«Зулумбийское величество »

Аделаида Фортель Зулумбийское величество

— Бля, как голова болит!

Семен проснулся к полудню и тотчас пожалел, что вообще открыл глаза. Голова не просто болела — разламывалась на части, как очищенный от кожуры новогодний мандарин. И подправить ее было нечем, голяки полные. Даже растирка от бронхита выпита. Он поворочался и попытался уснуть снова, зная по опыту, что тяжелые времена лучше провести в анабиозе. А там, глядишь, завалится кто-нибудь в гости, и можно будет разжиться табаком, а если повезет, то и хавки перепадет. Но сон не шел, а в животе урчало все сильнее. Семен откинул одеяло и выбрался из кровати. В голые ноги вцепился холод, забрался под майку и лизнул спину. Семен торопливо натянул джинсы, впрыгнул в тапки и поскакал к холодильнику.

Увы, холодильник — не волшебная шкатулка, как был пуст, так и остался. Только внизу в ящике для овощей перекатывались две сморщенные картофелины. Что впрочем, не так уж и мало, если подойти к вопросу рационально — добавить что-нибудь, например, котлету или сала. Сала хорошо бы… Обжарить, снять шкварки и потомить в жире мелко нарезанную картошечку… Семен вздохнул и тоскливо подвигал ящик. Может, у соседки лука стрельнуть? Нет, не получится. У нее теперь даже вилки под замок спрятаны. Конечно, замок до смешного примитивный, ключ Семен подобрал, как нефиг делать, но вредная старуха в свою очередь повадилась в кухонных шкафчиках только отраву для тараканов держать. Семен, конечно, сам во многом виноват, но и она хороша. Старая перечница чуть что вызывает участкового. Даже если всего лишь налить из ее кастрюли тарелку супа. Впрочем, по этому поводу давно не вызывала. Она теперь свои кастрюли охраняет, как страус гнездо. Ближе, чем на три шага лучше не приближаться. Ну, и ладно. На соседке свет клином не сошелся. Вариантов куча: взять денег в долг, настрелять мелочи у метро, поесть творожных сырков в универсаме или пойти в лес, грибов пособирать. Правда, в долг Семену уже давно не дают, знают, что не вернет. Мелочь стрелять малоэффективно, а в универсаме за ним сразу охранник пристраивается. Остаются грибы. Не так уж и плохо. И что может быть лучше картошки с грибами?

Семен быстро собрался: взял все, какие были, полиэтиленовые пакеты, сунул в карман нож и вышел из дому. День был под стать настроению — паршивый. Грязно-серый, словно акварель нищего художника, вынужденного за неимением красок рисовать водой для ополаскивания кисточек. Мелкий дождик, мокрый асфальт, облетевшие деревья и унылые многоэтажки. Даже дорогу перебежала какая-то неопределенная серо-полосатая кошка. Хорошо еще электричку долго ждать не пришлось. Семен уселся у окна и решил отдаться судьбе — где контролеры высадят, там и выйти. Высадили его на безлюдной платформе без названия, пронумерованной как 67-ой километр. Электричка с шипением закрыла двери и угрохотала прочь, превратившись в точку в конце железнодорожного полотна. Семен спрыгнул с платформы, прохрустел гравием и вошел в лес.

Под ногами пружинил ковер из сосновых иголок, и выступали из земли узловатые корни. Мокрая трава обвивалась вокруг ног. При каждом порыве ветра с деревьев обрушивался на голову холодный души сползал за шиворот тяжелыми каплями. Пахло опадшей листвой, и масляно блестели голые ветки. Семен вымок, продрог, изголодался и был зол, как черт. Пожалуй, пойти к соседке на поклон было бы более результативно. По крайней мере, она сразу бы отказала, и весь день свободен. А так за два часа шатаний по лесу он даже поганок не нашел. Только один раз встретился возле тропинки ярко-красный мухомор. Под ногами захлюпало, и следы начали заполняться ржавой водицей. Болото. Дальше идти бессмысленно. Семен осмотрелся. Еще пару часов и стемнеет, нужно поворачивать обратно. На кочке среди седого мха краснели клюквенные бусины. Семен набрал горсть и бросил в рот. Клюква лопнула на зубах, наполнила рот терпким соком, проскользнула по гортани. Семен сожмурился, крякнул и нагнулся набрать еще. Из-под руки неожиданно выпрыгнула громадная черная жаба. Она тяжело плюхнулась на мох, перевела дух, и, натужно вытягивая задние лапы, пошла прочь в заросли осоки. Но уйти не успела, Семен цапнул ее поперек толстого туловища и поднял, рассматривая. Таких жаб он еще не видел. Угольно-черная, с желтыми крапинками на спине и уродливой квадратной головой. Жаба завозилась в руках, пытаясь освободиться, и ощутимо царапнула руку. Семен чертыхнулся, но добычи не выпустил, перевернул ее на спину. Раздутое ярко-желтое брюхо напоминало наполненный водой презерватив и оканчивалось крохотным анальным отверстием. Желтой оказалась и внутренняя сторона толстых ляжек. Жаба словно застеснялась бесцеремонного осмотра, подтянула ноги к животу и задрыгалась совсем остервенело. Семен покачал ее на ладони, прикидывая примерный вес. Грамм на шестьсот потянет. Интересно, можно ли ее есть? Французы едят. Лягушек, правда, но какая разница. А папуасы точно жаб в пищу употребляют. Водится у них в папуасии мясная жаба ага. Эта, конечно, не ага, ну и какая разница. Лишь бы не ядовитая была. Да хоть бы и ядовитая! Вон мелкие черные поганки тоже ядовитыми считаются, а как торкают. И галлюциногенные жабы где-то в тропиках живут, аборигены им спины лижут. А вдруг и эта галлюциногенная? Семен совсем разволновался, прикинув, насколько эта жаба может оказаться ценной находкой. Он снова перевернул ее спиной кверху и поднес к носу. Пахла она мерзко. При ближайшем рассмотрении оказалось, что вся спина у нее покрыта мелкими бородавками и тонким слоем слизи. Жаба в свою очередь испуганно выпучила глаза, судорожно сглотнула, дернулась и выдавила на ладонь каплю мутной жидкости. Семен содрогнулся от отвращения и чуть не бросил ее на землю, но, спохватившись, сделал над собой усилие и лизнул. От души, проведя языком от суженного в треугольник основания спины до крепкой шеи.

* * *

— Все-таки галлюциногенная и мгновенного действия, — обрадовался Семен, глядя как прямо на глазах изменяется реальность. В голове поплыло, а жаба в его руках вдруг вспучилась, и начала так стремительно наливаться тяжестью, что Семен не удержал ее и выронил на мох. Она тяжело шлепнулась на спину и изогнулась в судороге, продолжая расти. Семен обалдело смотрел, как разворачивается ее пупырчатый живот, воронкой стягивается на нем пупок, и из двух больших бородавок на груди вздуваются груди с широкими коричневыми сосками. Устье внизу живота закурчавилось жестким черным волосом, судорожно выпрямились ноги, когтистые лапы оформились в широкую человеческую стопу со скрюченными от боли короткими пальцами.

— Нет, пожалуй, не галлюциногенная, а чего похуже, — с тихим ужасом подумал Семен, заворожено глядя, как кроткие передние лапки жабы вытянулись в руки и заскребли землю, срывая ногтями мох. Шея с хрустом потянулась в длину. Голова распухала, словно ее надували, как воздушный шар. Из двух еле видных дырочек вскочил широкий нос с резко очерченными ноздрями и загнулся книзу. Глаза разошлись в стороны, опушившись густыми ресницами. Рот вывернулся пухлыми губами. На голове пробились нити волос и разметались по земле густой шевелюрой. Семен не успел опомниться, как вместо жабы у него под ногами оказалась темнокожая голая баба.

Баба тяжело села, посмотрела на Семена снизу вверх преданным собачьим взглядом, подползла на четвереньках, обвила руками его колени и поцеловала сырые от шатаний по лесу кроссовки.

— Ты кто? — выдавил из себя Семен.

— Принцесса Зягура, о мой господин! Много-много полных лун пробыла я жабой, пока ты не вернул мне человеческий облик. И теперь я твоя навеки.

«Этого еще не хватало», — испугался Семен и попытался высвободить ноги из ее объятий, но баба держалась крепко- не оторвать.

— Ну, ладно. Принцесса так принцесса. Ты бы встала с земли-то, простудишься…

Она радостно вскочила и поклонилась в пояс:

— Ты так заботлив, мой господин! Я буду служить тебе верой и правдой.

Ростом она оказалась невелика, чуть Семену до плеча доставала, но была вся крепкая, туго сбитая. Семен посмотрел на ее колышущиеся груди, с баскетбольный мяч каждая, скользнул взглядом по полным бедрам и смущенно отвел глаза. Зягура перехватила его взгляд, еще раз поклонилась, «щаскнула» и нырнула в кусты.

«Надо делать ноги!» — решил Семен и рванул прочь. Но не успел он и пятисот метров пробежать, как Зягура в юбке из папоротника выскочила на дорогу и побежала рядом, причитая на ходу:

— Мы спешим, мой господин? Вы можете не ждать меня, я могу быстро и долго бежать. А если отстану, чтобы справить нужду, найду вас по запаху следов.

«Ну, совсем крантец мне, — затосковал Семен. — Даже по следу найдет, как собака». И поддал ходу. Зягура без усилий тоже увеличила скорость и бежала рядом, ловко перескакивая через корни и отклоняя ветки. Так они домчались до платформы, взбежали по ступенькам и остановились. Дальше бежать было некуда. Семен заволновался от мысли, что совсем скоро подойдет электричка и ему придется сесть в вагон с этой голой идиоткой, а потом, возможно, и домой привести. Это ему совсем не понравилось, и он предпринял еще одну попытку:

— Знаешь, я готов подарить тебе свободу. Теперь ты вольный человек и можешь идти, куда хочешь.

— В таком случае, я хочу пойти с тобой, мой господин! — обрадовалась Зягура. — Я могу оказаться тебе полезной. Умею вылечивать малярию и кишечные расстройства, отваживать злых духов и охотиться на антилоп. Могу найти для тебя сокровище и ты станешь богатым и счастливым.

— Сокровище? — с сарказмом переспросил Семен. — А сейчас можешь? А то нам доехать до города не на что.

Зягура желчи не заметила.

— Могу! — радостно вскинулась она, соскочила с платформы и ломанула в лес. Только кусты закачались и затрещали сухие ветки.

Семен прикинул: или правда сокровище найдет, или, бог даст, в лесу заблудится, или к электричке вернуться не успеет — в любом случае хорошо.

Вскоре провода залязгали и вдалеке показалась темная точка приближающейся электрички. Зягуры все еще не было, и Семен, затаив дыхание, сжал кулаки на удачу — пусть бы не успела. И только когда вскочил в вагон, и двери закрылись, вздохнул с облегчением.

В вагоне горел свет и дремали утомленные дачники, подтянув к ногам полные грибов корзины и рюкзаки с овощами. Свободных мест было немало, но Семен вдруг понял, что войти в вагон и сесть на скамейку рядом с людьми не сможет. Вдруг стало страшно, что каждый пассажир, заглянувший в его глаза, прочтет в них полную историю совершенной подлости. И оправдаться Семену будет нечем. Он представил себе, как Зягура мечется по пустому перрону, ловит в воздухе запах его следов, а вокруг сгущается вечер. А потом, когда поймет, что брошена, спрыгнет на пути и пойдет в сторону города. Или не пойдет. Будет сидеть на платформе и встречать все проходящие мимо электрички полным надежды взглядом. Семену совсем стало дурно — хоть выпрыгивай на ходу и обратно иди. «Сойду наследующей остановке и вернусь. Может, найду», — решил он.

Дверь, ведущая в соседний вагон, с лязганьем открылась, пропуская в тамбур двух контролеров. Следом показалась Зягура, одетая в мешковатый пиджак поверх все той же папоротниковой юбки. Она радостно вскрикнула и кинулась к Семену.

— Вот он! Я с ним еду!

— Ну, слава богу, — заулыбались контролеры. — Получай, парень, свою невесту. Билет-то у вас есть? Нету? Ну, неважно. Девчонка твоя рассказала, в какую переделку вы попали. Повезло еще, что все хорошо закончилось. А ты, парень, с виду и не скажешь, что такой героический. Ну, бывай, Зяма! Пиджак себе оставь, а то в городе менты заметут.

— Ты чего им наговорила, — спросил обалдевший Семен, когда проводники прошли в вагон и начали шерстить пассажиров.

— Почти правду. Что ты меня от смерти спас, — она замялась и сменила тему. — А я тебе сокровище нашла! Вот, глянь, — Зяура достала из-за пазухи пучок грязных корешков. — Это корень зулу! Самое ценное в нашем государстве. У кого есть хотя бы один корень зулу, тот не работает и живет в хижине из баобаба. А два корня есть только у короля. У тебя теперь много корней зулу, как пальцев на двух руках и одной ноге. Ты — самый богатый человек, который встречался мне в жизни!

Семен покрутил корни в руках. Вот ведь ирония судьбы! Самый богатый человек, а едет на халяву в электричке и умирает с голоду. И хижина из баобаба ему даром не нужна, и от корней этих в его мире проку мало. Зяура радостно смотрела на него снизу вверх, только хвостом не виляла. И разочаровывать ее не хотелось.

— Ладно, — вздохнул Семен. — Ты замерзла, наверное. Бегаешь полуголая. На вот, свитер мой надень. Он длинный, тебе как раз до колен. Как платье будет.

Зяура натянула свитер и радостно улыбнулась.

— Ты очень добрый. Самый добрый человек, который встречался мне в моей жизни. А теперь еще и богатый. Возьми меня в жены. Я тебе хорошей женой буду. И титул мой унаследуешь.

— Какой еще титул, — загрустил Семен. Если и титул, как это богатство, никчемушний, так нафиг надо.

— Станешь королем Зулумбии! И все-все будут обращаться к тебе «Ваше зулумбийское величество», будут стоять в твоем присутствии и почтительно обходить твою тень на дороге.

«Липовый титул», — приуныл Семен и уставился в окно.

Уже совсем стемнело, и выкатилась на темно-синее небо желтая луна. Проплывали мимо силуэты деревьев, и бежали вдоль полотна, ломаясь, квадраты освещенных окон. Проскочили с грохотом мост над рекой, блеснула под луной вода, показались домишки с треугольными крышами. Там сейчас уютно и тепло, там пьют вечерний чай и расстилают кровати.

— А еще у тебя будет самая сухая хижина и много жен. А подданные будут приносить тебе самые крупные орехи и самые спелые плоды, — продолжала щебетать Зяура.

Электричка въехала в город. Домишки сменились гигантскими сотами многоэтажек. Вдоль полотна растянулось шоссе, и побежали по нему лупоглазые автомобили. А Зягура все расписывала прелести королевской жизни.

— У тебя будет право первого куска мяса.

При слове «мясо» желудок Семена уныло сжался.

— Это как, право первого куска?

— Охотники будут приносить тебе пойманную дичь и просить разрешения ее съесть. А ты сперва отрежешь себе лучший кусок и выберешь самые сладкие мозговые кости. А если что-то останется, отдашь им.

— Зягура, не смогу я на тебе жениться, — вздохнул Семен. — Мне и самому сейчас есть нечего, а теперь еще и тебя кормить придется.

— О, пусть моего господина это не волнует! — с жаром откликнулась Зяура. — Я могу прокормиться сама, и смогу прокормить мужа, каким бы неурожайным не выдался год.

Они вышли из электрички, прошли по мокрому от дождя перрону и нырнули в метро, затерявшись в толпе. В электрическом свете среди цивильно одетых граждан Зягура смотрелась, как дикарь на светской вечеринке. Пассажиры с удивлением пялились на ее босые ноги и нелепый мятый пиджак, накинутый поверх растянутого свитера. А Зягура встречала эти бесцеремонные взгляды с королевским достоинством, светилась от гордости и продолжала нести ахинею:

— Еще у тебя будет право первой ночи. Самые красивые девушки почтут за честь потерять девственность на твоей пальмовой подстилке.

— Зягура, ты помолчала бы, пока мы не доехали, а? — не выдержал Семен, поймав на себе возмущенный взгляд дамы в синем костюме.

— Как будет угодно моему повелителю, — поклонилась Зягура и заткнулась в почтительном молчании.

Молчала она не долго. Как только они выбрались на поверхность и двинулись по опустевшим улицам в сторону дома, Зягура завела старую песню:

— Все-все в Зулумбии будет принадлежать тебе. Все-все до последнего камня на дороге. Каждый дикий слон, каждый баобаб и каждая лиана будут иметь метку с твоим высочайшем именем. И ни один зулумбийский цветок не будет сорван без твоего разрешения! А каждый житель будет твоим добровольным рабом.

Семен, оставшись в одной футболке, зябко ежился и пытался отогреть руки в карманах джинсов. В кроссовках хлюпало, и промокшие до колен штанины противно облепили ноги. А Зягура бодро шлепала по лужам и, казалось, не чувствовала ни холода, ни усталости.

— А у вас в Зулумбии тепло? — невпопад спросил он.

— У нас вечное лето! Урожай созревает два раза в году, и не бывает зимы. Круглый год цветут деревья, и птицы не покидают гнезд… О-о-ой!..

Семена аж в жар бросило. Зягура исчезла, как сквозь землю провалилась.

— Эй! Зягура! Ты где?

— Здесь, мой господин! — отозвалась она откуда-то снизу. — Я попала в ловушку для шакалов и не могу выбраться. Будь осторожен. Она у тебя под ногами.

«Ага, в люк провалилась», — догадался Семен. Он присмотрелся, увидел черную дыру открытого люка, опустился возле нее на колени и заглянул внутрь. Темно, хоть глаз вырви.

— Заура, там на стенках должны быть скобы. Цепляйся за них и вылезай.

— Я не знаю, что такое скобы, — скорбно отозвалась Зягура. — У нас в Зулумбии очень просто устроены ловушки — яма и все.

— Ну, это такие железные ступеньки. Пощупай стены. Нашла?

— Я не знаю, что такое ступеньки, — голос Зягуры дрогнул. — У нас в Зулумбии нет ступенек.

— Гос-с-споди! Да что у вас там вообще есть? — возмущенно зашипел Семен, нашаривая ногой верхнюю опору.

— Все остальное есть, мой господин! — с готовностью отозвалась Зягура. — Есть копья с железными наконечниками и оперенные стрелы. Есть топоры, чтобы затачивать острые колья, и ножи, чтобы снимать с добычи шкуру…

«Достану ее и убью!» — мрачно думал Семен, погружаясь под нескончаемый лепет в зловонный канализационный колодец.

Когда они наконец-то добрались до дому, Семен, негнущимися от холода пальцами нашарил в кармане ключи, открыл дверь, стянул с себя мокрую одежду, плюхнулся на кровать и мгновенно заснул.

Снилась ему прекрасная южная страна с красными закатами, стада неторопливых слонов и изогнутые тени тропических деревьев. Полуобнаженные чернокожие люди в разноцветных бусах расступались перед ним с поклонами и протягивали корзины с едой. Четверо мускулистых охотников в узких набедренных повязках волокли привязанную за длинные ноги антилопу, и ее рога чертили на песке две бесконечные, как рельсы, параллельные линии. Охотники положили добычу у ног Семена, отошли на два шага назад и почтительно замерли. Мертвая антилопа, неловко запрокинув голову, смотрела на него покорными синими глазами. Семен снял с пояса кривой нож, ухватил его поудобнее за костяную ручку, размахнулся и вонзил острие в упругую ляжку. Антилопа неожиданно дернулась и забилась на земле в истошном женском визге.

Семен вскочил в холодном поту. В комнату вползал рассвет. На коврике возле кровати сладко посапывала свернувшаяся калачиком Зягура. Семену стало стыдно. Поступил, как белый плантатор, — уснул на кровати, а девчонку на полу бросил. Стараясь не шуметь, он встал, разложил кресло, достал из шкафа запасное одеяло и легонько потряс Зягуру за плечо.

— Слышь, Зяма, ложись на кресло. Я тебе постелил.

Зягура послушно перебралась на расстеленную постель и завернулась в одеяло, как в кокон, только макушка осталась снаружи торчать. А Семен уныло смотрел как светлеет за окном и думал о том, что никогда и не мечтал стать королем. Пределом его детских фантазий был блестящий шлем пожарного. Но даже пожарного из него не вышло. Кто он сейчас? Падкий на халяву торчок и лоботряс, порой сам себе противен. Живет, как последний алкоголик, в комнате с колченогой мебелью и засаленными обоями, мелочно треплет нервы соседке и ворует из ее кастрюль пищу. А накурившись в сопли, философствует о буддизме, воображая себя достигшим просветления. Ну ее к черту, такую жизнь! Уж лучше быть королем несуществующего королевства.

— Зягура, я согласен стать вашим королем, — сказал Семен, как только Зягура проснулась и напялила свитер.

Она вспыхнула от радости, захлопала в ладоши и, улюлюкая, заскакала по комнате в диком танце. Потом остановилась и сказала неожиданно серьезно:

— Только есть единственное условие для короля Зулумбии — им не может быть человек с каменным сердцем. Злой король сделает страну несчастной. Так что сперва тебе придется пройти испытание.

— Испытание? Ну, нет. Мы так не договаривались…

— Оно не сложное, — поспешила утешить Зягура. — И я тебе помогу.

— Ну, только если не сложное… Но учти, босиком по углям я бегать не стану, лучше сразу умру.

— Нет-нет, никаких углей. Это испытание на способность любить.

— Интересно! Это ведь посложнее, чем уровень интеллекта измерить! Как вы человека на способность любить проверяете?

— Существуют древние магические обряды… — продолжить Зягура не успела.

В глубине коммунального коридора затрещал телефон. Соседка сняла трубку и через несколько секунд постучала в дверь.

— Семен, тебя к телефону! И скажи своим друзьям-гопникам, чтобы не звонили в такую рань!

Скажите, какие мы манерные! Семен влез в тапочки и пошлепал в коридор. Звонил Пашка.

— Сеня, у меня сегодня типа Дэ-Рэ. Заходи через час. Посидим, покурим, позвездим. Пивка выпьем и все такое.

Семен обрадовалась — вот она, долгожданная халява. И покормят, и напоят, и покурить дадут. Только куда Зягуру деть? От мысли, что придется идти вместе с ней, стало не по себе. Семен представил, как вытянется у Пашкилицо при одном виде черномазой подружки, а уж если она опять про Зулумбию запоет — вообще позора не обобраться будет. Нет, Зягуру надо с хвоста скинуть.

Семен натянул на себя деловое выражение лица, вошел в комнату и сказал решительно и сухо:

— Зягура, мне по делам смотаться придется. К полуночи вернусь. Ты тут не скучай, ладно?

Зягура доверчиво улыбнулась и кивнула, отчего Семену стало тошно. «Ладно, — решил он. — Я ей в кармане гостинец принесу».

Пашка, не смотря на то, что именинник, на жрачку пожмотился. Выставил на всю честную компанию три двухлитровые бутылки пива «Медовое», буханку хлеба и кастрюлю с сардельками. Голодная братва моментально размела сардельки, и Семену пришлось проявить расторопность, чтобы успеть схватить парочку: одну себе, другую Зягуре. Его сарделька проскочила по пищеводу, как спортсмен-слаломист, и затосковала в желудке от одиночества, только аппетит раздразнила. Вторая же буквально прожигала карман джинсов и дразнила обоняние. Семен долго боролся с искушением, но голод взял верх над совестью. Семен вышел в туалет и там, спрятавшись от чужих глаз, жадно сожрал успевшую остыть сардельку. «Ничего, — подумал он. — Скажу, что ничем не угощали. А завтра чем-нибудь разживусь и накормлю Зягуру от пуза».

Семен, стараясь не шуметь, отпер дверь и на цыпочках прошел в комнату. Может, Зягура уже спит, и тогда врать не придется. Она не спала, сидела в полной темноте на коврике у кровати и при виде Семена радостно завозилась.

— Зяма, ты прости, я сегодня еды достать не смог, — принялся оправдываться Семен. — Понимаешь, там, где я был…

— О, мой господин! — воскликнула Зягура. — Тебе не надо беспокоиться о пище. Здесь ее полно! Я поела сама и могу накормить тебя!

«О, боже! — сжался Семен. — Не иначе, у соседке что-нибудь стырила! Ну, теперь старая грымза точно в милицию заявит…»

— Пойдем! — Зягура потянула Семена на кухню. — Это здесь.

Она отодвинула мусорное ведро, и оттуда сыпанули в разные стороны тараканы. Зягура ловко наловила их целую горсть и протянула Семену.

— Очень вкусные насекомые! И глупые, ничего не боятся. Их так много, что надолго хватит! Ешь, мой господин!

Семена скрутило в рвотном порыве.

— Ты, что?! ЭТО ЕЛА?!

— Конечно! Когда я была жабой, я о таком и мечтать не могла! Знаешь, как много надо наловить комаров, чтобы насытиться? А мелкие мошки вообще из одних крыльев состоят, только во рту хрустят.

«О, боже! Лучше бы она у соседки колбасу украла!»

Утром Семен пошел к ближайшему продуктовому магазину.

— Вам грузчики на один день не требуются?

— Требуются, — обрадовалась толстая тетка в грязном белом халате. — А то наш Иваныч с утра нажрался, как скотина, — она от души пнула в бок сладко спящего на ящиках мужичка. Мужик на мгновение перестал храпеть, чмокнул губами, непонятно чему улыбнулся и снова переливчато засвистел. — Сволочь! Одни мучения с ним. Постоянно самим разгружать машину приходится. Только ты, парень, учти, заплатить мы не сможем. Нам по бухгалтерии эту статью расхода не провести. Натурой возьмешь?

— А что дадите?

— Курицу, килограмм лука и буханку хлеба. Годится?

Еще бы не годилось!

Семен варил курицу и раздувался от гордости — чувствовал себя мужчиной. Зягура вертелась рядом, втягивала носом воздух и сопела от нетерпения. Наконец Семен решил, что можно вынимать. Вывалил тушку на большую тарелку, очистил от шелухи несколько крепких луковиц, нарезал толстыми ломтями хлеб и отнес всю эту роскошь в комнату.

— Ну-с, принцесса Зягура, у тебя, как у августейшей особы есть право первого куска мяса?

Зягура радостно кивнула.

— Тогда принимай дичь!

Зягура проигнорировала протянутую ей вилку, схватила курицу, и вцепилась в нее зубами. Семен еще никогда не видел, чтобы человек с такой скоростью поглощал пищу. Зягура ела, громко чавкая и урча от удовольствия, только косточки сплевывала, и с наслаждением грызла лук. Вскоре на тарелке остался только обглоданный остов. Зягура облизала пальцы, откинулась назад, громко рыгнула и блаженно зажмурилась. Живот, и без того немаленький, выпятился под свитером круглой тыквой, губы залоснились от жира. «Вот ведь, проголодалась, бедная!» — умилился Семен и промокнул тарелку хлебной корочкой.

* * *

Семен и сам не заметил, как привязался к Зягуре. Сперва это была привязанность хозяина к своему домашнему животному, из области: «приходишь домой, а она тебе радуется». Действительно, в каком бы виде не заявлялся Семен домой, Зягура встречала его счастливой улыбкой. Плюс ко всему никогда ничего не требовала и не закатывала скандалов. Даже Пашка, ошеломленный поначалу ее бусами из куриных костей и приветственными танцами, вскоре стал Семену страшно завидовать. Сам как-то признался.

— Везет тебе, Сенька! Хоть и страшная Зяма твоя, как война атомная, но любит тебя — дай бог каждому! Если б меня хотя бы вполовину так ценили… Где ты ее нашел-то? Дай наводку, я тоже поищу.

— Где, где! В Караганде, — отшутился Семен. Говорить правду не хотелось. Стремно как-то… Да и все равно не поверит.

Годовщину встречи поехали отмечать на 67-ой километр. Нашли ту самую клюквенную кочку и уселись рядом на поваленное дерево. Пили шампанское из горла и со смехом вспоминали, как Семен Зягуру сперва съесть хотел, как испугался, когда она у него в руках расти начала, как пытался сбежать, но не смог… Стемнело. Над головой развернулся звездный шатер.

— Зяма, а каково это, жабой быть?

— Плохо, — неохотно ответила Зягура. — Сыро, холодно и голодно… Зимой в промерзшей земле спать приходится. И поговорить не с кем, одни лягушки вокруг.

— Зяма, а за что тебя в жабу реинкарнировали?

— Да, так… — затуманилась Зягура.

Семен почувствовал, что повел себя бестактно, и сменил тему:

— Зяма, а где она, твоя Зулумбия?

— Где мы, там и Зулумбия!

Семен обнял Зягуру за плечо и подумал, что, пожалуй, скажет Пашке, где искать зулумбийских принцесс. А то? Пусть и этот дурак королем станет — жалко что ли?..