«Горькие сказки»

Горькие сказки (fb2) - Горькие сказки 201K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Владислава Груэ

Жил-был класс. Знаете, бывают такие классы… обычные. Вроде бы дети как дети, а глазу не на ком остановиться. Лидеры, правда, в классе были, братья Ярик да Лёлик, но они больше о собственном положении заботились, чем о делах класса, и остальным не докучали, что, конечно, хорошо. Были и злодеи, ни один класс без таких не обходится, но… ну какие из них злодеи, из Сережи и Вити? По большому если счету? Ну, на уроках рожи без конца корчат, соревнуются, у кого глупей, смеются громко да кривляются под шуба-дуба — это и не пакости по большому счету, а так, себя мальчики показывают, как могут, да веселятся, как умеют. Они же не окна бьют, и даже не лица, верно? Так, разве что потолкают немного Фоку на перемене или на уроке карандашом в спину ткнут — но это же не сильно и не часто! Зато весело. Класс на их шуточки всегда охотно смеялся.

И хорошие ученики были тоже. Леша Цапков, милый тихий мальчик, всегда прилично одет — и очень немногословен. Принесет домашние задания, сделанные мамой, переписанные красивым Лешиным почерком, и молча скромно дожидается законной пятерки.

И был еще Костя Фокин, хороший ученик. Самый маленький в классе. Он учился действительно очень старательно, но по русскому языку и физкультуре не успевал, если честно. Ну не его стихия грамотное письмо. Он и правила все наизусть, и каждое домашнее задание по три раза, а как было ча-ща через я, так и оставалось. А на физкультуру он и вовсе не ходил. Его там запросто могли мячиком с ног сбить, или еще чего. Девчонка, например, могла забороть. Он же, Костя, не только маленький, но и, что называется, тщедушный. Потому и звали его все — Фока. И еще Мокрый, но это потом.

И девочки в классе были, но о них тоже потом.

Понятное дело, при таком раскладе учиться не хотелось никому. И вообще ничем не хотелось как-то особо заниматься. Так что мальчики, чтоб не скучать, развлекались как могли, то есть срывали уроки — есть такое культурное, очень вежливое определение самого настоящего непотребства, что зачастую творится в школе.

И жил-был этот класс в самой обычной школе, в самой обычной, реальной жизни. Заботились о себе, старались не перетруждаться, а главное, зорко следили, чтоб никто не загрузил, не припахал, не заставил. Потому что учителя, родители и вообще все взрослые подряд их действительно пытались постоянно принудить к чему-нибудь. Но взрослых можно понять: как не заставлять, если этим поганцам самим ничего неохота, как? Как заинтересовать, если этим милым мальчикам все лень? Как будто вынули из их душ какой-то важный стержень, делающий из мальчиков мужчин. Вот и заставляли взрослые всему подряд, не в силах наблюдать, как ребенки киснут и квасятся. Но дети принуждению здорово научились сопротивляться и тихим саботажем, и открытым неповиновением, и общей вялостью всех членов, так что ничего у взрослых не получалось. А жить классу было не скучно, потому что развлекаться они любили, пусть не очень сложно, зато всегда.

И все бы шло и шло, как идет в большинстве школ и в большинстве классов, только милые дети в шалостях и лени, видимо, таки перешли некую грань, и у добрых ангелов, которые присматривают за всеми в мире детьми, кончилось терпение, лопнула невидимая пружина мироздания — и началась не жизнь, а настоящая сказка.

Жуткая.

1. Прилет в новый мир, строительство шалаша, нежданные гости

Ж-ж-з-бабах!

В сказочный мир можно попасть по-всякому. Можно через кроличью нору, можно через старый шкаф — ну да все знают, как попасть в сказочный мир. Не все стремятся — но это совсем другое дело. Этот класс тоже не стремился, ему и так было хорошо, да кто бы их спрашивал? Добрые ангелы, присматривающие за всеми детьми в мире, немножко разозлились, а когда злятся добрые сущности, это пострашней вселенского зла… так что в сказку наши невольные герои влетели задом наперед и врубились прямо в глинистую осыпь у реки, так, что пыль взлетела, как от взрыва, забило рот, нос, глаза, волосы — про одежду и упоминать не стоит. А когда пыль осела, кашель прошел, испуганные вопли стихли за ненадобностью, малолетние, не побоюсь выразиться, герои обнаружили себя в сказочном мире.

И что, вы думаете, дети сделали? Бросились исследовать мир? Как бы не так, современные дети и свой-то мир не очень исследуют, больше в сетях зависают… Начали искать дорогу домой? И тут мимо.

Они дружно решили, что кто взял их из школы, тот пусть обратно и положит, рядом с их ранцами и телефонами, которых в карманах не обнаружилось. А им до лампочки. То есть фиолетово. Или поровну. Или еще как.

Добрые ангелы, присматривающие за всеми детьми в мире, так растерялись, что до вечера не могли придумать, что делать с этакими наглецами. Раньше, ну, в предыдущие века и тысячелетия, дети были другими, и добрые ангелы не успели приспособиться к новым условиям работы. Бессмертные сущности вообще очень консервативны, как и все взрослые.

А мальчики до вечера занимались кто чем.

До вечера Леша Цапков, культурный мальчик, умылся в реке, неодобрительно морщась, очистил от пыли школьный пиджак. Нет, он, конечно, умел выполнять такие дела, Леша вообще много чего умел по сравнению с другими мальчиками, только не хвастался, потому что был очень немногословным. А морщился потому, что невозможно качественно почистить одежду без современных средств. Выколачивать от пыли — это профанация, Леша знал это слово и даже понимал его смысл, потому что его часто употребляла мама (по отношению к папе). А не выколачивать нельзя, он привык ходить чистеньким и своей аккуратностью тайно гордился. Вот и сейчас он оказался чище всех, и это помогло тайно гордиться и держаться немногословно, скромно и отстраненно-свысока, но последнее совсем незаметно, чтоб не догадались — то есть помогло остаться самим собой.

Лидеры класса, Ярик и Лелик, до вечера успели облазить все кусты у реки, нашли прорву какой-то ягоды, вкусную слопали, а гнилой забросали Фоку. Это было весело, вызывало чувство превосходства и помогало оставаться лидерами, то есть самими собой. И взрослых рядом не было, никто не мог их отругать, что просто здорово.

Фока до вечера отмывался от гнилой ягоды, глупо улыбаясь. Он всегда, когда с ним что-то случалось, глупо улыбался, хотя реально был самым умным в классе, и это раздражало всех, а особенно родителей. Но родителей не было, и это было здорово. А Ярику и Лелику можно было в отместку потом напакостить, только тайком, чтоб не догадались. И вообще — всем напакостить. Эта мысль всегда согревала его, поддерживала и помогала оставаться самим собой.

Сережа и Витя, два дурачка класса, до вечера громко смеялись, корчили рожи, кидались комками глины, и им было весело. Особенно весело было, когда кто-то подходил к воде, и удавалось обрызгать его метким броском. Они сами оказались забрызганными сильнее всех. В сочетании с пылью на одежде получилась грязь, но ругать их было некому, и это было здорово — и позволяло оставаться самими собой, то есть признанными дурачками. С дурачков спроса нет, это они поняли давно, потому что были далеко не дураки.

И все они попробовали залезть в реку искупаться, но вода оказалась неожиданно холодной, а холодная вода обладает, как всем известно, сильным отрезвляющим эффектом, так что дети выскочили на берег, не замочив ног и до колен. Не искупались, да, но также никто и не утонул, и не случилось кое-чего похуже. В реках даже со сказочно прозрачной водой может водиться всякое.

Водилось и здесь, но об этом чуть позже.

Надо сказать, добрые ангелы есть добрые ангелы, даже когда сердятся. Потому они сделали так, чтобы осознание перемен пришло к мальчикам постепенно. Они же как считали, добрые ангелы? Огромный сказочный мир, ни одного человека на целой планете, кроме горстки детей… такое не всякий взрослый перенесет без необратимых последствий для психики. Они, конечно, ошибались, современных детей после фильмов-ужастиков не так просто напугать, тем более запугать — но что сделано, то сделано. Добрые ангелы посчитали, что паникующие, кричащие дети — совсем не то, чего они добивались. А вот чего они добивались… ну, об этом тоже потом. В смысле, само прояснится. То есть — если хорошенько подумать. Короче, не ленивый поймет сам, остальным знать необязательно. Да остальные и читать не станут.

Итак, день прошел здорово. Но пришел вечер, а вместе с ним: неясное пока, но настойчивое чувство голода — раз; легкие сумерки, намекающие, что скоро станет темно, то есть страшно — два; и туман с реки потянул, а вместе с ним зябкость какая-то неприятная по рукам, по спине и вообще везде — три.

И дети опомнились. Но не завизжали от страха, потому что уже немножко привыкли — что и требовалось детским ангелам.

За бессмысленно прожитый день они успели впитать мир, увидеть и широкую реку со сказочно прозрачными водами, гладкие камни по ее берегам, и недалекий лес сказочно огромных светлых сосен, и бескрайнее поле почти до горизонта, и синюю дымку далеких гор на горизонте, и глинистый обрыв берега, в осыпь под которым они так удачно влетели. Наконец они разглядели и шесть взрыхленных ямок на глинистой осыпи. И задались вопросом, а как же они сюда попали. И куда это сюда. И что тут, собственно, делать? А что-то делать требовалось, потому что никто их возвращать явно не собирался.

Ну, задавать вопросы все мастаки. Учителя, к примеру, всю жизнь только и делают, что задают вопросы, и им за это еще деньги платят. Отвечать на вопросы — иное дело. Вот вы бы смогли ответить на вышеперечисленные вопросы? Я нет.

А мальчики — да!

Сначала, правда, им пришло в головы, что можно назваться бандой Железнозадых, понятно почему, стоит посмотреть на ямки, и они долго смеялись. А потом со смеху решили, что попали в сказку, в дикую жизнь. И угадали! У детей так иногда бывает: простейшего понять не могут, а потом раз, и как-то доходят до удивительно сложных вещей. Даже если совсем не учатся в школе. Может, потому ангелы детства и продолжают с детьми возиться? Потому что всегда остается надежда, что поганцы вырастут в настоящих взрослых каким-то чудом, необъяснимым даже для ангелов?

Ну а что делать, было понятно и без озарений — жить, разумеется! В понимании детей это значило построить шалаш. И спрятаться в шалаше от темноты и холода. Дальше в будущее они не заглядывали, и потому жить им было легко и просто. Кстати, многие взрослые тоже не заглядывают в будущее, и им тоже жить легко и просто. И в чем-то они все на первый взгляд правы. Чтоб жить, нужен шалаш, что тут непонятного? И они приступили к строительству.

Вот тут и началось. Думаю, добрые ангелы, подсматривая исподтишка за их мучениями, злорадно потирали руки или что у них там и приговаривали типа «так вам и надо!» или «а не будьте лентяями, будьте отличниками!» Как будто у отличников в каждом кармане по ножику. А именно нож, а лучше топор мальчикам требовался как никогда, да не было. Ну кто ходит в школу с топором? Это ж тяжело.

Но еще тяжелее оказалось собственно строить. То есть работать. Вроде бы шалаш требовался всем, и ночь приближалась быстро, но как работать, если все привыкли зорко следить, чтоб их никто не припахал, не заставил, не принудил? Как работать, если всем нравится смотреть, как работают другие, например, родители? Нет, Ярик и Лелик, конечно, орали и заставляли пошевеливаться, но ребята здорово умели сопротивляться, как уже говорилось, и тихим саботажем, и открытым неповиновением, и общей вялостью членов. А еще у каждого оказалась выигрышная позиция. Сережа и Витя — ну какие из них работники? Им бы побаловаться, рожи покорчить, сколько на них ни ори. А Леша — аккуратист, он двумя пальчиками работает, не спеша, то есть по сути не работает, а так, присутствует. Мог бы работать Фока, но он, для начала, очень слабый. И очень бестолковый, потому что ветки кидал не те и не туда, и два раза развалил построенное братьями. На Фоку орали все, но никто не догадался, что это он специально, назло, потому что Фока, как уже говорилось, из них был самым умным, а ум в сочетании с ленью всегда превращается в хитрость, то всем известно.

Оставались братья Ярик и Лелик, и они могли бы построить шалаш сами, да только кто ж будет работать, когда остальные отлынивают? Им бы покомандовать, позаставлять, но оказалось, что и заставлять надо уметь. У взрослых родителей и учителей это, например, так и не получилось.

В результате шалаш построили кое-как, практически просто веток накидали в кучу, забились под них, Ярик с Леликом смогли даже удобно лечь, остальные долго толкались, выбирая местечко получше, в результате согрелись, тут и темнота подступила. А в темноте в детской компании положено рассказывать друг другу страшные истории. Почему так? Я не знаю. Как будто им мало реальных страхов. Уверен, что и дети дикарей-кроманьонцев, трясясь от страха у костра в пещере, шептали друг дружке леденящие кровь истории про пещерных львов-кроманьонцеедов.

Вот и наши герои, едва согрелись и успокоились, принялись пугать друг дружку черными скелетами с красными глазами, которые придут и…. но что именно и как с ними сделают скелеты, рассказать они не успели.

Потому что пришла ночь.

А с ней — ночные ужасы.

Оказалось, что терпение кончилось не только у добрых ангелов, присматривающих за всеми детьми в мире.

Ветки разлетелись в стороны, и перед детьми действительно предстали черные-черные скелеты, с черными руками и ногами, и внутри черных черепов — красное жуткое пламя!

— Говнюки! — грянули скелеты страшным хором. — И в новом мире принялись за старое?! Без взаимовыручки, без самоотверженности, без доброты и без дружбы, без храбрости и геройства не выживете! Загрызем!!!

Да, первое слово у скелетов вырвалось не очень хорошее, и я за него извиняюсь. Но их жутко разозлили дети. А вообще это были очень воспитанные, интеллигентные скелеты. Но если интеллигентов разозлить как следует, с ними никакому вселенскому злу не сравниться. Так что — да, могли и загрызть. Но скелетов можно понять и простить — а чего эти дети такие говнюки?!

Если разобраться, обвинения скелетов были вполне разумными. Не считая геройства и храбрости, разумеется. Какое геройство, когда в ночи предстают черные скелеты с красным огнем в глазах? Тут любой немножко растеряется. Вот и дети растерялись. Как заорали, как кинулись сломя голову в разные стороны — и растерялись…

2. Разговор Фоки со скелетами

Фоке в эту ночь пришлось хуже остальных. Дело в том, что у него был особенный организм. Хотя часто встречаемый у детей. В том числе и слабый, но в данном случае не в этом дело. А дело в том, что Фоке на ночь настоятельно рекомендовалось не пить, и обязательно сходить в туалет, и лучше раза два, чтоб наверняка. Ну, организм у него такой, часто встречаемый у детей. И вроде бы рекомендации врачей не выглядели тяжелыми или болезненными, это ж вам не укол под лопатку, вот только Фока вечером очень хотел пить и очень не хотел куда-то ходить. Ну лень ему было себя заставлять. А родители заставить не могли, хотя и пытались. В результате кровать Фоки регулярно бывала… влажноватой в отдельных местах. Что родителей, естественно, бесило, только поделать они ничего не могли. Не они ж прудили в кровать, а Фока.

А эта ночь для Фоки сложилась особенно неудачно. Во-первых, он напился так, что чуть не треснул, потому что хотелось есть, а нечего, а пить было чего, целая река, и после ягод на питье почему-то тоже тянуло. Во-вторых, не только он забоялся идти по темноте до кустиков, но даже братья, хотя им тоже хотелось, сами говорили. Но братья могли сдерживаться, а вот он… я не уверен, что сам бы сдержался, если б в темноте на меня заорали скелеты с горящими глазами. Так что бежал Фока куда попало не только от скелетов, но и от одноклассников, чтоб не увидели чего не надо. Сначала бежал вдоль темных кустов, потом по галечному берегу реки рядом с серебристой водой, а потом его сильно толкнули в спину, и полетел он вверх мокрыми тормашками на камни.

— Чего руки распускаете? — заорал он, как орал всегда в подобных случаях. — Не имеете права ребенка бить!

Он, конечно, был прав. Ребенка бить нельзя, он это точно знал. Нельзя никому, даже скелетам. Дети — цветы жизни, безгрешные создания, невинные беззащитные души, их защищать надо, а не бить…

Жуткие скелеты нависли над ним.

— А как сам девочек толкал? — загромыхало со всех сторон. — Как смеялся, когда они падали и плакали? Как подножки младшеклассникам ставил, забыл?

Фока не забыл, конечно, как такое веселье забудешь. Но и вспоминать не видел причины. Он не взрослый, ему руки распускать можно, это считается детской шалостью, шуткой. А взрослым нельзя, то же самое у них считается издевательством. Скелеты же — наверняка взрослые. Даже старше, чем взрослые!

— Маленький лодырь! — бесновались вокруг скелеты. — В туалет не хочет сходить! От кружки чая на ночь отказаться не может! А мать стирай ему каждый день белье, сгорай от стыда! Сил ни на что нет, кроме пакостей! Говорил отец заниматься спортом? Говорил! Даже в секцию отвел! Почему бросил?!

— Меня там обижали! — вырвалось у Фоки.

— Дружить не умеешь! Только о себе думаешь! И гадишь исподтишка! Мало обижали, загрызть надо было! И загрызем!

— Я больше не буду! — очень жалобно сказал Фока.

Скелеты замолчали, перестали пинать и толкать.

— Врет! — решили они после недолгих размышлений. — Он родителям каждый раз так говорил! А потом в кровать прудил. Загрызть никчемного человечка, только место на земле зря занимает!

Фока сжался.

— Или простить на первый раз? — неуверенно предложил кто-то. — Не совсем пропащий поганец, вот учится хорошо. По географии у него, кажется, пятерка…

— Он ничего в жизни не хочет, зачем ему жить? — резонно возразили другие и кровожадно подступились.

— Ничего он не понял! — вдруг прогромыхал самый страшный из них — А загрызем, так и не поймет! Дадим ему время!

Скелеты заметно обрадовались. Все же они были воспитанными, интеллигентными скелетами и грызть детей не любили, хотя и приходилось.

— Даем тебе время! — торжественно сообщили они. — Исправляйся! Становись мужчиной! Учись жить достойно! К людям иди! А мы каждую ночь приходить станем! Не исправишься — пропадешь!

И скелеты пропали сами, как и не было их. А Фока остался на берегу реки, испуганный, жалкий и несчастный. А еще ему надо было решить задачу, как спрятать от других мокрое пятно на брюках. По опыту он знал, что пятно до утра само не высохнет, и как просушить без огня, не представлял. И я не представляю, кстати. Но Фока был умным мальчиком. Он решил намочить брюки еще сильнее. Как будто бежал в темноте и упал в реку. Задом и одной штаниной, да. Так и сделал. Потом забился в куст, съежился и кое-как задремал — впрочем, до самого утра без просыпу.

О чем он не подумал, так это о запахе. Он-то к запахам давно привык и не замечал. Так что утром, когда они собрались, испуганные и растерянные, миазмы поплыли во влажном воздухе, и чуткие ноздри братьев сразу все определили. И получилось еще хуже. Получилось, что от страха Фока уделался не чуть-чуть, как было на самом деле, а от подмышек до пяток.

И стал Фока Мокрым, отныне и навсегда.

Ну, зато остальные повеселились от души. А Фока обиду затаил, спрятал за бессмысленной улыбкой, только при случае решил напакостить всем, чтоб не смеялись. Как будто от его пакости смеяться перестанут.

А остальные о том, как провели ночь и что им говорили скелеты, и что с ними делали, и что они отвечали скелетам, и в чем клялись — скромно умолчали. Но что-то там было, потому что следующей ночи страшились все, и что скелеты ночью вернутся, тоже все знали.

3. Карабканья по деревьям, поиск дороги домой

Когда мир был юным, трава зеленей, а солнце ярче, все дети мечтали попасть в какой-нибудь сказочный необитаемый мир. Но те золотые времена, когда дети верили книгам и слушались взрослых, давно миновали, и наши герои уже ни о чем таком не помышляли. Они, если честно, вообще ни о чем не помышляли. Так, по мелочам разве что. Они не представляли, как на самом деле весело, интересно можно зажить в новом мире. Сколько увлекательных дел! Можно вырыть пещеру, и никто не заругается, что испачканы руки до самых пяток. Можно поставить шалаш, развести костер и сидеть, смотреть на пламя, и неважно, что прожжены брюки — никто не укажет, никто не осудит. Можно наловить крупной рыбы, форели, например — в любой сказке водится форель! — и запечь ее на костре. И съесть! И пальцы облизать, и кому какая разница! Можно построить плот и поплыть вниз по реке в поисках чего-нибудь. Можно вскопать землю, посадить огород… можно коз приручить и развести целое стадо — и кататься на них, и никто не заругается! Можно бегать по лесу, орать и швыряться шишками в белок и друг дружку… но наши дети, к сожалению, ни о чем подобном не мечтали. С другой стороны, мечтать — это, конечно, здорово… но только не когда к ночи обещаются прийти скелеты и загрызть.

Когда кто-то обещается загрызть, лучше держаться ближе к родителям, это понимали все. Так раньше и поступали: сломают дверь или нахамят кому из взрослых, и сразу бегом домой — спасите, ребенка обижают!

Но то раньше, а сейчас — где он, дом, за какими сказочными далями?

— Встряли, — подытожил Ярик, и остальные согласно покивали.

Да, встряли, влипли, влетели, попали.

— Может, пугали? — заикнулся кто-то. — Детей все пугать любят. Бить нас запрещено, вот и пугают. Попугают и отступятся…

— Ага, пугали! — содрогнулся Ярик. — Как навешали чирков! Говорят, чтоб знал, как пинаться! Они еще раз придут и по кругу пустят, я вообще не сяду…

Фока затаил злорадную улыбку. Братья ходили в футбольную секцию, пинаться умели и любили, и Фоке от них иногда прилетало. Вот пусть сами прочувствуют! Потом Фока вспомнил, что скелеты обещали ему самому, и улыбочка угасла.

Улыбочки угасли и у остальных членов банды Железнозадых. Походило на то, что скелеты каждому пообещали веселую и недолгую жизнь.

— За что они к нам прицепились? — спросил Сережа. — Мы им ничего не делали!

Явление скелетов заставило его отбросить обычную дурковатость и заговорить разумно, что выглядело очень непривычно, как будто пришел незнакомый мальчик.

— А за что вы Фоку «тренируете»? — так же неожиданно разумно отозвался Лелик. — Он вам тоже ничего не делал.

— Ну… нравится нам.

— Вот и скелетам — нравится.

— Вот уроды!

Из всех мальчиков один Леша тонко улыбнулся на такое признание, но ничего не сказал, потому что был очень сдержанным, а остальные промолчали, потому что ничего такого-растакого не заметили.

Фока неловко отвел глаза. Он-то как раз кое-что делал и Сереже, и Вите, и даже Лелику, только никто пока не догадался, что это он.

После бурного обсуждения, чего бы такого сделать скелетам, они дружно пришли к выводу, что мир плохой, не любят их здесь, и надо идти домой. Вывод, кстати, закономерный, большинство убегающих из дому за романтикой именно к нему и приходят, свидетельствую на основе собственного опыта. Потому что дома — лучше. Ну, по сравнению с ночевкой под кустом на голодный желудок или вот со скелетами. Только где он, дом? Раньше, когда неизвестно было, куда идти, они спрашивали у прохожих. А здесь у кого спросить? Разве что у скелетов — но это нет уж, нет уж.

В конце концов они решили залезть на высокое дерево и посмотреть. А что? Решение не такое идиотское, каким кажется на первый взгляд. С высокого дерева видно дальше и больше. Вдруг что и обнаружится. Осталось решить, кому лезть.

— Страхово, — признался Витя, оценив высоту деревьев в ближнем лесу.

— Страховато, — согласился Сережа.

— Не смогу, — заявил Фока с бессмысленной улыбкой.

Леша ничего не сказал, просто с сомнением посмотрел на свои чистые ладони, потом на смолистые стволы, и стало понятно, что и он не полезет. Братья переглянулись.

— Мы залезем, — сказали они бодро, хотя видно было, что им тоже и страхово, и насчет сил большое сомнение, но положение лидеров обязывало. Да, оказывается, и у лидеров имеются обязанности, например, первыми идти на страшное дело. Взрослые об этом давно забыли, а вот среди детей память, как ни странно, сохранилась, и даже такие лидеры, как Ярик и Лелик, понимали, что если они главные, то им и лезть. Наверно, это потому, что дети чаще, чем взрослые, попадают в сказку.

— Давайте все полезем, — неожиданно для самого себя вдруг сказал Фока. — По-честному, кто как сможет.

— Давайте по-честному, — так же неожиданно для себя согласились остальные.

Видимо, явление скелетов расшатало им психику, и она, психика, запаниковала и в поисках спасения стала выдавать непривычные, очень достойные для ребят решения.

Они зашли в лес, примерились каждый к своему дереву и поползли вверх. Только Фока не пополз, потому что не допрыгнул до ветвей. Но ждать остальных он не стал, а по-честному пошел вглубь искать дерево по силам.

Он шел и шел, деревья становились выше и стройнее, и вдруг он увидел Его. Ее. Наверно, ее, потому что дерево походило на ель. Таких гигантских деревьев ему никогда не доводилось видеть, даже по телевизору, где можно увидеть что угодно, даже инопланетян. Оно росло на холме и вершиной, казалось, упиралось в небо. И от самой земли торчали прочные удобные сучья, как раз чтоб мог залезть такой слабенький мальчик, как Фока.

Он лез и лез, и ему совсем не было страшно. Внизу сплошным покровом качались ветви, закрывали высоту подъема, рядом и вокруг густо торчали сучья, и захочешь, так не сразу упадешь, так что Фока не падал, а лез и лез потихоньку вверх. И так же потихоньку открывались перед ним неоглядные дали. Синели далекие леса, река извилистой лентой блестела от горизонта до горизонта — и там, на горизонте, поднимались невысокой цепью горы.

Фока залез еще выше, туда, где редкие ветви не закрывали обзора, и огляделся. Леса, поля и горы, и река причудливыми петлями со всеми ее притоками, снова леса и поля… и никаких признаков дома. Они действительно угодили в дикий, нехоженый мир, в сказку.

Долго сидел Фока на вершине дерева. Он плакал. А что делали остальные, осталось неизвестным, хотя глаза у всех были красными. Но это, само собой, от ветра.

4. Поиски еды

— Я домой хочу, — сказал Витя.

— Все хотят! — буркнул Ярик. — Увидишь дом, свистни.

— Я домой хочу! — повторил Витя настойчиво, голос у него задрожал, и стало понятно, что он вот-вот заплачет.

Когда мир был юным, трава зеленей, а солнце ярче, тогда люди плакали чаще. Не потому, что плохо жили, а просто переживали искренне и не стеснялись свои переживания проявлять. Тогда и смеялись гораздо чаще, и даже пели, и в одиночку, и хором, что ныне представляется совсем невероятным. А сейчас невозможно вообразить, чтоб взрослый взял и заплакал, от обиды, жалости, тоски или просто так. Сейчас это так же невероятно, как и пение хором на улице.

Современные дети, из которых, между прочим, и вырастают взрослые, тоже не пели хором на улицах. И старались не плакать, а если и плакали, то мало и украдкой от остальных.

Так что наши дети, заметив, что Витя близок к слезопусканию, принялись его отвлекать, потому что искренне считали слезы чем-то постыдным. Нет чтоб дать мальчику выплакаться, заодно и самим с ним порыдать, душу облегчить… нет, не понимаю я наш современный мир. В сказке гораздо лучше. Ну, за исключением скелетов.

— А я хочу есть! — брякнул Сережа и скорчил идиотскую рожицу, у него это с каждым разом получалось все лучше, естественней и убедительней.

— Нет, жрать! Рубать, хавать! — подхватили воодушевленно остальные, потому что действительно очень сильно хотели есть.

— Можно рыбу в реке наловить сетью или неводом! — заторопился проявить знания Фока.

— Ага, сетка вон в кустах лежит, сбегай! — осадил его Ярик. — У нас даже крючка нет и лески, не то что невода. Да ты и не знаешь, что такое невод, треплешься только!

— Знаю! Невод, он как сеть, только… немножко другой! — возразил из вредности Фока и стушевался, потому что действительно не знал, чем отличается невод от сети и, кстати, как ими обоими рыбу ловят.

Вообще-то Фока был очень умным мальчиком, но имел недостаток, свойственный многим даже очень умным, и взрослым в том числе — во всем торопился проявить знание. Даже если толком не знал, а такое случалось частенько — все равно спешил ляпнуть что-нибудь с уверенным видом и иногда попадался. И тогда приходилось краснеть.

— Грибов насобираем! И пожарим! — завопил Сережа.

— На чем пожарим? — язвительно спросил Ярик. — Вы же, идиоты, курите — чего зажигалки в школу не взяли?

— Сам бы и брал, — поежился Сережа. — Мне сначала в школе прилетело, потом дома, но это еще ничего, а вот когда здесь скелеты прицепились и пообещались… откуда только узнали, что курим? И какое им до нас дело? Не, лучше трением огонь добудем, вот.

— Трением только у дикарей получается! — снова не сдержался и влез Фока. — Они знают, как! А мы не знаем!

— Да чего тут знать? Три, пока дым не пойдет!

— Пожрать — это идея, — решил Ярик. — Грибов хотя бы набрать… эй, Фока, ты у нас отличник, какие грибы съедобные?

— Белые, — уверенно заявил Фока. — Грузди, подосиновики, подберезовики…

— То есть если под березой растет, то съедобный? — недоверчиво уточнил Ярик.

Фока глупо улыбнулся и промолчал, потому что не знал, только в который раз подумал, почему это отличная учеба не дает никаких преимуществ в жизни. Сила дает, и наглость ого-го какие преимущества дает, а учеба нет, даже наоборот. Не учат в школе, как различать грибы, и как съедобное в лесу искать, не учат тоже. Учат физике и математике, истории, географии и биологии… а командует всеми Ярик, потому что самый сильный и потому что его Лелик поддерживает, а живут лучше всех Сережа с Витей, потому что здорово прикидываются дурачками, и с них ничего не требуют, даже домашних заданий. Это Фоке сидеть над тетрадками каждый вечер до ночи — а для чего?

— Ну и какая польза с отличника? — добавил яду к его невеселым размышлениям Ярик. — Ладно, разберемся, мы на сборах тренеру грибы собирали. Идем вместе, чтоб не растеряться, поняли? Ищем грибы и… что еще есть съедобного в лесу, ну-ка, кто-нибудь, скажите!

На «ну-ка» и «кто-нибудь», естественно, никто не откликнулся, дураков не было, потому решили идти и собирать все, что на глаза попадется.

И они пошли.

Надо сказать, лес оказался волшебно богатым на съедобные ингредиенты. Такое иногда случается, что куда ни глянь, все можно съесть (особенно после суток без еды). Повсюду росла ягода, с тихим шорохом падали кедровые шишки, грибы торчали тут и там, прятались под листвой, собирались кружками вокруг деревьев, и папоротник съедобный встречался, и дикий чеснок, и душица, которой так здорово заваривать чай… в гнездах лежали свежие, еще не насиженные яйца птиц, натуральное свежее мясо порхало с ветки на ветку, взлетало из-под ног с оглушительным треском крыльев, скакало и бегало по деревьям… даже медвежатина бродила совсем недалеко, но об этом детям лучше было не знать. Они и не узнали, что кружок примятой травы означает только что ушедшего медведя, потревоженного резкими детскими криками. И что из соседнего леска за ними наблюдают несколько пар желтых волчьих глаз, не узнали тоже. Городских детей в школе такому не учат, и вообще никаких не учат.

Собирать грибы оказалось здорово, несмотря даже на голод. Главное, нужно было дождаться, когда кто-нибудь наклонится за грибом, и шишкой в него бац! Смех разносился выше деревьев, такой громкий, что местный медведь на всякий случай поднялся и отошел еще дальше, к самой границе своего участка. И решил, если его погонят на чужие угодья, вернуться и разорвать всех, кто его вытесняет. Вообще-то он был добрым медведем, зато сосед с соседнего участка — нет. И запросто мог навешать за нарушение границы. Так что лучше поступиться принципами и задрать надоедливых детей, чем получить от соседа обидных тумаков, так он решил, и многие на его месте решили б так же, даже люди.

К счастью, медвежий участок был очень обширным, места хватило всем, и никто детей не тронул.

Легко быть добрым, когда всего хватает, не так ли?

Фока, которому шишками доставалось чаще других, немного отделился от компании, поэтому, когда наткнулся на дерево, с которого разглядывал окрестности, никому даже не смог похвастаться. На его призывный крик посмотреть, на какое высокое дерево он сумел взобраться, Ярик издалека язвительно посоветовал поставить табличку «Здесь был Мокрый», этим и кончилось. И как же потом все пожалели, что не подошли! Но это случилось потом, а в будущее дети не умеют заглядывать, и даже взрослые не умеют, ну разве что самые умные из взрослых могут, да и то изредка. И не всегда правильно.

Грибов набрали море. На самом деле, конечно, не море, а много. Но дети просто и скучно говорить не могут, потому что чаще взрослых попадают в сказку, и потому у них если много, то море, если высоко, то до неба.

В чем грибы нести, заранее никто не озаботился. Фока, например, нес в руках, а что не поместилось в руках, складывал в карманы, там грибы помялись и раскрошились, и все над ним смеялись. Лучше всех получилось у Леши Цапкова, он грибы аккуратно нанизывал на прутик и так нес. Сережа с Витей пихали грибы за пазуху, и у них тоже получилось смешно. А братья сняли рубашки и набирали в них. Ну а ягоды и орехи все съели на ходу, и специально их нести не требовалось.

Усталые и довольные, ребята вернулись к шалашу. И тут во всей сложности перед ними встала проблема огня. Хорошо было дикарям, они сильные! А ребята взопрели уже через несколько минут трения деревяшек друг о друга, и даже дыма не извлекли, не то что огня. Ярик и Лелик тоже не преуспели, хотя ходили в футбольную секцию и здорово умели пинаться.

— А я говорил, что не получится! — радостно напомнил Фока.

На него злобно покосились и посоветовали не ныть, а придумать способ разжечь костер, если такой умный. Как разжечь костер, Фока не знал, и радость его померкла. Действительно, говорить, что ничего не получится, любой дурак может.

И тут Леша Цапков совершил настоящее волшебство! Он собрал мелких сухих веточек, травинок, сложил в кучку, а потом достал из нагрудного кармашка зажигалку и щелкнул. Веселый огонь заплясал по веточкам, а Леша аккуратно убрал зажигалку обратно в кармашек.

— Ты почему не сказал, что у тебя зажигалка есть? — загалдели все. — Покажи! Дай посмотреть!

— Газ кончается, — коротко ответил Леша, вежливо улыбнулся и отодвинулся от жадных рук.

Зажигалку, конечно, он не показал и не отдал. Он не первый год учился в этом классе и прекрасно понимал, что если отдашь, то могут не вернуть. Да и вообще он свое никому не отдавал, так ему родители посоветовали.

Костер жарко пылал. Шипели на огне грибы, распространяя изумительные ароматы. Авторитет Леши Цапкова вырос, как говорится детьми, до неба. Что значит в нужное время достать нужную вещь! Несчастный Фока жутко завидовал, но что он мог поделать? У него зажигалки в кармане не оказалось. И неважно, что, кроме аромата, больше ничего вкусного в грибах не нашлось. Грибы без соли, масла и хлеба — такая гадость, если честно. Но когда хочется кушать, съешь и несоленые грибы. Так что ребята ели, ели и нахваливали Лешу. Леша отмалчивался и скромно улыбался. Он вообще был очень скромным, так что ребятам не удалось узнать, как в кармане Леши оказалась нехарактерная для отличника вещица.

5. Водяные девочки

Потихоньку дети наелись. Тут бы и заняться им исследованием нового мира, разведать окрестности — ну, мы все прекрасно представляем, что надо делать в сказочном мире в первую очередь. Но наши герои вместо этого пригрелись на солнышке и незаметно для себя задремали. Не будем судить их строго. У них была бессонная ночь со скелетами, потом лазанье по деревьям, поход в лес по грибы… а сколько сил было потрачено на добывание огня? Тут и взрослые бы заснули, а они все же оставались детьми даже в сказке. Конечно, в иных сказках дети превосходят взрослых во всем, проявляют чудеса выносливости, сообразительности и дисциплины, но я в это не верю — особенно что касается дисциплины. Это уже не сказка получается, а выдумка, что далеко не одно и то же. А наши герои были просто детьми, как вы да я в свое время. Соответственно и силами располагали детскими, то есть небольшими. Просто так, думаете, детей во взрослые игры да походы не берут? Попробуйте в двенадцатилетнем возрасте победить взрослого хотя бы в борьбе, сразу убедитесь, что не просто так.

Только Фоке не спалось. Его съедала самая настоящая черная зависть. Как со своей зажигалкой прославился Леша Цапков! Фока тоже хотел так прославиться! А надо заметить, что честолюбие, и уж тем более тщеславие — страшная сила. Эта сила смогла его поднять и направить вдоль реки. Он шел и мечтал, что вот сумеет как-нибудь что-нибудь сделать такое… этакое… или найдет вкусной еды, или еще чего — и его сразу все зауважают и скажут: «Ну, Костя, молодец! Что бы мы без тебя делали!» Он никогда такого не слышал, а очень хотелось. Очень-очень.

И тут его взгляд упал на реку. А надо напомнить, что река была сказочно прозрачной. И Фоке видно было, как у самого берега мелькают стайки мелких рыбешек. То есть — рыбы. Ну и что, что она маленькая? Двадцать мелких рыбешек — это то же самое, что одна большущая, дураку понятно! У Фоки рот сразу наполнился слюной. Грибы грибами, но, во-первых, Фоке их не так много досталось, а во-вторых, с рыбой никакие грибы не сравнятся! Только как бы ее поймать? Он решительно разулся, закатал штанины и приступил к охоте, сладостно представляя себе, как удивятся улову остальные.

Через пять минут он окончательно убедился, что мальки двигаются в воде гораздо быстрее, чем Фока босиком по земле и уж тем более по скользкому каменистому дну. Рыбешки бросались врассыпную, стоило ему шлепнуть босой ногой по воде — и преспокойно возвращались обратно, как только Фока возвращался на берег. Как будто дразнились, поганцы мелкие. Обозлившись, Фока встал в засаду. Замер, опустив руки в воду, даже почти не дышал. Мальки вернулись, заинтересованно потыкались в его голые ноги, пощекотали ему пальцы, но едва он двинул ладошками, мгновенно исчезли. Ах так, решил Фока, вы, значит, так… и взялся за дело всерьез. Он снял рубашку, снял майку, завязал ее узлом, погрозил рыбешкам и принялся тралить мелководье. Рыбешки, даром что мелкие и глупые, все же сообразили убраться с его дороги, и в майку кроме тины ничего не попало.

— Да не очень-то и надо! — сказал Фока с тоской. — Разве это рыба? Есть нечего, хвост да голова. Сволочи.

Но, несмотря на заявление, обидно было до слез.

И тут послышался звонкий детский смех. Смеялись в кустах, за поворотом реки. Сначала Фока решил, что смеются над ним — но нет, никто не вылез из кустов, тыча в него пальцами. Тогда он сердито подумал, что это такие же, как он, попавшие в сказку. Станут клянчить поесть, ныть и надоедать, когда грибов самим не хватает, и вообще без соли невкусно… Но смех был на удивление беспечным и жизнерадостным. Голодные дети так не смеются. Голодные дети, если на то пошло, совсем не смеются. Ругаются, ссорятся, плачут — это да, но не смеются. Тогда Фока оделся, обулся — носки на мокрые ноги налезли с огромным трудом — подкрался к кустам и поглядел. И понял, что действительно попал в сказку.

На полянке за кустами танцевали девочки.

Мне могут возразить: подумаешь, девочки, ну и что? Присутствие девочек и вообще женщин вовсе не означает, что попал в сказку. Чаще наоборот. В смысле, этого добра везде хватает. С этим соглашусь, девочки есть девочки, и все их недостатки всегда при них, что в сказке, что в реальности.

Только в реальности девочки — просто девочки, а в сказке — прозрачные.

Раскрыв рот, Фока наблюдал, как удивительные создания водят хоровод, притопывают босыми ножками по траве, хлопают в ладошки и звонко смеются. Надо сказать, Фока, в отличие от большинства мальчишек его возраста, был очень чувствителен к красоте. Он даже музыку любил слушать. Он потому в школе девочкам подножки и ставил, что они ему нравились, а как обратить на себя внимание, кроме как подножками, он не представлял. Вот и прозрачные девочки ему очень понравились. Они были совсем как настоящие, в платьицах, с веночками на головах — и одновременно прозрачные. И еще они не обзывались, не швырялись шишками и гнилой ягодой, и это ему тоже очень понравилось. Он даже чуть не вылез на поляну, чтоб познакомиться — но тщеславие вовремя победило. Очень уж ему захотелось, чтоб одноклассники сказали: «Ай да Костя, молодец какой! Никто не нашел девочек, а он нашел!» Так что он не вылез на полянку, а наоборот, осторожно попятился, выбрался из кустов и припустил обратно, забыв на ветке мокрую майку.

— Там девочки танцуют, айда подглядывать! — выпалил он, едва подбежал к отдыхающей компании.

Тут надо отметить, что для городского ребенка пребывание на дикой природе — занятие вообще-то скучное. Городской ребенок не получает такого уж большого удовольствия от прыжков с обрыва, или от лазанья по деревьям и еще от дюжины подобных дел, которыми развлекались мы все в своем детстве. Природа — это для городского ребенка прежде всего грязно, фу. Смола липнет к рукам и волосам, трава зеленит одежду так, что ничем потом не отстираешь, песок и пыль набиваются везде, а если приляжешь где отдохнуть, так обязательно или шишка в бок вопьется, или корень, или просто камень какой. Диванов на природе не положено, вот в чем неудобство. Зато полно таких штук, как холодный ветер, обжигающее солнце, проливной дождь, а зимой так даже снег и бураны. И хотя до зимы нашим героям еще предстояло дожить, им и летом проблем хватало. И пусть комары в сказке не очень-то кусались, но муравьев никто не отменял. А как кусаются муравьи… комарам у них учиться и учиться. Хотя не стоит, потому что, если комары станут кусаться, как муравьи, жить на природе вообще станет невозможно, даже на даче или в городском парке.

Понятно теперь, почему так оживились ребята. Им просто было скучно! Они мгновенно подскочили и побежали, куда указал Фока. А сказать, какой Фока молодец, почему-то забыли. К сожалению, такое с Фокой происходило часто и не в сказке. Фока вздохнул и побежал следом.

Девочки никуда не делись с полянки, все так же хихикали, секретничали, шептались, танцевали и пели. Две девочки, самые ближние к наблюдателям, пританцовывали одна напротив другой, проказливо улыбались и напевали нежными голосками:

— Сегодня воскресенье, девочкам варенье, А мальчишкам-дуракам толстой палкой по бокам!

Мальчики смотрели-смотрели, а потом им стало скучно, и кто-то — кажется, это был Лелик, потому что в компании он швырялся шишками метче всех — запулил шишкой по девочкам. Бамс! Раздался звонкий визг, мелькнули разноцветные платьица, и прозрачные девочки исчезли в реке. Только цветочные венки медленно поплыли вниз по течению. Венки оказались настоящими. А девочки, выходит, водяными.

Ну, что тут сказать? Чудо — оно людям часто встречается на самом деле, для этого и в сказку попадать необязательно. Только оно, чудо, нежное и беззащитное. И если в него запустить шишкой или просто обругать — исчезнет.

А мальчики обсудили произошедшее, восхитились Леликом, какой он меткий молодец, вернулись к костру, и больше ничего за день не произошло. И им снова стало скучно.

Ну, тут уж сами виноваты. Нечего было в чудо шишками швыряться.

А Фока испытал странное чувство. Как будто он предал кого-то. Или обманул доверившегося ему человека. Хотя вроде не обманывал и не предавал. Это же не он шишками в девочек швырялся, а Лелик, разве не так?

6. Песни в ночи

Багровое солнце клонилось к горизонту, и откладывать страшные мысли на потом больше не было времени.

— Ночь скоро, — дрогнувшим голосом сказал Витя. — Где ночевать будем?

— В шалаше, где еще! — грубо отозвался Ярик.

Не то чтобы он был грубым мальчиком на самом деле, просто считал, что вот так — выглядит смело. А смелость ему в данный момент требовалась как никогда. Точно так же грубо и развязно изъясняются девочки, когда им реально страшно, а показывать нельзя. Да и большинство взрослых разделяют представления детей о смелом — они же из детей произошли.

— Я в шалаш не пойду! — твердо сказал Витя. — Там скелеты поймают. Они обещали.

— Не трусь, прорвемся! — еще грубее сказал Ярик.

Неизвестно, что скелеты обещали Вите, а вот ему конкретно — чирков. Так и сказали, что отпинают, если по-прежнему будет ноги распускать. А он, помнится, за день несколько раз не сдержался. Как сдержаться, когда мимо Фока проходит, он так смешно обижается! Или Сережа — этот не обижается, зато такие уморные рожицы корчит, когда пнешь, что обхохочешься. А скелеты сказали — по кругу пустят за издевательство над слабыми. А разве это издевательство? Это — шутка! И Сережа — не слабый, он чуть ли не равен по силам Ярику! Правда, за Ярика всегда Лелик вступается, а против их двоих в классе никому не выстоять, но какая разница?! Главное, что Сережа — не слабый, разве не так?

— На дерево залезть можно! — предложил Фока. — Там привязаться чем-нибудь и спать…

— А скелеты что, не умеют по деревьям лазить? — оборвал его Ярик. — А если умеют, тогда что? Как полетишь ночью на землю! Нет, лучше в шалаше! Из шалаша никуда не упадешь.

— Надо от скелетов спрятаться, чтоб не нашли! — предложил Сережа, которому скелеты тоже кое-что обещали. — В лесу!

А вот это уже было опасное предложение! Дети не знали, что ночью в лесу выходят на охоту хищники, и, если б согласились, на этом сказка и кончилась бы. К счастью, кроме разума, любой ребенок обладает еще инстинктами, поэтому все посмотрели на темный лес, поежились и даже обсуждать идею не стали.

— Залезть бы куда-нибудь, — дрожащим голосом сказал Витя. — И закрыться, чтоб не пробрались.

— Это под землю, что ли? — буркнул Ярик — и задумался.

— А ну-ка пойдем искать пещеру, пока не стемнело! — приказал он. — В пещеру вход всяко можно загородить, и костер у входа разжечь, и углями в скелетов можно швыряться, пусть только сунутся!

Предложение швыряться в страшных скелетов углями мальчиков воодушевило, и они побежали к обрыву. Где еще искать пещеру, как не в обрыве?

И они нашли пещеру! Тут надо заметить, мальчикам просто сказочно повезло. Далеко не в каждом обрыве можно найти пещеру, и далеко не всякая пещера пригодна для обороны от скелетов. Но им попалась изумительная, удобная пещера! Вход в нее оказался таким узким, что, например, щуплый Фока еле туда прополз, а широкоплечий Лелик так и вовсе застрял, и его пришлось проталкивать. Из чего следовало, что мосластым скелетам в нору точно не протиснуться! Еще пещера оказалась не большой и не маленькой, а в самый раз для шестерых перепуганных мальчиков. В одном углу свод пещеры немножко обвалился, и через трещину сверху пробивался вечерний свет, а значит, мог пробиться наверх и дым — то есть было готовое место для очага. И в целом пещера оказалась сухой и не замусоренной, и никакой пещерный зверь не устроил в ней свое гнездо.

Они успели натаскать в пещеру еловых лап для мягкости, сухих веток и кореньев для ночного костерка, а еще Ярик, покрутившись вдоль берега, нашел здоровенную корягу, притащил вместе с Леликом к пещере и после долгих мучений заткнул ей лаз. И еще заколотил палку в глину, чтоб корягу никто не мог сдвинуть снаружи.

И все равно им всем было страшно. Потому что ночью детям всегда страшно, даже без скелетов, а со скелетами так вообще. А когда скелеты обещают прийти и загрызть, то я даже не знаю, какими словами передавать детские чувства. Разве что не словами, а диким визгом? Да, именно до визга они и боялись, даже Леша Цапков. Никто не мог представить, чем таким-разэтаким провинился перед скелетами Леша. Если найдется на свете воспитанный, сдержанный, аккуратный мальчик, то это Леша и есть. Но и он боялся, тоже боялся до визга, иначе не пополз бы в пещеру, пачкая белесой глиной локти, коленки, живот и частично голову. Из чего следовало — и ему скелеты обещали кое-что за нечто этакое… недостойное. Только он не говорил, что и за что, потому что был очень скрытным.

Дети сидели в пещере, подкладывали веточки в костерок и молчали. Им было страшно, и верилось, что если не шуметь, то их и не найдут. Про то, что любой заурядный скелет учует запах дыма за сто шагов, они не знали, да и откуда бы им знать? Обоняние скелетов — область до сих пор малоизученная, книжек про это мало написано, да наши герои и не читали книжек, если честно.

Костерок прогорел, только последние язычки пламени освещали детей. Воздух в пещерке прогрелся, никто снаружи не топал, не орал страшными голосами, и дети совсем было решили заснуть, даже глаза у некоторых начали слипаться… и тут зашевелилась коряга! Кто-то целеустремленный и злобный пытался протолкнуть ее внутрь и проползти следом! Скелеты все же их нашли, несмотря на молчание! Шесть испуганных «а-а-а!» вырвались одновременно…

Коряга шевелилась и упорно лезла внутрь. Кол, стопорящий ее продвижение, опасно наклонился.

— Все сюда! — страшным шепотом скомандовал Ярик. — Лелик, ты где? Держим корягу, чтоб не вытолкнули!

И сам первым уперся в нее — и вернул в первоначальное положение! Скажу честно: может, кому-то Ярик и не понравился как лидер, но в данный момент он совершил настоящий… ну, пусть еще не подвиг, но мужественный поступок точно. Держать корягу, когда ее с той стороны, совсем близко, так, что слышно кровожадное сопение, толкают озверевшие скелеты — это… не знаю, смог бы я сам или нет. А скелеты действительно озверели. Ну а кому из взрослых понравится, когда их куда-то не пускают дети?

Лелик, а следом за ним и остальные, навалились на корягу. Та ворочалась и дергалась, как живая, скелеты шипели, обиженно ругались и скребли землю. Но постепенно все успокоилось. Похоже, что скелеты притомились и отошли, чтоб придумать новую пакость. В ночной тишине были слышны их шаги и возмущенное бормотанье.

— Я не боюсь вас! — крикнул изо всех сил Ярик. — Поняли?

— И я не боюсь! — поддержал его, как всегда, Лелик.

— И я! — дрожащим голосом подтвердил Фока.

— И я, и я… — поспешили присоединиться Сережа с Витей.

Только Леша ничего не сказал, потому что никогда ни к кому не присоединялся. Он просто всегда был рядом.

Но заявить, что не боишься — это одно. Не бояться — совсем другое. Как не бояться, когда снаружи то и дело слышны шаги костяных ног и сухое клацанье челюстей, как?

— Давайте песни петь! — предложил Фока со страху.

Он это не просто так сказал. У него уже был опыт. Дело в том, что мальчики все боятся темноты, но Фока боялся особенно, и все из-за своей впечатлительности. Иногда такого сам себе напридумывал, что не мог вечером мусорное ведро вынести. И тогда он пел. Шел с ведром и громко пел: «Па-а-равоз па рельсам мчится!» и тому подобную бодрую чепуху. И становилось легче. Он заметил — когда громко поешь, страхи отступают. Недалеко и ненадолго, но тем не менее. И так как скелетов он боялся сильней, чем все остальные, то сразу же и запел, не дожидаясь поддержки. Хотел запеть по привычке про паровоз, который по рельсам мчится, но что-то внутри подсказало, что скелетов песней про паровоз не испугать. И сами собой из него вырвались слова, которых он от себя не ожидал:

— Бьют свинцовые ливни, Нам пророчат беду. Мы на плечи взвалили И войну и нужду…

Он орал отчаянно, закрыв глаза — и где-то на второй строчке понял, что ему подпевают. Песня из старого революционного фильма гремела и раскатывалась по маленькой пещере, и ночные страхи отступали, съеживались, прятались в темноте…

Так они спели все военные песни, которые знали хотя бы немножко. Они даже охрипли от напряжения. И снаружи пещеры установилась обычная ночная тишина.

— То-то же! — мстительно сказал Ярик. — Нас так просто не взять!

И такая уверенность была в его голосе, что ему все поверили. Они еще посидели, прислушиваясь к ночным шорохам, но это были просто шорохи ветра, травы и листьев, и тогда они успокоились и уснули.

А скелеты никуда не уходили. Они сидели на камнях у реки и давились от смеха.

— Ой, умора! — стонали они. — Как поют! Коты мартовские! Ни одной ноты правильной! И все слова перепутали! Но стараются!

— Заслужили отдых! — решил самый страшный скелет, смахнув рубиновые слезы умиления костлявой ладонью. — Молодцы! Пойдем, пусть спят. Но следующей ночью придем обязательно!

Скелеты исчезли, как в сказке, сразу и бесшумно. Только меж камней у реки остались их слезы радости — маленькие красные рубинчики.

7. Лелик в воде

Летом лучше всего вставать на рассвете. На рассвете птицы поют самозабвенно, и листва блестит особенно красиво, и воздух свежий-свежий. Но попробовал бы кто встать на рассвете, полночи протрясясь от страха да крича до хрипоты песни. Чтоб встать на рассвете, надо заснуть на закате, а лучше еще раньше — и то вряд ли получится с первого раза. Так что мальчики проснулись ближе к полудню. С огромным трудом выдернули стопорный кол, толкнули корягу… и она легко и свободно вывалилась наружу с кусками глины. Оказывается, ночью скелеты так разрыли и расширили вход, что теперь можно было не выползать, а просто выходить, слегка пригнувшись!

— Еще бы чуть-чуть, и нам конец! — мрачно заметил Лелик. — Вовремя мы запели!

— Ай-шуба-дуба-дуба! — кривляясь, тут же запел Витя, но на него заорали все так злобно, что он замолк.

— Твоими шуба-дуба скелетов только подманивать! — ругнулся Ярик. — Идиот!

— Я не идиот! — вдруг обиделся Витя. — Я вас веселю! Стараешься для вас, а вы обзываетесь! Ну и веселитесь тогда сами, как умеете! Только вы не умеете…

Мальчики с удивлением уставились на него. Раньше Витя никогда не обижался. Казалось, что он обижаться просто не умеет. Его и дураком называли, и придурком, и еще хуже, а он только рожи корчил да шуба-дуба пел.

— Ну, веселил бы, мы разве против? — проворчал наконец Ярик. — Только не так по-идиотски. Задрало твое шуба-дуба, как будто ничего умней придумать нельзя!

— А я виноват, что вам только идиотские шутки нравятся? — огрызнулся Витя. — Ну попробуйте умней придумать, я посмотрю, как получится!

Витя тоже не понимал, за что на него все взъелись. Раньше всем классом смеялись, и не надоедало, а тут разорались.

А это просто был культурный диссонанс. Явление вообще-то не волшебное, но про него мало кто сейчас знает, а кто знал раньше, те уже забыли. Все дело в военных песнях, что орали ночью. Ну не сочетаются они с шуба-дуба и шутками ниже пояса. Или военные песни, героизм, мужество, самопожертвование — или шуба-дуба и идиотские рожи. Могли бы знать взрослые, но они как раз как-то приспособились где надо петь военные песни, а где не надо — шуба-дуба-ай-лю-лю. И культурного диссонанса уже не чувствовали. А вот дети в силу малого жизненного опыта пока что чувствуют, что после песен о подвигах петь шуба-дуба — это кощунство. Самого слова «кощунство» не знают — а чувствуют очень хорошо. Может, и поэтому тоже ангелы, которые присматривают за всеми детьми в мире, не прекращают своих трудов?

— Да ладно вам! — рассудительно сказал Лелик. — Витек — нормальный пацан. Всегда вместе с нами, от других не отстает!

Остальные с ним тут же согласились — конечно, Витек нормальный пацан! Вместе со всеми от скелетов отбивался, не сдался, не побежал! Только Фока молчал и бессмысленно улыбался. Хотя внутри него бушевал вихрь чувств, главным из которых была обида. Почему опять хвалят не его, почему? Он тоже не сдался, не побежал! И запел, между прочим, первым, не побоялся! А Лелик хвалит Витю, и все хвалят! Отомстить бы им всем, и Лелику в первую очередь…

— Валить надо! — обеспокоенно сказал Ярик. — Пока день и скелеты спят! А то в этой пещере они нас достанут! Разрыли, хоть на танке заезжай. Всю ночь мы не пропоем, конкретно! И песен столько не знаем, и спать захочется…

Все поглядели на разрытый вход и согласились, что точно надо валить — и подальше. Чтоб не нашли.

Уходить от скелетов можно было вниз по течению реки или вверх. Еще можно было в сторону от реки, через луга, но почему-то все решили от реки не отходить. Посмотрели вверх по течению — там берег зарос густыми кустами, и никаких тропок. Развернулись и пошли вниз.

Сначала идти было легко и приятно. Прямо у воды встретилась густая черемуха, и все наломали с нее веток с гроздями вкуснющих ягод. Что может быть лучше, чем идти по обрывистому берегу, обрывать не спеша черемуху и плеваться косточками в друзей? Может, только Фоке было не очень здорово, потому что плевали в него чаще, чем в других, но он один, а остальным зато очень весело.

А потом всем резко захотелось кушать. Видимо, подошло время обеда, а одной ягодой желудок не набьешь. Городскому желудку для этого требуется полноценное второе, например, картофельное пюре с котлетой, и к нему пара кусков белого хлеба, и ко второму неплохо бы и первое типа рассольника или куриного супа с лапшой…

И тут Лелик увидел рыбу. Нет, рыбину! Рыбищу! Очень глупый обед копошился в крошечном заливчике на мелководье так, что водоросли ходили ходуном.

— Ш-ш-ш! — страшно прошипел Лелик, призывая к осторожности, и беззвучно наступил на плоский камень у самой воды.

Еще шаг, и мальчик отсек бы рыбине путь к бегству. И тут Фока пошел следом за ним, наступил на тот же камень — и качнул его другой ногой… Лелик взмахнул руками, поскользнулся на мокрой тине и рухнул в воду.

Все-таки они были городскими мальчиками, иначе очень удивились бы, с чего это рыба копошится на мелководье посреди лета, когда ни икромета, ни иных важных дел для рыбы у берега нет. Да, очень бы удивились. А если б не хотели так сильно кушать — еще и заподозрили б неладное и отошли подальше от воды. А так… что случилось, то случилось. Лелик упал в воду… из воды высунулась маленькая рука, крепко ухватила мальчика за шиворот… и Лелик исчез под водой! Только над рекой пронесся злорадный девчоночий смех.

Тут-то все и вспомнили, как здорово швырялись шишками в водяных девочек, да поздно! От Лелика даже кругов на воде не осталось.

— Братан! — закричал Ярик.

Тут надо сказать пару хороших слов о спортсменах. Вообще они, как правило, очень агрессивные, прямолинейные ребята и сильно затрудняют жизнь более слабым детям, но в моменты опасности спортсмены действуют, следует признать, эффективно и быстро. Раз — и Ярик, подхватив палку, бросился в реку. Два — и, подчиняясь его крикам, остальные похватали камни и кинулись за ним, готовые выручать Лелика с боем.

Вот только выручать было некого, а биться — не с кем. Ребята избегали все мелководье, но ни Лелика, ни водяных девочек не обнаружили в прозрачных струях. Как говорится, как в воду канули.

Они сидели на берегу, выливали воду из обуви, вглядывались тщетно в реку и не знали, что делать. В бессильной злобе все ругали водяных девочек так, что прибрежные кусты покраснели. Правда, там рос краснотал, ему и положено быть красноватым, но тем не менее.

Только Фока не бегал по воде, не ругался, не швырялся камнями в воду. До Фоки дошло, что он сделал. Да, хотел немножко напакостить, да, Лелик сам виноват, что Фоку не хвалил, но… топить за такое Фока точно не хотел! Он вообще никого топить не хотел!

Он потихоньку отошел от ребят, скрылся за кустами и побежал. Тут надо отметить, что, прежде чем бежать, надо узнать направление. Только спортсмены по утрам бегают просто так, без всякой цели — но то спортсмены, им, кроме силы, ничего и не нужно по большому счету, им без разницы, куда бежать, спортсменам подобная глупость простительна.

Но Фока знал, куда бежать. У него была прекрасная зрительная память, неплохо, кстати, помогающая в учебе, и когда он сидел и плакал на гигантском дереве, окрестности невольно отложились в его памяти. Он просто помнил, что в этом месте река делает большую петлю, и, если побежать напрямую через лес, очень быстро снова окажешься у реки, там, где золотистый песок по берегу, тихие омуты под обрывом и зеленый лужок спускается к самой воде. Если где и водиться водяным девочкам, то только там. Девочки, хоть водяные, хоть какие иные, очень любят красоту, а там, за излучиной, было очень красиво. Будь Фока девочкой, он именно там бы жил, танцевал на лужайке, пересыпал в ладошках золотой песок и плел веночки.

Фока не ошибся. Еще из лесу он услышал звонкие голоса и смех. И замедлил бег, а потом и вовсе остановился. Дело в том, что с водяными девочками он не был знаком, но… девочки, они, в общем-то, одинаковые. Если вдуматься. А Фока очень хорошо знал девочек из своего класса. Так вот: девочки из его класса ничего своего мальчику не отдали б, проси или не проси. Ни за что. Нет, между собой они иногда чем-то обменивались и даже делились, руководствуясь очень сложными для постороннего взгляда расчетами. Но мальчику из своего класса не отдали б ничего и никогда. Да они мальчиков и не замечали, пока их не толкнуть или стукнуть — или хотя бы обозвать как-нибудь обидно. Именно потому Фока и толкал иногда девочек — потому что девочки ему ну очень нравились, он очень хотел с ними подружиться, а как, если даже не смотрят?

И сейчас он боялся, что водяные девочки окажутся на поверку самыми обычными во всем остальном — и Лелика не отдадут. Возможно, даже не посмотрят в сторону Фоки, а если он заговорит — сделают вид, что не слышат. Это, между прочим, страшно обидно не только для мальчика, но и для любого человека, что девочки прекрасно знали.

Он нерешительно потоптался. Машинально нарвал немного земляники в травяной кулечек. Вроде и голодал Фока недолго, но этого хватило, чтоб теперь постоянно искать еду и запасаться ей впрок. Потом он решился и вышел к реке. Девочки внимательно посмотрели, нет ли у него в руках шишки, потом дружно отвернулись и защебетали о чем-то своем, девчоночьем. Фока вздохнул — водяные девочки, несмотря на свою красоту и прозрачность, оказались самыми обыкновенными девочками. Взрослый на его месте воскликнул бы, что «Джуди о'Греди и знатная леди во всем остальном равны!» — и был бы, несомненно, прав. Фока тайно подумал, что вот бы треснуть какую из них по башке, так сразу обратила бы внимание — и тоже был несомненно прав. Но правота суждений сама по себе не гарантирует результата — для результата нужны действия, то любому взрослому известно. Дети тоже понимают, что, если хочешь новую игрушку, то проси у родителей, от рассуждений типа «ну какой современный мальчик без айфона» трубка с небес в руки не свалится.

— Верните Лелика, — тихо попросил Фока.

Он не очень надеялся на удачу. Иногда жалкий вид и робкий голос срабатывали, но то со взрослыми, а перед ним были девочки. Так оно и вышло — его демонстративно не услышали.

— Ему плохо в воде! — погромче заявил Фока.

Девчоночье щебетание не прервалось, никто не оглянулся даже, только Фока четко расслышал в общем шуме равнодушное «ну и что?». На это ему возразить было нечего. И тогда он решился.

— Возьмите меня вместо него! — заявил он дрожащим голосом. — Пусть он вернется! Пожалуйста!

Фока страшно боялся воды. И плавать, в отличие от того же Лелика, не умел. Так что для него это был самый настоящий подвиг. Но будет ли он таковым для остальных? Фока не знал. Потому что перед подвигом была подлость…

— Еще чего! — загомонили водяные девочки. — Лелик — красивый мальчик! А какая курточка у него модная, просто прелесть! Он сильный, смелый, решительный! А ты?

Фока опустил голову, чтоб не было видно, как из глаз побежали слезы.

— Пойдемте, девочки! — раздалось жеманное, плеснула вода, и дюжина венков медленно поплыла вниз по течению.

Фока в последний раз хлюпнул носом и пошел к воде умыться. Слезы у него текли часто, не то что у Ярика, который, наверно, вообще не умел плакать, но это не значило, что Фоке приятно было выставлять себя на посмешище. Лучше умыться и сделать вид, что ничего не было.

Он уже собрался утереться рукавом пиджачка, когда из воды высунулась девчоночья рука и крепко ухватила его за запястье.

— Отстань! — буркнул Фока и сел на песок.

— А ты почему не пугаешься? — удивилась девочка и приподнялась из воды.

— У тебя рука теплая.

— Надо было лягушку сунуть! — подосадовала девочка и вышла из воды совсем.

Она оказалась очень хорошенькой, светленькой, курносой и зеленоглазой, в коротеньком разноцветном платьице. Следом за ней вышла еще одна, смуглая, в скромной юбочке и маечке. Фока так понял, что подружка. Ну, если ходит вместе с красивой энергичной девочкой, хихикает с ней над другими детьми, корчит презрительные рожицы на всех остальных, то подружка. Фока вообще-то ошибался, но кто сейчас знает, что такое настоящая подружка, а? Я вот и то — вроде знал, но уже начал забывать…

— Хочешь земляники? — по-прежнему недовольно буркнул Фока. — Вот, на лопухе лежит.

Глаза девочки странно и очень красиво расширились, как будто она чему-то крайне удивилась. Как будто ей никогда в жизни никакой мальчик не предлагал земляники. Собственно, так оно и было. Но Фока не понял причины ее удивления. Он был каким угодно, только не жадным. Даже не понимал, как можно жмотничать, когда земляники полон лес. Он бы и подружке земляники предложил, да понимал, что без разрешения главной та и шагу не сделает.

— Отвернись! — почему-то смущенно попросила водяная девочка.

Он послушно отвернулся.

— Можно смотреть, — раздалось через минуту.

Фока пораженно открыл рот. Водяная девочка волшебно преобразилась: потеряла прозрачность, еще больше похорошела… и нежно пахла земляникой.

— Какая ты красивая! — вырвалось у Фоки.

Водяная девочка вспыхнула пунцовым светом, и это тоже получилось очень красиво. Волшебно красиво.

— Забирай дурачка! — проворчала она намеренно грубо. — И скажи, чтоб шишками не кидался, а то утопим!

К сожалению, девочки, чтоб казаться смелыми и решительными, точно так же грубят и хамят, как и мальчики.

Водяная девочка на прощание помахала ему рукой — это получилось у нее очень кокетливо, хотя и не нарочно — и исчезла с подружкой в реке. А на берег из воды выполз мокрый и дрожащий от усталости Лелик.

— Вот это я искупался! — мрачно сказал он хриплым голосом. — А это что, земляника? Ну-ка дай попробовать.

Фока только глупо улыбнулся и пододвинул к спасенному Лелику остатки собранной ягоды. Мир для него снова стал привычным — как будто не было подвига и не было удивительной водяной девочки. Он невольно оглянулся на реку. Вода катилась, поблескивая на солнце, шумя на далеком перекате — и все. Нет, не все: в воде словно что-то сверкнуло, мелькнула крепкая смуглая рука, огромная рыбина пролетела по воздуху, шлепнулась на песок, очумело похлопала жабрами — и возмущенно запрыгала на серебристом боку! Фока восхищенно уставился на нее — такой рыбины он в жизни не видел! Ну, настоящей. В телевизоре, понятное дело, даже киты плавают. Но киты его не впечатлили, а вот рыбина… она же настоящая, громадная, в отличии от поддельных телевизионных!

А вот Лелик не стал разевать рот, он точно знал, как следует реагировать на рыбу!

— А-а-ви! — невнятно взвыл он и прыгнул на рыбу всем телом. И заскакал, закрутился на песке — рыбина бешено сопротивлялась.

— Фока! — заорал Лелик. — Помогай!

Фока опомнился, суматошно подбежал, попробовал навалиться тоже, но Лелик закрыл рыбу собой. Тогда он вцепился в рыбий хвост, который тут же резко дернулся и вырвался. Ну, а кому понравится, когда хватают за хвост или вообще хватают? Фока по себе знал, как это не нравится. Но знают все, а Фока еще и сопереживал. Вообще умение сопереживать — очень хорошее умение, но встречается настолько редко, что его постоянно путают со слабостью. Но Фока ни о чем таком не думал, он просто понял, что рыбине неприятны его хватания, и в растерянности отступил. За что еще держать, он не понимал, ничего же из-под Лелика не видно, вот и встал столбом. Такими их и увидели остальные ребята, пришедшие по реке: Лелик борется с огромной рыбиной, а Фока стоит рядом и смотрит. Понятно, как и что про него тут же сказали.

8. Друг

На радостях, что и Лелика нашли, и рыбину поймали, все решили остановиться прямо там, где стояли. И даже начали уже искать сухих веток для костра. Но Фока, который стоял и молча сносил насмешки, представил, что останется после них на золотом песке и под кустами, и решил подать голос.

— Надо уйти отсюда, — тихо сказал он. — Здесь водяные девочки живут.

— Ну и фига с того? — отмахнулся Ярик. — Река общая! Как влепим шишкой промеж глаз! Они за Лелика еще не получили!

— Надо уйти, — настойчиво повторил Фока. — Здесь нельзя.

— Ты чего — девчонок боишься?! — возмутились все. — Да мы им как влепим шишкой!

— Вот мы заснем, а они ночью тихонько выплывут и утянут нас на дно, — сообщил Фока.

На самом деле он очень не хотел, чтоб портили такое красивое место. Он же знал, что мальчики и веток набросают, и кусты поломают, и все цветы потопчут — не назло, а просто так, не обращая внимания, по чему ходят. Но про красоту он не решился сказать, его просто не поняли бы, а вот что утянут на дно, поняли все и сразу. И призадумались.

— И от скелетов недалеко ушли, — добавил Фока. — Они костер заметят и найдут.

— Скелеты — это серьезно, — признал Ярик. — Двигаем отсюда. Серега, Витек — тащите рыбу!

Но они недалеко ушли. Как идти, когда рыбина волочится хвостом по траве? Такую рыбину гораздо удобней нести внутри, в желудке! А тут и место нашлось — ну просто удивительно хорошее место! Обрывистый берег, под ним песок, а в обрыве промоина, и огромная ель сверху нависает корнями. Получилась почти пещера, только открытая с одной стороны. Ребята еще не знали, что такие природные явления называются гротами, ну, и мы не станем забивать головы лишними словами.

Под обрывом можно развести костер, и его не заметят всякие скелеты. И от дождя есть защита, и от ветра.

— Класс! — оценили все.

Витя даже по привычке запел шуба-дуба и завилял бедрами, но вспомнил, как его обругали с утра, и резко замолчал. И правильно сделал, потому что недовольно посмотрели все. Тут костер надо разводить, лежанки на ночь делать, а он танцует.

— Ветки тащи, шуба-дуба! — выразил общее мнение Ярик.

И Витя потащил ветки.

Костер разожгли быстро. Леша Цапков подложил мелких веточек под общую кучу, травинок, чикнул зажигалкой, и готово. Теперь предстояло готовить рыбу. Но сначала — очистить и выпотрошить. А как без ножа? После долгих примериваний решили, что чистить необязательно. Все равно рыбью шкуру выкидывать, дома ее никто не ел, брезговали. Но вот потрошить следовало.

— Да чего там потрошить? — заявил Сережа. — У нее и пуза нет! Жарить надо! На прутик насадить — и в огонь!

Но его не поддержали, потому что пузо у рыбины было, и еще какое. И никакой прутик такого веса не выдержал бы. Тут требовалось что-то вроде черенка от лопаты…

— Найдите острый камень, — улыбнулся Леша Цапков. — Можно расколоть, острый выбрать и разрезать. И еще нужен большой камень и плоский, чтоб жарить.

— Ищем камни! — обрадовались все. — Леша знает, что делать, Леша умеет!

Леша действительно умел жарить рыбу. Он вообще много чего умел, как уже упоминалось. Только не признавался без крайней необходимости.

Они нашли в воде здоровенный плоский камень, притащили и положили в костер. Леша нагреб на него углей, чтоб он раскалился. Ярик разбил несколько камней, и один осколок получился очень удачным, тонким и острым. Ну, им показалось, что острым. На самом деле рыбину еле удалось разрезать. Что не разрезалось, дорывали руками — тут отличился силач Лелик. Он же и вытащил из пуза рыбины все, что показалось ему лишним. Леша посмотрел, авторитетно заявил, что выпотрошено все, что надо, веточкой очистил камень от углей и быстро положил туда рыбу, завернутую в широкие листья какой-то травы. На их счастье, это оказалась неядовитая трава. Леша, конечно, умел жарить рыбу, но в травах разбирался не очень-то — да и кто в них сейчас разбирается, если честно?

Скоро от костра пошел такой восхитительный аромат, что слюнки у ребят потекли ручьями. Рыба — это вам не грибы без соли, это вам… рыба, вот! Жареная!

Камень оказался таким горячим и тяжелым, что и вшестером его побоялись вытаскивать из костра. Тогда взяли и просто перенесли костер: отгребли подальше уголья, чтоб не жглись, засыпали горячую землю мокрым песком, присели к камню, и… м-м-м-м! Это было настоящее пиршество! Сочная, нежная рыба обжигала рот, но все равно оказалась восхитительно вкусной! И как будто бы даже посоленной! Ребята ели, ели и ели. Хватали жадно руками, глотали, обжигаясь, потом брали по кусочку, выбирая места повкуснее (оказалось, вкуснее всего на животе), потом дышали тяжело, утирали пот, но все равно ели…

Они съели ее всю. Вместе со шкурой, которую дома никто не ел. Не заметив даже чешуи. Какая чешуя, где? Ведь вкусно же! Наверно, они и кости съели бы, но костей оказалось на удивление мало. Воистину волшебная рыбина! (На самом деле это был налим.)

Потом они долго лежали на траве и блаженствовали. Как мало надо человеку для счастья! Просто оказаться без еды — а потом наесться от пуза. И сразу счастлив. Спасибо Леше сказали все, и не по одному разу. И Лелику спасибо сказали, ведь это же он изловил рыбину. И еще всех интересовало, что с ним происходило там, под водой, но Лелик оказался мрачен и неразговорчив. Сообщил только, что был как будто в дурмане и ничего не замечал, пока не оказался на берегу — и замкнулся в себе.

Они еще веток для костра натаскали и травы на лежанки. В волшебном мире совершенно не было клещей, ни обычных, ни тем более энцефалитных, и таскание сухой травы ребятам ничем не грозило. Они, правда, о клещах даже не подумали. Ну, дети, что с них взять. Тут и взрослые часто не думают перед тем, как что-либо делать, и ничего, не пропадают. Видимо, добрые ангелы, которые заботятся обо всех в мире детях, за такими оболтусами и во взрослом возрасте продолжают присматривать, ничем другим их везение не объяснить.

За заботами и хлопотами день прошел. Время вообще летит быстрее, когда чем-то занят, это всем известно, кроме физиков. Физики — они оперируют околосветовыми скоростями, межзвездными расстояниями, а не понимают, что личное время устроено немножко по-другому. Не успел оглянуться, а уже старость, и не достиг ничего, даже единую теорию поля не создал… но наши герои не физики, а дети, которые прекрасно знают, что время иногда тянется мучительно долго, а иногда фурх — и не успел ничего, особенно уроки сделать.

Но в этот раз дети успели сделать все — и лежали в охапках травы сытые и довольные. Костерок уютно рдел, скелетов не слыхать-не видать, живот битком набит вкусной рыбой — просто счастье какое-то. Так бы всегда.

Только Фока тосковал. Последние события сильно поколебали его уверенность в будущем. Он же как думал? Он думал, что достаточно хорошо учиться, а остальное сложится само собой. И родители ему то же самое говорили, и учителя его уверенность поддерживали. Учись — и тебе все будет! И Фока учился. Сидел вечерами за уроками, зубрил, читал дополнительно, готовился к докладам, тянул руку, выходил к доске… но вот навалились на них сказочные приключения, и вдруг оказалось, что хорошая учеба преимуществ не дает! Зажигалка Леши Цапкова еще какие преимущества дает, и сила Ярика с Леликом преимущества дает, и всегда давала, и даже житейская мелочная хитрость Вити с Сережей обеспечивает мальчикам сносное существование в коллективе, и только хорошая учеба Фоки оказалась бесполезной. А он на нее жизнь поставил.

Мальчики лежали сытые и довольные, шутили, насколько умели, а Фоке было так плохо, что он встал и ушел к реке. И сел там в одиночестве на выбеленную водой и солнцем лесину. Вода в реке по вечернему времени казалась черной, и такими же черными были мысли Фоки.

Глупенький, он не понимал, как же ему повезло, что случились сказочные приключения и появились разные мысли о своем предназначении, о будущем, о целесообразности нынешних занятий и о многом другом. А то обычно такие мысли появляются, когда жизнь прожита и исправить ничего нельзя. Стоит пожилой дурачок и не понимает, какого черта он делал в институте, если потом всю жизнь проработал слесарем в автомастерской. И стоило ли жениться и вообще жить именно так, как жил. И еще много всяких неприятных вопросов терзают душу, а исправить-то уже невозможно!

А у Фоки жизнь, можно сказать, только началась.

У Фоки все еще впереди.

Еще все можно исправить, переделать, отменить, пойти другим путем.

Ему бы плясать от счастья, что так здорово вышло.

Но Фоке было совсем не весело. Он сидел, смотрел на черную воду, а когда в темноте смотреть стало невозможно, просто слушал тихий шум воды. Ему впервые не было страшно в темноте. Что темнота? Темнота не обзывается, не дает унизительные клички, не смеется над слабостью. Темнота, она добрая, что ее бояться. Бояться стоит людей, да и то… люди Фоке сделали все плохое, что могли, так что и там бояться нечего. По большому счету.

Потом он понял, что рядом с ним в темноте кто-то появился.

— Не бойся, я друг, — шепнула ласково темнота.

Фока сразу обиделся. Почему — не бойся? Как будто заранее убеждены, что он боится! Зачем выставлять его трусом, зачем? Еще и другом называется, чтоб залезть в душу, выведать все больные ее места и ударить посильней! Друзья — они похуже… врагов, вот!

— Нет! — отрезал Фока и отвернулся, хотя в темноте непонятно, может и не отвернулся вовсе, а повернулся.

В темноте принужденно помолчали. Видимо, существо, как и Фока, плохо представляло себе, как становятся друзьями. Скорее всего, оно даже не знало толком, что такое друг. А кто сейчас знает? Друзей все хотят иметь, но и только.

— Если друг, поесть дай! — грубо сказал Фока.

Вообще-то он наелся рыбы, но если поголодать сутки, то потом кушать хочется постоянно. Например, он не отказался бы от хлеба. Или от чая с сахаром. Или от бутерброда с колбасой, или…

— У меня нет еды, — виновато ответила темнота.

— Так найди!

— Я друг, не слуга, — тихо отозвалась темнота. — Бери сам, еды много. Рыба в реке, ягода, орехи и грибы в лесу, дичь и злаки, мед в дуплах и в земле, душистые травы и сладкие коренья… много. Бери, мне не жалко.

— Я не умею! — огрызнулся Фока.

— За тебя не сделают! — наставительно сказала темнота. — Учись, такова жизнь…

И тут Фоку прорвало.

— А я разве не учусь? — выкрикнул он. — Я учусь! Я стараюсь! Мне сказали, будешь хорошо учиться, и все будет! И где?! А у меня по истории — пять! По географии — пять! Даже по математике! И где всё? Где обещанное? Где почет и уважение? Где вкусная еда? Где теплое место, где? Почему теплые места занимают Ярик с Леликом? Я же хорошо учусь! Почему уважают Лешу Цапкова, а меня бьют всегда? А вкусную еду хватают Витя и Сережа, а меня отталкивают! За что? Как я могу обогнать других, если самый слабый, как? Я думал, хоть учеба поможет, а оказалось, все зря…

И он заревел в голос. Темнота сочувственно помалкивала рядом.

— У Ярика спортивные способности! — всхлипывал Фока. — Я никогда не стану сильней его, хоть как тренируйся! У меня здоровья не хватит, почки больные! А Лелик силач от природы! А Сережа с Витей наглые! Мне что, наглым становиться? В книгах же написано, что наглость — это плохо, во всех книгах написано! Если наглость — плохо, почему тогда они живут хорошо и притесняют меня, почему?

— Учеба не даст силы, — вздохнула темнота. — И не поможет против наглости. Она для другого.

— Для чего — другого?!

— Для другого. Ты должен понять сам, иначе не поверишь.

— А мне надо против силы и наглости! Я больше не могу так жить!

— В этом не могу помочь, — сочувственно вздохнула темнота. — Это твоя жизнь, не моя.

— А что тогда ты можешь?!

— Я могу приходить ночью… если ты не против.

И Фока понял, что кто-то исчез в темноте.

Как ни странно, ему стало легче. Выплакался, накричался — и полегчало. Вот, оказывается, для чего нужны друзья — чтоб орать на них без опаски. Он еще посидел один в темноте, потом вернулся к ребятам. Все уже спали. На его лежанку сложили ноги Витя и Сережа, никак не сбросить. Раньше он бы сразу обиделся, затаил злобу и при случае тайно отомстил. Но теперь он как-то сразу понял, что мальчики так сделали не назло ему, не из желания унизить, а просто так. Ну удобно им так ноги разместить. А что Фоке помешают… ну пусть скажет или, еще лучше, столкнет ноги с руганью, они и уберут их тогда. А не сталкивает и не ругается — значит, не мешают. Или сам дурак. А ребята просто так живут, особо не задумываются. И, с их точки зрения, ни в чем не виноваты.

А Фока не мог столкнуть их ноги со своей лежанки, и заругаться не мог. У него внутри все противилось такой манере жить. Внутри у него все желало, чтоб его уважали, может быть, даже любили… драться за место под солнцем или, в данном случае, на лежанке ему было просто противно.

Он вдруг отчетливо понял, что на всю жизнь останется одиноким. И на всю жизнь обречен жить среди таких вот ребят — потому что одному не выжить человеку, ни в обычной жизни, ни тем более в сказке. Он хотел заплакать, но не получилось — все слезы кончились на берегу реки. Тогда он просто молча сходил до ближайших деревьев, наломал по темноте веток, каких удалось, устроился у потухшего костра и тоже заснул.

Он спал, а внутри него шли волшебные изменения. И проснулся Фока совсем другим человеком.

Если честно, волшебного тут не очень много. Так ведь и в обычной жизни иногда бывает: выпадают человеку серьезные испытания, а то и потрясения, он задумывается о жизни — и меняется. Или ломается, тут кому как повезет. Только это случается редко, потому что потрясения должны быть действительно сильными, а где их взять в наше время? Но попадание в безлюдный мир, голодовка, террор скелетов и особенно отсутствие телефонов и компьютеров потрясения Фоке обеспечили с лихвой. Вы спросите, почему тщедушный и не очень-то приятный Фока, почему не мужественный, сильный и смелый Ярик, к примеру? Или немногословный красивый Лелик? А вот именно поэтому. У Ярика потрясений не было. Ярика все уважали и боялись. Ярику доставался самый лучший кусок и самая мягкая лежанка, какие у него потрясения? Ярик точно знал, что живет правильно, лучше не пожелаешь, ему меняться не требовалось. А Фоке, чтоб выжить среди одноклассников и дикой природы, требовалось измениться радикально.

И хорошо, что это произошло в сказке. Там хотя бы друг есть, пусть он и может приходить только ночью.

9. Дождь

Утро вечера мудреней, так все говорят. Не буду спорить, может, оно и мудреней, только спрошу: а почему так? О, не задумывались. Ну так я скажу. Утро вечера мудреней — это чтоб легче решались проблемы, которые обычно на человека поутру наваливаются. Так что не мудрость с утра приходит, а проблемы. И те, что с вечера не решены, и новые. Например, где деньги взять. Или чего попроще — как бы пройти в школу так, чтоб ни один хулиган не заметил… Ну а к нашим героям поутру пришел дождь — как оказалось, проблема посерьезней денег.

При том, что любой дождь — это вода с неба, они очень разные по воздействию на человека. Что может быть веселее, солнечней, чем летний слепой дождь? Что может быть увлекательней, чем прыганье под теплым июльским ливнем, когда вода в лужах вздувается пузырями и ручьи бегут шумно и стремительно? Ну, в те времена, когда и трава была зеленее, и вообще? Современным городским детям, понятное дело, и то, и другое — просто грязная вода за шиворот.

Но в чем сходятся все: нет ничего более унылого, мозглого и скучного, чем обложные дожди, когда темная хмарь ползет и ползет сутками по небу, даль затянута белесой моросью, а земля под ногами плывет и раздается липкой противной грязью. Сыро, холодно — б-р-р!

Вот такой дождь и пришел утром к нашим героям. А у них ни еды, ни запаса сухого топлива, ни теплых одеял. Хорошо хоть, в вымоину дождь не попадал — и обрыв защищал, и ель так плотно развесила свои ветки-лапы, что никакому дождю не пробиться. Сырость, правда, проникала везде, но если съежиться, то было вполне терпимо.

Заняться в дождь было решительно нечем — ну, они и не занимались ничем. Сначала спали, потом, когда все бока заныли, сидели в оцепенении и смотрели на стену дождя. Потом, когда сильно захотелось кушать, снова спали. Потом, когда убедились, что во сне голод не проходит, снова смотрели на дождь…

Они почти не разговаривали. О чем говорить, если ничего не происходит? Так уж устроены многие дети, да и взрослые тоже: события существуют для них исключительно снаружи, а внутренний мир или отсутствует за ненадобностью, или пробуждается опять же исключительно из-за внешних событий. Манера жить, что ни говори, очень удобная, потому что такая вредная штука, как совесть, заводится именно во внутреннем мире — и не она одна. Страхи, например, там же обитают. Потому-то мальчики, кроме Фоки, ничего и не боялись, им просто негде было. Мог бы бояться Леша Цапков, но он был очень сдержанным, а страх, не проявленный перед одноклассниками, и не страх вовсе, а так… личное дело, никого не касается.

А Фока боялся. Он сидел, съежившись и обхватив коленки руками, чтоб было теплее, рядом точно так же сидели ребята, и ему казалось, что они вот так будут сидеть и постепенно цепенеть, пока не превратятся во что-то ужасное… Надо отметить, что Фока был прав. Если сидеть и цепенеть, ужасное с человеком может случиться и в обычной жизни, а в сказке так произойдет обязательно. Страхи вообще для того и даны человеку, чтоб предупреждать об опасности. Только не стоит их путать с паникой и тем более с глупой выдумкой.

Фока понял, что надо что-то делать, иначе с ними случится… не хотелось даже думать, что именно, но что-то ужасное. Но как расшевелить ребят, каким волшебством оживить? Волшебство — оно ведь и в сказке явление редкое, под ногами не валяется.

И тогда он вспомнил о гигантском дереве, на котором он сидел и озирал окрестности в поисках дома совсем недавно. Он стал мечтать, что вот здорово было б тогда увидеть на горизонте, там, где небо сливается с землей в разрыве меж двух горных цепей, озаренные солнцем высотки их родного города. Почему-то именно так — озаренными солнцем. Пусть очень далеко. Пусть лишь слабыми искорками среди туч на горизонте. И тогда им всем было бы о чем мечтать. Сразу нашлось бы, о чем говорить. Можно было бы планировать путешествие, представлять, что им встретится по дороге… А вдруг там, впереди, много еды?

— Мы так и останемся здесь, — вдруг тихо сказал Сережа. — Будем сидеть, сидеть… и останемся. И никогда не увидим дома.

Ему никто не возразил. Мог бы Ярик по праву лидера, но и он промолчал. Фоке даже показалось, что в его глазах мелькнула тоска. Вот что значит долгий обложной дождь — страшная, если вдуматься, штука.

И тогда Фока решился.

— Я видел дом, — тихо возразил он. — Когда мы на деревья лазили. Я нашел очень высокое дерево, залез и увидел. Он вон там, за рекой. Очень далеко. Но я его видел.

— Чего? — хрипло спросил Ярик. — А что тогда не сказал?

— Я думал — будете смеяться, — признался Фока. — Он же далеко. Просто как искорки на горизонте. И две тучки над ним.

— Ох ты и дурак! — протянул Ярик. — Подумаешь, посмеялись бы. Ну и что? Зато мы уже сколько прошли бы… а ты точно видел?!

— Очень далеко, — тихо сказал Фока. — Искорки на горизонте, и еще две тучки. Наверно, это дым над трубами ТЭЦ-5. Я видел. У меня было очень высокое дерево, выше ваших. И оно еще на холме. Я вас звал к нему, но вы не подошли, помните?

Теперь он и сам верил, что видел город. Может, не сам город. Может, только слабые искорки, отблески солнца на стенах высоток. Может, даже не искорки, а так… но две тучки над горизонтом точно видел!

Ребята ожили на глазах. Сначала жадно расспросили его, что именно и как он видел, и как на дерево лез, и где оно стояло, обругали его, что сразу не сказал, обругали себя, что не подошли к дереву, когда звал. Уж они бы все разглядели, они бы не сплоховали, не лоханулись! Они бы еще выше залезли! Они — не Фока, они бы махом! И дорогу запомнили бы!

— Дорогу я помню, — возразил Фока. — У меня по географии пять за год.

Фока прикрыл глаза, и путь ясно предстал перед ним.

— Через реку, — прошептал он. — Через степь, азимут на дальний лес. Через лес, азимут на излучину реки… От излучины степью между двух озер, держаться правого… оттуда в проход между горами… и там видно наш дом.

Если честно, Фока не очень хорошо помнил, что такое азимут. Правильней было бы сказать — направление. Но он вдруг четко понял, что надо говорить именно «азимут», «репер» и прочие загадочные слова. Да, именно так.

Надо выглядеть загадочным, чтоб поверили. А вера — это уже настоящее волшебство.

Фока не знал, что открыл один из великих законов жизни, здорово помогающий, в частности, в литературном творчестве. Не знал, но воспользовался вполне осознанно. Вот так незаметно и происходят события, меняющие впоследствии всю нашу жизнь. И попробуй потом догадаться, почему стал жалким писателем, а вон тот — преуспевающим сантехником…

— Ну тогда встали и пошли! — хрипло решил Ярик. — Чего ждать-то?

— Вымокнем, простынем… — неуверенно сказал Витя. — Я один раз вот так промок, знаете, сколько провалялся с температурой? Мне тогда десять уколов поставили! А у нас здесь даже таблеток нет…

— Не сахарный, не растаешь! — отрезал Ярик и первым шагнул под дождь.

Он, конечно, был неправ. Здоровье у всех детей разное, и выносливость разная, и закалка. И то, что Ярику грозило легким насморком, для другого могло обернуться настоящей бедой. Уколы в сказке ставить некому, искатели приключений об этом почему-то забывают. Об этом и многом другом.

В чем Ярик был прав: им обязательно нужно было что-то начать делать. И тот, кто рявкает «встали и пошли!», в жизни вообще-то оказывает остальным немалую услугу — хотя, как правило, держит в уме собственную выгоду. Вялость человека дурманит и засасывает, так и пропасть можно, а в сказке так запросто. В этом смысле отправляться в путь под дождем было как-то даже более правильно, чем сидеть и ждать хорошей погоды. Много ли ее в жизни, хорошей погоды?

Любящему покричать «встали и пошли!» требуется еще умение добиваться исполнения приказа, силой ли, занудством, хитростью или еще чем. Обычно пользуются первым из перечисленных средств, слегка маскируя его вторым и совсем редко третьим. Так что ребята не успели возмутиться, как оказались, так сказать, на открытом воздухе. И обнаружили, что дождь вообще-то прекратился, резкий ветер прогоняет с неба облака и сушит землю и травы. Ничего волшебного, погода быстро меняется не только в сказке. Не зря гидромет не может угадать ее больше, чем на полдня.

— Через реку, — прошептал Фока. — Там высокий берег, почти холм, и с него будет видна степь, а за степью — лес. К нему и идти.

И они пошли к реке.

10.

Вода шумела и стремительно неслась через перекат.

— Я в реку не пойду! — вдруг глухо сказал Лелик. — В омуте тишина, холодно и темно…

Ребятам стало жутко. Лелик побывал там, где живым не место. И больше туда ни ногой, ни в жисть — это понимали все. И как его уговорить? Уговорить легко слабохарактерного, типа Фоки, а Лелик — он кремень, ему слова что об стенку горох. Лелика и силой не очень-то заставить, он тогда назло сделает наоборот.

Вообще, удивительное дело: как так выходит, что твердость характера вроде бы хорошее качество, но проблем окружающим приносит столько, что лучше б ее и не было? Думаю, это потому, что твердость характера граничит с одной стороны с козлиным упрямством, а со стороны другой — с обыкновенной тупостью.

Ребята мялись и не знали, как подступиться к здоровяку. Выручил всех, как ни странно, Фока. У него как раз был самый настоящий козлиный упрямый характер, соответственно, как с твердохарактерными управляться, он тоже хорошо знал, как-никак родственные явления.

— Меня течением собьет! — громко заявил он. — Я же маленький! Надо взяться за длинную ветку и вместе идти, и чтоб в начале и конце стояли самые сильные, тогда удержусь.

— Лелик, Фоку удержишь? — озабоченно спросил Ярик. — Без тебя он утонет!

И Лелик, конечно же, уверенно заявил, что удержит он Фоку, даже двоих таких задохликов удержит. И первым отправился искать длинную ветку.

Может, и потому не отворачиваются от детей ангелы, что дети ради товарищей иногда забывают собственные страхи?

У реки, уже взявшись за длинную ветку, ребята снова остановились в сомнении.

— Водяные девочки, — пробормотал кто-то. — Мы их шугали. А они нас сейчас как схватят за ногу…

Лезть в воду, в которой тебя могут схватить за ногу, ни один нормальный мальчик не станет, хоть как уговаривай. Да что мальчик — думаю, и мужчина не отважится. (Хотя мужчину можно уговорить.)

Путешествие грозило закончиться, не начавшись…

На этот раз положение исправил Ярик.

— Лелик в них шишкой швырнул, — уверенно сказал он. — Ну так они его за это утопили. Значит, в расчете. Пойдем, не тряситесь!

И первым шагнул в воду — правда, не снимая кроссовок, которыми, если что, очень удобно отбиваться. И другие пошли, не разуваясь. Так, на всякий случай. Камни там, битые бутылки, водяные девочки, сам черт с рогами, и мало ли что еще может померещиться в стремительной воде…

Они благополучно перешли реку по перекату, и ничего с ними не случилось. Правда, Фоку течением все же сбило, он даже заорал испуганно, но Лелик схватил его за ворот пиджачка, приподнял над водой и так вынес на берег. И над Фокой все громко потешались. А Фока… еще вчера он бы обиделся. А сегодня он четко понимал, что вот так устроена жизнь, смеются над слабыми и неловкими, и никого не волнует, что у слабого и неловкого слезы от обиды на глаза наворачиваются. Ну, значит, и нечего обижаться. Ребята просто живут как все. А Фоке жить среди них, никуда не деться.

А когда они выходили из воды, на мелководье им попалась рыбина! Она была такой громадной, что совсем недавно они шарахнулись бы от нее с воплями. Но то недавно, а сейчас… сейчас они были страшно голодными!

— Хватай ее! — дурными голосами завопили все, не исключая и Фоки.

А что? Он тоже хотел кушать, еще как хотел. Правда, в свалку не кинулся, потому что трезво оценил, что его там затопчут вместе с рыбиной. Правильно, кстати, оценил, затоптали бы.

Рыбина глянула на мальчиков злыми глазами и решила, что отобьется. Для начала она залепила Лелику хвостом в ухо. Лелик рухнул на колени и очумело затряс головой. Потом она бешеными извиваниями свалила с ног Сережу с Витей, пырнула растопыренным плавником Ярика в руку и укусила Фоку за ботинок. И попыталась прорваться на глубокую воду. Несомненно это была очень смелая рыбина! И хотя смелость, как известно, города берет, рыбине это все же не помогло. Может, потому что городов ей не встретилось, а встретилась компания очень голодных мальчиков? Голод, кроме того что не тетка, еще и страшная сила, куда там против нее какой-то рыбине, даже если это огромный судак? Так что, пока рыбина пыталась отцепиться от ботинка Фоки, на нее снова навалились, вцепились в плавники, а потом Леша Цапков подошел и аккуратно стукнул ее по башке камнем. Рыбина закатила глаза и сдалась.

Костер жарко пылал, солнце светило, одежда сохла буквально на глазах, рыба оказалась изумительно вкусной, все возбужденно рассказывали друг другу снова и снова, как они ее и как она их, Лелик трогал распухшее ухо и нервно смеялся, Ярик баюкал покрасневшую руку, болезненно морщился и тоже смеялся, и мир казался прекрасным, каким и положено ему быть в детстве любого мальчика. Никто даже не задумался, с чего это судак забрался на мелководье прямо у них на пути. Вернее, задумался один Фока — он теперь вообще стал часто задумываться. Он подумал — и решил, что им кто-то помогает. Вскоре выяснилось, кто именно. И, кстати, почему. Фока заметил в струях реки огорченное личико водяной девочки. Той самой, которая вернула Лелика. В которую Лелик прежде швырнул шишкой. Лелик, он же отличался превосходной меткостью во всяких швыряниях, вот и попал безошибочно в самую красивую. И сам он был, как щебетали водяночки, и смелым, и решительным, и красивым. И курточка у него была очень модной. В общем, все понятно. Фока тихонько вздохнул и отвернулся от реки. Лелик на водяных девочек внимания не обращал, как и вообще на девочек. Это Фока всегда мечтал с ними подружиться, да кто на него посмотрит? Задохлик, правильно сказал Лелик. И с этим тоже придется жить. Ведь даже в сказках, чтоб на тебя обратила внимание принцесса, надо сначала превратиться в прекрасного принца. А Фока точно знал, что ни в кого он не превратится, так и вырастет, и состарится маленьким и слабым. Ну, такой у него организм.

В грусти и печали он встал и совершенно машинально выдрал травину из воды. Очистил корень, попробовал… м-м-м, вкусно! К нему тут же присоединились остальные мальчики, и стало совсем весело и хорошо. Думаю, вот так и происходит изучение мира: когда очень хочется кушать, пробуешь на зуб все подряд и узнаешь, съедобно это или ядовито. На первых порах этих знаний о мире вполне достаточно, не так ли? Да и потом, в общем-то, тоже.

В результате в путь мальчики отправились только в середине дня. Поднялись на крутой берег, осторожно ступая по траве и поджимая пальцы… Тут следует предупредить всех, кто собирается попасть в сказку: позаботьтесь заранее о сменной обуви и запасных носках! В сказке только хоббиты бродят по скалам босиком, и ничего, а как решают проблему, например, те же гномы, уже непонятно. В книгах об этом упоминается крайне невнятно, мол, носят гномы крепкие башмаки, и все. А что между твердой кожей башмака и гномьей ногой — молчок. А носки, между прочим, имеют обыкновение протираться до дыр гораздо раньше, чем заканчивается путешествие. Наши герои, они не из романтики босиком пошли, а по самой простой причине — больше не в чем. Носки у всех, кроме, конечно, Леши Цапкова, кончились, а обувь после перехода через реку еще не высохла. Свои ботинки, кроссовки и туфли они пока что несли перекинутыми через плечо.

Итак, мальчики осторожно поднялись на крутой берег… и задохнулись от восторга! Перед ними расстилался прекрасный необъятный мир. Степь с шелковистой, даже издали мягкой травой тянулась до горизонта, и по ней там и тут росли небольшие купы деревьев, готовые предоставить тень для отдыха в любой удобный для мальчиков момент. И над всем этим великолепием высилось лазоревое небо с тройной радугой, и легкий ветерок толкал в спину, приглашая в путь! Какой-нибудь скептик, конечно, скажет, что лазоревого неба с тройной радугой не бывает, но уверяю — в детстве мир именно так и выглядит. На то оно и детство, самое счастливое время жизни. Мальчики завизжали, загикали и помчались по ласковой траве к ближайшим деревьям. И ожидания не обманули их — это были груши и яблони с маленькими, но вполне съедобными, даже вкусными, плодами!

Один Фока решил обернуться перед уходом. Потому он один и увидел удивительную картину: на противоположном берегу реки стояли кучкой скелеты и одобрительно махали им костями рук!

— Скелеты, а я догадываюсь, кто вы такие! — прошептал Фока.

Он также догадывался, что машут скелеты не ему, а остальным мальчикам, потому не стал им отвечать, а просто отвернулся и пошел следом за всеми. У него было темно и грустно на душе, зато не очень полно в желудке, а когда хочется есть, остальные беды как-то отступают на второй план. А то и на десятый.

11.

— Фока, мы правильно идем? — в который раз спросил Ярик.

Беспокойство мальчика можно было понять — степь с шелковистой травой казалась бесконечной, они шли и шли, уже и река скрылась из виду, и ноги загудели от усталости, а вокруг ничего не изменилось, в смысле, никаким домом и не пахло. Пахло степными травами, вольными ветрами и пылью дальних странствий — а им хотелось, чтоб домом! Чтоб под ногами был асфальт, а не трава, и чтоб к остановке подъезжал автобус, который прямо до родной квартиры! Люди грамотные скажут, что это ностальгия, но я думаю — они просто давно не ели хлеба. Рыба, фрукты и ягоды — это, конечно, здорово, но как-то однобоко, что ли. Где хлеб, чипсы где, конфеты, те же котлеты, наконец? Думаю, большая часть возвышенных чувств кроется в желудке, не только ностальгия.

Фока прикрыл глаза и представил вид, открывшийся ему недавно с вершины гигантской ели. Потом открыл глаза и проверил направление на ориентир — почти неразличимую полоску леса на горизонте.

— Правильно мы идем, — прошептал он. — Только медленно. Нам еще много идти.

На самом деле они шли не совсем правильно. Для начала, мальчики постоянно отвлекались, залазили на все попадавшиеся деревья, рвали и жевали плоды, бегали, баловались и швырялись друг в дружку, отдыхали в тени и валялись на травах, вместо того чтоб идти домой. Прекрасный мир одурманил их, и они благополучно забыли и про дом, и про то, что время — оно-то идет прямо, и скоро придет к ночи. Детство — оно счастливое именно потому, что в нем не задумываешься о будущем, а наслаждаешься настоящим. Про время помнил Фока, он вообще про многое помнил и беспокоился, за что над ним всегда смеялись и обзывали паникером, трусом и слабаком. Еще, наверно, про время помнил Леша Цапков, но он помалкивал, только вежливо улыбался, и его никто не обзывал. А Фока, так как о многом помнил и беспокоился, тоже шел не совсем правильно. Он специально забирал чуть в сторону от воображаемой линии на лес. Так получалось дальше, зато путь выводил к озерам, в которых можно было умыться, но, главное, напиться. Ребята не задумывались о том, что в степи воды вообще-то нет, а пить захочется — а Фока задумался. Людям пить хочется часто, а конкретно шагающим детям так чуть ли не постоянно. Фока, например, давно хотел пить. И заранее озаботился тем, чтоб было из чего утолить жажду. Здесь, в степи, ему чуть-чуть приоткрылся смысл сказанного ночью неведомым другом. Ну, насчет того, что ум нужен для другого. Теперь Фока постоянно искал, для чего нужен ум — и потихоньку находил.

Ум нужен для предвиденья.

Фока не знал, что предвидение вообще-то удел взрослых — как не знал и того, что за недолгие дни, проведенные в сказочном мире, стремительно и неотвратимо повзрослел, и детство мелькнуло мимо него волшебной тройной радугой, лицом водяной девочки в реке, степными волнующими далями… Можно бы посочувствовать ему, ведь детство — самое счастливое время жизни, это ж плохо, что пролетело незаметно и сразу! Но подумайте вот над чем: а если это не так? Вот у Фоки — счастливое ли оно? Может, таким, как он, лучше повзрослеть быстрее и забыть детство, как ночной кошмар, ну или хотя бы пореже вспоминать?

А ведь таких, как Фока, немало.

— Бараны! — вдруг сказал Витя. — Смотрите, бараны!

И действительно, далеко впереди паслось целое стадо. Вообще-то это были не бараны, а очередное приключение для мальчиков, но издалека — да, от баранов не отличить. Особенно городским. С воплями и гиканьем мальчики набежали на стадо. Им бы остановиться да подумать, бывают ли бараны такими высокими и крепкими, с мощной грудью, широченными мордами, подозрительными и злобными глазами, без пастуха, наконец — но где там. Это ж бараны, их гонять надо! Гонять — это так здорово и весело!

Но это были не бараны, а дикие животные.

Конечно, в родном для мальчиков мире и дикие животные не представляли опасности для человека. За тысячи лет их приручили — и истребили тех, кто приручаться не пожелал. А кто выжил, сделались пугливыми, осторожными, дикое животное так просто на Земле не увидеть, не встретить. Вроде есть, водятся, а идешь по лесу — никого, кроме грибников. Поэтому можно понять удивление Сережи, а следом за ним Лелика и Вити, получивших могучих тычков от внешне безобидных существ. Впрочем, с третьего, максимум с четвертого тычка до каждого дошло, что тут не шутят. И мальчики пустились наутек. Как они бежали! Летели во все стороны набранные в карманы груши да яблоки, мелькали подошвы кроссовок, туфель (это у Леши Цапкова) и ботинок. Бараны грозно гнались следом и как будто загоняли, оттесняли их куда-то. Вскоре выяснилось, куда. Оказывается, не вся степь представляет из себя ровное поле с шелковистой травой, встречаются участки, а то и обширные массивы колючих кустарников, бурьяна какого-то, оврагов… вот туда их бараны и загнали. И остановились, торжествующе ревя, преграждая путь на ровное пастбище.

— Уроды! — яростно заорал на них Ярик. — Козлы! Я вам бошки разобью!

И швырнул в баранов подобранной палкой, тоненькой, потому что других в кустах не нашлось, но тем не менее. Фока, к примеру, швыряться не рискнул бы — а вдруг бараны обозлятся и в кусты пойдут, куда тогда бежать?

Ярик выглядел великолепно: крепкий, с широкой грудью, с бешеным огнем в глазах, прочно стоящий на ногах. Но и бараны смотрелись соответственно: такие же крепкие, мощногрудые, такие же громкоголосые, с ярым огнем в глубоко посаженных глазах. Фоку поразило какое-то их глубинное, родственное сходство.

— А знаешь, Ярик, в краю отцов ты был бы лучшим из бойцов! — невольно брякнул Фока, едва переведя дыхание — и запоздало прикусил язык.

Ярик польщенно кивнул, не заметив двусмысленности фразы — да и кто бы ее заметил? В наш технический век дети уже не улавливают тонкой игры слов, а взрослые, может, когда-то и умели, но давно забыли. В наш технический век, чтоб оскорбить, надо сказать прямо, и не один раз, и то могут сделать вид, что не поняли.

Но, крики криками, а легкую дорогу бараны им перекрыли. Козлы они, таково было общее мнение. Только Фока попытался как-то оправдать животных, мол, сразу же видно, это их пастбище, вон как трава ровно пощиплена, имеют право не пускать чужих… А что ему оставалось делать? Он и раньше старался как-то оправдать тех, кто его притеснял, придумать какие-то особые для притеснителей права, чтоб заодно оправдать и собственные уступчивость, нерешительность, а то и трусость — но не таковы были остальные мальчики.

— Это общая степь! — высказался Лелик. — А значит, наша! А они — козлы!

Ну, может, они и были козлами — только очень сильными. А сильный козел — уже и не козел как бы, а лидер, вожак, авторитет, а то и вовсе предводитель. Мальчики это понимали превосходно, поэтому мялись и на равнину возвращаться побаивались. Сначала побаивались, а потом на них навалилась усталость от пройденного пути, да такая, что ночевка под кустом показалась прекрасной идеей. Тем более что поблизости и вода нашлась, крохотный ручеек в овраге. Воды в ручейке было гораздо меньше, чем лягушек и каких-то подозрительных головастиков, но кто на это обращает внимание, когда хочется пить? Тем более что Леша Цапков показал, как это делать правильно: сложил аккуратно свою рубашку в четыре слоя, пил сквозь нее, и вода получилась почти что чистая, чуть ли не водопроводная.

Те, кто побродил в свое время по сухим степям, наверняка не поверят в такое везение. Это правда, воду в степи найти не так-то просто — если не идти специально вдоль реки. Думаю, дело в том, что ангелы, присматривающие за всеми детьми в мире, не до конца разозлились на наших героев. Или уже их немножко простили. И незаметно помогли с питьем. Добрые существа — они вообще-то отходчивые, и если сразу не прибили сгоряча, то потом непременно простят. Ну или хотя бы пожалеют.

Мальчики давно уже похрапывали на ковре сухой травы, только Фоке не спалось. Его мучили рецидивы честолюбия. Он снова страстно желал, чтоб его похвалили, оценили, а то и превознесли. Честолюбие — такое упорное свойство, ничем не вывести, даже с возрастом оно не утихает, а только покрывается пеплом, продолжая неукротимо гореть внутри. Вот и у Фоки — горело. Фока вдруг решил, что если он умный мальчик, то сумеет договориться с баранами, то есть — приручить. Фока жестоко ошибся. С баранами договориться невозможно, заявляю со всей ответственностью. Обмануть — запросто, заставить — с трудом, но возможно. Но только не договориться. И уж в любом случае приручать надо уметь. Не за просто так укротителям в цирке платят больше, чем прочим артистам, не за просто так. За редкое умение платят. Но Фока этого не понимал, а потому поднялся тихонько и отправился к ближайшему дереву на равнине — это оказалась груша. Бараны не смогут устоять против груш, наивно рассуждал Фока, обрывая сладкие плоды. И если набрать побольше и угостить своенравных животных, они преисполнятся благодарности и не только пропустят через равнину, но и проводят, чтоб не заблудились. Заблуждение Фоки можно понять, он же получал информацию о мире из мультиков да книг, а там именно такое развитие событий преподносится как естественное. Мы же, взрослые, прекрасно понимаем, что к баранам любого происхождения понятие благодарность применять бессмысленно — только почему-то не передаем это чрезвычайно полезное знание детям, и приходится им учиться на собственных ошибках.

Вот и Фока научился, вернувшись обратно в слезах, синяках и без груш.

Чтоб не позориться перед одноклассниками всхлипами и шмыганьями, он тихонько ушел к оврагу и сел там на обрыве, как говорится в старых книгах, преисполненный печали и уныния, а на самом деле злой на весь мир. Он долго сидел, стискивая в бессильной ярости кулаки и бормоча непонятно кому угрозы, пока не почувствовал, что темнота рядом преисполнилась сочувственного внимания и прислонилась ободряюще к плечу. Это пришел его неведомый ночной друг.

— Боль пройдет, — шепнула темнота. — Груш еще наберешь.

И Фока постепенно успокоился. Действительно, рано или поздно боль пройдет. Если честно, она уже прошла. Бараны бодались не так уж и сильно, скорее обидно — и синяки остались больше на душе, чем на теле. И груш можно еще набрать, тоже верно. Один раз удалось набрать, удастся снова, не так уж пристально охраняют бараны свои владения. Но вот что делать с обидой на себя? Он опять перед самим собой оказался беспомощным слабаком. Как это пережить?

— Не помогают знания! — сердито сказал Фока. — Я по книгам их прикармливал, а они не приручаются!

— Неправильно приручал, — еле слышно улыбнулась темнота. — Чтоб приручить, сначала надо лишить еды. Только потом прикармливать. И бить непослушных. Тогда кто-то сдастся и приручится. Остальных загнать в кусты. Вот бараны вас приручают правильно. Учись.

— Так… они нас приручают?! — ошарашенно спросил Фока.

Темнота сочувственно промолчала. И Фока понял сам — да, приручают. Побили, загнали в кусты. Поставили в безвыходное положение. И вот уже прирученный Фока лезет на дерево, несет им груши, прислуживает, получается, совсем как ослик или лошадка…

— Выходит, когда меня в школе толкают, обзывают, на улице бьют — это тоже приручают?! — вдруг вырвалось у Фоки. — Чтоб служил их интересам?!

— Ты правильно понял, — прошептала темнота. — Ты умный мальчик. Не приручайся, не становись бараном. Есть иной путь.

И присутствие невидимого друга истаяло в темноте. Фока еще посидел — и лег спать прямо там, где был. А какая разница ночью, особенно когда за день так намотался?

Утро пришло солнечное, светлое, но мальчикам оно показалось безрадостным. Во-первых, поели только каких-то подозрительно терпких ягод с куста. Они не знали, но вообще-то это был кизил, вполне съедобная штука, хотя, конечно, с конфетами не сравнить. Да, и им не наесться. Во-вторых, дальнейший путь к дому пролегал по буеракам, это к голоду добавило уныния. В-третьих… в-третьих, Ярик наконец нашел толстую палку!

— Есть и у нас сила! — зловеще сообщил он баранам — и пошел в бой.

Бараны уважительно расступились и выставили достойного бойца. Ну… я не поклонник бараньих боев, никакой поэзии не нахожу в яростных воплях, сердитом сопении, барахтанье на траве и сшибках на рогах и палках. Но из справедливости отмечу — это была равная битва. Бойцы вышли из нее, тяжело дыша, поводя мутными глазами, взъерошенные и непобежденные. У Ярика сочилась из разбитой губы кровь, баран угрюмо мигал подбитым глазом.

— То-то же! — прохрипел Ярик и пошел вперед, через расступающееся стадо.

Мальчики не видели, но я-то знаю: в этот момент перед Яриком засиял бликами на стеклах домов родной город, совсем близко! Осталось только дойти! Ярик обернулся и махнул рукой компании — мол, делай, как я! Мальчики посмотрели на смыкающихся баранов, дрогнули и отступили на шаг.

— Да не трусьте вы! — в отчаянии заорал Ярик.

Мальчики посмотрели на могучие рога, подступающие к кустам, и отступили еще, немножко, но тем не менее. А потом еще…

Тут, конечно, можно бы посочувствовать Ярику и упрекнуть остальных в слабодушии. Но у мальчиков была своя правда. Ярику легко! Кто, как не он, вколачивал эту самую трусость в остальных и пинками, и насмешками? Кто постоянно выпячивал свое физическое превосходство, доказывая, что остальные — слабаки? Вот и… доказал. И нечего теперь орать.

— Лелик! — крикнул Ярик и махнул призывно рукой.

Еще несколько дней назад здоровяк пошел бы за двоюродным братом в огонь и воду. Но после того, как действительно сходил в воду, Лелик замкнулся и очень сильно изменился. И теперь он только ответил Ярику хмурым взглядом и не двинулся с места. И непонятно было, что у него в душе.

— Эх вы! — в сердцах сказал Ярик и шагнул обратно.

В кустах он обернулся и посмотрел — никакого города не было.

— Эх вы! — повторил он, отвернулся от всех и сел, сгорбившись, лицом к кусту.

Нет, он не плакал, еще чего. Ярик никогда не плакал. Просто… отвернулся, и все.

— Ничего, можно и по кустам пройти, — виновато сказал ему Фока. — Подумаешь. Я всегда так хожу, и ничего.

— Вы никогда не дойдете до дома по кустам, — глухо отозвался Ярик. — Это же тяжело и долго. И я из-за вас…

Фока не знал, что ответить, и отошел. И искра взаимопонимания, проскочившая было между мальчиками, угасла.

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg