«De Paris avec l'amour»

De Paris avec l'amour (fb2) - De Paris avec l'amour [СИ] (Невозможного нет - 9) 1363K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Дарья Волкова

Дарья Волкова De Paris avec l'amour

Шаг первый. Незнакомец Серж

— Сереженька, вы ли это?!

— Васенька, глазам своим не верю! Какими судьбами?

Эти реплики, сказанные на чужом данному месту языке, привлекли к себе всеобщее внимание в одном из многочисленных уютных кафе Тиня. Да и сказавшиеся их — точнее, воскликнувшие — и без того не остались бы без внимания, особенно, женского. Их было двое — двое в самом расцвете молодой агрессивной мужской привлекательности: высокие, плечистые, отлично сложенные. Один выделяется яркими зелеными глазами и россыпью проказливых веснушек по всему лицу, другой — просто красавец-блондин с идеально слепленным лицом: мужественный подбородок, ровный прямой нос, четко очерченные чувственные губы и обманчивые в своей красоте холодные серо-голубые глаза. Такие мужчины смотрят на простых смертных женщин с обложек глянцевых журналов. И иногда спускаются с небес на землю, чтобы в центре альпийского кафе тискать в своих объятьях другого, конопатого симпатяшку.

А потом, после бурных изъявлений восторгов по поводу неожиданной встречи, парочка с бокалами глинтвейна в руках усаживается за одним из столиков. За ними по-прежнему исподтишка наблюдают многие, особенно барышни. Отмечая все — и уверенную небрежность в движениях, и качественную горнолыжную одежду, и — о, печаль! — обручальное кольцо на безымянном пальце рыжего-конопатого. Подслушать разговор не удается — ведется он все на том же чуждом данному месту диалекте.

— Какими судьбами тут, Сергей Владленович?

— Моего отца зовут Вивьен, если ты забыл.

— Да ну? А Владлен смешнее.

— А вам бы все смеяться, Базилио.

— Слушай, Серж, ну ты значительно подтянул свой русский. На ком практикуешься?

— Мадам Нинон общается со мной исключительно на великом и могучем, — усмехается холеный блондин, отпивая из бокала.

— Бабка еще жива?! — восхищается Литвинский.

— Кому бабка, а кому мадам Нинон Бетанкур, — пожимает плечами его собеседник. — Уверяю тебя — она всех нас переживет. И еще будет приходить поскорбеть на могилки.

— Мировая у тебя бабка, — ухмыляется Бас.

— Если бы она тебя сейчас слышала…

— … я был бы уже испепелен, — заканчивает фразу Василий. — Я все помню — никакая она не бабуля, а мадам Нинон.

— Именно так.

— Как ты вообще, дружище? Сто лет тебя не видел. Как бизнес?

— А что ему будет? — Серж Бетанкур безмятежен. — Его не один десяток лет выстраивали. Даже такой тип, как я, не в состоянии его развалить так быстро.

— Да ладно вам прибедняться, Сергей Владленович. Помнится, лет пять назад вы занимались как раз тем, что вытаскивали семейное дело из… из того места, где оно оказался благодаря твоему отцу.

— Детали опустим, — скупо усмехнулся блондин. — Вытащил — и ладно.

— Как дела у мсье Вивьена?

— Все так же.

— То есть…

— Рядом с его последней пассией даже я чувствую себя педофилом! — безмятежность на секунду слетела с красивого лица, обнажив уставшего под грузом серьезных проблем человека. Но лишь на миг — и снова вернулась ослепительная маска. — Я у нее водительское удостоверение потребовал предъявить — мало ли. Нет, двадцать лет есть, слава Богу! А выглядит не больше, чем на пятнадцать!

— Нда… — Василий почесал кончик конопатого носа. — Что тут скажешь…

— Да тут все природа и мадам Нинон уже сказали за нас, — Серж не любит рассказывать о своих семейных проблемах — склад характера такой, да и публичность обязывает. Но сейчас что-то словно тянет его за язык — в обществе человека, которого он не видел несколько лет, которому он многим обязан и в порядочности которого не сомневается. — Мать себе вообще завела…

— Собаку?

— Если бы… Сладкого чернокожего мальчика-шоколадку. Марокканец. Пытался тут со мной разговоры о бизнесе вести, о деньгах. Но я быстро ему объяснил, что если он ублажает в постели мою дражайшую матушку, это еще не значит, что я пущу его в совет директоров.

— Сурово тебе приходится…

— А люди завидуют, знаешь ли. Это же так круто — быть Сержем Бетанкуром, совладельцем и председателем совета директоров одной из известнейших косметических компаний страны. Знал бы ты — как меня это все… как это говорят… задрало. Ладно, — ослепительная белозубая улыбка появляется на красивом лице, — что мы все обо мне? Как твои дела? Как прекрасная Мари? Вы завели бэбика?

— Мари — отлично. Бэбику уже почти два года.

— Кто? Мальчик, девочка?

— Сын. Сашка.

— Поздравляю. Знаешь, я, между прочим, до сих пор сердит на тебя. За то, что ты меня тогда послал… когда я к тебе в больницу приезжал.

— Я всех тогда посылал — что теперь? — Литвинский пожимает плечами. — Только Машку не удалось… выставить.

— Раз так — она, наверное, удивительная девушка.

— Удивительная, — кивает Бас. — Чудесная. Самая лучшая.

— Эй-эй! Полегче. Так сладко — слипнется, — смеется Бетанкур.

— Не слипнется — Сашка с помощью трех шоколадок проверял, — ответно смеется Василий. — И вообще — тебе не понять.

— Да где уж мне. А ведь было времечко… Помнишь, как мы тогда в Гренобле…

— Помню! Но если ты когда-нибудь, в присутствии Маши, посмеешь об этом вспомнить…

— Да что я — правил не знаю! — Серж со смехом поднимает ладони в знак понимания. — Ты теперь человек женатый, стало быть — святой отшельник. А чем занят святой человек? Ты, кажется, тренером работаешь?

— Угу, — Литвинский допивает глинтвейн и задумчиво смотрит в сторону барной стойки, раздумывая, стоит ли заказать еще одну порцию. Его собеседник просто оборачивается и подмигивает девушке за стойкой, подняв пустой бокал. Его понимают без слов. Хорошо быть Сержем Бетанкуром.

— А где твои подопечные?

— В шале. Сидят, привязанные к кроватям.

— Шутишь?

— Почти, — ухмыляется Бас. — Это не дети. Это банда. И я себе сегодня устроил вечер свободы. А ты тут что делаешь? Дела? Отдых?

— Второе. Merci, — это уже с мимолетной улыбкой официантке. — Сбежал из Парижа передохнуть и с мыслями собраться.

— Один? Или?…

— Один.

— Стареешь.

— Умнею.

— Все еще держишь оборону против мадам Нинон? Помнится, она была решительно настроена женить тебя на подходящей девушке. Дабы не прервался славный род Бетанкуров и Бобровских. Отступилась от своей идеи?

— Мадам Нинон в ее поступательном движении только бетонная стена остановит. И то — не факт. Она заявила, что не собирается отходить в мир иной, пока я не женюсь. С одной стороны, я, конечно, уже слишком привык к старой перечнице — учитывая, что именно она меня и вырастила. И велик соблазн потянуть с женитьбой лет до пятидесяти. А с другой — иногда ее хочется просто тихо придушить во сне подушкой.

— Достает?

— Не то слово, — вздыхает Серж. — Вот что ты смеешься? Это ни капли не смешно! По возвращении меня ждет очередной кастинг претенденток. Завуалированный под посещение недели высокой моды.

— Бедненький…

— Я всерьез подумываю о том, чтобы пустить слух о моей нетрадиционной сексуальной ориентации,

— Серж запустил пятерню в пепельную шевелюру, а Литвинский совсем громко и неприлично заражал.

— Прости, не сдержался. Не думаю, что это тебе поможет. Просто вместо претенденток будут претенденты.

— Сволочь, — беззлобно прокомментировал этот вредоносный пассаж Бетанкур. — Но ты прав. К тому же, в этом случае я реально рискую проверить на своей шее — так ли тверда трость мадам Нинон, как она утверждает.

— Ты так жалостливо рассказываешь, что хочется прямо подсобить сиротке. Только не знаю — как.

— Сиротке при живых родителях, — буркнул Серж. — Мне только гильотина поможет, я так чувствую. Мне бы, знаешь, — мечтательно, — прикрытие хорошее на ближайшее мероприятие. А то я после последнего собрания акционеров как выжатый лимон. И возьмут меня тепленьким…

— … и под белы рученьки и в ЗАГС, — продолжил за друга Бас. — Точнее, в мэрию. Какое прикрытие? Не понял тебя.

— Да спутницу какую-нибудь. Чтобы мадам Нинон и ее свора претенденток от меня отстали.

— Бетанкур, я не верю, что ты не можешь найти себе спутницу для светского мероприятия!

— Это должен быть, — Серж начал демонстративно загибать пальцы, — во-первых, незасвеченный ранее агент. Во-вторых, одноразовый. В-третьих… А, впрочем, и во-первых и во-вторых достаточно. Мне нужна порядочная, вменяемая и прилично выглядящая мадмуазель, которая спокойно отпустит меня после одного совместно проведенного вечера. Если она будет еще и русскоговорящая, чтобы ублажить мадам Нинон — это будет совсем идеально. Где я такую найду?

— Какой же ты самовлюбленный, Бетанкур.

— Я реально смотрю на вещи. С высоты своего большого жизненного опыта.

— Опыт у тебя весь горизонтальный, — огрызнулся Литвинский.

— Отчего же, — усмехнулся Серж. — Стоя бывает тоже… приятно.

— А что эскорт-услуги? — не стал развивать скользкую тему Бас.

— Издеваешься?! — фыркнул Бетанкур. — Во-первых, это не скроешь — при моей известности. Во-вторых… во-вторых, у тебя неправильное представление об эскорт-услугах, мой мальчик.

— Твой мальчик никогда не испытывал проблем с девушками, — не остался в долгу Литвинский. — И тебя в беде тоже не бросит.

— Благодетель!

— Смейся-смейся. Но у меня есть то, что тебе нужно. Даже не могу представить, чем ты сможешь меня за это отблагодарить.

— Ты занялся сводничеством, Васенька?

— Я настаивать не буду, Сереженька, — уверенно парирует Бас. — Но ты не в том положении, чтобы выпендриваться, насколько я понял. Впрочем, дело твое.

— Кто она?

— Подруга моей жены. Уже несколько лет живет и работает в Париже. Девочка из приличной семьи, сама искусствовед, работает… какая-то фигня, связанная с антиквариатом. Родители, между прочим, видные деятели культуры у нас в стране. Девочка на редкость порядочная и вменяемая.

— В чем подвох?

— Ну… — Бас наморщил нос. — Она страшненькая, если честно. Но умеет себя подать — одежда, стиль, все есть.

— Страшненькая? Это плохо.

— Почему? Она очень прилично выглядит. Не всем же блистать как тебе.

— Она в меня влюбится.

— С чего ты взял?

— А как в меня можно не влюбиться?! — с искренним изумлением Серж округлил свои огромные выразительные глаза. Литвинский же закатил свои.

— Ты дважды самовлюбленный!

— Да хоть трижды. Это факта не отменяет. Влюбится. А оно мне надо?

— Не влюбится.

— Почему?

Пришлось импровизировать на ходу.

— Да потому что она не любит сладеньких мальчиков, Сереженька. И вообще, — упреждая возмущенный ответ Бетанкура, — никаких не любит.

Тот пару секунд морщил лоб. А потом выдал:

— Дайк?

— Чего? — тут изумился уже Литвинский.

— Ну… Лесбиянка?

— А… да.

— Нет, не подходит. Это не прикрытие. Это фейк — сразу понятно будет.

— Ты не торопись. Она… как бы не афиширует. Это у вас тут все вольно. А у нее другое воспитание. Она скрывает. Но я тебе точно скажу — ей будет на твои прелести фиолетово. Если только в Таиланд не съездишь.

— Ха-ха-ха, остроумно, Васенька. Ладно. Может быть, и подойдет. Давай ее координаты.

— Ишь ты, шустрый какой. Еще не факт, что она согласится.

— Денег предложить?

— Не все в этом мире решается деньгами, Сергей Владленович, — назидательно произнес Бас. — В общем, я сначала с Соней поговорю, а потом тебе скину координаты. У тебя номер тот же?

— Да, — рассеянно ответил Серж. — Соня? Софи… Мне нравится имя.

— Уверяю тебя, она тебе целиком понравится.

Серж неопределенно хмыкнул. И если бы он не был так занят в этот момент, прикидывая, стоит ли его внимания роскошная брюнетка за два столика слева, он бы увидел, как хищно блеснули зеленые глаза.

Басу это показалось просто гениальной идеей. Давно хотел щелкнуть Соньку за ту историю с овощерезкой, а тут такой случай представился. С Бетанкура не убудет. Удачно Бас сегодня встретил старинного приятеля…

Шаг второй. Первая встреча

Вы привлекательны, я чертовски привлекателен. Чего зря время терять?

— Софи?

Номер не определился, а голос в трубке был незнакомый. Но отрицать очевидное смысла не имело, поэтому Соня ответила:

— Да, это я.

— День добрый. Это Серж Бетанкур.

Ей пришлось поморщить лоб, прежде чем она вспомнила. Ах, да, друг Васьки Литвинского.

* * *

— Бас, назови мне хоть одну причину, по которой я должна это сделать?

— Нууу…

— Предупреждаю — глазки котика из «Шрека» не канают. Это только на Машу действует.

— А из природного человеколюбия и истинно женского мягкосердечия?

— Что?!

— Софочка, парень редкостный задр*т и ботаник. Он эту встречу с тобой будет помнить всю свою жизнь. И будет частенько перед сном вспоминать твой… светлый образ.

— Ты ужасный циник, Литвинский.

— Зато честно. Таких, как ты, Серж видел только по телевизору. Пожалей парнишку.

— Я не подаю по понедельникам.

— А возможность посетить неделю высокой моды, потусоваться с кутюрье и модным бомондом?

— С каких это пор ботаники тусуются с модным бомондом? — недоверчиво хмыкнула Соня.

— Серж отнюдь не бедствует. Мальчику просто нужно доказать своей богатенькой семье, что он в состоянии закадрить привлекательную девушку.

— Ай, как нехорошо обманывать папу и маму.

Бас вспомнил свое краткое знакомство с родителями Сержа и ухмыльнулся, невидимый своей телефонной собеседнице. Да таких грех не обмануть!

— Можно, подумать, тебе в первый раз. Зато лучшие места на показе, модели, платьюшки там всякие…

Соня не выдержала и рассмеялась. Литвинский и «платьюшки» — это вместе даже представить трудно. Но, с другой стороны, что-то в этом предложении есть — за то время, что Соня прожила в Париже, она ни разу не бывала на легендарной неделе высокой моды. Почему бы не сейчас — тем более что планов на четверг особых нет.

— Ладно, черт с тобой. Пусть он мне позвонит, а я подумаю. Только скажи мне, Василий, как на духу — он адекватный? Вменяемый?

— Верх адекватности!

Того, кто хорошо знал Василия Литвинского, крайне насторожило бы выражение его конопатой физиономии в момент произнесения последних слов.

* * *

— Мне дал ваш номер Базиль Литвинский, — продолжил ее собеседник. А у ботаников бывают крайне приятные, уверенно звучащие голоса. Интересно, долго тренировался и с духом собирался, прежде чем позвонить?

— Да, он предупреждал. Здравствуйте, Серж.

— Рад вас слышать, Софи. А Базиль передал вам, что я рассчитываю на вашу помощь?

— Он изложил это вполне определенно, — Соня откровенно забавлялась этим чопорным диалогом.

— В таком случае, в четверг к шести я заеду за вами? Скажите адрес.

Только этого еще не хватало! Чтобы этот Серж знал, где она живет. Мало ли что там Литвинский говорил про адекватность… Лишний раз перестраховаться не мешает.

— У меня дела в четверг. Давайте встретимся в шесть… — Соня потерла висок, прикидывая, где лучше назначить встречу, и решила не мудрствовать лукаво, — на площади Этуаль.

— У Триумфальной арки? — хмыкнул ее собеседник.

— Вам неудобно?

— Почему же, вполне.

Они уточнили конкретное место, а потом Серж спросил:

— Софи, как я вас узнаю? Может быть, вы сбросите мне свое фото? — он, заодно, морально подготовится…

Соня удержала реплику о фото в бикини и ответила сухо и строго:

— Думаю, узнаете по описанию. Я невысокого роста, брюнетка, волосы до плеч, одета буду… погодите, дайте сообразить… в синий шанжановый плащ и туфли на шпильке.

— Отлично, — курица выпендривается и набивает себе цену. Смешно. — А я буду на синем «ламборджини гальярдо» — чтобы не выделяться на вашем фоне.

Ну, просто юморист! Ей надоел этот разговор, а в кабинет заглянул шеф.

— Тогда до встречи, — и, не дождавшись ответа, нажала «отбой».

* * *

Курица, она же синий чулок, не просто набивала себе цену — она еще и нещадно опаздывала! Серж уже пожалел о сделанном: о том, что согласился на встречу с незнакомым человеком, да еще и оказался теперь в зависимом положении — если эта Софи не придет… Он в очередной раз достал из кармана пиджака телефон. И в очередной раз положил его обратно. Не будет он ей звонить и показывать, как ему важно, чтобы она пришла. По крайней мере, еще десять минут. Господи, чем он думал, когда соглашался на это?!

Он сунул руки в карманы брюк и резко крутанулся вокруг своей оси, развернувшись спиной к порыву мартовского ветра — нетипично теплого в этом году. Стоящая в паре метров от него девушка хмуро посмотрела на его нервные метания и снова отвернулась. Нет, вот почему такие феи ждут кого-то другого, а к нему на встречу опаздывает страшное чучело! Он принялся разглядывать фею. И чем больше разглядывал, тем больше ему нравилось то, что он видел. Его любимый цвет, его любимый размер. Истинная парижанка: точеная фигурка — «песочные часы», тонкая, перетянутая поясом талия, изящные щиколотки, туфелька о туфельку нетерпеливо — стук-стук, раздраженно смотрит на часы на запястье, кисть тоже на диво изящная.

Темные волосы небрежными локонами прячутся за поднятым воротом синего плаща из матово-переливающейся ткани. Что-то щелкнуло в голове … одета буду в синий шанжановый плащ и туфли на шпильке…

Он обошел ее, чтобы взглянуть в лицо. Аккуратный нос, гордо вздернутый маленький подбородок, розовые губы, едва тронутые блеском, фарфоровая безупречная кожа. И огромные, фантастические, нереальные синие глаза. Оттеняемые синей переливчатой тканью поднятого воротника. Смутное подозрение заворочалось с удвоенной силой. А на него уставились эти самые фантастические глаза.

— Мсье, я вам загораживаю вид на Триумфальную арку?

Он узнал голос. И подозрения превратились в уверенность. В реальность, в которую было невозможно поверить.

— Софи?!

Сначала она смотрела на него как на дурачка, городского сумасшедшего. А потом огромные глаза распахнулись еще больше и она выдохнула:

— Бетанкур?!

Они хохотали так, что прохожие обходили их по широкой дуге, опасливо косясь. А потом, когда они наконец-то утихомирились, Серж протянул Софи шелковый носовой платок из нагрудного кармана, чтобы она промокнула выступившие от смеха слезы. Софи церемонно кивнула ему, благодаря за любезность. А потом вновь вдруг принялась смеяться.

— Ооох… — она возвращает ему платок. — Благодарю. Чем вы так досадили Литвинскому, Серж?

— Представления не имею. До недавнего времени полагал, что мы друзья, — он отнюдь не расстроено улыбается. — Интересно, что он вам рассказал обо мне?

— Что вы ботаник и не в состоянии познакомиться самостоятельно с привлекательной девушкой.

Бетанкур в ответ лишь широко улыбнулся.

— А что он вам обо мне наплел, Серж?

— Что вы страшная как смертный грех, — его собеседница шумно выдохнула. — И что вы лесбиянка.

Софи угрожающе сузила глаза.

— Я его убью. Медленно. Овощерезкой.

— Пожалуй, уступлю очередь даме, — галантно склонил голову Бетанкур. — Заодно опыт перейму.

— Нет, ну каков… — Софи недоверчиво покачала головой. — Вредная, мстительная и злопамятная конопатая сволочь!

— Шутка вышла несколько чрезмерной, — дипломатично согласился Серж. — Но ведь все обернулось к лучшему, не так ли, Софи?

— Вы о чем?

— Лично я нисколько не разочарован, что вы, Софи, не совсем… соответствуете моим ожиданиям.

— В самом деле? — идеальная темная бровь идеально выгнулась.

— Безусловно.

— Значит, наша договоренность о показе в силе?

— Более чем, — он подхватил ее под локоток. — Не могу я отпустить такую красавицу просто так. Прошу.

— Оу… — Софи остановилась перед припаркованным хищником. — Она и в самом деле синяя.

— Она и в самом деле «ламборджини гальярдо», — он распахнул перед ней пассажирскую дверь. — Я никогда не обманываю женщин, Софи.

Софи хмыкнула и села в машину.

* * *

Соня изо всех сил пыталась делать вид, что ничем не удивлена. Но это было сложно — она впервые оказалась на мероприятии такого уровня. А вот Серж и не пытался делать вид, что не заинтересован тем, что обнаружилось под синими шанжановым плащом. Платье-бюстье, показывающее все, чем природа одарила Софи — точеные плечи, идеальные ноги, изящные руки. Длина до колена и довольно высоко поднятый лиф оставляли место для воображения и вопросов — есть ли на ней бюстгальтер, например. И что облекает эти дивные ножки — чулки, возможно? Да, хотелось бы, чтобы это были именно чулки. И никакого бюстгальтера — эта грудь в нем явно не нуждается. И тогда, если снять с нее это сине-черное платье, то под ним обнаружится…

— Эй, Бетанкур! — Софи пощелкала у него перед лицом пальцами. — Показ будет прямо здесь? Или мы все-таки пойдем куда-нибудь?

— Да, конечно, — он подал ей руку, и даже прижиматься не стал. Всему свое время. И они рука об руку церемонно пошли вверх по лестнице.

* * *

— Позвольте представить. Софи, это мадам Нинон Бетанкур, моя… старшая родственница.

— Серж, прекрати паясничать, — женщина напротив протянула Софи руку. — Он мой внук. И хватит об этом.

— Рада знакомству, мадам Бетанкур, — Софи ответно протянула ладошку. Рукопожатие вышло сухим и крепким.

— Вы позволите, Софи, я украду у вас моего внука, буквально на пару минут, — несмотря на форму просьбы сам тон варианта отказа не предусматривал, поэтому Соня великодушно кивнула. И принялась разглядывать «старшую родственницу» Бетанкура. Дай Бог Софье так выглядеть в эти годы! Спина ровная, как по линейке, взгляд такой, что и самой хочется вытянуться по стойке «смирно», элегантное черное платье. Есть женщины, которые умеют стареть с достоинством. Мадам Нинон Бетанкур определенно относилась именно к этой категории — даже седина придавала ей эффектности.

— Серж! — прервал размышления Софи голос мадам Нинон, стоявшей теперь чуть поодаль. А потом началось странное, потому что далее беседа между бабушкой и внуком продолжилась… на русском языке! — Что за балаган ты устроил?! Зачем привел эту девушку?!

— А разве она не хороша? — Серж безмятежно пожал плечами в великолепно сидящем на нем светло-сером костюме, явно сшитом на заказ.

— Девочка — красавица, но дело не в этом! — отрезала мадам Нинон. — Ты прекрасно знаешь, что я собиралась тебя кое с кем познакомить. Кроме того, здесь Амандин Русси с отцом. И Аврора Жирар. И…

— Достаточно, — Серж рискнул перебить родственницу. — Чувствую себя принцем в сказке про Золушку.

— Принц — так принц, тебе виднее. Ты прекрасно знаешь, что это важно. Брак с Амандин будет нам со всех точек зрения выгоден.

— Я как-нибудь справлюсь и без прекрасной Амандин и ее семейства.

— И их денег?

— И их денег.

— Не упрямься, дорогой мой. Сплавь девочку кому-нибудь и пойдем.

— Я не могу оставить Софи.

— Тогда не стоило ее приводить сюда! — судя по тону, терпение мадам Нинон было близко к тому, чтобы иссякнуть.

— Что поделать, если я влюбился, — этот наглец умудрился изобразить на своем безукоризненно красивом лице мечтательное выражение. — Не хочу с ней расставаться ни на мгновение.

— Ты хоть в клозет ее отпускаешь? — видно, что мадам Нинон не поверила в этот спектакль. И пока еще терпела выходки внука. А вот терпение самой Сони лопнуло. Сколько можно обсуждать ее, будто самой Софьи тут нет! Она сделала пару шагов и подошла к милой парочке.

— Простите, но если вы хотели, чтобы я вас не услышала, то… — дальше можно было не продолжать. Эти слова, сказанные по-русски, заставили невозмутимую мадам Нинон охнуть, а Сержа досадливо поморщиться. Черт, он и забыл, что девчонка — русская.

Мадам Бетанкур пришла в себя на удивление быстро.

— Боже мой, Софи, какой приятный сюрприз!

«Ну да, как же» — про себя прокомментировала Соня, а ее собеседница продолжила:

— Вы русская?

— Да, — к чему отрицать очевидное? — Неужели Серж вас не предупредил?

— Солнышко, ты же знаешь — в твоем присутствии я совершенно теряю голову, — Бетанкур притянул ее пальцы к губам. — Просто теряю голову от твоей красоты.

Удивительно, но Софи не нашлась с ответом. Мадам Нинон поджала губы.

— Ну что ж, не буду вам мешать наслаждаться обществом друг друга. А я пойду поздороваюсь с Русси.

Мадам Бетанкур удалилась с истинно королевским величием, несмотря на то, что при ходьбе опиралась на трость.

— Итак? — Софья уставилась на своего спутника. — Ничего не желаете мне сказать?

— Очень хочу, — Серж как-то совершенно по-кошачьи ухмыльнулся. — Вы великолепны, Софи. Достойны подиума.

— Спасибо, — Соня коротким кивком головы выразила свою благодарность. — Но я бы хотела узнать о предназначенной мне роли.

— А что… Базиль не потрудился объяснить? Странно… Мы вроде бы договаривались…

— Вы еще верите Литвинскому? После всего, что он нам наврал друг о друге?

— И в самом деле, — согласился Серж. — Все просто. На один вечер, Софи, вам нужно притвориться, что вы влюблены в меня. Притвориться. На один вечер. А я вам, — еще одна ослепительная улыбка, — подыграю.

— Влюблена? Это как?

— Ооо… — с искренним удивлением протянул Бетанкур. — Неужели вы не знаете, как это бывает? Неужели прекрасная Софи ни разу не была влюблена?…

— Оставьте лирику, Бетакур, — Соня передернула плечами. — И прекратите на меня пялиться!

— Именно это и должен делать влюбленный мужчина, — парировал с усмешкой Серж.

— А что должна делать влюбленная женщина?

— Нежно смотреть мне в глаза. Смеяться моим шуткам. Прижиматься… ммм… хотя… — он замолчал, разглядывая скромный лиф ее платья.

— Так, — Софья решительно взяла Сержа под руку. — Идемте. Буду импровизировать. А шампанского тут наливают?

— Еще как наливают, — он накрыл ее руку своей.

— А это обязательно — руками меня трогать?

— Терпите, Софи, терпите. Помните — вы в меня влюблены.

Софья лишь вздохнула в ответ. А Серж, стоя рядом с ней, с высоты своего роста пришел к однозначному выводу относительно отсутствия на Софи бюстгальтера. Литвинский, конечно, сволочь, но почему-то Серж на друга совершенно не сердился.

* * *

А вечер, несмотря ни на что, удался — к такому выводу пришла Софья, возвращаясь домой. Отличного качества шампанское сделало девушку благосклонной. Да и ее новый знакомец вел себя на редкость прилично. А уж показ… показ определенно стоил того, чтобы его посетить. Соню даже познакомили с Карлом Лагерфельдом, который в реальности производил еще более ошеломительное впечатление, нежели с экранов телевизора и фото! Правда, Софья не питала иллюзий по поводу того, что великий кутюрье запомнил ее имя, но она зато удостоилась благосклонного комплимента своей внешности от Самого! Софью еще с какими-то людьми знакомили — Бетанкур весь вечер не отпускал ее от себя ни на шаг. И Соня точно знала, что у него на это есть причины — спасибо мадам Нинон, просветила. Софья даже в каком-то смысле понимала Сержа и его желание любым способом отделаться от нежелательных поползновений в свой адрес. Что же, она послужила ему «живым щитом», а он подарил ей прекрасный вечер: вряд ли Соне бы выпал когда-либо шанс побывать на мероприятии такого уровня в такой компании — она реально смотрела на вещи. Каждый из них получил то, что хотел, и это было замечательно. Соня любила такую простоту во взаимоотношениях между людьми. И сейчас вполне довольная собой, спутником и ситуацией в целом, наслаждалась поездкой в роскошном авто, негромко мурлыкая в такт музыке. Она решила, что Бетанкур вполне адекватен для того, чтобы отвезти ее домой.

Серж вышел проводить Соню до подъезда ее дома на По де Фер. Самое сердце Латинского квартала, жилье безумно дорогое, но Софья не могла представить, что живет где-то на окраине. Именно поэтому безропотно платила сумасшедшие деньги за маленькую квартиру — одна комната, она же гостиная-спальня, небольшая кухонька, крошечный санузел, в котором только душ. А ей много не нужно. Зато — пять минут пешком до Люксембургского сада. И до метро и автобусной остановки, что тоже немаловажно. В общем, Соня любила свою квартиру. И вид из окна. И уютный зеленый внутренний двор.

— Прекрасное место, Софи, — Бетанкур, не торопясь, обошел машину и теперь стоял перед открытой дверцей, протягивая ей руку. Приятно, все же, иметь дело с воспитанными мужчинами.

— Благодарю, — улыбнулась она. Шампанское сделало ее и в самом деле чуточку благосклонней.

Приняла протянутую руку и изящно выбралась из недр темно-синего кожаного салона. — Думаю, у вас жилье тоже не подкачало.

— Не жалуюсь, — в лиловых парижских сумерках сверкнула белоснежная улыбка. Он снова притянул ее руку к губам. — Не буду больше вас утомлять своим обществом, Софи. Благодарю за прекрасный вечер.

— Взаимно, — вежливо кивнула Софи, мужественно давя зевок. И, вправду, поздно, и завтра на работу. — Всего наилучшего, Серж.

— И вам, Софи, — и, когда она уже повернулась, чтобы идти к подъезду, добавил: — Я позвоню завтра.

Она замерла. Обернулась.

— Зачем?

— Договориться о встрече, — и снова это движение плечами, которое у него, как Софи уже поняла, означает недоумение. Встреча? Какая встреча?

— А зачем нам встречаться?

В серых в этот час глазах отразилось изумление.

— Как — зачем? Встретимся, поужинаем…

— У меня лечебное голодание.

— Сходим куда-нибудь…

— Мы уже сходили сегодня, мне достаточно, спасибо.

— Софи… — он уставился на нее с искрением недоумением. — Вы не хотите встречаться со мной?

Слава Богу, дошло!

— Нет.

— Почему?!

Она страшно не любит объяснять очевидные вещи. Ведь вроде бы умный парень, а, поди ж ты…

— Серж, послушайте. Вы очень красивы, привлекательны, богаты. Я уверена, вы пользуетесь огромным успехом у женщин…

Он кивал на ее слова, ничуть не удивленный.

— Вы привыкли к вниманию женщин, привыкли к тому, что вас обожают, ваши ухаживания ценят…

— Ближе к сути, Софи.

— Дело в том, Серж… что я привыкла к тому же самому. Я привыкла, что это мной восхищаются, меня добиваются, меня обожают и передо мной преклоняются.

— Софи…

— В этой связи не вижу между нами ни одной точки соприкосновения, Серж. Мы с вами просто не поделим зеркало. Всего наилучшего.

После этих слов она развернулась и направилась к двери подъезда. Какая осанка… какая походка… какой характер… какая стерва!

Направляя свой «гальярдо» к дому, Серж подпевал Milky Chance и в сотый раз прокручивал в голове план на завтрашний разговор с представителями «Societe Generale». О заносчивой синеглазой красавице он усилием воли заставил себя забыть. Подумаешь… Хоть и не курица, а все равно выпендривается. Ну и, как говорит Базиль Литвинский, флаг ей в руки и барабан на шею. Представив строптивицу Софи с барабаном на шее, Серж усмехнулся. Загорелся зеленый, Бетанкур выжал сцепление, надавил на газ и «гальярдо» с утробным ревом рванул в парижскую ночь.

Шаг третий. Заключение сделки

Был неправ, вспылил. Но теперь считаю своё предложение безобразной ошибкой, раскаиваюсь, прошу дать возможность загладить, искупить.

Гадкая во всех отношениях выходка Литвинского требовала адекватного возмездия, но Соня решила не торопиться и растянуть себе удовольствие сладкой мести. Да, к тому же, говоря откровенно, не было времени. Зато было много работы.

К двадцати семи годам Софья Соловьева окончательно определилась с жизненными приоритетами. Она хочет добиться успеха. Что она вкладывала в это, Софья представляла не совсем четко, но точно знала, что узнает успех, когда он к ней придет.

Успех у противоположного пола Соня чем-то ценным давно не считала. Это всегда было с ней, с юности, давалось легко и ничего не стоило. Нет, Софья ценила свою внешность, холила и берегла свою девичью красу. Более того, собственная внешность считалась ею чем-то вроде актива для достижения поставленных целей. И этим активом она пользовалась — аккуратно, но все же.

А вот сомнения в правильности выбранной специальности у нее наличествовали. Когда, десять лет назад, родители говорили ей и сестрам: «Ваше образование — это ваш капитал. Пока у нас, родителей, есть финансовые возможности и силы — мы готовы вкладывать все это в ваше будущее» — это казалось просто замечательным. Им дали возможность выбирать любое будущее для себя. И Софья решила не мелочиться. Ей всегда нравился французский язык, она даже в школе, в рамках школьной программы, ездила по обмену на два месяца во Францию, где просто влюбилась в Париж. В общем, она сказала: «Хочу в Сорбонну». «Хорошо» — ответили ей родители. Тогда она была рада.

Отрезвление наступило гораздо позже. Учиться было интересно, весело, увлекательно. И, лишь встав «на крыло», Соня поняла, что с выбором профессии несколько погорячилась. Окончив университет, Софья решила, что пора слезать с родительской шеи и жить самостоятельно, на собственные доходы. Реальность быстро расставила все по своим местам. Помыкавшись по музеям, Соня поняла, что так она себе не заработает на тот минимум комфорта, с которым она не готова была расстаться. Это при том, что родители так и не сняли ее с довольствия — и несколько раз в год на ее счет поступали солидные по меркам ее доходов суммы в евро. Было ужасно стыдно, но она не отказывалась от этих денег.

В конце концов, она нашла работу, в которой сочетались и ее специальность, и приемлемый для Сони уровень оплаты труда. Для получения этой работы она как раз и воспользовалась своим ресурсом в виде эффектной внешности — согласилась на отношения с человеком, который оказал Софье нужную протекцию. Если бы не это, на Матье Лошанса она бы не обратила внимания — не ее полета птица. Но он помог ей, а она честно встречалась с ним еще три месяца после того, как устроилась работать в Парижский филиал «Кристис». Эти отношения так и не дошли до постели, но на этот счет Софья чувствовала четкий внутренний протест — это была бы уже торговля собой. Но Соня была, определенно, очень мила с Матье — только не позволила ему зайти дальше поцелуев. И у нее хватило ума за три месяца перевести отношения в область дружбы, и усердно поддерживала этот статус — регулярно делилась с Матье своими профессиональными успехами, интересовалась его делами. Они встречались с ним раз в месяц-полтора, абсолютно невинно, и Соня дала себе слово попробовать найти Матье подходящую ему подружку.

Правда, реализовать этот план было непросто — со временем было реально очень плотно. Шеф, мсье Рауль де Лиль, являл собой образец фанатика своего дела и трудоголика. Если ты хочешь удержаться на этом месте — работай на полную катушку. Если хочешь пробиться наверх — паши как проклятый.

Работа Соне, в принципе, была по душе. Ей нравилось иметь дело с предметами искусства, вообще, с чем-то красивым. Красота в самых разнообразных проявлениях всегда привлекала ее. Красивые вещи ее завораживали — от банально одежды и аксессуаров до предметов искусства — картин, скульптур, ювелирных изделий. Ей бы хотелось работать с живописью — специализировалась Софья именно на этом. И взяли ее как раз в Департамент Предметов Русского Искусства и Фаберже в должности ведущего специалиста — чему Соня была очень рада. Показала она себя, как сама Софья скромно оценивала, очень даже неплохо, и была на хорошем счету у начальства. Единственное, чего ей не хватало — свободы маневра. И, катастрофически — свободного времени. Зато она, наконец-то, обрела полноценную финансовую самостоятельность. По крайней мере, ей хватало честно заработанных средств на то, что было для нее важным: квартирку в центре — пусть крохотную, но именно там, где ей самой нравится жить, красивые брендовые вещи (пусть и купленные на сезонных распродажах) и периодические походы в любимые места — кафе, рестораны, выставки. А на все остальное можно смело забить — если на это не хватает денег. Или времени — как в случае с личной жизнью.

Наверное, ей просто это надоело — вся эта кутерьма вокруг себя, бесконечные просьбы о встречах, комплименты, попытки познакомиться. Сначала это льстит, потом нравится, а потом… потом надоедает. Слишком хлопотно. Именно поэтому сейчас в жизни Софьи на первом месте была именно она — Ее Величество Карьера. Именно поэтому Соня терпела навязанные ей приятельские отношения со стороны Мари-Лоран Тексье, ее старшей коллеги. Мари была милой женщиной, подругой тети Матье, и эти свои теплые отношения она перенесла и на Софи. Но уж очень она была зациклена на себе и своей неудавшейся личной жизни. Кроме того, являлась авторитетнейшим сотрудником, к мнению которого прислушивался директор департамента. И если она по какой-то причине взялась опекать новенькую сотрудницу Софи Соловьеву, то от этого так сразу не стоило отказываться. Правда, Мари-Лоран бурно интересовалась, как обстоит дело с личной жизнью у такой сногсшибательной красавицы, как Софи, и отделываться от подобных вопросов бывало непросто.

Интересно, что было бы с Мари, если бы она увидела Соню с ее вчерашним спутником? Софья усмехнулась, представив реакцию Мари-Лоран на лощеного Бетанкура с его пепельными локонами, бл*дскими светлыми то ли серыми, то ли голубыми глазами и кошачьей пластикой уверенного в себе на все двести процентов самца. Ах да, и еще его синий жеребец. Наверное, с женщиной приключился бы прилюдный оргазм. А если бы Серж заговорил с ней — то многократный. Что и говорить, Серж Бетанкур производил впечатление. Ну, вот и пусть производит его где-нибудь подальше от Софьи. Такие, как он, целуются взасос с собственным отражением в зеркале. Такие, как он, привыкли к тому, что женщины падают к их ногам без лишних разговоров. А в начале дня вместо «Доброе утро, милый» привыкли получать минет. Зачем ей такое счастье?

Хорошо, все-таки, что парень оказался действительно вменяемым и в достаточной степени самовлюбленным, чтобы уйти после того, как ему отказали. А Литвинскому все же стоит сделать внушение — как только у самой Сони времени будет побольше.

Девушка пригубила кофе — он остыл до идеальной температуры. Сделав приличный глоток, она снова уткнулась в монитор.

* * *

Софи вернулась в его голову, как только Серж разрешил все свои срочные и сложные вопросы. А случилось это через неделю после той встречи. Он коротал одинокий холостяцкий вечер за бутылкой Шато О-Брион Руж урожая две тысячи одиннадцатого года. Устал просто смертельно за эту неделю от людей. Поэтому даже плазму включать не стал — компанию ему составлял лишь мелодичный американский рок в исполнении One Republic да свет фонарей с Фобур-Сент-Оноре.

Он прикрыл глаза, сделал долгий глоток. Две тысячи одиннадцатый — не самый удачный год, но, в целом, неплохо. Серж мурлыкнул, подпевая солисту американской группы, устроил поудобнее ноги на стеклянном столике. И позволил себе вспомнить фантастические синие глаза.

Почему он вспомнил ее? Ну да — хороша. Объективно хороша, и ведь принадлежит, чертовка, к его любимому типу — миниатюрных белокожих брюнеток. Единственное, что раньше ему все больше попадались черноглазые. А эти ее глаза синие — невозможные просто. В них дело, наверное, что он все забыть ее не может?

К своей красоте она еще неглупа — потому что общаться с ней было как минимум приятно. И избалована — если у нее хватило наглости повернуться к нему спиной и уйти. Может быть, она плохо его разглядела? Да, определенно, в этом дело. Серж поменял положение ног, сделал еще один глоток. Ладно, он даст девочке второй шанс — она явно этого стоит. Может быть даже, стоит ее поуламывать. Вспомнить бы еще, как это делается…

* * *

Софья не поверила своим глазам. Даже моргнула. Нет, картинка не рассеялась. Напротив выхода из здания офиса, на углу Понтье и Матиньон стоял ОН. В очередном безукоризненно сидящем костюме, опираясь спиной на синего монстра, у здания Парижского филиала «Кристис» стоял чертов Серж Бетанкур. Стоял явно по ее душу. Софи обернулась. Чего и следовало ожидать. Мари-Лоран застыла на полушаге.

— До завтра, Мари, — та не ответила. — Извини, за мной, — со вздохом, — приехали.

Серж оттолкнулся от машины ей навстречу. Во взгляде его было явное восхищение. Как назло,

Соня была одета настолько нескромно, насколько позволял дресс-код — потому что у нее сегодня состоялась плановая встреча с одним весьма авторитетным внештатным консультантом, а по совместительству — большим ценителем женской красоты. Именно поэтому сегодня Софья сверкала платьем цвета мякоти папайи, в широком декольте «а ля сердечко» которого тоже кое-что «сверкало». Внештатный консультант открытыми ему видами полюбовался, одарил ее парой комплиментов и массой нужной Софье информации, чего она и добивалась. А вот Бетанкур… Соне хотелось застонать, вместо этого она лишь вздохнула, но, судя по тому, куда направил свои бесстыжие глаза Серж, это тоже было неправильным.

Он развел руки в стороны, словно призывая ее полюбоваться собой. И, одновременно, жест был каким-то… виноватым, что ли.

— Софи, я честно пытался забыть вас. Но, как видите, — он еще шире развел руки, предлагая убедиться в правдивости своих слов, — я здесь. Я здесь, потому что не смог забыть вас, Софи.

— Может быть, вы плохо старались Серж? — с надеждой спросила Соня, поправляя цепочку висящей на плече миниатюрной сумочки. — Давайте, вы попробуете еще раз? Дайте себе шанс, Серж.

— А, может быть, это вы дадите мне шанс, Софи? Я прошу вас.

Софья еще раз вздохнула, отвела взгляд в сторону. Мари-Лоран стояла в паре метров и из всех сил делала вид, что ничего не происходит. У нее это почти получалось, но и уходить старшая подруга намерения не выказывала. Нет, развлекать почтеннейшую публику — не конек Сони! Она перевела взгляд на машину, и Серж понял ее без слов. Улыбнулся широко, неподалеку Мари-Лоран совершенно отчетливо охнула. А Бетанкур открыл перед Софьей дверцу машины с пассажирской стороны. Вид у него был совершенно победоносный. Ну, разумеется, он ее понял настолько превратно, насколько это было в принципе возможно.

— Куда бы вы хотели поехать, Софи? — вопрос прозвучал, как только закрытые двери авто создали вокруг них уютный синий кожаный интим. — Простите, я сегодня не в тон с вашим платьем. Обещаю исправиться.

— А у вас есть машина в тон этому платью? — не удержалась, поддела его Софи.

Он наклонил голову, пристально разглядывая ее. Черт, и ведь она сама дала повод!

— У меня есть девятьсот одиннадцатый похожего цвета. Хотя… нет. Он больше красный. Не совсем в тон. От чего-то придется избавляться. Либо от «порша», либо от платья. Лично я, — тут голос его упал до хрипловатого интимного шепота, — предпочел бы избавиться от платья.

«И можно прямо сейчас», — добавил он про себя. Эта синеглазая чертовка оказывала на него какое-то странное возбуждающее действие.

— Не думаю, что ситуация стоит таких радикальных действий, — Софья нервно одернула подол платья на колени. Да что с ней? Чего она волнуется? — Итак, Серж, чем обязана вашему обществу?

— Исключительно собственной красоте, Софи, — он включил «обаяшку» на полную катушку. Соня выдохнула шумно, сдувая челку со лба. Так они с места не сдвинутся. Не в смысле передвижения вперед на машине — а в этом «пинг-понговом» диалоге. Она уставилась прямо ему в глаза. Черт… Какие они у него… красивые, все-таки.

— Зачем я вам, Бетанкур? — вопрос прозвучал резко.

— Из моей неизбывной любви к прекрасному, — он не растерялся с ответом.

— А конкретно? Хотите, я подарю вам свою фотографию? Повесите на стену и будете удовлетворять свою страсть к прекрасному.

— Согласен, дарите, — кивнул он. — Но в тяге к прекрасному я… ненасытен. Поэтому, боюсь, фото будет недостаточно.

— И чего же вам еще нужно для удовлетворения вашей страсти? — разговор становился все абсурднее.

— Ну, как же… Личного, так сказать, непосредственного общения…

— Ах, непосредственного? — Софья резким движением сложила руки под грудью. Взгляд Бетанкура рефлекторно «нырнул» в вырез. Боже мой, немного, но идеально — как он и любит! — И что же вы вкладываете в понятие «непосредственного общения»?

Серж не без труда перевел взгляд ей на лицо. Все в Софи идеально. Кроме характера, похоже.

— Что вкладываю? — он усмехнулся. — Ну… Непосредственное общение — это очень разнообразное понятие, которое многое в себя включает. Оно весьма широкое… и…

— … и глубокое — я поняла! — Софью порядком утомил этот обмен витиеватостями. Она устала, реально устала на данный момент — в первую очередь, от работы. Была зла на Литвинского, обеспечившего ее этой головной болью. И была совершенно не в восторге от необходимости объяснять очевидное. Послать бы его матом… Прямо очень хочется. Но это совсем некрасиво. А, главное, — неэффективно. — Значит, подводя итог: вы хотите личного непосредственного общения со мной — разнообразного, широкого и глубокого?

— Ну… — Серж выглядел слегка опешившим. Поэтому ответ его прозвучал осторожно: — Да. В общих чертах… так.

— Ну, а раз так — я расскажу вам, как мы поступим, — Соня как-то вдруг расслабилась, повела плечами — кресло чертовски удобное, анатомическое, практически.

Мальчик хочет ее и не скрывает. Что ж, сладкий мой. Хочешь? Получи. Только сначала ознакомься с условиями сделки.

— Весь внимание, — он тоже расслабленно облокотился на спинку ее кресла.

— Внимайте, внимайте, — кивнула Софья. — Запоминайте. А лучше — записывайте.

Бетанкур изогнул бровь, но не прокомментировал последнюю фразу

— Итак, — Соня постучала наманикюренными пальчиками по крышке бардачка. — Первый месяц мы будем встречаться один раз в неделю — по субботам. Выбор места встречи и формат оставляю на ваше усмотрение — верю в ваш вкус. И, — добавила она упреждающе, — в вашу порядочность.

— Польщен, — Серж усмехнулся самым краешком губ. «Дьявол так улыбается, — мелькнуло вдруг у Сони в голове. — Прежде чем душу купить».

— Не подведите, — в тон ему ответила она. — За это время — никаких посягательств на мое личное пространство. Допускается лишь: подать руку, придержать за локоть. Ну, или если я сама возьму вас под руку.

— Пресвятая Дева Мария! — Бетанкур утер скупую несуществующую слезу. — Софи, вы невообразимо жестоки.

— Вас никто не неволит.

— И то верно, — он демонстративно вздохнул. — Все, я взял себя в руки. Продолжайте.

— Спустя месяц, если меня все устроит, я позволю вам себя поцеловать.

— В губы? — оживился Серж.

— Ну что вы! — всплеснула руками Софья. — Разумеется, в щеку.

— И почему я не удивлен? Ладно, хоть что-то. Дальше?

— А дальше мы снова встречаемся еще месяц по субботам в том же формате, — продолжила Соня невозмутимо. — И если меня снова все устроит — я позволю вам поцеловать себя в губы.

— С языком? — опять воодушевился Бетанкур.

Софья ответила ему укоризненным взглядом, Серж вздохнул.

— Оптимист во мне неистребим. Понял — без языка. Что дальше? Ваша фантазия меня поражает, Софи.

— Вы же сами хотели разнообразного общения, Серж, — сладко улыбнулась она ему в ответ. — Итак, третий месяц мы встречаемся уже один-два раза в неделю — в зависимости от вашего и моего свободного времени. И, по итогам третьего месяца, если меня все будет устраивать в том, как проходили наши встречи…

— Ну, теперь-то, наконец, с языком?!

— Вы угадали, Серж.

— Черт, я бываю так прозорлив! Иии?… Я заинтригован.

— По итогам четвертого месяца я… — Софья вошла в роль и выдержала драматическую паузу, заодно соображая, что бы ей такое сказать, — приглашу вас к себе домой.

— О Боже, дайте продышаться! — Бетанкур схватился за грудь. — Наконец-то секс?!

— Серж, сердце с другой стороны. И — нет, не секс.

— Дьявол, все время забываю, с какой оно стороны, — он скрестил руки на руле. — Так, стоп. Как — не секс?! А что тогда?

— На выбор — чай или кофе.

— Что?! И это все меню?

— Ну, и еще… — она слегка замялась, но, в конце концов, надо же доигрывать до конца: — Петтинг.

— Вау…

— Легкий! Выше пояса!

— И, тем не менее, я бы назвал это прорывом в отношениях.

Соня не выдержала и хихикнула. А забавный у них диалог выходит.

— Это при условии, что я буду всем довольна на предыдущих этапах! — предупредила она.

— В этом можете не сомневаться, Софи. Итак, что месяц следующий нам принесет?

— Еще более частые встречи.

— Иии?…

— И более глубокий петтинг в финале.

Бетанкур шумно выдохнул. И на следующей фразе голос его прозвучал на пол-октавы ниже:

— Чувствую, мы вышли на финишную прямую.

— Верно, — кивнула Софи. — Еще через месяц, если я буду довольна тем, как развивались наши отношения и тем, как вы выполняли достигнутые договоренности, мы…

— Дайте, угадаю!

— Попробуйте.

— Боже, Софи, — он смотрел на нее явно раздевающим взглядом. — Мое буйное воображение меня когда-нибудь погубит.

Софья в ответ лишь пожала плечами. Представление окончено, собственно говоря. И ей вдруг стало совсем не весело.

— Итак, если я правильно понял, — Батанкур, казалось, не заметил смены в ее настроении, — через полгода, при соблюдении ряда условий, если я буду паинькой, я получу вас обнаженную в своей постели? Я все верно посчитал?

Вся эта затея показалась ей вдруг пошлой и нелепой, а его слова откровенно циничными, но отступать было уже поздно, и она ответила твердо:

— Да.

— Отлично, — как ни в чем не бывало Серж полез в карман пиджака за телефоном, что-то там потыкал и обернулся к ней. — Это будет шестнадцатое сентября. Я пометил для себя этот судьбоносный день.

Софья закатила глаза и фыркнула.

— Вы не продержитесь столько, Бетанкур!

— А вот увидите, Софи, — ответил он вдруг совершенно серьезно. И тут Соне захотелось дать себе в лоб. Идиотка! Что она натворила?! Мальчик явно не привык к отказам. А она сама, самолично вывесила красную тряпку перед быком! Она бросила ему вызов. А этот чертов Бетанкур оказался бойцом, и она сама дала ему в руки средство для борьбы. И кто Софья после этого?! Все верно, идиотка.

«Я подумаю об этом завтра», — всплыли в голове слова небезызвестной Скарлетт О'Хара. И в самом деле, Соня подумает об этом завтра, на свежую голову.

— Серж, отвезите меня домой.

— Как — домой?! — он округлил глаза. — Значит, про полгода — это была шутка? И мы прямо сейчас… Едем! — в замке зажигания повернулся ключ, заурчал мотор.

— Прямо сейчас, Серж, вы отвезете меня домой, — устало выдохнула Соня. — А встретимся мы в субботу, как и договорились.

Он посмотрел на нее внимательно и коротко кивнул.

— Есть домой, мадам! — козырнул шутливо и тронул машину с места.

* * *

Довольная улыбка не сходила с его губ, пока он ехал от дома Софи. Попалась, девочка, попалась… Расставила ему ловушку и сама же в нее попалась. Однако, все эти разговоры — про поцелуи, про петтинг… Взрослый же мужчина, скоро уже тридцать — чтобы от одних только разговоров возбуждаться, а вот поди ж ты. Серж поерзал в кожаном Recaro. Нет, такими темпами, если она на него так действует, полгода он не продержится. Впрочем — тут Бетанкур усмехнулся — и сама Софи не выдержит. Она просто не знает, с кем связалась. Месяц, максимум, два — и девочка сама будет умолять его. Надо только сбросить излишнее нервное напряжение, обнаружившееся вдруг в области паха. Кому бы позвонить… Выбор был более чем богат.

Шаг четвертый. Подготовительные мероприятия и первый транш

Будете мешать, оставлю без обеда. Кстати, ко всем относится.

Утро не принесло свежих идей. Зато «порадовало» едва сдерживающей нетерпение и любопытство Мари-Лоран.

— Софи, откуда ты знаешь Сержа Бетанкура?!

«Откуда ты знаешь, что это Серж Бетанкур?!» — хотелось огрызнуться Софье. Но тут состоялось явление светлого лика шефа, и она только шепнула Мари: «За обедом поговорим».

А за обедом в их излюбленном кафе Софье устроили форменный допрос.

— Ну, так что?! Откуда ты знаешь Бетанкура?!

— Это запрещено французским законодательством?

Мари-Лоран растерянно моргнула.

— Шутишь? Нет, ну просто он…

— Он — что? Ты-то его откуда знаешь?

— Так он же… он же… владелец «Бетанкур Косметик»! Красавчик! Богач! Плейбой! И…

… и тут Соня по глазам собеседницы и ее боевому настрою поняла, что ее ждет длинный рассказ. По итогам которого желание придушить Баса Литвинского вспыхнуло в Софье с новой силой.

* * *

Литвинский трубку не брал. После пяти попыток дозвониться она набрала смс-ку: «Бас, если ты не ответишь на мой звонок, я начну паковать овощерезку». Когда Софья позвонила ему спустя полчаса, он соизволил ответить.

— У меня была тренировка, — посчитал нужным тут же сообщить.

— Охотно верю, Васенька, — сладко пропела Соня. — Но ты уж выбери мне время, пожалуйста, среди своих деток.

— Что-то случилось?

— Еще как случилось! И по твоей милости, Василий Артемович! Прибить бы тебя за этого Бетанкура!

— Меня нельзя убивать, у меня сын! — быстро среагировал Бас.

— Убивать не буду, но моя овощерезка при мне. Жить можно и без…

— Машка хочет еще дочку! — Бас демонстрирует просто чудеса сообразительности. — Ладно, я понял. Давай, вечером в скайпе, я сейчас, правда… — на заднем фоне что-то с грохотом рушится, слышатся детские голоса. — Ладно, вечером тебе позвоню в скайпе, хорошо?

Это Софью волне устраивало. И поэтому вечером, устроившись за ноутом с чашкой горячего какао, она имела счастье лицезреть конопатую физиономию Баса Литвинского. Никогда не могла понять, что Машка в нем нашла. Нет, у него, конечно, есть пара достоинств — например, действительно яркие и красивые зеленые глаза. И фигура отличная — спортсмен все-таки. Но этого как-то недостаточно, чтобы терпеть эту рыжую конопатую вредину.

— Где твои? Где Машуля с Санчиком?

— В гости к Машиным родителям поехали. А я по твоей милости один дома сижу.

— Сам виноват. Ну что, готов к пыткам? У меня к тебе масса вопросов, имей ввиду!

— Слушай, ты, наверное, в прошлой жизни была инквизитором.

— Да. Славные были денечки. Жалею, что прошли.

Бас усмехнулся, отсалютовав ей со своей стороны кружкой.

— Давай, давай, колись, дружок. И помни, — Софья приподняла предмет кухонной утвари, лежащий на столе, — моя овощерезка со мной.

— Не смешно, Софья Станиславовна.

— Не смешно?! А Бетанкур — это, по-твоему, офигенно смешно, да?!

— Сонь, послушай…

— Так, выкладывай, Литвинский, откуда у тебя знакомые миллионеры?

Бас вздохнул.

— Долго объяснять.

Софья откинулась на спинку стула.

— Ничего страшного. Я не тороплюсь.

* * *

Когда Бас рассказал родителям об обстоятельствах своего знакомства с Сержем Бетанкуром, те дружно хохотали и вспоминали какую-то баронессу Монморанси-Лаваль. При чем тут баронесса, Бас так и не понял, а история с Сержем вышла занятная. И, если вдуматься, не такая уж и веселая. Все могло обернуться куда как грустно.

Бас засиделся на вершине, в верхнем домике спасателей. Пил чай с черничным вареньем, выслушивал местные новости и сплетни. За разговорами время пролетело незаметно и стало темнеть. Его добросердечно выгнали, дабы он не спускался совсем уж по темноте.

И когда Бас проезжал мимо одного из кулуаров, решил, что у него глюки. Потому что оттуда доносилось пение. Причем пели не что-нибудь, а французский национальный гимн — «Марсельезу». Правда, фальшиво, зато громко и с воодушевлением. Голос, как позже выяснилось, и принадлежал Сержу Бетанкуру.

Тот, собственно говоря, тоже засиделся допоздна в одном из кафе. Засиделся не просто так, а успел порядком поднабраться. Нет, если называть вещи своими именами, то Бетанкур был вдрызг пьян. Но не посчитал это возможным препятствием на пути вниз. Пьяному, как известно, море по колено. А Альпы — по пояс. Сначала он заплутал, потом свернул не туда, потом сунулся не в тот кулуар. Совсем не в тот — узкий, крутой, практический лишенный снега — по нему не так давно сошла лавина. Итог закономерен — Серж полетел кувырком, потянул голеностоп, потерял лыжу, которая уехала куда-то вниз. Телефон его, по занятному совпадению, оказался разряженным «в ноль», так что позвонить спасателям Серж не мог. И этот горе-лыжник не придумал ничего лучше, чем сидеть на камне и распевать «Марсельезу». Вполне в духе Бетанкура — как потом понял Бас. А тогда ему было не до смеха.

Парня надо было как-то вытаскивать — на эвакуацию в узком ущелье рассчитывать не приходилось, снегоход не подойдет. Бас спустился чуть ниже и обнаружил утерянную лыжу. Уже легче. А потом он где уговорами, где пинками, а где и почти на себе вытащил Сержа из кулуара. Причем желание надавать по шее то ржущему до икоты, то стонущему от боли французу временами было просто нестерпимым. До места выполаживания, куда мог бы подойти снегоход, они добирались часа два, причем последние десятки метров Серж все-таки проехал уже на лыжах — и то благо. А потом, наконец-то, подъехал снегоход со спасателями — с теми самыми, с которыми Бас пару часов назад пил чай с черничным вареньем. И Литвинский с огромным облегчением сдал доставшего его француза на руки спасателям — все-таки у того была травма ноги, как-никак.

Сдал и забыл. Приехал в шале, отрубился — устал, пока здоровенного парня на себе два часа таскал. А на следующий день Серж сам нашел его — серьезный, трезвый и прихрамывающий. Долго благодарил, предлагал деньги и… И что-то проскочило между ними — какая-то взаимная симпатия, сходство натур, возможно, повлияли совместно пережитые приключения. В общем, в тот же день они выпивали уже вдвоем, вспоминая героический спуск по кулуару и рассказывая понемногу о себе. Оказалось, что у них даже больше общего, чем казалось поначалу. Например, русские корни. Правда, у Сержа русская была только бабка — какая-то там то ли графиня, то ли княгиня, Бас не очень в это разбирался, фамилию только запомнил — Бобровская. Вот эти самые Бобровские после революции семнадцатого года здраво рассудили, что на родине теперь ловить нечего и быстренько смотали удочки во Францию. Бабуля Нинон родилась уже во Франции, но свято считала себя русской, и эту же мысль вбивали всем в семье, в том числе и Сержу. Он, впрочем, на эти идеи благополучно не обращал внимания, но на родном языке мадам Нинон говорил вполне сносно.

В общем, после того эпизода Бас с Сержем стали дружны — насколько могли дружить два молодых парня, из которых у одного — кочевая жизнь профессионального райдера, а у другого… А у другого были свои заморочки.

Познакомившись по случаю с семейством Сержа — тот пригласил его на свой день рождения, Бас понял, что во фразе «Не в деньгах счастье» есть смысл. Нет, бабка у Сержа была мировая — если не называть ее бабкой, конечно. А вот родители… Бас не понимал, как можно так общаться с самыми близкими людьми — не так и не в такой семье он воспитывался, чтобы это понять. Да и можно ли такое было понять в принципе? Они называли друг друга исключительно по имени, вместо привычных «отец», «мать», «сын». Разговор состоял из одних завуалированных и не очень «шпилек» и попыток любым способом уесть собеседника в разговоре. Хотя родителей Сержа было за что поддевать. Бас искренне не понимал такого отношения взрослых людей к собственному сыну — вполне состоявшемуся и успешному человеку. Серж особенно не вдавался в детали своих сложных отношений с родителями, единственное, что он рассказал — что с девяти лет его воспитывали мадам Нинон и мсье Рене, то есть, бабушка с дедушкой. И неплохо воспитали, судя по тому, что парень тащил на себе порядком хромающий семейный бизнес.

* * *

Соня потирает лоб, размышляя об услышанном. Пока то, что рассказал ей Бас, далеко не во всем совпадает с ее личными впечатлениями от мсье Бетанкура. Но одно совершенно очевидно — просто ей с ним не будет.

— Сволочь ты, Литвинский, — резюмирует Софья. — Наглая конопатая сволочь.

Наглая и конопатая сволочь бесстыже ухмыляется с экрана.

— Вот за что тебя Машка любит — никак не могу понять.

— Я и сам не понимаю, если честно, — вдруг совершенно серьезно отвечает Бас. И выражение лица у него тоже непривычно серьезное, и даже хмурое.

— Эй, Басич, — встревожилась Соня, — ты чего? У вас с Машей все в порядке?

— Да так, — он поморщился. — Работы много, часто дома не бываю, Маша расстраивается… Ладно, — перебил сам себя, — справимся. Сонь, если я тебя действительно… — Бас замялся, — напряг с Сержем — так ты скажи. Я позвоню ему, скажу, чтобы он от тебя отстал.

Отличная идея! Софья представила себе выражение лица Бетанкура, когда Бас будет ее «отмазывать». Серж помрет со смеху!

— Не надо, Вась. Сама разберусь. Ладно, давай прощаться, а то у меня дела еще. Машку и Санька от меня чмокни, как придут.

— Обязательно.

Софья развернула стул и уставилась в окно. Кто же ты такой, Серж Бетанкур?

* * *

Он позвонил в пятницу вечером, довольно поздно — когда Соня, после фитнеса и душа уже разобрала и застелила свой узкий холостяцкий диванчик и собиралась забыться честно заработанным сном. За поздний звонок его превосходительство даже не подумало извиниться — видимо, предполагалось, что звонка от него ждут в любое времени суток.

— Софи, как вы относитесь к опере?

Если честно, поклонницей оперы Софья себя не считала. Но, с другой стороны, не так уж часто она там и бывала. И, в отличие от Бетанкура, опера стоила того, чтобы дать ей еще один шанс. Поэтому ответила с немного наигранным воодушевлением.

— Очень люблю.

— Отлично. Тогда пойдем на футбол.

— Вы гуру пикапа, Бетанкур! — рассмеялась Соня.

— Я знаю, — самодовольно парировал он.

— И кто играет? — Софья пока не очень понимала, как с ним общаться. Слишком непредсказуем.

— Сейчас посмотрю… минуту… так… О! Завтра на «Парк де Пренс» играют «Монпелье» и «Пари Сен-Жермен». Идем?

Познания Софьи в футболе ограничивались раскраской футбольного мяча. Но это ее не остановило.

— С удовольствием. Обожаю смотреть на бегающих потных атлетичных мужчин. Они будут задирать майки?

— Обязательно. Тогда, может быть, балет?

— О, я просто обожаю смотреть на мужчин в облегающих балетных трико!

— На вас не угодишь, Софи, — хмыкнул Бетанкур.

Соня рассмеялась. Да уж, с Сержем не скучно.

— Серж, позвольте, я внесу встречное предложение?

— Готов рассмотреть, — он там, на том конце провода, поправил светло-серую атласную подушку под головой.

— Давайте просто поужинаем где-нибудь. Может быть, немного прогуляемся. Если честно… я бы хотела провести спокойный вечер — без массового скопления людей.

— Вы читаете мои мысли, Софи, — цокнул он языком. — Договорились. Какую кухню вы предпочитаете?

— Исключите не подвергшиеся основательной термической обработке экзотические продукты и насекомых. Из остального можно выбирать смело.

— Не пригласить ли мне вас в устричный ресторан? — невинно предложил бес-искуситель Бетанкур.

— Помните про полгода и потом не жалуйтесь, — не осталась в долгу Соня. Серж рассмеялся. У него очень приятный смех — не смогла не отметить Софья.

— Заеду за вами к семи. Во что вы будете одеты — чтобы я не прогадал с машиной?

— У вас большой автопарк?

Он снова мягко рассмеялся.

— Полагаю, что ваш гардероб все-таки больше. Ладно, посмотрим, смогу ли я угадать. Я перед сном буду думать о том, во что вы будете одеты. Доброй ночи, Софи.

И в телефоне неожиданно зазвучали короткие гудки.

* * *

Учитывая, как в прошлый раз Бетанкур пялился на ее декольте, Софья решила одеться скромно. Хотя… мало ли что она решила. Тщеславие взяло свое. А Бетанкур выглядел восхищенным.

— Я решила облегчить вам задачу, Серж.

— Это очень мило с вашей стороны, Софи, — он все еще разглядывал ее. Сигнально-красный трикотажный джемпер с длинными рукавами прилегал к телу как вторая кожа, а затейливый воротник с перекрещивающимися узлом бретелями подчеркивал красивую шею, которой Софья по праву гордилась. Расширяющаяся книзу юбка была снежно-белой и заканчивалась на пол-ладони ниже колена. Тонкую талию перехватывал синий пояс. — Патриотично, — прокомментировал этот триколор Бетанкур.

— Я хоть с одним цветом угадала?

— Да, — он обернулся на белую машину. — Но даже если бы не угадали… Вы все равно необыкновенно обворожительны.

— Вы тоже неплохо выглядите, Серж, — и это чистая правда. На нем очередной светло-серый костюм — видимо, его любимый цвет. Что, впрочем, и неудивительно — отлично подчеркивает цвет светлых прозрачных глаз, особенно в комплекте с бледно-голубой рубашкой. Да не смотри ты так на него, Софья Станиславовна! — Волосы удачно уложены, Серж. Естественно смотрятся.

Он ухмыльнулся.

— Хороший бальзам, пенка и фен. А я еще и тональный крем удачно наложил сегодня, — наклонился к ней ближе. — Правда, совсем незаметно?

Она невольно отшатнулась — от его близости, от близости светлых серо-голубых глаз и четко очерченных губ. Ой, у него маленькая родинка в уголке верхней губы — светлая, заметная только вблизи. И, наверное, на ощупь… языком.

— Так, помним о неприкосновенности личного пространства! — для надежности Соня отступила назад.

— Я всего лишь хотел узнать мнение эксперта в вопросах макияжа, — надул свои невозможно сексуальные губы Бетанкур. Софья резко отвернулась и шагнула к машине.

— Предлагаю обмен любезностями считать завершенным. Очень кушать хочется, — и, войдя в роль и совсем жалостливо: — Мсье, же не манж па сис жур…

Бетанкур шутки не понял и глазки округлил. Пришлось дорогой объяснять — с литературными примерами и цитатами. Вот и пригодились университетские лекции по межкультурной коммуникации.

— «Ла Трюфье»? — изогнула бровь Софья по приезду. — Не оригинально.

— Вы сами отказались от экзотики, Софи.

Впрочем, это она, разумеется, выпендривалась. Об изысканном «Ла Трюфье» она лишь слышала, но бывать до этого не приходилось — слишком недемократический ценник. Есть все-таки плюсы в знакомстве с миллионером.

И она позволила себе заказать, не глядя на стоимость блюд. Раз пришли в «Ла Трюфье» — то черные трюфели, а к ним — угорь в соусе из трав. И на десерт — мороженое с темным шоколадом и желе из смородины. Гулять — так гулять.

Бетанкур надолго уткнулся в винную карту, а потом что-то вполголоса обсуждал с сомелье. Наконец-то выбор был сделан.

— Chateau Pavillon Blanc две тысячи пятого. По-моему, неплохой выбор, как вы считаете, Софи?

Соня заглянула в свой экземпляр карты и чуть не поперхнулась. Поспешно согласилась.

— Прекрасный выбор, Бетанкур. Думаю, подойдет отлично.

Еще бы оно не подошло — четыреста евро за бутылку! Судя по тому, как одобрительно покивал Серж, пригубив из бокала — вино действительно его устроило. Когда Соня попробовала из своего, то не нашла ничего особенного. Ну, вкусненькое белое вино. Впрочем, высказываться вслух не стала.

— Есть предложение, Софи, — Серж приподнял руку с бокалом.

— Излагайте, — черт, пахнет так вкусно, что сейчас в животе неприлично заурчит!

— Давайте выпьем на брудершафт. Смешно говорить друг другу «вы» с учетом перспективы наших отношений.

Соня подозрительно прищурилась.

— Это нечестно, Серж. Я не собираюсь с вами сегодня целоваться! У нас есть план.

— Конечно! — он невинно распахнул свои и без того немаленькие глаза. — Я помню про план. Никаких поцелуев в первый месяц. Просто… на брудершафт. Чтобы перейти на «ты».

— Без поцелуя? — уточнила она.

— Без поцелуя, — согласно кивнул он.

— Извольте, — Софья протянула руку. И в самом деле, переходить на «ты» рано или поздно придется, почему бы не сейчас?

Он протянул свою, руки переплелись. Ее запястье царапнул металлический браслет его часов, пальцы, оплетающие ножки бокалов, слегка касались друг друга. Серж смотрел ей прямо в глаза. У него совершенно неестественно темные для такого пепельного блондина ресницы, еще и неприлично длинные и густые! Софи решила пошутить про удачно наложенную тушь, но забыла о своем намерении — его губы сомкнулись на крае бокала. Отпил. Сглотнул. Дернулся кадык над воротником светло-голубой рубашки. Он облизнул губы. Она же просто «зависла».

— Пей, Софи.

Софья моргнула, сделала глоток. Вино по четыреста евро за бутылку прилично ударяет в голову!

За едой разговор пошел о еде. Довольно естественный поворот, если подумать. Серж вспомнил о своей исторической родине и допытывался у Сони, что такое «окрошка» и «борщ». Узнав состав ингредиентов, выразил сомнение, что это может быть вкусно, или, хотя бы, съедобно. Получил мотивированное несогласие. Усомнился и полюбопытствовал, умеет ли Софи готовить эти блюда со странными названиями. На что Софи, гордо задрав нос, сказала, что для правильных окрошки и борща в Париже нет правильных ингредиентов. Серж снова усомнился, высказав предположение, что в Париже наверняка есть не один ресторан русской кухни. Таким образом, они наметили место для следующей встречи и вообще приятно провели время за разговором. Правда, Софи переоценила свои силы, и десерт остался нетронутым. А Бетанкур, после перехода на «ты», как-то совершенно по-свойски слазил в ее креманку с мороженым, и снова она «зависла» на том, как он облизывает ложечку от мороженого.

А потом они переместились в настоящий каминный зал, где она позволила усадить себя практически под бок к Бетанкуру на двухместный кожаный уютный диванчик. Черт с ним, с личным пространством, зато какой кофе! И какой ликер — гораздо вкуснее этого понтового вина за баснословные деньги, на ее скромный вкус. Но Сержа расстраивать не стала.

В какой-то момент Соня поняла, что еще чуть-чуть — и она начнет засыпать: после сытного ужина, под теплым боком и перед умиротворяющим треском камина. И попросилась наружу. Пока Серж расплачивался, она пыталась себя взбодрить, представляя реакцию Бетанкура, если она предложит разделить расходы на ужин и заплатить за себя. Судя по всему, такой вариант развития событий Сержем Бетанкуром даже не предусматривался. Да и у нее с собой таких денег нет.

— Знаешь, Софи, я сто лет не гулял по вечернему Парижу, — они идут рядом, отдав себя во власть сплетения улочек Латинского квартала. — И вообще ни в какое время суток давно не гулял. Все куда-то бегом, бегом. Или дома. А чтобы вот так, после ресторана пойти гулять…

— А обычно сразу после ресторана — постель?

Он повернул голову, одарил ее взглядом серо-голубых глаз и усмешкой. Кивнул согласно.

— Примерно так, да. Но ты сама от этого отказалась, противная девчонка. Так что теперь сладкое только через полгода.

— Я буду оплакивать каждую секунду этого времени, сокрушаясь об упущенных возможностях, — не осталась в долгу Софья.

— А я-то как буду сокрушаться, — демонстративно вздохнул Бетанкур. А потом благородно решил перевести тему разговора. Оглядел Соню. — Все никак не могу понять, какой это флаг, Софи? Французский? Нет, порядок цветов не тот. Голландский? Тоже вроде нет. А! Это российский флаг. Только наоборот, верно?

— Верно. Только не проси меня перевернуться и идти на руках, чтобы флаг был правильным. Хотя… — вздохнула, — идея не так уж и плоха.

Бетанкур остановился.

— Что за фантазии, Софи?

— Это не фантазии, — она еще раз вздохнула. И созналась. — Это новые туфли.

— Какого черта ты молчала? — он посмотрел на ее ноги. Виновницы разговора выглядели вполне невинно, и даже мило — черный лак, белый бантик, каблук вполне себе умеренный.

— Да сначала было нормально. А потом ремешок на пятке стал давить.

— Пошли-ка в машину. Или… погоди. Посиди здесь, я подгоню.

— Серж, я могу идти! Ты еще предложи меня на руках отнести! — он резко обернулся к ней. — Эй, я пошутила!

— Иди, садись на скамейку, шутница. И жди меня.

* * *

Глядя на свое отражение в зеркале ванной комнаты, Серж Бетанкур сказал себе, что насчет двух месяцев он явно погорячился. Месяц. Ну, максимум — полтора. Он видел, как Софи сегодня на него смотрела. Надо будет на следующем свидании пару пуговиц на рубашке расстегнуть.

Серж подмигнул своему отражению. Он прекрасно знал, какое производит впечатление. И Софи его совсем не удивила своей реакцией. Хотя, судя по бурному началу их знакомства, он уже настроился на более долгое сопротивление. Но, если сладкая Софи падет к его ногам раньше — он нисколько не расстроится. Пожалуй… тут Серж обнаружил на подбородке след зубной пасты и вытер его полотенцем… так вот, пожалуй, будет неспортивным удовлетворять свой сексуальный аппетит где-то на стороне, пока Софи поддается его чарам. Это как-то… нечестно. Наверняка Снежная Королева Софи так не делает — на пути к ее постели надо убить слишком много драконов. Решено, он поддержит ее в воздержании. Тем слаще будет вожделенный приз. Только вот еще сегодня, один раз… Серж потянулся за телефоном.

* * *

Соня в это время лежала на диване, задрав многострадальные ножки на стену и свесив голову вниз. Что-то она сегодня явно голову немного потеряла. Надо ее на место ставить.

Шаг пятый. Прохождение первого испытательного срока

Вот и славно! Трам-пам-пам!

В воскресенье Софья наводила чистоту в квартире и порядок в голове. Из экономии она сразу же при заселении отказалась от услуг приходящей уборщицы. Да и что там убирать в ее крошечной квартире, где живет один вполне аккуратный и чистоплотный человек? Надраивая плитку в ванной, смахивая пыль в гостиной и чистя раковину на кухне, Соня параллельно читала себе нотации.

Серж ведь прекрасно сознает, что делает. Он абсолютно точно знает, какое производит впечатление. Да что она сама — красивых мужиков не видела, чтобы так на него реагировать? Впрочем, справедливости ради стоит отметить, что Серж Бетанкур по совокупности ряда качеств тянул на первое место в списке всех встреченных ею на жизненном пути мужчин. Ну, так это же компенсировалось увесистыми недостатками. Самовлюбленный. Эгоистичный. Нахальный. Лучший друг Баса Литвинского — что с него взять!

Трудно сказать, насколько осознанной была эта игра, но перед ней определенно разыгрывали спектакль. Эти взгляды, случайные прикосновения, демонстративная забота и внимание. Кодекс пикапера у Бетанкура явно с рождения в крови — да еще с такой-то внешностью. Ну почему Серж не прошел каким-то лесом мимо нее? Соня в очередной раз помянула тихим злым словом Литвинского, продолжая яростно наводить порядок.

К тому моменту, когда квартира сияла идеальной чистотой, бес Бетанкур был все-таки начисто изгнан из головы Софьи Соловьевой. А скоро он исчезнет и из ее жизни. Вряд ли Серж продержится в таком режиме больше двух месяцев.

* * *

Одеваясь для следующей встречи, Соня сделала выводы из предыдущей. Поэтому, во-первых, балетки, во-вторых, веселенькие желтые брючки с белым принтом и белый же свободный пуловер. Выглядела она скорее как студентка, но отнюдь не как потенциальная жертва обаяшки-миллионера, да еще и способная дать тому достойный отпор. Правда, Бетанкуру без каблуков она, наверное, едва будет доставать макушкой до плеча — но это его проблемы, пусть нагибается при разговоре, Софья шею заламывать не собирается!

Серж оглядел ее придирчиво, хмыкнул:

— В этот раз я не угадал с цветом.

Машина за его спиной ярко-красная.

— Это «феррари»? — рискнула предположить Соня.

— Нет, это снова «ламборджини», — он открыл перед ней дверцу.

— Зачем тебе две «ламборджини»? — она искренне распахнула глаза в недоумении.

— Это элементарно, Софи! — он ответно округлил глаза и сдунул с них упавшую прядь. — Потому что цвет — разный!

Трудно было не рассмеяться в ответ.

— Ну и много у тебя еще осталось машин в гараже? — подначила она его, пока они ехали.

— Ты почти все видела. На следующее свидание приеду на велосипеде.

— Буду с нетерпением ждать, — уверила его Софья. — А как же девятьсот одиннадцатый? Про который ты говорил? Почти красного цвета?

— А, этот… Я выставил его на продажу.

— Он плохо себя вел?

— Вроде того. Не совпадаю я с немками по темпераменту. Другое дело, — он любовно погладил большим пальцем оплетку руля, — горячие итальянские девочки.

Соня демонстративно закатила глаза. Мальчишки — они всегда мальчишки, сколько бы им не было лет и сколько бы у них не было денег. Хотя она бы не отказалась проехаться за рулем этой «горячей итальянской девочки». Ей нравились все красивые вещи, в том числе и автомобили. Только черно-красный салон этой «девочки» казался Софье слегка тревожащим. Соня искоса взглянула на водителя. Вряд ли он доверит кому-то свое сокровище. Серж слегка повернул голову и мимолетно улыбнулся ей. Пара верхних пуговиц на белоснежной рубашке расстегнута. Пустил в ход оружие потяжелее? Ну-ну…

Увидев название ресторана, Соня искренне расхохоталась.

— «Матрешка»? И почему я не удивлена?

— Могла быть еще балалайка, — усмехнулся Серж. — Пойдем?

* * *

Бетанкур с сомнением смотрел на тарелку бордово-красной жидкости.

— А это точно можно есть? — он как-то совсем озадаченно взъерошил волосы на затылке.

— И это говорят люди, лопающие лягушек! Сметаны положи — зря тебе, что ли, принесли! И ешь!

— А ты почему не ешь?

— Смотри и учись! — фыркнула Соня. — Тоже мне, наследник русской княжеской фамилии — а борщ есть боишься.

— А ты откуда про княжескую фамилию знаешь? — настороженно спросил Серж, наблюдая, как она отправляет в рот ложку с супом.

— Литвинский рассказал. Знаешь, вполне сносный борщ. Хотя мой папа готовит его раз в десять вкуснее.

— И что Базиль еще обо мне рассказал? — Серж не торопился приступать к еде и вообще почему-то казался напряженным.

— Да почти ничего, — нарочито беспечно пожала плечами Соня. — Кроме того, что ты любишь кататься пьяный на лыжах в горах.

— Это точно, — Серж широко улыбнулся и, похоже, расслабился. — Ну что, значит, есть можно?

— Можно, можно, — кивнула Соня. — Кушай, пока горячий.

— Слушай, а что мы будем под это пить?

— О, как же я забыла! — Софья хлопнула себя по лбу. — Водки надо заказать.

— Водки?!

— А что такого? Русские всегда пьют водку.

Серж смотрел на нее со смесью ужаса и благоговения.

— Что ты на меня так смотришь? Ни разу не пил водки?

— Нет, — покачал головой Серж. — Даже как-то и пробовать не хотелось. У меня вообще с крепким алкоголем отношения не очень хорошие. Не могу крепкое пить. Организм не переносит, совсем, в категорической форме.

— Это как же?

— Отрубаюсь быстро, — поморщился он. — И болею потом страшно. Видимо, каких-то ферментов не хватает, чтобы крепкое спиртное переваривать.

— Вино?

— Вино, — кивнул он. — И ничего крепче вина.

— Ты ешь, а я закажу тебе брусничного морса. Отличная штука — если с умом сделан.

Серж, наконец-то, решился попробовать содержимое своей тарелки, а потом его было от борща не оттащить. А Софья думала о том, что у нее на родине вино считается напитком женским, а слова мужчины в том, что он не любит пить водку, выглядят чуть не признанием в собственной мужской несостоятельности. А вот Бетанкур совершенно спокойно признается, что не пьет крепкое спиртное. И как-то сомнений в его мужской состоятельности не возникает.

В следующее блюдо Серж буквально влюбился. Он сначала посмеялся над названием, а потом долго прокатывал его на языке, произнося то так, то эдак. Ку-ле-бя-ка. Ку-ле-бяяя-ка. Ку-ле-бя-кааа.

Кулебяка, к слову сказать, была действительно вполне прилично приготовлена — и тесто, и начинка.

— Софи, а ты пробовала водку?

— Да, — ответила она спокойно.

— Это вкусно? — не отставал Бетанкур.

— Не могу сказать, что это вкусно, — рассмеялась Софья его почти детскому любопытству. — Но иногда бывает… полезно.

— Например? — упорствовал Серж. — Когда ты в последний раз пила водку?

— По-моему, на свадьбе своей сестры. Там положено. Когда блинами обносят… Это такой свадебный обряд, — рассмеялась Соня на непонимающий взгляд Бетанкура.

— У тебя есть сестра? Старшая?

— На целых несколько минут. И целых две, — улыбается Софья. — Мы — тройняшки.

Этот факт на всех и всегда производил впечатление. Серж не оказался исключением.

— Ух ты! А вы и в самом деле… одинаковые?

— Сейчас покажу, — Соня достает из сумки смартфон, листает экраны. — Вот! — протягивает телефон Сержу.

Это фото делала в студии Машка Тихомирова — тогда, впрочем, уже Литвинская. По задумке фотографа, оно должно было показать их похожесть и непохожесть одновременно. Все они трое одеты в синие джинсы, белые футболки, минимум косметики. Машка велела им встать так, как им самим комфортно. Так они и стоят — Надя слева, Соня справа, Люба посередине. У Нади одна рука уперта в бедро, роскошная грива волос перекинута через плечо, Соня стоит в профиль, сложив руки под грудью и повернув голову к камере, темный локон перечеркивает щеку. А стоящая посредине Любаша с как обычно взъерошенным ежиком волос обнимает сестер за талию.

Бетанкур смотрел на фото, открыв рот. Со словами нашелся далеко не сразу.

— А… хм… вы, когда втроем идете по улице… мужчины в обморок не падают?

— Русские мужчины покрепче будут, — улыбается Софья.

— Бедный ваш отец…

— Он тоже так постоянно причитает.

— Знаешь, — он рассматривает фото, наклонив голову, — если бы я такое увидел вживую, на улице — я бы просто увязался за вами, как бездомный пес. И вы бы от меня не отделались.

— Да уж, от тебя не так-то просто отделаться, — рассмеялась Соня. А он посмотрел на нее вдруг — серьезно и остро. И смеяться ей расхотелось.

— Какая из них замужем, Софи?

— Обе.

— Ну, оно, в принципе, и понятно, — хмыкнул Серж. — Таким девушкам трудно… оставаться одинокими.

— Да уж, быстро нашлись ушлые.

— А ты, Софи? Почему ты еще не замужем?

— Потому что у меня очень скверный характер.

— Из вежливости не буду спорить, — блеснул улыбкой Бетанкур.

— Ну, а у тебя есть братья, сестры? — Соня решила, что тема семьи — вполне себе приемлемая и нейтральная. Тем более, что ей любопытно — после рассказа Баса и реакции Сержа.

— Нет, — покачал головой Серж. — Я — единственный ребенок.

— Расскажи о своей семье, — им принесли кофе и творожный десерт с черникой.

Серж как-то неопределенно пожал плечами.

— Ну, мадам Нинон ты видела.

— Серьезная женщина.

— Конечно, — кивнул Серж. — Вот она как раз урожденная Бобровская. Князья они были. В тысяча девятьсот семнадцатом эмигрировали во Францию. Собственно, мадам Нинон родилась уже здесь.

— Сколько ей лет?

— Отличный вопрос! — рассмеялся Серж. — Этого никто не знает. Дата рождения мадам Нинон хранится как государственная тайна. Меня с детства отучили задаваться вопросами на эту тему. И называть мадам Нинон бабушкой.

— Ясно, — ответно улыбнулась Соня. — А родители?

— Родители есть.

— И?…

— И я не хочу об этом говорить, — Серж постарался смягчить тон, но вышло все равно резко. — Извини, но…

Его прервал монотонный женский голос, говорящий о пожаре в левом двигателе. Соня опешила.

— Извини, телефон, — Серж достал смартфон. — Я ненадолго.

Глядя вслед выходящему на улицу Бетанкуру, Софья гадала — какое надо иметь извращенное чувство юмора, чтобы поставить такой сигнал на звонок телефона?

Вернулся Серж мрачный, разговор как-то не клеился.

— Серж, если у тебя возникли какие-то дела — давай прощаться.

Он потер шею под воротничком рубашки.

— Наверное, да. Извини, Софи. Действительно, я…

— Ты меня отвезешь или мне добираться самой?

— Конечно, отвезу.

* * *

Дома, уже перед сном, она позволила себе задуматься — что это за дела у Бетанкура срочные образовались: блондинка, брюнетка или рыжая? Впрочем, ее это не слишком волнует. Может быть, так он быстрее от нее оступится?

Бетанкур в это время тоже был дома, только не в постели, а за ноутбуком. До двух часов ночи он изучал присланные документы.

* * *

— Здравствуй, Серж.

— Вивьен? Что за надобность заставила тебя позвонить мне? Очередная нимфетка обобрала тебя до нитки? Извини, ничем помочь не могу — сам на мели.

— Как ты разговариваешь с отцом?!

— С отцом? — Серж удобнее перехватил телефон. — Если ты вспомнил, что ты мой отец — дела у тебя, видимо, совсем неважны. Слушай, перезвони через две недели — мы подведем финансовые итоги квартала, и я посмотрю, что можно для тебя сделать.

— Серж, ты зарываешься…

— Да ну? — демонстративно рассмеялся Серж. — Ну, не смею навязывать свое общество.

— Прекрати. Я хочу поговорить о делах в компании…

— Как ты можешь говорить о том, в чем ни черта не смыслишь?

— Я прислал тебе документы! Ты прочитал их?

— Чушь, — безапелляционно. — Бред. Сплошные домыслы и ни одного факта.

— Ты не понимаешь…

— Это ты ни черта не понимаешь в бизнесе!

— Я руководил этой компанией, когда ты еще учился в школе!

— Я помню, как ты руководил, — желчно. — Так наруководил, что нам пришлось закладывать все имущество, включая фамильные побрякушки мадам Нинон, чтобы вылезти из ямы.

— Там просто было неудачное стечение обстоятельств…

— Это ты — неудачное стечение обстоятельств!

— Не смей так говорить с отцом, Серж!

— Это слова твоего отца!

— И его не смей вспомнить!

В телефонном сотовом эфире повисает на какое-то время тишина.

— Почему это я не должен вспомнить деда? — Серж мысленно дает себе пинка за то, что посмел сорваться в разговоре с Вивьеном, показать эмоции. — Именно он создал «Бетанкур Косметик». Именно его дело, главное дело всей его жизни ты чуть не угробил.

— Да что ты знаешь… — произносит вдруг Вивьен Бетанкур негромко, — о том, каково это — быть главным разочарованием своего отца?

— Вот об этом я знаю не понаслышке. На собственной шкуре, — голос Сержа ровен. — До свидания, Вивьен. За деньгами — через две недели, не раньше.

* * *

— Завтра мы идем в цирк, Софи.

— Вместе с велосипедом?

Он рассмеялся.

— Не уверен, что нас пустят на арену. У «Дю Солей» вышла новая программа. Интересует?

— Да!

Он усмехнулся ее детскому энтузиазму. Но она на самом деле давно хотела посетить всемирно известный цирк. Но все как-то не совпадало — то они на гастролях, то у нее денег нет.

— В таком случае прошу быть готовой к четверти пятого.

— Слушаюсь!

* * *

Серж понял, что третья встреча не принесла желаемого эффекта. Нет, он отлично провел время. Яркое шоу не могло оставить равнодушным никого, да и после, за ужином, недостатка в темах для разговора не было. Софи была мила, весела, остроумна. Но в ней совершенное исчезло то влечение, интерес к нему, которое Серж почувствовал в их первый ужин, тогда, в «Ла Трюфье». Снова выросла дистанция — он это очень четко ощутил. Что она есть — эта дистанция, несмотря на переход на «ты», ее смех и многословное общение. Что он сделал не так? Это все чертов Вивьен — сбил ему весь настрой! Надо срочным образом исправляться. Впрочем… в следующую субботу он зарабатывает первый бонус. Серж усмехнулся. И к этому моменту определенно надо как следует подготовиться.

* * *

Бетанкур вышел на тропу войны — это очевидно. Маленький уютный ресторанчик, отдельный кабинет, пара белых свечей — все разительно отличалось от предыдущих встреч. Сам Серж был предсказуемо великолепен в очередном безупречном костюме, и рубашка расстегнута так, чтобы были видна ямочка между ключицами и крепкая шея. Откровенно говоря, до встречи с Бетанкуром Софья и предположить не могла, что мужская шея может быть красивой. И сексуальной. И… Так, стоп. Она здесь не для этого!

Взгляд с поволокой. Отточенные выверенные жесты кистей с длинными артистическими пальцами. Комплименты — один удачнее другого. Так, пора сбивать градус этого действа. Софья взяла в руку бокал и протянула его Сержу, имитируя микрофон.

— Князь Бобровский, не могли бы вы дать небольшое интервью нашему журналу?

Цель была достигнута. Бетанкур опешил, моргнул растерянно.

— А почему это мы… внезапно перешли на русский язык?

— А что за сегрегация по языковому принципу? — возмутилась Софья. — Почему мы постоянно говорим на французском, если ты спокойно можешь говорить по-русски?

— Ну… хотя бы потому, что мы находимся на территории Франции! — Серж пришел в себя.

— Может быть, я тоскую по родине и хочу с кем-то поговорить на своем родном языке?

— Это правда, Софи? О, извини, я не подумал! Конечно, давай говорить по-русски.

Так-так-так, вот это сочувствие уводит нас в другую сторону.

— На самом деле, нет, все в порядке, — поспешила сменить тему и язык Соня. — Скажи мне, откуда ты так хорошо знаешь русский язык? Ты бывал в России?

— Нет, — покачал головой Серж. — Как-то не довелось пока, но планирую. Просто мадам Нинон упорно считает себя русской аристократкой. И меня заодно почему-то к этой категории причисляет. Хотя я не чувствую никакой связи с этой страной. Я родился во Франции и считаю себя французом. Однако язык предков, — тут Серж усмехнулся, — меня заставили выучить.

— Тогда ты, получается, наверное, знаешь три языка, да? Наверняка еще и английский?

— Шесть.

— Что — шесть?

— Я знаю шесть языков, не считая французского.

Он ее и в самом деле удивил. Очень удивил.

— Ого… И какие?

— Английский, — он начал загибать пальцы, — русский, итальянский, испанский, португальский, польский. Немецкий, — вздохнул, — так и не смог заставить себя выучить.

Софья переваривала услышанное. Собралась с мыслями.

— А польский-то тебе зачем?

— Производства у нас в Польше есть, — пожал плечами Серж.

— Слушай, — каким бы ни был он самовлюбленным типом, знание семи языков — это чего-то да стоит! — Это, правда, здорово. Ты молодец!

— Я не молодец, я полиглот.

— Конечно, полиглот — знать семь языков, включая родной.

— Ты не совсем поняла, — Бетанкур поддается на провокацию и охотно поддерживает разговор на нейтральную тему. — Полиглот — это еще и тот, кому легко дается изучение языков. Ты думаешь, я долго трудился над этим? Ничего подобного. Это, — он стучит себя по виску, — тут. Оно либо есть у человека, либо его нет. У меня есть.

— И что это означает?

— Мне очень легко даются языки. Я не напрягаюсь. К тому же, они похожи — польский похож на русский. Испанский и португальский между собой схожи. Итальянский похож на французский. Так что это не сложно, на самом деле.

— Наверное, это помогает тебе в бизнесе? Ты учил языки для этого?

— Отчасти, — он отпивает из чашки. — Я вообще планировал стать лингвистом. Даже два курса проучился в Сорбонне. Интересно заниматься тем, что тебе легко дается.

— А потом?

— А потом, — он наморщил идеальный нос, — началась смертная тоска. Семейный бизнес, диплом МБА и тому подобная дребедень.

Он еще и МБА?! Бетанкур не перестает ее удивлять. И с желанием побольше узнать об этом человеке бороться все труднее.

— Твои достижения впечатляют, — произносит Софья искренне.

— Ерунда, — но видно, что ему приятны ее слова.

— Люди, которые умеют делать что-то выдающееся, часто так говорят: «Да, ерунда, ничего сложного».

— Спасибо, Софи, мне очень приятно, — он улыбнулся так, что Соня поняла — говорить комплименты Бетанкуру опасно — нарвешься на адекватный ответ в виде встречного комплимента. А ей это совершенно не нужно.

— Скажи мне что-нибудь по-польски.

— Что именно? — движение золотистой брови воистину артистично.

— Ну, например… — Софья пыталась придумать что-то смешное и нейтральное одновременно. — Например… Я очень умный человек — я знаю семь языков.

Серж усмехнулся.

— Сейчас, — нахмурил лоб. — Я уже пару месяцев не говорил с польскими коллегами.

В такой милой игре они провели остаток вечера, перебрав весь спектр лингвистических возможностей Сержа Бетанкура.

* * *

— Итак, Софи, — они стоят у подъезда ее дома. Ему в спину светит фонарь сквозь ажурное переплетение веток. — Был ли я хорошим мальчиком? Выполнил ли все наши договоренности? И заработал ли право, — тут он демонстративно вздохнул, — не верю своему счастью… на поцелуй?

Ему и самому любопытно — как она себя поведет. Первая проверка, настоящая проверка бойцовских качеств Софи Соловьевой.

— Конечно, — кивает она. — Все честно, Бетанкур. — поворачивает голову, прикасается пальцем к щеке. — Вот сюда, пожалуйста.

— Скажи это еще раз.

— Что именно?

— Попроси. Скажи «пожалуйста». Мне нравится, как звучит слово. Когда его произносишь ты.

Софья прокашлялась. Ну, давай, девочка. Играть — так играть.

Палец снова коснулся щеки.

— Вот сюда. Пожалуйста.

— Ну, раз ты так просишь…

Он не двинулся с места — рассматривал ее в сумраке и отсветах фонаря. На ней смешное платье: в черно-бело-желтое полоску, свободное, единственное, что его спасает — длина выше колена, позволяющая насладиться видом очаровательных ножек. Но все равно в нем Соня похожа на пчелу — веселую и задорную пчелу. Она оделась так специально. Думает, что это остановит его? Маленькая наивная девочка. И он качнулся к ней.

Наклонился, едва касаясь ее щеки. Софи честно попыталась сдержать вздох, и у нее это почти получилось.

Она упоительно пахнет. Он прикрыл глаза. Легкий бергамот… женственная магнолия… терпкое сандаловое дерево. Он узнал аромат. И двинулся еще чуть-чуть вперед.

Прикоснуться к ее щеке легким поцелуем. Конечно, кожа у нее невероятно нежная. Он и не сомневался.

Губы у него теплые и… И все, дальше думать сложно. Долгий вздох проходит по щеке, к шее. И, выдох на ухо, так, что Софья покрывается мурашками вся — от шеи до коленок:

— Этого стоило ждать целый месяц… — а потом, резко отстранившись: — До встречи, Софи.

Она смотрит на его высокий силуэт, то появляющийся, то исчезающий в свете фонарей.

А Серж, по дороге домой, с удовольствием подпевает музыке в машине.

Шаг шестой. Реквизиты одной из сторон

Не виноват! Предки виноваты! Прадеды-прабабки, внучатые дяди-тети разные, праотцы, ну, и праматери, угу.

— Ты совсем забыл про меня, Серж.

— При всем желании это невозможно сделать, мадам Нинон.

— Я бы хотела увидеть тебя сегодня, мальчик мой. Я собираюсь уезжать.

— Надоело?

— Надоело, — соглашается мадам Бетанкур. — Ужасный город. Как тут можно жить?

— Вот и мучаемся, — хмыкнул Серж. — Буду у тебя к восьми.

* * *

Навстречу открывшей дверь мадам Нинон шагнул единственный и горячо любимый внук. Протянул белую розу на длинном стебле.

— Ты романтик, мальчик мой.

— О, да, — он наклонился, коснулся губами сухой щеки.

— Ты должен дарить цветы красивым девушкам, а не старухам.

Серж лишь неопределенно пожал плечами. Так уж сложилась его жизнь, что единственная женщина, чьи желания и благополучие его по-настоящему волнуют — это женщина, о возрасте которой он может лишь осторожно сказать «за семьдесят».

— Проходи в малую гостиную, чай сервирован там, — прервала его размышления мадам Нинон.

И уже там, в малой гостиной, разговор продолжился.

— Ты редко звонишь. Дела? Проблемы? — хозяйка квартиры аккуратно наливает гостю ароматный чай.

— Ничего, с чем я бы не справлялся. Извини. Просто так сложилось.

— Хорошо, — кивает мадам Нинон, внимательно разглядывая внука. Мальчик выглядит действительно вполне довольным жизнью. — Как эта прелестная девочка? Софи, кажется?

— Угу, — Серж осторожно отпивает горячий напиток, блаженно жмурится. — Софи. Вот как раз ею я и занят, в том числе.

— Вот как? — Нинон поправляет жемчужное ожерелье. — Она славная девочка. Красивая, глазки умные, к тому же, русская. У вас с ней что-то серьезное? Или как обычно?

Вопрос поставлен так, что ответить однозначно сложно. Скажешь «Серьезно» — и мадам Нинон вцепится мертвой хваткой. А если сказать, что ничего серьезного — могут припомнить демарш на Неделе Высокой Моды.

— Она славная, — это самый правильный ответ. — Как твое здоровье?

— Не настолько плохо, чтобы я клюнула на эту приманку. Не уходи от разговора, Серж.

— А я и не ухожу, — взгляд Бетанкура — сама невинность. — Просто мне пока нечего тебе сказать. Я увлечен. Ухаживаю. Софи — девушка очень строгих взглядов. Не поверишь, но только пару дней назад она позволила мне поцеловать себя. В щеку!

— Бог мой, — во взгляде мадам Нинон искреннее восхищение. — Неужели такие девушки еще остались?

— Представь себе, — улыбнулся внук. Но тему все предпочел сменить. — Когда ты уезжаешь?

— Через два дня. Послушай, Серж… — женщина слегка замялась. — Я бы хотела поговорить с тобой.

— Конечно, — он улыбался по-прежнему безмятежно, но внутренне подобрался. У них с Нинон было полное взаимопонимание по всем вопросам, кроме одного.

— Я недавно говорила с твоим отцом…

— Вивьен звонил мне, — вот так Серж и знал!

— Он обеспокоен тем, что происходит.

— То, что происходит — это все еще последствия его председательства в совете директоров.

— Серж…

— У меня все под контролем!

— Но ты мог бы выслушать отца.

— Я выслушал! И даже прочитал все, что он мне выслал. Ерунда полнейшая. Он как был непрофессионалом — так им и остался. Жалкий неудачник.

— Серж, ты говоришь о своем отце!

— А ты не даешь мне об этом забыть, да? — в его голос все же прорвалась горечь, которую Серж предпочитал не показывать.

— Мальчик мой, — Нинон встала со своего места и подошла к внуку, положила руку на плечо. — Ему пришлось трудно. Его собственный отец…

— Дед был настоящим мужчиной. Который знал, что такое долг и ответственность за семью!

— И он был довольно сложным и жестким человеком…

— Ничего подобного! Дед был замечательным! Я ни разу не почувствовал его, как ты говоришь, «жесткости».

Он просто не был слюнтяем — но это разные вещи.

— Рене… он очень изменился с возрастом. Он с тобой был совсем другой, — мадам Бетанкур легко взъерошила волосы внука. — Наверное, понял, что перегнул палку в воспитании сына. У твоего отца было очень непростое детство. Прояви к нему снисходительность.

— Любопытно, почему я должен проявлять снисходительность к человеку, который едва не угробил мое собственное детство? И почему я не могу оправдывать свои просчеты и огрехи тем, что у меня было несчастливое детство?!

— Потому что ты сильный, мальчик мой, — мадам Нинон обняла внука покрепче за плечи. — Сильный человек должен быть великодушным.

Серж лишь хмыкнул в ответ, но к женской руке на своем плече прижался щекой. Как в детстве.

* * *

Рене Бетанкур был человеком дела и, прежде всего, всегда и во всем — именно дела. Он не понимал выдуманных причин, проявлений слабости, отговорок. Он знал свою цель и шел к ней. Единственной его слабостью была она — тонкая белокурая девочка с прозрачными голубыми глазами, его la belle russe. Рене боготворил Нинон, гордился ею — ее аристократическим происхождением, красотой, умом. Ради нее, по большому счету, он и старался — дать ей только самое-самое лучшее. Настоящий self made man — и только ради нее. Нинон это ценила, потому что очень любила его — несмотря на замкнутый характер, молчаливость, резкость.

Виьвен пошел в мать — такой же белокурый голубоглазый ангел. Но, к сожалению, не унаследовал ни отцовской силы характера, ни материнского умения ладить с тяжелыми людьми. Зато был изрядно избалован доступностью всего, что можно купить за деньги. К восемнадцати годам пропасть между сыном и отцом достигла угрожающих размеров. Результат был предсказуем. Рене выгнал наследника из дома, велев начать зарабатывать на жизнь своим трудом, коль скоро тот не хочет ни учиться толком, ни вникать в нюансы семейного бизнеса. Нинон тогда долго плакала, но переубедить мужа не смогла.

А Вивьен вернулся в отчий дом через год — потрепанный, но все такой же заносчивый. И еще — женатый. Миниатюрная Клоди души не чаяла в своем белокуром боге и давала ему то, в чем он так нуждался — ощущение, что он лучший. Самый умный, самый сильный, самый… самый-самый.

Рене презрительно оглядел свою невестку — хорошенькая, но вульгарная. И еще дура, если решила, что женитьба на Бетанкуре-младшем — это выгодное дельце. Черта с два Рене Бетанкур позволит этой парочке сесть на свою шею!

Два слова изменили его мнение в один миг. Клоди была беременна. Клоди была беременна его внуком. Бетанкуром-третьим.

Материальные проблемы молодой пары, намыкавшейся в последние месяцы, мгновенно разрешились. Им купили роскошную квартиру, открыли счет. Вивьен, воодушевленный, снова поступил в университет. Все стало вроде бы неплохо. На какое-то время.

Рождение ребенка, как это часто бывает для молодых пар, потопило лодку семейного счастья. Вивьена бесила несвобода, нытье Клоди, ее требования быть с ней и с ребенком. Рене, хоть и допустил сына до участия в делах компании, постоянно выказывал недовольство уровнем компетенции в выдвигаемых Вивьеном идеях, сомневался в правильности принимаемых сыном решений, в скорости осмысливания им проблем компании. В самой способности их понять, в конце концов!

Да и в семейной жизни у Вивьена все было далеко от благополучия. Первая измена случилась, когда сыну было пять месяцев. Потом был скандал, просьбы о прощении и примирение. Первое. И далеко не последнее.

Серж так и рос — в постоянных криках и скандалах. В истериках матери. В изменах отца, которые тот и не думал скрывать. А потом тем же путем пошла и мать. Родители словно пытались доказать друг другу, как два избалованных ребенка — кому на кого больше наплевать. Не стесняясь при этом того, что свидетелем таких разборок был их собственный сын.

Когда отец в первый раз поднял руку на мать, Серж испугался так, что два месяца после этого мочился в постель — при том, что мальчику было уже пять, и он в совершенстве освоил навык оставления штанишек и постели сухими. Потом ночные неприятности прошли. Серж просто привык. К тому, что родители постоянно орут друг на друга. Что иногда в бессилии отец может ударить мать. А потом он плачет и просит прощения. И все повторяется снова.

Так они и жили. Отец изменял матери. Мать изменяла отцу. Вивьен бесился от того, что его, уже взрослого мужчину, так и не допускают до серьезных дел компании. Клоди игралась с сыном как с куклой: одевала в модные шмотки, таскала по своим женским делам — магазины, посиделки с подружками, кино. Она его по-своему любила и гордилась своим мальчиком — точной копией ее красавца-мужа. Ее собственный маленький белокурый Бетанкур, который ее любит, по-настоящему любит.

Летом, в возрасте девяти лет, Серж, гостивший у бабушки с дедушкой, а точнее, у мадам Нинон и мсье Рене, когда пришло время уезжать, упрямо сел у стены в своей комнате и сказал, что с места не сдвинется. Что он хочет жить здесь. Серж Бетанкур принял решение. Тогда у Рене впервые кольнуло сердце. Кольнуло по-настоящему, буквально.

Они забрали мальчика без разговоров, несмотря на протесты родителей — тем просто пригрозили перекрыть денежный кран. Вивьен и Клоди смирились. И следующие десять лет стали самыми спокойными в жизни Сержа Бетанкура. А потом дед Рене умер от инсульта.

Вивьен Бетанкур так и не стал полноправным участником дел «Бетанкур косметик». При жизни отца. А после он получил в доверительное управление от матери, ставшей единственной наследницей Рене, контрольный пакет акций. Нинон думала, что таким образом она сможет искупить несправедливое, по ее мнению, отношение Рене к сыну.

А потом уже внуку пришлось исправлять последствия этого поступка мадам Нинон.

* * *

Это был поцелуй. Всего лишь невинный поцелуй — такими обмениваются подростки в средней школе. Так какого же она не могла успокоиться битых два часа? Софье смертельно хотелось сесть в самолет и — к черту овощерезку. Она придушит его голыми руками! Чертов Литвинский! Все ее проблемы из-за него!

Соне срочно требовалось общество кого-то спокойного, уравновешенного. И это не Мари-Лоран, которая при словах «Серж Бетанкур» впадала в полуобморочное состояние. Решено. Давненько они с Матье не встречались.

* * *

— Как у тебя дела? — они пьют кофе в одном из уличных кафе, в городе почти совсем по-летнему тепло.

— Работы много, — серьезно отвечает Матье. Он вообще очень серьезный. Финансовый аналитик в каком-то рейтинговом агентстве — Софья с трудом представляет, что это за зверь и с чем его едят. Но именно тетя Матье и составила в свое время протекцию Соне в «Кристис».

— Но ты хоть развлекаешься? — спрашивает Софья нарочито строго.

— Мне некогда, — Матье педантично промокает губы. Он производит впечатление вечно затянутого — в костюм, в правила хорошего поведения, в нормы приличия. Светло-каштановая шевелюра — волосок к волоску, узкие губы, глаза небольшие, черты лица мелкие. Не красавец, но многое компенсируется острым аналитическим умом.

— Надо сводить тебя в «Мулен Руж», — смеется Соня. — А то ты скоро покроешься плесенью!

— Там одни туристы, — брезгливо кривит губы друг. — И сплошная безвкусица.

— Ты зануда!

Лошанс кивает с довольным видом.

— Расскажи мне о своей работе, — просит Софья.

— Соф, ты же все равно ничего не поймешь, — прямолинейно отвечает Матье. — Лучше расскажи мне о своих делах. Были интересные находки в последнее время?

Угу. Очень интересная находка, прямо-таки редкостная… ценность. Светловолосая голубоглазая порочная ценность.

— Слушай, Мат… А что ты знаешь о «Бетанкур косметик»?

— Я бы тебе не советовал, Софи, — молодой мужчина качает головой.

— Что?! — нет, она тоже сама себе ой как не советует связываться с Бетанкуром, но что, черт побери, имеет в виду Мат?!

— Не слишком надежное вложение активов, — Матье невозмутим. — По крайней мере, не в этом году. В следующем, если у молодого Бетанкура выйдет все, что он задумал, тогда да — это будут надежные акции. Хотя… если рискнуть сейчас — это может принести в будущем хорошие дивиденды. Но риск… риск велик.

— Ты знаешь Сержа Бетанкура?! — да что ж такое?! Его все знают в этом городе!

— Не лично, конечно. Но компания «Бетанкур косметик» не самая последняя в своей отрасли. Отчасти, на ней можно даже изучать развитие этой отрасли.

— Да? — удержать любопытство невозможно. — И что ты можешь сказать… о молодом Бетанкуре?

— Ну… он, конечно, не финансовый гений. Но вполне профессионален как управленец. Он пользуется заслуженным уважением в деловых кругах. Просто сами по себе дела у «Бетанкур косметик» не очень хороши. Так себе, — Матье пошевелили пальцами.

— Почему?

— Отец Сержа Бетанкура там наворотил в свое время изрядно. Младший Бетанкур до сих пор расхлебывает, и чуда совершить ему не удалось. Пока справляется, но до стабильности далеко.

— У них хорошая косметика, — задумчиво произносит Соня. — Я как-то не пользовалась, но мне подруги хвалили…

— Софи, это женский взгляд. А я тебе говорю о платежеспособности эмитентов, качестве корпоративного управления и управления активами, о своевременной выплате взятых кредитных обязательств и…

— Все-все! — рассмеялась Софья. — Ты прав. Я этого никогда не пойму. Расскажи, что у тебя с девушками?

Матье смущается. Чего Соня и добивалась.

* * *

— Серж, мальчик мой, как ты?

— Здравствуй, Клоди. Как твои дела?

— Отлично, — голос у Клоди звонкий, девичий. — Недавно вернулись с Абделем из поездки к нему на родину.

— Тебе понравилось?

— И да, и нет. Но рынок в Марракеше просто шикарный. Я купила там себе такой веер, знаешь, шелковый. И кожаные тапочки — мягкие, в них будто босиком. А ковры… ты знаешь, какие там ковры! Но Абдель отказался везти ковер сюда.

Серж слушает вполуха, проглядывая финансовую отчетность. Проще дождаться, пока Клоди выговорится, и скажет, наконец-то, зачем звонит.

— … и поэтому я решила, что Абдель будет тебе очень полезен.

Серж вынырнул из недр отчетности. Ну, вот мы и добрались до сути.

— Спасибо, Клоди. Как только я соберусь в Марракеш — непременно обращусь к нему.

— Я не об этом, сын!

Его назвали сыном. Плохой признак. Клоди настроена серьезно.

— А о чем? — Серж откинулся в кресле.

— Абдель очень хорошо разбирается в делах!

Эта фраза — верх понимания Клоди бизнеса. Хорошо разбирается в делах. В каких делах?!

Серж вздохнул. Объяснять бесполезно. Господи, дай ему терпения.

— Клоди, эту компанию создал мой дед. Я не могу рисковать делом всей жизни моего деда, назначая на ключевые посты людей сомнительной компетенции.

— Абдель разбирается! Он очень умный! И… компетентный!

Не безнадежна. Выучила новое слово — «компетентный».

— У меня полностью укомплектован штат из умных, компетентных и разбирающихся в делах людей. Больше мне не нужно.

— Ты совсем меня не любишь! — всхлипнула Клоди.

Серж поднял лицо к потолку. Вот за что ему это? Вопрос, впрочем, риторический. Лично сам он считал, что любит Клоди. По крайней мере, не чувствует к ней такого острого коктейля из неприязни и презрения, как к Вивьену.

— Давай, я перечислю тебе денег? — голос его звучит мягко — Серж старается. — И ты закажешь себе из Марракеша ковер. Хоть пять ковров. И сделаешь перестановку дома. И обновишь гардероб.

— Ты пытаешься от меня откупиться!

— Я хочу, чтобы ты была довольна.

Когда они довольны, они его не трогают. И он может ненадолго притвориться перед собой, что их не существует.

Шаг седьмой. Неожиданные и ожидаемые обстоятельства

А сам я по натуре добряк, умница, люблю стихи, прозу, музыку, живопись, рыбную ловлю люблю.

Кошек, да, я кошек люблю.

Бетанкур и не думал сходить с тропы войны. Или, возможно, дело в их последней встрече и том проклятом поцелуе — но Серж сегодня кажется ей особенно привлекательным.

Черт, этот мужчина рожден, чтобы носить костюмы! Сегодня он одет очень строго: костюм-тройка и даже галстук — Серж объясняет, что не успел переодеться после деловой встречи. Ей плевать. Она хочет медленно развязать этот серый жаккардовый галстук и… И соберись уже, Софья Станиславовна!

Спасение пришло со стороны.

Соня подалась чуть вперед, к Сержу, сидящему напротив нее за столиком очередного уютного интимного ресторанчика. Серж, разумеется, сделал то же самое, заинтересованно глядя на нее. Она на секунду замерла, наслаждаясь запахом его парфюма. Именно такой, какие ей нравятся, но опознать не может. Наверное, что-то из секретных лабораторий «Бетанкур косметик». Можжевельник… сандал… сосна… черный перец. К черту перец!

— Серж, не хочу тебя расстраивать, но тип за соседним столиком явно на тебя запал.

Бетанкур резко обернулся. И затем витиевато выругался. Ухоженный брюнет за соседним столиком улыбнулся и отсалютовал бокалом с вином. И не было никаких сомнений в том, кому именно был адресован этот жест. Серж снова что-то прошипел — из разряда не совсем приличного, залпом опустошил свой бокал, при том, что Шато Лефлер-Газан вполне удачного две тысячи десятого не заслуживало такого неуважительного к себе отношения.

— Вот знаешь, за что я терпеть не могу геев? — выглядел Серж по-настоящему рассерженным.

— За то, что среди них встречаются более смазливые, чем ты? — невинно поинтересовалась Софья.

Серж на ее колкость внимания не обратил, лишь повернулся на стуле так, чтобы демонстрировать своему внезапному поклоннику полную презрения спину.

— Женщина… даже если она очень увлечена и заинтересована мужчиной… никогда не ведет себя так! А эти считают нормой чуть ли не в трусы лезть при первой встрече! Потому что ты им понравился, видите ли! Посмотри на этого, — Бетанкур дернул головой. — Я пришел в ресторан с девушкой, но его это нисколько не смущает, мать его! Мне что, на лбу написать, что я не гей?!

— Какой кошмар, — Софья подперла щеку ладонью.

— Тебе смешно, да? — сощурился Серж. — Нет, чтобы человеку помочь…

— Каким образом? — Соня распахнула глаза.

— Поцелуй меня. И он перестанет на нас пялиться.

— Думаю, справишься сам, без моей помощи.

— Ты совсем не жалеешь меня. Кто защитит меня от поползновений злобных геев, если не ты?

— Ты еще скажи, что теперь спать один боишься!

— Отличная идея! — воодушевился Бетанкур.

— Остынь. Слушай, — Софья смотрит на него изучающе. — А это не в первый раз, да? К тебе часто… пристают мужчины?

— Чаще, чем мне бы хотелось, — буркнул Серж, наполняя бокалы.

— А сколько тебе бы хотелось?

— Нисколько! Но меня особо не спрашивают. Особенно если учесть, что среди покупателей нашей продукции есть и такие… И я обязан демонстрировать толерантность. Знаешь, — на него вдруг нападет странный, несвойственный ему приступ откровенности. — Когда я учился в университете, у меня был друг.

Он учился на пару курсов старше. И он был геем.

— Интригующее начало, — мурлыкнула Софья, пригубив из бокала. — Предвкушаю увлекательную историю.

— Уж и не знаю, насколько это увлекательно, — усмехнулся Серж. — Он и в самом деле был отличный парень — умный, начитанный, интеллектуал. С ним было интересно разговаривать — мы учились на одном факультете. Только он мне постоянно промывал мозги. На тему того, что я нахожусь в шорах мещанской морали. Что не знаю истинных границ своей сексуальности. И что никогда нельзя утверждать с уверенностью, что тебе нравится одно, если ты не пробовал другое. А с учетом того, что мне на тот момент уже не раз приходилось отбивать подкаты парней голубого цвета, я начал всерьез сомневаться — все ли со мной так, как мне кажется. И решил проверить…

— Бетанкур! Если ты сейчас скажешь, что хотя бы целовался с другим мужчиной, то я… То к черту наши договоренности, и мне плевать на пени и штрафы!

— А какие у нас в договоре пени и штрафы? — невинно полюбопытствовал Бетанкур.

— Серж! — под столом в изделие итальянских обувщиков воткнула шпильку его американская коллега. Бетанкур поморщился, а потом усмехнулся. Тронул пальцем свои губы.

— По-моему, кто-то волнуется — с кем я раньше целовался?

— Прекрати издеваться и рассказывай!

— Хорошо. Я решил для начала посмотреть… как это происходит. Да-да, не надо на меня так таращиться! Я смотрел гей-порно. Пару минут выдержал. Потом проплевался и понял, что я унылый гетеросексуал, и с этим ничего не поделаешь.

— Какое облегчение для женщин всего мира! — Софья немного пришла в себя после откровений Бетанкура. — Если бы, после Рики Мартина, еще и ты… А что твой приятель?

— Он мне не поверил, — Серж небрежно откинулся на стуле, — когда я ему заявил, что я все обдумал и понял, что гомосексуальные отношения — это не для меня. И он решил мне показать на собственном примере все прелести мужской любви.

— И чем кончилось дело? — осторожно спросила Софи. Разговор как-то престал быть шутливым.

— Дело кончилось дракой и сломанным носом.

— Чьим?

— А что, похож на то, что он был сломан? — Серж коснулся пальцем своего безупречного носа.

— Вы страшный человек, Бетанкур, — это неправильно, но чувство облегчения абсолютно реальное.

— Я не люблю, когда решают за меня, — совершенно серьезно ответил он. А потом резко развернулся к улыбчивому типу за соседним столиком. И, обращаясь уже к нему и на повышенных тонах: — Слышишь, приятель! Тебя ничего не смущает? Например, то, что я здесь с девушкой? Нет? Намеков не понимаешь? Тогда говорю прямым текстом — вали отсюда! Сам, иначе я тебя выкину!

В зале тут же материализовался метрдотель, но конфликт так и не вспыхнул — жертва нечеловеческого обаяния Бетанкура молча покинула поле боя. Серж церемонно склонил голову на сдержанные аплодисменты Софи.

— Странно ты понимаешь толерантность, скажу я тебе.

— Свобода личности гарантирована мне конституцией, — парировал Бетанкур. — Кстати, Софи… Я хотел кое-что уточнить по поводу нашей договоренности.

— Слушаю.

— Я тебя поцеловал в прошлый раз, так? Но ведь это не означает, что следующий поцелуй будет только через месяц? Я это понимаю так, что зона наших возможных контактов расширена до поцелуев в щеку. В любое время, так? Ну, скажи, что это так, иначе я начну выть на луну.

Было бы глупым думать, что такой мужчина, как Бетанкур, удовлетворится одним поцелуем в щеку раз в месяц. Ведь они все-таки взрослые люди. Есть некие разумные границы. Поэтому Софья кивнула.

— Да, все верно.

— Спасибо! — Соня не успела среагировать, и ее пальцы оказались уже у его губ. Привыкать. Надо к этому привыкать. Она сама придумала эту игру. Черт, чем она тогда думала?! Похоже, что не думала совсем.

Софья мягко освобождает руку, якобы для того, чтобы поправить волан тонкого муслинового платья.

* * *

— Итак, Софи, в какую щеку тебя поцеловать сегодня?

Почему у нее такое чувство, что он переигрывает ее в ее же игре?!

— Вот сюда, — резко поворачивает голову налево.

— Как скажешь, — прошелестело тихо. Он наклонился к ней. И замер.

Ей кажется, что ее сердце стучит на всю улицу. Что его слышно во всем Валь-де-Грас. А этот проклятый Бетанкур стоит и ничего не делает!

Ну, наконец-то! Он качнулся вперед, прижался щекой к щеке. Легко потерся. Чертово сердце решило, что ему биться совершенно не обязательно и замерло предательски.

Он еще потерся своей щекой о ее. Это против правил! Так они не договаривались! Но сказать что-то вслух сейчас выше возможностей Софьи. Хочется стонать — от чувства собственной беспомощности, конечно же, от чего еще.

Он, наконец-то, слегка повернул голову. Ее щеки коснулись его губы. Только Бетанкур может сделать невинный поцелуй в щеку интимным и влажным — бес его пойми, как он это делает! И снова теплый выдох и негромкий голос.

— Спокойной ночи, Софи.

Очень актуальное пожелание! Снова она после его поцелуя в щеку пьет мятный чай, и заснуть удается только через час.

«Однако, дело сдвинулось с мертвой точки» — так считает он.

* * *

В качестве прививки «от Бетанкура» Соня себе прописала общество Мари-Лоран. И внушительную порцию сплетен о Серже Бетанкуре — светских, разумеется. И чем грязнее, тем лучше.

Список вышел внушительный и, одновременно, странный. Бетанкура с кем только не видели — десятки, если не сотни эффектных красавиц всевозможных мастей. Но и только. Никаких мало-мальски чем-то подтвержденных слухов об отношениях. Ни одной помолвки — а ему двадцать девять, и он считается одним из самых видных холостяков страны. Ни-че-го. При всем его облике самовлюбленного самца, уверенного в своей способности уложить в свою постель любую — он ни разу ни во что не вляпался. Никаких скандалов, грязных сплетен, публичных обвинений. Ну, просто белый и пушистый. Белый и пушистый… Чертов Бетанкур! Чем больше она узнает о нем, тем больше понимает, что видит маску. Красивую, обаятельную маску. Софья видит маску. Все видят маску. Но кто там, под ней?!

* * *

— Куда бы ты хотела пойти?

О, у нее великодушно поинтересовались ее мнением? Отлично! С воодушевлением:

— На выставку кошек!

У Софьи получилось удивить Бетанкура, потому что молчал он секунд десять.

— А… зачем?

— Обожаю кошек! Но не могу позволить себе завести кота. А посмотреть хочется…

— Ладно, — после паузы согласился Серж. — Поехали смотреть котов.

* * *

Им пришлось тащиться по пробкам в пригород, Бетанкур ворчал и ругался за рулем как истинный парижанин. А по приезду, на месте, Софи просто не могла отойти от потрясающей красоты мэйн-кунов и норвежских лесных, а Серж совершенно по-кошачьи фыркал, что такие выставки — форменное издевательство над животными, и для них это стресс. И при зрелом размышлении Софья с ним согласилась.

— А почему ты не можешь завести себе кота? — они возвращаются обратно в Париж, договорившись где-нибудь вместе поужинать. На дорогах уже гораздо свободнее.

— Не разрешено условиями найма квартиры. Когда заработаю себе на собственную квартиру — непременно заведу кота.

— Мэйн-куна?

— Ой, нет, — смеется Софья. — Они, конечно, милахи, но очень уж здоровенные. Мне нравятся британские и шотландские вислоухие. Я бы завела себе вислоуха — они забавные.

— Непатриотично, Софи.

— А я и не знаю — есть ли русские породы кошек. А французские есть, интересно?

— Есть, — кивает Серж. — Шартрез. Или картезианская кошка.

— Ты и в кошках разбираешься?!

— Я вообще на все руки мастер, — ухмыльнулся Серж. — Просто у меня в детстве была кошка.

— Шартрез?

— Нет. На улице подобрал — так что вряд ли это шартрез. Белая, а лапы и уши — серые.

— Как ее звали?

— Смеяться не будешь?

— Буду!

Бетанкур усмехнулся.

— Марго.

— Очень кошачье имечко, — ответно рассмеялась Софья.

— У нее и характер был соответствующий. Королевский.

— Что с ней стало?

— Умерла, — Серж пожал плечами. — Кошки живут меньше людей. Ты проголодалась?

* * *

Главное, не дать ему опять начать плести свои сети, создавая эту обстановку романтической близости. И лучшая защита — нападение.

— Так и представляю — белокурый хорошенький ребенок с белой кошкой на руках. Серж, скажи честно — тебя в детстве принимали за девочку?

— Ну, если честно — то да, — Серж рассеянно вертит в руках нож. Софи невозможна! Весь знаменитый французский Resistance — дети по сравнению с этой девушкой! Это и раздражает, и восхищает одновременно — как она упорно сводит все их встречи к приятельскому необременительному общению. То, как она одевается — специально очень сдержанно, нарочито асексуально, за исключением первых раз. Думает, это ей поможет? Наивная.

— Знаешь, — продолжает он, — помнится, мне было лет шесть или семь. Тогда было модно… или это Клоди так решила… в общем, у меня были длиннющие патлы — до плеч. Я взбунтовался, потребовав подстричь меня, в конце концов. И Клоди повела меня в парикмахерскую.

— Клоди — это нянька?

— Клоди — это… мать, — слово далось ему с видимым усилием. Серж прокашлялся. — Так вот. Сижу я, значит, в кресле. И парикмахерша спрашивает Клоди: «На макушке волосики подлиннее оставить для бантика?».

Соня звонко рассмеялась, Серж поддержал ее улыбкой.

— Слышала бы ты, как я вопил, что я мальчик, а не девочка. Вопил и топал ногами.

— Бедный малыш, — Софья просмеялась. — Как я вижу, волосики на макушке для бантика тебе все-таки оставили?

— Что ты имеешь в виду?

И тут она прокололась. Протянула руку и запустила пальцы в пепельные волосы. Соня все гадала: он действительно их укладывает — с пенкой и феном? Потому что лежали его далеко не самые короткие волосы всегда на зависть естественно и красиво. И вот сейчас поняла, что это все очередное вранье маски Бетанкура. Ни следа средства для укладки под ее пальцами. А еще его волосы очень мягкие — как у ребенка.

Серж вдруг повернул голову и совершенно по-кошачьи потерся о ее ладонь.

— И за ушком почеши, пожалуйста, — ну натуральный кот!

— Может быть, тебе еще и молока в блюдечко налить? — Соня поспешно убрала руку, но ощущение его волос на собственных пальцах осталось. — Скажи мне, чем голову моешь? Как за волосами ухаживаешь?

— Понравилось? — уголок его рта дернулся вверх. Софья чертыхнулась про себя. Чтобы выдержать битву против Сержа Бетанкура, голова должна быть максимально холодной. А у нее это совсем не получается. — Я пользуюсь исключительно продуктами собственной компании. И тебе советую попробовать.

— Ну, просто ходячая реклама «Бетанкур косметик»!

— Именно так. Я даже снимался для рекламы нашей продукции.

— Да?!

— Угу, — он говорит это совершенно спокойно. — Наш титульный мужской парфюм «Betancourt Homme» я рекламировал пару лет назад.

— Вы полны неисчислимых талантов, мсье Бетанкур!

— Не особенно хотел, если честно, — морщится Серж. — Каждый должен заниматься своим делом. Но наши маркетологи решили, что моя физиономия — это хорошо узнаваемый бренд.

Софья понимает этих неведомых маркетологов.

* * *

Она стоит, словно солдат на параде — вытянувшаяся, напряженная. Боится? Скрывает, но боится. Правильно боится. Именно поэтому он не стал ничего делать.

Сухой короткий равнодушный поцелуй в нежную щеку. Легко коснулся ее плеча рукой.

— До встречи, Софи.

И как это прикажете понимать?!

Шаг восьмой. Второй транш и форс-мажор

Сегодня я буду кутить. Весело, добродушно, со всякими безобидными выходками. Приготовьте посуду, тарелки: я буду всё это бить. Уберите хлеб из овина: я подожгу овин.

Очередная встреча. Очередной ресторан. Бетанкур в очередном безупречном костюме.

— Скажи мне, ты что — даже спишь в костюме?

— Нет, — он невозмутим. — Сплю я голый. Я думаю… — тут Софи уже догадалась, что он ей ответит, и мысленно отвесила себе подзатыльник, — ты в этом в скором времени убедишься.

Она с досады прикусила себе губу. Это надо же было так неудачно сформулировать вопрос!

— Я… хм… хотела спросить. Ты носишь только костюмы?

— Нет. А можно, я задам встречный вопрос? Почему ты перестала надевать платья с декольте?

— Кончились.

Он усмехается, оглядывая ее красно-синюю тунику в этническом стиле. Разумеется, он Соне не верит.

— Мне пришла в голову идея. Куда нам пойти в следующий раз. Вот там я буду не в костюме.

— И куда же это?

— Сюрприз, Софи, сюрприз. Я позвоню тебе в пятницу, и обозначу дресс-код.

— Отлично, — вздернула подборок Софья. — Вот, наконец-то, и будет повод вывести в свет свой сарафан, кокошник и салоп.

Тут ей снова пригодились лекции по межкультурной коммуникации.

У подъезда он снова мил и невинен — насколько эти слова можно применить к Сержу Бетанкуру. Короткий поцелуй в щеку, пожелание спокойной ночи тихим шепотом на ухо. Он явно уже настроился на следующую встречу, и брать реванш будет там. А у Софьи именно сейчас, от этого шепота на ухо, дрожь по спине.

* * *

У Сони была мысль сорвать Бетанкуру его план и придумать свой вариант, где бы они могли встретиться. Но тут вмешались обстоятельства в виде мсье де Лилля, ее великолепного и неугомонного шефа. Который отправил Софью в Марсель — тамошнему офису «Кристис» срочно понадобилась очная консультация по ее профилю.

Поездка растянулась на три дня, к тому же Соня плохо переносила поездки в принципе — особенно, самолеты. Не любила эту сутолоку и мельтешение лиц — наездилась, точнее, налеталась в свое время. Вот на машине — другое дело. Но для деловой поездки это слишком хлопотно, поэтому выбор был сделан в пользу скоростного TGV. Именно в нем, на обратной дороге из Марселя, ее и застал звонок Сержа. А она только-только задремала.

Соня поморщилась, растерла ладонью затекшую шею. И сказала хрипло в трубку:

— Алло?

— Привет, Софи, — голос Бетанкура отвратительно жизнерадостный. — Соскучилась?

— Только-только прекратила рыдать от тоски в подушку.

— То-то я слышу — голос у тебя хриплый, — Бетанкур за словом определенно ни в чей карман не лазит. — Ну, не плачь, маленькая. Я в субботу поведу тебя развлекаться. Соответственно нашему в принципе молодому возрасту.

— Развлекаться соответственно нашему возрасту еще время не пришло, — огрызнулась не до конца проснувшаяся Соня.

— Какая порочная девочка, — хмыкнул Серж. — Мы идем танцевать и отрываться в «Chez Moune».

— Что это?

— Один из лучших ночных клубов Парижа. Неужели ты о нем не слышала?

— Я хорошая девочка и не шляюсь по ночным клубам.

Бетанкур на том конце расхохотался.

— Ну, тогда готовься. В субботу я буду лишать тебя невинности.

— Размечтался, — буркнула Софья. — А может, ну его — этот клуб?

— Почему?

— Я только-только подъезжаю к Парижу. Возвращаюсь из деловой поездки.

— Да завтрашнего вечера куча времени. Я заеду за тобой к девяти.

Поблажек он ей не даст. Софья откинулась на спинку сиденья, глядя на быстро мелькающий за окном пейзаж. Ночной клуб? Оторваться? Ладно, как скажешь, Бетанкур.

Про ночные клубы она, конечно же, пошутила. В свое время, в годы студенчества, Софья позажигала не в одном парижском ночном клубе. Только они явно были не такие пафосные, как те, в которых тусуются владельцы косметических компаний и прочий бомонд. Но дресс-код везде чем-то схож. Мы же собираемся отрываться, не так ли?

* * *

Они смотрят друг на друга со смесью изумления и восхищения — так же, как и в свою первую встречу.

— Серж, сердце с другой стороны, — комментирует Соня его очередной театральный жест.

— Черт, я снова забыл, — белозубо усмехается Бетанкур. — Но, Софи… Где бы оно ни было — я смертельно ранен в него.

— Тебе тоже определенно идет… быть не в костюме.

Если говорить совсем откровенно — он безбожно хорош в этих светло-голубых джинсах, бело-бежевой с мелким принтом рубашке, короткие рукава которой обнажают руки. Руки, у которых есть вполне приличный рельеф и чуть тронутая загаром кожа. Картину дополняют бежевые замшевые мокасины и художественный беспорядок на голове.

— Что с прической, Бетанкур? Сломался фен?

— Поленился, — ухмыляется он. Наклоняет голову. — Зато ты, Софи… безупречна.

А то она не знает! A la guerre comme a la guerre, как говорится. Ультракороткие шортики из черной кожи, топик из золотистой ткани с пайетками на тонких лямках. Черно-золотые, в тон, босоножки на десятисантиметровой шпильке — но проверенные не одним ночным клубом, удобные. На макияж ушел час — основательно, чтобы держался, не «поплыл» в жарком свете стробоскопов и от танцев, все, как положено: основа, тон, пудра, карандаш, тени, тушь, румяна, блеск. Волосы, недолго думая, гелем уложила назад — самый удобный вариант, проверено. Огромные золотые кольца в ушах и на руках. В общем, отвыкла она от себя такой. А Бетанкур ее такой и вовсе никогда не видел. И сейчас пялился. Смотри, смотри, для тебя старалась.

— Ну что, я угадала с дресс-кодом?

— Угу, — он не может оторвать от нее взгляда: ноги, плечи, бездонные глаза — на все хочется смотреть. И кое-что еще и потрогать хочется ужасно. — Только я себе кокошник несколько иначе представлял…

— Вы оторвались от родной культуры, князь Бобровский. Ну что, едем? Что-то я твоей машины не вижу… Ни одной из твоих машин.

— Я на служебной, — Серж, наконец-то, смог отвести от нее взгляд. Мотнул головой в сторону стоящего в паре метров черного автомобиля. — Отрываться — так отрываться. Алекс отвезет нас.

— Алекс — это твой водитель?

— Да. И гонец… для особых поручений.

— Хорошо быть богатым.

Серж хмыкнул, открывая перед ней заднюю дверь черного «ситроена». И всю дорогу до клуба не сводил глаз с ее голых коленок, представляя, как целует их. Совсем в иной обстановке.

* * *

Клуб как клуб, между прочим. Только коктейли по пятнадцать евро. Наверное, они туда за такие деньги что-то особое подмешивают. Или это Соне после долгого перерыва так в голову ударило? Но после парочки коктейлей — вкусных, надо отдать должное, — фурия вырвалась на волю. Точнее, на танцпол.

Наверное, она действительно давно не отдыхала — так вот, до отключения всего. В студенчестве это было обычное времяпрепровождение — коктейли, танцы до утра и возвращаешься оттуда далеко не всегда одна. И ведь это было совсем недавно. Неужели она так изменилась всего за пару-тройку лет?

А сейчас было хорошо. Хорошо вот так забыть — о работе, об амбициях, о планах на будущее. И снова ощутить себя королевой танцпола. Серж двигался неплохо, но куда ему до нее. Он, впрочем, и не пытался угнаться — основной задачей для себя считал не подпускать к черно-золотой богине других поклонников. Это потом Софья оценила, что это было весьма благоразумно и даже благородно с его стороны. А в тот вечер она просто отдалась знакомой магии ритма, музыки, мелькания огней и, называя вещи своими именами, алкоголя в крови. Отрываться — так отрываться.

* * *

— Не представляешь, как я благодарен ди-джею, — его губы у ее виска.

— Устал? — они плавно покачиваются в ритм медленной музыки — тягучий вокал Лары Фабиан. — Слабо, Серж, слабо.

— Я в другом силен, — он плотнее прижимается губами к ее виску. А потом не только губами и не только к виску — прижимает ее всю к себе вплотную. Она его. На этот вечер — его. И пусть почувствует это. Чувствуешь? Да, это твоя заслуга, вредная девчонка. Королева танцпола. Богиня в черном и золотом.

А она вдруг покорно кладет голову ему на плечо, и все с той же невозможной грацией неспешно двигается в его руках. И не отстраняется, хотя наверняка чувствует реакцию его тела на ее близость. Ну, они же взрослые люди, в конце концов.

* * *

— Тебе не холодно? — весна в этом году ранняя, теплая, но уже ночь и довольно свежо. Такси довезло их до ее дома, в котором почти все окна темны — час поздний.

— Немного, — Софья поводит плечами. Действие алкоголя рассеивается понемногу, сказывается усталость от танцев. Единственное, что остается неизменным — волнующее присутствие Бетанкура.

— Ты помнишь, что прошло два месяца? — голос его негромкий.

— Помню, — отвечает так же тихо.

— И?…

— Да целуй уже меня, Серж! Я хочу домой, спать.

Спать ей хочется! Ведьма!

На губах ее уже нет никакой косметики. И только сами губы — мягкие. Нежные. С грешным привкусом дайкири. Сладость сахара, кислинка лайма, крепость рома. И ее губы. Это не может не ударить в голову. А Серж почему-то вспоминает их дурацкий, нелепый уговор… Я позволю вам поцеловать себя в губы… С языком?… Понял, без языка. Вот на этом и стоит остановиться. Не поддаваться магии этой сладости со вкусом рома и лайма.

Ее рот вдруг приоткрывается, сменяя нежную сухость на интимную влажность. И все его благие намерения летят в тартарары. Рукой обнять ее за талию, ладонь под топик, к гладкой коже спины, прижать к себе крепче. И — к черту все, я обманул тебя, девочка. Я больше не могу ждать. Ты виновата сама.

Она приняла его сразу — его объятья, его поцелуй, его руки, губы, все тело, прижимающееся к ней. И вжалась сама ответно. И ответила на поцелуй. Еще как ответила.

Ее пальцы, скользнув от его затылка вниз, пробрались под ворот рубашки и гладили основание шеи. Откуда она знает, что у него там очень чувствительное место?! Его пальцы нетерпеливо порхали по ее пояснице под топиком, чертя что-то. Откуда он знает, что от прикосновения там у нее подгибаются колени?! Обвила своей ногой его бедро, прижалась еще крепче. Потерлась о его пах. Он глухо застонал ей в губы, не прекращая целовать. Да, я знаю, чего ты хочешь. Знаешь, и я…

Раздался негромкий стук, потом смех, потянуло табачным дымом. И они словно опомнились, шарахнулись друг от друга. Кто-то из жильцов открыл окно, чтобы покурить. И заодно спасти их от неминуемых глупостей.

Они молчали долго оба, уравнивали дыхание, собирались с мыслями. Никто не мог решиться начать разговор первый.

Соне сейчас холодно. А ведь совсем недавно было жарко, очень жарко. Она обхватила себя руками и решила, что молчать — глупо.

— Мы так не договаривались, Серж, — голос прозвучал так спокойно, что впору аплодировать себе.

— Ты меня спровоцировала! — он словно ждал ее слов. И тут же взорвался — гневно, запальчиво. На самом деле, вдруг понял, что если она сейчас скажет какую-то глупость — что он нарушил уговор, что это их последняя встреча, — то он просто зажмет ей ладонью рот покрепче, отберет ключи от квартиры, взвалит на плечо и… И потом у нее дома будет трахать ее до изнеможения, пока сил не останется совсем!

— Серж…

— Я просто поцеловал тебя! А ты раздвинула губы и спровоцировала меня!

— Ты прав.

Он замер. А ей сейчас больше всего хочется остаться одной, уйти, любой ценой спасти остатки собственного достоинства.

— Софи, моей вины в том, что так вышло, нет, — уже спокойнее.

— Да.

— Все наши договоренности остаются в силе!

— Хорошо, — голос ее звучит безразлично. — Я пойду домой, Серж, ладно? Замерзла и устала.

Почему с ней все так сложно? Он уже ни хрена не понимает — чего хочет от нее, чего не хочет, чего боится.

— Иди, — кивнул кратко. — Только сначала… — короткий крепкий поцелуй в губы. — И не провоцируй меня больше!

Он дождался, пока за ней закроется дверь подъезда. И пошел. Лишь спустя два квартала до него дошло, что брести пешком по ночному Парижу, когда у тебя на руке золотые Patek Philippe за двадцать тысяч — как минимум, неблагоразумно. А если точнее — то опасно. Серж засунул руку с часами в карман джинсов и поднял правую, голосуя такси. Зря он отпустил Алекса. Самонадеянно.

* * *

Она начала раздеваться, едва шагнула за порог. Сбросила босоножки, резко топик через голову на пол, прыгая на одной ноге — шорты туда же. Завтра воскресенье, уберет завтра. А сейчас — в душ.

Смыть с себя все. Гель для волос, тонну косметики. Прикосновения его рук, вкус его губ, запах его кожи. И это липкое между бедер, будь он проклят! Она долго стоит под льющейся водой, упершись ладонью в стену и наклонив голову. Глядя, как стекает вода в отверстие в полу. Утекай. Утекай. Исчезай.

Душ не помог. Стоило ей оказаться под одеялом, непрошеные мысли вернулись. Боже, как он пахнет. У него совершенно сумасшедший парфюм — с какими-нибудь феромонами наверняка, она читала, что есть такие запахи. Иначе какого черта она так на него реагировала?! Терлась об него, как… Фу, стыдно! Стыдно, не стыдно, а от воспоминания о том, какой он был твердый там, где она к нему прижималась, обдало жаром. Он хотел ее. Как мужчина хочет женщину — просто, явно, безыскусно. У них сложились какие-то сложные, идиотски запутанные отношения, но в тот момент все было предельно просто. Он хотел ее. Она хотела его. Да она и сейчас его хочет!

Софья повернула голову и застонала в подушку. Чтоб тебе, Литвинский, жена полгода не давала!

После получаса бесплодных попыток уснуть и осознания того факта, что ни ромашковым, ни мятным чаем делу не поможешь, Соня поступила как взрослая и разумная женщина — закрыла глаза и развела в стороны бедра. Это крайнее средство, но если она себе сейчас не поможет, то при следующей встрече просто изнасилует Бетанкура.

Спустя десять минут Софья уже сладко спала. Снился ей Серж, одетый в средневековый костюм. В руках у него лук, и он целится, прищурив один глаз. Ей кажется, что он целится в нее. А потом сильные пальцы отпускают тугую тетиву. И стрела улетает высоко. В небо.

* * *

Он долго ругался, разыскивая по всей квартире свою заначку. Грохотал ящиками в ночи. Нашел в серебристой спальне, в тумбочке под телевизором. Как там они оказались — не помнит категорически. Надо быть все-таки внимательнее — дело, в общем-то, уголовно наказуемое. Хорошо, что Zippo и пепельница предусмотрительно положены рядом с портсигаром.

Он щелкнул зажигалкой, прикурил, затянулся сладким дымом. Откинулся в кресле, сполз пониже, так, чтобы достать ногами до уголка кровати. Он сейчас выкурит одну сигарету и спокойно заснет. Марихуана всегда на него действует именно так.

Серж не считал себя постоянным курильщиком марихуаны. В студенчестве баловался — трахаться под марихуану кайфово, он помнит. А потом, когда мадам Нинон поставила его перед фактом — потом стало не до того. Большой бизнес и его проблемы выносят мозг похлеще любого наркотика. Но сигареты с марихуаной дома до сих пор держал — на всякий случай. Как правило — на всякий поганый случай. Последний раз Серж курил около года назад — когда Вивьен…

С губ молодого мужчины сорвался смешок — в тишине и пустоте большой спальни он прозвучал громко.

— Поздравляю тебя, Бетанкур, — он глубоко затянулся. — У тебя появилась еще одна причина курить марихуану. Синеглазая, отлично целующаяся причина. И как ты до этого докатился?…

Ответная тишина удручала. Не глядя, нашарил рукой слева пульт, щелкнул на «play». Грозно и тревожно зазвучали струнные, от удивления Серж едва не свалился с кресла. Какая-то классика заряжена в музыкальный центр. Господи, что с его памятью? Не помнит, как убирал сюда сигареты. Не помнит, откуда здесь диск с такой музыкой.

Вступили ударные. Черт, а ему нравится. Еще одна затяжка. Надо будет завтра посмотреть, что это играет.

Оркестр еще доигрывал «Ночь на Лысой горе», когда Серж уснул — прямо там, в кресле. На полу, в пепельнице, еще какое-то время дымилась сигарета, но потом погасла и она.

Шаг девятый. Откат

Хочется то ли музыки и цветов, то ли зарезать кого-нибудь.

На следующий день она, разумеется, злилась на себя и страдала головной болью. Устроила себе наказание — уборка, а потом поход по магазинам с Мари-Лоран, от которого сначала планировала под благовидным предлогом отделаться. Но — так Софье и надо! Решила оторваться, угу. В обществе Бетанкура. Щелкнуть его по носу. Не доросла она, чтобы щелкать по этому носу. Это все равно, что курить на складе с взрывчаткой. Докурилась. Куда это ее привело? Надо возвращаться на исходные позиции. Надо навязывать игру на своем поле.

Чем было хорошо общество Мари-Лоран — оно не оставляло места для мыслей. Заодно Соня присмотрела себе отличный белый клатч от Валентино, на лето, и с приличной скидкой. Софья научилась не покупать понравившуюся вещь сразу. Пару дней можно и подождать, а, заодно, решить, действительно ли это ей так нужно. Хотя клатч и в самом деле роскошный — именно то, что она и хотела к паре летних белых вещей.

В общем, шопинг сделал свое дело — Соня перестала себя пилить и успокоилась. Еще повоюем, мьсе Бетанкур.

* * *

Он не соизволил даже позвонить — о своих планах оповестил смс-кой.

«В субботу идем в оперу. Заеду к шести»

У Софьи в руках с сухим треском сломалась ручка. Вот так, да? Что за хрень творится в голове у этого человека?! Сначала он ее наглым образом лапает у подъезда ее собственного дома, а потом не решается даже позвонить?! Боится? Да он был готов трахнуть ее на первом же свидании, а теперь чего-то боится? Ладно. Опера — так опера.

«Что дают?»

«Севильский цирюльник»

Нет, она определенно купит тот клатч. К белому жаккардовому платью.

* * *

У Софьи не водилось в гардеробе классических вечерних платьев, с длинными шлейфами, декольте и прочим — или в чем там принято ходить в оперу? Но она посчитала белое жаккардовое платье от Марка Джейкобса приемлемым вариантом для выхода в оперу. И тот клатч подошел удачно. И, чтобы не быть совсем бледной молью — черные перчатки и черные лаковые босоножки. И черные жемчужные серьги — подарок отца на двадцатипятилетие. Волосы выпрямила. Все, если кому-то не нравится — пусть не смотрит, а Софья своим видом осталась довольна. Особенно цветом платья. Белый цвет, цвет невинности, словно перечеркивал все, что было между ними в прошлый раз.

— Я угадал с машиной сегодня, — у него сдержанная улыбка и белый «Бентли» за спиной.

— И с цветом рубашки, — ее улыбка такая же сдержанная. — Мы не опаздываем, Серж?

— Нет, — он открыл перед ней дверцу машины. — Ты прекрасно выглядишь, Софи. Тебе идет белый. Наверное… — он на секунду замялся, — ты будешь совершенно очаровательной невестой.

— Возможно, — Соня села в автомобиль, изящно втянула внутрь ножки. — Возможно.

Такое ощущение, что они перезагрузили свои отношения. И снова сегодня встречаются в первый раз.

* * *

Парижская Опера не может не впечатлить. Софья была тут один раз, с родителями, когда они приезжали ее навестить как-то вдвоем. Тогда она не слишком беспокоилась соответствием своего внешнего вида окружающей обстановке, да и было это лет восемь назад, и в опере ей было откровенно скучно. Сейчас — нет.

Она с облегчением убедилась, что выглядит вполне пристойно для данного места. Нет, она не волновалась по этому поводу. Да, она волновалась! Но теперь была уверена, что Бетанкуру за нее не стыдно. Кстати, этот невозможный тип предсказуемо роскошен.

Софья решила ему отомстить.

— Знаешь, хочу вернуть тебе комплимент. Смотрю на тебя в смокинге и понимаю — ты тоже будешь очаровательным женихом.

Серж хмыкнул. Прокашлялся.

— Софи, не уподобляйся мадам Нинон, прошу.

Софья довольно улыбнулась.

— Ну не намерен же ты вечно бегать от исполнения семейного долга? Насколько я могу судить, если мадам Нинон что-то решила — это неизбежно?

— Ты ее верно раскусила, — вздохнул Серж. — Но, знаешь…

Закончить фразу он не успел — его прервали.

— Серж, дорогой, рада тебя видеть!

— Амандин, взаимно, — Бетанкур обменялся поцелуями в щеку с подошедшей к ним молодой женщиной. Обернулся к Соне: — Софи, позволь тебе представить Амандин Русси. Семья Амандин — давние друзья нашей семьи.

У Сони прекрасная память на имена — полезная вещь при ее работе. И она сразу вспомнила, кто такая Амандин Русси. Снова спасибо мадам Нинон.

— Ой, не люблю слово «давние», — Амандин ведет себя очень непринужденно, явно демонстрируя всем желающим доверительную степень отношений между ней и великолепным мужчиной рядом. — Просто хорошие друзья, так лучше. Еще со времен моего отца и деда Сержа. И у нас просто не было выбора, не так ли, дорогой? Мы обязаны были стать близкими друзьями.

— Да, Амандин, — Серж улыбнулся, но Софи вдруг почувствовала — под рукой, которой обхватывала его локоть. Как он подобрался, словно тигр перед прыжком. — Выбора не было. Тебе приходится меня терпеть чуть ли не с детства.

— Ты сегодня такой скромный, дорогой мой, — рассмеялась Амандин, демонстрируя отличные зубы. — Что тебе совершенно несвойственно. Расскажи мне, как у тебя дела? Аудиторская проверка закончилась? Есть результаты?

У них завязывается беседа, в которой Соне мало что понятно. Наверное, это не очень вежливо — приставать к человеку с разговорами о делах, когда он на отдыхе, да еще со спутницей. Более того, Софье отчего-то кажется, что Амандин поступает так намеренно. Но Соня пользуется этой возникшей для нее паузой в разговоре, чтобы рассмотреть мадмуазель Русси.

На ней настоящее роскошное вечернее платье — длинное, в пол, с затейливой вышивкой, из атласа и шифона. Но оно не делает красивее резкие черты лица, тяжеловатую нижнюю челюсть, близко посаженые глаза. Мадмуазель Русси трудно назвать красавицей, но в ней чувствуется порода и харизма человека, с рождения привыкшего к мысли, что он — из высшего общества, элита. А еще чувствуется умение управлять людьми, добиваться от них своего. И еще. Бриллианты у нее в ушах, на шее и пальцах — тоже совершенно настоящие.

— Ой, простите меня, Софи! — Амандин снисходительно похлопала Софью по кисти, которая покоилась на согнутой в локте руке Сержа. Даже сквозь атласную перчатку чувствуется, какие у мадемуазель Русси холодные пальцы. Как и взгляд темных глаз. — Вам, наверное, это совсем неинтересно, а мы тут с Сержем о своем. А вы чем занимаетесь?

— Я специализируюсь на предметах искусства, — Софья безмятежно улыбнулась.

— Вот как? — Амандин изобразила на своем не слишком привлекательном лице с безупречно наложенным макияжем скучающее любопытство. — И что же это за искусство?

Судя по тону, мадмуазель Русси подумала о сувенирах с видами Парижа. А вот не надо Софью Станиславовну Соловьеву злить, право слово. Себе же дороже выйдет. Соня улыбнулась еще безмятежней.

— Аукционный Дом «Кристис», Парижский филиал. Департамент Предметов Русского искусства и Фаберже, ведущий специалист.

Амандин слегка опешила. Но быстро пришла в себя.

— Мило. У нас тоже есть небольшая коллекция предметов искусства. А что, у вас были интересные… экспонаты… в последнее время?

— У нас нет экспонатов, это не музей. У нас есть лоты. Самый запоминающийся лот последних месяцев — картина Шагала. Это было событие!

— Шагал?

— Марк Шагал, великий русский художник, отец авангардизма, — Софья поняла, что ее сейчас перебьют, но не дала Амандин ни малейшего шанса. — Вы знаете, это потрясающе! Мы, конечно, ожидали успеха от торгов. Но чтобы так! Вы не поверите, но…

А дальше была пятиминутная лекция о русском авангардизме, Марке Шагале и Аукционном Доме «Кристис». Наконец, Соне надоело демонстрировать собственное интеллектуальное могущество, и она милостиво позволила собеседнице вставить слово.

— Спасибо, Софи, — Амандин слегка утратила надменность. — Вижу, вы человек… увлеченный своим делом. Если что — я буду знать, к кому обратиться.

— С радостью помогу! — Соня покровительственно похлопала Амандин по затянутому шифоном плечу. — У меня с собой сегодня нет визитки, но если нужна буду — свяжитесь со мной через Сержа, у него есть мои координаты.

— Есть, — подтвердил Бетанкур, широко улыбаясь, как довольный кот. — Абсолютно все координаты есть, включая адрес. Так что…

Если Соня и хотела что-то добавить, то не успела — прозвенел звонок.

— Это второй?

— Третий, — ответила Амандин.

— О, ну тогда надо поторопиться в зал.

Бетанкур сказал лишь одно слово. Дав отойти Амандин, наклонившись, теплым выдохом Софье на ухо:

— Браво.

Соня церемонно кивнула и вдруг улыбнулась ему. Он улыбнулся ей. И в этот момент ей показалось, что между ними образовалось какое-то странное, несвойственное ранее их отношениям, взаимопонимание.

* * *

Опера, определенно, стоила того, чтобы ей дали второй шанс. И сейчас Софья получала искреннее удовольствие от того, что происходило на сцене. Ее это по-настоящему увлекло. И недостатка в темах для разговора в антракте не было. К своему облегчению Софья обнаружила, что из Сержа такой же великий знаток оперного искусства, как и из нее, и они с энтузиазмом двух неофитов обсуждали понравившиеся моменты. Пока до них не добрался настоящий эксперт.

— Серж, какой сюрприз! Давно не видел тебя в опере! — Софье показалось, что Бетанкур негромко застонал, оборачиваясь на голос. Но улыбнулся щедро.

— Бернар! А вот я нисколько не удивлен. Ты здесь живешь, наверное.

Вновь подошедший к ним довольно улыбнулся. Более всего этот Бернар напомнил Соне поросенка — это если выразиться мягко. Невысокий, отлично упитанный. Глаза, прятавшиеся в складках щек, возбужденно поблескивали, второй подбородок в седоватой артистической небритости царственно возлежал на воротничке рубашки. Было ему лет сорок с небольшим — на первый взгляд. Он тут же вцепился в рукав Бетанкура.

— Серж, а где мадам Нинон?

— Я сегодня не с мадам Нинон. Софи, позволь представить тебе Бернара Лафонтена. Бернар — хороший друг мадам Нинон и большой знаток и ценитель оперы.

Мужчина равнодушно кивнул Софье, удостоив ее мимолетного взгляда.

— Так где мадам Нинон?

— Она уехала, Бернар. Ты же знаешь, она на лето всегда уезжает.

— В Сент-Оран-де-Гамвиль?

— Ну а куда ж еще? В родовое поместье Бетанкуров, — усмехнулся Серж.

— Рано она в этом году. Жаль, жаль… — мсье Лафонтен потер указательным пальцем необъятности складок своего роскошного подбородка. А, затем, с внезапным воодушевлением: — А ты обратил внимание, как сегодня исполнялась ария Розины?

— Эээ?… — Серж страдальчески наморщил лоб. — Которая именно?

— Каватина в начале второй картины! В полночной тишине сладко пел твой голос мне… — напел Бернар с чувством. Соня не выдержала и отвернулась. Ну, неудобно смеяться, в самом же деле! А Бернар продолжал с энтузиазмом: — Ты слышал это? Нет, скажи, ты услышал это «ma»?

— Да, — обреченно согласился Серж. — Услышал.

— Я всегда говорил, — Бернар не реагировал на аккуратные попытки Сержа освободить собственную руку, — что эта партия написана для более низкого голоса! Но с хорошо разработанным верхом! Настоящее колоратурное меццо-сопрано! И вот сегодня! Какое «ma»! — мужчина всплеснул руками, Серж воспользовался этим, и спрятал собственные руки за спину. — В лучших традициях Марии Каллас! Боже, я получил истинное наслаждение, — Бернар блаженно зажмурился.

Софья прикинула годы жизни одной из величайших оперных певиц двадцатого века и возраст мсье Лафонтена.

— Вы слышали выступления Марии Каллас вживую?

— Нет, конечно, — фыркнул Бернар, удостоив ее очередным снисходительным взглядом. — Я смотрел запись. И мне рассказывала мадам Нинон! Боже, какая женщина! И Мария Каллас. И твоя бабушка, Серж.

— Ты сильно рискуешь, Бернар, называя ее так.

— Но ее же здесь нет, — совершенно вдруг хулигански усмехнулся дородный любитель оперы. — Нет, послушай, Серж! Ты обратил внимание? На эту смену настроение? Тона? Одна нота. Одна! Но как исполнено, как…

— Бернар, извини, я должен поздороваться с Амандин Русси! — и Серж потащил Софью прочь. Лишь спрятавшись за спинами гуляющей в фойе толпы, они переглянулись и принялись хихикать, как два школьника.

* * *

Нельзя упустить достигнутое сейчас преимущество. Именно поэтому Софья поступила так — для Сержа неожиданно, но для себя решила, что это самый правильный вариант.

Обернулась и, не дав себе времени передумать, приподнялась на цыпочки и поцеловала его в губы сама. Ровно так, как считала нужным — легко, коротко. И тут же отстранилась.

— У нас равные права в договоре, — упреждающе произнесла Софья. — Сегодня моя очередь!

Он смотрел на нее — слегка наклонив голову в сторону. Потом так же задумчиво, даже лениво, провел пальцем по своим губам. Софья, разумеется, зацепилась взглядом за этот жест. Сволочь! Расчетливая сволочь!

— Приятная неожиданность, — голос Сержа прозвучал ровно. — Я не против, когда женщина проявляет инициативу. И, вообще, равные права — это замечательно. Я это запомню.

— Спасибо, князь, что простили мне эту маленькую вольность, — Соня изобразила вполне приличный реверанс — насколько позволяло узкое платье.

— А, кстати… В России пороли крепостных? Я правильно помню?

— Правильно. А потом крепостные жгли барские усадьбы. Так что — не советую. Не приведи Бог видеть русский бунт — бессмысленный и беспощадный.

— Сильно сказано.

— Так это Пушкин.

— Боже, общаясь с тобой, Софи, я чувствую, как мой уровень IQ стремительно возрастает.

— И корни волос темнеют?

— Да. И еще русские корни начинают ворочаться с удвоенной силой.

— Боюсь себе это даже представлять, — усмехнулась Соня.

— Куда пойдем в следующий раз, Софи?

О, у нее снова спрашивают мнения? Прекрасно, просто прекрасно.

— Мне понравилось в опере.

— Хорошего понемногу. В следующую субботу ужинаем «Le Meurice».

Соня лишь пожала плечами. И зачем было тогда спрашивать?

* * *

Любопытно. Может быть, именно так и надо было делать с самого начала? Стоило проявить сдержанность — и Софи поцеловала его сама. Чем меньше женщину мы любим, тем больше нравимся мы ей. Похоже, прав умник, сказавший это. По крайней мере, стоит попробовать. Не давить на нее, зато баловать роскошью и изысканными развлечениями. Да, так и надо было поступать с самого начала. А не таскаться с ней по выставкам кошек и русским забегаловкам. Против настоящей роскоши не устоит ни одна женщина.

Кстати, именно сегодня Серж понял. Что Софи все же девушка не его круга. Это было совершенно очевидно, когда Софи стояла рядом с Амандин. Нет, его это нисколько не смущало. И для него выбор между этими двумя девушками был очевиден. Софи красавица, умница, прекрасно воспитана, с ней… с ней нескучно. Он надеется, что и в постели тоже будет нескучно. И ее нисколько не портит отсутствие дизайнерского платья за двадцать тысяч евро и фамильных бриллиантов. Но вот именно сегодня он понял — он хотел бы подарить ей что-то. Что-то по-настоящему дорогое. Или хоть что-то. Но была четкая уверенность — любой его подарок ему швырнут обратно в лицо. На данный момент. Ну, ничего. Она уже принимает от него ужины, походы в оперу. До подарков тоже дело дойдет.

Серж одернул в сторону штору. Фобур-Сент-Оноре засыпала. Он прижался щекой к оконной раме. Давно он не чувствовал такого желания подарить что-то девушке. До зуда в пальцах. Он был щедрым любовником и покупал, что просили. Но самому сделать подарок в голову никогда не приходило. Если женщине что-то нужно — она попросит. Единственная женщина, которой он с удовольствием выбирал подарки сам — это мадам Нинон. А Софи у него никогда ничего не попросит. Он откуда-то знал это точно. И это… это расстраивало, черт побери!

* * *

Ресторан роскошен до вычурности. Значит, пошли по пути пускания пыль в глаза? Поздновато до вас это дошло, мсье Бетанкур. Вывод запоздалый и неверный. У Софьи наконец-то ощущение, что она опережает соперника на шаг. И это приятно, черт побери!

— Ты сегодня снова в белом, Софи?

— Мне идет, разве нет?

— Да, идет, — правда, брючный костюм белого цвета не особо демонстрирует достоинства фигуры Софи, что обидно. Но белый цвет действительно выгодно подчеркивает и синеву глаз, и безупречную кожу оттенка сливок, и порочную темноту ее волос. — Ради меня стараешься?

— Конечно, — она улыбается так сладко, елейно, что хочется стереть эту улыбку с ее губ. Вместе с помадой. Поцелуем. Почти нестерпимо хочется. Но вместо этого он безмятежно улыбается.

— Спасибо, польщен. Знаешь, я очень люблю белый цвет.

— Давно ли? — она все так же сладко улыбается.

— Давно, — расслабленно откидывается на стуле. — Я, когда квартиру три года назад купил, дизайнеру одно условие поставил — никаких темных тонов. Желательно все оттенки белого.

— Пятьдесят оттенков?

— Пятьдесят? Почему именно пятьдесят? — искренне изумился Серж.

— Неважно. Забудь. И что? Получил все оттенки белого в квартире?

— Да, — он улыбается довольно. — Очень люблю свою квартиру именно за это. Много белого.

— Судя по описанию, похоже на операционную.

— Нет, не похоже.

— Пока не увидишь…

— Поехали! — Софье показалось, что он даже на стуле подскочил. Так, не расслабляться! — Поехали ко мне, я тебе покажу квартиру!

— Непременно. Но не сегодня.

— Попытаться стоило, — хмыкнул ничуть не обескураженный Бетанкур. — Дизайнер только на прихожей взбунтовался. Или чувство юмора у него такое… извращенное.

— Иии?… Черная прихожая?… В черной-черной комнате…

— Не угадала, — ухмыльнулся Серж. — Красная. И даже красный фонарь там есть.

Софья звонко расхохоталась.

— Ты, наверное, недоплатил ему денег!

— Ничего подобного! Просто он так видел пространство квартиры — ни больше ни меньше! Я первое время в дом заходил и вздрагивал, — Серж улыбается. — А потом привык. Зато бодрит. И столовая тоже алая. Правда, только стены. И, знаешь, после этого начинаешь особенно ценить остальное белое пространство.

— Нет, ты и в самом деле фанатик белого.

— Да, — он кивает согласно. — Факт. Я и в одежде тоже люблю белый. Всегда ношу.

— Что-то незаметно, — Софья окидывает его придирчивым и лишь самую чуточку восхищенным взглядом: синий костюм, жемчужно-серая рубашка, черный галстук. И уж лучше он будет в костюме, чем как в тот раз, когда она видела его в джинсах. Это джинсы во всем виноваты, факт!

— Я всегда в белом, — он улыбнулся широко. — На мне всегда надета как минимум одна вещь белого цвета.

— Ооо… И что же это? — она догадывается об ответе, но у нее есть, чем парировать.

— Угадай.

— Носки?

— Софи… — он укоризненно покачал головой. — Я же сказал — одна вещь белого цвета.

— Только один белый носок? — Софья демонстративно изумленно распахнула глаза. — Один носок белый, другой — черный? Да ты настоящий эстет, Серж! Эстет и новатор! Знакомство с Лагерфельдом явно пошло тебе на пользу.

Теперь уже смеется Бетанкур.

— Нет, Софи, это не носки, думай дальше.

— Что же это? — она старательно морщит лоб, постукивает пальчиком по губам. — О! Белые кружевные стринги?

— По себе судишь? — он и бровью не повел.

— Обижаешь! — фыркнула Софи. — На мне черные!

— Ты не наденешь черное белье под белый костюм! — не остался в долгу Серж. А потом вдруг смерил ее потяжелевшим взглядом. — Вот ты зачем это сказала, а? У меня же фантазия включилась…

— А ты сам зачем этот разговор затеял? Про белое, которое всегда носишь?

— Хотел направить твои мысли в нужном направлении!

— Аналогично!

Он довольно улыбается. Она снова мысленно отвешивает себе подзатыльник.

* * *

— Ну и кто кого целует сегодня?

— Бросим монетку? — невинно предлагает Соня.

— Нет, мы поступим иначе, — ясно уже, что задумал пакость. — Кто последний, тот в следующий раз платит за ужин!

Они даже столкнулись носами. И засмеялись. И обнаружили оба, что это приятно — целовать в улыбающиеся губы.

— Будем считать, что я проиграл, — он отстранился совсем чуть-чуть, руку немного протяни — и коснешься. — До встречи, Софи.

— До встречи, Серж, — она не торопится отодвигаться, наслаждаясь запахом его парфюма. И он сам разворачивается резко. Походка у него красивая — легкая и стремительная.

Шаг десятый. Долгожданные и законные дивиденды

От всей души поздравляю Вас. Царствия вам небесного.

— Послушай, Софи…

— Да? — Соня занята салатом из свежей зелени и редиса. С этим чертовым Бетанкуром и походами в рестораны она набрала лишних полтора килограмма. И решительно была настроена не заказывать сегодня десерт.

— Я уезжаю.

— Как?

— По делам. На неделю, возможно, больше. Мы не сможем увидеться в следующую субботу.

— Я буду скучать, — Софья невозмутимо отправила в рот бело-красный кружок.

— Надеюсь, ты говоришь правду, — он как-то непривычно серьезен. Проблемы с бизнесом? Соня не представляет, как об этом спросить. А спросить хочется. — Тебе привезти подарок?

— Конечно!

— Что именно?

— Чудище страшное для сексуальных утех и извращений.

Серж едва не поперхнулся «де Шато Латур». Вытаращился на нее.

— Ой, долго объяснять! — отмахнулась Соня. — Пойдем длинным путем. Привези мне магнитик на холодильник.

— Софи, я серьезно. Ты… ты любишь подарки?

— А кто их не любит? — она пожала плечами. А потом посмотрела на него внимательнее. И добавила:

— Не вздумай, Серж.

— Почему?

— Потому.

— Почему?!

— Потому что в нашем договоре нет никаких подарков. И я не советую тебе нарушать условия договора.

— Так, да? — он побарабанил своими длинными пальцами по столу. — Ладно. Пойдем, как ты говоришь, длинным путем. Когда у тебя день рождения?

— Осенью.

— А точнее?

— А точнее… Когда там у тебя помечен в телефоне судьбоносный день? Вот когда-то после этого. Так что… Подари мне себя на день рождения, Серж. В белых кружевных стрингах. Ну что ты так на меня смотришь? — Бетанкур и в самом деле выглядел и удивленным, и рассерженным одновременно. — Ты же не разочаруешь меня, сладкий?

Серж вздохнул, покачал головой.

— Нет на свете женщины с характером более скверным, чем у тебя, Софи.

— Тебе просто не попадались женщины с характером, — Соня невозмутимо отпила вина, отсалютовала ему бокалом.

— Возможно, — неожиданно и задумчиво согласился Серж, вернув ей ее жест.

Может быть, дело было в предстоящей разлуке, но прощальный поцелуй у двери подъзда вышел чуть дольше. И чуть интимнее. И прервать его оказалось довольно сложно. Обоим.

* * *

Это стало для Сони сюрпризом, но в следующую субботу ей было беспокойно. Оказывается, она привыкла к этим встречам. Оказывается, она и вправду может по нему скучать. Вот черт!

А еще Софья почему-то думала… или ждала… какой-то весточки в субботу от него. Какой-нибудь дурацкой или провокационной смс-ки. Звонка. Чего-то. И — ничего. Наверное, действительно, занят и дела. Наверное. Очень хотелось верить, что это дела. А не…

Впервые она задумалось о том, есть ли у Сержа кто-то. Маловероятно, что он удовлетворяется их платоническими отношениями. Маловероятно. И обидно. Это стало горьким и внезапным озарением — что после встреч с ней он, вполне возможно, встречается с другой. Другими. Более сговорчивыми. Еще несколько недель назад ей это было безразлично. А сейчас стало вдруг обидно. Она позволила себе на краткое время расслабиться и представить: что чувствует женщина, которая точно знает — Серж Бетанкур принадлежит ей, и только ей. Наверное, это круто. Головокружительно круто. И невозможно. Соня мрачно усмехнулась. Серж Бетанкур, как и его косметическая компания — достояние всего человечества. Точнее, его женской половины.

Она с таким трудом подавляла желание как-то напомнить ему о своей персоне, что ко второй половине дня возненавидела себя. Поэтому позвонила Матье и вытащила его на пробежку. Он ворчал, фыркал, сетовал, что вечер субботы, но согласился. И они дружно мерили кроссовками дорожки Люксембургского сада. Ей полезно. И для фигуры, и для головы.

В конце концов, Матье взмолился о пощаде, и они отправились пить зеленый чай и разговаривать. Софья не отдавала себе отчета, насколько хороша сейчас — точеная фигура в лосинах и футболке, спортивная куртка небрежно брошена на стул рядом, румянец на щеках от бега и свежего воздуха, волосы слегка завиваются — тоже от того, что пробежалась, вспотела. На нее оборачивались, заглядывались. А Матье Лошанс напротив в который раз поздравил себя с тем, что у него хватило здравого смысла в свое время избавиться от этого наваждения. Быть рядом с Софи как мужчина — верный путь к неврастении. А вот как друг — приятно и безопасно.

— Как у тебя дела на личном фронте? — Соня осторожно пригубила горячий «тегуаньинь».

— Без потерь в личном составе, — Матье с наслаждением вытянул ноги.

— Ой, возьмусь я за тебя…

— Ой, не пугай…

— Как тетушка?

— Озабочена моими делами так же, как и ты, — поморщился Лошанс.

— Пожалуй, возьму в союзники твою тетю. Нашу общую приятельницу Мари-Лоран. И мы втроем устроим тебе веселую жизнь!

— Чем я вам так насолил?!

— Ты привлекательный, состоявшийся как личность, обеспеченный и одинокий. Это преступление.

— Кто бы говорил, — невозмутимо парировал Матье, отдавая должное чаю. — А сама-то? Почему не торопишься осчастливить достойного?

— Потому что у меня скверный характер — как мне недавно сказали.

— Ого… — только и произнес Матье. И Соне так не понравилось это многозначительное «ого», что она предпочла перевести разговор на тему работы.

* * *

Ежегодная выставка «CosmoProf» в Болонье — он не имел никакого права ее пропустить, с учетом выхода на рынок новинок «Бетанкур Косметик». И с учетом того, что «белокурый Бетанкур» — это само по себе рыночный бренд. Господи, как же он устал быть человеком-брендом! Торговать собственным лицом — его от этого уже тошнило. Но Серж прекрасно понимал, что в их положении нужно пользоваться всем. И если его смазливая физиономия положительно влияет на продажи — значит, он будет торговать и своей физиономией тоже, таскаться по всем нужным выставкам и прочим мероприятиям, улыбаться, фотографироваться, кокетничать и ухаживать за дамами, жать руки и вести умные разговоры с мужчинами. Это то, чему не учат на курсах МБА. Это то, что познаешь собственной шкурой, пытаясь спасти то, что дорого тебе и твоей семье.

А после Болоньи еще планировал посетить завод в Польше, куда он давно откладывал поездку. И еще — встречи, там, тут. Накопилось как-то странно вдруг. Хотя — не вдруг. Он откладывал все поездки по одной-единственной причине. В его голове появилось нечто, что всерьез заняло его мысли, помимо бизнеса. Интересно, а чем она занята? Может быть, и правда, скучает? Странно, но он, говоря откровенно, совсем не был в этом уверен.

* * *

— Я вернулся.

— Магнитик привез?

— Нет. Не до того было. Отыграюсь на твоем дне рождения.

— Жду с нетерпением, — в данный момент даже их взаимные шпильки доставляют Соне колоссальное удовольствие. Она. Реально. Соскучилась.

— Да-да. Томись в ожидании и предвкушай, — у него до безобразия ироничный голос. Неужели совсем не скучал?! Сволочь. Самовлюбленная сволочь!

— Обещаю томиться дисциплинированно.

Он хмыкнул. Вздохнул в трубку.

— Слушай, Соф, — Соня замерла. Так коротко ее называл только Матье. А Бетанкур и не заметил, похоже. — Как ты относишься к ужину в тихом, спокойном месте?

Она проглотила все ехидные ответы. И ответила спокойно:

— Положительно.

— Отлично. Заеду к шести. В чем ты будешь? На чем мне приехать?

— Голая!

Из телефона донесся надсадный кашель.

— Софи! Я подавился кофе!

— Никого нет рядом, чтобы по спинке похлопать?

— Я один! И я облил стол и рубашку!

— Какой ты впечатлительный.

— Я тебя предупреждал неоднократно — у меня буйное воображение!

— Ладно, остынь, — она страшно довольна своей провокацией. — Приезжай на красненькой.

— Ты будешь в красном?

— Я хочу, чтобы ты приехал на красной машине!

— Хорошо.

Девочка изволит капризничать. Показывает свою власть. Значит, считает его уже отчасти своей территорией. Прекрасно, прекрасно… Вот сегодня и проверим. Три месяца прошло. Настало время выплаты серьезных дивидендов, Софи.

* * *

Она нервничает и усердно пытается этого не показать. Слушает его рассказы о поездке, о выставке, о новинках в косметической индустрии. Даже удается живо отвечать на его реплики и поддерживать разговор. Но мысли все об одном. Будет или нет? Прошло три месяца. При этом они пропустили одну встречу, не виделись две недели. Господи, да какого черта она так всерьез воспринимает их идиотский уговор?!

* * *

Если он собирается целовать ее по-настоящему сегодня, то из машины Соня выходить не будет. Потому что не намерена развлекать всех желающих откровенными поцелуями в своем исполнении.

Машина останавливается в паре десятков метров от ее дома — ближе нет парковочных мест. В салоне играет Ycare — S.E.EX. Забавное совпадение. Соня слегка поворачивает голову, натыкается на такой же, искоса, взгляд. Красивые губы трогает усмешка. Он точно знает, о чем она думала весь вечер и чего она ждет! Раз так — не дождется!

— Всего хорошего, спасибо за приятный вечер, — скороговоркой, и берется за ручку двери, наплевав на то, что по всем правилам хорошего тона Серж должен выйти первым, открыть сам дверь и подать Соне руку. И он так всегда и делал. Но сейчас ей не до политеса.

— Стоп, — сквозь мягкий мужской вокал слышно, как щелкнул центральный замок, запирая дверь. Потом заглох мотор. А потом Серж повернулся всем корпусом к ней. — Сегодня у нас очередная дата, Софи.

— Слушай, я не думаю, что…

Что-то еще раз щелкнуло, и спинка ее кресла опустилась вниз, почти до горизонтали. Соня попыталась удержать положение собственного тела, но Серж прижал ее плечо к креслу, наклонился. И выдохнул:

— А ты не думай…

Замер над ней. Насладиться. Этим коктейлем ожидания и предвкушения в ее глазах. О, нет, ему не показалось — она хочет этого, так же, как и он сам. Наверное, ради этого стоило ждать три месяца — чтобы любоваться этими невозможными синими глазами, до краев наполненными предвкушением его поцелуя.

— Серж… — в ее голосе — то ли просьба, то ли — предупреждение.

Он не ответил. Медленно провел пальцем — от виска по скуле к подбородку. Взгляд его скользил вслед за пальцем. Не хотелось торопиться. Насладиться хотелось ею — такой, замершей под ним, ждущей. Это оказалось странно волнующим, очень.

Софи что-то выдохнула — по-русски, но он не понял, не разобрал слова. А потом она запустила пальцы в его волосы на затылке, притянула резко и…

Ощущение триумфа ярко вспыхнуло внутри — но кратко. И было смыто волной других ощущений. Приятных. Безусловно, очень приятных.

Она умеет целоваться, это он оценил еще в прошлый раз. Но тогда был другой поцелуй — ворованный. Или подаренный — алкоголем и горячими танцам. Тот поцелуй был, конечно, и сам такой — горячий, пряный. А сейчас поцелуй был… правильным. Долгим. Гладким. Неторопливым. Поначалу.

Поцеловав его первой, Софи словно испугалась. И сейчас отдала всю инициативу ему. Лишь позволяла целовать себя. Но позволяла так, что Серж начал потихоньку сходить с ума. От ее рваного дыхания. От того, как крепко лежат ее пальцы на его затылке, не позволяя отодвинуться. А потом Софи стала отвечать ему. И тут потеря самоконтроля стала фактом.

И губ ее мало. Вниз, по шее, здесь пахнет особенно, обморочно сладко. На ней светлое трикотажное платье с широким воротом. И этот ворот легко можно оттянуть в сторону, стащить вниз, обнажить плечо, перечеркнутое белой тонкой лямкой бюстгальтера. И это почему-то заставляет тормоза отказать окончательно.

Сдвигает, сбрасывает лямку в сторону. У нее такие красивые плечи. И — кожу ее на запах, на вкус. Он уже не понимает, что делает. Рука сама накрывает грудь, сдвинуть чашечку бюстгальтера вниз прямо сквозь ткань платья, а там… Она вздрагивает, он стонет, добравшись до заветного, до сладкого. Чертово платье! Губы и язык сводит судорогой от желания почувствовать во рту то, что сейчас сжимают его пальцы. Сдавливает чуть сильнее, теперь стонет она. Да, Софи будет стонать под ним так — протяжно, со всхлипами.

Он уткнулся лицом ей в шею, продолжая ласкать ее через ткань платья. Возбуждение гулом крови в ушах перекрывало даже звучащую в салоне машины музыку. Не думал сейчас ни о чем — ни о последствиях, ни о том, как далеко это зайдет, не видел и не чувствовал ничего дальше ее груди под своими пальцами, ее шеи под своими губами. Да, малышка, да, вот так…

— Нет! — короткое слово долетело до него словно сквозь вату. Но упирающуюся в свое плечо руку он почувствовал отчетливо. — Нет, пожалуйста! Серж…

Это умоляющее «Серж» его отрезвило. Медленно выдохнул. Медленно убрал руки. Медленно отстранился. Софи резко и неловко села, отвернулась к окну, по движениям плеч он понял, что она поправляет белье под платьем. Отвернулся резко сам, уставился невидящим взглядом в приборную панель.

— Софи, я сейчас подниму спинку твоего сиденья. Аккуратнее.

— Хорошо, — тихо, безучастно.

Теперь она сидит нормально, опираясь на спинку. Но смотрит по-прежнему в окно.

— Софи… Посмотри на меня. Пожалуйста.

Она повернула лицо почти сразу. Нет, он не разгадает, что она сейчас чувствует. Она прячет свои эмоции — он понимает это вдруг: Софи прячет, закрывается от него. Лишь сцепленные пальцы выдают… волнение?

— Прости меня.

Легкий кивок — в знак того, что приняла его извинения. И все.

— Я не должен был… так поступать.

Теперь ему отвечают ее ресницы — опускаются и снова поднимаются в знак согласия. И снова опускаются — она смотрит себе на колени.

— Софи… Наша договоренность в силе?

— Конечно!

Ответ прозвучал неожиданно. Неожиданно быстро. Для обоих. Господи, она должна была сказать что-то вроде: «Посмотрим на твое дальнейшее поведение». А еще лучше: «Нет, на этом все». Должна была. И абсолютно точно знала, что уже не может так сказать. Он стал ей нужен.

— Спасибо, — его тихий ответ тоже прозвучал неожиданно. Она решается снова поднять на него глаза. И в его взгляде нет ни триумфа победы, ни удовлетворения, ни самодовольства. Пожалуй, только искренняя благодарность. Ох, как же много всего за один вечер!

— Я пойду домой, — не вопрос — утверждение.

— Конечно. Подожди, я выйду проводить тебя.

* * *

Снова курить марихуану — не вариант. Серж с грохотом задвинул ящик. Нет, у него хватает здравомыслия понимать, что этим лучше не злоупотреблять.

Посмотрел на телефон. Позвонить. Можно даже не звонить. Приехать без предупреждения — ни одна его не выгонит. И трахнуть пару раз — чтобы мозги на место вернулись. Любую, кого угодно, неважно! Лишь бы выбить из головы затуманенные синие глаза, выгибающееся совершенное тело, запах ее возбуждения и негромкие стоны. Дьявол! Стояк адский. Резко взял в ладонь телефон, записная книжка, кто там первая под руку попадется?… И так же резко бросил телефон подальше, на середину огромной кровати.

Дед научил его многому. Самому важному в жизни. В том числе, и важности быть верным своему слову. Серж дал слово. Да, себе, но это не имеет значения! Он дал слово, что не будет близок ни с кем, кроме Софи, пока она сама не отдастся ему. Да, кто знал, что выйдет так? Так долго и так… изматывающе? Но данное себе слово это не отменяет. Да, Софи об этом не знает. Пускай. Он сам знает — этого достаточно.

Серж снова резко выдвинул ящик. И снова резко задвинул. У него есть три варианта, как справиться с собой. Один вариант лежит в ящике под телевизором. Второй — в баре. Третий… Тут Серж усмехнулся. Повернулся к окну, одернул тюль. В темном стекле большого окна отражался он сам, в полный рост. Красавчик и плейбой, «белокурый Бетанкур» подумывает о том, чтобы заняться самоудовлетворением? Тут ему стало совсем смешно. И как-то немного отпустило. И он отправился инспектировать домашний бар.

Соня в это время, после душа, укутавшись в банный халат, доедала «Тарт Татен», запивая ромашковым чаем. Чертов Бетанкур! Одни убытки фигуре! Но лучше заедать стресс, чем… как в прошлый раз.

Две чашки ромашкового чая, три куска яблочного пирога, рюмочка вишневого ликера сверху — и возбуждение отступило. А осоловевшая Софья довольно провалилась в сон.

Шаг одиннадцатый. Соблюдение и несоблюдение условий

Чувствую смутно, случилось что-то неладное, а взглянуть в лицо действительности — нечем.

— Серж, тебе прислать официальное приглашение или достаточно моего звонка?

— Звонка достаточно, — усмехается Серж. — Это большая честь для меня, Дамьен.

— Какими словами ты говоришь с давним другом, — ответно усмехается его собеседник.

— Привычка, Дамьен. И потом, вы не только друг, но и партнер.

— Бывший партнер, — поправляет Сержа Дамьен Русси, владелец одноименной инвестиционной компании.

— Ну, Дамьен, зачем вам такой сомнительный клиент, как я, — привычно отшучивается Серж.

— У меня на это была иная точка зрения, но… Тебе виднее, конечно.

Серж молчит. Это тема обсуждалась не раз. Он не был уверен, что принял тогда правильное решение — тогда, когда только-только приступил к управлению «Бетанкур Косметик». Но что-то его тогда сильно настораживало в таком плотном инвестиционном сотрудничестве с «Русси Глобал». Что-то, что заставило принять решение о поиске новых инвесторов и кредиторов. Решение было непростым, его последствия аукались до сих пор, Дамьен в сердцах как-то сказал ему, что он просто, как капризный мальчишка, не хотел сохранить ничего из того, что привнес в компанию его отец. Единственный человек, который полностью поддержал его тогда — мадам Нинон.

А Серж помнил, как резко отзывался о Дамьене Русси дед. Возможно, это было что-то личное между ними. Возможно, дед уже тогда впадал в старческий маразм, как заявлял отец. Но… Серж Бетанкур принял решение. А с Дамьеном Русси все равно удалось сохранить приятельские отношения.

— Значит, я тебя жду?

— Разумеется, Дамьен. Я не могу пропустить ваш день рождения.

Как знать, возможно, все-таки придется просить Дамьена о помощи — так неважно складывались дела пока. Не хотелось бы, конечно, гордость от такой перспективы просто выла внутри, особенно с учетом матримониальных планов мадам Нинон, но… Но хорошие отношения с Дамьеном Русси просто необходимо поддерживать.

— Я рад. Ты придешь один?

Вопрос прозвучал небрежно. Но Сержу он почему-то ужасно не понравился. Он и сам не понимал — чем. Но насторожился.

— Мадам Нинон уже уехала в Сент-Оран-де-Гамвиль.

— Я знаю, Серж, — рассмеялся Дамьен. — Но я имел в виду не мадам Нинон. В твоем окружении полно красивых девушек.

Может, у Сержа и паранойя, но эти слова ему не понравились еще больше. Других? Каких — других? Он сейчас думал только об одной девушке — Софи. И не собирался брать ее с собой на день рождения Дамьена Русси. Нет, не потому что стеснялся ее. А потому… а он и сам не знал, почему. Серж провел рукой по лбу, откидывая назад волосы.

— Я буду один, Дамьен.

— Тогда до встречи, Серж, — невозмутимо ответил Русси.

* * *

— Ты выглядишь усталым, — Амандин поправляет ему волосы у виска — совсем легким, ненавязчивым движением.

Она сидит на подлокотнике кресла, в котором устроился Серж. Такая вольность объясняется тем, что они уединились в ее комнате — Амандин полностью сменили интерьер спальни. В которой раз. И не могла не показать новую обстановку Сержу. Он покорно согласился — придумать причину для отказа не смог.

Они — друзья. Так думают все. Это усердно демонстрирует Серж. В этом, без удовольствия, но подыгрывает ему Амандин. Но они оба знают правду. И оба продолжают играть в «дружбу».

— Как та девочка? Кажется… Софи?

Он параноик? Возможно. Или — нет.

— Прекрасно, — голос Сержа безмятежен.

— Вы встречаетесь?

— Да, — он старается отвечать коротко, чтобы показать, что не расположен говорить на эту тему. Но Амандин его намеки игнорирует.

— Она славная. Такая миленькая… и, кажется, не глупа, — смотрит на Сержа выжидательно, но он никак не комментирует. — Ты увлечен ею?

— Возможно, — пожимает плечами.

— Ты так странно немногословен. Это не похоже на тебя, — Амандин демонстрирует несвойственную ей настойчивость. Обычно она тонко чувствует, когда стоит остановиться. Девушка тянется за сигаретами на столике рядом, закуривает. — Будешь?

Серж уже несколько лет не курит. Ну, если не считать того, что хранится в тумбочке под телевизором в серебристой спальне. Но сейчас…

— Буду.

— Одну на двоих? — если это и был вопрос, то ответить Серж не успел — в губы ему ткнулся сигаретный фильтр со следами темно-бордовой помады. Пришлось затянуться.

— Согласись, в это есть что-то… интимное? Курить одну на двоих сигарету? Как… поцелуй?

Он мысленно застонал. Только не это! Затянулся еще раз из ее рук. Выдохнул резко дым.

— Спасибо, больше не хочу. Отвык… от сигарет.

— Хорошо, — она делает вид, что ее ничего не задело в его реакции на ее слова. Затянулась, выдохнула резко, как и он. — Неужели она тебя всерьез зацепила?

Какой-то бес противоречия заставляет его ответить.

— Может быть.

— Чем?

— Она красивая. Умная. Мне с ней интересно.

— И чем она отличается от предыдущих красивых и умных? Чтобы у вас стало все всерьез?

Отличный вопрос. Он и сам не знает. А про «всерьез»… Нет, это не «всерьез». С Софи у него не всерьез. А в сумасшедший дом!

* * *

После того раза, когда он сорвался с катушек в машине, они встречались еще раз. И… и все снова повторилось! Он понятия не имел, чего ждал от следующей встречи, но стоило повернуть ключ в замке зажигания, глуша мотор… Стоило обернутся к ней… Он даже не понял, кто дернулся первым. Но в следующий миг они уже целовались — до искр под закрытыми веками, до укусов во вспухшие губы, до хриплых и жалобных стонов. Руки жили своей жизнью. Руки помнили, что может их так идеально и сладостно наполнить. Он снова не сдержался. Она снова его остановила. Он снова чуть не умер от этого!

Ему почти тридцать, он богат, смазлив и избалован женским вниманием до невозможности. И он второй раз подряд возвращается со свидания с адским стояком, так, что больно. Ну как он так умудрился вляпаться?! И с другой уже то ли не мог, то ли не хотел по-другому, с другой. С упрямством, достойным лучшего применения, Серж решил, что следующая, кого он трахнет, будет иметь имя Софи, миниатюрное идеальное тело и невозможные синие глаза. Он так решил! Он дождется ее. Добьется. Перетерпит. Переиграет. Он это умеет. Но как же это… Чертова девчонка!

* * *

— Серж, — из состояния задумчивости его вывел голос Амандин. Она наклонилась так низко, что можно без труда любоваться декольте. Господи, до чего Софи его довела — он смотрит в декольте Амандин! — Ты меня пугаешь, дорогой. Неужели она настолько хороша, что ты грезишь наяву?

— Неважно, — он резко махнул рукой. — Пойдем? А то Дамьен подумает что-нибудь нехорошее. Про нас.

— О, папа верит в твою… порядочность.

Единственный раз, когда Амандин позволила себе явный намек на то, что она хотела бы перевести их дружбу в область более интимную… намек такой, что проигнорировать Серж его просто не смог… тогда именно порядочностью и чувством уважения по отношению к Амандин и ее отцу Серж и мотивировал свой отказ. А она потом несколько недель плакала по ночам в подушку. Серж Бетанкур пренебрег ею. Впрочем, что тут удивительного — не она первая, не она последняя, мимо кого он прошел.

— Это хорошо, что хоть кто-то в меня верит, — Серж резко встал, подал руку Амандин. — Пойдем. Мы еще не пробовали десерт.

Амандин берет его под руку. Она не первая. И не последняя. Она — единственная. Только Серж этого еще не понимает.

* * *

Больше он в это не вляпается. Ему не шестнадцать лет, чтобы целоваться до помутнения сознания в машине и этим ограничиваться. К черту! Никаких поцелуев сегодня. А в следующий раз она пригласит его к себе и… Петтинг? Легкий? Да это смешно! Единственное, что ему нужно — это оказаться с ней наедине. И не в машине, а в четырех стенах. И все, сладкая Софи, никуда не денешься, и к черту все договоренности. Сама потом спасибо скажешь.

В следующую встречу она будет под ним! Она сама будет стонать и умолять, чтобы он взял ее. И он возьмет. Два. Нет, три раза. Нет, не думать об том! Не сейчас. Еще не сейчас, еще не сегодня. Он подождет. Хищник лег в засаду. Ждать. Притаиться и ждать. Одна чертова неделя.

* * *

Она решила максимально усложнить ему задачу. Она решила свести его с ума! Довести до нервного срыва. Или просто — до срыва. На ней снова платье-футляр — наступившее лето способствует. И она ясно представляет, как хороша именно в таком платье. Расцветка в этот раз пестрая, как раз летняя — пальмы, закаты, вперемежку с какими-то геометрическими черно-белыми узорами. Босоножки на высокой платформе делают стройные ноги, тронутые легким загаром, просто бесконечными. Серж опытным глазом приметил длинную, от верха до низа, молнию на спине. Но вряд ли это знание пригодится ему сегодня. Это было скорее способом хоть как-то компенсировать невозможность закинуть эти дивные ножки себе на плечи уже сегодня.

* * *

Софья ни разу в жизни не была в таком раздрае. И это просто бесило, выводило из себя. Лишало уверенности в себе и пугало — вся эта противоречивость собственных желаний. В некоторые моменты ей остро хотелось, чтобы он наплевал на все: на их уговор (нелепый — теперь она не могла уже это отрицать), на ее сопротивление — и… И — что? Взял бы ее прямо в машине? Она сама не знала, чего хочет. А иногда голова прояснялась, и она страстно желала отделаться от него. Ну, или, если быть честной — отодвинуть его от себя. Но чтобы он был рядом — только на безопасном расстоянии. Хотелось быть холодной стервой, дразнить, соблазнять и не даваться в руки. Мучить хотелось его. А он мучился, это видно. Он хорошо умел скрывать собственное раздражение, но оно прорывалось. И жидким медом текло на ее израненное эго.

Вот и сегодня. Она оделась провокационно — специально, чтобы достать его. Но в беседе предпочла держать дистанцию. И поэтому, когда изучала меню под внимательным взглядом Сержа, который он и не думал скрывать, продекламировала, не поднимая взгляда от листов:

Французской кухни лучший цвет,

И Страсбурга пирог нетленный.

Меж сыром лимбургским живым

И ананасом золотым.

Цитата вышла на русском — потому что Софья не читала своего великого соотечественника в переводе. Бетанкур наморщил лоб.

— Объясни мне, Софи… Как пирог может быть… нетленным? Он же не живой в принципе.

— Это аллегория, Серж. Нельзя воспринимать поэзию буквально.

— Ну, если только так, — хмыкнул Серж. — А кто автор нетленного пирога?

Софья демонстративно прижала руки к груди. Да, она знала, что он туда посмотрит. Смотри, смотри. Смотри и мучайся!

— Я не верю, что ты не узнал цитату!

— А должен был?

— Это же Пушкин! Ты, что, не читал Пушкина?! Это из «Евгения Онегина».

Серж пожал плечами.

— Так, все, Бетанкур! Полный разрыв дипломатических отношений! Знать тебя не знаю и знать не хочу! Я не могу лечь в постель с человеком, который не читал «Евгения Онегина».

Серж сначала просто смотрел на нее. А потом губы его дрогнули, он явно пытался сдержать улыбку. Ничего не вышло, и он громко расхохотался.

— Софи, час от часу не легче! Какой еще «Евгений Онегин»? Так, стоп. В договоре никакого «Онегина» не было!

— Ну… — она задумчиво крутит в руках вилку. Даже не знает, к чему она это ляпнула.

— А, впрочем… — Серж перестает даже улыбаться. — Если это повлияет на сроки… Это большое произведение?

— Роман в стихах.

— Ничего, думаю, за неделю осилю, — самонадеянно заявляет Серж. — Так что через неделю я буду готов, Софи… к переводу дипломатических отношений… в иную плоскость.

Софье хочется стонать. Она сама виновата. Она сама направила разговор в эту сторону, и Серж ее переигрывает!

— Не думай, что все так просто, — она поводит плечами, с удовольствием замечая, как меняется его взгляд. — Я устрою тебе экзамен по прочитанному. И имей в виду — у меня сестра по «Евгению Онегину» большой специалист.

— Это как?

— Любаша у нас в литературном училась. Так что считай и меня экспертом заодно в этом вопросе. Хочешь поговорить о поэзии?

Он какое-то время смотрит молча на нее. А потом кивает, принимая ее предложение сменить скользкую тему.

— Давай о поэзии. Почему бы и нет. Только сначала заказ сделай. Правда, я не уверен, что в меню есть этот… пирог нетленный.

* * *

А разговор пошел о семье.

— Значит, одна из твоих сестер… как это называется… литературовед?

— Да.

— А другая?

— Юрист.

— А их мужья?

Интересно, что стоит за этим допросом? Но Соня решает ответить — никаких страшных тайн в ее семье нет.

— У одной сестры муж — врач, детский хирург. У другой — программист. Только не спрашивай меня про его специализацию — я в этом совершенно не разбираюсь, что-то, связанное с поисковыми системами. В общем, самые обыкновенные обыватели мы все.

— Вполне достойные и уважаемые профессии, — не соглашается Серж. — А родители? Чем занимаются твои родители?

— Мама — писатель. Она пишет детские книги.

— Известные?

— Вряд ли ты найдешь ее книги во Франции, — смеется Соня. — По-моему, на французский последние мамины книги не переводили. А вот у папы пару лет назад как раз в Париже была выставка.

— Выставка? Он… художник?

— Фотограф. Сейчас покажу, — Соня достает из сумочки телефон, пальцы скользят по экрану. — Смотри. Там несколько его работ, моих любимых. Полистай.

Серж берет в руки ее телефон. И ловит себя на мысли, что он бы с удовольствием поковырялся в этом аппарате — в отсутствии Софи. И плевать на тайну личной жизни — ему очень интересно, что за имена есть в ее списке контактов, какими она обменивается сообщениями, и что за фотографии, кроме тех, что ему демонстрируют, есть в ее альбоме. Но вместо этого послушно листает фотографии, сделанные отцом Софи. Неплохо. Очень даже. Нет, отлично даже. О, а это что такое?!

— Это работа твоего отца?!

— Да там все его, в этом альбоме. Какая? Покажи. А, это, да, его, очень мне нравится. Тебе тоже нравится?

Нравится ли ему? Хороший вопрос. Отличный просто.

— Эта работа висит у меня в приемной.

— Как?!

— Так, — пожимает плечами. — Моник в прошлом году притащила с какой-то выставки. Купила там. Сказала, что влюбилась в эту работу, несмотря на ее приличную стоимость.

Соня растеряна — так много непонятного в его словах. Но первое, на что она обращает внимание:

— Кто такая Моник?

— Секретарь мой. Проявила инициативу и купила работу с автографом автора за казенный счет. Сказала, что ей эта фотография меня напоминает.

На фото, о котором они говорят — ирбис, он же снежный барс. Редкий, дикий зверь лежит, царственно сложив лапы. Смотрит в камеру спокойно и даже чуточку презрительно. И глаза зверя, странного цвета, непонятного какого-то, неуловимого — синего? серого? голубого? — гармонируют с цветом крыльев бабочки, которая бесстрашно устроилась на кончике уха гигантской кошки. А Софья ловит себя на мысли, что неведомая Моник права — эти глаза чем-то напоминают глаза мужчины напротив.

— Да? Знаешь, как называется это фотография?

— Нет.

— «Морфо и Морфо». Морфо — это название бабочки. И кличка барса. Он живет в Московском зоопарке.

— Спасибо, — усмехается Серж. — Буду знать, как называется фото, что висит у меня в приемной.

— Знаешь, — Соня задумчиво наклоняет голову. — Я вот вспомнила. Мама говорила, что у нее это фото с отцом ассоциируется. Странно…

— В самом деле? А… я похож на твоего отца? Если уж мы вызываем схожие ассоциации у разных людей?

— По-моему, не очень, — пожимает плечами Соня. — Впрочем, суди сам.

Снова передает Сержу свой телефон, на экране которого фото ее отца. Бетанкур разглядывает, наклонив голову.

— Нет, не вижу никакого сходства. А вот ты… вы с сестрами очень похожи на отца.

— О, да, — смеется Соня. — Только нос, слава Богу, не фирменный папин.

— А что? Отличный у твоего отца нос, по-моему.

— Великоват, на мой скромный вкус. Меня и мой устраивает. Мой, Любин. Надин и мамин.

— У тебя очаровательный нос.

— Какой милый комплимент, — продолжает дурачиться Соня. — А ты на кого похож?

Серж перестает улыбаться. Но все-таки отвечает.

— На отца, — а потом резко меняет тему разговора. — Значит, у вас в семье много людей искусства, Софи? Ты, сестра, отец, мать? Почти все.

— Дедушку-скульптора забыл, — усмехается Софья. — Да, такая вот у меня семья.

— Хорошая семья. Ты… вы дружны? Скучаешь по своим?

— Очень! — с чувством отвечает Соня. — Я иногда думаю… и думала раньше… часто, когда училась. Кой черт меня понес сюда, во Францию? Очень не хватало сестер и родителей. Поначалу очень сильно. Папа выручал первые два курса, часто приезжал. Если бы не его приезды — не выдержала бы, наверное, бросила учебу тут и рванула обратно домой. Потом привыкла. Сейчас уже почти нормально. Тем более, сестры вышли замуж, у них уже есть свои семьи.

— Дети?

— Да, — улыбается Соня. — У меня есть племянник, Ванечка. Правда, я его видела всего два раза — по-настоящему. Но мне регулярно присылают фотографии. Очаровательный ребенок. Только похож на своего отца — кучерявый белокурый ангелочек с дьявольским характером.

Серж усмехается такой характеристике маленького ребенка.

— Значит, большая дружная семья, все друг друга любят и за своих горой?

— Ага, — соглашается Софья. А потом вдруг спрашивает — неожиданно, даже для себя: — А у тебя не так, да?

Он молчит какое-то время. Потом отворачивается в сторону. И так, отвернувшись, все же отвечает:

— Да. Не так. Совсем не так.

Софья не знает, что сказать. Она уже точно уверена: тема семьи — очень болезненная для Сержа. Но и в голову не приходит давить на это, доставать его в этой «болевой точке». Более того, как-то хочется… посочувствовать. Поддержать. Пожалеть. Только вот не представляет, как это все выразить, в какие слова и жесты облечь. Протягивает руку и касается его пальцев самыми кончиками своих. На большее не решается. А он поворачивается к ней лицом на этот жест. Спокоен. Безмятежен. Только глаза еще не успокоил — горчат они, почти осязаемо.

— Давай, пожалей меня. Я богат, смазлив как Брэд Питт, владею собственной компанией, имею все, что только захочу. Не правда ли, — белозубо усмехается, так что, кислотная фальшь этой улыбка тоже осязаема, — я достоин жалости?

Соня спокойно отнимает руку.

— Жалость — приятное чувство, устоять перед ним так же трудно, как перед музыкой военного оркестра. Это слова Франсуазы Саган. Ее-то ты читал? Она же твоя соотечественница.

— Нет, — Серж тоже убрал свою руку со стола. — Не читал. Но уже внес ее в список для чтения. Вместе с Евгением.

* * *

— Приехали, — Серж констатирует очевидное. Глушит мотор. — Пойдем?

— В каком смысле — пойдем?

— В прямом. Поздно уже. Я провожу тебя до подъезда, как обычно.

Ах, вот как?! Так, значит?! И поцелуя не будет? Софья выходит из себя редко, но метко. И сейчас — именно тот случай. Захотел отойти на шаг назад? Выпендривается? Ее решил помучить? Или она ему просто надоела? А вот дудки тебе!

— Позволь тебе напомнить, что у нас равные права в договоре… — тон ее обманчиво ровен.

— Я помню. Но что… — где-то на произнесении гласных этой фразы Соня качнулась к нему и запечатала полураскрытые губы поцелуем. Какие бы ни были намерения Сержа, игра пошла по ее сценарию. Он покорился ей. С удовольствием. Со стоном удовольствия даже.

Притянул к себе, почти на колени, сколько хватило места. А места мало. Левой рукой нащупал рычаг и отодвинул кресло максимально назад. Софи с довольным стоном прижалась к нему еще плотнее. Все. Теперь точно — все.

Не зря он «молнию» приметил. Пока они целовались взахлеб, пальцы нашли «язычок» застежки, и та послушно разъехалась в стороны. Провокационное платье-футляр пало к талии Софи. Наконец-то никакого препятствия. Только его ладони и ее идеальная, упругая грудь. Как он этого хотел — ощутить ее теплую бархатистую кожу, почувствовать, как соски упираются в самый центр ладоней, в самую середину. Какие они на ощупь? Проверить. Задеть, тронуть легко. Твердые и нежные одновременно. И не сдержаться — сжать меж пальцами. Так, что самому чуть не задохнуться. И едва расслышать за рокотом крови в ушах ее тихое… Что?

— Еще. Сильнее.

Ох, ты ж, мать твою…

Софи мешает ему, реально мешает. Ерзает, вжимается. А еще целует так, что у Сержа последний шепот здравомыслия утихает в голове. Что они делают? Они же не будут заниматься сексом прямо сейчас, прямо здесь? Неважно, это сейчас абсолютно неважно. Он столько этого ждал. Наконец-то трогать, гладить, сжимать пальцами. А еще можно лизнуть. Взять в рот. Да, черт возьми…

Он запустил пальцы левой руки в ее волосы — и оттянул назад под ее протестующий стон. Мне нужно. Сюда, понимаешь? Сюда… Руку под спину ее, прогнись назад, сладкая. Места мало, но ему удается наклонить голову, дотянуться до розовой сладкой ягоды соска. Втянуть его в рот и ошалеть от этого ощущения.

Если она сейчас не потрогает его где-нибудь — умрет! Здесь адски тесно, она толком уже не соображает, где его руки, где ноги. Точно знает только, где его губы и язык. Да, мой хороший, делай так. Чуть сильнее… Она слегка подвинулась на его коленях и наконец-то ощутила бедром то место, которое хотела потрогать. Держись, малыш, сейчас твоя очередь стонать, и стонать громко. Потому что… надеюсь, твой ремень расстегивается легко…

Вышло действительно громко. Пронзительный звук автомобильного клаксона заставил вспорхнуть находившихся рядом с машиной вездесущих парижский голубей. А целующиеся в машине двое вздрогнули всем телом, точнее, двумя телами. И разъединили их. И вспомнили, что оно у них — у каждого свое. Удачно Софья нажала локтем на клаксон. Не нарочно, но удачно.

Она неловко перебралась на свое кресло, подтянула наверх платье. Кожа на руках, плечах, груди покрылась мурашками — стало теперь очень зябко. Завела правую руку за спину, левой придерживая платье на груди, но пальцы совершенно не слушались, и застегнуть замок не выходило никак.

— Серж… — негромко. — Помоги мне. Застегни. Пожалуйста.

Он поворачивает лицо в ее сторону. Точеные плечи в сумраке салона. Темные волосы растрепаны. И ее пальцы на собственном плече. Те самые пальцы, которые…

— Издеваешься? — выдохнул.

— Ладно, я сама, — она шевельнула пальцами.

— Точно издеваешься… — он наклонился к ней, безошибочно нашел «бегунок» замка, и тот все так же послушно вернул платье в исходное состояние. А Серж придвинулся еще ближе, положил ладони на хрупкие плечи и прижался губами к ее затылку. Как же она пахнет, сладкая девочка…

— Серж… — Соня повела плечами. — Не надо…

— Надо, — он просто не мог так резко, сразу, вдруг лишиться этих прикосновений, этой близости. — Не переживай. Я не буду ничего делать. Давай так… посидим.

Она не ответила. Лишь переплела свои пальцы с его на собственном плече.

* * *

Где, как, когда, на каком этапе он свернул не туда? Каким образом оказался в этой нелепой ситуации? Все казалось в начале таким простым. Оно и сейчас было простым. Убийственным в своей невозможности и простоте.

Сколько раз у него мелькали шальные мысли? Вдавить педаль газа в пол и умчать Софи к себе домой. Не откажет. Он бы ее уговорил. Или зацеловать у ее подъезда, отобрать ключи и… Он был уверен, что смог бы сломить ее сопротивление. Но не хотел этого. Точнее хотел, но не этого. Ну не в их уговоре же нелепом дело? Или все-таки в нем? Но он упрямо желал и ждал, чтобы она сдалась сама. Не дождался.

Ничего. Он подождет еще. У него теперь нет иного выхода. А через неделю, у нее дома… Серж шумно выдохнул. И вдруг усмехнулся. Надо отправить Софи смс-ку, чтобы на этой неделе ложилась спать пораньше. Потому что спать ей в ночь с субботы на воскресенье не дадут.

Смс-ку все-таки отправлять не стал. Будет сюрприз сладкой Софи в субботу.

Шаг двенадцатый. Переломный

Плаху, палача и рюмку водки. Водку — мне, остальное — ему.

— В два? Почему в два?

— А почему бы и нет?

— А почему не в восемь утра?!

— В восемь утра в субботу я еще сплю!

— А я в два часа дня в субботу только просыпаюсь!

Он рассержен. Прекрасно понимает, что стоит за ее желанием назначить встречу днем. Хочет лишить эту встречу даже намека на интимность. Дневное чаепитие с пирожными. Ага, как же!

— Как можно спать до двух часов дня?!

— Элементарно, — Серж не намерен сдаваться. — Я в течение недели сплю по четыре-пять часов в сутки. А на выходных отсыпаюсь, если дел нет.

— Может быть, это у меня еще есть дела в субботу?

— У тебя есть дела в субботу вечером? Раньше твоими делами субботними вечерами был я!

— Ну…

— У тебя действительно есть важные дела в эту субботу вечером? Или ты пытаешься дать мне понять, что встреча со мной для тебя ничего не значит?

Вопрос прозвучал неожиданно прямо. Совсем непохоже на Сержа. И она не смогла ответить уклончиво. Или соврать. Вздохнула, поправила стоящую на столе вазу.

— Ладно. Семь вечера тебя устроит?

— Вполне. Что купить к чаю?

— На твой вкус, — ответ прозвучал резко.

Не злись, маленькая. Ты можешь не сомневаться в моем вкусе. Тебе понравится.

* * *

Не только девушки долго ломают голову над тем, что надеть на важное свидание. Не то, чтобы Серж ломал голову, но задумался. Потому что реально смотрел на вещи. Ему будет не до медленных раздеваний. С Софи станется, конечно, нацепить на себя семь слоев одежды. Хотя лето в самом разгаре, правда, пока без жары, но все же… Зато она может надеть немного, но с мудреными застежками в неожиданных местах. От этой девушки можно ожидать всего. Тут Серж усмехнулся — а ему нравится эта ее ершистость и непредсказуемость, между прочим! Но со своей стороны он просто обязан максимально облегчить себе задачу. Поэтому — никаких рубашек с их идиотскими мелкими пуговицами, а легкий джемпер с широким воротом, чтобы быстро снять можно было. И брюки из тонкой ткани, умеренно широкие. Потому что узкие брюки из плотной ткани или джинсы — это гарантированный дискомфорт в области паха. Собственно, чтобы оказаться голым в минимальное время, можно еще проигнорировать белье. Но это негигиенично. И не стоит так сразу шокировать Софи. И последнее. Упаковка ультратонких. Три штуки. Или?… Забросил маленькую упаковку в ящик шкафчика, и достал оттуда большую. Двенадцать. Трех может не хватить, а двенадцать — это с большим запасом. Но мало ли как масть пойдет? Серж подмигнул своему отражению в зеркале.

К шести вечера его охватило какое-то совсем подростковое нетерпение. Из дому с собой прихватил бутылку вина. И еще надо за пирожными заехать — в любимую кондитерскую мадам Нинон. И, кстати… Цветы? Да, конечно, цветы!

* * *

В пять вечера она плюнула на все и отправилась в ближайший магазин за вином. Вернулась с покупкой, выпила бокал. Потом еще один. Отпустило. Что она, как школьница, волнуется? Это всего лишь Бетанкур. С которым они знакомы уже четыре месяца, между прочим. Она его уже неплохо знает. Да справится она! Что бы он там ни придумал! И вообще, у них договор.

Договор… Договор… Петтинг? Легкий? Выше пояса? Боже, она идиотка! Софья вытерла повлажневшие ладони о джинсовые шорты. Так, как говорил Карлсон, спокойствие, только спокойствие. Дело-то житейское.

* * *

Серж на пороге ее квартиры выглядел классическим мужчиной, пришедшим на свидание — букет, бутылка и коробка явно из кондитерской.

— Привет. Проходи, — она предпочла взять из протянутого именно коробку. — Что здесь?

— Макаруны. Профитроли с апельсиновым кремом. И еще какие-то пирожные — я забыл название.

— Спасибо. Вот сюда, пожалуйста. А вино зачем? Мы будем пить чай.

— Я и букет не предлагаю тебе есть. Просто в подарок.

— Спасибо, — повторяет она. И букет синих лилий приходится принять. Пахнут они одуряюще.

— Мне кажется, у них цвет ровно такой, как у твоих глаз.

Соня прокашлялась. Господи, кто придумал, что игра на своем поле помогает? Да в сто раз сложнее!

— Присаживайся. Я сейчас.

— А у тебя мило, — это он говорит ее спине — Софи уходит на кухню. Точнее, кухоньку, или кухонную зону. У нее крошечная квартира. Спальни, похоже, нет в принципе. Значит, придется вот на этом диване? Узкий. Но, наверное, раскладывается как-то. Хотя вряд ли им будет до этого. Серж, пользуясь тем, что Софи занята цветами, несколько раз попрыгал пятой точкой на сиденье черного кожаного дивана. Вроде бы, не скрипит. И то благо. И принялся любоваться хозяйкой квартиры. Было чем. Он то ли недооценил Софи, то ли переоценил — не понял сам. Но определенно был доволен, как она была одета. Джинсовые шорты умеренной длины, чуть выше середины бедра. Топик скромный, поверх него рубашка, не клетчатая, а вполне романтичная, тонкая, темно-розовая. И проказливые гольфы до колена. Она такая… совсем юная в этом наряде. И домашняя. Что это значит, он сейчас не мог решить, да и не хотел. Но снять все это с нее не составит труда — в этом Серж был уверен.

— Ты будешь черный или зеленый? — окликнула его Софи с кухни.

— Что?

— Чай какой заваривать? Ты черный будешь? Или зеленый? Есть улун, тигуанинь, с жасмином…

Он чуть не расхохотался. Ну, давай еще поиграем в чаепитие.

— С жасмином, — ему все равно, просто зацепился за последнее слово.

— Хорошо.

Софи очень мило смотрится с чайным подносом. Такие симпатичные официантки его никогда не обслуживали. Пока она расставляла на столике чайник, блюдо с пирожными, чашки, он беззастенчиво пялился на ее попу, обтянутую джинсовыми шортами. Пришлось пальцы в кулак сжать — не очень мудро лапать девушку, в руках которой горячий чайник. Софи отнесла на кухню поднос, вернулась в комнату.

Серж улыбнулся тому, как она вздохнула, прежде чем сесть рядом с ним. Ну, как рядом — в противоположный угол дивана. Но это все уже сейчас не важно. Они вместе, наедине, и это — главное.

Софи протянула руку за чайником. Нет, все, эти игры в чаепитие пора прекращать. Перехватил ее ладонь, потянул на себя. Упирается. Да и ладно, он сам. Пересел ближе, дернул к себе сильнее. Притянуть и поцеловать.

Она еще поупиралась какое-то время. А потом сдалась. Впустила в свой рот, к своему телу. Отвечать стала — так, как отвечала на его поцелуи и раньше. Только тогда, в прошлые разы, в машине их могло многое остановить. Сейчас — ничего. Кроме ядерного взрыва в центре Парижа.

Все происходит слишком быстро, но иначе невозможно. Он с ума сходит. Нежные губы, упругая грудь под его пальцами, рука скользит вниз, сжимает внутреннюю поверхность бедра, у самого края джинсовых шорт, палец забирается под ткань.

— Не надо… — смутно выдыхает Софи, пытается остановить его руку. — Ты не должен…

Ох… Пока он еще в состоянии говорить. Отстранился слегка, но руки не убрал. Ниоткуда не убрал. Прижался своим лбом к ее.

— Послушай, Соф… Давай прекращать эту идиотскую войну. Пожалуйста, Софи… — она судорожно вздохнула. — Пожалуйста. Если ты хочешь, чтобы я признал — признаю. Проиграл. Хочу тебя. Сейчас. Немедленно. Очень хочу, — пальцы его сжались. — Я сдался, Софи. Сдавайся и ты.

А потом он снова поцеловал ее. И больше она его не останавливала. Правда, наверное, он уже и не смог бы остановиться.

Серж потом так и не смог вспомнить деталей. Мозг отключился, телом правил инстинкт. Который знал только одно: «Хочу туда, в нее!». А в ней было так идеально, что оргазм едва не накрыл Сержа тут же. Но и отсрочка в его наступлении была невелика. И каждая секунда этой отсрочки была дрожаще-сладкой. Пожалуй, это единственное, что он помнил точно.

И только потом, после, когда стала понемногу выплывать из чувственного тумана голова, начали проступать детали. Противно липнет к влажной спине кожаная обивка дивана. Единственное, что оказалось снятым из их одежды — это его джемпер и шорты Софи и ее же трусики. Он даже не заметил, какие на ней. На столике опрокинута чашка, блюдо с пирожными опасно сдвинулось на самый край, и совсем не в тему этого натюрморта — надорванная упаковка с презервативами. Быстро. Все случилось очень быстро. Ничего, это же только первый раз.

Под боком шевельнулась Софи. Диван чертовски узкий, надо его разобрать. Софи встала, быстрым движением поправила качнувшееся блюдо с пирожными, другой рукой стянула внизу полы рубашки. Эта розовая рубашка прикрывает Софи чуть выше середины бедер, но не делает ее внешний вид хотя бы толику пристойней. Растрепанная. Вспухшие от поцелуев губы. Голые ноги в гетрах. Прелесть какая. Серж усмехнулся. У него снова эрекция.

— Знаешь, — Софи продолжает придерживать края рубашки, — я рада, что это случилось сегодня.

— Я тоже рад, — улыбнулся он довольно, по-кошачьи. — Иди сюда. Куда ты?

— Хорошо, что это случилось сегодня. А не через два месяца. Потому что это не стоило того, чтобы ждать полгода. Это даже не стоило того, чтобы ждать четыре месяца. Это вообще… ничего не стоило. Я в душ, — она резко отвернулась. — И чтобы через полчаса тебя здесь не было!

* * *

Он смотрел на мерно двигающуюся темноволосую голову. На то, как его собственный пенис то исчезает, то появляется между розовых губ. Все возбуждение было там. В твердости эрекции. В тяжести внизу живота. Голова же была холодная. Серж зажмурился. Представить, что это ее губы, ее язык ласкают его сейчас. Нет. Невозможно.

Те губы — ядовиты. Они способны только на то, чтобы унижать и оскорблять. Сладкая и ядовитая. Стерва. Красивая ядовитая сладкая стерва! Он застонал от бессильной ярости, но стон этот был воспринят той, что ласкала его сейчас, как поощрение. И девушка принялась за дело с удвоенной энергией.

Освобождение пришло быстро, но облегчения не принесло. Он вздрагивал, изливаясь в услужливо раскрытый рот, но голова была по-прежнему холодной. Холодной как лед синих глаз.

Он равнодушно принимал успокаивающие поцелуи, равнодушно слушал томный, с придыханием, голос.

— Ты был великолепен, дорогой.

О, да. Он был великолепен. Он позволил сделать себе минет.

— И ты, как всегда, на высоте, детка.

Только я не помню, как тебя зовут. Но это неважно.

— Пойдем в постель и повторим.

— Мой тигр…

Заткнись и вставай на четвереньки. Нет, он не сказал это вслух. Только потому, что говорить ему вообще не хотелось.

* * *

Соня прикончила бутылку вину и половину коробки пирожных. Плевать было на все, включая возможные последствия вечернего поедания сладостей для фигуры. Она смотрела в темное стекло. Думать не хотелось, но мысли все равно лезли в голову.

Спокойствие, только спокойствие. Дело-то житейское. Не могло же быть так, чтобы он был идеален во всем. Красив. Богат. Умен, падла. Обаятелен, сволочь. И полное ничтожество в постели. Хоть в чем-то он должен быть не идеален.

Она уговаривала себя в этом. Убеждала. Чтобы не вспомнить того, как повела себя сама. Он виноват. Он. Только он.

* * *

Серж наткнулся взглядом на эти глаза, как только вошел в приемную. Это взгляд, взгляд кошки, но кажется живым и осмысленным. Это фото, которое сделал отец Софи. Там, внизу, в уголке, его автограф. И автор фото чем-то похож на этого хищника.

— Моник, убери это! — палец обличительно ткнулся в «Морфо и Морфо».

Моник съежилась, словно пыталась спрятаться за монитором. Она за четыре года работы ни разу не видела шефа таким. Она мечтала о нем, что уж скрывать. Грех не мечтать о таком красавце, особенно когда он день-деньской перед твоими глазами, в самой непосредственной близости. Моник понимала, что ей ничего не светит — шеф очень четко сразу обозначил дистанцию. Но мечтать-то ей никто не запрещал: как он берет ее — на ее столе, на его столе, на столе для заседаний, на кожаном диване… А вот теперь, в последние дни, ей не мечталось об этом. А вот схватить папку с документами и огреть его по его блондинистой башке очень хотелось. Проработав личным секретарем Сержа Бетанкура неполных четыре года, она только сейчас узнала, какой у шефа может быть характер — тяжелый и непредсказуемый. Никак на него невозможно было угодить в последнюю неделю. И какая муха его укусила?

Моник опасливо покосилась на дверь кабинета шефа и со вздохом подняла взгляд на фотографию снежного барса. А ты-то чем этому монстру не угодил? Но убрать придется. Прости, друг, ничего личного.

* * *

Он вчитывался в этот параграф в пятый или шестой раз. Но на второй строчке смысл прочитанного неизбежно расплывался. Серж вздохнул и встряхнул стопку листов, словно так буквы встанут на свои места, и текст станет понятнее.

— В этой квартире чертова прорва квадратных метров. А вам надо сидеть непременно на кухне, мсье Бетанкур…

— Моя квартира — где хочу, там и сижу.

Он на самом деле любил сидеть на кухне. Тут хорошо. Светло. Спокойно. Вкусно пахнет. А еще его дико угнетало в последнее время одиночество. А тут хоть есть с кем парой слов перекинуться.

Наказание Господне, оно же Порождение Ада, звякнуло чем-то за его спиной. И не преминуло высказаться.

— Наконец-то это случилось. Да восторжествует справедливость!

— Тебе делать нечего?

— Есть. Я-то как раз дела делаю — в отличие от некоторых, — за спиной Сержа и в самом деле доносились звуки активности Порождения Ада. — Наконец-то ты попал. Попал на ту, которой оказалось недостаточно смазливой физиономии, накачанного пресса, крутой тачки и банковского счета.

— Кофе мне свари!

— Слушаюсь, монсеньор, — Наказание Господне виртуозно умело балансировать на грани вежливости и издевки. И, продолжая чем-то там деловито позвякивать и шуршать: — Сколько раз вы слышали это от меня, монсеньор? Что рано или поздно этого окажется недостаточно? Что на одной смазливости далеко не уедешь? И надо учиться думать о партнерше и ее удовольствии? Ну? Было такое сказано?

— Где мой кофе?

— Варится, ваше превосходительство. А какая она? Как ее зовут? Я просто изнемогаю от любопытства.

— Я тебе не за это деньги плачу. Чтобы твое любопытство удовлетворять.

— Конечно-конечно, ваша светлость. Да я самостоятельно в состоянии представить. Наверняка, она красивая — ведь вы на других внимания не обращаете. Скорее всего, ОЧЕНЬ красивая. И умная наверняка — если не повелась на ваш пресс кубиками и белокурые локоны. А еще — с характером, если не постеснялась вам наладить коленом под…

— ГДЕ МОЙ КОФЕ?!

— Уже почти готов, — промурлыкало Исчадие. — Она, наверное, — мечтательно, — и в самом деле хороша. Великолепна. Как ее зовут?

— Тебе заняться нечем?! Иди, работай!

— Слушаюсь, повелитель, — перед ним поставили дымящуюся чашку. — Пойду работать.

И Порождение Ада неспешно выплыло из кухни. В воздухе остался витать запах серы. Вскоре к нему присоединился запах кофе. Серж со вздохом взял кружку. Все против него. Все.

* * *

— Моник! Где фото, которое тут висело?!

— Мсье Бетанкур, вы же сами… велели… его убрать… — пролепетала, едва дыша, Моник.

— Я не могу! Слышите, не могу нормально работать, когда вокруг меня постоянно меняют обстановку! Мне нужна стабильность и постоянство, ясно вам?!

— Но вы же сами…

— Немедленно вернуть все как было! Немедленно, понятно?!

Спустя десяток секунд после того, как мсье Бетанкур скрывается в своем кабинете, Моник показывает двери средний палец. И как она могла раньше мечтать о нем? Теперь лучшая эротическая фантазия с участием Моник и ее красавца-шефа включает в себя дырокол, степлер, нож для разрезания конвертов — и все это в самой непосредственно близости от ее великолепного шефа, будь он неладен!

* * *

Прошла неделя. Истекала вторая. Он остыл. Не простил. И не забыл. Слова Порождения Ада ядовитым плющом разъедали что-то внутри, не давая забыть. О, Сержа в собственном же доме регулярно пилили и подкалывали на этот счет. Раньше он не предавал значения таким словам. Все же было у него прекрасно с девушками. До нее. До Софи. Вместо привычной ярости на сердце накатила тоска. Да как она могла? Как она посмела выгнать его? Да он же…

Он голову потерял, да. Факт. И показал себя далеко не с самой лучшей стороны. «А у тебя она есть — лучшая сторона?» — ехидно поинтересовался внутренний голос с интонацией, подозрительно напоминавшей тон Божьего Наказания.

Вот так все и вышло. Он потерял голову и сорвался. Она не дала ему ни малейшего шанса сказать или сделать хоть что-то, как-то исправиться. Если бы… если бы у них был второй раз… Если бы он как последний идиот все эти месяцы не воздерживался… Если б трахал кого-то еще на стороне… Все было бы иначе. Да ведь? «Не ври», — шепнуло Порождение Ада у него в голове. — «Ты не умеешь делать женщинам приятно. Тебе на это всегда было плевать». Серж швырнул подушку в стену. Все было прекрасно! До Софи.

* * *

Париж накрыло, залило по самые крыши предгрозовой тишиной. Стих ветер. Воздух был такой густой, что его, казалось, можно было брать в руки и лепить из него серые шарики — точные миниатюрные копии нависших над городом дождевых облаков.

Серж стоял у окна, наблюдая, как спешат припозднившиеся прохожие по Фобур-Сент-Оноре, то и дело поглядывая на почерневшее небо. Скоро пойдет дождь. Серж провел по стеклу пальцем. Звук вышел противный, скрипучий. Но как приятно нарушить эту тишину — хоть чем-то.

Снова перевел взгляд за окно. Где-то там, в этом городе, не очень далеко от него — она. Живет себе спокойно. И продолжает думать, что он — вот такой. Каким запомнила его в их последнюю встречу.

Как же Серж хотел отмотать время вспять. Вернуть. Переиграть тот день. Хотел так остро, как никогда в жизни ничего не хотел. Хотя, нет… В детстве он так же сильно хотел, чтобы у него были нормальные родители. Как у его школьных друзей. Как у Жана, Андре, Мориса. Чтобы никаких скандалов и ночных звонков чужих мужчин и женщин. Чтобы никто не пил спиртного — а только по бокалу вина за обедом. Чтобы походы всей семьей в кино или поездки в Диснейленд. Чтобы папа и мама любили друг друга. И любили своего сына.

Он так сильно этого хотел. И уже тогда понимал, что это — невозможно. Как и сейчас. Невозможно вернуть тот день назад. Говорят — невозможно произвести первое впечатление во второй раз. Он произвел такое первое впечатление на Софи, что она вычеркнула его из своей жизни. И считает Сержа таким. Жалким. Ничтожеством. А это, черт побери, не так! И он не оставит это. Нет.

Принятое решение принесло физическое облегчение. Мобильник в карман, почти бегом в прихожую, ключи от машины.

Она… Серж не может оставить Софи в неведении. В заблуждении относительно собственной персоны. Один раз. Еще один только раз. Довести ее до оргазма, свести с ума от наслаждения и…

Первые капли упали на землю, когда он парковал машину на По де Фер.

Шаг тринадцатый. Сделка аннулирована

Честное слово, мне здесь очень нравится, очень! Дом так устроен славно, с любовью. Так взял бы и отнял бы, честное слово!

Он промок до нитки — пока добрался до дома Софи. Машины стояли плотно, а в условиях ударившего густым потоком ливня выпендриваться с парковкой ближе к ее дому он не решился. В итоге, пока дошел быстрым шагом, а потом и вовсе бегом, до подъезда — мокрое на нем было все, включая трусы, наверное, и носки. Дождь смыл последние сомнения, пальцы быстро настучали цифры. На вопрос «Кто?» ответил уверенно и кратко: «Я». Домофон тут же мелодично пиликнул, открывая ему дверь.

* * *

Трель домофона заставила ее нахмуриться. Десять вечера. Не ждала никого. Более того, спать собиралась. Спросила с осторожностью: «Кто?». Короткий ответ. Она узнает этот голос из тысяч. Голова еще пыталась осмыслить, а пальцы уже нажимали кнопку домофона.

Она так и осталась стоять перед входной дверью, в пижамных шортах и футболке, лицо без косметики — как раз собиралась крем нанести. Какие-то странные нелепые мысли лезли в голову. И она стояла там, перед дверью, словно приклеенная. Прислушивается. Шаги. Не стала ждать стука. Щелкнул замок, дверь распахнулась. Серж шагнул через порог.

Его волосы намокли и потемнели. Капли дождя на лице. Рубашка вся в потеках влаги и кажется черной. Брюки тоже мокрые. Кажется, намокли даже его глаза — темно-серые сейчас.

Они молчали, глядя друг на друга.

— Не смей. Никогда не смей прогонять меня, слышишь? — голос его негромкий, чуть громче шелеста дождя за окном. Негромкий и совершенно стальной. Софья, словно загипнотизированная, кивнула. А в следующую секунду они уже целовались.

Губы его — мягкие и нежные. И жесткие и требовательные одновременно. Он весь после дождя — холодный и мокрый. Но прижиматься к нему почему-то горячо.

Поцелуй прервался. Вдохнули. Выдохнули. Серж чуть отстранился, оглядел ее.

— Я намочил тебя.

— Угу.

— Извини.

— Не страшно.

Главное, что ты пришел. Не представляешь, как я тебя ждала. Я идиотка.

Она не сказала это вслух. Но он это откуда-то узнал. И снова принялся целовать. И, между поцелуями:

— Соф, диван…

— Разобран.

— Отлично!

И он подхватил ее на руки.

Поставил на ноги рядом с диваном. Обхватил ладонью ее шею. Приблизил лицо, глаза в глаза.

— Давай не будем мочить еще и постельное белье? На мне, по-моему, ни одной сухой нитки нет.

— Давай, — согласно кивнула. Отстранилась и тут же резко стянула через голову свою футболку во влажных пятнах.

— Мать твою, Соф… — выдохнул он. И заторопился сам, не отводя от нее взгляда. Намокший шелк рубашки совершенно не поддавался его пальцам, пуговицы не лезли в петли. К дьяволу все! Мокрая ткань затрещала, и рубашка с вырванными пуговицами полетела на пол. За ней следом последовало остальное — и в самом деле все мокрое, включая белье и носки. Серж разогнулся. Черт! Он снова не заметил, какие на ней были трусики.

На диван они опустились уже вместе. Обнаженные, обнявшиеся, целующиеся. Правда, Серж умудрился зацепить ногой торшер и тот упал, лампой в угол, погрузив комнату в полумрак.

— Потом подниму, ладно? — пробормотал он ей в шею.

— Да уж, будь любезен, не отвлекайся.

Он не стал отвлекаться. Это не входило в его планы.

Не отвлекайся. Целуй меня. Обнимай. Будь со мной. Я извелась вся без тебя за эти две недели. Прости меня.

Она не сказала это. Но он снова как-то это понял. И целовал — долго, требовательно. Серж понятия не имел, как это у него вышло, но он каким-то образом умудрился выключить собственное возбуждение. Нет, не буквально. Эрекция была — будь здоров. И сердце колотилось как загнанное. И пальцы слегка дрожали от нервного напряжения. Но знал точно — только после нее. Он хочет видеть, как она кончает. Какая она — когда кончает. И собственное тело подчинилось этой задаче.

Соня плыла и плавилась под его поцелуями и прикосновениями. Какой же он… Даже если потом сорвется и повторится скоропалительный финал прошлого раза. Да и ладно! Зато сейчас хорошо. А потом… может быть, потом, она объяснит ему, как надо. Если оно будет — это потом. А сейчас — сейчас просто волшебно. Она миллион раз за эти две недели пожалела о своем поступке. Но так и не набралась решимости позвонить.

Он помнил, что у нее очень чувствительная грудь и соски. Что ей нравится — там. И в этот раз торопиться он не будет — сможет. Она любит так. И так. И, кажется, так. Он словно узнавал ее тело заново — трогал, перекатывал между пальцами, языком и губами — на вкус. Рискнул даже слегка прикусить. Да, и так ей тоже нравится.

Когда его рука скользнула вниз по животу… Он усмехнулся ей в шею — тому, как безропотно и сама, по своей воле она развела бедра. Сладкая. Послушная. Хочет. Конечно, я дам тебе все, что ты захочешь. Вот так?

В какой-то момент, непостижимо он понял — нет, не так. Он потерял, утратил контроль над ее наслаждением. Не там трогает. Не так ласкает. Не думал, что это так сложно. Никогда раньше не заморачивался. А сейчас… Он убрал пальцы, и она выдохнула. С облегчением. Дьявол!

Повернул ее лицо к себе, требовательно заглянул в глаза.

— Я не… не там, да? Не попадаю? Тебе… неприятно?

Она прикрыла глаза и едва заметно кивнула. А потом притянула его к себе за шею.

— Это неважно, Серж. Мне все равно было хорошо. Иди ко мне. Хочу тебя. Не переживай. Неважно.

— Важно, — он уперся. — Важно!

— Послушай…

— Я хочу видеть, как ты кончаешь.

Соня охнула, широко раскрыв глаза. А он продолжил упрямо, пытаясь выровнять дыхание.

— Хочу видеть. Твой оргазм. Помоги мне. Покажи, как. Где нужно…

Она зажмурилась и яростно замотала головой.

— Нет!

— Да… Пожалуйста. Помоги мне… сделать тебе хорошо… — он взял ее руку и потянул вниз. Да, он выглядит глупо, словно юнец неопытный, а не взрослый мужчина. Наверное. Пусть. Неважно, все неважно, кроме того, чтобы сделать ей хорошо. Если для этого нужно спросить, попросить, выставить себя дураком — он это сделает, сейчас это кажется пустяком. И он снова попросил, плотнее прижимая ее руку: — Пожалуйста…

— Нет!

— Да, Софи, да…

И она сдалась. А он прижался щекой к ее бедру и смотрел. Во-первых, красиво. И, во-вторых, тоже красиво. В-третьих, он понял куда. И, в-четвертых — как. И, в-пятых — ну красиво же! А в-шестых, кстати — он начал ревновать ее руку. Потому что это его пальцы должны быть там! Но еще полюбовался на размеренные движения ее пальчиков, потому что реально же очень красиво — в-седьмых и вообще. А потом крепко поцеловал ее — прямо поверх руки, перехватил запястье. Снова туда, к ней, наверх. Демонстративно облизал ее пальцы — те самые. В первый раз делал так, но вышло естественно, словно для него это обычное дело. Софи снова зажмурилась, щеки ее полыхали темным, горячим румянцем — даже в этом полумраке видно.

— Я понял. Спасибо, — шепнул на ухо. А потом уверенно направил свою руку. — Здесь?

Она лишь вздрогнула в ответ. Он шевельнул пальцами.

— Так?

Соня всхлипнула и кивнула, все так же не открывая глаз.

— Вот и отлично…

Не просто отлично — превосходно. Ощущение мужской руки между бедер, твердых пальцев — нет, не внове. Но так идеально и именно там и так — впервые. Она забывает, как дышать. Сначала боится, что что-то в этой совершенно звучащей симфонии наслаждения сорвется, сфальшивит. А потом вообще перестает думать. Он делает это так, словно чувствует вместе с ней. И…

Поезд отправляется к конечной станции «Оргазм» и неизбежно туда доберется. Ей остается только плотнее закрыть глаза и последовать по маршруту.

Оргазм — долгожданный и от того, наверное, особенно бурный, сделал ее на какое-то время невосприимчивой ко всему внешнему. Она почти не слышала, как Серж что-то довольно шептал и совершенно по-кошачьи урчал ей на ухо. Едва чувствовала, как нежно и успокаивающе еще немного гладил ее там. Не заметила, как потом отвернулся, как шелестела фольга. Более-менее воспринимать окружающий мир она начала, когда он уже стоял перед ней на коленях, готовый. Во всех смыслах. Волосы его подсохли, посветлели и завивались после дождя совсем как-то по-детски, колечками. И глаза тоже снова стали светлыми. Очень светлыми и абсолютно пьяными.

— Не расслабляйся, Софи. Мы еще не закончили.

Ожидала, что сейчас разведет ей ноги. А он, наоборот, свел вместе, плотно, и положил себе обе на правое плечо. Софья вздрогнула. То, что было так умело растревожено его пальцами, сейчас было зажато между плотно сведенными бедрами и… И это было необычно. Но приятно.

Сосредоточиться на этих новых для нее ощущениях Серж не дал — и в одно движение оказался внутри, до упора. Поморщилась она. Подался назад он.

— Нет. Не то. Ты у меня… — с хриплым смешком, — такая малышка.

Протянул руку куда-то ей за голову.

— Приподнимись, — под ягодицы ей легла подушка. А он снова двинул бедрами вперед. — Да, так лучше, — озвучил он и ее мысли тоже. — Но вот так, — снова двинулся назад, приподнял ее бедра и прямо под ней свернул подушку вдвое. Снова выпад вперед. И, с довольным выдохом. — Вот так — идеально.

И он прав. Тягучие размеренные движения. Оргазм не ушел, оказывается, притаился в ее теле и теперь снова разворачивал свои питоньи кольца внизу живота навстречу этим движениями. Пальцы Сержа скользили по ее ногам — от бедра к щиколотке. Потерся слегка, самую чуточку колючей щекой о ступню, лежащую на его плече. Повернул голову. Поцеловал косточку. Лизнул. Соня ахнула. А он, ободренный, продолжил обводить языком твердую округлость. Мать твою… Надо дожить до двадцати семи лет, чтобы обнаружить, что у тебя в таком экзотическом месте — эрогенная зона. Или, нет — для этого надо встретить Сержа Бетанкура.

Он в одно движение перекинул ее ноги на левое плечо. И продолжил изысканные ласки другой ее щиколотки. Там тоже обнаружилась симметричная эрогенная зона — к обоюдному удовольствию Сержа и Софи.

Стон их совместного оргазма потонул в раскате грома. А после с удвоенной силой ударил в стекла дождь, словно аккомпанируя тому, что сейчас изливалось из мужского тела. И они после так и лежали какое-то время — плечом к плечу, под утихающий рокот уходящей в сторону пригорода грозы и усиливающийся шум дождя.

Серж шумно выдохнул. И первым нарушил молчание.

— Не вздумай меня выгонять. Там ливень. Никуда не уйду. Останусь у тебя до утра.

Ей даже в голову такое не пришло. Какое там! Наоборот, хотелось обнять, обвить руками, ногами и никуда не отпускать. Но надо же держать лицо.

— Ладно уж, так и быть, оставайся — хочется верить, что голос звучит уверенно и невозмутимо. — Но с тебя утром — завтрак.

— Завтрак? — Серж усмехнулся, не открывая глаз. — Софи, я в жизни не готовил себе завтрак. Максимум, на что я способен — кофе. Средней паршивости.

— Кофе — так кофе. Что с тебя взять, избалованный мальчик.

Он снова усмехнулся — все так же с закрытыми глазами. Софья повернулась на бок, подперла рукой голову. Странное что-то с ней творилось. То ли в двух ошеломительных оргазмах дело, но… Ее топила нежность. Ей хотелось его рассматривать, любоваться, словно видит в первый раз — длинные ресницы, идеальный профиль, четко очерченные губы, едва заметная родинка в уголке верхней. Разворот плеч, ключицы, рельеф грудных мышц, маленькие твердые соски. Черт, смертельно хочется целовать это все! Целовать и вперемежку шептать на ухо, в светлые подсохшие волосы, какие-нибудь слюнявые нежности — чем слюнявее, тем лучше. Желание было таким острым, что… Что надо с ним что-то сделать!

— Серж, я хочу тебе кое-что сказать…

— Не говори, я знаю.

— Что ты знаешь?

— То, что ты хочешь мне сказать.

— Да? И что же это?

Он наконец-то открыл глаза. Повернул к ней лицо и улыбнулся.

— Я был великолепен.

Соня рассмеялась. Неисправим.

— А вот и нет!

— Как — нет?!

Именно теперь Софья поняла, что видит его настоящего. Что он вообще был настоящим, начиная с того момента, как шагнул к ней через порог — в мокрой одежде и с потемневшими от дождя глазами. Он был собой, без своей великолепной маски золотого мальчика: самоуверенного, нахального, «мне-все-подвластно» и «меня-все-хотят» в одном флаконе. А сегодня она увидела того, кто под ней.

Серж смотрел на нее с таким искренним недоумением. С волнением. Похоже, он даже слегка… запаниковал?

— Тебе не понравилось, Соф? Ты… что я сделал не так? Почему ты молчала, если тебе не нравилось? А мне казалось… — он замолчал, совершенно растерянный.

И тут она не выдержала. Подалась к нему, прижалась, носом в шею, обняла крепко-крепко. И, все туда же, в шею:

— Ты был не великолепен. Ты… я даже слов таких не знаю. Божественно великолепен — и даже это не отражает. Мне… мне никогда не было так хорошо, — поцеловала под подбородком, потом еще в шею, за ухом — остановиться очень сложно. Усилием воли заставила себя прекратить его чуть ли не вылизывать. — Правда, Серж. Я не знаю, как сказать. Спасибо. Это было прекрасно.

Он молчал. Лишь выдохнул глубоко и удовлетворенно, голову повернул и коснулся губами ее лба. Но она могла бы поклясться, что слышит в его груди урчание, которое издают кошки, когда их гладят. И пальцы его неспешно и очень нежно скользили по ее пояснице. А потом замерли. Софья приподняла голову с его плеча. Божественно великолепный мужчина заснул.

Шаг четырнадцатый. Новая сделка

Нас тут никто не знает, про нас никто ничего не слыхивал, так что позвольте погостить у вас несколько дней, пока не построим замок со всеми удобствами: с садом, с темницей, ну с площадками для игр…

Ночь вышла кошмарной. Божественный любовник Бетанкур оказался отвратительным соседом по постели. Хотя, собственно, небольшой диван не способствовал комфортному расположению на нем двух человек, одним из которых был высокий мужчина не совсем уж тощей комплекции. Ну и сам Серж сделал все возможное, чтобы максимально усугубить и без того не идеальную диспозицию. Он спал очень беспокойно. Метался, вертелся, то наматывал на себя одеяло, то складывал на Софью свои длинные руки и ноги. Она просыпалась раз десять за ночь, отвоевывая себе жизненное пространство. А когда уже совсем рассвело, Серж неожиданно успокоился, притих. Самое время, да, под утро. Но хотя бы под утро Софья проспала спокойно пару часов. А потом проснулась окончательно.

Лежать голой рядом с безмятежно спящим Сержем стало вдруг ужасно неловко. И она быстренько сбежала в душ. Привела себя в порядок полностью, включая гигиенические процедуры, освежение гладкости кожи и легкий макияж. Только феном не стала шуметь — спит человек, и пусть спит.

После душа обнаружился совершенно зверский аппетит. Соня оглянулась на своего спящего гостя. Не дождется она от него ни кофе, ни завтрака в ближайшее время. А настроение было почему-то солнечным — под стать погоде за окном. «Спасение голодающих — дело рук самих голодающих», — решила Софья и загрузила работой кофеварку. Напротив, через дорогу, есть кафе, где вполне приличная выпечка. Будем надеяться, что мсье Бетанкур проспит еще пятнадцать минут и не проснутся от щелканья дверного замка.

Напрасно Соня беспокоилась — ни дверь, ни фыркающая кофеварка не потревожили покой Сержа. Он спал как убитый — не шевелясь. Нет бы ночью так!

Спустя полчаса ей стало откровенно скучно — она позавтракала, помыла посуду, посмотрела новости в ноутбуке. Бетанкур спал. Нет, не спал. Нагло дрых, несмотря на почти одиннадцать часов! И никак не реагировал на шум вокруг него. Ради эксперимента Софья включила фен — Серж даже ухом не повел. На ее родине про таких говорят — прямая дорога в пожарники.

Она села на краешек дивана и принялась его рассматривать. Красив, падла. Вот такой, спящий, без своей обычной маски, со спутавшимися волосами и легкой щетиной он был все равно невероятно красив. Соня не отличалась чрезмерной стыдливостью и решила воспользоваться таким беспробудным сном своего гостя. И стащила одеяло вбок. Она не имела возможности рассмотреть ни сегодня ночью, ни тогда, в первый раз. Сейчас — шанс. Что ж… Бетанкур красив везде, в том числе, и в паху. Гармоничный, соразмерный, умеренно крупный. И гораздо более проснувшийся там, чем во всем остальном организме. Соня улыбнулась своим порочным мыслям, но разглядывать не перестала. Что-то ее смущало, и она, спустя пару минут, поняла — что. Перевела взгляд на его голову. Потом снова вниз. Да, ей не показалось. В паху мсье Бетанкур определенно темнее, чем на голове. И у него темные ресницы и брови.

Соня пересела чуть ближе, запустила пальцы в его волосы на макушке, раздвинула. И пришла к совершенно удивительному выводу. Красавчик блондин Серж Бетанкур… красит волосы?!

— Серж! — она тряхнула его за плечо.

Он промычал что-то и повернулся к ней спиной.

— Серж, вставай! Пожар! На заводе в Польше! Акции упали на бирже! Серж!

Он никак не реагировал, успел снова отрубиться, похоже.

— Серж! — она затрясла его, уже не церемонясь. — Серж!

— Катаржина, отстань, — пробормотал он, не открывая глаз.

Софья замерла. Что? Что он сказал? Ей послышалось или?…

— Серж! — она снова взяла его за плечо, но уже не так уверенно. — Вставай, слышишь…

— Катиш, не трогай меня, — донеслось из-под подушки. — Дай поспать, несносная женщина.

Что?! Он назвал ее другими женским именем?! Дальше Соня действовала исключительно на эмоциях. В мгновение ока она уселась верхом, выхватила подушку, которую Серж нежно обнимал, и принялась лупить его этой подушкой, приговаривая:

— Катаржина?! Катиш?! Ты охренел, Бетанкур! Здесь только я, слышишь, только я! И не смей называть меня именами своих многочисленных девок!

Он отбивался, сначала вяло, потом активнее, а потом, все-таки, окончательно проснувшись, смог переломить ход поединка, пропустив, правда, крайне болезненный пинок в область паха. Охнул, поморщился, но оказался сверху, зафиксировав ее руки над головой.

— Какого черта, Соф?! Где ваше хваленое русское гостеприимство? Какого дьявола ты меня бьешь?

— Ты назвал меня Катаржиной! — Соня была в ярости. В бешенстве. И попыталась повторить свой удачный пинок.

Попытку Серж пресек, но на лице мелькнуло виноватое выражение.

— Извини, Софи. Я не специально.

— Ах, так?! — извинения?! Она задохнулась от возмущения и попыталась укусить его за губу, но Серж проявил чудеса ловкости и увернулся.

— Прекрати! Я же сказал, что не специально. Я не понял сразу, что я у тебя. Решил, что дома.

— Кто такая Катаржина?! — он специально испытывает на прочность ее терпение!

— Домработница.

— Какая, на хрен, домработница?!

— Моя домработница, — в серых глазах — искреннее недоумение. — Ты же не думаешь, что я сам покупаю продукты, готовлю себе завтрак, забираю вещи из химчистки и делаю уборку?

Софи замерла, перестав дергаться под ним. Нахмурилась.

— Домработница?

— Да, — кивнул для наглядности.

— Ты спишь с ней?

— Господи, нет!

— Почему?!

— Потому что я не сплю с наемными работниками! — Серж начал потихоньку сам закипать. — Ну? Тебя можно отпускать? Драться больше не будешь?

— Отпускай, — кивнула Соня после небольшого раздумья.

Серж отстранился, все еще настороженно глядя на нее. Софья села, рефлекторно растирая запястья.

— Она симпатичная?

— Вполне.

— Тогда почему ты с ней не спишь?!

Серж закатил глаза к потолку. Этот неожиданный приступ ревности Софи уже начал раздражать. И забавлял одновременно. И, похоже, пока он не скажет правду, Софи не успокоится.

— Я не сплю с ней потому, что ее не интересуют мужчины.

— Что? — Софи недоуменно нахмурилась.

— Катаржина — лесбиянка.

Софи так забавно хлопает глазами…

— Как тебя угораздило?!

Серж пожал плечами. Ну, вот так вот…

* * *

С Катаржиной Ковалик, она же Наказание Господне, она же Порождение Ада, он познакомился пару лет назад. Собственно, Серж в тот момент был занят поиском очередной домработницы. Выудив последовательно трех предшествующих из своей постели. Проклятие какое-то. Ему советовали взять филиппинку, но Сержу не очень нравилась эта идея. Нет, он не был расистом. Просто не хотел видеть филиппинку у себя дома.

Он даже раздумывал о том, чтобы поискать на эту должность мужчину. Но сомневался, что нормальный адекватный мужчина будет заниматься такой работой. А ненормальный… Нет, ему этого хватило!

Чуть ли не первое, о чем сообщила на собеседовании своему потенциальному работодателю Катаржина Ковалик, этническая полячка, уже пять лет живущая и работающая во Франции — это о своей сексуальной ориентации. Сообщила гордо и даже чуточку презрительно. Хм… А это вариант…

Он, если говорить серьезно, ни разу не пожалел о том, что взял Катаржину на работу. Она пекла потрясающие «Мадлен» и варила умопомрачительный кофе, идеально следила за его вещами — ни одна из любимых рубашек не была испорчена, ставила в вазы именно те цветы, что ему нравились, и не лезла к нему в постель. Кроме тех случаев, когда перестилала белье.

Кроме того, обнаружилось, что у Катаржины весьма… специфический характер — прямолинейный и с увесистым чувством юмора. Со временем у хозяина и работницы установились своеобразные отношения. Это странно звучит, но Серж верил Катаржине. Доверял, но дело даже не в этом. Он знал, что она не будет ему врать. Никогда. Ни при каких обстоятельствах. И если Катиш говорила «Мсье Бетанкур, вы отъели задницу» — он безропотно вводил запрет на «Мадлен» и прочие искушения от Катаржины, садился на диету и проводил по паре часов в день на тренажерах, пока не приходил в форму. Если она говорила: «Где вы взяли этот кошмарный галстук?» — значит, ему и вправду изменил вкус, и галантерейное изделие надо выкинуть. И лучше не вспоминать, как она могла прокомментировать его сексуальную жизнь, которая отчасти проходила у нее перед глазами.

Три презерватива… мсье Бетанкур, вы нынче в форме… Серж, ну у нее же силикон! Не спорь, я точно знаю, у меня глаз наметан… Выпей слабительного, мой мальчик. За эту ночь ты съел полкило косметики, на меньше… Не встречайся больше с той рыжей. Ее помаду с твоих трусов не отъела даже химчистка… Ваша последняя пассия посмела сунуть нос в мой шкаф с посудой! Убью, если еще раз поймаю!

Катаржина была не только домработницей, но и его зеркалом — беспристрастным зеркалом. И Серж это ценил.

* * *

Он сидел, прижимая трофейную подушку к животу. Соня напротив выглядела озадаченной и смущенной. Стыдно было за свою идиотскую ревность. И уж точно Софья не ожидала, что эта так взбесившая ее Катаржина окажется настолько… своеобразной особой.

Серж молчал. Соне с каждой секундой становилось все более неловко. Лучший вид защиты — это нападение.

— Скажи мне, Серж, где ты красишь волосы — на голове или… там? — кивнула на то, что он прикрывал подушкой.

Если она думала смутить его, то прогадала. Бетанкур усмехнулся, как ни в чем не бывало.

— Что, корни отросли? Заметно уже?

Значит, ей не показалось?!

— Зачем?! — он ее сегодня удивляет, не переставая. — Ты… какого ты натурального цвета? Брюнет?

— Нет, — невозмутимо пожал плечами. — Блондин. Только более темный. Русый. Такой… — ухмыльнулся, — как там, где ты меня бесстыдным образом разглядывала.

Вот же сволочь! Нельзя с ним расслабляться! Ни на секунду.

— Зачем? Чем тебя не устраивал твой натуральный цвет?

Он перестал улыбаться.

— Меня — всем устраивал.

— Тогда… я не понимаю…

Серж нахмурился.

— Да это еще при… Вивьене началось. Он и ввел в обиход бренд «белокурый Бетанкур». Он, в отличие от меня, натуральный светлый блондин.

— Ты же говорил… помнишь, рассказывал — светловолосый мальчик с белой кошкой…

— В детстве — да, — наморщил Серж свой идеальный нос. — Я лет в шестнадцать начал темнеть — видимо, дедовы гены прорезались, он темноволосый был. Русый стал. Мне как-то все равно было — какой цвет волос. А потом… когда меня припахали к семейному делу. Эти чертовы маркетологи, — тут Серж скорчил такую гримасу, будто речь шла о его личных идейных врагах, — заявили, что «белокурый Бетанкур» — вполне работающий рекламный механизм, своеобразный, но сложившийся и известный бренд. Человек-бренд, — Серж невесело усмехнулся. — А мне было-то всего лет двадцать с небольшим. В общем, они меня уговорили, что я должен и… и — вот.

Софья молчит. Такого ответа она не ожидала.

— Знала бы ты, — неожиданно и негромко продолжает Серж, — как мне это надоело. Несколько лет красить волосы. Одеваться и выглядеть так, как от тебя ждут. Говорить то, что от тебя хотят услышать. Бизнес этот… женский.

— Как бизнес может быть женским? У вас серьезная компания и вообще…

— Наши основные покупатели — женщины. Знаешь, иногда ловлю себя на мысли, что ненавижу косметику. Я разбираюсь в ней, я в курсе модных трендов, но… Надоело до чертиков. Знаешь, ужасно хочется иногда… — он замолчал.

— Чего? — не выдержала Соня.

— Неважно, — он широко улыбнулся. — Ну, что — мир, суровая воительница? Или мои крашеные волосы тебя совершенно разочаровали?

— Переживу как-нибудь, — Софья приняла его резкую смену темы. — Слушай, я кофе сварила, но он уже остыл. Круассаны свежие. Полотенце я тебе в ванной приготовила. Так что…

— Полотенце она приготовила, — Серж прищурился. — А сама почему не приготовилась?

— Что? — Соня округлила глаза.

А в следующую секунду оказалась на спине.

— Сарафанчик милый и очень тебе идет. Но сейчас совершенно лишний, — колючая щека царапает шею, губы ласкают ключицу.

— Серж… завтрак…

— К черту. Хочу видеть, как ты кончаешь при свете дня. Покажи мне.

И она показала. Все, что он попросил и потребовал.

* * *

Кофе пришлось варить по новой. Серж лишь кивнул коротко, поблагодарив Соню за поставленную перед ним кружку. И продолжил елозить стилом по экрану смартфона.

Софья сложила руки под грудью. Он привык, что ему прислуживают. Так же, наверное, он кивает Катаржине. Желание устроить скандал становилось все сильнее, и она вдохнула поглубже, пытаясь успокоиться.

— Очень вкусно, Софи, — Серж, не отрывая взгляда от экрана, отпил кофе. — Извини, я сейчас… почту проверю. Письма одного очень ждал и… — он снова замолчал, вглядываясь в экран.

Ну да — почту проверить, это важно. Софья как-то неожиданно успокоилась. На ее крошечной кухоньке, за столиком на двоих сидит в одних трусах глава и владелец крупной косметической компании и решает свои деловые вопросы. Театр абсурда. Соня повернулась и налила себе в кружку остатки кофе из кофеварки.

— Ну, вроде самое срочное разгреб, — Серж отложил телефон. — Но…

Его прервал звонок домофона. Соня отставила кружку.

— Странно… Кто бы это мог быть? Я никого не жду.

— Алекс, наверное.

— Алекс? Какой Алекс?!

— Водитель мой, — невозмутимо пожал плечами Серж. — Я попросил его одежду мне привезти. Открой ему дверь, пожалуйста. Не хочу перед своими служащими в трусах светиться. А вещи мои, сама понимаешь, после дождя в каком состоянии…

И Софья пошла открывать. Отлично. Просто превосходно. Ей на дом еще и шмотки Бетанкура привозят!

Высокий широкоплечий Алекс был абсолютно невозмутим. Видимо, далеко не в первый раз делает такое. Или в его темных очках дело?

— Добрый день, мадам. Для мсье Бетанкура, — протянул ей «плечики» в чехле и пакет.

Софью так и подмывало спросить: «Где расписаться?», но все-таки промолчала. Закрыла дверь, аккуратно положила принесенное на диван.

— Твои вещи, Серж, — голос ровный-ровный.

— О, спасибо, — он оторвался от круассана, прошел, заглянул в пакет и под чехол. — Катиш, умница, все правильно собрала. — Обернулся к Соне. — Я сейчас сразу на деловую встречу еду, так что…

— Конечно, я понимаю, — Софья пожала плечами. Давай, собирайся и проваливай на все четыре стороны.

Она смотрела, как он одевается — ничего не могла с собой поделать, смотрела. Серж был явно погружен в свои мысли, кажется, даже губы шевелились, будто проговаривал что-то про себя, пока длинные пальцы застегивали запонки в манжетах рубашки. И вот снова перед ней роскошный мсье Серж Бетанкур. А тот, кто в одних трусах пил кофе на ее кухне, исчез.

— Проводи меня, Софи.

Они подошли к входной двери.

— Что делать с твоими вещами? В которых ты был вчера?

— Да выброси, — отмахнулся Серж. — Все равно все испорчено — намокло, помялось, рубашку я еще и порвал.

— Как скажешь.

Он шагнул через порог.

— Я, как освобожусь, позвоню.

— Позвонишь? — слова вылетели автоматически. Она… у нее было пакостное чувство, что он уходит навсегда. Иррациональное. И от того не менее гадкое.

Серж обернулся.

— Ты же не думаешь, что на этом все и закончится? Нет, — чуть заметно усмехнулся. — Все только начинается, Софи.

А потом шагнул обратно, нагнул голову, легко и нежно поцеловал ее в губы. Раз, другой. Отстранился.

— До встречи, Софи.

А она потом еще долго не могла отойти от входной двери. И лишь сравнение с собакой, которая провожает на работу любимого хозяина, заставило ее встряхнуться.

Состояние было абсолютно разобранное какое-то. Ночью и утром было так сладко. А сейчас, не пойми с чего — горько. Копаться в себе не хотелось.

Пинками заставила себя убрать диван, сложить вещи Сержа в отдельный пакет. Выбросить? Рубашка и брюки были высохшие, но, действительно, сильно измятые. Пуговицы обнаружились под диваном. Как и пара использованных кондомов. Пуговицы и презервативы выбросила, пакет с его вещами убрала в шкаф. Ну, не смогла выбросить — и все тут.

В общем, маялась не пойми чем, когда уже ближе часам к четырем ее подбросил на месте звонок в домофон. К двери она дернулась так, что пребольно ударилась бедром об угол стола. А спустя пару минут принимала из рук молодого паренька в синей униформе огромный роскошный букет светло-розовых роз. Ей все-таки пришлось расписываться в доставке в этот день.

К букету прилагалась карточка. Четыре коротких предложения.

Скучаю. Буду занят до вечера. Постараюсь быть у тебя к девяти. Серж.

Она даже не обратила внимания на то, что он не спрашивал разрешения, а просто поставил перед фактом, что приедет. Главное — приедет. Она полчаса провалялась на диване, уткнувшись носом в умопомрачительно пахнущие розы. А потом спохватилась. Тот синий комплект от Chantelle дождался своего часа! Господи, сделай так, чтобы его еще никто не купил! И Софья резко рванула из квартиры.

* * *

Время — девять. Диван разобран, постель свежая. На столике — вино, фрукты, присланные им розы в вазе. На хозяйке квартиры идеально сидящий на ней комплект — белый атлас, гладкое синее кружево. Не очень откровенно, но безумно роскошно. Все это великолепие прикрыто сарафаном, который Серж оценил еще утром.

Она ждет его. Запретив себе думать, как жалко это может выглядеть.

Пять минут десятого. Поправила вазу на столике. Взбила подушку. Шесть минут. Резко встала. Звонок ударил по нервам.

Он не успел шагнуть через порог — Софья схватила его за галстук и втянула в квартиру.

— Ты опоздал… — простонала она после первого поцелуя. — На шесть минут опоздал.

— Прости, маленькая, — упиваясь ее нетерпением, ее запахом, вкусом кожи, гибким и жадным телом, прижимающимся к нему. — Прости. Пробки, будь они неладны…

Шаг пятнадцатый. Новые условия

То, что вы называете любовью, — это немного неприлично, довольно смешно и очень приятно.

Ее жизнь совершила резкий поворот. Софья стала любовницей Сержа Бетанкура. Или он стал ее любовником, что сути не меняет. Великолепным любовником, кстати.

Они по обоюдной негласной договоренности никогда не обсуждали их первый раз. И почему тогда вышло так. Лишь один раз Серж оговорился, и она все поняла. Господи, ну какая же она идиотка. Он ни с кем не был все это время! Неудивительно, что Серж так сорвался. А она… она накинулась на него как мегера, не дала и шанса. Как же хорошо, что он вернулся! Иначе она бы никогда не узнала, какой он.

Нежный. Страстный. Томительный и взрывной. Соня понимала, что у него было много других женщин до нее. И теперь он весь свой опыт бросил к ее ногам. С ним было сладко, терпко, горячо. А еще легко и уютно. Хотя… хотя, смотря, что под этим понимать.

Серж как-то странно, неожиданно и быстро вписался в ее жизнь, причем совершенно буквально. То первое утро было действительно первым — в череде многих. Он с легкостью оставался у нее ночевать — очень часто. В ванной появились зубная щетка и бритва имени Сержа Бетанкура — в первую же неделю. В ту же первую неделю он свернул головку душа своей высоченной блондинистой макушкой. Пришлось вызывать сантехника.

Серж освоил ее кофеварку. Выучил дорогу за круассанами. В общем, чувствовал себя в ее крошечной квартирке как дома. Чего не скажешь о Соне.

Ей первое время было страшно неловко от того, что его вдруг стало так много в ее жизни. В ее квартире. Каждый раз удивлялась поднятому сиденью унитаза. В туалет вообще было неловко ходить — ей идиотски казалось, что все слышно в комнате, и она включала воду, чтобы приглушить звуки интимного характера. Ночи с Сержем, после того, как он засыпал, были сущим кошмаром. Он спал беспокойно — всегда, большую часть ночи. Извинялся, но был, по сути, прав, сказав: «Во сне человек себя не контролирует». В конце концов, после нескольких ночей Соня научилась отбиваться от него, почти не просыпаясь.

А, с другой стороны, с Сержем было нереально здорово. Теперь — иначе, но все так же фантастически интересно. И разговоры. И его шутки. И ужины в ресторанах, и прогулки по Парижу, и многое другое. И секс. Потрясающий, сумасшедший, жаркий секс.

* * *

— Куда ты свернул? Нам не туда!

Серж лишь усмехается, и Софья понимает, что он задумал. Вздыхает. В конце концов, сколько можно увиливать?

Прошло уже три недели. Серж легко освоился в ее квартире. А вот она боялась его жилья. Не могла себе объяснить причину. Когда они в ресторане, на улице и в других публичных местах — они на равных. Когда он у нее дома — у Сони даже есть преимущество, хотя сам Серж, похоже, так не думает, ей вообще кажется, что он уже считает ее квартиру своей: так вольно и комфортно он себя чувствует у нее дома, это заметно очень явно. Но, по крайней мере, там у него нет преимущества. А вот его квартира — другое дело.

Там, наверняка, роскошно, очень роскошно. А еще там, наверняка, была куча других женщин — раньше, до Сони. Софья не хочет туда. Но это глупо, и вот сейчас они едут к Сержу домой. Ну и ладно. Она вздернула повыше подбородок и поменяла положение ног, «сверкнув» коленками под задравшимся подолом сине-белого платья.

— Не отвлекай меня от дороги, — прокомментировал ее действия Серж, а Соня в ответ лишь усмехнулась.

* * *

— Она действительно красная! Ой, и фонарь! — Соня расхохоталась.

— А я тебя предупреждал, — ухмыльнулся Серж.

Квартира роскошна. Даже роскошнее, чем Софья себе представляла. Но в ней очень красиво — после того, как проходит первоначальный шок от красной прихожей. Внутри очень просторно, светло, действительно, много белого. И квартира какая-то… живая. Не производит впечатления витрины.

— Скажи, дизайнер, который это делал — мужчина?

— Нет, женщина.

— Ну, ты с ней, разумеется, не спал, поскольку она наемный работник…

Серж хмыкнул и демонстративно принялся поправлять вазу с белыми розами на стеклянном столике.

— Серж!

— Всего два раза! Она была красивой и… и настойчивой.

— Теперь я понимаю, откуда взялась красная прихожая с красным фонарем! — не смей его ревновать, Софья. Иначе ты станешь неврастеничкой во цвете молодых лет. Но собственный совет не так-то легко реализовать. Надо переключить голову. — Знаешь, а это заметно.

— Что именно? — он выглядит слегка виноватым. Странно.

— По квартире видно, что дизайнер кое-что про тебя поняла.

— Да? И что же?

Ты тоже, как и эта алая прихожая, ослепляешь и оглушаешь — своей красотой, богатством, интеллектом, чувством юмора. И мало кто может угадать, что там, дальше, в глубине — светлое, нежное, живое.

Она не стала говорить этого вслух. А Серж, не дождавшись ответа, протянул ей руку со словами:

— Пойдем, покажу тебе второй этаж.

* * *

— Зачем тебе столько спален? Спишь в них по очереди?

— Нет. Так принято. Или… на всякий случай. Пару раз у меня ночевала мадам Нинон. Еще как-то…

Неважно. В общем, они мне не мешают. Может, приму ислам и заведу себе гарем?

Соня ответила на эту идею фырканьем и открыла очередную дверь.

— Господи! — не выдержала. — Одна эта ванная комната больше всей моей квартиры!

— Ты преувеличиваешь, — Серж прошел вслед за ней в помещение.

Ничего она не преувеличивает. Светлая с серыми и бежевыми прожилками плитка под мрамор. Хотя какого черта — «под мрамор»? Наверное, все натуральное. И огромная раковина с длинными боковыми частями тоже, похоже, мраморная. Зеркало во всю стену. Нет, в две стены. Душевая кабина, больше похожая на космический корабль — и видом, и размерами. В джакузи можно смело топиться.

— Это мрамор? — Соня проводит пальцем по поверхности раковины.

— Оникс. Пакистанский. Слушай, Софи…

— Да? — она поднимает глаза и замирает, встретившись с его взглядом в зеркале.

Он стоит за ее спиной. Ей безумно нравится, как они выглядят, и она не может оторвать взгляда от их отражения. Не потому, что он красив. И не потому, что она и своей внешности знает цену. Нет, дело в том, как они смотрятся… рядом. Вместе. Как-то правильно. Гармонично. Как надо.

Смотрит в его глаза. На лицо. Как у него слегка приподнимается уголок рта. Как он наклоняется к ее виску, и теперь видно лишь светлую макушку. И тихий голос на ухо:

— Соф, я соскучился ужасно…

Неудивительно. Последняя неделя у них была «чистой» в плане секса. По причинам физиологического характера.

Говоря откровенно, обсуждать с Сержем такую тему было неловко. Но это неизбежная часть отношений. Софья опасалась его реакции — по собственному опыту и рассказам подруг знала, что на известие о месячных мужчина может отреагировать по-разному. От предложения заняться «этим» в душе до альтернативных методов сексуальной активности. Но когда она отстранилась из его рук и, негромко и запинаясь, как юная девочка, сказала ему о своей проблеме — он принял это спокойно. Отодвинулся. Полюбопытствовал о самочувствии. И спустя пятнадцать минут ретировался со словами «Тебе, наверное, лучше отдохнуть». В общем, то ли повел себя по-джентельменски, то ли испугался, что женщина в этом состоянии опасна. Но Соня осталась довольна такой его реакцией. Честно говоря, именно этого и хотелось тогда: спокойно поспать несколько ночей — чтобы тебя никто не пинал, и можно было в любой момент воспользоваться ванной.

А вот теперь хотелось совсем другого. Софья закрыла глаза и наклонила голову, подставляя шею для поцелуев. И услышала негромкое:

— Тебе уже можно?

— Нужно… — усмехнулась она.

Он что-то шепнул неразборчиво, продолжая целовать — ухо, шею. А потом подключил руки и… Соня застонала от движения его пальцев. Быстро скользнули вниз лямки легкого летнего батистового платья, за ними последовал бюстгальтер.

— Смотри, Софи… — выдох прошелся от шеи до ключиц. — Смотри. Как красиво. А ты говорила — мы не поделим зеркало…

И она открывает глаза. Чтобы увидеть в зеркальном отражении, как его длинные пальцы трогают ее грудь. Соски. Легко задевают и сжимают — но несильно. Она охает и снова закрывает глаза.

— Нет, нет, Софи… — все тот же искусительный шепот. — Смотри. Смотри. Открой глаза и смотри.

Она подчиняется. Смотрит сначала на свое лицо — на густой румянец на щеках и затуманенные глаза. А потом снова на его руки. Как он ласкает — нежно и настойчиво, прокатывая между пальцами, чуть оттягивая. А потом вдруг просто баюкая грудь в ладонях. Смотреть на это в отражении зеркала — возбуждение и стыд одновременно. Стыд побеждает, и она снова прикрывает веки.

— Соф, не закрывай глаза!

— Сними рубашку, тогда открою!

Без его рук становится холодно, но это ненадолго. Его голая грудь прижимается к ее спине.

— Посмотри на нас…

Отражение в зеркале забирает дыхание, буквально. Ей даже не верится, что эти обнаженные мужчина и женщина в зеркале — они. Он снова начинает гладить ее, а Софья смотрит в зеркало, не отрываясь, приоткрыв губы. В этом есть явно что-то не совсем нормальное — так она будет думать потом, а сейчас — сейчас просто не может оторвать взгляда от них двоих. Серый взгляд из-под полуопущенных длинных ресниц. Часть мужского плеча с ключицей над ее плечом. Руки его — крест-накрест, потом накрывают ладонями, пальцы… сжал… его руки везде, лаская. Он уже может не просить ее не закрывать глаза — она не может оторваться от того, что происходит в зеркале. Их личный приватный порнофильм.

— Все, больше не могу, Соф, — простонал низко. Отстранился, громыхнул ящиком шкафчика под раковиной. Спустя несколько секунд толкнулся в нее и снова застонал — от невозможности. — Что же ты у меня такая маленькая…

Она тоже застонала и приподнялась на носочки.

— Так попробуй…

— Нет! — снова громыхнул чем-то, ступни ее коснулось что-то холодное. — Вставай. Это весы. Так выше.

— Будешь взвешивать? — чтобы хоть как-то отвлечься от того, что происходит.

— Буду трахать! — и, наконец-то, исполняет свою угрозу. Подхватывает ее бедро, ставит на выдвинутый ящик. Софья прогибается в спине, прижимаясь к нему плотнее ягодицами. — Дааа…

Именно — да. Идеально.

В зеркале они видны только до пояса. И того, как происходит сам акт, не видно. Видно лишь пьяные от желания глаза, мужские руки, скользящие по женскому телу, женские руки, с побелившими костяшками, вцепившиеся в края раковины. Его пальцы касаются ее губ, и она неожиданно прихватывает в плен его указательный палец. И Софья начинает имитировать с его пальцем в своем рту, губами, языком, то же, что он творит с ее телом там, где не видно в зеркале. И это становится спусковым крючком их оргазма — сначала его, а спустя пару секунд, от его жаркой пульсации внутри и, лаская его палец, за Сержем следует Соня.

— Сееерж… — она уже не может больше выдерживать его навалившуюся сзади тяжесть, и пальцы скользят по гладкому пакистанскому ониксу.

— Ох, прости… — Серж отстраняется, разворачивает их обоих от безмолвного свидетеля их соития, упирается поясницей в раковину и прижимает Соню к себе — спиной к груди. Губы касаются изгиба плеча. — Что ты творишь со мной, Соф?… Вот с пальцем — это ты зачем?

— Тебе не понравилось? — она трется затылком о его подбородок.

— Очень понравилось! Но если бы ты так не делала… я бы продержался дольше.

— Можем повторить…

— Какие мы смелые… — хмыкнул весело. Безошибочно нашел замок в боковом шве, и потянул платье вниз.

— Эй, что ты делаешь?!

— Иногда ради разнообразия надо заниматься сексом и без одежды, — легкий шлепок по бедру. — И вообще — марш в джакузи.

Но она так и не осталась у него ночевать. Несмотря на все уговоры и даже попытки Сержа обидеться.

— Мне надо завтра на работу. Посмотри, во что ты превратил мое платье? Оно все измятое.

— Не поверишь, но где-то в недрах этой квартиры есть утюг.

— Я не могу завтра прийти на работу в том же, в чем была сегодня. Это неприлично.

— Можем встать пораньше и заехать к тебе.

— Серж, нет, это неудобно и вообще…

И такси он ей воспользоваться все-таки не дал — сам отвез обратно домой, молчал всю дорогу и всем своим видом выражал недовольство. Что не помешало ему на следующий день уже к обеду строить планы на вечер с Софи. Потому что иначе он уже не мог. Без нее не мог.

* * *

Он быстро прекратил попытки понять — что в ней такого особенного? Они все равно ничего не приносили. Да, Софи принадлежит именно к тому типу, от которого Серж всегда тащился — миниатюрная идеальная фигурка, темные волосы, белая кожа. Красивое лицо. Но вряд ли ее можно назвать самой красивой из всех девушек, что были у него. Объективно, наверное, были и поэффектнее. Но к Софи нельзя было подходить объективно. Она была… Нет, нет так. С ней было… по-настоящему.

Словно раньше он был почти слеп и глух. А теперь вдруг на него обрушился мир — огромный в своем многообразии красок и звуков. Серж вообще словно впервые увидел женщину. Познал ее. Раньше собственное удовольствие, удовлетворение собственных потребностей — в этом был весь смысл отношений.

Теперь же… Теперь же он просто потерялся в том разнообразии чувств, которые мог, оказывается, испытывать. Начиная с того же секса. Нет, начиная с него, продолжая им и… И никак не мог насытиться.

Когда он брал ее, она обнимала его. Не только руками за шею и ногами за талию. Не только своими внутренними мышцами за его самое чувствительное место. Нет. Было что-то еще. Она окутывала его ароматом своих волос, вкусом разгоряченной кожи, рваным дыханием и негромкими стонами.

Когда она в первый раз, в момент оргазма, тихо прорычала его имя, прокатывая «ррр» под пульсацию жаркой плоти, он сам чуть не кончил только от одного этого звука. Это было нереальное, никогда ранее не испытанное им наслаждение — слышать, как женщина кончает с его именем на губах. Нет, формально, вполне возможно, кто-то когда-то так с ним делал. Какая-то из его бывших стонала наверняка «О, Серж, ты был великолепен». Возможно. Но это был фейк. А у Софи было по-настоящему. Он точно знал, как она кончает. Какая она во время оргазма. Как она вздрагивает, выгибается. И как иногда негромко выдыхает его имя. Он никогда не просил ее делать это специально, никогда не сознавался, как его это заводит. Но когда это происходило — сердце едва не проламывало ребра навстречу этому тихому рокочущему, со стоном-придыханием… Серррж…

Познал ее всю. Как она пьет кофе, облизывая край чашки. Как любит сидеть, поджав под себя ногу. Какие у нее крошечные пальчики на ногах. Познал. И не уставал познавать. Ему хотелось это делать. Сержу в отношении Софи вообще много чего хотелось. Например, дарить ей подарки. Много. Разных.

* * *

Серж начал заваливать ее подарками. Сначала она попробовала отказаться. Он надулся, но попытки не прекратил. А когда он явился с плоской продолговатой коробкой, перевязанной бантом и вручил ее со словами: «Карл передавал тебе привет» — Соня сдалась. Нет, если еще и сам Лагерфельд…

На самом деле, она не была уверена, что платье так уж и от Самого, и что он ей передавал привет. Но бледно-розовый крепдешиновый шедевр от Chanel сидел на Софье идеально. Серж восхищенно прищелкнул пальцами и заявил, что точно знает, какие сюда нужны туфли и сумочка. И в этот момент Соня поняла — бороться с ним бесполезно.

И понеслось. Сумочки от Louis Vuitton, туфли от Pollini, винтажное каре от Hermes. Для него в финансовом плане это пустяк. А для нее… Да и черт с ним! Она расслабилась и просто наслаждалась таким вниманием к себе и роскошными вещами. Окончательно смириться и даже начать получать от этого удовольствие заставил ее тот факт, что это были не просто безликие дорогие подарки. Это был подарки для нее. Персонально и только для нее.

Вот эта сумочка отлично подойдет к тому платью, которое я привез во вторник…

Я же говорил, что угадаю с размером, Софи. Не жмут? Вот и отлично. Прекрасно. Хотя на твоих ножках все смотрится идеально.

Мне кажется, расцветка на этом каре идеально подойдет к твоим глазам.

Эти духи выпущены ограниченным тиражом, всего 50 единиц. Флакон от «Lalic». Мне кажется, это твой аромат, Соф.

И каждый раз он оказывается прав.

* * *

Он получал просто нереальное наслаждение, выбирая ей подарки. Практически каждый день — как шопоголик какой-то. Софи как-то сказала ему в сердцах, что он наряжает ее как куклу. Нет, это не так. Просто хочется… хочется, чтобы у его девочки было все самое лучшее. Пока он не слишком усердствует. Серж не сознавался ей, что уже заглянул в пару ювелирных и меховых салонов. Зимой они непременно будут ходить в оперу, и Софи нужна шубка. Он не хочет, чтобы его малышка выглядела золушкой рядом с той же Амандин. У Софи должно быть все самое лучшее. Но, наверное, шубку или манто лучше выбирать с ней. Кто лучше русских разбирается в мехе? И не стоит пока заикаться о том, что он подумывает о покупке машины для нее. Правда, Софи утверждает, что ей хватает муниципального транспорта, ведь живет она в центре и недалеко от работы. Но… Ладно, начнем с малого, а там посмотрим.

* * *

Звонит телефон. Короткий взгляд на экран. Это Софи. И ему становится все равно, что вокруг куча сотрудников, что у него совещание. Он не может ей не ответить.

— Да, Софи? Что-то срочное?

У него ровный голос. Такой ровный, что Соня понимает — он не один. Она позвонила… не знает — зачем. Чтобы просто знать, наверное. Что может позвонить ему в любое время.

— Нет, срочного ничего. Ты занят?

— Немного. Совещание. Точно ничего срочного, Софи?

— Нет-нет, извини, что отвлекаю. Позже поговорим. До вечера. Буду ждать. Целую.

— До вечера. Взаимно.

Кладет телефон на стол, в сторону.

— Продолжаем. На чем мы остановились?

У него там… работа, совещание, какие-то важные дела. Но он все равно взял трубку. Назвал Софью по имени. Все эти люди там, в офисе «Бетанкур Косметик», слышали ее имя. Будто Серж… она для него… она заняла какое-то место в его жизни. Немаловажное место.

* * *

— Соф, какой у тебя размер? — он задал вопрос, едва она успела взять трубку.

— Чего размер? — она опешила. Он уже покупал ей туфли, платья. Что на сей раз?!

— Белья, — невозмутимо. — Точнее, размер бюстгальтера. «8 °C», так?

Соня едва не поперхнулась.

— «85» лучше, — а потом спохватилась. — Серж, прекрати!

— Что прекратить? — невинно полюбопытствовал Бетанкур, и она услышала, как он говорит кому-то: «И вооон тот черный, пожалуйста».

— Серж! Я тут пытаюсь работать, а ты со своими… с бельем! А у меня эскизы Бакста в работе, между прочим!

— Что? Какой Бакст? Я его знаю? — и снова, явно не ей: «И вон тот с лиловыми вставками».

Софья не выдержала и рассмеялась.

— Эскизы к балету «Жизель» оформляю в качестве лотов. Тебе это о чем-то говорит?

— «Жизель»? Балет? Балет… — задумчиво. И, внезапно, с воодушевлением: — И вооон тот красный корсет, пожалуйста! — Последнее точно не ей.

— Корсет?! — хорошо, что на данный момент она в кабинете одна. — Ты с ума сошел?! Какой корсет?! Ни за что не надену!

— Да ты его просто не видела, — мурлыкнул он в трубку. — Вечером покажу. До встречи, сладкая. — И, снова явно не ей: — Да, все беру.

А она, отложив телефон, не может сдержать улыбку, представляя, какого шороху может навести Серж Бетанкур в бутике дамского белья. Похлеще, чем лис в курятнике.

* * *

Софи старается разумно смотреть на их отношения. Не забегать вперед. Не ждать чего-то сверхъестественного. Правда, она впервые вляпалась в отношения с таким мужчиной. С таким, в котором слишком много всего. Красота. Богатство. Нехилые такие мозги. А еще, ко всему прочему, он прекрасный собеседник и потрясающий любовник. Убийственное сочетание. Но Соня считает, что у нее все под контролем. Она все контролирует.

* * *

Он двигается в ней. Так, как умеет только он. В полумраке комнаты лицо над ней фрагментами: абрис скулы, длинные ресницы, приоткрытые губы. Хриплое дыхание. Он так старается сдерживаться, что даже иногда забавно — будто боится показать свои настоящие эмоции, старается выглядеть таким сдержанным и брутальным. Пытается молчать, не стонать и не говорить ничего. Но когда ему совсем хорошо — он уже не в состоянии себя контролировать. Вот и сейчас — начинает тихо постанывать, а когда она вдавливает ногти сначала в поясницу, а потом в идеальные мужские ягодицы, Серж теряет голову окончательно.

— Да, да, да, моя хорошая, да, вот так… — бессвязно шепчет он, уже почти на грани оргазма. И тут и у нее срывает все тормоза. Это ее мужчина. Ее! Великолепный, роскошный, самый лучший — и только ее!

Впивается зубами в кожу шеи — солоноватый вкус с ароматом можжевельника и сандала. Втягивает внутрь, сжать еще сильнее, наслаждаясь ощущением его кожи между своими зубами. Я поставлю тебе засос. Грубый, вульгарный засос, который завтра будет переливаться всеми оттенками синего и бордового на твоей безупречной шее. Это мой знак. Моя метка. Потому что ты принадлежишь мне, слышишь?!

Он вздрогнул, застонал еще громче. И, как только она отпустила его шею, повернул голову в противоположную сторону. Словно подставляя ей новое, другое место для клейма. Ты ж мой хороший… Да, мой, только мой, и пусть все это знают! И ее зубы снова впились в кожу с ароматом сандала и можжевельника.

* * *

Серж с раздражением разглядывал свое отражение в зеркале. На шее красовались два синяка, почти симметрично по обе стороны от кадыка, один другого краше. Подарок от Софи.

Он ведь четко помнил этот момент. Более того, прекрасно понимал, зачем она это делает. Сержа всегда бесили эти попытки пометить его. Засосы, расцарапанная спина, помада на рубашке. Он знал, что за этим стоит, и отказывался это принимать. Он не принадлежит никому, и нечего его помечать!

Он понимал, что двигает Софи. Она такая же в этом отношении, как и другие. Хочет поставить на нем свою метку. Только вот ей он это позволил. Да что там говорить — он завелся как сумасшедший тогда от одной только мысли, что Софи считает, что он принадлежит ей. Счастье, что не ляпнул ничего. Зато шею подставил повторно. И вот вам результат. А у него сегодня заседание совета директоров, как назло.

Серж вздохнул и полез в тумбочку за тональным кремом. Софи, да и он сам, могли сколько угодно прикалываться, но правда состояла в том, что Серж разбирался в косметике не только теоретически. Несколько практических уроков от штатных визажистов «Бетанкур Косметик» тоже имелись в его арсенале. И тональный крем он мог наложить. Не так профессионально, как визажисты, конечно, но… Если у тебя наутро важная встреча, и тебе на ней нужно выглядеть прилично, невзирая на то, как и с кем ты провел ночь накануне — без косметики, хотя бы минимума, чтобы замаскировать чудовищные синяки под глазами, никуда. Белокурый Бетанкур должен быть всегда безупречен.

Спустя четверть часа безуспешных попыток затонировать синяки Серж отбросил тюбик с кремом и достал ватные диски. Еще спустя пять минут шею его украшали две нашлепки из пластыря телесного цвета. Заметно, конечно, все равно. Ну, в конце концов, кто тут председатель совета директоров и совладелец!? Не обязан он всем и каждому объяснять, что у него с шеей. Вампиры покусали, может быть. Серж вдруг усмехнулся. В первую очередь тому, что с «вампиром» они сегодня идут на выставку «Золотой век русского авангарда». И он уже успел по Софи ужасно соскучиться.

Но Серж считает, что у него все под контролем. Он все контролирует.

Шаг шестнадцатый. Новые условия не просто новые, а еще и неожиданные

Потому что я самодур. Потому что сейчас во мне проснулась тетя родная. Дура неисправимая.

Серж сидит, вольготно развалившись в кресле, потягивает Шабли Премьер Крю две тысячи одиннадцатого. Никуда не нужно спешить. Чудесный вечер пятницы, отличное вино, красивая девушка — чего еще можно пожелать?

Софи устроилась на диване напротив, забравшись на него с ногами. На коленях у нее — книга о французском искусстве XVIII века, какое-то редкое издание с кучей иллюстраций. Для Сержа это — всего лишь элемент интерьера, а Софи вцепилась в книгу мертвой хваткой и уже полчаса занята только ею. Впрочем, Сержа это не расстраивает. Иногда хочется помолчать. С ней даже молчать хорошо. Уютно. Не напрягает. Он отпивает вина, отдавая должное мятным тонам — самое то для августовской жары. В две тысячи одиннадцатом в Шабли были сильные заморозки и град в период цветения винограда, но на качестве вина это не сказалось — вот что значат настоящие профессионалы.

Он отпивает еще и принимается разглядывать свою гостью. Ему не надоедает. На Софи удобное трикотажное платье — короткое, озорное, яркое. В тон платью лак на маленьких пальчиках ног, которые сейчас она поджала под себя. Софи заправляет прядь волос за ухо и перелистывает страницу. А Серж наклоняет голову, забавляя себя тем, что пытается представить себе, какое на ней белье. Может быть тот, последний, купленный им, белый комплект — полупрозрачный, с вытканным сиреневым цветочным орнаментом? Серж может легко встать, подойти и проверить. Но гадать — интереснее.

Он познал ее очень близко, интимно. Так, как не знал ни одну женщину. Но все равно — в ней остается тайна, загадка, несмотря на всю их интимную близость. Этот парадокс, и он удивляет Сержа. Что еще он может узнать о Софи? Чем она может удивить? Серж отвлекается от своих размышлений на то, как Софи отпивает из своего бокала, ставит его обратно на столик. Облизывает губы. И от внезапной мысли молодой мужчина выпрямляется в кресле.

Он неоднократно ласкал Софи там — между бедер. Он теперь точно знает, как это нужно делать, чтобы ей было хорошо. И ему нравится делать ей хорошо. Но… но… но! Сама Софи… он только сейчас это понял… ни разу…

Серж сел совсем ровно, уставившись на Софи. Она продолжала, как не в чем ни бывало, рассматривать иллюстрации в книге. Как так вышло? Почему Софи ни разу не пришла в голову мысль его… хм… порадовать? И почему он сам об этом вспомнил только спустя… да позвольте… месяц уже прошел с того раза, как они стали близки с Софи по-настоящему! Даже больше месяца…

Серж любил, когда ему делали минет. Покажите мужчину, который это не любит. Это был приятный и самый необременительный вариант. Для ленивых, что называется. А ему частенько позволяли «лениться» — он же, черт побери, Серж Бетанкур! Но только не Софи. Ей почему-то в голову не пришло ни разу за все это время доставить ему удовольствие таким вот образом. Серж уставился на темную макушку, склоненную над книгой. Ну, почему?! Не выдержал.

— Слушай, Соф…

— Да? — она подняла голову. Невозможные синие глаза. Как-то по-детски заправленная прядь за ухо. Недоумение во взгляде. Книга по искусству Франции XVIII века на коленях. И Серж вдруг понял, что будет сейчас выглядеть полным идиотом со своим вопросом «А почему?…».

— Неважно, — дернул плечами и вернулся к бокалу с вином.

— Ты хотел что-то мне сказать?

— Передумал.

— Так не пойдет, — она легко встала, одернула платье. Шагнула к нему. — Что хотел сказать, Серж?

— Неважно. Я передумал.

— Вот терпеть этого не могу! — Софи забрала у него бокал, поставила на пол и села на подлокотник кресла. — Если хотел что-то сказать — говори.

— Это не важно.

— Если хотел сказать — значит, важно. Ну, Сееерж…

Ситуация становилась все более абсурдной. А Софи — все более настойчивой.

— Знаешь, говорят, у женщин фантастически развита интуиция. Вот и угадай сама! О чем я хотел сказать.

— Хорошо, — неожиданно согласилась Софи. — Только в глаза мне посмотри.

«Ведь не может быть так, что она угадает» — так думал он, любуясь синими глазами в обрамлении темных ресниц. И точеным носом. И красивыми розовыми губами, на которых уже давно нет помады. Представляя, как эти губы…

— Да быть не может! — выдохнула Софи.

— Что такое? — она не могла догадаться!

— Все эти трагические жесты, драматические паузы и лорд-байроновская загадочность — из-за минета?!

Тут Серж почувствовал, как краснеет. Давным-давно забытое ощущение. И не из числа приятных. Независимо вздернул подбородок. Лучший вид защиты — нападение.

— Вы, девушки, имеете склонность недооценивать важность этого аспекта отношений!

— Да уж… — тянет Софи. Вид у нее удивленный. Но что-то таится в глазах, уголках губ. Что-то проказливое. — Я вижу… Слушай, если для тебя это так важно — почему не попросил? Если хочешь — попроси. Это просто.

— А я не хочу.

— Не хочешь?

— Не хочу.

Она как-то мгновенно, почти неуловимо перетекла с подлокотника ему на колени, устроилась верхом. Двинула бедрами и довольно ухмыльнулась, совсем плутовски.

— Ох, и врун вы, мсье Бетанкур.

А мсье Бетанкуру и ответить-то нечем. И трудно говорить вообще, когда все перекрыл жар ее тела, который чувствуется сквозь тонкую ткань брюк.

— Хочешь? — она еще раз двинула бедрами.

Толку отрицать очевидное?

— Да…

— Попроси.

Да идет оно все к черту!

— Соф, сделай это.

— Что — «это»? — она вздернула бровь.

— Софи!

— Ты большой мальчик. Попроси, как положено, — Софи уперла руки в бедра, ее грудь, обтянутая трикотажным платье, прямо перед его лицом. На ней вообще нет бюстгальтера. Ведьма!

— Софи! Сделай уже мне минет, черт возьми! — и, потом, опомнившись и тише: — Пожалуйста…

— Умница. Знаешь, как просить, — шепнула она, наклоняясь к нему. — Ну, тогда начнем. По-моему, галстук при минете совершенно лишний…

Серж не успел ей ответить — Софи принялась его целовать. И он так увлекся, что процесс развязывания галстука упустил. Опомнился, когда Софи отстранилась от него, держа в руках изделие итальянских галантерейщиков.

— Ммм… Brioni… Это шелк?

— Да, — выдохнул Серж. — Софи, к черту галстук, брось его!

— Он приятный на ощупь, — возразила его «наездница», пропуская шелк между пальцев. — И мне нравятся эти цвета… Хотя полоска — это ужасно скучно и уныло, Серж…

— Соф!

— Ладно, — девушка отбросила галстук в сторону. — Что там у нас на очереди?

— Брюки? — с надеждой спросил Серж.

— Нет, — покачала она головой. — Пиджак и рубашка.

Она восхитилась вручную подшитой шелковой подкладкой на пиджаке. Он проклял тех, кто придумал так много мелких пуговиц на рубашках. И тех, кто придумал запонки — помянул отдельным тихим злым словом.

— Красиво, — Софи разглядывает лежащие у нее на ладони запонки. — А что это за…

— Серебро и агат! — предупредил он ее вопрос.

— Ладно, — кивнула Софи слегка озадаченно и, после недолгого размышления, отправила запонки в нагрудный карман рубашки. Оглядела Сержа — в расстегнутой рубашке, по движению груди видно, что дыхание уже отнюдь не спокойное. — Пожалуй, оставлю так. Мне нравится, как ты выглядишь… не до конца раздетый…

— Тогда, может быть?…

— Определенно! — и она легко опустилась с его колен вниз, на пол. Устроилась между его широко расставленных ног и взялась за ремень.

— О… отличная пряжка, Серж… И так легко расстегивается. И кожа просто великолепной выделки…

Он не знает, стонать или смеяться. Ведьма. Чертовка. Этот внезапно проснувшийся детальный интерес к его гардеробу явно для того, чтобы его дольше помучить. А Софи переключила внимание на ширинку. Наконец-то!

— Послушай… Какая фурнитура! И отстрочка на застежке просто идеальная — стежок к стежку.

— Соф! — он все-таки смеется.

— А какая это ткань? — и тут она без предупреждения проводит рукой по застежке, и смех превращается в стон. — Такая приятная — тонкая, гладкая, — женская рука скользит по ткани вверх и вниз под аккомпанемент хриплого дыхания. — Серж?

— Чтооо?…

— Какая этот ткань? Шелк? — рука замирает.

— Да не помню я! Не отвлекайся на всякую ерунду!

— Мне интересно, — она надувает губы. — А ты не хочешь удовлетворить мое любопытство.

— Я сейчас тебя так удовлетворю! Так, что тебе…

Его заставляет замолчать звук расстегнувшегося замка.

— Господи, опять белые и опять «Дольче и Габбана». Ты зануда и консерватор, Бетанкур.

Он не может ответить внятными словами. Сейчас — уже не может. Облизывает пересохшие губы, закрывает глаза. И, чуть двинув бедрами вверх, умоляюще:

— Соооф…

Никогда ведь не просил раньше, всегда сами, а тут — на все готов. Лишь бы она…

Соня любуется делом рук своих. Рубашка Сержа расстегнута, брюки тоже. Белые боксеры от «D amp;G» — по ее наблюдениям, он и не носил иного белья — натянуты так, что резинка неплотно прилегает к плоскому животу. И зажмурился — совсем как ребенок в ожидании чуда. А она поняла вдруг, что хочет это сделать. Очень хочет. Вот просто — очень-очень.

Поддела пальцами резинку и опустила резко вниз. Настолько резко, что освобожденный из белого трикотажного плена напряженный фаллос слегка стукнул ее по носу — и она рассмеялась от неожиданности. А Серж вздрогнул, рука его легла ей на плечо.

— Софи…

— Он такой красивый… — мурлыкнула она. И замолчала. Надолго.

Софья упивается контрастом: тонкой нежной кожи — у нее такая, тонкая и нежная, наверное, только на веках — и той напряженной вибрирующей мощи, что скрывается под ней. И контрастом гладкой спелой твердой вершины — и беззащитной мягкости основания в светло-русых курчавых волосах.

Нет, она делает это далеко не в первый раз. Но острое желание доставить максимальное удовольствие — впервые. Где-то читала… где-то, когда-то… что второй по значимости эрогенной зоной у мужчины являются именно они. И… и Соня запускает пальцы в русые вьющиеся волосы. Сначала нежно, очень аккуратно. Стоны прекращаются, он вообще как-то замирает, подбирается. Словно испугался. Или… ждет? Провела пальцами, погладила — легонько-легонько, слегка царапнула кожу. Сверху донесся шумный выдох. А она почувствовала щекой, как покрылась мурашками кожа его живота. Нравится? Спросить? Нет, она лучше рискнет: взять эту деликатную часть мужской анатомии — подержать, перекатить между пальцами, немного оттянуть. И сжать. Стон был такой громкий, что она испугалась — все-таки сделала ему больно, там это немудрено! Но низкое сдавленное: «Еще… пожалуйста…» убедило ее в обратном.

Все, что хочешь, сладкий мой. Лишь бы тебе было хорошо…

Он ее от себя буквально отпихнул. Софья подняла потрясенные глаза — и увидела точно такие же, потрясенные, потемневшие от страсти. Плечи у него дрожат, пальцы тоже — когда протягивает к ней руку.

— Иди сюда, Соф… Хочу тебя…

— Может, лучше, я тебя еще поцелую, поглажу?… И ты… Тебе же нравится?

— Сюда, ко мне на колени, верхом, живо! Презерватив в портмоне, в пиджаке, пиджак на полу!

Соня поднимается на ноги, смотрит на него сверху вниз. Он нереально красивый в своем возбуждении.

— Я хотела довести дело до конца, — изволит капризничать. — А ты мне не дал.

— Ты как маленькая! — Серж предельно заведен — не только сексуально, но и эмоционально на взводе. И поэтому голос его громкий и резкий. — Будто не знаешь, чем дело может кончиться! Я не могу тебе… в рот… Тебе — не могу! Иди сюда, давай, садись на меня, хочу — умираю…

Ах, вот так?! С кем-то может, а с ней нет?! Да какого он вообще про других вспоминает, когда она — рядом?! И Софья, вместо того, чтобы выполнить его приказ, обходит вокруг, встает у него за спиной, наклоняется.

— Слишком много воли я тебе дала, Серж… — шепчет на ухо, берет его левое запястье, заводит руку на спинку кресла.

— Что?… Что за…?

Вокруг запястий оборачивается шелк галстука от Brioni. А Бетанкур охреневает. И только эта его крайняя степень изумления позволяет Соне беспрепятственно связать Сержу руки за спиной.

Что за игры затеяла Соф?! Ему это совсем не нравится, но… Серж подергал ладонями и понял, что узел совсем слабый, и, в случае необходимости, он легко освободит руки. Ладно, черт с ней, если Софи вздумалось поиграть в подчинение — он попробует подыграть ей, несмотря на то, что всяческие ролевые игры в сексе считал чушью собачьей, и вообще — побаивался. Не нужно ничем портить старый добрый секс.

— А вот теперь, — Софи снова стоит перед ним. — Когда ты не будешь мне мешать… можно продолжить.

Возбуждение достигло такой стадии, что даже прикосновение латекса — болезненно. А потом Софи опускается на него — даже не сняв трусики, лишь отодвинув их в сторону. И становится наконец-то сладко. Она медленно двигается на нем — вверх-вниз, раскачивается. Сладко, томительно, изысканно. Но в какой-то момент этого становится мало — хочется глубже, быстрее, яростней. А Софи, наоборот, замедляет свои движения, скользит по нему совсем неспешно, а потом и вовсе замирает, прикрыв глаза, и лишь слегка двигает бедрам по кругу. Невозможность что-то сделать из-за связанных рук уже просто бесит.

— Софи, взялась меня трахать — делай это как следует!

Синие глаза распахивается. И в следующую секунду щеку ему обжигает пощечина. С ума сошла! Софи явно заигралась, и пора этот балаган прекращать. Все, с него хватит!

— Софи, развяжи мне руки!

— Гадкий мальчишка… — шипит Софи, наклонившись близко к его лицу, почти в губы. — Не серди меня…

— Развяжи мне руки! Немедленно!

— И не подумаю.

К черту, он сам! Резко выворачивает левое запястье, дергает правым и… Спустя еще секунд десять понимает, что затянул узел окончательно. Еще одна попытка освободить руки — ткань галстука лишь сильнее врезается в кожу. А Софи, между тем, встает с его колен. Слегка приподнимает подол короткого платья, запускает под него пальчики. И вот уже у нее в руках немного черного кружева. Снова садится верхом на его колени, но не так, ему смертельно хочется.

— Будешь много говорить — заткну тебе рот этим, — к его лицу подносят небольшой черный кружевной комок — это то, что было надето на Софи. И от ее белья пахнет — ею, им, ими обоими, сексом, черт возьми!

Он извращенец. Он идиот. У него связаны за спиной руки, ему пару минут назад влепили пощечину, и он только что мечтал избавиться от пут галстука и объяснить Софи, кто тут главный, и кто кого трахает. А теперь ему плевать на все это — лишь бы она продолжила. Как угодно. Все, что угодно, за то, чтобы она снова села на него так, как недавно.

— Ты понял меня? — Софи прищуривается. — Ты понял, что должен слушаться меня?

О, девочка окончательно вошла в роль? Серж сначала хотел ответить: «Да, госпожа», но передумал. Не сдержится и рассмеется сам первый, пожалуй, и тогда… кто знает, как отреагирует Софи? В последние полчаса она просто непредсказуема. Но очень вероятно, что вожделенное «туда, внутрь» отодвинется на еще более отдаленную перспективу. И поэтому Серж просто кивнул.

— Молодец, — пропела его «госпожа». — Хороший мальчик, послушный… — Тут Софи отвлеклась на то, чтобы засунуть свои трусики в компанию к запонкам — в нагрудный карман его рубашки. И не видела, как дернулся уголок его губ — он не смог сдержать усмешку. А потом она приподняла бедра и все-таки снова пустила его в себя.

Теперь она начинает двигаться резче, рвано, но быстро задыхается, стонет.

— Положи мне руки на плечи, — отрывисто командует он, и она послушно выполняет. — Наклонись, — и снова она слушается его. И Серж начинается ласкать ее прямо через тонкий трикотаж. А она прогибается к нему, к прикосновениям его умелого языка сквозь намокшую ткань. Задыхается, изнемогает от желания, сил уже не осталось двигаться, всхлипывает жалобно.

— Давай, малыш, давай, — хрипит он, отпустив ненадолго ее грудь из плена своих губ. — Не останавливайся. Давай, уже скоро… Еще чуть-чуть… Не останавливайся…

Он так и подгоняет ее — то лаская соски языком сквозь мокрую ткань, то шепча что-то, не давая остановиться. И она двигается, все резче, быстрее, рваней — и кончает, негодница, вздрогнув всем телом и уткнувшись лицом ему в шею. Спасение утопающих — дело рук самих утопающих, и ему приходится выгибаться под нею, вбиваясь в горячее пульсирующее лоно, пытаясь успеть, догнать. Гребанный фитнесс какой-то. Кожаное кресло жалобно скрипит под Сержем, но у него все-таки получается. Краем сознания еще успевает обрадоваться, что изделие мсье Жака Леле выдержало такой напор и не развалилось под ними, а потом оргазм смывает все.

Шевелиться не хочется. Тепло, уютно и от его шеи пахнет родным и знакомым. Кажется, бедра затекли от этой позы, но еще немножко посидит так — слишком хорошо, чтобы двигаться.

— Соф?…

— Ммм… — давай еще так посидим и помолчим, а? Не хочется даже говорить…

— Развяжи мне руки, Софи. Я пальцев не чувствую.

И тут прикрытые в истоме синие глаза резко распахиваются. Соню буквально подбрасывает на месте. Неловко слезает с его колен, ноги действительно затекли, и она идет, чуть прихрамывая. А потом и вовсе падает на колени — там, за креслом, охает, дергает за концы галстука. На руки его пытается не смотреть.

— Серж… — она снова встает на ноги, он поднимает к ней лицо. Софи бледная, глазищи испуганные, голос запинается. — Серж, я не могу развязать, надо разрезать, а то руки… — судорожно выдыхает, срывается с места вдруг. — Я вниз, на кухню, там же есть нож, наверное? Я разрежу, потерпи, я быстро, я сейчас.

— Софи, стой, — его спокойный голос останавливает ее на полпути из комнаты. — Успокойся. В ванной, в тумбочке, левый нижний ящик, там маникюрный набор. Возьми ножницы и разрежь. Только аккуратно, хорошо? Не поцарапай меня, — усмехается, чтобы она перестала нервничать.

— Хорошо, — кивает она. И почти бегом к двери в ванную, возвращается быстро, скрывается за спинкой кресла. И, спустя секунд десять ему, наконец-то, освобождают руки. Чуть не кончает от этого ощущения, во второй раз — за последние минут пять. Аккуратно выводит руки из-за спины, в плечах больно до ломоты. А ладони-то… ой-ой-ой… Пальцы распухли и отекли, цвет у них тоже… далек от нормального — бордово-синеватый.

— Прости меня… — тихий голос отвлекает его от самолюбования. Поворачивает голову. У бедняжки «грозной госпожи» Софи даже губы дрожат. — Прости, пожалуйста. Не знаю, что на меня нашло. Идиотка. Очень больно?

— Терпимо, — он шевелит пальцами, морщится.

— Прости. Пожалуйста, прости!

— Софи, успокойся. И сядь ко мне на колени.

— Тебе будет тяжело!

— Десять минут назад тебя это не волновало.

— Серж…

— Софи! Садись. Ко мне. На колени.

Она вздыхает, но садится. Аккуратно, осторожно, предварительно приведя его белье в порядок.

Берет его руку, начинает разминать тихонько ладонь, пальцы. Господи, у него такие красивые руки — и что она с ними сотворила?! Серж зажмуривается — ощущение покалывания в руках приятно и болезненно одновременно. А она вдруг прижимает его ладонь к губам. Теплые нежные губы к горящей от резкого прилива крови коже — приятно, очень. И Софи так и продолжает: то целует ему руки, то растирает пальцами, то шепчет: «Прости меня, пожалуйста. Я идиотка. Прости».

— Я отомщу тебе…

— Да, конечно, обязательно, — покрывая легкими поцелуями его пальцы.

— Я раздену тебя догола, привяжу к кровати…

— Конечно, милый, — такое ощущение, что она его не слышит, занятая только его руками.

— И буду… — черт, что бы такое придумать? — И буду делать с тобой все, что захочу!

— Да-да, непременно, — бормочет она, растирая круговыми движениями ему ладонь.

— И ты останешься у меня ночевать!

— Разумеется, мой хороший.

Серж открыл глаза и выпрямился в кресле.

— Софи! Про последнее я не шутил!

— Да, я тебя прекрасно поняла, — она наконец-то отвлекается от его рук, смотрит ему в глаза. — Разумеется, я останусь у тебя ночевать. И можешь делать со мной все, что захочешь.

Серж довольно ухмыляется. Виноватая Софи — это прелесть что такое.

Позже, уже ближе к ночи, в его спальне кто-то с кем-то творил все, что хотел. Правда, чьи желания в темноте спальни были главными — определить было крайне сложно. Но Софи действительно осталась у него на ночь.

Шаг семнадцатый. Аффилированные лица

Палача отняли, жандармов отняли… пугают… Свиньи вы, а не верноподданные!

Напрасно Софья не оставалась раньше у Сержа на ночь. Если уж спать с ним — то у него в кровати. Здесь, на огромном Бетанкуровском сексодроме, уворачиваться от беспокойно мечущегося во сне Сержа было гораздо проще. Да и спал он дома, как показалось Соне, спокойнее. А на крайний случай — в этой квартире было куда уйти: несколько гостевых спален и безразмерный диван-каре в гостиной на первом этаже. В общем, Софья, впервые оставшись на ночь в гостях у Сержа, парадоксально, но выспалась. И проснулась, на следующий день, субботним утром, разумеется, раньше Сержа.

Как обычно, Бетанкур спал под утро сном младенца. Софья повернулась на бок, подперла голову рукой. Каждое из их совместных утр начиналось именно так. Она просыпалась раньше и смотрела на него. И не надоедало. Словно каждый раз что-то новое видела.

Пробилась к утру щетина — русая, темнее, чем волосы на голове. На подбородке, слева — крошечная царапина, видная только очень вблизи — видимо, поторопился во время бритья. На шее едва видны два почти сошедших синяка. Да, это ее рук… точнее, губ, языка и зубов дело. И ей не стыдно! Соня нагнулась и чмокнула легко в кончик идеального носа. Серж даже не шевельнулся. И к этому она тоже уже привыкла — что по утрам, если никуда не надо идти, его будить бесполезно. Себе дешевле дать ему поспать столько, сколько нужно. И в этом он тоже походил на хищника семейства кошачьих — с помощью сна восстанавливал свои жизненные силы. Чтобы потом, днем, сворачивать горы. А сворачивать он умел — Соня это понимала уже.

Она поднялась, потянулась сладко и бесстыже в своей наготе. Да и ладно. Никто же не видит. Надо пойти, принять душ и найти чего-нибудь съестного. Если ждать, пока проснется гостеприимный хозяин — можно с голоду умереть.

После душа Соня отправилась инспектировать гардеробную Бетанкура. По ней спокойно совершенно можно было водить экскурсии. И она совершенно точно была размером больше, чем вся Сонина квартира. Шмоток у Сержа… На третьей по счету раздвинутой дверце поняла, что начинает ему завидовать. Правда, воочию убедилась, что на полке с бельем водятся только уже хорошо знакомые ей изделия Доменико Дольче и Стефано Габбана. Все-таки, в вопросе белья Бетанкур ужасный консерватор. Соня прикинула, как на ней будут смотреться трусы Сержа, и хихикнула. Нет, ну а с другой стороны — не в полотенце же ей ходить по квартире? Платье он вчера…

При воспоминании о вчерашнем вечере как-то непривычно вспыхнули щеки. И что на нее нашло? Сейчас вспоминать стыдно. Хорошо, что Серж это нормально воспринял, и не выгнал ее взашей после того, как она развязала ему руки. И хорошо, кстати, что с руками тоже все в порядке. За этими размышлениями Соня дошла до спальни и там, недолго думая, решила сменить полотенце на брошенную на спинку кресла рубашку Сержа. К тому же, она так вкусно пахнет… А потом Софья обнаружила в кармане рубашки собственное белье, и румянец вернулся с удвоенной силой. Бросив трусики на кресло, Соня сбежала на кухню — подальше от воспоминаний. К тому же, есть очень хотелось.

С кофеваркой совладать с налету не получилось — у Сержа на кухне вся техника, естественно, самых последних моделей и жутко навороченная. Сунула нос в монстроидального вида холодильник с двумя дверцами, варварски отхлебнула молока прямо из бутылки, чтобы перестало урчать в животе. Так, а это вот у нас тут что такое красивое и, наверное, вкусное?…

— Доброе утро, мадам.

Софья чудом не выронила бутылку с молоком и резко обернулась, ударившись щиколоткой о дверцу холодильника. На нее смотрели насмешливые светло-зеленые глаза. У их обладательницы были приятные черты лица и рыжие волосы до плеч. Скромные темные блузка и юбка, бумажный пакет в руках, из которого торчал багет — догадаться, кто это, не составляло труда. Но Соня почему-то не смогла найти сразу слов для ответного приветствия.

— Мадам желает завтракать?

У Софьи было четкое ощущение, что домработница Сержа с трудом сдерживает смех. А скольких девиц Катаржина тут повидала, наверное… Неожиданно Соня не то, чтобы разозлилась — но в себя пришла точно.

Обернулась, поставила молоко обратно, аккуратно закрыла дверцу, непринужденно уселась за стол.

— Доброе утро, Катаржина. Если можно, для начала кофе.

— Конечно, мадам, — Катаржина, не моргнув глазом, поставила пакет на разделочный стол.

Начала деловито открывать шкафчики, доставая банки, ложечку, чашку.

— Вам крепкий? Как предпочитаете — в джезве или кофеварке? Если в кофеварке — то какой? Американо, капуччино, латте…

— Что вы сами предпочитаете, Катаржина?

Рыжеволосая женщина запнулась на полуслове.

— Мокаччино…

— Тогда сделай два мокаччино. И давай на «ты».

Спустя полчаса они допивали по второму бокалу мокаччино и вовсю хихикали.

— Еще нет десяти утра, а такая жара, — Катиш расстегнула пару пуговиц на форменной блузке. Протянула руку за пультом, лежащим на подоконнике. — Я включу кондиционер, ты не против, Софи?

— Включай, — пожала та плечами. — Это твоя территория, в конце концов.

— Вот, кстати, да, — усмехнулась Катаржина. — Обычно я подружек Сержа отсюда метлой гоню. Ой, извини, — заметив, как нахмурилась собеседница. — Я не хотела тебя расстраивать. Но ты же не можешь не понимать…

— Неважно, — отмахнулась Соня. — К тому же, я все понимаю. И за что мне такая честь?

— За то, что сбила спесь с моего малыша, — рассмеялась Катаржина. — Он же сам не свой уже пару месяцев. Такой бедный измученный зайчик, особенно поначалу был… Просто прелесть. Никогда его таким не видела. Надеюсь, ты не в обиде? Что я называю его так? Он мне вроде… брата младшего непутевого. Только ему не говори, — снова белозубо улыбнулась. — А то он страшно не любит нарушения субординации. Где его преосвященство, кстати? Дрыхнет еще?

— Угу, — задумчиво ответила Софья, облизывая ложечку.

— Ой, это он любит. До обеда может проспать — если дел нет. И если ночью была, — Катиш подмигнула Софье, — бурной.

Соня ответно улыбнулась — ничуть не смущенно. Почему-то с Катаржиной было легко. И еще бы велик соблазн — порасспрашивать общительную молодую женщину о Серже. Отчего-то Софья была уверена, что та ей все расскажет — о чем бы Соня ни спросила. Но ей вдруг стало неловко собирать информацию о Серже вот таким вот способом. Да, наверное, домработница могла бы рассказать о своем хозяине многое. Но Соня вдруг решила, что так поступать — нечестно. Любопытно ужасно, конечно, но она не будет так делать.

Катаржина одарила ее проницательным взглядом — слово догадалась о мыслях Софьи. И Соня решила сменить тему.

— Скажи мне, Катиш, а это правда, что… То есть, Серж мне говорил, что ты… — тут Соня почему-то смутилась.

— Что я предпочитаю женщин? — невозмутимо продолжила за нее Катаржина. — Правда.

— А… почему? — не удержалась от вопроса Соня. — Ты же такая… ну, привлекательная, интересная, умная…

— И какая связь? — рассмеялась ее собеседница. — Да, я такая. И мне нравятся привлекательные, интересные и умные женщины. Что тебя смущает?

Соня не нашлась, что сказать, и уткнулась в чашку с остатками мокаччино, раздумывая над ответом. И все равно ей стало вдруг странно еще более неловко.

— Ты такая забавная, Софи, — ее смущение явно веселило Катаржину. — Забавная и… очень красивая.

Последние слова прозвучали как-то иначе, и Соня оторвала взгляд от дна чашки. И смутилась еще больше — от того, как женщина напротив смотрела на нее.

А Катаржина протянула руку и вдруг коснулась кончиками пальцев руки Софьи.

— Ты очень красивая, и ты знаешь об этом. Очень-очень красивая. По-настоящему красивая. У тебя такие глаза…

Соне показалось, что две выпитые чашки мокаччино вскипели у нее в желудке — так ее мгновенно бросило в жар. Никогда раньше на нее не смотрела так… женщина. С восхищением. Не только с восхищением — с… Тут Софья резко ощутила вдруг, что из одежды на ней только рубашка Сержа, наполовину застегнутая. Резко свела свободной рукой полы рубашки до горла, а вот та рука, что лежала на столе — та словно онемела.

— Ты все-таки ужасно смешная, Софи, — легко рассмеялась Катаржина на этот ее жест. — Не бойся — у патрона я подруг не отбиваю. Но если ты вдруг передумаешь… Или решишь попробовать… Или он вдруг тебя обидит… Дай мне знать, Софи — я утешу тебя, — Катаржина погладила ее руку. — Обещаю — тебе понравится. Я умею быть очень ласковой и нежной…

Никогда еще Соня не была так близка к тому, чтобы избежать неудобного разговора позорным бегством. И тут, как нельзя кстати, явился хозяин квартиры.

— Катаржина, мать твою, что здесь происходит?!

— Добро утро, монсеньор, — как ни в чем не бывало, мурлыкнула молодая женщина. Неспешно отняла руку, спокойно встала со стула. — Что желаете на завтрак?

— Твою голову! — рявкнул стоящий в дверях кухни «монсеньор» — спросонья лохматый и босой, но уже гладко выбритый и облаченный в шелковое красно-черное кимоно.

— У вас будет несварение, ваше превосходительство.

— Катаржина, я тебя уволю к черту! Я тебя предупреждал…

— Мы просто попили с Софи кофе и поболтали, — Катаржина прошла к кофеварке, обернулась и подмигнула Софье. — Как девочка с девочкой…

— Я тебе такую рекомендацию дам — тебя нигде на работу не возьмут!

— Да не трогала я вашу Софи даже пальцем!

— Я видел!

— О, боги, Софи, да хоть ты скажи ему! А то он сейчас убивать меня начнет за то, что я тебя кофе поила.

— Правда, все в порядке, Серж, — пробормотала Соня, совершенно не понимая, что происходит, какие отношения между этими двумя и как ей самой реагировать. — Мы просто пили кофе и разговаривали…

— Вот-вот! — обрадовалась поддержке Катаржина. — Я так и сказала — поила вашу гостью кофе, пока вы бессовестным образом дрыхли. Поила кофе и развлекала… как могла.

— Вот за что мне это наказание? — демонстративно закатил взгляд к потолку Серж. — За что Господь наказал меня домработницей, которая отбивает у меня девушек?!

— Такое было всего раз, — парировала Катаржина. — И, потом, Одри вы бросили сами, а я подобрала по доброте душевной. Так что…

— А почему только кофе поила? — поспешил сменить ставшую вдруг неудобной тему Серж. — А кормить кто будет мою девочку? Ты голодная, радость моя?

И он вдруг оказался рядом. Наклонился. От него пахнет лосьоном после бритья, зубной пастой и чем-то еще. Им самим. Так рядом серые глаза, ласковые губы. Нежный-нежный поцелуй. И, негромко:

— Доброе утро. Прости, что не проснулся. Надо было меня разбудить.

— Я покажу мадмуазель Софи, где лежит ракетница, — донесся голос Катаржины. — Без нее шансов вас разбудить утром нет.

— Изыди, Сатана, — огрызнулся Серж. А Соня словно очнулась — поцелуй Сержа заставил ее забыть, что они не одни в помещении. Это он, наверное, привык не обращать внимания на свою домработницу. А Софье — неловко.

— Я-то изыду. А кто вам завтрак приготовит? — судя по виду и тону Катаржины ничего из ряда вон выходящего она не наблюдает. — Чего изволит повелитель?

— Блинчики и кофе — как обычно.

— Слушаюсь, господин. А что хочет мадмуазель Софи?

В присутствии Сержа Соня вдруг резко стала «мадмуазель Софи». Впрочем, все тонкие грани отношений Сержа и его… хм… «прислуги» пока оставались для Сони непонятными.

— Давай тоже блинчики — чтобы тебе было проще. И кофе.

— Софи — такая милая. И заботливая, — демонстративно шмыгнула носом Катаржина, между делом быстро и уверенно разбивая яйца, вливая молоко, просеивая муку. — Не то, что некоторые…

— Сейчас заплачу, — хмыкнул Серж, устраиваясь за столом напротив Сони. Протянул руку, притянул ее пальцы к губам, поцеловал. — Ты как? Выспалась? Все в порядке? — прижался щекой к ее ладони.

— Угу, — Софье все равно как-то неловко. В первую очередь, от присутствия Катаржины, которая, стоя у соседнего стола, ловко взбивала тесто венчиком. И от ее ироничной усмешки.

— А я выспался просто отлично. С тобой так приятно спать, — он потерся о ее руку.

— Мсье Бетанкур, вы будете завтракать здесь или в столовой? — от присутствия Катаржины трудно отрешиться. Да, может, и к лучшему.

— Софи? — он снова поцеловал ее в ладонь. — Ты где хочешь завтракать?

Соня пожала плечами. Тоже мне, вопрос. Какая разница?

— Давай здесь.

— Будет исполнено. Кстати, мсье Бетанкур, за что вы так жестоко с галстуком? — Катаржина переместилась к плите. — Та расцветка была бледновата, конечно. Но зачем же ножницами резать?

— А это не я, — ухмыльнулся Серж. — Это Соф вчера решила разнообразить… наши отношения. Шалунья.

— Да ладно? Боже, до чего вы довели бедную девушку…

— Завидуй молча.

— Да было бы чему, — Катаржина деловито сервировала стол — тарелки, ножи, вилки, салфетки, вазочки с апельсиновым, судя по цвету, джемом и медом, кувшинчик со сливками, сахарница. — Ваши способности доставить удовольствие женщине… оставляют желать лучшего.

Соня уже просто прекратила попытки понять логику отношений этих двоих. И даже неловкость куда-то делась.

— Пожалуй, не буду заморачиваться с увольнением. И просто тебя придушу, — слегка раздраженно парировал Серж.

— Правда глаза колет? — первый блин лег на тарелку. — Большие глазки, надутые губки и пресс кубиками — еще не все, чтобы женщина была довольна в постели, не так ли, Софи?

Соня поперхнулась кофе. Они и ее решили вовлечь в свои препирательства?

— Я увезу твой труп в Сент-Оран-де-Гамвиль и закопаю под любимыми бегониями мадам Нинон.

— Вы так заботливы, монсеньор. Надеюсь, не только со мной. Надеюсь, и о Софи вы тоже позаботились… в постели… должным образом…

— Катаржина, прекращай! — судя по резкому тону, Серж проиграл в этой битве тонких издевок. Интересно, почему он позволяет это? И тут Софью снова настиг приступ импульсивности. Зачерпнула пальцем желто-оранжевого джема и протянула Сержу.

— Угощайся…

В его глазах сначала плеснулось удивление, а потом он усмехнулся. И принялся аккуратно слизывать джем с ее пальца, крепко перехватив запястье. Медленно. Тщательно. Сексуально, черт побери!

— Глазам своим не верю… — прозвучал над ними голос Катаржины. — Серж, ты наконец-то понял, для чего мужчине губы и язык?!

А вместо него ответила Софья. Она, кажется, усвоила правила этой тонкой игры.

— Он это умеет делать виртуозно, Катиш. Так что ищи другой повод для насмешек.

— Вырос малыш, — ничуть не обескуражено хмыкнула Катаржина. — А я и не заметила. Мои поздравления, Софи, — на стол поставили блюдо с блинчиками. — Приятного аппетита.

— Соф, угости меня еще джемом. Мне понравилось.

— Пойду я, пожалуй, — решила проявить деликатность Катаржина. — Уберу в спальне.

Думаю, там сегодня ночью было жарко.

Смысл сказанного дошел до Сони не сразу, а потом она вспомнила. О своих валяющихся на кресле трусиках. О своем платье, над которым Серж вчера как только не надругался… Нет, она еще не готова к тому, чтобы это видел кто-то посторонний!

— Ой, нет, Катаржина, подожди! — сорвалась с места. — Пять минут! Я… мне кое-что надо! — и она пулей вылетела из кухни. И Серж с Катиш остались одни.

— Ты понимаешь, да? — Катаржина прислонилась к разделочному столу и сложила руки под грудью.

— Что именно? — Серж принялся за блинчики.

— Она не такая, как твои обычные девицы. Софи удивительная. Она настоящая. И ее чувства к тебе — настоящие.

Серж продолжил есть, не отвечая.

— Бетанкур! Не смей говорить мне, что ты этого не видишь!

— Вижу, — отозвался он тихо.

— И?…

Он снова промолчал.

— Вот что я вам скажу, ваша светлость, — Катаржина решительно уперла руки в бедра. — Если вы посмеете обидеть эту чудесную девочку — клянусь, я наплюю на все наши договоренности. На плохие рекомендации. На бегонии в Сент-Оран-де-Гамвиль. Но если вы ее обидите… Если вы заставите эту девочку плакать… Клянусь, я утешу ее так, что она забудет, как вас зовут!

— И не мечтай!

— Так и будет!

— Не будет. Я не дам тебе шанса. Я не отпущу Софи. И не обижу ее.

— Смотрите, мсье Бетанкур. Вы мне пообещали…

Шаг восемнадцатый. Новые, а точнее, хорошо забытые старые контрагенты

Все мы, изверги, на одно лицо.

— Что это? — Софья подозрительно смотрела на коробку в руках Сержа. Ни на платье, ни на обувь не похоже — цилиндрическая, высокая.

— А ты посмотри, — он втиснул коробку ей в руки и растянулся на диване, ослабил галстук.

Соня открыла бархатную крышку. И со все возрастающим изумлением достала из коробки… нечто. Темно-голубое газовое облако сложной формы — вот на что это было похоже. Красиво. И абсолютно непонятно. Соня повернула. С другой стороны обнаружилась россыпь синих цветов. Но ясности это не добавило.

— Что это, Серж?

— Шляпка, — ответил тот невозмутимо.

— Шляпка?! Слушай… ты точно неправильно представляешь себе кокошник.

Серж рассмеялся.

— Кокошник прибережем для другого случая.

— Я не знаю… — Соня аккуратно покрутила в руках голубое «облако». — Я не представляю, куда бы я это могла надеть. И вообще — как ЭТО держится на голове…

— Смотри, — Серж легко встал на ноги. — Вот так, — повернул ее за плечи к шкафу, по-хозяйски открыл дверцу. Соня уставилась на свое отражение в зеркале на внутренней стороне дверцы шкафа. А Серж аккуратно приложил «облако» к ее голове. И тут девушка в зеркале преобразилась.

Это и в самом деле оказалась шляпка — вычурная, экстравагантная, но шляпка. Более того, она странным образом шла Соне — если не обращать внимания на полную ее несочетаемость с белой футболкой и шортами. Зато с тем, последним подаренным Сержем платьем будет идеально…

— Ее, конечно, надо будет закрепить — я понятия не имею, как это делается, — пальцы другой его руки гладят ее шею. — Но в шляпной мастерской знают — как.

— Зачем, Серж? — она обернулась к нему, а причудливая шляпка сталась в руках Сержа.

— Таков дресс-код. В эти выходные — Триумфальная Арка.

— Что?

— Приз Триумфальной Арки. Это скачки. На ипподроме Лоншан.

— Скачки?! — отлично. Он принял решение, даже не поинтересовавшись ее мнением. — А если я не хочу ехать на эту Арку?!

— Я должен там быть, Софи, — Серж ответил серьезно и невозмутимо. — Должен, понимаешь? Это мероприятие, которое я обязан посетить. Из-за работы. Из-за репутации. Должен.

Софья молчала.

— А там, между прочим… — он снова принялся гладить пальцами ее шею, — будет много красивых девушек… женщин… и все они будут добиваться моего внимания. Неужели ты бросишь меня им на растерзание, Софи?

— Если учесть… — она наклонила голову, чтобы ему было удобнее гладить, — что там будут еще и красивые мужчины… часть из которых тоже будет добиваться твоего внимания… то придется мне с тобой поехать.

— Я знал, — он обхватил пальцами ее лицо и крепко поцеловал в губы, — что моя девочка меня на поругание не бросит!

Моя девочка… моя радость… моя крошка… как часто это «моя» стало проскальзывать в его словах. А больше всего Соню пугало то, что она стала привыкать к этому. Что она — его. Она уже хочет быть его крошкой! Как бы глупо, сентиментально или инфантильно это ни звучало.

* * *

День выдался идеально-солнечным. Все вообще было ярким и удивительным. И какой-то своеобразный запах. И пестрое многолюдье. И шляпки. Конечно, шляпки, море просто.

Соня быстро поняла, что подаренный Сержем головной убор, на самом деле, весьма скромен по здешним меркам. У многих дам шляпки были столь затейливы, что Софья пару раз поймала себя на том, что смотрит, раскрыв рот. Пришлось срочным образом брать себя в руки. Тем более что они с Сержем тоже стали объектом пристального внимания.

Софья еще утром в зеркале оценила, насколько роскошно она выглядит. Непривычно и неприлично роскошно — стараниями Сержа. Шляпка, которая безукоризненно подошла к голубому шифоновому платью от Chanel. И самой Соне на удивление шла. И туфли, и сумочка — все бы идеально. Но самым красивым в ее облике был спутник. Лучшее украшение любой женщины — Бетанкур в смокинге.

Они несколько раз позировали фотографам — Серж непринужденно улыбался, крепко обнимая ее за талию. Соня решила, что лучше никакой улыбки, чем деревянная. Она почему-то волновалась. И даже многое повидавшие фотографы пасовали перед этим серьезным синим взглядом.

Расслабилась Соня, когда Серж заставил сделать ее ставку, заявив, что новичкам везет. Правил она так и не поняла, поэтому просто поставила десять евро по какой-то непонятой схеме цифр на чалого трехлетку по кличке Лорнет.

* * *

— Софи, извини, я ненадолго.

А она и в самом деле увлеклась происходящим на ипподроме. И не сразу смогла переключить внимание на Сержа. А он уже поднялся на ноги.

— Я ненадолго, Софи. Кое-с кем надо поговорить.

Она кивнула. Перевела взгляд на поле ипподрома. Но происходящее там как-то вдруг перестало ее волновать. И она повернула голову в ту сторону, куда ушел Серж.

Можно не спрашивать, с кем он говорит. Этот человек не мог быть никем иным, кроме как отцом Сержа. Хотя, если бы она не знала, что Серж — единственный ребенок, то приняла бы мужчину рядом с Сержем за его старшего брата. Стройный, моложавый. Те же глаза, тот же изгиб губ, та же осанка, так же безупречно сидящий смокинг, лишь шляпа на голове Бетанкура-старшего — единственное явное отличие во внешнем облике двух мужчин. Теперь Софья точно знает, как Серж будет выглядеть лет через пятнадцать — на большее разнице в возрасте мужчин внешне не тянула. Все так же чертовски привлекательно.

У этих двух похоже все — не только рост, фигура, черты лица. Мимика, жесты, манеры — одинаковы. Они напоминали двух хищников — породы кошачьих, разумеется, встретившихся на нейтральной, ничейной территории. Повороты корпуса, то, как достаются и вынимаются руки из карманов брюк, усмешки и изгибы бровей — зеркальной копией друг друга. И даже до ее места долетает арктический холод этой встречи, этого разговора.

Серж коротко кивнул своему собеседнику, прощаясь, развернулся. А отец Сержа вдруг посмотрел прямо на Софью. Элегантный жест — приподнял шляпу, легкий полупоклон. Это определенно адресовано ей.

— Это был твой отец? — она не смогла удержаться от вопроса, едва Серж сел рядом.

— Да, — и столько вложил в это короткое слово, что сразу понятно — на эту тему лучше не распространяться.

А Лорнет принес ей тридцать евро. Новичкам и в самом деле везет.

* * *

В «мессенджере» всплыло окно с сообщением. От Мари-Лоран. Соня глянула на сидящую напротив, в паре метров, коллегу и ткнула в сообщение. Это оказалась ссылка. А по ссылке открылась фотография. Неожиданная. Хотя, если подумать, ожидаемая.

Это была даже не фотография — заметка светской хроники.

Выбор белокурого Бетанкура — очередной или окончательный?

На прошедшем в минувшие выходные Призе Триумфальной Арки мы имели возможность полюбоваться традиционно на многое и многих. В том числе и на владельца «Бетанкур Косметик» Сержа Бетанкура в компании очаровательной спутницы. Серж Бетанкур — один из самых завидных и лакомых призов брачного гран-при последних десяти лет, благодаря своему состоянию и совершенно неприличной красоте. Ходят слухи, что с запечатленной на фото девушкой Сержа видели на Неделе Высокой Моды несколько месяцев назад, а так же еще в паре мест. Возможно, очаровательная брюнетка уже занимает какое-то место в сердце одного из самых видных женихов страны? Что ж, время покажет, сделал ли Серж Бетанкур окончательный выбор и услышим ли мы скоро звон свадебных колоколов. И стон разочарования одновременно — тех, кто еще надеялся заполучить себе белокурого Бетанкура. Или это просто очередное пополнение коллекции мсье Бетанкура.

Софья поморщилась — тон заметки казался одновременно заискивающим и вульгарным. Впрочем, чего ждать от светской хроники? Зато фотография — фотография была шикарной. Так и хотелось сказать: «Поздравляю вас, мсье Бетанкур, вы сделали прекрасный выбор». Соня рядом с ним казалась… на своем месте. А Серж рядом с ней выглядел очень счастливым. Впервые Софья задумалась о перспективе их отношений. Точнее, об их финале. О том финале, на который намекала заметка. Он казался ей невозможным. Недостижимым — хотя бы потому, что у них никогда, даже мимолетно, не заходила об этом речь. И, тем не менее, очень желанным.

Соня тряхнула головой, отгоняя ненужные мысли. Нет, не стоит даже думать об этом.

Зазвонил телефон — это оказался Матье.

— Угадай, на что я смотрю, Соф?

— На биржевую сводку? Финансовую аналитику? На свой галстук?

— Кое-кто делает успехи в высшем свете…

— Господи! Ты-то откуда знаешь?!

— Тетя прислала ссылку. А ей, видимо, Мари-Лоран.

Соня посмотрела на подругу, та лишь усмехнулась.

— Никакой личной жизни!

— Теперь-то ты меня понимаешь? — хмыкнул Матье. — Слушай… ты как-то спрашивала меня о делах «Бетанкур Косметик»…

— И что? — Софье стало почему-то неловко.

— Я хочу пересмотреть данный тебе тогда совет, Софи. Это, безусловно, рискованное вложение. Но если рискнешь — можешь получить… многое. Я думаю, что в данной ситуации риск… оправдан.

— Ты сейчас говоришь как финансовый аналитик?

— Как друг.

* * *

— Что это?

— А ты открой и посмотри.

Он надрывает пакет, достает оттуда белую футболку, растягивает на пальцах. И начинает хохотать.

— Разве это не про тебя? — Соня не может не начать улыбаться в ответ на его веселье.

— Это точно про меня.

Он сбрасывает с плеч светлый пиджак, ловко расстегивает пуговицы рубашки. А она вдруг ловит себя на мысли, что любуется — движениями пальцев, тем, как он поводит плечами, скидывая рубашку, как наклоняет голову, собираясь надеть ее подарок. Этот мужчина невероятно сексуален во всем — в любой одежде, в каждом движении. И надпись на футболке это только подтверждает.

I hate being sexy. But someone must do it. (англ. Я ненавижу быть сексуальным. Но кто-то же должен это делать)

Серж разводит руки, предлагая ей полюбоваться собой.

— Ну, разве я не «секси»?

— Очень. Твое чувство долга просто впечатляет.

Он ухмыльнулся, притягивая Софью к себе. Чмокнул в макушку.

— Спасибо за подарок. Мне не так часто выпадает случай ходить в футболках, все больше дома. Но обещаю — эта будет моей любимой.

— Носи на здоровье, — она ответно прижалась к его боку. — Не все же тебе меня подарками заваливать.

— Я не заваливаю! Кстати, надо тебя обязательно чем-то ответно одарить за эту чудесную футболку…

— Серж!

— Ладно-ладно, я же не сейчас, — он со смехом увлек ее на диван. А потом вдруг посерьезнел. — Слушай, Софи, я хотел с тобой кое-что обсудить.

Ей почему-то очень не понравился его серьезный тон. Она села ровнее.

— Говори.

— Дело в том, что я вынужден уехать на несколько дней из Парижа. Правда, это очень важно. Я бы не хотел расставаться с тобой надолго, и…

— Не надо!

— Не надо что? — он смотрел на нее с искренним недоумением. А в Софью вселился бес — не иначе. Или это чертов ПМС. Или еще какая-то причина. Но мозги у нее почему-то на этих словах выключились. А включилась — истеричка. Неравноценная замена, что тут скажешь. Видимо, она постоянно подсознательно ждала какого-то подвоха с его стороны. И решила, что дождалась.

— Не надо придумывать оправданий, если я тебя надоела!

— Что?!

— Что слышал. Если тебе хочется побыть с другой женщиной — так и скажи. Не надо меня унижать обманом!

Он смотрел на нее, будто видел в первый раз. Даже уперся локтем в колено, а ладонью подпер подбородок — чтобы смотреть было удобнее. Покачал головой неверяще. Почесал нос. Вздохнул.

— Ты права. Мне действительно нужно побыть с другой женщиной…

— Вот и проваливай! — ей кажется, что-то внутри оборвалось. Она же на самом деле не думала, что это правда — про другую женщину. Да как?! Как он мог?! Как посмел?

Серж еще раз вздохнул.

— В эти выходные у мадам Нинон день рождения. Она сейчас в Сент-Оран-де-Гамвиль. Это семейное торжество, и я там обязательно должен быть. Я там хочу быть. Потому что… Неважно, — махнул рукой. — Вообще-то, я хотел пригласить тебя с собой. Но теперь… что-то расхотел.

Ей стало стыдно. Очень. А еще очень хотелось врезать себе. Со всей силы. Вот кто, кто скажите на милость, тянул ее за язык, да еще так несвоевременно?!

— Серж, послушай, я не хотела… не думала…

— Ты меня обидела. Очень обидела, — и отвернулся — чтобы понятнее стало.

Она смотрит на его оскорбленный профиль. Да, реакция слегка наигранная и театральная, но сути это не меняет. Софья сваляла конкретного дурака. Надо как-то исправлять ситуацию.

— Извини меня. Я была неправа.

Он еще более оскорблено вздернул подбородок, не оборачиваясь. Ребенок!

— Ну, Сееерж… — потянула его руку, но он высвободил ладонь. Так и хотелось сказать: «Переигрываешь!». Или хрестоматийными словами Константина Сергеевича: «Не верю!». Но, как ни говори, Софья только самой себе обязана тем, что оказалась в таком невыгодном положении. Прижалась щекой к его плечу — деваться ему некуда, угол дивана.

— У меня к тебе есть предложение, Серж.

— Слушаю, — соизволила ответить после паузы его оскорбленная милость.

— Давай так, — взяла его ладонь, в этот раз он не стал вырывать руку, и переплела пальцы. — Ты берешь меня с собой в Сент-Оран-де-Гамвиль. А я беру туда с собой тот вульгарный красный корсет. И надену его… там.

— Он не вульгарный!

— Хорошо. Не вульгарный. Но надену его там.

— Нет, — Серж повернулся к ней. — Корсет ты наденешь сейчас. А в Сент-Оран-де-Гамвиль мы поедем в пятницу. Но я разрешаю взять корсет и туда.

Она оценила все — и подрагивающий угол губ, и изогнутую бровь, и выражение глаз. Чертов манипулятор!

— Деньги вечером, стулья утром… — пробормотала Софья. — Князь Бобровский, а монтер Мечников вам родственником не приходится?

— Что? Какой Мечников? И при чем тут стулья?

— Это цитата была, мсье Бетанкур. Сейчас расскажу, откуда.

— Расскажешь в корсете. Иди, — легко толкнул ее в спину. — Ты обещала!

— Ты ужасный тип!

— Софи, не испытывай мое терпение. При мысли, что наконец-то увижу тебя в том корсете, я начал возбуждаться.

— Ты начал возбуждаться, потому что переиграл меня!

— И это тоже, — довольно ухмыльнулся Серж. — Ну же, чего ты ждешь? Чтобы я надел его на тебя?

— Сама справлюсь! — Соня встала с дивана. — И я его с собой не возьму!

— Значит, придется выжать по максимуму из этого раза. Не забудь красную помаду! — это он ей крикнул, когда она уже ступила на первую ступеньку лестницы.

— Это вульгарно!

— Это роскошно. Ты будешь выглядеть роскошно, Софи…

И он снова оказался прав.

* * *

— Что ты подаришь мадам Нинон, Серж?

— Не знаю, — он нахмурился. — Я сломал себе голову. С каждым годом это становится все труднее. Я как-то… упустил этот момент. Сейчас осталась пара дней, а у меня идей ноль.

— У нас завтра аукцион. Ювелирные изделия.

— Банально, — поморщился Серж. — Очередное бриллиантовое кольцо?

— Мне коллега показывала — будет много интересных лотов. Знаешь, мне запомнился… браслет. Американский ювелирный дом «Oscar Heyman amp; Brothers». У них своеобразный, узнаваемый стиль. Браслет сделан почти сто лет назад — в тысяча девятьсот двадцать шестом, кажется. Три черных ониксовых кольца, соединенных сегментами с бриллиантами. Он очень необычный — строгий, изысканный. Я его увидела и почему-то вспомнила твою… мадам Нинон.

— Софи… — он смотрит на нее внимательно, и Соня не может понять, что за выражение таится в его глазах. — Кажется, ты только что спасла мою шею.

— Ну, вот и славно, — улыбнулась она. — Хорошая шея, красивая. Мало ли… вдруг пригодится. Начальная цена — семь с половиной. Реально может дойти до двенадцати, говорят.

Серж отмахнулся от этих слов. Но лицо его было по-прежнему непроницаемым.

* * *

На аукцион Серж прислал Алекса. С одной стороны, это Соню расстроило, но и к постоянной занятости Сержа она тоже уже привыкла. А с другой, невозмутимый здоровяк Алекс был таким милашкой — ходил за ней как привязанный, слушал, едва не заглядывая в рот.

Браслет ушел за двенадцать восемьсот. А после, оформив приобретение под чутким руководством Сони, Алекс почтительно раскланялся, ручку облобызал и стремительно исчез — шефу отчитываться.

— Софи, у тебя новый поклонник? — тон у Мари шутливый, но она явно в недоумении.

Соня вздыхает. Так просто и не объяснишь, кто такой Алекс, почему он был здесь и… И не хочется ничего объяснять, в общем-то.

* * *

— Серж…

— Да? — он уже почти закрыл дверцу автомобиля, но остановился. Наклонился. — В чем дело, Софи?

— Слушай… А можно мне… То есть… — она выдохнула, решаясь. Эта идея грызла ее уже пару недель точно. — Ты не пустишь меня за руль?

Серж вздохнул, провел рукой по волосам.

— Софи, ты же не ездишь за рулем.

— У меня есть права! И прошлым летом мы с сестрой объездили пол-Европы! Я была за рулем!

— На чем вы ездили?

— Фольксваген-Гольф.

— Соф… — видно, что ему неловко. — Пятьсот лошадей. Переключение передач — ручное. Ты… ты не справишься. Правда. Не обижайся, но…

— Ладно! Проехали. В смысле, — поправила на коленях белую плиссированную юбку, потянула на себя ручку двери, — поехали.

Дверь захлопнулась с мягким щелчком.

Шаг девятнадцатый. Смена декораций

Они вели себя при жизни как свиньи, а мне приходится отвечать. Паразиты они, вот что я вам скажу, простите невольную резкость выражения.

Соня не знала, чего ждала от загородного дома мадам Нинон. Но то, что она увидела, ей понравилось. Софья не настолько хорошо разбиралась в архитектуре, чтобы сходу определить стиль, но выглядело все довольно привлекательно: просто и одновременно просторно — и дом, и прилегающая территория. Встречать их никто не вышел — так Соне подумалось сначала. Впрочем, появившийся вскоре немолодой мужчина в костюме на жаждущего общения родственника тоже никак не тянул.

— Добрый вечер, Гаспар, — Серж бросил ему ключи от машины, который тот лихо перехватил на лету. — Отлично выглядишь.

— Свежий воздух, превосходная компания, приятные люди вокруг, — улыбнулся тот в ответ. — Весьма рекомендую, мсье Бетанкур. Мадам Бетанкур уже ждет вас.

Мадам Нинон действительно ждала их в холле. Софья притормозила, дав возможность обняться Сержу и его старшей родственнице. В доме было очень тихо, поэтому негромко и на ухо сказанное «Я очень скучала по тебе, мой дорогой мальчик» Соня все равно расслышала. А потом и на нее обратили внимание.

— Софочка, деточка, как я рада тебя видеть!

Соня не знала, чему изумляться больше — то ли приветствию на русском, то ли «деточке», то ли резкому переходу на «ты», то ли легкому, но все же совершенно не протокольному поцелую в щеку. Их первая встреча была гораздо более официальной.

— Я тоже очень рада вас видеть, мадам Бетанкур, — пришлось ответно прижаться к сухой щеке своей. — С днем рождения вас.

— Ой, он только завтра, — отмахнулась мадам Нинон. — И потом, в моем возрасте это уже не праздник, а лишний повод для грусти. Как вы добрались? Серж не очень быстро ехал?

— Нет, — не моргнув глазом, соврала Соня. — Он был очень аккуратен за рулем.

— Я так боюсь этих его машин, на которых Серж гоняет как сумасшедший.

— Всего-то сто восемьдесят километров, — пожал плечами Серж. Мадам Нинон ахнула, Серж хотел что-то еще добавить, но вместо этого вдруг переменился в лице, глядя на что-то за спиной Софьи. Смотрел так, что ей и поворачиваться стало боязно.

— Ты же говорила, — Серж буквально шипел, — что он будет один!

— Он мне так сказал, — мадам Нинон успокаивающе погладила внука по руке. — Ну не выгонять же мне их было! Ты только не горячись, мой хороший, успокойся, пожалуйста…

— Доброго всем вечера, — раздался за спиной Софьи приятный мужской голос. И она вынуждена была повернуться.

Это он. Отец Сержа. Вблизи его истинный возраст заметнее, но все равно — роскошен. Более зрелая версия Сержа Бетанкура. Его спутница — даже девушкой назвать трудно, точнее — девочка, лет шестнадцать от силы. Короткий топик, обнажающий плоский живот с бусиной пирсинга в пупке, низко сидящие джинсы, агрессивный макияж.

— А мы с доченькой гадали, когда ты приедешь, Серж, — тот белозубо улыбнулся.

Бетанкур-младший шумно выдохнул.

— Софи, позволь тебе представить мсье Вивьена Бетанкура. Он…

— Я — его отец, — еще одна обаятельная улыбка, ямочки на щеках. — Только Серж этого почему-то стесняется. Хотя смущаться впору мне — от того, что у меня такой взрослый сын. А я все думаю, что и сам еще молод и привлекателен… — ироничная усмешка, серые глаза в сеточке морщин. Он притянул руку оторопевшей Сони к губам. — А вблизи вы еще красивее, Софи. Счастлив знакомству.

— Взаимно, мсье Бетанкур, — ей довольно быстро удалось справиться с изумлением.

— Прошу вас, никакого «мсье Бетанкура». Только Вивьен. А это, — он обернулся к девушке рядом, — крошка Лиз.

— Салют, — та усмехнулась. — Я — Элоиза.

— Какая комната для Софи? — Серж резко обернулся к мадам Нинон.

— Сиреневая.

И Соню резко за руку потащили к лестнице.

* * *

— Серж, — она поморщилась от грохота двери. — Ты же говорил, что единственный ребенок в семье? А, получается, у тебя есть сестра? Или… она от другой женщины? Элоиза тебе сестра только по отцу?

— Сестра?!

— Твой отец назвал Элоизу доченькой.

— Ты идиотка, Софи?! — он в несколько широких шагов оказался у окна. — Вивьен — такой шутник! Это его любовница! Очередная малолетняя любовница моего придурочного папаши! — он громыхнул кулаком о раму.

— Даже если это и так… — ответила Соня негромко после паузы. — Это не дает тебе никакого права оскорблять меня.

— Прости, — он все так же стремительно метнулся обратно — от окна к Соне. Обнял, прижал к двери. — Прости, маленькая. Я сам не свой. Я в бешенстве. Но ты тут действительно не при чем. Прости, — притянул ее ладонь к губам, поцеловал. — Прости. Прости. Я просто не думал, что он осмелится. Что он… Черт! Не надо было тебя привозить сюда!

— Послушай, — она отвела прядь волос от его лба. — Какое мне дело до странных привычек твоего отца, в конце концов? Пожалуйста, Серж, не заводись так. Оно того не стоит.

— Если бы все было так просто, Соф… — горько усмехнулся он. — Да только…

Его прервал стук в дверь. И им пришлось посторониться и открыть. За дверью оказался Гаспар.

— Вещи мадемуазель, — он аккуратно поставил сумку Софьи у ее ног. — Ваши вещи, мсье Бетанкур, я уже отнес в вашу комнату.

— В вашу комнату? — как только за Гаспаром закрылась дверь. — В вашу комнату, мсье Бетанкур? Я правильно поняла, что…

— Мы будем жить в разных комнатах, Софи. Таковы правила этого дома. Все вопросы — к мадам Нинон.

— Пожалуй… не буду с ней спорить.

Серж усмехнулся.

— Прекрасно тебя понимаю.

* * *

Едва дав Соне привести себя с дороги в порядок, Серж утащил ее на экскурсию по Сент-Оран-де-Гамвиль. Софья похвалила себя за предусмотрительность — она успела не только переодеться, но и сменить шпильки на удобные туфли в стиле «колледж». Серж явно не торопился вернуться в дом, словно на него там что-то давило, и они бродили около двух часов, в течение которых Соня услышала историю поселения от основания до нынешних дней. Занимательная информация, кто бы спорил, хотя душевное состояние «экскурсовода» ее интересовало гораздо больше. Да только одного взгляда на его лицо хватило, чтобы понять — эту тему он обсуждать не будет. Ну что ж, экскурсия — так экскурсия. Тем более что рассказывать Серж умел.

Вернулись они уже затемно, и в холле их ждали новые лица. Серж рядом обреченно вздохнул, а Соня не успела толком рассмотреть пару, вышедшую им навстречу — женщина порывисто бросилась Сержу на шею.

— Мальчик мой, как я рада тебя видеть! — Серж сдержанно придержал обнимающую его даму за поясницу. Но глаза его поверх ее макушки — холодные.

— Здравствуй, Клоди. Прекрасно выглядишь.

— Ой, — она отстранилась. — Мы только что из Форжа. Там такое теперь совершенно фантастическое СПА, ты не представляешь! Знаешь, я там впервые попробовала…

Серж прокашлялся.

— Клоди, позволь, я тебе кое с кем познакомлю.

— Ах, да, конечно! — женщина легко обернулась. — Ты с… кто она?

— Софи Соловьева — Клоди Бетанкур. Моя… мать.

Непосредственные манеры, почти детские. Какая-то детская же, или птичья легкость в движениях. Клоди Бетанкур миниатюрная — ростом чуть ниже Софьи, а комплекция — такая же, тонкая, девичья… И лицо — странное сочетание миловидных черт, наивных глаз и следов, оставленных безжалостным временем, которые не удается скрыть даже благодаря косметике и, видимо, пластике.

— Очень рада! — легкое пожатие руки. — Мой сын всегда выбирает самых красивых девушек, и вы тоже не исключение.

Серж еще раз прокашлялся, уже громче. Соня нашла и сжала его пальцы. Так и хотелось сказать: «Пожалуйста, не дергайся из-за ерунды».

— Клоди, как ты добралась? Ты давно приехала?

— О, добрались прекрасно! Мы с Абделем… ты же помнишь Абделя? — она порывисто повернулась к своему спутнику, высокому, атлетично сложенному молодому мужчине — темная кожа, темные глаза на фоне ярких белков и непроницаемое выражение лица.

— Смутно, — хмуро ответил Серж.

— Мы с вами дважды встречались, мсье Бетанкур.

— Ну, тогда добрый вечер, — едва заметный кивок и лишь после паузы протянутая для рукопожатия ладонь.

Позже у Сони не было недостатка в темах для размышлений перед сном.

* * *

Утро в доме встретило ее легкой суетой — шла подготовка к торжественному обеду в честь дня рождения хозяйки. Серж куда-то испарился, и Соня решила не искать его с помощью мобильного. Не маленький — нужна будет, сам ее разыщет. И она не маленькая — найдет, чем себя занять. И после позднего завтрака, сервированного Гаспаром, отправилась осматривать прилегающую к дому территорию.

В ландшафтном дизайне, как и в архитектуре, она не была сильна, но парк… наверное, это парк? Потому что дом уже скрылся из виду за деревьями — парк впечатлял. Альпийские горки, садовые скульптуры из мрамора, аккуратно подстриженный, но не производящий впечатление искусственности кустарник, смонтированная система освещения — вечером, наверное, красиво. Вчера у нее не хватило сил даже выглянуть в окно. Зато сегодня, наверное, будет, чем полюбоваться.

Софья села на скамейку с кованой спинкой и деревянным сиденьем, вытянула ноги и запрокинула голову, подставляя лицо лучам солнца. Здесь, за городом еще совсем лето и совсем не сентябрьское солнце. Мягкое, нежное, ласковое.

— Салют!

Соня лениво приоткрыла глаза. На скамью рядом с ней плюхнулась Элоиза. Ярко-розовая ультракороткая юбка, атласный блузон, расстегнутый до середины груди и на голое тело надетый, между прочим — сочетание того же ярко-розового, оранжевого и белого. Клоунская расцветка — только красного носа не хватает. Но вместо красного носа — густо намазанные розовым блеском пухлые губы. В руке у Элоизы — наворченный смартфон одной из последних моделей.

— «Папочка» подарил, — заметив взгляд Сони, девушка протягивает ей телефон. — Смотри — пятый айфон. Крутейший!

Софья качает головой, отказываясь брать «игрушку» в руки. Что она — телефонов не видела? У Сержа похожий, кстати. Но в случае с Элоизой ситуация, видимо, такова, что телефон на порядок превосходит интеллектом хозяйку.

— А твой дарит тебе подарки? — Элоиза растянулась непринужденно на скамье. — Хотя… такой красавчик… — мурлыкнула мечтательно. — Сам по себе подарок.

Соня вопросительно изогнула бровь. Возможно, первое впечатление о юном возрасте «крошки Лиз» было ошибочным.

— Твой, говорю, красавчик, — пояснила Элоиза. — Серж, в смысле. Папашка его тоже ничего, конечно, видный мужик. Но сыночек-то получше будет. Такой сладенький — так бы и съела! Или хотя бы лизнула. Может, поменяемся, а, подруга? — усмехнулась и толкнула вдруг легко Соню плечом в плечо.

Софья закашлялась. Она никак не могла понять, как общаться с «крошкой Лиз». Как с ребенком или как с расчетливой стервой?

— Да ладно, — рассмеялась Элоиза. — Я бы тоже не согласилась поменяться. Тем более, что денежки семейные, как я поняла, именно в руках Сержа. Зато мой «папочка» щедрый — сколько есть, все на меня тратит. Слушай, — девушка резко повернулась всем корпусом к Софье.

— Что? — это было первое слово Сони за этот их странный как бы диалог.

— А может, нам как-нибудь вместе замутить?

— Что именно?

— Ну, небольшую групповушку на четверых, а? Думаю, — Элоиза воодушевилась, — нашим понравится. А что? Мужиков это заводит. Поменяются, посмотрят, сравнят. Знаешь, как это слово-то… Свит… Свиг… Свингеры, вот! Твой вообще ревнивый?

Только появление незаметно подошедшего Абделя спасло Элоизу от педагогического подзатыльника. Софья наконец-то определилась со своим отношением к собеседнице.

— Дамы, — чернокожий молодой мужчина в светлых брюках и элегантном джемпере легко склонил голову. — Доброе утро.

— Где ты тут дам увидел, шоколадка? — расхохоталась Элоиза. — Мы тут с Софи групповушку обсуждаем. Не хочешь со своей дамочкой присоединиться? Хотя… Наверное, нашим не понравится. Они любят мяско посвежее, а эта тетка…

Тут Элоиза схлопотала-таки свой честно заработанный подзатыльник.

— Закрой рот! А лучше — исчезни. Сию минуту. Немедленно.

«Крошке Лиз» хватило ума не спорить. Хотя губа по-детски задрожала. А вот выражение глаз было совсем не детским — взрослым, яростным, ненавидящим. Нарочито медленно встала и пошла прочь, отчаянно виляя бедрами. На кого был рассчитан этот жест — непонятно.

— Вы позволите, Софи? — в отличие от Элоизы Абедль демонстрирует превосходные манеры.

— Прошу.

Аккуратно поддернув брюки, Абель сел рядом. Выдержал небольшую паузу.

— Прекрасный дом. И прекрасный парк.

— О, да.

— Эта девушка… Элоиза… она несколько… хм… вульгарна. Она не обидела вас, Софи?

— Она малолетняя дрянь, — ответила Софья ровно. — Кишка тонка у нее меня обидеть.

— Что ж, хорошо. Мне показалась, что она несколько расстроила вас.

— Вам не показалось, — Соня невозмутимо пожала печами. После откровений «крошки Лиз» мало что уже, наверное, способно ее удивить. — Вы же видели, что я ее ударила, Абдель.

— Заслуженно.

— Согласна.

В разговоре повисла пауза. Спустя какое-то время первым ее нарушил Абдель.

— Знаете, Софи… Ваш друг, мсье Серж Бетанкур, он очень предвзято относится ко мне.

— В самом деле?

— Да, — кивнул Абдель. — Он полагает меня альфонсом. Он считает, что я встречаюсь с Клоди только ради денег. Ради возможности получить теплое местечко в «Бетанкур Косметик». Ради карьеры.

— Простите мне мою откровенность, но… это не так?

— Конечно, нет! — Абдель даже всплеснул руками. — Клоди — потрясающая женщина, просто потрясающая! Вы знаете…

Соня вполуха слушала панегирик в честь Клоди Бетанкур. Слишком явно Абдель пытался убедить ее в бескорыстности своих чувств к матери Сержа. Слишком для того, чтобы поверить в его искренность. Надеется, что Софья повлияет на мнение Сержа? Господи, ну почему всем что-то от него нужно?!

— Я уверена, что если все обстоит так, то мсье Бетанкур непременно изменит свое мнение, — Соня встала с места, давая понять, что разговор окончен. — Извините, Абдель, мне нужно найти Сержа.

* * *

— Неужели так трудно… — он был бледен от ярости. — Неужели это настолько невозможно?! Хотя бы раз… Хотя бы иногда… время от времени… вести себя прилично! Как нормальные люди?!

— Это ты ведешь себя как ханжа, Серж, — Вивьен беспечно пожал плечами и засунул руки в карманы брюк — жестом абсолютно зеркальным к жесту собственного сына минутой ранее.

— И как расист, — вставила свое слово Клоди. — И как недальновидный бизнесмен.

Сержу хотелось завыть. Если бы он не знал, как на самом деле относятся друг к другу его родители, он бы решил, что это сговор. Впрочем, и без предварительной договоренности эти двое проявляли трогательное единодушие лишь в одном — в том, как бы посильнее усложнить ему жизнь!

— Неужели это невозможно — хотя бы раз в жизни… Хотя в честь дня рождения мадам Нинон вести себя прилично?! А не пытаться как можно яснее показать, как сильно вам плевать друг друга?! Вы в состоянии подумать о ком-то, кроме себя?! Зачем было тащить сюда эту малолетнюю профурсетку?! И этого шоколадного альфонса?!

— Профурсетку?! — расхохотался Вивьен. — Серж, ты стал таким забавным. Где только таких слов высокопарных набрался?

— А вот мне не смешно, — обиженно поджала губы Клоди. — Абдель — очень хороший и не заслуживает к себе такого отношения.

— Конечно, хороший, — хмыкнул Вивьен. — У него поза такая — быть хорошим. Хорошим мальчиком при богатой даме.

— Кто бы говорил! Ты сам при своей «доченьке» в какой позе?!

— В разнообразных, — провокационно мурлыкнул Вивьен. — Девочка молодая, тело гибкое, упругое, в любую позу встает…

— Я так и поняла, что из вас двоих встает именно у нее!

— Ах, так?!

— Прекратите оба! — Серж заорал так, что у самого в ушах зазвенело. Зажмурился на мгновение. Словно время повернуло резко вспять, словно снова вернулось детство, и родители снова кричат друг на друга. Да только ему самому теперь не пять лет. И он может заставить их замолчать.

— Попробуйте хотя бы ради разнообразия вести себя как взрослые люди! Вивьен, тебе же скоро пятьдесят!

— Не напоминай!

— Да ладно?! Боишься стареть? — теперь расхохотался уже Серж. — Смешно. Твой возраст не станет от этого другим. У тебя взрослый сын! Ты не думал о том, что я, например, могу привезти сюда невесту? Для того чтобы познакомить с семьей? А вы?! Что вы творите?! Что о вас подумает Софи?!

Оба его собеседника замолчали. Сказанное Сержем явно застало их врасплох. Первой опомнилась, как ни странно, Клоди.

— Это правда, Серж? Эта девушка… Ты собираешься жениться? На Софи? Почему ты не предупредил? Ты же раньше никогда не привозил девушек сюда…

— А что — это что-то бы изменило? — желчно поинтересовался Серж. — Нет, я не собираюсь жениться. Пока не собираюсь. Но уже понял, что в моих же интересах прикинуться сиротой, чтобы будущая супруга от меня не сбежала!

— Не драматизируй, — Вивьен тоже справился с изумлением. — Софи — умная девушка, это видно. Она сможет сделать правильные выводы. Между прочим, — подмигнул Сержу, — поздравляю. Отличный выбор. Такая красавица — просто глаз не оторвать. И лицо, и фигура, и…

— Остынь. Ей двадцать семь. И для тебя, с учетом твоих последних пристрастий, она явно старовата.

И Вивьен, и Клоди синхронно поморщились от грохота входной двери, захлопнувшейся за Сержем.

* * *

— Как тебя понимать, мальчик мой?

— Как угодно, — непривычно резко ответил он, все так же стоя спиной и глядя в окно.

Мадам Бетанкур подошла к внуку, положила ладонь ему между лопаток, на гладкую ткань пиджака.

— Кто тебя так расстроил, Серж? — спросила негромко.

— Как будто ты не знаешь, — он обернулся — все-таки это неприлично стоять спиной к разговаривающей с тобой женщине, которая, к тому же, твоя любимая бабушка. Скривил идеальные губы. — Они. Оба. Я жалею, что привез сюда Софи. Зря. Не нужно было.

— Ничего не зря, — уверенно возразила мадам Нинон. — Я давно хотела с ней познакомиться. И, я уверена, Софи поймет все правильно — она умная девочка.

Взгляд Сержа отразил нешуточное удивление.

— Ну, что ты так на меня смотришь? — старая женщина привычно взъерошила внуку волосы. — Что я такого удивительного сказала? Ты давно доказал свое право мужчины принимать решения самостоятельно. Любые решения. И если ты решил… насчет этой девочки, Софи… я возражать не буду.

Он не подтвердил и не опроверг. Просто притянул ее за плечи, обнял и шепнул в седые волосы, пахнущие лавандой: «Спасибо».

* * *

Вместо Сержа Софья нашла другого человека, даже двух — и их общество при данных обстоятельствах не было приятным. Хотя, если вдуматься, присутствие Амандин не должно стать сюрпризом.

— Софи, вот это неожиданность!

— Взаимно, Амандин, я тоже не ожидала увидеть вас здесь. Это же исключительно семейный праздник.

Софье показалось, что Амандин сейчас задохнется от ее наглости. Но Соне в свете последних событий и разговоров стало как-то резко плевать на мнение окружающих. На мнение всех, кроме Сержа. А он бы ее понял — она была уверена. Да и в этом террариуме по-иному просто не выжить.

— Позвольте представиться — Дамьен Русси, — спутник Амандин протянул ей руку. — Я — отец Амандин и давний деловой партнер — сначала Рене Бетанкура, а потом и его сына и внука.

— Рада знакомству, — Софья не знала, планировал ли мсье Русси целовать ей руку, но не дала ему такого шанса — пожала протянутую ладонь. — Вы очень похожи с дочерью, мсье Русси. Просто одно лицо.

Похоже, Дамьен Русси тоже слегка опешил от наглости Софьи, ведь комплимент вышел сомнительный — учитывая бульдожью челюсть и глубоко посаженные глаза самого мсье Русси. Впрочем, у мсье Русси бульдожья не только челюсть — хватка руки и цепкость взгляда тоже под стать. С таким человеком лучше не ссориться — видно по всему.

Шаг двадцатый. Истинные намерения сторон

— Вы сумасшедший?

— Напротив, я так нормален, что порой сам удивляюсь.

Само празднование напомнило Соне хорошую театральную постановку, в которой каждый точно знает отведенную ему роль. И при этом у Софьи одновременно было ощущение, что она собирает паззл. Каждое сказанное слово, каждый взгляд, жест, да что там — все, кто собрался за этим роскошным столом — все они были частями мозаики. И постепенно каждый кусочек этой мозаики вставал на свое место.

Ее посадили между Дамьеном Русси и кузеном Сержа по имени Робер, а фамилию Соня запамятовала — слишком много информации за один раз. Их было двое — кузенов Сержа, у Робера еще имелась родная сестра, Флави, они оба были внуками младшей сестры деда Сержа. Софья не слишком усердствовала в общей беседе — наблюдать ей было стократ интереснее. И чем дальше, тем яснее для нее открывалась странная картина.

Все эти люди, собравшиеся здесь, за этим столом, за исключением Амандин и ее отца, своим благополучием были обязаны «Бетанкур Косметик». То есть — Сержу, который уже на протяжении, если Софья правильно поняла, восьми или девяти лет тащил эту махину на себе. Зарабатывая деньги, которые с удовольствием тратили эти люди — его отец, мать, тетка, кузены, мадам Нинон. И только последняя в этом списке явно испытывала чувство благодарности к Сержу за все, что он делает. Остальные же… о, нет. Ни о какой благодарности речи не шло. О том, откуда берутся деньги «Бетанкур Косметик», присутствующие здесь люди предпочитали не задумываться. Зато с удовольствием упражнялись в остроумии, обсуждая дела «Бетанкур Косметик» и, конкретно, ее нынешнего президента. Столько тонких издевок, шпилек и завуалированных упреков Соня за один раз никогда не слышала. И они все это делали.

Все! Против одного Сержа! Лишь Амандин хранила нейтралитет, ну и крошку Лиз можно было не брать в расчет — она вообще раскрывала рот только чтобы есть. Судя по тому, как легко и непринужденно Серж парировал все словесные копья, летящие в его сторону, это происходит далеко не впервые и опыт в подобных баталиях у него преизрядный.

Наверное, Софья чего-то не знает о жизни, но желание перебить сервиз саргеминского фарфора о головы собравшихся за столом становилось все сильнее. Что это за люди?! Они вообще имеют хоть какое-то представление о семье?! О благодарности?! О любви и привязанности к родственникам, в конце концов?!

Она не выдержала и уставилась на мадам Нинон, сидевшую во главе стола. И дождавшись, когда та посмотрела на нее, не отвела глаз сразу. А спустя какое-то время перевела взгляд на Сержа, который в очередной раз, презрительно кривя губы, парировал что-то отцу. А потом снова посмотрела в глаза мадам Нинон. Софье так и хотелось вскочить и закричать ей: «Почему вы позволяете происходить этому?! Почему вы не защищаете его?! Ведь вы же его любите!».

Внимательный взгляд выцветших с годами, но не утративших своей выразительности светло-голубых глаз. И Соне кажется, что она слышит сухой, чуть надтреснутый голос мадам Нинон: «Потому что он сильный мальчик. Он никому не позволяет жалеть себя. И всегда все делает сам».

Мадам Нинон встала, давая сигнал к тому, что основной обед закончен, и сейчас будет пауза, а позже — перемена блюд и десерт.

— Софи, деточка, составь мне компанию. Хочу тебе кое-что показать. Посекретничаешь со старухой?

— Не вижу тут ни одной старухи, — дипломатично отозвалась Соня. — Но с удовольствием составлю вам компанию.

— А мне с вами посекретничать можно?

— Конечно, девочка моя, — мадам Нинон обернулась к Амандин. — Только я хотела посекретничать с Софи на русском языке — теперь мне редко выпадает шанс поговорить с соотечественником. Если тебе не будет скучно слушать нас — пойдем.

— Нет, пожалуй, — Амандин поджала губы. — Я лучше составлю компанию Сержу.

— Составь, конечно, — улыбнулась мадам Нинон, беря Соню под руку. — Он будет рад.

* * *

Софью удостоили визита в спальню хозяйки дома. Это оказалась большая комната, которая совмещала в себе функции спальни и кабинета.

— Для начала, Сонечка, я хотела поблагодарить тебя за подарок, — мадам Нинон подняла руку, на которой красовался браслет — три ониксовых кольца, звенья, инкрустированные бриллиантами. Это украшение действительно подходит хрупкой изысканности урожденной княгини Бобровской.

— Но это подарок Сержа.

— Он мне рассказал о том, что это была твоя идея.

— Не буду спорить — идея моя, — улыбнулась Соня. — Но, кроме идеи… В общем, я рада, что вам понравилось.

— У меня особые воспоминания, связанные с Оскаром Хейманом, — мадам Нинон открыла стеклянную дверцу шкафа и достала оттуда увесистый альбом в кожаной обложке. Присела на небольшой диван у окна и приглашающе похлопала по сиденью рядом. — На нашу первую годовщину свадьбы я подарила Рене булавку для галстука. Как раз изделие этого ювелирного дома.

— Правда? — Софья присела рядом. — Надо же, какое совпадение.

— Да. Это была его любимая булавка. С ней его и похоронили, — мадам Нинон раскрыла альбом. — Ну, не будем о грустном. Вот, Софьюшка, хотела тебе показать, какая я была молодая.

Соня интуитивно чувствовала, как важен этот жест со стороны бабушки Сержа. Это доверие. Эта возможность заглянуть в историю семьи. И очень боялась поначалу сказать что-то не то, спугнуть эту атмосферу. Но потом увлеклась — фотографии были и в самом деле интересные, особенно старинные, столетней давности, на которых были запечатлены родители мадам Нинон и другие представители семейства Бобровских.

Ожившая история. А мадам Нинон так увлекательно рассказывала. Тот, кто заглянул бы сейчас в комнату, увидел бы две склоненные над альбомом головы — седую и темноволосую. Их обладательницы увлеченно рассматривали фотографии и беседовали.

— Ой, я знаю это здание!

— Это дом моего дяди Бориса, брата отца.

— Я сто раз мимо него проходила! Это на Сретенке!

— Наверное, — мадам Нинон грустно улыбается. — Я там никогда не была. А что… что в этом здании сейчас?

— Какое-то министерство, кажется, — неуверенно отвечает Соня. — Я не знаю точно. Простите.

— Ничего страшного, девочка, — мадам Нинон легко сжала Сонину руку. — Будь добра, достань еще один альбом — вон тот, с коричневой обложкой. Покажу тебе, какой был Серж маленький. Ему только не рассказывай, хорошо? Взрослые мужчины не любят вспоминать, как они были маленькими мальчиками.

— Не буду рассказывать, — улыбается Соня, доставая альбом.

Маленький Серж Бетанкур — ангелочек, иначе не скажешь. Упитанный белокурый херувим на руках у темноволосого мужчины со впалыми щеками — это Рене Бетанкур. Очаровательный трехлетний мальчуган в джинсовом комбинезоне с совершенно девчачьими светлыми локонами. Рядом — родители: Клоди — хорошенькая, Вивьен — если не одежда и прическа по моде того времени, можно подумать, что это Серж. Нет, еще выражение глаз — другое. Совсем. Коротко стриженный, но все такой же светловолосый мальчишка лет десяти с белоснежной кошкой на руках — видимо, это ее королевское величество Марго. А вот уже юноша — смазливый до невозможности, наглый, самоуверенный. Нахальная, но обаятельная улыбка, русые волосы, уже тогда идеально сидящий костюм. Серж обнимает за плечи стоящих рядом двух товарищей — это выпускной в школе.

— Серж надо мной смеется, а я не понимаю этих цифровых фотографий. Куда приятнее — так. В руки взять можно… потрогать, — узловатый палец гладит край фотографии, на которой Серж с родителями. — Я часто думаю… когда, в какой момент все пошло… не так? Ведь мы с Рене любили Вивьена. А он и Клоди любили Сержа. А вышло… вот так. Выходит, любовью можно все испортить?

Соня промолчала. Она не знала, что ответить на это. Мадам Нинон переворачивает страницу, потом еще одну. Одно из последних фото — Серж, уже совсем узнаваемый, но для Софьи непривычно серьезный. В огромном черном кресле, за огромным же столом. Мсье президент «Бетанкур Косметик».

— Я так горжусь им, — тихо произносит мадам Нинон. — Очень горжусь. Он сильный и гордый мальчик. И очень… — женщина замолчала, словно раздумывая — стоит ли продолжать. А потом решилась. — Он умеет любить. Наверное, это не слишком очевидно. Он редко позволяет кому-то это увидеть. Он не подпускает к себе близко. И еще — так трудно прощает предательство. Я все еще не теряю надежду… — мадам Нинон невесело улыбается, — что он простит родителей. Ведь он их любил. И… я верю, что любит. Но слишком гордый, чтобы простить легко.

Софья снова промолчала. Снова не знала, что ответить. И вообще, ей казалось, что эти слова ответа не требовали.

— Ладно, — взмахнула рукой мадам Нинон. — Это все риторика, не более. Я еще хочу тебе кое-что показать, Софочка.

Соня с все возрастающим изумлением наблюдала, как хозяйка спальни встала, подошла к стене и, как дверцу, открыла картину, висящую на стене. За ней обнаружился сейф. Просто как в кино. Защелкал под пальцами мадам Нинон, набирающими код, замок. И вот уже мадам Нинон снова вернулась на диван. В руках у нее была шкатулка. Резьба по кости, холмогорская школа — это Соня наметанным взглядом определила сразу. А потом шкатулку открыли, и тут Софья удивилась по-настоящему. Хотя, казалось бы, ожидаемо — ну что еще можно хранить в сейфе? В первую очередь, драгоценности. Немного. Видимо, самое дорогое — не столько с точки зрения материальной ценности, сколько из-за связанных с этими украшениями воспоминаний.

Пальцы мадам Нинон дрогнули, когда она доставала из шкатулки кольцо. Явно не свежее приобретение, не слишком роскошное, но и не скромное — три сапфира, один крупнее, тот, что посредине, два по краям мельче. Небольшая россыпь маленьких бриллиантов, тусклое золото.

— Это обручальное кольцо князей Бобровских, — мадам Нинон держит кольцо двумя пальцами. — Ему больше двух сотен лет. Мужчины рода Бобровских надевали это кольцо на палец своей избраннице. Я… — мадам Нинон вздохнула, — последняя Бобровская. И кольцо осталось у меня. Нравится?

— Красивое, — осторожно отвечает Соня. Блеск граней старых сапфиров завораживает.

— Когда-то я могла его надеть, — женщина кладет кольцо себе на ладонь. — Сейчас пальцы уже не те. Могу только так смотреть, — и вдруг протягивает руку Софье. — Хочешь примерить?

Это неожиданно. И после небольшого размышления Соня отрицательно качает головой. Нет. Это как-то неправильно.

— Пожалуйста, — негромко просит мадам Нинон. — Примерь. Сонечка, пожалуйста. Хочу увидеть его на руке. Давно не видела.

Нет, ну если так просят… Софья осторожно берет старинную драгоценность. И… кольцо садится идеально. На именно безымянный палец. Соня неосознанно задерживает дыхание почему-то. А потом протягивает руку мадам Нинон.

— Вот. Смотрите.

Старая женщина наклонила голову, разглядывая. Вздохнула.

— Красиво.

* * *

Русси предпочли уехать. Родственники — тетка, кузены, Вивьен с Клоди — те, наоборот, решили остаться на ночь. Именинница, утомившись, ушла к себе. Праздник закончился.

— Серж, ты где? — Соня стоит у окна, прижав к щеке телефон. Она была права — парк с включенным освещением выглядит очень красиво.

— У себя в комнате.

— А она которая?

— Зачем тебе?

— Хочу нанести визит вежливости.

— Софи… — он там вздыхает. — Я устал. Реально устал. Собираюсь спать. Давай отложим все до завтра?

Она ему не верит. А еще ей не нравится его голос. Странный какой-то.

— Если ты не скажешь, какая твоя комната, я пойду открывать все подряд двери. И мне плевать на то, что это неприлично!

Он еще раз вздыхает.

— По той же стороне, что и твоя. От тебя — третья.

— Умница. Послушный мальчик. Принесу тебе печеньку.

Серж в ответ лишь хмыкнул.

* * *

В комнате не включен свет. Темноту рассеивают лишь слегка отблески фонариков в парке. И еще тлеет красный огонек сигареты. Пахнет табачным дымом и спиртным. Причем крепким спиртным.

Соня постояла немного на пороге, давая глазам привыкнуть к темноте. А потом шагнула вглубь комнаты. Серж сидит в кресле у окна. На нем лишь брюки, выше талии он голый, в пальцах одной руки зажата сигарета, в ладони другой устроен бокал.

— Ооо… Мальчик пошел вразнос?

Он не отвечает, лишь затягивается сигаретой, заставляя ее кончик разгореться ярко-алым. Софья протягивает руку к столику, берет бутылку, подносит к глазам. Наполовину пустая, и это даже не коньяк. Виски.

— Серж, — присаживается на подлокотник кресла. — Ты же не куришь?

— Как видишь, иногда курю.

— Тебе нельзя крепкое. Ты же не умеешь это пить.

— Ерунда.

— Тебе будет завтра плохо — ты сам говорил.

— Плевать.

— Серж… — она наклоняется, обхватывает его лицо ладонями. От него так непривычно и резко пахнет — табаком, виски. — Что случилось?

— Что случилось? — он резко отворачивает голову, еще раз затягивается. — Случилась задница, Соф. В моей жизни.

— Что ты имеешь в виду? Что-то произошло? Плохие новости?

— Этим новостям уже почти тридцать лет. Это я просто родился на свет не у тех людей. Которым был на хрен не нужен!

— Ох… — родственники Сержа все-таки допекли. — Серж, но ведь это было так давно. Неужели ты до сих пор не можешь забыть? Разве сейчас это имеет значение?

— Еще какое! — усмехается он. Резко тушит сигарету, забирает со столика бутылку.

— Может, не стоит больше пить? — Соне все это совершенно не нравится.

— Может, и не стоит, — соглашается Серж. — Но я буду. Знаешь, — он отхлебывает прямо из горлышка и закашливается. Потом дышит часто, восстанавливая дыхание. — Знаешь, я вот на них смотрю и боюсь.

— Чего? — тихо спрашивает Соня.

— Во мне, Соф, течет та же кровь, что и в Вивьене и Клоди. Я их сын. И, знаешь, я все время боюсь… что я стану таким же, как они.

— Ты не…

— Помнишь, я рассказывал тебе про друга-гея?

— Помню.

— Я ведь всерьез тогда думал, что могу… что во мне это есть. Я вообще постоянно боюсь, что во мне что-то есть! Что-то ненормальное! Я боялся, что мне может понравиться трахаться с мужиком! — выкрикнул он с пьяной откровенностью. — Нет, пронесло, не захотелось даже пробовать. Но я все время жду, Соф… — он откинул голову на спинку кресла. Шевельнул рукой, очередная сигарета между губ, оранжевый лепесток пламени зажигалки. Серж затянулся, выдохнул дым к потолку. И продолжил свои откровения. — Я боюсь, что мне захочется чего-то. Что меня потянет на что-то… На молоденьких девочек, как отца. На экзотику, как мать — на таек, мексиканок или эфиопок! Или еще на что-то… Помнишь, как ты связала мне руки? Тогда, у меня дома, галстуком, помнишь?

— Да, — ответила Соня осторожно.

— Я тогда испугался, — голос Сержа негромкий. — На самом деле испугался. Не того, что ты мне можешь причинить реальный вред. А того, что мне такое… может понравиться. Что меня потянет на эти вот связывания, наручники, плетки… И прочее. Кстати, знаешь… — он вдруг усмехнулся. — А мне ведь понравилось. Но дело не в связанных руках. А в тебе.

— Серж…

— Я смотрю на Вивьена с Клоди, и мне страшно. Что рано или поздно во мне проснется что-нибудь… этакое. Извращенное. Во мне. Или… в моих будущих детях.

— Прекрати! Ты несешь чушь. Ничего нет такого ужасного в твоих родителях, как ты тут изображаешь.

— Много ты понимаешь!

— Много! Так, слушай, прекращай это. Они, конечно, со странностями у тебя, факт. Но не делай из них Франкенштейнов. И из себя заодно. Ты самый занудный и скучный человек из всех, кого я знала, Серж Бетанкур.

Он вместо ответа лишь усмехается и затягивается.

— Нет, я серьезно! Кто носит трусы одного-единственного фасона и марки? Кто каждый день завтракает исключительно блинчиками и кофе? Кто пугается, когда ему всего-то слегка связывают руки? Ну же, Серж… — забирает у него сигарету, гасит ее.

Снова наклоняется, и снова обхватывает лицо пальцами. — Ты — нормальный. Абсолютно нормальный. Скучный, предсказуемый и до уныния нормальный человек. Перестань себе забивать голову всякими глупостями.

— Нет, Соф.

— Да, Серж.

— Знаешь что, Софи… — у него какой-то странный голос. Еще более странный, чем был до этого. И не только в выпитом виски дело. — Иди-ка ты в свою комнату.

— Почему это?

— Потому что я пьян. Неадекватен. И лучше тебе быть от меня сейчас подальше.

— Неубедительно.

— Я пьян, Софи, — да-да, именно, это пьяная откровенность в нем сейчас говорит.

— Да я с тобой и не спорю, — она встает с подлокотника. — Ты не просто пьян. Ты в стельку, друг мой. Поэтому пойдем-ка в кроватку. Ты устал, немного расстроен и выпил лишнего. Самое лучшее, что ты сейчас можешь сделать — это лечь спать.

Он встает и произносит вдруг неожиданно четко, чеканя слова.

— Уходи, Софи. Уходи. Сейчас же.

— И не подумаю.

— Уходи. Я серьезно.

— И я серьезно. Не уйду, пока ты не ляжешь в постель.

— Постель? Постель… — задумчиво. А потом — решительно, с вызовом: — Если ты не уйдешь, Софи, я поставлю тебя на этой постели раком и поимею. И мне плевать будет на то, хочешь ты этого или нет. Так и знай. Последний раз предупреждаю — уходи.

— Не пугай меня. Не страшно.

— А я не пугаю. Я предупреждаю. Я не такой милый хороший мальчик, как тебе кажется.

— Слушай, прекращай разыгрывать драматический эпизод «Серж Бетанкур — злодей». Не верю. Все, марш в кровать.

— В кровать — так в кровать. И заметь — я тебя пре-ду-преж-дал, — и в следующую секунду он резко дернул пуговицу на ее блузке.

Ну, не драться же с ним? Нелепо и, в общем-то, шансов у нее нет. Пытаться образумить? Бесполезно, Серж и, правда, сильно пьян. Можно уйти. Можно. Но она зачем-то осталась. Просто не смогла оставить его одного наедине с его бесами.

Ни черта он сейчас не соображает. Раздевает ее как-то совсем неумело, пальцы не слушаются — еще бы, после такого количества выпитого. Дышит тяжело.

— Я тебя предупреждал, Софи… — блузка, наконец-то, летит на пол. — Надо было уходить. Ничего хорошего тебя тут не ждет. Я не тот хороший мальчик, каким ты меня считаешь.

— Ты кровожадный и беспощадный монстр. Угу, я поняла. Слушай, — гладит его по щеке, — Серж, может, все-таки спать, а? Ты же едва на ногах стоишь.

— Нет, — берется за пояс ее юбки.

Ну, нет — так нет. Но и уйти она не уйдет.

Похоже, близость неизбежна. Хотя у Софьи нет никакого желания. А Сержем двигает вообще непонятно что. Он торопливо стягивает с нее юбку, руки на талию, прижал к себе крепко. Да, определенно, близость неизбежна. Так, надо что-то сделать.

Он не целует ее в губы. Почему-то. И это хорошо, на самом деле — ей не нравится запах виски и табака от него, это непривычно, не идет ему и вообще — неприятный запах, не его, не Сержа. Вместо этого горячие поцелуи в шею, плечи, перемежающиеся с укусами. Он совсем на себя не похож. И все равно это — Серж.

Соня зажмуривается и вспоминает другого Сержа. Со светлыми и пьяными от желания глазами. С запахом можжевельника и сандала от разгоряченной кожи. Со сбившимся дыханием. Нежного и страстного, умеющего дарить наслаждение и получать его, не стесняясь. Того Сержа, который умел брать и давать. Да, именно такой он — настоящий. А сейчас — сейчас это снова маска. Другая, страшная, которую он сам себе придумал.

— О, черт, Софи, ты меня хочешь… — за своими мыслями она не заметила, как он раздел ее. Как его ладонь оказалась между его бедер. Выдохнул шумно. — Ты меня даже такого… хочешь. Ты готова…

Да, милый, только это не твоя заслуга. Не теперешнего тебя. Нет, она не сказала это вслух.

Серж помолчал какое-то время. А потом убрал свою руку, развернул Соню лицом к кровати и резко толкнул ее влажными пальцами в спину.

— На колени.

Да и черт с тобой. А я все равно тебя не боюсь. Ты пугаешь и пытаешься убедить в первую очередь себя. А я тебе помогать не стану.

Софья услышала шелест фольги и успела порадоваться, что даже в таком состоянии Серж помнит о средстве предохранения. А потом… А потом пришло время радоваться тому, что она успела хоть как-то подготовить себя. Хотя бы мыслями, хотя бы минимально. Потому что Серж врезался в нее одним мощным глубоким толчком, сразу, до упора. Не так как раньше — раньше он ее часто любил дразнить первыми, неглубокими движениями.

Ничего особо неприятного в этом нет. Но и приятного тоже нет. Возбуждение коснулось только физиологии, голова осталась холодной. И Софья словно со стороны наблюдает. Мужские пальцы на талии, держат крепко, не дают отодвинуться. Размеренные удары его бедер о ее ягодицы. Хриплое тяжелое дыхание. Ничего, она перетерпит. Это не должно занять много времени.

А вот с последним Соня ошиблась. Ну, да, как же она забыла… Если долго-долго-долго — значит, пьяный-пьяный-пьяный. Именно их случай. Перфоратор какой-то. И никакого просвета.

Эмоциональное неприятие происходящего через какое-то время дополнилось физическим дискомфортом. То ли естественная смазка израсходовалась, то ли двигаться Серж стал еще сильнее и глубже, но внизу живота стало отдавать реальной болью на каждый толчок. Минуту Соня потерпела. Потом еще минуту. А потом в голову полезли предупреждения тети Даши — о том, чем может кончиться такое вот «терпение». Всплыло словосочетание «эрозия шейки матки» и застучало в висках молоточком под каждый выпад Сержа. Так, все, с Софьи хватит!

— Перестань!

«Перфоратор» продолжил долбить.

— Серж, прекрати. Мне больно!

Реакции не последовало. Соня перенесла вес на одну руку, а другой, вывернув назад, шлепнула Сержа по пальцам, сжимающим ее бедро.

— Прекрати! Я серьезно!

Еще пара толчков. А потом он замер.

— Хватит, — выдохнула Соня устало. — Мне, правда, больно.

Он вышел из ее тела под шумный выдох. А Софья с облегчением шлепнулась на живот.

— Я же просил тебя — уходи, — прозвучало тихо. — Я же просил тебя… Почему ты не ушла? Зачем… зачем видела меня таким? Господи, зачем…

Она приподнялась на локтях и повернула голову. Он лежит на краю постели, голый, на боку, спиной к Софье. Свернулся калачиком. Или… кажется, это еще называется «поза эмбриона». Соня подвинулась ближе и тронула его за плечо.

— Серж…

— Я же просил тебя уйти, — все тем же тихим и безжизненным голосом, не оборачиваясь. — Зачем ты осталась? Зачем позволила? Зачем, Софи, зачем?…

— Серж, иди сюда.

— Нет.

— Да.

Потянула его за плечо. Он заупрямился, но она упрямее. В итоге она устроилась в изголовье постели, а голову Сержа положила себе на плечо.

— Зачем, Соф? — его вздох прошелся по ее груди, заставляя кожу покрыться мурашками. — Почему ты не ушла?

— Потому что так надо, — она покрепче обняла его за плечи. — Потому что не захотела уйти.

— Ты не должна была видеть меня таким. Я же сейчас совершенно омерзительный… — и снова эта пьяная откровенность.

— Достаточно уже самобичевания. Тебе надо поспать, мсье главный злодей, — она легко потрепала его по волосам. — Тебе удобно так? Может, ляжешь на подушку?

— Не хочу на подушку, — он мотнул головой, а потом шевельнулся всем телом и вдруг прижался плотно и уткнулся лицом ей в грудь, каким-то совсем детским, младенческим даже движением. И невнятно оттуда: — Так… хочу. Можно?

А она не смогла ответить. Лишь прижала его голову сильнее, пытаясь проглотить невесть откуда взявшийся комок в горле. Губы Сержа коснулись сначала ее левой груди нежным поцелуем, потом правой.

— Хорошо тут, — прокомментировал он свои действия. А потом прижался еще плотнее и затих. Соня продолжила перебирать его волосы, а он тепло дышал ей в грудь. Напряжение в горле наконец-то отпустило, и она смогла сказать.

— Хочешь, расскажу тебе сказку?

— Хочу, — голос его уже сонный, и звучит глухо, а губы так приятно касаются кожи, когда Серж говорит.

— Ну, тогда слушай, — пальцы ее продолжали гладить его затылок. — В одном королевстве жили-были король и королева. Они любили друг друга, и от их любви у них родился сын. Его назвали Сержем. Это был очень красивый и умный мальчик. Родители очень любили его. Но злая колдунья заколдовала родителей маленького принца, и они стали забывать, как любят своего сына. Но, к счастью, у мальчика еще была бабушка, вдовствующая королева. Она по-прежнему любила юного принца, и вырастила его достойным наследником короны. Маленький принц Серж вырос в сильного, гордого и достойного мужчину. А когда он вырос, он решил снять злое колдовство. И он пошел к злой волшебнице. Она жила далеко-далеко, в темном глухом лесу. Звали ее… Как ее звали, Серж, как ты думаешь?

Он не ответил. Размеренное глубокое дыхание. Заснул.

— Спишь? Вот и хорошо. Спи.

Поерзала, устраиваясь удобнее. Ну, вот и все.

В темной, пропахшей табачным дымом, виски и запахом секса комнате, в большом доме на окраине деревеньки Сент-Оран-де-Гамвиль, департамент Верхняя Гаронна, Софья Соловьева поняла одну важную вещь. Вздохнула. И в этой комнате зазвучала вдруг русская речь.

— Что делать-то будем, Сереж, а? Вот скажи — что мне теперь с этим делать? Ты спрашиваешь, с чем — с этим? — Серж уютно вздохнул во сне. — Так ведь влюбилась я в тебя по самые уши, Серенький. Угу. Вот такая дура, представляешь?

Серж не ответил. Ну, еще бы. Он, уж если спал — то спал, это Софья себе уже уяснила. А монолог продолжила. Она ведь и не рассчитывала на то, что он ее услышит и ответит.

— Да, я знаю. Я сама виновата. Ты меня об этом не просил. А я вот взяла и влюбилась — сама не знаю, как. Да какое там «влюбилась», — усмехнулась невесело. — Люблю. По-настоящему люблю. Только не спрашивай меня, откуда я это знаю. Знаю, Сереженька. Знаю — и все.

Он молчал, тепло дыша ей в грудь. А там, в груди, под его дыханием разгоралось что-то. Жгло и леденило одновременно, сладко и больно.

Как она так умудрилась? Полюбила. И кого? Король косметики. Богатенький плейбой. Смазливый секс-идол, по которому сохнут тысячи женщин, наверное. Серж Бетанкур.

Нет, все не так. Серж Бетанкур. Человек с фантастическим чувством долга, который исполняет должное ему, не жалуясь. Интеллектуал, любящий прикрывать свои мозги флером легкомыслия. Чертовски привлекательный образец мужской породы, не зацикленный на своей внешности при этом — как вдруг неожиданно выяснилось. Горячий, нежный и откровенный в своих желаниях любовник. Сильный и гордый мужчина. И маленький обиженный мальчик, лишенный когда-то так нужных ему любви и ласки. Это все он. Ее Серж.

— Знаешь, а я не жалею. Да, не жалею. Я хочу тебя любить. Мне только страшно немного. Ты спросишь — чего? — Соня легко погладила плечо мирно спящего Сержа. — А ты любишь меня, Сережка? Молчишь? Правильно, молчи. Что ты сейчас можешь сказать? А мне вот кажется… или я хочу так думать… что ты что-то чувствуешь ко мне. Я… мне будет очень плохо и больно, если ты ничего, совсем ничего ко мне не чувствуешь. — Она наклонила голову и зашептала ему в макушку: — Полюби меня. Пожалуйста, полюби меня, Сереж. Я же ведь тебя уже полюбила. Снова молчишь? Да и ладно. Молчание — знак согласия, между прочим. Я буду считать, что ты меня любишь. Ты — мой. — Обняла покрепче за плечи и добавила уверенно: — Вот сейчас, по крайней мере — точно мой. И только мой.

Какое-то время в комнате было тихо. А потом Соня вздохнула. Надо уходить. Серж скоро начнет пинаться. Да и вообще — нечего ей здесь делать. Таковы правила этого дома.

Серж что-то недовольно проворчал, когда она аккуратно перекладывала его голову на подушку. Но не проснулся. Софья оделась, не торопясь. Да и куда ей торопиться? Все уже случилось. Подошла к постели, коснулась губами прохладного лба.

— Сладких снов, любимый. Может быть, тебе приснюсь я?

* * *

Серж и Соня стоят на подъездной дорожке, ожидая, когда Гаспар подгонит машину. Они — последние из гостей, все остальные уже разъехались. Серж сейчас совсем не похож на великолепного мсье Бетанкура — джинсы в прорехах, дизайнерские, но все же. Рубашка в черно-белую клетку с закатанными до локтя рукавами, очки-авиаторы закрывают пол-лица. Все утро был молчалив и хмур, да и теперь в таком же настроении.

Соня тоже молчит — обсуждать что-либо желания нет. Ей бы со своим чувствами совладать как-то.

А потом он вдруг резко задирает очки на лоб, взъерошив и без того лохматые волосы. Следы вчерашнего загула явственно видны на лице, глаза покрасневшие, да и вид в целом помятый.

— Слушай, Соф, — Серж вздыхает, отводит взгляд в сторону дома. — По поводу вчерашнего. Я… я помню, что вчера просил тебя уйти. А ты не ушла. Нет, меня это не оправдывает. Ни в коей мере. Я помню… смутно. Я был груб с тобой. Очень груб. Я должен попросить прощения. Только вот я… — тут он решается все-таки посмотреть ей в глаза. — Я не знаю, что и как сказать… чтобы ты меня простила. Мне очень жаль, Софи, что все так вышло. Я не…

— Тшшш… — она прижала палец к его губам. Но замолчал Серж больше от удивления. — Послушай меня. Я — не они. Я — не твои родственники. Тебе не нужно передо мной оправдываться, что-то доказывать, сражаться со мной. В этой войне я — на твоей стороне, Серж. Я — за тебя. Я… — помолчала. Но так и не решилась. Нет. Не время. Но выдохнула ему на ухо, привстав на носочки: — Я с тобой.

Пауза. А потом он прижал ее к себе, крепко-крепко. И ответным выдохом на ухо, почти стоном, негромким:

— Ох, Софи…

За обнявшейся молодой парой из окна спальни второго этажа наблюдает с улыбкой мадам Нинон Бетанкур.

* * *

Их объятие нарушил басовитый рокот мотора и шорох шин. Гаспар подогнал машину.

— Слушай, Соф, — Серж водворяет очки обратно на переносицу. — У меня к тебе просьба.

— Да? — она пытается вернуть себе невозмутимость.

— Я что-то совсем неважно себя чувствую, — усмехнулся. — Ты же понимаешь, что виски — не совсем мой напиток. В общем, не могла бы ты сменить меня сегодня за рулем?

— Я? — едва вернувшаяся невозмутимость испарилась. — Ты хочешь, чтобы я… села за руль? За руль твоей машины?!

— Угу, — протягивает ей переданные Гаспаром ключи от «гальярдо». — А я поеду в штурманском кресле. Может, вздремну дорогой. А то пальцы до сих пор дрожат еще.

На водительское место она села в смешанном состоянии прострации и эйфории. Краткая инструкция Сержа по управлению машиной — словно сквозь вату. Так, ручной тормоз — снять, первая передача, сцепление плавно, отпускаем тормоз, выжать газ и…

Вместо того, что поехать вперед, машина резко сдала назад, раздался противный треск.

— Ой!

Серж лениво выглянул в боковое зеркало.

— Да уж — самый настоящий «ой». Это были любимые бегонии мадам Нинон. Вот… — он положил свою ладонь поверх руки Сони, двинул рычаг коробки передач. — Вот это — первая. Поехали, Софи. Давай резче газу, пока нам не всыпали по первое число за помятые бегонии.

* * *

Уже в Париже, поставив машину на парковку, Серж обнаружил, что пострадали не только любимые бегонии мадам Нинон. На заднем бампере «гальярдо» красовалась приличная вмятина. Серж усмехнулся. Какой пустяк. После всего, что случилось в Сент-Оран-де-Гамвиль он был готов простить Софи и не такое. Подумаешь — какой-то бампер.

Шаг двадцать первый. Рейдерская атака

Бросьте Вы! Знаю я людей. Ради честного словца не пожалеют и отца.

Серж второй вечер подряд проводил в одиночестве. Без Софи. В первый день он разгребал дела, которые, как обычно, резко накопились за время его отсутствия. Поэтому занят был до вечера, а потом только сил и осталось, чтобы упасть на постель и отрубиться почти мгновенно. А сегодня он продолжил разгребать дела. А еще решил сделать паузу, дать Софи и себе время осмыслить то, что произошло на дне рождения мадам Нинон.

На самом деле, сам он думать об этом не мог толком. О своем поведении не давал вспоминать жгучий стыд. А поступок Софи в тот вечер вызывал у него столь странные чувства, что он и задумываться о нем подробнее боялся. Было ощущение, что это может увести его… куда-то очень далеко. Но точно Серж знал одно: произошедшее в Сент-Оран-де-Гамвиль изменило их отношения так, что они никогда не будут прежними. И это не пугало. Но и осмыслить данный факт никак не удавалось в полной мере.

То, что сделала Софи… и ее слова потом, тогда, там, на подъездной дорожке… нет, это чувство внутри, которое возникало при воспоминании о ее словах — оно было теплым, приятным. Оно было… Об этом хотелось вспоминать. «Я на твоей стороне. Я за тебя. Я с тобой». Никто, никогда…

Серж усмехнулся и притянул подушку к груди. Вот и какой смысл давать себе и Софи время отдохнуть друг от друга, если думает он без нее все равно — о ней? А вот если бы она была сейчас рядом…

Он бы обнял ее — вместо этой чертовой подушки. И кожа Софи нежнее атласа наволочки. А он бы прижался своей грудью к ее спине, уткнулся бы лицом в затылок, обхватил бы ладонями ее грудь, уперся бы пахом в ее попу. А Софи бы рассмеялась мягко и гортанно, как умеет только она, и сказала бы: «Вы озабоченный, мсье Бетанкур». А он бы парировал ей: «Ты сама виновата, Софи. Ты сводишь меня с ума». А она бы ему: «Не надо перекладывать на меня всю ответственность!». А он бы ей… А ему бы надоело спорить, он бы развернул ее к себе лицом и поцеловал бы, и…

Серж резко сел в постели. Но ведь очевидно же! Очевидно, и как он раньше не сообразил?! Надо, чтобы Софи переехала к нему! Нет, ну а что? Какие у нее могут быть причины для отказа? Им хорошо вместе. Они и так проводят практически все свободное время вдвоем. Ну, так и зачем расставаться?

Идея захватила Сержа, и он, устроившись удобнее, продолжил бурный диалог сам с собой, убеждая. И себя, и гипотетически — Софи.

Да, он отвратительный сосед по постели, и Софи регулярно жалуется, что не высыпается с ним. Так в этой квартире чертова прорва спален, если угодно, Софи даже может спать отдельно. У них тут вообще будет куча мест, куда уединиться друг от друга — если вдруг возникнет такое желание. И он выделит Софи персональную гардеробную — по плану квартиры предусмотрена вторая гардеробная, она просто пока пустует. При мысли, что в его квартире появятся полки с бельем Софи, Серж понял, что начинает совершенно не к месту возбуждаться. Так, а если она все-таки не согласится?… Да нет, ну как она может не согласиться?! Она совершенно ясно дала понять в Сент-Оран-де-Гамвиль, что… И, вообще, если она вздумает артачиться, он применит свое тайное оружие, да-да. И предложит ей завести кота в его собственной квартире. Кого она там хотела? Шотландского вислоуха? Будет ей вислоух. Хотя самому Сержу больше нравятся бурманские. Да ладно, договорятся как-нибудь. Против кота Софи точно не устоит!

Серж с тоской посмотрел на лежащий на тумбочке телефон. Нет, он не будет звонить Софи сию секунду, чтобы порадовать ее принятым решением. И даже сообщения отправлять не будет. Не будет, как бы сильно этого ни хотелось. Потому что, как говорится, chaque chose en son temps. (фр. Всему свое время). И сейчас время — почти полночь. Пусть девочка выспится. В последний раз на своем узком диванчике. На этой мысли Серж довольно ухмыльнулся и покрепче обнял подушку. Завтра в это же время на месте подушки будет его Софи. С этой мечтой он и уснул. Чтобы проснуться спустя полчаса от телефонного звонка. Нашаривая телефон, он хмуро думал о том, что в полпервого ночи с хорошими новостями не звонят.

* * *

— Я же просил тебя… — Серж старается, чтобы голос звучал ровно, не выдавал того, чего ему на самом деле сейчас так сильно хочется — орать, бить кулаком в стену, крушить все вокруг. — Я же просил тебя, Вивьен, соблюдать простейшие правила предосторожности. Ради твоего же блага, в первую очередь…

— Я видел права Элоизы!

— Угу. А потом они мистическим образом испарились. А крошке Лиз волшебным образом стало вместо законных восемнадцати — пятнадцать лет.

— Я клянусь тебе, Серж, я видел ее водительские права! За кого ты меня принимаешь?! Пятнадцать лет — это перебор.

— Ну да, разница существенная, — презрительно скривил губы Серж. — Между пятнадцатью и восемнадцатью. В твои почти пятьдесят.

— Я клянусь тебе, — упрямо повторил Вивьен. — Я видел ее права.

— Значит, это была подделка.

— Кому это нужно?

— А я почем знаю?! — Серж все-таки не выдерживает, вскакивает с места, отворачивается. Чтобы не видеть собственного отца, которого упекли в комиссариат VIII округа по обвинению в растлении несовершенного лица. Крошки, мать ее, Лиз!

— Серж… — неуверенно позвал его из-за спины Вивьен. Но Серж не обернулся. — Серж! — позвал тот громче. — Ты же вытащишь меня отсюда?

Не хочется ни смотреть на него, ни разговаривать с ним. Вивьен пожинает то, что сам посеял. Рано или поздно это должно было случиться. Его увлечение молоденькими девочками явно носило не слишком здоровый характер.

— Серж… — совсем негромко и почти… просяще. — Ты же… не бросишь меня здесь?

И этот умоляющий голос он тоже не может выносить. Дернул плечом.

— Сделаю все, что смогу.

Из комнаты для свиданий он вышел, не оборачиваясь. А Виьвен не отводил взгляда от двери, в которую вышел сын, пока его самого не дернули за плечо, давая понять, что пора в камеру.

* * *

Холодный ночной воздух приятно остужал гудящую голову. Хотелось курить — просто смертельно. Где бы сейчас купить сигарет? Или стрельнуть у кого-то? Вдруг повезет?

С этой целью Серж шагнул навстречу мужчине, только что вышедшему из припаркованного рядом с комиссариатом автомобиля. И замер на полушаге в удивлении.

— Добрый вечер, — невозмутимо приветствовал его Дамьен.

— Скорее, ночь, — нервно усмехнулся Серж, справившись с первым изумлением. — И она отнюдь не добрая. Вам позвонил Вивьен?

— Не совсем, — Дамьен все так же невозмутим. — Серж, ты не возражаешь, если мы продолжим разговор в моей машине? На улице довольно свежо, а я легко одет.

Неожиданности продолжались. С каким оттенком этот сюрприз? Он узнает это, когда поговорит с Дамьеном. И Серж решительно открыл пассажирскую дверь черного «бугатти».

* * *

Первые десять минут Серж слушал молча. Просто не мог поверить своим ушам. Да как в такое можно поверить?! Или все-таки можно? Ведь не зря же он… будто чувствовал что-то…

Дамьен замолчал. Сидел, смотрел ровно перед собой. А потом вдруг повернул голову и взглянул на Сержа. С каким-то веселым любопытством, что ли.

— Значит… — начал Серж осторожно. Он теперь точно знал, что должен быть предельно осторожен с Дамьеном. — Все это время… Это были вы?

— Я, — согласно кивнул Дамьен.

— И не было… никаких крупных просчетов в управлении… и неудачных проектов… и проколов с реализацией… Вы просто подставили Вивьена, пользуясь его абсолютным к вам доверием?

— Он сам позволил себя подставить, — пожал плечами Дамьен. — Я лишь воспользовался.

— Зачем?!

— Ты не поймешь, — впервые с начала их разговора в лице Дамьена показались эмоции — он нахмурился. Между густых темных бровей залегла глубокая складка. — У меня давние счеты к «Бетанкур Косметик».

— Чем я вам так насолил? — Серж позволил себе усмехнуться. Он понял уже, что за ставка в игре. И ощутил холодную решимость. Нет. Своего он не отдаст. Слишком дорого досталось.

— При чем тут ты? — наморщился Русси. — Я имею счеты с Рене.

— Мой дед умер больше десяти лет назад.

— Для меня это не имеет значения, — Дамьен ненадолго отвернулся, глядя на освещенные окна комиссариата за стеклом автомобиля. — Я еще при его жизни решил… что уничтожу «Бетанкур Косметик» — любимое детище Рене Бетанкура. Заберу, разделю на куски и продам. Чтобы и следов не осталось… от дела всей жизни Рене Бетанкура.

— Это вполне в духе деда. Он умел наживать врагов, — немного напряженно рассмеялся Серж. Он не должен показать Русси, как ошарашен. Легче, друг мой Серж, легче. Не позволяй увидеть ему свою растерянность. Делай лицо. Ты это умеешь.

— А не надо недооценивать меня, мальчик, — Дамьен одарил Сержа мрачным взглядом. — Я добился своего. Почти. Ты появился в «Бетанкур Косметик»… так не вовремя.

— Спасибо мадам Нинон, — снова усмехнулся Серж.

— Да, мадам Нинон приняла крайне мудрое решение. Хотя поначалу я только посмеялся. Я думал, ты станешь еще более легкой добычей, чем твоей отец. Спасти компанию в тот момент было почти невозможно.

— Я специализируюсь на невозможном, — Сержу было непросто улыбаться в такой ситуации, но он видел, как Русси бесит его насмешливость. А, значит, Серж будет улыбаться! — Для меня невозможного — нет.

— Да, парень, ты существенно усложнил мне задачу, — серьезно кивнул Дамьен. — Ты оказался крепким орешком. Я до сих пор так и не смог толком подковырнуть тебя — ты крепко сидишь в этом чертовом кресле президента «Бетанкур Косметик». А мне… — Дамьен задумчиво потер переносицу, — надоело ждать. Да и времени у меня особо… нет. Я устал ждать твоей ошибки, Серж.

— Понимаю вас, Дамьен, — Серж отвесил Русси шутовской поклон. — Вы будете ее очень долго ждать. Я не намерен ошибаться.

— Что ж… — картинно вздохнул Дамьен. — Раз так — я решил взять дело в свои руки, — и он сделал плавный жест в сторону окон комиссариата.

— Крошка Лиз — ваша протеже? — догадаться об этом, в общем-то, уже не составляло труда. Теперь Серж просто тянул время, собираясь с мыслями.

— Заметь — мне даже не пришлось особенно стараться. Вот тут Вивьен подставился сам совершенно точно.

— Сколько ей на самом деле?

— Пятнадцать. Она зарабатывает проституцией с тринадцати лет — если тебя вдруг волнует этическая сторона дела. Так что кто кого растлил — это еще вопрос, — Дамьен вдруг резко расхохотался. И так же резко перестал смеяться. — Она отлично сыграла свою роль — я оценил это в Сент-Оран-де-Гамвиль.

— Вам не дают покоя лавры Люка Бессона — это я понял, — Серж повел плечами, поморщился с видом полнейшей пресыщенности. — Ответьте мне только на один вопрос — при чем тут я?

— Мне нужна твоя компания.

— Сожалею, но ничем помочь не могу. Как вы верно заметили, Дамьен — это МОЯ компания.

— Но за решеткой теперь ТВОЙ отец.

— И что из этого следует?

— А из этого следует очень простой вывод. Ты передаешь мне «Бетанкур Косметик». Я делаю так, чтобы против Вивьена сняли обвинения.

Какое-то время Серж молча, наклонив голову, разглядывал своего собеседника. А потом вдруг широко улыбнулся, и Дамьен понял, что ненавидит улыбки Сержа Бетанкура.

— Если вы думаете, Дамьен… — медленно начал Серж, — что я настолько ценю Вивьена, что готов расстаться ради него со своей компанией — то вы просто меня совсем не знаете. Вивьен получил то, что заслужил. А свою компанию я никому не отдам. Доброй ночи.

Мягко щелкнул замок пассажирской двери «бугатти», оставляя владельца машины наедине со своими мыслями. И спустя пару секунд Русси от души саданул кулаком по рулю. Чертов мальчишка! Неужели совсем нет сердца? Зато мозгов с избытком.

Дамьен еще долго сидел в автомобиле, припаркованном возле комиссариата VIII округа Парижа. Барабанил пальцами по рулю, переключал радиостанции, почти не обращая внимания на сменяющие друг друга музыкальные треки и бормотание ночных ди-джеев. И, в конце концов, принял решение. Оно Дамьену не очень-то нравилось, но молодой Бетанкур не оставил ему выбора. Игра пошла совсем по-крупному.

* * *

В ту ночь Серж так и не смог заснуть. По дороге разжился пачкой «Житан», дома включил во всех комнатах свет. И принялся наматывать круги вокруг дивана-каре в гостиной, иногда присаживаясь, чтобы покурить. И хождение кругами, и курение помогало думать. А подумать было о чем.

Все переменилось разом. Тот, кого он считал если не другом, то партнером, оказался смертельным врагом. Хотя, если вдуматься… Не зря же Серж так и не смог довериться Дамьену полностью в плане инвестиций и партнерства. У Сержа не было внятных объяснений, почему так вышло. С одной стороны, Русси был давний партнер деда. А с другой — в последний год перед смертью Рене Бетанкур иногда так отзывался о Дамьене, что Серж уже не знал, что и думать, и как это оценивать. У деда был тяжелый, резкий, взрывной характер, и Сержа теперь уже и не так сильно удивлял этот «привет из прошлого» — дед действительно мог нажить себе врага, и не одного. Но что же на самом деле произошло тогда между этими двумя? Явно, что вышел какой-то спор, конфликт. Кто знает правду? Вполне возможно, внезапно вдруг озарило Сержа, истинную причину конфликта знает мадам Нинон. Серж взглянул на наручные часы. Почти четыре ночи. Нет, сейчас не время звонить ей. Да и вообще, не стоит пока расстраивать старушку дурными новостями. Сначала надо понять, что делать. В первую очередь, с Вивьеном.

Вивьен доигрался, конечно. Но злорадства, как и злости, уже не было. Серж просто не сможет жить спокойно дальше, если оставит все, как есть. Виьвен Бетанкур — не только постаревший и запутавшийся в своей жизни донжуан. Он еще и отец Сержа. А своего Серж не отдаст — ни отца, ни компанию. Дамьен Русси думает, что у него все схвачено. Что ж, посмотрим. Может быть, не так все плохо обстоит с французским правосудием, как считает мсье Русси. И если Вивьена подставили в ситуации с этой малолетней потаскушкой, Серж это докажет. Есть деньги, есть грамотные юристы, в конце концов.

Резко погасил в пепельнице окурок. За окном маячил серый рассвет. Встал с дивана, потянулся. Надо в душ, потом крепкий кофе. Как только начнется рабочий день, первым делом позвонить мэтру Делорме. Не думайте, мсье Русси, что я так просто отдам вам свое. Нет. Князь Бобровский принял брошенную ему перчатку.

В душе включил все массажные насадки, какие только смог обнаружить. Попеременно то горячую, то холодную воду. Нашел радиостанцию, транслирующую рок. Так он приводил себя в порядок около часа, то ежась под острыми холодными, то задыхаясь под обжигающимися горячими струями, и подпевая хриплым голосам американских и европейских рокеров.

Когда Серж, отбитый струями душа, свежевыбритый, в брюках и рубашке, объявился на кухне, там уже вовсю хозяйничала Катаржина. Один взгляд на работодателя — и перед Сержем поставили чашку ароматного кофе и тарелку с блинчиками. Завтракал Серж молча. А вот ответное молчание обычно словоохотливой Катиш было чем-то из ряда вон. Как ни крути, это было сочувственное молчание.

Все по плану. Душ, завтрак, кофе. Звонок мэтру Делорме. К тому моменту, как Серж появился в офисе, юрист уже ждал его в приемной. На разговор с Патриком Делорме Серж потратил почти час — не утаил ни одной детали, рассказал все, что знал. Беседа с адвокатом вселила в Сержа некоторую уверенность. И он смог даже пару часов посвятить текущим делам «Бетанкур Косметик», заставив себя не думать о Вивьене, Дамьене и всей этой дурно пахнущей истории. Пусть сначала такой профессионал, как Делорме, соберет всю информацию и выскажет свое видение ситуации.

Мэтр Делорме позвонил в половине первого. И Серж понял, что неприятностям все равно, когда стучаться в его дверь — хоть ночью, хоть днем.

Шаг двадцать второй. За все надо платить

Но-но-но-но-но! Не ори, любезный! У меня профессия тонкая, нервная. Я ведь этих окриков-то не люблю.

— Серж, — устало выдохнул Вивьен. — Я не знаю, что сказать… Поверь мне. Просто поверь мне, пожалуйста… Я ее не насиловал.

— Да перестань ты! — Серж снова повернулся лицом к отцу. — Как будто я не знаю! Бетанкурам нет необходимости принуждать женщин. Достаточно лишь улыбнуться — и они у твоих ног.

Каким бы уставшим и потрепанным не выглядел Вивьен, а на эти слова сына усмехнулся.

— Да, уж ты-то понимаешь, Серж… — тут усмешка погасла. — Но ты же знаешь, что против меня выдвинули новые, более серьезные обвинения — якобы, после того, как с крошкой Лиз поработал психолог. Меня, конечно, взяли, что называется… с поличным. На месте, так сказать, преступления. Но поверь мне — никакого насилия! Все происходило абсолютно добровольно и…

— Говорю тебе — прекрати передо мной оправдываться! Я точно знаю, что тебе нет необходимости применять силу, чтобы добиться чего-то от женщины. Скорее, ты применишь силу, чтобы отбиться от излишнего внимания.

Вивьен даже рассмеялся. А потом внимательно поглядел в лицо сыну.

— А ты стал совсем взрослым, Серж. Слушай. Сядь, пожалуйста, — кивнул на место напротив себя, через стол. И, дождавшись, когда сын сядет: — Я знаю, что за этим стоит. Точнее, кто.

— Знаешь? — Серж не был уверен, что понял правильно. Откуда Вивьен мог знать?

— У меня с утра был Русси.

Серж не нашелся, что ответить. Вот, значит, как…

— Да, нанес мне визит, — продолжил, не дождавшись ответа, Вивьен. — Рассказал много интересного. Я чуть в глотку ему не вцепился, знаешь, — усмехнулся невесело, — когда понял, что за всем этим стоит он. Да толку-то? В общем, как ни крути, все равно сам я виноват. Ну и не об этом сейчас речь. Дамьен тут мне всякие ужасы расписывал… что меня ждет — суд, обвинительный приговор, тюрьма. На тюрьме он остановился особо. Явно хочет, чтобы я испугался и на тебя надавил. На жалость твою. Жалость… — хмыкнул Вивьен. — Видимо, Русси совсем тебя не знает, если думает, что это сработает. Что ты способен пожалеть меня.

— Послушай…

— Нет, это ты меня послушай! Я знаю, чего он добивается. Он пытается манипулировать тобой с помощью меня. Не позволяй ему этого, Серж, слышишь, не позволяй! — голос Вивьена зазвучал громче. — Не думай обо мне. Я сам вляпался в это дерьмо, сам и буду расхлебывать. За все, знаешь ли, приходится платить — рано или поздно. И я буду платить. Я. Только я.

— Но ведь это именно Рене…

— Не перебивай отца! Я со всем справлюсь сам. Я уже давно большой мальчик, мне почти пятьдесят, — Вивьен позволил себе кривую усмешку. — Тебя я прошу только об одном, Серж. Не дай этому надутому индюку Русси забрать у нас компанию.

— Но ведь ты…

— Забудь обо мне! Мы не должны потерять компанию. Если мы потеряем «Бетанкур Косметик»… Мой отец, твой дед… он бы нам этого никогда не простил.

— Ладно, — хмуро кивнул Серж. — Я подумаю, что можно сделать. Попробую…

— Нет, ты не попробуешь! Ты сделаешь это, черт тебя дери! — Вивьен вдруг крепко сжал руку Сержа, лежащую на столе. — Сделаешь, потому что ты сможешь. Главное, не отвлекайся на всякие пустяки и думай только о благополучии компании, ты понял меня? Ты понял меня, Серж?!

— Да понял, понял, — все так же хмуро ответил Серж. — Не надо так кричать.

Вивьен, после небольшой паузы, кивнул. И, спохватившись, отнял руку. Он так и не смог потом, в камере, вспомнить, когда в последний раз, до сегодняшнего дня, прикасался к сыну, вот хотя бы так, за руку. Пытался вспомнить и не мог. Видимо, совсем давно. Наверное, когда Серж был еще ребенком.

А Серж, шагая по длинным серым коридорам, думал о том, как резко постарел Вивьен. Всего сутки в заключении — и его истинный возраст сразу стал виден, исчезли напускные беспечность и моложавость. А под ними обнаружилось вдруг тихое, но упрямое чувство собственного достоинства. Даже, возможно, фирменная Бетанкуровская гордость. Вивьен Бетанкур определенно больше не собирался никому позволять платить за свои ошибки.

* * *

— Это уже становится дурной традицией, — так Серж приветствовал мужчину, шагнувшего к нему от черного «бугатти».

— И я рад видеть тебя, Серж.

— А вот я не рад. Чертовски хочется дать вам в морду, Дамьен, уж извините за прямоту.

— Но ты не будешь этого делать, — невозмутимо парировал Русси.

— Пожалуй, не буду. Не сейчас, — с напускным равнодушием согласился Серж.

— Нам нужно поговорить, — Дамьен держался как ни в чем не бывало. — Серьезно и обстоятельно поговорить в свете новых… обстоятельств. У тебя было время подумать, оценить ситуацию, взвесить «за» и «против». Кроме того, у меня есть кое-что, что я мог бы еще рассказать тебе, Серж. Кое-что, что может представлять для тебя интерес. Возможно.

— О, я просто весь в нетерпении узнать это ваше «кое-что». Так соскучился по вашим историям.

— Напрасно паясничаешь, Серж. Давай поедем ко мне. Посидим за коньяком как два серьезных и солидных деловых человека, все обсудим. Я уверен, мы сможем прийти к решению, которое будет приемлемым для нас обоих.

— Вот это вряд ли, — демонстративно вздохнул Серж. — Вы же категорически против того, чтобы я дал вам в морду.

— Я оценил твою способность иронизировать в трудной ситуации. А теперь к делу. Ты помнишь дорогу до моего дома? Или поедешь со мной?

— Благодарю, но боюсь, не совладаю с собой. Я лучше поеду на своей машине.

— Тогда не будем терять времени. Думаю, твоему отцу каждая секунда в стенах этого здания кажется несколько более длинной, чем нам.

Серж хотел огрызнуться, но передумал. Действительно, хватит вести себя как мальчишка. Им предстоит серьезный разговор. И то, что он произойдет в доме Дамьена — скорее плюс. У Сержа будет еще немного времени подумать — по дороге. Поэтому путь до загородной резиденции Русси Серж проделал оскорбительно медленно для элитного итальянского мотора.

* * *

Коньяк налит в бокалы, собеседники удобно расположились в кожаных креслах. Обстановка располагает к беседе. Доверительной ли — вот в чем вопрос. Но двум мужчинам в этой комнате определенно есть о чем поговорить.

— Ну, кто начнет? — Дамьен покачал янтарную жидкость в бокале.

Серж не стал отвечать. Русси хотел ему сказать «кое-что»… Вот пусть и говорит.

— Что ж, давай начну я. Тем более что у меня есть что сказать тебе, Серж, — Дамьен пригубил коньяка, одобрительно кивнул. — Почему ты не пьешь? Отличный коньяк, рекомендую. Ах, да, ты же не любишь крепкое. Ну, дело твое. Итак. Что мы имеем?

— Полагаю, вы считаете, что имеете меня, — не удержался Серж. — В удобной для вас позе.

— Ну, зачем же так грубо, Серж, — поморщился Дамьен. — Хотя в определенном смысле… я держу тебя за яйца.

— Да ну? — ухмыльнулся Серж. — А что же я ничего не чувствую?

— Ты неисправим, — покачал головой Русси. — Ну, смотри. Твой отец арестован. Ему предъявлено весьма серьезное обвинение — действие насильственного сексуального характера в отношении несовершеннолетнего лица. А это не шутки, мальчик мой.

— Обвинение сфабриковано, — ровно ответил Серж.

— Об этом знаем ты и я. А, ну еще Вивьен, но его можно в расчет не брать. И крошка Лиз, но она будет стоять на своем. Неужели ты думаешь, Серж, что я ввязался в это, не подготовившись? Ай-ай-ай, ты меня недооцениваешь. Нет, у меня все серьезно. Будут и нужные свидетельские показания, и все, что потребуется для вынесения обвинительного приговора.

— Вы тоже меня недооцениваете, Дамьен. У меня есть и деньги, и грамотные юристы. Я не мальчик для битья. И не намереваюсь молча принять навязанную вами игру.

— Собираешься воевать со мной? — понимающе усмехнулся Русси. — Что ж, твое право. Хочешь рисковать — рискуй. Но подумай вот о чем. Твой отец не так молод, как он сам считает. Ты заметил, как он резко сдал? И это только начало, Серж. Неволя никому не добавляет здоровья. А еще, так, на перспективу… Ты знаешь, в тюрьмах особое отношение к насильникам. А я лично позабочусь о том, чтобы дело насильника и педофила Бетанкура обросло как можно большим числом душераздирающих подробностей.

— Сволочь вы, Дамьен.

— А ты только сейчас это понял, мальчик мой? А представь себе, кстати, как весь этот скандал скажется на делах и имидже «Бетанкур Косметик»? Спешите прочесть! Сенсация! Отец президента «Бетанкур Косметик» насилует бедную невинную девочку!

— Про невинность особенно впечатлило, — скривил губы Серж. — Можно с помощью медицинского освидетельствования доказать, что крошка Лиз живет половой жизнью уже не один год.

— О, да ты подготовился к разговору, Серж, — расхохотался Дамьен. — Браво, хвалю. Но учти — сути это не меняет. Просто жестокий садист Вивьен Бетанкур проделывал это с невинной крошкой на протяжении некоторого времени. Запугивал бедную девочку. И свидетели найдутся, да-да. Я же говорил тебе, что подготовился. Итак, подводя итоги.

Твой отец арестован, и сколько бы ты ни старался, он на свободу не выйдет — без мой помощи не выйдет. Твоя компания находится в шатком положении, и держится на грани. Кто знает, может быть этого скандала будет достаточно, чтобы «Бетанкур Косметик» и так полетела под откос. Как ты думаешь, Серж, а? Может быть, я уже все сделал, и можно отойти в сторону и смотреть, как ты тонешь?

— Отойдите. Смотрите. И не забудьте поаплодировать мне, когда я утру вам нос.

— А ты зубастый, — одобрительно отсалютовал Сержу бокалом Дамьен. — Даже жаль, что мы с тобой по разные стороны баррикад. Рене бы тобой гордился. Но неужели все-таки рискнешь отцом? И не жалко его? Его ведь в тюрьме… неужели не понимаешь… да с его-то внешностью…

— Дамьен, вы оперируете категориями бульварных криминальных романов. Не ожидал от вас такой тяги к мелодраматизму, — Серж решил все же пригубить коньяка. И спрятать за бокалом собственную неуверенность.

— Зубастый и хладнокровный, — покачал головой Русси. — Не завидую Вивьену — страшно, когда у тебя такой сын. Которому компания важнее отца. Неужели не отступишься ради отца, Серж?

— Не больно-то он мне был хорошим отцом, — уж что-что, а блефовать Серж научился. — Так что давайте лучше я подведу итоги. Итак. Судьба Вивьена меня не слишком волнует, хотя я максимально усложню вам игру против него. Слухов и сплетен я не боюсь — мои блистательная красота и сногсшибательное обаяние смогут смягчить негатив от истории с Вивьеном. Что касается шаткого, как вы считаете, финансового положения «Бетанкур Косметик», так у меня практически в кармане соглашение о сотрудничестве с… А, впрочем, зачем вам эти детали? — Серж ослепительно улыбнулся и сделал внушительный глоток. — А теперь скажите мне, Вивьен, в каком месте вы держите меня за яйца?

Дамьен покачал головой — с выражением лица, в котором смешалось в равных долях досада и восхищение. После паузы заговорил неспешно, тщательно отмеривая слова.

— Что ж, мальчик… Кнута ты не испугался. И за это заслужил пряник.

— У меня аллергия на сладкое, — фыркнул Серж.

— А ты сразу не отказывайся, — Дамьен позволил себе улыбку. Пополнил свой бокал, Серж отрицательно покачал головой. — Вот тебе мое новое предложение. Я снимаю все обвинения против Вивьена. «Русси Глобал» открывает тебе льготное финансирование на тех условиях, которые ты захочешь. Ты остаешься президентом «Бетанкур Косметик».

— Ваша щедрость не знает границ, Дамьен, — Серж вытер скупую несуществующую слезу. — В чем подвох?

— Одна маленькая юридическая деталь, Серж. Формально компания будет принадлежать твоей жене.

— Одна маленькая юридическая деталь, Дамьен. Формально и фактически я не женат.

— В этом-то и цена, Серж, в этом-то и цена.

Серж разглядывал собеседника, словно видел впервые. Молчал, будто никак не мог определиться со своей реакцией. А потом все же спросил, но как-то неуверенно:

— Амандин?

— Амандин, — кивнул Дамьен.

И тут Серж расхохотался. Смеялся он долго, до выступивших слез и всхлипов. Все было в этом смехе: и прорвавшееся нервное напряжение, и растерянность, и усталость. Веселья только не было.

— Ну, успокоился? — Русси смотрел на него неприязненно.

— Пару минут еще дайте, — Серж демонстративно достал из нагрудного кармана пиджака носовой платок и устроил целый спектакль: томно обмахивался им, потом промокал глаза — все это под мрачным взглядом Дамьена.

— Можно полюбопытствовать, что тебя так развеселило?

— Вы, Дамьен, — Серж улыбнулся так, что верхние «восьмерки» можно было рассмотреть. — Отличная шутка.

— Это не шутка.

— На слова серьезного человека это похоже еще меньше, — Серж погасил улыбку. — Какое отношение имеет Амандин ко всей этой истории? К Вивьену, к вашим давним счетам с Рене, к «Бетанкур Косметик»?

— Никакого, — поморщился Русси. — Она имеет отношение к тебе. Будь моя воля… я бы размазал тебя и твою компанию тонким слоем. Но так вышло… — Дамьен вздохнул, отпил из бокала. — Так вышло, что Амандин оказалась в курсе моих планов относительно «Бетанкур Косметик». И они ей не понравились. Ты же знаешь, что после смерти жены Амандин для меня — все. Так что своим спасением ты обязан ей.

— О каком спасении вы толкуете, я все никак не могу понять?

— Серж, не прикидывайся дурачком. Не передо мной, по крайней мере. Ты все прекрасно понял. Ты получаешь все, что тебе нужно — отца, компанию, деньги. Взамен Амандин получает тебя.

— Знаете, я поторопился с выводами относительно криминальных бульварных романов. Это скорее похоже на какой-то слюнявый сериал для домохозяек.

— Бетанкур!

Серж выпрямился в кресле, от былого веселья не осталось и следа. Взгляд — холодный взгляд его совершенно не вязался с обликом только что томно хихикавшего гламурного плейбоя.

— Дамьен, вы сами мне предложили все обсудить как солидные деловые люди. А то, о чем вы говорите — это какой-то бред. Несерьезно. Я отказываюсь это понимать.

— Не вижу причин для такой реакции, — Русси поджал губы. — Я тоже не в восторге, конечно. Я предпочел бы растереть «Бетанкур Косметик» в порошок и забыть о вас — о тебе, Вивьене, Рене, в конце концов! Но Амандин… она любит тебя, и ты это прекрасно знаешь!

— Знаю, — пожал плечами Серж. — А я люблю свой «гальярдо». Но не требую чего-то от вас только на этом основании. Дамьен, давайте говорить как бизнесмены. А все эти латиноамериканские страсти оставим тем, кому они больше подходят по статусу.

— Не учи меня, как делать дела! — Дамьен попытался спрятать неловкость за глотком коньяка. — Я все сказал. Или Дамьен Русси получает «Бетанкур Косметик». Или Амандин Русси получает Сержа Бетанкура.

— Прелестно, — Серж сцепил руки в замок. — Амандин Русси получает Сержа Бетанкура. Любопытно, как вы это себе на практике представляете? Серваж[1] уже лет пятьсот как отменен.

— Тебя интересуют детали? — Дамьен проигнорировал выпад Сержа. — Не сомневался в твоем здравомыслии, мальчик. Компания будет принадлежать Амандин. Ты будешь президентом — до тех пор, пока будешь мужем Амандин. Мы придумаем, как это оформить юридически. Ну и… если ты будешь Амандин хорошим мужем… Если она будет довольна… Может быть, со временем ты уговоришь ее оформить «Бетанкур Косметик» на тебя. Обратно. Не мне тебя учить, как уговаривать женщин.

— И это говорит владелец инвестиционной компании, входящей в пятьдесят крупнейших в стране… — Серж покачал головой. — Дамьен, это метод решения проблем ну уровне «мыльной» оперы. К тому же, вы-то в курсе, что юридически основным владельцем «Бетанкур Косметик» являюсь не я.

— Мадам Нинон сделает, как ты скажешь. Она тебе безоговорочно доверяет.

— Да идите вы к черту, Дамьен! — слова Сержа прозвучали неожиданно для его собеседника. А Серж легко поднялся на ноги. Вот чего он не выносил категорически — так это принуждения. Ни в каком виде. Серж разберется со всем сам. А Дамьен просто слишком много о себе возомнил. Тоже мне, Господь Всемогущий. — Мне не жаль Вивьена. Мне плевать на чувства Амандин. Вы мне уже просто надоели. Вам нечем меня зацепить. И «Батанкур Косметик» остается у меня. Я все сказал. Прощайте.

Серж успел сделать два шага к двери, когда его остановили слова Дамьена.

— Нечем зацепить? А как же прелестная мадмуазель Софи Соловьева, работающая в парижском филиале «Кристис», Департамент Предметов Русского Искусства и Фаберже, проживающая на По де Фер, дом сорок пять?

Серж остановился. Мозг еще обрабатывал полученную информацию, а паника уже толкнулась в сердце. Откуда Дамьен знает адрес?! Обернулся медленно.

— А при чем здесь Софи?

— Ты сказал, что не чувствуешь, что я держу тебя за яйца. А теперь? — Дамьен усмехнулся. — Теперь ты чувствуешь? Думается мне, что твои причиндалы как раз в руках этой крошки. Так что мне она нужна.

— Что вы хотите сказать?… — голос Сержа прозвучал тихо и неожиданно хрипло. Надо взять себя в руки. Нельзя показать свои чувства, свой страх Русси. Снова сел в кресло, одним глотком допил коньяк. — Что вы задумали, Дамьен?

— Добиться своего, Серж, — беспечно пожал плечами Русси. — Добиться своего любой ценой.

— Как именно?! — тут голос у Сержа все-таки сорвался на крик. — Не впутывайте сюда Софи!

— Да что ты так кричишь, — несмотря на недовольную гримасу, тон у Дамьена был удовлетворенный. — Ничего страшного с твоей Софи не сделается. Ну, может быть, новый жизненный опыт приобретет… Так это же всегда полезно.

— Какой, на хрен, опыт?! — Серж не мог этого видеть, а вот Дамьен сразу отметил разлившуюся по лицу собеседника бледность. А не такой уж ты непрошибаемый, парень. Русси довольно улыбнулся. Все, малыш Бетанкур, теперь точно все пойдет по моему.

— Да просто все. В один прекрасный день… например, сегодня… Сегодня прекрасная погода, ты не находишь? Так вот, в один из дней трое-четверо крепких ребят повстречаются с твоей Софи. Может быть, по дороге с работы. А, может, домой к ней придут. Под видом водопроводчика. Мне, знаешь ли, детали не особенно интересны, я доверяю своим людям и их фантазии. А с фантазией у них все в порядке. Вот и покажут они твоей девочке, как умеют любить простые парни из предместий. Может, ей понравится, а, Серж? — его собеседник молчал. — Она у тебя горячая штучка? А вдруг, ей и вправду понравится? И она тебя потом чему-то новому научит, чего ей парни покажут? Новый жизненный опыт, Серж… Он, знаешь ли, бесценен.

Заговорить Серж смог далеко не сразу. А потом вдруг резко вскочил с места, так что Дамьен отшатнулся.

— Без глупостей, Бетанкур! Полный дом охраны.

— Это же уголовщина, Русси! Откровенная неприкрытая уголовщина! — Серж отошел на пару шагов в сторону, за спину Дамьена. Чтобы не поддаться искушению вцепиться тому в глотку. Пользы от этого все равно не будет.

— Ты не оставил мне выбора, — Дамьен не потрудился обернуться.

— Как вы сможете спать спокойно после этого?!

— А как ты сам сможешь спокойно спать, если позволишь произойти этому? Все в твоих руках, Бетанкур. Одно твое слово — и с твоей птичкой ничего не случится.

— Дамьен… Неужели вы готовы пойти на такое? Я не верю…

— Напрасно. Я уже не отступлюсь. Все слишком… далеко зашло. Ну, так что? — Дамьен обернулся к Сержу. — Я держу тебя за яйца, мальчик мой?

Серж Бетанкур позволил себе нецензурно выругаться — негромко, но от души.

— Насколько я понимаю, это означало «Да»? — вздернул бровь Дамьен. — Отлично. Ты ведь помнишь, что я предложил тебе два варианта. Итак, с чем ты готов расстаться, Серж? Со своей компанией или с холостяцкой свободой?

Серж мог сколько угодно блефовать, разыгрывая равнодушие к судьбе отца. И ему на самом деле было по большому счету плевать на чувства Амандин — тем более, что она оказалась заодно со своим придурочным папашей. Но один только намек… одна гипотетическая вероятность… что с Софи может произойти что-то плохое по его вине… Нет. Чем и кем угодно Серж готов рисковать. Но не ею. Не ею. Нет.

— Второе, — выдохнул резко, словно лишая себя путей к отступлению. Такой вариант ему давал время и свободу для маневра. Главное, не позволить этому психопату наделать глупостей. Успокоить Русси, дать ему уверенность, что тот выиграл. А потом Серж подумает, как выкрутиться. И обеспечить безопасность Софи.

— Жаль, — поморщился Дамьн. — Я надеялся просто забрать у тебя компанию. Но ты выбрал более выгодный для себя вариант. Что же… Надеюсь Амандин знает, что ей с тобой делать.

— Обсудите это без меня. Я сыт вашим обществом по горло, — Серж чувствовал, что самообладание держится на последних нитях. Надо уезжать отсюда. — Я надеюсь, мы достигли взаимопонимания, и ваши «парни из предместий» там и останутся? Мне нужны гарантии безопасности.

— Отлично сказано, Серж. Гарантии — это чертовски важно. Вот ты и будешь этой гарантией, — Дамьен встал.

— Каким образом?

— Я знаю, о чем ты думаешь, Серж. Ты ведь считаешь себя таким умным. Не напрасно, между прочим, не напрасно, у тебя есть для этого все основания. Хочешь потянуть время и попробовать переиграть меня. Не в этот раз, малыш. Я долго готовился к этому разговору. Поэтому — ты останешься здесь.

— В каком смысле? — Серж еще не понимал. И в самом деле не понимал.

— Погостишь у меня пару-тройку деньков. За это время мы выпустим официальное сообщение о вашей помолвке с Амандин, и это станет событием года, я уверен. Я, в качестве жеста доброй воли, сегодня же решу вопрос со снятием обвинений против Вивьена. Так что твой отец, и, я надеюсь, остальные родственники, с удовольствием ответят на вопросы журналистов о предстоящем событии года. Я или Амандин… мы напишем им шпаргалку, если что. Кроме того, надо будет тщательно подготовить ваш брачный контракт с учетом наших… договоренностей. В общем, у всех куча дел. Кроме тебя, мальчик мой. Ты пару дней отдохнешь от суеты. Пока вся эта история не наберет такие обороты, что нельзя будет дать задний ход.

Серж не поверил своим ушам. Видимо, есть какой-то ресурс невероятностей, которые можно принять за один день. И сегодня Серж его явно исчерпал.

— Послушайте, Дамьен… — с губ его сорвался усталый выдох. Все, сил уже нет играть и притворяться. — Но это ж чистой воды похищение… Это же уголовщина. Опять. Хотя чему уже… удивляться…

— Не драматизируй. Просто побудешь моим гостем. Пару дней. Я тебе обеспечу полный комфорт — прекрасные апартаменты, у меня отличный повар, любое вино на твой вкус, телевизор, обширная коллекция фильмов и музыки. Единственное табу — Интернет и телефон. Кстати, Серж… — Дамьен протянул руку. — Давай.

Серж отрицательно покачал головой.

— Не дури, мальчик. К чему тебе это глупое геройство? Все равно же заберут. Ты хочешь, чтобы у тебя забрали телефон силой?

Серж упрямо промолчал. Дамьен вздохнул.

— Ну, как хочешь, — несколько шагов, открыл дверь и позвал громко: — Эдуар, Этьен!

Серж едва взглянул на появившихся спустя минуту двух мордоворотов.

— Серж, давай по-хорошему…

В ответ молча швырнул под ноги Русси свой телефон. К сожалению Сержа гарантия производителя о противоударных свойствах аппарата оказались правдой. А потом Серж так же молча позволил себя увести. А ведь утро никак не предвещало такого поворота событий. Когда он пил кофе у себя дома, и предположить не мог, что после обеда того же дня он окажется в роли пленника Дамьена Русси. Это было из категории абсолютно невозможного. И это случилось.

* * *

Он должен сконцентрироваться. Собраться, собрать мысли и волю в кулак и подумать. Все разложить по полочкам. Все проанализировать. И придумать свой план.

А вместо этого рухнул поверх шелкового покрывала на огромную кровать, как был, одетый, не сняв даже пиджака. Вторые сутки без сна, сменяющие друг друга дурные вести, неожиданные события, страх, переживания за близких, вся эта нервотрепка. Он сказал себе, что будет думать лежа. Он пытался думать, но в голове все никак не появлялось ясности, один сплошной туман, паника и ярость. Этот коктейль его, в конце концов, вырубил. Серж заснул.

Серж проснулся только ранним утром следующего дня. Резко сел на кровати и сразу же поморщился. Адски болела шея, словно от неудобной позы, будто он ни разу не шевельнулся за ночь.

Сразу не смог сообразить даже, где он. А потом память включилась. Вот если бы он мог проснуться в свой постели и выдохнуть облегченно: «Вот же сон приснился дурацкий!». Увы. Он не в своей постели. Эта чужая кровать, чужая комната, чужой дом. Где самого Сержа удерживают силой. Или нет?

Он встал на ноги, еще раз поморщился. Такое впечатление, что то ли вчера марафон бежал, то ли эта парочка мордоворотов Русси до него добралась ночью и отпинала. Но ломит все тело просто жутко. Доковылял до двери. Заперто. Следующими инспекции подверглись оба окна. Решеток нет — это плюс. Второй этаж и внизу асфальт — это минус. В крутом боевике или детективе Серж бы выбил окно, выпрыгнул вниз, пару раз красиво перекатился бы по земле, нокаутировал с ноги пару-тройку охранников и сбежал бы на своем «гальярдо», успев предварительно поджечь дом.

Серж невесело усмехнулся. Пофантазировал и хватит. Он не герой боевика, не Супермен, не Бэтмен, и даже не Пипец. И вздумай Серж изображать героя — дело кончится сломанными ногами и только. Так что надо включать голову — свою единственную, условную сверхспособность.

Серж снова подошел к двери и забарабанил. Потом повернулся, спиной прижался к двери и ногой пнул пару раз. Что за сервис в этом гребанном отеле «В гостях у дядюшки Русси»?! Наконец, его удостоили внимания, и за открывшейся дверью обнаружился то ли Эдуар, то ли его напарник. Серж не дал ему сказать и слова.

— Кофе — черный крепкий, одна ложка сахара. Блинчики с апельсиновым джемом. Свежая пресса. Пачку черных «Житан», — и, увидев признаки мыслительного процесса на лице амбала, добавил: — И поживее! Не люблю ждать.

Дверью со своей стороны он позволил себе хлопнуть. Это возымело эффект или что иное, но потребованное принесли довольно быстро. Кофе средней паршивости, блинчики и того хуже — Катиш готовит гораздо вкуснее. В общем, все не так, как он привык. А вот пресса и в самом деле свежая, и «Житан» — черные. Серж вздохнул и сделал то, что врачи делать категорически не рекомендуют — закурил натощак. После чего прихлебнул кофе, поморщился качеству напитка и принялся шелестеть прессой. Как давно он не держал в руках газету, все новости и вообще необходимое — в Интернете.

«Фигаро», «Паризьен», «Монд»… Искомое нашлось в четвертой по счету.

Долгожданное случилось.

Один из самых желанных мужчин Франции пал к ногам достойной избранницы. Вчера нашей газете из первых рук сообщили новость — не за горами событие, о возможности которого говорят уже давно. Итак, трепещите — Серж Бетанкур женится! Его избранница — прекрасная Амандин Русси, единственная дочь и наследница Дамьена Русси, владельца и президента «Русси Глобал». Очевидно, что грядущий брак является не только выражением воли двух любящих сердец, но и преследует чисто практические интересы. Что неудивительно — Серж Бетанкур известен своим деловым чутьем. Что же, выбирал спутницу жизни он долго, но выбор «белокурого Бетанкура» более чем достойный. Нам остается только пожелать Сержу Бетанкуру и будущей мадам Серж Бетанкур счастья. И, конечно, ждать свадьбы, чтобы вместе с молодыми сполна насладиться этим великолепным, в чем мы не сомневаемся, праздником!

Серж поморщился — от этой заметки вкус кофе во рту стал еще более гадким. Развернул газету, чтобы «полюбоваться» фото. Фото, кстати, качеством было лучше заметки. Он не смог вспомнить точно, где это снято. Кажется, на дне «Божоле Нуво» в прошлом году. Амандин очень неплохо вышла, на этой фотографии она кажется даже хорошенькой — видимо, фотограф знал свое дело. Уверенно держит Сержа под руку, улыбается, демонстрируя прекрасные зубы. На этом фото они действительно похожи на пару. Серж отшвырнул газету в сторону, бесцеремонно закинул ноги на стол. И тут же потянулся за другой газетой, в поисках новой информации. Нашел. Прелестно, просто прелестно. А он-то гадал, как Русси объяснит отсутствия самого Сержа и его комментариев этого события. А оказывается, они с Амандин уединились в одном из романтических замков Верхней Гаронны, чтобы отпраздновать свою помолвку. Да уж, с фантазий у Дамьена все в порядке. Впрочем, Серж готов был поспорить, что эта идея принадлежит Амандин. Он начал закипать, и поспешил снова вернуться к прессе. Там были приведены слова, сказанные журналистам по телефону мадам Нинон, Клоди и Вивьеном. По сути, они говорили одно и то же, по шпаргалке Русси. Судя по всему, его семья не представляет, что произошло на самом деле — они поверили в сказку про замок на Гаронне. Ну, хоть Вивьен на свободе — и то хорошо.

Спустя полчаса шелестенья газетами Сержа почтил своим обществом то ли Эдуар, то ли Этьен. Забрал поднос и почему-то с опаской протянул стопку документов.

— Мсье Русси велел вам передать.

Это оказался пресловутый брачный контракт. Два часа Серж развлекал себя тем, что чиркал принесенный документ вдоль и поперек. Причем не просто так из баловства — по делу, исключительно по делу. Вопрос ведь серьезный, все надо учесть. Поскольку лицезрение физиономий цепных псов Русси не добавляло ему позитива, испещренный замечаниями и комментариями контракт он просто сунул под дверь. Встал к окну, прикурил черт знает какую сигарету — пачка уже почти опустела.

Он хотел все обдумать? О, теперь у него есть масса времени и возможностей для этого. Подумать о том, как выбираться, выпутываться из сложившейся ситуации. Серж и не думал сдаваться. Нет и никогда. Он заработал отсрочку, и только — что бы там ни думал по этому поводу Дамьен. Кстати, мотивы Дамьена Серж себе худо-бедно представлял. Конечно, трудно было поверить в то, что человек, которого ты так давно и, казалось бы, неплохо знаешь, способен действовать такими методами. Но сама цель — цель была более-менее понятна, хотя мотив мести, особенно, мести по неизвестной причине, Серж считал сомнительным основанием для таких масштабных действий. Но этот мотив был хотя бы чем-то оправдан. А вот на что рассчитывала Амандин — этого он не понимал совершенно. Ее отец хотел получить компанию своего врага — и почти этого добился. Амандин желала получить… что? Статус «мадам Серж Бетанкур»? Неужели этот статус так важен для нее, что она готова помогать отцу в его далеких от законности действиях? Потому что ничего, кроме официального статуса «мадам Бетанкур», Амандин не получит. Неужели она этого не понимает? Даже если вся эта нелепая затея с браком у них выгорит — неужели Амандин думает, что получит настоящего мужа? Что у них будет общий дом, общая жизнь, общая постель? Серж коротко и зло рассмеялся и тут же поперхнулся табачным дымом. За кашлем не услышал звука открывшейся двери. Ему принесли обед.

Наверное, Дамьен рассчитывал его этим заточением сломать. А Серж чувствовал злость и спортивный азарт.

— Что у нас на обед, мамуля? — окликнул почти дошедшего до двери ЭдуароЭтьена.

— А? Чего? — тот явно опешил.

— Не уходи, любезный. Возможно, я сделаю дополнительный заказ.

Его «тюремщик» неловко топтался у двери, разрываясь между желанием навалять пижону и приказом хозяина. А спустя пару минут пижон еще заставил несчастного ЭтьеноЭдуара по слогам с третьей попытки запомнить название вина и год урожая. Нет, ну а что? Дядюшка Русси обещал полный пансион.

Вино, разумеется, подали не то. Скандал результатов не принес. Вместо этого принесли исправленный контракт. Снова исчеркал его вдоль и поперек, еще и насадил пятен из вина и соуса для мидий. Ребячество? Пусть. Дамьен называет его мальчишкой — ну вот Серж и будет себя вести как мальчишка.

За такими милыми ребячьими шалостями прошел его второй день «в гостях у дядюшки Русси». Никто, кроме ЭдуароЭтьенов, к нему не приходил. Ближе к ночи Сержу принесли очередной экземпляр контракта. В ответ Серж потребовал подшивку «Playboy» за тысяча девятьсот девяносто девятый год и бутылку коньяка. Коньяк доставили, с журналом вышла осечка. Контракт Серж швырнул в кресло — завтра посмотрит. Кажется, не делал ничего, но усталость откуда-то навалилась просто сумасшедшая. Спать Серж лег одетый — он просто физически не мог заставить себя раздеться в этом доме. Все здесь было чужим, враждебным — даже кровать, даже постельное белье. Или словно хотел быть готовым… ко всему готовым — бежать, сражаться, защищать себя. Нет, он точно пересмотрел боевиков. С этой мыслью, укутавшись плотнее в пиджак, Серж и уснул.

Утром снова проигнорировал почти все, что полагается делать после пробуждения цивилизованному человеку. Душ — дудки! Бриться — не будет. И зубы чистить — тоже. Хотя ему было предоставлено все необходимое, как в настоящем отеле — и полотенца, и банный халат, и бритва с зубной щеткой. Более того, приготовили другие вещи — шелковый халат, белье, какие-то еще шмотки. Ага, как же. Не будет он надевать чужое.

Снова ребячество? Да и пусть. Надоело подстраиваться подо всех. А кому не нравится — пусть не смотрит. Серж мрачно усмехнулся своему отражению в зеркале. Измятый светлый пиджак изо льна и шелка — если бы мсье Бушар узнал, что Серж спал в костюме из его ателье, он бы никогда больше не сшил Сержу ни одного костюма и вообще — не пустил бы на порог своей мастерской на бульваре Осман. Двухдневная щетина — ни за что бы не поверил, что за два дня у него может образоваться такая «флора» на лице, ежедневное бритье (а то и два раза в день, если есть необходимость) — это ритуал, которому он изменил, наверное, впервые лет за десять. Волосы торчком, в разные стороны, какое-то непривычное, будто загнанное выражение в глазах. Кажется, из зеркала на него смотрит самый настоящий парижский клошар. И пахнет от него, наверное, соответствующе — после пары дней без душа и гигиены полости рта. Хотя Серж не ощущает неприятного запаха, но, говорят, сам человек вообще редко чувствует, когда от него плохо пахнет. Впрочем, для него это только теоретическое знание — он всегда был чист, гладко выбрит, одет с иголочки, пах приятно. Идеальный, совершенный «белокурый Бетанкур». Серж хищно улыбнулся и подмигнул своему отражению. А вот хрен вам!

На завтрак ему без напоминаний принесли кофе, блинчики, апельсиновый джем, черные «Житан», свежую прессу и — о, Боже, какая забота и внимание! — подшивку «Playboy». Именно за тысяча девятьсот девяносто девятый год. В отличие от вина тут ЭдуароЭтьены запомнили все четко. Кроме того, один из этой сладкой парочки, забирая поднос, вполне миролюбиво поинтересовался судьбой контракта. И услышав снисходительное «Зайдите через пару часов» едва успеть проглотить почти сорвавшееся с губ «Слушаюсь». Вот же чертов пижон!

В прессе не обнаружилось ничего нового. Все те же слюни и сопли по поводу его женитьбы на Амандин Русси. Серж отшвырнул газету и отхлебнул принесенный вчера коньяк — прямо из горлышка. Впервые в жизни он начинает утро так — с глотка коньяка. Нет, с двух. Даже трех. Да, трех достаточно. Серж подтянул к себе стопку журналов. Пририсовывая «мисс Март» усы и бороду а-ля Кончита Вурст, Серж размышлял. Итак, чего он добился? Вивьена освободили — это, конечно, плюс. Софи в безопасности — Серж просто запретил себе думать, что это может быть не так: ведь он выполнил все требования Русси. Потому что в противном случае… нет, не думать об этом!

Серж разглядывал дело рук своих. Решил, что деве не хватает головного убора. Дорисовывая бикорн[2], Серж продолжал размышлять. Софи и Вивьен в безопасности — это хорошо. Дальше-то что? Бесконечно править злополучный брачный контракт — не выход. И не стоит слишком дразнить Дамьена — учитывая, что сам Серж сейчас абсолютно бессилен что-либо предпринять для защиты дорогих ему людей. И что делать? Известие о его женитьбе уже принято обществом практически как свершивший факт. А если Серж подпишет этот чертов брачный контракт — все станет практически необратимым.

Серж резко щелкнул зажигалкой, прикурил, втянул дым. Софи, Вивьен и даже «Бетанкур Косметик» — он сохранит это. Отлично. На другой чаше весов — фиктивный брак с Амандин. Это, конечно, не катастрофа. Это хуже. Это поражение. А проигрывать Серж Бетанкур не любил. Но зачем, зачем это Амандин? Неужели всерьез рассчитывает на что-то, кроме фарса на публику — и это в лучшем случае?! Звякнул замок двери, Серж повернул голову. На пороге стоял предмет его размышлений.

— Можно войти?

— Мой дом — твой дом, — он улыбнулся так, что щекам больно стало. Поднялся с места. Он же хороший воспитанный мальчик в присутствии дамы. У Амандин даже рот приоткрылся от удивления, когда она разглядела его целиком и во всех подробностях.

— Серж? Что с тобой? Тебе не дали… не предоставили… — он впервые видел Амандин настолько растерянной, что слов не могла подобрать.

— Что тебя смущает? — темно-золотистая бровь выгнулась.

— Ты ужасно выглядишь! — после паузы выпалила Амандин.

— Да ладно? — он шагнул к ней. — А как же «в богатстве и бедности, в болезни и здравии»? Не хочешь обнять жениха, дорогая Манди? Или сейчас я для тебя недостаточно хорош?

— Что с тобой происходит, Серж?

— Со мной? Абсолютно ничего, — он прикурил еще одну сигарету. Протянул ей. — Хочешь? Одну на двоих? Это же так интимно… почти как поцелуй… вот и потренируемся?

— Серж?! Что происходит?!

— Бог мой, Манди! — он театрально прижал руки к груди, чуть не подпалив лацкан портновского шедевра мсье Бушара. — Так ты не знаешь?! Твой отец запер меня здесь! Он удерживает меня силой и заставляет делать ужасные вещи!

— Серж, прекрати этот спектакль, — судя по тону и выражению лица, Амандин справилась с первым изумлением.

— Ну вот, — вздохнул Серж. — А в школьном театре я был убедителен в роли принца Мирлифлора. По крайней мере, знакомые девочки именно так и утверждали.

— Серж!

— Что, Манди? — устало выдохнул вдруг Серж. Затянулся глубоко. — Не нравится то, что я говорю? Не нравится, как я выгляжу? А с чего ты вообще взяла, что то, что будет — у нас, между нами, после всего, что вы с отцом натворили — что тебе это понравится?

— Ты… — Амандин ответно вздохнула, — ты не понимаешь. И не поймешь, наверное.

— Почему это? Я вообще понятливый. И не глупый — это даже твой папенька дражайший признает. Так что давай, попробуй объяснить мне — зачем это все? И чего ты хочешь добиться? Ты, именно ты. Про Дамьена я уже все понял.

Амандин прошла вглубь комнаты, села в кресло. Руки в замок, спина прямая. Серж остался стоять, подпер плечом закрытую дверь.

— Ты спрашиваешь — зачем? Ты ж знаешь ответ, Серж.

— Нет. Не знаю.

— Хорошо, — она глубоко вздохнула. — Вот тебе ответ. Потому что я люблю тебя.

— Лучше бы ты меня ненавидела, — ответ прозвучал быстро. Хлестко.

— Но я тебя люблю, — упрямо повторила Амандин.

— Я тебя — нет.

— Я знаю, — она побледнела, но лишь чуть-чуть. — Это не страшно.

— Правда, что ли? — он хмыкнул. Оторвался от двери, затушил сигарету. Оперся ладонями о стол и посмотрел на сидящую напротив девушку. И взгляд его был неожиданно тяжел и мрачен. — Я в этих делах профан, конечно. Но мне казалось… что для любви важна взаимность. Нет?

— Я… — на побледневшем лице стал разгораться румянец. — Я… мне не нужно много. Я… — она вдруг встала, и Серж был вынужден тоже выпрямиться, и теперь они стояли друг напротив друг друга, глядя в глаза. — Я буду тебе очень хорошей женой, Серж. Я буду поддерживать тебя во всем — дома, в бизнесе, в светской жизни. Везде. Буду твоим ангелом-хранителем. Ты же знаешь — у меня хорошее образование. Я — девушка твоего круга общения. Я… — она еще сильнее покраснела, но упрямо продолжила: — Я, знаешь ли, имею вполне приличный… темперамент и… Тебе будет со мной хорошо, Серж, я обещаю. Клянусь! — у Сержа дернулся угол рта, но он промолчал. — Ты получишь все: компанию, отца, любящую тебя жену, которая будет тебе опорой во всем. Мы… мы очень подходим друг другу, разве ты это не видишь? — она не хотела, но последняя фраза прозвучала жалобно. Умоляюще.

Серж молчал. Взял со стола пачку, достал сигарету, размял. И снова засунул ее обратно.

— Скажи мне, Амандин, что ты изучала в университете? Маркетинг, кажется, так?

— Да, — осторожно согласилась она.

— Что же ты так неумело продаешь себя? — и она вздрогнула, словно он ударил ее.

А Серж продолжил, словно не заметив реакции. — Хотя, в этом деле никакие навыки и образование не помогут. Знаешь, я точно уверен — любовь нельзя купить или заслужить. Нельзя. Можно только смириться с тем, что тебя не любят.

— С каких это пор ты такой эксперт в безответной любви, Серж? Неужели такое было в твоей жизни? Не верю! — голос Амандин прозвучал высоко и резко.

— Зря, — он отвернулся, сделал пару шагов. — Я любил. И очень хотел, чтобы и меня тоже любили. Чего я только не делал. Я старался быть очень хорошим, чтобы радовать тех, кого я любил. Я старался быть плохим, чтобы на меня обрати хоть какое-то внимание. Я дарил самые дорогие подарки — подарки, сделанные собственным руками. Я даже просил Бога и Пер Ноэля, чтобы они сделали так, чтобы меня полюбили. Я работал как проклятый, я тащил на себе, что, что только мог. Я добился того, чтобы меня считали лучшим. Совершенным. Идеальным. И ничего из этого не сработало. Они так и не полюбили меня.

— Они — это кто?

Серж обернулся.

— Они — это родители, — и выражение жалости на лице Амандин его совершенно не тронуло и не задело. Ему — все равно. — Так что, как видишь, я крупный эксперт в этом вопросе. С детства эксперт. И как эксперт скажу тебе, Амандин — вся эта твоя затея обречена на провал.

Она помолчала. А потом произнесла тихо:

— Лучше хоть что-то. Чем ничего.

— Хоть что-то? — Серж вздернул бровь. — А «что-то» у нас было, Манди. У нас была наша дружба — не самая крепкая и близкая, но все же. Нам было что обсудить, когда встречались. У нас много общих интересов, на многое мы смотрим схоже. Мы много где с тобой бывали вместе. А помнишь прошлый год в Каннах? Отлично же время провели!

— И еще лучше проведем! Нам будет хорошо вместе, Серж!

Он уставился на нее с изумлением. А потом расхохотался — громко, сильно запрокинув назад голову, до боли в шее.

— Будет?! Ты всерьез так считаешь, Манди? О, Боже, ну неужели тебе отказали твои мозги?

— О чем ты? — Амандин смотрела настороженно. Такой Серж ей не просто не нравился — он ее пугал.

— У нас была наша дружба. Не самая крепкая, но была. Теперь не будет ни-че-го.

— Я не понимаю тебя.

— Неужели ты глупее, чем я полагал? — Серж усмехнулся. — Хорошо. Объясню. Ты хочешь в мужья Сержа Бетанкура? Что ж, вполне возможно, ты его получишь. Ты получишь официальный статус «мадам Серж Бетанкур». И это все, — Серж сложил руки на груди. — Больше не будет ничего. Не будет даже нашей легкой дружбы. И, уж тем более, не будет того, что обычно связывает супругов. Ты же не рассчитываешь на то, что я лягу с тобой в одну постель? Что прикоснусь к тебе как мужчина к женщине? Нет, дорогая моя детка, — он с кривой усмешкой покачал головой. — Это ты и твой папаша не заставите меня сделать. Уж поверь мне — есть вещи, принудить сделать которые просто невозможно. Что ты рисуешь в своем воображении, Амандин? Что я после дня в офисе буду приезжать домой, а ты меня там встречаешь? Поцелуй, мы ужинаем, идем куда-то… Вечером ложимся в одну постель, страсть, секс, так? Ничего этого не будет, — она хотела что-то сказать, но он не дал ей возможности, продолжил — громко, жестко, безапелляционно: — Ты потеряешь наши приятельские отношения. И не приобретешь ничего. Хотя… Нет. Ты получишь кое-что.

— Что? — она поняла, что у нее пересохло во рту, лишь когда произнесла слово.

— Я не уверен, что умею любить, Манди. Или… сомневаюсь, что теперь умею это делать как надо. Но вот ненавидеть я умею очень хорошо. И я. Тебя. Возненавижу. Обещаю. Черт, кажется, я уже начинаю тебя ненавидеть.

— Почему?! — это был полустон-полувскрик смертельно раненой птицы.

— А ты не понимаешь?

— Это из-за нее, да? — произносит Амандин совсем тихо. — Ты все-таки влюбился в нее, Серж?

Взгляд серых глаз серьезен. Качает головой.

— Я не знаю, Манди. Но дело в любом случае не в этом.

— А в чем?! Почему?!

— Потому что ни один мужчина не простит принуждения.

Она не могла смотреть ему в лицо. Вместо этого смотрела на его руки, сложенные на груди. Рукава измятой светло-голубой шелковой рубашки закатаны до локтя. Обнаженная часть руки, ниже локтя, покрыта светлыми золотистыми волосками, особенно явно видными на фоне загорелой кожи. В тон волосам — золотые часы на запястье. Длинные пальцы, крупные, ухоженные ногти. Красивые руки. Это руки мужчины, который никогда не прикоснется к ней. Не прикоснется так, как хочется ей. Никогда.

Выдохнуть медленно. Спину ровнее. Она хотя бы попыталась.

Амандин развернулась, сделала несколько шагов к двери, а потом резко остановилась. Пусть эти руки не коснутся ее так, как хочется ей. Она сама. На прощание.

— Пошли! — резко схватила Сержа за запястье. У него даже рот приоткрылся от удивления. Губы такие красивые. Смотри, пока еще есть возможность. — У тебя ключи от машины с собой?

— Да, — он хлопнул ладонью по карману брюк. — Не… не забрали.

— Тогда пошли! — дернула его за руку сильнее. — Быстрее. Пока я не передумала.

* * *

По темно-серому асфальту, под темно-серым нахмурившимся небом мчалась машина. Синий «ламборджини гальярдо» с ревом прорывался от Сен-Клу в сторону центра Парижа. Водитель «гальярдо» был пьян. Не от трех глотков коньяка. Его пьянила свобода, и все казалось таким удивительным и прекрасным — и графитовое небо, и летящая в лицо лента дороги, и тепло оплетки руля.

Там, впереди, его ждала гора дел, которые надо сделать, и море проблем, которые надо решить. Но сейчас, именно сейчас, вдавливая педаль газа в пол и молниеносно переключая передачи, он не думал об этом. Водитель синего спорткара был просто счастлив и пьян свободой.

Шаг двадцать третий. Ответные меры

Какой же это крест? Это больше похоже на букву «хе».

Главное, что ему необходимо, срочно просто — это телефон. Учитывая неадекватность Дамьена, счет мог идти на минуты. Серж разрывался между желанием самому отправиться к Софи и здравым смыслом. Здравый смысл победил. Серж — не супермен, и если игра пойдет действительно по-крупному, и где-то уже в пути пара-тройка таких, как ЭудароЭтьены — он не сможет защитить Софи сам, непосредственно. Как бы ни было это обидно для собственного эго. Более того, его присутствие рядом с Софи может спровоцировать Русси. Нет, рисковать Серж не будет, ему требуется обезопасить Софи быстро и со стопроцентной гарантией. И поэтому — ему нужен телефон.

Первый же попавшийся по дороге салон сотовой связи, автомобильные права, как документ, подтверждающий, что он — именно Серж Бетанкур. За то время, что ему оформляли дубликат sim-карты и покупку телефона, Серж, наверное, раз пятьсот пробарабанил пальцами по поверхности стойки, постучал туфлями друг о друга и предпринял еще массу таких же абсолютно бессмысленных действий — лишь бы хоть как-то унять все нарастающее беспокойство. Его поведение было таким откровенно нервным, что на него стали коситься не только девушка, оформлявшая покупку, не только парень — второй продавец-консультант, но и даже охранник — причем последний с явным подозрением. Серж с опозданием сообразил, что причина такой реакции — нет только в его беспокойном поведении, но и во внешнем виде. Ну да, в измятом пиджаке, заросший, лохматый — белокурого Бетанкура просто не узнать. А, кстати, может, и, наоборот, узнали, но Сержу — плевать.

— Не надо упаковывать! — он практически вырвал из рук девушки телефон, свои права и банковскую карту. — Спасибо!

До машины практически бегом, там, в бардачке, кажется, валялись его визитки. Адресная

книга нового телефона девственно чиста, но это поправимо — как только он доберется до своего ноутбука и синхронизирует учетные записи. Но только вот ему надо ой как срочно и сейчас.

Ага, визитка есть. Набирает телефон своей приемной, постукивает пальцами по рулю. Ну же, Моник, какого черта ты не берешь трубку?!

— Приемная президента «Бетанкур Косметик», — безукоризненно вежливо пропел из телефона голос Моник.

— Я сам знаю! — рявкнул он. И, поскольку ему никто не ответил, сказал, чуть мягче. — Моник, это Серж Бетанкур.

А дальше были бессвязные крики, кажется, Моник даже плакала. Видимо, не все поверили в историю с романтическим замком на Гаронне.

— Так! Успокойся, Моник, слышишь, меня? — проговорил он раз в пятый.

— Я… да… простите, — она икнула. — Где вы, мсье Бетанкур? Мы вас потеряли!

— Неважно, — и, услышав протяжный вздох: — Со мной все в порядке, правда. Моник, мне срочно нужен Алекс. Срочно, понимаешь?

— Понимаю.

— Найди его и скажи, чтобы он сам мне позвонил. Срочно!

— Сию минуту сделаю, мсье Бетанкур! — Моник всхлипнула на прощанье и отключилась.

Звонок Алекса настиг его, едва Серж успел проехать пару кварталов.

— Ты помнишь, где живет и работает мадемуазель Софи? — вместо приветствия.

— Да.

— Руки в ноги, бери столько человек в службе безопасности, сколько нужно, но глаз с нее не спускать!

Из трубки донеслось невнятное «Эээ…».

— Чтобы ни один волос с ее головы не упал! Есть вероятность, что ей угрожает опасность. За безопасность Софи отвечаешь своей головой, понятно? Но ее без крайней необходимости не беспокоить. Задача ясна?

— Так точно! — к Алексу вернулась его обычная невозмутимость. — Я пошел?

— Не пошел, Алекс — побежал!

— Так точно. Побежал, — ответил Алекс и отключился.

С первой задачей справились — в вопросах безопасности Алексу Жерве Серж верил больше, чем себе. Теперь ему нужен ноутбук. Соответственно — домой. Но едва Серж открыл дверь своей квартиры — как попал «под раздачу». Сначала Катиш, в нарушение всякой субординации, кинулась на шею своему работодателю — с нечленораздельными возгласами обливала слезами ему ухо и обнимала совсем не по-женски крепко. На шум в прихожую высыпали последовательно — Алекс, Вивьен, Клоди, мадам Нинон и какой-то неизвестный Сержу немолодой господин с узкими седыми усами.

От объятий Катаржины удалось отделаться далеко не сразу — но это было только начало. От тисканья его тела отказался неизвестный седой. Даже Вивьен соизволил прижать Сержа к себе — коротко и неловко. Серж терпел пять минут, и, наконец, дождавшись паузы в общем гомоне, произнес.

— Я все объясню и расскажу! Дайте выдохнуть хоть!

Чудо чудное, но в прихожей стало тихо. Лишь негромко всхлипывала Клоди.

— Серж, мальчик мой… — по праву старшинства первой в разговор вступила мадам Нинон. — Что случилось? Где ты был?

Ответить он не успел — зазвонил телефон. Это тот звонок, которого он очень ждал. Алекс.

— Мсье Бетанкур, мадемуазель Софи дома. Одна.

— Точно одна?

— Да. Мы проверили квартиру под видом работника коммунальной службы. Одна, — Алекс помолчал и добавил. — Люк сказал, что девушка выглядит грустной. Но в остальном с ней все в порядке.

— С ней и дальше должно быть все в порядке, ясно, Алекс?

— Так точно.

«А с „грустно“ я разберусь позже», — это Серж сказал уже себе и не вслух. А потом по очереди оглядел всех, кто сейчас с нескрываемым любопытством смотрели на него — мадам Нинон, Клоди, Вивьен, Катаржина и этот неизвестный с усами. Кроме любопытства, во взглядах читалось еще и не схлынувшее беспокойство. Дожил…

— Полчаса, а? — улыбнулся примирительно и устало. — Страшно хочу в душ и переодеться… А потом я весь ваш. Катаржина?

— Кофе?

— Кофе, — кивнул. — И чего-нибудь вкусного и домашнего.

— Идите в душ, мсье Бетанкур. Все сейчас будет.

* * *

Он почему-то решил одеться неформально, вместо привычного, как униформа, делового костюма — джинсы, подаренная Софи футболка. Его внешний вид если и удивил родственников, то комментариев не вызвал. Им было что обсудить помимо провокационной надписи на его футболке. Разговор за большим обеденным столом в столовой начался сумбурно. После части рассказа Сержа, посвященной его не совсем добровольному пребыванию в доме Русси, Клоди снова заплакала.

— Я вам говорила! Что это все неправда, и не мог наш Серж выбрать эту крысу Амандин!

— И я говорил, что Русси нельзя верить ни не йоту! — поддержал Клоди Вивьен.

— Но он был так убедителен…И потом, ведь мы это обсуждали, — неловкость мадам Нинон заметна. — Серж ведь мог ради тебя на это пойти, Вивьен… Ведь тебя надо было спасать, а Дамьен высказался довольно откровенно. Серж мог решиться на этот брак добровольно, чтобы спасти тебя, Вивьен.

— Он не должен был!

— А ведь Алекс вычислил как-то, что машина Сержа находится у дома Русси! И уже не один день!

— Но ведь все выглядело очень достоверно. Хотя и странно.

— Да какая разница! — прервал Серж начавшийся гвалт. Ощущение, что до его благополучия есть какое-то дело целой прорве народу — странное. Приятное, наверное.

Нет, точно приятное. — Я же здесь.

— Как? — деловито поинтересовался тут же Вивьен. — Ты сбежал?

— Ты считаешь меня суперменом? — усмехнулся криво. — Нет, там такая охрана — не сбежишь. Меня отпустила… Амандин.

— Как?! Это же ради нее Дамьен все и затеял? Или нет?

— Не совсем ради нее. И да, и нет. В общем, так вышло. А я… я смог ее убедить. Я могу быть очень… убедителен. С женщинами.

Тут Клоди снова кинулась его обнимать со словами «мой бедный мальчик», и ему снова пришлось терпеть.

— Мсье Бетанкур, позвольте, я выскажу свое мнение, — подал голос неизвестный седоусый, едва Серж освободился от объятий матери.

— А вы кто? — об это следовало спросить раньше, но что уж теперь.

— Не помните меня?

— Должен?

— Серж, это полковник Бриссон, — вмешалась мадам Нинон. — Он старинный друг твоего деда и… Господи! — она смахнула слезу. — Теперь я понимаю, как много мы потеряли времени. Надо было сразу бить тревогу — как предлагал Вивьен. Но Русси клялся, что все именно так, и все выглядело похожим на правду. И я сначала поверила. Прости меня, мой дорогой!

— Не стоит, — Серж через стол протянул руку и пожал ладонь бабушки. — Все в порядке.

— Ты всегда так говоришь, — сквозь слезы улыбнулась мадам Нинон. — В конце концов мы все-таки сообразили, что что-то не так. И я позвонила…

— Паскаль Бриссон, — мужчина поднялся с места, щелкнули невидимые каблуки. — Полковник Сюртэ Насиональ в отставке.

Серж хмыкнул. О нем даже национальная служба безопасности печется — вот честь-то. А полковник Бриссон сел и невозмутимо продолжил.

— Вы с вами виделись как-то раз. Вам тогда было лет восемь, и вы умудрились стащить мой MAS, пока мы разговаривали с вашим дедом.

Серж нахмурился, а потом вдруг улыбнулся.

— Дядюшка Паскаль! Вас не узнать. И усов тогда не было.

— Все мы не молодеем, — ответно скупо улыбнулся Бриссон. — Вы тоже изменились с тех пор, Серж. Надеюсь, вы больше не воруете чужое оружие?

— Выводы сделал, — Серж все еще улыбался. — Всыпали мне тогда по первое число. Правильно сделали, в принципе, понимаю.

— Рад. К делу, однако, Серж, если вы не против.

Серж перестал улыбаться и кивнул.

— Из того, что я узнал — от вашего отца и от вас, в первую очередь, хочу вам сказать, что у вас есть неплохие шансы предъявить обвинения господину Русси по целому ряду позиций. Смотрите, — Паскаль начал загибать пальцы: — Намеренное введение следственных органов в заблуждение — это раз. Угрозы жизни и здоровью — это два. Похищение удержание в неволе — это три.

— А еще он хотел заставить Сержа жениться на своей страшной дочери! — выкрикнула Клоди.

— Боюсь, мадам, это не относится к уголовно наказуемым деяниям, — серьезно ответил полковник. — Но вот все остальное… Серж, это нельзя так оставлять. За такое надо наказывать.

Серж какое-то время молчал, разглядывая редкие переплетения темных полос на поверхности стола. Потом поднял голову.

— Все правильно. Наверное… Но… Он угрожал Софи. Я не могу рисковать Софи!

— Софи? — нахмурился Бриссон. — Кто это?

— Это…

— Его невеста, — безапелляционно ответила за Сержа мадам Нинон. Серж бросил изумленный взгляд на свою старшую родственницу, но промолчал. — Настоящая невеста, в отличие от Амандин Русси. Бедная девочка… Серж, ты уверен в Алексе?

— Да, — коротко ответил внук. — Не Сюрте, конечно, но Иностранный легион за плечами. И вся служба безопасности «Бетанкур Косметик» в его распоряжении. Тебе назвать сумму их годового бюджета?

— Нет. Верю тебе на слово.

— Иностранный легион — это хорошо, — кивнул Паскаль. — Теперь понимаю… да… ваши слова… и этот звонок. Все верно. Но, Серж, вы же не можете всю жизнь прикрывать девушку… тем более что у вас такие серьезные планы в ее отношении.

— И что мне делать? — Серж запустил пальцы в волосы. Кажется, накатывала запоздалая реакция на стресс. И наваливалась душная усталость и апатия.

— Нужно припереть Русси к стенке. Напугать. Чтобы он понимал, что стоит лишь ему дернуться — и вы засадите его самого за решетку, — уверенно ответил Бриссон. — Понимаю, вам безопасность дорогого человека важнее абстрактных интересов справедливости. Для этого нужны доказательства.

— Он будет все отрицать, — голос Вивьена мрачен.

— Вы знаете, у меня есть пара мыслей, — полковник деловит. — Надо кое-что проверить в плане доказательной базы. Ведь это ваш Алекс смог как-то по компьютеру отследить, где находится ваша машина, Серж. Я несколько отстал от этих новых технологий, но, кажется, знаю, что…

— Точно! — Серж вдруг неожиданно хлопнул по столу ладонью. Какое-то время молчал под удивленными взглядами, а потом вдруг улыбнулся, широко и как-то не совсем добро. Хищно, что ли. — Новые технологии. А я же ведь подстраховался… Я же ведь… Как из головы вылетело-то? — спросил сам себя. Усталость мгновенно сменилась охотничьим азартом. Повернулся к Клоди. — Мама, скажи, что твой сын — умница!

— Ты — умница! — с готовностью подтвердила Клоди.

— Вот и я так думаю! — он резко встал. — Пара минут, дамы и господа. Мне нужен мой ноутбук. А потом, возможно, нам будет что обсудить.

* * *

А потом им действительно стало, что обсудить. Патрик Бриссон похвалил Сержа за предусмотрительность — сам Серж теперь и объяснить не мог внятно, на каком ресурсе интуиции и скорости принятия решений он это тогда сделал. Воистину, если тебе очень надо — ты способен на многое. На неожиданное, в первую очередь, для себя. Но и для Русси тоже сюрприз будет.

Сержу теперь хотелось бежать, сворачивать горы, раз уж нельзя свернуть шею Русси, что-то делать. Но торопиться нельзя — полковник Бриссон прав. И поэтому он вынужден был ждать — пока бывший сотрудник национальной безопасности позвонит, кому нужно, выяснит все подробности, подготовит дополнительную «доказательную базу». И надо ждать. Этого Серж не любил, да и кто любит. Но терпел.

Еще смертельно хотелось позвонить Софи. Но запретил себе. Что он скажет ей? Что сам вляпался в дерьмо, и ее за собой утащил? Что из-за него ее жизни, здоровью, угрожает серьезная опасность? Нет. Пугать не стоит. А что-то внятное и определенное он сказать не может. Пока не может. Вот когда он все решит… а он решит, у него нет иного выбора… вот тогда он приедет к своей девочке. И они поговорят. Как надо поговорят — долго и обстоятельно. Ему многое нужно сказать Софи.

Вместо этого Серж устроил допрос мадам Нинон. Его ожидания не оправдались — мадам Нинон понятия не имела о причинах вражды между Рене Бетанкуром и Дамьеном Русси.

— Единственное, что я знаю точно, мой мальчик, — мадам Бетанкур безупречно и бесшумно размешивает травяной отвар, приготовленный Катаржиной, — так это то, что они поссорились, крепко, примерно за полгода, или даже чуть раньше, до смерти Рене. Твой дед был просто в ярости. Но я не знаю, что они не поделили с Дамьеном — Рене мне так ничего и не рассказал. Зря, конечно, — вздохнула мадам Нинон, пригубила чай. — Но он же был очень упрямый.

— Послушай, — начинает Серж осторожно. Но события последних дней заставили его не исключать ничего и предполагать невозможное. — А не могло так случиться… если уж они так сильно поссорились… — он слегка замялся, а потом, на одной ноте выдоха: — Что это Дамьен причастен к смерти деда?

Мадам Нинон невесело покачала головой. Сейчас видно, какие у нее глаза уставшие и печальные, как тяжело дались ей потрясения последних дней. Серж протянул руку, погладил кисть, пальцы с парой старинных колец, улыбнулся — как мог, ободряюще.

— Нет, дорогой мой, — мадам Нинон ответно сжала руку внука. — Ты разве забыл — твой дедушка умер у меня на руках. Это был инсульт, мой мальчик. Просто сердце не выдержало. Если Дамьен и стал причиной смерти твоего деда — то опосредованно.

Серж вздохнул. Прошлое упорно хранило свои тайны.

Полковник Бриссон объявился только к девяти вечера — к тому моменту Серж успел уже окончательно смириться с тем, что в его квартире, в его личном, персональном холостяцком логове поселились все его родственники — временно, как он искренне надеялся. Несмотря на наличие собственных парижских квартир, и мадам Нинон, и Вивьен с Клоди, не выказали ни малейшего желания оставить его одного. Да кто бы ему сказал о таком еще неделю назад — что он будет ужинать у себя дома со своей… семьей? Самой счастливой выглядела Катиш — у нее не так часто выпадал шанс блеснуть своими кулинарными талантами при таком количестве народу.

Патрик Бриссон принес хорошие новости. Все, вроде бы, складывалось. Похоже, Сержу есть чем прижать Русси и убедить его отступиться от своих планов. Главное, правильно разыграть доставшиеся им карты. Хотелось вот прямо сейчас — приехать к Русси, бросить ему все это в лицо и посмотреть, как тот запоет. Когда сам столкнется с риском оказаться в роли обвиняемого. Утереть нос и отомстить — за себя, Вивьена, деда, да за все — хотелось просто до нетерпеливой дрожи, но Бриссон быстро остудил его горячую голову, мадам Нинон дополнила полковника русской поговоркой «Утро вечера мудренее», и Сержу пришлось смириться.

Уже проваливаясь в сон, Серж услышал странные звуки. Недоуменно сел на кровати, прислушался. Шумоизоляция в его квартире отличная, но, похоже, за стеной, в мятной спальне, кому-то плохо. Он успел скинуть одеяло, в два шага оказаться у двери комнаты. Фантазия уже услужливо рисовала ему картины задыхающейся в сердечном приступе мадам Нинон. А на пороге собственной спальни он резко остановился. К женским задыхающимся стонам добавился мужской голос.

Мадам Нинон легла спать в серебристой спальне. А за стенкой — Клоди. И явно не одна. Серж зажал рот ладонью, чтобы не расхохотаться. Ай да Вивьен!

Впрочем, спустя какое-то время ему стало не до смеха. Как подростки, честное слово! Он накрыл голову подушкой, чтобы не слышать, как за стенкой, похоже, совершенно забыв об окружающей обстановке и приличиях, «мирятся» его родители. Плюс в этом только один: судя по звукам, о собственном сексуальном долголетии можно не переживать — наследственность у Сержа хорошая.

Неожиданно, но заснуть он сумел даже до того, как утихомирились любовники в мятной спальне.

* * *

Утром он позволил себе выспаться — раз уж отложили разговор на сутки, можно и нужно выспаться, чтобы быть максимально в форме. А потом снова начались проволочки — Бриссон что-то там отправился дополнительно выяснить, Нинон, Вивьен и Клоди, объединившись, докучали Сержу детскими воспоминаниями, Катиш квохтала вокруг них, словно наседка. А ему уже хотелось немедленно и сиюминутно — в бой.

Наконец-то явился Бриссон. А потом был еще полуторачасовой инструктаж в лучших традициях агентов национальной безопасности — как говорить, что говорить, как блефовать, как себя вести. Можно подумать, Серж и сам не знает! Хотя полковник научил его кое-чему полезному. Ведь им надо было не просто напугать Русси. Надо было добиться от него полной капитуляции. Чтобы он и думать забыл о том, чтобы предпринимать хоть что-то против Бетанкуров. В общем, Русси надо было грамотно обработать, а это задача похлеще вербовки. И поэтому Серж уже второй час внимательно слушал Паскаля Бриссона. Слушал, кивал, задавал вопросы. Хотя действовать хотелось до покалывания в пальцах. Ну, вот, наконец-то, можно!

К делу внезапно подключилась Клоди. Она забраковала два костюма, три рубашки, пять галстуков. Серж с мученическим видом стоял посредине гардеробной, пока Клоди потрошила шкафы с целью выбрать ему идеальный look. Радоваться оставалось только тому, что он уже достаточно большой мальчик, чтобы самому выбрать себе трусы по вкусу. А если бы даже и нет — все равно белье у него все одинаковое!

Но, в конце концов, и придирчивая Клоди осталась довольна. Сержу уже было настолько плевать, что он даже не посмотрел в зеркало.

— Ты такой красивый, мой мальчик, — Клоди удовлетворенно хлопнула в ладони. — Внушаешь уважение и трепет. Настоящий финансовый воротила. Акула. Дамьен испугается. Посмотри! — потянула его за руку.

Серж мельком глянул на свое отражение в зеркале. Ну да, Русси испугается, ага. Он же в жизни не видал серых костюмов от Хендерсона, Ив-Сен-Лорановских шелковых рубашек и жаккардовых галстуков в тон. Однако, нельзя не отметить, с годами вкус у Клоди стал просто превосходный. Будем надеяться, что выбранные Клоди вещи — на удачу. А она ему понадобится.

* * *

— Мсье Русси занят! — наперерез к нему кинулась секретарша. Но не успела.

— Теперь — точно занят, — Серж нажал на ручку массивной темной двери. — Два кофе, милочка. А потом — не беспокоить! — И под изумленным взглядом секретарши дверь за красивым и наглым посетителем с мягким щелчком захлопнулась.

— А ты не очень-то торопился, — Русси медленно встал из-за стола навстречу Сержу.

— Уже успели по мне соскучиться, Дамьен? — Серж, не дожидаясь приглашения, непринужденно устроился в кресле напротив. — Если честно, меня несколько утомило общество ваших цепных псов. Эдуар и как там второй… Этьен? Они очень надоедливы, знаете ли.

Русси смерил его тяжелым взглядом.

— Смеешься? Смейся, пока можешь. Радуешься, что задурил Амандин голову? Да, это ты умеешь. Бабы — твое сильное место. И, одновременно, — тут Дамьен вдруг усмехнулся, — слабое. Уязвимое.

Несмотря ни на что — ни на веру в Алекса, ни на его отчеты о том, что Софи находится под неусыпным контролем, Серж вздрогнул. Внутренне. А внешне остался все тем же самодовольным и невозмутимым улыбающимся типом.

— Это так мило, — прихватил со стола стоявшую в малахитовом с бронзой письменном наборе ручку, принялся вертеть в руках, пощелкивая ею. И с удовольствием отметил, как дернулась щека у собеседника. — Вы знаете мои уязвимые места. Я знаю ваши уязвимые места. Мы с вами стали так близки, что не можем не договориться…

Русси просканировал его еще одним взглядом. Серж безмятежно щелкал золотым «монбланом».

— Выкладывай.

— Извольте, — и Серж действительно выложил на стол свой мобильный, предварительно нажав на «Воспроизведение». И в кабинете зазвучал голос его хозяина. Только доносился он из динамика смартфона.

Да просто все. В один прекрасный день… например, сегодня… Сегодня прекрасная погода, ты не находишь? Так вот, в один из дней трое-четверо крепких ребят повстречаются с твоей Софи. Может быть, по дороге с работы. А, может, домой к ней придут. Под видом водопроводчика. Мне, знаешь ли, детали не особенно интересны, я доверяю своим людям и их фантазии. А с фантазией у них все в порядке. Вот и покажут они твоей девочке, как умеют любить простые парни из предместий. Может, ей понравится, а, Серж? — его собеседник молчал. — Она у тебя горячая штучка? А вдруг, ей и вправду понравится? И она тебя потом чему-то новому научит, чего ей парни покажут? Новый жизненный опыт, Серж… Он, знаешь ли, бесценен.

Дамьен выслушал запись молча, не дрогнув лицом. Все так же стоя. А потом тяжело опустился в кресло.

— У меня один вопрос — как?

— Ответ лежит перед вами, — Серж позволил себе легкую снисходительную усмешку. — Я записал наш разговор на телефон. Почти весь — я включил запись в машине, чтобы не упустить ничего важного.

— Но твой телефон остался у Амандин! Неужели она… Тупая курица!

— Зря вы так о своей дочери. Мозгами она в вас. Это другой телефон.

— Но как?!

— Вы слегка отстали от современных технологий. Дамьен, как мне кажется. Я отправил запись с телефона на свой электронный адрес.

— Когда ты это успел?! Мы же были в одной комнате, друг напротив друга.

— Не стоит оборачиваться ко мне спиной, Дамьен — вот что я вам скажу. Это ваша ошибка. А ошибка Амандин — в том, что она не проверила мою почту с мобильного. И я успел забрать файл. И сменить пароль.

Русси какое-то время молча смотрел в стену. А потом обернулся.

— Это слабое доказательство. Я буду все отрицать.

— Не сомневался в вас, Дамьен, — Серж широко улыбнулся, памятуя о том, как бесят его улыбки Русси. — Но доказательств у меня в избытке. Желаете заслушать весь список?

— Ты же за этим пришел. Давай сюда свои доказательства.

Серж не смог не восхититься — Дамьен Русси умел биться до конца.

— Пожалуйста. Во-первых, мои собственные показания — о том, что вы удерживали меня у себя дома против моей воли.

— У тебя бурная фантазия, мой мальчик.

— Данные с компьютера моей машины свидетельствуют о том, что автомобиль все это время простоял в вашем гараже.

Русси фыркнул.

— Согласен, это не очень весомо. Само по себе. Но вы складывайте все в одну кучку. И поймете потом, как крепко влипли.

— Ну-ну, — хмыкнул Дамьен. — Я просто весь уже в ужасе.

Серж вспомнил их разговор — тогда, возле комиссариата, в тот день, когда арестовали Вивьена. Теперь он и Русси словно поменялись ролями. Но роли все те же. И исполняются безупречно.

— Наш с вами разговор, ваши угрозы Софи — это уже весомый аргумент, — Серж кивнул на лежащий на столе смартфон. — От этого просто так не отмахнешься. Вы будете отрицать? Воля ваша. Но мы будем ходатайствовать об экспертизе — на предмет отсутствия следов монтажа и идентификации голосов.

— А какое ты вообще имел право записывать частный разговор? Закон о защите частной жизни уже не действует?

— Я действовал в целях самозащиты, — невозмутимо парировал Серж. — Это будет признано в суде, как мера самозащиты, Дамьен, я вас уверяю. Но ведь и это еще не все.

Он намеренно тянул паузу. Молчал и Дамьен. А потом не выдержал.

— Ну?!

— Какое нетерпение, — сладко улыбнулся Серж. — Спешу поделиться самыми свежими новостями. Вы такой умный, прозорливый, так обстоятельно подошли к делу. Как же вы допустили такой досадный промах, Дамьен?

— О чем ты?

— Вы приходили к Вивьену.

— И что?

— Вы хотели надавить на него и говорили с ним довольно откровенно. Вы помните, о чем шел разговор?

— Только не говори мне, что и Вивьен тоже записал наш разговор! — Русси расхохотался, но смех звучал несколько принужденно. — В это я не поверю. Это невозможно! Это же полицейский комиссариат, у него забрали все.

— Вы совершенно правы, — Серж вдруг мгновенно подобрался, стал серьезен. А Дамьена кольнуло нехорошее предчувствие. — Это комиссариат полиции. Неужели вы не знали, что комнаты для встреч с задержанными оборудованы видеокамерами? В целях безопасности. Неужели не знали?

— Ну и при чем тут видеокамера? Мы просто разговаривали с твоим отцом, в это нет ничего противозаконного!

— А вы очень удачно сели, Дамьен. Лицом к камере. Знаете, есть такое выражение — «Читать по губам». Так вот, теперь существуют специальные технологии и компьютерные программы, которые позволяют восстановить сказанные слова по движениям губ. И, предупреждаю — эта запись уже у меня. Не только у вас есть нужные люди в полиции.

Русси молчал. Он явно был потрясен, но не торопился с ответом — чтобы не сказать лишнего.

— Я буду с вами откровенен, Дамьен, — продолжил Серж негромко. — Все эти факты по отдельности не имеют слишком уж серьезного веса. Но вместе… вместе они потопят вас. — Помолчал и добавил: — Зря вы все это затеяли, Дамьен. Зря.

Русии продолжал молчать. Молчал он долго. И Сержу не хотелось нарушать это молчание, давить на нервы, щелкая все так же остававшимся в его руке золотым «монбланом».

— Чего ты хочешь? — после долгой паузы вопрос прозвучал как-то устало.

Серж едва слышно выдохнул. Вот он, момент истины. Его личный Рубикон.

— Мира, — ответил ровно.

— Мира? — Дамьен вздернул густую черную бровь. — Мира? Не возмездия?

— Мира, — кивнул уверенно.

— Зачем же ты мне тут так упорно распинался, что можешь прижать меня к ответу? А теперь тебе нужен какой-то «мир», а не засадить меня за решетку?

— Я хочу жить, Дамьен. Спокойно жить, не опасаясь за тех, кто мне дорог. Хочу спокойно жить, работать, растить детей и не переживать, что в любой момент могу получить удар в спину. Я отдаю себе отчет в том, что вы даже из-за решетки можете серьезно навредить мне. Не хочу жить в страхе.

— Дети? — усмехнулся Русси. — Ты говоришь о детях?

— Мне почти тридцать, — пожал плечами Серж. — Я думаю о будущем. И не хочу, чтобы над ним нависали тени из прошлого. Я не знаю, что вы не поделили с дедом — и пусть это останется вашей тайной. И вашим прошлым. Я хочу жить. Сейчас. Сегодня. Завтра.

Дамьен внимательно разглядывал своего собеседника, буквально буравил взглядом темных, глубоко посаженных глаз. Потом усмехнулся.

— Как во времена холодной войны. У тебя есть ядерная кнопка. И у меня есть ядерная кнопка.

— Можно сказать и так.

— Если… если я останусь на свободе. Ты не боишься, что я реализую свои угрозы относительно этой девушки, Софи? Это же убьет тебя, мальчик.

«Мальчик» не дрогнул.

— Убьет. А я в ответ уничтожу вас. Вас, Амандин, «Русси глобал» — все, что попадется мне под руку. Если что-то случится с Софи — терять мне будет уже нечего. Вы хотите тотального уничтожения всего, что дорого вам и мне, Дамьен? Я думал, вы мудрее. Во время ядерный зимы не выживет никто.

Русси откинулся в кресле. Сцепил руки в замок, смотрел на собственные пальцы какое-то время. А потом поднял взгляд на собеседника.

— Ты так похож характером на Рене, Серж. Вивьен не похож. А вот ты — вылитый Рене. Такой же упертый и принципиальный. У тебя есть его решимость, хватка, ты умеешь отстаивать свое до конца. Но у тебя еще есть кое-что, чего не было у твоего деда. Ты умеешь играть от обороны. Перестаивать свою игру. Умеешь обмануть противника и ударить неожиданно. Такой… гибкий и мудрый. Как змея. Это, — усмехнулся, — если что — комплимент, а не оскорбление. Я завидую Рене. Хотел бы я, чтобы у меня был такой сын. Или… внук. Который будет так сражаться за свою семью.

Так неожиданно прозвучали эти слова — и смыслом, и тоном, интонацией, что Серж не сразу нашелся с ответом.

— Надеюсь, Амандин вскоре порадует вас внуками, — и тут вдруг, осознав, как двусмысленно прозвучали его слова, Серж смутился — совершенно не к месту для этого важного разговора, но факт — смутился. — То есть, я имел в виду, что вы еще успеете…

— Нет, — качнул головой Дамьен. — Не успею.

— Вы недооцениваете Амандин, — Серж изо всех сил пытался сгладить свою неуместную неловкость от последних слов. — Она очень привлекательная девушка и…

— Я прекрасно знаю цену Амандин. Но чего стоят некоторые медицинские слова, я знаю еще лучше.

Серж смог лишь нахмуриться. Он и в самом деле не понимал.

— Саркома, — голос Дамьена прозвучал тихо. Серж не сразу смог вспомнить, что означает это слово, но само его звучание ему не понравилось. А потом вспомнил — и охнул.

— Как?! Не может быть! Давно?!

— Диагностировали полтора года назад, — ровно ответил Дамьен.

— Неужели ничего нельзя сделать? Вы же… можете позволить себе все — лучшие клиники, какие-то… — Серж запнулся под насмешливым взглядом Русси. И закончил как-то совсем тихо. — Передовые технологии…

— Есть тот порог, за которым медицина бессильна. Все, что могут мне предложить — это по сути лишь продление агонии и оттягивание неизбежного. Четвертая стадия. Метастазы уже в позвоночнике. Я все жду… когда не смогу ходить. Но пока еще на ногах, как видишь. И даже, в общем-то, неплохо себя чувствую — для смертельно больного. Но, думаю, это уже ненадолго.

Серж выдохнул — глубоко, шумно. Намерение скрывать свои эмоции почему-то утратило свою актуальность.

— Мне очень жаль, Дамьен…

— Не ври, — усмехнулся Русси. — Ни черта тебе не жаль. Моя смерть решит все твои проблемы. Тебе не должно быть жаль. Знаешь, — голос его зазвучал доверительно — как раньше, в те времена, когда Серж думал, что Дамьен — надежный партнер. — Я считал, что должен успеть. Успеть до. Расквитаться с Рене. Или как-то обеспечить счастье Амандин. А теперь… Знаешь, что я думаю теперь?

— Что?

— Через полгода, самое большее, через год мы увидимся с твоим дедом. Там… и решим наши дела. А ты — иди. Ступай с миром, Серж Бетанкур. Живи, отстраивай свою компанию, женись, заводи детей. А с твоим дедом мы разберемся сами, без тебя, вдвоем. Уже скоро. Я подожду.

Ушел Серж, не попрощавшись. Вместо чувства удовлетворения был комок в горле.

Дома он скупо, в коротких словах рассказал мадам Нинон, Вивьену, Клоди, полковнику Бриссону и Катаржине — куда без нее? — о результате своих переговоров. Терпеливо выслушал охи и прочие потрясенные возгласы. А потом вежливо, но непреклонно попросил оставить его одного. Мне нужно. Нужно побыть одному, понимаете? Его поняли.

Он пил вино, не различая вкуса. Первый раз смерть показалась перед ним во всей своей неотвратимой мощи. Когда умер дед, Серж этого не понимал — был слишком молод. А вот теперь…

Он пил за человека, который был другом, а позже — врагом его деда, за того, кто был его собственным партнером. Потом, в последние дни этот человек стал и его смертельным врагом. А в последние часы — просто смертельно больным человеком.

Серж провалился не в сон — в забытье. И не слышал, как ближе к полуночи разрывался звуками его телефон. Лишь утром, проснувшись с гудящей головой и обнаружив на мобильном десяток непринятых звонков от Алекса, Серж снова ощутил, как сердце уходит в пятки.

Шаг двадцать четвертый. Перевод активов в оффшор

— О принцессе вы не подумали?

— Ничего, влюбляться полезно.

Соня не была расстроена тем, что на следующий день после возвращения из Сент-Оран-де-Гамвиль они не увиделись с Сержем. Причины понятны — его работа. Иногда ей вообще казалось, что все это огромное по ее пониманию предприятие существовало и функционировало только в присутствии Сержа. А без него все останавливалось. Он много работал. Даже вот — очень много. Она как-то раз попробовала сказать ему комплимент — его трудолюбию, его преданности семейному бизнесу, его талантам руководителя. Нельзя сказать, что Серж был так уж падок на лесть, скорее, относился к этому, как к чему-то само собой разумеющемуся. Но слышать приятное от нее любил — это было заметно. Но в тот раз лишь отмахнулся от ее слов. «Я не самый толковый руководитель, Соф. По крайней мере, не для этого бизнеса. Не мое это. Просто кроме меня — некому. Но, поверь, наверняка есть люди, которые сумели бы достичь гораздо большего, сидя в моем кресле». Она не удержалась тогда и спросила: «Ну и где эти люди?». «Не знаю» — таков был лаконичный ответ. В этом он был весь — работать как проклятый и с улыбкой делать вид, что в этом нет ничего особенного, так, пустяк.

И следующий день тоже не принес встречи — и снова она не расстроилась. Чем больше у нее будет времени, тем выше вероятность, что она сможет правильно себя вести, когда они все-таки увидятся. Потому что вот, приди он прямо сейчас — кто знает, смогла бы она удержаться…

Обхватить пальцами затылок, приблизить лицо и сказать, замирая от сладкого ужаса, глядя прямо в серо-голубые глаза, словно падая в бездну: «Я люблю тебя, Серж». И услышать в ответ: «Я люблю тебя, Софи». Ей так этого хотелось. Ей так об этом мечталось. Ей так от этого было страшно. Пусть пройдет время. Оно нужно ей — чтобы не наделать глупостей. Оно нужно ему — чтобы понять. Он же должен понять, что любит ее! А вдруг для этого нужен именно сегодняшний день?

Мир рухнул на следующий день, часов около четырех пополудни. Когда в мессенджере всплыло окно с сообщением от Мари-Лоран. Софья перевела взгляд на коллегу, и то, как та смотрела на нее, показалось Соне очень странным. И она резко развернулась к монитору. Ну что там еще?!

Да быть этого не может…

С экрана на нее смотрели Серж и Амандин. Эта зазнайка Амандин, надо отдать должное, выглядела вполне пристойно рядом с Сержем. Тот был, как обычно, великолепен. Но… но… но текст под фото — это какой-то абсурд. Софья прочитала на три раза, но правда не укладывалась у нее в голове. Свадьба? Какая, к черту, свадьба?! Соня схватила телефон и выскочила вон из кабинета, а следом — на улицу. Ей предстоит очень приватный разговор!

Серж не брал трубку. Длинные гудки заунывно звучали в трубке, пока Софья мерила шагами сквер напротив угла Понтье и Матиньон. Бери трубки. Бери трубку, Серж Бетанкур. Черт тебя раздери, бери трубку! Ты должен мне кое-что объяснить!

Все эти заклинания не действовали. Ответом Соне были лишь длинные гудки. Так, да? Вот так? Она набрала сообщение:

Серж, где ты? Мне очень нужно срочно с тобой поговорить.

Еще спустя минуту, все так же сидя на скамейке:

Серж! Позвони мне срочно!

Теплый еще по-летнему сентябрьский денек, солнце играет в прятки с листьями каштанов. А ей кажется, что это все ненастоящее. Какое право это все имеет право существовать, когда ее личная Вселенная дала трещину?! Пальцы снова принялись за работу:

Что за бред в Интернете про твою свадьбу?!

Спустя пару минут в болезненно пульсирующую голову приходит мысль — и Софья набирает другой номер. И, дождавшись ответа и даже не поприветствовав собеседника:

— Катиш, Серж дома?!

И дома его нет. Телефона офиса она не знает, да и не соединят ее с Сержем. Надо вернуться на рабочее место и попытаться успокоиться. Наверняка, он просто на какой-то важной, очень важной встрече. В банке. С министром финансов. С президентом страны! Освободится и перезвонит. Да. Обязательно. Перезвонит и все объяснит.

Он не перезвонил. Ни через час. Ни через два. У Катиш тоже не было никаких новостей. Интернет бурлил. Софье хотелось разбить монитор. Но вместо этого она сухо попрощалась с коллегами и отправилась… домой. Был теплый и томный почти летний вечер. Настоящее бабье лето. А у нее ощущение, что на небе собираются черные грозовые тучи.

Дома не могла делать ничего. Абсолютно. Сидела на диване и сверлила взглядом телефон. Позвони. Позвони. Ну, позвони! В черт знает какой раз — его номер. И все те же длинные гудки. И снова пальцы набирают сообщение.

Серж. Я очень волнуюсь. Пожалуйста, перезвони мне. Очень прошу.

И снова тишина. Никто не звонит. Никто не пишет сообщения. Соня с ужасом чувствует, как начинают дрожать губы, подбородок. Боже, что это? Она что, собирается заплакать?! И в этот момент телефон мелодично тренькнул, и она его уронила от неожиданности. Когда выуживала его из-под дивана, пальцы тряслись. Сообщение. От Сержа. Сморгнула что-то в глазах. То, что мешало читать. Так. Вот оно.

Софи, не звони и не пиши мне больше. Между нами все кончено. Я люблю другую и женюсь на ней. Прощай.

Ее голова продержалась еще сколько-то. Голова отказывалась верить. Да это какой-то бред. Фразы просто из дешевой мелодрамы. «Я люблю другую и женюсь на ней». Нормальные люди так не говорят! И Серж так не говорит. Он вообще на это не способен!

Она, не понимая толком, что делает, набрала его номер — в сотый раз за день, наверное. И вдруг ей ответили. Не Серж.

Соня даже не поняла сразу, чей это женский голос. Да и было в тот момент — плевать.

— Где Серж?!

— Здравствуйте, Софи, — невозмутимо поприветствовали Соню.

— Амандин… — Софья узнала голос и слегка опомнилась. — Мне нужен Серж. Позовите его.

— Я не могу его позвать. Он в душе. Честно говоря, я уже собиралась составить ему компанию, когда зазвонил телефон.

Кто-нибудь, разбудите ее! Это не может происходить на самом деле. Скажите, что это сон. Пожалуйста…

— Зачем вы звоните, Софи? — продолжила Амандин, не дождавшись ответа собеседницы. — Ведь вы же все поняли. У вас есть женская гордость?

Что-то умирало внутри. Но что-то другое еще упорно цеплялось за веру. Веру в него. Он не мог. Просто не мог так поступить с ней. Абсурд. Серж не мог. Это подло. Это… Нет, это абсурд.

— Я хочу поговорить с ним, — Соня словно со стороны слышит свой голос. — Я хочу, чтобы он сам мне это сказал.

— К сожалению для вас, Серж не хочет говорить с вами, Софи. Совсем не хочет. Позвольте, я кое-что проясню вам, — Амандин снисходительно вздохнула. — Мне жаль, если вы питали некие… надежды. Но, уверена, если Серж и дал вам их, то невольно. Решение о нашем браке было принято не сегодня. И не вчера. Это продуманное решение, соединение двух семей и двух отлично знающих друг друга людей. Мы давно договорились с Сержем, что брак наш будет настоящим, без измен и обманов. Этого хочу я, этого хочет и он — сами понимаете, после того, что он испытал в детстве. Но он молодой здоровый мужчина, поэтому я предпочла подождать — пока он… нагуляется. Собственно, этот момент настал. Ваша связь с ним — это своего рода прощальная гастроль Сержа.

— Вы несете чушь.

— Я понимаю, вам трудно это принять, Софи. Но, поверьте, хорошенькое личико и сексуальный темперамент — это еще не все, что нужно, чтобы стать мадам Серж Бетанкур. Для этого нужно много большее. Ничего личного, Софи, но это не ваша лига.

— Позовите Сержа!

— Нет, — в голосе Амандин снисходительность сменилась металлом. — Он не хочет с вами говорить. И не будет говорить. Смиритесь. Послушайте, Софи… — Амандин вновь смягчила тон, — я знаю, вы питали иллюзии. У вас были ожидания. Мы готовы вам это компенсировать. Двадцать тысяч будет достаточно, чтобы вы оставили нас с Сержем в покое?

Соня издала какой-то короткий сдавленный звук.

— Тридцать тысяч? Что вы молчите, Софи? Хорошо, давайте — пятьдесят. Пятьдесят тысяч евро. Это очень приличная сумма, Софи. Серж выпишет вам чек, хорошо?

В ухо Амандин застучали короткие гудки.

* * *

— ГДЕ ОНА?! — Серж никогда в жизни так не орал. Тем более — на своего сотрудника. Но, видимо, Алекс в этом своем Иностранном легионе и не такое слышал. Не дрогнул.

— Простите, мсье Бетанкур, я не мог до вас дозвониться…

— ГДЕ СОФИ?!?

— Полагаю, в Москве.

Из Сержа словно выпустили воздух.

— Как?…

— Вчера вечером мадемуазель Софи вышла из дома с дорожной сумкой и села в такси. Машина доехала до Руасси, слежки, кроме нас, за ней не было. В Руасси мадемуазель Софи прошла таможенный досмотр, регистрацию на рейс до Москвы и… Мсье Бетанкур, ни у кого из моих ребят даже нет визы. Вы сказали — без повода мадемуазель Софи не трогать. Вы не отвечали на звонки. Слежки за девушкой не было. Мы позволили ей улететь. Наверное, она отправилась навестить родственников. Мы так решили. Виноваты?

Серж выдохнул невнятно. А потом, словами:

— Отбой.

И тут же набрал номер Софи. Стоило это сделать вчера. Какого черта она уехала? Неужели что-то случилось дома? Да, час от часу не легче…

Автомат бесцветным женским голосом любезно сообщил ему о временной недоступности абонента и предложил перезвонить позднее. Серж не поверил и перезвонил сразу. После третьей попытки на него горячим цунами накатила паника.

Поверил. Идиот, поверил Русси. Тот наплел ему с три короба и Серж, как мальчишка, поверил, расчувствовался, слюни-сопли распустил, пожалел. А Русси, между тем… О, Господи, нееет… Только не она, пожалуйста, не она. Девочка моя, что же я натворил?!

В голове — калейдоскоп кадров один страшнее другого из дурацких боевиков, сердце — в горле, в груди — ледяная пустота. Пять минут полнейшего бездействия и тошнотворного ужаса. Потом сообразил все же, что ему есть кому позвонить в Москве и просто проверить. Есть же шанс, минимальный шанс… Снова, как в спасательный круг, пальцы вцепились телефон.

— Да? — голос Литвинского кажется недовольным.

— Базиль, это Серж Бетанкур.

— Вижу, не слепой. Приветствую, Сергей Владленович.

— Бас, ты знаешь, где Софи? — пытается говорить спокойно.

— Я полагал, что ты намного более меня осведомлен в этом вопросе.

— Бас! — выдохнул. Успокоиться, надо успокоиться. Чтобы говорить связно. — Ты можешь узнать… позвонить ее родителям… Софи вчера улетела в Москву, а я не могу до нее дозвониться.

— Может быть, еще не включила телефон после полета?

— Она улетела вчера вечером!

— Хорошо. Я позвоню. Только попозже. У меня сейчас совещание, вот с минуты на минуту начнется.

— Какие, к черту, у тебя могут быть совещания?!

— Ну, знаешь ли… — голос Василия ощутимо похолодел. — Иди ты со своим снобизмом знаешь куда, миллионер хренов!?

— Извини! — торопливо. — Я не то… Я… Извини, Базиль, пожалуйста.

— У меня заседание тренерского совета, — соизволил ответить Бас. — А потом позвоню, так и быть.

— Нет, пожалуйста! Позвони сейчас! Прошу тебя. Это очень важно.

— Ладно, — после паузы и слегка удивленно ответил Литвинский. — Сейчас позвоню. И перезвоню тебе.

— Спасибо!

Василий не перезвонил — ни через пять минут, ни через десять. Больше Серж не выдержал — каждая секунда выжигала что-то в душе. Базиль взял трубку сразу.

— У меня же тренерский совет! — прошипел недовольно.

— Ты дозвонился?!

— Да.

— Ну?!

— Сонька дома, у родителей. Чего панику устроил, я вообще не понял…

— Точно? Ты разговаривал с ней?

— Да, самолично! Все, я занят!

И короткие гудки. Серж без сил откидывается на разобранную постель, смотрит в белый потолок. Можно выдохнуть. Но не до конца. Зачем Соф уехала? Почему ее телефон недоступен? У всего этого могут быть простые объяснения, но сам Серж сможет спокойно дышать только когда Софи будет тут, рядом с ним, вот на этой постели. В его постели, в его жизни. Рядом. Всегда.

Надо ехать в офис, там без него, видимо, как обычно, сумасшедший дом. Соответственно — душ, кофе, завтрак, «доброеутрокакаяпогодавамкаквсегда?» с Катиш, беглый просмотр почты. Все это перемежается безуспешными попытками дозвониться до Софи. Потом, все-таки, в офис. Там дела, проблемы, люди, звонки, документы. Но все мысли его заняты рыжим конопатым детским тренером в далекой Москве. Ну, ты уже насовещался, радость моя?

— Вася, привет еще раз. Не отвлекаю? — Серж сама любезность.

— Только закончили, — буркнул Литвинский. — Так что ты вовремя.

— Отлично, — Серж демонстрирует предельную корректность. — Как Софи? Что у нее с телефоном?

— Все в порядке у нее с телефоном.

— Но я звоню ей все утро!

— Так то ты, — непонятно хмыкнул Бас. А потом вздохнул и выдал целую тираду: — Слушай, Серж. Я не могу и не буду читать тебе лекции о приличиях — некогда и не мой профиль. Я, когда знакомил вас, подозревал, что ты на Соньку западешь. Был уверен, что она с тобой управиться сумеет. В общем, думал, что сможете, если дурака не сваляете, неплохо провести время вдвоем. Но вот чтобы так…

— Что — так?! — не выдержал — рявкнул.

— Я допускаю, что ваши отношения как-то… ну, стали тебе неудобны. Но, мать твою, Серж! Ты же всегда умел грамотно расставаться с девушками. Легко, красиво, без обид и напрягов! Зачем было вот так вот? Это даже элементарной порядочностью не пахнет!

— Ты о чем?!

— О чем, о чем! О твоей скорой свадьбе, естественно. Ты что — не мог решить вопрос с Соней как-то… до? А не так вот… обухом? Зачем так, ответь мне! Ты мне друг, но я скажу тебе прямо — это подло!

Серж соображает долго. Свадьба. Черт… Эти заметки в газетах… И, наверное, не только в газетах. О том, как дело обстоит на самом деле, знает с десяток человек. И Софи явно не входит в их число… Как он мог забыть про эту чертову свадьбу?! Серж с досады влепил себе ладонью в лоб.

Для всего мира он женится. Как он мог об этом забыть?! КАК?! Ответ был только один — столько всего навалилось в последние дни, что о чем-то он должен был забыть. Он помнил о главном. О безопасности Софи. О том, как вытащить отца из-за решетки. О спасении компании. О том, как обезвредить Русси. А об этой чертовой свадьбе, точнее, об известии о ней, он забыл. Софи все приняла за чистую монету. Неужели поверила? Маленькая глупая девочка…

— Чего молчишь? — ехидно поинтересовались из трубки. — Стыдно стало? Знаешь, вот был бы ты сейчас рядом — я бы об твою спину палку лыжную сломал. Хорошую, карбоновую, но для такого дела не жалко.

— Я не женюсь.

— Да ладно! А вот в Интернете другое пишут. А Интернет все знает.

— Не все, — ровно ответил Серж, вдруг странно успокоившись. Кажется, причины и следствия стали вставать на свои места. Все не так страшно, как он себе придумал. Пока он сходил тут с ума от беспокойства за ее жизнь, она там сходила с ума от ревности. Ничего. Разберутся. Все самое трудное уже позади. — Это «утка». Газетная «утка». Я не женюсь.

Бас на том конце провода недоверчиво хмыкнул.

— Это долгая история. Десять минут у тебя есть?

— Валяй, — после паузы согласился Бас.

В десять минут Серж не уложился. Его рассказ занял почти в два раза больше времени. В процессе друг недоверчиво охал, переспрашивал, выдавал недоуменные возгласы. А после подытожил:

— Да быть такого не может!

— И, тем не менее, клянусь тебе — это правда, — устало вздохнул Серж.

— Чем клянешься — могилой бабки?

— Тьфу на тебя. Могилой деда — могу.

— Извини, — спохватился Василий. — Просто это похоже на сценарий к боевику или мелодраме. Не думал, что такие штуки случаются в реальной жизни.

— Я тоже не думал, — невесело хмыкнул Серж. — А оно вон как оказалось.

— Слушай, — вдруг спохватился Бас. — А ты сам… как? Ты… ну, с тобой все в порядке? Тебя там не…

— Нет, меня не били, если ты об этом. Пальцем не тронули. Мозг только выносили — весьма профессионально. Ладно, — Серж кашлянул. — Это дело прошлое. Я правильно понял — Софи специально не берет трубку?

— Угу, — чуть смущенно откликнулся Бас. — Она твой номер в черный список поместила.

— Мне нужно с ней поговорить, ты же понимаешь? Вась, скажи ей, чтобы она позвонила мне. Или пусть уберет мой телефон из черного списка. Я сам ей все объясню, ты главное скажи — что я не женюсь и…

— Нет, — ответ прозвучал неожиданно.

— Какого черта — «нет»?! Ты же знаешь уже, что это все неправда?! Никакой свадьбы не будет. Бас, я сам Софи все объясню, мне только нужно ее услышать.

— Я все понимаю, Серж. Но я говорил с Соней. И ты не представляешь, что мне пришлось выслушать… — Василий вздохнул. — В общем, ты мне друг, но жизнь мне дороже. И с овощерезкой я знакомиться не хочу.

— Что?! — у Сержа ощущение, что он резко перестал понимать русский. — При чем тут овощерезка?!

— Долгая история, — отмахнулся Бас. — В общем, ты должен сам с ней поговорить.

— Я же тебе говорю — она не берет трубку!

— Ну, подожди, пока она вернется в Париж. Она собирается вернуться, как я понял. Или приезжай сам.

Серж негромко застонал. Черт, ну как же все не вовремя…

— Тебе скинуть ссылку на расписание Air France? — невозмутимо поинтересовался Базиль.

— У меня даже визы российской нет!

— Думаю, крупному французскому бизнесмену с русскими корнями визу дадут вообще без проблем и быстро.

Серж помолчал. Вздохнул. Видимо, иного выбора у него нет.

— Спасибо, Базиль. Наверное, ты прав.

— Тренер всегда прав, — самодовольно ответил друг. — Звони, если что.

* * *

Визой занималась Моник. Сам Серж занимался финальным этапом подготовки сделки, над которой работал весь последний год. Как все сложилось-то в одно время — и сделка эта, и Русси, и Софи. Серж вздохнул. Какой-то чертов пасьянс — надо попытаться уложить в него все: и подписание такого долгожданного соглашения о сотрудничестве, и получение визы, и поездку в Москву. Господи, как же Софи ему нужна сейчас… До смерти нужна. Эх, Дамьен, как же не вовремя вы все это затеяли. Не вовремя и зря. Между прочим, мадам Нинон сказала, что Дамьен приезжал к ней. Приносил извинения за доставленные неудобства. Ха-ха-ха. Теперь это так называется. Сам Серж с Русси больше не общался, а мадам Нинон обронила только, что они поговорили о Рене и теперь она знает правду. Некрасивая история — Дамьен крупно влип тогда, ввязавшись в сомнительную аферу с сомнительными людьми, а Рене — его честный и принципиальный дед — отказался помогать Дамьену выпутываться, заявив, что тот получил по заслугам.

Дамьен выпутался — или еще больше запутался — Серж так и не понял толком. Но Сержу — уже плевать. Пусть сами носятся со своими секретами и прошлым. Ему бы с настоящим разобраться. Главное, что его и Софи оставили в покое. Господи, девочка, ну какого черта ты так далеко и не хочешь даже говорить со мной, когда ты так нужна мне здесь и сейчас…

А пасьянс все-таки удалось сложить. Чудо, не иначе. Ровно в тот же день, когда он сам оставлял росчерк своим удачливым золотым «карандашом» на документах и пожимал руки людям из «Societe Generale», Моник привезла в офис еще пахнущую чернилами свеженькую визу и заказала билет на ближайший рейс до Москвы. Сам Серж после подписания документов разок выдохнул — а потом в офис, забрать визу и билет, последние инструкции Моник, Леруа и Депре — Серж не планировал долго отсутствия, день-два, не более, но кое-что с заместителями стоило проговорить и объяснить, затем домой — душ, переодеться, легкая дорожная сумка собрана Катиш, Алекс ждет у подъезда. Софи, ты ведешь себя, как маленькая девочка. Доберусь до тебя — мало не покажется!

По дороге в Руасси набрал номер Литвинского.

— Бас, я еду в аэропорт. Скажи мне адрес, куда ехать.

— Номер рейса скинь — встречу. Ты, конечно, акула империализма и весь из себя такой крутой бизнесмен — но бросить тебя на растерзание московским таксистам мне совесть не позволит.

Серж не очень понял последнюю фразу, но решил не уточнять. Убрал телефон в карман и рассеянно смотрел за пейзаж за окном. Когда в его жизни будет хоть какое-то подобие спокойствия? Когда уже…

— Мсье Бетанкур, я вам точно там не нужен? — прервал его размышления голос Алекса.

— Нет, я сам справлюсь. И потом — у тебя нет визы.

— Моник мне тоже сделала…

Деятели, мать их! Алекс в последние дни носится с ним, как с дитем малым — до сих пор считает, что те дни в загородном доме Русси — на его, Алекса, до того момента безупречной совести.

— Алекс, все в порядке. Я разберусь. У меня там есть друг. Все будет нормально. Твоя задача — встретить нас с Софи. Я сообщу, когда мы возвращаемся.

— Хорошо, — Алекс кивает с все равно недовольным видом. — Но вы, если что — звоните!

— Ладно, — Серж отворачивается к окну, чтобы Алекс не видел его усмешку. Эта его поездка всех переполошила. А мадам Нинон дала ему наказ привезти родной земли.

Представив себя с лопатой на газоне, в центре крупного мегаполиса, Серж прикусил губу, чтобы не рассмеяться. Ну, не плакать же, в самом деле…

Шаг двадцать пятый. Списание с баланса

Давай подумаем, может, не стоит его прогонять? Живут же другие — и ничего!

Ну, подумаешь, медведь! Все-таки, не хорек. А? Мы бы его приучали, причесывали бы. Он бы иногда нам поплясал бы!

— Соня, ну сколько можно?! — старшая сначала смотрит на отвернувшуюся к стене младшую сестру, потом, беспомощно — на среднюю. — Не верю я, что кто-то стоит таких… таких… Сонька, прекращай реветь! Ну не стоит он этого!

— Стоит, — шмыгнула носом. Софья сидит на кровати, с ногами, обняв колени руками. Сестрам-близняшкам, спокойным и умиротворенным в своем семейном счастье, она кажется совсем маленькой и ужасно хрупкой. И совершенно беззащитной — с этими тонкими руками, обнявшими колени, с небрежно стянутыми в узел на затылке волосами, заплаканными глазами и опухшим носом.

— Сонечка… — они просто не знают, что еще сказать.

— Он такой… — младшая упрямо смотрит в стену. И говорит, кажется, даже не с ними — сама с собой. — Он красивый, очень. Но не в этом дело. Еще он умный — правда, по-настоящему умный, только не очень-то задается по этому поводу. Щедрый… хотя при его деньгах это не удивительно, но… Нет, это тоже не главное. Хотя это очень приятно — когда тебя так балуют. Но это все равно не главное…

— А что — главное, Софушка? — негромко спрашивает Люба.

— То, какой он настоящий, — Соня отвечает тоже почти шепотом. — Он настоящий такой… такой, — тут она всхлипывает, шмыгает носом. Надя и Люба встревожено переглядываются. — Я думала, что знаю, какой он. Что никто не знает, а я — знаю. Какой он — настоящий. Я же… Я… — вздыхает прерывисто, утыкается лбом в колени, молчит. И сестры тоже молчат — только переглядываются все так же встревожено. А Соня поднимает голову и оборачивается к ним лицом. Глаза — потухшие, уставшие. И очень несчастные. Продолжает бесцветным голосом:

— Он меня на день рождения бабушки пригласил. А бабушка… мадам Нинон… она для него — все. Я думала, это что-то значит. Я думала, что это многое значит! — голос Сони становится громче, в нем прорезываются эмоции. — Там мы с ним… Господи, как же они смеялись надо мной, наверное — он и Амандин! Ведь она тоже там была. И все уже тогда знала. Я даже представить не могла, — усмехается горько, — что такое со мной может произойти. Что такое в принципе происходит с реальными живыми людьми, а не только в кино. Взяли, как вещь, поиграли… А как надоела — так и выкинули. Потому что, видите ли, для женитьбы у него есть более достойная! А я — прощальная гастроль! — Соня поперхнулась своими словами, закашлялась. — А я-то, дура, подумала… решила… да еще мадам Нинон с этим кольцом… Черт, да я за него уже замуж собралась! По крайней мере, мечтала об этом. Думала, вот-вот — и он скажет мне, что любит меня. Я… Господи, ну дура и банально, я знаю, но… Но я же… я же… — всхлипнула и снова уткнулась лицом в колени. И оттуда, глухо: — Я же так его люблю…

Надя с Любой молчат. Что тут скажешь? Никогда они не видели свою младшую такой. Где та беззаботная, острая на язык, всегда уверенная в себе красавица Сонечка Соловьева? Какой же надо быть бесчувственной тварью, чтобы превратить ее вот в этого хлюпающего носом, несчастного скулящего ребенка?

А Соня вдруг поднимает лицо, поворачивается к сестрам. Подбородок еще дрожит, но в глазах что-то меняется. В синих потухших глазах начинает проскакивать электричество. Она сжимает зубы, унимая дрожь, выдыхает, убирает прядь волос со лба.

— Я все равно люблю его, несмотря на то, как… как он со мной поступил. Это унижает меня, это делает меня жалкой, я знаю. Но я люблю его. Пока люблю. Но потом я его возненавижу. Я обещаю вам, — смотрит в глаза сначала Наде, потом Любе. — Я его возненавижу.

— Знаешь, что? — после паузы отвечает Надя. — У меня крем есть. От его фирмы. Приду домой — разобью баночку молотком. Пусть подавится моими деньгами!

Ответом ей слабая улыбка младшей сестры. Ну, хоть что-то.

* * *

Нельзя сказать, что земля предков Сержу понравилось. Все непривычно. Просто вот очень непривычно. Даже в аэропорту: воздух, люди — все иное. Лишь конопатый друг — как якорь.

— Добро пожаловать домой, дорогой Карлсон, — Бас притиснул его к себе. — Как долетел?

— Нормально, — пожал плечами. — А почему — Карлсон? Кто это?

— Не знаешь? Ну, это очень похожий на тебя герой одного мультфильма, — непонятно чему усмехнулся Литвинский. — Красивый, в меру упитанный мужчина в самом расцвете сил. Ну, как ты? Ко всему готов?

— Устал просто зверски. Но готов ко всему.

— Ну-ну, — покачал головой. — Ладно, пошли. Перед смертью все равно не надышишься.

Серж не стал уточнять, что означала последняя фраза.

* * *

— Так, ты, главное — молчи!

— Я же, вроде бы, поговорить приехал?

— Потом поговоришь. Сначала — молчи.

— К чему все эти сложности? — Серж заходит в открытую перед ним дверь подъезда многоквартирного дома.

— К тому. Ты просто еще не понял, во что ввязался.

В лифте они поднимались в молчании.

* * *

За порогом двери квартиры родителей Софи обнаружился презанятный тип — здоровенный, рыжий, плечистый, с крайне нелюбезным выражением лица. У Сержа на подобных мордоворотов в последнее время стойкая аллергия. Кто он, интересно? Рыжий? Брат Базиля? Не очень-то похож.

— Ой, а кто это к нам пожаловал? — медленно протянул рыжий. Оперся ладонью о дверь, обозначив ненавязчиво внушительный бицепс. — Гость дорогой заграничный?

— Кто это, Вася? — Серж обернулся к Литвинскому. — Это мажордом?

— Ты, мать твою, самоубийца! — выдохнул Бас. — Молчи!

Рыжий вдруг заливисто захохотал.

— Слышишь, Вектор, меня мажордомом обозвали! Это типа прислуги, которая дверь открывает.

— Позволяю с повышением в звании, — невозмутимо ответил рыжему высокий, коротко стриженый блондин с холодными светлыми глазами, появившийся из-за его плеча. — Этот, что ли, наш клиент?

— Базиль, — Серж снова обернулся к другу и решил перейти на родной язык. — Кто эти люди?

— Эй, ты! — рыжий повысил голос. — Ты в России — так говори по-русски!

— Мне не о чем с вами говорить, — Серж решил включить свое фирменное ледяное «обаяние». Он не знает, кто эти люди, и не имеет желания это выяснять. Они ему не нужны. Ему нужна Соф.

— Какой невоспитанный мсье, — скупо усмехнулся блондин. А у Сержа вдруг появилось нехорошее ощущение, что над ним издеваются. — Ну, собственно, Колян, мы с ним тоже не планировали беседовать. Да и не сможет он говорить со сломанной челюстью и выбитыми зубами.

— Твоя правда, Вик, — рыжий демонстративно принялся закатывать рукава тонкого трикотажного джемпера. — Витька, отойди назад, дай замахнуться.

— Так, парни, а ну остыньте, — из-за плеча Сержа шагнул Литвинский.

— Кыш с дороги, предатель, — огрызнулся блондин. — Коль, может, я с ноги пробью? Или на улицу его выволочь? Тут бить несподручно.

— И не сподножно, — согласно кивнул рыжий. — Здравая идея. Ну что, красавчик, пойдем, поговорим?

— Идите вы к черту, клоуны! Где Софи?! — у Сержа лопнуло терпение. Парочка — рыжий и блондин — слегка опешила.

— Глянь-ка — смелый…

— Угу. И горластый.

— Где Софи, мать вашу!? — Серж, взбешенный, шагнул вперед.

— Да как у тебя язык поворачивается имя ее произносить?!

— Что здесь происходит?!

Вот она. Наконец-то.

В просторной прихожей становится очень тесно — к ним добавляются сразу четыре девушки. Серж был морально готов, что у Софи сестры-близняшки, и почти не удивился. Тем более, что девушки выглядят очень по-разному — разные прически, разный стиль в одежде, разное выражение глаз. Его — самая лучшая. Самая красивая — хоть и бледная и без косметики. Четвертая девушка в этом квартете тоже, кстати, на загляденье. Похоже, утверждение о том, что в России очень красивые девушки — чистая правда. Откуда-то Серж понимает, что эта четвертая — жена Василия. Другу повезло.

— Здравствуй, Софи.

Она молчит. Смотрит так, будто не живого человека перед собой видит, а непонятно что — призрак или воскресшего покойника. Шагает к ней, и тут же рыжий перехватывает его за плечо.

— Руки убери! — Серж дергает плечом. Безрезультатно.

— Стой на месте, иначе я тебе руку сломаю.

Сомнений в том, что рыжий это сможет и сделает — нет. Но и терпеть выходки этих непонятных личностей Серж не намерен.

— Соф, нам нужно поговорить! — отступает в сторону, чтобы видеть ее из-за плеча рыжего.

— Стой на месте! — рычит тот.

— Слушай, Ник, он, похоже, слов не понимает, — у блондина рука неожиданно тяжелая, и она ложится Сержу на другое плечо.

— А ну руки убрали! — Серж взрывается, ему уже плевать на последствия. И все-таки отбрасывает с себя чужие руки.

— Все, достал! — светловолосый поддергивает рукав светло-голубой рубашки. — Сейчас я тебе нос подрехтую…

— А ну, прекратите все! — после выкрика Софи становится очень тихо. — Что за балаган устроили?!

— Соня, так ради тебя все, — буйный рыжий тут же на глазах становится смирным агнцем. — Мы к тебе этого упыря не подпустим!

— Вас хлебом не корми — дай кулаками помахать!

— Неправда!

— Вы даже в стриптиз-баре умудряетесь драку устроить!

Рыжий и блондин смущенно переглядываются, а Серж пользуется возникшей в общем гомоне тишиной.

— Софи, — смотрит ей прямо в глаза. Но какие-то они… странные. Все вообще тут очень странно. Не так он представлял их встречу. Совсем не так. — Софи. Пожалуйста. Нам нужно поговорить. Я… Мне нужно многое тебе сказать. И объяснить. Про… Мы можем поговорить без… — сделал неловкий жест, чуть не ударив по уху рыжего. — Без всех этих людей?

«Все эти люди» замерли в ожидании ответа Софи. И он в том числе. После минутного молчания Софи кивнула.

— Хорошо. Пойдем, — кивнула в сторону. — Вашей светлости будет не слишком оскорбительно, если я приму вас на кухне?

Серж лишь вздохнул. И почему он решил, что все будет просто? Шагнул вперед, парочка местных архангелов Михаилов нехотя расступилась перед Сержем.

— А мы на улице подождем, — раздался сзади голос Баса.

— Чего нам там делать? — встрепенулись «Михаилы».

— Покурим! — отрезал Бас.

— Кто тут курит?! — возмутилась его супруга.

— Я вам пива куплю! И мороженого, — голос Литвинского начинает звучать просяще. Василий, похоже, все-таки, на стороне Сержа.

— Не, я против того, чтобы Соньку одну в квартире с этим типом оставить!

— Люба, угомони своего неугомонного!

— Будешь себя плохо вести — я ему еще и «Фас!» скомандую!

И, когда он уже уверился, что этот цирк никогда не кончится — они все-таки ушли. Оставили их вдвоем. И Серж вслед за Софи прошел вглубь квартиры.

Ему сейчас не до того, чтобы оценить интерьер, но в доме чувствуется уют. На просторной светлой кухне ему не предлагают сесть — Софи опирается о подоконник спиной, складывает руки под грудью.

— Слушаю.

Вообще-то он собирался просто сгрести, обнять и поцеловать. Думал, что это все сразу расставит по своим местам. Сейчас — уже не уверен. Ладно. Хочешь слушать — слушай. Только предупреждаю, рассказ выйдет долгим.

Он умолчал лишь об одном — об угрозах в адрес Софи. Не планировал ей об этом рассказывать. И не стал. Зачем? Все равно это все в прошлом. Ну и собственные злоключения в гостях у Русси не стал слишком расписывать.

Она молчала. Смотрела куда-то мимо, в его плечо или на буфет за его спиной, и молчала. Тишина стала совсем давящей.

— Послушай, Соф… Я понимаю, что тебе пришлось сильно попереживать за все это время. Мне, правда, очень жаль, что вышло так. Но ты же видишь — моей вины в этом нет.

— Ты дал согласие на брак с ней, — голос Софи бесцветен. — Разве нет?

— Да я бы все равно нет женился! Мне нужно было просто выиграть время. Чтобы выкрутиться.

— А если бы не смог выкрутиться?

— Смог бы! — только тут осознал, что говорит резко, почти вызывающе. Выдохнул. — Ну, даже если бы и не смог. Это был бы временный фиктивный брак. Для спасения компании. Я бы что-нибудь придумал. Неужели не веришь?

— Вот так все для тебя просто?

— Да ни черта это не просто! Дьявольски сложно! Но это в любом случае — не по настоящему, Соф! Это всего лишь… как игра. Только для публики.

— Для тебя все — игра.

Серж замолчал от неожиданности. Кажется, все даже сложнее, чем он думал.

— Что ты имеешь в виду?

— Для тебя все — игра. Кроме твоей драгоценной компании, — выдохнула горько.

— Софи… — не выдержал, шагнул к ней. И наткнулся на вытянутую вперед руку.

— Стой, где стоишь.

— Слушай…

— Ты меня слушай. Я тебя достаточно послушала. Когда ты… когда тебя отпустили — что ты сделал в первую очередь?

— Раздобыл телефон — у меня мой забрали.

— А потом?

Серж внимательно посмотрел на нее. К чему клонит? Совсем не узнает свою девочку.

— Молчишь? Я тебе подскажу. Ты позвонил мне? Нет, разумеется, нет. Ты обо мне даже не вспомнил!

Серж хотел возразить — и прикусил язык. Что он скажет? Что первое, что сделал — послал Алекса охранять ее? Что он боялся не то, что подойти к ней — даже позвонить. Чтобы не спровоцировать Русси на резкие действия. Нет, он не будет рассказывать Соф о том, какой опасности подверг ее. Да, и, в том числе, потому что стыдно — хотя вины явной его в этом нет, но он все равно чувствовал себя виноватым в том, что ей могла угрожать опасность из-за него.

— Молчишь… потому что это правда.

— Нет!

— Да, Серж, да. Ты не вспомнил обо мне. Первым делом ты помчался спасать свою драгоценную компанию. Помчался строить коварные планы и вынашивать ответные замыслы. Правда, в конце концов, ты обо мне все же вспомнил — когда решил все срочные вопросы. Я очень тронута.

— Софи…

— Ты несколько дней был так занят делами, что не мог мне позвонить и объяснить все.

— Знаешь, если уж это было так важно для тебя — могла бы сама мне позвонить! — он выпалил и тут же пожалел. Зря. Нервы ни к черту. Он неправ. Не стоило так говорить. Но извиниться не успел.

— А я позвонила… — у нее какой-то странный голос и странная усмешка. Усмешку эту кривую хочется стереть с лица, а саму Софи — встряхнуть хорошенько. — Я же… не гордая — я позвонила. Я звонила полдня. Дозвонилась, в конце концов.

— Извини, Софи, я тебя не понимаю, — нахмурился Серж. Она звонила ему? Когда?

— Я чудесным образом пообщалась с твоей невестой.

— Да нет у меня никакой невесты!

— А вот Амандин считает иначе. Она мне сообщила, что ваш брак — давно решенный вопрос. Что она дала тебе время «нагуляться». А я — это твоя прощальная гастроль. Поздравляю тебя, Серж, — она хотела рассмеяться, а, вместо этого — всхлипнула. — Ты завершил карьеру на высокой ноте.

— Они забрали мой телефон! — все добрые чувства, что Серж испытывал к Амандин за ее помощь, в этот момент испарились. Мстительная стерва! — Софи, Амандин просто бредила! Или выдавала желаемое за действительное. Я не могу нести ответственность за ее слова.

— А вот она вполне отвечала за свои слова. Она мне предложила пятьдесят тысяч евро — за то, чтобы я перестала надоедать тебе. Представляешь… как я прогадала, отказавшись от этих денег?

— Слушай, — он шагает к Софи, несмотря на ее протестующий жест. Но все же останавливается — в метре от нее. — Я понимаю — это очень гадкая, мерзкая история, которая сделала тебе больно. Я понимаю. И прошу у тебя за это прощения. Но это все в прошлом, Софи. Нам надо это оставить в прошлом и забыть. Как можно скорее.

— Забыть? — такое ощущение, что она искренне удивлена. — И что дальше? Чего ты хочешь? Зачем приехал?

— За тобой. Я приехал за тобой, Соф, — протягивает ей ладонь. — Давай вернемся в Париж. И все будет как раньше. Нет. Все будет гораздо лучше.

Она смотрит — сначала на его протянутую руку, потом в глаза. И Серж вдруг понимает, что не узнает эти глаза. Совсем чужие. Холодные. Нет — ледяные.

— Вернуться? Зачем? Зачем тебе именно я, Серж? Найди другую. Не стоит ради одного только пристойного секса лететь через пол-Европы.

— Софи… — качает головой. Кажется, его не слышат.

— Зачем тебе именно я? Я же так мало для тебя значу. Ну, секс у нас хороший, ну, показаться со мной не стыдно в обществе. Ну, нескучно, наверное. Но разве этого достаточно, Серж? Какого черта ты приехал, Серж Бетанкур?!

Эти слова надо говорить иначе. В ресторане, при свете свечей, с готовым кольцом в кармане пиджака. Он так бы и сделал — если бы ему предоставили выбор. Но его приперли к стенке здесь и сейчас. И… А какая, собственно, по большому счету, разница, как об этом говорить? Главное — чувствовать. А он чувствовал. И не сомневался.

— Я приехал, потому что люблю тебя, Софи. Потому что не могу без тебя. Ты нужна мне. Пожалуйста. Давай вернемся домой. Давай… — тут у него кончились слова. Оказывается, это непросто — вот так взять и сказать: «Люблю». Просто и сложно одновременно. А ведь нужно же еще и предложение руки и сердца сделать. Или лучше потом? В любом случае, сначала надо продышаться после первого в жизни «люблю». — Соф… — коснулся ее щеки, но она резко отвернула лицо. — Софи?…

— Как это похоже на тебя, Серж… Ты сказал «Люблю» — и тебе даже ответ не нужен. Предполагается, что ответ может быть только утвердительным, не так ли? Кто же в здравом уме откажется от Сержа Бетанкура?

— Софи, ты себя вообще слышишь?! При чем тут это? Я тебя люблю! Я, понимаешь?! Не тот, от которого никто не может отказаться! А я, я настоящий, ты же меня знаешь, Софи! Я люблю тебя!

— А я тебя — нет.

Если бы она сейчас с размаху ударила его — он бы удивился меньше. Нет, не поверил. Сразу, сначала — не поверил.

— Ты мне не веришь, — она усмехнулась. — Вижу — не веришь. Придется поверить, Серж. Мне было с тобой хорошо, но ошиваться вечно на вторых ролях в твоей жизни — не для меня. Напрасно ты приехал.

— Софи… — он покачал головой. — Ты несешь чушь. Ты же любишь меня. Я это чувствую. Я это знаю!

— Как всегда — ни тени сомнения в себе. Увы. Даже Серж Бетанкур может ошибаться, — голос у нее ровный — в отличие от его. — Придется тебе это как-то пережить. Ты мне не нужен. Я тебя не хочу. Я. Тебя. Не. Люблю.

Он молчал. Он просто ждал. Что вот сейчас она рассмеется. Скажет, что пошутила, что это был розыгрыш, чтобы проучить его. И кинется на шею. Нет, ничего подобного. Софи стоит — невозмутимая, спокойная. Равнодушная. Чужая.

Господи… Неужели это правда?!

Она почти воочию увидела. Как опускается на лицо золотая маска. Скрывая боль в глазах, побелевшие скулы, сжатые челюсти. И оставляя после себя блистательного и безукоризненного президента «Бетанкур Косметик», красавца и мечту тысяч женщин — Сержа Бетанкура.

— Хорошо, — кивнул медленно. — Я понял. Извини, что побеспокоил. Пожалуй… пойду.

И он действительно развернулся. И действительно пошел. А в дверях кухни остановился. Смотрит на его затылок.

— Помнишь… Тогда, в Сент-Оран-де-Гамвиль… Ты сказала мне, помнишь, Софи? «Я на твоей стороне. Я за тебя. Я с тобой». Я же ведь поверил тебе, Софи. Я думал, что хотя бы ты мне не врешь… — светловолосая голова опустилась. — Зря поверил. Зря.

И он ушел.

* * *

— Ну?!

Соня стоит лицом к окну, всем остальным видны только ее ровная спина, темноволосый затылок. Молчит.

— Ну?! — громче повторяет Надя. — Что он сказал?!

— Сказал, что никакой свадьбы с Амандин не будет. Что это была подстава. Его вынудили согласиться, но он уже все разрулил, — голос Софьи ровный.

— Да это нам Бас уже рассказал! — это Люба. — Что он еще сказал?

— Что сказал? — Соня тряхнула головой. Зеленая резинка для волос соскользнула вниз, и несколько пар глаз проследили за ее падением. — Сказал… что любит меня. Что ему никто больше не нужен. Что не может без меня. Предложил вернуться с ним в Париж.

— А ты? Что ты ему ответила, если он весь белый вышел?!

— А я сказала, что не люблю его.

— Что?!

Оборачивается. Пустое лицо.

— Я. Сказала. Что. Не. Люблю. Его. Что тут непонятного?

Пауза. А потом Надя выдыхает:

— Дура.

— Ой, дурааа… — качает головой Люба.

— Я бы сказал — клиническая дура, — поддерживает жену Ник.

— Да вы тут ему нос ломать собирались! Упырем называли! А теперь я — дура?!

— Так это было до, — невозмутимо пожимает плечами Ник.

— До чего?! До того, как он сказал, что любит меня?! Да для него это ничего не значит! Единственное, что он любит — эту свою драгоценную компанию!

— Случай крайне запущенный, — резюмирует Ник. — Показана лоботомия.

— Много ты понимаешь!

— Немного, — у Ника странное выражение лица. Странное на Сонин взгляд. Такой умудренный жизнью Звероящер. — Но вот что я тебе скажу, Софья Станиславовна. Настоящий мужик не говорит этих слов просто так. А твой этот… Серж-Серега — настоящий мужик. Несмотря на то, что выглядит как пи…жон. Вон, даже против нас с Витькой не спасовал, огрызался. Еще чуть-чуть — и в драку бы кинулся. Ради тебя, Сонька, между прочим. Так что если такой мужик говорит, что любит — значит, так оно и есть. А ты его… Ну, и кто ты после этого?

— Дура. Набитая, — отвечает за Соню Вик. — Сама же тут без него слезами уливалась, чуть ли не помирала. А теперь, когда он приехал, все нормально объяснил, «люблю» сказал — мы решаем включить идиотку и стерву.

— Sotte, — выносит свой вердикт и Маша. — Так Васька говорит — когда я его совсем достаю.

— Да идите вы все! К черту! Эксперты хреновы! Поняли?! Все! Идите! К черту! — срывается на крик Софья.

— Ну и пойдем, — за всех отвечает Вик. — Что-то мне даже жалко стало парня. Надеюсь, Бас догадается ему купить пива. Или мороженого.

— Водки бы ему сейчас, — ответственно заявляет Ник. — Только не знаю, выдержит ли его хлипкий французский организм водку. Но парня, правда, жаль. Стерва ты, Софья.

— Идите к черту!

— Не, черт с тобой останется. А мы — пойдем. Айда, народ. Хряпнем за упокой души несчастного француза.

Шаг двадцать шестой. Спасение активов

Я три дня гналась за вами, чтобы сказать, как вы мне безразличны.

Она еще как-то держалась в Москве. Из гордости. Из вредности. На дурном характере делала вид, что ничего не случилось. Сестры с ней не разговаривали. Родители ничего не понимали. Еще два дня — и она вернулась. Когда уезжала, даже не знала, через сколько вернется — такое было состояние, что на все было плевать — лишь бы вырваться из этого города, лишь бы домой, туда, где поймут, пожалеют. Шеф разрешил ей отпуск без лишних разговоров — наверное, хватило мудрости понять, в каком состоянии его подчиненная. А теперь — надо возвращаться. На осколки разбитой парижской жизни. Той, прошлой жизни. Жизни с Сержем.

И по возращении она сколько-то продержалась. А потом, раскладывая одежду в шкафу, она зацепилась взглядом за пакет на второй полке. Достает. Это вещи Сержа. Те самые, в которых он тогда пришел к ней. Серая рубашка, темно-серые брюки. Как же давно она видела его в этих вещах. Как давно… В другой жизни. Стягивает с себя футболку. Пальцы дрожат. Но это не помеха — пуговиц на рубашке все равно нет, застегивать нечего. Потому что он был такой тогда… когда пришел к ней, весь сотканный из дождя и отчаянных глаз. Когда так хотел ее. Он уже тогда… тогда любил ее. Может, тогда не понимал — но уже любил. А она… она не поняла этого в Москве. Отвернулась. Оттолкнула.

Кутается в серый мягкий шелк. От рубашки еще слабо пахнет — его парфюмом, тем дождем, той грозой, ароматом любимого мужчины. С ногами на диван, уткнуться носом в воротник рубашки. А сколько раз на этом диване они… А как Серж однажды свалился с него — в самый ответственный момент. И потом сидел вон там, на полу, голый, смотрел на нее снизу вверх и хохотал. А затем вдруг перестал смеяться — и резко сдернул ее за ногу с дивана. И они продолжили на том, на чем прервались — но уже на полу.

Он везде — в ее квартире, в ее голове, в ее воспоминаниях. Вот он сидит за столом, в одном белье, босые ступни обнимают ножки стула, взгляд вперен в телефон, лучи почти уже полуденного солнца путаются в и без того запутанных после сна волосах, мягких, как у ребенка. Она ставит перед ним кружку с кофе — и, он, не отрывая взгляда от экрана, обнимает Соню за талию, притягивает к себе, кратко прижимается щекой к ее животу, трется по-кошачьи. Она знает, что этот жест означает. «Спасибо, милая, я ценю твою заботу. Я сейчас на срочные сообщения отвечу — и весь твой».

А вот он выглядывает из ванной за звук зазвонившего телефона — за щекой зубная щетка, одной рукой ловит развязавшееся на бедрах полотенце.

— Соф, посмотри, пожалуйста, кто там звонит? — немного невнятно.

— Какой-то Фортрен.

— Это не какой-то Фортрен, это вице-президент «Society Generale»!

Двух рук не хватает на три предмета — зубную щетку, полотенце и телефон. Выбор делается не в пользу полотенца. И Серж так и стоит — нагой, у ног — упавшее полотенце, в одной руке телефон, прижатый к уху, в другой — зубная щетка, тыльным концом которой он чешет в затылке, ведя разговор в таких терминах, что Соне кажется, что это говорит Матье — все его любимые словечки: «платежеспособность эмитентов», «аннуитент постнумерандо». Бррр… Голый — и «аннуитент постнумерандо». Только Бетанкур так может.

Серж тут, он везде. И его нет. Она не просто оттолкнула его, его признание, его любовь. Соня мазохистски вспоминает его последние слова. «Я же тебе поверил. Зря поверил. Зря».

Она. Его. Предала. Она предала самого дорогого в своей жизни человека. Предала его любовь, его доверие.

И он ее не простит.

Сами собой всплывают в голове слова мадам Нинон. «Он умеет любить. Наверное, это не слишком очевидно. Он редко позволяет кому-то это увидеть. Он не подпускает к себе близко. И еще — так трудно прощает предательство». Мадам Нинон права во всем. Он умеет любить. А предательство — не простит. Если за столько лет так и не смог простить родителей — то что говорить о ней?

Что делать? Позвонить ему? Не возьмет трубку — она уверена. Гордый же до невозможности. Приехать к нему домой? И что сказать? Да что бы она ни сказала — не простит. На колени падать? Не поможет, да и ей собственная гордость не позволит. Если бы быть точно уверенной, что это даст хоть какой-то результат…

Вместо этого Соня позвонила Катажине. Та не взяла трубку. А после пятого звонка пришло сообщение: «Я с предателями не разговариваю». Что и требовалось доказать…

И все равно Софья еще держалась. Как-то — но держалась. А потом все же — сорвалась.

* * *

Она уже минут десять бессмысленно пялится в монитор. На экране — фото. То самое, что она увидела в тот день, когда рухнул ее мир. Серж и Амандин. Только теперь их на фото разделяет нарисованная ломаная линия. И текст под заметкой иной.

Дамы, можете выдохнуть: Серж Бетанкур не женится! Известие о его скором браке с Амандин Русси было всего лишь пиаром со стороны президента «Бетанкур Косметик» в преддверии подписания важного контракта. «Я надеялся, что облик почти женатого человека пойдет мне на пользу, — со смехом сообщил нашему изданию сам Серж Бетанкур. — А Амандин согласилась подыграть мне по старой дружбе». Так это или нет — знает только сам Серж Бетанкур. Единственное, что по-настоящему важно — Серж Бетанкур снова свободен. Сколько тысяч женских сердец радостно забились при этих словах? Мы думаем — немало.

Наверное, автор заметки прав — немало женских сердец забилось радостно от этой новости. Но одно сердце загибалось от тоски.

Звук зазвонившего телефона заставил Софью вздрогнуть. Перевела взгляд на высветившийся номер. Шеф. Выдохнула, собираясь с мыслями, провела рукой по лицу и взяла трубку.

— Да, мсье де Лилль?

— Софи, зайдите ко мне.

* * *

— Софи, я понимаю, что это несколько не ваш профиль… — Соня с удивлением понимает, что ее великолепный шеф несколько… смущен? — Но у этого изделия русские корни, а владелец настоятельно просил, чтобы именно вы занялись подготовкой данного лота к аукциону.

Соня растерянно кивнула. Странное что-то.

— Вот, собственно, о чем речь, — мсье де Лилль обернулся, взял со стола фирменную черную с золотом коробочку и открыл ее. — Это…

Завораживающий блеск граней старинных сапфиров, тусклое золото.

— Это фамильное кольцо князей Бобровских, — словно со стороны слышит свой голос. — Фамильное обручальное кольцо.

— Я вижу, эта вещь вам действительно знакома! — с облегчением выдохнул шеф.

Не представляете себе, насколько.

— Владелец собирается избавиться от кольца в кратчайшие сроки. Вопрос цены его не слишком волнует, как я понял, — деловитый голос мсье де Лилля звучит словно сквозь вату. — Займетесь им, Софи?

— Да, конечно, — кивает медленно.

Нож поворачивается в ране. А она думала, больнее уже не будет.

В ту ночь она сорвалась. И рыдала — долго, мучительно, вытирая слезы рукавом жемчужно-серой шелковой рубашки, пахнущей дождем, грозой и потерянной любовью.

* * *

Звонок шефа выдернул ее из состояния тусклой задумчивости.

— Зайдите ко мне, Софи.

Однако, начальство в последнее время ее балует своим вниманием.

Выходя из кабинета, Софья привычно бросила взгляд на свое отражение в настенном зеркале. Ей нужно выглядеть прилично. Но никакая косметика не сотрет это тоскливое выражение из глаз.

Она успела улыбнуться шефу с наскоро надетым на лицо выражением умеренной заинтересованности. А потом заметила стоящую у окна мужскую фигуру. Сердце замерло, больно сжалось и оказалось в горле — и все это одновременно.

Безукоризненно сидящий костюм, безупречно лежащие волосы, красивые черты лица. Совершенная золотая маска. Идеальный мсье Серж Бетанкур. Улыбка застыла у Сони на лице. Серж молчал с каменным выражением.

— Софи, это… — мсье де Лилль прокашлялся. — Это Серж Бетанкур, владелец того самого кольца, о котором мы вчера говорили. Он хотел с вами обсудить кое-какие детали… — и, поскольку никто мсье де Лиллю не ответил, закончил неловко, обращаясь куда-то в пространство между нею и Сержем. — У меня дела… срочные. Прошу извинить, мсье Бетанкур. Я вас пока оставлю.

Щелкнул дверной замок. Они остались вдвоем.

Зачем ты пришел? Еще раз показать мне, чего я лишилась? Унизить? Пройтись катком по моему самолюбию? Подразнить? Это жестоко. Но ты имеешь на это право. Только вот я тебе задачу облегчать не собираюсь. Это моя боль. И я ее никому не покажу.

Выдох вышел совсем тихий и незаметный — так она надеется.

— Здравствуй, Серж, — впору гордиться тем, как звучит ее голос. Ровно. Вежливо. Почти равнодушно.

— Здравствуй, Софи, — и его голос под стать ее.

Но ты же пришел не только поздороваться? Я не буду о тебе думать — не сейчас. Я не буду ничего чувствовать — это потом. Мы, очень вежливые и предельно корректные сотрудники лучшего аукционного дома Европы, не имеем права на эмоции на рабочем месте. При общении с клиентом.

— Ты удивил меня, Серж.

— Чем же?

— Тем, что решил продать фамильную реликвию. Это же…

— … обручальное кольцо князей Бобровских, — ровно закончил он за нее. — Спасибо, Софи, я помню. Просто оно мне больше не нужно.

Она не выдержала и зажмурилась. Да, ему больше не нужно обручальное кольцо, которое в течение почти трех сотен лет его предки надевали на пальцы своим избранницам. Потому что… потому что… Сколько продлится эта пытка? Сил терпеть совсем не осталось. На остатках самоконтроля заставила себя открыть глаза и посмотреть на него.

— А что сказала на это мадам Нинон?

— Что сказала мадам Нинон? — задумчиво повторил за ней Серж, словно не расслышал. А потом почему-то отвернулся в сторону. И так и продолжил, не глядя на Софью. — Она сказала, что ее не интересует судьба этого кольца. Коль скоро единственный наследник Бобровских оказался не в состоянии убедить свою избранницу в серьезности собственных намерений. Оказался не способен добиться взаимности от… любимой женщины.

На последних словах Софья вздрогнула. Моргнула пару раз. Ей не послышалось? Соня переваривала услышанное пару минут. Серж молчал.

Спиной, кожей, кончиками пальцев — почему-то именно так она чувствовала, как невероятно важны эти слова. Нет, Серж пришел не за тем, чтобы насладиться ее унижением. Нет. Он так и продолжал смотреть в стену. И, глядя на его идеальный профиль, она вдруг поняла — это шаг. Это шаг ей навстречу. Шанс все исправить. Маленький, почти незаметный, но иного она не заслужила, и иного не будет. Или… или ей это все-таки кажется?…

Нервы сдали. Голова отключилась. Горячая волна эмоций понесла ее куда-то — навстречу любимому. Или — в пропасть.

— Не смей! — ее звонкий крик разорвал тишину кабинета. А Софья еще и ножкой притопнула для усугубления эффекта. — Слышишь — не смей!

— Извини? — Серж снова повернул лицо к ней, идеальная золотистая бровь вопросительно выгнулась. — Не сметь — что?

— Не смей! Продавать! Мое! Обручальное! Кольцо!

Она смогла его удивить. Золотая маска сползла на миг, и Серж с совершенно нормальным ошалевшим выражением лица наблюдал, как Софья схватила со стола фирменную черную с золотым коробочку. Еще секунда — и фамильное обручальное трехсотлетнее кольцо князей Бобровских украсило ее безымянный палец. Вытянула руку вперед, практически под нос Сержу.

— Это МОЕ обручальное кольцо, и не смей его продавать!

Он справился с изумлением быстро. Маска снова вернулась на место.

— Я слышал, что в «Кристис» работают настоящие профессионалы. Но чтобы вопрос решился настолько быстро, и кольцо уже сегодня сменило владельца — не ожидал.

Иронизируем? Фокус не выйдет!

— Это обручальное кольцо князей Бобровских! И они надевают его на палец своим любимым женщинам!

— Так мило с твоей стороны рассказать мне о моих семейных традициях.

— Ты сказал мне, что любишь меня! Значит, это кольцо — мое!

Только тут она поняла, что — все. Обратного пути нет. Она или получит его, или… Или лучше об этом не думать. Но они вернулись туда, где все сломалось.

— Тебе напомнить, что ты ответила на мое признание там, в Москве?

Он изо всех сил делал вид, что ему все равно. Но даже сквозь эту его чертову золотую маску она видела — как непросто ему произнести эти слова. Как больно. Это не только ее пытка и истязание. Его — тоже.

— Я не буду валяться у тебя в ногах и вымаливать прощения за то, что так сказала тогда! Ты не представляешь, что я пережила! Как мне было больно, когда я думала, что ты меня бросил! Это… — замолчала. Выдохнула. — Я была не в себе, когда говорила с тобой. И поэтому сказала неправду. И ты это знаешь. Я соврала тебе. На самом деле… я люблю тебя, Серж.

— Нет, — ответ прозвучал быстро. Он ждал этих ее слов. Чтобы швырнуть их ей обратно в лицо. Чтобы отомстить.

— Да!

— Нет. Я тебе не верю.

Соня шагнула к нему.

Браво, Серж. Играем до последнего? Ты такой упрямый… Гордый и упрямый.

— Нет. Ты веришь. Ты просто боишься поверить в это.

Он молчал. Лицо — маска. А потом идеальные губы дрогнули.

— Нет. Я. Тебе. Не. Верю.

Непрошибаем. Стоит до упора. Играет до конца. Делая больно им обоим.

Да иди ты к черту, гордость!

— Ладно! — вскинула перед собой руки, и синие сапфиры сверкнули в лучах утреннего солнца. — Ты прав. Я должна извиниться. Как бы плохо мне ни было тогда, я не имела права так отвечать тебе. Так лгать. Это было подло. Прости меня. Пожалуйста.

Она снова видит перед собой маску. На его лице вообще нет эмоций. Молчит.

— Значит, вот так, Серж, да? Извинений недостаточно? Чего еще изволит ваша милость? Я должна на колени упасть? Ладно, пожалуйста, мне не трудно!

Соня успела поддернуть штанины узких офисных брюк. А потом он шагнул, две руки легли ей на спину крест-накрест, притянули, прижали к мужской груди. И негромко, на ухо.

— Не надо. Никто не должен больше вставать на колени. Одного меня хватит.

Ей кажется, что она чувствует каждую подушечку его пальцев на своей пояснице — так идеально, так знакомо, каждый палец на своем месте. И стук его сердца — она узнает этот уникальный ритм из тысяч других. Аромат сандала и можжевельника. Неровное дыхание.

Прижимаясь щекой к гладкой ткани лацкана его пиджака, Софья поняла одну простую вещь. Дальше он может говорить и делать все, что угодно — но она его уже не отпустит.

Ты сдался, Серж Бетанкур. Вот только что ты выбросил белый флаг. Ты — мой.

Подняла лицо к нему и сказала — просто и почти без эмоций, словно лишь констатируя факт:

— Я люблю тебя, Серж.

Он снова промолчал.

У тебя не выйдет этот фокус, милый. Я буду сражаться за тебя, за нас. Даже если придется сражаться с тобой. Тем более, ты мне уже сдался.

— Серж, ты не собираешься сказать мне то же самое? — спросила обманчиво мягко.

— Я говорил тебе это в Москве! — от былого ровного тона не осталось и следа. Теперь его голос звучит сердито.

— И?…

— И с тех пор ничего не поменялось!

Он разжал руки, и она тут же отстранилась. Он не сказал этих слов сейчас. Но он сказал их тогда. И с тех пор ничего не поменялось. Он любит ее. Остальное — неважно.

— Я очень рада, что у нас все так замечательно, — нежно промурлыкала Соня. И ведь почти не играла — никакие его слова и жесты уже не могли изменить того, что свершилось. Любит ее. Вернулся к ней. С остальным она справится сама. — Ты любишь меня. Я люблю тебя. Полная взаимность. Но этого недостаточно.

— Недостаточно? Ну, что там еще? — произнес он тоном капризного наследного принца. Соня с усилием сдержала неожиданную улыбку. Сейчас он ровно такой, каким был в начале их знакомства. Тогда она все принимала за чистую монету. Теперь знает, что это все — игра, маска, на публику.

Тебе не надоело еще, хороший мой?

— Как — что еще? — Софья демонстративно округлила глаза. А потом уперла руки в бедра. — Я хочу за тебя замуж!

— Все хотят за меня замуж! — передернул плечами, сдул с лица упавшую светлую прядь, руки, с независимым видом, в карманы.

Ты переигрываешь, мальчик мой. Это вообще не твоя роль.

— Я — не все.

Она сказал это спокойно. Но Серж не нашелся, что ответить. И этот взгляд — взгляд пойманного в капкан, загнанного хищника, сказал ей о многом.

Конечно, ты это понимаешь. Я — не все. Я — та единственная, которая тебе нужна. Та, которую ты любишь. Ну, давай уже, смирись с этим.

— Господи, женщина! — он раздраженно взмахнул рукой. — У тебя на пальце обручальное кольцо семьи Бобровских! Чего тебе еще надо?

Все еще рычишь? Какой же ты упрямый…

— Я хочу, чтобы мне сделали предложение. Как положено! — и ножкой еще раз решила притопнуть.

Не только ты можешь изображать из себя капризных наследных титулованных особ!

Серж шумно выдохнул. Сузил глаза.

— Так, да? Ладно. Выходи за меня замуж!

— Почему у меня такое ощущение, что ты не любимой женщине предложение руки и сердца делаешь, а с жизнью прощаешься?

— Ну, знаешь ли! — он выдернул руки из карманов брюк и тоже подбоченился. — Я, собственно, не собирался, не планировал, не готовился, в первый раз и вообще… Уж как умею!

— Ладно, — царственно склонила голову Соня. — Учту смягчающие обстоятельства.

— И это все?!

— А что тебе еще надо?

— Вообще-то, на предложение руки и сердца принято отвечать! Нормально! Как положено!

— Господи, мужчина, — Софья снова сунула ему под нос свою руку. — У меня на пальце — обручальное кольцо князей Бобровских. Что тебе еще нужно?

— Чтобы ты сказала — «Да, я согласна»!

— Да, я согласна!

И тут они оба замолчали, осознав, что последние пару минут уже просто орут друг на друга. Чудесно. Замечательно. Они тут признаются друг другу в любви, решают вопрос о будущем браке — а все это выглядит так, будто еще чуть-чуть — и в драку кинутся.

Софья смотрела на мужчину напротив. Он тоже остыл. И… и она видела, как едва-едва, на тонких ниточках держится на нем эта его чертова золотая маска. Слов мало, слов недостаточно. Я знаю, как снять ее. Соня шагнула вперед и просто поцеловала в любимые губы.

И тут же его руки снова вернулись на ее талию, и невинное прикосновение губ превратилось во влажное проникновение языков. Его руки и губы точнее хозяина знали, что ему нужно.

Соня позволила себе насладиться поцелуем. А потом, отстранившись лишь чуть-чуть и глядя прямо в глаза:

— Серж, поехали к тебе, а? Нам нужно… сменить обстановку. На более… интимную. Поехали к тебе. Или ко мне. Неважно. Отсюда поехали. Нам нужно поговорить. И не только… поговорить.

Раздавшийся звук открывшейся двери заставил их отпрянуть друг от друга. Прозвучали невнятные извинения, и дверь снова закрылась.

— Вот видишь? — усмехнулась. — Мсье де Лиллю нужен его кабинет. Поехали, Серж. Мириться окончательно. В постели.

Он смотрел на нее как-то странно. Потом вдруг перевел взгляд на свои наручные часы.

— Софи, ты предлагаешь вот так вот сорваться в постель в середине рабочего дня? У меня встреча через пятнадцать минут. Важная.

— Что?! — даже после всего только что произошедшего он сумел ее удивить. — Ты приехал мириться со мной накануне важной встречи? Ты… выделил мне время в своем плотном графике?! Сколько минут?!

— Я не собирался с тобой… как ты выразилась — мириться, — буркнул Серж неожиданно мрачно. — Я вообще не собирался больше с тобой видеться. Никогда. Кольцо это… затеял, чтобы напомнить тебе просто. От чего ты отказалась. Да, это мелко и гнусно, я знаю! — хотя она не сказал и слова. — Я не собирался больше тебя видеть — никогда в жизни. Господи, Соф… — он провел рукой по лбу, оглянулся, словно впервые увидел этот кабинет. — Я вообще не понимаю, как я очутился здесь. Я ехал на встречу с Норманденом. Просто проезжал мимо, увидел вывеску и…Слушай, я не знаю… нога сама нажала на тормоз, руки сами повернули руль. Я сам не понял, как оказался здесь.

Он выглядел таким растерянным. А она вдруг четко поняла, на какой тонкой ниточке удержалось ее счастье. На чуде.

— Поехали, — крепко взяла его за руку. — К черту Нормандена, кто бы он ни был — хоть президент Франции.

— Софи, у президента Франции другая фамилия, — ей показалось, еще чуть-чуть — и Серж улыбнется.

— Да плевать мне на него! — сжала его ладонь крепче. — Поехали. У тебя есть дела важнее.

Он наклонил голову. Улыбка определенно уже притаилась в уголках глаз.

— А как же твой шеф, Софи? Он отпустит тебя?

— Еще бы не отпустил, — фыркнула Соня. Подняла руку к лицу Сержа. — Я ведь пристроила кольцо Бобровских в хорошие руки в кратчайшие сроки!

— А руки и правда хорошие, — произнес Серж задумчиво. А потом быстро поцеловал ее пальцы прямо поверх синих сапфиров. — Поехали!

Шаг двадцать седьмой. Смена собственника и оформление пожизненной ренты

А ты знаешь, что только раз в жизни выпадает влюблённым день, когда у них всё получается…

Он действительно позвонил какому-то Нормандену. И вообще, всю дорогу, пока они ехали до его квартиры («Сегодня он на белой машине, — слегка отстраненно отметила Софья. — В тон моей блузки и его рубашки»), Серж был занят тем, что кому-то звонил, отменял или переносил встречи, раздавал указания, стоя на светофорах, отсылал сообщения. На нее внимания почти не обращал, словно Сони нет в машине. Ее бы это могло обидеть. Но почему-то не обижало.

Значит, он ей не соврал. Действительно, ее не было в его планах на этот день. И на всю оставшуюся жизнь. А теперь — теперь все изменилось. В одно утро. Соня чувствовала себя человеком, постоявшим на краю пропасти. Так близко, когда ты увидел дно, и чувство равновесия почти утрачено, и ты падаешь… А потом словно порыв ветра откинул ее назад, и теперь она стоит, в безопасности, и пытается отдышаться. Жива. С ним — а потому жива. И пусть он и дальше звонит по своему телефону. Она в это время тихо, но искренне поблагодарит те силы, что привели Сержа сегодня утром в кабинет ее шефа.

Так они и доехали — не разговаривая. Он подал ей руку, открыв дверь машины. И не отпустил уже ее ладонь до самой квартиры. А там обнаружилось внезапное препятствие — в виде огнедышащего дракона. На самом деле, это была Катажина, но в дверях квартиры, на фоне алой прихожей, со сложенными под грудью руками она смотрелась даже еще более угрожающе — куда там дракону.

Зеленые глаза сверкнули, смерив Соню уничтожающим взглядом. А потом Катажина обернулась к Сержу.

— Что эта… — тут рыжеволосая женщина что-то неразборчиво прошипела, — делает в твоем доме, Серж?!

— Эээ… Катиш, погоди… — сам хозяин квартиры выглядел несколько опешившим.

— Ты хочешь, чтобы она еще раз разбила тебе сердце?! У тебя что — есть запасное? Учти, я не буду больше утирать тебе слезы и сопли! Справляйся сам, если такой дурак! Она же не человек — если так поступила с тобой!

— А что ты скажешь на это?! — словно волшебный талисман, Софья вытянула вперед руку, на пальце которой красовалось уже ставшее ей родным старинное кольцо с тремя синими сапфирами.

Катиш разглядывала протянутое ей несколько секунд. А потом усмехнулась.

— Простите, мадам Бетанкур. Не узнала вас… сразу, — улыбка стала шире. — Примите мои поздравления. Это же совсем другое дело!

А потом вдруг порывисто обняла Соню. И шепнула на ухо:

— Только попробуй его еще раз обидеть. Прикопаю под бегониями самолично.

— Не переживай, — так же шепотом ответила Соня. — Я два раза одну и ту же глупость не делаю.

Катажина отстранилась. А потом решила еще обнять и Сержа — за компанию. Оглядела их сияющим от удовольствия взглядом.

— А я-то думала, как трактовать твое сообщение, Серж. Но все сделала — белье свежее, шампанское у постели. А я… я испаряюсь. И завтра раньше обеда не приду — так и знайте!

Сверкнув на прощание белозубой улыбкой, Катажина выпорхнула за дверь. И они остались одни. Наконец-то по-настоящему вдвоем. Соня спустила с плеча ремешок, бросила сумочку на столик для ключей, рядом с красным фонарем.

— Мсье Бетанкур, я хочу сделать заявление.

— Слушаю вас крайне внимательно, мадам Бетанкур.

Соня на секундочку позволила себе счастливо зажмуриться. Ей ужасно нравится, как это звучит — «мадам Бетанкур»! Когда эти слова произносит Серж в ее адрес.

— Я имею намерение заняться с вами любовью, мсье Бетанкур.

Он улыбнулся. И тут Софья поняла, что эта первая улыбка — за всю их сегодняшнюю встречу. Почти настоящая, искренняя.

— Целиком и полностью поддерживаю вас, мадам Бетанкур.

— Тогда пошли, — протянула ему руку. И он не отпускал ее ладонь до самой спальни.

* * *

Раздевались они по отдельности — почему-то. Но не сводили друг с друга жадных глаз.

Ее завораживают его пальцы. Как он медленно расстегивает запонки, вынимает их из манжет, наклоняется и кладет на столик. Как начинает расстегивать пуговицы — одну за одной. И вот белоснежная рубашка скользит с плеч, обнажая совершенный мужской торс.

— Твоя очередь, Софи, — голос его звучит чуть ниже обычного.

Ей кажется, что она справляется со своей одеждой на порядок хуже Сержа — пальцы не слушаются, дурацкие вытянутые пуговицы не лезут в петли. Но вот она все-таки расправляется с блузкой. И тут же принимается за остальное — нелепо стоять в одних только строгих офисных черных брюках.

Слышится шумный выдох.

— У тебя очень красивое белье, Софи.

На ней подаренный им комплект — белый, атласный, с отделкой из плетеного кружева. Довольной приличный. Сверху. А вот низ частями бесстыдно прозрачный.

— Это подарок любимого мужчины.

— У него хороший вкус… в части белья.

— Покажешь мне свое?

Серж усмехнулся.

— Вряд ли ты там увидишь что-то новое, Соф. Но…

Брюки и носки он снял быстро. И под ними действительно обнаружились белые боксеры от «D amp;G». Иногда такая предсказуемость приятна. А уж то, что так увесисто наполняло эту предсказуемость — видеть приятно вдвойне.

— Бюстгальтер, Софи.

— Слушаюсь.

Еще один выдох — восхищенный. Потемневший взгляд.

— Ты прекрасна.

— У моего мужчины отличный вкус не только в плане белья…

— Черт, Соф, все, хватит! — он в два шага оказался рядом, нетерпеливые ладони скользнули под прозрачное кружево трусиков. — Пойдем в постель…

Она не успела ответить — он поцеловал ее. Все. Все вернулось к ней. Ее мужчина — обнаженный, возбужденный, любящий ее — с ней. Спасибо.

* * *

Все до умопомрачения знакомо. Его хриплое дыхание и вездесущие руки. Запах сандала и можжевельника. Идеальный изгиб ключиц. Вкусная ямочка в основании шеи — Соня любит вылизывать ее. Маленькие твердые соски — чувствительные к ее ласке, тем не менее. Обвести языком каждый прямоугольник напряженного пресса под его шумные выдохи. Спуститься ниже, к русому вьющемуся шелку. Я так скучала, не представляешь…

— Не надо, Соф… — он потянул ее плечо на себя. — Не надо так. Я хочу с тобой. Вместе. Внутри. Иди ко мне.

Она сделала вид, что послушалась. Положила ладонь на его грудь, прямо на сердце, уперлась в нее подбородком. Глаза в глаза.

— Знаешь, ты такой красивый… когда кончаешь.

Серж поперхнулся ответом. Но справился с неожиданным комплиментом.

— Я думал, что всегда красивый, — смог даже усмехнуться. — А, оказывается, только когда кончаю.

Шути. Пока можешь.

Коснулась пальцем острой скулы. Обвела контур губ.

— Ты глаза прикрываешь. И у тебя перед оргазмом такой взгляд… из-под ресниц. Ух просто!

Серж молчал.

Удивила? Это только начало, милый.

— А губы ты приоткрываешь. Так, что видно краешек зубов. Это очень… красиво. У тебя вообще губы красивые, ты же знаешь, — Серж, однако, не ответил. — А потом, в самом конце… Ты запрокидываешь голову назад. И тогда у тебя вот здесь, — провела пальцем по линии челюсти, подбородку, шее — до ключиц, — вот здесь все так натягивается. Остро. Тонко. Красиво.

— Соф… — у него тихий голос.

— Подари мне. Подари мне свое наслаждение, любимый. Подари мне свой оргазм — до самой последней капли.

Он ей не ответил. Но и мешать не стал. И она сделала так, как хотела. Губами, языком — сначала медленно и нежно, потом глубоко и страстно. И руками тоже — так, как ему нравится. Раз, другой — бережно, но сильно. Точно зная, как нужно сжать, чтобы он там сошел с ума от наслаждения. Третье сжатие ее пальцев стало последней каплей. Впрочем, нет. Последняя капля пролилась спустя несколько секунд.

* * *

— Зачем, Соф? — его дыхание еще бурное, Соня это чувствует, потому что лежит на его плече. — Зачем… так?

— Можно подумать, у тебя в первый раз так.

— Нет. Не в первый. Но…

— А у меня — в первый.

Он помолчал. Провел кончиками пальцев по ее спине. И спросил тихо.

— Почему?

— Потому что ты, — просто ответила она. А потом приподнялась на локте. Он смотрел на нее растерянно. Что-то еще осталось между нами, да? Что-то не растаявшее окончательно. Наверное, теперь нужно еще сказать кое-что. Не так, как там, в кабинете мсье де Лилля.

— Знаешь, — устроилась подбородком на его груди — так же, как до. — Я поняла про тебя одну вещь.

— Какую? — он уже вполне справился с голосом. А рука его привычно легла на ее поясницу.

— Ты очень сильный человек, Серж. На мое счастье. Я дважды… отворачивалась от тебя. И ты дважды возвращался ко мне. Во второй раз я обидела тебя очень сильно. Я знаю. Прости.

— Не нужно, Соф.

— Нужно. Я ведь прогнала тебя — причем во второй раз с особой… жестокостью. А ты… ты пришел ко мне. Все равно пришел, вернулся. При твоей гордости — это подвиг. Ты очень сильный человек, Серж Бетанкур. Гораздо сильнее меня. Не знаю, смогла ли бы я так же. Возможно, нет. Не смогла бы.

— Я тоже не смог, Софи. Без тебя… не смог.

Тут у нее не нашлось ответных слов. А Серж продолжил, глядя почему-то в потолок.

— Знаешь, это так… странно. Вот живешь ты, и все в твоей жизни понятно. Есть вещи, которые у тебя есть. Они тебе нужны или не очень, но они у тебя есть. Есть вещи, которых у тебя нет, но ты знаешь, что можешь получить их — если предпримешь определенные усилия. Есть то, что ты получить не можешь ни при каких обстоятельствах — например, луну с неба. Но такие правила тебе более-менее понятны. А потом случается… вот это. И все встает с ног на голову. Ты знаешь, умом понимаешь, что должен сделать это и то. А вместо этого делаешь что-то совершенно другое. Не делаешь то, что нужно. Зато творишь какие-то непонятные другие вещи. Словно… — он помолчал, а Соня просто замерла вся, превратившись в слух, боясь пропустить хоть слово в этом неожиданном откровении. — Словно не хозяин себе, своему телу, своей голове. Или как будто… руки у тебя нет. Или ноги. Или вовсе половину тела отрезало, и она, эта половина, тебе не принадлежит. А принадлежит другому человеку. Это… это страшно, Соф. Я чувствовал себя таким… никчемным. Инвалидом. Неспособным ни на что. Меня словно не было. Страшная это штука — любовь, Соф. Она делает из целого человека — половину. И так и живешь — в полтела. Постоянно оглядываясь на свою уже не принадлежащую тебе часть. А вторая половина… когда она вдруг становится не твоей — это больно, Соф. Трудно так жить — без половины себя. Я вот… не смог. Без тебя. Без себя. Без нас.

Ей кажется, что она даже дышать перестала. От этих слов. От тихого голоса. От этой интонации, от этого выражения лица — сдавшийся, признавший свое поражение, отказавшийся от борьбы и смирившийся с неволей благородный, сильный и гордый хищник.

В ту их первую, настоящую ночь, ночь грозы и чувственных откровений, ей так хотелось осыпать его всем, что уже тогда просило ее сердце — нежными поцелуями, прикосновениями, одарить лаской и откровенными признаниями. Но тогда она себе это не позволила — не позволила так, как хотела. Что могло остановить ее сейчас? Ничего. Не просто хотелось этого — требовалось. До комка в горле.

И поцелуи посыпались градом, нежные и горячие — на его плечи, грудь, шею, в ухо. И, туда, на ухо, в светлые волосы, а потом куда уж придется — слова. И, почему-то — на родном языке. Иногда замолкая, потому что то целует, то дыхание пресекается, то слова все куда-то деваются — даже те немногие, что получается произнести: нелепые, где-то детские, простые, но ужасно искренние:

— Сереженька, хороший мой… Ты прости меня, а? Я больше не буду, честное слово! Я ведь твоя половина, и больше никогда… никуда… только с тобой… всегда. Люблю тебя! Сережка, я тебя так люблю, ты не представляешь. Любимый мой, родной… хороший мой… Мой Сереженька… Сережка… Серенький…

А потом слова и вовсе кончились, и именно в этот момент руки его снова легли на спину ее, крест-накрест, прижали крепко прямо туда, к бьющемуся быстро-быстро сердцу. И ответил он ей на том же языке.

— Я тебя люблю. Моя девочка. Моя любимая Сонечка. Софьюшка. Сонька моя любимая.

Тут она все-таки всхлипнула и затихла под его руками. И они так и лежали какое-то время молча. Все было сказано. Жизнь начала новый отсчет.

А потом Серж шевельнулся, и тут же Соня оказалась на спине. Навис над ней, а у нее снова — комок в горле. Она наконец-то исчезла полностью, окончательно — эта чертова золотая маска, и перед Софьей — родное, знакомое до мельчайших черт любимое лицо — мягкие серые глаза, губы слегка улыбаются, крошечная родинке в уголке верхней. Протянула руку, коснулась щеки.

— Ты вернулся, любимый.

Настоящий ты.

Он повернул голову и поцеловал прижимающуюся к своей щеке ладонь. И сказал вдруг неожиданно:

— Прости меня, Соф.

— Тебе не за что просить прощения.

— Есть за что. Я вел себя как капризный, избалованный, обиженный ребенок. Характер тут демонстрировал — не с самой лучшей стороны. Выделывался как принцесса.

— Но я тебя и в самом деле обидела.

— Ну и что? — он потерся щекой о ее ладонь. — Знаешь, я понял одну вещь. Если любишь — надо прощать. Сразу. Все равно ведь, если любишь — простишь. Так что прости меня, Соф.

— Разумеется, прощу, если ты этого хочешь. Ведь если любишь — надо прощать, — она улыбнулась. Провела пальцами по лицу, очертила бровь, скулу. — У тебя глаза сейчас такие… теплые.

— Теплые? Это как?

— Не знаю, как объяснить, — она обхватила ладонями любимое лицо, вглядываясь в глаза. — Они сейчас такие… Уютные. Теплые. Как серый пуховой платок — в них можно закутаться, и они согреют. Хотя, бред, конечно, в глаза не закутаешься. Или как серая шерсть у британского кота — мягкая, в которую так и хочется запустить пальцы. Не знаю, как сказать, — улыбнулась своему косноязычию. — Я смотрю в твои глаза, и мне очень уютно и тепло. Мягко и комфортно. Как-то… Не знаю, как.

— Тепло? — он улыбнулся в ответ, передвинул ее руки себе на шею. — Надеюсь, что скоро станет горячо. — И резко сменил тему. Чуть понизив голос и глядя прямо в глаза: -

Хочешь?

Она не стала кокетничать и выпендриваться, и ответила просто. Чуть выгнувшись и прижавшись к нему бедрам:

— Да. Хочу. Очень, — а потом, вдруг, с усмешкой: — Попросить?

— Не надо, — покачал Серж головой. — Я сам тебя попрошу. Знаешь… Ты, когда кончаешь, такая красивая…

Соня замерла. В отличие от Сержа, слов для ответа она не нашла. А он продолжил.

— Ты глаза перед оргазмом прикрываешь, и у тебя такие тени от ресниц — вот здесь. А губу ты прикусываешь — нижнюю. И это так эротично выглядит. А, самое главное… Ты розовеешь. У тебя румянец появляется — тут, — провел пальцем по скуле. — И — вот тут, — его рука скользнула ниже, на начало груди. — У тебя даже животик розовеет, — Серж усмехнулся. — Вот здесь, — рука его опустилась дальше. А потом еще дальше и ниже. — А вот тут… — хриплым шепотом, — ты всегда розовая. Но, когда кончаешь, становишься темно-розовой.

— Серж… — всхлипнула она.

— Прошу тебя. Подари мне свое наслаждение, любимая. Подари мне свой оргазм — до самой последней капли.

— Забирай. Бери… — она еще раз то ли всхлипнула, то ли простонала. — Все бери. Все твое.

— Мое, — накрывая ладонью. — Все мое.

* * *

Они лежали, обнявшись — тесно, близко. Кажется, их тела для того и созданы — чтобы после, утомленные, в неге, лежать вот так — вместе. Ей удобно лежать на его руке. Его ладонь идеально обнимает ее затылок. Как-то переплелись ноги — его колено между ее бедер, ее нога закинута на его талию — но совершенно комфортно и удобно обоим. Лежать. Молчать. Иногда касаться пальцами. Улыбаться. Быть счастливыми.

— Знаешь, — в освещенной полуденным солнцем спальне звучит негромкий мужской голос. — Я понял, чем отличается любовь от секса.

— Тебя посткоитально тянет на философию, Серж? — женский голос, со смешком.

В ответ тишина. Соня находит в себе силы шевельнуться, приподняться на локте.

— Эй? Обиделся? — легко целует в кончик носа. — Не дуйся. Расскажи, до чего додумался.

— Я не дуюсь, я торможу. Хорошо… — с кошачьей улыбкой. — Очень.

— Ну, так что там с отличиями?

— Когда занимаешься сексом, после оргазма хочется отвернуться и заснуть. Когда занимаешься любовью, после оргазма хочется обнять и не отпускать.

— Да. Ты прав, — и вдруг снова обвивает его руками. — Обнять и не отпускать. Не отпущу!

— Только попробуй отпустить.

* * *

К тому времени, когда добросовестные парижане собирались уже покидать свои рабочие места, чета молодых Бетанкуров решила, что пора и честь знать. Они и так провели несколько часов в постели — занимались любовью, откровенничали, пили шампанское. Но надо уже как-то налаживать контакты с внешним миром. Хотя бы попытаться — правда, им-то и так хорошо. В постели. Вдвоем.

Сходили в душ — разумеется, тоже вдвоем. Каждый там мыл совсем не свое тело. И, разумеется, они не могли не затеять легкую эротическую игру с гелем для душа и шаловливыми руками. Однако, трезво взвесив свои возможности, решили отложить ее продолжение на «потом».

Но разлучаться телами, даже ненадолго и недалеко, даже на расстояние вытянутой руки, им сейчас не хочется. Сейчас им требуется быть как можно ближе друг к другу, рядом. Именно поэтому на диване в гостиной она устроилась на его коленях. Именно поэтому вторую бутылку шампанского они распивают из одного бокала. Так правильно для них сейчас. У них сейчас все общее — общее чувство, общее наслаждение, общая любовь.

— Сееерж… — Соня шелестит газетой, надув губки, смотрит на фото Серж и Амандин — то самое, уже с заметкой про несостоявшуюся свадьбу. — А когда напишут про нас? Мне надоело читать о тебе всякое вранье.

— Да хоть сегодня, — он лениво усмехнулся, махнул рукой в сторону своего телефона, лежащего тут же, на стеклянном столике. — Хочешь, позвоню Леруа, он подготовит пресс-релиз?

— Ладно уж, — милостиво склоняет голову она. — Можно подождать до завтра. Пусть еще один день женщины Франции потешат себя иллюзиями. А завтра пусть объявляют траур. Самый красивый и богатый мужчина Франции — мой!

Серж расхохотался. А потом вдруг стал серьезным.

— Послушай, Соф… По поводу самого красивого и самого богатого…

— Есть возражения?

— По обоим пунктам.

Соня поерзала, устраиваясь удобнее на его коленях.

— Рассказывай. Что у тебя там за возражения.

— Слушай, Соф… — Серж вздохнул. — Ну, ты же понимаешь… Что отношение ко мне со стороны других женщин вряд ли сильно изменится, даже после того, как на моем пальце появится обручальное кольцо…

— Так-так-так… продолжайте, мсье Бетанкур.

— А я привык, знаешь ли. Привык использовать свою внешность для… — он прокашлялся.

— Для чего?

— Если от того, что я буду любезен с какой-то женщиной, зависит нечто важное для меня, я буду с ней любезен! Потому что она ждет и хочет этого от меня!

— Погодите-ка, мсье Бетанкур. Сдается мне, вы пытаетесь на берегу отвоевать себе право на беспардонное кокетство, будучи уже женатым мужчиной?

— Софи! Я совсем не это имел в виду!

— А что?

— Если для дела нужно будет улыбнуться, приобнять, сказать комплимент, поцеловать руку или в щеку какую-то женщину — я буду это делать!

— А если для дела нужно будет кого-то завалить в постель?

— Софи! — это уже рык. — Ты прекрасно понимаешь, о чем я!

— Ты так думаешь? — она смотрит на него, склонив голову вбок. — Ладно. Поставим вопрос иначе. Вот это… — без предупреждения запускает ладонь под шелковый халат, прямо туда, где под ее руками вздрагивает и твердеет «это». — Это — моя территория? Только моя?

Он шумно выдыхает, прикрывает глаза.

— Так, прекрати возбужденно сопеть и молчать! Отвечай! Это — мое?!

— Твое! — резко открыв глаза. — Как будто ты не знаешь! Я говорил о другом, и ты понимаешь, что я имел в виду! И… Куда ты убрала руку?!

— Мне все понятно, — чертовка улыбается. — Ладно, разрешаю тебе строить глазки другим красоткам, раз ты без этого не можешь. И помни мою доброту.

— Ты неисправима, Софи, — качает головой. — Ревновать не будешь?

— Еще как буду! Буду устраивать тебе скандалы, быть посуду, кричать, топать ногами.

— Зачем?!

— Чтобы скучно не было!

— Софи! — со смехом привлекает ее к себе. — Знала бы ты, как я хочу, чтобы в моей жизни стало, наконец-то, скучно!

— Устал?

— Немного.

— Ладно, пока повременю с битьем посуды, — она трется щекой о его плечо. — А что там с возражениями по второму пункту?

— А по второму пункту… Собственно, я не так уж и богат, как все считают.

Соня перестала улыбаться, села ровнее.

— Серж? Что случилось? Ты же решил все вопросы с Русси? И подписал это важное соглашение? Я думала… мне так показалось… что дела у «Бетанкур Косметик» пошли на лад?

Он смотрел на нее и молчал.

— Что?! Что ты молчишь? Мне плевать, сколько у тебя денег, и ты это знаешь! Я переживаю за тебя, потому что знаю, как это для тебя важно!

— Не важнее, чем ты, — ответил Серж негромко. Софья слегка покраснела. И ответила тоже негромко.

— Я знаю, родной. Просто скажи мне, что случилось

— У «Бетанкур Косметик» дела действительно пошли на лад, — ответил после паузы Серж. — Просто… просто в компании скоро будет новый президент.

— Как?!

— Вот так, — Серж пожал плечами. — Мадам Нинон, как основной мажоритарный акционер, приняла решение о том, что у компании будет другой президент.

— Что?! — Соня ахнула. — Почему?! Ведь ты же… ты столько сделал, ты… — выдохнула, пытаясь успокоиться. — Уже известно — кто?

Серж кивнул.

— Кто?!

Голос его ровен.

— Новым президентом «Бетанкур Косметик» станет мадам Бетанкур.

Софья проглотила первые двадцать не совсем приличных слов. Надо быть аккуратнее в выражениях — речь идет о бабушке ее будущего мужа.

— Серж… — начала негромко. — Ты уверен, что она… То есть, мадам Нинон уже столько лет… никто не знает, сколько… Но… Ты считаешь, что она… — Соня решилась и выпалила: — Дееспособна? Просто такое странное решение — в ее возрасте возглавить крупный бизнес.

— Я имел в виду не мадам Нинон.

Софья на пару секунд задумалась.

— Клоди?! — выдохнула потрясенно. — Прости, Серж, я понимаю, она твоя мать, но это просто смешно!

— Конечно, смешно, — кивнул спокойно Серж. — И речь идет не о Клоди.

Соня наморщила лоб.

— Флави, твоя кузина? Или ее мать, твоя тетя? Нет, погоди, у них же другая фамилия. Или нет? Серж, я не понимаю… — жалобно.

— Следующим президентом «Бетанкур Косметик» будет новая мадам Бетанкур.

Она соображала долго. А, когда додумалась, вздрогнула так, что едва не упала с колен Сержа — он подхватил ее под спину.

— Я?!

— Ты, — Серж — сама невозмутимость.

— Что?! Как?! Зачем?! Объясни мне!

— Когда я вернулся из Москвы, — начал Серж тихо. — Я… я даже не могу тебе сейчас сказать, что я делал и что говорил. Мне было очень плохо. По-настоящему. Все как-то… как в тумане. Никак. Когда мадам Нинон спросила меня, почему ты не вернулась вместе со мной… Я не помню, что сказал ей. Правда, не помню. Но она решила… — тут Серж вдруг усмехнулся. — Что если на тебя не произвели впечатления моя внешность, титулы и деньги, то, может быть, если тебе подарить еще кресло президента «Бетанкур Косметик», то это смягчит твое жестокое сердце.

Соня смогла выдать лишь нечленораздельное восклицание. Слов не было. Ни приличных, ни вообще никаких.

— Я говорил ей, что это тебя не заинтересует.

— Конечно, нет! — ее словесный ступор прорвало. — Неужели она считает меня настолько корыстной?!

— Скорее, считает, что все средства хороши, чтобы спасти любимого внука, который дохнет от неразделенной любви.

— Ооох… — только и смогла выдохнуть Соня. — Слушай… не знаю, что сказать. Прос…

— Не надо, — он прервал ее легким поцелуем. — Мы уже все друг другу сказали по этому поводу.

— Ну, а раз ты все понимаешь, то… то мы должны объяснить мадам Нинон, что из меня не получится президента! Что эта должность создана для тебя и…

— Ты так уверена в этом? — слова Сержа заставили ее замолчать. Нахмуриться.

— Не понимаю тебя. Это твоя компания. Это ваш семейный бизнес.

— Это теперь твоя семья, Соф. И твой семейный бизнес.

К нахмуренной складке на лбу присоединилась страдальчески изогнутая бровь.

— Серж… Ты же не хочешь сказать, что всерьез допускаешь даже гипотетическую возможность…

— Почему бы и нет?

— Я ни черта не смыслю в бизнесе! — Соня неосознанно повысила голос. То, о чем они говорят, кажется ей каким-то бредом. — Я специалист по предметам искусства! Я знаю, как с этим работать. А ваша компания… Серж… я… — задыхается от собственного громкого голоса и невозможности объяснить очевидное.

— Ты любишь и понимаешь красоту, Софи. А «Бетанкур Косметик» — компания, которая помогает людям быть красивее. У тебя отличные мозги, Соф. Ты амбициозный человек, тебе непременно нужно добиться успеха в той области, в которой ты работаешь. И твоя должность в «Кристис» это только подтверждает. Ты умный и амбициозный человек, нацеленный на результат. Ты очень красивая женщина. Ты — Софи Бетанкур. Ты — идеальный президент «Бетанкур Косметик».

Софья открывала и закрывала рот, пытаясь что-то сказать. Вышло это у нее не сразу.

— Серж… — она на самом деле потрясена таким поворотом разговора, его словами. — Но у меня же нет специального образования. Так просто не становятся президентами крупных компаний.

— Образование — вопрос решаемый, курсы МБА это легко исправят. Да и потом, у тебя будет персональный наставник в моем лице. Если уж я с этим справился в двадцать лет, то ты освоишься в этом деле легко. Я тебе помогу. Я буду рядом. Столько, сколько нужно.

Софья моргнула раз, другой, аккуратно сползла с колен Сержа, села рядом, обхватила голову руками. Может быть, она что-то не так понимает? Повернула голову. Нет. Все верно. Реальность не менялась. Рядом с ней сидел любимый мужчина, который только что произнес какие-то совершенно странные, невозможные вещи.

— А ты? — спросила первое, что пришло в голову. — А ты чем будешь заниматься? Потом?…

— Да займусь чем-нибудь. Придумаю, — Серж легко погладил ее по спине, обнял за плечи. — Ну что ты так реагируешь, милая? Не хочешь — все, забудь об этом. Я поговорю с мадам Нинон, и так и останусь президентом «Бетанкур Косметик». Ну, солнышко… Мне уже стыдно стало. Перестань так переживать. Все нормально. Не хочешь — не надо. У тебя всегда есть и будет выбор. Никто не заставит тебя делать то, чего ты не хочешь и то, что тебе не нравится.

Что-то было в его словах. В интонации. Соня дала себе минуту подумать. И паззл сложился.

— У тебя есть мечта, да? — она обернулась к Сержу. Взяла его за руку. — Есть что-то, чем тебе очень хочется заниматься, но семейный бизнес не позволяет? Да? Я права?

— Да, — у него смущенная улыбка. — Ты у меня такая умница — ничего от тебя не скроешь. Но, Софи… Это тебя ни к чему не обязывает.

— Что это? — ее голос настойчив.

— Послушай. Ты никому ничего не должна. Только если ты хочешь…

— Серж! — она снова уселась верхом на его колени, обхватила лицо ладонями. — Расскажи мне. Пожалуйста. Расскажи мне — какая она, твоя прекрасная и несбыточная мечта.

Он улыбнулся — так мягко, мечтательно, что ее вдруг кольнула некстати ревность — о чем он думает с таким выражением глаз, с такой улыбкой?

— Моя прекрасная несбыточная мечта, — Серж притянул ее к себе, уткнулся лицом между грудей, — сбылась. И сидит у меня на коленях.

Тут она не выдержала, и они принялись целоваться. И снова увлеклись. И руки снова пробрались под шелковые халаты. И… и Серж с Соней решили, что и это тоже стоит отложить на «потом» — у них, все-таки, важный разговор.

— Рассказывай, — она уютно свернулось клубком в его руках. — Все, как есть.

— Ну, все — так все, — усмехнулся Серж. — Я четыре года назад познакомился на дне «Божоле Нуво» с одним человеком. Он винодел. Не самый крупный, но вино у него весьма и весьма неплохое. У него виноградники в регионе Шабли. Люсьен очень интересный человек. Он так рассказывал, что я увлекся невольно. Немного почитал о виноделии. Съездил к нему в Шабли, он мне показал виноградники, погреба, бочки… — Серж улыбнулся. — Никогда не думал, что так сложно все с этими бочками. В общем, я как-то так незаметно проникся всеми этими делами и… Это и вправду интересно, Соф. Очень. Я могу на эту тему бесконечно разговаривать. Но не буду. Не сейчас, по крайней мере, — увидев, что она хочет возразить. — Суть в том, что Люсьен меня этим делом заразил. Но виноделие — очень закрытый и консервативный бизнес, и так просто туда не войдешь. Да и ресурсов у меня особо не было. Так, в общем, общался с Люсьеном, интересовался его делами. Завидовал немножко. А потом… — Серж вздохнул. — А год назад у Люсьена сын погиб в автокатастрофе. Он переживал страшно. Пил. На бизнесе это тоже сказалось. В общем, он собрался продавать свое дело. Я его отговаривал долго. Отговорил. Почти. Он сказал, что готов продать мне долю в бизнесе. Чтобы мы стали партнерами и совладельцами. Ему нужен партнер. Ему нужен тот, кто заменит в деле его погибшего Жана. А я… — Серж крепче сжал вокруг невесты руки. — Я не могу. Люсьен пока ждет моего ответа. Уже четыре месяца ждет. Но… послушай, маленькая, — приподнял ее подбородок пальцами. — Это должно быть твое решение, понимаешь? Я считаю, что это на самом деле твое. И что ты справишься. Не сомневаюсь нисколько. Но решать тебе и только тебе. Я приму любое твое решение. Приму и поддержу.

Она обхватила его запястья, притянула его ладони к своему лицу, уткнулась в них. Самый лучший на свете. Самый благородный. Король.

Выдохнула.

— Сельское хозяйство, Серж? — чтобы хоть как-то… хоть что-то привычное и понятное. — Ты удивляешь меня, милый. Никогда бы ни подумала, что тебя привлечет сельское хозяйство.

— Это Франция, малыш. Здесь виноделие — самое что ни на есть приличное занятие для мужчины.

— Ну, тогда, это, конечно, многое объясняет, — улыбнулась Софья слегка растерянно. Все это так… странно… быстро все меняется в ее жизни. Новые события, откровения и обстоятельства. А потом, вдруг, внезапно вспомнив: — А как же «белокурый Бетанкур»? Учти, я не буду красить волосы, чтобы стать «белокурой Бетанкур»!

— Об этом и речи быть не может! — Серж весьма комично изобразил ужас. — Не смей портить свои прекрасные волосы. И имей в виду. Основал эту компанию и сделал ее успешной и процветающей Рене Бетанкур. И он был брюнетом. А эти белокурые Бетанкуры ничего толкового в «Бетанкур Косметик» не принесли. Думаю, при темноволосом президенте в компании наступят совсем другие времена. Времена процветания. — Тут Соня не выдержала и рассмеялась. Вслед за ней рассмеялся и Серж. — Нет-нет, я на тебя не давлю! И не уговариваю. Решай сама.

— Слушай, — она вздохнула. — Давай я решу это… потом, а? Слишком быстро. Много и все сразу так… У нас же есть время, чтобы подумать?

— У нас куча времени, любимая, — улыбнулся. — У нас вся жизнь впереди. Мы обязательно что-нибудь придумаем. И, между прочим…

Сержа прервала трель его мобильного. Молодой мужчина нахмурился.

— Странно… Никто не должен, и служебную симку я отключил… — Серж протянул руку, взял телефон. И через секунду зашелся в громком смехе.

Он хохотал до слез, и никак не мог остановиться, несмотря на все Сонины вопросы: «Ну что ты так смеешься?». Ей пришлось забрать у него телефон и посмотреть самой. И присоединиться к его веселью. Это сработала «напоминалка» в электронном органайзере. На экране мигала надпись: «Секс с Софи».

Наконец, они успокоились, утерли друг другу слезы, выступившие от смеха. Серж отключил вновь заголосившую «напоминалку», что вызвало еще один приступ веселья.

— Ооох… — Соня выдыхает. — Я правильно понимаю — это последствия того нашего разговора в машине и нелепого пари?

— Ага.

— Но… послушай… Кажется, речь шла о… шестнадцатом сентября. А оно уже несколько прошло.

— Точно, — Серж задумчиво почесал подбородок. — Ну, у меня только одно объяснение. Уже тогда я точно знал, когда у нас будет секс! Потому что все совпало, как видишь, — усмехнулся. — Хотя, думаю, причина прозаичнее — тогда я просто не туда ткнул. Потому что все время косился на твое декольте. Но факт остается фактом — я не ошибся! Еще тогда, больше полугода назад, я знал точно, когда у нас будет секс. А не только секс. Знаешь… — потерся носом о ее щеку. — Мне даже не верится, что в феврале этого года я даже не подозревал о твоем существовании. Как я вообще жил без тебя, Соф?

— Судя по всему, неплохо, — улыбнулась она.

— Нет, ужасно. Кстати! — вдруг вспомнил он. — Знаешь, что? Когда Базиль рассказал мне о тебе… я тогда знал о тебе только имя… Так вот, он выдал фразу. Тогда она меня рассмешила. Он сказал… дословно не помню, но что-то вроде: «Не знаю, Серж, как ты будешь меня благодарить за это знакомство». И ведь это правда. Я просто не знаю, чем отблагодарить Базиля за то, что в моей жизнь появилась ты.

— Не переживай, — беспечно отмахнулась Соня. — Я сама его отблагодарю.

— Это как?! — ревность, прозвучавшая в голосе любимого мужчины, изумила Софью до крайности. Рассмеялась, крепко поцеловали в губы неумелого собственника.

— Просто скажу ему, что выбросила свою овощерезку.

— Слушай, Соф, что это за история с овощерезкой? — Серж прячет смущение за заинтересованным тоном. — От Баса несколько раз слышал, но он все отказывается объяснить мне, в чем дело. Говорит — долгая история.

— История не столько долгая, сколько давняя. Тех времен, когда Басюня был холостой дурак. И с помощью овощерезки я…

Тут ее снова прервала трель телефона.

— Да что ж такое! — возмутился Серж. — Ни минуты покоя. Не хочу ни с кем говорить! — один взгляд ан экран, и он тут же передумал. — Нет, пожалуй, этому человеку отвечу.

— Конечно, ответь, — Соня согласно кивнула, глядя на его телефон. — Обязательно ответь.

— Да, дорогая? — это Серж сказал уже в трубку. — Как у меня дела? Прекрасно. Лучше не бывает. Да, — усмехнулся довольно. — Софи со мной. Рядом. Да. Да. Мое предложение она приняла. Твое — нет. А я тебе говорил! На самом деле, она не дала окончательного ответа по поводу президентского кресла, и я не теряю надежды ее убедить. Да, именно так. Спасибо, — коротко рассмеялся. А потом вдруг резко замолчал. И, совсем другим тоном: — Перестань. Я прошу тебя — перестань. Не хочу об этом слышать! Ты не… — еще помолчал, выслушивая свою собеседницу. — Нет. Это несерьезно! Ну, знаешь ли, если ты так ставишь вопрос, то вот что я тебе скажу, дорогая моя! — Соня уже какое-то время обеспокоенно прислушивалась к разговору, пытаясь догадаться о предмете обсуждения. И теперь еще более обеспокоенно наблюдала складку между золотистых бровей и нахмуренный лоб. А Серж продолжил: — Мы с тобой взрослые люди, моя любезная Нинон, и я скажу тебе честно, как есть. Знаешь, как мы с Софи провели последние несколько часов? — Соня охнула. — Да, все верно, в постели. И мы там отнюдь не спали, как ты догадываешься, наверное. Нет, я понимаю, что не удивил тебя. Я тебя сейчас удивлю. Мы занимались любовью без средств предохранения. Так что вполне возможно… — Серж переложил телефон к другому уху, одновременно прижав палец к губам Сони, однозначно дав понять о том, что свое мнение об этом странном спектакле ей стоит высказать позже. — Так вот, вполне возможно, что Софи уже сейчас беременна. Беременна твоим правнуком. И, даже если этого еще не случилось — это непременно случится, в самое ближайшее время, уж я постараюсь! Так что я тебе твердо обещаю, что самое позднее через год у нас родится ребенок. Я почему-то уверен, что это будет девочка, — Соня ну выдержала и покрутила пальцем у виска, но Серж жестом поднятой ладони еще раз попросил ее о молчании. — Мы назовем ее Нинон. Крошка Нинон Бетанкур. А поскольку нам с Софи будет некогда, и мы будем страшно заняты делами… а ты у нас собралась срочно отравиться к предкам в мир иной… то воспитанием крошки Нинон займутся Вивьен и Клоди. Ты можешь представить, что могут сотворить с бедной малюткой эти двое инфантильных пенсионеров? Бедная, бедная крошка Нинон Бетанкур…

Соне показалась, что Серж явно переигрывает, но на его собеседницу этот монолог произвел иное впечатление.

— Да? Ну, вот это другое дело. Да, я противный мальчишка. И я тоже очень тебя люблю, — Серж рассмеялся. — Я ей передам. Нет, сегодня мы никуда, а завтра непременно заедем к тебе. Все, целую вашу ручку, мадам. До встречи.

Серж отбросил телефон и шумно выдохнул. Улыбнулся Соне, с лица которой до сих пор не сошло выражение крайнего изумления.

— У нее это случается периодически. Раз в полтора-два года. Начинаются разговоры о том, что она задержалась на этом свете, и что уже пора бы, и что Рене ее заждался. А в этот раз у нее новая фишка — что она, дескать, меня в хорошие руки пристроила, и миссия ее на этом свете выполнена. Да еще Дамьен с его… В общем, вот такие вот фантазии у мадам Нинон. Так что, как видишь, мне приходится приводить ее в тонус.

— Ты действительно противный мальчишка, — рассмеялась Соня. — Ты соврал бабушке!

— На войне как на войне, — пожал плечами Серж. — С ней только так можно. А то она опять бы начала мне выносить мозг инструкциями по проведению церемонии собственного погребения. А теперь она будет целый год занята составлением плана по воспитанию правнучки.

— Нет, ты — не противный мальчишка. Ты — страшно коварный интриган, князь Бобровский.

— О, это я еще и не старался, так, на скорую руку. А вот если я… — тут «интригана Бобровского» снова прервал телефонный звонок. Точнее, сообщение о пожаре в левом двигателе. Серж округлил глаза, но руку за телефоном протянул.

— Здравствуй, Вивьен. Да, все верно. Спасибо. Я тоже очень рад за себя. Что? Что?! — тут Серж выпрямился и повысил голос. — Слушай, ты Нинон не так… Да послушай… Нет, ну ты… Да выслушай же ты меня! Соф НЕ беременна! Да я просто сказал это, чтобы отбить у Нинон желание снова предаваться мыслям о смерти. Честное слово — Софи не беременна! О, Господи… — Серж закатил глаза, выслушивая собеседника. — Да нет же! Никто не собирается лишать тебя твоего законного права общения с внуком. Ой, да я тебе поклянусь, если хочешь — когда у нас появятся дети, никто не будет их от тебя прятать. Захочешь общаться — да пожалуйста, — Серж еще раз выдохнул, терпеливо слушая доносившееся из трубки. — Вивьен, ты вообще сам себя слышишь? Буквально пару месяцев назад тебя пугали мысли о собственном пятидесятилетии. А теперь ты устраиваешь мне скандал на тему, почему ты до сих пор не дед, и где твои законные внуки? Да ладно? Ага, давай, научи меня, как делать детей! Ты же… — тут Серж ошарашено замолчал. И продолжил, после паузы, совсем иным, неуверенным тоном. — Эээ… послушай… перестань. Правда, перестань. Да, все, все! Я с тобой согласен — у тебя великолепный, самый лучший на свете сын, и ты вправе давать другим советы о том, как делать отличных детей. Все, Вивьен, я тебя умоляю — перестань! Нет, почему же… Я тебе верю… наверное. Непривычно просто, — Серж прокашлялся. — Да, думаю, мы поняли друг друга. Хорошо, я все передам Софи. Обязательно. Да, до встречи… папа.

Серж отложил телефон. Вздохнул. И выдал одну-единственную фразу:

— Сумасшедший дом!

И тут снова зазвонил телефон. Один взгляд на экран — и аппарат оказался втиснутым в ладошку Софи.

— С мамой поговори ты! Еще одну серию криков на тему: «Где мои внуки?!» я не выдержу! — Серж аккуратно ссадил невесту с колен. — А я схожу за шампанским.

Софья проводила взглядом высокую фигуру жениха, а потом устроилась удобнее в залежах диванных подушек и скользнула пальцем по экрану смартфона.

— Здравствуйте, Клоди. Да, это Софи. Серж вышел ненадолго из комнаты. Да, все верно. Спасибо, — рассмеялась, поправила подушку под головой. — О, мне очень приятно такое слышать. Огромное вам спасибо. Да, хорошо, конечно. Я попробую, — осознав, что разговор предстоит долгий, Соня сползла головой пониже и снова улыбнулась — уже вошедшему с бутылкой шампанского Сержу. — Ты так считаешь, Клоди? Нет, я не против. Просто это нужно обсудить, потому что мы еще об этом не думали… Конечно, ты права, я понимаю… — она проложила слушать Клоди, прижимая телефон одной рукой, а пальцы другой сами собой заплелись в волосы присевшего на пол рядом с диваном мужчины. Серж довольно вздохнул и устроил голову рядом с ее плечом. Вместе. Рядом. Навсегда.

Шаг двадцать восьмой. Начисление премий и выдача бонусов по итогам работы

Как почётный святой, почётный великомученик, почётный Папа Римский нашего королевства, приступаю к таинству обряда.

Моник вздыхает, провожая взглядом покинувшую приемную президента компании пару. Мсье Серж Бетанкур и будущая мадам Серж Бетанкур. И, судя по всему, будущая мадам президент «Бетанкур Косметик». По крайней мере, ходят упорные слухи. Да и то, что нынешний президент занят уже который день тем, что знакомит будущую супругу с ключевыми сотрудниками, говорит в пользу этого. Моник не слишком расстроена. Ее чувственное увлечение шефом развеялось как дым в начале минувшего лета, и теперь она думает лишь о том, чтобы сохранить свою работу при новом президенте. Впрочем, ее шеф дал ей самые лестные рекомендации, когда знакомил со своей невестой. Вполне возможно, Моник сработается с мадам Бетанкур. Ей бы этого очень хотелось — ведь работа Моник нравится, и, к тому же, прилично оплачивается.

Многие, впрочем, искренне огорчились слухам о возможном уходе мсье Бетанкура с должности президента и, в целом, из компании. Практически вся женская часть коллектива. Зато в мужском обнаружилось нешуточное воодушевление. Моник сама слышала, как Леруа вчера восхищался ножками будущего президента компании. Моник скептически перевела взгляд на собственные колени под консервативной серой юбкой. Ну да, у будущей мадам Бетанкур ноги лучше, чем у нее. Именно поэтому она — будущая мадам Бетанкур. Впрочем, Моник достаточна умна, чтобы понимать — не в ногах дело. Точнее, не только в них.

* * *

Она дрожит и всхлипывает под ним. Шепчет что-то, но не разобрать, да он знает и так. Пожалуйста. Быстрее. Хочу тебя.

Вместо того, чтобы взять, пальцы роняют с тумбочки упаковку презервативов.

— Черт! Погоди, я сейчас, — выдыхает хрипло, перегибается, пытаясь достать упавшее с пола. А она удерживает его плечи. Выдохом:

— Не надо.

Замирает над ней. Но не понимает. Невнятное мычание. А она притягивает его к себе за шею.

— Так хочу. Без всего.

Она не видит в темноте, но может представить — как он хмурит брови.

— Соф… Мы же хотели немного подождать… с ребенком? Пока дела наши решим… с компанией… бизнесом. Пару лет… Нет? Ты передумала?

И тут она понимает: если скажет: «Да. Я передумала» — он не возразит. Ни одним словом не возразит. Уверена так, что и проверять не хочется. Но дело не в этом, и давно стоило сказать…

— Я… я принимаю таблетки.

— Какие таблетки?! — она физически чувствует, как его возбуждение сменяется тревогой. — Что с тобой, Соф?!

— Противозачаточные. Ничего серьезное. Назначил врач. Есть небольшие проблемы, но ничего страшного, и со мной все в порядке. Давно хотела тебе сказать. Что мы можем не пользоваться презервативами.

Он молчит. А потом уточняет:

— Точно? Ничего серьезного?

— Абсолютно. Извини, если напугала. И извини, что не сказала раньше. Давно стоило.

— Ничего, — он отодвигается, ложится рядом, на спину. — Я понимаю.

— Что ты понимаешь?

— Презерватив — это не только средство избежать нежелательной беременности. Это еще и защита от… заболеваний. Весьма опасных.

— Серж!

— Нужно доверять партнеру, на сто процентов доверять, чтобы позволить такое, — он говорит спокойно.

— Если ты сейчас скажешь, что я тебе все это время не доверяла, я укушу тебя — так и знай! И, к вопросу о доверии… Я ничем не больна. И ни разу в жизни не занималась сексом без презерватива.

Ответом ей тишина.

— Почему ты молчишь?!

— Пытаюсь не думать о твоих предыдущих разах. Ладно, — пресекает ее попытку возразить. — Об этом действительно не стоит думать. Спасибо, что сказала, Соф. Жаль, что я не могу сказать о себе того же самого.

— Что… Что ты имеешь в виду?

— Был у меня один не самый приятный опыт… — в голосе Сержа — ирония, насмешка над собой и немного — грусть. — В буйной юности. Знаешь, как это бывает… хотя, надеюсь, не знаешь… Нет, я уверен, что не знаешь… В общем, вечеринка, алкоголь, я пьян в дугу. Возвращаюсь домой с двумя — не потому, что такой секс-герой, а потому, что они не смогли договориться, кому я достанусь, а мне — плевать. А дома мы еще по косячку…

— Косячку чего?!

— Марихуаны, — хмыкает он.

— ТЫ?! УПОТРЕБЛЯЕШЬ?! НАРКОТИКИ?!

— Тоже мне — наркотики. И уже почти нет. Так, иногда… под настроение…

Она резко садится на постели.

— Ты… ты давно курил… это?

— В последний раз — в начале лета.

— Ты держишь это дома?

— Угу.

— Где?!

— Ну, в данный момент — в серебристой спальне, в тумбочке под телевизором.

Она срывается с места, и он не успевает ничего сказать. Слышно, как быстро шлепают по паркету маленькие босые ступни. Возвращается — нагая, с портсигаром.

— Это оно?!

— Да.

С шелестом отлетает в сторону тюль, отъезжает в сторону балконная дверь. Через несколько секунд слышен слабый звон соприкосновения выброшенного предмета с асфальтом.

— Соф… — Серж пытается говорить укоризненно, но сам едва не давится от смеха. — Портсигар был серебряный, между прочим. Да и марихуана стоит… немало.

— Вычтешь из моей зарплаты! — отрезает грозно будущая мадам Бетанкур. — В твоей квартире еще есть запрещенные к употреблению вещества?

— Эээ… не знаю… абсент считаем?

— Ты его пьешь?

— Нет. Для коллекции в баре стоит.

— Черт с ним тогда, — она садится, притягивает к груди шелковую простыню. — Рассказывай дальше!

— А дальше… — Серж вздыхает. — Ночью там… в общем… как кролики… На меня в то время марихуана как афродозиак действовала почему-то… — хмыкает смущенно. — Заснули под утро. Проснулся уже после обеда. Состояние — словно бегемот пожевал. Руки чужие с себя скинул, сел. И, знаешь, привычка такая, что ли, сформировалась… В общем, ноги я аккуратно на пол опустил — чтобы не вляпаться… в презервативы. Много же их должно быть, судя по смутным воспоминаниям. А нет. И меня на этом словно клинануло, будто дел других нет — стал искать эти чертовы презервативы. Использованные. Нет. Ни одного. Вокруг — нет. Под кровать заглянул — нет. Я девиц этих на ноги поднял, всю кровать перетряхнул. Нет. Их спрашиваю — смеются. Это, говорят, с твоей стороны разница есть, а с нашей — нет. И тут мне как-то резко так нехорошо стало. Девушки эти… не самого строгого поведения, скажем так. А я их обеих всю ночь без всего… Да, история так себе, — прокомментировал он возмущенное сопение невесты. — В общем, испугался я тогда страшно, Соф. Думал-думал, места себе не находил. На следующий день поскакал в клинику… друг посоветовал… у него там подружка аборт делала. Элитная, частная. Содрали с меня тогда… Нет, не денег. Денег тоже, конечно, но главное — биологического материала разного — для анализов. По полной программе. До сих пор вспоминаю — вздрагиваю. Оказалось еще, что по каким-то заболеваниям результатов ждать очень долго надо — месяц или больше даже. В общем, я как на иголках жил несколько недель. А потом еще… как-то в клубе встретил одну из этих двух. С другим. Да все бы ничего, мне как бы и плевать, с кем там она. Но я вдруг подумал — а ведь она может быть беременна. Моим ребенком. И вот смотрю я на нее — сидит в прокуренном клубе, на коленях у другого парня, пьет коктейль. И при этом у нее внутри может быть уже МОЙ ребенок. Которого я никак не могу… защитить… от такого. Знаешь, меня тогда едва не стошнило. Что-то меня так проняло тогда, — усмехнулся и замолчал.

— Серж… — не выдержала Соня. — Чем кончилось-то все?

— Да нормально все кончилось, — вздохнул он. — Никто не забеременел. Я видел их, несколько раз потом. Ничего. Да и, думаю, меня бы в известность поставили — слишком многое с меня можно было получить. Анализы тоже ничего не выявили. Так что все прошло без последствий. Но выводы я сделал. Долгоидущие. И с тех пор никогда… Софи… Скажешь что-нибудь? Почему ты молчишь?

— Пытаюсь изгнать из своей головы картину тебя с двумя голыми девицами в одной постели!

— Перестань! Это был не я, а какой-то молодой безмозглый дурень! И вообще… — подминая ее под себя. — Мы с тобой были заняты чем-то важным. Перед тем, как затеяли это разговор…

— Серж…

— Я хочу. Попробовать. Как это — по-настоящему. Только ты и я. И все.

— Ты же пробовал уже… — задыхаясь под его поцелуями.

— Это был не я. Это было давно. Я не помню. Не с тобой. Не считается…

А после он замер. Оказался внутри и замер, затих.

— Серж… — она со стоном выгнулась, прижалась плотнее, потерлась. — Почему ты остановился?

— Погоди, — шепнул едва слышно. — Дай… привыкнуть.

— К чему?!

— К тому, какая ты. Гладкая… нежная… горячая. Такая… — выдохнул шумно. — Такая сладкая…

— Ты как в первый раз.

— Именно в первый.

Она нетерпеливо заерзала под ним.

— Сееерж…

— Хорошо, — начиная двигаться. — Хорошо…

И очень быстро становится настолько хорошо, что слышится тихий стон-извинение. Задыхаясь:

— Прости, маленькая… Не могу. Сейчас сам, ладно?… А ты — потом. Хорошо? Не могу больше…

Кончает, не дождавшись ответа. Да он ему и не нужен.

А после, успев уже выровнять тяжелый бег дыхания, гладит ее по спине.

— Пять минут, любовь моя. И я буду готов.

— Знаешь… Иногда мне достаточно твоего наслаждения, — она трется щекой о его плечо.

— Знаю. Мне иногда тоже достаточно твоего. Но сегодня не тот случай, мадам.

— Ладно, — она усмехается. — Раз ты так решил — не буду тебя отговаривать.

— Люблю послушных женщин.

Тут она уже откровенно смеется. А потом спрашивает тихо:

— Тебе понравилось?

— Очень, — отвечает он тоже негромко. — Даже не думал. Что это настолько… иначе. По-другому. А ты? Ты почувствовала разницу, Соф?

— Да, — она чуть смущенно утыкается лицом ему в плечо. — В конце. Я почувствовала. Струю. Сильную. Горячую. Знаешь… — она еще дальше повернула лицо, совсем пряча его в шею любимого мужчины. — Мне кажется, если я пошевелюсь, из меня начнет… — тут она хихикнула.

— Что? Что начнет? — а потом он догадывается. — Ну да… Хм… А ведь правда… — и вдруг кладет руку на ее живот. — Оно осталось в тебе. В тебе осталось мое семя. Моя сперма осталась в тебе.

— Серж! Прекрати!

Он не прекратил. Повторил на разные лады, с разной интонацией и разной громкостью. Когда Софья попыталась зажать ему рот, несильно укусил ее за ладонь. А потом вдруг крепко прижал ее к себе. И зашептал горячо.

— Когда-нибудь мы вот так же зачнем нашего ребенка…

— Да, обязательно! Только прекрати орать об этом на всю спальню!

— Какая разница? — изумился картинно. — Мы же тут одни. А мне нравится говорить об этом. — Нараспев: — В тебе осталась моя…

Тут ему снова заткнули рот ладонью. Но кусаться он больше не стал. Лизнул. И не только ладонь.

* * *

Она выходит из ванной, тихо ступая босыми ногами по ковру. Чтобы не разбудить. Надеется, что… Да, уже спит. Сладко, по-детски положив руку под щеку, ее любимый спит. Вот и славно.

Гасит ночник, осторожно ложится на другой край постели. Можно засыпать.

А не тут-то было.

Он заворочался. Повернулся. Протянул свою длинную руку, нащупал еще одно тело в постели. И, удовлетворенно что-то буркнув, перекатился под бок.

Сильные мужские руки обняли — одна сверху, другая снизу. Одна ладонь тут же облапила ее грудь. Софья едва слышно вздохнула. Может, этим и ограничимся? Но — нет. Другая рука по-хозяйски скользнула по бедру, забралась под шелк короткой ночной сорочки. За спиной что-то недовольно заворчали — владелец руки обнаружил на своей женщине трусики. Но это его не остановило. И, скользнув по животу под тонкое кружево, и обведя привычно пальцем небольшой пятачок темных волос на лобке — мужская ладонь накрыла лоно. И затих, задышал умиротворенно. Мерзавец. Самодур. Князь чертов!

Соня вздохнула тихонечко. Но не выдержала — высказалась:

— Серж, как ты думаешь — я могу заснуть, если ты засовываешь руку мне в трусы?

— Я ничего не делаю, — донеслось из-за спины вполне миролюбиво и очень сонно.

— А если я буду делать так же?!

— Я не против. Делай, — и даже прижался сзади плотнее тем самым местом. Которым он не против.

— Серж!!!

— Ладно, — вздохнул, обдавая шею теплым воздухом. — Ладно. Извини, — рука скользнула обратно, легла более-менее целомудренно — на изгиб бедра. — Другую не уберу! — и даже сжал чуть крепче ее грудь.

Ну да, конечно. На своем стоим до последнего. Ну, хоть что-то удалось отвоевать у этого феодала.

Дыхание его стало размеренным и тихим. Заснул. Ее личный ночной кошмар. А ей не спалось. Усталость же есть, дни совсем сумасшедшие последние, через месяц свадьба, да и дела компании увлекали ее все больше. Но сон не шел. Не шел. А все потому… потому… потому что один гнусный, порочный тип заразил ее своими сверх-неприличными ночными привычками!

Соня вздохнула и перестала бороться с собой. И сдвинула тяжелую мужскую руку с собственного бедра вниз. Пальцы его замерли у кружевной границы. Не двинулись дальше.

— Ну?! Тебя — что, уговаривать надо?!

Она почувствовала кожей шеи его улыбку — наглую, кошачью.

— Не надо меня уговаривать. Я сегодня добрый, — и пальцы скользнули внутрь, на привычное место.

Спустя минуту они спали оба.

* * *

Он успел поставить дорожную сумку, скинуть плащ, выложить на столик ключи от машины. А потом по лестнице застучали быстрые легкие шаги и на него налетел вихрь — горячие губы к шее, жадное тело, нетерпеливые пальцы в волосах. Обнимая и целуя любимую, он обрывками думал — как он возвращался раньше? Куда? К кому? И зачем? Зачем и куда было возвращаться, если тебя не встречали — так? Дрожа от нетерпения, прижимаясь всем телом, дыша часто на ухо:

— Люблю. Скучала.

— Я тоже, родная, — зарывшись лицом в темные, пахнущие фиалкой и розой волосы. — Я тоже.

— Устал? — она, наконец, поднимает лицо.

— Немного, — улыбается.

— Не хотела тебя отпускать, — она снова утыкается лицом ему в грудь. — Или с тобой надо было лететь. Целая неделя! — шмыгнула носом. — Клоди — тиран!

— Мне тоже тебя не хватало там, за океаном, — мягко шепнул на ухо. — Во всех смыслах. И для дела было бы полезно, чтобы ты со мной полетела. Но ведь свадьба через две недели, Соф. Это важнее всего — мама права.

— Скучала, — повторяет она. — Ты голодный?

— Не особенно.

— А я — очень! — берет за руку. — В спальню, мсье Бетанкур!

— Может, сначала в душ? — едва поспевая за ней.

— С ума меня свести хочешь? Я сказала — в спальню, значит — в спальню!

* * *

Она так торопится, что вырывает пару пуговиц на его рубашке, царапает о пряжку ремня палец.

— Соф, давай, я сам.

— Только быстрее!..

Пока он раздевается, эта негодница — бесстыжая и обнаженная — падает на кровать, лицом вниз. Вытянутые вперед руки, прогиб в спине, оттопыренные ягодицы, глухой стон в покрывало: «Быстрее!..». «Так вот у мужчин в тридцать лет и случаются инсульты», — мелькает у него нелепая мысль от этой со всех точек и ракурсов зрения ошеломительной картины.

Пуговицы не используются по назначению и потому сыплются на пол. Туда же летит одежда. И наконец-то на кровати, на шелковом покрывале — двое.

По-кошачьи прогибается в спине — еще сильнее, трется об него, замешкавшегося.

— Давай же! Трахни меня! Серж, быстрее! Сильно, глубоко!

Он замирает.

— Соф… — с ноткой неуверенности.

— Пожалуйста… — меняет тон, всхлипывает.

А идет оно все к черту! С Софи явно что-то не так, но разберется потом. А сейчас — сейчас он не железный, и поэтому — просто удовлетворит желания своей капризной и требовательной дамы. И свои заодно.

— Ещеее… — стонет она. — Глууубже… Сильнеее… Хочу грууубо…

Кажется, кто-то в его отсутствие смотрел фильмы для взрослых…

Подсовывает пальцы под прижатую к шелку покрывала грудь и сжимает соски — точно останавливаясь на той грани, где боль еще сладка.

Протяжный, почти звериный стон.

— Дааа…

Черт, Софи, ладно! О твоем поведении поговорим потом! А сейчас… сейчас…

Перегибается, вжимается в ее спину. И впивается зубами в самое основание шеи, в верх напряженной, почти каменной «трапеции». Софи вскрикивает, пытается отодвинуться — не тут-то было. Его зубы сжимаются еще сильнее, не давая даже дернуться — так кот держит кошку, когда любит ее.

Его «кошка» еще раз пытается вырваться, он еще сильнее сжимает зубы и пальцы, яростно двигаясь внутри. И — обжигающие кольца оргазма спаивают их в единое, вздрагивающее, горячее целое.

* * *

— Софи… — он чертит пальцем лепестки вокруг ее позвонков — они отчетливо видны на шее, Софи наклонила голову вперед, прижав подбородок к груди. Рисует один цветок, потом второй, третий. — Соооф…

— Не говори ничего, я все знаю.

— Что ты знаешь? — четвертый цветок.

— Что я порочная и грязная извращенка.

— Вообще-то, я хотел сказать, что люблю тебя, — весело хмыкает он. — Но твоя версия тоже имеет право на существование. — Сдвигает темный локон в сторону и тут же чертыхается. — Дьявол! Клоди убьет меня!

— Клоди тебя не убьет, — лениво отзывается Софи. — Ты ее любимый и самый лучший на свете мальчик, о чем мне напоминают каждый день.

— Софи, у тебя на свадебном платье вырез глубокий? Декольте? На спине есть декольте?

— Тебе не положено знать подробностей о моем свадебном платье.

— Соф, у тебя синяк будет! Вот тут… — осторожно обвел пальцем. — Больно?

— Нет, — она беспечно пожала плечом. — Ой. А вот так — больно.

— Прости, — целуя в плечо. — Прости. Не знаю, что на меня нашло.

— Да не переживай. Дело-то житейское. Придумаем что-нибудь. Прическу там, или шарфик какой-нибудь, или еще что-нибудь.

— Клоди меня убьет! — повторяет он.

— Клоди тебя не убьет. Она тебя обожает. Если кого-то убьют — то меня. Поверь — если что, виноватой буду я. Это я тебя довела.

— Между прочим, так оно и есть! — фыркнул Серж. А потом перевернул ее за плечо лицом к себе. — Что с тобой, малыш? Что с тобой творится? Почему ты была… такой?

— О, Господи, какой ты занудный, Бетанкур! — она попробовала отшутиться. — Любой другой бы обрадовался такой необузданной страсти от своей женщины! А ты везде ищешь какие-то подводные камни!

— Я — не любой другой, — он обхватил ее лицо ладонями. — Я тебя люблю. Я тебя знаю. Что с тобой, Соф?

Она помолчала. А потом, со вздохом.

— Не знаю. Гормональное, наверное.

— Это из-за таблеток, которые ты пьешь? — мгновенно среагировал он. — К черту их, бросай! Будем предохраняться как раньше — презервативами.

— Да при чем тут таблетки! У меня ПМС!

— Соф, прекрати меня дурачить! Что-то случилось?!

— У меня свадьба через две недели! Я имею право на нормальное предсвадебное волнение?!

— Нет, — качает он головой. — Ты — не имеешь. Ты же не переживала все это время. Подготовка к свадьбе идет не один месяц.

— А сейчас вот осознала! Там будет куча народу — гости, фотографы, операторы! Я же выхожу замуж за одного из самых красивых и богатых мужчин Франции! Я имею право волноваться!

— Нет. Ты — одна из самых красивых женщин Франции. И наше имущество — оно именно наше. Софи Бетанкур, не морочь мне голову. В чем дело?!

— Я переживаю, — она уткнулась лицом в его шею. — Правда.

— Из-за чего? — со вздохом, демонстрирующим всю степень долготерпения.

Она помолчала.

— Ты любишь меня, Серж? — спросила тихо.

— Как раз собирался в миллионный раз сказать тебе об этом, но ты меня перебила. Своими словами про порочную девчонку.

— Ты будешь мне… верен?

— Обидеться, что ли? — в пространство спросил Серж.

Она молчала.

— Маленькая моя, — обнял покрепче. — Да что с тобой? Я так долго жил без тебя. Один. Так долго тебя ждал. Так искал долго. Ты думаешь, теперь я рискну всем этим? Соф, посмотри на меня!

Она помотала головой, так же пряча лицо ему в шею.

— Так, я все понял. Клоди все-таки тебя накрутила! С этим ее совершенно сумасшедшим энтузиазмом по поводу свадьбы! Этими всеми грандиозными приготовлениями! Надо было не слушать ее и всех остальных и пожениться втихую где-нибудь на Сейшелах. И к черту всех!

— Не надо было, — она обняла его, поцеловала в подбородок. — Ты прав — я просто слегка подавлена всеми этими масштабными приготовлениями и…

— Я поговорю с Клоди!

— Не нужно. Это необходимо всем — в первую очередь, это важно для компании, это позволит нам привлечь внимание к нашей продукции и положительно скажется на имидже «Бетанкур Косметик». Наша свадьба должна стать событием.

— Я смотрю, Леруа не терял времени даром и уже промыл тебе мозги, — вздохнул Серж.

— Не только у тебя есть чувство долга, — парировала Софья. — И для Клоди это важно. У нее не было своей свадьбы. И она… пусть она сделает это так, как хотела бы для себя. Я потреплю.

— Надеюсь, моя мать понимает, как ей повезло с невесткой, — Серж устроил голову Софи на своем плече, коснулся губами виска. — Пожалуйста, не принимай все так близко к сердцу. И не сомневайся. Мадам Бетанкур не пристало сомневаться. Хорошо?

— Хорошо. Ну, пойдем в душ?

— А, может, еще раз? Во второй раз — нежно и сладко…

— Я сказала в душ — значит, в душ!

Серж расхохотался.

— Ладно. Второй раз можно и в душе.

* * *

— Мне сегодня звонила Амандин.

— О? — и только. Взгляд не отрывается от планшета, пальцы изящно размешивают сахар в кофе.

— Софи, чья была идея прислать ей приглашение на нашу свадьбу — твоя или Клоди?

— Приглашениями занималась Клоди, — не поднимая головы.

— В самом деле?

— Вы не доверяете мне, мсье Бетанкур? — она, наконец-то, смотрит ему в лицо. И эта притаившаяся у сплетения ресниц усмешка при всей серьезности поджатых губ. — Мы не могли проявить такую вопиющую невежливость по отношению к давним… друзьям семьи Бетанкур.

Он с минуту рассматривал ее молча. А потом откинулся на спинку стула и расхохотался.

— Маленькая, вредная и мстительная негодница!

— Скажи, что тебе это не нравится, — о блюдечко чуть слышно звякнула ложка.

— Не скажу. Мне в тебе все нравится. Ты идеальна.

* * *

— Соф, то слово, которое ты сказала… только что… во время оргазма… Она русское?

— Да, — смущенно. Черт бы побрал Сержа и его слух! Хотя вырвалась непроизвольно и не так уж и тихо.

— Что оно означает?

— Зачем тебе?

— Не забывай — я бывший лингвист-полиглот. Люблю узнавать новое о словах и языках. А это слово мне неизвестно.

— Это выражение удовольствия и только!

— То есть… я завтра, когда мы будем встречать в аэропорту твоих родителей, могу его употребить, чтобы продемонстрировать степень удовольствия от факта встречи с ними?

— Серж! — она шлепнула его по груди, давясь от смеха — представила картину и звуковой ряд. — Ты прекрасно понял!

— Что именно?

— Что это… ненормативная лексика! И что это допустимо употреблять только в совсем особых ситуациях!

— Угу, — демонстративно задумчиво. — Теперь понял. Повтори еще раз это слово.

Когда потом, позже, спустя несколько дней, в романтическом бунгало на одном из крошечных островов Сейшельского архипелага, это слово сорвалось с губ задыхающегося от наслаждения мужчины… Софья смогла себя поздравить — она таки приобщила потомка одной из русских дворянских фамилий, выросшего вдали от своих исторических корней, к родной культуре. То есть — научила ругаться матом.

* * *

— Господи, Соф, за кого ты выходишь замуж?! — он с нескрываемым отвращением махнул в сторону огромного зеркала в полный рост. Оттуда на него смотрело отражение — роскошный мужчина в белоснежном костюме-тройке. Идеально лежащие золотистые волосы, совершенное лицо. Которое исказила гримаса недовольства. Зеркальный двойник и его оригинал синхронно запустили пальцы в волосы на затылке. — Какой-то… принц Чаминг! Это была не самая лучшая идея — доверить всю подготовку к свадьбе Клоди. А теперь из нас сделали Кена и Барби.

— Да куда Барби до тебя, — к мужчине в белоснежном костюме в зеркале присоединилась невеста — тоже в белом, разумеется. Совершенно нереально красивая. Облако воздушной фаты не может целиком отразиться в зеркале. — Перестань портить себе прическу, Серж, будь хорошим мальчиком.

— Соф, тебе изменил вкус! — со вздохом констатирует он, опуская руки. — Ты выходишь замуж за какое-то смазливое, слащавое, прилизанное… даже не знаю, как это… — взмах руки в сторону зеркала, — … назвать. Как ты это допустила, Софи Бетанкур?

— Я привыкла, — беспечно пожимает она точеными плечами в обрамлении тончайшего шантильи. — Мне было трудно, но я привыкла к мысли, что выхожу замуж за очень красивого мужчину. Я даже начала находить в этом определенную прелесть.

Он фыркнул. И отвернулся от зеркала, демонстрируя всю степень недовольства своим внешним видом.

— Перестань, — она поправила ему безупречно повязанный галстук — тоже белый, разумеется. — Это — спектакль. У нас есть определенные роли. У нас есть, — смахнула несуществующую пылинку с плеча, — определенные обязательства. Перед семьей. Перед компанией. Мы должны показать всем желающим роскошную свадьбу белокурого Бетанкура. Ну, Серж… Кому я это объясняю? Ты и сам все прекрасно понимаешь.

— Прости, — он вздохнул. — Ты права.

— А вот завтра… завтра белокурый Бетанкур может уходить в отставку.

— Да? — он усмехнулся. — И я могу больше не красить волосы?

— Можешь, — серьезно кивнула она. — Можешь не красить волосы, можешь вообще побриться налысо. Можешь отрастить бороду, сделать татуировку или пирсинг. Отныне ты принадлежишь только себе. Ну, еще мне, конечно — но я очень либеральная хозяйка.

Он улыбнулся. Коснулся пальцем края фаты.

— Ты рисуешь такие заманчивые перспективы, Соф. Пирсинг и татуировки — воздержусь, пожалуй. Относительно бороды — подумаю. А вот свой законный цвет волос я себе намерен вернуть.

— Возвращай. От татуировки, кстати, не отмахивайся — придется.

— Это почему?!

— Потому что женщины в нашем роду клеймят своих мужчин. С помощью татуировки на спине.

Он легко рассмеялся. А потом улыбка погасла на его губах — он знал это выражение синих глаз. Любимая не шутит?

— Софи, ты меня обманываешь…

— Если тебе случится побывать на одном пляже с моим отцом или Виктором — ты убедишься в том, что я говорю правду. Ну, или просто можешь попросить любого из них снять рубашку…

Он нахмурил брови. И, после небольшой паузы:

— А Николя?

— А Николя… — Соня наморщила нос. — У Звероящеров слишком толстая шкура. Клеймо не берет.

— Я выясню у Николя, как он сумел избежать этого.

— Не хочешь татуировку?

— Не особенно. Хватит с меня и того, что твое имя у меня на сердце… вытатуировано.

— Как романтично!

— Знаешь… — он наклонил голову. — Я ведь был прав. Из тебя вышла совершенно обворожительная невеста. Я… я сам себе завидую.

Улыбнулся. А потом вдруг качнулся к ней. Замер. Вздохнул.

— Нет…

— Конечно, нет, — ответила она. — На макияж ушло два часа.

Тогда он, вместо поцелуя, притянул ее руку к лицу. Прижался губами к ладони, зашептал ей что-то — туда, в сплетение линий — Судьбе, Жизни, Любви. Благодаря за чудо. За нее.

Со стороны они кажутся фото на обложке журнала «Wedding» — Он и Она. Оба в белом, оба красивые. Он нежно целует Ей руку. Как на картинке. Но они оба знают, что между ними все — по-настоящему. И какие они — настоящие.

— Да что же это такое?! — идиллию нарушает женский голос. — У вас не было возможностей намиловаться до? У вас их будет масса во время медового месяца! А сейчас — нашли время!

— Мааам… — недовольно протянул Серж.

— Не спорь с матерью, молодой человек! — отрезала Клоди. — И марш занимать положенное тебе место. Церемония вот-вот начнется.

Прежде чем выйти из комнаты, Серж все же обернулся. И подмигнул ослепительно красивой невесте в белом. Поймал посланный ему воздушный поцелуй — и исчез за дверью.

— Бог мой! — Клоди принялась расплавлять складки фаты. — Вот что за надобность была трогать руками такое совершенство! — Отошла на шаг и всплеснула руками. — Софи, ты просто прекрасна. Как же Сержу повезло!

— Я думала, из нас двоих повезло именно мне, — Соня не смогла сдержать улыбку.

— То, что я люблю своего сына, еще не значит, что я не могу понять, что он сорвал джек-пот с тобой, девочка моя, — Клоди отошла в сторону, мельком проинспектировала собственное отражение в зеркале и кивнула удовлетворенно. А потом плавно провела рукой в сторону двери. — Иди, Софи. Иди как королева. И покажи всем, что такое настоящая невеста, входящая в семью Бетанкур.

* * *

На церемонии присутствовало несколько аккредитованных фотографов и видеооператоров. Эксклюзивные права на фото- и видеоматериал удалось весьма удачно продать паре крупных мультимедийных групп. Но среди тех, кто имел в руках фотоаппарат на церемонии бракосочетания Софьи Соловьевой и Сержа Бетанкура, был человек, не получивший положенной аккредитации.

На шее у него висит его самый первый, допотопный по нынешним временам двести двенадцатый «Зенит». И, несмотря на то, что аппарат многие годы провел в футляре на полке, сейчас он в руке лежит как надо — удобно. Привычно.

В пленке — тридцать шесть кадров. Здесь нельзя строчить как на цифровом — словно из пулемета. Нет. Каждый кадр ценен.

Щелк. Младшая дочь — ослепительно красивая, в облаке белоснежной фаты, смеется словам эффектного моложавого светловолосого мужчины. У него обаятельная улыбка, ямочки на щеках и голубые глаза в сетке морщин.

Щелк. Неприлично роскошный жених — весь в белом, тоже совершенно неприлично, запрокинув назад голову, хохочет в компании двух молодых мужчин, чье сходство ограничивается золотистым цветом волос и широкими улыбками.

Щелк. Элегантная сухощавая дама преклонных лет в темно-синем, с нитью жемчуга на шее, опираясь на трость, с интересом выслушивает склонившего к ней могучего мужчину медвежьей комплекции, чьи некогда тоже золотистые волосы теперь покрылись патиной седины.

Щелк. Собственная супруга, как всегда сдержанная и утонченная, о чем-то шепчется с миниатюрной брюнеткой примерно одного с ней возраста. Обе дамы оживленно жестикулируют, периодически бросая взгляды то на жениха, то на невесту. Видимо, обсуждают собственных детей.

Щелк. Позируя фотографу, высокий блондин обнимает за плечи двух похожих и непохожих темноволосых красавиц — собственную жену и свою кармическую «крылатую» сестру.

Щелк. Брошенный букет из ирисов и белых роз совершенно неожиданно падает прямо в руки рыжеволосой женщине. От пойманного букета рыжеволосая пытается избавиться, втиснув его в руки стоящего рядом шатена с серьезным лицом. Он же, мгновенно утратив всю свою серьезность, со смехом отдает его обратно, и рыжая утыкается лицом в букет, смущенно и, кажется, немного мечтательно улыбаясь.

Щелк. Умелые пальцы передергивают пленку. На этой пленке все будет в фокусе. На этой пленке не будет случайных кадров. Человек со стареньким «Зенитом» это просто знает. Знает — и все.

Эпилог. Куда шагали — туда и пришли

Слава храбрецам, которые осмеливаются любить, зная, что всему этому придёт конец. Слава безумцам, которые живут себе, как будто бы они бессмертны.

Черный автомобиль представительского класса остановился недалеко от высоких кованых ворот. Широкоплечий мужчина в темном костюме и очках вышел из машины, и, обойдя ее, открыл заднюю пассажирскою дверь. На мостовую ступила серая замшевая туфелька. А потом — стройная щиколотка, прямая юбка до колена, классический жакет, рожденный гением Коко Шанель, темные волосы, убранные в идеальную прическу-ракушку. Из машины, подав руку водителю, изящно выбралась эффектная брюнетка.

— Я вам точно больше не нужен, мадам Бетанкур?

— Нет, Алекс, ты абсолютно точно можешь быть свободен, — Софья улыбнулась. — Мсье Бетанкур на машине. Я уеду с ним.

— Тогда… до понедельника?

— Да, — кивнула. — В понедельник как обычно.

Через минуту автомобиль тронулся. А Соня осталась стоять, довольно жмурясь на майское солнце. А потом вошла в высокие кованые ворота парка.

Шла, ориентируясь в основном на звук. А потом и видно стало, сквозь тонкую, еще ажурную весеннюю листву, яркое, пестрое разноцветье детской площадки.

Солнце припекало совсем уже почти по-летнему, в парке, среди высоких деревьев ветра не ощущалось. Софья сняла жакет из букле, перекинула через плечо. Без жакета, в тонкой блузке оказалось гораздо комфортнее.

Из-за поворота дорожки во всей красе показалась детская площадка — горки и качели всех возможных видов и конструкций. Там шумно и многолюдно — много ребятишек на детской площадке, и много взрослых вокруг — стоящих или сидящих на скамейках, присматривающих за своими чадами. Как в этой толпе найти Сержа и близнецов?

Впрочем, задачка оказалась с простым решением. Чуть-чуть внимания — нужно всего лишь заметить, куда обращены взгляды женщин, стоящих или сидящих вокруг детской площадки. Точно, как магнитная стрелка на север, эти взгляды указывали на одного человека. Ее мужа.

Вон он. Серо-коричневые штаны с кучей карманов — наверняка по ним распиханы машинки, пистолеты, носовые платки. Серый простой джемпер. Удобные темные кроссовки. Слегка отросшие русые волосы взлохмачены, лицо закрывают так любимые им «авиаторы». Стоит, расставив ноги и сложив руки на груди, и с высоты своего роста орлиным взором присматривает за находящимися непременно в самом эпицентре детской толпы близнецами.

Соня улыбнулась. Так очевидны попытки мужа выглядеть незаметно. Но это абсолютно бесполезно. Даже в такой простой одежде, и в очках, закрывающих половину лица, он, как магнит, притягивает к себе женские взгляды. А вот и первая смелая…

Серж обернулся к обратившейся к нему женщине. Улыбнулся. Соня представила, как забилась при этом сердечко вполне симпатичной шатенки. Поднял очки на лоб — воспитание не позволяет ему прятать при разговоре глаза за темными стеклами, и шатенка попала под обстрел этих серо-голубых глаз. Но ее это только воодушевило. У них завязывается беседа, довольно оживленная. С таким энтузиазмом Серж может говорить об одном из двух: либо о собственных детях, либо о собственном бизнесе. То есть, о вине и виноградниках. Судя по жестам в сторону детской площадки, сейчас речь шла о близнецах. Собеседница Сержа слегка приуныла, а Соня улыбнулась шире. Когда Серж начинает говорить о мальчишках, его довольно трудно остановить. Надо идти спасать жертву нечеловеческого обаяния мсье Бетанкура.

Подошла сзади, закрыла ему ладонями глаза.

— Угадай, кто? — шепотом на ухо. Шатенка напротив выглядит недовольной. Извини, милочка, но этот мужчина давно и безнадежно занят.

— Ммм… Надеюсь, это шикарная длинноногая блондинка с четвертым размером груди?

— Увы, — слегка ущипнула его за бок. — Это всего лишь твоя жена.

— Не жизнь, а сплошное разочарование, — Серж обернулся и обнял ее, притянул ладонь к губам. — Здравствуй, милая. Познакомься, это Орели, — шатенка хмуро кивнула. — Представляешь, у нее тоже близнецы. Только девочки. Чуть старше наших сорванцов.

— Сочувствую вам, — улыбнулась Соня. — Близнецы — это настоящее испытание.

— С девочками проще, — резко ответила молодая женщина.

— Не сомневаюсь, что они у вас чудесные, — Соня забавлялась недовольством собеседницы. Обернулась к мужу. — Серж, вы давно здесь? Мальчики наигрались?

— Они не наиграются и за пару лет, — усмехнулся Серж. — Сейчас позову. — И, мгновенно выискав взглядом одного из пары отпрысков, крикнул: — Филипп!

Старший (на целых три минуты!) из братьев понуро подошел к отцу. Тут же радостно улыбнулся, увидев мать, коротко прижался к материнской юбке, заодно вытерев нос.

— Филипп, где Максимилиан?

— Там! — вздохнуло белокурое кудрявое создание пяти лет от роду, неопределенно махнув рукой. Судя по выражению лица, он и сам душой был «там», вместе с братом.

— Зови брата, мы едем домой.

— Пааап…

— Не ныть! — отрезал отец.

— Есть «не ныть», — еще раз вздохнуло дитя. И Фил отправился за братом. Все-таки общество бывшего солдата Иностранного легиона самым благотворным образом сказывалась на дисциплине близнецов. Надо чаще оставлять их с Алексом.

Вскоре близнецы явились оба пред родительские очи. Макс, с другой стороны засвидетельствовав почтение материнской юбке, в компании брата тут же умчался вперед — видимо, тщетность нытья близнецами была уже обсуждена. Серж взял жену за руку, переплетя пальцы, с улыбкой кивнул на прощание матери девочек-близняшек, и они отправились догонять мальчишек — те обладали дивным талантом вляпываться во все без разбору в кратчайшие сроки.

Они неспешно шагали по дорожке парка, наслаждаясь свежим воздухом и теплом майского солнца. Близнецы бодро шмыгали по окружающим кустам, пугая голубей, котов и влюбленные парочки. Хотя их родители тоже шли, держась за руки — как самые настоящие влюбленные.

— Ну, рассказывай.

— У меня все в порядке. На следующей неделе подписываем контракт.

— Авантюристы.

— Ничего подобного. Матье все просчитал и одобрил. Кроме того, наша последняя, по твоему мнению, авантюра, увеличила чистую прибыль компании на четырнадцать процентов. И, кроме того…

— Сдаюсь! — рассмеялся Серж. — Я простой сельский парень, выращиваю виноград и ни черта не смыслю в этой вашей косметике. Признаю — вы знаете, что делаете. Ты и твоя команда.

— Вот про команду — это точно. Я просто не нарадуюсь на нашего нынешнего креативного директора. Мозги, интуиция и опыт — просто сокровище!

— Ла-ла-ла…

— Прекрати! Ты не можешь не признать, что последняя идея Вивьена была просто бомбой!

Этот рекламный ролик, в котором креативный директор «Бетанкур Косметик» снялся самолично, действительно взорвал и телевидение, и Интернет, и не раз, и не два возглавлял всевозможные рейтинги лучших рекламных роликов.

По сюжету на экране зритель видит день рождения Вивьена Бетанкура, торт с двумя свечками в виде цифр «пять» и «три». Как хмуро и грустно именинник разглядывает торт с числом «пятьдесят три». И как, воровато оглянувшись, меняет цифры местами, после чего довольно улыбается. А потом в комнату врываются близнецы, обнимают и тормошат Вивьена, поздравляют дедушку с днем рождения и просят разрешения задуть свечи. Вивьен соглашается, садится за стол, мальчишки устраиваются у него на коленях. И, прежде чем задуть свечи, Вивьен вдруг снова меняет цифры местами, возвращая число «пятьдесят три». А потом подмигивает в камеру и втроем с близнецами задувают свечи.

На самом деле, на моменте смены «пятьдесят три» на «тридцать пять» в ролике должен был появиться Серж — на тот момент ему, кстати, именно столько и было. Но Серж категорически отказался от участия, заявив, что наторговался собственным лицом, и хватит с него. Он, кстати, резко возражал и против съемок в рекламе своих детей, но тут Соня и Вивьен смогли настоять на своем. И были правы. Ролик получился отличный, а после его выхода продажи мужской антивозрастной линии косметики взлетели к небесам.

— Ладно-ладно, ты права, Вивьен молодец, — нехотя согласился Серж. — У тебя получилось с ним сработаться.

— Потому что он замечательный, — улыбнулась Софья. — Ты весь в отца. И, между прочим…

Тут ее прервали близнецы, с визгом выкатившиеся из кустов, где успели не поладить с вздорным йоркширом и его хозяйкой. Серж парой слов и одной улыбкой погасил начавшийся конфликт, мальчишки в кои-то веки разрешили взять себя за руки, и так, вчетвером, они направились в сторону выхода из парка. А владелица терьера, старушка — божий одуванчик, с улыбкой смотрела вслед удаляющейся, держащейся за руки паре и двум белокурым кудрявым сорванцам. Вздохнула умиленно. Пусть и чужое, и молодое, но такое красивое в своей простоте счастье. Старушка погладила терьера и неспешно пошла по своим делам.

* * *

Соня аккуратно приоткрыла дверь в детскую, заглянула внутрь.

— Угомонились? — над ее ухом раздался негромкий голос Сержа.

Ответом стало тихое мяуканье: Марго, устроившаяся у головы то ли Фила, то ли Макса — по одной только кудрявой макушке трудно определить — подняла мордочку с лап и мяукнула. С кошачьего это переводилось так: «Люди, идите по своим делам. Я присмотрю за котятами». Близнецы с рождения существовать могли только вместе, в одной комнате. И сейчас даже родители не могли бы понять, кто сегодня спит на втором этаже двухэтажной кровати в виде комического корабля, а кто — на первом. Мальчишки сами ежедневно этот вопрос как-то решали между собой — не всегда мирным путем, но неизменно приходили к согласию. А вот с кем сегодня будет спать Марго — это решала только кошка. Она еще раз мяукнула, уже громче. И Софья притворила обратно дверь. До утра можно спать спокойно.

— А пойдемте-ка в спальню, мадам Бетанкур… — руки мужа легли ей на талию.

— Какое заманчивое предложение… — она прижалась к его груди щекой.

В ту ночь на огромной постели четы Бетанкуров будет зачата крошка Нинон Бетанкур, которую назовут в честь прабабушки, тихо и покойно отошедшей в мир иной во сне год назад.

Примечания

1

Серваж — условный аналог крепостного права во Франции.

(обратно)

2

Бикорн — в русском варианте — треуголка. Как у Наполеона.

(обратно)

Оглавление

Шаг первый. Незнакомец Серж

Шаг второй. Первая встреча

Шаг третий. Заключение сделки

Шаг четвертый. Подготовительные мероприятия и первый транш

Шаг пятый. Прохождение первого испытательного срока

Шаг шестой. Реквизиты одной из сторон

Шаг седьмой. Неожиданные и ожидаемые обстоятельства

Шаг восьмой. Второй транш и форс-мажор

Шаг девятый. Откат

Шаг десятый. Долгожданные и законные дивиденды

Шаг одиннадцатый. Соблюдение и несоблюдение условий

Шаг двенадцатый. Переломный

Шаг тринадцатый. Сделка аннулирована

Шаг четырнадцатый. Новая сделка

Шаг пятнадцатый. Новые условия

Шаг шестнадцатый. Новые условия не просто новые, а еще и неожиданные

Шаг семнадцатый. Аффилированные лица

Шаг восемнадцатый. Новые, а точнее, хорошо забытые старые контрагенты

Шаг девятнадцатый. Смена декораций

Шаг двадцатый. Истинные намерения сторон

Шаг двадцать первый. Рейдерская атака

Шаг двадцать второй. За все надо платить

Шаг двадцать третий. Ответные меры

Шаг двадцать четвертый. Перевод активов в оффшор

Шаг двадцать пятый. Списание с баланса

Шаг двадцать шестой. Спасение активов

Шаг двадцать седьмой. Смена собственника и оформление пожизненной ренты

Шаг двадцать восьмой. Начисление премий и выдача бонусов по итогам работы

Эпилог. Куда шагали — туда и пришли Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg