«Туманный Кот»

Туманный Кот (fb2) - Туманный Кот 8086K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Александр Суздаль

Серия «Коты-Хранители»

книга шестая – дзета

Все имена, названия и определения приведены к форме понятной для жителя Земли. Они не соответствуют реальным, так как не имеют аналогов, к тому же никак не влияют на содержание книги.

Очевидец

©2015 Саша Суздаль, авторское право на текст

Оглавление:

Репликация первая. Слэй

Репликация вторая. Секлеция

Репликация третья. Мари

Репликация четвёртая. Слепой

Репликация пятая. Тим

Репликация шестая. Бзын

Репликация седьмая. Гаврош

Репликация восьмая. Лури

Репликация девятая. Паут

Репликация десятая. Лилит

Репликация одиннадцатая. Глюк

Репликация двенадцатая. Хамми

Репликация тринадцатая.Мо

Репликация четырнадцатая.Кот

Примечания

Репликация первая. Слэй

Обжигая ноги даже сквозь подошвы, Секлеция, Бзын и Слепой шагали по раскалённой пустынной дороге. Сверху их поджаривало солнце, находящееся в зените, которое совсем не устало и собиралось издеваться над путниками до самого вечера. Красная дорога петляла между высокими рогатыми кактусами, собираясь когда-то достичь невысоких гор, поднимающихся впереди.

Секлеция, смахивая пот с бровей, поправляла свою широкую белую шляпу, спрятав не загорелое лицо от солнца. Просторное жёлтое платье, усыпанное изображениями синих цветов, свободно сидело на длинной фигуре, совсем её не стесняя.

Слепой шёл простоволосый, а от солнца защищал только больные глаза, нацепив на них круглые тёмные очки в металлической оправе. Его чёрный костюм с таким же галстуком гармонировал с очками, но выглядел неуместно в мексиканской пустыне. Блестящие чёрные туфли, присыпанные красной пылью, дополняли его костюм.

Не далее, как позавчера, данный костюм принадлежал одному наркобарону, который проиграл его в карты Слепому. По идее, Слепого ожидала печальная участь, так как у боссов мафии не выигрывают, но вчера с утра начальнику тюрьмы пришло письмо от прокурора, которое освобождало Слепого и Бзына от заключения. То, что письмо написано почерком Слепого, начальник тюрьмы не знал, а заявление об отпуске медсестры тюрьмы Секлеции у него совсем не вызвало удивления.

Бзын попал в письмо случайно, чтобы не вызвать подозрения у начальника тюрьмы, а ещё потому, что прибыл в Мексику из родины Слепого – Многороссии. Точнее, родина Слепого называлась Совковый Союз, откуда он, вместе с родителями, эмигрировал в бурные девяностые годы. Правда, папу Слепого нашли его близкие друзья, которые пустили в родителя очередь из автомата, оставив ребёнка на попечение матери. Маме не повезло в Мексике, так как всех следующих мужей прошивала автоматная очередь, что отрицательно сказывалось на её имидже.

На голове Бзына красовалась баскетбольная кепка с надписью «Chicago Bulls», козырёк которой прикрывал его длинный нос. Одежда и обувь данного джентльмена состояла из белой футболки и джинсовых шортов, а на ногах красовались разбитые сандалии. В руке он тащил большой чемодан, упорно отказываясь его оставить.

Впереди, в дрожащем мареве, кто-то шагал по дороге в том же направлении, что и они, но вскоре куда-то исчез. Данное обстоятельство озадачило Секлецию, и она подумала, что перегрелась на солнцепёке.

— Куда путь держите, убогие? — спросил придорожный кактус с рыжим цветком наверху.

— Вам, кактусам, никто слово не давал, — сообщила Секлеция растению, полагая, что у неё начались глюки. Оказалось, что говорит вовсе не кактус, а рыжий кот, сидящий, как цветок, на колючках возле самой верхушки.

— Ну-ну, — хмыкнул кот и куда-то пропал с глаз. «Точно, померещилось!» — подумала Секлеция, оглядываясь по сторонам. Исследование окружающего пространства не прошло напрасно, так как впереди и слева от дороги Секлеция заметила развалюху, слепленную из деревянных досок. Она повернула к ней, собираясь хоть на несколько минут спрятаться от палящего солнца. Бзын и Слепой, ничего не спрашивая, проследовали за ней, сопровождая Секлецию, как конвой.

Вчера в обед они освободились из тюрьмы штата Дуранго, Мексика, что в городе Гомес-Паласио. Двигаясь на попутных по 49 шоссе, бывшие заключённые приехали в небольшой городок Эскалон, где остановились в отеле. Утром им пришлось убегать, так как Бзын забрался в соседний номер и обокрал какого-то бизнесмена на отдыхе. Убегая, они узкоколейкой направились до Ла Перла, а дальше хотели по шоссе добраться до Мануель Охинаго. План не удался, так как по вагонам начала шнырять полиция. Им пришлось на ходу соскочить с поезда и оказаться в пустыне.

Вспоминая прошлое, Секлеция, неожиданно для себя, увидела впереди невысокого человечка весьма странной наружности, который, насвистывая какую-то замысловатую песенку, с весёлым видом шагал им навстречу. Она подумала, что идущий к ним мужчина тот самый, который исчез, и успокоила своё воображение.

— Свобода! — радостно сообщил мужчина, проходя мимо и приподнимая широкополую островерхую шляпу. Секлеция его поняла, но не разобралась, на каком языке он это сказал. Впрочем, через мгновение её мысли перескочили на развалюшку, к которой они подходили.

Хлипкое строение, неизвестно кем сооружённое, почернела от времени, но крыша ещё держалась, несмотря на то, что в дом через дырки проникали солнечные лучи. Открыв скрипнувшую дверь, они зашли внутрь, и Секлеция прислонилась к стенке, вытягивая уставшие ноги. Слепой пристроился рядом, а Бзын, поставив чемодан прямо в центре помещения, что-то разглядывал под ногами.

— Что там? — нехотя спросил Слепой, вытирая засохшие губы.

— Внизу, вероятно, подвал, — сообщил Бзын и, для убедительности, подпрыгнул на месте, прислушиваясь к звуку. Слепой не поленился, встал и подошёл к Бзыну, разглядывая пыльный пол. Потом стал на колени и принялся сметать пыль по кругу.

— Что вы делаете? — спросила Секлеция, подходя к Слепому.

— Здесь, по кругу, какие-то знаки, — сообщил Слепой, продолжая очищать углублённые в каменный пол буквы. Секлеция рассматривала появившиеся знаки, но, несмотря на похожесть с буквами, аналогии не нашла. Тем более что каменный пол под ней исчез, и она полетела вниз.

В это время невысокий человек в широкополой островерхой шляпе подошел к бару возле дороги и, усевшись возле стойки, на плохом испанском языке попросил:

— Мне вот это и стакан воды.

Удивлённый бармен поставил перед ним солянку, на которую указывал посетитель, и стакан воды. Мужчина бросил щепотку соли себе в рот и запил водой, а потом положил мексиканское песо на стойку и произнёс:

— Благодарю.

Он вытащил носовой платок из внутреннего кармана потёртого костюма странной выкройки и высыпал в него соль из солонки. Мужчина тщательно завязал платок узлом и спрятал его за пазухой. Бармен с удивлением проводил взглядом странного посетителя, который, помахивая шляпой, долго мозолил ему глаза, пока не пропал в красной дали.

***

Высокая круглая башня тянулась до самых небес, пытаясь достать звёзды. Раскинувшийся внизу город затаился в темноте, точно зверь в нетерпеливом ожидании. Жители устраивались удобней в кроватях, лежанках, а то и, вовсе, на лавках, ожидая, когда на них снизойдёт благодатный сон. Накопившаяся за день ярость и раздражение требовали исхода или растворения.

Слэй сел на деревянный стул, привинченный к полу, и надел на голову металлический шлем с кожаной подкладкой, чтобы не мёрзла голова. За окном башни, на вершине которой он находился, наступила ожидаемая пора «дрим»[1] Жители города, мелко вздрагивая в постели, ощутили первую волну и облегчённо вздохнули, погружаясь в благодатный сон, ожидая благостных вестей о Великом Хутине, Хранителе Очага, настраивая своё подсознание на ощущение нирваны и сопричастности с великим властелином.

Волна наложилась на сознание Слэя, синхронизируя его ощущения со своим ритмом, а когда возник резонансный ответ, закрепила обратную связь на данном уровне. В сознании тысяч и тысяч подданных Великого Хутина возник его улыбающийся образ, который наполнил их сердца любовью и радостью.

Сигнал из башни покрывал не только город, но и все уголки великой страны Тартии, с одной стороны простирающейся до самых Кавасских гор, а с другой стороны стелившейся к Южному океану. Можно сказать даже больше – сигнал достигал соседних стран: Белды и Райны, погружая местное население в чужие сны.

Только один человек на огромном континенте не подвергался влиянию сна. Он находился в палатах властелина и маялся бессонницей, вещью для него привычной, так как не мог видеть сны, которые, рассказывая о Великом Хутине, противоречили мыслям оригинала. Такое состояние его мироощущения произошло давно, превращая жизнь властелина в непрерывное страдание.

Первое время Хутин теребил своих визирей, заставляя их не спать, но сонные и тупые рожи только раздражали, и властелин отыгрывался на них прямо с утра, изливая на них всю желчь, накопившуюся за ночь. Скукота жизни и место, им занимаемое, не удовлетворяли Хутина, вызывая в нём, кроме раздражения, чувство неполноценности.

Хутин давно понял, что весь смысл жизни заключается в том, что его нет. Каждого человека выбирает себе цель, которая становится смыслом жизни. Цели могут меняться, меняя и смысл жизни. Такая свобода выбора определена свыше, тем самым позволяя человеку подняться над собой и достичь цели равной определяющему началу.

Не всякий может достичь определяющей высоты, да этого и не требуется, ведь у каждого человека своя планка, которую он в силе преодолеть. Хутин чувствовал в себе силы, способные преодолеть высшую планку и подняться на уровень богов, которые когда-то равнялись ему. Он спустился в зал приемов, где посредине стоял большой аквариум, в котором худая, костлявая рыба огромных размеров терзала остатки зелёных растений в воде.

— Что, голод не тётка? — ехидно спросил Хутин, постучав по стеклу. Рыба, напоминающая здоровенного сазана, раскрыв огромную пасть, с разбега бросилась на руку властелина и, если бы не толстое стекло, давно бы терзала лакомый кусочек властелина.

Оставив бодрствующую рыбу, Хутин не подозревал, что в его государстве появились ещё трое не спящих людей. Развалины халупы далеко за окраиной города озарились голубым светом и ниоткуда появились три человека: высокая девушка и двое мужчин. Стоит сказать, что их удивление не имело границ, так как из солнечного дня они попали в звёздную ночь в неизвестном месте. Секлеция, от неожиданности, вскрикнула, а Бзын по-философски произнёс: «Нифигасе!» — тем самым выражая своё отношение к данному событию. Слепой промолчал, только снял свои очки и оглянулся. Над головой сияло огненное звёздное колесо, освещая раскинувшийся вокруг лес. Они стояли на круглой, каменной плите, расположенной между развалин какого-то здания. Царившая в глубине леса темнота пугала своей таинственностью и только одинокая тропа освещалась сияющими звёздными скоплениями.

— Идём туда! — сказал Слепой, и первый направился по тропе, которая не очень скоро вывела на опушку леса. Вдали виднелся какой-то город, но темнота поглотила всё вокруг, скрывая от взора дома, и только неизвестный огонёк вдали манил к себе, как путеводный маяк. Они направились к огоньку, шагая вдоль улицы и натыкаясь на ограды. Сказать по правде, Слепой не очень испугался прошедших с ними метаморфоз и полагал, что всему есть естественное объяснение. Стучать в тёмные дома они не решались, а светившийся впереди огонёк сулил ответы на возникшие вопросы, поэтому следовало добраться туда и всё выяснить.

Когда подошли ближе, оказалось, что огонёк не один, а целая дюжина, которая превратилась в окна двухэтажного дворца, находящегося за высоким забором. Единственная калитка, которую они нашли, оказалась запертой, но Бзын за секунду открыл замок, презрительно хмыкнув: «Дилетанты!»

Слепой посмотрел на него удивлённо, поражённый его интеллектом, но если сумел бы забрался в жидкие мозги Бзына, то обнаружил бы, что тот не знал значения данного слова, а только повторил когда-то услышанное. Они беспрепятственно зашли во дворец и прошлись по комнатам, где кругом спали люди с дурацкими улыбками на лицах.

Попытка разбудить кого-либо ничего не дала, и Бзын начал тырить по мелочи, засовывая в карманы понравившиеся побрякушки.

— Я вам не мешаю, господа? — спросил низенький мужчина в широком цветном халате, появляясь в дверях одной из комнат. Слепой даже снял очки, рассматривая его, так как жестикуляция губ мужчины не совпадала с произнесёнными словами. С опозданием он понял, что мужчина разговаривает на русском языке, который Слепой немного подзабыл.

— Простите, — спросил Слепой по-русски, — вы не подскажете, где мы оказались?

— Мне кажется, что вы с Земли? — спросил Хутин, удивлённый не меньше, чем гости.

— Разве мы не на Земле? — подал голос Бзын, поставив чемодан на деревянный паркетный пол.

Хутин снисходительно объяснил гостям, что они находятся на планете Тимурион в стране Тартия и всецело принадлежат ему – властелину. Поскучневшие лица прибывших говорили о том, что перспектива стать рабами им не понравилась, что же касается их властелина, то он несказанно обрадовался новым лицам. После того, как он подробно расспросил всех, Хутин повернулся к Слепому.

— Вы не составите мне компанию? — спросил он, показывая колоду карт.

— Отчего же нет, — согласился Слепой и поправил очки, вытаскивая из внутреннего кармана свою колоду. Потом положил перед собой несколько мексиканских песо и десяток монет мелочи. Хутин хмыкнул и выложил аккуратными столбиками монеты со своим изображением, имеющие хождение во всех странах планеты. Секлеция, которая мало что поняла из этих разговоров, присела на пуфик у стены, а Бзын, прекрасно зная Слепого, как шулера, ехидно хмыкнул, но за стол садиться не стал.

Проиграв пару раз, Слепой перестал притворяться и начал выигрывать, кон за коном. В этом не имелось ничего сверхъестественного, так как Слепой, когда поправлял очки, включил поляризованную подсветку и видел на рубашке карт свои метки.

— Вы не хотите поставить на кон свою женщину? — спросил Хутин, передвигая к центру стола все свои столбики с монетами. Бзын, услышав об этом, облизнулся, поглядывая на ничего не понимающую Секлецию. Ночью, в отеле, он слышал через дверь стоны девушки, а утром, когда они убегали, похабно спросил у Слепого: «Как она?» Тот ничего не ответил, так как злился на Бзына за его кражу, из-за которой им пришлось бежать.

— У меня нет женщины, — ответил Слепой властелину.

— Разве дама, …Секлеция,…не с вами? — спросил Хутин, поглядывая, как она внимательно рассматривает рыбу в аквариуме. Если бы Секлеция слыла рыбаком, то узнала бы в ней огромного сазана, которого посадили на голодный паёк.

— Нет, она сама по себе, — соврал Слепой, так как Секлеция отправилась в путь только из-за Слепого. Несколько его взглядов из-под очков покорили ее, и она согласилась помочь Слепому убежать. В награду за это Слепой провёл с ней очаровательную ночь в отеле, откуда им пришлось бежать из-за глупости и безмерной жадности Бзына.

— Пусть так, — согласился Хутин, — тогда играем на условие, что вы не будете мешать.

Слепой улыбнулся, а Хутин сдал карты. Слепой попросил одну. Даже не переворачивая свои карты, Слепой увидел, что у него две десятки. Хутин свою карту успел прикрыть и взял ещё одну.

— Очко! — сообщил он, загребая свои монеты назад. Если бы Слепой был внимательнее, он бы увидел, что Хутин с ним игрался, а своего туза и десятку вытащил из-под стола. В это время Бзын неосмотрительно сунул руку в аквариум, чтобы подразнить рыбу, и та отхватила ему палец. Секлеция замотала кровоточащий обрубок платком, а Бзын разразился мексиканскими проклятиями.

— Пойдём, голубушка, — сказал Хутин, обнимая Секлецию за талию, а Слепому и Бзыну бросил через плечо, показывая на ближайшую дверь:

— Располагайтесь в этой комнате.

Секлеция растерянно оглядывалась на Слепого, ожидая от него хоть какого-то знака, но тот, вместе с ноющим Бзыном, скрылся в комнате, которую ему предложил властелин. Хутин привёл Секлецию в огромную спальню, на которой лежала молодая девушка. Ей, видимо, снился приятный сон, так как она улыбалась, обнажая красивые зубы. Хутин легко поднял её на руки, что не составило ему никакого труда, так как девушка выглядела миниатюрной.

— Ты несёшь меня на руках? — не просыпаясь, спросила она, и прильнула к Великому Хутину.

— Да, милая Али, — сказал Хутин и вышел в зал, где они находились раньше. Остановившись перед огромным аквариумом, он поднял девушку и бросил её в воду. Девушка не успела вскрикнуть, как её схватил сазан и принялся рвать тело зубами, возникшими в рыбьей пасти. Вода в аквариуме обагрилась кровью, которая скрыла дальнейшее пиршество. Секлеция, наблюдая за происходящим от двери, несмотря на то, что была медсестрой, невольно вскрикнула и побледнела, чуть не сползая на пол.

— Ложись, — сообщил ей Хутин, возвращаясь в спальню.

— Me encanta otra[2], — пролепетала Секлеция на испанском языке, поняв, по глазам, чего от неё хочет Хутин, но её никто не слушал. Грубо повалив Секлецию на кровать, он содрал с неё жёлтое платье с синими цветочками, достал своё куцое достоинство и завалился сверху. Находясь под содрогающимся организмом властелина, Секлеция ничего не чувствовала, кроме отвращения, но терпеливо молчала, не собираясь идти на корм рыбе.

Откинувшись на подушку после совокупления, Великий Хутин подумал, что высокие женщины его возбуждают, несмотря на то, что рядом с ними он выглядит нелепо. «А кто посмеет что-то сказать?» — высокомерно подумал он и присосался к тощей груди Секлеции – она его волновала и дразнила...

***

Слэй проснулся раньше окончания времени «дрим». Стоит заметить, что и сон в эту ночь выглядел странным. Слэй несколько раз за ночь чувствовал потерю связи с Дарующим. В его сны вторгалось что-то тревожное и невнятное, которое путало воображение. Дримом он работал немного, с тех пор, как ему исполнилось шестнадцать лет. До этого дримом служил старый Слумер, который долго учил Слэя настраиваться на волну Дарующего. А ещё раньше, когда Слумер был ещё маленьким, сновачом работал Дрим, отчего время сна стали называть временем «дрим».

Слэй помнил, как однажды, когда старый Слумер на несколько дней заболел бессонницей, по всей Тартии прокатилась волна жестоких кровопролитных беспорядков. Ужасные волнения так же настигли Белду и Райну, страны по соседству с Тартией. Перепуганный Хутин приказал Слэю заменить Слумера, в ином случае юношу ждал кровожадный сазан, которому Хутин скармливал провинившихся слуг. Именно с тех пор у Великого Хутина началась бессонница по ночам. И с тех пор Слэй стал дримом.

Слэю запрещалось покидать территорию замка властелина, во избежание недоразумений. Хутин позволял ему некоторую свободу, но только внутри высокой, в несколько человеческих ростов, ограды из красного кирпича, которая охватывала внутренние покои властелина, а также подсобные помещения. За высокими стенами имелось несколько садов с искусственными озёрами, а с одной стороны ограда отсутствовала, так как выходила к реке Моки.

Слэй любил после ночи бродить по саду или сидеть возле реки, рассматривая раскинувшиеся на другом берегу городские кварталы. Вдыхая утренний воздух, насыщенный цветочным ароматом, Слэй расправил грудь и душу, убирая из головы неприятный осадок из снов. Набережной вдоль реки не имелось и плюхающие по нагромождению камней волны создавали монотонный, накатывающийся шорох, вымывающий из головы все неприятные мысли.

Неожиданно, до уха донеслись чьи-то всхлипывания, которые, вначале, Слэй принял за баловство волн. Прислушавшись, Слэй обнаружил, что звуки раздаются из-за огромного камня, прикрывающего от его взора кусок берега. Он поднялся и стал обходить камень, пока не увидел сидящую возле берега девушку в жёлтом платье, усыпанном голубыми цветами. Девушка сидела к Слэю спиной, и он не решился сразу дотронуться до её плеча, опасаясь, что испугает барышню.

— Lo que es un bestia!— повторяла она, продолжая плакать. Слэй ошалел от неожиданности, так как язык, на котором говорила девушка, остро напомнил ему о матери. Он понимал значение слов, но разговаривать на давно забытом языке не решался.

—Quién te ha ofendido?[4]— отважился спросить Слэй и девушка, содрогнувшись, повернулась к нему. Поражённая тем, что на этой планете кто-то её понимает, она хотела ответить, но и сама не поняла, кого она порицает: то ли ужасного Хутина, надругавшегося над ней, или Слепого, который равнодушно отдал её в руки властелина. С опозданием Секлеция поняла, что Слепой её не любит и от этого слёзы ручьём потекли по щекам.

— Успокойтесь, я не позволю вас обидеть, — сказал Слэй на языке своей матери, невольно прижимая Секлецию к своей груди. Девушка, неожиданно для себя получившая поддержку, прижалась к нему сама, обнимая его за пояс.

— Я не могу здесь оставаться, — промолвила Секлеция и принялась лихорадочно рассказывать Слэю о себе и своих злоключениях. Слэй, не очень хорошо разбирая слова, всё же узнал о Секлеции достаточно много, чтобы представить реальную ситуацию. Особенно его поразило то, что Секлеция прибыла с другой планеты, которая называется Земля. То, что Слэй понимает её язык, говорило о том, что его мать родом с той же планеты. Такая новость поразила Слэя больше, чем рассказ Секлеции о своей жизни.

— Пойдём ко мне, — сказал Слэй, — там тебя никто искать не будет.

Действительно, жилище Слэя находилось в высокой башне, на один этаж ниже, чем комната снов, находящаяся на вершине. Когда они подошли к башне, окружённой вокруг парком, Слэй остановился и прошептал Секлеции: «Жди меня здесь!» — а сам отправился к стражнику у дверей.

— Принеси мне поесть! — угрюмо приказал он стражнику. Тот колебался, так как не мог нарушить устав, запрещающий покидать пост, но, когда Слэй крикнул:

— Ты что, глухой?! Быстро! — не осмелился перечить и понёсся на кухню властелина, чтобы принести обед «дриму». Обычно его приносили работники кухни, но мало ли что взбредёт в голову приближённого к властелину дрима. Стоило стражнику скрыться за кустами, как Слэй махнул рукой, призывая Секлецию к себе. Пока они добирались до спальни Слэя, кружась по винтовой лестнице, Секлеция чуть не задохнулась, а сердце едва не вырвалось из грудей. Слэй, совершавший данный путь по несколько раз на день, даже удивился, что дама так слаба. Оставив Секлецию в комнате, Слэй спустился вниз и как раз вовремя, так как возвращался стражник, который шёл не один, а с кухонным посыльным, тащившим обычную обеденную сумку.

Слэй забрал сумку, буркнув: «Спасибо», — а стражнику приказал: — Ко мне никого не пускать, я отдыхаю.

Дело в том, что Слэю, после ночи «дрим» требовалось отдохнуть хотя бы несколько часов, погружаясь в дневной сон. Обычно он спал после обеда, перед ночной вахтой и об этом все знали. Поднявшись в свою комнату, Слэй увидел испуганную Секлецию, которая, рассмотрев, что он сам, сразу расслабилась. Они пообедали, а Секлеция совсем повеселела и рассказывала Слэю о своей жизни, о работе в тюрьме и о Мексике, своей родине.

После обеда они легли в кровать, продолжая беседовать, так как кроме табуретки и стола другой мебели в круглой комнате не имелось. Беседа получилась такой задушевной, что они неосознанно скатились друг к другу, а руки сами собой переплелись, что уже говорить о губах, которые так и тянулись поцеловать. Секлеция третий раз за три дня познала мужчину, а больше у неё их и не было. Только сладость последней встречи настолько захватила Секлецию, что она поняла — Слэй её бесконечная любовь и смысл всей жизни.

Слэй испытывал аналогичные чувства, засыпая на её груди, а Секлеция гладила его кудрявые волосы и наслаждалась, рассматривая его профиль. Она поцеловала его несколько раз в лоб, как ребёнка, а потом запустила руку ему на спину и принялась мягко перебирать его кожу. Слэй, не открывая век, улыбался, точно видел сны «дрим» и целовал её грудь, к которой он приткнулся, но совершенно не так, как Хутин, вспоминая которого, Секлеция вздрогнула.

***

Когда Слэй проснулся, Секлеция ещё спала, и он соскользнул с кровати, чтобы её не тревожить. Прихватив одежду, он вышел из комнаты и оделся, а потом спустился вниз, чтобы узнать, не поднялся ли переполох из-за исчезновения Секлеции. В доме властелина царила тишина, а когда Слэй расспросил домочадцев, то узнал, что Хутин с утра уехал на охоту и ещё не вернулся.

Заглянув в комнату, где располагались гости и новые подданные властелина, Слэй увидел Слепого и Бзына возле огромного раскрытого чемодана, откуда вывалилась сине-жёлтая ткань. Рядом с чемоданом находился красный баллон. Слепой и Бзын, не видевшие Слэя, настороженно на него смотрели, не зная, как с ним себя вести. Что бывает с подданными властелина, они видели вчера, когда Хутин скармливал сазану свою бывшую возлюбленную.

— Что это? — настойчиво спросил Слэй, указывая на цветной материал в чемодане.

— Воздушный шар, — объяснил Слепой, пытаясь исподволь узнать уровень сановности Слэя. Не спеша, он рассказал об устройстве шара, показал, как его надуть из баллона и как им управлять.

— Я его забираю, — сказал Слэй и высыпал из кармана горсть монет с изображением Хутина.

— Шар не продаётся… — начал Слепой с улыбкой, но Слэй его перебил, выразив простодушие: — Вы отдаёте мне его даром?

Бзын что-то хотел сморозить о своей экспроприированной собственности, но Слепой коротким ударом дал ему под дых и произнёс сладким голосом:

— Эта вещь дорога мне, как память о маме … — начал сочинять Слепой, но Слэй его снова перебил: — Хорошо, в память о маме я плачу вам вдвойне. И за это вы притащите чемодан к башне.

Услышав о башне, Слепой не стал спорить, так как за день достаточно узнал о порядках, царящих в стране Тартия. Стоящий перед ним юноша – несомненно, «дрим» по имени Слэй, а с такими людьми следует вести себя осмотрительно. Смахнув монеты со стола себе в горсть, он кивнул Бзыну на чемодан, а сам пошел рядом со Слэем, расспрашивая его о жизни и о том, каким образом он исполняет свою работу. Бзын, тащивший сзади чемодан, буркнул: «На такой работе я спал бы с утра до вечера!» — на что Слепой резонно заметил: «Твои сны никому не нужны!»

То, что местные жители не могут уснуть без «дрима», Слепого удивило, и он искал объяснения данному обстоятельству, но ответа не находил. Домочадцы властелина по секрету ему рассказывали, что не будь «дрима» все сошли бы с ума. Слепой, спавший всю ночь сном праведника, никак не чувствовал влияния «дрима», но, для своей пользы, хотел знать о снах жителей Тартии больше.

Слепой надеялся, что Слэй пригласит его в гости, но, когда они подошли к высокой башне, его и Бзына остановил стражник, грубо оттолкнув их свое палкой. В другое время Слепой дал бы сдачу наглецу, но раньше времени не хотел нарываться на неприятности, тем более, как шулер, предпочитал обмануть, а не лезть напролом. Слепой удивился, когда Слэй, помахав им рукой, легко поднял чемодан, который едва тащил Бзын, и подумал, что сделал правильно, когда не стал спорить с «дримом» и продал ему шар. Кода они немного отошли от башни, Бзын почесал репу и протянул лапу: — Отдай мою долю!

— Деньги пойдут на общее дело, — произнёс Слепой, совершенно игнорируя недоумение на лице Бзына, а чтобы больше сбить его с толку, спросил: — Ты куда девал Секлецию?

— Я её не трогал, — обиженно произнёс Бзын, а Слепой немного забеспокоился – никто с утра Секлецию не видел, а Хутин утром уехал с челядью, но без девушки, так как Слепой сам из окна наблюдал отъезд властелина на охоту. «Неужели Хутин выбросил её кровожадному сазану?» — с некоторым сожалением подумал Слепой – всё-таки Секлеция его любила. Но когда, поздно вечером, вернулся властелин, то первое, что он спросил: «Где Секлеция?»

В спальне её не оказалось, и челядь разбежалась по все территории вокруг замка властелина, но нигде девушку не нашла. Хутин с грозным видом зашёл в комнату Слепого и Бзына и хищно их спросил: — Где Секлеция?

— Я её сегодня не видел, — сообщил правду Слепой, полагая, что дело пахнет керосином и кого-то сегодня сожгут, а ещё, вероятнее, что отдадут на съедение твари в аквариуме.

— Я тоже, — заблаговременно крикнул Бзын и вздохнул только тогда, когда властелин хлопнул дверью, покидая их. Правда, они не знали, что Хутин, никому не доверяя, поручил следить за новыми подданными и ему тут же донесли о сделке, совершённой Слепым и Слэем.

В это время Секлеция, вместе со Слэем, находилась на самой вершине башни, которая завершалась обзорной площадкой. Через люк в полу металлическая лестница вела вниз, в рабочую комнату «дрима», где стоял стол и стул, вмонтированные в пол, а на столе лежал тяжёлый металлический шлем. Слэй, стоящий посредине обзорной площадки, открыл кран на баллоне и заправлял жёлто-синий шар из тонкого санита[5]. Несколько верёвок он закрепил за металлический парапет площадки, чтобы шар раньше времени не улетел. Целый пучок санитовых шнурков заканчивался на чемодане, две половинки которого составляли корзину. Секлеция мысленно поблагодарила Бзына за такую удачную кражу, которая подарила им шар, способный унести их со Слэем далеко-далеко, где нет ужасного Хутина и этой странной страны. Правда, изредка поглядывая за парапет вниз, она чуть не млела от страха, и, быстро отшатнувшись от края, Секлеция судорожно цеплялась за Слэя.

Если бы не он, она ни за что не согласилась бы лететь на таком хрупком и шатком сооружении. Земля внизу скрылась в сумерках, а на уровне башни ещё виднелось красное светило, которое отбрасывало тень от кончика башни в небо позади. Бросив ещё раз свой взгляд вниз, Секлеция увидела кучку колеблющихся огней приближающихся к башне. «За мной!» — почему-то подумала она и растерянно повернулась к Слэю.

Увидев в её глазах ужас, он склонился вниз, внимательно рассматривая людей с факелами в руках. Человек, шагавший посредине, несомненно, Хутин и Слэй подумал, что следует поторопиться. Спустившись вниз, он сгрёб свои пожитки в узел и забрал тяжёлый шлем, а потом поднялся на смотровую площадку.

Шар ещё не приобрёл круглую форму, а вытянулся каплей вверх, натянув верёвки, привязанные к перилам. Слэй поставил Секлецию в одну половинку чемодана и привязал её верёвкой к стропе воздушного шара. Потом вытащил нож и принялся отрезать верёвки от парапета. Последняя звякнула, как струна, и шар легко подскочил, а потом рухнул вниз. Слэй, забравшись в свою половинку чемодана, привязал себя верёвкой, а Секлеция, увидев приближающуюся тёмную землю, завыла от ужаса.

Внизу радостно закричали, и Слэй увидел, как на шар посыпался град камней. «Не сметь!» — крикнул Хутин, но Слэй его уже не слышал – один из камней попал ему в лоб, рассекая бровь, и он отключился. Секлеция, путаясь в верёвках и рыдая, совсем забыла об опасности, а, приложив платочек к ране Слэя, пыталась остановить кровь.

Шар, спикировав к земле, как будто передумал и вознёсся вверх, к выступившим на небе звёздам, а потом медленно поплыл горизонтально к поверхности планеты.

Внизу, возле башни, буйствовал властелин, раздавая тумаки всем подряд. Ярость раздирающая его изнутри, требовала исхода, и Хутин уродовал всех подряд, пока возле башни не осталось ни одного человека. Вернувшись в замок, он, за неимением домочадцев, взял палку и принялся дубасить сазана в аквариуме. Костлявый сазан, радуясь, что властелину досадили, стоически терпел удары, тем более что они, кроме боли, не могли представлять для него угрозу – его тело оставалось вечным.

Следующим утром на город посыпались человеческие кости. Странное происшествие удивило жителей, и по городу поползли слухи, что это кости бывшего дрима и его девушки, которые удрали из города на шаре. Хутин приказал собрать все кости, а когда их принесли, то оказалось, что их хватит на несколько скелетов. После некоторых размышлений Хутин подозвал к себе начальника Канцелярии корсатов, Паута, и приказал ему найти Слэя, где бы он ни был.

Репликация вторая. Секлеция

Если вам кажется, что время остановилось, то на такую жизнь не стоит его тратить, а следует остановить бег и подумать. Чтобы запустить новое время и иную жизнь, кто-то должен умереть, иначе прежнее бытие будет катиться дальше, не замечая маразма своего последующего существования. Тогда, возможно, кто-то очнётся и хорошо, если для преображения не будет слишком поздно. Желающих умереть за новую идею всегда много, а ещё больше жаждущих изменить жизнь, особенно за чужой счёт.

Стах за чужие спины не прятался, но и на рожон не лез, предпочитая находиться в середине жизненного потока, где всегда тепло и комфортно. Придя с работы, он тщательно вымыл руки и сел за деревянный обеденный стол. Мать молчаливо поставила перед ним глиняную почерневшую тарелку с супом и вытащила из буфета плетёную хлебницу с ломтями чёрного хлеба.

На его молчаливый взор достала из-под выцветшего фартука тёмно-зелёную бутылку, которую Стах нетерпеливо схватил и вытащил зубами кукурузную затычку. Наполнив кружку до края, он жадно проглотил жидкость и только потом расслабился и степенно принялся за ложку. Хмельная виноградная жидкость радостно растеклась по организму, наполняя его уверенностью и призрачным ощущением свободы. Незамысловатая еда казалась вкусной, а окружающий мир терял угрожающую окраску, приобретая миролюбивые и грустные оттенки.

Сегодня днём умер Котин. Точнее, он не умер – его убили. Стах не верил, что обвал произошёл случайно, тем более что тела не нашли. Котин и ещё несколько человек ходили к Ахету и требовали, чтобы им платили хотя бы пару хутинок[6] за неделю, но им отказали. Стах не ходил вместе с Котином, но все знали, что они друзья. Теперь каждый спуск в шахту может оказаться для Стаха последним.

Но у него, похоже, не осталось выбора, так как добыча горючего камня – единственное, что он умеет. От этих мыслей у него пропал аппетит и Стах вылил оставшуюся жидкость в кружку. Но выпить не успел, так как в окно раздался стук. Мать испуганно подняла на Стаха глаза, а он, отбросив на окне занавеску, упёрся взглядом в темноту, разглядывая в ней знакомое лицо.

— Котин? — удивился Стах и откинул металлический крючок на двери. В проёме показался Котин, который подошел к окну и задёрнул занавеску, а потом, увидев кружку на столе, перевернул её в рот и вытерся обратной стороной ладони.

— Ты жив?! — растерянно спросил Стах, всё ещё удивленно рассматривая Котина. Бросив быстрый взгляд на мать, Стах сказал: «Иди мама!» — а сам повернулся к Котину:

— Рассказывай!

— Я знал, что меня сегодня завалят, поэтому не пошёл в свой забой, — ответил Котин и откусил от краюхи хлеба. Стах сам отправился на кухню, наполнил тарелку по самые края и потащил в светлицу, пытаясь не расплескать по дороге. Пока Котин хлебал, Стах молчаливо ждал, а потом гость сам отодвинул тарелку и сообщил: — Я ухожу.

— Куда? — не понял Стах.

Котин поднялся и подошел к двери, возле которой лежал заплечный мешок, набитый до отказа. Развязав тесёмки, Котин открыл его и Стах увидел содержимое.

— Зачем тебе «сас»? — спросил он, перебирая руками мелкие кристаллы.

— Я иду в столицу, — сообщил Котин и пытливо заглянул в глаза Стаха: — За это много платят.

— За это можно попасть в подземелье, — парировал Стах. Котин не ответил и повернулся к двери, собираясь уходить.

— Я иду с тобой, — сказал Стах и отправился в спальню, собирать вещи. Котин слышал, как стала причитать мать Стаха, но отговаривать его не стал: с попутчиком идти гораздо легче. Кристаллы «саса» он собирался выгодно продать, так как на него большой спрос в столице Райны, Лыбе. Правда, попасть за решётку можно запросто, если не быть осторожным, но от палок в нынешнее время никто не застрахован. Котин не понимал, в чём сладость употребления «саса», на вкус горького, но, если есть желающие его использовать, почему на этом не заработать.

Плыть на барже, доверху нагруженной горючим камнем, не имело смысла, так как она досматривалась ищейками Ахета, которые вмиг обнаружат беглецов. К тому же у них не имелось «триграммы[7]» – отличительного знака свободного человека, а таким, как Котин и Стах, путь в столицу заказан.

Поэтому Котин ещё с утра договорился со своим соседом о его лодке, показав тому действительную лицензию на вылов десятка топов[8] рыбы. То, что его считают мёртвым, договору не мешало, и Котин с чистой совестью отправился на берег, где отвязал лодку и направил её в море.

Усевшись за вёсла, они, вдвоём со Стахом, выгребли подальше от берега, а потом поставили косой парус, который тут же надулся ночным бризом, унося их подальше от острова Рымос. Его тёмный горбатый силуэт быстро растворился в вечерних сумерках, которые сменил серый морок, подсвеченный сверху редкими звёздами.

— Ты поспи, потом сменишь меня — сказал Котин, оставаясь на корме, возле руля. Стах ушёл на нос, где склонился на мешок с сасом и закрыл глаза, пытаясь отогнать тревожные мысли, чтобы немного поспать. Вначале сон не шёл, а потом, как то сразу, Стах оказался в какой-то круглой комнате с большой кроватью. На ней Стах увидел раздетую женщину, лежащую на животе, и только потом рассмотрел под ней голого юношу. Они неторопливо занимались любовью, нежно лаская друг друга, и это подействовало так заразительно, что у Стаха непроизвольно сработали естественные рефлексы, возбуждая его плоть.

Стах хотел отвернуться, так как негоже заглядывать в чужую спальню, но, как ни силился, не смог, так как во сне организм ему не подчинялся. Когда девушка содрогнулась в конвульсиях, испытывая неземное наслаждение, Стах задергался сам и проснулся, чувствуя неловкость и стыд. Хорошо, что парус и темнота скрывали его от Котина.

Стах вытащил большой носовой платок и засунул его за пояс, долго вытирая последствия бурно проведенной ночи, а потом выбросил улику за борт. Стах попусту так расстраивался, потому что такой же сон видели жители Тартии, Белды и Райны, а так же обитатели острова Рымос.

Испытанные ими чувства ничем не отличались от чувств Стаха, вот только жители Мокаши, столицы Тартии, узнали в девушке новую наложницу властелина, а юноша оказался не кто иной, как дрим Слэй. Такие интимные подробности из жизни властелина взволновали столичных обитателей больше, чем испорченная простыня, и многие не могли заснуть до утра. А напрасно, так как последующий сон оказался совсем неожиданным.

— Держись вон на ту звезду! — сказал Котин, передавая рулевое весло Стаху, а сам отправился на нос, где тут же вздремнул, навалившись на свой мешок с сасом. Всего на несколько мгновений он погрузился в сон без сновидений, а потом перед ним возник властелин Тартии, Хутин, стоящий в окружении своих придворных. Котин узнал его голову по профилю, выбитому на хутинке. Хутин выглядел так реально, что хотелось протянуть руку и дотронуться до его головы.

Вокруг царило деликатное молчание, но вдруг, неожиданно, кто-то сбоку хихикнул и раздался чей-то голос: «А властелин-то голый!» Придворные, один за другим, стали хихикать и показывать на Хутина пальцем, а Котин стоял и удивлялся: «Отчего они ржут?» — пока не опустил глаза вниз. Взгляд, брошенный на мужское достоинство Хутина, только на миг задержался на куцем отростке, а потом Котин засмеялся во весь голос, ничуть не стесняясь.

Мгновенно исчез страх, внушаемый именем властелина, и Котин совершенно естественно понял, что властелин не бог и не царь, а обыкновенный старикашка с усохшей плотью, которого стоит разве что пожалеть, но никак не бояться. От смеха Котин проснулся, а, возможно, от крика, так как с неба на лодку летело что-то большое.

Стах с открытым ртом замер на корме и смотрел вверх, наблюдая, как на него летит визжащая женщина. За мгновение до столкновения он узнал в ней девушку из сна, которая свалилась на него, так что внутри живота Стаха что-то громко булькнуло. А потом их накрыло какой-то пеленой и звёзды в небе померкли

***

Шар поплыл в небе и Секлеция облегчённо вздохнула. Обернувшись к Слэю, она радостно воскликнула: «Мы убежали!» — и тут же застыла на месте – Слэй безвольно висел на верёвках, свалившись на дно чемодана. Путаясь в стропах, Секлеция добралась до него и увидела на рассечённом лбу кровь. Она сняла с его головы кожаный шлём и натянула на себя, а потом с трудом отодрала от подола своего жёлтого платья полосу материала. Тщательно перевязала Слэю голову и прислонила его к себе.

Юноша дышал, но, как будто, спал. Вероятно, в него попали камнем, когда шар атаковали слуги властелина. Секлеция ничего сделать не могла, только прижимала голову Слэя к своей груди. Устремив взор в ночное небо, она рассматривала закрученную в спираль россыпь звёзд, ярко пылающих огненным разноцветьем, и тихо убаюкивала дрима, пока сама не заснула, склонившись к Слэю.

Восстанавливая душевное равновесие, она вспомнила во сне время, проведенное со Слэем в башне «дрим», и её снова охватила тёплая и нежная волна. Сладкие воспоминания возбудили в теле гормоны, заставив Секлецию вздрагивать от желания. Сладостные картинки неслись в её памяти, а шлем, надетый на голову, транслировал сон на всю полусферу планеты. Возможно, что сладостные волны достигали и противоположной стороны планеты, мешая тамошнему дриму осуществлять свою работу.

Дальнейший сон оказался безобразным, и Секлеция постаралась избавиться от него, тем более что она провалилась куда-то вниз. Ощущение падения не понравилось Секлеции, и она шевельнулась во сне, просыпаясь. Реальность оказалась настолько удручающей, что она закричала: хлипкая корзина в виде раскрытого чемодана падала вниз, а полуспущенный шар бесполезно болтался вверху, слегка задерживая скорость падения.

То, что внизу царила темнота, ещё больше пугало Секлецию, так как казалось, что она падает в преисподнюю. В полумраке появилось белое полотнище, которое быстро приближалось, а потом Секлеция увидела раскоряченного парня с вытаращенными глазами, в которого она успешно врезалась.

***

Когда Секлеция открыла глаза, то увидела перед собой всё того же парня с вытаращенными глазами, который хлопал её по лицу. Темнота не давала возможности рассмотреть его лучше, так как коптящий фонарь поскупился на свет. Сбоку от парня стоял другой человек, казавшийся лежащей Секлеции великаном.

— А где Слэй? — спросила Секлеция, оглядываясь.

— С тобой кто-то был? — не совсем понимая её, вместо ответа спросил стоящий человек.

— Вместе со мной на шаре был Слэй! Где он? — растерянно спросила Секлеция. Совсем не поняв её вопрос, мужчины догадались, что с девушкой кто-то был, и начали подтягивать полотнище шара, которое накрыло лодку полностью. Оказалось, что Слэй лежит в углублении части шара и, вероятно, его приземление произошло намного комфортнее, чем Секлеции. Его вытащили сухим и невредимым и положили на носу. Секлеция озабоченно его осматривала в колеблющемся свете фонаря, а мужчины принялись освобождать лодку от шара. Правда, когда его собрали, то не смогли втиснуть в чемодан и затолкали кучкой на нос, уложив на неё Слэя. Когда суматоха закончилась, настало время вопросов. Секлеция не знала, насколько можно доверять её негаданным попутчикам, к тому же не представляла, где она находится. Даже, если бы она знала своё местоположение, ей это совсем не помогло бы.

Поэтому решила говорить правду, так как надеяться на Слэя не приходилось. Ещё она подумала о том, что не стоит говорить всей правды, а ограничиться минимальной информацией о себе. На своём ломаном русском, которому научил её Слепой в тюрьме, Секлеция кое-как рассказала мужчинам о своём полёте, умолчав о побеге. От них она узнала их имена и о том, что они следуют в столицу Райны, Лыбу. Она успела заметить, что Котин и Стах не очень откровенничают о своей поездке, но решила не допытываться. Путешествие в Лыбу, столицу соседнего с Тартией государства, её устраивало. Понимая, что всякий договор лучше укрепить деньгами, она порылась в карманах Слэя и предложила Котину и Стаху пару хутинок за их услуги в пути. Такая сумма более чем устраивала их, и они пообещали во всём помогать Секлеции. На том и порешили, после чего Секлеция прикорнула возле Слэя, а Котин и Стах до утра уже не ложились.

Когда солнце поднялось над горизонтом, лаская теплом окружающее пространство, Секлеция открыла глаза, щурясь от светила. Взглянув по курсу вперёд, она с удивлением увидела тёмную пелену, закрывающую всё северное полушарие.

Что-то тревожное носилось в воздухе, обостряя сверх всякой меры чувства, как будто оголяя нервы перед грозой. Тёмное небо на севере изредка разрезали молнии, ударяя в землю вертикально, точно долбили в одну точку, собираясь добраться до нутра планеты. С южной стороны, словно наперекор грозе, сияло светило, и, если не оборачиваться и закрыть глаза, то ласковая теплота быстро убаюкает лицо приятной щекоткой. Попутный бриз мощно подталкивал лодку к берегу, точно соревнуясь с тёмной стеной, идущей навстречу.

***

Заведение не отличалось презентабельностью, но что ожидать от портовой забегаловки. Молодой человек в чёрной шляпе и в таком же плаще сморщил нос, едва зашёл в заведение и направился к стойке, где одиноко сидел человек, изредка посасывая из глиняной кружки какое-то пойло.

Стряхнув с полей шляпы капли начавшегося дождя, молодой человек уселся на табурет, собираясь переждать ненастье под крышей. Стоящий за стойкой малый налил в кружку из бочки и молчаливо поставил перед молодым человеком.

Брезгливо пригубив, молодой человек с удивлением обнаружил, что пиво свежее и вкусное, отчего у него сразу поднялось настроение, а заведение уже не казалось таким сомнительным.

— Бук, — пробормотал сосед и молодой человек переспросил: — Что?

— Меня зовут Бук, — повторил сосед и молодой человек назвался: — Эйсин, — юноша сделал паузу и добавил: — Гай Эйсин.

Бук приподнял кружку и сделал приличный глоток, а потом застыл, уставившись глазами в одну точку, считая, что выполнил все правила приличия. Эйсин выпил пиво и выглянул в подслеповатое окно – дождь на улице закончился и можно уходить. Бросив мелкую монету на стойку, Эйсин надел свою шляпу на голову и направился к двери.

Солнце успело выглянуть из-за облаков и нагреть воздух. Слегка парило, и Эсина окинул взглядом тёмную тучу на небе, а потом отправился к дальнему причалу, где обычно тёрся рабочий люд.

— Спешишь? — раздался сзади насмешливый голос. Эйсин обернулся, с удивлением обнаружив позади себя Бука, знакомого из пивного заведения.

— Спешу, — сказал Эйсин, не очень желая продолжать разговор, но Бук упёрся пальцем ему в грудь. На ней красовалась триграмма – пристёгнутая бляха свободного человека первой ступени.

— По какому праву носишь такой знак? — ухмыльнулся Бук и Эйсин понял, что придётся дать отпор. Вытащив палку из-за спины, Эйсин сжал её посредине и ответил: — По праву рождения свободным человеком.

— Такой знак нужно заслужить, — ухмыльнулся Бук, вынимая свою палку. Они обменялись несколькими ударами, и Эйсин понял, что Бук – соперник серьёзный. Краем глаза он увидел, что из-за угла вышли две сомнительные личности с палками наперевес. «По мою душу!» — уяснил Эйсин и решил без боя не сдаваться. Он прижался к стене и приготовился дорого отдать жизнь.

— Бук, спорим, я вырублю этого чувака первым ударом! — ухмыльнулся один из подошедших, удерживая на плече суковатую дубину. Его улыбку быстро потушила палка – Эйсин не стал дожидаться своей судьбы и первым ударил верзилу по зубам. Приятель Бука грохнулся на землю и завыл, а на Эйсина обрушился град ударов, которые он через раз отбивал, пытаясь удержаться на ногах. С перекошенной рожей поднялся первый из нападающих, который прорычал, отплёвывая кровь:

— Бук, отойди, я его убью!

— Не стоит втроём на одного, — услышал Эйсин и краем глаза увидел, как к ним подошли двое крепких мужчин.

— Не лезь не в своё дело, — сказал Бук, замахнувшись палкой, но подошедший сгрёб его и бросил на стенку. Компаньоны Бука не стали ожидать своей участи и пустились в бега, предупредив на ходу: — Мы сейчас вернёмся.

— Нам следует уйти, — сказал Эйсин своим спасителям и поблагодарил: — Спасибо, без вас меня бы прикончили на месте.

— Что они от тебя хотели? — спросил тот, что обезвредил Бука.

— Триграмму, — показал на грудь Эйсин и богатырь огромной лапой придержал значок и пробормотал: — Вот он какой – знак свободного человека!

С сожалением отпустив триграмму, богатырь вздохнул и сказал своему попутчику, белобрысому парню в серой рубахе: — Пойдём Стах, нам следует поторопиться.

— Я могу вам чем-то помочь? — спросил Эйсин, чувствуя, что должен каким-то образом отблагодарить спасителей.

— Нам нужно найти лодку, идущую в столицу, Лыбу, — сказал белобрысый, тот, что Стах.

Эйсин наморщил лоб, а потом сообщил: — Я думаю, что смогу вам помочь! Идите за мной.

Когда троица ушла, Бук поднялся с земли, опираясь на стенку, с которую он неудачно познакомился, и совсем кротким голосом произнёс: «Ты ещё вспомнишь меня, гадкий недоросль!» — но если бы кто заглянул в глаза, то увидел бы в них упрямую, мстительную злобу.

***

Хутин, несмотря на то, что сдерживал себя, находился в сильном возбуждении. Наложница, убежавшая из-под носа, бесила его тем, что слегка понравилась Хутину, а ответила ему чёрной неблагодарностью. Предыдущая наложница, которую он скормил сазану, так надоела Хутину, что он наблюдал за её пожиранием с удовольствием.

То, что никто не спрашивал у Секлеции о её чувствах, властелина совсем не волновало. Как всегда, некстати, вспомнились детские комплексы и психологические проблемы. Он почувствовал себя неуверенно, отчего стал подозрительным, к тому же, по взглядам подданных, понял, что чего-то не знает. Пугающая неизвестность всегда превращала его в затравленную крысу, которая огрызается и пытается укусить. Зажав в углу свою камеристку, Хутин прошептал ей на ухо: «Говори, или скормлю сазану!» Последний аргумент оказался решающим и камеристка, хлюпая носом, рассказала, что все видели сон, в котором новая наложница властелина спала со сбежавшим дримом.

Вторую половинку сна, где властелин показался перед всеми голым со своим куцым достоинством, камеристка предпочла не рассказывать, оставив другим возможность порадовать Хутина. Известие о сне, где прелюбодействует его наложница, причём не с ним, острым ножом прошлось по нервам Хутина, вызвав в нём волну позора и жгучего стыда.

Если бы он узнал о продолжении сна, то, вероятно, убил бы камеристку, чтобы не утруждать себя спазмами унижения и бесчестья.

— Иди! — грозно сказал Хутин и девушка, опустив плечи, убежала. Её покорность слегка успокоила властелина, и он подумал, что следовало завести её в комнату и завалить на кровать, компенсируя свою неуверенность.

Отбросив на время коллизию с наложницей, Хутин подумать о том, что нужно найти нового дрима вместо сбежавшего, так как, если его найдут, то он умрёт медленной, а может быстрой смертью, в зависимости от настроения властелина. Попавший ему на глаза Слепой, идущий в сопровождении Бзына, только испортил ему настроение, к тому же удивлённо спросил: — В чём проблема, Ху?

Такая фамильярность в обращении к властелину покоробила Хутина, но, рассудив здраво, он решил, что некое подобие дружбы связывает их, поэтому сообщил:

— Твоя курва Секлеция сбежала с моим дримом.

— Так в чём проблема? — не понял Слепой: — У тебя, что, девок не хватает?

— У меня нет дрима, — сообщил властелин, сообразив, что циник Слепой, вероятно, прав.

— Я могу за него, — сообщил Слепой, понимая, что он, отчасти, виноват в том, что Слэй удрал на шаре, поэтому спросил: — Что нужно делать?

— Спать! — встрял Бзын, скорчив рожу на лице.

— Вот именно, — подтвердил властелин, — пойдём, выдам тебе запасной шлем.

Через полчаса Слепой получил кожаный шлем и отправился в башню, конвоируемый Бзыном. Хутин собрал отряд палочников во главе с Паутом и отправил их с приказом найти Слэя и Секлецию, арестовать и привести во дворец.

Слепой до позднего времени перекидывался в дурачка с Бзыном, а когда местное светило скрылось за горизонтом, удалил Бзына, а сам надел шлем и завалился на кровать. За столом на самой верхушке башни сидеть не захотел, так как, попробовав, посчитал такую позу неудобной для себя.

Сон оказался таким сладким, что он проспал утро, пока его не разбудил Бзын, который приволок обед. Слепой с аппетитом покушал и вышел с Бзыном на променад по улицам Мокаши. Встреченный им казначей властелина раскланялся с ними, взял под локоть Слепого и промолвил:

— Простите, что не отдал долг с утра.

С этими словами он отсчитал десять хутинок и положил их в руку Слепого. Новоявленный дрим поблагодарил и подумал, что должность, которую он занял, весьма прибыльная, отчего настроение у него поднялось. Но, подошедший распорядитель властелина его слегка удивил, так как наградил Слепого семью хутинками, всё время извиняясь. Слепой подумал, что в Тартии такая традиция, давать мзду новому дриму, поэтому отказываться не стал. Когда же к нему подошли ещё несколько сановников властелина, награждая его монетами, то Слепой забеспокоился, так как знал, что если дают, то могут что-то забрать. В замке властелина его встретил сам Хутин, который, широко улыбаясь, сказал:

— Похвально, похвально! Я сам краем глаза поспал.

Тут к Хутину, извиняясь и краснея, приблизился его повар, который, постоянно сбиваясь, отсчитал двенадцать монет властелину и шесть хутинок Слепому. «За что же Хутину платят?» — удивился Слепой, но лишнее спрашивать не стал – правда сама раскроется. Хутин извинился и пожелал ему приятных снов, подмигнув при этом правым глазом, после чего отправился на совещание правительства Тартии. Когда они вышли из дворца, Слепой спросил у Бзына: «Ты спал?» — на что тот бодро ответил: «Да!»

— Что ты видел во сне? — спросил Слепой.

— Ничего! Я спал, как убитый! — радостно воскликнул Бзын. «Дуракам сны не снятся!» — с разочарованием констатировал Слепой.

За такими приятными и радостными событиями Хутин, слушая доклад одного из чиновников, пропустил мимо ушей его сообщение о небольших волнениях в западной части города, а также о появившейся банде разбойников, в которой главный – какой-то «Кот».

***

Стах и Котин шагали за Эйсином вдоль реки Депры, которая впадала Потийское море. В этом месте окраска воды менялась – в море преобладал голубой цвет, а по мере продвижения по реке вверх менялся на тёмно-синий. Берега реки топорщились лодками, баржами, парусными судами, возле которых суетился разношерстный народ – надменные моряки из Тартии, хитрые мореходы Райны и простодушные матросы Белды.

Баркас с опущенными парусами, к которому они подошли, стоял рядом с деревянной баржей, груженной большими открытыми бочками и ящиками. Всё вокруг провоняло рыбой, что не удивительно, так как большинство судов возили добычу вверх по течению. Возле баржи возились несколько человек, к которым подошёл Эйсин и принялся что-то горячо обсуждать. Мужчины бросали взгляды на Стаха и Котина, не переставая усиленно жестикулировать. Наконец, дискуссия закончилась, и растрёпанный Эйсин подошёл к Стаху и Котину.

— Вас возьмут, если будете работать вместе с остальными, — сообщил Эйсин и добавил: — Спать будете на барже.

Ударили по рукам и Стах с Котиным отправились в устье реки, где на лодке осталась Секлеция и спящий Слэй. Когда она заметила их на берегу, то обрадовалась, так как подумала, что больше их не увидит. Они сели за вёсла и направили лодку в устье реки, а потом долго и медленно гребли до баркаса. Лодку привязали к барже, куда перенесли Слэя, которого уложили на корме, недалеко от румпеля.

Оказалось, что мужчины – братья Эйсина. Старший из них, по имени Гай Гретор, увидев Секлецию и лежащего Слэя, подошёл к барже и сообщил:

— О них мы не договаривались.

Теперь пришлось вести переговоры Стасу и Котину. Договорились, что Секлеция станет готовить пищу на всех. Больше всего этому обрадовался Эйсин. Вероятно, до этого ему приходилось заниматься кухней.

В тот же день они покинули порт Дес вместе с семью братьями Эйсина. Правда, перед этим пришлось потрудиться – тяжелая баржа не хотела отрываться от берега, и её довелось, забравшись на безлюдный остров в устье реки Депры, дергать верёвкой, перекинутой вокруг столетнего одинокого дуба. До вечера дул попутный ветер, в связи с близостью моря, и баркас, распустив паруса, бодро тянул баржу, а потом, к ночи, пришлось заночевать, бросив якорь посредине реки.

Эйсин, целый день таскавший румпель на барже, ужасно устал. Когда, с помощью Стаса и Котина, он сбросил якорь, то привалился к спящему на корме Слэю и заснул, забыв об ужине. Секлеция, накормив братьев, перебралась на баржу с помощью лодки Стаса и Котина. Наложив в тарелки сваренную кашу, она оставила котелок и отправилась к Слэю.

Лицо у дрима обострилось, точно он умер, но, когда Секлеция приложила ухо к его губам, то слышала тихое дыхание. Юноша похудел, а как его, спящего, кормить, она не знала. Ей жутко мешал Эйсин, лежащий с края, но она ничего не могла сделать. Прикорнув рядом, она, не заметила, как заснула.

***

Стоит сказать, что проснулась Секлеция перепуганная – во сне ей приснилось, что бородатый Гай Гретор ругает её за то, что она не помыла посуду. Схватившись, она собиралась бежать, но тут заметила, что Эйсин обнимает Слэя и как-то слишком близко к нему лежит. Немного растерянная, Секлеция потянулась и заглянула на Слэя.

То, что она увидела, повергло её в шок – Эйсин, прижавшись к Слэю, целовал его в губы, закрыв глаза. Такое кощунство взбесило Секлецию, и она на всю реку закричала:

— Что ты делаешь?

К её ещё большему удивлению Слэй открыл глаза, отрывая губы от Эйсина, и спросил, глядя на Секлецию:

— Почему кричит эта женщина?

Проснувшись от криков, Эйсин смущённо покраснел, так как, вероятно, вспомнил последние свои действия, но не понял – случилось ли это наяву или во сне. Слэй, наоборот, обнял Эйсина осознанно и снова спросил его:

— Почему кричит эта женщина?

— Слэй, ты что, меня не узнал? — спросила Секлеция.

— Почему не узнал? Тебя зовут Секлеция, — изрёк Слэй, и сказанное им вторично повергло её в шок, и она не знала, что сказать. Зардевший Эйсин, наоборот, отчего-то, обрадовался и не пытался скрыть своё отношение к Слэю.

— Я голоден, как собака, — сказал Слэй.

— И я — смущаясь, сказал Эйсин.

— На носу котелок с едой, — машинально пролепетала Секлеция, а Эйсин и Слэй, взявшись за руки, отправились на нос, где нашли только одну тарелку, оставленную Эйсину, а котелок оказался чист. Слэй и Эйсин сели рядышком за стол и начали черпать ложками из одной миски. Такого Секлеция выдержать не могла и сказала проснувшемуся Котину:

— Отвези меня на баркас, мне нужно помыть посуду.

Котин, заметив настроение Секлеции, оглянулся, увидел сладкую парочку, удивился, но промолчал. Когда они прибыли на баркас, оказалось, что посуда уже чистая, и совсем расстроенная Секлеция забралась в маленькую каюту на носу, выделенную ей, и проплакала полчаса, а потом вышла, умылась из ведра, которое её предупредительно подставил Гай Гретор, и принялась готовить завтрак.

— Не переживай, всё наладится, — сочувственно сказал ей Гретор, так как узнал о её печали от Котина, но тот не сообщил о причине, потому что и сам не знал. Секлеция, не совсем разбираясь, о чём говорит Гретор, поняла его слова участия и бросилась ему на грудь. Она немного поплакала, намочив его рубашку, а он успокоительно сказал:

— Мы за тебя любому свернём голову, — отчего Секлеция засмеялась, удивив Гретора. Не могла же она сказать, что источником её печали является брат Гретора. Со временем она, общаясь больше всего с братьями Эйсина, нашла их добрыми, услужливыми и душевными. Секлеция видела, что братья за ней ухаживают, как за сестрой, и ей такое положение вещей понравилось, отчего она повеселела и невольно отвечала улыбкой на их слова.

Правда, когда она бросала взгляд на баржу, её лицо темнело, навевая на глаза грусть. К тому же она больше никогда не возила обеды на баржу, предоставив данное занятие Котину и Стаху. Камень, брошенный кем-то в лоб Слэя, почему-то вышиб из его памяти отношения с Секлецией, а Эйсин, невольно поцеловавший его во сне, возбудил в нём любовь. Если бы он подробно объяснил это Секлеции, то её романтичная натура назвала бы Слэя спящий принцем, а Эйсин – разбудившая его принцесса.

Только с принцессой не повезло, так как она оказалась мальчиком. Секлеция, прожив много лет на Земле, знала, что там отношения двух мужчин пусть и не нравятся, но и не осуждаются, поэтому считала связь Слэя и Эйсина нормальными. Правда, через некоторое время, достаточно хорошо изучив певучий язык братьев Гай, она узнала, что Эйсин – девушка. Известие о том, что Эйсин не парень и, даже, не Эйсин, а Эйсинора, поразило Секлецию, как в одно мгновение рухнувшее мироздание, и её не покидало ощущение, что её нагло и подло обманули.

Выросшая в окружении мужчин, Эйсинора одевалась, как братья, да и привычки её напоминали мужские. Дралась она наравне с другими братьями и палкой владела великолепно, в чём мог убедиться Слэй. Но, увидев спящего дрима, она во сне размечталась и невольно поцеловала его, чем вывела Слэя из комы. Получив такой красивый подарок, Эйсинора не собиралась его никому отдавать и, скорее, убила бы любую другую женщину, притронувшуюся к Слэю. Так что то, что Секлеция отсутствовала на барже, спасло её от гнева Эйсиноры, иначе мексиканская девушка лежала бы на дне Депры.

Братья Эйсиноры скоро догадались, что их сестра влюбилась в ожившего Слэя, но своего мнения не выражали, только бросали настороженные взгляды на бывшего дрима. Может быть, они даже обрадовались, так как их неспокойная сестра доставляла им много хлопот, а в последнее время, в силу своей влюблённости, ходила, как пришибленная и всем улыбалась.

Расстановка сил так и осталась: Стах, Котин и оживший Слэй вместе с Эйсинорой сопровождали баржу, а семь братьев находились на баркасе, управляясь с парусами. В трудные минуты, взявшись за канат, братья тянули баржу руками, а Стах и Котин и Слэй брались за жерди.

Полноводная река во многих местах разливалась по низине, образуя цепочку озёр, соединённых между собой руслом реки Депры. Такая её структура способствовала парусному судоходству как вниз по реке, так и вверх, до самой столицы, Лыбы. Монотонная работа нравилась Стаху, так как, занимая руки, оставляла голову свободной, насыщая её разными мыслями и рассуждениями.

Ему нравилась работа на барже и, если бы братья Гай разрешили, то он бы с удовольствием плавал по реке вместе с ними. Он снимал рогожки с бочек, помешивая воду деревянной лопатой в виде гребешка, чтобы рыба не задохнулась и не уснула. Иначе её не доставишь живой до столицы. Закончив с бочками, он принялся подметать палубу, поглядывая на Слэя и Эйсинору, которые сидели рядышком возле румпеля и обнимались.

«Доиграются!» — незлобиво подумал Стах и поднял мешок Котина с сасом, положив его на доску, придавливающую рогожку. Закончив подметать, он повернулся, чтобы положить мешок на место, но его не увидел. Чуть-чуть озадаченный, он оглядывался вокруг, но нигде мешка не нашел. Поискав ещё раз, он увидел насмешливый взгляд Эйсиноры.

«Вот, зараза, спрятала», — подумал Стах, совсем не сердитый на девушку. Дальнейший осмотр ничего не дал и он ещё раз посмотрел на Эйсинору.

— Что-то случилось? — невинно спросила она.

«Ещё и притворяется!» — хмыкнул Стах. Подошёл Котин и спросил:

— Что случилось?

— Эйсинора спрятала твой мешок с сасом, — сдал девушку Стах.

— Я ничего не прятала, — искренне возмутилась девушка. Если бы Стах был на месте Котина, то, несомненно, ей бы поверил, но так как данный казус случился с ним – доверия к Эйсиноре отсутствовало. Котин, больше недовольный тем, что Стах озвучил наличие у них саса, предпочёл бы не раздувать скандал, поэтому предложил Стаху: — Поищи лучше.

Тот, кто принимал сас, не видел сны, навеянные дримом, становился раздражительным и агрессивным, а со временем сходил с ума. По крайней мере, так рассказывали. Как всегда, находились любители запретного, поэтому сас ценился очень дорого. Возможно, потому, что его доставка в столицу чревата неприятностями. Распространителя саса в лучшем случае ожидали удары палок, а в худшем – допросы в подвалах Канцелярии. Корсаты Канцелярии находились во всех странах, а подчинялись только Дарующему.

Так как никто, кроме Хутина, не видел Дарующего, подчинялись властелину, его заменяющего. Поиски мешка с сасом ничего не дали, тем более что к ним с удовольствием присоединились Слэй и Эйсинора.

— Может, мешок упал в бочку? — предположила Эйсинора. Стах, поняв, что она спрятала мешок где-то за бочками, снова обшарил угол, но ничего не нашёл.

— По-моему, ты тёрся возле этой бочки, — сказала Эйсинора, вытягивая из воды намокшую рогожку, и добавила: — А мешок упал на дно, — с этими словами она опустила руку в воду и вытащила мешок из воды. Вероятно, сас растворился в воде, так как мешок похудел вполовину.

— А рыбки дохлые! — отчего-то со смехом сообщила Эйсинора, несмотря на то, что Стаху было не до веселья. Укоризненный взгляд друга Котина не радовал, но что скажут братья за испорченную рыбу! «Вот и поработал!» — с горечью подумал Стах.

— Я не скажу Гретору, — успокоила Эйсинора, продолжая хихикать.

— Что не скажешь? — спросил Гретор, переваливаясь через борт. Неожиданное его появление погрузило общество истребителей рыбы в ступор, но старшему Гаю ничего объяснять не пришлось – он сразу заметил сдохшую рыбу.

— Разложите её на палубе, пусть сохнет, — сказал Гретор, — продадим её в Кривом Роге.

— Там своей хватает, — сказал Котин, огорчённый потерей половины саса.

— Такой, как у нас, нет, — отчего-то загоготал Гретор и кивнул Слэю: — Иди со мной.

—А я? — пролепетала Эйсинора.

— Сиди здесь! — жёстко сказал Гретор и повёл дрима к шлюпке.

Развешивая рыбу за бочками в тени, Эйсинора напряжённо наблюдала за шлюпкой, идущей к баркасу, а когда Слэй и Гретор скрылись за каютой, прямо в брюках и куртке сиганула за борт, вплавь направляясь к баркасу.

Репликация третья. Мари

Мари лежала на шезлонге, наслаждаясь теплом солнечного дня. Несмотря на то, что такое происходило каждый день, ей не надоело простое созерцание окружающей природы и почти как растительное существование. Главным в её жизни оставалось то, что она любила, а её любили в ответ. Данное обстоятельство украшало её жизнь и делало Мари счастливой.

Том иногда делал сюрпризы, доказывающие то, что он её не разлюбил и считает Мари лучшим украшением и смыслом своей жизни. Однажды он засеял огромное поле красными маками, а когда они поднялись вверх, она, с высоты, прочитала надпись белыми цветами: «Мари». Иногда они ездили в горы, и, не отключая людские симпоты[9], спускались по бурной реке вниз, визжа от восторга и страха.

Как-то они оказались в карстовой пещере и долго бродили по ней, пока их не привалило в одном из ходов. Когда они выбрались оттуда, по завязку набравшись эмоций, Том признался, что сам устроил завал, отчего Мари долго, до икоты, смеялась. Она оставалась благодарна Тому за то, что он нашёл её на орбите планеты Тимурион и создал на ней для нее рай, а ещё построил прекрасный Замок Преображения. Что с ней случилось до этого, она не знала, да, в общем, и не интересовалась, так как с самого начала их общего существования чувствовала себя счастливой, любимой и обожаемой.

Мари знала, что Том развёл на планете людей, которых создал сам, а человека, управляющего сообществом смертных, привёз из планеты Земля. Она часто бродила по городам и деревням, становясь невидимой и наблюдая за жизнью людей. Том, всегда оставаясь в тени, сопровождал её, наблюдая за населением, и замечал в людях мелочи, которые ему не нравились.

По ночам специальные люди, которых называли «дримы» или «сновачи», транслировали то, что вкладывал им в голову Том. Таким способом он корректировал сознание созданных людей, чтобы уберечь общество от возмущения, непредсказуемого протеста или бунта.

Мари поддерживала деятельность Тома, так как сама любила наблюдать за его подопечными. Ей казалось, что человеческая жизнь очень похожа на слова или словесные выражения. Многие из наблюдаемых людей любят жить, как короткое слово или фраза. Для них сложноподчинённые предложения – излишняя роскошь и невероятная мудрёность.

Поэтому человеческие чувства у таких людей простые и, в большинстве случаев, полярные: любовь – ненависть, добро – зло, правда – ложь. Они не в состоянии различит полутона, которые играет жизнь, ведь им сложно выбрать, какой мелодии следовать.

Встречались и сложные экземпляры, «люди с изюминкой», как говорила Мари, которые не выживали в мире, созданном Томой, причиняя ему проблемы. Мари не вмешивалась, полагая, что её мнение дилетанта излишне и полагалась на мудрость Тома.

Правда, Мари совсем не нравился управляющий, привезенный из Земли, но Том говорил о том, что ему недосуг заниматься мелочами, а этот человек существенно в этом помогает. Она не стала настаивать на своём, но взгляды, бросаемые в её сторону управляющим, когда они его посещали, ей совсем не нравились. А в особенности не нравился аквариум управляющего, где болтался вечно голодный сазан, который о чём-то Мари напоминал, но в своих глифомах[10] она не нашла никаких сведений, а только редкие и неясные ассоциации.

Иногда Мари подключалась к снам, наблюдая за фантазиями дрима. Том давал только тему, а подробностями сон наполнял дрим. Последний из них, Слэй, нравился Мари, так как свой сон насыщал фантазиями, только изредка вплетая в ткань сна ненавязчивые нотки, рекомендовавшие людям чтить правителей и работать на благо страны.

Правда, что-то случилось с дримом, так как вчера, во сне, он целую ночь играл в карты с сановниками. Она спросила о странном сне у Тома, но он удивился, так как сам, вероятно, не контролирует дримов, полагаясь на правителей. Не откладывая дело в долгий ящик, Мари решила сама поговорить с дримом, тем более что знала его хорошо, хотя никогда не беседовала с ним наедине. Сиганув вверх, она взяла координаты Слэя и через мгновение оказалась рядом с ним.

— Привет, — сказала Мари и увидела, что попала не вовремя – Слэй был не один. Оглянувшись вокруг, она заметила, что находится на баркасе, который плывет по озеру или широкой реке. К этому следует добавить семерых суровых мужчин, сидящих напротив Слэя за длинным столом от борта до борта.

Братья Гай, пораженные появлением Мари, застыли на месте и не знали, что сказать. Перед этим они, науськанные Секлецией, собирались устроить Слэю фирменный допрос, чтобы узнать, сможет ли он прокормить свою семью в виде Эйсиноры и собирается ли хранить ей верность до скончания её веков. Зачем такой допрос понадобился Секлеции?

Тут были свои причины. Во-первых, она хотела немного отомстить Слэю за то, что бросил её, как и все предыдущие мужчины, а во-вторых, за ней ухаживали все братья Гай, и она хотела проверить на кого из них можно положиться. Оказалось, что на всех. Такая преданность братьев к ней тешила её самолюбие и нравилась ей, а если учесть, что сестра братьев может стать ей золовкой, то стоило позаботиться и о Эйсиноре.

— Мне кажется, я помешала разговору? — спросила Мари, порывшись в головах присутствующих. «Ничего себе!» — подумала она: «Этот Слэй ещё тот ловелас!» Она внимательно рассмотрела Слэя, но ничего интересного для себя не нашла. «Лучше Томы никого нет!» — с удовольствием констатировала Мари и продолжила разговор с собравшимися: — Если я вам мешаю – я могу уйти?!

— Нет, ты нам не мешаешь, — фамильярно поспешил сообщить Слэй, зная о том, что под защитой Мари ему ничего не грозит. Братья Гай так не думали и восприняли Мари, как одну их его бывших любовниц и их и без того суровые лица стали ещё мрачнея.

— Как давно ты её знаешь? — спросил Гай Грегор, указывая на Мари.

— Я знал её ещё до знакомства с Эйсинорой, — неосмотрительно сообщил Слэй, совсем не вкладывая в сказанное никакого подстрочного смысла. Мари, прочитав мысли братьев и Секлеции, которая стояла у дверей каюты, закрыла свой рот ладошкой и захихикала. Наложив на лицо равнодушную маску, она хихикала внутри, но потеряла контроль, отчего братья подумали, что неизвестная девушка над ними насмехается.

— Ты хочешь уйти с ней? — воскликнула Эйсинора, переваливаясь через борт. С её одежды ручьём текла вода, а чёрные угли глаз накалились и прожигали насквозь.

До этого она, вероятно, слушала всё, сказанное здесь, скрываясь за бортом баркаса. Ошарашенный Слэй потерял дар речи от такого обвинения и искал глазами помощи у Мари, надеясь, что она опровергнет слова девушки. «Разбирайся сам!» — хихикнула про себя Мари, собираясь смотреть с первого ряда интересный спектакль.

— Дайте ему палку! — воскликнула Эйсинора, собираясь наказать Слэя. Братья, хорошо знавшие свою сестру, с удовольствием вручили Слэю крепкую палку в два пальца толщиной. Эйсинора, сгорая от нетерпения, бросилась вперёд и нанесла своей палкой удар в мягкое место, которое Слэй не успел прикрыть своим деревянным оружием.

— Я не буду с тобой драться! — воскликнул он, на что Эйсинора ответила: — Тогда я размозжу тебе голову.

Она так бы и сделала, не прикройся Слэй палкой. Удары Эйсиноры сыпались, как град, но Слэй оказался искусным драчуном и парировал все её удары.

— Девочка моя, ты так хорошего дрима погубишь! — возмутилась Мари и, схватив Слэя поперек пояса, вознеслась в небо.

— Я тебя люблю! — раздалось с небес, а растерянная Эйсинора терялась в догадках, кому адресованы данные слова: ей или Мари, которая унесла дрима.

— Если захочешь увидеть Слэя, найдёшь его в Лыбе, — прогремело с высоты. Эйсинора, услышав сказанное, не знала, радоваться ей или плакать. От огорчения она прыгнула в воду и поплыла к барже, где Котин и Стах молчаливо подали ей руки, вытягивая на палубу. Весь день она сидела у румпеля, тупо глядя вперёд, а когда остановились на ночь, то, даже, не поужинала, а сразу завалилась спать.

***

Оказалось, что Гай Гретор как в воду смотрел – жители Кривого Рога, возле которого они остановились, рыбу, моченую в растворе саса, скупили сразу, стоило им только её распробовать. Воодушевлённый таким раскладом торговли, Гретор позвал Котина и сразу предложил ему продать остатки саса.

Тот, после некоторых сомнений, согласился, тем более что Гретор давал Котину большие деньги. Котин, никогда не державший в руках такой суммы, немного ошалел, а потом сообщил Стаху, что они для жизни в столице обеспечены.

Гретор, получив в своё распоряжение сас, высыпал его в бочку и наполнил её живой рыбой. Через сутки её вытащили и развесили вдоль палубы, а очередную порцию рыбы отправили в бочку с сасом. Рыба, продаваемая на ура, погрузила Гретора в радужное настроение, и он забыл о простой осторожности, иначе бы заметил постоянного наблюдателя на берегу. Тот настойчиво следил за баркасом, а ещё больше за Эйсинорой, которая, по-прежнему, находилась на барже. Когда время подошло к обеду, к наблюдателю присоединились два оболтуса.

— Смотрите за баржей в оба, — предупредил наблюдавший и один из пришедших его успокоил:

— Не волнуйся, Бук, у нас муха не пролетит.

Бук презрительно хмыкнул и отправился в портовый кабачок выпить кружку пива.

Секлеция в этот день сама привезла обед и, наложив в миски содержимое котелка, подсела к Эйсиноре.

— Не переживай ты так, — промолвила она, глядя на далёкий противоположный берег, — все мужики сволочи.

— Не все, — возразила Эйсинора и, на недоуменный взгляд Секлеции, добавила: — Мои братья так бы не сделали.

— Тут ты права, — легко согласилась Секлеция и вздохнула: все братья Гай ей нравились и, прямо, льнули к ней, но она не могла кого-нибудь выбрать.

— Я его видела, — призналась Эйсинора. Вероятно, ей хотелось поделиться данной новостью, но не с братьями же.

— Кого? — не поняла Секлеция.

— Я видела Слэя во сне, — повторила Эйсинора. Секлеция вспомнила, как раньше ей снился Слэй, и у неё в некотором месте стало горячо, хоть в воду прыгай, чтобы остудиться. Со вздохом отпустив Слэя, она вспомнила крепких братьев Гай и представила их на месте Слэя, отчего у неё разгорелся форменный пожар. Она хотела уже соскочить с места и плыть на баркас, когда Эйсинора сообщила:

— Он во сне признавался мне в любви.

Они молчаливо посидели рядом, думая каждая о своём, а потом Секлеция поднялась и великодушно предложила:

— Приедем в Лыбу, найдём твоего Слэя.

Она потискала успокоенную Эйсинору и погребла в лодке к баркасу. Поднятая крепкими руками братьев, Секлеция, загадочно улыбаясь, легко поднялась на борт и пошла в свою каюту. Открыв дверь, она оглянулась и увидела рядом самого младшего из братьев, Свона.

— Зайди, поможешь мне, — улыбаясь, сказала она, и Свон зашёл в тесную каюту. Секлеция закрыла дверь и, облегчённо вздохнув, впилась в безусые губы Свона. Дальнейшее безумие истощило силы, но погасило пожар, превратив его в приятное томление.

Когда они вышли из каюты, Свон покраснел и, стесняясь, прятал глаза, а Секлеция радостно и с любовью смотрела на братьев, не допуская никаких других толкований своего состояния, кроме как счастливого.

Когда наступил вечер, и все собирались ложиться спать, Секлеция, загадочно улыбаясь, громко сообщила:

— Этор, иди ко мне, — приглашая следующего брата в свою каюту, чтобы впредь не давать повода усомниться в её намерениях. Вероятно, братья поняли, так как добродушно подтрунивали над братом, искренне улыбаясь Секлеции, а она, под их взглядами, казалась ещё краше и соблазнительней.

***

По мнению народа, все правители сволочи, и редко кто оставляет добрый след в истории страны. А вот каждый правитель, наоборот, мнит себя великим и незаменимым, пока не исчезнет в волнах народного гнева и канет в забытье. Стоит человеку немного подняться над головами других, как он уже подвержен гордыне и у него возникает чувство вседозволенности и безнаказанности. То, что это не так и за всё нужно платить, они узнают потом, когда гнусные дела уже сделаны и многие жизни погублены. Люди подчас слепы и готовы обманываться, полагая, что путь, по которому их ведут – в светлое будущее. Тем ужасней их пробуждение, когда они понимают, что их использовали для сиюминутной выгоды и тогда многие пылают гневом, а другие, в глубоком разочаровании, впадают в глубокую хандру.

Все правители – сволочи! Даже если тебе дано право, и ты выберешь добрейшего и милейшего человека правителем – он всё равно превратится в сволочь. Потому что опираться ему не на кого. Народ – это вода, которая никогда не станет опорой. Народ, как могучая волна, может поднять на вершину, но с такой же лёгкостью сбросит вниз, в пучину, где претендент на правление сгинет в безвестности. То, что держит правителя – это его окружение, а оно никогда не бывает бескорыстным. И если его не кормить, оно переметнётся к другому претенденту, более щедрому.

В Райне руководил правитель Нук. Порывшись в его мозгах, Мари ничего человеческого не обнаружила, кроме тупой жадности и жестокости. «Зачем Том ставит таких правителей?» — ужаснулась она. «Разве нельзя подобрать нормальных людей?» — недоумевала Мари, полагая, что Том может это изменить. Она убрала свои симпоты из правителя, точно покинула паутину мерзкого паука, и, даже, передёрнулась телом от отвращения. Память ей подсказала, что однажды ей пришлось столкнуться с огромным пауком, и она до сих пор боялась членистоногих, какими безобидными они не казались.

Отправлять Слэя в столицу Тартии, Мокаши, не имело смысла, так как местный властелин, Хутин, снесёт ему голову, а оставлять его в Райне, где нужно славить такую тварь, как Нук, ей не хотелось. Она помнила прекрасные сны Слэя, слегка разбавленные постными восхвалениями Хутина, и понимала, что он занимается не своим делом. Чтобы как-то разрешить ситуацию, она мгновенно отправила дрима, сидящего на башне в Лыбе, в столицу Белды, Мен, так как тамошний дрим куда-то бесследно исчез, а Слэя оставила в Лыбе.

— Я не хочу быть дримом, — возразил Слэй, — и зачем ты меня унесла в Лыбу?

— По-моему, кто-то боялся, что его побьют? — с сарказмом произнесла Мари.

— Не в такой степени, чтобы оказаться в нескольких днях пути от любимой, — буркнул Слэй.

«И, правда, зачем я ввязалась в чужую жизнь?» — подумала Мари и предложила: — Хорошо! Я положу тебя на место!

Перспектива разговора с братьями Гай моментально испортила настроение Слэя, и он безропотно сообщил:

— Я поработаю здесь дримом и подожду Эйсинору.

Совсем расстроенная разговором, Мари вылетела в окно башни и, не любуясь с высоты красивым городом, сразу отправилась Замок Преображения. Не успела она приземлиться в саду, как возле неё оказался юноша с рыжей шевелюрой, который спросил:

— Неудачный день?

Мари решила, что за непроницаемую ограду сада забрался случайный абориген. «Том, видимо, убрал купол?!» — подумала она, но её симпоты сообщили, что защита на месте. Мари хотела переместить нарушителя границы за виртуальную черту, но у неё ничего не получилось. «Что за день?!» — возмутилась она и раздражённо спросила у незнакомца: — Вы кто такой?

— Меня звать Морриер, — сообщил мужчина, внимательно заглядывая ей в глаза. Мари подумала, что так смотреть на незнакомую женщину неприлично, но отчего-то сразу решила, что этому Морриеру её мнение безразлично. Есть такие мужчины, которым наплевать на чужое мнение и они делают то, что нравится им.

— Мне нет дела до вашего имени, поэтому – до свидания!

Сообщив своё «фе» наглому посетителю, Мари схватила его и отправила за купол. Но ничего не произошло. Морриер, как стоял на месте, так и остался, а израсходованная сила подло сработала на тело Мари отдачей, отчего она шлёпнулась на землю. Морриер, улыбаясь, протянул Мари руку, чтобы помочь ей подняться. С раздражением оттолкнув его руку, Мари поднялась, чтобы наброситься на незнакомца, но он сам убрался, сообщив перед этим: — Я надеялся на более тёплую встречу.

«С какой стати?» — возмутилась она, но незнакомец уже исчез, как будто растворился в воздухе.

«Кто он такой?» — задалась вопросом Мари, понимая, что встретилась с силой, соизмеримой ей. Совсем расстроенная, она отправилась во дворец, с пафосом названный Томом, как «Замок Преображения».

Ночью Слэю снилась прекрасный сон, в котором они целовались с Эйсинорой, а потом долго ласкали друг друга, после чего занялись любовью. Мари не напрасно выделяла Слэя из всех дримов, так как он виртуозно использовал свою фантазию, разбавляя её фактами из жизни, отчего картинки из снов выглядели правдоподобно. Братья Гай, увидев в таком виде свою сестру, хмурили во сне брови, а утром собрались для короткого совещания, на котором решили прижучить Слэя по полной программе, как только его поймают. Эйсинора тоже видела сон, и то, что они делали вместе со Слэем, ей понравилось, хотя в действительности у них с дримом любовные утехи заканчивались только поцелуями.

Мари, не имея надобности спать, паслась в голове дрима, испытывая вместе с ним его любовную интригу. Она с радостью подумала, что небольшая разлука только укрепит любовь Слэя и Эйсиноры.

Правитель Райны, Нук, во сне видел кошмары, так как боялся, что у него украдут все хутинки, наворованные за время работы, а когда кошмары кончились, перед его внутренним взором открылась картинка, на которой молодая пара занималась любовью. Так как у правителя имелись проблемы в сексуальном плане, сон ему не понравился, отчего утром он спросил у своего распорядителя:

— Коль, что у нас делает дрим? Почему мне всю ночь снилась какая-то баба? И никто меня не хвалил?

Коль, который спал без задних ног и никогда не видел никаких снов, подумал про себя, что хвалить правителя не за что, а Нуку глубокомысленно заметил:

— Может, тебе стоит завести новую жену?

— Я с нынешней женой не знаю, что делать, — пожаловался Нук, — ходит по дворцу и шилом надкалывает все фрукты.

Сексуальные сны транслировались несколько ночей. В одно утро Слэй лежал на кровати, закинув руки за голову, и бессмысленно разглядывал не оштукатуренный потолок в своей комнате. По сравнению с комнатой в Мокаши, что в столице Тартии, данное помещение и рядом не стояло, поражая своей убогостью. «Как я могу показать её Эйсиноре?» — огорчился Слэй, и напоминание о своей любимой, снова облекло его душу унынием и печалью.

— Уважаемый дрим, к вам можно? — раздался голос за круглым окном и Слэй вскочил, как ошпаренный – кто-то за стеной умудрился забраться на такую высоту.

***

Когда, через пару дней, Эйсинора с утра попала на баркас, то весьма удивилась поведению братьев и Секлеции. Каждый из её ближайших родственников вёл себя, как хмельной, стараясь непроизвольно дотронуться до девушки. Эти лёгкие прикосновения действовали на Секлецию возбуждающе, зажигая её глаза, в которых тонули все мужчины. Эйсинора, обнаружив, что её братья свихнулись на Секлеции, а рассматривая её умиротворённое лицо, догадалась и спросила:

— Ты что, спишь со всеми моими братьями?

— Я же их люблю, — улыбаясь, ответила Секлеция.

— А они? — спросила Эйсинора.

— А они меня обожают, — прикрыв глаза, ответила Секлеция, улыбаясь чему-то своему.

— Дикость какая-то, — пробормотала Эйсинора, пытаясь представить себе нескольких любимых, но кроме Слэя никого вообразить не могла.

Секлеция так не думала, поэтому, от избытка чувств, обняла Эйсинору и потискала, чем только её напугала.

— Если мои братья будут из-за тебя драться – я тебя сама убью! — пообещала Эйсинора.

— Хорошо, — согласилась Секлеция и чмокнула её в щеку. Эйсинора представила, как все её лохматые братья голыми окружили нагую Секлецию, и от этой картины ей стало дурно. «Чокнутые здесь все!» — подытожила Эйсинора и убралась на баржу, чтобы не лицезреть этого безобразия. Стах и Котин, увидев её состояние, ожидали, что она с ними поделится новостью, но, красная как рак, Эйсинора молчала, как партизан.

А что ей оставалось делать? Любимый укатил в столицу, Лыбу, с незнакомой женщиной, к тому же, неизвестно, любит ли он Эйсинору или воспользовался случаем и удрал. Сначала она винила братьев в потере своего любимого, но, поразмыслив, решила, что братья правы, когда хотели узнать намерения дрима. Она и сама хотела бы их узнать, только всему помешала неизвестная женщина. «Кто она такая?» — задала себе вопрос Эйсинора, но ответа найти не могла. Подумав ещё, она с сожалением решила, что неизвестная дама оказалась права, так как Эйсинора, точно, прибила бы Слэя.

От огорчения она дёрнула румпель, и баржа вильнула к берегу. Посмотрев вперёд, Эйсинора увидела, что баркас приостановил ход, так что канат, тянущийся к барже, изогнулся дугой, чуть ли не до воды. К борту баркаса пришвартовалась шестивесельная шлюпка, из которой на катер поднялся чиновник в синем костюме с белыми обшлагами. После недолгого разговора братья поправили паруса, и пошли к берегу в направлении города Деп. Эйсинора повернула баржу за баркасом, оставаясь в неведении, что там случилось.

Когда они пришвартовались возле пирса, Эйсинора увидела, что их там ожидает группа людей, среди которых она заметила Бука с дружками. «Что он здесь делает?» — подумала она, соображая, какую пакость можно ожидать от этой банды. Она подошла поближе к братьям и услышала от чиновника:

— Вы подозреваетесь в том, что перевозите сас, — сообщил он, взглянув на старшего брата, Гай Гретора.

— Мы не имеем дело с сасом, — сообщил Гретор.

Подручные чиновника забрались на баркас и принялись за обыск, после чего перебрались на баржу. Обшарив всё вокруг, помощник принес чиновнику связку сушеной рыбы и сообщил ему, что на судне саса нет. Растерянный чиновник недовольно оглянулся на Бука, стоящего у борта, раздражаясь тем, что поверил шпане. Переломив одну рыбу и попробовав её, чиновник одобрительно чмокнул и сообщил Гретору:

— У тебя вкусная рыба.

Гретор вручил чиновнику ещё две связки рыбы и тот, уже довольный, собирался спускаться на пирс, когда его остановил подошедший Бук, который начал что-то шептать чиновнику на ухо. Лицо чиновника искривила недовольная гримаса, но, всё же, он повернулся и сказал Гретору:

— Я вынужден задержать вашего брата за разбой, — словно оправдываясь, чиновник добавил: — У него два свидетеля.

Товарищи Бука загалдели, но их взглядом остановил чиновник.

— Какого брата? — не понял Гретор.

— Его звать Эйсин, — крикнул Бук и показал пальцем на Эйсинору.

— Она нам не брат, — возразил Гретор.

— А кто же? — оторопел Бук.

— Сестра, — сообщил Гретор, и зеваки на пирсе громко рассмеялись. Чиновник тоже улыбнулся, но потом натянул на лицо строгое выражение и сообщил Гретору:

— Я вынужден её задержать до выяснения обстоятельств дела.

— Мы не отдадим Эйсинору, — нахмурился Гретор, а остальные братья решительно стали за ним, наглядно демонстрируя свои намерения. Помощники чиновника подняли палки, собираясь силой содействовать исполнению чиновником своего служебного долга. Ссора, которая желала вот-вот разразиться, внезапно прервалась появлением на сцене нового человека. Его наряд не походил на одежду моряков или чиновников. Странноватый для здешних мест чёрный костюм, в котором щеголял незнакомец, поражал изысканностью. Белую рубашку, выглядывающую на груди из-под костюма, украшал невиданный здесь галстук-бабочка. Только рыжая буйная шевелюра на голове не вписывалась в имидж незнакомца

— Об Эйсиноре не беспокойтесь, я заберу её сам, — сообщил незнакомец, подходя к девушке, которая вовсе не испугалась, а с весёлым озорством наблюдала за тем, что произойдёт дальше.

— Если вы помешаете мне исполнить свой долг, я вас посажу в изолятор, — сообщил чиновник. Братья, хмуро глядя на нового претендента получить в свои руки Эйсинору, крепко сжимали кулаки, собираясь поколотить незнакомца.

— Ты не будешь возражать, если я возьму тебя на руки? — спросил рыжий кудрявец у девушки.

— Нет, — хихикнула Эйсинора.

— Сем футов под килем, — пожелал незнакомец братьям и исчез вместе с Эйсинорой на руках.

Братья пожелания не поняли, так как не знали, что такое «фут», а исчезновение сестры их огорчило и опечалило, потому что своей силой они ничего изменить не могли. Чиновник предпочёл удалиться, так как задержанную девушку похитили на глазах. Доказывать начальству, что похититель летает в воздухе, он не желал, так как после такого объяснения его посчитают сумасшедшим и сразу уволят.

***

— Вы пригласите меня войти? — снова спросил незнакомец, вопросительно и иронично глядя на Слэя. За открытым круглым окном дрим увидел висящего в воздухе рыжего щеголя, который с интересом заглядывал в комнату. То, что незнакомец висит в воздухе, Слэя не очень удивило, так как он знал о таких способностях у Тима и Мери. Последняя несколько дней назад притащила его в Лыбу, перемещаясь в небе, как пушинка, и поселила в башню дрима, отправив предшественника в Мен, столицу страны Белда.

Слэй шире открыл окно, чтобы незнакомец забрался внутрь, и тот не отверг приглашение, а заплыл в комнату. Внимательно осмотрев помещение, незнакомец присел на кровать и дружелюбно произнёс:

— Приятно познакомиться, меня зовут Морриер, а тебя, насколько я знаю, Слэй….

Дрим кивнул, ожидая, что скажет гость. Впрочем, говорить гость не спешил, а упруго оттолкнулся от кровати и, как мячик, несколько раз подпрыгнул в воздух.

— Ложись рядом, — предложил Морриер и Слэй прилёг с края кровати. При следующем взлёте гостя Слэй взвился вместе с ним, ощущая в теле лёгкость и эйфорию.

— Я хочу предложить тебе сделку, — сказал Морриер, не прекращая полёты над кроватью. — Не думай, что я тебя хочу обмануть, так как твоё желание я выполню прежде, чем ты – моё, — проделав ещё несколько прыжков, Морриер продолжил: — Ты будешь распространять мои сны, а твою защиту и все остальные неприятности я беру на себя.

— Ты хочешь, чтобы я исполнил твоё желание? — закончил Морриер.

— Хочу, — улыбнулся дрим, воспринимая ситуацию, как комичную. Морриер хлопнул ладошкой по его ладони и прямо от кровати поплыл к окну.

— Ты не знаешь моего желания, — улыбаясь, крикнул ему Слэй.

— Я знаю твоё желание, — возразил Морриер, и его рыжая шевелюра исчезла из вида. Слэй улыбнулся и подумал, что Морриер, который здесь развлекался, всего лишь шутил, а его затаенного желания не знает. Он вздохнул и лёг на кровать, раскинув руки в сторону. Выходить на улицу не хотелось, несмотря на то, что Лыба, как город, намного уютней Мокаши, и изобиловала прекрасными парками, а ещё – благожелательными жителями.

Внезапно, на грудь Слэя опустилась Эйсинора, которая, не долго думая, присосалась к его губам. Слэй, ощущая сладость поцелуя, потерял пространственную ориентацию и подумал, что спит. Жаркие объятия Эйсиноры так ярко напомнили ему предыдущие сны, что Слэй совсем в этом уверился. Не сопротивляясь настойчивости Эйсиноры, Слэй возбуждённо обнимал девушку, лаская её руками.

— Я твоё желание выполнил, — услышал он голос и, отвлекаясь от любимой, увидел заглядывающего в окно Морриера, который ехидно улыбался. Закрыв за собой окно, рыжий волшебник исчез, а Слэй, не очень погружаясь в раздумья, повернулся к своей любимой, которая сообщила:

— Я хочу так, как во сне, — она покраснела, закрывая глаза, и снова впилась в губы Слэя. Действительность оказалась намного приятней сна, а глубина чувств, испытанных девушкой, погрузила её в такие эмоции, что сердце и ум отказывался верить ощущениям.

В этот вечер многие долго не могли заснуть, а когда Слэй, оторвавшись от Эйсиноры, занялся делом, то все увидели сон весьма необычный, если не сказать – убийственный.

***

— Коль, что я не то сделал? Я что-нибудь украл? — допрашивал правитель Нук своего распорядителя Коля. Сон, который приснился правителю, очень ему не понравился. В нем какой-то франт рассказывал про все уловки Нука для увеличения своего личного состояния.

— Ничего лишнего, только то, что положено, тридцать две мотни[11] семь котомок[12] хутинок, — успокоил его Коль.

— Коль, непостижимое число, округли, — ухмыльнулся правитель Нук.

— Тридцать три мотни, — поправил Коль.

— Коль, ты знаешь, звучит красиво! Почему говорят, что я не вижу красоты? — довольно потёр руки Нук.

— Завидуют, — честно признался Коль, так как ему до такой суммы ещё завидовать и завидовать.

— Приведи этого умника-дрима ко мне, я его научу правильно спать, — распорядился Нук и Коль, получив распоряжение, с облегчением отправился за дверь.

Мари тоже видела сон, а когда узнала во франте человека, который ей назвался Морриером, то с раздражением вспомнила свою встречу с ним. Что-то настойчиво задевало её в этом человеке, а что – она понять не могла. Она не стала говорить о сне Тома, считая, что это не её дело, тем более что говорить ей, почему-то, не хотелось.

Секлеция, как и все, видела странный сон. Если махинации правителя её ничуть не волновали, то любовные игры Слэя и Эйсиноры напомнили ей былое, отчего она немного расстроилась и опечалилась. С ней никого из братьев Гай не было, так как у неё начались женские дни, а не то они не поняли бы её печали.

Правда, дни уже кончились, но Секлеция не спешила радовать братьев, так как бессонные ночи ей уже порядком надоели. Утром она встала, но выбираться из кровати не спешила – братья её жалели и часто сами справлялись с нехитрым изготовлением завтрака. Она, не расчёсывая, подобрала волосы и сколола их затейливой заколкой, которая досталась ей в наследство от бывшей любовницы Хутина.

Воспоминание о её судьбе, как щипок струну, задело душу Секлеции, и она сняла заколку, но поспешила и больно дёрнула себя за волосы. Кое-как вытащив её из волос, Секлеция отставила её в сторону, намереваясь выбросить её за борт. «Нужно подниматься!» — вздохнула она, но неожиданный треск заставил её вздрогнуть. Выпучив глаза, Секлеция увидела в каюте молодого человека, который, провалив крышу, оказался рядом с кроватью.

— Я не опоздал? — спросил он, радостно поглядывая на Секлецию.

— В самый раз, — иронично сказала Секлеция, представляя, что сделают братья Гай с молодым человеком.

— А ты похорошела, Александра! — рассматривая Секлецию, сказал юноша.

— Я не Александра, а Секлеция, — ответила она. Комплимент ей понравился, несмотря на то, что он адресовался другой.

— Ты поменяла своё имя? — удивился юноша.

— Даже не думала, — улыбнулась Секлеция

— Откуда у тебя эта заколка для волос? — спросил юноша, взяв в руку снятую Секлецией безделушку. Она рассказала, а юноша, точно проснувшись, внимательно рассматривал её, а потом мягко чмокнул в плечо и спросил, заглядывая ей в глаза: — Ты не будешь возражать, если я тебя навещу?

— Не буду, — захихикала Секлеция, представляя лица братьев Гай, когда неожиданный посетитель выйдет из каюты на палубу. «Они его утопят!» — с некоторой опаской подумала она, но ошиблась – юноша исчез в дырке на крыше каюты, словно его всосал гигантский смерч.

— С тобой ничего не случилось? — спросил Гай Гретор, просунув в двери взъерошенную голову.

— Со мной – нет, а, вот, крыше пришел каюк, — смеясь, сообщила Секлеция. Гретор не понял, по какому поводу Секлеция смеется, а уделил внимание непонятно как появившейся дыре.

— Что произошло? — спросил Гретор.

— Ко мне через крышу молодой человек приходил, — засмеялась Секлеция, говоря правду. Гретор, между тем, посчитал, что какая-то непонятная субстанция пробила крышу каюты и повредила голову Секлеции.

Молодой человек, недавно посетивший Секлецию, не направился, как она думала, в Мокаши, столицу Тартии. Он совсем не собирался узнавать у Хутина, откуда у него заколка, принадлежащая какой-то Александре, а полетел в Лыбу, столицу Райны, чтобы найти дрима Слэя.

Не зная его намерений, трудно судить, чего хочет добиться летающий юноша, который выпустил за спиной огромные белоснежные крылья. Так как юноша не торопился, а с интересом рассматривал раскинувшуюся внизу страну, то стоит поспешить к дриму, находящемуся в башне, так как внизу, возле железной двери, собралась целая толпа.

Посланные Колем палочники дубасили в дверь, оглашая окрестности тупым стуком, но дверь оставалась закрытой. Не стоит этому удивляться, так как Слэй и Эйсинора ещё отдыхали от любовного истязания и их вряд ли мог разбудить выстрел из пушки, которых на планете Тимурион не водилось. Наконец, старшему отряда надоело, и он остановил своих подчинённых, а сам сделал ладони рупором и крикнул:

— Дри-и-и-им!

Как ни удивительно, крик подействовал – Слэй выглянул в окно башни.

— Выходи! — предложил ему старший. Слэй пробормотал на ухо Эйсиноре: «Я сейчас!» — и по круговой лестнице потопал вниз. Стоило ему открыть дверь, как его подхватили под руки палочники и потащили в резиденцию правителя Нука. Тот сидел в кресле на возвышении, к которому вели две ступеньки, а Слэя поставили на колени внизу, удерживая за руки.

— Ты что же, козёл драный, позоришь меня перед народом, — злобно сказал Нук и переломил пальцами руки короткую палочку. Стоящий за спиной слуга быстро и незаметно сунул правителю новую палочку, которую тот стал теребить в руке. Руки Слэя отпустили, и он попытался встать, но его снова грубо поставили на колени. Ещё никогда со Слэем не поступали так бесцеремонно и жестоко.

Стоило сказать, что Слэй не помнил о том, что он позорил Нука в своих снах. Правда, не всё из снов сохранялось в памяти, поэтому, какой-нибудь эпизод мог присниться. Взвесив слова, Слэй произнёс:

— Я не сочиняю сны, а только транслирую. Если у вас есть какие-либо претензии к снам, вам следует обратиться к Преображённому Тиму, передав ему сообщение через властелина Хутина.

Видимо, ответ не удовлетворил Нука, так как он сломал две палочки подряд и злобно прорычал:

— Я тебя научу правильным снам! Дайте ему двадцать палок!

— Уважаемый Нук, Боюсь, что после двадцати палок дриму будет не до сна! — подал голос распорядитель Коль.

— Сорок палок! — проревел Нук, сломав три палочки вместе. Спорить с ним никто не стал и Слэя потащили во двор. Нук, выглядывая в окно, с садистским оскалом любовался тем, как Слэя положили на большую колоду и принялись дубасить палками с двух сторон. Нук, считая удары, загибал пальцы, но на втором десятке запутался. После экзекуции дрим, как ни в чём ни бывало, поднялся с колоды и бодренько потопал к воротам.

— Ко-о-о-ль! — громко воскликнул Нук и в дверях тут же появился распорядитель.

— Сколько палок

— Все, как полагается! — ответил Коль, понимая, что и сам может получить порцию палок.

— Не ври! — грозно навис над ним Нук.

— Один из палачей ошибся, — словно извиняясь, сообщил Коль. Увидев возмущённое лицо Нука, растерянно добавил: — Один из палачей ошибся и влепил лишний удар!

Ответ распорядителя поразил Нука, а за окном его взгляд наткнулся на удаляющегося Слэя. «Что за херня!» — возмутился Нук и сам вышел во двор.

— Ложись! — рявкнул он оторопевшему палачу. Бледный провинившийся лёг на колоду и Нук собственноручно наградил его пятью палками. Палач на третьей отключился, совсем разочаровав Нука. «Что за день сегодня?» — подумал он и раздражённо отправился во дворец, где уселся в кресло и молчаливо сидел до самого обеда, тупо уткнувшись взглядом в пол.

Слэй, весело посвистывая, шагал к башне, ощущая в душе благостную умиротворённость. Поутру он испугался, когда его потянули во дворец правителя Нука, в особенности тогда, когда первый из палачей со всего маха обрушил на него удар палки. Слэй тогда не почувствовал боли. Когда на него посыпались удары с двух сторон, то он, недоумевая, решил, что у него что-то с головой. Боли он, по-прежнему, не испытывал и только тогда вспомнил слова франта Морриера, его таинственного посетителя.

«Мне нечего бояться, я под его защитой!» — обрадовался Слэй, а чей-то чужой голос в голове хмыкнул и сообщил: «Я же тебе говорил, дурашка!» «Ты что, сидишь в моей голове?» — спросил Слэй незнакомого собеседника и тот ответил: «Иногда!» «А когда мы занимались любовью с Эйсинорой? — спросил Слэй. Собеседник подозрительно затих. «Эй!» — позвал Слэй. «Я занят!» — коротко ответил Морриер и добавил: «У меня времени нет наблюдать за вашими кульбитами!» «Видел», — понял Слэй, осознавая, что интимной обстановки больше не будет.

«Что скажет Эйсинора?» — подумал Слэй, а голос в голове возмущённо произнёс: «Зачем сообщать девушке о своих фобиях и распространять инсинуации!»

«Сам ты «инсинуация»!» — сказал Слэй, понимая данное слово, как ругательство. «От такой же инсинуации слышу!» — хихикнул голос внутри и резко заткнулся, видимо, выключился.

Эйсиноре совсем не икалось, когда её вспоминали при этом молчаливом разговоре, так как её в это время развлекал молодой юноша у окна, который, прежде всего, спросил о местонахождении Слэя. Эйсинора, выглядывая в окно, увидела юношу с белыми крыльями, но ничуть не удивилась, так как её, совсем недавно, по воздуху доставили на башню с баркаса. Тем более что лицо юноши изумляло чуть ли не женской красотой, к тому же он явно стрелял глазами в сторону Эйсиноры. Женское кокетство, проснувшееся в девушке, так долго пробывшей в окружении грубых братьев, побуждало Эйсинору отвечать юноше улыбкой, а полуопущенные ресницы глаз явно намекали на флирт.

Эйсинора ответила, что Слэй куда-то вышел, а она не знает, как скоро он придёт.

— Вы разрешите войти? — спросил юноша.

— Вам крылья не помешают? — поинтересовалась Эйсинора, на что юноша ответил, что они ему не помеха. Крылья куда-то исчезли, а юноша спрыгнул с подоконника в комнату, оглядывая непритязательное помещение. Эйсинора заметила его взгляд и покраснела, словно в том виновата она.

— Может, вы присядете? — спросила Эйсинора, так как в комнате, кроме кровати, другой мебели не имелось. Юноша кивнул и не только присел, а прилёг, опираясь на одну из подушек. Так как, разговаривать с лежащим неудобно, то Эйсинора прилегла рядом с юношей, разглядывая его профиль.

— Вам здесь нравиться? — спросил юноша, окидывая взглядом потолок.

— Нет, — честно призналась Эйсинора, разглядывая ни в чём не повинный потолок.

— Я мог бы соорудить для вас дворец, соответствующий вашей красоте, — сообщил юноша, поворачивая к ней голову. Эйсинора снова покраснела, в этот раз от смущения – никто ранее не предлагал ей дворец в подарок. Она подумала, что юноша привирает, чтобы соблазнить её. Словно услышав её мысли, юноша сообщил:

— Я не вру. Я могу соорудить вам дворец, стоит вам только захотеть. Без каких либо условий.

«Знаю я вас, мужчин! Наврёте три короба, чтобы искусить девушку!» — подумала Эйсинора.

— Напрасно вы мне не верите, — сказал юноша.

— Что вы хотите за свой воздушный дворец? — смеясь, спросила девушка.

— Хорошо! Раз вы так! — сказал юноша, слегка разочарованный ответом. — Поцелуйте меня, и я вам вручу ваш дворец, — сказал он, глядя ей в глаза.

«Такому красавчику поцелуя не жалко», — улыбнулась Эйсинора и чмокнула юношу в губы, завершая шутку. Правда, юноша ответил на поцелуй, который, к смущению Эйсиноры, несколько затянулся.

— Что вы здесь делаете? — спросил Слэй, рассматривая от двери картину «Не ждали».

— Шутим, — призналась покрасневшая Эйсинора, а юноша, сканируя голову Слэя, с удивлением нашёл в ней образы некоторых индивидуумов, которых не ожидал здесь увидеть.

— Я держу своё слово, — сказал юноша Эйсиноре, выпрыгивая в окно.

— Что он здесь делал? — спросил Слэй, обескураженный поведением своей любимой, а ещё больше, появлением неизвестного юноши.

— Тебя ждал, — сдвинула плечом Эйсинора.

— А что хотел? — ещё больше сконфуженный, спросил Слэй.

— Не знаю, — сказала Эйсинора, не меньше его озадаченная неожиданным посетителем. В этот вечер Слэй, выполняя свою работу, не остался спать с Эйсинорой, а поднялся на самую вершину башни, где и забылся тревожным сном. Жители Райны, Белды и часть территории Тартии видели во сне новые разоблачения правителя Нука, рассказанные рыжим франтом, больше похожим на клоуна.

Вперемежку с его рассказом, во сне мелькали эпизоды избиения дрима, которого принимали не иначе, как пострадавшего за правду. Эмоциональное напряжение, накрученное тугой пружиной, удерживалось в далёком уголке сознания, но для того, чтобы разбудить его, достаточно искры или лёгкого толчка.

Когда наступило утро, обитатели данной местности, как всегда, отправились на работу. Эмфатическое состояние души никак не отражалось на их внешнем виде. Только иногда, встречаясь взглядом с соседом, каждый понимал, что тот знает то же, что и он.

Репликация четвёртая. Слепой

Бзыну и Слепому неплохо жилось во дворце властелина Хутина. После сна Слепой завтракал в башне прямо в постели. Еду ему приносили от стола властелина, так что жаловаться на разносолы не приходилось. Откушав, Слепой, с помощью Бзына, одевался, после чего отправлялся во дворец на променад с сановниками властелина. Обычно, в это время происходили карточные расчёты за игру во сне. Благодаря фантазии Слепого, в его снах выигрывали не обязательно кумиры, а и прочие игроки, что вносило в игру необходимую неожиданность и интерес.

Правда, среди выигравших обязательно оставался Слепой и властелин. Их выигрыши не обсуждались, а почитались, как необходимые. Можно сказать, что властелину проигрывали с удовольствием, так как на утро Хутин улыбался проигравшему и трепал ему волосы на голове. Стоило сказать, что после назначения Слепого дримом, к властелину возвратился сон, и он с удовольствием дрыхнул по ночам.

Единственное, что портило Хутину кровь, так это наличие на планете Слэя. Его до сих пор не нашли, а от бригады ищеек и палочников приходили сообщения, которые только бесили властелина. Следы бывшего дрима нашлись в Райне, но и там Слэй пропал, унесённый кем-то по воздуху. «Что за бред они пишут?» — закипел Хутин, но расслабился и принялся медитировать. В таких случаях сосредоточенность мысли на отстранённом предмете всегда помогала властелину взять себя в руки. Впрочем, день выдался не совсем удачный, так как мысли плавно переплыли на Секлецию, о которой Хутин вспомнил с вожделением, но тут же вспомнил и то, что она сбежала.

От раздражения все результаты медитации пропали даром, да ещё вспомнился ночной сон, о котором с утра он забыл. Перебирая в памяти подробности, Хутин понял, что во сне продулся в пух и прах. Такая истина его поразила, и он подумал, что ему приснился чужой сон. Но рожи его сановных чиновников, которые попали ему на пути, непроизвольно украшали едва скрываемые самодовольные улыбки, а Хутин до последней хутинки вспомнил свои долги.

Он с раздражением позвал своего подскарбия и каждому выигравшему лично отдал проигранные хутинки. Правда, его лучезарная ухмылка вызывала не радость, а страх, и мгновенно гасила самодовольные улыбки выигравших игроков в карты. Получив свои хутинки они, старались мгновенно скрыться с глаз властелина, понимая, что сегодня не самый приятный день для приёмов.

Оставшись наедине и ещё более раздражаясь, Хутин приказал подскарбию: «Позови мне дрима», — и тот бегом полетел к башне. Слепой только что отобедал и пребывал в прекрасном настроении, когда получил приказ прибыть перед ясные очи Хутина. Ничего не подозревающий Слепой отправился во дворец властелина, по пути принимая выигрыши за ночную игру. Правда, рожи вельмож и сановников ему не понравились, так как в их взглядах сквозило нечто иное, чем радость от прощания с хутинками.

Весьма заинтригованный, Слепой решил, что узнает всё от Хутина, с которым оставался на близкой ноге. Правда, когда он оказался перед властелином, то сразу заметил угрюмое вытянутое лицо Хутина, а его взгляд, брошенный сбоку, не сулил ничего хорошего.

— Что за игру ты затеял? — спросил властелин, чем поставил Слепого в весьма затруднительное положение – своего сна он, как обычно, не видел, а узнать, у кого либо, не догадался. Был ещё вариант, что Хутин подозревает его в какой-то дворцовой интриге, но Слей никогда не встревал в чужие дела.

— Если что и произошло, властелин, то не по моей воле, — с покорностью в голосе сообщил Слепой, склонив голову. С такими, как Хутин, не стоит играть в тайны, а лучше сообщить правду.

— Меня обобрали в твоём сне, — зло сказал Хутин, а у Слепого полезли глаза на лоб, так, что слетели тёмные очки.

— Как? — воскликнул Слепой.

— Ты будешь наказан, — отстранённо сказал властелин, словно не замечая Слепого.

Два бугая схватили дрима и потащили в пыточную камеру, где его, без всяких церемоний, отдубасили палками. Слепой едва доковылял до башни, а в свою комнату добрался с помощью Бзына. Перешагнув порог, Слепой тут же упал на кровать и заснул сном без сновидений. Когда он проснулся, то почувствовал, что вся спина смазана какой-то воняющей гадостью.

Вероятно, Бзын позвал какую-то знахарку, которая, воспользовавшись невменяемым состоянием больного, провела свои целительные эксперименты. Впрочем, данная медицинская помощь избавила Слепого от боли, а спину он совсем не чувствовал, словно её замариновали. Он собрал в мешок свои вещи, а увесистый кошелёк с хутинками засунул во внутренний карман пиджака. Окинув всё взглядом, Слепой присел на кровать, словно перед дорогой.

— Ты уходишь? — догадался Бзын. Статус друга дрима, Бзына вполне устраивал, поэтому что-либо менять по своей воле он не собирался. Известие о том, что Слепой уходит, ошарашило Бзына, совсем заглушив остатки разума, поэтому он некстати спросил:

— А кто же останется дримом?

— Ты, — сказал Слепой, улыбаясь. Улыбка ещё больше озадачила Бзына, так как он никогда её не видел на лице Слепого. Совсем заторможенный, он проводил Слепого вниз, где тот сказал ему: «Прощай», — и обнял за плечи. Бзына, неожиданно для себя, совсем растрогался и у него непроизвольно покатились слёзы. «Прощай друг!» — с пафосом произнёс он, и принялся слюнявить плечо бывшего дрима. Такая фамильярность Слепого покоробила, и он остановил слюноизвержение коротким: «Хватит, я ушел!»

Бзын долго стоял у дверей башни, махая вслед огромным клетчатым носовым платком, который когда-то подарила ему мать. Что-то незаметное сдвинулось в его голове и заставило чувствовать себя совсем другим человеком. С каким-то новым ощущением он вспомнил, что стал дримом и ему следует идти выполнять свой долг.

Слепой уже пропал за поворотом, а Бзын поднял голову, рассматривая яркое звёздное небо, словно испрашивая у огненной спирали благословения. Крякнув, он натянул на длинный нос баскетбольную кепку с надписью «Chicago Bulls» и, перепрыгивая через две ступеньки, поднялся на вершину башни. Сняв свою кепку, он натянул на голову шлем, оказавшийся тесноватым, и присел за привинченный к полу стол. «А что, если я не засну?» — с ужасом подумал он, перебирая в уме картинки своей казни, и не заметил, как захрапел, так как пережитое за день сломило его могучий организм.

***

Дорога, по которой отправился Слепой, была ему знакома, так как по ней они пришли в город в ту злополучную ночь, когда их переместили на эту задрипанную планету. Слепой подумал, что ему следует найти ту разрушенную хижину в лесу, возможно, ему удастся удрать с этой планеты.

Воодушевлённый возникшей идеей, Слепой бодро зашагал заросшей тропой, намереваясь, если что, возобновить поиск с утра. Закрученный вихрь на звёздном небе хорошо освещал дорогу, несмотря на то, что вокруг затаились тёмные уголки, которые пугали воображение. Так и казалось, что из тёмной тени выскочит страшный и жуткий зверь, оскалив пасть, и разорвёт путника вне зависимости от его знатности, положения в обществе и прочих ненужных человеческих атрибутов.

Здесь, в темноте, существует только две категории живых существ: хищник и пища. То, что принадлежит тьме – несомненно, хищник, по крайней мере, он так думает, а идущий на свету, естественно, жертва и сладкий ужин или ночное пиршество. Слепой не стал морочить голову такими категориями, а шагал по дороге, которая вела в лес, тёмной громадой возвысившийся впереди.

Слепой никогда не слыл романтиком, и его не пугали ночные кошмары, так как он всегда оставался реалистом. В этом мире, где из оружия есть только палки, а нож используется, как инструмент, ему бояться нечего. Только с помощью рук он мог лишить жизни человека несколькими различными способами, обученный этому ещё на Земле. Что же касается зверей, то они боятся человека, если их не дразнить и пугать. Поэтому Слепой так бесстрашно шагал лесной дорогой, натоптанной не одной парой ног, и насвистывал мелодию из древнего альбома «Let It Beat».

Правда, интуиция и исключительный слух пару раз говорили о том, что за Слепым кто-то тихо крадётся, но он относил это к примятой ногой траве, которая, пружиня, выпрямляла свои стебельки. Чтобы проверить себя, Слепой пару раз оборачивался, снимая очки, но его глаза, чувствительные к свету, не обнаруживали признаков преследования.

Когда же звуки стали раздаваться совсем явно, Слепой снова обернулся и увидел в самой темноте горящий зелёным огнём глаз с вертикальным зрачком, который, не моргая, висел в воздухе. «Светлячок!» — успокоил себя Слепой и прибавил ходу, надеясь на то, что светящаяся мелюзга отстанет. Контрольный взгляд, брошенный назад, сообщил, что «мелюзга» и не думает отставать, а преследует Слепого с целью сытно пожрать.

«Что за неправильный зверь пошел!» — возмутился Слепой, прибавляя ходу, а попросту говоря, припустив хорошей рысцой. Бросив взгляд назад через некоторое время, Слепой не увидел ни зелёного глаза, ни зверя и успокоился.

А напрасно, так как горящий в полумраке глаз оказался на другой стороне дороги и располагался совсем близко от Слепого. К тому же, раздалось грозное шипение, которое оказалось красноречивее глаза, так как Слепой рванул по дороге, как спринтер. Мельком бросив взгляд в сторону, Слепой увидел колеблющийся огонёк, который напоминал пламя костра. Не прекращая бежать, Слепой наблюдал за мелькающим среди стволов деревьев светом, а потом решился и рванулся к спасительному маяку.

Когда он добежал до костра, то увидел спокойно сидящих вокруг него людей, которые наблюдали за крупным котелком, от которого исходил соблазнительный запах.

— Там… светящийся глаз, — переводя дух, сообщил Слепой, показывая назад, на дорогу.

— Опять Кот добычу пригнал, — ухмыльнулся высокий и ладный малый, который оценивающе посмотрел на Слепого и сказал: — Показывай, что у тебя есть.

— У меня ничего нет, — сказал Слепой, понимая, что попал к грабителям. А так как с данным контингентом имел дело с самого детства, то совершенно перестал бояться и без приглашения присел на колоду, протягивая руки к огню.

— У него во внутреннем кармане пиджака кошелёк с хутинками, — раздался гортанный голос сзади, и Слепой, от неожиданности, подскочил на месте. Ему на плечо опустилась чья-то мягкая ладонь, которая, вдруг, острыми шипами впилась ему в тело. Слепой обернулся и вблизи увидел зелёный глаз с чёрной щелкой зрачка. Он отшатнулся, но острые когти снова впились в плечо.

— Выкладывай всё, — сказала наглая морда, сверху прикрытая шляпой. Когда лицо разбойника повернулось к костру, то Слепой увидел, что перед ним, действительно, кошачья морда, один глаз которой сверкал зелёным светом, а второй закрывала кожаная заплатка на верёвочке. Остальная наружность кота оставалась открытой, если не считать сапог на задних лапах. «Кот в сапогах!» — подумал Слепой, а в его голове прозвучал грозный голос: «Закрой пасть и выкладывай всё из карманов!» Слепой без сожаления выложил кошелёк и всякую мелочь из кармана.

— А часы? — наклонился к нему Кот, поблескивая глазом из-под шляпы. «Вот падла!» — подумал Слепой. Часы достались ему от отца, если верить матери, так как отца он помнил плохо. Возможно, мать сама их купила, чтобы успокоить сына, интересовавшегося свои предком.

«Не подлей тебя!» — сообщил Кот внутренним голосом и Слепой вытащил заветные часы на цепочке и положил на середину пня, куда складывал все свои богатства. Слепого не смущали способности Кота шарить в его голове, так как, после всего произошедшего, его мало что удивляло. К тому же, он считал, что всему есть природное, научное объяснение.

Кто-то протянул руку, чтобы взять часы, но Кот наложил на руку свою лапу и впился когтями. Несчастный завыл на весь лес, а Кот назидательно предложил: «Заткни пасть!»

Видимо, выражение «Заткни пасть» у Кота находилось в любимчиках, так как он употреблял его довольно часто.

— Всё? — спросил Кот, прищурив единственный глаз.

Слепой похлопал себя по карманам и в недоумении поднял свои глаза на Кота.

— Во внутреннем кармане жилетки, — подсказал Кот.

— Ах, это… — облегчённо сказал Слепой, вытягивая из кармана колоду карт.

— Что это? — спросил Лапа, который получил по руке от Кота. Слепой объяснил старшинство карт и порядок игры в очко. Играли до самого утра, даже поздний ужин хлебали за картами. Когда вся наличность перешла Слепому, он обвёл взглядом игроков и произнёс:

— Кажется, играть вам не на что?

— Отчего же, — сказал Кот, не принимавший до этого времени участие в игре, — мы можем сыграть на жизнь.

— Как это? — спросил Слепой, слегка заинтересованный.

— Если проиграю я, то отдаю тебе свою жизнь, можешь делать с ней, что хочешь, — начал Кот и оглянулся на разбойников, — а если проиграешь ты, то я забираю весь твой выигрыш.

— Идёт! — сказал Слепой, испытывая некий азарт. Впрочем, он всегда знал, что азарт до добра не доводит, поэтому сосредоточился. Правда, Коту повезло, и он выиграл, но игру не прекратил, справедливо предложив играть на жизнь Слепому. Внутреннее я говорило Слепому, что следует остановиться, но, как всегда, ему заткнули рот. Слепой проиграл первую жизнь, потом вторую, затем третью, а дальше счёт докатился до девяти. Кот сообщил, ухмыляясь:

— Коты больше девяти жизней не живут, а люди – тем более. Поэтому, игру прекращаем, — Кот, показывая глазами на дремавшего Лапу, хмыкнул: — Некоторые уже спят.

Слепой знал, что его развели, как лоха, но против ничего сказать не мог, так как Кот играл чисто. Поэтому, когда они пришли в шалаш, завалился рядом с сонным Лапой и попытался уснуть. В голову лезли разные мысли, и Слепой вспомнил Бзына, который должен сегодня спать сном дрима.

От этого Слепой повеселел, но вдруг, с замиранием в сердце, оказался в зале приёмов властелина, где увидел много сановников, Хутина и Бзына. То, что он увидел, повергло его в ужас, но убежать Слепой не мог.

***

Стоило Бзыну поутру выйти из башни, как его бурно приветствовали прохожие, а стайка молодых людей подняла его на руки и понесла по улице. Бзын с недоумением оглядывался, так как только что проснулся и не знал, за какие заслуги его так чествуют. Быстро собралась огромная толпа. Все скандировали: «Бзын! ... Бзын! … Бзын! ...» — отчего виновник торжества немного оглох. Бзын подумал, что окружающие спутали его с кем-то и есть другой «Бзын», который что-то совершил, а он, Бзын, просто самозванец. Исходя из этого, он приготовился защищаться и, спрыгнув на землю, стал в стойку, выставив перед собой кулаки. Данные телодвижения вызвали ещё больший приступ энтузиазма, и толпа одобрительно загудела, громко выкрикивая перекатывающийся по улице лозунг: «Бзын – наш Герой!»

«Вот это да!» — удивился Бзын. С ноткой сомнения он подумал, что такие почести ему оказывают, потому что он стал дримом. Правда, насколько он знал, Слепому на месте дрима такие почести не оказывали. Его почитали чиновники и, даже, Хутин до последнего времени относился к нему благосклонно, а вот такого народного почитания Слепому и не снилось.

С некоторой опаской Бзын миновал открытые ворота, ведущие во двор замка властелина, собираясь доложить Хутину, что приступил к своим обязанностям. Втайне он надеялся, что ему, как и Слепому, чиновники будут давать деньги. Мощёная аллея, обсаженная пирамидальными деревьями, тянулась до самого входа во дворец, но сегодня, в отличие от предыдущих посещений вместе со Слепым, Бзын не заметил обычного оживления и многолюдья.

Случайно он заметил сановника шестой ступени, который выглядывал из-за дерева. Имени его он не помнил, но знал, что тот всегда пытался быть на дружественной ноге со Слепым. Не думая ни о чём дурном, Бзын приблизился к чиновнику, но тот спрятался за дерево. Бзын обошел дерево, но чиновник тоже пустился по кругу. Чтобы его обмануть, Бзын повернул ему навстречу и столкнулся с ним нос к носу.

— Не погубите, — промолвил чиновник и торопливо сунул Бзыну пять монет. Ошарашенный Бзын смотрел на лицо чиновника, на котором красовался огромный синяк под глазом. Отдав хутинки, чиновник припустил к воротам, так, что каблуки мелькали в воздухе.

«Что случилось?» — подумал Бзын, погружаясь в размышления, совсем не привычные для его ума. Не доходя до входа во дворец, он заметил государственного лесничего нашедшего приют за густым кустарником.

— Что вы здесь делаете? — спросил Бзын, обнаружив сидящего на корточках сановника.

— Цветочки собираю, — сообщил лесничий, выщипывая траву, так как цветы в замке не росли – их не любил Хутин. Лицо лесничего представляло собой сплошной синяк. «Кто же вас так мочит?» — задумался Бзын. Рассуждая здраво, лесничего мог бутузить только Хутин. Сделав такой вывод, Бзын собирался повернуть назад и не напрашиваться на визит, тем более что Хутин его не приглашал. Между тем лесничий, загипнотизированный взглядом задумавшегося Бзына, торопливо вытащил шесть хутинок и притянул их ему. Бзын не стал отказываться, тем более выяснять, за что ему заплатили, а лесничий, облегчённо вздохнув, бросился к воротам.

В самом замке ему навстречу попали ещё несколько чиновников, которые легко расставались с деньгами и убегали. «Если они бояться Хутина, то отчего деньги отдают мне?» — снова задумался Бзын, так что голова заболела. Умственные занятия с самого утра совсем испортили настроение Бзына и следующие монеты, предложенные ему, он брал без всякого удовольствия. Бзын решился и, всё-таки, зашел к властелину, предварительно постучав в дверь.

— Входи, кто там? — услышал он недовольный голос Хутина и с некоторой опаской открыл дверь.

Властелин, сидящий за столом, увидев его, очень живо вскочил и спрятался за креслом. Бзын увидел мельком, что лицо Хутина разрисовано синяками и кровоподтёками, отчего лишился дара речи, а властелин сидел за креслом, словно мышка. Через некоторое время из-за кресла раздался дрожащий голос, совсем не похожий на голос Хутина:

— Вероятно, тебе понадобятся деньги. Возьми в шкатулке на столе.

Бзын, слегка заторможенный, подошел к столу и открыл шкатулку, доверху наполненную монетами. Хутин, слушая тишину, осмелился подать голос:

— Забери все, чтобы потом не заходить.

Бзын долго засовывал монеты во все карманы, а те, что остались, ссыпал в свою баскетбольную кепку с надписью «Chicago Bulls». Властелин всё время сидел за креслом, изредка выглядывая, и не торопил Бзына.

— Я пошел, — сообщил тот и направился к двери. Когда он уже вышел, то услышал вопль властелина: «Стража! Схватите его и в темницу!» Бзын поспешил улизнуть подальше, но на улице его снова остановила восторженная толпа. Его подхватили на руки, а Бзын, неожиданно для себя, принялся швырять монеты в толпу.

Последовал взрыв восторга и его понесли к башне дрима. Вскоре его бейсбольная кепка опустела, и он запустил руку в карман. Неожиданная возникшая щедрость произвела в мировоззрении Бзына настоящий переворот, и он стал гордиться собой и уже мнил себя выдающимся общественным деятелем.

Правда, целая куча стражников с палками, выплывшая из ворот дворца властелина, обещала прервать общественную деятельность в самом её начале.

— Баррикады! — воскликнул Бзын, не желая сдаваться но народ не знал такого слова, и ему пришлось объяснять на примере. Выкатив несколько бочек перед собой и свалив на них пару лежащих у забора брёвен, Бзын воодушевил толпу, которая быстро организовалась. Вскоре баррикада ощетинилась торчащими стволами, точно перепуганный ёжик.

Люди властелина, зажав в руках палки, в недоумении стояли перед непреодолимой преградой, а Бзын первый запустил в них булыжник. После него на стражников посыпался град камней, и они вынужденно отступили.

***

Возможно, Эйсинора уже забыла обещание неизвестного юноши, хотя с удовольствием вспоминала его лицо и фигуру, а ещё губы – мягкие и обольстительные. Обещание построить дворец, подобающий ей, прозвучало искренне, но самонадеянно.

Вероятно, что Эйсинора очень бы удивилась, увидев, как воочию создаются её мечты. Юноша, изучив её душевные вибрации и желания, просто лепил здание, добавляя к вкусам Эйсиноры свою фантазию. Понятно, прежде чем строить, юноше пришлось попотеть, чтобы выбрать красивое место, соответствующее задуманному. Выбор пал на озеро, в которое вливались ручейки из ближайших лесов. Местность казалась пустынной и необжитой, что, впрочем, не портило её прелесть. Когда юноша поднялся вверх, выпустив белоснежные крылья, и осмотрелся, то обнаружил на другой стороне озера великолепный дворец из ослепительно белого камня, ярко выделяющийся на фоне окружающей зелени и голубого озера.

«Кто-то имеет вкус!» — с удовольствием подумал юноша, радуясь тому, что по соседству с Эйсинорой будут жить люди схожие по пристрастию.

Прежде всего, он отрезал огромный кусок леса, отделив его от остального мира незримой стеной. К озеру проложил широкую дорожку из темно зелёного малахита, окаймляя её по бокам светлой бирюзой, и только тогда приступил к постройке главного здания – дворца. Он заканчивал второй этаж, когда увидел какого-то франта, сидящего на стене.

— Ты? — удивился франт, когда юноша подошел поближе, и расхохотался. Юноша, немного смущаясь, посмотрел на него и произнёс: — Меня звать Уолл!

— Тогда меня называй Морриер! — снова засмеялся рыжий красавец и спросил:

— Ты здесь зачем?

— Меня вызвала заколка для волос, которую я дал Александре, — объяснил Уолл.

— Это же было так давно, — удивился Морриер, — я, даже, не знаю, жива Александра или нет.

— Жива. Тебе же известно, что перемещения удлиняют человеческий век, — объяснил Уолл, — а заколку подобрал некий господин, которого ты хорошо знаешь.

— Я понял, о ком ты говоришь, — кивнул головой Морриер и спросил, осматривая строительство: — Тебе помочь?

— Не нужно, — покраснел Уолл, закрывая свои глифомы, но Морриер, паразит, уже там побывал и всё узнал. Не прощаясь, он шуганул вверх и пропал.

Уолл был немного смущен тем, что его увидели в таком виде, хотя, насколько он знал, Хранители[13] могут принимать любую форму. За своим смущением он забыл спросить у Морриера о главном и бросил симпоту вслед: «А где она?» «Скоро ты сможешь её увидеть», — сообщил Морриер. Уолл со стыдом вспомнил, что не удосужился проверить планету симпотами и запоздало запустил их во все стороны. Он почувствовал её сразу, но, неожиданно для себя, упёрся в холодную стену, точно с ним не хотели общаться. «Это же я, мама!» — воскликнул Уолл, но его никто не слушал, кроме Морриера, который ответил: «Не торопись! Я сообщу тебе, когда с ней можно поговорить!» — и заткнулся, исчезая. Совсем расстроенный, Уолл поискал на планете Эйсинору и был приятно удивлён тем, что она его помнит, а ещё – неосознанно ждёт. Тут же настроение взорвалось фейерверком, отчего Уолл сделал петлю в небо, а потом, с новыми силами, принялся заканчивать своё творение. Если бы у него спросили, отчего он влюбился в смазливую, но простую и не очень развитую девушку – ответить Уолл не смог бы. Даже если бы он разложил себя на атомы и исследовал каждый, то не нашел бы ответа на данный вопрос.

Так же, как никто не может предсказать погоду или понять, что произойдёт во Вселенной, так симпатия и любовь остаётся загадкой на века для людей, а тем, более, для Хранителей.

***

Бзын со всего маху бутузил Хутина по лицу, а потом принялся обрабатывать кулаками его корпус. По сравнению с Бзыном властелин выглядел мальчишкой, и Слепой слегка жалел Хутина. Правда, тот махнул пару раз ногой, пытаясь достать Бзына, но только его разозлил, отчего получил вдобавок по рёбрам. Какой-то смельчак-чиновник седьмой степени хотел защитить властелина, но, получив удар в живот, согнулся и свалился на пол. «Ай, да Бзын! Ай, да молодец!» — с невольным восхищением подумал Слепой и дёрнулся во сне, отчего проснулся. Ему в лицо дышал Лапа, и Слепой с отвращением поднялся. Утро уже наступило, но разбойники ещё спали, сморенные ночной игрой в карты.

Слепой подумал, что стоит покинуть сомнительную компашку, поэтому переступил длинного разбойника в кожаной шляпе по прозвищу Телеграф и направился в сторону тропинки, по которой он собирался следовать дальше. Не успел он пройти несколько шагов, как перед ним появился одноглазый рыжий кот, который огрел его палкой по голове, отчего Слепой свалился в траву.

Когда он открыл глаза, то увидел над собой сидящего Кота, который смотрел на него двумя глазами. Увидев, что Слепой очнулся, Кот натянул кожаную повязку на левый глаз и флегматично сообщил, а, скорее, констатировал:

— У тебя осталось восемь жизней.

Слепой поднялся и побрёл за Котом в лагерь. Все ещё спали и Кот приказал: — Разожги костёр и набери в котелок воды.

— Я проиграл жизнь, но не свободу, — возразил Слепой, на что Кот резонно его спросил: — Ты хочешь, чтобы я тебя лишил и того и другого?

Слепой вытащил зажигалку и, скрепя сердце, развёл костёр, а потом долго искал ручей, не расставаясь с мыслью незаметно улизнуть.

Но рыжая рожа, обнаруженная Слепым позади себя, говорила о том, что ним играют в кошки-мышки. Когда он, по указке Кота, наполнил котёл и закрыл его крышкой, разбойники, почёсываясь, начали подниматься.

К большому удивлению Слепого, он узнал, что разбойники все покинули Землю, причем в разное время. Лапа, исчез из Мексики в 1854 году, когда партизанил в армии Альвареса, который был в оппозиции к президенту Мексики, Лопесу де Санта-Анна.

Телеграф служил телеграфистом, а пропал во время гражданская война 1910 года, находясь в войсках Панчо Вилья, который восстал против президента Порфирио Диаса.

Хосе, в национальной мексиканской одежде, родом из штата Чьяпас в Мексике, влюблённый в команданте Рамона, мексиканскую революционерку. Пропал в 2003 году, когда скрывался от полиции на границе штатов Дюранго и Чиуауа.

Амброзио был пиратом в Мексиканском заливе и пропал в 1580 году, хотя его рожа не вызывает доверия, чтобы слушать его разбойничьи рассказы.

Происхождение Кота никто не знал и ни один разбойник не питался узнать, так как их вожак слыл жестоким и убивал невинные жертвы без сожаления, предварительно ограбив до нитки.

Кот попробовал варево, а потом бросил туда какого-то белого порошка. «Соль», — подумал Слепой, а то у Хутина готовили пресно, а почему он не мог догадаться. «Точно, соль!» — решил он, попробовав варево. Оказалось, что Слепой умеет готовить. Неважно, что всем командовал Кот, а он только выполнял команды.

После того, как все покушали приготовленное Слепым варево, Кот снова предложил сыграть, но Слепой отказался – умирать, как с утра, ему совсем не хотелось.

Неожиданно, из леса вышел маленький человек, по-видимому, местный, так как все аборигены не отличались высоким ростом. Он подошел к Коту и что-то нашептал ему на ухо. Потом остановился у котелка и без спроса навалил себе варева в деревянную плошку, которую вытащил из кармана. Тем временем Кот растолкал дремавших сподвижников и сообщил:

— Уходим в столицу, Мокаши!

— Так нас же сразу схватят и отдубасят палками, — подал голос Лапа.

— Им сейчас не до нас, — сообщил Кот, и все начали собираться. Слепой, слушая Кота, пытался сообразить, что там произошло в столице. Внутреннее чутьё игрока говорило о том, что это как то связано с ним, но Слепой не мог сообразить как. «Может Бзын что-то натворил? — подумал Слепой. — Не мог же этот идиот и вправду стать дримом».

В столицу Слепому возвращаться не хотелось, поэтому он решил сблызнуть по пути. «Не вздумай!» — услышал он в голове и оглянулся – Кот внимательно смотрел на него одним глазом. «Он что, читает мои мысли?» — подумал Слепой и услышал ехидный мысленный ответ: «Читаю, читаю!»

«Дурдом отдыхает!» — подытожил Слепой, но Кот на данную реплику не ответил. Они уже подходили к городу, когда Слепой заметил развалины какого-то здания. Напрягая память, он вспомнил, что здесь, среди развалин, находится круглая каменная плита, через которую они появились на этой планете. Стоило попробовать вернуться на Землю таким же путём. Бросив взгляд вперёд, Слепой успокоился, так как Кот шагал впереди. К тому же, ему нестерпимо захотелось сходить до ветра, так что он с чистой совестью свернул с дороги.

— Ты куда? — спросил Кот, появившийся ниоткуда.

— В кусты! — с раздражением ответил Слепой.

— Я за тобой слежу! — изрёк Кот и сразу оказался впереди отряда. «Болван!» — подумал Слепой, а Кот, как солдат на посту, прогудел в голове: «Я всё слышу!» Слепой направился к развалинам, а когда нашел круглую, каменную плиту, стал на её край и с наслаждением принялся поливать окружающее пространство. Кот, проконтролировав удовольствие подопечного от мочеиспускания, оставил его в покое. Внезапно плита подбросила Слепого, а открывшаяся дыра выбросила девушку, которая, орошаемая сверху, сбила Слепого на землю.

— Что за низость! Как можно так себя вести, — чуть не плача, сказала девушка по-испански, растянув подол подмоченного платья. Лежащий на земле Слепой впервые потерял самообладание, а его лицо приобрело цвет тушёного помидора. Казалось, что девушку совсем не интересовало, как она очутилась за миллиарды километров от своей планеты, а расстраивало испорченное платье.

Тут же на развалины вернулась банда. Слепой понял, что сегодня убежать не получится. Амброзио, увидев девушку, прорычал, потирая руки:

— Тысяча пиастров! Сейчас мы пощупаем эту птичку!

— Никто её не тронет, — угрюмо произнёс Слепой, впервые за свою жизнь, участвуя в разборках за женщину.

По правде говоря, он чувствовал себя виноватым перед девушкой за испорченное платье.

— Мы будем за неё драться, — прищурив единственный глаз, сообщил Кот: — Кто победит, тому и достанется!

— Тысяча пиастров, я свалю всякого за такую красотку, — азартно воскликнул Амброзио, закатывая рукава грязной рубашки. Больше ничего он сказать не смог, так как упал мордой в траву, сражённый коротким ударом Слепого.

— Теперь моя очере… — не закончил Лапа и лёг рядом с пиратом. Длинный Телеграф аккуратно положил свою кожаную шляпу и степенно поднялся. Разминаясь, принял бойцовскую стойку и начал бутузить мнимого противника, а потом повернулся к Слепому и вытянул свои длинные руки. Они танцевали несколько минут, пока Слепой не поднырнул под руки Телеграфа и переломил его пополам.

— Больно… зараза … — только и смог произнести Телеграф, боком отодвигаясь в сторону.

— Для меня нет прекраснее женщины, чем команданте Рамона, — произнёс витающий в облаках Хосе и демонстративно снял свою широкополую шляпу. — Но, чтобы защитить честь девушки от этого фрукта, я буду с ним драться, — закончил амиго девушки, а она захлопала ему в ладошки, точно артисту.

Несколько ударов, которые нанёс Хосе, не достигли Слепого, так как он успел уклониться. Потанцевав немного, чтобы девушка порадовалась за своего протеже, Слепой одним ударом нежно уложил Хосе на траву. Сняв очки, Слепой протёр глаза, точно занимался канцелярской работой.

— То, что ты меня выиграл, ничего не значит! — воскликнула девушка, с ненавистью глядя на Слепого. «Дурочка, я хотел тебя защитить!» — подумал Слепой, но вслух ничего не озвучил.

— Все попробовали? — спросил Кот и, видя, что желающих не осталось, повернулся к Слепому. Его мягкая лапа, столкнувшись с лицом Слепого, вдруг превратилась в кирпич. Когда он открыл глаза, то увидел над собой рыжую одноглазую морду, которая ехидно сообщила:

— У тебя осталось семь жизней!

Посмеиваясь, Кот свёл мокрое пятно на подоле девушки, а когда она его понюхала, то ощутила запах ромашки, что привело её в полнейший восторг.

Она чмокнула Кота прямо в рожу, и принялась гладить его шерстку, к обоюдному удовольствию. Кот, сверкая единственным глазом, что-то шептал девушке на ухо, отчего она краснела и смеялась, бросая быстрые взгляды на Слепого.

Они отправились дальше, и Слепой шагал сзади, совсем не контролируемый Котом, чувствуя себя оскорблённым, побитым и отвергнутым. По отрывкам разговора Кота и девушки Слепой узнал, что она живёт в Испании, и зовут её Мэриэнелла. Она вывалилась из 2060 года на Земле, когда летала на флаэре в пустыне и потерпела аварию. На месте разваленной деревянной избушки она нашла круглую каменную плиту с разными знаками, а потом оказалась на этой планете.

Кот обещал помочь вернуться на Землю, чем заслужил очередную порцию ласки от Мэриэнеллы. Она шли с Котом, обнявшись за плечи, точно закадычные друзья. Все придорожные кусты уплывали в сторону, чтобы сладкая парочка могла свободно прийти. Слепой, чувствуя отвращение к Коту, обрадовался, когда увидел вдали город.

***

Бзын и не думал, что у него есть такой организаторский талант. Прилегающие к башне дрима улицы вздыбились баррикадами, и везде Бзын успевал, подсказывая, что и как нужно делать. Его слушали безоговорочно, точно вождя, который приведет их в счастливое и справедливое будущее. Если бы они спросили у Бзына, какое оно, счастливое будущее, то из своего опыта он мог сообщить, что много жрачки, выпивки и сон без меры – самое лучшее, что можно пожелать. Хорошо, что Бзын не умел говорить речи, иначе от него бы быстро отвернулись его почитатели, которые считали его героем, набившим морды всем чиновникам и, даже, Хутину.

То, что это произошло во сне, не меняло дело, так как многие видели побитые и напухшие лица многих чиновников. Хутин провел короткое совещание и вскоре вокруг баррикад образовались плотные ряды палочников. Задача им ставилась простая – не допустить внутрь новых заговорщиков и изолировать всех внутри кольца. Хутин надеялся, что без воды и пищи, протестующие быстро сдадутся, а конфликт, не успев разгореться, тут же угаснет. Правда, он не знал, что из близлежащих домов перебросили верёвки к башне и по ним передавали нужное протестующим.

Когда на улице, ведущей к башне, появилась странная процессия, то все уставились на нее во все глаза. Странным было то, что впереди шла девушка в обнимку с огромным котом в шляпе и сапогах. Его круглый и выпуклый живот опоясывал кожаный ремень. Кот сверкал одним глазом, а второй скрывала круглая кожаная нашлёпка на ремешках.

За странной парой шагали два типа с разбойничьими рожами, а потом длинный джентльмен в кожаной шляпе и романтичный юноша в широком сомбреро, сразу покоривший сердца городских красоток. Позади всех плёлся Слепой, которого все узнали. Его приветствовали, так как думали, что он пришел на помощь своему другу, Бзыну.

Странным казалось то, что их никто не остановил. Ряды палочников раздвигались, точно кусты в лесу, оставляя широкую дорожку по которой шагала процессия. Точно так же раздвинулась баррикада и пропустила пришедших, а с ними пару десятков самых ловких, пристроившихся позади. После этого баррикада сама собой сдвинулась назад, а пришедших встретил радостный вопль восставших.

Бзын, отчего-то, не очень обрадовался появлению Слепого, а вот Мэриэнелла произвела на него огромное впечатление. Он, даже, не заметил странного одноглазого кота, а очарованно смотрел на девушку.

— Revolución[14]! — воскликнула Мэриэнелла, с восхищением глядя на баррикады и Бзына.

— Revolución, revolución, — поддакивал ей Бзын, сверкая лучезарной улыбкой. Мэриэнелла что-то говорила ему по-испански, жестикулируя руками, а Бзын поддакивал ей: «Sí, sí!» — и показывал укрепления. Слепой, поглядывая на возбуждённого Бзына, отчего-то, возненавидел его, эти нелепые баррикады и всех людей вокруг. Больше всего его раздражал Кот, который, вытянув лапу на пару метров, не преминул надавать по рожам боевикам Хутина, тем самым раздразнив их на приступ. Завязалась драка, обороняющиеся бросали булыжники, а палочники отвечали им тем же. Всё выглядело так отвратительно и неинтересно для Слепого, что он боком выполз из толпы и отправился в башню. Забравшись на самый верх, он упал на кровать и заснул, ощущая себя, как дома.

***

В эту ночь на площади перед башней дрима не спали, так как революционный запал у восставших вспыхнул с новой силой в связи с прибытием необычного подкрепления. Кот командовал укреплением восставшего лагеря, Бзын всем демонстрировал решительность, а Мэриэнелла, прозванная для краткости Мэри, воодушевляла своей речью, которую не все понимали, но восхищённо провожали взглядом её крепкую фигуру.

— Что за пассионария!? — снисходительно хмыкал Кот, наблюдая за её действиями.

— Кот, сюда бы пушку, — произнёс Амброзио. Кот считал из головы старого пирата устройство «пушки» и тут же принялся её изготавливать.

Её раскалённые контуры возникли на земле и, остывая, поверхность пушки зашипела от почвенной влаги. Амброзио восхищённо смотрел на изделие, которое смастерил Кот, после чего, как само собой разумеющееся, попросил пороху. Кот не сразу понял, что такое «порох», а когда разобрался, то сотворил большую кучку чего-то жёлтого цвета и сыпучего.

— Это порох? — усомнился пират, но Кот убедил его в том, что это нечто лучшее, чем порох. Пират с сомнением насыпал несколько горстей в дуло пушки и запихнул туда кляп из сухой листвы, а потом закатил в дуло большой булыжник.

— Держитесь! — промолвил Амброзио и ткнул концом горящей палки в запал. Грохот разбудил всех жителей Мокаши, а пушка, извергнув из себя булыжник, запустила его в замок Хутина, развалив один из зубцов. На баррикадах раздались восхищённые крики, а пират засыпал очередную порцию пороха, и закатил новый булыжник.

Слепого разбудил первый выстрел, и он поднял голову, не понимая, что произошло. Когда прогремел второй, то он догадался выглянуть в окно. То, что внизу стреляли из пушки, его не сильно удивило, так как он знал, что это такое. А жителей Мокаши выстрелы испугали и прервали их сон, в котором они видели красивую Мэриэнеллу, взывающую к народу.

Такой же сон видел и Хутин, пока его не разбудили выстрелы. Несмотря на то, что девушка призывала свергнуть властелина, она ему понравилась, а если сказать точнее, то запала в душу. Что же касается выстрелов, то Хутин прекрасно знал, что это такое, правда, на данной планете ему не разрешалось иметь никакого оружия, и он должен был с этим согласиться.

Слепой, наблюдая за следующим выстрелом, в своём пытливом уме прокручивал некую комбинацию, которая могла принести ему не выгоду или деньги, а моральное удовлетворение и усладу души. Стоит сказать, что такое умонастроение не часто посещало Слепого, а если сказать правду, то впервые. Прикинув и так и сяк, Слепой медленно спустился по ступенькам и отправился к тому концу баррикад, который находился в отдалении от дворца властелина. Как он и думал, на данной стороне оказался слабый заслон, а из защитников находилось всего несколько человек.

На вопрос дежурившего юноши, куда он отправляется, он ответил, что по поручению Кота и этого оказалось достаточно, так как этого гадкого зверя все уважали. Сделав большой круг, Слепой оказался возле ворот замка властелина, куда он и вошел.

Казалось странным, что при таком шуме на улице, за оградой у властелина царила тишина, и не наблюдалось никакого оживления. Очередной снаряд врезался в стену, окружавшую дворец, но не причинил ей заметного вреда, так как она оказалась сработанной на века. Слепой и сам успокоился и прокручивал в прояснившейся голове будущий разговор с Хутиным, расставляя нужные интонации. Такое состояние охватывало его перед игрой, позволяя четко придерживаться своего плана.

Он подошел к входной двери и только тогда услышал крики. Хорошо зная расположение комнат, Слепой легко ориентировался в замке властелина. Оказалось, что крики раздаются из приёмной Хутина. Попадать под горячую руку Слепому не хотелось, и он решил сначала разведать, что там происходит. Слегка приоткрытая дверь могла решить данную проблему, и Слепой воспользовался данным случаем.

То, что он увидел, его слегка покоробило, но не больше. За свою жизнь он наблюдал и не такое и имел четкое правило – в чужих разборках не участвовать, как бы тебя ни провоцировали.

Репликация пятая. Тим

Том осматривал нетронутые леса, соображая, включать их в парковую зону или оставить, так как есть, когда увидел перед собой девушку в тёмно-зелёном платье, которое покрывали жёлтые и красные цветы. Такие же цветы украшали её голову, точно из неё проросли, а руки, не прикрытые рукавами, оплетали плетущиеся растения с мелкими-мелкими зелёными листочками. Рассматривая Тома искрящимися глазами, девушка улыбалась, точно играла с ним в какую-то игру.

— Что ты здесь делаешь? — спросил Том и, не сдержавшись, улыбнулся, не понимая, как девушка преодолела непроницаемый купол.

— Тебя сторожу, — сказала девушка и захохотала звонким голосом. Том заметил, как она двинулась в сторону и исчезла среди кустов. Немного сконфуженный тем, что его защиту преодолела какая-то девушка, Том включил внутреннее зрение, но ничего не увидел – вокруг, кроме него, никого не было.

— Ищешь меня? — спросила девушка. Том не увидел её виртуально, а когда открыл глаза и оглянулся – она стояла за ближайшим деревом и смеялась. Том бросился к дереву, но её там не оказалось – она, словно дразнила его, выглядывая из-за кустов совсем в другой стороне.

— Кто ты? — спросил Том, впервые за своё существование чувствующий себя в растерянности.

— Меня звать Тим, — сказала девушка, — приходи завтра, — улыбнулась она ослепительной улыбкой и исчезла. «Может это Мари балуется?» — подумал Том, раскидывая симпоты вокруг, но девушка исчезла, а огонёк Мари по-прежнему пульсировал в Замке Преображения.

Когда наступило завтра, Том не выдержал и убежал с утра. Ещё роса покрывала траву и листья, а в низовьях прятался туман, преображая местность в загадочное зазеркалье. Том подумал, что не стоит трогать эти места и преображать их в парк – естественная красота всегда даст фору искусственной. Пугая Хранителя, словно в сказке вынырнул из тумана огромный корявый дуб, требуя пропуск, и Том миролюбиво спросил: «Не узнал?» Берёзки, несмотря на полное безветрие, тревожно зашелестели листьями: «Кто ты?» — а когда узнали – затихли.

Пару раз ухнула какая-то птица, предупреждая кого-то, и Том услышал серебристый смех, раздавшийся впереди. «Всё-таки, пришел?» — дохнул ветерок, теребя волосы на его голове.

— Пришел, — нарушая гармонию и таинственность, сказал Том. Смех с колокольчиками зазвенел снова, радуясь и поддразнивая Тома.

«Тебе здесь нравится?» — спросил кто-то внутри, и Том раскрылся, так как что-то скрывать от того, кто у тебя внутри, глупо и бесполезно. То, что внутри, раскрылось Тому навстречу и обволокло его симпоты природной гармонией, которая, даже в безобразии, имеет свою красоту.

Чья-то маленькая рука пробежалась пальчиками по глифомах, перебирая сохранённое Томом, а потом с озорством что-то выбросила, разразившись чарующим смехом. Том, поддавшись обаянию, не стал спорить, да и что необратимое можно выбросить из глифом, когда из Кольца можешь заполнить их по завязку.

— Тим? — оглядываясь, спросил он, снова разрушая очарование. «Я здесь», — прошелестело у Тома возле уха, а когда он обернулся, то смех раздался впереди.

— Я хочу тебя видеть, — попросил Том, а Тим симпотами ему ответила: «Разве ты меня не чувствуешь?»

— Чувствую, — ответил Том и признался: — Я хочу тебя обнять.

«Не спеши… всему своё время», — прошелестела перед ним трава, внезапно покрываясь красными и жёлтыми цветами. «Какой цвет?» — спросила Тим, и Том машинально ответил: — Красный!

«Красный цвет любви», — заливая красными маками всё вокруг, объяснила Тим.

— А желтый? — спросил Том.

«Глупый, желтый – цвет разлуки!» — луной прозвенело в ветках деревьев.

— Я хочу тебя видеть, — крикнул Том во весь голос. Колокольчики зазвенели вокруг, а цветы побежали концентрическими кругами от Тома. «Приходи завтра…» — затихло вдали, и Том понял, что Тим сегодня не вернётся.

Расстроенный, Том пешком отправился к Замку Преображения, питаясь успокоить разбушевавшиеся симпоты. Стоило ему зайти в здание, как он сразу же услышал голос Мари: — Что-то случилось, милый?

Симпоты Тома так искрились всеми цветами радуги, что можно было не спрашивать. Мари тактично не стала ковыряться в симпотах Тома, ожидая, что он расскажет сам.

— Ничего, — ответил Том, не зная, как ответить на вопрос Мари. — Утро мокрое, — добавил он, поднимая температуру тела на пару десяток градусов, так, что от одежды поднялся пар.

— Хорошо, милый, — сказала Мари и, нарушив свои привычки, полезла в глифомы Тома. То, что она там увидела, повергло её в смятение, так как её любимый Том целое утро флиртовал с какой-то неизвестной дамой. Раскинув свои симпоты, даму Мари не обнаружила и это ей тоже не понравилось. «Какая-то приблудная Хранительница», — подумала Мари и сказала Тому: — Я иду к озеру, ты со мной?

Том сказал: «Нет!» — и его короткий ответ удовлетворил Мари. В другое время она бы обиделась, а сейчас хотела найти соперницу, чтобы поставить её на место. Она и раньше замечала присутствие другой, которая незримо сопровождала их. Когда они, вместе с Томом, шли по аллее – распускались цветы, а зелень становилась сочной и изумрудной. Сначала Мари думала, что это Том делает ей приятное, но цветы полыхали ещё больше, когда он шёл один. Углубившись в нетронутую часть парка, она без труда нашла следы Тома и Той, которая шла с ним. Лес пригнулся к земле, словно перед прыжком, а трава под ногами противно чавкала, выделяя неприятный запах. «Чистое болото», — подумала Мари и решила, что стоит убрать это место, а ещё лучше – осушить, выкорчевать деревья и засадить всё травой.

Тучи на небе неожиданно налились синевой, а потом потемнели, накапливая энергию для молний. Несколько, самых нетерпеливых, чиркнули по небу яркой линией, ещё не оглашая окрестности громом. «Точно, какая-нибудь Хранительница», — зло заметила Мари, раскидывая симпоты во все стороны.

— Выходи! — крикнула Мари и почувствовала, как земля вздрогнула под её ногами. Оглянувшись, она увидела зелёную фигуру женщины, опутанную по ногам и рукам вьющимися растениями. «Жаба!» — зло подумала Мари, и соперница вмиг накалилась, как металлический слиток – вероятно, услышала её мысли. Лианы на руках и ногах вспыхнули огнём, скручиваясь, как огненные змеи. Она, не мешкая, двинулась на Мари, полыхая, как факел, и ударила огненным хвостом, внезапно появившимся из-за неё.

Мари, окаменев на миг, выдержала удар и схватила соперницу поперек пояса, выдёргивая её из земли. Врагиня громко воскликнула, точно подраненная птица, а Мари бросила её со всего размаха в рядом стоящий дуб.

От удара столетнее дерево переломилось, обрушившись вместе с соперницей. К удивлению Мари, поверженный враг, как ни в чём не бывало, поднялся с земли, превращаясь в огненный вал, который медленно но неуклонно поднялся в высоту и свалился на Мари. Полыхающий огонь не мог причинить ей вреда, но расплавленная масса вокруг стала застывать и становиться вязкой. С отчаянием Мари поняла, что попала в каменный плен, к тому же, кто-то набросил сверху дименсиальную сеть. «Попалась!» — с огорчением подумала Мари, и поняла, что Том ей не поможет, так как, вероятно, ему вскружила голову новая пассия.

***

Возможно, Мари ожидала долго, так как, почему-то, не включила внутренние часы. То, что к ней двигается какая-то гадость, она почувствовала по вибрации, неожиданно возникшей вокруг. Скорее, данная вибрация напоминала журчание тающего льда или снега, когда общая капель превращалась в весеннюю музыку жизни. Поскольку Мари оставалась сжатой со всех сторон, да ещё и опутанной дименсиальной сеткой, то ничего радостного и мелодичного она не слышала, а испытывала своими симпотами с разных сторон разные давления, едва ли напоминающие музыку.

Вскоре, одна из её симпот встретилась с чем-то внешним и дёрнулась внутрь тесного пространства, где находилась Мари. Правда, вторгнувшаяся частица оказалась чей-то симпотой, окружённой тонким слоем воды. Словно приглашая, симпота медленно поползла наружу и Мари потянулась за ней своей. «Ловушка?» — подумала Мари, но движение не остановила – бояться ей нечего. Если она потеряет часть себя, с точки зрения вечности её части тела всё равно когда-нибудь соединятся.

Тонкая нить Мари выбралась наружу и принялась наматывать себя в клубок, пока не образовалась пышная вата из её тела. Только потом Мари слепила подобие своей головы и раскинула симпоты вокруг, готовая сразу дать бой. Но, её ждало разочарование – перед ней стоял рыжий франт в чёрном костюме, на шее которого красовался небрежно накинутый белый шарф. Она его сразу узнала – он раньше, во время встречи перед Замком Преображения, представился, как Морриер.

— Привет узникам Бастилии, — повернулся к ней Морриер, растянув на лице широкую улыбку.

— Какой Бастилии? — не поняла Мари.

— Ах, да, ты не знаешь, — махнул рукой франт и добавил: — Поздравляю, ты на свободе!

Мари понимала, что Морриер помог ей, но благодарить его за такую услугу, отчего-то, не хотелось. Мари оглянулась и с сожалением увидела, что часть сада безнадёжно испорчена – кроме безобразного каменного вала, возникшего из земли, все вокруг, трава, кустарники и деревья, выжжено до корней.

— Какой твой интерес спасать меня? — спросила она у Морриера. Тот глянул на неё, улыбнулся и ответил:

— Каждый спасает себя сам, — он окинул взглядом её взъерошенную фигуру и добавил: — Ты мне ничего не должна.

После этих слов он исчез, заслонив себя экраном. «Это что, мода такая пошла, прикрываться от других? — подумала Мари, а потом задала себе вопрос: — Или от меня что-то скрывают?» Она не хотела показываться на глаза Тома в таком растрёпанном виде, когда симпоты темнеют от возмущения, а агрессия готова выплеснуться наружу. Спонтанно, она перелетела на другую сторону озера, по привычке пересекая невидимый барьер в виде купола. Том хотел защитить ее от внешнего воздействия, но купол, когда нужно, не спас её от незнакомки, а людей она никогда не боялась.

Когда она приземлилась на противоположном берегу, то с удивлением обнаружила светло-голубой дворец, ярко выделяющийся на фоне зелени, который достраивал какой-то одинокий строитель. Мари, не таясь, подошла поближе, рассматривая строение, которое ей сразу понравилось.

— Привет соседям, — сказала она юноше, погружая в него симпоты. Вне всякого сомнения, он оказался Хранителем, и её порадовало то, что рядом с их домом будет этот приятный юноша. Юноша проверял её симпотами, и она не собиралась закрываться, полагая, что сосед имеет право знать о них всё, чтобы мог им доверять. Правда, юноша, проверив её симпоты, оставался в недоумении, так как его лицо, не обученное скрывать эмоции, говорило лучше слов.

— Меня звать Мари и я живу на том берегу, — сообщила она с улыбкой.

— Уолл, — произнёс юноша и покраснел. Такого смущения Мари давно не видела, а юноша, щемящее-искренний и непосредственный, бесповоротно завоевал её несуществующее сердце, и побудил душу Мари открыться ему навстречу. Она видела по его лицу и чувствовала симпотами, что Уолл относится к ней благожелательно, но что-то его смущает.

— Ты будешь жить здесь сам? — спросила Мари и увидела новый румянец, но сразу поняла, что причина данного смущения совсем другая, чем прежняя.

— Здесь будет жить Эйсинора, — произнёс Уолл, краснея пуще прежнего.

— Эйсинора? Ты говоришь о Эйсиноре у которой семь братьев? — спросила Мари и, не ожидая ответа, поняла, что права.

— Да, — согласился Уолл.

— У неё же есть парень, Слэй?! — не то спросила, не то сообщила Мари.

— Я знаю, — ответил Уолл, — я строю этот дворец ей в подарок.

Настала очередь Мари удивляться, а так как слов, чтобы выразить своё недоумение у неё не нашлось, то она только и смогла, что сказала: — Приходи к нам в гости, мы будем рады и тебе и Эйсиноре.

Она взмахнула рукой и поднялась в небо, возвращаясь к себе, домой, а Уолл с сожалением подумал: «Она так и не узнала меня. Морриер был прав». Мари, погружённая в мысли, летела в направлении белоснежного замка на той стороне озера, размышляя о том, что стоило посетить Слэя, девушке которого строит дворец Уолл.

«Здесь явный любовный треугольник!» — подумала она и вспомнила о своем треугольнике, который тоже придётся как-то решать.

Отогнав грустные мысли, она поняла, что посещение соседа не развеяло её гнетущие мысли, а только усугубило плохое настроение. От злости она рванула в Замок Преображения, чтобы сейчас же поговорить с Томом и разрешить существующие разногласия, но с ходу врезалась в невидимую стену.

«Тим, тварь зелёная!» — подумала Мари, размазывая себя грязным пятном по невидимому стеклу.

***

Братья Гай добрались под утро до столицы Райна, Лыбы, и остановились в хозяйственном порту. Гай Гретор ушёл договариваться с оптовиками, чтобы не морочиться с привезенной рыбой, а команда, то есть остальные братья, драила баркас. Секлеция готовила праздничный ужин, отгоняя желающих снять пробу, которых манила не только пища, а сама Секлеция, дарившая всем улыбку и подзатыльники. Стах и Котин приводили в порядок баржу, пришвартованную рядом с баркасом.

Гретор вернулся не сам, а с двумя весьма шустрыми личностями, которые тут же забрались на баржу и принялись обнюхивать бочки с рыбой. Когда они возвратились на пристань, то их довольные рожи весьма красноречиво говорили о том, что с товаром всё в порядке. Покупатели договорились хранить бочки на барже, прихватив с собой несколько штук, которые братья Гай погрузили на телегу, запряженную низкорослыми лошадками бурого цвета.

Обедали на баркасе за раскладным столом, усевшись на пустые бочки и занимая всю палубу. После обеда братья, вместе с Секлецией, решили найти Эйсинору и Слэя, оставив Стаха и Котина сторожить баржу.

Секлеция шагала впереди, имея за ориентир башню дрима, такую же высокую, как и в Мокаши. По бокам у неё шли старшие братья, Гай Бат и Гай Дизер, как будто дежурные защитники, а остальные тянулись сзади, не очень придерживаясь порядка. Гай Гретор замыкал процессию, как отец, присматривая за меньшими братьями.

Секлеция немного беспокоилась за Эйсинору и Слэя, так как под утро, изнеможенная ласками Гай Тувора, погрузилась сон, но отдохнуть не удалось. Сон казался каким-то странным. Какой-то франт обвинял какого-то Нука в том, что он много ворует, а потом возникало воодушевлённое лицо Эйсиноры и Секлеция понимала, что так её видит Слэй. Впрочем, тут же возник образ юноши с миловидной внешностью, в котором Секлеция узнала внезапного гостя, пробившего крышу их баркаса. «Что он делает в моих снах?» — удивилась Секлеция, и женская интуиция подсказала, что юноша снится Эйсиноре. «Уолл…» — прошелестело в голове имя юноши, но тут снова появился франт, который произнёс: «Вами правит вор Нук!»

— Кто такой Нук? — спросила она у вертевшегося рядом Гай Сина.

— Нук? — в недоумении остановился юноша, а потом понял и объяснил: — Нук – правитель Райны.

«Вон оно что?» — подумала Секлеция и заволновалась за свою золовку ещё больше. Обернувшись к Гай Дизеру, она встревожено сказала:

— Нам нужно спешить, Эйсиноре угрожает опасность.

Взгляд Дизера на своих братьев лучше слов объяснил им ситуацию и их лица, обычно весело-насмешливые, сразу стали строгими и сосредоточенными. Перед Секлецией появился Гай Гретор, который, как ледокол, раздвигал толпу, стремительно двигаясь уже близкой башне дрима.

Оказалось, что они опоздали. Когда Гай Гретор появился на площади перед башней, её уже заливала толпа. Башню окружали несколько рядов палочников, которые прикрылись деревянными щитами, а возле самой двери происходила возня – её пытались вскрыть.

Правда, данное действие оказалось бесполезным, так как при строительстве, для сохранности дрима, дверь сделали непробиваемой из не горящего тёмного дерева, поэтому все попытки палочников оказались бесполезными.

— Бей гадов, — произнёс мальчуган лет семи и запустил камень в ряды палочников. Вокруг засмеялись, поддерживая маленького хулигана. Видимо, камень попал в какое-то начальствующее лицо, так как от палочников отделилось несколько человек, которые двинулись в сторону мальчугана. Тот быстро юркнул в толпу и спрятался за Секлецией. Она присела и спросила, рассматривая его чумазое лицо: — Как тебя звать, мальчик?

— Никак, — отрезал мальчишка, напряжённо всматриваясь туда, где палочники врезались в толпу и, раздвигая её, двигались в направлении Секлеции.

— Не бойся, тебя никто не тронет, — сказала она, а всё братья Гай подвинулись вперёд, становясь щитом перед Секлецией. Палочники вплотную подошли к братьям, сжимая в руках деревянное оружие. Старший из палочников сказал, посматривая на Гай Гретора:

— Отдайте мальца, он совершил правонарушение.

— Он ребёнок, — парировал Гретор, возвышаясь над палочником по крайней мере на голову.

— Это не вам решать, — сказал старший, надвигаясь на Гретора.

— Бей гадов! — раздался крик рядом и на палочников обрушился град камней.

Ближайший к Гретору замахнулся на него, но старший Гай выхватил палку и обрушил удар на голову нападавшего. Братья Гретора включились в схватку, легко вооружившись палками нападавших. Вскоре палочников с улюлюканьем выгнали из площади, занимая всё её пространство.

— Они вернуться, стройте баррикада, — сказала Секлеция, повернувшись к Гай Гретору. Его ответный взгляд выражал удивление, так как Гретор понял, что совсем не знает своей жены, тем более, не понимает, что она сказала. Секлеция объяснила, как могла, и Гай Гретор с уважением на неё посмотрел, считая, что там, на неизвестной ему Земле, она только тем и занимается, что делает «баррикады».

Пока братья строили баррикады, Секлеция постучала в дверь башни, прислушиваясь к звукам внутри. Никто не отвечал и она снова постучала. Малец, из-за которого начался сыр-бор, стоял рядом, полагая, что если его защищают, то считают своим, поэтому не стал убегать, а остался с доброй тётей.

— Так, как тебя зовут, мальчик? — спросила Секлеция, скрашивая время, так как дверь не отвечала и не хотела открываться.

— Никак, — правдиво ответил мальчик, так его, в лучшем случае, называли: «Ей, ты!» — а другие свои неприличные имена он стеснялся повторить доброй тёте.

— Хорошо! — улыбнувшись, сказала Секлеция и погладила мальчика по голове: — Будешь Гаврош.

Необычное имя понравилось мальчику и он непрерывно его повторял, чтобы не забыть, но, как на зло, забыл и беспомощно уставился на Секлецию.

— Что, Гаврош? — спросила она, а мальчик понял, что помнить не обязательно, так как его имя помнят другие.

Дверь неожиданно отворилась, и на пороге показался Слэй с отломанной ножкой стула в руках, который совсем не ожидал встретить перед дверью Секлецию. Она тоже смутилась, а сердце, неожиданно для неё, ёкнуло и отозвалось старой грустью.

— А где Эйсинора? — торопливо спросила она, чтобы скрыть смущение. Сзади себя она заметила подошедшего Сина, который настороженно поглядывал на Слэя.

— Она наверху, — сообщил Слэй, соображая, пускать братьев своей девушки или нет. Секлеция, придерживая за руку Гавроша, отправилась в длинный путь по винтовой лестнице, кружившей до самого верха. Син не стал следовать за Секлецией, а, перекинувшись парой слов со Слэем, остался дежурить внизу, у дверей. Башня в Лыбе ничем не отличалась от такой же в Мокаши, столице Тартии. Видимо, их сооружал один архитектор, не мудрствуя с изысками, а придерживаясь простой функциональности. Когда Секлеция поднялась на верх, то увидела встревоженную Эйсинору, которая обрадовалась ей, как сестре, прижимаясь к её груди.

— Это что, твой ребёнок? — с изумлением спросила она, поглядывая на Гавроша.

— Да, — сообщила Секлеция, удивляясь её наивности. Что и говорить, братья вряд ли просвещали сестру о процессах продолжения рода. Гаврош выслушал слова Секлеции с удовольствием, но успокоил Эйсинору:

— Тётя шутит, я ей чужой.

Секлеция, вдруг, обняла Гавроша и сквозь слёзы промолвила: — Не бойся, ты будешь жить со мной!

Эйсинора, поняв ситуацию, тоже захлюпала носом и прислонилась к своей невестке.

— Что у вас случилось? — озабоченно спросил Слэй, появляясь в дверях.

***

Закончив строительство дворца, Уолл с некоторой растерянностью остановился. До этой минуты у него имелось дело, а теперь, по окончанию строительства, возникал вопрос – что делать дальше? В своем воображении он никогда не рисовал картинку, как это произойдёт. Он представил себе, что после предложения принять дворец, Эйсинора со смехом откажется от его подарка. Уолл покраснел, точно такое уже произошло, и Эйсинора даже не глянула на дворец, чтобы оценить его труд. А, возможно, примет его за болтуна или, что ничуть не лучше, за хвастуна.

Такие мысли распалили воображение и Уолл взвился вверх, чтобы упругий ветер в лицо освежил симпоты, и, быть может, выветрил глифомы от всевозможных страхов. Ощущение полёта всегда нравилось ему, ещё с тех времён, когда рядом находилась мать, которую он обожал. Вторая мать, любившая не меньше первой, уже умерла и дорогие воспоминания о ней хранились в самых ближайших глифомах.

Настроив себя самым положительным образом, Уолл приблизился к башне, собираясь влететь в окно. Внизу бушевал народ, что слегка озадачило Уолла, так как он начал беспокоиться за Эйсинору и сразу нырнул в помещение. Увидев Эйсинору вместе с Секлецией, Уолл покраснел, как раскалённая печка, и все слова, приготовленные заранее, выскочили у него из головы. К тому же, рядом сидел Слэй, который выпучил глаза от наглости Уолла.

— Простите, на некоторое время мне нужна Эйсинора, — сообщил Уолл и, вместе с девушкой на руках, вылетел в окно. Слэй никак не мог разразиться словами, а Секлеция, знакомая с произведениями Мольера и народной молвой, ехидно произнесла: — Дон Хуан доморощенный!

— Ты что себе позволяешь? — хихикая, спросила Эйсинора, ничуть не пугаясь своему похищению. Если бы она хотела, то сразу бы поставила похитителя на место. Ей, даже, льстило, что её умыкнули на глазах Слэя. Тем более, полёт в небе вызывал в ней бурное романтическое настроение.

В это само время, Мари, собирая себя внизу, у кромки прозрачного купола, погружалась в воду озера, полыхала во все стороны яростью. Вода вокруг неё кипела, а если бы кто подвернулся ей под руку, то она бы сожгла его без всякого сожаления. Она понимала, что без желания Тома, никакая Тим не могла стать между ними. Мари хотела порыться в глифомах, чтобы проследить их прошлое, но обнаружила кругом пустоту. Она прошлась по самых дальних глифомах, но оказалось, что прошлого у неё нет.

Раньше это её никак не занимало, так как она, окружённая любовью Тома, находилась под постоянным допингом и жила настоящим, а не прошлым. Оглянувшись вокруг, она увидела, что стоит на дне озера по колена в иле, а вокруг неё пузырится вода. Оттолкнувшись, она выскочила из воды и полетела в направлении дворца соседа, который называл себя Уолл.

К её радости, в замке никого не было и она, чтобы отвлечься, прошлась по всем комнатам, удивляясь гармонии, с которой создатель дворца сочетал краски и линии, а воздушная наполненность залов напоминала Мари храм. С некоторым сожалением она подумала, что это здание намного прекраснее дворца, который построил Том. Воспоминание о нём, породило в ней раздражение, и она плюхнулась на прекрасное ложе под балдахином, которое, как будто, само приглашало прилечь. Хотя для Хранителей сон без надобности, но Мари знала, что он всегда её освежает. Предаваясь сну, она всегда включает человеческие рецепторы, получая неимоверное удовольствие.

«Точно! Сон мне помогает…» — подумала она, но сонная лень, не позволила ей добраться до глифом, где есть это утверждение. Иначе бы она заглянула в соседнюю глифому, в которой хранилось без всяких привязок кусочек слова «…мо».

Уолл, убирая белоснежные крылья, опустился перед дворцом, с сожалением освобождая Эйсинору из своих объятий. Девушка, стоило ей коснуться земли, чуть не пошатнулась, но не от того, что её укачало в полёте, а от великолепного зрелища, раскинувшегося перед её глазами.

Сразу перед ними два ряда фонтанов выделяли дорожку, ведущую к светло-голубому дворцу, а по бокам среди зелёных лужаек, пузырились пеной ещё целая вереница фонтанов. По бокам дорожки в сторону дворца струился водопад, несмотря на то, что здание казалось на возвышении. За дворцом угадывался сад, который, в отличие от парадного, не соблюдал формы и казался естественным. Эйсинора, бросив туда взгляд, заметила несколько плодовых деревьев и ягодных кустов среди лесных деревьев. Дальше, повторяя краски дворца, голубело озеро и Эйсиноре прямо сейчас захотелось окунуться в него.

— Пойдём» — предложил Уолл, протягивая ей руку. Она не стала её брать, а побежала, звеня как колокольчик, на ходу снимая одежду. Эйсинора с ходу бросилась в воду, подставляя солнцу и без того загоревшее тело, которое соблазнительно мелькнуло в воздухе. «Где она успела?» — подумал Уолл, подразумевая её загорелое тело, забывая о том, что она выросла на берегу реки. Сделав несколько взмахов рук, Эйсинора повернулась к Уоллу, приглашая его в воду. Он не стал отговариваться, а разделся и прыгнул в воду за ней. Они долго баловались, а потом вышли на берег и улеглись на траву. Эйсинора, мельком взглянув на голого Уолла, с удивлением показала в его пах: — Что это?

Дело в том, что у Уолла, там ничего не было.

— Я не хотел тебя смущать, — сказал Уолл, краснея лицом. Девушка закатилась смехом, через который она едва произнесла: — Смути… меня…

Уолл произвёл, то, что требуется, и спросил, глядя на смеющуюся Эйсинору: — Так нормально?

Эйсинора закатилась ещё большим смехом, причём, сама покраснела и, произнося: «Нормально, нормально!» — понеслась к воде. Уолл, болтая вновь приобретённым, бросился за ней. Они ещё подурачились в воде, а потом оделись и пошли осматривать дворец. Всё казалось таким прекрасным, что Эйсинора не выдержала и чмокнула Уолла, выражая этим своё восхищение им, как художником.

Когда они зашли в одну из спален, Эйсиноре так и не терпелось опуститься на постель под балахоном, но откинув его, она увидела на нём прекрасную женщину, которая спала. Она узнала в женщине ту, которая похитила её Слэй на барже.

— Ты, что, с ней спишь? — отчего-то шепотом произнесла Эйсинора и с разочарованием увидела растерянное лицо Уолла. «Эта женщина со всеми спит!» — подумала Эйсинора, собираясь расспросить Слэя, что он делал с этой женщиной, забывая о том, что Слэй может спросить её, что она делала с Уоллом, который, подлец, зырил на неё и молчал.

***

Гай Син, ожидая под дверью башни дрима, отчего-то забеспокоился и решил, что не лишнее самому увидеть свою сестру. Поднимаясь по бесконечным ступенькам, он прислушивался к звукам, но ничего не услышал, кроме своих шагов. Чувствуя, что что-то случилось, Гай Син пустился бегом, а когда, задыхаясь, добрался до комнаты дрима, то с волнением открыл дверь.

На кровати мило сидела Секлеция и улыбалась Слэю, взяв его руку в свою. Сестры в комнате не было. Увидев Сина, и Секлеция и Слэй отчего-то смутились, как будто что-то украли. «Они договорилась о свидании!» — подумал Син, решая в уме задачку на вычитание – кого первого выбросить в окно?

— Ты…ты… обманщица… — воскликнул он, взяв за плечи Секлецию и сотрясая её, как копилку с хутинками. Слэй попытался помочь Секлеции, но Син грубо толкнул его на кровать. Правда, тут же получил чем-то по голове и свалился на руки Секлеции. Первое, что он услышал, когда пришёл в себя: — Ты же мог его убить, — вещала она, смачивая лицо Сина мокрым платком.

— Пусть не смеет тебя обижать! — воскликнул мальчуган, в котором Сим узнал Гавроша, настороженно наблюдающего за его оживлением. Появление ребёнка ещё более запутало понимание ситуации, и Син оглянулся, намереваясь увидеть свою сестру. То, что её не оказалось, говорило о том, что что-то, всё-таки произошло.

— Ты что хотел? — спросила Секлеция, прекращая мочить Сина. Гаврош, понимая, что пациент скорее жив, чем мёртв, убрался подальше от Сина и поднялся в комнату выше спальни, где он до этого и находился, исследуя рабочее место дрима.

— А, где Эйсинора? — спросил Сим, понимая, что наговорил чего-то лишнего.

— Её забрал Уолл, — ответила Секлеция.

— Какой Уолл? — не понял Сим.

— Тот, что приходил ко мне и провалил крышу каюты на баркасе, — честно сообщила Секлеция.

— Он приходил к тебе? — заторможено спросил Сим.

— Да он, как дон Хуан, ко всем пристаёт, — невинно сообщила Секлеция, наблюдая, как у Сина краснеют глаза.

«Я этому «дон Хуану» пообломаю рога!» — подумал Син о будущем, только в настоящем он не знал что делать. Слэй, как будто, ни при чём, у него самого украли невесту, к тому же, сестру Сина, а Секлеция, вообще, выглядит, как богиня. Самое лучшее, что догадался сделать Сим, так это склонить голову и сказать Секлеции: — Прости меня.

Она погладила его голову и сказала:

— Брось, Сим, я тебя люблю!

От такой ласки Син воспрянул душой и с лёгким сердцем отправился вниз, охранять башню от других.

— Ревнивый, — произнёс Слэй, взглянув на Секлецию. Она улыбнулась ему, принимая его слова за комплимент.

— На меня ты не обижаешься? — спросил Слэй. Секлеция ничего не ответила, только снова прижала его руку.

— Я ничего не помню о наших отношениях, — как бы оправдываясь, сообщил Слэй.

— Ты не помнишь, как мы целовались? — удивилась Секлеция.

— Нет, — признался Слэй. Секлеция без слов прижалась к его губам, пробуя ощущения. В открытых дверях застыл Син, который вернулся спросить, долго ли ему ждать.

— Что вы делаете? — задохнулся Син.

— Мы проверяем, — сказала Секлеция, а Слэй подтвердил, кивнув головой.

— Гаврош, иди сюда, мы идём вниз, — сказала Секлеция, поднимаясь с кровати. Спустившийся Гаврош взял её за руку, и они вместе отправились вниз. Озадаченный Син плёлся сзади, не зная, что сказать. Сегодня он уже извинялся, и Секлеция его простила, поэтому решил братьям ничего не говорить, чтобы не потерять расположение Секлеции, тем более что сегодняшняя ночь с ней – его Сина.

***

В отличие от башни дрима, в порту царило спокойствие и Стах, закончив прибирать на барже, прислонился на бочку и закрыл глаза, греясь под лучами светила. Котин сидел на другом конце баржи и, закинув удочку, пытался поймать по жаре какую-нибудь мелочевку для ухи. Моряки на соседних парусниках тоже не отличались азартом, поэтому всюду преобладало сонное разгильдяйство.

На этом фоне появление чиновника с триграммой пятой ступени, идущего в сопровождении четырёх палочников и трёх человек, выглядело событием. Когда Стах открыл один глаз, разбуженный голосами, то узнал в сопровождающих чиновника людях Бука и его компаньонов. «Что они хотят?» — нахмурился Стах. Котин продолжал ловить рыбу и Стах поднялся на ноги, когда процессия оказалась возле баржи. Чиновник, по подсказке Бука, назвал его имя и Стах кивнул головой.

— Ты подозреваешься в организации нападения на граждан, — пробубнил чиновник и кивнул головой палочникам. Те схватили Стаха под руки, а чиновник произнёс: — Имущество, добытое разбойным путём, изымается в пользу пострадавших.

— Баржа не моя! — крикнул Стах, но чиновник отмахнулся от него и спросил: — А где остальные?

Стах, оглянувшись, не увидел Котина, и только рябь, появившаяся у борта, подсказала ему, где спрятался его друг. Обыскав баржу и баркас, палочники забрали Стаха и вместе с чиновником удалились, а Бук остался на борту баркаса, где расположился вместе со своими подельниками. В это самое время Эйсинора, как кот на мышку, смотрела на Уолла в его замке и снова напористо спросила: — Ты с ней спишь?

— Как я могу с ней спать, — возмутился Уолл и воскликнул: — Это моя мама!

— Мама? — не поверила Эйсинора и, посмотрев на лежащую Мари, возмущённо констатировала: — Мамы такими красивыми не бывают.

Уолл хотел возразить, что её мама самая красивая на свете, несмотря на то, что ей несколько сотен лет, но заглянув в голову Эйсиноры, подумал, что такие сведения её не убедят.

— Отнеси меня к братьям — сообщила она, и растерянный Уолл, разочарованный свиданием, подхватил её и отнёс на баржу. Появление Эйсиноры оказалось приятным сюрпризом для компашки Бука, тем более что обида, нанесённая девчонкой, не смыта её кровью.

— Вот и птичка-синичка, — ухмыльнулся верзила, кореш Бука, рассматривая Эйсинору. Ему попало в прошлый раз, поэтому он сразу взял в руки весло. Уолла в расчёт они не брали, так как юноша своим видом не внушал им опасности. Бук в это время дремал, прислонившись к каюте, и ему снилось, что он находится в Аду, а перед ним стоит бывший ангел-хранитель.

— Из-за тебя, паршивца, меня отправили работать в преисподнюю, — сообщил рогатый и вытащил из бочки длинную хворостину, вымоченную в горячей сере, которой со всей силы шлёпнул Бука по голой заднице.

— Мама!— воскликнул Бук, а верзила озадаченно повернул голову к своему пахану.

— Терпи, милый, впереди целая смена, — сообщил Буку его ангел-хранитель и обрушил орудие труда на его округлые сосредоточия ума и величия.

— Мама! Мама! — повторял Бук во сне, а верзила, увидев хныкающего вожака, ошеломлённо произнёс:

—Бук, ты что, испугался девчонки?

— А ты не боишься? — спросил Уолл и сунул появившийся в руках прутик в раствор саса в бочке.

Брюки у верзилы расстегнулись и упали вниз, а Уолл, внимательно наблюдая за сном Бука, добросовестно повторял движения его ангела-хранителя. Котин, давно кравшийся вдоль борта с веслом, огрел им второго напарника Бука, отчего тот вскочил и сделал самое правильное действие – рванул с баркаса на берег. Бук, открывший глаза, с удивлением увидел, что Ад начался не только во сне, отчего подпрыгнул, как ужаленный, и тоже рванул с баркаса.

Эйсинора хохотала, согнувшись пополам, а верзила, подгоняемый хворостиной, последовал за своими корешами. Почувствовав благоприятное настроение Эйсиноры, Уолл ненавязчиво начал рассказывать историю своей жизни, отчего у девушки полезли глаза на лоб, а потом загорелись заинтересованными огоньками. Уолл рассказал и о своей матери, отчего история неожиданно превратилась в сказку. Уолл подхватил Эйсинору на руки и понёс во дворец, построенный для неё, а она хотела посмотреть на его мать, так как махонький червячок сомнения всё-таки буравил её душу.

Котин не стал объяснять Эйсиноре, что Стаха арестовали, так как девушка усиленно флиртовала с юношей по имени Уолл. «Вот, вертихвостка!» — неодобрительно подумал Котин, вспоминая о том, как девушка морочила голову Слэю. Парочка немного поворковала на корме, а потом Уолл подхватил Эйсинору на руки и выпустил белоснежные крылья за спиной.

Они вспорхнули в воздух, причём, Эйсинора так смеялась на руках Уолла, что тот забывал махать своими крыльями и чуть не свалился в реку. Когда Котин остался один, то решил разузнать, где находится задержанный Стах. Расспросив матросов, Котин узнал, что судебные дела правят в круглом здании на площади перед портом, а задержанных должников держат в подвале этого здания.

Котин зашёл в мясную лавку и купил кольцо колбасы, калач и зелени, хорошо зная, что арестованных не кормят разносолами. Пока Котин тёрся возле загаженной приемной, к нему несколько раз подходили вороватые личности, предлагая «сидеть под заклад». Котин отмахивался от навязчивых кандидатов поживиться за чужой счёт. Когда Котин выстоял очередь и добрался до окошка, то солнце клонилось уже к горизонту. Старый стражник в выцветшей форме принял от Котина четверть хутинки и сообщил:

— Ожидай у синих ворот.

Котин нашёл ворота, выкрашенные в грязно-синий цвет, и назвал фамилию Стаха. Через некоторое время тот появился и радостно обнял Котина через прутья. Арестованных кормили всего два раза в день, так что принесённую Котиным еду Стах навернул сразу.

— Что значит «сидеть под заклад»? — спросил Котин у друга. Оказалось, что арестованный может нанять человека, который может отсидеть за него весь срок или часть срока, но если не появится в нужное время, то его сразу ждёт тюрьма, а «закладчика» выпускают. Узнав об этом, Котин тут же нашел желающего и за три хутинки нанял его на три дня. По блеснувшей улыбке «закладчика» Котин понял, что переплатил, но не расстроился, так как друг дороже. А за три дня они с Гай Гретором разберутся с арестом имущества.

***

— Проведали? — спросил Гай Гретор, когда увидел спустившуюся вниз Секлецию. — Как Эйсинора?

— Проведали, нормально, — ответила Секлеция. Не могла же она сообщить, что Эйсинора где-то шляется с молодым человеком по имени Уолл, который летает по воздуху. Гай Син, спустившийся вместе с ней, решил промолчать, тем более что с удивлением рассматривал разительные перемены вокруг башни дрима.

Всё, что смогли притащить, лежало на баррикадах, которые поднимались в два человеческих роста. Какой-то кудрявый человечек, забравшись на бочку, размахивал руками, что-то говорил и увещевал, но его с улюлюканьем согнали.

— Кто это? — спросила Секлеция.

— Продавец сладостей, — равнодушно ответил Гай Гретор и подозвал Гай Дизера: — Нам нет нужды сидеть здесь. Собери ребят покрепче, будем штурмовать дворец правителя.

Дизер молчаливо кивнул и начал собирать команду, подзывая к себе то одного, то другого. Через некоторое время молчаливая команда двинулась в обход баррикады, разгоняя отдельные кучки палочников, а потом сходу ударила в центральную группу, прикрытую щитами. Завязалась кровавая буча, а когда палочников чуть-чуть потеснили, баррикаду раздвинули, и оттуда с криком двинулась толпа восставших на помощь Гай Дизеру. Перепуганные палочники подались назад и закрыли ворота дворца правителя. Несколько палочников не успели скрыться и едва убежали, избитые до крови. Откуда-то притащили огромное бревно и, удерживая его на верёвках, как тараном принялись дубасить в ворота.

Неожиданно, с двух сторон, на восставших ударили два отряда, орудующих палками, окованными металлом. Их внезапный удар оказался сокрушительным и через несколько мгновений восставшие оказались рассеянными, а из ворот высыпали палочники, которые добивали раненных восставших. Избитого Гай Дизера потащили за ворота, что же касается его товарищей, то их участь оказалась печальной – их беспощадно добивали озлобленные палочники. В это время в кабинете правителя Райни происходили спешные сборы, а перепуганный Нук отдавал беспорядочные команды, отчего распорядитель Коль опустил руки и не знал, что делать.

— Коль, что ты стоишь? — набросился на него Нук, разряжаясь на подданного: — Государственную казну уже погрузили?

— Не хватает ослов, — растерянно произнёс Коль и пожаловался: — Хутинки очень тяжёлые.

— Нагрузи на палочников, какие дела? — распорядился Нук.

— А если убегут? — спросил Коль.

— Кто, ослы? — раздражённо спросил Нук.

— Нет, палочники, — сказал Коль, вытирая выступивший на лбу пот. Нук наморщил низкий лоб и выдавил: — Что останется, я сам понесу.

В кабинет вошёл человек в плаще, капюшон которого закрывал лицо. Он окинул кабинет презрительным взглядом блеснувших из-под капюшона глаз и ткнул пальцем в Нука:

— Ты, что ли, Нук?

Правитель, рассерженный таким неуважением к своей персоне, хотел разразиться бранью, но палец незнакомца так больно врезался в грудь, что Нук стушевался. Взгляд из-под капюшона насмешливо смотрел на реакцию правителя, а незнакомец повторил: — Ты Нук?

— Он, — нашелся Коль, выручая правителя. Незнакомец оставил Нука и обернулся к Колю, рассматривая его, как насекомое, перед тем, как его прихлопнул.

— Меня прислал властелин Хутин, чтобы найти дрима Слэя, который скрылся в вашей столице, Лыбе.

— Простите, как вас… — начал Коль, но незнакомец его прервал и ехидно произнёс: — Зовите меня Паут.

— Разве есть такое имя …? — засомневался Коль, но колючий взгляд из-под капюшона прервал его красноречие.

— Дрим, по имени Слэй находится в башне, которую захватили бунтовщики, — сказал Коль, так как Нук, тяжелый на соображение, продолжал краснеть и бычится, но не проронил ни слова.

— Хорошо, — сказал Паут, хотя ничего хорошего ни Коль, ни Нук в этом не находили. Паут бросил на них взгляд и сообщил: — Я со всем разберусь.

Он вышел и подозвал старшего корсата своего отряда. Наклонившись к нему, Паут произнёс:

— Найдите зачинщиков и приведите их сюда.

Через некоторое время отряд, выкрикивая: «Правителя Нука вон!» — присоединился к бунтовщикам, увлекая своим криком людей на баррикаде. Быстро сориентировавшись, старший корсат подошёл к Гай Гретору и прошептал на ухо:

— Я знаю, где удерживают Гай Дизера и как его освободить.

— Веди! — коротко сказал Гай Гретор и махнул рукой братьям. Они вышли через резервный выход и, обходя дворец правителя, зашли на территорию резиденции Нука через неприметную калитку. Когда все оказались внутри, их сразу же окружили корсаты Канцелярии в три ряда. Гай Гретор, поняв, что попал в ловушку, одним ударом свалил старшего корсата, но остальные навалились и повязали братьев. Когда их бросили в подвал, они увидели избитого Гай Дизера и радостно бросились к нему.

— Я же вас не обманул, и привёл к брату, — заглядывая через решётку в камеру, ехидно сказал старший корсат, осторожно дотрагиваясь до синяка под глазом.

Секлеция, озабоченная долгим отсутствием братьев Гай, поднялась на башню дрима, где застала тоскующего Слэя, лежащего на кровати. Рассказав ему последние новости, она загрустила и прилегла рядом с дримом и, незаметно для себя, заснула, прислонившись к Слэю.

Слей, убаюканный её посапыванием, заснул и себе, по привычке обняв Секлецию за талию. Ему снилась Эйсинора, которая, почему-то, обнимала Уолла. Если бы Слэй знал, что это происходит наяву, он, вероятно, сразу бы проснулся, а так продолжал видеть свои фантазии.

А Гаврош предпочитал вертеться возле баррикады, а когда увидел, что братьев Гай нет, принялся их разыскивать, но безрезультатно. Удивлённый этим, мальчишка расспросил окружающих и понял, что братья ушли с какими-то людьми. Двигаясь по следу братьев, он покинул баррикады и углубился в улицу.

Эйсинора летела на руках Уолла, обнимая одной рукой его за шею, а другой ловила упругую струю воздуха, которая, как вода, ускользала сквозь пальцы. Ей не терпелось увидеть Мари, которая, как оказалось, мама Уолла, что совершенно меняло её отношение к нему.

Они подлетали к дворцу, который, с высоты, выглядел, как игрушечный, а его светло-голубой цвет ласкал глаза. Рассматривая его, Эйсинора только сейчас поняла грандиозность постройки и с некоторой нежностью посмотрела на Уолла, который вот так, безвозмездно, подарил ей такое великолепие. «Почему же, безвозмездно, — возразила она сама себе, — ведь я подарила ему поцелуй!»

Уолл опустился возле самого крыльца, и она соскочила с его рук и чуть не упала, так как отсидела ногу. Засмеявшись, от такой конфузии, она оперлась на руку Уолла и отправилась вместе с ним вдоль анфилады дверей, которые сами распахивались перед ними. Когда они очутились в спальне, Мари ещё спала. Их шаги разбудили ее, и она открыла глаза, выныривая из человеческих чувств.

— Здравствуй, мама! — сказал Уолл, сияя улыбкой. Мари удивлённо на него посмотрела, порылась в его глифомах и холодно произнесла:

— Ты ошибаешься, я не твоя мама.

Уолл так и застыл со своей улыбкой, а Эйсинора поняла, что здесь кто-то врет. Мари она близко не знала, но, отчего-то, ей верила, а искренность Уолла вновь подверглась сомнению.

— Маргина, ты что, меня совсем не помнишь? — спросил Уолл, расстроенный тем, что внезапно лишился матери.

— Я посмотрела твои глифомы, но они никакого отношения ко мне не имеют, — ответила Мари, совсем не считая себя какой-то Маргиной.

— Мне не хотелось говорить это при Эйсиноре, но, мама, ты меня знала, как Онтиэинуолу, — сообщил Уолл, краснея.

— Ты что, был девочкой? — удивлённо воскликнула Эйсинора.

— Да, — признался Уолл, продолжая краснеть.

— А то, что у тебя между ног? — спросила Эйсинора, показывая Уоллу на пах.

— Я могу изменить свою внешность, — признался Уолл.

— Так ты меня обманывал? — возмутилась Эйсинора, и саданула Уолла под ребро. Так как Уолл настроил свои ощущения на человеческие, то в полной мере испытал боль, согнувшись вдвое.

— Он не только тебя, милочка, обманывал, но и меня хотел провести, — сказала Мари, и запустила Уолла в небо, так что он взвился ракетой и пропал за горизонтом. Сделав доброе дело, Мари спросила:

— Тебя доставить к Слэю?

— Да, буду очень благодарна, — почти по-дружески ответила Эйсинора. Мари подняла её на руки и, вместе с ней, полетела в Райну.

Эйсинора, уже привыкшая летать, восприняла полёт буднично, как должное. Прилетев в Лыбу, они в темноте отыскали башню дрима, куда и приземлились. Перебравшись через подоконник, Эйсинора первой увидела Слэя и Секлецию, которые, обнявшись как котята, мирно почивали, не подозревая об опасности. Мари, увидев подбоченившуюся Эйсинору, не захотела быть рефери в пикантной ситуации и предпочла свалить во дворец Уолла, где ей, сказать по правде, очень понравилось.

— Пока! — махнула она рукой и исчезла в темноте. Эйсинора махнула новой подруге вслед, рассуждая о том, что бы такое схватить и обрушить на ничего не подозревающих любовников.

Наблюдая, как Слэй нежно обнял Секлецию и уткнулся губами в её грудь, Эйсинора кипела от злости и ревности, отчего никак не могла сообразить, что делать с изменщиками. Кровавые мысли, одна страшней другой, посещали её голову с монотонной последовательностью, не давая влюблённой парочке никаких шансов на жизнь.

Спящая пара не знала, что кроме Эйсиноры им угрожает ещё одна опасность, может быть, более страшная. По лестнице башни, сняв обувь, тихо крались палочники во главе с Паутом, который собирался схватить дрима врасплох. Он тихо открыл дверь и с интересом наблюдал за метаниями Эйсиноры, которая никак не могла решить, чем приложить изменнику по башке.

— Я вам помогу, — сказал Паут удивлённой Эйсиноре, и приложил Слэя палкой по заднице. Перепуганный Слэй вскочил, снова получая удары, а Эйсинора обрадовавшись, удовлетворённо кричала:

— Так ему, чтобы знал, как изменять!

Секлеция, проснувшись, подумала, что ей сниться кошмар и закричала, как резанная, чем перепугала не только Эйсинору, но и Паута, которому шум совсем ни к чему.

— Если ты будешь орать, я перережу тебе горло! — предупредил Паут и приставил нож к горлу Секлеции.

Эйсинора поняла, что всё идёт не так, как ей хотелось, потому что убивать Секлецию она не собиралась. С раскрытыми от ужаса глазами она уставилась на Паута, закрывая себе ладошкой рот, и лихорадочно водила взглядом по комнате, выискивая, что бы схватить в руки и садануть незваного гостя по башке.

Репликация шестая. Бзын

Слепой заглянул в приоткрытую дверь кабинета властелина и чуть не вскрикнул от неожиданности – Хутин толкал к аквариуму девочку с косичками, которая орала, как резанная, а властелин постоянно спрашивал: — Ты, что, Марико Кураури?

Слепой не знал, что сделала эта девочка и кто такая Марико Кураури, поэтому, немного подождал, пока скандал утихнет. Хутин потащил девочку на лесенку, а потом принялся толкать её головой в воду. Сазан заинтересованно наблюдал за потугами Хутина, так как с удовольствием съел бы не только девочку, но и самого властелина.

Слепой посмотрел на лицо Хутина и застывшая невменяемая маска его остановила – с таким властелином лучше не встречаться. Но Хутин, как зверь, почувствовал его присутствие и обернулся.

— Чего тебе? — спросил он, не отпуская хныкающую девочку. Слепой вынужден был зайти, и сообщил Хутину:

— Я знаю, как поймать от Кота.

Видимо, властелин знал о ком идёт речь, так как сразу отпустил девочку, которая юркнула в дверь быстрее ветра, а Хутин уставился на Слепого. Не доверяя никому, Слепой нашептал что-то на ухо властелину и глаза у того загорелись мстительным огнём. Он расспросил у Слепого о способностях Кота и внимательно слушал его ответы.

Когда обговорили все моменты будущей операции, Слепой покинул Хутина и в коридоре заметил хныкающую девочку.

— За что он тебя так? — спросил Слепой вовсе не из-за сочувствия – он хотел знать то, что так возбудило властелина.

— Я заплетала косички, а он увидел и кричал, что я не Марико Кураури, — пролепетала девочка, принимая слова Слепого за сочувствие.

— Кто такая Марико Кураури? — спросил Слепой, но девочка не знала. Оставив её, Слепой подумал, что это имя связанно с прошлым Хутина, о котором вряд ли расскажет властелин. Когда Слепой вернулся на баррикады, то бомбардировка дворца властелина продолжалась с новым энтузиазмом. Мэриэнелла по-прежнему возбуждала народ своими речами, несмотря на то, что её никто не понимал, но интонации её голоса внушали людям доверие и воодушевление. Слепой подошёл к Бзыну и сообщил:

— Я знаю, как без потерь захватить властелина.

Бзын, несмотря на некоторую отчуждённость от своего приятеля, выслушал Слепого с интересом, а потом подозвал Мэриэнеллу. Бзын выложил ей план захвата властелина, точно сам его придумал, но Слепой совсем не обижался, а с усмешкой отошёл в сторону. Вскоре отряд, во главе с Котом, отправился к дальней калитке, которую Бзын легко открыл, как и в первый день, когда они со Слепым и Секлецией оказались возле дворца властелина. Слепой остался на баррикадах, как бы нехотя сообщив Бзыну, что кому-то нужно поддерживать там порядок.

Бзын не хуже Слепого ориентировался во дворце, поэтому быстро нашёл кабинет властелина и, размахивая палкой, первым ворвался в помещение. Правда, он напрасно красовался перед Мэриэнеллой, так как в кабинете никого не оказалось. Кот с интересом рассматривал аквариум, в котором торчал огромный худой сазан, который классифицировал посетителей с точки зрения гурмана. Так как человечина, которой его кормил властелин, ему приелась, то он с наслаждением поглядывал на упитанного рыжего кота.

Амброзио вскрывал все ящички стола, вытаскивая оттуда всякую мелочь и засовывая в карманы своих засаленных замшевых портков. Впрочем, кроме стола и пары стульев в кабинете не находилось никакой мебели, а стены, обтянутые грубой материей зелёно-синего цвета, не украшались ничем. Длинная люстра для свеч, одиноко свисала с потолка, освещая аквариум под собой и рабочий стол властелина.

— Похвально, что вы решили зайти ко мне в гости, — сообщил Хутин, появляясь в дверях, и сразу направляясь к Коту. Он, раскинув от восторга руки, приветливо обнял кота и принялся обхаживать его, смахивая невидимые пылинки.

— Я наслышан о вас, уважаемый Кот, — улыбаясь, говорил властелин, — и хотел бы с признательностью принять вас здесь. Чувствуйте себя, как дома, — промолвил Хутин, усаживая Кота за стол. Столь странное заявление властелина смутило Бзына, который думал, что с Хутином ему придётся сразиться. Он тем более хотел сделать это перед Мэриэнеллой, а такой мирный подход властелина ему претил.

— Люди на улице думают, что я держусь своего места, — раскинул руки Хутин, — но это неправда. Я с удовольствием уступаю свою должность вам, уважаемый Кот, понимая, что вы более достойные её занимать. А теперь, на правах бывшего владельца, позвольте познакомить вашу даму с расположением комнат во дворце, чтобы она выбрала себе приличное помещение.

С этими словами Хутин подал руку Мэриэнелле и вместе с ней покинул комнату, чем, прежде всего, ошарашил Бзына, который в один момент потерял даму и своё лидирующее положение. Кот, между тем, никаких признаков беспокойства не подавал, так как ему, с его силой, бояться нечего. Лапа подошёл к двери, в которой исчез властелин, и хотел её открыть, но она, почему-то, не поддавалась.

— Нас закрыли! — воскликнул он, обернувшись к остальным. Бзын с размаху двинул плечом в дверь, но она не поддалась. Кот поднял лапу, собираясь сжечь дверь, но с его когтя сорвался большой мыльный пузырь, который громко лопнул. Озадаченный Кот поднял повязку на втором глазе, но, не удовлетворенный результатом, посмотрел внутренним зрением, которое отражало темноту и не более.

— Не получилось, уважаемый Кот? — спросил Хутин, появляясь из других дверей. Бзын, оскорблённый и обманутый, хотел двинуться к властелину, чтобы размазать его по стенке, но сам был приклеен к ней спиной. Беспомощно дёргая руками и ногами, Бзын представлял смешное зрелище. Стоило остальным разбойникам дёрнуться, как они заняли места на стене рядом с Бзыном.

— Уважаемый Кот, вы, правда, думаете, что кроме вас никто не знает о дименсиальной сеточке? — Хутин ехидно улыбнулся и продолжил: — Я тоже умею её носить не хуже вас! Кстати, знакомьтесь, перед вами новый правитель Тартии, Слепой, а мне нужно проведать старые места.

Перед глазами присутствующих появился Слепой. Выражение его лица ни о чём не говорило, а очки скрывали истинные намерения нового правителя, но не властелина. Кот протянул лапу в направлении Слепого и произнёс:

— Тебя осталось шесть жизней!

Слепой свалился, как мешок, а Хутин с интересом посмотрел на распятого Кота, прилепленного к стенке.

— Ты смотри, заклятие действует, невзирая на потерю сеточки! — удивился бывший властелин и добавил: — Ну-ну, разбирайтесь сами, а мне необходимо отлучиться.

Пленники свалились со стены и на них навалились палочники, которые отдубасили всех, а потом потащили изувеченных в подвал, где бросили их на солому и закрыли толстую дверь, погружая всё в темноту.

Кот, у которого глаза видели в темноте, чувствовал себя намного лучше остальных и принялся исследовать подвальное помещение. Но исследование ничего не дало, так как крепкая каменная кладка исключала какой-либо подкоп. Следовало ожидать своей участи и надеяться на то, что новый правитель, Слепой, не такой кровожадный, как Хутин. Правда, Коту, несмотря на заключение, данное приключение нравилось, тем более, что ему не стоило бояться за свою жизнь. Кошачье тело, несмотря на то, что он потерял дименсиальную оболочку, благодаря ей приобрело свойство оставаться бессмертным.

В это время Слепой, взяв под руку ничего не понимающую Мэриэнеллу, смело вышел к баррикадам и поднялся на бочку.

— Друзья! Вы победили! Властелина больше нет, он убежал! Ура!

Народ, собравшийся на баррикадах, увидев рядом со Слепым улыбающуюся Мэриэнеллу, закричал «ура!» и начал бросать вверх всё что ни попади. Мэриэнелла взобралась на соседнюю бочку и страстно рассказывала про революцию, но так как её никто не понимал, то её речь встретили радостными одобрительными криками.

— Кто хочет войти в совет, чтобы помочь правителю руководить страной? — спросил Слепой, но так как народ революции любил, а забивать голову тем, как дальше жить, не очень, то голос Слепого прозвучал, как глас в пустыне. Народ потихоньку расползался по домам, смакуя мысль, что «мы это сделали». Растерянная Мэриэнелла не могла понять, куда девалась «revolución» и почему стадо слушателей разбрелось по домам.

— Пойдём и мы, — сказал Слепой и добавил земную поговорку, — утро вечера мудренее.

Он взял Мэриэнеллу за руку и повёл её в башню, почему-то предпочитая место дрима, вместо постели властелина. Они по крутой лестнице забрались до верха, где Слепой, со словами: «Как я устал!» — присел на кровать, а потом прилёг. Мэриэнелла, увидев, что в башне только одна кровать, прилегла на неё и вскоре сонной скатилась к Слепому, попадая к нему в руки.

Народ, после революционного дня, с удовольствием смотрел эротический сон, в котором неизвестно откуда прибывшая революционерка, повторяя непонятное слово «amar, amar…[15]» занималась любовью с новым правителем, Слепым, который, похоже, не такой уж плохой парень. Этот же сон видели и пленные разбойники во главе с котом, который, дёргая во сне усами, шептал в лапы: «Ну и пройдоха этот Слепой!» — а Бзын, уткнувшись в его пушистое пузо, как в подушку, рассматривая возбуждённую Мэриэнеллу, таял от вожделения и сжимал кулаки, собираясь прямо с утра убить Слепого. Телодвижения Бзына, мявшего свою подушку, то есть кота, нравились последнему, но когда Бзын начал его бутузить кулаком, то получил по сопатке и успокоился.

***

Получив дименсиальную оболочку Кота, бывший властелин не собирался отправляться на орбиту планеты Тимурион, чтобы через станцию репликации убежать подальше от этой планеты. Что и говорить, она нравилась ему, а в бесконечной жизни не стоит спешить менять одно место на другое, не насладившись сполна. Конечно, в несуществующей душе скребло от мысли «Как там, Многороссия?», но этим всё и оканчивалось, так как здесь, как ему казалось, оставались незавершённые дела.

Направляясь в сторону Замка Преображения, где окопался его закадычный друг Том, Хутин с удовольствием рисовал в воображении его лицо, когда тот узнает, что бывший властелин обладает силой не хуже любого Хранителя. С некоторым опозданием Хутин подумал, что не проверил, откуда взялся этот Кот, оболочку которого он стырил. В его жизни коты играли не самую приятную роль, поэтому стоило относиться к вопросу серьёзно.

Подлетая к Замку Преображения, Хутин с удивлением увидел на противоположном берегу озера светло-голубой дворец, даже на его вкус красивый. «Кто посмел строить дворец рядом с Замком Преображения?» — подумал Хутин и в его изворотливых глифомах сразу возникла новая мысль: «А Том знает, что творится рядом с ним?!»

Не откладывая в длинный ящик, Хутин спикировал в сторону светло-голубого великолепия, но, не рассчитав силы, врезался в землю, откуда, нашёптывая: «Вот, зараза!» — выбрался, весь грязный, и отправился к парадной двери. Попутно подумал, какую форму стоит придать своему телу и остановился на том, что ходить в виде кота ему не к лицу, поэтому остановился на своей, человеческой. Увидев на стене у входа овальное зеркало, он сунул в него свою рожу и поправил свой вид, закрепляя образ в глифомах.

К его удивлению, сколько он не заглядывал в комнаты, они оказались пусты, что Хутина слегка насторожило, так как он подумал о ловушке. Когда в дальней спальне он обнаружил женщину, свернувшуюся калачиком на кровати, то почувствовал некоторое облегчение, так как пустынность данного объекта слегка напрягала. Заглянув в лицо дамы, Хутин с удивлением увидел Мари, как она теперь себя называла. «Что она здесь делает? — подумал Хутин. — Или этот дворец построен для неё?» Мари, как всегда, отключила свои симпоты и спала, как обыкновенная женщина.

«Бери её тёпленькую», — подумал Хутин, но не сделал ни одного движения, замерев на стуле возле кровати. Встреча с Мари в их прошлой жизни всегда приносила Хутину неприятности и он, наученный горьким опытом, подумал, что лучше быть её союзником, чем врагом.

Хутин не заблуждался, когда подумал, что Том не знает о существовании светло-голубого дворца. В данный момент его друг лежал в кровати охваченный руками самой красивой женщины на планете по имени Тим. Последнее время прошло в любовном угаре, и Том обо всём забыл, в том числе и о Мари. Проснувшийся Том с некоторым чувством вины подумал, что стоило предупредить Мари о том, что он полюбил другую. Данное неловкое обстоятельство мешало Тому насладиться в полной мере новой любовью. По-человечески это называлось угрызения совести, но так как Том рождён не как человек, то данное моральное состояние у него называлось логической ловушкой.

Он раскинул симпоты и увидел её на другом берегу. «Что она там делает?» — подумал он и обнаружил, что Мари спит человеческим сном. Тим тоже любила спать человеческим сном, соблазнительно потягиваясь и возбуждая симпоты Тома. Он подумал, что пока спит Тим, стоит наведаться к Мари и всё объяснить. Мельком проскользнула мысль, что стоит рассказать ей всю правду, но Том такую мысль отбросил, полагая, что Мари, в отместку, перевернёт эту планету вверх дном.

Выскользнув из кровати, он сходу сиганул в открытое окно и полетел на другую сторону озера. Защитный купол, отчего-то, оказался закрытым и Том с удивлением вспоминал, когда он его закрыл. Подлетая к противоположному берегу, Том с ещё большим удивлением увидел дворец, который кто-то построил без его разрешения.

«Кто посмел!» — возмутился Том и с ещё большим удивлением заметил, что Мари находится внутри светло-голубого дворца. Приземлившись, Том быстрым шагом направился в спальню, где, как говорили симпоты, находилась Мари. Открыв дверь, он увидел, что она лежит на кровати, но в спальне не одна – на стуле возле кровати, как ни в чём не бывало, сидел Хутин, спокойно поглядывая на Тома. «Что он здесь делает?» — подумал Том и полез в голову властелина, но, неожиданно, натолкнулся на дименсиальную сетку.

— Что происходит? — спросил Том, тем самым разбудив Мари, которая, открыв глаза, так посмотрела на Тома, что у того похолодела спина.

«Она мне мстит! С этим!» — с отвращением подумал Том, поглядывая на Хутина. Тот стоически молчал, спокойно созерцая происходящее. Мари, бросив симпоты, сразу почувствовала незримое присутствие другой женщины, отчего в её человеческой душе взорвался кипящий котёл ярости, который моментально почувствовал и Том и Хутин. Последний, сразу поняв ситуацию, встал со стула и произнёс:

— Прости, Том, но мы с Мари занимались любовью.

Данные слова имели поразительный результат – Том, только недавно пытавшийся сообщить Мари о своём с ней разрыве, вдруг запылал человеческой ревностью, отчего сразу взбесился, как жеребец, потерявший любимую кобылу. Мари, услышав данное заявление от Хутина, сразу почувствовала себя слегка отомщённой, отчего в её глазах вспыхнули искры, и она с вызовом воскликнула:

— Да! Мы с утра кувыркались, так что я немного устала, а он, — она с улыбкой взглянула на Хутина, — такой жеребец, что пришлось выгнать его с кровати.

Так высоко оцененные сексуальные способности Хутина, его неимоверно порадовали, что он тут же почувствовал себя половым гигантом. Том, услышав любимое выражение «жеребец», сказанное Мари в отношении другого, вскипел и со злостью выпалил:

— Тем лучше, так как я люблю другую женщину!

С этими словами он с места сиганул вверх, пробив несколько потолков, тем самым отомстил Мари за свою поруганную честь. Когда он исчез, она заплакала человеческими слезами, которые горохом падали вниз, а потом по подушке добирались до её ладошки, возвращаясь в её тело.

— Спасибо тебе, Хутин, — сквозь слёзы сказала Мари и с улыбкой добавила, — хотя, такого от тебя я не ожидала.

— Все мы бываем разными, — философски заметил Хутин, превращаясь, на мгновение, в несчастного мальчика из грузинской деревни Метехи. Хутин погладил Мари, такую же обиженную, как и он когда-то, и она с благодарностью прислонилась к его руке.

Поддавшись сиюминутной сентиментальности, она склонилась к его плечу и заснула, а Хутин, в своем воображении, обнимал не Мари, а бесконечно далёкую и красивую девочку Марико. Не стоит дальше копаться в чувствах уснувших, так как у всех есть, как маленькие тайны, так и скелеты в шкафу.

***

Утром, когда Мари проснулась, она почувствовала себя не в своей тарелке, так как испытывала не то, что неловкость, а некоторое отвращение, так как в минуту слабости приблизила к себе Хутина. Память услужливо выудила из глифом прежнее неприятие властелина, отчего настроение стало совсем никудышное. К этому добавилось то, что у неё вдруг пропала симпатия и любовь к Тому и, даже, стала безразлична его судьба.

Поэтому она сразу заявила Хутину, что более его не задерживает, и пожалуйте сударь за дверь. У Хутина чесался язык рассказать ей всю правду о Томе, но что-то сдерживало его желание. Тех, кто несет плохие вести, всегда ждёт неминуемая кара. Её слова совсем не огорчили бывшего властелина, отчего он в хорошем настроении покинул один дворец и отправился в другой, Замок Преображения.

У Тома ночь прошла с точностью наоборот, так как Тим сердцем почувствовала, что в его плохом настроении виновата другая женщина, поэтому, как ветер, метнулась из дворца, оставив Тома одного с его любовными терзаниями. Том маялся во дворце до утра, а с первой зорькой отправился в Мокаши, столицу Тартии, чтобы узнать, что там случилось, и где Хутин взял дименсиальную оболочку. Чтобы это выяснить, Тому достаточно послать свои симпоты, но интуиция, а проще сказать, логический дисбаланс, подсказывал ему, что нужно лично убедиться в данной ситуации.

Слепой с самого утра повел Мэриэнеллу во дворец властелина и показал внутренние покои. Не успели они появиться, как Слепого окружили старые чиновники с вопросом, что им делать. Слепой отправил их по своим местам, наказав работать, как и прежде. После обворожительной ночи заниматься делами Слепому совсем не хотелось, поэтому он продолжил путешествие и завёл её в кабинет Хутина. Мэриэнеллу сразу же поразил просторный аквариум, стоящий посредине, а больше всего огромный сазан, голодными глазами поглядывающий на девушку.

— Чем его кормят? — спросила она, и Слепой сказал правду: — Девушками.

Мэриэнелла посчитала это шуткой и полезла рукой в аквариум, собираясь приласкать рыбку, которая с удовольствием потянулась к её конечности, открыв пасть с острыми зубами. Слепой едва успел отдёрнуть её руку, чем перепугал девушку.

— Может, стоит рыбку отпустить в реку? — спросила она у Слепого, на что тот ответил с государственным пафосом: — Эта тварь сожрёт всю живность, и рыбаки умрут с голода.

Про себя он подумал, что Сазана нужно куда-то убрать, а ещё лучше, поручить это дело чиновникам, пусть изводят друг друга. С этой светлой мыслью, он продолжил экскурсию дальше, пока они не дошли к спальне, где немного задержались, испытывая спальный гарнитур. От изнурительного испытания их отвлёк начальник придворных палочников, который спросил, что делать с пленными.

— Выпусти их, — сказал Слепой, так как видел, что Хутин обезвредил Кота, но смущало то, что пророчество действовало, а жизней у него осталось всего шесть. Расстраиваться, в общем-то, нечего, так как у других всего-то по одной жизни.

Появление Тома он не заметил, так как его не знал, а вот у чиновников вытянулись лица и они с трепетом наблюдали, что будет дальше. Порывшись в голове Слепого, Том обнаружил, что перед ним новый властелин и с некоторым интересом рассматривал кандидата, соизмеряя целесообразность использования представителя Земли в качестве руководителя.

Привели арестованных бунтовщиков, и Том с удивлением обнаружил, что почти все они из Земли, притом из разных времён. А Кот, вообще, странная личность, к тому же потерял свою дименсиальную оболочку, которую прихватил Хутин. «Неужели начались необратимые репликации?» — забеспокоился Том и выудил из голов бунтовщиков способ, каким они попали на планету Тимурион. «Откуда здесь какие-то люки? — забеспокоился Том. — Я сам делал эту планету и ничего подобного не планировал».

Том решил, что пусть всё идёт своим чередом и проверил, где находится дрим. Оказалось, что дрим Слэй убежал в соседнюю страну, Райну, и живёт в столице Лыбе. Стоило вернуть его назад, так как без снов дрима людей на планете Тимурион охватывало непонятное беспокойство. Том исследовал данное явление, но иного способа, кроме как сны дрима, не нашёл. Правда, нынешний властелин, Слепой, тоже был дримом, как и его друг, Бзын, но Том не видел их сны и знал только то, что Мари до упада смеялась над их фантазиями.

«Пусть сами разберутся!» — решил Том, давая некоторую свободу, как своим, так и чужим творениям. Том не стал представляться Слепому, собираясь незримо наблюдать за ним, что оказалось весьма любопытно, так как новый властелин разговаривал со своим старым товарищем.

— Ты можешь побыть дримом? — спросил Слепой у Бзына, словно ничего между ними не произошло. Бзын так не считал, потому что у него нагло украли девушку, Мэриэнеллу, которая, как он видел, уже находилась со Слепым в весьма приятельских отношениях, если не сказать больше. Поэтому, несмотря на то, что предложение стать дримом повышало его статус, Бзын гордо отказался. Слепой уставился тёмными линзами очков на лицо Бзына, так что тот забеспокоился, и мягко произнёс:

— Я прошу тебя, как друга.

Бзын немного покочевряжился. Мэриэнелла, узнав от Слепого, что он хочет от Бзына, приветливо похлопала последнего по плечу, хотя абсолютно не понимала, что это за должность такая – «дрим». Бзын сдался, а остальным пленникам Слепой предложил необременительные должности при дворе.

«Да он прирождённый руководитель!» — с удовольствием подумал Том и оставил столицу Тартии, собираясь с чистой душой возвратиться к Тим. Он не знал, что немного ранее Хутин решил посетить его резиденцию, Замок Преображения, и прямо с утра, покинув Мари во дворце Уолла, летел над озером. Его радужное настроение слегка испортилось, когда он, используя человеческое зрение, не заметил незримую преграду и со всего маху врезался лицом в купол. Его тело, размазанное в лепёшку, соскользнуло вниз и плюхнулось в воду озера. Ошарашенный Хутин, совсем не ожидавший такого гостеприимства, медленно опустился на дно, где догадался добраться до кромки купола и червяком переползти на другую сторону.

Тим, рассердившись вчера, покинула Тома, а сегодня решила, что выдержанной паузы достаточно, и вернулась во дворец. Она накинула на себя изумрудного цвета платье, усыпав его красными маками, которые рельефно и контрастно выделялись на зелёном фоне. Но её ждало разочарование, так как Тома в Замке Преображения не оказалось. Маки на платье Тим как-то сразу померкли и скукожились, а она подумала, что, возможно, вчера перегнула палку, и ей не следовало уходить.

Вот в таком расположении духа её застал Хутин, ещё не совсем высохший от воды, когда появился в Замке Преображения. Тим удивленно уставилась на него, так как полагала, что купол непроницаемый для посторонних.

— Ты как сюда попал? — настороженно спросила она.

— Сюда трудно попасть, — согласился Хутин, не отвечая прямо на вопрос.

— Что тебе нужно? — снова спросила Тим. Она не заглядывала в симпоты Хутина, чтобы узнать о его враждебности к Тому, так как обладала природной интуицией, определяя намерения любой сущность на планете.

— Я хотел поговорить с Томом, — сообщил Хутин, не собираясь спорить с незнакомой ему сущностью. Его попытки заглянуть в глифомы Тим ничего не дали, так как Хутин их не обнаружил. «Так не бывает!» — подумал он и услышал внутри себя: «Бывает!»

— Ты хотел ему зла, — сказала Тим, а больше Хутин ничего не услышал, так как почувствовал, что его закатали, как шар, а через миг он оказался в центре планеты Тимурион, сжатый огромным давлением окружающего металла и пропавший, как личность.

***

Мари так запулила Уолла, что он залетел неизвестно куда. Грохнувшись о каменную скалу, он раздробил её в щебень, а потом поднялся, чтобы оглянуться. Взору открылась прекрасная картина, так как Уолл оказался на вершине горы, за которую зацепился, иначе летел бы дальше, пока бы не рухнул в океан. Под ногами, плыли редкие облака, в просвете которых открывался вид на волшебную страну, залитую зеленью от края до края. Зелёный ковер украшали замысловатые рисунки выписанные оттенками от жёлтого, до изумрудно-зелёного. Редкие города выделялись тёмно-коричневыми крышами, только украшая зелёный ковер и не нарушая его гармонии. Совсем недалеко от горы виднелся маленький пузырь синего оттенка, расположенный возле озера и вобравший в себя его цвет. На другом берегу, совсем не различимый для человеческого глаза, находился светло-голубой дворец, который построил он сам для Эйсиноры.

— А что сынок, помогло тебе твоё славословие, — улыбаясь, сказал Морриер, совсем незаметно появляясь за плечом Уолла.

— Она мне не поверила, — грустно произнёс Уолл, поворачиваясь к Морриеру, который носил всё тот же шикарный костюм с белым шарфом.

— Должен сказать, что Тём… Тим хорошо над ней поработал, — произнёс Морриер.

— Я ей открыл свои глифомы, — сказал Уолл, точно поделился чем-то сокровенным.

— Я думаю, что ей понадобится шоковая терапия, и ты мне поможешь, — сказал Морриер, опуская руку на плечо Уолла. Они присели на краю обрыва и Морриер всё рассказал Уоллу, а последний, от восторга, чуть не свалился со скалы вниз, на облака, хотя данное падение ему ничем плохим не грозило.

Если бы Морриер или Уолл, напрягли свои человеческие глаза или послали вперёд симпоты, то увидели бы на лесной тропинке огромного кота, удаляющегося от города Мокаши в направлении реки Моки. На своём плече кот держал хворостинку, на конце которой висел узелок из носового платочка, в котором находилась мышка, пойманная по пути. Мышка, убеждённая котом, грызла семечки, созданные им, и не собиралась убегать из плена, полагая, что находится в безопасности.

Напрасно, так как на пути кота стали две мышки, размером с бугая, которые грозно уставились на рыжее совершенство.

— Ты почто разбойничаешь на дорогах? — сурово спросил Банди, а вторая мышь, Дульжинея, поддержала его взглядом.

— Это, всего лишь, игра, — признался Кот, поднимая одну лапу вверх.

— А хутинки ты забирал игрушечные? — возмутилась Дульжинея.

— Хутинки? Я догонял потерпевших и возвращал им деньги назад, — оправдывался Кот.

— Фальшивые!? — непроизвольно хихикнула Дульжинея: — На них, вместо Хутина, красовалась твоя рыжая морда!

— Мои хутинки имеют хождение по всей планете, — патетически произнёс Кот, блеснув глазом из-под кожаной повязки, — я на них выгляжу красивее Хутина.

— Врёт и не краснеет, — сказал Банди, а Дульжинея, склонная к сентиментальности, искала в бесстыжем глазе кота оттенки красного.

— И выпусти, наконец, мышку, — грозно добавил Банди, а потом спросил, нависая над котом: — Ты что, собирался её сожрать?

— Нет, — смущаясь, признался Кот и добавил: — У меня ностальгия … по вас.

Дульжинея, от избытка чувств, чуть не грохнулась в обморок и залилась слезами, а Банди недовольно буркнул:

— Дуля, не слушай его, он врёт.

— Чистая правда, — сказал Кот, открывая второй глаз.

Банди ему не поверил и приказал Коту исчезнуть отсюда, иначе он снимет с него дименсиальную оболочку и оставит здесь навсегда.

— С меня её уже сняли, — хмыкнул Кот, а Банди оторопел, так как не удосужился сам проверить. Прощупав кота симпотами, так, что тот, от удовольствия, заурчал, Банди убедился, что Кот не врёт. Узнав от Кота, что оболочку стырил Хутин, Банди поискал бывшего властелина, но нигде его не нашёл. «Удрал с планеты!» — заключил он и ехидно сообщил Коту: — Не видать тебе оболочки, как своих ушей.

Кот, похоже, не очень расстроился, так как спросил: «Я свободен?» На ответ Банди, что свободен, как ветер, Кот козырнул ему шляпой и пошлёпал дальше по тропе.

— Бедный котик, — взгрустнула Дульжинея, на что Банди категорически произнёс: — Сам виноват!

Они исчезли, как и появились – растворились в воздухе, оставив после себя едва слышимый запах гари, а Кот, умудряясь насвистывать какую-то мелодию, уже зашёл в лес, который скрыл его от любопытных глаз.

***

Два человека в чёрных, как крылья, плащах с капюшоном, окутанные голубым туманом, вынырнули из станции репликации на орбите планеты Тимурион. Они зависли на месте, ориентируясь в пространстве, а потом отправили симпоты вниз, прощупывая поверхность планеты. Тёмные личности не выражали никакой поспешности и относились к сущностям, имеющим дименсиальную оболочку, но не являлись Хранителями.

Планета медленно проплывала внизу, открывая взору единственный континент и мелкие острова, его окружающие, а остальная поверхность оставалась скрытой под водами единственного океана. Тёмные близнецы сканировали как воду, так и континентальную землю, не пропуская ни одной пяди поверхности. Их лица скрывали капюшоны, но когда луч местного солнца заглянул под один из них, то осветил серое лицо и тёмно-красные рога на лбу. Лицо рогатого задымилось и он, чертыхаясь, потянулся к капюшону рукой в чёрной перчатке, поспешно прикрывая свой облик.

Возможно, они что-то пропустили, так как планета сделала полный поворот, а рогатые остались недовольны своими поисками. Когда планета завершила второй круг, рогатые растерянно посмотрели друг на друга.

— Гаагтунгр, может, он удрал с планеты? — спросил тот, которого поджарило местное светило.

— Не может быть, Веельзевул, мы проверили канал перед тем, как переместились, — сказал Гаагтунгр, и, будучи старшим, добавил: — Здесь что-то не то!

Они не поленились и два раза просканировали всю поверхность, но результаты оказались тщетными – того, которого они искали, на планете не оказалось.

— Может, он внутри? — догадался Веельзевул. — И давно умер?

— Не говори глупости, Веельзевул, — сказал Гаагтунгр, — в центре планеты грешные души смертных, но он бессмертный.

Так как оба обладали бесконечным терпением, то следующий раз сканировали до самого центра планеты. Рой душ, по завязку нагрешивших за свою жизнь, покоились возле центра планеты, поджариваясь на внутреннем огне. Они ожидали, когда планета погибнет и они, освобождённые, устремятся не к Свету, а к Тьме. Среди этого хлама, пока ненужного, они заприметили шар, в котором находился требуемый человек.

— Она живая, — сказал изумлённый Гаагтунгр, захвативший не одну планету в своей бесконечной жизни.

— Кто? — не понял Веельзевул.

— Планета, — ответил Гаагтунгр, прощупывая её симпотами.

— Планеты живыми не бывают, — категорически сказал Веельзевул, хотя некоторое сомнение тёмным гадом ползло в его душе – он видел планет намного меньше своего начальника. Гаагтунгр ему не ответил, так как задумался над нерешаемой задачей – пленника им не достать, пока планета не погибнет. Стоило опуститься вниз, на поверхность планеты, и разобраться на месте, кто отправил их пациента в местный ад, а также разобраться, отчего планета, обычно мёртвая, вдруг ожила. Возвращаться назад без результатов нельзя, так как с ними не будут цацкаться, а сразу рассеют в Ничто.

***

Бзын, несмотря на то, что совсем расстроился из-за потери Мэриэнеллы, отправился в башню дрима выполнять свою работу. Низвержение кумира народа до уровня дрима произошло так быстро, что Бзын совсем растерялся и существовал, как автомат, выполняющий функцию сохранения жизни. Он поднялся по ступенькам на самый верх и опустился на стул, привинченный к полу. Шлем, надетый на голову, был готов связать его с мыслеформами Тома, и только осталось, что заснуть. Он невольно вспомнил Мэриэнеллу и её улыбку, которую она подарила Слепому, отчего на душе поселилась меланхолия, а голову оккупировали грустные мысли. Опустив голову на руки, Бзын, всё-таки, заснул, а так как собственные переживания подавляли внушаемые мыслеформы Тома, то все уснувшие видели прекрасную Мэриэнеллу на баррикаде, которая вдохновляла бастующих своими непонятными словами.

Внезапно Мэриэнелла исчезла, и появилось твердое лицо Слепого, который, чеканя слова, говорил прямо в душу каждого. Непроизвольно, у каждого спящего поднималась волна неописуемой гордости за свою Тартию и неизмеримая любовь к новому властелину, Слепому.

«Хочу поблагодарить всех вас за поддержку, за единение и солидарность в судьбоносный момент, когда решается очень многое для будущего нашей страны. Мы вместе прошли через испытания, которые по плечу только зрелой, сплочённой нации, живущей в суверенном и сильном государстве. Тартия на деле доказала, что способна защитить соотечественников, с честью отстаивать правду и справедливость.

Наша страна сделала это благодаря вам, граждане Тартии. Благодаря вашему глубокому пониманию смысла и значимости общенациональных интересов. Мы осознали неразрывность, цельность пути нашего отечества. И мы верим в себя. В то, что многое можем изменить, и всего добьёмся.

Мы должны помнить о том, что нас ждёт впереди. Мы знаем волю и желание наших соседей. Мы должны присоединить к нам жителей Белда и Райна, так как они явно заявили о своём желании жить в Тартии. Они тоже хотят ощутить в душе гордость, являясь моими подданными.

Уважаемые друзья! Уважаемые граждане Тартии! Закончу сегодняшнее послание тем, с чего и начал. В этот судьбоносный момент наш народ ярко продемонстрировал и национальный подъем, и жизненную стойкость, и патриотизм. А сложности, с которыми мы сталкиваемся, создают для нас новые возможности. Мы готовы принять любой вызов времени и всех победить».

Бзын проснулся от криков, которые раздавались внизу. Через громкий гомон явно слышались здравницы: «Слава новому властелину!» «Что за бред они кричат?» — думал Бзын, впервые вспоминая то, что ему снилось. С ужасом он понял, что его сон видели жители Тартии, и он славил Слепого, как героя. Бзын схватил кружку воды и выпил её одним махом, а потом собрал свой нехитрый скарб и спустился вниз. Пробираясь среди ликующих жителей Мокаши, он добрался до городских ворот и побрёл по тропинке в лес.

Две туманные личности, висящие над башней дрима и наблюдавшие за жителями Мокаши, удовлетворительно хмыкнули. Веельзевул, провожая взглядом Бзына, спросил у Гаагтунгра:

— Может, его вернуть?

— Не нужно сюрпризов, — качнул головой Гаагтунгр, — мы с этим справимся сами.

Две тени нырнули в башню, а на полыхающие яркой звёздной россыпью ночные небеса медленно надвинулись тёмные облака, остудив проснувшийся народ Мокаши мелким противным дождём.

— Кажется, наша планета сердится, — произнёс Гаагтунгр. Точно волк перед схваткой, он оскалил свою пасть, полную острых зубов.

***

Мари целый день промаялась, опустошенная, с растрёпанными, как на ветру, чувствами, не имея точки приложения сил и субъекта, на который можно обрушить свою неиспользованную любовь и сексуальную энергию. Так как вокруг завалявшихся мужчин не имелось, а стоящих и подавно, то данное состояние, в последующей перспективе, обещало ей огромную хандру, скуку и депрессию.

«Ах, если бы сейчас появился Мо!» — подумала она, ковыряясь в своих глифомах, которые, в ответ, пустили тёплую волну. «Стоп! Какой Мо?!» — очнулась Мари, второй раз, за последнее время, натыкаясь на обрезанную фразу из очищенных глифом. «Видимо, нужна психологическая разгрузка!» — подумала она и поднялась с кровати, на которой валялась. Появившись на крыльце дворца Уолла, она увидела усыпанное яркими галактиками звёздное небо и очарованно уставилась на него. Необозримая глубина завораживала, навевая мысли о бесконечности, о своём месте в этой беспредельности, плавно перекатываясь к мыслям о дочерях.

«О каких дочерях? У меня, бессмертной, не может быть дочерей?!» — снова очнулась Мари, вспоминая о том, как к ней в наследники навязывался Уолл. Его нелепый рассказ даже не рассмешил Мари.

Вероятно, парень насосался амомедаров[16] и перепутал фантазии и действительность. Так бывает. Иногда самой хочется присосаться к амомедару и погрузиться в сказочный мир, далёкий от действительности.

Мари очнулась, когда на лицо упала первая капля дождя. Тёмная туча заволокла небо, скрывая и звёзды и галактики от взора глаз. Словно подстёгнутая лошадь, она разбежалась и полетела по тропинке, едва касаясь её ногами. Впереди плескалось озеро, и она понеслась к нему, как ветер, а потом прямо с берега прыгнула и нырнула в глубину. Извиваясь, как лента на ветру, она раздвигала слои воды, ввинчиваясь своей упругой плотью в возникшую турбулентность и скользя, как птица на крыле.

Симпоты обнаружили впереди стену купола, но Мари так уверовала в свои силы, что проскочила препятствие, совсем его не заметив. Она вынырнула на противоположном берегу и удивилась своей одержимости. В душе проснулась озорство, и она тут же решила навестить Тома и Тим, так как к первому уже не чувствовала любви, а со второй не стоило ссориться, потому что делить им уже нечего.

Том и Тим в это время испытывали явный дискомфорт в общении, так как Тим не простила Тому его утреннее исчезновение, а Том чувствовал себя виноватым только перед Мари, а ревность Тим находил излишней. Появление перед ними мокрой Мари вызвал у них некоторый фурор, так как они, соблюдая друг перед другом приличия, усадили её перед камином, который ей вовсе не нужен, и предлагали выпить разные напитки. Мари, принимая из рук Тим бокал с красным вином, улыбаясь, спросила: — С ядом?

Вопрос Мари застал Тим врасплох, а когда она его осознала, то, увидев улыбку на лице Мари, произнесла:

— А ты думала!

— Я же бессмертная, не умру, — сказала Мари, выпивая глоток.

— Зато помучаешься, — озорно ответила Тим и первая засмеялась. Том, наблюдая за дамами, нашёл, что они помирились и стал сыпать анекдотами с бородой, что не мешало Мари и Тим смеяться.

— Ах, как у вас хорошо, — сказала Мари, когда вечер перешёл в утро.

— У тебя, — поправила Тим, — мы с Томом можем уйти.

— Не уходите, ребята, лучше уйду я, — испытывая благородство от своих слов, произнесла Мари, уже прилично поддатая. Она не отключала своих человеческих чувств и ощущала себя неприлично пьяной. Как ей казалось, Том и Тим поступали так же, отчего они, вместе, отправились в спальню Мари и завалились на неё втроём, ощущая раскрепощение чувств и душевный комфорт.

Когда они к обеду проснулись, Мари, удивлённая своей распущенностью, спросила:

— Мы что, спали втроём?

— В том смысле, о котором ты думаешь, нет, — успокоила её Тим, а потом с озорством спросила: — А что, это тебя напрягает?

— Да нет, я когда-то с Мо и окоритянами…

— С кем, кем? — переспросила Тим, а Мари, напрягаясь, удивлённо шарила по глифомах, пытаясь понять, откуда в её голове какие-то окоритяне…

— Я, наверное, пойду, — произнесла она, поднимаясь с кровати.

— Оставайся, ты нам не помеха, — совсем искренне сказала Тим.

— Тебе, возможно, и нет, а вот Том – напрягается, — сказала Мари, понимая то, что Тим о многом предстоит узнать, так как она познакомилась с Томом совсем недавно. Мари в этом ошибалась, но Тим не собиралась её разубеждать. Она знала Тома ещё тогда, когда он разбудил её и наделил океаном, а потом наблюдала, как он на ней обустраивал жизнь. Всё, что она имеет, сделал Том, так как же его не любить!

А ещё Тим понимала, что он сделал её такой цветущей ради Мари и теперь, удалив в сторону ревность, была благодарна и её.

— Я пойду, братцы, — сказала Мари, а Тим ей искренне ответила: — В этом доме тебе всегда рады.

— Да, не уж-то? — хихикнула Мари и покинула влюблённых, понимая, как им не терпится закончить размолвку взрывом страсти. Исчезая за дверью, она услышала звон посуды – нетерпеливая Тим смахнула со стола бокал, обернувшись к Тому и впиваясь в его губы.

***

Никто не заметил Морриера, так как тот давно научился подавлять сеточку и становиться невидимым для симпот. Он обрадовался, что Мари немного успокоилась и с интересом наблюдал за любовными играми Тома и Тим, не находя такое действие неприличным. Многое, с точки зрения вечности, видится под другим ракурсом и приобретает другое значение. Неожиданная любовь Тим и Тома удивила Морриера, открывая новые грани мира, так как живых планет видеть ему не приходилось.

Если стать на точку зрения Тим, то её любовь вполне естественная, так как Том своими руками изваял её и оживил. Только Морриер боялся за Тим, зная прошлое Тома, который запросто может разлюбить её.

«Она сотрёт Тома в порошок!» — успокоил себя Морриер, имевший возможность наблюдать за разрушительной мощью Тим.

Морриер знал, что ждёт Мари впереди, но не смел вмешиваться, так как чувствовал присутствие Банди и Дульжинеи. Удивительно, что они ещё не проявили себя в полной мере. Правда, они остановили кота, у которого Хутин забрал сеточку, но отпустили восвояси. Кот, как его Морриер не сканировал, скрывал свою подноготную и выглядел подозрительно чистым, словно его глифомы выдуло ветром.

Ещё Морриера беспокоил Хутин, имеющий дименсиальную оболочку, но куда-то пропавший. Как Морриер ни сканировал планету, Хутина нигде не нашёл. Станция репликации на орбите планеты находилась под контролем Морриера, но никто планету Тимурион не покидал. А две прибывшие дименсиальные сущности как-то быстро спрятали симпоты, и пропали на просторах планеты. «Что-то назревает?» — подумал Морриер, но угрозу Мари не чувствовал, а остальные, кроме Уолла, его не интересовали.

А Мари необходимо открыть глаза. Она уже созрела для этого. Да и Уоллу не терпится вновь познакомиться с матерью. Милый дурачок! Если бы он знал всё!

Репликация седьмая. Гаврош

Гаврош шлялся по замку Нука и нашёл-таки подвал, в котором держали братьев Гай. Часовой-палочник стоял возле дверей, и пробраться в подвал не имелось никакой возможности. Ничего не оставалось, как взять булыжник и забраться на полукруглую земляную крышу подвала, откуда обрушить оружие на голову часового. Обшарив его, Гаврош не нашел ключей, так как стражнику их не доверили, поэтому пришлось тем же булыжником долбить по замку.

Возможно, Гаврошу повезло или замок оказался никудышный, но он со второго раза раскрылся. Гаврош опустился по ступенькам вниз, в темноту, где нащупал ещё одну решётку и тоже с замком. Правда, здесь Гавроша ждало разочарование, так как ни с первого, ни со второго удара замок не поддался, а когда Гаврош совсем выдохся и присел у дверей, то услышал осторожный голос:

— Кто там?

— Это я, Гаврош, — ответил мальчик, узнав голос Гай Свона.

— Я такого не знаю, — ответил Свон.

— Это мальчик Секлеции, — подал голос Гай Син, сразу узнавший Гавроша.

— Возле стены прислоненный металлический лом, — сообщил наблюдательный Гай Тувор, — ты можешь подать его нам?

Гаврош долго искал лом, пока чуть не уронил его на ногу, и просунул его сквозь решётку братьям Гай. Через мгновение послышался треск, и кто-то подхватил Гавроша на руки, прошептав на ухо: «Пойдём, малыш». Когда они выбрались за ограду дворца правителя, то сразу же отправились к башне, где и услышали, как кричит Секлеция. Приказав Гаврошу: «Сиди здесь!» — семь молний метнулись вверх, скручивая головы попавшихся по пути корсатов Канцелярии Хутина.

Паут оказался проворнее, когда увидел ворвавшихся братьев. Он выхватил из-за пояса нож и приставил его к горлу Секлеции, обхватив её за пояс.

— Если кто двинется, я перережу ей горло, — сообщил он холодным голосом и братья Гай остановились. Окинув всех взглядом, Паут сообщил, показывая глазами на побитого Слэя: — Мне нужен только он!

Гай Гретор взглянул на братьев, и они отступили в сторону от дверей, освобождая проход. У Паута оказалась недюжинная сила, так как он, без всякого напряжения, вскинул бесчувственного Слэя на плечо, удерживая нож возле горла перепуганной Секлеции.

— Когда я окажусь возле выхода, я опущу вашу девушку, — сообщил Паут, а Гай Гретор ему ответил:

— Если с ней что-либо случится, ты не доживешь до утра.

— Я не хочу вас расстраивать, — совсем дружественно ответил Паут, — тем более мне с вами не по пути.

Спуск оказался долгим, но Паут ничуть не устал, а бодро подсказывал Секлеции: «Ножку сюда, пожалуйста, чтобы вы не упали», — излучая вокруг хищную доброжелательность. Возле дверей он внимательно посмотрел на братьев и сообщил:

— Я оставляю её живой и невредимой, помните об этом, сеньоры, — после чего толкнул Секлецию под ноги Гай Гретору, а сам, вместе со Слэем, скрылся за дверью. Гретор склонился к Секлеции и спросил: «С тобой всё в порядке?» — а на её утвердительный ответ тут же бросился к двери. Сразу вернувшись, Гретор коротко бросил: «Удрал, зараза!» — а Гай Син подумал, что ему не светит ночь с Секлецией.

Одна Эйсинора погрузилась в глубокие раздумья, не зная, что предпринять. Сказать братьям, что Секлеции им изменила, она не решалась. Злость на Слэя уже прошла, и требовалось определиться, что делать дальше: искать и выручать Слэя, или забыть его, заразу, навсегда.

***

За всеми своими любовными похождениями Мари забыла о дриме Слэе и теперь, освободившись от гнёта терзавших её сомнений, ревности и злости, раскинула симпоты, разыскивая любимца. Она с удивлением обнаружила, что Слэй не в столице, Лыбе, а где-то к юго-западу от неё. Не откладывая дела в долгий ящик, она взвилась вверх, под облака, подставляя лицо под лучи местного солнца. Ей всегда нравилось летать, ещё с тех времён, когда она первый раз оседлала мэтлоступэ[17].

«Какая «мэтлоступэ»?» — удивилась Мари, отмечая очередной сбой памяти и снова вылавливая из глифом это странное слово «мэтлоступэ». Она подумала, что, возможно, это чьи-то воспоминания, которые она приберегла, но не подвергла систематизации. «Что-то часто, в последнее время, возникают странности с памятью», — подумала она и тут же пришла новая мысль: «А если всё это привнесли сны дрима?» Такое объяснение ставило всё на свои места и казалось убедительным, но человеческая черта – сомнение, всегда отличалась алогичностью.

Рассуждения отвлекли Мари от полёта, а когда она отправила симпоты вниз, то обнаружила, что перелетела. Если бы она поинтересовалась происходящим внизу, то узнала бы, что небольшой караван из ослов принадлежит правителю Райны, Нуку. Он, не очень надеясь на своих палочников, вслед за корсатами Хутина, которые арестовали Слэя, отправился в Тартию. Паут разочаровал Нука, так как сразу откланялся, ехидно сообщив: «Мне поручено забрать дрима Слэя, а ваши забастовщики меня не интересуют!»

Нук восседал на осле, придавленным не только тяжёлым правителем, но и двумя сумками, набитыми до отказа хутинками. Его, на таком же осле, сопровождал распорядитель, Коль, тощая фигура которого возвышалась на бедном животном, как башня дрима. Нук не доверял палочникам и боялся, что они украдут все его хутинки. Две сумки на его осле только сверху прикрывали хутинки, а внутри покоились слитками золота, которые, к огорчению Нука, топорщились по бокам, выдавая содержимое.

Ещё большую опасность представлял Хутин, который, стоит ему узнать о сокровищах Нука, разденет его догола, отнимет рубашку и последнюю корочку хлеба. Напоминание о корочке засело в мозгу Нука и он никак не мог вспомнить, отчего это так важно. Конечно, ему хватит не только на корочку, но и на буханку хлеба или батон, так что нечего бояться…

Нук застыл на месте, а его ишак с удовольствием остановился, почувствовав опустившиеся руки наездника. Ушастая голова осла заинтересованно повернулась, предвкушая привал и вкусный овёс в мешке.

— Батон! — воскликнул Нук, выпучив глаза в пространство.

— Что, батон? — не понял распорядитель.

— Коль, батон! — огорчённо воскликнул Нук, а распорядитель внимательно заглянул в глаза правителю, надеясь, что он сошёл с ума и все хутинки достанутся ему – Колю.

— Коль, я забыл золотой батон, — зеленея от досады, воскликнул Нук, а распорядитель, припоминая увесистый золотой слиток в виде батона, бодро сообщил: — Я вернусь, заберу батон и догоню!

— Я боюсь, что тебя больше не увижу, — сказал Нук, с зелёной любовью глядя на Коля.

— Мои руки ничего не крали, — произнёс Коль, но его слова Нука не убедили, так как распорядитель унесёт то, что плохо лежит, зажав его в зубах.

— Поедет мой сынок, Вик, — решил Нук, подзывая к себе юношу заросшей наружности и с глазами, разъезжающими по сторонам.

— Сынок, ты что курил? — спросил Нук, на что сынок вытащил кисет с какой-то травкой и предложил правителю.

— Не нужно, Вик! Съездишь домой и привезёшь батон, — попросил Нук, а Вик радостно оскалился и пришпорил низкорослого коня. Тот сорвался с места и понёсся быстрее ветра, выписывая зигзаги, но наездник упорно не хотел вылетать из седла. Нук тронул осла, разочаровав его своей меркантильностью, думая о том, стоит ли сделать привал и подождать сына или быстрее убираться с Райны, пока бунтовщики не отобрали последнее.

Правда, его рассуждения вскоре были прерваны топотом конских копыт, и Нук испугался, что за ним организовали погоню. Рассеивая тревогу правителя, из-за поворота показался Вик на коне, который, хоть и валился из стороны в сторону, но прекрасно держался в седле.

— Держи, папа, — радостно сказал он, протягивая Нуку пышный горячий батон, точно он только что из печи.

— Что это? — спросил Нук, опять зеленея.

— Батон, как ты просил, — ухмыляясь, довольно сообщил Вик, — только что у селянки купил, — он сунул батон в руки отца и, довольный, ускакал вперёд.

«Плакали мои денежки», — раздраженно подумал Нук, а осёл умудрился откусить кусок от батона и, как стоик, героически переносил пинки правителя, торопливо пережёвывая украденное.

***

Паут скрылся в темноте и братья Гай не стали гнаться за ним, а направились от башни дрима к баррикадам, когда разнеслась весть о том, что правитель Нук бежал. Ещё не доходя до ощетинившейся стены, они услышали, как выступает продавец сладостей, но что он говорил, толком не разобрали. Его бурно приветствовали восставшие, а потом на руках понесли во дворец правителя.

— Что случилось? — спросил Гай Дизер у прибежавшего Гавроша.

— Продавца сладостями, Роше, выбрали правителем, — объяснил мальчишка и прильнул к Секлеции, взяв её за руку. Дизер повернулся к Гай Гретору:

— Что будем делать?

— То же, что и раньше, возить рыбу, — сказал Гай Гретор.

— А я? — воскликнула Эйсинора.

— Ты хочешь, чтобы мы вернули Слэя? — спросил Гай Гретор.

— Да, — сказала Эйсинора и заткнулась, уставившись на братьев. Только теперь она поняла, что не может определиться, так как и Слэй был ей люб, но и Уолл нравился не меньше.

— Хорошо, мы найдём Слэя, — сказал Гай Гретор и отправил Гай Дизера, Гавроша и Секлецию в порт, присмотреть за баркасом, а остальных братьев забрал с собой. Дизер от предложения не отказался, а другие братья с сожалением прощались с Секлецией, завидуя брату, который на некоторое время получал их жену в единоличное пользование.

Расспрашивая на ходу, братья узнали, что караван правителя Нука отправился вслед за корсатами Канцелярии властелина. Начинался рассвет, когда они вышли из столицы, Лыбы, и это способствовало тому, что следы Нука и корсатов во главе с Паутом не пропали. Деревенские жители, выгоняющие скот на выпас, с удовольствием рассказывали о двух караванах, которые проследовали ещё по темноте.

— Мы их догоним, — сказал Гай Гретор, ускоряя ходу. Эйсинора, такая же неутомимая, как братья, и привычная к ходьбе, не стала им обузой. Через некоторое время они увидели впереди какой-то караван и припустили быстрее, надеясь, что это корсаты Канцелярии Хутина. Палки, которые они держали в руках, стали выписывать нетерпеливые пируэты, тренируясь перед началом боя. То, что он неминуемо произойдёт, знали все братья и, даже, Эйсинора перебросила палку с одной руки на другую. Дорога поднималась в гору, огибая небольшой лесок и братья Гай потеряли на некоторое время идущий впереди караван. Когда лесок остался позади, то Гай Гретор, идущий впереди растерянно посмотрел по бокам, так как караван куда-то пропал. Дальше дорога шла под гору, упираясь в новый лесок в долине. Гай Гретор не стал останавливаться, а припустил быстрее, так как дальше шли перелески и потерять идущий впереди караван проще простого.

Когда братья скрылись за горой, из леса вышел Нук, тянущий за собой упирающегося осла, а за ним распорядитель Коль на осле.

— Кажется, пронесло, — пробормотал Нук, снимая фуражку и вытирая мокрый лоб. То, что за ними послали погоню, необычайно расстроило Нука и он спросил: — Что нам делать, Коль?

— Мне кажется, что они не за нами, — сказал Коль, — девчонка, которая шла с разбойниками, крутилась у дрима Слэя. Я думаю, что они хотят забрать Слэя у корсатов Канцелярии Хутина.

— Зачем Слэй разбойникам? — спросил Нук.

— Я думаю, девчонка беременная, а это её братья, — глубокомысленно изрёк Коль, — они хотят женить дрима на девчонке.

— Это меняет дело, — довольно сказал Нук, — значит, мы в безопасности?

— Не думаю, — произнёс Коль, — им может понравиться наше золото.

— Моё золото, — поправил Нук и напряжённо наморщил лоб, размышляя, куда ему, бедному, податься. «Вот, народ, последнее отберут, — сокрушался бывший правитель, — вор на воре сидит и вором погоняет!».

«Может ты и вор, но я тут причём?» — подумал осёл, так как кусок батона, который он сожрал, совсем не считал воровством, а милостыней. От возмущения осёл поднял голову и заржал, но, неожиданно для себя, увидел под облаками женщину, которая, точно проснувшись, сделала зигзаг в небе и умчалась вперёд. Осёл присел на задние лапы, уставившись в небеса, а сидевший на нём Нук свалился на землю.

— Что же ты, зараза, делаешь! — отряхивая пыль с парадного костюма, воскликнул Нук и стеганул безвинного осла по голове.

Женщина, послужившая причиной оскорбления ушастого животного, была ни кто иная, как Мари, заметившая, что пропустила дрима Слэя. Они снизилась и летела вдоль дороги, соединяющей столицу Райны, Лыбу, и Мокаши, столицу Тартии. Внизу она увидела Эйсинору и её братьев и хотела приземлиться, чтобы спросить, что она здесь делает, но решила, что, прежде всего дрим, а потом остальные.

Отряд корсатов Канцелярии она увидела издалека и тихонько приземлилась сзади. Догоняя колонну, она миновала нескольких корсатов, которые удивлённо на неё уставились. Мари поравнялась со Слэем и сказала:

— Привет!

— Привет, — ответил обрадованный Слэй.

Паут, обернувшись на голоса, с удивлением увидел, что отряд увеличился ещё на одного человека, а так как Мари не знал, то посчитал её за случайную попутчицу и грозно предупредил:

— Гражданка, проходите, с арестованным разговаривать нельзя.

— Мне не угрожает опасность, — сообщил Слэй, а Мари, прочитывая его мысли, обнаружила, что дрима прикрывает защитная сеточка. Она изумлённо уставилась на Слэя, так как от сеточки тянулась симпота к странному типу по имени Морриер. «Как они связаны между собой?» — удивилась Мари, рассматривая Слэя, как в первый раз.

— Гражданка, я могу испортить вам не только наряд, но и физиономию, — подходя к Мари, ехидно сказал Паут.

— Паут, ты дрянь человек, но мне не хочется тебя убивать, — как от надоедливой мухи отмахнулась Мари, продолжая рассматривать Слэя, как диковинку. Паут опешил от наглости «селянки» и поднял палку, намереваясь угостить её заднюю часть. Палка вырвалась из рук Паута и огрела его пару раз, чем несказанно его поразила. Отмахнувшись от палки, Паут крикнул: «Свяжите её!» — отчего несколько человек бросились на Мари, хватая её за руки. Слэй толкнул одного корсата, так что тот свалился на землю, а второму вмазал в зубы. «Не нужно, я сама!» — предупредила дрима Мари, после чего палка принялась дубасить всех корсатов подряд.

Паут вытащил нож и подкрался к Мари сзади. Слэй, увидев, что Мари угрожает опасность, крикнул: «Мари!» — и бросился на Паута. Тот пырнул ножом дрима и с окровавленным ножом повернулся к Мари.

— Ах, так ты так! — воскликнула Мари и запулила Паута под облака.

Неожиданно для Мари, прибежала подмога: братья Гай, безмолвно принялись дубасить корсатов, отчего последние, ввиду явного преимущества врагов, ретировались в ближайшую сосновую рощу. Эйсинора, увидев поверженного Слэя, бросилась к нему, а увидев его рану, сняла с себя рубашку и разодрала её на полоски, после чего принялась бинтовать дрима.

Мари, поглядывая на Эйсинору и её обнажённые груди, расчувствовалась и пустила слезу, потихоньку, чтобы не видела девушка, заживляя рану под бинтами, а братья, бесполезные в деле лечения больного, смущённо отворачивали лица от сестры, надеясь на благополучный исход врачевания.

— Ты куда летишь, родимый, — спросил Морриер, поймав парящего в воздухе Паута и удерживая его за шиворот.

— Я тебе не родимый, — остервенело сказал Паут, пытаясь пырнуть ножом Морриера.

— Тогда лети, крылатый ты наш, — произнёс Морриер, отпуская Паута. Тот, базлая во всё горло полетел вниз, и приземлился на сосну, обдирая все ветки до самого низа. Морриер, опустившись возле дрима, увидел, что санитаров более чем достаточно, поэтому, так же, как и Мари, принялся штопать рану, не особо это афишируя.

— Опять ты! — возмутилась Мари, а братья стали позади Морриера, не скрывая своего намерения отдубасить незнакомца.

— Его лучше перенести во дворец, — сообщил Морриер, и Мари поняла, о каком дворце говорит тип с белым шарфом на шее. Они подняли Слэя вместе с Эйсинорой и поплыли в воздухе в направлении дворца Уолла.

— А мы? — растерянно крикнул младший из братьев, Свон.

— Возвращайтесь на баркас, если нужно, Эйсинора вас найдёт, — крикнула им Мари, полагая, что братья помешают в деле исцеления дрима. «Пусть поворкуют, голубки!» — подумала она и пустила слезинку. «Ты стала сентиментальной!» — прошелестел Морриер внутри её, и она промолвила, ментально отталкивая его: «Кыш отсюда, хвостатый!»

Морриер исчез, хихикнув, а она растерянно подумала: «Почему хвостатый?» — и снова его услышала: «Потому, что кот!» «Почему кот?» — спросила она и снова услышала внутри себя смех Морриера.

— Слушай, отстань, — громко произнесла она, а Морриер, как ни в чём ни бывало, удивлённо посмотрел на неё. «Это не ты?» — удивилась Мари, но по вновь возникшему смеху поняла, что её снова разыграли.

— Вы можете нести ровнее?! — возмутилась Эйсинора, и Мари, как нашкодившая кошка, притихла, игнорируя всякие провокации Морриера, продолжавшиеся до самого дворца.

***

Котин и Стах с облегчением встретили Гай Дизера и Секлецию, так как охранять в порту баржу и баркас оказалось не так-то легко. Малыш Гаврош по-хозяйски принялся обследовать баркас и надолго задержался возле штурвала. Котин рассказать Дизеру о посещении судна Буком, вместе судьей, и не успел он закончить, как последние, словно по мановению волшебной палочки, появились на пристани. Их сопровождала изрядная толпа палочников, в рядах которой Гай Дизер с удивлением увидел и тех, кто были на баррикадах. Избитый Бук, перевязанный грязными тряпками, представлял собой унылое зрелище, но упрямая ярость в его глазах говорила, что по-доброму он не отстанет. Судья переступил борт баркаса и громко объявил:

— Рассматривается дело гражданина Бука, который на баррикадах доказал лояльность к новому правителю Райны, Роше. Гражданин Бук получил оскорбление от Эйсиноры Гай, и по суду ему полагалась компенсация в виде баржи и баркаса. Ввиду того, что на гражданина Бука оказывали давление при принятии им на себя заботы о данных плавучих средствах, то суд постановляет их освободить сейчас же и передать в распоряжение пострадавшего. Эйсинору Гук немедленно арестовать.

— Вы Эйсинора Бук? — спросил судья у Секлеции и, не дожидаясь её ответа, приказал палочникам: — Арестуйте её!

— Только через мой труп, — воскликнул Дизер, хватая в руки малый металлический якорь, а Стах и Котин стали за ним, прикрывая Секлецию. Бывшие соратники по баррикадам немного стушевались и не лезли вперёд, а Гай Дизера воскликнул, обращаясь к ним:

— Братья! Разве не мы рядом стояли на баррикадах, чтобы свалить режим Нука?

— Ты нам не брат, — сказал Бук, театрально вскинув руки, — ты такой же, как Нук, ты владеешь баржей и баркасом и у тебя за спиной твои рабы, которых ты используешь против простого народа. Хватайте его, братья!

Толпа на берегу загудела и двинулась на Дизера, а Бук первый взмахнул палкой. Дизер огрел его якорем, отчего тот свалился и завопил:

— Братья! Нас убивает нуковец!

Началась свалка, в которой замелькали палки и кулаки, а Дизер по-прежнему стоял в окружении толпы и крутил над головой якорь, осаждая наступающих. Гаврош, наклонившись через борт, подбирал на пристани гальку и пулял по головам, набивая шишки нападавшим. Никто не смотрел на Секлецию, а она, быстро сообразив, сняла гребешок и нажала на кнопку. Через некоторое время появился Уолл, который грохнулся прямо на толпу, повалив несколько человек, и спросил, оглядываясь:

— Что здесь происходит? Где Александра?

— Это опять я, — призналась Секлеция, показывая на гребешок, — на нас напали.

Дизер, который не был знаком с Уоллом, непонимающе смотрел на Секлецию, ревниво поглядывая на появившегося юношу.

— Я предлагаю всем разойтись, — сказал Уолл, не собираясь драться, но Бук, успевший познакомиться с юношей, мстительно крикнул:

— Он работал на Нука, убейте его!

Собравшиеся на пристани повстанцы поверили вранью Бука и озлобленно двинулись на Уолла. Он понял, что товарищи Бука не понимают, с кем они имеют дело. Уолл не захотел их травмировать, а очистил головы от всего мусора, что там был. В итоге, никто не знал, зачем пришёл на берег, а судья неожиданно вспомнил, что хотел купить рыбы. Спросив у Дизера о цене, он взял несколько рыбёшек и ушёл, оглядываясь. Жена судьи, когда он пришёл домой, весьма удивилась его покупке, так как он рыбу не любил с детства.

— Может, ты мне отдашь гребешок? — спросил Уолл у Секлеции, которая, единственная из всех, не потеряла памяти за этот день.

— Разве ты не собирался меня навестить? — хитренько спросила Секлеция. Уолл хмыкнул и вознёсся в небо, после чего пропал за горизонтом. Гаврош разочарованно шмыгнул носом, так как собирался попросить дяденьку прокатить его по воздуху.

— Кто это был? — угрюмо спросил Дизер.

— Так, знакомый, — ответила Секлеция. Увидев его подозрительную рожу, она наклонилась к нему и шепнула, глядя на Стаха и Котина:

— По-моему, каюта свободна.

Дизер засопел и покраснел, а потом торопливо потопал за Секлецией, которая, не оборачиваясь, шла в каюту. Гаврош, считая себя за старшего, остался возле штурвала.

***

Эйсинора и Слэй расположились в спальне, где девушка в полной мере могла продемонстрировать сочувствие и преданность своему любимому. Случившееся несчастье окончательно разрешило внутренний спор Эйсиноры по поводу того, кто ей больше люб. Оказалось, что со Слэем у неё больше точек соприкосновения, чем с Уоллом, который соблазнил девушку своим таинственным ореолом. Синичка в руке полезней орла в небе, как бы ни манила недостижимая высота.

Мари и Морриер вышли в сад, совсем ещё молоденький, наметивший свои контуры тоненькими прутиками. Дорожка, ведущая к озеру, заканчивалась красивой полукруглой террасой из белого камня, по бокам которой стояли две такие же белые беседки. Любуясь озером, они присели в беседке, наблюдая противоположный берег, видимый вдали, и белоснежный Замок Преображения, где совсем недавно жила Мари и Том. Местное солнце, медленно опускаясь в воду, собираясь нырнуть, и только мелкий лес на противоположном береге, мешал это сделать без промедления. С севера двигалась тёмная туча, обещая ночной дождь, точно такое же тёмное облако клубилось и на юге, собираясь вскорости встретиться со своим собратом…

— Тебя не тревожит прошлое? — спросил Морриер, провожая своим взором тёмные облака.

— Что ты можешь знать о моём прошлом? — снисходительно спросила Мари.

— Я знаю о тебе всё, — сказал Морриер, но такая его осведомлённость совсем не понравилась Мари.

— Что тебе нужно? Ты, как будто, преследуешь меня?— немного раздражённо спросила Мари.

— Ты хочешь знать правду о себе? — спросил Морриер, а Мари ответила: — То, что мне нужно, я о себе знаю!

Их спор прервал Уолл, который свалился с неба прямо перед замком и направился к парадному входу.

— Он всё им испортит, — сказала Мари и решительно зашагала в сторону замка. Задумчивый Морриер плёлся сзади, видимо, огорчённый тем, что их разговор с Мари закончился неудачно.

Мари напрасно беспокоилась, так как Эйсинора, как только показался Уолл, поднялась со стульчика возле кровати, на котором она сидела и решительно сообщила:

— Не беспокойся, мы уйдём, как только Слэй немного поправиться.

— Вы можете оставаться здесь, сколько хотите, — пролепетал Уолл, совсем не ожидая присутствия Эйсиноры в спальне, а, тем более, Слэя.

— Нет, — решительно заявила Эйсинора, — нам будет здесь неудобно!

Уолл, совсем расстроенный разговором, не нашёл что сказать и выскочил из дворца, сразу уткнувшись в Мари.

— Мама! — пролепетал он, но Мари сердито его оттолкнула: — И ты туда же!

Не понимая, чем он её рассердил, Уолл уставился на Морриера, а тот только покачал головой. В это время последний лучик местного солнца спрятался за горизонтом и сразу в небе загрохотал раскат грома. Мари, уставившись в темное небо, увидела несколько тёмных теней, которые кружили над Замком Преображения.

— Что там происходит? — спросила Мари, а Морриер отправил туда симпоты, но сразу отдёрнул их назад, точно обжегся.

— Мне кажется, что Тим и Тому угрожает опасность, — произнёс Морриер. Мари, не поверив, отправила свои симпоты, но чуть не упала от ужаса, позабыв отключить человеческие эмоции.

— Опасность угрожает не только им, но и нам, — согласилась она с Морриером и сказала: — Я лечу туда!

Не успели они долететь до Замка Преображения, как им навстречу двинулась целая дюжина тёмных теней. Мари, прямо с ходу, ударила по ближайшей твари, и она рассыпалась, как туман. «Обманка!» — подумала она, и тут же ей в спину ударила молния, обжигая дименсиальную сеть. Мари обернулась и увидела позади себя две тени, проникшие за спину, пока она воевала с обманкой. Мари, не скупясь, ударила по правой сущности, но та тоже рассыпалась в дым, а оставшаяся тень как будто ухмыльнулась и пыхнула в нее темным и липким туманом, который, растекаясь по телу, вспыхнул пламенем.

Мари даже не стала его тушить, а бросила взгляд вперёд, где Морриер и Уолл отбивались от целой стаи тёмных приведений. Впереди, над Замком Преображения, тоже происходил бой, и Мари показалось, что сквозь клубы дыма мелькнул чёрный конь, который молотил копытами что-то тёмное и раскрытой пастью глотал туман. Внезапно, земля вздрогнула и вспенилась огромной лапой, которая мелькнула в воздухе, освещённая ярким пламенем звездной галактики в небе, а потом прихлопнула темное создание.

Тварь вскрикнула и попыталась вырваться из-под многотонной глыбы, но земля разродилась второй лапой, которая прихлопнула мерзкого зверя. Над каменными лапами возникло огромное лицо Тим, подмигнувшее Мари. Не мешкая, Тим бросилось на вторую тень, которая оказалась обманкой. Возникший из облака чёрный конь задорно заржал и снова превратился в Тома.

Слева, с южной стороны, неслись крики и Мари, повернув лицо, увидела Морриера и Уолла, которые едва отбивались от двухголовой твари. Устремившись туда, Мари полыхнула в ужасного зверя всем запасом силы, и он заревел, оглашая окрестности громоподобным раскатом. Обрадованная Мари раскинула руки в стороны, впитывая окружающую энергию, собираясь добить тварь. Энергия, её насыщающая, показалась ей странной, и это тоже оказалось странным, так как энергия есть энергия и не более. Она запустила симпоты в энергетический поток и в её глифомы хлынула странная информация. Мари в одно мгновение потеряла связь с окружающим пространством, так как глифомы натыкались только на тёмную пустоту, а её дименсиальное тело оказалось скованным и неуправляемым.

***

Слепой ехал в закрытой карете, так как не любил солнечный свет. Рядом с ним сидела Мэриэнелла, которая восторженно выглядывала в окно кареты на ряды усталых солдат, бесконечной чередой тянувшихся по дороге и близлежащим полям, вытаптывая всё подряд. Слепой, после нескольких дней общения с ней, понял, что кроме восторженности у девушки ничего нет, и совсем охладел к Мэриэнелле, почему-то вспоминая Секлецию, которая бескорыстно любила его. «Нужно её найти», — решил Слепой, вспоминая, что Хутин послал вслед за дримом Слэем целую команду корсатов Канцелярии.

Чтобы не попасть под облако дорожной пыли, взбитое сотнями ног, ездовой держался правого фланга, откуда дул приятный ветерок, слегка умаляя жару дня. Армия, организованная за несколько дней, могла бы прославить всякого полководца любой планеты, если бы Слепой не ощущал себя куклой, руководимой извне и неизвестно кем. Такое странное ощущение разрушало всякую прелесть того, что он стал властелином огромной страны, тем более что Слепой никогда не стремился к популярности или публичности, а всегда предпочитал оставаться в тени.

Бывший пират Амброзио возглавлял пушечный отряд, который тянул на лошадях неизвестно откуда взявшиеся пушки и припасы к ним. Стоило старому разбойнику погоревать о пистолях, как тут же, на привале, обнаружили гору пистолетов разных калибров, словно кто-то ограбил оружейную лавку. Пожелавших воевать этим опасным оружием Амброзио учил целиться и нажимать курок. Ближайшая деревня, напуганная грохотом выстрелов, сбежала в лес, оставив деревню на разграбление солдат. Пойманных мужчин тут же зачисляли в армию и вручали палки, а пропитание каждый солдат добывал сам, без церемоний заходя в каждый дом и забирая всё, что попало под руку. Мэриэнелла очень удивила Слепого, когда одобрила это и назвала откровенный грабёж «революционной необходимостью».

Лапа учил солдат, как форсировать стены замков, преодолевать рвы и строить мосты из подручных материалов для переправы через реки. Телеграф, не забывая свою профессию, собрал кучку пацанов и тренировал их принимать азбуку Морзе, выбивая на барабане мелодии букв и выражений. Что же касается Хосе, то он на привале брал местный струнный инструмент, подобие гитары, и пел мексиканские песни, которые едва ли кто понимал, но слушали с удовольствием.

Впереди находилась граница с Райной, и Слепой предупредил своих новых генералов, чтобы не мешкали и продолжали идти, намереваясь не позже пяти дней покорить столицу Райны, Лыбу. Как таковой, границы между государствами не существовало, и всякий ходил, где хотел. Только с оседлого люда получали дань, а купцы и шляющийся народ, если не поймают сборщики налогов, никому ничего не платили.

Мэриэнелла, пожелавшая увидеть границу была разочарована, так как холмистая степь ничем не отличалась от такой же в Тартии. Правда, были некоторые различия в постройке домов: в Тартии, богатой лесами, строили деревянные дома, а в Райне – сборные, из глины и дерева, а крыши укрывали соломой. Показались несколько деревень, с побеленными стенами и жёлтыми крышами. Войско тут же рассыпалось и принялось грабить, а некоторые любопытные подожгли солому на крыше и любовались вспыхнувшими факелами. Мужчин тут же погнали к «сержантам», которые, с помощью палок, принялись делать из них солдат, а их жен потащили в сараи, где, заткнув рот ударом кулака, насиловали по несколько человек. Мэриэнелла восторженно смотрела на данное действие, повторяя пересохшими губами: «Revolución!» — и Слепой с удивлением понял, что его подруге хочется самой поучаствовать данном действии. «Да она садистка!» — подумал Слепой и вспомнил, как Мэриэнелла с интересом рассматривала сазана в аквариуме и скармливала ему утят.

Оставленные деревни ещё дымились, когда первые отряды отправились дальше. Бойцам война понравилась, и они бодро шагали вперёд, выискивая острыми взглядами следующие жертвенные деревни, а ещё лучше, города. Когда карета объезжала какой-либо отряд, бойцы восторженно кричали: «Слава властелину!» — сопровождая крики выброшенными вверх палками. Данное действо тяготило Слепого, так как он хорошо знал тёмные стороны жизни, и прекрасно понимал, что любой проигрыш может обернуться его гибелью.

Чего не скажешь о Мэриэнелле, которая восторженно махала солдатам рукой. «Нужно будет отдать её сержантам, чтобы она на себе почувствовала, каково это – быть жертвой!» «Она обрадуется!» — сам себе ответил Слепой, и понял, что так и сделает, как только найдёт Секлецию.

Впереди показался какой-то город и Слепой захотел узнать его название, но потом передумал: «Какая разница!» — и дал команду наступать. Бойцы с улюлюканьем бросились вперёд, перегоняя друг друга, предвкушая очередную добычу и много женщин, отчего адреналин ударил в голову и они по-звериному закричали, пугая себя и жителей, скрывающихся за невысокими стенами. Жители города, видимо, предупреждённые сбежавшими крестьянами, закрывали деревянные ворота, а стену усеяли пики горожан, не собиравшихся запросто отдавать свою жизнь. Амброзио принялся палить из пушек и за стенами выросли грибы пыли, которые шапкой накрыли город.

Внезапно, из-за стен что-то полетело, и под ногами бойцов вспухла земля, подбрасывая их вверх, лишая рук, ног, а некоторым напрочь отрывая головы. Все впереди смешалось с пылью от взорвавшейся земли, которая облаком закрыла местное солнце, погрузив всё в серые сумерки. Две тёмные сущности носились по полю и калечили людей, а потом залетали в город, и то же самое делали там, умножая зло и доводя его до критической величины невозвратности. Ни защитникам города, ни нападавшим другого пути, чем уничтожить друг друга, не оставалось.

***

Бзын, переночевав на опушке, шагал по лесу без дороги, радуюсь дню, и думал, куда ему податься. По-хорошему, ему хотелось найти злосчастный люк, через который они попали на эту планету и вернуться домой, на Землю. Правда, существовала вероятность, что на этом люке придётся стоять всю вечность, так как Слепой когда-то говорил, что люк срабатывает, если и с той и другой его стороны находится человек.

«А куда же деваются те, кто попал на Землю?» — подумал Бзын и сам себе ответил: «Живут, припеваючи!» Кроме того, как говаривал Слепой, можно не вернуться в своё время, а попасть в какой-нибудь каменный век, где тебя слопают неандертальцы. Появившиеся с разных времён Лапа, Телеграф, Хосе и Амброзио красноречиво иллюстрировали данный факт. А Мэриэнелла, так вообще, из будущего. Уткнувшись взглядом в траву, Бзын ещё долго бы шагал вглубь леса, если бы не наткнулся взглядом на чьи-то чужие глаза.

Рыжий медведь мирно сидел на задних лапах в малиннике и спокойно обирал ветки, выискивая сочные, спелые ягоды и никак не ожидал кого-нибудь встретить. Первая его реакция оказалась такой же, как у Бзына – он опешил, а потом заревел во всё горло, так как нарушили его права и позарились на самое главное – его пищу. Когда медведь встал на ноги, то Бзын понял, что настала его последняя минута, так как от такого не убежишь – задерёт на ходу.

— Я не ем малину, — сообщил он медведю и тот удивлённо на него посмотрел. Бзын сделал несколько осторожных шагов в сторону, краем глаза замечая, что медведь снова опустился на задние лапы и сидел, как заторможенный. «Вот и ладненько!» — радостно подумал Бзын, удивляясь тому, что своим голосом очаровал медведя и тот не стал его кушать.

— Твоим голосом можно очаровать разве что ворону, — произнёс голос у него над ухом. Бзын подскочил, как подрезанный и крутанул головой, но никого не увидел. «Сам с собой говорю!» — подумал Бзын и припустил подальше от медведя и голоса.

— Куда спешим? — спросил голос и Бзын понял, что от внутреннего я не отвязаться.

— Куда глаза глядят, — сообщил он и сразу услышал ответ:

— Твои глаза смотрят в разные стороны.

Так и было – Бзын пытался обнаружить говорившего и высматривал, куда быстрее слинять.

Видимо, смилостивившись над Бзыном, перед ним возник Кот, предводитель разбойников, который рассматривал его одним глазом, так как второй спрятал за кожаной нашлёпкой. После дотошного досмотра Кот скептически произнёс:

— Да… Годишься разве что для переноски тяжестей! Неси меня.

Бзын поднял Кота на руки и подумал, что котяру разбаловали и перекормили. «А, возможно, кот ест маленьких бзынов!» — подсказал внутренний голос и Бзын-большой оглянулся вокруг, выискивая место, куда можно бросить Кота и дать дёру.

— Иди вон туда! — приказал Кот, показывая далеко вперед, на вывернутую каменную скалу, весьма похожую на руку, поверх которой лежала ещё одна скала такой же формы. Бзын подумал, что над скалами работал какой-то скульптор для гигантского памятника, а Кот, пустив вперёд симпоты, обнаружил нечто иное, что его весьма напрягало.

В воздухе запахло гарью и когда они прошли немного вперёд, то обнаружили совершенно дикое место, где кто-то ковырялся гигантской мотыгой, беспорядочно выворачивая огромный куски скал и земли. Всё пространство вокруг уподобилось первозданному хаосу, не тронутому временем и стихией. Деревья, выдранные с корнями, мешали идти, отчего недовольный Кот слез с Бзына и поплыл в воздухе, поражая его воображение. Они осмотрели гигантские скалы, издали казавшиеся грозными исполинами с руками, которые вблизи превратились просто в серый обгорелый камень. Бзын шагал за котом, который осматривал разрушенные окрестности, а когда дошли до нетронутой территории, опустился на землю.

Дальше, за каменным безобразием, находилось огромное озеро, а немного справа стоял Замок Преображения, до которого не докатилась волна разрушения. Кот энергично шагал в направлении белоснежного дворца. Стена, окружавшая его, скорее всего, носила декоративный характер, а не использовалось как средство защиты. Ажурные ворота, по-видимому, никогда не открывались, так как на них, отчего-то, не имелось даже петель, а две калитки оставались настежь открытыми. По длинной аллее от ворот, обсаженной пирамидальными вечнозелёными деревьями, они благополучно добрались до дверей, которые Кот миновал, не открывая, а Бзын замер возле них и стоял, как вкопанный.

— Ты чего? — спросила голова Кота, как рыжий гриб, вырастая из двери.

— Дверь, — объяснил Бзын.

— Я что тебе, швейцар, чтобы двери открывать?! — фыркнул Кот и исчез в двери. Бзын потянул дверь на себя, но она не открывалась. Бзын дёрнул что есть силы, но дверь попалась крепкая. Кот, высунув голову на второй половинке двери, с интересом наблюдал потуги Бзына, а когда тот выдохся, подсказал:

— Дверь открывается внутрь.

За дверью оказался огромный зал с двумя лестницами по бокам на бельэтаж, а посредине открывался вид на озеро, к которому, прямо от прозрачной противоположной стены, вела дорожка, выложенная из белого камня, окаймлённая по бокам голубым. Бзын удивлялся, почему на стеклянной стене нет выхода к озеру, но когда увидел, как Кот без всяких усилий прошел через стекло, то понял, что здание строилось не для простых смертных.

— Вам что-нибудь нужно? — спросил красивый голос и Бзын поднял голову. На бельэтаже появилась равномерно загорелая молодая девушка в зелёном платье, вся увитая цветами, которые казались живыми. Её черные волосы падали водопадом на плечи и спину, оттеняя её фигуру.

Бзын хотел сказать, что им ничего не нужно, но его перебил Кот:

— Вы не против, если мы составим вам компанию?

Девушка засмеялась, словно колокольчик, и сообщила:

— Составляйте!

— С кем ты разговариваешь? — спросил Том, появляясь за спиной Тим.

— С обаятельным толстеньким котом и молодым человеком, — сообщила она, поворачиваясь к нему.

— Молодой человек – бывший дрим, — сказал Том, обнимая Тим, — а что касается кота, то это довольно любопытный субъект, — продолжил Том, вместе с Тим опускаясь по лестнице вниз.

— Что у вас произошло? — спросил Кот.

Вопрос Тому не понравился, так как за последнее время слишком много дименсиальных сущностей появилось на планете Тимурион. Интуиция, если её так можно назвать, подсказывала, что здесь, несомненно, произошли незапланированные репликации, которые грозят тем, что здесь появятся представители Большого Кольца. Их прибытие грозит Тому заточением на пятьдесят два гигапрасека[18], за то, что он сделал на планете Тимурион.

А чего стоил вчерашний бой с неизвестными силами, враждебными Тому и Тим. Хорошо, что помогла Мари, но она появилась с двумя мужчинами, которые не хотели светить свои дименсиальные сущности и оставались закрытыми до конца боя. Мари, сердитая на Тома, исчезла сразу, а тип с белым шарфом и юноша, осмотрев поле боя, не остались даже поговорить и скрылись в светло-голубом дворце на противоположном берегу озера.

За своими любовными интригами Том не заметил, кто построил этот дворец и испытывал некоторую раздраженность, оттого что его не то что спросили, а, даже, не предупредили о своих намерениях, как добрые соседи. Во всей этой истории только любимая Тим оставалась светлым лучиком в его жизни, возбуждая в душе Тома ответную любовь.

— Так, что у вас произошло? — переспросил Кот, разрушая раздумья Тома.

— На нас напали, — улыбнувшись, сказала Тим, которой кот импонировал. Тим рассказала о нападении то, что знала, ничего не скрывая. Она видела напряжение Тома, но, как женщина, интуитивно чувствовала, что Кот им не угроза, а, скорее, друг. Не удержавшись, она погладила огромного кота, который с удовольствием подставлял ей спину и пухлые волосатые щёки и, от наслаждения, заурчал.

— Я знал нескольких котов в своей жизни, — сказал Том, поглядывая на Кота, и добавил: — Из них более всего мне нравился Туманный Кот. Вы с ним не знакомы? — спросил он у Кота

— Чтобы сказать об этом достоверно, мне нужно хотя бы раз его понюхать, — сообщил кот, выгибая спину, где работали руки Тим. Не прерывая данного процесса, кот спросил: — Вы не подскажете, где сейчас Мар…Мари?

— Я думаю, она в замке напротив, — сказал Том, и, впервые за последнее время, поискал симпотами Мари. Он до сих пор испытывал некоторую неловкость по отношению к Мари, несмотря на то, что они, вроде бы, помирились. К его удивлению, поиски ничего не дали – Мари исчезла из поля зрения Тома.

«Закрылась от меня», — подумал Том, а Кот так не считал, потому что Мари пропала ещё вчера и это его беспокоило.

— Спасибо, — сказал Кот, а Том не понял, к кому относятся эти слова: ему, за то, что дал несуществующий адрес Мари, или Тим, которая гладила кота.

— У вас скоро будет пополнение,— сообщил Кот, спрыгивая с колен Тим, которая, услышав его слова, с удивлением прислушалась к своему телу и промолвила:

— Неужели?

Том, слушая странные слова Кота, отчего-то испытал ранее неизвестные ему чувства, которые ему понравились, а когда полностью осознал сказанное, то с удивлением уставился на Тим и спросил:

— Правда?

Тим ещё раз прислушалась к себе и почувствовала в глубине планеты маленький комочек неизвестной ей новой плоти. Маленький комочек питался её соками, но был ей неподвластным, что развеселило Тим. Осознав произошедшие изменения в своём теле, она засветилась улыбкой и, игриво заглянула в глаза Тома, а потом утвердительно ответила ему одним словом:

— Да!

Кот собирался уже идти, когда Тим его остановила жестом руки.

— Погоди, для тебя у меня тоже имеется подарок.

С этими словами она вытащила ниоткуда дименсиальную сеточку и спросила:

— Это твоя?

— Я могу легко обходиться и без неё, — сказал Кот и хитро прищурил свой глаз, но оболочку забрал и сразу накинул на себя.

— Всего хорошего, — сказал кот и пошел прямо сквозь стеклянную стену, которую легко миновал, очутившись на дорожке к озеру. Бзын, шагнувший за ним, протянул руку и увидел, что она легко проходит через стекло. Несмотря на то, что данное обстоятельство его удивило, он миновал стеклянную стену и торопливо догнал кота, который уже шагал по воде.

— А я? — спросил Бзын, остановившись на берегу озера.

— Шагай за мной, — сказал Кот, не оборачиваясь назад. Бзын снял ботинки и закачал брюки, а потом осторожно опустил ногу на воду. Вода, к его удивлению, выдержала его вес и упруго прогнулась. Сделав несколько шагов, Бзын уверенно припустил, чтобы догнать кота, а когда поравнялся с ним, то уже спокойно взял его на руки, полагая, что так надёжнее – Кот сам себя мочить не будет.

Пусть и напрямик, по воде, но идти пришлось долго, тем более, что вода пружинила, и требовалось приложить определённые усилия, чтобы держать равновесие. Бзын подумал, что идти в обход, пусть и дальше, но удобнее. Кота не интересовало мнение Бзына, и он, прошагав немного, поплыл в воздухе, прикрыв глаза и медитируя.

В светло-голубом дворце их никто не ждал, по крайней мере, так показалось Бзыну. Рыжий франт в чёрном костюме и белом шарфе, накинутом на шею, уставился на Бзына и настороженно спросил Кота:

— Что нужно?

— Я хотел бы видеть Мари, — доложил Кот, рассматривая не франта, а юношу, лежащего на полу перед настоящим камином. «Зачем летом топить камин?» — подумал Бзын, который без спроса присел на диван, полагая, что первую скрипку играет Кот.

— Мари, я думаю, спит, а может, беседует со Слэем и Эйсинорой, — сказал франт и бросил симпоты. Кот видел смущение на лице франта, который именовал себя Морриер, и хмыкнул себе под нос: «Как всё предсказуемо и беспечно!» Юноша, которого, как узнал Кот, звали хм… хм … Уолл, поднялся от камина, выражая своё беспокойство.

— Возможно, она у Тим и Тома, — произнёс он, и тоже бросил симпоты. Результат его удивил, и он уставился на Кота.

— Когда вы видели её последний раз, — спросил, как судья Кот.

— Вчера, ночью, когда мы дрались с тёмной силой, — произнёс Уолл, растерянно поглядывая на Морриера.

— Что бы с ней не случилось, ей не угрожает опасность, — горячо произнёс Морриер и убеждённо добавил: — Я это знаю определённо!

Кот, хмыкнул, но не стал говорить Морриеру, что инвариантное будущее, не залог неизменности настоящего. Слизав из глифом юноши и Морриера всё, что там было, Кот сообщил:

— Вы должны помочь Мари, так как без вас ей не выбраться.

Морриер и Уолл переглянулись и уставились на Кота. То, что они знали его раньше, совсем не меняло той сути, что они не знали его совсем. Кот, которого они видели сейчас, совсем не походил на того Кота, которого они знали раньше. Или он раньше притворялся, изображая другого кота.

Так и не разобравшись с Котом, они стояли и ожидали, что он ещё сообщит нового.

— А где Мари? — спросила Эйсинора, появляясь в дверях, придерживая за руку счастливого Слэя. Она засмеялась и произнесла: — Мы голодные, как волки!

— Я вас сейчас покормлю, — сообщил Уолл, но парочка не пожелала и отправилась на кухню сама. Бзын сообразил, что и ему что-то перепадёт, поэтому отправился вместе с парой на кухню.

— Что мы должны сделать, — спросил Морриер, уставившись на Кота.

Репликация восьмая. Лури

Братья Гай, оставив сестру Эйсинору, возвратились назад, в Лыбу, где увидели совсем не обрадовавшегося им брата Дизера, который предпочёл бы остаться подольше наедине с Секлецией. Не успели они расположиться на палубе, как возле баркаса появился представитель новой власти правителя Роше, который объявил им, что они обязаны вступить в отряд обороны, а баржа и баркас конфискуются для военных нужд.

Такое распоряжение никак не устраивало братьев, но представитель правителя сообщил, что Райна воюет с Тартией, а неподчинение в военное время карается смертью. Сообщение повергло братьев в шок, а Секлеция спросила:

— С Райной воюет властелин Хутин?

— Нет, — сказал представитель и объяснил, как великую тайну: — Тартией управляет правитель Слепой.

— Слепой?! — воскликнула Секлеция, удивив своей реакцией всех братьев.

— Ты его знаешь? — спросил Гай Гретор.

— Да, мы вместе прибыли из Земли, — тихо сказала Секлеция. Гай Гретор никогда не расспрашивал Секлецию о её прошлом, так как считал правильным, если она скажет то, что считает нужным и не более. То, что она приехала с какой-то Земли, его не очень удивило, хотя он не знал такого государства.

— Напрасно мы в Лыбу пришли, — сказал Гай Тувор.

— Отчего же? — не понял Гретор.

— Какой уже раз у нас пытаются забрать баржу и баркас? — объяснил Гай Тувор.

Гай Гретор промолчал, а потом обратился к чиновнику: — Когда мы выходим?

— Чтобы к вечеру явились на сборный пункт возле дворца правителя, — сообщил чиновник и добавил: — На баркас и баржу я пришлю людей!

— Хорошо! — согласился и крикнул братьям: — Идём на рынок запасаться провиантом.

— Это правильно, — согласился чиновник и, довольный, ушел.

Гретор подозвал Котина и что-то шепнул на ухо. Когда братья отошли от порта, Дизер спросил: — Что ты им сказал?

— Попрощался, — сказал Гретор, но Дизер ему не поверил. Секлеция пошла вместе с братьями, так как собиралась идти с ними на войну.

— Я же медсестра, — сообщила она самый последний аргумент, но братья её не поняли: во-первых, они не знали значение слова «медсестра», а во-вторых, Секлеция довольно плохо говорила на языке планеты Тимурион.

Когда братья и Секлеция скрылись за поворотом, Котин обшарил баркас и баржу, но нигде не нашёл Гавроша.

— Куда он девался? — спросил Котин у Стаха.

— Гаврош? Он ушёл с братьями, — сказал Стах.

Котин выругался и принялся поднимать якорь.

Гай Гретор купил на рынке лошадь, на которую усадил Секлецию и тот провиант, который удалось собрать. На сборном пункте царил шум и гам, то и дело возникал то один слух, то второй, но Гай Гретор слухи не слушал и своим приказал, чтобы не шастали попусту по сторонам, а держались вместе. После некоторого кавардака пришел чиновник с триграммой четвёртой ступени и разбил весь народ на несколько отрядов, над которыми поставил старших. Его взгляд удивлённо остановился на Секлеции, которая восседала на коне, обложенная мешками, но Гай Гретор объяснил, что она повариха.

— Похвально, похвально, — промычал чиновник и тут же поставил Гай Гретора старшим по их отряду. Гретор не очень хотел становиться старшим, так как собирался улизнуть вместе с братьями по дороге, но приказ пуще неволи и с этим делать нечего. Дело близилось к вечеру, и главный чиновник поторопил отряды, видимо, собираясь вытолкать их до ночи из города. Первый отряд ударил шагом и затянул какую-то песню, за ним, немного не успевая, потянулся второй, а отряд Гай Гретора оказался пятым и последним. Когда вышли за город, отряд растянулся, так как не все привычные к ходьбе. Оставив братьев, Гай Гретор прошелся по отряду, по ходу выбирая шустрых и боевых, а переговорив с одним, другим, третьим, ставил старшими звеньев, наделяя каждого людьми в подчинение.

Когда солнце уже село, сделали привал и нарубили веток для ночлега, а так как дождя не предвиделось, то не стали делать навесы. Секлеция поставила на костёр котёл и варила кашу, а новоиспеченные солдаты вырезали дубины под руку, так как вооружения, как такового, ни у кого не имелось. Да и понятия «оружие» в Райне не употреблялось, так как никаких войн не могло быть в принципе. Дримы, транслируя сны, снимали всякую агрессию, а, если что, имелся Дарующий, который всё решал в один миг.

Когда уже все садились за поздний ужин, вытаскивая из мешков глиняные миски и деревянные ложки, к костру привели какого-то мальчугана в шляпе, выкрикивая во всё горло: — Вражеского лазутчика поймали!

— Оставьте его, — сказал Гай Гретор, — это наш лазутчик.

Герои, поймавшие лазутчика, уныло присели к костру, протягивая миски Секлеции, но она, первым делом, наложила миску мальчику и сердито спросила:

— Ты зачем удрал от Котина? Здесь война и тебе здесь не место!

— Он останется в отряде, — сказал Гай Гретор. Его слова обрадовали Гавроша, а Секлеция сердито посмотрела на главного мужа. Не мог же он сказать, что Котин и Стах плывут вниз по течению, к Понтийскому морю и Гавроша возвращать в столицу, Лыбу, бесполезно.

После ужина все заснули, только оставили часового. Так как дрима в Райне не имелось, сны всем снились свои, но ничуть не кошмарные, так как Секлеция, следуя земным традициям, посолила кашу во всём отряде, так как в своё время экспроприировала у Котина саса, который, на её вкус, ничуть не отличался от соли.

***

Тёмный туман окружал Мари, он же вязкими космами плыл и путался под ногами, взбивая тягучую пену. Она брела вдоль мёртвых деревьев, которые протягивали тёмные, обожжённые ветки, словно руки в безмолвной мольбе. Небеса, более светлые, тускло освещали этот призрачный мир, не внушающий никаких надежд его покинуть. Мари почти не ощущала тело и двигалась, словно какой-то механизм или безвольная кукла. Её симпоты, натыкаясь на что-то, ничего не ощущали и только человеческие глаза рисовали в воображении окружающее пространство.

«Ты ищешь себя?» — тихим шепотом спросил чей-то голос, но Мари показалось, что это не вопрос, а утверждение. Как будто в подтверждение её мысли, голос продолжил: «Тебя использовали втёмную». Мари не могла отвечать, так как её эмоции как будто кто-то отключил, а сама она не могла сообразить, как ей реагировать на данное обстоятельство. Она, не останавливаясь, шагала дальше по едва просматриваемой дороге, вдоль которой стояли засохшие потемневшие деревья, погружённые в туман.

Голос продолжал монотонно что-то говорить, но смысл не доходил до сознания Мари. По мере того, как она продолжала идти, голос становился отчётливее и громче, словно Мари приближалась к источнику. Полумрак впереди изменил свою структуру. Тёмное плотное пятно медленно принимало облик чего-то похожего на пьедестал, а когда Мари подошла ближе, то рассмотрела подобие человеческой фигуры, сидящей на троне с высокой спинкой. Фигура не двигалась, но Мари показалось, что она видит чьи-то горящие глаза.

«Кто ты есть?» — совсем отчётливо прозвучал вопрос в голове и она на него ответила: «Мари». «Ты не Мари», — сказал голос, и она словно увидела усмешку на тёмном, едва различимом лице. В то же мгновение каждая её симпота получила чьи-то эмоции и впечатления, а в её глифомы, словно из рога изобилия, хлынул поток воспоминаний, которые показались ей чужими. Неожиданно для себя, Мари поняла, что это её воспоминания и её жизнь, промелькнувшая, как мгновение.

«Тебя всё время обманывали и втихую использовали», — прошептал голос, а Мари и без него поняла, что так и было, отчего в душе поднялась буря эмоций, главная из которых оказалась ненавистью, пробуждая жажду мщения.

«Я помогу тебе расквитаться!» — услужливо подсказала тень, но Мари не требовалась ничья помощь, а желание немедленно отомстить являлось решающим. Мелькнула мысль, что ясность сознания кажется штучной, но логическая составляющая причин требовала совершить действия, соответствующие следствию. А единственным следствием обмана являлась месть, формы которой безграничны.

Внезапно туман рассеялся, и Мари увидела, что сияет светило, а она находится на одной из вершин, вздыбившихся из недр скал, которые звучали диссонансом среди гармонии окружающего пространства. Озеро, виднеющееся вдали, своей красотой вступало в противоречие с изуродованной скалами местностью, а белоснежные контуры Замка Преображения, наблюдаемые справа, казались из другого мира.

Стоило взгляду Мари остановиться на Замке, как тут же волна ненависти вспыхнула с новой силой, затуманивая симпоты и сужая все мысли к одной – мести. Не откладывая дела в долгий ящик, Мари по дуге вознеслась в небо, а потом спикировала сверху на Замок Преображения и врезалась в него, ничуть не притормаживая. Крыша, разлетаясь на куски, раскупорила здание, а воздушная волна обрушилась на прозрачные стены холла, которые брызнули радужными осколками во все стороны. Не останавливаясь, Мари сходу взлетела вверх и снова долбанула по замку, примеряясь в то место, где находилась спальня. Пробивая все этажи, она приземлилась внизу и снова поднялась вверх.

Из замка взлетела фигура, и она узнала того, который сейчас называл себя Томом. Он приблизился и спросил:

— Что ты делаешь?

— Разрушаю иллюзии, — ответила Мари и снова ринулась вниз. Не ограничившись простым разрушением, она, в самом низу, полыхнула силой, отчего Замок Преображения оплыл и рассыпался, поднимая огромное облако пыли. Из него вынырнула Мари и сходу ударила по Тому, который, от неожиданности, кувыркнулся и улетел вниз, скрываясь в облаке. Вдогонку Тому она отправила мощный огненный шар, который, конечно, ничего не мог ему сделать, так как дименсиальная оболочка в пределах Кольца, как Большого, так и Малого, вечная.

— Не смей! — услышала она крик и увидела, как к ней потянулся зелёный конус, на котором она увидела Тим. Мари улыбнулась от злорадства и ударила по Тим, обжигая её огнём. Полыхая, как факел, Тим не остановилась, а, опрокинув Мари, закрутилась вокруг неё чёрной лентой, замуровывая её в кокон. Том, выскочивший из облака пыли, устремился к Тим, даже не зная, что предпринять. Не мог же он драться с Мари, своей, пусть и бывшей, любовью.

Морриер и Уолл сразу почувствовали появление Мари, так как оставили несколько сторожевых симпот на случай её появления. Стоило им выйти из дворца Уолла, как они увидели в небе Мари и Тим, а вместо Замка Преображения – клубы пыли. Они не успели оторваться от земли, чтобы приблизиться к месту событий, как обнаружили тёмное облако, заслонившее светило и накрывшее Тим и Мари.

— Тим и Мари в опасности! — воскликнул Морриер и метеором прорезал небо, устремляясь к тёмному облаку. Навстречу ему потянулся тёмный бурлящий язык, который слизнул его и скрыл с глаз. Уолл, не мешкая, устремился за ним, ничуть не опасаясь, что и его проглотит тьма.

Слэй и Эйсинора, выскочив на крыльцо светло-голубого дворца, с ужасом наблюдали за чёрной клубящейся тучей, внутри которой кто-то жонглировал Томом, Морриером и Уоллом, а Тим и Мари исчезли и не появлялись. Черная туча палила во все стороны ударами молний, а её бока выстреливали рваные куски чёрного тумана, который неизбежно возвращался назад.

— Бежим! — крикнул Слэй, понимая, что это не их бой, и побежал от дворца, схватив Эйсинору за руку. К их удивлению, им навстречу шагал какой-то огромный одноглазый кот, а за ним, к ещё большему удивлению, шёл Бзын.

— Вам лучше уйти, — сказал им Кот, моргнув единственным глазом, а у Эйсиноры не к месту и не в то время чесались руки, чтобы сдёрнуть кожаную повязку на втором глазе, так как ей казалось, что кот придуривается. Кот растянул морду в неестественной улыбке и приподнял повязку, показывая здоровый и зрячий глаз, а потом обратился к Бзыну:

— Ты тоже иди, сейчас здесь будет горячо.

Такого «горячо», которое приключилось позже, они явно не ожидали. Стоило им отбежать на приличное расстояние, как почва под ногами вздрогнула, а потом затряслась. Раскрытыми от ужаса глазами они наблюдали, как в небо, окружённое огнём, рвануло нечто, оглашая пространство громоподобным криком, точно планета закричала от ужаса.

***

Они половину дня двигались на солнцепёке, отчего все были мокрыми и грязными от пыли, которая липла к влажному лбу и щекам, превращая солдат в чумазых замарашек. Все отряды ушли вперёд, а их, пятый, тянулся сзади, как и полагалось по ранжиру. Впереди показался сосновый лесок, и бойцы поторопились в прохладу, собираясь хоть на некоторое время избавиться от палящих лучей светила. Гай Гретор, подумывал, что остановка на обед в сосновом лесу хорошее дело, но впереди неожиданно раздались голоса: «Река! Река!»— и Гретор поспешил вперёд.

К его радости сосновый лес заканчивался у реки, пусть неглубокой и узкой, но достаточной, чтобы окунуться и смыть дорожную пыль. Первые звенья уже плескались в реке, не дожидаясь команды, и Гретор не стал их бранить, полагая, что они заслужили остановку на отдых. Пока он возвращался к братьям, Секлеция собрала все казаны звеньев и послала за водой, вытаскивая запасы для приготовления обеда.

Никто не собирался с ней спорить в этом деле и все звенья с удовольствием передали в её руки свои запасы, взвалив на неё процесс приготовления пищи. Пока мужчины плескались в реке, она сварила обед, а потом, когда звенья разобрали полные кашей казаны, отправилась к реке. Чтобы никто случайно не помешал, она отошла подальше, в тихую заводь, немного поплавала, а потом сполоснула бельё. Гаврош, наблюдая её из-за кустов, находил, что мама красивая, а вот пап чересчур много, тем более, что не все папы ему нравились. Секлеция вылезла из воды и прямо на голое тело натянула одежду. Пока она возвращалась назад, бельё на ней немного подсохло, но всё равно слегка холодило, создавая приятное ощущение свежести.

Гретор, понимая, что после обеда всех потянет на сон, сразу приказал собираться и строить колонну. Реку перешли вброд, причём все искали, где вода глубже, чтобы снова ощутить прохладу. Они ещё не обсохли, когда упёрлись в другие отряды, стоящие среди поля с травой по пояс. Когда Гай Гретор добрался до штаба, то оказалось, что впереди противник, который готовиться к бою.

Чиновник, поблескивая на груди триграммой четвёртой ступени, рассказывал дислокацию перед боем, где Гретору отводилось центральное место, а остальные отряды поддерживали его по бокам. Гретор с опозданием подумал, что совсем не подготовился к бою, так как не все бойцы имели даже палку. Как только он освободился, то сразу приказал не вооружённым бойцам вырубить себе оружие по руке, а остальным строиться в центре, так как их командующий принимает бой.

В отличие от Гретора, Секлеция оказалась более подготовленной к бою, и уже разложила по разным отделениям сумки самодельные бинты, высушенный мох и верёвки с колышками, для остановки крови в случае серьезных травм. Возле неё сидел Гаврош, помогая ей выпрямлять бинты. «Когда же она успела?» — удивился Гай Гретор, но времени на расспросы не осталось, так как противник, не таясь, уже спускался по пологому склону поля в направлении войск Райны.

— Держаться друг друга! — крикнул Гай Гретор, подбадривая своих.

Первые ряды запели что-то патриотическое, которое вскоре превратилось в нестройный рев. Уже отчётливо видны чужие лица с хищным оскалом, которые тоже подбадривали себя криками, сотрясая зажатыми в руках палками. «Пора!» — подумал Гай Гретор и, набрав в лёгкие воздуха, закричал во всю глотку:

— Круши врага!

Рядом подхватили крик, который превратился в протяжное «а-а-а-а-а-а», и все побежали в едином порыве, не чувствуя ног. Мощная лавина олицетворяла силу, и передние ряды врага дрогнули и потеряли стройность, что только воодушевило атакующих. Не останавливаясь, они врезались во вражеский строй, разрушая его, точно острый нож впивается в масло. За отрядом Гретора потянулись другие, расширяя дыру во вражеском строе, острой стрелой нацеливаясь на ставку врага, стоящую за войсками.

«Как удачно!» — подумал Гретор, а через мгновение понял, что попал в ловушку – строй бойцов, защищающих ставку противника, раздвинулся, и Гай Гретор увидел какие-то длинные колоды, уложенные на колёса от телеги. Странного вида тип наклонился к одной колоде, удерживая в руке зажженный факел, и перед отрядом выросло облако дыма, из которого с жужжаньем что-то неслось на Гретора. Это «что-то» с лёгким шлепком впилось в тело соседа, орошая кровью всё вокруг. Гретор, не останавливаясь, понёсся быстрей, чтобы убить странного типа, орудующего возле колоды на колёсах. Он уже замахнулся на него, но в голове что-то взорвалось, и Гретор упал, теряя сознание.

Когда он открыл глаза, над ним склонилась Секлеция, которая бинтовала ему рану на голове, а рядом, живые и невредимые, сидели его братья, окружённые со всех сторон бойцами противника. Сзади, сколько видели глаза, лежали тела бойцов его отряда, разорванные на части и в неестественных позах.

— Секлеция! Так вот ты где!? — радостно воскликнул какой-то тип, а Секлеция подняла на него глаза.

— Слепой? — её удивлению не было границ, а рука замерла, так и не закончив бинтовать голову Гретора. Рядом с типом, которого Секлеция назвала Слепым, стояла девушка, с живым интересом рассматривая братьев. Она бесцеремонно уставилась на Гретора оценивающим взглядом, рассматривая его мощную фигуру.

— Я должен с тобой поговорить, — сказал Слепой, обращаясь к Секлеции.

— Я не закончила, — ответила Секлеция, продолжая бинтовать.

— Мэриэнелла закончит, — сказал Слепой, указывая на девушку возле себя. Мэриэнелла бесцеремонно забрала у Секлеции бинт и принялась мудрить с головой Гретора. Секлеция вынуждено поднялась с колен и уставилась на Слепого.

— Отойдём, дело серьезное, — сказал он, направляясь к одинокой колке, где росли несколько лиственных деревьев. Слепой не спешил начинать разговор, как опытный игрок, осторожно рассматривая Секлецию.

— Кто он тебе? — спросил Слепой, внимательно наблюдая за Секлецией. Она тоже сделала несколько шагов и только потом сказала: — Мой муж.

— А остальные? — поинтересовался Слепой.

— Его братья, — ответила Секлеция и, покраснев, добавила, понимая, что Слепой всё равно узнает настоящую правду: — Они тоже мои мужья.

У Слепого поднялась бровь, и он замолк, чтобы скрыть недоумение. Впрочем, богатая практика картёжных баталий помогла ему быстро собраться, и он сказал, на этот раз искренне: — Секлеция, ты мне нравишься. Я это понял, когда ты исчезла. Твои… — возникла заминка, но Слепой продолжил: — Твои мужья в моей власти и я могу сделать с ними то, что хочу. Если ты остаешься со мной, я их отпускаю на все четыре стороны, если нет – они не проживут и до вечера.

— Но они, же меня любят! — воскликнула Секлеция, на что Слепой спокойно ответил: — Я отдам им Мэриэнеллу.

На удивлённый взгляд Секлеции, Слепой добавил:

— Не беспокойся за них! Мэриэнелла в постели похлеще тебя будет, вытворяет такое, что тебе и не снилось.

— Уже вечер, у тебя не осталось времени, — спокойно сказал Слепой, оставив Секлецию в тени деревьев. Не успел он отойти нескольких шагов, как земля задрожала так, что люди попадали. На юго-западе возникло белое облако, быстро превращаясь в грязный гриб, над которым вырвался огненный столб. Словно из ствола пушки, в небо вылетел серебристый шар, пылающий огнём. Люди, на некоторое мгновение, почувствовали невесомость и всплыли в воздух, чтобы потом больно грохнуться об землю. Всё вокруг затряслось, поднимая пыль, а вода в речке, где купались бойцы, потекла вспять.

Слепой бросился к Секлеции, обнимая её, словно хотел защитить от этого катаклизма. Его невольное движение смягчило негодование девушки, которая тут же его простила, находя весомые причины его поступков.

В небе плыл, поднимаясь всё выше и выше, серебряный шар, поражая воображение. С опозданием долетел грохот, растягивая мембраны уха, словно на планету обрушилось небо и на несколько минут все оглохли и замерли в неестественной тишине. Лишившись слуха, они не уловили громогласного слова, раздавшегося над планетой Тимурион, которое имело только один смысл: «Мама!» Слепой, прижимая Секлецию к себе, с удивлением увидел, как серебристый шар в небе вдруг окутала тёмная пелена, которая, словно паранджой, потушила его лик.

***

Гаагтунгр сердился, так как их операция прошла совсем не так, как им хотелось. Война, развязанная новым правителем Тартии, не вылилась в огромное противостояние и злодейство. Гаагтунгр думал, что Веельзевул плохо поработал со Слепым и не возбудил в нём зверя, способного творить зло в силу своего внутреннего облика. В новом правителе оставалось много от человека, но манипулировать с душой они не могли, ввиду не писаной конвенции и боязни того, что они превратятся в Ничто. Соблюдая эти дурацкие конвенции, они должны убедить, а не заставлять, а как его убедишь, когда он так некстати влюбился.

Нового правителя Райны, Роше, едва удалось подвигнуть на сопротивление. Если бы не усилия Гаагтунгра, то он бы и дальше кормил противника конфетами своего производства, а не воевал, как того от него хотели. Поэтому, собранные Роше войска при первой битве Слепой легко рассеял, а пятый отряд взял в плен.

Что же касается главной задачи, которая перед ними стояла – найти Хутина, то они её провалили. Тим поместила его внутри себя, и попытка его извлечь ничем хорошим не закончилась. Она только спровоцировала преждевременные роды у Тим, а Хутин, как лежал глубоко в недрах планеты, так и остался. Правда, им удалось ухватиться за ребёнка Тим, и теперь они ей недоступны, тем более что контролируют ребёнка на орбите.

Внезапно, всё естество Гаагтунгра пронзила нестерпимая боль, и он беззвучно закричал, не раздражая появившийся тёмный лик Сатанаила. Непроизвольно он стиснул свои лапы, и ребёнок Тим взвизгнул и заплакал. Гаагтунгр хотел заткнуть ему рот, но почувствовал, что боль ослабла, и раздался голос внутри:

— Вы похитили ребёнка Тимурион?

Гаагтунгр ничего не успел ответить, так как Сатанаил решил за них:

— Заберите Хутина, а ребёнком займется Самаэль.

— Хорошо, темнейший, — прошептал Гаагтунгр и лик Сатанаила пропал, а по спине Гаагтунгра побежал холодный ручеёк пота. Веельзевул, предусмотрительно спрятавшись за ребёнком, вынырнул из-за него и спросил:

— Что он хотел?

Гаагтунгр схватил его за горло и сдавил что есть силы, брызгая слюной прямо в лицо Веельзевула:

— Не смей задавать мне вопросы!

За Веельзевулом тянулся темный шлейф, на конце которого болталась укутанная в тёмный кокон Мари. После использования, её, ещё шипящую от злости, снова заключили в кокон, оставив её впрок, на всякий случай. Гаагтунгр опустил взгляд вниз, на планету, сосредоточившись на месте, где только что происходил бой.

Искореженная рана на планете ещё не затянулась зеленью и чернела наготой. От Замка Преображения не осталось и следа, а озеро испарилось, когда из недр планеты вырвался серебристый шар и выстрелил вверх. Его потемневший силуэт виднелся в небе, откатываясь на восток, а дальше его путь лежал по вытянутой орбите вокруг планеты. Самым странным казалось то, что светло-голубой дворец на другой стороне озера совсем не пострадал, пусть и лишился соседства с водой. Внутри дворца собрались все, кто остался, чтобы привести в порядок мысли и решить, что делать дальше.

— Я не верю, что это была Мари, — сказал Уолл, поднимаясь с кресла и подходя к не горевшему камину.

— Я сожалею, но это была она, — сказал Морриер, который не собирался всё рассказывать, но знал о Мари намного больше за других. К тому же, он понял, что сделать ничего не может и нужно принимать происходящее, как должное.

— Она злилась на меня, — сказал Том, а Тим молчала, так как личность Мари её меньше всего интересовала. Она грустила о своём ребенке, так неожиданно появившимся на свет и до сих пор слышала только его крик «мама», оставшийся в глифомах навсегда. Том понимал её, так как это был и его ребёнок, поэтому осторожно положил ей руки на плечи и произнёс:

— Мы вернём его, не беспокойся!

Тим так не думала, потому что тёмные, которые похитили её ребёнка, делали это не ради забавы, а для какой-то конкретной цели. «Что они хотят от меня?» — подумала Тим и, как вывод, сделала заключение, что она ни при чём. «Если не я, то, может быть, Том?» — спросила она себя и уставилась на него, поднимая голову.

— Ты что-нибудь хочешь? — спросил Том у Тим, и она сразу ответила вопросом: — Лури похитили из-за тебя?

— Его звать Лури? — спросил Том, удивляясь, что сам не догадался назвать ребёнка. «А, почему Лури?» — подумал он и только потом сообразил: «Так у меня сын?!»

— У меня сын! — громко крикнул он, поворачиваясь к Уоллу и Морриеру. Те удивлённо на него посмотрели и только сказали вразнобой:

— Поздравляю!

— Лури похитили из-за тебя? — повторила вопрос Тим.

— Почему из-за меня? — не понял Том и задумался. Врагов у него, если не считать ревности Мари, не имелось, а с тёмными он дружбу не водил. «Может, в этом виноваты эти?» — подумал Том, поглядывая на Морриера и Уолла. Он до сих пор не знал, кто они такие, так как они скрывали свои симпоты, а, тем более, глифомы. По их действиям можно судить, что они не желают им зла, но и доверия не вызывают.

Он перевёл виноватый взгляд на Тим, словно хотел ей сказать: «Объясни мне мою вину», — но она, наоборот, ждала объяснений от Тома. Внезапно, в голову Тома пришла мысль, что Мари всё знает о себе, и тогда объяснима её ярость. «Кто мог ей об этом сказать?» — размышлял Том, а его взгляд остановился на Морриере и Уолле.

— Вы знали Мари раньше? — неожиданно для себя спросил Том.

— Да! — ответил Морриер за себя и Уолла, подтверждая догадку Тома.

— Вы сообщили Мари, кто она есть? — спросил Том. Тим удивлённо на него посмотрела и спросила:

— Что это значит?

— Это значит, что этот товарищ, который нам не товарищ, перед тем, как поселить Мари на планете, стёр ей память и записал в её глифомы, что она любит его, — сказал Морриер, а Уолл утвердительно кивнул головой.

— Ты это сделал? — спросила Тим, не совсем понимая происходящее и интересуясь потому, что данное событие как-то связанно с похищением её сына – Лури.

— В то время я не знал тебя, — словно оправдываясь, произнёс Том, но как раз это не беспокоило Тим, ей хотелось знать, как освободить Лури, которого на орбите захватили темные. Если с ними связана Мари, то это всё объясняло.

— Мы не говорили Мари о тебе, — сказал Морриер, — тем более, она нам не поверит.

— Если она хочет, я отдам ей тебя, — сообщила Тим, глядя прямо в глаза Тома, — только пусть оставит в покое Лури.

— Ты не сможешь этого сделать, — сказал Морриер, — так как Мари на планете нет.

«Её нет в этой системе» — промолчал Том, раскидывая симпоты во все стороны. «А где же она?» — не озвучил Том следующую мысль, на которую ответа он не имел.

— Мари здесь ни при чём! — сообщил им Кот, по привычке проходя через стекло.

***

Секлеция ходила, как пришибленная, и братья Гай подумали, что это последствия природного катаклизма, в результате которого на небе возникла луна, никогда ими не виданная. Они пытались приободрить её своими улыбками, но только усугубили её плохое настроение. Никакого выбора у неё не имелось, так как гибели братьев Гай она не хотела, только переживала за то, как они воспримут данную ситуацию. Мучаясь мыслями, Секлеция ревниво поглядывала на Мэриэнеллу, которая крутилась перед связанным Гай Гретором, рассуждая о том, сможет ли девушка заменить братьям её. Такая странная забота о своих мужьях, перед тем, как их покинуть, свидетельствовала только о том, что Секлеция их любила, а свои чувства она всегда выражала искренне. Слепой, её первая любовь, тоже вызывал в душе какие-то чувства, но понять, любовь ли это или обыкновенная ностальгия за прошлым, она пока не могла. Чтобы закончить свои терзания, она подошла к Слепому.

— Я остаюсь с тобой, — сказала Секлеция, и, поглаживая по голове Гавроша, сообщила: — Гаврош будет со мной.

Лицо Слепого не выражало никаких чувств, а глаза скрывались за тёмными очками, поэтому Секлеция не могла узнать о его отношение к её согласию. Слепой не знал, кто такой Гаврош и только сказал: «Хорошо». Он подозвал к себе Мэриэнеллу, с которой долго о чём-то шептался. Судя по её выражению лица, Мэриэнеллу весьма позабавили слова Слепого, но не больше. Она отправилась к Гай Гретору и сообщила ему на ухо:

— Теперь я буду вашей женой.

Так как язык планеты Тимурион она знала плохо, то Гай Гретор не очень понял, что она хотела сказать. К нему, криво улыбаясь, приблизился Паут, который появился в лагере после сражения, и сообщил:

— Слепой дарит тебе свободу, так что беги в свою Райну, но помни, что я тебя догоню и уничтожу.

С этими словами он разрезал верёвки на руках у братьев и сказал:

— Я долго ждать не буду, так что бегите.

— Я должен забрать Секлецию, — сказал Гай Гретор, потемнев лицом. Паут взмахнул рукой и вокруг братьев возникли вооружённые пиками корсаты Канцелярии. Их намерения ясно выражали их лица, и, не будь здесь Паута, они бы уничтожили братьев за мгновение.

— Пойдём, — сказал Гай Гретор, бросив взгляд на Секлецию, который говорил, что братья этого дела так не оставят. Мэриэнелла отправилась вслед за ними, радостно предчувствуя приключения. Когда они отошли на приличное расстоянии от лагеря Слепого, Гай Гретор ей сказал:

— Ты свободна и можешь идти.

— Yo voy contigo[19], — ответила девушка, и, хотя Гай Гретор не разобрал ни слова, её намерения он понял.

Слепой подозвал к себе Паута и сказал:

— Иди на Райну и убери тамошнего правителя. Властелин должен быть один.

— Слушаюсь, властелин, — сказал Паут, склонив голову. Слепой отправился к карете, но потом обернулся и сообщил: — Да, после этого, зайдёшь в Мен и уберёшь правителя Белды.

— Властелин должен быть один, — подтвердил Паут, сияя лицом. Он собрал командиров отрядов и вскоре всё поле, занятое войском, потянулось к реке, а потом живым ручейком, вдоль леса, пропадая в наступившей темноте.

Братья Гай, затаившись в лесу, переждали, пока последний солдат перейдёт речку, чтобы лесом, скрываясь за деревьями, последовать за Слепым и его корсатами в направлении столицы Тартии, Мокаши. Мэриэнелла шагала вместе со всеми, не переставая отпускать остроты на испанском, которые никто не понимал, но все улыбались на заразительный смех девушки.

Наступила поздняя ночь, но звёздная галактика в полнеба, освещающая планету, давала достаточно света, что иметь возможность двигаться. Только под утро, когда и россыпи звёзд зашли за горизонт, оставив редкие остатки, братья позволили себе короткий отдых. Набросали на землю ветки деревьев и сразу заснули, так как день оказался насыщенным. Единственным исключением оставался Гай Гретор, возле которого прилегла Мэриэнелла и всё время что-то шептала ему на ухо, а потом полезла рукой по сокровенным местам, возбуждая в уме Гретора эротические фантазии и совершенно несносные желания.

Итогом стало то, что Гретор сдался под её напором и имел возможность убедиться в её умении разжигать страсть. Заснули они под утро, совсем измочаленные, что, вероятно, им пошло на пользу, так как умиротворение на их лицах говорило о многом.

Братья Гай, вскочив поутру, сразу заметили едва прикрытую голую Мэриэнеллу возле своего брата. Разбалованные Секлецией, они с вожделением посматривали на Мэриэнеллу, которая, проснувшись раньше Гретора, не стесняясь, демонстрировала своё соблазнительное тело, пока одевалась. Искушённые ей, братья возбуждали в себе мысли греховные, но естественные, забрасывая в душу маленькую искру сомнения в целесообразность преследования Слепого, похитившего Секлецию.

Гай Гретор проснулся позже всех, а когда увидел одетую Мэриэнеллу, то успокоился, полагая, что братья не заметили его ночное приключение. Взгляды, которые братья бросали, говорили о том, что они что-то знают, хотя можно предположить и обратное – они беспокоятся за Секлецию. Гай Гретор так и предположил, чтобы не мучиться совестью.

Приходилось выкладываться, когда они шли днём. Редкие прохожие рассказывали, что карета далеко впереди, но так как её сопровождали пешие корсаты Канцелярии, то карета часто останавливалась, давая возможность Секлеции размять ноги. К её удивлению, Слепой вёл себя с ней кротко, ничуть не ограничивая свободу и пытаясь быть предупредительным. Она снова попалась на его ореол таинственности, который, благодаря немногословности Слепого, легко представить. Вместе с тем, её волновало, как там братья Гай, но, скорее, не как жену, а как добрую сестру.

«Может, у меня и не было любви к братьям, а обычное сочувствие?» — думала Секлеция, понимая, что братья ей помогли перенести разлуку со Слэем. «А Слэй помог перенести разлуку со Слепым?» — спросила она себя, запутавшись в том, кто, кому и как помог.

Слепой, сидевший рядом, внимательно смотрел на Секлецию, задавая себе вопрос: «Что я в ней нашёл?», а ещё его мысли постоянно перескакивали на вчерашнюю ночь, когда небо полыхнуло огнём, и на нём появилась новая луна. Слепой не понимал, что случилось: то ли в планету врезался метеорит, то ли сама планета взорвалась. В любом случае, данное событие произошло недалеко от Мокаши, столицы Тартии, и Слепого интересовало, как часто происходят такие катаклизмы. Секлеция, сморенная дорогой, прислонилась к Слепому и заснула у него на плече. Слепой толкнул ездового и тот поехал тише, чтобы не будить девушку. К Мокаши они подъехали ранним утром, когда только первые лучи касались верхушек деревьев, а сытый город ещё спал, в отличие от жителей деревень, которые давно уже встали и суетились по своим хозяйствам.

В то же самое время, с другой стороны города зашли пешком три фигуры, одна из которых принадлежала Эйсиноре, а две других – Бзыну и Слэю. Так как дворец Уолла они покинули из-за опасности, которую совсем не представляли, то им ничего другого не оставалось, как перекантоваться в башне дрима, куда они и направлялись. Когда они добрались до центра города, то Эйсинора краем глаза видела карету, которая поворачивала к дворцу властелина, но не сильно придала этому значения. Секлеция, к тому времени проснувшаяся, выглянула в окошко кареты и увидела Эйсинору и сразу крикнула:

— Эйсинора!

Услышав крик, Эйсинора повернулась к карете и увидела Секлецию, сидящую рядом со Слепым.

— Ты, что, бросила моих братьев? — догадываясь, настороженно спросила Эйсинора.

— Так нужно, — не стала отрицать Секлеция, не собираясь углубляться во все подробности.

— Ты вертихвостка! — воскликнула Эйсинора, и добавила: — Я тебя ненавижу!

Она демонстративно отвернулась и потянула за руку Слэя, точно боялась, что и его уведёт ненасытная Секлеция, забывая при этом, что сама украла его. Бзын поздоровался со Слепым без особого энтузиазма, а тот его попросил:

— Ты побудешь некоторое время дримом?

— Мне за подло тебя славить, — хмуро ответил Бзын.

— Можешь не славить, — согласился Слепой, — главное, займи эту должность, она вакантная.

Бзын помялся и решил, что должность без обязательств ему подходит. Оставив Слепого, он отправился в башню, куда уже ушли Слэй и Эйсинора. Слепой не стал садиться в карету, а взял Секлецию за руку и повёл во дворец властелина. Стоило им зайти в кабинет Слепого, как Секлеция сейчас же потребовала удалить сазана из аквариума подальше от дворца. Слепой тот час же согласился и позвал попавшего раннего чиновника, с триграммой неизвестно какой ступени, наказав ему, чтобы сазана тут же убрали.

— Вы хотите съесть его на завтрак? — бодренько спросил чиновник.

— Ни в коем случае! — воскликнула Секлеция, чуть не согнувшись от отвращения: — Уберите его подальше!

— Хорошо, — сказал чиновник и склонился перед Секлецией.

— Пойдём, без нас разберутся, — прошептал Слепой, обнял её за плечи и повёл в спальню.

Секлеция безропотно пошла с ним, ощущая, что ей совсем не противно с ним идти, а можно сказать – приятно. «Он же, моя первая любовь!» — подумала она, убирая все преграды и поворачиваясь к Слепому лицом. Их поцелуй был обоюдным и вызвал у них одинаковые чувства, отчего они торопливо снимали одежду, чтобы соединиться и удовлетворить своё вожделение. Гаврош, о котором они совсем забыли, остался за дверью и думал о том, что Секлеция сделала правильный выбор, а Слепой – классный мужик. Возможно, он подойдёт лучше маме, чем банда волосатых братьев Гай. И, возможно, Гаврош разрешит ему стать для него отцом.

***

Появление странного Кота не озадачило тех, кто собрался во дворце Уолла, так как они все, по сути, имели дименсиальные ипостаси, и пройти сквозь стекло им сущий пустяк. Они заинтересованно посмотрели на Кота, заявившего, что Лури похитили совсем не по вине Мари.

— Прежде всего, я хочу познакомить Тим со всеми присутствующими, — сказал Кот и, рисуясь, взял в свою лапу руку Тим и чмокнул с реверансом. Тим хихикнула и улыбнулась коту, забыв, на мгновение, о своём сыне.

— Кроме вас, уважаемый Кот, я всех знаю.

— Вот этого человека, по имени Морриер, на самом деле зовут Мо, и он любит гулять большим котом, — сказал Кот и Морриер, лукава улыбнувшись, превратился в большого рыжего кота. Тим тут же засунула в его рыжую шерсть руки и, закрыв глаза, промолвила:

— Как великолепно.

— Тим, я начинаю ревновать, — засмеялся Том.

— Я ещё не закончил, — сказал Кот и продолжил: — Молодой человек с именем Уолл, совсем не Уолл, а Онтиэинуола, и он не молодой человек, а девушка.

— Как?! — воскликнула Тим и хлопнула ладошками.

— Мне захотелось стать мальчиком, — ответила Онтиэинуола-Уолл и возмутилась: — А что такого?!

— Ничего, — ответила Тим и посмотрела на Тома: — Может, и мне стать мальчиком?

— Я буду тебя любить в любом виде, — сказал Том, а Кот повернулся к нему:

— Вас, уважаемый товарищ, зовут не Том, а…, — Кот сделал паузу и Том закончил его предложение: — Меня зовут Тёмный.

— Тёмный? — скривилась Тим: — Лучше я тебя буду звать, как прежде, Том. А почему ты не назвал своё имя?

— Потому что ваш Том стёр Мари память и внушил ей новую реальность, в которой она любит Тома, — сказал Кот.

— Ты это сделал? — спросила Тим.

— Иногда я делал плохие вещи, — чистосердечно признался Тёмный-Том, словно его пожурили за то, что он украл пирожок со стола

— Теперь я понимаю, почему взбесилась Мари, — сказала Тим, опустив голову, а потом обратилась к Коту: — Ты ей сказал, что сделал с ней Том?

— Нет! К сожалению, это сделали другие силы, — ответил Кот.

— Те, которые похитили Лури? — настороженно спросила Тим.

— Да, — ответил Кот.

— Что им нужно от Лури? —

— Им нужен не Лури, — сказал Кот, — им нужен Хутин.

— Я его закатала, — призналась Тим. Том удивленно посмотрел на нее, и она торопливо сообщила: — Я его сейчас выпущу!

— Не спеши, — придержал её Кот, — только тогда, когда они отдадут Лури. Я буду посредником.

— А где моя мама, Маргина? — спросил Уолл.

— Какая Маргина? Здесь твоя мама? — не поняла Тим.

— Настоящее имя Мари – Маргина, ответил Кот, — я думаю, что она вместе с Лури.

— Она ничего ему не сделает? — озабоченно спросила Тим.

— Думаю, нет, — сказал Кот, но сомнения в его голосе Тим уловила.

Кот не ошибался, так как Мари, она же Маргина, находилась рядом с сыном Тим, так же, как и Лури, укутанная тёмным туманом. Она видела то ли сон, то ли явь, где, как картинки, проносилась её жизнь, которую не скрыл, а уничтожил Том, зачищая её память. Те скудные остатки, которые подарили ей тёмные, только расстроили её и помогли осознать невозвратимость потерянных воспоминаний. Перебирая последние события, Мари понимала, что тёмные её использовали, как оружие, но жажда мщения затмевала рассудок и требовала сатисфакции.

Тёмные обладали какими-то новыми способностями, с которыми ей не справиться. Как она поняла, тому помогало то, что они умели использовать человеческие эмоции и играть на них. Пусть Маргина не являлась человеком, но она использовала человеческие качества, мораль, эмоции и человеческие привязанности. Она их ценила за неповторимость и алогичность, считая данные качества достоинствами, а не воспринимала их, как недостатки.

Очнувшись, она увидела, что лежит на сером грунте без малейшей расцветки, а над ней куполом темнеет облако, в котором мелькают какие-то ужасные лица, и, не успевая сформироваться, распадаются в пыль.

— Мама, — послышалось рядом, и Маргина увидела, как из грунта вылепилось тело ребёнка, который снова позвал: — Мама.

«Бедненький», — подумала Маргина и потянула к себе ребёнка, взяв его на руки. За ним, как пуповина, тянулся шлейф из грунта, который погружался в каменную твердь поверхности планеты. «Так это ребёнок Тим!» — прозрела она и хотела швырнуть его, наливаясь яростью к Тёмному.

— Мама, — жалобно проурчал ребёнок, и Маргина поняла, что не сможет его отшвырнуть, а тем более, оставить. Его облик огромного спутника Тимурион, утратил свою реальность, а превратился в маленького, крошечного ребёнка, испуганного и зовущего свою мать. Ребёнок ткнулся в её грудь, и она поняла, что он хочет есть. Перебирая свои глифомы, она нашла в закоулках памяти, не снесенных Тёмным, представления о кормлении дочери, о которой толком ничего не знала, и соорудила себе грудь. Ребёнок тут же присосался к соску и заурчал, словно котёнок.

«Кушай, миленький», — проворковала она, испытывая сильнейшее наслаждение от процесса, и поняла, что этот комочек, размером в двести километров, она будет защищать до последнего.

Репликация девятая. Паут

Паут считал, что его обобрали, как самого последнего лоха. Оставаясь начальником Канцелярии у Хутина, он сумел организовать вторую властную структуру в стране, которая опиралась на корсатов и подчинялась только ему. Хутин, пославший его за Слэем, оскорбил Паута, так как найти сбежавшего дрима мог любой подчинённый начальника канцелярии. Паут не стал спорить, так как знал своё место и мог потерпеть до часа «Х», когда Хутин случайно умрёт от обычной простуды.

Но Хутина убрал кто-то другой. Паут подозревал, что это сделал Слепой, скормив Хутина рыбке в аквариуме, недаром он скрывал свои бесстыжие глаза за тёмными очками. Паут не спорил, что Слепой выбрал удачное время, когда его, Паута, не было в Мокаши, к тому же состряпал какой-то бунт, узурпировав власть.

Но Слепой ошибся.

Паут двигался по Райне, отбирая в своё войско самых отчаянных, разрешая им грабить деревни и взятые города, тем самым очень скоро увеличил своё войско в два раза. Умные люди, вооружаясь, становятся ответственными, а для ущербных оружие – способ устрашения других для повышения своей самооценки. Таких людей в армии Паута – большинство.

Перед столицей Райны начался дождь, и порох в пушках намок, отчего пришлось отказаться от эффектной и шумной атаки, а штурмовать город всеми человеческими ресурсами. Сопротивление, организованное новым правителем, Роше, оказалось бестолковым, и к утру следующего дня Лыба пылала со всех концов.

Орда Паута рыскала по домам, выгребая всё в мешки, а улицы оглашали вопли обезумевших женщин и предсмертные крики последних оборонявшихся мужчин. Паут, стоящий на балконе дома, подумал, что вот так же войдёт в Мокаши и подчинит город своей власти, а Слепого повесит на самом видном месте. Ощущение всесилия, при виде разрушенного города, возбудило в душе Паута мысли о его значительности и исключительности, что ставило его намного выше над другими людьми.

«Ты можешь достичь ещё большей значительности, если будешь служить нам!» — услышал он в голове, в которой возникла вязкая субстанция, неприятная и властная, и перечить ей Паут не посмел. «Почувствуй свою силу!» — сообщил голос и Паут почувствовал, что его руки излучают невидимую силу. Он направил ладонь на близлежащий дом, который на глазах рассыпался в прах, подняв облако пыли. Паут расхохотался не своим голосом и громко крикнул в пространство:

— Я служу вам!

Корсаты Канцелярии, стоящие внизу, подумали, что слова обращены к ним и яростно поддержали Паута своими криками. Поразмыслив, Паут дал два дня на разграбление города. Войска Паута покинули Лыбу, оставив её пустой и безлюдной. За городом Паут вновь почувствовал в голове наличие тёмной силы и, несмотря на своё согласие, не считал комфортным её присутствие. «Жги!» —

сказал голос и Паут понял, что он должен сжечь лес, по которому они проходили. По своему разумению, Паут не понимал, зачем жечь лес, который и так принадлежит ему, но голова вдруг набухла, и её охватил жгучий обруч, от которого перед глазами Паута вспыхнули звёзды.

— Да! — закричал Паут, и боль стихла, а он крикнул своим корсатам: — Зажигай лес.

Подопечные, не утруждая себя размышлениями, черкнули кресалами, и лес вспыхнул в нескольких местах.

Стоило им немного отойти, как огонь погнался за войском, подгоняя его вперёд. Границы земли Белды они миновали незаметно, а для местных жителей появление незнакомого войска удивило, но ненадолго. Незнакомая деревня, попавшаяся на пути войск Паута, тут же вспыхнула, и раздались первые крики, которые захлебнулись в крови, а оставшихся женщин насиловали, не таясь, выстраиваясь в целые очереди.

Бездыханные тела бросали в огонь, который курился чёрным дымом. Огонь легко перебросился на лес, жаркой стеной двигаясь вперёд, не давая всему живому никакого шанса на жизнь. Ночевать армии Паута пришлось на выжженном поле, отчего все воины превратились в черномазых кикимор.

Высоко в небе висели Гаагтунгр и Веельзевул, с удовольствием наблюдая выжженную поверхность планеты. Когда они уничтожат сушу, а Самаэль сделает прививку младенцу, то им будет что предъявить Тимурион, в обмен на Хутина. Рядом проплывало стадо амомедаров, за которыми плелась пара барберосов[20]. Последние, видимо, спали и сосали куски амомедара, так как всё стадо расползалось по сторонам.

— Интересно, где Самаэль? — спросил Веельзевул, протягивая лапу к ближайшему амомедару и отламывая приличный кусок. От предчувствия наслаждения Веельзевул пустил слюну, прицеливаясь, где укусить.

— С бабами развлекается, — ответил Гаагтунгр, считая Самаэля бездельником, который присваивает себе чужие заслуги. Огорчённый такими мыслями, Гаагтунгр, не отламывая, укусил амомедара.

— В отличие от некоторых, я занят делом, — сказал Самаэль и не сдержался, а хапнул пастью кусок амомедара, проплывающего рядом с ним.

— Ах! Какой вкус! — закрывая свои вертикальные зрачки, восторженно произнёс Самаэль, расправляя крылья и превращаясь в крылатого змея.

Гаагтунгр доложил, как старший, всё, что знал

— Хорошо, — сказал Самаэль, проглатывая кусок амомедара, — чуть вздремнём, а потом займёмся вашим младенцем.

Когда они погрузились в спячку, вздрагивая от нахлынувших эмоций, один из барберосов неожиданно проснулся и зашептал:

— Дульжинея, перестань храпеть, нам нужно лететь дальше.

— Бандрандос, ты меня обижаешь, — зашипела Дульжинея, хотя, по правде, она немного вздремнула, закусив каплю амомедара. Они погнали стадо амомедаров в направлении вновь возникшего спутника планеты Тимурион. Они спешили, так как тёмные могут проснуться и помешать их намерениям. Когда спутник оказался достаточно близко, они отправили стадо прямо на тёмную тучу бесов, которые беспрестанно кружили над Маргиной, держащей в руках Лори, который присосался к её груди и спал.

Стоило стаду спуститься пониже, как стая мелких духов сгрудилась вокруг первого дармового амомедара и неряшливо хавала, выхватывая куски, друг у друга. Один див в форме белого офицера, с эполетами полковника кадетского корпуса, открыл пасть, чуть не потеряв нижнюю челюсть черепа, и заорал не своим, а металлическим голосом:

— Стойте! Пока я жив, вы не будете жрать эту отраву!

— Ты сам ухаванный, ваше превосходительство, — нагло произнёс захмелевший бесёнок, ничуть не боясь грозного скелета: — Видимо, ты забыл, что уже пару столетий, как мёртв!

Полковник закрыл свою пасть, сверкнув золотым зубом, а потом снова открыл и куснул амомедара, застряв в нём зубами. Бесы и бесёнки не обращали внимания на застывшего дива, а настойчиво дрались за последние куски амомедара. Треск хрустящего амомедара раздавался в бесчисленных пастях, создавая громкий шорох саранчи, раздающийся в разреженной атмосфере спутника.

После того как последний кусочек амомедара исчез в чьей-то пасти, бесы вывернули животы вверх и вперили взгляды в звёздное небо. Их симпоты присосались к животам, выуживая из кусков амомедара яркие фантазии. Пуская из пасти слюну чёрная нечисть, увлекаемая гравитацией, покинули место над Маргиной.

— Как ты думаешь, они готовы? — прошептала Дульжинея, наблюдая за чёртовой тучей, улетающей вдаль.

— Молчи, вдруг проснуться, — пробормотал Бандрандос и подождал, для верности, пока чёрная стая не скрылась в тени планеты Тимурион. Бандрандос навис сверху над Маргиной и сообщил: — Оставь ребёнка, мы улетаем.

— Банди, миленький, что ты тут делаешь? — воскликнула Маргина, поднимая голову вверх.

— С каких это пор он тебе миленький? — ревниво спросила Дульжинея, надвигаясь на крохотный спутник, как айсберг.

— Дульжинея, и ты тут? Как же я вам рада! — воскликнула Маргина, поправляя грудь, чтобы ребенку было удобнее сосать.

— Оставь Лури, мы улетаем, — повторил Банди, протягивая Маргине огромную лапку, размером с дом.

— Его звать Лури? — удивилась Маргина, но, сразу же, возразила: — Я без Лури не полечу.

— Маргина, вообще, это не твой ребёнок, а Тимурион. Оставь его, она о нём позаботится, — настаивал Банди.

— Я его не оставлю, — твёрдо сказала Маргина

— Банди, давай их оттащим подальше, а там разберемся, — попросила Дульжиней, и Банди пришлось согласиться. Пробормотав себе под нос: «Вечно эти женщины…», — Банди потащил Лури поближе к светилу, полагая, что малышу будет теплее. Дульжинея толкала позади, рассматривая Маргину и умиляясь Лури. Неожиданная мысль пришла ей в голову, что она остановилась, а потом помчалась к своему мужу.

— Банди … — пролепетала она.

— Что? — спросил Банди.

— Нам нужно завести ребёнка, — прошептала она ему на ухо.

— Прямо сейчас? — спросил Банди.

— Когда доставим Маргину на место, — сказала Дульжинея. Они притащили Лури на новую орбиту и сразу же смылись, даже не попрощавшись с Маргиной.

***

Братья Гай добрались до Мокаши, а так как не знали города, то шли туда, куда тянулось больше всего народу. Тем самым оказались возле башни дрим, где ютилась Эйсинора и Слэй. Так как Бзын согласился побыть дримом, то он оказался как бы хозяином башни, отчего Эйсинора и Слэй покинули нового дрима с утра, освобождая ему кровать. Не успела Эйсинора выйти наружу, как увидела своих братьев, идущих по площади.

—Что вы здесь делаете? — спросила Эйсинора у Гай Гретора и увидела рядом с ним Мэриэнеллу. Вопрос о том, что братья делают в Мокаши, отпал сам собой, а возник другой, который она и задала:

— Что делает с вами Мэриэнелла?

Гай Гретор не знал, как сформулировать ответ, но который озвучила Эйсинора:

— Она что, спит с вами со всеми?

Братья смущённо отворачивали заросшие лица, а Мэриэнелла, уже немного понимающая речь, но не умеющая говорить, пролепетала:

— Sí, sí! Me amar tu hermanos![21]

Эйсинора соображала, что сказать следующей жертве сексуального рабства своих братьев, но, как представила семь невесток вместе, то подумала, что уж лучше будет одна, Мэриэнелла. Она обняла новую невестку и прошептала ей:

— Сочувствую.

А Мэриэнелла обняла Эйсинору и щебетала ей что-то радостное, точно жизнь с её братьями – сущий мёд и попыталась поцеловать её в губы.

— Нет, нет, — возразила Эйсинора, — тренируйся вон, на них, — и показала на своих братьев.

Мэриэнелла поняла этот жест, как одобрение и стала снимать со спин братьев багаж, думая, что они прибыли на место.

— Нет, нет, — остановила её Эйсинора, — это не наш дом, — а потом повернулась к молчавшему Слэю и спросила:

— Может, нам следует вернуться во дворец Уолла?

Слэй не находил эту идею прекрасной, так как считал, что подарки от других мужчин его жена принимать не должна, но мужской характер Эйсиноры совсем так не думал.

— Идём в наш дом! — решительно сказала она и первой пошла вперед. Братья потянулись за ней. Не могли же они предположить, что дом, о котором говорила сестра, находится совсем не в городе и далеко не в пригороде.

Когда они миновали город и прошли достаточно долго по лесу, углубляясь в сплошные заросли, Гай Гретор спросил сестру:

— Мы не заблудились?

— Нет, — совершенно беспечно ответила сестра, а Гретор подумал, что стоило пообедать в городе, так как шагать впроголодь до самого ужина они не договаривались. Мэриэнелла, восторженно щебетавшая, пока они находились в черте города, быстро скисла, стоило им пройтись по нехоженым буеракам.

Она уже думала, что «дом», о котором говорила Эйсинора, за соседней ёлочкой, но сестра её мужей настойчиво шагала и шагала дальше, а местное солнце совсем клонилось к вечеру.

— Эйсинора, ты ничего не перепутала? — спросил Гай Свон, самый младший из братьев, но сестра только улыбнулась и приободрила его: — Потерпи, совсем скоро мы придём!

Когда терпение у всех кончилось и братья подумали, что их разыграли, они вышли на опушку, и Эйсинора показала пальцем на светло-голубой дворец, виднеющийся на берегу озера: — Вон там наш дом!

— Это твой дом? — спросил Гай Гретор, округляя свои глаза. Поражало то, что воды в озере не имелось, и только меленькая лужа посредине кишела сохранившейся от взрыва живностью.

— Да, — скромно подтвердила Эйсинора, а так как братья знали её доход, то посмотрели на Слэя, считая, что дом его. Они тут же полюбили зятя и тепло погладили его по спине, по крайней мере, взглядами. Слэй, в противовес братьям, испытывал смущение, что ведёт своих близких родственников в чужой дом.

Братья посетовали на отсутствие воды в озере, и самый младший предложил опорожнить мочевые пузыри, чтобы его наполнить. За данный совет получил сапогом по мягкому месту и подзатыльника, но совсем не расстроился. Как бы там ни было, они с лёгким возбуждением покорили оставшееся расстояние и ввалились во дворец Уолла целой гурьбой. Братья с интересом рассматривали дом зятя, похлопывая смущённого «хозяина» по плечу, пока не добрались до зала, в котором увидели сидящих за круглым столом людей.

Во главе стола восседал Кот с кожаной нашлёпкой на глазу, который сразу не понравился Гай Гретору и он крикнул братьям:

— В дом нашего зятя ворвались грабители, вяжите их.

Братья так бы и сделали, если бы не оцепенели на месте, а Кот прошёлся вдоль застывших фигур, с интересом рассматривая братьев Гай. Особенно его заинтересовала Мэриэнелла, возле которой Кот остановился и произнёс:

— И она с ними?!

— Вы что сделали с моими братьями, воскликнула Эйсинора, видевшая Кота раньше.

— Не беспокойтесь, милочка, ничто с вашими братьями не станет, — сказал Кот и обернулся к Мо, Уоллу, Тим и Тёмному: — Я думаю, нам нужно освободить помещение, так как нашу даму посетили родственники.

С этими словами Кот поцеловал у Эйсиноры ручку, чем слегка смутил девушку, так как она в этот день не мыла рук, и боялась повредить здоровье Кота микробами, которые переползли из её пальчиков на морду кота. Именно так думал Кот о том, что думает Эйсинора, а заглянуть симпотами в голову девушки не пожелал, считая, что иллюзии делают жизнь красивей.

Присутствующие джентльмены встали из-за стола и проследовали перед опешившим Слэем и весьма довольной Эйсинорой, освобождая помещение от лишних гостей, а Кот, оставшийся последним, на прощание предложил:

— Скажете своим братьям, когда они оттают, что демоны испугались и удрали.

Дама, весьма солидарная с Котом, довольно хихикнула, поддерживая прикольное предложение и считая, что мелкий обман привносит в жизнь приятное очарование.

Столь милейшее взаимопонимание было нарушено Слепым, который, вместе с дюжиной корсатов, ввалился во дворец и крикнул: — Всем оставаться на местах! Вы арестованы!

— У тебя осталось пять жизней, — произнёс Кот и Слепой, как подрубленное дерево, во весь рост грохнулся на каменный пол зала, а корсаты дополнили живописную скульптурную композицию.

***

Правитель Белды, Лук, с остатками своего войска скрылся в болотах и вёл партизанскую войну, делая наскоки на отряды Паута. Все выжечь дотла в Белде не получалось, так как обширные болота могли тлеть, но не гореть, что весьма досаждало Паута и затягивало его пребывание в этой дурацкой стране.

Сгорая от нетерпения, Паут оставил заградительные отряды возле столицы Мен, а сам, с огромнейшим войском, отправился назад, в Мокаши, чтобы там, наконец, занять подобающее себе место. Правда, возникли и трудности, так как по выжженной местности идти, не сладости глотать, к тому же, все деревни разбежались, поэтому еда и провиант для лошадей и ослов стали острейшей необходимостью.

Когда вошли в пределы не порушенной Тартии, то воины, оголодавшие в пути, с радостью потащили всё, до чего могли дотянуться руки, а позади войска, как обычно, горела земля. В Мокаши они зашли, походя, а дворец властелина оказался совсем пуст. Паут решил, что так, даже, лучше и занял его, назначая самого себя властелином.

Отсутствие Слепого его озадачило, но оказалось, что тот отправился по следу каких-то братьев. Что сие означало, Паут не знал, а своей личной страже приказал сейчас же, как только появится, арестовать Слепого, как военного преступника, и предать смерти без промедления.

Паут чувствовал себя совсем расслабленным, так как грозные голоса не возникали в его голове. По мнению Паута, духи оставили его в покое, что тоже радовало, так как подчиняться, кому-либо, ему не хотелось.

Радость Паута была преждевременна, так как Гаагтунгр и Веельзевул, висящие на орбите Тимурион, высосали из амомедара все эмоции, им сохранённые, и пришли в себя. Наблюдая рядом с собой застывшего Самаэля, сосавшего остатки амомедара, они не посмели его тревожить, так как руководителем его назначил Сатанаил. Впрочем, Самаэль сам проснулся, так как чуйку имел превосходную. Бросив взгляд вокруг, он тут же уставился на Гаагтунгра и прошипел:

— Проворонили?

Гаагтунгр не понял, но догадался поднять свою рогатую голову вверх. Одного взгляда оказалось достаточно, чтобы понять, в какую ситуацию они попали – младенца Тимурион в небе не оказалось. Симпоты запущенные на планету, говорили о том, что младенца накрыли сеточкой и им его не обнаружить.

В отличие от своих подчинённых, Самаэль отличался сообразительностью – он тут же вызвал Лилит, свою жену, которая засветила свой лик перед ними:

— Обосрался? — бесстрастно констатировала она, совсем не выражая своих эмоций, которых у неё и не имелось.

— Поможешь? — просто спросил Самаэль, а Лилит так же просто ответила: — Будешь должен!

Её смазливая мордочка тут же пропала, а Самаэль повернулся к Гаагтунгру и произнёс:

— Свободны, идиоты!

Веельзевул и Гаагтунгр так не думали, но предпочитали заткнуться, так как не на их улице праздник.

Тем более, они чувствовали себя виноватыми, потому что вместе с Самаэлем прозевали ребёнка, который находился в их руках. Самаэль отмажется, а их просто превратят в Ничто. Насколько знал Гаагтунгр, он со своим помощником – седьмая копия пары, Веельзевула и Гаагтунгра. Куда девались предыдущие – не стоит спрашивать.

Чтобы не мозолить глаза Самаэля, Гаагтунгр потянул Веельзевула в сторону столицы Тартии, Мокаши, где восседал на троне властелина Паут. Стоило подстегнуть своего подопечного, чтобы как можно больше разрушить поверхности планеты и сделать этот мир необитаемым.

Тёмный, или как он себя называл, Том, покидая дворец Уолла через стекло, сразу же отправился в Мокаши и совсем не заметил Слепого, кравшегося среди деревьев парка. Тим взглянув на небо, искала взглядом Лури и не могла понять, куда он девался. А Уолл завис в небе, выпустив белоснежные крылья, дожидаясь Мо, который не очень спешил уходить, дожидаясь кота. Уолл видел, как во дворец проник Слепой с корсатами, но, ни о чём не беспокоился, так как там оставался Мо и Кот.

Не утруждая себя, Уолл отправил внутрь дворца свои симпоты и наблюдал за действием, как в первом ряду кинотеатра. Если вы скажете, что Уолл, или бывшая Онтиэинуола, не видела кинотеатра, то считайте, что сильно ошиблись.

Наслышанная от своих друзей о Земле, Онтиэинуола провела там несколько десятков лет, где набралась тлетворного влияния Запада, в результате чего пожелала стать мальчиком и испытать всё, что этому сопутствует. Дамы бальзаковского возраста с удовольствием научили новоявленного юношу премудростям обращения с женщинами, а как вести себя с девушками Уолл так и не научился.

Вызванный на планету Тимурион гребешком Александры, правнучки Маргины, он, после встречи с Секлецией и Эйсинорой, совсем разочаровался в своей привлекательности и подумывал о том, не обратиться ли снова в Онтиэинуолу. Поэтому, когда перед Уоллом, парящим над дворцом, появилась прекрасная девушка, он покраснел от неожиданности и произнёс:

— Чем могу вам служить?

— Какой прекрасный мальчик, — произнесла девушка и впилась в губы Уолла долгим поцелуем. Её язык исследовал внутренности Уолла, производя колебательные движения, погружая данный экземпляр самца в прострацию.

— Жди меня здесь, я скоро вернусь, — произнесла она и улетучилась. Поцелуй не казался Уоллу невинным и наполнил его симпоты только греховными ощущениями восставшей плоти. От возбуждения, он резко замахал крыльями и взлетел, чуть ли не выше облаков.

— Ты куда? — спросил Мо, поднимаясь к нему

— Здесь… девушка… пролетала, — пролепетал Уолл, ещё находясь под действием поцелуя.

— Онти… то есть Уолл, — поправился Мо, — девушка, что здесь была, птица не твоего полёта.

— А, что, твоего? — ревниво спросил Уолл.

— Я понимаю, что говорить тебе об этом бесполезно, но держись подальше от этой… девушки, — сказал Мо, а Уолл, вероятно обиженный, не стал ожидать даму там, где она приказала, а полетел в ту сторону, куда она испарилась.

Мо, зависший в высоте, поднял голову вверх, что-то внимательно высматривая, после чего удовлетворённо спикировал вниз. Слепой, вместе с корсатами, бесцеремонно выгнанный из дворца Уолла, попал в руки встревоженной Секлеции, которая ожидала его на улице.

Так как лицо Слепого не имело следов насилия, то она просто спросила: — Что случилось?

Слепой и сам хотел бы знать. Гаврош, гуляя по улицам Мокаши, проследил, что бывший дрим Слэй отправляется с братьями Гай подальше в лес и сообщил об этом своему отчиму. Слепой решил узнать намерения Слэя и братьев Гай. Когда перед глазами появился прекрасный дворец, то его вид возбудил в Слепом желание знать, кому он принадлежит и что здесь делает Слэй. И тут же нарвался на злосчастного Кота. Что же касается Мо, которого он тоже знал, так последний его не защитил, как раньше, а просто наблюдал.

— Что, попало на орехи? — ухмыльнулся Мо и сообщил, — пока ты прохлаждаешься, кресло правителя заняли другие.

— Кто? — спросил Слепой. Не то, чтобы он горевал об этом, так как должность правителя совсем не привилегия, а хотелось знать, кого опасаться.

— Паут, — сообщил Мо, с интересом наблюдая за мыслями Слепого.

— Он что, уже вернулся? — спросил Слепой, точно Мо справочное бюро.

— Пойдём, я тебе помогу восстановить справедливость, — ухмыльнулся Мо и первым ступил на выложенную камнем аллею, ведущую к воротам. Слепому ничего не оставалось, как отправиться за Мо, тем более что в его рейтинге друзей Мо значился на втором месте после Секлеции. Гаврош, идущий с ними, держался за её руку и шагал рядом, совсем не доверяя щеголю в белом шарфе.

Кот, закончив экзекуцию, перед тем, как оставить Эйсинору со своими родственниками, предварительно их отморозил, а потом вышел на улицу к Тим, которой сразу же сообщил: — Нам нужно поговорить.

***

Ещё никогда в жизни Маргина не чувствовала себя такой счастливой, как сейчас. Лури, всё больше понимая её, взрослел необычайно быстро, несмотря на то, что был недоношенным. Маргину не смущало то, что к Лури совсем не маленький мальчик, а двухсот километровая планета, пуповина к которой тянулась к ребёнку. Вскоре он научится обходиться без неё, обращаясь к планетке ментально. Любознательный ребёнок хотел всё знать, и Маргина сочиняла ему сказки, в которых всё было правдой, но в красивой обёртке.

Чтобы её никто не обнаружил, она накинула на планету, пусть и тонкую, но дименсиальную сетку, которая не давала отражения и казалась Ничто. Такая защита требовала энергии и Маргина часто лежала на стороне, обращённой к светилу, впитывая его энергию, а Лури ползал по ней, как котёнок. Такое времяпровождение прерывалось кормлением, которое уже не требовалось малышу, но давало ему ощущение защищённости и близости к матери, коей он считал Маргину.

Она понимала, что Лури повзрослеет и узнает всю правду, но не хотела ускорять этот процесс, тем более, сейчас, когда ребёнку угрожает опасность. То, что произошло, говорило о том, что какие-то тёмные и могущественные силы хотят зла Тим.

Она не хотела быть судьёй матери Лури, тем более что её, Маргину, оскорбили, обманули и унизили, казалось бы, близкие люди. Можно сказать, что надругались над её любовью, которую она считала истинной, а, как оказалось, навеянной. Мстить ей уже не хотелось, да и та вспышка ярости, которая её одолела, как ей показалась, тоже навеянная извне тёмными силами. «Все меня используют!» — подумала Маргина, и невольная слеза скользнула из уголка глаз.

— Мама! — воскликнул Лури, встревоженный слезами Маргины и она его успокоила: — Всё в порядке, сынок, мне в глаз попал лучик света.

Она с благодарностью вспомнила Банди и Дульжинею, Модераторов Пространства, которые, несмотря на своё положение, так бескорыстно ей помогают. Страдая ностальгией, она вспомнила Туманного Кота, которого тут же захотелось погладить, и она, не заметив, принялась гладить Лури, который, заглядывая ей в глаза, спросил:

— Мама, кого ты гладишь?

Маргина засмеялась и принялась гоняться за Лури, который, нырнув внутрь планеты, весело улыбаясь, появился в другом месте. Маргина закрутила планету и Лури, и он, от неожиданности, шлёпнулся, закатываясь смехом. Проплывающий рядом ледяной обломок тут же был пойман и превращён в небольшое озеро, которое они принялись отогревать дыханием. Маргина соорудила вечную рыбку и пустила её в воду, чем привела Лури в неописуемый восторг.

Внезапно Маргина ощутила на себе холодный, всепроникающий взгляд, который, как глубокая бездна, вынул из тела всё живое, и оно оцепенело от ужаса. Взгляд внимательно изучил содержимое её глифом, и она ничего не могла запретить. Маргина бросила мимолётный взгляд в сторону и увидела Лури, с застывшей со слезой на глазах. Она нашла в себе силы и закрыла его грудью, а сама сообщила, не отводя взгляда: «Ты его не получишь!». «Посмотрим!» — услышала она в ответ, и сразу почувствовала облегчение – взгляд исчез так же неожиданно, как и появился. Лури застыл и не плакал, а потом с очень серьёзным лицом повернулся к ней и сообщил:

— Плохой дядя!

Маргина с ним согласилась, а он потянулся к ней руками и воскликнул: «Мама!» Она схватила Лури, прижимая его к груди, понимая, что отдаст жизнь за этого малыша. Повернувшись лицом к холодному взгляду, она громко повторила: — Ты его не получишь!

***

Тёмный, поднявшись над планетой, раскинул свои симпоты вокруг, и с ужасом понял, что пока он прохлаждался, кто-то планомерно уничтожал растительность, города, деревни и их жителей. Планета, созданная Тёмным с таким трудом, в одночасье превратилась в обгорелый, искореженный комок. «Кто это сделал?!» — спросил Тёмный, но ответа не ждал, так как знал его – темные. Симпоты тут же обнаружили исполнителя, Паута.

Тёмный тёмной молнией метнулся в Мокаши и прямо с ходу выдернул Паута из-за стола, за которым он пировал вместе с приближенными корсатами. Данное событие произошло так быстро, что пировавшие не заметили пропажу властелина и продолжали пьянствовать.

Поднявшись над дворцовым озером, куда сбросили сазана Хутина, Тёмный злобно выкрикнул: «Подыхай, тварь!» — и хотел швырнуть Паута вниз, но увидел возле себя молодую девушку, обтянутую в тонкую чёрную кожу.

— Он того заслуживает? — спросила она, зависая рядом с Тёмным. Паут, висящий в руке Тёмного, с надеждой посмотрел на девушку, ожидая, что его пощадят.

— Ты его убьешь, а кто очистит ему душу? — опять спросила девушка.

— За свою душу пусть отвечает перед Богом, — произнёс Тёмный, вспоминая религиозные веяния Земли.

— А Бог есть? — снова спросила девушка.

— У меня Бог в душе, — ответил Тёмный, продолжая религиозный диспут.

— Я освобожу твою душу от сомнений, — сказала девушка и перехватила Паута за шею. На возражение Тёмного, она коротко ответила: «Я сама?» и с удовольствием запустила орущего Паута в озеро, где его тут же проглотил Сазан. Тёмный, немного ошарашенный её решительностью, а ещё больше – томной красотой, не стал ей перечить.

— Меня зовут Лилит, — представилась она, всплеснув руками, точно стряхивала с них пыль. Тёмный отправил свои симпоты в глифомы Лилит, но они оказались полупусты. «Удивительно! У неё, что, почти нет эмоций?» — подумал он и назвал себя: — Меня зовут Тёмный, Том.

— Ограничимся первым именем, оно мне нравиться, — сообщила Лилит и запустила руку под рубашку Тёмного, прощупывая его грудь. После груди рука поплыла вниз, под брючной ремень, а губы Лилит соприкоснулись с его губами. «Что она хочет?» — подумал Тёмный и услышал ответ: «Ничего! Я хочу тебя!» Такое быстрое продолжение смущало Тёмного, но гормоны, выброшенные по человеческой привычке, ударили в голову.

С ускорением, которое можно использовать с лучшей пользой, Тёмный перенёс Лилит в спальню властелина, где подвергнул её такому изнурительному любовному истязанию, что любая земная женщина скончалась бы на месте от перенапряжения. Лилит совсем не имела земного происхождения и потому требовала ещё и ещё, отчего кровать развалилась вдребезги, а содрогания пола и стен испугали всех корсатов, которые с ужасом покинули дворец властелина.

Мо, или бывший Морриер, прибывший вместе со Слепым во дворец, бросил симпоты, чтобы узнать, что происходит. Поскольку, вместе с Секлецией, пришёл и Гаврош, то требовалось оградить ребёнка от нелицеприятного вида любовных утех Тёмного.

Мо отправил их в башню дрима на некоторое время, пока силы местного полтергейста не успокоятся. Как только Секлеция увела Гавроша, Мо отправился в спальню властелина, чтобы урезонить неожиданную страсть Тёмного, как тут же на пороге остановился, услышав сморенные голоса.

— А куда девался старый властелин, Хутин? — тяжело вздыхая, поинтересовалась девушка.

— Не знаю, Лилит, он пропал неожиданно, — ответил Тёмный и спросил: — А зачем он тебе?

— Долг у него, карточный, — промолвила женщина, именованная Лилит.

— Не беспокойся, я отдам за него, — ответил Тёмный и полез целоваться.

— Нет, это дело принципиальное, — отодвинула его Лилит, — ты спроси Тимурион, может, она знает.

— Она бы мне сказала, — ответил Тёмный.

— Ты в этом уверен? — так спросила Лилит, что Тёмный покраснел и понял – у всех имеются тайны.

— Встретимся вечером, — сказала Лилит, — тем более, тебя ожидают.

— Кто? — встревожено спросил Тёмный, но Лилит не ответила, а вылетела в окно. Уолл, появившийся у дворца властелина, увидел Лилит, выпорхнувшую из окна, и приветствовал её взмахом руки. Она подлетела к нему и сказала: — Что, полетели касатик?

Уолл, воодушевлённый её словами, взмахнул крыльями и полетел рядом с ней, а она, между прочим, сейчас же спросила:

— Ты не подскажешь, куда девался прежний властелин, он мне карточный долг должен?

Уолл тут же предложил выплатить долг Хутина, а Лилит со вздохом подумала: «Какие они все предсказуемые!»

— Ты ничего не знаешь? — спросила она напрямую и без любовного пафоса.

— Нет, — добродушно ответил Уолл, а Лилит тут же покинула его, брезгливо бросив на ходу: «Бывай!»

Тёмный увидел в дверях Мо, и по его глазам понял, что тот знает о его любовной связи с Лилит. Тёмный растерянно посмотрел на него и спросил:

— Ты, ведь, не скажешь об этом Тим?

— Я подумаю, — сказал Мо, — а сейчас займись планетой. По-моему, кто-то хочет её уничтожить.

— Кого? — не понял Тёмный.

— Тимурион, — ответил Мо, — а эту женщину советую забыть. Такие просто так в постель не прыгают, — задумчиво закончил Мо, вспоминая прошлое.

Тимурион, и правда, чувствовала себя неважно. Во-первых, потому, что пропал Лури, и она напрасно осматривала небо в поисках своего сына. Самое страшное для Тимурион было то, что она даже не подержала малыша в руках и даже не ощутила своего материнства.

Во-вторых, что-то происходило на её поверхности, а она, занятая сыном, всё оставила на потом. Странный Кот, ожидающий её возле крыльца, тоже не добавлял ей положительных эмоций, а только пугал своими вопросами.

— Ты, правда, не знаешь, что от тебя хотят? — опять спросил Кот, и она раздражённо ответила: — Я, даже, не знаю, кто они такие.

— Могу тебя заверить, что силы, ставшие на твоём пути, настолько могущественны, что, даже, я не всегда смогу тебе помочь, — тревожным голосом произнёс Кот и добавил:

— С ними лучше договариваться…

— Я повторюсь, но снова скажу – я не знаю, что от меня хотят, — сказала Тимурион и добавила: — Меня больше беспокоит мой сын.

— Если с ним Маргина, беспокоиться не стоит, — возразил Кот.

— Где он? — спросила Тим, на что Кот ответил: — Для его безопасности тебе, лучше, не знать.

***

Эйсинора, несмотря на неожиданности при заселении дворца Уолла, чувствовала себя совсем счастливой. Братья, пришедшие в себя, немного разочаровались тем, что воры их испугались и удрали, только удивлялись тому, что они заснули. Эйсинора назвала их мужланами и озорно сообщила, что они грохнулись в обморок от благоухания во дворце.

Принюхиваясь к терпкому запаху, братья качали головами и соглашались, находя данную причину вполне приемлемой. Слэй, уже смирившийся с тем, что все братья считают дворец его собственностью, как радушный хозяин показывал дом, получая от братьев в ответ кучу советов и скупых похвал.

Так как Уоллу пища совсем без надобности, то угощение им никто не оставил. Потому, Эйсиноре, к её глубокому разочарованию, пришлось стать к плите, благо, что Уолл не забыл её соорудить, а в подвале имелись запасы пищи. Надеяться на Мэриэнеллу оказалось бесполезно, так как она, кроме своего «revolución», на кухне делать ничего не умела.

Эйсинора с сожалением подумала о Секлеции, которая и братьев кормила, и за порядком следила. Так что, Эйсиноре ничего не оставалось, как плакать и резать лук, рассуждая о том, хватит ли огромного котелка каши, чтобы накормить ненасытных родственников. Безвинно рыдая на кухне, она не заметила того, что в общем зале стихли голоса, и только тогда почувствовала неладное, когда раздался грохот разбитой люстры.

«Что они там делают?» — забеспокоилась Эйсинора, побаиваясь только одного, чтобы братья не побили её любимого Слэя. Направляясь решительным образом в зал, Эйсинора зашла за угол и сразу же отпрянула назад. Чувства, охватившие её, можно назвать взрывом вулкана, а по-простому – возмущением, так как её новая невестка, Мэриэнелла, целовалась за углом с каким-то угрюмым типом в плаще. Недолго думая, Эйсинора схватила огромную чёрную сковородку, применяемую, очевидно, для жарки быка, и изо всей силы стукнула по голове черного типа, который, стукнув зубами, осел на кафельный пол коридора кухни.

— Ах, ты шлюха! — воскликнула Эйсинора, размышляя о том, звездануть Мэриэнеллу сковородкой или обойтись кулаком. Выбрав последнее, она сбила невестку с ног, но та, опрокинувшись на пол, прижимала палец к разбитым губам и делала ей страшную рожу.

«Что случилось?» — подумала она и выглянула в зал. То, что она там увидела, повергло её в шок – её братья, вместе со Слэей, были подвешенные задранными куртками на медные якоря, украшающие мраморные прямоугольные пилястры на стенах зала. Их лица кто-то расквасил, а белые рубашки оросила кровь. Видимо, они находились без сознания, но ещё хрипло дышали. Посредине расхаживал здоровенный детина в чёрном плаще с капюшоном, весьма похожий на того, которого она грохнула в коридоре кухни.

Её кто-то дёрнул за рукав, и она чуть не крикнула от ужаса, а обернувшись, увидела Мэриэнеллу, которая по-прежнему держала палец у губ и тянула за собой, скорчив ужасную рожу. Эйсиноре хватило ума её послушать, и они побежали к чёрному ходу. По пути, она ещё раз приложила по голове лежащего в коридоре типа. Да так, что у него, вероятно, лопнула черепушка.

Кода они выскочили на улицу, Мэриэнелла не остановилась, а тянула её в сад, переходящий в естественный лес.

— Куда ты меня тащишь? — возмущённо крикнула Эйсинора, остановившись между деревьев. Путаясь в словах, Мэриэнелла объяснила, что два типа в плащах появились неожиданно и сразу же расшвыряли братьев по стенкам, а старший из них потащил её, Мэриэллу, чтобы «надругаться». Она применила другое мексиканское слово, но соответствующего смысла.

Эйсинора поняла, что им двоим, не стоит связываться с типами в плащах, а лучше всего позвать кого-то на помощь. «Кота!» — возникла правильная мысль и Эйсинора побежала так, как никогда не бегала в жизни – её любимый и братья в опасности.

***

Тим, появившись во дворце властелина вместе с Котом, сразу ушла в гостевую комнату, так как душа не лежала к выполнению какой-либо работы. Она уселась в кресло и прикрыла глаза, пытаясь сосредоточиться на мыслях, чтобы привести их в порядок. Но умственный процесс неизменно нарушался мыслями о сыне, и она вышла к дворцовому озеру, где присела возле берега прямо на траву. Ощущение тела планеты успокоило её мысли, и она принялась выращивать траву на берегу, чтобы чем-нибудь занять голову.

Тим склонилась к воде, чтобы набрать в ладошки воды, как вдруг на неё бросился выскочивший из озера Сазан. Она вскрикнула от испуга, точно маленькая девочка, а когда собралась, то хотела разодрать на кусочки мерзкую тварь.

— Всё в порядке? — спросил Тёмный, и Тим успокоила его, но не стала расправляться с Сазаном.

— Зачем ты его сюда притащил? — спросила она у Тёмного.

— Это не я, Хутин, — ответил Тёмный и вкрадчиво спросил: — Ты не видела, куда он девался?

Тим немного подумала, а потом сказала: — Он хотел тебе зла.

— Я знаю, он всем хочет зла, но умеет управляться с людьми. Так ты его не видела?

— Он лежит в центре планеты, — ответила Тим и подумала, что следует выбросить из себя эту дрянь куда-нибудь в космос. Темный оставил её отдыхать, пообещав завтра же удалить Сазана из озера, а сам, не дожидаясь вечера, углубился в лес, напротив ворот города, надеясь на то, что Лилит придёт раньше. Мысли о сыне не дали почувствовать Тим некоторую фальшь в голосе Тёмного, иначе он не смог бы так быстро убежать.

Нарезая круги возле опушки, Тёмный нетерпеливо ждал, но Лилит не желала появляться. «Может, она передумала?» — почему-то испугался Тёмный и догадался раскинуть симпоты. Оказалось, что Лилит где-то рядом, но сколько Тёмный не оглядывался, никого не увидел. Только вороная кобылка приветливо взмахивала хвостом, щипая травку невдалеке.

«Что ты здесь делаешь, милая?» — рассеянно спросил Тёмный, вспоминая свою лошадиную ипостась. «Тебя поджидаю!» — ответила лошадка и зазывно заржала. Кровь мгновенно бросилась в голову Темного, и он в тот же миг превратился в темного жеребца с горящими глазами. «Как она догадалась о моих предпочтениях?» — подумал Тёмный, с вожделением рассматривая крепкую фигуру кобылки. Стоило ему сделать несколько шагов в её сторону, как она чуть отбежала, возбуждая в нем ещё большее желание.

Отвердевшая плоть отдалась болью от напряжения, и Тёмный бросился на Лилит, готовый оседлать её в ту же секунду. Черная кудрявая грива метнулась в бок, исчезая за деревьями, и Тёмный рванул изо всех сил, обуреваемый только одной осязаемой мыслью. Лошадь снова метнулась в сторону и Тёмный чуть не свалился на повороте, вызвав у Лолит ехидное ржание. Напрягаясь, что есть силы, он догнал кобылицу возле огромной лиственницы и сходу вонзил в неё своё пылающее достоинство. Лолит пронзительно заржала, оглашая лес, а луна повторила её крик троекратно.

Бешеный темп движений разрывал грудь, не успевая насыщать кровь кислородом, а Тёмный наслаждался лошадиным естеством, не собираясь переходить на дименсиальную плоть. Лилит изогнулась под ним и укусила его до крови, ещё больше возбуждая Темного.

Всего лишь на несколько десятков прасек они перевели дух, как Тёмный снова вскочил на Лилит, но она без всяких усилий его перевернула, легко придав к траве. Улыбаясь, лошадиная морда Лилит раздвоилась, превращая её в двуглавую лошадь.

Тёмный, фанатея, восхищённо посматривал на Лилит и её действия. Одна голова потянулась к причинному месту, лаская оное, а вторая склонилась к морде Тёмного. Тот, опасаясь за своё достоинство, ярко представил, как Лилит его откусила и она, из озорства, ощерилась лошадиными зубами и прикусила.

— Ты узнал у Тим, где Хутин? — спросила у Тёмного вторая голова Лилит, а первая доводила его до экстаза.

— Да, да, да! — повторял Тёмный, в такт движения первой головы Лилит.

— Где она его спрятала? — спросила Лилит и Тёмный ответил: — Внутри себя!

Внезапно, ужасная боль пронзила Тёмного, а вторая голова Лилит ехидно заржала. Лилит взлетела в воздух, удерживая в первой лошадиной пасти мужское достоинство Тёмного. Крик от боли разбудил всю столицу, Мокаши, поражая всех протяжным ужасным воем. Лилит медленно удалялась в сторону города. Зависнув над дворцовым озером, она сбросила причиндалы Тёмного вниз, где караулящий добычу Сазан схавал их за одно мгновение.

Слепой, услышав крик, вышел на улицу, сзади за ним поплёлся Гаврош. Лилит превратилась в девушку и приземлилась рядом с крыльцом. После чего подошла к Слепому и сообщила:

— Передай Тим, пусть приходит в свой дворец, если хочет узнать, где находится её сын.

— Он же разрушен, — возразил Слепой.

— Разве это так важно, — сказала Лилит, — ты передай, а она поймёт.

Лилит испарилась, превратившись в чёрный туман, а Слепой немного подумал и отправился в комнату Тим, где слово в слово передал сообщение Лилит.

— Спасибо… Слепой, — промолвила Тим, тут же поднялась и вылетела в окно. Слепой снова вышел на улицу, где его ожидал Гаврош.

— Пойдём домой, малыш, — сказал Слепой, взяв Гавроша за руку, но дорогу им преградил Кот, который тут же спросил, куда улетела Тим. Слепому пришлось всё рассказать.

— У тебя осталось четыре жизни, — произнёс Кот и потопал из дворца. Слепой свалился на землю. Гаврош, увидев свалившегося Слепого, поднял камень под ногой и запустил его в Кота. Тот обернулся, и камень завис у него над головой.

— Ах! Ты так!? У твоего отца осталось три жизни, — сказал Кот и мальчик рухнул рядом со Слепым.

— Не смей! — запоздало крикнул очнувшийся Слепой: — Сын за отца не ответчик!

— Ответчик, ответчик, — повторял Кот, удаляясь. Гаврош очнулся раньше, чем Кот скрылся за воротами и крикнул ему вдогонку: — Чтобы у тебя второй глаз вылез!

— Спасибо, ребёнок, — поблагодарил Кот через плечо. «Чтобы ты хвост отморозил!» — молчаливо пожелал Слепой, и Кот таким же образом ответил: «Спасибо, Слепой!»

Когда они, взявшись за руки, появились перед глазами Секлеции, она спросила: «Где вы были?» — мужчины молчали, каждый гордясь собой.

***

Тим, не соблюдая осторожности, неслась к тому месту, где находился Замок Преображения, точнее его руины. Сообщение незнакомой женщины, переданное через Слепого, о том, что она знает, где находится Лури, взволновало Тим. Несмотря на то, что об осторожности её предупреждал Кот, она шла на встречу, совсем не опасаясь за себя, а с единственной целью – узнать о судьбе сына.

Она миновала дворец Уолла, в котором осталась Эйсинора со своими братьями и Слэем. Тим увидела, как из дворца выбежали две женские фигуры и понеслись в лес. «Что они делают?» — с удивлением подумала она, но заходить во дворец не стала – вероятно, молодёжь дурачится, а у неё не имелось соответствующего настроения. Она с огорчением ступила на дно испарившегося озера, направляясь напрямик к руинам Замка Преображения. В самой глубокой части озера уже успела образоваться лужа, в которой копошилась какая-то живность.

«Нужно всё восстановить!» — подумала Тим, но грустные мысли отодвинули в сторону сиюминутную необходимость, оскверняющую память о пропавшем сыне. Уже показался край берега, от которого потянуло гарью, а за береговой линией топорщился хаосом гранитная твердь. Тим, бросив взгляд вперёд, с облегчением вздохнула, так как за каменным нагромождением уже виднелась чудом оставшийся кусок стены Замка Преображения.

Этот островок бывшей обыденности вызвал в душе Тим некую успокоенность и уверенность в себе, что заставило её шагать быстрей. Если бы она не прошла мимо дворца Уолла, а заглянула внутрь, то её умиротворённость и спокойствие исчезло бы вмиг, уступив место ощущению опасности. Веельзевул, получивший металлической сковородкой по голове, не собирался таким образом испытывать сексуальные фантазии.

Поэтому, когда отбросил человеческую дименсиальную оболочку, пришёл в ярость, тем более что его в неприглядном виде обнаружил Гаагтунгр, тоже пришедший в ярость.

— Куда ты девал девчонку? — спросил он, взяв в руки тяжёлую сковородку. Не собираясь получать во второй раз, Веельзевул вскочил и крикнул: — Удрала, зараза!

Гаагтунгр посинел лицом, намереваясь исполнить свою мечту и приложить Веелзевулу сковородкой по голове, но тут за их спинами раздался ехидный голос:

— Развлекаетесь? — спросила Лилит, но сразу приняла деловой вид и строго сообщила: — Вы мне нужны.

Появившийся за ней Самаэль, поглядывая в зал на развешенных братьев Гай, только и смог сказать: «Идиоты!» — и тут же взвился в воздух, вылетая через разбитое окно. За ним, без слов, улетела Лилит, а Гаагтунгр и Веельзевул чуть не застряли в окне, пытаясь опередить друг друга.

Над данным районом собирались тучи, перекрывая свет от местной галактики, сияющей в небе яркими спиралями. Темнота собиралась в такие же спирали, закручиваясь в другую сторону. Поднялся неожиданный ветер, который завыл между скалами, изгибая прутики одиноких ободранных деревьев. Стаи опавших листьев кружились в воздухе, точно лезвия ножей рассекая лицо от соприкосновения. Ощущая на губах зелёную кровь, стекающую каплями по щеке, Тим не прятала лицо, бочсь пропустить что-либо важное.

Такая стихия давно не пугала Тим, так как она сама могла создавать подобное, потому что мир должен изменяться, иначе наступит смертельное спокойствие. Поднявшийся ветер рвал оставшиеся на плечах цветы, увядшие от печали, но Тим не пугал её вид, который совсем не важен, когда речь идёт о сыне.

Внезапно впереди показалась женщина, появившаяся ниоткуда, которая с интересом на неё смотрела и не обманывалась её внешностью. Она спокойно ожидала Тим, не двигаясь и не пытаясь каким-то образом угрожать ей.

Тим не боялась её, тем более под ногами дышала вся планета, способная в одно мгновение обрушить свою силу на кого угодно.

— Ты Тим? — спросила девушка и Тим рассмотрела её лицо, необычайно очаровательное, но имевшее в своей красоте какой-то изъян. Присмотревшись, она поняла, какой – её красота отличалась навязчивой броскостью.

— Я Тим, — ответила она и девушка сообщила:

— Пойдем, ты увидишь своего сына, — не ожидая ответа Тим, она двинулась вперёд между камнями, пока они не оказались на ровной площадке, неизвестно как сохранившейся в окружающем хаосе.

— Твой сын там, — сказала девушка, остановившись. Её рука указывала на серое облако над головой, посредине которого виднелось совсем тёмное круглое окно. Девушка не двигалась, предоставив Тим самой решать, что делать.

Разрывать связь с планетой смерти подобно, но Тим не побоялась и полетела в тёмное окно. Приближаясь и увеличиваясь в размерах, тёмная дыра освещалась внутренним светом, а когда Тим достигла его края, то увидела в конце тёмного туннеля ребёнка, который протянул к ней руки и произнёс:

— Мама!

Она тоже протянула к нему руки, и пусть никогда его не видела, но сразу узнала, что это её сын, Лури, отчего слёзы картечью брызнули из глаз. От счастья она потеряла связь с окружающим миром, который был ей не важен, когда рядом, на расстоянии протянутой руки находился её сын, Лури.

Внезапно она увидела руки, потянувшиеся к её сыну, а за ними показалась и сама женщина, которая прижала Лури к груди, а он обхватил её шею ладошками. Она узнала женщину, которая повернулась к ней лицом и сообщила:

— Ты его не получишь!

Сознание Тим померкло, и она окунулась в бесконечную Тьму, где нет места эмоциям и желаниям.

Репликация десятая. Лилит

Эйсинора и Мэриэнелла не добежали до Мокаши, так как по пути они встретили Кота и Уолла, которые направлялись к руинам Замка Преображения. В темноте они шарахнулись в сторону и если бы не крик Уолла, которого признала Эйсинора, то найти их в лесу оказалось бы проблематично. Торопливый и путаный рассказ девушек надоел Коту и он сказал:

— Замолчали обе!

Запустив симпоты в их головы, он прочитал всё, что там имелось, буркнув себе под нос: «Разве можно так безобразно хранить информацию!» То, что сделали с братьями Гай, выглядело бессмысленно и жестоко, поэтому Кот решил зайти во дворец Уолла и разобраться с происшествием. Когда они в потёмках появились возле дворца, Кот определил, что он пуст, а внутри находились братья Гай и Слэй. То, что Кот их обнаружил, говорило о том, что они живы, но когда увидели их воочию, висящих на якорях, украшающих пилястры, то вопрос их существования на этом свете вызывал некоторые сомнения.

Кот и Уолл сняли братьев и Слэя со стен, уложив их на полу, а потом попытались стабилизировать их организмы. Все они требовали длительного лечения, на которое у Кота и Уолла времени не имелось. Жизнь Тим, ушедшей к Замку Преображения, подвергалась опасности, и требовалось её найти и защитить. Если она погибнет, то, неизвестно, что случится с планетой, ведь они между собой – одно целое.

Кот решил, что оставить Уолла для лечения раненных вполне достаточно, тем более он не сможет сражаться с теми сущностями, которые, вполне вероятно, захватили Тим в плен. Кот до сих пор не понял, чего хотят тёмные от Тим, но не сомневался в том, что это какая-то гадость.

Оставив Уолла с девушками, Кот отправился дальше, ясно понимая, что его сил совсем не достаточно, чтобы сражаться с тёмными. «Где шляется этот ловелас?» — подумал Кот о Тёмном и обнаружил, что тот купается в озере возле дворца. «Нашёл время!» — зло подумал Кот, но решил, прежде всего, разобраться, а потом звать на помощь Тёмного.

Если бы Кот залез симпотами в глифомы Тёмного, то обнаружил бы, что торчит он в озере не для удовольствия, а по вполне тривиальной причине. После встречи с Лилит, он занялся поиском своей откушенной плоти и обнаружил её в озере. Дименсиальная плоть Тёмного, побывав в желудке Сазана, долго там не задержалась, а сквозь тело Сазана выпала в осадок на дно. Когда Тёмный нырнул в озеро, чтобы забрать своё, на него напал Сазан с единственной целью – отобрать дименсиальную сеточку Тёмного. Ввиду истощения сил Сазан такое не удалось, а потому Тёмный забросил его на высокую гору, где Сазан был беспомощен в виде рыбы. Дальнейшее существование Сазана можно характеризовать, как полуживой или, если кому так нравится, полумёртвый.

Темный выловил свою плоть из озера и раскинул симпоты. Тим он нигде не увидел и это его беспокоило. То, что его надула Лилит, он уже понял, поэтому отправился за Котом, который двигался к Замку Преображения. В это время Кот заметил справа от себя дименсиальную сущность, идущую в направлении Замка Преображения, а на симпоту Кота, сущность открылась и оказалась Мо.

«Ты откуда?» — спросил Кот.

«Наводил порядок в Белде и Райне», — ответил Мо, а Кот увидел, что тот сбросил свой гламурный чёрный костюм с белым шарфиком и шагал огромным рыжим котом. Кот одобрительно хмыкнул и подумал, что помощь Мо ему не помешает.

Идущий сзади Тёмный, испытывая неловкость, отправил симпоту Коту, а когда тот ответил, запустил его в свои глифомы, полагая, что обмен информацией им не помешает. «Тим держит внутри себя Хутина?» — удивился Кот, ещё больше поражаясь тому, что Хутин зачем-то нужен тёмным. «Ты не скажешь Тим о Лилит?» — спросил Тёмный у Кота и тот мстительно ответил: «Я подумаю!»

Внезапно почва под ногами задрожала, и они повалились на землю. Со дна озера возле Замка преображения ударила расплавленная струя, которая фейерверком рассыпалась в высоте, а через несколько мгновений на землю посыпался град раскалённых камней. «Извержение!» — мелькнула мысль у Кота, но в следующее мгновение возникла другая мысль: «Армагеддон!» Далеко на горизонте возникла одна пылающая точка, затем вторая, а земля под ногами принялась танцевать. Тёмное небо, затянутое тучами, не пропускало свет от вечно горящей галактики, но снизу чёрные облака подсвечивали новые и новые вулканы, превращая планету Тимурион в преисподнюю.

***

Тим висела в пространстве, а перед ней застыла картинка с Маргиной, которая держала на руках заснувшего Лури. Огромная Лилит, расправив большие чёрные крылья, восседала на сохранившемся фасаде Замка Преображения, наблюдая за состоянием Тим. Она подумала, что изображение, переданное самим Сатанаилом через глаз Змея на голове Лилит, всё-таки принесло свои плоды. Гораздо лучше бы получилось, если бы в их руках оказался Лури, но даже силы Сатанаила недостаточно, чтобы определить, где находится человек, прикрытый дименсиальной сеткой.

У подножья фасада стоял Самаэль со своими идиотами, Гаагтунгром и Веельзевулом. Надетые на них угрожающие костюмы предназначались для того, чтобы воздействовать на психику Тим. В артистические способности данных экземпляров Лилит не верила, но их садистские наклонности вполне пригодятся – она не собиралась щадить Тим. Лилит присосалась к её симпотам, чтобы узнать, как долго придётся ждать, так как Тим, почему-то, долго не приходила в себя, шёпотом повторяя какие-то нелепые слова. Погрузившись в то, что видит Тим, Лилит с нескрываемым любопытством увидела:

«Тёмный туман клубился по подземелью, скрывая от глаз все, что находилось дальше нескольких шагов. Тонкая светящаяся бечева струилась на уровне пояса, исчезая в руке и угасая сзади. Тим знала, что эта бечева ведёт к Лури, которого удерживает Маргина, но знала и то, что стоит ей оказаться рядом, как сын узнает свою мать и вернётся к Тим.

Тонкая бечева вьётся, виляя, точно пламя свечи, оставаясь тем путём, который приведёт к сыну. Внезапно она остановилась перед тёмной фигурой, которая безмолвно застыла перед ней. «Кто ты?» — спросила Тим, не отпуская бечевы. «Я твой сын!» — ответил голос, сверкнув в темноте зелёными фонарями глаз. «Ты не мой сын!» — уверенно произнесла Тим, и фигура растаяла, словно дым, а бечева удовлетворительно вильнула и позвала дальше.

Впереди раздались стоны, и Тим бросилась вперед. На полу, выложенном из неровных камней, лежал юноша, весь в крови, который протягивал руку и молил: «Мама, помоги!» «Ты не мой сын!» — жёстко ответила Тим, а протянутые руки померкли и превратились в туман.

«Закрой глаза и иди!» — приказал повелительный голос, и Тим подчинилась, понимая, что это неспроста. Голос что-то бубнил, позволяя себя обнаружить, и они шли некоторое время, пока её руки не упёрлись во что-то тёплое. Тим ощупала препятствие и промолвила: «Это не мой сын!» — так как голос замолк, ожидая ответа.

«Тебе даётся последний шанс!» — сказал голос, и Тим открыла глаза. Впереди показалось что-то светлое, и она бросила бечеву и помчала вперёд, так как уверенно знала, что это Лури.

— Лури! – воскликнула она и увидела его перед собой. Она протянула руки, чтобы его подхватить, но чьи-то чужие руки выхватили сына, и Тим оказалась перед Маргиной.

— Отдай моего сына! — воскликнула Тим.

— Ты его никогда не получишь, — нахмурившись, произнесла Маргина и тут же исчезла вместе с Лури».

«Во имя Сатаны, какая ересь в голове у этой помешанной мамаши!» — подумала Лилит, с отвращением отрывая свои симпоты от симпот Тим, которая болезненно дёрнулась, словно ей резанули по живому.

— Самаэль, начинай! — крикнула Лилит и первой хлестанула Тим своим длинным хвостом с колючкой на конце. Бок и живот Тим обагрились кровью, а она дёрнулась и очнулась.

— Вы можете меня хоть убить, но тогда Хутин останется внутри планеты навечно, — произнесла Тим на требование Лилит выпустить Хутина.

— Это почему? — заинтересовалась Лилит.

— У меня оборвана связь с планетой, и вам с ней не справиться, — ответила Тим.

— Хитро, — хмыкнула Лилит, — если мы тебя убьём, то не получим Хутина, а если ты свяжешься с планетой, то нам тебя не одолеть.

— Ты правильно поняла, — ответила Тим, — вам лучше отпустить Лури, тогда я отдам вам вашего мерзкого Хутина.

— Хорошо! Мы это проверим! — воскликнула Лилит и выхватила у Веельзевула острое копьё. Она мгновенно вонзила его в тело Тим и та страшно закричала. Внизу, между тучами, полыхнул огненный фонтан, который возник на поверхности планеты, и раскалённая магма хлынула из возникшего жерла.

— Оказывается, связь есть?! — удовлетворённо воскликнула Лилит и крикнула Самаэлю: — Продолжайте!

Поверхность планеты вспыхнула новыми фонтанами, и новые огненные реки потекли, заполняя низкие места. Тело Тим дёргалось от боли, а планету сотрясали всё новые и новые удары землетрясений. Тучи пепла клубами поднимались к небесам, затягивая небо серой пеленой и погружая планету в тёмную и холодную пучину.

Тим, понимая, что другого не дано, стойко выдерживала все удары, так как шестым чувством понимала, что её сын в безопасности, иначе его давно бы предъявили.

***

Кот сразу понял, что это не просто землетрясение, а пытка Тим. Тёмное облако впереди, закрученное спиралью, говорило о том, что именно там происходит данное событие.

— Летим! — крикнул Кот, взмываясь вверх. Он спикировал в спираль справа, а Тёмные залетел с другой стороны, надеясь на то, что его удар окажется неожиданным. Мо остался на внизу, только раскинул симпоты, чтобы иметь представление о ситуации в небе. Их манёвр оказался удачным – Кот пролетая сквозь тёмную тучу, сбил с фасада Лилит и по инерции, что есть силы, грохнул её о каменные ступеньки, невидимые в тёмной мгле. Самаэль, ошарашенный пропажей Лилит, вместе со своими подчинёнными, Гаагтунгром и Веельзевулом, бросился к подножью фасада на её поиски, оставив Тим на время одну.

Тёмный, нырнувший за Котом, только увидел израненную Тим, как схватил её на руки и пустился подальше от этого места. Кот успел исцарапать лицо Лилит и, тем самым, разозлил её до истерики. Несмотря на то, что следы от когтей Кота её дименсиальная оболочка может убрать за мгновение, она бросилась за убегающим Котом, точно Мегера. Кот подозревал, что Лилит её родственница, но времени поразмышлять на эту тему у него не имелось, так как, кроме Лилит, за Котом погнались и её подручные, родной муж, Самаэль, и два его мерзких друга.

«Что же они бросили Тим?» — заинтересовался Кот, но увидел летящего впереди Тёмного и успокоился – тот прижимал к груди Тим. «Я их задержу!» — сообщил он Тёмному и повернулся лицом к нападавшим.

— Я помогу! — сказал Мо, появляясь рядом с Котом. Лилит, увидев рядом с Котом огромного Мо, неожиданно остановилась и уставилась на последнего.

— Не может быть!? — воскликнула она, рассматривая Мо, как чудо.

— В этом мире всё возможно, — ответил Кот и добавил: — Может, нам стоит договориться?

— Ты хочешь продать мне свою душу? — пошутила Лилит.

— Почему бы и нет? — отшутился Кот. — У меня их целых девять.

— Твоя душа, как и твоя рыжая шкурка, ничего не стоит, она всё равно будет наша, — возразила Лилит, — а за душу этого кота я дала бы многое, — закончила Лилит, делая ударение на слове «этого» и тыкая пальцем на Мо.

— Моя душа никогда не будет тебе принадлежать, — ответил Мо, а Лилит хитро улыбнулась и сказала:

— Посмотрим!

— Лилит! Мы порвём их на части! — угрюмо воскликнул Гаагтунгр, но Лилит взмахнула своим длинным хвостом и морда Гаагтунгра умылась кровью. Её любимый муж Самаэль стоял в сторонке и молчал, как немой, так как знал, что она умнее всех их, и Лилит во время работы лучше не мешать.

— Что ты хочешь, Лилит? — спросил Кот, не обращая внимания на слова Гаагтунгра.

— Властелина Хутина и ребёнка Тим, его, кажется, зовут Лури, — легко выпалила Лилит, а у Самаэля глаза полезли на лоб от такой наглости.

— Хутина отдадим, когда Тим выздоровеет, а Лури не в нашей власти, — легко согласился Кот.

— Мы согласны! — крикнул Гаагтунгр и сразу же, с двух сторон, получил под дых от Веельзевула и Самаэля.

— Мальчик тупой, — сказала Лилит, сверкнув на Гаагтунгра таким взглядом, что тот сразу присел на хвост.

— Хорошо, мы подождём, — сказала Лилит и сиганула в тёмную тучу, а за ней потянулось и её кодло. Кот вздохнул, а Мо спросил: — Они, что, очень опасны?

— Лучше тебе об этом не знать, — ответил ему Кот — нам стоит поторопиться во дворец Уолла.

Они поднялись вверх и сиганули через безводное озеро, а приземлились перед дворцом. Когда они зашли внутрь, то, к их удивлению, ни Тёмного, ни Тим там не оказалось. Мэриэнелла и Уолл возились с братьями Гай, а Эйсинора неотлучно сидела возле своего Слэя. Братья пришли в себя и рассказывали, как боролись с бандюками, признавая, что воры в Тартии похлеще других будут. Они бросали подозрительные взгляды на Уолла, опасаясь за Мэриэнеллу, которую всякий может обидеть.

Мо, которого в виде большого кота никто не видел, вызвал оживление в зале. Так как он никого не загрыз, то пациенты лазарета успокоились, а некоторые из врачующих девушек находили кота даже милым. Мэриэнелла запустила в густую рыжую шерсть обе руки и с удовольствием делала массаж обалдевшему от удовольствия Мо.

— Осторожно, у него могут быть блохи, — ревниво произнёс Гай Дизер, а Мо подумал, что у любого заросшего Гая блох может быть больше, чем у домашнего рыжего животного. Братья Гай дружно зачесались, да так интенсивно, что, даже, Эйсинора забеспокоилась. На её недоуменный взгляд Гай Дизер объяснил:

— Он нас всех заразил!

Одна Мэриэнелла, наблюдая ухмылку Мо, хихикала в ладоши, так как сразу поняла, что это сделал он.

— Мо, прекрати баловаться, они себе все спины расчешут, а потом от инфекции помрут, — пожурил Кот.

Его слова братьев не успокоили, а напрягли: прижав к себе руки, которым сразу захотелось всё почесать, они думали о неизвестной болезни «инфекции», от которой скоро помрут.

— Хватит пугать людей, — строго сказал Уолл, — мне и так с большим трудом удалось вернуть их к жизни.

Слова Уолла не успокоили братьев, так как Гай Свон тут же сообщил: — Мне, что-то, плохо и чесаться уже не хочется. Я что – умираю?

Кот оставил Мо разбираться с больными, а сам раскинул симпоты, чтобы найти Тёмного и Тим. К удивлению Кота, он их не нашёл. Последующее время, потраченное на поиски, пропало даром, так как Тёмный, вместе с Тим, исчез с планеты. «Вначале Маргина и Лури, теперь Тим и Тёмный. Многовато для меня!» — подумал Кот, но о произошедшем событии не стал никому говорить. Только, как передать Тим, чтобы она выпустила мерзкого Хутина, так как в противном случае от рук злых и тёмных духов пострадает планета Тимурион и жители, на ней обитающие. Кот был уверен, что кроме жителей пострадают и дименсиальные структуры, так как мир делиться на Свет и Тьму. Те, кто появились на планете Тимурион, явно из Тьмы, а бороться с ними в Тёмных Мирах – дело рискованное и смертельное. Если бы Кот поинтересовался, что эти тёмные силы делают сейчас, то встревожился бы ещё больше.

Бывший правитель Райны, восседая на осле, въехал в Мокаши, с интересом разглядывая столицу Тартии. В прежние свои официальные визиты он не имел возможности познакомиться с ней, как простой житель городы, но имел намерение в ней затеряться. Его огромные сбережения всякая сволочь может украсть, так что следовало на первое время приобрести себе приличный дом.

Поэтому он бросал оценивающие взгляды по сторонам, стараясь не пропустить нужное помещение. Над одним из зданий висела деревянная табличка с надписью «Пакупаем души», а чуть ниже такая же доска с другой надписью – «Прадавание души – дело сугубо добровольное». Возле входа в дом струилась очередь, которую контролировал мерзкий тип, требующий хутинку за посещение данного заведения.

— А сколько за «душу» дают? — поинтересовался Нук, не понимая смысла слова «душа», а тем более – её ценности. Коль опустил длинные ноги на землю и слез с осла. Покрутившись возле очереди, он получил под ребро у мерзкого типа, а также исчерпывающую информацию.

— Тридцать, — ответил вернувшийся Коль, рассматривая в руках кусок кожи с какими-то письменами.

— Тридцать миллионов? — обрадовался Нук.

— Нет, тридцать хутинок, — ответил Коль и снова забормотал себе под нос какую-то галиматью.

— Коль, что ты там шепчешь? — подозрительно спросио Нук.

— Язик изучаю, — ответил Коль,— гди-ти исть страна Астрия в киторых тиких кик я, без души, привечают, — закончил он на тарабарском.

— Да, Коль, бездомные мы суки, — философски заметил Нук, с удивлением замечая, что понимает иностранный язык, который изучает Коль. «Несомненно, я гений!» — подумал Нук, держась очень скромно, как и подобает титану мысли.

— В киким смысле суки? — возмутился Коль на иностранном.

— В бездомном, Коль, — печально ответил Нук, — мы с тобой, как собаки бездомные.

Они решили продать то, не знамо что, предварительно поручив ослов хозяину местного караван-сарая, а сумки с хутинками заперев в номере, навесив на него свой замок и закрыв внутри сына Нука, Вика. Надежды на него мало, но всё равно родная кровинка. Когда очередь оказалась внутри дома, то они поняли, что дело серьёзное, так как желающих продать «душу» ожидали три типа в мужском обличье и одна прелестная дама. Нук, сунувшийся в очередь к даме, получил в бок крепкий толчок, от того же вездесущего мерзкого типа.

— Куда прёшься со своим свиным рылом! — зашипел мерзкий распорядитель и толкнул его в очередь к представительному типу, вероятно, начальнику. «Возможно, он прав!» — надулся Нук, полагая, что начальник начальника поймёт. Когда подошла очередь, Самаэль брезгливо раздвинул пасть Нуку и вытянул душу, но данная операция прошла так незаметно, что Нук удивился. У Коля душу тянул уголовный тип по имени Веельзевул. Коль, открыв рот, хотел закричать, как при удалении коренного зуба, но уголовник шлёпнул его по морде, и, со словами: «Симулянт!» — вытащил то невидимое, что они называли «душой». Когда они вышли на улицу, Нук спросил:

— Коль, тебе было больно?

— Никик не бильно, тильки стришно,— ответил Коль совсем по-иностранному и Нук забеспокоился о том, не заразная ли эта мода, учить иностранный язик. На всякий случай отодвинулся подальше от своего распорядителя и направил свои стопы к замку властелина. В замке их, конечно, никто не ждал, а новый властелин по имени Слепой, никакого интереса к ним не проявил, только безразлично спросил: — В карты играете?

— Играем, — для приличия сказал Нук и сразу пожалел о сказанном, так как Слепой предложил:

— Сыграем по маленькой?

Пришлось сыграть и к тридцати хутинкам прибавились ещё десять, от чего Нук посчитал себя картёжным гуру и стал играть на большие ставки. Правда, как то так незаметно, Нук доигрался до того, что проиграл тридцать миллионов хутинок. Сколько проиграл Коль, его не интересовало, но судя по вытянутому лицу и вопросу на иностранном: «Скильки, скильки?» — продулся по полной.

— Вечером приходите ещё, — с улыбкой предложил Слепой, а когда они оказались у порога, он кивнул своим корсатам и с той же улыбкой добавил: — Они помогут принести ваш долг.

В сопровождении странных корсатов Нук вернулся в караван-сарай и долго мусолил замок, пока корсат Канцелярии по имени Амброзио, бесцеремонно отодвинув Нука, не сбил его ударом каблука. Перепуганный Вик стал в стойку, собираясь драться, но его одним ударом свалили в угол. Пересчёт карточного долга затянулось до вечера, а когда Нук расстался с последней хутинкой, то корсаты закинули мешки за плечи и смылись. Во дворец Слепого они не вернулись и покинули Мокаши без зазрения совести. Стоит сказать, что первая прибыль в тот день у них исчислялась тридцатью хутинками. Остальных корсатов Канцелярии, производящих выемку карточного долга, кроме Амброзио, звали Лапа, Телеграф и красавец Хосе.

***

— Тебе удобно? — спросил Тёмный, подкладывая под голову Тим охапку сухой травы. Накрытые дименсиальной сеткой, они могли спокойно зализать раны Тим, а потом отправиться на поиски своего сына. Густой лес вокруг тянулся до самого горизонта, не подверженный разрушениям, так как находился далеко на периферии Тартии.

— Да. Очень хорошо! — улыбнувшись, соврала Тим, хотя, прижавшись к прелой почве, она чувствовала себя намного комфортнее, так как впитывала силы, которыми наполняла её планета. Тёмный прилёг рядом и прислонился к ней всем телом, поворачивая её лицо к себе.

— Я люблю тебя, — промолвил он с нежностью и удивился тому, что мог изменить ей с Лилит. Вспоминая о той мимолетной связи, он понимал, что его ловко околдовали, точно напоили дурманом. Никакой душевной связи между ними не могло быть, по той простой причине, что у Лилит, кроме фальшивой внешней красоты, внутри – пусто.

Переосмыслив всё, что с ним произошло, он прекрасно понял, что только с Тим его ожидает счастливая жизнь. Одного опасался, как бы Тим не узнала о его порочной связи с Лилит. Кот обещал молчать, но Тёмный ему не очень верил.

— Рассказывай, — прошептала Тим, а её профиль лица на фоне травы казался таким загадочным, что Тёмный не удержался и поцеловал её в губы.

— Не отвлекайся, расскажи, — настаивала Тим, отводя губы в сторону.

— О чём? — спросил Тёмный, а по душе холодной кошкой пробежала догадка – она знает.

— О своих любовных играх с Лилит, — сказала Тим без эмоций, словно спрашивала, что приготовить ему на завтрак, который для его организма совсем бесполезный. Тёмный, не очень желая что-либо рассказывать, открыл свои глифомы, в которые Тим погрузилась с женским любопытством. Через мгновение она позеленела от злости и так пригвоздила Тёмного взглядом, что он чуть не опрокинулся на спину, а в конце стала пунцовая, как вареный рак. После некоторого молчания она встала, вся иссиня-чёрная и пошла от Тёмного, виляя бедрами. Он так засмотрелся на эти бёдра, что не заметил, как Тим изменила свою внешность и превратилась в чёрную, с синевой, кобылицу.

Тёмный мгновенно всё понял и припустил за Тим, догоняя её лёгкой рысцой. Тим, озорно оглянувшись, добавила ходу, а потом и вовсе бросилась вскачь. Она летела между деревьями, наслаждаясь бегом, а за ней мчался разгорячённый Тёмный, роняя мордой взбитую в пену слюну.

Тим сделала огромный круг, плавно уменьшая скорость, а когда на неё наскочил Тёмный, с упоением отдалась жаркому ритму. Волны сладострастия, набегая друг на друга, поглотили её естество, изгоняя из симпот все гадкие напоминания о бывшей сопернице.

Тёмный захрапел, изгибаясь в конвульсиях, а в лошадиных глазах Тим померкло небо. Они свалились в траву в человеческом обличье, тяжело переводя дух, и расслабленно прижались друг к другу. «Ты хочешь ещё?» — спросил Тёмный, но Тим не успела ответить ему своё естественное: «Да!» Над ними, расправив громадные чёрные крылья, медленно пролетела Лилит, рассматривая всё внизу. Змея на её голове, помогая хозяйке, немигающим взглядом сканировала окружающую местность, передавая всё в голову самого Сатанаила.

Тим и Тёмный, затаив дыхание, отключили симпоты, становясь слепыми и глухими. Когда внутреннее время отсчитало несколько сотен прасек, Темный открыл человеческие глаза, украдкой оглядываясь. Лилит пропала, но могла где-нибудь затаиться, поэтому Тёмный проверил сеточку и приглушил эмоции. «Чуть не попали?!» — словно нашкодивший ребёнок, прошептала Тим, а Темный с наслаждением впился в её губы, ощущая во рту язык Тим.

— Знаешь, Тёмный, — произнесла Тим, первый раз называя его не Томом, — ты хочешь именно таким способом заниматься любовью?

— Что-то не так? — напрягся Тёмный.

— Мне тоже хочется экспериментировать. Ты можешь погрузиться мой раскалённый кратер? — спросила Тим, сладостно изгибаясь. У Тёмного, от вожделения, потекли слюнки, а Тим продолжила вопрос: — В буквальном смысле этого слова?

— В каком, каком смысле? — не понял Тёмный.

— В кратер вулкана, — объяснила Тим, и невдалеке, сотрясая окрестности, выплеснулся маленький вулкан, который тут же задымился, выплёвывая вверх мелкие камешки. Тёмный попытался представить, что он может погрузить в расплавленную гранитную массу, но сексуальная фантазия странным образом угасла.

— Значит, за чужими кобылами гоняться мы можем, а в родной вулкан прыгнуть слабо? — спросила Тим, пытаясь сдержать смех.

— Я больше не буду, — не поднимая глаза, сказал Тёмный.

— Что не будешь? — допытывалась Тим, прикрывая свои, трясущиеся от смеха, симпоты.

— За другими… кобылами, — пролепетал Тёмный, понимая, что лучшей кобылы, чем Тим, ему не найти.

В это самое время, когда Тим, изнурённая смехом, набиралась сил, Лилит направила свои крылья в сторону столицы Тартии, куда и прилетела, распугивая своим видом жителей Мокаши. Она собрала свою свору в доме под вывеской «Пакупаем души», чтобы посоветоваться с ними. Точнее, она размышляла вслух, так как советоваться с быдлом, с которым её приходилось работать, не имело никакого смысла.

— Ребёнок Тим пропал вместе с Маргиной. Вдобавок к этому пропала сама Тим и Тёмный. С Кота и его компании никакого толку, так как они, видимо, и сами не знают, где находятся пропавшие. Что же у нас остаётся? — она остановилась за спиной Веельзевула, и тому стало очень дискомфортно сидеть на стуле, отчего он поднялся и предложил: — Сядешь?

— Отчего же не сяду? Сяду! — она присела на стул, опершись на спинку, и продолжила:

— В итоге получается, что вас всех разложат в Ничто, а меня понизят до какого-нибудь мелкого беса. Те несколько душ, которые вы купили, совсем не в счет, так как такого барахла на хутинку – десяток. Расклад совсем не фартовый, неуважаемые!

Она окинула взглядом избранное общество негодяев, но кислые морды говорили о том, что их владельцы думают только о том, как бы куда-нибудь сбежать, а на то, как выбираться из данного положения им и дела нет. Вздохнув, Лилит нахмурила брови, а Змей на голове, неразлучный соглядатай Сатанаила, своим единственным взглядом внимательно разглядывал её лицо. Она знала, что он готовый в любое мгновение исполнить приказ Сатанаила и без сожаления убить Лилит. Привычка постоянно ощущать опасность, всегда стимулировала Лилит, заставляя её изощрённый ум, как орехи, колоть возникшие задачи.

— Веельзевул иди сюда, — сказала Лилит, что-то решив про себя. Огромный Веельзевул стал перед Лилит, ожидая от неё какой-нибудь подлости, а она, точно примериваясь, внимательно окинула его взглядом. То, что его собираются засунуть в какую-то дыру, Веельзевулу совсем не нравилось, но перечить Лилит – себе дороже.

— Змей, ты мне поможешь? — спросила Лилит, зная, что Змею ничего объяснять не нужно, так как сам Сатанаил ковыряется в её глифомах. Веельзевул, застыв от ужаса, неожиданно для себя превратился в карлика, а потом вовсе выпал из своего плаща, оборотившись в младенца. Гаагтунгр засмеялся, а Веельзевул завопил детским голосом:

— Тысяча чертей, Лилит, я на такое не подписывался?!

— Если ты, падла вонючая, хотя бы на мгновение потеряешь облик младенца, Змей тебя тут же убьет, — промолвила Лилит, а змей на её голове угрожающе зашипел и потянулся прямо к лицу Веельзевула, обнажая два острых смертельные зуба в открывшейся пасти. Гаагтунгр, получив от Лилит кончиком её хвоста, тут же умылся черной кровью и заткнулся, подумав, что и его превратят младенца, а Лилит взяла Веельзевула и прижала его к груди.

— Тебя зовут Лури, — сказала она, подавая ему грудь. Небритый младенец с вожделением присосался к её груди, а она, почувствовав колючую щетину, попросила:

— Змей, помоги.

Змей плюнул на лицо младенца и его липкая слюна мгновенно присохла. Лилит протянула руку, и Веельзевул подумал, что она хочет погладить его по лицу. Вместо этого, Лилит резким движением отодрала слюну вместе со щетиной. Веельзевул заорал и заплакал, захлёбываясь голосом.

— Запоминай, как нужно плакать, не то Змей оторвёт и всё остальное, — сказала Лилит, рассматривая писюн Веельзевула, который выглядел совсем не по-детски. Она содрала простынь с кровати и спеленала Веельзевула. Потом сунула ему в пасть тряпочку, на которую предварительно плюнул Змей. Веельзевул судорожно пососал импровизированную соску и тут же закрыл глаза. Лилит, прошептав ему: «Спи!» — повернулась к Гаагтунгру. Окинув его таким взглядом, что он предпочёл бы провалиться в землю, она наказала:

— Будешь его баюкать и присматривать за ним. Если с младенца упадет, хотя бы, один волос… — она сделала долгую паузу и прошипела: — Ты знаешь, что будет!?

Гаагтунгр, потемнев мордой, взял младенца на руки и принялся бормотать какую-то песню. Лилит, прислушавшись, как он своим грубым голосом выводит: «Пятнадцать человек на сундук мертвеца, йо-хо-хо, й бутылка рому! Пей, дьявол тебя доведет до конца, йо-хо-хо, й бутылка рому…» — чуть не рассмеялась, но сохранила лицо и сказала, обращаясь к молчавшему Самаэлю: — Милый, распусти слух, что мы нашли Лури, младенца Тим.

— Слушаюсь, моя королева, — произнёс Самаэль, сделав в сторону Лилит реверанс. Она почти что с любовью, для тех, кто её не знал, погладила мужа по голове и чмокнула в щеку, а потом, зажав свой длинный хвост, как метлу, вылетела в открытое окно.

***

Приход Слепого и Секлеции оказался неожиданным. Вначале открылась дверь, и показался Гаврош, который, увидев перебинтованных братьев Гай, крикнул им, улыбаясь на всё лицо: — Драсте!

Братья Гай тоже заулыбались, причём некоторым улыбка далась очень болезненно, так как Гаагтунгр и Веельзевул многим сломали челюсти. Уолл успел заживить многие раны и стал для братьев вроде как брат, а Мэриэнелла, разминаясь с ним в узких местах, очень недвусмысленно намекала на родственную связь.

Потом дверь отворилась шире и зашла Секлеция, а за ней показался Слепой. Волна некоторого смущения и скрытой агрессии самцов к Слепому, не помешала всем поздороваться, а Эйсинора, давно уже чувствующая себя хозяйкой во дворце Уолла, любезно пригласила гостей войти и присесть на кожаном диване у камина. Возле него, вытянувшись во всю длину, лежал Мо, на которого с опаской покосилась Секлеция. Гаврош сразу и по-свойски погладил огромного кота, а потом и вовсе оседлал, запустив ладошки в густую рыжую гриву. После нескольких слов о погоде и всяких городских сплетнях, Слепой, обращаясь, почему-то, к Коту, сообщил:

— В городе появился новый человек, который кричал на площади перед дворцом властелина, что нашелся ребёнок Тим. Допросить его не удалось, так как он, закрытый в тюрьме, оттуда бесследно исчез.

Кот сразу понял, кто распространял данные вести, только не очень верил в достоверность сказанного. Перебросившись с Мо и Уоллом сведениями, Кот решил, что нужно связаться с Лилит и узнать, чего она хочет. Смущало только одно – от Маргины нет никаких вестей, так что сказанное могло быть и правдой. Тревожило Кота и то, что Тёмный и Тим тоже куда-то пропали. Правда, в данной ситуации, их отсутствие может быть и к лучшему, так как эмоции Тим не помогут правильному принятию решения.

— Мои люди проследили, где может скрываться этот тип, — сказал Слепой, — на доме имеется надпись – «Пакупаем души», но думаю, что эти типы ничего не продают и не покупают, а морочат людям голову.

— Нам стоит посетить данное заведение и узнать цену тому, что называется душой, — сказал Кот

***

Жители города Мокаши и не подозревали, что неприметный домик недалеко от дворца властелина стал центром интриги существ могущественных и, возможно, совсем лишних на этой планете. От городских ворот в направлении дворца властелина шагал крупный кудрявый мужчина, удерживая в руках огромную металлическую клетку, в котором сидел бывший властелин Хутин. Схватившись за прутья, Хутин с интересом рассматривал город и жителей, которые, за время отсутствия властелина, заметно изменились.

Рассматривая Хутина через прутья клетки, они совсем не высказывали ему почтения, а оставались, скорее, равнодушными зрителями и не более. Рядом с мужчиной шла женщина с бледным лицом в зелёном, слегка обтрёпанном платье, которая, точно первый раз, рассматривала жителей города, замечая их взгляды и слегка улыбаясь в ответ. Те, которые были более информированные, узнавали в мужчине Дарующего по имени Том и склоняли в почтении голову, а женщину вряд ли кто знал, хотя каждый день топтали её ногами. Сама Тимурион вышла на прогулку по городу, хотя время для прогулок неважное, так как её сын, Лури, до сих пор не найден. Через некоторое время Тёмный и Тим обнаружили, что за ними образовалась небольшая процессия, участники которой, вероятно, предполагали, что бывшего властелина казнят.

К их удивлению Тим и Тёмный остановились возле невзрачного домика с надписью над дверью «Пакупаем души». Металлическая клетка в дверь вряд ли вошла бы, поэтому Тим и Тёмный замешкались, но данная ситуация сразу разрешилась: из дома вышла дама ослепительной красоты, которая держала на руках ребёнка. Ребёнок сосал её неприкрытую грудь, которая вызывала в головах сгрудившихся прохожих мысли совсем фривольные.

Рядом с дамой стоял степенный джентльмен, одетый в одежду нездешнего покроя, а за ними находился угрюмый балбес, смахивающий на громилу, в плаще с капюшоном, который он накинул на самое лицо.

— Я принёс вам Хутина, — произнёс Тёмный и продолжил: — Ведь вы его желали видеть?

— А я принесла вам ребёнка, — улыбнулась красавица, отчего у неё во рту мелькнул длинный белый клык.

Не далее, как вчера, Лилит, оставив Гаагтунгра убаюкивать ребенка, в которого превратили Веельзевула, поднялась высоко в небо и начертала огненным пером на небе: «Тим, принеси Хутина, и я отдам тебе ребёнка». А внизу подписалась – «Лилит».

Некоторое замешательство относительно обмена быстро решила Лилит. Она сунула Тим ребёнка, ехидно улыбнувшись: «Забирая своё!» — а Гаагтунгр чуть не вырвал из рук Тёмного клетку с Хутиным.

— Я отдала тебе ребёнка, как и говорила, — произнесла Лилит, распуская крылья и поднимаясь в воздух. Её змей, вынырнув из волос на голове, полыхнул перед собой огнём. Народ, от удивления и пыхнувшей в лицо серы, отпрянул назад, а троица, вместе с клеткой, быстро исчезла за тёмной тучей, которая, неожиданно для всех, затянула небо.

— Тим, с тобой всё в порядке? — спросил появившийся Кот, внимательно разглядывая младенца. Появившийся Мо, подходя к Тим, распугал зрителей, глазевших на необычное зрелище.

— Всё в порядке, — растерянно произнесла Тим, — со мной ребёнок, Лури.

Она четко запомнила образ своего ребёнка, когда её пытала Лилит и то, что она видела на своих руках, говорило о том, что перед ней её кровиночка, Лури. Ребенок спал, посасывая какую-то тряпочку, и Тим вытащила её, собираясь дать ребёнку свою грудь. Когда она выбросила тряпочку, ребенок проснулся и открыл глаза. Его осмысленный взгляд поразил Тим, и она удивилась его быстрому взрослению.

— Ты отдашь мне свою душу? — спросил ребенок, и Тим узнала его голос. «Мой!» — громко застучало её несуществующее сердце и она, орошая лицо Лури внезапно сорвавшейся слезой, промолвила: — Я отдам тебе свою душу и сердце.

Внезапно, младенец протянул руку и вынул из груди Тим то, что называется душой. Дикий хохот громко поразил возникшую вокруг тишину своей несуразностью. Тим, наблюдая за трансформацией своего Лури, увидела, что перед ней вовсе не её сын, а страшный монстр, который, не мешкая, прыгнул в небо и исчез в тёмном тумане. Тим упала на руки Тёмного, как подкошенная.

— Вас обманули, — сказал Кот, поглядывая на Тёмного. Тот присел на придорожный камень, удерживая на руках Тим, вдруг заплакал и сквозь слёзы промолвил: «Мы, тоже!» На удивлённый взгляд Кота, он в двух словах рассказал о подмене.

— Доигрались! — сказал Кот, поглядывая на Тим без сознания и Тёмного, колыхающего её, как ребёнка.

— В таком случае не всё потерянно, — произнёс доселе молчавший Мо, — они не достигли желаемого.

В это время с небес свалилась Лилит и шмякнулась на булыжники мостовой прямо рядом с лежащим Мо. Её голова раскололась, а камни окрасила тёмная кровь. Толпа, окружающая место события, с криками ужаса сыпанула в разные стороны, освобождая небольшую площадь перед домом, с покосившейся от сотрясения надписью на деревянной доске: «Пакупаем души». Из волос Лилит выполз зелёный змей, который, неожиданно быстро, исчез между камней, затрещав на прощание кончиком хвоста. Словно завершая действие, с неба свалилась металлическая клетка, в которой находился Хутин. От удара она разлетелась на спружинившие пруты, которые прыгнули в разные стороны.

***

Стоит рассказать о том, что произошло до этого, так как сама Лилит вряд ли мечтала разбиться на улицах Мокаши. Когда они поднялись к темным облакам, торжествуя победу, общее восхищение вызвало не возвращение Хутина, а дерзкое похищение души Тим, которое совершил Веельзевул. Даже Лилит смачно поцеловала его в губы, чем возбудила в нём огненное вожделение, готовое разразиться извержением прямо в штаны. Правда, возникшую эрекцию быстро погасил Гаагтунгр, саданувший его по плечу, ввиду восхищения его поступком. Самаэль, в отличие от других, просто пожал руку и сообщил, что при удобном случае расскажет Сатанаилу о доблестном поступке Веельзевула. Последний мог напомнить Самаелю, что дьявол всё видит сам глазами зелёного Змея, но доброе слово и дворовой собаке приятно.

Хутин, сидящий в клетке, не одобрял восхищения поступком Веельзевула, так как оставался закрытым в клетке, поэтому, не утерпев, промолвил:

— Возможно, вы умерите свои восторги и освободите меня, наконец?

Гаагтунгр подошёл к клетке и сунул ноготь указательного пальца в скважину замка. С первого раза открыть не удалось, к тому же Гаагтунгр сломал ноготь, отчего саданул по клетке со всей силы.

— Осторожно, здесь люди, — напомнил Хутин и Гаагтунгр, уже без удовольствия, сбил замок, не пытаясь его открыть. Хутин выбрался наружу и чуть не свалился вниз, так как дименсиальной сеточной его никто не наградил. Оставаясь в клетке, которую кто-то удерживал, он произнёс:

— Наконец-то!

— Здравствуй, Хутин, — сказала Лилит, подходя поближе к клетке, и добавила: — Ты понадобился самому Сатанаилу.

Зелёный Змей, точно в подтверждение её слов, сверкнул единственным глазом и удовлетворённо скрылся в волосах. Лилит обняла Хутина без особого энтузиазма, так как любимчиков Сатанаила никто не любил, а все глубоко ненавидели, предпочитая самим находиться на их месте. Хутин обнял Лилит и, задерживая свою руку возле её уха, тихо сказал:

— Ой!

— Что? — не поняла Лилит, думая о том, что неуклюжий Хутин зацепился за волосы.

— Ничего, — последовал ответ Хутина, а потом Лилит пролетела вниз. Клетка, удерживаемая ей, отправилась вслед за ней, а Хутин мгновенно изменил свою внешность, превращаясь в Сазана.

— До свидания, господа! — воскликнул Сазан и, вильнув хвостом, добавил: — Время метать икру!

Он метеором опустился к озеру возле дворца властелина и, не расплескав ни одной капли воды, нырнул в него, испытывая истинное наслаждение.

***

Тёмный унёс Тим во дворец властелина, а свалившуюся с неба Лилит склеивали Кот и Мо. Так как она потеряла дименсиальную оболочку, то становилась смертной бессмертной. Объясняется это так, что она имеет возможность бесчисленное количество раз умирать, а потом склеиваться в тот образ, который она приняла перед потерей дименсиальной оболочки, и оживать. Чтобы не заставлять её повторять этот цикл ежеминутно и снова умирать, Мо, из чувства милосердия, собрал её и кое-как оживил. Кот, в весьма скептическом настроении, только подначивал Мо и бормотал под руку:

— Лечи её, лечи! А она потом тебе голову оторвёт!

Вскоре Мо собрал Лилит и, даже, расчесал её волосы расческой, которую слепил из куска камня. Находясь не в лучшем расположении духа, Лилит, едва открыла глаза, сразу спросила: — Где я?

— Ты в городе Мокаши, — ответил Мо, подавая ей свою расчёску, а потом подобрал металлический прут и слепил ей зеркало.

— Спасибо, — сказала Лилит, принимая зеркало, как должное и добавила: — Ты умеешь угодить женщине.

Мо хмыкнул, но продолжать разговор не стал, зная о том, что Лилит обязательно захочет выговориться, так уж устроена женская логика.

— Как это мерзко, обманывать женщину, — промолвила Лилит, имея в виду Тёмного. То, что она подсунула ему Веельзевула вместо сына, в счет не шло. Мо, в настроение Лилит, спросил её:

— Зачем тебе Хутин?

— Да, чтобы он сдох! — разразилась бранью Лилит: — Как по мне, так я бы его убила, гада! — возмущалась Лилит, считая, что Хутин украл у неё дименсиальную оболочку.

— Так, зачем он тебе? — снова спросил Мо, копаясь в Лилит симпотами и соединяя оставшиеся порванные сосуды мозга, грозящие Лилит головными болями.

— Он зачем-то нужен Сатанаилу, — ответила Лилит, ощущая заботу Мо. Прислушавшись к симпотам Мо, она что-то ощутила своей интуицией и произнесла: — Ты женщина?

— Почему ты так думаешь? — спросил Мо, радуясь тому, что Лилит отвлеклась от его вопроса.

— Ты тонко чувствуешь женщину, — сказала Лилит, и спросила:— Признайся, тебе никогда не хотелось быть женщиной?

— Лучше помолчи, — попросил Мо, заканчивая тонкую операцию. Когда организму Лилит уже ничего не угрожало, он оставил её, подарив на прощание зеркало.

— Я, что, буду носить его в руках? — капризно сказала Лилит. Мо приделал к зеркалу широкий кожаный ремень, который, пересекая грудь, позволяя зеркалу прикрывать спину Лилит. Подарок понравился Лилит и она с удовольствием поцеловала Мо прямо в кошачью морду, а потом завалилась ему на спину.

— Позволь, я немножко на тебе отдохну, — проворковала она, зарываясь руками в густую рыжую шерсть.

—Пригрел змею на груди? — спросил Кот.

— На спине, — ответил Мо.

— Что? — не понял Кот.

— Пригрел на спине, — ответил Мо и сам прилёг прямо на булыжники мостовой. Кот оставил сонную компанию и отправился в дом властелина, чтобы узнать, как дела у Тим. С сожалением он подумал, что расстановка фигур на игровом поле не в их пользу. Маргины и Лури как не было, так и нет, а игры с Хутиным ничего не дали. У тёмных Лури нет, и они, по-видимому, ничего о нём не знают.

Тёмный напрасно затеял игру с Лилит, подсунув вместо Хутина кровожадного Сазана. Теперь, когда Сазан приобрёл дименсиальную оболочку Лилит, он может попытаться отомстить Тёмному или Тим. Бросив симпоты, Кот обнаружил Сазана в его любимой среде – на дне озера возле дворца. У Кота мелькнула коварная мысль попросить Тим выпустить Хутина в озеро, а потом направить туда тёмных, во главе с Лилит, и посмотреть, что там произойдёт.

Но этой мысли не суждено сбыться, так как Тим лежала без признаков жизни, а симпоты Кота улавливали едва заметное биение жизненной волны в дименсиальной оболочке. Если она и жила, то очень далеко от нынешних хоромов, а душа, и вовсе, общалась с тем, кто властвует над Тьмой.

«Ты хочешь увидеть своего ребёнка?» — спросил Тот, кто темнее Тьмы, и Тим кивнула своей тенью, которую она отбрасывала к нему. Сзади стало заметно светлей. Она обернулась и сразу ослепла – таком ярким казался здесь тусклый свет. Она увидела Маргину, которая, улыбаясь, играла с ребёнком в ладушки. Уши резанул громкий детский смех и, неожиданно, ребёнок повернулся. Она узнала Лури, который показал пальчиком на неё и сказал: «Там!»

Слёзы ручьём хлынули с глаз Тим, неожиданно для неё превращаясь в туман, который прядями опускался вниз, напоминая бурлящее море. Лури упрямо показывал пальцем на неё и снова повторил: «Там!»

«Я хочу к нему!» — взмолилась она, протягивая к Лури свои руки сотканные из вязкого тумана. «Чтобы отправиться к нему, нужно оставить свою душу!» — сказал голос, но Тим, несмотря на необычность происходящего, заметила фальшь в его голосе, которая её насторожила. Она присмотрелась к картинке и заметила, что она повторяется – вот снова Лури протянул к ней руки и произнёс: «Там!»

«Ты хочешь меня обмануть?» — спросила она у голоса, который расстроено произнёс: «Ты сама обманываться рада! Твой ребёнок мёртв!»

«Ты врёшь!» — воскликнула она, отталкивая руками густой туман, который затягивал её в Тьму. Но силы оказались неравные, Тьма настойчиво погружала её в свою глубокую тёмную ловушку. А потом ей стало всё безразлично.

Репликация одинадцатая. Глюк

Острая морда Банди, склонённая к лицу Маргины, выражала серьёзную озабоченность и настойчивость. Маргина слушала его доводы и понимала, что он прав, но отпустить Лури от себя не могла. Спор длился достаточно долго и порядком надоел Банди, который решительно сказал:

— Я отдаю ребёнка в руки Тимурион, а тебя, за непослушание, на пятьдесят два гигапрасека в землю.

— Я тоже люблю Лури, — крикнула Маргина.

— Люби своих дочерей, а не воруй чужих, — парировал Банди. Маргина, ясно понимая, что ребёнка у неё отберут, с грустью произнесла:

— Я бы с радостью, только для этого мне нужно вернуться назад, — она вспомнила о своих дочерях, давно уже умерших, а она, не по своей воле, так и не насладилась жизнью с ними. На глаза сразу навернулись слезы, и она зарыдала, как морская корова. Вспоминая прожитое, она с удивлением обнаружила, что пропустила огромную часть из жизни своих дочерей и внуков.

Она с горечью подумала, что если дано вечное бытие, то стоит провести время рядом с близкими людьми, иначе в памяти останется только сожаление. Позднее раскаяние не могло ничего изменить, и Маргина подумала о том, чтобы вернуться в прошлое время, когда дочери были живы, а внуки даже не намечались. Лури у неё бесповоротно забирали, а жить на планете Тимурион она не собиралась, уж слишком много её здесь обманывали. Банди заполнил её глифомы тем, что стёр Тёмный, но Маргине не хватало логических связей между информацией, а она так индивидуальна, что может менять смысл событий.

— И не проси! Репликации во времени запрещены! — воскликнул Банди после того, как Маргина попросила вернуть её в то время, когда её дочери были маленькими. Увидев, что она продолжает дуться на него, Банди добавил:

— Даже нам нельзя этого делать!

— Не ври, — не выдержала Дульжинея, — нам можно.

— Вы же можете взять меня с собой? — так очаровательно улыбнулась Маргина, что Дульжинея не выдержала и призналась: — Можем!

— Она обязательно что-нибудь испортит, — пробурчал Банди, — или вмешается и изменит историю.

— Я буду только наблюдать, — твёрдо сказала Маргина, но сама себе не поверила. Так же, как и Банди.

— Если что-нибудь … пропищал Банди, шевеля усами, — я тебя в землю закопаю…

— Я согласная, — сказала Маргина и принялась чесать спину Банди. Он застыл, подставляя бока, а Дульжинея, сводя глаза вместе, возмущённо спросила: — Что ты делаешь?

— Спину ему чешу, — объяснила Маргина, не переставая работать руками.

— Оставь его спину в покое! — немного ревниво сказала Дульжинея, и они тут же оказались в саду. Маргина, присмотревшись, узнала и сад и дворец.

— Не разгуливай в таком виде, — сказала Дульжинея и превратила Маргину в рыжего воробья.

— Так незаметно, — объяснила она, а Маргина подумала, что рыжий воробей сразу привлечёт внимание, тем более рядом с двумя мышками человеческого роста, но спорить не стала.

— Мы за тобой следим, — сказал Банди, и они с Дульжинеей исчезли. Маргина, перебирая лапками, направилась по аллее к королевскому замку.

С высоты воробья всё казалось большим, а замок вдали – так и вовсе громадным. Замучившись ковылять на коротких ножках, Маргина подскочила в воздух и принялась махать крыльями, пытаясь совладать телом воробья. Попытка оказалась неудачная, и она шлёпнулась лицом вниз, расплываясь рыжей горкой, весьма сомнительного вида.

«Чего я мучаюсь?» — возмутилась она и превратилась привычного рыжего кота. Вспоминая, когда в их семействе появился кот Глюк, она поняла, что не знает его происхождения. «Буду Глюком!» — решила Маргина и поправила себя, превратившись в рыжего котёнка, а потом решительно потопала в направлении дворца. Четыре башни по углам, приветствовали ее, как солдаты на посту, а глей на шпиле пустил ей зайчики в глаза.

Дверь оказалась приоткрытая и она, перепрыгивая ступеньки, поднялась на второй этаж. Перед входом в зал заседаний толпилась куча фрей, которые возбуждённо что-то обсуждали. Маргина увидела себя, окружённую стайкой молодых фрей, и несуществующее сердце котёнка затрепетало.

«А я весьма не дурна!» — самодовольно подумала Маргина, рассматривая себя, молодую, разгорячённую разговором, с ярким румянцем на улыбающемся лице. Неожиданно, взгляд Маргины остановился на кудрявом мужчине, который стоял, опираясь на колонну и скрестив руки на груди. Мужчина ел глазами Маргину, но она, увлечённая разговором с фреями, не обращала на него внимания. «Джозеф Фрост!» — прошептала Маргина и, невольно, подумала: «Какой же он красавец!». Перебирая лапками, Маргина-котёнок направилась к нему. Увидев под ногами рыжее пятно, Джозеф наклонился, поднял котёнка, погладил и сообщил:

— Пойдём отсюда, мы здесь никому не нужны.

Он чмокнул Маргину-котёнка в мордочку и она, от умиления, потёрлась о его лицо, испытывая неожиданную нежность. Сказанное Фростом весьма поразило Маргину. Ей стало понятно некоторое отчуждение друг от друга в пору их молодости, что, вероятно, связанно с её бурной общественной деятельностью на благо королевства.

Фрост поднялся на этаж выше и по коридору свернул в детскую комнату. «К моим девочкам!» — с замиранием в сердце, которое вдруг возникло в груди, подумала Маргина-котёнок. Она не знала, в какое время попала, но когда Фрост открыл дверь, то поняла, что как раз вовремя – на её вскинулись две пары детских глаз.

— Котик! — воскликнула Элайни, а Байли молчаливо подошла и взяла Маргину на руки.

— Как его зовут? — серьёзно спросила двухлетняя кроха, поглаживая Маргину-котёнка, которая чуть не поплыла в руках дочери.

— Его зовут Глюк, — сообщил Фрост и Маргина-котёнок, вывернувшись в руках, заглянула себе вниз: «Я, что, мальчик?» Оказалось, что мальчик, но переделывать уже поздно. Целый день она провела с Элайни и Байли, балуясь и играя. Она и не представляла, что общение с её маленькими дочурками доставит ей такое волшебное, изумительное удовольствие. Когда перед сном в комнату заглянула молодая Маргина, чтобы уложить Байли и Элайни спать, то Маргина-Глюк её пожалела – она многое потеряла.

— Это ещё кто? — строго спросила Маргина, увидев Глюка.

— Котика звать Глюк, — сообщила Байли, — нам папа его принёс.

— Он, поди, блохастый, — сказала Маргина и выбросила Глюка в коридор: — Пусть там заночует, а завтра я распоряжусь, чтобы его помыли.

«Сама ты блохастая, дура!» — возмутилась Маргина-Глюк, вылетая в коридор. Она увидела, как Маргина проследовала в свой кабинет и закрыла дверь. «Будет писать законы», — вспомнила Маргина-Глюк и пошлёпала в комнату Фроста. Джозеф лежал на кровати, раскинув руки и Маргина-Глюк, превратившись в женщину, прилегла с края, рассматривая черты его лица под неясным светом фонарей, льющимся из окна. Кудряшка, опустившаяся на лицо, выглядела так соблазнительно, что Маргина не выдержала и расправила её, а потом погладила волосы. Опустив взгляд вниз, она увидела, что Джозеф открыл глаза и удивлённо смотрит на неё. «Только ни о чём не спрашивай», — сказала Маргина-Глюк и, закрывая глаза, с наслаждением впилась в его губы. Казалось, что Фрост только этого и ждал, потому что обнял её так, точно собирался задушить. Маргина хихикнула, слабо его оттолкнула и снова с наслаждением поцеловала, включая все человеческие симпоты. Их движения казались ненасытными, а Маргина-Глюк, в короткий перерыв, мельком подумала о себе, молодой: «Какая же ты дура, Маргина!» Их любовные игры прервала раскрытая дверь: в проеме, освещённая светом из коридора, стояла Маргина, которая с порога сказала:

— Фрост, ты зачем притащил девочкам кота? Это же…

Она замолчала, увидев, что Фрост не один, а потом возмущённо воскликнула: — Фрост! Ты совсем обнаглел! Кто с тобой?

Маргина-Глюк, не показывая лица, за секунду оказалась у окна, в которое вывалилась вниз.

— Она же разобьётся! — воскликнула Маргина, подходя к окну. Выглянув в него, она обнаружила внизу котёнка Глюка и повернулась к Фросту: — Кто здесь был?

— Ты, — честно сказал Фрост.

— Фрост, я не хочу тебя больше видеть — сказала Маргина и хлопнула дверью. На следующее утро Джозеф Фрост купил двухэтажный дом и с помощью своего друга, стратега Вейна, перенёс туда немногие свои вещи. Для Байли и Элайни он приготовил две комнаты на втором этаже, а внизу устроил себе лабораторию.

***

Объяснение с Фростом произошло на второй день, когда она пришла к нему в новый дом. Ей пришлось рассказать о себе, правда не всё, так как вряд ли бы Фрост воспринял ту правду, которую она могла ему сообщить. Скорее всего, он посчитал бы её сумасшедшей, очень похожей на Маргину, и разорвал бы с ней все отношения.

Правда, их связь разорвалась бы сама собой, так как скрываться от подрастающих дочерей то, что имеются две Маргины, становилось всё труднее и труднее. Кроме того, Фрост испытывал угрызения совести в отношении Маргины настоящей. К тому же, Маргина из будущего, которая много времени проводила со своими дочками, иногда попадала впросак, так как нормальная Маргина тоже вспоминала о своих дочерях и появлялась у них неожиданно. Тогда самый простой способ – бегство, которое приводило к недоразумениям.

Одно спасение – в качестве кота Глюка она могла присутствовать, где угодно, чем она и пользовалась без всяких ограничений. Как-то, прогуливаясь по саду в образе кота, она увидела Иссидию и стоящего рядом Шерга, который что-то ей рассказывал. Чтобы лучше слышать, что они там затевают, она забралась на ветку повыше напротив лавочки, где присела Иссидия, но там уже сидел напыжившийся рыжий воробей. Взглянув на неё, воробей, вытянул свою лапу на несколько метров и щёлкнул Маргину-кота по носу.

Не обращая внимания на воробья, Маргина решила разобраться с ним позже, а сейчас, главное, сказать Иссидии, что Хенк – её сын, тогда, возможно не будет войны и многих жертв. С этим намерением она хотела опуститься на землю, но, неожиданно для себя, упала на мощенную булыжником дорожку, а рядом свалился вверх ногами рыжий воробей. Над собой она увидела знакомые фигуры Дульжинеи и Банди в мышином обличье.

— Я ведь предупреждал, что она не выдержит, — сказал Банди, поглядывая на поверженного кота. Маргина-Глюк, оставив Банди замершую птичку, тихо поползла в кусты, но была остановлена и взята за шкирки.

— Я больше не буду, — сказала Маргина-Глюк, дёргая в воздухе лапами. Рыжий воробей вообще не шевелился, точно сдох, и ему до разборок нет никакого дела.

— Ты хотела изменить уже произошедшее, а этого делать нельзя, — сказала Дульжинея и с надеждой спросила:

— Ты больше не будешь?

— Не буду, — сказала Маргина и хихикнула: — Можете мне пасть порвать, и моргала выколоть.

— С удовольствием такое бы сделал, — сказал кровожадный Банди. Дульжинея, представив Маргину с растянутой пастью, как у чеширского кота, и выколотыми глазами, чуть не потеряла сознание и с надеждой повернулась к Банди, напоминая: — Она больше не будет.

— А, пусть попробует! — с вызовом сказал Банди и исчез вместе с Дульжинеей. Маргина облегченно вздохнула и тут же услышала возле уха голос Банди: «Мы за тобой наблюдаем!» Рыжий воробей, подлец, внезапно ожил и тут же исчез, оставив и Маргину-Глюка и Банди с Дульжинеей.

Зная наперёд все события, она украла у настоящей Маргины перстень Харома и отправилась на Землю, чтобы напомнить своему будущему зятю, Сергею, что у него будет девушка Элайни, а не какая-то там Светлана. Когда та ожидала на повороте попутного транспорта, Маргина-Глюк шуганула её кота в кусты, а сама заняла его место. Стоило автомобилю Сергея появиться, как она стала, как вкопанная, перед «Опелем», который в неё и врезался. Сергей, как и положено, стукнулся в лобовое стекло, но не сильно, до свадьбы с Элайни заживёт.

— С вами всё в порядке? — стучала Светлана в стекло. Сергей, не совсем понимая, кивнул головой.

— Это мой кот, Мамик, выпрыгнул из корзинки прямо на асфальт, — объясняла блондинка, — вы уж простите нас, пожалуйста.

Маргина перевела имя Мамик в Хамми и вложила в голову Сергея, чтобы помнил, как звать кота.

— Ничего, — махнул рукой Сергей и спросил: — А, вам куда?

— Да я в Канев, к маме, — объяснила блондинка.

— Садитесь, я как раз в Канев, к другу еду, — объяснил Сергей.

— Спасибо вам, вот здорово, — обрадовалась блондинка. На отбойнике поворота сидел Ворон и внимательно наблюдал за Маргиной-котом. «Его ещё не хватало!» — подумала она и недовольно мяукнула, вырываясь из рук девушки.

— Ничего, если я котика назад посажу? – спросила Светлана у Сергея, с радостью отправляя Маргину-Глюка на заднее сидение.

— Меня зовут Лана, — некстати представилась блондинка.

«Меня зовут Элайни!» — перевела Маргина-Глюк прямо в голову Сергея.

— Сергей, — представился родной зять Маргины и добавил: — У вас редкое имя.

— У вас тоже, — захихикала противная блондинка, а Маргина подумала: «Может, стоит расцарапать ей харю и нагадить на платье?» Первое делать она не стала, а только перебралась на переднее сиденье и присела Светлане на колени. Напрудила, сколько могла собрать влаги вокруг. Правда, с ароматизаторами вышла накладка и в салоне воняла так, точно сдохла корова. Сергей по-джентльменски открыл окна, а Светлана, красная, как рак, забросила Маргину-Глюк на заднее сидение. А потом начала охмурять Сергея.

— Крепче за руль держись, водила, — не выдержала Маргина-Глюк, высовывая свою рыжую рожу вперёд между сидениями. Светлана, тварь, протянула руку и снова отправила Маргину-Глюк назад.

— Мы тебя предупреждали, — сказал Банди, появляясь на подголовнике Сергея.

— А что я сделала? — удивилась Маргина. — Поговорить с родным зятем нельзя?

— Он ещё не твой зять, — напомнила Дульжинея, появляясь на подголовнике Светланы. Естественно, Сергей, как и Светлана, этого разговора не слышал.

— Хорошо, ваша взяла, — согласилась Маргина, — я только посмотрю на жизнь будущего зятя.

— Стоит сказать, что она здорово сыграла, — хмыкнул Банди.

— Я, даже, всплакнула, — призналась Дульжинея, — так правдиво вжилась в роль.

— Что я сыграла? — не поняла Маргина-Глюк.

— Себя, — сказал Банди. — Ты думаешь, что кот Светланы может остановить «Опель»?

Маргина так не думала. Она считала себя дурой! Прошедшее не изменить, как бы она ни старалась. И дело, даже, не в Банди, который этого не позволит. Как ты прошлое не изменяй, будущее незыблемо, и только в настоящем дана свобода выбора.

Совсем расстроенная, Маргина отправилась на Глаурию, понимая, что никак не поможет Элайни, которая, как и положено прошлому, отправится на Землю и планету Парники. Маргина даже обрадовалась, когда Элайни неосмотрительно перебралась в тело кота Глюка. Ничего страшного не произошло, потому что у кота Глюка, то есть её, Маргины, тело вечное, так как побывало в дименсиальной сеточке. Маргину позабавило пребывание в теле Байли. Она с ехидным интересом наблюдала, как её преследовал Хенк по коридорам замка. Чтобы изобразить перепуганного кота, она лизнула Хенка в лицо и чуть не рассмеялась, увидев его вытаращенные глаза.

Некстати появившийся Хранитель, Рыжик, ужасно мешал Маргине, тем более что ей пришлось экранировать себя, чтобы он не узнал всю её подноготную сущность. Чтобы направить Элайни и Сергея на станцию репликации, она нарисовала дремавшему доктору Фросту ориентир в том направлении – Зелёную гору.

Оставшись в комнате Байли, она плавала под потолком в виде кота Глюка и, бросив симпоты, наблюдала за игрой в футбол, немножко помогая Сергею, Хенку и Перчику. Со стороны данное мероприятие выглядело странно, так как кот, висящий под потолком, время от времени орал дурным голосом после очередного забитого гола. Маргина, появившись в дверях, чуть не застукала кота, но Маргина из будущего быстро сделала Глюка невидимым.

Когда Байли, вместе с Хенком, возвратились домой, то не заметили Маргину-Глюка под потолком. Они принялись целоваться, а Хенк запустил руку под кофточку Байли, что совершенно возмутило Маргину. «Хотя бы меня постеснялись!» — подумала она и вспомнила, что невидима, отчего выматерилась по-русски, но её пасть разразилась только гортанным звуком. Байли, услышав над собой басовитое «мяу», подскочила чуть ли не к Маргине-Глюку, и закричала. Хенк, собираясь её защищать, принялся дубасить кулаками воздух, прикрыв Байли собой, но противника перед ним не оказалось.

Сергей и Элайни прибежали первыми, но не могли понять, кого молотит кулаками Хенк. А Перчик, который стоял у дверей, закинул ногу на ногу и удивлённо спросил:

— Вы зачем прибили кота к потолку? — чем немного отрезвил остальных. Маргина-Глюк от смеха мяукала и перебирала лапами по потолку, чем ещё больше поразила собравшуюся внизу молодёжь.

— Как он туда попал? — спросила Элайни, поглядывая на Маргину в виде кота Глюка. Перчик, подойдя к Хенку, весело сказал: — Хенк, здорово ты пошутил.

— Так это ты? — возмутилась Байли, уставившись на Хенка глазами палача и, упираясь руками в бока, изрекла:

— Немедленно сними Глюка!

— Да это не я! — оправдывался Хенк, глядя на всех, но народ ему не поверил. На Маргину-Глюка напал новый приступ смеха, но она могла только жалобно мяукать, чем только раззадорила Байли.

— Я с тобой больше не разговариваю! — крикнула она, пытаясь с кровати достать Глюка, и добавила:

— Живодёр!

Настоящая Маргина, появившаяся у двери, увидела кота Глюка на потолке и сразу обратилась к Хенку:

— Ты зачем кота мучаешь? — а Маргина-Глюк, в подтверждение её слов, издала истошное и жалобное мяуканье, захлебываясь от смеха.

— Это не Хенк, — сказал Рыжик, успевший на мгновение проникнуть в Глюка, но Маргина из будущего сердито шикнула: «Если выдашь меня, сразу сообщу о тебе в Кольцо!» — отчего Рыжик позеленел, размышляя о том, стоит ли ему ввязываться в чужую репликацию.

— Так это ты прибил кота? — возмутилась настоящая Маргина, до сих пор не понимая, что собой представляет Рыжик, изображая кота, тем более что она видела его силу в действии.

— Не я, — возразил Рыжик, и принялся нести всякую чушь: — От перемещения Элайни и Сергея пошли волны, результатом которых стало изменение кота Глюка, — объяснив, Рыжик подумал, что нужно смываться, а иначе появятся Наблюдатели и его, Рыжика, изолируют в герметичной капсуле на пятьдесят два гигапрасека.

— А что же делать с котом? — спросила Байли, глядя на потолок.

Рыжик уставился на кота Маргину-Глюка, который соизволил опуститься в руки Байли. Хенк протянул руку, чтобы его погладить, но Байли сердито отрезала:

— Не трогай!

— Так я же не виноват, — возмутился Хенк, не понимая женской логики, для которой его репутация подмочена навсегда.

— От тебя можно ожидать чего угодно, — убеждённо сказала Байли, едва удерживая своего тяжёлого любимца, а Маргина-Глюк, пытаясь сдержать давивший смех, усиленно оглашала комнату мурлыканьем.

Когда Сергей и Элайни отправилась искать Зелёную гору, Маргина-Глюк, понимая, что ей судьбой написано сыграть Хамми, отправилась к станции репликации. Одобрительное «Угу!» раздавшееся в правом ухе, подсказала ей, что за ней продолжает следить Банди и Дульжинея. «А, если я не догадаюсь сделать правильно?» — спросила она незримых судей, на что ей ответил грозный голос Банди: «Мы тебя поправим!» Маргина ехидно подумала: «Что вы можете сделать, кроме как рассыпать меня, как порох?» На что Банди металлическим голосом произнёс: «Мы сотрём твой род из памяти планеты!» Маргина, не зная полную структуру сущего, отчего-то похолодела, понимая, что Модераторы Пространства даром пугать не будут.

Она забралась в пещеру возле водопада и, изолируясь от стресса, застыла камешком возле входа. Медитируя, она не ограничивалась временем, отчего очень удивилась, когда почувствовала симпотой Рыжика. «Чего тебе?» — спросила она и раскинула симпоты вокруг. С удивлением обнаружив в пещере Байли и Элайни, она быстро превратилась в рыжего кота, вздыбившись шерстью.

— Элайни, это твои шутки? — спросил Сергей.

— Да нет, — удивилась Элайни. — Это ты, Байли?

— Что? — повернулась Байли, и, увидев котов, всплеснула руками: — Ой, какая прелесть!

Чтобы не отличаться от кота, Маргина-кот принялась вылизывать Рыжика, чем привела его в полное замешательство.

— Ой, какая прелесть! — снова воскликнула Байли, направляясь к Маргине-коту.

— Осторожно! — предупредила Элайни, но Байли уже взяла Маргину-кота на руки. Читая мысли Байли, Маргина превратилась в кролика, потом в букет цветов, цветную шляпку, огромную бабочку, настойчиво повторяя в голове дочери: «Хамелеончик, Хамми …, Хамелеончик, Хамми …»

— Он читает мои мысли! — удивилась Байли. — Ах, ты, хамелеончик!

— Какие у тебя глупые мысли! — съязвила Элайни.

— Осторожно, Байли, — предупредил доктор Фрост, — это тебе не Глюк.

— Действительно, Байли, вдруг он опасный, — остерегла Элайни.

— Какой же он опасный! — возразила Байли, поглаживая Маргину-кота: — Он будет мой Хамелеончик! Он будет Хамми!

Сзади послышался шум, и оттуда вывалилась какая-то сущность. Она огромным камнем двинулась на Байли. Защищая дочь, Маргина соскочила с её рук и стала перед камнем, собрав всю окружающую энергию. Камень неожиданно превратился в трёхглавое «чудо» и из всех пастей полыхнул огнём. Поставив экран, Маргина остановила огонь, а потом обрушилась на противника ударом. «Чудо» на глазах развалилось на куски, которые осыпались чёрными каплями вниз, и скатились с обрыва вниз, прямо в водопад. Байли, не удержавшись, свалилась в поток воды, а Сергей запоздало пустил стрелу из лука. Маргина успела защитить Байли от воды и хотела вынести её на берег, как внизу появился Шерг. «Вот подлец!» — воскликнула Маргина, собираясь расправиться с Шергом, но услышала внутри себя строгий голос: «Не тронь!»

Маргину поразило то, что так называемый Хаммипапа, чуть не убил Байли. В будущем Хаммипапа, если верить товарищу Тёмному, станет Бартазаром Блутом и много нагадит Элайни и Сергею, но у Маргины связаны руки, чтобы ему отомстить. Она пошарила симпотами, разыскивая куски Хаммипапы, свалившиеся в воду, а когда их нашла, то ничего не выудила в его глифомах, кроме кодекса Хранителя.

Маргина собрала Хаммипапу и добавила в его глифомы немного человечности, но всё равно ей приходилось говорить за Хранителя, чтобы никто не догадался о его неадекватности. Когда Хаммипапа отправлял Сергея на Землю, она не сразу заметила ошибку. На Земле не имелось репликатора, поэтому Сергея отправляли неизвестно куда. Этого не знал Хаммипапа, а она не догадалась проверить настройки репликатора. К одной неопределённости добавилась вторая – Элайни, которая, совсем неожиданно, стала рядом с Сергеем, намереваясь вместе с ним отправиться на Землю. В последний миг Маргина-Хамми обвилась вокруг дочери и её жениха, а потом исчезла в голубом тумане репликатора.

Они с Элайни и Сергеем попали на планету Парники, на которой долго гоняли Мо, пока тот не стал им помогать. Увидев на планете Парники Байли в окружении местных людей, Маргина-Хамми хотела вернуть её на Землю, но ей снова пригрозили, причём все трое: не только Банди и Дульжинея, но и откуда-то взявшийся Харом. «Что они все раскомандовались!» — возмутилась Маргина, но сделать ничего не могла – уничтожать свой род она не хотела. Преодолев все препятствия на планете Парники, они добрались до грузового репликатора. Одно терзало душу Маргины – кто отправился с Элайни и Сергеем на Землю. «Неужели я раздвоилась?» — думала она, ожидая того времени, когда они окажутся на Глаурии.

Туманный Кот, который сопровождал на Земле вторую Элайни и Сергея, оказался не её двойником, как она думала, а попытки забраться под его сеточку ничего не дали – он блокировал Маргину-Хамми. «Кто же ты такой, зараза?» — думала она, но ответа не последовало.

Несмотря на то, что Маргина-Хамми всё знала, она с интересом наблюдала за дочками и за собой, ещё не такой древней, как сейчас. Это напоминало Маргине-Хамми любимый спектакль, который она смотрела много раз, но не утратила к нему интереса. Маргина-Хамми часто беседовала с собой, Маргиной, сопровождая людей «ваду» до границы Страны Фрей. Было странно рассматривать себя, устроившись на руках прежней Маргины. Оказалось, что Маргина-Хамми многое забыла, а кое-что переосмыслила, когда слушала себя, прежнюю.

Она, вместе с Маргиной, часто садилась на Мо, который вовремя оказывался под рукой. Усевшись на него, Маргина-Хамми чувствовала его симпоты, ширяющие в голове Маргины, что иногда мешало наслаждаться эмоциями прежней Маргины. От этого она иногда ссорилась с Мо, что, впрочем, не изменяло его мерзкой привычки ковыряться в прежней Маргине.

Правда, идиллию нарушил Банди, который припёрся без Дульжинеи и сообщил Маргине-Хамми и Мо:

— Кончайте с этими ваду! Необходимо всех вернуть на свои места.

Маргина-Хамми спорить не стала, а Мо тоже молчал, как воды в рот набрал. Пришлось хоть как-то объяснить Маргине, что её ожидает.

— Этому миру угрожает смертельная опасность, — сказала Маргина-Хамми, как только Банди исчез.

— Что случилось, — спросила Маргина.

— Если говорить вашим языкам, — начала лепить горбатого Маргина-Хамми, — в связи с раздвоением при переносе Сергея и Элайни в мире произошли события, которые изменили структуру мировой решетки. Проще говоря – образовалась дыра. И сейчас начинают разрушаться три мира – ваш мир, мир Сергея и мир Трёх Солнц. Ваду, которых мы ведём, появились здесь из мира Трёх Звёзд сразу после перемещения Элайни и Сергея. Мы чувствуем, что начались совсем не прогнозируемые репликации. Мы боимся, что все ваши три мира могут развалиться вообще.

Маргину-Хамми наплела ещё три короба и заглянула в голову Маргины, чтобы проверить её реакцию. Чтобы окончательно её убедить, Маргин-Хамми посмотрела на неё своими большими, невинными, нашкодившими глазами и спросила: — Ты мне веришь?

— Котик, ты будешь последний, кому я перестану верить, — со вздохом сказала Маргина, а Маргина-Хамми снисходительно подумала: «Какая ты у меня наивная дурочка!» Мо отправили немного погодя, чтобы не сильно пугать Маргину.

— Мо нужно возвращаться, — доложила Маргина-Хамми и добавила: — Мо чувствует свою станцию репликации.

— Спасибо, — улыбнулась Маргина, — если бы я знала, что это значит – совсем здорово было бы.

Мо, не попрощавшись, на всех четырёх лапах бросился вниз по склону, съезжая на них по снегу, как на лыжах, и вскоре исчез в снежной пелене.

— Хорошо бегает, — сказала Маргина и повернулась идти дальше, но застыла – передней стоял Ва-Гор.

Странная любовь к вожаку ваду Ва-Гору, которая увлекла Маргину, с точки зрения Маргины-Хамми могла иметь место только потому, что её душе понадобилась разрядка. Она хотела убедить себя в том, что ещё может быть чувственной и любимой. Правда, Маргине и Ва-Гору пришлось расстаться, что, в общем, и к лучшему.

«Дальше мы пойдём сами», — подумал Ва-Гор, а Маргина-Хами ментально сообщил Маргине.

«Мой кот может тебе помочь», — сказала Маргина.

«Не нужно, — сказал Ва-Гор, в переводе Маргины-Хамми — пусть он бережет тебя».

«Не беспокойся, Ва-Гор», — встряла Маргина-Хамми, а Маргина засмеялась.

«Ты хороший зверь, кот», — с улыбкой подумал Ва-Гор.

«Ты тоже хороший зверь, Ва-Гор», — парировала Маргина-Хамми и у Маргины потекли слёзы от шутки кота.

«Я тебя люблю», — сказала Маргина Ва-Гору.

«Я тебя люблю», — сказал незнакомое слово Ва-Гор.

«Я вас люблю», — сказала Маргина-Хамми, от умиления пуская скупую кошачью слезу.

Они отправились домой, а Банди, прямо за поворотом горы, переместил ваду домой, на планету Контрольная. Через некоторое время появился Перчик в сопровождении Леметрии. Они на флаэсине разыскивали Маргину. Возвращаясь назад, возле Тизера заметили Мо, который отправлял огромную подводную лодку на Землю.

«Ого! Кто это наворотил?» — удивилась Маргина-Хамми и голос внутри с сарказмом сообщил: «Ты!»

Она узнала голос Банди и только теперь поняла, что незапланированные репликации могут натворить много неприятностей. «Как это разрулить?» — с чувством вины спросило сознание бывшего регента королевства, и Банди снисходительно добавил: «Больше так не делай!» «Не буду!» — честно призналась Маргина-Хамми, не очень ясно понимая, что делать можно, а что нет.

На следующий день она ничего не делала. Только когда кольцо репликатора окуталось голубым туманом, она не выдержала и заключила в свою оболочку Элайни и Сергея. А потом, вместе с ними, исчезла, осыпанная искрами...

***

Маргина-Хамми шлёпнулась на голову Сергея, облепив его, как тесто, отчего её любимый зять вырубился и уткнулся носом в траву. «Что-то сбило репликатор», — подумала Маргина-Хамми и расстроилась: «Неужели я?»

— Серёжа, что с тобой? — бросилась к нему Элайни, пытаясь отодрать Маргину-Хамми с его головы.

— Не щекочи меня, — хихикнула Маргина-Хамми, превращаясь в рыжего кота.

— Хамми, — всплеснула руками Элайни, — ты Серёжу убил.

— Живой твой Серёжа, — промурлыкал Маргина-кот, — сейчас немножко его поправим.

Маргина-Хамми прошлась по голове Сергея, проверяя сосуды, но, кроме обычного обморока, никаких гематом, повреждений или ушибов не обнаружила. Она впрыснула ему немного глюкозы, разбавив её триметилксантином для эйфории и, по инерции, принялась перебирать все органы.

— Хватит меня щекотать, — недовольно отозвался Сергей, поднимая голову.

— Ах, так ты уже проснулся, — удивилась Маргина-Хамми.

— А ты уже опыты на мне делаешь, — парировал Сергей.

— У тебя всё на месте, — хмыкнула Маргина-Хамми.

— Хватит вам препираться, — оборвала их содержательную беседу Элайни. — Что делать будем?

— Я не знаю, — призналась Маргина-Хамми, разбрасывая сеточку вокруг.

— Как не знаешь? — возмутилась Элайни. — Я, что ли, знаю?

— Действительно, — оглянулся Сергей на деревья, — это явно не Земля. Куда нас засандалили?

— Вероятно, случилась какая-то накладка, — уклончиво ответила Маргина-Хамми, зная, что они на планете Деканат.

— Халтурщики ваши Хранители, — изрёк Сергей, подходя к дереву с плодами, явно похожими на яблоки.

— А, может, мы в раю? — предположил он и сорвал яблоко. Разглядывая его, он собирался уже укусить, как тут завыла сирена.

— Прячемся, — воскликнула Элайни, залезая в заросли декоративного кустарника. Сергей, бросив яблоко на землю, шмыгнул за ней, а Маргина-Хамми, оглянувшись, тут же превратилась в замысловатый лопух с белёсыми колючими цветками, тронутыми сверху краснотой. Ждать пришлось недолго…

Между деревьями появился юноша, который, насвистывая себе под нос какую-то мелодию, подошёл к дереву и уставился на яблоко, валяющееся на земле.

На голове у него красовался цилиндр, с круглой широкой и плоской крышей, свисающей вниз, а одеждой служил просторный чёрный плащ или накидка, с вырезами для рук. Юноша поднял плод и спрятал его под одеждой. Воровато оглянувшись и не заметив никого, он вытащил его и заразительно хрумкнул, откусив большой кусок.

— Ах, паразит, — возмутился Сергей, — моё яблоко ест.

Элайни толкнула его в бок, и вовремя – вдали показалась новая фигура в такой же одежде, как у юноши. Тот спрятал яблоко внутри необъятного плаща, и, давясь, ускоренно дожевывал откушенное.

— Что такое, Гликогерен? — спросил плотный мужчина с умиротворённым лицом, которое украшали торчащие в стороны усы.

— Ложная тревога, Профессор, — бодро ответил Гликогерен.

— Как же ложная, Гликогерен, — укоризненно посмотрел на него Профессор и сделал паузу, дожидаясь ответа.

— Извините, Профессор, — покраснел Гликогерен, сжимая под плащом яблоко, — я нашёл его на земле.

— Конечно, на земле, — согласился Профессор. — А разве уничтожение сорняков не входит в обязанности студента? — указывая на лопух, спросил Профессор.

— Так точно, — облегчённо вздохнул Гликогерен, выдёргивая Маргину-Хамми из земли. «Лопухнулись», — косясь на Хамми в руке студента, подумал Сергей. Маргина-Хамми материлась, накидывая сеточку на Профессора. Она узнала бывшего Хаммипапу, только, после последней их встречи, он сильно изменился. Заглядывая в глифомы Профессора, она очень удивилась и снова лопухнулась: Профессор содрал её сеточку и утащил в карман.

— Вот так – хорошо, — согласился Профессор, поглядывая на лопух, который, медленно и бесповоротно, приобретал рыжий цвет, превращаясь в шкурку кота. Маргина-Хамми волочилась по траве за студентом, не имея возможности что-либо сделать.

А учёные мужи шествовали между деревьями, разговаривали между собой и никого вокруг не замечали. Когда они пришли в лабораторию, Бартазар Блут, как называл себя Профессор, растянул Маргину-Хамми на металлическую рамку.

— Хаммипапа, ты что, меня не узнал? — спросила Маргина-Хамми.

— Лопухи что, разговаривают? — удивился Гликогерен, рассматривая в большую лупу рыжий «лопух».

— Это не совсем лопух, Гликогерен, — возразил Профессор и попросил: — Приведи ко мне Флореллу.

Гликогерен взял какой-то аппарат в лабораторном столе и удалился. Бартазар Блут открыл книгу под названием «Опыты изменения физических состояний», на которой красовалась фамилия автора – «Бартазар Блут»

— Ты что ли, её написал? — засмеялась Маргина-Хамми.

— Нет, — коротко ответил Бартазар Блут, перелистывая страницы.

— Где же ты её взял, тина болотная, — спросила Маргина-Хамми.

— В библиотеке королевы Страны Фрей, — добродушно ответил Бартазар Блут.

— Руки тому оторвать, кто её написал, — вздохнула распятая Маргина-Хамми.

— Держитесь, вам будет больно, — предупредил Бартазар Блут и включил излучатель.

Маргину-Хамми затрясло, и, несмотря на то, что она сопротивлялась, на рыжей шкурке появилась опалина. Профессор внимательно наблюдал за ней, не выражая ни капли сочувствия. Гликогерен привёл крылатого зверя, покрытого мелким белым мехом. Маргина-Хамми знала, что самку глея зовут Флорелла. Её приковали цепями, в углу лаборатории Блута, а распятый на рамке Хамми рыжей шкуркой висел в проеме гамма-излучателя.

— Что же, господа, приступим, — глумливым голосом произнёс Блут и медленно покрутил ручку экспандера. Маргина-Хамми задымилась, и в его натянутой плоти появилась небольшая дырочка.

— Хорошо, — ухмыльнулся Блут и, набрав какой-то жидкости в пистолет, подошёл к Флорелле.

— Что, моя крошка, послужим науке, — произнёс Блут и впрыснул жидкость в её туловище. Профессор посмотрел на отклонившуюся стрелку прибора и снова взялся за экспандер. Маргина-Хамми задымилась, а её рыжая плоть в одном месте потемнела, пока не появилась дыра.

— Похвально, похвально, — довольно потёр руки Профессор, — на сегодня всё, господа.

Он захлопнул дверь и вышел в коридор.

***

Устало опустив морду на лапы, в углу лаборатории на цепи сидела Хлорелла, наблюдая за ненавистным ей человеком, который расхаживал короткими шажками перед какой-то штуковиной и разговаривал с натянутой шкуркой на раме.

— Читая старые отчёты, меня заинтересовало, — рассказывал Бартазар Блут распятой Маргине-Хамми, — почему каждые пятьдесят тысяч миллионов прасеков на Деканате пропадает станция репликации. Обычно их списывали на нестабильность генератора в симтронном поле.

Но никто не заметил закономерности. Поэтому я отправился сюда, чтобы самому увидеть, как это происходит. Вначале я заподозрил Блуждающего Нефа, тем более он не внушал мне доверия, но, наблюдая за ним, я понял, что ошибался. И тут появился ты, кого здесь вообще не должно быть.

— Я не виноват, что так получилось, — пропищала Маргина-Хамми.

— Конечно, — ухмыльнулся Блут, — тем более что сбой кем-то спланирован.

— Ко мне данное обстоятельство никак не относится, — подёргалась Маргина-Хамми, но рамка крепко её удерживала.

— Посмотрим, — сказал Профессор, включая излучатель симтронного поля. Маргина-Хамми трепыхалась в рамке, выгибаясь мембраной, а холодные глаза Профессора беспристрастно за ней наблюдали. Маргина-Хамми не помнила, сколько прошло время, так как после симтронного поля её плоть долго восстанавливалась, вылавливая свои мельчайшие рассеянные частицы из воздуха. Дверь лифта открылась и она думала, что опять пришёл Профессор, но увидела Элайни и Сергея.

— О, боги фрей! — воскликнула Элайни. — Это всё, что осталось от Хамми?

Она подошла к рамке, на которой висела распятая Маргина-Хамми и, пустив слезу, принялась её поглаживать.

— Бедный Хамми, — хлюпала она, теребя шкурку, — что с тобой сделал этот гадкий профессор.

— Ага, и справа почеши, — сказала шкурка, выгибаясь. Элайни, глянула на шкурку, потом на Сергея и сказала: — Серёжа, совсем не смешно.

— Я ничего не говорил, — ответил Сергей, скрывая улыбку, и потянул из лифта профессора.

— Так это ты? — подняв брови, уставилась Элайни на шкурку.

— Я, — призналась Маргина-Хамми, — нажми вон на ту синюю кнопочку.

Элайни нажала. Шкурка опала рыжей кучкой на пол и застыла.

— Он что, сдох? — спросил Сергей, трогая кучку ногой.

— Я коплю силы, — ответила кучка.

— Хамми, ты живой? — обрадовалась Элайни, поднимая кучку с пола. Кучка в её руках медленно вылепилась в рыжего квёлого кота, который лежал на руках Элайни, открыв печальные глаза. Элайни тискала его и целовала, чем привела в недовольство Сергея:

— Он на полу валялся, а ты его целуешь.

— Я чище, чем некоторые, — отозвалась Маргина-Хамми, выгибая свою спинку под рукой Элайни. «Когда ещё получишь от дочери такую ласку», — думала Маргина-Хамми, купаясь в эмоциях дочери.

— Что будем делать с Флореллой? — спросил Сергей, подходя к летающему зверю. Глея шарахнулась от него в сторону, но, принюхавшись, жалобно запищала.

— Видно, запах Флорика учуяла, — сказала Элайни, — нужно её выпустить, но здесь, ни окон, ни дверей.

Сергей осторожно погладил Флореллу рукой по морде, а она опасливо потянулась к нему. Он попытался снять ошейник, но он оказался замысловатым и не поддавался. Маргина-Хамми со вздохом спрыгнула с рук Элайни и подошёл к Флорелле, которая её лизнула. Маргину-Хамми, чтобы успокоить глея, лизнула в ответ, концентрируя в себе окружающую энергию, так как сил осталось с наперсток.

— Может, хватил лизаться, — сказал Сергей и обернулся к Элайни. — Посмотри, он лижется со всеми подряд, а ты его потом целуешь.

— Я набираюсь сил, — спохватилась Маргина-Хамми, так как, забывшись, автоматически лизалась с Флореллой. Та, в ответ, вылизывала ей спину. Когда сил оказалось достаточно, она разорвала ошейник Флореллы и та метнулась по залу. Застыв над профессором, Флорелла зарычала.

— Она его сейчас порвёт, — сообщил Сергей.

— Так ему и надо, — кровожадно сказала Элайни.

— Он нам нужен, чтобы вернуть нас домой, — сказал Сергей.

— По-моему, ты его прибил, — хмыкнула Элайни. Сергей забеспокоился, подошёл к лежащему профессору, пощупал пульс и облегчённо вздохнул.

— Живой, сейчас оклемается, — сообщил он.

— Интересно, куда он девал Глико? — задумалась Элайни.

— В качестве взыскания я запер его в кладовой, – отозвался Бартазар Блут.

— Очнулся, профессор, — ухмыльнулся Сергей: — Где находится исправительное учреждение?

Бартазар показал направо от входной двери.

— Флорелла, присмотри, — сказал Сергей, и глея с готовностью рыкнула на отпрянувшего Бартазара. Сергей, разглядывая стену, нашёл знакомый знак и нажал. Дверь открылась, и оттуда вывалился Глико. Он рассматривал всех, соображая, что делать и говорить.

— Вы напрасно применяли ко мне силу, — произнёс Бартазар, — всё, что вы хотели, я мог бы сделать для вас совершенно свободно.

— Как для Флореллы или Хамми? — ехидно спросил Сергей.

— Хлорелла никак не пострадала от моих опытов, а что касается так называемого Хамми … — Бартазар промедлил и спросил: — Вы думаете, что знаете его?

— По крайней мере, больше вашего, — ответила Элайни, — и исключительно с лучшей стороны.

— Вы так говорите, потому что не знаете его худшие стороны, — ответил Бартазар.

— А ваши худшие стороны мы знаем отлично, — с сарказмом ответила Элайни.

— Вы совершаете большую ошибку, — покачал головой Бартазар Блут.

— Может, меня спросите? — возмутилась Маргина-Хамми. – Профессор хочет контролировать Хранителей, вот и вся тайна.

Профессор ничего не ответил, а только стоял у стены, сжав руки.

— Вы можете нас отправить туда, откуда мы прибыли? — спросил его Сергей.

— Это может сделать даже Гликогерен, — сказал профессор и Глико кивнул головой. Бартазар Блут вытащил что-то из кармана и положил на стол:

— Возьмите ключ от станции репликации. А я, если вам не нужен, вместе Флореллой улечу к ней в табор.

— Это зачем? — спросил Сергей.

— Ей же нужно возвращаться домой, — сказал профессор, — а ещё я хотел бы поговорить с Флориком, чтобы все глеи поселились в нашем саду.

— Вы ничего ей не сделаете? — неуверенно спросила Элайни.

— Обыщите меня, — сказал Бартазар, поднимая руки, — я их контролировал прибором, находящимся в столе. Спросите у Гликогерена.

Сергей заглянул в стол и вытянул приборчик, который показал Гликогерену. Тот кивнул головой. Сергей добросовестно обыскал Бартазара, но его карманы оказались пусты.

— Хорошо, идите, — сказал Сергей, — только не знаю, как вы с Флореллой договоритесь.

Бартазар подошёл к двери в стене, открыл её и сказал:

— Флорелла, полетели к тебе домой.

Флорелла засуетилась и, неожиданно для всех, мягко пошла за Бартазаром, подрагивая крыльями. Открылись вторые двери прямо наружу и профессор, усевшись на Флореллу, упал вместе с ней, а потом снова появился далеко-далеко от здания.

Маргина-Хамми оставила Сергея и Элайни и занялась делом. Не поверив словам Бартазара Блута, она проникла на станцию репликации и исследовал настройки. Канал оказался открыт на планету Элайни, но Маргина-Хамми снова не поверила и нырнул в него. Через несколько мгновений Маргина-Хамми оказался в горах, на пустом острове среди озера, где находилась станция репликации.

Место казалось правильным, только Маргину-Хамми смутила пустота острова, и она, раскинув свои симпоты по всей планете, сравнила её с образом в своих глифомах. Да, это планета Глаурия, только 50 гигапрасеков назад.

«Он хотел их отправить в прошлое, — догадалась Маргина-Хамми, — а ещё меня обвинял». Маргина-Хамми пошевелила своими симпотами, рассматривая планету, забираясь в головы первых попавших людей и разных зверушек. Странные разговоры о каком-то Ерхадине и его змее. Вон что-то летит высоко, о-го-го какая птичка, да это и не птичка вовсе, это змей! Вон ты какой – змей. Лети-лети, ты Маргине-Хамми пока не мешаешь.

Налюбовавшись планетой, Маргина-Хамми поставила таймер на несколько сотен прасеков и задал для станции репликации конечный адрес в Призрачном Облаке Треугольной галактики. «Хранители поломают голову», — хихикнул Маргина-Хамми, возвращаясь по каналу на планету Деканат. Не успела она отряхнуться, как станция репликации на планете Глаурия, вздрогнула и испарилась, появившись где-то там, в Треугольной галактике, на которой когда-то экспериментировал Блуждающий Неф. Маргина-Хамми осмотрелась, заглянула в экран на приборе и увидел Гликогерена, который что-то горячо объяснял аборигенам на планете Контрольная.

«Что он там делает?» — подумала Маргина-Хамми и преобразилась в профессора. Потом сунула руку в экран и вытянула оттуда растерянного Гликогерена.

— Спасибо, профессор, — выдохнул студент, — а то меня чуть не съели аборигены.

— Дорогой Гликогерен, вы должны обеспечивать их пищей, — произнесла, ухмыляясь, Маргина-Хамми. — Это ведь ваш проект?

— Я этих людей не проектировал, — возмутился Гликогерен, — это люди Блуждающего Нефа.

— Они вас и не любят, — хмыкнула Маргина-Хамми, с некоторой ностальгией вспоминая Ва-Гора, отчего немного меняясь в лице.

— Профессор, у вас усы стали кошачьи, — заметил Гликогерен.

— Ах, — воскликнула Маргина-Хамми, трансформируясь, — я всё время забываю.

— Нужно проследить последнюю фазу, — сказал Гликогерен, бросаясь к экрану, — чтобы «Таинственный остров» положили на место.

— Смотри, смотри, — скучно сказала Маргина-Хамми, заглядывая в соседний прибор. Она увидела счастливую себя, радостного Мо, улыбнулась, разглядывая товарища Тёмного.

— Профессор, осторожно, — предупредил Гликогерен, — вы макнули свои усы.

Маргина-Хамми дёрнулась, вновь настроилась на профессора и вытащила его усы из экрана. Она с ностальгией наблюдала, как небо Контрольной пересекает черный конь с двумя седоками на спине: рыжим, как огонь, парнем и черноволосой женщиной за его спиной.

— А что, профессор, опыт удался? — спросил Гликогерен

— Посмотрим, — прищурилась Маргина-Хамми, думая о своём.

— А ещё, профессор… почему мы им запрещаем творить? — спросил Гликогерен.

— Запретный плод сладок, — сказал мнимый профессор, — если им разрешить – они перестанут мечтать.

Они оставили приборы в покое, и Маргина-Хамми сообщила: — Должен сказать тебе, Гликогерен, что с задачей ты справился и можешь сегодня отправляться домой, в Ринодрабан.

— Но, профессор… — начал Гликогерен.

— Никаких «но», — отрезала Маргина-Хамми, — Тысячу прасеков на сборы.

Гликогерен повернулся идти и вдруг вспомнил:

—А Элайни и Сергей…?

— Они уже дома, — соврала «профессор».

— А глеи…? — начал Гликогерен.

— Глеи у себя дома, — возмутилась Маргина-Хамми, и добавила: – Ты хочешь, чтобы я тебе поставил «неудовлетворительно»?

— Нет, профессор, — испугался Гликогерен и через пять минут примчался назад с сумкой на плече.

— Я сам проконтролирую, — сказал «профессор», отправив Гликогерена под кольцо репликатора. Через мгновение он оказался у себя дома, в Ринодрабане. «Профессор» вздохнул и оплыл на пол рыжим котом.

На улице наступила ночь и Маргина-Хамми раскинула свои симпоты, нащупывая Профессора. Тот оказался далеко, вместе с Флореллой. «Сбежал!» — констатировала Маргина-Хамми и разыскала Элайни и Сергея, которых обнаружила в лагере глеев. «Пусть отдохнут», — подумала она и, по кошачьей привычке, свернулась в клубок.

Стоило только подняться местному солнцу, как Маргина-Хамми попыталась выпустить всех зверей из подвалов лаборатории, так как кормить их никто не будет и они, попросту говоря, сдохнут. До вечера она выгонял зверей, которые не хотели выходить из подвала, так как утром и в обед срабатывала автоматическая кормушка, и звери, покушав, укладывались отдохнуть, пожевать жвачку, а то и просто нагло поспать.

Открыв все двери в подвале, она бросила всё, как есть, а сама, превратившись в маленького глея рыжего цвета, взмахнула крыльями и взвилась в воздух. С удовольствием рассекая тугие потоки, она поднимался выше и выше, направляясь в лагерь глеев. Маргина-Хамми прилетела только к вечеру и узнала, что Сергей и Элайни посещали лагерь глеев, но Элайни ушла, а за ней Сергей, Флорик, Флорелла с Бартиком. Маргина-Хамми ничего не поняла и, чтобы разобраться, залезла в головы глеев, но нашла там такой кавардак, что лучше бы ограничилась расспросами. Главное, что ей удалось узнать, состояло в том, что они улетели к Фатенот, поэтому Маргина-Хамми настроила нюх на глеев и полетел по их пути.

Где-то под утро она оказалась среди зелёных вершин небольших горок, между которыми увидел озеро. Посередине его темнел остров с единственным домом, в башне которого горел огонёк. Маргина-Хамми опустился на подоконник открытого окна, и осмотрела комнату, освещённую мерцающей свечей. За старинным станком сидела женщина, о возрасте которой нельзя сказать ничего определённого. Она перебирала разноцветные, диковинные нити, покрывающие узором кусок холста, растянутого на валках, и что-то шептала, неслышное, понятное ей самой. Прозрачная слеза выкатилась у неё из глаза на радостной половине лица, в то время как вторая половина, грустная, никаких эмоций не выражала и оставалась, как застывшая маска.

Слеза упала на нитку, растворяя её краску и меняя узор, но женщина или девушка того не замечала, без остатка предаваясь своим грустным мыслям. Перед женщиной стояло медное зеркало, закрытое чёрной материей, точно кто-то, родной, умер, и скорбь расплылась по всей комнате.

— Я могу вам чем-то помочь? — спросила Маргина-Хамми с подоконника.

— Чем вы можете мне помочь, — не поворачиваясь, ответила женщина, — здесь может помочь только смерть.

— Смерть не всегда помогает, — заметил Маргина-Хамми.

— Вы правы, — согласилась Фатенот и добавила:

— А вам я помогу.

Она принялась перебирать нити и, через некоторое время, удивлённо сказала: — Вас нигде нет.

Повернувшись, она увидела на подоконнике кота, и всплеснула руками: — Ты не существуешь?!

— Меня можно потрогать, — согласилась Маргина-Хамми.

Фатенот погладила кота, потом взяла на колени и принялась снова перебирать нити. Через некоторое время она остановила пальцы и всмотрелась в полотно.

— Ты существуешь в петле, — удивилась она, рассматривая Хамми, как чудо.

— Ты тоже можешь так существовать, — подняла на неё глаза Маргина-Хамми. «Не может!» — возмутился над ухом Банди.

— Да, ты прав, — Фатенот растерянно потеребила нитки, а потом лихорадочно начала что-то искать.

— Подожди, помоги мне, — сказала Маргина-Хамми и напомнила: — Ты обещала.

Маргина-Хамми расспросила её о Бартазаре Блуте, о Элайни, и Фатенот ей всё рассказала. Потом посмотрела нити и выложила их будущее.

— Спасибо, — сказала Маргина-Хамми, соскакивая с колен, и запрыгнула на подоконник. Превращаясь в рыжего глея, она взлетела в воздух. До лаборатории она добралась под утро. Круглый корпус лаборатории оказалась повреждённый – прямо посередине в ее чёрной зеркальной поверхности тёмным провалом зияла неправильная дыра, показывая на свет искорёженные внутренности. Станция репликации исчезла, а между искореженными металлическими конструкциями бродил кактус, Опунций Вульгарус, который, увидев Маргину-Хамми, тут же пристал к ней:

— Друг, не знаешь, где здесь можно достать удобрений? Я, так понимаю, что профессор нас, тю-тю, покинул, — констатировал кактус, — приходиться самому заботиться о хлебе насущном.

Маргина-Хамми быстренько синтезировала смесь из сернокислого кальция, сернокислого магния и азотнокислого калия, добавила в равных долях сернокислого железа с суперфосфатом. Все упаковала в плёнку и протянула Опунцию. Опунций принял подарок, как должное, и доверительно спросил: — За профессора теперь ты?

— Нет, Пушкин, — ответила Маргина-Хамми. Опунций Вульгарус, озабоченный тем, как отыскать профессора Пушкина, погрузился в тяжёлые раздумья. Маргина-Хамми осмотрела лабораторию, в которой наткнулась на прибор с экраном. Заглянув в него, она снова увидела планету Контрольная в том месте, куда погрузили Таинственный остров. На всякий случай, застыв на месте, она долго крутила визир прибора, высматривая на планете следы пребывания Сергея, Элайни и Бартазара Блута, но с горечью констатировала, что их там нет.

Среди разных вещей, найденных в лаборатории, Маргина-Хамми заметила оболочку Хранителя[22], которая, при ближайшем рассмотрении, оказалась принадлежащей Блуждающему Нефу. «Чего он здесь её оставил?» — подумала Маргина-Хамми о профессоре. «Нужно отдать Нефу, при случае», — решил она, прихватив её с собой.

Покидая Деканат, Маргина-Хамми собиралась спуститься на планету Контрольную через технический канал прибора с экраном, но тут за её спиной раздался голос:

— Друг, а пакетик на прощанье?

Личный друг Опунций Вульгарус появился сзади с пустым пакетиком в колючей лапе, с надеждой глядя на Маргину-Хамми тремя набухшими жёлтыми цветочками и теряя по пути глохидии. Несколько набухших фиг на спине говорили, что удобрения пошли ему впрок.

Маргина-Хамми сотворила ему чудо из азота, фосфора и калия и насыпала полный пакет. Опунций поклонился, стряхнул на Маргину-Хамми колючки и исчез, повернувшись к ней красными фигами.

Маргина-Хамми нырнула в экран прибора и провалилась в канал, совсем не предназначенный для людей, соответственно, никаких гасителей в нем не предполагалось. Мелькнув метеором в небе Контрольной, она врезался в почву недалеко от грандиозного здания, созданного друзьями для Блуждающего Нефа. В результате перед зданием забил фонтан, так как Маргина-Хамми пробила грунт до водяной жилы. К ней от деревянной избы шёл Блуждающий Неф, который, глянув на фонтан, произнёс:

— С мягкой посадкой.

— И тебе не болеть, — ответил Маргина-Хамми и кивнула на каменный дворец: — Отчего не в хоромах?

— Не в коня хоромы, — сообщил Блуждающий Неф. Маргина-Хамми хихикнула: хоромы Нефу строил товарищ Тёмный в лошадиной ипостаси.

— Твоя шкурка? — спросила Маргина-Хамми, подавая Блуждающему Нефу его оболочку. Тот подержал её в руках и произнёс: — Я, как будто, наказан.

— Все «наказатели» убежали, — сообщила Маргина-Хамми, присаживаясь ему на колени, — к тому же профессор украл девушку и скрылся в неизвестном направлении.

Блуждающий Неф машинально погладил кота, чему Маргина-Хамми не сопротивлялась – Неф ей, как мужчина, всегда нравился.

— Спасибо, свою «шкурку» лучше хранить самому, — поблагодарил Неф и накинул оболочку на себя, расправляя плечи.

— Ты сейчас куда? — спросил он у Маргины-Хамми.

— На станцию репликации.

— Если что, бросай мне симпоту, — сказал Блуждающий Неф и добавил: — Кстати, не захватишь двоих, достали меня расспросами окончательно.

Он показал на стоящую невдалеке Альмавер, рядом с которой сидел Анапис.

— Что я с ними буду делать? – спросила Маргина-Хамми, понимая, что она должна их забросить на планету Деканат. Подойдя к напыжившемуся Анапису, она схватила его за шиворот и, вместе с Альмавер, вознеслась на небо, откуда зашвырнула их в едва заметные контуры экрана. Сделав в небе прощальную дугу над Блуждающим Нефам, она полетела к станции репликации.

Анапис и Альмавер, неожиданно появившиеся в лаборатории, растерянно смотрели на Опунция Вульгаруса, который положил им на плечи свои кладодии и радостно объявил: — Как хорошо, теперь у меня будет два профессора!

Репликация двенадцатая. Хамми

Маргина-Хамми приземлилась на подоконник комнаты Онтэинуолы в королевском дворце на планете Контрольная. Та, не видя Маргины-Хамми, плакала, так как представила, что её мать, Полиния, умрёт, а она, Онти, останется жить, поскольку её тело вечное.

— Чего рыдаем? — спросила Маргина-Хамми, поковырявшись в её памяти.

— Мо, ты вернулся, — обрадовалась Онти. – А почему такой маленький?

— Я не Мо, я Хамми, — сообщила Маргина-Хамми, совсем не собираясь рассказывать Онти, что она – её вторая мать, Маргина.

— Хамми? — переспросила Онти. – Ты что, ребёнок Мо?

— Ничей я ребёнок, — объяснила Маргина-Хамми. — Хочу узнать, как у тебя дела.

— Будешь мой ребёнок, — решила Онти, — и размер у тебя подходящий.

Она взяла Маргину-Хамми на руки и принялась её гладить. Маргина-Хамми решил не торопиться из гостей.

— А что ты здесь делаешь? — спросила Онти, расчёсывая гриву кота.

— Ищу дочь… Маргины, — чуть не призналась Маргина-Хамми, но вовремя остановилась.

— У неё есть дочь? — удивилась Онти. — Она мне не говорила.

— У неё их две, — объяснила Маргина-Хамми, не шевелясь, — одна родная и вторая… совсем родная.

— Ты имеешь в виду меня? — улыбнулась Онти, почёсывая кота за ушком.

— С тобой… три… родные, — объяснила Маргина-Хамми с закрытыми глазами.

— Ого, — удивилась Онти и тут же решила: — Я тебе помогу.

Она, полезла в шкаф, вываливая одежду на кровать с навесом, и принялась её перебирать, разделяя на две кучки: большую и маленькую. Маленькую она тут же натянула на себя, ничуть кота не стесняясь. Напоследок сняла со стены какой-то тяжёлый меч и нацепила его на ремень.

— Меч зачем? — спросила Маргина-Хамми.

— Защищаться, — объяснила Онти, — жаль, Хабэлуана нет, а то взяли бы его.

— Никто никого не берет, — пришла в себя Маргина-Хамми, — не хватало, чтобы я брал с собой девочку.

— Я должна помочь своей сестре, — решительно сказала Онти и сунула под нос Маргины-Хамми перстень:

— Смотри, я наследственная королева и мне окажет помощь любой подданный.

— Элайни на этой планете нет… — начала объяснять Маргина-Хамми, но Онти ее прервала.

— Элайни, какое красивое имя, — её глаза загорелись, и она сказала: — Все отправляемся, я еду на коне или на тебе?

— Ты на мне не поместишься, — сообразила Маргина-Хамми, — кроме того, я спешу.

— Тогда полетели, — сказала Элайни и добавила, — хотя я летать не люблю.

Она всунула в рот два пальца и пронзительно засвистела. За окном что-то захлопало крыльями, и на подоконник приземлился Русик, схватившись за раму руками. Он возмужал и окреп, превратившись в белокурого юношу с огромными белыми крыльями, и совсем не походил на бывшего неразумного малыша.

Русик не сидел у своих приёмных родителей, Лотта и Веты, а часто смывался, путешествуя к своему отцу-создателю, Блуждающему Нефу, залетал к Онти, в общем, шлялся, где попало.

— Русик, отвезёшь меня… — сказала Онти, и повернулась к Маргине-Хамми: — Куда мы летим?

— Летим до станции репликации, — вздохнула Маргина-Хамми, — а потом – вы назад.

— Хорошо, — очень легко согласилась Онти, дописывая записку родителям и королю. Маргина-Хамми накинул сеточку, но ничего не услышала: «Научилась закрываться», — добродушно хмыкнул она, ведь главное удалось прочитать раньше – Онти, несмотря на обилие новых родных и знакомых, оставалась очень одинокой.

Ворон, сидевший на карнизе у окна, спрыгнул вниз и над самой водой улетел на другой берег, в королевские сады.

***

Внизу, между облаками только что проплыл город Мессака, прильнувший к реке Дауре. В лицо дул встречный ветер, сверху пригревало тёплое солнышко, что ещё нужно для хорошего настроения. Онти, схватившись за мощные плечи Русика, лежала у него на спине, подставляя лицо под тугие воздушные струи, наслаждаясь великолепной картиной, созданной природой, и чувствовала себя в нужном месте и в нужное время.

Маргина-Хамми, превратившись в маленького рыжего глея, летела рядом с Русиком, совсем не радуясь раскинувшимся внизу пейзажам, а думая о том, куда Бартазар Блут мог отправить Элайни. Она помнила свою прошедшую жизнь и знала, что Элайни и Сергей должны оказаться на Глаурии тысячу лет назад, но не исключала случая, когда Банди может изменить прошлое.

Чтобы не нарваться на неприятности, она пыталась строго придерживаться той последовательности исторических событий, которые были раньше. Раскинув симпоты, Маргина-Хамми увидела, что их догоняет одинокий лебедь и вспомнила, что это Рохо.

— Рохо, — опережая её, объяснил Русик. Когда Рохо подлетел ближе, то сообщил, словно извиняясь:

— Меня послал Блуждающий Неф.

Онти весело махнула Рохо рукой, и тот выгнул длинную шею в её сторону. Русик крутил головой, оглядываясь, и чуть не налетел на Маргину-Хамми, чем вызвал весёлый смех Онти. Они летели вдоль реки Дауры, несколько раз пересекая её извилистое русло. Маргина-Хамми помнила, что они должны залететь к родителям Русика, но всё равно спросила:

— Вы куда путь держите?

— Залетим ко мне домой, — объяснил Русик, — чтобы родители не беспокоились.

— А ты куда? — спросил Хамми у Рохо.

— А я хочу посмотреть на Таинственный остров, — прогоготал Рохо.

— И я хочу, — добавила Онти, перекрикивая ветер.

— Вообще, мы не на прогулке, — попытался объяснить Маргина-Хамми, но увидев умоляющий взгляд Онти, с грустью в глазах согласилась.

Они подлетели к истокам Дауры туда, где в её русло вливался небольшой приток, начинающийся из озера, возле места погружения Таинственного острова. Свернув вправо, они продолжили путь по руслу притока реки Дауры и уже приближались к Палласу, когда вдруг сверху на них упал прозрачный диск, весь в светящихся змейках молний.

Маргина-Хамми и Рохо полетели камнями вниз, а Русик, сбитый потоком воздуха, закувыркался и едва успел у самой земли выровнять полёт и приземлиться. Вцепившаяся в него Онти, от перепуга не могла разжать пальцы, хотя ей, в отличие от Русика, ничего, кроме боли, не угрожало: ведь она, благодаря Рохо, бессмертна.

Маргина-Хамми и Рохо, врезавшись в землю, долго выбирались из нор, пробитых ими в грунте. Когда они выкарабкались, то увидели Онти, которая искала их по зелёному полю возле реки, и бегающего за ней Русика, не так резвого на земле, как в воздухе.

— Живы! — воскликнула она, когда увидела Маргину-Хамми, которая из тёмного камешка превратилась в рыжего кота. – А что это было? — спросила Онти, стряхивая с Рохо землю.

— Хотелось бы знать, — задумчиво сказала Маргина-Хамми, раскидывая сеточку, но симпоты ничего не обнаружили, и это казалось странным. Правда, потом оказалось, что станция репликции исчезла. Пока они разговаривали с родителями Русика, Лоттом и Ветой, пока летели до станции, наступила глубокая ночь. На месте станции репликации остался чёрный круг земли, а рядом с ней случайно обнаружили невидимую летающую тарелку.

То, что Бартазар Блут убрал станции репликации, находящиеся на Деканате и Контрольной, говорило о том, что он заранее всё спланировал. Вначале он появился здесь с Элайни и куда-то её транслировал. Потом вернулся назад и удалил отсюда станцию репликации. Узнать, куда они девались, можно только на станции репликации, а последняя из них в этом районе осталась на планете Парники, если, опять же, Бартазар Блут до неё не добрался.

Ничего другого не оставалось, как сесть в тарелку и лететь на планету Парники. Помахав на прощанье Русику, Онти и Рохо забрались в кабину.

— Ты куда? — спросила Маргина-Хамми у Онти.

— Летим, — неуверенно ответила Онти.

— Кто-то пообещал вернуться назад, — съехидничала Маргина-Хамми, понимая неизбежное.

— А кто-то в это поверил, – ответил достойный отрок.

— Взлетаем, — ни для кого сказала Маргина-Хамми.

— А я? — возмутился Русик.

— Ты сюда не влезешь, — взбунтовалась Онти.

— Я тоже хочу, — Русик залез в кабину, и в ней стало тесно, как кильке в консервной банке, — можешь сесть мне на шею.

— Сам на ней сиди, — незлобно огрызнулась Онти, — она у тебя, небось, немытая.

Возмущённый Русик хотел ответить, но его перебила Маргина-Хамми:

— Взлетаем, — сказала она, и нагруженная тарелка, увитая дрожащими, тонкими жгутами разрядов, с тихим шипением легко и плавно скользнула по тёмном небе и через мгновение исчезла за ночным горизонтом.

Тарелка – не очень приятный вид транспорта. В основном она предназначена для каботажного плавания в пределах планеты, но, за неимением другого, пришлось использовать её. В тарелке, как известно, почти все место занимает премазонный двигатель, а предназначенная для одного пилота крохотная кабинка к тому же напичкана приборами навигации. Пока долетели до звёздной системы планеты Парники, Онти настолько надоела теснота кабины, что появившийся в визире зелёный комочек планеты обрадовал её, как родной дом.

На Парниках имелось две станции репликации: одна грузовая, для транспортировки зверей и вторая, для персонала. Хамми направился на ближайшую, грузовую, расположенную на острове, в океане. Дислокация в океане объяснялась тривиальной близостью к воде, так как водоплавающих транспортировать куда трудней, чем сухопутных тварей.

По приземлению Хамми и Рохо пошли на станцию репликации, разбираться с маршрутами Бартазара Блута, а Онти и Русика, как ненужные элементы, оставили в тарелке с распоряжением сидеть и не двигаться. Онти не утерпела и вылезла наружу, чтобы размяться, но её тут же схватил птеранодон[23], который унёс девушку далеко в океан. Избавившись от птицы, Онти упала в воду, где её с удовольствием съел гигантский базилозавр[24],

Русик, увидев Онти в клюве громадной птицы, выскочил наружу, взлетел и погнался за ними. Птица заметила, что её преследуют, и поддала жару, но Русик, напрягая все силы, не отставал. По крайней мере, заметил, как Онти свалилась в воду, и бросился к ней, не зная, что делать. Маргина-Хамми в это время выяснила, что две особи воспользовались каналом на планете Контрольная и отбыли в Призрачное облако Треугольной галактики.

«Что забыл Бартазар Блут в бывшей галактике Блуждающего Нефа и зачем он забрал с собой Элайни?» — задала себе вопрос Маргина-Хамми, так как полученные данные никакой логике не подчинялись.

Тем временем Рохо обнаружил, что станция репликации планеты Контрольная благополучно приземлилась на планете Деканат. «Может, какой-то Хранитель порядок наводит», — размышляла Маргина-Хамми и подумала о том, что Онти, отчего-то, затихла. «Пакость какую-то делает», — догадалась Маргина-Хамми, а когда оказалась на берегу, то не сразу обнаружила пропажу. Пришлось поймать гигантского базилозавра, распороть ему бок и вытащить Онти, которая почивала в чреве твари, отключив сознание.

— Всё, просыпайся, — сказала Маргина-Хамми, возбуждая её сознание.

— Где я была? — сразу спросила Онти.

— В желудке базилозавра, — объяснил психотерапевт Маргина-Хамми.

— Не ври? — не поверила Онти.

— С ней всё в порядке, — сказала Маргина-Хамми, — летим к станции репликации.

Приземлившись возле станции, они загнали тарелку под кольцо репликатора. Маргина-Хамми набрала код Призрачного облака в Треугольной галактике и мысленно нажала на кнопку. Призрачное облако представляет собой систему звёзд, окутанную облаком межзвёздной пыли. Земляне называют его пресным номером NGC604, который никак не передаёт его завораживающую красоту. Ночное небо на любой планете этой звёздной системы украшают пара сотен звёзд, но каких – ярких, разноцветных фонариков, горящих на фоне подсвеченного неба, которое накрыло небосклон опрокинутой искрящейся чашей.

Кажется, протяни руку, и можно дотянуться до потолка небесной сферы и сорвать переливающиеся шарики звёзд. Нечто подобное наблюдали Маргина-Хамми, Рохо, Онти и Русик, выходя из станции репликации на планете Гренааль, звезды Рооль. Правда, наблюдали трое, а Маргина-Хамми, хотя и видела красивое небо, но занималась проверкой сведений о прилетевших на планету через репликатор. Регистратор показывал, что да, двое прибыли инкогнито и находятся на планете. Маргина-Хамми раскинула сеть, но ничего не поймала. Точнее, поймала очень много разумных существ, но отпечатка Элайни нигде не нашла. Помог принять решение Рохо, который прошёлся по её мыслям и предложил:

— Полетели в дом Блуждающего Нефа.

Так и решили. Рохо заделался гусем, то есть, лебедем и летел впереди. За ним пристроился Русик, не пропустивший возможность размяться, а Маргина-Хамми и Онти сидели в тарелке, причём рулила Онти, упросившая Маргину-Хамми не только научить её летать, но и подарить чужую тарелку ей навсегда. Видно, подействовала атмосфера планете Гренааль, или ночь оказалась волшебной, но Маргина-Хамми молчаливо согласилась. Лааки[25] приняли их по родственному, так как Русика сделал Блуждающий Неф, которому лаки поклонялись. Лааки несколько отличались от Русика, так как их тело покрывала мелкая белая шерсть, которая, как одежда, укрывала всё тело, оставляя открытым только лицо и ладони рук. Из буйной шевелюры выглядывали чуть-чуть острые ушки, имеющие подвижность, в остальном же, кроме крыльев, тело имело схожесть с человеком.

Маргина-Хамми узнала, что появившиеся несколько сотен тысяч прасеков назад мужчина и женщина отправились отлавливать плазмоидных драхов[26], которые часто досаждают лаакам, особенно в областях возле пустыни Дууни. Маргина-Хамми, сканируя запечатлённые в памяти лааков образы людей, сильно сомневалась, что это Элайни и Бартазар Блут, но нужно учитывать то, что профессор мог спокойно изменить облик Элайни и свой, чтобы замести следы. Ничего не оставалось, как следовать за пропавшими, где бы они не находились. Они долетели до начала пустыни, где Маргина-Хамми решила сделать базу. Наказав Онти, Русику и Лоори сидеть возле тарелки, Маргина-Хамми, вместе с Рохо, как ракеты, описывая дугу, взвились в воздух и растворились в небе.

Пустыня Дууни – самое гиблым местом на планете Гренааль. Ни один вид растений здесь не растёт, а весь живой мир обходил это место стороной, так как попавшие сюда, если не умирали от жары и истощения, то погибали от плазмоидных драхов, оставляя своё тело на съедение солнцу. Маргина-Хамми не очень поверила лаакам, что Элайни и Бартазар Блут отправились охотиться на плазменных драхов. Вероятно, лааки могли так подумать, потому что в пустыне Дууни, кроме охоты на драхов, делать больше нечего.

Следы на песке они увидели сразу, и изумились не меньше, чем Робинзон Крузо, только не от страха, а от радости, что разыскали так быстро. Два следа начинались от двух ямок, вероятно, их места приземления, а дальше шли параллельными цепочками, повторяя рельеф местности.

Вызывало беспокойство то обстоятельство, что Бартазар Блут зачем-то потянул Элайни в такое нездоровое место. Возможно, Фатенот ошибалась и совсем не любовь заставила профессора похитить Элайни. Может быть, он хотел использовать её, как приманку, чтобы поймать драхов. Но с какой целью? Следующая находка немного озадачила Маргину-Хамми – она увидела присыпанную песком плазменную ловушку, срабатывающую автоматически. Или Бартазар Блут решил позабавить Элайни охотой на драхов, или она является приманкой для поимки тварей. Оставалось только одно, найти Элайни и Бартазара Блута и выяснить всё у них.

Рохо нашёл ещё одну ловушку, тоже присыпанную песком. Маргина-Хамми раскинула сеточку и увидел далеко впереди, за холмами, две точки, несомненно, принадлежащие Элайни и профессору, только их симпоты никак не соответствовали сохранённым в глифомах.

«Нужно их догнать», — решительно подумала Маргина-Хамми, неосторожно наступая на новую плазменную ловушку, которую она не заметила. Её и Рохо тут же втянуло внутрь ловушки, уплотняя в компактный вид, и она захлопнулась.

Внутренние часы отсчитали много времени до тех пор, пока их освободил Анапис, открыв ловушку. Оказалось, что он, вместе с Анапис, притащил ловушки на планету Глаурия. Маргина-Хамми раскинула сеть на всю планету, и увидела знакомый образ своей дочери, Элайни. Но, кроме Элайни, на планете находился и Бартазар Блут, и Шерг.

— Ты должен возвратиться на Гренааль и сообщить Маргине и Мо, что Элайни здесь, — сказала Маргина-Хамми. Рохо кивнул и спросил: — А где мы?

Маргина-Хамми раскинула сеть, чтобы проверить свою догадку.

— Скажешь ей, что мы на Глаурии, но тысячу лет назад, — сообщила Маргина-Хамми.

— Репликация по времени запрещена, — удивлённо сказал Рохо.

— Мы имеем дело с незапланированной репликацией, — сказала Маргина-Хамми, — так что перемещаться, так или иначе, придётся.

— А ты? — спросил Рохо.

— Я пока останусь здесь, чтобы забрать Элайни, — сказала Маргина-Хамми.

— А что делать с ними? — спросил Рохо, глядя на Анаписа и Альмавер.

— Они сами выбрали свою судьбу, — сказала Маргина-Хамми.

Они разошлись: Маргина-Хамми отправилась к озеру, а Рохо ушел на станцию репликации. Анапис, вместе с Альмавер, остался возле хижины, радуясь, что они оказались живы.

Маргина-Хамми нашла Элайни и Бартазара Блута во дворце, на месте будущей столицы, Фаэлии. Бартазар Блут изображал из себя Сергея, а Элайни ему верила. Бывший Хаммипапа, начитавшись в библиотеке трудов какого-то Бартазара Блута, возомнил себя ученым и присвоил себе его имя. Кроме того, оказалось, что он влюбился в Элайни. Когда Маргина-Хамми появилась перед их глазами, Элайни обрадовалась, а Бартазар Блут, застыл, не зная, что ожидать от Хамми. Они вышли на улицу и прошлись по широкой единственной аллее, усаженной молодыми каштанами, торчащими, как прутья из размокшей земли. Весна брала своё, обнажая землю, показывая её наготу солнцу, чтобы оно прогрело холодное нутро и дало жизнь дремавшим росткам.

Весна чувствовалась и в воздухе, потерявшем жгучую колкость ветра и наполнившимся мимолётным теплом солнечного утра.

— Ты хорошо поработал, — сказала Маргина-Хамми, оглядываясь на дворец, — при других обстоятельствах тебе можно сказать только спасибо.

— Ты ведь не скажешь Элайни? — спросил Бартазар Блут, посматривая на кота, жмурившегося от солнца.

— Пока она не родит, не скажу, — ответила Маргина-Хамми.

Впрочем, им вдвоем вскоре пришлось бороться со всеобщим злом, которое, случайно, выпустил Шерг, именующий себя Ерхадином. Вместе с Творцом Глаурии, Харомом, они смогли победить тварь. Правда, для этого Харому пришлось погрузиться в недра планеты Глаурия. Харом ушёл, оставив их двоих, точно знал, что им следует решить все вопросы здесь, без Элайни.

— Зачем ты это сделал? — спросила Маргина-Хамми.

— Я не виноват, — обречённо ответил Бартазар Блут, — Фатенот связала меня с Элайни, а дальше я всё делал, как в бреду.

— То, что ты сделал похоже на спланированную операцию, а не на бред, — ответила ему Маргина-Хамми. — А куда ты девал Сергея?

— Я не знаю, где он, — развёл руками Бартазар Блут, — он летел на глеях сзади, когда я отправлял Элайни на Глаурию. Глеи здесь, а Сергея нет.

— Не верю я тебе, — ответил ему кот. — Зачем ты притворялся Сергеем?

— Чтобы заслужить её доверие, — ответил Бартазар Блут.

— Когда она узнает, что ты не Сергей, какое к тебе будет доверие? — спросил Хамми.

— Ты не скажешь, — неуверенно произнёс Бартазар Блут. Они возвратились во дворец и обнаружили там Анаписа, вместе с Альмавер, кроме того к Элайни прилетал Шерг на змее.

— Сейчас я его найду, и он больше не будет тебе докучать, — сказал Бартазар Блут.

— Не нужно, Серёжа, — остановила его Элайни, — зачем продолжать войну, которая нам без надобности. Кстати, как он сюда попал?

— Я бы тоже хотел знать, — сказала Маргина-Хамми, — но мы вряд ли получим вразумительный ответ.

— Хватил о грустном, — сказал Бартазар Блут и сунул руку в карман, — я забыл передать тебе один подарок.

С этими словами он вытянул перстень с голубовато-зелёным камнем и протянул его Элайни. Она надела его на палец и залюбовалась.

— Так похоже на то, что я оставила Байли! – воскликнула она, глядя на Бартазара Блута — Как наше, фамильное.

— Амазонит, — сказала Маргина-Хамми, вскакивая на руки Элайни. – Только в нем родовая сила. Кто подарил? — спросила он у Бартазара Блута.

— Ты его знаешь, — ответил тот, открывая глифому. Маргина-Хамми взглянула и удивилась: — Харом?

— Кто такой Харом? — спросила Элайни, поглаживая рукой с кольцом кота. На фоне Маргины-Хамми кольцо смотрелось сногсшибательно.

— Тот, который хотел тебя удивить, — сказал Бартазар Блут и добавил: — У меня ещё один подарок.

С этими словами он вытащил из-за пазухи деревянное, расцвеченное радужными цветными линиями мэтлоступэ[27], устройство для полёта, непременный атрибут каждой фреи.

— Моё мэтлоступэ! — радостно воскликнула Элайни. – Где ты его взял?

— Я его подобрал там, где ты приземлилась, — ответил Бартазар Блут, — только не имелось случая, чтобы тебе отдать.

Маргина-Хамми хмыкнула на руках Элайни.

Через несколько дней насыпало столько снега, что ступеньки крыльца скрылись совсем, и прямо от дверей шла гладкая и ровная, искрящаяся под солнцем, снежная поверхность. Как всегда, совсем неожиданно, Элайни родила дочь, которую назвала Марго. Маргина-Хамми и Бартазар Блут придерживались договорного перемирия, ожидая, когда малышка Марго немного окрепнет, чтобы переносить перемещение через репликатор, а о дальнейшем не загадывали. Маргину-Хамми очень интересовало, куда девался Сергей, но Бартазар Блут, похоже, и сам не знал. Впрочем, Маргина-Хамми не особенно ему верила, так как Бартазар Блут не открывался ей полностью.

Маргина-Хамми оставила всех во дворце, а потом незаметно набросила на себя экран и отправилась на станцию репликации, намереваясь её проверить, так как поведение Бартазара Блута не внушало ей доверия, а если говорить прямо, то сильно беспокоило. Отправив на станцию привычный код регистрации, Маргина-Хамми машинально двигалась дальше, но натолкнулся на гладкую чёрную поверхность, которая с лёгкостью деформировала его морду до блина, чем сильно кота озадачила. Несколько смущённая таким обстоятельством, Маргина-Хамми повторила код, но стенка не опала. Тогда она уселась рядом со стенкой, отражаясь в ней тёмным силуэтом, и принялась перебирать коды сотней параллельных потоков, пока стенка не опала.

Код оказался совершенно простой, «харом», и Маргина-Хамми засомневалась, что его поставил Харом, Создатель данного мира, а больше подозревала Бартазара Блута, который не отличался щепетильностью в своих действиях. Как бы там ни было, Маргина-Хамми опустила стену и подошла к кольцу репликатора, стоящего вертикально. Она принялась методично проверять все блоки и узлы, понимая, что ее могут ожидать сюрпризы. Оказалось, что не напрасно – в репликаторе отсутствовал временной блок, так что тот, кто воспользовался репликатором, попал бы неизвестно куда. При первом приближении в ту же временную отметку или в недалёкое прошлое, но гарантии никто дать не мог. Маргина-Хамми решила не рассказывать Бартазару Блуту о том, что она обнаружила.

Заботясь о безопасности домашних, Бартазар Блут поставил купол над дворцом, чтобы в него, без спроса, никто не мог забраться и прикрепил к нему несколько своих симпот, желая знать, кто нежданно попытается попасть к ним в гости. Элайни об этом не говорили, чтобы не тревожить, но Маргина-Хамми и Бартазар Блут решили, что отныне покидать дворец будут только по одному.

Несмотря на такую ситуацию, Маргина-Хамми, задним умом, который есть даже у Хранителей, подумала, что нужно бы проследить, куда девался тот блок с репликатора. Можно обойтись без блока и прыгнуть на любую планету, а оттуда перенестись в будущее, где жила семья Элайни. Для Хранителей перемещения совершенно безопасны, а для людей не очень: любой вид флуктуации пространства или времени могли занести человека куда угодно. Хорошо, если планета будет приспособлена для жизни, а если нет. Кроме того, Маргина-Хамми боялась, что ее, а ещё хуже – Элайни, при таком перемещении поймают Банди и Дульжинея.

Оставив Бартазара Блута дома, она отправилась на станцию репликации, а так, как время не терпело, то Маргина-Хамми шуганула вверх по дуге и через пару десяток прасеков плюхнулась в озеро возле острова, вскипятив несколько кубов воды. Выбравшись на остров, она опять обследовала станцию репликации, обнаружив явные следы, не замеченные ей сразу, и Маргина-Хамми поняла, что Бартазаром Блутом здесь и не пахло. След шёл по земле, явный и нескрываемый. «Что ему скрывать, — подумала Маргина-Хамми, — он здесь хозяин». Харом, Созидатель, несомненно, снял этот блок с какой-то целью и он не тот, с кем можно тягаться.

К тому же, раскинутые симпоты говорили, что он, наполовину расплавленный, лежит на такой глубине, что достать его оттуда вряд ли кому удастся. Зажав внутри себя тварь, а в левой руке удерживая плазменного драха, Харом в скором времени не появится на поверхности. Идя по следу, Маргина-Хамми добралась до озера Сван, где отпечатки уходили в воду, указывая на остров у устья речушки Вьюнки.

След, через озеро, вёл к закрытой замаскированной железной двери. Маргина-Хамми, просканировала и набрала код. Дверь скрипнула и отошла в сторону, открывая тёмный проём. За дверью начинались ступеньки, уходящие глубоко вниз. Заглянув туда, Маргина-Хамми увидела далёкое дно, которое покрывала поблёскивающая огнём полурасплавленная масса, дышащая жаром. Харом, судя по симпотам, находился ещё ниже, сжимая внутри себя Джи, а плазменный драх раскалённым бревном торчал слева.

То, что она искала, лежало внизу, в нише, ответвляющейся от центрального ствола, и Маргине-Хамми пришлось по ступенькам кружить до нужного уровня, чтобы попасть в сводчатый зал, где в самом конце, на маленьком карнизе пологой стены, обнаружила временной блок.

Забрав его, она поднялась наверх и оставила блок внутри, возле двери, которую закрыла. «Здесь надёжнее», — подумала Маргина-Хамми и отправилась во дворец.

***

Когда Маргина-Хамми вернулась назад, оказалось, что на дворец напал Шерг на змее. С ним, в отдалении, дрался Бартазар Блут, а Маргина–Хамми занялась бойцами Шерга, которые угрожали напасть на дворец. Она рвала лица наступающих бойцов, что оказалось для них страшнее смерти. Через несколько мгновений всё войско Шерга с воем носилось по полю, пытаясь убежать от кошмара, рвущего им носы и щёки, но рыжее чудовище без устали гонялось за ними, так что воинство разбежалось во все стороны, убегая домой, подальше от этого страшного края земли.

Утолив свою жажду мести, выкопанную из дальних глифом кошачьей души, Маргина-Хамми отправился во дворец, чтобы успокоить Элайни. Возле дверей дворца стоял Анапис с палкой в руках и подозрительно смотрел на рыжее безобразие, приземлившееся во дворе. Кот обрёл облик кота и сообщил: «Я Хамми», — успокоив Анаписа.

— Всё в порядке? — спросил кот, чтобы Анапис расслабился.

— Да, — ответил Анапис и поинтересовался: — А что с нападающими?

— Их больше нет, — ответила Маргина-Хамми и отправилась к Элайни. Когда она открыла дверь в её комнату, все были в сборе: Алида носила на руках маленькую Марго, Элайни успокаивала перепуганную Альмавер, а племянники Алиды стояли возле дверей и молчаливо глазели на всех.

— Где Сергей? — первым делом спросила Элайни.

— Он преследует Шерга и змея, — успокоила её Маргина-Хамми, раскидывая свои симпоты для поиска Бартазара Блута.

— Ты можешь ему помочь? — прервала ее поиски Элайни.

— Хорошо, — согласилась Маргина-Хамми и добавила: — Сюда никто не придёт.

— Спасибо, котик, — погладила её Элайни. Котик предпочёл бы остаться, но, заглянув в голову Элайни, увидел её беспокойство и отправился на улицу. Превратившись в рыжего глея, Маргина-Хамми махнула крыльями и отправилась в сторону станции репликации – именно туда улетели глеи, Шерг и Бартазар Блут. Когда она подлетала к зелёной горе с частоколом скал наверху, то уже знала, что станции репликации нет, также как нет ни Бартазара Блута, ни глеев. Чтобы найти какие-то следы, Маргина-Хамми перелетела скалы, увидела озеро и пустой остров, на котором, кроме сорок, о чём-то спорящих, никого не было.

«На безрыбье и рак рыба», — вытянул она из глифом земную пословицу, а потом бросила симпоты в головы сорок. И вовремя, а не то они бы забыли ничего для них не значащий эпизод, когда три летающих белых зверя, с мужчиной на одном, улизнули в большое кольцо, а за ними, туда же, бросилось трёхглавое чудовище, осёдланное одноглазым мужчиной в маске.

— И что мне теперь сказать Элайни? — спросила она у сорок, но те игнорировали одиноко сидящего рыжего кота, решающего задачу, любые ответы на которую неприемлемы. Элайни, выслушав кота, не очень поверила Маргине-Хамми, продолжая ожидать Сергея.

Вскоре после этого приехали гости. Из кареты вышел мужчина приятной наружности и с умными глазами, который помогал выйти молодой женщине с ребёнком в руках.

— Проходите в дом, — пригласила Элайни, гостеприимно распахивая входную дверь.

— Спасибо, — учтиво сказал мужчина, и бросил острый взгляд вокруг. «Да, этот парень не прост», — подумала Элайни, желая знать, что за людей занесло к ней, но спрашивать не стала, если нужно – скажут сами. Гости прошли в дом, а кучер отказался, только спросил, где можно покормить лошадей. Элайни показала на коровник, в котором хватит места и для пары лошадей. Молодая женщина раздела ребёнка и, ничуть не опасаясь, усадила его в кресло, на которое указал малыш. Маргина-Хамми, умиляясь, вскочила на кресло и пристроилась возле ребёнка, а тот принялся её гладить.

— Меня зовут Гинейм, — сообщил мальчик. Элайни всплеснула руками и подняла глаза на женщину: — Он разговаривает?

— Да, с самого рождения, — сообщила молодая женщина. — Меня зовут Барриэт, а это мой друг Варевот, — она указала на мужчину, стоящего у неё за спиной.

— Может, мы сядем за стол и пообедаем? — предложила Элайни. Барриэт, без всякого жеманства, кивнула, соглашаясь. Накрыли стол, за который уселось всё семейство Элайни, включая брата Алиды и её племянницу с мужем. Висевшая в воздухе тишина, нарушаемая только стуком ножей, вскоре перешла в лёгкое оживление и Барриэт с Варевотом почувствовали себя как дома. Элайни не кушала, так как поела раньше, а кормила грудью Марго на диване. Гинейм, которого Барриэт кормила супчиком, наевшись, сообщил: — Я хочу к ней, — указывая на Марго.

Когда его усадили, он внимательно за ней наблюдал, а потом по-детски спросил: — Почему ей не дают суп?

— Она же маленькая, — улыбнулась ему Элайни.

— Мы приехали сюда, чтобы заключить мир на века, — сообщил цель приезда Гинейм, нарушая все дипломатические протоколы.

— Разве мы с тобой в состоянии войны? — сказала ему Элайни, сдерживая смех.

— С вами воевал мой отец, — как бы, между прочим, сообщил Гинейм, поглаживая высунутую из пелёнки ручку Маргины.

— А кто твой отец? — спросила Элайни, глядя не на Гинейма, а на Барриэт.

— Мой отец Ерхадин, — сообщил малыш, но, видя недоумение Элайни, разъяснил: — Вы знали его, как Шерга.

Лицо Элайни потемнело, а Барриэт удивлённо смотрела то на сына, то на Элайни.

— Я не знаю никакого Шерга, — сообщила она Элайни и, глянув на сына, заметила: — Он, наверное, перепутал.

— Она знает, — сказал Гинейм, показывая на Элайни.

— Он всегда такой умный, — рассказывала о сыне Барриэт. — И я всегда его слушаюсь, — сообщила она Элайни полушёпотом.

— Я, тоже, его слушаюсь, — сказал Варевот, который покушал и стоял возле дивана.

— У меня не очень приятные вспоминание о Шерге, — начала Элайни, но её перебил Гинейм: — Его нет, давайте говорить о будущем, ведь нам с Марго в нем жить.

Элайни чуть слезу не пустила от умиления.

— Он, и правда, необыкновенно умный, — сказала она Барриэт и спросила: — Что вы хотите?

— Они хотят мира на века, а границу между королевствами провести по Лее в среднем её течении, — сообщила Маргина-Хамми, сидя на коленках Гинейма.

— Ваш кот под стать нашему Гинейму – очень умный, — удивившись говорливому коту, впервые улыбнулась Барриэт.

— Хамми, о каких королевствах ты говоришь? — спросила кота Элайни.

— О королевстве маргов, король которого Гинейм, и королевстве фрей, где королева ты, — разъяснила Маргина-Хамми, как фокусник, вытаскивая из-под себя трубку бумаги и два пера.

— Хорошо, — засмеялась Элайни, беря перо, — уговорили. А чернил у нас нет?

— Кровью, — хмыкнула Маргина-Хамми.

— Нет уж, я не дам резать Гинейма, чтобы добыть его кровь, — возмутилась Барриэт. В конце концов, две мамаши кольнули себя в пальцы и расписались на бумаге.

— Бумага-то одна, где будет храниться, — забеспокоился Варевот.

— Я её сохраню, — сообщила Маргина-Хамми, взяла лапой бумагу, и она тут же исчезла.

— Нам нужно возвращаться домой, — сказал Варевот, глядя на Барриэт. Проводы оказались недолгими, усевшись в карету и помахав на прощанье рукой, Барриэт сказала кучеру: «Поехали», — и закрыла двери. Карета выкатила за ворота, в одиночестве стоящие без ограды, и покатила дальше, постепенно исчезая вдали.

— А что делать нам? — спросила Элайни у кота.

— Строить Королевство Фрей, ведь ты на него подписалась, — ответила Маргина-Хамми, провожая симпотами карету, катившуюся среди полей.

***

Вскоре появились новые гости. Как только Маргина-Хамми почувствовала Тёмного, так сразу вышла ему на встречу. Тёмный вел Сергея и, проверив его симпотами, она убедилась, что он настоящий, а не Бартазар Блут. «Натерпелся, миленький!» — с сочувствием подумала Маргина-Хамми, не расспрашивая Тёмного, откуда он взялся. Она помнила это из прошлой жизни

— Он ничего не помнит, — сообщил конь коту, а тот ещё раз зыркнул на Сергея зелёными глазами. «Какую-то пакость договариваются мне сделать», — подумал Сергей, просматривая пути отхода, но потом решил, что от этих инопланетных тварей не убежать. «Не иначе, как опыты по скрещиванию хотят сделать, — снова подумал Сергей, глядя на недовольную мину кота: — Что у них, нормальные котята не получаются?» Маргина-Хамми хихикала, читая его мысли, и сказала ему: — Пойдём, — а жеребцу вильнула хвостом:

— До встречи, Тёмный!

«Ага, они ещё встретятся, — думал Сергей, — так что, возможно, не всё потеряно и меня вернут назад». «Если всё исполнишь!» — ехидно подсказала Маргина-Хамми.

Кот неспешно шагал вдоль речки, бегущей издали между гор, а Сергею ничего не оставалось делать, как идти за ним. Постепенно горы закончились, и впереди открылось ровное пространство, покрытое густым лесом с синими вкраплениями озёр, тянущихся вдоль речки.

— Кот, далеко ещё? — спросил Сергей, шагая за рыжим котом, который не подавал никаких признаков усталости. Кот ничего не ответил и Сергей погрузился в себя, рассуждая, что его ждёт, там впереди. Глядя на кота, не скажешь, чтобы их порода нуждались в осеменителях, оставалось надеяться, что та особа, которой Сергей потребовался, не будет каракатицей и в ней будет что-либо человеческое.

«Она не каракатица, придурок!» — услышал Сергей внутри себя и понял, что кот читает его мысли. «Вот незадача, — расстроился он, — и не спрячешься никак». Но то, что будущая невеста не уродина, его порадовало.

Вдалеке показалось странное здание с куполом, на котором острым шпилем поднимался флагшток, на конце которого раскинул крыльями какой-то крылатый зверь. Купол опирался на четырёхугольное здание, в углах которого расположились причудливые башенки. Здание окружал молодой сад, уже с листочками, но не способный скрыть, ни купол, ни башенки.

— Что это? — спросил Сергей, уже не ожидая ответа от неразговорчивого кота.

— Столица Страны Фрей – Фаэлия, — неожиданно разговорился кот.

— А Элайни, к которой меня ведут – принцесса, — с сарказмом спросил Сергей.

— Бери выше – королева, — ответил ему кот, а у Сергея полезли глаза на лоб.

Маргина-Хамми сочувствовала Сергею, память которого не удержала многих событий в его жизни и по ночам, когда он спал, навевала ему сны, в которых прокручивала всю его жизнь. Видимо, её усилия, дали свои плоды, так как вскоре её зять и Элайни снова стали неразлучными и любили друг друга.

А потом пропала Марго. Зная всё наперёд, Маргина-Хамми улетела на остров Харома, чтобы на косе вырастить растение, названное впоследствии «пейли». Данное растение выделяет сок и кислород, в результате чего мелкие пузырьки превращаются в один, большой купол, прикреплённый к камням на дне. Растения дали потомство и Маргина-Хамми оставила их на волю подводных волн. Потом долго плавала в водах океана, пока не поймала подходящего говорливого дельфина.

«Хочешь быть новым животным?» — спросила его Маргина-Хамми, и глупенькое животное согласилось. Маргина-Хамми опустилась на дно, обездвижила дельфина и закрыла пространство над собой куполом. Спустя несколько дней, дельфин пришёл в себя. Маргина-Хамми вбросила в его голову программу поведения и знания, необходимые для жизни нового существа. Несмотря на то, что ни одна мысль о судьбе Марго не мелькнула в глифомах Маргины-Хамми, все свои действия она направляла на её спасение. Взращенное Маргиной-Хамми животное принесло первые плоды, если почки назвать плодами, которыми оно покрылось через некоторое время.

Почки отваливались на ходу, превращаясь в полноценных миниатюрных решек, как их назвала Маргина-Хамми. Решки добросовестно росли, взрослели и занимались рассадой водорослей пейли, а те, выпуская пузырьки с воздухом, выделяли сок, из которого на дне океана в районе Малой косы появилась сотня куполов, в которых охотно селились решки.

Маргине-Хамми не пришлось делать селекцию — так удачно произведённые на свет решки полностью выполняли задуманное для них задание, и вскоре вдоль Малой косы потянулась цепочка куполов, дотянувшаяся до Земли Харома. Маргина-Хамми решила сделать перерыв и отправился назад, в древнюю Фаэлию, чтобы успокоить Сергея и Элайни.

***

Прилетев домой, Маргина-Хамми забыла затормозить и врезалась в землю прямо в саду, под окнами дворца. Гуляющая в саду Бони увидела, как дымящая Маргина-Хамми выбирается из дырки в земле и подбежала к ней помочь.

— Хамми долбанулся, — сообщила она подошедшему отцу, Анапису.

— У меня всё в порядке, — сообщила Маргина-Хамми, восстановив свой цвет.

— Что с Марго? — напряжённо спросил Анапис.

— Насколько я могу судить, с ней всё в порядке, — дипломатично ответила Маргина-Хамми и Анапис с облегчением вздохнул.

— А где она? — спросил Бони и Маргина-Хамми ответила: — Пока, вне зоны досягаемости.

«Вот, так и Элайни скажу», — решила она и направилась к парадной двери, которую прошла, не открывая.

— Что скажешь, котик? — спросила Элайни и Маргина-Хамми без математических формул доложила:

— То, что ты ждёшь, произойдёт, только в будущем, не сейчас.

Неизвестно, как поняла его Элайни, или то, что впрыснула ей Маргина-Хамми, подействовало, только она приободрилась, и кот не стал лезть ей в душу симпотами, чтобы, случайно, не растревожить.

— Ты куда? — спросила Элайни.

— Сергею доложу, — сообщил кот, и Элайни укрепилась во мнении, что кот не врёт, а что-то знает.

— Скажи, я жду его к обеду, — сказала она, и Маргина-Хамми убежала вприпрыжку, используя благоприятный момент. Элайни вытерла остатки слез и случайно оцарапала лицо перстнем с голубовато-зелёным амазонитом. «Всё из-за него!» — вдруг подумала она, с ожесточением стягивая его с пальца. Сжав перстень в кулак, Элайни подошла к окну и со всей силы зашвырнула его в кусты. «Вот, так! — удовлетворённо подумала она: — Нет перстня, нет проблем!»

В это время Маргина-Хамми, ориентируясь по стуку топора, вышла на поляну и увидела, что Сергей завалил столетнего дуба.

— Зачем ты так его? — спросила она.

— Сделаю из него новый столик для Марго, — помолчав немного, сообщил Сергей и сел на ветки опрокинутого гиганта.

— Здесь хватил мебели на сто персон, — подсчитала Маргина-Хамми.

— Не жадничай, — сказал Сергей и спросил: — Что слышно?

Маргина-Хамми высыпала все формулы и раскладки в его голову.

— А проще нельзя? — спросил его Сергей.

— Проще пареная репа, — парировала Маргина-Хамми, не оставляя надежд Сергею, потом добавила: — Элайни ждёт тебя к обеду.

Сергей поднял брови, потом спросил:

— А ей как сказал?

— Ей сказал проще, — ответил кот, подняв хвост трубой.

— Хитрый жук ты, а не кот, — констатировал Сергей, но домой шагал бодро. «Вот, таким образом, дождёмся», — подумала Маргина-Хамми, рассчитывая, на сколько дней хватит этой бодрости.

А потом появился Тёмный и забрал Сергея и Элайни в будущее, где их ожидала Марго. Маргина-Хамми осталась с будущей королевой Бони, чтобы её род не прервался, так как Маргина-Хамми – потомок этого рода.

Правда, однажды пришёл гость, которого здесь не ждали. Он долго находился возле станции репликации, чтобы привести в прилежный вид место, где приземлилась перемещённая станция репликации, ясно понимая, что Элайни он уже не застал, да и симпоты не улавливали её радужный огонёк. Бартазар Блут отправился к озеру Сван, а чтобы Маргина-Хамми в нем не сомневалась, впервые за всё время открыл ей свои глифомы. Но Маргина-Хамми смотреть глифомы не стала, что немного смутило Бартазара Блута. Когда он подошёл к озеру, Маргина-Хамми сидела возле воды и ждала.

— Зачем ты пришёл? — спросил она у Бартазара Блута. Сказать о том, что он хочет всё знать, неуместно моменту, и Бартазар Блут нейтрально спросил:

— Как дела?

— Как печка бела, — ответила Маргина-Хамми, повернувшись к нему. — Сразу говорю, что здесь ты не останешься.

— Я и не собираюсь, — ответил полуправду Бартазар Блут.

Они сидели на берегу: человек в старинном пенсне и рыжий кот с зелёными глазами и думали о прошлом, которое стало и будущим, размышляя, каждый в себе, о людских судьбах, так или иначе, их касавшихся. Их переполняли человеческие эмоции, которые, со временем, становились им ближе и ближе, стараясь понять, почему их Бог, который всё видел, не дал изначально такой способности.

— Вы правы, некоторым пора задуматься о вечности, — раздался голос сзади и сидящие у берега вздрогнули. Оглянувшись, они увидели Наблюдателя, товарища Тёмного, собственной персоной.

— Надеюсь, товарищ Бартазар Блут понимает, что он нарушил несколько правил Кольца? – сообщил конь, глядя на Бартазара Блута большими глазами с длинными ресницами.

— Я вам не товарищ, — ответил Бартазар Блут и спросил: — Что мне грозит?

— Заключение в кокон или дезинтеграция, — буднично ответил Тёмный.

— На пятьдесят два гигапрасека? — ухмыльнулся Бартазар Блут.

— Вы все прекрасно поняли, — ответил ему конь. Бартазар Блут встал и постоял несколько мгновений, а потом повернулся к коту:

— Скажи, она была счастлива?

— Да, — ответила Маргина-Хамми. Бартазар Блут застыл на несколько мгновений, а потом повернулся к Тёмному: — Я сам.

Он шагнул к берегу и начал оплывать прозрачными каплями в воду, словно тая от солнца. Повернув уже обезображенное и оплывшее лицо к Маргине-Хамми, он сказал: — Я рад, что она была счастлива.

Кот отвернулся, а лошадь внимательно раскинула симпоты, проверяя процесс дезинтеграции. Вскоре от Бартазара Блута не осталось и капли и товарищ Тёмный, осмотрев всё, сообщил:

— Я ухожу, может кого-то подвести?

— Не нуждаемся, — ответила Маргина-Хамми, почему-то жалея Бартазара Блута и его судьбу, сотканную в шутку Фатенот – женщиной с двумя лицами, грустным и весёлым.

Бартазар Блут узнал её грустную половинку лица, но кто сказал, что в его новой судьбе через пятьдесят два гигапрасека вперёд она не покажет ему свою вторую половинку – весёлое лицо.

Репликация тринадцатая. Мо

Маргина-Хамми прожила в замке тысячу лет, сопровождая жизнь своего рода, и дождалась появления своих дочерей, Элайни и Байли. Когда Элайни исполнилось шестнадцать лет, она знала, что уже не сможет быть Маргиной-Хамми и ей уготована какая-то другая роль. «Теперь у меня, наверное, есть возможность перейти в тело Туманного Кота», — размышляла Маргина-Хамми, понимая, что за всё время своего существования она так и не смогла хоть на йоту погрузиться в сущность данного кота.

Чтобы не попасть впросак, она превратилась в воробья, а вместо себя поймала приблудного рыжего кота, чтобы он мог заменить её, как Глюк. Кроме того, должна была появиться Маргина-Глюк и, чтобы её не спугнуть, требовалось соблюдать осторожность. Её воробей автоматически принимал рыжую окраску, стоило Маргине-Хамми немного отвлечься. Чтобы не морочиться, она оставила такой неестественный цвет, тем более что он раздражал её бывшую соперницу, Иссидию.

Неожиданно для себя она столкнулась с Маргиной-Глюком, когда наблюдала за Иссидией. Щелкнув её по носу, Маргина-Хамми думала, что реальность изменится и Маргина-Глюк удерёт, но вместе с ней оказалась на мощенной булыжником дорожке, а рыжий кот попытался скрыться в кустах. Над собой она увидела знакомые фигуры Дульжинеи и Банди в мышином обличье.

— Я ведь предупреждал, что она не выдержит, — сказал Банди, поглядывая на кота и поверженного воробья.

— Я больше не буду, — пролепетала Маргина-Глюк, а Маргина-Хамми вообще не шевелилась, изображая дохлого рыжего воробья.

— Ты хотела изменить уже произошедшее, а этого делать нельзя, — сказала Дульжинея и спросила: — Ты больше не будешь?

— Не буду, — сказала Маргина-Глюк, отдуваясь за двоих, и хихикнула не к месту: — Можете мне пасть порвать и моргала выколоть.

— С удовольствием такое бы сделал, — сказал Банди. Дульжинея, поднимая веки рыжего воробья, поспешила сказать: — Она больше не будет.

— А пусть попробует! — с вызовом сказал Банди и исчез вместе с Дульжинеей. Маргина-Хамми облегченно вздохнула и тут же услышала возле уха голос Банди: «Мы за тобой наблюдаем!» Она быстренько ожила и взлетела в воздух, а Банди напутствовал её словами: «Хаммипапу оживи!» Слова Банди покрепче приказа, поэтому она полетела в направлении репликатора, где, на полпути, приземлилась возле озера. Усевшись на берегу в виде привычного кота, она долго выискивала на дне рассыпавшиеся частицы бывшего Бартазара Блута, а потом начала его собирать, как Хаммипапу.

Мелкие полупрозрачные капли собирались вместе, как магнитом, притягиваясь друг к другу и сбиваясь в комок. Проплывающий рядом губастый сазан заглотал их всех разом и, довольный, уплыл, не заметив, что капли, попав в желудок, превратились в одну, большую, которая провалились вниз, в ил, как будто желудок сазана совсем дырявый.

Рядышком появилась ещё одна большая капля, а если бы кто забрался под воду и посмотрел вниз, то увидел бы, что всё дно усеяно такими же каплями, которые медленно, но неуклонно собирались в одно место – туда, где остановился взор рыжего кота.

Нетерпеливый кулик-сорока обосновался невдалеке и, пару раз прокричав: «Ке-вик, ке-вик», хотел опустить свой красный клюв в воду, но, присмотревшись к коту, не рискнул и улетел на другой берег. Плавающий рядом сазан не успокоился и нацелился на более крупный кусок, но тот, неожиданно для сазана, превратился в ужасное безобразие, которое щёлкнуло челюстями и чуть не заглотнуло сазана в себя. Испуганная рыба мгновенно скрылась в зарослях вьющихся растений, поднимающихся со дна.

Плавающие челюсти скуксились и вытянулись вверх к поверхности озера, где, переливаясь, как фонтан, поднялись бесформенной пастью с одним глазом над ней, которая схватила кота за голову, но ничего сделать не смогла. С сожалением оставив голову, челюсть захлопнулась, уткнувшись в кота единственным глазом, всё время вытягиваясь вверх и раздаваясь вширь, пока не нависла над ним изогнутой тушей. Под глазом существа появилось ухо, которое пошамкало и сказало: — Кто я?

— Ты Хранитель, — ответил Маргина-Хамми и бухнула в глифомы существа стандартную модель Хранителя. Существо задёргалось во все стороны, попеременно принимая разнообразные лики, потом пошло радугой, пока не остановилось на чёрном человеке, который плавал лицом и конечностями.

— Пойдём, — сказала Маргина-Хамми и, перебирая лапами, двинулась прямо по воде, едва её касаясь. Хранитель отправился за ней, нелепо переваливаясь, иногда оплывая, как свечка, и пропадая в воде, а потом снова появляясь, поправляя перепрыгнувшие на лоб глаза. Они медленно перешли на другой берег и двинулись вдоль реки, впадающей в озеро.

— Куда мы идём? — дискантом, переходящим в бас, спросил Хранитель и Маргина-Хамми, показывая лапой на далёкий зелёный холм с частоколом скал наверху, сказала:

— Туда. Там станция репликации.

Добравшись до озера на вершине горы, Маргина-Хамми посчитала, что выполнила свою миссию и сообщила будущему Хаммипапе:

— Жди здесь рыжего кота и выполняй его приказания.

Забравшись на одну из вершин цирка, Маргина-Хамми наблюдала за окрестностями, ожидая того времени, когда сюда придёт Элайни вместе с Сергеем, чтобы их защитить на Земле в качестве Туманного Кота. Перед тем, как они появились, она увидела в небе самолёт Боинг 767. Бросив в него симпоты, Маргина-Хамми обнаружила в нем Маргину и, вдрызг пьяного Мо, который поминутно выпадал вниз, сквозь кресло и корпус самолёта, а Маргина каждый раз втягивала его внутрь салона. «Бляха-муха! Да тут все причинно-следственные связи обрушатся!» — испугалась Маргина-Хамми и быстренько вытолкала самолёт обратно, на Землю. «Пора завязывать с репликациями!» — вздохнула она, тревожно ожидая дочерей.

Вскоре появилась Элайни, вместе с Байли, сопровождаемая Хенком, Сергеем и Фростом. Когда они появились, она запоздало вспомнила о Рыжике, который припёрся вместе с остальными на станцию репликации. Чтобы он ей не мешал, Маргина-Хамми шуганула его, сделав маленькое светопреставление, перепугав и своих дочерей и попутчиков. Рыжик, от греха подальше, удрал в свою галактику. В день отправки Сергея на Землю, Маргина-Хамми дождалась момента, когда кольцо репликатора покрылось голубым серебристым туманом, и обвила Элайни и Сергея в кокон, предохраняя их от неприятностей.

Каково же было её удивление, когда она, вместе с Элайни и Сергеем оказалась на планете Парники. А как же Туманный Кот?

Пока она приходила в себя, Хамми, опутал её сеточкой, лишив всякой возможности двигаться. «Так я, что, Мо!» — с удивлением подумала она и услышала под ухом хихикание Банди. Превращение её из Маргина-Хамми в Маргину-Мо смутило её и заставило вспомнить всё, что она проделывала с Мо. Её любовные похождения с Мо заставили её покраснеть и снова завопить: «Я что, занималась любовью сама с собой?» «Да!» — хихикнул подлый Банди.

«Но ведь там был настоящий Мо?» — возмутилась Маргина, вспоминая, как она в виде Хамми проверяла симпоты Мо. «Возможно! — легко согласился Банди и ехидно добавил: — Но настоящее время может всё изменить. Тебе придётся потрудиться, чтобы не изменить будущее!»

«Я не знаю, милочка, как ты справишься с этой пикантной ситуацией, — хихикнула Дульжинея и добавила: — Ах, ты и баловник, Банди!»

«Вот заразы!» — возмутилась Маргина-Мо, а в ответ услышала философскую тираду Банди: «Не кусай руку дающего!»

Пришлось соответствовать и играть роль Мо, тем более что Элайни уже проснулась.

— Хамми, миленький, ты живой? — обратилась она к Хамми, который, закончив с ней, копался симпотами в Сергее. «Пока он приводит его в чувства, мне необходимо удрать», — вспомнила Маргина-Мо и принялась выпутываться из сеточки Хамми, не нарушая её формы. Потом поставила пароль на репликаторе и незаметно ушла вперёд, в направлении грузовой станции репликации, не пропадая из вида Хамми.

Естественно, за ней устремились в погоню. Что, в результате, и требовалось, так как преследование продолжалось по заранее известному плану. Единственное, чего Маргина-Мо не хотела делать, та это поддаться ящеру аллозавру, чтобы он её съел. К тому же эта подлая тварь не хотела Маргину-Мо кушать, и пришлось попотеть, чтобы прижать её в углу. «Чтобы ты подавился, зараза!» — подумала она, прыгая ему в пасть, а так как желание было искренним, то тварь подавилась и чуть не сдохла, ожидая, когда её сразит Хамми. Тот, наконец, притопал и долго пилил динозавра пополам, обжигая Маргине-Мо бока, пока она не вывалилась наружу. Спаситель, блин!

Когда они перебирались через реку, Маргина-Мо заранее поместила Элайни в кокон, так что с дочерью ничего не случилось, кроме лёгкого перепуга, а вот зятёк немного расстроился, так что, даже, челка побелела. «Ничего, — думала Маргина-Мо, устраняя в его организме последствия стресса, — больше любить будет!» А отбеленную челочку не трогала, оставляя её, как медаль за страдания. «Так очень красиво и мило», — решила Маргина-Мо.

Случился ещё один неприятный момент, когда в сумерках Маргина-Мо увидела свою дочь, Байли, сидящую в кругу аборигенов. Вспомнив о кольце Харома, Маргина-Мо мысленно закричала: «Харом, тварь позорная, немедленно отправь девочку назад, на Глаурию!» Появился перепуганный Харом, видимо перед этим дремавший, который коротко спросил у неё: «Ты кто?» — на что Маргина-Мо также коротко ответила: «Ты что, ослеп? Я твоя Фатенот!» Байли тут же исчезла, а у себя над ухом Маргина-Мо чувствовала чье-то сопение. «Ты не Фатенот!?» — усомнился Харом. «Если я вернусь, и тебя не будет дома…» — пригрозила «Фатенот» и Харом тут же исчез.

Они вернулись на Глаурию в полном порядке, если не считать того, что очутились не на станции репликации, а перед городом Тизер. Виноват в этом был Хаммипапа, тварь болотная, который полез в настройки кольца репликации, оставаясь дурак-дураком, а потом пришёл на место посадки, ожидая Хамми. Когда, после приземления, Хамми спросил у него, зачем он это сделал, Хаммипапа пробубнил: «Научный эксперимент!». Маргина-Мо доверительно шепнула Хамми: «Запрети ему подходить к репликатору!» — на что рыжий кот только вздохнул.

А Туманный Кот так и остался для Маргины-Мо загадкой, а любые попытки с ним сблизиться кот игнорировал, улыбаясь в усы. Что же касается его сеточки, то забраться под нее хоть одной симпотой не удавалось никому. Правда, он первым усёк, что Шерг может добраться до Байли и сам отправился к ней в Фаэлию. Такое поведение говорило о том, что дочери Маргины ему не безразличны и Маргина-Мо успокоилась, полагая, что время всё рассудит. Тем более, она знала, что Туманный Кот в будущем всегда относился к её семье, как к своей родной.

Они провожали ваду за границу Страны Фрей, и Маргина-Мо со щемящей грустью погружалась в душу Маргины, ощущая её потребность любить. Жаль, что на пути Маргины не нашлось настоящего мужчины, в которого она бы влюбилась без памяти. Брак с Фростом оказался переходящим, несмотря на то, что Маргина два раза пробовала восстановить их отношения. Ва-Гор тоже не пара Маргине, по крайней мере, в плане их интеллектуальной близости, так как близость сексуальная не может долго поддерживать отношения.

Маргина-Мо с удовольствием катала Маргину и Маргину-Хамми, улыбаясь в свои большие усы. Иногда её так и подмывало сказать, что они все – суть Маргина, только в разные периоды её существования, но тихий шорох возле правого уха, от которого веяло холодом, её останавливал.

«Почему только возле правого уха?» — как-то догадалась она спросить, и Банди ответил: «С правой стороны тебя легче прищучить!».

Хамми отправил Хаммипапу в Фаэлию, а на вопрос последнего, что он там будет делать, кот ответил: «Сиди в королевской библиотеке и читай книги!» Впрочем, Маргине-Мо тоже пришлось покинуть Маргину и Хамми, так как на Глаурию свалилась станция репликации из планеты Парники. Делать нечего, пришлось возвращаться в Тизер. Когда Маргина-Мо там появилась, то увидела ни больше ни меньше, как русский атомный ракетный подводный крейсер стратегического назначения «Новомосковск». «Что он здесь забыл?» — подумала Маргина-Мо, в полной мере ощущая проблемы от возникновения не запланированных репликаций. Просканировав головы моряков-подводников, Маргина-Мо превратилась в командующего северным флотом вице-адмирала Владимира Ивановича Кораблёва. Дежурный на рубке крикнул вниз: «Командующий на борту!» — и взял под козырёк. На палубу выскочил капитан Багров, и, глядя с высоты на стоящего на берегу адмирала, тоже взял под козырёк, крикнув во всё горло:

— Команда смирно! Налево равняйсь! Здравия желаю товарищ вице-адмирал!

— Вольно Семён Иванович, — ответил вице-адмирал, по сходням перебираясь на корабль. Багров шагал ему навстречу.

— Ты вот что, Семён Иванович, — сказал вице-адмирал, здороваясь за руку, — собери-ка всех на верхнюю палубу.

Багров подозрительно глянул на адмирала, у которого под носом неожиданно возникли рыжие усы. Встряхнув головой, капитан увидел, что ошибся, и никаких усов нет, отчего дал команду, и из отдраенных люков быстро высыпали моряки.

— Товарищ вице-адмирал, команда крейсера построена, — отсалютовал Багров.

Маргина-Мо в виде адмирала поблагодарила моряков за службу, строго наказав объяснять свое странное поведение ремонтом в море двигательной установки. Капитан крейсера дал команду на погружение, и команда задраила люки. Чёрное здание опало, обнажая вертикально установленное кольцо репликатора, которое заискрилось мелкими-мелкими голубыми разрядами и втянуло атомный ракетный подводный крейсер «Новомосковск» в себя. Не сдерживаемая запрудой вода хлынула маленьким цунами, смывая снег с заснеженных берегов.

А Маргина-Мо вздохнула, преображаясь из адмирала в огромного рыжего кота. Подняв голову, она увидела флаэсину управляемую Перчиком, которая увозила Маргину, Хамми и Леметрию в Боро. Маргина-Мо осталась дожидаться их до утра на станции репликации. Когда, на следующий день, все стали под кольцо репликатора, Маргина-Мо стояла рядом с Маргиной, а когда заискрился голубой туман, поместила её в капсулу, чтобы с ней ничего не случилось.

Но, прогадала, так как они переместились вместе со станцией репликации, и Маргина грохнулась на спину. Убрать последствия падения для Маргины-Мо ничего не стоило, только память сохраняла негативную информацию. Маргина-Мо не стала объяснять Маргине, что её тянет к Ва-Гору, считая, что время покажет, насколько крепка их связь. А сейчас ей можно расслабиться, тем более что приключения у неё записаны по плану.

Первое происшествие возникло в виде проныры Гешека, но он Маргину не заинтересовал, тем более что сам был влюблён в дочь известного адевира из Харданата. Для того чтобы выкупить невесту, ему нужны деньги, которые у Гешека украли люди адевира хабиба Бата. Он не желал дочери Этиоре такого жениха.

Вторым попутчиком Маргины стала девочка Онтэинуола, следующая в Арданар, столицу королевства Армильйон. Её отдавали за долги Доностосу Палдору, советнику короля. Взяв девочку под свое крыло, Маргина продолжила путешествие.

Следующим её попутчиком стал Бегун Бодди, который доставлял королевскую почту. Засмотревшись на странных путешественников во главе с Маргиной, он грохнулся и сломал ногу, поэтому Маргине пришлось его лечить. На постоялом дворе их обокрал Гешек, который за это же поплатился, когда Маргина наказала его на арене цирка.

Оказалось, что Доностос Палдор, случайно появившийся в городе Брилоу, собирался удочерить Онтэинуолу. Вернее, не он, а его жена, Полиния. Маргина, не очень доверяя Палдору, предложила ему и его жене ехать вместе с ней в столицу королевства Армильйон, Арбинар. Не успели они выехать из Брилоу, как прозрачный воздух стал похож на стеклянную линзу, искажая, как волны на воде, степь и редкие коричневые камни-стояки. Впереди огромной метлой прошлись по траве, завивая её в спираль и выкладывая конусом травяной вал, который с огромной скоростью мчался к ним. Небо вдруг потемнело, накрытое темным колпаком.

— Самусь, — закричала Онти и Маргина кивнула Маргине-Мо: — Закрой её.

Маргина-Мо мгновенно изменилась, превращаясь в кокон вокруг Онти, которая испугалась, ничего не понимая. Гешек подскочил к Маргине и крикнул: «Ложись!» – падая вместе с ней на траву. Но травяной конус упорно мчался на них, расширяясь, вырывая траву с корнем и, вместе с пылью, заполняя всё пространство конуса. Гешека, лежащего сверху, крутануло, и Маргина едва успела схватить его за ногу, взлетая в воздух вместе с ним. К ним потянулась утратившая рыжий цвет плоть Маргины-Мо, вытягиваясь в тонкую нить, которая оплела ногу Маргины. Но природа ещё только игралась – мощный поток подхватил Гешека и Маргину, раскидав их по сторонам и унося вверх, разматывая Маргину-Мо, как нитку из катушки.

— Мо брось, — закричала Маргина, — спасай Онти, — и тонкая чёрная ниточка опала, точно услышала. Но тут, ей вдогонку, метнулась молния и расколола небо, погружая сознание Маргины во мрак.

Ураган «самусь» унёс Маргину и Гешека в Харданат, королевство семи адевиров. Стоит сказать, что скучать ей не пришлось, так как её попутчиками стали два шершни, Вава и Жужу, а ещё говорящий медведь Балумут. Вдобавок к ним они встретили летающий остров, на котором путешествовал Лотт вместе со своей женой Ветой. Гешек в очередной раз обманывает Маргину, продав бродячему волшебнику камень, который дает возможность острову летать. Маргина узнаёт, что он собирает деньги на выкуп своей невесты, которая принадлежит к богатому семейству одного из адевиров Харданата. Маргина советует Гешеку украсть невесту, с чем он и соглашается.

В это время Маргина-Мо путешествует с Онти, направляясь вместе с семейством Палдора в столицу. Чтобы им не стало скучно, на их пути встречается саранча, которая неминуемо хочет сожрать путешественников. Маргина-Мо меняет структуру двух кузнечиков. Они, питаясь остальной саранчой, превращаются в двух монстров, которые съедают друг друга. В придачу к Бегуну Бодди, возле города Паллас им в попутчики попадает молодой человек, Уандер, очень страдающий от того, что невидим.

Находясь в гостях у Уандера, Палдор знакомится с мальчиком-сиротой по имени Хабэлуан, который помогает ему найти Онти, похищенную зелёными человечками. Хабэлуан смог проследить их до подземного зала, в котором на хрустальном ложе лежит Онтэинуола. Двенадцать хрустальных колокольчиков отбивали время больших часов на стене. Тонкие голоса зелёных человечков выводили незамысловатую песенку, слова которой Хабэлуан вместе с Палдором разобрал, когда они подошли поближе.

«Слышится хрустальный звон, вон, вон.

Злые духи вышли вон, вон, вон.

На хрустальном ложе дева, ева, ева.

Сном объята королева, лева, лева

За руки возьмёмся, друг, руг, руг.

И замкнём волшебный круг, руг, руг.

Наши руки — ручейками, ами, ами.

Если вместе, то река мы, а мы, а мы».

Зал, погруженный в темноту, освещали сотни мерцающих огоньков, которые излучали какие-то насекомые. Зелёные человечки, не останавливаясь, продолжали песню и танец.

«Ждём двенадцатый удар, дар, дар.

Будет деве послан дар, дар, дар.

Королеву мы разбудим, удим, удим.

Будут счастливы все люди, люди, люди».

Стрелки часов стали в одну линию и раздался мелодичный звон. Когда часы пробили двенадцать ударов, Онти приподнялась на хрустальном ложе и спросила: — Где я?

— Ты у себя дома, моя королева, — вышел вперёд и поклонился маленький зелёный человечек. Онти с удивлением посмотрела на него.

— Я сейчас тебя заберу, доченька, — сказал Палдор, выходя вперёд. Зелёные человечки застыли от изумления. Палдор забрал Онти, но избавиться от зелёных человечков ему не удалось. Они следовали за ней, несмотря на угрозы Палдора. В конце концов, для них пришлось приделать ящик к карете, в котором они путешествовали вместе со своей королевой Онти.

Всё это время Маргина-Мо заботилась об Онти, в то же время не очень афишируя свою опеку. Правда, пришлось туго, когда Блуждающий Неф попытался забрать Онти, чтобы считать информацию, которую он в неё поместил. Маргина-Мо не сразу заметила, что дверь, поставленная на дороге, просто ловушка. Кроме того, Блуждающий Неф приблизился к Маргине, и это беспокоило Маргину-Мо. А потом Блуждающий Неф стал подбирать шифр, чтобы вскрыть станцию репликации и исчезнуть с данной планеты. Чтобы не рисковать, Маргина-Мо оставила Онти на попечение Палдора, которому она доверяла, а сама отправилась к станции репликации. По пути она встретила Монсдорфа и так припугнула его, что любой другой оставил бы своё намерение сделать плохое Онти, но, как оказалось, этот человек остался одержим идеей стать бессмертным.

Встретился ей Рохо, помощник Блуждающего Нефа, созданный им для того, чтобы выбраться из капсулы, в которую его посадили Хранители. Маргина-Мо изменила его сущность, дав ему возможность принимать решения самостоятельно.

Когда Маргина-Мо оказалась возле станции репликации, то сумела так испугать Блуждающего Нефа, что он удрал в Арбинар, столицу королевства Армильйон. Маргина-Мо, следуя за ним, опоздала к Онти, на которую напал Монсдорф. Всё, что оставалось, так это сделать Онти бессмертной, заменив её клетки элементами своей плоти. Хорошо, что Рохо, которого она изменила, успел к Онти раньше и сохранил её индивидуальность.

Проводив Онти до самого Арбинара, Маргина-Мо возвратилась к Маргине, так как та, находилась в том состоянии, которое грозило её распаду. Многие Хранители, разочаровавшись в своём существовании, рассыпаются на мелкие части, чтобы потом, через несколько тысяч лет, собрать в новую личность. А иные, вообще, становятся Странниками[28], блуждая в пространстве.

Маргина-Мо изобразила из себя Мужчину-Мо, что ей было не сложно, так как она знала бывшую себя. Ночь любви на сеновале с Маргиной, она провела осознанно и без лицемерия, так как сейчас, в обличье Маргины-Мо, она любила Маргину, пусть ещё наивную, но всё такую же искреннюю. То, что она занималась любовью сама с собой, её ничуть не смущало, и она находила это даже пикантным.

Правда, она всегда берегла свою серединку и никогда, ни при каких обстоятельствах не открывала её Маргине. Так было честно по отношению к ней и к самой себе. Что и говорить, внезапно возникшая любовь вернула Маргину к жизни.

Только одно обстоятельство беспокоило Маргину-Мо – она, зная, что на Маргину нападёт Альмавер, и не могла потерять ни секунды, когда это случится, чтобы сохранить всю индивидуальность Маргины, которая есть и её – Маргины-Мо. Она как раз строила дворец для Блуждающего Нефа, который ему был совсем не нужен. На этом настаивал Тёмный, Хранитель из системы тёмной материи, которая находится между созвездием Орла и Скорпиона в земных координатах, так как его беспокоил зуд творчества.

Маргина-Мо успела вовремя, и Маргина ничего индивидуального не потеряла, если не считать того, что получила новое тело, которым она, к сожалению, не умела пользоваться. Маргина попыталась встать, но рука, неожиданно, подломилась и упала.

— Что со мной? — спросила она, удивляясь тембру своего мычания, которое в конце вопроса сорвалось на писк.

— Говори в уме, я услышу, — предложила Маргина-Мо. Маргина подняла руку, которая странным образом потекла и опала каплями на постель.

— Что это? — ужаснулась она, глядя на вторую руку, поплывшую, как свеча, тонкой струйкой стекая на пол.

— Что это? — снова спросила она, захлёбываясь в растаявшем теле, в которое погружалась её голова. Её глаз, хлопнув веками последний раз, утонул в чёрной луже на кровати.

«Ничего не бойся, Маргина, — сообщила ей Маргина-Мо, — я с тобой». «Мо, где я? — мысленно спросила Маргина. — Я ничего не вижу».

«Маргина, ты теперь такая, как я, — сообщила ей Маргина-Мо, — и твоё тело может принимать любую форму». «Мо, помоги мне», — попросила Маргина. «Подумай о том, кем ты хочешь быть, — сообщил Маргина-Мо, — и зафиксируй в памяти».

Растаявшая Маргина начала собираться в какую-то фигуру, внешне напоминающую женщину. «Хорошо, Маргина, — похвалила Маргина-Мо, — смотри на себя моими глазами». Маргина увидела себя со стороны и её фигура медленно приобрела привычные очертания.

— Я ничего не вижу, — хриплым голосом сказала Маргина.

— Выключи внутреннее зрение и смотри через глаза, — объяснила Маргина-Мо.

— Вижу! — воскликнула Маргина и поднесла свои руки к глазам. Руки тут же потекли, и снова от неё осталась одна лужа.

— Очень… трудно… удержать, — побулькивала Маргина из лужи.

«Тебе нужно тренироваться, — выложила в лужу Маргина-Мо, — потом будет совсем легко». Кот Дормадор, увидев расплывшуюся Маргину, соскочил с кровати на пол и принялся лакать её из лужи, насыщаясь хозяйкой до отказа.

— Дормадор, зараза, перестань меня лакать, — побулькивала Маргина, выныривая губами из лужи. Кот удивлённо отскочил в угол и протёк тёмным пятном, которое тут же поплыло к луже. Маргина-Мо не смогла сдержаться и затряслась всем телом, хихикая внутри. «Никого сюда не пускай, — попросила Маргина, — я не хочу, чтобы меня видели такой».

«Я окружу тебя стеной», — сообщила ей Маргина-Мо и исчезла. Когда Маргина научилась владеть телом, то Маргина-Мо посчитала нужным напомнить Маргине о её внутреннем желании, из-за которого она оказалась на планете Контрольная. Дело в том, что Маргина подспудно думала о вожде ваду, Ва-Горе, с которым у неё была короткая связь. То, что ей не удалось встретиться с ним, не говорило о том, что она этого не хотела.

Встреча Маргины и Ва-Гора получилась скомканной, но Маргина-Мо об этом не жалела. Она успокоила себя и дала возможность Маргине разобраться со своими чувствами. А потом, положив Таинственный Остров туда, где он раньше и был, Маргина и Маргина-Мо покинули Контрольную, обещая проведывать родных, которых оказалось так много на этой планете.

Чтобы немного развлечься, Маргина пожелала отправиться на планету Гренааль, жизнь на которой создал Блуждающий Неф. Их радостно приняли, стоило им вспомнить имя Создателя Мира. Маргина-Мо, зная наперёд будущее, предложила Маргине охоту на драхов, совмещая приятное с полезным.

Долго побыть вместе им не удалось. К удивлению Маргины, она обнаружила в пустыне Онти, вместе с Русиком. Оказывается, они искали Элайни, которую, вместе с Сергеем, репликатор забросил на планету Деканат, а потом Бартазар Блут, возможно, отправил на планету Гренааль.

Маргина немедленно отрядила Онти, заодно с Русиком, на планету Контрольная, но оказалось, что вместе с ними пропала сестра главного лаака планеты Доома, по имени Лоори. Девушка влюбилась в Русика, а по законам планеты Гренааль жених должен выиграть соревнование, чтобы выбрать ту, которую любит. Русик согласился участвовать в соревновании, но Лоори, не веря, что он выиграет, дала Русику снотворное, а сама, под маской, заменила его и, в итоге, победила.

— Ты победил, сними маску, — сказал её брат, Доом, по окончанию соревнований и юноша сдёрнул маску с лица. Все увидели Лоори.

— Теперь я имею право выбрать себе жениха, — крикнула она во весь голос, а все террасы разразились неимоверным шумом так, что невозможно понять, одобряют они Лоори или осуждают.

— А где твой жених? — крикнул кто-то, и все затихли, ожидая ответа.

— Спит, — сказала Лоори, и грохнувший за её словами хохот потряс всё здание. У бедных зрителей катились слёзы. Маргина и Маргина-Мо откровенно смеялись, не сдерживая себя. Онти, повернувшись к ним, воскликнула: — Вы знали? С самого начала?

— Не только мы, — хихикнула Маргина, — Блуждающий Неф отлично видит сквозь маски. Кстати, тебе тоже пора научиться, — добавила она, глядя на Онти.

Правда, совет лааков не признал результаты соревнований, но их создатель, Блуждающий Неф, разрешил любовную коллизию так, что не пострадал авторитет Доома и никто не нарушил правил. Кроме самого Блуждающего Нефа!

Маргина и Маргина-Мо полетели к Земле на тарелке, полагая, что Сергей увёз Элайни туда. Когда они летели над Многороссией, их подбила ракета «Танюша» и тарелка взорвалась под Челябинском.

— Инопланетяне, — деловито спросил их мальчик, когда они врезались в землю. Маргина, застрявшая по пояс в грунте, подтянулась на руках и вытащила тело, оставив в промёрзшей земле дымящуюся дыру, потом порылась в голове мальчугана и сообщила:

— Украинцы мы, из Киева. С дороги сбились.

— Киев далеко. По-прямой две тысячи километров от нас, — мальчик показал на юго-запад, внимательно рассматривая Маргину-Мо.

— Заплутали, — согласилась Маргина.

— Как тебя звать? — спросил мальчик у Маргины-Мо.

— Мо, — сообщила ему Маргина, потом слизнула ассоциации из головы мальчика и затряслась, хихикая. «Чмо, — подумал мальчик, — странное имя». Через час мальчика допрашивали дяди в гражданском из Челябинска, а некоторые дяди были из Москвы. Мальчик сообщил, что дядя Чмо, а тётя, ничего, красивая.

Пришлось лететь самолётом в Москву. Маргина-Мо попробовала водку, предложенную стюардессой, и в полной мере испытала её воздействие на человеческий организм, постоянно выпадая из самолёта. Добравшись до Миши, армейского друга Сергея, Маргина и Маргина-Мо убедились, что ни Элайни, ни Сергея на Земле нет. Посетив свою родину, планету Глаурию, они и там не нашли Сергея и Элайни. На планете Контрольной их уже ожидал Хранитель, товарищ Тёмный, который назначил Маргину Хранителем на планету Глаурия, Маргину-Мо в том же качестве на планету Парники, а на вопрос Маргины о судьбе Элайни или Сергея ничего ответить не смог.

Как-то на отдыхе, Маргина и Маргина-Мо находились на планете Око, где они, в виде шаров с глазом, развлекались в обществе окоритян. Неожиданно для них, прямо в небе появилась Байли, которая чуть не погибла без кислорода. Маргина заключила её в себя, создавая внутри шара кислородную атмосферу. Байли не могла объяснить, как она сюда попала и сообщила матери, что пропала её дочь, Марэлай и мальчик Дуклэон. Они вернулись на планету Глаурия, но тут, прямо на глазах Маргины и Маргины-Мо пропала Байли. Маргина-Мо знала, куда она делась, но, говорить не осмелилась, а только намекнула:

— Я думаю, что сделать такое мог кто-то сильнее нас. Только я никого не вижу.

А дальше пришлось заткнуться – над правым ухом задышал Банди, внимательно наблюдая за Маргиной-Мо. Она предположила, что он, вместе с Дульжинеей, наблюдает за ней не по служебной надобности, а ради своего удовольствия.

Они разделились: Маргина улетела к Марэлай, обнаруженной в океане, а Маргина-Мо отправилась в Боро. Зная своё предназначение, но ещё не испытав его, она, пролетая мимо, зависла над домом Манароис, рассматривая её с точки зрения эротических фантазий. Хмыкнув, Маргина-Мо опустилась и вошла в дом. Несмотря на то, что Манароис ослепла, она чувствовала лучше, чем зрячая. Непонятно как, она ощутила израненную душу Маргины-Мо, а её ласки оказались трепетными и искренними. Маргина-Мо не стала кривить душой и на добро ответила любовью.

Когда первые лучи заглянули в окно спальни, Маргина-Мо поднялась, а Манароис, потянувшись за ней, шёпотом спросила: «Ты возвратишься?» — на что Маргина-Мо совершенно искренне ответила: «Да», — и поцеловала Манароис в губы. Неожиданно для себя Манароис обнаружила, что она видит и столь резкая перемена в её состоянии, так её поразила, что она закрыла глаза и осталась в постели, чтобы привыкнуть.

«Это сделал ты?» — спросила она в уме, и Маргина-Мо мысленно подтвердила: «Да», — считая, что сделала намного меньше, чем ей дала Манароис.

Маргина-Мо слетала в Боро и сообщила отцу Дуклэона, где находятся дети. А потом отправилась к Манароис, где с наслаждением кувыркалась в кровати, прерываясь только на дойку коров. За детей она не беспокоилась, так как, кроме приключений, им ничего не грозило.

Ночью на Глаурию приземлились амомедары и Маргина-Мо отправилась к ближайшему, строго настрого приказав не трогать Манароис. В действительности произошло не так, но Банди молчал, только чьи-то симпоты пощекотали Маргину-Мо. Утром, собираясь выполнить задание и найти Байли с Хенком, Маргина-Мо сообщила:

— Мне нужно лететь.

— Ты вернёшься? — спросила Манароис, наперёд зная ответ.

— Да, — коротко ответила Маргина-Мо и поцеловала Манароис, так что у той пробежали мурашки по спине.

— Пока, — сказал она, и взвилась в воздух, направляясь туда, где скоро загорится восток. Догнав Фогги, отца Дуклэона, Маргина-Мо объяснила координаты, где находится его сын, а сама с тяжёлым сердцем отправилась к Маргине, чтобы сообщить ей о разлуке. Ей не хотелось огорчать Маргину, но события изменять нельзя.

— Мо, что случилось? — спросила Маргина, как только Маргину-Мо появилась перед ней.

— Маргина, я люблю другую женщину, — сказала Маргина-Мо, а за ней, то же самое повторил хор амомедаров, который исказил смысл сказанного, так как Маргина снова спросила: — Хорошо, любимый, а что случилось?

— Я люблю другую женщину, — сказала Маргина-Мо, спрятав глаза, как шкодливый кот, и до Маргины дошло, что её бессовестно и отвратительно бросили.

Маргина-Мо, вернувшись к Манароис, увидела, что её никто не послушал и амомедары копируют не только коров, но и Манароис. А увидев себя в размноженном виде, Маргина-Мо начала вышвыривать амомедаров в космос. Да так увлёклась, что не заметила, как приземлились барберосы.

— Ты почему кидаешь моё стадо? — обдавая гарью, мысленно произнёс Бандрандос, а остальные барберосы угрюмыми скалами окружали Маргину-Мо.

— Я запрещаю тебе и твоим амомедарам здесь находиться, — сказала Маргина-Мо, ощупывая симпотами барбероса и не понимая, кто перед ней, прежний или нынешний Банди.

— Ты не хранитель этой планеты, — сказал ему Бандрандос, — поэтому мне безразличен твой запрет.

«Вот именно!» — хмыкнул под ухом Банди, расставляя акценты, и Маргину-Мо спеленали нитями в кокон, как ребёнка. Барберосы и амомедары поднялись и улетели на орбиту Глаурии.

Внутренние часы показывали, что времени прошло прилично, но для Маргины-Мо они пролетели, как одно мгновение. Ей вспомнилась Маргина и время с ней, проведенное на сеновале в поместье Лотта. Очаровательные минуты возбудили в её плоти страсть, и тут она ощутила, что Маргина рядом. Тут же, некстати, оказалась девушка, которую звали Анни, и она приходилась Мише Столярчуку внучкой. Маргина спросила у неё:

— Ты что здесь делаешь? — но Анни не реагировала, а только, как рыба, хватала ртом воздух.

«Она задыхается!» — сообщила Маргина-Мо, ворочаясь внутри Маргины, а та приказала: «Делай что-нибудь». Маргина-Мо слепила молекулы кислорода, и включила человеческие рецепторы, проверяя смесь. Анни открыла глаза и захихикала. Маргине-Мо и самой стало смешно, а Маргина строго спросила:

— В воздухе нет ничего лишнего?

— Нет, один кислород, — хихикая, сообщила Маргина-Мо. Ей смехом вторила Анни.

— Не бойся, я с тобой, — предполагая, что девочка испугалась, успокоила её Маргина, соорудив на противоположной от Анни зелёной стенке своё лицо.

— Кикимора! — показывая на лицо Маргины, засмеялась Анни, и, тыкая пальцем, не переставала хихикать и повторять: — Кикимора.

— Это уже слишком! — возмутилась Маргина:

— Да она пьяная от кислорода, — объяснила Маргина-Мо, появляясь своим лицом внутри шарика. Маргина задумалась: «Может, ей кислород перекрыть?» Не успела она это подумать, как у неё внутри стало тесно – туда ввалился ещё кто-то. «Что же это такое? — возмутилась Маргина. — Я что, проходной двор?» Отправленные на опознание симпоты донесли Маргине информацию, и она остолбенела.

— Хенк? Что ты здесь делаешь? — спросила она у своего зятя, который озадачено осматривал внутренности шара. Хенк, вместо ответа, смотрел на её зелёное лицо и хихикал, повторил: «Кикимора!»

— Что же это такое! — возмутилась Маргина: — Я им, можно сказать, жизни спасаю, кислорода даю, а они надо мной хихикают!

— Кислород, между прочим, даю им я, — сказало зелёное лицо Маргины-Мо и захихикало.

— Ты чего? — не поняла Маргина: терпеть смех ещё и от Мо она не собиралась.

— Попробуй дышать, — предложила Маргина-Мо, хихикая. Маргина включила человеческие рецепторы и вдохнула. Её тут же охватила весёлая волна, и она захихикала, тыкая возникшим пальцем в зелёное лицо Маргины-Мо:— Кикимора!

Веселились, пока Маргина всё не остановила, добавив в воздух азот. Маргина наказала Маргине-Мо присматривать за Хенком и Анной, а сама вновь погрузилась в амомедара. Как знала Маргина-Мо, ей снился Сазан, и только одно воспоминание о нём вызвало в ней судорогу отвращения.

Когда удалось выбраться из амомедара, то они обнаружили, что их удерживал Странник. Он оказался не кем иным, как женихом Анны, Димой, с которым она поссорилась. Пока они летели до планеты Глаурия, Маргине пришла марка:

«Тебе и Мо надлежит прибыть в Боро, для выяснения обстоятельств.

Сазан».

Ничего доброго от Сазана они не ожидали. Когда прибыли на его суд, то он, без всяких околичностей, отправил Маргину и Тёмного на Землю в прошлый век. А Маргину-Мо оставил, чтобы она обслуживала планету Парники.

Маргина-Мо прозевала освобождение Маргины, так как возилась с отправкой эласмозавров на планету Тирулс. Когда она закончила с отправкой, то случайно увидела виртуальный флажок, который сообщал, что Маргина покинула планету Дакорш, где она отбывала наказание за то, что не делала. Маргина-Мо принялась изучать следы Маргины, оставленные ей в пространстве.

То, что она увидела, заставило её хохотать, а настроение поднялось сверх всякой меры. Марина, как всегда, действовала так непредсказуемо, что впору писать детективный роман. Каким-то образом она получила свою сеточку и тут же её потеряла, потом оказалась в сетке Туманного кота, надела сетку Тёмного и снова оказалась в своей. «Пока я ловила этих мерзких эласмозавров, Маргина испытала столько приключений!» — с завистью подумала Маргина-Мо и нырнула в репликатор, сообщив в последнее мгновение адрес прибытия: «Планета Глаурия».

Маргина-Мо сразу заметила Маргину, и она, не медля, помчалась к ней. Но так как Маргина прикрылась сеточкой и выключила эмоции, то сразу пропала из вида. Чтобы разобраться, что с ней случилось, Маргина-Мо понеслась в ту точку, где её обнаружила, и очень удивилась, когда во что-то врезалась.

— Мо, это ты? — услышала она голос Маргины, и от неловкости не знала, что ответить. Маргина лепила себя из опавшей массы, поправляя оставшуюся половинку головы, и укоризненно сообщила:

— Кто же так летает? Под ноги смотреть нужно!

— Прости, я спешил… — сообщила Маргина-Мо и Маргина, даже не проверяя симпотами, поняла, что она по-прежнему любит Мо. Они начали помогать друг другу, создавая свои тела, и соединились ещё не созревшими губами, ломая не застывшие формы.

Комкая свои фигуры в одно целое, переплетённое много раз, они застыли в трансе, возбуждая себя эмоциями, извлечёнными из глифом. Дёргающаяся странная фигура, оказавшаяся на центральной площади города Рато, заинтересовала только местного мальчишку, который, фиксируя появление разных конечностей в разных местах субъекта, определил, что внутри абракадабры находятся дядя и тётя и неизвестно чем занимаются. Когда первая волна возбуждения спала, Маргина и Маргина-Мо, хихикая, взлетели в воздух, оставив мальчика в недоумении.

Маргина рассказала, что ей нужно найти свою правнучку, Александру. Разобравшись со своим бывшим любовником Колей, она посетила дочерей и отправилась на планету Дакорш, где находилась в последнее время, как заключённая. Маргина сразу узрела Александру и метеором отправилась в зафиксированную точку.

За ней, хвостиком, устремилась Маргина-Мо, которую, не отставая, сопровождал Туманный Кот с мышами на ушах. Когда они приземлились перед домом отца Вакко, то во дворе стало немного тесно от накопившегося народу.

— Бабушка! Я тебя сразу узнала, — воскликнула Александра, бросаясь к Маргине на шею. То, что она видела её второй раз, причём первый раз на снимке, который сопровождал номер заключённого, не имело значения. Остальные зрители, видевшие приземление Маргины и Мо, не могли сообразить, что тут происходит, а когда на землю опустился Туманный Кот с мышами, то совсем оторопели.

— Бабушка, так ты поможешь нам одолеть скелетов? — спросила Александра. Маргина осталась задержать скелетов, а Маргина-Мо увела всех подальше от поля боя. Стоило им оказаться в безопасности, как Маргина-Мо почувствовала, что Маргина исчезла. Так как физически её уничтожить нельзя, то оставалось непонятным, куда она девалась. Между тем скелеты начали догонять, и Маргина-Мо поняла, что их нужно остановить. «Туманный Кот, сохрани Александру», — сообщила она коту, а сама остановилась, поджидая скелетов.

— Куда он? — спросила Александра у Туманного Кота и тот коротко ответил: — Мо остановит скелеты.

— Куда девалась бабушка? — спросила Александра, и Туманный Кот дипломатично ответил: — Она сражается, а ты быстрей перебирай ногами.

Как только скелеты подошли поближе, Маргина-Мо, как ладонью, сгребла их в кучу и поместила внутрь себя, полагая, что скелетам из неё не выбраться. Произошло в точности так, как она придумала, и Маргина-Мо обрадовалась своей хитрости, но сразу ощутила, как кто-то накинул на нее сеть из саритиума.

«Не нужно путать мне карты!» — уловила она чужую мысль, перед тем, как вокруг оказалась тьма. Кадерат забросил Маргину-Мо в кольцо репликатора, направляя в тот же адрес, куда отправил Маргину. А потом стёр у себя все глифомы, связанные с Маргиной-Мо и Маргиной.

Прошло много времени.

Какая-то мелкая пылинка ударила по камню и слегка повредила сеточку из саритиума. Так как силы перераспределились, трещина медленно, но неуклонно, расширялась, пока оттуда не появилась первая симпота Маргины-Мо. Когда она выбралась, то увидела под собой зелёную планету, а из разорванной дименсиальной сеточки посыпались вниз скелеты. Раскинув симпоты, Маргина-Мо обнаружила на планете Маргину и Тёмного.

Не задерживаясь на орбите, Маргина-Мо опустилась на планету франтом с именем Морриер. Она узнала, что Тёмный стёр память Маргине и попыталась нарушить её привычную жизнь, чтобы восстановить её память. Маргина-Мо удивилась, что Тёмный припёр на планету Тимурион ненавистного ей Хутина и пристроил его правителем в одну из стран, Тартию. А тот прихватил с собой Сазана, не менее гадкого экземпляра прошлого Маргины.

Маргина-Мо пыталась поговорить с Маргиной, чтобы напомнить ей о прошлом, но разговора с ней не получалось. К тому же, Тёмный, подлец, вновь изменил Маргине, влюбившись в Тимурион, которую он оживил, создавая планету. Прилетевшая Онтиэинуола, пожелавшая стать юношей Уоллом, узнала в Мари свою мать Маргину, но та не помнила своего прошлого и не признала Онти. Правду открыли Маргине тёмные, а так как подали её под определённым соусом, то она не верила уже никому.

Маргина-Мо вскинула гривой и проснулась. Сон, в котором она вновь прожила свою жизнь, оказался весьма полезным и благотворно подействовал на её мироощущение. Правда, она так и не прожила с дочерьми их взрослую жизнь, но для этого следует снова вернуться назад в другом облике.

«Хватит!» — услышала Маргина-Мо внутри себя и сразу поняла, что это Банди. «Ты достаточно набедокурила и никаких возвращений назад больше не будет!» — сообщил он. Спящая на спине Лилит, точно что-то почувствовала и вздрогнула, но потом перевернулась на другую сторону и снова заснула.

Репликация четырнадцатая. Кот

Для всех оказалось неожиданным, когда утром на небе появился Лури, сияя, как серебряная монета. Расставание с Маргиной произошло не так болезненно, как думала сердобольная Дульжинея. Лури очень быстро достиг того возраста, когда игры являются главным событием жизни и его увлечение постройкой песчаных гор отвлекло его от печали за Маргиной.

Тёмный не видел Лури, так как находился возле Тим, которая лежала на кровати, недвижимая. Он не знал, что нужно сделать, чтобы она ожила, так как, до сих пор, не имел дела с тёмными, несмотря на то, что всё время носил их имя. Он подумал, что если Тим придёт в себя, он выберет себе новое имя и, даже, придумал, какое – Светлый Том. Имя ему так понравилось, что он, про себя, стал повторять его на все лады, отчего оно показалось совсем привычным.

Правда, радость его сразу померкла, стоило ему бросить взгляд на неподвижную Тим. Он попытался присоединить свои симпоты к её, чтобы узнать, что она чувствует, но беззвучная темнота без всяких тактильных ощущений говорила о том, что Тим симпоты не использует и замкнулась, как капсула, в себе.

Мо не удивился появлению Лури, так как помнил прошлую жизнь, и исчезновение Маргины не являлось для него секретом, но об этом он не мог говорить.

Только Уолл, при виде Лури, поинтересовался тем, почему не появилась Маргина, и Мо понял, что стоит поговорить с ним в открытую. Правда, этому мешала Лилит, которая не собиралась так рано вставать и млела на Мо, зарывшись в его мех. Голос Уолла, всё-таки, разбудил Лилит, которая потянулась и произнесла:

— У вас всегда так рано встают?

— По-правде сказать, нам сон не нужен, — ответил Уолл, немного краснея перед красивой девушкой. Хвост Лилит, с колючкой на конце, совсем не смущал его, а, наоборот, Уолл находил его пикантным.

— По-правде сказать, я люблю некоторые человеческие привычки, — в тон ему ответила Лилит, критически рассматривая Уолла, и продолжила: — Сон является одой из них, — она оглянулась и спросила Мо: — Котик, а где Тёмный?

— Он ухаживает за Тим, — ответил Мо ровным голосом.

— Что за ней ухаживать, Веельзевул забрал её душу, — равнодушно ответила Лилит и взглянула на небо: — Поправьте меня, если я ошибаюсь, мне кажется или Лури вернулся домой?

— Тебе кажется, — ответил Мо, а Лилит ехидно хмыкнула.

— Котик, ты не проводишь меня к Тим? — спросила Лилит, а, на недоуменный взгляд Мо, ответила: — Я хочу увидеть, как выглядит женщина без души. И Тёмного проведать, — хихикнула она. Мо не заставил себя упрашивать, а пошёл впереди. Лилит, без дименсиальной сеточки, совсем не опасна, а при переговорах с тёмными её лояльность не повредит.

Тёмный сидел в спальне возле Тим и появление Лилит его смутило. Стоило ей только войти, как он засуетился и спросил:

— Что она здесь делает?

— Не беспокойся, Тёмный, и не вставай, — остановила его Лилит, — я только посмотрю и уйду.

— Не называя меня Тёмным, меня зовут Светлый Том, — обнародовал Тёмный своё новое имя.

— Да-а-а! Ты ещё тот светлый жеребчик, — прокомментировала имя Лилит.

Тёмный, глядя на Морриера, в которого превратился Мо, промолчал и внимательно следил за Лилит, а она, наклонившись над Тим, застыла и долго рассматривала черты её лица, словно пытаясь по нему определить судьбу Тим.

— Что ты в ней нашёл? — спросила она, не оборачиваясь, а Тёмный произнёс: — Она всё слышит.

— Она не дышит и не слышит, — отрезала Лилит, — её душа далеко, в лапах Веельзевула, если он не продал её душу кому нибудь другому.

— Я её куплю, — сказал доселе молчавший Морриер.

— Зачем она тебе? — удивилась Лилит и предложила: — Если тебе нужна хорошая душа, я тебе найду лучше.

— Взамен я отдам тебе твою сеточку, — не отвечая на предложение Лилит, промолвил Морриер.

— Я отдам тебе свою, только мне отдай душу Тим, — промолвил Тёмный, с укоризной посматривая на Морриера.

— Ого! Да у нас настоящий торг? — засмеялась Лилит и закончила: — Только осталась одна проблема – я не могу добраться до Веельзевула.

В это время она заметила, как к голове Тим ползёт зелёный Змей. Он, не отвлекаясь на разговоры, целенаправленно полз к голове. Тёмный, увидев зелёную гадость, застыл на месте, а Морриер наблюдал за поведением Лилит, а не за Змеем. Лилит мгновенно хлестанула хвостом, и оторванная голова змея ударилась о стенку. Единственный глаз хрустальным шаром покатился по полу и Морриер наступил на него, отчего тот рассыпался на белый порох, пересыпанный блестящими искрами.

Сатанаил на другом конце сигнала, рассматривая тысячи искажённых изображений, смачно выругался на Лилит, которая не предотвратила чей-то удар.

— Не следовало так делать, — сказала Лилит и приложила палец к губам. Тёмный, ничего не соображая, хотел что-то сказать, но Морриер шлёпнул его по губам.

— Зачем ты ударил? — не понял Тёмный, но что Морриер громко в пространство ответил: — Так нужно, — и покрутил пальцем у виска. До Тёмного, наконец, дошло, что их могут слышать, и он замолк, не понимая, что говорить можно, а что нет.

— Пойдём Морриер, — сказала Лилит, взяв Маргину-Мо под руку, а перед выходом повернулась к Тёмному и произнесла: — Как у тебя пыльно, дышать невозможно, — показывая пальцем на белую кучку от глаза Змея и его неподвижную плоть. До Тёмного, кажется, дошло. Когда они вышли в коридор, Лилит, без обиняков, сказала:

— Я верну душу Тим, но за это, кроме всего прочего, ты проведёшь этот день со мной. Где тут у вас свободная спальня?

Маргина-Мо хмыкнула и сказала: — Хорошо, — а потом, из какого-то озорства, открыла свои глифомы, хотя Лилит не могла их прочитать, так как не имела дименсиальной оболочки. Реакция Лилит оказалась неожиданной для Маргины – она вскинула на Маргину-Морриера глаза и вскрикнула:

— Ты женщина?

Увидев удивлённые глаза Маргины, она оглянулась и сообщила: — Хорошо, откровенность за откровенность – у меня не одна дименсиальная сеточка.

Маргина засмеялась на ответ, а Лилит открыла ей свои вторые глифомы. То, что она там увидела, настолько поразило Маргину, что она, даже, не поверила, но глаза Лилит говорили, что это правда.

— Зачем ты мне всё показала? — спросила Маргина.

— Иногда бывает тяжело и хочется кому-то показать, — ответила Лилит, — я открываюсь, провожу с человеком ночь, а потом его убиваю.

— Так легко? — удивилась Маргина и спросила: — А меня ты убьешь?

— Естественно, — засмеялась Лилит, — пойдём, найдём свободную комнату, — сообщила она, а, на удивлённые глаза Маргины, сказала: — Договор есть договор! К тому же, это пикантно!

Не ожидая Маргину, она пошла впереди, соблазнительно виляя бёдрами, понимая, что за ней наблюдают. Когда они нашли комнату, Лилит остановилась посредине и сбросила одежду, а потом обернулась. Маргина, в виде Морриера, затаив дыхание, смотрела на её точеную фигуру, и волна вожделения охватила её с головы, до кончиков пальцев. Маргина тоже сбросла одежду прямо на пол, потом подошла и поцеловала её нежно, но Лилит исступлённо впилась в её губы, возбуждая в Маргине новую волну страсти. Она погрузилась в Лилит и отдалась бешеному ритму, закончив его эмоциональным взрывом. Лилит, обнимая её, укусила Маргину за ухо, а потом шепнула: «Стань девочкой, я покажу тебе новые горизонты». Она выскользнула из-под Маргины и воздруздила себя сверху. Превращаясь в себя, Маргина покорилась Лилит, которая мягко хлестанула её в бок хвостом, заставляя вздрогнуть. Вспоминая женские чувства, Маргина с наслаждением ощутила в себе Лилит, с содроганием ожидая разрядки, но её напарница, как нарочно, всё оттягивала этот момент, поднимая планку возбуждения. Когда она закричала на весь замок, перепугав редких служащих, Лилит ещё больше ускорила ритм, а потом Маргина потеряла сознание.

***

Кот, наблюдая симпотами скачки Лилит и Маргины, забыл своё бурное кошачье прошлое и бурчал себе в пышные усы: «Господь говорил – размножайтесь, но нигде не упомянул, что нужно это делать всуе!» Кот никогда не слыл моралистом, но всегда разделял светлое и тёмное. Так как его природная кошачья принадлежность предполагала вращаться среди тёмных и светлых, то он интуитивно определял, какому миру принадлежит сущность. Поэтому связь Маргина с Лилит он не одобрял, но вмешиваться не мог – должность не позволяла.

Появление Лури на небе Кота не обрадовало, а насторожило. За Маргину он не беспокоился, так как знал, что с ней ничего не должно случиться, а вот Лури являлся хорошей мишенью для тёмных. Раскинув симпоты на всю местную звёздную систему, Кот обнаружил Бандрандоса и Дульжинею, которые проплывали рядом с Лури, окружив его огромным стадом амомедаров. Ясно, что тёмные до Лури не доберутся, так как амомедары так исказят реальность, что дай Бог им выбраться оттуда, не изменив свою сущность на противоположную. Кот мысленно поблагодарил Банди, а тот, не зная его подноготную, очень удивился, что Кот до сих пор существует, так как сам когда-то придумал вирус в виде кота, который должен давно рассыпаться. Банди подозревал, что Кота переделала Дульжинея, так как она немного сентиментальная, поэтому не стал трогать мышееда.

Так как все, кому следует, бросили планету на произвол судьбы, Кот сканировал Тимурион, фиксируя природные катаклизмы и общую ауру человеческих сообществ, которые сейчас пребывали в совершенном расстройстве. Взяв с собой Уолла, Кот отправился в его замок, где застал совсем здоровых братьев Гай и их сестру, бедную Эйсинору, которой приходилось готовить еду на целую ораву изнывающих от безделья мужчин.

Жена братьев Гай, Мэриэнелла, совсем не горела желанием помочь Эйсиноре, так как считала, что она такой же гость, как и её мужья. Кот подошёл к камину, возле которого травили байки братья Гай и громко сообщил:

— С сегодняшнего дня ваш отпуск закончился.

Сказанное Котом сильно понравилось Эйсиноре, так как она, несмотря на свою любовь к братьям, предпочла бы их любить издалека. Сами же братья напыжились, так как Кота авторитетом не считали. Чтобы разговор получился аргументированным, Кот приподнял их все за шкирку под самый потолок и сообщил:

— Вам, господа хорошие, поручается в управление страна Райна, чтобы там царил мир и порядок, а народ был сыт и доволен.

— В Райне уже есть правитель, Роше и распорядитель Яценюх — возразил Гай Гретор и, оттолкнувшись от стены, поплыл к противоположной колонне. Братья, увидев воздушные пируэты Гретора, последовали его примеру и перед глазами Кота замелькали гыгыкающие мотыльки в виде братьев Гай. Кот, не долго думая, обрушил их вниз, считая, что синяки и ушибы – достойная награда за невнимание.

— Правитель Роше нарцисс и позёр, а Яценюх – воришка. Райне нужны крепкие хозяйственники, — сообщил он братьям, потирающим ушибленные места.

— Перед кем мы будем отчитываться? — спросил Гретор, понимая, что не они решают, что им делать.

— Когда Тёмный придёт в себя, он вам поможет, а пока с вами будет Уолл, — сообщил Кот, а Мэриэнелла очень внимательно посмотрела на бывшую Онтионуэллу.

— Какой Тёмный? — не понял Гретор, так как не очень различал удивительные сущности, с которыми ему приходилось встречаться в последнее время.

— Тот, который себя именует Светлым Томом, — произнёс Кот, а его симпоты, погружённые в головы братьев, сообщили, что кроме путаницы, там ничего нет.

— Кстати, на острове Рымос есть залежи соли, — добавил Кот, а, увидев на их лицах недоумение, терпеливо объяснил: — Вы соль называете «сасом». Необходимо, чтобы люди в пищу добавляли чуточку саса, тогда вам не понадобиться дрим, который транслирует дурацкие сны Светлого Тома, — компрометируя Тёмного, закончил Кот. Заглянув в головы братьев, Кот понял, что там сплошная каша, поэтому, не долго думая, махнул лапой:

— Уолл, забирай их и в Райну.

— Хорошо, — сказал Уолл и поднял братьев в воздух.

— А, я? — спросила Мэриэнелла.

— Вас я понесу на руках, — галантно сообщил Уолл и подхватил Мэриэнеллу на руки, вызвав у братьев Гай возмущение, а у неё восторг. Стая вылетела в окно, даже не попрощавшись с Эйсинолрой. С её глаз запоздало брызнули слёзы и Слэй, который до сих пор молчал, положил ей руки на плечи и успокоил: — Мы к ним съездим в гости, — чем рассмешил Эйсинору, так как она сразу представила, как она сидит в гостях у камина, а Мэриэнелла носится вокруг, предлагая всем печенья и компот.

— Вам в гости ездить некогда, — сообщил им Кот и посмотрел на Слэя: — Ты будешь правителем в Тартии.

— Я? А как же Слепой? — спросил Слэй.

— Слепому необходимо возвращаться из командировки, — сообщил Кот. Слэй поверил в важность загадочного слова «командировка» и не стал спорить с загадочным Котом.

— А как же мой дворец? — воскликнула Эйсинора, совсем не собираясь бросать недавно приобретенную недвижимость.

— У тебя же будет дворец властелина, — парировал Кот.

— А если Слэя выгонят с работы? — настаивала Эйсинора.

— Тоже резонно, — согласился Кот, — дворец за тобой, тебе же его подарили.

После этого Эйсинора с большим воодушевлением собрала узелок на дорогу. Они оставили дворец, и пошли в Мокаши пешком – Кот хотел отдохнуть от напряжённых административных функций, которыми ему, поневоле, пришлось заниматься.

***

Пробуждение произошло неожиданно, словно из омута. Маргина проснулась, но никаких снов не помнила. То, что произошло у неё с Лилит, оставило неясный осадок, который Маргина не могла классифицировать и отнести к каким-то моральным или этическим нормам или принципам. Единственное, что они сделали с Лилит – наполнили свою эмоциональную корзину до следующего опустошения. Как ощущала Маргина, Лилит находилась не в лучшем душевном состоянии, чем она, тем более что ей, в отличие от Маргины, все время приходилось носить маску.

Лилит, в отличие от Маргины, не была поклонницей раннего подъёма, но так же, как и Маргина, предпочитала человеческий сон, как лучший корректор своего внутреннего эмоционального фона. Она нежилась в кровати и Маргина, глядя на её невинные черты, протянула руку, чтобы погладить, но тут же была опрокинута на спину. Широко открытые глаза Лилит выражали неприкрытую агрессию, а её рука сжимала горло Маргины.

— Прости, не нужно меня трогать во сне, — сказала Лилит, опустив глаза, — я могу случайно убить, — добавила она и потянулась, как кошка. Маргина, поддаваясь природным инстинктам кота, тоже потянулась, невольно копируя Лилит, отчего они обе засмеялись.

— Раз мы уже поднялись, — произнесла Лилит, — следует закончить с этим делом. Ты дашь мне свою дименсиальную сеточку?

Маргина колебалась пару сотен прасеков, а потом потянулась к уху и отстегнула сеточку. Лилит, внимательно наблюдая за ней, протянула руку и взяла сеточку, после чего наклонилась к Маргине и грозно прошипела:

— Никогда так не делай! Слышишь?! — сказала она и натянула вторую сетку на себя: — Доверять никому нельзя, даже мне!

— Ты слишком долго была во Тьме, — парировала Маргина, но Лилит её слова не убедили. Она попробовала сеточку, набрасывая свой образ, и довольно тщательно двигалась телом, проверяя все до мельчайшей морщинки. «Профессионал!» — позавидовала Маргина и услышала внутри себя: «А ты думала!»

После этого Лилит подошла к окну и стала на подоконник. Она распустила огромные крылья и шуганула вверх, к тёмному облаку, которое, как приклеилось к небу над Мокаши. Её появление перед Веелзевулом и Гаагтунгром было так неожиданным, что они оторопели. Дело в том, что они, после её внезапного исчезновения, думали, что она исполняет какую-то особую миссию Сатанаила и не смели её беспокоить. Они и представить себе не могли, что Лилит мог кто-то надуть и подсунуть обманку, а считали, что Хутин хотел от них улизнуть в виде рыбы сазана.

Когда в небе появился Лури, они вдвоём метнулись вверх, чтобы его захватить и самим выслужиться перед Сатанаилом, но напоролись на целое стадо амомедаров. Соблазн оказался слишком большим, и они отломили по кусочку от ближайшего амемодара. Когда действие амомедара закончилось, то обнаружили, что окружены несколькими десятками Веелзевулов и Гаагтунгров. В этот момент и появилась Лилит, а все Гаагтунгры и Веельзевулы открыли рот от удивления и хором закричали: «Лилит!» — словно она пропала, и её не видели несколько гигапрасеков.

— Твари болотные! Вы что, нажрались амомедара? — спросила Лилит и хор бесов радостно воскликнул: — Да!

Лилит принялась бить морды всем подряд, но никакого удовольствия не испытывала: кто из них настоящий Веельзевул и Гаагтунгр не сказал бы даже Змей, который где-то на планете собирал свои части вместе. По крайней мере, не меньше гигапрасека Лилит его не увидит и может находиться вне контроля Сатанаила.

— У кого душа Тим, идиоты! — вне себя воскликнула Лилит. Целый ряд Веельзевулов шагнул вперёд и сказал:

— У меня!

Лилит не знала, что делать, но её любимый муж, Самаэль, подошёл сзади и тихо сказал:

— Вот, у этого!

— Как ты узнал? — удивилась Лилит, глядя на одинаковые морды Веельзевулов. Даже симпоты не могли отличить оригинал от амомедарной подделки.

— Я ему ниточку сверху на капюшон привязал, — тихо сказал Самаэль, — на всякий случай.

— Умничка ты мой, — сказала Лилит и поцеловала родного мужа прямо в губы, сказав напоследок, поглаживая его щеку: — Что бы я без тебя делала?

Она что есть силы врезала по морде настоящего Веельзевула и промолвила, угрожая ему когтистым кончиком хвоста: — Душу давай!

— Свою? — спросил ошарашенный Веельзевул.

— У тебя её сроду не было, — констатировала Лилит, — давай душу Тим.

Веельзевул напыжился, полагая, что Лилит хочет лишить его части будущих почестей, но она двумя руками так саданула его по ушам, что он, завывая от боли, решил не связываться и сунул руку за пазуху, вытаскивая грязную и помятую душу Тим.

— Силы темнейшего, ты где её таскал! — вызверилась Лилит и вырвала душу из когтей Веельзевула.

— Ждите меня здесь, — сказала она и бросилась вниз, разрезая крылом тёмную тучу. Появившись во дворце властелина, она зашла в спальню к Тёмному и отдала ему душу Тим:

— Держи, я с вами в расчёте. Готовьте Хутина, а у меня маленькое дельце, — она оставила ошарашенного Тёмного, а сама отправилась искать Маргину. В спальне её не оказалась и Лилит бросила симпоты вокруг. К её удивлению, Маргина нигде не светилась. «Что за прятки?!» — расстроилась Лилит, а потом подумала о сладком и решила, что Маргина прячется от неё, чтобы она её нашла. Возбуждение пробежало тёплой волной до самого кончика хвоста, которым Лилит хлестанула по стене, оставив глубокий вензель, присущий только ей. «Если я тебя найду, Маргина, я такое с тобой сделаю!» — размечталась Лилит и выскочила на улицу, снова разбрасывая свои симпоты.

***

Кот привел Слэя и Эйсинору во дворец и на пороге столкнулся с Лилит, которая так явно разбросала свои симпоты, разыскивая Маргину, что не заметить её вожделения мог только слепой. «Опять скачки!» — недовольно пробурчал Кот, но Лилит его игнорировала. «Что за дом, — возмутился Кот, — тёмные и светлые шляются друг за другом, точно и нет между ними постоянного противостояния».

Управление Тартией в данный момент находилось в руках Слепого. Так как он считал, что лучший стиль руководства – ничего не делать, то народ сам устанавливал правила жизни, причём, самые эволюционные – выживал тот, кто сильнее. Слабые просто вымирали. Кот же считал, что такой метод способствовал выращиванию человеческих монстров, которым прямой путь к тёмным. Поэтому, для слабых, некоторые социальные гарантии нужны, чтобы не пострадал генофонд народа. Слэй подходил лучше для данной службы, так как хорошо знал местную жизнь и людей, к тому же его помнили по его прекрасным снам, когда он работал дримом.

Слепого и Секлецию они нашли в одной из комнат, где они учили Гавроша испанскому языку. Малыш уже бойко разговаривал с Секлецией и Кот, проинспектировав голову Гавроша, вбросил туда пару словарей и десяток книг. Гаврош, нагруженный информацией, спросил у Секлеции: «Кто такой Сервантес?» — отчего она открыла рот и сбилась, так как о писателе ничего ещё не рассказывала. Она подумала, что Гаврош узнал о нём случайно и начала рассказывать о дон Кихоте, но малыш подробно рассказывал целые куски книги, требуя объяснения тех или иных поступков.

Слепой уставился сквозь тёмные очки на Кота, так как старого картёжника не провести на мякине, а тот, слепой на один глаз в виду ненужной ему повязки, устроил ему глазную дуэль, в которой никто не победил.

— Я думаю, что твоё присутствие на планете Тимурион неуместно, — сказал Кот, подло используя своё преимущество.

— Почему же? — спросил Слепой.

— Зачем стране правитель, который вечером умирает, а на утро снова живой. Сплошная интрига, ни к чему будоражить народ, — сказал Кот, и Слепой замертво упал на пол.

— Да, сколько можно!? — возмутилась Секлеция, а Кот хмыкнул и сказал: — У него осталость две жизни.

Когда Слепой очухался, он молчаливо взял за руку Гавроша и сам направился к выходу, а Секлеция, как курица, бежала за ними, озабоченно дотрагиваясь до Слепого и спрашивая его о самочувствии. Они миновали ворота дворца и отправились за город. Секлеция, догадываясь, догнала Слепого и взяла Гавроша за руку с другой стороны. Троица миновала околицу и углубилась в лес, где они немного проплутали, пока не нашли люк с надписью. Прижимаясь друг к другу, они застыли на нём, наивно ожидая, что кто-то с другой стороны люка подойдёт к нему и они поменяются местами.

Кот, сопровождая их симпотами, перевернул люк и отправил их на Землю.

— За что мы будем жить? — спросила Секлеция, отряхивая свою юбку и оглядываясь вокруг. Остатки разваленной хижины освещало вечернее солнце на горизонте.

— У меня есть несколько хутинок, — сказал Слепой, вытаскивая из кармана горсть монет.

— На Земле они не ходят, — улыбнулась Секлеция.

— Ошибаешься, — сказал Слепой, — любой нумизмат отдаст за них целое состояние.

Секлеция взяла одну монету и долго вертела её в руках.

— Ты ещё не рассчитался со мной, — сказал Кот, — появляясь из-за кактуса, — и должен мне две жизни.

Кот щёлкнул лапой и монеты в руках Слепого исчезли, а он замертво упал на песок. Кот, блеснув единственным глазом, исчез, растворившись в воздухе. Гаврош, проверяя Слепого, подёргал его за ухо, но его несбывшийся отец лежал бездыханным. Секлеция, склонившись к лежащему Слепому, орошала его лицо слезой и целовала в мёртвые губы. Внезапно губы ожили и впились в губы Секлеции, чуть её не перепугав.

— Ты жив! — воскликнула Секлеция, прижимая голову Слепого к груди.

— Последнюю его жизнь я отдаю тебе, — промолвил Кот, появляясь в воздухе перед глазами Секлеции.

— Спасибо котик, — совершенно искренне сказала Секлеция, прижимая к губам морду кота.

— Не слюнявь его, — возразил оживший Слепой и мстительно добавил: — Мне кажется, он на помойках питается, тварь блохастая.

Кот ухмыльнулся и снова исчез, на этот раз навсегда.

— Я, кажется, давал тебе хутинку, — вспомнил Слепой.

— Она моя, — возразила Секлеция, — так же, как и ты.

Слепой присел на песок и снял очки. Без них он выглядел очень ранимым и Секлеция, от умиления, снова поцеловала его в губы. Слепой протёр очки подолом её платья и сказал: — Нам нужно идти.

Вскоре их фигуры, держащие за руки Гавроша, поглотило заходящее солнце, к которому они шли.

***

Маргина ощущала странное оцепенение. Она не заметила, как это случилось, только медленно шагала вдоль улицы в Мокаши, направляясь в дворцовый парк. Ноги переносили её тело без всяких усилий со стороны Маргины, словно существовали сами по себе. Не понимая своего состояния, она беспрекословно подчинилась, наслаждаясь прекрасными видами, которые Тёмный специально создавал для неё. Немного раньше она любила здесь медитировать, точно так же медленно шагая по нешироким дорожкам парка.

Успокоение совсем не требовало разбираться в себе, почему она направляется в парк, а когда показалось неподвижное зеркало озера, у неё внутри возникло непреодолимое желание окунуться. Её ноги, словно подслушивая её мысли, ускорили шаги, направляясь на берег, устланный ровной зелёной травой. Маргине нестерпимо захотелось окунуться в озеро и она, не раздеваясь, шагнула в воду. Прибрежное дно равномерно уходило вниз, а Маргина, опустив голову, видела свои ноги в кристально прозрачной воде, не замутнённой илом. Вода медленно поднималась, сначала до колен, потом до пояса, а вскоре плечи погрузились в поднятую ей волну.

«Я утоплюсь!» — испугалась Маргина, боясь не исчезновения, которая недоступна её телу, а боли, когда на время прервется её жизнь. «Ты не умрёшь!» — шепнул чей-то настойчивый голос, и она поверила ему, погружаясь в воду с головой. Она прикрыла рот, так как воздух ей совсем не нужен, а открытые глаза любовались подводной картинкой, которую тоже создал Тёмный. «Какой же он молодец», — подумала Маргина, понимая, что это создавалось для неё, но досталось Тим, напоминание о которой слегка возбудило в ней ревность.

Ей захотелось поплыть, и она оттолкнулась от дна, отдаваясь во власть водной стихии. Ощущение невероятной свободы настраивало её на игривый лад и ей, внезапно, захотелось стать рыбой, чтобы легко и радостно рассекать толщу воды. Проплывающая рядом стайка разноцветных рыб, поддразнивая её, мелькнули прямо перед её лицом, обдавая её упругой струёй воды. Случайно бросив на себя взгляд, она обнаружила, что тоже стала рыбой, чему очень удивилась, так как не имела дименсиальной оболочки.

Рядом проплыла огромная рыба, и она забеспокоилась, ожидая агрессии. Самец, как она для себя определила, беззлобно потёрся о её бок, и её пронзило внезапное возбуждение вдоль хребта, заставляя содрогнуться всём телом. «Сазан!» — догадалась она, но отвращения, почему-то, не испытывала. Сазан закружил вокруг неё, постоянно дотрагиваясь до её боков, отчего Маргина резко поглупела, а тело, не подчиняясь её воле, в такт самца изгибалось и мелко вибрировало. Первая волна вожделения прошлась по телу, а её сознание охватило только одно желание – извергнуть из себя гроздья икры. «Откуда у меня может быть икра?» — с удивлением вопрошала она себя, но сознание, погружённое в истому, отказывалось работать, а инстинктивно следовало желанию Сазана.

Внезапно рядом появилась прелестная самка сазана и Сазан, оставив Маргину, бросился к незнакомке, нарезая вокруг круги. Самка завибрировала, провоцируя Сазана, который, от возбуждения, забился в конвульсии и выпустил в воду целое облако семени. Новая самка, к удивлению Маргины, выпустила из своего тела человеческую руку и что-то дернула возле головы Сазана.

— Что?! Доигрался, сексуальный маньяк! — сказала самка сазана, а потом открыла огромную пасть и проглотила Сазана целиком. Маргина, медленно приходя в себя, во все глаза смотрела на кровожадную самку, живот которой дёргался во всех направлениях. Самка, не теряя времени, снова протянула возникшую руки и взяла за жабры Маргину, вытаскивая её из воды. Задыхаясь, Маргина потеряла сознание.

Когда она открыла глаза, то обнаружила, что на неё смотрит Лилит и лупит её по щекам.

— Очнулась? — спросила она и прекратила экзекуцию. Протянув Маргине руку, она помогла ей подняться и произнесла: — Не думала, что ты такая наивная.

Маргина ощупала себя и поняла, что Лилит надела на неё сеточку. Посмотрев на неё с благодарностью, Маргина увидела, что Лилит усиленно нюхает себя и морщит нос.

— Вот тварь! — огорчённо промолвила она. — Теперь несколько миллионов прасеков буду вонять рыбой.

Её живот неожиданно вздулся и задёргался в разные стороны. Лилит пару раз саданула себя по животу и тот снова успокоился.

— Тебе обязательно держать его …внутри, — спросила Маргина, рассматривая вздувшийся живот Лилит.

— Побалую Сатанаила диковинкой, — ответила Лилит, а Маргина подумала, что целоваться с ней она больше не будет. Лилит икнула и произнесла: — Идём к Тим, отдадим ей душу и закончим это дело.

Они покинули берег озера и отправились во дворец. По дороге молчали, точно супруги, вместе прожившие долгую жизнь. Когда они вошли в спальню, где в постели по-прежнему лежала неподвижная Тим, на них вскинул свой печальный взгляд Тёмный.

— Привет, Тёмный, — сказала Лилит, игнорируя его новое имя Светлый Том, — возьми душу Тим и поторопи её, я не хочу здесь более задерживаться.

Маргина застыла, ожидая, как Тим отдадут душу, так как она никогда не видела, как она выглядит. Лилит подала что-то, совсем невидимое во всех измерениях, но которое ощущалось симпотами. Положив руку на грудь Тим, Лилит замерла, ожидая реакции, но её надежды не оправдались, больная оставалась неподвижной.

— Я не поняла? — произнесла Лилит. — Она, что, не хочет принимать свою душу?

Ответить ей никто не мог, так как специалистов по душам, кроме неё, не имелось.

— Вы мне должны Хутина. Разбирайтесь с Тим сами. Я оставляю здесь симпоту, а сама возвращаюсь к своим идиотам, — сказала Лилит, обращаясь к Маргине, а потом, не мешкая, расправила крылья и упорхнула в окно, отправляясь вверх, к тёмному небу. Попытки Маргины привести Тим в чувства ничего не дали. Загрустивший Тёмный в этом деле оказался плохим помощником и Маргина, вместе с ним, тоже загрустила.

Последние дни жизнь в Мокаши напоминала траур, так как неизменная туча закрывала местное солнце, погружая город в сумерки. Жители города, пугаясь странных перемен и катаклизмов природы, затаились по домам и не высовывались, изредка выбираясь на редкий базар, чтобы купить самое необходимое. В отличие от жителей, слухи свободно перемещались, как в городе, так и за его пределами, описывая случаи, как фантастические, так и реальные, возведенные в ранг фантастики. Во всяком случае, весть о том, что правителем Тартии станет Слэй, не вызвала в столице Мокоши отчуждения, так как бывшего дрима считали своим и находили его назначение правильным. Данная весть, разнесённая по стране, успокоила жителей и настроила их на привычный лад жизни, в котором любые правители занимали десятую долю забот, приравниваясь к таким же налогам.

В отличие от Тартии, гдё существовала тишь да гладь, Уолл, направленный с братьями Гай в Райну, встретил там сопротивление богатой верхушки во главе с Роше. Правитель, сменивший Нука, не стал особо заморачиваться и перестроил существующую управленческую структуру под себя, по прежнему обирая население, а во всех грехах обвиняя сбежавшего Нука и списывая всё на войну с Паутом. Каста нуковцев, сменив хозяина, по прежнему служила правителю, а население задавила непомерными налогами.

Уолл, отличаясь личным мужеством, не знал, как бороться с ползучей бюрократией и воровством, поэтому, сдался и позвал Кота. Тот, не особо утруждая себя экономикой, в одно мгновение собрал все хутинки на центральной площади Лыбы, а потом, разделив всё поровну, наделил каждого жителя Райны, включая младенцев, своей долей. Возможно, Кот читал Маркса и разделял его идеи построения коммунизма в отдельно взятой стране или на данную идею его подвигла воровская компашка, в которой он, до недавнего времени, промышлял.

Совершив такое противоправное действие Кот, для острастки, поднял всех бывших и новых нуковцев в воздух и опустил на середину реки Депра, а потом, вместе с братьями Гай, с интересом наблюдал за заплывом. Выбравшихся на берег нуковцев он предупредил, что в следующий раз забросит их в Потийское море. Кот отправил симпоты в соседнюю страну, Белду, но там царило такое болотное спокойствие, что он посчитал свою миссию выполненной и законченной, отчего со спокойной душой отбыл в Мокаши.

Уолл остался в Лыбе, разделяя с братьями Гай все общественные радости и невзгоды, а также семейные ценности в виде Мэриэнеллы.

***

Тёмный недвижимый морок безбрежный и молчаливый, отчего душа Тим приобрела покой и безмятежность. «Ничего нет и нет меня», — текла неторопливая мысль, не задевая душу, словно вода забвения уносила её далеко от сутолоки жизни в море спокойствия и лёгкой печали. Отчего ей так близка печаль, она уже и забыла, только горький вкус несущегося забвения напоминал о чём-то плохом, которое свершилось и осталось в прошлом. «Не нужно ворошить прошлое», — скользила мягкая мысль, отгоняя слабые остатки угрызения совести, которые, поднимая мелкую волну, не тревожили, а успокаивают, как покрытое лёгкой зыбью море.

«Иди ко мне», — тихо позвал голос, и она, немного взволнованная тем, что не одна, осторожно потянулась вперёд. Темнота впереди не давала возможности видеть облик зовущего, но Тим считала, что здесь, в этой тишине, ей не грозит опасность. Правда, вскоре она изменила своё мнение, так как течение, которое влекло её вперёд, внезапно ускорилось, отчего Тим почувствовала тревогу и некую напряжённость, витающую вокруг.

«Мама!» — совсем близко раздался крик, отчего Тим вздрогнула, вспоминая значение этого слова. «Мама!» — настойчиво повторил кто-то, и слово, сказанное вновь, дёрнуло за цепочку понятий, заставляя её реагировать. Она неохотно разбудила своё сознание, выискивая сопоставимые значения сказанному, и на ум невольно выскочило: «Сын!»

Странное слово из трёх звуков не породило никакой ассоциации, а воображение не придумало какой-либо образ, приемлемый сказанному. Она хотела снова плыть по течению, но сзади настойчиво вовлекали её в чужой спор.

— Я тебя убью! — услышала она голос Маргины, сразу определяя его принадлежность.

— Мама, спаси меня! — закричал тот, кто резонировал со словом «сын», и она забеспокоилась, понимая, что это касается её. Внезапно, тёмный туман позади медленно рассеялся, и Тим увидела, что висит в воздухе над какой-то женщиной на кровати, а посредине комнаты стоит Маргина, приставив нож к горлу младенца. Капля крови стекала с пореза, оскверняя белое тело малыша, а лежащий рядом Кот, сияя одним глазом, кровожадно советовал:

— Попробуй вначале задушить, а потом режь, — промурлыкал Кот, подпирая лапой свою одноглазую рожу, словно наблюдая в театре какую-то пьесу. «Какую пьесу!» — возмутилась Тим, не зная значения данного слова, и хотела закричать: «Оставьте его, это мой сын!» — по слова не возникли, так как у неё не имелось голоса. Она рванула к ребёнку, собираясь вырвать его из рук мерзкой Маргины, но что-то дёрнуло её, и она остановилась. Тонкая белесая нить, тянущаяся к лежащей на постели женщине, не давала её двинуться, а за женщиной сгущалась тьма, из которой она снова услышала приказ: «Иди ко мне!» — в этот раз более громкий и настойчивый.

«Что они все хотят от меня?» — спросила Тим и последний голос сообщил: «Ты должна выбрать между спокойствием и тревогой». Она сразу выбрала спокойствие, но, словно ей назло, ребенок закричал:

— Мама, я Лури, спаси меня!

Сказанное, словно гром оглушило Тим, возбуждая в ней воспоминания и образы, а подлая Маргина усилила нажим и из-под ножа ручьём хлынула красная кровь.

«Что ты делаешь, тварь!» — беззвучно закричала Тим и увидела, как у лежащей на кровати женщины зашевелились губы. «Это я!» — запоздало догадалась Тим и хотела прильнуть к телу, которое не хотело пускать её в себя. Но чья-то внешняя сила стала стеной между Тим и лежащим телом, мешая слиянию.

«Ты пойдёшь со мной!» — злобно зарычал голос сбоку. Из темного тумана, раскинув в стороны тёмные крылья, показался силуэт Сатанаила, из пасти которого выстрелил жёлтый гад, который пытался укусить следующую тварь, голова которой бросилась на Тим.

Навстречу голове, защищая душу Тим, бросился Кот, хлестанув когтистой лапой по безобразной роже, отчего та заревела и умылась чёрной кровью.

Уже догадавшись, что её ждёт, если она покорится твари, Тим настойчиво нырнула в тело, сразу взяв управление на себя. Неимоверная тяжесть, навалившаяся на неё, чуть не заставила её возвратиться в тёмное спокойствие, но знание того, что её сына, Лури, зарежет Маргина, возбудило в ней такие силы, что она смогла открыть слипшиеся глаза и крикнуть ослабевшим голосом:

— Маргина, не смей!

К её удивлению, Маргина отставила ножа, а капли крови, скатившиеся на пол, очень резво побежали к её ноге. Так же резво Лури бросился к ней и обнял её голову, восклицая:

— Мама, ты меня любишь?

— Конечно, сынок, — прошептала Тим, и из уголка глаза скатилась слеза, продолжая свой путь по щеке. Она обняла слабыми руками Лури, который, бросив взгляд на Маргину, прижался к ней головой. К удивлению Лури, его мать, Тим, закрыла глаза и с блаженной улыбкой затихла, от чего он воскликнул: «Она умерла!» — и повернул растерянное лицо к Маргине. Она обняла его, совсем растерявшись, а Кот, проверив состояние Тим, с укоризной сказал:

— Маргина, когда ты научишься пользоваться своими симпотами?

Маргина проверила и со смущением сказала Лури:

— Твоя мама просто спит! Пусть отдохнёт, ей пришлось нелегко.

Тёмный, до сих пор растерянно стоявший возле окна, подошёл к Лури и положил свои руки ему на плечи:

— Мы подождём, да, сынок?

***

Если возвратить время немного назад, когда Кот вернулся с творческой командировки по построению экономики Райны, то первый вопрос, на который ему пришлось ответить, касался Тим.

— Как же нам её вернуть? — растерянно спросила Маргина у Кота, так как советоваться больше ни с кем не могла. Тёмный не то чтобы дать совет, а, даже, забыл своё новое имя, Светлый Том, горюя возле кровати Тим.

— Нам нужно подвергнуть её стрессу, — блеснув единственным глазом, кровожадно сообщил Кот после некоторых размышлений.

— Большего стресса, чем там, где она находится, не бывает, — возразила Маргина.

— Нам нужно использовать Лури, — сказал Кот, не слушая Маргину.

— Лури?! — насторожилась Маргина: — Что ты с ним хочешь делать?

— Мы подвергнем его опасности, чтобы душа Тим возвратилась в её тело, — решил Кот, игнорируя замечания Маргины.

— Кот, если ты думаешь, что я соглашусь подвергать опасности Лури, то знай, что я тебе не позволю, — предупредила Маргина.

— Да, ты мне поможешь, — сказал Кот, словно и не слышал слова Маргины, и сиганул прямо в небо. Маргина, словно синица при виде своего гнезда, запричитала и бросилась за Котом, чтобы защитить своего птенца, ясно понимая, что кот направляется прямо к Лури. Маргина, вспоминая то, как она кормила грудью Лури целую жизнь назад, ещё до того, как стала Мо, понимала, что время стёрло новизну ощущений, но не хотела, чтобы Лури каким-нибудь образом было больно. Когда она прилетела, то увидела, что Лури строит на своей маленькой планетке небольшие горы, собранные из камешков и присыпанные песком, а между ними роет каналы, собираясь запустить туда воду из ледяного астероида, который уже болтался на орбите Лури.

— Привет, мама! — воскликнул Лури, направляясь к Маргине, и полностью игнорируя Кота. Маргина, рассматривая сделанное Лури, с умилением всплеснула руками и воскликнула:

— О, боги фрей! Ты сам это сделал?

— Вот здесь у меня будет водопад, — похвастался Лури, выставив голое пузо, под которым болталось маленькое мужское достоинство.

«Откуда он знает, что там должно быть?» — удивилась Маргина, так как Тимерион родила Лури без отличительных половых признаков. «Я подсказал!» — сказал Кот, а Лури, так же мысленно, сообщил: «Кот обманывает. Я подключился к Кольцу!» Маргина хихикнула, взглянув на разоблачённого Кота, но тот и усом не повёл, а обратился к Лури:

— Ты должен помочь маме.

Лури уставился на Маргину, собираясь узнать, в чём ей помочь, но Кот разъяснил:

— У тебя есть настоящая мама, которой нужно помочь.

— У меня одна мама, а других мне не нужно, — надулся Лури, поставив Кота в тупик. Маргина присела возле Лури, взяв его на колени, а потом погладила Лури по голове. Она сообщила ему всё, что знала сама, а также о своём участии в данном мероприятии. Лури спокойно всё выслушал и спросил: — Ты украла меня у той мамы? — явно дистанцируясь от «той» мамы.

— Можно сказать и так, — согласилась Маргина.

— Ты меня любишь? — спросил Лури, уставившись на её лицо.

— Да, — искренне ответила Маргина. Лури удовлетворённо вздохнул и сказал: — Хорошо, я помогу твоей матери, — выделяя слово «твоей».

Они долго репетировали, но Коту, несмотря на то, что Маргина и Лури выполняли все его рекомендации, что-то в их игре не нравилось. Как настоящий Станиславский, он стал в позу, скрестив лапы на груди, и сверкнув взглядом, пафосно произнёс:

— Не верю! У вас нет искренности!

— Ты, что, хочешь, чтобы я натурально зарезала Лури? — возмутилась Маргина, но Кот так глянул на неё единственным взглядом, что ей пришлось заткнуться.

Она снова усердно пилила детскую шею ножиком, который сама же создала, а невинно убиваемый Лури с недоумением спросил Маргину: — Мама, а мне что делать?

— Зови свою маму, — приказала Маргина.

— Она мне не мама, — опять упёрся Лури.

— Если ты нам не поможешь, твоя мама погибнет, — сказал Кот и спросил: — Ты хотел бы, чтобы погибла Маргина?

— Нет, — коротко ответил Лури.

— Если погибнет Тим, то Маргина тоже будет чувствовать боль, — бросил последний аргумент Кот.

Потом они, захватив Лури, опустились на планету Тимурион.

***

Когда Тим проснулась, она, первым делом, потянулась к Лури, который тёрся возле Маргины, игнорируя и Тёмного и Тим. Лури, неохотно, подошёл к Тим, постоянно оглядываясь на Маргину, что вряд ли способствовало выздоровлению его матери. Тим прижала его к себе, чувствуя внутреннее сопротивление Лури, но всё равно испытывала неимоверное счастье, что её ребёнок жив и здоров.

— У нас будет время узнать друг друга поближе, — промолвила она, чувствуя материнским сердцем состояние Лури. Малыш терпеливо стоял, хотя его глаза говорили, что ему хочется к Маргине. Маргина подумала, что её ждёт нелёгкое время, так как привязанность Лури к ней не позволит ему быстро наладить отношения с Тим. С горечью она подумала, что ей следует покинуть планету Тимурион и вернуться к себе домой, но с той же обречённостью она понимала, что там, на Глаурии, её уже никто не ждёт и она давно забыта. Сменилось несколько поколений её рода за время её отсутствия, а напоминания о почивших родных может только ранить или, в лучшем случае, навеять грусть.

Её меланхолию разрушила Лилит, которая, чувствуя симпотами, что Тим пришла в себя, тут же появилась, вынырнув из тёмной тучи над городом. Ввалившись в открытое окно, она спрятала свои крылья за спиной и окинула всех взглядом.

— За вами должок, — обратилась она к честной компании и наклонилась к Лури: — Какой красавчик, вылитый папа.

Тёмный зарделся, а его усы от комплимента Лилит, шилом дёрнулись в стороны. Лилит снова окинула всех взглядом и остановила взор на Маргине.

— Тим, Лилит пришла за Хутиным. Ты в состоянии его отдать? — спросила Маргина. На недоуменный взгляд Тим, Маргина рассказала о договоре с тёмными. Лилит, словно это её не касалось, рассматривала спальню, профессионально пробуя рукой матрац.

— Эта тварь, именуемая Хутиным, мне совсем не нужна, — произнесла Тим и добавила, обращаясь к Лилит:

— Забирай, хоть сейчас.

Не мешкая, Тим поднялась на ноги и вышла во двор, а потом, опираясь на руку Тёмного, углубилась в парк, где выбрала ровное место и застыла. Лилит подошла к Тим поближе и, остановившись, тоже застыла, ожидая. Тим крутанула рукой, и точно невидимый бурав продырявил почву под ногами, образовав глубокий колодец, дно которого скрывалось в темноте. Заглянув туда, Лилит заметила далёкий отблеск подземного огня, а потом едва уловимое движение вверх. Вскоре на поверхность выбросило Хутина, который, как кукла, валялся без движения. Лилит схватила его одной рукой за шиворот и потянула за собой. Окинув всех взглядом, она с лёгкой усмешкой произнесла:

— Обниматься на прощанье не будем!

Проходя мимо Маргины, она незаметно бросила: «Мы ещё встретимся!» — и резко рванула вверх, к тёмному облаку. Стоило ей показаться там, как Веельзевул и Гаагтунгр подхватили Хутина под руки и потащили вверх вместе с тёмным облаком. Они летели всё выше и выше, пока планета Тимурион не оказалась маленьким зелёным шариком, освещённым местным светилом, посреди кромешной тьмы.

Лилит и её молчаливый супруг, Самаэль, не прощаясь, ушли куда-то в сторону, словно им дела нет до Хутина и его сопровождающих. Они одновременно перевернулись и исчезли, словно по мановению волшебной палочки. Веельзевул и Гаагтунгр продолжали свой путь в темноту, а им в спину щедро бросала свой яркий свет недавно возникшая спиральная галактика. Случайный наблюдатель, имя которому Банди, понимал, что данные экземпляры тёмных стремились на окраину Вселенной. Данное обстоятельство устраивало его и Дульжинею, так как возиться с тёмными им не полагалось по должности, да к тому же они к этому и не стремились.

Их полёт, несмотря на огромную скорость, продолжался довольно долго, пока они не достигли места, где впереди оставалась беззвёздная темнота. Так как Хутин не имел дименсиальной оболочки, но всё равно был бессмертным, то он, оживая, сразу начинал умирать от холода и отсутствия кислорода. В этот раз его стеклянные глаза успели запечатлеть неизмеримую глубину космоса, а уши услышали странный звук, словно вытянули пробку из бутылки шампанского. Хутин, вместе с Гаагтунгром и Веельзевулом, оказались на другой стороне тонкой и невидимой плёнки. Когда они отлетели достаточно далеко и Хутин снова очнулся на спине Гаагтунгра, то его глаза увидели сзади как будто виноградные ягоды, собранные в огромные гроздья, утопающие во мраке.

«Тёмные Миры», — прозвучало объяснение в голове Хутина, и он снова умер, проклиная своих сопровождающих, не соизволивших обеспечить ему минимальный комфорт.

***

После исчезновения Лилит тёмные тучи ушли вверх, открывая путь лучам местного солнца, отчего всё вокруг засияло, радуясь прекрасной погоде. Тим, устраивая зелёную волну в парке, догоняла Лури, который, немного освоившись, с азартом убегал, захлёбываясь от смеха. Наблюдая такую картину, Маргина благоразумно удалилась подальше, чтобы не мешать чужому счастью. Парк заканчивался, переходя в естественный лес, который, своей неухоженностью и хаосом, как ничто другое подходил к мыслям Маргины.

Она подумала, с кем бы поговорить, поделиться наболевшим, но авторитетов на планете Тимурион у неё не имелось. Жизнь только то и делала, что свергала авторитеты, и Маргина поняла, что на самом деле мэтров нет и быть не может. Каждый руководствуется удобной ему фигурой, как меткой, показывая своё отношение к жизни. Причём, что весьма удивительно, в каждый период жизни имеются идеалы, совсем противоположные тем, которым следовали в другое время.

Поэтому споры между людьми, придерживающихся иных взглядов – бесполезны и, к тому же, вредны. Доказав верность сотой доли своих убеждений, индивидуум экстраполирует их на всю теорию, принцип или жизненную позицию. Не стоит спорить, отстаивая свои взгляды, особенно с дураками. Если их глас будет звучать в пустыне, они, возможно, услышат себя и то, какую ересь они несут. «Возможно, и мне стоит отправиться в пустыню и послушать себя?» — улыбнулась Маргина и увидела Кота.

— У меня был кот, которого я любила держать на коленках, — засмеялась она, увидев его весьма опуклую фигуру. У Кота хитро блеснул второй глаз под повязкой, и он ехидно промолвил:

— Я не всегда был таким красивым.

— К сожалению, тебя не возьмёшь на коленки, — промолвила Маргина, радуясь появлению Кота.

— Отчего же? — сказал Кот и уменьшился до приемлемых размеров. Повязка на глазу, вместе со шляпой и ремнём, упала к его ногам, а Маргина сразу прозрела:

— Ты Туманный Кот?!

Кот, ничего не подтверждая, потёрся о её ноги и спросил, о чём она горюет. Маргина грустно сообщила, что хочет умереть, так как все, кого она знала, лежат в земле, а её круг жизни замкнулся на планете Тимурион. Кот вскочил на её колени и лёг, подставляя спину под ладошку, и Маргине ничего не осталось, как погладить рыжее совершенство.

— Ты глупая, если думаешь, что жизнь после смерти заканчивается, — промурчал Туманный Кот под её ласковыми руками.

— Ты хочешь сказать, что Элайни и Байли живые? — улыбнулась Маргина, продолжая гладить кота.

— У человека есть замечательное свойство – он когда-нибудь, да умирает. Почти всё появившееся на свет, после смерти – живы, — пустившись в философию, промурлыкал Туманный Кот, — душа, покидая плоть, освобождается.

— Ага, а у котов девять жизней, — хихикнула Маргина, — у них, вероятно, столько же душ?

— Напрасно иронизируешь. Есть люди, у которых душа светлая и они принадлежат Свету. У многих душа, после прожитой жизни, тёмная, и они после смерти уйдут во Тьму. Хуже тёмных – равнодушные люди, у которых душа – серая. Они превратятся в Ничто и исчезнут.

— Всё предопределено заранее? — спросила Маргина.

— Нет. У человек на протяжении жизни есть выбор, и он имеет право определиться.

— Я сделала мало добрых дел, чтобы принадлежать к Свету, — произнесла Маргина, — а уходить во Тьму не хочу.

— Небо не считает сделанное тобой добро, а судит за плохие дела, — произнёс Туманный Кот, — насколько я могу прорицать – ты принадлежишь Свету.

Маргина, продолжая поглаживать кота, улыбнулась и смахнула с ресниц слезу.

— Знать бы, что плохо, а что нет, — улыбнулась Маргина и почесала Коту за ухом: — Спасибо за поддержку, котик. Прости, но в сказки я не верю – я уже большая девочка.

— Это не сказки, но, чтобы туда попасть, необходимо умереть, — промолвил Туманный Кот, внимательно наблюдая за Маргиной.

— Чтобы ещё раз увидеть своих девочек, я готова умереть, — промолвила Маргина. И сразу почувствовала, что поднимается вверх, а кот остается на уровне её глаз. Бросив взгляд вниз, она увидела, что её тело валяется под разлапистой сосной недалеко от дворца Уолла. Ей стало немножко грустно, что её плоть бесхозным хламом лежит, никому не нужная, но Туманный Кот, читая её мысли, успокоил: — Я приберу тело.

— Ты тоже умер? — спросила Маргина кота, но тот только хмыкнул: — Ты плохо знаешь структуру сущего. Я ведь Модератор Светлого Континиума.

— Ты выше Банди и Дульжинеи?

По тому, как хмыкнул кот, она поняла, что Туманный Кот ещё тот начальник и снова в её душе поселилось спокойствие. С котом ничего не страшно. Словно их услышав, рядом оказалась каменная громада Дульжинеи, которая почувствовала Маргину и крикнула: «Банди! Верни её!» — но они стремительно улетали дальше.

Планета Тимурион красивым зелёным шариком в белом тумане осталась далеко внизу и Маргина мысленно попрощалась с Тимурион и Светлым Томом, искренне желая им вечной любви. Планета Лури, словно специально, промелькнула совсем рядом. Маргина с лёгкой грустью рассматривала построенные Лури горы, и голубой водопад, искрящийся под лучами светила. Она, запечатлела в памяти маленький спутник и безнадёжно помахала ему рукой, смахивая внезапную слезу.

Они с огромной скоростью устремились к середине местной галактики, в центре которой лежала укутанная огненными полосами тёмная звезда. С неудержимой силой её потянуло в тёмную глазницу, а то, что она считала своей душой, внезапно затрясло, и она почувствовала, что изменяется. На её испуганный взгляд Туманный Кот снисходительно сообщил: «Успокойся! Это окно в другой мир. Религии на Земле называют его Чистилищем».

Какая-то корка слетела с неё, а она мчалась по чёрному туннелю, наблюдая впереди свет. Вдруг тёмная жуть улетела прочь, а всё пространство вокруг ярко запылало разноцветными огнями, которые превратились в замысловатые фигуры повторяющейся формы, перетекая из меньшей конфигурации, в подобную большую. Какие-то сияющие сущности, приближаясь, обволакивали её любовью и что-то с улыбкой сообщали. Информация не походила на разговор или сообщение через симпоты, она проникало в Маргину неизвестным путём, и она поняла, что её приветствуют. Она растерянно оглянулась, разыскивая Элайни и Байли, но то, что она видела или представляла, не походило на её дочерей.

— Не беспокойся, ты их узнаешь, — сообщил Туманный Кот, — тем более, они далеко.

Он перевернулся, и они оказались в другом месте.

— На самом деле Тёмный Мир, в котором ты жила, замкнутый, и там управляют Хранители Кольца, — произнёс кот, но Маргина его не видела, так как её ослеплял Свет.

— А теперь ты вернешься в Реальный Мир, — произнёс Кот, и Маргина увидела его лицо. Да, да, не рыжую мордочку, а прекрасное лицо, обрамлённое огненными волосами. Сзади послышался смех и Маргина, с сожалением оторвавшись от лица Туманного Кота, обернулась. Она угадала улыбающуюся Байли, а за ней – Элайни. Они, несомненно, весьма походили на себя, но казались необыкновенно прекрасными. За их спинами Маргина обнаружила другие фигуры, чем-то невероятно знакомые, но рассмотреть, опять же, не могла, так как всё заливал неимоверно яркий, тёплый и родной, мягко ласкающий её Свет.

Через мгновение она растворилась в нём, погружаясь и растекаясь до бесконечности.

Конец

27.08.2014 — 08.03-2015

Карта планеты Тимурион

Примечания

1

дрим — время сна, наименование человека, сновача, передающего сны.

2

Me encanta otra — Я люблю другого (испанский).

3

Lo que es un bestia! — Что за тварь! (Испанский).

4

Quién te ha ofendido?— Кто тебя обидел? (испанский).

5

Санит — тонкая молекулярная ткань.

6

Хутинка — главная монета Тартии. Имеет хождение в странах дрима.

7

Триграмма — тройное сочетание непрерывных и прерывистых линий. Знак имеет восемь ступеней.

8

Топ — мера веса, приблизительно один киллограм.

9

Симпоты — органы осязания дименсиальных структур.

10

Глифома — кластер внутренней памяти дименсиальных структур.

11

Мотня — мера валюты, равна десяти котомкам.

12

Котомка — равна десяти сумам. Одна сума равна десяти вайчакам. Один вайчак - пятдесят хутинкам.

13

Хранитель — димензиальная структурированная материя, существующая в пяти, шести и семи измерениях, с заложенной самообучающейся программой сохранения энтропии Вселенной. Кем созданы Хранители – неизвестно. В подчинённом положении следуют указаниям Творцов, Наблюдателей, Созидателей.

14

Revolución — революция

15

Amar, amar… — любов, любовь…(испанский)

16

Амомедары — димензиальные примитивные структуры, использующие мимикрию, для подобия с местными формами жизни. В космосе существуют, как кристаллические нити. Используются барберосами для пополнения своих эмоциональных потребностей.

17

Мэтлоступэ — устройство для передвижения по воздуху. Изготавливается из дерева для фреи, достигшей шестнадцати лет, заряжается на совете фрей.

18

Прасек — единица времени. 1 прасек равен 0,6 секунды, 100 прасеков равны 1 минуте, 6000 прасеков равны часу, 144 000 прасеков равны суткам, 52 560 000 прасеков равны году, 52 560 000 000 прасеков равны 52 гигапрасекам и равны 1000 лет.

19

Yo voy contigo — Я иду с вами (испанский)

20

Барберосы — димензиальные структуры, космические странники, существующие семействами и выпасающие на подвернувшихся планетах свои стада амомедаров

21

Sí, sí! Me amar tu hermanos — Да, да! Я люблю твоих братьев.

22

Оболочка Хранителя – димензиальная структура в семи измерениях, дающая возможность Хранителю осуществлять свою деятельность.

23

птеранодон — род птерозавров. Отличался крупным выростом на голове.

24

Базилозавр — очень похож на современных акул, только гораздо крупнее их. Длина базилозавра подчас доходила до 25 метров, по форме туловища он был схож с рыбами; низкий череп до полутора метра в длину. Коренные зубы заострённые, пильчатые, удобные для захвата рыбы.

25

Лааки — человекоподобные летающие существа имеющие крылья. Волосы на голове красят. Из одежды носят небольшую перевязь на поясе, а на бёдрах лук и колчедан.

26

Драхи, плазмоидные — существа на планете Гренааль, питающегося эмоциями страха. Встреча с ними смертельна для любого вида, кроме Хранителей, которым они не способны причинить вред

27

Мэтлоступэ — устройство для передвижения по воздуху. Изготавливается из дерева для фреи, достигшей шестнадцати лет, заряжается на совете фрей.

28

Странник — димензиальная структура материи, не подчиняющаяся правилам Кольца и живущая сама по себе, как ей заблагорассудится.

Оглавление

Оглавление: Репликация первая. Слэй Репликация вторая. Секлеция Репликация третья. Мари Репликация четвёртая. Слепой Репликация пятая. Тим Репликация шестая. Бзын Репликация седьмая. Гаврош Репликация восьмая. Лури Репликация девятая. Паут Репликация десятая. Лилит Репликация одинадцатая. Глюк Репликация двенадцатая. Хамми Репликация тринадцатая. Мо Репликация четырнадцатая. Кот Примечания 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg