«Ветеран»

434

Описание

Из-за роковой случайности в королевские войска высокой смертности попадает молоденький паренек. Он не ставит перед собой никаких задач, даже задача выжить не стоит перед ним. Боже, как болит голова... и куда его везут? Скрип тележного колеса, казалось проникал в душу и выворачивал на изнанку. Почувствовав приступ тошноты он попытался повернуть голову в сторону и освободить желудок. Удар по горлу и вопль: "Не блевать!", немного привели меня в чувство. Вчера я пошел немного погулять по городу и зашел в какую-то дыру, где разговорился с парнем. Потом, потом, потом... Потом мы подрались... Потом не помню...



Настроики
A

Фон текста:

  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Аа

    Roboto

  • Аа

    Garamond

  • Аа

    Fira Sans

  • Аа

    Times

Ветеран (fb2) - Ветеран 532K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Ник К. Демин

Демин Ник

Ветеран

Ник Демин

Ветеран.

Предисловие.

   И раз. И ррраз. И ррраааззз... Все! Я, собирая остатки своих сил, выпрямился и проорал:

   - Сержант! Новобранец Марка, третьего десятка, учебной роты, упражнение закончил! - и остался стоять на месте, изображая из себя каменного истукана, которые до сих пор попадаются в степи.

   Подошедший сержант, недовольно глянул на меня и проорал (если можно я пропущу всех этих жабьих коротышек, кучи говна, ненормативные название половых органов всех существ и т.д., а сделаю нормальный перевод на обычную человеческую речь):

   - Разрешаю вернуться в казарму! - проорал ненавистный голос сержанта. Чувствуя ломоту во всем теле я, тем не менее, потрусил в казарму с бодрым видом. Боже упаси дать понять сержанту, что ты очень устал. Мигом раздастся голос: Новобранец, я вижу ты не рад, отправляясь в казарму? Тебе не хочется покидать товарищей? Ну что ж, дерьмо ишака! Я дам тебе такую возможность! Полная полоса препятствий!

   И ты проходишь еще раз полосу, а если сержанту не понравится, то и еще раз. Поэтому куда бы ты не двигался, двигаешься бодро, с миной на лице, свидетельствующей о том, что ты готов выполнить все, что тебе скажут. Еще, слава богу, что это так называемые индивидуальные занятия. Поэтому десяток не равняется на последнего. И вдоволь поиздевавшись, тебя отпускают в казарму, не требуя повторять все с самым дохлым из десятка. Боже мой, зачем я во все это ввязался... неужто нельзя было найти другой вариант...

   За несколько месяцев до этого.

   Грязная таверна в портовом городе. Зашедший боцман с "Ласточки" обвел тяжелым взглядом "трюм", где обычно сидели и бухали матросы, местная портовая шпана и другие мутные личности. Глянув в угол он удивленно поднял брови. В темном углу, под старым штурвалом с выброшенной "Надежды" сидел его старинный знакомец и аккуратно откатывал пальчики какого-то бедолаги на бумаге. Причем даже издалека чувствовалось, что бумага серьезная и государственная. Ну а какая еще может быть у Королевского Вербовщика? Вздохнув, он уселся за стол, становившийся все свободнее, по мере его приближения. Все знали, что боцман не любит собутыльников за столом. Забрав себе рому, он повернулся и еще раз внимательно осмотрел все вокруг. Время было детское, часов около семи вечера, основной народ начнет подваливать позднее, а сейчас можно чуть расслабиться. Этот старый кашалот сказал, чтобы боцман не возвращался без двух матросов. Ну что ж, капитан на судне, даже на такой лоханке как "ласточка", первый после бога. Сзади кто-то кашлянул, боцман живо обернулся. Явных врагов у него здесь не было, но получать ножом в спину - просто не вежливо. Увидев подошедшего, обмяк:

   - Садись что ли, крыса сухопутная.

   - Благодарствую, - чинно сказал вербовщик и уселся на свободное место.

   - Ты чё, блэря, облагородился? - не на шутку озаботился боцман. - Небось с рома на пиво перешел, низос?

   - Не дождешься, фон заботущи - почему то обозлился вербовщик.. - Рому!! - проорал он так, что казалось не успел еще затихнуть звук, как кружка с ромом оказалась у него в руках.

   С наслаждением отхлебнув глоток он спросил:

   - А тебя видно сюда та же проблема, что и меня привела?

   Боцман неопределенно пожал плечами, да и что он мог сказать? Знали они друг друга давно, вместе прошли огонь и воду и медные трубы, как говорится. Вместе попали в армию, вместе прошли учебку, вместе отвоевали пять лет в не самое спокойное время, а потом их разлучили. Одного услали в морскую пехоту, а второй остался в обычной пехоте. Встретились после десятилетнего перерыва в этой же таверне, нажрались, вспоминая прошедшее, а потом спина к спине отмахивались от подошедших морячков с королевской посудины, стоявшей в то время на рейде. Оба после отставки не смогли жить как обычные люди, да и денег не хватало, поэтому и устроились на службу, которая давала неплохой прибыток к пенсии. Один устроился боцманом на "торговое судно" "Ласточку", совмещая с профессией не столь мирной, а прямо напоминающей о буднях морской пехоты. Второй же поставлял "мясо" для родного Королевства. Оба были самыми близкими людьми друг для друга. Впрочем проявлялось это только в том, что никто из них не ударил бы другого в спину и прикрыл бы в кабацкой драке. Но и это было много, для одиноких тварей, в которых их превратила солдатская жизнь.

   - Что ты так? - заботливо поинтересовался боцман.

   - Денег не хватает, - ухмыльнувшись внезапно вспыливший и также внезапно успокоившийся вербовщик. - А здесь меня уже знают.

   - Надо другой кабак попробовать, - рассудительно заметил боцман, - а сюда через полгодика вернешься. Все поменяется, тебя никто и знать не будет. Снова и будешь идиотов ловить.

   Оба грустно заржали, вспоминая свою молодость и отсутствие мозгов. Как их точно такой же седоусый вербовщик, подписал на полный срок службы в армии, расписывая все радости бытия и не упоминая о таких в сущности пустяках: как кровавые мозоли, издевательства сержантов, тяжелые болезни, ранения, дурацкой смерти и других "прелестей" военной службы.

   - Ты же вроде бы завершил все?

   - Да нет. Вон еще хотя бы одного жду, - неопределенный кивок в сторону сидящих около стеночки двух, очень похожих, молодых людей. Один, судя по всему, квасил ром, а второй потягивал ром, причем чувствовалось, что присел он за тот столик по ошибке. Между ними шла оживленная беседа, если можно так назвать рассказ прерываемый постоянными мычаниями при попытке найти нить повествования, и хватания за рукав собеседника, когда тот вежливо пытался избавиться от навязчивого собеседника.

   - Вот! - с гордостью ткнул в их сторону вербовщик. - Жду когда нажрутся, да и подерутся. Один пьет дольше, зато второй ром пивом запивает. После драки объясню тому, которого не заберет полиция, что он очень хочет в королевские войска.

   - А чё так, не подписывают?

   - Неа. Умные сволочи. Ржут только и все. Один несчастную любовь заливает, второй сделку обмывает.

   - Да уж наверно залил, - смерил оценивающим взглядом пустые кувшины боцман. - Мне кажется, ни один не поддастся. К тому же скоро рейд городской стражи, а она заберет обоих, они уже оба накаченные до невозможности, но не падают, словно к стулу приколоченные. Вот если бы он убил другого, тогда да. Тогда никуда не денешься: либо армия, либо каторга. Хотя сейчас я бы выбрал каторгу, - и он засмеялся, поворачиваясь к приятелю.

   Приятель не смеялся. Он с прищуром смотрел на парня, что-то вычисляя в уме.

   - А ты ведь прав, - сказал он. - Если убил, то либо на каторгу, либо в армию...

   - Слушай, - он пригнулся к столу, - ты поможешь мне, а я тебе найду матросиков, есть у меня на примете четверо человек. В армию не годны - староваты, а для тебя пойдут. Безногий, хозяин таверны, ушел к себе. Те кто есть еще пьяные или уже пьяные. В роли свидетелей годимся только мы. А?

   Наскоро обсудив вопросы, они уже направились к столу за которым сидели эти двое. Но внезапно между сидевшей молодежью, очень удачно вспыхнула ссора, пьяный вскочил и и с размаху врезал собравшемуся наконец уходить первому. Врезал качественно, с чавкнувшими зубами и полетом по направлению к стойке. После соприкосновения затылка и стойки тот потерял сознание. Пьяный, и так едва стоящий на ногах, покачнулся и рухнул лицом вниз на стол, моментально вырубившись от столь сильного напряжения всех человеческих сил. Боцман подойдя, достал складень из сапога, и перерезал горло тому, который был посветлее.

   - Ты чё? - заполошно дернулся вербовщик. - Я же другого хотел.

   - Да какая разница, миролюбиво махнул рукой боцман, - они все равно похожи как родные братья. Бери какой остался.

ЧАСТЬ 1.

МЯСО.

Глава 1.

1

   Боже, как болит голова... и куда его везут? Скрип тележного колеса, казалось проникал в душу и выворачивал на изнанку. Почувствовав приступ тошноты он попытался повернуть голову в сторону и освободить желудок. Удар по горлу и вопль: "Не блевать!", немного привели меня в чувство. Вчера я пошел немного погулять по городу и зашел в какую-то дыру, где разговорился с парнем. Потом, потом, потом... Потом шел рассказ о жизни... Он рассказывал о своей, а я о своей...Потом мы подрались... Потом не помню...

   - Да, и кстати, чья жизнь моя? Кто я из нас двоих?

   И я снова провалился в беспамятство.

   ***

   Мы отправились с Петрухой в город. Я очень долго присматривался к этой девчонке. Она была двенадцатой дочкой в семье гончара, причем сам гончар не производил впечатление могутного мужчинки. Хилый мужичок, очень любящий выпить. Жена же у него, до сих пор была красавицей, несмотря на возраст и рождение двенадцати дочек. Кста, у них рождались только дочки. Говорят, там была дикая история со старым (ну, тогда еще молодым) бароном и ей, когда она работала служанкой в замке. По слухам, он даже хотел женится на ней. Был дикий скандал, он собирался женится даже вопреки воле отца. Так что тому пришлось согласится. Когда же окрыленный возлюбленный отправился за свадебными покупками (невеста не поехала, так как была на пятом месяце), отец нашел этого гончара, заплатил ему деньги, заплатил деньги святому отцу, серьезно поговорил с невестой и насильно их обвенчал. Когда же старый молодой барон вернулся, то чуть не сошел с ума, по крайней мере он две неделю бухал по черному. Отец, видя что депрессия не проходит, отправил его служить в имперскую гвардию. Барону тогда было чуть больше семнадцати лет. Говорят служил он хорошо, в боевых гвардейских. Т.е. он попросился в боевую часть, видать хотел смерть свою там найти, не получилось, только сумел проявить чудеса смелости и геройства. Провоевал так где- года три, а потом их за проявленный героизм и верность короне, сделали гвардейским полком и перевели в столицу. Ну вы наверняка помните тот мятеж гвардейских полков, когда верные части вызванные прямо с фронта, бросались в бой с мятежниками, только пересев на заводных лошадей, после пятидневного непрерывного марша. Говорят наш барон тогда отличился, не то главного заговорщика убил, не то его Величество спас - не знаю точно. Знаю только, что вернулся он домой весь обласканный королем, с Королевской Милостью, Королевской звездой и алмазными подвесками к ней. Да! Еще звание ему дали - Спаситель Короны. Где то в то время он и знакомца себе подхватил; страшнющего демона с огромными желтыми глазами. Батюшка местный его поначалу проклясть хотел, за то, что тот с нечистью якшается, видать за чернокнижника принял. Старый то барон его такими подарками задарил, потом до епископа ездил, папскую буллу привез, о том, что этого демона считать вставшим на путь исправления. Демон то по кузнечной части оказался мастаком, наших мужиков многому научил. Пользы от него хватало, хотя и беспокойства тоже. Да и демон демоном, но бабы наши к нему бегали - видать и ниже пояса кузнецом тем еще был. Насчет детей не знаю, но бегают до сих пор по поселку ребятишки, а глаза будто золотым изнутри светятся (кстати седьмая дочка с такой же подсветкой родилась). Он лет шесть прожил, пока заезжий маг обратно его в ад не отправил. До сих пор иногда весточки, говорят доходят.

   Воот. Что то я с барона то сбился. Значит, вернулся он через семь лет войн и мятежей и сразу же к первой своей любви поперся. Никто конечно не видел, но четвертая дочка у гончара очень на первую похожа, а по времени аккурат через девять месяцев родилась. Ну их сразу видно, что благородная кровь. Когда четвертая дочка родилась, гончар супругу свою день смертным боем бил, она месяц наверное в синяках ходила. Ну барон старый его вызвал, денег, говорят, хорошо дал, тот и успокоился. А потом сына позвал и отцовским повелением велел ему жениться. Молодой барон конечно сопротивлялся, но противится воле отца не посмел, да и старый упирал на то, что хочет перед смертью на свадьбе погулять да дите на руках понянчить. Ну и стали балы закатывать, на которые не только ближние соседи приезжал, но и дальние торопились со всех ног. Еще бы! Барон жених видный тогда был, ну как нынешний молодой барон сейчас. Балы за балами шли, а он чего-то все ковырялся, выбирал: то не красивая, то безалаберная, то блондинко полная, то только на богатство его зарится, то сердце не лежит. До того довыбирался, что поссорился с отцом опять, ну и уехал в столицу провинции. Год там отдыхал. Там то с ним такая история приключилась, что в общем приехал он уже с женой. Старика чуть удар не хватил, хотел имени лишить и наследства, но жена ко двору пришлась. Оказалась второй дочерью какого-то герцога. Тогдашний молодой барон её от разбойников спас, тут у них такая любовь морковь началась - ужас просто. А папашка ейный как узнал, что она в какого-то пограничного барона влюбилась, то точно наследства лишил. Молодой барон любил конечно её сильнее жизни. Один ребеночек у них только и народился. Мальчик. Михелем, в честь деда, назвали. Больно уж тот внука то любтл, нк теперешнего молодого барона. Баронесса то, видишь худенькая и болезненная была, врачи аж от самого короля приезжали и рожать ей больше запретили, а барон все равно её больше жизни любил. Михелю двенадцать лет исполнилось, когда мать у него простудилась. Года два чахла, под конец вообще как приведение была, только на колясочке её возили. Барон, когда она умирала, всю ночь её за руку держал, последний её вздох принял. Горевал долго, никогда больше не женился, хотя мужчина до сих пор видный, но не стал... и траур до сих пор носит. Года правда через два моя любимая Снежанна родилась, двенадцатая ночь гончара, на первую и четвертую сестру ооочень похожая. Гончар и бить её тогда не стал, рукой махнул. Ну еще бы барона то все любили, да и помогал он жене гончара. Деньги подкидывал, детей всех грамоте учил, с приданным помог, когда замуж выходили. Причем не только первую и четвертую, а всех по очереди. Святой человек. Бабы все за него свечку в церкви ставят по праздникам, да и справедливый он, когда на суд его дела, которые деревенские тиуны разрешить не могут, выносят - всегда справедливо решение выносит.

   Так вот, я про то хочу сказать, что дочки у гончара все умницы и с приданным. Но я конечно не из-за приданного за своей Снежанной ухаживать начал, а по любви. Я её на празднике заприметил, когда снопы жать начинали. Я случайно тогда в город попал, меня дед послал, он тогда старостой был. Отца с матерью у нас с Петрухой нету. Когда мать с третьим ребенком ходила, схватки раньше времени начались, отец соседей позвать не успел, только до дому дотащил, даже меч не взял. Ну и все. Выскочила тварь, сначала матери живот прогрызла, потом отцу горлу порвала. Дед сначала хотел нас к себе забрать, но мы воспротивились, это ж тогда хозяйство надо обществу отдавать. Петруха тогда хоть и мелкий был, но мы с ним после похорон подумали и я решил. Решил, что мне уже одиннадцать, с хозяйством справлюсь. Ну дед помогал конечно, но с Петрухой жили мы душа в душу. Он хоть малой был, но не выкобенивался. Помогал во всем, слушался. Тяжело конечно было и на охоту я в тринадцать с мужиками пошел, а не в семнадцать. В пятнадцать меня уже по имени звали, а не малец, и мужики за руку здоровались. В доме достаток стал появляться, но пока брательника на охоту не вывел, о свадьбе и не помышлял, помнил, что матери обещал, когда она умирала: заботиться о нем и в люди вывести. Петруха парень красивый вырос, все при нем и Охотник первостатейный.

   Чего то опять меня в сторону унесло. Так вот, как я Снежанну на празднике увидал, так и сердце свое потерял. Весь праздник за ней следил и омой тайком проводил. Наутро оделся поприличнее и отправился к её родителям. Долго мы с ними разговаривали, потом Снежанна вызвали, познакомили нас. С их и её разрешения я ухаживать за нею и начал. Встречались по праздникам, я её подарки покупал, год ухаживал, а через год она и согласилась. И свадьбу назначили. Я с собой Петруху и взял, чтобы с будущей снохой познакомить. Они как встретились, так и остановились. Как-будто молнией ударило. Я по делам ушел, а когда вернулся, они мне в ноги кинулись, мол влюбились друг в друга больше жизни. А поскольку я ему вместо родителей был, то виноватиться он и просит разрешения женится. На Снежанне. На любимой моей. И она тоже меня просит об этом. Вот ей богу. Пальцем его не тронул никогда, а тут убить был готов, психанул я ушел. До утра бродил все думал. Утро заалело, я вернулся. Если женюсь, то все трое несчастными будем, а если уступлю, тоя один. Как не крути, а расклад очевиден. Пришел уже солнце встало, там они меня и встретили, Петруха покаялся, прощенья просил, что такие слова сказал. Снежанна, тоже - глаза черные в синяках, но держится, только голос сломленный. Вот я и решил, пусть вместе будут. Через неделю свадьбу справили, они на ней как ангелы были, бабки аж плакали, когда на них смотрели.

   Просто на душе наболело, вот и рассказываю, тем более, что люди мы псторонние, завтра разойдемся да и не встретимся больше. Мы чужие с тобой, хотя и похожи очень. Не! Ты сомотри! Рост одинаковый, волосы одинаковые, даже на морду лица чем то похожи. Неее. Я точно те говорю! Можа ты из моих сродственников, а? Че ты дергаешься. Ах, ты сука! Ты еще цепляешься, падла! Дп ятя ща урою , тварь!

***

   Завершив все свои дела: торговые и не очень, с чувством выполненного долга я отправился посидеть в портовую таверну "Великий Спрут". Местечко, скажем прямо, так себе; вечером лучше не заходить: пьяная матросня; шлюхи, родившиеся в год закладки города; прокисшее пиво; полутухлая еда; очень крепкий ром и постоянные драки. Зато днем там можно было очень хорошо покушать морских гадов и попить неплохого пива; днем сюда даже заходило мелкое портовое начальство.

   Определившись с направлением, я очень быстро дошагал до искомого адреса и устроился за столиком, заказав пива и копченого морского угря. Как и ожидалось, зал был полупустой: вербовщик обрабатывал лохаря; пара портовых крыс, с пальцами, перемазанными чернилами; паренек, видимо зашедший только что (его бутылку рому и мое пиво принесли одновременно). Скользнув по нему невидящим взглядом, я вдруг зацепился и вернулся назад. Передо мной сидел я; чуть помоложе, чуть посветлее, но я. Близкие родственники бы нас различили, но где их тут взять. Подняв голову, парень тоже уставился на меня тяжелым взглядом. Постепенно черты его лица смягчились и он приглашающее махнул рукой. Не дожидаясь повторного приглашения. Я схватил свое пиво и пересел к нему:

   - День добрый, - вежливо сказал я, наклоняя голову. - Меня зовут Серджио.

   Парень в ответ что-то пробурчал, вытаскивая зубами пробку из бутылки и знаками прося еще один стакан. Я же заказал еще одного угря; у нашего народа, встреча с двойником к удаче в делах, но только если ты его хорошо угостишь, он останется доволен и пожелает тебе удачи.

   Незнакомец, плеснул мне рому, задержав дыхание, я выпил это жгучую смесь. Гадость. По-моему, хозяин разбавляет его водой, анисовой водкой и для жгучести добавляет перец, чтобы горло перехватывало. Сволочь. У нас бы его давно повесили или на нож поставили, а тут жирует, падла.

   Опьянение пришло достаточно быстро, и уже ром не был такой гадостью, и хозяин не был такой сволочью:

   - ...а я тут впервые спустя много лет нарисовался, все работа, работа, работа. Думаю сдохну так, как ишак, пахать без передыху. Ну к боссу подхожу и говорю: "Шеф, я конечно все прекрасно понимаю, но и ты меня пойми, я сколько лет в отпуске не был! Да я знаю, что и ты не был! Да я знаю, что кому сейчас легко?! Да я знаю, что дел невпроворот! Да я тебя уважаю и коньяк с тобой выпью, но в отпуск пойду. Только вот не надо мне на жалость бить, кризисных ситуаций у нас пока нет и ближайшие несколько лет даже не предвидится. Кого нужно подмяли под себя, что нужно захапали, людишки работают, гномы опять таки, в конторе у меня порядок, конкуренты помалкивают, да и сил у них рыпаться пока нету, самое время отдохнуть, а там глядишь, с новыми силами за работу. Да я все подготовил, да и заместители у меня путевые, ты их обоих, или обеих?, знаешь. Да не дави ты на меня, а то уволюсь. И не хочу я ни на какой курорт!!! А я сказал не хочу!!! Чего я хосю, тьфу, хочу? Хочу куда-нибудь в командировку смотаться, как младший приказчик, а то закоснел тут в четырех стенах. Да и товар подобрал и город и маршрут проработал и там какой товар взять знаю.

   Да и ничего я с ним не запанибратски! Эт ты гонишь! Мы с ним, скорей не хозяин с работником, а компаньоны. Я и уходил и самостоятельно работать пробовал, и он своими делами занимался, да все не то. Когда поодиночке, то нет того полету мысли. Так что ничего я с ним не смело, просто по товарищески. Да мы сним знаешь сколько вместе?!!! Оооооо! Считай с самого начала. Ну не братья, конечно, но друзьяки крепкие. Да и ругались, и мирились, а вот лучше у нас вместе получается. Неет, я ничё не говорю, он конечно голова, но ведь к голове и остальные части тела полагаются. Сам ты жопа! Сволочь, такое настроение испортил. Да отстань, не обижаюсь я на тебя. Ладно, слушай.

   Покочевряжился у меня шеф, да и согласился, правда, цельную неделю душу из меня вынимал, чтобы я оставил все как следует. Блин, а мне, не поверишь, уж так невтерпеж, что прямо хоть бегом беги. Собрал товар, ну и вперед. сначала горы, потом пустыня, а потом море. Вот море из меня все душу вымотало, пока сюда шли. А шеф еще говорит, что раз младший приказчик, то пойдешь на разведку торговых путей, нам цельный корабль посылать не с руки, так что добирайся сам. Ничё, мол помыкаешься, помучаешься, тут и поймешь свое счастье. Даа! А я вот, наборот три важных контракта заключил, правда пить по черному пришлось. Ужас! С кем, с кем - с гномами, кто еще способен на деловой сделке так нажираться. Нее, так никто не пьет. И матросы не пьют. И черные не пьют, тссс! А я сказал не пьют! Да мне похрен, что ты там думаешь! Лана, не обижайся, эт я так! Ик! Не... Ик! ...плохо я нажрался! Ик! Номанно, бум считать, шо эт я сделку отметил. Ик! Да и конец отпуска! Ик! Дай кА рому глотну. Уфф, вроде прошло.

   Так вот, добрался ядо вашего славного государства и в этот чудесный город и прикинь, как мне повезло, я здесь такое дело замутил, тока тссс! Никому! Ни слова!

   Если получится, то маржа будет на двадцать башен к одной вложенной марке /Башня - монета чеканенная гномами в Южных горах; Марка - монета чеканенная людьми в Королевстве Урсов; Мечи - монета чеканенная в Зеленой Долине, эльфийская, среднего веса, но ооочень красивая; Корабль - монета чеканенная на Темной стороне, так что распространение в Светлой стороне ограничено. За такую монетку можно получить срок от трех лет каторги, за подрыв экономики и пропаганду образа жизни Темной стороны, и до виселицы, если докажут, что ты шпион. Марка - самая легкая, Башня - самая тяжелая из светлых./. Да я тебе отвечаю. Ты чё мне не веришь? А вот тебе верю. Ты ваще то ничё мужик. Опять человек, а не эльф драный и не пропойца гном. Я тебе точно говорю. Насчет прибыли. Чё? Ниче я ром пивом не запиваю, это вода вообще была. Да. Так вот, маржа будет обалденная, я такой прибыли у себя получить бы ни с одного товара не мог, а тут оказывается в диковинку. Да я те отвечаю! Я сам не ожидал!

   Э, брат, да ты меня не слушаешь! Я тут распинаюсь, душу изливаю, а ты сцуко такое... Хорош, я сказал! Не дай бог мне таких родственников иметь! Тьфу на тебя! Руки убери! Убери руки, падла, я сказал!!! Ннааа!!!!

***

   Из полицейского протокола.

   ...В девятнадцать часов, пятого дня, месяца ноября. Сего года. В таверне Великий Спрут, завязалась драка приведшая к смерти посетителя, торгового сословия, по документам Серджио Кончини, смерть засвидетельствовал приписной лекарь, посмертный слепок ауры, был сделан магиком Торном. По описаниям очевидцев, Королевского Вербовщика, боцмана со шлюпа "Ласточка" и хозяина таверны, приказчик сел выпить пива, но обвиняемый начал рассказывать что-то, что заинтересовало потерпевшего. Он взял бутылку рома и выставил на стол. Сидели часа два, потом возникла ссора, кто её начал, сказать не представляется возможным. Наконец потерпевший выразил желание уйти, что не понравилось обвиняемому. Обменявшись ударами, обвиняемый нанес ножевое ранение потерпевшему предметом, похожим на нож, отчего потерпевший пришел в состояние несовместимое с жизнью и целостностью внешней оболочки...

   ...при осмотре тела, обнаружена рана, нанесенная острым предметом, во всем остальном труп полностью здоров...

   ...орудие преступления прилагается. Это предмет, похожий на старый засапожный нож, рукоять из треснувшего осинового дерева, стянута двумя кольцами, лезвие длинной шестнадцать сантиметров, заточка с одной стороны (замечание господина полицейского, десятнику городской стражи: "Таким дерьмовым кухонным ножом, колбасу не зарежешь, не то, что человека. Действительно, предмет, похожий на нож". "Судьба", - вздохнул десятник.). Общая длинна предмета двадцать один сантиметр...

   ...методов магического воздействия не выявлено...

   Решение суда:

   В связи с тем, что обвиняемый, отдал свою жизнь в руки Его Величества, в королевские пехотные войска, освободить из под стражи, с передачей в зале суда в руки Королевского Вербовщика.

Книга скачана с сайта mirknig.su (бывший mirknig.com)

2

   Еще не открыв глаза, я почувствовал, что все плохо: в голове плясали свои дикие пляски бесы; руки были налиты свинцовой тяжестью; тело болело, как будто я ночевал в ночлежке, а не на кровати. С трудом приоткрыв глаза я тут же подскочил, ударившись башкой о второй ярус. Шипя от боли, под немного злорадный смех окружающих, я пытался прийти в чувство.

   - На, попей, - раздался сочувствующий голос.

   Я снова попытался раздвинуть веки, хотя бы на толщину лошадиного волоса и мне это удалось. Изображение двоилось, троилось, четверилось и, плюс ко всему, упорно не хотело стоять на месте. Собравшись, я постарался сфокусировать взгляд и вроде бы как получилось, правда периодически происходил сбой настроек, но это уже особенности приема. Около меня склонился здоровяк, с простоватым лицом, который держал в руках глинную плошку. Прерывистым глотками я выпил всю водуи даже потер пальцем смоченным в воде глаза. Боль не исчезла, но появилась возможность соображать:

   - Где я? - негромко спросил я.

   Окружающие заржали, а один из них, высокий моряк с татуировками, сказал:

   - Парень, ты теперь в конюшне его величества и работаешь ишаком, которого все будут ипать и в хвост и в гриву.

   - Хорошо, - морщась от боли сказал я. - А кто я?

   На хохот прибежали городские стражники, вооруженные мечами. Покатывающийся морячок объяснил ситуацию. Выругав меня и протянув древком копья, стражники отправились обратно в дежурку.

   Здоровяк, опасливо покосившись на шумную компанию в углу, вполголоса мне рассказал, что я кого-то убил, но вместо каторги - меня забрал Королевский Вербовщик. Преступление, суд и передача меня в армии - все произошло в течении одного дня, и теперь я вместо семи лет каторги за хулиганские действия повлекшие за собой тяжкие телесные или смерть, осужден на семь лет военной каторги (не считая время на обучение). Как же глупо все получилось! Я застонал от бессилия, чем вызвал еще один взрыв смеха со стороны приблатненной гоп-компании.

   Парень, который отнесся ко мне столь по человечески, оказался деревенским учеником кузнеца, история которого была похожа на мою. Он влюбился в его дочку, а та ответила взаимностью. Кузнецу это не понравилось и он подстроил так, что от деревни в войска отдали любовника дочери. Звали его Героном. Разобиженный Герон, немного выпив, пришел разбираться:

   - Ты представляешь, я его всего один раз ударил, а он все... того... с копыт долой.

   Остальные и остальное оставляло желать лучшего. Помещение со всех сторон забранное решетками и таких клетушек до едрени фени. По коридору, который был явно шире и просторнее чем наши клети, шли двое, и тихонько болтали о чем то своем. Подскочив и вцепившись в толстые прутья, я проорал:

   - Я требую, чтобы ко мне вышел ваш начальник...

   Закончит, однако, не успел. Получив чувствительный тычок в сплетение, я отскочил от края решетки.

   К вечеру мне явно получшело физически и поплохело от того, какой же я дебил. Самое поганое - никуда не сбежишь. Приблатненная гопота недолго приглядывалась ко мне. В камеру, вернее "сборный пункт", как нам объяснил охраняющий нас солдат, меня принесли полуголого. Скорей всего, городской старже понравилась моя одежда. Немного подумав они порешили, что поскольку я буду находится на полном государственном, да не просто государственном, на КОРОЛЕВСКОМ, обеспечении, то и моя дрянная одежонка мне ни к чему. Обидно, если бы они оставили на мне хоть что-нибудь, я бы определился кто я. Вернулся бы в родные края и наплевать на все, а так даже весточку не подашь, сцуко.

   Поздно ночью нас разбудили. По проходам между клетками бегали стражники, тупыми концами коротких копий, тыкая в примостившихся кто где будущих новобранцев. Увидев, что большинство встало, дверь открывалось и новобранцев, подгоняя дубьем, гнали по коридору. Потом в камеру врывались несколько охранников помощнее и "уговаривали" тех кто считал себя основным, качал права и не выходил из клетки. После того, как двоих из основных отметелили так, что измочаленные тела закрыли тряпкой и бросили в углу одной из камер, любителей острых ощущений поубавилось. Теперь все заранее строились и по команде быстро пробегали к выходу. Дошла очередь и до нас.

   - Лицом к стене, - скомандовал стражник.

   Мы дружно повернулись почками к открывшимся дверям.

   - Левая сторона - налеееВо! В колонну по одному. ВпеееРёд! - это уже командовал не стражник, а пожилой седоусый сержант.

   - По сторонам не смотреть! В затылок впереди идущему, рыбье мясо! - это уже местная стража. - Молчааать! - и чувствительный удар по ребрам.

   Выбегаем в комнатку. Около двери два огромных толстых стражника. Один из них приоткрывает дверь и спрашивает у кого-то внутри:

   - Господин капитан!? Следующая партия подошла. Можно впускать? - угодливо кланяется и закрывает дверь.

   - По одному, тупые твари!!! Подходим к этим дверям, открывается дверь, заходим, черви!!! - орет он на нас. - Кто не поймет и задержится, тот останется здесь навсегда, вместе с теми жмурами, что валяются в первых камерах.

   Внезапно открывается дверь и внутрь шагает первый. Потом второй, потом третий. Затем идет Герон, я еще успеваю подмигнуть на его растерянный взгляд, мол не боись, все нормалек будет. Чувствую, что он мне не верит, в глазах застывает обреченность и он покорно делает шаг в открытую дверь. Больше я его не видел.

   Комнатка не очень большая, врач, лейтенантик в лазоревом мундире с благородными манерами, брезгливой харей и надушенным платком, которым он помахивал перед носом посматривая в окно.

   - Ну? - негромко проговорил он.

   - Сюда! - рявкнул фельдшер, неопрятного вида толстяк, в темно-синей форме с бронзовыми петлицами и огромными волосатыми руками, с закатанными рукавами.

   Я покорно прошел к нему, попутно косясь на остроносого, неопрятного типа, сидящего в углу и противно скрипящего пером по бумаге.

   - Раздевайся! - уже довольно мирно проговорил фельдшер.

   Осмотрел кожу, заставил показать стыдливо прикрытые гениталии. Потом этими же руками полез в мне в рот. Я почувствовал приступ тошноты. Осмотрел веки... в общем заглянул везде, где только можно.

   - Ну? - снова подал голос офицер.

   - Здоров!! - снова проорал толстяк.

   Офицер поморщился и повторил:

   - Здоров.

   - Здоо - роов, - по слогам повторила крыса, записывая; и, не давая одеться, меня впихнули в следующую дверь.

   Большая комната, где кроме меня, находятся еще семеро "новобранцев", видимо сюда стекаются несколько потоков; через потолочные блоки перекинуто три веревки с петлями. Первых трех очень быстро подводят к ним и накидывают петли. Бравый охранник с черными висячими усами орет:

   - Ваша Честь! Трое готовы!

   Только тут я отрываю глаза от виселицы и поворачиваю голову вправо. На помосте, огороженном от нас решеткой, расположился военный выездной суд. Пожилой полковник, с бульдожьими щеками, худой и желчный майор, а рядышком радостный капитан, похожий на колобок. Классическая тройка, служащая примером для шуток на гражданке.

   Полковник откашлялся:

   - Подсудимые, назовитесь.

   Все трое по очереди назвали свое имя. Низенький писец, судя по всему родственник того, которого я видел у врача, шустро разнес бумажки. Брылястый полковник начал вдумчиво читать, двое других что-то оживленно обсуждали между собой. Дочитав, полковник кашлянул, все построжели. Полковник трижды ударил молотком:

   - Лука по прозвищу "Перо"!

   Высокий красавчик, с наколотой над бровью мушкой, шумно сглотнул.

   - В гражданской жизни вы обвинялись в том, что зверски зарезали своего друга и покровителя маркиза де... - у него приподнимаются брови и он замолкает. Потом опомнившись, начинает читать дальше: - А также его друга герцога... - на этот раз выпученные глаза и долгое молчание. Заинтересовавшиеся капитан с майором углубляются в свои бумаги. Потом капитан негромко говорит: "- Вот сссуки. Значит вот почему он получил звание раньше меня". Тощий майор, усмехнувшись говорит гулким басом: "- А ты как думал?! У нас звание дают за выслугу... в постели". Полковник умиротворяющее поднимает руку: "-Господа, господа! Давайте не будем перед быдлом перетряхивать наше грязное белье..."

   Не дождавшись продолжения красавчик начинает нервно говорить высоким голосом, трагично заламывая руки.

   - Господа офицеры (плавный, отчаянный жест, поправляющий прическу), поймите же меня, это было не убийство, это была месть. Я вообще действовала в каком то аффекте. Мы с Игорем так любили друг друга (повлажневшие глаза, прерывистый голос). Но последнее время он стал какой-то не такой. Не приходил на встречи, вел себя грубо, постоянно врал. Знаете, я чувствовала, что что-то здесь не так, а тем вечером я просто гуляла возле его дома. Он вышел поздно, прыгнул в карету без гербов и отправился в сторону старого рынка. У него там было гнездышко, где мы столько времени были счастливы...

   Его голос опять прервался. Когда же он снова начал говорить, то в голосе слышались уже несдерживаемые рыдания:

   - А потом я вошла в дом. У меня был ключ, - пояснил он. - Там на нашей постели лежали он и эта старая шлюха, и он любил её и шептал ей те же ласковые слова которые раньше говорил мне...

   Он заплакал и сквозь слезы прошептал:

   - Потом мне под руку попался нож... а потом я помню очень смутно... только брызги крови на одеяле... я хотела умереть...

   Полковник еще раз откашлялся:

   - Тем не менее, когда вас пришли арестовывать, вы сказали, что желаете умереть за его королевское величество, что позволило вам предстать пред этим судом.

   - За преступления совершенные вами, вас приговорили к высшей мере наказания, смертной казни через повешение. Чтобы искоренить то зло которое вы причинили короне, вам предлагается поступить в армию, где после обязательной семилетней службы, вас переведут в обычные части и предложат службу по контракту. Согласны ли вы поступить в королевскую армию? Красавчик обреченно кивает головой. Удар молотка и голос полковника:

   - Лука по прозвищу "Перо", приговаривается к семи годам в Королевских войсках высокой смертности, по истечении которых волен заключить контракт как свободный человек не менее чем на пять лет службы, либо отправиться на поселение в пограничные земли. Увести.

   Конвоиры снимают петлю и выталкивают осужденного в следующие двери.

   - Следующий. Клод Гранье, булочник с улицы менял.

   Я смерил глазами булочника. Судя по всему, он убивал прохожих и лепил пирожки с начинкой из человечьего мяса. Огромный тип, заросший косматым черным волосом: маленькие поросячьи глазки; выдающаяся вперед нижняя челюсть; низкий, скошенный лоб; длинные руки, свисающие чуть ли не ниже колен; колючий взгляд маленьких поросячьих глазок, злобно выглядывающих из под низких надбровных дуг. Явно, что у него ни мозгов, ни души. Такое страшилище не может жить нормальной жизнью.

   Полковник, между тем продолжил:

   - Вы добровольно подписали бумагу с прошением о принятии вас в королевские вооруженные силы, однако после этого были обнаружены обстоятельства, отягчающие ваш выбор...

   Вот-вот. Я аж замер в предвкушении кровавых подробностей.

   - ...как оказалось, ваша лавка и пекарня была заложена кредиторам, но её стоимость не покроет долгов даже двум из них. Ваше дело должно было рассматриваться в городском суде, но вы успели подписать бумагу у Королевского Вербовщика, так что теперь ваше дело слушается военным трибуналом. Что вы можете сказать в свое оправдание?

   - Ваша честь! - неожиданно пророкотал густым басом булочник. - Я действительно, подписал бумагу, зная о том, что надо мной должен состояться суд и взыскать с меня долг. В связи с этим я добровольно подал прошение о зачислении меня в королевские вооруженные силы сроком на три года. Я знаю, что имущество королевских солдат, не может быть продано, отдано за долги и выморочено каким-либо другим способом. У меня страшно болела дочь, поэтому я просто вынужден был занимать достаточно большие суммы денег. Если бы кредиторы проявили хоть каплю снисхождения, то в течении трех лет я бы расплатился со всеми. Пока я буду служить, мой долг будет заморожен, на него не будут начисляться проценты. Отслужив, я смогу закрыть все долги, к тому же получу маленькую скидку по налогам...

   - Все это относится к тем, - вскользь замечает майор, - кто пришел на службу ничем не запачкав и не запятнав себя. - В вашем же случае, вероятен другой исход, все ваше имущество будет продано и отписано в пользу кредиторов, а вас ждет год тюремной отработки.

   Все трое склонили друг к другу головы.

   Булочник терпеливо ждет. Видны крупные капли пота, срывающиеся с пальцев. Кто-то наверняка бы восхитился его героизмом, пойти на такое ради жены и дочки. Я тоже восхищусь. Как-нибудь потом, а пока меня больше всего интересует моя судьба.

   Тройка все еще совещается. Наконец полковник поднимает глаза и объявляет:

   - Трибунал постановил: считать Клода Гранье подписавшим вольный контракт на пять лет; его имущество не подлежит аресту и с ним запрещается проделывать любые операции, на весь срок службы в армии. Распорядителем имущества назначается его жена.

   Булочник со слезами пытается благодарить суд, его даже не смущает, что суд исправил сроки армейской службы с трех до пяти лет; но расторопные конвоиры уводят и его.

   - Нда. Интересно. Чем порадует нас этот благообразный мужичок, похожий на священника Единой церкви. Если такая страхолюдина, оказалась приличным человеком, то этот должен быть отъявленным негодяем. Здесь мой метод дедукции меня не подвел. Действительно. Благообразный господин, оказался одним из воров, попавшим в камеру к новобранцам случайно. Список его прегрешений, был очень длинен, а в камере он сидел по обвинению в одном очень запутанном деле, причем против него ничего не было, что он и объяснил внимательно слушающим его судьям.

   Те переглянувшись достали бумагу и предложили ознакомиться с её содержимым. Там был типовой договор о службе в армии, так называемое "бегство от закона", когда совершивший преступление уходит в армию; где под текстом были откатаны пальчики вышеозначенного господина.

   Господин слегка сбледнул с лица и начал качать права, что это было давно и за давностью лет не имеет никакой силы. Слова полковника, что срок давности не распространяется на армейские бумаги, привел его в чуство близкое к бешенству.

   Внимательно выслушав его бессвязные вопли и более чем связные угрозы, Высокий суд, зачитал приговор, предлагающий два варианта:

   Провести двойной срок, против оговоренного в контракте в войсках высокой смертности;

   Покончить жизнь на виселице.

   Господин, гордо отказывается от службы, аргументируя тем, что на воле он совершил множество преступлений и в некоторых готов сознаться. Поэтому он настоятельно рекомендует суду передать его гражданским властям.

   Недослушав пламенную речь, полковник встает, произносит фразу о приведении приговора в исполнение и садится. Господин в ожидании с усмешкой смотрит на него, пока люк под его ногам не раскрывается и тело, выгнувшись дугой начинает биться как рыбка на крючке. Резкий запах мочи. Приглашенный врач из соседней комнаты констатирует смерть и брезгливо вытирает руки.

   - Следующий, - кричит стражник. Меня подводят и одевают на голову ту же петлю, аккуратно затягивая на шее. Я конечно не брезгливый, но как-то становиться не по себе. Рядышком пристраивают еще двоих компаньонов.

   Полковник, пролистывая листы, и называет имя, глядя на меня:

   - Марк Марка!

   Я испытываю что-то вроде мгновенной радости. Наконец-то определился, кто я такой, по крайней мере я знаю это имя, оно будит в моей душе намеки на воспоминания.

   - Здесь!

   Полковник поднимает глаза:

   - Бытовое убийство со смягчающими обстоятельствами, хорезмского торговца, прибывшего в наш город. Вы вверили себя Королевской Армии и мы предоставляем вам выбор. Рассмотрев ваше дело, трибунал постановил: либо три года в Королевской пехоте в войсках с высокой смертностью, с последующим семилетним вольным армейским контрактом; либо если вы отказываетесь от армейской службы: каторжные работы сроком на пятнадцать лет; либо ... - и он ненадолго замолчал. - Но тут ваше дело будет уже рассматривать гражданский суд.

   Ни каторга, ни виселица меня особо не прельщала. А из этих самых войск, можно было попытаться сбежать. Я бодрым голосом отрапортовал:

   - Желая принести пользу Королевской армии, подтверждаю свой выбор.

   Меня уводят и я слышу только как майор ехидно говорит остальным членам суда, видимо все вспоминая первого осужденного, попавшего за убийство какого-то герцога и маркиза:

   - Нет, господа, вы заметьте как все интересно было на самом деле. А как скучно подано это в газетах...

   Шелест бумаги, затем он видимо начинает цитировать газетную статью:

   -...го числа этого месяца, было совершено покушение на известнейшего политического деятеля, одного из лидеров провоенной партии в Малом Совете... подлая рука наймита хорезмцев, на деньги Темной стороны, позволила подобраться кинжалу убийцы... этот террористический акт, унес из жизни человека, всей душой болеющему за мир во всем мире... все светлые земли в едином порыве... соболезнования эльфов... посмертное награждение Монаршей Милостью...

   Дверь захлопывается и я попадаю в тюремный двор, где из нас комплектуют группы по двадцать человек, скованных одной цепью, и в сопровождении отряда из четырех городских стражников, усиленном полицейским патрулем, конвоируют из "недолгих" камер городской управы в тюрьму.

3

   Шли мы недолго и недалеко, оказалось, что достаточно перейти площадь, чтобы попасть в пересылку. Что интересно, и для каторжан и для новобранцев ВВС, используются одни и те же тюрьмы и пересылки. Пересылка - это тюрьма, в которой формируется этап. Набирается определенное количество человек и отправляется пешим порядком в места не столь отдаленные. Один дневной переход, от острога до острога, называется этап. Пересылки все старые и очень тесные, это место встреч, место разборок, место новостей, место, где приводятся в исполнение воровские приговоры.

   Мы тихонько шкандыбали через площадь, где-то вдалеке суетились праздные зеваки, тыкающие в нас пальцами. Меня бил тяжелый озноб - им то хорошо, а на мне из одежды только штаны, которые, слава богу, мне отдали в камере. Чужого ничего прихватить не получалось, быстро находились хозяева, которые может и не хозяева, но ходили большими компаниями и накладывали свою тяжелую руку на бесхозное имущество. Поэтому, когда нас проводили по улице я не то чтобы дрожал, а меня натурально колотило. Маленькая оградка, которую, однако не пересекают даже озорные мальчишки, и метров двадцать пустого пространства. Полоса отчуждения заколдованная магами. При проходе туда ты не чувствуешь ничего, а при переходе обратно, с каждым шагом ты чувствуешь панический страх и это узенькая полоска кажется шире в несколько раз. Можно поднять бунт и перебить охрану, но пересечь ту полосу практически невозможно. Тюремные легенды говорят, что находились смельчаки, которые бежали через неё. Один молодой вор, смельчак и красавец даже выбрался на волю. Но убежать дальше не смог. Через маленькую оградку перебрался безумный, совершенно седой тип, с трясущимися руками и головой. Вот такая эта полоска. Просто в пересыльных тюрьмах набирается столько народа, что не дай бог им удасться вырваться на свободу. Они же утопят город в реках крови. Говорят в столичной пересылке собирается такое же количество народу. Сколько расквартировано гвардейских полков в столице.

   Свободно проходят стражники с именными амулетами-пропусками, да после того как собрался этап, маг открывает проход, чтобы вывести его наружу. Эта маленькая оградка похожа на могильную. Стоит тебе попасть за неё - все, ты умер. Умер для свободных людей. Мало кто придет навестить осужденного и не потому что нет друзей, любимой или родителей, просто "касса справок не дает". Никто не знает, что вы здесь. Если находясь в предвариловке можно получить передачку, повидаться с родными, то здесь вас нет. Для любого арестанта существует место отправления и место назначения, а в пути его нет. Вот такая штука.

   Мы же тем временем подошли к большим, в три человеческих роста, воротам. Старший из конвойного подразделения громко постучал концом копья в двери. Открылось маленькое окошечко, старшой что-то проговорил туда, окошко с лязгом закрылось.

   Скорей всего по периметру на пересылку наложено заклинание, потому что когда мы вошли во вторые ворота, то по мере продвижения и как нас замечали, двор тюрьмы начал наполнятся полукриком полувоем, среди которого различались отдельные слова, не прибавлявшие нам оптимизма. Вводят в не очень большое помещение, где находятся длинные поручни привинченные к стенам, здесь нас приковывают и оставляют на короткое время. Слышится разговор за дверьми:

   - Куда я их дену? А? Объясни?

   Негромкое бурчание в ответ.

   - Да мне наплевать, что там и кто там сказал! Ты пойми, у меня расчетное количество людей, содержащихся в камере - шесть человек, а я содержу по двадцать с лишним.

   Опять бурчание.

   - Нет у меня специальных камер для вашего контингента. Нет. Как ты себе предполагаешь я делить их буду? Воров отдельно, твое быдло отдельно? Да плевать мне, что ненадолго!

   Бурчание.

   - Ладно, разве что ненадолго.

   С треском распахивается дверь и заваливается низенький толстенький живчик, с седой бородкой, очень похожий на Санту, как его рисуют на лубочных картинках. Этот Санта влетает в сопровождении сержанта приволокшего нас сюда и орет:

   - ВСТАААААТЬ!

   Мы и так стоим, даже если и захочешь присесть, то ничего не получится, кандалы пристегнуты так, что при попытке изменить свое положение (стоять лицом к стене, схватившись руками за поручень), ты либо делаешь больно себе, либо другому.

   - ПОВЕРНУТЬСЯ ЛИЦОМ КО МНЕЕЕЕ!

   По ребрам и почкам заходили дубинки, заставляя нас, несмотря на боль, изо всех сил выворачивать шеи, чтобы взглянуть на это чмо.

   - Значит так, - неожиданно говорит он нормальным голосом, - я начальник этого богом забытого заведения. К сожалению, вы не сможете насладится моим гостеприимством в полной мере, вас уберут отсюда дня через два - три. Но даже на это время вы ВСЕ, - он выделил интонацией последнее слово, - будете соблюдать правила моей тюрьмы. Не хотелось бы вас пугать, но только полное послушание, выполнение всех правил и сотрудничество с администрацией откроют вам дорогу на свободу...

   Он еще что-то говорил, но я уже не слушал. Такое ощущение, что он не делал разницы между своими зеками и нами, призывниками в ВВС. Не все однако отнеслись к речи как к вою ветра за стеной. Стоящий рядышком мелкий мужичок с чутким носом и подвижными ушами, слушал очень внимательно, даже прошевеливал губами, словно стараясь заучить наизусть. Такое ощущение, что он был не в тюрьме, а слушал своего обожаемого и почитаемого родственника, от которого ждал немалого наследства после смерти.

   Наконец это закончилось и нас начали раскидывать по камерам. Несмотря на то, что меня всего трясло, я с любопытством водил глазами, стараясь охватить все, в этом любопытном месте. Никаких жутких темниц, никаких низких потолков и тюремщиков с перекошенными харями, на которых отразились бы все пороки присущие обитателям этого места. Никаких колдовских оберегов, никаких ужасов. Про которые любили потолковать обыватели за кружкой пива в этом городке. Как же как же, знаменитая тюрьма для преступников, в которую сгоняют шваль со всего королевства. Здесь все по другому, сначала нас вели по длинному коридору, прерываемому толстыми решетками и здоровенными замками, на каждой по два и дверь открывается только тогда, когда замок открывается с двух сторон. Меня поразило то, что и сами охранники были фактически такими же заключенными как и мы. Впрочем, извините, мы не заключенные - мы новобранцы, просто немного странные. Так вот длинные коридоры серого цвета, я думал нас будут вести все ниже и ниже - в подвалы, а получилось, что мы поднялись этажей на пять над землей. Сначала вели длинным серым коридором четыре раза перегороженным решетками. По бокам не было ни одной двери. Когда мы дошли до лестницы, стали подниматься, каждая площадка была перегорожена, в маленькой решеточке сидел стражник, который мог открывать и закрывать дверь. Поднявшись на пятый этаж мы застыли в маленьком накопителе, шедший рядом со мной крысомордый сказал удовлетворенно:

   - Разделять не решились, видимо поселят всех на одном этаже.

   Я недовольно покосился на него, тот заметил мой взгляд и довольно таки ехидно подмигнул:

   - Что, малец, первый раз на крытку попал?

   Удар по спине, почему то мне, а не ему:

   - Поговори у меня еще, салабон.

   В предбаннике на этаже нас встретил еще один совсем домашний толстячок, увидев нас он совсем по доброму заулыбался и спросил:

   - Опять ко мне?

   - Опять, - хмуро ответил сержант, и добавил, - ты это, смотри, это не урла, это новобранцы.

   Тот разулыбался еще шире:

   - Что ж ты говоришь, разве ж я зверь какой? Не пугай почем зря народ.

   Крысомордый охнул позади:

   - Вот гадство, к самому Борову попались.

   Я присмотрелся, действительно, толстяк чем то неуловимо смахивал на борова. Прямо зоопарк, а не тюрьма. Нас расцепляют из связки по отдельности, кандалы снимают. Я с облегчением начинаю растирать запястья рук, на которых остались красные следы и содранная кожа. Подошедший ко мне охранник со зверским выражением лица, замахнулся дубьем и проорал:

   - РУКИ!

   Я инстинктивно, попытался заслониться. За что и получил дубьем по рукам.

   - Руки за спину спрячь, - одними губами прошептал мне шустрый, к сожалению я не успел последовать его совету.

   Ко мне подвалил толстячок и начал благожелательно меня рассматривать:

   - Я надеюсь, что у вас не будет проблем с внутренним распорядком во вверенном мне заведении? - спросил он.

   Я молча кивнул, за что опять получил, только уже по зубам. Во рту стало солоно и я машинально сплюнул длинной кровавой слюной. Глазки у порося стали маленькие и колючие, голос стал лязгающим:

   - Да Вы, милостивый государь, бунтарь, как я посмотрю...

   После чего он резко кивнул и отошел в сторону. Все еще непонимающими глазами я смотрел как остальных уводят в коридор, пока не остался один я с поросем и тремя охранниками, в которых с трудом можно было признать полуразумных существ. Боров подошел ко мне и сказал:

   - Видите ли молодой человек, я вполне допускаю, что вы просто не знаете правила местного общежития, но к сожалению даже это может повлиять на мой авторитет, без которого достаточно трудно удержать от бунта содержащийся здесь контингент. Будьте уверены, что вас просто немного поучат... не до смерти. И отправят в камеру, к остальным вашим товарищам.

   Он отошел в сторону и мотнул головой:

   - Начинайте.

   Помесь троллей и гоблинов, отложили в сторону деревянные дубинки и ухмыляясь и перемигиваясь начали подходить ко мне с трех сторон. Как мне кажется они ожидали сопротивления, но ведь я же не идиот. Хотя все таки наверное идиот. Я надеялся, что они обойдутся парочкой ударов, однако ошибся.

   Слева полетел кулак, нацеливавшийся в ухо, я инстинктивно попытался закрыться, что по-видимому раззадорило развлекающихся. После этого я секунд десять стоял под дождем ударов, потом свалился, инстинктивно приняв позу эмбриона и закрыв руками голову. На пару секунд моя учеба прекратилась, я даже понадеялся, что уже все. Однако подошедшие двое тролегоблинов, подхватили меня и подняли на руки. Подержав на весу какое-то время, меня дружно уронили на пол, так что я разогнулся, апотом снова согнулся. Я закричал, не стараясь сдерживаться, это раззадорило, моих учителей. Собрав остатки ума, я прокусил губу и постарался измазаться побольше. Тонкая струйка крови потекла из уголка рта.

   - Стоп, стоп, стоп, - прервал экзекуцию чей-то голос.

   Надо мной наклонилось уплывающее вдаль лицо:

   - Болваны! Осторожнее надо работать!

   На неотягченных интеллектом мордах появилось удивленное выражение лица.

   - Вы же ему всю требуху отбили!

   Лицо претерпевало странные метаморфозы превращаясь то в хрюкающую поросячью морду, то становясь человечьим. Оно шевелило губами, видимо ругаясь на охрану, потом мне в лицо прилетел носок сапога и я вырубился.

   ***

   Очнулся я ночью, видимо громко застонав и разбудив соседей. Около меня засуетился тот шустрый, пришедший вместе со мной и развлекавший все дорогу:

   - Щас, щас - погоди немного...

   Мне приподняли голову и дали пососать влажную тряпочку, а другой вытерли лоб и я снова провалился в сон.

   Благодаря тому, что в камеру меня кинули полностью без сознания, я благополучно пропустил такой пункт в местных развлечениях, как прописка. Да и камера попалась "интеллигентная" фармазоны, щипачи, крупные взяточники. Гопстопников и тому подобных не было. Окончательно очнулся я ночью, камера выглядела небольшой, но народ не спал. Заметив, что я очнулся, тихо болтавший о чем то своем с низеньким толстенкьим человечком здоровенный мужик крикнул в темноту:

   - Шустрый! Твое протеже очнулось, - и моментально забыл про меня, угрожающим тоном продолжая давить на обильно потеющего толстячка. Пока шустрый пробирался ко мне сквозь натуральную толпу народу, находящегося в камере, я начал осматриваться.

   Первое и основное впечатление - очень много народу. Подскочивший ко мне Шустрый забормотал:

   - Ну ты молоток паря, с самим папой Боровом связался.

   Ничего не отвечая из-за сильной слабости я оперся дрожащими руками на спинку койки где лежал. Шустрый, ловко ввинтившийся в толпу, исчез, бросив мне:

   - Щас, посиди пока.

   Вернулся тоже сравнительно быстро, аккуратно неся кружку с едой, накрытую ломтем белого хлеба. Только унюхав запах какого-то варева, я почувствовал, зверский голод. Я давился куском хлеба, старательно запихивая его себе в глотку, прихлебывая из кружки теплую бурду. Подошедший желтолицый и остроносый хорезмец присел около меня приподнял веки, глянул в глаза, с умным видом пощупал пульс, что то сказал негромко Шустрому, потом затерялся в темноте камеры. Утолив первый голод я заснул, чтобы проснутся часов через десять.

   - Оклемался, - спросил меня недовольный голос.

   - Да, вроде бы как да, - машинально сказал я, пытаясь оглянуться на спрашивающего. Меня спихнули со словами:

   - Все. Иди погуляй, дай остальным давануть подушку, - буквально выплевывая последние слова, говоривший уже начинал засыпать, а через мгновения он уже спал.

   Глядя на свое окружение, я моментально почуствовал огромное желание очутиться как можно дальше от этого... общества.

   Больше всего помещение, куда нас запихнули, походило на пенал, узкий, но не очень длинный. Четыре двухэтажных шконки, поставленных попереком, посредине узкий длинный стол, присобаченный к полу так, чтоб его нельзя было оторвать. Расположение нар таково, что увидеть в смотровое окошечко что либо совершенно невозможно. Около самых дверей параша, типа ведро, камера рассчитана на восемь человек, когда нас в неё втолкнули, то в ней уже находилось не меньше чем пятнадцать человек и, как мне потом объяснили, это не очень много. В самом конце маленькое окошечко, забранное решеткой, на верхней полке, около окна никто не спит. Если там ложится человек, то фактически он перекрывает единственный доступ свежего воздуха в камеру. К тому же окошко не забрано никаким стеклом, или тем более "ночным пологом", а просто представляет из себя дырку в стене забранную решеткой. Зимой около неё нестерпимо холодно и е занавешивают каким-нибудь одеялом. К ней же ходят курить заядлые курильщики, строго по очереди и с большими перерывами.

   На меня никто не обращал внимание, казалось никому нет никакого дела, что я, кто я и так далее. Вдруг из толпы нарисовался Шустрый:

   - Ну чё? Живой? - явно обрадовался он. _ Мы тут с корешами поспорили, сдохнешь ты или нет. Все таки боров знатно тебя отмудохал.

   Шустрый так искренне был рад мне, что мне стало теплее. Единственное, что напрягало, так это то, что такое счастье и все мне - это нереально. В нашем суровом мире за все приходится платить, уж это-то я уяснил совершенно точно. Поэтому я радостно, но невразумително поддакивал, оставаясь немного настороже насколько это было возможно для моего измученного тела.

   Шустрый же продолжал вводить меня в курс:

   - Значит так - эта шконка наша, - и он указал на место с которого меня достаточно грубо согнали.

   - А это кто? - спросил я, легким кивком головы обозначая объект моего интереса.

   - Это Сипатый, - со значением понизил голос Шустрый, - и мой земляк.

   Я многозначительно сказал:

   - Ааааа.

   Шустрый скривился:

   - Слышь паренек, ты не торопись, не ссы, не старайся показать себя верченым, не строй из себя бывалого сидельца и все будет пучком. И на каторге люди живут, а уж тут, - он попытался обвести камеру рукой, - но тут же задел кого-то, заполучив в свою сторону неприязненный взгляд, - условия практически царские. А если проблемы каки, то мы как земляки тебе поможем.

   Земляки, я мысленно покатал это слово на языке. Видно было что Шустрый вкладывает в это какой-то свой собственный сакральный смысл. Башка практически не работала, но я все равно начал аккуратно расспрашивать его. Довольно таки скоро отвечать на мои дебильные, как он считал вопросы ему надоело и он отвязался от меня, предварительно выдав мне минимум информации, могущей мне пригодится. Я уселся на корточки, как большинство, и начал приводить мысли в порядок.

Книга скачана с сайта mirknig.su (бывший mirknig.com)

4

   Народу в этот раз в камере было немного, только что ушел очередной этап с каторжанами, в камере остались только наседки, да старожилы, которых администрация не очень то хотела видеть в лагерях и на каторгах. Пока же в камеры уголовникам кинули нас, мы были сродни уголкам, больше половины нашего контингента состояла из разрисованных личностей. ШКонки в камере стояли в три этажа и мест все равно не хватало, народ спал по очереди. В землячестве оказалось очень удобно, оно действительно оказалось достаточно далеко от понятий обычного землячества. Здесь земляками называли группу людей, объединившихся для общего пользования вещами, для того чтобы было удобней защищаться. Как меня просветили доброхоты, в землячестве вступали несколько знакомых по прежним отсидкам, кореша, случайно оказавшиеся в одно время в тюрьме и иногда принимали какого-нибудь "пухлого" новичка. Так обычно называли не бедного новичка, которого хорошо подогревали с воли, достаточно часто передавались посылки и деньги, вот его и брали в землячество. Такой получал определенную защиту от остальных уголков, щедро делясь содержимым передач. Очень ценились сухари, копченая колбаса, сало, сахар, мыло, чай, сигареты. А еще деньги. Если у тебя были деньги, то жить в тюрьме становилось гораздо легче. Можно было договориться с охраной, лишний раз сходить в душ, купить кое-что у барыг. Часть всего, получивший посылку, должен был отдать в общак. Это делилось на всех арестантов, в том числе и нат тех, кто ничего не мог положить в общую копилку. Я как существо, принадлежащее к этой категории, был только за. Никто ничего не отбирал, другое дело, что считалось в порядке вещей, если тебе приедложат, например мне предложили ботинки и куртку, поскольку привели меня с вербовки в одних штанах. Выпрашивать, если не у земляков, было западло; да земляки и не допустили такого. Дело в том, что даже выполненная просьба, тянулась за тобой. Быть должным считалось нехорошо. Существовала категория лиц, которые присматривали за порядком в камере и соблюдением неписанных правил общежития. Это был обычно кто-то из ночных братьев. Кстати, до такого поворота событий, я был уверен, что здесь сплошные страшные хрипатые личности, ежеминутно матерящиеся, то и дело пускающие в ход ножи, монстры убивающие за косой взгляд. Я ошибался, наоборот, народ здесь более вежлив чем на воле. Никто не оскорблял друг друга, все обращались с должным уважением, когда же я спросил почему, то мне объяснили:

   - Здесь ведь не воля, столько места нету. Если приходит какой-то хрен с бугра и начинает из себя строить, то его моментально в прядок приведут.

   По зрелому размышлению, мне показалось, что большая скученность и многолетнее постоянное напряжение плюс общение с одними и теми же людьми, поневоле заставляет вас вести себя вежливо. Иначе вероятность бунта и убийства очень велика. Да и правила, которые заставляют соблюдать, заточены именно под выживание в таких местах. Они не дают окончательно скатиться к животному образу жизни, но опять только для сильных. Слабый же человек сломается. Причем я не говорю за себя, что я сильный. Мне просто повезло, чем то я приглянулся Шустрому, который от какого-то преступления тоже уходил в армию и сразу попал в землячество.

   В этой же камере я видел здоровенного молодого паренька, который пришел по первоходу, подрался, да еще нанес побои стражнику, который пытался их разнять. Он сидел здесь и ждал пока родные соберут на него выкуп или он не отработает на благоустройстве города в течении года. Сейчас же, порядка трех месяцев, он должен был просидеть в тюрьме, но потом бы его перевели н вольное поселение, повесив ошейник временного раба. Парень был молодой, большой, сильный и постоянно хотел есть. За миску похлебки он готов был унижаться, мыть в камере пол, выкинуть парашу, кое-кто намекал ему, чтобы взять его на постоянное содержание, если он станет для него девочкой, но тот пока держался. На него ставили ставки, уйдет ли он в "свободную любовь" или не уйдет, до тех пор пока его не переведут на поселение. Пока же он спал на полу под шконкой, ближе к параше. Не смел говорить в присутствии уголков, общаться с ним, нам, порядочным арестантам, как сказал Шустрый, западло. Тем не менее здесь была жизнь и я старался в ней разобраться.

   Пробыли мы в камерах не долго - дней пять, но и этого мне хватило, чтобы возненавидеть общественные тюрьмы человеческой империи. Кстати еще интересный момент - такие тюрьмы были только у человеческой расы и у гоблинов, все остальные не заморачиваются подобным. /здесь рассказчик немного ошибается. Тюрем у свободных гоблинов нет, свободные гоблины органически не способны совершить преступления, если же свободный гоблин совершает что-либо такое против своего племени, то совершает ритуальное самоубийство, и его не съедают. Преступления совершают только так называемые "освобожденные гоблины", то есть те, кого "освободили" войска империи, попутно уничтожив всю верхушку племени./

   Эльфов, и светлых и темных, достаточно мало, чтобы они так раскидывались кадрами. За не очень страшное преступление или мелкую провинность они обычно изгоняют нарушившего до тех пор, пока он не осознает и не раскается. Со стороны это похоже на то, что ему просто предлагают проветриться и подумать. Как они узнают, что он осознал и раскаялся - не знает никто. Единственное преступлении против которого работает сметная казнь - убийство детей, само собой, что не всех, а эльфийских. Вообще список разрешенного эльфами для эльфов гораздо шире людского, а список наказания наоборот. По большому счету единственное правило работает так - я совершил преступление, или кто-то посчитал это преступлением, что одно и то же. Эльф, против которого я совершил преступление, вызывает меня на суд. На суд являются представители обоих домов и представитель правящего дома, в их пристутсвии устраивается дуэль. Кто победил, тот и прав. Все с этим соглашаются - официально, не официально же проигравшая сторона начинает гадить другой. А так как живут они долго и зло помнят очень хорошо /эльф может перечислить все обиды, нанесенные другими домами, что было взято в качестве контрибуции, как отомстили и так далее /, то все эльфы находятся друг с другом в состоянии перманентной войны. Это, впрочем, не мешает им моментально объединяться против не эльфов.

   С гномами все просто - самое страшное для них это изгнание. Им обрезают бороду и выгоняют на поверхность, проводиться специальный обряд, его не поминают жрецы: не в молитвах хвалящих живых, ни в молитвах прославляющих мертвых. Гном вне анклава, обычно погибает, выжившие очень редки, так что о них не стоит и говорить. Гномы согласны сдохнуть прикованными в пещере, лишь бы их не выгоняли из клана и захоронили у себя. То есть легкое наказание для них - это просидеть на цепи в пещере без белого света лет пятьдесят, а тяжелое - когда тебя отпускают на волю, из темных и сырых подземелий, под солнышко.

   ***

   Кстати, я узнал правду о своей будущей армейской службе. Оказывается, я попал под раздачу. Существует прошение о королевском помиловании, так называемое "бегство от закона", то есть преступникам дают возможность кровью искупить свою вину. Сюда идут те, кому светит высшая мера наказания; те, кто решил серьезно завязать со своим прошлым; те, кого повязали на горячем. Отправляются такие призывы, как преступники, так же и охраняются. Содержатся в специальных лагерях, которые охраняются круче чем каторжанские, проходят там минимальный курс обучения и отправляются в ближайшую горячую точку. Используют их всех на полную катушку, если обычные войска могут оберечь, то ВВС никто беречь не собирается. Их кидают в прорыв, используют в заведомо проигрышных ситуациях. Все они контролируются военными магами. Обычный процент потерь в атакующем строю, для таких войск, 97 %. В живых остаются трое из сотни и это считается удачным раскладом. Поэтому все эти сроки на семь лет службы в ВВС, не более чем фикция. Непонятно только почему они не разбегаются. Я для себя решил, что сбегу при малейшей же возможности, только бы она представилась - эта возможность. Пока же такой возможности не было.

5

   Вот и прошло пять дней. Нас выгнали рано утром из пересыльной тюрьмы, месте где огромная скученность, очень много народу, где в камерах тяжело дышать, потому что на площади в двадцать квадратных метров помещается около пятидесяти человек, где камера похожа на узкий длинный пенал, с маленьким окошечком в самом конце, где постоянно идет движение по камере и строго следят, чтобы у окна человек находился не более двадцати минут.

   Теперь нас ожидал этап. Этап это очень тяжело. Если тюрьма это бесправие, то этап это бесправие возведенное в абсолют. На этапе ставятся в старшие ночные братья, переводятся в чушкари и опущенные. Любой этап - это всегдашний шмон, причем минимум два, при отправке и при прибытии, шмоны страшные, на которых практически невозможно ничего пронести. Прощупывается вся одежда, в случае малейшего подозрения рвется каждый рубчик, а иногда и просто так, для того чтобы показать свою силу и указать прибывшим, что они пыль на ногах самого ничтожнейшего из стражи. Здесь при шмоне переламывается и протирается в труху самый маленький кусочек серого, арестантского хлеба. Это тяжелые дневные переходы, выполненные на пределе. Здесь как нельзя более остро ощущаешь свою беспомощность и никчемность, под грубые окрики стражи, издевки ночных братьев, как называют сами себя воры и убийцы. Очень легко получить тупым древком по почкам, или плетью по спине, быть отданным леопарду или здоровенным пастушьим псам, с помощью которых и охраняют этапы. Это в первую очередь то, что замечает новичок, первый раз попавший на этап.

   Люди, попавшие хотя бы второй раз начинают понимать, что этап это не только горести. Этап, это как весточка с воли: можно повидаться со старыми друзьями, узнать последние новости, увидеть краешек вольного мира. Как и везде, как и всегда - для одних новые люди это страх и проблемы, для других - новые знакомства и впечатления. Очень осторожно глаза сидельца начинают находить среди стражи тех, у кого можно выменять на какие-нибудь безделушки немного вольной жизни. О нет, конечно, они не отпустят тебя, но могут дать тебе пожевать листья бетель или сладкий дым, да и простую выпивку с небольшим куском козьего сыра. Рассказывают, что один бедолага, этапируемый из алмазных копей, умудрился спрятать небольшой алмаз, за который купил себе ночь с женщиной. Врут наверное, но это из тех сказок. Которые пересказываются вечерами. А глаза слушающих завистливо блестят.

   Мы шли пешком в один из центров расположенных на юге Объединенных Королевств, где нас собирались поднатаскать физически, а потом уже отправить в части, где нам предстояло служить.

   Шустрый долго распинался о превратностях судьбы, жаловался на жизнь, вспоминал старушку маму, младших братишек и сестренок, число которых постоянно варьировалось от трех, в обычные дни, до семи, когда надо было бить на жалость. Я же в ответ рассказал ему свою историю и только потом понял, что при всей своей молчаливости и его словесном поносе, я ему рассказал все, а он умудрился умолчать обо все. Так что о нем я как ничего не знал, так и не знаю.

   Кстати, парень, про которого говорили, что я его убил - оказался шпионом. За ним через два дня прискакала Эльфийская Стража, чтобы схватить, но поздно. Труп уже сожгли в городском крематории. Меня еще раз допросили, причем я честно отвечал. Что ничего не помню, но на свободу не выпустили. Все-таки это несправедливость: если Король кого-нибудь замочит, то это казнь; дворянин - дуэль; а я - убийство. Иээх! За все простому человеку страдать приходится...

   Мы шли пешком, королевскими дорогами, где постоянно сквозили патрули в обе стороны и через каждые сорок километров стояла небольшая башенка, где находились несколько отставных солдат, чаще всего инвалидов, которые занимались тем, что передавали новости с помощью гелиографа. По этой дороге текли людские толпы, благо, что не окраина империи. Купцы с возами, которые тащили флегматичные волы, курьеры в запыленных камзолах, проносившиеся мимо вместе с цокотом копыт, дворянские кареты, с плотно зашторенными окнами, огромные дилижансы омнибусы, влекомые двенадцатью лошадьми. И мы... сто с лишним человек, собранные в колонну по два, сцепленные между собой колодками. Нашей целью, было пройти за день сорок километров, от башенки до башенки. Часто, около башенок, стояли трактиры, в этом случае мы имели шанс получить еды чуть больше чем это полагается арестанту. Хозяин договаривался с конвоирами, те присылали наиболее безобидных заключенных, наколоть дрова, убрать за лошадьми, наносить воды, ну и другую мелкую работу. Конвойных на халяву кормили и поили, ну и нам доставалось немного еды. На этапе полагалось кусок хлеба с соленой рыбиной утром и миска каши - вечером. Если ты съедал завтрак, то весь день мучился от жажды, если не съедал - от голода. Поэтому такая подработка была очень полезной для нас. Шустрый говорил, что сейчас стало легче, их хоть чем-то кормят, раньше еда полагалась один раз в три дня, все остальное время считалось, что нас накормят сердобольные обыватели

   - А ты, сколько идем, встречал хоть одного дурака, который подал тебе корку хлеба? - спрашивал возмущенно Шустрый и сам же отвечал. - Нет! Ты можешь сдохнуть здесь на дороге, это даже выгоднее крестьянам /разумеется он сказал не крестьянам, он сказал - этим сукам. Просто я вымарываю из текста такие выражения, стараясь заменить их общепринятыми/. Они получают от губернаторов и князей денежку, за каждого похороненного с дороги. Погоди час вспомню как называется, - он притворно закатывает глаза, а потом выдает, - "За поддержание муниципальных и общегосударственных объектов в чистоте и дополнительные затраты по утилизации мусора"! Нет, ты видал! Нас же еще и мусорами обзывают, сволочи.

   Не все выдерживали тяготы и лишения, то ли армейской, то ли каторжанской жизни. С нами шли три брата, в городе они занимались тем, что с кистенем подкарауливали жертву. Ну и видимо один из братьев не рассчитал, ударил сильнее чем нужно и проломил голову, ну и вторая неудача это то, что мимо проходил патруль стражи, да не городской, а внутренней замковой стражи. Так и попали братики на мокром деле. Считая же себя умнее всех, ушли от каторги в армию, рассчитывая как и многие сбежать по дороге, но если я никак не мог решиться, то они подобрали момент, очень удобный для них, сорвались в лесных районах. Так лесом можно уйти до отрогов Проклятого хребта, по слухам там были поселения, где тебя никто не искал, а королевские прокуроры даже не рисковали соваться туда /Королевские прокуроры - специальные подразделения стражи, занимающиеся поиском сбежавших преступников и их доставкой, а в случае невозможности, казнью. Говорят было время, когда их презирали, сейчас же их подняли на одну ступеньку с Гвардейскими полками./. Братья посчитали что могут справиться, я знаю, потому что они подкатывали ко мне, с предложением уходить вместе, мол я из тех мест и все знаю. Из тех то я мест, может и и з тех, но удар по голове не прошел бесследно, и я теперь точно знаю только то, что мне сказали, а себя помню вообще только с момента пробуждения в предвариловке. Так что отказался, к тому же Шустрый горячо поддержал меня:

   - Неча, фигней страдать, они тебя в качестве проводника возьму, а когда перестанешь быть нужным, то консервой сделают. /старый добрый обычай - при побеге выбирается человек, достаточно толстый. В случае необходимости его просто напросто съедают/. Случилось это когда нас передавали из под юрисдикции тюремщиков армейцам.

   ***

   Дорога становилась все пустыннее и пустыннее. Как глухо шептались между собой заключенные, мол, последний переход будет, а потом за нас армейские возьмутся. Все с нетерпением ждали этого момента. Общее мнение было таким:

   - Вояки попроще, они не конвойники, при них полегче будет, они над людьми измываться не будут.

   Ждали мы этих вояк как манны небесной, перед последним переходом даже вечером песни жалобливые арестантские попели. Ну эти, вы знаете, где все жалуются на нелегкую долю, вспоминают маму, любимую, проклинают стражу и так далее и тому подобное. Конвойники тоже расслабились, на нас не орали, не угрожали, просто дали спокойно пожить.

   - А что им? Завтра сдадут конвой и в обратную сторону. Им развлекалово, да и денежки приличные за нас заплатят.

   Это меня все Шустрый просвещал, повышал мое образование. А то как-то странно по его мнению получалось, взрослый парень, а в тюрьме не бывал.

   - Это ж закон жизни, старее ельфов, - Шустрый быстро мне подмигнул, - живи сам и давай жить другому.

   От некоторых его сентенций у меня уши в трубочку сворачивались.

   Переклички как таковой не проводилось, ты должен был подойти, взять свой кусок хлеба с соленой рыбой и идти заковываться в колодки. Полное построение проводилось только вечером. Конечно дебилизм, сам бы я так никогда не сделал, но конвойникам было лень вставать очень рано. Иногда нам и еду раздавали просто выкидывая в толпу и не давая подобрать волокли дальше. В этот раз выдали нормально, мы даже успели поесть. На нас одели колодки, сцепили между собой и построили перед воротами. Начинался очередной день.

   Тяжелые ворота загона, в котором ночевали этапники, открылись и длинная вереница соединенных по двое людей проходила сквозь двор станции и строилась около внешней стены. Сержанты сноровисто цепляли соединенные пары к длинным жердям или, скорее, тоненьким бревнышкам, в так называемые "министерские" связки /Стандартная процедура. При движении по большим дорогам пары арестантов соединялись по разные стороны бревна. Обычная связка по пять пар с каждой стороны или по двадцать человек на бревно. Это помогало избежать массовых побегов. Невозможно не спрятаться в лесу, не переправиться через реку, ни в узких проулках. Хотя в городе арестантов сцепляли в колонну по десять друг за другом, чтобы избежать заторов на узеньких улицах. Так же этот обычай имел ритуальное значение, точно не помню, но при утверждении нового кабинета министров, они должны были пройти круг в такой связке, что символизировало тяжесть государственной ноши, обязательство служить государству и полный отказ от своих личных интересов в пользу государства. Именно поэтому связку и назвали "министерской"./. После чего мы отправились бы в путь. В этот раз получилось все по другому. Какая то закавыка случилась с последней связкой, там недосчитались двух пар заключенных. Мы были во второй связке.

   Мимо наметом проскакал небольшой отряд конников.

   - Бесполезно, - сказал бритый наголо седоусый арестант, и цвиркнул сквозь зубы, - ушли ребята, собак нет, следопытов нет.

   Он довольно посмотрел вслед и повторил:

   - Бесполезно.

   - Стаааяяять! - пронеслось по всей колонне.

   Довольный гул неся по сторонам, напоминая большой улей. Стражники в боковом охранении вытягивали головы, пытаясь разобраться, что происходит. Надо сказать, что они были неодиноки в своем любопытстве. Шустрый весь извертелся, прислушиваясь к разговорам, всматриваясь вдаль, пытаясь расспросить стражников:

   - Эй, служивый!

   - Заткнись, - спокойно ответил тот.

   - Чё происходит не подскажешь, служивый?

   - Да заткнись ты, сам не знаю, - стражник беззлобно тюкнул тупым концом по голове любопытного.

   Но так как шустрый успел пригнуться, то угадайте кому прилетело счастье по башке?

   Я сдавлено зашипел и спросил его:

   - Слушай, Шустрый, у тебя в родне эльфов не было случайно?

   Шустрый отнесся к вопросу серьезно, по карйней мере о суматохе в хвосте колонны. Он наморщил лоб, что то вспоминая и высчитывая на пальцах, потом поднял на меня честные глаза и сказал:

   - Честно - не знаю. Со стоны мамки эльфов не было, а со стороны папки, может и были, может и сам ельфом был... или королем каким... или вапще тееемным, - уже дурачась протянул он. - А зачем ты спрашиваешь?

   У меня ощущение, что эьфы от тебя произошли, а не ты от них. Все время болтаешь, задираешься, а виноватым кто-нибудь другой оказывается. И этот другой постоянно я - потирая моментально вспухшую шишку, сквозь зубы процедил я.

   Шустрый разулыбался, будто я сделал ему комплимент. В это время старший конвоя с упавшим видом шагал за сопляком в кавалерийской форме, который ему выговаривал гнусным голосом. Конвойник около нас, принял бравый вид и начал глазами не то что есть, а натурально жрать, начальство.

   - ...хорошо, что эти сволочи вышли прямо на нас... - и голос потух, потерялся среди шумных команд, ругани конвойных и возмущенного ворчания арестантов.

   Шустрый стоял, явно прислушиваясь. Напряженное лицо, широко открытые глаза, вылитый орк на дозоре. Наконец он очнулся от своего ступора, тяжело опустился на корточки и медленно сказал:

   Может ты и прав, насчет эльфов, слышу я неплохо. В общем их все-таки поймали...

   У Шустрого уникальный слух, он услышит горение восковой свечи в лесу на расстоянии километра. Вот и сейчас он порадовал нас новостями, а поскольку соседние связки были недалеко, то новости пошли гулять по всей длине колонны. Мне даже страшно представить, какими они добрались до противоположного конца, поскольку, как водится, каждый пересказывающий обладал живым воображением и с помощью него залатывал прорехи в повествовании. Или проще: что не услышал - то придумал.

   Братья Нчаки сломились после вечерней кормежки. Скорей всего они бывали здесь раньше, или высмотрели по дороге, но судьба предоставила им шанс и они его постарались не упустить. Они вызвались помочь хозяину натаскать воды. Следил за этим один из конвоиров, а непосредственно работами руководил один из слуг. Знаете, такой типаж, с огромным самомнением и полной неспособностью к труду. То есть ничего более серьезного, чем это, ему поручить было нельзя, да и здесь умудриться, вернее уже умудрился, напортачить. То ли они напугали его, то ли подкупили чем, но он доложившись хозяину, что все сделал, предложил конвойнику довести жо ворот и сдать арестантов самому. Конвойник согласился, поскольку все остальные давно уже отдыхали, что было слышно по пьяным воплям и реву, долженствующему изображать песню. Надо отметить, что конвойники несли службу неплохо, назначенные в караул ен позволяли себе явных послаблений, другое дело, что этот конвойник не был сегодня занятым, он просто оказывал услугу. Постояв и посмотрев, как арестанты в сопровождении слуги завернули за угол, он счел свою работу выполненной и ушел. Эти четверо, спокойно экипировались, зайдя в дом со стороны кухни и прирезав троих постояльцев, забрали вещи, деньги, дорожные мешки, лошадей, ну и покинули двор. Они бы даже и ушли, если бы прирезали этого трактирного слугу. Налетев в ночи на группу конников, они спокойно остановились отдали подорожные, представившись слугам купца (который пировал в это время в нижнем зале, оправив приказчиков спать), а трактирного - провожатым, которого любезный хозяин выделил спешащим гостям. Капитан был в раздумье: конечно по окраинам ночью любителей ездить не было, однако придурков хватало везде и во все времена, и как ты хочешь подохнуть личное дело каждого, просто может интуиция или немного нервное поведение слуги, да и не совсем похожие на приказчиков задержанные. Вот он и предложил доехать до постоялого двора, чтобы проверить версию, предложил нерешительно и просто так, чтобы посмотреть на реакцию. Уловив это старший из братьев, начал вполголоса говорить с капитаном, почти того уболтав. Все бы обошлось, но трактирный, попытался скрыться, видя такое дело братья тоже попытались прорваться. Однако вояки - это не коновойники, повязали их всех моментально и привезли сюда.

   Нас выстроили во дворе, под двойной охраной, сцепленными между собой, чтобы если и удумали чего, то сделать все равно было бы затруднительно. Виселицы выстроили на скорую руку, никаких помостов, никаких палачей. Каждого поставили на круп лошади, одели на шею петлю и вывели лошадей. Братья вели себя достойно, явно они уже давно свыклись с таким будущим, трактирного же пришлось тащить. Он вопил, ревел, бился в руках как свежепойманная рыба. Его просто оглушили, привязали за ноги к виселице, а голову засунули в петлю и к лошади, после чего со всей силы хлестнули её и та поскакала к выходу. Шея не выдержала и голова оторвалась, немного поволочившись вслед, а потом выкатившись из петли, да еще фонтан крови из валяющегося туловища. Разумеется, что перед этим трактирного привели в чувсвтво.

   Может быть именно благодаря этому - братья и встретили свой конец настолько смиренно. После экзекуции, несмотря на то, что было уже далеко за полдень, ас начали готовить к выходу.

   ***

   - Не по понятиям поступаешь, начальник.

   Идущий мимо нашей связки молодой кавалерист аж споткнулся и резко остановился.

   - Не по закону было народ под березовые ветки подставлять /подставить под березовые ветки - повесить/. Ну то известно, ты пацан ишшо молодой, жизни не знаешь, пороху не нюхал, откель тебе законов наших знать.

   Парень медленно обернулся. Высокий, жилистый, бритый наголо, но с шикарными седыми усами арестант, причем не из последних, судя по наколкам, которые выползали из отворотов рукавов на руки и цеплялись за шею и лицо, смотрел с недобрым прищуром сквозь него, растягивая слова и поминутно сплевывая на его тень.

   - Мы же все люди, все человеки. К людям надо помягше, а смотреть ширше, тогда всем польза...

   Командир, не торопясь, окончательно повернулся лицом к говорившему и тот осекся. Поперек лица летел шрам, видно было, что когда то его так хорошо рубанули, что понадобились ощутимые усилия лекарей, чтобы заживить его. Глаз они спасти так и не смогли и он щеголял глазницей, заросшей диким, багрово-красным мясом. Впечатление было отталкивающее и пугающее. Такие раны не получишь на дуэли, где все движения выверены и такой удар просто невозможно нанести так как его обязательно парируют. Такие раны получают в рубке конной лавы, когда просто не успеваешь парировать падающую сверху саблю.

   Все это я вполголоса рассказывал Шустрому, который зло бросил:

   - На дуэли небось шрам заработал...

   Командир не обратил на наш негромкий разговор никакого внимания, уделив все без остатка жилистому:

   - Дерьмо,- сплюнул ему под ноги этот молодой паренек в капитанской форме и с нашивками ветерана, а эти нашивки, скажу, просто так никому не достаются.

   - Да ты знаешь, кто я такой? - по блатному растягивая слова, спросил седоусый недобро прищурив глаза.

   Удар, бросил седоусого на камни, тот пытался встать, на подгибающихся ногах.

   - Ты знаешь, козел, - неторопливо начал ночной хозяин, - я свяжусь с корешами с воли и тогда... нет, не тебе... будет плохо твоим родным и знакомым...

   - Какой процент мы должны довезти? - спросил он не поворачиваясь.

   - Не меньше шестидесяти процентов, - услужливо подбежал худенький писарь.

   - Мы укладываемся, - прищурил он глаз.

   - Пока не вышли за пределы девяноста процентов, - радостно отрапортовал дохлый.

   Капитан щелкнул пальцами, от группы прибывших с ним кавалеристов отделилось трое человек. Следивший за всем этим обеспокоенный командир охраны сказал:

   - Вы бы поосторожнее, эти твари действительно способны на все.

   Тот резко обернулся, вперив немигающий взгляд совиных глаз в старшего конвоя так, что тот отшатнулся, прикрыв лицо рукой:

   - Вы передали мне товар, - неожиданно жестко проговорил капитан, - я принял всех по списку, теперь это стадо мое.

   И он снова развернулся смотря на выпрямившегося урку. Тот принял горделивый вид, полностью уверенный в своей правоте. Да и что может сделать этот шамозник против опытного сидельца - демагога, который вставшую на бунт хату уговорил затихариться до следующего раза? Ни-че-го! Так что пусть привыкает к тому, что власть есть не толко у них над арестантами, но и сами арестанты кой чего могут

   Подбежавшие трое, с взведенными арбалетами, нацелились на нашу связку, а один подал капитану боевой бич. Тот ухмыльнувшись начал потихоньку сматывать его в руках, что-то невнятно ворча себе под нос. Мочалу стало слегка не по себе, как то все неправильно происходило., этот непонятный капитан, вдобавок.

   - Если хлестнет, то бунт буду подымать. - отстраненно подумал он.

   Капитан хлестнул. Дикий визг вспорхнул в воздух раненой птицей. Седоусый с ужасом смотрел на свою руку. Строганина. Я поспешно отвернулся не желая смотреть, чем все кончится. Говорят, что боевой бич элитных частей легкой кавалерии плетется из шкур горных троллей. До этого момента я считал. что это сказки, ну скажите, каким образом они завалят тролля, да еще живьем снимут с него шкуру, поскольку мертвый тролль очень быстро каменеет, а из кирпича шкуры не нарежешь. Так же и рассказы о специальных тренировках. На которых необходимо было бичом нарезать окорок на ломти не толще серебряного дирхема. Рассказывали, что их заставляли тренироваться на свиных тушах, разумеется не всех. Во всяком деле есть ремесленники, а есть мастера. Как оказалось, я ошибался и выступление такого мастера мы сейчас и наблюдали.

   Повторюсь и скажу, что я не стал смотреть, мне не очень нравится вид крови, но шустрый мне все пересказал. Правда как водиться рассказы его с каждым разом становились все кровожаднее, обрастали излишними тяжеловесными подробностями, а все смотревшие это становились зверьми жаждущими крови, по крайней мере он с наслаждением смотрел на экзекуцию. Хотя я помню, как следующей ночью он не мог спать, а весь ужин выблевал.

   Были только вопли, прерываемые свистом бича. Капитан настрогал его, как пресловутый окорок, аккуратно сняв все более менее выступающее мясо с костей, последними ударами он вышиб глаза, не задев кожу лица и вырвал язык из вопящего рта. После этого медленно подошел к упавшему на колени хрипящему освежеванному скелету, пронзительно оглядел всех кто находился в пределах видимости, выворачивая душу каждому наизнанку.

   - Этот человек, - он презрительно толкнул носком начищенного сапога, - посмел угрожать мне. Капитану легкой кавалерии Его Величества. Надеюсь, что больше ни у кого не будут возникать подобные мысли.

   Оглядев всех в наступившей тишине он удовлетворено улыбнулся и добавил:

   - Однако я милосерден, как и Его Величество, поэтому я не буду предавать его казни, я даже освобожу его...

   С этими словами он забрал из рук ошеломленного старшего конвойников список "добровольцев" и вычеркнул кого-то.

   - Вот так, - почти весело сказал он ему, - я думаю не стоит обращать внимания на угрозу всякой швали. Хотя Вы и правы, даже с ней можно найти полное взаимопонимание.

   С этими словами он ушел. Тюремные конвойники быстро передавали дела, то есть нас, воякам. Те не торопились, внимательно осматривая нас, сверяясь с записями, вербовочными контрактами и решениями военно-полевого суда. Наконец все сошлось, только после этого капитан подписал все бумаги и счастливые конвойники покинули.

   Капитан, заставил нас всех построиться, придав какое то подобие строя, и выступил с коротким спичем. Смысл его сводился к тому, что если мы будем послушными и не будем раздражать его солдат, а не дай бог его самого, то вполне вероятно, что большая часть "добровольцев" достигнет учебного лагеря. После чего скомандовал построение и все пошли далше, даже не пытаясь возникать или хотя бы намекнуть, что уже темнеет и пора бы останавливаться на ночлег.

   - Да кажись все наши мечты о послаблении остануться просто мечтами, - сокрушенно вздохнул Шустрый.

   Колонна быстро уходила в сторону мраморных гор, оставив за своей спиной все еще никак не могущего умереть человеческого обрубка, валяющегося среди озера крови и кусков мяса.

   ***

   На следующий день колонна шла быстро, место около нас вместо убитого занял сосед одного из повешенных братьев. И снова потянулись нескончаемые километры дороги, пыльной и не очень широкой. Капитан нам еще в первый день сказал, что он не садист и никого в "министерскую" связку ставить больше не будет. И действительно, нашу связку разделили пополам и прицепили к телеге с длинным дышлом, явно сколоченной только что, ну и мы вместо лошадей.

   - Жалко Мочала, - пустил я пробный шар.

   - Дааа. Что говорить, авторитетный был человек, - охотно откликнулся на разговор Шустрый. - Дело свое знал, да нервный больно. Быстрый чересчур. Со старшим дело замутил, потом этот салабон нарисовался. Хотел ему по быстрому обратку сделать, а получилось, что обратку нам всем сделали. Сейчас порядочные арестанты притихли, будут ждать чем дело кончиться, так что в принципе капитан то все правильно сделал. Малой кровью обошелся.

   - А если б Мочало поддался? - задал я, как мне казалось провокационный вопрос.

   - А он и должен был уступить, - щербато улыбнулся Шустрый. - Только не сразу. Да и не сам он на это дело подписался. Чую я благословление старшего получил. Кто ж знал, что тут у полный беспредел.

   Шустрый помрачнел, и погрузился в свои невеселые думы.

   ***

   Наступал последний день перехода. Утро было тяжелым, вставать не хотелось, но привычные пинки добровольных помощников конвойных и память о человечке, решившем показать гонор качавшем права человека, а вместо этого настроганного мелкими ломтями, сделали свое дело. Ворча, матерясь и харкаясь, новобранцы медленно поднимались и становились в колонну по трое. Подойдя к кухне, которой заведовал старшина с таким необъятным пузом, что сразу становилось ясно, почему на всем пути жратва была такая отвратная. Он стоял и смотрел своими рыбьими глазами, как мы пытаемся жрать очень жидкие помои. Подъехавший офицер, брезгливо глянул в котел с остатками и со смехом сказал:

   - Знаешь Иштван, ты когда-нибудь точно напорешься. Такое дерьмо даже в тюрьме не дают.

   - Много ты знаешь, что подают в тюрьме, - тихо проворчал сидевший рядом со мной мужик с оторванным ухом. Звали его просто и без затей - Безухий.

   Судя по поджатым губам и выпученным рачьим глазам, точно такая же мысль промелькнула в башке у этого пузана.

   - Я, господин лейтенант, все делаю в соответствии с нормами и раскладками, прописанными в Приказе главного штаба N 272/216 " О питания военнослужащих...", - с достоинством проговорил он.

   Лейтенант заржал, лошадь покосилась на него снизу вверх, но ничего не сказала.

   - Я знаю этот приказ. Нам в академии всегда приводили его, как тупость, жадность и негибкость военной машины, - он наклонился с животного и заговорщицки громко прошептал, косясь глазом по сторонам и оценивая аудиторию, - только нам его преподносили как консерватизм, экономность и верность традициям. Давно уже в каждой части существуют свои приказы, дополняющие этот, так что жрачка вполне сносная. А эту бурду если подашь настоящим солдатам... - он многозначительно посмотрел на него и добавил, - Ну ты понял.

   Старшина с достоинством ответил:

   - Я знаю это, господин лейтенант, но эти оборванцы пока не относятся ни к одному воинскому соединению, поэтому вынуждены сидеть на общем приказе. К тому же это поможет отсеивать непригодных, а настоящие солдаты питаются в соответствии с дополнительным распряжением к приказу своего подразделения. Да и раскладки в том приказе были даны не на количество едоков, а на отделение, взвод, роту и так далее. А численность этих подразделений с тех пор увеличилась вдвое. Получается, что без меня они бы вообще остались голодными, с дрожью в голосе выдавил из себя пузан.

   Лейтенант снова заржал; лошадь на которой он сидел, тоже заржала. Получилось очень похоже, заржали уже все, кроме пузана, который стоял вытянувшись во фрунт и поедал глазами начальство.

   Лейтенантик покраснел, поднял коня на задние ноги и наехал на ближайших арестантов. Вместо смеха раздались стоны и проклятия.

   - Посмотрим, как вы запоете, когда попадете на Проклятое плато, - прошипел он нам.

   Покраснев от гнева, он скомандовал своим солдатам, которые обедали тут же, и от их жратвы воняло не в пример вкуснее, чем от нашей, чтобы они гнали это отребье дальше, и ускакал.

   Седоусый сержант охранных войск спокойно встал и скомандовал:

   - Встали, разобрались по тройкам и вперед.

   Проклинать было некого, только свою глупость. Бежать тоже не получалось. Во-первых мы зашли уже довольно таки далеко в горы. Во вторых, днем мы шли под присмотром десяти стражников, а ночевали в загонах, которые раньше испоьзовались как загоны для скота. В- третьих на всем пути, в пределах прямой видимости стояли Посты горной стражи

   Это очень благоразумно, что лагерь по подготовке расположили в столь отдаленной местности, отсюда нам просто некуда бежать. Шедший со мной в одной связке лохматый мужичек сказал:

   - Не знал не гадал, а снова попал на каторгу.

   Молодой паренек, по прозвищу Ящерица, испуганно покосившись на него, переспросил:

   - В смысле на каторгу? Нас же в армию вроде бы забрали?

   - Вот именно, вроде бы, - безнадежно ухмыльнулся мужичок. - Это бывшие выработки благородного мрамора, каторжанская каменоломня. Здесь мрамор кончился, а лагерь остался, и наш Пресветлый император, гореть ему на темной стороне, решился из этого великолепия сделать учебный лагерь. Так что смотри, привыкай. Здесь нам находится до самого выпуска, если не сдохнем раньше.

   - Давай, шевелись! - орали стражники, тупыми концами копий подымая нас на ноги.

   А почему плато проклятое, - вполголоса спросил я у Шустрого.

   - Ш-ш-ш, - испуганно оглянулся он. - При сидельцах и каторжанах такого не ляпни.

   - А что такого то, - состроил я дурачка, - вон лейтенант так назвал.

   - Ему можно, он же осел, - не слишком почтительно отозвался он о нем, - а нам нельзя.

   Какое-то время, пока мы выстраивались в колонну было не до разговоров. Привычно прицепившись к большому бревну, служащему оглоблей для большой телеги, и заслышав бой барабана со стонами и криками шагнули вперед. Нам оставался еще один день до отдыха или до, так называемого Мраморного плато.

Глава 2.

1

   Ближе к вечеру, когда в ущельях прочно поселилась темнота, мне показалось, что вдали блеснуло. Ни слова ни говоря я толкнул Шустрого, тот всмотрелся, потом утвердительно кивнул и мы пошли дальше. Не мы одни заметили эту искорку, все оживились. Охрана начала энергичней шпынять нас, арестанты заторопились, надеясь побыстрее прийти в то место, откуда уже никуда не надо будет спешить. По мере того как мы подходили к воротам все ближе и ближе, они все больше и больше вырастали в размерах, становясь похожими на гномские запечатанные. На их фоне как то скрадывалась небольшая стена с башней входом как у обычной большой крепости. Сложена она была неряшливо: из обычного камня вперемешку с мрамором.

   - Это первая стена, - пояснил Безухий. - когда здесь еще был карьер по добыче мрамора и каторжники, эти укрепления построили первыми.

   - А ты откуда знаешь, - не выдержал я.

   - Откуда, откуда, - процедил безухий. - Бывал я когда то здесь, когда еще даже этой стены не было.

   - Ты гонишь, - опять не выдержал Шустрый. - Это было пару сотен лет назад, ты бы просто не дожил.

   Безухий мрачно посмотрел на него и нечего не сказал, а я внимательно посмотрел на Безухого. Всю дорогу он держался в тени, а когда Мочало выступал, он даже слегка отстранился. Лицо в шрамах, но тело чистое. Если считать его уголком, то это непонятно, а если авторитетным уголком, то непонятно вдвойне. Если же считать его... антонимом безухого, то тогда начинает вырисовываться интересная картинка. Ушастые любят татуировки, но татуировки смысловые, которые дадут сто очков вперед татухам уголков по их использованию. Надо будет посмотреть, когда мыться поведут, где у него шрамы, на каких местах. Даже по этому можно сделать определенные выводы. Впрочем вряд ли. У меня, конечно, богатое воображение и я могу представить себе эльфа уголовника, но чтобы он нормально общался с людьми. С существами второго сорта?! Нет, - я даже замотал головой, - полный абсурд. Такого не бывает.

   Наш растянувшийся караван, втягивался в низкие серые ворота, находящиеся в центральной башне. Проход узкий, чтобы пропустить телегу или двух всадников вряд, да и то поедут они пригнувшись. В конце отстойник, окруженный стенами, судя по длине прохода воротной башни - длинна стены порядка сорока метров. Выходим с другой стороны ворот и я невольно оглядываюсь: пейзаж тот же, только за серой стеной горы а не белые ворота, дальше пустое место до самых белых ворот. Совсем пустое, нет ни бараков, ни каких-нибудь хозяйственных построек, ничего. Мощеная обычным мрамором площадка и все. Я еще раз оглядываюсь, сзади голос Безухого:

   - Можешь не оборачиваться, там тоже ничего нет. Все солдаты, вспомогательный персонал живут внутри стены, там все, даже свиноферма и курятник.

   Я поежился:

   - Им здесь не трудно?

   Голос Безухого сочился сарказмом:

   - Ты себя пожалей! Они меняются, а мы здесь постоянно.

   ***

   Всю нашу измученную команду привели на плац. Вопли вертухаев, распределяющих повозки по разным местам, после чего нас отцепляли, параллельно суя в руки по миске горячей похлебки на костном бульоне. Может быть в ней не было мяса, но её было много и она была густая, а после той жрачки, которую давали на дороге, казалась пищей богов. Люди жадно глотали её, давясь и обжигаясь. Колодки с нас не снимали, так и ели прямо в "сбруе".

   - С нас оковы то снимут? - спросил один из нашей связки безухого.

   Тот равнодушно пожал плечами, но потом снизошел до ответа:

   - Снимут, только не сейчас. Сначала зачитают правила, потом будут запускать внутрь, снимая колодки. Пока же расцеплять не будут, они все-таки опасаются нас.

   Так и получилось. Темнело, нас построили в небольшой неполный прямоугольник со сторонами пятьдесят на двадцать пять человек, правда очень кривой, и все время норовивший превратиться в полуовал. Окружение зажгло факелы и в их призрачном свет нам зачитали правила поведения в нашем нынешнем доме.

   К нам вышел начальник охраны лагеря с хмырем в капитанском чине, плюс еще трое сопровождющих. Этап волновался, слышались отдельные выкрики, возможно угрозы. А эти люди стояли в центре, молчали и не обращали на анс никакого внимания. Наконец, сотя, что все немного успокоились, комендант начал говорить. Он говорил негромко, не стараясь нас перекричать, может быть поэтому все вскоре утихло и каторжане затаив дыхание слушали его речь:

   - ... смерть. За подстрекательство против его Величества - смерть. За бегство с поя боя - смерть. За нападение на солдат Его Величества - смерть. За пронос наркотиков, спиртного и оружия - полсотни ударов кнутом. В случае невозможности наказать виновника...

   Шустрый сразу зашипел сзади6

   - Смотри, даже сдохнуть самому не дадут.

   - ... наказывается выборный от десятка, в котором тот находился. В случае невозможности установить виновного - наказывается каждый десятый. Комендант и его офицеры имеют право сами определять виновность смертника.

   Комендант аккуратно начал сворачивать свиток, скороговоркой договаривая:

   - Подписано, .....числа...месяца...года - Его Величеством Гордоном 2, Светлым Королем Раусов, Старшим Князем кнерхов и прочая, прочая, прочая...

   И снова вмешивается Шустрый:

   - Смотри, на полное перечисление не потянул! Эх, были бы здесь королевские прокуроры, можно было бы в два счета его сдать.

   - Каким образом? - не разжимая губ, спросил я.

   - Да элементарно, оскорбление Его Величество, - он раз читает официальный документ, должен все титулы проговорить, он ведь не герольд, у которого порядка сорока разрешенных вариантов объявления подписи.

   - Ты вслух это не скажи, - сквозь зубы посоветовал Безухий

   - Почему? - взъерошился шустрый, похожий в такие мгновения на раздухарившегося воробья.

   - Да потому, - ответил тот, - слишком много свидетелей вокруг...

   - ... и каждый хочет обменять чего-нибудь на послабление в режиме, - закончил я за него. Так что, давай как, прибери язык, а то он у тебя до того остер, что порезаться можно.

   Шустрый недовольно покрутил головой и замолчал.

   - Сейчас вы пройдете наших лекарей и проверку. Те кто несет с собой недозволенные предметы, лучше всего сдать прямо сейчас. Те кто добровольно расстанется с недозволенными предметами, со своими или укажет на нарушителя - тот имеет право на льготы внутри лагеря, так же ему дозволяется, пройти в основной лагерь минуя комплектацию подразделений.

   - Сейчас суки и пойдут, себе послабление вымаливать, а сколько невинных пострадает из-за наговоров... - стоявший в соседней связке седой мужичок печально покачал головой.

   - Как это, комплектация подразделений? - спросил шустрый испугано. Странное дело, даже наш известный корифей - Безухий - выглядел озадаченным.

   - Не знаю. Возможно, связано с комплектацией воинских подразделений.

   И он оказался прав.

   Следующий этап заключался в полном шмоне. Они заглядывали в такие места, куда бы я просто не догадался заглянуть. Так же связками нас подводили к воротам, заставляли раздеться и совершенно голых проходить к следующему этапу, мойке. Видимо с помощью архимедова винта вода поднималась наверх, поскольку для нас они ее не жалели. Совершенно голого человека загоняли под ледяной душ, я понимаю, что греть воду для нас никто бы и не стал, но можно было бы в этом случае отменить эту процедуру, но нет. Все делалось согласно букве Закона! Положено мыть пришедших, пожалуйста! И никого не волнует, что температура на улице такова, что на лужах выступает ледяная корка. Потом также голых, но уже мокрых гнали в следующую комнату. Здесь нас досматривали. Что взять с голого? Ан нет, помыкая им можно почувствовать свою власть над ним, а власть штука такая... приятная...

   - Пройти в комнату! Сесть! Вытянуть руки перед собой!

   Плюхаюсь на каменную скамью, меня всего колотит, зубы стучат так, что кажется раскрошат друг друга.

   - Предлагаю сугубо добровольно выдать сон-траву, табак, слезу мертвеца, спиртное, шипы дикого дерева, эльфийскую пыль; оружие и все то что может им считаться ну и другие недозволенные вещи. Золото, деньги и драгоценности будут приниматься по описи, с целью вернуть их вам после освобождения. Также рекомендую подготовить к досмотру разрешенные вещи и предметы и сдать теплую одежду, которую вам так же вернут позже.

   Дохлый и высокий писарь бубнил мне это нисколько не заморачиваясь на то, что из личных вещей у меня ничего не осталось, а за теплые можно было посчитать только волосы на теле. Кряжистые ребятки терпеливо ожидали окончания разговора. За соседним столом один из связки начал возмущаться и качать свои права:

   - Вы здесь совсем совесть потеряли, твари! Вы что не видите, что у меня ничего нет! - и еще наговорил много хорошего, поясняя присутствующим кого как в какой позе он имел, а также их родственников. Вывел сравнительные генеалогические древа для всех, причем у большинства в основателях оказались разные животные, с которыми вступали в противоестественную связь представители женской (а в некотороых случаях и мужской) половины присутствующих здесь.

   Внимательно выслушав все славословия в свой адрес, один из этих ребяток с нашивками старшего надсмотрщика ласково сказал:

   - Упорствуем значица в сокрытии запрещенных к ввозу предметов?

   И указал двоим ребятишкам на него рукой:

   - Надо бы провести более тщательный досмотр.

   Невзирая на активные возражения досматриваемого, выражающиеся в размахивании руками с целью попадания по жизненно важным органам допрашивающих, бунтарь был схвачен, скручен и доставлен путем волочения за ноги к месту более интенсивного досмотра.

   Дождавшись пока стихнут крики, все снова вернулись к своим делам.

   - Предлагаю сугубо добровольно... - снова затянул свою шарманку дохлый.

   Я, изменивший позу с "хрен ли вы смертнику можете сделать" на позу "полного внимания и чего изволите", внимательно выслушивал всю эту галиматью, кивая в некоторых местах и предано глядя на "большого начальника".

   - Ну? - закончил он свою речь, - что у вас есть.

   Угодливо улыбнувшись, я расчирикался как воробей, упирая на свое тяжелое детство, на исключительность события, случайность попадания, свой первоход и множество сопутствующих факторов. Все таки не зря столько с соседями общался. Рядом точно также заливался соловьем Шустрый. Длинный выслушал меня, и больше не обращая внимания, кивнул на меня ребяткам:

   - Забирайте и посмотрите.

   Меня потащили в следующую комнату, не взирая на мои возражения, а он проорал:

   - Следующий!

   ***

   Что происходило в досмотровой рассказывать не буду. Кто был - тот знает, а кто не был - пошел нафиг. Но к концу коридора, после того как меня полностью измерили и сняли какие-то данные, причем скорей всего магические, нас привели в небольшой двор, откуда уже выпускали порциями во "взрослую жизнь".

   Единственное к чему бы и рад придраться, но не могу, так это к выдаче одежды обратно. То есть нам не выдали общую форму, как думали многие - нам выдали ровно то, в чем мы пришли, но боже мой в каком виде! Мат, мошкарой вившийся над нами, не мог в полной мере отобразить наше негодование и возмущение. Если одежда сдавалась в нормальном виде, то многие получали её отдельно раскроенными кусками, словно только что вышедшими из под ножниц закройщика. Смешно было глядеть, как здоровенный детина, одетый с претензией на элегантность, пытается приладить аккуратно распоротый рукав, к своему камзолу. Рядышком толстенький типчик с благообразным личиком священника, только полностью разрисованный наколками, подскакивал в явном возмущении, тряся двумя половинками штанов и пытаясь добиться сочувствия от седого крепыша, озадаченно рассматривающего куски ткани, выданные ему вместо его одежды.

   Сразу видно тех, кто первый раз на каторгу попал, - сказал подошедший беззвучно Безухий со своими вещами.

   Посмотрев на него, деловито натягивающего нижние штаны, я спросил:

   Все целое?

   Видимо в моем голосе настолько сильно сквозило удивление, что он улыбнулся кивнув на мою кипу одежды в руках:

   Ну да. А ты почему не одеваешься?

   Я взглядом показал на оборванцев, получившихся из самых "солидных" и уважаемых людей нашего этапа.

   Безухий улыбнулся6

   Не обращай внимание - эта шушера здесь тоже по первоходу, хотя и считалась очень крутой у себя в пруду. На выходе обращают на это внимание и целая одежда это показатель того, что человек пришел понимающий, а не со стороны.

   Ну я то, тоже первоход, - вырвалось у меня.

   А ты одежу то разверни, - ласково попросил Безухий.

   Ощупав все я не нашел к своему изумлению ни одной порванной или распоротой вещи. Быстро одевшись, я обратился к Безухому:

   А зачем тогда одежду забирали? И вообще, зачем это все было? - я неопределенно повел рукой, стараясь охватить все существующие непонятки. - Неужели они верят, что кто-то может провести через все шмоны сюда что-то опасное.

   Безухий понял и даже снизошел до объяснения:

   На самом деле все очень просто. Они на опасное обращают внимание постольку поскольку. Другое дело - в принципе разрешенное.

   Что это?

   Амулеты. До артефактов мы здесь не доросли. Сам же знаешь, что мы, ночные братья, народ очень суеверный и у каждого из нас есть своя счастливая "заячья лапка", а у многих и не одна. Взять к примеру нашего общего друга Графа, - и он кивнул в сторону владельца бывшего дорого камзола, - кто то скажет, что жизнь шулера похожа на сказочный сон, но он окажется неправ. Ты можешь представить, чтобы за стол к играющим пустили человека, который может с помощью разнообразных магических "сувениров" обыграть их подчистую? Разумеется нет! Поэтому вешается общий амулет типа "Полог". Внутри его не работает ни один "вредный" амулет или артефакт. Но если для большинства игра это развлечение, то для таких, как Граф - это способ заработать. Значит что?

   Значит его амулеты должны быть лучше, чем у других игроков? - встрял подошедший шустрый, с детским огорчением разглядывающий аккуратно оторванные подошвы сапог, положенные рядышком голенища и распущенную на тонкие волоконца веревочку, на которой он носил знак Единого.

   Или взаимодействовать с их амулетами, - добавил заинтересовавшийся лекцией Граф. - Но все равно я не понимаю...

   А вот это очень просто, - перебил его Безухий. - Дальше смысл действий охраны очень простой. Раз уж у всех поступающих, ну по крайней мере у большинства при себе присутствуют достаточно дорогие амулеты, безопасные в данной ситуации. Выискивать среди них опасные местным просто не хочется, поэтому они просто забирают все, что сумеют обнаружить. Многие из них еще и наживаются на этом, сдавая подобные вещи торговцам.

   То есть все распоротые вещи содержали в себе что-то? - серьезно спросил Шустрый.

   Ну да. Ничего личного, это бизнес. Тем более что у контингента странным образом иногда возникают совершенно уникальные вещи. - задумавшись подтвердил Безухий.

   Наконец то одевшись мы сбились в плотную кучку, которую вытолкнули внутрь охраняемого периметра, дабы освободить место следующей людской порции.

2

   А на улице нас уже ждали, колыхалась толпа, недобрая, шумящая, оценивающая вышедших только с позиции жертва - не жертва. В нас сразу же впялилось столько глаз, что я почувствовал себя голым, как на досмотре. Безухий стоял с ровной улыбкой ни на кого не обращая внимание, наконец он видимо кого-то разглядел, поскольку двинулся сквозь толпу, оттаптывая не успевшим убраться с дороги ноги. Походя, он бросил нам:

   - Держитесь за мной, только не отставайте, - и мы поковыляли за ним, стараясь не думать, что похожие на скотину, ведомую на убой.

   Дойдя до большой плотной группы сидельцев, при взгляде на которых у меня прочно возникла ассоциауия со словом - бандиты, он спросил:

   - Добрый день уважаемые, не Горбылевские ли вы?

   - А тебе че за дело к нему, - грубо спросил один из крепеньких мужичков откровенной наружности. - не буде же мы из-за каждого прыща Горбыля тревожить.

   Я не видел замаха, не видел удара, не видел оружие. Видел только то, что говоривший, беспомощно откинув назад голову, завалился и начал оседать. Шобла качнулась вперед, и то ли мы с Шустрым сделали шаг вперед, то ли Безухий шаг назад, но оказалось, что стоим мы втроем против нескольких десятков явно мечтающих открутить нам голову головорезов, прощу прощения за невольный каламбур.

   Внезапно через толпу прошли пятеро человек, перед которыми расступались все остальные. Дойдя до нас они остановились и молча уставились на нас со свирепым видом.

   - Рад видеть тебя брат, сказал один из них безухому и улыбнулся.

   - Я тебя тоже, - улыбнулся Безухий в ответ и они обнялись.

   - Э, брат, - шутливо пихнув в бок, спросил, как я понял, Горбыль. - Ты случаем бойца моего не того?

   - Нет, скоро очухается, - равнодушно отмахнулся тот.

   И действительно, матерясь и ругаясь, сбитый с ног пытался встать и снова падал. Его скоренько уволокли, чтобы не напоминал о неудачной встрече двум встретившимся друганам.

   Горбыль минуту смотрел на Безухого, на нас потом спросил:

   - Вижу вас тоже Бешеная Лошадь приволокла?

   - Ну да, - ответил тот, - кстати, а почему Бешеная Лошадь, а не конь, к примеру.

   Окружающие расхохотались:

   - Да потому что не мужик он больше после ранения. Они под удар магов попали, ну и в качестве побочного свойства, мужиками быть перестали, всей толпой.

   Прибывшие поневоле потянулись защитить самое дорогое, что у них есть.

   - Да, - задумчиво сказал Безухий, - я бы тоже озверел.

   Все согласно закивали головами. Так нас и приняли в большую семью Горбыля.

   ***

   Нас отвели в барак, предназначенный под жилье нашей команды, или вернее, команды Безухого. Завидев его Шустрый остановился и промолвил, зачарованный:

   Теперь я знаю, в каких домах короли живут.

   Возражений не последовало. Действительно, обычный одноэтажный дом, построенный по типу "барак", но материал, используемый для его постройки брался здесь же, в карьере. Строение белого мрамора, оно действительно поражало своей красотой.

   - Из этого мрамора построены королевский дворец в столице и здание Храма Единого, - скучающим тоном заметил Граф.

   Да-да. После их постройки каменоломни и прикрыли, - заметил Безухий.

   А почему? - спросил прибившийся к нам хвостом здоровенный парень с морскими наколками на руках.

   Эх ты, дерёвня, - засмеялся Шустрый, - для того чтобы никто больше из него такой красоты не построил. Была б их воля, они бы вообще тут все закопали, чтобы никто воспользоваться не мог.

   А почему?

   Без неудовольствия посмотрев на любопытного, Безухий сказал:

   У каждой расы разумных есть то, чем они гордятся, что есть только у них. Так у эльфов, знаменитая Зеленая долина; у гномов - статуя Великого Отца; у людей - Храм Единого, построенный из белого мрамора.

   Или мне показалось или он рассказывал это не тупому обормоту, а мне, словно пытаясь посмотреть как я среагирую.

   Ну что? - жизнерадостно влез Шустрый, - зайдем?

   Мы подождали, дожидаясь пока Безухий решится войти, а тот посмотрел, почему то вздохнул, и зашел в дверной проем.

   Дааа, действительно. Царские хоромы!

   А что-нибудь не из мрамора здесь есть?

   Внутренний вид тоже поражал, причем сначала я подумал, что это только у нас, но потом убедился, что все бараки практически одинаковые. Представьте себе пустое помещение, где поставлен мраморные ложа, а иначе никак не назовешь, но нет ни дверей, ни окон. Вернее проемы есть, а самих рам, стекол, дверей - нет. В центре место под очаг и все, больше ничего нет. Стены в саже, кое где небрежно отмытой, или отвалившейся.

   - Нда, тут особо не пошикуешь, -выразил я общую мысль. Безухий по прежнему молчал, оглядываясь вокруг.

   - Странно, - сказал Безухий проведя пальцами по стене.

   Я проследив за ним взглядом, тоже не удержался от подобного действия. На пальцах остались следы жирной копоти, я вытер руку о штаны.

   - И что странного? Подумаешь, открытым способом барак топят, видишь в том углу дырка в крыше.

   - Может быть, - задумчиво сказал Безухий, а может и нет. Копоть странная, да и тянет чем то на улице, только понять не могу - чем?

   Безухий задумался. Если судить по его внешнему виду, то его уже ничего не интересовало, лагерь, ВВС - ничего. Он был похож на человека, который вмазался в что-то очень грязное вонючее и омерзительное. Наконец с усилием проведя ладонью по лицу, он словно стер все свои дурные мысли, поскольку начал энергично распоряжаться.

   Ты - сходи в кладовую Горбыля, возьми тряпок каких-нибудь...

   А они дадут?

   Бродяга с бродягой поделится всегда, так что беги.

   Ты, возьмешь с собой еще двоих и валите к воротам, откуда выпустили, встретите надежных или нужных, приглашайте сюда. Потом дождитесь конца представления - власть должна хоть что-нибудь дать - возьмите.

   Чего брать то?

   Все, что будут выдавать, все бери. Здесь лишним ничего не бывает.

   Так - ты идешь с шустрым за водой, только котел отдрайте как следует. Принесете, и поставите кипятить.

   На чем? Здесь я чего то ни одного дерева не видел?

   Спросите у Горбылевских, они покажут где здесь уголь дают, сначала на общаке поживем, а потом свое замутим.

   И мы ушли.

   ***

   Шел третий день, как я стал "мясом". Вернее, еще не стал. Или уже стал. Не знаю.

   Если я адаптировался с достаточно большим трудом, то Шустрый быстро оббежал весь лагерь, нашел каких-то друзей знакомых, знакомых его друзей и к вечеру третьего дня, пока я еще только проходил акклиматизацию, уже мог называть себя старожилом. В нашем бараке поселилось порядка тридцати человек, из них семеро были пришедшими из одной связки: Безухий - мутный, возможно что человек, не похожий на основных уголков, но общающийся с ними на короткой ноге; Шустрый, "человек с множеством профессий" как он сам о себе говорил, действительно определить его воровскую специальность не представлялось возможным; Граф, шулер и мошенник специализирующий на светском обществе; Сеня мореход, быстро переименованный в Матроса, простой как камень, не успевший сбежать на корабль после поножовщины с военными моряками в портовом кабаке; Мелкий, действительно очень маленький мужичок, орудовавший любыми заточенными предметами с ловкостью, достойной циркача; толстый, с одышкой, растратчик, что нас занимало, так это то, сколько нужно было растратить, чтобы попасть в смертники. Плюс еще те, кого привели к нам, те кто не сумел стать своим в связке. Безухий брал всех, а на вопрос зачем, только улыбался да туманно говорил, мол на всякий случай. Складывалось такое ощущение, что он чего то ждет.

   ***

   Место, выбранное для дислокации легиона смертников было выбрано очень качественно. Убежать было невозможно, хотя лагерные легенды утверждали, что вот тот человек знает мужика, который слышал как рассказывал тот, который был в друганах у того, который... в общем цепочка получалась очень длинной и не заслуживала особого доверия. Лагерь находился у отрогов мраморных копий, запертый с другой стороны огромными мраморными воротами. Это укрепление на самом деле только называлось воротами, реально же это было построенное от обрыва с одной стороны, до вертикальной стены с другой, укрепление, шириной порядка ста метров, причем внешние стены в нем, опять таки по рассказам, достигали десяти метров, укрепленные заложенными при строительстве заклинаниями. Говорят, что при их возведении использовались все типы магии. Еще говорят, что при строительстве были принесены в жертву ровно семьсот семьдесят семь заключенный. А сколько погибло при строительстве, об этом истории умалчивает. В дальней части, был небольшой угольный пласт, невыгодный для промышленной разработки, но вполне достаточный для нужд лагеря. Здесь же присутствовал небольшой клочок плодородной земли, на котором расположилось, что-то вроде огородика. Везде использовался труд заключенных, но не нас. Мы были уже выше этого, мы были смертниками. Как бы. Но не совсем, и сейчас поясню почему.

   Горбыль прикрепил нам сторожила, призванного помочь нам освоится с порядками в лагере, который и занимался этим по мере своих скромных сил. По рассказам старого истопника, солдата, имевшего комплект конечностей и глаз, вполовину меньший положенного при рождении, бунты бывали в каждом призыве, и всегда жестоко подавлялись. Выслушав эти рассказы и внимательно проанализировав полученную информацию, я уяснил для себя несколько основных моментов.

   Администрация лагеря, руководила только раздачей пищи и воды и угля. Раз в сутки, между двух больших скал со стесанными вершинами и нешироким проходом, через который мы все попали на плато, происходила раздача пряников. Что удивительно, если при отправлении сюда и в пути, переклички проводились мимнимум два раза в сутки, то здесь никто не интересовался наличием того или иного арестанта. Еда отпускалась строго по счету и все, положено отдать три тысячи четыреста пятьдесят пайков - получите и распишитесь. И не важно, что кто-то сумел получить несколько, а кто-то ни одного, это их не касается. Естественно все начали сбиваться в шайки, поскольку если ты одиночка, то единственное что ты можешь сделать без особых проблем - это сдохнуть. Да и на количество членов в банде оказалось ограничение. Если какая-нибудь шайка вырастала очень сильно, то на плато выходила карательная команда, усиленная магом, и казнила всех к растакой то матери. Слишком сильная группа, распадалась на несколько мелких, которые в свою очередь тоже кто-то сжирал. Сейчас было выведено оптимальное число для "группы взаимопомощи друг другу за счет остальных".

   Лагерь, как оказалось, состоял из двух основных частей: ад и чистилище. Нас, как новичков поначалу поместили в чистилище. Здесь находились те, кто не попал в основной состав. По большому счету чистилище - это отстойник, а в аду находились уже собственно войска смертников. Если вам из моих слов показалось, что в чистилище собрались круглые лохи, то вы ошибаетесь. Здесь хватало авторитетных уголков, своих кодл и разборок между ними. Перейти в основной состав очень просто - достаточно прийти собранным десятком к воротам лагеря и заявить, что мол десяток готов, десятник тот то, из воинских умений могут тото и тото - и все. Единственное, что волынить не разрешалось, по рассказам бывалых, если ты перешел туда - то пропал. Пыточная городской тюрьмы покажется раем, по сравнению с ним, вот и не торопились вновь прибывшие в ад.

   Другое дело, что это была пожалуй самая лафовая каторга во всем королевстве. Представьте что вы находитесь на ограниченном пространстве, не в тюрьме, но ограниченном. Вас на халяву кормят и поят, а работать не заставляют. Плюс ко всему вы являетесь одним из основных уголков, которым западло работать и делать, что либо и у вас есть власть. Все очень хорошо, но вот беда охрана неподкупна, да и доставка мелочей, способных скрасить пребывание здесь, сопряжена со значительными трудностями. Бунтовать бесполезно, как я уже говорил, бунты подавляются так, что вся зона в крови плавает. Остается что? Интриговать. А если у тебя под рукой полсотни человек, то и вести небольшие победоносные войны, за крохи того, что попадает с воли или просто за власть.

   А бедные новички, попавшие в такую кашу, достаточно быстро соображают, что здесь им пробиться высоко вряд ли кто позваолит, им прямая дорога умереть или опуститься на нижнеий слой воровской социальной лестницы. Вот они и комплектуются небольшими командами или наплевав на все рвутся по одиночке в Ад. Лучше уж в Аду, гд за тобой присмотрят, чем попасть под пресс местных разборок. Да и сами уголки, бывало бежали туда, скрываясь от своего суда, либо проиграв в бесконечной борьбе за власть.

   Нам повезло в том, что группировка Горбыля, оказалась достаточно сильной, чтобы сдерживать наезды остальной массы, и достаточно мудрой, чтобы не зажимать низовое звено. Мы даже начали немного влезать в обстановку и работу, где и нашим силам находилось применение, только такое счастье продолжалось недолго.

3

   К нам в барак приперлись несколько человек, когда мы собирались ужинать. Ввалились без стука, без спроса и один с наглым пропитой мордой прошел в центр, по дороге вышибив из под Сени-морехода табурет и усевшегося на него в центре нашего круга.

   Ну что, голубчик, добегался? - пронзительным голосом с намеком на интеллигентность сказал он уставившись в глаза Безухому. - Ан нет, и здесь хорошие люди встречаются.

   Он немного помолчал, для придания веса своим словам:

   Поговорить не хочешь?

   Безухий сидя на корточках посмотрел сквозь него и спросил:

   Слышь, шестера, ты чья?

   Тот зашипел, и вскочил, опрокинув табурет, видимо ему очень сильно не понравилось такое обращение.

   однако он сдержался.

   Подходи завтра к колодцу, потолковать с тобой хотят

   Передай Кресту, что... - и он пожелал.

   Причем если бы такое пожелали мне, то я бы наверно даже не дослушал послание полностью, а мухой прилетел разобраться с таким уродом.

   Я вам расклад дам, а дальше уже сами решайте...

   Безухий закончил рассказ и уселся у окна, уставившись на улицу. Мы подавлено молчали, выходило, что кончать нас будут по любому. Потом все загомонили разом, пытаясь криком обратить на себя внимание.

   В принципе если вы под руку горбылю перейдете, то он вас и не тронет

   Нет уж. Вместе пришли - вместе уйдем.

   Я решил уйти в Ад, - решился Безухий. - Крест уголок солидный, такому в солдаты западло идти, так что всей кодой он не сунется, максимум недешевого зарядит /зарядить недешевого - подослать наемного убийцу/, но я его на раз зацеплю. А может повезет и решит, что раз я сбежал, то он в выигрыше, тогда совсем неплохо будет.

   А если десяток пошлет? - робко вмешался Шустрый.

   Но ведь не всей кодлой ломанется, - неожиданно для самого себя поддержал я Безухого. - Самому западло, а одному остаться - тоже хорошего мало. Сожрут его здесь. Так что максимум, что он может - это действительно десяток послать, а с десятком мы сами справимся.

   Одному не справится, - поднял голову шустрый.

   Почему одному? - спокойно спросил я. - Я тоже решил уйти. Там хоть какой-то шанс на волю выйти. Я здесь всю жизнь сидеть не собираюсь. Баб нет, мальчиками обходится не приучен, кулаки гонять остается и все. Я так не хочу, причем я не уверен, что эти чудики так спокойно дадут этим жировать. Нахрен. Я с безухим.

   Шустрый потупил глаза:

   Ну я... это... тоже наверное... уйду.

   Он поднял голову, посмотрел в глаза и задорно улыбнулся:

   Вместе пришли - вместе уйдем, че зазря рассусоливать.

   Ну что? - поднял голову Безухий. - Уходим?

   Уходить то уходим, - сказал Граф, разминающий пальцы тремя круглыми мраморными камушками, - только по моему поздновато мы решились.

   Безухий аккуратно подошел к окну и осторожно выглянул на улицу, постоял несколько секунд, потом отошел и глухо сказал:

   Просто так нам уйти не дадут, - Крест тоже не дурак и просчитывает вариант на столько ходов вперед, что шахматистам даже и не снилось. А наши шаги в данной ситуации, увы, очевидны, э`жих`м ша`ян`у /эльфийское ругательство из тех, которое могут воспроизводить другие разумные без риска сломать глотку и не боясь насмешек со стороны эльфов за произношение. Точное значение - неизвестно. Однако точно известно, что эльфы, услышав в своем присутствии это выражение, убивают всех присутствующих: и тех кто обозвал, и тех кого обозвали (очень красивый, обладающий смертельной красотой - одно из обращений к властвующему Высокому Дому, причем внутреннее. Употребленное другим Высоким домом, простым эльфом. А тем более "животными" - приравнивается к смертельному оскорблению, смываемому не просто кровью, а многодневными пытками см. 7 и 8 том из эльфийского "Искусство уважать врага")/.

   За разговорами мы и не заметили, что основная масса решила не связывать свою судьбу с заведомыми неудачниками и потихоньку слиняла. Так что в наличии оставалось человек птнадцать, да и то четверо, скорей всего не пойдут, а постараются заныкаться здесь. Причем не от трусости, а от того, что мы им никто.

   Ну что? Будем прорываться?

   Придется, - выдохнул Граф.

   ***

   Около барака собралась небольшая кучка народу, к которой вальяжно прошествовал сухопарый мужичок с аккуратно постриженной бородкой. Подойдя ближе, он обратился к кому из толпы, сплюнув сквозь зубы:

   Ну че? Эта сссука так там и сидит, не рыпается?

   Нет, Крест. Ссанул, наверное.

   Крест процедил:

   Ну все, приплыл. Теперь, падла, точно здесь ляжет.

   Внимательно посмотрев на дом он неожиданно проорал:

   Ну что козел, вот и свиделись... - прислушался и продолжил, - небось не ожидал? А?

   Из дома не доносилось не звука:

   Ну ка сходите гляньте, че там, - скомандовал Крест своим прилипалам.

   Двое шакалов, вооруженных крепкими палками забежали в дом и моментально вылетели оттуда, оглушенные. Один, странноватой походкой, сумел добраться до группы поддержки и только после этого упал.

   Здесь, - приободрился Крест и снова начал орать угрозы, перемежая их картинками радужного будущего.

   ***

   Мы слушали, аккуратно разбирая небольшой оконный проем в торце здания. Безухий изредка отвечал, подогревая интерес к нам. Наконец все было готово, весь народ столпился у главного входа, прислушиваясь к происходящему. Казалось, что здесь собралась большая половина лагеря.

   Пора сигнал давать, вполголоса сказал шустрый.

   Не учи ученого, - огрызнулся я, раздувая огонь в маленькой коробочке с древесными стружками.

   Дождавшись пока появится слабый огонек, поднес его к отверстию и три раза закрыл его ладонью. После этого начал медленно считать до ста, но получилось только до пятидесяти:

   - Что так долго? - возмущенный шепот Графа.

   Я аж вздрогнул:

   - Это ты слишком быстро. Сколько из было?

   - Двое. Давай, нечего думать, тикать надо.

   Вы шагайте, а мне через такую маленькую дырочку не выбраться, - сказал толстяк с одышкой.

   Потом печально улыбнулся и продолжил:

   - Да и жить то недолго осталось, я ведь мертвый практически, меня и сюда сунули, что я прилипшее не стал возвращать.

   - Так вернул бы и в нормальную крытку пошел.

   - А смысл, - грустно улыбнулся толстяк, - отдам, а сам в тюрьме умру и семья останется без средств к существованию, а так все не зря. Я ведь и брать начал, когда про болезнь узнал, а до этого меня прозвали... ну в смысле погоняло сунули... Неподкупный.

   Повисло неловкое молчание. Толстяк смахнул слезу и сказал:

   Ладно, чего уж там. Давайте, я вас прикрою, только не долго.

   Мы обнялись и тихонько скользнули в темноту улицы. Стараясь двигаться очень тихо, мы продвигались по улице, стараясь не попадаться никому на глаза. Шум толпы около нашего барака сатновился все громче и вдруг раздался голос толстяка:

   Они ушли через окно!!!

   Вот сука! - не выдержал Безухий.

   Ничего, - мстительно добавил я, - надеюсь они не будут разбираться там и когда мы уйдем займутся им.

   Мы прибавили ходу уже не скрываясь. Так как небольшая фора у нас была, то мы успели к пропускному пункту раньше погони

4

   Вот уже где-то с месяца два мы находились в Аду. Находящиеся здесь сержанты делали все, чтобы оправдать это название.

   Из нас не собирались делать здесь солдат. Нас не собирались учить владению оружием, нас собрали, чтобы потом положить в каком-нибудь самоубийственном предприятии. Нам не преподавали элементарных армейских премудростей, не делили на роты взводы когорты манипулы легионы, или как там еще называются эти отряды. За основу были взяты отряды наемников, чья численность в отряде колебалась от пятисот, до тысячи.

   Когда мы пришли в этот лагерь, то рассчитывали, что к нам будут относится как к солдатам, это служило для некоторых источником радости, для других - огорчения. Несмотря на презрительное сплевывание сквозь зубы и желание жить по законам сильного, даже самые отмороженные преступники, считали, что администрация лагеря должна поддерживать хоть какую-то видимость порядка. Этого же не произошло. Более того, всеми силами искусственно муссировались слухи, о нашей роли жертвенных баранов, предназначенных для того чтобы лечь во время ближайшей заварушки. Ничего так не предавало достоверности данным сплетням, как осознание того, что это правда.

   Основной упор делался на восстановление физической формы и работу в группах. Были конечно занятии по работе с мечом, щитом. Сколачивали из досок щит, брали вместо меча подходящую палку и орали до одури, бросаясь друг на друга как последние дебилы.

   Мы таскали бревна, бегали с утяжелением, залезали на огромную скалу, торчащую посредине Ада. Нас заставляли выполнять упражнения, не несущие в себе никакого смысла, лишь бы мы были заняты с утра до вечера. Так и получалось, один день походил на другой как две капли воды, но нес в себе никакой смысловой нагрузки. Лишь одно из занятий запомнилось мне на всю оставшуюся жизнь.

   ***

   Нас погнали на очередное занятие, которое должно было состояться под патронажем толстяка, постоянно ходившего в засаленной форме, со споротыми знаками различия. Среди основной массы заключенных о нем бытовало мнение как о добром человеке. Он не вел никаких зубодробительных занятий, редко кому совал в морду, разговаривал улыбаясь и постоянно употребляя уменьшительные словечки. А я его боялся. Боялся потому что видел, что его боятся остальные сержанты, сущие звери, которым для того чтобы убить человека не нужно было искать повод. А еще на форме был места, невыгоревшие на солнце и в некоторых с трудом угадывалось изображение лисицы. А погоняло у него было: "Таквот".

   Лениво скомандовав строиться, толстяк начал лениво прохаживаться перед строем, вбивая в наши головы прописные истины6

   - Я собрал вас сынки, - слово сынки было произнесено так гадостно, что хотелось прибить произнесшего его человека, - чтобы еще раз поговорить о преступлении и наказании.

   - Он остановился перед интеллигентнейшим картежником:

   - Вот вы, - палец уперся в грудь, - за что сюда попали.

   Граф мягко улыбнулся и сказал:

   - Чисто по недоразумению, мой генерал. Одно лишь недоразумение привело меня сюда.

   Это нисколько не огорчило толстяка. Благосклонно кивнув он сказал:

   - Да я в курсе этого недоразумения. Это недоразумение зовется службой королевских приставов.

   Дождавшись пока смолкнет невольный смех, он продолжил6

   - Но к чему я веду. Мне хотелось бы вам внушить, что необходимо забыть о своем криминальном прошлом и вернуться к жизни полноценного члена общества. И свою задачу я вижу в том, чтобы помочь вам сделать первые шаги в этом направлении. Я не хотел бы, чтобы у вас сложилось превратное мнение о нашем славном лагере и о сержантах-инструкторах, которые изо всех сил стараются привить вам воинские умения и спаять вас в крепкий, надежный коллектив, в котором каждый может опереться на руку своего товарища. И я надеюсь что мы сделаем это?

   Он обвел нас своими маленькими бесцветными добрыми глазами, явно ожидая нашего ответа. Ну мы не подкачали, громко, но разноголосо выразив одобрение и совпадение нашего курса с дорогой в светлое будущее.

   - Я рад, что наши мнения совпадают, - подытожил он. - Итак, мы собрались с вами, чтобы рассмотреть некоторые магические предметы, которые могут помочь нам. Я не буду касаться магии как таковой, насколько хороша она или плоха, я практик и на все смотрю с точки зрения: нужно - не нужно. Так вот, предмет, о котором я хочу сегодня рассказать, является не просто нужным, а необходимым!

   Он поднял свой сарделечный палец вверх, и обвел нас своими добрыми свиными глазками:

   - А вот теперь мне понадобятся добровольцы, лучше всего человек пять.

   Я стоял ни жив ни мертв. Не знаю почему, но выходить из строя мне не хотелось. Краем глаза глянув на Безухого, я увидел тоненькую дорожку от капли пота, скатившейся со лба. Видимо быть добровольцем не хотелось никому, поскольку на призыв сержанта никто не откликался.

   - Ну же, смелее, - подбодрил он нас. - Это совершенно безопасная процедура.

   Наконец вызвался придурок Билли, здоровенный детина с минимумом мозгов и огромным желанием выжить. Это недоразумение вбило себе в голову, что если он будет выполнять все команды и вызываться добровольцем. То шанс выжить у него повыситься, да и кроме того, его могут оставить сержантом здесь, в лагере. Мы пару раз видели, как он корчил рожи и орал подражая нашим командирам. Вот и сейчас, выпятив глаза, он шагнул вперед и заорал:

   - Я! Разрешите мне!

   Скорчив довольную людоедскую улыбку, толстяк сказал:

   - Вообще-то я рассчитывал на несколько человек, - все это он говорил, сноровисто надевая на руку добровольца железный браслет, грубой ковки с несколькими рунами.

   Я напрягся. Любое волшебство, колдовство, магию, в общем, как ни назови - я считал делом очень опасным. Использовать же магические предметы меня, а тем более испытывать, заставить было практически невозможно и напяливать себе на руку неизвестно что я бы поостерегся, тем более рунную магию./все мы в обычной жизни постоянно сталкиваемся с рунной магией. Это и разнообразные амулеты и артефакты, и невидные сельские маги с помощью нескольких наборов рун могущие остановить разрушение дома, привязать пчел к определенному месту и заставить их собирать нектар только с определенного вида цветов, это и руна стабильности, начертать которую умеет каждый над своим очагом, да мало ли где они используются. Однако мало кто знает, что все эти сугубо мирные дела вышли из боевой рунной магии./

   Этот же придурок, одетый в эту пародию на доспех, сверкал гнилой улыбкой и горделиво вскидывал вверх руку в каком-то подобие воинского салюта. Возможно мне показалось, но он посчитал её знаком отличия.

   С доброй отеческой улыбкой наблюдая за ним, толстяк произнес:

   - Так вот на что я бы хотел обратить ваше особое внимание. Несмотря на ваши высокие моральные качества и на то, что вы все как один являетесь добровольцами, иногда попадаются отдельные личности решившие расстаться до окончания срока с такой почетной королевской службой, как ваша. Вот этот браслет и служит для того чтобы защитить вас от таких тлетворных мыслей. Нет нет, - он вскинул в жесте защиты руки, - ни в коем случае во время битвы его вам одевать никто не будет. Другое дело пеший марш, с места постоянной дислокации, до места ведения боевых действий, именно в эти моменты солдата начинают посещать ненужные мысли. Так вот, чтобы вы не думали слишком много, наши маги подумали за вас и придумали... Придумали вот такие браслетики, которые любезно согласился продемонстрировать ваш товарищ.

   Тут эта тварь снова с отеческой улыбкой похлопала придурка Билли по плечу, а тот разулыбался, гордый хорошим отношением к нему сержанта.

   - Так вот, давайте я более подробно расскажу, что это за браслет и как он работает.

   Подозвав шелудивую собаку, служившую у этой обезьяны кем-то вроде денщика-ординарца-пажа-оруженосца-слуги, он приказал:

   - Значит так, сейчас берешь эту связку, садишься на лошадь и медленно едешь в ту сторону. Сигнал к возвращению - свисток и не дай бог повернешь без разрешения. Убью.

   Тот молча кивнул головой, собрал связку браслетов, забрался на лошадь и направился в сторону плаца, где развлекались остальные смертники. Толстый, дождавшись отправления своего слуги, повернулся к нам с такой довольной улыбкой, что вспоминался кот, на халяву стрескавший сметану в погребе и поднадкусавший все окорока, заготовленные на зиму.

   - Так вот, чем дальше уйдет человек со связкой, тем большую боль вы будете испытывать. Наконец она станет такой сильной, что вы просто умрете. Это сделано для того, чтобы вы на марше не удалялись слишком далеко от своего десятка, во избежание побега.

   Заметив крупные капли пота на лбу у Билли, до которого начал доходить трагизм ситуации в которой он оказался, толстяк подбодрил его:

   - Не переживай, малыш, я должен только показать, что эта штуковина работает. Как только станет действительно опасно, я подам свисток, лошадь повернет обратно и тут же тебе станет легче.

   Билли благодарно улыбнулся белыми от ужаса губами, все еще надеясь, что эта куча сала поступит как человек.

   Слуга прибавил сдавил ногами толстые лошадиные бока, та пошла быстрее и Билла скрючил болевой приступ. Он дернулся и закричал. Толстый громко заговорил, стараясь перекрыть вопль несчастного:

   - Все это делается для того, чтобы вы убедились - это все правда, никто вас не обманывает и остереглись сами обманывать нас. Два приступа сравнительно безопасны - они служат предупреждением. Во время третьего болевой порог настолько высок, что его может пережить разве что тролль или огр.

   Билли стоял не смея шелохнуться, видимо его немного отпустило и он еще на что-то надеялся, а нам же уже все было ясно. Лошадь ушла еще дальше и его скрутил второй приступ.

   Толстяк повернувшись сказал:

   - Ну все, все уже, сейчас свистну и верну, - и начал хлопать себя по карманам, ища свисток.

   Билл вспотел:

   - Пожалуйста, - бормотал он протягивая руки к толстяку, - пожалуйста...

   - Сейчас сейчас, - бормотал толстяк все так же шаря по карманам.

   Билл не выдержал, собрав все силы он рывком поднялся с колен и громко воя побежал за удаляющимся человеком со связкой браслетов, но успел сделать всего несколько шагов, как третий приступ обезобразил его лицо.

   Тело выгнулось в спазматическом приступе, порвав мышцы и ломая себе кости, потом согнулось. Сильный приступ рвоты выбросил остатки из желудка, возможно вместе с желудком, изнуряющий кашель, заставляющий за доли минуты выкашлять легкие. Лицо побагровело, из уголков глаз покатились тоненькие кровавые дорожки. Скрючены пальцы цеплялись за горло, вывалившийся язык норовил произнести какие-то слова.

   Мы как зачарованные наблюдали за его агонией, а я смотрел на толстяка. Лицо было глупым, пошлым и напряженным. Тоненькая струйка слюны катилась из сладострастно приоткрытого рта, глазки были масляные и к тому же мне показалось, что он кончил. Наконец он очухался настолько, чтобы обратить на нас свое внимание:

   - Вот так это и происходит, - произнес он хлопая себя по карманам, словно продолжая искать свисток.

   Потом он сокрушенно хлопнул себя по лбу, обозвал себя громко дураком из-за небрежности которого погиб такой хороший солдат и вытащил свисток, оказавшийся повешенным на его толстой шее.

   - Ну что ж, - радостно вскинулся он, - свисток нашелся. Может быть попробуем снова? - он испытующе посмотрел на нас.

   Мы отводили глаза, невольно взглядом возвращаясь к валявшемуся рядом трупу. Несколько мгновений тело полежало без движения, но потом кто-то прошептал:

   - Смотрите, оно шевелиться...

   - Ну что вы? Не стоит волноваться, это уже второстепенный магический эффект, получаемый при эксплуатации данного магического артефакта...

   Тело начало меняться как воск меняется под воздействием тепла. Знаете, в песках, когда стоит страшная жара от земли поднимается марево, которое немного искажает видимые предметы - так и здесь. Оно немного оплыло, потом тихо загорелось странным пламенем, не дающим не особого жара, ни света. По нему пробежались маленькие язычки пламени, похожие на юрких огненных саламандр и как бы объедая его, оставляя после себя жирную черную золу, пока не осталась кучка пепла, контурами напоминающая скрюченную фигуру и железный браслет.

   - ...Его Величество, в мудрости своей думая обо всех своих подданных, приказал, дабы облегчить нам всем жизнь, заложить в этот артефакт несколько полезных свойств. Чтобы не задерживать солдат на марше похоронными командами, мертвое тело сгорает полностью, давая в итоге отличное удобрение, которое могут использовать окрестные крестьяне. И вы умираете, хоть и без покаяния, но в соответствии с канонами матери нашей, святой церкви, от кремации, а не брошенный гнить на поле боя.

   С этими словами толстяк подошел, поднял железяку, стряхнул её, обдул и отдал своему клеврету, чтобы тот прицепил к основной связке, а уже после этого повернулся к нам:

   - Вообще то я хотел показать вам на живом примере, - алчущий взгляд в нашу сторону, отчего все сбились плотнее, стараясь казаться невидимыми и неслышимыми. - но к сожалению, не все готовы пожертвовать собой во имя спасения своих же товарищей.

   Заметив наши взгляды направленные на останки Придурка Билли, он, немного грустно, заметил:

   - Придется вам просто рассказать, пояснив все на примере этого добровольца.

   После чего. Уже деловым тоном продолжил:

   - Как вы уже поняли, эти предметы не дадут вам разбежаться в дороге. Действуют они очень просто, повторюсь для тех кто не понял с первого раза. Вас в десятке десять человек и на каждого одевается такая штука, без нее вам из лагеря не выйти. Они все равнозначные, так сказал господин маг, а я склонен ему доверять. Что это значит, а это значит. Что не один из вас не имеет преимущества перед своими товарищами. Нет главного браслета, есть абсолютное большинство; то есть браслета начинает считать удаление от главной группы, от той где их больше. Если один отойдет от двух, то умрет. Но! Если четверо решат бежать и отойдут от трех, решивших остаться, то умрут трое оставшихся, а четверо благополучно сбегут! - и он замер, тщетно высматривая на наших лицах признаки оживления.

   - Но я не спешил бы радоваться первым четверым. Дело в том, что все браслеты десятки включены в общую группу, как один браслет, и в случае удаления от основной массы, сработают аналогичным образом.

   Он опять прошелся перед строем туда-сюда, зорко высматривая на наших лицах, что-то известное ему одному.

   - Так вот, попадались умники, решившие двигаться вместе со всеми в некотором отдалении, чтобы избавиться от браслетов, но и это мы предусмотрели!

   Он по настоящему был горд за хитрых магов, сумевших предусмотреть все немудреные хитрости будущих беглецов:

   У старшего конвоя существует браслет, с помощью которого можно управлять всеми существующими десятками. Так вот, для предотвращения подобных шалостей, старший может уничтожить любой бунтующий десяток.

   - А если останется двое с браслетами? - спросил кто-то из толпы.

   Довольная улыбка скользнула по лицу ублюдка:

   - Хаарооший вопрос!

   Он снова поднял вверх свой сосисочный палец:

   - Так вот, если с браслетами остались двое, то он должны беречь друг друга, как ближайшие родственники и ни в коем случае не расставаться. В противном случае, - он лицемерно потупил глазки, - браслеты сработают на обоих.

   Еще раз оглядев пытливым взглядом, все ли прониклись его рассказом, он соизволил нас отпустить:

   - Ну что ж, мое занятие с вами окончено и теперь наступает один из самых приятных моментов для солдата, вы можете пойти пообедать.

   Развернувшись мы направились к нашему бараку. Повернувшись, я спросил у Безухого:

   - Ты ожидал такового развлекалова?

   Неопределенно пожав плечами тот ответил, но очень уклончиво:

   - Мне знакома подобная магия. Знаешь, некоторые молодые влюбленные идиоты любят обмениваться при свадьбе кольцами верности. Так вот, - он сплюнул, - вот слово привязалось, - идея пошла оттуда...

   Дальше мы пошли молча.

   ***

   Это занятие запомнилось мне больше всех, да и не только мне. Говорят, что однажды на уговоры толстяка поддался целый десяток, из которого уцелело как раз двое. Они обнялись друг с другом и не за что не хотели разлучаться. Говорят их так и повесили, обнявшись, хотя, технически, мне трудно представить, как это сделали. Повесили же их из-за того, что они сошли с ума, а зачем в армии сумасшедшие в низовом звене?

5

   Нас подняли вод звуки крепостного ревуна /большая труба, встроенная при строительстве в стену, обладающая таким голосом, что наверняка способна была поднять мертвого. В нее дули специальными мехами, потому что ни один человек ни обладал такими легкими и глоткой. Говорят, что темные используют для этих целей троллей. Используется для сигналов тревоги./ Стараясь перекрыть дрожащий, чистый звук, вопили сержанты, мы тоже не залеживались, от трубы дрожали внутренности и кишки превращались в студень. Ссыпавшись, как горох, вниз со своих лежанок, мы бросились на улицу, сталкиваясь в темноте лбами и цепляясь конечностями, прорывались на назначенное нам место. Наша команда выскочила на улицу, стараясь держаться вместе. Вдруг это очередная шуточка наших мучителей, которые с лихвой перекрывали свою неизобретательность высокими нормативами наказаний. Вопли младшего командного состава сделали свое черное дело, мы даже сумели построиться в некое подобие шеренг. Каждый из сержантов пробежался по своим подопечным, цеплял нам на руку волчий браслет и бежал к следующему. "Одетые" таким образом люди старались держаться кучнее, слишком свежо было в памяти занятие на котором показывалось действие этих браслетов. Все что то говорили, пытаясь разобраться в происходящем, но не слышали друг друга.

   Наконец ревун заткнулся и к нам вышел начальник лагеря. Мы затихли, надеясь понять хоть что-то из тех крупиц информации, которыми он с нами поделиться. Однако тот оказался более чем лаконичен:

   - Солдаты! - тяжелая пауза. - Пришло ваше время умирать за Его Величество!

   После чего он пьяно покачнулся и его быстро увели.

   Опять заорали дебилы в сержантской форме, дублируя друг друга:

   - По десяткам! Интервал движения десять метров! Не скучиваться! Не разбредаться! Отставший более чем на семь метров от своей группы считается совершивим побег и наказывается по всей строгости военного времени!

   Мат, сопение, суматошное перестроение, когда каждый боялся отстать от своих, боялся смерти. Все это в полной темноте, которая лишь подчеркивалась редким светом факелов. Основной лагерь в котором оставались "умные", освещался не в пример лучше нашего. Там появились заспанные фигуры, со злорадством наблюдая за суматохой, царившей в нашей половине. Отдельные выкрики долетали до наших ушей:

   - Ну что, козлы поганые, вы там сдохнете, а мы жить будем.

   - Слышь ты, имярек, я тебя предупреждал, что ты сдохнешь? А ты от меня сбежал в этот лагерь? Так вот! Я оказался прав!

   Слышался издевательский хохот, бессмысленная брань, злорадные вопли и все это продолжалось до тех пор пока на сцене не появились новые лица. На большой белой стене загорелись факелы, рысью пробежались длинные цепочки фигур, затем вышли несколько затянутых в темное фигур, воздевших вверх руки.

   - Маги, - прошептал в темноте чей-то голос.

   - Ага! И арбалетчики, подтвердил хриплый голос.

   - Если шарахнут, костей не соберем, - подтвердили с левой стороны.

   - Зря мы в этот лагерь перешли. Так, глядишь, живыми бы были.

   Такой тоской веяло от этих слов, что каждый был готов согласиться с ними. Однако нам не дали времени на то чтобы рефлексировать и предаваться унынию. Сержанты орали, раскидывая нас готовыми десятками и строили в колонны, готовясь открыть ворота и выпустить в первый лагерь.

   Меж тем темные фигуры на стене затянули речитатив, отдаленно похожий на пение. Хриплые звуки, похожие на карканье, разносились далеко. Маги на стенах резко опустили руки вниз, и... огненный вал пронесся по старому лагерю. Ну что я могу сказать? Впечатлило. Но не очень. Да вокруг все пылало, но среди горящих обломков носились частично факелы, а частично обычные люди, нисколечко не пострадавшие от магического удара.

   - Что обормоты? Огненного котла никогда не видели? - проорал веселый сержант, прогоняющий к своему месту очередной десяток.

   Безухий за моей спиной, презрительно процедил:

   - Показуха. Больше понтов, чем реальной работы, - и добавил обращаясь ко мне, - вот она - копоть на стенах.

   - В смысле? - дернулся зачарованный зрелищем Шустрый.

   - Да очень просто, - вполголоса объяснил безухий. - для действительно мощного боевого "огненного котла" необходимо вдвое больше магов и артефакт, занесенный лазутчиками или предателями в определенное место. Маги должны располагаться на одинаковом расстоянии от него - их задача активизировать его. Заставить его сработать. В месте его закладки и возникает эпицентр "огненного котла" в котором никто не выживает. Другое дело, что при их подготовке противник может вычислить место закладки и элементарно переместить его. Это чревато вот такими пожарами, не особенно опасными для города или крепости.

   - Скорей всего молодых боевых магов на человеческом материале натаскивают, - блеснул своими знаниями Граф, никогда не расстававшийся с колодой карт. - Когда я... в смысле раньше я слышал про что-то подобное...

   - Возможно. - неохотно согласился Безухий, а потом добавил, - да и используют Огненный котел для полного уничтожения населенного пункта. А не для устрашения кучки оборванцев, которые и сами всего бояться.

   - Это ты что ли нас оборванцами назвал. Спросил раздувая ноздри здоровенный мужик из соседнего десятка. Вывернутые ноздри, хрипатый голос и ни капли интеллекта.

   - Да уж. Только таких гамадрилов как ты и можно этим запугать, - рявкнул я злясь на то что мне прервали такую лекцию.

   - Ах ты падла. Рванулся он ко мне но тут же упал воя от боли. Сержанты тут же угнали десяток дальше.

   - Зря ты так, - сказал мне Граф.

   - Слишком уж легко себе врагов наживаешь, - осуждающе вступил Шустрый.

   - Да ладно, - беспечно махнул я рукой, и обратился к Безухому

   - И что там еще про котел.

   Тот пожал плечами:

   - Просто не выгоден он. Цель любой компании присоединение новых земель, завоевание торговых маршрутов и тому подобное. Огненный же котел применялся в каестве акции устрашения или при войне на уничтожение. В зоне его действия горят даже камни и не остается ничего живого. Остекленевшая поверхность по всей зоне действия и все.

   Мы все замолчали - картинка впечатляла, особенно людей обладающих живым вообржением.

   Шустрый ткнул пальцем6

   - О! смотрите!

   Через открытые ворота внутрь лагеря влетали конники Бешеной лошади, занявшиеся отработкой приемов пользования кнутом. С визгом и гиканьем рассыпавшись между пылающими домами они настигали мечущиеся фигурки и проносились мимо, после чего те опадали бесформенными кучками. Смотреть на это было любопытно, никакой крови, насилия и тому подобного, что отпугивает гуманистов. Простая работа, завораживающая своей кажущейся простотой. Мелкое начальство позади нас орало, стараясь нас подбодрить:

   - Видите! К утру это быдло все сдохнет, а кто не сдох позавидует умершим, а тем более вам, тем, кто может выжить и выйти на свободу. Смотрите твари и помните, что здесь страшнее, чем на войне. Там вероятность выжить выше чем здесь.

   В поселке меж тем назревали события. Конники согнали небольшую толпу выживших, человек около ста, поближе к нашему краю.

   - Это они специально, чтоб нам было лучше видно, - проорал сержант.

   А кто-то из середины строя заметил:

   - Развлекают, значит. Не дают скучать.

   Появившиеся было смешки, быстро затихли, когда из ворот показалось несколько фигур в длинных плащах, похожих на монашеские рясы. Я не знаю как это объяснить, вроде бы все плащи для магов шьют одинаково, но всегда чувствуется, плащ ли это мага, или накидка некроманта.

   - Насколько я знаю, у нас раньше некромантов не было, - исподлобья следя за приближающимися фигурами, сказал Граф. - Это всю жизнь была прерогатива Темной стороны.

   - Все течет - все меняется, - туманно заметил Безухий, напряженно вглядываясь в происходящее действо.

   - А это разве некроманты? - снаивничал Шустрый.

   - Сейчас посмотрим.

   К подошедшим фигурам подбежал один из конников, и вытянувшись во фрунт чего то пролаял. Было далеко, да и не тихо, поэтому мы ничего не услышали. Подскакал Бешеная Лошадь и завел явно дружеский разговор с одним из них.

   - Если это друзья Бешеной Лошади, то однозначно добром это не кончится, - заметил мужичок, попавший за превышение самообороны против троих пьяных в стельку купчиков, не желающих добровольно расставаться с нажитым.

   Вытащенные из толпы несколько человек, подвели поближе к некрам и бросили их там. Старший над ним некрами и Бешеная отошли подальше, о чем то дружески беседуя. Предоставленные сами себе уголки думали очень недолго и бросились прямо на них. Вышедшие вперед две фигуры вытянули руки и... Кто-нибудь видел как драконье пламя действует на незащищенного человека? Так вот, очень похоже. Такое ощущение складывается, что под струей пламени сгорает сначала одежда, потом сгорает кожа, мясо, начинка и в последнюю очередь скелет. Здесь тоже самое только человек не сгорает огнем, а осыпается кучками серого праха.

   Видимо я говорил это вслух, поскольку Безухий заметил:

   - Правильно, да и называется это заклинание "Дыхание мертвого дракона".

   Видимо этого показалось достаточным, чтобы запугать нас, поскольку вновь заорали сержанты, засвистели свистки капралов, затопали ноги перегоняемых с места на место людей, ворота между нашим лагерем и чистилищем открылись и нас погнали вперед.

   ***

   Мы бежали плотной бесформенной толпой, гнали нас куда-то на побережье. Оружие никто не выдал. По бокам наемники со здоровенными пастушьими собаками, охраняющие нас от свободы. Бежали мы также как и пришли группами по сто человек, за день умудряясь проделать не по сорок, как в недалеком арестантском прошлом, а по восемьдесят километров. К вечеру падали там, где заставала команда "Отбой" и засыпали, иногда даже не дождавшись ужина. Кормили, правда, хорошо, в кашах и супах попадалось мясо, а не обгрызенные кости. После первого же ужина, вердиктом нашей небольшой команды было:

   - Так можно жить!

   Немного привыкнув к заданному темпу, мы даже успевали поговорить о чем-либо или перемыть косточки знакомым и не очень. Тайн не было, поскольку каждый понимал, что выжить - маловероятно. Но каждый надеялся.

   - Слушай, а как ты думаешь Граф он взаправду граф, или так - прикидывается?

   - Нет, конечно.

   - Он один из бастардов одного не очень знатного, но очень плодовитого вельможи...

   - Кажись я знаю, про кого ты говоришь, - прыснул с другой стороны голос Шустрого. - Это...

   - - Дальше не надо, - предостерегающе прозвучали слова Безухого.

   Так вот, - этот вельможа наплодил своих детей порядка восьми штук, да еще по окрестным селам у него наберется не на один десяток, как мне кажется.

   - И Граф из этого десятка? - спросил я.

   - Нет, с Графом немного другая история. Он, официально признанный бастард. Воспитывался в доме, обучался и был будущим графом, поскольку наследников мужеского пола у евоного папаши тогда не было. А потом когда появились, то его быстренько сослали на конюшню, но он то уже был испорченным.

   - В смысле?

   - Ну как? Успел побывать в господской шкуре, а тут обратно в грязь. Чтобы ты сделал?

   Я пожал плечами:

   Ну не знаю, я богато не жил, и начинать не собираюсь...

   -Наш человек, - иронично заметил Шустрый.

   - У тебя психология наемника, солдата удачи, - заметил безухий, - но ведь Графа воспитывали совсем по другому. А тут преподали несколько уроков, который переиначивали все полученное воспитание. Вернее даже не переиначивали, а просто его взяли и переставили на другую сторону.

   - А что с ним сделали? - спросил любопытный Шустрый.

   - Да ничего, - неожиданно раздался голос Графа.

   Он зябко поеживаясь подошел к костру, нацедил настоянного лесного чая и выпил цедя мелкими глотками. Стряхнув из опустевшей кружки капли вместе с попавшими листьями он продолжил:

   - Пороли меня. Причем те, кто вчера одного взгляда боялся. Так что я папеньку прирезал и в бега подался.

   Он отошел обратно и завозился, устраиваясь поудобнее.

   - Жаль не до конца дорезал, рука дрогнула.

   - Щас бы не дрогнула, - медленно сказал я следя за ним глазами.

   - Сейчас бы да, - согласился он со мной и задышал ровно и спокойно будто спит, как всегда, когда стараются показать собственную беспристрастность и холодность.

   Мы тоже разбредались по своим местам, стараясь сбиться покучнее. Конечно уже не горы, но все равно ночами холодновато.

6

   - Солдаты! Все мы знаем насколько миролюбив Его Величество...- так начиналась речь которую нам толкали, сыграв общий сбор и выстроив перед холмом, на котором собрались большие шишки.

   На самой верхушки сидели на лошадях несколько человек, как нам сказали сержанты:

   - Вас, ублюдки, приехал посмотреть сам Главнокомандующий!

   Это не особо впечатляло, хотя предосторожности предпринимаемые его охраной - восхищали, как они бежали охватывая холм полукругом, чтобы защитить въехавшее на него начальство. Как выразился Шустрый, знаток всех афоризмов которые существуют в мире: "Генералы не бегают, так как в мирное время это вызывает смех, а в военное - панику".

   - Однако нашей благословенной родине не дают жить в мире и согласии и достойно развиваться, клевреты темной стороны. Незаметно под их тлетворное влияние попадают и вполне благополучные города и государства. Темные исподволь, подобно гадам, влазят и начинают вмешиваться в упорядоченную жизнь светлых земель, единственного оплота Света во всем мире. Последняя война окончилась достаточно давно и враг вновь начинает тянуть свои грязные руки к нашей чистой мечте. Мы не позволим этого!

   - Солдаты, - снова выкрикнул он. - Нам с вами выпала великая честь, присоединения взбунтовавшегося города.

   Шустрый за моей спиной не оставил это без внимания:

   - Ну да, ну да. Сейчас это взбунтовавшийся город, а раньше имел статус вольного торгового города, лично подтвержденный всеми участниками освободительного похода на веки вечные.

   Я в очередной раз поразился, откуда он все это знает. Есть такие люди, о чем их не спроси, они тебе обязательно ответят, так Шустрый точно из их числа. Внимательно дослушав список угроз и наказаний, которым нас грозились подвергнуть в случае неудачи, я переключился на соседей:

   - Слышь, Шустрый, что ты еще знаешь? - едва шевеля губами спросил я.

   - Немного, - так же тихо ответил он.

   Соседи стали прислушиваться, наш разговор оказался более интересным, чем то что говорили с высоких трибун. Тем не менее часть доносимой до нас информации прорывалась в мое сознание.

   - У нынешнего короля нездоровые имперские амбиции, - перебил наш разговор мужичок, ловко орудующий ножом в драках.

   Я не знал про него ничего, раньше он не был особенно говорлив, больше предпочитая слушать.

   - Он начал с освоения заброшенного королевства темных, которое когда-то было в центре светлых земель. Повезло в том, что на эту территорию никто особенно не претендовал. Гномам далековато, да не интересно. Для снобов-эльфов, чересчур сильно воняет остатками темной магии. Свободные города, не имеют никакой возможности удержать такую колонию, у них элементарно не хватило быв ресурсов. Тем более люди потихоньку начали заселять её, гробокопатели проникали в города и выуживали достаточно ценные амулеты и артефакты, вот король и закрепил эту землю за собой. А для подтверждения указа направил туда сиреневых /еще одно прозвище Королевских Прокуроров/, кинув для силовой поддержки пару летучих полков /летучие полки - вооруженные части, использовавшиеся для рейдов по тылам противника, либо для усмирения крестьянских бунтов, когда противник слабо вооружен и не обладает военной подготовкой. Традиционно с сиреневыми работают два полка, к ним больше подходит название каратели./.

   - ...Его Величество всегда стоял на страже интересов своих подданных, от последнего пастуха, до любого из дворянских родов...

   - Ну да, - хмыкнул высокий каторжник с клеймом на лбу и крестьянскими повадками. - Этот верно говорит, Его Величество сначала к нам завернул. Мы ведь нормально жили, работали себе, никого не трогали. Монстров, все еще остававшихся после войны, перебили. Там ведь большая часть беглых обосновалась, люди все подбирались такие, что сами за себя постоять могут, и таких уже четвертое, а то и пятое поколение народилось.

   - Да и насчет любого из дворянских родов тоже он не шутил, - подал голос у меня за спиной карточный шулер. - Некоторых из дворянских родов он так уважил, что их гербы пришлось вносить в зеленую книгу /в геральдике - зеленая книга использовалась для гербов древнейщих дворянских семей, тех, в ком даже второстепенных ветвей не сохранилось, не то что основных наследников. Т.е. вымерли все/.

   - ...в мире с другими народами...

   В третьем ряду, высокий светловолосый роус, только громко хмыкнул, ничего не сказав. За него это сделал Шустрый:

   - Ага, то то роус хмыкает, а еще и готы могут покряхтеть и балты.

   - ...и если бы не предательство всей человеческой расы...

   - Вот тут поподробнее, - оживился мелкий мужичонка с погонялом Гнус, наш штатный барыга - личность донельзя гнусная, но полезная.

   - Хорошо, что он не уточняет, кто именно предал человеческую расу, - добавил Шустрый, который не может, чтобы не вставить свой медный грош.

   - А кого предала человеческая раса, - с удивлением спросил простоватый, наивный, но зато очень сильный Матрос.

   Дружное ржание было ему ответом, да еще слова Шустрого, произнесенные сквозь смех:

   - Сложнее найти, кого она не предала, наша человеческая раса. Вероломнее нас только эльфы, но те хоть между своими слово держат, а мы... эх да что говорить, - и он махнул рукой.

   ...на предложение мирных инициатив ответили отказом...

   - Еще бы, на такие мирные инициативы я бы тоже ответил отказом, - еле слышно пробормотал крепкий мужичок, похоже из держателей постоялых дворов, которые не брезгуют и другим ремеслом. - Отдай все, и за это, может быть мы оставим тебя в покое. Правда - относительном, но зато мы дадим тебе все права: право платить налоги, право отдать своих детей умирать за короля, право потерять все и приобрести при этом "защиту".

   - ...хотя мы никогда не вели никаких военных действий против сопредельных государств...

   - Ага, - вызверился тощий мужичок с Йена, тоже бывшего свободного торгового города, - как щас помню, мирная группа пограничной стражи в размере трехсот человек, зашла спросить дорогу в село лежащее прямо на главном тракте. Именно там оно подверглось подлому нападению со стороны граждан свободного города Йена.

   - Какому? - с интересом спросил Шустрый.

   - Да пацан в них яблоком кинул, - неохотно сказал тощий йенец, - попал не попал, точно не знаю, но зато это послужило поводом для введения тяжелой пехоты, конницы и постоянного гарнизона в городе и городах сателлитах.

   - ... и помните! Его Величество вас не забудет про ваш беззаветный подвиг на благо Родины...

   - неужели злопамятный такой, сволочь?

   - Также его величество предлагает искупить свою вину на поле боя некоторым оступившимся гражданам нашей страны.

   Гул пошел по толпе, долженствующей изображать из себя раскаивающихся. Захлопали бичи надсмотрщиков.

   - Это уже про нас, - оживился Шустрый. - Ну ка, послушаем, чем нас здесь потчевать будут?

   - ...выжившим же на поле боя, в случае успешного завершения задания командования, будет заменена служба в войсках высокой смертности, на службу в основных полевых частях Объединенного Королевства, срок службы снижается до пяти лет...

   - ............... его мать! - от души высказался безухий. - Значит выживших не будет совсем.

   Гул начавшийся где-то в середине толпы, начал распространяться в стороны со скоростью хорошего лесного пожара. Однако командование в очередной раз показало, что ему не привыкать справляться с самыми разными проблемами, в том числе и с возможным бунтом. Чистый звук горна накрыл всю массу каторжан, похожую в данный момент на зверя приготовившегося к прыжку. Из леса, синевшего в отдалении, показалась темная полоска.

   - Конница, - скрипнул зубами Безухий, - посекут моментом.

   - Надо между теми холмами прорываться, - мотнул головой я.

   - Не получиться, там рядом стрелки.

   - Получиться, часть попрет на холм с начальством, пытаясь их захватить, а мы пойдем левее. Просто группа должна быть не очень большой.

   - На холме перестраивались арбалетчики и лучники.

   - Братцы! - заорал здоровый детина. - Все равно подыхать, но там точно, а здесь как повезет...

   Стрела, вошедшая в правый глаз, прекрасное лекарство от любых истерик. Частый свист стрел, гудение арбалетных болтов, в толпе то и дело падали люди, вопившие и призывавшие к бунту.

   - Стоим, не торопимся, выжидаем - сказал я сквозь зубы.

   - Чего ждем? - крикнул кто-то сзади, - сейчас всех поубивают.

   - Щас основная масса кинется, тогда не до нас будет, а если мы побежим, то перещелкают как курей в курятнике.

   Над полем разнесся совсем другой голос. Этот был сильным и мощным, чувствовалось, что его обладатель, больше привык отдавать приказы, нежели выслушивать их:

   - Эй вы, твари! Я хочу сказать, что бежать вам не удастся. У меня хватит войск, чтобы подавить любой мятеж...

   - Кто это? - спросил я.

   Как ни странно откликнулся не Безухий, а Шустрый:

   Это и есть главнокомандующий, даже ты его должен помнить. Кликуха Мясник. Говорят он сильно провинился, но король дал ему возможность реабилитироваться, захватив этот город.

   - ...там вы можете выжить, а здесь у вас выжить не получиться. Вы можете попытаться сдернуть, и возможно кому то удастся, но я обещаю, что большинство утонут в своей собственной крови. Вырвавшихся отсюда, я клянусь, буду искать сам до конца своих дней. Пойманных же развешаю в живописном порядке на опушках лесов, виселицах городских площадей. Решайте сами!

   Тишина повисшая над только что оравшими людьми была осязаемой. Я тоже слышал про мясника, и то что я слышал убеждало меня в том, что все его угрозы были не зряшными. Если мясник объявлял кого-то своим личным врагом, то тому можно было сразу идти и сдаваться, в надежде что его убьют быстро. Слабовольных же, решивших покончить жизнь самоубийством, было мало. Дело в том, что мясник не делал разницы между самими вргаом и его семьей. Он объявлял врага, а если тот сдыхал раньше, то что ж можно отомстить родне.

   Видимо это, да еще вид разворачивающихся в боевые порядки войск, напрочь отбили желание бежать. Еще слышались отдельные свирепые вопли, еще где то волновались ряды, но момент был упущен. Видимо это поняли и на холме, поскольку первый голос пробормотал скороговоркой кары,

   ***

   Потерь на удивление оказалось немного, видимо Мясник действительно был военным, а не придворным шаркуном, по крайней мере распланировал он все происшедшее действо, как военную операцию. Расставил нужные войска в нужных местах, довел до точки и заставил нас выплеснуться в контролируемом бунте, после этого подавил его жесточайшими мерами, но стараясь не растрачивать попусту человеческий материал.

   Нас не стали располагать вместе с основной массой войск. Смешивать нас "ненадежных" и костяк армии посчитали несвоевременным. Наверное это правильно, тем более ничего особенного пока не происходило.

   - Как ты думаешь, скоро нас на убой погонят? - спросил я у безухого.

   Тот даже не стал думать а сразу ответил:

   - Максимум еще сутки.

   - Почему?

   - А ты посмотри на лагерь, что видишь?

   Я действительно повернулся и посмотрел. Картинка была как из музея изобразительных искусств: Вояки на привале. Дымились костерки, стояли походные шатры, вкусно пахло кашей, доносилась чья то ругань, вдали висели несколько нарушителей - идиллия, да и только. Честно все рассмотрев я сказал:

   - Солдаты на привале.

   Безухий с явной жалостью, как на умственно отсталого, посмотрел на меня:

   - Сразу видно, что тебе крепко по башке перепало. Это вон там солдаты на привале - последовал кивок в сторону основных сил, - а здесь каторжники под охраной. Если их срочно не послать на убой, то вскоре весь лес будет увешан подобными украшениями. Мы прибыли последними вчера к утру и за день было восемь драк. Причем все с жертвами. И это не считая трупов при объявлении Высокой воли.

   Он развернулся и пошел, а я остался на месте. Надо было подумать. Нет, не о будущем сражении, там от меня ничего не зависело. Больно уж меня интересовала личность Безухого, мне казалось странным, что никто кроме меня не замечает все его оговорки. Вот и сейчас, выражение Высокая воля, больше подходит для эльфов, нежели для людей или даже полукровок.

   - Занимательно, - пробормотал я, почесывая затылок. - Если бы он не был таким уродом, то я бы сказал, что знаком с эльфом из высокого дома.

   Плюнув и отложив решение это загадки до более лучших времен, я отправился спать. Наплевать на все бежать не удастся, ошейники не пустят за пределы лагеря, покончить хизнь самоубийством, как это сделали некоторые, я всего успею. Причем в коллективном порядке. Так что волноваться особенно не из-за чего, у меня всего два варианта: либо сдохнуть так, либо этак. Так что я лучше пока еще повыбираю, а торопиться не будем.

Книга скачана с сайта mirknig.su (бывший mirknig.com)

Глава 3.

1

   Утро. Нам не сообщали специально, что именно на сегодня назначен штурм, но солдат, он ведь как горные тараканы, разводимые гномами. /Гномы очень точно предсказывают подземные толчки и их предполагаемую силу. Долгое время считалось, что это особая магия, присущая подгорному народу, пока один из людей, гулявший у своих друзей гномов на свадьбе, а это действо обычно длиться не меньше полутора месяцев, обратил внимание на певучих тараканов, которые гномы держат в домах, как мы канареек. Примерно за сутки до несильного толчка, они начинали волноваться, их свист становился угрожающим. При сильных толчках, их беспокойство становилось интенсивнее. Академия Стихийной Магии провела изучение данного явления и выяснила, что магии в нем нет ни на йоту. Одни лишь инстинкты насекомых, в природе живущих в сейсмоопасных зонах./ Точно так же, как те заранее чувствуют землетрясение, так солдат чувствует приближение неприятностей. Так и мы твердо знали, что нас сегодня будут убивать, и действительно, вскоре это получило подтверждение.

   В нашу клоаку прибыли полковые маги. Ну, конечно, не наши, а тех строевых частей, которые посланы сюда. Нас с утра покормили, по этому, когда прибыли маги, да еще в сопровождении полевых кухонь, все уже становилось ясно. Солдат может бояться, но должен преодолеть свой страх, для нас даже это было роскошью. Нас тупо опоят настоем затормаживающим один из основных инстинктов - самосохранения, и вперед.

   ***

   Мы обедали, когда по лагерю пронеслась весть о визите магов. Не доев, я облизал ложку, сунул её в карман и встал.

   - Ты куда? - встрепенулся Шустрый.

   - Схожу, гляну кого нелегкая принесла.

   - Я с тобой.

   Под негромкий смех окружающих, тот в несколько быстрых движений ложкой опорожнил свою тару и вскочил, стараясь разом прожевать всю кашу. Не знаю почему, но он прилип ко мне хуже банного листа. Скажу больше, он был уверен, что я не лох с воли, а из фартовых, да еще чистых. Чистый, это не то, чтобы я мылся недавно, это значит без наколок и клейма. Значит умный, хочет заработать и свалить, а то что я ничего не помню, так это тоже бывает.

   - Вон у меня кореша по башке стукнуло, так он вообще себя бабой считал, да не простой давалкой, а благородной, - как то рассказывал он, - так ничего. Кореша ему второй раз по морде съездили, снова нормальным стал. Единственное что с тех пор, как врежут ему - баба, второй раз - мужик. Через это и погиб.

   - Как? - спросил я, чтобы поддержать разговор.

   - В тюрьме ему по морде съездили, а баба которая в нем не выдержала такого позора и удавилась на решетке. Говорят минут двадцать катался, петлю затягивая, пока не сдох. И что интересно, - он оживился, - предсмертную записку написал, от бабского лица.

   - И что такого? - лениво спросил я тогда.

   - Да то! - подскочил он на месте. - Когда он мужиком был, то писАть вообще не умел, он буквы за картинки принимал! Вот так!

   Подобные разговоры он заводил с пугающей периодичностью. И еще вбил себе в голову, что я сумею выпутаться из любой ситуации, а заодно и корешей вытащить, но не всех, а тех, кто рядом. Вот и сейчас, мы стояли недалеко от палаток, под бдительными взглядами охраны, набранной, понятно дело, не из смертников, а из профессионалов. /Стандартная практика. Легионом в лагере командуют, вернее, дрессируют его, сержанты. На марше жизнь ввсника зависит от конвойников. На "рабочем" месте назначается командир из строевых частей, который и "отвечает" за них. Для того, чтобы случайно не похоронили вместе с палаткой и магами его же солдаты, выделяется охрана из очень опытных воинов. Их задача не сохранить жизнь командиру и магам, а дать возможность нацепить на руку управляющий браслет и уже с его помощью навести порядок во вверенном подразделении./

   Негромко разговаривая ни о чем, мы стояли, стараясь даже не показывать, что нас интересует, то что происходит в охраняемом периметре. Правда плохо получалось, но не из-за нас. Мы как раз были на высоте, в отличии от толпы припершихся сюда заинтересованных придурков, изображающих из себя праздношатающихся. Возможно, хотя и не факт, что остальные пришедшие точно так же думали о нас.

   И наконец мы дождались. Из палатки вышел наш командир, какой-то капитан, судя по морде не из дворян, такой суровый тип из тех кто верно служат всю свою жизнь, без напоминаний о себе, рассчитывая, что их честную преданную службу заметят. Ничего не дождавшись и выйдя на пенсию, такие либо спиваются, либо устраиваются в один из "диких" наемных отрядов, которые хоть к оркам - красивые эльфийские скальпы добывать; хоть к эльфам - во славу светлого оружия биться.

   За ним вышли несколько магов, один из которых сверкнул белозубой улыбкой и обратил на нас внимание своих товарищей, ткнув в нашу сторону пальцем.

   - Пошли, - сказал я.

   - А чё? Дожидаться не будем? - спросил Шустрый, тем не менее не отставая от меня.

   - Чего дожидаться то? И так все ясно.

   ***

   Вернувшись к костру, я подсел, отвечая на не заданные вопросы:

   Маги, четверо, и отец-командир.

   Дождавшись пока все не загомонят, а Шустрый не начнет рассказывать, освещая происшедшее таким количеством подробностей, что создается впечатление, будто он находился в палатке и разрабатывал план сражения наравне с магами. Безухий, шумно дыша, допивал кипяток:

   Что еще нового?

   Я тоже плеснул в кружку и уселся рядом:

   С ними некромант, как мне показалось.

   С чего ты взял?

   Не знаю! Просто показалось и все. Предчувствие у меня нехорошее.

   Это хорошо. Предчувствиям можно верить. Да не переживай, изменить что-либо мы не в силах, так что сиди и наслаждайся последними спокойными мгновениями.

   Мысль была дельная и я застыл, ловя кожей лица и закрытыми глазами остатки летнего тепла, до тех пор, пока не засвистели капралы, не заорали сержанты, пытаясь построить инертную массу отдыхающих и не хотящих умирать людей.

   ***

   - Все готовы?

   Раздался невнятный голос:

   - Что же они творят, суки!?

   - Они специально это делают?

   - Мы же сдохнем все из-за них!

   - Тихааа! - голос прикрепленного командира перекрыл недовольные голоса. - Вы, каторжники, если вы и сдохнете, то невелика потеря.

   Нам только что объявили, что мы будем иметь честь атаковать город. Для этого нам предлагалось принять волшебное зелье, которое якобы увеличивало силы, реакцию, увеличивало регенерацию и еще кучу всего. Отвечу так: все это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Если такой напиток и есть, то он явно слишком ценен, чтобы использовать его на каторжниках. Я лично видел только два варианта: либо оно не доработано и как раз проверяется на арестантах, либо это не такое зелье. Оба варианта не устраивали меня никак, другое дело, что большинство народа элементарно этого не понимало. Отказаться не получалось, подогнанные к отрядам полевые кухни с зельем и контролирующими это действо магами, а также бдительно следящий за всем командир, дважды без колебаний включающий "сильную руку", так что два десятка в которые затесались особо умные были сожжены на месте, пугая окружающих мешали этому.

   Дойдя до кухни, я взял миску с отравой и задержав дыхание влил в себя эту бурду, могло показаться что я ошибаюсь, но по моему я узнал эту бурду. Встретившись взглядом с Безухим, мы одновременно мрачно качнули головами.

   ***

   К началу атаки было доставлено три сборных отряда ВВС: Мраморное плато - около семисот человек, Восточная яма - тысяча четыреста и Дикий Лес - около тысячи. Два отряда: Галерники (морские ВВС) и Соседи (составленные большей частью из нелюдей, совершивших преступления и осужденные по людским законам.), даже не были вызваны, но в них, в отличие от участвовавших в сражении, и учили по настоящему, а не просто собирали отребье.

   - Так вот, соотношение перед боем было таким: порядка трех тысяч каторжан, частично вооруженных ржавым негодным оружием, а большей частью с голыми руками, нападали на отлично защищенные городские укрепления на которых стояло пять тысяч наемников, три тысячи гарнизона города, причем, что интересно, - это командир проводил с нами разъяснительную беседу, - около трехсот эльфийских инструкторов, ополчение порядка десяти тысяч человек. Нам надо было захватить ворота, которые откроют маги. Для этого нами были выбраны западные ворота, как наиболее укрепленные, здесь и народа было поменьше и похуже. Также запущена дезинформация о том, что каторжане - отвлекающий удар, основной удар придется на плохо защищенные восточные ворота. Единственное, что вам нужно сделать, это продержаться порядка часа, потом в бой вступят гвардейские части, а там и основные войска...

   ***

   - АААА!

   Крик из тысяч глоток, опоенных напитком, основой для которого послужила адская смесь, которую заставляют пить гладиаторов на арене, чтобы активировать центр агрессии, попутно провести временную лоботомию, то бишь заставить человека действовать безрассудно, не обращая внимание ни на что. После этого его выпускают против зверя и смотрят кто победит. /на самом деле это побочное свойство этого напитка. Основное же его свойство, используется некромантами. Очень распространено ошибочное мнение, что некр может поднять любой труп из могилы. Так то оно так, но таким образом можно получить только неуправляемого упыря, от которого одни неприятности. Для того же чтобы поднять достаточно послушного зомби, необходимо подготовить человека еще при жизни. Так вот употребление данного напитка и служит такой подготовкой. Конечно это не единственный вариант. Но зато один из самых дешевых, позволяющий поставить производство зомби на поток. И еще, если упыря практически не возможно заставить вспомнить свою профессию, то подготовленного должным образом зомби можно использовать на различных работах и его не требуется обучать заново./

   Так и нас, выставили против когтистого и клыкастого противника, не снабдив ничем, кроме ярости.

   Дробный топот множества ног, несшихся в предрассветном тумане к воротам. Я бежал вместе со всеми, ничего не чувствуя. Мною владела одна мысль добежать до ворот и убить, убить всех, кто там будет, убить всех от кого пахнет по другому, не так как от нас.

   В полутьме бежали люди, плотной давящей толпой. Со стороны это походило на спасающихся бегством с тонущего корабля крыс, которые хватаются за хвосты, лезут по головам в стремлении побыстрее выбраться на берег. Расширенные зрачки, не реагирующие на свет; шумнодышащие, с минимумом мыслей в глазах - мы бежали навстречу смерти.

   Ворота приближались, там видимо тоже почувствовали неладное, огоньки на стенах и привратных башнях заметались. Наша сила - в скорости. Пока не очухались, не сообразили, нам необходимо пробежать, пробежать немного, всего навсего километра два. Сообразили, далекий звук трубы, редкие стрелы выносящие из строя то одного, то другого. Но их мало, очень мало, этим нас не остановить.

   Жжжжух, черная точка, вылетевшая из-за стены, моментально увеличилась в размерах и просвистела над головой. Шумно упала, давя и калеча бегущих сзади и раня острыми обломками камня других. Потом еще... и еще... и еще... Ужас, но воспринималось все это как то отстраненно, будто бы и не со мной происходит. Будто это не рядом бегущий, только что провалился в волчью яму с кольями на дне. Будто не тому наглому пацану, только что оторвало голову. Будто это не передо мной тяжелое копье из баллисты, нанизало на себя несколько человек, кинув их назад. Все так же молча, спотыкаясь в темноте, но беззвучно, мы бежали вперед. На стенах появились люди, лучники, лес огоньков, задранный в небо, минута, и в нас полетел залп. Вот тут меня проняло по настоящему, тот я, который прятался внутри существа с тупым упрямством бегущего навстречу смерти, кричал, извивался и вопил, царапал когтями, в тщетной надежде остановить тело. Оно не слушалось, ему поставили цель - добежать до ворот и вступить в схватку.

   Камни из катапульт, проделывали просеки в бегущих, залпы лучников выбивали по сотне человек зараз, сволочные болты со стеновых арбалетов, прошибали двоих насквозь, прежде чем завязнуть в третьем. Но они боялись! Те, на стенах, боялись на нас. Я сам боялся себя такого, нормальные войска, при таких потерях, поворачивают назад, скулят и долго зализывают раны. Здесь же собрались животные, которых поманили куском сладкого мяса, человечиной. Я сам видел, вернее, перепрыгивал, через поскуливающий обрубок, от которого осталась верхняя половина и волочащиеся на много метров кишки, но он все равно полз вперед, перебирая руками.

   Атака была совершенно самоубийственной. У нас не было ни лестниц, ни осадных башен. У нас не было прикрытия, в виде тех же баллист и катапульт, да что там говорить, оружие и то было не у всех. Не было доспехов, не было щитов, не было лучников. Наша атака с самого начала была бесполезной и полностью не нужной. Вряд ли до стен добежало больше половины. Самое интересное, что я прекрасно понимал, все это, но опять таки понимал внутри, не имея никакой возможности воздействовать на тело. И все таки мы добежали. Передние ряды, добежавшие до стены, пытались лезть наверх, цепляясь за трещинки и выбоинки между камнями. Хорошо, еще что не было рва. В той скале где были выстроены укрепления, выдолбить ров вряд ли оказалось возможным. Добежав мы тупо бросались вперед. Враг был близко, очень близко, но к нему было не подобраться, буквально пара минут стояния под стенами обошлась нам достаточно дорого. Со стены слышались испуганные голоса:

   - Да это не люди, это упыри какие то.

   - Но они же умираю?! Или нет? - полный сомнения спрашивал другой голос.

   - Умирают! - а этот голос слишком уверенный, явно наемник и городская стража.

   - Хари то какие, прости господи, - очень испуганный голос.

   Я озираюсь, пытаясь прорваться к стене. Тот внутри опять ужасается, задранные головы, раззявленные в безмолвном крике беззубые рты, вонючие тела, руки со скрюченными пальцами, тянущиеся вверх.

   - Посторонись! - звук удара. - Дорогу!

   Голоса светлые, легкие - и тот я, внутри, понимает, что пожаловали эльфы.

   - Смотри какое быдло, - вверху я различаю несколько новых пятен, смотрящих вниз. - Вот, светлые, перед Вами настоящие лица разумных, называемых себя людьми.

   Нас еще бояться, но уже не сильно. Безоружные существа копошащиеся внизу, прорвавшиеся через все препятствия и застрявшие у высокой стены. Что мы можем сделать? Пытаться забраться вверх? Полноте, господа! Мы уже не вызываем ужас, самое сильное чувство, какое испытывают при взгляде на нас - это омерзение. Мы не опасны, вернее опасны, но при контакте, а это нонсенс. Нам не забраться наверх, а они ни за что не спустятся вниз.

   Я, внутри, смирился с гибелью. Я, тот другой, так же рычал, кидаясь на стену. И вдруг! О, чудо! Ворота скрипнули и начал открываться. Для нас этого хватило, вся эта аморфная масса, нацеленная на убийство качнулась в сторону появившейся щели. Подвывая и рыча, толпа протискивалась сквозь появившийся проход. Те, кто пришел нам на помощь, пытались открыть ворота, закрывавшиеся под массой навалившихся тварей, в которых мы превратились. Они, что то говорили, тыкая в трупы защитников ворот и в рогатки приготовленные для загородки, но их никто не слушал. Их убили первыми, они встретились не с солдатами, а с животными. Я вцепился в кого то, руками сжимая горло, по мне пробежалось несколько человек, но я сумел подняться, сильно помятый, но живой. Мы пролетели сквозь мясорубку, ближе к воротам, когда же влетели внутрь с меня спала пелена, накинутая армейскими магами и я снова смог соображать. Этому мешало одно обстоятельство, меня пытались убить. Машинально пырнув дротиком, как копьем слишком близко сунувшегося ко мне пехотинца и тут же запустил дротик в следующего, вырывая у сдохшего, но все еще не желающего верить в это - меч. В это время до меня добежал еще один, перескочив через свалившегося мне под ноги, я попытался подрезать нападавшего, но кто то сбоку накинулся на него, бессильно царапая по кольчуге. Забыв ударить, тот с воем принялся отдирать от себя напавшего. Мне кажется что их обоих элементарно затоптали.

2

   Толпа бесновалась, не оставляя другого выхода, кроме того как нестись вместе с ней, погибая и убивая. Обороняющиеся не могли противопоставить ничего серьезного, такое ощущение, что нам противостояли лавочники и ремесленники. Мы довольно таки далеко смогли проникнуть в оборону, полностью прошли ворота, влились в приворотную площадь, где в мирное время собирались караваны и досматривались выходящие. Потом наступило затишье, действия зелья заканчивалось и некоторые получали возможность соображать. Ну а может все просто опешили, как опешивает зверь, когда у него из под носа убирают мешающий фактор. Народ беспорядочно машущий мечами разбегался от нас в разные стороны, с пораженческими воплями. С противоположной же стороны выбегали стройные ряды высоких воинов. Выставив жидкую цепочку они застыли в неподвижности.

   Длинноухие просто не могли не влезть в эту стычку. Вот кто бы объяснил мне, что им надо? Почему они суются во все дырки, как затычки в одно место? Нет я прекрасно понимаю, что они встревожены экспансией нынешнего короля, но с другой стороны какое их собачье дело. Получается что у ополчения свободных городов - эльфийские инструкторы. Значит ополчение можно назвать почти регулярной армией. Если же эльфы выслали в помощь еще и свой экспедиционный корпус, то взятие конкретного города становилось под большим вопросом.

   С внезапно возникшим холодком я понял, что эта мысль мне очень не нравится. Тут же я постарался себя успокоить, ну не дураки же эльфы: экспедиционный корпус однозначно означает войну между светлым королевством и эльфами. За эльфами впрягуться гномы и хорезм, старый и добрый враг, которого не могли не принять во внимание.

   Сообразив, что я могу немноо управлять своим телом, я изо всех сил постарался замедлить свой противоестественный порыв, когда эта биомасса обрела нового врага и качнулась вперед. Негромкая команда и в руках у эльфов луки, а потом начался ад. Моментально около меня образовалось пустое пространство: свист, удар - падающее тело. Казалось что воздух стал плотным и кинжально острым, но сзади подпирала толпа. Оставляя полсе себя усыпанную трупами площадь, мы бежали вперед. Мне повезло, в меня не попали, случайность или насмешка судьбы - я не знаю. Оставшиеся несоклько метров мы проделали как во сне эльфы синхронно отложили луки и вытащили мечи.

   Л`Ариэль!!! - единый вопль.

   А вот это уже плохо, - выдало мне мое же замутненное сознание. - Эльфы этого дома славятся не только своими бардами, но и своими мечниками. Высокий Дом, находящийся в настолько явной и постоянной оппозиции к правящему, что поневоле кажется, что это фикция.

   Я думал, что кошмар уже был, а оказалось, что он еще и не начинался. Эльфы были профессионалами, а нас было все еще слишком много. Несмотря на то, что каждый из мечей собрал более чем обильную жатву, их растерзали в клочья. Однако был момент, когда чаша весов чуть не качнулась в сторону защитников города. Пока мы с эльфами развлекались, эльфийские интруктора сумели собрать разбегавшееся бравое воинство, и сумело не только выстроить их, но и воодушевить на борьбу с нами. И тут началось, с внутренней стороны стены защелкали арбалеты, причем не единичные выстрелы, а мощные залпы, моментально рассеявшие этих горе вояк. Мы, же не видя врага кинулись в город.

   ***

   Много позже, я узнал, что произошло в действительности. Мясник, несмотря на свою репутацию недалекого садиста, являлся одним из лучших военачальников. Он не смог бы выиграть войну, но битву - запросто. Гений будущего светлого Императора в том и заключался, что он брал человека, внимательно его рассматривал, и ставил на то место, где он мог принести наибольшую пользу.

   Если бы на этих неприступных воротах было соотношение ополченцев и профессионалов хотя два к одному, то неизвестно сумели бы удержать захваченный плацдарм. Но нам повезло, ополченцы полезли героически защищать свой город, а умение у нас было приблизительно одинаковым. Профи просто не успели прибежать первыми, а потом мы прорвались в город, ополченцы же вместо того, чтобы восстанавливать оборону ворот, кинулись за нами. Тут подоспели и наши, которые мудро не полезли вслед за нами, а воспользовались приготовленными лестницами, и заняли практически пустые стены. Когда же на нас собирались насесть вновь сформированные войска, то арбалетчики дали залп, чтобы освободить нам дорогу внутрь города. Сколько бы отрядов резерва не встретилось нам, все равно, даже небольшая их задержка по времени - это спасенные солдатские жизни. Генерал не был гуманистом, он был практиком, а значит старался сберечь доверенные ему обученные людские ресурсы. Дальше обороняющиеся на ликвидацию прорыва бросили все резервы, но было поздно, Генерал сумел зацепиться и теперь подтягивался вперед - взятие города оставалось вопросом времени. Защитники города оказались самоуверенными болванами. Они даже не стали заделывать ворота камнем, понадеявшись на их крепость. Также из-за излишней самоуверенности, они посчитали, что с охраной такого отличного укрепления справится и ополчение, а профессионалов можно отправить на более опасные участки. И еще один немаловажный момент, никто не верил, что атака будет идти именно здесь и собрали здесь своих, чтобы их поменьше убивало. Нет наемники здесь были тоже, но гораздо меньше, чем на действительно опасных участках стены. Ну и вдобавок, просмотрели предателей среди своих. В общем они ошиблись во всем, в чем только можно. И последняя их ошибка заключалась в том, что они не спешили убивать оставшихся в живых у стен, не видя в нас опасности. Больше у них ошибок не было. Но больше, оказалось, и не нужно.

   ***

   Мы сидели на песочке, раздевшись по пояс, действие зелья кончилось, на песочном берегу ни было ни души, делать было нечего. В город, входили гвардейские части, подавляя оставшиеся очаги сопротивления, мы же сделали свое дело, перебрались через стену и открыли ворота.

   - Как думаешь? - спросил у меня молодой парень с выколотым барсом на груди. - Нас нынече обратно на зону погонят, или погулять дадут?

   - Не знаю, задумчиво сказал я.

   Наш назначенный барыга, бежал от домов. Где-то он умудрился раздобыть курочку и котелок. Подбежав к нам, он сказал:

   - Тут недалеко птичник, можно свежачка хлебануть, - и он вытащил из-за пазухи пару бутылок. Оказалось сладкое церковное вино, посмотрев нервенными глазами, барыга повиноватился:

   - Больше не было.

   - А что? - залихватским голосом начал Шустрый, - кому война, а кому мать-родна. Свое дело мы сделали, теперь и погулять немного можно.

   - Ага, все ништяк,- порадовался барыга.

   А меня почему-то сегодня ничего не радовало и я остудил его радость:

   - Ничего не бывает так плохо, чтобы не могло быть еще хуже.

   Слегка покосившись в мою сторону, барыга неуверенно провякал:

   - Ну дык, я же о том же говорю. Можа пошариться где-нить?

   Я посмотрел на солнышко, на темнеющие вдали точки убегших кораблей и неожиданно для себя сказал:

   - А действительно? Почему бы нам не пощипать предателей короны?

   Я резко вскочил:

   - Так! Далеко соваться не будем, а вот близлежащие прошерстим. Кто здесь бывал?

   Шерстяной неуверенно поднял руку:

   - Ну мы в этот порт заходили иногда.

   - Где здесь купцы живут, знаешь?

   - Ну знаю, только это ближе к центру. Здесь склады на этой стороне, конторы, а на той голытьба портовая и все.

   - Давай рисуй, где здесь чего?

   - Да я не умею, - застеснялся бывший матрос, - я лучше так, рукой покажу. Все увеличивающаяся толпа вокруг нас показывала, что народ в целом одобряет предпринятые телодвижения. Шустрый чуть не подпрыгивал, следя за размахом крыльев в разные стороны нашего альбатроса. Толпа свалила, "пощупать брюшко", а мы остались, причем некоторых особенно тупых удержать так и не удалось.

   - Мы то развлекаться не будем? - с тоской в голосе спросил Шустрый.

   - Будем, - сказал безухий, посмотрев на меня.

   - Но не много не так как все, - закончил я за него.

   - Вы что, офонарели? Вы представляете, что из себя представляет купеческий дом? Он и иному замку, фору дать может.

   - Да ведь полно же покинутых домов, откуда все сбежали, - нетерпеливо сунулся молодой.

   - Это да подтвердил я, - вот именно - все сбежали. И что там осталось?

   - Ну там, решительно начал молодой, посуда золотая и серебряная, тряпки, ну и все такое...

   - Ты че больной? - сунулся, вроде бы что-то понявший Шустрый, - и ты с этой посудой куда пойдешь? К барыгам местным?

   - Все уплыть не успели. Где они могут спрятаться?

   - Да где угодно! - вспылил молодой. - По моему мне кажется ты специально задерживаешь нас здесь.

   - Да идите вы куда хотите, - ответил я, с горечью понимая свой проигрыш.

   - Нас осталось семеро. Безухий, Матрос, Шустрый, я и еще трое прилепившихся к нам арестантов.

   - А вы чего не пошли? - обратился я к ним.

   - Да мы вот решили с братвой к тебе в команду пойти, ты может и не самый лучший, но чертовски удачливый сукин сын. И сейчас, тоже кажется, что ты прав...

   Он замолчал испытующе глядя на меня. Вмешался Шустрый:

   - Карочь, если вы с нами, то все по правилам, добыча в общак, после дела раскидываем, претензии к атаману после дела, пока дело не завершено, слово атамана - закон, - деловито перечислял он.

   - Да ладно, братан, - широко улыбнулся тот, - не первый раз замужем. Все путем, правила знаем.

   Быстро обменявшись погонялами и моментально найдя общих знакомых, они начали тихонько переговариваться. Я же уединился с Безухим и атаманом пришлых, допрашивая матроса:

   - Так что здесь за склады? - спросил я у матроса.

   Тот наморщил лоб и с непоняткою посмотрел на меня. Безухий перевел:

   - Какие склады самые путевые?

   Чело Матроса прояснилось и он ткнул куда в центр построек:

   - Там самые большие и укрепленные, многие из тех складов имеют внутренние причалы, где проходит погрузка и выгрузка на барки /барк - не морской корабль, а баржа не меньше чем десять метров в длину с мачтой, служащей в некоторых случаях краном. Используется для доставки товаров с и на океанские корабли стоящие на рейде или у причала./. Там можно пошукать.

   - Значит так, в город еще идет свалка, поэтому мы можем немного пошустрить.

3

   Быстрым шагом мы шли по переулкам складов, оглядывая высокие заборы, вслушиваясь в лай здоровенных собак за воротами, но людей не встречали. И если сначала передвигались с опаской, тишком, то сейчас в наглую перекликались, обсуждая ситуацию. И тут Вдалеке показался идущий нам на встречу человек:

   - Эй, молодцы, заработать не хотите? - издали проорал он.

   Мы оживились, понятие заработать для нас заключалось немного в другом.

   - А че делать то надо? - спросил Матрос.

   Тот с уважением посмотрел на размах плеч и сказл:

   - Все по специальности. Закидаете барку товаром, получите золотой на всех.

   Сумма за барку был более чем хорошей, да вот только нам не она была нужна. Мы рассчитывали немного на другой заработок, для этого нужно было попасть к барке, присмотреться, оценить и только потом начинать свою работу. Так что мы бы и бесплатно покидали товар, но соглашаться сразу было нельзя. Подозрительно, когда люди выглядящие отнюдь не добропорядочными гражданами, выражают горячее желание безвозмездно помочь ближнему своему.

   - Не, за такие деньги сам грузи, - лениво ответил старший присоединившейся группы.

   - Да ты чё! - возмутился наниматель, - тебе вдвое против лучшей гильдейской цены предлагают.

   - А ты прислушайся, вмешался Шустрый, - что-то то я не слышу, чтобы у тебя этот золотой из рук выхватывали.

   - Мы к другому купцу идем, - внес свою лепту безухий, - что он нам скажет, когда мы не придем?

   Наниматель пожевал губами и наконец решился:

   - Хорошо. Ваша цена?

   - Четыре золотых, - сказал я, - причем половину сейчас, а вторую, когда дойдем до места.

   - Ладно, - сказал он, - половину, когда дойдем, а вторую половину, когда погрузим.

   - Когда погрузим половину, - вмешался шустрый.

   Тот кивнул головой и мы пошли на работу.

   - А что так срочно, - спросил я у нанимателя, - драпаете?

   - Не твое дело, - окрысился он, но потом видимо понял, что других грузчиков ему искать долго и уже другим тоном сказал, - пока вся эта катавасия, надо бы укрыться. Это вам, голытьбе, терять нечего, а купцам есть.

   - А не боитесь в море на барке выходить? - поинтересовался матрос.

   - Да нам недалеко, - пожав плечами ответил приказчик (на купца он никак не тянул). - Нам из бухты выйти, а там к вечеру на место придем.

   - А чего не подальше? - поинтересовался Безухий.

   - Подальше там, пираты, да королевские корсары - кто пытается прорваться, тех топят да на абордаж берут. Назначают выкуп, а тех кто не заплатит, тех продают.

   - Ясно, - ответил я с сочувствием.

   Тем временем мы подошли к месту нашей "работы". Народу было немного. Купчина, высокий и несколько не толстый, несмотря на возраст, сам помогал кидать какие то тюки на палубу. Помимо него в этом участвовали двое охранников. То же неслабые ребята. Штуки три матросов и явный капитан, причем не такой лоханки, а серьезной посудины. Плюс семьи и!!!! Бабы!!! Приказчик заспешил к хозяину, что-то объясняя и показывая на нас пальцем. Пришлые смотрели на женщин такими глазами, что я испугался за них. В смысле за нас, вот кинуться сейчас, а местные настороже да и не похожи на баранов, наоборот волки те еще. Поэтому я скомандовал:

   - Заткнулись все! Дело надо делать, а не на баб облизываться, - и смиренно уставился на подходившего купца.

   - Здорово работнички!

   - И тебе здравствовать, - ответил я.

   - Что то я вас раньше на складах не видал? - подозрительный взгляд купца бегал с одного на другого.

   - Дык ведь мы раньше на дальних причалах обретались, сюда нас не пускали, - начал матрос.

   Я посмотрел на него, тот поперхнулся и замолчал.

   - Тут ведь какое дело, - начал я, - в складах работать в гильдии надо состоять, для этого взнос надо дать, да чтобы за тебя поручились. А мы люди бедные, вот на дальних причалах работали...

   - Рыбники значит, - ухмыльнулся купец, - понятно. Ладно, слушай меня. Вот вам задаток, - он достал две золотых монеты и отдал нам. - А после подойдете к этим складам, спросите Солового, это приказчик мой, я за вас гильдейским поручусь.

   Предложение было из тех, которые принято было называть королевскими. Изображая на лице радость мы закивали головами, после чего я завернул в тряпочку золотые и мы набросились на работу как голодные волки.

   Мы быстро забегали от ворот склада к барке, на сходни, в открытый трюм, где передавали тюки приказчику с двумя людьми, судя по всему из прислуги. Барка была не маленькой - не большой. Обычный одномачтовый кораблик, на котором доставляют грузы с крупных океанских кораблей на берег и обратно. Видимо купец собирался отсидеться где-то в заливе. В открытом море таку посудину моментально зальет водой. На подобных до сих пор ходят по большим рекам. Верхняя неполная палуба, оставлявшая открытым трюм, в котором и складировались товары. И два узеньких мостика по бортам, соединяющих переднюю и заднюю части. Впрочем разобрать где какая было невозможно, они были совершенно идентичными, рулевое весло на той половине котоая служила носом вытаскивалось, а на корме крепилось в специальных пазах. Обычная посудина, только эта с претензиями. На верхних палубах было построено по надстройке.

   Загружая барку, мы улучили момент и пребросились парой слов:

   - А купец то богатый...

   - Ну что берем?

   - Давай. От добра, как говорится, добра не ищут.

   Остальное дело техники. Втихомолку прирезать охранников купца оказалось не сложно. Сложнее оказалось разобраться с мощным нубийцем, телохранителем. Тут нам помог Безухий, заметив отлетающего в сторону Шустрого, он молниеносно подскочил, рубанул открытой ладонью по бицепсу руки, держащей здоровую дубину, и ударом ладони вогнал кости носа в остатки мозгов. Нубиец упал и больше не проявлял интереса к жизни. Визги, суматоха, приказчик побежал выпускать собак и получил от гнуса брошенный в затылок камень. Вообще у Гнуса стоило поучиться как бросать все на свете. Он даже провел с нами необходимый ликбез, но до такого мастерства как у него еще ползти и ползти, как от игрушечной лодочки до военного дромара бьонков /Бьонки - синекожие разумные, передвигающиеся на летающих кораблях. Предпочитают не воевать, а торговать, но в случае нарушения их интересов наказывающие беспощадно. Боевой дромар бьонков, шестиэтажный трехсотвесельный корабль с тремя несущими мачтами, прямым и косым парусным вооружением. Неизвестно ни одного случая, когда бьонки служили наемниками. Обитают далеко на восток, за Темными землями./.

   ***

   Все закончилось достаточно быстро. Согнав оставшихся в живых в небольшой загон для мелкого скота, мы получили возможность потрясти купца. Как это делать, я себе представлял, но только теоретически. Мне казалось странным, что я сейчас буду просто так причинять боль живому существу. Все остальные молча смотрели не суясь поперек атамана. Да уж, вот так вот. Как то незаметно получилось, что я стал атаманом.

   -Ну что, - спросил я поглядывая на небо, - поговорим?

   Купец, сидевший со связанными руками, приободрился, видимо я в чем то повел себя неправильно. Да и отношения ко мне товарищей немного изменилось, это чувствовалось моментально. Да конечно, возникать во время дела нельзя, но можно на благо опчества сунуть нож под ребро, если выбранный атаман не справляется. Помирать мне не хотелось. Заметив вниамтельно следящего за мной атамана пришлых, я подмигнул ему на роняющего слюни в сторону пленников здоровенного паренька, похожего на Матроса, но без лишних душевных страданий. Тот толкнул его, парень поднял на меня недовольные глаза, а я кивнул головой в сторону загона.

   Дебильноватый паренек, пришедший с новичками, щурясь всмотрелся в согнанных нами баранов. Подошел и вытащил из толпы молодую девченочку, плачущую и цепляющуюся за кого то в толпе. Не обратив на это никакого внимание он потащил ее на солнышко, где лежал аккуратно сложенный маленький штабель серебристой сосны. Паренек, не то брат, не то любимый, сунулся защитить, но удар в основание черепа быстро его успокоил. Примостив добычу на солнышке, он начал прилежно трудиться, не издавая никаких сладострастных звуков, кроме сосредоточенного сопения. Я же повернулся к купу и завел медленный неторопливый разговор:

   - Видите, уважаемый, как переменчива сволочная фортуна.

   - Вас же обязательно найдут, твари, - простонал купец.

   - Не без этого, покладисто согласился я, - а вам разве будет не все равно?

   Вот так и завязался разговор. Когда я устал, то меня сменил Пришлый, потом Шустрый, потом над купцом сурово молчал Безухий, недобро щурясь и тыкая найденным шилом ему в ногу, потом снова я...

   ***

   Чуть ли не облизываясь Шустрый смотрел на жену купца, моложе того где-то вполовину. Роскошная грудь подхваченная снизу широкой перевязью, делала ее еще аппетитнее. Мальчик лет двенадцати, крепко прижимаемый ею смотрел на нас с такой ненавистью, что я поежился. Но на жену куца тоже поглядывал, а что вы хотите? Больше чем полгода ни одной бабы.

   - Ты подумай мил человек? - наклонился к купцу безухий. - Мы ведь тебя не заставляем, просто каждый живет как может и торгует как может. Шлюхи телом торгуют, - он кивнул на без устали работающего паренька из пришлой команды, развлекающегося на то ли сестре, то ли жене приказчика.

   - Видишь, кричит, хорошо ей, - с ухмылкой сказал Шустрый и подойдя к купчихе схватился за её грудь, которая в одну руку ну никак не помещалась.

   Та вскрикнула, пытаясь вырваться, пацанчик дернулся и бросился на Шустрого, размахивая небольшим кинжалом. Особого вреда он не нанес, но Шустрого порезал.

   - Вот тварь! - сказал шустрый и наотмашь хлестнул его, пацану хватило. Баба тоже бросилась на него, её он свалил прямым ударом в солнечное сплетение. Та свалилась, но со стоном ползла к сыну. Молчаливый Безухий схватил валяющегося и подтянул поближе к ней. Все это время купец бился в конвульсиях, судорожно рыча и призывая на наши головы проклятия всех богов. Шустрый уселся верхом на купцову бабу, приставил кинжал к шее пацана, а вторую руку запустил молодке за пазуху. Та молча рыдала, Шустрый тоже молчал, тока дыхание стало учащенным и глаза затуманились.

   - Шустрый, - позвал я его вполголоса.

   Не знаю каким чудом, но он меня услышал. С неохотой встав он сделал шаг к купцу:

   - Ну давай, толстобрюхий, определяйся. У тебя два выхода: первый сдохнуть здесь, перед этим увидев как забавляются с твоей женой и твоим сыном ребята, как перережут им глотки; второй вариант - ты отдаешь нам деньги, а мы разрешаем вам уплыть на барке, к тому же отпускаем всех захваченных.

   - Всех, оставшихся в живых к тому времени, когда ты примешь решение, - глухо добавил безухий.

   Возможно это, а может быть и то, что молодой, из команды пришлых, перерезал затраханой им девчонке горло и встал, плотоядно облизываясь и высматривая следующую жертву.

   - Хорошо, я все расскажу, - глухо сказал купец.

   Мы с Безухим быстро переглянулись, с трудом скрыв восторг. Он рассказал все подробно, как оказалось, большинство денег было вложено у него в бумаги и товары, небольшие суммы он хранил дома и взял сейчас с собой. Они спрятаны в тюке с товаром, отмеченном красным крестом в круге. Остальные имели либо круг, либо крест. Но у него есть отложенное на черный день, там не очень много, но все таки хватит, покрыть неудачный поход, досрочно оплатить векселя, выкупить долги, снабдить караван новым товаром. Эти деньги спрятаны во дворе, зарыты под священно чинарой, со стороны очага. Кивнув Атаману пришлых, мы отправили его искать мелкие деньги спрятанные на барке, тот кликнул с собой полового гиганта, только начавшего располагать, очередную жертву рядышком с трупом первой. Они ушли, мы сидели молчали, ожидая результатов.

   Их трюма барки выглянул Пришлый атаман с восторгом тащивший пять полотняных мешочков, за ним молодой - еще с тремя в руках.

   - Золото, - задыхаясь проговорил он. - Полновесные гномьи башни.

   Свалив добычу на палубу, он жадным взглядом уставился на мешки, молодой отправился заниматься делом от которого его оторвали. Вскоре из того угла снова послышались ритмичные шлепки. Сопение и тоненькие подвывания.

   - Пересчитай, - предложил я пришлому, тот, не заставляя просить дважды, начал считать. Он аккуратно развязывал мешочки, составлял монеты в столбики и смешно шевеля губами пересчитывал их тыкая в каждую грязным пальцем. Наконец он закончил:

   - По сотне в каждом мешочке. Четыреста гномьих башен, два мешка всякой всячины, разной по весу, есть и старые общим числом двести; и два мешка кораблей, тоже двести.

   Он подошел к купцу и пнул его:

   - Вот сссука! Мы тут мучаемся их освобождаем. А он родину Темным продает. /корабли - монеты чеканенные в государствах темного властелина. Они очень хорошей чеканки, и чуть тяжелее гномьих башен. При обнаружении их владелец раньше предавался смертной казни с одновременной конфискацией, сейчас просто конфискацией/.

   - Ну что? - глухо спросил купец, - теперь поверили?

   - Ну да, - широко улыбнулся Шустрый, - а теперь подробно расскажи про зарытое в саду золото, а то сложилось у меня такое впечатление, что ты многое не договариваешь.

   - Нет, - спокойно ответил купец. Я хочу, чтобы вы отпустили моего сына.

   - Чудак человек. - даже развеселился Шустрый. - куда ж мы его отпустим? Ты что не слышишь? В городе сражаются, его ж там убить могут.

   Шустрый говорил с такой убежденностью и заботой, что даже я чуть не поверил ему.

   - Отпустите, а потом будет разговор.

   Мы немного посовещались, можно усилить нажим, но есть вероятность, что купец в этом случае сдохнет, но тайну не откроет. Мальчишку тоже отпускать не след.

   - Пусть Матрос этим делом займется, а то сидит весь не при дела. Наводчик! - в устах пришлого это прозвучало как оскорбление.

   ***

   Матрос сидел бледный, зажмуренный. Чувствовалось, что ему немного не по себе.

   - Матрос позвал я его, пойди и отпусти мальчишку.

   Тот открыл свои стардальческие глаза и я его пожалел. В них прорисовывалсь такая мука.

   - Ничего, ничего, - еле слышным голосом пресек мой благой порыв Шустрый, - пусть идет, а то чистеньким остаться хочет.

   Матрос с надеждой смотрел на меня, но я сурово нахмурил брови и мотнул головой. Тот тяжело вздохнул и вышел. Минут через пять я отпустил пацана.

   Внимательно вслушавшись в дробный топот мальчишеских ног, купец все рассказал. Оставалось только проверить, пошли я, Безухий и атаман пришлых.

   ***

   Мы побежали в город, стараясь не отвлекаться на мелочи. Пустые улицы, ни одного существа не видать и вместе с тем запечатанные страхом окна. Гулкие шаги, отдаленный шум битвы, все застыло в ожидании. Спрятавшиеся молились, чтобы все кончилось, на самом деле каждый из них просил определенности.

   - Вот эта улица, - хрипя от бега сказал, посланный с нами старик.

   - Давай, не задерживайся, - толкнул его Пришлый.

   Чинара, родовое дерево, под ветвями в сторону очага, нажать левый камень и протащить...

   Выполняя очередность действий рассказанную нам купцом, мы немного волновались и было отчего. Но все сработало. Да здоровенных двухлоктевых кувшина в небольшой нише, которые невозможно было даже приподнять вдвоем. Клянусь, даже у меня случился приступ жадности. Здесь было столько, что хватило бы на всю жизнь. Мне. Слава Единому, что люди подобрались опытные и не нервные. Смерив золото и друг друга взглядом, оценив шансы, не сговариваясь порешили, что жадность это плохо и надо действовать сообща.

   Восстановив, тайник в прежнем виде мы отправились обратно.

   - Основную казну он нам так и не сдал, - озабоченно сказал Безухий.

   - Почему, - прошептал зачарованный видом золота атаман пришлых.

   - Не может у такого купца быть так мало денег, - категорически произнес Безухий. - Наверняка это у него срочные деньги для подобных случаев, или откупиться или что. Их много, но не очень, как раз ровно столько, чтобы откупиться от дешевых разбойников, типа нас.

   - Не фига себе немного, - возразил я, - мы втроем не смогли утащить. К тому же его богатство не в золоте, а в бумагах, товарах, кораблях.

   Этот разговор велся уже на обратном пути. Старик бывший провожатым, немного успокоился, все получилось, бандиты убедились, что золото есть, значит дальше будет все нормально. Ну в самом деле, не звери же они, убивать просто так людей - тем более откупившихся.

   Мысли старика настолько явственно прорисовывались на его лице, что даже было неинтересно. Тем более, что придется убирать всех, золото то мы унести не смогли.

4

   Мы уже почти вышли из крепкого купеческого квартала, как нас остановил осторожный свист, раздававшийся из подворотни. Присмотревшись мы заметили ШУстрго, энергично махающего нам рукой.

   - Сюда, быстрее.

   Подбежав к нему я строго спросил:

   - Как ты здесь оказался?

   - Да братва предупредить послала. В порту гвардейцы появились, рубка идет. Поосторожнее надо бы.

   - Ну все предупредил? Теперь обратно пошли. И быстро!

   - Подожди, - Шустрый уцепился за мою руку, - видишь воон те ворота.

   - Ну?

   - Так вот, несоклько минут назад оттуда выглянула одна знакомая тебе личность.

   - Ну?

   - Гну! Там кто-то из банды Хрипатого, может и он там же.

   Переглянувшись мы решили посмотреть, что там происходит. Если же их гораздо больше, то потихонечку свалим. Подойдя к воротам, я потянул створку на себя, те приоткрылись ровно на столько, чтобы пролезть не толстому человеку. Скользнув во двор мы не обнаружили ничего, кроме нескольких трупов, охранников и явных арестантов. Быстренько осмотревшись мы пошли шарить по дому, пока не услыхали звуки.

   Картинка была так похожа на ту, что оставили мы, что вызывала умиление. Кто-то трудился над разложенной женщиной, кто-то прижигал пятки купцу, кто-то с равнодушным видом сидел за столом и пил найденное тут же вино. Убить их не составляло особого труда. Оставив шустрого на стреме, мы расстреляли находящихся в комнате из арбалетов, не заморачиваясь на длинные разговоры и объяснения за что мы их всех убиваем. Пришпилив допрашиващего купца к стене, а пьюшему вино всадили болт в дно кувшин так, что он пришпили чудом не расколовшийся черепок к раззявленному рту.

   Тело на бабе даже не услышало этого, продолжая заниматься своим делом.

   Безухий, подошедший чтобы прекратить столь явное неуважение оказываемое нам, был мной остановлен.

   - Погоди. Дай человеку сдохнуть счастливым.

   Дождавшись пока тело не застонет и не начнет двигать бедрами быстрее, Безухий аккуратным движением небольшой тяпки для рубки капусты, сильным ударом перерубил тому шейные позвонки. Человек умер счастливым.

   Оглянувшись в поисках противника, я послал своих, кроме Безухого, быстренько осмотреть дом, а сам взял стул и уселся напротив купца:

   - Ну вот что, купец, - обратился я к пожилому человеку в халате, с закрученной по обычаям безземельного племени бородой.

   Тот обреченно продолжал смотреть на меня. Безухий повел глазами в сторону разложенной мамзели, на которой все еще лежал труп жирного. Девочка была молодцом и не вылазила, чтобы не напоминать о себе, ну или просто сознание потеряла, не знаю. Я отрицательно мотнул головой, Безухий с сожалением еще раз оглянулся, но согласно кивнул. Видимо тоже понял, что второй кусок нам не осилить.

   Сейчас они быстро обшмонают дом и убитых нами "сослуживцев", мне же нужно привести в чувство купца. Нам не потянуть второй куш, значит есть возможность сделать доброе дело.

   - Эй, - я легонько отхлестал его по щекам, приводя в чувство. - Ну ка, давай, сфокусируйся.

   Взгляд хозяина наконец стал сосредоточенным и он спросил прерывистым голосом:

   - Кто вы?

   - Солдаты, - ухмыльнулся я. - Обычные солдаты.

   - Освободители, родненькие , - прошептал купец и затрясся в рыданиях.

   Я почувствовал себя очень неудобно:

   - Значит так, так мужик, сейчас берешь выживших и где-нибудь ховаешься. Если кто докапывается, то говоришь, что уже подоили. Бывай.

   Купец сзади всхлипывал. Я выскочил из комнаты, собрал своих и мы бегом направились к нашим.

   ***

   - Как чувствовал! Как чувствовал! - все повторял Шустрый забегая то с одной, то с другой стороны. - я Захожу, а там эти! Ну я кааак!

   Он делал воображаемый замах, с удовольствием пересказывая все, чему мы только что были свидетелями. Видимо тренировался для будущих слушателей, я даже представил его на пару секунд убеленным сединами старцем, который рассказывает внучатам: "... и каак я его БАМ!".

   На секунду стало смешно, но глянув на его одухотворенное лицо, я решил что долгая жизнь ему никак не грозит, впрочем, как и всем нам.

   ***

   Оставшаяся дорога прошла без приключений, если не считать небольшого курьеза со священником, уже на подходе к складам мы заметили несколько ошъялков, причем из местных, которые пытались утащить что-то из небольшого храма. Священник, вцепившийся в небольшую позолоченную (судя по легкости с которой ту таскали) ванну упирался и пытался усовестить преступников.

   - Дети, мои раскайтесь и придите к Единому, припадите к стопам Его, и воздастся вам по грехам вашим, ибо...

   - Знаем, святой отец, знаем, - отвечал сквозь зубы детина тянувший ванну на себя.

   Его товарищ бегал вокруг пытаясь хоть что-то сделать.

   - Креста на вас нет, слугу Его грабите,

   - Что поделать, батюшка, несовершенен человек, поскольку создан был в последний день творения, когда Единый устал и торопился на отдых, - прервал его Шустрый, сноровисто стукая грабителя по башке.

   От неожиданности священник отпустил купель и та зазвенела по мостовой. Я поднял её и подал святому отцу:

   - Вы бы, батюшка, закрылись в храме, а то не ровен час, прибегут злые люди да и гробанут вас.

   Святой отец, подслеповато щурясь уставился в мое лицо:

   - Спасибо тебе. Пусть на тебе будет благословление Единого.

   - Нам солдатам оно пригодится, стараясь отвести от нас подозрения, которые могут возникнуть когда найдут убитого купца. После этого мы побежали дальше.

   - Странно, я грабителя успокоил, а благословление ты получил, - со смешком, но немного обижено сказал Шустрый.

   - Не переживай, - успокоил я его, - если это будет выражаться в чем-либо материальном, то я с тобой обязательно поделюсь.

   - Сейчас садимся в барку и уходим, - подожил я торопясь на склад.

   - А помилование? - спросил Безухий.

   - Ты веришь в эти сказки?

   - Нет, но вдруг кто-то верит.

   - Те пускай остаются, а я ничего хорошего не жду. Надо линять, а то хуже будет.

   - Вот это по мне, - вклинился в разговор Шустрый, - погуляем, посмотрим как пираты живут.

   - Можно, склонил голову атаман пришлых, - у меня и знакомцы там имеются

   ***

   Прибежали мы поздновато, когда все уже закончилось. Я до сих пор не знаю, что там произошло, поскольку взбешенный Безухий прибил виновато улыбающегося гнуса. Ну и пускай, что мы сами собирались их убить, но ведь ни сейчас!

   На палубе валялись убитые матросы и капитан, потерянный мужик из команды пришлого мямлил пытаясь объяснить, что это они первыми бросились, и им пришлось тех убить. Я смотрел на валяющийся труп дебильноватого, на женские тела с перерезанными глотками и прямо таки видел как все здесь происходило. Разговаривать не хотелось, махнув рукой я устало уселся на палубу, выбрав чистый кусочек.

   - Ну вот почему, одним все, а другим ничего, - горестно спросил меня Шустрый, глядя на убитую жену купца, голову которой тот нежно прижимал к своей груди.

   Я кивнул ему, чувствуя такое же сожаление. Потом до меня дошло, я сочувствовал не купцу, а Шустрому и себе. Сочувствовал в том, что нам не досталась эта роскошная женщина, сочувствовал в том, что она могла бы принести нам удовольствие перед тем как погибнуть, а погибнуть бы ей пришлось по любому. Нам не нужны свидетели, хватит и того, что в живых остался щенок купца, но я сильно надеялся, что он сдохнет во время идущего штурма. Деваться то ему некуда, утешая себя этой мыслью, я ударил. Неслышный свист, незаметный жест, из разорванного горла купца, толчками вытекает кровь. Пленники в углу заволновались. Старик, бывший нашим провожатым, обнимал внучку и с ужасом смотрел на меня. Наши тоже молчали. Я отвернулся и сказал:

   - И чего стоим? Кончайте всех, нам не нужны свидетели.

   - Ну вот, делов то! - преувеличено весело сказал Шустрый. - И ничего страшного...

   После этих слов его моментально вывернуло. Глядя на его зеленую физиономию и лица других, приблизительно такого же оттенка я сказал Безухому:

   - Пойдем сходим, проверим.

   Мы зашли обратно. Безухий спросил:

   - Ты проверишь или масло пойдешь искать?

   Не знаю почему, но мне показалось неправильным, что проверять будет ушастый:

   - Ты тащишь масло - я проверяю.

   Он убежал, а я пошел в гору тел пленников, перед смертью сгрудившихся в углу. Почти все сработали без осечки, только старик был еще жив, собрав все силы, он попытался сказать что-то вроде: Проклинаю или может быть пощады, но я не дал ему этого шанса. Да ему и не надо было многого.

   Принесенным маслом мы облили трупы и подожгли, завалив кучей досок серебряной сосны. Глядя на костер Безухий сказал с болью в голосе:

   - Все тщетно и суета сует.

   А подошедший незаметно Шустрый, все еще зеленоватого цвета, но уже пытающийся улыбнуться сказал со скорбью в голосе6

   - Какое богатство пропадает! Серебряная сосна на рынке досками продается, а не кубометрами. А вы её в огонь... Вандалы... - и ушел.

   - Это плоть моей земли, - сказал Безухий только мне, - за одно это их нужно было бы предать казни.

   Я согласно кивнул головой. Всегда приятней думать, что ты идейный боец и мстишь, чем ощущать себя обычным бандитом и насильником. Не зря большинство грабителей, работающих не в городах, а на трактах стараются подвести под свои действия хоть какую-нибудь идеологическую базу. Вот откуда появляются партии экстремального толка.

   Мы отправились на берег, а сзади разгорались склады и судя по тому. Что это происходило в нескольких местах, работали там не мы одни. Уйти не получилось, оставалось рассчитывать на помилование.

   ***

   Мы вовремя успели смотаться из города, еще бы чуть чуть и нас бы повесили с остальными. На берегу толпилось пара десятков человек, отдыхающих на природе.

   На берегу показался фигура увешанная разными золотыми цацками, её сопровождали человек двадцать таких разодетых и не менее полусотни закованных в железо гвардейцев, готовых прикрыть, разорвать, уничтожить и так далее. В этой же куче ошивался и наш капитан.

   - Встааать! -проорал какой то хлыщ из свиты.

   Мы начали с ленцой подниматься. По настроению чувствовалось, что ребята прикидывают, не пришить ли этих козлов и ломануться в бега. Успокоив их несколькими словами, я отсалютовал кулаком, остальные сделали так же.

   - Они? - спросил подошедший генерал.

   - Так точно! - вытянулся капитан. - Первыми ворвались на стену и открыли ворота.

   Ну допустим не первыми, но те кто первыми они все погибли, но ворота да, помогали открывать. Но кто здесь таки будет спорить?! Тем более такой уважаемый человек, как наш капитан, говорит за меня. Я промолчал.

   Генерал порывисто обнял меня, чуть не раздавив.

   - Эге, - подумалось мне, - а у генерала то в родне гномы были наверняка.

   - Молодцы! - и повернулся к капитану. -Вас представляю к награде, списки особо отличившихся бойцов представьте мне не позднее сегодняшнего вечера, - и ушел. А капитан остался. Он стоял с нами, довольно ухмыляясь6

   - Ну что, каторжники. Благодарите бога. Что вы первые мне попались по дороге. Все обвинения с вас будут сняты, и служить пойдет в обычную армию...

   - Так че, начальник, я не понял, - перебил его высокий зэчара, с наглыми голубыми глазами. - Мы теперь все равно срок мотать будем, только по общему режиму пойдем? Или как?

   Зэки одобрительно загудели. Капитан поморщился:

   - Я ведь могу и других в помилование вписать? Вы что думаете

   ***

   Немного позже и без лишних свидетелей.

   - Мне нужны постоянные войска, которые будут так драться всегда, а не штрафники, способные на такое только тогда когда надо заслужить жизнь.

   - Я понял Вас, - почтительно наклонил голову немолодой майор. - Что делать с капитаном?

   - Как что? - даже удивился генерал. - пусть идет и работает. Все выжившие будут награждаться!

   Он ухмыльнулся, глядя на него:

   - Действительно, будут награждаться.

   Белозубая улыбка внезапно превратилась в оскал, исказивший лицо. Майор, невозмутимо смотревший в лицо генерала, поклонился и вышел.

5

   Нас разместили в припортовых бараках, где селились матросы с пришедших судов. Целой мебели там не было, последнее время здесь стояли экипажи моряков и привезенные войска наемников.

   - Что все это значит? - прошипел Шустрый мне в лицо. - Мы же все слышали, что главный пахан велел послабление режима нам сделать и перевести в обычные войска.

   Бешеные глаза, раззявленный в вопле рот, сверкающий пеньками зубов, скрюченные, как у мертвеца пальцы.

   - Что? - спокойно переспросил я у него. - Да элементарно, главный пахан, как ты говоришь, решил наладить отношения с горожанами за наш счет.

   - Как это? - в глазах Шустрого все еще мелькало бешенство.

   - Да так, - буднично сказал Безухий, - поимели нас. За все бесчинства: за свои и солдатские ответим мы. Нас казнят, чтобы показать, что новая власть чтит порядок больше жизней своих солдат. А то что мы не солдаты, а каторжане - так это не имеет никакого значения, даже еще лучше. Своих трогать не придется, тем более, что мы все равно мародеры, грабили, насиловали, убивали. Доказательства собраны, а даже кто и не причастен к царившему тогда произволу, то это не доказуемо.

   Сидевший рядом Хрипатый дико заржал, а по щекам катились слезы:

   - Суки!!! Чтоб вы сдохли все! - после чего внезапно успокоился.

   Он повернулся лицом к остаткам совей кодлы и прохрипел, оправдывая свою кликуху:

   - Надо было сразу линять, как только браслеты сняли. Прошли сквозь город, пошарились в портовом районе, захватили лодки и ушли морем. Можно было рыбачков с собой взять, чтобы не самим мучиться.

   - Заткнись! - с ненавистью вскочил один из его кодлы, здоровенный лоб. - Так и собирались, ты же, падла, первым возникать начал. На свободу с чистой совестью! Урод.

   Хрипатый засипел и вскочил выставив в стороны длинные волосатые руки. Лоб выпрямился и попытался нанести прямой удар, по крестьянски безыскусный и мощный. Я вскочил, пытаясь вмешаться, но меня придержал Безухий:

   - Сядь! - железа в голосе хватило бы на небольшую армию.- Это разборка внутри кодлы, мы вмешиваться просто не имеем права. Сейчас идет борьба за лидерство...

   - Какое, нахрен, лидерство? Мы все не сегодня завтра будем болтаться на виселице, а они тут отношения выясняют. То же мне, мля, игрушки в царя горы.

   - Сядь, успокойся, - снова железным тоном потребовал Безухий, и уже поспокойнее добавил, - эх, сразу видно, что первоход ты. Всех правил еще не знаешь.

   Он посмотрел на меня и сказал:

   - Да и ладно, так по первоходу и помрешь. Все умрем. Живым из этой жизни все равно не уйти.

   Драка меж тем разгоралась. Увернувшись от удара, хрипатый поймал Лба на подножку и перевел разборку в партер, умудрившись навалиться тому на спину. Лоб поднялся, с выпученными глазами и уронил себя прямо на хрипатого, тот выгнулся и засипел. Ухватив за большой палец, лоб начал разжимать замок рук, сцепившийся на шее. С большим трудом он разорвал дистанцию, влепив две смачных плюхи Хрипатому так, что у того мотнулась башка. Хрипатый сжал губы в ниточку и бросился навстречу, лоб заревел и тоже бросился навстречу. Все это походило на встречу двух быков, старающихся размазать друг друга. Они встретились посредине камеры, большинство молча сатралось не попасть под ноги, изредка поневоле учавствуя в разборке. Хрипатый подхватил кого то у себя за спиной и толкнул в сторону лба. Встретив живой снаряд прямым ударом, так что тот улетел в конец камеры и затих, Лоб снова приблизился к Хрипатому и на этот раз первым ухватил его, хрипатый засучил ногами, пытаясь вырваться из захвата, но у него не получалось. Тень мелькнула из угла сторонников и Хрипатый с силой нанес удар назад. Видно боги были сегодня на его стороне, поскольку длинная деревянная щепка, отломанная от рамы окна, вошла аккурат в глаз его противнику. Лоб, скорей всего, умер сразу. Хрипатый перекатился на колени, шумно глотая воздух передавленным горлом, потом встал и пошатываясь отправился в угол к своей кодле. Проводив его неодобрительным взглялом, мы с ушастым веринулись к прерванному разговору.

   - Я думаю, что уже не выживу, - он замолчал глядя на стену.

   Я тоже посмотрел, абсолютно ничего интересного, серая, с осыпающейся штукатуркой:

   - И чего, думаешь выживу я?

   - Думаю да. Перед смертью, мужчины нашего рода, могут предвидеть будущее.

   Я хмыкнул:

   - Интерес то какой в будущем перед смертью?

   Безухий продолжил, не обращая внимания на мои слова:

   - Я завтра умру, поэтому я просто пробежался по линии моего дома.

   - Оппа! Ушастый то, не простой безродный. Не так уж много эльфов способных сказать такие слова "мой Дом". Я забросил ничегониделание и уже с большим вниманием прислушался к словам Высокородного.

   - Так вот, при просмотре обнаружилось, что линии моего дома и твоя, пересекаются и не раз. Так вот, милостью вашего Единого, а так же своей зеленой Рощей заклинаю тебя отдать свой долг не мне, но моей дочери.

   Я задумался, вряд ли мне удастся выжить завтра, и вообще вероятность того, но даже в этом случае вероятность того, что мой путь пересечется с благородной из Высокого дома - ничтожна. А долги и правда нужно отдавать, причем все. Иначе по верованиям тебя не примут в царствие небесное, пока не завершишь все земные дела. А это значит в чистилище и на перерождение.

   - Хорошо, я согласен.

   - И обязательно расскажи все, что с нами происходило, все что ты видел, все что я тебе рассказывал. Это поможет потом моей дочери. Поклянись.

   В общем я наверно сделал дурость, не только согласившись, но и поклявшись в этом на книге священника Единого. А они маги не слабые. После этого он мне почти все оставшееся до утра время рисовал картинки и заставлял запомнить, какие что обозначают и их места расположения для разных служб, кланов и Высоких Домов. /в стародавние времена, когда эльфов отстреливали наравне с орками, особой удачей считалось добыть "расписного" эльфа. Обычно это опытные существа, в какой-нибудь области. Татуировками эльфы отмечают весь свой жизненный путь. Так например татуировка безобидной лесавки на предплечье, обозначает эльфийский спецназ, где любая завитушка рассказывает много интересного о её владельце. Мне известны семьи, где до сих пор используются лампы с абажуром из тончайшей выделки кожи таких эльфов. Но обычно богатые семьи скрывают наличие таких раритетов, поскольку для эльфов сроков давности мести не существует. Хотя и сами эльфы грешили сувенирами из человеческих частей, так считалось модным делать держаки для мечей из останков людских воинов. Но все это дикость, достойная осуждения как со стороны людских государств, так и со стороны высоких домов./ Так мне и не удалось поспать в ночь перед казнью.

   ***

   На огромном плацу стояли квадратом оставшийся гарнизон и мы, выжившие после дебильнейшего штурма, без оружия, необученные, никому не нужные, накачанные магами до полного презрения к жизни и смерти. Стояли в кандалах, но в выглаженных мундирах, пехотных войск без знаков различия, то есть по нам не определишь, к какому из полков мы относимся, какое у нас звание. Так называемая "штрафная" форма, оставляла нас обезличенными.

   Погода была хорошая, с моря ветерок, я смотрел вперед, безучастно и спокойно, как мне казалось. Необычно молчаливый шустрый, только кривился и пытался сплюнуть пересохшим ртом. Нас оставалось мало, с трех тысяч около... около...

   Я скосил глаза, пытаясь посчитать, сколько же нас осталось. Угу. Мы стоим во второй шеренге, в первом ряду двенадцать человек и вроде бы шеренг пять плюс небольшой довесочек, то есть человек под семьдесят. После атаки нас оставалось больше, но после того как пробились к морю, большая часть решила пошустрить в городе, надеясь на добычу. Скажем так, что и регулярные войска не брезговали таким способом заработка, он даже был узаконен в форме традиции. У наемников вообще в порядке вещей, когда в контракте указывается, что захваченный город переходит в их руки на столько то дней.

   Здесь, к сожалению, дело обстояло немного по иному. Его Величество решил взять город под свою руку, в связи с этим пригрозил, что за мародерство будет вешать. Командующий прекрасно понимал, что удержать своих воинов от грабежа он не сможет, поэтому и закрутил финт ушами в сторону каторжан. О, он все правильно рассчитал, этот генерал, воистину гениальный полководец. Он разработал план, включающий в себя обоснование использования ВВС. Бросил их в мясорубку, с целью как можно более сильно прорядить эту шваль, то что эта "шваль" смогла добиться успеха, тоже его заслуга. Дальше происходит следующее: шваль, которую пропустили в город, поскольку слабоорганизованные, практически невооруженные войска, а вернее банды мародеров, не смогут оказать значительное влияние на судьбу города, с ними вполне справиться ополчение. Ополчение неслось со всех сил в сторону ворот, где возникла угроза захват ворот. Пока командующий бросил все свои войска, на удержание и расширение плацдарма, толпа ВВСников прошла сквозь город и вышла к морю. Здесь они на свою беду и решили немного "позабавиться". Генерал, после захвата, моментально изолировал выживших каторжан. Выступил с ласковой перед жителями, посетовал на их неразумность и пообещал разобраться с грабежами, которыми активно занимались его солдаты (правда более культурно, чем каторжане, то есть хоть трупы и попадались, но не изуродованные, да и после насильников дамы выживали). Вот и разобрался: своих солдат жалко, но под рукой есть каторжники, их и можно повесить. Правильно! А чего быдло жалеть? Ну, тут я бы его полностью поддержал, если бы сам находился не на стороне каторжников. Но есть опять таки нюанс, казнить каторжан он не может, они и так ушли от наказания за право умереть в бою, что же делает наш хитрец? Он объявляет перед боем, что выжившие могут рассчитывать на перевод в обычные воинские части с присвоением звания и поставкой на довольствие. Большая часть погибла при захвате ворот, люди дрались хотя бы за такую свободу. Солдаты, захватывающие город, без сожаления вешали мародеров на воротах, если те не успевали сдаться. Осталось немного, порядка сотни, часть погибла от ран и во время драк, те что остались, были зачислены в разные полки. И вот теперь, генерал мог показать свое "искреннее" расположение к "простым" людям захваченного города. Он позвал их присутствовать на суде, который будет проводиться над захваченными солдатами-мародерами. То есть над нами. По иронии судьбы, если над жизнями каторжан он не властен, то жизнями своих солдат он владеет полностью. А вот теперь нас будут вешать.

   Пророкотал гром барабанов, где-то очень далеко послышался визгливый голос, по бумаге зачитывающий обвинение и к нам направились солдаты.

   - Может рвануть, а? - с тоской спросил Шустрый.

   Я искоса глянул на него:

   - Бесполезно. Смотри налево и вперед.

   - Ну?

   - Гну! Стоят четыре цепи арбалетчиков, а насколько я знаю, им запрещено стрелять насмерть при попытке бегства, под угрозой самому угодить на виселицу.

   - И че?

   - Нас вешают за мародерства, а если бежим, то бунт. За бунт колесуют или пытки, с последующим тройным утопление.

   Шустрый поежился:

   - Откуда такие познания?

   Простой вопрос, но поставил меня в тупик, и только я собирался промычать что-то типа: ммммммм..., как услышал тусклый голос Безухого:

   - Если тебе не все равно, то я его просветил.

   Он как то весь потускнел, пожалуй только сейчас я понял, насколько он стар, казалось что из него ушла жизнь и с нами стоит труп.

   Солдаты подошедшие к нам под барабанный бой начали брать с краю. Такое ощущение, что мы стояли опоенные, никто не возмущался не кричал, не пытался бороться. Видимо я высказал это вслух, поскольку получил очередную ремарку Шустрого:

   Маленького уволокли с первой партией, он только угрюмо глянул на нас, цвиркнул сквозь зубы в сторону конвоира, стараясь попасть ему на блестящий сапог. Солдаты выводили по пять человек и гнали их как баранов к виселице, проводя перед трибунами, на которых собрались знатные жители свободного города, вернее уже города Его величества. Они стояли на трибунах молча, наверняка в первом ряду стояла парочка городских магов, для проверки истинности утверждений, что именно эти люди убивали, гарбили и насиловали, к тому же являются солдатами короля. Но поскольку все это было правдой, то вопросов не возникало. Некоторые из них прикладывали к глазам подзорные трубы, чтобы рассмотреть казнь или стоящих смертников, возможно выискивая среди нас того, кто их обидел.

   Не знаю что со мной стал, может под влиянием неминуемой смерти, но зрение у меня стало лучше чем у стервятника высматривающего добычу, я прекрасно видел виелицы с лрыгающимися телами в них, раззявленные рты железных масок личной гвардии, /для того чтобы показать свое расположение, некоторым аристократам - военачальникам приписывается личная гвардия короля. Одним из предметов вооружения которых служит шлем в виде железной маски-лица, с дырочками глаз иогромной дырой вместо рта/, напряженные лица магов, читающие провдящих мимо преступников. Я глянул еще раз на трибуну для гостей, где пристутсвовал и генерал повнимательнее. На нас показывал пальцем и что-то рассказывал тот самый мужик с крученой бородой, из-за которого мы схлестнулись с бандой, прошу прощения с отрядом под руководством десятника Хрипатого. Генерал скомандовал и в нашу сторону пошли гвардейцы, котоые выволокли меня из строя, чуть успев перед той партией солдат, которые должны были тащить на виселицу меня. Надеяться я себе запретил, ожидая чего угодно плохого.

   Наша маленькая кучка, стояла не очень ровной кривой. Соседство нервировало, тем более, что руководство отделило зерна от плевел, а точнее отправило лишних на каторгу, кто не успел сбежать и кого не успели повесить. Мы тоже не успели, но нас коснулся краешек злотого дождя, пролившегося на основных виновников заварушки, да и удача. Тот купец не знал, да и не узнает, что мы вовсе не вступились за него, просто, произошла стычка между двумя конкурирующими бандами, а то что ему повезло выжить, так это случайность. Если бы не показавшиеся регулярные войска, успевшие нас схватить, то мы бы сами и пытали бы его, пытаясь узнать, где он спрятал деньги, да и дочек бы его мы трахнули, а не колодники Хрипатого.

   И вот мы стоим перед глазами.

   Он сам решил, что сегодня умрет он предсказал это, так что моя совесть чиста. Если бы он сумел отдать назад мою клятву, то еще ладно, а то ведь все равно придется выполнять обещанное. Все это проносилось у меня в голове, высвечивая все за и против, и все таки скажу, что я почти склонился к тому, чтобы выбрать Безухого, но опоздал. Ради помилования одного, никто не стал останавливать казнь, мне об этом напомнил насмешливый голос генерала:

   - Ты бы побыстрей вспоминал, солдат. А то народ кончается.

   Холодея, я быстро оглянулся. Моя шеренга закончилась, теперь отбирали следующую, где стоял Шустрый. Испытав немалое облегчение, в связи с отсутствием выбора, так как Безухий стоял следующим за мной я сказал:

   - Шустрый, господин генерал.

   - Вот как, - тот высоко поднял бровь, - ну что ж, пусть будет Шустрый.

   - Свидетельствую, - важно сказал стоящий тут же священник, - эти солдаты пресекли разорение дома Его и похищение церковной утвари.

   Командир с интересом уставился на меня, а я самым честным взглядом прожженного мошенника, на него.

   - Ладно, - махнул он рукой и повторил, Шустрый, так Шустрый.

   Патруль неслышно стоявший за моей спиной направился к оставшимся смертникам.

   ***

   - Спасибо тебе. Должен буду, - серьезно сказал Шустрый.

   - Наплюй, - я равнодушно пожал плечами.

   Меня мучала совесть, казалось, что я специально тянул, лишь бы избавиться от выбора.

   ***

   - Какой воздух! - сказал шумно вздохнув Шустрый. - Какое утро!

   - Воздух как воздух, утро как утро, - буркнул я пытаясь затянуть покрепче горловину мешка. - Обычное.

   - Не, не шаришь ты в колбасных обрезках, - мечтательно потянулся Шустрый. - Жизнь прекрасна!

   Я громко хмыкнул, но ничего не сказал, поскольку все еще жевал лямку узла. Но даже это не остановило того, с неожиданным жаром он начал доказывать мне:

   - Ты не понимаешь, ты все время какой то вареный, что бы ты не делал. Вот и сейчас, мы выжили во время коллективного самоубийства, надыбали немного денег и спаслись от виселицы. А ты не видиь в этом ничего удивительного.

   Мы прошли по городу показывая оцепленные руки с жетонами, показывающими, что мы не дезертиры и не лазутчики, а простые солдаты. Я еще раз покатал на языке "простые солдаты" и вздохнул, скажем это не то, чем мне бы хотелось заниматься всю оставшуюся жизнь. Как то так получилось, что мы прошли по той улице где находился дом того купчины. И тут меня посетила мысль: если все наши померли, то получается я один знаю о тайнике купца и о всех тех деньгах. Но было слишком опасно, я постарался задвинуть эту мысль поглубже. Неизвестно где щенок и старший сын купца и потом, я вряд ли смогу вывезти таую сумму из города. Хоть пришлый и говорил, что это подачка, откуп со стороны купца, но для меня одного сумма более чем нормальная. На секундочку я замедлил шаг, прикидывая что я могу сейчас сделать. Любое решение требовало времени и людей, ни того ни другого у меня не было. Испытывая острое сожаление я прошел мимо дома с тайником.

   - Ты чего плетешься, - спросил Шустрый, - уезжать не хочется?

   Я шевельнул плечом и прибавил шагу. На станцию мы успели вовремя.

   Мы уезжали пассажирско-почтовым дилижансом, везущим кроме нас еще около двадцати существ. Можно сказать, что это одни из первых не людей, которых мы видели. /естественно, кроме дохлых эльфов/.Станция занимала огромную территорию, достаточную, чтобы разместить трактир, гостиницу, сарай для дилижансов, конюшня тяжеловозов, конюшня почтовых, в общем весь комплекс служб. Проход туда, охраняли солдаты, внутри своя стража. Пожилой кондуктор с белыми усами объявил об отправлении и мы поехали.

Книга скачана с сайта mirknig.su (бывший mirknig.com)

6

   - Постоялый двор "Серединка"! - громко объявил кондуктор, очнувшись от дремоты.

   Дилижанс замедлил ход и остановился.

   - А почему Серединка? - спросил шустрый Шустрый.

   Кондуктор расправил белые пушистые усы, явно предмет гордости и с легким оттенком превосходства и пренебрежения к "деревенщине" сказал:

   - Здесь, молодые люди, сходятся три больших тракта, ведущих с запада на восток, с севера на юг и от ближнего моря, до столицы серебряных разработок. Сложился этот торговый перекресток в давние времена и находился на исходе третьего дня пути для любого путника путешествующего по на любому из этих трактов. Но это только первая половина истории. Все мы помним те времена когда закончилась война с Темной империей...

   Мы с Шустрым многозначительно хмыкнули:

   - А как же! Конечно помним!

   - Тогда все земли находились в плачевном состоянии, о каких-либо географических изысканиях речи быть не могло, только армии получали постоянное финансирование. А тогдашним картографом был знаменитый Уолдис, который под эгидой исселдования путей быстрой переброски армий для помощи сопредельным государствам, провел ряд географических исследований, В том числе и данного тракта. Именно он определил, что в этой точке, а войдя на территорию двора вы увидите памятный столб, на котором будут указатели с одинаковым расстоянием до всех столиц, государств, участников коалиции.

   Старик забавно пошевелил усами и продолжил, развивая и углубляя свою мысль:

   - В то время путешествовать так как сейчас, в полной безопасности и с комфортом, не представлялось возможным, любая экспедиция была сопряжена с риском. На дорогах не грабил только ленивый: отряды орков, постоянно нападающие на внутренние коммуникации; дикие отряды эльфов, под шумок перерезавшие несколько поселений, за годы войны выросшие вплотную к зеленой роще; команды дезертиров, всех войск, чувсвтующие скорый конец и поэтому гуляющие до последнего; и просто мародеры всех мастей...

   Я слушал внимательно и мне было интересно, а напранику видимо не понравилось излишнее красноречие деда про мародеров и бандитов:

   - Да ладно тебе дурень старый, -ухмыльнувшись сказал Шустрый. - не отсвечивай, да не отсвечиваем будешь.

   После чего обратился ко мне:

   - Ладно, пойдем, нечего всяких... - он уничижающее глянул на растерянного деда и продолжил - ...слушать.

   Я пожал плечами, с извиняющей улыбкой вложил в руки деду монету и покинул дилижанс вслед за напарником.

   ***

   Его чрево выбросило нас в раскаленный воздух.

   - Что делать будем? - спросил Шустрый.

   - Как что? - ухмыльнулся я. - Отъедаться! За все прошедшие годы, в которые недоедали.

   - Ой, - дурашливо завопил Шустрый, - что вы говорите! Покажите ка мне, что мы там недоели?! Мне такого и за бесплатно не надо!

   Я хлопнул его по плечу, подхватил свои пожитки и мы направились ко входу в местную забегаловку. Правда возникла небольшая заминка, если Шустрый направился к уличным лоткам и столикам составленных у харчевни прямо около станции, то я тащил его в заведение, стоявшее в глубине двора. Наконец мне удалось его переубедить и хоть раз попробовать пожить как живут богатые.

   ***

   Зайдя вовнутрь Шустрый остановился и загородил проход.

   - Ну чего ты там телишься? - недовольно протискиваясь мимо него внутрь.

   - Слышь, - как то необычно стеснительно дернул он меня за рукав, - может, в другое место пойдем, а?

   - Да не ссы, сказал я покровительственно, - денег хватит. Да и ты, я думаю, не пустым из города ушел.

   - Что да, то да - не стал спорить он, - но тут все солидные сидят и мы со свиным рылом...

   Я остановился удивленно смотря на него, Шустрый, который один из первых ворвался в город, ссыт пообедать в обычной придорожной харчевне? Да не может такого быть! Однако было. Посмотрев ему внимательно в глаза я протянул встревожено:

   - Ооооо!

   - Что, оооо? - забеспокоился Шустрый.

   - Да вы больны, сударь! - порадовал я его.

   - Чем? - еще сильнее встревожился он.

   - Острый приступ плебейства! - решительно поставил я диагноз и продолжил, - будем лечить.

   С этими словами я втолкнул его вовнутрь и зашел сам, жестом подзывая двинувшего к нам метрдотеля.

   - Любезный, - обратился я к нему. - Соблаговолите показать столик, где двое усталых путников могут слегка перекусить в ожидании транспорта.

   Подошедший метрдотель внимательно осмотрел нас, сделал знак спешащему на помощь вышибале, после чего тот изменил направление на прямо противоположное и указал рукой, спрашивая:

   - Где господам будет удобно?

   Шустрый потеряно начал бормотать, что то вроде того, что мол где посадят, там удобно и будет, что мы мол только перекусить и так далее. Я окинув зал взглядом, спросил:

   - Скажите, есть ли у вас отдельные кабинки, из которых можно видеть эстраду? Или она у вас здесь только для красоты стоит?

   - Что Вы!? - с огромным достоинством ответил тот, -Буквально в ближайшее время состоится выступление. Оказавшегося проездом известного менестреля...

   Заметив мой скривившийся взгляд, поспешил оправдаться:

   - Он выступал даже перед августейшими особами и они были весьма довольны. Конечно это не королевский оркестр, но тем не менее. И кстати, - он чуть понизил голос, слегка наклонившись в мою сторону и упорно не обращая никакого внимания на Шустрого, - в этом сезоне, он считается весьма модным, как на территории людских королевств, так и у высших Эльфийских Домов.

   Сказав все это, он застыл в ожидании, я, немного подумав, милостиво кивнул ему:

   - Хорошо, я согласен.

   Проводив нас в очень уютный уголок, скрытый с трех сторон вьющимся плющом, но с неплохим видом на открытые столики у эстрады и саму сцену. Кстати нас не очень должно было быть видно.

   Двое официантов, подозванные мэтром, встали около двух стульев с высокой спинкой. Шустрый заскочил внутрь, грохнулся на стул и потянул носом:

   - А ничего так, уютненько...

   Надо же, от явной робости и замешательства Шустрый перешел к явному хамству и самоутверждению.

   Мэтр слегка поморщился, я посмотрел на него. Поняв свою ошибку, мэтр извинился и покинул нас.

   - Чё это он убежал? - недоуменно спросил Шустрый, поглядев ему вслед.

   Я, дождавшись пока официант подвинет мне стул и повязывая накрахмаленную салфетку, сказал:

   - Прислуге запрещено выказывать любые эмоции, касающиеся своих хозяев, ну или гостей в высококлассном заведении.

   Надо же, - озадачился Шустрый, - да он вроде бы молчал как рыба об лед.

   - Да не бери в голову, - отмахнулся я от него, изучая меню.

   Официанты исчезли.

   - Куда это они? - он недоуменно проводил их глазами. - А пожрать?

   Шустрый, -терпеливо сказал я, - ты же вроде бы умеешь читать?

   Дождавшись утвердительно кивка, я продолжил:

   Около тебя лежит меню, возьми его, открой, выбери и закажи.

   Шустрый все таки открыл меню и листал страницы, бурча себе под нос:

   Закажи, закажи... я тут половину блюд не знаю... из выпивки только названия знакомые... и че они цены не пишут.

   Ну цены они не пишут, потому как считают себя высококлассным заведением...

   Шустрый сообразил6

   То есть если барон какой-нибудь, то ему кусок мяса в полсотни обойдется, а купцу в сотню?

   Что-то вроде того, хотя точно я не знаю, просто исходят из классности заведения. В таком месте пообедать стоит около восьми золотых.

   Неплохо, - покряхтел напарник. - мне кажется, что мы бы не хуже поели, а тем более гораздо дешевле в забегаловке у входа.

   Я отвлекся и с возмущением сказал:

   Шустрый, ты же сам меня сюда затащил! А теперь возникаешь.

   Тот ошеломленный заткнулся, беззвучно хапая ртом воздух, но никуда не ушел. Я дошел до предпоследней страницы и поднял глаза, официант нарисовался рядышком, как будто всегда здесь стоял.

   Шустрый начал первый:

   Мне мяса кусок, побольше, свинины. Хорошо прожаренный, со специями.

   Что будете пить?

   Пиво, - решительно заявил Шустрый.

   Брови официанта взлетели почти под потолок.

   Я сам закажу. Хорошо? - прервал я Шустрого.

   Тот пожал плечами:

   Да ради Бога! Что мне жалко что ли?!

   Официант повернулся ко мне. Перечислив ему, блюда, подаваемые первыми, добавил:

   Основным блюдом пусть все таки будет мясо...

   Мнение об нас у официанта резко упало, но я продолжил:

   ..а к мясу соус.

   Официант застыл вопросительным знаком.

   Орочий соус, пожалуй пойдет, - мирно сказал я, беря карту вин.

   - Ну ты даешь, - прошептал мне напарник, - прям, как какой-нибудь барон или граф.

   Я слегка наклонился к нему:

   - Если бы ты в бараке с Графом не только в карты резался, но еще и общался, то уверяю тебя, вел себя точно также.

   Я поднял бокал с вином и слегка пригубил его, приставленный к нам официант, зорко глянул из своего угла, но видя, что бокалы не пусты, остался на месте.

   Появился бард, надушенный, напомаженный и красивый, как девушка. Немного пообщавшись с близлежащими столиками он достал свою гитару и начал петь. Голос оказался глубокий. Причем в очень неплохом диапазоне, тексты обычные, музыка тоже. Стандартная псевдоэльфийская фигня, растертая до нежно розовых соплей. Шустрый сидел, ВСЛУШИВАЯСЬ В ТЕКСТ!!! Лицо у него было с чуть влажным взглядом и расслабившееся.

   - Как поет, тварь, -сказал он чуть дрогнувшим голосом, старательно скрывая свое "неправильное", как он наверняка посчитал, поведение.

   Я дипломатично не обратил на это внимания, продолжая обед. Сзади нарисовался мэтр, пронзительно глянул на нас, на стол, на официанта - счел, что все в норме и проследовал дальше. Глотнул еще из бокала, сзади нарисовался официант, долил мне и Шустрому. Шустрый в расстройстве хватанул полный бокал, я чуть поморщился, официант с каменным лицом, снова долил ему и исчез. Я лениво дожевывал вкусное мясо, поданное при последней перемене блюд. Шевелиться не хотелось, опять нарисовался мэтр:

   - Десерт?

   - Коньяк и чашечку кофе.

   - Сигару?

   Я отмахнулся:

   - Не стоит. И подготовьте счет, пожалуйста.

   Покорно склонив голову, он ретировался.

   Шустрый все сидел и слушал, размякнув от выпивки, еды, культурной программы. Вытащить его наружу стоило больших трудов, если сначала он не хотел заходить, то теперь не хотел уходить. Как я его вытащил - это отдельная песня, могу сказать, что после этого мы обошли все немногие достопримечательности, в том числе и вышеупомянутый столб, на котором действииельно висели таблички с одинаковыми расстояниями. После чего узнав, что буквально в паре километров есть небольшое озерцо с чуть солоноватой водой - отправились туда купаться.

   ***

   Озерцо оказалось не очень большим, но очень уютным, хороший пляжик, теплая вода, кувшин молодого вина, взятый с лотка где обедали небогатые путешественники, что не приминло быть мне укором со стороны Шустрого, что еще надо солдату для счастья.

   Мы валялись на песке, пили вино, ожидая прихода попутного дилижанса. Может из-за того что меня разморило от еды и выпивки или подействовало слюнявое фальшиво эльфийское стенание, но я решился задать вопрос, который мучил меня, пожалуй с самой середины срока:

   - Шустрый, а зачем ты меня закладывал во всем? - лениво спросил я, смотря в безмятежное синее небо.

   - На поле боя раздавались крики и стоны мертвецов, - проговорил Шустрый, а потом поинтересовался, - в смысле?

   - Стучишь, говорю, зачем, - все так же лениво проговорил я.

   Шустрый и не подумал отпираться, перекатившись на один бок, он глянул на меня из полуприкрытых глаз:

   - Да элементарно, - его народный жаргон исчез, - на самом деле я даже не Шустрый. Я кавалерист Королевских прокуроров города, а ты еще тогда подозрительным показался.

   Когда? - спросил я.

   Ну тогда, когда в предвариловку попал. Видишь ли, убитого торговца мы подозревали в шпионаже в пользу Хорезма. И эта ваша встреча с ним, а тем более её окончание показлись кое кому из высокого начальства подозрительными, ну и было принято решение проверить тебя. Вдруг это какя-нибудь хитроумная игра. Я был против, но кто спрашивает бедного служащего. Я пытался доказать, что ни один дебил не станет влезать в ряды смертников. Так что ты жертва обстоятельств.

   Рн потянулся и продолжил:

   Тобой и Боров то занялся по моей просьбе, а то сам подумай, нафиг ты бы ему сдался?

   - Ну и из-за чего все это? - спросил я, - ведь не каждому же наседку подводят.

   - Нет конечно, - беспечно согласился Шустрый, грызя соломинку, - просто за тем, твоим трупом следили и очень уж подозрительно было, что по приезде он только в два места и сходил, причем во втором его сразу мочканули.

   - Не уверен, что вообще его убивал, - глухо сказал я.

   А ты и не убивал, - сказал он поворачиваясь снова на спину. - Если это тебя утешит, то тебя просто подставили.

   Кто?! - выстрелил я в него вопросом.

   Ну подставили это я громко сказал, просто на тебе сделал небольшой гешефт королевский вербовщик.

   Мы потихоньку собрались и направились обратно:

   Я вообще написал в последнем донесении, что фигурант по делу купца закрыт.

   - Это как? - нсаторожено спросил я.

   - Чудак человек, - засмеялся тот. - Ну убедился я, что ты совершенно посторонний человек и что? Сидеть с тобой пока ты не помрешь? Нет уж, будем считать, что ты помер при взятии города. Я же приеду. Поверчусь месяцок, а потом подам знак, что я именно в этом городе, этой части и меня вытащат, не привлекая внимания окружающих. Вот так то! - и он кинул в мою сторону камешек.

   Мы прошли половину дороги:

   Где ты все таки так насобачился в кабаках сидеть? Жесты, взгляды, все такое. Знаешь, если бы я не знал тебя, то был бы уверен, что ты из дворянской семьи.

   А что ты спрашиваешь?

   Интересуюсь, - нейтральное пожатие плечами.

   Ну, ладно, интересуйся.

   А все таки?

   Я ж тебе говорил, что с Графом вплотную общался.

   Что то я не заметил особенного сближения между вами.

   Да как то за последнее время вокруг такая круговерть из людей и событий, никто долго не задерживается, ни с кем близко не схожусь...

   А со мной? - чуть ли не обиженно воскликнул Шустрый.

   Ну вот с тобой, разве что, - улыбнулся я.

   Так ты просто нелюдимый. Охотники все такие. Хотя вот сегодняшний обед опять напрягает, больно уж ты уверено там вел себя.

   Я шел, глядел в бесцветное небо и думал:

   Он принял меня за другого и если сейчас увериться в том. То от меня не отлипнет, а у меня нет большого желания сдохнуть за Его Величество. Да и просто сдохнуть не очень то хочется. Главное, что ему не доказать, что я действительно общался с Графом и он мне много и в лицах рассказывал о правилах поведения в общественных местах. И потом, мое поведение совпадало с тем, которое ожидали от баародного хозяева, потому как здесь они не очень останавливаются, предпочитая проскочить до ближайшего города, а эта остановка в основном для пассажиров дилижансов. Но доказать это я шустрому не смогу...

   Видимо тяжелые раздумья явственно отразились у меня на физиономии, поскольку Шустрый рассмеялся и сказал:

   - Ладно, не парься, - хлопнул он меня по плечу, - пошли лучше возьмем по бутылке в дорогу.

   Мы пошли по направлению в сторону постоялого двора, перед дорогой остановились, пропуская несущуюся во весь опор шестерку лошадей, впереди неслись два герольда, трубя из всех сил и подавая сигнал по которому следовало освободить дорогу. Я остановился, Шустрый обернулся и бросил:

   - Ты чего? Еще раза три успеем перебежать?

   - Да нет, - улыбнулся я, - лучше переждать.

   Карета неслась быстро, на той стороне собрались люди, некоторые приложили ладони козырьком, чтобы рассмотреть вельможу, спешащего так сильно. Шум становился все сильнее, наконец до кареты осталось не больше трех лошадиных корпусов. Шустрый обернулся и что-то с улыбкой сказал, я с полуулыбкой махнул в ответ рукой, вроде бы как предостерегая его. Когда же он начал поворачиваться обратно, я со всей силы толкнул его в спину, заставив сделать несколько шагов прямо под копыта несущихся лошадей. Он остановился и начал быстро разворачиваться, чтобы побежать назад, но он не успел. Если бы он рванул вперед, то может быть и удалось выскочить, но он просто растерялся и все на что его хватило, это закрыться руками. Да еще и кони... темная порода, очень злые, с ощерившимися пастями, которым в рацион обязательно должны давать мясо. Для них существо на дороге - не повод для страха, а добыча. Вихрем налетев на согбенную фигуру, и по моему даже куснув несколько раз, они промчались по человеку, словно нарочно стараясь ударить подковами побольнее, потом на чем-то мягко подпрыгнула карета и пронеслась вперед, протащив Шустрого несколько метров за собой.

   Изломанная человеческая кукла, валялась далеко в пыли. Толпа людей около постоялого двора, ломанулась к месту происшествия с низкого старта. Люди такие твари, что им всегда все интересно, особенно чужая боль, горе, несчастье. Каждый подойдет, посмотрит, оценит, сочувствуя на словах и злорадствуя в худшем случае или с облегчением вздыхая, что это произошло не с ним, в лучшем случае. Это же так интересно, сидеть в компании и под пиво, обсасывать и смаковать жуткие кровавые подробности. Ну край, обронить опять где-нибудь с деланным сожалением:

   - Тут солдатик один, пытался перед кем то из светлых князей дорогу перебежать, так его, бедненького, так размазало, что только куски мяса полетели...

   Потом, можно осудить вполголоса светлых, которые совсем оборзели и гоняют, не обращая внимание на обычных людей:

   - Хуже темных становятся, Единый свидетель...

   Призвать бога или богов в этом случае просто обязательно, мол это не я вру, в том Единый свидетель, а потом уйти в свой уютный домик-норку - зарыться и надеяться, что все беды мира минуют тебя. Часто таки да, минуют, такие люди мягкое подбрюшье любой страны, любому волку их очень удобно рвать своими зубами. И хорошо, что я не волк, я могу надеяться стать таким же как они.

   Все это я думал, подбегая ближе к Шустрому. Тот еще дышал, я бухнулся рядом с ним на колени. Бережно обхватив рукам его за плечи, я схватил его за руку, нащупывая пульс. Внезапно он широко открыл глаза и уставился на меня, тщетно пытаясь перехватить мой взгляд. Не жилец, однозначно. Ясно было, что он уже умирал. Его мог бы спасти маг-целитель, но вряд ли такие есть среди толпы ожидающих пассажиров. Прокурорских магиков тоже не было видать, а пока они доедут, тело точно похоронят. На такой жаре оно их не дождется. Шустрый напрягся, из уголка рта потекла кровь. Он все пытался что-то мне сказать. Я наклонился к нему поближе, пытаясь расслышать:

   - Ты...

   В горле его заклекотало, я быстро оглянулся. Люди, что-то орущие в нашу сторону, были уже достаточно близко. Карета промчалась не остановившись, ну что ж, её хозяин был в своем праве. Так же как и я. Досада какая, если кто-то прислушается к последним словам умирающего, то мне могут доставить кучу неприятностей, самая мелкая это отправка обратно, в ВВС. А оно мне надо? Я положил ему руку на голову, второй слегка приобнял и резко рванул в свою сторону. Это оказалось очень легко, тело немного выгнулось, но потом успокоилось. Совсем. Подбежавшие люди увидели картинку как один солдат, держит на руках переломанного товарища, всего в крови, и со злостью что-то шепчет в сторону пылевого хвоста, в котором скрылась карета. Наверняка проклятия и ругательства. Ну, я действительно ругался на проехавшего, за то, что тот не смог все сделать сам, заставив меня доделывать его работу.

   ***

   Ответив на вопросы королевскому бейлифу, который опросил всех наблюдавших несчастный случай и получив свидетельства, о том, что погибший выскочил на дорогу, понял, что не успевает, потом попытался вернуться, но не успел. Слава Единому, что все это происходило на глазах доброго десятка свидетелей. Переговорив со всеми и не найдя разночтения с моим рассказом, королевский бейлиф разрешил мне следовать дальше, тем более, что я был солдатом и не подходил под его юрисдикцию.

   Уже через три часа я отправлялся попутным дилижансом на восток.

Послесловие.

   Почти месяц понадобился мне, чтобы добраться от захваченного города, до отрогов Восточного хребта, где и формировалась моя часть. Если бы я ехал через центральные провинции, то времени ушло меньше, но тут сработало правило - во внутренних провинциях не должно быть солдат, пришлось ехать в обход. Поскольку времени ушло много. А заняться нечем, то пришлось напрячь сильно заплесневелые мозги. Как раз в это время, на одной из станций, объявили указ об "...именовании Его Императорского Величества...". Для троллей, огров и гоблинов поясню особо. Еще лет семь назад наш Император скромно именовался Его Королевское Величество и был владетелем не самого маленького Королевства в этой части занимаемой людьми территории. Его возвеличение началось немного неожиданно и незаметно для всех. Захватил незанятое Королевство горгон, в котором якобы никого не было из-за огромного магического фона оставшегося после войны с Темными. Видимо ему понравилось, поскольку с тех пор он занялся коллекционированием земель и титулов и вот наконец, пожалте - Его Императорское Величество. Меня радовал другое, люди очень жадные, особенно такие, поэтому он будет переть вперед, пока не остановят, поскольку остановится самому у него не получится.

   Для меня в этом был плюс, в устоявшихся королевствах и империях ты ничего не получишь и не выслужишь, а вот в момент создания или катаклизмов можно хапнуть себе кусочек. Эрго! Можно пока не линять пока из армии, тем более память о моем прошлом как вышла погулять, так до сих пор и не вернулась, и куда бежать я просто не знал. Но! Раз так, то служа и проявляя разумную инициативу, можно попробовать чего то добиться. Не подумайте плохого - я не рвусь в дворянское сословие или купеческое, однако я не хочу остаться никому не нужным нищим инвалидом после окончания "освободительных" войн. Начало было положено - тайник купца, который мы сумели найти, достался мне целиком, как единственному выжившему наследнику. Пусть я не мог пока забрать оттуда свои деньги, но при ближайшей возможности необходимо было заняться этим вопросом. Несколько мешочком с золотом, которые мы нашли в тюках, приятно грели душу и оттягивали его вниз. Сумма была не маленькая, но почему то я не чувствовал себя богачом. Я рассматривал их как заемные и побаивался их. Мне очень хотелось изменить свою судьбу и я собирался заняться этим вплотную, заработав на войне небольшой начальный капитал.

Конец первой части.

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg

Комментарии к книге «Ветеран», Ник К. Демин

Всего 0 комментариев

Комментариев к этой книге пока нет, будьте первым!

РЕКОМЕНДУЕМ К ПРОЧТЕНИЮ

Популярные и начинающие авторы, крупнейшие и нишевые издательства