— Слыхала, что принцесса втайне призвала лучших колдунов Гильдии и разрешила им... нет, даже приказала им использовать запрещенное черное колдовство — лишь бы они сумели отыскать в безднах иного мира душу убитого принца. И что ты думаешь? — Сильг положила голову на лапы, ее золотистые глаза с вертикальными полосками зрачков оказались напротив его лица. — Они так и не дозвались принца.

— Может, плохо искали? — хмыкнул демон.

— У них на это был целый год, — напомнила Сильг. — А может, его душа так и не пересекла границу смерти?

— Намекаешь, будто бы я не выполнил приказ? — переспросил он. — С какой стати?

— Может быть, ты не успел? — предположила дракониха. — Может быть, тебе кто-то помешал прикончить его — напал сзади, превратил в статую и оставил стоять в одиночестве на берегу пруда, обезглавленного...

— Разве я говорил, что меня обезглавили? — вскинул бровь демон. Он прислонился к гладкому, чешуйчатому боку драконихи плечом, с интересом вслушиваясь в певучую речь подруги.

— Ну разумеется, говорил! Иначе как бы я узнала, — дернула хвостом Сильг.

— Хм, неужели теперь вино стало так на меня действовать? — усомнился демон. — Я совершенно не помню, чтобы рассказывал об этом... Надеюсь, Дакс или Дэв-хан этого не слышали? Они изведут меня шуточками.

— Не волнуйся, они не слышали, — с улыбкой заверила дракониха. Она чуть подвинулась, выпуская демона.

Но он не спешил уйти.

— Или... — он с недоверием всмотрелся ей в глаза. — Или герцогиня решила проследить за нами, и ты отнесла ее к замку? Ей хотелось собственными глазами увидеть, как я убью принца?

— О чем ты говоришь! — возразила дракониха. — Изабелла ни за что не приблизилась бы к замку! Она не потерпела бы, чтобы хоть тень подозрения коснулась ее! В тот день она не отходила от принцессы, изображая самую нежную тетушку на свете. Неужели она позволила бы себе глупость заявиться к замку на драконе среди дня, рискуя быть замеченной хоть одним крестьянином?!

— Значит, нет?

— Конечно, нет!

— Прости меня, — произнес Иризар. — Я знаю, ты никогда не стала бы мне лгать.

— Разумеется, ты же мой друг, — мягко улыбнулась дракониха.

— Знаешь, Сильг, — подумав, признался он, — на самом деле я помню ясно, как стоял там, не в силах пошевелить хоть пальцем... Я почти ничего не видел. Но слышал каждый шорох, ощущал ветер, капли дождя... Чувствовал, когда по мне пробегал жук или садились птицы... Поначалу я сходил с ума! Но потом остыл, вправду превратился в камень... — Он невесело усмехнулся. — Вначале я хотел растерзать того, кто заставил меня всё это вынести. Теперь же... Просто хочу знать — зачем?

— Хотела бы я тебе ответить... — вздохнула дракониха, она развела бы руками, если бы могла.

***

Лошади топтались на месте, не желая сделать дальше ни шагу. Пришлось спешиться и повести их под уздцы. Благородные животные и так были напуганы взваленным им на спины, завернутым в мешковину грузом, а тут еще под ногами зачавкало, захлюпало, и обманчивая земля податливо уходила вниз под копытами, выдавливая в глубокие следы коричневатую мутную воду.

Иризар шел впереди, спокойно щуря яркие бирюзовые глаза на яркое чистое небо с редкими белыми облачками. Солнечные лучи, свободно пронизывая голые кроны готовых к зиме деревьев, напоследок слегка пригревали стальные наплечники легких доспехов.

Следовавший попятам Гилберт выглядел далеко не столь умиротворенно, зябко кутался в плащ из грубой шерсти.

— Ты их всех сюда перетащил? — наконец решился он спросить.

— Всех, — кивнул Иризар, не оборачиваясь.

— Так далеко от города...

— Зато сохраннее, — хмыкнул демон. — Не хнычь, Берта! Уже пришли.

Дальше идти стало совершенно невозможно. Гилберт боялся и шаг сделать, чтобы не увязнуть в трясине.

Иризар привязал лошадей, снял один из длинных свертков, лежавших поперек седел. Взвалив себе на плечо, сноровисто запрыгал с кочки на кочку. Гилберт проводил его взглядом до группы чахлых елочек. Он не менее тревожно, чем лошади, вслушивался в шорохи осеннего леса...

— Ах, дьявол!.. — раздалось за елками.

Ни мгновения не задумываясь, Гилберт выхватил меч и бросился вперед.

— Что такое? — выдохнул он, увидев стоявшего на полоске твердой земли демона — аккуратно складывавшего мешковину, как ни в чем ни бывало.

— Да вот, штаны обрызгал, гад, — с досадой поделился Иризар. Сунул мешковину в руки растерявшегося графа: — Подержи пока, еще пригодится. Я за вторым схожу.

Гилберт послушно взял опустевшие мешки, огляделся по сторонам. Елочки полумесяцем обступали болотце, заросшее по краям осокой. Обманчивая зелень затягивала гладь плотным ковром, и только в середине блистало оконце черной воды. Ледяной омут с неизвестной глубиной...

Гилберт дернулся точно ужаленный, распахнул глаза: на той стороне омута, на изумрудном ковре под сенью высокого кустарника, лежал, вытянувшись во весь рост, мертвец. Солнечные зайчики радостно золотили лилово-коричневую кожу, ветерок шевелил прилипший ко лбу пучок сухой травы.

Мертвец громко всхрапнул. Распухшие от болотной воды щеки сильно раздувались и опускались, а непомерно толстые губы громко шлепали, выпуская зловонное дыхание.

— Он... он... — пролепетал Гилберт, указав вернувшемуся с ношей Иризару на спящего на воде мертвеца.

— Струсил? — хохотнул демон. — Плохой из тебя некромант. Это из-за оттепели покойник всплыл и теперь гниет себе на солнышке.

Свалив мешок на землю, Иризар подобрал палку и, подцепив мертвеца, подтащил поближе. Гилберт не сообразил отвернуться, только прикрыл нос рукавом. На "храпящего" демон положил другого мертвеца, которого вытряхнул из мешков — поперек, вниз лицом. И новый покойник своей тяжестью увлек шумного мертвеца под воду. Гилберт отчетливо увидел, как сизая рука с раздутыми жилами задралась вверх — и медленно ушла в черную глубину, словно поманив раздувшимися пальцами за собой...

...Очнулся он от безжалостных звонких пощечин.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ Белый снег ирисов

Возвратившись, Гортензия утаила от домочадцев, отчего так задержалась в дороге, провожая подруг. Пусть ей опять пришлось столкнуться с некромантом — но нельзя же из-за этого снова срываться с места, покидать только ставший привычным дом. Нельзя же каждый раз убегать! Возможно, эта встреча была случайностью, возможно некромант не выследил ее новое жилье, а просто пересеклись дороги... Возможно. Скорей всего. Поэтому лучше остаться и жить, как будто ничего не случилось. Нужно стереть из памяти и пронзительный взгляд того демона...

Жизнь потекла своим чередом.

Сад совсем опустел и наводил голыми ветками уныние. Окна всё реже распахивались, впуская свежий ветер, всё чаще из труб тянулся смолистый дымок.

Затянувшаяся осень сменялась зимой, ливни перемежались снегопадами. Но стоило проглянуть солнцу — и зима опять отступала, уступая место осенним невеселым краскам, а и порой даже почти летнему теплу.

Но в доме у ведьмы хандрить было некогда. Мериан только слышал указания: дров наруби, поленья наколи, воды наноси, за драконом проследи...

Гортензии без дела сидеть тоже не доводилось. Кроме обычных хлопот по хозяйству — деревенским бабам мужей от пьянства отлучала, детям хвори лечила, девкам отворотное, парням приворотное, а мужикам — просто зелье варила. И за драконом присматривала!

На творожке и сметанке дракончик рос не по дням, а по часам. Кушал с аппетитом, в три рта — поэтому неудивительно, что, вылупившись размером с двухмесячного котенка, уже через две недели стал весить побольше иной деревенской собаки.

Кстати, по округе быстро разнесся слух о диковинной зверушке. Поглядеть на питомца ведьмы приходили семьями, как на праздник. В погожие деньки Гортензия выносила маленького Фредерика на двор, постелив в саду на широкую скамью половичек, чтобы не простыл. Дракончик с удовольствием грелся на осеннем солнышке, растопырив крылышки, жмуря по очереди три пары глазенок. В ярких лучах чешуйки загорались разноцветными огнями, переливались, радуя взор собравшихся соседей.

— Как пылает, будто яхонты! — с восхищением перешептывались бабы.

— Как сапфиры! — вторили мужики.

— Да что тут! У самого короля, поди, в казне таких драгоценностей не сыскать! — важно воздевали вверх пальцы старики.

— Так горит! А не жжется?

И драконёнок блаженно жмурился, охотно разрешая себя гладить по головкам и спинке. Ласкаться он любил, пожалуй, даже больше, чем сладости.

— Вот вырастет — коров драть станет.

— Лишь бы не людей.

— А вы пальцы-то в рот не суйте, кабы не распробовал!

— Так это ж девочка, а не мальчик! — разгадали приметливые старушки. — Как теперь звать-то будешь, матушка ведьма?

— Был Фредериком — станет Фредерикой, — пожала плечами Гортензия.

Окрепнув в лапках, драконочка не оставила воспитателям времени даже на сон. То Гортензия, то Мериан снимали ее с крыши дома, вытаскивали из колодца, разыскивали по саду и лесу. Похоже, в три головы любопытства помещалось в три раза больше, чем в обычных детях...

Да и спать уложить драконочку было совсем не просто! Рики успевала выспаться, пока Эд уговаривали лечь на подушку, а тем временем Фред эту подушку уже могла изжевать...

— Мериан, запри их в чулане! — распоряжалась ведьма, когда принимала посетителей. Иначе меленькая драконесса забиралась на ручки к клиенткам, играла бусами, обмусоливала концы платков, не нарочно обрывала рукава или орошала подолы. Обжигала внезапным чиханием в ухо, играючи кусала за пальцы. Однажды крошка впилась острыми зубками в приглянувшийся кошель, вышитый гарусом — видно, показался родным. Отодрать не сумели вплоть до обеда, пока не проголодалась.

— Мериан, ты уже больше часа ее кормишь. Хватит ужинать — ей давно пора ложиться спать! — сказала Гортензия, которая уже успела убрать со стола и перемыть за Мериана всю посуду.

— А что я могу сделать, если она не хочет есть кашу!

— Конечно, я знаю, она хочет только варенье и сласти, — проворчала ведьма.

Заслышав эти слова, Фредерика закивала всеми головами, радостно разинув рты — и незамедлительно получила в каждый по ложке каши. Обижено насупилась, с отвращением прожевала и проглотила.

— Она хоть и не человеческое дитя, но сомневаюсь, чтобы и драконам было бы полезно есть столько сладкого. А уж зубов у нее гораздо больше! Представь только, если вдруг заболят?

Мериан поморщился — он-то прекрасно знал, сколько зубков у их воспитанницы.

Меж тем Фредерика приветствовала подошедшую ведьму хлопаньем крылышек, заерзала на стульчике.

— Тётя Тень! Няка — бяка! — сообщила Рики мнение о каше.

— Дорогая, я же тебе не какое-то привидение, чтобы меня "тенью" величать, — возразила ведьма. — Ну-ка скажи — Гор-тен-зи-я?

Драконочка старательно выпучила глаза, разинула пасти, высунув язычки:

— Ррр... тень-ззз!.. — и снова получила по ложке.

— Вам еще хорошо, — вздохнул Мериан, собирая размазанную по тарелке кашу. — А меня-то как зовет...

— Мямя! — охотно сообщила, проглотив, драконесска.

— Вот-вот, — вздохнул Мериан. И протянул Фредерике полную ложку. Та рты закрыла, зубы сжала, сморщилась и отвернула головы в разные стороны, насколько далеко позволяли длинные шеи.

— Деточки, если будете привередничать, — строго сказала ведьма, — Мериан не расскажет вам сказку на ночь.

Драконочка головами поникла, оглянулась, одним глазком покосилась на тарелку — там оставалось ложки три-четыре. Прикинув в уме, что это уже не страшно, со смиренным видом раскрыла рты.

— Опять сказку? — взмолился Мериан. — Я вам не менестрель, чтобы каждый вечер новые истории придумывать!

— Возьми какую-нибудь поэму в библиотеке, — пожала плечами Гортензия. — Слава Небесам, умеешь читать, хоть этому учить тебя не пришлось.

Внимательно слушавшая взрослых Фредерика радостно запрыгала на стуле в предвкушении. Но вдруг, икнув, замерла, надув щеки и задумчиво сведя глаза к широким переносицам.

— Сейчас срыгнет, — поняла ведьма и поспешила за полотенцем.

— А которая из трех? — жалобно вопросил Мериан, вжав голову в плечи. — Поди угадай...

Драконесса икнула — и изо рта Эд вырвалось пламя. Мериан вовремя прикрылся тарелкой — длинная струйка огня достигла донца, и от жара тарелка лопнула на острые осколки прямо в руках.

Фредерике произошедшее пришлось по душе, она заколотила лапами, повизгивая от радости, и принялась специально икать, пытаясь повторить фокус еще разок. Однако, как ни старалась, больше не смогла выдавить из себя ни искринки...

Поднявшись из кухни, ведьма заглянула в детскую: Фредерика уже сладко спала, посапывая носами в подушку. А Мериан, увлекшись сам, всё продолжал бубнить о подвигах легендарных рыцарей.

Тихо притворив дверь, Гортензия ушла к себе в спальню, стала готовиться ко сну. Переоделась в широкую ночную сорочку, распустила косу. Не зажигая свечи, при свете камина, присела напротив зеркала, принялась расчесывать волосы.

К слову сказать, зеркало это, как и библиотека, досталось ведьме от прежнего владельца дома. В отличие от мутных зеркал из полированного металла, что обычно красовались в будуарах столицы, это было стеклянным. Невероятно дорогая вещица. Правда, при малейшем движении у отражения ведьмы вмиг вытягивалась голова или приплющивался нос и разбегались в ширину глаза и уши. Зачем такая вещица была нужна астрологу — загадка. Но Гортензии, и в юные-то годы не считавшей себя красавицей, чудное зеркало пришлось по сердцу...

Стояла глухая ночь, дом погрузился в совершенную тишину. Даже за окном не шумел ветер. Гортензии в этом безмолвии сегодня чудилось нечто зловещее. Отложив гребень, вздохнула. Похоже, этой ночью к ней вновь не придет сон, и опять будет лежать в постели, без толку отминая бока, ворочаться в смутном ожидании грядущих бед, грозящих королевству...

Гортензия подняла с полу корзину для рукоделия. Под грудой нуждающихся в штопке чулок, тряпиц и лоскутов, клубочков и моточков была спрятана срезанная черная косица. Взяв в ладонь, поглаживая пальцами эту шелковистую на ощупь, но одновременно колючую змейку, Гортензия задумалась. Если б то был обыкновенный человек, при помощи волос она могла бы навести порчу и множество всевозможных проклятий, даже убить его не составило бы большой сложности. Однако, хоть он очень похож на человека, удивительные глаза безошибочно выдавали в нем демона. А с демонами простым ведьмам тягаться бессмысленно...

Гортензия прикидывала в уме — в тысячный раз за прошедшее с той встречи время, — что же всё-таки она может сделать... Попытаться подчинить демона себе? На это не стоит и надеяться. Можно попробовать узнать его имя, выведать о нем что-нибудь, что поможет оградить ее от следующего нападения... А в том, что нападение произойдет, она не сомневалась.

Гортензия аккуратно вытянула из плетения одну прядь и подошла к камину. Она решила вновь испытать заклинание — то самое, которое не помогло с Мерианом. Пусть ее осыпало отборными оскорблениями, заклятье всё равно оказалось работающим.

Одной рукой перехватив прядь за кончик, другой Гортензия прикрыла нос. Поднеся к огню, дождалась, пока пламя охватит весь локон — и отпустила, гнусаво прочтя заклинание. Пепел плавно опустился на выложенный кирпичом язык каминного пода перед решеткой, составив четкий узор. Гортензия присела на корточки, придержав подол сорочки и не дыша, чтобы случайно не сдуть руны.

— Иризар... — прочла она. — Его имя — Иризар.

Это уже кое-что... На этот раз заклинание помогло узнать бесценные сведенья. Истинное имя демона — вот его самая большая тайна. И самое уязвимое место. Лишь зная истинное имя, чернокнижники могут повелевать своими ужасными созданиями. А простых смертных, кто пусть даже случайно узнает их секрет, демоны не оставят в живых... Холод пробежал по позвоночнику: вот теперь-то ей точно не избежать смерти. Не важно, что заставило его тогда отступить, дать ей отсрочку — рано или поздно они встретятся вновь. Некромант преследовал ее в городе, послал за ней и ее подругами демонов — что в следующий раз может ему помешать? Третью встречу вряд ли ей суждено пережить...

Она обернулась к зеркалу и, произнеся слова обычной формулы, приказала:

— Покажи мне, где сейчас демон по имени Иризар?

Стекло послушно затуманилось дымкой, прояснилось — но изображение нисколько не изменилось, Гортензия с досадой разглядывала свое отражение, комнату позади себя...

— Проклятая стекляшка! — буркнула ведьма.

Хрустнуло, по зеркалу пробежала паутина глубоких трещин. Отпрянув, Гортензия наткнулась на что-то спиной. Вскрикнула, попыталась вырваться, забарахталась, взметнулись оборки сорочки. Но крепкие руки сомкнулись, сжав в объятиях.

— Нечего на зеркало пенять, — щекотно шепнул на ухо, засмеявшись, тихий голос. — Оно же тебе правду показало, а ты не веришь.

Гортензия притихла, и отнюдь не нежные руки ослабили хватку. Ведьма вывернулась, отскочила к двери, обернулась.

Перед ней стоял, ухмыляясь, демон — собственной персоной. Красноватый свет огня играл бликами на пряжках сапог, на переплетенных кольцах металлического пояса, стягивающего бархатную куртку с коротким рукавом, под ней черная рубаха, на запястьях подхваченная широкими браслетами. Никакого оружия, ни доспехов — на вид дворянин или горожанин, почти человек. Если б не плясавшие в глазах огоньки, точь-в-точь обманчивые светлячки на топких болотах.

— Ну у тебя здесь и запах! — скривился он.

— Кто ты? — выкрикнула она.

Он усмехнулся:

— Тебе ли не знать мое имя. Ведь ты меня сама призвала! — И подойдя к камину, носком сапога стер пепельные руны.

— Демон? — пискнула ведьма. Дыхание перехватило от ужаса. — Ты снова явился меня убить?!

Но ответить она не позволила — схватила со столика у кровати чашку и запустила в гостя. Но тот лишь выставил вперед руку — и чашка повисла в воздухе, даже не ударившись о ладонь. Не двинув и пальцем, возвратил ее — швырнул обратно. Ведьма едва успела присесть — черепки разлетелись о стену над головой. Пригнувшись, она заметила под кроватью ночную вазу — и послала туда же, вслед за чашкой. Но демон отступил на шаг, и столь нужный в обиходе предмет угодил в зев камина, разворотив поленья, подняв тучу искр и золы.

Демон, наступив, погасил выпрыгнувший на половичок язычок огня.

Воспользовавшись моментом, ведьма выскочила из спальни, хлопнув дверью.

Демон улыбнулся, последовал за ней. В темноте он видел не хуже, а может и получше любой кошки. В отличие от ведьмы. Он уже уловил стук, звук падения и произнесенное шепотом проклятье. Не удивительно — в доме царил кромешный мрак, да и в окна сегодня луна не заглядывала.

Отдать ей должное, ведьма не пыталась спрятаться, забившись в угол. Она металась по дому, точно заяц, спасающийся от стрел охотника, хоть демон пока даже не думал нападать. Всё бормотала заклятья, стараясь вспомнить что-нибудь подходящее, но память упорно отказывала в спасительных строчках. И как на зло в темноте постоянно ныряли под ноги всевозможные предметы, норовили больно припечатать по лбу двери и косяки.

— Тебе посветить? — участливо предложил демон после очередного столкновения ведьмы с мебелью.

Гортензия в ответ зашипела, потирая ушибленное плечо.

Сочтя это согласием, Иризар поднял руку и легонько дунул на раскрытую ладонь. Под его дыханием с руки сорвалась струйка мерцающего тумана, широкой волной, клубясь, пролилась вниз, растекаясь по полу, заполнила все темные уголки дома мягким сиянием.

В этом обманчиво мерцающем сумраке ведьма вовсе растерялась. Увидела, что демон еще ближе, чем ей казалось! Не спускает с нее глаз — и лишь обеденный стол разделяет их.

— Чего тебе надо? — свистящим шепотом спросила она.

— Убить тебя, — ответил демон с улыбкой.

— Ну так давай, убивай, изверг!

— Я никуда не тороплюсь, — заявил он. — Но почему ты не кричишь, не зовешь на помощь? Боишься потревожить сон мужа?

— Какого к лешему мужа?! — всё так же тихо взвилась она. — Я свободная ведьма!

И толкнув ему под ноги стул, вкупе с безобидным заклинанием, бросилась прочь.

Однако из смежной комнаты вновь послышался шум падения и скрежет древесины.

— Тебе помочь? — поинтересовался демон.

— Обойдусь, благодарю! — тихо огрызнулась ведьма, пытаясь выбраться из-под неудачно попавшейся на пути прялки. Но свившаяся с веретена пряжа крепко оплела руки, а намотавшийся на колесо подол сорочки спеленал по ногам.

Он присел перед барахтающейся жертвой, запустив пальцы в волосы, заставил ведьму поднять голову.

— Как пожелаешь принять смерть, фея моя болотная? — осведомился он медовым голосом. — Могу задушить — руками или веревкой. Утопить — в реке, колодце, отхожей яме. Зарезать кинжалом или ножом, проткнуть мечом, копьем.

— Отчего такие королевские почести? — скривилась ведьма. — За какие заслуги мне эта привилегия?

— Отравить или остановить сердце предлагал? — продолжал демон, внимательно изучая жертву взглядом ярких, как самоцветы, глаз.

— Где я тебя раньше видела? — вдруг нахмурилась ведьма. Глаза-самоцветы... Где она могла подобное встретить?..

— Выбирай. Подумай хорошенько, — поднявшись, сказал демон. — Скоро я вернусь за ответом.

И исчез, отступив в тень.

Ведьма выдохнула, от навалившейся слабости уронила голову, прижалась пылающим лбом к холодному полу. Эти мерцающие глаза она помнила, но откуда?..

Золотистое сияние не спешило погаснуть. Благодаря этому ведьма сумела-таки освободиться из плена собственной прялки, а остававшуюся часть ночи постаралась употребить на восстановления порядка в доме.

Даже обидно! Молодой сон оказался настолько крепок, что ни драконесса, ни Мериан ничего не услышали, не проснулись — спасения и помощи от них не дождешься! О забившейся за дымоход вороне и вспоминать нечего...

***

— Ну что у вас там? — крикнул Гилберт.

Демоны оставили его у входа в пещеру — смотреть, чтобы колдун-отшельник не ускользнул каким-то образом у них из-под носа. И Гилберт стоял под проливным дождем, падающим с хмурого неба вперемешку с хлопьями снега, ждал, гадая, откуда последует нападение.

И зачем только учитель внес в список этого отшельника! Старик определенно выжил из ума. Живет в глуши, разводит овец, возделывает грядки... Издали завидев пожаловавших гостей, сразу бросил дела и заперся в пещере — в своей норе, похожей на лабиринт. Какой особый прок от такого сумасшедшего?..

— Берт! Уходи оттуда! — неожиданно донеслось из пещеры. — Уходи! Старик спустил с цепей своих демонов!

— Что? — не расслышал Гилберт.

Он покрепче перехватил рукоять меча, откинул с лица мокрые волосы. Решительно шагнул вперед — и едва не поскользнулся на раскисшей земле, увидев, как из норы выбралось под ливень, понеслось прямо на него чудовище — точь-в-точь как его собственно творение. Гилберт оцепенел, сколько раз ему виделось это в ночных кошмарах — как его чудовище оживает и вырывается из потайной каморки... Чудовище неумолимо приближалось, но граф не мог даже шевельнуться от сковавшего страха. Лишь мелькнула мысль: еще секунда — и чудовище снесет его, едва ли заметив, раздавит копытами, лапами или черт знает что у него там...

И в этот самый миг его закружил маленький вихрь, подхватил, перевернул, втянул...

Гилберт пошатнулся, но устоял на ногах. Оглядевшись, понял, что находится дома — в герцогском дворце, в личных покоях госпожи Эбер.

— Матушка!.. — зарычал он.

— Ее высочество ужинают, у них гости, — протараторила испуганная служанка, протягивая заранее приготовленный парадный камзол.

Отшвырнув девушку с пути, Гилберт направился в трапезную залу как есть — промокший и грязный.

— Матушка! Вы хотели меня видеть? — распахнул он двери зала.

Герцогиня обернулась с улыбкой. Она восседала во главе богато убранного стола, в роскошном платье, с жемчугами в волосах.

— Ах, мой дорогой, рада тебя видеть! — произнесла она, отставляя чашу с вином и промакивая салфеткой пальцы.

Полузнакомые лица в обрамлении мехов, кружев и драгоценностей уставились на вошедшего графа.

Повинуясь жесту, Гилберт приблизился к матери.

— Матушка, сколько можно так со мной обращаться? — наклонившись к ней, делая вид, что целует руку, возмущенно прошептал он. — Я уже не дитя, чтобы меня вот так выдергивать по прихоти...

— Разве это прихоть — желание матери увидеть своего любимого сына? — со смехом отмахнулась герцогиня. И обернулась к пирующим: — Прошу извинить непотребный наряд моего мальчика, он только явился с охоты!.. И мне наплевать, на кого и где ты охотишься, — добавила она тихо. — Твое будущее мне гораздо важнее сегодняшних твоих забав.

— Я вызвала тебя, дабы представить нашему старому другу, маркизу Ромфу! — сообщила герцогиня громко.

Названный вельможа привстал с места и поклонился.

— Боюсь, если корона перейдет в руки столь целеустремленного юного охотника, то даже мне, старику, захочется вспомнить, с какой стороны следует запрыгивать на коня! — с особенным намеком заявил гость. Присутствующие поддержали нелепую шутку деланным смехом.

Разумеется, Гилберт понимал, что сейчас за столом собрались только те, кого мать подачками, обещаньями или черт знает чем еще сделала своими союзниками. Это был тайный придворный кружок, собранный, чтобы осуществить главную цель в жизни герцогини — посадить его, Гилберта, на престол. Увядающие дамы, забывшие тяжесть доспехов рыцари, придворные, всю жизнь растратившие в ненависти к своему государю... Мать вызвала его, желая показать во всем блеске — а он явился, точно искупавшись в болоте. Гилберт кривовато усмехнулся: ради этих разряженных в бриллианты паяцев он подобрал достойный наряд.

— Я не имел чести знать лично нашего прежнего государя... — завел другой гость, одновременно подставляя прислуге опустевший кубок. Но его перебила одна из дам:

— А мне вот посчастливилось лицезреть вашего покойного батюшку, ваше высочество! — шепелявя, заверила старуха, скрывавшая морщины под слоем белил и оттого похожая на говорящий череп. — Так вот, смею сделать вывод — милый Гилберт весьма на него похож лицом!

— Как две капли воды! — поддержала ее соседка. — Гилберт, дитя мое, помнишь ли свою старую тетку? Ты гостил у нас вместе с юной принцессой Адель. Тебе было годков восемь, а твоей подружке того меньше!

— Гилберт и принцесса Адель сыграют свадьбу весной, — напомнила герцогиня. — Сразу как только Гилберт будет посвящен в рыцари.

— А он еще оруженосец? — поперхнулся седоусый маркиз. Но поспешно поправился, воскликнув со смехом: — Да чтобы у меня такие конюхи были!..

— За эту новость нужно поднять тост!

— Поднимем кубки, господа!..

Зазвенела драгоценная посуда, гости продолжили пировать, мгновенно позабыв о виновнике тостов. Гилберт здесь был лишним.

— Разрешите откланяться? — вполголоса обратился он к матери.

— Запомни, Гилберт, здесь все твои союзники, они помогут тебе отстоять право стать королем. И помогут удержать власть, — воодушевленно зашептала герцогиня. — Ты должен понять, сколько земель в их руках...

— Я понимаю, — прервал он. — Соблаговолите, матушка, отправить меня туда, откуда вызвали?

— Ты же знаешь, я не умею обратно! — чмокнув сына в щеку, улыбнулась Изабелла Эбер. — Да и зачем тебе? Пошли слуг за вещами и пойди отдохни. Всё равно погода ужасная!

Гилберт удалился, не удостоив пирующих господ даже кивком.

— Горяч, — извиняясь, повела плечами герцогиня. — Весь в деда!..

Немногие, заметившие его уход, немедленно согласились, найдя в этом еще одно достоинство будущего правителя.

Возвращение далось нелегко. Найденная в спешке формула оказалась далеко не столь мягкой, как привычное колдовство материнского перстня. У Гилберта мутилось в глазах, он попытался сосредоточиться, но всё вокруг точно плыло. Не сразу понял, что это зарядивший снегопад. Казалось, белые хлопья повисли в воздухе...

— Да что с тобой?! — Иризар сбил его с ног, повалил наземь, уткнув лицом в жесткий пучок жухлой травы.

Над ними с утробным рычанием пронеслось чудовище: лапа с мощными когтями задела руку Иризара, вспоров толстую кожу куртки. Руку, которой он прикрыл голову графа.

— Поберегись! — азартно крикнул Дакс, размахивая кистенем. Тяжелые звезды на цепях, ощетинившиеся стальными шипами, врезались в живот чудовища. Тот зарычал и рванулся было вперед — но щелкнула плеть, и крепкий ремень, унизанный острыми заклепками, в два витка обхватил короткую шею. Колючки впились в косматый загривок и горло, чудище попыталось освободиться, схватилось за плеть — но Дэв-хан дернул на себя, и чудовище упало, придушенно захрипев, беспомощно забив лапами. Дакс, перехватив алебарду обеими руками, с размаху отсек голову.

— Это был последний! — возвестил он.

Дэв-хан молча смотал плеть, озабоченно осмотрел ремень — не перерубил ли его приятель.

— Чудесно! — воскликнул Иризар.

Он вовремя успел выдернуть барахтавшегося и скользящего по грязи Гилберта, прежде чем на них рухнул бы зверообразный монстр.

— Не ожидал, что ты вернешься, Берт, — обернулся он к с трудом приходившему в себя хозяину. — На твоем бы месте я остался дома — поел бы, обсох, отмылся.

— Сколько их было? — кивнул Гилберт на брошенные в груду тела чудовищ. Грубые шкуры уже слегка припорошило снежной крупой.

— Пять или шесть, — небрежно махнул Иризар.

— Восемь! — заявил довольный Дакс. — Знатная получилась драка! Пришлось попыхтеть.

— А где колдун? — спросил Гилберт.

— Да вон он! — указал Иризар. — Хотел сбежать, но застрял. Мы его немного подвязали, чтобы точно никуда не делся. Прикажешь прикончить?

— Позже, — произнес Гилберт.

Он подошел к плетню, отделявшему загон для скота от небольшого скромного сада. В дыре между жердей виднелась задняя часть колдуна. Костлявый зад обтягивал длинный кафтан из домотканой материи, полы которого были завязаны крепким узлом на щиколотках. Перемахнув через ограду, Гилберт увидел и другую сторону чародея. Седобородый старец висел над землей, будто собираясь в полет. Но только локти скрутили за спиной веревкой.

— Простите, уважаемый... — наклонился Гилберт, гадая, жив ли еще старик.

— Разорил, гаденыш, а теперь прошения просишь?! — зло прогнусавил колдун. — Убивай без разговоров, нечего канитель разводить!

— Скажите пожалуйста, вы сами создали тех демонов?

— Нет, моя покойная бабка!! Конечно сам! — задергался он в путах. — Ты еще сомневаешься? Своими руками уродов этих вырастил, сам и духов призвал! Да тебе какое дело?!

— Как вы держали их в повиновении? Вы знаете, как человеку можно убить демона?

— А тебе на что? Свои, что ль, эти вон надоели? — задрав голову, прищурился старик.

— Вот именно — зачем? — спросил Иризар.

Не только он, но и двое остальных, оказалось, слышали их разговор.

— Вас это не касается! — сказал Гилберт. — Оставьте нас.

Иризар, пожав плечами, отошел от ограды. Дакс и Дэв-хан не двинулись с места — занялись оружием, сделав вид, будто всецело поглощены чисткой и правкой клинков.

Гилберт присел на колено, обратился к старику, понизив голос:

— Скажите, как вам удавалось удерживать демона в первые минуты, когда дух только вошел в тело?

— Говори громче! Он глуховат, — крикнул Дакс, не отрываясь от работы.

— Парень, я всю жизнь создавал демонов! — ответил старик, дергая бородой. — Дожил бы я до седых волос, кабы был глуп и неосторожен? То-то вот! Голову надо иметь на плечах и не соваться туда, в чем ничего не смыслишь!

— Скажите, как мне убить демона — и я отпущу вас! — воскликнул Гилберт, теряя терпение.

— Узнай его имя — и делай, что вздумается, — объявил старик общеизвестную истину.

— Зная имя, кого хочешь можно прикончить! — снова вставил Дакс, деловито затачивая лезвие алебарды походным бруском. — Потому-то мы с Дэв-ханом и постарались избавить мир от всех, кто бы мог вспомнить наши имена. Признаться, своё я и сам забыл с великим удовольствием. Зато теперь свободны, как птички! Правда, Дэв-хан? Не то что наш бедный Иризар.

— А если у демона просто нет имени?! — воскликнул Гилберт. — Если демон не успел его получить?

— Ты создал безымянную тварь? — помедлив, переспросил старик. В голосе не осталось и тени насмешки. — Но... Как же ты жив остался?

— Случайно, — мрачно произнес Гилберт.

Демоны промолчали.

— Есть одно средство против таких тварей, — подумав, проговорил старик. Трудный способ, сложный. Ошибешься в чем — сам помрешь.

— Мне всё равно.

— Коли отпустишь, скажу тебе!

Гилберт достал кинжал, срезал веревку, выволок колдуна за плечи из дыры в ограде. Тот плюхнулся мешком на ржавую траву, весело хохотнул:

— То-то же! Прежде чем грубить да губить, поинтересоваться не мешает, что да как...

Но старик не договорил. Замолк на полуслове, разевая рот, точно рыба, выкинутая на берег. Засипел, задрожал, задергался. Закатив глаза, обмяк и затих.

— Нет... Не может быть?.. — опустился на колени Гилберт. — Он умер!

— Как-то подозрительно внезапно, — с сомненьем произнес Иризар. Настороженно оглянулся вокруг, но возле пещеры никого, кроме них самих, разумеется, не было.

***

За окнами завывал ветер, точно злой призрак. Метель в колючих вихрях носила над землей снежную крупу, взвивала в воздух с рыхлых сугробов, выбивала из черных туч новые льдинки... А в доме пахло свежими булочками, душистым чаем и яблочным вареньем.

Варенье осталось на столе после вечернего чаепития, но исчезало буквально на глазах — Фредерика его уничтожала неспешно, но двумя ложками.

Кроме тройного чавканья, в комнате раздавалось мерное жужжание колеса прялки. Гортензия задумчиво тянула нить, тонкую, точно паутинка, свивала на крутящееся волчком веретено.

Мериан, целый день носившийся по морозу с поручениями, с чистой совестью теперь дремал перед огнем в хозяйкином кресле.

— Вкусно! — вздохнула Фред, тщательно облизав опустевшую миску.

— Вишневое вкуснее, — возразила Эд, пососав ложку.

— Тетя Тень, у нас ведь есть еще вишневое варенье? — уточнила, примериваясь поканючить, Рики.

— Завтра посмотрю, — пожала плечами Гортензия. — У вас глаза еще не слиплись от сладостей? По-моему кому-то давно пора спать.

— Не мне!

— И я не хочу! — наперебой закричали Эд и Рики. — Вот она пускай идет! — и обеими лапками указали на неосторожно зевнувшую Фред. Та насупилась:

— А я днем спала!

— Когда это? — удивились сестры.

— А когда вы бусы делили.

— Какие еще бусы? — строго нахмурилась Гортензия.

— Ну, эти... Зелененькие, твои... Мы их на три нитки разделили, чтобы каждой красиво...

— Без спроса и без разрешения? — повысила голос ведьма. — А ну марш в постель! И сегодня вам сказки не будет!

— Как это? — удивилась драконесса. — Так мы не уснем! Нет, мы никак не уснем!

— Всю ночь шептаться будут, — зевнув, сказал разбуженный Мериан.

— Тогда иди почитай им что-нибудь скучное.

— Ага! Давай, Мери, пошли читать! — запрыгала драконесса. — Спокойной ночи, тетя Тень! Мы спать пошли!.. Мери, а давай ту книжку, с красной корочкой и золотыми буквами?

Драконесса подхватила неохотно поднявшегося с кресла парня под руку и потащила в свою комнатку.

— "Рыцарские хроники"? — Мериан достал с полки над кроватью толстый томик, сел на сундук возле постели. Драконесса мигом забралась под одеяло, завозилась, устраиваясь. — И откуда начинать?

— Вот тута! — из-за подушек высунулась пухлая лапка, ткнула острым коготком в закладку — торчащий между страниц черешок засушенного кленового листа.

— Опять про драконов? — вздохнул Мериан.

Три головы на высоких подушках закивали вразнобой, подтянули край одеяла к подбородкам и притихли, крепко зажмурив глаза.

Зевнув, Мериан стал читать, водя пальцем по строчкам с витиеватыми буквицами. Гортензии через приоткрытую дверь было отлично видно и слышно, как мирно засопела сперва Эд, потом Рики. И только Фред продолжала внимательно вслушиваться в строфы старинной баллады:

... И узнав, что ту девицу Гадкий змей крылатый выкрал, Рыцарь на коня садится, Отправляется в погоню! Конь под витязем горячий, Не устанет, точно ветер!..

Гортензия вздрогнула: ей показалось, или впрямь в окно тихо постучали?.. Ветер снег швырнул? Невероятно, чтобы кто-нибудь решился в такую погоду, да еще ночью разгуливать по округе...

...Вот в ущелье рыцарь въехал Меж скалистых гор и кручей. Видит — башня в небо тычет, Точно пальцем, крышей острой. К башне рыцарь едет смело. Подойдя, кричит он зычно, Он врага зовет на битву...

Гортензия встрепенулась. Краем глаза она увидела промелькнувшую тень. Как будто мимо окна кто-то прошел? Что за ерунда, второй этаж... Она выбралась из-за прялки, накинув шаль, сошла вниз, выглянула в холодные сени. Постояла, прислушиваясь.

Скрип шагов?.. Показалось... Нет, снова!

Нащупав длинную рукоять колуна, Гортензия тихонько сняла засов и приоткрыла дверь. Холодный колючий ветер дунул в лицо, ожег щеки. За пеленой метели она разглядела темный силуэт, сливающийся с чернеющими стволами деревьев сада. Или вновь почудилось?.. Сморгнув с ресниц снежинку, Гортензия не увидела ничего, кроме ночного сумрака...

Воображение разыгралось? Увы, у нее имеется причина для тревоги, и отвары лечебных трав не помогут обрести покой...

Гортензия заперла дверь, задвинула дополнительно крепкий засов, которым обычно не пользовались. И вернулась наверх — ступеньки лестницы как нарочно громко расскрипелись, от каждого визга расшалившееся сердце готово было упасть в пятки...

...Рыцарь меч из ножен вынул, Подбегает к змею близко. Размахнулся и ударил — Разрубил дракону шею! Голова скатилась наземь, Воя, изрыгая пламя, Ядовитою рекою Кровь пролилася из раны...

Голос увлекшегося чтением Мериана звучал бодро, скрашивая унылую тишину. Всё-таки хорошо, что ведьма взяла себе помощника — сидеть в пустом доме в компании одной вороны было бы, пожалуй, невыносимо. Пока она жила в городе, одиночество никогда не казалось ей тягостным, жить одной было даже удобней. Но здесь не город, здесь до соседей из окна не докричишься...

Однако вслушавшись наконец в слова поэмы, Гортензия мгновенно изменила свое мнение о помощнике — и поспешила в спальню.

Но тотчас на месте раны Обезглавленного тела Головы расти вдруг стали — Целых две заместо первой! Не помешкав, рыцарь смелый Обе их срубил тотчас же! Только вместо двух — четыре Выросли из тела змея. Все четыре страшно злые, Изрыгая дым и пламя Из своих зубастых пастей, Рыцаря схватить пытались, Разорвать его на части...

— Да что ж ты такое ребенку-то читаешь? — прошипела Гортензия, отвесив Мериану подзатыльник.

Тот опомнился, обернулся к драконессе: Эд и Рики сладко спали, причмокивая во сне. А вот Фред слушала, распахнув глаза, от переживаний жуя край одеяла.

— А он его убьет? — тихонько спросила драконесса.

— Ну конечно да! — воскликнул Мериан и снова открыл книгу. — Вот слушай!

...Стал дракон той башни выше, Шире поля крыльев взмахи! Хвост с могучий дуб охватом И в ручей длиною быстрый. Взял он рыцаря — и скушал! И водой из речки запил. После, сильно утомившись, Спать отправился он в башню. Спал он крепко и спокойно, Сладких снов он много видел: Снились змею и конфеты, Леденцы, варенье, плюшки, Карамель, сироп и вафли, Куклы, платья и игрушки! Всем порядочным драконам Ночью спать в кроватке нужно, Не капризничать, не плакать И не кушать одеяло!

— Я так и знала! — закричала Фред, подпрыгнув в кровати, так что Эд и Рики стукнулись об изголовье, отчего, разумеется, проснулись.

— Складно у тебя получилось, — похвалила Гортензия, забирая книгу. — А теперь вот укладывай их спать заново!

— А что было дальше?! — потребовала продолжения драконесса.

— Дальше? — смутился Мериан, почесал затылок. — Ну, думаю, дальше дракон женился на прекрасной деве. Ведь он ее не съел, а похитил просто ради шутки... Они поженились, в общем, и жили долго и счастливо.

— Фу! — сморщилась, протерев спросонья глаза, Эд. — Когда столько голов у мужа — это ж вся обцелованная-обмусоленная будешь!

— Девицам, значит, можно? — серьезно задумалась Рики. — А юноши тоже могут жениться на драконихах?

— Ну, наверно... — не стал расстраивать фантазерку Мериан.

— А когда я вырасту, ты женишься на мне?

— Зачем?!

— Чтобы мы все жили долго и счастливо! — мечтательно вздохнула Фред, укладываясь на подушку.

— Ээ... Думаю, венчаться с драконами разрешается всё-таки не любому человеку... — попытался выкрутиться Мериан. — Только настоящие принцы и принцессы могут... ээ... заключать браки...

— А ты у нас принц? — подозрительно прищурилась Фред.

— Я? — опешил Мериан. — Нет... наверное.

— А Лиза-Энн говорит, что ты на самом деле заколдованный принц! — заявила Эд.

— Не так! — поправила сестренку Рики. — Лиза-Энн говорила, что Мериан "вполне мог бы оказаться принцем, но это вряд ли!"

— А где можно найти настоящего принца? — спросила деловито Фред.

Дальше эту ерунду Гортензия слушать не стала — нужно было отнести злополучные "Рыцарские хроники" в библиотеку и спрятать подальше, чтобы воспитанница не дай бог не узнала про настоящее окончание баллады.

Гортензия обошла все комнаты, погасила оставленные свечи, подложила в камин поленьев. В доме тепло — и всё же по телу пробегала дрожь. Она то и дело рассеянно похлопывала себя по бедру, проверяя припрятанный в кармане нож — хорошо заточенный, с заговоренными рунами на клинке. Конечно, носить его всегда при себе было неудобно, но так она чувствовала себя хотя бы чуть-чуть увереннее...

Накинув на плечи тулуп, Гортензия поднялась на башню — охладить разгоряченную тревожными мыслями голову.

Метель улеглась, ветер разогнал снеговые тучи. Небо над домом усеяли частые звезды. Эх, будь она моложе лет на десять — непременно вскочила б на метлу — да хоть на грабли! — и унеслась бы в искрящуюся ночь...

Гортензия всмотрелась вдаль, безотчетно перебирая гроздь амулетов, с недавнего времени постоянно висевших у нее на груди. Пусть она и не знала, когда это случится, к возвращению демона она подготовилась...

Но он всё равно застал ее врасплох.

— Ну что, придумала себе смерть? — спросил Иризар, появляясь как всегда сзади. — В твоем распоряжении было достаточно времени.

Отпрянув, Гортензия невольно опустила руку, ища в складках подола рукоятку ножа.

— Конечно! — ответила она, лихорадочно пытаясь припомнить хоть одно из многочисленных приготовленных заклинаний. Знать имя демона и не суметь от него избавиться — позор для колдуна! И для ведьмы тоже...

— Я желаю закончить свою жизнь... Я желаю умереть долгой и мучительной смертью — от удушения. В возрасте ста лет задохнуться от страстного любовного поцелуя! — выпалила она.

Но заговоренный нож метнуть в демона не получилось. Клинок выскользнул из пальцев, точно живой, и устремился вниз, прорезав карман, раскроив юбку, со стуком упал к ногам.

Демон расхохотался:

— Ну уж нет! Я убью тебя в тот миг, когда ты меньше всего будешь готова умереть!

Гортензия не на шутку разозлилась: мало что глумится, убить обещает — так еще платье испортил! И она принялась метать в развеселившегося демона заклинания — одно за другим, все, какие только смогла найти в книгах и выучить.

Но что поделать! Видимо, даже опытной ведьме не по силам боевое колдовство. Удары получались слишком слабыми, либо отскакивали, не опалив даже плаща, либо вовсе летели мимо, врезаясь в чернеющие стволы деревьев, прожигая голые кроны, вызывая град снежных комьев... Применять традиционные ведьмовские приемы не было смысла — порча, сглаз, сухотка, лихоманка, чахотка, чесотка... — всё это действовало слишком медленно, тем более срабатывала только на живых существах. А демоны, как считалось, изначально создавались наполовину мертвецами...

— Я вспомнила, где тебя видела! — воскликнула она, быстро пробормотав очередное заклятье.

— Где же? — полюбопытствовал Иризар, в ответ взорвав на груди ведьмы очередной амулет. Гортензия подскочила — было не больно, но всё равно неприятно, когда у тебя за пазухой что-то вдруг разрывается с грохотом и вонючим дымом!

— На берегу пруда, возле разрушенного замка. Ты стоял там без головы, каменюка каменюкой!

Взорвалось еще два амулета.

— Что, прости? — не расслышал демон за грохотом.

Гортензия уже чувствовала себя праздничной хлопушкой на карнавале!

— Я говорю: кабы не я, ты б так там и остался — мордой в грязи, с тиной на ушах! И где твоя благодарность?!

— Ты уверена, что ничего не путаешь? — осведомился демон.

— Не морочь меня! — разозлилась ведьма. — Пусть ты тогда был каменным истуканом, а сейчас на мою беду полон жизни — я всё равно тебя узнала! Черта с два тебя такого забудешь!!

— Неужели? — ухмыльнулся демон. — Кажется, статуя тебе приглянулась. А меня-то ты сейчас растерзать готова! В порошок стерла бы, если бы только знала, как это сделать.

— Ты еще издеваешься?! Думаешь, если не убил меня сразу, дал отсрочку — и всё, довольно с меня? Нет, милый, не на ту напал!

— Ты требуешь благодарности от демона? — напомнил Иризар. — Лучше благодари моего хозяина, что он разрешил тебе еще пожить на этом свете! На твое счастье он понял, что такая немощная ведьма не стоит затраченного на нее времени. Есть пока в королевстве чародейки привлекательней, а для тебя и в конце списка постоять много чести!

— Немощную?! — задохнулась Гортензия.

Догадалась наконец сорвать с себя амулеты — швырнула прямо в лицо демону. В отличие от заклятий, от них-то ему пришлось защититься — прикрыл голову плащом от трещащей, сыплющей искрами связки.

Обессиленная, ведьма опустила руки.

— Значит, я правильно поняла — ты действительно служишь этому мальчишке-некроманту? Но как он смог тебя заполучить? Сомневаюсь, что он настолько гениален, что сумел тебя создать сам.

— Это комплимент? — уточнил демон.

—— Если б не твои глаза, и не догадаешься, кто ты есть на самом деле. Ты мог бы жить среди людей неузнанным! О, какой коварный замысел... Сколько лет тебя выращивал твой настоящий создатель? И как мальчишка смог тебя выкупить? — продолжала она не столько спрашивать, сколько рассуждать.

— Какая ты догадливая, моя милая фея, — усмехнулся Иризар.

— Не смей называть меня феей! — вскричала она.

И эффектно выдернув из рукава склянку, с размаха разбила пузырек, бросив под ноги ослабившему бдительность противнику. Клубами повалил ядовитый, едкий дым. Иризар закашлялся, помахал перед собой рукой в дорогой перчатке, разгоняя поднимающиеся в темном воздухе сизые завитки.

— Наглая фея, — сказал он. — Твое самомнение поражает страшнее твоих заклинаний...

Но на полуслове замолчал, прислушался:

— Что это? — спросил он с недоумением.

— Где? — не поняла с испугу Гортензия. Этот пузырек был ее последним шансом! Но и он не сработал...

— Ты держишь драконов? — удивился Иризар.

Теперь и она услышала донесшийся из глубины дома звериный рык, раскатистый, протяжный, вторящий самому себе.

— Фредерика?! — всполошилась ведьма и бросилась к лестнице.

Фред всё не спала, лежала, вздыхала, пялилась в темный потолок. Даже не верится, что в старину сочиняли такие замечательные баллады! Просто не верится!.. Подозрительно счастливый конец... Фред решительно растолкала сестричек.

Тихонько запалив от углей камина свечу, драконесса отправилась в библиотеку.

В холодной большой комнате было неуютно. Эд вздрагивала от скрипа половиц, Рики бодро уверяла, что здесь им ни в коем случае не встретится страшный призрак старого астролога, но Фред не позволила сестрам сбежать обратно и спрятаться под одеяло.

Поиски нужного томика не потребовали много времени — Гортензия добросовестно спрятала поэму, однако не учла нечеловеческого нюха воспитанницы.

Подняв облачко пыли, драконесса плюхнула книгу на стол, рядом поставила трепещущую от сквозняка свечу. Принялась с шорохом листать страницы.

— Вот тут! — обрадовалась Рики.

— Стал дра-кон той баш-ни вы-ше... — прочла Фред.

— Ага, оно! — обрадовалась Эд. — Читай дальше!

— И тог-да от-важ-ный ры-царь... — забубнила Фред, проглатывая неинтересные строчки. — Зах-ри-пел дра-кон сви-ре-пый и хвос-том за-бил, кры-ла-ми...

— Ты слишком медленно читаешь! — возмутилась Эд.

— А я вообще ничего не понимаю! — подхватила Рики. — Дай лучше я сама! Подвинься, мне не видно!.. Так... Подогнулись лапы змея. И упал он, растянувшись... Обе-обе... обезглав... вленный и... и... — Слезы задушили ее, не позволив продолжить. Рики задрала голову кверху и завыла, как обиженный волчонок.

— Да что там такое? — не поняла Эд. — Где, где это написано? Дайте мне поглядеть!

— Вот, — указала Фред. — Вот тут так и написано: обезглавленный и... и... — Она тоже не смогла выговорить это страшное слово. Подбородок мелко задрожал, по мордочке покатились крупные слезы.

— Обезглавленный и мертвый. Рыцарь выиграл сраженье!.. — с выражением прочла Эд. Чрез секунду до нее тоже дошел смысл этих слов — и она разревелась в голос.

Драконесса плюхнулась на пол и зарыдала хором. Раззадоривая друг дружку, сестрички уже не могли успокоиться. Даже стекла задребезжали в оконных ставнях.

— Что случилось?! — вскричала, вбежав, Гортензия.

Следом влетел заспанный Мериан, с ведром воды в руках:

— Пожар?!

Ведьма подбежала к прыгающему столу, под которым и нашлась зареванная Фредерика.

— Что такое? Ушиблась? Обожглась? Поранилась? — наперебой посыпались вопросы.

— Ты мне н... н... н-наврал-л, Мериан-н-н, — стуча зубами, еле выговорила Фред. — Я н-не пойду за тебя замуж! Врун!!

— Они прочитали конец поэмы, — понял, взглянув на стол, Мериан.

— Ты научил их читать? — удивилась ведьма, подав драконессе ведро с водой, откуда сестрички охотно напились, клацая клыками о бортик.

— Я?! — ошеломленно переспросил тот. — Они сами научились... А если сами умеете — зачем меня заставляли? Каждый вечер? Вслух?! — обиделся он не на шутку. — Да знаете что! Знаете, барышни, да за такое я сам на вас не женюсь!

Икающая драконесса и ведьма воззрились на него с неподдельным изумлением.

***

Смеркалось, угасали последние всполохи заката, окрасившие городские шпили и крыши в праздничный багрянец. Но и в вечернем сумраке столица не торопилась затихать. Горожане, ища развлечений после однообразия дневного труда, наполняли шумом кабаки, окружали любопытствующей толпой выступающих на площадях певцов и жонглеров.

Гилберт предпочитал избегать шумные скопища, направляя коня через мрачные безлюдные переулки. Отправляясь на встречу с невестой, граф никогда не брал с собой слуг, а тем более демонов. Он не боялся промышляющих под покровом тьмы грабителей — напротив, как будто даже открыто искал встречи с опасностью.

Едва покинув герцогский дворец, Гилберт приметил слежку. Как обычно, две крадущиеся тени — с самого начала зимы они сопровождали его неотступно. Нет, то были не призраки, а обычные люди, и не составляло особого труда от них отделаться, запутав или откровенно напустив морок. Если отправлялся с демонами за очередной жертвой, Гилберт так и поступал. Но если выезжал в город не как некромант, но как граф, не преследуя тайных целей, он позволял этим темным типам следить за собой. В конце концов, он пока еще не узнал, кто их нанял. А всякий раз избавляться от слежки — этим он выдал бы себя сам, усугубив чью-то и без того чрезмерную подозрительность...

А вот и они. Двое оборванцев, точно тараканы, вынырнули из какой-то черной щели и, держась на почтительном расстоянии, потрусили за одиноким всадником. Вскоре, догадавшись по привычному маршруту, куда именно направляется граф ден Ривэн, один свернул в проулок и припустил во все лопатки — не иначе доложить своему хозяину. Второй продолжил красться следом. Гилберт специально не понукал коня, спокойно ехал, словно совершенно ничего не замечал. Даже при свете солнца никто не догадался бы о том, какая злость поднялась, закипела в его сердце. Жаль лишь, что при нем только один кинжал — отправляясь в королевский дворец, он оставлял мечи и кольчугу, чтобы вид оружия лишний раз не тревожил принцессу...

— Нет, ваша милость! Нутром чую, на этот раз дело сладится! Нынче от нас никуда не денется!

— Вы мне это обещаете уже сколько времени?

— Клянусь, господин! Сейчас всё сами увидите! Замечательное местечко тут приглядели — самое оно! Лучше не бывает!

— А если щенок туда не пойдет? Если свернет в сторону? Я вам обоим тогда шеи сверну!

— А коли и свернет — не упустим! У нас на то метки особые имеются, вот полюбуйтесь! — и бродяга опустил фонарь, осветив на подмерзшей грязи конскую кучу. Один из кругляшей был нарочно расступлен, причем дважды, крестообразно.

— Какая мерзость, — скривился господин.

Потертый плащ, в который он закутался до самых глаз, не мог скрыть массивной фигуры богатого рыцаря, слишком явно отличающейся от согбенной спины и впалой груди нанятого оборванца.

— Ох, поторопиться бы! — приплясывал на месте оборванец, не столько от холода, сколько от предвкушения.

— Ты смеешь меня подгонять?! — рыкнул господин, награждая не слабым тычком в висок.

— Не смею! — заскулил тот, растирая по клочковатой бороде заструившуюся из носа кровь. — Боюсь, не опоздать бы...

— За шкуру свою бойся, червь, — сплюнул барон дир Ваден, но шаг ускорил.

Переулок вильнул в сторону, и расступившиеся строения открыли небольшой пустырь. Через него тянулась канава с нечистотами, посредством которой отбросы города сливались в опоясывающий столицу ров, для чего в величественно возвышающейся напротив городской стене было проделано отверстие. Однако по зимнему времени заполняющая желоб вонючая жижа замерзла неровным льдом. Местечко и впрямь удобное — по льду, как по горке, можно скинуть вниз тело, и его еще долго никто не увидит, не найдет.

Заблаговременно притушивший фонарь оборванец удержал хотевшего было выйти из тени домов барона. Вжал голову в плечи под гневным взглядом, но руку не опустил. Но барон уже и сам понял, что за развернувшимся на пустыре действием лучше наблюдать, оставаясь незамеченным.

Едва из поля зрения пропала одна из преследующих теней, как впереди вырисовалось еще четыре силуэта. Поджидали, не двигаясь. Гилберт успокаивающе похлопал по холке встревожившегося коня, но сдержал, не позволил перейти на быструю рысь. Он невозмутимо проехал мимо этих типов, они же тронулись следом, присоединившись к первому.

— Чертова свита, — фыркнул граф.

Жаль, очень жаль, что оставил меч...

Его не пришлось заставлять свернуть к пустырю. Не слишком большая площадка, с одной стороны огороженная мощной городской стеной, с другой — глухими стенами домов, безусловно идеальна для боя. Спешившись, он стегнул перчаткой по лошадиному крупу, конь отбежал, но недалеко, остановившись возле чернеющих строений. Обернувшись к преследователям, граф положил ладонь на рукоять кинжала. Поняв, что уже незачем скрываться, шайка приблизилась, встала полукругом. Но не выказывали спешки, чего-то выжидая.

Небо стремительно темнело, но света было еще достаточно, чтобы определить оружие в руках противников. Пятеро перед графом оказались отборными представителями уличного сброда. У них не было благородных мечей, в руках поблескивали ножи, обрывки цепей. Один достал плетку кучера, другой — топор мясника. Третий вообще пошел на дело с отточенными граблями. Право, о таких клинок марать стыдно.

Из просвета между домов донеслось короткое собачье тявканье. Оно и послужило сигналом.

Тот, что с граблями, кинулся вперед первым, размахнулся, хотел обрушить зубья на незащищенную голову. Но Гилберт уклонился, одновременно с тем ударив под колено второго нападавшего, размахивающего куском тяжелой цепи. Неуклюже поскользнувшись на обледеневшей луже нечистот, тот всплеснул руками — и цепь обвилась вокруг древка грабель. Дернул на себя — шест треснул надвое.

Не теряя ни мгновения, Гилберт, обнажив кинжал, полоснул по горлу ринувшегося на него с ножом. Развернувшись, отсек кисть вскинувшему плеть. Еще один набросился сзади, хотел пырнуть в бок, но лезвие соскользнуло, распоров одежду, оставив жгучую царапину и злость. Уклонившись, Гилберт зажал его локоть, с хрустом вывернул руку, всадил клинок под ребра, безошибочно достав сердце. Но в этот миг почувствовал, как щеку огнем перечеркнула плетка. Тот, что с граблями, догадался бросить бесполезные щепки, подхватил с земли, выдрал из отрубленной руки хлыст — и улучил удобный момент. Ослепленный болью, Гилберт вскинулся — и второй набросил на шею цепь, сдавил горло, прижав к себе спиной, пнул под ногу. Гилберт рухнул на колени, задыхаясь, под весом собственного тела еще больше затягивая петлю.

Барон шагнул вперед. Он желал самолично увидеть, как свет померкнет в глазах этого щенка, посмевшего заступить ему дорогу... Но остановился в изумлении.

Один из убитых, тот, которому клинок графа рассек горло до позвонков, пошатываясь, поднялся из лужи собственной крови. Увидев окровавленное лицо с вывалившимся языком и выпученными глазами, державший цепь заорал точно напуганная девка — и невольно выпустил жертву. Гилберт упал на четвереньки, замарав перчатки в подтаявшей жиже и крови, хватая ртом воздух.

Оживший мертвец шагнул к оцепеневшим от ужаса подельникам. И один, выронив плетку, захрипел, повалился наземь — просто не вынес подобного зрелища.

Другого же заставил упасть граф — клинок подсек под колени, вонзился под лопатку, — и оба мертвеца упали одновременно.

Вытерев кинжал о полу куртки убитого, вложив в ножны, Гилберт подозвал коня, забрался в седло...

— А щенок-то не так прост! — ошарашено произнес барон. Оборванец у его ног пришибленно подскуливал. — Пожалуй, мне стоит немного потерпеть и самому с ним разобраться. Турнир обещает быть интересным...

Он развернулся и пошел прочь. Опомнившийся оборванец запричитал вслед:

— А как же я? Вы обещали заплатить...

— Благодари небеса, что шкура цела осталась, — бросил барон.

***

Несмотря на поздний час принцесса Адель не помышляла об отдыхе. Напротив, пробудившись еще до рассвета и целый день проведя в радостных хлопотах, она вообще не чувствовала усталости! Удивительно, но мысли о предстоящей весной свадьбе заставили забыть хотя бы на время беспокойство о пропавшем брате. Даже надоедливые фрейлины казались теперь не столь невыносимыми, а порой даже полезными. Причем, две самых противных пригодились особенно — привели такую превосходную портниху! И сегодня задержались допоздна, обсуждая подвенечный наряд, давая вполне разумные советы и подсказки.

В покои принцессы собрали, кажется, все зеркала королевского дворца. Стоя на низенькой табуреточке, пока портниха ползала внизу, подкалывая сотнями булавок подол платья, принцесса разглядывала себя со всех сторон, отражаясь в многогранной серебряной поверхности, точно мотылек, попавший в фонарь. И восхищенное шушуканье фрейлин за спиной Адель не раздражало и не казалось, как обычно, лживым и льстивым. Ей безусловно к лицу этот искрящийся персиковый шелк, привезенный с востока, из невообразимой дали, где ей самой никогда не суждено будет побывать. Да и румянец на фарфорово-бледных щеках преобразил ее до неузнаваемости.

— Как ты хороша, Адель! Видела бы твоя мать, какой ты стала красавицей.

— Вы правда так считаете? — вспыхнув, обернулась принцесса к вошедшей герцогине Эбер.

Стянув с рук перчатки, Изабелла Эбер подошла к девушке, нежно потрепала по щечке:

— Я никогда не солгу тебе, моя девочка, — улыбнулась она.

— Вы так добры ко мне! Вы всегда относились ко мне, как к родной дочери.

— Не могу дождаться, когда же наконец назову тебя своей дочерью с полным правом! Но как же иначе, ведь я обещала о тебе заботиться твоей матери. Мы же с ней были лучшими подругами. Как жаль, что она не видит тебя сейчас, — говорила герцогиня, и никто не посмел бы заподозрить ее в откровенной лжи.

— Да... Обидно, но я совсем не помню ее. Скажите, я похожа на нее хотя бы чуть-чуть?

— Конечно! Но ты гораздо, гораздо красивее! — с чувством заверила герцогиня.

Мэриан, возлежавший на подушках перед камином, сделал знак фрейлинам и служанкам. Повинуясь любимцу госпожи, те покорно покинули свои места и, поклонившись принцессе и ее гостье, тихо удалились. Кот же, вальяжно потянувшись, лихо вспрыгнул на стол. Пройдя между игольниц и мотков кружев, перебрался на подоконник. Загораживающую окно штору чуть шевелил сквознячок, просачивающийся в душную от свечей комнату через приоткрытую ставню. Просунув в щель лапу, Мэриан чуть расширил проход, протиснулся на открытый балкон, опоясывавший угловую башенку дворца. От зимнего воздуха кот мгновенно распушился, увеличась в объеме едва ли не втрое.

— Вам нравится мое платье? — спросила Адель, счастливо сияя.

— Недурно, — пожала плечами герцогиня.

— Оно еще не закончено! — поспешила сказать принцесса. — Вот здесь и здесь пришьют оборочки. Вот тут будет лента, а здесь кружево! Посмотрите! — она подхватила со столика моток изысканно-золотистого оттенка. — Вот оно! Потрогайте, какое тоненькое! Мне оно так нравится!

— Боюсь, оно будет не слишком хорошо сочетаться с моим подарком, — произнесла герцогиня.

Принцесса подняла на нее непонимающий взгляд. Она и не заметила, что следом за гостьей вошел слуга и оставил в кресле перевязанный шнуром сверток.

— Подарок? Мне? — переспросила принцесса.

— Да, моя девочка. Пришло время, и я хочу подарить тебе свою подвенечную вуаль.

Герцогиня развернула сверток и достала тончайшею ткань холодного, серебристо-голубого цвета, сплошь расшитую изящной вышивкой.

— Эта вуаль закрывала мое лицо в самый незабываемый момент моей жизни, прятала слезы радости! Никогда не забыть мне тот миг — нас объявили мужем и женой, и маршал Эбер осторожно поднял вуаль, чтобы скрепить узы брака поцелуем, — поведала герцогиня с искусно наигранным чувством. — И я хочу, чтобы в день, когда ты поклянешься в верности моему сыну, она была бы на тебе.

— Разве я могу принять этот дар? — пролепетала принцесса. — Это такая честь для меня...

— Не говори глупости! — рассмеялась герцогиня. — Ты станешь мне дочерью и просто обязана ее надеть!

Она накинула изящное покрывало на поникшую голову девушки, расправила складки по плечам — и развернула ее к зеркалам. Принцесса увидела множество своих лиц, бледных и бескровных под сероватой тканью. Румянец пропал, сейчас она казалась себе покойницей в саване.

— Тебе очень идет! — восхитилась герцогиня, обняв ее за плечи. — Правда, платье придется шить другое. Это никуда не годится. Но еще достаточно времени, мы прекрасно успеем приготовиться к торжеству.

— Как вам угодно, — не посмела перечить принцесса.

Тем временем кот на балконе сидел, урча ругательства. В отличие от своей госпожи он был весьма памятлив, вернее сказать — злопамятен. Он-то помнил об обещании графа — и сейчас припоминал хозяйкиному жениху все обиды, накопившиеся за целую жизнь.

— Почему он опаздывает, собака нечесаная? — ворчал Мэриан сердито. — Если решил не приходить, так бы сразу и сказал. Сиди теперь его жди... Мерзни... Я вам не сторожевой пес, чтобы дверь караулить!

"Дверью" кот назвал калитку в ограждающей дворец стене, которую из-за заснеженных кустов роз было отлично видно с высоты балкона. Этим черным ходом пользовались служанки, бегая в город по поручениям. И охранял ее только один стражник — старый понятливый солдат. В общем, весьма полезная и удобная дверь.

Но наконец-то кот перестал нервно бить хвостом — чуткие ушки навострились, уловив цокот копыт. Калитка отворилась, стражник с поклоном пропустил всадника, который направил лошадь прямиком под балкон.

— Явился наконец! — мяукнул Мэриан.

Пройдясь по перилам, кот с презрительным видом развернулся, сделав задней лапой движение, будто что-то неприличное закапывает. После чего вспрыгнул на подоконник, торопясь вернуться к камину.

На самом же деле верный зверь сбросил всаднику тонкую веревочную лестницу.

— Что там за шорох? — насторожилась подозрительная герцогиня.

— Может быть, птицы? — пробормотала Адель, густо краснея. — Я иногда их подкармливаю зерном, и они повадились...

Штора перед окном и балконной дверцей раздулась парусом от порыва холодного воздуха, ворвавшегося в комнату.

— Ах, вот это что за птица, — усмехнулась герцогиня. — Сокол мой!

— Вы здесь, матушка? — сказал Гилберт. Затворил за собой балконную дверку с изящным переплетом стекол, но не сделал дальше ни шага, прислонился спиной к узкому простенку.

— Тайное свидание? — продолжала улыбаться герцогиня. — Проникнуть под покровом темноты через окно в спальню к любимой — это так... поэтично! Не ожидала от тебя подобного безрассудства. Твой отец никогда бы себе такого не позволил.

— Не выдавайте нас, пожалуйста! — взмолилась Адель.

— Выдать? — изумилась герцогиня. — Ну что ты, девочка моя, как можно... Как можно являться к даме сердца в подобном виде?! — строго нахмурилась она, заметив на одежде графа бурые пятна. — На кого ты похож! Точно в канаве выкупался.

— Вы правы, матушка, — опустил голову Гилберт. — Я имел неосторожность свалиться с лошади и немного запачкался.

Герцогиня неодобрительно покачала головой, но промолчала, сдержалась.

— Ну что ж, не буду мешать, мои птенчики, — засмеялась она. — Воркуйте, голубки! Ах, юность-юность...

Едва дверь за ней закрылась — и принцесса торопливо щелкнула замком, силы оставили графа. Он сполз по стене, сел на пол.

— Ты правда упал с лошади? — не поверила Адель.

— А ты правда всё еще хочешь выйти за меня? Даже после этого... — он махнул рукой на подвенечную вуаль.

— Конечно! — улыбнулась Адель. — Я не отступлю от своего слова, даже если тетушка Изабель нарядит меня в свои любимые страшные платья!

Она опустилась возле него и нежно провела ладонью по бледному лицу, убрала растрепавшиеся волосы. Ее глаза испуганно распахнулись:

— Что это? — Осторожно прикоснулась пальчиком к алевшей полосе, оставленной плетью на щеке. Гилберт, поморщившись, перехватил ее руку, прижал ладонь к горячим губам.

— Подожди, я сейчас... — засуетилась девушка. — Нужно промыть, и у меня есть хорошая мазь... Светлые Небеса, кто же это сделал?!

Гилберт не ответил. Расстегнул пряжку на плече, плащ тяжело упал на пол. Адель увидела расплывшееся по бархату куртки алое пятно, рваный разрез. Охнув и закусив губу, она торопливо помогла расстегнуть пуговицы куртки, рубашку стащила через голову. Рана, оставленная ножом, оказалась неглубокой, но длинной, прошла вскользь по ребрам. Но в еще больший ужас привел ее вид ожерелья наливающихся синяков на шее, она сразу же заметила их под черными завитками рассыпавшихся по плечам волос.

Протянув руку, Гилберт сдернул со спинки стула вуаль и безжалостно, с треском разорвал на ленты тонкую ткань.

— Это всё из-за меня... — поняла Адель. — Кто-то узнал о нашей помолвке и...

— Никогда! Слышишь?! Никогда больше не выходи в город без охраны! — закричала она и, заколотив по его груди кулачками, горько разрыдалась. Он притянул ее к себе, она прижалась лицом к его плечу, размазывая горячие слезы по холодной коже. Не замечая, что его кровь пачкает ее подвенечное платье...

Мэриан, прищурив глаза, прикрыл усатую мордочку плюмажем хвоста, делая вид, что давным-давно спит и не видит всех этих слез и жадных поцелуев.

***

— Берта, дорогуша, теперь-то ты скажешь, зачем притащил нас сюда, в такую даль? — спросил Иризар, когда над верхушками деревьев наконец показался шпиль колокольни сельской церкви.

— В этом селении живут пятеро сильных колдунов, они нужны мне, — ответил Гилберт, устало потерев виски. — И я вас не заставлял со мной ехать, вы сами увязались.

— Прогуляться захотелось! — воскликнул Дакс. — Надоело герцогский винный подвал разорять!

— Пятеро? Сильных? — переспросил Иризар. — Интересно, как ты собирался с ними справиться в одиночку?

— Хотел бы я на это поглядеть! — поддакнул Дакс.

Дэв-хан молча усмехнулся. Гилберт, ехавший впереди своей маленькой свиты, спиной чувствовал насмешливые взгляды, которыми обменялись демоны. Он, конечно, в душе был им благодарен, что составили компанию в этом малоприятном неблизком походе. Но постоянно терпеть их остроты и подначки...

— От одной-то знахарки тебя спасать пришлось, из подпола вытаскивали, можно сказать, прямо из огня... — продолжал нарочито озабоченным тоном Иризар. — А тут — пятеро! Сам себе погибель ищешь.

Гилберт поморщился, но промолчал в ответ.

Под ворчание демонов въехали в деревню.

Граф натянул поводья, вороная кобыла остановилась, встревожено косясь в сторону домов, переступая в глубокой дорожной колее копытами, меся и без того жидкую грязь. Как назло зима уступила эти дни почти весенней оттепели, сделав неблизкий путь еще трудней.

— Странно, — произнес Гилберт. — Дома пустые...

Однако гадать о причинах неожиданного запустения не пришлось — из-за угла выскочил паренек в бесформенной меховой куртке, не боясь поскользнуться, он бежал сломя голову, не глядя вокруг, явно куда-то страшно опаздывал. Наверняка даже чужаков не заметил бы посреди улицы — если б не Иризар. Он повелительно протянул руку — и паренек, испуганно замотав вихрастой головой, внезапно свернул в их сторону, двигаясь безусловно против собственной воли. Подбежал, встал точно вкопанный и изумленно вытаращил глаза.

— Скажи-ка, малец, — дружелюбно обратился к нему Иризар, — куда это у вас весь народ подевался?

— А все в церкви! — выкрикнул мальчишка.

— У вас праздник?

— Не! Наоборот! Тетка одна нагадала, что нынче к нам бесы прилетят, и всех нас резать будут. Вот все и спрятались. Поди, в церкви не достанут.

— Долго ли прятаться думаете? — уточнил Гилберт.

— Да сколько надо! — с вызовом ответил мальчишка. — Там родник есть святой, еды притащили!

— Ясно, — сказал Гилберт, поглаживая кобылу по холке. — Отпусти его, Иризар, пусть идет к своим.

Демон пожал плечами. И мальчишка тут же сорвался с места и рванул вперед, вопя во всю глотку:

— Бесы приехали! Они уже тута!..

Гилберт тронул поводья и махнул спутникам следовать за пареньком. Под звонкие выкрики, точно под горны герольдов, они прибыли к церкви.

Граф издалека заметил, как обитые железом врата приоткрылись, высунулся чей-то любопытствующий нос. Но едва прячущиеся расслышали страшную весть, створы с лязгом захлопнулись. Подбежавшему пареньку с минуту пришлось отчаянно колотить в двери, чтобы его наконец впустили.

Гилберт приказал остановиться поодаль, но так, чтобы жители селения могли их видеть. Через узкие оконца на них уставилась сотня внимательных глаз...

Зарядил мелкий, леденящий кожу дождик. Спешившись, молодой некромант и три демона подвели лошадей к колодцу-водопою, расположенному в центре небольшой сельской площади. Лошади потянулись мордами к низким, вырубленным из камня поилкам, отходящим от устья колодца. Соломенный навес на столбах, прикрывающий круглую купель источника, отчасти защищал от дождя, но не от холодного ветра.

— Ну и что будем делать? — спросил Дакс, в нетерпении ударяя кулаком в ладонь. — Высадим двери и перебьем их всех зараз?

Дэв-хан, как обычно разделяя настроение воинственного приятеля, выразительно положил руку в кольчужной перчатке на крестовину меча.

Гилберт не ответил. Вкруг устья колодца была устроена каменная скамья, а темную воду покрывала тончайшая корочка хрусткого льда. Забравшись коленями на скамью, граф дотянулся до ледяной воды, зачерпнул горсть, плеснул себе в лицо. Резко выпрямившись, откинул волосы назад, сел, задумчиво взглянул на церковь. Иризар прищурился, ледяная капля, сорвавшаяся с вьющейся пряди, скользнула по его щеке.

— Я не хочу убивать крестьян, — устало выдохнув, произнес Гилберт. — Лучше подождать. Отдохнем немного.

— Чего ждать-то? — в недоумении хлопнул себя ладонью по бедру Дакс.

— Сколько времени ждать? — уточнил Иризар.

Гилберт, прикрыв глаза, едва заметно пожал плечами.

Иризар не стал возражать, и двоим демонам тоже пришлось смириться. Чтобы как-то себя занять, взялись проверять упряжь на лошадях.

Сложив руки на груди, Иризар не спускал глаз с врат церквушки. Сквозь фырканье коней и недовольное сопение рвущегося в драку Дакса, чуткий нечеловеческий слух уловил странный шум. В запертой церкви раздались скрежет, крики. Хруст ломаемых досок, грохот, визг...

Не прошло и четверти часа, а врата настежь распахнулись. Обезумевшие от ужаса люди, отталкивая друг друга, бросились врассыпную, спотыкаясь и падая на ступенях церкви. Точно за ними кто-то гнался, поспешили укрыться не в домах — бежали из родного селения в лес.

Иризар хмыкнул и обернулся к как будто задремавшему господину:

— И что это значит? Кто их там покусал?

Гилберт вздрогнул, точно очнувшись, взглянул на разбегающийся народ.

— Одна важная персона, за заслуги погребенная вместе с супругой под алтарем, — с улыбкой ответил некромант.

Они подождали еще немного. И лишь когда мимо проковыляла, охая и причитая, последняя старуха — вошли в церковь.

На грязном, истоптанном крестьянскими башмаками полу лежали шесть мертвых тел. На серых лицах застыли маски смертельного ужаса. Им было отчего испугаться — на горле одной из жертв повисла, стиснув шею тощими пальцами, костяная рука с обрывками сухожилий. Остальными конечностями скелет расправился с другой жертвой, после рухнул сверху грудой костей. Второй скелет, чуть поменьше и поизящнее первого, сумел умертвить еще троих мужчин — одного придушил, другого проткнул собственной костью, третьему перекусил горло. Эти пятеро несчастных жертв были одеты в обычные для деревенских колдунов балахоны с меховой подбивкой.

Но Гилберт приблизился к еще одному мертвецу — крестьянину, на голову которого обрушилась деревянная балка.

— Этот не колдун, — сказал он с сожалением. — Случайно погиб, я не хотел его смерти.

Иризар подошел к зияющей в полу за алтарем дыре, заглянул вниз. Каменные плиты выворочены наружу, стоят дыбом, будто льдины в ледоход. Глубоко внутри виднелись полуистлевшие открытые гробы с остатками богатой отделки, лоскутами позеленевшей парчи.

— Грузите колдунов на лошадей, их заберем с собой, — распорядился граф. Поймав на себе удивленный взгляд Иризара, чуть смутился, добавил: — Скелеты голыми руками лучше не трогать.

— Так это что же? Драться ни с кем не придется? — разочарованно протянул Дакс. Тяжко вздохнув, за ноги поволок мертвеца к выходу.

***

Гортензия не любила ветер — тем более когда он завывал в печную трубу, дергал снаружи створки оконных ставень, и чудилось, будто некто из темной ночи хочет пробраться в дом. Ведьме наконец надоело прислушиваться, вздрагивать от очередного скрипа-стона — сотворив заклинание погоды, она заставила вьюгу угомониться. Ну и пусть где-то в другом месте теперь из-за нее разыграется буран, зато наконец-то огонек масляной лампы перестал дрожать от сквозняка, и в воцарившейся тишине можно было спокойно вернуться к расчетам. Устроившись удобней в кровати, поправив покрывало в ногах, Гортензия вновь взяла квадратную дощечку, исписанную цифрами и символами, и уголек, заменившие дорогие бумагу и чернила. Ведьме нужно было кое-что подсчитать...

Ее волновало не то, сколько и каких ингредиентов следовало положить в очередное заказанное зелье, а куда более насущный вопрос. Фредерика росла, словно на дрожжах. Своим поведением она напоминала уже не ребенка, но девочку подростка. Вернее, девочек. Кто знает, когда взрослеют драконы?.. Гортензия хотела бы знать, хоть примерно, что ее ждет в ближайшем будущем. Если воспитанница станет и дальше расти с прежней скоростью, когда она превратится в огромное чудище вроде тех, которыми пугают обожаемые Фредерикой рыцарские баллады? При рождении, вылупившись из яйца, она умещалась на ладони. Теперь же, спустя всего несколько месяцев, может сравниться весом с Лизой-Энн! А через год, например, сколько ведер творога и булочек ей потребуется на завтрак?..

Круглая луна серебристо просвечивала сквозь рваные лоскутки бегущих туч. Пусть ветер внизу послушно утих, в вышине продолжалась чехарда. Казалось, еще чуть-чуть — и свезенная очередной снежной тучей луна тоже покатится кувырком по небосводу...

В убаюкивающей тишине неожиданно раздался вой:

— У-у-у! — уныло затянул вначале один, потом подхватили еще два голоса. Рука Гортензии непроизвольно дернулась, прочертив на дощечке лишнюю кривую.

— Что такое? — спросонья не понял Мериан, выскочивший из своей коморки в одних подштанниках и толстых вязаных носках.

— Это Фредерика, — угадала Гортензия. — Деточки, что вы воете?

— Ску-у-учно! — протянула из своей комнатки драконесса.

— Ну так займитесь чем-нибудь, почитайте.

— Неохота!

— Это тогда не скука, а хандра называется, — сказала Гортензия, озабоченно стирая, послюнив палец, лишнюю черту.

Мериан махнул рукой и побрел обратно к себе, почесываясь и зевая.

Через две минуты вновь раздалось унылое трио.

— Что вы там опять воете? Опять скучно?

— Нет, хандрово!..

— Так! — строго прикрикнула ведьма. — Раз вам всё равно нечем заняться, ложитесь-ка спать! Идите умываться, и не мешало бы Рики после таких слов рот с мылом помыть!

— Будет сделано! — с готовностью откликнулись радостные Эд и Фред, предвкушая дозволенную потасовку.

Краем уха ведьма слышала, как драконесса унеслась наводить чистоту. Гремя тазом и кувшинами, подралась между собой, помирилась, поругалась, залезла мылом в глаза, поревела. Сама себя утешила, почистила клыки мятным порошком. Наконец, вернулась к себе, улеглась в постель. Однако не забыла стащить с кухни пирожки с малиной — пронесла мимо комнаты ведьмы, пряча за растопыренными крыльями.

Но ведьме было не до пирожков — вычисления никак не желали складываться. Да еще палец занозила... Накинув на плечи шаль и захватив лампу, она спустилась вниз. Прежде заглянула к Фредерике — подоткнуть одеяльце и пожелать спокойной ночи. Драконесса притворилась спящей, но по хитрому выражению на жмурящихся мордочках нетрудно было догадаться, что в царство сновидений сестрички собираются еще не скоро...

Гортензия отперла дверь библиотеки, и из темноты дохнуло сырым холодом. Эту часть дома не отапливали, чтобы не тратить попусту и без того не слишком большой запас дров. От принесенной лампы ведьма затеплила еще две свечи, янтарные отблески осветили плотные ряды пыльных корешков.

— Ох, старею, старею... — бормотала она себе под нос, обследуя полки. — Раньше б все сообразила в минуту, без всяких справочников.

Но с другой стороны, грех не воспользоваться имеющимися под рукой книгами — раньше-то у нее такой роскоши не было...

— Что ищешь, фея? — поинтересовался Иризар, шагнув из сумрака в неяркий свет.

Гортензия едва удержалась на лесенке, приставленной к верхней полке. Едва — но одну книгу всё-таки выронила из рук, и та шлепнулась на пол. Нагнувшись, демон подобрал томик:

— "Сказание о змее, жившем в колодце с живою водой, и об огненном рыцаре, сиречь заколдованном принце", — прочел он заглавие. — Алхимические аллегории? Зашифрованный трактат о выгонке спирта?

— Сказка для Фредерики, почитать перед сном, — проворчала Гортензия, спускаясь.

— Твой дракон обучен грамоте? — удивился демон. — Не каждый благородный дворянин утруждает себя подобным грузом знаний.

Бросив томик на стол, заглянул в записи:

— А, высчитываешь, когда твой дракон потребует на обед деревенское стадо, — хмыкнул он. — Но у тебя закралась ошибка вот здесь: драконы растут с умопомрачительной скоростью лишь первые полгода. Потом рост постепенно замедляется. Взрослого размера эти твари достигают годам к пятидесяти. Представь, фея — полвека юности! Тебе не завидно?

— Намекаешь, что я старуха? — буркнула ведьма. — Сам, поди, специалист драконий, от зависти трескаешься. У демонов-то детства не бывает, полагаю? Мертвые тела, которые вам выдают ваши создатели, ни расти и взрослеть, ни стариться не способны...

На Гортензию нашло какое-то умиротворенное безразличие. Ей бы снова попытаться сразиться с демоном — но какой смысл? Он уже успел доказать, что все ее жалкие потуги ни к чему не приведут. Так может, если этот демон настроен поговорить, почему бы не попытаться выяснить хотя бы причину собственного смертного приговора?

— Зачем явился? Снова пришел меня убивать?

— Пожалуй, не сегодня, — ответил демон. — Или, может быть, ты торопишься? Тогда не смею отказать.

Гортензия невольно покосилась на сверкнувшую в полумраке улыбку. Он еще шутит! Ну да, отчего бы не пошутить — для него-то жизнь очередной жертвы ничего не стоит.

— Я пришел к тебе по делу, фея. Будь добра, можешь сварить такое зелье?

— Какое еще зелье? — проворчала она. — Отравиться решил?

Вот это новость! Поднеся к свету, Гортензия пробежала глазами поданный клочок бумаги, исписанный мелким, колючим подчерком.

— Светлые Небеса! — изумленно протянула она. — Разве демоны страдают бессонницей и нервным истощением?

— Твое дело варить зелье, а не задавать вопросы, — парировал он невозмутимо.

— Нашел аптекаря! Я, между прочим, бесплатно не работаю.

— Потребуешь взамен этой пустяковой услуги оставить тебя в живых? — улыбнулся Иризар.

— А можно? — уточнила Гортензия ехидно. — Ну, раз нет, то хоть перестань называть меня феей! Не желаю иметь ничего общего с этими болотными шлюшками!

— Хорошо, — согласился покладисто демон. — Как скажешь, фея.

Гортензия раздраженно фыркнула. Плюнула на свечи, затушив, зазвенела ключами:

— Я иду на кухню, варить тебе зелье! А ты здесь, что ли, останешься ждать?

— Не хотелось бы, — зябко повел плечами Иризар. — Здесь холодновато.

— Демоны еще и простуде подвержены? — хмыкнула Гортензия. — Отчего ж вас так убить сложно, коли вы такие нежные создания?

— Как видишь, я лично не из тех чудовищ, что явились в этот мир в обличие зверя, — развел он руками, извиняясь. — Нет у меня грубой шкуры с толстым мехом, как и рогов-копыт-когтей...

— Да уж, ты и для человека чересчур хорош, — проворчала ведьма. — Видала я твоего хозяина — прелестен, как принц из сказки. Милая же из вас парочка вышла, просто загляденье, умереть можно.

— Вот не думал, что старые девы имеют вкус к красавцам, — поймал ее на слове Иризар. — Отчего же ты, фея, такая пылкая и влюбчивая, на одинокую безмужнюю жизнь себя обрекла?

— Это ты себя к красавцам причисляешь? — хмыкнула Гортензия. Взглянула искоса, оценивающе. А ведь правда, если он и в виде статуи ей приглянулся, что ж, теперь вовсе влюбиться можно. Если забыть, конечно, что перед ней демон-убийца.

— Признайся, ведь и ты когда-то мечтала, как прочие барышни, о счастливом замужестве? Но вместо обычной женской доли избрала судьбу чародейки, сурово отринув радости семейной жизни и любовные утехи...

— Никогда не была вертихвосткой! — перебила его Гортензия, невольно смутившись. — Думать о всяких глупостях? Вот еще ерунда! Любовь? Не бывает любви в нашем мире! Сказки это! Пустые фантазии для принцесс и наивных девочек.

Гортензия рассерженно гремела горшками, торопливо обыскивала шкафчики и поставцы в поисках нужных для зелья ингредиентов, а демон не сводил глаз с хлопочущей хозяйки. То ли ему нравилось нервировать ее своим тяжелым взглядом, то ли просто следил, чтобы не насыпала в котел чего лишнего.

— Скажи, фея, почему тебе нравится выглядеть старше своего возраста? — вдруг спросил он. — Ты ведь еще вполне молода...

— По сравнению с тобой — вообще юная девочка! — хмыкнула ведьма. — Тебе-то самому сколько столетий?

— Если тебя приодеть, — продолжал демон, словно не слышав, — смотреть на тебя будет не так больно. Или ты специально из себя страшную колдунью изображаешь? Неприступную? Отпугиваешь всех, чтобы не смели приближаться? Боишься, что тебя может кто-нибудь полюбить? Ах нет! Ты боишься, что сама можешь кого-то полюбить?

— Старой девой жила! Старой девой и помру! — отрезала излишне вспыльчиво ведьма. Отвернулась, чтобы скрыть румянец, пробормотала: — Что-то ты завел речи о любви? Что вообще демонам о любви известно-то? Подозрительно! Замышляешь гадость какую-нибудь, а мне лапшу на уши вешаешь...

Отчего-то сегодня драконессе и спать было скучно. Она повозилась в постели, поворочалась. И хотя Фред сразу засопела, едва коснувшись ухом подушки, Эд и Рики угомониться не желали. Рики придвинула подсвечник и тихонько дунула. Изо рта вырвалась тоненькая струйка огня — кончик фитиля заалел, вспыхнул огонек, осветив комнатку.

Из-под кровати драконесса достала ветхий томик с пряжками на переплете, положила себе на пузо, принялась перелистывать. Заинтересовалась поэмой о прекрасной принцессе и злом колдуне, зачиталась.

Эд заглядывать в развернутые к огню страницы было несподручно. Ей надоело выворачивать шею, и она решила перекусить, благо было чем — на сундуке возле кровати стояло блюдечко с пирожками. Пока Рики одной лапкой держала книгу, другой лапой Эд переставила блюдце на свою сторону кровати, поставив прямо на одеяло.

Пока Эд выбирала, с какого бы пирожка начать, Рики перевернула страницу правой лапкой. Нахмурившись, Эд вернула себе контроль над конечностью — и нарочито долго держала двумя коготками пирожок, принюхиваясь, облизываясь — в общем, наслаждаясь предстоящим удовольствием.

Но Рики уже дочитала разворот. Подождав немножко, она быстро запихнула пирожок в рот растерявшейся Эд — и перевернула наконец страницу.

Та стерпела, промолчала. Но следующий пирожок стала специально обкусывать по гребешку маленькими кусочками.

— Не чавкай! — сделала замечание сестре Рики.

Та принялась чавкать еще громче. И облизала перепачканные в начинке пальцы. Сладкие пальцы липли к страницам книги, Рики это совсем не нравилось.

— Прекрати чавкать, тут тебе не столовая!

— А ты не читай, это тебе не библиотека.

— А ты не ори, Фред разбудишь!

— А нечего спать в столовой!

— Тут кровать — значит тут спальня!

— А я думала — это библиотека! — ехидно заметила Эд. — И вообще, не честно читать в одиночку! Могла бы завтра почитать вслух.

— А уплетать пирожки в одиночку честно?

— Ну так у нас же животик общий. Значит, что я съем, что ты — никакой разницы.

— Ах так! Отдавай тогда пирожки, я сама всё съем! Какая тебе разница?

— Вот хитренькая нашлась! И книжка ей, и пироги ей! Вот возьму и наемся завтра лука! Будешь целый день икать.

— Можно подумать, ты не будешь.

— Ничего, я потерплю.

— Вредина!

— Злючка!..

Проснувшаяся Фред тоже хотела присоединиться к ссоре и обругать сестриц. Но вдруг заметила краем глаза, как за окном что-то блеснуло... Она зачарованно замерла, вытянув шею. Только нежданная оплеуха заставила ее опомниться.

— Дурынды, хватит лапами махать! — воскликнула она. — Вон посмотрите, что там!..

— Кто тут дурында?! — начала Рики, но обернувшись, тоже замерла, захлопала глазами.

За окном в тишине опять шел снег. Снежинки, словно покачиваясь на невидимых качелях, медленно падали вниз. На белеющей во мраке полянке, в круге садовых деревьев, сверкало нечто огромное, крылатое — переливалось всеми оттенками весенней радуги, будто бы светясь изнутри... Крылья существа распахнулись — в узоре тысяч перьев, рассыпавшись искрами, отразился свет затененной облаками луны. Яркие отсветы, словно зеркальные зайчики, ворвались через переплет окна в комнату, заполнив от пола до потолка сказочным разноцветьем.

Драконесса, не отрывая глаз от чудесного видения, выбралась из-под одеял, подошла, открыла окно. В распахнутые створки ворвался морозный воздух. Фредерика не долго думая залезла на подоконник — и спрыгнула на козырек крыши. Драконесса не заметила, что нечаянно смахнула краем одеяла на пол подсвечник...

С трудом пробравшись по крыше, где снега намело выше колена, поскальзываясь через шаг, Фредерика добралась до ската над крыльцом. Драконесса собиралась съехать как с горки и плюхнуться в большой сугроб внизу...

Но внизу ее поймали в мягкие, сильные объятья. Осторожно поставили на землю...

Фредерика, задрав головы, в восхищении смотрела на склонившуюся над ней огромную дракониху. Голова на длинной лебединой шее, украшенной сверкающим изумрудным гребнем, приблизилась к ней низко-низко. Драконесса ощутила тепло дыхания, вырывающееся из узких прорезей ноздрей, видела собственное отражение в огромных глазах... Как же прекрасна, эта явившаяся к ней незнакомка! О, как бы она желала вырасти, стать такой же блистательной, ослепительной, сильной, изящной!..

Но почему-то в глазах драконихи засверкали слезы. Не зная отчего, Фредерика тоже готова была расплакаться! Она зажмурилась, помотала головами, прогоняя мешавшие видеть жгучие капли...

И в этот миг дракониха выпрямилась, вознеся гордую голову высоко ввысь, едва ли не выше деревьев, как показалось восхищенной Фредерике. Распахнула искрящиеся крылья — и, оттолкнувшись лапами, взлетела в небо.

— Нет, подожди! — крикнула вслед Фредерика. — Мне нужно... многое у тебя спросить!.. — договорила уже совсем тихо.

Совершив круг над домом, незнакомка, подняв вьюгу взмахами могучих крыльев, взмыла ввысь, в черноту небес. Сверкающей точкой затерялась в снежинках...

За разговором ведьма сварила заказанное зелье, нашептала сопутствующие заклятья. Перелила снадобье в бутылочку, залепила горлышко воском. Иризар пристально наблюдал за каждым действием.

— Ты, должно быть, достаточно разумен, раз сумел прожить столько лет, — продолжала Гортензия. — Поэтому давай говорить прямо?

— Какое многообещающее начало!

— Я предлагаю тебе сделку, демон.

— Чем ты можешь меня подкупить, фея? Твое тело и жизнь и так в моих руках. Хочешь продать мне свою душу? Прости, но став демоном, я покинул ряды голодных духов и, знаешь ли, потерял вкус к поглощению человеческих душ. А от твоей кислой души, пожалуй, меня и вовсе изжога замучает.

— Выдай мне своего господина — и я сделаю так, чтобы ты получил свободу. Полную свободу от всех обязанностей, приказов, помыканий. Ты будешь сам, только сам всё решать, сам себе станешь господином и хозяином. Делай, что пожелаешь, поступай как вздумается! Только представь себе...

— Искушаешь, фея? — хмыкнул Иризар. — Ты предлагаешь мне совершить ужаснейшую из подлостей — предать моего господина? Чтобы самой сделаться моей хозяйкой?

— Я сразу освобожу тебя!

— Освободишь? Но мне всё равно придется убить тебя — ведь ты знаешь мое истинное имя. Без этого ни о какой свободе не может быть речи. Неужели ты согласишься на это? Неужели ты настолько обезумела на старости лет, что хочешь отпустить на волю такого убийцу как я? Не боишься, что разнесу всё королевство точно так, как не оставил камня на камне от замка принца?

— Значит, всё-таки замок разрушил ты? — подловила на слове Гортензия.

— Я и не отрицал, — пожал тот плечами. — Да, если тебе интересно знать, замок разрушил я и двое моих друзей. Кстати, они оба совершенно свободные демоны — и что-то я не замечал за ними желания уйти от моего хозяина, ему они служат добровольно. Скажи, какое удовольствие в свободной, но бесконечно скучной жизни? Даже если б я мог заключить с тобой сделку — в чем смысл? Мы, демоны, не имеем собственных желаний. Нас призывают в этот мир лишь для того, чтобы исполнять волю хозяина. Демон с собственными мечтами — бесполезен для некроманта.

— Э, да ты не дикий волк, — поняла Гортензия. — Ты просто старый пёс. Ты привык слушаться приказов и набрасываться на жертву по команде. И вечно ждать, когда тебя наконец почешут за ухом и бросят кость?

Она всмотрелась в его лицо, озаренное теплыми отсветами очага. Казалось, ни один мускул не дрогнул, губы сжаты, в глазах играет насмешливый огонек. Но что-то между ними протянулось в тот миг, между демоном и ведьмой. Нить понимания?

— Пусть ты права, — произнес он. Забрал со стола приготовленную бутылочку с зельем, повертел в пальцах, сунул за пазуху. — Но быть псом при хозяине всё же лучше, чем скитаться, не зная, чем занять вечность.

Гортензию поразил тон, каким он произнес эти слова. Неужели этот демон — не просто чудовище, создание некроманта, впустившего духа из иного мира в тело принесенного в жертву существа? Неужели он не просто похож на человека, но...

Демон, вслушавшись в тишину, с удивлением сказал:

— Ведьма, у тебя дом горит.

По лестнице с топотом слетел Мериан, ворвался в кухню.

— И этот здесь?.. — увидев его, не сдержал возгласа Иризар.

— Пожар! Там огонь!! — выкрикнул парень, суматошно хватая ведра с водой.

Гортензия уже не видела, как исчез демон, не до него стало.

В мгновение ока огонь охватил верхние комнаты. На нижнем этаже с потолка сыпались искры, перекрытия трещали. Поняв, что залить пламя не получится, Гортензия уцепилась за рукав метавшегося от колодца и обратно Мериана:

— Всё бесполезно! Нужно спасти хоть что-нибудь!

Она велела просто выкидывать в окна всё самое ценное. И первым делом Мериан схватил ларец с зельями, экстрактами и прочими склянками, которым так дорожила ведьма.

— Нет, только не это! — взвизгнула Гортензия и бросилась спасать испуганно звякнувший бесценный ларчик.

Мериан кинулся к другим вещам...

— Где мой зонт? Где Фредерика? Эвигейт где? Где мой кошелек?.. — металась из угла в угол ведьма, уворачиваясь от опаляющих языков и падающих на голову горящих досок.

Подбежав к последнему оставшемуся сундуку, самому тяжелому, Мериан хотел попытаться и его вытолкать к оконному проему. Но тот прямо под руками провалился сквозь прогоревший пол, точно в преисподнюю, подняв столб искр.

— Всё! Нужно выбираться! — потащил Мериан ведьму к выходу.

— Но это!.. Но то!.. — бессильно протягивала она руки.

Но путь к выходу уже отрезала стена огня. Пришлось последовать за вещами — выпрыгнуть в окно.

Очутившись в холодном, мокром сугробе, Гортензия чуть пришла в себя. Зареванная Фредерика бросилась было к ней — но обглоданные огнем стены угрожающе затрещали, и драконесса испуганно отпрянула. Ведьма забарахталась в вязком, подтаявшем снегу, но никак не получалось встать на ноги. Если б не помощь — ее буквально вытащили за шиворот! — замешательство обернулось бы смертью. Спину лизнула горячая волна, оглушил грохот — и сзади рухнул кусок кровли, рассыпав осколки черепицы.

— Спасибо, Мериан! — выдохнула Гортензия.

Но оглянувшись назад, никого рядом с собой не увидела. Мериан и Фредерика оказались в другом углу двора, завороженные ужасом, смотрели, как оседает прогорающая крыша.

И дом сложился, со всеми этажами и комнатами, с чердаком — в один большой костер. Среди почерневшего от хлопьев сажи сада возвышалась обожженным скелетом башня астролога.

Эвигейт, сидящая на плече Мериана, обернулась к прихрамывающей хозяйке. Ворона догадалась спасти от огня любимый зонт Гортензии, да подцепила на крюк рукояти кошель с монетами, спрятанными за печной трубой — все сбережения ведьмы.

— Это я виновата! — всхлипнула Фред. Следом дружно заревели Эд и Рики, уткнулись чумазыми носами в перепачканный передник Гортензии, уцепились за подол.

— Вы не виноваты, что огонь горит, а дерево сгорает... — рассеянно погладила макушки ведьма.

Сверху, из озаренных всполохами низких туч, медленно посыпался снежок. Ведьма раскрыла над головой зонт и из-под бахромы с бусинами смотрела, как кружатся снежинки, не долетая до раскаленных углей, превращаются в пар...

Пожар не остался незамеченным — но помощь соседей подоспела слишком поздно, ничего уже нельзя было сделать.

Родители Лизы-Энн вызвались приютить погорельцев на своем постоялом дворе.

Гортензия, скоротав остаток ночи в обществе сочувственно вздыхающей хозяйки трактира — они вместе пытались отмыть от сажи хлюпающую носами драконессу, — рано поутру вернулась на пожарище. Эвигейт, разумеется, составила ей компанию. Ведьме всё не давало покоя это ощущение твердой руки, поддержавшей ее тогда...

Обследовав почерневшие сугробы, за ночь покрывшиеся крепкой ледяной коркой, Гортензия нашла то место. И хоть всё вокруг было затоптано, здесь, под поломанными досками кровли и грудой разбитых черепков, никаких других следов, кроме цепочки ее собственных, она не увидела, сколько не искала.

— Почудилось? — она готова была уже поверить и в эту возможность.

Внимание привлекла Эвигейт, копавшаяся среди головешек. Поднявшаяся туча золы сделала серую ворону черной.

— Что там, Эви? — спросила, подобравшись ближе, ведьма.

Пришлось поломать голову, прежде чем она сообразила, что же такое обнаружила ворона. Вернее — что она пыталась найти. От сгоревшей библиотеки должно было остаться хоть что-то — но не осталось ни корешка, ни обрывка пергамента. Неужели всё до последнего клочка поглотил огонь? Но хотя бы пара застежек от переплетов должна сохраниться? Просто невероятно...

— Без заклинаний здесь точно не обошлось, — рассудила ведьма.

***

Гортензия еще осенью пообещала родителям Лизы-Энн поколдовать над прибыльностью заведения, чтобы обычно пустующие номера наполнились постояльцами и в трактире не было свободных лавок за столами. Но она и представить себе не могла, что всё так обернется! Еще до наступления весны по тракту уже потянулись вереницы обозов — один за другим, словно половина населения столицы решила разом сняться с насиженных мест и навсегда перебраться в соседнее княжество! Впрочем, вскоре выяснилось, что так оно и есть...

К каждым днем путешествующих становилось всё больше и больше. Такого столпотворения здешние края не видали со времен сотворения мира! И хоть далеко не все могли позволить себе снять номер или хоть угол в сарае, чтобы спрятаться от непогоды, в трактире стоял неумолчный радостно-суетливый бардак: хозяева вскакивали до рассвета, крутились весь день без отдыха и без сил падали на постель глубокой ночью. Даже пришлось нанять работников из деревни и скупить все излишки запасов, какие только согласились продать в соседних селениях. Гортензия предложила съехать, чтобы освободить предоставленные ей комнаты. Но родители Лизы-Энн и слушать не хотели — лишь благодарили матушку-ведьму за навороженную удачу. Все были довольны. Даже Фредерика сумела немного заработать, по вечерам распевая в зале для гостей баллады. Одна Гортензия ходила мрачная, терзаемая скверными предчувствиями.

В один из редких теперь дней, когда постояльцев в трактире было не много, во двор въехала крытая повозка. Ее хозяин слез с облучка и с высокомерной миной оглядел двор. Но так как выбирать не приходилось, ибо других заведений поблизости не имелось — помог выбраться из недр повозки жене и отправился заказывать обед.

Безошибочно определив в приезжем столичного чародея, трактирщик поспешил встретить гостя на пороге. Проводил, усадил за лучший стол и приготовился изо всех сил расхваливать стряпню своей хозяйки. Принимая обращение как должное, посетитель скроил еще более взыскательную физиономию, в чем его поддержала жена. Окинул неодобрительным взглядом зал и прочих посетителей, покосился на собравшуюся возле камина веселую компанию: немолодая ведьма гремела мешочком с гадательными костяшками, отлынивающая от работы дочка трактирщика повизгивала от восторга, а рыжеватый парень, похожий на слугу, уверял, будто девчоночьи забавы ему ничуть не интересны.

Гортензия, не обращая внимания на посторонних, поддалась наконец-то уговорам Лизы-Энн — взялась обучить старинному способу гадания на женихов. (Причем, если девушка была согласна на кандидатуру зажиточного землевладельца, то Фредерику интересовали исключительно принцы!)

— ...А та руна, которая укатилась, — продолжала объяснять Гортензия, — означает Дорогу.

— Я нашла! Вот! — крикнула Фредерика, выскакивая из-под стола с зажатой в лапке потерянной костяшкой.

— А-а-а!!! — узрев возникшие перед ней три драконьих головы, завопила жена колдуна, поджав ноги. — Выгоните животное вон!! Прочь!..

— Где животное? — заинтересовалась Рики, оглядываясь по сторонам.

Гостья не унималась, орала во всю глотку:

— Прочь!! Уберите!..

Поднявшись с места, — костяшки посыпались на пол, — Гортензия повелительно протянула руку и оскорблено проговорила:

— Да как ты смеешь, чучело!..

И на глазах у всех присутствующих нос вмиг умолкшей посетительницы дернулся, набух. И медленно вытянулся в сосиску, толстую, розовую, уныло свесившись на грудь.

Фредерика весело захихикала.

Опешивший супруг икнул. Гнусаво замычав, жена в ответ дернула колдуна за уши, разложившиеся у того на плечах красивыми волнами. Колдун в ужасе схватился за голову и взвыл:

— Умоляю, не губите! Госпожа ведьма, будьте милосердны! У меня жена, дети!..

— Нет у тебя никаких детей, идиот! — накинулась на него супруга. — И жены скоро не будет! Дура я, что пошла за тебя, урода такого! Нужен ты этому некроманту, коли с ведьмой справиться не можешь?! Зачем я тебя только послушала, зачем уехать согласилась! Теперь вот ни дома, ни носа — из-за тебя, идиота!..

— Тетя Тень, а где животное-то? — дернула за рукав Гортензию Фредерика...

Через некоторое время, когда эмоции поутихли, а колдун успел залить нежданное горе парой стаканов смородиновой наливки, завязался уже вполне человеческий разговор.

— А ведь вы — госпожа Хермелин? — узнал ее приезжий.

— А, вы господин... Э-э... Как вас там? — отозвалась Гортензия.

Чародей с готовностью подсказал свое имя — и Гортензия могла поклясться, что никогда раньше его не слышала, почему и не смогла вспомнить. Хотя возможно, видела этого колдуна несколько раз на собраниях Гильдии.

И всё же она вежливо расспросила его о здоровье, о семье, о делах. Поговорили о столичных новостях, об общих знакомых. А пропустив еще пару стаканчиков наливки, колдун решился заговорить о главном, что сейчас занимало его больше всего:

— Госпожа Гортензия, а почему вы до сих пор здесь? — поинтересовался он, доверительно понизив голос. — Вы ведь, как я слышал, давно оставили город? Я полагал, вы тоже обосновались где-нибудь...

— Я и обосновалась! — возразила Гортензия. — Я купила здесь землю и... собираюсь построить дом. Но почему "тоже"? Что вы имеете в виду? Вы хотите сказать, что собираетесь навсегда покинуть столицу?

Колдун опасливо оглянулся по сторонам, точно где-то под столами или в темных углах могли спрятаться подслушивающие враги. Придвинувшись ближе и обдав собеседницу кисловатым смородиновым духом, зачастил полушепотом:

— Вы конечно знаете, я состою при военном отделе, — сообщил он. Гортензия, разумеется, не знала, но кивнула. — И я должен был оставаться в городе, в свете грядущих событий...

Супруга под столом пнула мужнину ногу, но тот отмахнулся и продолжил:

— Я понимаю, в военных действиях, для обороны отчизны дорог каждый солдат, а уж тем более мы — магистры тайных наук. По чести мне следовало остаться и ждать королевского распоряжения, призывающего встать под знамена... Но по совести — вы же меня понимаете? У меня жена, дети... может быть, потом родятся... И потому я собрал, что под руку попалось...

Гортензия покивала с задумчивым видом. "Под руку попалось" много добра — всё, что он сумел скопить и заработать. Разве что за исключением дома — его в телегу не погрузишь.

— О каких событиях вы говорите? — уточнила она. — Ожидается война или еще что похуже?

— А вы разве не слышали? — удивился собеседник, уже заметно косящий. И охотно просветил касательно бурлящих в столице слухов:

— Война будет! — заявил он свистящим шепотом. — Народ потому и бежит из столицы. Король у нас дряхлый. Наследный принц, трус проклятый, первый из страны сбежал. Принцессу за молокососа-хлюпика замуж отдают. Маршал осаду никак довести не может, скоро с войском назад ни с чем вернется. Вот пока он не пришел, говорят, враги попытаются трон захватить! Короля убьют, бедный старик... — сочувственно застонал чародей.

— Новости не первой свежести, — пожала плечами ведьма. — Похоже, с осени мало что изменилось.

Колдун обиженно заморгал, осушил еще стакан.

— Ну почему все думают, что принц сбежал?! — вклинился в разговор незаметно присевший на краешек скамьи Мериан. — Может быть, его похитили, пленили враги? Эти самые, которые хотят на трон?

— А суть разницы? — хмыкнул чародей. — Раз пленили — то убили. А коль убили — всё одно домой не вернется.

— Вполне вероятно, — согласилась Гортензия, жестом велев насупившемуся Мериану помолчать. — А что там в столице о некроманте слышно? Поймали его?

Прошмыгнувший было мимо стола трактирщик заинтересовался, вернулся и тихонько сел с другого края скамьи.

— Как же! — стукнул кулаком по столу чародей. — Сейчас, несите цепи... Лютует пуще прежнего! С закатом на улицу даже мышь боится нос высунуть. И не один он на нашего брата охотится — обзавелся дюжиной демонов! Каждую ноченьку не по одному магистру пропадает. Хоть в собственном доме, в своей постели загрызут — и тело с собой утащат. От таких чудищ разве спасешься... — всхлипнул он, вконец захмелев.

— Ужас-то какой! — вполголоса возмутился трактирщик.

— Демонов только трое, а вся наша славная Гильдия по углам попряталась, — с горечью вздохнула Гортензия.

— А давайте уж я извинюсь перед вашим драконом! — вновь принялся настаивать колдун. — А то как же теперь так буду...

— Не стоит, — возразила Гортензия. — Уши этим всё равно не исправить. А Фредерика, если поймет как ее оскорбили, еще пожалуй обидится.

— Как — не исправить? — упавшим голосом спросил чародей. — Совсем?

— Да нет, неделю-две походите — а там сами отвалятся, — махнула рукой Гортензия.

Колдун судорожно проглотил вставший поперек гора кусок ветчины. Его супруга ела молча, аккуратно придерживая двумя пальчиками нос, чтобы не стучал о ложку.

***

Грязь, смешанная с талой водой и снегом, уныло чавкала под копытами коней. День был сумрачный, застилающие небо тучи, казалось, серыми брюхами скребли по верхушкам чернеющих сосен. Гилберт поежился. Похоже, он успел простудиться в этом походе. Шмыгая носом, представлял, какую сцену устроит ему мать по возвращении. Еще бы! Пропадает неизвестно где, возвращается вымотанный, ни на что не способный, кроме как молчать в ответ. Забьется к себе, как зверь в нору. А нужно ведь готовиться к турниру, к венчанию, и еще черт знает к чему...

Гилберт хмуро оглянулся на свою свиту. Им всё нипочем, будто и не трясутся четвертый день в седлах без нормального отдыха и ночлега. Хотя, они же не люди. Между прочим, могли бы и не утруждать себя дорогой — просто махнули бы в нужное место за мгновение ока. Но от скуки решили составить компанию своему непутевому хозяину... Дэв-хан тихонько мурлычет себе под нос песенку, Дакс дремлет, уронив голову на могучую грудь, но держит руку на крестовине меча. Сзади плетутся сменные лошади и две с поклажей — с длинными свертками грубой мешковины, перекинутыми поперек хребта. Которая это была вылазка, Гилберт уже сбился со счета.

Как всегда свежий, не ведающий усталости Иризар ехал впереди. Разумеется, он первым заметил показавшуюся вдалеке повозку. Придержав коня, поравнялся с Гилбертом:

— На ловца и зверь бежит! — кивнул он в ту сторону. — Дичь сама в руки идет. Подстережем — и вернемся с двойным уловом?

— Брат, не пойму! Ты о рыбалке или охоте толкуешь? — вмиг пробудившись, бодро окликнул Дакс.

— Думаешь, там есть то, что нам нужно? — спросил Гилберт.

— Не нам, а тебе, Берт. Конечно, магистры первой ступени в такую погоду не шастают. Но, чую, и эта птица немногим хуже вчерашней твоей бабульки. Так будем брать?

Гилберт пожал плечами.

— Ну конечно возьмем! — воскликнул Дакс, с хрустом потягиваясь. — Военный колдун — это вам не лесная шептунья, всяко поинтересней будет. А можно мне? Больно хочется косточки поразмять.

— Валяй, — разрешил Иризар. — Что-то нынче чародеев развелось — из каждой щели как тараканы лезут. Так что не грех и поубавить численность поголовья... Не обижайся, Берт, я не тебя имел в виду. Ты же у нас редкая особь, черной масти! — дурачась, потрепал он хозяина по щеке. Отметил нешуточный жар простуды, прежде чем получил за это по руке.

Между тем, повозка приближалась.

— Это что, бродячий цирк?! — изумился Дакс, рассмотрев сидящую на облучке пару: мужчина тщетно пытался спрятать под шляпой огромные уши, напоминающие расплывшиеся лепешки из рскисшего теста, а лицо женщины украшал длинный отросток на месте носа, конец которого она скромно заправила в высокий воротник.

— И кто из этих двоих военный колдун? — с сомнением спросил Гилберт.

— Проклятьем от них смердит, как дерьмом от выгребной ямы, — сказал Иризар. — Но наложил его кто-то совсем недавно...

— Да что тут гадать? — спешился в нетерпении Дакс. — Сейчас спросим!

Он встал посреди дороги, и путникам поневоле пришлось придержать лошадей.

— Э, чем-то могу быть полезен? — с опаской осведомился ушастый.

А его неблагоразумная жена с вызовом прогнусавила:

— Коли собрались нас грабить, то ничего не выйдет! Мой супруг — военный колдун!

— Ну вот и разобрались, — прорычал Дакс. И сдернул горе-чародея с повозки, тряхнув за шиворот, бросил наземь.

— Умоляю, почтенные рыцари! Не погубите! У меня жена, дети!.. — рухнул на четвереньки колдун, принялся кланяться, распластывая уши по грязи.

— У них еще и дети... — едва представив несчастных уродцев, скривился Гилберт.

— Вставай! Дерись как мужчина! — в азарте воскликнул Дакс.

— Не мужик он! — закричала с облучка носатая. — Нету у него детей! И жены отныне нету!

И презрительно сплюнув, она подстегнула лошадей. Повозка, покачиваясь, прогрохотала прочь, окатив брызгами кинутого хозяина, но никто и не подумал ее остановить.

Колдун поглядел вслед, охнул — и вновь упал в грязь.

— Что это с ним? — спросил Иризар.

Дакс осторожно поддел ушастого сапогом.

— Помер! От страха, — раздосадовано вздохнул он, вкладывая в ножны клинок, вновь не отведавший крови.

— Смотри-ка, Берт, совсем целый мертвец! Сойдет тебе для занятий? — усмехнулся Иризар.

Гилберт только рукой махнул, его уже мутило от всех этих покойников.

— Заверни, — велел Иризар приятелю. — Не пропадать же добру.

***

Четверка быстроногих коней несла карету по узкому серпантину дороги, извивающейся среди скал. На карете не было ни знаков, ни гербов. Плотные занавески закрывали маленькие окошки.

Ее утомило долгое путешествие, бесчисленные кочки и канавы, от которых кидало из стороны в сторону по широкому сидению. Следовало лететь на драконе, думала она. Хотя болтаться в вышине, среди всех ветров, тоже малоприятно...

Наконец-то крутые извивы-повороты закончились, и осыпающаяся прямо под копытами лошадей дорога свернула в узкий просвет меж нагроможденных друг на друга скал. Впереди показался контур высокого горного пика, осененный ореолом солнечного марева. Хотя нет, то не гора... Из оконца кареты герцогиня увидела возвышающуюся на фоне небес крепость, словно наполовину вросшую в скалу...

— Что такое? — спросила она, недовольная внезапной остановкой. Тряхнуло так, что едва с сиденья не скинуло.

— Дальше ходу нет, госпожа! — сокрушенно откликнулся кучер.

— Как это нет?! — Герцогиня распахнула дверцу и спрыгнула на землю. Кучер указал вперед.

Кони остановились перед глубокой пропастью, перерезавшей путь. Крепость возвышалась на другой стороне расщелины, мрачная и неприступная, ощерившаяся в безмятежную гладь неба острыми крышами многочисленных башенок. Через обрыв был переброшен мост, подвешенный на массивных цепях, полотно пути набрано из длинных бревен такой ширины, что могла свободно проехать карета. Однако кони будто не желали его видеть. Как ни подгонял возница кнутом, как ни подстегивал — четверка вороных стояла словно вкопанная.

Прищурившись против солнца, герцогиня окинула взглядом внушительные зубчатые стены, испещренные червоточинками щелей-бойниц. Крепость встречала гостью недоброжелательным, настороженным молчанием...

— Пропусти-ка, — коротко кинула она кучеру, тот посторонился.

Приблизившись к двум каменным столбам, к которым крепились цепи моста, герцогиня ощутила странное волнение, легкое покалывание в кончиках пальцев. Вытянув руку, шагнула ближе — ладонь натолкнулась на стену. От невидимой преграды к пальцам заструились змейки голубоватых молний. Они больно жалили кожу и сыпали искрами. Но герцогиня сделала еще один шаг. И шипящие ленточки мгновенно свернулись в трещащий клубок — и ударили так, что незваную гостью отбросило к карете.

Кучер кинулся на помощь госпоже. Но герцогиня, стиснув зубы, остановила его движением руки. Вытащила из головного убора длинную золотую шпильку, увенчанную ярким сапфиром, и вновь подошла к мосту. Выставила тонкое жало перед собой, резко взмахнула — как будто распоров занавес, так что в воздухе на мгновение осталась косая полоса из переплетенных стрекочущих молний. На кончике шпильки собрался сверкающий, часто пульсирующий шар — и герцогиня ловко пробила им невидимую стену. Кучер зажмурился от полыхнувшей вспышки, лошади, отпрянув, замотали головами.

Она глубоко вогнала шпильку в щель между первым брусом моста и землей, еще и каблуком притоптала. Вернулась к карете, хлопнув дверцей, приказала трогать. Поклонившись, кучер занял свое место, подхлестнул лошадей.

Экипаж беспрепятственно проехал по мосту. Лошади тревожно всхрапывали, словно чувствуя под шатким настилом пропасть, но беспрекословно слушались вожжей.

Как ни странно, ни одного стражника между зубцов по верху стен или за щелями бойниц не было видно. Однако решетка, заграждающая арку въездных ворот, со скрежетом поднялась, пропуская карету во внутренний двор.

Прежде чем выйти, герцогиня настороженно выглянула, окинув взглядом пустое пространство двора, обнесенное со всех сторон камнем стен. Как склеп — ни одной живой души, никто не вышел встретить... Даже птичьих голосов не слышно.

Герцогиня спрыгнула на землю — здесь и трава не росла, ни единого деревца. Гиблое место. Но она проделала этот путь, столько дней тряслась по ужасной дороге — и неужели напрасно?.. Придержав шляпу, запрокинула голову. Башня, у подножия которой она стояла, упиралась шипастой крышей в тусклое небо. Фасад башни был выложен из камня, но дальше она и вправду срасталась с нависающей позади скалой. Как и скалу, высеченные из единой глыбы колонны, грубые карнизы и внешние лестницы покрывал ковер сизого лишайника. Маленькие узкие оконца чернели ранами в теле горы.

Сделав знак кучеру дожидаться ее возвращения, герцогиня решительно направилась к входу. Взбежав по щербатым ступеням, сама открыла тяжелую дверь и вошла внутрь.

Дневной свет сюда едва просачивался, было темно и очень холодно. Однако герцогиня Эбер уверено пересекла зал — стук каблуков гулко отозвался под мрачными сводами. Прошла по галерее, поднялась по лестнице — и оказалась в центральном зале.

Зал этот никогда не был парадным, в нем никогда не устраивались балы и торжества, никогда не звучала музыка. Он больше походил на пещеру, выщербленную в недрах горы — без резных колонн и расписных потолков, без гобеленов, без мягких скамей — голые стены, пол из черного камня, растворяющиеся в густом сумраке высокие своды. Единственное указание на то, что это всё-таки человеческое жилище — развешенные в стенных нишах светильники и огромных размеров камин. Возле самого жерла, в котором уныло дотлевали среди горы пепла два бревна длинной в человеческий рост, стояло грубое, тяжеловесное кресло.

Герцогиня приблизилась к этому трону. Высокий прямоугольник спинки загораживал сидящего там человека. Однако, человека ли?.. Герцогиня вздрогнула, вспомнив, к кому же пришла, но немедленно отогнала от себя постыдный страх. Напрягая зрение, она различила в полумраке, среди груды выцветших тканей костлявые руки: запястья обтянуты коричневой кожей — такие худые, точно мышцы на костях давно истлели. Пальцы оканчивались длинными, загнутыми черными ногтями. Голову сидящего покрывал капюшон, ниспадающие из-под него седые волосы закрывали лицо и грудь, змейками сбегали вниз на колени, и еще ниже — обвивая ножки кресла...

Существо не шевелилось. Не дышало. Казалось, оно давно умерло в своем огромном склепе.

— Госпожа Исвирт? — в сомнении позвала герцогиня.

Ответа не последовало.

Изабелла Эбер нахмурилась. Потратить столько сил и времени — и вернуться ни с чем?..

На поясе у хозяйки крепости герцогиня заметила сумочку — кошель из некогда пунцового бархата, расшитый изъеденным временем жемчугом. Большинство бусин выпало из узора, оставив после себя протертые дыры и торчащие нитки стежков. Гостья протянула руку, чтобы посмотреть, нет ли там нужного ей перстня, ибо на таких пальцах ни одно кольцо удержаться не смогло бы...

— Изабелла Эбер, зачем потревожила ты мой покой? — прошелестел скрипучий старушечий голос. Герцогиня от неожиданности отпрянула, шагнула назад.

Хозяйка башни подняла голову, сквозь седые пряди блеснули чернотой глаза.

— Прошу извинить, что нарушила ваше уединение, — опомнившись, учтиво поклонилась герцогиня. — Но смею предположить, вы будете рады моему визиту.

— С чего бы это? — грубо перебила старуха.

Герцогиня взглянула на ее тощую шейку: позвонки выпирали шипами, челюсть казалась подвешенной на пару жил.

— Я приготовила для вас подарок, от которого вы не сможете отказаться, — уверенно заявила герцогиня.

— Мне уже давно ничего не надо... — хмыкнула Исвирт. Но ввалившимися глазами так и впилась в округлый сверток, который принесла гостья.

— Уверена, вы много лет мечтали об этом, — сладко улыбнулась герцогиня.

Она бережно развернула шелковую тряпицу — и в слабых отсветах огня засверкал усыпанный алмазами обруч с четырьмя зубцами в форме трилистников, украшенных крупными, сочными изумрудами.

— Королевский венец? — не поверив своим глазам, выдохнула старуха.

Она протянула к короне затрясшиеся руки, вцепилась, сжав когтястыми пальцами, прижала к впалой груди.

— Главная реликвия королевства, — просипела она. — Ты украла ее для меня...

— Украла?! — оскорбилась герцогиня. — Она принадлежит мне по праву! Это — корона моих предков, она принадлежала моему отцу! Это Стефан украл ее у меня!

— Вместе с королевством и престолом, — скрипуче рассмеялась старуха. — Но что ты хочешь получить взамен? Одну мою благодарность?

— Ваша благодарность, конечно, великая честь, — кивнула гостья. — Но кроме нее я не отказалась бы от ваших демонов. Полагаю, они больше не нужны вам? А у меня много задумок, но моих скромных сил не достаточно для их осуществления. Демоны очень бы мне пригодились.

— Считаешь, мне недолго осталось и я скоро издохну здесь, в своей тюрьме? — вновь рассмеялась хозяйка башни. — Ну что ж, твоя правда. Демоны мне действительно больше не нужны. Забирай их себе, на здоровье. Они мне даже надоели...

Она небрежно махнула рукой. И требовательно потянулась к короне. Герцогиня помедлила, не спеша делать первый шаг в этом обмене. Старуха будто не сразу поняла, отчего та медлит. Но спохватившись, с досадливой гримасой открыла кошель. Порывшись среди наполнявшей его трухи, нашла перстень с мерцающим черным опалом — и протянула герцогине. Та сглотнула, с волнением взяла дар — не простое украшение, а печать обрученного демона. На этот камень пролилась кровь жертвы, связавшая навеки дух из иного мира, жертвенное тело и волю повелителя.

— Вот только из троих мне принадлежит лишь один! — ухмыльнулась некромантка. — Двое других — вольные твари, приказам подчиняться не желают. Просто привязались к моему, как бездомные псы, вот он и привел их за собой из странствий. Что они в нем нашли, в толк не возьму. А ведь не прогонишь, себе дороже встанет с ними связываться.

— Разберусь, — отмахнулась герцогиня. — Позвольте, я помогу?

Она забрала из тощих рук венец и с торжественным видом, точь-в-точь как на коронации, подошла к креслу. Хозяйка башни выпрямилась, замерла... Но только за короткий миг за спиной старухи герцогиня успела подменить драгоценный обруч, вынув совершенно такой же из широкого рукава дорожного плаща. И возложила на седую голову неотличимую подделку.

Старуха вскинула руку, пробежала пальцами по каменьям, кокетливо завела жидкую прядь за ухо. Черный рот расплылся в довольной ухмылке, обнажив пустые десны. Она суетливо полезла в кошель, покопавшись, вытащила маленькое мутное зеркальце.

— Как его имя? — напомнила герцогиня главное.

— Иризар. Я его отпускаю, отныне ты его хозяйка, — милостиво ответила старуха, тщетно пытаясь разглядеть в зеркальце свое отражение. — Будь с ним поласковей. Я избаловала его своей любовью.

— Позабочусь, как о родном сыне, — поклонилась гостья. — Прощайте!

Старуха махнула рукой.

Герцогиня поспешила к выходу. Но не дойдя до дверей зала, сжалась от прогремевшего вдруг крика:

— Лгунья!! Это подделка! Ты продала мне подделку?!

Старуха, сняв с головы венец, сумела разглядеть, отличить подлог — и, вскочив с трона, запустила золотым обручем в герцогиню. Сверкнув, корона упала на каменные плиты, со звоном покрутилась волчком у ног гостьи.

— Да как ты посмела?! — кричала хозяйка башни все себя от ярости. — Ты за это поплатишься!..

Она воздела руки над головой — широкие рукава упали складками на плечи, обнажив бурые кости. Над ладонями с хищно растопыренными пальцами стало собираться сиреневое сияние, стекалось из ниоткуда, наматывалось клубками.

Герцогиня застыла на месте как вкопанная. Поднялся рыльный вихрь, волосы старухи взвились в воздухе, открыв лицо — больше похожее на оскаленный череп. У герцогини леденящий озноб пробежал по спине. Она успела выхватить и выставить перед собой настоящую корону — в тот самый миг, когда с рук старухи сорвались молнии. Двойной разряд с потрясшим башню треском столкнулся с венцом — и отразившись от обруча, метнулся назад в старуху. Удар впечатал ее в трон, рассыпался искрами, разбежался яркими змейками по полу...

Хозяйка башни погибла от собственных рук.

В том, что на сей раз она мертва, у герцогини Эбер не было ни малейших сомнений. Подхватив с пола драгоценную подделку, она выбежала из зала.

— Уезжаем! Быстро! — крикнула с порога.

Кучер хлестнул плеткой, лошади, заржав, развернули карету. Сбежав вниз по ступеням, герцогиня нырнула в темноту экипажа, хлопнула дверцей — и лошади сорвались вскачь.

— Скорее! — торопила герцогиня.

Оглушительно заскрипели лебедки подъемника, перекрывающая ворота решетка начала опускаться. Герцогиня содрогнулась, услышав, как окованные железом колья вскользь задели крышу повозки...

Пронеслись через мост. Кучер охаживал лошадей, колеса дробно стучали о каменистую дорогу. Герцогиню трясло и подкидывало на сиденье.

Ей показалось, они отъехали достаточно далеко, она выглянула в окошечко, сдвинув занавеску. И волосы зашевелились на голове: всё это время они ни на локоть не сдвинулись с места! Лошади выбивались из сил, фыркая пеной, щелкал кнут, колеса крутились с бешеной скоростью — но карета стояла...

Герцогиня приоткрыла дверцу, выглянула. Крик неподдельного ужаса сорвался с губ. Дорога под ними оказалась длинным языком, покрытым бородавками и наростами, которые она приняла за камни. И язык этот, извиваясь змеей, медленно тянул их назад, к башне.

Переведя взгляд, герцогиня увидела, как и сама башня изменилась. Теперь это был высеченный в скале череп. Он скалился разинутым ртом-воротами, втягивал в себя ленту языка. В черных глазницах-провалах плясали огни...

Карету подкинуло над землей... Исполинский язык обвил экипаж и ржущих лошадей, потащил назад, в разинутую пасть... Кинул вниз... Карета с четверкой проскользнула через лишенную плоти каменную челюсть, из зияющей дыры провалились ниже, еще ниже, в пустоту бездонного ущелья...

Герцогиня, вздрогнув, резко очнулась. Вскинувшись, огляделась вокруг. Это всего лишь сон, она просто задремала... Изабелла Эбер отпустила подлокотник кресла со следами царапин на кожаной обивке, оставленных ногтями. Поднявшись, она прошла в спальню. Взглянула в зеркало, поправила выбившуюся прядь, спрятала под замысловатый головной убор из сплетения золотых цепочек и розового жемчуга. Герцогиня нахмурилась, заметив седой волосок, с досадой вытянула его из прически и выдернула.

Подойдя к роскошно вышитому гобелену на стене, отогнула край, нажала на неприметный бугорок между каменных блоков. Фальшивая панель отъехала на скрытых пружинах в сторону, открыв глубокую нишу. Герцогиня вынула оттуда небольшой ларец из темного дуба, поставила на столик. Отомкнула замочек ключом, прятавшимся среди подвесок браслета.

В ларце лежал сверток, в лоскут шелковой ткани был завернут королевский венец — золотой обруч с лепестками-трилистниками...

Изабелла Эбер скривила губы в улыбке. Сон был лишь отчасти сном...

Под первым свертком покоился другой — точно такая же корона. Которая из них настоящая — отличить не сумел бы сам король.

Полюбовавшись с минуту, герцогиня спрятала ларец обратно в тайник. После чего вызвала служанку, распорядиться на счет ужина.

— А что граф? Он у себя? — спросила она в конце.

— Да, ваше высочество! — присела в поклоне девушка. — Его светлость изволит принимать мастера — примеряют доспехи к турниру.

— Любопытно взглянуть, — улыбнулась герцогиня.

Гилберт уже изнывал под тяжестью лат, а старый оружейник с помощью мальчишки-подмастерья увлеченно навешивал на него всё новые щитки и детали, застегивал на множество хитроумных пряжек, ремешков, привязывал шнурами, затягивал узлы...

— Нужно всё хорошенько проверить, — приговаривал мастер. — Чтобы ничто не мешало вашей милости бить соперников!

Чертов турнир — какой из него рыцарь?! Даже со всеми этими доспехами он не чувствовал себя рыцарем — он уже свое тело не чувствовал под панцирем да под стеганой поддевкой! Рыцарь? — как же! — не то туго спеленатый младенец, не то обморочная барышня в тесном корсете. Гилберт привык к легкой короткой кольчуге — теперь же на его плечи лег груз в добрую половину от собственного веса. Да шлем для турнира весил втрое против привычного...

Иризар, конечно, присутствовал при примерке — возлежал, растянувшись на хозяйской постели, с интересом следя за бойким стариком. Из сумки оружейника демон выудил маленький напильник — и подправив зазубрину на своем мече, теперь с увлечением шлифовал ногти.

Наконец-то последняя деталь: мастер нахлобучил на голову графу вязаную шапочку из колючей пряжи и торжественно надел шлем. Опустил забрало и отошел на шаг — полюбоваться работой.

— Еще чуток подправить, — сказал оружейник, — и отдам дочке. Она у меня мастерица узорочье наводить!

Гилберт тихо застонал — только золоченой насечки на доспехах не хватало!

— Будешь сиять ярче фальшивой монетки, — со вкусом изрек Иризар.

Дверь распахнулась. Стуча каблуками, в покои вошла матушка.

— Мой мальчик, ты настоящий рыцарь!! — всплеснула она руками, не успев даже толком посмотреть на сына. — Прекрасное облачение, достойное будущего короля!

Польщенный старик поклонился в пояс — и мальчишке-подмастерью голову пригнул.

Герцогиня неодобрительно покосилась на демона — он даже не подумал встать при ее появлении. Напротив, на ее дежурную натянутую улыбку ответил сияющей самодовольной ухмылкой — резкий контраст к мрачному взгляду сына. Но кажется, она верно поступила, определив демона к графу, у этих двоих определенно есть нечто общее. Не к месту ей вдруг вспомнилось, как при первой их встрече объявила демону, что прежняя повелительница продала его. Вот тогда в этих удивительных глазах — единственный раз ей довелось это увидеть! — не скрываясь полыхнула растерянность и обида, почти детская беспомощность. И нечто похожее затаенной искрой мерцало сейчас в глазах ее собственного сына.

— Матушка, турнир не закончится для меня добром, — выдавил глухо Гилберт. — Я не смогу...

— Глупости! — отмахнулась герцогиня. — Что ты несешь! Ты сын герцога Эбера и должен быть достоин этого имени! Отец в твои годы уже стал маршалом и помогал королю Стефану управлять войсками, сражался на равных против твоего деда! И на турнире ты просто обязан показать себя настоящим воином — не опозориться перед памятью твоих царственных предков!

— У меня скверное предчувствие, матушка, меня убьют на этом турнире, — пересилив себя, признался граф.

— С чего ты взял? — нахмурила брови герцогиня. — Что за нелепость! Никто не посмеет проявить подлость или намеренно причинить вред будущему родственнику самого короля.

— Кроме, разве что, отвергнутых женихов принцессы, — в полголоса вставил Иризар.

— Об этом тоже можете не беспокоиться, — высокомерно дернула плечом герцогиня, бросив на демона испепеляющий взгляд. — Вряд ли какой-нибудь наглый выскочка решится пойти против меня. Или маршала. Поверь, мой мальчик, уж я об этом позабочусь. К слову сказать, — продолжала она, — вместо того, чтобы сейчас жаловаться, тебе следовало самому следить за приготовлениями. Но ты предпочитаешь где-то развлекаться!.. Не забывай также, на турнире будет присутствовать твоя невеста. Надеюсь, ты не заставишь принцессу пожалеть о своем согласии? — напомнила герцогиня, перед тем как их покинуть.

Гилберт подошел к зеркалу, чувствуя себе неуклюжей игрушкой с ярмарочных представлений — куклой, которую дергают за веревочки...

Оружейник почтительно притих, ожидая, что теперь-то юный граф оценит его старания по достоинству. Гилберт же, с тоской рассматривая отразившуюся в зеркале груду стали, молчал. Расценив молчание не в свою пользу, мастер решительно выдвинул встречные претензии:

— Где-то жмет? А что вы хотите! Это вам не кафтан для танцев! Не из шелков шьем. Да и кабы ходили ко мне примерять почаще, а не дважды только за всё время! Сразу подогнал бы по фигурке, как перчатку. К тому же портняжке господа чуть не каждый день на примерку ходят!

— Ну, обычно это портные да белошвейки к господам приходят, — протянул демон.

— Да? Им-то хорошо! Нитки-иголки с ножницами взял — и иди. А мне прикажите сюда наковальню тащить?

Мастер обиделся и отошел, зарывшись в свою объемистую сумку с инструментами.

Гилберт глубоко вздохнул, закрыл глаза — нужно постараться хоть как-нибудь сделать этот пыточный костюм пригодным для движения. Объяснять оружейнику, где именно жмет, натирает и давит, у него просто не было сил.

Внимательно наблюдающий за хозяином Иризар заметил:

— Клепка вылетела.

— Где? — обернулся в изумлении мастер.

— Вот, — любезно указал демон, вытянув руку и кончиком меча прикоснувшись к подвижной чешуйке на сгибе локтя.

— Не может такого быть, — усомнился мастер.

Хотел потрогать — но тут же отдернул руку. Металл обжигал, будто только что вынутый из горна. Гилберт перехватил руку мастера. Тот вздрогнул — пальцы графа оказались холоднее льда.

— Прошу вас, — сказал граф, — оставьте всё как есть.

Он кивнул демону. Взвесив на ладони кошель с монетами, тот кинул его мастеру. Оружейник поймал на лету и вмиг повеселел.

— Получишь еще, — пообещал Гилберт, — если запретишь своей дочке наводить золочение.

— Как вашей милости будет угодно, — поклонился привыкший к капризам заказчиков оружейник.

Чтобы немного остыть после примерки, Гилберт спустился в сад. Наплевать на непогоду — на душе у него тоже было отнюдь не солнечно.

Стемнело. Не по-весеннему холодный ветер приятно остудил лицо, мазнули по коже частые снежинки. Припозднившаяся пурга заново выбеливала едва успевшую избавиться от холодного покрывала землю, хлопья прилипали к мокрым ветвям, рисуя белый узор на фоне неба. Зима будто навсегда решила остаться в этом уединенном уголке, забившись между дворцовой стеной и башней.

Гилберт затворил за собой дверь и медленно спустился вниз по крутой лестнице, прижимавшейся в стене. В голове гудело — слишком много сил он сегодня потратил на эти чертовы латы. А ведь испытания даже и не начинались! Что ждет его впереди — сейчас не хотелось об этом и думать...

Тихий шорох заставил очнуться от мыслей. Серая тень кралась позади ряда кустарников. Гилберт остановился — и тень замерла тоже. Он двинулся дальше — тень подпрыгнула. И исчезла из вида. Гилберт оглянулся вокруг, вглядываясь в сумрачные силуэты сада, смазанные снегопадом...

— Кого-то потерял, ваша светлость? — над головой мурлыкнул вкрадчивый голос.

Гилберт вздрогнул, поднял глаза — и с облегчением рассмеялся. В развилке ветвей пристроился серым пушистым облачком кот принцессы. Свесив лапку и обмахиваясь пышным хвостом, Мэриан свысока взирал на жениха хозяйки, прищурив мерцающие глаза.

— Как ты здесь оказался? — спросил Гилберт.

— Смею заверить, кошки умеют проникать всюду, куда нам только вздумается, — сообщил преисполненный достоинства зверь. — Я к тебе с поручением. Хозяйка велела узнать, как ты поживаешь, почему к нам давно не приходил? Ей скучно.

— Передавай мои извинения, — попросил Гилберт. — Я постараюсь... Я приду завтра.

— Завтра? Хорошо. — Кот потянулся, скрутив хвост вопросительным знаком и прогнув спину, мимоходом подточил когти о сыроватую кору. — Тогда пускай завтра всё сама тебе и скажет. А то наговорила всяких глупостей-нежностей... Говорит: непременно передай в точности, слово в слово! А как же я передам, ежели половину слов не понял, половину забыл? Тут записывать надо, а лапы в чернилах пачкать не хочу.

Махнув на прощанье хвостом, кот ловко пробежал по веткам — и вскочил на стену дворцовой ограды.

— Так ты не забудь! — обернулся Мэриан, прежде чем спрыгнуть вниз. — Не вздумай ее расстроить, иначе поцарапаю!

И только ветви остались качаться.

Гилберт стряхнул с волос снежинки, застегнул ворот — подступающая ночь обещала быть холодной...

В двух шагах от лестницы он замер. По спине, от затылка к лопаткам пробежала дрожь — но не от холода. Тысячи ледяных иголок вонзились глубоко под кожу, будто сама смерть рукой провела. Сердце забилось чаще, слух обострился, ловя каждый шорох. Опасность? Но откуда? Гилберт настороженно оглянулся — кто-то наблюдал за ним...

Верхушки деревьев пригнулись под внезапным порывом ветра. В шуме ветвей почудился колючий смешок. Кто-то незримый прятался в снежной синеве, кружил по крошечному саду.

— Кто ты? Покажись! — приказал Гилберт, вглядываясь в темноту.

И шум стих. Воцарилась тишина.

Гилберта бил озноб — некто невидимый приближался, медленно, неотвратимо... Он отвел руку назад, на ладони завился клубок из змеек-молний...

В лицо вдруг ударил ледяной поток воздуха. На глаза навернулись слезы, он закашлялся — и выпустил снаряд вперед, наугад. Темнота впереди словно расступилась, пропуская сквозь себя. Клубок рассыпался о чернеющие стволы искрами, с шипением упавшими в снег.

— Кто я? Угадай!.. — без голоса выдохнул силуэт из клочков тумана и теней, на краткий миг сложившийся перед глазами Гилберта.

Граф отшатнулся, споткнувшись, упал на ступени. Невидимые пальцы, обжигающе ледяные, схватили за горло, сдавили с нечеловеческой силой. Задыхаясь, Гилберт сумел поднять придавленную призраком руку — и ожег его снопом бесцветного пламени. Этого хватило, чтобы хватка чуть ослабла. Граф вырвался из ледяных рук и, взбежав по лестнице, скрылся за дверью, задвинул засов и торопливо наложил заклятье, которое должно было помешать призраку проникнуть во дворец.

В небольшом пустом зале с низким сводчатым потолком гулко отдавались удары, посыпавшиеся на дверь снаружи. Крепкие доски сотрясались и прогибались, силы призрака были велики.

Бежать бессмысленно — несомненно, этот призрак явился сюда именно за Гилбертом. Прятаться бесполезно, если разнесут дворец, графу легче тоже не станет. Он попытался собраться, приготовился встретить дух мертвеца самым сильным заклятием, которое смогла подсказать в этот миг память. Сосредоточившись, он сотворил между дрожащими от напряжения ладонями пламя, пульсирующее в такт бешеному биению сердца...

Засов не выдержал натиска, сломался — осколки железа разлетелись по залу, чиркнув искрами по камням. Дверь с грохотом распахнулась.

Против ожидания, призрак не влетел внутрь вихрем. Притихнув, он вполз невидимкой, исподволь заполнив собой всё пространство под низкими сводами. Гилберт всматривался в темноту, пытаясь угадать, откуда последует атака. Но противник подкрался сзади — напал, выбив клуб огня из рук. Ударившись о пол, шар вспыхнул ярким светом, на мгновение заполнив нестерпимым сиянием всю комнату, ослепив самого Гилберта. Взвившись от боли, призрак выпустил графа из ледяных объятий. Воспользовавшись этим, Гилберт вслепую наложил заклятье. Беззвучный, безголосый вой перешел в раздирающий душу визг, всхлип — и выдох-стон...

Среди пляшущих всполохов, оставленных в ослепленных глазах взрывом, Гилберт различил забившийся в угол сгусток клубящейся черноты.

— Кто ты? Назови свое имя! — потребовал граф.

Не призрак лишь сжался в комок, по комнате прокатился судорожный вдох.

— Назови себя, мертвый дух! — осторожно сделал шаг вперед Гилберт. — Если хочешь освободиться, говори!

Но еще один шаг — и сгусток развернулся бестелесными щупальцами. В мгновение призрак плотным коконом обвил собою жертву. Гилберт не мог двинуть ни пальцем, адская боль пронзила от затылка до живота, он захрипел, не в силах сопротивляться.

— ...если хочешь освободиться... — свистящим эхом отозвался призрак в насмешку.

И сквозь боль Гилберт понял, что именно нужно этому духу. Пришелец из иного мира собирается просто убить его и завладеть телом. Проникая в легкие, пронзая ребра, сжимая сердце, призрак пытается вынудить его сдаться, отказаться продолжать битву — и уступить свою жизнь.

— Ты мертвец, ты — никто! — прошептал Гилберт одними губами.

Единственное оружие, которое дух мог использовать против него — страх и боль, одно превращая в другое. Вернее — ощущение боли, ведь призраку было невыгодно портить настоящими ранами желанное тело. Вот именно — эта боль была иллюзией... Гилберт собрал все крохи оставшейся силы — и изгнал из мутившегося сознания леденящий ужас смерти. Он сумел отгородиться от кипящего в жилах огня — и разлепив веки, взглянул в лицо призраку.

— Назови свое имя! — выговорил он. — Приказываю!

Клочья тьмы взметнулись под своды, сковывающие объятья распались. Гилберт рухнул на пол.

— Я вернусь... — выдохнул призрак обещанье.

Гилберт обвел глазами колышущиеся, будто вода, стены и своды. И позволил опуститься на разум пустой темноте, окутать себя нежным покрывалом обморока. Словно из другого мира донеслись до него шум быстрых шагов и голос...

Иризар опоздал — хозяин был без сознания. Демон торопливо скинул свой плащ, подложил под спину. Но юного некроманта била дрожь явно не от холода.

— Чертовы колдуны, чертовы призраки... — зло процедил сквозь зубы Иризар.

Почувствовали вторжение духа и двое других демонов. Вихрь искажений, вызванных призраком, не позволил им перенестись сюда моментально — потеряв драгоценные минуты, они не смогли защитить хозяина.

— Что стряслось? — спросил Дакс, пряча клинок в ножны.

— Похоже, голодный дух, — сказал Иризар. — Все силы из него выпил...

Дэв-хан опустился на колени, дотронулся до слабо бьющейся жилки на шее графа. Взглянув в глаза Иризара, покачал головой.

— Точно! — оживился Дакс. — Поделись с ним, Иризар! Ты же это умеешь!

— Умел! — подчеркнул Иризар. — Но не с ним...

— Давай, попробуй! — поторопил Дакс. — А то ведь неровен час мальчишка сдастся. А он ведь нам еще живой пригодится!

Иризар хмуро посмотрел на приятелей. Предложенный способ вовсе не казался ему подходящим:

— Да в нем душа еле теплится! Я просто добью его! — возразил он.

— У него и так немного шансов выжить, — пожал плечами Дакс. — Без тебя он точно не жилец.

Выбор был невелик. Иризар обязан был хотя бы попытаться...

Он приподнял графа за плечи, нагнулся над побелевшими губами. Дыхание почти не улавливалось... Иризару было непросто заставить себя сделать это. Когда-то он легко отдавал своему создателю энергию, сливаясь с трепещущей душой своим духом, насыщая уставшую сущность новыми силами. Но это было давно — и не с этим мальчишкой...

Если тело человека оживляла душа, то в теле демона жил голодный дух, призванный колдуном из иного мира. Иризар не был исключением. Где-то в глубине его по-прежнему таилась жажда — жажда, позволившая ему пересилить сомнения и невольно потянуться навстречу душе хозяина. Он осторожно нащупал грани соприкосновения — и потянул эту дрожащую искру к себе, окутал собственным сиянием энергии. На мгновения потоки объединили их сущности в одно пульсирующее целое, потоки струились и сплетались, проходя сквозь одного, пронзая другого, возвращаясь, насыщая, наполняя, неся с собой неизведанный вкус чужого естества...

Иризар отлетел к стене от удара. Не сознавая себя, он ринулся вперед, желая немедленно отомстить, убить посмевшего напасть, отобрать добычу... Но сознание прояснилось, и он понял, что сжимает горло Дакса, а Дэв-хан пытается оттащить его от приятеля.

— Ты увлекся! — просипел Дакс, потирая шею. — Ты чуть не сожрал мальчишку.

Иризар оглянулся — так и есть, он забылся. Соприкоснувшись, он не смог удержаться от соблазна. Но благодаря бдительным приятелям не зашел слишком далеко. Переданная им сила подпитала ослабевшую от нападения призрака душу: на бледном лице проявились живые краски, дыхание стало глубже и сердце теперь билось ровнее. Благодаря ему жизнь хозяина уже не висела на волоске.

Перенести Гилберта в его покои — причем так, чтобы их никто не увидел, — оказалось не так-то просто. Дакс нес хозяина на спине, точно ребенка. Иризар отдал довольно много энергии, ему и самому понадобилось плечо друга для опоры.

Но как нарочно, почти что у дверей спальни их поджидала сама герцогиня. Приметив ее через анфиладу залов, Дакс неожиданно заорал кабацкую песню дурным, как будто пьяным голосом. Иризар и Дэв-хан, поняв, в чем дело, нестройно подхватили немудреный мотив.

— Что с ним такое?! — воззрилась госпожа Эбер на сына, безвольно уронившего голову на плечо Дакса.

Но Иризар спиной заслонил приятелей и, как бы заплетающимся языком, радостно доложил:

— Госпожа ваше высочество! Всё в полнейшем порядке!

— Что вы себе позволяете? Мой сын в таком виде! Это безобразие!!

— Господин его светлость просто немного переволновался в связи с предстоящими важнейшими событиями. Пожелал развеяться, отдохнуть... И с непривычки немного утомился.

— Вы его опоили? — ужаснулась герцогиня.

— Совсем напротив! Смею заверить — если б не мы, ему досталось бы больше!

— Ужасно! Чтобы мой сын запятнал честь семьи... Надеюсь, вас никто не видел? Позор! О чем он только думал, когда позволил себе подобную выходку!.. Видеть его не желаю!

Раздосадованная непозволительным поведением наследника, госпожа Эбер поспешила удалиться.

***

Ему пригрезился рыцарь — в пылающих костром доспехах. Ярко-алое пламя играло на панцире, на полированных щитках, облизывало малиновыми языками шлем...

Открыв глаза, Гилберт увидел алого рыцаря наяву. Красновато-золотистые блики играют на стали, отсвечивают лучистыми звездами в глаза... Гилберт зажмурился, пытаясь отогнать наваждение. Взглянул снова — рыцарь остался на месте.

— Забавное зрелище, правда? — услышал он голос Иризара. — Это твоя турнирная сбруя, Берт. Оружейник приволок, пока ты спал.

Для представительности мастер напялил латы на соломенное чучело — кое-где из щелей торчали пучки ломких желтоватых стеблей.

Гилберт обвел взглядом комнату. Его спальня, косые лучи вечернего солнца играют всполохами на предметах, отчерчивают на стенах тень от решетки оконного переплета.

— Я не стал ему доплачивать, как ты пообещал, — продолжал демон. Он сидел, развалившись в кресле, по привычке закинув ноги на стопку книг. — Старик всё-таки не удержался — или за дочуркой не углядел. Вытравили золотую гирлянду, вот здесь по краю, видишь? Так что решай сам с оплатой.

Гилберт сел в постели. Перед глазами всё поплыло, голова заболела, как будто вдруг оказалась внутри звенящего колокола. И всё тело ныло ужасно.

— Я попал под карету? — спросил он.

— Ты ничего не помнишь? — удивился демон.

— Нет... — ответил Гилберт. Качать головой было мучительно.

— ...и ты проспал почти сутки, — добавил Иризар, коротко рассказав о нападении. Однако умолчал о собственном участии в возвращении хозяина к жизни.

— Я был в саду... — попытался припомнить Гилберт. — Потом... О, Небо!

— Ну, что там у тебя еще? — спросил Иризар. Но граф стушевался под внимательным взглядом, чуть покраснел. — Не мнись, Берта, выкладывай! Я демон, а не гадалка.

— Я обещал Адель придти сегодня...

— Конечно, — хмыкнул демон. — Из объятий призрака — в объятия любимой!

— Она ждет... — потер виски граф. — Иризар, умоляю! Предупреди ее...

— О чем? Что ты заболел? Чтобы она примчалась сюда со свитой фрейлин? Уволь меня от службы быть вестником в столь опасном деле! Отправь к ней голубя с запиской, пусть ему шею свернут.

Граф только еще гуще покраснел, запылали мочки ушей.

— Если птичку по дороге не подстрелят, донесет в сохранности твои извинения, — продолжал потешаться демон. Иризара забавляло, что о свидании с невестой его юный некромант думает с куда большим волнением, нежели о едва не убившем его призраке.

— Хорошо, можешь идти, — тихо проговорил Гилберт.

Хмыкнув, демон удалился, гремя сапогами будто нарочно.

Гилберт выбрался из постели, заткнул подол длинной рубашки за пояс штанов, подошел к окну. Сквозь частый переплет он видел грязноватый внутренний дворик. От чахлых деревьев, высаженных у внешней стены, по земле протянулись наискосок длинные полосы лиловых теней. Он заметил покинувшего башню Иризара. Но демон устремился не к воротам, ведущим в город, а направился к узкой арке — проходу в маленький сад. Гилберт улыбнулся, будто прочтя его мысли — оказывается, суровый демон непреклонен на словах, но и его каменное сердце можно разжалобить...

— У тебя верные слуги, — прошелестел сзади тусклый, безжизненный голос.

От неожиданности Гилберт шарахнулся в сторону, случайно столкнул с подоконника кувшин с водой — вода выплеснулась на брошеные на полу книги и записки, чернила поплыли по листам.

— Вы... как всегда неожиданны, учитель, — произнес Гилберт.

По вкрадчивому шепоту невозможно было разобрать с уверенностью, но под туманными складками капюшона ему почудилась ухмылка.

— Мой мальчик, на тебя напал дух мертвеца?

— Да, я смутно помню...

— Я ощущаю, какой сильный пришелся на тебя удар, — точно принюхиваясь, повел головой призрак. — Но ты достойно прошел это испытание. Я могу гордиться таким смелым учеником.

— Благодарю, учитель.

— Ты превзошел мои ожидания. Похоже, ты уже не нуждаешься в наставлениях. Мне больше нечему тебя учить.

— Но... — осекся в замешательстве Гилберт.

— Я передал тебе мои знания. Но решать, как и когда ими воспользоваться на деле, ты способен понять только самостоятельно.

— Но, учитель, вы оставляете меня? Как же наш договор? В списке осталось еще много имен...

— Не заботься об этом, — перебил призрак. Полупрозрачный рукав потянулся к нему, Гилберт едва сдержался, чтобы не отшатнуться, почувствовав холодное, скользящее прикосновение к щеке, шее, плечу. — Ты свой долг исполнил сполна, более чем. Остальное не имеет значения.

— Вы обещали избавить меня от того чудовища, когда я соберу для вас достаточно мертвецов! — с тревогой напомнил Гилберт.

— Разумеется, — ответил призрак. — Я сдержу слово. Прояви терпение, ведь мне тоже пришлось подождать, пока ты выполнишь свое обещание. Будь спокоен, ибо важное событие ожидает тебя впереди...

За дверью послышался шум, топот.

— Я не прощаюсь с тобой, мой мальчик. Мы еще увидимся. Я приду к тебе после...

И сложив рукава на груди, призрачный учитель мгновенно отплыл назад, втянулся в стену, исчез без следа...

Пытаясь отдышаться, Гилберт схватился за спинку кресла.

Ввалившийся без стука Дакс круглыми глазами уставился на графа:

— Что, опять призраки?!

Гилберт отрицательно помотал головой, через силу скривил губы в улыбке.

Поддразнить хозяина было одно удовольствие. Однако, покинув апартаменты графа, Иризар помедлил. Окинул взглядом прищуренных глаз заключенный в колодец стен дворик. И направился не к воротам в город, а к входу в сад. Там, в тени крепостных стен, нашли себе местечко чахлые кустики шиповника.

Присев на корточки, демон запустил руку в сплетение голых веток, пошарил позади кустиков — на голову посыпались тоненькие сосульки, комки подтаявшего снега — и извлек на свет упирающегося, машущего когтистыми лапами Мэриана.

— Следишь, лазутчик? — Демон поднял кота повыше, держа за шкирку. Оказавшись на высоте, зверь притих. Только злобно пыхтел, сверкая глазами, и бил по воздуху распушенным хвостом. — Как кстати ты мне попался!

— Отпусти! — взвыл кот, вновь забившись, силясь достать когтями до лица.

— Хорошо. Выбирай, куда тебя отпустить — в ров, в колодец или на псарню?

— Ты не посмеешь! — зашипел Мэриан. — Я придворный кот ее высочества принцессы Адель! Меня подарил ей сам король!!

— Будто я не знаю, — усмехнулся Иризар. — Раз не желаешь на псарню, будь добр сбегать к своей принцессе с посланием от моего графа.

— Нашел мальчика на посылках, — проворчал кот. — Что ей передать-то? Только покороче, у меня на изящную словесность память плохая...

Демон перехватил покорно обвисшего кота одной рукой, крепко прижал локтем к боку, чтобы не думал рыпаться. Мэриан вцепился когтями в рукав, хвостом обметая головку меча.

— Передай, что наш граф нижайше простит извинения за то, что не оправдал ожиданий и не явился в условленное время в назначенное место. Его задержали... непреодолимые преграды! Его мама не отпустила.

Сочиняя сию извинительную речь, демон склонился над колючим кустиком, свободной от кота рукой накрыл торчащую вверх веточку. Кот с интересом наблюдал, как за считанные мгновения свершилось волшебство: безжизненный прутик быстро выпрямился, налился весенними соками. Набухли почки — и сразу же лопнули, вмиг развернувшись изумрудными листьями, над которыми вознесся бутон. Бледно-зеленые, туго скрученные лепестки сперва побелели, после окрасились в нежно-розовый цвет утренней зари.

— Вообще-то хозяйка предпочитает ландыши, — заметил Мэриан.

— Обойдется розой, — ответил Иризар.

Но начавшие приоткрываться лепестки приобрели причудливую кайму с зубчиками, а в воздухе разнесся тонкий аромат весны.

Одним взмахом кинжала демон срезал чудесный цветок — и успел подхватить прежде, чем подарок упал на черные мокрые ветки, нежные лепестки не коснулись грубых колючек.

— Запомнил, что я тебе сказал? — строго спросил, отпуская кота, демон. — Передай своей принцессе!

И сунул в зубы коту стебель цветка. Мэриан от такой грубости только мяукнул.

— Поживей! — повысил голос Иризар. Замахнулся, будто собираясь дать пинка.

Дожидаться напутствия кот не стал — и подпрыгивая точно мячик, бросился прочь.

— Лети, голубь сизый! — со смехом крикнул вслед демон.

***

Гортензия сидела в своей комнатке, при свете пары сальных свечек подшивала нижние панталоны. "Я убью тебя в тот миг, когда ты меньше всего будешь готова умереть..." — беспрестанно стучали слова демона в ее голове. Строчки на ткань ложились неровные. Если ему приказали ее убить, почему он медлит? Почему в первую их встречу он ослушался приказа хозяина? Почему позволяет ей жить дальше? Хотя какая это жизнь, в постоянном ожидании смерти. Вроде бы и весна наконец-то настала, зазеленела травка, светит солнце — а как тут будешь радоваться жизни?.. Может, ему что-то от нее нужно? Но у него есть хозяин. Что она может такого, что было бы не под силу некроманту! Смешно даже сравнивать их возможности. На вид совершенно мальчишка, а ведь держит в страхе всё королевство... Все собратья по колдовству вон бегут из столицы — а ей и бежать нет смысла. Демон в любом уголке мира ее найдет, ему не трудно... Даже от Луизы и Эрики пришла сегодня весточка — одновременно два письма, и в обоих прощальные слова. Подруги тоже решили уехать — одна на юг, другая на запад... Доведется ли еще когда-нибудь свидеться?..

Вдруг по шее и вниз по позвонкам побежали колючие лапки предчувствия... Гортензия воткнула иглу и прислушалась: в доме все давно спали, тишина полнейшая. Только за окном, где-то вдалеке, устав дожидаться рассвета, робко чирикала ранняя пташка...

Из густой тени коридора в комнату шагнул демон. С вежливой ухмылкой тихонько стукнул костяшками пальцев по открытой двери. Тусклый золотистый огонь высветил лицо, заиграл на пряжке плаща, отразился в ярких глазах.

Гортензия вздрогнула и мигом спрятала штопку за спину. Еще не хватало, чтобы этот демон ее панталоны разглядел.

— Не спишь, фея? — негромко произнес Иризар.

— Да вот, тебя ждала! — ответила Гортензия. — Всё гадала, что-то ты давненько ко мне за зельями не являлся! Или не нуждаешься больше?

— Скучала без меня? — еще больше растянул губы в улыбке демон. — Неужели наши с тобой свидания растопили черствое девственное сердце? Неужели ты влюбилась?

— В тебя?! — фыркнула ведьма шепотом. — Размечтался!

Но под пристальным взглядом смутилась, отвернулась. Вытащила из-под стола ларец с ведьмовскими снадобьями, ворчливо спросила:

— Тебе как обычно?

— Ты первая призналась, что я тебе приглянулся, — понизил голос Иризар.

— Что?! Когда это было?! — поперхнулась гневом Гортензия.

— При нашей первой встрече, — притворно вздохнул демон. — Разве ты забыла? На берегу пруда... Я слышал каждое твое слово.

— Ты был статуей! — зашипела в возмущении ведьма. — И тогда ты молчал! За мраморной внешностью я не подозревала такое ядовитое нутро!

Она принялась за работу — быстрее смешает зелье, быстрее сможет от него отвязаться! Торопливо влила в воду содержимое нескольких склянок, добавила крупинки разных порошков, взболтала, нагрела флакончик над пламенем свечи — и снова взялась перебирать порошки...

Он внимательно следил за ее руками. Присел рядышком на кровать — в тесной комнатке кроме кровати и стола другой мебели не было, — и придвинувшись поближе, мягко принялся допытываться:

— Признайся, неужели тебе никогда не хотелось на самом деле влюбиться? Тебе не жаль будет расстаться с жизнью, так и не познав страсти?

— Опять угрожаешь меня убить? — хмыкнула ведьма. От его вкрадчивого голоса у нее по телу мурашки бегали. — Мало вам в столице бесчинствовать, так и бедную провинциальную ведьму никак не желаете оставить в покое.

— Мы уже месяц никого не убиваем, — ласково произнес демон. — Я чувствую на тебе заклятье воздержания... Зачем ты заклеймила себя им?

— Не убиваете? — проигнорировала Гортензия щекотливый вопрос. — Выходит, колдунам и ведьмам бояться больше нечего?

— Отчего же. Кто знает, что может случиться завтра? — загадочно улыбнулся Иризар. — Но даже если мой господин отменил охоту, это вовсе не значит, что я не могу убить кого-нибудь просто так, из прихоти. Но ты не ответила!

— У тебя же нет собственной воли и желаний? Прихотей, следовательно, тоже. Ты же демон! — со смешком напомнила Гортензия.

— Ты наложила на себя заклятье, чтобы уберечь девичью честь? — продолжал выведывать он, явно наслаждаясь ее сердитыми взглядами. — Но даже теперь, спустя годы, ты не пожелала развеять эти охраняющие чары. Неужели тебе за всю жизнь не посчастливилось встретить того, кого ты захотела бы полюбить? Кому захотела бы отдаться в порыве чувств?

— Одинокой девушке в большом городе и без того сложно выжить! — проворчала Гортензия. — Приходится крутиться, как белка в колесе. А еще при этом отбиваться от похотливых лап, лезущих под юбку, от пьяных насильников и от распущенных дворянских сынков!..

— В юные годы ты была настолько хороша? — недоверчиво изогнул бровь Иризар.

— Я была девушкой, и этого им всем было более чем достаточно! — отрезала Гортензия, пунцовая от смущения и гнева. — Да и сейчас, как погляжу, вниманием не обделена!

Иризар рассмеялся:

— Значит, ты согласишься только на принца! Хочешь, чтобы на твоей могилке порядочной девственницы чудесным образом расцвели белые фиалки?

Гортензия сунула ему приготовленный флакон — но прежде чем спрятать его в карман, демон предусмотрительно попробовал зелье на кончик языка, не отравлено ли.

— Доволен? — спросила она. — Теперь можешь мне ответить, раз уж всё равно собираешься меня убивать? Что задумал твой хозяин? Вы не просто хотите уничтожить Гильдию, избавившись от всех колдунов и ведьм, иначе не остановились бы на полпути. У твоего хозяина более изощренные планы? Что у него на уме?

— Увы, — поднялся с места Иризар, легко поклонился с издевательской улыбкой. — Хотел бы я помучить тебя специально, фея. Говорят, женщины от неудовлетворенного любопытства страдают хуже, чем от зубной боли. Да вот жаль, сам не знаю, что он задумал!

И он исчез.

Но она и не надеялась на ответ, разумеется.

Вернув ларец на место, Гортензия села, вновь взялась за шитье. Но игла непослушно прыгала в пальцах. Больно уколовшись, она опустила руки и всмотрелась в огонек свечи. Грядет нечто ужасное. Нечто более ужасное, чем все предыдущие убийства... А самое ужасное, что, похоже, она единственный человек, который может во всем этом разобраться! По крайней мере, она до сих пор жива — который уже раз мило беседует с этим чудовищем, и ничего... Возможно, она одна могла бы спасти целое королевство! Хотя представить такое Гортензии было сложно. Она улыбнулась своим невероятным мыслям, этим несбыточным фантазиям. Куда простой ведьме тягаться с некромантом и демонами?..

***

Изабелла Эбер не могла заснуть. Во-первых, сердце теснила какая-то непонятная тревога, разум был смущен сомнениями и скверными предчувствиями. Во-вторых, ужасно раздражал супруг. За три долгих года непрерывной осады приморской крепости герцогиня успела отвыкнуть от постоянно отсутствующего мужа. А теперь, вернувшись домой с победой, маршал королевства храпел, развалившись у нее в постели. Герцогиня со злостью пихнула локтем Леопольда Эбера, и герцог послушно, не просыпаясь, прекратил издавать ужасные звуки и перевалился на другой бок. Изабеллу Эбер это отчего-то привело в еще большее раздражение. В злости спихнув на пол попавшуюся под руку подушку, она вскочила с постели. Накинула поверх сорочки оборчатый пеньюар, подвязала под подбородком ленты пышного чепца и, взяв со столика подсвечник, покинула спальню.

Словно почуяв свободу, маршал шумно вздохнул и повернулся на спину, вольно раскинувшись на огромной кровати...

Герцогиня, заслоняя ладонью трепетные огоньки свечей от бушующих сквозняков, пересекла темные залы и галереи, будто шуршащее шелками белое привидение. Она направилась к отдаленным покоям своего сына. Почему-то у нее возникло странное ощущение, что ей непременно нужно увидеть его — прямо сейчас, немедленно, не откладывая до утра...

Час был поздний, слуги спали или предпочли отсиживаться в теплой кухне. Ей не встретилась ни одна живая душа.

Но у дверей зала, смежного с личными комнатами графа, дорогу неожиданно заступил молчаливый демон.

— Эй, как тебя, Дэв-хан? Пропусти немедленно! — подняла канделябр повыше, осветив свое лицо, приказала герцогиня. Она подумала, что демон просто не узнал ее в темноте, в ночном наряде.

Однако Дэв-хан не двинулся с места.

— Ты что, не слышал? — повысила голос герцогиня.

В слабо синеющем проеме высокого окна она заметила широкоплечий силуэт второго демона. А через миг на шум вышел и третий, тихо притворив за собой дверь.

— В чем дело, Дэв-хан? — спросил Иризар. Но заметив герцогиню, понял без лишних объяснений: — Ваше высочество? Зачем вы здесь?

— Это я должна спросить, в чем дело! — закипела от гнева, тряхнув оборками чепца, произнесла герцогиня. Он даже не потрудился ей поклониться! — Я желаю видеть своего сына!

— В такой час? — удивившись, уточнил наглец. — Случилось что-то настолько ужасное, что ваш разговор не потерпит до утра?

— Как вы смеете не пропускать мать к собственному сыну? — перешла на уничижительное шипение взбешенная герцогиня.

— Прошу прощения, — развел руками демон. — Не сочтите за дерзость, госпожа. Но как любящей матери я крайне не советую вам настаивать. Не всякой матери, знаете ли, хочется увидеть любимое чадо в подобном... гм... нетрезвом состоянии.

— Что, он снова?.. — герцогиню передернуло в отвращении.

— К тому же он не один, — доверительно понизил голос Иризар. — Вы наверняка знаете этих прелестниц, они довольно известны при дворе. Но я думаю, вам вряд ли стоит с ними знакомиться лично...

Вспыхнув так, что даже лоб под оборками чепца залился румянцем, герцогиня резко развернулась и под чеканный стук каблуков удалилась в темноту анфилады.

— Что поделать, госпожа! — негромко бросил ей вслед демон. — Молодая кровь жаждет удовольствий в предчувствии тяжких оков брака!..

— Ну что там? Зелье подействовало? — подойдя вплотную, шепотом спросил у приятеля Дакс.

— Да, только что уснул. Какого лешего ей понадобилось?.. — с раздражением спросил Иризар. Дэв-хан только пожал плечами.

Демон неспроста наговаривал на хозяина. Разумеется, Гилберт не развлекался со столичными прелестницами, в таком случае демоны не стали бы щадить чувств щепетильной матушки. Напротив, нападение призрака не прошло бесследно, серьезно подорвав его дух и здоровье. Днем он держался, но по ночам нередко накатывали приступы безотчетного леденящего ужаса, от которых он делался совершенно болен. Гилберт упрямо молчал и отрицал всё, утверждая, что он в полном порядке и не нуждается ни в лекарствах, ни в надоедливых няньках. Но нервный озноб и затравленный взгляд было не спрятать. Если бы герцогиня застала его в подобном состоянии, он более не смог бы скрываться и лгать... Иризар отпускал колкие шутки, что такова расплата за убийства, чернокнижие, грязное ремесло некроманта. Но как верный пес сторожил у двери.

Герцогиня передумала возвращаться в спальню, вспомнив о муже. Она резко развернулась и отправилась на дворцовую кухню, оттуда спустилась в подземелье.

Сильг крепко спала, наполняя своды теплом горячего дыхания. Герцогиня поморщилась от запаха кислого молока, вырывающегося из драконьих ноздрей. Но бесстрашно постучала по широкому носу ладонью:

— Сильг, проснись! Ты должна отнести меня в ущелье.

Разлепив опушенные густыми ресницами веки, дракониха зевнула во всю пасть. Так что едва не заглотила замигавшие огоньки слишком близко поднесенных свечей.

— Прямо сейчас? — уточнила дракониха.

— И ты мне будешь перечить? — грозно спросила герцогиня.

— Ну... — протянула Сильг. — Надо открывать люк, поднимать решетку... Слуги разошлись по углам, пока их дождемся, уже рассветет...

— Что ты мне рассказываешь! — прервала ее герцогиня. — Думаешь, я не знаю о тайном ходе? Думаешь, мне неизвестно, что ты им пользуешься по своему собственному усмотрению?

Сильг огорченно вздохнула.

— В конце концов это же мой дворец, — хмыкнула герцогиня. — Здесь от меня не может быть никаких тайн. К тому же я видела, как ты летала к замку Лорена — в тот самый день, — произнесла она с особенным выражением. — Не думаю, чтобы ты рассказала об этом демонам, хоть вы и приятели.

— Зачем вам в ущелье? — сладко зевнула дракониха. — Хотите еще раз удостовериться, что Исвирт мертва? Но вы же сами убили ее, чего же вам еще нужно?

— Ты знаешь?.. — Герцогиня была поражена, она не предполагала, что драконихе это известно. — Надеюсь, ты вполне разумна, чтобы держать это в тайне от Иризара?

— Иризар и не подозревает, как много ему неизвестно! — вздохнула Сильг, думая о своем. — В небе сейчас прохладно. Будет дуть... — добавила она, косо взглянув на оборчатый пеньюар госпожи.

— Подожди меня, — велела герцогиня, поджав губы.

Когда она поднялась по лестнице, и тени от свечей перестали причудливо отплясывать по стенам и сводам, дракониха со вздохом спрятала голову обратно под крыло.

***

Любопытство действительно было пыткой.

Гортензии едва хватило терпения дождаться, когда утихнет гомон и постоялый двор уляжется спать. Наконец-то и Фредерика, которая из-за наплыва посетителей и недостатка места ночевала теперь с ней в одной комнатке, ровно засопела в три носа.

Тихо поднявшись с постели, ведьма запалила лампу, прикрыв слабый огонек, чтобы свет не потревожил сон драконессы. Запустила руку в корзину с рукоделием, порывшись среди чулок и требующего штопки белья, вытащила завернутый в лоскут обрубок косицы. Сунула книгу с заклинаниями подмышку и, захватив лампу, тихонько покинула комнатку.

Стараясь ступать как можно тише, чтобы предательски не заскрипели половицы и ступени лестницы под ногой, ведьма пробралась на кухню.

В воздухе еще витали аппетитные ароматы, очаг не успел остыть. Расчистив местечко на столе, Гортензия поставила перед собой глубокое блюдо с чистой водой, раскрыла книгу на одной из многочисленных закладок. Из баночек с приправами, из развешенных сушиться под потолком пучков позаимствовала немного пряных трав. Выдернула из косицы прядку, шепча заклинание, перевязала шерстяной красной ниткой вместе с сушеными стебельками и листьями, поднесла к огоньку лампы.

— Где сейчас находится тот, кому принадлежит власть над демоном Иризаром? — задала огню вопрос ведьма.

И бросила пылающий сверток в воду. Зашипев, над блюдом поднялся пар — и сразу же рассеялся, открыв руны, сложившиеся на дне из пепла и остатков трав и волос.

— Проклятое ущелье Верлис? — прошептала Гортензия.

Провела рукой над блюдом, шепнула еще заклинание: горелый мусор в воде пришел в движение, завертелся в круговороте, точно в блюде быстро помешали ложкой. Блестящее металлическое дно помутнело, но через миг стало зеркальным. И в нем отразился пейзаж — горные вершины, неприступные скалы. Прилепившаяся к скалистому пику высокая мрачная башня, обнесенная многоярусным поясом зубчатых стен, отделенная от мира глубоким ущельем...

— Так близко? — изумилась Гортензия.

Горная гряда, за которой располагалось это легендарное ущелье, была видна из окна ее комнатки! Пожалуй, при желании туда можно наведаться — на метле лететь несколько часов...

О чем она думает! Неужели она действительно воображает, будто сможет в одиночку справиться с некромантом и его демонами?! Избавит королевство от напасти — и заслужит почетный титул придворной ведьмы? Что за нелепые мечты!.. Гортензия азартно принялась обрывать из пучков сухие листики — и бросала всё в огонь, торопливо шепча заговоры.

Определенно в башне не было ни единой живой души. Никого. А Гортензия была совершенно уверена, что молодой хозяин Иризара — вполне живой, точно не призрак. Она видела его, она даже готовит для него зелья! Не было никаких сомнений — в башне ее не будут поджидать ни некромант, ни демоны.

Но отчего же заклятье показало башню, а не какое-то другое укрытие некроманта, где он находится сейчас? Странно... Гортензия принялась медленно прощупывать пространство внутри и вокруг башни. Было немного страшно — и очень волнительно. Ее могли засечь, но любопытство пересиливало страх.

Раньше башню окутывали охранительные чары — направленные не столько на внешние попытки проникновения, сколько на удержание чего-то, что находилось внутри стен. Но теперь от этих чар остались лишь обрывки, не позволяющие ветхим стенам осыпаться...

Кажется, там не осталось ничего ценного... Но что-то там должно быть — что отозвалось на вопрос Гортензии, что достаточно сильно притянуло ее заклинание поиска? Возможно, это что-то может оказаться чрезвычайно важным для некроманта... или для Иризара? Во всяком случае, это определенно шанс. И этот шанс грешно упускать — ведь в руках Гортензии судьба королевства!

Неужели она действительно собралась спасать королевство?! Ребячество! Самонадеянная глупость!.. Но в конце концов Иризар всё равно может убить ее в любой момент — так почему бы не рискнуть жизнью ради поистине героического поступка?..

— Тетя Тень! — дверь с грохотом распахнулась, в кухню ворвалась возбужденная Фредерика. — Там дракон! Я видела дракона!! Он летел к горам! Тетя Тень! Скорее! Мы можем его еще догнать!..

— Что вы тут кричите?

Лиза-Энн сошла вниз за глотком воды, но сонливость мигом исчезла, приступ зевоты не смог перебороть приступа любопытства.

Фредерика кинулась к девушке, бессвязно, перебивая саму себя, принялась рассказывать о примерещившемся драконе. Они отвлеклись — и Гортензия успела незаметно прибрать свой колдовской беспорядок, спрятала косицу за пазуху.

— Вообще-то я тоже видел дракона, — заявил Мериан. И неуверенно покосился на ведьму, запоздало поняв, что ему не следовало поддерживать Фредерику в ее чересчур нервном восторге.

Им втроем пришлось приложить немало усилий, чтобы отговорить драконессу от идеи немедленно отправиться в горы искать увиденного в небе дракона. Фредерика едва согласилась дождаться утра — и Гортензия стало ясно, что одной полететь в ущелье на метле ей не суждено.

Утром Гортензию растолкала нетерпеливая драконесса:

— Идем скорее! Ты обещала!

Гортензия принялась заново объяснять Фредерике, что до ущелья добираться долго и тяжко. Что из-за начала посевных работ они не смогут себе купить лошадей в деревне, идти придется пешком, да еще нести на себе разные нужные вещи и запас еды — и так далее в том же русле. Но каково же было ее удивление, когда драконесса вытолкала ее во двор и с гордостью показала тележку, нагруженную всяческой всячиной, которую та посчитала просто необходимой в дороге. Более того, драконесса сама впряглась вместо ослика — и легко провезла круг по двору! Ведьма с сомнением смотрела на воспитанницу. Хотя... Удивительно, но она и не заметила, как выросла драконесса за зиму! Ростом Фредерика стала чуть меньше Мериана, а телом — не считая хвост! — размером сравнялась с ослом. И упрямство, к слову сказать, такое же.

— Ну что ж, раз вы сами захотели, — разрешила ведьма, понимая, что эта игра драконессе очень скоро наскучит и сестрички запросятся обратно к Лизе-Энн, не осилив и половины пути. Вот тогда она отправит их с Мерианом назад — а сама воспользуется заветной мазью для полетов, благо в лесах наверняка найдется подходящая коряга, которая заменит ей метлу...

К слову сказать, Мериана перспектива пешего похода в горы вовсе не вдохновляла. Но его мнение никого не интересовало. И парень, горестно вздыхая, принялся помогать со сборами — ибо Фредерика подошла к выбору багажа весьма своеобразно:

— Нет, только не мое лоскутное одеяло! — противилась драконесса. — Ты не выкинешь его! И не твои книги, тетя Тень!.. И не трогай сладости!!..

Если при прощании Лиза-Энн не смогла сдержать слезу — очень уж она привязалась к драконессе, — то Фредерика, окрыленная мечтой встретить настоящего дракона, сияла ярче солнышка. Радостно повизгивая, с огромным удовольствием нацепила сбрую и легко покатила тележку по грязной, размытой весенней слякотью колее.

— Вот вырастем и научимся летать! — мечтала Рики, задрав нос и разглядывая легкие облачка в синем небе (всё равно под ноги Эд и Фред смотрели.) — Научимся летать — и путешествовать будет гораздо приятней. Посадим тебя, тетя Тень, с Мерианом на плечи — и вперед! Выше облаков! А Эвигейт рядом полетит.

Ворона, по своему обыкновению дремавшая на плече хозяйки, приоткрыла один глаз, взглянула на драконессу, кашлянула негромко, и снова зажмурилась.

Гортензия шагала рядом с тележкой, раскрыв над головой любимый зонт. Узорчатый кружевной купол отбрасывал на лицо мозаику теней и солнечных зайчиков. По другую сторону экипажа шел унылый Мериан. Он-то не считал этот поход приятной прогулкой, справедливо ожидая сомнительные удовольствия странствий вроде грязи на одежде, песка в башмаках, натертых ног, плохо приготовленной пищи на костре и прочих радостей.

Часто их опережали всевозможные возы и телеги — народ продолжал покидать королевство. Приходилось тесниться к обочине. Сидевший в повозках люд без стеснения таращился на странного трехголового коня, временами выкрикивали грубые шуточки и в адрес самой Гортензии и ее зонта. На душе у ведьмы сделалось скверно и тревожно. Да еще Фредерика затянула хором унылую балладу о несчастной любви, привлекая к себе еще больше внимания.

— Цветё-ёт ви-иишня!

— Оо-ой!

— Цветё-ёт ви-иишня! А я зелё-ооная сижу-у!..

— А я вся гру-уустная сижу-у!..

— Да не грустная и зеленая, а печальная!

— "Вся печальная" не поется!

— Да не "вся"!

— А как, местами что ли?

— Давай сначала!

Цветет вишня! Ой! Цветет вишня! А я печальная сижу! Так уж вышло, Эх, так уж вышло — Мой милёнок мне сказал: мол, ухожу! На кого же? Ой, да на кого же? На кого меня ты хочешь променять?! У ней ж ни рожи! Нет ни кожи! Как такую будешь в губы целовать?! Удавлюся! Утоплюся! Будешь ты меня, мой милый, вспоминать! Застрелюся! Отравлюся! Коли, милый, не придешь ко мне опять...

— Пожалуй, нам лучше свернуть здесь, — прервав пение, указала на ответвляющуюся от дороги тропинку Гортензия. — Фредерика, вы сможете тут проехать?

— Да запросто! — заявила Рики.

И драконесса потащила свою колесницу прямо по ломающимся кустам.

— Не зря мы им всё варенье скормили! — глядя на драконессу с уважением, сказал Мериан. Гортензия, хмыкнув, двинулась следом.

Всё же предпочтительнее держаться подальше от многолюдного тракта, мало ли что за народ может им встретится...

***

Дорога до ущелья оказалась неблизкая. То, что в полете на метле отняло бы несколько часов — в пешем путешествии растянулось на три дня. Им пришлось дважды заночевать в лесу — под открытым небом, на жесткой влажной земле, укрываясь лишь парой одеял — но настроению драконессы это ничуть не повредило. В отличие от Гортензии и Мериана, силы которых уже были на исходе.

Гортензия всё еще надеялась отговорить Фредерику от посещения башни некроманта. На привалах, когда Мериан тихо ругался над котелком или мыл в ручье плошки, а драконесса практиковалась в разжигании костров собственным дыханием, ведьма рассказывала своим подопечным ужасные истории о легендарном некроманте. Причем ярких красок она не жалела!

Но все ее старания оказались тщетны. Мериан бледнел и трясся от страха — а у Фредерики глаза разгорались пуще прежнего от желания поскорее заявиться в таинственное логово чародея и обследовать там все темные закоулки!

Впрочем, особо привирать в своих ужасных рассказах ведьме не приходилось. История легендарного некроманта была поистине кровавой и страшной.

Исвирт — так прозвали проклятого колдуна, которого никто из живых никогда не видел. Но который два века назад, в смутную эпоху кровавых междоусобиц между графствами, попытался в одиночку захватить королевство. Он поднимал из земли мертвецов, коих в военные времена было огромное множество, и направлял своих ужасных слуг на деревни и города, изгоняя в панике жителей из собственных домов. Этот чернокнижник был умен и хитер. Стремясь заполучить королевский венец, по поверью обладающий неистощимой волшебной силой, он никогда не шел в бой с открытым забралом, предпочитая действовать чужими руками, высылая сражаться за себя всевозможную нечисть и созданных им демонов. Лишь объединив силы и организовав Гильдию, колдуны королевства сумели противостоять его атакам. В конце концов, ценой невероятных усилий и потерь, они загнали некроманта в горы, в мрачное ущелье Верлис.

Однако уничтожить повелителя смерти было нельзя — никто толком не знал, какими знаниями он сумел овладеть, заглянув по ту сторону жизни. Убив его смертное тело, они выпустили бы его дух на волю — попросту позволили бы ему ускользнуть прямо у них из рук. Смерть не была помехой для этого колдуна, наоборот — это была его родная стихия, дающая ему неисчерпаемые силы. Поэтому Гильдия поступила иначе: они заточили некроманта дважды — наложили заклятье не только на ущелье, где он захватил для своего логова крепостную башню на вершине скалы. Но и заковали чарами его тело, не позволяя умереть естественным образом. Даже спустя столетия, в сгнившем и иссохшемся теле билась в заключении его проклятая душа — и не могла вырваться из оков изношенной плоти и найти успокоение...

Так гласила легенда.

Ведьма не понимала, как колдунам Гильдии удалось наложить чары подобной силы, не видя некроманта и не зная его истинного имени. Тем более она даже не пыталась гадать, отчего башня теперь пустовала. Кроме древних легенд, записанных в хрониках Гильдии, о некроманте не было известно ничего. Желающих посмотреть на башню вблизи не находилось, а жители ближайших селений и раньше предпочитали обходить гиблое ущелье стороной, а уж после того как там заточили колдуна, и вовсе забыли туда дорогу...

Кстати сказать, Гортензии и ее спутникам пришлось изрядно проплутать по лесам и кручам, прежде чем им удалось найти верный путь.

Крепость Верлис оказалась грандиозным сооружением. Она была построена на высокой скале и вонзалась в яркое весеннее небо, точно каменный клык.

— Ничего себе домик! — разинула рты драконесса.

Гортензия тоже подивилась бы открывшемуся виду — если б не пришлось проделать столь утомительный подъем, да еще почти бегом — чтобы поспеть за нетерпеливой драконессой, скакавшей вприпрыжку. Потому любоваться на башню у нее попросту не осталось сил. А все эти противоосадные сооружения и пояса крепостных стен, которые еще предстояло преодолеть, вызывали в ней глухое раздражение.

Чтобы перевести дух после многочасового марша, ведьма решила сделать привал. Да и перекусить не мешало, ибо солнце стояло уже высоко. Они расположились в тени деревьев, лепившихся к крутому склону на узкой скальной терраске — обедали и любовались видом, будто на пикнике, а почти у самых ног обрывалась глубокая расщелина, разрубавшая вершину горы на два неравных пика. Их и возвышающуюся удручающей громадой крепость разделяла пропасть.

Два края расщелины соединял подвесной мост. Достаточно широкий, чтобы проехала повозка — но Гортензия и представить не могла, кто осмелился бы на подобный риск. Пусть над страшной высотой мост удерживали не веревки, а внушительные железные цепи, и полотно из толстых бревен сковывали между собой стальные обручи, однако предчувствие твердило ведьме, что стоит сделать шаг — и всё это сооружение полетит прямиком в преисподнюю.

На этой стороне расщелины мост крепился к двум массивным каменным столбам, а другим концом упирался в просвет между двумя высокими башенками, чуть ли не висящими над обрывом. За башенками моста, как отсюда разглядела Гортензия, шел коридор, ведущий к воротам крепости. Ворота были устроены между следующей парой башен, соединенных по верху аркой крытого перехода. И над этими башнями возвышалась пара угловых башен крепостной стены. А позади тех — вдвое большая! — башня, чье основание было вырублено прямо в монолите скалы. Но и эту твердыню с четырех сторон венчали башенки-контрфорсы.

Всё это безусловно должно было навести страх на врагов, кабы оные осмелились приблизиться с безрассудным желанием устроить осаду цитадели. Однако от Гортензии не ускользнуло и то, что у всех этих грозных на первый взгляд сооружений провалились островерхие конусные крыши и прогнили деревянные кровли над галереями по верху крепостных стен. Ворота были не заперты и даже решетки не опущены.

— Дымом не пахнет, — втянув носом ветерок, сказал Мериан. — Значит, никто не топит печей, не готовит...

— И не греется у огня, — добавила ведьма. — Хотя сидеть в недрах скалы, надо думать, холодновато.

— Выходит, раз огня нет, то драконов там тоже нет, — огорчилась Фредерика.

— Вот и отлично! — сказала ведьма. — Вы можете поворачивать обратно. А я быстренько туда схожу, погляжу — и вас догоню!

— Вот уж нет! — хором откликнулись четыре голоса.

Гортензия только вздохнула. Спорить было бесполезно.

Но хоть крепость и казалась покинутой, осторожность никогда не помешает. Еще четверть часа ведьма потратила на уговоры — убеждала Эвигейт выполнить обычную для помощника ведьмы работу. Положив ладонь на голову нахохлившейся птицы, произнеся особое заклинание, Гортензия получила возможность видеть глазами вороны. Неохотно поднявшись на крыло, Эвигейт перелетела через пропасть, покружила над стенами, над внутренним двором крепости. Заглянула в узкие окна-бойницы.

— И впрямь никого нет! — констатировала Гортензия, отняв от глаз ладони. — Ни единой живой души, мертвая земля... Не прикасайся!!

От этого крика драконесса, крутившаяся вокруг столбов, чуть не подпрыгнула на месте. Пока Гортензия при помощи вороны обследовала цитадель изнутри, любопытная Фредерика при помощи походного ножа изучала щель между крайних бревен моста и каменистой землей. Ее очень заинтересовала заманчиво мерцающая искорка — маленький ограненный камушек, кем-то забытый среди пыли и песка.

— Да мы только посмотреть, — пробормотала Фред, отступив.

Гортензия опустилась на корточки, осторожно смела с камушка пыль пучком травы. Нагнулась еще ниже, присмотрелась, принюхалась...

— Это шпилька из женской шляпки, — определила ведьма.

— Да? Какая прелесть! — обрадовалась Рики. — Можно я ее возьму себе?

— Почему это тебе? — мигом обиделись Фред и Эд.

— Если вы ее хоть пальцем тронете!.. — возвысила голос Гортензия. — Эта шпилька с заговоренным камнем, который держит открытым проход в крепость. На нее даже наступать нельзя — иначе мост обрушится!

— Да ну? — распахнула все глаза драконесса. — Интересно было бы посмотреть!

И никого не дожидаясь, Фредерика, — осторожными шажками почтительно обойдя шпильку, — бегом кинулась на мост.

— Это значит, мост держит колдовство? — крикнула она весело, добежав до середины моста. — Выходит, пока заклятье действует, мост не рухнет? На нем и попрыгать можно?! Ой, да он раскачивается! Вот здорово!!

Мериан опасливо вжал голову в плечи. Но на радостные визги драконессы крепость по-прежнему отвечала гробовым молчанием.

— Подождите, неугомонные! Не убегайте далеко!

— А вы догоняйте!

Мост дрожал и трясся, трещало под ногами истлевшее от времени и погоды дерево, щепки сыпались вниз, крошилась рыжей крошкой ржавчина с натужно скрежещущих цепей. Но шпилька скрепляла чарами древнее сооружение, не позволяя обрушиться в пропасть...

Гортензия хотела бы вздохнуть с облегчением, ступив на твердую землю. Но разве это возможно, когда по спине бегают колючие мурашки — от вида грозно возвышающихся стен, изрезанных черными щелями бойниц.

Драконессе же всё было в радость:

— Затаились. Выжидают. Заряжают арбалеты, натягивают луки. Ждут, когда мы повернемся спиной, — шептались Рики, Фред и Эд между собой, но так что у ведьмы и Мериана волосы невольно вставали дыбом.

— Вот сейчас Мериан наступит на скрытый в земле рычаг... — зловеще зашептала Рики, едва вошли под арку ворот. — ...И сработает потайной механизм. Из стен выскочат копья и пронзят нас насквозь. А сверху на головы выльют кипящую смолу. И подожгут...

Ведьма остановилась в нерешительности перед наполовину опущенной решеткой. Можно было бы пригнуться и пройти под окованными железом кольями. Но кто мог ручаться, что подъемные механизмы не развалятся в любую минуту — и решетка не размозжит головы любопытным посетителям?..

И снова ведьма не успела остановить воспитанницу! Пока она размышляла, Фредерика примерилась проскользнуть под хищно ощеренными кольями — но неосторожно задела крылом решетку. От малейшего прикосновения сработал спусковой механизм, лязгнули цепи — и решетка упала вниз, колья плотно вошли в выдолбленные в земле ямы-пазы.

— А-а-а! Мамочки! — заорала драконесса.

И было от чего заорать: Фредерика успела проскочить в ворота, а вот хвост ее остался под решеткой.

Гортензия страшно побледнела. Не доставало к их неприятностям членовредительства...

Но захлопнув рты, драконесса неуверенно дернула хвостом — и тот свободно скользнул из-под поперечного бруса.

— Ну, я пойду? — засияла клыками драконесса. — Я вы тут пока подождете. А я вам всё-всё расскажу!

— Шустрая какая, — хмыкнула ведьма, протиснувшись между кольями, благо худощавая фигура это позволяла.

Мериан тоже оказался достаточно тощим — или же ему очень не захотелось остаться в одиночестве.

Против опасений Гортензии, в огромных пустых залах непрошенных гостей не ждали потайные ловушки. Или же им просто повезло на них не наткнуться.

Крепость Верлис была мертва. В залах и запутанных переходах царил мрак, прорезаемый узкими лучами скупого света, льющегося из щелеподобных окон высоко под сводами. Могильный холод разливался в затхлом воздухе.

В залах не было ничего — ни единой вещи, только голые камни, одинаково серые под ногами и над головой. Гортензия надеялась найти здесь хотя бы что-то, что можно было бы использовать против Иризара и его некроманта. Но надежды ее не оправдались.

Фредерика тоже была огорчена — она-то ожидала увидеть в логове страшного колдуна залежи сокровищ. Или хотя бы встретить дракона... Не желая смириться с подобным разочарованием, она была готова обежать всю цитадель, лишь бы найти хоть что-нибудь интересное.

Но сколько бы залов они не обошли, в какие бы двери не заглядывали — везде их ждало одно и то же, безжизненное запустение...

Только одна галерея отличалась от прочих помещений. Она спиралью опоясывала южную угловую башню, делая ее отдаленно похожей на фонарь. Просторная и светлая, с вереницей колон, с округлыми арками широких окон. На внутренней стене рисунок аркады повторялся высокими нишами. Каждую из ниш заполняла живописная фреска, выполненная рукой искусного мастера. На первой, ближайшей к входу, была изображена молодая женщина в королевской богатой одежде, с младенцем на руках. Юная, совсем еще девушка, ее можно было бы назвать красивой, если б не темные тени под огромными печальными глазами, жесткая складка у губ и усталый, изможденный вид. Младенец, мальчик, напротив был радостен — пухлые щечки, довольная улыбка, толстые ручки с крохотными пальчиками, выбившиеся из разметенных пеленок.

— Как мило! — хором воскликнула драконесса.

Гортензия кивнула. Неожиданная находка в подобном месте...

Следующие ниши содержали изображения без сомнения той же самой женщины. И с тем же ребенком — но от фрески к фреске мальчик менялся, рос — уже не сидел у нее на руках, а стоял рядом, держась за подол. Наряд женщины каждый раз был другим: сначала королевская роскошь, потом богатая отделка и золотое шитье становились всё менее пышными, понемногу уступали простым тканям, а затем платья вовсе сделались похожими на крестьянские. Однако лицо ее, становясь старше, светлело. В глазах уже светилась не грусть, но спокойная уверенность.

Гортензия сбилась со счета, насчитав четыре дюжины ниш — но они не прошли и четверти бесконечно длинной галереи.

Достигнув зрелости, женщина на фресках как будто перестала стареть, на изображениях изменялись лишь позы и одежда. Мальчик же постепенно превращался в юношу — высокий, с длинными черными, мягко вьющимися волосами. Становясь старше, он смотрел с картин на зрителей выразительными серьезными глазами. И хоть на губах по-прежнему играла мальчишеская улыбка, взгляд не был детским...

Гортензия подошла поближе, привстала на цыпочках. Неужели не показалось? Она вернулась к предыдущей росписи, всмотрелась внимательней, отбежала к следующей... Так и есть! Цвет глаз юноши постоянно менялся — то ярко-голубой, то зеленый, золотисто-охристый, светло-карий, серо-стальной — и любые оттенки радуги...

Гортензия поспешила вперед, пропустив три десятка ниш. Оступилась на ступенях, разделяющих галерею на уровни, упала, ударившись коленом. Но не обратила внимания на подбежавших Мериана и Фредерику, подняла голову — и замерла... Она увидела перед собой знакомые глаза с насмешливым прищуром, свитые в косы черные волосы, широкие плечи, могучую грудь воина, затянутую в мерцающую чешую брони... Иризар. Демон стоял в полный рост, возвышаясь над креслом, где сидела всё та же женщина — но уже старуха. Морщины изрезали ее лицо, руки покрывали сплетения вен. Она неизбежно старела — а он оставался молод...

Торопливо поднявшись, Гортензия добежала до конца галереи — это были последние арки, дальше только распахнутые двери, ведущие из угловой башни в залы главной.

Предпоследняя в череде ниша была завешана побуревшей от солнца тканью. Гортензия без колебаний сдернула покрывало. Под ним оказался незаконченный портрет. Тщательно выписанное лицо демона, хмуро сдвинутые брови, сжатые точно от боли губы. Выписана его фигура и спинка высокого кресла, одежда женщины — многочисленные складки почти монашеской, жемчужно-серой рясы. Но на месте лица и рук женщины — белые пятна...

Последняя, крайняя ниша оказалась пуста.

— Тетя Тень, ты его знаешь? — спросила догадливая Рики.

— Я точно где-то видел этого парня... — почесал затылок Мериан, с напряжением всматриваясь в изображение. — Я помню, что встречал его, этого подлого гада. Но забыл, где...

Гортензия кивнула. Но не стала напоминать, что они столкнулись на кухне в ночь, когда сгорел их дом. Мериан всё равно ничего не вспомнит, он тогда был слишком взбудоражен, чтобы кого-то заметить...

— Пойдемте, пора уходить отсюда, — произнесла Гортензия. Она увидела достаточно.

Но в большом зале ожидало еще одно потрясение.

Перед огромным зевом давно погасшего камина стояло единственное, похоже, на всю крепость кресло — точно сошедшее с росписей галереи. Высокая спинка загораживала сидящего в нем...

Сделав остальным знак не подходить, Гортензия осторожно приблизилась к креслу. Сердце часто и тревожно билось... Неужели это и есть легендарный некромант?..

В кресле сидел мертвец — высохший и почерневший. От тела остались лишь кости, обтянутые обугленным пергаментом кожи, разлезшейся на клочки. Остатки истрепленной в тлен одежды опалены огнем. Седые длинные волосы паутиной ниспадали с облезшего черепа.

— Это была та самая дама с картин! — выдохнула Рики. Драконесса разумеется не могла усмирить свое любопытство, подобралась по пятам за ведьмой.

От ее слов, от легкого дуновения воздуха чуть шевельнулась седая прядь. И тотчас мертвец обратился в прах — мелкой пылью осыпались иссохшиеся останки. Пыль с шорохом осела на кресле, струйками потекла с сидения на пол.

— Ой, я нечаянно! — прошептала драконесса, брезгливо отступая назад.

Они поспешно покинули Верлис, в молчании. Никому не хотелось задерживаться здесь хоть на лишнюю минуту, и без того мрачная угрюмость этих стен стала казаться невыносимой.

Но несмотря на увиденное, Фредерика не забыла и о приглянувшейся вещице. На конце моста, пропустив вперед себя ведьму и Мериана, драконесса быстро нагнулась и выдернула из-под крайних бревен драгоценную шпильку.

В то же мгновение раздался оглушительный треск. Фредерика отпрыгнула назад, пугливо спряталась за спинами Мериана и ведьмы. Те обернулись и застыли, завороженные впечатляющим зрелищем: каменные столбы моста и две башенки-опоры заваливались в расщелину пропасти, сползая по отвесным скалам. Цепи порвались на обрывки, звенья лопнули с режущим слух звоном. Бревна настила распались веером, на секунду провиснув над пропастью — сорвались вниз. Следом обрушились башенки и столбы. Земля под ногами вздрогнула от донесшихся со дна ущелья ударов. Крепостные стены сложились, завалив проход к воротам. Надвратные башни повалились одна на другую, столкнувшись, рассыпались на каменные блоки...

Гортензия не без сожаления смотрела, как южная угловая башня крепости оседает вниз, загромождая осколками внутренний двор. Галерея фресок, как и ее владелица, отныне была погребена безвозвратно. Больше никто не сможет проникнуть в крепость и нарушить покой усопшей.

Лишь главная, могучая башня, опираясь на скалу, пусть и пострадала, но всё же осталась стоять, неприступная как никогда ранее.

***

С приходом весны и тепла пробудилась не только природа. Казалось, под лучами яркого солнца очнулось от зимнего оцепенения всё королевство, жизнь потекла быстрее, как соки в расцветающих деревьях.

Как и предрекала герцогиня, с окончанием зимы наконец-то завершилась и долгая осада — и маршал Эбер в сопровождении знатных рыцарей вернулся в столицу гордым победителем. Прибытие остального войска с обозами и военными трофеями, двигавшегося куда медленнее всадников, ожидалось еще не скоро. Военачальник не оставил бы своих солдат, если б не дело исключительной важности — он спешил успеть к весеннему королевскому турниру, на котором должно состояться посвящение в рыцари его единственного сына.

Горожане встречали маршала с ликованием, устроив на площадях праздничные гуляния в честь победоносного возвращения. (Толпы на улицах были на удивление многолюдны — что было даже неожиданно, учитывая, сколько горожан покинули родные дома из-за бесчинств некроманта.)

В отличие от народа, герцогиня приветствовала супруга весьма сдержанно, если не сказать холодно. Но Леопольд Эбер давно привык к подобному обращению. Расцеловав поморщившуюся жену, обняв почтительно молчаливого сына, маршал лишь принял ванну, переночевал в супружеской постели — а на следующее утро отбыл с докладом к королю. Визит затянулся на сутки, ибо его величество и герцог были старинными приятелями, а в прошлом — боевыми соратниками, плечом к плечу сражались и завоевывали новые земли, объединяя под один стяг разрозненные княжества, графства, поместья...

Отсутствие мужа герцогиню вполне устраивало. Она уже который день прибывала в большей чем обычно раздражительности — из-за досадного опоздания особого гостя. Гость этот был настолько для нее важен, что, когда слуга наконец-то доложил о прибытии экипажа, она немедленно покинула постель и спустилась встречать его лично, хоть время было позднее, далеко за полночь.

Гость оказался немолодым грузным мужчиной в строгом монашеском одеянии. Его одутловатое лицо и небольшие, глубоко посаженные глаза под белесыми бровями хранили выражение смирения и сдержанности. Полные же губы широкого рта то растягивались в добрейшей, сердечной улыбке, но чаще складывались в гримасу брезгливой презрительности.

Его свита состояла лишь из четверых слуг, тоже монахов. Один из них ни на шаг не отходил от господина, с придирчивым вниманием разглядывая всё вокруг, едва ли не обнюхивая. Этот проныра крайне не понравился герцогине.

Но впрочем, какое ей дело до прислужника — она с распростертыми объятиями приветствовала долгожданного гостя. Казалось, она не находит слов, чтобы выразить свою признательность за ту честь, что такой почитаемый отец церкви оказал ей, внял ее письму с нижайшей просьбой и освятил наконец своим присутствием ее скромное жилище.

Гость же, которого герцогиня именовала аббатом Хорником, в ответ со смешком заметил, что не заслуживает всех этих восхвалений и слов благодарности. Ибо проделал столь долгий путь не из пустого желания ей угодить, но преследуя собственные интересы.

Не нужно было повторять дважды. Герцогине ясно дали понять, что лесть и славословие мало что дадут. Поэтому она с облегчением сбросила маску смиренной женщины и радушной хозяйки, и пожелав приятного отдыха, велела препроводить гостей в приготовленные комнаты для отдыха.

— Мы служители духа и не нуждаемся в роскошествах и особых удобствах, — ответил аббат жестко. Герцогиня остановилась в удивлении. — Я не намерен у вас гостить дольше, чем будет то необходимо. Завтра же я отбуду в монастырь наших братьев по вере. И потому, если вы не возражаете, я не хотел бы откладывать нашу беседу.

— Буду только рада, — легко поклонилась герцогиня.

Короткое время спустя они встретились в трапезной зале. Аббат привел себя в порядок после дороги, облачился в богатую мантию, сплошь расшитую сложным золотым шитьем. Его помощник, этот мерзкий монах с бегающими глазками, будто тень прилепившийся к своему господину, похоже, не счел нужным даже умыться.

Стол был накрыт на двоих. Но монах без стеснения уселся по правую руку от хозяина, с вожделением разглядывая роскошные кушанья. Пришлось заспанной служанке поставить прибор и для него. (Обычно аббат не позволял ему подобных вольностей, и привыкший пресмыкаться прислужник довольствовался объедками, не смея и помыслить о большем. Однако на сей раз Хорник, любуясь выражением на лице герцогини, изменил привычке ради забавы и не стал напоминать зарвавшемуся прислужнику его место.)

Герцогиня не могла не отметить, что в отношении еды, по-видимому, аббат не считал необходимым придерживаться умеренности. Он потреблял всё с большим аппетитом. Его помощник вообще ел как животное, чавкая и жадно заглатывая огромные куски. Герцогиня не притронулась к еде, только пригубила вино. Даже при желании она не смогла бы что-то взять в рот при виде подобного отвратительного зрелища.

Когда блюда на столе были основательно разорены, а гости наконец утолили голод, герцогиня отослала слуг.

— Так о чем вы желали поговорить со мной, ваше высочество? — осведомился аббат, утирая тончайшей салфеткой жирные пальцы и остатки соуса с мясистых губ.

— Наедине, ваше преосвященство, — стрельнула глазами в громко чавкающего монаха герцогиня.

Тот исподлобья перехватил взгляд, оторвался от тарелки. Аббат поднял ладонь:

— Будьте спокойны, дочь моя, всё сказанное здесь, останется в строжайшей тайне. Мой личный помощник, брат Мораст, не расскажет ни слова из услышанного, хоть пытайте его каленым железом.

Монах закивал, радостно оскалив гнилые зубы.

— Покажи язык, Мораст, — велел аббат, не глядя в его сторону, сминая в пальцах салфетку.

Тот гоготнул и с готовностью раззявил челюсти, вскочив с места и перегнувшись через стол, наклонился к герцогине. Та с омерзением скривилась, отшатнулась, сраженная зловонием из пасти монаха. Но не отвела взгляда, нахмурилась — между почерневших зубов шевелился короткий раздвоенный обрубок вместо языка.

— Светлые Небеса! — пробормотала герцогиня с отвращением. — Кто это с ним сделал?

— Он сам, — сказал аббат. — Брат Мораст дал обет молчания. И дабы не нарушить священную клятву случайным словом, отрезал себе язык. Так что можете говорить свободно, он не выдаст ни чьих тайн, даже если сам захочет.

Счастливый, монах поклонился, сел на место и, ухватив руку хозяина, отметил жирный поцелуй на драгоценном перстне, прежде чем вновь принялся за еду.

— Собственно, — произнесла герцогиня, собираясь с мыслями. — То, что я хотела бы с вами обсудить, и секретом не назовешь! — уклончиво начала она. — Всем в королевстве известно, что наш почтенный правитель уже далеко не молод...

— Он сед и стар, — понимающе закивал аббат. — И хоть мы все без исключения желаем ему доброго здравия и долголетия, нелишне проявить осмотрительность и подумать о том, кто унаследует трон в будущем.

Герцогиня улыбнулась, показывая, что священник будто читает ее собственные мысли.

— У короля ведь есть и дочь, и сын?

— Да, они близнецы. Но вот уже больше года принц не появлялся при дворе. Юный искатель приключений отправился путешествовать и давно не давал о себе вестей.

— Как неосмотрительно с его стороны. Мир так велик и опасен...

— Я давала поручение чародеям и астрологам, — продолжала герцогиня, хоть аббат с презрением поморщился при упоминании ненавистного ему племени. — Но никто не смог ответить, жив ли еще принц.

— Вы знаете, ваше высочество, я не доверил бы колдунам рассчитывать погоду на завтра, — заявил аббат. — Ибо неведомы сплетения нитей судьбы простым смертным. Но так, и эдак только две возможности. Либо случится чудо и принц вернется раньше кончины короля и займет свое законное место. Либо внезапная смерть владыки заставит нас искать ему замену.

Герцогиня многозначительно промолчала, ожидая дальнейших слов.

— По здравому размышлению, — помедлив, как будто взвешивая заново, решил аббат, — я не вижу более подходящего претендента на королевский венец, чем ваш сын.

— Вы так считаете?

— Да.

— Мне известно, какое огромное влияние вы имеете на священный собор отцов церкви... — заговорила герцогиня, но ее перебили:

— Я с полной ответственностью готов вам заявить, что Святая Церковь непременно поддержит решение вашего сына занять престол, буде таковое последует после кончины его величества Стефана Шестого.

— Но... — герцогиня положила локти на стол и, сплетя пальцы перед лицом, наклонилась вперед, чуть ближе к собеседнику. — Но я уверена, как только горестная весть разнесется по королевству, объявятся и другие наследники?

— Не увижу в том ничего странного, — пожал плечами под отороченной мехом мантией аббат. — В трудные времена всегда готовы проявить себя всевозможные лжецы и стяжатели. Предвижу, в столицу пожалует не менее дюжины принцев Лоренов — на любой вкус и масть. Но проверить правдивость их утверждений и правомерность притязаний, я уверен, труда не составит.

Герцогиня казалась довольной услышанным. Улыбаясь, спросила:

— Вы просто не представляете, ваше преосвященство, как я вам благодарна. Беседа с вами бальзамом пролилась на мою душу. Даже не представляю, какой дар смог бы выразить мою признательность!

— О, полноте. Я всего лишь простой служитель церкви, — тщетно попытался изобразить смирение аббат. — Я не заслуживаю богатых даров и сокровищ...

В них у него не было недостатка — невольно подумалось герцогине, но она продолжала настаивать.

— Признаюсь, имеется у вас кое-что, чем мне хотелось бы обладать, — сломался после недолгих уговоров аббат. — Есть у меня одна давняя страсть... — повинился он, а монах подтвердил радостным гоготом. — Я изучаю разных нечестивых гадов и тварей, беспокоящих род людской, уродливые порождения слияния миров этого и иного... Дошли до меня слухи, будто держите вы редкостное чудовище.

— Вы о драконе? — уточнила герцогиня. — Что ж, я уступлю его вам.

— Нет, не о нем. Дракон, он, конечно, тварь занятная. Но мало чем отличается от прочего зверья. Сущность его мне известна и не интересна... Я говорю о так называемом демоне.

— Неужели они раньше вам не встречались? — удивилась герцогиня.

Запрошенная аббатом цена не обрадовала — не слишком ли дорого просит за простое, по сути, молчаливое согласие не мешать ее планам?

— Да, не скрою. Попадали мне в руки разные колдовские создания. Но ваш демон, как я слышал, совершенно особый.

— Уж поверьте мне, не лучше остальных, — со смешком заявила герцогиня. — Но что ж, коли на то ваша воля — отдам его вам. Сразу же после венчания. Извините, но до того времени он мне самой еще пригодится, всякое может произойти, знаете ли.

— Понимаю, — недовольно протянул Хорник. — Ну, я подожду, разумеется, сколь вам будет угодно...

***

— Ну что, теперь можно вернуться домой? — спросила драконесса.

Ведьма кинула на воспитанницу мрачный взгляд, от которого у той мурашки пробежали от макушки до кончика хвоста.

— Нет у нас дома, если вы забыли, — буркнула она. От вида крушения крепости у нее окончательно испортилось настроение.

Проделать такой долгий и утомительный путь — и не узнать ничего полезного, ничего, что могло бы пригодиться, помочь против наглого демона и его некроманта... Оставалось одно — последовать примеру большинства и бежать из королевства. Гортензия решила не возвращаться. Они пойдут вперед, спустятся по другую сторону горной гряды и окажутся уже на землях соседнего княжества. Конечно, там они не будут в безопасности, границы не способны остановить демона. Но и возвращаться назад ни с чем тоже не имело никакого смысла.

— Старая дура, о чем я только думала, — бормотала про себя Гортензия всю дорогу. — Заявиться в логово легендарного некроманта в сопровождении бестолкового мальчишки и еще более бестолкового дракона...

— А спускаться под горку гораздо веселее, чем подниматься! — выкрикнула Фредерика, проносясь мимо ведьмы верхом на громыхающей тележке.

Под грузом тяжких мыслей Гортензия не заметила, что сильно отстала от своих юных спутников. Пришлось прибавить шагу. Догнала только на повороте, где едва приметная среди свежей зелени тропка круто разворачивалась над отвесным обрывом, далее сбегая вниз, петляя меж скал, трещин и корявых от ветров деревьев.

— Тетя Тень! Ты только глянь! — обернулась Рики. — Красота какая!..

Драконесса с восторгом озирала горизонт — для лучшего обзора даже забралась на нависающее над обрывом дерево, обхватив кривой ствол лапами, обвив хвостом и изо всех сил вытянув шеи.

— Что это там? Снег? — указал пальцем Мериан, не менее восхищенный красотой пейзажа, однако на дерево не полезший.

Перед ними как на ладони раскинулась долина, разрезанная надвое неровной лентой реки, в зеркале которой отражалась синева неба и пятна кудрявых облаков. Холмы и ложбины, среди которых извивалось русло, покрывала нежная зелень весенних рощ, перемежающаяся черными полосами хвойных чащ и лоскутами травных прогалин. Речные же берега словно были отчерчены волнистой белой линией — белоснежная пена заливала все луговины.

— Нет, это цветы, — ответила, присмотревшись, ведьма.

— Ну почему мы не умеем летать! — заныла Эд.

— Ага, сейчас бы раскинуть крылья — и вперед! — поддакнула Рики.

— Все б цветы сразу обнюхали, — вздохнула Фред.

— Обнюхаете еще, — проворчал Мериан, прикидывая, как бы удобней спустить тележку вниз и самим при этом не скатиться кубарем.

У подножия гор тропинка стала шире и заметнее — видно, в долине всё-таки бывали люди, хотя, спускаясь с вершин, они не заметили ни одной крыши или возделанных земель. Скорей всего охотники, решила ведьма. И предупредила Фредерику, чтоб, отлучаясь по надобности, не забывала об осторожности и смотрела под ноги, дабы ненароком не угодить в какой-нибудь капкан, поставленный на крупную дичь.

— Ага! — беззаботно откликнулась драконесса, словно лось ломясь через кустарник.

Мериан и Гортензия — они-то не соблазнились попробовать на вкус встретившиеся по дороге пахучие травы — остались при тележке. Зная характер воспитанницы и способность отвлекаться по любому поводу, ведьма пристроилась к тележке и принялась с кряхтением перешнуровывать башмак, чтобы вытряхнуть из чулка надоевший до ужаса мелкий камешек...

— Ты слышишь? — вдруг насторожился Мериан.

— Да, у Рики ужасно противный голос, — пробурчала ведьма. — Распелись! Значит, еще долго ждать придется.

— Нет, я про другое, — отмахнулся Мериан. — Охотничий рог! Я уже слышал его, издалека. А теперь трубят громко и совсем близко.

Он был прав — теперь и ведьма услышала доносящиеся из чащи раскатистые рулады охотничьих горнов, лай собак, зычные выкрики, конский топот.

Неожиданно прямо перед ними на тропинку выскочил тонконогий олень с королевской короной рогов. Взглянул на обомлевших путешественников умными карими глазами -.и молнией метнулся в заросли, только ветки хлестнули.

В следующее мгновение среди колоннады замшелых стволов, взрывая копытами рыхлый ковер прошлогодней листвы, появился серый с подпалинами конь под роскошно расшитым чепраком. Он гордо нес на спине лучника в богатых одеждах: бархатный плащ опушен белым мехом, шпоры на высоких сапогах сверкают золотом. Ленту на шапочке с небольшими, загнутыми кверху, как клюв, полями украшала пряжка с драгоценным камнем размером со сливу! Даже не удостоив путников взглядом, всадник поискал глазами скрывшегося оленя. И пришпорив скакуна, бросился догонять добычу — правда, избрав совершенно противоположное направление.

Гортензия не успела даже глазом моргнуть — а следом за первым всадником появилось еще полсотни охотников. Шумным вихрем кавалькада из пышно одетых всадниц, статных кавалеров, трубящих в рога пажей, важных егерей с притороченной к седлам подстреленной дичью — все пронеслись мимо них праздничной вьюгой, оглушив, едва не перескакивая через скромную тележку, едва не сметя с пути, не затоптав...

— Королевская охота, — глядя в спины удаляющимся всадникам, неодобрительно произнесла ведьма. — Похоже, первый и есть местный принц. Красавчик, влюбиться можно...

— Принц? Где принц? — с надеждой спросила драконесса, наконец-то вернувшаяся из зарослей.

— Красивый? Настоящий? — кинулась выспрашивать Рики.

— Влюбиться? А мне можно? — не отставала Эд.

— Если б поторопились — успели бы, — хмыкнул Мериан.

— Ну вот, из-за тебя принца проворонили! — с досады напустилась Фред на Эд.

— А из-за тебя бабочку упустили!

— Сама виновата — топаешь как тролль!

— А ты орешь как гарпия! Тут не то что принцы — глухие разбегутся.

— Вот и ищи своего глухого принца! А я нормального хочу!

Сестрички разошлись не на шутку и еще долго не могли успокоиться.

— Да ни один принц на такую, как ты, замарашку не взглянет! — продолжала торговаться между собой драконесса, катя тележку и на ходу пытаясь почесать задней лапой под крылом.

— Можно подумать, будто ты чище...

— Да, не мешает вас помыть, — согласилась Гортензия, поглядев на уже давно не сверкающую чешую воспитанницы.

— Её помой!

— Нет, ее!

— Их помой, а меня не надо! Я простужусь, чихать буду, подожгу что-нибудь — сама же ругаться станешь!

— Да и все мы изрядно пропылились в дороге... — не слушая их, решила Гортензия.

Они уже совсем близко подошли к реке — осталось только подыскать удобное местечко! Прошли еще немного вдоль крутого берега, и перед ними раскрылась красивая панорама: сбегавшие с гор ручьи с хрустально-прозрачной водой, соединяясь в один поток, шумным водопадом вливались в реку.

— Я туда не полезу! — объявила Рики, заметив взгляд ведьмы, задумчиво устремленный на водопад. — Там холодно!

— Чихнешь огнем пару раз — и согреешься! — завопила Фред.

И драконесса прямо со скалы ласточкой сиганула в омут. Причем Рики и Эд визжали от ужаса, а Фред — от восторга.

Убедившись, что Фредерика вынырнула из бурлящего водоворота целой и невредимой и принялась бурно выяснять отношения между собой, Гортензия и Мериан подхватили оглобли тележки и без лишней спешки сошли к воде.

То, что издалека показалось нерастаявшим снегом, оказалось и впрямь цветами. Все берега, все луга над рекой покрывал сплошной ковер ароматных белых ирисов. Их тонкий, сладко-карамельный запах в мгновение вскружил голову, как легкое вино. Оборчатые бутоны грациозно покачивались на длинных стеблях. Узкие и острые, как клинки мечей, глянцевые листья были полной противоположностью изящно изогнутым нежным лепесткам.

— Как на облаке! Точно в рай попал, — вздохнув полной грудью, сказал Мериан.

— Да, но водица могла бы быть и потеплей, — попробовав, проворчала Гортензия.

В тележке отыскалась сменная одежда, прозорливо припасенные банные принадлежности — даже пузырек со снадобьем для волос, придающий блеск и пышность... Снабдив Мериана мылом и мочалкой, ведьма отправила его оттирать от дорожной пыли драконессу. Впрочем, это был лишь предлог. На самом деле она знала, что Фредерика не упустит случая и тоже хорошенько намылит ему шею в отместку.

Для себя же Гортензия присмотрела укромное местечко чуть поодаль: неглубокое песчаное дно, подмытый водой крутой берег, с которого удобно стекал маленьким водопадом ручеек — и вывороченное дерево, нависающее горизонтально над рекой, так что ветвистая крона ширмой прикроет купальщицу.

Повесив на сучок полотенце и свежую сорочку, положила на ствол кусочек душистого мыла. Быстро разделась — и ринулась в реку, пока не передумала. Вошла по пояс — дыхание перехватило от холода. Поспешно пробралась под мягкие струи ручья — там было чуть теплее, вода успела прогреться на мелководье под солнцем. А вот Мериана Фредерика топит в ледяной...

Выстукивая зубами дробь, Гортензия принялась торопливо мыть голову. Она наклонилась низко к воде, распустила волосы по быстрому течению, густо намылила, фыркая и отплевываясь, ругаясь сквозь зубы на зверский холод, зажмурив глаза...

Поэтому не видела, как он появился. Ее длинные волосы, рассеявшись по поверхности воды, дотянулись до ствола дерева — и он не смог преодолеть искушение, принялся ловить пряди, пропускать сквозь пальцы с потоками. Дурачась, провел, едва касаясь влажной кожи кончиками пальцев, по ее спине вдоль позвонков, от шеи до пояса... Гортензия не обратила внимания, посчитав, что задела торчащую ветку дерева, поежилась, поведя плечами.

Когда она нагибалась, ладонь его замирала над самой шеей, но чуть поворачивалась — ловко отдергивалась...

Он любовался изгибами ее тела. Да, юность ее уже прошла. Будь на ее месте простая женщина — смотреть было бы не на что, тем более любоваться. Но она — ведьма, к тому же не обремененная материнством. А ведьмы с возрастом только хорошеют. На то они и ведьмы — кому же знать секреты красоты, как не им? Сбросив поношенную одежду и распустив волосы, она оказалась далеко не так дурна собой, как ей самой мнилось...

— Вот черт... — шипела Гортензия. Терла глаза, плескала водой в лицо — но никак не могла промыть. Ужасно щипало и слезы лились сами собой. Вслепую она потянулась взять полотенце — и неловко задела рукой, ткань соскользнула с сучка, норовя упасть в реку. Но он подхватил вовремя, не позволив намокнуть, подал ведьме. Нашарив наконец-то полотенце, Гортензия вытерла лицо, открыла глаза, проморгалась. Обернулась и тихо вскрикнула, на мгновенье лишившись дара речи.

Прямо перед нею, растянувшись по стволу вывороченного дерева во весь рост, опершись на локоть и подперев кулаком щеку...

— Т-т-ты от-т-тврати-ти-тельный ти-тип! — едва сумела проговорить Гортензия, прижав к груди полотенце и неловко присев.

— Купаешься... — протянул Иризар, жмурясь от отраженных водой солнечных бликов. — Не боишься, что тебя кто-нибудь тут увидит? Например, здешний князь... Слышишь, сигналят его егеря? Где-то здесь, рядом. Охотится на стройных длинноногих ланей.

— Кня-нязь н-на меня и не взглянет! — гневно тряхнула мокрой головой ведьма.

— Хочешь сказать, ты слишком стара и некрасива? Что ты недостойна этого молодого щеголя? — поинтересовался Иризар, укладываясь на живот и положив одну руку под подбородок, другую свесил, рисуя пальцем круги по воде.

— Меня не интересуют ни щеголи, ни... — возвысила дрожащий голос Гортензия.

— Да полно врать! — плеснул ей в лицо демон. — Признайся, ведь тебе хочется, чтобы хоть раз в жизни такой парнишка, как князь, потерял от тебя разум? Ему бы ты позволила похитить свою девичью честь?

— Чушь! Никогда этого не будет! — выпалила ведьма. Схватив мыло и отвернувшись, она замотала волосы полотенцем, с яростью принялась быстро домываться — пусть смотрит, если ему нравится, ее это нисколько не волнует! Тело ее бросало в жар — и от этого она почти не ощущала холода. Хоть какая-то польза...

— Представь только, если бы на моем месте оказался молодой красавец — разве ты повернулась бы к нему спиной? Думаю, ты с визгом побежала бы прятаться в кусты, — продолжал забавляться демон. Ответом ему было раздраженное плескание и пыхтение. — Хотел бы я на это посмотреть...

— Не дождешься, — фыркнула ведьма.

— Почему ты на меня так не реагируешь? Ты не воспринимаешь меня как мужчину? Или понимаешь, что от меня прятаться бессмысленно? Надеюсь, что второе, — изобразил обиду демон.

— А хорошо, что ты сам объявился! — заявила вдруг ведьма. — Я как раз хочу тебя спросить! В крепости в ущелье я видела твои портреты. Множество портретов! С одной и той же женщиной...

— Даже помечтать о красавцах не смеешь? — с жалостью вздохнул демон. И быстро прикрылся от полетевшего в лицо мыла. — А позволь спросить, за каким чертом тебя понесло в Верлис? Что ты там забыла?

— Хотела удостовериться!

— В чем? В том, что легендарный некромант умер? Да никто не живет двести лет!

— Ты — живешь!

— Я — другое дело, я же демон, — ухмыльнулся он. И ведьма, спохватившись, нырнула в воду по плечи.

— Чернокнижник из легенд — и есть та женщина с фресок?

— Удивлена, что это не мужчина? Женщины тоже бывают жестоки. И тоже способны сеять смерть.

— И она сама тебя создала?

— Если ты знаешь ответ, зачем спрашивать?

— Она похитила невинного младенца — и сама убила его?! Принесла в жертву, чтобы вызвать из иного мира твой дух? Ты завладел телом ребенка, и она тебя вырастила? Убийцу, чудовище для своих коварных целей?

— Похитила... — повторил с улыбкой демон. — Ну, в целом ты права.

— А все эти портреты? Кто их писал? Нежели она похищала художников ради своих прихотей?

— Исвирт писала их сама. Нужно же было чем-то занять время!

— Она правда не могла умереть, как обычный человек?

— Ее не смогли уничтожить — все твои чародеи и колдуны королевства вместе взятые! Они не смогли справиться с одной женщиной!

— Она погубила столько неповинных людей — ради одной лишь королевской короны?!

— Ее загнали в собственный замок, как зверя в нору! И запечатали так, чтобы она никогда не смогла выбраться, чтобы ее собственный дом стал ей склепом, где она тлела заживо!

— Но она не сдалась? — наступала Гортензия, позабыв о своей наготе. — Она каким-то образом заполучила младенца — и создала тебя! Ради мести?!

— Она каждый год писала новый портрет, — произнес Иризар, будто не слыша вопроса. — В один и тот же день весны... В такой же день, как сегодня. Она часто отсылала меня прочь, я надоедал ей. И я уходил, на меня не действовало заклятье печати. Но в этот день я всегда возвращался. Я знал, что она ждет меня.

— Каждый год? Но их так много, — тихо переспросила Гортензия. — Значит, она умерла совсем недавно? Сколько же ей было лет...

— Некроманты повелевают смертью, — кивнул Иризар. — Но сама она не желала этого бессмертия.

— Кем же она была для тебя? — прошептала Гортензия. — Госпожой? Матерью? Любовницей?..

— Она была всем для меня! — отрезал демон с горечью. — Я жил ради нее, я с готовностью отдавал ей свою жизнь. Много долгих десятилетий мы были только вдвоем! Но видимо, слишком ей наскучил своей настырностью... Она вышвырнула меня из своей жизни, как надоевшую собаку, предпочтя смерть моему обществу.

Он резко сел. Гортензия отшатнулась, поскользнулась и едва не упала.

— Ты еще не замерзла? — спросил демон.

Сорвав с ветки сорочку, швырнул ведьме в лицо. Подхватив ее, Гортензия... увидела перед собой опустевший ствол, даже ни одна ветка не качалась.

— Опять сбежал?! Гад! Подлец!.. — зашипела она, на окоченевших, не гнущихся ногах выбираясь наконец из ледяного плена реки. — Ну, если заболею! Ну если прострел согнет!..

Но подняв голову, она думать забыла о простуде. Ее опять бросило в жар, тело покрылось липкой испариной — хоть обратно в воду лезь. Она шагнула назад.

Сверху, с края обрывистого берега, на нее смотрел тот самый первый всадник из кавалькады охотников — с каким-то странным выражением на лице, не отводя глаз. И конь его стоял рядом, и тоже пялился. И похоже, они там не только что появились. Кажется, оттуда отлично было видно, как она мылась. Но журчание ручья и плеск воды заглушал голоса, а густые ветви загораживали ствол дерева...

— О, прекрасная фея! — заговорил молодой охотник в крайнем воодушевлении. — Прошу простить мою нескромность. Я нарушил ваше уединение — но лишь ваша ослепительная красота тому виной!

— Что вы такое несете, юноша?! — Гортензия чувствовала, что заливается краской до ушей — и оттого разозлилась еще пуще. — Какая красота? Какая я вам фея?!

— Кем же вы еще можете быть, если не феей, с такими... — он скользнул взглядом по ее фигуре, возбужденно сглотнул. — Волшебное создание! Вы зачаруете любого одним только своим видом! В вашем присутствии меркнут ярчайшие звезды! Само солнце кажется тусклым по сравнению с вашими... достоинствами!

— Вы в своем уме? — спросила Гортензия раздраженно.

— Не уверен, — признался он. — Кажется, я потерял рассудок от внезапно вспыхнувшей в моем сердце любви к вам. Позвольте же, о прекраснейшая из фей, припасть к вашим ногам и умолять о взаимности!..

С этими словами он ловко соскользнул по склону вниз, а по пути, выхватив кинжал, успел срезать охапку белых ирисов.

Гортензия тоже проявила редкую сноровку — и не только торопливо влезла в сорочку, с недоумением отметив, что та отчего-то вдруг стала очень тесна в груди и коротковата. Но заодно, пробормотав заклинание, вырастила на пути князя "забор" из исполинской травы — мелкая поросль манжетки взвилась ввысь огромными вывернутыми зонтами, щавель вздыбился спицами-шипами. Но князя это не остановило. Он прорубался с настойчивостью кабана через все преграды.

С сияющими влюбленными глазами молодой охотник бросил белые цветы ей под ноги. Набрал в легкие воздуха, собираясь выпалить еще что-нибудь особо возвышенное, сотню восторженных комплиментов. Но не сумел подобрать достойных слов и вздохнул, смущенно улыбаясь. Хотел шагнуть к ней, кинуться перед ней на колени. Но рухнул, растянувшись — щиколотки незаметно оплели крепкие усы вьюна. Это дало Гортензии шанс на побег...

Однако дорогу к отступлению ведьме отрезали всадники, появившиеся на пригорке перед лесом.

— Ваше высочество? Вот вы где!

На берег высыпала вся свита. Благородные всадники и всадницы, егеря чуть поодаль, пажи и слуги — берег, и дальше склон холма, оказались полны зрителями. И все с любопытством, точь-в-точь как чуть раньше конь князя, уставились на Гортензию.

— А я думаю, куда наш государь делся! — воскликнула первая из дам, одетая роскошнее прочих. — А он тут дичь загнал!

По толпе прокатился смешок.

— Ваше высочество, да у вас нюх лучше, чем у любой гончей из вашей своры! — нашелся еще один остроумец. — Учуять такую стройную лань с того берега!

— У нашего князя особый дар выслеживать дичь любезной ему породы. Погнался за оленем, а настиг аппетитную куропатку!

— Приятное разнообразие. Не всё же придворным куропаткам преследовать ловца, — заметил кавалер. Этой шутке рассмеялись уже все, даже кони заржали, нисколько не стесняясь господ. А дама обиженно надула губки.

Гортензия заметила, что из зарослей ивняка на нее с тревогой и удивлением поглядывают Фредерика и Мериан. Но напуганные многолюдностью великолепной свиты, приблизиться не решаются.

— Пожалуйста, прекратите! — прервал перепалку князь, успевший подняться с земли и выпутаться из бесполезных пут вьюна. — Разве не стыдно — совершенно смутили прекрасную деву!

— Ваше высочество, — с укоризной откликнулась всадница. — Вы первый начали смущать эту девицу пылкими взглядами. Ваши очи, конечно, горячи, но позвольте же несчастной одеться! Иначе, боюсь, столь восхитившие вас прелести покроются гусиной кожей, а пышность форм под весенним ветром осядет, как крем на заветревшем пирожном.

— О, дорогая! Я вижу, охота возбудила в тебе аппетит? — со смешком вставил кавалер.

— Я просто проголодалась, — капризно откликнулась дама. — Возбудилась не я.

И повинуясь движению затянутой в вышитую перчатку ручки, державшиеся поодаль служанки спрыгнули с лошадей и, подбежав к оцепеневшей Гортензии, окружили, помогли натянуть дожидавшиеся на земле вещи. Гортензии вновь показалось, будто одежда сделалась ей мала. Но она не обратила на это внимания. В голове не укладывалась мысль: неужели эти господа говорят о ней?! Они подшучивают, но не смеются, искренне признавая ее красавицей! Определенно без коварного колдовства здесь не обошлось...

Между тем князь, которому спины служанок к досаде загородили весь вид, вскочил в седло — и велел привести свободную лошадь для "речной девы".

— О, прекрасная незнакомка! — обратился он к ведьме, сдерживая в нетерпении гарцующего скакуна. — Позвольте пригласить вас в Лавендель, отдохнуть под кровом нашей скромной обители! Окажите честь?

— Вы не можете отказать князю, красавица, — заметила дама. — Это приказ.

— Нет, что вы, это просьба! — не терпящим возражений тоном заявил молодой государь.

При дворе правителей северного княжества царили какие-то варварские вкусы. Господские чертоги в мрачном замке Лавендель, построенном с размахом, словно жилище великанов, были расписаны фресками слишком густо, да еще кричащими красками и фривольными сценками. Центральное место в главном зале, куда стража втолкнула путешественников, занимал огромный камин — где на огромном вертеле запекалась целиковая туша быка! Такому великанскому жаркому безусловно были рады воины и рыцари — шумная компания хлебала вино за общим длинным столом, один конец которого начинался возле камина, другой же терялся где-то в полумраке за колоннами. В Лавенделе, похоже, не в чести была умеренность, здесь отдавали предпочтение всему огромному и яркому.

По другую сторону от камина расположилась женская половина двора. Там было куда уютнее, чем у мужчин — пол выстилали ковры, а дамы из свиты княжны сидели на низеньких табуретах или на грудах подушек, развлекая друг дружку оживленной беседой, а заодно стараясь перещеголять роскошью одежд и украшений. Жемчуга и самоцветы переливались огнями, сияло золото, шитье и парча. Двусмысленные шутки и пикантные остроты в адрес собеседниц поощрялись громким смехом.

Возглавляющая этот пестрый цветник княжна возлежала на троне, больше похожем своей исключительной шириной на скамью. Она томно прислушивалась к щебету фрейлин, вольно откинувшись на низкую спинку с изящной резьбой и со вставками из слоновой кости, локотком опираясь на точеный подлокотник, закутав ноги подолом горностаевой мантии. По всей видимости, княжне давно наскучила эта дикая провинция, надоела охота, ради которой сюда приехал брат, потащив следом весь двор, осточертела холодная весна в горах и уже не слишком забавляют глупые фрейлины.

Стоявший за троном паж аккуратно очищал сверкающим каменьями кинжалом заморский фрукт с острым, свежим ароматом. Очищенные золотистые дольки он подавал на золоченом блюде госпоже, а кожуру и семечки бросал прямо на пол. Их с интересом расклевывали свободно вышагивавшие по залу фазаны — гордые глупые птицы с роскошным оперением и длинными хвостами.

Ворвавшись в круг дам — все тут же повскакивали со своих мест и присели в поклоне, склонив усыпанные драгоценностями головы, — юный князь подбежал к сестре. Порывисто обняв за плечи, чмокнул в беломраморную щеку:

— Сестренка, я привел гостей! — объявил он, небрежным взмахом руки разрешив фрейлинам усаживаться.

Лишь после этого присутствующие обратили внимание на путешественников.

— Кто это? — с ленцой спросила княжна, поглаживая по головке вынырнувшую из меховых складок мантии пучеглазую собачку, тоже уставившуюся на гостей.

Привычно отодвинув ноги сестры, князь уселся рядышком на трон.

— Думаю, это фея! — заявил он.

— Фея? — скривила губы княжна. — Лучше бы нового барда нашел... Ну, садись, путница, гостьей будешь, — указала княжна на подставленный расторопным пажом табурет. — Рассказывай, куда путь держишь, что в дороге повидать успела, что на свете творится...

— Не взыщи, госпожа, — ответила ведьма, поджав пухлые губки. — Но мастерица сказки складывать из меня плохая.

— Ну, о себе-то рассказать сумеешь? — возразила княжна. — О себе все говорить мастера, иного и не остановишь. Сама понимаешь, не могу я под кров пускать неизвестно кого, недобрые ныне времена.

— Я под кров не просилась. Недосуг нам отдыхать в княжеских замках, в путь надо...

— Когда тебе в путь двинуться, я сама решу, — нестрого прервала княжна. — А пока у меня погостите. Коли только вы сами не разбойники и не воры какие, — добавила она, с интересом блеснув глазами из-под густых ресниц.

— Я не воровка, но и не фея, — с достоинством возразила Гортензия. — Я простая ведьма, но меня заколдовал... один гнусный мерзавец.

— Любопытно, — сказала княжна. И Гортензия поняла, что здесь она допустила ошибку — теперь ее точно не скоро отпустят.

Но делать нечего — и ведьма сдернула дорожный плащ с Фредерики. Блеск вымытой в реке драконьей шкуры затмил сверкание драгоценностей всех фрейлин вместе взятых.

— А это мои племянницы! Три дорогих моих девочки, их тоже заколдовал тот гад, которому я спешу отомстить. И еще с нами наш старый пес и моя матушка, — указала она поочередно на Мериана и Эвигейт. — Как видите, ваше высочество, от действия чар они тоже сделались совершенно на себя не похожи!

— Забавно, — благосклонно проговорила правительница, окинув взглядом "заколдованную" компанию. А венценосный брат не уставал делать ей настойчивые знаки бровями. — Ну хорошо! Отдохните у нас недельку-другую от ваших странствий. Ты доволен? — обернулась она к князю. И не дожидаясь ответа, велела младшим фрейлинам: — Эй, распорядитесь на счет комнат для наших гостей! И скажите наконец подавать ужин.

Маленький шустрый паж, проведя — нет, точнее — пробежав по запутанным переходам и галереям, привел их к темному чуланчику.

— Это не комната, а кладовка, — сказала Гортензия. — Хорошо же княжеское гостеприимство.

— Это для вашего пса и дракона, — пояснил паж. — Госпоже фее отведена особая опочивальня.

И ухватив за руку, мальчик потащил ведьму дальше. Этажом выше втолкнул в двери роскошно убранной спальни. Там была не просто кровать — а стопа перин на постаменте с бархатным балдахином и полуопущенным пологом из тончайшего шелка, собранного воланами. Кроме того там имелось настоящее стеклянное зеркало, большой камин, серебряный умывальный прибор и огромное окно с видом на зеленеющий сад. А на стенах — очень фривольные росписи и гобелены со еще более откровенными сценками. Гортензия даже покраснела, лишь скользнув по ним взглядом.

Паж незаметно исчез, но вместо него появилась горничная. Слегка растерявшуюся ведьму она заставила умыться и принялась торопливо причесывать, сообщив, что гостье велено явиться на ужин. А опаздывать к княжескому столу просто нельзя.

— А как же мои... — заикнулась Гортензия.

— Ваши племянницы и собачка покушают на кухне, — сообщила девушка. — Не извольте беспокоиться, я сама прослежу, чтобы их хорошо накормили! Бедняжки! Как же их так заколдовали?..

Гортензия поняла, что беспокоиться ей нынче придется за себя саму...

Меньше чем через четверть часа тот же нетерпеливый маленький паж настойчиво постучал в дверь. Гортензия едва успела сменить дорожную одежду на найденную на дне сумки шелковую тунику. Взглянув в зеркало, Гортензия невольно густо покраснела. Иризар, мерзавец, постарался от души — вместо немолодой худощавой женщины в зеркале отразилась юная прелестница с пышными формами. Ее старое платье не пришлось отглаживать от мятых складок — оно нескромно обтянуло соблазнительные округлости, нигде не морщиня. Выйти в таком наряде к столу? Какой стыд... Но другого варианта просто не было. Выхватив из рук служанки гребень, она распустила только что уложенные косы и, пышно растрепав волосы, пустила локоны свободно виться по груди и спине. Ну что ж, если она теперь юная девица, то вполне может позволить себе ходить простоволосой. Тем более хотя бы волосы у ведьмы остались прежние, густые, сочного каштанового цвета, за них краснеть не придется...

Ужинали обитатели замка Лавендель в другом, еще более огромном зале. В отличие от предыдущего, виденного Гортензией, в пиршественном зале было светло от высоких окон, за которыми только начинало вечереть, и жарко от множества свечей, усеивающих массивные обручи люстр, подвешенных над столом. Сам стол был составлен из нескольких в форме вытянутой буквы П. С внешней стороны стола тянулись лавки, а с внутренней сновали с блюдами и подносами слуги и пажи. Посредине зала нашли себе место для выступления жонглеры и шуты.

Во главе стола, на возвышении, сидели венценосные правители — княжна Беатрикс и князь Вильгельм. По правую руку от князя располагались бородатые военачальники, казначеи и советники, по левую руку от княжны — по старшинству фрейлины.

Паж подвел Гортензию к скамье, к месту не особо почетному, но на виду у князя. Причем чтобы усадить гостью, мальчишка с явным удовольствием шепнул какую-то гадость на ухо уже устроившейся там высокородной девице. От его слов барышня побагровела и собралась влепить нахальному пажу подзатыльник. Но взглянув в сторону князя, вдруг сморщилась личиком и, запричитав, убежала прочь.

Видеть всё это Гортензии, сказать по правде, было не слишком приятно. Но она утешала себя надеждой, что завтра же отсюда уедет, и всё в замке вернется на круги своя.

Однако взгляды князя, не слушающего разглагольствования бородатых сотрапезников, словно жгли огнем висок и щеку. Такое обращение для Гортензии было в новинку. И она, опытная ведьма, с искренним удивлением для себя поняла, что робеет. Стесняется поднять глаза от тарелки! Интересно, стал бы он так смотреть, если б вдруг узрел ее в истинном облике? Эта мысль показалась смешной.

Постаравшись стряхнуть с себя девичью робость, просто неприемлемую для ведьмы ее лет, Гортензия стала исподволь присматриваться к собравшемуся обществу. Однако оборачиваться к княжескому столу всё же остерегалась.

Вскоре наблюдения принесли ей неожиданное открытие — если князь не сводил глаз с нее, то большинство присутствующих дам беззастенчиво пожирали глазами самого князя. Гортензию это покоробило. Что это значит? Неужели ее, ведьму из Гильдии чародеев и алхимиков королевства, почетного магистра Тайного Ордена — хотят сделать одной из многих? Очередной игрушкой капризного, избалованного правителя, глупой дурочкой?.. Не бывать этому! Прислуживавший у стола паж предложил ей ножку жирного гуся — и Гортензия впилась в окорочок зубами, кипя от негодования, словно вымещая ярость на бедной зажаренной птице.

Иризар сотворил с нею нечто непотребное! Надругался, превратив в черте что! И при этом подсунул идеально подходящему на роль соблазнителя принцу! Красавчику, не пропускающему ни единого подола! Вот к чему были все те проникновенные речи демона о любви! Он просто надсмеялся над нею! Он не желает просто забрать ее жизнь — сперва он хочет заставить ее расстаться с честью и добрым именем?! И для этого он устроил весь этот балаган с превращениями?! Так пусть же он не празднует победу раньше времени! Она ему не доставит удовольствия увидеть себя обесчещенной! Не позволит появиться поводу для мерзких шуточек!..

От щедро сдобренного специями гуся во рту разгорелся пожар. Гортензия схватила свой кубок, уже кем-то незаметно наполненный — и осушила одним глотком. Однако вино оказалось очень крепким и сразу ударило в ноги. Она ощутила, как разгорелись щеки, стало даже жарко. Наплевав на приличия, Гортензия откинула назад прикрывавшие грудь кудри, и, прищурившись, чтобы сосредоточить расплывающийся взгляд, критически изучила угощения. Жаренные на вертелах бараны, поросята, гуси, куры, фазаны, лебеди, дичь и разные куропатки... Если чем-нибудь сейчас же не набьет желудок, непременно опьянеет с непривычки... Оленина под грибным соусом, разложенная на добрых ломтях хлеба. Зайчатина, целиком закопченный кабан. Всё это наверняка одинаково переперчено и пересолено! А она очень сомневалась, что, омолодив ее внешне, демон позаботился и о ее чувствительном немолодом желудке... Между тем паж вновь наполнил ее кубок — и за столами шумно объявили общий тост за здоровье соправителей. Пришлось выпить до дна — и настроение ведьмы невольно начало улучшаться, хотя это уже само по себе настораживало...

Спасение пришло неожиданно — княжна Беатрикс в знак особой благосклонности распорядилась прислать гостье блюдо с запеченными в хрустящем тесте грушами, начиненными миндалем и медом. Гортензия приняла дар с благодарностью и, поймав взгляд хозяйки, подняла кубок и вежливо склонила голову, как того требовал этикет. Хотя десерт оказался невероятно переслащен, но по крайней мере теперь она не захмелеет.

Неожиданно Гортензия почувствовала, как кто-то царапает коготками ее ногу под столом. Приподняв край скатерти, с удивлением увидела у своих туфель собачку княжны. В зубах она держала свернутую в трубочку записку. В голову ведьмы закрались подозрения, но послание всё же пришлось взять.

Освободившимся ртом собачка коротко, но требовательно тявкнула: "Дай!" Пришлось вознаградить вестницу сочным кусочком. Довольная собачонка схватила угощение и засеменила прочь вдоль стола, скрывшись за лесом ног. Будто не она несколько минут назад, сидя на руках хозяйки, уплела полпоросенка.

Развернув записку, Гортензия нашла всего две небрежно начертанные строчки: "Сегодня ночью! Жди! Твой безумно влюбленный князь."

— Вот еще! — презрительно фыркнула Гортензия. Скомкала надушенную бумажку и выбросила через плечо.

Так получилось, но выброшенная записка, взлетев в воздух, плавно опустилась на колени к одной из фрейлин. Ознакомившись с неожиданным посланием, дама коротко взвизгнула и забормотала в смущении: "Неужели свершится?! Небеса, за что такое счастье!.."

Гортензия покосилась на фрейлину, как на буйную сумасшедшую.

Итак, следовало признать, за всю жизнь на более странном ужине ведьме бывать не приходилось. Ее хотели подпоить — некто приказал пажу подливать в ее кубок неразбавленное вино. Ее хотели одурманить — в сладких грушах, судя по специфическому привкусу от разыгравшейся изжоги, содержался полный состав откровенного приворотного средства: вымоченный корень хрена, ботва моркови, петрушка, шафран. (Впрочем, приворота опасаться не было нужды — этот некогда популярный рецепт давным-давно вышел из обихода в королевской столице, за годы практики полностью подтвердив свою бесполезность. При княжеском дворе, видимо, еще наивно верили в его чудодейственную силу.) И вот теперь еще ей прислали любовную записку! Какая нелепость! Неужели противный демон всерьез надеется, что она не устоит перед этим балаганом и кинется в горнило страсти без оглядки? Что за чушь!..

Между тем шумных циркачей и жонглеров, развлекавших пирующих господ, сменили придворные музыканты. Юноша-менестрель с завитыми кудрями ударил по струнам лютни и запел — ничуть не смущаясь тем, что лирика не соответствовала его полу:

Ведь я не знала, что страсть это яд. Я лишь мечтала вернуться назад, Чтобы вновь вдохнуть белых ирисов запах!..

Четвертинка груши застряла у Гортензии в горле. Мало зелья, вина и записки — теперь ее хотят очаровать серенадами и смутить до икоты?! Менестрель явно обращался к ней, к ней одной! Он глазел на нее, подмигивал, всячески намекая, что эту песню заказали исполнить лично для нее!

Мы повстречались по воле Небес Мы замолчали — и мир вдруг исчез! Остался лишь белых ирисов запах!..

Воровато оглядевшись, Гортензия поняла, что взгляды всех присутствующих направлены исключительно на нее. Не переставая жевать и отхлебывать из кубков, рыцари и дамы оценивающе ее разглядывали — точно так же, как до того акробатов... Хотя нет. В глазах мужчин явно разгорался определенный интерес к таинственной гостье, а во взорах дам отчетливо читалась зависть, граничащая с ненавистью! Князь Вильгельм — тот вообще не скрываясь не сводил с нее глаз, положил локоть на стол и мечтательно подпер щеку ладонью, позабыв об ужине.

Рука играла прядью волос, Уста шептали нелепый вопрос... Вокруг витал белых ирисов запах...

Гортензии было не по себе от такого внимания. Ей вовсе не нравилось быть диковинкой на этом пиру! Но пожалуй единственно, что она сейчас могла, так это напустить на себя высокомерный и холодный вид. Хотя с удовольствием бы провалилась сквозь землю. В мыслях бились изощренные, но бесполезные проклятия глумливому демону, по вине которого она должна терпеть эти мучения.

Глаза искали ответа в глазах! Печать печали на бледных губах... Мне не забыть белых ирисов запах!

Горделивая мина и опущенные ресницы выгодно подчеркнули ее новоприобретенную красу — и теперь все присутствующие оказались покорены и восхищены. (Даже та дама, которую ведьма случайно осчастливила запиской, прекратила наконец пожирать глазами князя. Взглянув искоса на надменную "фею", барышня сдалась без боя — плюнула и обратила свои чары соблазнительницы на чавкающего соседа.)

Когда пытка ужином наконец-то закончилась и можно было выйти из-за стола, Гортензию вдруг обступили молодые вельможи и седеющие рыцари. Их масляные взоры и цветастые комплименты едва не заставили поддаться панике! Направившегося же к ней князя на полпути оттеснили фрейлины...

И снова спасла растерявшуюся ведьму сама хозяйка Лавенделя. Взяв под локоток, княжна вывела ее из толпы того гляди превратящихся в хищников кавалеров:

— Почему вы не сообщили, что у вас нет приличного платья? — недовольно спросила Беатрикс, окинув осуждающим взглядом тесную тунику. Но ответа не ждала: — Завтра я пришлю вам что-нибудь из своего старого. Полагаю, сегодня вы слишком утомлены и не сможете развлечь нас своим искусством? Наверное, вам лучше сейчас же отправиться спать. А завтра, надеюсь, вы покажете нам какие-нибудь волшебные трюки. Я люблю чудеса и всегда рада заезжим кудесникам.

Гортензия не нашла, что ответить. Пробормотав несколько вежливых слов, позволила пажу себя увести.

В спальне у нее хватило сил, лишь чтобы раздеться и лечь в постель. Невероятный сегодня выдался денек! Карабкалась по скалам, бродила по замку легендарной колдуньи, разрушила этот самый замок, поругалась с демоном, против воли очаровала юного князя — чем обозлила половину княжеского двора... Половина придворных желала испепелить ее взглядом — другая половина откровенно раздевала глазами. До чего же она докатилась в свои-то годы!

От вина в голове неприятно гудело, от приворотных груш разошлась икота... Нужно было найти Мериана и Фредерику, проверить, накормили ли их, как обещала горничная, посмотреть, как они устроились на ночь... Может быть, ей следовало бы остаться с ними — так она обезопасила бы себя от возможных посягательств со стороны чересчур пылкого князя...

За ужином князь всерьез желал ее очаровать! Ее, немолодую ведьму — всеми доступными способами желал завоевать прекрасный юный князь?! Гортензию так рассмешила эта невероятная мысль, что еще с четверть часа не могла унять икоту.

Так, мелко подскакивая на подушках, она вслушивалась в шумы и шорохи, свидетельствовавшие о бурной ночной жизни княжеского двора. Казалось бы с наступлением темноты должно всё успокоиться, стихнуть, погрузиться в глубокий сон. Но только не здесь. Гортензия уже слишком привыкла к деревенской тиши, ей не давали заснуть все эти скрипы дверей, крадущиеся шаги по коридорам и внешним галереям, перешептывания, щелчки отпираемых замков, робкие или требовательные стуки — особые, условленные... Как будто половина придворных только и ждала, когда же уляжется другая половина, чтобы нанести тайный визит! Судя по очередной мелкой пробежке каблучков мимо дверей спальни — в ночных вояжах проявляли отвагу равно и кавалеры, и дамы.

И будто мало для прогулок коридоров и переходов! Гортензия вздрогнула и сразу прекратила икать, заметив в светлеющем проеме высокого стрельчатого окна болтающиеся мужские ноги. Заметив и длинную веревку, она перевела дух — не призрак и не самоубийца. Просто чей-то отчаянный ухажер решил блеснуть перед возлюбленной и проникнуть в альковы страсти не как все нормальные люди.

Спустившись с балюстрады ярусом выше на крохотный балкончик, запыхавшийся кавалер заглянул в комнату. Увидел устремленные на него удивленные глаза — поклонился Гортензии и в свое извинение смущено пробормотал:

— Ошибся окном, госпожа. Я в первый раз вот так...

И покряхтывая, продолжил спуск.

Порадовавшись, что несчастный любовник столь своевременным появлением избавил ее от икоты, Гортензия сладко потянулась. И повернувшись на бок, подложив ладонь под щеку, собиралась отправиться в царство сновидений...

Как тут и о ее скромной персоне вспомнили!

В дверь тихонько, но настойчиво поскреблись. Встрепенувшись от неожиданности, Гортензия крикнула:

— Вы ошиблись дверью! Я никого не жду.

Но заслышав голос, стучаться стали только громче.

— Идите к лешему! — сказала Гортензия и не подумав отпереть.

Она была уверена, что это ни Мериан и ни Фредерика. Те не стали бы проявлять галантность, а сразу бы забарабанили в дверь ногами и заголосили бы — ибо только нечто исключительное и срочное заставило бы их подняться с постели в такую пору. Скорей всего это был какой-нибудь посланец князя — с требованием привести гостью на тайное свидание. Как же! Никуда она не пойдет, ждите хоть всю ночь!

Видимо, осознав ошибку, неизвестный наглец удалился восвояси. Вздохнув с облегчением, Гортензия блаженно растянулась под меховыми покрывалами и сладко засопела...

Ведьма успела задремать, когда вдруг тусклый свет окна загородил силуэт. Вздрогнув всем телом, так что весь сон немедля улетучился, она распахнула глаза. Ей не привиделось — вправду за просвечивающим шелком полога кто-то стоял и смотрел на нее. Причем дышал с волнением, глубоко и порывисто.

Гортензия вскочила, натянув простыню до горла, барахтаясь ногами, отодвинулась, вжавшись в угол между изголовьем и бархатной портьерой балдахина.

— Иризар?.. — прошептала она.

Но фигура за шелковой пеленой была тоньше, изящней и чуть выше. Приблизился, несмело отведя разделяющую их прозрачную невесомую ткань. И Гортензия различила в полумраке аристократичные черты и огромные, умоляющие глаза, в лунном свете сверкнула дрожащая на ресницах влага.

— Чье имя вы сейчас назвали? — спросил князь. — Нет! Я не смею требовать ответа... Значит, ваше сердце уже занято, и мне не на что надеяться?

Произнесено это было таким тоном, что Гортензия всерьез побоялась, как бы этот обиженный мальчик не разрыдался у нее на руках.

— Ваше высочество! — строго заговорила она тоном воспитательницы. — Позвольте заметить, что своим вторжением вы не только тревожите мой покой, но и подрываете мою репутацию порядочной незамужней женщины! Как вы вообще сюда проникли?

— Там потайной ход, — вяло махнул рукой князь на завешанную гобеленом стену. И судорожно вздохнув, рухнул перед постелью на колени: — Молю вас, если ваше сердце создано Небесами не изо льда или камня! Выслушайте меня, не отвергая мои чувства с презрением!..

И вдохновенно понес такую околесицу, что Гортензия только диву давалась. Что ни слово — поэзия! Менестрелям и не выдумать ничего подобного. И ведь не пьян, она бы сразу учуяла... Будто бы полюбил ее князь с первого взгляда, и теперь жизнь без предмета страсти ему не мила. Только она, ее чудесный образ стоит перед мысленным взором, застилая собою серую, безрадостную явь, она лишь грезится наяву... Если несвободно ее сердце, если обещана любовь другому счастливцу — смеет ли он уповать, что найдется в ее душе хоть капля жалости? Не соизволит ли она одарить высочайшим счастьем — не протянет ли ему с милосердием руку свою, дабы он мог припасть с целомудренным поцелуем к нежнейшей длани?.. И прочее, в том же духе.

Гортензию, что скрывать, растрогала эта мальчишеская горячность. А сорвавшихся с мокрых ресниц, покатившихся по щекам, крупных точно жемчужины, слез вовсе не сумело выдержать ее сердце. В ответ принялась она уверять князя, что по возрасту годится ему в матери. Да если б увидел он ее в истинном обличии — вовсе лишился бы чувств, причем всех — не только любовных. И конечно подала руку неверящему, не желающему слышать этих слов поклоннику — будто ей руки подать жалко!.. Он принял ее руку, точно драгоценнейшее, хрупкое сокровище. Приник горячими губами к пальцам, сплошь покрыл страстными поцелуями — и ладонь, и каждый пальчик в отдельности, и кисть. И подбираясь к запястью, между делом кидал столь опаляющие, жаждущие взгляды, что Гортензия не нашла в себе жестокости для сопротивления. И поцелуи стали осторожно, робко подниматься вверх к локтю, к плечу... Пока не достигли щекочущим, обжигающим дыханием нежной ложбинки над ключицей. И здесь он замер, покорно ожидая ее решения, тяжело дыша в шею, уткнувшись в завиток волос.

Гортензия пылала в смятении. В жизни такого с ней не приключалось! Так б и провела век старой девой, не печалясь о своей доле — но тут подарок судьбы! И не кто-нибудь — а великолепный молодой князь! Могла ли она мечтать о подобном даже в самых смелых девичьих грезах?! Совесть же зудела черной осенней мухой — нельзя, неправильно обманывать мальчишку демоническим мороком. Всё это минутное наваждение, после она очнется и ей станет стыдно. И если уступит — значит проиграет демону, даст повод к насмешкам и унижениям. Но в то же время настойчивый внутренний голос отчетливо твердил — другого такого случая больше не представится и глупо упускать свой шанс...

— Потом ты очень пожалеешь! — предостерегла князя ведьма.

Тот вмиг просиял, точно яркое летнее солнце после короткого дождя. Не теряя ни минуты драгоценного времени, скинул со стуком башмаки — и нырнул под покрывала с головой. Гортензия ахнула, возмутившись. Но через мгновение, не в силах сдержаться, захихикала как от щекотки:

— Ваше высочество?! Нет... Что ты делаешь?! Не смей!.. Не трогай!.. О, светлые Небеса, продолжай...

Приподнявшись на руках, взлохмаченный князь выглянул из-под простыни. Качнувшись к ней, звонко чмокнул в смеющиеся губы:

— Где же ты прячешь свой хвостик, ведьма? Я хочу его найти!

— Так ты только из любопытства меня соблазнил?! — привстала Гортензия на подушках. Но от неожиданно сильного рывка съехала по шелку и оборкам вниз, под темное тепло покрывал, в объятья хохочущего князя.

Сомкнуть глаз ей не пришлось до самого рассвета...

Лишь когда бледное сияние зари протянуло тускло-радужные переливы над горизонтом, чуть рассеяв ночной сумрак, неутомимый молодой возлюбленный наконец сдался в плен сновидений и уснул у нее на плече. Гортензия потихоньку высвободилась из объятий, вновь устроилась на подушках, с пуховых высот любуясь на свое нежданное, мимолетное счастье, которое сейчас, с растрепавшимися волосами, приоткрыв губы и тихонько сопя, казалось еще более юным и милым.

— Не можешь насмотреться на похитителя своей застарелой невинности? — поинтересовался Иризар.

Гортензия едва сдержалась, чтобы не подпрыгнуть. Цветасто заругалась, шипя сквозь стиснутые зубы. Как всегда по своей привычке демон подобрал самый удачный момент для появления. Выйдя из тени оконного простенка, без стыда и совести приблизился к сбитой постели любовников, разглядывая спящего князя.

— Измучился, спит? Хотел бы я увидеть его лицо, когда он узнает, с кем на самом деле разделил ложе страсти.

— Мерзавец!! — прошипела ведьма. — Ты знал, что так случится! Ты специально всё подстроил!

— Да-да, — покачал головой Иризар. — Теперь ты с полным правом можешь винить меня в том, что на твоей одинокой могилке не расцветут беспорочные белые фиалки. Какая жалость.

В глазах его с молниеносной быстротой сменялись все оттенки пламени и радуги, в уголках губ играла насмешливая ухмылка.

— Не смей! Даже не думай, мерзавец! — шепотом вскричала ведьма.

Но ее возмущенный писк, разумеется, не остановил подлеца. Подобравшись вплотную, с ленивой грацией, точно сытый кот, легко забрался на постель, даже не скрипнув, нагло улегся на широкую кровать за спиной ничего не подозревающего князя. Даже сапог не снял, вытянулся, опершись на локоть, подпер щеку ладонью.

— Что ты в нем нашла, почему разрешила ему пробиться сквозь свою броню добродетели? — спросил он, скривив губы. Брезгливо мизинцем убрал упавшую прядь с безмятежного лица князя. — Соблазнилась этими ресницами? Этими пухлыми губами? Вот язык у него подвешен превосходно, признаю. Не удивительно, что народ его обожает — люди любят, когда им врут столь вдохновенно и красиво. У него будет большое будущее — если конечно сестра допустит к власти. Если в политике он будет столь же красноречив, как в постели, его определенно ждет успех.

— Ты подслушивал? — вновь задохнулась от возмущения ведьма.

— И подглядывал, — хохотнул демон. — Да-да, не повторяйся — я мерзавец, я знаю.

Потревоженный князь заворочался, перевернулся на другой бок и вновь затих, глубоко вздохнув. Иризар воспользовался этим моментом — и сумел ловко переместиться, вклинившись между парой, растянулся во весь рост поверх мехового покрывала. Смотрел он теперь исключительно на Гортензию. Как кот на мышь, пристально и терпеливо.

— Признайся, фея, тебе ведь понравилось?

В фосфоресцирующих глазах ярко пылали все цвета радуги, сменяясь, пульсируя, мерцая, завораживая игрой переливов. Кажется, демон был в приподнятом настроении?

— Прекрати, меня от тебя уже мутит, — недовольно сказала ведьма. Но первой отвести взгляд было боязно — мало ли что он выкинет!

Демон послушно опустил глаза. Уперся невозмутимым взором в взволнованно вздымающийся бюст, едва прикрытый кружевом сорочки. Вспыхнув, Гортензия натянула край простыни, заворчала:

— Позор на мою седую голову. Единственный раз в жизни поддалась искушению — так теперь до смерти нечисть не отвяжется. В постели не то что блохи — покрупнее паразиты завелись...

— И это твоя благодарность? — обиженно протянул демон.

— А что ты хотел? Я спасла тебя, вернув на место твою каменную башку. Ты для меня свел с ума этого мальчишку. Можешь считать, что отныне мы квиты! — отвернулась она, уставившись на луну в окне.

— Кажется, ты опять забыла, что я сохранил тебе жизнь, — сухо напомнил демон. — И твоим подругам. Так что ты у меня всё еще в долгу, причем в тройном. Но я ничего не требую от тебя, фея, даже напротив — подарил тебе принца, о котором ты так давно мечтала. Просто признай, тебе понравилось быть первой красавицей при дворе?

— Ничуть! — отрезала ведьма. — Я всю жизнь проходила в своей собственной шкуре и на старости лет ни на какую другую ее менять не собираюсь! Кстати, это твое заклятье ты не навечно на меня налепил? — обернулась она к демону, с тревогой всмотрелась в обманчивые, переливающиеся глаза.

Но тот промолчал, лишь подло растянув рот в улыбке. И внезапно провалился сквозь покрывала и постель, точно призрак. Только остался след на примятой локтем подушке, но и шелк через миг разгладился, распрямились складки.

Гортензия проснулась поздним утром. В теле разливалась приятная тяжесть, хотелось подольше понежиться в ласковых объятиях покрывал и подушек... Потянувшись и перевернувшись на спину, она обнаружила, что была в постели одна. Почему-то это нисколько ее не удивило. Она даже представить не могла, как нужно было бы себя вести, если бы князь остался у нее... Она даже подумать о случившемся не смела! — краска жгучего стыда залила ее лицо. Она натянула простыню на голову, спрятавшись от яркого солнца, и глухо застонала. Как же она могла такое допустить?! Как же она поддалась чарам этого прекрасного принца? Как же позволила ему так повлиять на себя, окрутить, заморочить, заставить покориться?.. Она замотала головой, отгоняя возникшие перед внутренним взглядом картины вчерашнего позора. Позор, позор на ее голову...

И ведь нельзя во всем обвинить проклятого демона! Он лишь подгадал с обстоятельствами — а в грешный разврат она кинулась сама, очертя голову. По собственной воле... Ах, если б она отказала князю с самого начала! Если бы она нашла в себе силы противиться его обаянию! Если б не позволила привести себя в замок. Если бы не тронули душу его жалобные вздохи, нежные мольбы и не заставили бы дрогнуть сердце жаркие поцелуи...

Нет, конечно, она сама во всем виновата, обвинять больше некого. Если бы она была крепче духом, никакие соблазны не заставили бы ее позабыть обо всем на свете, и не сгорала бы она сейчас от стыда за собственную слабость.

А самое ужасное в том, что на самом деле она ничуть не жалела о случившемся. Да, она может притворяться рассерженной и возмущаться, она может лгать себе сколько угодно! Она была смущена и растеряна, как юная глупышка... Но в то же время мир вокруг словно засиял новыми красками. Она сама будто помолодела — не только внешне! Словно дремавшие в ней доселе неведомые энергии пробудились и наполнили ее тело легкостью и силой!

Нет, она нисколько не жалела о том, что было. Осталось только как-то справиться с пылающими щеками и научиться не вести себя, как влюбленная девчонка. Ведь она-то на самом деле не влюблена — она ведь умная опытная ведьма и прекрасно понимает, что увлечение князя долго продлиться не может. Но интересно всё же, насколько ночей его хватит?.. Гортензия засмеялась собственным мыслям.

Княжна не забыла обещания — прислала платье со своего плеча, тяжелое от обильного золотого шитья, от драгоценных каменьев. Наряд идеально подходил гостье по фигуре, был роскошен, но... Гортензия принюхалась к ткани под рукавом и поморщилась. Драгоценное шитье бесспорно прекрасно, но если из-за него одежду нельзя стирать!..

Порывшись у себя в дорожном ларце, ведьма извлекла на свет зловещего вида ножницы.

Когда в комнату вошла служанка, которая и принесла княжеский подарок, она глазам своим не поверила. Как только у этой ведьмы рука поднялась надругаться над высочайшим даром! Ниже пояса ведьма платье не тронула. Но воротник, вкупе с кокеткой и рукавами срезала подчистую! Напялила поверх простой белой сорочки, растянув глубокий вырез, отороченный мелкими кружавчиками, так что до бесстыдства оголилась шея и верх полной груди. А широкие рукава сорочки из тонкого, крепко накрахмаленного полотна перехватила яркими, в тон платью лентами, завязав бантики на запястьях и повыше локтей, так что получились пышные, как облака, буфы.

— Государыня вас к себе требуют, безотлагательно, — сглотнув, доложила служанка.

Гортензия рассеянно кивнула. Заколола волосы парой шпилек высоко на затылке — получился очаровательный каскад ниспадающих локонов, — и спокойно отправилась в покои правительницы.

Как оказалось, княжна вызвала ведьму, чтобы уладить возможные претензии гостьи.

— Разумеется, похищенную девичью честь нельзя ничем возместить, — говорила княжна таким тоном, будто ей приходилось произносить подобные слова по три раза на дню, что не могло не покоробить. — Но я надеюсь, вы проявите благоразумие и согласитесь принять от нас соответствующий вашей потере дар.

Княжна наконец-то оторвалась от игры со своей собачкой и подняла глаза на стоявшую перед троном гостью. Окинула удивленным взглядом переделанное платье, недоуменно выгнула бровь. Но ничего не сказала по этому поводу, вновь принялась тормошить ленивую собачонку.

— Что бы вы хотели получить? — продолжала переговоры правительница. — Золото? Драгоценности? Земельный надел?

— Больше всего мне хотелось бы вернуть мою истинную внешность, — заявила уязвленная небрежением Гортензия. Всё-таки ее сделали одной из многих! Она не просто очередная возлюбленная князя — она пополнила армию осчастливленных его вниманием девиц, по собственной глупости возмечтавших о несбыточном! Осознавать свою наивность было еще более горько, чем просто оказаться игрушкой на одну ночь.

— Но боюсь, развеять заклятье не в ваших силах, государыня, — добавила Гортензия.

Княжна смерила ее оценивающим взглядом.

— Отчего же? — протянула она с ленцой. — У меня при дворе есть много талантливых колдунов. Я сама являюсь патроном Ордена магов, и порой мне всерьез кажется, что для моих подопечных нет ничего невозможного.

Она распорядилась позвать одного из придворных чародеев.

Сердце ведьмы невольно забилось с надеждой — сколь ни была ее новая внешность прекрасна, но собственный облик ей куда дороже. Тем более с ним бы не возникло таких позорных недоразумений... Гортензия вспомнила, что не раз слышала в Гильдии разговоры о том, что в северном княжестве правители серьезно относятся к колдовским изысканиям и практикам. Будто бы маги княжны настолько сильны, что могут заклинаниями переносить с места на место целые армии — со всадниками и лошадьми, с обозами и пехотинцами. Гортензия испытала подобное заклинание на себе лишь раз — когда переселялась со всем своим имуществом из столицы в новый дом. Тогда-то она на деле узнала, сколько сил нужно затратить на перемещения на подобие тех, которыми владеют демоны. Если чародеи княжны действительно умеют справляться с целыми армиями — то и вправду почему бы им не совладать с чарами, наложенными на нее?

Явившийся по приказанию правительницы колдун не обманул надежд. Внимательно поглядев на ведьму, суровый бородач в военном сюртуке произнес:

— Снять заклятье не смогу. Но перекрыть сумею. Могу амулет сделать. К завтрашнему дню, не раньше.

Вопросительно взглянув на ведьму, княжна кивнула. Велела не жалеть для амулета ни золота, ни каменьев из княжеской сокровищницы.

После обеда по приказанию княжны была устроена колдовская дуэль между гостьей и еще одним придворным чародеем. Ведьме пришлось состязаться в умении создавать иллюзии ради увеселения вельмож и правителей. В огромном пиршественном зале под восхищенный шепот собравшихся в воздухе расцветали невиданные растения, взлетали под сводчатые потолки стаи райских птиц, по стенам скакали кавалькады призрачных всадников, пролетали невероятных размеров огненные драконы, возникали прекрасные картины неведомых земель. Но если придворный чародей поднаторел в этих фокусах, то Гортензии подобные пустые забавы давались нелегко. Поэтому не удивительно, что в итоге победителем в состязании был признан чародей.

Второй раз за день публичного унижения Гортензия снести не могла. Ну и пусть она не сильна в бездарных фокусах! Она ведьма, она не училась развлекать причудливыми картинками зевак. Зато ее знания куда более полезны для жизни.

Одарив победителя чарующей улыбкой, словно ее нисколько не волновало поражение, Гортензия подсела к компании молоденьких фрейлин. Девушки не посмели отказать гостье в разговоре — и Гортензия вскоре смогла повернуть беседу в нужное ей русло.

Как она уже догадалась, придворный Орден магов состоял в основном из мужчин и изучал колдовство, пригодное для армии, для дел государственной важности — но в отношении женских нужд совершенно бесполезное. Ведьма же виртуозно владела секретами женской привлекательности — о некоторых ненавязчиво и поведала юным фрейлинам.

Как она и ожидала, девушки пришли в восторг от приоткрывающихся перед ними тайнами — а вскоре к разговору стали прислушиваться и остальные члены свиты. И самой княжне не замедлили поведать на ушко, о чем это толкует приезжая ведьма.

— Что?! — вскричала княжна, покраснев. — А почему мой придворный аптекарь до сих пор не разработал подобные снадобья? А куда смотрит наш алхимик? Звездочет, астролог — всех выгнать к чертям собачьим!

— Пусть аптекари занимаются лекарствами, — успокоила правительницу Гортензия. — А секретами женской красоты испокон веку ведаем мы, ведьмы.

Этот раунд битвы Гортензия без сомнения выиграла. Фрейлины слушали ее советы и рекомендации с затаенным дыханием, и ведьма вновь почувствовала себя в своей стихии — как в лучшие времена службы в столице. Вскоре она настолько освоилась, что даже самой титулованной фрейлине смело говорила "ты" и без стеснения могла присоветовать чудодейственный эликсир от бородавок или приворотное зелье, которое действительно заставит упасть на колени молодого любовника.

— Ты самая толковая из всех возлюбленных моего братца! — под конец воскликнула княжна Беатрикс искренне, нетерпеливым жестом отсылая погрустневшего чародея прочь.

За целый день Гортензии не довелось и словом обмолвиться с князем. Впрочем, она и не искала встречи. Только после ужина — вернее, после обычного вечернего пиршества, — застала его в шумном обществе дам. Он тоже увидел ее, на мгновение их взгляды встретились. Князь, как показалось Гортензии, чуть виновато ей улыбнулся — но тут же обернулся к какой-то радостной девице. Сердце кольнуло... нет, не ревность или обида, так — легкое разочарование. Не думалось, что ветреное увлечение окажется столь скоротечным.

Она легла в огромную, пустую постель, твердо понимая, что этой ночью ее сон никто не потревожит.

Полная луна, холодно голубая, точно кусок льда, медленно прокатилась через оконный проем, спряталась за острым конусом крыши башни. Гортензия спала, изредка вздыхая во сне... Вдруг легкое прикосновение заставило ее пробудиться. Вздрогнув, она открыла глаза. И тут же к губам прильнули губы в страстном, жаждущем поцелуе. Едва оторвавшись, она засмеялась:

— Я думала, ты не придешь! Думала, ты уже забыл меня.

Но князь не ответил. Не похожий на себя самого вчерашнего, без смешков и шуток, прижал к себе, впиваясь поцелуями в шею, плечи, грудь... Сегодня он был порывист и смел, не тратил время на слова и шутки. Будто изголодавшийся зверь, измученный жаждой путник, приникший к водам ручья, не в силах оторваться... Гортензия смеялась и плакала, не стыдясь слез. В эту ночь она поняла, что значит — любить, всем сердцем, всей душой, без остатка, без оговорок, без сожалений и мыслей о будущем...

В одно из мгновений, когда он заставил ее забыть, где небо, где земля, а в ушах точно хрустальные бубенцы звенели не переставая — она взглянула в его лицо, прекрасное, бледнеющее в предрассветном сумраке, словно призрачное воплощение давней сокровенной мечты. Угадав ее взгляд, он приоткрыл глаза, сквозь густую пелену ресниц ожег вспыхнувшим огненным блеском. Гортензия изумилась, не понимая, всполохи какого пламени отразили его глаза. Но мысль эта и удивление тут же стерлись из сознания и памяти — разум умолк, ее с головой захлестнула волна тепла, страсти и безграничной нежности...

Очнулась Гортензия лишь на рассвете. Сладко потянувшись, с улыбкой разгладила ладонью складочки, оставленные на примятых подушках.

На шелке простыни лежал цветок ириса. Она бережно взяла за длинный стебель, поднесла к лицу, с упоением вдохнула сладкий аромат. Белоснежные, с тонкими золотистыми прожилками лепестки были нежнее шелка. Но не нежнее ласк любимого.

Днем княжна Беатрикс пригласила ведьму на прогулку по саду, разбитому за стенами замка. Предмет их разговора был деликатен и не нуждался в лишних свидетелях.

— Вот, сударыня, ваша награда за потакание прихотям моего несносного братца.

Княжна подала Гортензии амулет — серебряную подвеску из разноцветных сверкающих каменьев на длинной цепочке. Подала — и буквально впилась взглядом в лицо собеседницы.

Гортензия с сомнением поглядела на кажущееся безобидным украшение. Но стоило ей протянуть руку и взять его, как княжна разразилась неудержимым хохотом. Гортензия даже немного обиделась на подобную реакцию.

— Светлые Небеса! — всхлипнула княжна, отсмеявшись всласть. — Ты самая удивительная из всех возлюбленный моего братца! Хотела бы я поглядеть на его лицо, когда он увидит тебя настоящую! О, боги...

Взяв гостью под руку, княжна предложила прогуляться по аллеям, полюбоваться благоухающими весенним духом цветниками.

— А теперь, прошу, поведай мне о том, что в действительности творится в твоем родном королевстве, — попросила княжна. — Правдивы ли все эти пугающие слухи?

Наедине княжна уже не казалась высокомерной и грубоватой девицей, какой была в окружении своих приближенных. Сейчас она выглядела умной и рассудительной, озабоченной многими проблемами и заботами — какой и должна быть правительница. Гортензия посчитала, что нет смысла утаивать от Беатрикс вести — которые на деле оказались куда хуже, чем могла догадываться княжна. Она рассказала и о бесчинствах некроманта, заставивших народ без оглядки бежать из столицы, и о разрушенном замке, и о пропаже наследного принца.

Известие о принце не произвело особого впечатления на княжну.

— Значит, это всё-таки правда? — вздохнула она. — Жаль, очень жаль. А я ведь в свое время всерьез собиралась замуж за Лорена, хоть он и младше меня почти на десяток лет.

Но после визита к соседям, княжна пришла к заключению, что не потерпит такого избалованного и пустоголового жениха даже ради блага своей страны. Масштабным политическим планам молодой княжны по объединению двух государств было не суждено сбыться, принц просто не приглянулся взыскательной невесте — избалованный мальчишка, которому стареющий отец не мог ни в чем отказать.

— Чувства старика Стефана понятны, конечно, — повела плечом Беатрикс. — Он души не чает в своих близняшках. Считает их появление просто чудом, даром Небес. Еще бы — на старости лет родить двойню! Пусть даже королева заплатила за это чудо собственной жизнью. Но чтобы так баловать!.. Потакать каждому капризу!..

Гортензия благоразумно промолчала, не стала указывать собеседнице, что та сама любимого братишку избаловала ничуть не меньше.

Княжна даже по секрету со смехом призналась, что скорее бы согласилась — причем охотно! — выйти за графа ден Ривера, но к несчастью этот красавчик оказался всего лишь внуком предыдущего свергнутого короля. О возможности венчания своего брата с принцессой Адель княжна даже думать не стала, заранее зная, что на косоглазую, хромую скромницу ветреный князь и не взглянет.

— Бедняжка, — вздыхала княжна. — Ей не повезло родиться под несчастливой звездой. Будто еще до рождения прокляли! Впрочем, теперь-то у нее не будет недостатка в женихах.

Откровенные рассуждения княжны о собственном замужестве совершенно расположили к ней Гортензию. Она даже рассказала ей об истинной природе драконессы, и вот эта история, в отличие от вестей о принце, не оставила княжну равнодушной:

— Настоящий дракон? — ахнула Беатрикс.

И хотя она уже не раз видела Фредерику — драконесса даже имела честь спеть несколько баллад вчера за ужином, — княжна немедленно послала пажа за чудной зверушкой.

— Ты правильно сделала, скрыв суть своей подопечной, — кивнула княжна Гортензии. — Если б мои рыцари только услышали о драконе, их и без того не особо блистающий разум затмило бы желание сравниться доблестью с легендарными героями древности, которые истребляли драконов как только могли.

Незамедлившая явиться Фредерика была еще раз представлена хозяйке замка. И драконесса, и княжна с равным любопытством принялись разглядывать друг друга.

— Чудесное создание! — проговорила Беатрикс. — А про своего помощника ты тоже наговорила небылиц? — указала она на Мериана, явившегося вместе с воспитанницей.

— В некотором роде, — улыбнулась Гортензия.

— Мэриан? — переспросила княжна. — Забавно, так же зовут любимого кота принцессы Адель. Она его просто обожает! Пока я жила во дворце, только и слышала со всех сторон с утра до ночи: "Мэриан, пожалуйте кушать! Мэриан, вас ждут завтракать! Мэриан, вас зовут ужинать! Мэриан, вы забыли второй раз отобедать, вы похудеете, принцесса расстроится!" Просто какой-то кошмар!! Фрейлины только и делали, что носились за ним гурьбой и орали на все лады. Пожалуй, этот жирный котяра еще более избалованное существо, чем их принц.

Мериан, с непонятным вниманием вслушивавшийся в слова княжны, страшно побледнел и сжал виски ладонями, словно от приступа резкой головной боли.

— Ты чего? — шепотом спросила Рики, удивленно на него глядя.

— Я вспомнил... — пробормотал он. — Всё так и было... Каждое утро кот прятался от фрейлин на конной статуе в саду, сидел в тени, сам такого же цвета, как серый дымчатый камень...

— Да, так и было, — подтвердила княжна. — Я-то его там сразу замечала, по хитрым оранжевым глазам. А эти дуры не догадывались голову поднять!

Но княжна вдруг изменилась в лице. Она с недоумением воззрилась на Мериана, точно увидела привидение.

— Постой-ка! — сказала княжна, забрав из рук ведьмы амулет — и поднесла к растерянно замершему парню.

Гортензия по примеру Беатрикс всмотрелась в испуганную физиономию Мериана.

— Светлые Небеса! — только смогла выговорить она.

Вечером придворные дамы решили развлечь себя и свою госпожу музыцированием и пением. Большинство кавалеров также присоединилось. А когда песни сменились танцами, стекла в оконных переплетах задребезжали от громкого топота. (Причем многие рыцари специально не стали снимать с сапог тяжелые звенящие шпоры, производя нарочно больше грохота и рискуя подпортить подолы партнерш.)

Фредерика, теперь ни на шаг не отходившая от княжны, угощавшей драконессу разнообразными вкусными лакомствами на зависть любимым собачкам, охотно исполняла хором на три голоса героические и любовные баллады, с завистью поглядывая на танцующих.

Среди последних были и князь с Гортензией. Согласно фигурам танца, они то сближались, то расходились, то встречались лицом к лицу, то бывали разделены проносящимися меж ними вереницами разрумянившихся пар, либо кружились в кольце хоровода, подхваченные случайными партнерами. Но время от времени, то и дело прерываясь на полуслове, удавалось всё же перекинуться парой фраз:

— Вы сегодня просто обворожительны!

— Благодарю вас, ваше высочество.

— Прошу простить меня, но прошедшей ночью я не смог...

— Что вы, вам не за что извиняться!

— Вы на меня не сердитесь?

— Нет, за что? Я провела чудесную, просто незабываемую ночь!

На лице князя отразилось замешательство. Но сияющая восхитительным румянцем Гортензия ничего не заметила, увлеченная уже цепочкой танцующих.

— Вы можете счесть меня легкомысленной, — спохватилась Гортензия, когда танец представил удобный случай, наконец опять столкнув их вместе. — И будете безусловно правы. Я сама себе удивлена! Но мои искренние чувства, моя любовь послужат мне извинением!

— Я рад, — пробормотал растерянно князь. — Я надеялся этой ночью навестить вас, но раз так...

— Конечно ж, я буду ждать вас! — выдохнула Гортензия, потупив взор.

Танец как раз закончился. Согласно последней фигуре она легко прикоснулась пальцами к его руке, присела в поклоне. Грудь ее, взволнованно вздымаясь, теснилась в оковах платья. Невольно засмотревшись, князь кивнул:

— Я приду, прекраснейшая из фей!

Она не раздевалась и не ложилась. Не спешила гасить свечи. Смотрела в окно на медленно поднимающуюся по темно-синему небу луну в серых клочьях изорванных ветром облаков. Ожидание было долгим, но не мучительным. Скорее наоборот — каждый миг предвкушения сладостен и волнителен.

Тем более ей нужно было многое обдумать. Сегодняшнее открытие, свершившееся благодаря наблюдательности княжны Беатрикс, могло буквально перевернуть всю жизнь Гортензии. Теперь мечты о спасении королевства и о должности главной придворной чародейки уже не казались несбыточными! Этот амулет послужит не просто доказательством — он вознесет ее на головокружительную вершину карьеры! И всё благодаря неожиданной благосклонности князя — всё благодаря сумасбродным прихотям демона!.. Светлые Небеса, кажется, если бы Иризар появился сейчас перед ней, она готова была бы его расцеловать — даже несмотря на извечную его противную ухмылку!

Наконец-то в тишине раздался робкий стук. Вошел князь — на сей раз в дверь, а не через потайной ход.

— Вы еще не спите? — зачем-то спросил он, хотя это было очевидно.

Гортензия расцвела в улыбке, взяв его за руку, усадила на постель. Сегодня князь выглядел как-то неуверенно, заговорил сбивчиво, не глядя в глаза:

— Я знаю, сестра рассказала мне, скоро вы покинете Лавендель, отправитесь назад в королевство...

Гортензия вздохнула:

— Ваша сестра обещала отправить в столицу чародеев из Ордена. Я уверена, они смогут справиться с некромантом. Но прежде я должна привести ей официальное прошение о помощи от члена королевской семьи, иначе это может быть расценено как попытка военного вторжения.

— Как жаль, — произнес князь. — Мне действительно будет жаль с вами расстаться.

— Напрасно, — возразила Гортензия, но голос ее прозвучал неуверенно. — Между нами не может быть ничего серьезного. Наше чувство вспыхнуло столь внезапно... Но я знаю, и сгорит оно тоже слишком быстро.

— Да, вы правы, — согласился князь. — Меня точно ослепило, когда я увидел вас там, у водопада. Вы были столь прелестны! Точно небесный дух, спустившийся на землю. Как будто колдовство, наваждение, чары затмили мой разум...

Наконец-то он осмелился поднять глаза на внимавшую с затаенным дыханием Гортензию.

— Ваши волосы тогда были влажны и темны. Ваша одежда... — прошептал он, потянувшись к ней, теряя самообладание от вновь вспыхнувшей страсти.

— Я была без одежды... — напомнила она тихо, одним дыханием, отодвигаясь назад, но одновременно с тем складывая губы для поцелуя.

Еще мгновение — и он снова не сможет совладать с собой, с нахлынувшим желанием. Еще чуть-чуть, и расстояние, разделяющее их, исчезнет, уста сольются в поцелуе...

— О, светлые Небеса!! — вдруг вскрикнул князь, резко отскочив назад, буквально скатился с кровати.

— Что случилось? — испугалась Гортензия, бросившись к нему.

Но князь уже вскочил на ноги и, выставив руку, точно защищаясь, не позволил приблизиться.

— Нет, право же, глупости, — ответил он, хоть тон дрожащего голоса говорил об обратном.

— Что? — недоумевала Гортензия.

Она шагнула к нему. Оказавшись как в ловушке — в углу между стеной, кроватью и ею, князь вынужден был признаться:

— Мне на миг почудилось, что вместо вас я собирался поцеловать какую-то старуху! Просто кошмар...

Гортензия обернулась: на подушке в изголовье постели лежал амулет. Похоже, она случайно коснулась его рукой — так не вовремя!.. Горько вздохнула, отступила, понурив голову. Старуху? Не так уж она и стара на самом-то деле... Но, конечно, не в глазах юного князя, вдвое ее младшего. Для этого мальчишки она, конечно, представляется древней каргой.

Подойдя к постели, взяла в руки амулет, обернулась к князю, так чтобы он видел ее лицо. Напряженно следивший за ней князь не смог сдержать сдавленно возгласа.

— Ваше высочество! — сказала она.— Помните, что я вам говорила? О том, что лицо, которое вы видите — не мое? Я вам не лгала! Я заколдована, на меня наложены чары. Наконец-то вы увидели меня настоящую.

— Вы... — начал он, но осекся, сглотнул. — Вы, признаю, несколько старше, чем я полагал.

Она сжалилась, бросила амулет на столик. Князь с облегчением перевел дух.

— Прошу прощение за свое возмутительное поведение, — повинился он, всё-таки придворное воспитание с детства прививало привычку к лицемерию. — Просто такая резкая перемена застала меня врасплох, это было слишком неожиданное превращение. Вы на самом деле довольно милы... для своих лет. Но я...

— Простите, что разочаровала вас, — произнесла она. — Я надеялась, что этого не случится. Я действительно надеялась, что заклинание не рассеется прежде, чем мы с вами попрощаемся, и тем более не хотела пользоваться при вас амулетом. Однако я сама забыла об осторожности. Но что ж поделать!.. Благодарю вас, ваше высочество, вы подарили мне прекрасные воспоминания.

— Я тоже вас никогда не забуду, — с чувством признался он. Поклонился. И уже в дверях бросил на ведьму прощальный, полный искреннего непонимания взгляд...

Подойдя к умывальнику, ведьма вынула из серебряного кувшина с водой белый ирис, вдохнула сладкий запах в последний раз. Обломила стебель и, достав из походного ларца свою колдовскую книгу с записями и рецептами, вложила цветок между страниц. Нежные гофрированные лепестки, ломая, сжал грубый пергамент. Ведьма захлопнула книгу и защелкнула застежки переплета.

— Вот и всё, кончилась чудесная сказка... — прошептала она, наклонившись, чтобы задуть свечи. Подняв голову, прислушалась к безмолвию — не раздастся ли вдруг из темноты язвительно-насмешливый смех. Но нет, кроме нее в комнате больше никого не было.

Гортензия так и не сомкнула глаз до восхода солнца. На рассвете она собрала свою дорожную сумку — и отправилась искать в лабиринте замка каморку подопечных. Ворчание невыспавшегося Мериана и категорический отказ просыпаться со стороны драконессы настроения ведьме не прибавил, пришлось повозиться — пустить в ход угрозы, объяснения и уговоры.

Видимо, шум из коморки гостей разбудил прислугу — а те в свою очередь доложили фрейлинам княжны. Поэтому Гортензия не особо удивилась, когда во дворе их нагнали две полуодетые придворные дамы, которые, зевая во весь рот, сообщили, что княжна-де распорядилась одарить ведьму — лошадьми из личной конюшни и кошельком золота. Гортензия не стала отказываться, ложная скромность ей была не к лицу. К тому же дары были от имени Беатрикс, а не от ее ветреного брата.

Решетка ворот со скрипом поднялась, выпуская из замка двух всадников и сверкающее чудище, правящее тележкой. Фрейлины махали вслед гостям широкими рукавами. Обернувшись в седле, Гортензия помахала рукой в ответ. И увидела, как лица девушек перекосило от неприятного удивления. Но как истинные придворные, они мгновенно справились с собой — и заулыбались еще шире и еще радостней.

Пощупав свой нос, Гортензия поняла, что за воротами замка с нее спало заклятье демона. Из красавицы она снова превратилась в саму себя, немолодую ведьму. Признаться, немного жаль, что это маленькое приключение закончилось, и амулет теперь ей был не нужен... Хотя нет, теперь, когда она держит путь обратно в столицу королевства, амулет ей терять никак нельзя! Она сунула руку в карман и крепко стиснула тяжелое волшебное украшение. Если она сумеет распорядиться им верно, амулет ей всю жизнь перевернет!

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ Алая роса на лугах

Как и все юноши из благородных семейств, Гилберт с особым трепетом ожидал самого важного дня в своей жизни — дня, когда он будет посвящен в рыцари. Но в отличие от большинства юношей, в его сердце не было места тщеславной гордыне и радостному предвкушению праздника. Он не мечтал о том, сколько свершит подвигов, какие чудеса ловкости проявит на турнире, как своей исключительной доблестью завоюет расположение прекрасной дамы. В отличие от прочих сверстников, он не был склонен преувеличивать свою физическую силу и мастерство мечника, скорее напротив. В отличие от них, он был чернокнижником. И накануне перед посвящением его ждало испытание куда более болезненное и сложное, чем турнир.

В ночь накануне посвящения состоялось богослужение в главном соборе столицы. Под огромным куполом собралось множество людей: члены знатных семейств, придворные вельможи, достопочтенные горожане. Их сыновья готовились завтра присягнуть на верность королю и получить из рук государя меч в знак вступления в новую жизнь. Чета Эбер занимала особое, почетное место. Изабелла с гордостью взирала на юношей, преклонивших колено перед алтарем, ведь среди них был и ее сын. В отличие от прочих матерей, ее глаза оставались сухи. А вот маршал едва сдерживал чувства, уже ясно видя, как завтра официально представит своего наследника королю — на виду у всей столицы.

Кроме Гилберта, к торжественному посвящению готовились еще одиннадцать достойных юношей. Большинство из них были на несколько лет младше графа, но выглядели более мужественно из-за привычки к тяжелым физическим упражнениям. Некоторые недавно вернулись вместе с отцами из военного похода, где сопровождали маршала Эбера и на равных со старшими бились в сражениях. Но также здесь были и сыновья простолюдинов, разбогатевших торговлей или возглавивших ремесленные цеха или гильдии. Ибо, как гласил закон, рыцарем мог стать каждый, у кого есть конь, оружие и смелость. Первое им купили родители. А вот найдется ли отвага — покажет завтрашний день.

При мысли о турнире у Гилберта вновь учащенно забилось сердце. Он клял себя презренным трусом, но не мог спокойно думать о завтрашнем дне. Ничего от этого представления, кроме унижения и позора, он не ждал.

Однако до завтрашнего дня нужно было еще дожить. Как ни громко это звучит, но торжественная служба в храме могла обернуться для него смертью. Пропитывавшая чернокнижника энергия темных материй от звуков церковных песнопений буквально вибрировала болью — и ему стоило огромных усилий не выдать себя ни дрожью, ни стоном.

Если бы церемонией руководил придворный епископ, хорошо знакомый графу добродушный толстячок, в карманах которого всегда находились сладости для детей и милостыня для бедняков, — возможно, Гилберту было бы не так невыносимо терпеть эту пытку. Но службу вел какой-то аббат, по просьбе матери специально приехавший черт знает откуда. Предписанная поза не позволяла будущим рыцарям поднимать склоненных голов на протяжении всей церемонии, и Гилберт не мог толком его разглядеть. Но ему уже до тошноты стал противен голос этого священника, третий час занудно призывающий божественную благодать на благородных юношей, на клинки их добрых мечей и на всех людей, собравшихся в храме.

Пытка усугублялась тем, что аббат постоянно останавливался напротив Гилберта, явно выделяя его среди прочих соискателей рыцарского звания, особо одаривая благословениями. Это внимание, которое должно было доставить удовольствие герцогине, причиняло Гилберту невыносимые страдания. Он не сразу понял, что аббат Хорник не просто вторит хору, а негромко читает специальную очистительную молитву, основанную на древнейшем заклятии изгнания злых духов. Гилберт стиснул зубы, на лбу выступили капельки пота, в глазах мутилось. Иризар всё-таки оказался прав, предупредив, что такое может случиться...

Гилберт почувствовал, что начинает задыхаться. Жар от множества свечей, дыхание собравшихся сожгли воздух.

В толпе стали возмущенно перешептываться. Похоже, молитва аббата коснулась не только чернокнижника, но и обычных колдунов и ведьм. Некоторые из присутствующих, не выдерживая боли, сжимающей голову стальным обручем, поспешили к выходу.

Церковь издавна относилась к колдовскому братству с подозрением и неприязнью — иной раз и с откровенной враждой. Однако народ недолюбливал монахов, а Гильдия пока что была куда влиятельней только начинающей входить в силу церкви. К тому же придворный епископ, равно как и государь, не являлся сторонником крайних взглядов и считал чародеев и ведьм такими же людьми, как прочие — и потому никогда не допускал подобных молитв в богослужениях. А вот аббат Хорник, видимо, оказался ярым гонителем богопротивного ремесла.

Гилберт покосился на мать — герцогиня незаметно стащила с пальца перстень, с помощью которого обыкновенно вызывала к себе сына. На пальце осталась алая полоска ожога. Учитывая, что она тоже была мастерицей на счет проклятий, порчи, сглаза и ядов, можно представить, как трудно ей было сохранить на губах эту ясную, благожелательную улыбку. Наверняка уже пожалела о своей затее, заручиться поддержкой церковников можно было бы и просто с помощью денег, без этого чудовищного представления... Пальцы дрогнули — заговоренный камень среагировал на очередную фразу в песнопениях, — перстень выскользнул, упал под ноги. На безмятежной маске герцогини мелькнуло-таки раздражение: нагнуться, чтобы отыскать пропажу, сейчас было совершенно невозможно! Тень усмешки тронула уголки губ графа. Хоть бы навсегда пропал чертов перстень, это избавило бы его наконец от жалкой участи щенка на привязи... Кстати, хорошо, что Иризар подсказал оставить все амулеты, прежде чем явиться в собор. Без них граф чувствовал себя будто раздетым, но если бы не послушал своего демона, сейчас не скрипел бы зубами, а выл в голос, как бесноватый. Вместо защиты от внешнего зла усиленные ритуалом службы амулеты прожгли бы дыры в его собственной шкуре.

Граф опустил голову, закрыл глаза. Голоса хора, священников и прислужников слились в единый рев, перерастающий в низкий, какой-то металлический гул с привкусом ржавчины на языке. Кровь толчками пульсировала в жилах в такт речи аббата, разливаясь под кожей расплавленным железом. Только бы не закричать, не завопить, не сорваться и не разнести здесь всё к дьяволу, чтобы купол рухнул и камнями придавило этого проклятого аббата и всех с ним заодно! Гилберт задержал дыхание, заставил разум отгородиться от жгучей боли, от происходящего вокруг, как от смутного ночного кошмара...

Стоявший по правую руку от него крепкий рослый парень побледнел и, испустив сдавленный стон, повалился без сознания. По толпе пронесся вздох негодования. Прислужник поспешил помочь оробевшему от неожиданности родителю вынести несчастного на свежий воздух. Вероятно, парню не повезло иметь скрытый колдовской дар, и это сейчас обернулось против него.

Аббат же и не подумал остановить службу, довел церемонию до конца — ведь он служил не для толпы, не в угоду кому-то, но ревностно прославляя божественный дух. Однако Гилберт был более чем уверен: то злобное нетерпимое божество, которому поклонялся этот аббат, не имело ничего общего со Светлыми Небесами...

На алтаре горели свечи и поблескивали выложенные в строгий ряд клинки — тщательную полировку пока что не нарушила ни единая царапина, замысловатую шнуровку на рукоятях не истерли ладони, не запачкала кровь...

Когда служба наконец-то закончилась и храм опустел, погрузившись в благословенную тишину и полумрак, будущие рыцари остались в одиночестве. Их заперли — согласно традиции, дабы ночь перед посвящением провели в молитвах и благочестивых размышлениях.

Однако кто будет соблюдать тоскливые предписания, если за тобой не следят? Юноши разумеется не стали лицемерить друг перед другом и изображать благочестие. Тем более в действительности никто не собирался коротать ночь в холоде и посте — как и было условлено заранее, вскоре к ним явилось избавление в лице доверенных служанок маршала: тихо скрипнули петли, слабо засветился ночной синевой проем малой двери, врезанной в угол огромных врат.

— Мальчики? — кокетливо позвал нежный девичий голосок. — Господа завтрашние рыцари-и-и?

Как считал маршал, будущие рыцари — это ведь не монахи, негоже им ночевать на холодном полу, маясь от голода и скуки, если можно провести остаток ночи в куда лучших удобствах и с удовольствиями, приличествующими настоящим мужчинам.

Разумеется, юноши не противились воле военачальника — и в сопровождении игриво настроенных девиц отправились в кабак веселиться.

Одна из служанок сунулась было в двери — но заметив Гилберта, смерившего ее хмурым взглядом, пробормотала извинения и сбежала. Ясно — герцогиня велела найти потерянный перстень. Но девица смешалась и решила отложить поручение до утра...

— А ты почему остался?

Гилберт вздрогнул и резко развернулся — он вовсе не ожидал, что случайно заденет плечом демона, возникшего позади него из кромешного мрака.

— Разве ты не хочешь провести эту ночь в веселой компании, с кружкой вина и с красоткой на коленях? Привыкай к такому времяпрепровождению, ты же станешь завтра рыцарем!

— Отстань, — устало отмахнулся Гилберт.

— Понятно. Тебе сейчас не до красоток? И без вина голова трещит и руки трясутся? — участливо осведомился Иризар. — Хорник на этот счет мастер, устроить обряд изгнания для него сущее удовольствие! Я слышал, один твой товарищ оказался слабаком — позорнейше упал в обморок посреди церемонии? Даже представить страшно, какие муки пришлось вытерпеть тебе!

— Убирайся, ты мне надоел. И вообще, как ты проник сюда? Демону не место в храме.

— Равно как и некроманту. Я всего лишь верный слуга своего господина.

— Иди к черту.

— Что ж, не смею мешать твоему отдыху и благочестивым размышлениям!

Отвесив шутовской поклон, Иризар направился было к дверям, но на полпути кое о чем вспомнил, развернулся на каблуках. Размотал с запястья цепочку, на которой кроме причудливых подвесок были нанизаны перстни с мрачно поблескивающими каменьями, протянул графу.

— Если ты собрался ночевать в одиночестве, забери обратно, — предложил он. — Мало ли какие призраки захотят заглянуть к тебе на огонек.

— Какие могут быть призраки в храме? — неуверенно переспросил Гилберт, потянулся взять... Но стоило лишь прикоснуться, как от кончиков пальцев через всё тело пробила такая молния боли, что даже в глазах потемнело. Он отдернул руку. Похоже, песнопения этого проклятого аббата всё еще действуют. И судя по скользнувшей усмешке, Иризар предполагал подобную возможность.

— Считаешь, они мне помогут? — ядовито спросил граф, срывая злость. — Если какой-нибудь мстительный дух окажется настолько силен, что сможет прорваться в храм, то неужели его остановят эти безделушки!

Иризар ничего не ответил. Бережно спрятал заговоренные драгоценности за пазуху — ведь среди них был и перстень его воплощения. Поклонившись — то ли шутя, то ли всерьез, — удалился под стук собственных шагов, раскатистое эхо умножило отзвуки под высокими сводами. Свечи на алтаре мигнули от ворвавшегося в дверь ветра.

Гилберт вздохнул, потер горящие от ожога пальцы.

Кстати, о перстнях. Забрав с алтаря свечу и свой меч, граф направился к тому месту, откуда за торжественным богослужением наблюдала чета Эбер.

Долго искать не пришлось. В щели между плитами пола блеснул камень, отразив гранями тусклый огонек. Гилберт решил не испытывать удачу — не стал брать перстень в руки, осторожно поддел на кончик клинка. Поднял повыше, чтобы рассмотреть ненавистное украшение. Пусть утром служанка обыскивает весь храм, хоть в святилище залезет. Бедняжке конечно влетит от госпожи за неисполненный приказ. Но герцогиня не получит обратно свой перстенек. Довольно, наигралась.

В красноватом полумраке оконные ниши казались чернеющими длинными шрамами между ребер массивных стен. Не здание, а утроба огромного чудовища. Истинное величие храма невозможно было осознать днем, при свете, в присутствии толпы горожан. Только ночь, спрятав пышные росписи и яркую отделку, в полной мере могла показать подавляющий размер, по сравнению с которым человек чувствовал себя ничтожным насекомым.

В окна не пробивалось ни одного городского огонька, на неровных цветных стеклышках плясали искаженные отражения от алтарных свечей. Розетки роскошных витражей в острых вершинах стрельчатых проемов вовсе казалась металлической паутиной, наложенной на чернильную темноту. Сыроватая, пахнущая воском тишина не пропускала звуков внешнего мира...

Гилберт выбрал одну из оконных ниш, откуда свободно просматривалось всё пространство. Бросил на широкую лавку подоконника плащ, сел, прислонившись спиной к простенку, вытянул ноги, не смущаясь грязью с сапог испачкать девственно-белый мрамор. Рядом прилепил свечной огарок. Капающий воск вскоре подобрался лужицей к одежде — наплевать.

Он с презрительным интересом разглядывал, как изящно перстенек крутится на кончике клинка, от малейшего осторожного движения с противным тонким скрипом металла о металл елозит по кромке лезвия. Кажется, в эти минуты в перстне сосредоточилось всё, что так бесило графа в собственной матери... Нет, хватит пустых мыслей, он должен прекратить думать о обо всём этом. О герцогине, которая нацелена лишь на месть и жаждет только власти. О собственной его ничтожности, слабости и никчемности. О предстоящем турнире... Ему нужно лишь несколько часов тишины, чтобы хоть сколько-нибудь восстановить силы, так необходимые для завтрашнего дня.

Свечи на алтаре мигнули и погасли.

— Разве я не просил оставить меня в покое? — произнес Гилберт, уверенный, что это вернулся демон.

Но свечи потухли не из-за сквозняка — двери храма были по-прежнему закрыты. В тишине не было слышно ни чьих-нибудь шагов, ни дыхания. Ни знакомого, ставшего привычным, тихого ядовитого смеха.

Гилберт поднялся, напряженно прислушиваясь. Перехватил удобнее рукоять меча, вслепую выставив перед собой клинок — позабыв о перстне, который сорвался и со звоном укатился куда-то во тьму. По спине пробежал озноб, сердце заныло от тоскливого ожидания. Хотелось спрятаться, забиться в угол, стать невидимым, слиться с окружающей тьмой... Гилберт встряхнулся, отгоняя наваждение — это ощущение ему уже знакомо! Не зря Иризар помянул призраков.

Неясный, едва уловимый человеческим зрением свет... Вернее сказать — тень света разлилась в воздухе, выползала понизу клочьями тумана, клубящимися без ветра.

— Опять ты! — прошипел Гилберт.

Завитки приподнимались от пола, свивались в вихрь, в высоту человеческого роста. Дымное колышущееся веретено медленно поплыло в сторону графа.

Нельзя позволить призраку приблизиться. Гилберт знал, на этот раз у него нет ни одного шанса выжить. Без защитных амулетов, без сил сопротивляться, без возможности призвать помощь — ведь Иризар не услышит сейчас его приказ, без перстня и сквозь непроницаемые стены храма. Если призрак вновь попытается завладеть его телом — на этот раз Гилберт погибнет.

Струящиеся ленты тумана потянулись к нему, точно распахнутые в призывных объятиях руки. Сознавая, что его действия бесполезны, Гилберт рубанул по ним клинком — меч рассек пустой воздух. Но полосы тумана мгновенно съежились, болезненно отдернулись. Гилберт направил лезвие вперед — и с удивлением увидел, как призрак поджимает свои бесформенные, невесомые покровы, явно стараясь избежать прикосновения лезвия. Неужели из-за того, что меч освящен? Неужели не напрасно он вытерпел сегодня все эти благословения?.. Гилберт с шумом втянул воздух — и решительно обрушил на призрака град беспорядочных ударов, вместе с самыми действенными заклятиями против мертвых духов и ночной нежити.

Отсеченные клочки завитками сизого дыма взвивались вверх и таяли в темноте. И призрак как будто уменьшался — однако он не пытался уйти, словно его неудержимо манило нечто, что было сильнее, чем ранения от благословленного оружия и заклинаний.

Шаг за шагом Гилберт оттеснил призрака ближе к алтарю. Не прекращая наносить рубящие удары, подхватил в левую руку второй меч. Хоть тот и оказался тяжелее привычного кинжала, держать круговую оборону с парой клинков было гораздо удобнее.

Однако пелена тумана постепенно теряла проницаемость, становясь вязкой. Сперва лезвие будто сквозь воду проходило, но очень скоро клинки стали встречать ощутимое сопротивление, врубаясь точно в живое мягкое тесто — и застревая там. Теперь графу приходилось расходовать силы не столько на удары, сколько на то, чтобы выдернуть клинки назад, непомерно тяжелые от налипшего на лезвия нечто. Был ли смысл в этих ударах? Это уже мало походило на поединок. Это было бы странно и нелепо — если бы не было настолько страшно и смертельно опасно.

Гилберт уже выдыхался, мышцы сводило от напряжения. А перед глазами всё мерцал клубящийся живой сгусток полупрозрачного вязкого тумана... И в очередной раз граф не сумел выдернуть плотно застрявший в этом клубке меч. Он рвал изо всех сил, но клинок крепко заклинило. Висевший же в воздухе призрак от его усилий даже с места не сдвинулся.

Краем глаза заметив движение сбоку, Гилберт обернулся — и отрубил тянущиеся к нему сзади ленты тумана прежде, чем вообще успел понять, что перед ним такое. Оставив застрявшее оружие, отскочил назад к алтарю, подхватил другую пару мечей — и вонзил в сгусток сразу два клинка. Потом еще два, и еще. Перехватив рукоять своего меча обеими руками, граф собрался — и одним, последним ударом, вложив всю ярость, разрубил призрака надвое.

Со звоном мечи упали на каменный пол. Стерев пот со лба, Гилберт смотрел, как оставшиеся от призрака клочья тумана медленно растаяли в темноте. Неужели ему удалось? Получилось победить? Он жадно глотал воздух, пытаясь отдышаться.

И вдруг ощутил, как в груди сворачивается плотный горячий комок. Горло сжалось болезненной судорогой, он силился вдохнуть, но что-то внутри него не позволяло, распирая легкие...

Призрак всё-таки обыграл его? Позволил изрубить себя на куски — и, растворившись в темном воздухе, вдох за вдохом проникал в противника... Гилберт сражался до изнеможения, не замечая, что с каждым мгновением всё глубже и глубже увязает в заготовленной ловушке. И лучшего момента для нападения было не выбрать.

Гилберт бился и рвался — но не мог пошевелить и пальцем. Овладевший им дух разлился по венам, подчинив своей воле каждый мускул, каждый нерв его тела. Кожу и внутренности как будто пронзали тысячи тысяч тупых игл. Гилберт закричал бы от нестерпимой боли, если б ему позволили.

Но еще больше, чем боль и ставшее чужим собственное тело, его ужасала пустая чернота, распахнувшаяся перед ним. Чернота стремительно засасывала его сознание. Оттуда, он знал, он не сумеет найти выход. Оттуда возврата не существовало.

— Ах да, Берт, забыл тебе сказать... Что?! — перешагнув порог, Иризар замер в дверном проеме. Но лишь на миг.

Он подбежал к бьющемуся в конвульсиях хозяину. Но резко остановился, шагнул назад. Обнажил свой меч.

— Иризар... — прохрипел Гилберт. Но голос его пресекся. И зазвучал вдруг совсем по-иному:

— Иризар? Ты и вправду собираешься убить своего господина?

Тело перестали сотрясать судороги. Некромант, двигаясь явно с трудом, медленно поднялся, выпрямился. С подобием улыбки посмотрел в глаза демона.

— Кто ты такой, призрак? — прорычал Иризар, направив в лицо острие меча.

— Ты сам сказал — я всего лишь призрак.

— Что тебе нужно? — продолжал допытываться демон.

— Когда-то у меня было живое тело, — мечтательно произнес призрак устами своей жертвы. — И я хочу получить новое. Но долго ты собираешься тянуть время, задавая пустые вопросы? Кажется, ты собирался отнять у меня этого мальчишку?

Некромант, нагнувшись, поднял один из освященных мечей, разбросанных по полу храма. Переложил оружие из руки в руку, заново познавая ощущение прикосновений. С интересом взглянул на покрасневшую от ожога ладонь.

— Не мешкай, нападай! — бросил он демону. — Из-за меня твоему господину очень больно держать этот меч.

Иризар сделал несколько выпадов — но ведь не мог же он всерьез сражаться! Понимая это, призрак быстро перешел к нападению, нисколько не заботясь о безопасности захваченного тела. Под бешеным натиском, при нечеловеческой скорости движений, демон только и успевал парировать и уклоняться. Но не оставил попыток нащупать брешь в самом существе противника.

— Мальчишка тоже думал избавиться от меня с помощью заклинаний. Заклинаний, которым у меня же и научился! — хохотнул призрак. — Ты сильный демон. Но с мертвым некромантом, познавшим саму суть смерти, даже тебе не справиться.

— Я еще только начал, — возразил Иризар. Кажется, удалось зацепиться. Нужно еще немного отвлечь наглого мертвеца и действовать осторожно, чтобы тот ничего не почуял...

— Аккуратно! Не вышиби ненароком дух из хозяина! — со смешком двусмысленно предупредил призрак.

— Постараюсь, — бросил демон.

Иризар обошел его обманным выпадом, выбил из рук меч — и сжал в объятиях, похожих на тиски. На мгновение противники замерли лицом к лицу, Иризар чувствовал кожей бешеный стук его сердца.

— Ты уже забыл меня, Иризар? — с неожиданной грустью прошептал призрак.

Но демон не слушал — прошептав заклятье, он отшвырнул некроманта от себя и, с разворота, ударил клинком плашмя в грудь. Вскрикнув, Гилберт отлетел назад, врезался в колонну. Призрак же, захваченный в ловушку волей демона, словно не почувствовав удара — остался на месте мерцающим силуэтом, сотканным из переплетения тончайших жилок, повторяющих рисунок кровеносной сети. Но обратный замах меча в короткий миг смял этот узор, рассеча надвое по поясу, смешал в дымные завитки.

Туманным облаком призрак ринулся вперед:

"Скоро мы встретимся вновь, Иризар!.."

Демон ощутил, как мерцание прохладной волной пронеслось сквозь него, вдохнув в сознание эту мысль. И оставив на лице леденящий след короткого поцелуя.

— Исвирт?.. — узнал он, обернувшись в смятении.

Но тьма за спиной уже опустела...

Однако тратить время на сомнения было непозволительно. Демон поспешил к пытающемуся подняться господину.

— Спасибо, что вернулся, — с трудом, едва слышно выдохнул Гилберт. Сбежавшая изо рта струйка крови окрасила губы, он закашлялся. — Кажется, ты сломал мне ребра...

— А ты меня всего изрезал, так что мы квиты, — усмехнулся демон, поддерживая хозяина.

Гилберт скользнул взглядом по бесчисленным кровоточащим ранам.

— Прости, — шепнул он.

Чернота вновь затопила его разум — но теперь он отдался ей без страха. Сквозь водоворот тьмы почувствовал, как земля резко ушла из-под ног. Но надежные руки не позволили упасть.

Рассеченный дугами сводов огромный купол всё еще хранил нежные серые сумерки. В ожерелье из узких окон просачивались косые стрелы мягкого света. Где-то за этими стенами, совсем близко, звенели птичьи голоса, и эта музыка жизни звучала куда слаще песнопений богослужения. В нижних огромных окнах светилось предрассветное небо — нежно-бирюзовое, с золотистой кромкой поднимающегося над городом утра. Яркие стеклышки в переплете играли причудливыми оттенками, а розетки витражей теперь оказались не паутиной, но действительно волшебными розами...

Очнувшись, Гилберт сразу осознал, что боль ушла. Лишь легкое оцепенение сковывало тело, покалывало кожу. Подняв глаза, он с удивлением увидел Иризара. Тот сидел, прислонившись спиной и затылком к стене, плечом к переплету окна. Гилберту была видна шея и потемневший от щетины подбородок — на коже краснели свежие рубцы. Одежду тоже покрывали бесчисленные разрезы, на рукавах расплылись успевшие побуреть пятна. Гилберт чуть повернул голову, огляделся: они всё еще в храме, в нише оконного проема. Его голова покоится на коленях Иризара, а теплая рука демона просунута в расстегнутый ворот под одежду, лежит у него на груди...

Почувствовав движение, Иризар наклонил голову, внимательно посмотрел на хозяина сверху вниз. Отнял руку — скользнув, ладонь на миг задержалась на шее, будто что-то проверяя. Гилберт с недоумением ощутил, как под пальцем бьется тонкая жилка, выдавая размеренные удары сердца. Так странно... Натянув перчатки, демон ворчливо произнес, отвечая на вопросительный взгляд:

— Ты прав, у тебя было сломано ребро.

— Было? — непонятливо переспросил Гилберт.

Иризар промолчал. Не хотелось пускаться в долгие объяснения, почему не мог позволить ему умереть. Он сам нанес своему господину удар, от которого сломались ребра, порвались внутренности, и осколок кости пробил легкое. Не было времени раздумывать, как поступать и что следует или не следует делать — Гилберт захлебывался в собственной крови.

— Но твои раны? — заметил граф. — Они до сих пор не исчезли...

— Я тебе не ведьма всё-таки, — отмахнулся Иризар. — Демоны умеют убивать, врачевать же не наше дело.

Никакие лекари, ни одно ведьминское зелье не помогли бы. Спасти умирающего хозяина можно было единственным способом. Наплевать на собственные раны — пусть кровь текла, ему все силы нужны были до последней крупицы — не для себя. Свои раны он излечит позже... Войти в умирающее тело, к тому же изрядно истерзанное вторжением призрака, для демона было проще простого. Но рядом в этот раз не было ни Дакса, ни Дэв-хана. Не было никого, кто смог бы помешать ему, одернул бы вовремя, если бы жажда захлестнула его разум — и он захотел бы большего. Не сумел бы побороть свою сущность — подавить безотчетное желание остаться, полностью занять тело, поглотив душу и разум хозяина. И в то же время не разорвать связь, не потерять свое собственное...

Иризар отвел взгляд, повернулся к оконному переплету. Этой ночью они оба потратили слишком много сил.

Гилберт поднес к глазам руки — кожа на ладонях и пальцах была красноватой. Он вспомнил, как жгла его рукоять меча — освященное оружие противилось духу, овладевшему им.

— Мне казалось, я больше никогда не смогу взять в руки меч, — признался он.

— Возьмешь. Ты же не хочешь пропустить свой первый турнир.

Иризар распутал на своем запястье цепочку, снял с нее оставленные на хранение амулеты. Возможно, если бы этой ночью они были у графа... Впрочем, это конечно глупости, Исвирт лишь посмеялась бы на любые амулеты. Они задержали бы ее не более, чем на пару минут. Правда, тогда этих минут оказалось бы достаточно... Вздохнув, демон взял руку хозяина и принялся не особенно аккуратно нанизывать перстни на пальцы.

— Будь он проклят, этот турнир! — с глухим отчаяньем ответил Гилберт. — Я трус! Я никчемный глупец... Посмотри, какой из меня рыцарь? Я ни на что не годен.

— Поплачь, Берта, поплачь, — погладил его по голове демон. — Девчонкам вроде тебя слезы к лицу.

— Неужели ты не понимаешь?! Меня убьют на этом чертовом турнире. Я это знаю. У меня нет шанса. Всех этих парней готовили с колыбели, они бывали в сражениях, они знают, что такое война. А я? Отец даже не захотел взять меня с собой оруженосцем.

— Можно подумать, ты и бабочку не придавил за свою жизнь, — хмыкнул демон. Действительно, забавно. Он выжил после встречи с Исвирт — а теперь вот переживает из-за такой малости. Турнир? По сравнению с битвами чернокнижников — это просто детские забавы. Как он этого не понимает? Мальчишка...

— Да, я убивал. Но ты же сам говорил, что я не смогу использовать свою силу в поединке. Иначе меня ждет позорная казнь. Поэтому я боюсь... Боюсь оказаться слишком слабым. Но еще больше боюсь забыться и вспылить, выдать себя... предать всех... Это будет конец всему.

— Ты действительно глуп, — вынужден был признать Иризар. — Ты забываешь, что твоя матушка уже всё приготовила и со всеми договорилась. Страшась ее гнева, никто на ристалище не посмеет тебя и пальцем тронуть. Ну, может быть, зуб сломают или синяк подставят — ради соблюдения традиций. Но ты же нареченный жених принцессы — и хочешь или нет, ты станешь рыцарем, пусть даже против своей воли.

— Против воли меня сделали некромантом. Против воли сделают рыцарем. Против воли — стану королем... — пробормотал Гилберт. — Хотя, какой из меня некромант? Я даже с призраком справиться не сумел.

Иризар пристально посмотрел ему в глаза:

— Ты не знаешь, что за призрак это был.

— Нет, он забыл мне представиться, прежде чем принялся выворачивать душу наизнанку! — буркнул граф.

Иризар отвернулся, взглянул вверх. Золотисто-розовые лучи восходящего солнца, пока еще невидного снизу, уже протянулись от горизонта и коснулись высокого купола храма. Пронзив верхний ряд окон, празднично яркие от витражей, лучи разошлись веером, разноцветными пятнами окрасили своды. Отразившись от позолоты отделки и противоположных стекол, изломанными нитями, словно полет мотылька, заметались под куполом, наполнив храм светом и сиянием.

— Скоро за тобой придут, — напомнил Иризар.

Помрачнев, Гилберт едва подумал о припозднившихся товарищах — как послышался шум шаркающих ног, дверь со стуком распахнулась, и в храм ввалилась веселая компания будущих рыцарей.

— Удачного дня! — коротко бросил Иризар.

И исчез — столь внезапно, что Гилберт, потеряв опору, стукнулся затылком о мраморный подоконник.

— Гад, — ругнулся он беззлобно.

Вскоре за будущими рыцарями прибыл почетный эскорт королевской стражи — во главе с епископом. Добрейшему священнику сам король поручил сопроводить молодых людей к месту празднеств. Эта важная миссия должна была утешить епископа после огорчения из-за отобранной аббатом Хорником чести провести ночную службу.

Снисходительный епископ старательно сделал вид, будто не заметил распахнутой настежь малой двери в воротах храма. Зато поистине отвел душу, когда по дороге до турнирного городка читал будущим рыцарям прочувствованные, хотя и довольно сумбурные наставления на тему моральных обязательств и добродетелей, приличествующих рыцарскому званию.

Ежегодный королевский турнир раскинул свои пестрые, окрашенные в яркие геральдические цвета шатры недалеко от стен столицы, на лугах и пастбищах, покрытых ковром сочной изумрудной травы. Умытое ночным дождем солнце только начало подъем по незабудковой небесной тверди, а уж вокруг ристалища и шатров вовсю бурлила деятельная жизнь.

Ристалище для проведения поединков представляло собой длинную прямоугольную площадку, достаточно просторную для конных выездов, отгороженную крепким забором. На ограде уже начали появляться большие щиты и вымпелы с гербами приехавших потешиться ратной забавой рыцарей. С двух сторон, напротив друг друга, над засыпанной песком ареной возвышались длинные ряды трибун для зрителей. Отдельно был поставлен высокий ступенчатый помост для королевской ложи. С противоположной стороны от ложи располагался въезд на ристалище, ворота украшали флаги королевства на высоких древках, узкие полотнища трепал свежий весенний ветер.

Строители торопливо стучали молотками, как водится, в последнюю минуту доделывая лавки для зрителей, тянущиеся рядами на нижнем ярусе трибун, лесенкой расположенные друг над другом. В то же время на двух верхних ярусах, нависающих широкими балконами над местами для простого люда, служанки уже развешивали на перилах вышитые стяги своих господ, расстилали ковры, расставляли стулья и табуреты, раскладывали подушки.

Вокруг ограды, не боясь попасть под тяжелые копыта, ремесленники разложили на траве свои нехитрые изделия. Торговцы громко зазывали покупателей к кибиткам с товарами. Между шатрами устроились лоточники, бродили коробейники. Покрытые шрамами вольные наемники приглядывали для себя новых хозяев, карманники ощупывали крестьян, заглядевшихся на уличных танцовщиц. Воры бессовестно срезали кошельки с поясов неосторожных дам и девиц, или даже снимали вместе с поясами. Слуги у входов в шатры и палатки чистили парадное платье хозяев, вытащенное из дорожных сундуков. Булочник с окраины столицы привез на ослике корзины с горячими хлебами. Рядом оруженосец чесал жесткой щеткой боевого коня. Вокруг стоял оживленный шум, смех, гомон, выкрики. Пахло влажной землей, медовыми пряниками, конским навозом, мужским потом, женскими духами. Богато одетые и оборванцы, горожане и селяне, сановники и шлюхи, монахи и воры — все сословия и ранги смешались в ярмарочную толпу, радостно предвкушая дневное зрелище и ночное веселье.

Будущих рыцарей препроводили в отдельный шатер, где они могли немного отдохнуть от ночного бдения, облачиться в турнирные доспехи. Гилберта же встретили посланцы герцогини. Сама Изабелла Эбер вместе со своей свитой, включая двух демонов, с нетерпением поджидала у отдельного шатра, приготовленного специально для графа.

— Мой сын! Моё дитя! — воскликнула она, нисколько не стесняясь посторонних. И Гилберту не удалось уклониться от объятий. — Я знаю, ты покажешь себя, ты будешь лучше всех!

И еще раз прижав сына к груди, обдав душным запахом благовоний, щедро источаемым платьем и волосами, прибавила шепотом:

— Прибыл маркиз Ромф. Он согласен, он вызовет тебя на первый поединок. Ты его знаешь, он бывал у меня недавно.

— Этот дряхлый старик?! — изумился Гилберт.

— Не смей так говорить. Маркиз родовит и богат. К тому же, он знал твоего деда. Первый поединок — пустая традиция. Дружеским вызовом маркиз оказывает тебе большую честь, признает равным себе! Как знатнейший из участников, он будет первым выбирать себе соперника, поэтому никто другой тебя вызвать не успеет. Но не вздумай вышибить его из седла! — добавила она полушутя. — Я договорилась о двух ударах копьем вскользь. Не забудь!

Гилберт со вздохом кивнул. Всё шло так, как и говорил Иризар. Впрочем, он и не ждал иного...

К изрядному облегчению, герцогиня не стала задерживаться, ограничась этими наставлениями. Отправилась дальше плести сети придворных интриг. Сыну же настоятельно посоветовала отдохнуть перед испытаниями, возможно, плотный завтрак исправит его жалкий бледный вид.

В шатре и правда ждал роскошно накрытый стол. Граф не сумел заставить себя притронуться к еде, зато изысканным яствам отдали должное демоны. Дакс и Дэв-хан не последовали за госпожой, предпочтя общество графа. Оба пребывали в отличнейшем расположении духа.

— Кстати, а где Иризар? — спросил Гилберт, при взгляде на уплетающих демонов с трудом подавляя дурноту. Сейчас зелья Иризара, опостылевшие за зиму, ему очень пригодились бы. — Почему он не с вами?

— Уполз зализывать раны, — заявил Дакс. — Сто лет не видал его таким побитым! Клянется, будто это ты, Берт, так его отделал! Правда, нет?

Гилберт в задумчивости кивнул. Демоны многозначительно переглянулись между собой.

— Бурная ж у вас ноченька выдалась в храме! — хмыкнул Дакс. Но приставать с расспросами не решился. Вместо того завел разговор о турнире.

— Да разве это турнир? — рассуждал он с миной знатока. — Отгородили флажками загончик для детишек, в игрушки поиграть — тупыми копьями да ненаточенными ножиками! Вот раньше было — то дело! Еще при прадедах нынешних рыцарей. Помнишь ли, Дэв-хан, какие игрища устраивались? Армия на армию шла! По сотне, а то и две сотни всадников с каждой стороны — съезжались в две линии на широком поле. Да сшибались все разом! Так, что только пыль столбом, грохот да треск на всю округу. Деревни под горячую руку начисто срывали. Там уж тебе приволье было! Никаких правил, никакого этикета, галантности, чтоб ее. Круши всех подряд направо и налево! Вбивай шлемы всмятку, как скорлупки! Чтобы потом кузнецам тоже забава была — стучать молотами по головам своих господ. То-то мы с тобой в те славные времена, помнишь ли, потешились? Даже, бывало, принцев в плен под выкуп брали. Не то что ныне тогда принцы были, с тогдашними принцами и подраться было не стыдно!

В отсутствии Иризара Дакс разглагольствовал безостановочно — о курьезах, которым лично стал свидетелем, о забавных происшествиях, случавшихся на прошлых турнирах. Обсуждал личности рыцарей, съехавшихся с разных концов королевства и даже из соседних земель, перечисляя их заслуги и родословные ничуть не хуже герольдов. И засунутая за щеку гусиная нога ему нисколько в том не мешала. Дэв-хан по обыкновению заинтересованно слушал, кивал. А если и выражал несогласие — всё равно молча.

Детально обсудили достоинства и недостатки привезенных на выступление коней и доспехов — и то, и другое оруженосцы тщательно подготавливали у всех на виду, щеголяя богатством своих господ. Далее, под сладости с медово-ягодной наливкой, демоны перешли к неисчерпаемой теме разнообразных увечий, которые получали участники турниров. Дакс с удовольствием принялся перечислять виденные им сломанные носы и челюсти, выколотые глаза, отсеченные конечности, раздробленные суставы и кости — и прочее, по сравнению с чем смерть в бою покажется сущей наградой.

Гилберт более не мог этого выносить, к горлу вновь поступила дурнота. Он позвал слуг и приказал одеваться. Сколь ни противен был ему вид сверкающих золотой насечкой новеньких доспехов, но над полем уже прогремели фанфары герольдов, возвещающие о начале состязания между лучниками королевства. Как только награда найдет своего победителя, на ристалище должны будут выйти соискатели рыцарского звания, дабы показать свои достоинства и умения.

Со вздохом Гилберт позволил прислуге облачить себя в исподнюю куртку из простеганного льна на шелковой подкладке. В специальные отверстия продели множество крепких шнуров: быстро сплетая их, паж и старик-слуга плотно обвили рукава, туго стянули торс, как корсетом. На локтях, в подмышках поверх льна были нашиты полосы кольчужного полотна. Узкие длинные штаны на коленях обмотали мягкой шерстяной тканью, чтобы не натерли наколенники. Щелкнув пружинным замочком, закрылись на ногах щитки, будто двойные раковины моллюска. На многочисленных ремешках, шнурах и застежках встали на место наколенники и набедренники. Кольчужное ожерелье, наручи, кираса... Слуги наконец отступили назад, и Гилберт проверил, хорошо ли всё прилажено. Доспехи хоть и были втрое тяжелее привычной короткой кольчуги, но движений не стесняли, как и положено.

Поверх лат он надел короткий плащ с гербами рода Эбер. К слову, у него имелся и личный герб — графства Ривэн, пожалованного во владение еще при рождении. Но герцогиня делала золотошвейкам заказ по собственному вкусу. Хорошо. Ему, собственно, было всё равно. Пусть и в этот раз все увидят, что граф всего лишь "маменькин сынок".

Пояс с драгоценными пряжками, дорогой кинжал... Перевязь для меча осталась лежать — ее он наденет позже. Остался лишь шлем.

— Ее высочество велели передать! — с низким поклоном протянул паж связанную заботливой рукой шапочку, под которую следовало убирать волосы под шлем. Гилберт помедлил, взглянув на чепец в руках слуги, более подходящий барышне, нежели рыцарю.

— Ее высочество герцогиня? — уточнил он.

Паж склонился еще ниже. Гилберт взял шлем и быстро вышел из шатра. Дэв-хан выхватил шапочку у сконфуженного парнишки, повертел в руках — и бросил приятелю, чтобы тот тоже полюбовался. Загоготав, демоны поспешили за господином.

В предвкушении поединков, пусть по большему счету вполне дружественных, публикой овладело возбуждение. Толпа гудела, то и дело вспыхивали перепалки, мгновенно переходящие в драки. Любой косой взгляд, любой случайный толчок плечом мог послужить искрой. Причем многие нарочно вели себя вызывающе и грубо, горя желанием доказать отвагу — а на самом деле, разумеется, глупость — не меньшую, чем у благородных участников турнира.

Двое демонов как будто тоже поддались этому опьяняющему веселому поветрию удали. Дакс напролом пробирался сквозь толпу, готовый с превеликим удовольствием ввязаться в любую драку. Однако охотники помахать кулаками разом теряли запал — едва успевали разглядеть будущего противника, бормотали извинения и торопились смешаться с народом. Пусть во внешности демонов и не было ничего необычного, однако люди безотчетно предпочитали уступить им дорогу...

Солнце нещадно палило с высоты сапфирового купола. Гилберт чувствовал, как под доспехами струйки пота сбегают по коже.

Из-за не по-весеннему жаркой погоды знатные зрители не спешили занимать места на балконах — к вящей радости своей прислуги, свысока взирающей на давку внизу. Тем более вельможи не торопись, ведь королевский трон еще пустовал. В состязании лучников, где участниками были в основном люди низкого сословия, судьей был канцлер, а не его величество.

Самый меткий стрелок в королевстве должен был уже скоро определиться — на арене осталось лишь трое. Слуги суетливо забирали пробитые стрелами дощатые щиты с намалеванными оленями, подбирали подстреленных птиц.

Для последнего испытания канцлер стянул с пальца кольцо — и подкинул высоко в небо. В унисон прозвенели тетивы, ввысь взвились стрелы. Но лишь одна не скользнула вниз по дуге, миновав цель — лишь одна воткнулась в утоптанную землю, и блеснуло на дрожащем конце застрявшее в ярком оперении золото.

Народ одобрительно закричал, требуя признать победителя. А удачливый стрелок низко поклонился. Сорвал с головы войлочную шляпу — и по плечам рассыпались золотистые локоны.

— Девица!!.. — закричали в толпе. Впрочем, не слишком изумленно — маскарады на турнирах были не редкостью, особенно на лучных состязаниях.

Канцлер с важностью спустился из королевской ложи на поле вручить победительнице заслуженную награду...

Гилберт обернулся на грубый толчок — продирающийся вперед всадник бесцеремонно задел его коленом. Вспыхнув, граф обратил на остановившегося рядом наглеца возмущенный взгляд. Восседающий на боевом коне-великане рыцарь высокомерно повернул голову, их глаза встретились — и Гилберт уже готов был поклясться, толкнули его отнюдь не случайно! Смерив графа презрительным взглядом, даже не помыслив извиниться, всадник тронул поводья и неторопливо двинулся дальше.

— Вот подлец! — услышал за спиной Гилберт голос демона.

— Да... — протянул он.

Но обернувшись, понял, что Дакс вовсе не всадника имел в виду. Оказывается, в толчее нашелся удалец, не заробевший перед демоном — ловко срезав с пояса кошель, воришка дал дёру. Не желая расставаться с имуществом, Дакс однако не мог воспользоваться своей силой в толпе. Здесь могли бы оказаться чародеи, а их внимание демону было ни к чему. Изрыгая замысловатые проклятья, он ринулся вдогонку как простой человек.

Тронув за плечо, Дэв-хан указал графу на приближающегося пажа. Парнишка вел в поводу коня в полном боевом снаряжении. А на плече тащил, с трудом удерживая равновесие, огромное турнирное копье.

Гилберт со вздохом надел шлем. Пора было присоединиться к выехавшим на поле товарищам...

— Удачи, — произнес Дэв-хан, ловко подхватив графа и буквально подкинув его в седло.

Гилберт сам не понял, что шокировало его сильнее — непрошеная помощь, унизительная для рыцаря, будто он сам в седло вскочить не смог бы! Или неожиданно заговоривший демон... Но раздумывать было недосуг — паж вручил копье и, взяв коня под уздцы, повел к воротам ристалища.

Юные всадники, соискатели рыцарского звания, выстроились нестройным рядом перед королевской ложей, в которой по-прежнему не было короля. Ни один мускул не дрогнул на сосредоточенных лицах, пока они выслушивали очередную назидательную речь — на сей раз от господина канцлера. А из толпы зрителей доносились всевозможные насмешки касательно их зеленого вида, щуплого телосложения и немужественной внешности, что относительно большинства претендентов было явной неправдой.

— Ба! И тут девица! Девку в железки одели! — отчетливо прозвучало над полем.

Из многоголовой массы вылетел огрызок яблока — и шлепнулся ровнехонько о зеркально отполированный щиток на крупе коня. Благородное животное переступило с ноги на ногу, мотнув хвостом, с недоумением покосилось на гогочущие трибуны. Сжав побелевшие губы, Гилберт поднял глаза на увлекшегося суесловием канцлера. От его взгляда тот поперхнулся на полуслове и торопливо скомкал конец речи. Сделал знак герольдам и страже — и торжественные звуки горнов вновь заставили зрителей примолкнуть.

Испытания предлагались будущим рыцарям совершенно обычные. Слуги поспешно натянули вдоль поля, поделив площадку пополам, веревку, унизанную яркими треугольными флажками. Лоскуты ткани легкомысленно заполоскали волнами под весенним ветерком. Приволокли и вставили в заранее приготовленное отверстие столб с крутящимся вокруг оси поперечным брусом, на конце которого подвесили кольцо. В это кольцо предстояло попасть копьем, несясь на коне во весь опор. Принесли новые щиты для стрельбы из лука — любой рыцарь обязан быть и хорошим охотником. Установили столбы потолще — для метания малых копий и прочего оружия по выбору участников, вплоть до боевого топора...

Когда приготовления закончились, народ восторженно зашумел, приветствуя появление государя. Король наконец-то поднялся в ложу. Окинул внимательным взором поле и трибуны — и величественно опустился на трон, расправив отороченную мехом мантию. По случаю праздника Стефан сменил свой обычный золотой обруч на легендарную корону: изумруды в трилистниках зубцов сияли на солнце в тон радостной весенней зелени.

Кресло по правую руку от короля занял маршал Эбер, по левую — господин канцлер. Рядом с маршалом села герцогиня, чуть дальше — аббат Хорник. Рядом с канцлером были места принцессы и епископа.

Герольды разразились торжественным гимном.

— Ее высочество! Ты видел? Это она мне помахала! — заметив адресованный графу робкий жест, восторженно воскликнул один из будущих рыцарей, который раньше был пажом в свите принцессы. — Ох, я так волнуюсь! Наверняка ни разу не смогу попасть в это дурацкое кольцо! Вот будет позор!

Бывший паж напрасно переживал — волнение наоборот придало ему сил. Он поддел кольцо на наконечник копья с первой же попытки. Да и с остальными задачами справился блестяще. Чего нельзя сказать о прочих их товарищах. Бессонная ночь вкупе с обильными возлияниями сделала свое дело — оружие упрямо не слушалось рук, цели словно бы по волшебству избегали ударов.

На их фоне Гилберт выглядел куда лучше самых смелых своих ожиданий. Однако это его нисколько не радовало. Он поглядывал на оживленно переговаривающуюся с аббатом герцогиню с раздражением. Она предусмотрела всё наперед и вовсе не из доброты прислала ночью в храм своих служанок, рассчитывая именно на подобные результаты.

Настроение графа совершенно упало, когда он заметил, что отец покинул свое почетное место. Маршал наверняка недоволен и не желает быть свидетелем выступления бестолкового сына. В сердцах Гилберт сильней подстегнул коня — и на полном скаку выпустил в соломенное чучело пять стрел подряд, перебив узлы на связывающей бечевке. Золотистые стебли и труха рассыпались по земле, слуги поспешили за запасным чучелом...

Наконец, последнее испытание: поединок один на один.

Будущие рыцари спешились, расторопные оруженосцы поднесли мечи и небольшие щиты или кинжалы, смотря по предпочтениям каждого.

— Я боюсь, — всхлипнул, не сдержавшись, бывший паж, изо всех сил сжимая рукоять меча.

Надежные латы позволяли обойтись без щита, и в левую руку Гилберт взял длинный кинжал. После ночной схватки плечи немного болели, но в сердце кипела безотчетная злость — хныкать и бояться он точно не собирался. Как странно, — отметил, прислушавшись к себе граф, — столько времени ждал сегодняшнего дня, страшась одной мысли, что придется выступить на турнире. А в действительности всё обернулось бессмысленным фарсом...

Против юношей выступили рыцари в доспехах, выкрашенных в глухой черный цвет. Шлемы полностью закрывали лица, в узкие щели не было видно даже глаз. Бывший паж трусливо отступил назад, завидев направившегося к нему черного великана на две головы его выше и несоизмеримо мощнее, кровожадно выхватившего клинок.

Противник Гилберта тоже казался тяжелым и массивным, каждое его движение говорило о силе и опыте, полученном в многочисленных схватках. Под полным доспехом он, пожалуй, выглядел даже крупнее Иризара. Однако быстротой движений значительно уступал демону. Или это нарочно, такая уловка?..

Вокруг зазвенели клинки, слышались решительные крики, воинственные возгласы. Однако Гилберт не спешил нападать на своего загадочного противника. Изготовившись, словно кошка перед прыжком, обошел черного рыцаря кругом, тот тоже не спускал с него глаз и не опускал клинок. В отличие от прочих юношей, граф не торопился, не размахивал мечом в запальчивом порыве. Тренировки с Иризаром не прошли напрасно, научив осторожности.

Рыцарь решил начать первым, он сделал выпад — но Гилберт без труда предугадал движение и уклонился от удара. Рыцарь одобрительно крякнул. И продолжил атаку серией выпадов. Привыкший к молниеносным броскам демонов, Гилберт как будто даже с удивлением легко отразил один обманный прием, ловко увернулся от другого. И воспользовался следующим — обвел клинок клинком, заставив соперника вывернуть запястье. Слегка нажал — и охнув, рыцарь выронил оружие. В тот же миг, развернувшись, граф приставил под железную челюсть шлема хищно сверкнувший кинжал.

Рыцарь медленно поднял руки в беспомощном жесте, признав поражение. И гулко расхохотался. Смех прозвучал очень громко — лязг других клинков давно стих. Все прочие поединки получились еще более скоротечными. Даже зрители безмолвствовали, наблюдая за последней на поле сражавшейся парой.

Смешавшись, Гилберт опустил оружие. Что за шутки? Против них выставили сражаться старших родственников? Большинство черных рыцарей обнажили головы, взмокшие волосы прилипли ко лбам. С кем-то бился кузен, с кем-то дядя. С бывшим пажом сражался его собственный брат.

Граф вопросительно взглянул на своего соперника. Тот, добродушно посмеиваясь, отстегнул ремешки, стянул с головы шлем.

— Отец! — возмущенно выдохнул Гилберт, увидев раскрасневшееся, но до чрезвычайности довольное лицо маршала.

Узрев полководца, любимого героя, зрители на трибунах разразились восторженными криками, на поле полетели оборванные по лугам первоцветы.

Затрубили герольды, возвещая об окончании испытаний.

— Ночью ты чуть не зарезал меня. Теперь родного отца был готов убить, — ехидно заметил Иризар, облокотившись на завешенное стягами ограждение.

Гилберт обернулся в седле, взглянул на демона, но ничего не сказал.

Будущие рыцари выстроились возле въезда на поле, в ожидании своей очереди принести присягу на верность королю. Как и у остальных, коня графа держал под уздцы оруженосец, пышно разодетый парнишка, мечтающий стать рыцарем. Странно подумать — до сегодняшнего дня Гилберт и сам числился оруженосцем, а теперь почти рыцарь...

Церемония посвящения тянулась неторопливо, уже несколько часов. Будущие рыцари терпеливо страдали на солнцепеке под полным снаряжением, совершенно ясно понимая ощущения жарящегося на вертеле цыпленка. Бывший паж начал тихонько поскуливать под своим парадным плащом из черного бархата с песцовой подбивкой.

Гилберт стоял крайним в ряду — его черед последний, в знак особого королевского внимания... Он снял и отдал оруженосцу тяжелый шлем, но голова после перенесенного напряжения всё равно разболелась. Как и пересчитанные минувшей ночью ребра — остро заныли, точно вдруг вспомнив, как им досталось. Это ожидание оказалось куда худшим испытанием, чем все упражнения с оружием. Правда, не столь ужасным, если сравнивать со вчерашней службой в храме, но всё одно... Кажется, с тех пор, как его угораздило стать чернокнижником, Гилберт постоянно чувствовал себя больным и разбитым? Просто наказание Небес...

Только голос Иризара заставил вынырнуть из зыбкого марева усталости, клейкого и душного, словно в лихорадочном полусне. Гилберт слышал, как демон что-то говорил о поединке с черным рыцарем, высмеивал замеченные ошибки и оплошности, допущенные другими юношами. Спросил, не знает ли граф, куда подевался Дакс? Дэв-хан отправился его разыскивать, но вот уже что-то слишком долго не возвращается. Для таких любителей помахать клинками странно уйти с турнира, не насладившись зрелищем. Он обыскал весь ярмарочный городок, но так и не нашел ни того, ни другого.

— Ну да черт с ними! Не дети, не потеряются, — сказал демон, но в потемневших глазах ясно плескалось беспокойство. Резко сменил тему, взявшись расписывать, какого нашел ювелира-лотошника, ловкого пройдоху с поддельными амулетами за сумасшедшие цены...

Но черно-синие от затаенного волнения глаза сделались вмиг алыми, заполыхав кровавым пламенем, чуть пригашенным прищуром — когда демон, разглядывая королевскую ложу, заметил приземистую фигуру в парчовом священническом облачении. Верхняя губа в отвращении дернулась, точно у оскалившегося на врага волка. Но истинное чувство на лице отразилось лишь на мгновение — смертельная ненависть сменилась привычным насмешливым выражением.

Гилберт ничего этого не заметил. Он следил за церемонией. Под шум толпы, по ступеням широкой лестницы, покрытой ковром, спускающимся багровым языком от королевской ложи на арену, сошел новонареченный рыцарь. Последний на сегодня, если не считать самого графа.

Распорядитель турнира подал знак. Гилберт тронул поводья, конь рысцой пересек поле, оруженосец потрусил следом, чуть отстав.

Перед ложей граф спешился — здесь уже ждал отец, по-прежнему облаченный в черные доспехи. Похоже, привычному к военным походам маршалу нипочем была жара, хоть черные латы на солнце раскалились, как котел в очаге. Если бы сыну досталось от отца хоть часть такой выдержки... Под торжественные звуки горнов, с гордым видом маршал стал подниматься по лестнице. Гилберт последовал за ним, почтительно держась ступенью ниже.

Наверху встречал король, величественный в своем царственном облачении. Гилберт спрятал улыбку — редко когда ему доводилось видеть Стефана в золоте и драгоценных мехах. Да еще со столь торжественно-сосредоточенным выражением на лице.

Позади Стефана застыла многоглазая масса придворных, вульгарно пестрая в своем великолепии. Среди них, разумеется, была и разрумянившаяся от торжественности момента герцогиня Эбер. И Адель, на руках ее пристроился кот, с ярким бантом и бриллиантовой брошью на шее...

Гилберт опустился перед королем на одно колено, низко склонил голову. Режущие слух фанфары умолкли.

Маршал Эбер, лучась родительской гордостью, официально представил сына его величеству, объявив о желании того служить государю столь же доблестно, как служили их благородные предки, почитать и выполнять королевскую волю равно божественному велению. Эту обычную формулу представления, звучавшую в очередной раз за день, король слушал вполуха, но по родственному тепло улыбнулся молодому графу. Ответил уже чуть охрипшим голосом, но так, чтобы всем присутствующим было слышно каждое слово — что верит словам поручителя, что видел собственными глазами проявленные сегодня, а также и ранее, достоинства сего юноши: смелость, честность, храбрость, ловкость, силу, выдержку...

Слушая долгий список перечисляемых добродетелей, Гилберт не покраснел счастливо от смущения, в отличие от своих товарищей, но с трудом подавил блуждающую на губах усмешку — про него ли все эти слова? Честность? Мужество? Правдивость? Великодушие? Он вспомнил убитых им чародеев и ведьм. Как только Светлые Небеса не поразят его молнией на этом самом месте? Клятвопреступник...

Произнеся всё, что должно было прозвучать согласно традициям, король Стефан перевел дух и жестом подозвал одну из молоденьких фрейлин. Девушка с готовностью поднесла на подушечке с кистями... маленькие женские перчатки, расшитые золотой канителью и украшенные аметистами. Принцесса тихонько хихикнула, прикрывшись ладошкой. Стефан крякнул, покосившись на дочку, но сделал вид, как будто всё так и должно быть. Взяв перчатки, легонько хлопнул Гилберта по лицу, возвестив:

— Это — последний удар, который ты примешь, не воздав вдесятеро!

Шелк холодно скользнул по щеке, едва царапнули кожу камни. Не поднимая головы, Гилберт незаметно взглянул на свою нареченную. Такой шалостью Адель обязала его отныне и до конца дней почитать себя, а не короля, госпожой и хозяйкой его жизни и оружия.

— Дарую тебе, Гилберт, граф ден Ривэн, сын герцога Леопольда Эбера, звание рыцаря! — продолжал король. Вознеся церемониальный меч, Стефан торжественно возложил обнаженный клинок плашмя на плечо графа: — Обязую тебя служить мне и защищать Законы королевства и Небесные заповеди до последней капли крови. С этого часа да будет так!

Договорив, король поднял тяжелый клинок. Но уставшая от церемоний рука старого правителя дрогнула, и лезвие скользнуло по наплечнику и обожгло шею.

Гилберт широко распахнул глаза: "до последней капли крови..."

Царапину скрыли волосы. Король ничего не заметил, отвернувшись к следующей фрейлине, с поклоном подававшей обернутый куском белоснежного шелка меч — один из тех, что накануне освятили в храме, а после побывал в схватке с призраком. Король разумеется не мог ничего об этом знать. Он торжественно передал меч Гилберту:

— Будь правдив и прям, остер умом и с незапятнанной честью, как прям, остер и незапятнан этот клинок, — напутствовал король, вручая меч. — Пусть этот меч служит тебе верно и безотказно долгие годы, как ты должен служить своему государю. Не обнажай его напрасно, обнажив же — обращай лишь против врагов, дабы защитить свою страну и восстановить справедливость. Будь мудр и милосерден, великодушен к праведным и безжалостен к бесчестным. Не позволяй чинить притеснения слабым, не откажи в покровительстве обиженным, оказывай помощь бедным, охраняй мир и благоденствие.

Гилберт принял меч — и ответил как положено, заученными словами присяги. Произнеся, прикоснулся губами к морщинистой руке короля, затем поднялся. Отец, стыдливо боясь смахнуть набежавшую слезинку, часто моргая, опоясал сына поясом с перевязью и ножнами. Одновременно с тем два пажа приладили к сапогам золотые шпоры.

— Красавец! — окинув взглядом, изрек довольный король. Дружески похлопал по плечу маршала: — Вот, а вечерком, значит, объявим о помолвке. А там уж и до свадьбы недалеко, братец ты мой!

— Кровь на мече короля... — покачал головой оказавшийся вдруг сзади Иризар. — Недобрый знак. У меня скверное предчувствие.

— С чего бы это вдруг? — фыркнул граф, потер шею и взглянул на косой алый след на ладони.

Гилберт не задержался в королевской ложе — попросту сбежал от придворных стервятников, почуявших за вчерашним щенком будущее страны. Опережая друг друга, поспешили изъявить графу свое почтение, принести поздравления. Как же ему были противны их рожи! Едва справился с вернувшейся тошнотой.

Но он всё же сумел улучить момент — шепнул матери поразительную весть, что венец на голове короля подменен на фальшивку. Герцогиня, взглянув на сына со странным выражением, рассмеялась, объявив, что он переутомился. От солнечного удара невесть что мерещится. Граф побелел от такого ответа.

Уязвленный неверием матери, не заметил, какими глазами следил за ним развалившийся в кресле аббат Хорник. И с каким вниманием этот священник взирал на следовавшего за молодым рыцарем демона — точно любуясь, с явным удовольствием на одутловатом лице.

Уйти пока было невозможно — началась долгая церемония представления государю съехавшихся со всех концов страны участников турнира. А еще нужно дождаться определения соперника для завтрашнего поединка...

Гилберт не пожелал подняться на балкон, остался внизу с прочими юными рыцарями и оруженосцами.

Перед ограждением были выставлены в ряд большие щиты с гербами, воткнуты в землю длинными древками значки с узкими угольными полотнищами стягов. Облокотившись на завешенную ярким ковром ограду, граф как будто увлеченно разглядывал гарцующих по полю всадников. Однако вряд ли осознавал, что видят его глаза, обретаясь мыслями в совершенно ином месте.

— Первый поединок на турнире для рыцаря — что первая брачная ночь для девицы, — произнес демон у него за спиной. — Интересно, кто из этих мужланов, Берта, лишит тебя невинности?

— Ты сегодня слишком болтлив, — хмуро откликнулся Гилберт.

— Прости. Переживаю за неопытного хозяина! — ухмыльнулся Иризар.

Гилберт покосился на него — демон хоть и язвил, но вправду выглядел непривычно взволнованным. Он часто оглядывался на королевскую ложу. Сидевший в первом ряду аббат смотрел только на них двоих, не отводя взгляда. Как будто за тем и явился на турнир... В один миг демон дернулся с места, напрягся, заслонив собой хозяина — священник вскинул руку в особом жесте, словно бы собираясь благословить молодых рыцарей. Но вновь встретившись взглядом с демоном, заулыбался, расцепил пальцы. Весело засмеялся, будто над забавной шуткой. В глазах Иризара всё больше разгоралась затаенная ненависть.

— Корона подменена. На голове Стефана подделка, — с горечью сказал Гилберт, не опасаясь, что в царящем вокруг шуме их могут подслушать. — Как мне доказать матери, что я говорю правду?

— Полагаю, твои слова не стали для нее откровением, — ответил Иризар.

— Что ты хочешь сказать? — требовательно повысил голос граф.

Но демон лишь многозначительно пожал плечами. Взглянул вниз — и выдернул заблудившегося среди множества ног серого кота, поднял за шкирку перед господином.

— Ее высочество принцесса Адель передает его светлости графу ден Ривэну привет, поздравления и горячий поцелуй, — произнес Мэриан, обреченно вися в воздухе, вытянув лапки. — Поцелуй передаю только на словах, — добавил кот на всякий случай, поспешно отвернув усатую морду.

Гилберт рассеянно взял посланца на руки, провел ладонью по мягкой спинке. Кот доверчиво потерся ухом о стальные щитки нагрудника:

— Что передать в ответ?

Но внимание Гилберта было приковано к полю.

Громогласные герольды объявляли следующего участника турнира, спеша перечислить все его звания и титулы, а также напомнить, с кем и когда он в прежние лета сходился в равном бою, в каких войнах сражался. Множество глаз с недоумением впились в сухопарую фигуру старика, облаченного в старомодные латы, величаво восседающего на огромном жеребце, чуть подпрыгивая в высоком седле в такт гарцующей поступи. Всадника сего сопровождала свита уже далеко не молодых оруженосцев. Невзирая на бессчетные титулы, возраст и родовитость, зрители с восторгом изготовились освистать возжелавшего сражений сумасшедшего старца и закидать гнилыми яблоками... Гилберт мучительно выдохнул — это и есть маркиз Ромф, завтрашний соперник, которого приготовила для него мать.

— О, этот противник будет с тобой нежен, Берта, — уколол насмешкой демон.

Родовитый старец, горделиво приосанившись, поднял копье и, повернув его тупым концом, направил коня к ряду щитов, намереваясь коснуться щита с гербом графа, дабы объявить о вызове на дружественный поединок.

Но из толпы всадников, ожидающих очереди, чтобы заявить свой выбор, вырвался вперед другой рыцарь — и опередил маркиза. Пустив коня вскачь, промчался наперерез — со всего размаха всадил копье в щит, так что доски треснули надвое и, застряв на острие, вознеслись высоко над полем. Щепки брызнули на замерших людей. Рыцарь поднял разбитый щит над головой, словно показывая, как завтра насадит на это же копье противника.

Стоявший позади щитов Гилберт задохнулся — ему почудилось, будто всадник несется во весь опор, нацелив копье ровно на него. И лишь в последний миг передумал, врезавшись в щит. Граф машинально прикрыл рукой взревевшего в испуге кота. По трибунам, по скамьям прошел сдавленный вздох изумления.

Подбежавшие к наглецу распорядитель турнира с герольдами и стражей потребовали поднять забрало и назваться:

— Барон дир Ваден! Вызываю графа ден Ривэна на честный поединок! До смерти! — услышал сквозь стук крови в ушах Гилберт.

— Вот это неожиданность, — заметил Иризар, забирая орущего кота из невольно сжавшихся рук.

***

В свой личный шатер граф вернулся уже ночью. Присланные герцогиней из городского дворца слуги приготовили для господина горячую ванну и постель, что было крайне не лишним...

Определенно, в детстве турниры казались графу куда более привлекательным событием, нежели сейчас. Казалось бы, обычные рыцари с обычным оружием должны пугать его меньше, чем старые опытные колдуны из списка призрачного учителя? Но такого напряжения, какое он выдержал сегодня, ему не доводилось испытывать за все время охоты на ведьм. Наверное, из-за того, что тогда он постоянно ощущал поддержку демонов. А насмешливое внимание толпы зевак сожгло слишком много сил...

Как Гилберт и предполагал, сразу же после церемонии определения соперников, ему пришлось выдержать иную битву. Герцогиня Эбер вызвала сына в королевский шатер, где его ожидало блестящее собрание — канцлер, маршал, рыцарь-распорядитель, аббат Хорник тоже присутствовал. И единственной целью этого собрания было помочь Изабелле отговорить сына от опрометчивого согласия на поединок с бароном. Канцлер от имени короля убеждал отказаться, утверждая, будто бы нервное перенапряжение, вызванное волнением за жениха, подорвет и без того хрупкое здоровье принцессы Адель. Распорядитель турнира вторил взбудораженной герцогине, доказывая, что у графа есть законное право отказать сопернику, сославшись на ранее осуществленную договоренность с иным участником. Гилберт раздраженно хмурил брови — мать по-прежнему настаивала на позорящем "турнире" со стариком-маркизом.

Маршал Эбер не смел перечить супруге и тоже изредка вставлял словечко, поддакивал. Однако Гилберт прекрасно видел, как отец доволен упрямством не струсившего сына.

На самом деле Гилберт не просто боялся — ему хотелось выть от сжимающего горло предчувствия смертельной угрозы. Ему мерещилась разверзшаяся у самых ног черная пропасть, засасывающая его бьющими в спину ледяными вихрями, он будто балансировал на самой кромке обрыва... Но вместо этого он изо всех сил цеплялся за маску благородной гордости — еще не хватало показать свою слабость перед собравшимися стариками.

— Тебя могут убить!— под конец в отчаянии воскликнула герцогиня.

— Я знаю, — коротко ответил Гилберт.

Герцогиня, всплеснув руками, с мольбой обратилась к аббату:

— Святой отец! Хоть вы скажите!

— На всё воля Небес, — невозмутимо изрек Хорник. — Юнца, получившего новый меч, сложно уговорить им не размахивать. Вдвойне тщетно запрещать не бывавшему в сече воину идти на битву.

Гилберт мрачно выдержал насмешливый взгляд церковника. Кроме личной неприязни, ему крайне не понравилось, как этот жирный монах сладострастно пялится на Иризара, стоявшего за спиной графа.

— Я приму вызов, — твердо ответил Гилберт, ставя точку в ненужном разговоре. — Матушка, вы давно желаете, чтобы я перестал, наконец, вести себя как ребенок. Так вот, мужчины не ищут причин, чтобы уклониться от поединка, и не отказываются от брошенного вызова. Я обязан защитить свою честь с оружием в руках. Я не могу дать повод для насмешек. Не могу позволить, чтобы меня называли трусом. Я буду драться — как подобает сыну маршала и внуку короля.

После такой отповеди герцогиня более не проронила ни слова. Уходя, Гилберт пожелал ей спокойной ночи, она же поджала губы и отвернулась.

Конечно, отец и канцлер с распорядителем были довольны... Вот только Гилберту от этого стало вовсе не легче. Сегодня, кажется, он исчерпал все свои силы, тело словно превратилось в пустую оболочку без души...

А завтра его ждет поединок с бароном дир Ваденом. Сейчас Гилберт вспомнил — это тот самый наглец, который столь бесцеремонно задел его возле ристалища и не подумал принести извинений. Похоже, барон имеет к нему какие-то личные счеты и заранее продумал свой выпад. Вот только какие? Гилберт был уверен, что не встречался с ним раньше...

Но главное — не позволить завтра на поле ярости захлестнуть сознание. Не позволить себе забыться — и не применить не рыцарский прием, который его выдаст, а наглого барона взорвет на клочья прямо на глазах у тысяч зрителей...

Горячая вода, мягкий свет от жаровни, согревающей шатер прохладной весенней ночью, привычный горьковато-острый аромат розмарина от курений, подсыпанных на угли, и доносящиеся снаружи звуки песен, танцев, обрывки мелодий, выводимых звонкой свирелью — всё это помогло расслабиться, успокоить возбужденный разум, унять боль в мышцах...

От дремы его пробудило легкое прикосновение к плечу холодных пальцев. Встрепенувшись, он огляделся — но в шатре никого не было, даже отосланный слуга по-прежнему дожидался снаружи. Почудилось? Или призраки вновь желают напомнить о себе?..

Но через миг послышался шорох, приближающиеся быстрые шаги.

— Иризар, это ты?— окликнул вошедшего граф.

Занавеска в проеме перегородки, делящей шатер надвое, раздвинулась чуть... но тут же опустилась.

— Прости! Я не хотела помешать... — услышал он смущенный голос.

— Адель? — узнал граф. Набросил на плечи приготовленную для вытирания простыню, закутавшись, вылез из ванны, оставляя лужи на коврах от стекающей струйками воды. Раздвинув занавес, выглянул:

— Что ты здесь делаешь, Адель?

Принцесса выглядела очаровательно в скромном наряде простолюдинки. Не смея поднять на него глаз, она, рдея румянцем, едва внятно заговорила:

— Просто все дамы, и мои фрейлины тоже... Они все разошлись — врачевать раны рыцарям... И я подумала, может быть, ты тоже нуждаешься в моей помощи? Ты не сомневайся, дамы моего круга обучены лекарской премудрости. И я тоже многое умею! Зашивать раны, останавливать кровь. Хотя раньше мне не доводилось этого делать...

— Не беспокойся, — ответил Гилберт. — Я в полном здравии, благодарю. Да впрочем сегодня никто всерьез не старался причинить мне вреда. Разве только одно чучело, подвешенное на палке. Ты видела, я слишком сильно по нему ударил, и описав круг, он в ответ врезал мне по шлему.

— Тебе было больно? — вскинулась принцесса. — Это может быть очень опасно!

Она протянула руку, чтобы ощупать его голову на предмет целостности. Но тронув мокрые волосы, так и замерла, привстав на цыпочки, приоткрыв губы. Он всмотрелся в взволнованные, широко распахнутые глаза, и почувствовал, как волна теплоты коснулась сердца. Сжав на груди тонкое полотно в узел, другой рукой осторожно прикоснулся к пылающей щеке принцессы.

— Я должна тебе кое-что сказать... — пролепетала принцесса. — Этот рыцарь... Барон дир Ваден, который вызвал тебя на поединок...

— Тебе не стоит беспокоиться об этом, — заверил невесту Гилберт. — Вряд ли он вправду собирается биться насмерть. Разобьем пару копий, испортим зазубринами добрые клинки — этим всё и обойдется. Я не собираюсь убивать его, да и зачем ему убивать меня?

— Затем, что он требовал моей руки, — дрожащим голосом призналась принцесса.

— Твоей руки требовали многие, — напомнил граф. Но Адель не слушала.

— Я оскорбила его отказом, и теперь он хочет... — Слезы заблестели на глазах красноречивей всех слов.

— Я заставлю его кости танцевать на собственной могиле за то, что он заставил тебя плакать, — поклялся Гилберт.

Принцессу поразила холодная уверенность, прозвучавшая в его словах, и сила. Кажется, даже испугала. Широко распахнувшиеся глаза разом просохли. От волнения левый глаз стал косить, кажется, больше обычного. Гилберт улыбнулся, заметив это.

— Прошу простить, что нарушаю уединение! — произнес Иризар, переступив порог и опустив за собой тяжелый полог. — Но сомневаюсь, что принцессе прилично здесь находиться. Ваш суженый пока что вполне здоров. А вот после свадьбы все его синяки будут в полном вашем распоряжении! Проводи ее высочество, — велел демон заглянувшему следом слуге. Тот почтительно поклонился.

Принцесса же, оскорблено задрав острый подбородок, прошествовала к выходу, смерив дерзкого демона уничижительным взглядом снизу вверх. Но прежде на прощанье — против всех правил приличия — порывисто вытянувшись, коротко поцеловала своего суженого в уголок рта. Смешавшись, Гилберт проводил ее взглядом...

— Не забывай, Берт, тебе завтра драться, — напомнил Иризар, от искрящихся глаз которого ничто не могло укрыться. — И если барон тебя сомнет в лепешку, принцесса достанется ему.

Опомнившись, Гилберт зло бросил в ответ:

— Не мне следует бояться смерти.

— О да, господин некромант, — хмыкнул демон. — Твоя правда.

— Так что там, Дэв-хан нашел Дакса?

— Не знаю, — пожал плечами Иризар. — Я так и не смог отыскать Дэв-хана, чтобы спросить его об этом.

— Они оба, наверное, увлеклись ярмарочными потехами, — неуверенно предположил Гилберт.

— Может быть, — согласился демон. — Но может быть и иначе...

— Тебе что-то известно? — спросил граф, с тревогой заглядывая в огненно-красные глаза демона.

— Пока точно нет... Но мне будет спокойнее, если ты, Берт, кое-что для меня сделаешь.

— Что мне сделать?

— Ты должен наречь мне новое имя, — подойдя вплотную, тихо сказал Иризар, приблизив губы к самому уху графа, точно опасаясь, что их могут подслушать. — Но прежде тебе не мешает одеться.

Вспыхнув, граф скрылся за перегородкой. Оттуда, спешно натягивая одежду, спросил:

— Но зачем? Кого ты боишься?

— Берт, ты оскорбляешь меня сомнением в моем бесстрашии и мужестве! Разве когда-нибудь я давал к этому повод? Напротив, я всегда был храбр до безумия. Я даже не стремился хранить свое истинное имя в тайне, как подобает благоразумному демону. И часто сам сообщал его своим противникам, дабы иметь возможность сразиться на равных, — признался демон, и в голосе его скользнуло явное сожаление.

— Но кто-то из твоих противников не оценил благородства оказанной чести и сбежал, не позволив себя убить? — замер в одной штанине Гилберт.

— Не совсем так, скорее даже наоборот, — с досадой пробормотал Иризар.

— Прости, что ты сказал? — вернулся к нему Гилберт, на ходу поправляя рубашку.

— Это слишком давняя история, — отговорился Иризар. — Когда-то я совершил промах. И возможно теперь пришло время расплатиться за свою глупость. Так некстати.

Гилберт не решился настаивать с расспросами.

Получив четкие указания, что от него требуется и как это следует сделать, он переспросил с удивлением:

— И это всё? Это же просто продолжение ритуала вызова?

— Самое простое решение — самое верное, — заявил демон. — Представь, будто я безымянная тварь вроде той, что заперта у тебя в чулане. Проделай со мной то же самое, что не хватило духу завершить с тем чудищем. Только не бойся, я не буду вырываться и бросаться на тебя. Просто прикажи мне забыть свое прежнее имя и дай новое.

Иризар деловито расставил на ковре, застилающем земляной пол, куски горного хрусталя — отчертил ими пентаграмму, необходимую, чтобы защитить человека от ярости голодного духа, призванного из иного мира. Объединенные кристаллы должны были удержать чудовище, не позволить вырваться и завладеть телом самого чернокнижника вместо приготовленной жертвы.

— Не напрягайся, я сам. Тем более эта часть ритуала у тебя паршиво получается. — Демон произнес заклинание печати — запер себя в лучах вспыхнувшей пентаграммы, объединившей кристаллы.

Следя за его действиями, Гилберт невольно поежился. Вспомнилось, как впервые призванный им голодный дух легко расшвырял неверно соединенные кристаллы, накинулся на него... И лишь вмешательство призрака спасло его от жуткой участи. Тогда учитель без труда справился с безымянной тварью. Загнал вырвавшегося из глубин преисподней духа в предназначенный для превращения в демона труп зверя...

— Начинай! — вернул его к реальности голос Иризара. Он казался немного взволнованным, видеть его в таком состоянии было непривычно. — Давай же. Я хочу, чтобы ты стал моим единственным хозяином.

— Единственным? А моя мать? — отрывисто спросил Гилберт, собираясь с силами для решающей части ритуала воплощения. Но у него плохо получалось сконцентрироваться — перед глазами вспыхивали картины пережитого ужаса. Сердце стучало, и этому глупому заполошному органу было трудно объяснить, что сейчас перед ним не безымянная тварь, жаждущая его крови, а Иризар, которому можно довериться без сомнений.

— Твоей матери я тоже подчинялся по собственной прихоти. Не думаешь же ты впрямь, что она купила меня за фальшивку? Я стою дороже!

— Постой, о какой фальшивке ты говоришь?

— Неважно, — отмахнулся демон. Он и вправду был слегка взвинчен, раз позволил сболтнуть лишнего. — Но теперь только ты сможешь с полным правом распоряжаться моей жизнью, мной. Если захочешь — прикажешь мне умереть, и я не посмею ослушаться.

— А до этого мог бы ослушаться приказов?

— Конечно. Более того, я мог убить тебя в любой момент.

— Но ты этого не сделал.

— Не обольщайся. Просто из любопытства решил подождать с этим.

— Почему теперь отдаешь себя в мою власть?

— Ты же хороший, добрый мальчик. Ты не откажешь в помощи несчастному запутавшемуся демону? — усмехнулся он. — Тем более тебе это ничего не стоит.

Гилберт вздохнул с улыбкой. Шагнул к пентаграмме.

— Какое имя ты хочешь получить взамен?

— Это не важно. Любое, какое тебе придет в голову, — пожал плечами Иризар, становясь перед графом на одно колено.

— Подожди, а камень обручения? — вспомнил Гилберт. Замешкался, прикидывая, какой из имеющихся у него амулетов сможет заменить старый перстень демона — тот самый, который граф получил от матери, а та — от истинной госпожи демона.

— Ах да, новый камешек, — проворчал Иризар.

Порылся по карманам — и извлек на свет недорогое серебряное колечко с невзрачным опалом. Явно купил здесь же, на ярмарке. Брови графа недоуменно приподнялись. Но такой выбор демона был даже забавен.

Согласно указаниям, Гилберт взял кинжал и кончиком лезвия уколол подушечку большого пальца. Выступившую каплю демон с миной отвращения слизнул, на мгновение обхватив губами палец, потянул еще, пока граф четко и старательно произносил формулу заклятья.

После, положив обе ладони ему на плечи, некромант закончил:

— Обручаю тебя кровью и камнем! — и низко склонившись, едва слышно прошептал новое имя.

— Повинуюсь твоей воле, мой господин и повелитель! — сперва поперхнулся, но тут же исправился и ответил как следовало демон с почтительным поклоном.

— Ну-ка, повтори? — велел Иризар, подняв голову.

— Ты же сам сказал — какое придет на ум, — смутился граф, протянув ему руку.

— Ну что ж, благодарю и на этом, — вздохнул Иризар.

Прокусив себе губу, демон поцеловал камень в новом кольце. На гладком опале осталось маленькая алая капелька. Отныне демон и некромант связаны навеки...

Иризар взял поданную графом руку — помедлил, будто решая, на какой палец примерить кольцо. Да уж, если бы не спешка, выбирать следовало более тщательно — скромный опал в серебре будет странно смотреться рядом со сверкающими каменьями и золотом. Но всё же как удобно использовать придворную моду на драгоценности, чтобы открыто носить амулеты! Хотя, по крайней мере, на руках графа все эти роскошные украшения смотрятся куда лучше, чем на жирных пальцах многих вельмож... И уж тем более, чем на проклятом аббате... Взгляд демона остановился на массивном черном камне. Первый перстень, как долго его носила на своей руке Исвирт... Скривив губы не то в усмешке, не то болезненно, демон надел новый перстень рядом с прежним.

— Сохрани старый, на всякий случай. Не снимай его, — попросил он.

Гилберт кивнул, хотя и не вполне понимал. Возможно, причина поспешного решения Иризара кроется в исчезновении Дакса и Дэв-хана? Или это связано с аббатом? Но без сомнения, демон никогда не признается, что кого-то боится, даже спрашивать об этом не стоит.

Закончив с ритуалом, демон взмахом руки заставил пентаграмму исчезнуть.

— Нет, надо же было такое придумать! — воскликнул он, поднимаясь. — Не вздумай открыть мое... гм... новое имя кому-нибудь! И даже Даксу или Дэв-хану не говори! Те просто засмеют.

Внутри Гилберта как будто что-то перегорело. Он столько времени боялся — и теперь, кажется, просто устал. Сейчас, несмотря на предупреждение принцессы, несмотря на то, что поединок объявлен смертельным, он сам удивлялся собственному спокойствию. Будь что будет. А он сделает всё, что должен. Всё, что потребует от него судьба.

Внезапное требование Иризара и исчезновение прежде неразлучных приятелей демонов тревожило его теперь сильнее, чем ожидание поединка с бароном. Но Иризар заявил, что беспокоиться не стоит, а Гилберт уже привык ему доверять. Даже больше, чем следовало бы...

Ночь граф провел спокойно, проспал до позднего утра. Разбудил его безжалостный Иризар — без лишних нежностей кинув на грудь растерявшегося кота, который в смятении выпустил все свои когти.

— Принцесса прислала узнать, не захворал ли ты, — со смехом пояснил демон.

Гилберт обнял сконфуженно прижавшего уши Мэриана, притиснул к груди, как мягкую подушку, и повернулся на бок. Кот уютно заурчал, извиняясь за царапины.

Но столь грубо прерванный сон не пожелал возвращаться. В дремлющее сознание вторгся отдаленный шум с ристалища: толпа, сталь, лошади, поединок... Ратные забавы начались рано. Его очередь биться — на закате... Он потянулся, зевая. Но мозг уже работал, гадая, какую тактику может избрать противник, какое оружие применить, представляя разнообразные варианты нападений — и способы их отклонить, воспользоваться для встречной атаки...

— Его сиятельство барон дир Ваден желает видеть графа ден Ривэна! — донеслось от входа.

— Прошу обождать, я доложу, — ответил слуга.

Но Гилберт вышел к гостю, не дожидаясь доклада. Смерил вошедшего в шатер барона внимательным взглядом:

— Барон? Чем могу быть полезен?

Можно сказать, своего противника Гилберт видел впервые — если не считать вчерашнего дня, когда тот был сплошь закован в броню. Барон оказался крупным мужчиной средних лет, держался надменно. Он тоже, не скрываясь, с интересом разглядывал молодого графа, скривился в презрительной усмешке. Взбитые со сна кудри, худенькие плечи, хрупкое телосложение, несерьезный пух, пробивающийся над губой. Сколько ему лет? Девятнадцать, двадцать? Совсем мальчишка. При иных обстоятельствах барон счел бы для себя оскорблением поединок с подобным соперником. Однако у этого юнца пронзительные глаза... А на руках он держал жирного серого кота принцессы. Барон отлично помнил нанесенное это тварью оскорбление. И кот его тоже не забыл — вон как зашипел, вздыбив шерсть на загривке. Гилберт успокаивающе провел ладонью по спинке, и Мэриан послушно утих. Однако пристально следил за каждым движением ненавистного барона из-под прищуренных век.

— Полагаю, господин граф, вы с нетерпением ожидали моего прихода, — с уверенностью начал барон свою заученную речь, усаживаясь без приглашения. — Что ж, я согласен объяснить вам, какие причины...

— Я не нуждаюсь в разъяснениях, — прервал его Гилберт.

Иризар незаметно встал стражем у входа. Положив ладонь на рукоять меча, безмолвно сделал знак хозяину, намекнув на удачную возможность избавиться от врага до битвы. Но Гилберт отрицательно мотнул головой. И демон разочарованно выдохнул, твердя про себя проклятья надуманному рыцарскому благородству.

— Мне известно о причинах вашей ко мне неприязни, — продолжал граф. — Ее высочество принцесса Адель сообщила о ваших притязаниях.

— О да, теперь вы в близких отношениях! — произнес барон, и лоб его стал наливаться нездоровым багрянцем.

— Мы всегда были близкими друзьями с ее высочеством, — ответил граф. — И возможность нашего союза мало для кого при дворе стала новостью.

— А я, знаете ли, человек далекий от дворцовых сплетен, — прорычал барон.

— Очень жаль, иначе бы вы не попали в столь неловкое положение.

— Неловкое?!

— Ведь вы пришли просить об отмене вызова, разве нет?

— Я? Что?! — подавился барон.

— Что касается меня — я буду только счастлив скрестить клинки со столь прославленным бойцом, как вы, — сказал Гилберт. — Но с вашей стороны это был, скажем прямо, не слишком продуманный, опрометчивый шаг. На что вы рассчитывали? Неужели, убив меня на глазах ее высочества, вы предполагали завоевать ее симпатию? Или благосклонность его величества, который относится ко мне как к родному сыну?

— Смерти не боишься, щенок?! — взбесился барон, едва себя сдерживая.

— Мне? Бояться смерти?.. — переспросил граф без тени улыбки.

Иризар не удержался, хмыкнул.

— Сопляк! На закате я покажу тебе, как следует отвечать на подобные оскорбления!! — прорычал барон, вскакивая с места.

— Почту за честь, — вежливо кивнул граф.

Барон покинул шатер — отнюдь не в том настроении, с каким переступил порог.

А следом сорвался с рук и Мэриан — бросился пересказывать хозяйке сцену, очевидцем которой стал, пока не запамятовал какое-нибудь важное слово.

— Битву ты еще не выиграл, но противника победил, — одобрительно рассмеялся Иризар. — Хотя лучше прикончить его прямо сейчас.

— Так поступил бы демон, но не рыцарь.

— А как поступит некромант?

Гилберт не ответил, кликнул заждавшихся слуг...

Лучи закатного солнца огнем пылали на новеньких доспехах графа ден Ривэна, тускло отсвечивали от покрытых темным лаком, многое повидавших лат барона дир Вадена. Знатоки отметили, что бывалый боец не жалеет денег на вооружение. И даже его богатырский конь был сплошь закован в броню — не конь, а стальной дракон! Под сверкающим золотом парчовым чепраком позванивала кольчужная попона, грудь защищали гофрированные щитки, расходящимися острыми ребрами, в центре усиленные выдающимся вперед конусом-шипом. Лебединую шею скакуна от холки до затылка покрывали чешуйчатые узкие пластины, голову венчали щитки, усеянные колючками и острыми изогнутыми рогами. Всадник горделиво восседал на своем устрашающем звере, придерживая две пары поводьев — один ремешок украшали позолоченные бляшки, с другого свисала широкой бахромой вырезанная зубцами полоса бархатной ткани, густо расшитая гербовым узором. Столь блестящий вид соперника, вызвавший восхищение зрителей, отнюдь не испугал графа, лишь умножив раздражение.

Если противник своей чванливой миной раздражал — толпы на трибунах просто доводили до белого каления. Нашлось немало остряков, которые выкрикивали разнообразные прозвища неопытному рыцарю, среди которых "молокосос", "девица в железках" и "щенок побитый" были самыми безобидными. Ругательства и насмешки в адрес графа подкреплялись летящими на арену тухлыми яйцами и лошадиными кругляшами, специально принесенными от конюшен. Лошадь под графом настороженно прядала ушами и уходила от неприятных снарядов с грациозностью, присущей благородному животному. Взглянув на довольную физиономию барона, Гилберт догадался, что остроумцы с трибун подкуплены — так стараются перекричать других зрителей, которым юный рыцарь пришелся по душе, и даже не стесняются присутствия короля.

Разумеется, король с дочерью, вместе с придворными, явились полюбоваться на поединок. Гилберт старался не смотреть в сторону принцессы — вид ее испуганного, побелевшего личика с огромными, полными тревоги глазами, действовал на него далеко не ободряюще. Как равно и тяжелый взгляд матери. Так что он даже был отчасти рад, когда наконец-то рыцарь-распорядитель объявил, что противники могут начинать — теперь всё его внимание будет поглощено схваткой, а не пустыми терзаниями за беспокойство, которое его упрямство причиняло близким...

Зрители на трибунах притихли, герольды протрубили первый сигнал. Гилберт перехватил удобнее древко копья, зажав его под правой рукой и перекинув слева от наклоненной лошадиной головы. И по второму сигналу пустил лошадь вскачь — вдоль барьера, этой разгораживающей поле веревки, увешанной разноцветными остроугольными стягами.

Сердце в груди бешено колотилось. А время, кажется, наоборот замедлило свой бег. Гилберт отчетливо видел, как развеваются складки чепрака на боках несущегося на него коня, слепя глаза золотным шитьем. Как склонил вперед, целясь точно ему в лицо, копье всадник. Узкий, стреловидный наконечник остро отточен — как и на копье графа. Смерть одного из противников неизбежна.

На середине пути они столкнулись — копья скрестились в ударе. Оружие барона скользнуло, проскрежетав по левому наплечнику графа. Наконечник копья Гилберта ударил ровно в грудь барона, оставив изрядную вмятину. Но не пробил кирасу — древко не выдержало и сломалось на первой трети длины, с оглушающим треском разлетевшись в щепки. Лошади, не в силах остановиться вдруг, пронесли седоков до противоположных концов поля.

Забывший дышать Гилберт жадно глотнул воздух. Зрители на переполненных трибунах разразились восторженными криками, поддерживая юного рыцаря — и даже хулившие его примолкли, невзирая на полученные от барона деньги.

Адель вскочила с места и, перегнувшись через перила, замахала яркой лентой алого шелкового шарфика. Улыбнувшись такой девчоночьей пылкости, заставившей забыть о приличиях, Гилберт, получив из рук оруженосца второе копье, подъехал к королевской ложе. Заставив лошадь почтительно опуститься перед принцессой на колени, он осторожно наклонил, приблизил к ней копье. Адель, вся вспыхнув краской смущения, не менее яркой, чем шарфик, завязала шелк под наконечником пышным бантом. Гилберт высоко поднял в небо это кроваво-алое признание чувств — и народ восторженно зашумел. Хотя, казалось бы, как можно шуметь еще громче — да после целой череды предыдущих поединков, начавшихся с раннего утра? Графу даже почудилось, будто сквозь эти крики и топот явственно послышался скрежет зубов разъяренного противника.

Гилберт и дир Ваден съехались вновь. На этот раз граф решил метить не во всадника, а в копье — в утолщенный конец древка чуть выше железной перчатки. Он успешно уклонился от встречного удара, в последний миг качнувшись в сторону. А вот барон, не ожидавший от юнца подобной точности — барона от толчка развернуло и вышибло из седла. Он свалился ничком на землю, подняв облако пыли. По трибунам прокатился гул — удивления ли, одобрения, сочувствия. Гилберт быстро развернул лошадь, вернулся — но его помощь не потребовалась. Барон сам вскочил на ноги — и лицо его под отскочившим забралом оказалось заляпано коричневой грязью. Барону не посчастливилось при падении разворотить носом яблоко свежего конского помета, которым его же приспешники метили в графа.

Зрители зашумели, свист и хохот заставили физиономию дир Вадена под грязью приобрести бордовый отлив.

Не мешкая ни минуты, барон выхватил из рук помощника меч — и, бросившись к графу, в ярости замахнулся. Не достал всадника, удар пришелся плашмя по лошадиному крупу.

— Бесчестный прием! — выкрикнул рыцарь-распорядитель. — Остановите бой!

Лошадь под графом взвилась на дыбы — и, заржав, понесла, ничего не видя перед собой. Не чувствуя, что седок вылетел из седла.

Гилберт не сумел удержаться — его вышибло из седла, он повис вниз головой, волочась по изрытой копытами земле. С резкой ясностью он понял, что нога застряла в узком треугольнике стремени накрепко — а лошадь, взбесившись от подлого выпада, летит во весь опор к ограждению поля, намереваясь перескочить через высокий барьер.

Засигналили горны герольдов, рыцарь-распорядитель, потрясая церемониальным жезлом, бросился вперед с требованием остановить поединок немедленно — причинять умышленный вред лошади запрещено всеми правилами чести! Но его и помощников сейчас же окружили вооруженные приспешники дир Вадена, не пропустив на поле. Похоже, барон подготовился к подобному обороту событий.

У Гилберта не было выбора: либо он освободится, но его раскроют присутствующие на турнире колдуны — либо он погибнет. Он выбрал первое — заставил лопнуть крепчайший ремень стремени. У самого края поля он сорвался вниз, увидев брюхо перелетающей через его голову лошади. Кубарем прокатившись до ряда щитов, Гилберт вскочил на ноги — и ринулся на противника, выхватив меч из рук растерявшегося оруженосца.

Барон его ждал, со зловещим удовлетворением отметил вспыхнувший огонек ненависти в глазах противника. Взмахнув клинком, дир Ваден перерубил веревку мешающего барьера, яркие флаги упали в пыль.

Они сцепились с яростным звоном.

Барон рубил с силой — но Гилберт ловко обводил его клинок своим — и уходил от прямых ударов, которых не смогли бы выдержать ни его доспехи, ни он сам. Не подпуская слишком близко, но и не отдаляясь, граф рассчитывал, что барон вскоре выдохнется, раскроется в запале для единственного точного броска...

Но барон легко разгадал несложную тактику. Он шаг за шагом оттеснил противника к середине поля. Когда граф ступил, не замечая, в петлю лежащей на земле веревки барьера — барон кивнул одному из своих слуг, выстроившихся цепочкой по кромке всего поля. Тот дернул за конец — и петля затянулась, веревка захлестнула, обвила ногу графа. В этот же миг дир Ваден выбил оружие из рук графа. Внезапно потеряв равновесие от рывка, выпустив отлетевший меч, Гилберт упал на колени перед бароном.

Дир Ваден довольно хохотнул. Перехватил рукоять обеими руками, направив клинок вниз, занес меч, готовясь пронзить подставленную шею.

Иризар не мог не вмешаться — вмешались же в ход поединка слуги барона! Он же всего лишь заставил меч выскользнуть из сжатых ладоней дир Вадена, хозяин не сможет его потом обвинить в нечестном приеме.

Клинок воткнулся в землю перед самым лицом оглушенного Гилберта. Барон растерянно взмахнул над головой сцепленными руками. Но этого мгновения оказалось достаточно.

Гилберт выдернул меч из земли, широким взмахом сделал подсечку по ногам, заставив противника поменяться местами — теперь барон оказался на коленях. Граф ринулся вперед и, повалив навзничь — занес над горлом лезвие:

— Кажется... — выдохнул он сбивчиво, — сейчас самое время простить о милосердии. Или вы будете настаивать на поединке... до смерти?

Барон зарычал. Но лезвие холодно касалось челюсти — так же глаза мальчишки были холодны и безжалостны. Барон уронил голову в пыль, яростно выругавшись.

Гилберт удовлетворился таким ответом. Поднялся, отшвырнул меч.

Следившие за поединком затаив дыхание зрители оглушили друг друга ликующими криками. Гилберт оглянулся, кажется, с трудом понимая, что все эти люди счастливы от его победы. Это было так странно...

Вырвавшись наконец из рук приспешников барона, рыцарь-распорядитель выбежал на поле, на нем лица не было от возмущения:

— Ну знаете ли! Дир Ваден, ваше поведение недопустимо! Сколь неуважительное пренебрежение законами чести! Я составлю рапорт в королевский суд, вас лишат права...

Барон, поднявшись, отмахнулся от распорядителя, как от надоедливой мухи. Шагнув к Гилберту, стянул перчатку и примирительно подал руку:

— Признаю, драка получилась забавной.

— Удовольствие было взаимным, — помедлив, пожал руку граф. — Но согласно правилам, вы мой должник и обязаны заплатить выкуп?

— К черту правила! — самодовольно хохотнул барон. — Я тебя прощаю, щенок. Буду рад сцепиться с тобой еще при случае.

— Как пожелаете, — вежливо ответил Гилберт.

Предоставив поднимать с земли шлем и меч своим слугам, барон, отодвинув с пути подозванных распорядителем стражников, направился к выходу с поля. Гилберт посмотрел ему вслед — но шумной толпой поспешившие с поздравлениями молодые рыцари и оруженосцы, забывшие от радости про титулы, заслонили собой барона. И из-за них граф не увидел кое-что...

Остановившись в воротах, барон дир Ваден обернулся, окинул тяжелым взглядом веселую толпу, задержался на спешащей к жениху прихрамывающей принцессе.

— Повезло юнцу, — злобно сплюнул он выбитым зубом и кровью.

— Повезло? Отнюдь. Я полагаю, сей юноша родился под крайне неудачливой звездой, — услышал за спиной вкрадчивый голос.

— Что ты имеешь в виду, монах? — рыкнул дир Ваден. — Если есть что сказать — говори прямо! Я не терплю ваших витиеватых речей и не позволю себя морочить.

— О, простите, благородный воин, — смиренно поклонился аббат. — Я лишь хотел заметить, что мальчику способствовала вовсе не удача, а вполне подвластные человеку чары.

— Колдовство? Посмел-таки при всем народе?.. — скривился барон. — Наглый щенок! Я смог бы простить поражение в честном поединке. Но подлого обмана не потерплю! Чтобы меня осилили не честным мечом, но чернокнижием — не спущу этого!..

— Верно, — расплылся в улыбке аббат. — Прощать — привилегия церкви. Ваше же воинское дело — наказывать преступивших черту дозволенного глупцов, несущих в наш светлый мир порок и грех...

— Благодарю за подсказку, — перебив, осклабился барон. — Но вот только командовать собой я никому не позволю, тем более церковным крысам.

И насмешливо отвесив поклон, пошел своей дорогой. Аббат же ничуть, кажется, не огорчился сорвавшимся союзом. Ему было довольно новой искры, подброшенной в костер старой ненависти.

Вечером состоялся большой праздник. Для королевского пиршества на широком лугу, прямо под ясным звездным небом, составили подковой длинные столы — так чтобы места хватило для всех без исключения участников турнира. И чтобы каждый гость, вернувшись домой, мог с полным правом объявить, что имел честь сидеть за одним столом с самим государем. Люд попроще веселился вокруг больших костров — славя короля за бесплатное угощение и щедро разливаемое прямо из бочек вино. Заглушая друг друга, надрывались музыканты и певцы, пестрым вихрем кружились танцовщицы, поражали трюками жонглеры и ловкие акробаты.

Во время этого празднества было решено всенародно объявить о помолвке королевской дочери и назначить день венчания.

Но сперва, пока льющееся рекой вино не одурманило зрителей и не помешало оценить красоту зрелища, свое мастерство демонстрировали чародеи.

На самом деле членам Гильдии не было нужды устраивать между собой турниры. Каждый из них отлично знал, чего он стоит сам и кого из колдовского братства может вызвать на бой, а кого лучше и словом не задевать. Потому поединки между колдунами в корне отличались от бравурного петушиного соперничества среди рыцарей. Проводили колдовские бои исключительно ради впечатления толпы и для услады королевского взора. И так как настоящее, смертоносное колдовство, чем оно сильнее — тем менее заметно для стороннего глаза, то участвующие в турнире чародеи использовали по большей части безобидные, зато зрелищные приемы. В синеватой темноте очень эффектно смотрелись взрывающиеся искрами шары огня, коими не скупясь метали друг в друга противники — на радость пирующим. Даже если кто из молодых чародеев промахивался и попадал вдруг сверкающим, стрекочущим разрядом в снующих вокруг столов слуг — несчастный отделывался легкой встряской под громогласный хохот зрителей.

Гилберт наблюдал за этими озаряющими ночь всполохами издалека — с откоса возвышающегося над лугом холма. За эти несколько часов, когда следовало подобающе одеться для королевского пира, привести себя в порядок после поединка, он даже не сменил доспехи на придворный костюм. Несмотря на усталость, он не хотел идти в шатер, не желал никого видеть. Просто сидел на траве и смотрел на отблески представления. У ног его примостилась оплетенная лозой откупоренная бутыль. Он еще отхлебнул большой глоток терпкого вина прямо из горлышка, когда заметил в сумраке приближающихся к нему двоих. По пустому желудку разлилось горячее тепло, отдалось в гудящие ноги. А голове зазвенела досада.

Это принцесса Адель в нарядном платье, ужасно смотрящемся на нескладной фигурке, не дождавшись его появления, не испросив позволения отца, покинула пир и отправилась разыскивать жениха. У входа в пустующий шатер она столкнулась с Иризаром и попросила ее проводить. Теперь вот, прихрамывая, карабкалась по склону, опираясь на руку демона, пачкая подол из дорогого желтого бархата о зелень травы...

— Гилберт! Ты здесь, — попеняла с тихой нежностью принцесса. — Ну что такое? Все ждут тебя. Разве ты забыл?

Он не поднялся, не ответил, снова приложился к бутыли.

Обошла сзади — зашелестела трава, зашуршала о накрахмаленные нижние юбки -положила руки ему на плечи, наклонившись, прижалась щекой к горячему виску. Зашептала, точно уговаривая капризного ребенка:

— Идем же, идем! Отцу не терпится назвать нас женихом и невестой перед всем миром. Тетушка Изабель от волнения уже искрошила в крошки две булочки, проглотить ни кусочка не может. Сегодня такой важный день в нашей с тобой жизни...

— Еще одна пытка, — произнес он.

Адель непонимающе отстранилась.

— Ты верно сказал, Иризар: первый поединок — как первая брачная ночь. Только на виду у всех, на глазах тысяч зевак. И на кону — не одна честь, еще и жизнь. Собственная жизнь — в чужих руках. А рисковать всем ты должен по одной только чужой бессмысленной прихоти.

— Ты просто устал. — Она провела пальчиками по его волосам, снова обняла за шею. — Я понимаю, ты взволнован. Я тоже едва не дрожу. Но потерпи немного, это уже совсем не страшно! Отец сегодня так горд тобой, он так ждет этого момента...

— Объявить, что нашелся полоумный жених — подстать кривой принцессе, — хмыкнул Гилберт.

Адель вскинула бровки, выпрямилась.

— Представляю, какие лживые будут у всех лица, когда они услышат эту неожиданную новость! — продолжал он едко выговаривать каждое слово. — Почти что принц женится на почти прекрасной принцессе. Кончится наконец-то давняя затаенная вражда двух королевских родов — побежденного и победившего — и увенчается союзом к обоюдному удовлетворению, во всех отношениях полюбовно. Все кинутся поздравлять смущенную пару, лицемерить перед счастливыми родителями. Придется скрепить сговор печатью поцелуя.

Адель затаила дыхание, на глаза навернулись слезы, в горле сжался тугой, подлый комок.

Резко обернувшись, он притянул ее к себе и, крепко удерживая затылок, запустив пальцы в уложенные волосы, впился в дрожащие губы грубым поцелуем. Она возмущенно забила кулачками по его плечам.

— Пожалуйста! Умоляю! — он схватил ее за руки, сжал в своих ладонях, поднес к губам. — Адель, прошу тебя — уезжай в город! Не оставайся здесь, не выставляй себя на позор, на посмешище перед этой сворой пьяных мужланов. Пусть они злословят обо мне — мне наплевать. Но издеваться над тобой, высмеивать тебя — этого я не смогу стерпеть!

— Я думала... — проговорила Адель, отнимая руки. — Я мечтала, что этот день станет счастливейшим в моей жизни... Но ты... — Голос сорвался, она не смогла договорить. Лишь сглотнула, не стирая, не скрывая покатившихся по щекам слез. И отвернувшись, неловко побежала прочь, вниз по склону, сдерживая рвущиеся из груди всхлипы.

— Берт, ты слишком чувствителен, — хмыкнул Иризар.

Гилберт поднялся.

— Не вмешивайся, — процедил он. — Ты забываешь свое место. Оставь меня! Я уже взрослый мальчик и не нуждаюсь в присмотре. Хватит меня опекать, ходить попятам! Убирайся!

— Как скажешь, господин, — с улыбкой поклонился демон.

Гилберт проводил его взглядом — похоже, демон решил проследить за принцессой. Образцовый слуга.

— И передай моей матери, — крикнул граф уже вслед, — чтобы не разыскивала меня! Я собираюсь напиться впрах! Дабы ничем на этом празднике не отличаться от прочих "благородных рыцарей"!

Вздохнув, он рассеянно пригладил пятерней непослушные волосы. Поднял с земли тяжелую бутыль, взвесил в руке.

Невдалеке внизу из-за ширмы деревьев донесся шум, вспышки зарниц. Видимо, кое-кто из колдовской братии расшалились не на шутку. Из мирного представления поединок перерос в настоящую потасовку. Но блеск молний и всполохи прекратились уже через минуту — подлинные колдовские стычки всегда стремительны и коротки...

Но графа турнир более не интересовал. Перехватив бутыль за горлышко, он с рычанием ударил о ствол ближайшего дерева. Сухая лоза оплетки развалилась кривыми щепками, осколки стекла посыпались в траву. По шершавой коре темным пятном пролилось вино.

Ему следует поспешить, пока решимость не оставила его жалкое, глупое сердце...

Разумеется, король Стефан был крайне огорчен внезапным недомоганием дочери — так доложила ее горничная. Но это не удивительно — бедняжка сильно переживала за своего сердечного друга, переволновалась, а здоровье у нее хрупкое... Он уж стал подумывать, не стоит ли объявить о помолвке в отсутствии молодых, не менее взволнованная Изабелла Эбер всеми силами склоняла его к этому решению.

Однако красноречие герцогини пропало понапрасну. В самый разгар пиршества к правителю подкрался похожий на серую тень монах и кое-что сообщил, нашептав на ухо. Лицо короля озарилось счастливой улыбкой. Тотчас поднявшись с места, он приказал продолжать веселье без него — некие срочные дела потребовали безотлагательного внимания. А наклонившись к сидевшему по правую руку маршалу, радостно сообщил:

— Небеса услышали мои молитвы! Я скоро вернусь, дорогой мой братец, и приведу с собой очень важного гостя!

— Что за таинственность! — засмеялся в ответ герцог. Король ответил лишь многозначительной ухмылкой. — Но... неужели вернулся Лорен? — понял маршал.

— Ничего-то не скроешь от старого друга! — добродушно проворчал король. Но шутливо приложил палец к усам, прося пока оставить радостное известие в секрете. И торопливо удалился в темноту следом за посланцем.

Монах вывел его за пределы шатрового городка, более не проронив ни слова. Осушивший за столом несколько кубков, но не успевший толком закусить, король находился в благодушном состоянии духа. Неожиданная весть заставила радоваться, будто ребенка.

Государь даже не задумался о странных обстоятельствах назначенной встречи — не задав ни единого вопроса, послушно сел в большую карету, запряженную четверкой. В карете не было окон, обитая темной кожей внутренность огромного короба на колесах освещалась парой ламп. Король уселся на сидение в нетерпеливом ожидании.

Прождать пришлось довольно долго. Радостное предвкушение свидания начало постепенно меркнуть, уступая беспокойству. Стефан заподозрил неладное, когда попытался отворить дверцу — но та не поддалась. А на требовательный стук и окрик никто снаружи не ответил. В растерянности государь снова сел.

Неожиданно дверца распахнулась — и внутрь кого-то втолкнули, грубо швырнули на пол между сидениями. Человек со связанными за спиной руками упал на колени. Король невольно вжался в угол — в ноги ему ударилась черноволосая голова пленника. Стефан узнал слугу юного ден Ривэна, в последнее время неотступно следовавшего за графом. Локти и запястья накрепко стянуты ремнями, во рту кляп на впившемся в щеки шнуре.

— И не вздумай дергаться! Не забудь, твои дружки далеко не столь живучи, как ты!

В карету вошел священник, придерживая полы длинного одеяния. Наградил пытающегося подняться пленника пинком, уселся напротив короля.

— Хорник? — изумленно произнес Стефан.

— Ваше величество, — вежливо кивнул аббат.

Следом в экипаж пролезло еще двое монахов. Расселись рядом с королем с непроницаемыми, неживыми лицами.

По приказу аббата карета тронулась в путь.

— Полюбуйтесь, ваше величество, — произнес с довольной улыбкой аббат, указав на оставшегося на полу пленника. — Редчайшая особь! Демоническая тварь, способная к возвышенным чувствам. Испытывает, видите ли, душевную привязанность к двоим приятелям — таким же бесовским созданиям, как он сам. И к тому же преданно обожает господина! Что ж ты не позовешь на помощь своего любимого некроманта, бес? — Аббат пихнул туфлей демона в висок. — Ему я тоже буду весьма рад. Хорошенькому мальчику в моем монастыре всегда дело сыщется. Да и тебе с ним вдвоем вдвойне веселей будет время коротать. А коли выживет, да из пыточной выпущу, и голосок не сорвет — определили бы в певчие. То-то мило бы вышло, благолепно!

Демон издал глухой рык, поднял голову. Сквозь спутанные волосы сверкнули гневом и презрением оранжево-алые глаза. Аббат мгновенно побледнел, подняв руку, защищаясь. Но опомнившись — ведь удара не последует — расхохотался с облегчением. И наотмашь хлестнул по лицу.

— Да что это такое, Хорник? — дрожащим от возмущения голосом проговорил король.

— Это, ваше величество, награда за вашу голову! — перебил государя аббат, похоже, ни о чем, кроме пленника, не думавший. — Долгожданный мой приз! Я так долго желал его заполучить, что сейчас просто не смог удержаться! Не хватило терпения ждать разрешения хозяйки — и потому взял причитающееся сам.

— О чем вы говорите, позвольте?!

— Если этого я приказал связать, а вас еще нет — это отнюдь не означает, что ваше положение лучше, ваше величество, — расхохотался аббат. — Вы тоже, поясняю, мой пленник. Но не беспокойтесь, прошу вас! Это ненадолго. Скоро я передам вас в более надежные руки. Ох, не завидую я вам — иметь врагом подобную особу! Она лелеяла план мести долгие десятилетия, совсем как я сам! — он вновь расхохотался. — Ради мщения она готова на всё. Даже единственного сына использовала как разменную монету. Даже не побоялась заключить сделку с полудохлой чернокнижницей!

Треснули ремни, стягивавшие руки за спиной — демон набросился на аббата, стиснул горло.

— Убьешь меня? — просипел Хорник. — Умрут и другие!

Иризар помедлил — он мог покончить с заклятым врагом прямо сейчас! Но тот рассчитал верно, запросил за свою шкуру слишком высокую цену...

Мгновения оказалось достаточно, чтобы один из монахов выхватил из рукава длинную тонкую цепочку — подсуетился и накинул на шею демона. Острые грани вплетенных в звенья кристаллов больно впились в кожу, выпуская струйки мгновенно чернеющей крови. С подобными чарами Иризару не приводилось сталкиваться, он почувствовал, что теряет сознание, медленно осел вниз, еще больше затягивая петлю собственным весом.

— Хорник, вы нарушили заповеди Святой церкви? Вы сами запятнали монашеское звание и свою душу черным колдовством? — ужаснулся Стефан.

— Не узурпатору говорить о добродетели, — хмыкнул аббат. Обратившись ко второму подручному, велел: — Думаю, надо успокоить и его величество тоже. Пусть поспит, вместо того чтобы волноваться. А то еще удар хватит — как же его герцогине отдавать!

— Герцогине?! — переспросил король.

— Не верите своим ушам? — расплылся в ухмылке аббат. — Да, госпожа Изабелла Эбер давно таит обиду. Ох, не делайте такие глаза удивленные! Неужто вы не догадывались, какую гадюку вскормили на своей груди? Нет, ну как можно иметь столько наивности! Вы всерьез верили, будто она вам простила смерть своего отца? А главное — вы же отобрали у нее трон. Еще скажете, будто вам неизвестно, что именно она убила вашего дорогого сыночка! Как, вы не знали, что госпожа Эбер убила принца Лорена? Ах, боги, кажется я имел глупость испортить герцогине такой приятнейший сюрприз. Пожалуйста, когда она будет вам рассказывать о своем злодеянии, сделайте удивленный вид, договорились? Ну, а о том, что вы собирались выдать вашу милую доченьку за душегуба-некроманта, уничтожившего что-то около полусотни невинных людей, вам, полагаю, и говорить смысла нет. Боюсь, теперь вы мне просто не поверите!

Аббат с величайшим самодовольством разглядывал побелевшего как полотно короля. Насладившись произведенным эффектом, сделал знак своим прислужникам. Второй монах молча кивнул, выпрастав руку из-под складок мешковатых одежд, бесцеремонно приложил ладонь ко лбу короля. Тот замахнулся, чтобы оттолкнуть, но рука безвольно опустилась. Веки, отяжелев, сами собой стали закрываться. Смех аббата донесся будто бы издалека, и Стефан понял, что нет у него сил сопротивляться. Он резко окунулся в беспросветный сумрак забытья...

***

Гилберт гнал лошадь, забыв о милосердии. Он помнил лишь одно — жгучее желание наконец покончить со всеми страхами, выевшими его душу. Он даже забыл про опостылевшие доспехи, не желая терять ни минуты на то, чтобы освободиться от тяжести стали — куда больший груз занимал все его мысли.

Была глубокая ночь, когда граф вернулся в герцогский дворец. Гилберт ворвался в свои покои, разгоряченный скачкой, распаленный собственной решимостью.

— Учитель! — закричал он, не боясь разбудить слуг, ибо те всё равно не посмели бы входить к нему без приказа. — Учитель! Я знаю, вы слышите меня! — Сошвырнул со стола книги в зев камина, поднялось облако золы. Запустил кувшином в зеркало, раздался мелодичный звон, на полированном серебро остались вмятины. — Учитель!..

— К чему было устраивать такой шум? — прошелестел тихий голос.

Не изменяя своей привычке призрак появился сзади — Гилберт отскочил в сторону, ужаленным ледяным дуновением, повеявшим из иного мира.

— Что ты хочешь? — осведомился призрак.

— Я больше не могу ждать, учитель! Я устал терпеть этот кошмар! — взмолился граф. — Прошу, исполните свою часть договора!

— Ты приказываешь мне? — во вкрадчивом голосе послышалась насмешка.

— Я требую! — ответил граф. — Я сделал всё, что вы от меня хотели. Теперь ваш черед!

— Хорошо, мой мальчик, — покорно склонился серый капюшон. — Я расскажу тебе всё, что нужно. Но только ты сам можешь провести ритуал. Я буду руководить тобой.

— Согласен! — порывисто ответил Гилберт. — Я сделаю всё, как скажете.

— Хорошо, — тягуче повторил призрак.

Гилберт не думал, что ритуал уничтожения безымянного демона окажется столь сложным. Для его проведения потребовалось множество зелий, бессчетное количество компонентов и вспомогательных веществ. Граф привычно повиновался указаниям своего призрачного наставника, производил полупонятные действия, твердил заклятия по подсказке. Беспрерывное шептание призрака завораживало, сознание заволокло дымкой полуяви. Гилберт работал как во сне, ничего не ощущая, не чувствуя течения времени, не отдавая себе отчета в действиях — просто полностью, всецело подчинился тихому неумолкающему голосу.

Лишь почувствовав боль, он словно очнулся...

В окна лился предутренний мягкий свет. Пол в комнате был исчерчен сплошным ковром странных, полупонятных символов. Везде горели черные свечи — в бирюзовом зареве рассвета их крошечные язычки казались призраками огня...

Гилберт стоял над сосудом с кипящим зельем — и сам крестообразно разрезал себе левую ладонь, сжав кулак, сцедил потекшую кровь в пугающую смесь.

— Вот и всё, — услышал он довольный голос наставника. — Теперь ты свободен.

— Что я сделал?.. — ошеломленно произнес Гилберт. Призрак обучал его лишь тем знаниям, которые считал нужными. Но и этого хватило, чтобы отличить ритуал уничтожения от обряда воскрешения из мертвых. — Ты обманул меня...

Учитель у него за спиной рассмеялся — и голос его стремительно изменялся, становясь звонким, ожившим, помолодевшим. Быстро замотав ладонь куском шарфа — алый шелк моментально потемнел — граф обернулся: под жемчужными складками савана теперь вполне явственно угадывались очертания женского тела. Белой, почти не отличимой от живой плоти рукой бывший наставник сбросила с головы широкий капюшон. На грудь ниспадали, струясь, блестящие, как снег, локоны. Ясные, пронзительные глаза сияли радостью воскрешения — пусть не полного, но такого долгожданного возвращения из мира теней.

— Мой милый мальчик! — воскликнула она. — Неужели ты всерьез полагал, что я обучаю тебя черному колдовству лишь из прихоти? Глупенький! Пустяк, о котором ты меня просил, совершенно не стоил той цены, на которую ты так легко согласился. Страшное чудовище в твоем чулане мне нисколько не интересно. Ты воображал, что сотворил безыменную тварь, ужасней которой не бывает? — вновь рассмеялась она. — Сегодня ты выпустил на свет сотню чудовищ куда опасней!

Прозрачной, как разбавленное молоко, рукой она ласково провела по его щеке. Гилберт содрогнулся — пусть этот призрак теперь кажется почти настоящей, живой женщиной, от ее прикосновений кожу пробирал могильный озноб. Она улыбнулась. Забавляясь, легко пробежала пальцами по темным кудрям, заглянула в широко распахнутые испуганные глаза. Смеясь, прильнула поцелуем.

Гилберт застонал, он не слышал приближающегося грохота, сотрясающего стены дворца. Ее губы болезненно обжигали, мертвящий холод ее дыхания пронзил изнутри всё его существо...

— Ты мне очень помог, — повторила она, отпуская отшатнувшегося ученика. — В знак признательности я не стану тебя убивать. Пока не стану, хоть ты мне больше и не нужен. Я подарю тебе свободу.

Всё ближе и ближе слышалась тяжелая поступь, раздались яростные удары в стену. Сотрясшись, большое зеркало выскочило из ниши, упало со звонким лязгом, вслед брызнули осколки камня. Пахнуло сыростью и подвальной гнилью. В темном проеме появилась зверообразная громада безымянного демона. Гилберт задохнулся от ужаса, сжавшееся в комок сердце пропустило удары.

— Приказываю тебе, тварь! — воскликнула колдунья, повелительно вскинув руку. — Иди и убей Изабеллу Эбер! Ведь ты давно это хотел, не правда ли, мой милый ученик? — с ласковой улыбкой обернулась она к графу.

— Нет, неправда! Никогда! — закричал он. В отчаянии бросился за чудовищем, погрохотавшим прочь, сметая и ломая всё на своем пути. Совершенно не представляя, что сделать, не видя никакой возможности его остановить...

Каким-то образом Гилберт смог заставить себя забыть о беспомощности, отогнать вглубь сознания парализующий страх перед неуправляемой злобной тварью. Демон ломился через залы и комнаты дворца, повинуясь животному чутью, гнавшему его вперед, к указанной колдуньей жертве. Графу же были отлично известны все хитросплетения коридоров и галерей, не задумываясь, он выбирал кратчайшую дорогу. Благодаря этому удалось настичь демона — и заманить в лабиринт переходов восточного крыла дворца.

Он сознавал, что не в состоянии победить в открытой схватке, все его удары не причиняли демону сколько-нибудь серьезных ранений. В лихорадочной спешке перепробовал все приемы, какие вспомнил: от трескучих разрядов молний, опалявших грубую шерсть и оставлявших в воздухе зловоние гари — до тонких попыток мысленно нащупать и пережать жизненно важную жилу или кровеносный сосуд. Однако с отчаяньем убедился, что колдунья заранее позаботилась наложить на и без того непробиваемую шкуру защитное заклятие.

Он попытался задержать чудовище, серией огненных атак втолкнув в проход — и запечатав двери. Конечно, демон не был вовсе лишен разума и быстро оставил бесполезные наскоки на запертые двери — ринулся в обход, по-прежнему горя жаждой крови. Но Гилберт хотя бы выиграл немного драгоценного времени.

Меж тем призрачная колдунья также не тратила зря ни минуты. Она покинула комнату тотчас за графом, через мгновение возникнув в личных покоях Изабеллы Эбер.

Как и безымянный демон, она ясно чувствовала свою цель. Колдунья безошибочно нашла тайник, без ключа отперла ларец — и уверенно выбрала одну из двух одинаковых корон с изумрудными трилистниками-зубцами. Бледное лицо озарилось счастливым удовлетворением — наконец-то она держит в руках предмет всех своих стремлений! Два века она шла к этой цели, столько бессмысленно долгих дней, лет, столетий — ради этого мгновения!

Забрав с собой королевский венец, она исчезла — за секунду до того, как распахнулись двери покоев и служанка с поклоном пригласила войти высокого гостя:

— Госпожа велела обождать тут. Она выйдет к вашему преосвященству, как только оденется. Покорнейше прошу извинить.

Аббат огляделся. Цепкий взгляд немедленно привлекла распахнутая ниша тайника и раскрытая шкатулка. Выражение на его лице ничуть не изменилось, когда он увидел брошенную на бархате корону. Только в глазах блеснула алчная искра — в ответ безмятежному сиянию царственных изумрудов.

Когда спустя минуту в комнату стремительным шагом вошла герцогиня, шкатулка заняла свое привычное место, а ниша была закрыта. Венец исчез в складках парчовой сутаны.

Ни о чем не подозревая, Изабелла Эбер церемонно приветствовала уважаемого гостя.

— Возрадуйтесь, ибо привез я вам долгожданную весть, — с напускной монашеской скромностью поклонился Хорник.

— Так скоро? — и впрямь обрадовалась герцогиня. — Удивительно!

— Я человек слова, — ответствовал аббат. — И не привык откладывать важные дела.

— Или вам просто не терпится получить новую игрушку в ваш бестиарий, признайтесь, -заметила герцогиня.

Аббат молча поклонился, холодной улыбкой дав понять, что по достоинству оценил шутку.

Они уже собирались выйти, когда в противоположные двери покоев ворвался граф ден Ривэн.

— Гилберт? — с удивлением вскинула брови герцогиня. — Как славно, я как раз собиралась к тебе послать...

Захлопнув за собой двери, он привалился спиной, зашептал запечатывающие заклинания. Двери сотряслись от страшных ударов — но граф не отступал.

— Гилберт, ты колдуешь? — неподдельно изумилась герцогиня.

Хорник повел длинным носом, точно на запах пытаясь определить чары.

— С каких это пор ты научился? Что там происходит? В какие неприятности тебя угораздило влезть? Изволь немедленно объясниться!

— Матушка! Вы в опасности!.. — отрывисто заговорил граф, сотрясаясь вместе с дверями. — Вам нужно немедленно...

— Извините, что прерываю, но... — негромко напомнил о себе аббат.

— Ах да, прошу прощения, — немедленно откликнулась герцогиня. И бросила сыну строго: — Поговорим позже, сейчас я спешу. И если ты не в состоянии справиться сам со своими проблемами, что бы там у тебя ни стряслось, позови Иризара, пусть разберется! — добавила она, небрежно отмахнувшись рукой, направилась к выходу.

— Перстень, ваше высочество! — вновь подал голос нетерпеливый аббат. При упоминании имени демона на губах Хорника зазмеилась глумливая усмешка. Однако Изабелла Эбер ее не увидела, а Гилберту было вовсе не до того.

— Прошу прощения, — с плохо скрываемым раздражением повторила герцогиня.

Она подошла к сыну и требовательно протянула руку, что-то сказав — Гилберт смотрел на нее непонимающе, чудовище в тот же самый момент с грохотом обрушилось на двери. Изабелла с раздражением вздохнула, пришлось самой взять сына за руку и забрать перстень.

Герцогиня с любезной улыбкой передала обещанный залог аббату. И внутренне передернулась от отвращения: с такой жадностью тот схватил подарок и поспешил к выходу. Герцогиня последовала за ним, на прощание удостоив сына осуждающим взглядом.

Чудовище еще недолго побилось о запечатанные двери, но вскоре почуяло, что жертва уходит.

Прислушавшись к резко зазвеневшей тишине, Гилберт распахнул двери и бросился бегом — лишь бы успеть!

И ему удалось, еще раз не уступил чудовищу.

Когда герцогиня и аббат садились в карету, демон примеривался спрыгнуть на крышу экипажа с балкона над центральным крыльцом дворца. Но сноп невидимого пламени, выпущенного из-под арки этажом выше, сшиб тварь с перил — в самый последний момент.

Карета умчалась по аллее к воротам, а к демону ринулся отряд стражников.

— Нет, не приближайтесь! — выкрикнул Гилберт.

Но его не услышали. Чертыхнувшись, он стал торопливо спускаться.

Но как ни спешил, предотвратить неизбежное не удалось.

Выбежав на балкон, граф увидел залитый кровью мраморный пол. Четверо стражников оказались буквально растерзаны в клочья. Съежившаяся за колонной служанка с безумными глазами, выбивая зубами дробь, указала трясущимся пальцем в сторону города.

Гилберт зарычал от бессильной ярости. С силой сжал виски, впиваясь взглядом в городской горизонт. Крыши, башни... и под ногами кровавые лужи на светлом мраморе. Теперь ему ни за что не нагнать безымянную тварь!..

Он не справился. Снова совершенно беспомощен, как и год назад.

Но...

Гилберт кинулся обратно, через залы, перепрыгивая лестничные пролеты, через перила галерей и оконные арки... Ворвался в кухню, растолкав ни о чем не подозревающую прислугу. Распахнул неприметную дверь, ведущую в подземелье, выкрикнул в темноту:

— Сильг! Скорее! Мне нужна твоя помощь!..

***

 Хорник сослался, якобы у него в столице еще остались дела, и герцогине пришлось отбыть в загородный монастырь в сопровождении нескольких его подручных. Ей была малоприятна их компания — отчего-то складывалось ощущение, будто это ее конвойные. Но Изабелла отмахнулась от этой нелепой мысли. Напротив, она ехала на встречу, которую ждала столько десятилетий! Она бессонными ночами проигрывала эту желанную сцену в воображении, смаковала каждое слово той речи, что произнесет в час своего торжества... Никакие уродливые монашеские физиономии не испортят ей настроения.

Ей было жаль даже тех нескольких минут, что пришлось потратить, чтобы привести себя в порядок после дороги в роскошно убранной келье настоятеля. Но явиться на последнюю аудиенцию следовало при всем блеске.

— Брат Хорник предупредил, что это очень опасный некромант, — напугано бормотал настоятель, перебирая четки. — Будто бы он способен принять личину самого государя, чтобы ввести в заблуждение. Неужели вправду бывают такие демоны на свете?

— Я здесь за тем, чтобы удостовериться во всем лично, — кивнула герцогиня. Как же можно так слепо поверить приезжему аббату! Настоятель, похоже, слишком долго был затворником. Впрочем, ей и это оказалось на руку.

Молчаливый монах-слуга провел герцогиню через лабиринт галерей и залов, затем спустились вниз, в монастырские подвалы. Герцогиня ничуть не удивилась, увидев за казалось бы нерушимой стеной винного погреба тайный ход, ведущий в темницы. Изабелла поежилась, по разгоряченной волнением коже легкими коготками пробежал озноб. Она пристально вглядывалась в темные закоулки, куда не доставал слабый свет восковой свечки, трепещущей в руке монаха.

Впереди скрывалась еще одна потайная дверь — ведущая в холодное, как ледник, помещение. Там не было ни одного окна, видимость уюта создавали развешенные по стенам гобелены, крошечная жаровня с тлеющими углями, принесенные из верхних комнат два кресла. В одном сидел король Стефан — уставший от ожидания старик.

— Изабелла! — увидев герцогиню, обрадовался король. — Как хорошо, что ты здесь! Мне этот сумасшедший аббат наговорил бог знает что! Что это за странное место? Почему меня здесь заперли?

— Значит, вам уже сообщили, ваше величество? — едким тоном протянула госпожа Эбер, выплюнув ненавистный титул. — Хорник, мерзавец, испортил такой момент! Как я хотела сама вам это сказать, посмотреть в ваши глаза, когда вы услышите и осознаете эту весть!

— В чем дело, Изабелла? — опешил Стефан. — Я ничего не понимаю! Что происходит? Мне сообщили, что здесь я встречусь с Лореном. А потом этот аббат вдруг...

— Встретишься, — криво улыбнулась Изабелла. Она не обернулась, не обратила внимания на щелкнувший за спиной замок. — Обязательно встретишься. В ином мире! Твой Лорен уже тебя там заждался.

— Что ты такое говоришь? Как такое может быть? Ты не в себе, Изабелла.

— Нет, это ты живешь в мире иллюзий! Тебя морочили все твои приближенные — уже столько времени лгали в глаза, а ты и не подозревал. Твой Лорен давно мертв! И это я, я сама приказала его убить!

— Изабелла, я не верю тебе! Как ты можешь так зло шутить? Ты же моя названная дочь...

— Не смей этого говорить! — в ярости прошипела герцогиня. — Тебе следовало казнить меня еще сорок лет назад, пока я была глупым младенцем. Казнить вместе с моим отцом! Но ты придумал для нас казнь более жестокую, чем виселица и плаха. Изощренную пытку! Ты помиловал своего врага — отправил в захудалую провинцию служить тебе! А меня, законную наследницу престола, оставил как заложницу — определил служанкой, комнатной девкой к своей жене. Какое великодушие!

— Изабелла... — не верил король, схватившись за сердце.

— Молчи! — огрызнулась она, распаляясь от собственных признаний еще больше, уже не в состоянии остановиться. — Тебе донесли, что мой отец скончался от внезапной болезни? Так знай же! Он сам принял яд, потому что больше не в силах был выносить своего позорного положения! В тот день, получив его последнее письмо, я поклялась, что отомщу тебе сполна, Стефан.

— Я был всегда добр к тебе...

— Ты не знаешь, каково мне было терпеть твои благодеяния. Каково было выносить милости от твоей жены. Меня трясло от ненависти — но я не могла позволить себе слабость, я держалась, я улыбалась!

— Я не хотел верить... — сокрушенно проговорил старик.

— Но, — добавила с ядовитой усмешкой герцогиня, — после я была даже благодарна тебе за то, что ты приблизил меня. Неотлучно находясь подле твоей жены, я могла действовать без всякого опасения. Догадываешься ли ты, отчего у тебя так долго не появлялся наследник? Разумеется, не знаешь. Я стала подсыпать твоей обожаемой королеве отраву — медленно, год за годом ее убивавшую. Я была уверена, что, потеряв ее, ты не женишься снова. Ты же так благороден и верен своим клятвам! А даже если б и женился — яда хватило бы на всех, — рассмеялась она. — Вот только очень уж крепка здоровьем оказалась твоя вечно хворающая королева, всё не желала сдаваться... Но потом ты выдал меня за своего верного боевого товарища — будто сладкую кость бросил преданному псу в награду за службу! Меня, урожденную госпожу герцогства Эбер — отдал в придачу к отобранным землям и титулу. О, как я же ненавидела тебя и твоего пса-маршала!.. Но родился Гилберт, и я... Я немного растаяла сердцем. Посчитала, что уже достаточно травила твою королеву, что недолго ей уже осталось ходить по земле, что не стоит больше марать руки ядом... Но просчиталась — эта тварь не только не сдохла, но еще и понесла! Представь себе мое изумление! Пришлось мне бросить своего крошку и вернуться ко двору. Уж чего я только не пробовала, чем не пыталась вытравить плод! Да только не разглядела за жирным чревом двойню. Похоже, глупышка Адель весь яд на себя приняла, братца спасая, твоего наследничка.

— Королеву-то я извела, да что теперь было толку? — Она всмотрелась в глаза измученного старика. — Ты всё-таки сломал меня, когда вздумал выдать замуж... Глядя в ясные глазки Гилберта, я не сумела поднять руку на младенцев. Старый подлец! Ты заставил отложить мою месть на целых шестнадцать лет!

— И что теперь? Убьешь меня? — прошептал Стефан.

— Ты и так почти мертв! — расхохоталась она. — Посидишь пока под замком, чтобы не мешался. Объявим народу о твоей тяжкой болезни... Нет, сперва всё устроим к свадьбе. А уж в день свадьбы, сразу после венчания, объявим, что ты умер — от непосильной радости. Если будешь смирным — и если доживешь, конечно, — то может быть, позволю показать тебе внука... Бедняжка Адель! Она так влюблена в моего Гилберта, что мне даже ее жаль. Ребеночек у нее родится хилый, долго на свете не задержится. Как впрочем, и сама принцесса. Гилберт у меня добрый мальчик, боюсь, очень огорчится. Но ничего, погорюет немножко — и подыщу ему новую невесту, ему ни одна не откажет. А хоть бы даже и княжна Беатрикс — девка гулящая, как и ее братец, зато хорошая правительница, с приданым!

Похоже, мысли ее уносились уже далеко в безмятежное будущее. Король Стефан смотрел на нее со страхом, к которому примешивалась жалость — как смотрят на внезапно помешавшихся безумцев.

Но точно опомнившись от сладостных грез, герцогиня легко вздохнула, свободно, полной грудью — и почти ласково улыбнулась на прощание Стефану.

— Прощай, старик! Ты так опостылел мне за все эти годы, что я даже не хочу перерезать тебе горло собственной рукой. — И она постучала в дверь, подзывая монаха.

Но на стук никто не откликнулся.

Она постучала еще раз, громче. Но в ответ снова тишина.

— Что за... — пробормотала она.

Неожиданная догадка мрачно озарила ее лицо. Ее заперли здесь нарочно?

— Мерзавец Хорник, будь ты проклят! — прошипела она в бешенстве.

Но не могла позволить вспышке чувств вырваться из-под контроля на глазах у старого врага.

— Раз уж мы здесь застряли вдвоем, и, видимо, надолго, — начала она невозмутимым тоном, присаживаясь в кресло напротив, чинно расправив на коленях платье. — Пожалуй, поведаю тебе еще одну занимательную историю. О том, как я выменяла твою... Хотя нет — мою! Выменяла мою королевскую корону на демонов — и как послала их за головой твоего сына.

— Изабелла... — произнес со вздохом старик. — Ты и сама не понимаешь, какой грех совершила. Я действительно наивный старик... Хотя нет, я, бывало, ловил на себе твои взгляды. Иногда, когда ты думала, что на тебя никто не смотрит, твое лицо озарялось пламенем ненависти. Страшно было видеть такую ненависть на лице маленькой принцессы... Но с годами твой взгляд изменился. Я не мог подумать, что ты так быстро и так искусно научилась притворству — я жил и радовался, глядя на тебя. И я специально держал тебя при дворе, поближе к себе, чтобы самому за тобой присматривать. Мне говорили, что ты можешь быть опасна для Лорена или Адель. Я не хотел верить, но и не мог подвергать своих близких опасности. Я сделал всё, что должен был сделать, у тебя не было шансов ни отравить, ни подослать убийц. Твой яд не мог подействовать на мою жену. Но я не думал, что ты можешь пойти на страшный шаг, использовать чернокнижие... Я специально настоял на том, чтобы Гилберт воспитывался вместе с моими близняшками. Ты ведь не могла рисковать здоровьем собственного сына — хоть никогда его по настоящему не любила, ты видишь в нем продолжение Леопольда... Но ты всегда мечтала, чтобы Гилберт унаследовал трон твоего отца. И ты всячески пыталась настроить мальчика против меня и Лорена. Но у тебя это плохо получалось — вместо ненависти, он подружился с Лореном и полюбил Адель. А от тебя же он не ждал материнской ласки, ты никогда не одаривала его нежностью и заботой. Парнишка вырос, раздираемый двумя огнями... И знаешь что? Если Лорен не сможет унаследовать трон, хотя я просто не могу поверить, что его нет на свете... Если так, то Гилберт единственный, кто действительно достоин стать государем. Я всегда знал это, я говорил ему это сам. Да-да, не смотри на меня так! Даже не удивляюсь, что он не стал тебе об этом говорить, о наших разговорах... Но парнишка никогда не желал власти, в отличие от тебя. Власть ему не нужна — и именно поэтому он станет прекрасным правителем. Лорен вырос изнеженным и не слишком разумным мальчиком, в этом виноват я сам... Лорен станет... стал бы... нет, станет! Он станет сумасбродным королем, ему потребуется поддержка хороших советников, думаю, он с удовольствием переложит свои обязанности на чужие плечи. Гилберт же не такой, он сильный... Твой сын куда сильнее, чем ты думаешь, Изабелла. Я действительно рад, что заставил тебя пойти за Леопольда.

— Замолчи, старик! — хлестнула его по лицу перчаткой герцогиня. Король молча склонил голову, стерпел удар. Герцогиня тяжело дышала, ярость теснила ей грудь. — Не желаю больше слушать! Ты бредишь с горя!

— Нет, я думаю, это твой разум застелила тьма, — проговорил тихо король.

  

***

  

От высоты, от резких поворотов, от головокружительных падений и стремительных взлетов перехватывало дыхание. При свете дня Сильг летала редко — но над городом никогда.

Поднимающееся над горизонтом солнце било в глаза, фиолетовые тени заливали лабиринты улиц, черепичные крыши горели красным золотом раннего утра. Спешащие по делам горожане с высоты казались букашками. Заметив мелькнувшую над крышами огромную тень, люди запрокидывали головы — и вопили от ужаса, кидались бежать, прятаться.

— Вон он, твой демон! — увидела Сильг далеко внизу алое пятно.

И вправду, мостовая перед мясной лавкой пламенела от луж крови. Яркая кровь из растерзанных тел хозяина лавки, продавцов и нескольких покупателей смешалась на земле с бурой кровью разделанных туш скота. Демонический зверь выволок туши из подпола и принялся с наслаждением утолять сочным мясом свой нечеловеческий голод.

На подлете Сильг выдохнула в тварь струю пламени. Опалила шкуру — но подожгла лавку и примыкающий дом. Ветер от могучих крыльев мгновенно раздул пожар.

Вскочив, демон с рычанием набросился на опустившуюся на землю дракониху. Хоть Сильг была в несколько раз крупнее, но безымянная тварь двигалась с непостижимой ловкостью. Сильг топтала и била лапами, но зверь успел подобраться под брюхо и распорол острыми, как ножи, когтями драконью шкуру. Броня из чешуи там была гораздо тоньше, Сильг вскрикнула, заметалась, изгибая шею, пытаясь ухватить снующее между лап чудовище. Забила хвостом, разметав в щепки стену лавки. Но зверь уже вцепился в ее крыло.

— Вверх! Взлетай! — выкрикнул Гилберт. Он ничем не мог ей помочь, демона не брал ни клинок, ни заклинания.

Сильг послушалась, подпрыгнув, с силой разрезала крыльями воздух.

С высоты подгоняя демона плевками пламени и разрядами молний, они сумели загнать его на площадь. Гилберт всё еще надеялся справиться с ним на открытом пространстве.

Однако на площади их встретил отряд городской стражи, ощетинившись копьями.

Сильг шарахнулась назад.

— Именем короля! Не упустите это чудовище! — крикнул Гилберт солдатам, указав клинком меча на припавшего к земле зверя.

Стражники сомкнули ряд. Однако, похоже, за чудовищ они приняли и дракониху с всадником. Собравшиеся зеваки за их спинами подняли шум, из толпы в Сильг полетели камни.

Демон, в прыжке перелетев через стражников, обрушился в толпу — порвав нескольких человек, бросился дальше — но на площадь высыпал еще один отряд, вооруженный тяжелыми арбалетами. Демону отрезали путь — осталось только подпрыгнуть к зданию ратуши и вскарабкаться по стене. По счастью, окна в этой части стены были забраны решетками либо оказались слишком узкими, чтобы демон мог проникнуть внутрь.

— Подними меня на крышу и улетай! — приказал Гилберт драконихе.

Но оказавшись наверху, граф понял, какую совершил ошибку. Узкая стена гребня, венчающего два черепичных ската крыши, оказалась не лучшим полем для битвы с обезумевшей тварью.

Судья прислушивался к крикам толпы, доносившимся снаружи. Что еще за манифестация?..

— Так значит, это верно? — продолжал допытываться поглощенный своей идеей и ни на что не обращавший внимания барон дир Ваден. — Если человека, не состоящего в списках Гильдии, застанут за занятиями черным колдовством, ему грозит смертная казнь?

— Да-да. Если будут найдены неопровержимые доказательства, уличающие в чернокнижии или тем паче некромантии — преступника сожгут на костре. Вы всё правильно поняли, ваша милость. Так гласит Закон, и кажется, я вам уже всё подробно разъяснил, причем неоднократно.

— Хотелось услышать еще раз, — с довольным видом откинулся на спинку кресла барон.

— Однако не забывайте, что приговор может быть вынесен только после подробного расследования с привлечением церковнослужителей и адвокатов... — снова занудно завел первый судья королевства.

Но вдруг изменился в лице и указал пальцем в окно:

— Д-д-д... Драк-кон?! — в изумлении воззрился он на опустившееся посреди площади сверкающее чудовище.

Барон вскочил, шагнул вперед — цепкий взгляд не ослепило неожиданное явление огромного ящера в сердце столицы. На спине бестии он заметил человека!

— Схватить его! — перегнувшись через подоконник, заорал барон своим подручным, которые дожидались его снаружи.

Наемники растолковали приказ по-своему — и ринулись к дракону, на бегу выхватывая мечи из ножен.

— Идиоты! — зарычал барон и бросился вон из кабинета.

Мгновением спустя из кабинета вылетел и сам судья: едва он закрыл распахнутое бароном окно — как на решетчатые ставни накинулась отвратительного вида тварь. Судья оказался с чудовищем буквально лицом к лицу — и ужаснее зрелища не доводилось видеть за всё жизнь.

Демон не обращал внимания ни на град стрел, выпускаемых снизу, ни на безостановочные удары огня, рассыпающиеся о его шкуру. Увидев, что дракон улетел, а жертве деться некуда, он изготовился — и прыгнул, подмял под себя графа. Наступив на грудь одной лапой, другой принялся сдирать кирасу. Порванный пояс с бесполезными ножнами слетел первым — съехал вниз, гремя по черепицам. Когти, размером и остротой не уступающие кинжалам, сминали искусно выкованные доспехи, как скорлупу ореха. Гилберт даже кричать не мог, демон навалился, придавив всей тяжестью. Кираса на левом боку смялась, как простая жестянка, изогнутые клинки впились в тело, разрывая кожу и мышцы...

Неужели этим всё кончится? Неужели все его метания, все попытки исправить совершенную ошибку — всё напрасно, всё зря? Гилберт застонал, стиснув зубы, еще раз попытался — отчаянно выпустил бесполезный поток огня, разбившийся о мощную грудь и ожегший его самого... Целый год кошмаров и страхов, медленно выжигающих душу, бесчисленные убийства по приказу призрака — всё оказалось бессмысленно. Он так же беспомощен перед этим чудовищем — как в тот самый первый миг, когда не получившая имя тварь вырвалась из ненадежных оков заклятия и набросилась на своего глупого создателя... Лучше бы он тогда погиб, лучше бы тогда позволил себя убить! Избежал бы стольких грехов, стольких мучений, не попался бы в ловушку мертвой колдуньи, не воскресил бы ее, не вернул бы ей силу... Одна глупая ошибка повлекла за собой множество бед. И во всём этом только его вина. И он без сомнения заслуживает все эти страдания и раны. Заслужил, чтобы его заживо растерзал этот зверь, его собственное создание. Вот только лишь одной его кровью демон не насытится...

Не может быть, чтобы он, пройдя через целый год сжигающих душу испытаний, ничему не научился, не стал сильнее? Он научился убивать, он овладел запретными тайнами колдовства... Он, в конце концов, не застыл, как тогда, в ужасе при виде ожившего чудовища — он бросился в бой! Он готов проститься с жизнью — если только это поможет унести с собой в иной мир и чудовище!

Сквозь боль сознание пронзила спасительная мысль. Возможно, есть еще шанс всё исправить? Довести обряд воплощения до конца?.. Чтобы удержать безымянную тварь, нужны кристаллы. Но где взять горный хрусталь над площадью?!

Голова демона была низко опущена, он ничего не замечал вокруг, с жадностью слизывая с измятого нагрудника подтеки крови. Жертва перестала вырываться, и зверь счел, что теперь добыча никуда не денется, чуть ослабил хватку.

Возможно, подойдут камни... Гранит, которым облицованы башни ратуши — жилы кварца смогут заменить хрусталь? Возможно... Всё равно другого выхода Гилберт не видел. Нужно было собраться, сконцентрироваться на объединении пентаграммы... Сил совершенно не осталось, и с остервенением грызущий наплечник демон забирал последние...

Зверь вскинулся и зарычал, когда лучи пентаграммы прочертили воздух вокруг него, соединив звездой пять башен городской ратуши. Почуяв опасность, накинулся на жертву с новой яростью. Но Гилберт быстро рассек рваным щитком налокотника шкуру на морде — и ткнул в рану один из перстней-амулетов, чтобы камень соприкоснулся с кровью. Демон взревел, мотнул башкой — и цапнул за руку, распорол ладонь. Но перстень выскользнул из окровавленных пальцев и застрял между кривых клыков. Зверь досадливо задергался, стремясь избавиться от этой занозы, стал тереть морду лапой.

Гилберт начал читать заклятье, удары когтистых лап сбивали, но не могли заставить замолчать. Кровь его была уже и внутри, и снаружи...

Демон замер, тяжело пыхтя, раздувая ноздри, исподлобья злобно глядя в глаза некроманта. Гилберт не отвел взгляда, он сумел произнести полную формулу наречения имени. Сумел наконец-то сделать то, с чем не справился год назад... Демон замотал головой, сопротивляясь оковывающим цепям подчинения... Но граф протянул раскрытую ладонь — выдернул застрявший перстень.

— Нарекаю тебе имя, тварь! — прорычал он наконец. — Отныне ты будешь принадлежать мне, телом и духом! Верно служить, повинуясь каждому слову! Обручаю тебя кровью и камнем!

Приподнявшись, Гилберт шепнул в прижавшееся ухо зверя одно единственное слово. Демон затрясся, закатил глаза, исторгнув из зловонной пасти утробный рев. Выгнул дугой спину, как будто тихий шепот оказался стрелой, пробившей череп. Только противиться воле человека он более не смел.

— Умри! — беззвучно повторил приказ Гилберт.

Демон взвыл, встал на дыбы, забил лапами. Но не мог ослушаться приказа хозяина. Жизнь покидала его чудовищное, уродливое тело. С отвисшей челюсти пролилась струя слюны, вывалился язык за ряд клыков. В маленьких глазах потух огонь безумной жажды, они остекленели. Демон повалился ничком, неподъемная туша под воняющей псиной жесткой шкурой вновь придавила графа, потащила за собой вниз по крыше. Дважды перевернувшись, человек и мертвое чудовище сползли с гребня и, набирая скорость, начали съезжать вниз по крутому скату. Гилберт собрал все оставшиеся силы, забился, пытаясь освободиться из цепких мертвых объятий, выбраться из-под удушающей тяжести. Черепица била по израненной спине, по затылку, сыпалась вслед осколками...

Только на самом краю ему удалось вырваться. Ухватившись за какую-то нелепую статую, стоящую на ребре кровли, он удержался, повис высоко над площадью — а тело мертвого чудовища полетело дальше, с глухим шлепком обрушилось на булыжную мостовую.

Со звоном взорвался камень в перстне — острые осколки мелкой пылью брызнули во все стороны, Берт едва успел отвернуться, иначе ослеп бы... Это означало, что демон мертв. Наконец-то.

Но еще чуть-чуть — и он упадет следом. Скользкие от крови пальцы норовили разжаться, в дрожащий руках не осталось силы... С шумом вдохнув и выдохнув, Гилберт закрыл глаза. И отпустил.

***

Адель не помнила себя от волнения. Пусть она всю ночь злилась на графа и рыдала в подушку, но когда прибежал Мэриан и объявил, что с Гилбертом стряслась беда, разум ее как будто помутился. Она не помнила, как ей удалось отделаться от фрейлин. Кажется, пришлось устроить скандал, придравшись к какой-то мелочи, накричать на них в истерике, чтобы прогнать. Они смотрели на нее, как на помешавшуюся... Совсем как вчера, когда принцесса вдруг объявила, что разрывает помолвку, что не останется в ярмарочном городке — и сорвалась среди ночи, вернулась во дворец, не поставив в известность даже отца...

Мэриан торопил ее, сам дрожа от испуга. Принцесса только накинула старый плащ, в котором она выходила в город, когда хотела остаться неузнанной, и поспешила на площадь ратуши.

***

Когда наперерез ему пронеслась изумрудная молния, подхватила, забросила на спину — Гилберт машинально ухватился за гребень на загривке, прижался к огромной шее.

— Почему ты не улетела?!

— Разве я могла?

Для разворота потребовалось сделать широкий круг над площадью, она вихрем пролетела над пораженной толпой, едва не задевая головы поджатыми лапами. Задерживаться здесь хоть на миг было смертельно опасно. Сильг взмахнула крыльями, рванула вверх, в высоту... Но выстрелившие сети распахнулись в воздухе, опутали крылья. Дракониха задергалась в сетях — мгновенно натянулись веревки, Сильг рухнула на мостовую. От удара Гилберт не сумел удержаться, его отшвырнуло далеко в сторону. Толпа с воплями отхлынула волной от него, боясь не то что помочь, но приблизиться.

— Держите эту тварь крепче! — скомандовал аббат Хорник, довольно потирая руки. Заполучить в свою коллекцию еще и дракона? Определенно нынче Небеса благосклонны к своему недостойному рабу! Аббат уверился в этом, едва заметив над городом тень огромной ящерицы.

Подручные аббата крепко опутали рвущуюся Сильг сетями и веревками, даже раздобыли цепь для удавки. Городская стража помогала монахам, вовсю орудовала своими пиками, тыкали в чешуйчатые бока.

— Хотите взять чудовище живьем? — К аббату присоединился барон дир Ваден, взглянул на незваного союзника с высоты седла с плохо скрываемым раздражением. Он тоже был бы не прочь обзавестись собственным драконом — да только церковник опередил. Но не оспаривать же право на "охотничий трофей" в присутствии королевского судьи, который так некстати увязался следом, ужасаясь происходящему.

— Живая тварь занимательнее дохлой! — как само собой разумеющееся сообщил аббат. — А вы почему медлите? Разве не желаете заняться вторым исчадием преисподней? — кивнул он на пытающегося подняться с земли графа.

В ответ барон оскалился хищной ухмылкой и стегнул коня.

Гилберт не мог встать, его мотало из стороны в сторону, перед глазами всё плыло, вся площадь крутилась каруселью. Но он видел, как билась в сетях Сильг! Он не мог подняться с колен, но он вскинул руку, зашептал заклинание — и веревки, опутавшие дракониху, вспыхнули, стали лопаться одна за другой. Несколько монахов с криком бросили концы, затрясли обожженными руками. Но другие накинули новые веревки, а огонь угас, больше не подчиняясь воле некроманта. Кто-то выставил встречное колдовство, заблокировавшее и без того ничтожные силы чернокнижника...

В тот же миг всадник налетел на графа, опрокинул наземь: Гилберт увидел мелькнувшие перед глазами подковы лошади.

— Ты жалок! Поднимайся! — рявкнул дир Ваден, осаживая вставшую на дыбы лошадь.

Щелкнула плеть, захлестнув локоть — Гилберт закрыл лицо от удара — и барон рванул на себя, вздернул его вверх с земли. Дир Ваден злорадно расхохотался: приятно посмотреть, в таком беспомощном состоянии сейчас его враг! Он грубо подхватил мальчишку под руку, едва не выдернув плечо из сустава — и подбросил в седло перед собой, пришпорил лошадь.

— Я простил бы тебя, сопляк, если б ты победил меня в честном поединке! — прошипел дир Ваден на ухо. Одной рукой держа поводья, другой обхватил за шею, как тисками, прижав к себе спиной, чтобы никоим образом не позволить пленнику уйти, хотя тот и не мог сопротивляться. — Но ты, гадёныш, обманул меня и подлыми трюками заставил сдаться. Покрыл позором на глазах у черни и двора! Чтобы я — я! — спасовал перед мальчишкой?! Теперь ты за это поплатишься!

Толпа хлынула следом за всадником, самые любопытные зеваки бежали бегом, съедаемые желанием увидеть продолжение зрелища.

Лошадь промчалась через улицу — вынесла на базарную площадь, где в любой час дня толпился народ. Горожане оглядывались с изумлением, едва успевали увернуться от несущегося во весь опор всадника. Подавив попавшие под копыта клетки с домашней птицей и корзины овощей, барон направил лошадь к высокому помосту эшафота. Резко осадил — и швырнул свою жертву на почерневшие доски настила. Законное место для публичной казни.

К эшафоту с разных концов площади поспешила охрана, приставленная следить за порядком торговли. Но увидев барона, замешкались в сомнениях, не решаясь перечить знатному рыцарю.

Соскочив с лошади, барон взбежал наверх по короткой лесенке сбоку от помоста. Как он и желал, толпа взирала на него, затаив дыхание. И барон с упоением принял на себя роль глашатая.

— Радуйтесь, горожане! — заорал он, распахнув руки, точно собираясь обнять каждого и всех сразу. — Ликуйте! Сегодня наконец-то пойман душегуб-чернокнижник!

— Слава Небесам! Смерть ему! Казнить убийцу! — заволновались в толпе.

— Слышал? — вкрадчиво обернулся барон к пойманному. — Народ требует твоей казни!

Дир Ваден рывком поставил графа на ноги, даже пришлось поддержать его, настолько тот ослабел от потери крови. Он грубо заставил Гилберта поднять голову выше, схватив за волосы, чтобы народ смог рассмотреть уличенного чернокнижника. Гилберт подчинился, выпрямился, обвел мутным взглядом людское море, заполнившее всю площадь. И шум поутих. Люди примолкли, увидев бледное юное лицо с тусклыми от боли глазами, заметили, как изуродованы и смяты доспехи, кровавые лохмотья виднеются в прорехах вспоротой когтями чудовища стали. Кровь выкрасила латы в алый цвет.

***

Войдя в город, Гортензия Хермелин направилась прямиком во дворец. Она намеревалась получить аудиенцию у самого короля. Как это сделать, она пока не знала. Но была твердо уверена, что добьется своего. Король озолотит ее за такие вести! Или назначит придворной ведьмой, что тоже неплохо. Или прикажет и то и другое — почему бы нет? Сегодня ведьме всё удавалось! Она втридорого продала княжеских коней в пригородном трактире. По понятным причинам хороших коней нынче просто не достать — и княжеский подарок значительно вырос в цене. Трактирщик тоже был доволен сделкой, поэтому охотно сделал вид, будто оставшийся в номере дракон — и не дракон вовсе.

Фредерике и Мериану Гортензия велела дожидаться сумерек, раньше провести их в город было невозможно. К этому времени ведьма рассчитывала получить особый королевский пропуск, который защитит маленького дракона от солдат, рыцарей и прочих охотников до редкостных зверей. Ну, а если не удастся, в сумерках провести своих подопечных через охрану городских ворот будет всё равно легче, чем пытаться прорваться средь бела дня.

Гортензия радовалась знакомым улицам, не думала она, что ей удастся вернуться в столицу так скоро, да еще с такой великолепной вестью. Мысли ее были заняты речью, которую она произнесет, когда предстанет перед его величеством Стефаном... Но шум, доносящийся со стороны базарной площади, заставил ее отвлечься.

— Что стряслось? — спросила Гортензия, приблизившись к краю шумящего людского моря. Площадь была заполнена толпой горожан. Даже странно — на протяжении стольких месяцев видя вереницы повозок на тракте и переполненный постоялый двор, Гортензия считала столицу наполовину опустевшей.

— Чернокнижника, говорят, поймали, — сообщил ведьме крайний из зрителей, пытающийся хоть что-то разглядеть поверх голов. — Да врут небось. Оклеветал барон парнишку, не иначе.

Гортензию ошарашила эта новость. Неужели вправду схватили хозяина Иризара?.. Но отсюда ничего не было видно, и ведьма решила подобраться поближе к помосту.

Над площадью гремел обличающий голос барона. Ему неуверенным блеяньем вторил королевский судья, подтверждая правильность названных дир Ваденом законов.

Дир Ваден триумфально призывал в свидетели всех, кто был возле здания ратуши. И действительно, многие видели, как этот парень схватился с ужасным чудовищем, видели, как засветились, а после треснули камни в стенах башен, видели, как по его воле сгорели сети, опутавшие дракона.

— Вы все видели, как он летал верхом на той крылатой твари, заявившейся в столицу? Как он напал на монахов, пытавшихся защитить от дракона всех вас? — орал барон. Он уже охрип, стараясь, чтобы его услышал каждый. — Мне же пришлось увидеть вещи более ужасные! Я видел, как этот мерзавец оживлял мертвецов. Собственными глазами видел! И готов подтвердить свои слова под присягой!

— Твое слово против его — не равно ли будет? — бросил кто-то из толпы. — Мало ли кто что увидел, не разобравшись толком... Рыцари вечно собачатся между собой.

— Рыцарь? — взъярился дир Ваден. — Помоечная крыса больше достойна носить это звание, чем он!!

— Уличенный в колдовстве и не имеющий на то разрешения, равно как не состоящий в Гильдии чародеев, лишается права называться рыцарем, а также... — запинаясь, принялся зачитывать по памяти судья.

— Не забывайте об осторожности! — оборвал его барон. — У некроманта были помощники, возможно, сейчас они находятся на площади, среди вас, — он обвел тяжелым подозрительным взглядом толпу, и больше никто уже не решался повысить голос, боясь оказаться в руках стражи.

Дир Ваден обнажил кинжал — и с явным наслаждением принялся сдирать с обвиненного рыцарские доспехи, нимало не заботясь о том, что, разрезая крепеж и вскрывая застежки, грубо задевает раны — и сам добавляет новые.

Гилберт едва держался на ногах, он уже не чувствовал ничего кроме боли. Рассеченная рана над бровями кровоточила, не слезы, но кровь капала с ресниц. Он смаргивал алую пелену, застилающую зрение, невидяще смотрел вперед, над толпой. Многоликое, многоглазое море сливалось в гудящую массу, колыхалось, расплывалось, смотрело на него. Непросто было вытерпеть этот взгляд. Но отвернуться или опустить голову не позволяли жалкие остатки гордости. Если же закрыть глаза, он потеряет сознание.

— Король посвятил его в рыцари! — раздался над площадью звенящий девичий голос. — И только король может лишить его этого звания! Король — но не ты, дир Ваден!!

Гилберт вздрогнул от звуков этого голоса, отыскал взглядом — толпа раздвинулась, выделив девушку в старом плаще. Глаза ее горели ненавистью. Ей уже не нужно было расталкивать зевак локтями, она подошла к помосту, буравя взглядом замершего барона. Девушка заметно прихрамывала, но осанка безошибочно выдавала благородное происхождение.

— И даже королевский судья тебе не помощник в этом беззаконии! — продолжала Адель жестко чеканить слова. — Ваша честь! Что посулили вам за участие в этом балагане? Неужели что-то более ценное, чем доверие короля, назначившего вас верховным блюстителем справедливости?!

— Убогая, а дело говорит! — зашептались в народе. — Ежели каждого будут так хватать, да без суда и следствия...

— Вы абсолютно правы, ваше высочество! — перекрыл шум громогласный аббат Хорник.

Придерживая сутану, он важно взошел по ступенькам и встал рядом с обвиняемым, смиренно сцепив руки на животе, придав своей физиономии выражение крайней скорби.

— Высочество? — зашелестела толпа. — Это и есть принцесса Адель?

— Однако, дорогая принцесса, вынужден сообщить вам, что его величество никоим образом не сможет участвовать в суде над сим чернокнижником. Ибо он сам пал жертвой его колдовства!

— Что? О чем вы говорите? — опешила Адель.

— Его величество при смерти, — объявил аббат. И указал на графа: — Этот человек посягнул на жизнь нашего короля!

Толпа негодующе зашумела — покушение на государя непростительное преступление.

— Это неправда! Это ложь! — закричала Адель.

Вместо ответа аббат извлек из складок сутаны королевский венец — и поднял над головой, демонстрируя притихшей площади.

— Ты лжешь! — Принцесса отчаянно кинулась к помосту, но ее перехватили двое монахов из свиты аббата, словно в тиски зажали. — Грязная ложь!! Что ты сделал с отцом, мерзавец?! Ты убил его?!

Гилберт рванулся было к ней, но оступился, упал бы, но барон грубо вывернул ему руки за спину, чтобы не дергался попусту.

— Попридержите принцессу, — кивнул расторопным подручным аббат. — Похоже, чернокнижник успел околдовать ее. Возможно, в бедняжку вселились злые духи, будьте внимательны.

Адель беспомощно задергалась в руках монахов, но освободить ее было некому. Гилберт задыхался от бессильной ярости — и ничего не мог сделать.

— У тебя верная, но очень легковерная невеста, мой мальчик, — негромко обратился Хорник к графу, усмехнулся собственному каламбуру.

— Что со Стефаном? — хрипло проговорил Гилберт.

— Какое тебе дело до старика? — ухмыльнулся Хорник. — Ведь ты сам собирался занять его место, разве нет? Да и жить тебе осталось недолго, ты ничего не успеешь сделать, как бы ни мечтал.

— Дорогая принцесса! — продолжил свою речь аббат. — Вы совершенно правы, утверждая, что лишить рыцарского звания может только король. Однако распоряжаться жизнью уличенного в черном колдовстве — прерогатива Святой Церкви. Одна только Святая Церковь вправе решать участь грязного некроманта, изуродовавшего свою душу запретными знаниями и богопротивными деяниями. И посему я, полномочный представитель Священного Совета — я сам вынесу приговор! Помиловать ли сего юношу или казнить?..

Над площадью повисло молчание.

Насладившись всеобщим благоговейным вниманием, аббат коротко обронил:

— Вина Гилберта ден Ривена несомненна. Сжечь его на костре!

В взорвавшемся гуле утонули крики и рыдания Адель. Гилберт же словно не слышал своего приговора: ему было всё безразлично. Всё, кроме страданий принцессы. Ее отчаяние причиняло ему невыносимую боль, сердце разрывалось на части от ее слез, от беспомощности и собственной ничтожности. Он был виновен — виновен в ее страданиях...

Похоже, аббат уже успел распорядиться, прежде чем вступил на помост — на площадь, рассекая людское море, усиливая давку, провезли телегу с дровами. Столб для виселицы посреди помоста обложили связками поленьев, охапками хвороста. Костер получался высокий, как и положено погребальному.

— Так-то ты исполняешь обещание, данное моей матери, — с презрением бросил Гилберт.

— Хочешь объявить меня клятвопреступником? — глумливо удивился Хорник. — Обещания — всего лишь слова. Дать слово — взять слово... Преступление невелико, грех этот я замолю, успеется. Но возвести на престол некроманта — разве такое можно допустить? То, что ты, мой мальчик, связался с нечестивыми духами иного мира, у меня сомнений нет. Еще в храме, во время службы — ты ведь чувствовал, признайся? — я испытывал тебя. Ты неплохо держался, ты удивил меня. Как удивляешь и сейчас — другие на твоем месте рыдали и ползали передо мной на коленях. После, будто этого было мало, ты бесстыдно воспользовался своими фокусами у всех на виду — на турнире, в поединке с уважаемым дир Ваденом. Дважды!

— Гадёныш! — продолжавший удерживать противника барон выплеснул ярость в болезненном ударе. Гилберт проглотил стон, хоть в глазах почернело.

— И наконец, — продолжал аббат, — ты вовсе обнаглел, выпустив в город чудовище. Устроить такое занятное представление! Ты чересчур смел, мальчик. Ты сам выдал себя с головой. Хм... Полагаю, ты достаточно силен, раз тебе подчинился мой давний знакомец Иризар и его красавцы дружки. Возможно, твоя беспомощность, твоя безобидная внешность лишь очередная уловка... Но не рассчитывай, меня не введешь в заблуждение невинными глазами. — Хорник провел ладонью по щеке графа, задержался взглядом на приоткрытых губах, с которых срывалось тяжелое дыхание. Аббат говорил тихо, почти шепотом. — Я знаю, ты можешь призвать огонь с неба и испепелить весь город вместе с людьми!

Аббат отодвинулся, достал из широкого рукава белоснежный платок, вытер свои испачканные кровью пальцы. Как будто не нарочно показал знакомый Гилберту перстень с черным камнем:

— Не дергайся, некромант. Подумай о своей невесте! Слишком она молода, чтобы погибнуть здесь из-за тебя.

Не было нужды в угрозах. Гилберт всё равно ничего не мог сделать. Если бы он и вправду имел силы испепелить площадь — он не пожалел бы собственной жизни, лишь бы стереть с лица земли этих мерзавцев! Напоминание о принцессе звучало издевкой. Адель вырывалась с отчаяньем раненной птицы. Гилберт был согласен пойти на всё, лишь бы ее отпустили...

— Как же я рад, что герцогиня Эбер пригласила меня, недостойного служителя Церкви, приехать сюда! Какой бы я был глупец, если бы отказался от ее любезности, — принялся разглагольствовать аббат, наблюдая, как покорного от бессилия пленника монахи втащили на костер, стали привязывать к столбу. — Я пополнил свою научную коллекцию тремя великолепными редкостными тварями... Нет, уже четырьмя, вместе с драконом! К тому же мне выпала честь принять последнюю исповедь у самого короля. В моих руках легендарный королевский венец, обладающий неведомым могуществом... И теперь избавлю мир от гнусного чернокнижника. Поистине, Небеса милостивы ко мне!

— Не останешься полюбоваться казнью? — спросил дир Ваден, следом за аббатом спустившись с помоста. Барон скривился в презрительной усмешке: тщеславие церковника поистине не ведало границ.

— Не выношу запаха гари, — сообщил Хорник. — Сжигаемые грешники ужасно воняют. Полагаюсь на тебя, брат мой. Меня ожидают более приятные заботы.

Проводив неспешно удалившегося аббата недружественным прищуром, барон повернулся к принцессе.

Адель сквозь пелену слез безмолвно молила Гилберта об ответном взгляде. Но мешали снующие по помосту монахи. Когда же их глаза наконец встретились, она угадала: "Прости меня!" — шевельнулись разбитые в кровь губы. Она хотела закричать в ответ, что она не верит в его виновность! Но Гилберт закрыл глаза, прижался затылком к столбу. Смотреть на приготовления к собственной смерти у него не осталось сил. Он мог больше не бояться — из-за веревок он не упадет, если потеряет сознание.

— Принцесса! — дернув на себя, барон заставил Адель развернуться. — Надеюсь, теперь-то вы поняли, какую ошибку совершили? Предпочли этого преступника мне! Покрыли позором не только свое имя, но королевство...

— Вы! — осеклась она, едва сдерживаясь. — Вы же всё это подстроили?!

— Отнюдь. Я простой человек, я вовсе не всесилен, — не покривил душой барон. — Но в отличие от вас, я не был обманут лживой личиной. Я очень надеялся, что истина, которую вижу я, откроется и вам, принцесса.

Адель отвернулась к помосту, не могла не смотреть — и не было сил это видеть... Подбородок задрожал, она не ощущала катившихся по щекам слез.

— Если... — заговорила она. — Если я соглашусь выйти за вас... стану вашей женой... вы остановите казнь?

Барон громко расхохотался:

— Неужели вы настолько наивны? Вы думаете, после всего этого, — он обвел площадь рукой, — мое предложение к вам останется в силе? Не глупите, принцесса! После такого жениха, последний конюх обойдет вас стороной. Замуж! Ха-ха! Король умер, принц исчез, принцесса опозорена! Да теперь трон может достаться любому — и не придется терпеть в довесок хромоногую уродину!

К костру приблизился монах — с зажженным факелом в руке.

У онемевшей Адель подкосились ноги, но двое монахов крепко держали ее под локти.

— Поджигайте! — крикнул дир Ваден.

Пламя факела трепетало, хворост трещал, но огонь перебираться на костер не желал. Порывы поднявшегося ветра мешали исполнить приказ, казнь затягивалась. Адель неотрывно смотрела на привязанного к столбу. Голова безвольно упала на грудь, ветер настойчиво трепал темные волосы.

— Чернокнижник грозу наворожил! — волнами пронеслось по толпе.

Адель подняла взгляд — небо и вправду почернело. Ветер сгонял тучи в подобие воронки водоворота, смерч этот крутился всё быстрее и быстрее, постепенно накрывая всю площадь.

Из темных небесных глубин полыхнула молния. Следом вторая. И еще, и еще. Невероятные разряды оглушали, молнии били прямо в крыши окрест стоящих зданий, сыпалась черепица, взрывались окна. Молнии били не прекращаясь, ветер рвал с людей одежду, поднял песок с мостовой в воздух, слепил, обжигал горло.

Испуганная толпа кинулась врассыпную, началась невообразимая давка. Сквозь раскаты грома слышались вопли — затоптанных, раненных обломками сыплющихся стен и крыш, пораженных трескучими стрелами молний.

Дир Ваден бросился прочь одним из первых. Его слуги и подручные Хорника не отставали.

Только Адель увидела, что творилось в небе над площадью. Прикрыв глаза полощущимся рукавом, она не могла оторвать взгляда от расщепившегося небесного купола. Воронка мечущихся в круговерти туч расступилась, открыв в центре черный "глаз" в преисподнюю. То были врата в иной мир. Мир духов. Мир мертвых.

С каждым разрядом молнии из врат преисподней на землю прорывались голодные духи. Ударяя в не успевших покинуть площадь людей, молния поражала насмерть — и в тот же миг в оставленное душой тело вселялся голодный дух, превращая мертвеца в безымянную тварь. В чудовище, которое боялись даже самые могущественные колдуны Гильдии...

— Опомнись, принцесса! Нужно бежать!

На плечо Адель легла чья-то рука.

Но вздрогнув, очнувшись от этого прикосновения, принцесса кинулась к помосту. Искры от многочисленных молний попали на хворост — костер запылал в мгновение ока. Просто чудом молнии не поразили высокий столб.

— Я не уйду без него! — упрямо выкрикнула Адель.

Гортензия вздохнула. Она-то знала, что этот мальчишка обвинен вовсе не по ошибке. Он погубил множество людей, приказал своим демонам убить ее саму. Но казнь, костер... Всё это время, пока ведьма стояла здесь, в притихшей толпе, наблюдала за происходящим на площади — откровенно сказать, она не ощутила никакого удовлетворения от подобного "торжества справедливости"... Тем более разве сейчас ведьма может оставить принцессу? Как она будет потом объясняться с его величеством... Адель бесстрашно кинулась раскидывать полыхающий хворост, чтобы пробраться к столбу. И Гортензия поспешила на помощь.

К счастью, у ведьмы нашелся при себе нож, которым можно было разрезать веревки. А в памяти всплыло подходящее заклинание, оно укроет от внимания безымянных тварей.

Тела пораженных молниями людей превращались в чудовища за считанные мгновения. Они неловко поднимались с земли, сгорбленные, волоча руки по мостовой, мотая головами. Их мышцы вспучивались узлами, суставы распухали раздутыми наростами, лица искажались, становясь уродливыми масками — пасти, полные клыков, жаждали человеческой плоти... Даже хорошо, что Адель была полностью поглощена заботой о графе и не обращала внимания на творящийся вокруг ужас. Кот принцессы испуганно жался к ногам ведьмы, вздыбив шерсть и не смея даже шипеть.

Гилберт не пришел в сознание, когда они вдвоем сумели снять его с эшафота. Принцессе и ведьме предстояло каким-то образом унести его с площади, нужно было укрыться хотя бы в соседних домах, далеко они всё равно не смогут уйти. Сделать это оказалось не так-то просто, учитывая, что из хромой девушки помощница получалась неважная.

Гортензия перевела заклятье невидимости на свой зонт — бусины на концах спиц усилили и расширили охранное поле. Теперь было важно не шуметь и уйти с площади побыстрее — мышкой прошмыгнуть мимо корчащихся мертвецов...

— Черт, из-за него же бусину и потеряла, — ворчливо ругнулась Гортензия, заметив, что заклинание несовершенно из-за неровно замкнувшейся линии камешков на спицах зонта.

— Что? — не поняла принцесса.

— Следи за своим котом! — вместо этого ответила ведьма.

— Мэриан, не отставай, — попросила принцесса и без того льнущего к ногам кота.

— Мэриан? — хмыкнула ведьма. — Так вот ты какой.

***

...Не было никаких сверхъестественных явлений, никаких ужасных знамений, указавших бы на приближающуюся опасность. Небо тогда не почернело от зловещих туч, громы не сотрясли окрестность, не озарился вспышками молний небосвод. Трое демонов появились в короткой галерее, соединявшей две надвратные башни над аркой ворот, совершенно бесшумно. Просто вдруг возникли из пустоты. И никто не заметил их прихода.

В просторном дворе замка, подаренного королем Стефаном своему любимому сыну и наследнику принцу Лорену, — в этом обширном пространстве, заключенном в надежное кольцо крепостных стен, кипела обычная, будничная жизнь.

Снаружи перед воротами, мыча и лениво бодаясь, сгрудилось стадо коров. Вечерело, и пастух спешил загнать скот в хлева — под соломенные крыши деревянных построек, лепившихся изнутри к массивным крепостным стенам. Следом вверх по склону поднималась, растянувшись белой лентой, овечья отара.

С кухни для челяди тянуло вкусным дымком и ароматами готовящегося к ужину рагу, бурлящей наваристой похлебки. Перед распахнутой дверью слуги разделывали свежие туши двух оленей. Лучшие куски откладывали для господского стола, потроха кидали собакам. Свора изголодалась после дневной охоты, бросалась на окровавленные лоскуты с жадностью, с визгом, с рычанием, псы затевали меж собой драки. Рядом вернувшиеся из леса ловцы чистили лоснящиеся бока лошадей, прежде чем отвести в стойла. Стучали железом о сталь оружейники, выправляя снаряжение для замкового гарнизона. Сновали туда-сюда с поручениями мальчики-пажи. Служанки, поленившись выйти за ворота, вытряхивали перины и ковры, поднимая тучи пыли, развешивали на перилах галерей для просушки одеяла, простиранные простыни, не забывая весело переругиваться с неторопливо прохаживавшимися по крепостным стенам стражниками.

— Простая жизнь с простыми радостями! — втянув полной грудью букет ароматов, произнес Иризар. Он стоял, опершись о перила, с интересом подавшись вперед, оглядывая копошащихся внизу в перемешивающейся толпе людей и животных. — Вкусный ужин, удачная охота, предвкушение ночных забав с легкомысленной девицей...Что еще нужно этим смертным для счастья?

— Только полное неведение, в какой день и час за ними явится смерть, — изрек Дэв-хан.

— Отлично сказано! — захохотав, хлопнул приятеля по плечу Дакс.

Иризар обернулся — заметив незнакомцев, к ним с топотом приближались двое стражников, на бегу обнажая оружие. Иризар не подпустил их близко. Просто сжал ладонь в кулак — и оба солдата разом остановились, схватившись за горло, захрипели, задыхаясь. Мгновение-другое, и оба повалились на дощатый настил пола, вылезшие из орбит глаза бессмысленно остекленели.

— Ну что, пора развлекаться? — в нетерпении похрустывая костяшками пальцев, просил Дакс.

— Подожди немного, — попросил Иризар.

Демон поднял руку — и по двору пронесся яростный порыв леденящего ветра. Сорвал развешенное белье с перил, шапки с челяди.

Поняли это предупреждение только животные. Они подняли оглушительный шум, будто все разом взбесились. Куры и фазаны в птичнике устроили переполох. Разломав загородки, из хлевов с визгом выскочили свиньи. Собаки бросили кости и потроха, взвыв по-волчьи, ринулись к воротам, сбивая с ног оторопевших людей, перескакивая по спинам толкающихся в давке коров и блеющих овец, стремглав вылетели за пределы крепостных стен. Следом с диким ржанием спешили лошади...

Один из жеребцов вырвал поводья из рук чистившего его пажа, поднялся на дыбы — обезумев, ударил тяжелым копытом по темени, щетка выпала из рук на грязную землю. Всхрапывая, конь отбежал ближе к воротам, встал под низкой крышей постройки — покорный воле нового своего господина.

— Теперь пора, — сказал Иризар. — Не оставляйте никого в живых! Сжечь всё дотла!

— Повеселимся от души! — захохотал Дакс.

Иризар перемахнул через перила и, легко пробежав по кровлям, подобрался к послушно поджидающему коню. Спрыгнув в седло, успокаивающе похлопал по лебединой атласной шее. Подобрал поводья — и развернув, пустил галопом через толпу, не обращая внимания на попадающихся на пути людей...

Забава получилась славная. Дакс и Дэв-хан пустили огонь вкруг по крышам построек, по галерее, тянувшейся поверх крепостной стены. После с грохотом опустили — точнее обрушили — решетку на воротах, отрезав толпе выход к спасению. Дальше были крики, стоны, мольбы о пощаде, вопли — но Иризару не было до того дела, он вслушивался в них не более, чем в пение утренних птиц. Кровавая бойня его не привлекала, он в тот день выслеживал дичь особую...

Господский дом был пристроен к основанию более древней главной башни замка. Верхом Иризар въехал по каменным ступеням высокого крыльца. Оказавшись перед роскошно отделанными дверями, направил туда жеребца — конская голова протаранила распахнувшиеся с грохотом тяжелые створы. Демон с любопытством заглянул внутрь — то была замковая часовня, она занимала небольшую башенку, выстроенную ровно над крыльцом.

Желанной добычи там не нашлось. Сидели двое старцев — и, похоже, оба глухих. Не обращая внимания на доносящиеся снаружи звуки резни, были всецело поглощены спором на какую-то отвлеченную философскую тему.

Иризар, обнажив клинок, бесцеремонно прервал разговор, проткнул одного из старцев. Судя по одежде, тот служил в замке капелланом. Второй — астролог, если верить вышитым на мантии звездам — с изумлением воззрился на вдруг захрипевшего собеседника. Поднял глаза на демона и принялся беззвучно разевать рот. Иризар, брезгливо скривившись, замахнулся. Но звездочет оказался на удивление проворным: кубарем скатившись с места, удрал из часовни. Тронув поводья, демон охотно включился в игру.

Всадник, сеющий смерть на своем пути, пронесся через дворцовую кухню, полную челяди. Через жилые покои, не щадя и господ — ни роскошно одетых дам, ни юных дев, ни придворных щеголей, составлявших свиту наследника. Когда демону надоело махать клинком, он одним только собственным желанием заставлял всех этих людей падать замертво — точно так же, как первых двух стражников...

Обезумевший от погони астролог в конце концов привел его к личным покоям хозяина замка. В узком коридоре верхнего этажа коню было сложно развернуться, потому пришлось спешиться. Иризару уже наскучил этот надоедливый старик, он запустил в него сонм огненных языков. Но тот расторопно юркнул в неприметную дверцу. Открыв ее, демон с досадой плюнул — каморка оказалась отхожим местом. Своротив деревянный короб с дырой под надобности, старик сумел пролезть в зияющее в каменном полу отверстие. Отходы сливались по почти отвесному желобу, проложенному в стене — прямо в ров, окружающий замок. Звездочет сбежал, не побоясь запачкаться.

Старик благодарил Небо, не подозревая, что насмешливая судьба очень скоро вновь столкнет его с этим чудовищем — сразу же после того, как демон разделается со своей главной целью...

Иризар без труда нашел свою жертву. Владелец замка, принц Лорен был напуган, как ребенок. Впрочем, он и был совсем еще ребенком. Икая, глотая слезы, плакал не стыдясь. Умолял на коленях пощадить, сулил щедрые награды, не понимая, кто перед ним — демона не интересовали ни богатства, ни почести, ни титулы.

Иризар с интересом смотрел на паренька, даже не помышлявшего с оружием в руках попытаться отстоять свою жизнь или хотя бы честь. Пожалуй, если бы демон умел чувствовать, он мог бы от души пожалеть этого избалованного мальчишку, у которого не укладывалось в голове, что кто-то способен поступать против его воли, не подчиниться его приказу, обходиться с ним столь жестоко. Но как ни жалок он был, Иризар обязан исполнить приказ, отданный новой хозяйкой.

И он, взвалив кротко хныкающую жертву на плечо, спустился сквозь огонь вниз по винтовым лестницам, вышел за пределы замка. Прошел через тихий, благоуханный, цветущий сад, и сбросил принца на землю.

Берег пруда покрывала стрекочущая кузнечиками трава. Ярко-рыжее солнце медленно уходило за горизонт. Издалека доносился шум всё еще идущей битвы, грохот разваливающихся строений. Над деревьями сада возвышались неприступные стены и башни, над ними в небо поднимался огромный столб дыма, сплетенный из множества черных клубящихся прядей.

Краем глаза Иризар заметил мелькнувшую за верхушками деревьев крылатую тень, в лучах угасающего солнца вспыхнули и погасли изумрудные искры... Напрасно тогда демон не обратил на это внимание.

Но он был всецело занят творимыми заклинаниями. Мальчишка насытился болью сполна. Впервые в жизни узнал, что такое страдание — и получил исчерпывающий урок. Иризар с улыбкой смотрел, как жертва корчится у его ног, теряя прежнее обличие очаровательного королевича, прочно забывая, кем он был до сего дня...

Закончив и получив полное удовлетворение от своей работы, Иризар ударом ноги спихнул переставшее наконец дергаться в последних конвульсиях жалкое тело в болотистый овраг. Чуткий слух демона давно уловил затаенное, сбивчивое дыхание, доносящееся из-за кустов. Усмехнувшись, он одним движением пальца спалил кустарник в пепел.

Так и есть — старик звездочет, в вонючей пятнисто-звездной мантии. Не нашел более удачного места, чтобы схорониться.

Иризар с раздраженным рычанием выдернул из ножен клинок, в один прыжок подскочил к оцепеневшему старику. Размахнулся, чтобы разом рассечь измазанное помоями туловище от хилого плеча до пояса...

Но замер с занесенным над головой мечом. С изумлением почувствовал, как всё тело сковало чей-то чужой волей. Он не мог пошевелиться, даже моргнуть. Он видел только длинную, сиреневую тень на рыжеватой от дымного заката траве — но кто стоял позади него, он видеть не мог. Он кипел от ярости — но был не в состоянии что-либо сделать!

Напавший не проронил ни слова. Похоже, очень хотел остаться неизвестным, даже побоялся подойти ближе. Демон лишь увидел, как тень дернулась, вытянув несоразмерно длинную руку... И неожиданно услышал, как что-то громко треснуло. Он не сразу понял, что это треснула его собственная шея. Боль кольцом охватила горло, пронзила позвоночник, отдавшись тупым ударом в затылке...

Иризар не мог даже глаза закрыть. Он видел — хоть и плохо сознавая, что происходит — как вдруг в лицо бросилась трава. К щеке прижалась холодная влажная земля. И он увидел собственное тело — нависающее исполинской глыбой. Острая полоса клинка в вскинутых руках пронзала красно-черное небо. А над плечами был ровный обрубок шеи.

Он скрежетал бы зубами от ярости, если б мог!..

Мгновение спустя над горизонтом вновь вспыхнула россыпь изумрудных искр. Но теперь демон не смог бы обернуться, как ни желал.

...Искры... искры... Яркие, ослепительные, изумрудно-зеленые искры мелькали назойливо перед глазами, возникая из черноты и в черноте пропадая... Такими же искрами вспыхивает на свету чешуя Сильг... Дракониха... Орущий детеныш дракона, хор вопящих голосов, режущих слух. Вопль, прорезающий черноту зимней ночи... Зимней ночи с искрящимся снегом, с играющими в бездонном черном небе звездами... Ослепительные искры, звезды... Назойливые, пустые, жужжащие мысли не дают покоя, не позволяют погрузиться в манящую пустоту небытия...

Так вот откуда у ведьмы детеныш дракона. Сильг была там, была на берегу пруда... Это ее он заметил, ее изумрудную чешую озарили лучи умирающего солнца!.. Но когда он спрашивал — Сильг не солгала ему. Нет, дракониха не летала к замку "с герцогиней"... Но кроме Изабеллы был только один человек, с которым Сильг могла покинуть свое подземелье. Только один человек, который справился бы с демоном, пусть и таким подлым способом... И демон наконец-то понял, почему это случилось.

Иризар застонал — яростно. Но получилось жалобное поскуливание. Голова налита свинцом. Тело — как и тогда на берегу пруда — не желает слушаться... Но и на этот раз он всё чувствует. Острые иголки по всему телу впиваются в кожу, и вонзаются еще глубже при малейшей попытке двинуть хоть мускулом...

— Доложи его преосвященству! Кажется, эта тварь приходит в себя, — донесся до сознания тихий голос с нотками брезгливого отвращения и страха. Слова произнесли шепотом — но демон дернулся, словно от оглушительного колокольного звона.

— Нужно добавить еще зелья, — произнес тот же невыносимый голос.

И он почувствовал, как кто-то грубо разжимает его зубы, протискивает в рот холодную металлическую трубку, чуть не до горла. В трубку льется отвратительная, приторно сладкая жижа, приходится глотать, чтобы не задохнуться...

Снова навалилась полная искр чернота и пустая звенящая тишина.

***

Ведьма и не рассчитывала, что они вдвоем с принцессой смогут уйти далеко, таща на плечах потерявшего сознание чернокнижника. Хотя бы до трактира на соседней улице добрались — уже хорошо...

Прилегающие к базарной площади улицы обезлюдели за считанные минуты. Двери домов были оставлены нараспашку, на мостовой лежали забытые в спешке вещи. Гортензия и сама бы с радостью сбежала куда подальше — да только не бросать же всхлипывающую принцессу с ее ни на что не годной свитой!

Ведьма ногой распахнула входную дверь трактира.

— Горячей воды, полотенец, крепкого вина! Лекарский сундучок тоже где-то должен быть! — распорядилась Гортензия, отправив Адель с котом обыскивать кладовки и кухню. Сама ведьма, покряхтывая, потащилась по лестнице на второй этаж в комнаты. Свалив раненного на постель, со стоном облегчения разогнула спину.

Гортензия пока что не спешила предаваться панике. Да, по улицам, под самыми окнами, бродят мертвецы — ну и черт с ними, она не собиралась с ними драться. Ведьма знала прекрасный способ защитить дом от непрошеных гостей. Нужно было продержаться денек-другой, а дальше видно будет. На пару дней запасов в подполах трактира им хватит более чем. Тем временем мальчишка успеет придти в себя, принцесса успокоится — ведьме же легче будет их из города вывести... Одно только ведьму беспокоило — лишь бы дождались Фредерика с Мерианом, не отправились бы в город на свою погибель ее искать. Надеяться на выдержку и терпение драконессы она не могла, оставалось уповать на благоразумие и трусость помощника.

Ведьма тщательно заперла двери и окна, обошла весь дом. Жалко было ужасно — но в каждой комнате она оставила по бусинке со своего зонта, оплетая здание чарами. Морок плотным покрывалом окутал дом с крыши до подвала. Теперь снаружи никто не сможет их заметить — морок отведет глаза любому, и живому, и мертвому, не позволит найти вход в здание. Главное, самим случайно не нарушить заклятие, о чем Гортензия строго предупредила принцессу и ее пугливого кота.

— Если кто-то всё-таки сумеет проникнуть в дом, морок уже будет бесполезен!

— Как скажете... — кивнула принцесса. — Значит, вы ведьма? Какое счастье, что вы помогаете нам. Спасибо. Вы ведь сможете вылечить его, да? — Она опустилась на колени перед постелью, ласково убрала волосы с лица своего чернокнижника.

— Вы хотите, чтобы я исцелила некроманта, обреченного на смертную казнь? — недовольно отозвалась ведьма, разрывая найденные в кладовки простыни на бинты. Как же хорошо, что хозяева в этом трактире оказались запасливыми и предусмотрительными! — Уж кого хотите уверяйте в его невиновности, но не меня. Я имела счастье столкнуться с ним лично — и едва сумела спастись. И не говорите, будто я неправильно поняла его намеренья, или что убить меня и моих подруг он хотел исключительно из благих намерений.

— Я вам не верю, — упрямо, но со слезами в глазах сказала принцесса. — Я знаю Гилберта всю свою жизнь. Вы не вправе обвинять его в этих мерзостях! Никто не смеет говорить о нем так!

— Можешь не верить, — пожала плечами Гортензия.

Конечно же ведьма не для того вытащила мальчишку с костра, чтобы сейчас отказать в помощи.

— Если ты мне понадобишься, я тебя позову! — ворчливо выставила Гортензия девушку за дверь. Ведьма взялась распарывать окровавленные лохмотья одежды — и принцессу замутило от вида рваных ран. Не хватало еще ведьме и ее в чувства приводить! — Негоже девице это видеть.

— Он мой жених! — дрожащим голосом заявила Адель.

— Тем более! — отрезала ведьма. И велела не стоять без дела, а пойти осмотреть другие комнаты, может найдется подходящая одежда взамен теперь уж никуда не годных кровавых тряпок.

Принцесса глазами сверкнула гневно, но приказу подчинилась, ушла.

— И поесть чего-нибудь принеси! — крикнула ей вдогонку ведьма.

Избавившись от настырной девицы, Гортензия занялась наконец-то чернокнижником. А забот тут было много — промыть, срастить то, что поддавалось ее ведьмовской силе, зашить, вправить, перевязать... Не удивительно, что мальчишка до сих пор был без сознания. Удивительно, как при таких ранах он сумел продержаться так долго! Демоническая тварь распорола бок от шеи до бедра, несмотря на хваленые рыцарские доспехи. На рваных лоскутах плоти кровь запеклась сгустками. Переломанные ребра и прокусы до костей по сравнению с этим выглядели царапинами.

Гортензия была приятно поражена собственной силой. Откуда у нее только взялись такие способности?! Раньше она и представить не могла, что сможет так легко и аккуратно, буквально одним прикосновением руки срастить раздробленную кость или заживить глубокий разрез, оставив на коже лишь беловатую полоску шрама вместо зияющей кровавой раны. Неужели Иризар был прав, высмеивая ее за приверженность к целомудрию? Неужели ночь, проведенная наедине с мужчиной, открыла в ней неведомый источник сил — сделала из простой знахарки чудесную целительницу? Гортензия собственным глазам поверить не могла. Не верила — но смело использовала, за несколько часов возвращая несчастного парня к жизни.

Возвратила к жизни его истерзанное тело — но, похоже, дух его был слишком истощен, чтобы быстро оправиться.

— Всё оказалось не так страшно, как выглядело поначалу, — пробормотала Гортензия. Несмотря на бодрый тон, уверенности в благоприятном исходе у нее было мало — она была наслышана, насколько черное колдовство сжигает душу.

— Каким же могуществом обладает тот, кто открыл эти врата? — прошептала Адель, выглянув в окно.

Она исполнила распоряжение ведьмы, в одной из комнат нашла брошенный сундук с вещами. Как ни было неприятно принцессе рыться в чужой одежде, но она переборола горькое ощущение, будто она стала воровкой, в конце концов это было просто необходимо.

До этого она принесла найденные на кухне хлеб и вяленное мясо с кувшином вина. Принцессе раньше не приходилось заботиться о еде, на кухне она чувствовала себя совершенно бесполезной и глупой. К тому же, ведьма не пустила ее в комнату, снова захлопнула дверь перед носом, подтвердив ее никчемность. Адель даже взглянуть на него не успела. От неизвестности в воображении рисовались картины одна ужаснее другой... И она ничем не могла помочь, как-то облегчить его боль... По щекам катились слезы, она стыдливо утирала глаза, но не могла никак остановиться.

— Светлые Небеса, помогите, — чуть слышно всхлипнула принцесса, уткнувшись горячим лбом в оконное стекло. — Почему всё это случилось? Что теперь с нами будет?..

Мэриан не знал, как ее успокоить, только ластился, терся об ноги, поминутно вздрагивая от доносящихся снаружи раскатов грома или криков.

Принцесса кусала дрожащие губы, сейчас не время давать волю чувствам. Сейчас она не должна никому причинять забот своими страхами, своей слабостью. Довольно того, что ей помогла совершенно незнакомая женщина. Не просто помогла — спасла им обоим жизни... Адель и представить не хотела, что могло бы произойти — если бы небеса не разверзлись, не прогнали с площади сошедших с ума людей. Неужели бы Гилберт погиб? Сгорел бы на костре? Барон заставил бы ее смотреть на его смерть, на то, как огонь пожирает его тело?.. Адель опустила голову, зажмурилась, чтобы прогнать вновь закипевшие слезы с глаз. Нет, это не могло быть правдой, этого не было, ей это привиделось... Она вцепилась дрожащими пальцами в подоконник, жгучие капли срывались с кончика носа, падали одна за одной на облупленную раму. Плечи ее дрожали от сглатываемых рыданий...

Гилберт и на расстоянии чувствовал ее боль. Он пытался вернуться из черноты, в которую провалился, он барахтался в клейкой податливости кошмаров, но кажется не имел сил вынырнуть и вдохнуть воздуха... Но она была в опасности, и у него не было права не защитить ее... Постепенно он возвращался из забытья. Дрогнули ресницы, с губ слетел беззвучный вздох.

Заметив это, Гортензия поспешила приготовить сонное зелье, благо в лекарском сундучке нашлись все необходимые ингредиенты: капля из одного флакончика, две капли из другого, щепотка порошка, смешать с вином... Ведьма мысленно еще раз поблагодарила запасливую хозяйку трактира. Гортензия не была уверена, что только заращенные шрамы не будут причинять боль, а значит мальчишке лучше не торопиться приходить в сознание.

Адель не знала об этом, оставаясь на первом этаже. Она встревожено вскинула голову, заметив за окном движение. Часто заморгала, чтобы слезы не мешали, заставляя и без того невероятно изменившийся мир расплываться миражом.

— Там ребенок! — испугалась принцесса.

— Нет, не надо! — всполошился Мэриан. — Нам нельзя выходить! Постой!!

Но Адель не слышала своего любимца: на улице осталась, забытая всеми, маленькая девочка. Торопливо сняв засовы и отперев замки, принцесса распахнула дверь — нужно было забрать ребенка, спасти!

Но когда принцесса подбежала к скорчившемуся возле крыльца ребенку, и малышка подняла голову...

Чудовище еще не потеряло человеческих черт: по уложенным на голове косам, по опрятному платью и небольшому росту можно было догадаться, что всего несколько часов назад это правда была маленькая девочка. Чудовище подняло голову — и посмотрело в глаза принцессе. Округлое лицо оказалось обезображено торчащими из растянутого рта кривыми зубами, глазные яблоки выкатились из орбит.

Адель ахнула, растерянно отпрянула назад.

Маленькая тварь с ловкостью обезьяны вскочила на крыльцо, шагнула к двери, пригнув голову, уставившись на обмершую девушку. Голодный дух в тщедушном теле не удовольствовался душой своей юной жертвы — душа принцессы дразнила его доступной близостью.

— Назад! — зашипел Мэриан, бесстрашно кинувшись на чудовище, загораживая собой принцессу.

Опомнившись, Адель подхватила кота — и бросилась в дом. Тварь кинулась за ней... Когтистые лапы замерли, едва не схватив девушку за щиколотку.

Чудовище зарычало, затряслось — но не смело больше сделать ни шагу вперед. Принцесса успела вбежать в дом и захлопнуть за собой дверь, суматошно заперлась, задвинула тяжелым столом — и взлетела вверх по лестнице... А мертвое тело твари, повинуясь воле некроманта, удержало голодного духа от погони.

Когда же жертва оказалась недосягаема, тварь взвыла от ярости — голодный дух не желал терять только что обретенную оболочку. Но по приказу чернокнижника мертвое тело охватил огонь, и дух покинул ставшую непригодной скорлупу, взвился в небо — и воронка черноты затянула его назад, в проход в иной мир...

— Ты не ранена?

— Ты очнулся!!

Адель бросилась к постели, обвила руками за шею — граф встретил ее горящим тревогой взглядом.

— Очнулся! — всхлипнула она. Слезы по ее лицу потекли вновь — но теперь от радости.

— Адель... — прошептал он, легко обняв ее за плечи. Принцесса торопливо смахнула слезы. Подняв голову, пристально взглянула в тусклые глаза, обведенные тенями:

— Ты ранен, — сказала она, стараясь, чтобы голос не дрожал и прозвучал как можно убедительней. — Тебе нужно еще немножко поспать, чтобы поправится! — и мягко заставила его снова лечь.

Он не отводил взгляда, всматривался в ее сияющие, чистые, как небо после дождя, глаза. У Адель всё внутри сжалось при виде блеснувшей на ресницах капли.

— Я не достоин твоей заботы, — чуть слышно выдохнул он, удержав ее ладонь на своей щеке. — Ты ничего не знаешь...

— А я предупреждала не выходить наружу! — громко напомнила недовольная Гортензия. Подойдя, протянула чашку со снотворным зельем.

— Гортензия Хермелин? — узнал Гилберт. — Забавно, меня выходила ведьма, которую я хотел убить.

— Что уж теперь вспоминать! — кривовато усмехнулась Гортензия.

Адель вздрогнула от этих слов. Чуть отстранилась, взглянула непонимающе.

Гилберт принял чашку, вдохнул знакомой запах. Не стал пить.

— Вот, значит, чьими зельями всю эту зиму отпаивал меня Иризар, — улыбнулся он.

— Я подозревала такую причину его визитов, — кивнула Гортензия сухо.

— Вы не дали мне сойти с ума от ночных кошмаров, спасибо. Но сейчас я не имею права на сон. Если засну, не смогу защитить...

— Но если не восстановишь силы, толку от тебя не будет! — возразила Гортензия. — Это главное, что тебе сейчас нужно!

Граф покачал головой. Ведьма уже поняла, что с хозяином Иризара спорить бесполезно. Как ему вообще удалось справиться с мертвецом, напугавшим принцессу? Мальчишку буквально мотало от слабости. Снова выставив принцессу за дверь, ведьма сама помогла ему одеться, не слушая неубедительных возражений.

— Где же твои демоны? — вздохнула ведьма. — Как же они могли бросить своего хозяина?

Гилберт промолчал в ответ, только еще больше помрачнел.

***

Он не знал, сколько это длилось — чернота, сверкающая искрами, тишина, наполненная звоном... век или миг... Но бездну разбил зов: кто-то называл его по имени. Кто-то звал его, говорил ему что-то...

"Мой прекрасный демон! Ты скучал по мне?"

"Исвирт?" — дернулся Иризар. Из темноты выплыло воспоминание — давно забытое, стертое временем лицо красивой, но печальной девушки.

"Исвирт!" — повторил, узнав этот образ, демон. Он почувствовал, как по щекам льются горячие частые капли.

"Мой милый Иризар, вот мы снова встретились."

"Исвирт, как ты могла предать меня?" — Он понял, что это слезы. Густые, как расплавленный воск, обжигающие. — "Ты прогнала меня... Продала..."

"Так было нужно. Ты поймешь, мой прекрасный демон..."

"Нет, не исчезай снова! Подожди! Объясни мне, чего ты от меня хочешь?!"

Он изо всех сил рванулся следом за расплывающимся, тающим образом — и внезапно вынырнул в ослепительный, яркий свет. Кажется, последние слова он прошептал наяву...

— Чего я хочу, мой милый демон? — хмыкнув, переспросил аббат Хорник.

Тусклый свет свечей больно резал, но демон с трудом открыл глаза — веки казались невероятно тяжелыми. Ресницы слипались от колючих комков какой-то клейкой мерзости. Под черепом ударами долота отдавалась пульсация сердца. Кости ломило от нестерпимой леденящей стужи — но в груди горело от жара...

— О, я много чего желаю! О многом мечтаю...

Иризар постарался сосредоточить взгляд на омерзительной, довольной физиономии монаха. Почему-то на голове, поверх капюшона, красовалась королевская корона. Вторую корону, точно такую же, монах вертел в руках, разглядывая играющие в свете огня камни.

— Для начала, я возжелал узнать истинную природу твоей сути. Да, мое прекрасное чудовище, ты поразил меня с первого взгляда.

Демон уже понял, что его отравили. Большим облегчением было почувствовать, что этот безумец не успел применить к нему каких-либо извращенных пыток. Лишившись рук или ног было бы куда сложнее отсюда выбраться.

— Сколько лет прошло с первой нашей встречи, помнишь ли? — продолжал аббат, нахлобучив вторую корону на черную гриву демона. Отодвинулся, залюбовался. — Да, сорок три года... Видишь, как я постарел? Время ко мне безжалостно. Но ты — ты ничуть не изменился! Даже волосы по-прежнему черны и густы. Ты остался точно таким же, как был в тот далекий день, когда сбежал от меня... Сбежал — и заодно уничтожил мою лабораторию, а вместе с ней сжег все мои записи — и весь монастырь. Помнишь?

Иризар молчал. Пусть после этого раны быстро затянулись, не оставив даже рубцов, но испытанную тогда под изощренными пытками боль он не забудет никогда.

— А я вот помню, — покачал головой Хорник. — В тот самый день, оставшись один на пепелище, оплакивая погибших в огне братьев, я поклялся, что обязательно узнаю, кто ты есть на самом деле. Что за адское создание скрывается под этой идеальной личиной.

Аббат достал из рукава сутаны тонкий белоснежный платок. Придвинувшись, принялся почти ласково стирать с лица демона полосы подтеков. Но из мерцающих синим огнем глаз, не переставая, лились маслянистые капли, перечерчивая щеки и скулы черным по белому.

— Теперь-то ты от меня не сбежишь. Теперь-то ты откроешь мне все твои тайны. Ведь теперь я твой единственный хозяин и господин! Я знал твое истинное имя — и всё равно ты от меня сбежал. Ты никогда его не скрывал. Безумный храбрец! Или вернее — самоуверенный наглец? Как ты куражился над своими противниками, открыто называясь истинным именем! Ты хотел вдоволь наиграться, хотел увидеть всё, на что мы способны... Но только теперь у меня есть еще и это, — он поднес к глазам демона свою руку, холодно блеснул черным опалом перстень. Перстень, который носили Исвирт и Гилберт, с трудом налез на жирные пальцы аббата, застряв на средней фаланге мизинца.

— Да, я единственный твой господин, — повторил со вкусом Хорник. — Твоего мальчишку я лично отправил на костер. Вот, полюбуйся! Пожалуй, я сохраню это на память.

Он достал еще один платок — в пятнах крови. Шутя, поднес платок к носу демона — тот вдохнул знакомый запах, ноздри раздувались от сдерживаемой ярости. Аббат с ухмылкой соединил оба платка — один с черными слезами демона, второй с кровью его юного хозяина, и этот контраст черного и алого вызвал на его лице блаженную улыбку.

Нет. Конечно, нет! Иризар ни на миг не поверил его словам, хоть сам аббат был бесконечно убежден в своей правоте. Гилберт жив. Демон чувствовал это... Но на мгновение перед глазами полыхнула картина прошлого — первый призыв к герцогине. Изабелла со смехом объявила демону о смерти предыдущей госпожи... Тогда он поверил. Поверил, что остался один. И мир тогда словно поглотила тьма. Хотя нет — тьма поглотила его самого... Второй такой потери демон не допустит!

— Пусть я нарушил данный Небесам священный обет, занявшись изучением запретных наук, — продолжал меж тем аббат. — Я рисковал. Если б тайна моих занятий раскрылись, меня могли бы с полным правом обвинить в чернокнижии и с позором отправить на костер. Однако Небеса оказались милостивы к недостойному сыну. За прошедшие годы я сумел далеко продвинуться в своих изысканиях. В моей лаборатории побывало великое множество тварей разнообразного рода и вида — созданных колдунами, отловленных в диких лесах, уродов, произведенных на свет женщинами или скотом. Но среди всех я не нашел ни одного, кто мог бы сравниться с тобой, Иризар. Даже твои любезные дружки, столь легкомысленно попавшиеся в мою ловушку, имеют в своей сути самую обычную демоническую природу. От звероподобных собратьев отличаются лишь тем, что создавшие их колдуны проявили смелость принести в жертву людей, а не животных. И после укрощения поработали над своими творениями очень тщательно.

Иризар, зарычав сквозь стиснутые зубы, дернулся. Но он был крепко прикован к пыточному железному креслу, кандалы больно стискивали запястья, локти, плечи, щиколотки, грубый обруч охватывал шею, не позволяя пошевелиться.

— Признаюсь, мне пришлось долго ломать голову, чтобы выяснить причину твоей исключительности, — со снисходительной улыбкой смотрел на беспомощного пленника Хорник. — Ты по праву мнил себя неуязвимым! Но всё же я не терял времени даром. Я собирал знания по крупицам, терпеливо складывая мозаику. О, теперь мне многое о тебе известно, мой милый демон! Ты оказался и вправду редкостным чудовищем. Я просто поражен мастерством и жестокостью твоей создательницы! Потерпев полное поражение в войне с армией объединившихся в Гильдию колдунов, изгнанная, запечатанная в собственном замке в полном одиночестве, обреченная на вечное заточение — эта исключительная ведьма не сломалась и не сдалась. Не имея возможности кем-либо пожертвовать для ритуала сотворения демона, она принесла в жертву саму себя! Вернее — собственное нерожденное дитя, эту беспомощную человеческую личинку. Сокрушенной и изможденной, ей удалось раскрыть проход в иной мир — и призвать одного из сильнейших и злобных духов. И она заключила с ним союз, отдала этому духу жизнь своего сына, убив младенца в утробе. И дух принял жертву — и вошел в ее лоно... Даже подумать страшно, какие страдания ей пришлось вынести! Каждый демон, заполучив вожделенное тело, стремится убить своего создателя. Готов поклясться, ты не был исключением, мой милый Иризар. Ты, младенец-демон, рвал и грыз изнутри свою мать, не ведая жалости... Но колдунье каким-то образом удалось вытерпеть все эти мучения. Она приручила тебя, напитала своей кровью. Она возлюбила тебя — но не как чадо, а как оружие мести. Ты же познал то, что не дано знать бесплотным духам иного мира — ты был рожден, вскормлен сладким материнским молоком... Демон, неужели ты забыл всё это?

Нет, он всё помнил. Демоны никогда ничего не забывают. В отличие от слабых человеческих существ, в его памяти сохранился каждый миг — отчетливо и ярко. Он помнил каждое мгновение своей долгой жизни. И бессмысленное, бесконечное метание в пустоте иного мира, где демонические духи терзают в завистливой злобе души умерших или еще не рожденных... И помнил сладостную боль земного воплощения. Нежную мягкость живой колыбели, убаюкивающий голос... Потом — первый глоток воздуха, первый крик, раздирающий легкие — звук собственного голоса... Каждый неприкаянный дух иного мира мог только мечтать о том, что доступно лишь ничтожным человеческим душам! Но ему — ему одному из всех выпал шанс испытать всё это...

— Запертый в крошечном, жалком, беспомощном тельце, ты был неспособен сопротивляться ее чарам. Она околдовала, опутала тебя своей лаской, нежностью? О, ты ошибался, милый Иризар, принимая ее заботу! Она лелеяла не тебя, а мечту о свободе. Ну, что ты молчишь, демон? Кем ты считал ее для себя? Матерью? Повелительницей? Любовницей? Подозреваю, пока ты рос, превращаясь из ангельски прелестного дитя в очаровательного отрока, лишенного собственных желаний почтительного юношу, колдунья пользовалась твоей покорностью как только вздумается! Разве я не прав?

Иризар не позволил себе даже малейшего движения. Он будто не слышал этих слов — хоть внутри всё пылало ненавистью, захлестывало сознание огненной волной. Он изо всех сил пытался нащупать брешь в непроницаемой защите, которой окружил себя предусмотрительный монах. Но тот не напрасно похвалялся своими знаниями...

— Светлые Небеса, так вот в чем ты сошелся со своим некромантом! — сделал открытие Хорник. — Вы оба выросли не сыновьями — а надеждами, оружием своих матерей! Какое трогательное взаимопонимание.

— Полагаю, — произнес аббат, — ты даже самостоятельно научился какому-то особому колдовству, которое помогло сохранить жизнь в стареющем, смертном теле твоей госпожи столь долгий срок. Да? Я снова прав — я вижу это в твоих чудесных глазах... Как же я хочу узнать эту твою тайну! Получив живое тело человека, в отличие от прочих демонических тварей, тебе пришлось пройти через пору детства и взросления. Но ты остановился в неувядающем расцвете. Как тебе это удалось, Иризар? Твой демонический дух врачует раны твоего, по сути, беззащитного тела...

Взяв с подставки нож, аббат медленно провел острым лезвием по щеке демона. Из разреза пролились алые капли, смешались с черными полосами. Хорник провел пальцем по стремительно исчезающей ране, собирая кровь. Слизнул каплю.

— Как интересно, — пробормотал он. — Твои слезы черны — а кровь красная и на вкус не отличается от человеческой. Возможно, моя задача окажется не столь трудной, как мне представлялось.

За спиной аббата мелькнула глумливая рожа еще одного монаха. Он радостно разевал безъязыкий гнилой рот, трясясь в беззвучном смехе, предвкушая удивительную потеху.

— Как жаль, что ты не видишь мою машину, она возвышается позади тебя — прекрасное творение моей мысли, моих научных изысканий! — проговорил с гордостью Хорник, устремив взгляд на нечто, находящееся за креслом пленника. — Я создал ее специально для тебя, мой демон. Эта машина крепко сожмет тебя в своих объятьях — и выпустит из тебя всю кровь, капля за каплей. Но вы, демоны, живучие твари — и через несколько часов ты уже залечишь свои раны. И тогда для тебя пытка начнется с начала, я буду резать тебя снова и снова — до тех пор, пока ты не покоришься мне полностью. Ведь вы, демоны, так не хотите умирать! Так не желаете возвращаться назад в холод преисподней! И поэтому, рано или поздно, ты согласишься мне покориться, ты станешь моим послушным рабом... Не беспокойся, я испытывал ее много раз на звероподобных тварях. О, поверь мне! Их мучения были прекрасны! Они становились совершенно беспомощны перед моей волей!..

Немой монах сунулся слишком близко к демону, полез грязными пальцами к лицу потрогать черные слезы. Увидев это, аббат пришел в ярость — ревниво пнул помощника. Тот согнулся в покаянном поклоне, но хозяин, выхватив плеть, висевшую у пояса, размашисто отхлестал его, безжалостно превратив лицо в алое месиво. Скуля и мыча, монах на карачках отполз к двери. Но аббат утолил свою злость, лишь когда собственной рукой перерезал помощнику горло.

Расправившись со слугой, Хорник вернулся к пленнику.

— Я покривил душой, сказав, что ты не изменился за эти годы, — продолжил он совершенно спокойно. — Ты стал на удивление чувствителен. Твое человеческое воспитание в итоге пагубно подействовало на демоническую суть, сделало тебя слабым. Я сразу заметил, как ты привязан к своим приятелям. И как очарован новым господином, этим смазливым глупым щенком. Твои приятели тебе всё еще дороги? Тогда я предлагаю тебе сделку — твоя жизнь в обмен на жизни тех, кого ты любишь... Да-да, не скрывай хотя бы от самого себя — ты научился этой глупости у людей!.. Если угодно, могу вдобавок к этой цене присовокупить жизни короля Стефана и той самоуверенной стервы, герцогини Эбер — так, ради милосердия. Право, как жаль, что мне пришлось казнить твоего драгоценного господина! Уверен, его жизнь на чаше весов не позволила бы тебе раздумывать.

— Заметь, — добавил Хорник великодушным тоном. — Я мог бы и не давать тебе выбор, ты и так всецело в моей власти. Но я не хочу снова портить пытками твое прекрасное тело. Я не хочу, чтобы ты терял попусту свою драгоценную силу. Я хочу, чтобы ты использовал свое колдовство для меня. Ты видишь, демон, я стал стар и дряхл! Время не пощадило меня. Разум укрепился в бесценных знаниях — но похоже, годы мои на исходе. Так обидно умереть, не успев воспользоваться накопленной мудростью!.. Но если ты не станешь капризничать и признаешь меня своим господином, ты сможешь исцелить меня от старости. Избавишь меня от оков времени — и я обрету бессмертие! Поверь, я сумею с толком распорядиться вечностью — даже нескольких столетий мне будет мало.

Годы на исходе?.. Иризар дернул уголком рта. Этот монах не знает, о чем просит!

— Согласен, — выдохнул демон.

Чтобы расслышать это сладостное, желанное слово, Хорник приблизил ухо к самым губам демона. Сияя безумной радостью, недоверчиво взглянул своими белесыми, водянистыми от старости глазами в яркие, переливающиеся стремительной радугой глаза пленника.

— Поклянись, Иризар! Поклянись своим именем! — велел аббат, потирая руки. — Поклянись, что отныне будешь служить мне до самой смерти! Обещай, что сделаешь мое тело молодым, как в годы юности! Как тогда, когда мы с тобой встретились впервые!

— До самой смерти? Клянусь, — спокойно ответил Иризар. — Через мгновение ты себя не узнаешь! Ты хочешь этого? Так дай руку и подойди ближе... Еще ближе!

Аббат придвинулся еще, вцепился в по-прежнему прикованные к подлокотникам руки демона, переплел с его свои жирные пальцы, сжал с надеждой на чудо. Иризар брезгливо скривился. Но так проще всего, и нужно спешить.

— Светлые Небеса! — восторженно прошептал аббат. Он воззрился на свои руки — вздутые вены, оплетавшие тыльную сторону ладоней, стали не видны под разгладившейся кожей, пропали старческие пятна, изъеденные грибком ногти заблестели, с пальцев исчезла узловатость, они выпрямились и налились силой настоящей молодости. — Светлые Небеса! Ты правда это умеешь!

Хорник метнулся к столу, схватил зеркало, уставился на собственное лицо — без морщин, яркие глаза сверкали, губы вновь налились вкусом юности. Он сдернул с головы капюшон... Но череп по прежнему покрывали редкие седые волосы. И зубы остались источенные, тронутые гнилью.

— Ты решил обмануть меня этим фокусом?! — Хорник разъяренно бросил зеркало на пол.

Иризар презрительно усмехнулся. Даже этот "фокус" дался ему нелегко, он поморщился от подкатившей к горлу тошноты. Отвратительно, что ему предстоит еще вынести...

— Разве за такой краткий миг я смогу стереть то, что сотворили с тобой сорок три года? — произнес демон. — Имей терпение, я же не всесилен! Если ты позволишь продолжить, я смогу вернуть молодость не только внешнюю, но и твоим дряхлым потрохам. Я смогу сплести наши души в одну, перелью в твое изношенное тело новые силы... Но учти — ты готов мне довериться полностью? Доверить свое тело, как доверяли мне Исвирт или Гилберт? Если нет — я буду бессилен тебе помочь.

— Доверять тебе? Доверять демону? — вскинул густые брови Хорник. — Зачем же я буду тебе доверять, если я могу просто приказать тебе повиноваться!

— Как скажешь, — повел плечами Иризар.

Хорник слишком хотел стать бессмертным. Он оседлал колени пленника, расстегнул ошейник, схватился руками за плечи, больно вцепившись пальцами.

— Еще ближе! — повторил свой приказ демон.

К сожалению, чары, заставившие аббата увериться в чудо вернувшейся молодости, не действовали на самого демона. Иризар по-прежнему видел Хорника в истинном обличии — и это усложняло его задачу. Он должен был справиться с собой, прежде чем прижался губами к дряблому рту монаха — заставив разжать челюсти, принялся с жадностью пить дыхание. Старик изумленно замычал, но не вырывался, уверенный в своей непроницаемой защите, с наивностью ожидая чуда, наоборот подался вперед. Его душа словно сама стремилась покинуть изношенное тело.

Через мгновение пальцы его разжались, тело обмякло, повалилось всей тяжестью на демона. Покинутая душой, опустошенная, лишенная до последней капли жизненных сил — оболочка превратилась в тлен. Только корона, звякнув, упала на пол. Поверженный враг рассыпался прахом по коленям, испачкав одежду, прилипнув к дорожкам густых слез на щеках. Изо рта демона пролилась струйка серого пепла, он закашлялся, выпуская из легких облако пыли.

— Старый идиот! — прохрипел Иризар.

Он с трудом сдерживал тошноту — едва успел справиться с кандалами. Освободившись, буквально выпал из пыточного кресла на пол, скорчился. Отравленная душа аббата была ядом хуже, чем то дурманящее зелье, что вылилось с черными слезами. Его выворачивало наизнанку, из горла выхлестывалась нестерпимая горечь, почти смола, вязкая, душащая.

Но несмотря на ядовитый вкус, это всё же была душа. И понемногу, через отвращение, но демон усваивал новую, влившуюся в него силу.

— Тоже решил поживиться монахами? — сыто икнув, спросила Сильг. — Вижу, тебе попался самый невкусный.

Иризар не услышал, как дракониха вышибла двери. Она ввалилась в подземелье, натужно отпыхиваясь, переваливаясь с лапы на лапу, неся набитое человечиной брюхо.

— Убью!.. — хрипло пообещал демон, вытирая подбородок рукой. Всё равно весь в чертовом зелье и прахе.

— А что? — оскалилась в сытой улыбке Сильг. — Я ничего и не видела! Ну, подумаешь, малость не повезло, гадость проглотил — с кем не бывает?

Она с любопытством подняла с пола одну корону, отряхнула от праха. Осторожно поддела коготком вторую с волос демона, принялась задумчиво сравнивать.

— Я тоже вот не сдержалась. Когда меня сюда монахи притащили в сетях, я так была зла! Так зла!.. Ну и разговелась. Монахи же такие жирненькие, мягонькие, дебелые, совсем не жилистые, не костлявые — не то что крестьяне...

От ее слов демона скрутило с новой силой.

— Пожалуй, — заметила Сильг, — прежде чем пойдем освобождать Дакса с Дэв-ханом, а заодно короля с герцогиней, тебе стоит заглянуть к святому источнику и хорошенько отмыться.

***

Ведьма отошла к окну. Пусть влюбленные вдоволь наговорятся, ее же это никоим образом не касается. Только их многозначительные взгляды были выразительнее, чем любые слова. Даже как-то совестно оставаться в комнате. Но ведь она не подглядывает, а присматривает! Не такое сейчас время, чтобы проявлять излишнюю деликатность...

Морок над домом благодаря пожертвованным бусинам от зонта держался крепко, за это ведьма могла не волноваться. Правда, лекарское колдовство и поддержание защитных чар потребовало от нее много сил — и даже вид бродивших под окнами чудовищ не мог испортить ей аппетит. Впрочем, похоже, что от переживаний кот принцессы тоже зверски проголодался, он с удовольствием составил ведьме компанию.

Гортензия не заметила, как стемнело. Город окутали густые сумерки. Молнии сверкали теперь гораздо реже, на долю секунды освещая всё вокруг белым неживым светом. Гортензия понятия не имела, сколько сейчас времени. Возможно, уже настал вечер. Или же солнечный свет проглотила расползшаяся на всё небо воронка.

Жуя хлеб с ломтиком вяленого мяса, Гортензия с отвращением наблюдала за одним из зверообразных демонов, который задержался перед домом. В сумерках он казался порождением кошмара — однако не торопился исчезать, сколько не моргай. Он припадал к земле, принюхиваясь к чему-то, точно напал на след. По спине ведьмы пробежали колючие мурашки — тварь крутилась ровно под их окнами. Даже в полумраке с высоты второго этажа она отчетливо видела клочковатую шкуру, шипастый гребень вдоль хребта, косматый загривок, кривые лапы со скрюченными когтистыми пальцами. Он тщательно обшарил узкое пространство между домами, Гортензия проследила, как медленно скрылся за углом его усаженный рогами хвост. А через некоторое время тот же демон показался из-за другого угла, обойдя дом вокруг. Гортензия усмехнулась этому жутковатому упрямству, доказывавшему, что морок, наложенный ею, работает исправно. Интересно всё же, как надолго его хватит?

Если бы она владела заклинанием перемещения, было бы проще простого убраться отсюда. Она открыла бы портал — и вывела бы всех в безопасное место, подальше от мертвецов и гнетущей воронки в небесах. Однако Гортензия тщетно пыталась вспомнить, какие чары творили ее коллеги по Гильдии, когда она заказала перенести свои вещи из столицы в дом звездочета. Кажется, как давно это уже было. Если бы тогда она знала, что однажды эти знания окажутся жизненно важными... Даже если бы ее сил хватило на то, чтобы переслать листок с письмом — это могло бы спасти и их, и королевство. Если бы принцесса написала письмо к княжне Беатрикс — та не отказала бы в помощи. Отряд военных мастеров в разоренной столице им бы ох как не помешал...

По мостовой процокали лошадиные подковы. В просвете между домами Гортензия высмотрела всадника — конь под седоком не мог быть живым с распоротой на боку шкурой и торчащими ребрами, с порванной пастью. Но он шел — и нес на себе мертвеца. Покрытые болотной тиной лохмотья заменяли одежду, сизо-бурая кожа лоскутами висела на взбухших, полугнилых мышцах. У Гортензии сердце пропустила удар при взгляде на почерневшее лицо без щек, губ и век, белесые яблоки слепых глаз вращались в провалившихся глазницах, длинные, лишенные десен зубы скалились в ухмылке.

Перед всадником бежал, припадая на одну ногу, человек, Гортензия не сразу его заметила в сумраке. Ведьма ахнула — но несчастному помочь уж было невозможно. Несмотря на кажущуюся слепоту, кошмарный всадник не отставал. Неспешно нагнал свою жертву, заставил коня встать на дыбы — и обрушившиеся копыта размозжили череп. Безгубый рот, шевеля распухшим языком, пробулькал заклятье призыва — и с оглушительным треском от небесной воронки до убитого протянулась сверкающая стрела молнии. Тело на булыжниках дернулось. И началось превращение жертвы в демона...

Гортензия отшатнулась от окна.

Возможно, всё случившееся и не было всецело виной чернокнижника, кто знает. Но одно то, что он участвовал в этом кошмаре, заставляло ведьму по-другому на него смотреть. Кто бы мог подумать, что у этого мальчишки столько ужасных тайн?.. Только что его обвинять — похоже, граф сам себя ненавидит за случившееся. Гортензии оставалась надеяться, что ее труды не пропадут даром и мальчишка не захочет покончить с собой, кинувшись снова в неравную схватку с первым же попавшимся чудовищем.

— Я не достоин твоей заботы и твоей любви, — повторил Гилберт тихо.

— Ну что такое ты говоришь? — спросила Адель нежно, ласково прикоснувшись к щеке, заставила повернуть к ней голову.

— Ты же ничего не знаешь, — с горечью произнес он.

— Я знаю, что люблю тебя, — улыбнулась принцесса. — И знаю, что ты любишь меня. Этого мне достаточно.

Он накрыл ее мягкую ладонь своей рукой, прижал, поцеловал в нежную кожу запястья.

— Но ты не знаешь, я обманывал тебя, — признался он. — Я обманывал и лгал тебе всё это время. Ведь я с самого начала знал, что твоего брата убили. И молчал...

Адель высвободила руку:

— Что... Что это значит? — пролепетала она, не смея поверить услышанному. — Не шути так.

Гилберт потянулся, хотел погладить ее по волосам, забавно выбившейся прядке — но не позволил себе прикоснуться к ней, рука безвольно упала. Он сжался, скривившись от накатившей волны боли.

— Я знал, что Лорена собираются убить... Мне всё было известно... Но я ничего не сделал, чтобы его защитить. Просто позволил этому случиться. Я мог бы его спасти — и не спас...

— Но зачем? Но кто это сделал?! — в смятении воскликнула принцесса.

— Его убили ради меня... — словно не слыша ее слов, негромко продолжал он. — Избавились от него, чтобы расчистить мне дорогу к престолу. С твоей помощью, обвенчавшись с тобой, я должен был получить власть над королевством. Лорен же стоял у меня на пути...

— Я не верю, — прошептала Адель. — Ты не виноват. Ты не можешь быть виновным в гибели Лорена! Ведь я тебя всю жизнь знаю, ты не способен...

— Ты совсем меня не знаешь! — зарычал от боли Гилберт.

— Теперь это не важно! — закричала она, слезы застила глаза. — Теперь, когда вокруг этот кошмар! Теперь у меня не осталось никого, кроме тебя!..

— Ты ничего обо мне не знаешь!! — перебил Гилберт. — Лорена убили ради меня! Я убивал невинных людей! Я оживил бесчисленное множество чудовищ! Я, только я один — причина этого кошмара, от которого невозможно проснуться!..

— О чем ты говоришь? Ты бредишь, ты не мог этого сделать! — замотала головой Адель, точно маленькая девочка, не желая ничего слушать. — Ты же не колдун, ты не умеешь...

Вместо ответа, Гилберт с мрачной улыбкой соткал на ладони клубок огня. Принцесса переводила взгляд от пульсирующего огня к его неумолимым глазам — и всё равно не желала верить.

— Побереги силы! — легонько шлепнула его по руке ведьма. — Тем более, как мне помогла выяснить княжна Беатрикс, в смерти Лорена ты можешь себя не винить!

— О чем это вы? — спросил граф без интереса, устало.

Принцесса отодвинулась, принялась машинально теребить оборку на воротнике платья, пытаясь осознать услышанное — и ее поникшие плечи и отсутствующий взгляд терзали его сердце больнее недавних ран.

— Собственно, за этим я и направлялась во дворец, — начала рассказывать ведьма, скорее для того, чтобы сгладить напряжение. — Хотела открыть его величеству правду о пропавшем наследнике. И еще передать послание от княжны: она была согласна по первой же просьбе выслать в столицу своих военных чародеев, чтобы помочь поймать страшного некроманта. Кто бы мог подумать, что этим некромантом был ты. А ведь княжне ты даже нравился...

— Светлые Небеса, какой же я идиот... — застонал Гилберт, стиснув виски руками. — Ну конечно же! Почему вы не сказали об этом с самого начала?!

— О чем? О том, что ты ей... — удивленно улыбнулась Гортензия.

Но чернокнижник не был расположен шутить. Поднялся с постели, хоть его при этом повело в сторону.

— Где вы встречались с княжной? В Лавенделе? — спросил он отрывисто.

— Да, двор сейчас там, — кивнула Гортензия. Неужели мальчишка в таком состоянии действительно собирается попытаться открыть проход — да еще пронзить такое расстояние? Он либо слишком силен, сильнее, чем ей кажется — либо слишком глуп!

Но Гилберт не просто попытался — он буквально движением рук разорвал пространство. Он прекрасно знал эти чары — сколько раз ему приходилось возвращаться таким образом, когда его внезапно вызывала к себе герцогиня.

— Адель, ты отправишься к Беатрикс! — велел он принцессе. — Попросишь помощи от имени короля. Ты единственная, кто это может сделать.

Адель со страхом уставилась на мерцающую щель прохода.

— Быстрее! — приказал граф.

— Быстрее! — поторопила и Гортензия, понимая, что каждая секунда промедления может стоить некроманту жизни.

— Нет... — ошеломленная Адель отступила назад.

— Уходи! — прорычал он сквозь стиснутые зубы. — Там ты будешь в безопасности!

— Нет! И не проси!!

Еще та упрямица! Даже упрямее своего жениха. Гортензия схватила в охапку кота:

— Разыщи княжну и всё объясни! — и отправила в проход вместо принцессы. Мэриан истошно заорал — в мерцании мелькнул распушившийся от испуга хвост.

Гилберт пошатнулся, но удержал попытавшуюся закрыться щель:

— Долго тебя уговаривать?! — заорал он.

Схватил принцессу за руку, швырнул вперед. Но та резко развернулась — и влепила ему пощечину.

Гортензия поразилась — они смотрели друг на друга так, словно их взгляды готовы высечь молнии.

Со стоном отчаянья Гилберт отпустил захлопнувшуюся с искрами щель. В изнеможении осел на пол, прислонился спиной к кровати.

Гортензия перевела дух: Мэриан весил немного, его перемещение не подорвало силы некроманта. Граф ведь серьезно намеревался отправить принцессу в безопасное место — пусть даже это усилие стоило бы ему собственной жизни!

— Я никуда не уйду без тебя, — тихо, но твердо произнесла принцесса.

— Тогда ты погибнешь, — жестко припечатал некромант.

Раздался стук — кто-то требовательно заколотил в оконную ставню.

— Сиди, я проверю! — охладила Гортензия порыв некроманта, который был готов сорваться с места и уже запалил на ладони искру огня. — Сомневаюсь я, чтобы мертвецы были такими вежливыми, стали бы они стучаться...

Ведьма открыла окно, впустив растрепанную ворону.

— Эвигейт?! — узнала Гортензия. — Почему ты здесь? Что-то случилось?!

Даже не получив ответа, Гортензия уже знала: случилось! И случилось что-то ужасное, раз Эвигейт спешила к ней, не жалея крыльев.

— Где они?! — всполошилась ведьма. — Я же велела им ждать меня там!..

Гортензия бросилась вон из комнаты. Слетела по лестнице, не разбирая ступеней в темноте, захлопнула за собой входную дверь — лишь бы успеть спасти своих глупых подопечных!

— Прости, — выдохнул Гилберт, закрыв рукой глаза. — Пожалуйста, прости меня. Как бы я хотел, чтобы ты сейчас была далеко отсюда...

Человеческое тело не выдерживало такого напряжения. Рот наполнился ржавым вкусом, Гилберт коротко закашлялся. Губы окрасились алым, с уголка рта сбежала тонкая струйка крови.

— Хотел бы? — горько откликнулась принцесса. Она опустилась рядом на колени, с состраданием всматриваясь в бледное лицо. — Хочешь прогнать меня? Это твоя благодарность, что я сняла тебя с костра?

Гилберт скривил губы в подобии улыбки. Костер ведь потушила гроза? Воронка в небесах открылась подозрительно вовремя. Похоже, Исвирт не желает отпускать своего ученика...

Гилберта встряхнуло — от запоздалого ощущения опасности. Он вскочил с места, перед глазами всё поплыло... Послышался грохот, приближающееся шарканье шагов — и дверь комнаты сотряслась от удара, распахнулась. Адель вскрикнула в ужасе.

На пороге появился мертвец. Его одежду покрывала корка бурой грязи, синевато-белая кожа была сплошь изрыта глубокими черными трещинами. Уши мертвеца раздулись до невероятных размеров, водянистыми пузырями лежали на плечах.

Гилберт загородил собой обмершую принцессу. В горле мертвеца пророкотало какое-то зловещее бульканье, он двинулся на них. Неужели собрался превратить их в демонов? Гилберт усмехнулся. Стерев тыльной стороной ладони кровь с губ, выпрямился, повелительно вскинул руку:

— Умри снова, гниль. И больше не смей подниматься!

Мертвец опять заклокотал, будто хотел расхохотаться. Развернулся к некроманту, не желая повиноваться приказу. Гилберту пришлось собрать всю свою волю, кусая губы, молясь про себя, чтоб не потерять сознание от напряжения.

Мертвец помедлил... Шагнул к окну — и перевалился через подоконник, сорвался вниз. Адель услышала донесшийся снаружи глухой удар о землю. Гилберт, вздохнув, пробормотал заклинание, отпустив душу из оков мертвой плоти.

Адель заворожено смотрела на подоконник с отпечатком грязи. Гилберт снова поперхнулся, зажал рот рукой, между пальцев просочилась кровь. Он сел, согнувшись от накатившей боли. Всхлипнув, принцесса обернулась к нему — прижалась к спине, обвив за пояс руками, ткнулась лбом между лопаток. В детстве она часто так обнимала его — когда Лорен обижал ее, она прибегала к нему в слезах, жаловалась на брата... Гилберт хватал ртом воздух. Ее руки чувствовали предательские волны дрожи, сотрясающие его тело. Но он не посмел расцепить ее объятия. Даже не смел дотронуться, чтобы не перепачкать своей кровью. Гилберт опустил голову.

— Ты и вправду некромант... — проговорила принцесса.

— Прости, — прошептал он. — Прости меня...

Мертвый колдун видел его. Исвирт теперь знает, где находится ее ученик. Если он действительно ей всё еще нужен — она пришлет за ним. И чары ведьмы теперь не помогут ему скрыться. Прятаться бесполезно.

Ведь как знала! Гортензия подбежала к припавшему к земле зверю — еще миг и он прыгнул бы! — и с размаху огрела палкой по загривку.

— Да пропадите вы пропадом! — заорала ведьма.

И смех и грех — от ее крика рванулись в рост и чахлые травинки, в одно мгновение превратившиеся в копья, пронзившие нескольких демонических тварей насквозь, и когти-рога на этих же чудовищах. Изогнутые, словно сабли, крепкие когти пригвоздили уродливые лапы к земле, так что сколько ни рвись — не сдвинешься с места. Рога на башках других тварей будто выстрелили у кого вверх, у кого в стороны — и воткнулись, ввинтились в деревянную стену, или просто перевесили, пригнули головы книзу.

— Тётя Тень!! — завопила обрадованная драконесса, спрыгивая с дерева, куда они с Мерианом забрались, спасаясь от окруживших их чудовищ. — Наконец-то ты нашлась!!

— А я и не терялась!! — заорала ведьма, ударом палки благословляя следующую наглую тварь. — Как вы тут оказались?! Я же велела вам дождаться меня!..

— Тетя Тень, там было так страшно! — в воодушевлении затараторила Рики, пока Эд и Фред отплевывались огнем сразу от трех демонических образин. — Мы тебя ждали-ждали, а потом погулять вышли...

— Погулять?! — воскликнула Гортензия. Схватив увлекшуюся драконессу, ведьма потащила ее за собой, прочь от взвывших от ярости тварей. Мериан поспевал за ними, то и дело отмахиваясь непонятно откуда раздобытой алебардой. — Там страшно — а тут весело?!

— Дошли до городских ворот, — продолжала Рики, увлеченно тыкая пикой в сунувшуюся было к ним саблезубую морду, — а там никакой стражи уж нету! Все солдаты разбежались, как только мертвецы притащились! И мы спокойно следом за мертвяками в город и вошли. Не понимаю, чего ты так переживала из-за пропуска?

— Какие еще мертвецы?! — Гортензии некогда было вникать в болтовню подопечной. Как бы живыми вернуться к трактиру, под защиту морока. Да только, кажется, все эти твари сами к трактиру неслись галопом!

— Ой, такие смешные мертвяки! — откликнулась Рики. Эд и Фред уже осипли отфыркиваться пламенем от чудищ, сорвали на бегу со стены кого-то дома факел, запалили — и уже отгоняли огрызающихся чудищ им. — Представляешь, эти мертвяки из леса на дорогу вылазили, прямо один за другим, не сосчитать! Все такие жуткие, синюшные. А уж вонючие!..

— Да-да! — встряла охрипшая Эд. — Мертвые ведь, а прямо как живые! Вылезали из болота, все в тине, в зеленой жиже — и сюда, к городу.

— Когда их увидали стражники, которые при воротах стояли, — добавила рассудительная Фред, — сразу оружие побросали и бегом. Ну, а мы с Мерианом пику-то с алебардой подобрали, на всякий случай, и сюда пошли, тебя искать. Ты ведь обещала к обеду за нами вернуться, а сейчас вот уж ночь скоро. Вот мы и подумали, мало ли что с тобой стряслось, вдруг выручать надо!

Исвирт не забыла о своем ученике. Похоже, теперь сюда спешили чудовища со всего города! Рвались вперед, грызлись между собой, опережая один другого... и перед самым домом словно о невидимую стену налетали. Останавливались, как замороженные, либо продолжали через силу упрямо двигаться вперед — рывками, шатающимся шагом, корчась от невозможности противостоять приказам некроманта.

— Ты вправе меня ненавидеть, — шептал граф, сжимая в объятиях напуганную принцессу. — Я виновен в смерти твоего брата... Я выпустил всё это зло... Но пожалуйста, говори со мной... я должен слышать твой голос... Если потеряю сознание — значит, убью и тебя...

Принцесса не то что говорить — дышать от ужаса забыла. Она слышала нетерпеливое рычание окруживших их тварей, скрежет когтей о мостовую. Кто-то медленно, очень медленно скреб по стене дома, и каменные стены казались преградой, не надежнее картонного листа... Она чувствовала накрывавшую с головой черноту...

Адель цеплялась дрожащими пальцами за руки графа, обхватившие ее плечи, она ощущала его прерывистое дыхание на своей щеке, чувствовала спиной неровный стук его сердца. И только он заслонял ее собою от всех этих чудовищ.

— Пожалуйста, Адель... прошу тебя... — шептал он, сбиваясь, уже почти бессвязно.

Чудовищ было слишком много, у него не хватало сил удерживать всю эту толпу. Морок ведьмы больше не мог помешать демоническим тварям учуять свою жертву — и жертва была так близко! — но отчего-то недосягаема. По клыкам из голодных пастей стекала вязкая слюна, когтистые лапы скребли о землю в бешенстве — и твари всё увереннее сопротивлялись воле некроманта, шаг за шагом приближались к своей цели...

— Вот вам, чудища!! — влетела драконесса в толпу, потрясая факелом и пикой. Гортензия онемела от ужаса — ее же сейчас разорвут! Но демонические твари не обращали внимания на Фредерику. Они корчились, но медленно ползли к дому.

— Быстрее внутрь! — закричала Гортензия. Вдвоем с Мерианом им еле удалось втолкнуть развоевавшуюся драконессу в двери трактира.

— Иди, я сейчас! — бросила ведьма помощнику, впихнула его следом за драконессой и заперла дверь.

Гортензия обернулась к скалившимся на нее чудовищам. Нужно, пока есть время, что-то сделать, чтобы от них избавиться, или хотя бы задержать... Невольно прижалась спиной к двери, сотрясающейся от возмущения драконессы, сглотнула — ведьма осознала, что оказалась одна напротив по крайней мере нескольких дюжин чудовищ. Их уродливые морды тянулись к ней, так близко, руку протяни и дотронешься...

Гортензия зашептала заклинание. Отзываясь ее приказу, землю вспарывали копья стеблей, ограждая чудовищ словно частоколом. Вьюны соскользнули со стены дома — и крепче веревок оплели лапы и шеи, вцепились в грубые шкуры колючками. Гортензия надеялась, что это поможет, хоть сколько-нибудь облегчит задачу графу...

Но она опоздала.

— Простите... Я больше не могу... — выдохнул некромант, прижимая к себе всхлипывающую принцессу, зарываясь лицом в ее волосы.

— Гилберт? — оглянулась Адель. — Гилберт, нет!! Очнись! Пожалуйста, держись!..

Она высвободилась из его ослабевших рук, схватила его за плечи, встряхнула, но голова безвольно мотнулась в сторону, глаза не открылись. Принцесса прильнула к нему, прижала к своей груди:

— Нет... нет... — шептала она растерянно.

Ставни на окне сотряслись от удара. Это вверх взмыли чудовища, имевшие крылья. Принцесса вздрогнула — но осталась на месте, теперь ее очередь закрывать его собой... Ставни трещали от натиска. Уцепившись за выступающие в щербатой стене камни, чудовища повисли перед окном, принялись выдирать раму. Под ударами лап дерево сыпалось в щепки. Адель вскрикнула, увидев за обломанной ставней заглядывающую внутрь кошмарную морду. О подоконник заскреблась когтистая лапа, просунулась по плечо еще дальше, желая дотянуться до них... Принцесса сжалась напуганным комком, заслоняя любимого. Хотя бы умрут они вместе...

Гортензия не успела справиться с дверью. Чудовища вокруг нее разом ожили. Они перестали дергаться, сопротивляясь невидимой стене — эта стена просто исчезла. Никто их больше не удерживал, никто не приказывал их мертвым телам остановиться. Демонические твари взвыли в азарте, и чары ведьмы оказались слишком слабы перед их жаждой крови. Стебли-веревки лопались от яростных рывков, чудовища ломились сквозь выращенные ею преграды, рыча от предвкушения.

Сопротивляться было бессмысленно, надеяться на что-то — напрасно. Но сдаться ведьма не могла, на кону собственная жизнь. И жизни ее подопечных, и еще многих...

— Что ж это я, — пробормотала ведьма успокаивающим тоном, — с какими-то чудищами страшными не справлюсь?

Гортензия очертя голову ринулась в бой. Она танцевала среди чудовищ, размахивая факелом и алебардой, описывая в сумраке огненные дуги. Опаляла уродливые морды, выжигала глаза, рассекала шкуры. Демоны рвались к дверям, от нее же отмахивались как от надоедливой осы, огрызались, но не пытались разделаться, как будто посчитав, что из-за одной помехи не стоит терять время и упускать возможность скорее схватить главную добычу. Это их безумное стремление и спасало пока ее жизнь — но надолго ли?

Чудовища взвыли — как показалось Гортензии ликующе. Сердце ведьмы пропустило удар — неужели они прорвались в дом? Получив желанную кровь, сейчас набросятся и на нее...

Сверху на ведьму посыпались осколки черепицы с крыши. Кто-то спрыгнул ей за спину, она не успела развернуться — сзади на плечи легли сильные руки. Гортензия вздрогнула, попыталась вывернуться — она не хотела умирать!!..

— Ты танцевала, как настоящая фея! — коснулся ее уха теплый шепот. — На миг мне показалось, что у тебя выросли крылья.

Гортензия замерла. Чудовища вокруг выли не от предвкушения — а скулили от ужаса. Вместо того, чтобы броситься и растерзать, эти исчадия преисподней рванулись кто куда, заметались бестолково, загнанные в ловушку двумя всадниками: Дэв-хан и Дакс прорубались через толпу с разных сторон — и тварям некуда было бежать.

— Иризар! — с облегчением воскликнула ведьма.

Бросила свое оружие, развернулась — она была так счастлива вновь увидеть радужные глаза демона, что готова его расцеловать!

Чудовища, избежавшие клинков двух приятелей, ринулись на них. Но Иризар, бережно поддерживая ведьму, встретил нападение градом острых осколков — повинуясь его воле, разбившаяся черепица поднялась в воздух с земли — и сорвавшись вперед, изрешетила шкуры, окрасив в ржавый цвет. Гортензия отвернулась, впившись взглядом в холодное лицо демона — лишь бы не смотреть на орудующих окровавленными клинками демонов.

— Ты цела, фея? — спросил Иризар, по-своему растолковав этот взгляд.

Гортензия вдруг поняла, что краснеет. Замершее от ужаса сердце принялось выколачивать частую дробь где-то под самым горлом.

— Думаешь, я не управилась бы сама с этими демонами? — буркнула ведьма. Опомнилась, что невольно прильнула к надежной груди, ища защиты. Быстро, снизу вверх взглянула — и вспыхнула от едва различимой улыбки, прячущейся в мерцающих глазах.

— Я помню, как ты с одним демоном справлялась, — усмехнулся Иризар. И оттолкнул ее: — Прости, мне некогда!

Гортензия обидчиво сжала губы, глядя, как он легко вышиб запечатанную ею дверь.

— Созданные мертвецами — это не демоны, а гниль! — проворчал Дакс. Вытерев клинок, вложил меч в ножны. Им не потребовалось много времени, чтобы очистить улицу.

Гортензия имела полное право считать Иризара мерзким типом, но не могла не одобрить его предусмотрительности — демоны привели оседланных лошадей, явно рассчитывая убраться из города как можно скорее. Что ж, в этом она с ними более чем согласна. Как бы ни была хороша эта троица в бою, со всеми тварями, заполонившими столицу, им не справиться.

— Сколько кровищи!! — воскликнула Фредерика, наконец-то выпущенная из дома. Мериан, высунувшийся следом за ней, побледнел, едва взглянув на поле битвы.

Фредерике интересно было всё — и убитые чудовища, в уродстве так разительно отличающиеся один от другого, и Дакс с Дэв-ханом, восхитившие ее своим сходством с бесстрашными рыцарями из баллад.

Но когда над улицей зашумели крылья — и на мостовую опустилась дракониха, Фредерика просто замерла от переполнивших ее чувств.

— Стефана и Изабеллу по приказу господина Иризара в турнирный городок доставила! — шутливо отрапортовала Сильг. — Там есть кому защитить государя, пускай хоть теперь господа рыцари-бездельники и чародеи делом займутся! Не всё им друг друга колошматить без толку.

Она не замечала спрятавшуюся за лошадями драконессу. Лошади беспокойно переступали ногами, тесно сгрудившись, то боязливо косясь на разбросанные по улочке уродливые тела, то поглядывая на дракона. Рядом с Сильг даже рослый жеребец казался не больше осла.

— Кстати, — продолжала дракониха, понизив голос, — не говорите Гилберту, но его матушка кажется слегка тронулась рассудком. Мне пришлось тащить ее, завернутую в ковер, и передать с рук на руки маршалу, а он ее запер под замок и приставил лекарей сторожить.

— Давно надо было это сделать! — хмыкнул Дакс.

— Так где Иризар-то? — огляделась Сильг. Аккуратно запалила из ноздри пару уличных фонарей.

— Пошел хозяина с принцессой в чувства приводить, — кивнул Дакс на окна трактира. — Поди, обе "красавицы" со страха в обморок попадали!

Сильг несильно хлопнула демона хвостом пониже спины:

— Не ржи, как конь! Мальчишке сегодня досталось.

— Слава Небесам, о вашем чернокнижнике было кому позаботиться! — сухо объявила Гортензия. — Как и о брошенном вами яйце, — добавила она негромко, между прочим.

Слух у драконихи оказался исключительный. Сильг повернула голову к ведьме, в ее огромных желтоватых глазах отразилась целая гамма чувств, Гортензия и не думала, что драконья морда может быть такой выразительной. Ведьма скрестила руки на груди и многозначительно посмотрела на свою воспитанницу.

Фредерика, вытянув шеи, робко выглянула поверх лошадиного седла.

— Благодарю вас, госпожа Хермелин, — проговорила дракониха, и на глазах ее блеснули слезы. — Благодарю, что вырастили моих девочек. Я... я не хотела, чтобы они родились в подземелье. Я хотела, чтобы они были свободны. Я даже обрадовалась, когда пришел срок — а я оказалась далеко от герцогского дворца... Я собиралась сбежать и забрать с собой моё сокровище, улететь далеко в горы... Но когда я вернулась за яйцом, на эти земли оказалась наложена печать, через которую я не смогла пробиться, сколько ни старалась...

— Выходит, мы не одного Иризара там случайно заперли! — хмыкнул Дакс, пихнув локтем в бок Дэв-хана.

— М-м...Ма-а-ма-а!!! — уж не могла сдерживаться, разрыдалась в шесть ручьев Фредерика, ринулась к Сильг, распугав лошадей, повисла на огромной шее.

Гортензии кольнуло что-то в сердце. Ревность? Да нет же, глупости. Скорее обидно, ей пришлось столько времени нянчиться с этим трехголовым чудищем, скормила ей все свои сбережения, покупая вкусности, читала на ночь сказки, пичкала кашей с ложки, рискуя остаться с откушенными пальцами — а теперь что? Зачем теперь Фредерике ведьма, когда у нее появилась мать.

— Пойду, потороплю их там, — пробормотала Гортензия, отправляясь в дом. Оставлять принцессу наедине с этой парочкой ей тоже было как-то неспокойно.

Иризар поднялся наверх. Распахнув дверь, огляделся, хмыкнул.

Он подошел к графу, опустился на колено. Внимательно всмотревшись в бледное лицо, занес руку — и отвесил звонкую пощечину. Дернувшись, Гилберт распахнул глаза.

— Невозможно ни на день тебя одного оставить, Берт, — недовольно заметил Иризар. — Что ни вернусь — ты опять весь в крови.

Он взял принцессу за подбородок, развернул лицом к себе, оценивающе всмотрелся. От бесцеремонного прикосновения Адель очнулась, с ужасом воззрилась на демона. Смутилась, потупилась. Осознав свое положение, всплеснула руками, выпустив из нежных объятий графа, суетливо забарахталась, высвобождая прижатый подол платья, неловко поднялась.

— Идите вниз, ваше высочество, — велел ей демон со странной улыбкой. — Мы скоро уезжаем.

Адель кивнула, всё еще не вполне придя в себя. Не ответила на встревоженный взгляд графа, явно стараясь не смотреть ему в глаза.

В комнате остались только двое.

Иризар поднялся, протянул руку:

— Хватит терять время, пора убираться отсюда.

— Ты предлагаешь бежать?

— Нет, черт, прогуляться!

— Я... Я не могу уйти.

— Останешься, чтобы сдохнуть?

— Чтобы сражаться.

— Не слышу уверенности, Берт. Изволишь объясниться? Ты всё-таки решил стать королем? Нет? Тогда почему?

— Потому что это всё случилось из-за меня... — тихо произнес Гилберт. — Из-за того, что однажды я решил что-то доказать матери... Я раздобыл запрещенные книги, вообразил себя чернокнижником. Я создал демона и не успел дать ему имя. Я струсил, когда чудовище ожило и набросилось на меня... И я согласился пойти на сделку, предложенную Исвирт: моя жизнь в обмен на жизни незнакомых мне колдунов... Лучше бы я тогда погиб. Из-за меня, из-за моей глупости сейчас страдают люди, разрушен город!

— Это всё случилось, потому что твоя мать сломала печать и выпустила Исвирт из заточения, — возразил демон.

— Она отправилась в Верлис, чтобы заполучить тебя, Иризар. Чтобы ты убил Лорена, расчистил для меня дорогу к престолу. Вот видишь, в любом случае виной всему я, — горько подытожил граф. — Но ты волен уйти. Ты больше не обязан служить мне.

— Волен? Как же! — хмыкнул демон. — Я даже еще не успел "отблагодарить" тебя за целый год, что простоял по твоей милости каменным чурбаном. А ты хочешь от меня избавиться! Не выйдет.

— Ты... — побледнел граф.

— Я лишь недавно понял, что это был ты, иначе давно бы отдал должок! — пригрозил Иризар.

— Я... я пытался спасти Лорена... — едва слышно признался Гилберт. — Но я не успел.

— Да уж, ты тогда немного припозднился! — ядовито откликнулся демон. — Явись ты чуть ранее, увидел бы столько интересного!

И снова подал руку, чтобы помочь подняться. Гилберт, помедлив, вложил в протянутую руку свою холодную ладонь, осторожно встал, пошатнулся — голова кружилась... Иризар резко дернул на себя — ахнув от неожиданности, Гилберт потерял равновесие — но демон прижал его к себе, развернув спиной, крепко обхватив за плечи.

— Что ты себе позволяешь?.. — выдохнул Гилберт, пытаясь удержать сознание, не раствориться в темноте беспамятства от вновь захлестнувшей боли.

— Стой смирно, — тихо приказал демон. — Нет времени ждать, пока твои раны зарастут сами собой. К тому же ты им просто не позволишь...

Гилберт покорно замер, чувствуя на шее, на волосах тяжелое дыхание.

Боль постепенно отступала, по венам разливалось тепло. Ему было уже знакомо это ощущение — как в то раннее утро, когда он проснулся в храме...

— Спасибо, — произнес граф. Но демон приложил палец к его губам, заставив умолкнуть.

Дух Иризара был всё еще неспокоен после поглощения отравленной души монаха. Ему было сложно сосредоточиться, он боялся навредить своему господину — однако без вмешательства опять обойтись было невозможно, граф был слишком истощен, слишком много сил растратил...

— Что? — тревожно вскинулся демон, сжав сильнее объятия.

Гилберт вдруг застонал, выгнулся — все мышцы свело болезненной судорогой. Точно кто-то пытался вырвать душу из плоти — то жестокими рывками, то медленно вытягивая сознание из оболочки. Он услышал повелительный голос, приказывающий ему немедленно явиться.

— Она зовет меня... — выдохнул Гилберт.

— Твоя мать?

— Исвирт!

Колдунья устала ждать, когда демонические твари выполнят приказ и захватят ее ученика, она решила призвать его с помощью потерянного кольца герцогини.

— Она в храме, — почувствовал Гилберт. Его дух спешил, не в состоянии противиться — но тело не подчинялось, не желало отзываться на призыв.

— Я не отдам тебя ей.

Иризар не разжимал рук. Когда Хорник с усмешкой объявил о смерти графа, демон ни на секунду не поверил его лживым словам. Но внутри что-то болезненно сжалось, что-то заставило сердце пропустить удар... Страх потери? Второй потери — по его вине?.. Нет, теперь он не допустит этого. Он не позволит, чтобы пророчество аббата сбылось. Он защитит своего господина. Он не позволит никому навредить хозяину. Тем более Исвирт. Она сама предала его...

Душа возвратилась в тело с дикой болью, как отдается тетива натянутого лука... Со сдавленным стоном Иризар отпустил графа. Гилберт выпрямился, вздохнув с облегчением.

— Хоть на что-то этот чертов монах пригодился, — пробормотал демон. Гилберт обернулся, не расслышав. Иризар усмехнулся, но не стал говорить, чью жизнь он только что влил в его вены. — Исвирт высосала твои силы, теперь ей осталось забрать только твое тело. И почему тебя? Ты не единственный отпрыск королевских кровей. Почему бы ей не возродиться в теле принцессы? Даже твоя мать подошла бы ей больше!

— Не смей даже говорить об этом, — оборвал его граф. Пусть и сказанные в шутку, эти слова покоробили.

Гилберт вышел из комнаты, едва не столкнувшись в дверях с ведьмой.

Гортензия не решалась переступить порог. Незаметно поднявшись, она не пряталась, но не спешила вмешиваться. То, чему она стала случайной свидетельницей, поразило ее. Демон, создание тьмы и черного колдовства, чуждый жалости или милосердию, незнакомый с человеческими чувствами, добровольно принимал на себя боль, излечивая раны своего хозяина? Гортензия не верила собственным глазам. Она проводила взглядом графа, видела, как тот быстро сбежал по ступенькам вниз — как будто недавно вовсе не он истекал кровью.

Нетвердым шагом порог переступил демон. Сверкнул на Гортензию насмешливым переливчатым взглядом.

— Ведьмы, похоже, в наше время совсем лечить разучились, — скривил он побелевшие губы в улыбке. — Вместо своих зелий всё рвутся с чудовищами сражаться?

— Уж извините — сделала, что смогла! — вскинула подбородок Гортензия, затопала по лестнице. — Кстати, ты забыл упомянуть еще одного королевского отпрыска!

— О ком это ты, фея? — равнодушно отозвался последовавший за ней демон.

— О принце Лорене! — заявила ведьма, распахнув входную дверь, сбежав с крыльца. Она говорила громко — пусть все слышат! — Признавайся немедленно! Ты ведь не убил его? Ты превратил принца в это чучело? — и она ткнула пальцем в сторону Мериана.

— Это правда? — напряженно спросил Гилберт.

— Да, — спокойно кивнул демон. — Как ни неприятно мне это признать, но ведьма права.

Гортензия достала амулет, полученный в подарок от княжны Беатрикс, и демонстративно приблизила его к Мериану. Все, в том числе принцесса Адель, стали свидетелями превращения: рыжеватые волосы посветлели да золотистого оттенка, конопатое курносое лицо заострилось, проявились благородные черты, даже форма глаз изменилась!

— Что? Что такое? — настороженно заоглядывался Мериан, не понимая, отчего все вдруг уставились на него.

Однако превращение оказалось неполным и недолгим. Гортензия видела напуганного парня словно через марево жаркого колышущегося воздуха. Адель вскрикнула, не смея поверить своим глазам.

Но колдовства хватило лишь на пару мгновений — амулет в руке ведьмы обуглился и почернел.

Иризар не прятал довольной улыбки. Изготовленный лучшим придворным колдуном амулет оказался бессилен против его проклятья. Ведьма едва поборола искушение влепить ему пощечину.

— Что это значит? — потребовал ответа граф.

— Не мне вам объяснять, до чего люди изменчивые создания! Сегодня прикажите убить — завтра пожалеете. Да, я не стал убивать принца, как мне было приказано. Вместо этого я изменил его внешность. Я сделал его полной противоположностью себя прежнего. Так чтобы никому и в голову не пришло заподозрить в нем сына короля. И вдобавок лишил памяти.

— Полной противоположностью? — зашипела в злости ведьма. — Что ж ты его женщиной не сотворил?!

— Извини, фея, в спешке не догадался.

— И как теперь прикажешь его расколдовывать? — поинтересовалась она.

— Никак, — невозмутимо ответил демон. — Я добросовестно выполнил работу. Снять проклятье невозможно, пока я жив.

— То есть Мериан... Тьфу! Принц Лорен вынужден будет носить эту личину до самой старости? До своей старости, до своей смерти — ибо демоны не стареют и не умирают по доброй воле?!

— Именно так, фея. — И одарил ее самой лучезарной улыбкой.

Гилберт ощутил на себе быстрый насмешливый взгляд. Пусть он промолчал, но кажется, демон без труда прочел его сбивчивые мысли. Да, как его хозяин, граф может приказать ему умереть. Но даже ради принцессы, сейчас потерявшей дар речи, ради восстановления справедливости — Гилберт этого не сделает. И он догадывался, что Иризару это известно — и понимал, насколько эти душевные муки демона забавляют. Гилберт чувствовал, как вновь в груди сжимается огненный комок вины, опаляя и без того ноющее сердце...

— Так значит, Мериан вправду принц?! — восторженно завопила Фредерика. — Вот здорово! У нас есть свой собственный, настоящий принц! Теперь мы настоящий дракон!

— Глупышки, — умилилась Сильг.

— Если все вопросы закончились, можем отправляться, — объявил Иризар, подталкивая своего господина к лошадям.

— Погоди... — пытался собраться с мыслями граф.

— Да, я уже всё понял! Но не хочешь же ты немедленно отправиться сражаться с Исвирт? — уточнил демон насмешливо. — Не стоит ли прежде хорошо обдумать план и стратегию? Что ты сейчас сможешь? Да и принцессу с собой тащить не очень-то удобно. Как заботливому жениху, тебе следует в первую очередь подумать о ней, отвезти ее в безопасное место.

— Но...

— Ведь она не поедет никуда без тебя, — ухмыльнулся демон.

— Не поеду! — подтвердила Адель, не вполне понимая, но цепляясь за эту возможность оградить любимого от опасности.

— Ты прав, — согласился Гилберт со вздохом. Снова за него кто-то всё уже решил! — Нужно найти способ закрыть проход в иной мир. Пока Исвирт его держит, нам не очистить город. И даже в эту дохлую нежить мертвым колдунам не составит труда вселить новых голодных духов, — он взглянул на лежащих на мостовой чудищ.

— Совершенно верно! — Не теряя времени, демон подсадил хозяина в седло. — Только запечатать проход, это не самое сложное.

Иризар открыл седельную сумку, принялся искать что-то. Попавшиеся ему сперва две совершенно одинаковые короны досадливо надел на руку, чтобы не мешались — и вытащил потрепанную, с обугленным на углах переплетом книгу. Раскрыв на заложенной странице, ткнул пальцем в неровные строчки:

— Вот, посмотри. Не правда ли, полезная книженция? Помнишь того отшельника, который на старости лет потерял из-за тебя голову? Его наследство! Не зря я рисковал своими волосами, когда полез в огонь за этим манускриптом.

Но граф смотрел не на книгу, а на короны, так непочтительно висевшие на локте демона.

— Это подделки! — удивленно определил он.

— Ну конечно же, — откликнулся Иризар. — Настоящая-то у Исвирт, иначе она не смогла бы открыть проход и одновременно управлять мертвыми колдунами. Думаешь, откуда она черпает такую силу!

— Так, что же это, — не удержалась, вставила Гортензия. — Выходит, древние легенды о чудодейственных свойствах короны не врали?

— Древние легенды вообще редко лгут, — пожал плечами Иризар.

— А что в книге? — не унималась ведьма.

— Некогда объяснять, — опять ослепил ведьму улыбкой подлый демон. — Дэв-хан! Помоги даме влезть на лошадь!

Путь им освещали всполохи бушующего огня — над городом разливались зарева многочисленных пожаров. Загоревшиеся от ударов молний дома попросту некому было тушить. Отблески пламени мерцали на гребнях низких туч воронки. В красноватых бликах чернеющий "глаз" портала в иной мир казался совершенно адским зрелищем.

Гортензия замешкалась, поотстала от остальных. Она ехала последней в их маленькой процессии: Иризар и Гилберт расчищали путь впереди, ведьма же вызвалась прикрывать тыл. Лошадь под ней вдруг заартачилась, испуганно закружилась на месте. Цепляясь за поводья, Гортензия приметила нечто, и внутри у нее очень нехорошо похолодело.

По темным углам и за стенами опустевших зданий прятались тени. Затаившись, они следовали за графом. Только шорохи выдавали, как их много. Выжидают удобный момент, чтобы напасть всем скопом на беглецов?

Пока ведьма пыталась успокоить лошадь, граф со своей маленькой свитой уже отдалились на значительное расстояние. Почувствовав, что добыча ускользает, мертвецы перестали таиться. Не обращая внимания на ведьму, выбирались из укрытий, заполняя улицу, собираясь в толпу. У Гортензии тошнота подкатила к горлу при виде изуродованных тел, выхваченных у смерти в разной стадии разложения. Кто-то шел по-человечески, кто-то припадал на вывихнутые ноги, кто-то полз. Но все двигались молча, не издавая ни звука.

В некоторых еще можно было определить личные черты. Гортензия с ужасом узнала тех, с кем была хорошо знакома — давным-давно, еще в забытые времена мирной жизни. Она часто заморгала, чтоб прогнать не вовремя навернувшиеся слезы:

— Гилберт, — с горечью простонала она. — Не знаю, что тебя заставило, но ты всё равно убийца!..

Она должна была остановить это скопище самодвижущейся разлагающейся плоти в подтеках сизого гноя и черной слизи. Не придумав ничего лучше, использовала уже испытанный трюк: заставила придорожную чахлую растительность за один миг превратиться в оружие. Хрупкие травинки взвивались от земли страшными копьями, насквозь пронзая дряблые тела мертвецов. Прижимавшийся к каменным кладкам стен кустик моментально ощеривался колючками, впиваясь в мимо идущие ноги. Тонкие усы пыльных вьюнов оплетали как веревками.

Но этого было мало. Мертвецы без криков, без стонов, в молчании и без спешки упорно освобождались от помех, выдергивали из себя все эти копья и стрелы, колючки и шипы. Или оставляли торчать — если не мешали идти. Не обращали внимания на зажатые в путах конечности, вырывали кости из разлагающейся плоти — и продолжали движение.

Почуяв исходящий от мертвецов мерзкий запах, лошадь под ведьмой встала на дыбы и громко заржала...

— Ведьма, ты оглохла?! — грубо выругался Дакс.

Наклонившись в седле, он вырвал из рук ведьмы поводья и заставил ее лошадь резко развернуться. Помчались вперед, прочь от толпы колдунов. Гортензия обернуться боялась, вжимала голову в плечи от грохота — Дакс отбил мертвецам охоту к погоне серией огненных снарядов.

— Какого черта ты тут застряла?! Её зовут — а она молчит!.. Иризар!! — крикнул он вперед. — Вот, жива твоя ведьма!

— Берт, стой! Куда?! — донесся голос Иризара.

— В городе остались люди!

— И что с того?! — возмущенно заорал Иризар, пуская коня вскачь следом за внезапно свернувшим в проулок графом.

— И этот туда же! — ругнулся раздраженно Дакс, пришпоривая лошадь.

Гилберт остановился перед роскошным особняком, принадлежавшим богатой дворянской фамилии. Молнии, вырывавшиеся из небесной воронки, угодили в крышу, верхний этаж уже вовсю полыхал. Перед крыльцом же разворачивалась странная сцена: несколько слуг торопливо выносили из здания ценные вещи, погружая в телегу, а вокруг звенели клинки — рыцарь в турнирных доспехах и полдюжины наемников отбивались от своры зверообразных демонов, которыми управлял мертвый колдун.

Твари теснили людей — на мостовой лежали растерзанные тела убитых воинов.

— И ради этих расхитителей ты торопился? — хмыкнул нагнавший графа Иризар.

— Барон дир Ваден! — произнес с особым выражением Гилберт.

— Желаешь с ним поговорить? — предложил демон. — Это можно устроить. Дакс! Дэв-хан! За мной!

За считанные секунды троица демонов очистила улицу от своих зверообразных собратьев. Только управлявший тварями мертвец уцелел — метнулся за спину к махавшему мечом барону, ухватил костяными пальцами за шлем, содрал с головы. Резко развернувшийся барон полоснул клинком по груди — сквозь истлевшие лоскутья одежды и плоти торчали посеревшие ребра. Но мертвец его удар будто и не почувствовал, протянул руки — и стиснул горло.

Гилберт секунду раздумывал, слушая предсмертный хрип своего врага... Но прошептал заклинание, отпустив душу мертвеца в вечность.

Барон дир Ваден отшатнулся, стряхивая с себя обвисшие кости.

— А-а, ден Ривен? — прохрипел он. Покачнувшись на нетвердых ногах, со свистом рассек мечом воздух, устремил кончик клинка на противника.

— Чего встали? Нечего глазеть — продолжайте работать! — прикрикнул он на попрятавшихся за телегу слуг. Но те не сдвинулись с места.

— Ден Ривен... — продолжил барон, издевательски растягивая слова. — Как погляжу, ты жив и здоров. Не могу сказать, что рад тебя видеть!

— Ведь они все пьяны! — в изумлении поняла Адель, разглядев в свете пожара и барона, и его наемников.

— Кто же осмелится пойти против этих тварей в трезвом уме? — презрительно сплюнул Дакс. Он и Дэв-хан тоже держали оружие наизготове — направленное против замерших поодаль наемников.

— Я думал, ты давно сбежал из города, — заметил Гилберт.

— Я собирался! — оскалился барон. — Да вот понял, что не могу позволить, чтобы все сокровища столицы сгинули в пожарах или остались этим чудищам. Ни к чему ведь сокровища мертвякам? А мне пригодятся!

— И ради грабежа ты повел своих людей на верную смерть? — в голосе графа звучала сдерживаемая ярость.

— Как ты удобно устроился, гадёныш! — бросил дир Ваден с усмешкой. — Сам напустил на город этих тварей — а теперь будешь корчить из себя героя? Я не просил тебя вмешиваться! Спас меня от мертвеца? Думаешь, я теперь благодарить тебя должен? Или благодарить тебя за то унижение, которое вытерпел на турнире?! Признавайся, ты ведь с самого начала заморочил мне голову своими чернокнижными трюками! В честном бою против меня ты не продержался бы и минуты! Сопляк! Кто ты есть без своих фокусов с мертвяками?! Ты не осмелишься против меня и меч поднять! Ну давай же! Давай! Я вызываю тебя на честный поединок! Докажи мне, что ты чего-то стоишь!

Гилберт улыбнулся. И от этой улыбки у Гортензии холодок по коже пробежал.

— А вы чего смотрите? — гаркнул Дакс на будто окаменевших наемников. — Тоже драться хотите? Так давайте! Смелее!

Подручные барона не решились обнажить клинки против троицы, разделавшейся с чудовищными тварями у них на глазах — предпочли благоразумно скрыться в дымной темноте, и слуги последовали их примеру, оставив телегу с награбленным добром.

— Трусы! — крикнул им вслед огорченный демон, сплюнул с досадой, вложив меч в ножны.

— Слезай с лошади! Или хочешь, чтобы я сам тебя сдернул?! — не унимался барон.

Гилберт спрыгнул на землю, поморщился — под сапогами захлюпало кровавое месиво. Кровь погибших наемников смешалась с кровью демонических тварей, их растерзавших.

— Поединок? Зачем мне с тобой драться? Я ведь не рыцарь, я некромант! — невесело усмехнулся граф. — Я, к слову, могу остановить твое сердце в любой момент. К чему мне теперь махать клинком и соблюдать какие-то правила чести?

По одному его движению у барона отнялись ноги. Выронив меч, он беспомощно рухнул на колени. Гилберт приблизился к нему вплотную, всмотрелся с улыбкой в испуганные глаза поверженного врага. Граф не шелохнулся, когда с крыши посыпались горящие балки, обложив их двоих стеной огня.

Адель испуганно вскрикнула и заставила подойти свою упирающуюся лошадь ближе, стараясь рассмотреть, что происходит за стеной пламени.

— Каково тебе сейчас? — спросил некромант. — Бессилен что-либо сделать, не можешь драться, не можешь сбежать... Чувствуешь запах гари? Запах твоей смерти? Страшно? Не хочешь сгореть заживо? Тогда, может быть, мне следует сжалиться и остановить твое сердце?

Барон захрипел, пытаясь выговорить что-то, вдохнуть воздуха в распираемую удушьем грудь...

— Берт! Не играй с огнем! Прикончи его скорее и уходи оттуда! — позвал Иризар.

— Я не буду тебя убивать, — решил граф. Он разжал кулак — отпустил заполошенно зачастившее сердце врага.

— Надо было тебя еще там, на площади, сразу удавить... гадёныш... — прохрипел барон, падая на четвереньки.

— Живи с этим позором. Думаю, ты надолго запомнишь этот момент, — пообещал Гилберт. Развернувшись, он пересек расступившуюся стену огня.

Барон, хрипя проклятия, задыхался от ненависти. Неужели он опять потерпел поражение? Неужели этот сопляк опять его унизил? Неужели опять уйдет безнаказанным?..

Гилберт подошел к своей лошади... но вдруг страшная игла боли пронзила его, заставив скорчиться. Он схватился за седло, пытаясь удержаться на ногах, не упасть. Вновь нахлынула волна тянущей пытки — из тела выдергивала душу, тащила куда-то прочь чужая непререкаемая воля. Его вновь звали — и он не имел сил противиться зову...

— Что с тобой? — испугалась Гортензия, быстро спрыгнув на землю. Она держала за поводья лошадь графа и оказалась ближе остальных. Ведьма обняла графа за плечи, ощутив, как того колотит дрожь.

— Что такое? Берт? — встревожено окликнул хозяина Иризар.

— Гаденыш... — сипел барон.

В отличие от демона, которой за всполохами пламени не видел своего господина, скорчившегося за двумя лошадьми, дир Вадену была отлично видна незащищенная спина этого мальчишки. Он выхватил из-под убитого наемника ручной арбалет — его владелец так и не успел спустить заряд — и навел железный наконечник болта в спину...

— Она... зовет... снова... — выговорил граф через силу.

— Исвирт?! — воскликнул Иризар. Спрыгнув с коня, он бросился к господину. Каких-то десяток шагов разделяли их.

Адель с ужасом поняла, что больше никто не видит нацеленного оружия в руках барона. Позвать? Закричать? Она не могла! Горло перехватило от смертельного страха — еще мгновение, и случится непоправимое! И она ничего не сможет сделать! Она не сможет спасти любимого!.. Или нет? Ведь если не она — больше никто! Не отдавая себе отчет, принцесса ударила каблуками лошадь под бока.

Спуститься арбалетной тетиве в этот день было не суждено. Копыта с тяжелыми подковами сбили барона на землю, с хрустом прошлись по черепу. Адель зажмурила глаза, прильнула к лошадиной шее — лишь бы не видеть, что она наделала.

— Иризар!.. — выдохнул с болью Гилберт.

И отпустил седло. Он больше не мог сопротивляться, сознание покинуло его, оставив беспомощным перед желанием черной колдуньи.

Один миг — но демон не успел. Буквально из самых рук ускользнули оба — и граф, и поддерживавшая его ведьма.

— Что случилось? — подоспел Дакс.

— Исвирт забрала их! — произнес Иризар.

Дэв-хан остановил лошадь принцессы, удержал, не позволив проскочить мимо. Адель взглянула на вмешавшегося демона сквозь пелену слез. Тот ответил обычным невозмутимым взглядом, лишь протянул руку и ободряюще погладил по голове. Как ребенка. Стоявшие в глазах принцессы слезы брызнули горячим потоком.

— И где они сейчас? — допытывался Дакс.

— В храме...

— В храме? — вскинула голову принцесса. — Чего же мы ждем? Нужно скорее...

— Конечно, ваше высочество, — оборвал ее Иризар. — Сильг! Отведёшь принцессу и Лорена в турнирный городок!

— Как скажешь, — кивнула дракониха.

— Нет! Я еду с вами! — приказала принцесса.

— Вы едете к королю! — отрезал Иризар.

— Нет!!

Адель развернула лошадь и пустила вскачь. Даже выползшие из темноты мертвецы, вставшие на пути, ее не испугали. Она крикнула, подгоняя лошадь. И толпа мертвых колдунов покорно расступилась, пропуская ее.

— Стой!

Но толпа сомкнулась за всадницей. Демонов ждала нешуточная битва — у мертвецов был приказ не пропустить их к храму.

Гортензия очнулась от страшного грохота. Пол под ногами содрогнулся, уши заложило от взрыва. Со сводов посыпались вниз камни, пыль. По толстым колоннам-подпоркам со скрежетом пронеслись глубокие трещины.

— Эй, ты так весь храм разрушишь! — засмеялась Исвирт. Она и пальцем не пошевелила, чтобы остановить своего пленника. Просто сидела на алтаре, как на скамейке, закинув ногу на ногу, и с интересом ждала, что же он еще попытается сделать. — Бестолковый мальчишка! Только силы впустую тратишь. Неужели надеешься меня одолеть? Скорее сам себя погребешь под развалинами.

— Я должен... уничтожить тебя... — произнес Гилберт. Этот удар, который опять не причинил колдунье никакого вреда, заставил его повиснуть на цепях, пытаясь отдышаться.

Гортензия дернулась — но точно такие же цепи, предназначенные для крепления светильников, приковывали и ее — к противоположной стене позади алтаря.

— Тебе не убить того, кто уже по ту сторону смерти! — рассмеялась колдунья. Поправив на голове корону, она поднялась с алтаря и подошла к пленнику.

— Я попытаюсь, — проговорил Гилберт. — У меня нет выбора. Пусть я умру, но унесу и твою проклятую душу в иной мир.

Исвирт обманчиво ласковым движением провела по его щеке, заставив поднять голову и посмотреть в глаза:

— Какой же ты милый!

Она нежно поцеловала его в губы. Цепи лязгнули — так шарахнулся от ее леденящего поцелуя граф, ударившись спиной о стену, но оковы держали крепко — и колдунья не торопилась отойти.

— Какой же ты наивный и глупенький, мой ученик... — Она прикасалась губами к виску, ко лбу, к дрожащим ресницам, даря легкие поцелуи — и пронзающую насквозь боль. — Даже жалко тебя убивать. Но что же поделать! Скоро ты мне будешь не нужен, а оставлять тебя в живых слишком опасно. Ты ведь такой талантливый мальчик, так быстро учишься — схватываешь всё на лету! Ты сам, похоже, не понимаешь, как ты мне помог. Что бы я без тебя делала, даже не представляю... Вот только отдать мне свое тело не захотел. Ну почему ты не пускаешь меня? Почему ты так упорно сопротивляешься? Если бы ты только согласился! Я вправду не хочу видеть, как твои красивые глазки потухнут и закроются навеки. Мне будет искренне жаль размозжить твою хорошенькую головку, испортить твое личико... Но у меня нет выбора. Ты слишком упрям... Или ты всё-таки передумаешь?

Гилберт ответил лишь сдавленным рычанием сквозь стиснутые зубы. Исвирт ахнула, почувствовав прошедшую сквозь нее волну совершенно неожиданного удара. Это новое заклятье могло бы уничтожить ее... если бы у некроманта было больше сил.

— Значит, нет! — рассмеялась Исвирт. Она снова вернулась к алтарю. — Потерпи еще немного, мой мальчик. Ждать осталось недолго, скоро я перестану тебя мучить.

При свете свечей улыбка колдуньи могла бы показаться даже теплой.

Ручеек пыли из трещины в потолочной арке посыпался по запрокинутым рукам Гортензии, защекотал шею, попал за воротник. Ведьма едва сдержалась — если не шевелиться, колдунья не заметит, что ее вторая пленница пришла в себя...

Балки над головой то и дело издавали неприятный, угрожающий скрежет. Как бы храм действительно не разрушился! Ведьме совсем не хотелось тут задерживаться, да чертовы цепи не пускали... Пока она была без сознания, Гилберт успел изрядно разорить здание. Былое великолепие, позолота, богатая резьба и росписи — всё безвозвратно погибло, только чернели следы огня на стенах. Витражи были разбиты, осколками щерились в темноту. Несколько окон вообще выворочено наружу вместе с рамами, стенная кладка рассыпалась по камешку... Сколько же ярости в мальчишке, если он на такое способен...

Проникающий в разбитые окна дым городских пожаров вместе с осыпающейся из-под купола пылью щекотал ноздри, заставлял слезиться глаза. Гортензия не удержалась и чихнула.

Колдунья повернула к пленнице голову, оглядела ее не без интереса, но ничего не сказала. Ведьму даже оскорбил подобный взгляд, хотя что можно ожидать в ее-то положении.

— Я, конечно, понимаю, — заговорила Гортензия ворчливо, — что у вас двоих друг к другу накопилось немало вопросов. Но я-то тут зачем? Неужели тело старой ведьмы решили занять? Не нашли ничего получше?

Исвирт весело расхохоталась:

— Не беспокойся, твое тело я выберу в самую последнюю очередь! Хотя, — добавила она лукаво, — раз ты приглянулась моему демону, наверное в тебе что-то есть особенное. Хермелин, если не ошибаюсь? Помню, ты была в моем списке, и Иризар отчего-то решил тебя помиловать. Впрочем, это уже не важно.

— Я тоже вас помню, — откликнулась ведьма. — Была у вас в гостях в Верлисе. Но тогда, простите за прямоту, вы выглядели очень плохо, просто на глазах рассыпались. Да и сейчас кажитесь очень бледной! — Гортензия не отказала себе в удовольствии уколоть, демонстративно разглядывая просвечивающие сквозь собеседницу огоньки свечей.

— Так бывает, если задержаться в этом мире дольше отведенного судьбой срока, — ослепила Исвирт улыбкой.

Гортензия невольно вздрогнула — такую улыбку она видела уже не раз. Вот, значит, у кого демон научился так улыбаться...

— Жить двести с лишним лет в одном теле, дорогая Гортензия, — продолжала Исвирт, — очень утомительно и больно. Но вам не понять, вы еще слишком молоды, милая моя. Год от года мое тело изнашивалось, я желала умереть, чтобы обрести свободу. Но он не понимал этого, — добавила колдунья, обращаясь явно уже не к Гортензии, а к собственным воспоминаниям. — Не понимал и не хотел понять. Он держал меня привязанной к истлевающим костям и праху, давно потерявшему прежний облик... Но это всё в прошлом! Теперь-то я свободна — и весь мир в моих руках! А очень скоро я получу и новое тело — причем не простое, а королевских кровей. Мое новое тело само направляется ко мне, верные слуги позаботятся о ее сохранности.

Гилберт при этих словах вскинул голову и устремил горящий ненавистью взгляд на колдунью. Но та не позволила ему ничего сказать. Приложила к губам палец:

— Шшш... Помолчи, мой мальчик. Слышишь, она уже идет к нам!

— Ты ее не получишь! — прошипел граф. — Только не ее!

— Неужели ты мне помешаешь? — рассмеялась колдунья.

— Отпустите Гилберта!

В распахнувшихся дверях стояла принцесса. За спиной ее виднелись послушно замершие мертвецы.

— Наконец-то! — воскликнула Исвирт. — Наконец-то моя рыбка попалась в сети. Червячок мой милый, не извивайся так! — она опять прильнула с объятиями к рвущемуся на цепях графу.

— Адель! Нет! Уходи!! — кричал он, не замечая, что кровь от содранных запястий течет вниз по рукам.

— Адель, моя милая малышка! — умилилась на решительную принцессу колдунья, одновременно движением пальца впечатав Гилберта в стену, чтобы не мешал. — Тебя не обижали мертвяки? Они показали тебе путь, проводили тебя до самых дверей? Ах, как хорошо! Расскажи, зачем ты пришла ко мне? Ты хочешь у меня что-то попросить? Смелее, малышка!

— Я хочу, чтобы вы освободили город от чудовищ! — потребовала принцесса, бесстрашно подойдя ближе.

— Не скули! — Исвирт дернула за цепь рыдающего от бессилия графа. Колдунья упивалась своей властью над побледневшей принцессой. — Что-нибудь еще попросишь, дорогая моя?

— Пощадите людей... королевство... — проговорила Адель, не имея воли отвести взгляд от не чувствующего собственных слез Гилберта.

— Что город? — философски изрекла колдунья. — Город отстроится заново, как это всегда случается. А люди расплодятся, их станет еще больше... Но я согласна! Тем более я всё равно собиралась править твоим королевством, и одних мертвецов в поданных мне будет мало. Это всё, что ты хочешь?

— От... отпустите Гилберта, — запнувшись, выговорила Адель.

— Нет! Адель, не делай этого! — закричал Гилберт, снова рванувшись к ней. Цепи лязгнули, он упал на колени. Вздрогнув, принцесса неосознанно сделала шаг назад.

— Отпустите его, — проговорила она еще тише.

— Как много требований! А что я получу взамен? — предвкушая, улыбалась колдунья.

— Всё... всё, что у меня есть... — неуверенно пролепетала принцесса.

— Но ведь у тебя ничего нет! — напомнила Исвирт. — Ни королевства, ни титула. Хотя золото или почести меня нисколько не интересуют. Так что ты можешь мне предложить?

— Себя... — ответила Адель.

— Нет! Нет, не надо! — всхлипывал Гилберт.

— Я буду служить вам... — неуверенно сказала Адель.

— Не соглашайся! Замолчи!!..

— Ты отдаешь себя мне, в полное распоряжение? — уточнила Исвирт, безжалостно заставив графа снова умолкнуть.

— Да, — кивнула Адель.

— Моя милая малышка! Умница моя! Хотя твое тело изувечено проклятьем и ядами еще до твоего рождения, ты мне подходишь. Эти досадные изъяны, что скрывали от всех твою истинную красоту, легко поправимы. Что ж, пусть будет так, как ты просишь! Я заберу твое тело себе!

Исвирт взмахом руки заставила цепи, опутывавшие пленника, рассыпаться в ржавчину. Гилберт от сковывающей боли не мог и головы поднять.

— Одно твое условие я выполнила! — рассмеялась колдунья.

Она поманила к себе принцессу — и ту будто подхватил вихрь, кинул вперед. Адель вскрикнула, когда Исвирт с улыбкой протянула руку, схватив ее за запястье. Тело словно молнией пронзило, леденящий холод от руки колдуньи проник в самые кости, заморозил кровь в венах. Вдвоем их закружил поток непреодолимой силы, вырвавшейся по воле колдуньи из иного мира. В вихре ветра, в водовороте развевающихся одежд, пару подняло высоко в воздух, под самый купол собора... Свечи погасли, но темноту прорезали частые слепящие вспышки...

Всё длилось лишь один миг.

Вдруг разом обрушились мрак и тишина. Гортензия растерянно заморгала.

Но через несколько мгновений Исвирт со вздохом вновь зажгла свечи. Одновременно вспыхнули все свечи в храме — множество огоньков по всему залу.

Колдунья принялась поправлять на себе одежду, убрала выбившиеся волосы под корону... Гортензия всмотрелась с изумлением: призрак исчез, его место заняла Адель. Но принцесса изменилась до неузнаваемости — неуклюже подломленная фигурка выпрямилась, глаза перестали косить. Девушка как будто стала выше ростом, светлые волосы ее вовсе побелели, как снег. Но больше всего изменилось лицо, оно полностью переняло надменное выражение призрака.

— Только не это! Адель?!.. — простонал-прорычал граф.

— Ох, как же хорошо! — воскликнула Исвирт. — Я снова дышу! Этот запах пожаров так сладок! Шелк платья на собственной коже... Как же мне этого не хватало все эти годы!

Она подошла к с трудом поднявшемуся с пола графу — и впилась в окровавленные губы поцелуем. Гилберт замер — до боли любимое, но теперь почти неузнаваемое лицо! Губы принцессы, которые еще помнят их жаркие поцелуи — теперь от них веет мертвенным холодом...

— Совсем другой вкус! — воскликнула она с восторгом, прильнула с нежными объятиями к онемевшему графу. — Ну всё, прощай, дружок. Теперь я наконец-то могу тебя убить. Из тебя получился отличный ученик, но с тобой было слишком много мороки!..

— Стой, Исвирт!

Громкий голос заставил обернуться к проломленному окну. На развалившейся стене стоял, сжимая окровавленный меч, Иризар. Гортензии оставалась только догадываться, сколько же мертвецов ему пришлось зарубить по пути сюда, чтобы так вымотаться.

— Иризар! Мой прекрасный демон! — осветилось счастьем новое лицо колдуньи.

Обернувшись к нему, она пропустила удар.

Гилберт вложил в последний удар всю боль потери. Он был готов умереть — зачем ему жить, если не сумел защитить любимую.

Гортензия зажмурилась от ослепительной короткой вспышки.

— Ах ты паршивец!! — заорала в бешенстве Исвирт. — Я хотела убить тебя нежно — но теперь ты еще будешь умолять меня о смерти!!

Гортензия глазам не верила: Гилберту удалось каким-то образом разделить их! Бледная принцесса лежала у его ног без сознания, корона упала с белых волос. Призрак же клубился над головой бесформенным грозовым облаком.

Иризар приблизился, напряженно всматриваясь в призрачный силуэт, ожидая, что последует дальше.

Опомнившись, колдунья вернула себе женский облик.

— Ученик решил бросить вызов учителю? — ласково спросила она, надвигаясь на графа. — Дурачок, я ведь не раскрыла тебе и сотой доли тайных знаний!

Гилберт закричал в голос от нахлынувшей боли, но непостижимым образом сумел преодолеть — сжал в объятиях принцессу, оградив своей волей от проникновения.

— Да как ты смеешь мне мешать!!

Упрямство графа не на шутку взбесило Исвирт. Хватит играть! Ее это уже не забавляло! Она расплющит, раздавит, развеет прахом...

— Стой, Исвирт!

Цель колдуньи вдруг закрыл собою демон.

— Прочь, Иризар! — зарычала колдунья.

— Я не дам тебе его убить, — усмехнулся Иризар. Гортензия не успела изумиться такой верности, но он добавил: — Я сам поклялся его прикончить! Это мое право!

Исвирт помедлила:

— Не смей мне лгать, Иризар.

— Иризар?.. — подняв голову, выдохнул с облегчением Гилберт. Но в изумлении распахнул глаза, оглушенный — в тот же миг снаряд огня рассыпался о стену, лишь чуть выше его плеча.

— Молчать, щенок! — рыкнул на него демон. Обернулся к колдунье: — Я по его милости целый год стоял каменным столбом, даже не имея возможности пришибить гадивших на меня пташек! Неужели ты думаешь, что я позволю тебе уничтожить его — и не отыграюсь за своё унижение?! Прости, что помешал тебе, но терпение моё на исходе!

— Почему же ты не отомстил ему раньше? — усомнилась колдунья. — Полагаю, у тебя было немало удобных возможностей!

— Знаешь ли, — возразил демон, — сложно определить, кто тебя ударил в спину, если при этом голова лежит отдельно, мордой в грязи.

Исвирт расхохоталась:

— Хитрец! Ты всегда сумеешь заставить меня сделать так, как хочется тебе! Ну что ж, убей его, а я полюбуюсь.

— Иризар... — прохрипел Гилберт. — Предатель...

— Предатель? — зло выплюнул демон. — Нет, это ты меня предал! Ты, кого я считал своим господином!

От мощного удара кулаком под ребра в глазах потемнело.

Исвирт в недоумении приподняла бровь.

— Неужели ты думаешь, что я быстро его прикончу и останусь доволен? — усмехнулся Иризар. — Я собираюсь растянуть удовольствие!

— Ты меня сегодня не перестаешь удивлять! — воскликнула колдунья.

Исвирт двинулась к принцессе — потерявший сознание граф больше ей не помеха... Но Иризар удержал ее:

— Не торопись! Позволь мне насладиться тобой в твоем прежнем облике? — попросил он. И столько чувства было вложено в эти слова, что у Гортензии защемило сердце. — Я помню тебя такой.

— Давно это было, — откликнулась Исвирт. — Удивительно, что ты не забыл! Ты ведь был совсем ребенком. Но сейчас я лишь призрак.

— Я не мог забыть.

— Если тебе не нравится это личико, — колдунья кивнула в сторону принцессы, — я перекрою ее тело заново ради тебя.

— После, — ответил демон, с напряженным вниманием вглядываясь в призрачные черты своей создательницы. — Теперь у тебя нет нужды торопиться, в твоих руках вся вечность.

— Ты прав! Но и вечностью надо распорядиться с умом, — лукаво улыбнулась колдунья. — Обернись! Посмотри, какой я приготовила тебе подарок.

Иризар скользнул равнодушным взглядом по ведьме. Сердце Гортензии пропустило удар — столько отрешенного холода было в его бешено мерцающих глазах!

— Узнаешь эту ведьму?

— Да.

— Скажи, почему ты ее не убил, как тебе было приказано? Почему? Она тебе чем-то приглянулась? Она тебе нравится?

— Нет.

— Но ведь ты наделил ее... — с многозначительной улыбкой обмолвилась колдунья.

— Я просто ее использовал! — с раздражением прервал колдунью Иризар. — Я собирался выпить ее душу, когда она перестанет быть мне полезной.

— Вот как? — недоверчиво протянула Исвирт. — Почему бы тогда тебе не выпить ее прямо сейчас? Ведь ты так устал!

— Я устал сражаться с твоими мертвецами, — усмехнулся Иризар. — Они не желали пропускать меня к тебе.

— Таков был мой приказ — не пропускать никого, — улыбнулась в ответ Исвирт. — Ну же, разделайся с ведьмой!

— Неужто вы ревнуете вашего демона ко мне! — подала голос Гортензия. И тут же прикусила язык, встретившись взглядом с колдуньей.

Иризар, послушный воле своей создательницы, приблизился к ведьме. Гортензия уже не дергалась на своих цепях — лишний звон. Взгляд демона словно заворожил ее — столько сдержанных, затаенных, невысказанных чувств бушевало в его душе... Хотя может быть у демона "душа"? Но разве "голодный дух" из иного мира может всё это чувствовать?..

Гортензия пискнуть не посмела, когда он наклонился и приник губами к ее губам. Демон не посмеет ослушаться своей хозяйки — и сейчас он выпьет душу, оставив бездыханное тело болтаться на цепях... Что-то щелкнуло, и ведьма с неимоверным облегчением почувствовала, что может наконец-то опустить онемевшие руки.

— Позаботься о моем малыше, — шепнул Иризар в ухо. Теплое дыхание щекотно коснулось виска, Гортензия почувствовала, что краснеет, как девочка. Ноги задрожали — то ли от волнения, то ли от усталости, она сползла по стене вниз.

— Но ты не убил ее! Почему?! — изумилась колдунья.

— Почему ты не открылась мне, Исвирт? — наступал на создательницу демон. Решительность в его голосе звенела сталью.

— Иризар! Ты всё еще верен мне?

— Ты сомневаешься?

— Ты дашь мне повод в тебе сомневаться?

— Почему ты покинула меня? Не оставила мне ни одного знака, что ты не исчезла, не растворилась в ничто. Почему всё это время держала меня в неведении? Бросила — один на один с горем потери. Я обвинял себя в твоей гибели, корил себя, терзался, что это моя вина — не сумел тебя уберечь, защитить. Вырвать из когтей смерти...

— Ах, ты всегда думал только о себе, — сказала колдунья, обвивая мертвенно ледяными руками за шею, с наслаждением запустила пальцы в густые волосы. — Ты душил меня свой любовью. Сколько раз я отсылала тебя прочь? Но ты неизменно возвращался. Я благодарна Небесам за то, что они послали мне ту глупую женщину, Изабеллу Эбер. Вообразила, будто одурачила меня — на самом деле она мне помогла.

— Почему ты не посвятила меня в свой план?

— Прости, любимый.

— Ты боялась, что я могу тебя чем-то выдать?

— Но ведь даже подчиняясь этому мальчишке, вы выполнял мои приказы, — улыбнулась колдунья. Она потянулась поцеловать — но Иризар отстранился:

— Ты продала меня. Как вещь, как раба.

Колдунья нехотя разомкнула объятья. Шагнула назад, произнесла со смешком:

— Я обидела тебя недоверием? Унизила? Оскорбила достоинство?

— Ты обманула меня. И не жалеешь об этом, — с горечью произнес он.

— Ты сильно изменился, Иризар. Я не узнаю тебя. Куда исчез мой прежний демон — решительный, не ведающий сомнений?

— Наверное, он умер. Вместе со своей прежней госпожой.

— Какая жалость, — разочарованно протянула Исвирт. — Впрочем, ты по-прежнему принадлежишь мне.

Иризар покачал головой:

— Увы, у меня теперь другое имя.

Колдунья вскинула брови:

— Не ожидала, что с тобой будет столько проблем! Ты удивляешь меня снова и снова... Прости, но мне ни к чему сейчас излишние сложности.

Черты колдуньи расплылись, искаженные всполохами неземного пламени. Исвирт вновь сбросила женский облик, превратившись в одно сплошное огненное сияние, в огненный вихрь. Этот вихрь, обдавая опаляющим ветром, закружился по храму, очертив единым полыхающим кольцом зал под куполом, издавая оглушающий гул, переходящий в вой, в высокий визг...

Гортензия прикрыла лицо рукавом, порывы жарких струй рвали на ней платье, трепали волосы.

Огненное кольцо неуклонно сжималось. Иризар, оставшийся в центре этого урагана, просто стоял и ожидал своей участи.

— Иризар! — крик Гилберта утонул в рёве пламени. — Не смей погибать! Я приказываю тебе!..

— Не лезь, Берт! Это не твоя битва! — оборвал тот разрядом молний рванувшуюся к графу волну огня.

Пламя взвилось до самого купола, развернулось — и с яростью обрушилось на посмевшего помешать демона. Две неимоверных силы столкнулись в ударе — Гортензия, всхлипнув, прикрыла голову руками, чувствуя, как сквозь ее тело прошла выплеснутая энергия.

Колонны не выдерживали этой схватки, сверху вновь посыпались камни, и град обломков подхватывал круговорот вихря.

Гортензия почти ползком подобралась к принцессе и графу. Адель всё еще была без сознания — и ведьма даже порадовалась, что она не видит, какой ад сейчас творится в храме.

— Нужно убираться отсюда, и поскорее, — высказала ведьма очевидное. Однако, как это сделать, она понятия не имела. На всякий случай подобрала с пола корону, спрятала за пазуху — хорошо же разозлил демон свою создательницу, что она обо всём позабыла...

— Он спас меня! — Гилберт пытался что-либо рассмотреть за сплошной стеной несущегося по кругу огня. — Опять меня спас...

— Ты ничем ему не поможешь, только себя и принцессу загубишь, — проворчала ведьма, хотя граф едва ли ее услышал. — Хочешь, чтобы он зря свою шкуру подставлял?

Гортензия видела лишь его силуэт — она вглядывалась, хотя глазам было больно. Закипали слезы, их выбивал жаркий ветер. Но капли не сбегали по щекам, мгновенно испаряясь с век.

Кольцо огня сжималось. Уже затлела одежда, язычки пламени бежали вверх, раскалялись пластины и кольца доспехов. Демон уже не мог дышать в этом вихре, но стоял твердо, ни единого звука не сорвалось с решительно сжатых губ. Пламя обхватило в цепкие объятья, не оставив ни шанса на бегство. Множество огненных поцелуев обжигали кожу, болезненно жалили. Но демон и не помышлял о побеге. Он, стиснув зубы, позволил огненному вихрю прильнуть вплотную — и войти в себя, проникнуть в свое тело. Теперь призрак жег его изнутри, ярость бывшей повелительницы была безмерно велика — она не знала пощады.

"Теперь ты раскаиваешься?!" — услышал он беззвучный голос.

"Нет. Мы оба должны умереть. Мы слишком надолго задержались в этом мире, и ты, и я. Нам здесь нет места."

Преодолевая сопротивление собственного тела, он вытащил из ножен меч. И перехватив за клинок обеими руками, сжав с силой, так что лезвия врезались в ладони — рывком вонзил острие в свою грудь. Треснули кольца, скреплявшие пластины доспеха. Еще рывок — всадил на всю длину, до крестовины...

Пересохший рот наполнился соленым, ржавым вкусом. Упав на колени, Иризар скривил дрогнувшие губы в улыбке. Не она его поймала, она сама оказалась в ловушке. Голодный дух не отпустит свою добычу. Он крепко держал ее, сосредоточив всю свою волю. И увлекал ее, сопротивляющуюся, стонущую, вопящую — увлекал ее за собой, назад в иной мир, по ту сторону смерти, откуда он явился по ее зову. Так давно... Она привела его в эту жизнь — теперь же он уведет ее в свой мир...

Гортензия ошеломленно смотрела, как потускнело, пропало пламя, охватившее силуэт, чернеющий на фоне алтаря. Она вскрикнула, не веря своим глазам. Упав на колени, сжимая рукоять меча, по крестовине которого бежали струи крови, срываясь алой частой капелью на алтарные ступени — демон выгорал изнутри. Темнея, затлела кожа. Ясные, удивительно спокойные глаза вспыхнули расплавленным золотом — и тотчас погасли. Лицо посерело, покрылось сетью разбегающихся трещин. В один момент всё тело вместе с одеждой превратилось в пепел — и рассыпалось в прах.

Гортензия закричала, сама не зная отчего.

— Да сколько же их всего?! — с досадой воскликнула Сильг, разделавшись с очередной тварью, нацелившейся пролезть в развороченное окно.

— Да мне их всех мало будет!! Мертвечина гнилая! Я еще и не размялся толком! — зло откликнулся Дакс, с которого пот уже градом лил.

Хотя защищать храм от напирающих чудовищ было нелегко, оба демона на удивление всё еще не растеряли боевого азарта. Воодушевленно крушили черепа, рубили конечности — только секира сверкала отточенным лезвием, со свистом взвивался кистень, чтобы вниз обрушиться с чавкающим звуком. Им стоило огромных усилий сдержать данное Иризару обещание не вмешиваться в поединок с Исвирт. Понятно, что тем двоим есть в чем упрекнуть друг друга. Но оставить своего приятеля один на один с бывшей госпожой — им сразу не понравилась эта затея! Ладно хоть твари помогли отвлечься, кажется, они стекались сюда со всего города. Сперва мертвецы со своими уродскими порождениями пытались не пропустить их к храму, приходилось пробивать дорогу буквально по телам. Теперь же роли сменились — дракониха и двое демонов стояли неумолимыми стражами у дверей.

— Мериан! — вдруг закричала Фредерика. — Мериан, что с тобой?!

Сильг развернулась — она собою закрывала их от тварей:

— Что случилось?!

Дракониха не могла никого упустить, тварям не подобраться к ее дочерям!.. Но мертвецы были ни при чем.

Драконесса склонилась над упавшим Мерианом, однако ничем не могла помочь, даже не понимала, что с ним. Он вдруг рухнул на землю — трясся в конвульсиях, стонал и выл от внезапно обрушившейся на него боли.

Иризар не обманывал — тот, кого Гортензия знала как Мериана, действительно был принцем Лореном. И вот теперь, когда демон принял свою смерть, к принцу возвращались и запечатанная память, и истинный облик, заставляя корчится и кричать от резкого превращения.

— Какого черта он вдруг превращается?! — зарычал подбежавший Дакс.

Дэв-хан без лишних слов кинулся в храм, не заботясь о ринувшихся следом тварях.

Сильг не пыталась удержать приятелей, сама почуяв случившуюся беду. Она и одна сможет защитить свою дочь от чудовищ. Пусть этих тварей всё еще целое море...

— Мама, что это там? — вытянула шею Рики.

И вправду? Сильг не сразу нашлась, что ответить. Над площадью пронеслось слабое сияние — и вдруг темный воздух с треском разодрался, открыв щель прохода. Щель расширялась, пропуская вооруженных всадников — десяток... полсотни...

— Мэриан! — увидела своим острым драконьим зрением Сильг.

— Мериан? — не поняла Фредерика.

— Иризар!!.. — заорал Дакс. — Какого черта?! Где ты?!!

— Где он? — Дэв-хан рывком поставил графа на ноги. Тот не отводил пораженного взгляда от алтаря, словно ничего вокруг больше не видел. Обернувшись, демоны увидели на ступенях лишь меч, покрытый прахом.

— Ушел? Без нас?! — с обидой прорычал Дакс.

— Догоним, — коротко бросил Дэв-хан.

И оба демона обнажили свои мечи — с новой яростью накинулись на чудовищ, словно ища смерти.

Твари ломились внутрь, отпихивая один другого с дороги, топча друг друга — и встречали преграждавшие путь клинки. Гортензия только охала, загораживая собой принцессу. Но демоны и близко не подпускали к ним чудовищ.

Шум битвы, предсмертные вопли тварей и азартные крики демонов перекрывал оглушительный треск потолочных балок, скрежет рассыпающейся каменной кладки. Купол просел со страшным грохотом. Гортензия закричала от ужаса — с верхней галереи на них обрушился огромный блок с фрагментом резной арки. Этот камень едва не стал их общей могильной плитой — но Гилберт успел разбить его надвое, так что этот же самый камень и послужил им защитой, прикрыв как щитом. Хотя Гортензии от этого легче не стало — всё равно, похоже, из-под обломков рассыпающегося на глазах храма им живыми уже не выбраться. Бывший витраж рухнул на них с высоты уже без стекол, послужив решеткой "капкана".

Ни Дакс, ни Дэв-хан будто не видели и не слышали разрушений — чудом не попадали под падающие камни, и при этом успевали крушить чудовищ.

Однако тварей им оказалось мало. В считанные минуты заполнив храм изрубленными уродливыми трупами, так что пыль и кровь смешались в чавкающую грязь, разгоряченные сраженьем демоны в отчаянии огляделись вокруг. Но увидели только друг друга.

Оба кивнули — и с рычанием ринулись в бой.

Гортензия отвернулась, она не могла видеть, как эти двое с ожесточением набросились один на другого... Но поединок случился коротким. Звон клинка о клинок вдруг оборвался. Гортензия подняла голову, и губы ее задрожали.

На груде изрубленных чудовищных тел Дакс и Дэв-хан стояли как будто в обнимку. Но в действительности же оба клинка достигли цели, пронзив сердца демонов. Оба острия торчали наружу, сталь покрывали багровые разводы.

— Прощай, брат, — выдохнул Дакс, сжав плечо друга.

— На той стороне встретимся, — ответил Дэв-хан.

Они повалились одновременно. Но тела их не коснулись окровавленных шкур — истаяли в воздухе облаком густого черного тумана...

Гортензия утерла грязным рукавом нос. Некогда горевать, слёзы потом, если она еще будет жива... Ведьма снова попыталась отодвинуть решетку — наплевать, что ее придавили огромные обломки, не сидеть же в этой ловушке, как пойманная мышь, ожидая, когда их придавят окончательно...

— Тетя Тень! Вы где тут?

Гортензия вскинулась, заслышав крики своей воспитанницы.

— Фредерика! — заорала она в ответ. — Уходи немедленно! Тут опасно! Сейчас всё рухнет в чертову преисподнюю!!

На камень перед решеткой спланировала серая ворона, громко крикнула, подзывая.

— Тетя Тень! — в решетку сунулись три обрадованные мордочки. — Вот вы где! Не беспокойтесь, ничего не рухнет. Вылезайте оттудова давайте!

Опомнившись, Гортензия поняла вдруг, что грохот прекратился, это лишь в ушах звенит от пережитого.

— А мы вовремя про шпильку из моста Верлиса вспомнили! — поделилась довольная собой драконесса. — А ты, тетя Тень, нас еще тогда ругала! Вот видишь — зря! Мы ее под порог воткнули — и всё прекратилось! Давай вылезай, я помогу!..

Упорства и силы драконессе было не занимать.

Разбор завала пошел еще быстрее, когда в храм вошли неизвестные ведьме воины... Нет, одного рыцаря она узнала. Князь Вильгельм, собственной персоной, в полной боевой амуниции. На золоченом наплечнике доспеха, вцепившись в драпировки бархатного плаща, примостился серый кот. Значит, Мэриан постарался — привел помощь... У Гортензии не осталось сил радоваться такой вести.

— Хозяйка! — закричал кот. Едва дотерпел, когда открылась подходящая дыра, юркнул в завал — подбежал к своей принцессе, потерся пушистой мордой о щеку.

Гортензия могла не беспокоиться о принцессе — похоже, пришедшие с князем военные колдуны прекрасно знают свое дело.

Несколько обеспокоило ее другое — она буквально спиной ощущала на себе взгляд. Но едва оборачивалась — Вильгельм отводил глаза, и по лицу его невозможно было догадаться, о чем он думает. Конечно, он узнал ее, Гортензия не сомневалась. И конечно сейчас она выглядит куда хуже, чем обычно. Но ей было наплевать — пусть думает, что хочет, не до него ей сейчас...

Гортензия испытала ни с чем не сравнимое облегчение, когда наконец-то смогла выйти из этого проклятого храма! Ее поразило, какую многочисленный свиту привел с собой князь — толпа народа буквально заполнила всю площадь, и все действовали слаженно, не ожидая лишних приказов. Княжна Беатрикс не напрасно гордилась своими колдунами.

— Тетя Тень! — окликнула ее драконесса. — Ты обронила!

— Без управления проход еще опаснее... — произнес Гилберт, остановившись на ступенях и хмуро всмотревшись в клубящиеся тучи воронки. Гортензия тоже подняла голову — дыра в центре неба пульсировала бешеным глазом, ничего хорошего это не могло предвещать. — Иной мир поглотит весь город, если не поторопимся.

Гортензия позабыла про драконессу — и та, пожав плечами, принялась делить найденную корону между собой, споря, на чью голову ее примерить сначала.

Гилберт не последовал за ведьмой. В раздумьях уставился на кольцо демона на своей руке — камень треснул пополам, но не раскололся. От трещинок одна половинка стала совершенно белой, искрящейся, как чистый снег... Возможно, у него еще есть возможность хоть что-то исправить?..

К счастью, лошади, оставленные демонами, не разбежались — наоборот, опасливо сгрудились вокруг драконихи, всхрапывая и косясь на многочисленные останки чудовищ. Среди них нашелся и конь Иризара. Бесцеремонно протолкавшись через толпу колдунов, Гортензия принялась рыться в седельных сумках. Но вместо нужной вещи под руку попадалось всё что угодно, от фляги до ножей. Подвернулись две короны — Гортензия раздраженно сунула их стоявшей сзади драконессе, не кидать же на землю в грязь... Наконец-то на самом дне обнаружилась книга!

Обернувшись, ведьма обмерла: на трех головах красовались три короны. И Рики, и Фред, и Эд сияли довольными мордашками ярче королевских изумрудов.

— И которая из них настоящая?!! — в сердцах закричала ведьма.

Ушки драконессы разом виновато повисли.

— А это важно? — робко спросила Рики. Остальные благоразумно промолчали.

Гортензия не удержалась от раздраженного рычания.

— Надеюсь, Гилберт с вами разберется, — проворчала она.

— Гилберт — это тот юноша-ведьма, который был с тобой? — уточнила Рики.

— А он правда принц? — спросила Эд.

— Он вон там, с моей мамой! — указала Фред.

— Куда это вы собрались! — заорала Гортензия, бросаясь к драконихе и оседлавшему ее графу. — А кто портал закроет?!

— Пожалуйста, Гортензия! Я рассчитываю на вас! — глазом не моргнув, заявил этот несносный мальчишка, явно одержимый какой-то своей идеей. — Вы справитесь, если будете следовать книге.

— А как быть с коронами? — закричала ведьма. — Я не могу их различить!

— Мы ненадолго, — улыбнулась Сильг драконессе, расправляя крылья. — Мы успеем вернуться, прежде чем вы закончите заклинание!

Как ни была Гортензия зла, ей пришлось отбежать в сторону, чтобы не попасть под удары могучих крыльев. Она могла лишь проводить их ошеломленным взглядом — дракониха, несшая вцепившегося в гребень на загривке некроманта, влетела в самый центр сверкающей молниями воронки! И исчезла в непроницаемой черноте.

— Они отправились в иной мир? — зашептались пораженные воины-колдуны. — Сумасшедшие! Они не вернутся! О чем они только думали?!

— Они обязательно вернутся! — успокоила Гортензия воспитанницу бодрым уверенным голосом.

— Конечно! — откликнулась та без тени сомнения. — Это же моя мама! Ей никакие призраки не страшны!

— Да... А пока что мы должны обуздать эту дырищу в небе. Иначе равновесие... Гармония... Мироустройство... В общем, всё полетит к преисподнюю. Я могла бы справиться и одна, но по вашей милости теперь не знаю, которая из трех корон настоящая, — кинула ведьма суровый взгляд на бессовестно сияющих сестричек. — Поэтому вам придется мне помочь.

— Сделаем всё, как скажешь, тетя Тень! — заявила радостно драконесса. — Мы не подведем! Спасем мир!! Ура, мы будем колдовать!!

— Если нужна помощь — обращайтесь! — предложил один из военных колдунов, с понятным интересом поглядывая на книгу в руках ведьмы.

— Спасибо, постараюсь сама справиться! — ответила Гортензия.

Она с удовольствием бы передала честь спасения мира в чужие руки — но доверить редкостный манускрипт чужестранцам опасалась. Хватит с нее врагов! Чтобы еще и соседи разведали какие-нибудь опасные тайны с помощью этой книги?.. Хотя что за глупые мысли вьются в ее голове в подобный ответственный момент! Кажется, так недолго и с ума сойти... Или она хочет проявить себя героиней — ради прожигающего ее странным взглядом князя?.. Нет, она определенно сходит с ума... Вот Иризар посмеялся бы над "ни на что не годной феей", заметив, как дрожат от волнения ее руки, когда она листает страницы. Но ведь... он ничего ей больше никогда не скажет.

Гортензия проглотила слезы, хорошо, что Фредерика на нее не смотрела...

— Похоже, мне придется подрастить вам крылья, — неуверенно решила ведьма.

— Что? Мы будем летать?! — не поверила драконесса так внезапно сбывающейся мечте.

— Вы меня слушаете?

— Слушаем-слушаем!

— Вот-вот! Вот так вы и будете повторять за мной это заклинание, — строго предупредила Гортензия. — Слово в слово, буква в букву — и одновременно все три.

Фредерика надвинула короны поглубже на уши, растопырила свои обновленные крылья, за одну лишь минуту под руками ведьмы выросшие больше чем втрое — и с серьезным видом заявила, что готова спасать мир.

Гортензия со вздохом оседлала метлу, которую подобрала себе в кладовке ближайшего дома. У нее не было ни специальной мази, облегчающей вес, ни времени, чтобы успокоить нервы и объездить новую метлу. Права на ошибку у нее тоже не было!

Так твердила она себе, поднимаясь в бурное штормовое небо, виток за витком возносясь над площадью. Она старалась не смотреть вниз. Светлые точки обращенных к ней лиц — все внимательно следили за бесстрашной ведьмой, по спирали набирающей высоту, чтобы приблизиться к раздирающей небо рваной дыре. Все — и приезжие колдуны-воины, и горстка несмело покидающих свои укрытия, уцелевших горожан. И побледневший князь. Вот ведь еще проблема...

Гортензия постаралась не думать о глупых пустяках и сосредоточиться на главном. Злой ветер рвал одежду, бил в лицо, так что дышать было трудно, не то что пытаться прокричать что-нибудь...

Фредерика боролась с ветром куда успешней. Повизгивая от восторга, кувыркалась, закладывала петли, то уносясь ввысь, то возвращаясь к такой медлительной и пугливой ведьме.

Подобраться к пробоине между мирами нужно было как можно ближе. В сыром тумане хмурых облаков царил пронизывающий холод, Гортензия немедленно продрогла до костей. Вокруг грохотали трескучие молнии, ломанными ослепляющими стрелами соединяя на короткий миг непостижимую высь и землю далеко внизу.

Фредерике каким-то образом удавалось описывать ровные круги почти что под самой дырой. Гортензию же кидало из стороны в сторону. Не считая ветра и молний с оглушающим громом, приходилось бороться с неукротимой дрожью в руках и ногах. Она судорожно вцепилась в древко метлы, ужасно боясь свалиться вниз. Но еще больше пугали доносящиеся из иного мира, перекрывающие даже грозовой шум стоны, вопли и нечеловеческие дикие крики пытающихся прорваться сюда голодных духов. И что самое страшное — некоторым это удавалось.

По зову еще не уничтоженных мертвых колдунов, продолжающих где-то в разоренном городе пополнять армию демонических тварей, из бездны вырывались сгустки черноты, при виде которых зубы сами выколачивали дробь, — и стремительно срывались вниз по стрелам молний. Ведьма даже думать не желала, как выглядит этот ужасный иной мир изнутри. И сейчас там, где-то в непроглядной черноте, пытались что-то отыскать Сильг и Гилберт...

У Гортензии наконец-то кое-как получилось поравняться в драконессой, они закружились согласно. И ведьма, сцепив ноги вокруг метлы, трясущимися руками раскрыла книгу. Встречные порывы тут же принялись трепать хрупкие страницы. Но Гортензия догадалась захватить любимый зонт. Крепкие спицы не поддавались — и выставив перед собой серебристый купол, ведьма прикрыла бесценную сейчас книгу. Изо всех сил напрягая голос, стараясь перекричать творящееся вокруг светопреставление, Гортензия начала зачитывать заклинание. Тонкий слух драконессы не подвел, сестрички как никогда прилежно выполняли поручение.

Но неожиданно пронесшийся мимо голодных дух испугал Фредерику. Вскрикнув, Рики резко отвернулась — корона сорвалась с головы и, крутясь во тьме, устремилась к земле. Не раздумывая ни мгновения, Гортензия камнем кинулась вниз.

Каким чудом ей удалось на пути к земле нагнать сверкающий венец — Гортензия вряд ли сама это поняла. Только уже над самой крышей ратуши, ровно над стремительно несущейся к ней черепицей, она подхватила драгоценность в кружевную чашу зонта. Пронеслась над толпой, чуть не посшибав шлемы и шапки с запрокинутых голов, взмыла вверх — вдоль башни ратуши, пару раз оттолкнувшись от стены башмаками. Возле остроконечного конуса крыши вновь пригодился зонт — зацепившись крюком рукоятки за шпиль флюгера, она на всей скорости развернулась, стрелой ворвавшись в небеса.

Ввинтившись в бушующую высь, Гортензия сделала петлю вокруг своей воспитанницы — и нахлобучила корону обратно на уши Рики.

Однако заклинание пришлось начинать заново.

Вторая попытка пошла быстрее — Фредерика запомнила слова и повторяла уверенней...

Но Сильг с графом всё не возвращались. Гортензия с каждой секундой всё больше боялась, что она тянет слова напрасно, что они так и не вернуться, что они уже погибли там, в этой неизвестной жуткой черноте... Но если они всё еще живы? А проход закроется пусть на секунду раньше, чем им потребуется для возвращения — тогда дорога назад для них навсегда закроется! Они не смогут вернуться никогда!..

Воронка облаков над их головами начала поддаваться заклинанию — медленно сворачивалась тугой улиткой. Дыра между мирами неровно стягивалась в подобие нелепой кляксы, окаймленной ломанным узором молний. Проход сжимался рывками, преодолевая сопротивление с той стороны.

Гортензия сглотнула: осталось прочитать всего одну сточку! Медлить тоже невозможно — иначе опять придется начинать всё заново, и неизвестно, получится ли у них сделать это еще раз... Неизвестно, смогут ли вернуться Сильг и Гилберт, вообще остались ли живы, так опрометчиво уйдя в мир мертвых...

Фредерика, похоже, думала о том же. Гортензия продиктовала последние слова — но драконесса не спешила их повторять, зачарованно смотрела на пульсирующую дыру, неуклонно сжимающуюся в точку, слишком маленькую, чтобы через нее смог пролететь дракон...

— Мама! — выкрикнула драконесса в восторге.

У Гортензии екнуло сердце: чернота выгнулась пузырем, растянулась вновь — и точно пузырь лопнув, выплеснула в мир живых дракониху. Сильг держала своего наездника в лапах, прижимая к себе — она падала, а не летела к земле... Лишь над самой площадью сумела замедлить падение и опуститься, не покалечась.

Фредерика рванула было следом за ней — но Гортензия окликнула, напомнив последние слова заклятья.

И наконец-то проход замкнулся, полыхнув короткой вспышкой. Клубящиеся тучи истаяли под волной невероятной силы ветра.

И этот же порыв сорвал с Фредерики короны — но это было уже совершенно не важно. Люди на земле радостно зашумели — и не было больше грома или молний, чтобы заглушить победные крики.

Приземлившись на площадь, Гортензия перевела дыхание — Гилберт был жив. Да и Сильг не пострадала, только была совершенно измучена кошмарным полетом.

— Я хотел найти его и вернуть назад, — признался ведьме Гилберт, сокрушенно стиснув голову ладонями. — Но у меня не получилось. Он не пошел за мной... Не захотел оставить ее там одну...

— Это не твоя вина, — сказала Гортензия, потрепав его по плечу. — Не надо...

И поспешила отойти, чтобы направившийся к ним князь не увидел ее лица.

Сумерки постепенно рассеивались. Небо светлело, стало видно золотистое зарево — наступал рассвет, и солнце обещало скоро подняться над городом.

Лорен, благодаря помощи колдунов из княжества, постепенно приходил в себя после превращения. Адель тоже оправилась, на груди ее нежился и мурчал от счастья Мэриан. Но взгляд принцессы был полон боли, она задумчиво крутила на пальце перстень с фиолетовым камнем — перстень герцогини, отобранный у призрака колдуньи вместе с телом...

На площади началось какое-то оживление.

— Это король? — воскликнула удивленная Фредерика, непоседливо выкручиваясь из объятий Сильг. Добавила разочарованно: — Какой он старенький!..

Стефан действительно выглядел постаревшим, это было видно даже издалека. Откровения герцогини за одну ночь будто высосали из него десяток лет жизни.

Короля сопровождали колдуны Гильдии и множество рыцарей, покинувших турнирный городок, чтобы со своей стороны пойти на столицу и потеснить демонических чудовищ. Рыцари гиканьем приветствовали дракона — но князь сделал знак своим колдунам-воинам остудить неуместный охотничий пыл.

Маршал Эбер, руководивший армией, завидев сына, пришпорил лошадь:

— Гилберт! — воскликнул он. — Сынок! Хоть ты можешь объяснить мне, что тут за чертовщина происходит?! Изабелла наговорила его величеству бог знает что!..

— Боюсь, отец, — невесело скривил губы в улыбке граф, поднимаясь с места, — когда я расскажу вам всю правду, вы не захотите больше называть меня своим сыном.

— Ты что, тоже умом тронулся? — прямо спросил маршал. — Весь пошел в свою мать, ну что с тобой делать?! Ты же единственное мое дитя! Назовись ты хоть чертовым чернокнижником — ты всё равно останешься моим мальчиком. — Спешившись, обнял пошатнувшегося от усталости графа, похлопал по спине: — Что с тобой? Ты так выглядишь, будто с того света возвратился!

— Лорен! — не поверил собственным глазам король Стефан. И радость встречи в мгновение вернула ему прежние силы и моложавость.

— Отец? — узнал и короля пришедший в себя принц.

Гортензия поймала себя на странном чувстве — ей по-прежнему было сложно осознать, что именно принц Лорен, теперь как две капли воды похожий на свою сестру-близняшку, всё это время был ее помощником Мерианом. Она не могла найти ничего общего между красавцем принцем и тем нелепым пареньком-неумехой. Разве что жесты, взгляд...

— Лорен, ты так сильно изменился! — обнаружил Стефан. — Повзрослел!.. А что с тобой, Адель? Девочка моя? — изумился король, обернувшись к вставшей ему навстречу принцессе. — Ты так похорошела! Но твои волосы... Что произошло?..

В конце растянувшейся процессии, под конвоем чародеев, въехала на площадь герцогиня Эбер. Лицо ее было бледно и неожиданно кротко, лишенное извечного надменного выражения. Но потухшие глаза загорелись вновь, едва взгляд отыскал среди толпы сына, который, объясняясь с отцом, вернулся на ступени храма.

Гилберт вздрогнул, услышав голос матери. Соскочив с седла, герцогиня поспешила заключить сына в объятья, орошая слезами свежие шрамы, шепча слова раскаянья, сбивчиво умоляя о прощении. Гилберт не поднялся ей навстречу, не произнес ни слова. Просто обнял, прижавшись щекой к прохладному шелку платья. Но ей было достаточно этого ответа, герцогиня нежно гладила спутанные, опаленные огнем волосы, улыбаясь сквозь слезы.

Но он вряд ли слышал ее слова, взгляд его был обращен к принцессе. Душившее его раскаянье, переполнившее сердце, ей, кажется, было не нужно. В тот момент принцесса выглядела совершенно счастливой, вновь обретя оплаканного отца, потерянного брата — и даже пушистого любимца, совершившего невероятное путешествие в соседнее княжество. Мэриан, снова запросившись на руки, не находил слов, чтобы выразить свою радость, громогласно мурчал, норовя потереться усатой мордой о подбородок или нос принцессы.

***

Позже его величество Стефан Шестой объявил князю Вильгельму, пришедшему на помощь в трудный для всего королевства час, безмерную свою благодарность. А также объяснил своему венценосному соседу, что же такое случилось в столице.

По словам короля — а с этим высоким мнением не нашлось охотников спорить — во всем следовало винить преступного аббата Хорника. Король решил разумным считать, что именно этот сумасшедший монах управлял духом легендарного некроманта, пробудившимся в ущелье Верлис. Именно аббат привел на столицу полчище демонических тварей. Именно подручные Хорника держали долгое время в страхе весь город, под видом черного некроманта нападая на честных колдунов и ведьм. Более того — аббат посмел покуситься на жизнь самого короля! И исключительно вредоносными чарами король объяснял временное умопомрачение, которое нашло на герцогиню Эбер, заставив ее исповедаться в мнимых грехах. Этот эпизод, впрочем, король предпочел предать забвению, поручив Изабеллу Эбер заботам супруга.

***

Прошли дни.

Столица постепенно вернулась к прежней жизни, горожане поспешили забыть о случившемся, как о страшном кошмаре.

Гортензия отказалась от предложенных королем в награду титулов, от придворной должности. Но от денег отказываться не стала — на эти средства она собиралась заново отстроить сгоревший дом. Ну, и еще немножко должно было остаться на грядущую старость... Со смешанными чувствами она осознала, что считает домом не столицу, где провела большую часть своей жизни, а домик звездочета, хоть прожила там чуть больше полугода.

С таковыми намереньями она, в сопровождении одной только Эвигейт, прибыла на ставший почти родным постоялый дом.

Семья Лизы-Энн приняла ведьму с распростертыми объятьями.

Дорогую гостью засыпали расспросами о столичных новостях. Волна желающих переселиться схлынула, и теперь постояльцы стали опять редки. А без притока свежих слухов семейство вновь почувствовало себя отрезанным от прочего мира.

Гортензия охотно поведала о потрясшем столицу бедствии. Конечно, рассказала далеко не всё, что ей было известно. О многом она предпочла умолчать, многое описала в соответствии с принятым при дворе толкованием событий. Собственную роль в случившемся умалила до крайности — не из ложной скромности, а в целях безопасности. Слухи по окрестностям разлетаются ведь быстро...

Под конец рассказала о планах относительно постройки дома.

Услышав это, Лиза-Энн отчего-то покраснела в непонятном смущении, спрятала заблестевшие веселыми искорками глаза. Но хозяйка с улыбкой разрешила:

— Да чего уж тут! Говори уж, ладно. Подарок от того меньше не станет.

От подобных слов Гортензия волей-неволей забеспокоилась. Однако сюрприз оказался и впрямь неожиданным.

Появившись на следующее утро на месте пепелища, ведьма увидела заново отстроенный дом. Свеже оструганные бревна сруба золотились в ярких лучах солнца. Крылечко с чистыми, не истоптанными ступеньками украшали затейливо резные перильца. Это всё постарались жители окрестных деревень — в надежде на возвращение матушки-ведьмы.

Дом, правда, получился меньше размером, нежели прежний. Да и глупую башню восстанавливать не стали. Но был здесь и просторный зал, где могла бы поместиться даже Сильг. И верхний этаж, и чердак, где будет хорошо развешивать для просушки целебные травы. И кухня с печью, и подпол с ледником.

Обойдя комнаты, ведьма обнаружила еще подарок. Стены одной из больших комнат были сплошь заставлены полками с книгами.

— Библиотека астролога? — изумленно узнала многие из томов Гортензия.

— Она самая! — с гордостью кивнула ходившая за нею по пятам Лиза-Энн.

— Но ведь... Она же сгорела?

— А кто ее знает, может и так, — пожав плечами, согласилась девица. — Только вот когда крышу настилать кончили — вдруг ни с того ни с сего, среди стружек и щепок, из воздуха это всё добро и выпало, аки град небесный. Ладно никому по голове корешком не треснуло, а то б и зашибить могло.

Лиза-Энн ожидала радостных ахов. Но ведьма отчего-то вдруг загрустила. С печалью тихо положила к книгам еще один, привезенный с собою томик с обгорелым переплетом.

Гортензии понравилось в новом доме. Просторно, тихо... Ведьмам к одиночеству не привыкать, и обществом неразговорчивой своей вороны она не тяготилась.

Снова стали захаживать деревенские кумушки, снова заполнилась жизнь обычными делами и заботами.

Вот только по ночам Гортензия стала отчего-то плохо спать. Вскрикивала вдруг, просыпалась от шорохов. И спросонья мерещился ей в темноте насмешливый взгляд переливчато-радужных глаз...

От бессонницы и без того не сладкий характер ведьмы вконец испортился. Настроение сделалось неровным, как осенняя погода. Малейший пустяк мог из себя вывести — и срывалась ведьма на всё, что под руку попадется. То тарелки переколотит, то в сердцах из огородной репы чудовищные заросли вырастит. По одному мановению руки, по грозному вскрику вокруг ведьмы вдруг взвивались ввысь кусты и травы.

Деревенские жители приметили такую новую привычку ведьмы — и нарочно старались выманить ведьму к себе на делянку, на поля — да подначивали, раззадоривали на ругань. И гречиха с ячменем выше леса пускались! А ведьма ходила злая, рыча, что она не какая-нибудь полоумная лесная фея...

Промелькнули дни, за неделями месяцы.

Сквозь густую чащу вкруг дома две гостьи едва сумели пробраться. Хозяйку они нашли с трудом — на заднем дворе, под тенью развесистой капусты, вознесшейся к небесам выше иного дуба.

— Гортензия! — вскрикнула Эрика, подбегая к подруге, порывисто ее обнимая за плечи. — Как я рада тебя видеть!..

— А я — так вообще счастлива! — добавила Лаура. — Но ты что же это... плачешь?

Хозяйка невиданного сада повернула к ним зареванное лицо:

— Угу... — шмыгнула она покрасневшим носом.

— Что случилось? Ты заболела? — встревожились нездоровым видом подруги чародейки.

— Нет, — проговорила ведьма, сжимая в кулаке какую-то растрепанную черную веревочку. — Просто я тут... Я вот... Никак не могу справиться с этим чертовым заклятьем!!

И подруги шарахнулись в сторону от неожиданно вспоровшего землю гигантского редиса.

Кое-как им удалось успокоить расстроенную ведьму. Отвели в дом, напоили полезным отваром. Выяснили, что именно у той не получается.

Оказалось, у Гортензии никак не выходит совладать с заклятьем вызова духа. Проход в иной мир открывается, всё она делает правильно — но искомый дух на призывы отзываться не желает.

— Не отвечает, ну хоть ты тресни!! — воскликнула Гортензия. А над очагом треснул горшок с похлебкой. Огонь возмущенно зашипел.

— А имя верно указываешь? — спросила Эрика.

— И по имени зову... И вот, по оставленной вещи, — огорченно показала Гортензия черную косицу.

— А зачем тебе этот дух вообще понадобился? — спросила Лаура.

Гортензия покраснела, нахмурилась, чтобы скрыть вновь подступившие слезы, буркнула в ответ:

— Спросить кое-что надо... Так поможете или болтать будете?!

— Поможем, конечно, раз надо, — закивали подруги.

Но даже объединив усилия, трем ведьмам дозваться не удалось...

Но зато удалось выяснить кое-что другое, вовсе неожиданное:

— Подруга, да ты беременна никак? — изумилась Эрика.

— Шутишь? В моем-то возрасте? — обиделась Гортензия.

Но с минуту подумав, поразмыслив, сложив все признаки и приметы, страшно побледнела — и села мимо лавки.

Ребенок появился на свет в начале зимы. За окнами беззвучно сыпал снег. А в жарко натопленном доме две повитухи с радостным сюсюканьем встретили новую жизнь. И Лаура, и Эрика, узнав о положении подруги, наотрез отказались покидать дом, как она их ни гнала, и терпеливо сносили все вспышки и выпады немолодой молодухи.

Гортензия, и не гадавшая, что такое с ней может приключиться, едва помнила себя от страха. Но всё прошло на удивление легко: зажмурившись и вопя, что есть духу... она захлопнула рот, едва услышав рассерженный крик младенца.

— Мальчик! — возвестила Лаура. — Красавец!

— Ну а то! — поддакнула Эрика. — Сын княжеский! Ну что, мамочка? Отпишешь весточку отцу — мигом прилетит! — обратилась она к Гортензии, ошарашено взирающей на ярко-розовое дитя. Ведьме не раз доводилось принимать роды и у женщин, и у разного домашнего скота... Но теперь она даже не представляла, что делать дальше, как ей быть с этим непонятным существом, вмиг замолкнувшем, едва оказавшись у нее на груди.

— За такого сына с князя половину его княжества спросить незазорно! — рассмеялась Лаура.

Гортензия не отвечала. Не отрывая взгляда, она смотрела на сморщенное в кулачок личико с несуразными чертами... Почмокав губами, младенец распахнул глазёнки, уставился вопросительно на мать. Радужка больших, внимательных глаз оказалась ярко-синей, как погожее осеннее небо.

Гортензия с облегчением улыбнулась. Младенец забулькал в ответ тоже. И в глазенках заплясали озорные золотистые всполохи, принялись переливаться из бирюзы в сиреневость. У Гортензии перехватило дыхание: "Позаботься о моем мальчишке!" Неужели он знал?.. Знал уже тогда?!..

— Лаура, держи ее! Держи младенца! Она в обморок удумала падать!.. — услышала ведьма крики подруг словно сквозь густой туман.

*** 

— ...Мда, сильно подкосил Гильдию тот проклятый некромант, — продолжала рассуждать Эрика, прихлебывая из кубка терпкое смородиновое вино. — Слышали новость? Скоро в столице соберется Совет Старшин, хотят Гильдию вовсе распустить. Будем все сами по себе жить, кто как умеет.

В камине уютно потрескивал огонь, и Гортензия в этот вечер чувствовала себя совершенно счастливой.

Фредерика уже задремала, положив все головы на крыло матери. Пламя мерцало на драконьей чешуе, будто на драгоценных самоцветах. Гортензия всё не могла привыкнуть, всё любовалась, как выросла ее воспитанница за эти промелькнувшие одним днем четыре года. Разница между нею и Сильг, изящно уместившейся между окном и лестницей, казалась уже не столь значительной. Драконихи проделали сегодня долгий путь, чтобы навестить ведьму. Потом Фредерика весь вечер взахлеб рассказывала о дальних странах, где успела побывать с матерью — еще бы не устать!..

— Это всё церковники воду мутят! — возразила Лаура с негодованием. — Всё священники хотят прибрать к рукам побольше власти. Черт их знает, что они там пишут в своих летописях! Поди, о нас, о ведьмах, колдунах и вообще Гильдии ни полсловечка не сказали. Так и останется от нас в Хрониках пустое место, все заслуги себе присвоят.

— Угу, — согласилась Эрика. — Скажут, что некроманта из Верлиса на самом деле монахи сами одолели, а не какая-то Гортензия Хермелин.

— Ну, будет вам, — улыбнулась Гортензия.

— А вот увидишь! — распалялась Лаура. — Им только волю дай — эти монахи на выдумки горазды! Не то что Гортензию в Хроники не запишут, так и вообще про некроманта наверняка умолчат! Вон как они ловко замяли историю с этим своим аббатом Хорником! Помните? Вот так-то! А теперь вот ходят слухи, будто все наши книги они потихоньку скупают — и в огонь!..

Все не сговариваясь поглядели на весело танцующе пламя в камине.

— У нас еще ладно, — со вздохом сказала Лаура. — А вот в чужих краях, слыхала, нашу сестру ведьму вовсе уже за человека не почитают...

— К слову, о чужих землях, — решила сменить невеселую тему Гортензия, обернулась к драконихе. — Сильг, ты кажется упомянула, будто Лорен с Беатрикс теперь хорошие друзья?

— Похоже, дело идет к свадьбе, — негромко ответила дракониха. — Вильгельм так расхвалил сестрице достоинства принца, что та загорелась идеей организовать торговый союз. А дальше больше — сама понимаешь, Беатрикс своей выгоды не упустит.

— В столице говорят, принц Лорен после своих странствий очень изменился! — поддакнула Эрика. — Стал серьезным, ответственным.

— Да, совсем не то что раньше! — добавила и Лаура. — Кто бы подумал, что из капризного избалованного мальчишки получится такой замечательный наследник! Король на такого помощника нарадоваться не может.

— Поговаривают, что Стефан скоро совсем откажется от короны в пользу сына.

— А что Адель? — спросила Гортензия.

— Адель... — протянула Сильг. — Принцесса в тоске и сомнениях. До сих пор не простила Гилберту, что тот скрывал от нее правду.

— О чем это вы толкуете? — спросила Эрика.

— Долго объяснять, — увильнула от ответа Гортензия. — Несчастный парень, мне его жаль.

— Мы с Фредерикой встречали его недавно, — кивнула Сильг. — На вид сделался совершенным чернокнижником! Исхудал, сам на призрака стал похож. Только глазищи горят из-под кудрей. Всё-таки хорошо, что он не стал королем — от такого правителя все послы бы шарахались! — добавила она полушутя, полувсерьез. — Но уважали бы, это точно.

— Он так тяжело пережил смерть своих демонов, — с сочувствием вздохнула Гортензия.

Сильг прищурилась:

— А сама-то ты?

— А что я? — сделала непонимающий вид ведьма и глаза отвела.

— Не жалеешь, что сын не от князя?

— Слава Небесам, что не от него! — со смешком отмахнулась Гортензия. — Если б Вильгельм даже заподозрил о такой возможности — уж и не знаю, что бы сделал! И так от него отбиваться пришлось, от полоумного.

Сильг расхохоталась, не боясь разбудить дочь.

— Он влюбился в тебя! В первый раз в жизни по настоящему влюбился — терзался муками сомнений, ночи не спал, пока тебе не решился признаться! А ты, жестокосердная, и слушать не пожелала.

— Блажь это на него нашла, — покраснела ведьма. — Уж не знал, кого соблазнять. Все юбки при дворе пересчитал — вот и накинулся на меня по второму кругу.

— В душу ты ему запала, — покачала головой Сильг. — Могла бы и обуздать парня, на истинный путь наставить... Сама бы стала княгиней!

Хотела Гортензия ответить — да не успела. Прислушавшись, приложила палец к губам. Поднялась с места, крадучись приблизилась к входу... И неожиданно распахнула дверь. В темноте за порогом мелькнули складки ночной рубашки.

— Это кто тут подслушивает за старшими? — донесся возмущенный голос Гортензии. — Это кто тут не спит в неположенное время? Это кого сейчас поймаю да спеленаю?!

В ответ лишь зазвенел заливистый детский смех, понеслось по дому шустрое шлепанье босых ног. Хлопнула входная дверь — и Гортензия встревожилась уже не на шутку:

— Куда?! Босиком да без штанов?! Простудишься! Поймаю — отшлепаю!..

Но поймать быстроногого мальчонку было не так-то просто. Она едва на крыльцо выскочила — а сынишка уж за оградой. На пригорок взлетел, светилась в ночи белоснежная рубашка.

— Стой, сорванец! — крикнула Гортензия, кинулась следом.

Запыхавшись, взобралась по склону. Огляделась... Замерла пораженная.

На встречу ей шел... он. Складки серого дорожного плаща трогает легкий ночной ветерок. За спиной только лунный свет...

— Иризар? — прошептала она, не смея верить своим глазам. — Иризар... Но ведь... ты же умер?

Он остановился в нескольких шагах от нее. Не поднял головы, будто вовсе ее не слышал. Она робко приблизилась, заглянула под низко опущенный капюшон. Лицо сосредоточено, резко очерченные лунным светом губы упрямо сжаты, словно скрывая привычную боль.

— Ведь ты не мертв? — спросила она настороженно. — Я, знаешь ли, с некоторых пор мертвецов недолюбливаю.

— Демоны не могут умереть... — тихо, бесцветным голосом проговорил он.

Она осторожно, приподнявшись на цыпочки, откинула капюшон. Тяжелые складки легли на плечи, по ним рассыпались волосы — в черноте проблескивали белые, сверкающие как сталь, пряди.

— Иризар, ты...

— Я шел на твой зов... — произнес он.

— Иризар, ты поседел? — растерялась она.

— Демоны не могут стареть...

— Да что ты заладил! — воскликнула она с горечью.

— Я шел на твой голос...

— Еще бы мне не поминать тебя! Обманул, обвел вокруг пальца, точно глупую девочку! И бросил!

— Ты звала меня...

— Не звала! Костерила на чем свет стоит!! — разозлилась она.

— Ты звала...

— Да! Звала! — выкрикнула она. — Хотела тебя увидеть! Очень хотела! Для того только, чтобы самой тебя придушить!..

На ресницах закипели слезы. Она в сердцах замахнулась, чтобы дать пощечину... Но он перехватил руку, сжал запястье. Поднял голову, посмотрел ей наконец в глаза. В его тусклых, безжизненных глазах пробудились золотые искры, в них вернулось богатство переливов, холодный свет луны рассыпался яркими всполохами затаенной радуги.

— Как долго мне пришлось возвращаться... Как долго пришлось искать дорогу, — сказал он с теплой улыбкой. — Длинный путь мне пришлось пройти. Но я не мог остановиться, потому что слышал твой голос.

— Обманщик! Подлец... — всхлипнула ведьма.

Шагнула вперед, прижалась мокрой щекой к груди. Его руки стиснули ее плечи, легкий шепот защекотал ухо:

— Я вернулся, чтобы сдержать своё обещание. Помнишь, какую смерть ты себе выбрала?

— Опять явился, чтобы убить меня? Помню — когда стану столетней старухой, хочу задохнуться от страстного...

— Кто это там с ней? — недоумевала на крыльце Лаура, вглядываясь в темную синеву ночи.

— Как будто мужчина... — предположила Эрика, щурясь изо всех сил.

— Не узнаете, ведьмы? — раздался грубый мужской голос над самым ухом Лауры.

Обернувшись, Эрика взвизгнула в ужасе. Лаура же охнула и повалилась без чувств. Но одну вовремя подхватили сильные руки. Другую тоже, не взирая на неловкие попытки отбиться, без церемоний взвалили на плечо — и внесли в дом.

— Сильг, и ты здесь? — донеслись голоса из распахнутой двери.

— Дакс? Дэв-хан? Вы ли это?!

— Как видишь! Обняли бы тебя, да руки заняты. Куда бы положить эти трупы?

— Не успели вернуться — и опять взялись за старое?

— Мы бы с радостью взялись за молодое, Сильг. Да вот, видишь ли, ведьм помоложе тут не нашлось!

— Сестрица, ты почему плачешь?

— Какая я тебе к дьяволу "сестрица", паршивец!

Гилберт неловко вытер глаза тыльной стороной запястья — ладони были изрезаны ради ритуала возвращения и всё еще сильно кровоточили. Обернувшись, он рассмотрел в темноте неслышно подошедшего мальчишку: копна каштановых волос, доставшихся от матери, под спутанной отросшей челкой — глаза отца. Переливаются всеми цветами радуги от любопытства, смотрят настороженно и жадно.

Понятно — увидел из окна своей комнаты огни только что потухшей пентаграммы — и явился, на крыльях детского бесстрашия. Смотрит на незнакомца, зачем-то прячущегося в тени лесной опушки, без тени испуга.

— Дяденька? — с недоумением переспросил мальчишка. Так не похож был этот красивый человек в черной одежде на деревенских парней. — А ты кто?

— Я? — откликнулся граф, набросив капюшон, низко надвинув на глаза. — Я просто странник. Помог добраться сюда своему старому другу.

Он наконец-то сумел овладеть ритуалом, с помощью которого в свое время вернул из иного мира Исвирт и всех убитых колдунов. Однако возвратить к жизни трех демонов оказалось гораздо труднее. Иризар не желал откликаться на призыв некроманта — поглотив душу своей создательницы, закрылся в непробиваемой скорлупе боли. Гилберт бился в отчаянии долгие четыре года, не желая сдаваться — но не в силах ничего поделать. Только лишь услышав слабый голос ведьмы, граф понял, как должен поступить. Благодаря ее призыву, звучавшему неустанно, исходящему из глубины сердца, он смог пробиться к почти потухшему сознанию демона — и как по путеводной нити привести к границам миров, где давно дожидались Дакс и Дэв-хан...

— "Сестрица"... — тихо повторил, усмехнувшись, граф. — И ты туда же... Точно как твой отец.

— Ты знаешь моего отца? — встрепенулся сын ведьмы с неподдельным восторгом.

Гилберт кивнул, просто указав на пару на вершине холма.

— Постой! — остановил он рванувшего к ним мальчишку. — Вот. Передай своей матери. Пусть сохранит...

Снял с руки перстень — в лунном свете заискрился камень, расколотый надвое, белая и черные половинки спаяны в единое целое — отдал, вложив в детскую ладошку.

С резаных ран всё еще лилась кровь — Гилберт вздрогнул, заметив темные капли, оставшиеся на руке мальчика. Дрожь пробежала по его телу, он не желал метить своей кровью ни в чем не повинного ребенка.

— Уходи! — глухим от боли голосом приказал он. Мальчишка мигом сорвался с места.

Гилберт давно понимал, ему нельзя оставаться в этом мире. Что он принес миру своим рождением? Только зло. Теперь, когда он выполнил свой долг — он отправится в иной мир, вместо похищенного оттуда демона. Некроманту вроде него там самое место. Гилберт уже бывал там, там не было ничего, что могло бы его испугать.

Наконец-то, впервые, кажется, за всю свою жизнь он был по-настоящему счастлив. Только слезы почему-то катились из глаз и никак не хотели остановиться. Он был спокоен за тех, кто был ему дорог, впереди их ждала светлая жизнь, полная любви и обычных житейских хлопот. Беспокоиться больше не о чем. Жалеть о прошедшем тоже не стоит, он расплатился за свои ошибки, как сумел. Только сердце почему-то разрывалось от боли — но и это скоро пройдет.

Резким движением руки он распахнул перед собой искрящийся проход. Вырвавшийся оттуда ветер вновь сорвал капюшон с головы, растрепал волосы. В лицо ударил неживой холод, он невольно вздрогнул... Но он скоро привыкнет и к этому холоду, как привык к неотступному чувству вины и к одиночеству.

Гилберт протянул руку...

В ушах раздался назойливый звон. Какое-то странное, давно забытое ощущение охватило всё его существо, позвало куда-то... Но граф отогнал наваждение — конечно, ему привиделось это, этого уже никогда не случится. Это иллюзия, простая человеческая слабость перед последним решительным шагом.

— Гилберт? — раздался за спиной знакомый голос. Этот голос он не забудет и в ином мире. — Гилберт, почему я... Как я оказалась здесь?

Адель была ошарашена внезапным перемещением из собственных покоев дворца — в темноту ночи, под сень шумящих деревьев.

Некромант неуверенно обернулся, взглянув коротко на ждущую ответа принцессу, сразу же отвел глаза.

— Кольцо моей матери... — произнес он. — Оно почему-то сработало не так, как обычно. Похоже, ты сама неосознанно пожелала явиться сюда.

— Не беспокойся, — добавил он ровно, и безжизненность голоса заставила сердце Адель сжаться от предчувствия. — Я сейчас же отправлю тебя назад.

— Нет! — вскрикнула она. — Я правда... Я правда хотела тебя увидеть.

— Зачем? — откликнулся граф. Могильно леденящий ветер рвал на нем одежду. Адель с ужасом видела за его спиной врата в иной мир. Голодные духи пытались дотянуться до развевающегося плаща, совсем близко, их призрачные жадные пасти скалились на каждое движение его рук, ловя запах капающей крови. — Прошло столько времени, и ты ни разу не позвала меня. Не захотела меня видеть. Это и был твой ответ. Я принял его, больше тебе ничего не нужно объяснять.

— Но я... — проговорила принцесса, сглотнув колючий комок в горле.

— Я понимаю тебя. Я и сам себе не могу простить случившегося. Не надо ничего говорить. Постарайся забыть... Хотя о чем я? — усмехнулся печально граф. — Такое невозможно забыть. Пожалуйста, прости, что я...

— Какого дьявола? Что ты тут устроил? — возмущенно воскликнула Гортензия. Она запыхалась, всё-таки уже не молода, чтобы бегать по пригоркам-холмам. Хорошо еще босоногого сынишку передала на руки Иризару. — Ты зачем мне ребенка пугаешь? Мало мне тут своих доморощенных демонов — еще и голодных духов напускать собрался!

Гилберт молчал, не поднимая опущенной головы.

Иризар передал сына Гортензии, подошел к графу.

— Почему? — спросил он. Сбросил низко надвинутый капюшон, чтобы увидеть глаза своего бывшего хозяина. — Ты действительно думал, что сделаешь меня счастливее, стерев память?

— Не хотел, чтобы ты всё вспомнил, — тихо ответил некромант. — Ты был бы свободен, не помня своего истинного имени. Забыв меня, забыв Исвирт, ты стал бы обычным человеком. Жил бы обычной жизнью.

— Но я не хочу забывать, — покачал головой Иризар. — Я же демон, а не человек. Я привык помнить каждый миг своей жизни, от первого призыва, от воплощения. Я хочу помнить всё. И я еще многое сохраню в своей памяти. Память — это ведь всё, что есть у духа.

— У тебя теперь есть семья, — пожал плечами граф, не поднимая глаз. — Хозяин, знающий твое истинное имя, тебе точно не нужен.

— Ты действительно смог бы уйти, не сказав мне ни слова? — негромко произнес Иризар.

Гилберт помотал головой. Демон не должен узнать, как больно было сдержаться. Когда Иризар шел прочь от него, в полубреду, когда некромант вел его прямо к Гортензии, на зов ее сердца... Он смотрел ему в спину — и хотел крикнуть, позвать, чтобы тот хотя бы взглянул ему в глаза... Но этого нельзя было делать. Ни в коем случае нельзя было допустить этого...

— Этому миру не нужны некроманты, — едва слышно добавил он.

— Нет, вы посмотрите на него! — хмыкнула ведьма. — Мы его столько раз из лап смерти выдергивали, все по очереди — а он опять! А он, видите ли, "никому не нужен"!

— Мне нужен, — эхом отозвалась принцесса.

Иризар почувствовал, как напрягся всем существом граф, однако даже головы не повернул в ее сторону. Вздохнув, Адель собрала всю свою волю для признания:

— Я пришла, чтобы сказать тебе, что я согласна! Я... я согласна... выйти за тебя... замуж.

Гилберт молчал, лишь глаза широко раскрылись, недоверчиво, невидяще уставившись в темноту ночи.

— Я действительно не звала тебя, всё это время... Хотя это было очень... мучительно. Я любила тебя, Гилберт. Я и сейчас тебя люблю, больше всего на свете. Но... когда я думала о тебе, когда хотела тебя увидеть... В последний миг я вспоминала весь тот кошмар... И я не могла себя пересилить. Эти четыре долгих года я пыталась простить тебя... Нет, неправда — я пыталась оправдать тебя. Нет, тоже не верно... — Принцесса говорила пылко, путаясь в словах, стараясь объяснить как можно точнее и честно. — Я пыталась смириться с тем, что ты сделал. Я понимала, что раньше действительно совсем тебя не знала. Я не могла позвать тебя — и закрыть глаза на ту часть тебя, которая меня пугает...

Гилберт покачал головой. Обреченно обернулся к проходу:

— Прощай. Не мучай себя, пожалуйста.

— Нет! — крикнула Адель. Кинулась к нему, несмотря на ужасающую близость сонмища призраков. Обняла сзади, прижавшись щекой к мягким кудрям, рассыпавшимся по спине. — Я хочу узнать тебя! Тебя настоящего! Не хочу больше, чтобы ты отталкивал меня, что-то от меня скрывал! Пожалуйста! Останься со мной!

— Ты... правда этого хочешь? — не осмеливаясь верить, переспросил Гилберт. Обернулся, взял в ладони ее лицо. — Ты простишь меня?

— Я хочу полюбить тебя снова! По-настоящему полюбить! — прошептала в ответ принцесса. Слезы, бежавшие по ее щекам, смешивались с каплями его крови, но они ничего не замечали. — Пожалуйста, позволь мне это сделать...

Гортензия быстро прошептала заклинание — то самое, которое она никогда в жизни теперь не забудет, после полетов над столицей! И проход в иной мир захлопнулся, на мгновение ослепив вспышкой трещащей молнии.

— Мам, я замерз! — негромко подал голос сынишка. — Пошли домой?

— И то верно, — согласилась Гортензия. — Ох, у меня же пирог в печке стоит! А те две старые клуши наверняка о нем и не вспомнили!..

Ведьма кивнула Иризару. Другой ладонью Гортензия прикрыла глаза сыну, извертевшемуся, пытаясь подсмотреть, что же там происходит. Рано еще ему на такие поцелуи смотреть.

2008 — 2012 гг.

irizar@us.nn.ru 

Оглавление

Пролог

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ Вьюга золотой листвы

ЧАСТЬ ВТОРАЯ Белый снег ирисов

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ Алая роса на лугах Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg