«Сомниум»

Сомниум (fb2) - Сомниум 883K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Юлия Шульц - Александра Воронкова

СОМНИУМ

Глава 1. За электронной стеной

Шел мой 4215 день заключения.

Ветер блуждал над темно-синими водами. Он беспокоил океан, как незримый бунтарь, пробуждая на поверхности первые признаки шторма. Мятежные потоки воздуха зарождались где-то в бескрайних просторах и несли с собой на берег неуловимый запах свободы.

Надо было пошевеливаться, чтобы успеть в поселение до прихода темноты, а темнеет здесь рановато. Ночь внезапно обрушивается на пике светового дня, и, если под рукой нет огня, пиши пропало, пойдешь на ощупь, по звукам и запахам. Однако уходить с побережья я не торопился. Только здесь, со стороны океана, не маячила на горизонте проклятая электронная стена.

Я согнул толстую ветку, и она хрустнула. Мне до сих пор доставлял удовольствие этот несложный процесс. В Интеллектуальном мире предметы не ломаются, а в этой глуши — всегда пожалуйста, ломай, сколько душе угодно. Сегодня, в 101 году от Глобальной Информационной Перезагрузки, у человечества есть все. А всего-то стоило обзавестись неиссякаемой строительной материей. Люди больше не зависят от природного и искусственного сырья, с которым приходилось работать нашим нерациональным предкам. Мы программируем «воздух».

Массалис — так назвали газ, найденный на Марсе. Он оказался настоящим сокровищем — его можно программировать. Ученые обнаружили, что под воздействием электромагнитного поля газ преобразуется в программируемое пространство. С электронной энергией, заключенной в этом пространстве, начали экспериментировать, задавая для нее на компьютере различную форму и консистенцию. Оказалось, что она может стать чем угодно: прозрачным окном, мягким креслом, прочной стеной, нежным цветком, умным роботом, быстрым аэромобилем. С тех пор, как было сделано это открытие, все, что создавалось по воле человека, моделировалось на компьютере и производилось из материализованной энергии.

Взять, к примеру, кровать, которой я здесь лишен. Она может в виде медузы с функцией морской волны волнообразно массировать мои уставшие мышцы. Достаточно голосовой команды, чтобы изменить внешний облик кровати, например, я мог бы сказать: «Большая панда» — и через секунду уже плюхнуться на черно-белый матрас из крупного ворса. Еще одна фантазия — я мог бы приказать кровати парить над полом своей комнаты. Забавно, но всю прелесть этой функции я осознал только здесь — так можно было бы спасаться от проклятых муравьев.

Грозовые тучи, пришедшие с востока, чернели над водой, беззастенчиво пряча раскаленное солнце. Ветер усиливался. Прежде он лишь робко подтрунивал над океаном, а теперь вполне открыто заявлял о себе. Волны росли на глазах. Их пенистые гребни шумно разбивались о скалистый берег, образуя водяную пыль. Вдруг небо озарилось электрической вспышкой, и тут же начался дождь.

Вода — основа всего сущего, поэтому неудивительно, что великий кризис пресной воды, охвативший Землю задолго до нашего времени, перевернул старый мирок вверх тормашками. Я родился в 77 году от Глобальной Информационной Перезагрузки. Мой первый месяц жизни ознаменовался Брюссельским Конгрессом, на котором была утверждена Конституция Мирового Государства. Она заложила недостающий кирпичик в формирование нового менталитета Человека разумного. Вскоре, сам того не зная, из гражданина Соединенных Штатов Америки я превратился в гражданина мира.

Правда, это было давно… я больше им не являюсь. Когда-то в детстве я побывал на заводе по производству деталей для проактивных сидений (космическая промышленность использует непрограммируемое сырье). Я стоял возле конвейерной ленты и смотрел на стройную шеренгу винтиков. Они складывались перед глазами в сплошную блестящую линию. Вдруг мелькнуло что-то оранжевое, и в этот же момент лента остановилась. К ней подплыл робот-кладовщик. Он протянул светящуюся ладонь и, ловко подцепив странную деталь синими люминесцентным пальцами, сжал ее, как букашку. Когда робот расцепил стальные пальцы — там ничего не оказалось.

— Что с ней было не так? — спросил я удивленно.

— Ржавчина, — ответил тот и поплыл по воздуху вдоль ленты.

Бывает так, что вроде бы ты такой же как другие, из плоти и крови, и способности у тебя есть, чтобы приносить пользу. Но какой-то деффект сводит все к нулю. Ты и хочешь жить, как все, но не выходит у тебя следовать заведенным правилам. Позже я осознал, что в каком-то смысле похожу на тот ржавый винтик.

Хотя… какое это имеет значение теперь?..

Ни черта не имеет…

Как же все-таки приятно ощущать свободу, вдыхать ее полной грудью вместе с воздухом, когда все, что терзало душу на протяжении долгого времени, вдруг перестает существовать. Ветер с силой дул в лицо, морской солью оседая на коже. Видимость значительно ухудшилась, и я начал щуриться. Высокие валуны дымились морской пеной, рассеивавшейся в воздухе. Я погрузился в бесноватую мглу и как будто на время забыл о ненавистном чувстве тревоги, которое постылым червяком вечно корчилось в моем сознании.

Когда я был на полпути от дома, шторм разошелся еще сильнее. Облизывая губы, я ощущал на языке соль — это ветер приносил ее с океана. Тело трясло от холода, я двигался вперед, обхватив себя руками и слегка наклонившись, чтобы защитить лицо от ветра и проливного дождя. С каждым шагом боль в ноге усиливалась. Я начал хромать — вот ведь размазня!

Наше поселение находилось на другой стороне реки, чье устье покрывали мангровые заросли. Я пробирался по искусственной древесной переправе, со всех сторон меня хлестали мокрые ветки. Сегодня я облажался по полной, оставив в хижине свой чертов нож, и теперь приходилось разводить ветки руками вместо того, чтобы прорубать себе путь. В ненастную погоду мангры выглядят зловеще. Я невольно усмехнулся. Огромные дугообразные корни, будто армия скелетов, марширующих по болоту, торчали из-под воды.

Примерно через час ходьбы я взобрался на вершину холма, откуда открывался вид на скалистые горы. Их синие хребты, окутанные дымкой, возвышались над густыми зелеными джунглями. Вдалеке у подножия гор за серой пеленой скрывалось наше поселение. Ветер приносил оттуда тревожные голоса людей. Я тут же подумал, что нашим тростниковым постройкам грядет очередное испытание на прочность — они ведь сделаны не из Массалис.

Там, где кончались горы, горизонт заслоняла стена-валидатор. Мне нравится, когда идет дождь. В такую погоду черно-белый электронный шум почти не виден на фоне пасмурного ландшафта. Свинцовое небо то и дело освещалось ярким электрическим заревом. Ветер дул в спину, приходилось напрягать мышцы ног, чтобы кубарем не скатиться вниз. Я остановился, с трудом удерживаясь на месте, и, подняв лицо к небу, закричал что есть мочи. Дождь полил мне в рот и глаза. Мне хотелось, чтобы гроза заполнила все вокруг своим рокотом, а капли дождя чтоб сильнее хлестали по коже. Только когда все бушует, я обретаю покой в душе, только так утоляю свою жажду свободы. Я сплюнул и начал спускаться по склону.

Все в нашем мире подчиняется Системе. Все жители планеты являются ее пользователями, а каждый пользователь обязан следовать своей программе. Как ни пытался, я так и не смог научиться этого делать… Сколько себя помню, я никогда не вписывался в общие правила и существовал как компьютерный баг в системе под названием общество.

Я хакер.

Меня зовут Аэр. Так я был зарегистрирован в кибер-тюрьме. Каждый заключенный получает новое имя по названию вредоносной программы, которую он создал. Все данные о прежней личности преступника удаляются из Системы, и единственной памятью о нем остается короткое слово в базе компьютерных вирусов. Правительство строго наказывает за кибер-преступления — оно отключает преступников от Системы. Прошло уже одиннадцать лет, как с моей руки был снят браслет-Персонализатор. Правда, здесь, в этой глуши, в нем нет необходимости.

Эль-Пасо — это тюрьма, расположенная за пределами цивилизации, на полуострове. На Земле существует всего два таких места — одно для мужчин, другое для женщин. Наше поселение находится в жарких тропиках. Тут мы и живем предоставленные сами себе, как дикари.

От Интеллектуального мира мы отрезаны электронной стеной, она проходит по всему периметру суши Эль-Пасо. На свободе таких стен-валидаторов полно, они находятся повсюду, обеспечивая правопорядок. Все просто: браслет на запястье подключен к Системе, доступ разрешен — валидатор идентифицирует, пропускает, снимает оплату. Поздравляю! Ты полноправный пользователь, для которого стены не помеха. Но если пользователь не подключен к Системе или ему запрещен доступ к объекту — компьютерная энергия моментально трансформируется в твердую поверхность стены. Эта функция валидатора охраняет частную территорию, ну и, конечно, не позволяет проникнуть в цифровой мир таким отбросам общества, как мы.

Легкие тростниковые постройки послушно гнулись под беспощадными порывами ветра. Длинные ветви кокосовых пальм отчаянно корчились, стараясь удержаться на месте.

— Флэш, бросай кукурузу сюда! — закричал Флэйк, удерживая массивную плетеную корзину за края. Сегодня он весь день очищал кукурузные початки на ужин для всего поселения. Ветер сорвал крышу с его хижины, и теперь наши запасы пропадали под дождем.

— Где Эрроу? — спросил я, помогая укладывать кукурузу и прилагая немало усилий, чтобы устоять на месте под шквалистым ветром.

— Он пережидает бурю в восточной пещере, — ответил Флэш.

Одна из хижин вдруг оторвалась от земли и прямо на наших глазах, подхваченная воздушным потоком, перекати-полем исчезла за склоном горы.

— Торопитесь, пора идти в укрытия, — закричал Флэйк, направляясь в сторону гор. За ним поспешили остальные поселенцы.

Замешкавшись, я раздумывал: отправиться в пещеру вместе со всеми или пробраться к хижине, чтобы добыть свой нож. Без него весь день я был как без рук, но до прихода ночи оставалось мало времени.

Здесь всегда так: каждую секунду приходится делать выбор! Я бросился к хижине, убедив себя в том, что буду действовать очень быстро. Спешно пробравшись в свое жилище, я схватил длинную палку — это было первым, что попалось мне на глаза. Затем, отыскав нож, я бросил его в плетеную сумку, прихватив заодно и сухой трут, который хранился завернутым в массивный банановый лист. Так мне было спокойнее. Когда я вышел наружу, дождь уже кончился.

Кромешная тьма настигла меня в пути, упав на поселение, как ястреб пикирует на свою добычу. Оставалось пройти всего каких-то метров триста. К счастью, я знал дорогу наизусть. Темнота окружала со всех сторон, и перед тем как сделать шаг я осторожно нащупывал палкой каждый следующий метр пути.

Жизнь разделилась на беззаботное детство до Эль-Пасо и выживание за электронной стеной. Когда-то я был другим… Вспоминая свою прежнюю натуру слюнтяя, мне хотелось хорошенько себе двинуть. Хотя были во мне и плюсы: я не знал, что такое страх. Но теперь… теперь все изменилось. Я, как трусливая мышь, боялся темноты.

Неукротимая стихия волновала все вокруг, совершенно не разбирая, что попадается на пути. Я слышал, как ветер гудит в зарослях, всецело чувствовал его мощное присутствие. Хаотичные воздушные потоки то ударяли мне в лицо, то толкали в спину или в бок, то одновременно нападали с разных сторон. Я медленно двигался вперед, едва держась на ногах, подавившись своими страхами и ощущая себя беспомощной тварью. Тупая боль полностью охватила мою правую ногу: на прошлой неделе на охоте я повредил бедро, и после долгой ходьбы рана давала о себе знать. Глаза слезились на ветру, а темнота дрожала влажным бельмом перед ними.

«Еще немного, — повторял я про себя. — Запах костра из пещер вот-вот появится в воздухе». Мучаясь от жажды, я проводил языком по сухим губам, изредка сглатывая слюну в попытке избавиться от застрявшего в горле кома.

— Какого черта?!

Вдруг нога моя увязла в грязи и по колено провалилась, а за ней и я сам погрузился всем телом в грязевое месиво. Резкая боль тут же пронзила раненое бедро. Снова выругавшись в голос, я рванулся, чтобы встать. Но нога еще крепче застряла в яме. По телу внезапно распространилась предательская слабость, а во рту совсем пересохло. Сделав еще одну попытку встать, я вдруг полностью обессилел.

Земля дрожала под моими ладонями, а ветер несся в лицо, взвиваясь и снижаясь, завывая и лавируя в полете. Темнота сочилась отовсюду. Я больше не знал, где кончаюсь я и начинается она. Сердце выпрыгивало из груди, гулким стуком отдаваясь в голове. «Нужно позвать на помощь…» Попытка закричать не увенчалась успехом — звук застрял где-то в глотке. Мне становилось все тяжелее дышать, и я начал, как рыба, беспомощно открывать рот, пытаясь поймать хоть глоток спасительного кислорода.

Бессвязные мысли кружили в моей голове, а потом, отключившись, я лишь слышал гул и завывание ветра. Не знаю, как долго длился мой приступ паники, но в конце концов разум начал постепенно проясняться. Совладав с дыханием, я выбрался из ямы, что оказалось не так уж и трудно. Я нашел свою палку рядом и, облокотившись на нее, вытащил ногу. Все бы хорошо, но теперь было непонятно, в какую сторону следует двигаться. Ветер стал тише. Я нащупал кусты и с помощью ножа срезал самые толстые ветки. Обтесав на скорую руку и разложив их на земле, я извлек из сумки сверток из четырехметрового бананового листа. Сам лист я расправил и накрылся им, чтобы защитить от ветра себя и сооружаемую конструкцию, а трут положил на ветки, собрав деревянную стружку в кучку вроде маленького гнезда. После этого, водрузив на стружку крупный ствол, я начал отматывать со своего пояса ротанговую нить. Процесс, который был доведен до автоматизма, сейчас продвигался непривычно медленно, потому что приходилось действовать вслепую. Я обхватил ствол нитью и, встав на него ногами, начал остервенело натирать его, пока влажное дерево не стало высыхать и дымиться.

Все это время в голове крутилась только одна мысль: я конченый псих.

К счастью, мне удалось получить огонь…

* * *

Я вошел в пещеру и тут же почувствовал резкий запах пота и сырости. Заключенные уже развели костер и устроились вокруг него. В пещере было шумно. Голоса наперебой о чем-то спорили, что-то выясняли и доказывали друг другу. На грязных смуглых лицах дрожало пламя огня, погружая их в ярко-красный.

Вот они — все здесь! Бывшие кибер-генетики и программисты. Когда-то они работали в Системе, а теперь спасаются от шторма в пещере. Кибер-генетики — это те же биопрограммисты, они принадлежат к высшей касте генетиков. Именно они разрабатывают программы пользователям: анализируя ДНК эмбрионов, формируют будущее. Программисты же работают по их инструкциям — забивают решения генетиков в Систему. Многие заключенные носят плетеные набедренные повязки, а те, что угодили в Эль-Пасо недавно, все еще донашивают свои шорты и футболки. Неизменный атрибут каждого из нас — ротанговая нить на поясе. Носить ее приходится для того, чтобы добывать огонь в условиях высокой влажности.

Я расположился у костра, наслаждаясь теплом. Это все, о чем можно было мечтать после ливня. Куча пальмовых листьев послужила мне мягкой подстилкой. Но все на свете относительно. Хоть шел двенадцатый год моего заключения, я все еще не забыл, что такое настоящий комфорт.

Кресло «Эрнисторн» интуитивно определяет, какие точки простимулировать, чтобы вызвать мгновенное расслабление и чувство удовлетворения. А если еще и выпить восстановительно-тонизирующий коктейль «Львиное здоровье», то можно и позабыть, что существует бренная телесная оболочка.

Я обвел глазами сидящих у костра: напротив меня расположился старик Энди — первый выживший в тюрьме; рядом с ним Брайан — скользский тип по кличке Паук; слева от меня — рыжий по имени Иннермост, а справа — Эрроу в своих модных шмотках.

— В Системе нет ничего лишнего, в ней все идеально устроено. Таким, как мы, там не место! — сказал старик Энди, продолжая начатый до моего прихода спор.

В сущности, чем еще заниматься, сидя в пещере во время шторма?

— Хочешь пить? — внезапно пихнул меня в плечо Эрроу.

Я обернулся к нему. Он внимательно осмотрел меня своим пронзительным взглядом.

— Давай, — кивнул я.

Эрроу мой ученик. Он тот еще слюнтяй с вечной тоской в глазах. Присоединился к нам примерно год назад в возрасте двадцати лет. Все, кто попадает в Эль-Пасо, проходят школу выживания. Я взялся за него и обучил рыбалке, охоте, добыче огня, бритью ножом, плетению одежды и прочим премудростям жизни. Правда, он по-прежнему носил свои шмотки. Не знаю, сколько уж вещей он с собой прихватил, но запасы его не кончались. Нет бы поделиться со мной…

— Откуда ты такой пришел? Добывал руду? — усмехнулся он, когда я начал жадно поглощать кокосовое молоко. — Даже волосы почернели, как смола!

Я не ответил. Только теперь ощутив, насколько сильно измотан, я молча вернул ему скорлупу кокоса и поудобнее сел, облокотившись о стену. Как на зло разыгрался шторм и приходилось отсиживаться в пещере вместе со всеми. Если бы не это обстоятельство, вряд ли бы кто-то меня сегодня увидел. Я начал отматывать грязную повязку со своего бедра. Ткань будто приросла к коже, и попытки отодрать ее вызывали мгновенную боль. Я молча корчился, продолжая избавляться от прилипшей материи. Наконец, когда получилось удалить последний слой, мне открылась неприятная картина. Пропасть на коже заполняла пространство между расползшимися в разные стороны краями рваной раны. «Будет новый шрам», — подумал я, разглядывая ее.

— На воле я был одним из лучших. Эти сволочи совершили ошибку, избавившись от меня, — громко произнес Эрроу. Его голос звучал уверенно и даже несколько заносчиво.

— Нет, дружок. Если бы от тебя была польза Системе, ты бы находился на свободе, а не в тюрьме. От нас ведь ничего не зависит, — не поднимая головы от своей работы, пробурчал старый Энди. Некоторые заключенные, как правило, самые старшие, не использовали тюремные прозвища, предпочитая настоящие имена.

Энди сидел, сурово нахмурив брови, и мастерил что-то из рыбьей кости. Густая борода и усы почти полностью скрывали его лицо, только вокруг глаз, носа и на лбу можно было разглядеть участки кожи, изъеденной морщинами. Собеседники продолжали о чем-то спорить, но я поймал себя на том, что потерял нить разговора, наблюдая за ловкими пальцами старого заключенного. Он нанизывал кости на тонкую нить, в полутьме его ожерелье походило на зубы мифического чудовища. За умение мастерски вытесывать фигурки и украшения его прозвали ювелиром. В ход шли глина, камни, древесина, медь, кости животных и все, что только попадалось ему под руку.

Энди здесь главный — старик прожил в Эль-Пасо дольше всех. Он отличный охотник. Я многое перенял у него и научился смотреть на джунгли глазами опытного дикаря. Вдруг он поднял голову от своей работы и возмущенно воскликнул, тем самым прервав ход моих мыслей:

— Вот размазня! Ученые тщательно подбирают программы для пользователей, чтобы каждый был на своем месте.

Брайан тут же перебил его своим сиплым, тревожным голосом:

— Так почему существует тюрьма? А все потому, что нельзя привести всех подряд к общему знаменателю!

Он сидел, ссутулившись, рядом с Энди и ножом выковыривал что-то из-под ногтя. Его лицо было покрыто редкой седой щетиной, она колючками кактуса торчала в разные стороны. Жидкие светлые с проседью волосы спадали на узкие худые плечи. Мы звали его Паук — за умение устраивать первоклассные ловушки.

— Пользователей, которым не удается следовать своей программе, единицы, — отмахнулся Энди. — А двое из них к тому же не вернулись с охоты на прошлой неделе, — добавил он, хмыкнув.

— Парни, не надоело вам спорить о пустом? — спросил Иннермост, увлеченно разделывая рыбу, чтобы поджарить ее на ужин. Его руки были сплошь покрыты веснушками и в тусклом свете огня выглядели, как клешни пятнистого краба. Сильно сосредоточившись на работе, он вытягивал вперед губы. Его брови и ресницы выглядели, как травинки опаленного сена, такой же оттенок был у его рыжих спутанных волос.

— Можешь заткнуть уши, — огрызнулся Паук и тут же спросил, не желая заканчивать разговор:

— За что тебя посадили, Энди?

— Я уже и не помню, — ответил тот, и пещера огласилась его раскатистым смехом, за ним рассмеялись рыжий и Эрроу.

— Они избавляются от таких, как мы, потому что им нужны послушные роботы, которые будут работать по инструкции, не прилагая к работе никакой фантазии, никакой самостоятельности! — прохрипел Паук.

— Фантазии? Что ты имеешь ввиду? — усмехнулся Энди.

— Программисты незаслуженно остаются в тени. Мы достойны того, чтобы наравне с кибер-генетиками разрабатывать идеи для программ, но вместо этого сидим в пользователях, совершенно не имея права голоса, — пояснил Брайан, повернувшись к старику.

— Тут я согласен с тобой, — поддержал его Эрроу.

— А за что тебя посадили, я что-то забыл? — после недолгого молчания вдруг спросил старик. Теперь он с вызовом смотрел на Брайана, совсем забросив свое костяное ожерелье. Все оживились и с интересом уставились на Паука.

— Я пренебрег инструкциями, прописывая программу для будущего генетика, — с гордостью ответил тот.

— Расскажи-ка, — предложил Энди, прищурив один глаз и устраиваясь поудобнее на своем месте.

— Мы имели дело с эмбрионом, гены которого позволяли вырастить кибер-генетика! Вы же знаете, как редко встречаются такие экземпляры биопрограммистов, — начал Брайан. — Но в нем был найден серьезный изъян — повышенная склонность к деструкции, это делало его потенциально опасным для работы с Системой.

— Какое жестокое противоречие. Качества созидателя и разрушителя в одном человеке? — удивленно уточнил рыжий.

— Именно так, — довольный произведенным эффектом, согласился Паук.

Ни для кого не секрет, что в природе не существует идеального пользователя. Каждый наделен положительными и отрицательными качествами. Наше мудрое Государство пытается работать с тем, что дает природа. Изучая врожденные свойства, закодированные в генах эмбриона, генетики подбирают оптимальную программу счастья будущему пользователю. Например, обнаружив художественные способности, дарят профессию цветового оформителя, распознав же леность натуры — не обременяют карьерой, создавая условия безмятежной занятости. Каждый ребенок изучает в школе, как в совершенстве владеть своей программой.

— Я смотрел на экран и видел этого головастика, — продолжил Паук. — Несмотря на его опасную наклонность, ему была уготована судьба биопрограммиста. «И чем он лучше меня?» — думал я. Ведь какая несправедливость: я, программист, работаю по чертовой инструкции, а ему, важной шишке, будет дозволен креативный процесс?! Не бывать этому!

— Давно доказано, что жизнь человека, занимающегося тем, что ему не по нраву, будет безрадостной, — перебил его старик.

— А безрадостная жизнь совершенно не предусмотрена в современном обществе! — поддержал рыжий, заворачивая рыбу в банановые листья, чтобы она сохранила влагу и получилась сочной.

Эрроу начал тихонько смеяться. Он наклонился к моему уху и прошептал:

— Паук должен был отправить его прямиком в тюрьму. Тут как раз идеальные условия для такой жизни.

— Так что ты сделал, Брайан? — спросил старик.

— Да в сущности ничего особенного — перевел человека-креатора в человека-пользователя.

— И какую профессию ты ему дал? — криво улыбнулся Энди.

Паук не заметил наших снисходительных улыбок и серьезно провозгласил:

— Распаковщика файлов в супермаркете!

— Вот размазня! В итоге и поплатился! — хлопнув себя по колену, воскликнул старик.

— Но он не смог бы стать «довольным пользователем», в нем была заложена натура созидателя! — добавил рыжий. — Палата генетиков преследует только одну цель — сделать жизнь человека сказкой. Это закон, который ты нарушил. И зачем тебе все это было нужно?

— Как зачем? Человеку со страстью к деструкции давали карт-бланш на работу в Системе! Это было опасно…

— Генетики не боятся за Систему, потому что она совершенна и способна самостоятельно отсеивать любые ошибки. Ты ведь был неплохим программистом, Брайан, и знаешь это не хуже меня, — сказал Иннермост.

— Да не в этом дело, — махнул рукой Паук и уставился на пламя костра.

— Конечно не в этом, — подхватил старик. — В тебе говорили амбиции. Ты сам мечтал быть кибер-генетиком, да не родился ты им. А парню позавидовал, ведь, несмотря на его недостаток, он оказался лучше тебя, — ухмыльнулся он и возвратился к своей работе.

— Мы все тут креаторы! — добавил Эрроу, вызвав невольные ухмылки на лицах заключенных.

— Мы просто ошибки в Системе, баги, — пробурчал старик, когда его никто уже не слушал.

Запахло жареной рыбой, и я с удовольствием вдохнул аппетитный аромат.

Вдруг Энди посмотрел на меня и подмигнул:

— Брайан, так сколько лет назад тебя закрыли? — обратился он к Пауку.

— Примерно двадцать пять лет прошло, — ответил тот, не отрывая взгляда от пламени.

Старик тут же расплылся в широкой улыбке:

— А тебе интересно знать, что стало с твоим подопечным? — еле сдерживая внутреннее торжество, спросил он.

Я смотрел на Энди: мне хотелось его поколотить. Старый черт, видимо, решил, что сегодня моя история должна стать объектом всеобщего внимания.

Когда мне было тринадцать лет, я совершил преступление против Системы. Палата генетиков подарила мне увлекательную программу. Что может быть более захватывающим, чем созидание? Я должен был принимать участие в создании биовиртуального организма — он требовался ученым для того, чтобы проводить генетические исследования в Системе. В четырнадцать лет планировалось поручить мне поиск подходящих комбинаций генов, которые были бы заложены в матрицу идеального человека.

Но с самого рождения со мной что-то было не так. Мой детский разум работал в обратном направлении, сводя все начинания в область деструкции. К пяти годам я начал придумывать компьютерные вирусы, но тогда они существовали еще только в моем воображении.

В школе меня обучали работе биопрограммиста. Я был доволен своей программой и со временем перестал задумываться о том, как нарушить ту или иную структуру. Все сочли, что недостаток мой полностью компенсирован, и перестали меня контролировать.

Тогда все и случилось.

Однажды, в рамках проекта коллаборации студентов и опытных программистов, я один из немногих удостоился чести работать в Генетическом Центре. Как же я был горд — мне доверили задание в Системе Планирования. Абсолютно случайно я заметил в ней уязвимость — некорректную защиту запросов для входящих данных. Это несовершенство в Системе поразило мое тринадцатилетнее воображение. Не отдавая отчета своим действиям, я, юный биопрограммист с большим будущим, тут же воспользовался этой ошибкой, чтобы запустить в программу вирус.

Мой вирус проник в системное хранилище, в котором находились данные о программах пользователей. Заражая файлы, он перемешивал символы в них, устраивая ураган из информации. Инфицированное хранилище в свою очередь передавало вредоносный код другому. Так вирус, будто ветер, начал распространятся в Системе, став ее воздухом.

А воздух не поймаешь, он просто есть. Я видел в нем символ свободы и придумал вирус, чтобы запечатлеть эту идею. Но действительность гораздо более прозаична, чем великие помыслы воображения. Только обнаружив результаты своего поступка, я осознал, что стал обычным разрушителем.

Энди смотрел на меня в упор хитрыми уставшими глазами. Его лицо освещало пламя костра, и мне было видно, как меняют форму морщинки на его старческой коже. Вот глаза его снова прищурились в попытке разглядеть меня. У старика было плохое зрение. Затем его правая бровь весело поползла наверх и через несколько мгновений быстро опустилась на прежнее место. На тонких обветренных губах обозначилась глумливая улыбка.

— Тот эмбрион — это Аэр! — изобличил меня он.

— Ну и что с того? — тихо ответил Паук, совершенно не удивившись, продолжая вглядываться в пламя костра.

Энди ожидал совсем другой реакции на эту новость, поэтому нахмурился и больше не произнес ни слова. В пещере воцарилась напряженная тишина, нарушаемая треском костра. Вскоре на пороге появился Стинг, он тащил на руках человека в современной одежде.

— Намечается ужин? — весело спросил он, потягивая носом воздух.

Его массивное тело полностью загородило вход в пещеру.

— Рыба почти готова, — сказал Иннермост, даже не посмотрев в его сторону.

Стинг заметил вопросительные взгляды — мой и Эрроу.

— Ах, этот? — кивнул он на парня, которого по-прежнему держал на руках. — Новичок еле дышит, так его напугал шторм, — сказал он с ухмылкой и положил заключенного на землю справа от того места, где мы сидели.

Стинг сел между Энди и рыжим. Я рассматривал огонь. Вот, казалось бы, пример хаотичного свободного движения. Но на самом деле пламя подчиняется воздушным потокам; эти потоки управляют поведением раскаленных языков, то устремляя их вверх, то завихряя в сторону, будто сама природа «приручает» хаос.

Я бросил взгляд на новичка. Он лежал, повернувшись к нам спиной. В дрожащих отблесках пламени я прочитал на его майке давно мною забытое ругательство — «Пароля на меня нет!»

Вокруг все оживились.

— Рыба готова! — торжественно объявил Иннермост, раздавая порции.

Я получил банановый лист с кусочком жареной рыбы, предвкушая неземное удовольствие. Целый день мне не удавалось перекусить, и теперь, с нетерпением схватив горячий лист, я дул на свою порцию. Когда рыба чуть остыла, я начал ее разжевывать, чувствуя, как силы постепенно возвращаются ко мне.

Удивительно, но все споры улеглись, и каждый из нас сидел довольный в своем углу. Мы грелись возле костра, он связывал нас в единый организм, для которого еда являлась истинным и единственным счастьем.

Я снова обратил свой взгляд на парня, неподвижно лежавшего на земле.

— Что ты все смотришь на него? — спросил меня рыжий. — Новичок как новичок, — сказал он, с аппетитом причмокивая.

Парень попал к нам три дня назад, и с тех пор его мучила сильнейшая лихорадка.

В тюрьме каждый новичок проходит одинаковые стадии адаптации. Первым делом он паникует — доступа в Систему-то нет и уже не будет! Начинаются компьютерные ломки, которые выворачивают заключенного наизнанку. Его изматывает головная боль, и постоянно лихорадит, он не может спать и есть. Мы называем это состояние Обнулением.

Если бедолага не погибает от лихорадки, тропических вирусов или какого-нибудь несчастного случая, то вскоре его организм адаптируется к новой действительности, и ломки начинают потихоньку отступать. Так он переходит на более серьезную стадию — Без фильтров. Теперь бывший пользователь пытается свыкнуться с новой реальностью. Заключенный держится молчаливой тенью. У него слишком много времени для того, чтобы думать: приходит осознание себя тем, кто он есть на самом деле. В этот период нередко совершаются самоубийства. Проходит еще какое-то время (у каждого свои сроки), и с пониманием собственной обреченности он попадает на следующую стадию, которую Энди прозвал коротко и просто — Размазня. У заключенного начинается апатия. Он безразличен ко всему вокруг и продолжает жить под нашим покровительством. Это длится до тех пор, пока ему не становится скучно, так приходит заключительная стадия — Недропользователь.

Бывает и так, что апатия задерживается на неприлично продолжительный срок, тогда нам приходиться давать новичку пинка под зад для придачи ускорения процессу. После этого он начинает общаться, заводить знакомства и искать себе занятия, постепенно интегрируясь в наш круг. Но даже на этой стадии он все еще не считается одним из нас. Чтобы называться по праву жителем Эль-Пасо, необходимо полностью переродиться.

Все уже спали, но мне никак не удавалось уснуть. Эта ночь обещала быть долгой. Устав бессмысленно лежать, я пробрался к тому месту, где находился парень. Он по-прежнему не изменил своего положения и дрожал всем телом.

— Эй, ты как? — спросил я, трогая его за плечо. — Хочешь воды?

Новичок зашевелился и начал неуверенно поворачиваться ко мне. Наконец, он растерянно посмотрел мне в глаза и, послушно приподняв голову, прильнул губами к скорлупе кокоса в моих руках. Сделав несколько осторожных глотков, он снова откинулся на землю. Я чувствовал жар, исходящий от него. Лихорадка была в самом разгаре…

— Сколько тебе?

— М-м-м… восемнадцать, — ответил парень. В его встревоженном взгляде читалось недоумение. Я улыбнулся.

— Здесь не так уж плохо, как тебе кажется, — сказал я ему ободряюще, усаживаясь рядом.

Я прислонился к стене и тут же почувствовал спиной ее холод.

— Попав в Эль-Пасо, я быстро усвоил, что и тут существует Система, — тихо сказал я новичку. — Хотя что я говорю? Что значит быстро? Здесь обучение происходит сразу. Пан или пропал!

— Угу, — промычал он в ответ.

— Все очень просто… Если хочешь выжить — следуй правилам!

Я сидел, вытянув вперед раненую ногу, а другую согнув в колене. Огонь уменьшался, готовясь вскоре потухнуть.

— У каждого из нас своя роль. В мои обязанности входит охота и обучение новичков правилам выживания. Кстати, мы с тобой еще поработаем, — сказал я, повернувшись к нему.

Он лежал на спине и безучастно смотрел в потолок пещеры.

Из моего угла в тусклом свете костра были видны рукописные символы, покрывающие противоположную стену. Раньше люди писали рукой, но прогресс лишил нас потребности в этом навыке. Однажды я вывел свое имя палкой на песке и с тех пор не мог остановиться. Стройными рядами начали выстраиваться знаки на прежде девственных стенах наших пещер. Я научился писать рукой и с тех пор делал это на всех, что знал, языках программирования. Я улыбнулся.

— Не хочу тебя пугать, но не каждому пользователю удается приспособиться к жестоким условиям жизни в Эль-Пасо — здесь выживают единицы. Но уж если ты выжил — считай, что заново родился. Это чего-нибудь да стоит! — увлекся я и тут же замолчал.

Посмотрев по сторонам и убедившись в том, что мой голос никого не разбудил, я уставился на догорающие угли. Меня начинало клонить в сон.

Энди возложил на меня большие надежды, сделав идейным вдохновителем нашего племени. Чтобы поддерживать боевой дух заключенных, я не имею право на нытье и сомнения и должен быть всегда доволен жизнью. Каково это быть лидером, который сам ни во что не верит? Я играю свою роль, но все, что мне хочется, так это вырваться на волю…

Глава 2. Интеллектуальный мир

Мы несем в себе информацию. Она заложена в наших генах. Правильно пользоваться этой информацией — залог успеха человека Новой Эры. В нас есть все! Все, что выпало на долю человечества, хранит генетическая память.

Мои предки пережили ужасы войн, тяготы ресурсного кризиса и череду экологических катастроф — от смены климата до оскуднения запасов пресной воды. К счастью, все эти трудности остались в том мире, где мне посчастливилось не родиться. Перезагрузка превратила нашу жизнь в запрограммированную на успех сказку.

Палата генетиков изучает наши ДНК еще до рождения, определяя сильные и слабые стороны будущего ребенка. Поэтому каждый человек находится на своем месте в зависимости от характера и способностей, закодированных в его генах. Ученые планируют наши жизни. Они прописывают в программе пользователя его учебу, работу, карьеру и другие индивидуальные параметры.

Моя программа — просто мечта. Коэффициент моего умения ей следовать составляет девяносто один процент. Я отличный пользователь Системы. Bо мне развили способности, которыми теперь я владею в совершенстве. Я составляю мотиваторы, которые, мелькнув на эйрскрине у потребителя, заставляют его хотеть (а значит, и иметь) то, что я предлагаю. Моя квартира постоянно пополняется новинками, только что сошедшими с эйрскрина.

У меня есть все: кровать с удобным убаюкивающим матрасом, мульти-кухня, последняя версия Виртуализатора Лабринитас; шикарный гардероб, включая новинку модных дизайнеров — пальто с терморегулируемой подкладкой; Бьюти-Бокс — набор для молодости и красоты, подобранный по индивидуальным параметрам; персональный стилист Мэтью, улыбающийся мне с эйрскрина гардеробной каждое утро; просторная квартира, серебристый аэро и шелковые длинные волосы цвета лунной пыли…

Хакли — самая милая компьютерная сущность на свете — встречает меня каждое утро своим ворчанием. Я приобрела его месяц назад, получив за эту покупку долгожданную сто двадцатую спираль к своему рейтингу. Из пятисот двадцати шести характеров компьютерных домовых я выбрала милого ворчуна-помощника по дому.

— Доброе утро, Малин, — активировался Хакли вместе с выходом Персонализатора из спящего режима.

— Доброе утро, — ответила я, сонно зевая, не открывая глаз.

— Персонализатор активировал меня — это значит, он вышел из спящего режима, потому что ты уже проснулась, нет смысла валяться просто так, — сердито сказал Хакли.

Я приоткрыла глаза. Ко мне подплывал шарообразный золотистый сгусток электронной энергии. Хакли часто меняет свой облик. Наверное, сейчас он притворился солнцем. Его стандартный вид — это белый воздушный комок диаметром сорок семь сантиметров. Когда сущность коснулась моего лба (так он меня будит), я упрямо зажмурилась.

— Еще минуточку.

— В одной минуте шестьдесят секунд.

— Хакли, ты опять за свое! Дай мне лучше сигарету, — сказала я, открывая глаза. — Можешь начинать готовить яичницу, я скоро буду.

Он положил сигарету на кровать передо мной и неспешно поплыл на кухню.

— Открыть окно! — дала я голосовую команду своим белым жалюзи, приподнимаясь на кровати и делая глоток эко-дыма. Комната вмиг наполнилась утренним светом.

«Пользователь Малин, через час вам необходимо быть на рабочем месте», — услышала я голос в своем сознании. Система передает указания прямо в головной мозг с помощью приятного голоса, подобранного по индивидуальным предпочтениям пользователя. Я зашла на просторную кухню, где уже вовсю хозяйничал Хакли.

— Мультикухня дала сбой, — сообщил он.

— Что случилось? Где моя яичница? — с досадой спросила я, глядя на табло. — Никаких ошибок на экране нет.

— Посмотри, такого еще не было ни разу, — развел тут же появившимися руками Хакли.

Я заглянула в чашу мультиварки. Один желток был круглым, а другой, выйдя за границы отведенной ему окружности, растекался, превращая аппетитный завтрак в желто-белое месиво. Это несовершенство заняло все мое внимание, и я не могла оторваться. Смешение красок: то, как белое впускает в себя этот густой солнечный свет и становится им, — показалось мне красивым. Приятно было начинать утро с такой удивительной мелочи.

— Хакли, сегодня я возьму тебя с собой на работу. Ты будешь моим личным ассистентом. Я покажу тебе свой офис, а еще ты ведь ни разу не был за пределами квартиры, я покажу тебе, как прекрасен наш Интеллектуальный мир.

— Хакли готов!

— Чтобы мы видели мир в одинаковых красках, я не буду смотреть через эйрскрин и накладывать фильтры Виртуализатора.

Мы сели в мое новое серебристое аэро. Персонализатор синхронизировался с бортовым компьютером, и я легким движением пальца по экрану завела мотор. Дисплей показывал плюс десять градусов по Цельсию.

— Введите пункт назначения, — активировался голосовой помощник.

— Сектор H1, небоскреб Камелия, восточный вход.

— Идет построение маршрута. В районе вашего пункта назначения температура воздуха тридцать один градус, ветер юго-западный, пять метров в секунду, переменная облачность, осадков не наблюдается, видимость десять тысяч метров, — продолжал мужской голос. — Время в пути двадцать три минуты.

Я включила набор высоты, и мы начали подниматься вверх, будто на лифте. Трассы для аэромобилей проходят на разной высоте — максимальное значение одиннадцать тысяч метров. Я была в восторге от своего нового обновленного аэро. Мне нравилось в нем все — его цвет, интуитивный бортовой компьютер, глубокий мужской голос виртуального помощника, удобные мягкие кресла и откидывающийся верх. Мое аэро оснащено новой функцией стоп-релакс, оно может остановиться, зависнув в воздухе на любой высоте.

— Хакли, давай остановимся и откроем верх машины. Только посмотри, какая красота!

— Высота семьдесят девять метров, ветер шесть метров в секунду.

— Эх, опять эти голые факты, Хакли. С сегодняшнего дня я занимаюсь твоим воспитанием. Посмотри, красота — это наш Интеллектуальный мир, это наши полосы движения аэро, параллельные и не пересекающиеся ни в одной точке, это наши дома причудливых форм. Посмотри, вон там дом клубничного цвета в форме морской звезды, а еще, смотри-ка, местная достопримечательность — дом в форме огромного пня, или вот еще — лучшая дизайнерская находка, напоминание о богатстве древних — небоскреб в виде бутылки с надписью: «Пресная вода». Еще, Хакли, красота — это то, как цвет моего аэромобиля сочетается с цветом голубого неба, а также с цветом моих голубых глаз. Красота — это все, что меня окружает.

— «Красота — это все что меня окружает». Записано, — проговорил Хакли.

— Да, Хакли, запомни это. Кстати, как я выгляжу?

— Ты красива.

— Ты быстро учишься, молодец. Посмотри, как облако сейчас повиснет над нами и закроет солнце. Оно ведь тоже часть нашего мира, а значит и это красиво. Жаль, ты не ощущаешь ветер, ты знаешь только его скорость.

— Шесть метров в секунду.

— Совершенно верно, но, к сожалению, ты не чувствуешь, как он может развивать волосы, сбивая их на глаза. Посмотри, Хакли, скоро облако снова откроет солнце, ветер не даст ему долго задержаться на одном месте. А у нашего аэромобиля есть функция стоп-релакс, его не сможет сдвинуть ветер, мы только почувствуем теплое и мощное дыхание — вот как сейчас.

Я отключила стоп-релакс, зачехлила кабину, и мы полетели дальше. Маршрут проходил над небольшими двухэтажными строениями в форме грибов, затем следовал курортный район с настоящим морским песком под ногами на берегу высохшего озера, домиками в форме киви, бананов и манго, которые тянулись по линии, где когда-то ударялись волны. Виртуальный помощник сообщил, что до места назначения осталось восемнадцать минут.

— Впереди высокое здание в виде огромного огненного гриба. Смотри, что происходит! Теперь он клубится серой пылью. Хакли, сегодня так выглядит Дом Культуры. Это место позволяет нам переноситься в прошлое и узнавать, что же было в далекие времена до Перезагрузки. Виртуальные инсталляции дают возможность отправиться в познавательные приключения по тропикам, пустыням, побывать на рыцарском турнире или увидеть динозавров. Каждый день Дом Культуры меняет свои декорации и сам принимает облик тематической выставки виртуального тура.

Я прочитала надпись на эйрскрине: «Мир до Перезагрузки — мир войн и насилия. Станьте свидетелями жестокости древних».

— Да, Хакли, в наше время ценность жизни возведена в наивысшую степень, поэтому, глядя в далекое прошлое, нам сложно объяснить действия наших предков. Как говорит история, спор между странами за сокровища Марса вылился в последнюю Мировую Войну. К счастью, теперь с войнами покончено! Впрочем, они у нас невозможны. Оставив неизгладимый след на карте мира, жестокое побоище закончилось ничьей, а уцелевшим странам пришлось объединить свои усилия в первобытном желании выжить. Ведь ты все это знаешь?

— Да, двадцать первого марта началось новое летоисчисление, датируемое 01.01.00 от Глобальной Информационной Перезагрузки.

— Все верно. Я счастлива, что являюсь пользователем Новой Эры.

До конца полета оставалось шестнадцать минут. Впереди возвышалось здание в форме спирали ДНК.

— Сейчас, мы в самом сердце нашего Интеллектуального мира, в секторе Зеро. Тут Палата генетиков работает над поддержанием благоденствия. Благодарность, вот что я чувствую, глядя на эту красоту. Палата дала мне чудесную программу, следовать которой одно удовольствие.

Трасса разветвилась, и мы ушли направо.

— Смотри, а слева — завод по переработке Массалис. За ним серебрится шпиль центра управления полетами на космодроме. Именно манипуляции с газом позволили превратить наш мир в этот совершенный продукт интеллекта. Все состоит из него — мое аэро, ты, Хакли, — все, что меня окружает, является новым видом материализованной энергии. Марсианское сокровище воздвигло вокруг пользователей программируемую реальность — наш незыблемый Интеллектуальный мир. Кстати, Хакли, почему бы нам не слетать на Луну, смотри, на мотиваторе написано, что очередная экскурсия состоится на следующей неделе. Я всегда хотела там побывать, ведь почти все мои знакомые пользователи уже слетали.

Две минуты — и мы достигнем пункта назначения.

— Теперь, Хакли, смотри вперед. Видишь то здание будто из стекла? Я там работаю. Двадцать девять этажей, окна от пола до потолка. Будь умницей, Хакли, у тебя сегодня ответственный день, ты увидишь много нового, будь готов пополнять свой тезаурус, для того чтобы стать хорошим ассистентом.

— Вы прибыли, — сообщил виртуальный помощник.

Глава 3. Новичок

Треугольные хижины уходили вереницей вдаль. Большинство из них мы отстроили совсем недавно. Во время урагана уцелели только те, что находились в небольшой впадине. Эти постройки заваливались на бок и были значительно повреждены водой. Их ветхие тростниковые стены разбухли, а в нескольких местах совсем прогнили.

На двух старых, заброшенных хижинах, будто сросшихся друг с другом у основания, поселилась вечнозеленая жимолость. Листья с желтыми прожилками вились по стенам, опутывая строения кудрявым коконом. Кустарник покрывали крупные цветы — одни цвета лимона, а другие, постарше, были ярко-медовыми. Цветы испускали приятный легкий аромат, и все вокруг: и воздух, и небо и горы позади, — казалось, утопало в оранжево-кремовом сонном закате.

Мы сидели в тени деревьев на раскаленной земле. Солнце уже собиралось свалиться за горизонт, оставались считанные минуты до прихода темноты. Это лучшее время суток. Цикады трещали все громче, готовясь вскоре уступить очередь сверчкам.

Я потянулся за следующей устрицей, но мои пальцы нащупали пустое дно корзины. Сложно выразить словами силу взметнувшейся в тот момент досады в моей груди. Свежие устрицы оказались удивительно вкусными и, разойдясь по рукам, были съедены вмиг. Я понял, что снова отправлюсь спать полуголодным, это уже вошло у меня в привычку.

— Давай, давай, давай, — вполголоса шептал Иннермост, подначивая белого хохлатого попугая.

Взъерошенный самец неуверенно топтался на ветке, а самка смело шла в наступление, рывками подскакивая к нему и пытаясь ударить клювом.

— Держи дистанцию, — протянул Энди.

— Смелее! — выкрикнул Иннермост.

Самка снова подскакивала к взъерошенному попугаю и долбила его по носу клювом.

— Так ты пойдешь в атаку или нет? — в нетерпении воскликнул я.

Самец иногда взлетал, неуклюже растопырив крылья, но тут же возвращался на прежнее место и снова начинал семенить.

— Так держать! — смеялся Эрроу, поддерживая отважную самку.

Она совсем затравила хохлатого, и он уже снова собирался раскрыть свои крылья.

— Эх, ну куда же ты, болван? — махнул рукой Иннермост вслед улетавшему белому попугаю.

Вдруг Энди достал из своей сумки длинное зеленое перо и, ехидно посмотрев на нас, попытался воткнуть его в свои волосы.

Раздались смешки.

— Где ты это откопал? — спросил рыжий, давясь от смеха.

— Где надо, там и откопал, а вам не дам! — ответил старый чудак, вставив перо так, что теперь оно свисало набок из его длинной шевелюры.

— Постой, дай взглянуть, — сказал Эрроу, вставая с земли.

Он направился к Энди. Тот, нахмурив лоб, слегка отстранился от него, но позволил парню потрогать хрупкую конструкцию на своей голове.

— Это очень похоже на перо из хвоста птицы Квезаль. Я видел тропических птиц в Доме Культуры как раз незадолго до того, как меня посадили.

— И что с того? — сердито хмыкнул Энди.

Эрроу с минуту теребил перо между пальцами, потом, выпустив его, молча отправился на свое место.

— Эта птица неспособна жить в неволе. Если посадить ее в клетку, она погибнет, — сказал он печальным голосом, когда снова уселся рядом со мной.

— Ей тут, наверное, неплохо живется, она ведь не знает, что это территория тюрьмы, — усмехнулся Иннермост, запустив конопатую руку в рыжие волосы.

Эрроу уткнулся подбородком в согнутые колени.

— Сегодня ровно год, как я в Эль-Пасо. Мне кажется, я никогда не смогу привыкнуть, я хочу на свободу, — вдруг произнес он.

«Ну и слюнтяй! Опять жалуется», — подумал я и предложил:

— Может, отпразднуем?

— К чему ты это сказал? — спросил он зло, повернувшись ко мне вполоборота.

— Так… А что еще сказать? — пожал я плечами.

— С тобой невозможно говорить о прошлом! Ты всегда уходишь от темы, — предъявил он мне с досадой.

— Не вижу никакой необходимости вспоминать прошлое.

— Но почему? — удивился он. — Ты ведешь себя так, будто и на воле не жил никогда, а родился здесь, в тюрьме!

— Аэр тут с детства живет, — посмеиваясь, вмешался рыжий. — Что ты от него хочешь?

У меня прилила кровь к щекам, и я вскочил на ноги. Стать посмешищем у всех на языках! Ну уж нет!

— Эрроу, ты жалкий трус, — сказал я со злостью, пытаясь овладеть ситуацией и отвести разговор от собственной персоны. Я стоял перед ним, а он продолжал сидеть на земле. — Ходишь тут со своей тоской в глазах, будто тебе делать больше нечего! Да всех тут тошнит от тебя! Просто никто не говорит тебе в лицо! — меня понесло, и я себя уже не контролировал. — Да если бы я тебя не тащил на себе, ты бы давно тут загнулся!

Он с презрением смотрел на меня снизу вверх и вдруг процедил:

— Признайся, ты ведь и сам мечтаешь о свободе…

Я почувствовал, как начал дергаться правый глаз, но вскоре неожиданно для себя рассмеялся:

— Да что ты знаешь о свободе? Ее нет! Система состоит из структуры, а структура это всегда обязательства и порядок!

«Свобода — это хаос», — подумал я про себя, но вслух не произнес.

Эрроу сидел молча, закусив губу, с серым от злости лицом. Должно быть, он меня ненавидит — сейчас. Я усмехнулся про себя. Меня это ничуть не трогало, я знал, что он все равно прибежит ко мне, так как во всем от меня зависит.

И только теперь я заметил, что уже стемнело…

* * *

Цветение! От сладкого запаха цветов щекочет ноздри и закипает кровь. В такие дни наши холмы покрываются пестрыми коврами медовницы. Она цветет два месяца в году, вызывая у меня головную боль. Пыльца проникает в наши жилища и мешает нормально спать. От нее можно укрыться только в джунглях, поэтому с первыми лучами солнца я всегда ухожу туда.

Солнечный свет настойчиво пробивался сквозь узкие зазоры в густых зарослях и расходился в стороны косыми лучами. Мощные кроны деревьев и кустарников скрывали небо своими крупными перистыми листьями. Они шумели где-то над головой, пряча от посторонних глаз загадочный мир дикого тропического леса. Перебираясь с одного дерева на другое, лианы опоясывали стволы и ветки растений, цепляясь за них многочисленными усиками.

Я глубоко вдохнул утренний воздух, наполненный запахами юной зелени, фруктов и диких цветов. Вокруг кипела жизнь. Отовсюду раздавался стрекот цикад, шорох и щелчки насекомых, хруст веток и гулкие удары падающих спелых фруктов. С верхних ярусов крон доносилось беспечное чириканье, возились и пыхтели обезьяны.

Мне не хотелось возвращаться в поселение. Там ожидали изнурительная работа и ненавистная пыльца. Вот бы остаться тут, в тени раскидистых пальм, вкрадчиво шумящих над головой… Но скрываться весь день я не мог — у нас не принято отлынивать от обязанностей. Такой поступок среди заключенных был бы воспринят как предательство. Я подобрал валявшийся на земле кокос и, бросив его в сумку, висящую на плече, пошел назад.

Множество речек с сильным течением то и дело преграждало мне путь. Завидев их, я машинально подбирал подходящую упругую лиану и, оттолкнувшись ногами от земли, перелетал на другой берег. Сейчас я приземлился на погибшее дерево. Оно лежало поперек тропы, его сучья покрывали ярко-оранжевые грибы. Когда-то я хорошо усвоил урок, что все яркое, как правило, ядовито. Об этом рано или поздно становится известно всем обитателям джунглей. Я огляделся в поисках безопасного участка и, схватившись за другую лиану, перенесся на следующее место.

Сегодня 4225 день моего заключения, и я должен был посвятить его новичку. Стоя по колено в воде, мы выслеживали пугливую добычу. По обеим сторонам речки тянулись высокие травы и кустарники. Они склонялись над водой, отбрасывая на нее замысловатые тени. В некоторых местах по краю берега из-под крупных сцепившихся корней выглядывали желтые цветы.

По ясному светлому небу бежали пухлые облака. Горячий воздух был набит медовой пыльцой, со всех сторон стрекотали цикады. Я вытер пот со лба и почувствовал, что начинает болеть голова.

Новичок постоянно чесался и отмахивался от комаров. Пугала его и вода, я потратил немало времени на то, чтобы уговорить его войти в реку. Он стоял рядом со мной и ежился. Его щуплые воспаленные плечи были покрыты солнечными ожогами, на спине и носу шелушилась и облезала кожа, под глазами и на щеках выступали первые веснушки.

— Извини, друг, придется привыкнуть обходиться без полотенец, — подмигнул я ему и с размаху ударил по воде острогой, так что брызги тут же окатили парня до самой макушки.

Он, поморщившись, чертыхнулся:

— Что уж там полотенца, и без столовых приборов, и без чистой одежды, и без крыши над головой с регуляцией температуры.

— На самом деле все это ерунда, — начал я, приготовившись цитировать стандартную заготовку. — Здесь ты научишься обходиться меньшим, но ценить станешь больше. Ты будешь находить радость в самых простых, обыденных вещах.

Он усмехнулся.

— А что меня тут может радовать? Вот эти мошки, вьющиеся прямо у моего носа, или коряга, оцарапавшая мою голень, или это чертово солнце, сжегшее мою спину? — спросил он, задрав голову, щурясь и заслоняя ладонью глаза от солнечного света. Он пытался что-то рассмотреть в небе. Я проследил за его взглядом и увидел орла, парящего высоко над нами.

— В природе нет ничего лишнего — в ней все идеально устроено, скоро ты поймешь и это. Поймешь и научишься жить по ее законам. Я тоже получал сильные ожоги в первые дни, это все временные явления, — проговорил я, вглядываясь в ясное небо.

— Да ты просто дикарь, — пробормотал он себе под нос, опуская руку, а я сделал вид, что ничего не услышал. Мне было совершенно наплевать, что он обо мне думает.

Я засмотрелся на орла, который планировал, широко раскинув мощные крылья. Он был так высоко, что, казалось, птица едва двигается. Я знал, что это обман зрения и орел летит на огромной скорости.

— Почему ты такой угрюмый? — вдруг спросил новичок.

— Знаешь, пора перейти от болтовни к действиям, — очнулся я. — Ты же собираешься сегодня поесть? Стадия Обнуления благополучно миновала.

Он вопросительно посмотрел на меня.

— Так что вот, держи, — сказал я, протягивая ему четырехконечное копье. Он неуверенно взял его в руку где-то рядом с основанием.

— Смотри, как нужно держать.

Я передвинул его правую руку на конец копья, а левую установил посередине.

— Теперь делаешь, как я тебе показывал. Подожди! Не мельтеши! Надо притаиться и подождать.

Мы замерли. И в этот же момент, отрывистое стрекотание цикад сменилось на оглушительный свист. Новичок поморщился, сделав несчастное лицо. Я сердито посмотрел на него. Через несколько минут цикады залились сиреной.

Вскоре я заметил рыбу.

— Вот и добыча! Целься! — шепнул я.

Он послушно прицелился в крупную рыбу, но медлил, не совершая никакого действия.

— Кидай же!

Он в ужасе смотрел на уплывающую добычу, занеся копье.

— Нет, Аэр, я не смогу этого сделать, — вдруг выдавил он, опуская руку.

— Да и поздно уже! Как долго ты планируешь жить за чужой счет? — спросил я в недоумении.

— Я не знаю, но это сильнее меня! — пролепетал он, отрицательно качая головой.

«Ну и слюнтяй же ты», — подумал я. Когда кто-то все делает за тебя, очень легко быть благородным.

Вдруг он подпрыгнул над водой и с воплем устремился в сторону берега.

— Там змея! В воде есть змея! — крикнул он.

Я последовал за ним на берег, меня переполняло презрение к его трусости. Когда мы оба оказались на земле, я молча подошел к нему и внезапно засадил кулаком в нос. Его голова отклонилась влево. Он инстинктивно провел рукой по воздуху, будто хотел заблокировать происходящее на эйрскрине своего Персонализатора. Тогда я нанес еще один удар с другой стороны. На этот раз он вскрикнул и схватился за свой нос, в чем я увидел уже больше здравого смысла, чем в предыдущем действии.

Новичок удивленно смотрел на меня. Вопреки моим ожиданиям, попытка растормошить его не увенчалась успехом. В парне не оказалось ни капли инстинкта самосохранения. Настоящая размазня! Хотя в этом нет ничего удивительного, он продукт безопасного Интеллектуального мира.

— Дай сдачи! — крикнул я. — Ты так и позволишь себя избивать, даже не попытаешься защититься?

— Я никогда не дрался, — промямлил он. — Это запрещено законом Мирового Государства!

— Здесь совсем другие законы. И самое время научиться им следовать. Ударь меня! — настаивал я, подойдя к нему вплотную и задыхаясь от разлитой в воздухе патоки.

Он растерянно смотрел на меня, не зная, как поступить. Во мне начал просыпаться азарт. Я слегка, чтобы не перестараться, толкнул его в грудь.

— Ты не можешь меня заблокировать! Это реальность! Настоящая жизнь, где приходится рассчитывать только на себя, если хочешь выжить! Тебе придется бороться и вытереть наконец-то свои розовые сопли!

Он заслонил рукой лицо и начал пятиться. Я мигом приблизился к нему и, убрав его руку, заглянул в глаза. Он опустил взгляд. Кровь сочилась из его разбитого носа.

— Я не хочу, оставь меня в покое, — взмолился он.

Я снова толкнул его в грудь, на этот раз применив побольше силы. Он отклонился назад, балансируя руками, чтобы удержаться на ногах.

— Сейчас я ударю тебя справа, — сказал я после того, как он поймал равновесие, и прицелился ему в нос. — Защищайся!

Он заслонился, готовясь увернуться от удара. Мой кулак слегка задел его руку, но парень успел уклониться.

— Теперь твоя очередь бить!

Мне показалось, что взгляд его переменился, в нем появилось что-то упрямое. Я совершенно не заметил, как мои руки вновь толкнули новичка. В итоге он не удержался на ногах и упал.

— Вставай! — закричал я, как только его тело коснулось земли. — Быстрее! Время решает все! Каждая секунда имеет значение. Не позволяй противнику получить превосходство! — кричал я, но он не двигался с места, продолжая лежать на спине.

Я совсем потерял самообладание от жары и его беспомощности.

— Вставай же!

Он неподвижно лежал. Я поднял его с земли и поставил на ноги. Он остался стоять, немного сутулясь, смирно ожидая моих действий. Мне становилось скучно.

— Теперь я ударю тебя слева, приготовься, — предупредил я и внезапно ударил его справа.

Он не успел увернуться от удара, так как не ожидал нападения справа и только отрывисто вскрикнул. Схватившись за нос, он хлопал глазами и смотрел перед собой. Вдруг его взгляд с любопытством скользнул в сторону, левее от меня и тут же вернулся в исходное положение. Я догадался, что сзади кто-то есть, но не стал оборачиваться. Мне было все равно. Через мгновение я услышал звуки шагов.

— Никогда не верь своему противнику, будь всегда начеку! — дал я очередной совет новичку.

— Что ты делаешь? — вдруг услышал я у себя за спиной голос Эрроу, он уже заламывал назад мою правую руку.

— Вот я же говорил, что надо быть всегда начеку, — сказал я новичку, высвобождаясь из сильных объятий своего ученика.

— Какого черта, Аэр?

Эрроу встал передо мной.

— Я пытался научить его бороться за жизнь, — ответил я сухо, без малейшего желания продолжать разговор.

— Глупости! Ты хоть веришь сам в то, что говоришь?

— Да перестань ты! — сказал я, пытаясь улыбнуться.

Мне не нравилось, как он смотрит. Его взгляд метался по моему лицу, а зрачки сузились от злости.

— Ты дикий зверь! Посмотри на себя! Посмотри, как ты избил несчастного парня! А чему ты, собственно, собирался его научить? — вдруг закричал он мне в лицо. Я оторопел, мне было нечего ответить.

— Да, на самом деле все твое поведение — это прикрытие собственной беспомощности. Ты боишься остаться наедине с собой и обнаружить в себе пустоту. Ведь когда ты один, ты начинаешь понимать, что так ничего и не создал! — выкрикивал он в злобе. — Ты боишься себя! Ты ведь пустой лист!

Я смотрел на него молча, стараясь подавить душивший гнев и опасаясь, что если выплесну его на Эрроу, то совладать с собой мне будет нелегко, и ему придется плохо. Меня начинало колотить, и я стиснул зубы.

В глазах Эрроу мелькнуло довольство собой.

— Так чему ты его научил? — он понизил голос. — Чем мы занимаемся тут целыми днями? Добываем пропитание, выживаем? В чем смысл нашего существования? — вкрадчиво вопрошал он.

— А есть ли вообще смысл?! — закричал я, потеряв самообладание.

— На воле у меня было все: доступ в Систему, комфорт, женщины…

— Так устал от этого нытья! — бросил я зло и отвернулся, чтобы не вмазать ему.

Мысль о том, что Эрроу прав, вывела меня из равновесия. Я шел вперед не разбирая дороги, то и дело отмахиваясь от надоедливых насекомых. Солнце пыталось ужалить мою кожу, за долгое время уже привыкшую к его выходкам. Все искрилось и мельтешило под палящими лучами, маревом затуманивая сознание и отзываясь в пульсирующих висках. Воздух словно жужжал от напряжения и, казалось, вот-вот взорвется, лопнет, высвободив наружу брызги тошнотворно-медового запаха цветов. Этот приторный запах смешался с моей тоской, проник внутрь и заполнил вены, отравив ядом и рассудок.

Горячий песок обжигал ступни. Я бежал со всех ног по направлению к широкому озеру. Мне хотелось заменить эту тяжесть в груди на мышечную боль, чтобы избавиться от осознания себя в своем нагом одиночестве. Дыхание становилось прерывистым, и пот струился по телу. Я плюхнулся в воду и поплыл вперед, с удвоенной силой разрезая руками волны.

Я плыл до тех пор, пока не выдохся, потом перевернулся на спину и лег на воде. Перед глазами возникло высокое стремительное небо, и я прищурился от яркого света. До чего же приятно просто существовать! Я ощущал, как волны обнимают мое тело, а солнце ласкает кожу. Они — это все, что у меня есть…

Глава 4. «Стартовый куб — твой лучший друг»

Аэро начало снижаться у восточного входа в здание. Там, за стеной-валидатором, скрывался наш офис. Я оставила крылатую машину на парковке и направилась к электронному шуму стены.

— Что это на небе, Хакли?

На стеклянный небоскреб, отражавший солнечные лучи от вытянутых окон, надвигалась черная туча. Ах, я все еще без эйрскрина?! Пожалуй, с меня довольно.

Я активировала перед собой экран.

Выбираю фильтр «Розовые облака». Теперь небо на экране светло-розового оттенка, небоскребы, избавившись от острых и ярких линий, тонут в клубничной сахарной вате.

«удалить» — нажимаю я в Системе, и туча тут же исчезает с идеальной картинки перед моими глазами.

Повсюду проплывают розовые облака. Как здорово, что я могу окрасить мир в любые тона, приблизить или удалить по своему вкусу и настроению любой объект. Благодаря моим фильтрам, когда на улице станет пасмурно, я этого не увижу.

«доступ разрешен», — свободно прохожу сквозь электронный шум. Лифт поднимает меня на двадцать восьмой этаж.

— Хакли, посмотри, на эйрскринах — все лучшие недавно составленные нами мотиваторы: летающая видео-камера-комар, мойка для аэро, домовые — няни для детей, пальто с терморегулируемой подкладкой, развивающие тачскрины-прорезыватели зубов для младенцев. Вот мотиватор нового женского парфюма под названием «Радость Марса». Это я составила его.

Меня переполняет гордость — в прошлом месяце эта реклама была признана лучшей. Я получила за нее бонус — пальто с интеллектуальной подкладкой, без которого уже не представляю свой гардероб в это время года в секторе моего проживания B12.

Прохожу через валидатор с надписью «Отдел мотиваторов» и оказываюсь в огромном зале.

— Смотри, Хакли, здесь рождается реклама! Все эти люди — ее составители.

Включаю «панорамный вид».

В огромном зале уже кипит работа. Расположившись на диванах, пользователи дают голосовые команды. Ноги на подлокотниках, руки за головой, релакс в мышцах и мыслях. «Комфорта много не бывает», «Попробовал сам — расскажи друзьям», «Стартовый куб — твой лучший друг», «Сочетание цветов недели — ванильный йогурт со шпинатом» — мелькают надписи на стенах. Роботы-помощники разносят кофе и эко-дым, эйрскрины пестрят утренними новостями, фильтры Виртуализатора предлагают огромный выбор наиприятнейшего начала дня.

«приветствие» — нажимаю на эйрскрине, чтобы поздороваться со всеми присутствующими пользователями.

— Хакли, сейчас я сообщу, что пришла со своим домовым, и ты будешь у всех на экранах. Выпрямись и подойди поближе.

Я улыбаюсь, очень стараясь быть естественной. Робот-котенок мелькает то тут, то там. Он носит поднос с кап-кэйками по рядам.

— Кис-кис-кис, — подзываю я его, чтобы съесть вкуснейшее пирожное.

Он приближается и выдает мне сладкое.

— Смотри, на спине у котенка есть кнопка для включения фонтана энергетика. В середине дня я попрошу тебя принести мне порцию этого напитка. Запомни, я пью без сахара.

— Записано! — говорит Хакли.

Мой диван находится у окна.

— Эластичные камни, — говорю я, приближаясь к своему рабочему месту, и диван принимает форму серого мешка, набитого камнями.

— Упругие ягодицы, — даю команду, устраиваясь поудобней и чувствуя, как мелкие камушки начинают двигаться подо мной. Открываю утренние новости.

«Симона поделилась информацией о только что приобретенном домовом Бруно. Вам нравится?» — «Да». — «Сообщение „Мне нравится“ отправлено. Бланшет впервые попробовала кофе с ароматом кофейных зерен. Она делится с вами!»

— Хакли, сегодня вместо робота-помощника ты будешь приносить мне напитки. Я выбираю кофе с ароматом кофейных зерен.

«репост»

Обычно за чашечкой кофе я всегда изучаю присутствующих. Нас тут около сотни, есть кого приблизить и рассмотреть. Диваны пользователей заполняют наш зал драконами, облаками, летающими котятами, розовыми губами, бананами, качелями. Только несколько диванов остаются белыми — это значит, что их хозяева еще не пришли.

«Элис Маккуин, навести»

Сегодня у нее черные волосы и зеленоватые брови. А зря! Ей больше идут розовые. Черное платье с широким вырезом на спине.

«мне нравится»

«приблизить»

Из-под платья торчат бирюзовые перья. Как же красиво! Попрошу Мэтью подобрать мне такой же наряд…

«Алекс Рэм, навести»

Его гладко выбритая кожа блестит, но костюмчик мрачноват. Темно-синий совсем не идет ему, хотя гармонирует с его синими волосами на висках. Он так уверенно дает голосовые команды, заложив руки за голову! Надо будет ему как-нибудь «подмигнуть».

«Урсула Кау, рассмотреть»

Глянцевый корсет и шляпа вроде ничего, но оранжевые шорты — это уж слишком.

«не нравится»

— Хакли, теперь мне хочется мороженого. Принеси мне фисташковое, хотя подожди, сегодня я попробую новое.

На моем экране меню из ста двадцати восьми видов. Я выбираю вафельную трубочку с шоколадной звездой.

— Хакли, автомат с мороженым в левом конце, у фонтана с минералкой.

Сеанс «Упругие ягодицы» подходит к концу, и я жду своего домового с освежающим десертом. А вот и он… держит вафельную трубочку. Но что это? Шоколадная звезда — это вовсе не звезда, а кривой покосившийся треугольник. Какое уродство! Я не смогу ни с кем этим поделиться, да и есть мне уже не хочется. Утренняя яичница удивила и позабавила своим несовершенством. Но мороженое! Это уж слишком…

— Хакли, что произошло?! — вскрикнула я. — Где шоколадная звезда?

— Хакли не виноват! Автомат выдал такое мороженое.

— Пожаловаться! — незамедлительно даю голосовую команду в Систему.

— Пожаловаться! — слышу я хор, подхвативший мой голос. Команды повторяются и наводняют зал. На эйрскрине уродливые десерты в руках недовольных пользователей. Все заказавшие мороженое омрачили свое утро неравномерно растекшимся шоколадом, кривыми бисквитными мишками, раздавленными ягодами.

«Это просто возмутительно!» — сообщение от Симоны.

«Мой топпинг был залит криво, а шоколадная крошка и вовсе отсутствовала», — причитала Беатрис.

«Пожаловаться!» — громкость нарастала, пока автомат не увезли роботы-рабочие.

Приятная музыка сообщает нам о том, что скоро мы приступим к работе, сейчас начнут раздавать товары, запакованные в стартовые кубы.

— Хакли, любое устройство от зубной щетки до аэромобиля запаковано в стартовый куб. Ты тоже вышел из него. Эта глянцевая красная упаковка скрывает столько радости внутри!

В середине зала находится огромная труба, из которой вылетают стартовые кубы с образцами для рекламы и складываются штабелями на длинный малиновый стол.

— Сейчас начнется самое интересное. Никто заранее не знает, что он будет рекламировать, поэтому все пользователи так оживились и напряженно выпрямились на своих диванах. Мы ждем сообщения с номерами кубов для работы. А вот и мой номер — записывай m5613.

— Записано.

— Умница! А теперь сходи и принеси мне его.

Хакли, еще несколько домовых и роботов-рабочих направляются к столу под трубой. Через мгновение каждый составитель мотиватора получает свой образец для рекламы.

Когда Хакли опустил стартовый куб на диван, я заволновалась. Никогда не знаешь, что тебе попадется. Мне нравится немного помучить себя перед работой, обычно я оттягиваю удовольствие и не спешу узнавать, что внутри.

— Итак, чтобы быть хорошим ассистентом, ты должен знать, чем я занимаюсь. Слушай внимательно. Я составляю рекламу. Будучи сделанными из Массалис, все наши вещи могут модифицироваться в зависимости от потребностей, физиологических параметров и настроения. Для этого достаточно голосовой команды или одного прикосновения к эйрскрину. Это возможно благодаря модификатору. Ты знаешь, что это такое?

— Он есть у всех вещей, в том числе и у меня. Это приложение разработано специально для модификации предметов, чтобы придавать им новые функции и образы.

— Правильно!

Стартовый куб m5613 приковывает мой взгляд.

— Ну что ж, приступим к распаковке файлов, давай узнаем, что внутри.

— Распаковать! — говорю я.

— Распаковать! — слышится отовсюду. Мои коллеги тоже открывают свои товары.

— Хакли, сейчас энергия, заключенная в кубе, будет материализовываться в соответствии со своими настройками.

В воздухе начинает появляться трехмерная система координат, запуская визуализацию товара. 3D-оси возле диванов заполняют зал. В такие моменты я с замиранием сердца слежу за распаковкой файлов, мне нравится угадывать, что же появится передо мной…

— Посмотри, как это прекрасно!

Из ничего в воздухе возникает омолаживающий массажер для лица… нет, кажется, это не он. Наконец одновременно со словами: «Распаковка файлов завершена» — оси координат исчезают, и на мой диван падает небольшая черная расческа.

— Посмотрим, что у других?

«приблизить»

Я с любопытством рассматриваю содержимое стартовых кубов своих коллег. У Симоны — диван, у Алекса — интимная кабина, у Розмарин — мультикухня, у Урсулы — аромат для дома. Мебели сегодня много. Беатрис, Жаклин, Крис тоже будут работать с диванами.

— Итак, Хакли, пользователь покупает стартовый куб с товаром, к примеру, с расческой, а все, что нужно потом, это приобретать обновления (модификации предмета). Например, чтобы расческа превращала волосы в шелковую гладь, как сейчас у меня, надо обзавестись модификацией «Прямые от корней до кончиков». Для составления наиболее эффективного мотиватора мы всегда тестируем то, что нужно продать. Сегодня будем пробовать «Кёрли Хелп 303», это модификация расчески для создания кудрей.

Я провожу расческой по волосам от макушки до самых кончиков.

— Хакли, жаль, что ты не можешь протестировать товар вместе со мной.

Мягкие массажные конечности быстро бегают по коже головы. Зубчики, оснащенные тонкими щупальцами, не только массируют, но и одновременно завивают волосы. Мне становится щекотно, а под только что завитыми кудрями поселяется ощущение легкости.

— Как я выгляжу? Мне идут локоны?

— Ты красива.

Хакли отличный ученик и усвоил утренний урок.

— Давай спросим присутствующих?

«Как я выгляжу?» — отправляю сообщение в офисный чат. «Мне нравится», — мигает на эйрскрине, набрав сто восемнадцать голосов. Теперь можно продолжать работу.

Открываю вкладку «Шаблон для составления мотиваторов в области красоты и здоровья волос». Изображение «Кёрли Хелп 303» висит рядом. Я пробегаю глазами фотографии моделей. Девушки улыбаются лучезарными улыбками. Русые, пурпурные, иссиня-черные, каштановые, желтовато-малиновые волосы пестрят на экране. Выбираю ту, что с желтовато-малиновыми. Пробегаю текстовые шаблоны: кудрявая легкость, шелковые волны, точечный массаж, красота и польза, веселые локоны, регулятор закрученности.

«Стань кудрявой. Теперь и с массажем», — печатаю я. Сегодня я за лаконичность. Слоган готов, теперь принимаюсь за видео. Провожу расческой по волосам, и виртуальная модель повторяет движение за мной. Мне настолько идут кудри, что я решаю наделить своей внешностью девушку на экране. При выборе фонового изображения мои сомнения разрешают сообщения «Мне нравится» от Симоны и Алекса. Они голосуют за «Крышу небоскреба».

«запустить мотиватор в Систему»

— Мы отлично поработали, Хакли. Смотри-ка, Симона только начинает тестировать свой диван.

«приблизить»

Она сидит, откинувшись на спинку. Вдруг белая поверхность дивана начинает надуваться. Симона вскрикивает, подпрыгнув на ней. Окрасившись в бежевый цвет, пухлые края загибаются вверх, будто складываясь в бутон. За несколько секунд диван трансформируется в люльку, в которой бережно покачивает Симону. Сегодня ей досталась модификация «Колыбель мечты».

«Малин, какой фон посоветуешь выбрать? — получаю я сообщение от Симоны. — Тут есть клубничное желе, голубая даль, молодая луна, песчаный пляж, теплый Марс».

«Спросим у Хакли!» — пишу я в ответ.

— Теплый Марс, — говорит он.

— Хакли, Симона приглашает нас протестировать диван вместе с ней.

…Мы лежим у окна. Содержимое куба в виде бежевой колыбели теперь висит над полом, равномерно покачивая нас. В огромном окне двадцать восьмого этажа мелькают аэро. Солнечные лучи натыкаются на их глянцевые корпусы и весело устремляются дальше.

— Мне нравится, — тихо произносит Симона.

— Поделиться, — шепчу я.

* * *

«открыть сообщение»

«Уважаемый пользователь, напоминаем, что Ваша беременность должна состояться в течение текущего года. Сегодня мы приглашаем Вас в виртуальный тур по Учебному Центру. Эта экскурсия проводится для всех пользователей, участвующих в плановом воспроизведении потомства».

Я прохожу по ссылке.

Яркие желтые буквы выстраиваются на небесном фоне: «Учебный Центр» — гласит надпись.

— Привет, я Клиппи, — говорит мой гид с эйрскрина. — Ты на странице Всемирного Образовательного Портала, и мы отправляемся в школу. Будет весело. Ты готова?

«панорамный вид»

Белое одноэтажное здание сверху выглядит, как спираль. Редкие вытянутые окна разрезают крышу на равные отсеки.

«заглянуть внутрь»

— Ни для кого не секрет, что правильно следовать программе — это все, что требуется от пользователя, — весело объясняет Клиппи. — Все, чему необходимо научиться, — это управлению потоками информации: находить, сохранять, обрабатывать, интерпретировать, распространять.

Передо мной огромный круглый зал. Сотня, а может, две сотни детей сидят в разноцветных креслах. От смешения цветов у меня зарябило в глазах, я на мгновение зажмурилась.

— «Обучающий Портал» — это источник всех знаний, нужных детям. Информация логически разбита на статьи, видео и игры. На экране всплывают вопросы и задания, за решение которых учащиеся получают заветные баллы, — улыбаясь, продолжает Клиппи. — Уровень сложности заданий варьируется в зависимости от результатов, выдаваемых каждым учащимся. Накопленные баллы являются эквивалентом мировых единиц и используются в программе «Симулятор». Программа готовит детей к взрослой жизни. Они покупают дома, мебель, одежду. Их будущее на экране упаковано в увлекательную игру, героями которой являются они сами.

— Выбрать аэро, — раздается уверенный голос из зеленого кресла.

— Поменять цвет волос: светло-розовый — отличный выбор.

— Заказать продукты, — за щеками воспитанника не видно эйрскрина.

Дети с увлечением дают голосовые команды, продвигая своих героев.

— У каждого ребенка есть наставник, который растет вместе с ним. Дети охотнее следуют тому, что скажет им сверстник, — информирует Клиппи.

«приблизить»

Виртуальные девочки и мальчики выглядывают с эйрскринов детей.

Крупные веселые веснушки — первое воспоминание о моем виртуальном наставнике Мари. А также белокурый хвостик на макушке. Думаю, нам тогда было года по три. Мы вместе росли, и я помню свой восторг, когда ее хвостик превратился в копну кудрявых волос. Мы были разными во всем. Ее характер — спокойный, мой — заводной. «А теперь пойдем умываться перед сном», — говорила Мари, зачерпывая воду в ладоши. Я повторяла за ней, она говорила: «Молодец!» — всегда одинаково умиротворенно. И так во всем. Со временем ее изображение стало появляться реже, а потом я только слышала ее голос. Он исчез, когда мне исполнилось шестнадцать.

— А здесь малыши, — заговорил Клиппи, и его брови заездили туда-сюда над круглыми глазами. — Как только ребенок рождается, он попадает к нам. Посмотри, здесь спят пользователи — новорожденные младенцы. Постоянный уход нянь-домовых обеспечивает им круглосуточный комфорт. Сейчас они засыпают в своих кроватках-капсулах.

Создавалось ощущение, что дети висят в воздухе — стенки капсулы были абсолютно невидимы.

— Внутри капсулы у каждого ребенка игрушки, подобранные по индивидуальным параметрам. Очень скоро дети смогут менять их модификации. В соседней игровой пользователи постарше, — продолжает мой гид, приподняв брови.

«заглянуть»

— Здесь те, кому уже исполнился год. Сейчас у них развивающее занятие.

«приблизить»

Пухлый малыш сидит на полу, уверенно тыкая пальчиком в изображение на эйрскрине.

— Аэро, — говорит голос с экрана. — Повтори!

— А-а-а, — пытается ребенок, и упрямый подбородок опускается вниз, а пальцы устремляются к стрелке «Следующее изображение».

— Так происходит развитие речи. Они могут заниматься этим часами. Мы никогда не отвлекаем их от занятий, каждый ребенок сам знает, сколько времени провести перед учебным эйрскрином. Посмотри: не все дети в этой группе еще умеют хорошо ходить. Видишь, как вон тот сине-желтый домовой модифицировался в игрушку-ходунки, чтобы помочь своему подопечному. Дети еще не умеют говорить, но притом вполне самостоятельны: знают, куда нажать, чтобы сообщить домовому, что хотят есть или пить. Пойдем дальше, у средней группы сейчас время для игр, — проговорил Клиппи и прыгнул в противоположный угол экрана.

Моему взгляду открывается вид на облака и радугу. Это было бы похоже на райское место, если бы не визги и крики.

— Сегодня наша детская площадка — это «Поднебесье». Посмотри, как детям нравится кататься на облаках.

Не нужно ветра, чтобы облака стремительно неслись мимо. Дети летят, сидя на них верхом, как на белых подушках. Вниз — вверх. Кто быстрее? Вниз и плюх на пол, то есть на огромное пухлое облако. Это же безопасное Поднебесье.

— Эти юные пользователи уже постарше, им от трех до пяти лет, — снова вклинивается Клиппи.

Маленькие грозовые тучки иногда омрачают лазурную картину. Они появляются внезапно и, хаотично двигаясь, множатся на глазах. Тогда воспитанники Учебного Центра, вооружаются лазерными лучами, устраивая погоню со стрельбой; попадая в сине-черные тучи, они вскрикивают от удовольствия.

— Дети в восторге от радуги, — поясняет Клиппи.

«рассмотреть»

Белокурые двойняшки карабкаются на радугу. Одна бойко ползет по крутой дуге, вторая поспевает за ней. Вдруг та, что впереди, оборачивается, пытаясь столкнуть другую.

«нарушены правила безопасности»

И вот проказница уже заключена в оболочку капсулы. Она уплывает в сторону, нахмурив упрямые бровки, капризно тыча пальчиком в сторону радуги. Победившая девочка садится в центре, свешивая ноги в ботинках-полусвинках. «Ка-че-ли», — торжественно произносит она, отчеканивая каждый слог. И радуга начинает раскачивать ее — назад и вперед.

Глава 5. Уснувший ген

Для чего я здесь?

Каждую ночь, когда темнота опускалась на поселение, этот вопрос неизменно вставал передо мной. Время ничего не меняло. Одиннадцать лет заключения нисколько не помогли мне смириться с участью отверженного. Не находя смысла в своей жизни, я чувствовал злость, и все мои попытки убедить себя в том, что его в принципе не существует, пока не приносили никаких результатов. Тупая боль уже давно пустила корни в моей душе, и каждый день она расцветала с новой силой.

Как научиться не обращать на это внимания?

Пожалуй, вот над чем стоило думать. Иногда… очень редко, я был спокоен, почти безразличен. В такие моменты мне нравилось представлять себя бессмысленной соринкой, которую закружил вихревой поток. Хоть бы просто лететь куда-нибудь…

Я лежал на земле под открытым небом, убаюкиваемый пением сверчков. Чем дольше я всматривался в него, тем больше звезд мне удавалось разглядеть. Вокруг ярких жирных точек я замечал более мелкие и тусклые россыпи. Ощущение расстояния между дальними и ближними звездами придавало небу головокружительный объем.

Я долго вглядывался в мерцающую темноту, и мне начало чудиться, будто звезды пришли в движение. Они громоздились одна на другую, а затем, сливаясь в одну яркую точку света, серебряной пылью рассыпались в космической синеве. Небо приближалось все ближе к земле. Казалось, что оно вот-вот и коснется меня. Я тонул в небесном океане, проваливаясь все глубже и глубже внутрь темноты.

Проснулся я оттого, что услышал подозрительно равномерное щебетание птиц. Прямо надо мной в воздухе нависал серебряный шар размером с яблоко. Я резко сел. На странном объекте мне удалось разглядеть крошечный объектив. Камера неподвижно висела на месте, пристально изучая меня.

Перед глазами ярко-ядовитыми красками переливался рассвет. Мне было непривычно удобно, и, только свесившись вниз, я обнаружил, что нахожусь в паре метров от земли. Моя постель походила на пухлое белое облако. Оно плавно снижалось. Я щупал рукой воздушную поверхность, недоумевая: может у меня не все дома?

Доплыв до земли, я спрыгнул с облака, и оно тут же рассыпалось на мелкие частицы. Заколыхавшись в воздухе, они начали трансформироваться на моих глазах в огромную перламутровую раковину. Сомнений больше не оставалось: я на свободе! У меня захватило дыхание, и какое-то время я простоял в полном замешательстве.

Рассматривая смоделированный на компьютере природный ландшафт, я взглядом зацепился на занимавшемся рассвете за едва заметную надпись «Выход». Я двинулся к солнцу. Миновав несколько пальм и выложенных в ряд больших камней, я уткнулся в пластмассовый рассвет и оглянулся. Камера, сменив свое местоположение, была по-прежнему обращена объективом на меня, оставаясь на почтительном расстоянии. Я шагнул вперед. Изображение солнца над горизонтом тут же распалось мелкой мозаикой.

Передо мной открылся зеркальный коридор, и я вскрикнул, увидев напротив себя первобытное чудовище. Оно ошарашенными глазами взирало на меня из-под широких бровей. Смуглую кожу покрывала неровная светлая щетина, а сверху безобразную картину завершала косматая русая грива. Я не видел своего отражения уже много лет и, пожалуй, лучше бы и дальше не видел. Поправив немного съехавшую набедренную повязку, я отвернулся от зеркала и продолжил изучать обстановку. Впереди, среди зеркальных стен, показалось широкое окно, и я быстрым шагом направился к нему.

— Ничего себе!

К горлу резко подступила тошнота. Я согнулся, обхватив себя руками в области желудка. С огромной высоты через электронное стекло моим глазам открылся город. Я видел внизу людей, заполнивших улицы; по воздуху проносились стремительные аэро, вдоль обочин громоздились мерцающие эйрскрины. Я резко убрал руки от живота, и мой взгляд тут же скользнул на запястье правой руки. На мне Персонализатор! Только сейчас я осознал, что видел его в зеркале минуту назад. Мозг усыпил бдительность, потому что браслет когда-то являлся неотъемлемой частью моего тела, так же, как нос или уши, он всегда был на мне, когда я смотрел на свое отражение прежде.

Несколько минут я боролся с физическим ощущением дурноты, а вопросы роились в голове, как дикие пчелы вокруг встревоженного улья. Коридор изгибался в правую сторону. Я свернул и увидел в самом его конце электронный шум стены-валидатора. Я двинулся на него, продолжая поглядывать на камеру, которая с назойливостью мухи неотступно следовала за мной. По мере моего приближения черно-белая рябь начала темнеть, а когда я был в трех шагах от нее, на черном фоне проявилась надпись: «Доступ запрещен».

Меня переполнила злость. Неужели это новая тюрьма? Я замахнулся кулаком и со всей силы ударил по надписи, ощутив резкую боль от соприкосновения с твердой поверхностью стены. Я продолжил колотить, пока не выступила кровь. К тому моменту я уже не чувствовал боли, ощущение собственной беспомощности стало моей болью.

Когда первобытные эмоции отступили, я возвратился в то место, где проснулся, и сел на камень, сразу же ощутив, как мой зад обволакивает что-то мягкое. Какое-то время я просто разглядывал руку. Теперь она выглядела полноценно: лишиться Персонализатора — все равно что лишиться пальцев.

Наконец собравшись с мыслями, я вызвал свой эйрскрин. Передо мной визуализировались вкладки: «Виртуализатор», «Программа пользователя», «Спирали», «Рейтинг». Я нажал на первую и заметил, как комната на эйрскрине преобразилась — теперь камни напротив меня казались крупнее, каждый предмет имел закладку с фильтрами и настройками.

Я пальцами на экране сузил камень, а потом, резко расставив их в стороны, отпустил изображение — камень увеличился в размерах и гигантским шаром заполнил всю комнату. «Вернуть исходные настройки», — произнес я, и комната стала прежней. На интерактивной карте я проверил свое местоположение — сектор Зеро, Центр Генетических Исследований.

— Рад, что ты начинаешь осваиваться! — вдруг услышал я чей-то голос.

Я вздрогнул, в комнате кто-то был. В нескольких шагах от того места, где я сидел, теперь стоял человек в темном костюме, его лицо скрывала тень.

— Кто ты? — крикнул я и вскочил на ноги, эйрскрин, шелохнувшись, снова визуализировался перед моим лицом. Я тут же выключил экран.

— Здравствуй, — спокойно ответил незнакомец и сделал шаг вперед.

Теперь мне стало видно его лицо. Оно казалось не молодым и не старым. На гладкой, ровной коже выделялись высокие скулы, над ними блестели бесцветные глаза. Прямые линии его бровей, глаз и губ располагались параллельно друг другу. Геометрическая точность и зеркальная симметрия придавали его лицу выражение безмятежного спокойствия. Гладкая кожа черепа серебрилась отрастающими волосами, а на тонких прямых губах скользила снисходительная улыбка. Если понадобится, я без труда с ним расправлюсь, отметил я, оценив его худощавое телосложение.

— Почему я здесь?

— Ты представляешь интерес для науки, — спокойно ответил он. — Но прежде чем мы приступим к делу… Как ты себя чувствуешь вне привычной обстановки? Надеюсь, тебе понравилась наша имитация дикой природы? — спросил он. Слова плавно вылетали из его рта, не тревожа мимикой лицо.

— Не прокатило, — сухо отрезал я. Мне хотелось получить ответ на свой вопрос, и непринужденно-размеренная манера общения незнакомца действовала на нервы.

— Тогда давай вернем заводские настройки, — он хлопнул в ладоши, и камни превратились в стеклянные стулья и маленький стол между ними. Рассвет распался на мелкие частицы, которые дождем осыпались с белой стены, превратившись в бежевую ширму, тут же скрывшую из вида кровать. Все кругом стало бежево-белым.

— Присаживайся. Нам предстоит долгий разговор, — он занял стул напротив меня и уверенно откинулся на спинку.

Я немного помедлил, но сел на стул, снова испытав до неприличия откровенное удобство.

— А хочешь, мы сделаем комнату ярче? — вдруг спросил незнакомец.

— Как пожелаете, — ответил я равнодушно, но внутри щекотало любопытство. С каждой минутой оно только усиливалось. Я уже перестал ощущать опасность, и все происходящее начинало меня забавлять.

Он визуализировал свой эйрскрин и произнес:

— Отчаянный павлин.

Комната тут же стала красочной: стол и стулья — ярко-голубыми, ширма — прозрачно-желтой, с бегающими по ней волнами света. Зеленая кровать трансформировалась в огромный веер из перьев и, рассыпавшись в воздухе мелкими шариками-глазками, завершила свое перевоплощение образом лодки с чешуйками света. Совершенно отвыкнув в тюрьме от подобных излишеств, я еще глубже вдавился в удобный стул, пытаясь переосмыслить происходящее.

— Как ты, наверное, догадываешься, своей свободой ты обязан нам, — начал незнакомец, пристально глядя куда-то в середину моего лба. — Мы представляем Коллегию Генетиков. Тебя доставили сюда прямо из тюрьмы. Сейчас ты в секторе Зеро.

Он сделал паузу, продолжая смотреть в одну и ту же точку где-то у меня на лбу, и протянул руку, чуть привстав со своего стула.

— Меня зовут Тодд Макмиллан.

Я ответил на рукопожатие. Мужчина снова откинулся на спинку, ничуть не скрывая своего удовольствия от проклятого стула.

— Возможно, ты испытываешь массу противоречивых эмоций. Мы обратили внимание на твою реакцию, когда ты не смог выйти за пределы квартиры. Должно быть, тебе странно оказаться на свободе после одиннадцати лет, проведенных в тюрьме?

Я молчал.

— Тебе ничто не угрожает. Мы надеемся на сотрудничество. Итак, по порядку.

Он с интересом посмотрел наконец мне в глаза, а затем снова приклеил свой взгляд куда-то над моей переносицей.

— Мы предоставили тебе Персонализатор. Твое новое имя Эрон Уолкер, и ты теперь пользователь. Надеюсь, понимаешь, что отныне тебе следует забыть, где ты провел все эти годы?

Мой пульс забился сильнее.

— Допустим, — ответил я.

Мне не терпелось узнать причины своего освобождения. Но Тодд Макмиллан извлек из кармана сигарету и неспешно затянулся эко-дымом. Будто бы специально дразня меня, он не торопился давать ответов.

— Знаешь ли ты, Эрон, что сейчас занимает умы людей? — на его губах появилась усмешка.

Я ненадолго задумался.

— Красота и здоровье? — промямлил я.

Тодд усмехнулся.

— Ты почти угадал. Только теперь они хотят, чтобы это длилось вечно.

Я с интересом ожидал услышать продолжение. Ученый выдержал небольшую паузу, а затем спросил:

— Ты и сейчас не знаешь ответ?

— Нет!

— Люди жаждут бессмертия. Причем теперь, когда биопрограммирование достигло небывалых высот и ведется диалог с Системой, мы на пороге великих перемен.

Я подался вперед.

— Формула молодости раскрыта, — произнес он со значением и тут же затянулся сигаретой. — Мы создали сыворотку, которая перепрограммирует организмы людей в режим вечной жизни. Другими словами, процесс старения останется в прошлом.

Я присвистнул.

— Вау!

Он удовлетворенно расплылся в улыбке и произнес:

— Нам удалось вычислить формулу, по которой будут одновременно включаться и выключаться необходимые комбинации генов в разных клетках организма по заданному сценарию. Эти гены будут кодировать белки, способствующие регенерации тканей организма. Наша сыворотка должна запускать эти процессы, но лучше я все тебе продемонстрирую, — проговорил Тодд Макмиллан.

Он развернул свой эйрскрин в мою сторону. В воздухе образовалась двойная спираль.

— Это ДНК человека. Глобальный разум помог нам составить генотип, который мы назвали матрицей идеального человека.

Я ухмыльнулся.

— Именно над ней ты должен был работать, если бы не совершил преступления.

На экране появился человек мужского пола. Пропорции его тела соответствовали закону золотого сечения.

— Узнаешь? Это Дэвис — наш идеальный человек. Сейчас мы сделаем его семидесятилетним. Мы все запрограммированы на старение. Смотри, как изменяется биовиртуальный организм.

Темноволосый парень с экрана постарел на несколько десятков лет. Изображение на эйрскрине поделилось на две части: одну заняло лицо мужчины, а другую — его ДНК.

— Сейчас я запущу сценарий молодости, и ты увидишь, как будут вести себя нужные нам гены.

Некоторые участки ДНК тут же загорелись красным и синим цветами, демонстрируя гены, которые включились и выключились. Морщины на лице начали разглаживаться, и вскоре Дэвис снова принял свой прежний молодой облик.

— Старина Дэвис значительно помолодел, не так ли? — с гордостью произнес Тодд Макмиллан и добавил: — Но, к сожалению, с виртуальным Дэвисом все проще, чем с реальным человеком.

Я посмотрел вопросительно.

— Во всех нас присутствует некий ген, назначение которого мы до сих пор не можем расшифровать. Известно только то, что он является неотъемлемой частью формулы молодости — без его активного участия невозможна вечная жизнь. Проблема заключается в том, что этот ген всегда находится в неактивном состоянии у всех людей на планете. Мы назвали его Сомниум. Как видишь, Дэвису повезло — его ген легко активируется Системой, чего нельзя сказать о нас. Сыворотка запускает сценарий молодости в организме человека, она устанавливает переключение нужных генов, но на Сомниум никак не влияет. Было проведено множество попыток его искусственной активации, но ген не поддается манипуляциям. Наука зашла в тупик.

Я с интересом слушал ученого. Он отключил свою сигарету и продолжил:

— В Системе было проведено глобальное сканирование генофонда, чтобы определить, фиксировался ли когда-либо у человека Сомниум в активной фазе. Для этого мы запустили программу — Генетический Анализатор. Глобальный разум, обработав информацию за сто последних лет, выдал нам сенсационный результат. Был найден один человек, в ДНК которого Система дважды регистрировала включение Сомниума, а именно четырнадцать и пятнадцать лет назад. Как ты думаешь, кто этот человек?

— Откуда мне знать? — удивился я.

— Это ты, Эрон, — ответил он, на секунду снова заглянув в мои глаза. — В тебе есть нечто, что отличает тебя от других. А что это такое, нам и предстоит выяснить. Надеюсь, ты понимаешь, что если в тебе снова проснется Сомниум, ты сможешь принять сыворотку и обрести вечную жизнь?

— Ух ты! Со мной что-то не так?

Генетик снисходительно улыбнулся:

— В попытке выяснить, за что же отвечает этот таинственный ген, мы провели исследование в Системе. Методом подбора случайных значений Система создала многообразие генных вариаций. Секвенирование вариаций каждого гена ДНК для каждого уникального организма в очередной раз показало нам, что Сомниум, являясь, по сути, рудиментом, не призван участвовать ни в одном из известных нам процессов у Хомо Сапиенс, и люди прекрасно обходятся без него.

— Но в каком-то процессе он все-таки участвует, раз включался у меня? — сказал я, поддразнивая ученого.

— Это мы и хотим выяснить, и, возможно, это знание поможет нам пробудить уснувший ген в людях. Мы предлагаем тебе стать участником эксперимента. В данный момент Персонализатор регистрирует у тебя Сомниум в фазе сна. Но так как ты единственный человек, у кого он активировался в прошлом, нам необходимо всесторонне тебя изучить. А если нам улыбнется удача и Сомниум снова проснется, это прольет свет на вопросы о том, какие процессы в окружающей среде или внутри тебя вызывают активацию гена. Согласен ты нам помочь?

Так вот зачем меня выпустили!..

— А что для этого потребуется? — осторожно спросил я, стараясь сохранять самообладание.

— В обмен на то, что мы постоянно будем анализировать твое психофизическое состояние, ты получишь свободу. И у тебя не будет программы. Эрон, ты сможешь делать все, что захочешь, конечно же, в рамках законов Государства. А мы будем просто наблюдать.

О таком предложении я и не мечтал.

— Вы не боитесь, что я снова попытаюсь атаковать Систему? — не удержался я от вопроса, который засел в мою голову еще в середине разговора.

Он начал смеяться.

— Это было бы очень самонадеянно. Как можно посягать на то, что обеспечивает тебя всем, что необходимо в жизни? В любом случае, нет, мы не боимся. Система прекрасно защищена, а ты будешь постоянно находиться под наблюдением, — ответил ученый.

Какое-то время мы просидели в молчании, и я пытался справиться с накатившим волнением.

— Согласен! — наконец ответил я.

Свобода! Неужели это она?!

* * *

Так началась моя новая жизнь…

Первое время я считал себя счастливчиком. Никому еще не удавалось вырваться из Эль-Пасо. Я с удовольствием пользовался всеми «примочками» для комфорта собственной задницы и заново учился жить в цивилизованном обществе. Мне больше не приходилось вставать с рассветом, уходить на охоту и работать до изнеможения. В моем распоряжении теперь была еда (много халявной еды!) и мягкая постель, чистые удобные вещи и бодрящий душ. От меня не пахло потом, морской солью и рыбой. Новая стрижка и отсутствие щетины делали меня похожим на слюнтяя Эрроу. Мои мысли не сводились к насущным вопросам — поужинаю ли я сегодня, грозит ли нам ураган, успею ли вернуться до темноты, как защитить запасы еды от ливня? Хотя минуточку, а к чему они теперь сводились?

Меня постоянно наблюдали, анализировали, проверяли, тестировали. Примерно семьдесят процентов моего дня занимали всевозможные «психофизиологические сеансы» и «испытания в реальном времени». Но несмотря на все попытки ученых, загадка спящего гена так и оставалась нераскрытой. Сомниум не желал пробуждаться во мне, и все попросту теряли время.

Примерно через месяц такой жизни действительность подкралась ближе. Однажды, посмотрев в пустые серые глаза на гладко выбритом лице, обрамленном аккуратным белым ежиком волос, меня осенило: это уже не я, а самая настоящая лабораторная крыса!

У меня не было друзей и знакомых. Весь мой круг общения состоял из Тодда и еще нескольких ученых и лаборантов. Тогда я и узнал, что такое скука. Меня одолела не просто какая-то легкая хандра, нет — это была всеобъемлющая подавленность сознания, когда становится скучно даже вставать с постели. Я понял, что Эль-Пасо бесповоротно меня изменило, и то, что в детстве казалось естественным и понятным, теперь вызывало во мне недоумение и злость.

За годы моего отсутствия нашли лекарства от всех болезней, но пилюлю от глупости так и не изобрели. Каждый день я сталкивался с вопиющим абсурдом. Взять, к примеру, бессмертие.

Вечная молодость стала объектом всеобщего вожделения. Сыворотка еще не поступила в продажу — но очередь уже стояла длиною в жизнь. За приобретение товаров с пометкой «знак бесконечности» пользователи получали заветные спирали. Конкуренция разыгралась нешуточная. Чем больше количество спиралей, тем ближе человек находился в очереди за эликсиром бессмертия.

А вот что поразило меня в самое сердце — девушки! На улице я встретил практически всех обитателей тропиков. Там были и гордая львица с загривком в виде шарфа, изящный леопард в колготках от самой шеи, осторожная зебра с полосатой сумкой, своенравный какаду в белой юбке из перьев, стройная кобра в платье из чешуи. Мне даже на миг показалось, что я вернулся в Эль-Пасо, но там, конечно, не было привлекательных самок, их можно встретить только в этих каменных джунглях…

* * *

«Солнечный ветер на Марсе уничтожил три десятка машин по добыче Массалис. Ущерб составляет девятьсот миллиардов мировых единиц. Ведутся работы по восстановлению поврежденной инфраструктуры», — слышу я новости с бортового эйрскрина аэромобиля. Мы пролетали над сектором А1, где находился Учебный Центр, в котором я вырос. Я искал глазами что-то знакомое, но взгляду было не за что зацепиться. Небоскребы имели новый облик — теперь в моде восьмигранники. А о том, что я прожил здесь первые тринадцать лет, напоминали только названия на карте бортового компьютера.

Навстречу нам неслись бесчисленные аэро на разной высоте — всевозможных форм и оттенков. Одно планировало совсем низко над землей, как чайка, парящая над морем в поисках добычи. Другое соколом мчалось на огромной высоте, стремительно пикируя на крышу. Крылатые машины наделены недюжинным интеллектом, для того чтобы нести ответственность за своих беспечных пользователей.

Сегодня Дом Культуры был гигантским фиолетовым грибом. Его огромная шляпа постоянно двигалась, будто колыхалась на ветру. Я прикоснулся пальцем к зданию на эйрскрине:

«приблизить»

«познавательная выставка» — «Мир дикой природы»

Тодд Макмиллан молча сидел рядом со мной. Его лицо выражало довольство — это его обычное состояние. Впрочем, такое выражение лица носят все жители нашего Интеллектуального Мира.

Я снова посмотрел на бортовой эйрскрин.

Из прозрачного куба на меня выглядывает девушка в белом струящемся платье. Ее лицо обрамляют белые волосы, собранные наверх, из них причудливо торчит лилия. Чрезмерная бледность лица и белые брови придают ей инопланетный вид.

Ее голос сразу покорил меня, и я сидел, как заколдованный.

«Хотите обрести вечную молодость? — льется на меня чистейший юный голос, словно звуки горной воды в ручье. — Не забудьте заглянуть в виртуальный магазин „Вселенная“, сегодня там доступны товары с пометкой „Знак бесконечности“», — произносит девушка и со смехом садится на зеленую траву, вдруг появившуюся в кубе.

Ее движения были настолько плавными, что казалось, будто она соткана из света и воздуха. Я не мог поверить, что вижу перед собой человека — она больше походила на эфемерное видение.

«Спиралей не бывает слишком много! — говорит она, приподнимая бровь. — Количество товара неограничено!»

Глава 6. Дикарь

Я пробиралась в самой гуще диких джунглей — на мне были бордовые ультравысокие шпильки с функцией регуляции равновесия, тончайшая белая блузка из полимерного шелка, обволакивающая мою грудь узором в виде плотной паутины, и воздушная юбка бэйби-долл кремового цвета.

Я торжествовала! Надеть сегодня эту блузку было отличной идеей. Дом Культуры представлял выставку о природе, и моя паутина шикарно вписывалась в интерьер компьютерных инсталляций! Из моды уже давно не выходили «природные мотивы» — я, как всегда, была в тренде.

Гигантская капля росы на краю массивного зеленого листа какого-то тропического растения отражала весь радужный спектр. Вдруг капля упала и приземлилась на обезьяну, незаметно сидящую внизу. Животное тут же недовольно встряхнуло головой и, ловко схватившись за «лиану» (прочитала название на справочном эйрскрине), стремительно улетело прочь.

Я шла вперед, с любопытством оглядываясь по сторонам. И вдруг, откуда ни возьмись, на меня налетела стая огромных бабочек. Я вскрикнула от восторга и засмеялась. Их пестрые крылья — красные, голубые, оранжевые, желтые, сиреневые — зашелестели в моих волосах и воланах юбки. Виртуальные бабочки садились на мои руки и голову. Я поднесла ладонь поближе к глазам, чтобы разглядеть ту, что приземлилась на палец: хрупкие крылья лазурного цвета, на краях переходящие в драматический черный. «Красивое цветовое сочетание», — подумала я и тут же представила, как попрошу Мэтью подобрать мне что-нибудь в таком стиле.

Сегодня в Доме Культуры была познавательная выставка «Мир дикой природы». Пользователи гуляли по длинным просторным залам, погружаясь в странный дивный мир.

Я разглядывала кокосовую пальму. Начался сильный дождь, который, как ни старался, не мог намочить мою одежду. Зато я слышала его шум и чувствовала освежающий запах, видела, как массивные капли опускаются на все, что окружало меня. Как все-таки прекрасен наш Интеллектуальный Мир! Он позволяет наслаждаться дикой красотой без какой-либо опасности для здоровья.

Вдруг я почувствовала легкое прикосновение к плечу и вздрогнула от неожиданности.

— Здравствуй, — услышала я за спиной приятный низкий голос. Я не могла поверить в то, что происходит. Такое невозможно, даже в тропическом лесу! Неужели ко мне подошел незнакомец?

Я обернулась в смятении и любопытстве. На фоне туманного грота стоял высокий парень с короткими светло-русыми волосами. Он был немного растерян, одновременно с этим я прочла на его смуглом лице неприкрытое изумление.

— Здравствуй, — ответила я, с интересом разглядывая его.

Теперь мы стояли на узкой тропе, и мимо нас проносилось стадо кабанов.

Незнакомец молчал, не отводя от меня взгляда. Что-то дикое ощущалось в этом странном поведении. Я ждала, что он начнет говорить, но он продолжал смотреть на меня своими серыми глазами.

За спиной парня неожиданно вспыхнуло пламя, и хрупкие стволы зеленых травянистых деревьев начали гнуться и ломаться. Мой испуг отразился в его глазах, незнакомец дотронулся до моих плеч и с улыбкой произнес:

— Не бойся!

Парень очень естественно смотрелся в этом лесу — такой же дикий, как все эти животные.

— Мы разве знакомы? — наконец потеряла я терпение.

— Нет, — ответил он. — Как тебя зовут?

Вот тебе и раз! Он хочет услышать мое имя, вместо того чтобы проверить профиль? Какая глупость!..

— Почему ты не представился в Системе? — спросила я, собравшись с мыслями.

— Для тебя это так важно?

— Я не понимаю! То, что ты сейчас сделал, просто-напросто неприлично.

— Извини.

Он включил перед собой эйрскрин, и через несколько секунд я почувствовала легкую вибрацию своего браслета.

«открыть запрос пользователя»

«Эрон Уолкер, двадцать четыре года, биопрограммист, рейтинг пять, спиралей пять».

Теперь мне стало понятно, почему он не хотел представляться в Системе. Я никогда не видела человека с таким низким рейтингом. «Может быть, он опасен», — пронеслось у меня в голове.

«заблокировать»

Я начала двигаться дальше и перенеслась в саванну. Это просто возмутительно: незнакомец следовал за мной. Я держала руку на пульсе, готовясь в любой момент активировать капсулу безопасности.

Проходя по желтой выжженной солнцем траве, я увидела, что неподалеку от меня паслись зебры. Небо было окрашено красным, я прочитала подсказку: «Закат», — уж это название я знала!

— Я видел тебя в рекламе, — вдруг услышала я голос прямо у своего уха. — Ты прекрасна!

Я бросила на него взгляд. Он уже шел рядом со мной. Мне было приятно. Но почему у него низкий рейтинг, ругалась я про себя, понимая, что общаться с ним неприлично.

— Спасибо, я рада, что тебе понравилось. Я составляю мотиваторы для модификаций. Иногда наделяю виртуальных моделей своей внешностью и… — замолчала я, решив, что нет никакого смысла рассказывать ему о себе.

— Что ты хотела сказать?

— Неважно.

Я ускорила шаг, приближаясь к поваленному дереву. Незнакомец следовал за мной. Я сделала вид, что не замечаю его, и остановилась, чтобы рассмотреть микроскопических насекомых.

По дереву ползали муравьи разных размеров — одни были крупными, другие в несколько раз меньше. Они совершали быстрые суетливые перебежки вдоль ствола. Я попыталась проследить за одним, но тут же потеряла его из вида, он заполз прямо под кору, стала следить за другим.

Я увеличила изображение на справочном табло.

Коричневое тело на тонких ножках было покрыто редкими волосками. Два длинных усика и огромных клыка. Да это просто отвратительный монстр!

— Побеждает сильнейший, вот главный закон природы, — опять этот голос за спиной. — Видишь этих маленьких черных муравьев?

Не оборачиваясь на незнакомца, я рассматривала увеличенный экспонат.

— Мелкие муравьи — бунтари и должны атаковать тех, что крупнее. Но этого не происходит: эти тропики — фальшивка, — сказал он, а потом добавил: — У тебя есть друзья?

— Конечно, четыре тысячи пятьсот тридцать восемь! — воскликнула я, продолжая бессмысленный разговор с пользователем, на которого даже не подписана.

— Я хочу стать твоим другом, — невозмутимо сказал он.

Я прыснула от смеха.

— Ты заметил, что мой рейтинг очень высок? И сейчас я проявляю невероятный такт и выдержку, что вообще разговариваю с тобой, — сказав это, я поспешила вперед, чтобы отделаться от него. Давно пора было заканчивать сегодняшнюю экскурсию. Мне становилось не по себе, и я уже почти бежала, не замечая ничего вокруг. Хорошо, что сегодня на мне были шпильки с функцией равновесия.

Вдруг ревущий гризли заставил меня остолбенеть. Стоило остановиться, как незнакомец был тут как тут.

— Смотри, — сказал он, смеясь и показывая пальцем на птиц, — эта пестрая самка, задрав голову, мелкими шажками убегает от самца, прямо как ты!

— Ах, так! — кровь прилила к моему лицу.

Незнакомец тут же смутился.

— Прости, — пролепетал он и снова дотронулся до моего плеча.

«включить капсулу безопасности»

«безопасный режим активирован»

В капсуле мне ничего не угрожало, и я, немного успокоившись, осталась на прежнем месте.

— Ты странная! — парень смотрел мне прямо в глаза. — Я пытаюсь сложить то, что читаю в твоих глазах, с тем, что ты говоришь, и не могу этого сделать.

Я потрясена! Это я странная? Пароля на него нет!

На секунду выпустив меня из-под своего взгляда, он обернулся на медведя, ковыряющего что-то на дереве с громким урчанием. «Улей — пчелиное гнездо», — прочитала я надпись. Затем незнакомец снова впился в меня глазами. Я развернулась. Капсула плавно и быстро понесла меня к выходу.

* * *

Зеленое аэро, мелькнув на разбеленно-синем небе, пошло на посадку. На таких обычно летают только генетики. Я лениво потягиваюсь, выбирая фильтр для неба. Сегодня оно какое-то блеклое.

«пользователь запрашивает доступ»

«открыть профиль»

Тодд Макмиллан — ведущий генетик Палаты — запрашивает доступ для личной встречи со мной. Я заинтригована и польщена.

— Разрешить доступ, — скомандовала я, машинально открывая вкладку «Зеркало» на Виртуализаторе.

Поправляя волосы и внимательно осматривая линию бровей, я улыбаюсь своему отражению.

— Хакли, как я выгляжу?

— Ты похожа на героиню своего Виртуализатора.

— Глупенький, это ведь я и есть. Ты забыл, что правильный ответ — потрясающе. Тебя еще многому надо учить, Хакли. Если женщина спрашивает, как она выглядит, она ждет только положительного ответа.

— Рост сто шестьдесят пять, цвет глаз голубой, пропорции восемьдесят один — шестьдесят два — восемьдесят пять, волосы светлые; это положительный ответ?

— Да, и все вместе в сочетании — невероятно красиво.

Хакли подлетел к моему экрану и стал смотреть вместе со мной на отражение, сканируя каждую мою клеточку.

— Красиво, — повторяет он, растягивая слоги.

— Сейчас к нам придет ведущий генетик Палаты, приготовь чего-нибудь освежающего, например, холодный чай с лимоном.

В комнату заходит высокий мужчина. Перед ним нет экрана. Его взгляд излучает уверенность. Я пытаюсь угадать его возраст. Гладкая персиковая кожа говорит в пользу молодости, но усталые блеклые глаза добавляют несколько десятков лет. Его лицо виртуально красиво, будто смоделировано на компьютере.

— Здравствуйте, Малин, — говорит он, с любопытством оглядывая меня с головы до ног.

— Здравствуйте, проходите в гостиную, присаживайтесь. Какую опцию выбираете: «Упругие ягодицы» или «Здоровая спина»?

— Спасибо, я воздержусь.

Он садится на диван, а я напротив него устраиваюсь поудобней в массажном кресле. Зеленая спираль на лацкане его пиджака блестит так же, как и его зеленое аэро блестело на солнце.

— Я заинтригована, чем могу быть полезна? — спрашиваю я как можно спокойнее, хотя на самом деле умираю от любопытства.

— Я приехал к вам лично, потому что мне необходимо обсудить с вами дело государственной важности! — он медленно затягивается эко-дымом и продолжает: — А теперь сверните, пожалуйста, свой эйрскрин, и я отключу вас от Системы на время нашего разговора.

Его отполированный высокий лоб блестит.

— Нельзя допустить, чтобы кто-то из ваших подписчиков стал свидетелем того, о чем пойдет речь.

— Это касается сыворотки бессмертия? — сразу же спросила я, свернув эйрскрин.

Других дел государственной важности не бывает.

— Да, сыворотка готова, — сказал генетик, подавшись вперед.

— Потрясающе! — восхитилась я, восторженно потирая ладони. Именно этого события ждет весь мир уже давно. Внутри меня все затрепетало.

Я заметила, что генетик был взволнован не меньше меня, и предложила ему чай. Он молча кивнул и сконцентрировал свой взгляд где-то над моей переносицей.

— Хакли, у тебя все готово?

В это же мгновение оболочка домового трансформировалась в тонкие длинные пальцы, которые беззвучно опустили ароматный чай на стеклянный стол.

— К сожалению, пока я не могу разделить ваш восторг. Есть некоторые сложности, — он сделал паузу, обволакивая взглядом комнату, а потом вновь сфокусировался в одной точке у меня на лбу. — Для того чтобы сыворотка подействовала на человека, необходима активная работа гена Сомниум, но он, к сожалению, спит в каждом из нас.

— Так почему же вы говорите, что сыворотка готова? В ней не хватает ингредиентов?

— О, нет, — он ухмыльнулся, — состав эликсира молодости идеально просчитан. Проблема в том, что ингредиентов для пробуждения спящего гена не существует. Сомниум не поддается никаким искусственным манипуляциям.

— Так что же, старость неизбежна?

— Малин, все не так уж плохо… Я не дошел еще до самого главного, — он улыбнулся какой-то извиняющейся улыбкой и продолжил: — Мы нашли одного человека… у которого активировался Сомниум!

У меня перехватило дыхание:

— Это я?

Генетик улыбнулся.

— Нет, ну что вы! Неделю назад он познакомился с вами в Доме Культуры. Вы его заблокировали. Помните? Это он человек с активным Сомниумом.

— Вы хотите сказать, что тот неадекватный — единственный, на кого подействует эликсир? — мне стало досадно.

— Да, это он. Эрон Уолкер. Что вы думаете о нем?

— Могу сказать только одно: может, Сомниум и находится у него в активном состоянии, но зато спит множество других генов, например, отвечающих за приличное поведение в обществе, хорошие манеры, умение вести разговор. Он как будто из другого мира.

— Так и есть, — сказал ученый задумчиво, а потом торжественно добавил: — Его Сомниум пробудился после знакомства с вами, Малин!

— Это связано со мной? — искренне удивилась я.

— Мы обнаружили у подопытного всплеск определенной комбинации гормонов… Самые основные из них — допамин, серотонин, адреналин, эндорфины, окситоцин и вазопрессин. Мы никогда еще не регистрировали такого мощного всплеска этой комбинации, причем без какой-либо видимой стимуляции индивида.

— О какой стимуляции идет речь?

— Например, занятие сексом или восторг от нового уровня программы. Хотя даже при таких условиях у людей не наблюдается настолько большой концентрации этих гормонов в крови, да и комбинации возникают несколько другие. Это натолкнуло нас на некоторые выводы… В далекие времена люди называли это состояние любовью.

— Что такое любовь? — спросила я, делая глоток чая с лимоном.

— Это такое состояние организма, при котором индивид теряет связь с действительностью и способен совершать лишенные смысла и практической ценности поступки, направленные на другого индивида.

— Я не понимаю…

— Например, вы бы отдали свою сыворотку молодости другому пользователю?

— Вы шутите? Конечно, нет!

— А вот человек, испытывающий чувство любви, мог бы так поступить. Мы пришли к выводу, что Эрон находится в этом странном состоянии любви к вам.

— Какая глупость! — засмеялась я.

— Да. Но не забывайте, на данный момент он — единственный человек, кто мог бы обрести вечную молодость. Сомниум является причиной этому неадекватному состоянию влюбленности, во всем остальном Эрон ничем не отличается от нас.

— Как это не отличается? Да он ходячий экспонат из Дома Культуры.

— Странности в его поведении объясняемы обстоятельствами его жизни. Сомниум стимулирует выработку данной группы гормонов, и это вызывает в нем повышенный к вам интерес, а также огромное сексуальное влечение. Но что явилось отправной точкой в запуске данной реакции? — закончил он, задумавшись. — Совершенно очевидно, что Сомниум уснул в процессе эволюции ввиду его абсолютной ненадобности. Но, как выясняется теперь, этот ген является необходимым условием в формуле вечной молодости. Чтобы понять, в каком направлении продолжить работу, мы для начала хотим всесторонне изучить явление любви на живом примере. И предполагаем, что вы могли бы нам в этом помочь.

— Я?! — воскликнула я и чуть не вылила содержимое чашки на юбку.

— Мы хотим выяснить, проснется ли Сомниум в вас, если вы вступите в сексуальную связь с подопытным, и предлагаем вам контракт. Вы выполняете все наши инструкции, мы в свою очередь даем вам приоритетное право первой получить заветную сыворотку, а также сумму в размере одного миллиона мировых единиц в месяц до конца вашей жизни — и если все сложится, как мы надеемся, то вечно.

— Мне надо подумать. Как вы гарантируете мне полную безопасность? Кажется, что от него можно ожидать чего угодно, тем более если, как вы сказали, в его состоянии потеряна связь с действительностью, — на всякий случай поинтересовалась я, уже зная, что соглашусь.

— Вам не о чем беспокоиться, за ним установлено постоянное наблюдение, каждый его шаг, каждый вдох, каждый незначительный выброс адреналина фиксируется и не пройдет незамеченным. Тем более что во время ваших встреч мы будем на связи, вы будете получать инструкции, вы сможете задавать вопросы или сообщать о своем беспокойстве, если что-то покажется подозрительным.

— Мне надо ознакомиться с контрактом, — сказала я, набивая себе цену.

— Конечно, у вас есть время до завтрашнего утра. Еще раз повторюсь: это дело государственной важности, и оно не терпит отлагательств. Чем скорее вы решитесь, тем скорее мы получим сыворотку. Контракт находится уже в почтовом ящике, мы ждем вашего согласия, Малин.

— Я непременно с вами свяжусь.

— Малин, еще кое-что. Нам сложно оценивать состояние любви по многим причинам. Мы очень мало знаем, но из тех материалов, что сохранились, видно, это состояние не поддается логике и здравому смыслу, все причинно-следственные связи нарушены. Это очень странный иррациональный мир. Он как запутанный клубок, но стоит его распутать — и он превратится в длинную прямую, если хотите, вечную нить жизни. Поэтому, чтобы вы попробовали представить, с чем имеете дело, возьмите вот это.

Генетик протянул мне небольшой прямоугольный предмет.

— Это книга, древняя печатная книга. Один из немногих дошедших до наших дней экземпляров.

— Вы шутите? Она не из Массалис?

Он отрицательно покачал головой.

— В черный список меня! Я думала, это ретро-модификатор.

Шершавая на ощупь, с поврежденной молекулярной структурой по краям, серо-коричневая книга с маленькими выцветшими буквами. «Ромео и Джульетта». Я машинально дотронулась до букв, раздвигая пальцы и пытаясь увеличить текст. Пароля на меня нет! Не работает… Затем я нажала на надпись, но ссылка не открылась.

— Малин, она открывается по-другому, — сказал генетик и, одним пальцем приподняв верхний слой, открыл передо мной мелкий текст. Чудеса! К своему удивлению, я обнаружила, что внутри содержимое разрезано на множество тончайших слоев.

— Тут двести тридцать пять страниц. Я не могу просить вас прочитать ее всю, это непосильная работа даже для выдающихся ученых, там очень много иррационального, но пролистать и ознакомиться с некоторыми идеями для того, чтобы лучше понимать вашего будущего партнера, вам бы не мешало.

Он встал и протянул мне руку. Его рукопожатие было сухим и крепким.

— До свидания, — сказала я. — Хакли, проводи господина Макмиллана.

— До свидания, Малин, — он посмотрел на меня с надеждой и вместе с тем очень строго. Мне не понравился его взгляд.

— Хакли, как думаешь, на что можно потратить миллион мировых единиц? — спросила я, когда домовой вернулся в гостиную.

— Новый мотиватор недавно показывал солярий-пляж.

— Хакли, какой же ты умница, ты просто читаешь мои мысли! Солярий-пляж и бассейн. Бассейн — это самое дорогое, что может быть. Из-за водного кризиса я вынуждена тратить четверть своих доходов на воду. Подумай только, у меня будет бассейн, самый настоящий, и средства для его поддержания. Одна мысль об этом радует меня, как ребенка. Что бы еще ты купил?

— Аэромобиль с откидывающимся верхом цвета солнечной зари.

— Хакли, ты отлично меня узнал за это непродолжительное время.

Я визуализировала зеркало и снова всмотрелась в свое отражение. Неудивительно, что эти глаза свели с ума, а эта идеальная линия бровей помогла зафиксировать такое буйство гормонов у этого чудака. На моих губах был разлит сладкий карамельный вкус новой помады, он не смог бы от них оторваться. Конечно, я соглашусь на предложение ученых. Какое же сладкое чувство, словно клубничная жвачка с бесконечно долгим вкусом. Я мысленно купалась в будущем бассейне, представляя, как буду распоряжаться своими миллионами…

Глава 7. Капсула безопасности

Я шел по ночной улице, залитой синим светом десятков электрических солнц. С обеих сторон в застывших в воздухе эйрскринах мелькали мои отражения. Я нарочно проходил сквозь некоторые из них: изображения распадались и тут же появлялись снова за моей спиной.

Малин не выходила из головы. Какое-то странное чувство поселилось во мне, с тех пор как ее встретил — будто радостно и грустно одновременно. Она заблокировала доступ к своему профилю, и теперь я думал, как повысить проклятый рейтинг: просто попросить генетиков сделать это или накупить кучу ненужных вещей? А может, обзавестись работой?

«„Долина удовольствия“ раскрывает перед Вами новый мир вкусовых ощущений. Жвачка с семьюдесятью тремя оттенками вкуса малины в одном кубике», — широкая улыбка заполнила все пространство на встречном эйрскрине, и тут же изображение сменилось на новую рекламу.

Начал моросить дождь. Капли воды, не касаясь земли, растворялись в воздухе. Мне становилось холодно. Я натянул капюшон толстовки и пошел быстрее. Изредка мне встречались прохожие с эйрскринами, заслонявшими их лица. Никак не могу привыкнуть, что тут, на воле, никто не смотрит в глаза! Люди, находясь рядом друг с другом, общаются, уставившись в свои Виртуализаторы, и выглядит это нелепо. Так и хочется ради шутки отключить их от Системы и посмотреть, как они выпутаются. Придет ли в голову кому-нибудь из них обратиться к собеседнику напрямую? Или каждый будет ожидать возобновления связи?

«Ваш рейтинг уменьшился на один процент. Наблюдается постоянная динамика снижения. За последние десять дней вы не приобрели ни одной покупки с пометкой „бесконечность“», — сообщил мой Персонализатор в полночь.

Я вышел на проспект, и он ослепил и оглушил меня, выплюнув прямо в лицо фейерверк из бешеных красок и музыки. «Кроличья нора» зазывала в увлекательный тур по лабиринтам подсознательного. Яркие, светящиеся буквы складывались в бессмысленные слова длиною в стоэтажный небоскреб. «Наследие древних» иллюстрировало четыре здания в виде ветряных мельниц, «Дом Культуры» — цветной параллелепипед, а «Безграничное счастье» — сделанный будто из стекла прозрачный куб.

Я поднял глаза вверх. Городское небо скрывалось за неоновыми прожекторами. Где-то в вышине стаями кружили бесшумные аэромобили. Мимо меня проходили люди, не отрывая глаз от эйрскринов: они безошибочно лавировали в толпе, следуя интуитивно выверенному на Виртуализаторе маршруту. Многих сопровождали домовые. Когда-то у меня тоже был такой друг…

Люди предпочитают смотреть на экран, потому что на нем можно выбрать нужный ракурс: что-то приблизить, сузить, отключить и отделить от остального. Но как страшно глядеть на этот мир широко открытыми глазами! От переизбытка информации невозможно отделить зерна от плевел. Я смешался с пестрой толпой, визуализировал свой эйрскрин и пошел на автопилоте.

Магазин под названием «Красивая пища» полон пользователей. Они маячат у меня перед экраном, загораживая проход.

«приблизить»

«Угрюмый торт», «Многоликий инжир», «Зеркальный компот».

Перед полками с товарами бегущая строка, чтобы можно было подробно ознакомиться с описаниями представленных генно-модифицированных вариаций.

Я беру бутылку воды. «Вы совершили покупку стоимостью сто мировых единиц. Транзакция успешно завершена», — слышу я на выходе из магазина. Прохожу сквозь валидатор в метро, одновременно с этим слышу женский голос: «Был произведен платеж, списание со счета составляет две мировые единицы». Так странно постоянно слышать этот голос — что-то кисло-сладкое из детства.

В вагоне достаточно свободных мест, но я остаюсь стоять в проходе. Разглядываю людей. Они куколками бабочек сидят в ряд в овальных индивидуальных ячейках. Никто не смотрит друг на друга, потому что это неинтересно. Действительность гораздо более прозаична, чем идеальный мир на экране. Они погружены в свои эйрскрины — общаются, путешествуют, смеются. Все будто связаны в единый организм. Теперь я часть его, но существую где-то в стороне.

Добро пожаловать в цифровую реальность! Потоки информации находятся в постоянном движении — они сталкиваются, закручиваясь в водоворот. Границы между правдой и вымыслом размываются. Их бледнеющие линии, перемешиваясь, теряют свои очертания, как на древних картинах импрессионистов.

Довольно! Я выключил свой экран. Перед глазами шеренгой выстроились оборотные стороны эйрскринов. За их электронными помехами я с трудом мог разглядеть лица пользователей. Я давно заметил красивую девушку и взглядом все время возвращался к ней, к ее красивой груди. И мне очень хотелось, чтобы она взглянула на меня «по-настоящему». Но этого не происходило…

— Свобода… — вдруг услышал я собственный шепот. Мне стало жарко. Я вытер пот со лба и волос. Бото-сеть из довольных пользователей… Противно мне — все до одного фальшивки! В шуршащей пелене эйрскринов я увидел, как ветер гонит волны, услышал их необузданный плеск. Слова подступили к горлу, я знал, что уже не сдержусь…

— Вы в тюрьме! — громко обрушился я, наблюдая, как, нехотя отрываясь от эйрскринов, на меня устремляются взгляды некоторых пассажиров.

— Посмотрите друг на друга! Что вы видите? — я начал переходить на крик, мое дыхание стало частым. — Правильно! Ничего вы не видите. Ноль! Пустота!

Теперь уже все люди удивленно и внимательно смотрели на меня. Только опасность заставила их взглянуть на мир собственными глазами.

— Так, может быть, вы вообще не существуете? Каждый из вас плод своей же фантазии! — кричал я в порыве какой-то необъяснимой ненависти.

Вдруг кто-то дотронулся до моего плеча. Слова застыли у меня на губах. Я обернулся и встретился с холодным взглядом. Глаза-пиявки. Губы незнакомца криво улыбались. Грубые морщины в уголках глаз выстраивались в четкие зигзаги. Я молча взглянул на экран. Поезд прибудет на станцию через пятнадцать секунд.

— Выходим? — спросил мужчина заговорщически, пытаясь обхватить мои плечи.

Я внезапно занес руку для правого хука, но мужчина ловко увернулся. Толпа вздохнула. Я схватил его за ворот куртки и коленом ударил в живот, резко развернулся и засадил ему ботинком в поясницу. Он упал. Вокруг началась паника. Люди с криком активировали капсулы безопасности и, оказавшись в прозрачных пузырях, столпились у дальнего выхода.

Я протиснулся между прозрачными стенками оболочек и оказался тут же подхвачен их потоком, стремящимся вырваться на волю, как кипящая магма из жерла вулкана. Поезд прибыл на станцию, и двери открылись. Мужчина пытался пробраться ко мне, но я уже был далеко от него, выплывал вместе с толпой, окруженный ею, как стадом перепуганных бизонов.

Перед глазами светилась пустынная улица. Эйрскрины теснились по обеим сторонам дороги. Я бежал среди десятков электрических солнц.

— Стой! — раздалось сзади.

Я продолжил бежать. Вдалеке вырисовывались две фигуры. Я догадался, что меня окружили, но еще несколько секунд пробежал по инерции. Те, что впереди, были пока на приличном расстоянии. Тот, что сзади, уже нагонял. Я понял, что встречи не избежать, и повернулся назад. В этот момент незнакомец навалился на меня всем своим весом. Мы упали на мокрый асфальт, вцепившись друг в друга мертвой хваткой. Я только успел наклонить голову вперед, чтобы защитить ее от удара при падении.

На его стороне было преимущество. Он так поступил, потому что уже знал, что вряд ли победит меня стоя. Противник оседлал меня и, выкинув правую руку вперед, кулаком засадил в нос. От его левого удара я уклонился, переместившись по асфальту. Я согнул ноги в коленях и, резко приподнявшись, ударил головой о его лицо. Он подался вперед и, захватив мою голову обеими руками, ударил ею об асфальт.

— И что теперь ты будешь делать? — прошипел он, плотно зажав мою голову на весу.

Мне удалось упереться ногой в его живот, и, со всей силы рванув руками, я перекинул его через себя. Ярость охватила мой рассудок и распространилась по мышцам. Забыв о том, что есть еще двое, я подскочил к распластавшемуся на земле человеку и начал избивать его ногами.

— Остановись, — донесся до меня его крик будто издалека.

Я не слушал его. Он попытался встать. Но я навалился сверху и продолжил наносить удар за ударом. Сквозь мутную пелену я различал приближающиеся голоса людей. Вдруг кто-то оглушил меня, и я упал на землю. Мир начал двоится, и свет одного из эйрскринов каким-то странным образом застлал мне глаза. Холодный синий свет струился прямо на меня. Он был бесконечен…

Я увидел свое отражение и почувствовал, как меня куда-то тащат по земле. Мне было все равно. Я купался в электрическом свете.

* * *

Головная боль обручем сжимала виски.

Я внезапно очнулся в своей комнате, и первое, что почувствовал, — это давящая боль. Мне не хватало воздуха, и я сделал глубокий вдох. Через несколько мгновений начало приходить осознание действительности. И оно, сперва окатив меня ледяной струей, высокой волной накрыло под своей тяжестью.

На скорости гоночных аэро мысли проносились в голове. Абсолютно не связанные друг с другом, они преследуют меня каждое утро с тех пор, как я оказался на свободе. Я не могу остановить их ход и продолжаю участвовать в бессмысленной погоне за ненужной информацией. Поворачиваюсь на другой бок, сжимаю голову руками, но поток сознания еще сильнее сжимает виски.

Блики света от пролетающих аэро изредка озаряли темноту, пробегая по стенам комнаты. Я просто лежал в темноте, изучая свою боль. Теперь я глубоко вошел в ее недра, и там, на дне, обнаружил лишь пустоту и холод. Все это время я тешил себя иллюзиями, которые наполняли мою жизнь бессмысленным смыслом. После случая в метро у меня больше не осталось сомнений. Наконец я смог признаться себе в том, что уже давно скучаю по Эль-Пасо.

Я встал. Слабость в теле сковывала движения. Я пошел в направлении окна — вместо горячего песка гладкий пол с подогревом. Я на минуту закрыл глаза; ощущение сводного падения с высоты и тишина… сквозь мутную пелену выявлялись очертания знакомых предметов, которые напоминали о постылой действительности. Состояние, близкое к обмороку, но я продолжал идти — еще несколько шагов, и я открою окно и посмотрю на восход…

В лицо повеяло утренней прохладой. Вдалеке занималась заря. Над тенью горизонта узкой розовой полосой протянулся пояс Венеры, а пепельное небо над ним застыло в нерешительности. Воздух был свеж и напряжен в ожидании восхода солнца. Я представил себя на берегу, а всего остального, что составляло городской ландшафт, нарочно попытался не заметить.

Головная боль по-прежнему сжимала в тиски. Я опустился на пол, прислонился к стене и не мог пошевелиться. Возможно, я забылся на какое-то время. В голове не промелькнуло ни одной мысли до того, как послышался знакомый голос.

— Ну и что ты натворил, Эрон?

Я открыл глаза. Передо мной стоял Тодд Макмиллан.

— Зачем ты устроил представление в метро?

— Мне тяжело, — ответил я и машинально дотронулся до лба, будто бы это могло помочь уменьшить боль. — Мне тяжело привыкнуть к новой действительности.

— Я знаю… знаю, — немного смягчившись, сказал он и, небрежно хлопнув меня по плечу, прошел в глубь комнаты. — Поэтому мы и отнеслись с уважением к твоим привычкам — позволили тебе вступить в физическую борьбу. Но ты же понимаешь, все могло произойти гораздо быстрее и безболезненнее? Раз — и ты заключен в капсулу безопасности!

Меня тут же затошнило. Какой-то безвыходностью веяло от этой действительности.

— Мы действовали по твоему сценарию для того, чтобы изучить тебя.

Я встал и снова посмотрел в распахнутое окно. Небо полыхало яркими красками, на нем разгорался пожар утренней зари. Желтое свечение на востоке расходилось в стороны оранжевыми и багряными языками пламени.

* * *

— Назовите ваше полное имя, пожалуйста, — сказала женщина в белой униформе. На ее столе горела надпись: «Виола Хэйз, доктор психологических наук».

Я разглядывал доктора. Рыжие, слегка вьющиеся волосы прядями спадали на молоко ее белой униформы, немного усталое лицо выражало уверенность и проницательность, упрямство читалось в пухлых губах и в ямке на подбородке.

— Как вас зовут? — повторила она.

— Эрон Уолкер, — я пристально всматривался в ее большие карие, с зеленоватым оттенком глаза.

— Ваш возраст?

— Двадцать четыре года.

Она смотрела на меня без эйрскрина, и мне это нравилось. Ее взгляд будто бы проникал в самую суть, увлекая за собой куда-то в космическую глубину.

— Вы умеете гипнотизировать? — неожиданно для самого себя услышал я собственный голос.

— Возможно, — ответила она, а на лице ее вспорхнула легкая усмешка. Я не сразу заметил, что губы не смеялись. Блеском в глазах, морщинками где-то на кончиках век создавалась иллюзия улыбки. Меня к ней тянуло.

— Ваши взгляды во многом могут отличаться от общепринятых, — вдруг серьезным тоном произнесла женщина. — Вы много лет провели в тюрьме и попали туда еще подростком. Сегодня мы встретились, чтобы лучше понять ваше внутреннее устройство: чем вы живете, что вас интересует. Приготовьтесь честно отвечать на все поставленные вопросы. Начнем?

Я молча кивнул: ну что ж, Виола, давай, удиви меня. У тебя опасная работа сегодня — общаться с преступником.

— Как вы себя чувствуете? — первым делом спросила она.

— Вы же сами все знаете, — удивился я. — Показатели моего здоровья ежесекундно считывает Система.

— На экране лишь голые факты. Я хочу узнать, как вы себя чувствуете?

— Вообще-то паршиво.

Она улыбнулась.

Вдруг я услышал странный щелчок и повернулся в его сторону. На стене висел круглый циферблат. Это старинные часы, понял я, вспомнив картину Дали из Дома Культуры.

— Красивые часы, — сказал я вслух.

— Мне нравятся модификации в стиле старинных вещей, существовавших до Перезагрузки. Они делают комнату уютнее, не так ли, — сказала она своим нежным голосом. Он, словно мед, сочный и бархатистый, обволакивал и лился сквозь меня, лился за пределы Вселенной. Я мысленно с ней согласился. В этом что-то было.

На ее столе мерно вращалась какая-то изогнутая фигура. Восемь закрученных перекладин с шариками попеременно двигались в определенном ритме. Вот одна из них подалась вперед и опустилась вниз, описывая полукруг, за ней тут же другая опустилась вниз, проделывая те же движения. Предмет походил на осьминога, играющего своими щупальцами. Глядя на вращающиеся элементы, я потерял ощущение времени.

— Вы меня не слушаете.

— Я слушаю.

— Что вы чувствовали, когда оказались в тюрьме? — продолжил литься на меня ее дивный голос.

— Злость, — ответил я, вспоминая то безрадостное время. От мыслей о первых днях в Эль-Пасо до сих пор ползли по спине мурашки.

— Что-то еще?

— Это все.

— У вас в крови обнаружено повышенное количество гормонов, отвечающих за агрессию. Как у вас обстоят дела в отношении самоконтроля?

Да неужели?

— Никогда об этом не задумывался, — честно ответил я.

— Вы замечали в себе какие-то особенности, отличающие вас от окружающих?

— Нет.

— Что для вас главное в жизни?

— Хм… а есть варианты ответа? — растерялся я.

Она посмотрела на меня в недоумении, но вежливо принялась перечислять:

— Например, безопасность, комфорт, программа-сказка, довольство, высокий рейтинг, молодость, красота…

— Пожалуй, из этого ничего.

— Тогда что же?

Я молчал в замешательстве.

— Подумайте, что для вас является самым ценным?

На языке вертелось только одно слово.

— Свобода, — ответил я как-то вопросительно. — Если, конечно, это относится к тому, о чем вы спрашиваете?

— Желание быть свободным — это пережиток прошлого. Людям не нужна свобода. Все уже давно уяснили, что для успешного функционирования общества и индивидуального счастья пользователей необходимы контроль и порядок. Свобода — это нечто относительное, не поддающееся характеристике и не несущее какой-либо пользы обществу.

Не выйдет, подумал я. Генетики прислали красивую девчонку, чтобы запудрить мне мозги?

— А все обязательно должно приносить пользу? — спросил я вслух.

— Конечно, практичность — это еще одно благо, — проговорила Виола и ненадолго замолчала.

— Вы готовы стать членом общества? — вдруг спросила она, и я уловил перемену в голосе, едва заметную, но очевидную, как легкое дыхание первой прохлады в осеннем воздухе.

— Не знаю…

— Чем является для вас свобода? — продолжила она наступление.

Прошло немало времени, прежде чем я ответил. Мы долго сидели в полной тишине, нарушаемой лишь тихим щелчком минутной стрелки старинных часов. Чем дольше мы молчали, тем длиннее становился промежуток между минутами. Это было своего рода приятное напряжение. Будто невидимые жесткие струны натянулись между нами, они связывали нас и одновременно держали на расстоянии.

— Это нечто недосягаемое. Мы все зависимы — от Системы, от потребностей, от своих желаний и привычек. А настоящая свобода в отсутствии зависимостей, — наконец ответил я.

— Вы больше не будете нарушать условия эксперимента? — последовал очередной вопрос.

— А я уже нарушал?

— Случай в метро, — она приподняла бровь.

Я впал в ступор. Виола изменилась. В лице проявилась жесткость, а в голосе — металлические нотки.

— Вы стали иначе себя вести. Меня это сбивает с толку, — сказал я.

— Как иначе?

— Более жестко. Это психологические уловки?

— Так если вы понимаете, что это психологические уловки, то что же вас смущает? — спросила она.

Мне захотелось спать, и я стал терять нить разговора.

— Это… странно, — с трудом ответил я, язык меня не слушался.

Вдруг перед моими глазами визуализировался эйрскрин. Увеличенный до размера стены, экран транслировал данные о моем психофизиологическом состоянии. Там были данные полиграфа и уровень гормонов в крови. Затем на экране я увидел себя, и послышался равномерный постукивающий звук в тишине.

Я закрыл глаза.

— Ваша повышенная агрессивность — следствие генетической инволюции чувства защищенности. Бывает так, что мутации в генах преподносят нам неприятные сюрпризы. Например, как в вашем случае: эмоциональная лабильность вместе с повышенной выработкой тестостерона — корень ваших проблем с поведением.

Ее голос становился тише. Я едва мог различать слова.

— И когда в человеке есть серьезные противоречия, ему становится трудно следовать своей программе. Как понять, к чему он тяготеет? К созиданию или разрушению? Дайте волю своим желаниям…

Я куда-то проваливаюсь. Вокруг темнота. Рядом со мной что-то шевелится. Я щупаю воздух руками, но ничего не нахожу. Ощущение холода от того, что должно быть горячим. Из темноты проявляются лучи, исходящие от синего солнца. Электрический свет струится на все предметы. Он льется и на меня, наполняя бессмысленным смыслом. Я часть декорации. Движение в воздухе становится осязаемым. Теперь я ощущаю, что это щупальца.

Вокруг меня нет ни одной стены. Ощущение невесомости. Я в каком-то безграничном пространстве. Передо мной и внутри меня стройная логическая структура из хрустальных молекул. Все элементы расположены в четком порядке и связаны в единый организм — я часть его, и меня переполняет восторг. Мне не хочется разрушать эту структуру. Она находится в постоянном движении. Молекулы распадаются на атомы, атомы — на электроны, протоны и нейтроны. Бесконечное число частиц взаимосвязано, и каждая из них порождает другую. Все кажется понятным и простым. Я наслаждаюсь этим новым ощущением…

Вдруг все резко куда-то исчезло, и передо мной возникло лицо Виолы. Она внимательно смотрела на меня. Что-то изменилось с тех пор, как я заснул. В голове было как-то непривычно ясно.

— Вы готовы стать пользователем Системы? — вдруг спросила она.

— Да, — ответил я без тени малейшего сомнения.

Глава 8. Бассейн

— Хакли, дай мне книгу.

Свернувшись, домовой спал в углу, но, услышав свое имя, вышел из спящего режима, вытянулся вверх и в стороны, принял форму размытого облака и окрасился в бледно-голубой цвет.

— Сформулируй просьбу по-другому, такого слова нет в моем тезаурусе.

— Хакли, видишь вон тот серо-коричневый предмет прямоугольной формы на столике. Это и есть книга. Очень древняя, ее мне принес сегодня ведущий генетик Палаты Тодд Макмиллан. Задолго до Перезагрузки люди читали такие книги.

— Книга. Записано в память. «Ромео и Джульетта». Записано в память, — сказал Хакли.

— Вот, послушай, — я открыла первую попавшуюся страницу и начала читать:

Мне неподвластно то, чем я владею.

— Хакли, ведь это просто невозможно. Что значит «неподвластно»? Я вольна выбирать любые настройки и модификации всего, чем владею. Тот, кто это написал, жил безрадостной жизнью. Солнце давно село, но я могу легко окрасить комнату в красно-розовые цвета заходящего солнца. «Розовый закат». Теперь оно не сядет, пока я этого не захочу.

Моя любовь без дна, а доброта — Как ширь морская. Чем я больше трачу, Тем становлюсь безбрежней и богаче.

— Ну уж нет, Хакли. Не верю ни единому слову. Только что в душе я истратила триста двадцать семь мировых единиц за пользование водой. Я стала чище, но не богаче.

Трогать и перелистывать страницы было приятно. Какое-то новое ощущение. Они мелькали черными строчками, а потом вновь складывались одна на другую.

— Еще кое-что, невиданный бред, Хакли, только вдумайся:

Меня перенесла сюда любовь, Ее не останавливают стены.

— Тот, кто написал все это, не видел наших стен-валидаторов.

Не находя смысла ни в одном слове, я продолжала шелестеть древней книгой.

Богатство чувств чуждается прикрас, Лишь внутренняя бедность многословна. Любовь моя так страшно разрослась, Что мне не охватить и половины.

Мне казалось это бессмысленным, но вместе с тем красивым. Эти два понятия расходились в моем сознании. Все красивое обязательно имеет какую-то практическую ценность. Взять хотя бы мое кресло-массажер. Изогнутые ножки, мягкие подлокотники и спинка цвета ванильного йогурта, силиконовые подкладки для шеи, расположенные с анатомической точностью по индивидуальным параметрам. Все это выглядит красиво и позволяет получать удовольствие от массажа.

Я продолжила читать книгу, чтобы попытаться понять, есть ли хоть какой-то смысл за красотой странных древних стихов. Уж не подцепила ли я что-то от своего нового знакомого? Тогда лечение или компенсация.

* * *

На большом эйрскрине отображаются комментарии всех присутствующих гостей о моей вечеринке. Сегодня я королева вечера — молодая обладательница бассейна, за покупку которого вчера получила сразу тридцать спиралей. Генетики заплатили мне аванс, и это позволило осуществить давнюю мечту. На мне бальзам для тела «Марсианская пыль», бикини цвета электрик блю и переливающаяся диадема.

Накладываю фильтр «Морской песок».

Теперь я вижу все в густых солнечных тонах своего Виртуализатора. Я не могу наглядеться на себя в зеркальную камеру — как же шикарно выглядит мой купальник на желтом фоне этого фильтра.

«панорамный вид»

Одни гости наслаждаются функцией морской волны, лежа в воде на матрасах; другие сидят за барной стойкой вокруг Хакли, делающего коктейли; остальные расслабляются под ритмичные звуки синтетических мелодий.

Я открываю противоположный конец зала. Там, глядя в свои эйрскрины, в удобных шезлонгах располагаются женщины, они загорают на новом пляже-солярии. Бикини всех цветов радуги. Вот девушки переворачиваются на спину. Они щебечут розовыми губками, надиктовывая сообщения, общаясь друг с другом в Системе. Вдруг все замолкают. О нет! В самой середине бассейна Бланшет выбрала функцию слишком высокой волны и полностью намочила голову. Бедняжка Бланшет!

«приблизить»

Теперь она похожа на Хакли в спящем режиме. Женщины улыбаются, переворачиваются на живот и продолжают щебетать.

Мужчины отдыхают в джакузи, выпуская эко-дым и демонстрируя свои сильные руки и грудь. Я замечаю на их эйрскринах ягодицы любительниц солярия.

Я наблюдаю красоту — в идеальных, едва прикрытых купальными костюмами телах своих гостей. Высокая грудь, твердый пресс, сильная спина и длинные ноги должны когда-нибудь обрести то, ради чего будут все мои старания, — вечную молодость.

Вдруг я слышу голос Тодда в Системе: «Малин, я вижу, вы отлично распорядились авансом. Пусть покупки приносят вам радость. Через пару минут Эрон запросит код доступа в вашу квартиру. Он уже приближается к зданию».

Я тут же нахожу Эрона на карте. Он в трех минутах ходьбы от моих дверей.

«Ваше задание — вступить с объектом в контакт, наблюдать и фиксировать внимание на каждой мелочи, всегда придерживаться наших инструкций, если они будут поступать».

— В черный список меня! Я не могу его принять, у меня вечеринка, — встревоженно говорю я.

«Малин, вам придется это сделать», — спокойно отвечает Тодд и отключается.

«пользователь Эрон Уолкер запрашивает доступ»

Пригласить Эрона? Познакомить его со всеми? Я в ужасе. Генетики не должны так со мной поступать… Позволить всем увидеть этого невоспитанного, неуравновешенного, непоследовательного, нерационального мужчину в своем доме? Это снизит мой рейтинг в глазах гостей. Отказаться я не могу. Пароля на меня нет! Жестокую игру затеяли со мной ученые… Ну что ж, зато у меня есть новый бассейн, который поможет спасти ситуацию.

Я подтверждаю доступ и начинаю наблюдать за Эроном.

«приблизить»

Он стоит у входа и оглядывает помещение. Одежда та же, что и в Доме Культуры, — серые джинсы и черная спортивная кофта с белыми полосками. Ужас! На его лице недовольство и самоуверенность. К счастью, он сначала представляется в Системе — отправляет приветствие всем гостям. Я наблюдаю, как его профиль подвергается быстрому сканированию. На лицах неодобрение, удивление, неприкрытое любопытство.

— Здравствуй, — говорит Эрон тихо, приближаясь ко мне и сворачивая свой эйрскрин. — Ничего, что я пришел без приглашения?

— Вон там кабинки для переодевания и купальные костюмы.

— Это обязательно? — спрашивает он.

— Это вечеринка у бассейна, конечно, обязательно.

— Хорошо, но сверни свой эйрскрин, он мешает мне видеть твое лицо, оно едва проглядывает из-под электронных помех.

«Какой же он закомплексованный. Давно бы уже приблизил мои губы или грудь, раз я ему так нравлюсь», — подумала я.

— Ты лучше открой свой эйрскрин, чтобы лучше меня разглядеть, — отвечаю вслух.

Он скрывается в кабинке. Все с нетерпением ждут его появления. Процесс переодевания считается неэстетичным, поэтому в кабинках не ведется трансляция в Систему. Я продолжаю стоять на том же месте и растерянно улыбаюсь, понимая, что теперь нахожусь у всех на экранах.

Через минуту он выходит. Его накачанный пресс тут же расходится по женским эйрскринам. Надо сказать, тут есть на что посмотреть. Цвет его загара отличается от нашего — он сочнее и гуще. Я думала, Эрон высокий и худой, а он оказался высоким и прекрасно сложенным. Сильные жилистые плечи и проступающие вокруг пупка квадраты пресса, стройные, мускулистые ноги — вот что скрывала его жуткая одежда. О, нет!

«приблизить»

Кожа на бедре стянута, образуя большую вытянутую звездочку. Фу! Я бы удивилась, если бы все в нем было красиво…

Он молча подходит ко мне и вопросительно смотрит, как бы в ожидании дальнейших указаний.

— Хочешь коктейль? В баре хозяйничает Хакли, попроси его, — говорю я и оставляю его в одиночестве.

Сообщений от генетиков не поступает — значит, я все делаю правильно. Я открываю показатели своей психофизиологической активности — вкладку «Сомниум» генетики добавили в мою программу специально для эксперимента. Пульс семьдесят один, давление сто двадцать на восемьдесят, гормональный баланс — спокойный. Я выбрала тактику держаться подальше от дикаря на протяжении всего вечера, пока не уйдут гости. Но уже многие начали писать мне вопросы: «Что он тут делает?», они переживают за свою безопасность и репутацию. Я их понимаю. Мне нужно спрятаться, поэтому я надеваю темные очки и открываю мини-пляж — солярий.

«приблизить»

Женские тела, все так же раскинувшись, лежат под солнечными лампами.

«Привет, девочки».

Групповой чат наводняется сообщениями. Щебетанье превращается в гомон. Профиль Эрона не сходит с эйрскринов.

— Малин, кто этот мужчина?

— Его имя Эрон, фамилия Уолкер, — от безысходности я выдаю информацию, которую они уже давно прочитали в его профиле.

— Почему он здесь? — допытывается Жаклин.

— Малин, эта ситуация становится просто неприличной, — добавляет Симона.

— Я прошу у вас у всех прощения, он скоро уйдет, он должен перенастроить Хакли, последнее время мой домовой теряет много важной информации и кладет слишком много соли в еду, — придумываю я на ходу.

— А он ничего… — вдруг заявляет Бланшет.

— Да, посмотрите: по сравнению с другими мужчинами его тело как будто из иной плоти и крови.

— А какие руки и пресс!

— Мне больше всего в мужчинах нравится спина, у него она мощная.

— Перестаньте, он скоро уйдет, — я уже начинаю злиться из-за этого внимания к дикарю.

— Я бы ему подмигнула.

— Я бы тоже.

Девушки переворачиваются на живот и подставляют солнечной лампе свои упругие ягодицы.

Я вижу, что Эрон находится в баре совсем один. После его появления за барной стойкой гости пересели на шезлонги или отправились с напитками на танцпол.

«Сверните эйрскрин и подойдите к объекту, он расстроен», — поступила инструкция от Тодда.

Эрон сидел со скучающим видом, подперев голову рукой. Как можно скучать на такой шикарной вечеринке? Увидев меня, его взгляд потеплел:

— Рад видеть твое лицо, не заслоненное экраном!

Я села рядом с ним.

— Почему твои гости сторонятся меня? Неужели это все из-за низкого рейтинга?

Я выдавливаю извиняющуюся улыбку. Ну, вот что ответить этому идиоту?

— Ну конечно, ты должен это понимать. Эта вечеринка для пользователей с рейтингом не ниже тысячи спиралей, а у тебя их всего пять. Ты должен быть мне благодарен за доступ.

— Это никак не укладывается в моей голове! Вы все помешались! Зачем вам вечная молодость? Ведь это то же самое, что вечная глупость.

Ну, и что мне делать с этим дикарем?

— Замолчи! Твои слова — полный бред.

— А знаешь, что я сейчас сделаю? — сказав это, он встал со своего места. — У тебя водная вечеринка, и я иду купаться!

— Не надо, — взмолилась я, стараясь сделать голос жестким и мягким одновременно. Это прозвучало нелепо, и на Эрона не подействовало. Он стремительно отошел к стене и начал разгоняться. Через одно мгновение он уже выгнулся дугой и нырнул в воду, обдав брызгами всех находящихся в бассейне.

Его животное поведение вызвало панику. Женщины в воде подняли визг, пытаясь скорее выбраться на сухой пол, а за ними вылезли мужчины и схватились за свои полотенца. Пользователи, сидевшие у самой воды, жмурясь и выплескивая коктейли из бокалов, отбегали подальше от своих мокрых шезлонгов. Вдруг, как по сигналу, зал начал наводняться капсулами безопасности, будто мыльными пузырями. Одна за другой включались прозрачные оболочки, которые медленно выносили гостей из моего дома.

Я поняла, что это конец! Бассейн не только не спас ситуацию — он оказался отличным местом для демонстрации первобытного поведения моего нежданного гостя. Сейчас было уже поздно говорить слова извинения и готовить сухие полотенца. Я просто стояла как вкопанная, глядя на невозмутимое лицо Эрона. Вынырнув из воды на середине бассейна, он ехидно улыбался, наблюдая за тем, как пользователи покидают вечеринку.

Еще никогда я не видела одновременно столько капсул безопасности. Все они пытались быстрее протиснуться в валидатор. Казалось, вот-вот — и пузыри полопаются от напора друг на друга.

Я прыснула от смеха и, не в силах вымолвить ни слова, села на мокрый шезлонг.

— Ну, вот мы и остались наедине, — услышала я громкий голос Эрона.

Зал опустел. Только Хакли висел над барной стойкой.

Я смотрела, как плавал дикарь. Странно, из всех моих гостей он единственный получал истинное удовольствие от бассейна: не боялся забрызгаться, намочить волосы, лежал на спине без матраса, не морщился, если вода попадала ему в глаза, он просто плыл дальше, смело окуная голову.

Эрон подплыл к бортику и прикоснулся к моим щиколоткам своими мокрыми руками. Откуда такая мощная сила в этом легком прикосновении? Откуда взялся этот дикарь? Мне стало жарко… Пульс сто десять. Всего пять спиралей, которые напугали моих гостей, на миг показались мне такой мелочью.

«Высокий рейтинг»! Разве так зовут Лицо и плечи, ноги, грудь и руки? Неужто больше нет других имен? Что значит имя? Роза пахнет розой, Хоть розой назови ее, хоть нет.

Я с ужасом осознала, что поняла, о чем читала вчера вечером, и меня бросило в холодный пот.

Эрон подтянулся на бортике и вылез из бассейна. «Самое время приступить к интимной близости, снимите купальник и подойдите поближе», — услышала я инструкцию генетиков. Я встала с шезлонга. Он подошел ко мне и улыбнулся, на его обнаженном теле блестели капли воды.

Я послушно потянула за веревочку на спине, и голубой лифчик, плавно соскользнув вниз, обнажил мою грудь. У Эрона полыхнули глаза. Он закрыл лицо рукой и быстро отвернулся.

«Еще рано, оденьтесь», — послышался озабоченный голос Тодда.

Я пожала плечами и подняла с пола купальник…

Глава 9. Безумная планета

Пурпурная пыльца каких-то странных растений стелилась перед глазами. Я вопросительно посмотрел на генетика.

— Скоро мы выйдем к озеру, там будет видимость гораздо лучше, — ответил он на немой вопрос.

Мы находились в галактике М-534 на землеподобной планете Спеспереннис. По словам ученого, условия жизни здесь ничем не отличаются от земных, только почему-то за пределами жилого модуля мы были вынуждены носить респираторы.

Мы медленно продвигались в глубь рощи. Сиреневые травянистые стволы уходили ввысь на несколько метров. Воздушные кроны с вытянутыми листьями переплетались между собой, неся на себе крупные пурпурные метельчатые соцветия. В непроходимые заросли врезалась узкая тропа и, извиваясь серпантином, устремлялась вперед между стеблями-соломинами.

Многие стволы были довольно широкими, их красные корневища торчали из-под земли, будто черви. Синие пряди мха обвивали корни и густо покрывали всю поверхность земли непроницаемым ковром. Ноги слегка утопали в нем, и я чувствовал шуршание мельчайших частиц, из которых состоял этот живой настил.

— Откуда здесь тропа? — спросил я генетика.

— Это роботы-рабочие специально для нас проделали путь к озеру.

Пурпурное марево сгущалось, и видимость становилась хуже. Вдруг роща вздохнула: по ней пронесся легкий ветер, вызвав шелест листьев, и тут же исчез, так же внезапно, как появился. Мне стало не по себе, я представил, что кто-то недоволен нашим вторжением.

Пыльца обступила нас, и мне пришлось вытянуть руки для страховки. Я знал, что генетик где-то рядом, хоть и не видел его. Пурпурная темнота казалась непроницаемой, мы передвигались очень медленно. Здесь все ощущалось как в тюрьме: дикая природа, отсутствие Системы, опасность… Представив, что скоро окажусь в своей постылой комнате, я вздрогнул, на душе стало гадко. На этой планете легко можно было затеряться. А что если?.. Что если…

Я сделал резкий шаг, затем еще один и еще… Хоть видимость и была нулевой, это не помешало настолько ускорить ход, что я почти побежал. Руки натыкались на упругие влажные стволы, ноги слегка утопали во мху. Слышно было шуршание мельчайших частиц, из которых состоял живой настил.

Генетик отстал. Я был один, но постоянно чувствовал чье-то неотступное присутствие. Из густых зарослей доносились шорохи и гулкие голоса каких-то существ. Иногда что-то задевало меня будто широкими крыльями, хлопая ими у самых моих ушей, ударяясь о респиратор. Только бы не упасть! Я натыкался на живую изгородь узкой тропы то с одной стороны, то с другой, постоянно спотыкаясь о корни гигантских растений. Знакомое ощущение нехватки кислорода сжало горло стальным кулаком. «Роща не кончится… не кончится… — застучало в голове. — Это западня!»

Вдруг стало светлее, впереди показался выход. Неужели спасение? Я кинулся на свет. Оттого, что пришлось провести долгое время в темноте, на ярком свету у меня потемнело в глазах. Я плюхнулся на колени и закрыл лицо руками. Сердце громко стучало, дыхание было отрывистым. Не задумываясь, я стянул с себя респиратор и бросил его в сторону. Дышать стало легче. В ноздри ударил странный запах. На губах появился сладковатый привкус, в остальном воздух ничем не отличался от земного. Я потер глаза, и мне открылся чуждый новый мир.

Передо мной простиралось необъятное сиреневое небо. Оно играло различными оттенками фиолетового, лилового, пурпурного. Над горизонтом нависал желтый шар неземного солнца, вокруг него образовалось золотистое облако. Это облако будто застряло на вершине высокой горы, со склона которой шумно лился бурный водопад. Он по ступенькам падал в озеро и там прекращал бурлить, обретая покой.

В прозрачной воде отражались блики лучей заходящего солнца, в этих бликах серебрилась водяная рябь. Вдруг облака частично заслонили желтый шар, и в небе образовалось сияние в форме звезды. Прямо над водой и чуть повыше воздух пронзили продолговатые вспышки света. Они двигались небольшими группами, появляясь и исчезая, будто в странном хаотичном танце. Поначалу каждая вспышка имела овальную форму, но затем, быстро вытянувшись, превращалась в подобие луча и за несколько мгновений полностью рассеивалась в атмосфере. Когда световые пятна образовывались одновременно в разных местах, они складывались в причудливые узоры над водой.

Солнце постоянно менялось. Став сначала оранжевым, а потом ярко-красным, оно будто кровью залило дорожку на воде и постепенно потеряло четкие очертания. Буйство оттенков вокруг завораживало. Уверенно смешивая краски, природа будто подбирала совершенный цвет.

Вдруг вокруг меня загудела стая крылатых насекомых. Они были похожи на стрекоз. Я заметил вспышку света прямо перед собой, а потом еще такую же… Каждое насекомое неподвижно зависало в воздухе, мелькая тонкими крылышками, а затем, незаметно переместившись, появлялось на новом месте. И тут я понял, что эти стрекозы и были источниками свечений.

— Вы плюетесь светом?! — воскликнул я.

— Так и есть. Это брачные танцы.

Я обернулся на голос. Генетик стоял чуть позади меня, засунув руки в карманы черного пиджака. Он был спокоен и дружелюбно улыбался.

— Самцы выделяют своими слюнными железами световые сгустки и выплевывают их в атмосферу для того, чтобы привлечь внимание самок.

«Странно, почему он ничего не говорит о моем бегстве», — подумал я.

От сладкого запаха слегка щекотало нёбо. Я опустил голову и провел рукой по мягкому влажному мху. Вблизи он выглядел еще более причудливо, чем с высоты моего роста. Тонкие, мелкие листочки расходились в стороны, как колючие зеленые звезды. На этих колючках блестели капли росы. Вдруг рядом с моими пальцами появилась женская ступня. Я вскочил на ноги и отпрянул. Передо мной стояла обнаженная девушка.

— Кто ты?

Я бросил взгляд на Тодда, казалось, он ничего не замечает, задумчиво разглядывая что-то вдалеке. Девушка молча улыбнулась и, резко отвернувшись, задела мое лицо своими длинными волосами. Она устремилась к краю высокого выступа и оттуда бросилась в воду. Я следил за ней. Как только она доплыла до центра озера, ее голова исчезла под легкими волнами. Я подождал несколько секунд, надеясь, что она вынырнет.

— Тодд, она утонула? — не выдержал я и бросился к озеру. Ступив в воду, я услышал шипение и почувствовал сильную боль. Крутой кипяток! Я, вскрикнув, выскочил на берег. От моих ступней поднимался пар.

На озеро набежала лунная дорожка. Я поднял голову и увидел пузатую луну. Вдруг она подмигнула мне откуда ни возьмись появившимся кошачьим глазом — и раздвоилась. Две луны, ударившись друг о друга, разошлись в разные стороны черного небосвода. По воздуху пронеслось что-то быстрое. Я не смог разглядеть, что это было, заметив только пышный красный хвост.

Я неподвижно стоял на берегу, глядя на свои обожженные ноги. Сверху доносились смешки. Я поднял голову. На небе суетились уже три луны. Они резвились, перебегая с места на место. Вдруг одна из них сорвалась и, громко булькнув, ушла под воду. На этом месте из озера вырвался синий свет и холодным пламенем быстро распространился по всему водоему.

Там, где пламя потухало, проявлялась сухая земля. В считанные секунды вся поверхность выжженного озера вспенилась желтым песком. В центре продолжал догорать огонек. Когда и он потух, на его месте осталась маленькая лужица, а рядом с ней сидело несколько человек в лохмотьях. Они о чем-то разговаривали…

Я прислушался, но их речь была мне непонятна. Пытаясь разобрать слова, я подошел к людям поближе, мне очень захотелось, чтобы они пригласили меня к себе. Вдруг в самые уши что-то гаркнуло со всей силы. Ворона. Вокруг меня кружилась стая птиц. Они оглушительно каркали, и я, закрыв уши руками, опустился на землю. Птицы не замолкали, мне становилось больно от этого шума, и я корчился, лежа на берегу. Одна из птиц вдруг превратилась в Хакли…

— Эрон, надень маску, ты теряешь рассудок, — донесся до меня голос Тодда, и я почувствовал, как его руки надевают на меня респиратор.

Проклятый шум тут же исчез. Ученый смотрел на меня со снисходительной улыбкой.

— Куда делись люди? — удивился я, оглядываясь по сторонам. Озеро снова было на прежнем месте.

— Какие люди, Эрон? На Спеспереннис нет людей…

— Только что тут были люди в лохмотьях, а до этого девушка… она бросилась в озеро… а потом оно горело, — сбивчиво начал я.

— Успокойся, Эрон. Во всем виновата пыльца леграна. Это те пурпурные растения в роще. Спеспериннис поражен ядовитым сорняком. Если бы не он, мы могли бы заселить планету людьми. Но, к сожалению, пыльца этого растения неблагоприятно на нас влияет.

— И как же она влияет?

— Ты только что это проверил на себе. Пыльца леграна оказывает сильнейшее галлюциногенное действие на человека, что делает невозможным существование цивилизации в данных условиях. По подсчетам Системы, действие леграна наступает уже в первые секунды контакта с воздухом, но человек этого не осознает. Фантазии постепенно вплетаются в окружающий пейзаж таким образом, что невозможно отличить галлюцинацию от действительности. Сейчас ведутся исследования, цель которых заключается в том, чтобы выяснить, не нарушит ли терраформирование жизненно важный баланс.

— Вы планируете истребить растение?

— Такой исход рассматривается, — задумчиво ответил Тодд.

Я встал и посмотрел на горизонт. Небо над заревом начинало темнеть, и на нем распространялся ярко-синий свет в виде овального пятна. Это световое пятно увеличивалось в размерах и, медленно опускаясь вниз, принимало форму дуги.

— Как долго я находился без маски?

— С тех пор, как я тебя нашел, прошло тридцать три минуты. Это неопасно. Согласно Системе, критическим сроком являются двадцать четыре часа контакта с зараженным воздухом. В этом случае человек бесповоротно теряет рассудок и свою самоидентификацию. Считается, что выжить в данном состоянии не представляется возможным…

* * *

Серебристо-синий аэромобиль, постепенно замедляя скорость, скользил по поверхности крыши, объединявшей двадцать зданий Северного Комплекса Генетических Исследований. Все подразделения объединял длинный навес, служивший взлетно-посадочной полосой. Эта площадка была создана с целью наглядной демонстрации различных модификаций аэро, чтобы исследовать человеческое восприятие красоты их полета. Здесь ученые умы ломали головы над вопросом, какие визуальные эффекты производят наибольшую стимуляцию центров удовольствия в головном мозге.

Вот крылатая машина совсем остановилась и расправила свои закрылки. На хвосте заработал небольшой пропеллер. Через несколько секунд аэромобиль молнией устремился вперед, набрав большую скорость. Наконец он оторвался от поверхности и взмыл в воздух, планируя в нескольких метрах над зданиями офисов. Я проводил его взглядом…

Наши аэро могут взлетать на любой манер: вот как сейчас, будто древний самолет, и с места прямо вверх, и хаотично планируя в атмосфере, подчиняясь движению воздушных потоков. Но только здесь принимаются решения, как именно они полетят.

— Эрон Уолкер, добро пожаловать!

Я вздрогнул от неожиданности — поблизости никого не было.

— Я Джим триста двенадцать. Я провожу вас в юнит Виолы Хэйз.

Только теперь я увидел небольшую шарообразную камеру размером с яблоко в паре метров от себя.

— Что ж, привет, Джим.

— Сейчас я сниму данные сетчатки. Это простая формальность для разрешения доступа в зону ограничения. Данные автоматически будут переданы стене-валидатору. Приготовьтесь не моргать. Вы готовы?

— Валяй.

— Процедура завершена, следуйте вперед.

Я шел, а камера бесшумно двигалась впереди, сохраняя дистанцию примерно в один метр. И вот я снова в компании этой назойливой мухи.

— Скажи, приятель, ты будешь с нами в кабинете?

— Да, Джим будет находиться с вами в течение всего сеанса, а потом проводит вас обратно, — ответила камера.

— А ты не мог бы подождать меня за дверью? Дело в том, что у нас с доктором будет очень личный разговор, — начал я дразнить робота.

— Нет, Джим не может.

Мне стало интересно, какими функциями программисты наделили эту камеру, и я решил испытать ее. Наверняка она может не только снимать и разговаривать.

— Извини, друг, я передумал. Раз ты не сможешь оставить нас, я, пожалуй, пойду, — резко повернувшись в обратную сторону, я побежал к центральному выходу.

— Объект уходит, — услышал я голос Джима у себя за спиной и тут же увидел его снова перед своим лицом. Я остановился.

— А ты молодец! Какая же у тебя скорость?

— Я могу достигать ста метров в секунду, — сказал он и добавил: — Включить режим безопасности, уровень два.

Вокруг меня в воздухе начало что-то проявляться. Я понял, что это капсула безопасности. Придется заплатить за свою глупую шутку. В эту же секунду я оказался в прозрачной оболочке над землей.

— Джимми, а ты коварный робот.

— Я всего лишь обеспечиваю безопасность.

— Как же я теперь буду двигаться?

— Никак! Капсула сама доставит вас к доктору.

И капсула медленно поплыла вперед, следуя за Джимом.

— А ты не промах! Поразительно, куда бы я ни пошел, везде меня ждет тюрьма. Сейчас она очень тесная и неудобная, — сказал я важно плывущей впереди меня камере.

Капсула несла меня по длинному темному коридору. Мне было не видно, где он начинается и заканчивается. Справа и слева находились прозрачные окна, позволяющие увидеть, что находится за ними.

— Нам точно сюда? — спросил я, ворочаясь в капсуле и заглядывая в пустые окна.

— Да, прямо по коридору, затем два этажа на лифте и направо.

— Что ж, вези меня.

Вдруг что-то проявилось в темноте. Мне показалось или я увидел впереди фигуру кролика? Да, это точно кролик! Рядом с ним стояла маленькая девочка, ее рыжие волосы отливали медью. Она закричала, и эхо разнеслось на весь коридор:

— Розовый кролик! — и в это же мгновение кролик поменял цвет.

— Леопардовый кот! — модификация кота с шерстью, как у леопарда, тоже не впечатлила ее.

— Бешеный астронавт! — и фигурка человека в скафандре пришлась ей не по душе.

— Волосатая гусеница! — закричала девочка и, увидев то, во что превратился астронавт, залилась слезами.

— Свернуть! — злобно скомандовала она пухлыми губками, и гусеница приняла форму розовой сумки.

Моя капсула подъехала как раз к тому месту, где только что сидел кролик, и я увидел красные от злости глаза девочки.

— Эй, это уже слишком, — она замахнулась и ударила кулаком по моей капсуле. Скорее всего, приняла меня за новую не понравившуюся ей вещь.

— Выбери фильтр, — услышал я женский голос впереди.

— Пусть это будет «Амаро», — ответил мужской.

— Мы уже выбирали его в прошлый раз.

— Тогда «Лоу-Фай».

— Он слишком контрастный, моя грудь невыигрышно смотрится.

— А если «Райс», как тебе?

— А что, очень возбуждает.

— Включать оповещение о трансляции?

— Давай!

Капсула заплыла в лифт, и там я увидел парня и девушку. Они были совсем голыми. Перед ними в темноте мерцал эйрскрин, а в нем, как в зеркале, были они сами, только пропущенные через фильтр. Капсула уже начинала покидать лифт, и мне пришлось обернуться, что оказалось очень непросто сделать в тесном пространстве. Юноша дотронулся до эйрскрина и оповестил друзей о трансляции. Одновременно с этим целуя девушку, он прижал ее к стене, и я увидел их соитие.

Я заглянул в проплывающее мимо меня длинное окно, и мне открылась освещенная комната в белых тонах. В ней кто-то сидел спиной ко мне в одежде из разноцветных перьев. Я видел только стройную фигуру и тонкие руки. Но вдруг мне открылось лицо — оно было изъедено морщинами, напоминающими глубокие шрамы. На эйрскрине был человек в белом халате, он пел колыбельную, а зеленые спирали на экране мигали в такт музыке.

Повернувшись вперед, я увидел, что прямо на меня стремительно движется женский силуэт. Я успел разглядеть черные гладкие волосы, абсолютной симметрией обрамляющие лицо. Они заканчивались чуть ниже подбородка. Слегка раскосые, далеко друг от друга посаженные глаза в сочетании с маленькими губами образовывали на лице четко очерченный треугольник. Ее движения были неестественно гибкими, острые локти выглядывали из-под коротких рукавов черного комбинезона. Пантера! Все в ней казалось симметричным, колючим и гуттаперчевым.

Я проводил девушку взглядом. Глупость этого мира не перестает меня удивлять, и я по-прежнему скучаю по Эль-Пасо. Но одно его извиняет — это женщины. Если бы их не было, я давно наложил бы на себя руки.

— Мы прибыли, — сообщил Джим, и я облегченно вздохнул.

«Эрон Уолкер, пройдите в юнит двадцать два, доступ разрешен», — услышал я.

— Эрон, почему вы в капсуле? — любезно приветствовала меня Виола Хэйз, рукой приглашая войти в кабинет. Капсула последовала ее жесту и послушно вплыла внутрь.

— Зачем вы спрашиваете, если сами знаете обо всем? — пробурчал я, уязвленный своим глупым положением.

— Вы пытались убежать, — утвердительно сказала она. — Но почему? Вы не хотели идти ко мне на прием?

— Вы тут ни при чем. Я просто тестировал Джима.

— Протестировали? — спросила она, слегка прищурившись.

В этот момент капсула исчезла, и я почувствовал под ногами пол.

— Садитесь.

Я сел в кресло.

— Эрон, что вас сейчас беспокоит?

— Вы же все знаете про меня. Почему бы вам самим не ответить на этот вопрос?

Она молча смотрела, словно магнитом вытягивая слова.

— Меня беспокоит это, — я указал на Джима. — А еще вот это, — и показал на эйрскрины, открытые над ее рабочим столом. — А еще вот это, — обернувшись на кресле кругом, я указал рукой на стены комнаты: — Всё здесь слушает и записывает.

— Я понимаю: вам не нравится наблюдение, — произнесла она, когда я вернул свое кресло в прежнее положение.

— Да, — ответил я. — Мне надоело быть подопытным! Каждое мое слово, движение, каждый вдох и действие — все отслеживается, записывается, анализируется! Что у вас там открыто сейчас — моя ДНК? Вы знаете частоту ударов моего пульса, а что собираетесь тестировать сейчас?

Она молчала, и я продолжил:

— Знаете, в тюрьме мы охотились, точно так же, как это делают дикие хищники. Это необходимое условие в жестокой игре за выживание. Иногда, чтобы не спугнуть зверя, нужно подолгу сидеть в засаде — затаиться и наблюдать, а только потом совершить нападение. Под постоянным прицелом ваших камер я чувствую себя беспомощной добычей. Может быть, не будем медлить, и вы наконец нанесете свой удар?

— Эрон, вы просто отвыкли от нашей реальности. Именно интеллектуальный контроль помог подняться нам так высоко. Джим — продукт нашей новой эры, и он прекрасен, — серьезно ответила Виола.

— Он прекрасен, — согласился я, — но только потому, что в тюрьме он был бы идеальным охотником. Он абсолютно бесшумен и его скорость может достигать ста метров в секунду.

Виола какое-то время помолчала и вдруг произнесла:

— Что ж, если отключение наблюдения даст вам необходимый комфорт, давайте попробуем подарить его вам на время. Я только что получила команду от генетиков, они готовы приостановить интеллектуальный контроль за вами в целях получения ценной информации о вас и ваших истинных чувствах и желаниях. Ведь именно в плоскости изучения чувственных проявлений человека и лежит вся суть этого эксперимента. Все физическое давно не вызывает у науки никаких вопросов.

«Наивные, — подумал я, — будто это заставит меня сказать им больше, чем я захочу». Но мне их заблуждение было только на руку. Как хорошо, что в нашем мире комфорт ценится настолько высоко, что нехватка его у пользователя может вызвать снисхождение генетиков.

Виола посмотрела на меня испытующе.

— Генетики действительно наблюдают за вами постоянно, но если это единственное, что мешает вам расслабиться, мы отнесемся с уважением к вашим тюремным привычкам и отключим на время этого сеанса все виды съемки и функции контроля, что заложены в наши Персонализаторы, стены и предметы, окружающие нас.

Красная лампочка на Джиме больше не мигала. Виола демонстративно развернула в мою сторону главную панель своего эйрскрина и показала, что физиологические, аудиальные и спутниковые системы слежения уже были отключены на ее Персонализаторе.

— Генетики также отключили и ваш браслет. Можете проверить! — предложила она.

Я обнаружил, что мой Персонализатор работает в ограниченном режиме. Но на всякий случай зашел в интерактивную карту, чтобы убедиться в том, что утрачена какая-либо связь с внешним миром. Я больше не видел красные точки гео-локации пользователей, это значило, что так же никто не мог видеть и меня.

— Теперь мы одни? — спросил я после того, как эйрскрин Виолы погас.

— Абсолютно, — ответила она, улыбнувшись одними глазами.

Странно, все, что она говорила, как будто имело какие-то дополнительные подтексты. Я интуитивно это чувствовал, но не знал, как их прочитать. Может, этим отличаются все женщины? Я чувствовал азарт и возбуждение оттого, что мы остались одни. Временный доступ к свободе — надо наслаждаться! Виола продолжала молча наблюдать за мной, а я откинулся на спинку кресла, закинув руки за голову. Мы сидели в тишине.

— Знаете, иногда приятно просто помолчать с кем-то наедине, — сказал я.

— Согласна. Вижу, что вы расслабились. Теперь я буду задавать вам вопросы, а вы сами будете выбирать, на какие отвечать. Если какой-то вопрос вам не понравится, продолжайте молчать.

— ОК, — согласился я.

— Что вызывает в вас самые сильные эмоции?

— Опасность, — не задумываясь, ответил я.

— Вам нравится чувствовать опасность?

— Да.

— Что вы ощущаете рядом с девушками?

— Возбуждение! Что же еще? — удивился я.

— Что вы чувствуете рядом с Малин?

Я не ответил.

Мне и самому хотелось бы это знать. Впервые в жизни я не мог подобрать слово, чтобы назвать то, что меня переполняло. После первой встречи с Малин я потерял себя, оказавшись в тюрьме новых непонятных ощущений. Постоянное желание видеть ее в реальности отравляло мое существование, а мечта о свободе теперь обрела ее лицо.

— Откуда у вас этот шрам? — спросила доктор.

— Эта едва заметная царапина? — указал я на шею.

Она кивнула.

— Память о моей первой охоте. Представьте, что вам надо быть всегда начеку, прямо как Джиму. Нельзя расслабляться — иначе можно не только получить шрам, но и вообще лишиться жизни. Хотя о чем это я, вы не можете даже представить такое. Вы же все сидите в своих капсулах вроде той, что доставила меня сюда, и вам ничто не угрожает.

С этими словами я внезапно упал на пол, оттого что у кресла, на котором я сидел, вдруг исчезла спинка, а затем и само сидение.

Она засмеялась:

— Ну почему же? Иногда и в нашем мире нужно быть начеку.

— Как вы это сделали? — удивленно спросил я, лежа на полу и начиная смеяться вслед за ней.

Она не ответила.

— Мысленный контроль предметов! — догадался я, поднимаясь.

— Да. Обычным пользователям эта функция недоступна. Я могу быть на связи со всеми предметами, которыми владею, — объяснила Виола.

Я улыбнулся: она была чертовски привлекательна. Снова устроившись в кресле, к которому вернулись его спинка и сидение, я бросил взгляд на стол и вдруг загорелся неожиданной идеей:

— Можно мне получить доступ к программному коду… — я взглядом на ходу выбирал предмет, — вашего стакана?

— Разрешаю доступ, — ответила она, с интересом наблюдая за мной.

Я взял в руки высокий стакан и, машинально вылив бирюзовую жидкость синтетического коктейля прямо на пол, одним прикосновением к точке контроля в основании предмета вызвал системное табло. С помощью него я попал в программный код и, быстро анализируя команды, написанные на нескольких языках программирования, нашел необходимые строки, ответственные за мысленный контроль.

Там я впечатал идентификационный номер своего Персонализатора, чтобы стакан отзывался на мысленные приказы не только Виолы, но и на мои. Я также прописал для него ID, приравняв длинное системное имя из цифр и букв к «Здравствуй, стакан, повеселимся?», чтобы не запоминать неудобный шифр. Теперь мне стоит только подумать: «Здравствуй, стакан, повеселимся?» — и я получу полный доступ и контроль над ним.

Этот стакан имел двести сорок пять модификаций, но все они, видоизменяя его внешний вид и опции, не меняли его функциональное назначение. Мне захотелось удивить Виолу, и я решил перепрограммировать его и превратить во что-нибудь другое. Закончив работу, я возвратил предмет на стол.

— Что вы делали? — с интересом спросила Виола.

Я молча улыбнулся.

«Здравствуй, стакан, повеселимся?»

Стакан поднялся в воздух на двадцать пять сантиметров над столом. Теперь он находился между нами на удобном для наблюдения уровне. Его стенки плавно деформировались, образуя новую округлую форму, расширяющуюся от основания к вершине. Они окрашивались в белый цвет, превращаясь на наших глазах из неодушевленной твердой поверхности в «живую» материю.

В целях соблюдения красоты замысла и реалистичности динамического процесса было необходимо обеспечить плавное перевоплощение одного образа в другой. Для этого с помощью сценарных языков я прописывал переходные моменты деформации объектов наравне с основными параметрами для них. Этот процесс отнимал все мое внимание, и я не мог следить за реакцией Виолы. Вдруг она воскликнула:

— Но это невероятно! Ты программируешь с помощью мысли?!

В воздухе был крупный грушевидный бутон, который начинал плавно раскрываться. Я вспомнил тропическую лилию и теперь пытался воссоздать ее образ — настолько реалистично, насколько мог.

Продолговатые лепестки отделялись от центра и поочередно отклонялись в стороны. Я создал шестьдесят лепестков, которые хаотично располагались от центра к краям в разной степени раскрытости. Диаметр лилии был двадцать сантиметров. Теперь я менял белый цвет лепестков на нежно-розовый, а затем, применив карту-градиента, «разбрызгал» оттенки от красного до темно-малинового. На лепестках цветка и в его сердцевине появлялись мелкие синие бабочки, размером по три сантиметра. Они начали махать крыльями и по очереди отделяться от лилии. Затем, врассыпную разлетаясь в разные стороны, возвращались обратно на цветок и снова улетали прочь, суетясь в пространстве, составлявшем пятнадцать сантиметров вокруг цветка.

Через несколько минут я возвратил всех бабочек на цветок. Они помахали крыльями еще тридцать секунд и полностью слились с лепестками.

— Какой подарок мог бы поднять вам настроение? — вдруг спросил я, откидываясь на спинку кресла, полностью вымотанный напряженной мыслительной работой.

— Украшение, — ответила Виола, не задумываясь. Только теперь я смог обратить внимание на ее лицо. На нем сиял восторг.

— Жемчужное колье подойдет? — спросил я, улыбаясь, и начал прописывать новую форму для электронной сущности. Перед Виолой предстала длинная нить мелкого жемчуга.

— Мне захотелось сделать его простым, чтобы подчеркнуть вашу сложную красоту, — сказал я, наблюдая за Виолой.

Колье опустилось на ее плечи и застыло на месте. Виола улыбалась, не скрывая своего удивления.

— Я мог бы застегнуть его у вас на шее с помощью мысли, но мне кажется, есть способ получше! — сказал я как можно тише, пытаясь придать своему голосу побольше глубины.

Я встал со своего места и подошел к Виоле. Она ровно сидела на стуле и смотрела на меня снизу вверх.

— Приподнимите волосы.

Она запустила руки в свои длинные волосы и придержала их на весу. Я осторожно взялся за края колье и застегнул замок.

Она в восторге смотрела на меня.

— Спасибо, Эрон! Мне очень нравится этот подарок.

— Вы могли бы встать?

Она встала, не задавая лишних вопросов. Мы молча стояли рядом — так близко, что я слышал ее дыхание. Мелкие жемчужины обнимали ее длинную тонкую шею. В воздухе висел электрический разряд. Я чувствовал, что будет взрыв…

Внезапно придвинувшись к Виоле вплотную, я обхватил ее шею рукой и жадно припал к губам. Волна возбуждения прокатилась внизу. Поцелуй длился долго. Я наслаждался нежностью ее губ, прикасался к бархатистой коже щек, ласкал податливый язык. Затем я отстранился от нее, обеими руками удерживая ее лицо. Мы смотрели друг на друга. Ее зрачки расширились.

— Я должен сказать, — начал я.

Мое дыхание стало частым.

— У меня никогда не было женщины.

В ее глазах проявилось любопытство, но она тут же спрятала его куда-то в глубину их бездонного космоса. Блеснув ими, она быстрыми движениями начала расстегивать пуговицы на своей белой униформе. Я прижал женщину к стене и начал целовать ее шею, опускаясь ниже. Она положила свою ладонь мне на голову и плавно провела по волосам. Теряя рассудок от желания, я припал губами к ее груди, страстно целуя и вдыхая запах ее кожи. Она начала снимать мою футболку. Я поднял руки, чтобы помочь ей это сделать.

Так, не выпуская друг друга из объятий и скинув оставшуюся одежду, мы остались обнаженными. Вдруг я заметил, что рядом с нами в воздухе висит широкая кровать. Переглянувшись, мы плюхнулись на воздушный матрас, и наши тела переплелись.

— Нет, это не годится! Сделай матрас пожестче.

По дороге домой меня не покидала мысль, как просто все произошло. Мне было хорошо…

* * *

Яркий белый свет резко ударил в глаза. Дом Культуры сегодня был в форме гигантского сталагмита. Он уходил в воздушные ярко-белые кучевые облака, гордо отражая солнечные лучи от своей зеркальной поверхности. Мы предусмотрительно обогнули его и продолжили лететь дальше.

— Ты когда-нибудь видел снег? — вдруг спросила Малин, повернувшись ко мне вполоборота.

— Нет, — ответил я, пожирая ее глазами.

Теперь она смотрела вперед, и мне открывался ее нежный профиль. Я разглядывал аккуратные пухлые губы, длинные ресницы, выбившиеся из кокона волосы, развевавшиеся на ветру. Мне хотелось наблюдать за ней как можно незаметнее, но вряд ли это получалось. Каждое мгновение, что я мог видеть ее и находиться рядом, открывало для меня вечность. Мне хотелось просто смотреть на нее, чувствовать ее, слиться с ней и потеряться, будто это уже не я, не она, а новое необузданное слияние — Мы.

— Аттракцион, зона S17, — строго скомандовала она бортовому компьютеру аэро.

Кабина бесшумно зачехлилась, и мы из режима «Плавный полет» молнией устремились вперед.

— Куда мы летим? — спросил я, не переставая любоваться совершенной красотой Малин.

— Ты не знаешь о Гамла Стан? — удивилась она. — Это сохраненная в первозданном состоянии небольшая территория древнего города. Там все как было в далеком прошлом. Теперь это аттракцион — самое необычное место на Земле!

Я ощутил волнение.

— А для чего это место сохранили?

— Как для чего? Людям нравится развлекаться! Там проходят экскурсии, — объяснила она.

Вскоре мы начали снижаться.

— Сейчас я переведу аэро в режим «Полет обозрения». Внимательно смотри по сторонам! — весело сказала Малин.

Мы летели над древним городом так низко, чтобы можно было глазеть по сторонам. Кое-где лежал неубранный снег. Прежде я видел его только в Доме Культуры.

Город, скованный морозными цепями, казался неподвижным. Застыли голые ветки деревьев и мощеные булыжником мостовые, красные черепичные крыши и бесчисленные мосты. Тяжелый воздух подавлял все звуки аттракциона: мороз глотал их и превращал в невесомую тишину.

Мы покидали один дворик и переносились в другой. Причудливые статуи и фонтаны сменяли друг друга, каждый раз поражая воображение неповторимостью форм и воплощений.

На залитых солнцем древних улицах были толпы пользователей. На одной из них меня поразила странная игра света. Солнце ярко светило в окна облупившихся желтых домов, вплотную примыкавших друг к другу, а «солнечные оконца» отражались на домах, стоящих напротив.

— Мы приземляемся, — предупредила Малин, и аэро плавно село на небольшую парковочную площадку.

Перед моим взором предстала улица, зажатая домами, с вереницей ступенек, уходящих вниз. Ее ширина не составляла и метра.

— Это самая узкая улочка Гамла Стан, — прошептала Малин прямо у моего уха.

Она сбежала вниз по крутой лестнице и прислонилась к желтой шероховатой многовековой стене. Я остался стоять наверху. Малин дотронулась до противоположной стены и крикнула:

— Смотри, какая она узкая! Ты когда-нибудь видел такое?

Я усмехнулся. Малин была так наивна в этот момент.

— Спускайся сюда. Что ты там стоишь?

Было очень холодно, и я видел, как на выдохе из носа вырывались струйки пара. Малин вопросительно смотрела на меня. Я немного помедлил, но спустился по узким ступенькам и, подойдя к ней, встал напротив.

Мы стояли, почти прижавшись друг к другу, так как улица была слишком мала для двоих. Она смотрела на меня своими смеющимися голубыми глазами, а я не мог перестать любоваться ими. Я знал, чего она добивается, но мне хотелось сбежать. Безумное желание смешалось во мне со страхом прикоснуться к ней. Как можно посягнуть на это совершенство? Сердце выпрыгивало из груди. Я отвернулся, чтобы подняться наверх, но она задержала меня рукой.

Мы продолжили смотреть друг на друга. Вдруг Малин прикоснулась своими губами к моим, а потом медленно отстранилась. Я успел почувствовать ее дыхание, что тут же отозвалось напряжением внизу. Ее бледность и голубые глаза сводили меня с ума. Какое-то время я простоял неподвижно, пытаясь обрести контроль, но больше не смог себя сдерживать, и, наконец, обхватив ее голову рукой, привлек к себе в страстном поцелуе.

— Вот я и уменьшила расстояние между нами, — сказала она, как только мы закончили целоваться.

Я промолчал.

Я не мог поверить в то, что зарождалось внутри. Впервые в жизни меня переполняло что-то горячее где-то в груди и рвалось наружу безмолвным криком: счастье! Казалось, что эта внутренняя энергия распространяется за пределы меня во Вселенную и одновременно прочно связывает меня с Малин. Я понял, что существует что-то, способное вдребезги разбить и тут же воскресить мою душу. Но теперь я не знал, что мне делать с этим знанием…

Глава 10. Семя

— Ах, Хакли, сегодня со мной произошло нечто странное. Не смотри на меня так, пока все слова, которые я говорю, есть в твоем тезаурусе. Послушай, я встречалась с Эроном. Сначала мы поужинали в ресторане. Ты знаешь, он почти никогда не открывает эйрскрин. Он все время смотрит прямо мне в глаза. Это очень странно. Хакли, за ужином он поморщился, попробовав вкуснейшие синтетические фрукты, сказал, что не так давно ел настоящие. Он не перестает удивлять меня отсутствием каких-либо манер. Когда я делаю ему замечание, он опускает взгляд и тихо говорит: «Извини». А эти косые взгляды других пользователей, эти постоянные просмотры профиля!.. После случая в бассейне я решила, что мне нет дела до этого, и я выполню свое задание. Когда сыворотка молодости будет готова, все они, заблокировавшие меня в Системе и сбежавшие с моей вечеринки, будут толпами «приветствовать» меня. А я улучшу свою программу и стану сказочно богата. Знаешь, Хакли, мне даже стало нравиться это состояние. Быть поводом для обсуждений доставляет мне удовольствие, хотя это должно меня смущать, как, собственно, и то, что я провожу время с дикарем. После ужина, когда мы вышли из ресторана, Эрон кое-что сделал: он взял меня за руку и соединил мои пальцы со своими, нежно, но крепко держа мою ладонь. Я попробовала отнять руку, но тут же услышала от генетиков команду не сопротивляться и оставить все как есть. Послушавшись их, я шла вместе с ним за руку по оживленной улице. Мне было стыдно, вдруг кто заметит меня в таком нелепом положении, но, подумав о сыворотке молодости, я успокоилась. Мы долго шли молча. Эрон с любопытством смотрел по сторонам.

— Что там впереди, за кварталом в форме айсберга? — спросил он.

— Ничего. Когда-то там было озеро.

Хакли, он привел меня к высохшему озеру и предложил сесть прямо на песок. Невиданная дерзость!

— Подожди секунду, — сказав это, он спустился вниз, осмотрелся по сторонам и, взяв в руку камень, лежавший на высохшем дне, стал проделывать им непонятные движения на песке. Мне быстро наскучило за ним наблюдать, и я стала листать ленту новостей. Когда он окликнул меня, я увидела нечто. Там было мое имя — буквы «М», «А», «Л», «И», «Н» величиной в человеческий рост.

— Что это? — спросила я.

— Я умею писать рукой! — крикнул он снизу. А потом, как зверь, стремительно вскарабкавшись по высокому берегу, сел рядом и предложил мне тоже написать что-нибудь.

Он провел пальцем по песку, и получилась буква «М».

— Хочешь попробовать?

— Пожалуй.

— Ты не боишься испачкаться?

— Нет, — сказала я и отчего-то почувствовала странное смущение. Хакли, я ощутила, как кровь прихлынула к моим щекам. Вкладка «Сомниум» демонстрировала шокирующие показатели: пульс девяносто семь, давление сто двадцать пять на восемьдесят три. Он взял мой палец в свою руку и плавным движением по песку написал букву «Э».

— А теперь попробуй сама.

— Хорошо, — и снова краска залила мое лицо, столбик адреналина вырос и окрасился в оранжевый.

Я медленно проводила пальцем по песку. Песчинки с легкостью поддавались мне, но вместо буквы «Р» получилась какая-то закорючка.

— Почему у меня не получается, как у тебя? — с досадой спросила я.

— Сначала рыбалка — потом рыба!

Я удивленно посмотрела на него.

— Чтобы научиться писать, надо сначала потренироваться.

Я попробовала снова и через двадцать минут оставила след в виде букв «Э», «Р», «О» и «Н».

— Эрон, — прочитал он тихо. — Да, это я.

* * *

— Эрон Уолкер, — говорю я, только проснувшись в своей кровати.

«приблизить»

Он сидит на террасе ресторана «Дон Кихот» в своей неизменной черной толстовке.

«навести на лицо»

Сосредоточен. Жует жвачку.

«отправить сообщение пользователю»

«Привет! Позавтракаешь со мной?»

Он улыбается и открывает видео-чат.

— Ты приглашаешь меня к себе или это будет в Системе? — спрашивает он, с интересом рассматривая меня на эйрскрине.

— Ну конечно в Системе!

— Нет, спасибо, — получаю я сухой ответ.

— Хорошо, приходи ко мне.

— Я мигом!

«пользователь покинул видео-чат»

Я свернула экран.

— Хакли, приготовь нам блинчики с вишневым джемом, салат и фасоль, позаботься об эко-дыме и напитках, — сказала я. Розовый столбик допамина поплыл вверх.

Через пять минут Эрон уже был у меня.

— Проходи. Ты голоден? Хакли приготовил завтрак. Выпьешь что-нибудь?

— Да, пожалуй, — задумчиво ответил он, оглядываясь по сторонам.

— Хакли, принеси наш завтрак, — мой домовой, просто умничка, выплыл с подносом в руках.

— Только сейчас заметил, что у тебя повсюду цветы, — сказал Эрон, рассматривая мою комнату. Сегодня он казался угрюмым и был совсем не похож на прежнего необузданного дикаря.

Мы сели на диван. Хакли расставил перед нами приборы и еду. Я нервничала. Серьезность Эрона приводила меня в замешательство.

— Цветы освежают интерьер, не так ли? — попыталась я разрядить обстановку.

— Освежают, — равнодушно согласился он и добавил, — даже несмотря на то, что они ненастоящие.

— Ты говоришь так, как будто видел настоящие цветы, — усмехнулась я натянуто.

Он помрачнел и опустил глаза.

— Эрон, но ведь, если так рассуждать, все вокруг ненастоящее, — я попыталась его успокоить, объясняя всем известный факт. — С тех пор, как земля начала отвергать посаженное в нее семя, генетики стали выводить синтетическую пищу. Все, что мы едим, синтезируется в лаборатории. Даже если бы мы захотели пахать поля, как наши очень далекие предки, у нас бы ничего не вышло, земля больше не воздает плодами за этот труд. Она мертва… Посмотри на эту стручковую фасоль, листья салата и томаты, что принес нам Хакли. Все это получено не из семени, брошенного в почву, а из ростков нашего разума. Цветы делают из Массалис. Но я никогда не буду кукситься, потому что они, видите ли, не живые, я буду радоваться, что у меня, несмотря ни на что, есть такая красота.

С этими словами я дотронулась до лилии на моем столе. Растение волнообразно двигало листьями, и на его цветке появилась улыбка.

— Земля никогда не отвергала семя! Просто кому-то выгодно, чтобы пользователи так считали, — ответил Эрон.

— Что? О чем ты говоришь?

— Гораздо дешевле и проще производить еду в лаборатории в необходимых количествах, чем выращивать живой урожай. Хотя… забудь! Ты все равно не поймешь.

— Почему ты всегда говоришь загадками?

— Извини… Но я действительно нюхал настоящие цветы! — улыбаясь, сказал он.

Мне сразу стало легче. Теперь он улыбался, а значит, все шло хорошо.

— Ну да? Рассказывай, где ты мог их видеть, — спросила я.

«Поцелуйте объект!» — поступило сообщение от генетиков.

Эрон заинтриговал меня. Я не хотела его целовать, мне хотелось слышать его голос и то, что он говорит. Он посмотрел на меня пристально и немного с укоризной, как будто раздумывая, продолжать ему или нет.

— Ты что-то хотел рассказать?

— Да… Есть один цветок, — он сделал паузу, будто бы пытался вспомнить все в деталях.

«Повторяю: поцелуйте объект, вы срываете задание», — не унимался голос.

Я придвинулась к Эрону ближе и сказала:

— Хотя нет, лучше молчи, — и поцеловала его так сильно, как будто в этом поцелуе было мое спасение от надоевшего уже голоса в голове.

— Что это с тобой? — он смотрел на меня удивленно, его глаза блестели. — Ты сама не своя, — и вновь я почувствовала его горячее дыхание прямо у своих губ, и снова поцелуй, горячий, как мой солярий-пляж.

— Скажи, ну а если бы земля была не мертва, если бы наш труд мог спасти нас от участи поедать эти синтетические овощи, если бы плоды всходили и давали урожай… ты бы хотела, чтобы было так? — вдруг спросил он, отстранившись от моих губ, но продолжая сжимать в объятиях.

— Зачем говорить о том, чего никогда не будет? Разве тебе плохо?

— Да, мне плохо, и плохо уже очень давно, — я услышала отчаяние в его словах, а в глазах увидела невысказанную муку.

Я обхватила его голову руками, провела по волосам и прикоснулась к ним губами. Он положил голову мне на колени и начал гладить мои ноги. Мы сидели в тишине.

«Спросите, что он чувствует сейчас», — опять этот голос. Я не хочу нарушать наше молчание, поэтому не реагирую на инструкции. Эрон, такой сильный, лежит у меня на коленях, как будто я могу защитить его от его же бредовых мыслей. Я не хочу ни говорить, ни шевелиться, чтобы не спугнуть эти мгновения.

«Повторяю, Малин, спросите, что он чувствует сейчас».

Я продолжаю молчать.

Эрон первый нарушает тишину:

— Представь, что нет никакой сыворотки вечной молодости, за которую вы так бьетесь, нет лабораторий по получению синтезированной пищи. Есть только жизнь и смерть. Представь, что семя, брошенное в землю, прорастает и дает урожай. Есть только вот эти руки, от которых зависит все.

Он поднял голову и сел. Я взяла его ладони в свои и начала их рассматривать.

— И что же от них зависит?

— Все, — он высвободил руки и раскрыл свои ладони перед моим лицом. А потом вдруг сжал их в кулаки: — Вся жизнь, черт возьми! — и с этими словами он со всей силы ударил кулаком по моему прозрачному столику.

— Представь, что от моего удара столик разбивается вдребезги, — вот что на самом деле должно было произойти от силы этих рук. Но нет… Мы не можем ничего разрушить так же, как не в силах ничего создать. На что способны эти длинные изящные пальчики? — спросил он шепотом, прикасаясь губами к моим пальцам, дотрагиваясь до каждого и покрывая его поцелуями. — Они способны совершать легкие движения на эйрскрине в воздухе, они способны держать столовые приборы и еще сигарету с эко-дымом, и сегодня они гладили мои волосы так нежно, что я этого никогда не забуду. Согласна была бы ты заставить эти нежные руки сделать нечто большее, то, что никогда раньше не делала? Смогла бы ты своими руками, своим потом и кровью сделать все, чтобы каждый год получать урожай и прокормить себя? — он стал сжимать мои запястья сильнее и говорить громче. — Смогла бы ты радоваться дождю и плодородной почве, первым побегам и урожаю так же, как ты радуешься новому уровню программы?

Я смотрела в его глаза и видела в них враждебность. Теперь он казался мне совсем чужим.

— Эрон, мне больно. Прошу тебя, перестань, мне не нравится все это! — он отпустил мои руки, которые стали горячими от его прикосновений.

— Тебе не нравится? — и он начал смеяться. Его смех показался мне слишком громким и неестественным. Он наполнял комнату, вытесняя воздух. От этого зазвенело в ушах.

Вдруг Эрон смолк. Снова тишина, но уже не та, которую мне хотелось продлить, когда его тяжелая голова лежала у меня на коленях. Сейчас мне хотелось прогнать его.

— Конечно, тебе не нравится! Хакли! — вдруг закричал он. — Можно тебя на минутку?

— Чего ты хочешь? — спросила я.

Домовой вплыл к нам в комнату.

— Хакли, прошу тебя, подготовь почву под окном. Я хочу посадить цветы для Малин.

— Некорректный запрос. Сформулируйте задание по-другому, — ответил домовой.

— Хакли, спасибо, ты можешь идти, — сказала я. — Что за глупости, Эрон?

— Некорректный запрос, — Эрон снова начал смеяться. — Эх, мне бы твоего домового на один вечер, я бы его научил понимать мои задания — перепрошил бы его мозг.

— Хакли не отдам.

— Ну конечно не отдашь. Ведь ты без него и шагу не сможешь ступить. Ты станешь голодать, и твоя жизнь превратится в хаос, в котором по силам разобраться только ему. Порой мне кажется, что домовые много умнее своих хозяев.

— Эрон, я прошу тебя покинуть мой дом.

«Малин, что вы делаете? Вы срываете задание, вы не получали инструкций так поступать!»

— Прости, я уйду, если ты просишь, только ответь мне на один вопрос.

Он подошел ближе и взял мою руку в свою.

— На какой вопрос?

— Что ты чувствуешь, когда я рядом?

— Когда ты рядом… — я задумалась, — мне жарко.

Он смотрел спокойно, не моргая. Я не смогла понять, удовлетворен ли он моим ответом.

— Я пойду, не надо было мне приходить в таком настроении.

— Что с тобой?

— Все нормально. Просто в мечтах о настоящем цветке я нюхаю розу из Массалис.

…Я смотрела, как он уходит, и пыталась вспомнить, с чего начался наш разговор и в какой момент Эрон стал терять контроль над собой. Нет, я не могу воспроизвести это вновь. Все как в тумане. Все, кроме одного: «Что ты чувствуешь, когда я рядом?»

Скажи, Джульетта, так же ль у тебя От счастья бьётся сердце? Если так же, Найди слова, которых я лишён, Чтоб выразить, что нас переполняет. Пропой хоть звук из хора голосов, Которые бушуют в нашей встрече.

Мне становится жарко. Пульс сто двадцать. Я падаю в массажное кресло и закрываю глаза.

— Ромео, где ты? Дудочку бы мне, Чтоб эту птичку приманить обратно! Но я в неволе, мне кричать нельзя, А то б я эхо довела до хрипа Немолчным повтореньем этих слов: Ромео, где ты? Где же ты, Ромео?

Глава 11. Идеальный человек

Перед моими глазами по кругу бежала лента с безымянными стартовыми кубами. На каждом из кубов должен быть порядковый номер и шифр серии, но эта информация временно скрыта от любопытных глаз.

В Лабораторию Робототехники поступает только три вида серий: сферические камеры-полицейские, роботы-рабочие и домовые. Но сегодня на ленте в числе ста новых кубов находился всеми ожидаемый человеко-симулятор. Генетики решили перенести с эйрскрина в реальный мир идеального человека Дэвиса, наделив его электронной телесной оболочкой.

Просторный зал амфитеатром уходил вверх. На каждой ступени рядами располагались рабочие места кибер-генетиков и программистов. Они работали над внешним обликом роботов, наделяя каждого характером и манерой поведения.

Все были при деле за своими эйрскринами. Один я тихо расхаживал вдоль сортировочной ленты. Как же мне хотелось стать частью этого процесса! Быть здесь, но не иметь права доступа — это удручало! Генетики больше не доверяли мне работы в Системе. Чтобы я не скучал, они придумали для меня новую должность — эксперт по природным инсталляциям в отделе Виртуализации для Дома Культуры.

— Новый куб готов к распаковке, — сообщил на большом эйрскрине Эмодзи, главный менеджер отдела кибер-психологии. Он был в черных очках.

«Двадцать пять человек освободились от работы», — загорелось на экране.

Лента остановилась и выбросила в лунку первый попавшийся куб. Никто заранее не знает, что находится внутри, для того чтобы придать рабочему процессу элемент неожиданности и игры. Лунка трансформировалась в прямоугольный держатель для куба.

— Ваши догадки: что в нем? — спросил удивленный смайлик.

За каждую правильно угаданную электронную сущность работнику начисляются денежные бонусы. На эйрскрине мгновенно визуализировался график: одиннадцать человек посчитали, что внутри куба находится сферическая камера, семеро проголосовали за робота-рабочего, шестеро — за домового и один — за человеко-симулятор.

— Распаковать файл, — распорядилось желтое круглое лицо на экране.

Все с нетерпением ждали. На трехмерной системе координат быстрыми штрихами визуализировалась сущность. И вскоре перед нами возникло белое пружинящее облако. Зал разочарованно вздохнул. О нет, опять домовой! Мне становилось скучно. Это был уже десятый домовой подряд.

— Какие идеи? — спросил главный менеджер; теперь Эмодзи был с высунутым языком, — напомню, — рядом с ним появился указательный палец. — нам давали запрос на четырех нянь в Дом Малютки, на десять фокусников и рабочих ассистентов, ну, и не забываем, что на персональных помощников по хозяйству ограничений в количестве нет.

— Пропишу робота для Дома Малютки, — подал звуковой сигнал кудрявый программист.

— А я создам новую модификацию для домашнего помощника, — поступил сигнал от молодого кибер-генетика, и он вывел следующее сообщение на экран: «Психологи заметили, что в последнее время наблюдается интерес пользователей к голубому цвету и форме кошки».

— Еще могу предложить улучшенную версию помощника в уборной. Мы давно не выпускали новых, — добавил он.

— А у меня есть идеи для создания нового домового. Пора бы уже подарить людям помощников в приеме пищи.

«Они, что ли, и есть за меня будут», — подумал я, усмехнувшись.

— Разрешаю создать домового в Дом Малютки, — главный менеджер снова принял форму смайлика в черных очках. — На работу, согласно инструкции, два часа двенадцать минут.

Кудрявый юнец расплылся в улыбке, и куб тут же отправился на горку раздачи.

На ленте оставалось сорок семь кубов, которые необходимо было разобрать в течение рабочего дня. Я засмотрелся на кудрявого программиста. Прозрачное облако над его рабочим местом окрасилось в желтый цвет и превратилось в ходунки для малышей.

Вдруг вокруг началось оживление, и я обернулся. О чудо! В середине помещения стоял виртуальный Дэвис собственной персоной. Идеальный человек с невозмутимым видом взирал на окружающих, а все с интересом разглядывали его.

— Этот ко мне, — сказал знакомый голос.

Я вздрогнул и увидел, как Тодд Макмиллан направляется в мою сторону. «Откуда он здесь появился?» — подумал я.

— Разрешаю, — проговорил Эмодзи, снимая очки.

— Эрон Уолкер, — вдруг обратился ко мне генетик, — тебе придется пройти со мной в кабинет.

— Мне? — переспросил я удивленно.

— Да! Это не займет слишком много времени.

Он поймал куб, в который снова был запакован человеко-симулятор, и я последовал за ним в коридор.

Мы прошли мимо транспортного и мебельного отделов, а затем мимо отделов строительства и моды. Вскоре, достигнув зала природных инсталляций, в котором я теперь числился, мы повернули направо и оказались в небольшом помещении. «Кабинет анимации», — горела надпись на электронном шуме.

— Нам сюда, — открыл мне доступ через валидатор Тодд.

Я прошел в маленькую квадратную комнату. У дальней стены стояло большое кресло, а на противоположной от него стороне белела стена с эйрскрином-визуализатором.

— Мы решили отказаться от внешности Дэвиса. Теперь наш идеальный человек будет иметь твое лицо, — сказал ученый, ставя меня по центру белого эйрскрина.

— Я буду прототипом для робота? — удивился я.

— Да. В тебе, как-никак, активный Сомниум. Мне нужны твои внешние данные и набор определенных телодвижений.

Я молча уставился на ученого. Он поставил куб слева от меня, а сам устроился в кресле напротив.

— Распаковать! — и я увидел рядом с собой вечно молодого старину Дэвиса.

— Ну что ж, я готов, — сказал Тодд, облачившись в камеру-шлем. — Раздевайся.

Я начал медленно расстегивать пуговицы рубашки, неуверенно озираясь по сторонам.

— Живее! Тебе придется воспроизводить разнообразные движения, а камера-визуализировщик на моем шлеме будет переводить изображение на язык программного кода и доставлять его в Систему. Оттуда Дэвис будет брать свои новые параметры, — он замолчал на минуту. — Кстати, робот уже обрел твое лицо.

Я тут же посмотрел на человеко-симулятор и тихо вскрикнул: рядом со мной стояла копия меня. Идеальные пропорции лица Дэвиса превратились в мои несовершенства, его светло-розовая гладкая кожа покрылась коричневым загаром, а на шее проявился шрам от уха до ключицы.

Стянув с себя водолазку и джинсы, я остался в одних трусах и снова взглянул на робота. Кожа манекена покрылась волосами, на шее проявились тонкие сосуды, грудная клетка расширилась, а на руках проступил контур моих мышц.

— И трусы снимать? — спросил я, засмотревшись.

— Ну а как же! Ты же не хочешь, чтобы наш идеальный человек остался без мужского достоинства?..

* * *

Зеркало в полный рост отражало белобрысого кретина в облегающих блестящих зеленых брюках и красном поло с черными вставками по бокам. Он растерянно улыбался себе, пытаясь определить, насколько ужасно то, что он видит.

— Я выгляжу как идиот! — сказал я вслух.

— Хотите увидеть отражение сбоку? — услужливо предложило зеркало.

— Валяй, давно я не смеялся.

Я остался стоять на том же месте, а в зеркале отразился мой профиль.

— Мы будем выбирать, пока вам не понравится. Перламутровые сникерсы будут отличным дополнением.

Модная обувь ничем не изменила картину, я по-прежнему выглядел паршиво.

— Попробуйте заменить красное поло на майку белого цвета с дерзкой надписью: «Заблокировать».

Зачем я здесь? Какой глупостью было соглашаться на этот цирк!

Из холла магазина послышался голос Малин:

— Принесите ему еще вот это!

Я с ужасом посмотрел на вешалку. Коллекция тут же пополнилась золотистым пиджаком с полосатыми рукавами. Цветастые, блестящие, полимерно-шелковые, неорезиновые, с мехом и перьями, неудобные брюки и футболки располагались в ряд, ожидая своей очереди.

— Я выберу только эту белую футболку с надписью, — сказал я зеркалу, понимая, что просто так отсюда не уйдешь, и переоделся в свои джинсы.

Я вышел к Малин, и она тут же подбежала ко мне.

— Нет, это не годится совсем. Одна белая футболка! Ступай назад, примеряй тот полосатый пиджак и мятные кеды без шнурков. Эту футболку, так уж и быть, можешь оставить.

— Капсула безопасности, — прошептал я и оказался в прозрачном шаре.

Малин удивленно посмотрела на меня.

— Что это?

— Как это что? — спросил я, плывя к выходу из магазина.

— Стой, мы еще не закончили! — крикнула она и побежала за мной на улицу. — Эрон! — она протянула ко мне свои руки и надула губы.

Я передразнил ее. Эффект от моей гримасы отразился злыми искрами в ее глазах.

— Убери капсулу немедленно! — строго сказала она. — Иначе… — она ударила кулаком по прозрачной стенке.

— Иначе что? — продолжал кривляться я. — Ты заблокируешь меня?

— Эрон! — беспомощно повторяла она.

— Я уберу капсулу, если ты позволишь мне остаться в этой одежде.

— Джинсы нужно переодеть, — недовольно произнесла она.

«набрать высоту».

Схватившись за живот от смеха, я поплыл над городом…

* * *

Мы стояли на шумной площади перед зданием в виде огромного гамбургера. Из него на всю улицу раздавался мужской голос. И сейчас он медленно объявлял, делая паузы между словами: «Двести семьдесят пять… пользователей… выбрали… „Лучезарная креветка“… лучшим блюдом». Теперь здание-гамбургер превратилось в гигантскую розовую креветку, опирающуюся о землю своим последним сегментом. По воздуху развевались ее длинные антенны-усики. Площадь восторженно ахнула. Заиграла веселая музыка. Все это означало, что за последнюю тысячу заказанных ланчей посетителям мировой сети бистро «Веселые челюсти» больше всего пришлось по вкусу лучезарное ракообразное.

Рядом находились игровой и музыкальный развлекательные центры, нирвана-бар и балетный киоск.

— Пойдем внутрь, — предложил я, взглядом приглашая в бистро.

— Постой, я еще не во всех голосованиях поучаствовала! — воскликнула Малин.

Мы стояли на одном и том же месте довольно долго, и я, замерзая, начал переминаться с ноги на ногу. Нас облепили другие пользователи, которые шумно галдели, «тыкаясь» мне в плечи своими экранами. Одни пытались угадать, какое блюдо станет следующим лицом бистро, другие — следующую песню, третьи — кого Система выбрала самым модным пользователем на площади. За каждый правильный ответ полагалась новая спираль к коллекции.

«Сто сорок восемь… пользователей… выбрали… „Улитка в морской глазури“… лучшим блюдом».

Позволив Малин насладиться образом многометровой улитки в голубой ракушке, я настойчиво пригласил ее направиться внутрь.

Наконец мы уселись за длинным глянцевым столом бистро, который полукругом обнимал огромное кофейное зерно в центре зала. Нарядные пользователи сидели в ряд по обе стороны перед своими эйрскринами. Напротив меня рябил экран Малин.

В последнее время она изменилась. Все чаще была задумчива и почти не спорила со мной. Я ломал голову над причиной этой метаморфозы.

— Убери, пожалуйста, эту заслонку от лица! Ты же знаешь, мне не нравится общаться с тобой в Системе, — напомнил я как можно строже.

Она на секунду замялась, будто внимательно кого-то слушала, а затем с вежливой улыбкой выключила свой эйрскрин. Передо мной возникли блестящие голубые глаза с ярко очерченными над ними сиреневыми бровями.

— Ты тут бывал?

— Нет.

— Тогда я покажу, как сделать заказ. Какие ингредиенты выберешь на ужин? — спросила она, и я заметил, как цвет ее губ из ярко-вишневых перешел в бледно-розовый.

— Мне все равно. Что-нибудь простое.

— Тогда-а-а… — она растянула слово, визуализировав экран на столе. На глянцевой поверхности начал составляться алфавитный указатель. Буквы быстро выстраивались в столбики. Когда они остановились, Малин начала водить по строчкам указательным пальцем. На ее длинном ногте я увидел подвижный космос. Там была и планета Земля — вид сверху, и звезды, и даже комета, которая кружила на их фоне, оставаясь в пределах границ, отведенных ногтем.

— Что-нибудь простое… — задумчиво произнесла она. — Хочешь бекон… салат и яйца?

— Хорошо.

«отправить в мультиварку»

На столе тут же появилось меню в картинках из двухсот сорока семи способов приготовления и сервировки этих ингредиентов.

— А теперь выбирай, — игриво предложила Малин.

Я ткнул пальцем в первый попавшийся рисунок — «Лунная яичница», и на его месте тут же брызнул салют. Умный стол сообщил, что в данный момент сто пять пользователей выбрали точно такое же блюдо.

«Поделиться своим ужином с другими пользователями» — появилась надпись. «Не хочу я ни с кем делиться», — подумал я. Малин нажала за меня и несколькими изящными движениями пальцев выбрала себе утку, груши, кунжут и батат. Вскоре еда появилась перед нами, и я нетерпеливо вонзил вилку в дрожащую яичницу.

— Подожди! — с ужасом воскликнула Малин, схватив меня за руку.

Я замер, вопросительно посмотрев на нее.

— Ты забыл запечатлеть красоту этого блюда! — в ее глазах читалось недоумение. — Посмотри, как красиво этот окрашенный в голубой салат окружает глазунью. Ее сердцевина — будто полная луна, белок посыпан беконной крошкой. Бекон, кстати, очень удачно оттеняет недостаток пропорций — ведь желтая часть меньше, чем белая.

— Извини.

— Сначала сохрани фотографию в дневнике питания, а потом уже приступай к нарушению целостности этой структуры, — объяснила она, с досадой тряхнув головой.

Теперь у меня пропал аппетит, но я нехотя принялся за еду.

— Комплимент от Мульти-Кухни Меркьюри — «Кофейный ручей», — раздался голос на все бистро.

В середине стола ручейком побежала серебристая жидкость, которая источала чарующий кофейный аромат. Перед каждым пользователем роботы-рабочие поставили по широкой кружке с изображением кота. Малин взяла в руку свою и зачерпнула из ручья, я последовал ее примеру.

— Тебе понравилась еда? — спросила она, блеснув на меня веселым взглядом, когда мы закончили ужин.

— Неплохо, — ответил я, чтобы не затевать пустой спор. Мне совершенно не нравилась синтетическая еда.

Как жаль, что нельзя было выключить звук и просто смотреть. Малин вызывала взрыв противоречивых эмоций и чувств. В ее глазах скрывалась Вселенная, но с языка слетала лишь несусветная чушь. Мне это причиняло невыразимые мучения. Так и хотелось схватить ее за плечи, потрясти и сказать: «Малин, очнись, прошу тебя, очнись…».

— Мой домовой говорит, что нет ничего важнее, чем правильное питание, — это поможет сохранить красоту и молодость. Он всегда заботится обо мне, — впервые за последние десять минут я прислушался к тому, о чем щебетала Малин.

Я улыбнулся.

— Хочешь, я буду о тебе заботиться?

— Как? — удивилась она. — Ты поселишься в моей квартире, будешь будить меня каждое утро, готовить завтрак и убирать?

— Нет, ну, для этого есть твой домовой.

— Так что же ты будешь делать?

— Я и сам не знаю, — признался я. — Мне хочется тебя оберегать… Но дело в том, что тебе ничто не угрожает.

— Я не понимаю.

— Не обращай внимания, — ответил я, бросив сто первый взгляд на декольте Малин. Маленькая грудь двумя сцепившимися ракушками устриц выделялась на тонком материале ее платья.

Вдруг Малин визуализировала свой эйрскрин. Я собирался было открыть рот, чтобы потребовать немедленно выключить экран, как она радостно доложила:

— Мне подмигнул один из пользователей, который находится здесь! Я имею успех!

— Какой еще пользователь? — всполошился я.

— Ну, открой же Систему, показывать пальцем нехорошо.

Я открыл. Она кинула мне профиль.

«Генри Смит — активный философ».

— Мне нужно заполнить стандартный опросник, чтобы проверить сексуальную совместимость. Поможешь?

Каждая ее фраза отзывалась в моей голове громовым ударом пульса.

— Как вы предпочитаете соитие — с трансляцией в Систему или в интимной кабине?

— Что?! — потерял я всякое терпение, перегнувшись через рядом сидящего пользователя, чтобы посмотреть в рожу неслыханного наглеца на другом конце стола.

— Пожалуй, выберу трансляцию, чтобы тебе не было скучно меня ждать, — продолжала щебетать Малин. — Ой, подожди. Он ответил, что будет заниматься этим только в интимной кабине. Ты не возражаешь, если я покину тебя ненадолго?

— Тебе не походит…

— Почему?

— Сама подумай, он отказался от трансляции! Выходит, ему нечем похвастаться миру? — нашелся я.

— Действительно… — произнесла Малин. — Отказать!

Глава 12. Одуванчики

Откуда-то издалека доносился гул — звуковые сигналы смешивались с человеческими голосами. Холодный белый свет заставил открыть глаза, но потом снова все поглотила мгла.

Я очнулась и увидела перед собой трех человек в желтых комбинезонах, работающих за своими компьютерами. Заметив, что я открыла глаза, один из них торжественно произнес:

— Добро пожаловать на Спеспереннис! Вы находитесь в жилом модуле. Меня зовут Николас Мартинсон, я капитан космического корабля, а это мои помощники — Джон Смит и Хавьер Сантана, — двое других, услышав свои имена, молча кивнули, продолжая заниматься своими делами.

— Мы успешно прошли временной туннель и без происшествий приземлились на Спеспереннис. Во время полета вы находились в состоянии принудительного сна. Как ваше самочувствие сейчас?

— Чувствую небольшую слабость. А где Эрон?

— Это нормально, ваш организм потерял много энергии. Вот, держите, это восстановит ваши силы, — и он протянул мне тюбик с надписью: «Восстановитель энергии уровень 1». — Вам всего лишь нужно немного подкрепиться. Эрон тоже здесь!

Я села и оглянулась. Эрон примостился в глубоком кресле за моей спиной. Почувствовав сладкий карамельно-ореховый вкус во рту, я поняла, как сильно была голодна.

— Прошу вас надеть вот эти костюмы и респираторы.

С этими словами капитан положил на стол два ярко-зеленых свертка и два прозрачных смарт-респиратора.

— Переодевайтесь, наш экипаж будет ждать вас на Спеспереннис. Мы подготовим туристическую капсулу для осмотра планеты.

Мы с Эроном остались вдвоем.

— Как себя чувствуешь? — тут же спросил он.

— Хорошо. Этот восстановитель энергии просто волшебный.

— Ну что, переодеваемся, — сказал Эрон и начал расстегивать молнию на своем черном полетном комбинезоне.

Я встала с места и последовала его примеру. «Вы станете нашими глазами и ушами», — вспомнила я голос генетика, трогая крошечную камеру-родинку у себя под глазом. Эрон захотел показать мне планету, на которой побывал, и генетики наделили меня записывающим устройством, ведь Персонализатор не работает на неосвоенной Системой территории.

Оставшись без одежды, я не торопилась одеваться, мне нравилось дразнить Эрона. Он разворачивал зеленый костюм, стараясь не смотреть на меня. Никаких инструкций я не получала, могла импровизировать и делать, что захочу. Я подошла к нему сзади и обняла, крепко обхватив его руками. Обнаженные, мы простояли какое-то время неподвижно.

Я чувствовала его тепло и слышала, как его глубокое дыхание становится частым. Вдруг он выпустил из рук свой костюм и резко повернулся ко мне. Жадно и быстро он начал целовать мои лицо и шею, а затем, одним движением прижав к стене, мгновенно вошел в меня. Его ненасытные поцелуи стали моим воздухом. Все произошло очень быстро, и мы, обессиленные, упали в кресло.

Я села к нему на колени и открыла еще один тюбик восстановителя энергии, лежащий на подлокотнике. Наши поцелуи приобрели карамельный вкус, и я не могла оторваться.

— Вставай, — вдруг одним легким движением рук он поднял меня со своих колен. — Нас ждут.

Мы оделись и вышли из жилого модуля. Снаружи было пасмурно. Бледно-сиреневое небо тускло освещало пустынный ландшафт; редкие скрюченные деревца да камни — вот что приветствовало нас на Спеспереннис вместо обещанных мне красок удивительной планеты.

Воздух был напряжен — угрюмый застой в ожидании бури или прояснения. Сделав первый шаг, я почувствовала упругую мягкость под ногами. Зеленый мох, будто пружинистый ковер, стелился по земле. Эрон взял меня за руку, и мы пошли в направлении туристической капсулы. Она в виде прозрачного стеклянного шара стояла неподалеку.

— И тебе тут нравится? — спросила я Эрона удивленно.

— Подожди, это только начало, — ответил он, увлекая меня за собой к капсуле. Держась за руку Эрона, я неуверенно шагнула на прозрачный борт. Мы плавно заскользили над землей и через несколько мгновений оказались над пропастью. От того, что открылось моим глазам под стеклянным полом, моментально закружилась голова и подкосились ноги.

— Мы сейчас находимся на высоте ста шестидесяти метров. Посмотрите на водопад, — громко объявил капитан Мартинсон.

Набравшись смелости, я посмотрела вниз. Под нами мощный водопад пробивал себе путь из недр скалистой горы. Поток стремительно бежал вниз, оставляя серебристую водяную пыль в воздухе. Шум водной стихии поглощал наши голоса, и нам приходилось кричать.

— Эту воду брали на анализ? — крикнул Эрон.

— Да, сэр, это чистейшая вода, но при доставке на Землю что-то происходит с химическим составом. Осадок, в котором находят микрочастицы пыльцы леграна, появляется сразу после прохождения тары с водой через временной тоннель. Возьмите бинокль и посмотрите в самый низ, — сказал он, передавая бинокль Эрону.

А я и без бинокля видела, как водопад находит себе пристанище в огромном озере голубого цвета. По берегам росли деревья, но не редкие и скрюченные, как на вершине, — там были густые чащи. Их раскидистые кроны нависали над голубой гладью.

— Видите пурпурные пятна внизу у озера? Это и есть заросли леграна.

Эрон передал мне бинокль, и я увидела внизу ядовитые фиолетовые цветы, о которых мне рассказывали. Они росли по берегам озера, под деревьями, на склонах гор.

— Итак, сейчас мы посетим пару любопытных мест, — произнес Мартинсон. Капсула начала снижаться вдоль склона горы. Я видела восторг в глазах Эрона. Его взгляд сканировал каждую деталь.

— Что это за цветы покрывают скалистый выступ вон на том обрыве? — спросил он.

— Это лаванда. Сейчас мы остановимся у моря. Там вы увидите морских обитателей.

Капсула приземлилась рядом с высокими зарослями леграна на берегу изумрудного моря.

— Вы можете выходить. Дотрагиваться до растения абсолютно безопасно. Самое главное не снимать маску.

Мы вышли из капсулы. Я никогда в жизни не видела столько воды. Бескрайнее зеленое море вдалеке переливалось синим, и я не могла охватить его взглядом. Легкие изумрудные волны набегали одна на другую. Небо обнимало это огромное живое пространство и сливалось с ним на горизонте. Эта красота немного пугала меня своим величием.

Эрон пошел к зарослям леграна, а я все стояла и смотрела на море.

— Видите, там, внутри, в самом цветке, пушистые шарики на ножках. На них находится ядовитая пыльца, — объяснял капитан Эрону. — Легран цветет круглый год. У растения очень мощные корни, они образуют под землей прочные сети.

— Пойдемте к морю, — предложила я.

В прозрачной воде мне открылась невиданная ранее жизнь. Волнистые слизистые пятна, извивались точь-в-точь как виртуальная ветошь для пыли.

— Это медузы, — объяснил Эрон, заметив мое удивление.

Вдруг в царство белых пятен ворвалась стая вертлявых плоских рыбешек желтого цвета с синей каймой вдоль плавников. Сквозь их тела проглядывал тонкий скелет. Они бросились врассыпную, когда в стаю врезалась рыба покрупнее. Красная и пузатая, она упрямо пробивала себе путь на мелководье своим большущим шипом на голове.

— Поторопитесь, у нас не так много времени, надо успеть осмотреть и другие места.

И вот наша капсула зачехлилась, и мы куда-то понеслись, вдавившись в свои сидения.

— Мы находимся в режиме «Скоростной полет», для того чтобы быстро перенестись в другой часовой пояс Спеспереннис, — объявил Мартинсон.

Примерно через двадцать минут мы достигли новой, неизведанной территории. Как только капсула расчехлилась для обозрения, я ахнула.

— Что это?! — воскликнула я, отшатнувшись от прозрачной стенки.

Мы зависли в паре метров от ярко-оранжевой поверхности земли. Кругом были высокие и низкие волны из густо окрашенных крупиц. Это песок, догадалась я, просто он необычного цвета! В песчаных насыпях, слегка в них утопая, были раскиданы огромные белые яйца с голубыми пятнами.

— Это яйца хищного ястреба. Он обитает только в этих широтах, — сказал Николас. Капсула начала плавно двигаться вперед над оранжевой землей.

— Вот, смотрите! — воскликнул капитан, — я был уверен, что нам повезет.

Я проследила за его взглядом. Одно из яиц под нами треснуло и раскололось на части. Из осколков выглянул мокрый несчастный комочек с желтым клювом и глазками-бусинками. Таких странных существ я видела только в Доме Культуры.

— Я могу его потрогать?!

— Ни в коем случае, — строго ответил капитан. — Мы не можем покидать пределы капсулы в этой долине. Песчаный ястреб — жестокий и очень ловкий хищник.

— В капсуле нам ничто не угрожает? — испугавшись непривычного чувства опасности, спросила я.

— Нет, пока ты со мной, ничего не бойся, — сказал Эрон и, обхватив меня за талию, крепко прижал к себе.

Мы еще какое-то время парили над песками, и вдруг перед нашими глазами промелькнуло что-то крупное. Капитан остановил движение, мы зависли в воздухе.

— Вот и ястреб. Взрослая особь собственной персоной, — улыбнулся он. — Посмотрите, как красива эта птица.

Я повернулась в ту сторону, куда указывал капитан, и увидела коричневую птицу, важно расхаживавшую среди яиц. Гордый крючковатый клюв был вскинут вверх, казалось, будто хищник считал нас глупыми зеваками.

Ястреб какое-то время прогуливался, оглядывая свои владения, и вдруг взмыл в воздух, широко раскинув гигантские мощные крылья. А в следующую секунду птица уже пыталась ухватить нашу капсулу когтями. Я вскрикнула от страха, и Эрон еще крепче прижал меня к груди.

Вдруг откуда ни возьмись появились другие. Они тревожно махали крыльями над капсулой. Одна птица ударилась о прозрачную стенку совсем рядом со мной, и я увидела ее большие блестящие глаза и гладкие перья.

— Им не нравится наше вторжение. Они защищают свое потомство, — объяснил капитан, зачехляя поверхность капсулы и быстро набирая высоту.

Следующая остановка поразила меня еще больше. Мы оказались на странной влажной почве, полностью изъеденной мелкими норами. В этот раз капитан позволил нам покинуть борт, и мы с интересом оглядывались по сторонам. Тут и там взмывали в воздух паровые потоки, исходящие из недр земли. В некоторых местах скопления пара достигали высокой концентрации и густым туманом скрывали все, что находилось вокруг. В какой-то момент паровой столб поднялся прямо между мной и Эроном, и мы отскочили друг от друга в разные стороны. Пелена обступила нас, я потеряла своих спутников из виду.

— Где ты, Эрон? — кричала я, почувствовав, как страх ударяет в голову. — Капитан Мартинсон!

Я разгоняла мутный воздух руками и пыталась двигаться вперед, надеясь выйти куда-нибудь, где будет хоть какая-то видимость.

— Эрон! — крикнула я.

В тумане я заметила каких-то мелких насекомых, они поднимались от земли и скрывались в клубах паровых потоков. На рукавах костюма оседали капли. «Как хорошо, что на мне есть респиратор», — подумала я.

— Держись, — услышала я и почувствовала, как кто-то вытягивает меня из мглы.

— Капитан Мартинсон! Как я счастлива видеть вас! — воскликнула я, когда он, обхватив меня за плечи, повел вперед, уверенно ориентируясь в густом тумане.

— Теперь давайте держаться друг друга, — сказал Николас. — Я больше не хочу искать вас по очереди!

— Меня не надо было искать, — пробурчал Эрон.

А я молча стояла рядом, радуясь, что со мной есть они. Это странное чувство единения с людьми… Оно совершенно мне было незнакомо прежде.

Вскоре мы снова неслись в нашей капсуле. На этот раз обратно — к жилому модулю. Капитан сказал, что пора уже начинать готовиться к отлету на Землю, но, несмотря на это, он не отказал в моей просьбе еще разок полюбоваться на море. Наконец мы приземлились и вышли наружу неподалеку от берега. Я с интересом отметила, что угрюмый сумрак разрешился в пользу осторожных солнечных лучей и мелкой мороси. Мы двинулись в сторону изумрудной воды.

— Эрон, посмотри! Я только что потрогала этот зеленый листок, он оторвался от ветки, и я разорвала его на две части, — сказала я, прикладывая половинки друг другу. Они не соединялись. Мой эйрскрин всегда обретает прежнюю форму, когда что-то пересекает его плоскость. — Посмотри, теперь я сгибаю ветку, и она с хрустом ломается. Это просто невероятно! — восторженно восклицала я, когда мы шли вдоль живой изгороди из низких кустов.

— Да, в отличие от предметов на Земле, не меняющих свои молекулярные связи, здесь все очень хрупко. Сломанная ветка, сорванная трава — их структура уже не восстановится, — прокомментировал капитан.

Я подбрасывала кусочки листьев в воздух, и они разлетались в разные стороны.

— Мисс, вы здесь гость и не вправе нарушать молекулярные связи чего бы то ни было. Достаточно того, что вы топчете землю и растительность на ней, — строго сказал капитан.

— Простите, — ответила я.

Стало совсем солнечно. На берегу из высокой травы торчали белые пушистые шарики.

— Капитан, а как называются эти цветы?

— Это одуванчики.

Я заметила, что пушинки легко отделялись от растений при дуновении ветра, и, нагнувшись, потянулась к одному из цветков.

— Можно я дуну?

— Хорошо, — согласился Мартинсон.

Я подула на цветок, и пушинки охотно оторвались от белой сердцевины.

— Ну что ж, вы можете немного побыть наедине, — сказал капитан и покинул нас.

— Зачем им эти парашютики? — спросила я, наблюдая за белыми пушинками в воздухе.

— Это семена. После того, как ты их раздуешь, появятся новые цветы, — ответил Эрон, и мы сели на траву. Я устроилась поудобнее и смотрела, как солнечные лучи целуют его лицо. Через прозрачный респиратор мне была видна его улыбка.

— Ну, как ты управляешься без браслета?

— Как видишь, жива.

— Это только потому, что я за тобой присматриваю, — засмеялся он.

— Вечно ты задираешься, Эрон. А у меня сейчас совсем другое настроение. Тут так хорошо! — сказала я, подставив лицо, скрытое респиратором, солнечным лучам. — Помнишь, ты как-то спросил, что я чувствую, когда ты рядом?

— Конечно, ты еще ответила, что тебе становится жарко, — усмехнулся он.

— Верно. А что ты чувствуешь рядом со мной?

Он задумался, и в его глазах промелькнул страх. Мне нравилось украдкой наблюдать за его лицом, видеть, как меняются настроения, замечать его неуверенность и смущение.

— Мне хорошо с тобой, — ответил он.

— И это все?

— И еще твои губы сводят меня с ума, а также твой запах и бархатная кожа, — он уже потянулся ко мне руками, пытаясь уложить на траву.

— Нет, Эрон, стой, — сказала я строго, и он сразу же отстранился, как будто ошпарился кипятком. — Сначала рыбалка — потом рыба, — повторила я когда-то сказанную им фразу.

Эрон приподнял бровь.

— Когда еще мы сможем поговорить без свидетелей?

Я чувствовала, что то, о чем мы говорим, должно остаться только между нами. Мне впервые не хотелось делиться с миром…

Эрон стал серьезен.

— Прости. Ты права. Мне трудно подобрать слова, но…

— Ничего не говори, я все знаю. Я читала об этом в древней книге. Это любовь.

— Что есть любовь?

— «Безумье от угара, игра огнем, ведущая к пожару. Воспламенившееся море слез. Раздумье — необдуманности ради. Смешенье яда и противоядья. Любовь нежна? Она груба и зла, и колется, и жжется, как терновник», — я вспомнила еще одну строчку: — «Конечно, я так сильно влюблена, что глупою должна тебе казаться».

— Спасибо, — сказал Эрон, его глаза светились и казались почти голубыми. — Теперь у меня есть слово.

Эрон сидел молча, глубоко задумавшись, и я не хотела прерывать тишину. Вдруг он вскочил на ноги и сказал, протягивая мне руку:

— Пойдем.

— Иди, я тебя догоню. Хочу немного посидеть одна и посмотреть на море, — ответила я.

— Конечно, посиди, это мне знакомо, — согласился он и побрел вдоль берега.

Я сняла респиратор, чтобы отклеить камеру-родинку. Покрутив ее на кончике указательного пальца, я дунула, и крошечное устройство упало в песок.

— Оставайся здесь, ты больше мне не нужна.

Я смотрела вдаль, стараясь запомнить все в деталях. Изумрудное море было живым и сильным. Волны, повинуясь ветру, ударялись о берег. Я хотела потрогать воду, но боялась ее, видя, как волны неистово шуршат камнями.

Вдруг в том месте, куда упала камера, появилось легкое свечение. В считанные секунды оно стало ярче, и раскаленный желтый шар выпрыгнул из-под песка и повис в воздухе. Он был словно небольшое солнце. Мне стало тепло и спокойно. Вдруг солнце вспыхнуло и разлетелось маленькими тлеющими огоньками. Образовавшаяся темнота заклубилась голубым туманом. Когда туман улегся, в темноте я увидела очертания круглой капсулы. Она приближалась, освещая себе путь зеленым прожектором. Нет, теперь это была уже не капсула, это огромный объектив. А в нем по центру я увидела свой глаз с родинкой. Он распался на части и разлетелся семенами одуванчика по краям. Я почувствовала, что лишилась чего-то, и закричала. Глаз снова проявился в середине, и все повторилось вновь. Я встала и сделала шаг вперед — почему же так холодно, ведь только что тепло разливалось по моему телу?

— Малин, немедленно надень респиратор и выйди из воды! — донесся до меня искаженный до неузнаваемости крик Эрона. Я обернулась и увидела, как он бежит в мою сторону, и вот уже крепкие руки быстро надели на меня маску.

Я села на песок, и все вокруг приняло привычный облик. Сквозь легкий гул в ушах начал доноситься плеск волн, голос Эрона перестал искажаться. Он поднял меня на руки и понес к кораблю.

— Что случилось? — спросила я, прижимаясь к его груди.

— Ты была без маски и, следуя своему видению, зашла в воду.

* * *

Я сидела в индивидуальной ячейке на пьедестале. Вокруг меня по потолку, полу и в воздухе сновали роботы-лаборанты. Сферические серебряные оболочки камер-полицейских быстро перемещались в пространстве, поблескивая своими корпусами на белоснежном фоне помещения. Я впервые находилась в Центре Генетических Исследований и с интересом наблюдала за суетой в юните. Тодд Макмиллан стоял передо мной.

— Малин, где устройство видеозаписи?

— Вы не найдете его на Земле, — ответила я, наконец решившись сказать все, как есть.

— Вы оставили его на Спеспереннис?

— Я его уничтожила.

— Как глупо! Зачем вы так поступили? — строго спросил он и посмотрел мне в глаза. Макмиллан очень редко так делал. Во мне нарастал протест.

— Я не могу больше выполнять инструкции: «поцелуйте объект, не целуйте объект, молчите, говорите, пригласите его в гости, примите его приглашение, спросите, о чем он думает и что чувствует, перейдите к интимной близости». Может, вы просто оставите нас с Эроном в покое? Я сама разберусь, что делать и о чем его спрашивать, а также когда его целовать, — чем дольше я говорила, тем больше смелела. — Вы можете оштрафовать меня, только, пожалуйста, перестаньте постоянно комментировать, что нам делать, — это просто невыносимо. Именно поэтому на Спеспереннис я и выбросила камеру!

— Что ж, мы думали, вы окажетесь более покладистым пользователем, — после паузы ответил генетик. — Видимо, вы просто устали. Палата понимает вас: вы подвергались большим рискам, пожертвовали своей репутацией и, столкнувшись с иррациональным, пережили слишком много нового и необычного. Если не брать в расчет последнюю вашу выходку, вы отлично потрудились. Рады сообщить вам, что эксперимент окончен.

— Как окончен? — удивилась я.

— Ваш Сомниум пробудился! Малин, мы поздравляем вас!

— Не может быть. Это потрясающе! Когда вы подарите мне вечную молодость? — спросила я, задыхаясь от восторга.

— Мы сделаем это прямо сейчас! Мы приглашаем вас в юнит семьдесят восемь пятого корпуса Центра Генетических Исследований. Кстати, на вашем счете вы найдете сумму десять миллионов мировых единиц.

— Спасибо, это просто сказка! — ответила я, не моргая глядя на ученого.

— А теперь, Малин, откройте вкладку «Программа».

Я молча открыла страницу.

— Доступен новый уровень! — в восторге воскликнула я.

— Да, Малин. Мы подарили вам уровень премиум-класса в качестве благодарности за ваши труды. Только посмотрите — это ваш новый дом и последняя модификация аэро. Вы найдете массу приятных деталей, о которых сейчас я уже не буду рассказывать.

Тот момент, когда тебе доступен новый уровень, не сравнить ни с чем — ты становишься счастливым, глядя на свое будущее, которое сразу же после активации превращается в реальность. Тут есть что-то волшебное. Яркие краски на экране, цифры, фотографии, бонусы и новые покупки — все это твоя жизнь. Я, как обычно, почувствовала это счастье: голова вот-вот закружится от предстоящего успеха и новых сюрпризов программы. Я зашла в раздел Сомниум — там было изображение другого мужчины.

— Кто это?

— Малин, теперь, когда ваш Сомниум пробудился, мы собираемся наделить вас уникальной миссией. Вы должны будете помочь нам активировать ген в других пользователях, чтобы начать великий процесс Сомниумизации. Для начала это будет пользователь Бобби Стамп. Инструкции те же, что и для Эрона, — проводить время вместе, вступить в интимную близость.

Мне стало нехорошо.

— Но я не смогу… — я смотрю на Бобби.

Тревога поселяется внутри и вытесняет только что ликовавшую радость.

— Что значит, не сможете?

— Я не смогу, потому что он не Эрон, — ответила я тихо и обреченно.

— Малин, мы сделаем вид, что не услышали сейчас ваш ответ. Итак, все инструкции вы получите в сообщении.

— Я уже сказала, что не смогу, — ответила я твердо, теперь уже точно зная, что не соглашусь.

— Да что происходит?! — вдруг вышел из себя Тодд Макмиллан, впервые на моей памяти повысив голос. — Значит, можете забыть про сыворотку.

— Вот и отлично, потому что вечная жизнь без Эрона мне не нужна.

Тодд изменился в лице: от выражения на нем привычного спокойствия и довольства не осталось и следа.

— Малин, вы должны кое-что знать: Эрон — государственный преступник. Последние одиннадцать лет своей жизни он провел в тюрьме, в диких тропиках.

Я открыла рот.

— Этого не может быть!

Он молча смотрел на меня.

— Что он совершил?

— Преступление против Палаты и всех пользователей. Он создал вирус, поразивший Систему Планирования.

«Эрон вовсе не такой. Малин, не верь им», — попыталась убедить я сама себя.

— Наверняка вы заметили, что Эрон время от времени говорил загадками, критиковал окружающую реальность и рисовал перед вами дикие картины мира природы.

— Да, такое действительно бывало.

Я прокручивала в голове все его слова, наши споры, его порой вызывающее и агрессивное поведение. Неужели генетик говорит правду?

— Это неспроста. Его тюремное прошлое мешало ему адаптироваться на свободе. Хотя вы сильно помогли ему.

— Почему вы не сказали мне сразу? — воскликнула я, вскочив со своего кресла.

— Если бы мы сказали вам, вы бы ни за что не согласились на участие в эксперименте. Не так ли?

— Конечно, кто захочет спать с преступником? Вы подвергали меня страшной опасности, вы знаете об этом? Зачем? Зачем вы так поступили со мной? — я начала кричать, из глаз полились слезы. — Вы испортили мою программу! В черный список вас! Почему это происходит со мной?

— Малин, мы понимаем ваше возмущение, именно поэтому цена вашего участия в эксперименте так велика. Согласитесь, что сыворотка молодости стоила того. Теперь с Эроном вам видеться не придется — но ваша миссия продолжается.

Я опустилась на стеклянный пол, продолжая реветь. Зеркальная поверхность отражала мое искаженное лицо.

— Эрон, ты чудовище, — прошептала я…

* * *

Открытый космос. На оранжевый шар какой-то встречной планеты проливался метеоритный дождь. Светящиеся объекты с длинными световыми хвостами внедрялись внутрь поверхности шара. Оттуда лился свет, поверхность ярусами вспучивалась и кругами расходилась вширь.

Я шла по просторному залу Дома Культуры, пытаясь отвлечься от печальных мыслей и придумать, что делать дальше.

Один огромный огненный осколок продолжал лететь по бездонной космической синеве. Он направлялся к Земле.

Вдруг я почувствовала легкое прикосновение к плечу и обернулась.

— Здравствуй, — Эрон приблизился, чтобы меня поцеловать.

— Не нужно, — отстранилась я от него и быстро пошла вперед. Он последовал за мной и, снова тронув за плечо, попытался заглянуть в мои глаза.

— Все это время ты обманывал меня! — вдруг услышала я собственный голос, хоть и не хотела ничего ему говорить в публичном месте.

— О чем ты говоришь? — удивился он.

Я остановилась, и он с побелевшим лицом уставился на меня.

— Не могу поверить, что все это время я подвергала себя такой опасности! Ты преступник, — прошептала я, оглядываясь по сторонам в надежде, что другие пользователи нас не слушают. — Я все знаю. Последние одиннадцать лет ты провел в тюрьме за страшное преступление против Системы и всех ее пользователей.

Он внимательно слушал меня, но с каждым сказанным мной словом все больше погружался в себя. Когда я закончила говорить, повисла тяжелая тишина.

— Да, это правда. Я действительно сделал это, — ответил он после долгого молчания. Его голос прозвучал как-то неуверенно.

— И именно поэтому ты так плохо воспитан! Ты дикарь! Дикарь и преступник! Ты разрушил все, что у меня было. Ты не можешь следовать своей программе и вывел из строя мою! — я сорвалась на крик, но меня уже было не остановить.

Пока я говорила, его лицо изменялось у меня на глазах. Теперь он был разъярен и походил на самца гориллы, которого я видела на прошлой неделе в Доме Культуры.

— Так было бы чему следовать! Ты была со мной на Спеспереннис — вот там настоящая жизнь. А что есть у нас? Выжженная пустошь и суррогаты. Ты права, я разрушил свою программу. И знаешь, теперь я даже рад, что это сделал! В тюрьме моя программа была очевидна — не умереть от жажды и голода. Что может быть проще и сложнее одновременно? Меня выпустили, потому что мой Сомниум способен включаться, но я даже под страхом смерти не соглашусь на сыворотку молодости. Нет ничего хуже, чем вечная жизнь в мире, который является тюрьмой!

— Я не хочу тебя слушать! До тебя у меня было все — кровать с удобным убаюкивающим матрасом, пальто с терморегулируемой подкладкой, серебристый аэро. Теперь у меня как будто ничего и нет, хотя все осталось на своих местах. Моя новая программа, объект будущей зависти других пользователей, меня совсем не радует. Я не хочу следовать ей. Я не хочу ничего. Новые модификации мне не нужны, так же как и путешествия в Системе. Ни-че-го не нужно. Но я хочу, чтоб все было как раньше. Хочу быть королевой вечеринок с множеством подписчиков и гостей, но ведь нет, моя репутация испорчена. Теперь потребуется немало времени, чтобы ее восстановить. Если бы я знала, как дорого мне обойдется вечная молодость, никогда бы не согласилась на этот эксперимент.

— Какой еще эксперимент? — настороженно спросил он.

— Что ж, я объясню, — я знала, что буду жалеть о том, что скажу сейчас, но мне хотелось, чтобы теперь страдал он, страдал так же, как я.

— Все, что было между нами, это был эксперимент. Сомниум отвечает за способность любить, и генетики хотели выяснить, сможет ли ген пробудиться в других людях! Они платили мне, чтобы я каждый день смотрела в твои глаза, прикасалась к тебе, спала с тобой! — я начала смеяться, хотя на глаза накатывались слезы. Я смотрела на него в надежде, что он скажет: «Замолчи, не говори эти глупости» — и крепко поцелует меня в губы. Но Эрон смотрел прямо в мои глаза, я видела, как сужались его зрачки.

— Значит, я жестоко ошибся.

Он сделал паузу.

— Ты не принадлежишь себе, ты всего лишь материал для продолжения рода выродившейся популяции людей, — с ненавистью выдавил он. — Следовать программе — единственное, что ты можешь! Бедняжка, ты думаешь, что запрограммирована на успех и двигаешься по заданной траектории на пути к нему. Но стоит выключить Персонализатор, и окажется, что ты сидишь на месте.

Я никогда не видела Эрона таким злым. Мне стало страшно, но я закричала что есть мочи, так, что начало звенеть в ушах.

— А ты можешь только разрушать!

— Замолчи! Ты продалась генетикам, и ничто не умалит твоей вины, — в ярости прошипел он.

Несколько пользователей оглянулись в нашу сторону. Я на минуту отвлеклась от разговора, увидев, как огненный шар внедрялся в поверхность нашей планеты. Мне было обидно, что Эрон так легко отказался от меня.

— Кстати, если бы не ты, я бы никогда не купила бассейн, спасибо тебе. И если наш Интеллектуальный мир для тебя тюрьма, то давай, прощайся и уходи туда, откуда ты пришел.

— Прощай, — тихо сказал он, сохраняя спокойствие и больше не глядя на меня. Я ждала, что он поднимет глаза, но он этого не сделал и направился к выходу. Какая же это пытка! «Эрон, посмотри на меня, не уходи!» — хотелось мне прокричать, но вместо этого я крикнула ему вслед:

— Как жаль, что в отличие от предметов на Спеспереннис на Земле они не теряют целостность молекулярной структуры. Я бы с удовольствием посмотрела, как мой каблук с датчиком равновесия разбивается о твою голову! — но он не отреагировал, и я по белому снегу инсталляции направилась за ним к выходу. Я прежде совсем не замечала, что вокруг нас уже раскинулась ледяная пустыня.

Глава 13. Комната с белым потолком

Я не мог понять ни слова, бессмысленные звуки нанизывались один на другой, собираясь в какую-то чудовищную несуразность. В ушах зазвенело.

— Ты не от мира сего! — крикнула Малин.

Я перестал обращать на нее внимание, продолжая идти по залу Дома Культуры.

— Посмотри же мне в глаза! Почему ты не смотришь?

В гигантской ледяной глыбе появились трещины, они быстро разрослись, покрыв всю ее поверхность. Холодная и одинокая, она сдалась. Бух! Разлетелись в стороны острые клочья. Глыба раскололась на сотни мелких частей. Они понеслись кубарем с горы на бешеной скорости в смертоносном порыве — все быстрей, непримиримей. Чтоб не осталось ничего впереди и позади. Стереть и уничтожить без остатка. Кубарем с горы — чтобы забыть, что там когда-то что-то было.

— Эрон, посмотри мне в глаза!

Я быстро шел вперед по хрустящему снегу, составлявшему часть гигантской виртуальной инсталляции. Морозная пыльца серебрилась в воздухе перед глазами.

— Тогда проваливай обратно в тюрьму, там тебе самое место!

Я вышел из Дома Культуры, перешел улицу и обернулся. Малин молча стояла на другой стороне. Ее маленькая фигурка перед зданием в форме падающего метеорита выглядела совсем одиноко. Дом стоял под наклоном и уходил в высоту шестидесяти этажей. Детали конструкции были воссозданы так искусно, что создавалось ощущение бесповоротности скорого взрыва после падения метеорита на Землю. Случайно возникший союз хрупкой женской фигуры и чуждой стихии приковал мое внимание, и я замер, разглядывая его. «Стань кудрявой. Теперь и с массажем», — пробежали неоновые слова по стене небоскреба.

Вдруг я поймал себя на том, что больше ничего не чувствую: ни гнева, ни печали, ни досады, ни разочарования. Напоследок я попытался запомнить картину падающего метеорита за спиной растерянной девушки. После этого отвернулся и пошел по своей стороне улицы.

* * *

— Параллельные прямые не пересекаются, — произнес Тодд Макмиллан, по привычке глядя куда-то над моей переносицей. — Мужчина и женщина в силу абсолютно разных потребностей и функций, заложенных в них природой, не могут существовать в гармонии друг с другом. Их союз иррационален: не поддается логике и здравому смыслу. Единственно, для чего он необходим, это продолжение рода. Все остальное смело можно назвать предрассудками древних людей.

Ученый сделал паузу, чтобы затянуться эко-дымом. За его плечами трещал виртуальный камин. Искусственные языки пламени обнимали искусственные бревна, а по воздуху разносился запах синтетической ели.

— Ты, наверное, догадываешься, что эволюция всегда расставляет все по местам, и Сомниум уснул в геноме человека неспроста. Кроме бешеных страстей и покалеченных судеб это варварское чувство ничего не принесло человечеству.

При этих словах по моей спине пробежал холодок. На время я перестал воспринимать информацию и почувствовал, как болевой обруч надвинулся на виски.

— Зато посмотри на сегодняшний мир! Он чист от разочарований и предательства. Каждый получает то, чего он хочет, и живет в согласии с самим собой. Комфорт — это высшая ценность! — продолжал ученый.

— К черту такой мир, в котором нет любви…

— Эрон, послушай! Приборы регистрируют уровень твоей подавленности, он довольно высок. Но позже ты поймешь, как значительна твоя миссия. Твое чувство было принесено в жертву науке, но все это делалось ради людей.

Я находился в состоянии какого-то отупения. До меня доносились звуки, но они ничего не значили.

— Попробуй мыслить шире. Этот случай подчиняется законам элементарной математики. Что одна твоя обманутая гордость по сравнению с благополучием людей всей планеты? Неужели ты считаешь, что вечная жизнь не стоит этого?

— Я хочу обратно в тюрьму, — сказал я спокойно, встал и прибавил уже требовательно: — Верните меня в тюрьму!

* * *

Я обнаружил себя прикованным к кровати. Мои руки, ноги и живот прочно держали силиконовые ремни, не позволяя пошевелиться. Горло скребла пустыня. Казалось, что не осталось даже слюны, — такая сильная жажда меня мучила. Рядом с постелью стоял прозрачный аппарат с торчащими трубками — по ним в мои вены на обеих руках капала бесцветная жидкость. При виде падающих капель мне еще больше захотелось пить.

Моя кровать находилась под куполом-эйрскрином. Экран был разбит на множество квадратов, в каждом из которых вдруг появилось изображение напитка. Десятки бокалов с разноцветными коктейлями окружили меня со всех сторон.

— «Роса», — просипел я.

Мне было все равно, что со мной будет. Все, чем я дышал, рухнуло в один миг. Как же мне хотелось стереть каждую минуту моего глупого самообмана. Забыть это чертово чувство к Малин, стянувшее грудь потуже ремня. Устав таращиться в бесчисленные бокалы, я закрыл глаза. Так было лучше. Оранжевый свет и тишина. В голову поползли воспоминания о тюрьме.

Я забылся, и мне привиделось наше озеро. Солнце слепило глаза, отражаясь от воды. Попав в Эль-Пасо в тринадцать лет, я не умел плавать. Рыбалка на озере была сплошной скукой. Пока остальные ловили рыбу, я часами сидел на деревянном плоту, от нечего делать ковыряя бревна и болтая ногами по воде.

— Сколько можно возиться с этим размазней? — сказал Энди. В одно мгновенье грубые руки столкнули меня в воду. Тусклый солнечный свет без воздуха. Я начал двигаться, как умел, пытаясь вынырнуть. Наконец, с трудом высунувшись на поверхность, я вдохнул открытым ртом и — захлебнулся. Вода начала душить меня, и я пошел ко дну. Это повторилось несколько раз, пока я не ухватился за плот. Энди помог мне забраться и потрепал по голове. Так я научился плавать…

— Ваша роса, — послышался ласковый женский голос.

Я разлепил глаза. Эйрскрины исчезли, открыв белый потолок. Я находился в овальной люминесцентной комнате, стены и предметы в ней светились синим на белом — от этого все казалось бесформенным и расплывчатым. Я зажмурил глаза и снова их открыл, но ничего не изменилось.

Возле кровати стояла девушка в светящейся униформе, в руках она держала стакан с синей жидкостью. Незнакомка выглядела взволнованно, казалось, что она чему-то очень рада.

— Роса! — повторила она, улыбаясь.

— Что? — спросил я, щурясь от резкого свечения.

— Выпейте, вам сразу станет легче, — ее губы сложились в счастливую улыбку.

Она приподняла мою голову и подставила стакан.

— Пейте!

Я попробовал жидкость на вкус. Она оказалась приторно-сладкой.

— Пейте! — настаивала девушка, ее улыбка становилась шире. Белое и синее свечение предметов аурой стелилось по воздуху.

* * *

На второй день люминесцентная овальная комната до предела натянула мой зрительный нерв, выведя из строя всю нервную систему.

Я смотрю на экран. Перед глазами синей болью светится мебель и предметы. Чтобы избавиться от свечения, я прикасаюсь пальцем к кисти с белой краской и начинаю размазывать ее по экрану. Разбеливаю стулья, стол, шкафы. Осталась этажерка у двери светящейся мухой.

«все стереть»

Передо мной белая пустота.

Я рисую на ней небо бледно-синим. Косой чертой выделяется след от пролетевшего аэро. Добавляю для реалистичности еще один.

Фильтр «Ночь»

Стемнело. Светящимися глазками зажглись бесчисленные звезды. В середине черного неба затесалась круглая луна. Она висит отдельно от всего, желтея своим одиночеством. Я провожу по ней рукой. Она слегка подскакивает и снова устанавливается на прежнем месте. Прикоснувшись к луне пальцами, я развожу их в стороны, растягивая изображение на весь экран. Оно скулит и корчится. Все погружается в бледно-желтый.

«добавить яркость, увеличить зернистость»

Теперь это песок. Ровный и одинаковый. Как скучно… Я рисую разводы — волны, чтобы песок зашевелился, перетекая с места на место. Холмы бугрятся и вздымаются, будто ветер гуляет по выжженной пустой поверхности.

«Лазурный океан», — выбираю фильтр из представленных, и комната на моем экране тут же наводняется водой.

Зелень океана равномерно размножается, колышется. Откуда-то доносится звук прибоя.

— Сменить цвет на синий. Добавить градиент для визуализации волн, переходящий от глубокого темного к белому.

Волны тут же стремительно вырываются вверх из спокойной глади воды, будто лапы гигантских монстров.

«добавить наклон волнам»

Океан пенится, бушует и закручивается в спираль. Из пучины веет холодом.

Я откинулся на кровать и с головой завернулся в одеяло. Сегодня мне вкололи в вену какую-то дрянь. Место прокола сильно покраснело и начинало зудеть не хуже, чем после укуса тропического москита.

Вот и я, сам перед собой, как на ладони. Кибер-преступник, влюбленный дикарь, подопытное ничтожество? Все, о чем я мечтал, — это вернуться на свободу. И вот я здесь, а моя мечта — мираж, как и все, что меня окружает. И насколько пустое теперь мое существование, что даже память о том, что у меня была эта мечта, заставляет учащенно биться сердце!

Мне хотелось закричать, но никто не пришел бы на помощь. Я являлся частью очередного эксперимента, и все, что мне предназначалось — это одиночество, пустота и холод.

* * *

Я бесцельно сижу на кровати, уставившись в свой экран. Теперь моя комната стерильно-белая. Она поделена на две части прозрачной перегородкой. Округлая лупа, величиной от потолка до пола, отделяет меня от входа. Она увеличивает все, что находится на другой стороне комнаты, а при нажатии на выбранный предмет дает возможность полностью изменить его внешний облик. Обладая функцией памяти, виртуальная лупа применяет те настройки к объектам, которые я выбрал для них в последний раз.

В комнату вошел тигр. Сразу видно — он доволен и сыт. Он лукаво улыбается всей мордой, снисходительно меня оглядывая.

— Готов сегодня к новым испытаниям? — спрашивает он, сверкнув глазами, улыбка на миг превращается в оскал.

— Как вы все мне надоели, — лениво зевая, протягиваю я.

— Ну, полно, полно тебе. Все будет хорошо, вот увидишь. Правда, доктор Роман? — обращается он к шимпанзе, пробравшемуся в комнату незаметно.

Обезьяна трет пальцами то один глаз, то другой, постоянно поправляя челку.

— Пациент находится в отличном физическом состоянии. Можно увеличивать дозу, — заявляет шимпанзе.

Стремительная канарейка постоянно щебечет, резво кружась по овальной комнате.

— Джим, почему я здесь? — спрашиваю я своего электронного друга, мы снова одни. Он зависает в воздухе передо мной, как обычно, внимательно меня изучая. Я больше не злюсь на него за это, быть сторожем — его работа.

— Джим не знает, — отвечает камера.

— Признавайся, меня собираются вернуть в тюрьму? — разглядывая потолок через экран, не унимаюсь я.

— Джим не знает, — повторяет робот.

— А знаешь, ты стал бы мне отличным помощником. С твоей скоростью и реакцией мы бы славно охотились. Представляю, как разъяренный кабан плывет в капсуле безопасности, готовый стать нашим ужином.

— Кабан — млекопитающее отряда парнокопытных.

— Верно. А с тобой весело!

В мою комнату шумно врываются хорек и ящерица. Я через лупу вижу их увеличенные вдвое тела. Это доктор Фибл со своей ассистенткой Кларис. Парочка направляется ко мне. Хорек гордой поступью несет свое тело, рядом с ним вертлявое пресмыкающееся раздает мне жеманные улыбки.

Я возвращаю ей облик женщины и тут же увеличиваю груди так, что они слегка выскакивают из ее откровенного декольте.

— Джим, тебе нравится? — спрашиваю, я усмехнувшись. — Кажется, ей чего-то не хватает.

Палец тянется к бровям. Я рисую две удивленно изогнутых дуги. Ресницы — павлиньи хвосты, завершают законченный образ. Прежде не на что было посмотреть!

— Внешность девушки соответствует общепринятым стандартам красоты на восемьдесят семь процентов, — сообщает робот.

— Спасибо, я старался.

— Как ваш настрой? — спрашивает меня хорек, довольно улыбаясь и вытягивая шею вперед.

— Почему все постоянно задают мне этот вопрос? — устало отвечаю я. — Вы же просканировали меня вдоль и поперек. Ежесекундно следите за колебаниями уровня гормонов в моей крови.

Кларис тут же констатирует:

— Растерянность, агрессия, печаль, разочарование, тоска.

— Все верно, — подтверждаю я, подмигнув ей. — Так и вижу всех вас, ученых, собравшихся в зале заседаний на пятнадцатом этаже, а посередине транслируется моя комната: там я, как дрозофила под стеклом лаборанта — со всеми показателями моих чувств и здоровья.

Кларис прыснула от смеха.

— Как вы угадали? — спрашивает она.

Хорек награждает ассистентку сердитым взглядом.

— Эрон, мы рады, что вы наконец-то освоили Виртуализатор и его фильтры, для того чтобы смотреть на мир. Вы так долго пытались постичь реальность собственными глазами, что мы уже начали опасаться за ваше душевное состояние, — говорит он.

— Ах, так поэтому вы поместили меня в этот люминесцентный ад?

Я тут же отключил эйрскрин, а потом сощурился и стал ждать, когда глаза привыкнут к ядовитому свету. В комнате появились двое, те, что делают мне уколы. Доктор и Кларис отошли в сторону, приглашая мужчин ко мне. Я вскочил.

— Ведите себя спокойно, — сказал один из них, извлекая смарт-шприц из медицинского кейса. — Иначе нам придется снова приковать вас к постели. Вы же помните, как это было неудобно?

— Идите к черту! — крикнул я.

Несмотря на то, что еще функционирующая часть моего отупевшего от ненависти мозга осознавала, что сопротивление бесполезно, я не мог позволить себе сдаться без боя. Уж слишком во мне силен инстинкт самосохранения.

Я рывком оттолкнул от себя лаборанта. Он пошатнулся, но тут же, поймав равновесие, пошел в наступление. В этот момент подоспел второй, и они вдвоем опустили меня на кровать, навалившись всем весом сверху. С робкой помощью доктора Фибла они боролись с моим сопротивлением.

— Включить режим безопасности, уровень три, — объявил Джим.

На моих руках, ногах, груди и животе выросли силиконовые ремни, намертво прижимая к постели. Стало трудно дышать. Я не мог пошевелиться, и мне оставалось только презрительно на всех смотреть.

Один из лаборантов простерилизовал место прокола на моей поврежденной инъекциями коже.

— Сволочи, оставьте меня в покое, — выдохнул я.

— Расслабьте руку, иначе будет только хуже, — строго сказал один, плотно затягивая на плече жгут.

Я заметил, что смарт-шприц целится в вену, где по-прежнему краснело зудящее пятно. Не помня себя от бешенства, я напряг мышцы и попытался рвануться всем телом, но не сдвинулся с места.

Доктор Фибл ловко извлек из кейса красный предмет.

— Обхвати его зубами, так будет легче, — предложил он и попытался затолкать мне в рот что-то упругое.

Я сжал предмет зубами так, что услышал собственный стон. Самонаводящийся шприц проник в место прежнего прокола, вызвав острую боль. По телу моментально распространилась жгучая смесь. Я ощутил, как в мышцы, сухожилия, сосуды вторгается что-то горячее и начинает их щипать изнутри. Пронесшись по всем конечностям, обжигающий взрыв ударил в голову, и я стиснул предмет зубами что есть мочи. От напряжения из зажмуренных глаз выступили слезы.

Наконец все закончилось, и доктор достал странный предмет у меня изо рта. Только теперь я разглядел, что вещь напоминала боксерскую грушу размером с кулак.

— Вам нужно полежать и отдохнуть, — сказал лаборант.

Меня наполнил какой-то странный прилив энергии и возбуждения. Тело трясло. Оставшись в комнате один, я молча лежал, растворяясь в остатках затихающей боли. Чем меньше я чувствовал ее, тем сильнее нарастала новая. Она щипала меня беспомощной обидой, саднила беззвучной досадой, колола сухой ревностью, обжигала отравляющей ненавистью.

Вскоре я перестал ощущать натяжение силиконовых ремней и, быстро сев на кровати, оглядел себя. Ремней безопасности больше не было. Я встал и начал быстро ходить по комнате, наворачивая круги в своей тесной овальной клетке. Мне хотелось рычать. Возможно, я сошел с ума. Когда мне наскучило ходить, я лег, чтобы разглядывать белый потолок, но через секунду снова вскочил.

— Джим, ты не возражаешь, если я брошу тебя об стену? Во мне столько энергии и деть ее некуда.

Камера без возражений приняла форму мяча и запрыгнула мне в руки.

— Вот это да, — я покачал Джима на одной ладони, а потом со всей силы запустил им о круглую стену.

Камера-мяч отскочила от светящейся поверхности и снова плавно приземлилась мне в руку. Я продолжил с увлечением кидать ее по всей комнате — об пол, потолок и овальные стены.

— Ты так и будешь возвращаться ко мне, куда бы я тебя ни кинул? — спросил я на сто десятом броске.

— Конечно, Джим всегда может сориентироваться.

Вдруг в комнату вошел лаборант, тот, что делал мне инъекцию.

— Ну что ж, придется принять успокоительное. Врачи считают, что уже десять минут назад как вы должны были заснуть, но вы по-прежнему бодрствуете.

Выпустив Джима из рук, я пошел прямо на него.

— Что вы делаете со мной?! — закричал я. — Где Тодд Макмиллан! Я требую его к себе! Мои гены больше никому не нужны? Вы решили меня убить?

Когда я подошел к мужчине практически вплотную, у меня потемнело в глазах. Вместе с этим энергия куда-то улетучилась, резко сменившись на ощущение безграничной слабости. Мне стало трудно устоять на ногах. Он подхватил меня за плечи, удерживая на весу.

— Надо уложить его в постель, — сказал он роботу.

Я безвольно болтался в его руках и, похоже, терял сознание.

* * *

Желтое небо омывают песчаные волны. Вначале в воздух поднимаются самые мелкие песчинки. Они робко отрываются от поверхности и скачкообразно двигаются вперед, то опускаясь вниз, то слегка поднимаясь. За ними начинают подтягиваться более крупные частицы, а самые большие все еще ползут по поверхности земли. Ветер нарастает, и крупные песчинки нехотя взмывают в воздух, пытаясь угнаться за остальными в высоте. Ветер беспощадно заметает твое имя на песке.

Я смотрю на оазис. Вездесущие лучи гигантского солнца сжигают мое прошлое, превращая его в пепел воспоминаний, которые тают на глазах. Я очищен и обновлен, словно ребенок, готовый в своей первозданной непосредственности принять новый мир. Вокруг ручья сидят люди. Каждое движение их тел будто точно просчитано, сама природа одарила их естество истинной мудростью. Они смеются и пьют воду из маленького источника, набирая ее в свои ладони.

Все подчиняется какому-то неведомому мне замыслу, и я, являясь частью его, существую отдельно, отрешенно, будто бы на время отстранен от постижения чего-то действительно важного. До меня доносятся звуки речи, но я не могу понять ни слова. И я, обделенный, пытаюсь вобрать в себя все то, что льется, лучится, струится, сияет, смеется, появляется и исчезает в глазах этих солнечных людей. Они знают что-то, что дало бы ключ к пониманию великой тайны, но их язык мне неведом. Нарастает беспокойство. Я вижу, как начинает трескаться иссохшая земля, из расщелин поднимается раскаленная магма.

Женский голос:

— У него не сходит жар уже целые сутки. Он точно выдержит?

Мужской голос:

— Да, все под контролем. Все, что с ним происходит, заранее проанализировано в Системе и идет точно по плану. Риска нет.

— А когда пройдет лихорадка?

— После того как полностью сформируется иммунный ответ. Через два дня.

Знакомый женский голос:

— Он вас слышит.

Что-то непрерывно звенит у самого уха. Я ощущаю легкую вибрацию, едва уловимое движение в воздухе. Вдруг звук встрепенулся и раскололся на несколько отдельных мелодий, наслаивающихся одна на другую. Мелодии встают из пустоты и постепенно разрастаются, но, не оформившись до конца, теряются в общей какофонии. Голубое свечение постепенно окутывает предметы полупрозрачной дымкой. Кажется, будто воздух состоит из мелких частиц, которые находятся в непрерывном движении. Комната мерно погружается в туман, клубящийся все плотнее и плотнее вокруг меня, а над всем этим странным копошащимся миром возвышается неумолимое голубое солнце.

Мои веки были налиты свинцом. Я пытался открыть глаза, но под тяжестью распухших век они едва ли различали окружающий мир. Изображение двоилось. Тело пронизывала постоянная мелкая дрожь. Мне удалось направить взгляд на правую руку. Я сконцентрировал все силы на том, чтобы разглядеть ее, и от того, что увидел, меня бросило в холодный пот. Рука была полностью покрыта красной сыпью и испещрена какими-то распухшими красными бороздами.

— Эрон часто повторяет такие слова: «Я люблю тебя». Что это значит?

— Он говорит на древнем языке. Не обращай внимания.

Кто-то трогает мой лоб. Прикосновение нежное, холодное. Я снова пытаюсь открыть глаза, но пока не удается. Мне не хочется, чтобы она убирала руку. Что-то заботливое чувствуется в этом жесте. Я не знаю, кто это.

Мужской голос:

— Он лучше всех приспособлен к выживанию в опасных для жизни условиях.

Мелкие подвижные небесные тела, заполняющие комнату, отбрасывают иссиня-белый свет. Если удастся пересчитать все светящиеся точки, меня отпустят на свободу. Я послушно считаю их, но постоянно сбиваюсь. Вновь и вновь приходится начинать все сначала. Я не хочу сдаваться, необходимо определить их точное количество.

— На руке не осталось живого места. И сегодня делать инъекцию?

Глава 14. Уникальный плод

— Завтрак готов, — послышался голос Хакли.

— Не хочу, — я перевернулась на другой бок и закуталась в одеяло. Мой взгляд упал на прикроватный столик, на котором лежала книга. Я потянулась за ней и, как обычно, открыла на первой попавшейся странице.

Любовь нежна? Она груба и зла, и колется, и жжется, как терновник.

Лучше бы я никогда не читала эту доперезагрузочную книжонку, лучше бы никогда не встречалась с Эроном. Заблокировать его мне было бы мало, мне хотелось видеть, как он страдает. Пусть мучается, чертов дикарь, преступник с невинными глазами.

Я в ярости швырнула книгу на пол. Ветхие страницы согнулись, а на переплете появилась вмятина. Вскочив с кровати и подобрав помятую книгу, я потянула за выглядывавший лист. Он легко отделился от остальных. Через мгновение я с интересом смотрела на свои руки, которые разрывали страницу на мелкие кусочки.

Удивительно, как легко можно было все разрушить в те времена, когда существовали печатные книги. Мы не можем изменить окружающую действительность. Целостность вещей заложена во всем, что нас окружает. Отчего же мне кажется, будто я, как эта книга, помята, разорвана, выброшена… С упоением разрывая другую страницу, я мяла кусочки в руках, получая удовольствие от того, что они не принимают утраченную форму вновь. Буду ли я когда-нибудь прежней?

В моей гардеробной с эйрскрина неизменно улыбался Мэтью.

— Доброе утро, красавица! Как настроение? Какой образ выберем на сегодня? — сказал он, как обычно, радостно и бодро.

— Настроение — три балла из десяти! Мэтью, что со мной не так?

— Идет обработка данных, пожалуйста, подождите.

Одна новая морщинка длиной семь миллиметров выделилась красным цветом на эйрскрине.

— Какой ужас, Мэтью, срочно помоги мне.

Действительно, микроскопическая морщинка на лбу портила весь вид.

— Идет поиск препаратов.

На экране появляются десятки различных кремов и инъекций. Наконец компьютер выбирает пять наиболее подходящих вариантов.

— Мэтью, выбирай и заказывай.

— Регенерирующий крем «Пачули» будет у вас через пять минут.

— Хотя стоп. В черный список тебя! Мне нужна сыворотка молодости, я ее заслужила. Было бы ошибкой вот так просто, из-за своей несдержанности, лишиться ее.

Вызываю эйрскрин.

— Бобби Стамп.

«открыть профиль»

Черные волосы. Густые брови. Мутные зеленоватые глаза. Рейтинг: одиннадцать тысяч четыреста пятьдесят шесть. Губы тонкой четкой линией, одним штрихом.

«открыть видео-трансляцию»

Он лежит под солнечной лампой в Центре здоровья. Треугольная высокая фигура встает и надевает белый халат. Надпись: «подмигнуть» — горит желтым курсивом. Он вроде бы ничего.

«подмигнуть»

— Брючный костюм цвета фуксии и неоновые туфли должны повысить настроение до уровня десять из десяти, — торжественно произносит Мэтью.

— Мне не нравится! Надо менять стилиста, — отвечаю я и направляюсь к выходу.

— Малин, ты забыла переодеться, — слышу голос моего верного Хакли.

— Мне не нравится ничего из того, что подбирает Мэтью, поэтому сегодня я пойду так. Не переживай, пижамные брюки и рубашку я закрою пальто с умной подкладкой.

* * *

Сектор Зеро.

Пройдя через валидатор, я сразу же попала в большой холл, расположенный вокруг прозрачного лифта. Оказавшись в кабине с серебряными перекрытиями, я нажала семьдесят третий этаж. Лифт начал подниматься. Снаружи главная резиденция Палаты возвышалась над сектором спиралью ДНК, а вид изнутри был совсем другим. Перед моими глазами проплывали юниты ученых. Эти бесчисленные комнаты в форме шестигранников длинными лучами расходились во все стороны от лифта. Во многих из них я замечала людей в белых халатах, вокруг них кружили сферические камеры-лаборанты. На сорок пятом этаже мне стало видно, что в крышу врезается небольшое круглое окно — одно на все девяносто восьмиэтажное здание. В нем я увидела голубой круг неба. Я поднималась выше, и круг увеличивался в размерах. На семьдесят третьем этаже лифт остановился, и круг перестал расти.

Здесь вместо комнат-шестигранников вокруг лифта был большой просторный холл. Получив доступ в юнит генетика, я оказалась в белой комнате. Тодд Макмиллан в своем черном костюме, словно тень, стоял в ее дальнем конце. Он не сразу обратил на меня внимание. Я осмотрелась. Эйрскрин и белый диван — больше в комнате ничего не было.

— Малин, рад вас видеть! — сказал генетик, складывая руки на груди.

Я молчала. В последнее время мне было неприятно его видеть.

— Присядьте, нам предстоит разговор, — он медленно направился в мою сторону.

— Достаточно разговоров. Я здесь не за этим.

Он молча приблизился ко мне. Его глаза были, как всегда, спокойны, а губ касалась полуулыбка.

— Я пришла за сывороткой молодости. Вы ведь предоставите ее мне, не так ли?

— Бесспорно, Малин. Она будет вашей. Могу я предложить вам чай или закуски?

— Воды, — ответила я резко.

— Домовой-лаборант обо всем позаботится. Только посмотрите на Молли. Ее создали специально для меня. Это единственный домовой, который все уже знал про привычки своего хозяина еще до встречи с ним. А у меня их, признаться, накопилось, — он ухмыльнулся и снова пригласил меня присесть.

Мы сели на белый диван.

— Молли, принеси порцию эко-дыма, чай и что-нибудь поесть, — дал команду Тодд светящейся ладони, а потом добавил: — Молли великолепна, при необходимости она может создавать дополнительные копии себя, чтобы выполнять несколько заданий одновременно. К тому же она наделена способностью ирать на музыкальных инструментах.

Меня все это начинало злить. Я пришла за сывороткой, а он будто специально тянет время. В черный список его!

Голубая ладонь подлетела ко мне и поднесла стакан с водой. Одновременно с этим такая же ладонь с порцией эко-дыма повисла у самого носа генетика. Третья ладонь приземлилась рядом с диваном и приняла форму небольшого столика. Еще несколько ладоней поставили перед нами пирожные, фрукты и чай.

Я молчала, не глядя на ученого. Мы просидели в тишине некоторое время. Наконец, генетик произнес:

— Малин, у нас для вас новость.

— Уж не знаю теперь, хорошо это или плохо.

— Хорошо, для нас это очень хорошо. Для всего мира это очень хорошо.

— Ясно. Значит, для меня не очень. Как выяснилось, мне и вам не может быть хорошо одновременно.

Он опять скривил свои губы в натянутой полуулыбке. Я была готова разрыдаться. Генетики получили от меня все, что хотели, и в результате сделали безрадостным пользователем. Это не укладывалось в голове. Теперь меня выворачивало от этих его загадочных неторопливых фраз.

— Вы беременны, Малин. В вашем чреве находится уникальный зародыш — плод любви, полученный впервые за последние сто лет. Вечная жизнь совсем скоро перестанет быть мечтой. Теперь мы знаем, отчего пробуждается Сомниум, осталось только подсадить на любовь всех пользователей планеты. И это совсем не трудно. Мы сделаем чувство любви популярным, и все закрутится, — сказал он мечтательно.

— Но я не хочу рожать!

— Не понимаю, Малин! В вашей программе изначально стояло продолжение рода. Конечно, с такой новостью нелегко свыкнуться. С вами будут работать психологи, генетики, врачи. Все наши специалисты. Вы будете окружены заботой и комфортом. Сейчас вы — самый ценный пользователь Мирового Государства.

Я слышала его слова, доносящиеся из белой плотной пелены этой комнаты. Они, словно Молли, делали копии себя и повторялись, вылетая, как кольца эко-дыма, из его неторопливого рта. Психологи, врачи, самый ценный пользователь, продолжение рода…

— А что с сывороткой молодости? — перебила я.

— В состав эликсира входят некоторые компоненты, которые могут нежелательным образом сказаться на здоровье плода. Мы не можем так рисковать. Сразу же после родов вы сможете увековечить свою красоту.

— Мы так не договаривались! — от беспомощности я готова была закричать.

— Сейчас, Малин, постарайтесь не нервничать, вам нужен покой, отдых, сбалансированное питание. Наши диетологи и психологи всегда будут на связи. Мы все являемся ступеньками на пороге к великим открытиям. Будьте терпеливы.

— Я не хочу быть ступенькой! Я хочу быть прежней!

Мне хотелось наброситься на него, но я лишь сжала кулаки и закусила губы. Разговор был окончен. Молли делала копии себя, приступая к уборке посуды со стола.

— Если бы мы сейчас были на Спеспереннис, я бы швырнула этот стакан, и он разбился бы вдребезги, — в отчаянии процедила я сквозь зубы.

Тодд рассмеялся. Его обрывистый смех, ворвавшийся в комнату вместе с эко-дымом, становился громче, но вскоре резко оборвался. Повисла пауза. Генетик куда-то всматривался, как будто хотел увидеть что-то за пределами своего юнита. Наконец он добавил:

— Малин, да вы стали прямо как наш Эрон. Молли, проводи ее.

В этот же момент несколько пар кистей рук подлетели ко мне и, крепко взяв под локти, стали двигать к выходу.

— Уберите ее! — вскрикнула я. — Мне больно!

— Молли, поласковей!.. Мои извинения, она решила, что от вас исходит угроза.

Бело-голубые стальные пальцы отпустили меня, и я выбежала из комнаты.

Я быстро оборачивалась вокруг своей оси, оглядывая блестящий белым холл в поисках лифта. Но в пустынном сверкающем пространстве замечала только проходящих мимо людей и сферических роботов. Пол, потолок и стены, все сливалось в одно — в мое лицо, блекло отраженное от их поверхностей. Мои смятение и страх отпечатывались на них, как грязное пятно, искажая безукоризненный, слаженный образ.

Наконец я нашла глазами лифт и вдруг увидела Эрона, идущего мне навстречу. На нем не было одежды, но я почему-то уставилась на его лицо. В нем было что-то непривычно правильное, чуждое. И вдруг мне стало ясно: в его глазах, губах, щеках не был виден привычный кавардак. Эрон выглядел как обычный пользователь.

— Эрон? — тихо сказала я, но он, будто не заметив меня, прошел мимо.

Я обернулась и схватила его за локоть. Мои пальцы ударились друг о друга, сжав в кулаке бесплотный воздух.

— Эрон?! — в ужасе крикнула я.

— Это Дэвид, наш идеальный человек, — раздался проклятый голос генетика за моей спиной. — Мы сделали его бесплотным, чтобы не вводить в заблуждение пользователей.

Фальшивый Эрон продолжал удаляться, и я, развернувшись в обратную сторону, рванулась к лифту мимо Тодда Макмиллана. Лифт опускал меня вниз. Шестьдесят пятый этаж раздулся комом в горле, который мешал глотать. Я прислонилась к стене, а потом плавно сползла вниз. Опустив голову на руки, я спрятала свои слезы.

Глава 15. Летучий ресторан

Джимми висел в воздухе неподалеку от моей постели. Взглянув на него, я каждый раз вспоминал, что никогда не бываю один. Камеры слежения, стены, Персонализатор — все постоянно записывало и анализировало… Сегодня я находился в здравом уме, мое физическое здоровье также пришло в норму. Кроме как на до сих пор оставшуюся легкую красноту на руке, мне было совершенно не на что пожаловаться. Напротив, не покидало ощущение, что зрение стало еще острее, чем было прежде, хотя, возможно, это заблуждение, ведь несколько последних дней мои распухшие глаза едва ли могли видеть. Но как тогда объяснить обострение слуха и обоняния?

Я по-прежнему находился взаперти, в моей камере пыток — так я теперь называл овальную комнату. Оказавшись в заточении, я думал только об одном. И сегодня меня наконец-то осенило!

Прототипом Системы стал живой организм, она была создана по его образу и подобию. ДНК Системы содержит информацию, которая является инструкцией (протоколом) по ее работе и жизнеобеспечению. Системные инженеры и программисты разработали совершенную защиту. Взломать ДНК или важные функциональные органы Системы, например, спутниковую связь, не представляется возможным даже гениальному хакеру.

Несмотря на то, что Система умеет сама избавляться от багов и мусора, ее ДНК нуждается в периодическом обновлении, которое происходит приблизительно один-два раза в неделю. Файлы для обновления подготавливают кибер-генетики, а затем инженеры-программисты тестируют их во временном хранилище и запускают регенерацию системного кода. Эта процедура необходима для усовершенствования Системы.

Кстати сказать, временное хранилище файлов не имеет отдельной защиты от вторжения в силу того, что системным инженерам и в голову не пришло, что кто-то сможет его атаковать. Для этого необходимо осуществить четыре невыполнимых условия: во-первых, отследить короткий отрезок времени нахождения файлов в хранилище (они могут поступить туда в любое время дня или ночи); во-вторых, прицельно поразить находящиеся там файлы, внедрив в них необходимые строки вредоносного кода; в-третьих, затратить на весь процесс не больше миллисекунды и, в-четвертых, остаться абсолютно незамеченным за этой работой. Инженеры не предусмотрели подобной угрозы, но мне удалось придумать такую атаку.

Ограниченный в своих возможностях человек был бы бессилен, а вот компьютерная сущность запросто смогла бы выполнить такую работу. Чтобы, несмотря на слежку, осуществить задуманное, мне была необходима функция мысленной передачи информации от человека к предмету. Она доступна только Палате Генетиков, в целях безопасности Системы. И тут — та-дам! Только сегодня ко мне пришел ответ, он все время был на поверхности. Жемчужное колье Виолы! Я видел ее на днях, она заходила ко мне в комнату. Было приятно обнаружить, что она все еще его носит.

Выходит, я в любой момент могу мысленно выйти на контакт с бывшим стаканом и отдать ему поручение. Стоит только подумать: «Здравствуй, стакан, повеселимся?» — как колье тут же настроится на мой Персонализатор и будет послушно ожидать моих указаний. Все, что мне необходимо сделать, это мысленно передать колье-стакану вредоносную программу и запрограммировать его на то, чтобы он отправил ее в нужный момент и в нужное место. Для этого я поставлю его в режим слежения за временным хранилищем файлов.

Гениальность колье заключается в том, что оно способно выполнить все четыре необходимых условия — отследить момент появления файлов в хранилище, внедрить туда вирус, при этом остаться незамеченным и затратить на весь процесс не больше одной миллисекунды.

Как только файлы обновления появятся во временном хранилище Системы, ожидая тестовой проверки, колье отправит туда заархивированное вирусное послание. Система не посчитает его чужеродным объектом, потому что послание будет содержать привлекательную комбинацию символов для защитных механизмов Системы. Иными словами, вирус окажется желанным гостем.

Попав в хранилище, вредоносная программа мгновенно распознает те файлы обновления, которые имеют расширение OVE. Затем она самораспакует свои файлы, код из которых пенетрирует в файлы OVE, будто сперматозоиды в мембрану яйцеклетки. После тестовых работ инженеры активируют регенератор, и зараженные файлы проникнут в ДНК Системы.

Вирус попадет в ядро, и начнется его репликация. Вредоносный код будет размножаться, встраиваясь в протоколы и заменяя полноценно функционирующие команды на свои. Таким образом, вирус перепрограммирует Систему на самоуничтожение.

Уничтожив связь со спутниками, она перекроет себе кислород…

* * *

Солнечный свет прожекторами струился на нас из огромных окон. Спокойный бриз слегка щекотал воздух. Играла необычная музыка. В ней не было четкой мелодии и определенного ритма, она не походила на те песни, которыми пичкали нас постоянно. Звуки наперебой неслись куда-то: они перегоняли друг друга, а затем, внезапно замерев на мгновение, вновь рассыпались в атмосфере — раззадоривая воздух, волнуя его, играя с ним, скрываясь и снова проявляясь. Мне не хотелось знать, как называется эта музыка, — если дать ей имя, она перестанет быть… свободной.

Я наконец оказался за пределами овальной комнаты, напротив меня сидел Тодд Макмиллан. Мы парили в воздухе над сектором Е7 в летучем ресторане.

Тонкие длинные пальцы непринужденно бегали по клавишам рояля. Они исполняли одну мелодию за другой и в паузах почтенно кланялись. Другие пальцы бегали по струнам контрабаса, не забывая дирижировать ансамблем из виолончелей. Раз в три песни белые кисти перелетали по воздуху, меняясь инструментами.

— Робот Молли будет обслуживать вас сегодня вечером! — торжественно заявила виртуальная ладонь. Тодд дождался, когда она наполнит наши бокалы водой, а затем произнес:

— Теперь, когда инъекции завершены, ты заслужил возможность насладиться приятными мелочами.

С этими словами он обратился к Молли:

— Наш гость хочет попробовать освежающий коктейль «Шипучая гавань».

Тут же на столе передо мной появился низкий бокал с лазурной жидкостью, в которой громко лопались пузырьки.

— Закрыть окно, — скомандовал ученый. — По пути в одно очень интересное место мы заглянем в Кремовую лагуну. Мне должны передать новые образцы с Урана.

Я почувствовал, как ресторан набирает высоту, плавно поднимаясь вверх.

— Что вы со мной сделали? — спросил я, не притрагиваясь к напитку.

— Тебе ввели сыворотку вечной молодости и некоторые другие препараты.

— Я не давал согласия! Мне не нужна вечная молодость! — воскликнул я, немного переигрывая с эмоциями. Я давно уже понимал, что со мной сделали.

Лицо ученого, как всегда, было безмятежно спокойным.

— Эрон, странно, что у тебя возникают такие мысли. Никто и никогда не дает своего согласия на то, какая программа ему достанется. Пользователь получает ее в неизменном законченном виде при его рождении, и то, что в ней прописано, с ним не обсуждается. Да, в твоем случае мы намеренно нарушили право пользователя на обладание программой, которая приносит чувство удовлетворения, — ответил Тодд, выпустив изо рта колечки эко-дыма. — Но, если учесть тот факт, что ты являлся пожизненным заключенным Эль-Пасо и вообще не должен находиться на свободе, мы позволили себе, исходя из собственных интересов, прописать для тебя некомфортную программу. Не забывай, однажды ты уже пренебрег своей врожденной программой, а та была сказочно прекрасна.

— Постойте, что вы сказали? — теперь искренне удивившись, переспросил я. — Вы говорили, что у меня не будет программы! «Эрон, ты сможешь делать все что захочешь… А мы будем просто наблюдать», — припомнил я слова ученого из нашей первой встречи.

Лицо Тодда подернулось мутной улыбкой.

— Это не так, Эрон. И у тебя есть программа, — признался он.

Ну, конечно… на что я надеялся? Мне не хотелось видеть генетика, и я уставился в окно. Ресторан уже нависал над заводом по переработке Массалис. Яркий слоган на крыше круглого желтого здания гласил: «Неиссякаемый источник — вечное благоденствие». Мы висели низко, прямо в кольце стен, охраняющих территорию завода. Высокий шпиль космодрома блестел серебром чуть поодаль. Прямо оттуда по толстым трубам газ попадает во временное хранилище сразу после того, как доставляется на Землю с Марса. Я видел, как из круглого хранилища, уже окрашенный в бежевый, газ пробегал по прозрачным узким трубам. А потом, преодолев несколько витых отсеков, собирался в красном конусе, где подвергался воздействию электромагнитного поля. Из отверстия в верхушке конуса то и дело выскакивали электронные помехи.

Мы снова начали двигаться и, достигнув Кремовой лагуны, пошли на посадку. Лагуна представляла собой небольшое бежевое озеро под стеклянным куполом. В нем собирались интеллектуальные отходы, образовывающиеся после распада газа.

Вдруг к нам подплыл сферический робот с колбой.

— Сэр, остальные пробы погружены в здание ресторана. Вы можете отправляться в путь.

Тодд принял у него образец, и электронный шар удалился.

Мы начали снова подниматься в небо. Синее, ясное, с редкими белыми бороздами, оно простиралось в бесконечность. Как я давно его не видел! Все только сияющий потолок моей отполированной комнаты. Я снова проверил, что находилось под нами: бежевое озеро вращалось водоворотом. Мимоходом пронесшийся мотив почему-то застрял у меня в голове. Он зацепился за мое воображение морской тиной, присосался к нему липкой пиявкой. Высокие фортепианные ноты отрывистой трелью спускались вниз, а там, на дне, их подхватывала сердитая виолончель. Я прокручивал мотив снова и снова. Когда же я оторвался от окна и взглянул на оркестр, виолончели, будто смутившись моего пристального внимания, отрывисто пискнули и замолчали.

— Так, значит, все, что со мной произошло, было запланировано? — спросил я утвердительно, глядя на Тодда.

— Конечно! Ты разве до сих пор этого не понимал?

Тоска привычной тяжестью опустилась на плечи. С тех пор, как Малин узнала, что я преступник, это состояние сопровождало меня каждый день.

К нашему столу подлетело большое серебряное блюдо. Оно зависло в воздухе между нами и медленно открыло крышку. На подсвеченной фиолетовым светом поверхности мы увидели устриц с красными ягодами.

Раковины моллюсков запрыгнули на тарелки. После этого из глубины зала к нам поплыла Молли. Достигнув столика, она ожидала следующих указаний. Тодд показал жестом, что она может нас покинуть. И ладонь удалилась, поигрывая пальцами в такт музыке.

Над нашим столом стояла тишина. Тодд наслаждался устрицами, а я слушал, как звенит его тарелка, когда он нанизывает ягоды на вилку. Генетики свели нас с Малин, и они же нас разлучили. Они расчетливо поставили на мою гордость — и не ошиблись. Уйдя из Дома Культуры, оставив ее там, я последовал их чертовой программе, сценарию, придуманному для меня.

И вдруг, посмотрев в окно, я вздрогнул. Под нами простирались дикие джунгли. Над зелеными густыми кронами поднимался пар. Тропический лес взбирался вверх по горам и обрывался где-то у их синих верхушек.

— Вы ведь высадите меня здесь? — спросил я с неожиданно появившейся надеждой.

— Нет, Эрон.

— Тогда зачем мы здесь?

— Сегодня мы решили доставить тебе радость. Сюда не летают аэро пользователей. Только в этом ресторане и только сейчас для тебя было сделано это исключение. Надеюсь, ты оценишь наши старания и надолго запомнишь сегодняшний день! Наслаждайся, ведь завтра утром ты отправишься на Спеспереннис и останешься там навсегда.

Контрабас издал три отрывистых, громких звука, спускающихся вниз.

— Почему? — спросил я уже без всякого интереса.

— Тебе не нужно знать причины. Когда же ты научишься беспрекословно принимать свою программу? Ты не можешь ее критиковать или подвергать сомнениям. А также не в твоих силах понять ее смысл…

Я перестал слушать ученого. Знойные мангры шелестели на ветру, частично скрывая голубые ленты рек. А там, чуть подальше… — сердце сжалось в груди! — был бескрайний океан. Живой, неизменный, свободный. Вскоре мы были прямо над ним, медленно планируя в редких воздушных облаках. Они ненадолго скрывали из вида насыщенно-синюю гладь, но тут же снова открывали ее.

— Полет на Спеспереннис тоже является частью моей программы? — спросил я, пытаясь отложить в памяти каждое движение океана.

— А как же иначе?

— Но программа пользователя — это план жизни. Он необходим для распределения труда и осуществления правопорядка в обществе, — по памяти процитировал я непреложную истину. — На Спеспереннис нет людей. Какой смысл тогда в выполнении там программы?

— Эрон, все это не должно тебя волновать. И кстати, ты даже не заметил, как следовал программе все это время — потому что необязательно выкладывать всю тактику на экране, достаточно просто поставить пользователя в необходимые условия и слегка его подтолкнуть, он сам начнет двигаться в нужном направлении.

— Почему вы скрывали от меня мою программу?

— Ответ элементарен. Ты бы никогда не согласился действовать в соответствии с составленным для тебя планом. Поэтому единственным способом заставить тебя жить по нашим правилам было дать тебе почувствовать, что ты сам хозяин своей судьбы. В результате ты успешно выполнил свою миссию…

Я усмехнулся. До чего же хитро все было придумано.

— Знаете, а я даже рад! — сказал я с вызовом.

Генетик с любопытством заглянул мне в глаза.

— Мне уже давно хочется забыться — потерять всякую связь с этой чертовой реальностью. Поэтому Спеспереннис как нельзя кстати. Там достаточно всего лишь снять респиратор…

Мы уже были далеко от тюрьмы. Ресторан летел по ночному небу на средней скорости. Огни секторов подмигивали снизу, а фары встречных аэро пробегали по нам неоновым светом. Тодд сидел молча и смотрел перед собой. Его лицо окрашивалось то в пылающий красный, то в сдержанный синий, то в загадочный фиолетовый. Оркестр исполнял какую-то задумчивую мелодию. Музыка теперь была предсказуемой. Ее покинул хаос импровизации, уступив место мелодично-ритмичной структуре.

— Вечер прощания с Землей подходит к концу, — вдруг сказал Тодд. — Какое у тебя желание напоследок?

После непродолжительного размышления я ответил:

— Я хочу остаться здесь и посидеть в тишине.

— Выключить музыку, — приказал Тодд, растолковав мои слова в буквальном смысле. Белые пальцы тут же оставили свои инструменты и, собравшись в голубую ладонь, запрыгнули к Тодду в карман пиджака.

— Спасибо, Молли, за хороший концерт, — тихо произнес ученый, похлопывая свой карман.

Он направился к выходу.

— Есть еще кое-что, — не глядя в его сторону, сказал я, стараясь, чтобы голос звучал непринужденно.

— Говори, Эрон, все что пожелаешь.

Он остановился и внимательно посмотрел на меня.

— С рождения мы носим парашюты, спрятанные в резинках на белье. Система совершенна, поэтому нам никогда не придется ими воспользоваться. Но мне всегда было интересно увидеть, как же они действуют. Неужели в трусах действительно умещается такой умный механизм?

— Нет проблем. Я с удовольствием продемонстрирую тебе это на собственном примере.

После этих слов ученый подошел к широкому окну от потолка до пола.

— Открыть настежь, — приказал он.

Ветер ворвался в ресторан, и в зале стало прохладно. Тодд стоял на краю окна и смотрел вниз. Ведущий генетик Палаты был готов шагнуть в воздух, чтобы продемонстрировать, как работает парашют. Не ожидал, что он согласится. Я даже немного зауважал Макмиллана.

— Отключиться от Системы, — сказал Тодд.

Ветер потрепывал ткань на его черном пиджаке. Генетик непринужденно засунул правую руку в карман брюк. На запястье блеснула пуговица белой манжеты рубашки. Ученый был совершенно спокоен. Он взглянул на меня и, улыбнувшись, без колебаний шагнул в темноту.

Я мгновенно открыл свой эйрскрин.

«приблизить»

Я вижу, как через узкие отверстия в его пиджаке и брюках со скоростью штормового ветра выстреливает белая прочная нить. Она, совершая вихревые круговые движения, стремительно раскручивается. И через мгновенье ученый, подхваченный белым куполом, повисает в воздухе и начинает парить над землей.

Я остался один и выбрал в меню молочный коктейль. Не желая медлить больше ни минуты, я подумал:

«Здравствуй, стакан, повеселимся?»

* * *

И вот я в третий раз на космодроме, но теперь все совсем не так, как раньше. Уже скоро мне придется распрощаться с Землей. Я стоял на открытом пространстве и любовался утренними лучами, которые, как яркие вспышки, отскакивали от острых углов серебряной гладкой поверхности космического корабля.

Обладая механизмом поддержания неиссякаемого запаса топлива, корабль может долететь в любой изученный человеком уголок бескрайнего космоса. Мой полет будет длиться всего двадцать восемь часов. Ровно столько времени необходимо сверхскоростному чуду для того, чтобы выйти в открытый космос, пройти через временной туннель, достичь галактики М534 и зависнуть на орбите Спеспереннис.

Тодд объяснил мне, что после того, как корабль достигнет пункта назначения, место, на котором я буду лежать, автоматически превратится в капсулу. Эта капсула отстегнется от корабля и самостоятельно покинет его, устремившись к поверхности планеты. Место приземления точно рассчитано и указано в программе полета. Выкинув меня из своего чрева, космический корабль отправится в обратный путь на Землю.

Весь полет я проведу в бессознательном состоянии, меня погрузят в принудительный сон. Это мне только на руку. Каждую секунду инженеры могут запустить регенерацию системного кода, и тогда мой полет будет подчиняться исключительно автопилоту. И если после потери связи с Землей на пути корабля встретится угроза, которую не сможет обойти компьютер, никто уже не возьмет управление в свои руки, чтобы спасти мою жизнь.

Ветер закладывал уши, но мне это нравилось, я наслаждался каждым его порывом, глубоко вдыхая в легкие земной воздух. Синее небо было испещрено розовыми полосами. Предстоит жаркий денек, но к моменту, когда солнце высоко взойдет над горизонтом, я буду уже очень далеко, где-то на просторах космоса в миллионах световых лет от Земли. Если доберусь до Спеспереннис живым, у меня будет новое солнце и если повезет — время на изучение особенностей местных восходов и закатов. Только сейчас я заметил, что невольно улыбаюсь.

— Эрон, пора подниматься на борт, — сказал Тодд Макмилан, и двое мужчин остановились чуть позади меня, чтобы проводить на космический корабль. Я медлил, оставаясь на прежнем месте. Ветер нарастал, и глаза становились влажными.

Я смотрел на корабль в сигнальных огнях и ощущал, как что-то новое зарождается в моей душе. Мне казалось, будто мир рушится у меня на глазах, и это мои последние мгновения, но одновременно с этим не покидало неподдельное восхищение от предвкушения чего-то великого и неотступно приближавшегося. Да, я здесь и сейчас, но по сути меня уже здесь не было… И впервые за долгое время меня охватило приятное предчувствие… Надежда на лучшее? Нет, это уверенность.

Я готов был лететь в неизвестность.

Глава 16. Пустыня

— Хакли, принеси салфетки.

Я вытерла слезы и, закусив губу, продолжила читать:

Ах, это все, как колокольный звон,

Мне мысль о близкой смерти навевает!

Бережно разгладив помятые вчера страницы, я закрыла книгу. Надо было перевести дух. Из-за печального финала перед глазами помутнело от слез.

— Эрон Уолкер, включить видео-трансляцию, — прошептала я в отчаянии и почувствовала, как дрогнул мой голос.

«пользователя нет в Системе»

Пароля на меня нет! Где же он может быть? Страшный ответ сам собою открылся мне — он снова в тюрьме!

Вдруг внезапная мысль, будто аэро в режиме «Молния», проскользнула как бы невзначай, но я уже не могла от нее избавиться. Не выпуская из рук книгу, я выбежала на парковку и быстро села в машину. Взглянуть на тюрьму одним глазком — вот что успокоило бы меня. Сказать «прощай», пусть с высоты, вот что выключило бы чертов Сомниум. Увидеть Эрона с высоты? Какие глупости. Плюнуть на него с высоты!..

— Эль-Пасо, — скомандовала я.

«Неосвоенная зона, доступ запрещен», — был ответ бортового компьютера.

Я увеличила карту. Серую зону нельзя было рассмотреть. Ближайший к ней сектор — R47.

— Сектор R47.

— Время в пути тридцать семь минут. В месте прибытия солнечно, температура тридцать шесть градусов Цельсия.

Аэро начало набирать высоту. Люк был открыт, и я почувствовала, как ветер мгновенно высушил мокрые от слез щеки. Я облизала сухие губы и, зажмурившись от солнца, применила функцию «Тонировка кабины».

«закрыть люк»

Ветра теперь не было. Температура воздуха внутри двадцать один градус. Набрав нужную высоту, аэро вылетело на полосу движения и взяло курс туда, где раскинулась бескрайняя стена-валидатор, за которой находился теперь Эрон.

Я взглянула на аэромобиль, пронесшийся мимо меня по встречной полосе, ярко-оранжевый в голубую крапинку. Как можно выбрать такой жуткий цвет? Пролетая над берегом высохшего озера, я вспомнила изумрудное море на Спеспереннис. Бесчисленные домики в форме киви, бананов и манго совершенно не украшали унылый вид.

Дом Культуры сегодня был большим белым цветком. Мое аэро пронеслось мимо него, и я почувствовала запах свежести. Внутри, наверное, от запахов кружится голова, подбираются ароматы, составляются духи. Этот подлец нюхал настоящие цветы, ну конечно, он тогда говорил про тюрьму. Жаль, что самый красивый из тех живых цветов, что я видела, был ядовитым.

Сектор Зеро виднелся вдали. Расчетливые генетики свели нас, а потом снова посадили Эрона в тюрьму. При одной мысли о Макмиллане меня передернуло. Моя программа из стопроцентной сказки превратилась в безрадостную апатию, действия стали иррациональными. Ну вот почему вместо Хакли я взяла с собой книгу? Какая глупость.

Сейчас я пролетала над заводом по обработке Массалис. Электронные помехи мутным потоком валили из верхушки пирамиды. Рядом с ней под куполом водоворотом кружились интеллектуальные отходы. Если бы не Массалис, я бы вдребезги разбила всю посуду у генетика, я бы сделала с Молли то же самое, что со своей книгой, я бы своим пальцем проткнула капсулу безопасности, которую включил однажды Эрон.

«открыть эйрскрин»

Я дотрагиваюсь до всего, что вижу на земле.

«удалить», «удалить», «удалить», «удалить»

Теперь на экране ничего нет.

«выбрать цвет»

Я окрашиваю все светло-голубым. Мне холодно.

«черный»

Так лучше. Нет. Мне страшно.

«желтый»

Слишком ярко.

«сепия»

Цвет ровного загара Эрона. Я знаю, что внизу стальной космодром и пестрые, изменчивые мотиваторы, но, таращась в одноцветный экран, ничего этого не вижу. Спутанные мысли не поспевают за скоростью аэро.

До прибытия остается три минуты. Теперь полет проходит в спокойных коричневых тонах.

«снять фильтры»

Я всматриваюсь вдаль и вижу электронную бесноватость бескрайней стены-валидатора. Поворот и снижение. Проклятое солнце ударяет в глаза. Оно пляшет на бесчисленных окнах, пряча в своем свечении космодром.

Вдруг ветер набросился на меня, раскидывая волосы и закладывая уши. Вспышка света, и… В этот же момент, пароля на меня нет, я в воздухе!? Мое аэро пропало, и парашют раскрылся. Все… ис-чез-ло!.. Бред какой-то, я не могла поверить в происходящее. Солнечный свет слепил глаза. Еще секунду назад я была в кабине аэромобиля, а теперь парила над землей, медленно снижаясь и прижимая к груди древнюю книгу.

Сквозь бегущие перья облаков я попыталась оглядеть образовавшуюся пустоту. Пустошь уходила вдаль, насколько хватало глаз. С лица земли пропало все: секторы, здания и аэро… Только космодром на юго-востоке дырявил небо своим шпилем. A далеко-далеко за ним что-то зеленело.

Я видела сотни беззащитных белых пятен на ярко-голубом — люди на парашютах медленно парили на разной высоте. Ветер разносил нас в разные стороны, как семена одуванчиков. До меня доносились крики с земли и с неба. Я вцепилась в книгу крепче, как будто это она, а не парашют спасала мне жизнь. Крик рвался из груди, желая стать одним из голосов всеобщего воя, но я не проронила ни звука.

Я не могла поверить в то, что происходит. Система совершенна — парашют всего лишь страховка на случай, если произойдет секундный сбой, а пользователь будет на аэро или в своей квартире в небоскребе. Я носила парашют, так как этому всегда нас учили, но никогда не думала всерьез, что буду вот так беспомощно парить в воздухе вместе с другими. Возможно, то, что происходит сейчас, и есть короткий сбой, и скоро все восстановится. Наверняка генетики уже работают над этим.

Я провела по воздуху пальцами, но эйрскрин не визуализировался. В черный список его! Взгляд упал на запястье правой руки — Персонализатор тоже исчез. Это невозможно. В ту же секунду я услышала, как мой крик заполнил воздух и слился с другими голосами, зазвенев в ушах.

Без Персонализатора я никто, у меня ничего нет, и я лечу в никуда. Мой парашют, повинуясь ветру, уносил меня дальше и дальше от того места, где он раскрылся. Я опускалась ниже и уже могла видеть фигуры пользователей на земле. Всеобщая паника выражалась в криках и рефлекторных попытках открыть эйрскрин. Страх застрял комом в горле при мысли, что возвращаться мне не к чему. Я поняла, что хочу пробыть в воздухе как можно дольше и еще крепче сжала книгу, ведь это единственное, что у меня осталось.

Чем ближе к земле, тем сильнее я ощущала скорость. Вдруг ноги ударились о твердую поверхность, и я, спружинив, упала в клубы пыли. Сверху, будто покрывалом, меня накрыл мой парашют. Затем я осторожно выпуталась из строп и белой ткани.

Было поразительно солнечно, и от этого еще противней сознавать свое положение. Я посмотрела на небо — пользователи, словно пушинки одуванчиков, продолжали опускаться на землю. Бескрайняя пустыня, вот на что теперь походил наш мир. По нему были жестоко разбросаны пользователи, оставшиеся без всего.

Мы были отключены от Системы. Я не могла ничем воспользоваться, отправить сигнал о помощи, поделиться своим возмущением. Унизительная беспомощность.

Я не знала, что делать, и пошла в сторону, противоположную той, откуда лился солнечный свет, — так не слепило глаза и не приходилось жмуриться. Парашют длинным шлейфом волочился за мной. Я решила, что лучше всего постоянно куда-то двигаться, просто идти, не останавливаясь. Впереди я увидела две женские фигуры:

— Прекрасная идея для нового фильтра, — говорила одна, едва сдерживая слезы.

— Мне не нравится, — бормотала вторая.

Я прошла мимо. Моя левая рука тщетно пыталась нащупать Персонализатор, то и дело прикасаясь к правому запястью.

Впереди я увидела лежащих мужчин. Подойдя поближе, мне стало видно, что двое были без сознания, а третий лежал с зажмуренными глазами, закутавшись в парашютную ткань. Его тело содрогалось под белым покрывалом.

— Заблокировать, заблокировать, — услышала я истошный вопль ребенка. Мальчик был страшно напуган. Рядом с ним на земле сидел еще один, совсем маленький. Он играл с камнями, бормоча что-то себе под нос. Мальчик был спокоен и как будто рад, что нашел их.

Я остановилась, наблюдая за ним. Маленькие пухлые ручки били камнями друг об друга, теребили их, проводили ими по песку, оставляли следы. Так, методом проб и ошибок, над землей выросла низенькая и неустойчивая башенка. Я подняла камень, а потом, не глядя, швырнула его настолько далеко, насколько хватило сил. Через пару секунд послышался крик. Оказалось, что я попала в человека на парашюте.

Что-то потянуло сзади. Я вздрогнула и обернулась. На мой парашют приземлился пользователь. Оказавшись на земле, он начал неистово кричать, пытаясь выпутаться из строп и белой простыни. Наконец он отстегнулся и побежал с диким ревом. Я тоже решила избавиться от своего парашюта и, отцепив стропы, оставила его лежать на земле. Я уже почти не обращала внимания на вереницу встречающихся мне пользователей, да и пользователями нас вряд ли теперь можно было назвать. Мои ноги гудели, но упрямо шли вперед — я никогда не ходила пешком так много. То и дело на земле мне встречалось что-то съедобное. Когда все, что было создано с помощью интеллекта, исчезло, осталась синтетическая пища в бывших здесь до краха ресторанах, магазинах и квартирах. Поэтому от голода в ближайшее время я точно не умру. Подняв с земли яблоко, я жадно впилась в него зубами. Сочный вкус прибавил сил, чтобы двигаться дальше.

Впереди я увидела целую гору овощей и фруктов, раскиданных по земле. Наверное, здесь был магазин. Вокруг толпились люди. Не поднимая глаз друг на друга, они набрасывались на фрукты. Как будто от отчаяния они пытались сию минуту уничтожить всю эту гору синтетических продуктов. Мужчины поодаль заворачивали фрукты в парашютную ткань.

Книга в руках уже начинала меня тяготить, но избавляться от нее не хотелось. Свет становился тусклым. Увидев, как солнце близится к линии горизонта, я поняла, что прошла без остановки целый день. Я опустилась на землю и закуталась в чей-то парашют, лежавший рядом. Глаза закрывались от усталости, но сильная дрожь мешала заснуть. Меня трясло, и я завернулась в белое полотно с головой.

Обрывки мыслей мелькали в голове. Что будет завтра? Мы оказались в ловушке того, что имели. Наш Интеллектуальный мир из Массалис лопнул как мыльный пузырь. Ходить по пустыне с разбросанной синтетической едой — не так я хотела провести сегодняшний день. Что будет завтра?

Постепенно мысли начали растворяться, а я осталась наедине с лихорадкой, покрывавшей холодным потом все мое тело. Глаза были закрыты, но парашюты продолжали мелькать белым на черном. Последнее белое пятно унесло в темноту едва различимую мысль о спасении…

* * *

Яркий солнечный свет желтой струей ударил в закрытые веки и заставил проснуться. Я сопротивлялась ему и, зажмурившись, перевернулась на другой бок. Спать уже не хотелось, но открывать глаза и видеть залитую проклятым солнцем пустоту было страшно.

Я пролежала так какое-то время, но потом решилась подняться. Было слишком светло, пусто и холодно: белые пятна раскиданных парашютов тут и там, объедки и пустые упаковки. Вдалеке чернели фигуры людей. Поблизости тоже были пользователи с серыми лицами, их тени суетливо скользили по желтой земле. Взгляд упал на запястье, в очередной раз отсутствие браслета послало сотню покалывающих иголок, пробежавших от головы до пяток. И так каждый раз. Когда я наконец перестану обращаться к несуществующему эйрскрину?

Я села и подобрала лежавшую рядом бутылку воды. Сделав несколько жадных глотков, я вылила воду в ладони и умыла лицо. Мне хотелось принять душ, сменить белье, переодеться, почистить зубы, провести утренний сеанс процедур по уходу за кожей лица, сделать макияж, выпить кофе с творожным пудингом. Но все это невозможно — у меня больше ничего нет. Я существую в замкнутом пространстве из обрывков фраз, обезумевших лиц, случайной еды, редких глотков воды и тошнотворного солнца, от которого не скрыться.

Я встала, и черные пятна замелькали перед глазами. Крах системы подействовал на меня странным образом. Я теперь постоянно чувствовала легкую тошноту и головокружение, которые раньше были мне неведомы.

Очень хотелось есть. Я медленно шла, глядя под ноги, — похоже, что голод чувствовала не я одна. На земле были лишь огрызки от фруктов, пустые пачки из-под соков, сыров, фрикаделек. А что если еды не осталось? Я возвратилась и схватила парашют, в котором спала, решив складывать туда все съедобное, что увижу. К счастью, мне удалось найти «Полярный йогурт», пять бутылок с водой, раздавленный персик, упаковку жвачки «Тропический рай», плитку фруктозы, сэндвичи с яйцом и беконом в сплющенной пачке с надписью: «Завтрак успеха». Тут же съев персик и запив его водой «Роса», я почувствовала, что головокружение прошло.

Теперь в моем парашюте было столько еды, что должно было хватить надолго. Я волочила его по земле и чувствовала, как начинает неметь рука. Массажное кресло было бы не лишним. Я перехватила парашют другой рукой, сделала еще пару шагов и остановилась.

Очень сильно чесалась шея. Эти неприятные ощущения заставляли меня чувствовать унизительную беспомощность. Я осторожно тронула зудящее место.

— Выбрать средство по ухожу за кожей, — произнесла я в пустоту и прислушалась. В ответ была тишина.

— Выбрать средство по уходу за кожей, — сказала я громче, но ничего не изменилось. Я повторяла до хрипоты, покуда хватило сил. «Идет подбор косметических средств, подождите», — наконец я услышала долгожданный голос в своей голове.

— Пароля на меня нет, — я снова перешла на крик, села на землю и начала что есть сил чесать зудящее место на шее.

Пожалуй, это был самый приятный момент за сегодня. И, только увидев кровь на своих пальцах, я в страхе остановилась. Теперь шея уже не чесалась, а неистово болела, как будто с нее содрали кожу. Кнопки экстренной помощи не существует, так же как и самой помощи. Надо успокоиться и перестать трогать шею.

Солнце слепило глаза, как будто сто ламп в кабинете пластического хирурга были направлены на меня одновременно. На небе ни единого облачка. Чистая голубая даль и поверхность земли соединялись где-то там вдали и образовывали слегка размытую линию горизонта, погруженную в легкую дымку. Рука снова потянулась к шее, и я очень осторожно потрогала раздраженное место. Кровь больше не текла.

Я продолжила идти, волоча по земле тяжелый парашют. Впереди я увидела женскую фигуру. Подошла поближе, и стало понятно, что женщина сидит на куче десертов. Их оказалось очень много, видимо, здесь раньше было кафе или кондитерская.

Лицо женщины при виде меня исказилось в злобной гримасе. Наверное, она считала, что эти розовые и голубые упаковки принадлежат только ей одной.

— Отказать в доступе! — крикнула она, вскочив на ноги, я тут же остановилась.

— Доступ запрещен! — ответила я, и это, как ни странно, ее успокоило. Она снова села, исподлобья глядя на меня.

— Как тебя зовут? — спросила я.

Она молчала.

— Я Малин! — я сделала шаг вперед, но в ответ снова получила яростное: «Отказать в доступе».

— Как тебя зовут? — повторила я свой вопрос.

Молчание. Ее глаза сканировали меня.

— Ты не можешь отказать в доступе! Стен больше нет, посмотри вокруг. Есть только мы — и больше ничего. Я могу подойти к тебе настолько близко, насколько захочу. И сейчас я возьму одно из этих проклятых пирожных, и только попробуй меня остановить.

Я осторожно сделала два шага вперед и подняла с земли порванную пластиковую упаковку. «Ванильный полет» — прочитала я надпись и услышала устрашающий рев. Моя новая знакомая оскалилась, словно дикая кошка (я видела их в Доме Культуры), ее глаза налились кровью. Я решила, что лучший выход — это бежать. С трудом волоча парашют, я заковыляла вперед, но оглянувшись, обнаружила, что кошка не собирается покидать свою добычу. Поэтому я остановилась, положила парашют и открыла «Ванильный полет».

Воспоминания о сладкой жизни таяли у меня на языке. Я облизывала сахарные губы со вкусом манго и невольно закрывала глаза от удовольствия. Наконец ко мне пришло осознание того, что произошло и кем мы стали. Наверное, мне стоит найти «съедобную кучу» и остаться сидеть рядом с ней. Это гораздо удобнее, чем таскать за собой тяжеленный парашют с едой. Но в то же время я просто сойду с ума, если буду сидеть на одном месте. И вдруг меня осенила самая прекрасная мысль за последние двадцать четыре часа. Она сделала солнечный свет не таким ярким, сняла зуд на моей шее и подарила надежду.

— Тюрь-ма, — проговорила я по слогам, дожевывая суфле.

Как я могла забыть, что летела туда перед крахом Системы? Если бы только в тот день у генетиков я знала, что буду думать о тюрьме для кибер-преступников как о последней надежде! Скорее всего, там должно быть все как на Спеспереннис: пресная вода, деревья, фрукты и настоящие цветы. Да и Эрон уже там. Решено — я иду в тюрьму.

Даже не представляю, сколько это пешего хода? Я пыталась вспомнить, как все выглядело на бортовом компьютере. За шпилем космодрома на взлетном поле находился древний памятник Илону Маску. Гигантский космический корабль, построенный в его честь, носом указывал на тюрьму. Я возьму космодром за ориентир и пойду дальше.

Взвалив на себя парашют, я поволоклась в сторону серебряного шпиля. Я старалась держать темп и не идти слишком медленно. Но подкатывающие волны тошноты то и дело замедляли меня. По пути попадались бутылки с водой. Я не знала, сколько времени займет мой путь, поэтому брала их без раздумий. Поклажа становилась все тяжелее.

Мыслей не было, только шаги отмеряли секунды. Время плавилось и таяло. Солнце перестало слепить глаза и опустилось ниже. Вечер наступил незаметно, только теперь я приблизилась к памятнику. Впервые за последние сутки я получила удовольствие — съеденный «Ванильный полет» не в счет. Никогда бы не подумала, что это будет удовольствие от пройденного пути. Надо было устраиваться на ночлег. Только сейчас я поняла, что еле держусь на ногах.

Я достала все из своего парашюта, чтобы завернуться в пыльно-серое одеяло. Книга послужила мне подушкой, а бутылки с водой и еду я положила рядом с собой. Ноги были каменными, и я испугалась, что завтра не смогу двигаться дальше в том же темпе. «Там моя программа была очевидна — не умереть от жажды и голода. Что может быть проще и сложнее одновременно?» — и только сейчас я поняла настоящий смысл слов Эрона.

* * *

Я открыла глаза и перевернулась на спину. Сегодняшний день начался с огромного облака, висящего прямо надо мной. Это облако было ну просто вылитый Хакли. Ах, Хакли, как мне его не хватало. И в эту же секунду облако слегка расплылось и начало модифицироваться в… Да это же рыба! Ветер создавал чудесные модификации — после рыбы появился профиль генетика, а потом два облака, соединившись в одно, образовали аэро с дикой кошкой в кабине. Никогда не думала, что буду радоваться таким глупостям…

Теперь моя программа поражала своей неприкрытой простотой: ветер в волосах, пыль на щеках, кровать на голой земле и небо над головой. Самое сложное было привыкнуть испражняться под открытым небом. Начинало приходить осознание себя, того, кто я есть на самом деле.

Потянувшись, я почувствовала небольшую боль в спине. Я медленно села, изучая ощущение: тупая, скулящая боль распространилась до поясницы. Голова страшно чесалась. Я провела рукой по волосам и почувствовала песчинки на пальцах. Все бы отдала сейчас за душ и расческу.

Ветер теребил парашютную ткань и брался за ее концы то с одной стороны, то с другой. Я посмотрела по сторонам — пустота с огрызками воспоминаний о прежней жизни. Надо было подниматься и двигаться в тюрьму. Сделав один глоток, я поняла, что хочу выпить всю бутылку, но сдержала себя. У меня неплохо получалось экономить запасы.

Проведя языком по зубам, я почувствовала слой налета. Чтобы избавиться от него, я попыталась потереть верхние зубы указательным пальцем. Ничего не получилось — со мной не было моей полировочной зубной щетки. Приложив руку ко рту и сделав сильный выдох в нее, я почувствовала смердящий запах. Таким запахом можно было бы обороняться от спятивших пользователей. Теперь так и сделаю, если еще одна озверевшая будет мне мешать.

Я достала сэндвич, чтобы съесть его по пути, взвалила парашют на спину и двинулась в путь. Ноги по-прежнему гудели, но к этому я уже привыкла. Спина разболелась сильнее, теперь вся боль перетекла в поясницу. Она, скуля, просила меня остановиться, но я была непреклонна.

Солнце скрылось за тучами и перестало бить в глаза. Подул ветер, и идти стало легче. Доев свой сэндвич, я ощутила прилив сил, но вместе с ним и чувство голода. Чем дольше я шла, тем сильнее чувствовалась тяжесть в пояснице. Вытесняя все ненужные мысли, мои шаги упрямо мерили пустую желто-серую землю. Я то и дело облизывала сухие потрескавшиеся губы. Капли пота выступали на лбу и над верхней губой. Я вытирала пот рукой и чувствовала этот запах. Mой запах — ничего общего с любимыми духами «Марсианская пыль». От меня пахло пыльными пройденными километрами без возможности принять душ и тщетными усилиями сохранять быстрый темп. Наверное, именно так пахло от Эрона в заключении. Эта мысль немного успокоила меня. Каждая капля пота и каждый шаг приближали меня к встрече с ним.

Судя по всему, я уже шла по неосвоенной территории, потому что долгое время мне не встречались под ногами еда и вода. Я смотрела то на свои грязные худые щиколотки, то на горизонт, который переливался дымкой впереди. Мне казалось, вот-вот, и я увижу что-нибудь странное, как в тех зловещих галлюцинациях на Спеспереннис. Тонкие подошвы моих ярких слипонов обжигал раскаленный огненным шаром песок. Это придавало мне скорость. Моя полосатая пижама с зеброй стала грязной. Я тихо напевала себе под нос песню из детства, которую пел мой нянька-домовой:

Будь красивой и милой, Малин,

Радости вечно полна.

Не забывай парашют,

Следуй программе всегда.

Усталость с новой силой начинала сжимать мои икроножные мышцы, а это значило, что скоро придется сделать остановку.

Наступал вечер. Солнце садилось здесь удивительно быстро. Стоило ему приблизиться к горизонту, как оно моментально ныряло куда-то за край земли. Я села на землю и посмотрела вдаль. Прищурившись, я заметила, что горизонт был неровным и маревом стелился вдалеке.

Светлая мысль о спасении мелькнула в голове, но тихо зашептали сомнения: «Эти дымчатые волны всегда там были, ты просто их не замечала. Если ты думаешь, что это тюрьма, — забудь. Это может быть просто мираж, ты же сама видела это явление в Доме Культуры». Сомнения теперь следовали за мной повсюду, как домовой за младенцем, только что научившимся ходить.

Я прекрасно понимала, что если не доберусь до тюрьмы за ближайшие сорок восемь часов, то погибну. Воды и еды на обратную дорогу мне не хватит. Еще недавно сыворотка молодости могла оказаться у меня в руках, а теперь жажда, слабость и одиночество с каждым часом приближали меня к гибели. Хоть бы это была тюрьма!

* * *

Я снова шла на автопилоте, ноги уже привыкли делать эту работу каждый день. Моя надежда добраться до тюрьмы возрастала по мере того, как на горизонте вырисовывались бледные гористые очертания. Они становились выше и темнее.

Предвкушение скорой встречи поселилось где-то в груди и придавало сил. К тому же идти стало легче, потому что мой парашют был уже полупустым — всего четыре бутылки и половина сэндвича.

На небе не было ни единого облачка, и жара ощущалась сильнее обычного. Мои когда-то шелковистые волосы теперь стали безжизненными и мокрыми от пота. Эрон будет очень удивлен, увидев меня в таком виде, да еще и с разодранной шеей. От этой мысли мне стало весело.

Я не могла поверить своим глазам: по мере того, как я приближалась, горы словно бы вырастали. Их молчаливая красота поражала меня своим величием. Забавно, наш Интеллектуальный мир, построенный из распакованных файлов, стал голой пустыней, тогда как место, которое воспитало Эрона дикарем, неизменно зеленело на горизонте все ярче и ярче.

Глава 17. Пыльцевая буря

Мое тело затекло от пребывания в неудобной позе. Я открыл глаза и попытался пошевелить онемевшими руками и ногами. Неужели я все еще жив? Похоже на то, понял я, почувствовав резкую боль в пояснице. C потолка спускался тусклый синий свет. Узкая, тесная капсула в форме эллипса вмещала в себя только раскладывающееся сидение, несколько камер хранения с запасами воды и бортовой компьютер. Я протянул палец к кнопке, — щелчок — и камера отворилась, из нее в мою руку выпала бутылка с надписью: «Весенняя вода».

Я не привык слышать звуки, сопровождающие действия приборов, потому что электроника из Массалис работает беззвучно. Удивительно, но космическая промышленность, точно так же, как текстильная и пищевая, все еще производила продукцию из непрограммируемого сырья.

Я поднес бутылку к губам и залпом ее осушил. Бортовой дисплей показывал местоположение капсулы — долина Локус, Спеспереннис. Я протянул руку к тачскрину и набрал команду для открытия шлюза. «Идет анализ. Вокруг капсулы присутствует кислород. Выход на поверхность разрешен», — сообщила капсула и открыла вертикальный шлюз.

Прохладный воздух недружелюбно ударил в лицо. Я начал выбираться наружу и едва не упал от того, что ноги не слушались после полета в тесном пространстве. Все корабли оснащены системами поддержания мышечной массы в здоровом тонусе, но пребывание в капсуле, хоть и в течение непродолжительного времени, сказалось на мне не лучшим образом.

Я оглянулся. Это место мне было незнакомо. Над головой нависало низкое небо в тревожно бегущих темно-сиреневых облаках. Земля была утыкана серыми крупными валунами, многие камни покрывал лишайник. Угрюмые скалы стояли полукругом, образуя разорванное кольцо. По их склонам был рассеян редкий легран, а в воздухе стоял запах лаванды.

Я глубоко вдохнул, пытаясь собраться с мыслями, и тут же задержал дыхание. «Чертов легран!», — пронеслось в голове. Закрыв рукой нос и рот, я мигом запрыгнул в капсулу. Шлюз захлопнулся — теперь можно было дышать. Я лежал на сидении и в поисках респиратора открывал камеры хранения. На меня сыпались бутылки, тюбики с восстановителями энергии, медикаменты, но среди всего этого не было ничего для защиты дыхательных путей. Генетики не предоставили мне респиратор. Интересно, как скоро все начнется? «Согласно Системе, критическим сроком являются двадцать четыре часа контакта с зараженным воздухом. В этом случае человек бесповоротно теряет рассудок и свою самоидентификацию. Считается, что выжить в данном состоянии не представляется возможным…» — вспомнил я слова Тодда. Ну что ж, это даже к лучшему: глядишь, и не замечу, что отброшу коньки, ведь это буду уже не я.

Передо мной был выбор: забиться в капсулу, как трусливая мышь, поедая содержимое тюбиков с энергией, или открыть шлюз и столкнуться лицом к лицу со своим безумием. Исход в любом случае одинаков, разница только во времени его наступления. Я выбрал второй вариант — он показался мне не таким скучным как первый. Итак, пора действовать. Я стал изучать карту на дисплее. Позади, на юго-западе, за долиной Локус на экране отображалась лесная зона.

— Пойду туда! Надо все время что-то делать, чтобы не задумываться над тем, что я совсем один и скоро спячу, — сказал я сам себе.

Шлюз со скрежетом открылся, и я вышел наружу.

— Ну что ж, здравствуй, безумная планета!

Интересно, почему именно сюда меня высадили? Не самое живописное местечко… Я заметил вдалеке густую стену темно-синих деревьев и двинулся туда. Прогулка по камням отнимала немало сил, но я настойчиво пробирался вперед. Приходилось постоянно заглушать надоедливый голос внутри, который без конца повторял: «Какой смысл куда-то идти?»

Мои ноги мелькали на серых камнях. Небо выпустило пару пурпурных салютов и стало бледно-малиновым. Чужое солнце тускло светило сквозь мутную завесу мне одному. От мысли, что я единственный человек на планете, что-то съежилось в груди. Я закричал. Мой голос разнесся по всей долине без надежды быть услышанным.

— И что теперь? — сказал я тихо. — Для чего все это?

Вдруг плач начал душить меня, и я ускорил шаг. Глухие рыдания стеснились в груди и воплем вырвались наружу. В последний раз я плакал в тринадцать лет, когда попал в тюрьму. Кажется, безумие уже близко…

Низкие синие деревья находились теперь в нескольких метрах от меня. Интересно, как там сейчас на Земле? Вдруг мой вирус уже уничтожил Систему? Мне было тяжело на душе. «Ты можешь только разрушать!» — зазвенело воспоминание в ушах. Так кричала Малин в нашу последнюю встречу, и она была права. Я оказался неисправим, снова совершив то, что умел лучше всего. Но Система на Спеспереннис более совершенна, чем на Земле. Легран не позволит мне вмешаться в жизнь планеты, его яд быстро выведет меня из строя. Я вытер глаза.

Нужно все здесь изучить! С этими мыслями я зашел в синие заросли и начал разглядывать растения. Густо покрытые дрожащей голубой листвой, они в основном не имели никаких цветков или плодов. На некоторых стволах я обнаружил термитов, дорожками снующих вверх и вниз. Тут и там встречался одинокий легран. Воздух был свежим и прохладным, ветер пробегал по зарослям, шелестя листвой. Громко стрекотали какие-то насекомые, совсем как цикады в Эль-Пасо.

Лес становился гуще и выше. Я разводил руками ветки и вдруг наткнулся на крупный плод. Он был похож на гигантский орех в коричневой скорлупе. Я дотронулся до его поверхности. На ощупь она оказалась мягкой кожицей. Сверху находилось небольшое отверстие. От моего прикосновения странный плод пришел в движение, его стенки начали волноваться и деформироваться. Он стал слегка раскачиваться на своей мощной ветке. «Ну все, начинается», — подумал я. Вдруг со странным хлюпающим звуком из отверстия вылетел рой пузатых мошек. Я успел увернуться. Плод начал трескаться, из него вытекла жухлая мякоть. Это не очень-то походило на иллюзию. «Удивительно, как осторожно галлюцинации вплетаются в окружающую действительность», — подумал я.

Я отошел в сторону. Взбудораженные насекомые еще какое-то время беззвучно кружили над деревом, а потом скрылись в его густой листве. Начинало смеркаться. В воздухе промелькнуло что-то, напоминающее летучую мышь. Пора было возвращаться к капсуле, но я решил проверить опушку. Зеленые булькающие лужи, похожие на болота, сливались с травой. Густая жижа поднималась невысокими фонтанами и пузырилась. Вокруг болот все было усеяно малиновыми овальными ягодами, растущими на толстых желтых ножках. «Интересно, а это съедобно?» — подумал я, осторожно опускаясь на колени возле одного из растений. Я дернул, и ягода легко оторвалась.

Разломив ее пополам, я увидел пористую мякоть, из которой мощной струей брызнул желтый сок. По воздуху распространился тухлый запах. Морщась, я бросил ягоду и увидел, как толстый червь вынырнул из болота. Мигом заглотив добычу, он снова исчез в луже, обрызгав меня зеленой струей.

— Эй, друг, так нечестно, — сказал я и встал, вытирая лицо.

Пора уносить ноги, пока прыгающий в болотах червь не превратился в огромного монстра в моей голове. Я повернул назад, чтобы вернуться к капсуле.

Уже почти добравшись до выхода из чащи, я потянулся к ветке, заманчиво нависавшей на моем пути. Не успел я ее дернуть, как синие листья на ней пришли в движение и с шелестом полетели на меня. Они зашуршали и захлопали по лицу и рукам. Заслонившись, я сел на землю. Вскоре шорох утих. Когда я встал, крылатые листья снова сорвались с веток. На этот раз я не стал закрываться, и мне удалось рассмотреть маленьких синих птиц. Когда они, наконец, успокоились и сели на ветки, стоило немалых усилий разглядеть их на фоне синей листвы. Я замечал птиц только по их черным глазам-бусинкам. Эта галлюцинация мне показалась довольно симпатичной. Сняв с рукава тонкое синее перышко, я вспомнил об Энди с его длинным зеленым пером в волосах.

Я направился к выходу из леса и в тот же момент услышал за спиной протяжный звук, напоминавший вой земного волка.

— Какого черта, — выругался я вслух.

С наступлением темноты стрекотание приобрело оглушительную громкость. Почти добравшись до капсулы, я неудачно поставил ногу на камень и упал лицом вниз. Не успев сгруппироваться во время падения, я, как размазня, растянулся на камнях.

— Нужно было пройти весь этот путь и упасть именно в трех метрах от капсулы? — пробурчал я себе под нос и снова крикнул еще громче: — Какого черта!

Я перевернулся на спину. Порванная ткань обнажала разбитые колени. Интересно, сколько прошло времени с момента выхода на воздух? Должно быть, я нахожусь уже под серьезным влиянием пыльцы.

— Ну и ладно, — сказал я себе. — Пойду ночевать в капсулу, хватит на сегодня приключений.

Наступила ночь, но я не спал. Мысли о моей вечной ссылке не давали покоя. Я сидел на камне рядом с открытой капсулой и всматривался в темноту, освещаемую лучом синего прожектора. Чужие звезды блестели на темном небе. Они бросали холодный свет на призрачные горы и камни, которые застыли передо мной будто безобразные чудовища. Ветер усилился, и я увидел, как он гуляет по зарослям лаванды, создавая волны, словно это был бурный океан.

Так вот Она, свобода!.. Это блуждающий ветер вне времени и цели, без начала и конца, без дома и племени. Она точь-в-точь как мое одиночество, не имеет границ. Как странно все-таки теперь осознавать, что мне такая свобода не в радость. В безграничной свободе, так же как и в вечной молодости, нет никакой ценности: ведь их нельзя потерять. Я снова почувствовал предательские слезы. Какая же я теперь размазня! Все, чего я хотел, находясь в миллионах световых лет от дома, — это вернуться назад, в тюрьму цивилизации!

Я всматривался в пустоту и чего-то ждал по привычке. Откуда-то доносился приглушенный размеренный скрип. Галлюцинации давно не появлялись, поэтому я списывал странные звуки на ветер, запутавшийся в обломках старого жилого модуля. Его руины были обозначены на карте в нескольких киллометрах от места, где находилась моя капсула. Итак, пора вернуться к реальности. Сегодня я бездарно потратил время. Завтра первым делом отправлюсь на изучение обломков жилого модуля — там, возможно, получится обзавестись чем-нибудь полезным. Я достал из кармана тюбик и выдавил его содержимое в рот. Ананасовый вкус восстановителя энергии уже начинал набивать оскомину. Странный лязг становился громче. Вдруг со стороны гор я увидел угловатого великана. Со страшным скрежетом он массивными лапами шагал по камням. Я выдавил в рот остатки еды из тюбика и приготовился к представлению. Остановившись неподалеку от меня, металлическое чудовище присело, согнув стальные лапы в коленях. Его голова-кабина вдруг открылась, и оттуда кто-то вышел.

Прямо на меня, освещенный синими лучами прожектора капсулы, надвигался силуэт человека. Мне было лень вставать и шевелиться. Я улыбался. Похоже, это была женщина. «Вот и все, начались настоящие глюки», — подумал я, пристально разглядывая незнакомку.

* * *

Моя узкая и жесткая постель располагалась под белым сводом. Тонкие рейки делили потолок на равные части, через которые просвечивал небосвод. Сейчас по крыше жилого модуля барабанил дождь, и жирные капли, едва приземлившись, тут же размазывались, а затем растекались по ее прозрачной поверхности.

Я повернулся на бок. Узкое помещение, заваленное всяким хламом, расширялось, переходя в серповидный зал: там была комната связи. За креслом у главного компьютера спиной ко мне сидела девушка в оранжевом костюме. По ее спине рассыпались кудрявые волосы.

Рэйна, в противоположность Малин, — жгучая брюнетка. В древности ее называли бы — «девушка испанских кровей». Ее темно-карие глаза блестели из-под широких изгибающихся бровей. Я уже не раз замечал, как она исподволь разглядывала меня, а потом загадочно улыбалась. Наверняка я скоро узнаю, какие мысли скрываются за этими улыбками, хотя мне это было не очень-то интересно. Мне не нравилось, как она важно морщила лоб, когда делала расчеты, и как оскаливались ровные зубы, когда я говорил какой-нибудь бред. Она вообще мне не нравилась.

В нашу первую встречу Рэйна долго пыталась убедить меня в том, что она не иллюзия. Мы потом хорошо посмеялись, вспоминая мою реакцию на ее появление.

— Нет, это не галлюцинация, Эрон. Я настоящая! Как и все, что нас окружает.

— Но зачем ты тоже здесь? — спрашивал я с наивностью ребенка.

Когда я все-таки поверил, что не один на Спеспереннис, она рассказала мне все.

— Это великий эксперимент! — с каким-то благоговением в голосе произнесла Рэйна. — Первые поселенцы Спеспереннис должны обладать высоким интеллектом и способностью выжить в условиях враждебной природы, чтобы своими руками построить будущее. Меня тоже недавно выпустили из тюрьмы. Женское поселение Куэнто находится в противоположной от Эль-Пасо части света.

Я тут же представил полуголых отважных девушек верхом на диких жеребцах.

— Меня готовили к полету на Спеспереннис. То же самое было и с тобой — мы избранные.

— Почему мы все еще в здравом уме? — спросил я, пытаясь уложить в голове услышанное.

Она засмеялась.

— Ты действительно думал, тебя отправят на Спеспереннис, чтобы ты потерял рассудок?

— Но ведь пыльца леграна несовместима со здравомыслием.

— Вспомни те бесконечные уколы, когда ты слег с тяжелой лихорадкой. Генетики создали вакцину, которая помогает организму выработать иммунитет к вирусу пыльцы. Эрон, тебе не грозит сумасшествие! Ты можешь свободно дышать.

Я не верил ни единому слову, но решил дослушать до конца.

— Так в чем смысл эксперимента?

— Ты разве еще не понял? В том, чтобы выжить!

— И все? — удивился я.

— И принести потомство! — ответила она, лучезарно улыбаясь. — У тебя отличные гены.

Помню, как этот ответ убил меня наповал, но теперь, поразмыслив, я понял, что более мудрого решения быть и не могло.

Из комнаты связи послышалась музыка. Рэйна и так громко стучала пальцами по клавиатуре, а теперь еще и подпевать начала. Я положил подушку на лицо, закрыв ею уши. У девушки был резкий писклявый голос.

Через несколько минут пение прекратилось.

— Эрон, вставай!

Я убрал подушку с лица, Рэйна в тревоге смотрела на меня из-за своего стола.

— Происходит что-то странное! — воскликнула она.

Я лениво потянулся в постели.

— Ну что там у тебя?

— Хватит валяться, иди сюда.

Я нехотя сел и потянулся к рубашке. Находу застегивая пуговицы и отпихнув ногой в сторону вчерашние носки, я подошел к компьютерному отсеку. Рэйна снова обернулась и нетерпеливо меня оглядела с головы до ног. Я был в одних трусах и полузастегнутой рубашке, но это совсем ее не смутило. Наверное, она привыкла постоянно находиться со мной в одном помещении.

— Показывай, — сказал я, перегибаясь через нее к экрану.

— Смотри! Межгалактические спутники не работают! Все спутники Земли тоже выведены из строя!

На всех компьютерах модуля светилось: «Связь с Землей потеряна».

Внутри меня что-то упало. Несколько мгновений я молча простоял без движения.

Сработало? Все получилось? Не может быть!

— Что ты думаешь, Эрон? — тихо спросила Рэйна, внимательно изучая мое лицо, пытаясь прочитать, о чем я думаю.

— Я не знаю. Очень странно, — задумчиво выдавил я, а в груди все клокотало.

Малин! Как она? Что с ней? Я тут же представил ее парящей на парашюте, прямо как Тодд Макмиллан в тот памятный вечер. Нет, не могу в это поверить. Мне стало страшно за нее. Черт! Что же я натворил?

— Система совершенна, она не может перестать работать! Как такое возможно? — начала причитать Рэйна.

Она облокотилась локтями о стол и положила голову на ладони.

— Не бойся, возможно, скоро все наладится, — соврал я, потрепав ее по волосам.

И что теперь? Дорога назад закрыта. Обиженный на весь мир гордец уж точно застрял тут навсегда. Мне стало не по себе, в голову закрались тяжелые мысли.

Рэйна запустила руку в свои длинные кудрявые волосы и долго их теребила. А затем, накручивая прядь на палец, начала разглядывать меня. Заметив, как я сник, она предложила веселым голосом:

— А давай поедим!

Минуту назад она чуть не плакала, а теперь, бросив укоризненный взгляд на мои голые ноги, широко улыбалась. У нас сложилось негласное правило: если один из нас дает слабину, то другой тут же берет себя в руки и принимает ответственность за второго на себя. Так мы поддерживали друг друга уже третий день в непривычной, чуждой нам обстановке. Маятник поддержки указывает на того, кто чувствует себя хуже. И, видимо, Рэйна решила, что сейчас он указывал на меня.

Расценив ее взгляд как предложение одеться, я наскоро застегнул рубашку и натянул джинсы. Мне хотелось побыть одному, но я согласился с ней позавтракать.

Мы прошли на кухню, и Рэйна открыла холодильник.

— Если капсула с едой не прилетит в назначенный день, нам придется экономить.

Она начала доставать контейнеры с завтраками и складывать их друг на друга в несколько рядов. Когда шестая стопка поравнялась с остальными, Рэйна закрыла холодильник. Она уселась на глянцевый пол и начала пересчитывать контейнеры.

— Ну что, скоро нам придется охотиться? — спросил я, улыбаясь. — Не могу дождаться, когда увижу тебя в действии!

— Нам хватит еды еще на девять недель, — сосредоточенно ответила она.

Я опустился на пол напротив нее. Она, поблескивая глазами, распаковывала «Ванильный полет». У нас оставался еще целый ящик таких пирожных.

— Не стоит начинать со сладкого, — буркнул я, но ее это не остановило.

Я развернул шелестящую глянцевую упаковку с куриным филе и прочитал: «Голубой слон». Приправив нежное мясо соусом «Пчелиный воск», я отправил его в рот. Наш спешный завтрак ничуть не отвлек меня от мыслей о Малин. Какого черта я все это натворил? Сидеть и продолжать себя грызть было бесполезно. Я посмотрел на потолок: дождь уже закончился.

— Ну что, отправимся изучать территории? — спросил я.

— Отлично! Сейчас я соберу вещи.

Я сел за руль в кабину камнехода, а Рэйна устроилась на заднем сиденье с огромным желтым рюкзаком, в котором было все на случай, если произойдет землетрясение, извержение вулкана или еще что-то экстраординарное. Она никогда не покидала стены жилого модуля без него и ругала меня за «бестолковую беспечность».

Я завел мотор, и машина, поднявшись с «колен», быстро поскакала вперед на высоких лапах. Лучшего способа передвижения по крупным камням и придумать было нельзя. Это чудо техники отлично справлялось со своей задачей. Но выглядело оно комично — как стальной неуклюжий птенец. До того, как я прилетел на Спеспереннис, Рэйна успела воспользоваться туристической капсулой для дальнего полета и по пути назад повредила ее о скалы во время парковки. Теперь стеклянный шар без дела «пылился» в ста метрах от нашего модуля, а мы были вынуждены застрять на близлежащих территориях.

Мы бодро бежали вперед по крупным валунам вдоль линии леса.

— Давай сегодня продвинемся дальше долины Гемикрании?

Я не ответил, задумчиво всматриваясь вдаль. Казалось, что из-за гор опускается пурпурный туман. Я бросил взгляд на Рэйну. Она увлеченно копалась в рюкзаке.

Теперь я здесь навсегда. И мне необходимо нести ответственность за эту женщину. Но, правда, лучше с ней, чем без нее. Как много еще нужно изучить и построить, а все, чего мне хочется, это лежать без дела целыми днями. Невзгоды последних недель отняли все мои силы. Наконец мы достигли Пандемониума. Вчера мы закончили изучение планеты как раз на этом месте. Отвесные скалы возвышались с двух сторон, образуя широкое ущелье. За ним, вдалеке на пустоши, чернело одинокое дерево.

Мы выбрались из стального птенца и ступили на незнакомую землю. Солнце начинало выглядывать из-под серых дождевых облаков, неуверенно освещая угрюмую местность. На песке с крупной галькой толстым слоем лежала пыльца, а склоны гор до самого верха покрывали буйные заросли леграна. Я взял у Рэйны рюкзак, и мы двинулись ко входу в ущелье. Пыльца поднималась в воздух от наших шагов.

— Ну и что ты там носишь? — спросил я, ощущая десяток килограммов на спине.

— Все только самое необходимое. Обещаю, когда-нибудь ты в этом убедишься.

Мы продвигались вглубь ущелья. Рэйна трещала без умолку.

— Генетики меня предупреждали, что ты очень странный. Они мне сказали: «Он падок до женщин, довольно нежен и внимателен с ними, может заботиться о них не хуже, чем домовой из Дома Малютки. Поэтому не удивляйся, если почувствуешь к себе повышенное внимание. Во всем виноват его активный Сомниум».

Мы осторожно наступали на крупные камни, друг за другом переходя через завал на пути. Пару раз пришлось встать на четвереньки, чтобы не свалиться с покатой поверхности огромных валунов.

— Знаешь, Эрон, а ведь я не против внимания! Тут довольно скучно без Системы, — говорила она, балансируя на камнях. — Но такое ощущение, что ученые рассказывали не о тебе. Ведь, как по мне, ты ничем не отличаешься от пользователей-мужчин, которых я знала.

— Могу подарить тебе букет леграна. Хочешь? — нашелся я. В голове были совсем другие мысли.

— Нет, лучше оставь себе.

Мы снова шли по ровной земле. Я прищурился: на горизонте было что-то необычное. Приглядевшись, я понял, что из бордового облака опускаются три фиолетовые воронки.

— Ты видишь там вдали смерч? — спросил я, остановившись.

— Да, — ответила Рэйна, сощурившись.

— Не нравится мне это, — угрюмо буркнул я.

— Он до нас не дойдет, — отмахнулась она и со всей силы проехалась ногой по земле. — Лучше посмотри, как красиво! — воскликнула Рэйна.

Пыльца облаком взмыла в воздух и, полетав немного вокруг нас, медленно осела. Я отряхнул одежду и недовольно посмотрел на девушку.

— Скоро будет солнечно, нам нечего опасаться, — добавила она.

Несмотря на появившееся солнце, становилось прохладно.

— Пошли в камнеход, — предложил я, почувствовав мурашки озноба.

— Эрон, нет, я постоянно сижу в жилом модуле. Мне скучно. К тому же мы только вышли на прогулку, — сказала она и, не обращая внимания на мои просьбы, двинулась вперед.

Я последовал за ней.

— Если бы я был один… Но мы вместе. Не хочу рисковать.

— А я хочу! — засмеялась Рэйна. — Давай просто не будем уходить далеко от камнехода, и мы всегда сможем укрыться в нем.

Я обернулся. Камнеход оставался примерно в ста метрах позади нас. Мы вышли из ущелья и уже подходили к массивному дереву. Оно одиноко стояло на пустоши, растопырив в стороны толстые ветки, с них свисали гигантские листья. Они колыхались на ветру, будто белые простыни. Когда я дотронулся до одного из них, то воскликнул:

— Смотри, это же идеальная ткань!

Я уткнулся носом в шелковый лист размером с меня.

— Пригодится в хозяйстве, — отрезала Рэйна равнодушно. Ее реакция меня не удивила. Было бы странно, если бы нам хоть раз понравилось одно и то же.

Я снял с себя рюкзак и бросил его на землю. Аккуратно отделив белый лист от ветки, я расправил его в руках. Теперь, когда он был сорван, белые прожилки окрасились в синий и напоминали тонкие сосуды.

— Это будут мои паруса!

— Ты о чем?

— Я собираюсь отправиться в море.

— А чем не годится настоящая ткань? — удивилась Рэйна. — У нас ее полно.

— А тем, что, глядя именно на эти листья, я понял, чего хочу.

Видимость резко ухудшилась. Я сжал в руках странную находку. Ветер поднимал пыльцу, она, низко стелясь над землей, волнами передвигалась по пустырю. Я понял, что надо уходить. Вдруг внезапный порыв поднял высокий столб пыльцы рядом со мной, и я оказался целиком измазанным в фиолетовой патоке.

— Пора уходить! — сказал я, закашлявшись. — Ну что, доставай респираторы! Может, хоть сегодня нам понадобится что-то из твоего рюкзака, — добавил я с нажимом. Это подействовало на нее. В глазах Рэйны пробежал испуг, и она кинулась к рюкзаку, который валялся на сиреневой земле. Открыв его, девушка запустила руки внутрь и начала поиск.

— Почему так долго? — крикнул я в нетерпении.

Она доставала хлам из рюкзака, складывая все рядом с собой. Вскоре на земле образовалась горка из никому ненужных вещей. Там были компас, аптечка, бинокль, портативный телескоп, навигатор, две рации, аккумуляторы к ним, набор скалолаза, акваланги, надувные жилеты.

Взбесившаяся по воле ветра пыль заметала все эти предметы.

— Или ты сейчас же достанешь чертовы респираторы, или бежим к камнеходу! — крикнул я, оглядываясь по сторонам.

— Я забыла их в модуле, прости! — вдруг сказала она, переворачивая пустой рюкзак вверх дном. Ее виноватый вид ничуть не вызвал во мне жалости. «Терпение», — произнес я про себя и, сорвав с дерева еще один лист, небрежно протянул его ей.

— Возьми и сделай, как я.

С этими словами я накинул белую простыню на голову, обмотав ею нос и рот. Рэйна последовала моему примеру. Воздух окрасился в ярко-фиолетовый. Вдалеке камнеход начинало заволакивать пурпурной пеленой.

— Скорей, — крикнул я и схватил девушку за руку, силой увлекая в сторону ущелья.

— А как же вещи? — жалобно спросила она, оборачиваясь.

— Не до них сейчас!

Я шел впереди и тянул ее за собой. Ветер дул все сильнее, гуляя по пустоши и создавая причудливой формы пылевые облака. Меня душила злость на Рэйну, но я ничего ей не говорил. Ветер теребил ткань на лице, и приходилось придерживать ее свободной рукой. В нос, рот и глаза все равно набивалась цветочная пыль, и мы то и дело кашляли.

В ущелье пыльца будто посыпалась с неба, и нас в считанные секунды замело. Мы задыхались от пыли. Ноги по колено утопали в плотно сбитом фиолетовом месиве, поэтому каждый шаг давался с огромным трудом. Я шел все быстрее, но Рэйна отставала от меня, и мне пришлось взять ее на руки. Стены ущелья скрывались в пурпурной пелене. Теперь можно было видеть только на расстоянии вытянутой руки, и местонахождение машины начинало вызывать тревожные вопросы.

— Как думаешь, мы двигаемся в правильном направлении? — испуганно спросила Рэйна, сильнее обхватив меня за шею.

— Надеюсь, — сухо ответил я.

Глаза щипало, и я пытался протереть их о свое плечо. Ветер срывал мою самодельную маску. Рэйна наконец догадалась мне помочь. Она протянула дрожащую ладонь, и несколько раз провела по моим глазам и поправила простыню.

Щурясь, я вглядывался в пылевые облака в глупой надежде найти глазами стального птенца. Пыльцевая буря разыгралась не на шутку, и меня начинало сносить мощными порывами ветра. С головы вдруг сорвало белый лист, и я оказался отдан на растерзание леграну. Я опустил лицо вниз, чтобы хоть как-то уберечь глаза от обезумевшей стихии.

— Я пойду сама! — вдруг сказала Рэйна и попыталась высвободиться из моих рук.

Я поставил ее на землю и закрылся рукавом.

В нескольких шагах вырисовывались пурпурные скопления, которые скрывали под собой что-то большое. Мы приблизились, и, постучав ногой по твердой поверхности, я сказал:

— Это те самые камни, через которые мы уже перебирались.

— Значит, мы у выхода из ущелья, — обрадовалась Рэйна.

Мы вскарабкались на крупные камни. Сильно закашлявшись от взметнувшихся с них облаков пыльцы, мы на четвереньках поползли вперед. «Рэйна пожалеет, что втянула меня в это приключение… Только бы добраться до дома, и я ей припомню», — думал я. Наконец мы благополучно перебрались через завал, оставалось пройти совсем немного.

— Держись за меня, — проговорил я.

Мы двигались, наклонившись вперед и держась за руку, а свободными ладонями заслоняли лица. Впереди наконец возник наш камнеход, полностью погребенный под пылевыми завалами. Мы расцепили руки и кинулись к нему, поочередно падая в пыльцу. Оставалось всего несколько шагов. Пару раз я чуть не загреб носом землю.

Добравшись до камнехода, мы действовали слаженно и быстро. Рэйна помогла мне откопать дверцу машины. Я рванул за ручку, и в салон тут же ворвался пылевой вихрь.

— Быстрее!

Я подсадил девушку, пропихнув ее в кабину.

— Вот так, — она уселась на широкое сидение, прижавшись к правому краю, чтобы оставить место для меня.

Я подтянулся на руках и запрыгнул внутрь. Пока я садился, отпущенная дверца начала громко хлопать по машине. Ее движение напомнило мне беспокойные взмахи крыльев синих птиц. В кабину продолжала налетать пыльца и клубиться у наших лиц. Я поймал дверь и, несмотря на сопротивление ветра, резко захлопнул ее.

В кабине стало почти тихо. Я включил дворники, они бодро принялись очищать пыльцу с широкого окна. Немного отдышавшись, я обрушился на Рэйну:

— Никогда больше не буду с тобой соглашаться! Говорил же тебе, что пора ехать в модуль.

— Прости, ты был прав, — тихо признала она.

Я резко повернулся и удивленно уставился на нее. Неужели она не стала со мной спорить? Настроение немного улучшилось.

Мы молча сидели, наблюдая, как ветер мотает облака из пыльцы, разбивая их о стекло камнехода. Совсем недавно буря бушевала в моем сердце, а теперь внутри осталась лишь скулящая тоска. Мне не хотелось верить, что навсегда застрял на Спеспереннис — я пока был не готов это принять. Как жаль, что генетики подарили мне иммунитет к леграну, вот бы можно было забыться…

— А ты бывала тут до того, как в тебе выработали иммунитет к пыльце? — вдруг спросил я.

— Да.

— Ты пробовала снимать маску?

Рэйна с интересом посмотрела на меня.

— Да. И я никогда этого не забуду.

— Расскажешь, что ты увидела?

Она помрачнела.

— Это было мучительно. Я попробовала снять респиратор, когда мы с Тоддом Макмилланом были рядом с модулем. Мы стояли прямо у розового дерева, ты понимаешь, о чем я говорю?

Я кивнул.

— У того самого, что растет справа от входа. Незаметно дерево стало зеленым и уже походило на то, что росло в Куанто недалеко от моей хижины. Мне даже на миг показалось, что я вернулась в тюрьму.

Я внимательно смотрел на Рэйну, и мне казалось, что она меня не видит сейчас, так сосредоточен был ее взгляд на чем-то внутри себя.

— Вокруг дерева летали птицы. На нижней ветке я увидела огромное гнездо — в нем маленькая желтая птица высиживала яйца. Вдруг она взлетела, и крупное яйцо начало трескаться. Птица испуганно закричала, и ее ор тут же подхватили другие.

Рэйна провела рукой по лбу и продолжила:

— Все тянулось мучительно долго. Скорлупа не хотела поддаваться, а испуганный хор птиц все пополнялся новыми голосами. Мне было очень страшно. Наконец яйцо лопнуло, и на поверхность выбрался гадкий птенец с блестящими злющими глазами. Он отряхнулся от остатков скорлупы и тут же сбросил клювом яйцо. Оно упало и разбилось о землю. Птенец продолжил освобождать гнездо. Вдруг одно из яиц угодило мне в грудь и, разбившись, растеклось по моему животу жидким месивом.

В глазах Рэйны застыл ужас.

— А потом я оказалась в своей комнате. Все предметы в ней ломались, крушились, взрывались. Понимаешь, они разлетались на части, но ведь такого не бывает в Интеллектуальном мире. Я смотрела на свою комнату и понимала, что все уже не будет как прежде. Мне было очень страшно. А ты? Ты снимал респиратор?

— О да, и я тоже почувствовал страх, — признался я.

— А что ты увидел?

Мне не очень хотелось рассказывать, но я начал вспоминать:

— Какую-то девушку… Она бросилась в озеро и скрылась под водой. Я думал, что она тонет, и попытался ее спасти, но вода оказалась крутым кипятком. Потом я видел сумасшедшую луну и пожар на воде. Вдруг откуда ни возьмись появились люди… Они говорили на странном языке. Помню, мне хотелось их понять. Мне хотелось быть среди них… как они. И казалось: еще чуть-чуть — и я пойму, о чем они говорят, но тогда появились проклятые вороны, они не дали мне разобрать ни слова. Я корчился от боли в ушах и боялся, что эти люди никогда не примут меня к себе. Страх становился невыносимым.

Лицо Рэйны оживилось.

— Эрон, тебе не кажется, что в наших галлюцинациях есть что-то общее? — она сделала паузу, будто пыталась подобрать слова. — А может быть, легран раскрывал перед нами наши страхи?

— Хм… — я задумался и, немного помолчав, произнес:

— Может, это были мечты?

Рэйна посмотрела вопросительно, и я пояснил:

— Все то, чего я хотел, в галлюцинации отравлялось страхом это потерять или не получить.

Она пожала плечами.

— Может и мечты, — согласилась она. — Но знаешь, несмотря ни на что, у меня была надежда, что мучения прекратятся.

— Я тоже на это надеялся…

Мы долго просидели в задумчивости, не обмолвившись ни словом. О, чуднАя неизведанная планета! Как много нам еще предстояло научиться понимать.

Когда видимость значительно улучшилась, мы взяли курс на модуль. Машина осторожно передвигалась в рассеивавшихся остатках пыльцы. Я много размышлял о Малин и пришел к твердому убеждению, что эта дуреха могла бы стать одной из лучших покорительниц джунглей. Все благодаря ее упорному и вздорному характеру. Меня охватила глубочайшая нежность при мыслях о ней. Вдруг Рэйна прервала мои раздумья:

— А когда мы уже приступим к нашим непосредственным обязанностям?

— Это к каким еще? — встрепенулся я.

Опять задания и обязанности! Когда же я смогу перевести дух?

— Продолжение рода, Эрон! — Рэйна возмутилась моей недогадливостью. Она сидела, надув обиженно губы, покачиваясь от пружинящих шагов камнехода. Я закашлялся и, не найдясь, что ответить, расплылся в глупой улыбке…

Глава 18. Зебра хочет мыться, но боится воды

Я лежала на траве, прислушиваясь к звукам. Это был не Дом Культуры, здесь могло быть опасно. Я медленно трогала пальцами влажную траву. Изогнутые корни дерева волнами вились над землей перед тем, как спрятаться в ней. Каждая клеточка пространства дышала, каждый звук и шорох говорили, радовались, волновались, предупреждали. Я пыталась разделить это многоголосье, поющее гимн жизни, на отдельные голоса и одновременно с этим услышать их все вместе в общем хоре.

Глухой треск то и дело вклинивался между птичьим разговором, журчание слышалось совсем близко. Я встала и огляделась. Резные, длинные, широкие, овальные листья на толстых и тонких ветках сразу же окружили меня. Земля была рыхлой, мягкой и влажной. Я наступила на изогнутый корень, и дотронулась до ствола дерева. Ствол оказался шершавым, грубым и твердым. Это не дом Культуры, это тюрьма.

Я услышала шум воды и впереди увидела ручей, вода в нем бежала меж камней просто так, свободно и быстро, за нее никто не требовал плату. Я наклонилась и зачерпнула ее в ладони, умыла лицо и осторожно попыталась отмыть запекшуюся кровь с шеи. Потом достала бутылку, допила последние капли и опустила ее в ручей. Стоя на коленях, склонившись над водой, я ощутила резкую боль в правой лодыжке. Бутылка выпала из рук одновременно с моим криком. Быть может, так чувствуешь себя, когда получаешь сто омолаживающих инъекций без наркоза. Колющая боль поднялась к колену.

Вдруг я услышала мужские голоса, они о чем-то громко обрывисто переговаривались. Наверное, это заключенные. Если они такие же, как Эрон, то бояться нечего. Я села на землю, вытянула ногу и увидела две кровоточащие дырки на щиколотке. От этой картины мне стало жутко, сердце готово было остановиться. Что это?

И тут я услышала сухое шипение в траве. Черная блестящая лента проскользнула между камнями. Прогремел гром. Меня бросило в жар и затошнило. Глаза застилала густая пелена. Гул в ушах сливался с приближавшимися мужскими голосами. Я чувствовала, что отключаюсь. Боль, зверски обжигая и покалывая, парализовала всю нижнюю часть тела.

* * *

Было тепло, и сквозь сон я слышала легкое потрескивание. Я не хотела отпускать ускользающую картинку сновидения, и она задержалась еще ненадолго.

Мы в тропическом лесу. Эрон где-то рядом, но я не вижу его. Наслаждение от его присутствия разливается теплом по телу. «Эрон», — шепчу тихо, продвигаясь в глубь густых зарослей.

— Что она говорит? — слышу я мужской голос.

— Она бредит, — отвечает ему другой, — но думаю, все позади.

— Эрон, — повторяю я громче.

И наконец я вижу его, он стоит совсем рядом, как же я сразу не заметила. Почему он не говорит со мною? Он смотрит своими ясными глазами, на мгновенье я вижу в них озорство, которое сменяется серьезностью и грустью. Он трогает мои ноги, прямо как тогда в бассейне, его руки скользят ниже и останавливаются на моей щиколотке. Пульсирующая боль, вот что я чувствую от этого прикосновения.

— Прекрати, не надо, — кричу я и тут же открываю глаза.

Первое, что я увидела, это было лицо мужчины, склонившегося надо мной. Меня охватил ужас. Он был похож на лохматого зверя. Его всклокоченные волосы были в два раза длиннее моих. Из-под широких бровей на меня смотрела пара черных глаз. Рта его не было видно за густыми седыми усами и бородой. На шее висело ожерелье из белых кривых бусин.

Я рассматривала лицо и пыталась понять, исходит ли от мужчины угроза. Его глаза пытливо изучали меня, потом он положил тяжелую ладонь с широкими, шершавыми пальцами мне на лоб.

— Она очнулась! — громко сказал он, и тут же за его спиной выросла целая толпа волосатых и бородатых мужчин. Их глаза не оставили на мне живого места, они блестели от любопытства и медленно пожирали меня. Эрон был чистым, а у этих — всклокоченные волосы, закопченные лица, грязные плечи и сальные лбы. Некоторые были одеты, как пользователи, а другие были голыми, лишь с бедер свисали странные лохмотья.

Я хотела добраться до тюрьмы, но совсем не думала, что буду делать при встрече с заключенными кибер-преступниками. Я молча рассматривала место, в котором оказалась. Мы находились в темном помещении с серыми каменными стенами и низким потолком. Посередине горел огонь.

— Кто ты и как себя чувствуешь? — спросил один из них. Его тело было покрыто маленькими рыжими пятнами под цвет волос.

— Что со мной произошло? — ответила я вопросом на вопрос.

— Тебя укусила змея.

— Я видела змей в Доме Культуры, они крайне опасны!

— Все позади! Энди отсосал яд из раны. Теперь необходимо много пить, чтобы очистить организм.

— Энди — это я! — буркнул тот, что с ожерельем, откуда-то из-под своей бороды.

— А кто ты?

— Я Малин.

Все молчали.

— Я шла сюда очень долго, уже не помню сколько.

Они продолжали молчать.

— Это тюрьма? — неуверенно спросила я.

Каменная комната тут же разразилась диким хохотом. Смеяться начал тот, что представился как Энди, к нему присоединились остальные. Они стали похожими на животных, извергающих страшные отрывистые звуки. Их широкие спины содрогались от смеха: громкие и тихие, бахающие и бухающие, обрывистые и непрерывные смешки эхом отскакивали от каменных стен.

Когда все успокоились, Энди, вытирая глаза от слез, сказал, с трудом сдерживаясь, чтобы не разразиться этими жуткими звуками вновь:

— Да, это тюрьма, — он сделал паузу и стал серьезен. — Прости, но еще никто никогда не задавал нам этого вопроса.

— С тех пор, как стена упала, нам с Энди только сегодня довелось впервые побывать там, где раньше был электронный шум валидатора, — сказал рыжий. — Мы нашли тебя у ручья недалеко от прежней границы. Ты знаешь, почему стена исчезла?

— Это амнистия! — сказал кто-то, и все снова засмеялись.

— Исчезло все и никто не знает почему! Я проделала длинный путь, чтобы увидеть Эрона Уолкера! — заявила я, решив, что с ними надо быть построже.

— Такого среди нас нет! — сказал кто-то.

— Тогда найдите его, а я подожду здесь.

— Конечно, подожди, — умиротворяюще сказал Энди. — Иннермост, дай воды!

Рыжий по имени Иннермост протянул мне шершавую чашку без ручки. Я выпила воды и попросила еще, а потом еще, и наконец после третьего раза я почувствовала, что немного утолила жажду. Слабость сковывала мое тело, и мне сложно было держать глаза открытыми. Я снова засыпала.

— Что это у тебя? — спросил кто-то.

Приоткрыв глаза, я увидела свою книгу в чьих-то волосатых руках.

— Это древняя книга.

— Я взгляну?

Я сделала усилие, чтобы кивнуть головой и сказать:

— Только осторожно, ее молекулярная структура не запрограммирована, поэтому не защищена от внешних воздействий.

Откуда-то из тепло-желтой пелены доносились обрывки фраз:

Две равно уважаемых семьи

В Вероне, где встречают нас событья,

Ведут междоусобные бои

И не хотят унять кровопролитья.

Я отключалась и уже не разбирала слов, а лишь была рада снова слышать человеческий голос. Мой долгий путь не оставил от меня ничего. Я была раздавлена, вымотана и полностью истощена. Закрыв глаза, я видела только свои ноги и пройденные километры серо-желтой земли. Как только мелькающие картинки уступили место пустоте, я моментально заснула снова.

* * *

Открыв глаза, я увидела прямо над собой потолок из тонких желтых веток. Подо мной была куча листьев и травы, но не зеленых и сочных, как в лесу, а желтых и сухих. Я села. Скомканный парашют был моей подушкой. Я испугалась, что книга пропала, но обнаружила ее под парашютной тканью. Мою щиколотку по-прежнему уродовали две распухшие кровавые отметины.

Комната была настолько мала, что я смогла достать рукой до потолка. В низкое отверстие, служившее дверью, проникал яркий солнечный свет. Я присела и взглянула на новый мир.

Двое мужчин тащили поваленное дерево. Еще один возился рядом на земле. Через мгновенье прямо из-под его рук вылетел легкий дымок. Заключенный склонился и начал дуть. Дым сгустился, и я увидела, как под ним засветился огонек.

— Ты бы ей подмигнул? — крикнул тот, что сидел на корточках на земле. Ветер разносил обрывки смеха.

— Да, но только в интимной кабине, чтобы вы не глазели! — услышала я голос за стеной хижины, тонущий в сухих смешках.

Тяжелые шаги были слышны совсем рядом со стенами комнаты. К бревну подошел еще один волосатый.

— Предлагаю подмигивать по очереди!

— Я первый, — сказал тот, что на земле.

Мне было страшно жить без капсулы безопасности. Здесь от всего исходила угроза: люди, змеи, насекомые. Заключенные совсем не похожи на вымытого, причесанного и прилично одетого Эрона. Кстати, где он?

Просидеть здесь целый день было бы глупо, но и от встречи с этими животными можно было ждать чего угодно. Недопользователи, патлатые дикари, босые преступники. Заблокировать!

Я встала и запустила руку в волосы. Пальцы не могли свободно скользить, как прежде, они натыкались на колтуны, и это причиняло боль. Моя полосатая пижама-зебра была помятой и запачканной в дорожной пыли, на коленке я увидела дырку. «Хорошо, что здесь нет зеркал, — подумала я, — вид дикарки испугал бы меня. А чем я, собственно, отличаюсь от заключенных?»

Нагнувшись в низкое отверстие, я постаралась осторожно вылезти, чтобы не повредить эту хрупкую комнату. На улице было еще жарче. Я встала на цыпочки и потянулась. Отлепив волосы от потной шеи, я закрутила их в жгут на макушке. Рассматривать грязь при свете дня было противно. Мне захотелось принять душ. Я заметила множество липких глаз, прикованных ко мне, но заключенные их тут же отвели и, как ни в чем не бывало, продолжили заниматься своими делами.

— Смотрите, какая пугливая зебра тут нарисовалась, — сказал грубый голос, и вмиг животный гогот дружно поддержал его.

Я медленно пошла вперед. Все были чем-то заняты, суетились вокруг своих тюремных, неизвестных мне дел. Все предметы, которыми пользовались заключенные, были некрасивыми и грубыми. Изогнутые коричневые палки валялись на земле, мужчины натягивали серые длинные веревки между ними. Пахло горелым.

Подойдя к заключенному, который сидел на земле у дымящейся кучи веток, я спросила, стараясь говорить как можно ласковее:

— Где тут можно помыться?

Он приподнял голову, сделав вид, что только сейчас заметил меня. Глаза его ехидно блеснули, а потом снова уставились в землю.

Я решила попытать счастья у того, который замахивался странным предметом над бревном. Он нагибался и разгибался, превращая бревно в щепки.

— Мне бы принять душ, — сказала я, стараясь говорить уверенней.

Он, не отрываясь от работы, молча взглянул на меня, а потом вытер пот и перестал наконец модифицировать бревно.

— Эй, вы слышите, зебра хочет в душ! — смех вырывался из грубых глоток. — Уолтер, ты вроде на рыбалку собирался, захватишь с собой дамочку? — крикнул он в сторону хижин.

— С удовольствием, — донесся голос из хижины, а потом вылез и сам Уолтер. Длинные волосы, свисавшие по краям лысой головы, доставали ему до пояса. Острые колени и локти согнулись в каком-то неестественном движении. Мне стало противно. Он снова нырнул в хижину, а когда вылез, держал длинную палку.

— И я собирался на рыбалку, — сказал кто-то из соседней хижины.

Человек, управлявший дымом и огнем, тоже заговорил:

— И я иду, почему только Уолтер?

— Подождите нас, — раздалось сзади еще несколько голосов.

«Видимо, душ находится там же, где и рыбалка», — подумала я. Желание отмыться заставило меня пойти за ними. Было неприятно ощущать на себе их потные взгляды, слушать пошлые шутки и раскатистый смех. Недопользователи шли впереди большими быстрыми шагами. Я плелась сзади и внимательно сканировала землю, чтобы не наступить на змею. Вскоре мы пришли к воде, и заключенные начали готовить мне ванну. Одни суетились вокруг квадратной бревенчатой поверхности, выталкивая ее на воду, другие возились со своими палками и сетками — набор некрасивых вещей всегда был у них под руками.

По берегу росли деревья, и я спряталась в их тени. Густая трава скрывала ступни, и мне стало страшно, ведь именно в такой зелени меня укусила змея. Я стояла и ломала голову над тем, как бы ухитриться принять душ на этой плавучей поверхности. Бревна держались на воде, прямо как надувной матрас в моем бассейне.

— Ну что, кто тут хотел мыться? Все готово!

Белые зубы на загорелых лицах скалились на меня.

— Иди сюда! — громко сказал Уолтер.

Я подошла ближе к берегу.

— Сюда, сюда, садись на плот, — он показал мне рукой, что надо зайти прямо в воду и сесть на жесткий матрас.

— Зебра хочет мыться, но боится воды! — услышала я смех.

Я сделала первый шаг в озеро. Дно было теплым, мягким и рыхлым. Я шла прямо к омерзительному Уолтеру с мокрой лысиной и редкими волосами, свисавшими в воду. Он вытянул вперед руку, и мне пришлось схватиться за длинные жилистые пальцы. Через несколько мгновений его руки подхватили меня, и я была уже на плоту.

Моя пижама стала мокрой и тяжелой, штаны прилипли к ногам. Уолтер сел рядом и, оттолкнувшись от берега длинной палкой, стал двигать плот. На середине озера он вдруг спрыгнул в воду, оставив палку лежать рядом со мной. Я старалась не двигаться, потому что каждое движение делало плавучую конструкцию еще более неустойчивой. Замерев, я вопросительно смотрела на лысину Уолтера, которая мелькая в воде, приближалась к берегу.

— Как тебе такая ванна?

— Крикнешь, как помоешься! — разносились смешки над водой.

В горле защекотало, и слезы накатили на глаза. Мне стало страшно.

— В черный список вас! — крикнула я, но никто не обратил внимания. По колено в воде дикари шли вдоль берега, волоча за собой свои уродливые палки.

«Интересно, водятся ли в воде змеи?» — вдруг пришла мне в голову неприятная мысль. Через некоторое время я поняла, как правильно держаться на неудобном матрасе, чтобы он не двигался подо мной. Страх постепенно отступил, и я заскучала.

Склонившись над краем, я зачерпнула воду в ладони и намочила горячую голову. С гудением, жужжанием и бубнением насекомые кружились над озером. Одни мелькали, как аэро в скоростном режиме, другие пользовались функцией стоп-релакс, третьи совершали бестолковые круговые движения. Мокрая и прилипшая одежда мне была совсем не противна, наоборот, прохлада от нее освежала под палящим солнцем. Голос с берега вдруг нарушил эту плавящуюся тишину.

— Эй! Ты что там делаешь?

Не дожидаясь ответа, заключенный стремительно зашел в воду и поплыл в мою сторону. Наконец молодое лицо, не обезображенное свисающими волосами, поравнялось с деревянным матрасом. На мокрых ресницах блестели капли.

— Как ты тут оказалась? — повторил он, устроившись рядом со мной на плоту. Я не ответила, ожидая услышать очередную усмешку в свой адрес. Немного помолчав, как будто прислушиваясь к голосам заключенных, доносящихся с берега, он добавил: — Все ясно! Не обращай на них внимания!

— Грязные недопользователи! — прорычала я сквозь зубы. — Я всего лишь хотела помыться.

— Миллениум! — сказал он.

— Что?

— Это мое имя!

— А я Малин.

Он взял палку, оставленную Уолтером, и стал отталкиваться ею от воды. Мы поплыли к берегу.

— Я тут недавно. Они проделали со мной то же самое, — он тяжело дышал, управляя плотом. А потом вдруг остановился, и добавил:

— Они тебя проверяют. Это испытание водой. Когда я был на твоем месте, мне никто не помог. Чтобы выбраться из озера, я попытался грести, но не справился с веслом и плюхнулся в воду. Именно тогда я и научился плавать. Хочешь совет? Не обращай внимание и не плачь. Они учат тебя новой жизни. Грубо. Но они по-другому не умеют. Поживешь тут дольше — поймешь.

— А почему они все время смеются надо мной?

— Да они все просто хотят тебя, а оттого их методы будут еще злее. Ты либо сломаешься, либо станешь первой женщиной в тюрьме.

Мы приплыли к берегу. Парень спрыгнул в воду и, находясь в ней по пояс, снял меня с плота.

— Хотя я думаю, ты не сломаешься! Скоро все изменится, — сказал он, когда мы были уже на песке.

Мои штаны сваливалась под тяжестью воды. Я сжимала ткань двумя руками и, скручивая ее, смотрела, как ручьи стекают с краев.

— Я помогу тебе освоиться, точно так же, как помогли и мне. Аэр научил меня многому. Правда, однажды он побил меня, но и это было по делу. Жаль, что сейчас его нет с нами. Он бесследно исчез.

— Но я хочу, чтобы дикари сразу стали относиться ко мне с должным уважением! У меня высокий рейтинг.

— Здесь твой рейтинг не в счет. Сначала рыбалка — потом рыба.

— Что ты сказал?

— Уважение надо сначала заслужить.

— Я не о том. Эту странную фразу повторял Эрон, он был одним из вас.

— Одним из нас, говоришь? Опиши его.

— Он высокий, его глаза… — я так долго не видела его, что не могла вспомнить цвет глаз. — У него есть шрам на шее.

Миллениум поднял подбородок и прочертил пальцем длинную линию от уха до ключицы.

— Вот здесь? — спросил он.

— Да, — ответила я.

Он замер, раскрыв свой белозубый рот:

— Так это же Аэр!

— Аэр?

— Да, так называлась вредоносная программа, созданная им, и такое же имя он получил в тюрьме. Выходит, что Аэр и Эрон это один и тот же человек, — сказал Миллениум. — Откуда ты его знаешь? — удивленно уставился на меня он.

— Его выпустили из тюрьмы для участия в генетическом эксперименте. Уж очень хороши его гены. Нас свели ученые, и теперь я беременна. А он исчез!

Миллениум просиял:

— Значит, в тюрьме появится первый ребенок, — глаза парня теперь по-другому смотрели на меня. В них читалось почтение.

Мы молча шли рядом. Я очень расстроилась, что забыла цвет глаз Эрона. В голове всплывали воспоминания в виде мозаики из моих ощущений, его прикосновений и слов. Я видела его в каждом солнечном луче, каждом зеленом листе, но его глаз вспомнить не могла.

Массивное дерево лежало на земле, перегородив нам путь. Я провела рукой по мху на его ветках и спросила:

— Теперь оно неживое?

— Да, — ответил Миллениум, — оно стало сухим и трухлявым, смотри, — и он ударил по дереву ногой со всей силы, так что потрескавшаяся кора в середине отвалилась. — Теперь его можно забрать в лагерь, и оно будет отлично гореть.

— Это муравьи, правильно? Но что это белое у них?

— Да, муравьи, а белое — это яйца. Они думали, что хранят их в надежном месте, но я все испортил. Посмотри, как они теперь будут суетиться вокруг них.

Я впервые видела муравьев живьем, а не на экране. Под сбитой Миллениумом корой ползали существа размером с родинку на моем плече. Я не могла их приблизить, в таком виде они мне понравились гораздо больше. Что-то черное просвечивало сквозь белые продолговатые яйца. Маленькие муравьи носились вокруг своего будущего потомства.

Мне еще многому надо будет научиться у всех этих живых существ, обитающих вокруг. Вдруг в мою голову закралась неожиданная догадка: выходит, и мне придется оберегать своего ребенка? Как я буду это делать в мире, где сама боюсь каждой букашки?

* * *

Я лежала в хижине в абсолютной темноте. Никогда бы не поверила раньше, что ночь бывает настолько черной. Из-за стен раздавалась нудная песня каких-то насекомых. Я слушала, пытаясь задремать, но страх и одиночество внутри шептали слишком громко.

Испуганный разум проваливался в усталое забытье, и я на время засыпала, но то и дело широко открывала глаза и таращилась в темноту.

— Ни звука, — услышала я шепот сквозь сон и тут же почувствовала грубое прикосновение к животу.

Я вскрикнула, садясь, но огромная ладонь c силой накрыла мне рот и сдавила горло. Другие руки уложили меня на спину и начали ощупывать. Я издала придавленный звук и стала рычать изо всех сил, извиваясь на земле. Снаружи послышались голоса, и проклятые руки мгновенно меня отпустили. Я снова села, тяжело дыша.

— Какого черта здесь происходит? — услышала я голос Энди рядом со своей хижиной, и тут же огненный факел осветил темноту. Я никак не могла отдышаться, слова застряли в груди.

— Тебя кто-то тронул? — спросил Энди, заглядывая в жилище.

Я молча кивнула.

— Вставай и выходи наружу, — сказал он и исчез в темноте.

— А ну подъем, жалкие насекомые! — услышала я его рев.

Снаружи было тепло и сыро. Я неуверенно вышла и встала рядом с хижиной, боясь отойти от нее. Энди вставлял зажженные факелы в частокол, ему помогал рыжий парень. Напротив жилищ выстроилась огненная линия света, и я смогла рассмотреть лица заключенных. Мужики толпились, сонно зевая, поглядывая на меня и переминаясь с ноги на ногу.

— Выходите все, нечего прятаться, как трусливые крысы! — громко крикнул Энди. Я даже съежилась, почувствовав злость, запечатанную в его голосе.

— Живее, выходите, — командовал он, и во дворе прибавлялось все больше недовольных заключенных.

— Что случилось, в чем дело, — небрежно кидали они, с презрением на меня оглядываясь.

Я пыталась пересчитать заключенных, беззвучно шевеля губами. Ничего не получалось. Я отвлекалась на шум и постоянно вздрагивала от любого резкого жеста дикарей. Наконец все собрались, выстроившись вдоль линии факелов. Энди стоял напротив них и впереди меня.

— Девчонка, иди сюда, — крикнул он мне, обернувшись.

Я сжала запястье правой руки и осталась на месте.

— Не бойся, подойди и встань со мной рядом, — строго сказал он. Вспомнив, как страшно на меня разозлился Эрон однажды, я решила повиноваться и направилась к нему.

Передвигаться босиком по дикой земле оказалось очень больно, что-то резало мне ступни, и я шла, прикусив нижнюю губу. Я встала рядом с Энди и опустила глаза, чтобы не смотреть на нахальные бородатые лица.

— Кто это сделал? — строго спросил Энди.

Все молчали. Я украдкой подняла глаза и обнаружила, что все внимательно смотрят на меня.

— А что произошло? Нас разбудили и подняли среди ночи, — сказал уверенный голос.

— Тот, кто виноват, прекрасно знает, о чем я говорю. И вот я пытаюсь угадать, кто же этот размазня!

Мне хотелось провалиться сквозь землю, чтобы не чувствовать злые взгляды, направленные на меня сейчас. Казалось, что каждый сейчас меня ненавидит.

Энди отошел от меня, и я осторожно подняла глаза, чтобы увидеть, что он делает. Старик подошел к мужикам поближе и начал медленно двигаться вдоль линии факелов, заглядывая в лица заключенных. Я почему-то осмелела, и тоже стала на них смотреть. Мне казалось, что я смотрю глазами Энди. Одни заносчиво ухмылялись, другие устало ждали своей очереди, подняв глаза кверху, остальные стояли с каменными лицами.

— Все тут хотят спать. Может, побыстрее закончим этот цирк? Кто ворвался в ее хижину?

— Да кто признается-то? Мы попусту тратим время, — сказал молодой парень с темными волосами.

— Я выясню, кто эта сволочь, — прошипел Энди. — Она моя женщина!

Я вздрогнула и уставилась на старика. Он по-прежнему стоял спиной ко мне, поэтому не увидел моего вопросительного жалобного взгляда.

Заключенные начали гоготать.

— Ш-ш-ш… Никто не смеет прикасаться к девчонке! Иначе я оторву этой размазне его причиндалы собственными руками!

Я чуть не прыснула от смеха, представив эту картину, но тут же собралась и натянула серьезную мину.

— Пойдем, — взял меня за плечо Энди, увлекая в свою хижину.

Теперь мне было уже не смешно, и я шла за стариком, слыша смешки и шепот за спиной. Когда мы оказались внутри, он схватил охапку сухой травы и бросил в угол хижины.

— Ложись, — сказал он, устраиваясь в другом конце хижины.

Я молча легла на траву. Когда прошло немного времени и все вокруг стихло, я затряслась в своем углу. Меня душил беззвучный плач…

Глава 19. Парус

Вначале оно будет втягивать в себя как можно больше влаги и набухать. Это означает, что внутри уже развивается зародыш. Он начинает интенсивно поглощать кислород. Потом он прорастает, пробив кожуру и выкинув наружу маленький корень, а вскоре, набравшись сил и уверенности, выпускает на поверхность юный трепещущий стебель. Меня всегда восхищало таинство появления жизни. Недавно я посадил семена во впервые вспаханную землю Спеспереннис, а теперь наблюдал побеги.

— Эрон, ты снова не застелил свою кровать? — услышал я крик из открытого окна.

Я вздрогнул и поднялся на ноги, машинально бросив взгляд на маленькую грядку, которую разбил под окном жилого модуля.

— Сейчас застелю, — ответил я себе под нос.

Рэйна высунулась из окна, и ее пушистые кудри непослушно приземлились на глаза и губы:

— Иди в дом! Ты к тому же обещал прибить полки в моем шкафу!

Мой спальный отсек находился у выхода из модуля. Я подошел к своей кровати и взялся за покрывало. Здесь не было компьютерных сущностей — помощников по дому, и всю домашнюю работу приходилось выполнять самим. Даже в тюрьме жизнь была проще, чем на Спеспереннис. Потому что в Эль-Пасо не было этой неуемной молодой женщины, из-за которой теперь моя голова постоянно шла кругом.

— Эрон, что ты делаешь? Покрывало нужно класть другой стороной!

Я вздрогнул. Рэйна уже стояла у меня за спиной. Она выхватила покрывало из моих рук и начала застилась постель.

— Зачем ты попросила меня это сделать, раз знаешь, как лучше? — бросил я раздраженно и пошел прочь из спальни.

— Почему опять ты оставил на полу свои грязные носки? — вдруг услышал я по пути на кухню.

Я стал наливать кофе из автомата. Рэйна была уже тут как тут и с неодобрением следила за тем, что я делаю.

— Да что ты все время ко мне цепляешься? — не выдержал я, наполнив свою кружку.

Она сердито посмотрела на меня и приподняла и без того изогнутую бровь.

— Потому что столько невыполненных дел! Ты берешься за все сразу и никогда не завершаешь начатое! Помнишь, вчера ты должен был наладить сеть между компьютерами в модуле. Ты это сделал? Нет! — вдруг закричала она. — А неделю назад мы договорились, что ты починишь туристическую капсулу! Но где там! Она до сих пор припаркована у скалы. Ладно бы капсула! Ты даже не можешь убрать свои грязные носки.

— Тебе всегда мало! Я не успеваю закончить одно поручение, как за ним тут же следует другое! Оставь меня в покое! — перешел и я на крик.

Она поправила густую копну кудрей. Рэйна всегда запускала руки в волосы, когда начинала нервничать.

— Как ты не понимаешь! Это все для того, чтобы нам было комфортно, и мы бы ни в чем не нуждались. Я просила тебя прибить новые полки в моем шкафу, почему ты этого не сделал?

— Ах, полки? Пойдем со мной, — сказал я сердито и, захватив с собой кружку, пошел в ее сектор.

Она последовала за мной.

— Ты критикуешь меня? — с вызовом спросил я и демонстративно распахнул шкаф в ее спальне. Он был набит пестрыми тряпками.

— Здесь ты хотела повесить полки?

Она кивнула. Я схватил свободной рукой первое попавшее платье на вешалке.

— Ну, куда ты пойдешь в этом? Может, прокатимся на камнеходе сегодня вечером? А этот костюм? — спросил я, схватив другую вешалку. — Может, наденешь на охоту? Для кого ты притащила все эти шмотки на необитаемую планету?

Я бросил одежду на пол и случайно пролил кофе на подушку-домового. Рэйна вскрикнула, но осталась стоять у двери, опасливо на меня поглядывая. С Земли она приволокла огромную коробку своих незаменимых вещичек. Это были точно воссозданные копии ее барахла.

— Если бы я знала, какой ты на самом деле, никогда бы не согласилась на этот эксперимент, — вдруг выдавила она. В ее глазах стояли слезы.

Мне тут же стало ее жаль, но я не смог сдержаться и ответил:

— Зря ты согласилась. Возможно, другой сумасшедшей они бы не нашли, и мне бы не пришлось тут застрять.

— Ах, так? Значит, тебе со мной плохо?

Я пожал плечами. Когда она переходила к таким вопросам, все обычно заканчивалось слезами. Поэтому, я решил ничего не отвечать и, хлопнув дверью, покинул дом.

Я шел по берегу, а мысли гудели в голове. Система уничтожена… Все произошло по моему сценарию… Так отчего же так горько? Это и есть вкус сбывшейся мечты или мне осталась только горечь послевкусия? Для чего я все разрушил? Считал, что именно Система лишает меня свободы… Здесь, на Спеспереннис, ее нет, но я все равно как тигр в клетке. Система тут не при чем… и люди тоже. Я сам пожиненный узник самого себя…

Я вытолкал плот на воду, пробежал пару метров и, держась, взобрался на его покачивающуюся поверхность. Быстро привыкнув к качке, я поднял паруса и отправился в море. Чайки кричали, низко летая над головой. В спину дул легкий южный ветер. Мне было все равно куда плыть, и я, повинуясь его желанию, двинулся на север.

После всего, что мне пришлось пережить, моя жизнь превратилась в череду бессмысленных ссор и обид. Мы с Рэйной были обречены постоянно мучить друг друга. Теперь я вполне убедился в правдивости слов Тодда Макмиллана. Мужчина и женщина — это параллельные прямые, между ними всегда будет существовать непреодолимое расстояние.

Я посмотрел на небо: ярко-фиолетовые облака на бледно-сиреневом полотне. Возможно, я когда-нибудь привыкну к пурпурному небу вместо голубого и к чужому солнцу вместо земного. Я знал, что смогу приспособиться. И, возможно, когда-нибудь назову Спеспереннис своим домом. Но как я боялся забыть ее лицо и любимое имя… «Ма-лин», — сказал я одними губами. Ее имя — это ведь все, что у меня осталось. В груди стало тяжело, как будто камень на нее положили. «Загляните в виртуальный магазин „Вселенная“», — вспомнил я ее смеющееся лицо. Моя девочка, простишь ли ты меня? Я и так уже наказан. Как я боюсь, что однажды безнадежная пустота и безразличная тишина, по обыкновению заглянув в мою душу, останутся там, а я смирюсь с их компанией. Смирюсь и перестану вспоминать тебя…

Паруса лениво раздувались, захватывая неторопливый ветер в плен. Синее море поблескивало на солнце. Оно было настолько ровным и спокойным, что меня начало клонить в сон. Я находился недалеко от берега на мелководье. Наскоро опустив паруса, я выкинул в море привязанный к плоту парашют. Он наполнился водой, став неплохим плавучим якорем. В прозрачной воде было видно, как он раздулся, уйдя под воду примерно на пару метров.

Я прилег и закрыл глаза. Раздражение после ссоры начинало отступать. Легкое покачивание убаюкивало меня, и вскоре я задремал. Мне снился полет на аэро, оно плавно и уныло планировало в воздушных потоках, оставаясь на одном и том же месте, отказываясь двигаться в пункт назначения. Вдруг я резко очнулся от того, что меня окатило водой. Сев на плоту, я начал искать глазами берег, но он оказался так далеко, что едва был различим на колышущемся горизонте.

Ветер внезапно усилился, и темные волны, гонимые им, начали раскачивать плот. Мачта поскрипывала и гнулась. Я смотрел на узкую полосу, что считал берегом, меня уносило куда-то в сторону параллельно к ней. Вдруг веревка, державшая парашют, шумно оторвалась, и я понесся еще быстрее.

Пурпурное небо темнело, наливаясь бордово-красным. Море вздымалось буграми. Волны росли друг за другом, и вода все чаще и чаще обрушивалась на меня мощными ударами. Плот метало из стороны в сторону, и я чуть не свалился за борт. Держась за мачту, я нащупал веревку и крепко привязал себя к деревянной конструкции.

Свирепое море швыряло меня жалкой щепкой. Дикие волны пенились, пугали, ошеломляли. Ветер, вихрем ворвавшись в мою грудь, вздымался во мне, вызывая ярость и злость. Я становился частью этой бури, я дышал с ней в унисон. У нас с ней было одно сердце, одни глаза. Мы слились воедино.

…Но потом меня отпустило. Я уже не верил, что вернусь назад. От холода сводило скулы. Вода постоянно попадала в нос и рот, и я сплевывал, чувствуя сильную тошноту. В голове крутились мысли только о Малин. Я представил ее лицо, и улыбка сразу ожила на моих губах.

Неподалеку собиралась волна. Обещая стать огромной, она быстро надвигалась на меня. Я лежал, привязанный к мачте, вдвое согнувшись вокруг нее. Когда волна была уже на полпути, я зажмурился. Страшный удар обрушился сверху.

* * *

В открытое настежь окно мирно кричали чайки.

— Эрон, ты очнулся! — в глазах Рэйны я увидел тревогу, смешанную с радостью. Ее волосы были спутаны, на щеках следы грязи. Мне было приятно видеть ее лицо.

— Где ты так испачкалась?

— Ты идиот, Эрон! — воскликнула она, дав мне подзатыльник. — Ты так напугал меня вчера! Я думала, что сойду с ума, пока тебя ждала на берегу. Не поступай так больше со мной!

— Пожалуй, не буду, — ответил я.

Мои тело и голова были налиты свинцом, но кажется, все было позади, и я легко отделался.

— Я плохо помню… Как я здесь оказался?

— Тебя, привязанного к мачте, прибило к берегу!.. Я оказала первую помощь. Вот тогда мне и пригодился рюкзак. Ты долго кашлял, выплевывая воду. Потом я погрузила тебя в камнеход и, отпоив лекарством от Ста болезней, привезла домой. Ночью у тебя началась лихорадка, но скоро таблетка подействовала, и после этого ты пошел на поправку.

— Что бы я без тебя делал?

Она улыбнулась, и я понял, что счастлив снова видеть эту улыбку. Окружающая действительность больше не казалась мне такой уж отталкивающей. Отнюдь! Все будто заиграло какими-то обновленными, яркими цветами — необычными, волнующими оттенками, дотоле ускользавшими от моих глаз. Я жив, и я существую… Не в этом ли смысл? Мне захотелось разделить светлое чувство, переполнившее меня, со всем миром, но, к сожалению, на Спеспереннис были только мы вдвоем. «Пожалуй, пора исправлять эту ситуацию», — подумал я.

Мы медленно шли по берегу, оставляя следы на песке. Море было спокойным.

— Меня радует, что небо здесь бывает голубым. Я боялся, что оно всегда сиреневое, — сказал я, щурясь на горизонт.

— Все еще скучаешь по Земле?

— Конечно, прошло еще так мало времени!

— Действительно мало, — согласилась она. — Но мне туда уже и не хочется. Жаль, что нет связи с людьми. Я бы попросила прислать побольше попкорна. Еще мне надоело жить в модуле. Там все такое белое и холодное.

Я улыбнулся и обнял ее.

— Ни о чем не переживай. Я построю для нас дом своими руками.

После этих моих слов Рэйна замолчала и о чем-то задумалась. Солнце всходило над морем, из ясной синевы пробивались первые неуверенные лучи…

Глава 20. Босые ноги

Утром я с трудом разодрала слипшиеся глаза. Хижина была полна света. Энди спал, лежа на спине. Морщинистая, обожженная солнцем кожа лица местами проглядывала из-под седой бороды и усов. Сухие губы были раскрыты. Крупные оранжевые пятна на голой груди спускались на дряблый живот. Худые ноги и руки были покрыты уродливыми язвами и синяками. На бедрах чернела грязная повязка. Неужели и меня ждет старость? В нашем мире таких стариков и не бывает. Меня передернуло, и я отвернулась.

Вспомнив события прошлой ночи, мне стало стыдно. Я не хотела выходить, но и лежать тут бесконечно, глядя на старика, было не лучше.

— Де… вочка, — вдруг услышала я кряхтящий, сдавленный голос. Энди приоткрыл глаза.

— Принеси мне воды, — протянул он.

Только сейчас я заметила, что его трясет, а лицо и грудь покрыты потом. Он смотрел на меня воспаленными красными глазами, облизывая сухие потрескавшиеся губы. Я испугалась и застыла, не зная, что делать.

— Ну, давай же, — прохрипел он, — что уставилась?!

Я мигом вылезла из хижины. Солнце было уже высоко, и я почувствовала его тепло на щеках. Во дворе я увидела двоих. Один стоял рядом с соседней хижиной — он был в набедренной повязке, с голой спиной, а другой чуть поодаль — в шортах и футболке. После вчерашней ночи мне не хотелось разговаривать ни с кем, но, пересилив себя, я решила обратиться к тому, кто был в приличной одежде. Я подошла к нему и выдавила нахальное: «Эй». Он повернулся. Я увидела красивое загорелое лицо без бороды.

— Там Энди… Ему плохо… — сказала я неуверенно.

— Женщина, что ты сделала с ним в эту ночь? — усмехнувшись, спросил другой, приближаясь к нам.

— Это началось утром, — ответил красивый, — две-три недели, и приступ пройдет. В эти дни он обычно не может ходить, его спина и ноги ни к черту.

— Хорошо, что у него есть женщина, — ответил второй, давясь от смеха. — Теперь есть кому за ним ухаживать, пока мы охотимся.

Оба заключенных разразились смехом. Вдруг красивый добавил:

— Ему надо много пить, когда его начинает лихорадить, прикладывай мокрое на лоб и грудь. Если появится аппетит, принеси ему банан.

— Он хочет пить, — пролепетала я, стараясь не смотреть им в глаза.

— Держи, этого пока хватит, а потом пойдешь к ручью, — он протянул мне странную чашку.

— Эрроу, пойдем, — позвал полуголый, и они ушли.

Я, медленно ступая, направилась к своей хижине, стараясь не разлить до краев налитую воду. Энди лежал, прикрыв глаза.

— Эй, — тихо сказала я.

Старик не реагировал. Тогда, стараясь на него не смотреть, я слегка тронула его за худое плечо. На ощупь кожа старика была не такой уж противной. Он, кряхтя, привстал и, припав к чашке, долго пил, не глядя на меня, а потом лег и моментально заснул. Я села на свою постель, уставившись перед собой. Что мне теперь делать? Сидеть целыми днями возле него, словно Хакли. Я легла и свернулась, поджав ноги.

Вдруг я услышала шаги, и чьи-то волосатые руки опустили в отверстие хижины фрукты, лежащие на длинной зеленой тарелке в форме листа. Когда шаги удалились, я вскочила и втащила фрукты внутрь. Оказалось, что тарелка и вправду огромный зеленый лист. На ней были бананы, что-то оранжевое, большое и вытянутое, круглый зеленый фрукт с плотной кожурой, кокос и — о, ужас! — насекомые. Они извивались, сваленные в высокую горку. На белых сеченых жирных телах было по два огромных черных глаза.

Я вскрикнула, сбросив насекомых на землю. Бананы оказались незрелыми. Мне не понравился их блеклый цвет, и я решила начать с чего-то другого, пусть незнакомого, но более привлекательного на вид. Я взяла круглый зеленый фрукт. Грубая кожа диковинного плода не позволяла добраться до мякоти, а очистить ее руками у меня не получилось. Чем сильнее я старалась вонзить свои ногти в него, тем больше мне хотелось именно этот бронированный шар. Паника охватила меня — вот и долгожданный завтрак, но справиться с распаковкой мне не под силу. Я со злостью бросила фрукт на землю, уже потянувшись за некрасивым бананом, как вдруг черный острый предмет, лежавший рядом с Энди, привлек мое внимание. Осторожно взяв его в руки, я стала отковыривать толстую кожицу. Она поддавалась с трудом, но после долгих усилий я увидела желтую мякоть. Положив небольшой кусочек в рот, я ощутила сладко-сочный вкус и свежий аромат. Синтетические фрукты гораздо вкуснее, чем этот натуральный. Но я была настолько голодна, что даже он показался мне довольно вкусным…

* * *

Совершив несколько походов к ручью, я поняла одно: трогать нельзя ничего, потому что оно может зашевелиться, поползти, укусить или просто быть липким, грязным, острым. Получив массу царапин, порезов, ожогов и укусов насекомых, я твердо усвоила эту простую истину. Несмотря на то, что жизнь в тюрьме была ужасно тяжелой, это все равно было лучше, чем существование в опустевшем деинсталлированном мире. Лихорадка не отпускала Энди. Он изредка просил пить и почти все время спал. Миллениум показал мне, как правильно и безопасно держать нож и разрезать парашютную ткань. С помощью ножа я отрезала от парашюта куски ткани, мочила их в воде и прикладывала к горячему лбу Энди. Мы часто ели рыбу, а из нее приходилось удалять кости — этот процесс я плохо освоила и однажды за ужином сильно порезалась. Одну порцию всегда оставляли Энди, и я послушно несла ее в хижину.

Спать на земле было ужасно неудобно, функция массажа отсутствовала. Я все больше скучала по Хакли, который создавал комфорт для меня каждую секунду. Вот уже два дня по вечерам, когда солнце садилось, Энди открывал глаза и старался привстать.

— Подойди-ка, — говорил он мне и, схватившись за мою руку, кряхтя, вставал на четвереньки, и выползал из хижины.

— Ну что за размазня! — ругался он на себя, а потом звал меня: — Эй, девочка!

Опершись на меня, он медленно шел. Я держала его под худой тяжелый локоть и чувствовала силу в этом сраженным болезнью старом теле. Я узнала, что те уродливые насекомые — вкуснейший деликатес для многих заключенных, но все же отказывалась их есть.

— Подай, девочка, мне эту жирную личинку, — говорил Энди, морщась от боли.

Я помню, как впервые прикоснулась к склизкому, мерзкому тельцу насекомого. Моя рука задрожала, и я с трудом сдержала позывы рвоты. Личинка шевелилась, зажатая между пальцев.

— А теперь накорми меня, — сказал он, улыбаясь, обнажив сгнившие зубы.

Я просунула часть насекомого ему в рот и ждала, пока он захватит губами оставшуюся часть личинки. От вида моих страха и отвращения глаза Энди наполнились счастьем. Старик получал истинное наслаждение, глядя на мои мучения, и от этого был противен мне вдвойне.

Я никогда бы не подумала, что настанет время, когда у меня не будет возможности увидеть свое отражение в зеркале. Тут у меня не было зеркала, и приходилось приводить себя в порядок, глядя в воду. Сегодня утром на озере я склонилась над своим отражением и дотронулась до него. По воде побежала тоненькая рябь, исказив мое лицо еще сильнее.

— Ты хорошенькая, — услышала я голос из-за спины и обернулась.

Передо мной стоял темноволосый парень. Он был самым аккуратным из всех заключенных: всегда гладко выбрит, в нормальной человеческой одежде. Я смутилась. Теперь в каждом из заключенных я подозревала кого-то из своих обидчиков. Парень улыбался.

— Я Эрроу.

— Малин, — ответила я, смерив его недовольным взглядом, и поднялась с колен. Я уже некоторое время носила на себе платье-кимоно из парашюта, потому что берегла свою пижаму.

— Я знаю, — ответил он. — Кстати, мы с Аэром были друзьями. Ты можешь на меня рассчитывать.

— Это ты приносишь фрукты в нашу хижину? — осмелела я.

Он еще шире заулыбался.

— Да, это я.

Новый мир требовал новых знаний, которые были недоступны в Доме Культуры. Слишком синее небо или слишком желтые бананы, под цвет солнца, на инсталляциях не шли ни в какое сравнение с тем, какие краски подбирала природа. К сожалению, вся эта красота для такого неопытного пользователя, как я, скрывала сотню опасностей, поэтому наслаждаться пока не получалось. Мне было жарко днем, неудобно спать в тесном гамаке, я не умела плавать и разводить огонь, вздрагивала от каждого шороха при мысли, что это может быть змея, боялась насекомых, на которых никто не обращал никакого внимания. Никогда не думала, что жизнь может быть такой сложной, и что каждый день будет даваться таким трудом.

* * *

— Без Энди как-то скучно, — сказал рыжий. — Сколько он уже болеет?

— Четвертая неделя, — ответила я, не отрываясь от шитья нового парашютного платья. Белой ткани хватало на целый гардероб.

Я уже меньше ранила пальцы, и работа продвигалась гораздо быстрее, чем в первые мои попытки. Сейчас нас было всего пятеро у костра. Рядом со мной сидел Миллениум. Он был моим «неоперившимся учителем», так теперь называл его Энди. Эрроу сидел напротив и швырял ножиком в начерченную мишень на песке. Я изредка поглядывала на него, и каждый раз ловила на себе его тяжелый взгляд.

И Миллениум, и Эрроу нравились мне больше всех. Они еще не утратили свой лоск и не превратились в дикарей. Приличная одежда, выбритое лицо и ухоженные волосы — все это отличало их от большинства.

— Хочешь банан? — спросил Миллениум, доставая его из корзины.

— Давай.

Он протянул мне желтый спелый фрукт. Я отложила парашютную ткань и начала очищать банан.

— Эй, Миллениум, а Энди не станет волноваться? — спросил Брайан. — Я думал, только он может угощать дамочку бананами?

Энди спас меня в ту ночь, назвав своей женщиной. Я понимала, что пока живу в его хижине, нахожусь в безопасности, поэтому приходилось молча сносить постоянные глупые шутки. Миллениум растерялся, и его щеки залил густой румянец. Я жевала мякоть, поглядывая то на одного заключенного, то на другого.

Брайан длинной палкой пошевелил догорающие дрова. Искры тут же взвились в воздух. Бывали моменты, когда я молча сканировала красные от пламени костра лица заключенных, прислушиваясь к своей интуиции и пытаясь угадать, кто был в моей хижине в ту ночь. Каждый раз я думала о ком-то новом. Сегодня это был Брайан. Он мне совсем не нравился, даже Уолтер с его мерзкими волосами был более дружелюбным. Брайн всегда был как будто в стороне, но первым отпускал шуточки в мою сторону.

— А хочешь это спелое манго? — вдруг спросил Эрроу. Он уже стоял тут как тут, протягивая мне бордово-зеленый фрукт. Я взяла и манго.

Эрроу бросил угрожающий взгляд на Миллениума и вернулся на свое место. Меня удивило странное поведение заключенных. Тут что-то было не так. «Нужно будет вечером посоветоваться с Энди», — решила я.

— Хочешь, я завтра принесу тебе киви? — спросил Эрроу.

— Это такие мохнатые и коричневые?

— Да, — улыбнулся он. — Я положу их в корзину, как обычно, завтра утром.

— Хочешь банан? — спросил Иннермост, выпячивая вперед губы, будто хотел кого-то поцеловать.

С этими словами прямо в лицо Эрроу угодила кожура.

Эрроу громко выругался и запустил ею со всего размаха в Иннермоста. В считанные секунды в воздухе уже летал десяток бананов. Нагибаясь и уворачивалась от желтых бумерангов, я испуганно пересела подальше. Вдруг полураздавленный банан упал прямо на мое будущее платье. Во мне поднялась злость.

— С меня хватит, — сказала я, складывая свой парашют и откидывая банан в сторону.

В этот момент Эрроу и Миллениум остановились, а Иннермост и Брайан сделали серьезные лица.

— Я провожу тебя до хижины, — предложил Миллениум и протянул руку, чтобы помочь мне подняться с земли.

Все сразу успокоились и уставились на нас.

— Как хочешь, — ответила я.

— Но Малин еще не попробовала манго, — вдруг подскочил Эрроу. — Манго гораздо вкуснее твоих бананов. Не так ли, Малин?

— Не знаю, положи мне все это завтра в корзинку, и я решу, что вкуснее, — не растерялась я и пошла вперед.

— Ты понял, Эрроу, — злорадствовал Иннермост, — да ты стал роботом-помощником! Положи мне завтра тоже киви в корзинку!

Странно, но функции Хакли брали на себя не все и не всегда. Я пока не поняла, от чего зависело такое их поведение.

— А мне сочный манго! — добавил Брайан.

Эрроу швырнул в него банановой кожурой.

— Можно тебя на минутку, — немного отойдя, услышала я его голос и обернулась. Эрроу уже отводил моего учителя в сторону.

— Я пойду? — спросила я, но мне никто не ответил. Заключенные о чем-то спорили. И вдруг рука Эрроу со всей силы угодила в нос Миллениуму. А тот, слегка уклонившись в сторону, тут же со всей злостью пошел на обидчика грудью. Через несколько мгновений они повалились на землю, и я уже не могла различить, кто из них кто.

— Что вы делаете? — воскликнула я, замерев.

— Петушиные бои, не обращай внимания, — сказал рыжий.

* * *

Несколько дней назад я сидела в тени деревьев с Эрроу. Он был очень болтлив и рассказывал мне о себе все, начиная с момента своего рождения, заканчивая тюрьмой.

— Мой рейтинг был двадцать семь тысяч! Это гораздо выше, чем у остальных программистов, — сказал он. — Кстати, помнишь такое популярное место, Баунти? Туда допускались пользователи только с очень высоким рейтингом, и я был вхож туда.

Он не давал вставить ни слова, и мне становилось скучно. Я уже не слушала его, а задумчиво перелистывала книгу.

— Ну, а потом я попал сюда, — не унимался Эрроу. — Видишь этот шрам? — он обнажил свой живот, — однажды мы с Аэром пошли на охоту и встретили разъяренного секача. Я тогда и получил эту царапину, а Аэру кабан разодрал бедро. Нам пришлось взобраться на дерево и ждать, когда животное уйдет.

Наконец его рассказы кончились. Он замолчал и, придвинувшись ближе, попытался прижаться ко мне. Я сунула Эрроу книгу, чтобы занять ему руки. Он открыл первую страницу и погрузился в чтение.

— Я возьму почитать. Ты не против?

Утром на нем лица не было…

…повесть о Ромео и Джульетте останется печальнейшей на свете…

Вчера вечером Миллениум пригласил меня на прогулку. Первое, что я увидела в отверстии хижины, были его ноги. Сначала ноги неуверенно переминались, потом одна яростно зачесала другую в районе щиколотки. Энди спал, и я вышла из своей тростниковой комнаты. Миллениум был взволнован и глупо улыбался. Мы медленно пошли вдоль хижин к ручью. Я собиралась отмыть свою пижаму от грязи. Мне очень не хотелось ходить в грязных лохмотьях, как это делали многие заключенные, поэтому я берегла свою единственную пижаму. Миллениум был здесь новичком и поэтому лучше всех понимал мое положение.

— Какая функция аэро нравилась тебе больше всех? — спросил он.

Иногда мы вспоминали нашу прежнюю жизнь.

— Стоп-релакс, а тебе?

— И мне! А какой характер был у твоего домового? — прищурившись, спросил он.

— Ворчун-помощник по дому! — ответила я, — его звали Хакли!

— А у меня кот-рифмоплет Ленни, — проговорил Миллениум.

— Нет, он мне не нравится! — отрезала я, вспомнив голубого домового в форме кошки.

Миллениум сразу погрустнел. Ему нравилось, когда наши вкусы совпадали.

— Пойдем, я кое-что покажу, — и он взял меня за руку, увлекая за собой.

Недалеко от ручья росли высокие массивные деревья. Под ними мы недавно сидели с Эрроу.

— Ты знаешь, что вечером самые длинные тени? — спросил Миллениум загадочно.

— Нет, — ответила я, глядя на свою тень, которая действительно была очень длинной.

— Я тоже раньше этого не знал. Только в тюрьме заметил, что они становятся вытянутыми ближе к заходу солнца. А теперь посмотри на тень, которую отбрасывают кроны этих деревьев.

Я ахнула:

— Да это же твой домовой Ленни!

Кошачьи уши и хвост вырисовывались на земле.

— Да, — просиял он.

А сегодня на пороге моей хижины я увидела Иннермоста. Он где-то раздобыл нормальную одежду и сейчас выглядел на тысячу лайков. Он щурил глаза с бесцветными бровями и ресницами на конопатом лице и лучезарно улыбался.

— Пойдем? — он протянул в отверстие хижины пятнистую руку.

Я приняла приглашение. Он шел рядом со мной, тяжело переваливаясь из стороны в сторону. Ростом он был ниже Эрона, но значительно шире в теле.

— Тебе нравятся крабы? — наконец спросил он. Я прыснула от смеха: он и сам был похож на краба.

«Почему здесь все говорят только о еде?» — подумала я.

* * *

Энди было уже гораздо лучше, и в нем проснулся зверский аппетит.

— Вот увидишь, будет мальчик, — причмокивая и дожевывая кукурузу, сказал он и добавил: — Подумать только, это будет первый человек, родившийся в тюрьме, Аэр постарался. Не зря я всегда высоко его ценил.

— Расскажи мне о нем! — попросила я.

Энди замолчал.

— Аэр попал сюда ребенком. Он был самым юным заключенным, гениальным тринадцатилетним программистом. Мы заботились о нем, как умели. Что сказать? Он был крепким орешком.

— Помню, он тоже хотел заботиться обо мне.

Энди усмехнулся, блеснув глазами.

— Знаешь, чем он был хорош?

— Своими генами? — перебила я.

— Да, про гены Аэра я уже наслышан, — он снова засмеялся и разразился сильным кашлем. Я дала ему воды.

— Может, и генами, но на это посмотрим, когда родится мальчишка. Он не был слюнтяем и никогда не ныл. Его желание вырваться на свободу было самым молчаливым, но самым сильным. Я сразу понял это и поэтому сделал его лидером. Готов поспорить, что и на свободе он не подкачал.

Мы продолжили молча жевать. Сегодня Энди был особенно расположен ко мне: он не просил подать ему личинок и не погнал к ручью в сумерки. Хотя еще вчера от его заданий не было спасения.

После того, как он спас меня в ту ночь, я не могла отказать ему и послушно следовала этой новой неудобной программе. Страшнее всего было ходить к ручью перед самым закатом. В сумерки старик начинал особенно кряхтеть и кашлять и с криками о помощи просил пить. Я стремглав бежала за водой, боясь, что внезапно накрывавшая поселение темнота настигнет меня вдали от хижин. Самое неприятное, что единственным средством борьбы с темнотой был огонь, разведение которого я пока не освоила. Когда я возвращалась, Энди обычно уже не кашлял и лежал, прикрыв глаза.

— А ну-ка, девочка, расскажи-ка, что было после того, как ты оказалась на парашюте? — спросил он, лукаво улыбаясь.

— Ты правда хочешь это знать?

— Конечно, — подтвердил Энди.

— Ты хочешь услышать эту грустную историю лишь для того, чтобы позлорадствовать над несчастными пользователями?

— Я буду просто слушать, — подмигнул старик.

— Ну, хорошо, слушай, смейся, мне все равно.

Я передала ему новый кукурузный початок и сказала:

— Когда все приземлились на землю, началась паника. Обжорство, лихорадки, компьютерные ломки, потеря рассудка, агрессия — вот что я видела. Люди блуждали по образовавшейся пустоте, не говоря друг другу ни слова. Нам было унизительно предстать друг перед другом в таком беспомощном виде, и мы отводили глаза, когда наши пути пересекались. Почему так? Вы ведь тоже бедствуете, но бедствуете вместе.

— Если бы мы не держались сообща, мы бы долго тут не протянули. Вы не привыкли общаться вне Системы, поэтому ее крах сделал пользователей беспомощными. Система разобщила вас, но ее отсутствие быстро исправит ситуацию. А ты вот молодец, что пришла к нам!

Он снова закашлялся, и я поднесла к его губам воду. Я положила руку на свой живот и слегка погладила его. Тюрьма — самое неподходящее для родов место. Пока я старалась не думать о том, как все будет происходить без квалифицированной помощи, решив, что начну об этом беспокоиться, когда на моей пальме будет сто засечек (я вела отсчет своей беременности, вырезая крохотные полоски на коре дерева).

— Никогда не думала, что моя программа так изменится.

— У тебя теперь нет программы, наслаждайся, — поблескивая своими хитрыми глазами, заявил Энди.

— А ты наслаждаешься, скажи честно? — спросила я его.

— Я уже привык, — буркнул он и протянул руку за новой порцией.

Я подала ему початок, и он с благодарностью посмотрел на меня.

— А ты знаешь, мне уже лучше, — вдруг сказал старик.

— Правда?

— Да.

Я радостно улыбнулась.

— Значит, боли больше нет?

— Совсем нет, — подтвердил Энди.

— Это очень хорошо.

Вдруг я заметила, как что-то копошится в его волосах, и прищурилась, пытаясь лучше разглядеть. Странное существо скручивалось в комок и скользило вниз, будто болтаясь в воздухе. Я склонилась над головой старика и запустила руку в его спутанные волосы. Насекомое трепетало на тонкой незаметной нити. Я с криком начала махать руками вокруг головы Энди.

— Что ты делаешь, девочка? Остановись! — он испуганно вытаращил на меня глаза.

— У тебя на голове кто-то есть! Какое-то насекомое, — крикнула я, продолжая махать руками.

— Да пусть уж лучше оно там и останется. Остынь!

Я остановилась и шагнула назад. Старик сидел и улыбался от уха до уха.

— И тебе не было противно лезть в мои волосы? — немного поразглядывав меня, спросил он.

Я оторопела.

— Не знаю. В тот момент я не думала об этом, — сказала я, сама себе удивляясь.

Все шло своим чередом. Рассветы сменяли закаты, утренняя прохлада растворялась в раскаленном воздухе, а вечерняя роса, словно капельки пота после трудового дня, появлялась в скрученных листьях бамбука. В тот день, когда Эрон впервые взял меня за руку, я узнала, что если водить пальцем по песку, будет оставаться след, и можно написать: «Эрон». Песок здесь на берегу просто создан для этого занятия. А еще за последнее время я узнала, что если провести по коже осокой, она оставит тонкий порез. Если наступить на горячий уголь, получишь сильный ожог. Укус змеи может быть смертельно опасен, если вовремя не отсосать яд. Если бросить камень в воду, он мгновенно утонет, а деревянная щепка — нет. Большая рыба лучше всего клюет на живца. Тростниковые домики ненадежны, они легко могут быть разрушены ураганом. Если на берегу моря во время отлива соорудить стену из камней, то во время прилива рыба заплывет внутрь и попадет в ловушку, когда вода уйдет. Из апельсина можно выжать вкусный сок, а осиное гнездо, напоминающее с виду серую розу, лучше не трогать. Всему этому я буду учить своего ребенка. У него не будет Персонализатора и программы. Все, что у него будет, это его жизнь и новый мир вокруг. Так много и так мало, все и ничего одновременно.

* * *

Мы проснулись с первыми лучами и сразу же отправились на берег. Воздух, еще не нагретый полуденным солнцем, дышал свежестью и утренней прохладой. Легкий ветерок сбивал волосы на глаза, запутывал их и мешал смотреть вдаль. А вдали на востоке, под выглядывающей половинкой солнечного круга, утопал в бледно-красных красках горизонт.

Я уже знала, что будет жарко, что золотой шар неизменно поднимется высоко, раскалив песок и камни на берегу. Я знала, что через пару часов мы уйдем в тень деревьев, где я буду плести корзину из тростника.

Густая белая пена рассеивалась и размывалась на берегу, а потом вновь пыталась убежать в море. Прибой шумел, плескался, гудел, разбивался и разлетался в воздухе с каждой новой шуршащей волной.

Эти ритмичные бесконечные движения так полюбились ему, что сегодняшнюю ночь мы провели на берегу, а теперь стали свидетелями восхода. Дойдя до бревна, выброшенного на берег, он остановился. Я села на песок в нескольких метрах от линии прибоя и вытянула вперед ноги. Подставив утренним лучам всю себя, я на мгновение закрыла глаза. Солнце ласково трогало мои плечи и лоб, теплая желтизна падала на закрытые веки. Я открыла глаза и залюбовалась тем, как солнце целовало его макушку и золотом просвечивало сквозь спутанные кудри, как его загорелые ручки ловко и быстро отдирали прогнившую кору от бревна, а крепкие ножки уверенно заходили в воду. Следуя своему плану, он старательно втыкал в мокрый песок маленькие кусочки коры, выстраивая что-то напоминавшее частокол в нашем поселении.

Я согнула ноги в коленях и стала рассматривать пальцы и ступни. От хождения босиком моя бархатная когда-то кожа огрубела, зачерствела и впитала в себя цвет земли, по которой я ходила. Перебирая шершавые песчинки, я пропускала их между пальцами. Руки скользили по песку, набирали его в ладони и тонкой струйкой выпускали вниз. Я начала закапывать свою правую ступню, присыпая ее сверху и сбоку, а потом пошевелила пальцами ног и приподняла их. Вмиг вся моя насыпь разрушилась, и я снова вытянула ноги.

— Мама, мама, смотри, — он в нетерпении подбежал ко мне.

На маленькой пухлой ладошке лежало прозрачное желе, похожее на огромную каплю. Оно свисало, готовясь вот-вот стечь вниз.

— Это медуза, — сказала я. — Волна выбросила ее на берег. Если опустить ее в воду, она раскроется и станет похожа на прозрачный гриб с круглой шляпкой. Хочешь посмотреть?

Он кивнул, и в глазах его появился этот знакомый блеск предвкушения новых открытий. Взявшись за руки, мы шли к воде. Наши босые ноги оставляли следы, которые тут же смывались набегающими волнами…

Оглавление

СОМНИУМ

  Глава 1. За электронной стеной

  Глава 2. Интеллектуальный мир

  Глава 3. Новичок

  Глава 4. «Стартовый куб — твой лучший друг»

  Глава 5. Уснувший ген

  Глава 6. Дикарь

  Глава 7. Капсула безопасности

  Глава 8. Бассейн

  Глава 9. Безумная планета

  Глава 10. Семя

  Глава 11. Идеальный человек

  Глава 12. Одуванчики

  Глава 13. Комната с белым потолком

  Глава 14. Уникальный плод

  Глава 15. Летучий ресторан

  Глава 16. Пустыня

  Глава 17. Пыльцевая буря

  Глава 18. Зебра хочет мыться, но боится воды

  Глава 19. Парус

  Глава 20. Босые ноги Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg