«Тринадцатый»

Светлана Смирнова Тринадцатый

Реальная мистика существует, независимо от людей.

Мы, Люди, не замечаем её из-за животного страха.

Заседание небесной канцелярии длилось несколько часов подряд. Каждое распределение отнимало уйму времени. Одни Души требовали заслуженный отпуск. Вторые – замену Судьбы. Были и такие среди Душ, которые сами просили утилизации. Кому – то хотелось получить повышение по Душевной Лестнице.

По вторым дням святейшей недели, каждое назначение шло с ходатайством. Особенно тщательно рассматривались дела с правильно составленным прошением. Сначала, Высшее Душейство смотрел на оттиск мантии, внизу листа, а затем, на заявлении Души. На заявление всегда приятно видеть оттиск знакомого, родственника или ученика. В этот раз знакомых оттисков было предостаточно. Да и хороших мест, в плане распределения, тоже. Листая заявления, Душейство улыбался. По нимбу искрился лимонный оттенок. Скопище секретарей, сидящих по обе стороны на длинных скамьях, облегченно вздыхали. Вдруг, нимб Душейства окрасился в багровый цвет.

– Это что за мерзость? – Гаркнул Высший.

Он брезгливо наморщил нимб, и, со всего размаху шлёпнул на стол заявление. Мгновенно вся секретарская рать зависла над столом. На огромном белом столе Душейства распласталось крохотное заявление Души за номером 13131313—13. Составлено оно было не по правилам, с ошибками и ходатайства не имело. Внизу заявления, вместо оттиска светилось неприличным цветом жирное пятно. Все присутствующие замерли.

– Это что? Мы вас спрашиваем! – Повторил вопрос Высший. Вопрос завис над столом чёрными брызгами, требуя ответа. Ответ на себя принял пятый клерк небесной канцелярии. Ему нужен был шанс для повышения и этот шанс в данную секунду витал в воздухе. Цепким крылом пятый сцапал зависший шанс, быстро спрятал под мантию и доложил.

– Извольте выслушать, Ваше Душейство. Сиё заявление написано Душой за номером 13131313—13. Данная Душа прибывала в образе и подобии тростника 33 года помноженного на два тысячелетия. Обучения не проходила, в человеческом теле не состояла. Три года отбыла не предусмотренный срок в теле кота. Осмелюсь доложить, по вашему личному распоряжению, так как тело кота…

– Пирата? – Поинтересовался Высший, довольно улыбаясь. Он никогда не забывал свои мелкие добрые деяния. У покровителей, считал Высший, всегда должно быть в запасе пяток-другой добрых дел, что бы суметь подчеркнуть свою широту мантии, перед подчиненными.

– Да, Ваше Душейство, – кота Пирата. По истечению срока, – три года, – тело было списано. Тринадцатому назначено явиться сюда. Не извольте гневаться, Ваше Душейство, он просто неуч. Где ему тростнику получить ходатайство. Вот его личное дело. – Клерк сунул под нос Высшему тонкую папку.

– Ни одного знакомства, даже бабочками брезговал. – Отрапортовав, клерк занял своё место. Высший ещё несколько минут переливался недовольными цветами, скорее для поддержания дисциплины. Затем, отпихнув от себя папку, устроился поудобнее в кресле, и начал читать лекцию «О недоработке небесной канцелярии в вопросах повышения самовоспитания».

Гроза пронеслась мимо, секретари успокоились. Лекция длинная, можно отдохнуть, главное не захрапеть.

Так же бесстыдно и с храпом, за дверью канцелярии спала Душа за номером 13131313—13. За долгие века своего существования она не привыкла проводить время в приёмной небесной канцелярии.

Тем более что приёмная не отличалась комфортностью: старые качели, узкие проходы, шум, духота. Душам буквально приходилось парить друг над другом. Все нервничали, толкались, переливались разными цветами, но старались не шуметь. Комиссия шума не терпела и могла прекратить работу на неопределённый срок. Отлучаться из приёмной, по своим делам было строго запрещено и наказуемо. Душу не исполняющую правила отправляли в восьмой отдел, называемый на земле просто «адом». Из восьмого отдела не возвращались. О пребывании в «аду» ходило много страшных историй. Эти истории крепко поддерживали дисциплину на небесах. Самым страшным для любой души было проклятье «сгоришь в аду». Поэтому души, покорно сидели в душной приёмной и ждали распределения.

13131313—13 – спокойно спал. Его не будили укоризненные взгляды и невежливые толчки. Перед новым назначением надо отдохнуть. Жизненный последний путь, выпавший внезапно на его душу, он считал не справедливым. Тринадцатый приготовил красочную речь протеста в свою защиту. Без его согласия, душу всунули в ободранного сибирского кота. Никто не обратил внимания на годы безупречной работы, на заслуги перед небесами. Не получив заслуженного отдыха, ему надлежало жить в искалеченном теле. Больше всего в этой ситуации его возмущал тот факт, что в тело он попал без соответствующей подготовки, первый раз. Много столетий подряд, Тринадцатый был простым тростником. Из года в год ранняя весна наполняла его семя живительной влагой, к середине лета тростник вызревал, к концу осени бросал новые семена в землю. Душа продолжала своё земное существование в корне. Зимой корень спал под большим снежным сугробом, ожидая весны, что бы начать всё сначала. Ничто не тревожило Тринадцатого на протяжение многих веков. Сколько точно он существует на белом свете – неизвестно. Учёт ведет небесная канцелярия, тростнику это не важно.

– «Да и зачем считать время? Мне и так хорошо. Светит солнышко, всего вдоволь, меня никто не трогает, я никого не трогаю. Что ещё для жизни надо? Ничего». Он презирал Бабочек – однодневок за их суетливость. Лягушек за беспричинное кваканье. Комаров за – бесконечный зуд. Ни с кем знакомств не заводил, ни кому не кланялся. Он просто жил, выполнял свою работу. Но в одно летнее утро его дело попало на стол клерка из небесной канцелярии. Болото осушили, перепахали, тростники погибли. Тринадцатому надлежало явиться на небеса за новым назначением. Вот тут– то и произошли события, которые потрясли Тринадцатого. Не успел он взлететь и оглядеться, как его всунули в тело, полумёртвого старого кота.

Пират

Коту Пирату шёл двенадцатый год: зубы давно источились, шерсть на впалых боках висела клоками, глаза слезились. Давно бы уже он отдал Всевышнему душу, но у него была бдительная хозяйка – баба Фрося. Ни за какие богатства мира не поменяла бы она своего единственного «сына Пиратика». Баба Фрося была полуслепой, набожной старушкой. Последние годы жизни она посвятила коту. Поила только молоком, кормила только рыбкой и выводила гулять сама. Часто брала кота в гости к соседкам, где бдительно следила, что бы, его никто не посмел обидеть. Для старой, облезлой, домашней скотины – житьё кота – считалось земным раем.

Кто объяснит, что толкнуло Пирата, подняв хвост, побежать под проезжающий грузовик в одну из очередных прогулок. Смерть кота сразу бы убила бабушку Фросю. Когда она увидела искалеченное тело своего любимца, сердце её остановилось, и в эту страшную секунду бабушка обратилась с мольбой к Всевышнему. Всевышний, не занятый важным вселенским вопросом, что бывает очень редко, – её услышал. Был спешно отдан приказ: «Просьбу удовлетворить». А так как Тринадцатый парил без работы, послали его. Правда, в канцелярии назначили расследование.

Самоубийство дело подозрительное, и, к тому же, душе кота было отмерено пятнадцать лет жизни.

Расследование затянулось на длительный срок. В конце процесса, адвокат самоубийцы произнёс оправдательную речь и душу – оправдали. Был вынесен приговор: Душа не виновна, тело само решило себя уничтожить. Предшественника отправили на заслуженный отдых, а Тринадцатому надлежало ещё три года проработать котом. До окончания земного пребывания службы души бабушки Фроси. Эти три года стали для Тринадцатого кошмаром. Бабушка Фрося быстро оправилась от удара, но прогулки раз и навсегда были отменены. Пирата любовно заточили в одной из многочисленных комнат коммунальной квартиры.

Никто не спорит, тело было старым, но душа-то была новая, молодая. И на удивлении бабушки Фроси, Пират завёл новые привычки. Сразу же после выздоровления, отказался от молока и рыбы. На третий день голодовки, бабушка поплакала и купила колбасу. Вегетарианцу – тростнику еда пришлась по вкусу.

Соседкам поведения кота бабушка Фрося объяснила на свой лад: – «Видно хорошо его шандарахнуло». Гладила Пирата по спине и добавляла: – «Главное при мне остался. Есть Бог на свете». «Есть, есть!» – ехидно поддакивал про себя Тринадцатый и старался побольнее укусить старушку за руку сточёнными зубами.

Так пролетела зима. Пират её проспал. А что ему ещё было делать? Ловить мышей? До такого неприличного поведения он не опускался. Но с приходом весны начался кошмар. В душе кота, что – то проснулось и забурлило. Пират с трудом запрыгивал на подоконник и всю мартовскую ночь слушал песни соседских котов. Если старушка закрывала форточку на ночь, он начинал ей мстить. Голосил всю ночь, обзывая хозяйку страшными словами, на свой кошачий лад. Пират не прекращал свои рулады, пока не начинали возмущаться все жители огромной коммунальной квартиры.

Бабушка под напором соседей открывала форточку. Тринадцатый понимал, что поступает не правильно, но ничего не мог с собой сделать.

Его манила неизведанная жизнь, непонятные запахи, шум и крики соплеменников за окном. Он, то мяукал, то старался прыгнуть на настенный ковёр, то катался по истёртому половику.

А, когда, Пират стал ставить метки, что не делал уже года два, бабушка накинула на голову чёрный платок, взяла из копилки деньги, отложенные на смерть, и исчезла на целый день. Вернулась она только к вечеру. Довольная старушка вошла в комнату с пузырьком в руке. Долго хозяйка сидела на стуле, глядя в одну точку. Пирату было скучно целый день без бабушки, и он заскочил к ней на колени.

– Ага! Вот ты голубчик и попался! Счас, счас, мы с тобой разберёмся, перестанешь меня пугать, да со свету сживать. Стыд – то, ведь от людей, какой. Тебе ведь, Пиратушка, тринадцатый годок пошёл, не видишь ничего, ели ноги передвигаешь, а туда же на крышу собрался. Не стыдно тебе? Она шершавой рукой гладила его по седой шерсти.

– Что сам пришёл – хорошо. Значит, не всё у нас с тобой потерянно. Значит, вылечу я тебя. Старушка, что было сил, скрутила Пирату хвост. От неожиданности и боли кот дико замяукал, оскалив пасть. Другой рукой бабушка проворно влила всё содержимое небольшого пузырька в открытую глотку кота. Затем, отбросив пустой пузырёк, быстро сомкнула кошачьи челюсти, и как он не вырывался – руки не разомкнула. Пирату ничего не оставалось, как проглотить влитую горькую жидкость. Он ещё некоторое время поборолся с бабушкиным произволом, но через час в маленьком кошачьем сознание появилась истома и умиротворение. Душа ни куда не рвалась, ей ничего не хотелось. Пират ощутил все свои тринадцать лет. Остальные два года он безропотно терпел бабушкину любовь и заботу. Стал лакать молоко, есть рыбу и провожать хозяйку из комнаты на кухню и обратно. Пират был образцовым котом.

И только одна мысль иногда выплывала на поверхность его кошачьего ума: «Я ведь совершенно ничего не познал. А хотел, очень хотел». Пират жмурился и больше всего на свете в эту минуту ненавидел свою хозяйку.

Душа переворачивалась в старой шкуре от несбыточных желаний. «Нет, нет, я ни когда больше не соглашусь на такую работу! Хочу обратно…» – куда «обратно» он вспомнить не мог.

Пират со смирением встретил смерть хозяйки. Поплакав два дня – на третий околел. Душу хозяйки, впоследствии, он ни когда не встречал, да и не стремился к этому. Тринадцатый друзей не имел, врагов не нажил. Был, правда, один летун, тот который бросил Пирата, но этот тип хорошо маскировался, его трудно было поймать. Такими делами, как самоубийство без должного на то разрешения, а не по своей прихоти, не хвастались. Тринадцатый считал его своим личным врагом.

Распределение

Из канцелярии, весь, сияя, вылетел очередник. Он извивался и парил в неестественных позах. Его ходатайство утвердили.

– И по секрету скажу, Его Душейство сегодня в настроение. Так смеётся, хи-хи, прямо бальзам на мантию. А как шутит, как шутит, вам бы у него поучится.

Счастливчик щелкнул по нимбу Тринадцатого и хохоча вылетел из приёмной. Сразу же над дверью канцелярии замерцало табло: «Не шуметь».

От щелчка Тринадцатый проснулся, зевнул, чертыхнулся и замер. Табло, фыркая и искрясь, выдавило его номер. Он быстро начал разглаживать мантию и уже собирался поправить нимб, как неведомая сила, одним рывком всосала его в кабинет.

Кабинетом, где заседала комиссия, называлось огромное пространство, очерченное двумя рядами парящих чиновников высокого ранга. Во главе всех, выше нимба на два, парило Его Душейство.

По всему пространству, словно рекламное панно, колыхались транспаранты с цитатами из речей Самого. Ярче всех был выведен самый любимый лозунг Душейства: «Души прекрасные порывы!» Каждый входящий понимал его на свой лад, и чаще всего это понимание зависело от сути дела решающегося в этом кабинете. Тринадцатый воспринял его, как угрозу.

– Ваше Душейство, перед вашим взором душа за номером 13131313—13. Разрешите зачитать несколько строк из персонального дела?

Зачирикал пятый клерк низшего сословия, лишь только Тринадцатый влетел в кабинет. И, не дождавшись разрешения, он начал оглашать скудное досье.

– Прошу так же обратить внимание, Вашего Душейства и всех достопочтенных особ, что 13131313—13 ни когда не имел нареканий, никогда не состоял в теле человека, никогда не отбывал отпуска, не проходил подготовки, а так же не имеет ходатайств и просьб.

В кабинетном пространстве зависла тишина безобразного цвета. Тринадцатый взглянул на цвет распластанной тишины и от её вида – поёжился. Клерки и высокопоставленные особы, привычные к данному цвету, вели себя спокойно, чем, ещё больше напугали Тринадцатого. Вся его накопленная Храбрость, выскользнула из мантии и улетучилась в баки сбора ненужных Эмоций. На смену Храбрости под мантию стали набиваться капельки Страха. Мантия, окрасилась в серый цвет. Он ждал грома и молний. Время пробегало по небесной синеве, но гром не гремел, молнии не сверкали. Душейство молчал – Тринадцатый от испуга икнул. По рядам прокатился шелест мантий.

– Ну– с, милейший, что же ты так плохо? – Поинтересовался Душейство, сверля взглядом Тринадцатого.

– Как плохо? – Не понял вопрос Тринадцатый.

– Да вот, без ходатайства, к нам сюда, на приём. Не уважаешь? – И, он обвёл рукавом мантии по кругу кабинета.

Тринадцатый молчал. Последние капельки Храбрости выскользнули из-под мантии. Душейство проводил взглядом, капельки Храбрости и рассмеялся. Из рядов чиновников послышался подобострастный смех.

– Мы, понимаем, тебе пришлось трудно. Не каждый сможет столько лет в одном соку вариться. Но ведь, тростником быть – не в аду чёртом.

По рядам, заглушая писклявый начальственный голос, пронесся уже громкий волнообразный Смех. Каждый нижестоящий клерк не мог смеяться раньше вышестоящего чиновника. Пробежав, как положено по рангу, Смех затормозил около последнего клерка. Клерк от наплыва хохота заекал. Душейство разрешило вволю посмеяться своим подчиненным.

«А у него и правда сегодня прекрасное настроение». – промелькнула мысль у Тринадцатого, – «Надо не молчать, а высказать всё что думаю прямо в нимб. Кто как ни я сам, – за меня ещё заступиться!» Тринадцатый попытался, расшевелить спрятанные в кармане капельки Отваги, и начал подниматься с неудобного стула.

Небрежным жестом Душейство припаяло Тринадцатого обратно к месту.

– Хорошо, хорошо. Мы видим, что ты на нас сердишься. Но не стоит кипятиться. Молодой ещё, зеленного цвета весь. Мы твои чувства понимаем и сейчас попросим, простить Нас стариков. Мы не хотели тебя обидеть. И даже вот что Мы тебе скажем: ты просишь нас об отпуске – пусть будет отпуск. Три луны. Мы думаем, тебе вполне хватит – не уработался. Но вот после отпуска, ты пройдёшь курсы подготовки по полной ускоренной программе. Дальнейшие распоряжения получишь после курсов. Пятый клерк – возьмите на контроль.

Душейство некоторое время молча рассматривал Тринадцатого, затем добавил чеканя каждое слово.

– И, никаких тебе больше тростников. Понял? Лети, отдыхай!

Он подождал пока Тринадцатого выдавит из кабинета, сладко потянулся, зевнул и пожаловался.

– Что – то Мы сегодня устали. Скорее бы закончить. Обедать не пора?

– Нет! – Дружно ответили подчиненные.

– Жалко, давай тогда следующего.

Заседание небесной канцелярии продолжалось.

Сектор отдыха

В мантии возмущенных тонов Тринадцатый очутился в приёмной.

– Вот это влип!

Он стоял в приёмной, растерянно махая мантией.

– Даже не выслушали. Да что там выслушали, рта не дали открыть, насмехаются только.

Обида большой волной захлестывала Тринадцатого. Всё его существо требовало мести. Месть не прилетала. Только Обида накипью висела на мантии. Он хотел снова вернуться в кабинет и стряхнуть накипевшую Обиду, но тут кто – то задел его нимбом.

– Эй ты, коричневый, что застрял в проходе? Распределение получил?

– Что? – Не сразу включил своё внимание Тринадцатый.

– Я спрашиваю, распределение получил?

– Да. – Кивнул Тринадцатый.

– Ну и пари отсюда, не мешай другим.

Его вытолкнули из приёмной. На свежем воздухе Тринадцатый пришёл в себя. Он постоял, несколько мгновений вдыхая полной мантией, потом выбрал для полёта нужное направление и отправился к привилегированному сектору отдыха. На протяжение пути Тринадцатый успокаивал себя приятными мечтами.

– Ладно, с начало отдохнём, осмотримся, а потом может быть что – ни будь и придумаем. Кто точно скажет, что нас ждёт впереди? А вдруг и в тростниках появиться дефицит? Никто не захочет, а я сам напрошусь. И снова на зелёное поле, под ласковое солнышко. Только не в человека!

Так рассуждая, он долетел до нужного пространства, в сектор отдыха. На входе в сектор беспомощно трепетала табличка: «Вход только по пропускам».

– Не могут закрепить табличку покрепче. Никому ни чего не надо, безобразие. – Возмутился Тринадцатый и нажал кнопку звонка. Из проёма тут же показалась мантия синюшного цвета.

– Не трезвонь, у нас тихий час. Никакого покоя от вас нет. Распорядок не знают, и прочитать им лень. Прилетают, и трезвонить начинают. Это вы отдыхаете, а я работаю. Давай пропуск.

Тринадцатого такой приём испугал. Он быстро протянул жетон, который ему сунул в мантию Пятый Клерк.

– Ну, вижу, пролетай. Вот там белый проём. Видишь? Лети туда. Там пройдёшь дезинфекцию. Там тебе выдадут дальнейшие инструкции, и укажут качели.

Синюшный смотритель икнул и исчез в своей коморке. Тринадцатый нехотя полетел к указанному проёму.

– Трудно мне здесь будет, да, ладно, потерпим. Он терпел и нам велел.

Тринадцатый оглянулся на коморку смотрителя.

– А ведь он занимается чем – то противоправным.

Отпуск

Законный отпуск каждая душа проводила по установленным правилам, зависящим от статуса души.

Для всех одинаковым был только распорядок: завтрак, обед, полдник, ужин, тихий час и сон начинались по расписанию. Часы совместного отдыха также были определены и строго соблюдались. Все отдыхающие души делились на пять групп: простые смертные, заслуженные смертники, эпохальные, наместники и проповедники.

В группу «простые смертные» входили души, которые отправлялись на землю для отбывания в человеке положенного жизненного срока. Они различались только по подобию. В сущности же, имели все недостатки и достоинства одинаковые с небольшими изменениями в ту или иную сферу чувств. Срок службы исполняли спокойно и трудолюбиво: рождались, учились, росли, создавали материальные ценности, плодились и умирали. А так же, безропотно участвовали в военных конфликтах, когда от них это требовали. Иные совершали героические подвиги, но их храбрость оценивалась только на земле. Каждой душе разрешалось после отработки Судьбы – прощальные девять дней и памятник. По истечению жизненного срока Простые прибывали на отдых, что бы набраться сил и стереть с мантии воспоминания о проделанной работе. По окончанию отдыха каждая из души полностью избавлялась от пережитой на земле судьбы и была готова вновь вселиться в человеческое тело. Душа, относящаяся к разряду – Простой – выполняла свою миссию на земле двенадцать раз. Исчерпав все витки пребывания в теле, душа не оставляла на земле потомства. После двенадцатого захода, прибыв в небесную канцелярию, подвергалась утилизации.

Заслуженные Смертники имели такое название за специфику работы. Каждый смертник становился на земле человеком склонным к суициду, независимо от условий, в которых он проходил свою Судьбу. Восновном это были одарённые личности, не получившие должной поддержки со стороны соплеменников. Они направлялись на землю для поглощения одурманивающих средств и брали на себя всю основную массу пагубных веществ распределённых на каждую душу. Борясь со злом, они гибли от зла. Реабилитация смертников, после выполненного задания длилась более длительный срок. Их уважали за трудную работу, но на отдыхе за угрюмое поведение – сторонились.

В третью группу входили самые занудные души – Эпохальные. Они то и причиняли всем отдыхающим огромные не удобства. Выполнив свою миссию на земле один раз, больше назначения не получали. Это были те гении, которые своей гениальностью натворили для человечества много и добра и зла. За деятельность их не могли отправить ни в райские кущи, ни в котлы ада. Вот они и болтались без приюта, живя на скудном казённом попечение, проводя всё своё время в спорах. А доказывать им приходилось многое и в основном друг другу, так как их больше никто не желал слушать.

Из сектора Эпохальных постоянно вылетали неэтичные выражения и угрозы. Смотрители не успевали собирать мелькавшие чувства, разносившиеся по всем секторам. Смыть память Эпохальным было невозможно. Душа металась постоянно: то, ненавидя всех и себя, то, любя себя и ненавидя всех. Главным цветом мантии для Эпохальных был цвет обиды. Их не любили, с ними не дружили, их не уважали. От этого они страдали ещё сильнее. Тем более что по их ряды пополнялись редко.

Наместники и Проповедники не отдыхали в секторе для простейших душ. Им отводились покои на более высоком небесном уровне. По периметру высокого уровня стояла глухая завеса охраны. Что там происходило, и чему обучались души, многие из любопытных знали только понаслышке. Говорить об этом, в душевных кругах, было не принято. Хотя ничего страшного на высшем этаже не происходило. Наместникам в мантии вливали небольшое количество «Даров Высшего». От чего, на земле они удивляли соплеменников качествами, которые называли паро-нормальными. Одни получали качества видений, другие – слуха, осязания, обоняния, полёта и так далее, тому подобные. Каждый имел свой строгий универсальный набор. Многие сразу же начинали работать по заданной схеме, лишь только попадали в человека. Другие, для большего эффекта должны были пройти через «волшебный» трюк. Но каждый из них выполнял одну простую миссию – будоражить и поражать человеческое воображение.

Проповедникам же доставалось всех больше в их нелегкой и порой неустроенной человеческой судьбе. Выбрав единожды свой путь, они уже больше никогда не могли его изменить. Каждый из Проповедников должен был нести на землю самые чистые и светлые законы – Законы Высшие. Это была самая благая миссия. Миссия выполнялась три раза, в разные эпохи по земному времени. Затем, Проповедники переводились в высший клан, и становились Ангелами-Хранителями Простых душ. На десять простых душ, носящих на земле одно имя, выделялся один ангел-хранитель. Работы было не початый край.

За время непосильного труда, ангелы-хранители сумели добиться лишь одной поблажки в их труде: носители одного имени располагались в приближённом мест, что, упрощало работу.

Душам, имеющим в послужном списке нарекания, или носящим звериную шкуру отпуск не полагался, их отправляли на исправительные качели. Только после положенного срока в исправительных заведениях их могли направить на отдых. Так что, в зоне небесного санатория такие души, как Тринадцатый появлялись очень редко.

Так же, в санатории, водилась ещё одна небольшая группа душ – Присматривающие. Группа была не многочисленна и держалась от всех особливо. Те, кто стремился занять рабочие места в эшелонах власти. В секторе отдыха Присматривающие, занимались откровенным шпионажем: выискивали неблагонадёжных, недовольных существующим строем, сеющих смуту в рядах отдыхающих. Они получали отдельный усиленный паёк, в специальном буфете и очень гордились своей работой. Не стесняясь, Присматривающие вклинивались в любой разговор или начинали сами противозаконные беседы, что бы втянуть души в спор, а затем донести на них в соответствующие органы. Новички частенько попадались на их обман, за что шпионы после очередного доклада получали повышение, а обманутые новички отправлялись в исправительные заведения.

Когда все летели на тихий час – шпионы летели на доклад в специальное ведомство. Служба у них была не лёгкая, но власть и привилегии, которая давалась за выслугу, манила шпионов своим размахом.

Конечно же, прибыв на отдых, Тринадцатый всего этого не знал, да и знать не мог. Он был новичком. Стоило ему появиться в секторе, как на него стаей саранчи, набросились Эпохальные. Для них, жаждущих общения, тихий час не существовал. Каждый из Эпохальных, старался пробиться вперед своих друзей, представиться, зачитать все свои регалии и задать один и тот же вопрос: – «Ну, как там внизу, помнят ли его?» Все друг друга перебивали, отталкивали и старались завладеть вниманием Тринадцатого. Это продолжалось довольно долго.

От такого «приёма» у Тринадцатого посерела мантия. Его спас Гонг объявивший об окончание тихого часа и начала полдника. Увидев Гонг – Эпохальные забыли о новеньком, и полетели к своим местам в столовую. В принципе, получение пищи, было для них единственным развлечением.

Позабыв про дезинфекцию, Тринадцатый полетел за ними, не надеясь на полдник и не представляя, что это такое. Он влетел в столовую после всех отдыхающих. Все аккуратно расставленные скамейки были заняты. Сезон отдыха был в разгаре. Рождаемость на Земле катастрофически понизилась. Политические распри, экономические неурядицы, достижения гинекологов – всё сказывалось на трудоустройстве душ. Но безработные души не отчаивались, вкушая сладостные минуты отдыха.

Тринадцатый медленно облетел скамейки. В самом дальнем углу значился его номер. О нём не забыли. Присев на край, он, по примеру соседей, подключил свой нимб к клапану. Всё его воздушное существо начало поглощать Небесную Благодать. Настрой улучшился, проблемы стекали в отстойники ада. Сладкая истома наполняла нимб, а тщеславные желания побуждали очутиться в теле.

Подача Благодати закончилась так же внезапно, как началась. Первый сеанс был скушан. Тринадцатому надлежало покинуть столовую. Выпорхнув в зону общественного отдыха, он удивился сам себе. Его мечту о зелёном поле и ласковом солнышке безжалостно слили в отстойник ада. Взамен, предлагали совершенно другие жизненные позиции и заставляли принимать их как свои. Значит, вот зачем ему предоставили отпуск? Судьба Тринадцатого определена, думать о возвращение на ласковое поле не следует. За время отпуска ему помогут забыть неосуществимые мечты. Быть ему человеком, стать тем, чего он больше всего боится и не хочет. Тут всё поставлено разумно. К окончанию отпуска он сам будет рваться на землю в человеческий облик. Значит, надо успеть до полного затмения в нимбе у кого – ни будь узнать о жизни в человеке. Как это осуществить он себе не представлял. Там в поле, будучи Тростником, знакомства, заводить, не приходилось.

Здесь, во время полдника, он ощутил на себе ехидные взгляды, от которых холодела мантия, и желание идти на контакт пропадало. Это и спасло его от навязчивых шпионов. Не выманив у Тринадцатого слова, они разлетелись по сектору. Для всех он стал изгоем.

Так незаметно протекли двое небесных суток, включивших в себя два завтрака, два обеда и два полдника. Спать души ложились натощак. В небесной канцелярии не хватало средств – экономили на отдыхающих.

Каждый раз отправляясь к заветному клапану Тринадцатый испытывал дрожь, и всем своим существом боролся против затуманивания нимба. С каждым разом ему удавалась это всё труднее и труднее.

На третьи сутки ему было разрешено посещать общественный салон «Интеллектуального общения». Чувство любознательности, так присуще человеческому характеру, который стал не заметно, для Тринадцатого вырисовываться на его мантии, подтолкнуло на посещения салона.

Интеллектуальные беседы, только имели такое громкое название. По своей сущности в них не было ничего общего с интеллектом. Каждая душа считала своим долгом рассказать о подготовительном периоде происходящим с ней в дни отдыха. Это были длинные монологи душ о предстоящей работе на вселение в человека. Здесь обсуждалось различие полов и доходило до оскорбительных выпадов в сторону каждого пола. Те, кто побывали в женском теле, хвалили превосходство женского характера и смысла жизни. Мужская же половина, не упускала своего шанса доказать достоинства существующие в мужской плоти. Главным доказательством в споре с «женской» половиной – для «мужчин» было создание шедевров. Они прочно отстаивали теорию «Мужской Гениальности». Вся теория сводилась к одному – мужчин посылают на землю для создания шедевров. Женская половина, ехидно смеясь, не опровергала их теорию. Они точно знали – не рожали бы женщины мужчин – не было бы и шедевров.

Женщины рожают мужчин, что бы те творили шедевры, зарабатывали на шедеврах деньги и тратили их на женские причуды. Споры проходили в очень оживленной обстановке и иногда даже закачивались всеобщей потасовкой. Безмолвствовали «средние». Им было всё равно. За долгие годы скитаний по людям, они знали на много больше, чем первые и вторые, но молчали. Они участвовали в единственном споре, который мог заинтересовать их – в споре о любви. Средние души утверждали, что в любви женщина получает больше, чем мужчины. Именно в материнстве они находили оправдание этого свойства.

К сожалению, Тринадцатому, не отработавшему ни одной Судьбы на земле в теле, эти разговоры были не интересны. Очень скоро он перестал посещать салон.

В салоне, Тринадцатый сразу же обратил внимание на душу, которая витала особняком от общества. Выбрав подходящую минуту, он подлетел к интересующей его душе.

Меченый, так звали нового знакомого, сразу стал отвечать на «смешные» вопросы Тринадцатого. И, в задушевных беседах, рассказал так много интересного, что узнай об этом Душейство, Меченому бы не поздоровилось.

Энск

Энск был захудалым северным городишком с населением… тысяч жителей. Достопримечательностей в городке не было. Да и не могло быть, поскольку возраст городка исчислялся двумя цифрами. По статистическим данным в Энске было: 36 магазинов, включая лавки, один завод, одна фабрика. Пять школ, два запущенных кинотеатра, пять общежитий и два роддома. Никто не мог объяснить, зачем Энску два роддома, в наше нелёгкое время, когда женщины забыли о своём главном предназначение на этом свете, но никого и не тревожил этот факт. А именно этот факт и приводил Тринадцатого в отчаянье.

Стоило раздвоиться, чтобы быть в двух местах в назначенное время. С занятий в школе он помнил, что раздвоение души в последствие приводит к раздвоению личности, потери доверия Святейшего Душейства – наказание – отправка в Отстой. Страх перед наказанием подхлестнул Тринадцатого. Он со свистом влетел в открытую форточку родильного дома номер один. Из восьми палат – шесть пустых. В остальных двух, маялись три беременные с маленьким сроком, и две счастливые мамаши. Медицинский персонал отдыхал, на их лицах сквозило безразличие. Тринадцатый понял – вряд ли, в ближайшие двое суток им выпадет счастье поработать. Не теряя надежду и гонимый всё тем же страхом, он отправился в роддом номер два. Это заведение было ещё меньше и хуже, чем первое. Жители Энска давно забыли убогий роддом, но и там иногда рождались маленькие горожане. Во время прилета Тринадцатого там как раз мучалась бедующая мама.

Её не успели довезти до роддома с первым номером. Тринадцатый влетел в замочную скважину и нимб к нимбу столкнулся с неприятной душой.

– Ну, ты, можно поаккуратнее?

Неприятная душа ждала своего мига. Почуяв в Тринадцатом соперника Неприятный, не теряя из поля зрения роженицу, взмахнул мантией.

– Ты кто такой и зачем? Запомни это моё, я первый сюда прилетел. Маши мантией отсюда пока цел, а то я на тебя канцелярским крысам быстро настучу.

Тринадцатый отступил в сторону.

– Тише, дружище, не паникуй. Время пропустишь. У меня просто разведка. Мой час завтра, вот разнарядка.

Неприятный глянул на мантию Тринадцатого и порозовел.

– А у меня последние минуты и прощай свободная душа.

– Ты хоть знаешь, кем станешь?

– Не – а! Но это не проблема. Если, что не по мне, только меня и видели.

Неприятная душа радостно захихикала. Только сейчас Тринадцатый понял, почему дал этой душе такое прозвище.

– Бес бы тебя забрал!

Твёрдо высказал своё отношение Тринадцатый. И тут же Неприятного как ветром сдуло. Тринадцатый схватился мантией за нимб.

– Нет, я пошутил, я не хотел. Прости меня Всевышний, пусть он вернётся.

Что – то заурчало, забулькало и Неприятный появился вновь.

– Ты что, дурной? – Заикаясь от пережитого страха, прошипел Неприятный.

– Нет, – стал оправдываться Тринадцатый, – Я, отличник.

– А, ну выметайся или я за себя не ручаюсь. Мне наплевать, что ты, отличник. За такие дела быстро по статье в канцелярию отправлю.

Тринадцатый, не сказав в ответ ни слова, вылетел из роддома. Дела его были плохи. Зацепившись мантией за рядом растущее дерево, он решил отдохнуть. Немного помедитировав в висячей позе, он почувствовал прилив сил, и полетел выполнять заданную миссию.

Энск жил своими человеческими заботами, а Тринадцатый со скоростью звука облетал поочередно улицу за улицей, дом за домом, квартиру за квартирой. Его интересовали только женщины, и только те женщины, которые готовились стать матерью.

Алёнушка и Иванушка

Молодожёны Ивановы, Алёнушка и Иванушка, как и все нормальные молодожены, тоже хотели иметь детей, но не так сразу, как получается у некоторых.

Сначала они решили завести приятный быт: высокооплачиваемую работу, престижную машину, породистую собаку, дачу. В общем, весь ассортимент благоустроенной жизни. А потом, наполнить всё это благополучие детским смехом. Когда, через пять месяцев безмятежного медового месяца, Алёнушка поняла, что ей грозит материнство, она очень испугалась. Её испуг походил на испуг незамужней женщины имеющей на своей шее пятерых детей. Посетив одного врача, который подтвердил её догадки, она пошла к другому. Следующий эскулап понял по лицу пациентки её испуг, и тут же предложил услуги релаксации за скромную сумму. Алёнушка ни когда за всю свою жизнь не посещала двух докторов этой пикантной области сразу. Её замутило, в глазах потемнело. А после минутной слабости, вдруг проснулся материнский инстинкт.

– Нет, никогда! Он или Она – будут жить! Пусть без высокооплачиваемой работы у матери, машины, дачи, собаки – но жить. Ивану я всё объясню. Он меня любит, значит, всё поймёт. Ведь это наш Ребёнок.

Больше Алёнушка не мучила не себя, не докторов. Она готовилась стать матерью. Все её мысли, поступки, слова были направлены только на одно – материнство. Она всё делала вовремя: ела, спала, гуляла, занималась любовью и выполняла каждый день гимнастику для беременных. Её любимый и любящий Ванюша стал будущим отцом. До этой торжественной минуты, по подсчетам Алёнушки, оставалось две недели. Аленушка поглаживала живот и постоянно разговаривала с дочкой Она на сто процентов верила сама и доказала мужу, что у них будет девочка – Дашенька. В необозримом будущем – Дарья Ивановна.

Уставший Тринадцатый застал Алёнушку за любимым занятием – общение с дочерью – перед зеркалом. Будущая мама мило ворковала с ещё не родившейся дочкой, стоя перед большим старинным трюмо. За её действиями наблюдал довольный муж Ваня. Семейная идиллия витала в атмосфере комнаты, заполнив все уголки.

Срок ещё не наступил, но Тринадцатому ждать было некогда. Кроме Алёны претенденток не было во всём Энске. Надо было действовать. В экстренных случаях правила разрешали идти на компромисс. Подумав, Тринадцатый вынул из мантии приготовленный Компромисс. Попросил у него прощения, и выпустил на волю.

Энск

– Всё – таки Энск жуткая провинция. – Сетовала на город, она душа старого пса, который околел прямо на помойке. – Есть нечего, спать негде, даже укусить некого. Вот и умер, чтоб себя больше не жалеть. Но я не жалуюсь, теперь в люди выйду, а там глядишь, и выше пойду.

– А я так до сих пор и не понял, что в людях хорошего?

– А ты, друг откуда? – Душа околевшего пса подозрительно покосилась на Тринадцатого. – Ты случайно не самозванец?

Тринадцатый понял испуг.

– Нет у меня всё нормально. Вот видишь жетон. Всё честно, всё по закону. И подготовку прошёл, а всё равно не пойму, что в людях хорошего. Носи это тело, носи, словно птица в клетке, а толку никакого.

– Ты не тужи, это бывало не только с тобой. Я, таких чудиков, как ты, уже встречал. Тоже очень обижались на свою судьбу. Был один тип «Обиженный», сколько он подурил, ужас. Ему семь раз плоть надевали, а он, то вор, то наркоман, то солдат для войны, то ещё что ни будь, выдумает. Измаялся весь от заданий, даже жить не хотел. А на восьмой раз его спившимся алкоголиком определили и не большой срок дали. Так он свою душу зельем травить не стал, сдержал себя, а вышел профессором и отработал на полную катушку два срока. Даже мусорщика, сНебесной Канцелярии присылали, что б его угомонить, но ничего не получилось. И ничего ему за такое поведение не было. Сейчас в Канцелярии на видном посту сидит. И почему сразу не догадался?

– Нет, я всё равно не смогу. Видно суждено мне в Отстой отправиться.

Душа старого пса от сочувствия к Тринадцатому покрылась зеленным цветом.

– Не отчаивайся, будь душкой. Ну, мне пора, держи нимб и пока. Может, ещё встретимся?

Он взмахнул мантией и исчез в синеве неба. Тринадцатый с завистью посмотрел в след улетающей душе.

– Сейчас в отпуск отправят, потом определят куда лучше, куда он захочет, и живи – радуйся. А мне здесь майся.

От воспоминаний, Тринадцатому стало себя опять жалко. Облетев несколько раз вокруг Алёнушки, он решил дать её несколько часов отдыха.

– Пусть поспит часов пять, а там начнём. – Задержал он, Компромисс на полпути.

Алёнушка

Ровно в намеченный срок, Алёнушка проснулась от сильной боли. Компромисс начал работу. Тринадцатый наблюдал за будущей мамой с люстры. Она замерла, полежав с открытыми глазами. Боль утихла так же внезапно, как и началась. Перевернувшись на другой бок, она закрыла глаза и снова постаралась уснуть. Тринадцатого возмутило её поведение.

– Хватит спать, пора рожать!

Сильная боль снова прорезала её. Алёнушка ойкнула и приподнялась на кровати. Муж мирно посапывал рядом. Его очень не хотелось будить среди ночи. Боль снова накатила раскалённым обручем. Алёнушка поняла – её час настал.

– Ванечка, что – то мне плохо.

– Спи, Лёлечка, спи, всё хорошо.

Сквозь сон успокоил Алёнушку муж.

– Да, нет же, мне больно, очень больно.

Алёнушка закусила губу, чтоб не расплакаться. Ваня потянулся, зевнул, открыл глаза и только тогда решил проснуться.

– Что с тобой?

– Да сама не знаю, ещё вечером началось. Схватит и отпустит. Только вечером не так сильно было, а сейчас терпеть не возможно, так больно.

– Тебе же ещё рано?

– Знаю, но схватки не остановишь. Надо одеваться и идти.

– Ну, идти, так идти.

Он взглянул на часы – три часа ночи. И почему это не случилось днём? Ужасно спать хочется. На улице холодно и темно. В мягкой постели – тепло и уютно. Алёнушка, кривя губы от боли, металась по квартире, собирая необходимые вещи. Ваня лениво одевался. Он был занят только собой. Тринадцатый висел на люстре и смотрел сверху на устроенный переполох. Больше всего он испытывал неприязнь к будущему папаше.

– Пошевеливайся, давай, сонная тетеря. Выспался, хватит. Скоро тебе вообще спать не придется.

Совершенно не обращая внимания на Аленушку, он витал над Иваном.

– Уж я тебе устрою. Не повезло мне с отцом! Маменька ещё ничего, а папенька – репейник. Ой, люди, люди, и за что вам ещё грехи отпускают?

Алёнушка ойкнула, на глазах появились слёзы.

– Вот пень! Хоть бы раз жену пожалел. Ну, помоги ей сапоги застегнуть. Вот так! Как надулся – то, будто подвиг совершил. Теперь ему часок другой отдохнуть надо, весь уработался. Репейник, помоги жене пальто одеть. Проверь, хорошо ли шарф замотан. У, раззява, тебя самого ещё надо воспитывать, а ты туда же – в отцы. Дурное дело не хитрое, на это вы все мастера. Сейчас отвезёшь, сдашь, и спать ляжешь, – большое дело сделал, жену в роддом отвёл. А к вечеру последние деньги пропивать побежишь, до икоты напьёшься. Сам я вас в таком виде не видел, но мне рассказывали. Вот налюбуюсь!

В дверь позвонили. «Скорая помощь» приехала оперативно. Через несколько минут Алёнушка, Иван и Тринадцатый были в роддоме номер два. Тринадцатый смотрел на бледное лицо Алёны и вспоминал задушевные беседы с Меченым.

Меченый

– Хочешь, не хочешь, а срок надо отрабатывать.

– Как, ты, сказал? Срок? Почему, срок?

– Нет, у тебя не срок будет, – рассмеялся Меченный. – Это я свою миссию на земле в теле сроком называю. А, ты, цикл проживёшь. Понял? Поэтому, получил распределение – залезай в тело и живи судьбу. Первые две недели трудно, а потом привыкаешь. А как две недели, по земному времени, пройдут – всё забудешь Только две недели душа себя осознает отдельно от тела, потом происходит слияние и это уже до конца срока. Так что бояться ничего не надо.

– А ты сам, какой раз в тело пойдёшь? Все горазды, советы давать.

– Не груби. Я – Меченый. Мне двенадцать самоубийц обслужить приказано. По верхнему рангу иду, специальное задание. Да, в этом деле я – гений. Гении они все чокнутые. У них, знаешь, как душа болит, потому, что их не понимают простые люди. Меня всего каждый раз так трясёт, что нет сил, держатся, но я держусь, до конца срока держусь. А как срок закончится – ухожу.

– А сильно болит?

Интерес захватил Тринадцатого подкравшись незаметно сзади.

– Поболеешь, узнаешь. А, у гения сильнее болит, чем у простого смертного, особенно когда его не понимают. Или он дошёл до точки – полностью исчерпал себя. Тело своё люди беречь перестают, не спят, не едят, только всякую ерунду в себя накачивать начинают. Начинают сутками напролёт думать, мечтать о несбыточных делах, подвигах, открытиях. Не могут понять, что для рождения новой идеи душе положен отдых. А они, наоборот, по мне ржавой пилой мыслями пилят, и, зельем душу травят, а я рвусь и устаю. Но в этом случае терпимо. От такой дряни я быстро тело сбрасываю. Ещё хуже бывает.

– Куда хуже?

– Ты когда котом был, он валерьянку пил?

– Было такое, в первый год. Сначала, всего обожгло. Потом, сам не знаю, почему всему радовался, как уснул, не помню. А утром плохо было, все тело болело.

– Вот люди тоже пьют, но не валерьянку – зелье похуже. Они зелье в тело вливают, а душа страдает. Сначала, весь свернёшься, потом развернёшься и всё, что угодно тебе по плечу. Настроение отличное, голова отключается, мыслей никаких. Герой, да и только. Такое начинаешь творить – самому страшно, но всё равно хулиганишь.

– А что делаешь, как хулиганишь?

– У кого, на что сил хватает. У многих обиды верх берут – разбираться со всеми начинают. У вторых, детские комплексы говорить начинают, не исполненные желания детства. Третьих на любовь тянет, со всеми подряд. Но бывает, очень много зелья вливают, так много, что душа умирает, а за ней и тело. Если средняя порция – душе и телу плохо, но человек живёт. Маята страшная.

– А если норма? – Поинтересовался Тринадцатый.

– Не знаю, у меня по долгу службы такого не было. Я начинаю рано, постоянно и много. Но, думаю, что всё равно плохо, потому что душа от этого гибнет. Хуже всего, когда сам привыкнешь и начинаешь просить. Трудно выносить муки.

– Муки? Что за муки?

– А, как, ты, думал? В любом организме до последних минут живёт то, что заложено на небесах. Ну, что такое совесть, ревность и все остальные сантименты, ты ещё узнаешь. Пока тебе это не объяснить.

– И, ничего тебя остановить не может?

– Судьба. Мозги зальешь, и спать – впечатление отдыха. Но это не правда. Самый нормальный для человека отдых – здоровый сон. Запомни это.

Рассказы Меченого приводили Тринадцатого в ужас. А, друг по общению, как назло выбирал самые жуткие примеры из своего пребывания в теле.

– Не хочу быть человеком. – Пугался Тринадцатый.

– Не пори горячку, в людской судьбе радостей тоже хватает.

– Радости? Что это такое?

– Сначала, надо себе родителей хороших выбрать. Не поленись, полетай, присмотрись. Найди с родительским стажем. Лучше быть в семье вторым или третьим ребёнком, всего удачнее вторым. Ещё хорошо, когда папенька постарше маменьки. Он уже пожил для себя, опыта набрался, ему семья нужна. Дом, где он будет полноправным хозяином. Он себя отцом семейства хочет чувствовать. Самолюбие – радость для души, о которой я тебе говорил. А если повезёт, то долгожданным сыном родишься. Желание иметь сына породило уйму дочерей. Запомни, каждый отец хочет иметь сына, хотя дочерей любят больше. А знаешь, почему? Потому что каждый подрастающий сын напоминает отцу о его старости. Отцы завидуют своим сыновьям, у сынов всё впереди.

– А матери дочерям?

– И этого хватает. Когда мать дочери начинает по каждому пустяку приставать к зятю. Зять – муж дочери. – Меченый взглянул на синюю мантию друга. Синий цвет обозначил не понимание и растерянность Тринадцатого. – Да, не пугайся, ты, так. Потом во всем разберешься. Но, запомни, чем дальше зять от тёщи или невестка от золовки, тем крепче семья. Человек создан для семьи. Закон природы, если его не выполнять, то жизнь превращается в Отстой уже на земле.

– А маменьку как выбирать?

– При хорошем отце проблем не будет. Маменьку жалеть надо. Она от своих отпрысков очень страдает.

Страдания, о которых рассказывал Меченый, сейчас переносила Алёнушка. Время текло удивительно медленно. Тринадцатый думал, что этот кошмар никогда не закончится. Алёнушку мучили боли, она кусала себе губы и тихо плакала. Ей было стыдно, за причиненные хлопоты медперсоналу в такой поздний час. Тринадцатый не отлучался от Алёнушки ни на секунду.

– Во, терпит! Не знаю пока, что такое боль, но вижу не очень приятная штука. Молодец маменька, я тебя уважаю. А может, пока не поздно отказаться от этой затеи и скрыться? Очень хочется, но от этой мысли так страшно, что мантия сворачивается. Всё равно найдут, и пощады не жди.

От тайной Небесной канцелярии ещё ни кому скрыться не удавалось. Круговая порука стукачества ценилась и поощрялась в Небесной Канцелярии. За выявленное отклонение от выполнения задания стукачу давали дополнительный отпуск.

– Что же делать? Сколько времени прошло, а я так ни на что и не решился. Смотрю на страдания маменьки и удивляюсь – зачем я ей? Со мной теперь на всю жизнь. Конечно, можно и улизнуть, время хватит – две недели. А если мне понравится? Останусь и начну из маменьки веревки крутить, да нервы ей портить. Жалким котом был и то хозяйку чуть ли не до инфаркта довёл. Тут ведь ни кот, тут ребёнок. Нет, маменька, скорее всего я у тебя долго не задержусь. Поплачешь, погорюешь, а потом нового сыночка родишь. Это дело для тебя скоро привычным станет.

Дверь распахнулась, в палату энергичным шагом вошла акушерка. Она окончательно прогнала от себя остатки сна и теперь была рада поработать. Тем более что роженица, на удивление, была спокойна.

– Ну, милая, ложись, я тебя посмотрю. Долго ли еще нам это терпеть.

Алёнушка покорно легла на кушетку. Её била дрожь.

– Замёрзла? – Участливо поинтересовалась акушерка, одетая в шерстяной костюм под белый медицинский халат.

– Да, почему – то, очень ноги замёрзли. Пить очень хочется. Сестричка, ещё долго? – Через слёзы выдавила из себя Алёнушка.

– Нет, скоро уже начнём рожать. Кого хочешь: мальчика или помощницу?

– Муж мальчика хочет, а мне всё равно.

– Для матери лучше девочка. А мальчишек мамы больше пестуют. Отцы мальчишек хотят только для продолжения фамилии, но любят девочек.

Услышав такие слова, Тринадцатый скатился с покатого плафона.

– Что? Ну, ты даёшь. Не хватает мне ещё бабой стать. Я окрас менять не собираюсь. А не будет, по-моему – улечу. Если девчонку родишь – на меня не рассчитывай. Папеньку – репейника вини, мог бы и парня сделать.

Акушерка внимательно следила за временной продолжительностью схваток.

– Да, девочка для нас женщин лучше. Они к матери ближе, нам помощницы. От девчонок тоже хлопот полон рот, но не таких, как от пацанов. У меня самой трое детей: две дочери и сын. Так я от двух девчонок не так нервничала, как от одного парня.

Алёнушка ахнула от очередной схватки.

– Вот, это хорошо. Время есть, всё успеем сделать. Надевай халат и иди за мной. Не плач, потом на столе покричим. Это боль терпимая.

Успокоила Алёнушку акушерка, как будто тоже собиралась рожать вместе с ней. Тринадцатый медленно парил из кабинета в кабинет вслед за женщинами. Сначала Алёнушке прокололи вену и взяли кровь. От вида этой процедуры Тринадцатому стало плохо. Он закрылся мантией. Затем акушерка повела Аленушку на первый этаж. Кабинет, куда влетел Тринадцатый, вслед за женщинами, напоминал тюремный каземат. Кафельный пол, зелено-ядовитые стены и белый потолок действовали на рожениц тонизирующее.

Женщины переставали плакать, схватки учащались, а боль притуплялась.

– Давай, милая, вставай на весы. Посмотрим, сколько тут у нас лишнего веса.

Алёнушка встала босыми ногами на старые весы. Весы жалобно заскрипели.

– Совсем немного. Молодец, не раскормила себя. Слезай и забирайся на кушетку. Посмотрим все ли у тебя готово.

Забыв надеть тапочки, Аленушка пошла к кушетке. От смущения Тринадцатый повернул нимб к закрашенному окну.

– Ну, вот и все. И это сделали. Теперь всего ничего осталось, и пойдем рожать.

– Да, что ты её всё время понукаешь? Она тебе не лошадь, а моя будущая мама.

Возмутился Тринадцатый, но акушерка конечно же его не слышала. Она набрала в клизму воды. Аленушка не сводила глаз с огромной резиновой груши. Она слышала о такой процедуре, но никогда в жизни ее не делала. Страх перед действиями акушерки был настолько велик, что она даже перестала чувствовать боль.

– Я сейчас помогу тебе это сделать и уйду. Пойду врача позову. А ты тут сама. Вот тебе новое бельё, переоденешься. За собой все убери, не забудь. Убирать здесь некому. Все сделаешь, поднимешься наверх, я тебя там ждать буду. Ну, ложись.

Акушерка, сделав положенную медицинскую процедуру, ушла наверх. Через двадцать минут за ней поднялись Аленушка и Тринадцатый. В коридоре их поджидала акушерка.

– Ну, всё, милая, теперь пошли. Ещё один укольчик сделаю, и на стол рожать пойдём. Пройди, милая, в этот кабинет, а я пока свет в операционной включу.

В процедурном кабинете, куда вошла Алёнушка, как было, заведено во всех больницах верхнюю фрамугу окна, держали открытой. Ледяной ветер врывался в кабинет без остановки.

От пронизывающего ветра, Алёнушку стало трясти ещё больше. Тринадцатый услышал стук её зубов.

– Не бойся, мамуля, сейчас разродимся. Родим богатыря, что надо. Вот только уколов, нам делать больше не нужно. Третий укол за час. Так ведь можно и СПИДу нас отдать. Кто их знает, как у них тут с Гигиеной? А маменька у меня молодец! Жалко с душой её пообщаться нельзя. Хорошая видно душа, как я.

От хвалебных речей о своей душе, Тринадцатого оторвала вошедшая акушерка. Она отлично знала своё дело, игла быстро и безболезненно вошла в вену. От укола Алёнушку бросило в жар.

– Боишься рожать? – Участливо поинтересовалась акушерка. – Не бойся, ни ты первая, ни ты последняя. У нас ещё летальных исходов не было, ни с какой стороны.

На самоуверенное заявление акушерки, Тринадцатый ехидно хмыкнул.

– Могу устроить.

Алёнушку снова скрутила боль. Акушерка погладила её по руке.

– Ну, пойдём, родная, пора. Ещё минут десять и всё закончиться. Даже доктор уже пришёл, в операционной руки моет. У нас доктор хороший, умный.

На встречу из родильного зала выкатился маленький, очкастый толстячок, широко улыбаясь вставными зубами.

– Милости прошу! Мы вас только и ждали.

Галантно взяв Алёнушку под локоток, он осторожно повёл её в зал. От возмущения Тринадцатый завис под потолком.

«Вот это да! Вот это прилетели! И здесь не везёт! Это что доктор? Это не доктор, а насмешка над роженицами. Ну, как этот огрызок меня примет? Да его с пола то не видно! Не врач, а издевательство.

Во всём не везёт. Если мне суждено родиться так именно такой доктор, такой роддом и папанька – репейник. Другим всё – мне ничего. А если девчонка родиться, то прошу меня извинить. Несчастная я душа, несчастная! Время поджимает, а с таким доктором разве во время уложишься»?

Так причитая над своей судьбой, Тринадцатый влетел в операционный зал и остолбенел. На форточке лениво покачивалась ещё одна душа, душа «Неприятный». Услышав шум мантии Тринадцатого, Неприятный соскользнул с форточки и полетел навстречу.

– А, старый знакомый, привет! Видишь, здесь тебе тоже ничего не светит. Отлетай отсюда и как можно скорее, процесс пошёл.

Тринадцатый от такого заявления покрылся бордовым цветом и наскочил на душу Неприятного.

– Это ты отсюда сейчас полетишь. Понял? Это моё! А если не улетишь, пеняй на себя.

Алёнушка негромко вскрикнула.

– Только не надо сцен! Мы с тобой ответственные работники и всегда сможем договориться. Тебе ведь проблем не надо? Не надо! И мне не надо.

– Только посмей! Тебе такое устрою, век из Отстоя не вылезешь.

– Что ты мне устроишь? Проснись, дорогой! Мы с тобой на грешной земле. Кто тут прав, кто виноват, решать нам. Понял?

– Ты вчера должен был взять судьбу?

– Мне там не понравилось. Не люблю быть в женском теле. Здесь мужик и он будет мой! Понял? Поэтому…

– Ну, ты и скотина!

– Это не тебе определять. Лучше убирайся по добру по здорову.

– Уберешься ты! Потому что здесь моя Судьба. Понял?

Алёнушка тихо заплакала. Акушерка наполнила шприц и подошла к роженице.

– Иван Иванович. – Обеспокоено нарушила она тишину. – Иван Иванович, схватки прекратились.

– Ничего страшного в этом не вижу. – Промурлыкал себе под нос Иван Иванович, надевая резиновые перчатки. – Это бывает. – Он быстро, как колобок подкатился на своих коротких ногах к столу. Глянул на Алёнушку, погладил живот, и всё так же улыбаясь, начал тихо, но чётко давать указание акушерке.

В это время, между двумя плафонами разгорался бой. Верх одерживал Неприятный.

– Куда тебе, соломе, в человека? Ты и трёх слов связать не можешь! – Тринадцатый привыкший слушать, а не говорить терпел поражение перед разговорчивой душой.

– А, вот это уже не твоя забота! Я тебе вчера отдал место. Туда и порхай!

– Дружок, объясняю тебе еще раз: туда уже ни кому порхать не надо.

– Вот гад ползучий! – Всё больше злился Тринадцатый. Гроздья ненависти начали влетать в открытую форточку вместе с холодным ветром. Тринадцатый понимал, что гнев сильно мог навредить роженице, но остановиться не мог.

Акушерка вводила очередную иглу в вену Алёнушки. В операционную сбежался весь медицинский персонал родильного дома, дежуривший этой ночью. Иван Иванович командовал. В его практике, а практика его была огромна, летальных исходов не было.

Под потолком, накал страстей дошёл до своей высочайшей отметки. Неприятный напирал, Тринадцатый не сдавался. Так, они несколько томительных минут для роженицы, старались отпихнуть друг друга к открытой форточке. Вдруг, суета внизу насторожила Тринадцатого. Он посмотрел на маменьку. Неприятный поймал его настороженность и захихикал.

– Видишь, это всё за тебя. Ты здесь мешаешь.

– Не я, а ты.

– Не мечтай, я не уступлю. Или ты отсюда улетаешь, или ни мне, ни тебе. Понял! Ты лишний! Она из-за тебя разродиться не может.

– Нет, это ты во всём виноват. Вон, отсюда. – Тринадцатый так громко кричал первый раз за всё время своего существования.

Иван Иванович судорожно нащупал пульс роженицы. Алёнушка была бледная, волосы разметались, глаза ввалились, пульс прощупывался с трудом. Доктор послушал сердцебиение ребенка – ритм в норме. Но что с матерью?

Неприятный позеленел от злости ядовито – зеленым цветом и взмахнул мантией.

– Слушай, ты недотёпа, предупреждаю в последний раз, если мне сейчас не уступишь место, я её отправлю в длительный отпуск.

Тринадцатый понял, что Неприятный не шутит. Для достижения цели ему все средства будут хороши. И эта красивая, молодая женщина, без пяти секунд его мама, – умрёт. Быстро перекрестившись, Тринадцатый закричал, что было сил.

– Да, провались ты в Отстой!

В операционной стал медленно гаснуть свет. Хлопнула форточка от порыва ледяного ветра. Все замерли. Непонятный страх возник ниоткуда и за долю секунды объял всех присутствующих. И только Алёнушка в эту жуткую секунду почувствовала огромное облегчение. Новый человечек, так долго бившийся у неё под сердцем, рвался на волю. Прилив сил и огромная радость густой пеленой окутала будущую мать. Она поднатужилась, и в тот же миг операционную тишину пронзил громкий крик новорождённого. Тринадцатый, не разбираясь, мальчик это или девочка, впорхнул в маленькое тельце.

– А теснота – то какая! Это тебе не райские качели. – Охнул Тринадцатый, и замер.

Сияющий Иван Иванович радостно подпрыгивал вокруг стола.

– Ну, молодец! Ну, красавица! Ну, героиня!

– Кто там у нас? – Еле слышно поинтересовалась Алёнушка.

– У нас сын! Богатырь! Мои поздравления! – Акушерка, быстро закончив все медицинские премудрости, аккуратно положила карапуза на весы. – Вес – три сто. – Отрапортовала она и переложила новорожденного на мерный столик. – Рос – пятьдесят один сантиметр.

– А, теперь, отдыхать. И, как можно больше, красавица. – Доктор довольно потёр руки и вышел из операционной.

Тринадцатый на время ослеп и оглох. Этот период нужно было переждать. Так как он очень устал, то был даже рад отдыху. И только некоторые ощущения мешали ему расслабиться полностью. Но это были уже ощущения тела, а не души.

Отпуск

Отпуск Тринадцатого заканчивался. Со дня на день он ждал вызова в школу.

Ожидание повестки портило ему последние дни. Сама школа, как таковая, его не страшила. Он сумел выстоять, отстоять чистоту нимба на отдыхе. Угнетал другой факт – если он получит человеческий поток информации, о возвращение в чистое поле под голубое небо, следует забыть. Дружба с Меченым закончиться раз и навсегда. А, дружба была не только отдушиной, но и своеобразной школой.

Вызов пришёл на два дня раньше отпущенного срока. Небесной канцелярии было виднее, кто и сколько должен отдыхать. Вызов доставил один из мелких клерков канцелярии. Грубо ткнув повестку на мантию Тринадцатого, он развернулся, и ни слова не говоря улетел.

На повестке была чётко проставлена дата, время, корпус школы и номер качели. Пришло время собираться в школу. Тринадцатый сложил свои вещи в маленькую колбу, полученную в подарок от администрации санатория. На административной башне недремлющее Время отбило начало полдника. Заряжаться Тринадцатому не хотелось, но уклониться от установленного порядка он не мог. Каждый раз ответственные служащие дома отдыха, доносили по номерам в вышестоящие инстанции о неиспользованной Небесной Благодати. Наказанием служил карцер – тройная мера Благодати. Наказуемая душа вылетала из карцера блаженной душой. Её отправляли в Отстой садовником, спиливать рогоносцам рога.

Вспомнив это, Тринадцатый тяжело вздохнул и нехотя полетел на полдник. Впитав в себя четыре оды и два восхваления, отпускники разлетелись по интересам. Тринадцатый незаметно юркнул в любимый закоулок. Здесь, как всегда, его уже поджидал Меченый. У Меченого была ещё одна привилегия, он не посещал общие кормёжки.

– Вот, смотри, прислали.

Тринадцатый показал повестку.

– Пора, брат, пора! Хватит лентяйничать. Смотри, как на казённых харчах отъелся.

От ехидной шутки друга Тринадцатый покрылся серым цветом. Меченый выпустил из под мантии крупную гроздь хохота.

– Не обижайся, мантия лопнет. На обиженных – черти воду возят. И козьих морд не строй, а то, как у чёрта рога вырастут.

– Это у тебя вырастут, если ржать, как козёл будешь. – Тринадцатый от обиды вскочил с места. Он ни как не мог привыкнуть к шуткам друга, чем доставлял Меченому огромное удовольствие.

– Дурачок. Сколько тебе объяснять? Запомни: ржут – кони, у них рога отсутствуют. А козлы блеют, так же, как ты сейчас. Козла от коня отличить не можешь? А ещё хвастался, что всю жизнь в поле на воле, – среди своих и наших.

Меченый замолчал и сердито стукнул по гроздям хохота. От хохота остался только дымок. Тринадцатый понял, что своей обидой рассердил друга. В любую минуту Меченый мог улететь, и прощание превратилось бы в ссору.

– Не сердись. – Тринадцатый слегка дотронулся мантией до нимба Меченого. – Смотри, к нам уже просочились маленькие капельки ссоры.

– Да, как же на тебя не сердиться, если ты шуток не понимаешь. Хотел тебя развеселить, поднять тебе окрас, а ты не захотел понять. Ладно, тогда попробую поднять твоё настроение по-другому. Смотри. – Он протянул повестку.

– Тебе тоже? Почему?

– Видно, кто – то из здешних угодников узнал о наших задушевных беседах и донёс. А распорядок дома отдыха это запрещает. Тебе ведь тоже на три дня раньше вызов принесли?

– Да. У меня ещё три дня отдыха.

–  Отдохнули, хватит. Думать надо было нимбом. Ой, прости, ты ведь у нас не грамотный. В распорядке что написано? Больше одного или меньше десяти – не собираться. Понял?

– Я понимаю, почему нельзя больше одного. А почему нельзя меньше десяти? Этого я понять не могу.

– Очень просто, из десяти всегда найдется один честный. Вовремя доложит в нужную инстанцию о неблагонадежных.

– Получается, что, не желая этого, я тебя сдал, как самый последний стукач. – От сознания своей вины Тринадцатый снова посерел.

– Слушай, дружок, если ты всегда, так на всё будешь реагировать, то быстро в карцер попадёшь. Посерел весь. Разве так можно? Надо сдерживать свои эмоции, что бы никто ни когда не видел что у тебя внутри. Можно кричать, волнения гроздями из-под мантии выпускать, для большей важности нимб погрызть или цветами переливаться – всё можно. А правильно и нужно всё это внутри себя держать, наружу не выпускать и оставаться таким, как будто ничего не происходит.

– А как этого добиться?

– Тренировками. Начни с простой ситуации: вспомни что – ни будь неприятное и пережуй это спокойно в себе. Главное, в это время следить за своим цветом. Не выпускать на волю эмоции. Они вещи капризные – сразу вылезают и на мантию садятся. Если ты это в себе сможешь сейчас наработать, то и человеком это не потеряешь. У людской плоти забот много, ох как много. Без эмоций проблем хватает.

Тринадцатый испугано взглянул на Меченого.

– Первая и главная задача – пища. Плоть питать нужно. Чтобы вкусно поесть и сладко поспать, люди войны начинают и бьются не на кровь, а насмерть. Бывают войны крупно масштабные – от Самого Создателя. – Меченый поднял концы мантии вверх.

– Неужели, войны тоже от Самого? – Не поверил Тринадцатый другу.

– А, как же. Только тут вот какая загвоздка: люди, как бы сами просят разрешение на кровопролитие.

– Зачем?

– Очень просто. Накопилось у них много оружия – девать не куда. Не выбрасывать же? Вот, у кого его побольше и высматривает себе противника поменьше. А, потом, у Создателя выпрашивает разрешение.

– И – и – и, Он, разрешает? Не верю.

– А, что не разрешить – то? Люди за свои грехи должны сами расплачиваться.

– Но ведь, и невинные люди страдают?

– А, ты, что про невинность людскую знаешь?

– Таких людей не встречал. – Категорично заявил Тринадцатый. Потом помолчал, и тихо добавил. – Считай, что я вообще с людьми не встречался.

Разговор зашёл в тупик. Гроздья Недоверия начали скапливаться в узком проходе.

– Хорошо, ты, мне не веришь. Я, на тебя не обижаюсь за это. Сколько до отбоя?

– Два часа. – Тринадцатый посмотрел на главную башню с часами. Башня была возведена странным образом, – где бы ни находилась душа – отпускник, – она всегда могла узнать время по часам.

– У нас с тобой есть два часа на экскурсию. – Меченый достал из под мантии две бесцветные грозди. – Держи. – Протянул он одну гроздь другу. – Спрячь под нимб.

– Зачем?

– Что бы нас ни увидели санаторские шпионы. – Пояснил Меченый. Затем, ни слова не говоря, спрятал свою гроздь под нимб. Тринадцатый испугано огляделся вокруг. Меченый исчез.

– Ты, где? – Сам не зная почему, вдруг, прошептал он.

– Да, здесь, я, здесь. Делай, как я тебе велел.

– А, как же я за тобой полечу, если я тебя не вижу? – Не унимался Тринадцатый. Он не верил в чудеса, потому что ещё ни разу в жизни с ними не сталкивался.

– Когда станешь невидимым – меня увидишь.

Стоило Тринадцатому положить гроздь под нимб, как он сразу же, увидел друга.

– Вот теперь можем лететь. Сколько времени из-за твоего недоверия потеряли.

Первым в полёт пустился Меченый. Сил у него было больше, чем у Тринадцатого. Ему частенько приходилось тормозить, что бы дождаться друга.

Тринадцатый не мог понять, зачем и куда они летят. Все силы у него уходили на стремительный полёт. Напрягая силы, и достигнув нужной скорости, он так разогнался, что чуть не врезался в Меченого.

– Подожди. Прилетели. Вон видишь дымка?

– Да.

– Нам надо туда. Только осторожно. Без разговоров.

Стараясь не шелестеть мантиями, и не создавать воздушного потока, они подлетели к дымке, на которую указал Меченый. Они подлетели ближе. Тринадцатый, рассмотрев, что это целое облако душ, очень удивился.

– Что это такое? Зачем? – Нечаянно вырвалось у него вопрос.

Меченый сразу же схватил Тринадцатого за край мантии, и потащил в обратную сторону от облака. Только оказавшись на почтительном расстояние, Меченый отпустил мантию Тринадцатого.

– Я, же, тебе сказал молчать. Ты, что хочешь, что бы нас в Отстой сослали?

– Нет.

– Тогда молчи, когда тебе велят. Потому как такое видеть нельзя.

– Ты, вот кричишь, а ничего не объясняешь. – Обиделся Тринадцатый. И, крупные капли Обиды сразу же окружили его со всех сторон.

– Прогони это нечисть. Или она тебя задушит. А, ну лети вон отсюда. – Не удержался Меченый, и сам начал прогонять Обиду. Справившись с каплями, он медленно полетел в сторону пансионата, на лету объясняя положение дел. – Понимаешь, там внизу, на земле сейчас бойня идёт. По-другому – война, значит. Убивают люди друг друга, не задумываются. Умирают на поле боя десятками, а то и сотнями. А, души в такой суматохе могут покинуть тело только по распоряжению Ангела – Хранителя. Представь, на десять человек с одним именем – один Ангел – Хранитель. Пока всех найдёшь в этой круговерти с ума сойти можно. Вот они и выбирают ночное время суток, легче работать. Ночью люди в основном спят, не воюют.

– А, если воюют?

– Тогда ночью работают. Души-то всё равно надо отправлять.

– Ясно. Но, мне от их количества страшно стало. Неужели возможно сразу столько тел загубить?

Меченый ухмыльнулся. Его поражала наивность Тринадцатого. Он ни раз за свою миссию общался с душами. Дружил с ними, вёл долгие беседы. Попадались и новички. Но не разу не приходилось Меченому встречать в душе столько наивности.

– Когда Земля – матушка от людских ног трещать начинает, – то можно и загубить. Война или мор, какая разница, если плоти слишком много. Выживут сильнейшие из сильнейших. Продолжат род людской новой, сильной плотью.

У Тринадцатого от удивления нимб съехал с мантии. Из-под него чуть не выскочила гроздь – невидимка. Он ели успел её поймать, и поправить нимб. Меченый подождал, пока друг поправит одеяние, и продолжил.

– Вообще, всё не так просто, как ты себе представляешь. Войны чаще всего происходят по воле плоти человеческой. Не умеет душа сама себя контролировать, стареет, особенно после сорокалетнего отбывания на Земле. Ей и заветы, и указы написаны в виде шпаргалок и болезни посланы, а она всё равно себя губит и губит. Иногда, плоть такую верхушку над душой берёт, что душу за плотью уже и не видно. А потому, что плоть только и делает, что вкусно ест и сладко спит. Душе бедной становится тяжело плоть носить. Но это ты узнаешь сразу в первые дни жизни в человеке, когда любящая мамочка начнёт в твоё тело всякую гадость килограммами вливать. Ты в угоду ей будешь всё это заглатывать и толстеть, потихоньку жиром заплывать. Толстеть и лениться, жиреть и болеть. Правда, худым людям тоже не сладко в жизни. Судьбу несёшь в худосочном теле, и всё боишься за себя – как бы ненароком не выскочить. Здесь правило одно, даже не правило, а закон. Знай меру. На этот счёт в школе тебе целый реестр дадут.

Тринадцатый взволновано перебил друга.

– А ты что в школе изучать будешь? Ты и так всё знаешь.

– Я не изучать полечу, а лишнее откачивать.

– Как так откачивать?

– Смоют с нимба ненужную информацию, что бы, таких безграмотных душ как ты, не баламутил. На земле себя прилично вёл. Я столько всего знаю, что самому страшно бывает. Для меня, с моим умом на земле, в человеке, запретов не существует. Захочу – мировое пожарище устрою, захочу людям законы открою, или всё человечество нищими сделаю. А это ни как нельзя, без разрешения сверху. Всё должно быть по плану. Нарушать небесное планирование запрещено. Знаешь, сколько архангелов над планами в канцеляриях мантии просиживают?

– Нет, не знаю.

– Много. Очень много. У них работа важная, нужная. А я со своим умом им всё нарушить могу.

– А, было уже такое?

– Да. Я там люблю всякие технологии изобрести. Они пока разбираются что к чему, я полностью материализуюсь. Так что полечу я завтра на нужное дело.

– Ты что, дурачком станешь?

– Да, глупее не увидишь, не повстречаешь. Так что, пока меня не стерилизовали – учись. Потом от меня проку будет, как от петуха: своё прокукарекал, а там хоть не расцветай.

– А имя своё помнить будешь? Или всё под чистую сотрут? Хотел бы я на тебя нового посмотреть.

– Всё я помнить буду, всё. – Вдруг, весело заверил Тринадцатого Меченый, и прибавил скорость.

За разговорами, Тринадцатый не заметил, как они вернулись в пансионат. Меченый снял нимб. Гроздь – невидимка плавно выскользнула вверх, и незаметно растаяла. Тринадцатому ничего не оставалось делать, как тоже стать видимым. И, тут только Тринадцатый понял, как задел друга разговор. Мантия Меченого окрасилась всеми цветами небес.

– Это в первый раз им удалось из меня болвана сделать. Теперь у них ничего не получиться. У меня на их хитрости свои премудрости придуманы.

Злость, Раздражение, Ненависть – пузырьками крутились вокруг мантии Меченого. Потерпев их присутствие некоторое время, Меченый смёл гадкие пузырьки одним взмахом мантии.

– Тебя тоже должны были почистить после кота, но ты в картотеку не занесён. Пробел в работе клерков канцелярии.

– Я ни в чём не виноват.

– Тебя никто ни в чём не винит. Но без смыва нельзя. Всё кто здесь сейчас отдыхаю, обязательно пройдут смыв памяти. У них сначала направление в дезкабину, а затем в школу, как у меня. А у тебя повестка чистая.

На башне, недремлющее Время отбило «Спокойной ночи» – Меченый поднялся с качели.

– Ладно, пора разлетаться. Не грусти, я тебя в школе обязательно найду. Время стерилизации отсижу и найду.

Махнув на прощание краем мантии, Меченый улетел. Настроение Тринадцатого ухудшилось до грязно – коричневого цвета. Вспомнив добрые советы, усилием воли он стёр с себя неприятный цвет. Пусть все его переживания для окружающих останутся в тайне. Напустив на себя бледно – синий оттенок, Тринадцатый отправился на последний ночлег в доме отдыха.

Неведомое существование впереди очень пугало его. Всю ночь он не сомкнул глаз. Воспоминания подкрадывались со всех сторон и будоражили нимб. Зеленое поле расстилалось мягкой шелковистой травой. Жаркое летнее солнышко дарило ласковые лучи. Свежий ветерок разносил ароматные запахи. Тринадцатый купался в приятных воспоминаниях, ощущая всей мантией нежную истому.. Даже надоедливые мотыльки и мухи, слетевшие на поток воспоминаний, не портили ему блаженство. Только перед рассветом воспоминания, испуганные первыми лучами настоящего солнца, покинули нимб Тринадцатого. Он успокоился и забылся в коротком предутреннем сне.

Ваня

Будущий отец семейства Иван Борисович Иванов, или просто Ванечка, со скрипом закрыл за собой дверь приёмного отделения родильного дома. Привычным движением обшарил карманы – пачка сигарет лежала во внутреннем кармане куртки. В голове мелькали мысли, но он ни как не мог сосредоточиться на одной – стоящей. Выкурив две сигареты подряд, Иван ощутил внутри себя вместо пустоты – тошноту. И тут его пронзил страх. Мысли страха замелькали в голове одна за другой.

– А вдруг.. а если что.. всё может случиться. – Он попробовал себя успокоить угрозами.

– Разнесу тогда весь роддом. Кирпича на кирпиче не оставлю.

Руки задрожали. Шарф сдавил горло. Ваня машинально шагнул обратно на обледенелое крыльцо и дернул за дверную ручку. Дверь кто – то предусмотрительно запер извне. Он снова с силой дёрнул за ручку три раза. Не добившись желаемого результата, с досады пнул дверь ногой. За дверью, на хулиганские действия, ответили шаркающими шагами. Через минуту, в окошечке, вделанном в массивной двери, появилась симпатичная мордочка нянечки.

– А, это ты, милок. Чего буянишь? За жёнку испугался? Не бойся, ничего плохого с твоей жёнкой не случится. Богатыря родит, и спать поедет. У нас тут врачи умные, никого без присмотра не оставят. Ступай, милок, спать, ступай с Богом. Утром придёшь.

Окошечко закрылось так же бесшумно, как открылось.

– Веселые дела – ступай. А куда ступать – то?

– Домой. Куда ещё? – Донеслось из-за двери.

Ваня взглянул на светящиеся окна второго этажа, присвистнул и побрёл домой. На выходе из больничного дворика стояла будка телефона автомата. В памяти всплыл заученный номер телефона родильного отделения. Он остановился, поискал карту, не найдя побрёл дальше. Путь до дома ему показался не преодолимой снежной вершиной. Через час, длинного изнуряющего пути через спящий город, Ваня дошёл до квартиры. Пошарив по карманам, еле отыскал ключи. Когда, наконец, ему удалось попасть в квартиру, он со злостью стянул с себя куртку, шарф и ботинки. Ваню качнуло, перед глазами возникло не бритое лицо. Он даже сразу не понял, что это его отражение, смотревшее на него из зеркала.

– Господи, неужели это я? – Он поближе наклонился к зеркальной глади. – Больно смотреть. Считай без пяти минут отец семейства.

Он попробовал скорчить подобающее выражение. Из зеркала выглянуло, что – то очень похожее на надутого хомяка.

– Права, Лёлька, есть стал много. Не лицо, а морда борова. Надо сесть на диету.

Слово – диета – вызвало у Ванечки дрожь.

– Спокойно, друг, скоро похудеешь. Там, в Приёмном отделении роддома, как написано? Стирка, уборка, мытьё полов, глаженье белья – дело рук отца.

Вдруг, безотчётная жалость и обида за самоё себя подкатила к горлу будущего отца семейства. Что бы прогладить появившийся в горле комок, он уткнулся лбом в зеркало.

– Что, братан, попался? Ещё как! Любишь кататься, люби и саночки возить.

Чувство горечи отступило так же внезапно, как появилось. Снова взглянув на своё отражение, он принял надменный вид.

– Иди, ложись спать. Шагом марш! Отдохни напоследок.

Подчиняясь приказу, он медленно побрёл в спальню. Раздеваться не стал. Гладить брюки всё равно надо будет самому. Укрывшись покрывалом, он не теряя ни минуты, провалился в сладостную негу.

– Рожать дело женское, я своё уже сделал. – Только-то и пронеслось у него в голове.

Школа

– Тело бренно – душа вечна! Этот лозунг вы должны помнить всегда, в какой ипостаси вам не придется работать. Да, да, я не оговорился достопочтенные души. Начиная от самых избранных, так сказать выбранных Самим, до последней живой души в теле. Отсюда следует – жизнь Борьба. Борьба души за чистое, светлое, вечное существование. Борьба души с грязным, порочным, ленивым телом. Следует бороться за место Добра под голубыми небесами и ласковым солнышком.

Это главное назначение души. Из этого следует вопрос. Я ждал его и с удовольствием на него отвечу. – Излагатель Небесных Правил широким жестом поправил свой учёный нимб.

Дремавшая на нимбе Наука, с большим неудовольствием зевнула. От зевка нимб снова съехал на бок. Излагатель оставил нимб в покое.

– Так на чём же мы остановились? Была такая умная мысль и вдруг улетела, покинула нас. Тринадцатый, напомните ради него Самого.

– Вы, говорили о голубых небесах и ласковом солнце. – С места отчеканил Тринадцатый.

За умение ловить умные чужие мысли его сразу полюбили в школе. Он умел слушать, а это нравилось и душам – школярам и Излагателям.

Независимо от стажа судеб и отработанных лет в теле, каждая душа была обязана пройти курс душевного образования. Вновь и вновь, прежде чем вселиться в человеческую плоть душа познавала правила и истины пребывания на земле. Только всё самое светлое, самое святое вкачивалось под нимб каждой душе за время обучения. Отбыв судьбу, отработав срок, души откачивали с себя, в отстойники ада, всё плохое, что набиралась от человеческого тела за пребывания на земле. Насосы работали круглосуточно, и всё равно мощности не хватало. Души излечивались не полностью. Неизлечимое зло переходило в новую плоть и расцветало с новой силой. Тринадцатый пока не ведал обо всех премудростях незаконного обучения душ в школе, и не стремился узнать. Как всякий новичок дела он жаждал знаний. Не пропускал ни одного слова, ни одной мысли вылетающей из нимбов Излагателей школы.

В группе, проходящей в данный момент обучения, насчитывалось семьсот душ. Души, после получения определенной порции знаний, получали направления по всему земному шару. Сейчас же они не имели различий пола и нации.

Каждая душа не отличалась от другой величенной мантии и формой нимба. Главным опознавательным признаком для души являлся номер. Его берегли, как зеницу нимба. Им гордились.

Тринадцатому было очень трудно переносить такое большое общество. Он привык к одиночеству и размеренному течению жизни. В школе то же был установлен определенный порядок, но часы для отдыха – режим школы в себя не включал. Души, отработавшие не первый срок, спокойно переносили нагрузки обучения. Тринадцатый проходил это первый раз. Поэтому, первые дни всех сторонился, а по окончанию занятий валился на качели и засыпал без сновидений до следующего школьного дня.

Сначала, его посадили на одну скамью вместе с душой Семьдесят Пять. Душа Семьдесят Пятого, Тринадцатому не понравилась. Для себя он прозвал её – Несимпатичной. Старался с ней не заводить дружеские отношения: не реагировал на её замечания, не летел по приглашению вместе на обед, не обсуждал происходящее. Несимпатичному очень быстро надоел сосед – молчун и он договорился с куратором группы об обмене скамейки с другой душой.

Через неделю занятий Тринадцатый сидел уже с новой душой под номером Сорок. Сороковой так же проходил обучение впервые. Они нашли общие интересы и остались довольны своим знакомством. Тринадцатый называл Сорокового – Новичком. Сороковой не обижался. Их объединяло одно желание – желание влить себе под нимб побольше знаний. Они нашли общую цель.

Лекция продолжилась. Излагатель остался доволен вниманием Тринадцатого.

– Да, конечно, мы говорили о ласковом солнышке. Я вспомнил, ты можешь сесть. Так вот: есть день, есть ночь. Там внизу, очень точно определенно время суток. Так постановил Он, и от этого факта нам всем радостно. А из этого следует, что если есть день и ночь, есть вечер и есть утро. Значит, есть добро, и есть зло. Существует грех, но существует и раскаяние. Возьмём утро – пробуждение, которое в себя включает веру, надежду, любовь. Но приходит вечер – усталость, злость, ложь, недоверие.

Душа всегда должна нести в себе утро, пробуждение. Вам, дорогие мои, доверена огромная миссия любви, добра, веры, надежды. А во что вы себя превращаете, позвольте вас спросить? Это же стыдно сказать. Как вы там себя ведёте!

На настенном табло открылось окошечко и из него выпорхнуло Время. Объявив об окончание занятий, Время снова исчезло в окошечке.

– Всех благодарю за внимание, до следующих встреч.

Излагатель закрыл талмуд и покинул аудиторию. Тринадцатый покорно постоял несколько секунд, и устало опустился на скрипучую скамью. Мебель в школе давно было пора заменить, но средств не хватало.

Сосед по скамье – Новичок – улыбнулся Тринадцатому.

– Полетели, перекусим. Там сегодня на полдник райские соловьи.

– Спаси Сам, не хочу. Ты слетай один, я здесь побуду. Хорошо?

Сороковой не умел обижаться. В прошлой жизни он отработал судьбу собаки лайки.

– Хорошо. Не скучай.

Махнув ободряюще мантией, Сороковой улетел. Тринадцатый даже не посмотрел ему в след. Каждый день он надеялся на обещанную встречу с Меченым. Тринадцатый испытывал по другу чувство, которое называлось скука. За первые недели обучения он многое узнал о мире, куда он должен был отправиться по окончанию учёбы. После лекций ему хотелось с кем ни будь побеседовать, обсудить услышанное. Такое себе Тринадцатый мог позволить только с Меченым.

– Что – то с ним произошло не ладное. Во всём виноват я, со своими пустыми разговорами. Он добрый, не смог мне отказать, а теперь терпит наказание.

Тринадцатый посмотрел на свою мантию, она оставалась приятного бледно – зеленого оттенка.

– Этим я тоже обязан только ему. Такой выдержки здесь в школе нет ни у кого. Сразу видно по цвету кто, о чём думает. Сколько он для меня сделал, а я ему такую пакость…

От испуга мысль зацепилась за верхний ободок нимба и замерла, посылая под мантию неприятные пузырьки страха. Тринадцатый заставил себя обернуться назад. За спиной стоял Излагатель. Как сумел Тринадцатый его не заметить?

– Раскаиваетесь, друг мой? Правильно, тренировки очень полезны в нашем деле. Какой номер?

– 13, 13, 13, 13 дробь Тринадцать.

– Запомню. При сдаче познаний учту вашу трудоспособность. Молодец! Тренируйтесь дальше!

Дружески похлопав мантией по мантии Тринадцатого, Излагатель полетел к ораторской трибуне. Послышался перезвон, неприятно давя на слух.

– Прошу всех встать. Прошу всех сесть! Попрошу включить своё внимание. – Громко отрапортовав, дежурный по аудитории отлетел к своей скамейке. Души включили внимание и погрузились в течение информации.

Алёнушка

Алёнушка проснулась с необъяснимым чувством легкости. Как долго она не могла спать в своей любимой позе – на животе. А, как хотелось выспаться именно так! Она медленно повернулась на спину и потянулась. Сознание материнства обожгло небывалой радостью. Она – мама. У неё появился на земле ещё один родной человечек. И, этот человечек самый родной на всём белом свете. Потому что она создала его сама. А, появился он от большой любви – любви её и мужа Ванечки. Теперь у неё есть двое мужчин, ради которых она отправиться в огонь и в воду.

Всепоглощающее чувство любви, свободы, внутреннего счастья наполнило Алёнушку.

Впервые в жизни она осознала себя счастливой. Не потому что любили её, а потому что любила она. Ей захотелось обязательно поделиться своей любовью, своим счастьем. Как жаль, что она ещё так слаба, а рядом нет ни одной живой души. Алёнушка вздохнула.

Вдруг, дверь в палату распахнулась и на пороге появилась женщина с подносом в руке.

– Добрый день. Проснулись? Вот и молодец. Сейчас будем обедать.

Женщина поставила поднос на столик рядом с кроватью Алёнушки. Заметив её удивленный взгляд, весело рассмеялась.

– Да, уже обед. Очень хорошо, что вы так долго поспали. Нам, женщинам, обязательно нужно хорошо отдыхать после самого главного события на белом свете. Да, не стоит принижать это событие. Только нам женщинам дано такое чудо, как создание шедевров. Кстати, меня зовут Лена.

Здесь я уже четвёртый раз. Теперь у меня три мальчика, лапочка – дочка, муж и собака Тявка. Я самая счастливая женщина на этом свете. А у вас первенец?

– Да. Здесь первый раз.

– Вы ешьте, ешьте. Я заговорить могу кого угодно. Меня не переслушать. Боюсь, что мои мальчишки эгоистично отнесутся к сестренке. Мужики созданы эгоистами. Думают только о себе. А мне помощница нужна. Красавица. Я её баловать буду. Вязать умею, шить умею, вышивать умею. Будет ходить королевой. Правда, я двух старших уже вязать и шить научила, но это всё равно не то. Неженское восприятие прекрасного. Хотя, так как готовит мой муж, так самый почтенный повар не умеет. – Лена помолчала, дожёвывая варёное мясо.

– Я вчера утром родила, а в обед они уже под окнами стояли. Смешные такие, они говорят, соскучились. Просили сестренку показать, а там и смотреть пока нечего.

– А ко мне никто не приходил?

– Нет, не слышала. Нянечка заглядывала, но ты спала, и она ничего не сказала.

Алена отставила не доеденное мясо. На глазах появились слезы. Соседка, увидев такую смену настроения, подсела к Алёнушке на кровать прямо со стаканом компота в руке.

– Ты, почему слёзы из себя давишь? Тебе богатыря надо растить. По каждому пустяку начнёшь нервничать – без молока останешься. Потом только удивляться будешь, отчего ребёнок так часто болеет. На всё смотри спокойно, не нервничай. Кто должен прийти, тот обязательно придет. Кого ждешь? Маму, папу, мужа, свекровь?

– Мужа. У меня больше никого нет.

– Вот глупая, у тебя теперь есть сын. Защита и опора. На, пей компот. К вечеру сходим, посмотрим твоё сокровище. Да и муж после работы у окна стоять будет. Никуда он не денется. Сразу два события отметим. У меня для такого дела неприкосновенный запас есть – целый литр гранатового сока. Вкусный сок, пальчики оближешь.

Весь остаток дня, до отбоя, Лена ухаживала за Алёнушкой и развлекала её своими разговорами. Заставила сходить в процедурный кабинет и взвеситься. Очень долго хвалила её за то, что Алёна не раскормила себя во время беременности. Вечером, как и обещала, они сходили посмотреть на мальчика. Малютка лежал без имени. Алёнушка ждала мужа, чтоб вместе с ним дать имя сыну. В день рождения сына Ваня так и не пришёл в роддом. Несколько раз Алёнушка хотела позвонить домой по телефону, но глубокая обида и страх останавливала её. С одной стороны она не хотела верить в плохие поступки горячо любимого мужа. С другой стороны, Алёнушка боялась, что с ним случилось что – то плохое. Ваня никогда её не обижал, с первых дней их знакомства и совместной жизни. Может быть, это получилось оттого, что их встреча произошла в не очень подходящем месте для знакомств. Так уж получилось, что познакомились они на кладбище.

Школа

– Для души живущей в теле созданы три главных закона, по которым должен жить человек. Эти законы не зыблемы, как всё, что создано для жизни на земле и выше. Запомните их и существуйте по ним всегда и везде. Первый Закон – закон Прошлого. Сегодня мы рассмотрим его детально.

Группа душ – учеников недолюбливала Излагателя, который читал лекцию. В аудитории постоянно слышался скрип скамеек и шелест мантий. Одна только душа, Тринадцатый, внимательно впитывала в мантию всю информацию.

– Итак, из каких основных частей состоит наш первый закон – Закон Прошлого. Он складывается из всего, что накоплено судьбами за тот период, что отведено душам, обитающим в теле на земле. И дополнен, усовершенствован Самим Создателем. Этот опыт познается, приобретается и реализовывается, а так же усовершенствуется в намеченном Судьбой сроке. Я не устаю повторять, и буду это делать каждый раз, что только глупая и ленивая душа учится на своих ошибках. Умная и трудолюбивая душа всегда учится на чужих ошибках. Совершил ошибку – остановись – высчитай свои промахи, запомни и поступи следующий раз по-другому. Да, верю, что это трудно. Легче раскаяться, а, потом, не ведая, что творит правая рука незаметно от левой, совершить новый грех. Труднее увести себя от греха. И, как не трудно, но надо стремится к чистоте, как вам завещано Самим, а не отмывать грехи в грязной воде раскаяния. Душа заключается на земле в один из самых совершенных инструментов – человеческое тело. Этот инструмент создан по образу и подобию Самого Создателя В человеческом теле имеется всё, что бы душа смогла существовать без помех. К великому сожалению, души, оказавшись в теле, забывают своё главное предназначение, и поддаются соблазну плоти.

Для защиты души от скверной плоти, в Небесных лабораториях, производится субстанция под кодовым названием «Вера». – Излагатель поднял вверх край мантии.

– Попрошу всех вас подключиться к синему клапану на панели и принять на душу положенную порцию субстанции «Вера».

Души зашевелились на скамьях. Каждый выискивал из ряда клапанов, положенный – синий. На табло, висевшем сзади Излагателя, начался подсчёт подключённых клапанов. Лишь только подсчёт прекратился, и загорелась красная лампочка, указывающая на общее исполнение приказа, Излагатель включил подачу субстанции. Души расслабились, нимбы засветились, синим цветом. Сначала, субстанция заполняла нимб, а затем впитывалась в мантию ученика. От такой подачи знаний не могли ускользнуть даже заядлые второгодники.

Излагатель следя за подачей, продолжал свои пояснения.

– Всегда, везде при любых обстоятельствах помните: Опыт идущих душ перед вами есть основной закон жизни для человеческого тела. Вам отмерены свои судьбы, изменения в течение жизни могут быть только по указанию Самого.

Красная лампочка погасла, поток субстанции прекратился. От сияния нимбов и мантий, аудитория приняла синий оттенок. Излагатель довольно ухмыльнулся.

– На сегодня с меня хватит. До следующей лекции.

Души покорно поднялись над скамьями. Излагатель покинул аудиторию.

Ваня

Будильник зазвенел ровно в семь ноль, ноль. Ваня привычно натянул на голову покрывало. Такие мелочи его не интересовали. Подъём в семь часов для себя определила Алёнушка.

Ване хватало и часа, чтобы собраться, откушать готовый завтрак и ровно к девяти прибыть на рабочее место. Но что – то в налаженном мире нарушилось. Будильник трезвонить не переставал. Заглушить его перезвон не помогло даже покрывало, натянутое на голову. Ваня привычным жестом пошарил по кровати. Алёнушки рядом не оказалось. И тут он вспомнил всё. От осознания происшедшего его подбросило с кровати. Ваня метнулся к телефону. Лихорадочно набрав три цифры – замер. Для звонка время было не подходящим.

– Сначала надо привести себя в порядок. – Глянув на мятые брюки, Иван огорчённо вздохнул. – И почему я брюки не снял?

Он хотел пожаловаться Алёнушке, но вовремя остановил себя. С минуту, посмотрев на своё отражение в зеркале, побрёл в ванную. И только, выполнив утренний моцион, который занял целый час, Ванечка решился на звонок в роддом. Удобно усевшись в кресло перед телефоном, он уже занес, было руку над трубкой, как тут его взгляд в очередной раз упал на брюки.

– Иди, погладь. – Второе «я» строго прокомандовало приказ. Как будто через телефонную связь мятые брюки могла разглядеть жена.

– Нет, сначала позвоню. – Урезонил себя Ваня и вопреки самому себе, пошёл искать утюг. Он долго бродил по комнатам большой старой квартиры, открывая и закрывая многочисленные дверки шкафчиков. Утюг отсутствовал. Измаявшись, Ваня обиженно повалился на диван. Не мигающим взглядом уставился в хрустальную люстру девятнадцатого века.

Квартира и все, что было в квартире осталось Алёнушке в наследство от бабушки. Она была единственной внучкой и с пяти лет жила на попечение бабушки Насти. Старенькая Анастасия Михайловна заменила девочке мать и отца.

В первый же вечер знакомства Ваня узнал от Алёнушки о её горестной судьбе. Родители развелись, когда Алёнушке было четыре года. Целый год маленькую девочку родители изводили своей «любовью». Анастасия Михайловна наблюдала за происходящим с завидным терпением. Ей было жалко внучку, но идти вопреки дочери она не могла. Дочь – мать внучки Алёнушки – была единственным родным человеком на всём белом свете. Только, когда маленькая Алёнушка, после долгих родительских скандалов попала на два месяца в больницу, Анастасия Михайловна сказала своё решительное слово. Поставив у входа в палату двух дюжих молодцов, она не разрешила родителям навещать девочку в больнице. Тогда никто не знал, что бабушке Насте обошлось это в стоимость двух фамильных икон восемнадцатого века. Отбыв весь положенный срок в больнице, Алёнушка сразу же попала в квартиру к бабушке. Повозмущавшись ещё некоторое время родители девочки успокоились в новых семьях. А внучка и бабушка зажили новой жизнью. Здесь ей открылся новый мир: мир доброты, тепла и заботы. В шесть лет Алёнушка писала, читала и считала на уровне третьего класса общеобразовательной школы. С каждым годом нагрузки неизменно повышались. Мир познаний всё больше и больше захватывал девочку. Анастасия Михайловна умела искренне порадоваться с внучкой её успехам. А так же, при случае, строго наказать за лень и не аккуратность. Конечно, небольшой пенсии бабушки вряд ли бы хватило на обеспечение счастливого детства внучки. Тем более что родители Алёнушки, обидевшись на самоуправство Анастасии Михайловны, забыли о дочери. Но баба Настя не унывала. Всю жизнь, проработав преподавателем иностранных языков, она вдруг, на старости лет, вспомнила свои педагогические способности. Репетиторство сразу же начало приносить доход. Финансовые трудности больше не омрачали жизни бабушки и внучки.

К шестнадцати годам, Алёнушка, имела великолепные знания трёх иностранных языков. Она без труда присоединилась к репетиторству бабушки.

Весь год, до выпуска из школы, Алёнушка готовилась к поступлению в Московский университет и зарабатывала деньги на будущее обучение. Анастасия Михайловна помогала ей, как могла. Их совместные усилие увенчались успехом. Алёнушка окончила школу с золотой медалью. Без пяти минут она была студенткой Московского университета. Выпускной бал совпал с семнадцатилетним днём рождения. Алёнушка осталась вместе с одноклассниками встречать свой семнадцатилетний рассвет, а Анастасия Михайловна ушла домой отдохнуть и приготовить любимой внучке подарок. Через трое суток Алёнушка уезжала в Москву сдавать вступительные экзамены. Но судьба распорядилась иначе. На следующий день бабушка не смогла встать с постели – инсульт приковал Анастасию Михайловну к постели на пять лет. Теперь настало время для Алёнушки отдать всю любовь и заботу бабушке. Пять лет она старательно ухаживала за любимым человеком. Она успевала делать всё: ухаживать за больной Анастасией Михайловной и зарабатывать деньги. Тогда Алёнушке казалось, что обязательно произойдёт чудо, и бабушка встанет. Она молилась за исцеление на свой лад каждый вечер. Очень верила в чудо. Но годы взяли своё – Анастасия Михайловна так и не смогла справиться с болезнью. Двадцать второй день рождения стал для Алёнушки траурным. Бабушка поздравила внучку взмахом здоровой руки, закрыла глаза и умерла.

Напрасно старалась Алёнушка целый месяц, разыскивая родителей. Ни мать, дочь Анастасии Михайловны, ни отец не откликнулись на траурное извещение. Алёнушка осталась одна.

На сороковой день смерти бабушки, она, возвращаясь, домой, прямо на кладбище встретила Иванушку. Своего единственного, неповторимого, желанного спутника жизни. Через три месяца они поженились. Свадьбу отпраздновали скромно: жених, невеста, два свидетеля и брат с женой жениха.

Ещё до свадьбы, вопреки всем правилам приличия, Ваня переехал к Алёнушке. Их совместная жизнь протекала без скандалов и ссор. Они во всём старались угодить друг другу.

Ваня, окончивший художественное училище, работал в рекламном агентстве. Агентство только делало свои первые шаги в большом бизнесе и поэтому больших доходов не давало. Но Ваню там ценили, за его вкус, смекалку и ответственность. Основным доходом семейного бюджета опять стало репетиторство. Сначала, Ваня протестовал против скопления детей в их большой квартире. Но понемногу успокоился. Алёнушка назначала занятия только на дневные часы, когда муж был на работе. И со временем он понял, что без заработков жены ему семью не прокормить. До последнего дня, Алёнушка не распускала детей, зарабатывала деньги на пелёнки и распашонки. Ваня только диву давался, как у неё хватает сил и самообладание быть в таком интересном положение спокойной с ребятами. Провести несколько часов среди детей не желающих учиться, а потом ещё навести порядок в квартире, и ухаживать за ним.

Вот и сейчас он ощутил, что без неё он как без рук. Тщетно поискав утюг, он отказался от этой затеи. По крайней мере, Ваня точно знал, где лежат джинсы. Хотя на джинсы в агентстве был строгий запрет, но сегодня он имел право. С работы он отпросится и сразу поедет в роддом. Пятнадцати минутное пребывание в агентстве в джинсах не скомпрометирует лицо фирмы. Джинсы лежали там, где он и предполагал. Обнаружа их, Ваня обрадовался, как ребёнок старой любимой игрушке. Да, для мужчины, на людях, остаться без брюк, всё равно, что потерять зрение. Надев джинсы, он решил поменять и рубашку. Осмотрел себя в зеркало, и остался доволен. Теперь он готов к звонку в роддом.

Стоило ему поднести руку к телефонной трубке, как телефон затрещал, безжалостно напугав Ваню. Трясущейся рукой он снял трубку.

– Да, я вас слушаю.

– Иван Борисович?

– Да, это я.

– Вас беспокоит Наташа.

– Наташенька? А что случилось?

– Ничего. Вас нет на работе, вот я и подумала, что у вас что – то стряслось?

Голос у секретаря Наташи слегка дрожал. Ване вдруг стало приятно, такая забота о нём.

– Наташенька, у меня всё нормально. А который час?

– Пятнадцать минут десятого. А вас нет.

– Не беспокойтесь, я через полчаса приеду и всё объясню.

– Мы вас ждём.

От ласкового тона Наташи, от её заботы, шедшей из глубины души Ваня растаял. Они поболтали ещё несколько минут, говоря, друг другу комплименты. У него поднялось настроение. Напевая себе под нос незатейливую мелодию, он набрал номер телефона роддома. Когда ему сказали радостную новость о родившемся сыне, он расцеловал трубку. Можно перейти к торжественной части. С чувством победы, Иван раскрыл заветную шкатулку и достал деньги. Сегодня можно шикануть. Ему так не терпелось поделиться радостью, что он взял такси и даже дал таксисту большие чаевые. Ваня не вбежал в офис фирмы, он влетел. Раскрыв дверь нараспашку – во всё горло закричал:

– У меня родился сын! Сын – Борис Иванович.

Что происходило дальше, Ваня помнит с трудом. Заботливая, все понимающая Наташа достала из шкафа неприкосновенный запас – бутылку шампанского, бутылку коньяка и коробку конфет. Не пьющий Ваня захмелел от первого бокала шампанского. Второго бокала ему не налили – пожалели виновника торжества. В общем, рождение Ваниного сына, стало для работников рекламного агентства не запланированным государственным праздником.

«Избушку» закрыли на «клюшку» и поехали «обмыть ножки» на квартиру к новоиспеченному отцу. По пути к месту торжества, сделали остановку в магазине. Закуски и спиртного купили столько, что можно было подумать, что люди собираются праздновать рождение младенца, по крайней мере, неделю.

Всё рекламное агентство «Радуга», в составе семи человек, приехало в гости к Ване. Стол решили накрыть в большом зале. Главный бухгалтер Мария Степановна, обаятельная женщина, финансовый мозг агентства, шатенка, сразу же взяла на себя хозяйственные обязанности. Она четко разделила между женщинами фронт работ. Наталья, топ – модель агентства, крашенная блондинка, сделала бутерброды. Светлана, агент по связям с общественностью, брюнетка, сообразила из купленных продуктов салаты и занялась картофелем. Троих мужчин: Александра Викторовича, Михаила Михайловича и Алексея Павловича, Мария Степановна отправила смотреть телевизор.

Троица состояла из совладельцев агентства, Ровно пять лет назад они открыли дело и успешно им зарабатывали деньги на жизнь. Ванечка влился в дружную компанию всего лишь два года назад. Мария Степановна заставила его включить для мужчин телевизор, а ему велела вернуться на кухню в качестве подручного. Новоявленный отец лично расставил столовые приборы. Решили, есть серебреными вилками и на фамильном фарфоре. Бокалы поставили хрустальные. В итоге стол получился в стиле восемнадцатого века.

Первый тост произнёс Александр Викторович: «За Бориса Ивановича Иванова, что б рос богатырём и радовал маму с папой!» Ване налили сухого вина. Всё дружно закусили. Несмотря на утреннее время, аппетит ни кому не изменял. Второй тост достался Марии Степановне: «За маму Алёнушку, которая сделала мужу такой прекрасный подарок!» Ване снова налили сухого вина.

Третьей, поднялась из-за стола, очаровательная секретарь Наташа.

Она долго отбивалась от глупых мужских шуток, затем обиделась и постучала вилкой по фужеру, призывая компанию к вниманию. Её тост был посвящён Ванечке: «За самого талантливого, самого очаровательного, за самого, самого, самого…» Об отцовстве не было произнесено ни слова. Всю длинную тираду Наташенька произнесла, смотря прямо Ванечке в глаза. В какой – то из моментов тирады, вся компания почувствовала себя лишней. Когда Наташенька закончила свой тост и одним махом выпила сто граммовую стопку водки, Ване вдруг захотелось её расцеловать. Их лобызаниям, компания дружно поаплодировала. После страстных поцелуев, Ваня, обнаружив в своём фужере снова сухое вино, запротестовал. Он потребовал сто грамм водки. Мария Степановна, сжалилась и налила. Но после того как Ваня выпил, заставила его съесть целую порцию салата. Пока хозяин жевал салат, вся компания дружно перекурила на кухне. Старая, уютная кухня ни когда за многие года существования не поглощала столько табачного дыма. Первой, с перекура вернулась Светлана. Её очень захотелось потанцевать. Танцы она любила быстрые и в основном танцевала на столе. Вошедшие мужчины воспротивились. Следовало выпить ещё по одной. Выпили – закусили. Светлана вновь потребовала танцы. Мужчины снова её не поддержали. Она обиделась и убежала на кухню. Ваня, как примерный хозяин, побежал за ней. Выслушав, на кухне обидные слова, он вернулся к столу. За столом шла оживлённая беседа. Михаил Михайлович, душа компании, юморист и балагур рассказывал очередную байку из своей жизни.

– Вы даже не представляете, сколько всякой всячины по ведомостям висело на моей шее. Частенько я даже не представлял себе, что это такое. Целых два, сплошь до крыши, забитых склада. Спасало одно – никто этим никогда не пользовался. Так что со склада ничего не выносилось. Всё было под контролем. – Михаил Михайлович улыбнулся. Помолчал.

– И вот, наступает время, когда я увольняюсь и всё имущество, за которым я столько лет неустанно следил, надо сдать. Ревизоров набежало тьма. Целую неделю, мы доблестно перетаскивали и вскрывали упаковки. Главное – номер и штамп. В конце недели я занял стольник, по тем временам деньги баснословные и накрыл ревизорам стол. Пили до пяти утра. Полшестого я пришёл домой и рухнул в кресло. Только одна проблема сверлила в моей, отравленной алкоголем, голове. Где достать деньги, что б отдать долг? Я задремал и вдруг, как положено, в семь часов утра из спальни выскакивает жена. В пеньюаре и бигуди. А ей прямо в лоб: «Где ты всю ночь была?» Она сначала опешила, потом опомнилась, и, хотела уже завизжать. Тогда, я принял должный вид и как мужчина ей сказал: «Катя, у меня горе, я погорел на двести рублей». Она как ко мне кинется, давай меня целовать, обнимать, любимым называть. «Ты, – говорит – Моё солнышко, я ночи не спала, думала, ты влетишь на тысячи, тебя посадят, а ты…»

Вся компания дружно покатилась от смеха. Михаил Михайлович помолчал, дал время для смеха.

– Вот и пойми этих женщин. Долго я потом расстраивался, что такую маленькую сумму сказал, надо было жену на полтысячи растрясти.

Компания дружно зааплодировала. «За непонятный женский характер» разлили по новой порции. Мария Степановна пить не стала. Она укоризненно посмотрела на выпивающего Михаила Михайловича.

– Побойтесь бога, Михаил Михайлович, обманули жену на двести рублей из семейного бюджета и радуетесь.

Михаил Михайлович смачно дожевал колбасу.

– А я в бога не верю. Ну, конечно, в душе каждого свой бог, это так. Но то, что написано в церковных талмудах это не для меня.

– Почему это не для вас? – Вскипела, завелась с пол оборота Мария Степановна.

– Потому что всё это ерунда.

Мария Степановна, бывший парторг завода «Прогресс», а теперь истинная прихожанка церкви Святого Василия, покрылась красными пятнами. Её лихой задор верующей стал таким же молодым, как и десять лет назад, когда она была непримиримой атеисткой.

– Вы Михаил Михайлович говорите, да знайте меру. Я за свою веру на костёр пойду.

Компания приумолкла. Все, затаив дыхание, поглядывали на спорщиков, переводя изредка взгляд на Александра Викторовича. Но он молчал, исполняя своё излюбленное правило «В чужой монастырь со своим уставом не ходят». Сейчас он был в гостях, поэтому мило улыбался хозяину квартиры. Захмелевший Ваня улыбки шефа не понимал, а только аппетитно доедал закуску.

Мария Степановна общее молчание восприняла как поддержку в свою пользу.

– И где вы сумели «прочитать ерунду»?

Не дожидаясь ответа на свой вопрос, Мария Степановна чуть – чуть приподнялась над столом и выпалила прямо в лицо Михаилу Михайловичу следующее обвинение.

– Да вы просто ничего не читали, а если и читали, то это не для вашего ума.

От такого заявления со стула подскочил уже Михаил Михайлович.

– Нет, милейшая Мария Степановна, я читал, очень хорошо читал. Только меня сразу поразило, как люди исковеркали, изломали под себя всё чистое и светлое и вложили неправду в уста пророка. Вы мне скажите, как можно призывать к добру отрицанием?

От такого вопроса опешила Мария Степановна.

– Голубчик, какие отрицания?

Она обвела взглядом всех присутствующих. Никто не решился хотя бы вздохнуть. Нависла мёртвая тишина. Михаил Михайлович ехидно засмеялся.

– Так это вы почтеннейшая не читали Евангелие. Там же черным по – белому написано: «Ни убий», «Ни укради» и так далее.

– Ну и что? А вы что хотели?

– Я хочу, что бы этих поганых слов, что бы даже намёка на эти поганые дела не было. Уж если меня учат, то извольте учить правильно, логично. Что бы у меня даже на ум не приходило, что можно убить, украсть, прелюбодействовать. – Он многозначительно помолчал. – Придумали себе лазеек и радуются. Господь Бог всё простит, стоит только покаяться. Покаялся и дальше можешь судить – рядить, как твоей душеньки угодно. – Поставил он жирную точку, в своих рассуждениях.

Всем показалось, что от возмущения Мария Степановна сейчас потеряет сознание. Но закалка парторга её не подвела. Она решительным жестом налила себе водки, выпила одним глотком и встала с места. Ваня, как галантный хозяин, подскочил вслед за ней.

– Мария Степановна, я вас провожу.

Только в дверях Мария Степановна соизволила ответить на призыв хозяина.

– Вы что меня гоните?

– Нет! – Опешил Иван.

– Я никуда не ухожу. – Отчеканила Мария Степановна, словно делала доклад на трибуне перед соратниками-коммунистами о достижениях пятой пятилетки. – Я пошла перекурить.

Она мягко закрыла за собой дверь. Александр Викторович негромко засмеялся.

– Миша, ты как всегда прав. Женский характер не предсказуемая вещь. За это надо выпить.

– Нет, – Михаил Михайлович, отверг предложенный тост взмахом руки. – Лучше выпьем за круговорот вещей в природе. – Отвергая мимикой вопросы, он объяснил. – У нас когда-то был советский символ счастья – колбаса. Так выпьем за капиталистический символ счастья – советскую колбасу.

Все выпили, кроме Светланы. Помолчав, она заговорила.

– Ну, у кого характер не понятнее это ещё надо посмотреть. У каждого свои сдвиги. – Вдруг, звонко заявила Светлана.

Всё агентство знало о шумливом характере Светланы. По складу характера, она была из тех людей, которые любят, не разобравшись, кто прав, а кто виноват, вступиться за обиженную половину. По её сияющим глазам и пунцовым щекам всем стало ясно – скандала не избежать. Сейчас начнётся линчевание Михаила Михайловича. От надвигающейся склоки, компанию спас молчаливый Алексей Павлович.

– Девочки, пора танцевать!

Наталья среагировала на приказ, как бык на красную тряпку. Пошатываясь, она направилась к Ване. От такого внимания, хозяин разомлел. Музыка им была не нужна. Сладко прильнув, друг к другу, они затоптались на месте. Наташенька умела раствориться в объятиях партнёра. Её красивые руки с изумительным маникюром беспрестанно поглаживали спину хозяина. Когда она поняла, что добилась желаемого результата, её красивые губки прошептали Ванечки прямо на ухо.

– Солнышко моё, если тебя, кто – ни будь, посмеет обидеть, то приходи ко мне. Я всегда сумею тебя успокоить.

К концу их танца, Александру Викторовичу удалось включить медленное танго. Исполнив танец – выпили на брудершафт. Дальнейшее хозяин и новоиспечённый отец, осознавал с трудом.

Никто не посмел бы, обвинить его в том, что он совсем забыл о жене и новорождённом сыне. Несколько раз, Ванечка не твёрдой походкой шел в направления телефона. Но дружная компания всегда настигала его вовремя и отнимала трубку. Коллеги упорно советовали не звонить в роддом в таком виде. Разошлись рано – в первом часу ночи.

Мария Степановна выполнила свои хозяйственные обязанности честно – убрала грязную посуду с праздничного стола. Сильно захмелевший Александр Викторович, с радости, объявил служащим агентства на завтрашний день выходной до обеда. Все дружно его расцеловали, прокричали громкое «Ура», обслюнявили Ванечку и покинули гостеприимного хозяина. Бдительная Мария Степановна предусмотрительно подхватила Наталью под ручку. Ваня запер дверь и пошел в ванную. Дальше в его сознание произошёл провал. Напрасно Алёнушка весь вечер прождала мужа, радость, залитая алкоголем, сделала свое дело – Ванечка обессилил.

Алёнушка

Весь вечер Лена, соседка по палате, развлекала своими разговорами Алёнушку. Рассказывала небылицы из своей семейной жизни и из жизни друзей. Угощала фруктами, которые принёс её муж. От обиды и нервного напряжения, Алёнушка не смогла заснуть за целый день ни на минуту. Ей всё казалось, что если она заснёт, то обязательно пропустит приход Ванечки. Но время шло, а Ваня не приходил.

Алёнушке, вдруг, очень захотелось побыть одной. Она не могла дождаться, когда наступит долгожданный отбой. Время тянулось необыкновенно медленно. Стрелки на часах не желали двигаться вперёд. Она по инерции кивала головой на разговоры Лены, а сама без отрыва смотрела на циферблат.

Когда, наконец – то акушерка властным движением выключила свет, Алёнушка вздохнула с облегчением. Лена блаженно потянулась в темноте.

– Слушай, как хорошо потянуться. Больше всего в беременности меня раздражают две вещи: нельзя потянуться и нельзя спать на животе. А тебя какие?

Алёнушка призадумалась. Лена не торопила её с ответом.

– Да, меня это тоже очень не то что бы раздражало, но как – то этого не хватало.

Лена довольно хихикнула и удобно устроилась на постели.

– Спокойной ночи. Будем спать. Хорошо, что сегодня еще ночью не принесут на кормление. Можно выспаться. А потом прощай спокойные ночи. Надо будет полгода вскакивать по первому зову. Ну да ладно, такова наша женская доля. Спокойной ночи.

В палате воцарилась тишина. Даже шумы города не тревожили обитателей роддома. Алёнушка лежала, не шевелясь, и смотрела в одну точку, – блик на стене. Лена ещё несколько раз тяжело вздохнула, сопровождая вздохами свои мысли, и через некоторое время мирно засопела. В этот момент Алёнушка почувствовала прилив необычайного одиночества, какого не чувствовала с похорон бабушки. Только тогда её от одиночества спас Ванечка. Сегодня же он своим не вниманием снова вернул Алёнушку к этому гадкому чувству. Перед глазами снова всплыли те памятные траурные дни.

С бабушкой пришли попрощаться огромное количество людей. Все несли цветы. Их было столько много, что Алёнушка даже растерялась, не знала, куда их класть. Она говорила всем слова благодарности, за внимание и поддержку. Знакомые, близкие, подруги и друзья бабушки целовали Алёнушку и помогали пережить горе. Все дни прощания и поминки прошли, как во сне. Ей всё время казалось, что это просто страшный сон, и она скоро проснётся. И она проснулась. Проснулась на второй день после похорон. Пустота объяла её. Не умывшись, не покушав, она поехала на кладбище. Целый день она провела около могилы бабушки. Только под вечер, старенький сторож прогнал её домой. А на выходе, прямо у кладбищенских ворот она повстречала Ванечку.

Будущий муж навещал могилы своих родителей. Вот уже десять лет подряд в один и тот же день он приходил на кладбище в этот роковой день. Девять лет, Ваня и его старший брат Николай приезжали вместе. Но, к сожалению, в этом году Николай был в командировке за рубежом и Иван один поехал на кладбище. Уж так получилось, что он запоздал и когда вышел, вместе с симпатичной девушкой в черном платке на автобусную остановку, то от автобусов и след простыл. По расписанию движения автобусов он понял, что им вместе с очаровательной спутницей придется мерзнуть на апрельском ветру часа два. Он сначала решил подождать автобуса. Но уже после двадцати минут стояния на остановке понял – замёрзнет. Девушка же наоборот казалось, не реагировала на холод. Ей было абсолютно всё равно. Несколько раз она даже порывалась уйти обратно на кладбище. Ване вдруг стало ужасно её жалко. Он вспомнил себя после гибели родителей. Откинув подальше всю свою стеснительность, он подошел к незнакомке в черном платке.

– Извините, что отвлекаю вас, но у меня к вам одно маленькое предложение.

Тринадцатый

Тринадцатый очнулся от неприятного ощущения – сырость. Тело младенца жило по своим природным законам. Потерпев некоторое время, Тринадцатый решил напомнить окружающему миру о своём существовании. Как же он был поражён, когда вместо разумной речи из его маленького ротика по палате разнеслось пронзительный вой «У – а».

– Тьфу ты, совсем забыл. Из – за встречи с Неприятным всё знания вылетели.

Рассуждал он сам с собой, не переставая требовать к себе внимания, крича во все горло. Лежащие рядом малыши решили его поддержать. В детской заверещало сразу трое малюток. На хор младенцев отреагировала только старенькая нянечка.

– Что раскричались – то, мои малютки хорошие?

Она обошла всех подряд, проверяя каждого. Последним в кроватке лежал Тринадцатый.

– Вот кто у нас шум поднял! Не кричи, сейчас мы твою беду исправим.

Ласковыми движениями она перепеленала малютку и положила обратно в кроватку. Младенец успокоился и закрыл глазки.

– Вот умница, спи. Тебе спать надо, что бы расти большим и здоровым мальчиком.

Погладив малютку по животику, нянечка вышла из палаты. Тринадцатый замер. Неопределённое чувство, до сих пор ему неведомое стало щемить в его маленьком животе. Он поворочался, покряхтел, пустил слюни и закричал во все горло. Животный голод пронзило всю его плоть.

На его призыв в палату пришла не старенькая нянечка, а молоденькая сестричка.

– Что кричим и не даём спать другим детям?

Тринадцатый на секунду замолчал и выпустил целый поток слюны.

– Вот это да! Не успел родиться, уже есть просит.

Сестричка без лишних слов, принесла бутылочку с кипяченой водой. Тринадцатый, жадно причмокивая, высосал все сто грамм. Желудок разбух, глаза сами закрылись от усталости. Плоть успокоилась. Он подождал, когда медсестра покинет палату, и вылетел из младенца. Ему срочно надо было доложить о судьбоносном вселении.

Тринадцатый замер на минуту в палате, что бы расправить изрядно помятую мантию. В этот самый момент его насторожил еле слышный шелест. Он оглянулся. Над тельцем крохотной девочки зависла душа в изящной мантии.

– Эй, ты чего? Чего тебе надо? – Насторожился Тринадцатый.

– Ничего. Имею право рассмотреть свою плоть. – Не оборачиваясь к Тринадцатому заявила изящная душа. – А, я ничего. Даже можно сказать красавица. Глаза голубые, большие. Волосы будут чёрные. Личико белое. Ноги от ушей. – Гроздья самолюбования облепили мантию Изящной.

Тринадцатому стало очень удивительно, что душа так расхваливает свою плоть.

– А, ты кто у нас? – Обратила Изящная своё внимание на Тринадцатого.

– В каком смысле? – Не понял её вопрос Тринадцатый.

– Ну, в смысле пола? Девочка или мальчик?

– Мальчик.

– Понятно. – Не скрывая разочарования, протянула Изящная душа. Ей, видимо, очень хотелось, сравнить свою плоть с другой женской плотью. И, конечно же, она бы осталась победительницей в сравнении. Потешила свою гордость. – А, ты не в курсе, кто у нас третий?

– Нет. – Пробубнил Тринадцатый в ответ. Ему начинало надоедать общество Изящной души. Слишком уж она была самовлюблённой. – Не интересовался. Не когда было. А, тебе то зачем это знать?

– Мы могли бы собраться, и отметить вселение. Люблю праздники, вечеринки. Так интересно. Тебе разве не интересно? Или ты болеешь чем?

– Мне некогда. Я ещё не доложил куда следует, о вселении.

– Я тоже ещё не доложила. Но, за чем спешить. Какая разница, когда доложить. Можно и завтра этим заняться. А сегодня повеселимся. А? Как ты на это смотришь?

– Отрицательно. У меня много дел. Надо лететь. Я и так сильно задержался. Пока.

– Ну, как знаешь. – Фыркнула в ответ Изящная душа. – Зануда.

Тринадцатый не обратил на претензии Изящной души внимание. Оглянувшись на маленькое тельце, он заспешил в Небесную канцелярию. Его карьера в человеческом теле началась. Прежде, чем упорхнуть на положенный доклад, он залетел в палату к маманьке. Алёнушка не спала. Она не подвижно лежала на кровати в столь поздний час с открытыми глазами. Из её больших карих глаз беспрестанно текли слёзы. Тринадцатый мантией коснулся к одной из слезинок – мантия покрылась горечью.

– Вот гады! Обидели! Не волнуйся мамочка, не плачь. Я за тебя отомщу.

Он вылетел из роддома и полетел в город собирать Радость и Спокойствие. Пьяные компании он облетал, обращал внимание только на здоровые эмоции. Собрав приличную гроздь, Тринадцатый вернулся в палату и рассыпал эмоции над Алёнушкой. Постепенно маменька успокоилась. Радость и Спокойствие выполнили своё предназначение. Когда Алёнушка крепко уснула с улыбкой на губах, Тринадцатый полетел на доклад.

Школа

Душам – ученикам, в конце занятий, объявили о предстоящей экскурсии на землю, в ближайшие два дня. Это известие взбудоражило только новичков. Души, которые отработали в теле сроки многократно, отнеслись к этому спокойно.

– Только зря время потеряем. Ничего интересного нам не покажут.

На следующий день занятия были отменены. После завтрака всех выстроили в колонну по четыре – экскурсия началась. Во главе группы находился Куратор. Все дружно, по команде, спустились на землю по длинному эскалатору. Темнота окутывающая группу удивила Тринадцатого. На земле была ночь. Земное и небесное Время жили в разных соотношениях.

Тринадцатый этого не знал, и просто не мог знать, с его не большим опытом.

Куратор, один из самых заслуженных и принципиальных Излагателей пересчитал учеников и приказал следовать за ним. Группа, пролетев над огромным полем, а затем над небольшим парком, опустилась на лужайку перед средневековым замком. На фоне чёрного звёздного неба, старый замок выглядел зловеще. Взамке, на протяжении двух веков размещалась клиника для душевнобольных. Именно в данную клинику душ-школяров водили на экскурсию.

Во многих окошках замка горел тусклый свет. Куратор направил группу сразу на третий этаж. Здесь находились буйно помешанные. Из палат доносились кошмарные крики. Выбрав палату, где больше спящих пациентов, Куратор пригласил учеников следовать за ним. Экскурсия началась. Куратор намётанным нимбом выбрал спящего больного и завис над ним. Вся группа обратила внимание, что спящего толстой пеленой окружала Мания Величия. Оглядев всех присутствующих учеников зорким взглядом, Куратор начал лекцию.

– Друзья мои, я привёл вас сюда, что бы вы своим нимбом увидели, как отражается на плоти проказы души. Перед вами человеческая плоть, в своёй лекции я буду называть его человеком, которая считается по земным меркам – буйно помешанной. Он страдает раздвоением личности. От чего происходит такая метаморфоза? В – первых, душа, обеспечивающая этой плоти жизненные силы, не однократно покидала плоть. Скажем просто, не выполняла свои обязанности по сроку службы, предназначенные ей судьбой. В один из моментов, душе стало скучно покидать плоть для своих пагубных развлечений. Ей захотелось развлечений в плоти. Она вступила в непристойную связь с Эпохальной душой. Эпохальная душа, средством уговоров или подкупа стала покидать место заслуженного отдыха и на время, предоставляемое законной душой, вселяться в тело. От данных манипуляций выявилось раздвоение личности.

Когда, обе души покидают тело, плоть впадает в апатию. Её не интересует жизнь. Когда же, обе души возвращаются в плоть, а делают они всегда это одновременно, человек становится буйно помешанным. Душам тесно в одной плоти. Души ищут развлечений. Они начинают бороться за место, развлекаясь борьбой, а плоть страдает. К сожалению, раздвоением личности страдают и тихо помешанные. В этом случае Эпохальная душа имела в срок бытности тихий спокойный характер, а ответственная душа не ищет развлечений в плоти. Она полностью развлеклась на стороне и спокойно отдыхает в плоти, не мешая самозванке. По этой категории – всё.

Надменно оглядев группу, Куратор полетел дальше. Души ещё несколько минут повисела над измождённой плотью и переместилась вслед за Куратором. Больной, лежавший на постели, до этой минуты спокойно, вдруг издал своей гортанью оглушительный хохот. Вскочив с постели, он начал бегать по палате, изрыгая не пристойные фразы. Душам – новичкам стало страшно. Они поближе сбились к опытным сокурсникам. Куратор, не обращая внимания на больного, продолжил экскурсию. Следующим экспонатом стал больной, тихо бьющийся головой об стенку. Больной напугал своим видом душ-учеников. Его седые до плеч волосы были в крови. Руки и ноги в кровоподтёках. Всю плоть полностью окружал плотный ореол Злости.

– Здесь, мы наблюдаем агрессию человеческой плоти в отсутствии души. Видите, человек покинут, брошен, а судьба не отработана. Человек впал в агрессию. Плоть не в силах понять, что с ней случилось. Накопленные мозгом знания протестуют против всего мира. Плоть имеет огромный жизненный потенциал, она хочет жить. Но, увы, душа давно покинула плоть. К сожалению, мы уже не в силах помочь бедной брошенной плоти.

Куратор ещё раз оглядел обитателей палаты и взмахом мантии пригласил учеников следовать за ним.

Ученики молча повиновались, надеясь на окончание экскурсии. Но Куратор залетел в следующую палату. Через толстые стены старого замка сюда практически не доносились ужасающие крики из соседней палаты. Из десяти обитателей палаты только двое пациентов бодрствовали, остальные мирно спали. Куратор выбрал одного из бодрствующих и завис над ним. Больной сидел на постели в позе йога и быстро писал карандашом иероглифы на цветных листах из детской книжки. У плоти больного совершенно отсутствовал ореол. На нимбе Куратора отразилось сострадание.

– Бедный человек, он просто не в состояние понять, что у него внутри сразу две души. И сейчас он выполняет приказы души – самозванки. Вот, тот экземпляр, о котором я вам говорил. Раздвоение личности – тихое помешательство. Эпохальная душа – самозванка правит балом. Когда он впадает в апатию, то это означает лишь одно, что души наигрались с телом и вылетели искать развлечений на свободе. Души на рабочем месте – плоть выполняет их приказы. Души вылетают – плоть впадает в апатию и стремится к самоуничтожению. Да, друзья мои, в обоих случаях мы видим непростительное отношение души к своим обязанностям.

Группа учеников, как по команде, покрылась цветом возмущения. Возмущение, почувствовав свою необходимость, стало стекать с мантий для образования волны. Куратор остановил их Возмущение взмахом мантии.

– Знаю. Понимаю и так же возмущён, как вы. К сожалению, зная все проказы душ, мы не можем их наказать. Наказание постигают единицы, остальным удается скрыться.

– А Эпохальные души несут наказание?

Вопрос прозвучал громко, многие души вздрогнули.

Нет. На поведение Эпохальных мы, к сожалению, не можем воздействовать. Ими занимаются

клерки с верхней небесной канцелярии. Дело не в том, что вытворяют Эпохальные. Здесь надо обратить внимание на поведение простых душ. На вас, мои милые друзья. Вы, все возмущаетесь, пока проходите курс обучения. Но стоит вам вселиться в тело, как вы тут же забываете уроки и начинаете вытворять над телами сюрпризы. К этому вопросу мы ещё вернёмся, а сейчас рассмотрим следующий случай.

Все дружной стайкой переместились к следующему больному. Больного окружал прочный ореол Страха. Он лежал вытянувшись на кровати во весь рост. Глаза его были широко раскрыты и смотрели в одну, только ему видимую точку. Души – ученики заметили зыбкое волнение ореола. Вдруг, больной взмахнул рукой, зажмурил глаза и весь, как пружина свернулся в комочек. Всё его тело начало трясти, как от озноба. Души молча наблюдали за происходящим. Куратор вздохнул и начал свой рассказ.

– Плоть живёт в постоянном страхе. Душа настолько приучила её к своему отсутствию, что плоть уже не может понять, когда душа в ней, а когда её нет. Каждый раз при вылете или возвращение, тело подвергается ужасным мукам. Это яркий пример безответственного отношения души к человеческому телу. Мы не можем предъявить душе иск в отказе отработки срока судьбы, но и прямого выполнения своего долга мы тоже не наблюдаем. Плоть рано или поздно погибнет, не выполнив свое предназначение. Попрошу вас пройти в следующую палату. Здесь мы исчерпали все виды проказ души. Надеюсь, что для вас это станет показательным уроком в ваших последующих судьбах.

Вопреки всякой логике полёта, Куратор провёл группу по узким винтовым ступеням лестницы. Даже при тусклом ночном освещение, на стенах хорошо виднелись сгустки плесени, разъедающей камень.

Проход был настолько узким, что в ряд могли парить только две души. Боль, Страх, Ненависть, гроздьями висели под потолком. Чувства, которые накапливались здесь годами, ненавидели себя за свою же работу. Но, увы, залетев на зов плоти, один раз, они уже не могли покинуть свой пост. В этих стенах их присутствие требовалось постоянно. Только иногда, в ночное время, они имели часы отдыха.

Молчание и Тоска неопределённого цвета, окутала группу. Приуныли все: и новички и души, побывавшие на данной экскурсии не раз, за время своего существования. Общее Оцепенение взмахом мантии снял Куратор.

– Палаты, на этом этаже, маленькие, так что попрошу вас принять соответствующие меры.

Выслушав указивку Куратора, души в тот же миг приняли уменьшительные формы. Группа сжалась до грозди винограда. Куратор оценивающим взглядом осмотрел группу и открыл дверь в палату – келью. В центре, крохотного помещения, стояла железная кровать. Другая мебель отсутствовала. Стены, так же, как и по всему замку, были покрыты плесенью. В крохотное окошечко, под самым потолком, заглядывала маленькая звёздочка. Больничная келья больше походила на каземат тюрьмы, чем на обитель здоровья. Виноградная гроздь душ от негодования, съёжилась ещё больше. На нимбе Куратора засиял маленький лучик удовольствия. Эффект, которого он добивался столько лет в своей преподавательской практике, был достигнут. Поправив нимб, он начал вещать.

– Всмотритесь внимательнее в плоть, лежащую на больничной койке. К великому прискорбию, плоть обречена. Прошу вас, друзья мои, поставить диагноз, на основе опыта полученного на нижнем этаже.

Куратор располагающе к ответу, глянул на группу. Души молчали. Даже закоренелые души – судьбисты, не отважились высказать своё мнение. Выждав некоторое время, Куратор начал объяснения сам.

– Мы видим типичный пример лености души. Вы уже успели заметить, что над каждой плотью собирается свой, определённый ореол чувств, который отражает состояние плоти. Плоть имеет особенность притягивать к себе чувства, которые определяют её состояние. Если душа и плоть существуют в полной гармонии, значит над человеком, мы увидим ореол из плюсовых чувств. Если же душа не выполняет свои обязанности, или плоть подавляет душу – мы наблюдаем ореол минусовых чувств. Почему же над данной плотью отсутствует как положительный, так и отрицательный ореол? Всё очень просто. Душа, вселившаяся в плоть по распределению, отработала лишь половину своего срока. Верно, и добросовестно она несла службу до определённого момента, закодированного в судьбе. Момент включает в себе две ситуации: физическая и моральная. Физическая – плоть подвергается физическому ущербу. Моральная – плоть подвергается моральному нажиму. В обоих случаях, человек впадает в постоянный дискомфорт. Его ореол минусовых чувств увеличивается до критических размеров. Душа отказывается дальше исполнять свои обязанности, и покидает плоть. Её место занимает душа – самозванка. Она остаётся в теле до конца срока судьбы, одна полноправной хозяйкой. Так как самозванка не может знать истинного предназначения плоти, то вокруг человека складывается орел лени. На протяжении многих лет, ореол лени впитывался в плоть и принял форму плоти. Вот почему здесь отсутствует ореол. Произошло преобразование ореола лени в форму тела. Чем дольше человек находится в таком леном состоянии, – тем труднее выход из этого состояния и возвращение к полноценной жизни. В данном случае, человек обречён. Вновь и вновь мы сталкиваемся с вопиющими нарушениями в работе душ. На этом, друзья мои, экскурсия закончена. Прошу следовать за мной.

Покинув палату – келью, души – ученики приняли свой нормальный вид. С большим облегчением группа вылетела из средневекового замка, так напоминающего ад.

Троица

Всю ночь они проиграли в кости. Игра не клеилась. Не хватало четвёртого. Семейка – Муж Рогоносец и Обманутая Жена – постоянно выигрывали. Они не просто упивались своей победой, они ещё постоянно издевались над ней: кричали, улюлюкали, пританцовывали. Проиграв в очередной раз, Стерва не выдержала, и покинула адский притон. Ей некуда было лететь, и поэтому она устроилась на дальнем облаке. Пусть они её поищут, как делают всегда, когда им становиться вдвоём скучно, а она пока поплачет.

Разнообразие чувств и настроений стайкой кружило вокруг облака. Она нимбом выбирала нужное чувство, и раздувала до нужных размеров. К Облаку подлетела Обида, переливаясь фиолетовым цветом. Стерва вялым взмахом мантии поманила Обиду. Обида не заставила себя долго упрашивать. Юркнула под нимб, и разлилась, заполняя всю полость нимба. Слёзы ручьём хлынули с мантии на облако. Облако, тяжело вздохнув, пропустила через себя водяной поток. Полностью выплакав Обиду, Стерва вытерла остатки влаги концом мантии.

Уже пролетело две недели, как Стерва поссорилась с Неприятным. Их ссоры стали своеобразным смыслом существования. Но что бы, Неприятный исчезал, на длительный срок. Такого не было. Иметь такую даму, как она для Неприятного – престижно. Не зря же её называли Стервой. За всё время, с мига создания Стерва никогда нигде, не несла срока Судьбы. Она точно знала себе цену. Работа не для неё. Она создана для развлечений, а ни для работы. Разве можно Стерву заключать в мерзкую плоть? Пусть работают другие, она создана для развлечений. А, какие могут быть в теле развлечения? Никаких! Пусть работают другие души.

Да, те, кто её создавали – потрудились на славу. Вряд ли найдётся ещё у кого такая совершенная линия мантии. А, нимб? Сколько в его лепку вложено мастерства, умения, вкуса.

С первых же минут своего существования, Стерва точно определила себе цену. В школе, куда её направили, для набора Божественных знаний, она подтвердила своё превосходство. Даже вредные Излагатели замирали перед её красотой. Стерва не стеснялась своего великолепия, а пользовалась им. Она до сих пор помнит, как на выпускном вечере её обхаживал Главный Излагатель. Смех – да и только. Говорил ей ласковые слова, и обещал хорошее распределение. Как будто она в этом нуждалась? Пусть тело носят такие дурочки, как Обманутая Жена.

Её – Стерву, создали для наслаждений. Тогда, в первый и последний раз, отбыв в теле всего лишь три месяца, Стерва произвольно покинула его, и отправилась на вольные хлеба. А, встреча с Неприятным добавила в её существование достаточную долю авантюризма. И, сколько бы, не рассказывали ей, что в теле существуют свои прелести, она ни за что не променяет свою заоблачную свободу на земную жизнь. Стерва хочет осознавать себя здесь всегда, а не урывками свободными от работы на земле.

Около облака ни отставая, кружило Злорадство. Стерва оценила его настойчивость, и впустила под нимб. Ей стало весело.

– Тоже мне парочка. – Переключилась она на Семейку. – Он всю свою земную жизнь таскал свою плоть налево, изменял ей, а она терпела. Дура. Да, сколько раз он ей изменил – не сосчитать! Из-за рогов нимба не видно. А, она к нему с лаской лезет. Уж, она-то, Стерва видит, как искрится его нимб, когда они вместе отдыхают на облаке. На земле гулял, и здесь свои привычки отставить не может. Фу! Какая мерзость! А, как напьётся, давай плакать, как ему трудно рога носить. Неприятный ему постоянно говорит, что их можно спилить. А, он боится. Трус! Вот мой Неприятный, он всегда за свои грехи мужественно расплачивается. Нагулял рога – к бесу – и, нет рогов. За это я его и люблю. Вокруг нас всегда Любовь витает.

А, вокруг Семейки только Ревность, и кучи Ссоры. Позор – не Семейка!

Стерва потянулась на мягком облаке. Злорадство, отработав свой потенциал, растворилось в воздухе. Стерва успокоилась, её окружила Дремота.

Дикий гогот разбудил Стерву. Над облаком зависла Семейка. Первым в облако прыгнул муж-рогоносец. За ним скакнула жена.

– Ты так больше не делай. Мы с мантии сбились, пока тебя разыскали.

– Я вас не просила меня искать. Что вам от меня надо? Отстаньте. Я Неприятного жду. Мы здесь договорились встретиться. – Урезонила Стерва мужа-рогоносца.

– Жди, жди. Только что бы его дождаться, тебе голубушка надо отправится в гости.

– Как в гости? – Вся вальяжность, окружавшая Стерву, в мгновение нимба слетела с её мантии. – Ты – лжёшь! Поганый лжец! Неприятного шпионы никогда не сумеют поймать. Никогда. Он лучше сам в пекло отправится, чем разрешит себя поймать. – Стерва покрылась ореолом возмущения. Обманутая жена подлетела к Стерве вплотную.

– Спокойно, старушка, спокойно. Кто тебе сказал, что его повязали: Ты сначала выслушай, а потом ори. Он по глупости туда попал. Его отправил олух-отличник. Много этим отличникам позволяют, ох, много.

– И, что же, теперь делать? – Гроздья Недоразумения потеснили Возмущение. – Что же делать?

– Для начала – успокоится. Подумать, всё взвесить и принимать меры. Или, тебе лучше, когда он там, на сковороде барахтается? – Засмеялась обманутая жена.

– Нет, я готова сделать всё, лишь бы вытащить его оттуда. А, кто вам сказал, что Неприятный туда попал?

– Помнишь Синюшного? Он.

– Ему разве можно верить?

– Можно. Его сегодня по этапу повели. Он передал. Неприятный просить отыскать Тринадцатого, и заставить его вытащить Неприятного оттуда.

– А, где мы отыщем Тринадцатого?

– Не знаю. Начнём с выпускников.

– Это же, сколько заплатить придется.

– А, ты, как думала: Это гулять и прогуливать просто, а как для дела, так у тебя всегда платы нет. У нас тоже сейчас свободной платы нет.

– Ну, если, ты, хорошо меня попросишь, то за отдельную плату можно и сделать. – Мотнул рогом муж-рогоносец. За что сразу же, получил по мантии от жены.

– Я у вас и не прошу. Без вас обойдусь. – Стерва слетела с облака. Ей стали неприятны намёки мужа-рогоносца. Впервые за совместное скитание она не отреагировала на них, что бы позлить обманутую жену. – Вы только, когда пили за плату Неприятного, в дружбе ему клялись, а теперь и забыли, что такое дружба. – Бросила она прямо в нимб мужу-рогоносцу гроздь Обвинения.

Гроздь повисла на одном из рогов. Приложив максимум усилия, муж сумел стряхнуть Обвинение.

– Не кипятись. Мы его в беде не бросим. И, что делать, я уже придумал. Полетели к Низменому. У него в канцелярии родственник сидит. Он скажет, где искать Тринадцатого.

Стерве пришлось согласиться на предложение мужа-рогоносца. В делах она считала себя ангелом, и прекрасно понимала, что без помощи Семейки ей не обойтись.

Тринадцатый

Не смог удержаться Тринадцатый, что бы не навестить своего отца. Непонятное чувство подсказывало, что именно он обидел мать. Именно из-за него она плакала сейчас лёжа в постели, и не могла уснуть.

Отклонившись от курса, он набавил скорость и влетел в квартиру. Каково же было его изумление, когда он чуть было, не столкнулся с ангелом-хранителем отца прямо в прихожей квартиры.

– Ты кто? – Оторопело спросил Тринадцатый.

– А, ты кто? – Последовал вопрос на заданный вопрос. Вопросы столкнулись, и повисли друг напротив друга.

– Я, душа его сына, который сегодня родился. – Оправдался Тринадцатый.

– А, я, значит, хранитель твоего отца. – Протянул конец мантии навстречу Тринадцатому ангел-хранитель. – Будем знакомы. Хотя знакомство наше скоро закончиться.

– Я понимаю. Но, всё равно приятно. – Они обменялись поглаживанием. – А, зачем ты здесь? Что с отцом? – Вдруг, спохватился Тринадцатый.

– Ничего страшного. Пьян, как старая туча. Вот приходиться охранять, что бы ты сиротой не остался. Устал уже. Весь день на ногах. Да, ещё твой папенька человеческий облик потерял. Теперь стереги его, что бы в гадости не захлебнулся. – Не переставал, жаловался Хранитель.

– А, где он? – Оглядев пустой диван, поинтересовался Тринадцатый.

– В ванной. Отдыхает.

Не спрашивая разрешения, Тринадцатый влетел в ванную комнату. Увиденная картина поразила его: отец семейства лежал прямо в ванной без воды, в одежде.

На ногу ему капала холодная вода. От неудобной позы рот был открыт. Из открытого рта вырывался громкий храп и синюшное облако.

Тринадцатый вернулся в комнату.

– Зачем смотрел? – Пожалел хранитель расстроенного Тринадцатого. – Хотя при жизни, если твой папашка не одумается, ещё ни такого насмотришься.

– Я полетел. Всего. – Только и сумел сказать на прощание Тринадцатый хранителю.

– Ну, бывай. – Донеслось в ответ.

Гроздья Злости сразу же, окутали Тринадцатого, как только он вылетел из квартиры. Злость сопровождала его до первой облачной ступени. Лишь только Тринадцатый влетел в небесный Чертог, гроздья растворились. В небесный Чертог можно попасть, лишь имея благие намерения.

Школа

Тринадцатый быстро позавтракав, полетел в аудиторию. Сегодня ему выпала честь быть дежурным. В обязанности дежурного входила проверка клапанов для подачи небесной благодати ученикам. Так же необходимо было отследить внезапное проникновение не запланированных чувств. Следовало поймать и уничтожить неприемлемые чувства. Проверив клапаны, подключить основное табло на режим питания. С этими заданиями Тринадцатый справился очень быстро. Настал черёд самой трудно исполнимой обязанности – выполнить нарекания Времени.

У Времени, которое успевало выполнять свои обязанности сразу и везде, существовали свои неоспоримые привилегии. Это довольно древнее создание, обладало очень скверным характером.

Оно умело очень медленно ползти, когда его ждали. И, очень быстро бежать, не смотря на старость, когда его догоняли. А, уж, как оно умело ускользать, когда его ловили, так для всех это всегда оставалось загадкой. Очень редко кому удавалось с ним подружиться и не заботиться о нём.

Душам, жившим в небесном измерении, оно было так же не подвластно, как и душам, носившим плоть, – существовавшим на земле.

Время упивалось силой и частенько издевалось над учениками небесной школы.

Лишь только Тринадцатый проверил работу основного табло, как Время начало отдавать ему приказы.

Нимб начистить до блеска. Отыскать убежавшие секунды. Собрать минуты. Отчеканить часы. Работа, – предстояла Тринадцатому, – трудоёмкая и вредная.

Все двадцать четыре часа имели прескверные привычки. К каждому часу приходилось иметь индивидуальный подход.

Чтобы собрать все шестьдесят минут по порядку надо было знать каждую минуту по номеру.

А, к секундам вообще не хотелось дотрагиваться. Вёрткие и скользкие секунды доставляли самые большие неприятности в работе со Временем.

Пока Тринадцатый исполнял приказы, Время ехидно наблюдало за ним, сидя на трибуне Излагателя.

Тринадцатый бережно отчеканил каждый потерянный вчерашний час, и вернул ему необходимость на сегодняшний день. С часами Сна он обращался бережно. С часами Отдыха весело. А, с часами Работы – напряжённо. Отчеканив часы, Тринадцатый ответственно пересчитал все шестьдесят минут. Выстроил их по порядку.

С секундами пришлось позаигравать. Они – то прятались, то исчезали, то забегали вперёд. Тринадцатый усилием воли, прогнал накатившее Раздражение. И, собрал все до единой, шестьдесят озорных секунд. Запечатав их в один чехол, он отдал секунды первой минуте для передачи по эстафете.

Тринадцатый успел подготовить аудиторию до прихода первого ученика-души. Ученика вошедшего первым в аудиторию, ослепил начищенный нимб Времени. Душа – ученик воспользовался моментом, и сделал Времени комплемент. Время приняло комплемент, и удалилось в свои хоромы. Появилось оно лишь, когда настал час лекции.

За дежурство Тринадцатый получил высший балл.

Тринадцатый

На разговоры с Изящной душой, и, встречей с ангелом-хранителем отца, Тринадцатый потерял целый час. Он постарался навёрстать упущенное время. Набирая скорость Тринадцатый, возвращал себе полную душевную форму. В маленьком розовом тельце, там, в приближенном к земле пространстве ему приходилось менять свой размер. Это доставляло неудобство каждый раз, когда он поднимался в Небесный Чертог.

Сегодня особый случай. Поднимаясь всё выше и выше в чертоги Небесной Канцелярии Тринадцатый ощутил, как гроздья Ответственности стали наполнять его мантию. К завершению пути от пузырьков Ответственности на мантии не осталось свободного места. Преодолевая усталость от накопившихся капель Ответственности, он долетел до кабинета Распределения Судьбы. В ту же самую секунду на него налетели гроздья Торжественности. Между кланами Торжественности и Ответственности началась ссора. Тринадцатый попытался скинуть с мантии оба чувства, но у него не хватило сил.

Он тяжести его закачало со стороны в сторону. И, вдруг, гроздья разлетелись сами, очистив мантию. Тринадцатый даже не успел понять, что произошло, как его тут же обнял Страх. Сначала, Страх чёрной дымкой завис над нимбом Тринадцатого. Затем, не спеша опустился на мантию, не оставляя ни пятнышка пустого места. От ледяного объятия Страха, на нимб Тринадцатого слетелась Дрожь, и начала постукивать по нимбу маленькими молоточками. Такую метаморфозу Тринадцатый ощутил первый раз за время своего существования. Он словно остолбенел. Вся лёгкость исчезла, как будто её никогда и не было. На смену лёгкости появилась тяжесть, сковывающая раскалёнными обручами всё его существо. Тринадцатый начал безумно ворочать нимбом.

Из-за поворота появился душа – незнакомец. Заметив Тринадцатого в затруднительном положение, незнакомец на лету дал совет.

– Вспомни, что ни будь весёлое, и хорошенько посмейся. По-другому, прогнать эту гадость не получиться. И, откуда она только здесь берётся?

– Спасибо. – Прошептал в ответ Тринадцатый.

Он принял Совет, и наморщил нимб. Из-под нимба сразу же, как из рога изобилия, посыпались смешные истории. Он выбрал самую смешную из всех смешных.

Будучи школяром, Тринадцатый столкнулся с душой, которая умудрилась накачать в себя столько правды, что перестала замечать и высказывать правду о других душах, говоря правду только о себе. Из бедной правдоподобной души ползло столько правды, что пришлось её отправить на грозовое облако, и очистить излишки громом. Вспомнив незадачливую душу Тринадцатый посмеялся от нимба до кончика мантии. Весь Страх слетел с него в мгновении грома.

Не теряя больше ни секунды, он направился в кабинет Распределения Судеб.

Очередь в кабинете стояла огромная. Тринадцатый встал в конец очереди. К нему сразу же подлетел распорядитель по кабинету.

– Номер? – Обратился распорядитель к Тринадцатому.

– Вот. – Показал свой номер Тринадцатый.

– Тебе в отсек номер три.

– А, где это? Покажите, пожалуйста.

– За поворотом. Найдёшь – не маленький. – Огрызнулся распорядитель, и полетел к вновь прибывшей душе.

Не добившись толкового ответа от распределителя, Тринадцатый полетел искать отсек номер «три». Отсек, и, правда, оказался за поворотом. Здесь очереди не было. Перед таблом распределения стояла всего лишь одна душа. Душа получала Судьбу. Тринадцатый непроизвольно услышал земной путь, который должна была отработать душа.

– Болезни, – диктовал из-за табло небесный клерк, – родильный гепатит на первый день отроду, ветрянка на первый год и семь месяцев. Травма левой нижней конечности на второй год и пять месяцев. На четвёртом году жизни, на втором месяце, шестого дня – ангина. На пятом году, седьмого месяца, четырнадцатого дня – двухсторонняя пневмония. Слом правой верхней конечности на восьмом году жизни, пятого месяца. Ринит – пожизненно с десятого года жизни. Воспаление левой почки – пожизненно – с двенадцати лет. В двадцать шесть лет – удаление миндалин. Облысение затылочной части головы в тридцать два года. Близорукость – минус три – в тридцать четыре. В тридцать восемь лет – первая стадия ожирения. Простатит в тридцать девять лет. В сорок два года – гипертония второй стадии. Инфаркт в сорок девять лет.

Инсульт в шестьдесят четыре года. Срок заканчивается в шестьдесят семь. По болезням всё. Переходим к порокам. Программируй: необузданная упрямость, лень, обжорство. Так же употребление табака, алкоголя, чрезмерное услада плотских утех. Так, при таких пороках нужны средства, особенно в среднем возрасте. Значит, причисляем ещё один порок: мелкое воровство. За необузданность в плотских утехах – к тридцати девяти годам – бесплодие.

На земле сам приобретешь: зависть, жадность, чванливость. Там этого добра хватает. С тебя хватит. Переходим к выбору профессии. Так, что тут у нас есть? Нехватка мелких политических деятелей. Значит, образование высшее, но не определяющее степень ума. Пойдёшь по экономическому направлению. В двадцать восемь займёшь первый пост в политической номенклатуре. В тридцать пять выйдешь на пост главы города. В сорок шесть получишь мандат депутата. В пятьдесят пять – пенсия. Политической карьерой будешь заниматься до последнего дня срока в теле. Минуточку. Без хитрости тебе не обойтись в номенклатурных делах. Запиши – хитрость. По профессии всё. Теперь о парном положении. В четырнадцать первый блуд. В двадцать восемь первый незаконный отпрыск. О его судьбе будешь знать весь срок. В двадцать восемь заключишь парный союз. Законных отпрыска два. Оба мужского пола. В пятьдесят восемь – вдовец. В пятьдесят девять – повторный парный союз. Внучки – четыре особи. Успел запрограммировать? – Поднял нимб на душу Судьбист.

– Да, запрограммировал. – Устало вздохнула душа в ответ.

– Ну, и молодец. Чем то недоволен?

– Всё нормально.

– Тогда у нас с тобой дальше – материальное обеспечение. Так к кому ты попал, говоришь?

Судьбист пощёлкал по клавишам. – Да, повезло. Умница. Ну, что ж. Весь свой век, как на розовом облаке припеваючи жить будешь. Так и занесём: материальное обеспечение – повышенное. Весь срок в теле. Вроде всё у нас с тобой?

– А, хорошие наклонности? – Поинтересовалась душа.

– А, разве не разбирали?

– Нет. Не получал.

– Хорошо, запоминай. Любовь к домашним животным. Что хочешь – кошек или собак?

– Лучше кошки. С ними легче.

– Почему? Какая разница?

– Их выгуливать не надо.

– Понятно. Бери кошек. Я не против. Что ещё? Любознательность в разумных пределах. Там у тебя и бабушки и дедушки все имеются, значит, уважение к старшему поколению. Ну, ещё подкинем ответственность и оптимизм. Как ты совсем уживёшься – не моя забота. Забирай. И, напоследок, – мелодия твоей сущности. Ну, какие песни хочешь петь?

– Мне всё равно. Но, лирические напевы ближе к мантии.

– Записывай. Лирические, так лирические. – Судьбист пощёлкал по клавишам. – Теперь уже точно всё запрограммировали. Лети, работай. Нет, постой. Ангела – хранителя для знакомства пришлю через пару дней. Теперь всё, лети.

– Нет, не всё, немного не додали.

– Что ещё тебе «не додали»?

– Сколько раз я могу обращаться с просьбой, и быть услышанным?

– Ну, зачем это тебе? Смотри, как я тебе всё хорошо вывел. Как Радуга будешь светиться. Тебе, что мало?

– Нет. Но, если положено, значит, пожалуйста, отмерьте.

– Какой же, ты, настырный? – Судьбист многозначительно помолчал, всем своим видом давая понять настойчивой душе, что она просит, невозможное. – У него и без вас дел хватает.

Душа не сдавалась.

– Зачем тогда ввели этот пункт? – Задал Настойчивый резонный вопрос. Вопрос повис между Судьбистом и душой. Судьбист устало посмотрел на вопрос, и нехотя стёр его мантией.

– Три раза. – Тихо произнёс раздосадованный Судьбист. Помолчал, и громко добавил. – Больше нет. Лимит исчерпан.

– Спаси Сам. – Попрощалась душа, и вылетела из кабинета.

Судьбист перевёл нимб на Тринадцатого.

– Номер?

– 13131313—13– Отчеканил Тринадцатый.

– Когда вселился?

– Сутки назад.

– Ясно. Записали. Диктуй: адрес, полные данные об отце и матери.

Тринадцатый продиктовал всё, что от него потребовали. Записав данные Судьбист вновь обратился к Тринадцатому.

– Прилетишь через неделю.

– Почему? – Не понял Тринадцатый.

– Потому что. Мне ещё составить твою судьбу надо. Просчитать все «болячки» папы и мамы, и, передать их тебе по наследству. Понял?

– Понятно.

– Ну, если понятно – то свободен. Жду через неделю.

Махнув на прощание мантией, Тринадцатый вылетел из кабинета. И, нимбом к нимбу столкнулся с Меченым. От нахлынувшей Радости он чуть было не задушил друга в объятии своей мантии. К изумлению Тринадцатого, Меченый совершенно не отреагировал на приветствие. Лишь сухо произнёс в ответ.

– Мне сейчас некогда.

Фраза прозвучала, как порция холодной воды из грозовой тучи. Тринадцатый замер на месте. Он так давно мечтал о встрече. Сколько вопросов накопилось под мантией. Он хотел обменяться первыми впечатлениями, которые бережно складывал под нимб. А, тут, такая отчуждённость со стороны друга. Такая необычная холодность.

Стряхнув с себя налетевшие грозди Радости, Тринадцатый громко извинился.

– Не стоит. – Отмахнулся концом мантии Меченый. – С каждым может случиться. Вы не первый, и не последний. – Заявил на последок, и скрылся в кабинете Распределения Судеб.

Повисев некоторое время в окружение капелек Смущения, Тринадцатый отправился на землю. В Небесном Чертоге начиналось время отдыха. На земле занимался новый день. Тринадцатому надлежало не покидать плоть в светлое время земных суток.

Школа

– Сегодня мы рассмотрим с вами второй закон существования. – Закон Будущего. – Торжественно начал Излагатель, лишь только души уселись на качели.

– Каждая душа обязана жить по тем законам, которые установил Сам Высший. В любом пути души мы видим тщательно распланированные этапы становления, роста, достижений, познаний, подъёмом и, как это не печально – спадов. У каждой души существуют перспектива, по которой она движется вперёд, и стремится выполнить своё предназначение. Закон Будущего распространяется на все судьбы и является основой существования на Земле.

Каждая душа должна запомнить главный тезис закона. Что бы честно выполнить своё предназначение, она не может порицать другие души. Определить меру вины имеет право только Высший. Над душой есть один судья – Сам Высший. Но не думайте, что для человеческой плоти не существует наказания. Всё не так просто, как вы себе представляете. Для наказа плоти, на Земле создана целая сеть институтов, и вы ни раз с ней столкнётесь. Вам мой совет: что бы избежать суда над плотью – честно и добросовестно несите срок службы.

Излагатель переместился к табло, и включил экран.

– Сейчас, мы с вами посмотрим обзор из не далёкого прошлого человеческой плоти.

На экране замелькали кадры жизни земного сущёствования. Запущенная дикая земля. На её необъятных просторах всего четыре человеческих плоти. Они выживают за счёт своего изнурительного труда.

С соседней качели раздался недовольный шёпоток.

– Сколько можно раз это показывать? На нимбе уже навязла эта древняя история.

– Тихо, ты. Не интересно не смотри. Я вижу это в первый раз.

– А, я в десятый. – Не унималась недовольная душа.

– Ну, и не смотри. Стерилизоваться хорошенько надо было.

Тринадцатый вновь сосредоточил всё своё внимание на Излагатели.

– Двое – брачная пара – постоянно заботятся о плоти. Опасность подстерегает их на каждом шагу. Такую жизнь они выбрали себе сами. Брачная пара, единственные люди, кто жил на Земле без судьбоносного срока. Я думаю, что нет среди вас души, которая не знала бы историю их греха. Так, что останавливаться на этом вопросе не будем. Идём дальше. И так, брачная пара своими трудами обеспечивают проживание двум своим сыновьям. Старшего сына, как первенца, они больше ограждают от тягостных забот. Окружают его наибольшим вниманием и лаской. Второй сын наделён меньшей родительской любовью и лаской. Он вынужден заботиться о проживание наравне с родителями. Обратим внимание на ореолы, которые окружают каждого сына. У первого мы наблюдаем только плюсовые чувства со дня его появления на свет в плоти. У второго плюсовые эмоции присутствуют, но с каждым годом он всё больше и больше накапливает чувства со знаком «минус». И, вот, он уже полностью окружён минусовым полем чувств. Если бы он родился навек позже, он угодил бы в изолятор. Но, пока он один должен вывести свой минусовый ореол в русло выживания. И, что же из этого получается? Он открывает новое чувство – чувство Зависти. Этот момент очень хорошо отслежен видео обзором.

Излагатель взмахом мантии замедлил протекающий обзор. В этот самый момент плотный отрицательный ореол превратился в плюсовой набор чувств. Плоть обрела новую эмоцию.

– И, как следствие, мы видим, трагедию.

Видео обзор показал ужасающую картину убийства. Души – новички ахнули. По аудитории прокатилась волна Возмущения. Излагатель взмахом мантии остановил волну, и усилием воли собрал Возмущение в маленький пузырёк. Пузырёк он опустил в клапан накопителя.

– Нам следует разобраться, что же толкнуло маленькое общество людей в такую большую трагедию? Кто готов ответить? – Излагатель обвел нимбом присутствующие души.

На поставленный вопрос вверх взметнулось несколько мантий. Излагатель поднял с качели Пятьсот девяносто девятую душу. Это была одна из самых почтенных душ, которая имела право носить длинную мантию. По небесным канонам это считалось сверхучёностью и сверхзаслуженностью. Пятьсот девяносто девятый медленно поднялся с качели. Он выработал все одиннадцать сроков, и готовился отработать последнюю судьбу. Каждый раз он проходил курс школьных занятий, и каждый раз отвечал на одни и те же вопросы. Пузырьки усталости обвивали его нимб. Ему давно хотелось пройти утилизацию.

– Ваше Излагательство, позвольте мне, оставить свои соображения под мантией. Пусть на данный вопрос ответ даст душа-новичок.

– Хорошо, садитесь Пятьсот девяносто девятый. На заданный вопрос нам ответит Тринадцатый. Мы вас слушаем.

Как по команде все души-ученики повернули свои нимбы в сторону Тринадцатого. В аудитории повисла Тишина. Тринадцатый медленно поднялся с качели.

– Ваше Излагательство, из просмотренных мною кадров я сделал вывод, что в трагедии виноваты родители.

– Почему вы так считаете, Тринадцатый?

– Не правильное распределение родителями плюсовых чувств между детей вызвало взрыв минусового поля младшего сына. Преобладание минусового поля явилось причиной возникновения новой эмоции. Из минусового поля может рождаться только негативное чувство. В грехе младшего сына виноваты родители.

Излагатель выждал несколько секунд, и улыбнулся.

– Хорошо, Тринадцатый, садитесь. Вы правильно объяснили ситуацию. Да, двух мнений быть не может. Только родители имеют силу воздействия на души своих детей. Душа приходит в плоть с предначертанной судьбой. Но, душа каждого родителя должна жить по Закону Будущего, и передать каноны закона своим детям. Лекция окончена.

Тринадцатый получите за ответ отличный Балл.

Троица

Семейка не обманула Стерву. Муж-рогоносец сам разыскал Синюшного, и, подкупив охрану, узнал все подробности от исчезновение Неприятного. Устав от перелётов и переговоров, троица опустилась на ближайшее облако, что бы обговорить дальнейшие планы.

– Ну, и что же делать дальше? – Стерва впервые за всё время существование попала в переплёт.

– Надо бы добраться до архива кабинета Распределения Судеб. Если Тринадцатый недавно отдыхал в санатории, значит должен пройти курс обучения. Выпуск из школы состоялся недавно. Значит, он должен вселиться. Тем более если отличник, то обязательно будет вселяться. Где то они видно столкнулись с Неприятным. Неприятный хотел фартануть и, нарвался на умного, очень умного отличника.

– Почему «умного».

– Потому что не каждый отличник может на фартовку ответить. Этот смог, значит, его кто-то научил.

– Ни чего не понимаю. – Обиделась на рассуждения мужа-рогоносца Стерва.

– Тебе и не надо. Много будешь знать – на облаках сидеть не сможешь. От ума проваливаться будешь. – Не пристойно засмеялся муж-рогоносец.

На мантии Стервы появились капельки обиды.

– Не серчай. – Примирительно произнёс муж-рогоносец. – Я пошутил.

– Я поняла. – Смирилась с дикой шуткой Стерва. – А, что теперь делать?

– Что? Что? В архив лезть. Там должны быть его координаты. Ну, где он плоть взял.

– Но, у меня нет знакомств в Кабинете. Я, вообще, с Небесной Канцелярий сталкивалась два раза. И, больше не желаю. Меня же, могут схватить и повязать. Могут и на утилизацию отправить. Помоги мне. – Обратилась она мужу-рогоносцу.

Тон Стервы не понравился Обманутой Жене.

– Во, даёт! – Заверещала она. – Значит, тебя так повяжут, и ты этого боишься. А, нас так нет. Мы святые. – Муж-рогоносец замахал на Обманутую Жену концом мантии, но та не успокоилась.

– Знаешь, Стерва, если тебя поймают, я плакать не буду. А, вот если схватят его – я донесу на тебя сама. Мы, и так многим рискуем, помогая тебе.

Стерва поняла, что её загнали в угол. Небесная сфера огромная, а лететь ей было не куда. Следовало срочно принимать меры, что бы ни остаться со своей бедой один на один. Одной ей не вызволить обратно Неприятного. Стерве просто необходима помощь мужа-рогоносца. А, без согласия жены, он нимбом не пошевелит. Значит, надо найти подход к жене, а лучше всего её подкупить. Сделать ей подарок, что бы она согласилась пойти на риск, и уговорила мужа помочь ей – Стерве.

Подозвав к себе на помощь гроздья Смирения и Покорности, Стерва обратилась к Обманутой Жене.

– Звёздочка моя, ты конечно как всегда права. Я тебя понимаю, и очень тебе завидую. Ты так самозабвенно любишь мужа, а он любит тебя. На твоём месте я бы тоже была против того, что бы он рисковал собой ради меня и Неприятного. Спасибо вам ребята за помощь. Я эгоистка. Не благодарная эгоистка. А, вы, вы и так сделали для меня слишком много хорошего.

Стерва замолчала, и в тишине достала из-под мантии гроздь Голубого Забвения.

– Вот, держи. – Протянула она гроздь Обманутой жене. – Давно хотела тебе подарить. Да, всё случай не тот был. Спасибо за помощь.

– Это мне? – Не поверила своему нимбу Обманутая жена.

– Конечно. Держи. И, ещё раз спасибо вам за помощь. – Стерва поправила мантию, и поднялась с облака. Улетая от Семейки, она точно знала, что к утру, муж-рогоносец достанет все необходимые сведения.

Выбрав облако помягче, подальше от сквозной трассы полетов душ, Стерва легла спать. Для поддержания своей формы, ей необходим был отдых больше, чем другим душам.

Школа

Ученики – души застыли в благовонном ожидании. Сегодня лекцию читал Высший Излагатель школы. В аудитории нависла молочная полоса Тишины. Даже высокомерное Время вело себя прилично – вытянулось по стойке «смирно». Секунды размеренно – не торопясь и не опаздывая – чеканили шаг.

Выдержав положенную паузу, Высший Излагатель влетел в аудиторию. Оглядев полосу Тишины, довольно ухмыльнулся. Тишина покорно опустилась на нижний полог аудитории, и замерла.

Души-ученики, заметив условный знак Куратора группы, мгновенно сняли нимбы. Высший Излагатель устало оглядел учеников, и примирительно махнул мантией. Все дружно вернули нимбы назад, и уселись на качели. Ни одна качель, ни скрипнула под мантией душ – учеников.

Все трепетно ждали, начало лекции. Многие из душ-новичков испытывали благоговейный ужас. Их мантии от восторга чувств покрылись инеем. Души, умудрённые жизненным опытом, не дрожали, но и не показывали откровенного пренебрежения. Хотя это происходила часто перед Излагателями низшего ранга.

Высший Излагатель не спеша, достал из объёмной мантии платок, и, не скрывая раздражения, протёр им трибуну. Затем, так же не спеша, поднял платок вверх, и тряхнул его. Всё замерли – пыль с платка не полетела. Куратор группы и души-ученики облегчённо опустили нимбы. Излагатель откинул от себя платок, и, не стесняясь своих регалий, взлетел наверх трибуны. Удобно устроившись, он кивком нимба подозвал к себе Куратора группы.

– Дружок, накапай мне, пожалуйста, пол кружки небесной. – Протянул он кружку, дрожащему Куратору. – Я, что-то сегодня устал. Везде одно и тоже. Одно и тоже.

Куратор взметнулся выполнять приказ, так и не поняв вместе со всей аудиторией: «Где и что одно и тоже»?

Заглотав под нимб одним глотком всю кружку небесной Благодати, Излагатель крякнул, и повеселел. Вокруг его нимба сразу же начали собираться капельки Хорошего Настроя. Отмахнувшись от капелек мантией, он заговорил.

Его негромкий рассказ доходил до каждого присутствующего ученика, попадая под каждый нимб. Слушавшей душе казалось, что Излагатель обращается именно к нему. Именно для него в этот миг Высший Излагатель рассказывает Главный Закон земной жизни.

Тринадцатый без отрыва смотрел на Излагателя, в какой о миг ему показалось, что у Излагателя сразу множество нимбов, смотрящих на все души сразу. Тринадцатый медленно повёл нимбом – видение исчезло. Чтобы больше не испытывать свои ощущения, Тринадцатый притупил нимб, направленный на Излагателя.

Тем временем Высший Излагатель ни на секунду не останавливал свою речь.

– Всё, что Мы сегодня, скажем, является основным законом существования души в плоти на земле. Сегодня вы вольёте в себя Закон Настоящего. Слушайте и запоминайте.

По огромной аудитории эхом пронеслась последняя фраза: «Слушайте и запоминайте».

– И так, вы получили полный объём знаний для существования на земле. Вам влили знания необходимые для жизни простой смертной души. Поэтому через неделю вы покинете Небесный Чертог и начнёте работу в теле. Как это кажется просто: надень плоть, получай Судьбу, и отправляйся в путь. Что может быть легче? Ничего. Поэтому, вы сейчас сидите, слушаете меня, и, в нимб не можете взять, что же, хочет от вас этот старый Излагатель?

Он обвёл нимбом аудиторию. Остановился на всё ещё покорно стоящем по стойке «смирно» Времени. Не уводя нимб от созерцания Время, продолжил.

– А, хочу я от вас совсем немногого. Ну, во-первых: что бы вы уяснили и запомнили себе раз и навсегда законы Добра, которые вам даёт наш Создатель.

Вдруг, Излагатель замолчал. Души встрепенулись. Высший Излагатель повысил на пол тона голос, вновь повернувшись к аудитории.

– Вряд ли их забыли те, кто уже ни раз отработал Судьбу. И, ещё заманчивее тем, кто пойдёт в человека первый раз. Так почему же вы забываете Добро, лишь только попадаете в плоть? – Задал он вопрос. Помолчал, вслушиваясь в мёртвую тишину. Затем, обозрев виновников, не выполняющих закон, продолжил.

– Мы говорим вам – Берегите данную вам жизнь! Берегите не только свою плоть, но и плоть, рядом живущую плоть. Ибо, в рядом живущей плоти светиться родная вам душа. Вы, же готовы испортить не только вашу оболочку, но и нанести вред рядом живущим особям. На расправу с плотью вас толкает Зависть. Она точит вас с первых моментов осознания себя человеком. И, лишь только человек, который постоянно усмиряет свои соблазны, может противостоять Зависти. Попробуйте хоть раз, работая Судьбу изжить в себе Зависть, Жадность, Эгоизм. Ну, сможете? – Вдруг, обратился он с вопросом к душам. – Или слабость в мантиях?

Души молчали, как рыбы в море.

– Значит, слабо. Тогда перейдём к следующему пункту Закона Настоящего. Создатель дал вам любовь. О-о-о! Любовь! Что может быть прекраснее этой эмоции. Когда, сердце стучит в такт с сердцем предмета любви. Когда на грозовом небе ты видишь только звёзды величиной с алмазы. Когда ты узнаёшь свою пассию по звуку шагов. Время, великое Время услужливо замедляет ход. А, Ангел-Хранитель ни покидает тебя, ни на шаг. Любовь – самое прекрасное чувство, созданное Им. Веруй в свою любовь. Неси по жизни любовь чистую и светлую. Что ещё надо тебе душа в человеческой плоти? Почему вы ввергаетесь в невежество, отвергая и заменяя любовь мелкими пороками. Растрачиваете дарованное вам Время на сотворения из себя раба плоти. Там на земле есть лишь единственный для вас судья – Время. Запомните, – вы у времени в плену.

Излагатель снова достал платок и протёр нимб. Ни одна качель, ни скрипнула в минутной паузе.

– Как просто и ясно рассудил Создатель, даруя душе жизнь в теле. Веруй в своё дело. Всегда выполняй начатое дело до конца. Ты будешь, доволен самим собой. И, тобой будут довольны другие. – Но, увы, – прогнусавил Высший Излагатель, – опять Мы льём слёзы из-за вашей лени. На земле, где всем есть место и каждому светит солнце – помни завет Создателя – будь щедрым. А, то, ведь я вас знаю, – он погрозил концом мантии. – Как только поселитесь в плоть, и давай всё под себя грести. Всё вам мало. Мысли только об одном – как вкусно поесть, да сладко поспать. Грустно мне, друзья, грустно за вас. За ваш не израсходованный потенциал. Разве вы чем – то обиженны? Ну, поднимитесь, те, кто не имеет достаточных знаний. Кто из вас не получил положенную меру Небесной Благодати? – Высший Излагатель хмуро окинул нимбом аудиторию. Души замерли. – Неси добро, созданное и данное тебе Создателем. – Вновь продолжил Излагатель.

Стоило ему вспомнить о Добре, как оно тут же огромным облаком заполонило аудиторию. Души почувствовали необыкновенную лёгкость, прилив сил. Нимбы засверкали своей первозданной чистотой. Мантии окрасились в искристо-белый цвет.

– Легко и просто жить в добре. – Заулыбался Излагатель. – Что ещё надо? – И, вдруг его тон изменился. – Нет, вы сами истребляете в себе добро, и обучаете злу детей своих. Облако Добра стало исчезать, таять, таять, и, наконец, растаяло. На аудиторию стала наползать чёрная полоса Зла. Души начали задыхаться. Жалобно заскрипели качели. Ученики пытались освободиться из-под наползающей черноты. Тринадцатый уже не видел Излагателя. Темнота поглотила его и передние ряды. Души-ученики начинали паниковать. Раздались первые возгласы – призывы о помощи.

– Вот что такое Зло! Зло пожирает свет. Оно ни имеет, ни начала, ни конца. Стоит о нём только вспомнить: на секунду, на миг, – и вы в его власти. И, вас окружает оно повсюду, вместе со своими помощниками. Помните об этом!

Вдруг, чернота исчезла так же, как и появилась. Все облегчённо вздохнули, зашевелились. Радостно заскрипели качели. Высший Излагатель громко рассмеялся над душами-учениками.

– Что, испугались? Это сейчас вам страшно. Но, почему же вы теряете страх, когда творите Зло, там на Земле. Мало того с первых же секунд даёте дурной пример своим детям.

А, детки, милые детки возвращают вам ваши же плевки. Душа должна, помнить о своём истинном предназначении в теле. Вы же, умудряетесь стереть, искоренить память о добре, данную вам Создателем.

Души-ученики чувствовали, с какой силой Убеждения читал Излагатель лекцию. С каждым предложением на его мантии появлялось всё больше и больше капелек Усталости.

– Зачем создавать себе Зло? Нет надобности, унижать себя злом. И, почему, вы получаете от этого удовольствие. Вы, не можете жить без проблем? Скучно? Да, я с вами согласен – скучно. Но, кто творит скуку? Вы сами!

Гроздья Усталости и Раздражения начали с мантии подниматься на нимб Излагателя. Его голос терял первоначальную громкость.

Помолчав несколько секунд, Высший Излагатель смахнул с себя гроздья Усталости и Раздражения, и чётким голосом произнёс.

– Создатель отправляет вас на землю в тело с одной единственной миссией – миссией добра. Лекция окончена. Благодарю всех за внимание.

Стерва

Всю ночь Стерве снился Неприятный. Вот они вместе гуляют по радуге. По ночной радуге. Такой красоты Стерва никогда не видела за все века своего существования. Вдали мерцают звёзды. Пахнет озоном, а под мантией цветная дорожка. Какая красота! Видеть ночную радугу можно только с высоты Небесного Чертога. Стерва любила смотреть на дневную радугу, но то, что она увидела сейчас, поразило её до глубины нимба. Цвета не просто манили к себе – они завораживали, искрились. В них отражались звёзды. И, от звёзд радуга мерцала таинственным светом. Светом дальних непознанных, но манящих к себе галактик.

Стерве не хватило бы сил, что бы подняться на такую высоту, в поднебесье. Неприятный последний путь нёс ее на своей мантии. Теперь она его королева. Он собирает огромные букеты ярких, сочных цветов и бросает ей под ноги. Её мантия и нимб тут же окрашивается в такой же цвет. Как ей хорошо! Она весела, смеётся и грозди счастья неотступно сопровождают Стерву.

От любви к ней у Неприятного сверкает нимб. Ему кажется, что его подарок слишком прост, и он несёт её дальше. Туда, где не позволено бывать простым душам.

Они мчатся в страну Северного Сияния.

– Смотри молча. – Шепчет он ей. – Здесь нельзя разговаривать.

– Где мы? – Любопытство не позволяет молчать Стерве. Ей хочется узнать, как можно больше. У каждого подарка должно быть имя.

– Мы, в стране Северного Сияния. Сейчас ты увидишь то, что нам душам видеть нельзя. Если нас здесь заметят, нас накажут. – Неприятный прикладывает конец мантии к нимбу. Стерва не задаёт больше вопросов – она смотрит в звёздную даль.

Они замирают на месте. Тишина до звона в нимбе наполняет звёздную гладь. И, вдруг звёзды начинают меркнуть. Белая пелена наплывает маленькой ленточкой, и начинает расти. Растёт с каждой минутой всё больше и больше. Шире и шире, – заполоняя всё небесное пространство, которое может охватить взгляд. И, Стерва не успевает заметить, как белая пелена обретает розовый цвет. Он вспыхивает ломаными линиями ни откуда – исчезает ни куда. Сам себя поглощает, и тут же его сменяют изумрудные полосы.

– Смотри, сколько души не истратили на земле Веры. Изумрудный цвет – остатки не истраченной надежды. – Шепчет Неприятный, и обхватывает мантию Стервы своей мантией.

– А, любовь? Где любовь? Её истратили всю? – Боится за Любовь Стерва.

Неприятный крепче прижимает Стерву к себе.

– Ещё всё впереди. Подожди. – Успокаивает он её.

А Сияние дарит уже следующий цвет – фиолетовый. И, снова ломаные линии зовут, манят к себе. Перехватывают дыхание. Вот – вот от перелива должен возникнуть шелест. Но, ни звука не идёт с небес. Всё происходит в таинственном безмолвии.

– А, сейчас загадывай желание. Слышишь. Оно обязательно исполнится. – Захлёбывается в собственном шёпоте Неприятный.

Весь небосклон пронизывают ярко красные всполохи. Им мало места. Они набегают друг на друга, теснят друг друга. В один миг всё небо вспыхивает огнём. Кажется, что можно достать Сияние концом мантии.

– Что это? – От восторга у Стервы перехватывает нимб.

– Это и есть Любовь. Смотри сколько не растраченной Любви. Жалко.

И, вдруг, всё прекращается так же внезапно, как и началось. Сияние себя изжило. Расплескало до последней капли. Только тоненькая белая полоска остаётся на звёздном небосклоне, которая через мгновение тоже исчезает без следа.

– Всё? – Всё так же шёпотом спрашивает Стерва.

– Да. Надо лететь обратно. Ты успела загадать желание?

– Да. – Отвечает Стерва, смотря прямо в нимб Неприятному. И, Неприятный понимает, что она загадала одно желание на двоих. – Я очень довольна. Я – счастлива. Откуда оно берётся это Сияние?

– От утилизованных душ. – Отвечает Неприятный, и понимает, что услышанное огорчает её. Нимб Стервы светящийся от счастья, начинает заволакивать дымка Тоски. – Не стоит думать об этом. Нам это не грозит. – Он хочет успокоить любимую. – Смотри, я приготовил тебе подарок. – Он протягивает ей Гроздь Голубого Забвения – знак Вечной Любви

– Спасибо. – Стерва принимает подарок, и прячет гроздь под нимбом.

– Пора возвращаться. – Он готовиться к дальнему перелёту.

Стерва протягивает конец мантии к Неприятному. Но, где, же он? Его нигде нет. Он исчез. Исчез вместе с белой дымкой. Вокруг ни кого нет. Только она одна в чёрной непроглядной тьме. На неё начинает накатываться Страх. И, вот уже Панический Ужас обвивает мантию своими холодными щупальцами.

– Не надо! Нельзя! Отстань от меня! – Старается увернуться Стерва от объятий Панического Ужаса. Но, ей это не удаётся, скользкие щупальца Ужаса быстро обвивают мантию. – Неприятный, Неприятный, спаси меня! – Кричит она.

А, в ответ слышит только раскатистый, издевательский смех. Стерва вместе с мантией стряхивает с себя Ужас, и просыпается.

– Ну, и горазда же ты, спать. Мы еле-еле тебя добудились. – Слово продолжения страшного сна звучит голос мужа-рогоносца.

Стерва подскакивает на облаке, и окончательно просыпается.

– Фу, какая мерзость мне приснилась.

– Значит, нимб не чист. Почаще его чисти. – Посоветовала Обманутая жена.

– Спасибо. Как ни будь обойдусь без твоих советов. Вы это откуда?

– Это ты спишь, а мой сладкий за тебя уже половину дел сделал. Собирайся, полетели на землю. Возьмём Тринадцатого за нимб. Пусть Неприятного вызволяет из неволи.

– Ты, что узнал, где найти Тринадцатого?

– Конечно. Это ты спишь, а я работаю. Хватит прохлаждаться, полетим, навестим незабвенный город Энск. Я надеюсь, там уже приготовились к нашему прибытию.

Троица, как по команде, соскочила с облака, и, набирая скорость в полёте, взяла курс на город Энск.

Тринадцатый

В самом наихудшем расположении нимба Тринадцатый вернулся в Роддом. Прежде чем нырнуть в плоть, он решил успокоиться, привести свои чувства в порядок. Для такого важного мероприятия он повис на плафоне. За окном, в ночном небе гасли последние звёздочки, а Тринадцатый всё ни как не мог успокоится. Его расстраивала встреча с Меченым. Он не мог понять, почему друг так с ним поступил?

Из задумчивости его вывел шорох мантии. Он обернулся. На стенки детской кроватки зависла Изящная душа.

– Ну, получил Судьбу? – Изящную душу окружали гроздья Удовольствия и Развлечения.

– Нет. Только данные о вселение взяли. – Сухо ответил Тринадцатый. Ему совершенно не хотелось разговаривать.

– Ясно. Я же, тебя предупреждала, что спешить не стоит. Ты что в этом деле новичок?

Тринадцатый отвернул нимб от Изящной души. Она не обиделась, перелетела на другую сторону.

– Ты что, не долепленный что ли? Нашёл из-за чего расстраиваться? Теперь же, целую неделю можно развлекаться. Гуляй пока не в теле. Не горюй. Я такую компанию к нам на завтра пригласили. Закачаешься. Посидим, необычно сладко повисим. Ну, что молчишь? – Изящная душа всё больше и больше раздражала Тринадцатого.

– Отстань. Я не хочу развлекаться. Развлекайтесь без меня. Тем более, что твои развлечения очень повредят плоти. Подумай хотя бы об этом. – Заявил Тринадцатый, и юркнул в маленькое тельце.

– Ой, ой, какие мы важные. Точно – не долепленный. – Изящная душа окружила себя гроздью Раздражения. – Всякие тут не долепленные меня ещё учить будут. Полетел бы ты! Надо же было попасть с таким занудой в один распределитель. Весь праздник испортил, гад. – Наконец-то обиделась Изящная душа. Она ещё повысказывала в пространство палаты претензии, но, поняв их бесплодность, залетела в свою плоть.

Весь следующий день маленькое тельце девочки маялось от боли. После кормления малышка всё съеденное молоко выдавала обратно на пеленочку. Через полчаса крошку снова начинал терзать голод. Нянечки и сёстры замучались поить новорождённую кипячёной водой, и менять ей памперсы.

Алёнушка

Весь день Алёнушка заполнила ожиданием прихода мужа. Даже Елена не смогла развеять её сумрачное настроение. Каждый раз, когда кто ни будь, из медицинского персонала заходил в палату, Алёнушка задавала им один и тот же вопрос.

– Извините, а меня никто не спрашивал?

Медсёстры и нянечки в ответ только улыбались.

Усталость охватила новоиспечённую маму незаметно для неё самой. После ужина она задремала. Алёнушку разбудил ласковый голос нянечки.

– Мамочка, просыпайся. Сейчас, к тебе богатыря доставлю. Парень кушать просит. Воду ему надоело пить.

– Чем же, я его накормлю. У меня же, нет молока. – Удивилась Алёнушка.

Нянечка и соседка Лена засмеялись в ответ.

– От тебя никто и не требует молока. Покормишь молозивом. Оно для ребёночка сейчас самая полезная еда. Приготовься. – Скомандовала нянечка и скрылась за дверью.

Алёнушка мигом повязала на лицо марлевую повязку и надела на голову косынку.

– Просто ужас, какой прожорливый. Богатырь. – Со словами восхищения нянечка внесла два маленьких свёртка в палату. Один свёрток, в розовой пелёнке она положила на кровать к Елене, второй, в голубой пелёнке положила около Алёнушки.

– Ну, кормите. Если что, я рядом, – крикните. – Улыбнулась нянечка, и вышла из палаты.

Огромные карие глаза внимательно смотрели на Алёнушку из голубого свёртка. Алёнушка знала, что младенец пока ничего не слышит и на весь мир смотрит в перевёрнутом виде. Но, ей стало очень тепло от его взгляда.

– Мамку почувствовала, сейчас улыбаться начнет. – На щеках Лены появился румянец. – Улыбается?

Сыночка, как будто услышал разговор Елены. Он повернул головку и улыбнулся Алёнушке.

– Улыбается? – Требовала ответа Лена.

– Да. – Радость переполнила Алёнушку.

– Видишь, – подхватила Елена радость Алёнушки, – Это их ангелочки тешат. – Корми его. Мужик кушать хочет. – Вдруг, поменяла свой счастливый тон на тон приказной Елена.. – Вам вместе пока долго быть нельзя. Корми.

Приказной тон Елены напугал Алёнушку.

– Как?

– Сейчас покажу. – Елена чмокнула дочку, и соскочила с постели. – Поднеси ему просто грудь к ротику. Он сам знает, что делать. Да, дай не только сосок, а то отчмокает. Потом кормить не сможешь. Ты ему весь ореол соска в ротик положи. Вот так.

Лишь только Алёнушка поднесла сосок к носику сына, как он ни задерживаясь, ни секунды маленьким ротиком заглотал его, и стал интенсивно сосать. Довольная соседка, вернулась к дочери.

– Береги себя. Засеки время. Тебе только три минуты можно разрешить ему кормёжку, а то потом худо будет. – Предупредила Лена, и занялась кормлением дочери.

Все положенные три минуты, сын упорно тянул из груди нектар жизни. Во время кормления его маленькое личико изменилось. Сын выполнял первый и самый главный труд в жизни.

Ровно через три минуты, Алёнушка отняла сына от груди. Он ещё некоторое время почмокал алыми губками, улыбнулся маме, зевнул, закрыл глаза и сладко уснул.

Алёнушка боялась пошевелиться. От маленького тельца сына исходила сладкая истома. В низу живота заныло. Вдруг, сама того не желая, Алёнушка беззвучно заплакала. Тёплые крупные слезинки скатились из её глаз, и упали на розовые щёчки сына. Младенец недовольно заворочался. Алёнушка сняла повязку, и поцеловала сынишку в розовую щёчку. Такого счастья, как она испытала от поцелуя – она не испытывала никогда.

Школа

В конце очередного школьного дня в аудиторию совершенно нежданно влетел Куратор группы. Души-ученики наморщили лбы. Им совершенно не хотелось после загруженного до отказа лекциями дня лететь на экскурсию. А, появление Куратора могло обозначать только одно – вылет на землю, после ужина. По аудитории прокатился недовольный шелест мантий, но ни одна душа, ни произнесла, ни слова.

Куратор поправил нимб, любимая привычка, и заговорил.

– Уважаемые души-ученики. – Торжественно обратился он к слушателям. – Хочу вас порадовать. Ваш курс обучения сокращён. Всё, что вы должны были вкачать в себя, вы получили.

По качелям прошелестел мелкий Смешок. Куратор понял, что глупо выразил мысль, и поправился.

– Я, хотел сказать, лишь одно. Для вселения в плоть вы подготовлены. Так что через двое суток Высший Излагатель школы назначил выпускной бал.

Сразу же вверх взметнулось несколько мантий.

– Я понимаю, возникает множество вопросов. Мы их сейчас с вами решим. Для тех, у кого есть «хвосты» по определённым дисциплинам Высший Излагатель дал сутки на исправление.

Этому вы посвятите завтрашний день. У кого нет «хвостов» завтра будут готовиться к выпускным экзаменам. Они назначены на послезавтра.

Мантии вытянутые вверх опустились, вверх потянулись следующие мантии.

– Не торопитесь мои друзья. По сдаче экзаменов я тоже дам вам разъяснения.

Мантии тут же исчезли, осталась лишь одна докучливая душа, которая упорно держала Вопрос. Куратор не выдержал её настойчивости, и разрешил ей высказать свой вопрос.

– Хорошо, пусть будет по-твоему. Спрашивай.

Душа подскочила на качели и пискляво отпустила Вопрос.

– А, кто будет председателем экзаменационной комиссии? —

– Вам разве не всё едино? – Удивился Куратор.

– Нет. Для меня это очень важно. – Пропищала душа.

– Я вижу по вашему нимбу, что вы не первый раз проходите курс обучения. И, должны быть в курсе, что председателем экзаменационной комиссии всегда выступает Высший Излагатель.

– Значит, я опять провалюсь. – Душа уже не пищала, от страха она шептала.

– Как же вы каждый раз сдавали экзамены?

– Мне приходилось их пересдавать. Каждый раз.

– Почему? – На мантии Куратора показались капельки Сочувствия. Группе, в которой учился Тринадцатый, повезло с Куратором. Отработав долгий трудовой стаж в земных Судьбах, он отказался от поощрения в виде утилизации, а отправился в Небесный Чертог для передачи своего опыта душам-ученикам. За всё время обучения в школе Тринадцатый ни разу не видел Куратора в мрачном цвете. Куратор всегда заступался за своих подопечных, старался вызволить их из безвыходных ситуаций. Хотя, по мнению Тринадцатого, школяры просо пользовались добротой Куратора, не отвечая ему уважением на добрые дела.

– Я немею при Высшем Излагателе. – Призналась писклявая душа, и её мантия покрылась алым цветом. Душа совершенно не умела управлять своими Эмоциями.

– Да. Это плохо, очень плохо. – Произнёс на распев Куратор. – Прямо не можете сказать ни слова? – Удивился он.

– Нет. Панический Страх наваливается на мой нимб, и я становлюсь немым облаком.

– Ясно. Садитесь. Попробую, что ни будь для вас придумать. У вас «хвосты» имеются?

– Нет. По всем дисциплинам у меня отлично. Я всегда…

Но Куратор остановил поток хвалебной речи относительно своей персоны.

– Хорошо, хорошо. Молодец. Я постараюсь вам помочь. Завтра посвятите свой день подготовке к экзаменам, и ни чего не бойтесь. Перед экзаменами я вас предупрежу.

Писклявая душа взмахнула мантией, и уселась на качели.

– Так, продолжим дальше. Ещё у кого есть вопросы?

Ни одна мантия больше не поднялась с качели.

– Тогда, – подытожил своё выступление Куратор. – Все свободны, кроме душ у которых имеются «хвосты». С ними разговор особенный.

Весь день, отведённый для самоподготовки, Тринадцатый провёл в Небесной Библиотеке. Выпускные экзамены он сдал так же, как и учился – на «отлично».

Алёнушка

Грустное настроение не покидало Алёнушку уже третий день. Всё время хотелось плакать. Она еле сдерживала себя. Когда неприятный ком подкатывал к горлу – начинала считать считалочку, которую ей подсказала соседка по палате – Лена. Считалочка помогала – слёзливое настроение проходило.

Вчера вечером Иванушка пришёл навестить её. Но, к сожалению, Алёнушке не разрешили выйти к нему в коридорчик, и поговорить. Так как врачи уже закончили рабочий день, а акушерки пили чай, всем распоряжалась старенькая нянечка Евдокия Матвеевна.

– Него тебе там делать. Ещё грудь на сквозняке застудишь. Посмотри на него сверху, и будет с вас. – Строго приказала она, и, уходя, хлопнула дверью, всё равно, что закрыла её на тяжёлый засов.

Алёнушка пришлось общаться с мужем со второго этажа. Иванушка показался ей печальным и очень усталым. Видно у него что-то не ладилось на работе. Ей захотелось его развеселить, хоть чем – то порадовать. Она показала себе на руку, где обычно носила часы, а потом на пальцах отсчитала пятнадцать минут. Затем сложила руки кулёчком, давая понять мужу, что через пятнадцать минут принесут кормить сына. Он радостно закивал головой. Мол, он всё понял, и дождется сына, что бы взглянуть на него хоть через стекло.

Всё пятнадцать минут они простояли, смотря друг на друга. Время шло. Сначала прошли пятнадцать минут. Потом ещё пятнадцать, а Бориса всё не несли. Алёнушке стало очень обидно, и она помахала Ивану, что бы он шёл домой. Когда он ответил ей кивком головы отрицательно, Алёнушка послала ему воздушный поцелуй, и отошла от окна.

– Что повидались? – Евдокия Матвеевна сразу же прошла к окну. – Ну, готовься, сейчас богатыря принесу. Давно слюни пускает.

Старая нянечка вышла так же бесшумно, как и вошла. Алёнушка метнулась к окну. Вани под окном не было. А, ей так хотелось показать мужу их создание. Их сына – Бориса Ивановича. Она надеялась, что это получится сегодня. Или, хотя бы ей разрешат спуститься вниз – в кабинет для встречи с посетителями.

Она завидовала Елене, – та не выходила из кабинета. То её навещали подруги, то муж, то прибегали сыновья. Старшие ребята посещали первую смену, и приходили сразу после школы, а утром прибегал младший, у который учился во вторую смену.

Елена возвращалась с полными пакетами вкусностей, карманы были набиты любовными записочками от мужа, и детскими рисунками от сынишек. Она тут же распаковывала пакеты, и устраивала пир. На пир всегда приглашала Алёнушку. Во время пира зачитывались записочки, даже самые сокровенные, и рассматривались рисунки.

Алёнушка понимала, что соседка не хвастается, она просто старается развеселить Алёнушку. А, получалось наоборот.

– Вот окрепнем, месяца по три будет, и приедешь с Борисом к нам на дачу. – Старалась она отвлечь Алёнушку от тягостных раздумий. – Там у нас хорошо. Моей зайке – твой богатырь нравится.

Лена замолкала. Алёнушка не поддерживала разговор.

– Ты спать хочешь? – Спрашивала она Алёнушку. – А, я со своими разговорами лезу. Но, спать нельзя. Через час кормление. Только уснёшь – просыпаться надо. Это всегда так неприятно. По себе знаю.

Лена хотела продолжить разговор, но в палату заглянула акушерка.

– Алёна, к вам пришли. Выгляните в окно.

Счастливая улыбка вспыхнула на лице у Алёнушки.

– А, вниз спуститься можно? – Попросила она.

– Конечно, можно. Только вы сначала покажите ему, что вниз идёте. Я не успела сказать. Он сразу к окну побежал. – Она хотела уже уйти, но приостановилась. – Муж вам цветы принёс. В палату их не желательно. Всё – таки грудные дети. Пусть отнесёт домой.

Алёнушка на бегу воспринимала распоряжения акушерки. Взмахнув рукой у окна, она побежала вниз. Как же, она соскучилась! Ей хотелось сразу же признаться в этом мужу.

Но, первым предложением при встрече с мужем у Алёнушки стало предложение об имени сына.

– Я назвала его Борисом.

– Правильно. Очень красиво звучит – Борис Иванович.

После отбоя Алёнушка первый раз за три дня плакала ни от обиды, а от счастья.

Тринадцатый

Тринадцатый дал себе зарок, не покидать плоть всю неделю до получения Судьбы. Он провёл прекрасный день: ел, спал, рос. Три раза его носили в гости к матери. Это он начинал понимать это тогда, когда в его желудок начинало течь тёплая сладкая жидкость. От процесса он получал несравненное удовольствие. Ему хотелось, как можно больше заглотать сладкой жидкости. После наполнения желудка, глаза закрывались сами, и он проваливался в приятную негу.

Тринадцатый мирно спал, когда почувствовал, что кто-то настойчиво тормошит его за нимб. От возмущения он вылетел из плоти в полусонном состоянии. Перед нимбом висела Изящная душа.

– Отстань от меня. Ты мне надоела. – Тринадцатый покрылся гроздьями Возмущения.

– Ну, ты, не кипятись. Нужен ты мне больно. Если бы не твой друг-зануда, я давно бы уже зависла в приятной компании.

– Что тебе от меня надо? – Жёстко повторил свой вопрос Тринадцатый.

– Мне от тебя ничего не надо, не долепленный. Это твоему приятелю что-то от тебя понадобилось.

– Какому приятелю?

– Номер он свой не назвал. Ожидает тебя на берёзе, за окном. Вон там его ищи. – Указала на дерево за окном Изящная душа. – Он давно тебя поджидает. А, мне некогда. Меня компания ждёт. Компания нормальных мужчин, а не таких как ты – не долепленных. – Изящная душа рассмеялась, и вылетела в форточку.

– Кто бы это мог быть? – Недоумевал Тринадцатый. Он расправил мантию, принял надлежащую форму, и полетел к берёзе. На берёзе его ждал Меченый.

Пятый Клерк

Какой прекрасный должен был быть день. Нимбу не постижимо, как долго этого дня ждал Пятый Клерк. Он шёл к своей цели настойчиво и упорно. Учился, хитрил, познавал законы Небесной Канцелярии ради сегодняшнего дня. Ему всегда везло. Он мог вовремя почувствовать время, и ухватить шанс. Ни, разу за всю долгую службу во благо Небесной Канцелярии Пятый Клерк не ошибся, не прогневал Наивысшего Клерка.

Его карьере завидовала половина канцелярии. Он не занимался глупостями, а упорно работал. Все прилетали в канцелярию строго по часам – он за час раньше. Составлял план, и начинал выполнять поставленные Задачи. Да, частенько Задачи торчали у него из-под мантии, и нимба, но это было лишь с утра. К вечеру он решал их всех. Случались конечно и ошибки, но Пятый не улетал на покой, пока не исправлял их.

За каждой душой он следил лично, не полагаясь на отчёты своих помощников. Разве можно безоглядно доверять помощнику, летя навстречу поставленной цели? Поэтому – то, если Пятому выдавалось Дело он следил за душой от начала получения досье, до прохождения душой Судьбы. Душу, он стерёг, как зеницу нимба. Интересовался отдыхом души. Её промывкой. Учёбой в школе. И, старался выбить для своих подопечных приличные Судьбы. Отказчиков в его списке не имелось. А, уж, если из душ выходили Отличники, то Пятый праздновал победу, как своё достижение.

И, вдруг, как гром среди ясного неба – такой удар. Отличник, надежда и опора, душа за номером Тринадцать отправляет душу Неприятного в Отстой. Да, кто его этому научил? Где Тринадцатый мог взять такие сведения? Как он мог на такое осмелится, и навредить Пятому своим поступком.

Когда ему доложили о произошедшем казусе, он сначала не поверил. Как можно поверить в такое? Бред! Тринадцатый? Никогда! Всё ложь! Кто-то хочет осквернить его подопечного!

Отставив все дела, вытряхнув вопросы, Пятый отправился в Тайный Отдел. Его там ждал Удар. Ударили так, что нимб въелся в треть мантии. Клеркам из отдела показалось мало – они тут же выдали следующую информацию. «Кто-то проник в архив Кабинета Судеб, и получил данные о местонахождение Тринадцатого». У Пятого нимб съехал ниже по мантии. Он сумел взять себя нимб. Успокоился. Прогнал с себя Злость, и Раздражение. И, тут – то ему снова преподнесли сюрприз: в архив заглядывали дважды. Значит, там орудует целая клика, и, Тринадцатый у них главарь.

Пятый с бледным нимбом покинул Тайный Отдел, и отправился на Грозовое Облако. Скажи, ему об этом кто ни будь ещё неделю назад, что он туда направиться, он бы говорившему обломал нимб.

Подобные места Пятый презирал, и ни раз писал в подобающие инстанции доносы, о разгоне подобных учреждений. И, вдруг, для пятого белое стало чёрным, а чёрное – белым. Засветилась Необходимость расслабиться.

За ночь он сумел потратить весь свой годовалый заработок Небесных Поощрений. Сначала, он накачался сам. Зелье его не пьянило. Может быть, потому что пробовал он его первый раз за всё время своего существования. Потом, Пятый долго лил медь с нимба, и рассказывал о своей горькой, трудной, и неблагодарной службе. Как он старается, а его не ценят. Ни во что не ставят. Редко поощряют, так редко, что даже отпуск выделяют самый маленький по меркам ведомства, в котором он служит. С его то нимбом, он уже давно должен сидеть в верхнем Чертоге, а не бегать за паршивыми Душами. Несколько раз Пятый сдёргивал нимб, и швырял под облако. Добрые завсегдатые заведения, возвращали нимб назад. На грозовом облаке к подобным разгулам привыкли. Ни кто не обращал на Пятого свой нимб. Если клерк загулял, – значит, так тому и быть.

После шестого кивка зелья ему понадобился слушатель-напарник по несчастью. На грозовом облаке напарниками по зелью хоть радугу рисуй. Он пожаловался – ему поверили, успокоили, и, тут же предложили за определённую плату, свои услуги. Что оставалось делать? Колесо закрутилось. Он согласился на помощь, которую щедро пообещал оплатить. Его тут же заверили, что они справятся лучше, чем его помощники – белонимбые. Что больше всего понравилось Пятому так это то, что расплату потребуют после выполнения дела. А, ему, ох, как не хотелось платить.

Жадность на него накатила утром. Так как на утро у него раскалывался нимб, и гудела мантия. Одно радовало – он мог быть спокоен.

На поимку Тринадцатого, на землю, и в небесный Чертог отправилось целое войско соглядатаев, которых нанял Пятый клерк. Оставалось только ждать. Главное, что бы информация не просочилась на верх к Самому Душейству. Если он сам поймает Тринадцатого – его похвалят. Если поймают шпионы Душейства – карьере Пятого наступит конец. А, насчёт вчерашнего разгула, он уже придумал оправдание. Главное – поймать Тринадцатого раньше Небесной Канцелярии.

Меченый

– Обижаешься? – Меченый задал вопрос не повернув нимба в сторону Тринадцатого. Казалось, он мантией почувствовал, приближение друга. – Обижайся дальше. Только знай, что я на тебя обижаюсь ещё больше.

– За что? – Столкнулся об летящие обвинения Тринадцатый. – Что я сделал дурного?

– Ты, что не понимаешь, о чём идёт речь? Или облако валяешь?

– Я ни в чём не виноват. – Отстаивал свою Правду Тринадцатый. – За мной Вины нет. Посмотри сам.

– Конечно, нет. И, не может быть – по твоим меркам. А, ты повспоминай, и Вина появится.

Тринадцатый подёргал нимбом. Подождал – Вина не появилась. Он облегчённо вздохнул.

– Нет за мной ни какой Вины. – Торжественно заявил он.

– Не хочешь вспоминать? Хорошо, я тебе напомню. Помнишь, когда я тебя научил избавляться от врагов, ты, мне обещание давал? Давал. – Сам ответил на поставленный вопрос Меченый. – Почему не выполнил обещание?

– Так получилось. – Прошептал Тринадцатый в ответ. Ему стало ясно, за что его ругает друг.

– Я тогда и предположить не мог, что ты так поступишь со знаниями. Ты, что не мог найти другую плоть? Мало их, что ли производят на свет?

– Да, разве в плоти дело? Дело в принципе. Если что я смогу за свои поступки ответить и перед Небесной Канцелярией.

– Не много ли ты на себя берёшь? Ах, простите, вы просто – запросто, никогда не сталкивались с Канцелярией. Они из всего могут грозу раздуть. Но, ты – то, думать должен, или нет? Зачем ты Неприятного в Отстой отправил? Тебя кто просил?

– Он сам напросился. – Защищался Тринадцатый, как умел. – По делам своим и получил. Я не виноват.

– Верю. – Тихо заявил Меченый, чем очень удивил Тринадцатого. – Я тебе верю. – И, только после этих слов Тринадцатый понял, что Меченый очень озабочен возникшей проблемой. Ели заметные капельки Страха зависли на мантии друга. – Я тебе верю. А, они – клерки из Небесной Канцелярии – не верят. На тебя началась охота. Вообще, я думал, что тебя уже не застану. – Меченый многозначительно помолчал. – Зачем ты вчера летал в кабинет Распределения Судеб?

– Данные отдал.

– Судьбу выписали?

– Нет. Через неделю велели прибыть.

– Значит, дела плохи.

– Почему? – Тон Меченого пугал Тринадцатого. Около мантии начали собираться гроздья Страха.

– Успокойся. Отряхни их. Не подпускай к себе. – Приказал Меченый, прогоняя Страх. – Бояться некогда. Надо исправлять ошибки.

– Тогда, я плоть одену – только меня и видели.

– Не так всё просто, как кажется. Ох, и зачем я тебе тогда рассказал об этом приёме? Сидел бы, в плоти и горя не знал.

– Почему же невозможно отсидеться в плоти?

– Пока тебе Судьбу не выдали, ты как открытый озоновый слой. Что захотят, то с тобой и сделают.

– И, что же самое худшее из всех страшилок?

– Плоть умертвят. Тебя в ней замуруют, и вас совместно сожгут.

– Ужас, какой. – Содрогнулся всей мантией Тринадцатый. – А, как же, можно этого избежать?

– У тебя шанс один: вызволить Неприятного из Отстоя.

– А, разве сейчас это возможно?

Меченый не успел ответить на вопрос Тринадцатого. На соседнюю ветку прилетела троица: две души с женскими манерами и одна душа с огромными рогами.

– Вам ребята чего надо? – В упор спросил Меченый душу-рогоносца.

– Добрый вечер. – Откликнулась хором Троица. Но, дальнейшие разъяснения дал рогоносец. – Мы, собственно, ищем душу за номером Тринадцать. Он должен в этом роддоме обитать. Вы с ним случайно не сталкивались?

«Началось». – Подумал Тринадцатый, и съёжился до неприличных размеров.

– А, зачем он вам. Если, конечно, не секрет? – Вальяжно поинтересовался Меченый у всей троицы сразу. – Я вижу вы не из Небесной Канцелярии.

– А, может, и оттуда. – Запротестовал рогоносец.

– В Небесной Канцелярии такой головной убор не поощряется. – Прекратил споры Меченый.

– Ты прав, дружище. – Согласился рогоносец. – Откуда ты такой умный? Не тот ли, которого мы ищем?

– Тот. Что надо?

– Покажи номер. – Предъявил заготовленную Претензию рогоносец.

– Представься первым. – Отбросил Претензию обратно Меченый.

Тринадцатый молча, съёжившись в комок, наблюдал за спором двух душ. На месте Меченого, он бы уже давно показал свой номер. И, ещё не известно, чем бы это для него закончилось. Тринадцатый глянул на двух душ с женскими манерами – они молча переживали за рогоносца.

– Ну, я жду. – Приказал Меченый.

Рогоносец смутился, но лишь на секунду. Между рогоносцем и Меченым зависли гроздья Напряжения. Что бы прогнать Напряжение, рогоносец рассмеялся.

– Хорошо, не будем нервничать. Ты прав, мы не из Небесной Канцелярии.

– Тогда честно: кто вы, и зачем вам понадобился Тринадцатый?

– Мы? Мы его друзья. А, она, – рогоносец указал концом мантии на Стерву. – Его подруга.

Меченый перевел нимб на Стерву.

– Да, девочка хороша. Видно, что тяжким трудом в плоти не была обременена.

– А, вы, что инспектор, что бы определять, кому работать, а кому отдыхать? – Возмутилась Стерва.

– Нет, что, вы, мадам. Не пугайтесь. Ни я к вам в гости пожаловал, а вы ко мне. Что в нимб залетит, то и изрекаю. Кстати говоря, вы, слишком хороша, что бы быть подругой Тринадцатого. – Меченый потерял к Стерве всякий интерес, и вновь, повернулся к рогоносцу. – Так, что вы хотели от Тринадцатого?

– Пусть он вытащит из Отстоя Неприятного. – На одном повороте нимба заявила Стерва. – Сам отправил, сам и достанет обратно.

– Мадам, вы хоть понимаете, что требуете? – Настойчивость в тоне подруги Неприятного очень удивила Меченого.

– Представляю. Я не требую достать мне с неба звезду. Я требую вернуть мне моего друга.

– А, зачем он вам? – Рассмеялся Меченый. – Если не секрет. Вы, с вашими возможностями найдёте себе более достойного обожателя. – Настойчивость Стервы, всё больше и больше развлекала Меченого. Он понимал, что его вопросы задевают Стерву, и получал от этого удовольствие.

– Мне никого другого не надо. Я хочу, что бы мне вернули Неприятного. И, что бы мне этого не стоило, я заставлю Тринадцатого сделать это.

– Ах, даже так? – Казалось, что Меченый сейчас лопнет от скопившихся на его мантии гроздей Смеха. И, Обманутая жена и рогоносец и Тринадцатый удивлялись, что Стерва в упор не хочет замечать очевидное издевательство Меченого. – Ну, тогда вам и Тринадцатого в мантию. Он перед вами. Делайте с ним всё, что считаете нужным. – Широким жестом мантии Меченый указал на Тринадцатого.

Всё произошло внезапно. Сначала, ни кто не понял, что случилось.

Стерва с такой скоростью накинулась на Тринадцатого, что в данную секунду по быстроте ей бы проиграла сама молния. На нимбе Тринадцатого появились глубокие полосы Боли. Он сворачивался, как мог, но она, как разъярённый гром наносила ему удар за ударом. Каждый следующий удар был сильнее предыдущего.

Тринадцатым считал себя истинным джентльменом, он не мог отвечать Стерве на удары. Он мог только ускользать.

Меченый и Семейка опомнившись от первого шока – зависли от смеха. Насмеявшись вдоволь, и поняв, что одному другу не одолеть разбушевавшуюся Стерву, Меченый прекратил драку.

– Ну, всё, всё. Хватит. Покалечишь его, кто вернёт Неприятного? Во всём надо знать меру. – Меченый усадил Стерву на ветку. И, невольно залюбовался ей. Она сверкала Красотой. Гроздья Гнева добавили шарма в её неземное очарование. – Ух! – Отвернулся Меченый. – Если бы, за меня такая красотка полезла в драку, я бы, навсегда бросил свои обязанности, и полетел за ней на край света.

– Занято уже. Не разевай нимб на чужое. – Встала, вдруг, на защиту Стервы Обманутая жена. – Лучше скажи, что делать? Я вижу, ты, знаешь.

Меченому не удалось ответить на вопрос Обманутой жены. Шум, гам, весёлые выкрики прервали их разговор. Вся компания, как по команде спряталась за ствол берёзы.

Мимо берёзы пролетела стайка душ. Души залетели в открытую форточку роддома. Они праздновали вселение в плоть. Гуляли последние ночи, ощущая себя душами, свободными от бренной, земной плоти.

Выждав тишину, Меченый обратился к компании.

– Пока нас здесь не поймали, летим за мной.

– Куда? – Почему– то шёпотом поинтересовался муж-рогоносец.

– Здесь не далеко. Место надёжное. Туда ни клерки, ни шпики не сунуться, опасаясь за чистоту своей мантии.

Не задавая больше вопросов, всё дружно расправили свои мантии, и полетели за Меченым. Летели не долго. Опустились около топкого болота. Меченый оказался прав: такие места служащие Небесной Канцелярии не посещали. В центре болота имелись отводы, по которым для утилизации стекались человеческие грехи. Кому хотелось марать свою мантию о грехи плоти?

Над болотом ярко светили звёзды. Пахло серой, подтверждая присутствие клапана из Отстоя.

– Страшно. – Поёжилась Обманутая Жена.

– Да, не курорт в райских кущах. Но, зато безопасно. А, то, что нас ищут – я не сомневаюсь. Ты, где взял координаты Тринадцатого?

– В архиве Кабинета Распределения Судеб. А, что? Я что-то сделал не так? – Испугался рогоносец.

– Хорошего во всём этого мало. Так. Зажглась вторая звезда. В Канцелярии прошло три часа рабочего времени. Значит, поиски начались. Тринадцатый… – Обратился он к другу.

– Да-а – а. – Тринадцатый прикладывал гроздья Заботы, перемешенные с гроздьями Ласки к поцарапанным местам на нимбе. – Я слушаю.

– Ты, больше, пока Неприятного не вернём, в плоть не возвращайся. Понял?

– А, как же, плоть без меня? – От удивления он забыл о боли. – Она же, без меня погибнет.

– Вместо тебя, вселится Стерва. – Подытожил Меченый, всё равно, что подписал Стерве приговор.

– Я? В мужскую плоть? Никогда!

Тринадцатый отлетел от неё на безопасное расстояние.

– Ни хочешь – не надо. – Терпение, окружавшее нимб Меченого весь вечер, лопнуло с громким шумом. – Полетели обратно. Тринадцатый займёт свою мужскую плоть. Я полечу за Судьбой. Вы отправитесь по своим делам. А, Неприятному пожелаем ударных дел. Всё чин – чинарём. Согласна?

От заявления Меченого все зависли в полном молчании. Только шипение и бульканье исходящее из недр болота, напоминали о существующей реальности.

– Вот и вся твоя любовь – Первой вернулась на свою мантию Обманутая Жена. – Жить без него не могу! Всё, что хотите, для него сделаю! – Передразнила она Стерву. – А, как до дела дошло, так снова за облака хочешь спрятаться. С меня хватит твоих выходок.

– С меня тоже! – Подхватил рогоносец свою жену. У меня там партия горит, а я с тобой нянчусь. Мы улетаем. – И, он протянул конец мантии жене.

– Стойте, стойте! – Кинулась им наперерез Стерва. – Я согласна. Сколько надо, – столько и отсижу в плоти. Только, вызволите – верните для меня – Неприятного. Я вас очень прошу.

– Вот это, другой разговор. – Облегчённо крякнул Меченый и победоносно сверкнул нимбом. Он гордился своим умением воздействовать убеждением на души – Тогда, слушайте меня внимательно: в мужскую плоть, не перепутай – там их три, влетишь, когда погаснет последняя звезда. Просидишь там пока не вернётся Тринадцатый. Возможно, что к тебе пришлют шпиков из Небесной Канцелярии – не поддавайся ни на чьи уловки. Понятно? Пока ты там – они тебя не возьмут. Вылетишь, когда вернётся Тринадцатый.

– А, как я узнаю, что он прилетел?

– Тринадцатый сразу же, после дела отправится за Судьбой. Я помогу ему. Поэтому узнаешь его по Судьбе. Никому другому его Судьбу не выдадут. Лети. И, будь осторожна.

Стерва качнула мантией, и взметнула вверх. Меченый проводил её восторженным нимбом. – Теперь наша задача. – Обратился он Мужу-Рогоносцу. – Сейчас мы отправимся собирать Эмоции. Собирать следует только чистые, счастливые Эмоции. И, как можно больше.

– А, что мне делать? – Тринадцатому хотелось скорее начать освобождение Неприятного, что

б ы, закончить дело, и вернутся в плоть.

– Здесь сидеть, и нас ждать. Тебе показываться нельзя. Тебя, сейчас, везде разыскивают. Но, и ты без дела сидеть не будешь. Мы будем приносить Эмоции, а ты будешь их скручивать в нити. Как наберём первую партию, я тебе покажу, как это делать. Всё поняли? – Подытожил Меченый.

Все дружно закивали нимбами.

– Предупреждаю – собирать только хорошие Эмоции. От алкоголиков, наркоманов и юродивых – не собирать. Такие Эмоции там, в Отстое, не пройдут.

– Вопрос можно? – Обратилась к Меченому Обманутая Жена.

– Спрашивай.

– А, зачем нам Эмоции?

– Эмоции – это взятки, которые мы будем раздавать в Отстое. Понятно?

– Нет. – Замотал рогами муж.

– Хорошо. Объясню конкретнее. – Меченый получал удовольствие от выступлений перед нечаянно возникшей аудиторией. – Представьте себе, что вы постоянно имеете дело с одними Пороками. Вам бы обязательно захотелось попробовать, что ни будь приятного. Тем более что вы пробовали эти Эмоции давно, в прошлой жизни. А, взять негде. Кругом Пороки и Грехи. Плюс всё это смердит. Душам, работающим в Отстое, тоже хочется Счастья и Удовольствия. Мы предложим им то, что им не хватает. То, что они хотят. Они взамен дадут нам то, что не хватает нам. Всё честно – без обмана. По-другому не получится вызволить Неприятного. Да, и сам Неприятный, скорее всего, уже обессилил. Ему тоже хорошие Эмоции требуются для поддержания сил. Думаете, ему там легко вокруг Жадности, Зависти, Злости и других Пороков? Нет. А, мы ему принесём Радость, Задор, Веселье. Теперь ясно?

– Ясно. А, откуда ты всё знаешь?

– Учиться надо, а не облака гонять. Того вы понять не можете, что каждая душа, высокообразованная душа, хочет поделиться своими знаниями. Главное, вовремя оказаться рядом, и взять знания, когда они из умной души по всей мантии разливаются. А, вам всё лень и некогда. Со знаниями никогда не пропадёшь. Если бы Неприятный учился, он бы никогда в отстой не попал. Ясно?

Троица закивала нимбами.

– Ну, всё, хватит разглагольствовать, да мантии точить. Полетели. Тринадцатый жди нас тут. Ни куда отсюда, ни смей улетать. Понял? И, если мы до земного утра не успеем вернуться, весь земной день сиди здесь. На небо не взлетай. Сразу поймают. – Меченый похлопал концом мантии друга по нимбу. – Что бы днём ни происходило на болоте – сиди тихо. Ну, всё, полетели.

Четыре белых дымки быстро растаяли в звёздном небе. Тринадцатому сразу же стало не уютно. «Главное ничего бояться». – Задал он себе программу. – «А, то Страх – задавит. Буду думать только о хороших делах. Вспомню ласковое солнышко и бескрайнее поле. Как хорошо-то было. Нет, ещё лучше около мамы: тепло, сладко».

Не заметно для самого себя Тринадцатый уснул.

Стерва

Весь долгий путь Стерва не могла успокоиться. Ей так не хотелось вселяться в мужскую плоть. «Как можно существовать в этом безобразном теле? Ни красоты, ни утончённости». Но, не только мужская плоть раздражала Стерву, её раздражало тело.

«Утончённая душа попадает в мерзкую плоть и начинает себя губить». – Против этой метаморфозы восставало всё существо Стервы, от кончика нимба, до конца мантии.

Всего лишь одну Судьбу отработала она в теле. Обольщённый её красотой, Главный Излагатель школы подарил Стерве дар восприятия реальности через плоть. Даже обладая Судьбой, через две недели она смогла осознавать себя, как Душа. С какой болью Стерва воспринимала мир людей! По Судьбе ей досталась тихая многодетная семья. Она оказалась пятым и последним ребёнком. Осознавая мир глазами не только плоти, но нимбом души, Стерва не требовала, как дочь от своих родителей большей заботы, чем другие братья и сёстры. Да, и как можно было что-то просить у худенькой маленькой женщины, замученной постоянными родами и заботами о детях. Мать не знала покоя целыми днями. Прокормить ораву детей, и ублажить вечно недовольного мужа – тяжкий труд.

Отца Стерва не уважала. Как можно уважать человека, который из чистой души превратился в раба своей плоти. Нет, отец не был нахлебником. Он работал. Зарабатывал на пропитание семьи. Но, нрава был эгоистичного и жестокого. Стерва, ласковая и трудолюбивая девочка, старалась уйти из дома до возвращения отца с работы. В свои десять лет она подружилась с Одиночеством. Раз, повстречав его в сонном пространстве, Стерва хранила его, как талисман. Так протекли отроческие годы. В семнадцать лет она уехала из родительского дома. Образ отца на все годы отбил у неё желание соприкасаться с мужской плотью. К тридцати годам не сумев воспринять мир людей, она покинула плоть, не отработав Судьбу до положенного срока. С этого момента Стерва стала Душой – Изгоем.

Покинув плоть, она вернулась на землю, что бы проводить своё тело в «последний путь». Как же её удивили родственники. Особенно старушка-мать. Она плакала и причитала не переставая. Только при встрече с Неприятным Стерва поняла суть слёз на похоронах.

– Родственники проливают слёзы, что бы душе было легче покинуть плоть. Душа так сживается с телом, что может остаться в плоти.

– И, такое бывает? – Очень удивилась Стерва.

– А, ты думала. Кто-то, как ты бросает плоть, а кто-то в ней остаётся.

– Но, остаться в плоти, значит обрести себя на вечную тьму.

– Кому что нравится.

Никогда бы Стерва не смогла остаться в плоти. Она даже не смогла заставить себя воспроизвести детей. Если бы не надо было при этом процессе ощущать другую плоть, она бы может ещё, и согласилась на детородный шаг. Но, терпеть рядом тело: ощущать и вдыхать его запах, – ни за что. Да, она знала, что материнство самое большое Счастье на свете.

Да, стать матерью всё равно, что приблизиться к райским кущам. Но, не такими жертвами.

Выполнив всё указания Меченого, она преодолела своё Отвращение, и влетела в плоть младенца. «Это всего лишь на недельку – не больше. Я сумею, перетерпеть. Ради Неприятного, я смогу это сделать». С мыслями о Неприятном, она погрузилась в негу плоти.

Выпускной бал

В канун перед выпускным балом Тринадцатый не спал всю ночь. Даже отличный Аттестат ни грел его мантию. Он знал, что хуже учиться не имеет права. Ему нравился процесс обучения. За время, проведённое в школе, Тринадцатый всё реже и реже вспоминал свой путь тростником. Здесь, в школьных аудиториях все души имели равные права. Никто ни на кого не показывал нимбом. Даже те, кто проходили, курс не первый раз не смеялись, и не издевались над новичками. Курс обучения был построен так, что на школьные шалости у новичков не хватало сил. Тринадцатый догадывался, что души, умудрённые жизненным опытом, устраивали по ночам развлекательные мероприятия. Но, новичкам вход был туда закрыт. Да, Тринадцатый не очень то и стремился попасть в круг душ со стажем. Ему не хватало одного – бесед с Меченым. Он бы с удовольствием лучше пообщался с другом, чем отправился на развлечение со старыми душами.

В ночь перед выпускным балом Тринадцатый ощутил себя взрослой, мудрой душой, готовой носить человеческую плоть, и отработать Судьбу. С такими светлыми мыслями он провалился в сон. Его не раздражало даже то, что на верхнем ярусе во всю мощь шло веселье. Души умудрённые жизненным опытом прощались со школьными качелями.

Отдых Тринадцатого настолько был глубоким, что когда его начал будить клерк-распорядитель выпускного бала, Тринадцатый не сразу понял где явь, а где продолжение сна.

– Тринадцатый, пора лететь в Небесную Костюмерную.

– Что? – Гроздь Удивления зависла между Тринадцатым и клерком. Клерк прогнал её одним вялым взмахом мантии.

– Вставай, говорю. Тебя, что не предупредили?

– О чём?

– О чём? О чём? – Передразнил клерк Тринадцатого. Ему надоело спорить с душой, и он приказал.

– Лети за мной.

Приказы Тринадцатый выполнял безоговорочно. Он быстро привёл себя в порядок, что бы ни досаждать клерку Ожиданием и полетел за ним.

В небе гасли последние звёзды. Тринадцатый поёжился от утренней прохлады, а клерк казалось, и не замечал холода в своей лёгкой мантии.

Когда они вылетели из спального корпуса, то натолкнулись на группу душ – отличников, которые поджидали их появление. Все души-отличники громко позвякивали нимбами от долгого зависания на одном месте, на холодном ветру.

– До восхода прохладно, к вечеру жарко. – Клерк оглядел группу. – Все, вроде бы в сборе. – Ухмыльнулся. – Не стучать нимбами. Вы бы хуже учились, я бы с вами подольше спал. А, теперь все за мной, и не отставать.

Они сделали небольшой перелёт до Костюмерного склада. Склад был закрыт. Клерк проследил, как на небе погасла последняя звезда, и пнул мантией по вратам Костюмерной.

Из-за врат сразу же, полилась неприличная ругань. Таких выражений Тринадцатый не знал.

Смотритель Костюмерной, исчерпав весь запас «добрых выражений» открыл врата.

– Ну, и что надо. – Вокруг его нимба светился синюшный ореол. – Отличники что ли? Почему так рано?

– Потому что перенесли выпуск. Сегодня на землю их отправляют. Надо одеть.

– А, почему меня никто не предупредил? Всем на меня наплевать. Хорошо, я такой ответственный работник, и у меня всё готово. А, следующий раз поблажек от меня не ждите. Прилетите без предупреждения – ничего не получите. Я вам устрою. Покажу, где кометы гаснут.

– Ну, хорошо, хорошо. Я виноват. – Ласково согласился с Костюмером клерк – распорядитель. – Но, и мне тоже об этом только вчера вечером сказали. Делают, что в нимб взбредёт. А, мы майся.

Костюмеру понравилось, что клерк совершенно не обратил внимания на его синюшный ореол. А, наоборот, ещё и поставил себя и его в один ряд обиженных Небесной Канцелярией.

– Да, я то, ни на вас рычу, я на порядки. Заранее надо предупреждать.

– Ну, если бы мы не знали про твою ответственность, разве мы бы… – Душам – отличникам оставалось только догадываться, что бы делал клерк, потому что они перешли на шёпот.

Пошептавшись, посмеявшись, и оставшись довольными друг другом, они занялись делом. Из огромных отделов Костюмер стал доставать приготовленные мантии бирюзового цвета, с золотистой окантовкой.

Клерк вызывал по списку каждого из ряда отличников, и, после того как душа получала мантию, заставлял поставить на списке оттиск своего номера.

Получив мантии, души вслед за Костюмером и Клерком перелетел в следующий павильон. По такому же принципу души получили нимбы украшенные золотистыми брызгами.

– После торжества сдадите всё обратно в костюмерную, и получите своё облачение. – Заявил Костюмер. – Понятно?

– Понятно. – Закивали души.

Неизвестно откуда, около мантии Тринадцатого стали собираться капельки Тревоги.

– Ты чего? – Спросил его сосед слева.

– Не знаю. Я первый раз.

– Понятно. А, я седьмой. И, представляешь, всё время одно и тоже. Даже мантию и нимб получаю один и тот же. Смотри, – он показал на еле заметную чёрточку на золотистой окантовке. – Специально пометил.

Тринадцатый не успел ответить соседу, Клерк всем приказал лететь на выход. Казалось, что они пробыли в костюмерной всего лишь несколько минут, а на самом деле, пролетело два часа. До начала торжественной линейки оставалось ровно пять минут.

– Следует поторопиться. – Приказал Клерк.

– А, что у нас завтрака не будет? – Раздался сзади робкий вопрос.

– Похуже бы учились, и я бы с вами позавтракал. А, теперь и я с вами без завтрака

остался. – Заявил Клерк, и прибавил скорость.

– Ага, ты-то оставишь себя голодным. Жди да радуйся, мы тебя знаем. – Донеслось до Тринадцатого с задних рядов.

Но на заявление никто из душ не отреагировал. Все летели молча. Как стая огромных райских птиц.

Бирюзовые мантии в золотой окантовке подчёркивали чистоту души. Золотистые брызги на нимбах заискрились, заиграли от первых лучей света. Гроздья Торжественности окружили Отличников по периметру, и провожали их, не прикасаясь к мантиям.

Перед Вратами в Высший ярус Небесного Чертога, Клерк остановился. Вся группа замерла вслед за ним.

– Сейчас вы влетите на главную арену. Перед ораторской трибуной очерчено бирюзовой полосой ваше место. Выстроитесь там. Влетать будите по одному. Ты – он показал на Семьдесят второго дробь шестнадцать. – Полетишь первым. Остальные за ним. Понятно.

Души молча кивнули нимбами. Врата открылись – Отличники полетели на главную арену Небесного Чертога.

Не воспринимая действительность, Отличники всё выполнили правильно.

Тринадцатый, встав на место, огляделся. Арена представляла собой огромное пространство, до бесконечности заполненное душа – выпускниками.

Справа от них стояли души-отличники из секретного ведомства. На их нимбах светились жёлтые звёзды. Они были одеты в мантии розового цвета.

Слева, гордо подняв белые нимбы с чёрной окантовкой и в белых мантиях, стояли отличники из клана Заслуженных Смертников.

По периметру от трибуны, маленькой стайкой, стояли Эпохальные души. Их красные нимбы и красные мантии вызывали у собравшихся душ неприятное чувство тревоги.

Души – Проповедники в общем, выпускном Торжестве не участвовали.

Души – ученики, не имеющие особенных заслуг, на выпускной бал явились в обычных нарядах, но в отличие от душ – отличников – позавтракав.

Так же на выпускной бал были приглашены Ангелы-Хранители. На белых конях, в белых мантиях, и с белыми крыльями за спиной, они торжественной линией выстроились с двух сторон трибуны.

Вдруг, зазвенели колокольчики. На трибуну взлетел Высший Излагатель, и объявил об открытие Выпускного бала. Души замерли. Тринадцатый от волнения чуть не уронил нимб.

– Вот и наступил тот великий час. Мы рада, что вы с новой Небесной благодатью, и отмытыми мантиями отправляетесь в великий путь – Путь Судьбы. – Торжественно заговорил с трибуны Высший Излагатель.

Всю речь Излагателя сопровождали тихий перелив колокольчиков.

– Для слов напутствия к нам на выпускной бал прибыл Сам Высшее Душейство. – Объявил Излагатель, и исчез с трибуны.

На трибуне возник в окружение свиты Высшее Душейство. Свита состояла из многочисленных клерков, которые обеспечивали баланс населения на земле. По правое крыло мантии Самого гордо стояла Судьба. На её мантии светились бессчетное количество наград за перевыполнения плана. Она гордо выпячивала мантию, что бы лишний раз показать свою значимость. Слева, по стойке «смирно» замерло Время. Оно отдыхало в столь значимый час для Небесной Канцелярии. За неё работали её подопечные. Ответственное по своей сути, Время иногда разрешало себе минуты отдыха. Сзади Высшего Душейства, на маленькой трибуне столпились канцелярские служащие-клерки. Клерки приглашались на трибуну для создания авторитетной массы. При их появление Тринадцатому захотелось превратиться в маленькое облако, и растаять в небесной глазури.

Весь облик Высшего Душейства говорил о его значимости в работе над кадрами. Без его прозорливого нимба вряд ли бы каждый год готовилось столько душ для работы в Судьбе.

Лишь только Душейство появилось на трибуне, в небе, прямо над его нимбом загорелась радуга. Сотни херувимов взмыло на радугу, и, на маленьких горнах сыграли небесный марш. Не успел ещё отзвучать последний аккорд марша, как целый отряд амурчиков зазвенели небесную трель на райских колокольчиках.

Последней точкой в приветствие стало хоровое пение Ангелов-Хранителей, под созвучное ржание коней. Удар грома завершил апофеоз торжества.

Высшее Душейство со снисходительным нимбом прослушал весь арсенал приветствий, поправил нимб, и сказал.

– В Добрый путь, дети мои! В Добрый путь!

Официальная часть выпускного бала себя исчерпала.

Во вторую часть бала входил праздничный обед и танцевальный хоровод.

Тринадцатый весь выпускной бал скучал уединенно в сторонке. Когда, к нему подлетел клерк-распорядитель, и сказал, что бы он сдал в костюмерную наряд, Тринадцатый облегчённо вздохнул.

В этот вечер он очень быстро заснул, не смотря на крики, шум, гомон душ-выпускников. Души-выпускники гуляли целые сутки. Некоторые, самые отчаянные умудрялись продлить праздник и до трёх суток. Их не страшил ни карцер, ни отправка на переподготовку.

Иванушка

Новоиспечённый отец уже целый час находился в томительном ожидании.

Выписка Алёнушки и сына была назначена на десять часов утра. Так ему сказали в регистратуре Родильного Дома. Он приехал на пятнадцать минут раньше, и вот уже ждал целый час. Несколько раз к нему выходила медсестра, и ласковым голосом просила подождать, ни объясняя, ни слова.

Иванушка устав держать в руках огромный букет роз и два торта, сложил их на широкий больничный подоконник. Во дворе больницы Иванушку ждали старенькие «Жигули». Коллега по работе и владелец «Жигулей» – Николай – то и дело вылезал из машины покурить. Иван каждые десять минут подходил к окну, и удивленно пожимал плечами. Пожатие означало, что Иван сам не понимает, что происходит, но ничего изменить не может.

Когда степень ожидания достигла высшего накала, Ваня хлопнул себя руками по бокам, и решительно направился к двери. Он решил зайти в заветную дверь. Сколько его ещё будут здесь держать? Не успел он ухватиться за ручку двери, как дверь открылась, и на пороге появилась Алёнушка. Ваня растерялся.

– Ну, наконец-то. – Вместо радости, громко объявил муж.

Алёнушка замерла на месте. Такого замученного мужа она видела впервые за всю их супружескую жизнь.

– Что с тобой? Ты заболел?

Вопросы жены вернули Ивана в реальность. Он подбежал к подоконнику, схватил в охапку цветы, и подлетел к Алёнушке.

– Я уже хотел идти ругаться. – Попытался он оправдать своё поведение.

– Зачем? Что случилось?

– Мне вчера сказали, что выписка в десять ноль-ноль. Я жду вас с половины десятого.

– Кто тебе сказал?

– Старенькая нянечка. Как её зовут, не знаю.

– А, – улыбнулась Алёнушка. – Евдокия Матвеевна. Она любит пошутить над отцами. Особенно, кто первенцев забирает.

Не сдерживая смех, Алёнушка от души засмеялась. Старая нянечка по-своему наказала Ваню за его дурное поведение.

Иван нахмурился. Он до сих пор чувствовал перед женой свою вину. Ситуацию разрядила медсестра. В руках медсестра держала огромный свёрток из пухового одеяла.

– Ну, папаша, забирайте своё создание. – Скомандовала она Ивану.

Иванушка осторожно заглянул под край ажурной пелёнки. Малыш сладко спал.

– А, поцеловать его можно? – Вырвалось у Иванушки.

– Конечно, сколько угодно.

Нежно коснувшись румяной щёчки губами, Иванушка снова укрыл личико малыша пеленкой. Счастливая семья Ивановых отправилась домой. Новоиспечённый отец забыл, про торты стоящие на подоконнике больничного окна. Медсестра забрала их сама. По её мнению это была плохая примета.

Лотта

Тринадцатому казалось, что снится сон. Вот почему-то он слышал только голоса, и совершенно не видел образы. Один голос ласковый, ласковый, а другой голос нервный и скрипучий.

Смотри, хорошенький какой голубок. – Проговорил ласковый голос.

Тринадцатый осмотрел во сне, но не увидел, не голубка, ни того, кто говорил. А, разговор, тем не менее, продолжался.

– Совсем ещё молодёнькая душа. Мантия чистая-чистая. Ни одной затяжки на мантии. Видать горя плоти ещё не познал. В счастье и справедливость ещё верит. Как же он сюда попал?

– Тебе – то что? Твоего разве нимба дело? Бери своё, и полетели, раз наше место заняли.

О – хо-хо, – простонал скрипучий голос. – И, за что мне всё это? Нигде покоя нет.

Голоса звучали рядом, но Тринадцатый не мог ни кого разглядеть. «Странный сон».

– Можно я его потрогаю? Так хочется прикоснуться к молодой мантии.

– Не смей! – Закричал скрипучий голос. – Марш отсюда!

Вскрик разбудил Тринадцатого. Перед его нимбом висели две души, по очертаниям мантии женского рода. Он потряс нимбом, прогоняя остатки сна, и пристальнее разглядел души.

У обеих был весьма потрёпанный вид. Нимбы покрылись ржавчиной. Мантии превратились в комок затяжек. Тринадцатый понял, что столкнулся с самыми старыми душами.

– Ой, Зло, смотри, он проснулся. – Обрадовалась душа с ласковым голосом. – И, такая душа хорошенькая. От неё веет Удивление. – Не обращая внимания на предупредительные взмахи мантией души со скрипучим голосом, ласковая душа, подсела поближе к Тринадцатому. На вид она казалась намного моложе скрипучей души.

– Ты кто? И, зачем здесь? – Поинтересовалась она. Её сладкий тон голоса разливался по мантии Тринадцатого истомой.

– А, я подумал, что вы мне приснились. – Не отвечая на вопрос, заявил Тринадцатый. – Вот такой странный сон – голоса есть, а кто говорит не видно

.

– Испугался? – Участливо кивнула нимбом ласковая душа.

– Мы любим так подшутить. Особенно в земном мире, когда человечек сильно потакает своей плоти. Прилетим к нему, когда он спит, и разговариваем. Сон ему не снится а, голоса наши слышит. Смешно. – Душа со скрипучим голосом рассмеялась, сотрясая свой нимб.

– Ну, что ты ему страхи рассказываешь. – Вступилась за Тринадцатого душа с ласковым голосом. – Ты, не пугайся. – Ободрила она его. – Мама шутит. Правда, шутки у неё не всегда смешные получаются.

– Это ваша мать?

– Да. А, что мы не похожи друг на друга?

– Не знаю, я впервые вижу сразу мать и дочь в небесном обличии.

– А, в земном я никогда и не была. Мама была. А, я нет.

– Хватит болтать. – Прикрикнула, вдруг, мать на дочь. – Бери, что хотела взять, и полетели отсюда.

– Что ты злишься? – Между родственными душами повисли гроздья Ссоры. – Мне что ни с кем и поразговаривать нельзя.

– Разговаривай, я не против, но лишнего не болтай. – Сердито замахнулась мать концом мантии на дочь. – Видит его первый раз, и, готова перед ним всю мантию вывернуть.

– Не кричи. – Огрызнулась дочь в ответ, и залетела под корягу.

Она отсутствовала несколько минут. Всё это время мать скребла концом мантии края нимба. Видно, старушка не очень уважала небесные озоновые ванны.

– Вот и всё. Я всё сделала, как ты велела. Можно лететь. – Прокричала она громко, обращаясь к матери, и тихо добавила уже для Тринадцатого. – Будь здесь завтра в это же время. Я постараюсь прилететь одна. Красавчик.

Опасаясь сварливой старушки Тринадцатый ничего не ответил дочери, лишь согласно кивнул в ответ нимбом.

– В дупло не смей залезть. От Зла не отмоешься. Понял? – Заявила старушка Тринадцатому, и растаяла вместе с дочерью в небесной глади.

Тринадцатый

Старушка могла бы и не предупреждать Тринадцатого. У него совершенно не было охоты раскрывать чужие тайны. А, ещё и совать в них свой нимб – тем более.

Половину дня он провёл в ожидании и одиночестве. Одиночество само нашло Тринадцатого на топком болоте. Покружив вокруг Тринадцатого, оно не спрашивая разрешения и не дожидаясь приглашения опустилось к нему на мантию. Так они и провели полдня: дополняя друг друга, и совершенно не обращая друг на друга.

Когда солнышко перешло свою пятую отметку по дневному Времени, и Сумерки стали, чаще толпится гурьбой, над болотом начали, слышатся разные голоса.

По своёму образованию Тринадцатый не имел понятия откуда могли появится на болоте голоса, поэтому не придал им никакого значения. Он просто не реагировал на них, пока не увидел своим нимбом странных существ.

Существа появлялись прямо из-под толщи болотной жижи. Грязные, в болотных растениях существа вылезали на кочки. Садились кружком, и, перебивая друг друга, о чём-то спорили. За пять минут они сумели заполонить всё рядом располагающую топь болота. Вряд ли хватило бы сил сосчитать все существа. Тем более что не которые пары – тройки с одной кочки не сумев доказать свою правоту языком переходили в рукопашный бой. Дрались с диким криком.

Нанося удары каждому из противной стороны.

Неизвестно чем бы закончились драки, если бы не одно существо, которое, выкрикнув клич, бросилось бежать, перескакивая с кочки на кочку. Вся толпа тут же побежала за ним.

С дикими воплями они пронеслись мимо Тринадцатого, и ускакали вглубь болота.

Для Тринадцатого так и осталось загадкой – кого же он повстречал на болоте? Он дал себе обещание, обязательно узнать у Меченого про странные существа. Но, когда прилетел Меченый с тяжёлой охапкой Блаженства, Тринадцатый разом забыл о своём обещании.

Муж Рогоносец и Обманутая Жена тоже не ударили в грязь нимбом. Под мантиями они принесли отборные гроздья Радости, Неги, Истомы и Восхищения. Теперь наступил черёд работы Тринадцатого. Меченый подробно объяснил и показал ему, как следует вить Эмоции в тонкую нить. Как только у Тринадцатого получилась первая ниточка, Меченый отправился отдыхать. Его примеру последовали рогоносец и Обманутая Жена.

Лотта

Всю ночь Тринадцатый перерабатывал Эмоции в нити для полёта в Отстой. Как только погасли последние звёздочки на небесном склоне, проснулся Меченый. Он осмотрел нити, покачал нимбом, и заявил.

– Молодец. Но, этого, к сожалению мало. Придётся, сегодняшний день тоже посвятит сбору. Если сегодня очень постараемся, то сможем завтра начать выкуп Неприятного.

Он, не церемонясь, разбудил Обманутую Жену и рогоносца.

– Полетели на сбор Эмоций. – Приказал он семейной паре.

– Ох, а можно мне сегодня отдохнуть? Я ведь как ни как женской мантии. Нельзя же столько работать.

Тринадцатому стало очень жаль Обманутую Жену, но Меченый и нимбом не повёл.

– Завтра отдохнёшь. Сегодня будем работать. – Прикрикнул на неё Меченый, и его мантия покрылась ядовитой зеленью. Тринадцатый видел друга в таком перепаде чувств первый раз. – Нам двоим, не справится. Времени в обрез. Поэтому, работать будем все.

Больше никто не сказал ни слова. Троица молча собралась, и вылетела на сбор Эмоций. Тринадцатый решил отдохнуть. После прикосновения со здоровыми Эмоциями у него было прекрасное настроение. Сейчас он смог бы полететь вместе со всеми на сбор, но Меченый приказал ему оставаться на месте. И, не показываться никому ни при каких условиях. А, так же охранять приготовленные Эмоции больше зеницы нимба. Выполняя приказ Меченого, он спрятал свитые Эмоции под трухлявый пень. Сверху, на пень натаскал мха, и, остался, очень доволен своей сообразительности. Никто, никогда кроме него не найдёт его сокровище. Закончив работу Тринадцатый загрустил. Ему вспомнилась Алёнушка. Очень захотелось узнать, как ведёт себя Стерва в его тельце. В плоти Стерве сейчас тепло, уютно, благодатно. И, вдруг, сам того не желая, он испытал чувство зависти. Тяжёлые гроздья вылетали прямо из под земли, и липли в мантии Тринадцатого. Сначала, он даже не понял, что такое с ним происходит. Мантия тяжелела, а Зависть поднималась вверх к нимбу. Ещё бы несколько мгновений, и от Тринадцатого остался бы один номер. Что бы справится с Завистью он усиленно начал жалеть Стерву. И, лишь только он подумал о ней с жалостью, что Стерва женского рода, а мучается в мужской плоти – от Зависти не осталось даже мокрых пятен.

Вынужденное сражение с Завистью отняло у Тринадцатого слишком много сил.

Не заметно для себя он уснул.

– Красавчик, проснись! – Пропел ласковый голос. – Я прилетела!

Он протёр нимб. Над ним зависла душа, с которой он познакомился сутки назад. Она пообещала прилететь, и сдержала своё общение. А, он – то ей не поверил – заснул.

– Почему ты не ждёшь меня? – На её нимбе появились капельки Обиды, а мантия окрасилась в серый цвет.

– Нет, нет, я ждал тебя. Очень ждал. Просто мне всю ночь пришлось работать. – Сбивчиво начал извиняться перед ней Тринадцатый.

– Я не верю, что ты меня ждал. Если бы ты, меня ждал, и хотел видеть вновь, ты бы собрал цветов.

Тринадцатый окинул нимбом болото.

– Я искал, но здесь нет таких цветов, которые бы можно было преподнести тебе. – Сам того не замечая, солгал Тринадцатый, и постарался усилием воли сдержать пунцовый цвет, который хотел было уже появится на его мантии.

– Ты прав. Здесь не растут цветы, которые я люблю. Но, ты бы мог слетать за ними. – Настаивала душа с ласковым голосом.

– Прости меня, мне нельзя покидать это болото, пока я не выполню одно обязательство.

– У тебя есть обязательство? Перед кем или перед чем, Красавчик?

– Если можно, не называй меня Красавчиком. Мой номер – Тринадцать.

– А, меня зовут Лоттой. Красивое имя?

– Да. Очень красивое имя. Оно земное?

– Так меня назвала мама. Это длинная история. Если хочешь, я расскажу тебе её. Но, с одним условием. Сначала, ты мне расскажешь о своём обязательстве, а потом, я расскажу тебе о себе. – Лотта дотронулась краем своей мантии до мантии Тринадцатого. – Не знаю, почему, но, ты мне очень понравился. – Её нимб засветился краской Откровения. – Наверное, потому что ты ещё не познал людские грехи.

– Уже познал. Сегодня ещё, будучи душой, я уже призвал Зависть. – Наивно признался Тринадцатый Лотте о своём грехе.

– Не кисни, это вполне естественно. Я давно существую на белом свете, и сколько бы Время не отбивало свой такт, ничего не меняется и не измениться.

– Давно существуешь? – Удивился Тринадцатый – Как давно?

– Со времён вселения души в плоть. Но, к сожалению, мою маму Создатель наказал за Строптивость, и мне не суждено отработать ни одной Судьбы. Не вселиться ни в одну

плоть. – Лотта замолчала.

– И, ты никогда не знала человеческой жизни?

– Нет. Я, и мама обречены, существовать в мантиях. Нас даже утилизировать не могут. В нас нет человеческих Эмоций.

– Зачем же вы тогда существуете?

– Не знаю. Мечемся между землёй и небом. Иногда помогаем людям, иногда их наказываем. Что маме заблагорассудиться – то и делаем.

– Твоей матери приятнее творить зло?

– Почему именно зло?

– Она мне показалась злой. Весь мир ненавидит. И, тебя обижает своим криком.

– Нет. Она добрая. Просто боится за меня. Вдруг, ты мне плохо сделаешь, вот она и хочет меня оградить. Она ни кому не верит. Привыкла в неверии жить.

– Почему?

– Ну, она же самая первая женщина, которую сделал Создатель. Потом, когда её прогнали за строптивость, она одна на земле мучалась. Представь, как ей тяжело было. Она мне рассказывала, что на её пути повстречались два красивых молодых мужчины. Из-за неё они поссорились. Мама влюбилась в старшего брата, и понесла от него меня. А младший брат, измученный ревностью – убил старшего брата. Ещё до скандала между братьями мама обратилась к Создателю с молитвой, что бы он создал для её будущего ребёнка Душу. Я была создана, как первая Душа, для человеческой плоти. К сожалению, когда произошла трагедия, мама родила мёртвую девочку. Это у неё от горя по любимому человеку произошло. Ну, и сама не смогла оправиться после тяжких родов. Умерла сразу после родов. Так и получилось, что была я создана для плоти, но в плоть не попала. А, у мамы вообще Судьбы не было. Так вот и маемся. Зачем и почему – не знаем. Так, что ты не обижайся на маму.

– Я не обижаюсь. Трудно понять другую душу, пока в своём нимбе не разберешься. – Тринадцатого заинтересовал рассказ Лотты. Он ведь так, и не успел спросить у Меченого про странные существа, которые появились из жижи болота. А, сейчас вспомнил существа, и решил спросить у Лотты. – Слушай, неужели, на всей земле, под небесным куполом такие странные только вы одни?

– Нет, мы часто встречаем прокажённые души. Но, мама старается с ними не вступать в контакт.

– Я, вот вчера видел здесь ужасные существа. Хотелось бы знать – кто они?

– Зачем тебе? Твоё любопытство приведёт тебя к беде. Запомни прокажённые души – человеческие Пороки. Ты выше их. Чем больше душа узнаёт Пороков, тем её сильнее засасывает желание познать Порок.

– Хорошо, ты меня уговорила. Ну, хотя бы расскажи об этих существах.

– Что тут рассказывать? Это души, которые, будучи в человеческой плоти убивали своих младенцев. Своих детей.

Мантия Тринадцатого покрылась цветом возмущения. Он даже не стал пользоваться защитным щитом, что бы скрыть своё отношение к услышанной правде.

Лотта погладила Тринадцатого по нимбу.

– Не расстраивайся так. Им уже никогда не суждено стать ни душой, ни плотью. Их даже в Отстой не отправляют.

Тринадцатый молчал. Он ни как не мог успокоиться.

– Ну, хватит! Очнись! – Тормошила его Лотта. – Или я сейчас улечу, и ты больше никогда меня не увидишь. – Пригрозила она.

– Всё! – Угроза подействовала на Тринадцатого моментально. – Я больше не буду думать об этих ужасах.

– Молодец! А, теперь ты расскажи, про своё обязательство. Ведь мы друзья, а у друзей не должно быть секретов друг от друга.

– Не знаю. Я ещё никогда не дружил с жёнской особью.

– Тем более. Женщины умеют хранить мужские тайны лучше, чем женские. И, наоборот. Знаешь почему?

– Нет.

– Потому что им очень трудно отомстить друг другу за раскрытие тайны. Я слушаю тебя.

Она свернулась калачиком, у нимба Тринадцатого. Помолчав, он не зная, почему рассказал ей весь свой душевный путь. Лотта слушала молча. Иногда, Тринадцатому казалось, что она уснула. Но, он продолжал говорить, пока не дошёл до сцены встречи с ней. Лотта встрепенулась.

– А, я тебе понравилась?

– Да. – Закивал он в ответ, и гроздья Радости окружили его.

– Знаешь, я буду ждать тебя. Ты выполнишь обещание, и прилетишь ко мне прежде, чем вернуться в плоть. – Попросила Лотта. Её мантия окрасилась в лазурный цвет. – Я ещё никому ни признавалась, а тебе хочу сказать, что ты мне очень понравился.

От признания Лотты, к мантии Тринадцатого стали слетаться гроздья Счастья. Он не боясь, погладил их концом мантии. Гроздья не лопались, а, наоборот, от его прикосновения вырастали в огромные лозы. В эту минуту Тринадцатому было так же хорошо, как от общение с его матерью – Алёнушкой.

Вдруг, от воспоминания о матери у него испортилось настроение. Жгучая Тоска посыпалась каплями с мантии.

– О ком ты тоскуешь? – Встрепенулась Лотта.

– О матери. Она очень красивая. А папенька её часто обижает, молодой ещё. Понимаешь, очень хочу её увидеть. Вдруг, больше не придётся.

– Так слетай. Тут ведь не далеко. До возвращения твоих друзей я нити постерегу. Побуду здесь. Если не успеешь вовремя возвратиться, я им всё объясню. И, поработаю за тебя. Только ты там, на земле осторожно веди себя. Хорошо?

Тринадцатый сначала не поверил Лотте. Смотрел на неё из-под нимба, и не трогался с места.

– Всё, – подтолкнула она его, – тебе пора лететь. Время уходит, можешь не успеть.

– Спасибо тебе. – Тринадцатый расправил мантию.

– Постой, – встрепенулась Лотта. – Вот, держи. – Она протянула ему маленький засушенный колокольчик. Из тех цветков, что росли с Тринадцатым на одном поле, когда он был тростником. – Если понадобиться помощь, позвони, и мама прилетит к тебе на помощь.

– Но, как я ей объясню, откуда у меня цветок?

– Она не спросит. Ты скажешь ей, что от неё хочешь, и она исполнит. Понял? Ну, всё лети, удачи тебе. Привет от меня маме Алёнушке.

Тринадцатый набирал самую огромную скорость, которую могла выжать из себя душа. Он спешил на встречу с мамой.

Алёнушка и Иванушка

Алёнушка замерла на месте. Слёзы, эти вечные спутницы женской обиды, сами брызнули из глаз. Противный ком встал в горле, не давая проход воздуху. Дышать стало трудно.

Она постаралась успокоиться. Но, метод счёта до десяти, который всегда помогал ей в критических ситуациях, сейчас не работал: она забыла все цифры. Алёнушка постаралась вспомнить какая цифра идёт после цифры «два», и не смогла вспомнить. От обиды на свою память, она расплакалась в голос. Стоя в прихожей босыми ногами на маленьком коврике, с расплетенной косой – стояла и рыдала.

В таком плачевном состоянии её и застал Тринадцатый. Он ни разу не сталкивался со скандалами в человеческой жизни, поэтому очень удивился.

– Опять слёзы! – Возмутился он. – Совсем обо мне не думает. Она наплачется, а мне потом животом майся от горького молока. Сама бы его попила, или бы папаньку попотчевала. Поняли бы тогда каково мне! Хотя, постой, ни мне маяться, а Стерве. Но, всё равно неприятно. Так с нами поступать нельзя. А, где же папенька? Он-то, куда смотрит? – Тринадцатый облетел квартиру в поисках отца. Его дома не оказалось. Всё, что осталось от отца, так только шарф, лежащий на полу прихожей. – Значит, дома он уже побывал. – Сделал вывод Тринадцатый. – Вот подлец, это он её довёл до такого состояния. – Капельки злости, до сегодняшнего момента неведомые ему, стали собираться вокруг мантии. – Ну, мало ему не покажется! Сейчас мы его разыщем, и устроим маленький Отстойчик. – Пообещал он Алёнушке, хотя вряд ли понимал, чем большой Отстой отличается от маленького Отстойчика. Он уже направился к двери, но не смог улететь, не посмотрев, на своё тельце. Маленький комочек сладко спал в кроватке. На лице младенца блуждала улыбка. Тринадцатый вгляделся: под пелёнкой мальчика маленькие ангелочки щекотали ему пяточки лёгкими пёрышками. Всё шло своим чередом. Вздохнув всей мантией, Тринадцатый полетел за отцом. Гроздья Мести окружили его, как почётный эскорт.

Иванушка выскочил из подъезда, и тут только понял, что забыл повязать шарф. А, зима снова напомнила о себе. С севера подул холодный колючий ветер.

– Ничего, ничего, это перетерпим. – Одобрил он себя, но говоря вслух, как бы пугая жену. – Легче умереть, чем выносить обиды. – В сознание сразу же возникли нужные сцены.

– А, ещё в любви клялась. В вечной любви. Теперь-то я знаю – грош цена твоим клятвам. – Неприятно заныли виски. Он растёр их пальцами, и решил перекурить.

Идти было не куда. Брат уехал в очередную экспедицию. Закадычных друзей Иван не нажил. Можно, конечно, просто зайти в гости «на огонёк», и отсидеться в тёплой квартире, часа два три пока обида пройдёт. Но, кто же, ходит в гости в четверг вечером, сразу после рабочего дня? Ни кто. Тем более к коллегам по работе. Он ни за какие коврижки не пойдёт сегодня к сослуживцам в гости. Ведь если хорошо подумать, тот скандал на работе, и стал причиной раздора дома.

Выкурив сигарету, Иван почувствовал неприятный привкус во рту.

– Даже ужином не накормила! Сначала бы ужином накормила, а потом приставала со своими просьбами. «Я не успела, я не успела» – передразнил он жену. – Не успела! А, что ты целый день делала?

Голод напоминал о себе всё больше и больше. Иванушка решил выкурить ещё одну сигарету, хотя в день рождения сына клятвенно пообещал бросить пагубную привычку. До выполнения ли обещаний сейчас?

– Вот выкурю сигарету, и вернусь домой. Вернусь обиженным. Буду молчать. А, она пусть понервничает, эти пять-шесть минут пока я здесь курю. И, потом, пока не поем, – ни улыбнусь.

Из кармана вместе с пачкой сигарет выпал клочок бумаги. Ваня успел наступить на неё ботинком, пока ветер не подхватил лёгкий листочек в свой вихрь. Он осторожно поднял листок. Стоило ему развернуть листик и прочитать текст, написанный аккуратным дамским почерком, как он сразу же, выкинул прикуренную сигарету.

Перечитав записку три раза, Иванушка поднял взгляд на освещённые окна родной квартиры. С одной стороны – жена, маленький сынишка и скандал. С другой стороны – приглашение, обещание и измена.

Рука без перчатки, державшая записку, стала мёрзнуть. Следовало принимать решение.

И, тут, Ваня вспомнил, как над ним засмеялась Алёнушка во время кормления сына. Ваня ни как не мог понять, что такого смешного он спросил. – Алён, а кто его научил сосать соску? – Только и спросил-то он.

– Что? – не поняла вопроса жена.

– Ну, кто Борьку научил сосать грудь? Откуда он знает, что надо именно сосать грудь, что бы получить еду?

Как она смеялась! До слез. Даже сына перестала кормить. Ему стало не приятно, стыдно за её смех, и он ушёл из комнаты. Потом, она, конечно, поняла свою ошибку, и извинилась перед ним. Спокойным ласковым голосом, совсем, как душевно больному, объяснила, что это врождённый рефлекс. Разве, нельзя было сразу это сделать? И, вчера, опять обидела. Смеялась, когда он предложил у Борьки ногти не стричь ножницами, а обкусать. Он то, боялся поранить малыша. Как не верти, а получается, что она его постоянно обижает, и принижает отцовский Ванин авторитет. А, это обидно. – Почему бы, ему не ответить ей тем же? Могу? Как пить дать – могу! – Решил Иван, и снова прочитал адрес. – Нет, всё – таки не осмотрительно поступила Наталья. Надо ей будет высказать. А, вдруг бы, Алёнка в карман, зачем ни будь, полезла? Или я, доставая сигареты, выронил. Надо высказать Наташке за её не осмотрительность. Ведь я даже ни сном, ни духом не знал о записке. Пойду, отругаю её за такое поведение. – Нашёл он предлог, что бы принять приглашение.

Прочитав, на всякий случай, ещё раз адрес, указанный в записке, он разорвал листок на мелкие кусочки, и пустил их по ветру.

Тринадцатый вылетел из дома в тот самый момент, когда отец рвал листочек бумаги. Дождавшись, когда Ваня выкинет клочки, и зашагает к автобусной остановке, Тринадцатый мантией собрал клочки в положенный ряд. На листке высветился текст: «Ванечка, я всегда буду видеть вас у себя в гостях. Мою дружескую поддержку и чашечку крепкого ароматного кофе обещаю в любое время дня и ночи». Далее шёл адрес, и подпись Наталья.

Вокруг мантии Тринадцатого начали собираться гроздья гнева. Не хватало ему неприятностей там наверху, так ещё и, на земле люди вели себя ужасно мерзко. Конечно, Тринадцатый понимал, что от такого «репейника», как его отец всего можно ожидать, но что бы измены? Нет, в это Тринадцатый не поверил бы ни когда, хоть убеждай его хоть вся Небесная канцелярия.

Стряхнув с себя приличную гроздь Гнева, он полетел вслед за отцом. Никогда Тринадцатый не позволит отцу оскорбить его Алёнушку.

Иванушка

На автобусной остановке Ваня снова достал пачку сигарет. Голод с каждой минутой всё сильнее и сильнее напоминал о себе. Автобус не подходил.

«Может, повернуть домой». – Мелькнуло у Ивана в голове. – «Опять ведь будет плакать. А, для Борьки это плохо. И, Борька всю ночь кукситься начнёт».

Иван понимал, что поступает не правильно, но маленькое, совсем невидимое пятнышко гордости не позволяло ему, сделать так, как подсказывала совесть.

Он вгляделся в светящиеся окна домов – везде тепло и уют. Все уже приятно отужинали, и занялись обычными домашними делами. А, он как бездомный пёс мёрзнет на автобусной остановке.

Вдруг, его взгляд упал на яркую вывеску кафе. Призывно мигая кафе «Мечта», звало к себе в уютный зал. Иван обшарил карманы. Наличности хватало, что бы посетить кафе. Взглянув ещё раз, не появился ли из-за поворота автобус, и, удостоверившись, что автобуса нет, Иванушка направился в кафе.

Кафе с обольстительным названием, оказалось обычным «пьяным» местом. Единственное, чем оно отличалось от кафе низшего пошива, та это тем, что в зале не разрешалось курить, и распивать спиртные напитки принесённые собой.

Половина зала пустовала. Иван выбрал место за свободным столиком у окна. К нему сразу же, подошла официантка, в очень экстравагантном костюме.

– Что желаете. – Она протянула меню.

Стоило Ивану раскрыть меню, как желудке сразу защемило.

– Я хочу поужинать. Салат, горячее, что ни будь из мясных блюд с гарниром, и чашечку крепкого кофе. – Поездка в гости к Наталье отодвинулась на второй план.

– Хорошо. Записываю: салат «Гранде», антрекот с картофелем фри и чашечка кофе. Что будем пить? – Улыбнулась она Ивану.

– Ничего, кроме кофе. – Отрезал Иван. После того, как он отравился на торжестве по случаю рождения сына, Иванушка дал себе зарок ни пить спиртного, пока сыну не исполниться два года.

– Так невозможно. Не могу принять заказ, и обслужить вас, если вы не заказываете спиртной напиток. Может пива? – Слукавила официантка. – Пиво не входит в разряд алкогольных напитков. Для аппетита бутылочку. – Лгала она, и не краснела.

– Нет. Только не пива. Я его не люблю. Очень есть хочется. – Вдруг, пожаловался Иван официантке.

– Ну, возьмите сто грамм аперитива. Не дорого, и для желудка хорошо.

– Хорошо, вы меня уговорили. Несите.

Официантка довольная заказом исчезла в недрах кафе. Иван остался с меню в руках, прикидывая, хватит ли у него денег расплатиться ещё и за сто грамм аперитива.

За этим занятием его и застал Тринадцатый. Он завис на настольной лампе, и стал нимбом сверлить ненавистного папашку. Очень хотелось отомстить, но как это сделать Тринадцатый не знал. Тем более, что его очень поджимало время. Скоро вернётся Меченый с Семейкой. Если увидит Лотту, то скандала не избежать. А, может появиться и мать Лотты, то тогда Тринадцатого атаковать станут с двух сторон. Единственное, что его успокаивало, так это, то, что вряд ли в этот забытый уголок могут залететь шпионы Канцелярии. Он отомстит папашке, и вернется назад. А, там, будь, что будет.

Тем временем, официантка принесла заказ. Иван предпочёл сразу же с ней расплатиться. Лишь только она отошла от стола, как Ваня навалился на пищу. Съев салат, он налил себе пятьдесят грамм.

Тринадцатый не сдерживая эмоции – позеленел.

Аперитив горячей струйкой смочил горло, и тут же, ударил в голову. Ваня отрезал сочный антрекот, и не торопясь, начал жевать. Настроение его с каждой минутой улучшалось.

Рука снова потянулась к графину.

Тринадцатый, тут же взметнулся с места, и опустился на руку Ивана.

Иван почувствовал, как рука, вдруг, отяжелела. Налилась свинцом. – Может, достаточно, на сегодня? – Подумал он, и, поставил графин на место. – Зачем портить антрекот – аперитивом?

– Вот и молодец. Кушай мясо, а зелье не трогай! – Похвалил отца Тринадцатый.

– А, ты здесь кто такой, что бы указывать? – Внезапно раздался вопрос над нимбом Тринадцатого.

– Не твоё дело. – Отмахнулся от вопроса Тринадцатый.

– Нет, это моё дело. Я его Ангел – Хранитель. И, хочу знать, по какому праву ты распоряжаешься моим клиентом. Его право, хочет – выпьет. Не захочет – пить не будет. Ему решать, как поступать.

От такого заявления Тринадцатый покрылся краской Злости. Он развернулся в сторону

Ангела – Хранителя.

– Здравствуй. Думал, что больше с тобой не встретимся, но пришлось. Ему нельзя пить. Его молодая жена дома ждёт. Плачет одна, а он зелье пьёт.

– Не расстраивайся, Всё как надо будет. Я его до дома в целости и сохранности доставлю.

– А, он домой не собирается. Сейчас, для куража примет грамм триста, и в гости к девке пойдёт.

– Тебе-то, какая разница, чем он займется. Лети к себе в плоть, и принимай молочный нектар. Соси молоко и расти. Не лезь в дела родителей.

– Да что же ты, ни когда в плоти не был – злой такой. Ни чего не понимаешь?

– Почему не был? Был. Сам, бывало, зарекался не раз, после последнего стакана. Только, чем больше зарекаешься, тем больше к пороку тянет. Проходили – помним. Но, сейчас, у меня другая служба. У пьяного или влюблённого охрану нести: ни жалея, ни себя, ни коня своего.

– Понятно. Только я ему пить всё равно не позволю.

Ангел – Хранитель устало отпустил вожжи.

– Мне всё равно: дашь ты ему волю, или не дашь. Моё дело маленькое. Его Судьба не исчерпана. Он болен. Зелье принял. Поэтому, я здесь. А, ты что хочешь, можешь, делать. Только, что бы без сильных повреждений. Повреждения у него по плану лет через пять. Понял?

– И, на этом спасибо. – Цвет Злости медленно стал отливать от мантии Тринадцатого.

Иван со смаком дожевал антрекот. Услужливая официантка подола горячий кофе.

– Вы, почему не выпили аперитив? У, нас напитки отличаются хорошим качеством. Подделок клиентам не подаём. – Она собственной рукой долила в рюмку остатки зелья. – Если хотите, я ещё сто грамм подам.

Капли Возмущения потекли с нимба Тринадцатого. – Иди отсюда. – Закричал он официантке. На его крик ответил раскатистым смехом только Ангел – Хранитель.

– Нет. Спасибо, не надо. – Ваня взглянул на часы. – Меня ждут в гостях. – Заявил он официантке, и, не допив кофе, пошёл в гардероб.

Тринадцатый и Ангел – Хранитель не отставали от него ни на шаг.

На автобусной остановке было пусто. Ветер усилился, стал задувать в открытый воротник. Подождав, пять минут, Иван решил идти пешком. Две остановки для него сейчас показались лёгкой прогулкой перед сном.

Тринадцатый понял, что папашка направился в гости. Он очень хотел повернуть отца обратно домой, но не мог ничего придумать. Ангелу – Хранителю было легче, он ехал на коне. Всмотревшись внимательно в нимб ангела, Тринадцатый понял, что тот дремлет. Конь сам послушно шёл за Иваном.

Первый квартал все прошествовали молча, и стойко. Но, когда отца на повороте качнуло в сторону, и он чуть не натолкнулся на тумбу – к Тринадцатому пришла Идея. «Сейчас, я его раз и навсегда отучу ходить по девкам. Главное, что бы этот олух на коне не проснулся».

Он прибавил скорость, и в мгновение ока оказался в подъезде указанного дома. Там он быстро достал колокольчик – подарок Лоттой. Стоило ему всего лишь раз в него позвонить, как тут же, появилась мать Лотты.

– Что хочешь?

– Сейчас, сюда в подъезд зайдёт мужчина. Ты должна его напугать. Поняла?

– Как напугать? Насмерть?

– Что ты! – Закричал Тринадцатый. Просто, что бы он убежал домой.

– А, до дома ему бежать далеко?

– Далековато. Но, всё равно пусть бежит. Поняла?

– Конечно. Если хочешь, можешь посмотреть.

– Я рядом буду. Там с ним Ангел – Хранитель рядом идёт. Справишься?

– Конечно.

– Ну, будь готова. Я скажу, когда он войдёт.

Он вылетел из подъезда, и, сразу же натолкнулся на отца. Иван набирал код замка. Тринадцатый юркнул обратно в подъезд, и обомлел.

Около матери Лотты стоял Ангел – Хранитель. Коняшка жевал какую – то травку, а сам ангел храпел, свесив крылья. Тринадцатый не успел у старушки ни чего спросить: дверь открылась – в подъезд вошёл отец. И, тут началось.

– Наташенька, как я рад, что ты вышла меня встречать прямо сюда. – Залепетал отец.

Тринадцатый обернулся на старушку. Но, вместо старушки стояла совершенно голая молодая особа. Она была обольстительно хороша собой.

– Иди ко мне, мой желанный. Скорее, я вся горю. – Пропела особа, и протянула к Ивану руки.

– Сейчас. – Икнул в ответ отец, но не сделал ни шагу.

– Скорее, или я умру. – Снова позвала особа, и её руки начали вытягиваться, что бы дотянуться до «желанного» Ивана. – Я зацелую тебя, заласкаю моими сладкими губами.

На лице у особы появилось три ярко накрашенных рта. Руки к тому времени уже обхватили Ивана за горло.

– Правда, у меня очень жаркие объятия. – Заявила особа, и покрылась искрящим инеем.

– Да, я чувствую это. – Прошептал Ваня в ответ.

– Так, ему, так. Ещё сильнее. – Не удержался Тринадцатый, и подсказал старушке.

На секунду мать Лотты потеряла над собой контроль, и приняла вид дряхлой старухи.

– Не мешай. – Закричала она Тринадцатому. Собралась с духом, и вновь стало молодой девицей.

Её сильные руки полностью обвили Ивана, и притянули к себе.

– Смотри, какая у меня красивая грудь. – По всему животу, от шеи до пупка девичий стан был увешен «мужской, розовой мечтой» – женской грудью.

Как на огромном стенде выделялись сосцы. Любых размеров, и различных конфигураций. Девица страстно выпячивала их вперёд под нос Ивана. – Погладь её. – Приказала особа. Третья рука, появившаяся у девицы неизвестно откуда, взяла Ванину руку, и положила себе на грудь.

На лице отца появился неописуемый восторг. Вокруг него начали собираться гроздья Желания. Запахло серой. Тринадцатый схватил гроздь Желания, и начал ей отгонять другие гроздья. Желание запищало, но не улетало.

Тем временем Ваня обеими руками потянулся к манящей груди. Лишь только его руки коснулись сосцов – грудь исчезла. Между головой и розовой попкой образовалась пустота. От неожиданности отец икнул.

Особа мило улыбнулась, и повернулась боком. Перед глазами Ивана вырос огромный ряд женских ножек. Что это были за ножки! У девицы они росли «прямо от ушей».

– Погладь мои ножки. Они так соскучились по ласке. – Попросила девица.

И, Ваня погладил. Лишь стоило ему прикоснуться к ноге, как весь ряд так же исчез, как и грудь. От такого поворота дела отец заморгал. В полумраке подъезда от всей девицы осталась одна голова и живот. Не смотря на чёрный провал между ними, они сосуществовали вместе.

– Ну, что же ты меня не целуешь? – Липла она всё ближе к отцу. И все три рта тянулись за поцелуем.

Ваню начало поташнивать. Он постарался вырваться из объятий особы.

– Ты хочешь меня прямо здесь. Смотри, какой у меня животик. Моему животику позавидует лучшая королева красоты. Погладь его.

И, не дожидаясь действий со стороны Ивана, девица сама положила его руку на свой живот. Рука провалилась. Живот отпал, вместе с другими мягкими частями тела. Перед Ваней появился скелет, а на скелете прекрасная мордашка с тремя ртами.

– Нет!!! – Заорал Ваня, и начал яростно вырываться из объятий особы.

– Ты хочешь меня прямо здесь, да любимый? Давай я помогу снять тебе брюки.

– Нет!!! – С диким криком Иван вырвался из рук особы, и, не разбирая дороги, выскочил из подъезда.

Злобная особа быстро подняла с пола окурок, и метнула его в спину несостоявшегося любовника. Окурок приклеился к Ваниному пальто.

Дверь хлопнула. Конь и Ангел – Хранитель тут же очнулись, и ускакали вслед.

– Всё! – Спокойно подвела итог мать Лотты, приняв свой обычный вид. – Теперь у него надолго пропадёт охота бегать за чужими юбками. Ты доволен? – Обратилась она к Тринадцатому.

– Да, спасибо, вам. Но, – Тринадцатый сам был напуган действиями старушки-проказницы, и, поэтому беспокоился за чувства отца. Всё – таки он сейчас побежит домой, к Алёнушке. Что у него теперь в голове – никто точно не знает. – Он останется нормальным?

– Конечно. Сейчас его по дороге вывернет на изнанку, и всё покажется хмельным бредом. Но наука, как гулять «на сторону» у него отбита на всю жизнь. Понял? – Тринадцатый кивнул в ответ. – Тогда, отдай колокольчик. – Приказала старушка, и, получив его – исчезла.

Тринадцатый догнал отца у своего подъезда. Даже конь Ангела – Хранителя еле успевал за ним скакать. Редкие прохожие сторонились резво бежавшего мужчину. Мало ли по какой нужде можно так спешить. Добежав до знакомого дома, Иван заскочил в тёмный переулок, и вывернул из своего нутра «вкусный ужин».

Тринадцатый сразу же поднялся к Алёнушке. Мама не спала. Она ждала своего мужа, сидя на кухне. Её глаза припухли от слёз. Она вязала мужу новый свитер.

Ваня открыл дверь своими ключами. Снял ботинки. Когда снял шапку, то глянул на себя в зеркало. Его волосы стояли дыбом. Не снимая пальто, он прошёл в кухню.

Алёнушка подняла на него глаза, но ни сказала, ни слова.

Постояв несколько секунд, Ваня встал перед ней на колени, склонил голову. Посередине лопаток, в пальто торчал окурок.

– Прости, меня. Слышишь?

– И, ты меня тоже прости. Я тоже…

– Я хотел напиться, назло тебе. И, представляешь, так отравился, что чуть не умер. А выпил всего лишь сто грамм. – Лепетал Иван.

– Солнышко моё. Пойдём, тебе надо принять душ….

«И, мама туда же. Все вы одинаковые». – Махнул мантией Тринадцатый, и полетел к месту встречи. У него было много дел.

Стерва

Не смогла сдержать Стерва своего любопытства, и, нарушив запрет, вылетела из маленького тельца. Плоть была розовой, довольно упитанной, и даже показалась ей симпатичной на личико. Тут же Стерве захотелось посмотреть на родителей.

Алёнушку она нашла на кухне. Мамаша готовила себе обед по кулинарной книге. Отец в соседней комнате лежал на диване, и читал объёмную книгу. По иллюстрации на обложке книги, Стерва поняла, что книга посвящена воспитанию детей.

Она довольно хмыкнула, и полетела осматривать квартиру. Осмотром квартиры она осталась довольна. Если не будет больше детей, то тут можно будет жить припеваючи. Главное отец – достойный семьянин. Надо будет обязательно сказать Тринадцатому, что он не промахнулся. А, если они не смогут вытащить Неприятного из Отстоя, то забрать его место. Уж Судьбу я всегда смогу получить. Только жалко, что мальчик. Но, и на это можно, что ни будь придумать. Всегда надо иметь запасной вариант. Мне без Неприятного на воле делать не чего.

Отстой

Меченый и Тринадцатый распрощались с Семейкой в начале болота, там где провели последние три дня.

– Если мы не вернёмся через трое суток, сразу же лети к Стерве. Ей необходимо будет покинуть тело. Или она застрянет там навсегда. Понял.

– Ну, и пусть. – Не сумела скрыть Обманутая Жена своего ехидства. – Пусть поработает.

– Я, не о том. – Перебил её Меченый. – Она останется в теле без Судьбы. Если ей понравилось необходимо взять Судьбу, а так плоть сойдёт с ума. – Сделаешь? – Приказным тоном обратился он к Мужу – Рогоносцу.

– Сделаю. – Вяло пообещал рогоносец.

– Ну, тогда мы полетели.

Махнув на прощание мантиями, они двинулись вглубь болота. Первым парил Меченый. За ним увешанный нитями Эмоций тащился Тринадцатый.

Какое-то время они шли молча. Тринадцатый очень сожалел, что так и не сумел увидеться с Лоттой. Её образ запал ему в нимб. Теперь оставалось надеяться на одно: что они быстро сделают дело, и до вселения с Судьбой в плоть, он сумеет побыть с ней.

– Стой! – Вдруг, прошептал Меченый, и сам замер в неестественной позе. Тринадцатый от неожиданного приказа, чуть было не столкнулся с другом.

– Что случилось? – Прошептал Тринадцатый.

– Надо переждать. Лучше здесь. Видишь свечение?

Тринадцатый вгляделся вдаль, куда показывал Меченый. Сначала, он ничего не за метил. Но, присмотревшись внимательнее, увидел тоненькие искрящиеся струйки. Они исходили из самого болота. Струйки, длинной примерно с метр, поднимались к звёздному небу параллельно болоту. Они искрились под небесным сводом, на фоне непроглядной тьмы. Их цвета завораживали. Вряд ли существовала такая яркость и сочность цвета под голубым небосводом днём.

– Вижу. Как красиво. Что это?

– Людские Пороки. – Вздохнул полной мантией Меченый.

– Людские Пороки? – От удивления у Тринадцатого нимб съехал на бок. – Не может быть. Разве могут людские Пороки быть так, прекрасны?

– Конечно, не могут. Но сначала, в чистом виде, когда выходят из недр Отстоя – они прекрасны. Как же по-другому заставить человека обратить на них внимание?

– А, почему мы ждём, то есть, пропускаем их?

– Мы можем, не устоять, и полететь за ними. Ты хочешь попасть под их власть?

– Нет.

– Будь всегда осторожен. Красота это игла с остриём о двух концах. Что для одних прекрасно, у других вызывает отвращение, и не восприятие.

– Почему? Разве Добро ни есть вечная Красота?

– Невозможно познать рубеж между победой и поражением. Не дано понять, где заканчивается восхищение и начинается презрение. Когда вспыхивает Любовь, и, вдруг вырастает стена Ненависти. Но.. – Меченый замолчал.

Свечение исчезло. Путь для прохода был открыт.

– Заговорились мы. Летим быстро. Надо успеть пока не закрылись каналы.

Они взлетели. Нити Эмоций мешали набрать скорость. Тринадцатый испугался, что они не успеют, и придется ждать ещё сутки. Ждать – значит, подвергать опасности плоть – сына Алёнушки. Теперь у него на первый план под нимбом всплыло лицо Алёнушки. Как она мучалась, рожая для него плоть, но, ни разу не заплакала. Даже не показала, как ей больно.

Внезапно Меченый завис на поверхностью болота. Он что-то искал.

– Вот! – Радостно прошептал он. – Сложись вчетверо, и ныряй за мной. Ничего не бойся, и ни на что не реагируй, пока не покажется первый зеркальный коридор. Понял?

– Да.

– Тогда, я ныряю. Следом ты. – Приказал Меченый, и исчез в канале.

Сложившись вчетвёро, Тринадцатый нырнул в канал. Его мантию стразу же сдавило со всех сторон. Канал не был рассчитан на впуск. Из него только выпускали. Поэтому, сейчас Тринадцатому пришлось пробираться «против шерсти» канала.

А, канал жил своей жизнью. Существовал, дышал, волновался, и пытался исторгнуть прочь, не пропустить не званных гостей. Журчание, шипение, смрад – всё бросилось на помощь каналу.

В какой то миг Тринадцатому показалось, что он сейчас сгорит, вспыхнет от нещадной жары. Но, он сумел побороть в себе Страх, и следовать за Меченым.

За очередным поворотом на них повеяло ледяным холодом. Холод проник под мантию, и Эмоции превратились в сосульки. Тринадцатому от перепада температуры очень захотелось спать. И, когда он решил, что уже больше не в силах нести на себе груз обледеневших сосулек, и сейчас остановится и заснёт, в нимб ударил Стон. Стон тысячи голосов. Стон-шёпот. Тринадцатый тряхнул нимбом, и увидел, что очень отстал от Меченого. Прогнав остатки сна, он прибавил скорость и догнал друга.

– Потерпи, скоро прибудем на место. – Услышал он крик Меченого, через раздающийся Стон.

Он не солгал, через некоторое время, они долетели до первого поворота. Меченый притормозил, и достал из-под мантии нить Радости. Отмотав несколько сантиметров от целого куска, и оторвал отмотанные сантиметры, а остальной моток спрятал под мантию. Взглянув на Тринадцатого, он нимбом приказал лететь дальше по расширенному каналу. Этот промежуток вывел их в просторный коридор. Стоны, сопровождавшие их полёт весь расширенный канал, в коридоре прекратились так же внезапно, как и начались.

Перед ними выросло Существо в прозрачной мантии и без нимба. Вместо нимба, на верху мантии светился голубой фитиль.

– Привет! – Меченый сразу же протянул Существу нить Радости. – Это тебе велел передать девятый. Будешь брать?

Существо взглянуло на нить, и фитиль задрожал.

– Так как, берёшь или нет? – Подстрекал его Меченый.

Что бы унять дрожь фитиля, Существо уставило его на Тринадцатого. Меченый был готов к вопросу.

– Этот Придурок со мной. Помощник. Недавно его взял в ученики. Будет мне замена. Мне скоро на утилизацию.

Фитиль моргнул, и всё так же молча, схватил нить Радости. Ни теряя, ни секунды, Существо намотало его себе на мантию. Радость вспухла, и разлилась по мантии огромными гроздьями. Существо засмеялось приятным детским смехом. Фитиль заплясал игривыми огоньками. Путь для дальнейшего пролёта был открыт.

Меченый и Тринадцатый благодаря нитям спокойно преодолели семь постов. Каждому дежурившему Существу выдавалось несколько сантиметров Эмоций. Ни одно Существо не сумело отказаться от предлагаемой взятки.

Повернув в очередной раз из коридора в коридор, которые становились всё шире и шире, Меченый остановился.

– Достань Счастье. – Приказал он. – Отмотай ровно пять сантиметров. Ни больше, не меньше. И спрячь его под нимб. Остатки пригодятся нам самим. Где у тебя Везение и Удача?

– Здесь. – Тринадцатый достал Эмоции.

– Тоже спрячь их под нимб. Вынешь только по моей команде. Понял? А, теперь сделаем так: как только появится страж, сразу же протянешь ему Счастье. Запомнил? И, молчи – говорить буду я. Впереди зеркальный зал.

Тринадцатый быстро выполнил все указания Меченного, и они полетели вглубь коридора. Вылетев за очередной поворот Тринадцатый, ахнул. Они оказались в зеркальном зале. Если бы, Меченый не предупредил Тринадцатого, что впереди зеркальный зал, то Тринадцатый бы подумал, что они раздвоились, а Существа их окружили.

– Зачем пожаловали? – Прозвучало откуда – то сверху. При том Существа окружавшие их, даже не смотрели на них.

– Мы принесли с собой Счастье. – Ласковый шёпот Меченого очень удивил Тринадцатого.

– Счастье? Человеческое, настоящее Счастье?

– Да. Только для вас, лично. – Слова лились, как трель Небесной Благодати.

– Где?

– Покажи. – Тон Меченого изменился, приказ резанул мантию.

Тринадцатый протянул нить.

– Ха-ха-ха. – Засмеялись размноженные Существа. – На всех, и столько мало Счастья. Ты смеёшься над нами?

– Нет. Не смею. Сколько передали – столько принёс.

– Но, нам этого мало. – Существо начинало торговаться.

– Могу добавить Радости, Доброты, Ласки, Торжества и Покоя. А, счастья больше нет. Не разрешили передать.

– Хорошо, добавишь всё, что принёс. Но за линзы.. Тебе ведь нужны линзы?

– Да, две пары линз.

– Тем более, за две пары линз добавишь Счастья.

– Ну, почему, ты мне не веришь?

– Потому что я служу в Отстое. Здесь Правды нет. Здесь обитает только ложь.

Они уже спорили громко. Забыв первоначальный тон.

– Вот и получишь Правду. – Меченый достал моточек Правды. – На. – Он ближе протянул моток к Существу. – Держи, забирай всю. Она мне не нужна.

Существо не выдержало «пытки», которую устроил для него Меченым. Стал хватать всё, что ему протянули. Схватив все нити, он оглядел их.

– А, Счастье, где Счастье?

От обиженного вида Существа, у Тринадцатого чуть не появились капельки смеха. Существо забыло, что счастье держал Тринадцатый. Понимая расклад игры, он спрятал нить за мантию.

– А, линзы? Нам нужны линзы, и номер отсека Неприятного. Будут линзы и номер – будет счастье.

– Вот нелюди. – Огрызнулось Существо, и нажало на кнопку панели. Зеркальный эффект сразу пропал. – Держите ваши линзы.

В воздухе повисли две пары линз.

– Скорее, пока я не передумал.

Меченый одним скользящим взмахом мантии схватил обе пары.

– Счастье? – Прорычало Существо.

– Номер? – Прорычал в ответ Меченый.

– Отсек «Жадность». – Съехидничало Существо.

– Нам нужен номер. – Настаивал Меченый.

– Восемнадцатый. Налево по большому проёму. – Сдалось Существо.

– Отдай ему Счастье.

Тринадцатый нехотя протянул нить. Нить исчезла вместе с Существом. Слышен был лишь удаляющийся хохот.

– Пошёл, кайф ловить. Вот работнички-то. Нигде нет дисциплины. Ужас. – Покачал нимбом Меченый. – А, мы с тобой работать. Вперёд.

Они двинулись в ту сторону, которую указало Существо. Вскоре зал закончился. При входе на базу отсеков висело табло. «Осторожно! Не забудь надеть линзы»!

Они послушались совета, и надели на нимбы линзы.

– Ты смотри с левой стороны, а я буду смотреть с правой. Нам нужен восемнадцатый номер. Понял?

– Да. А, он нас не обманул?

– Нет. Он знает, что если скажет ложь, Эмоции работать не будут. Где у, тебя, Правда?

– Здесь.

– Достань. Обовьём себя на всякий случай.

– Зачем? Какой случай?

– Ну, когда к тебе Пороки начнут, приставь, Правда тебя колоть начнёт, что бы ты на уговоры не подкупался. Всё, пора. Помни, у нас очень мало времени. Действовать надо быстро. Если находишь Неприятного, сразу говори мне. Понял?

– Да.

– Тогда, вперёд.

Обмотавшись Правдой, и поправив линзы, они влетели на базу Отстоя.

Из огромного резервуара в стеклянный бассейн без перерыва поступала масса чёрного цвета. Насос, качающий массу, выходных дней не имел. Масса бурлила, от неё исходил пар. В главный бассейн Пороки сливались в отработанном виде. Они полностью износились в человеческой натуре, теряли яркость, и попадали в Отстой для восстановления коэффициента трудоспособности.

Из бассейна, каждый порок направлялся по заданному руслу. Всё происходило автоматически.

В главном зале падшие души службу не несли.

Меченый и Тринадцатый постарались, как можно быстрее покинуть зал.

Второй зал был разделён на две части. В первой части все поступающие Пороки обретали ярко коричневый цвет. Это означало, что из Порока смыта память. За смывкой памяти следовало восстановления творческого потенциала. Потенциал восстанавливался тут же во второй части.

С восстановленным потенциалом, то есть приобретённым цветом Порок скачивался в следующий зал, а из него по многочисленным руслам в отдельные отсеки. Для каждого Порока существовал свой отсек. В каждом отсеке выполняла работу падшая душа. Работа души заключалась в сборе и комплектовании определенного Порока.

Душа стояла у клапана, из которого постоянно по руслу поступали гроздья Порока. К тому времени гроздья приобретали полный коэффициент и силу воздействия.

Коэффициент давал сочный цвет. В силе воздействия Порок приобретал голосовые волны.

Если из Эмоций голосовые волны имела только Совесть. То, Пороки имели эту привилегию все без исключения.

Тринадцатого поразил масштаб отсеков. Вытянутый в длину, отсек не имел границ обзора. Несметное количество душ, как зачарованные стояли у бесчисленных клапанов. Каждая душа не прерываясь ни на миг, вынимала, появлявшуюся из клапана гроздь, и упаковывала её в специальную тару. Тара напомнила Тринадцатому мыльный пузырек, который он видел в ванной комнате родильного дома. Упаковав в тару, душа складывала пузырьки на ленту эскалатора. Эскалатор тянулся вверх, и уходил под купол отсека.

Меченый стал отсчитывать номера отсеков с правой стороны. Тринадцатый – с левой стороны.

Номера начинались с седьмой цифры, и шли не по порядку.

На отдых времени не было. Они, как заряжённые метались от отсека к отсеку. Когда Тринадцатому показалось, что они уже никогда не обнаружат Неприятного, он нашёл нужный отсек.

– Должен быть здесь. – Устало сказал Меченый. – Смотри внимательно. Ты помнишь

его по мантии?

– Плохо. Когда было запоминать – то? – Оправдывался Тринадцатый, а сам внимательно всматривался в души.

За прозрачной стенкой разделявшей отсек от коридора все падшие души казались на одну мантию. Тринадцатый вплотную прильнул к стенке.

– Возьми меня. – Услышал он ласковую просьбу. – Ты всегда будешь, счастлив со мной. Всегда. Я дам всё, что ты у меня не попросишь. О, сколько благ ты сможешь, получить, если мы будем вместе.

Ласковый шёпот вливался прямо под нимб. Тринадцатый почувствовал мелкое покалывание под мантией, но Любопытство оказалось сильнее. Он плотнее прижался к стенке.

– Благ? Каких благ? Ты кто?

Ответ ему услышать не удалось. Меченый оттянул его от стенки.

– Ты кого слушаешь?

– Не знаю. Говорят, обещают, вот я и хотел послушать. А, что?

– Подними нимб, и посмотри кто тебе поёт дифирамбы.

Тринадцатый поднял нимб. На большом табло во всю длину отсека светилось одно лишь слово «Жадность».

– Вот это да!

– А, ты думал. Так нимб прочистит, что не успеешь и мантией махнуть. Посмотри на свою мантию, все нити Правды сгорели.

Тринадцатый оглядел себя. Друг как всегда оказался прав. На мантии ни осталось ни одной нити Правды.

– Лучше поскорее найди Меченого, и полетели отсюда.

Испугавшись, Тринадцатый снова вгляделся в падшие души. И, сразу же, признал Неприятного в третьем ряду.

– Вот он. Я его вижу. В третьем ряду. И, как это я не заметил его сразу? Это, скорее всего из-за линз. – Тринадцатый хотел снять линзы, что бы убедиться и на этот раз не ошибся.

– Стой! – Вскрикнул Меченый. – Этого делать нельзя.

– Почему?

– Ослепнешь. Линзы смягчают цвет Порока. Ты даже не представляешь, до чего красив Порок в своей наготе. Сколько в нем сочности, сколько прелести. Хочешь ослепнуть?

– Нет. – Испуганно замотал нимбом Тринадцатый.

– Молодец. Есть в тебе толика добра. Но, сейчас не про тебя. Надо заканчивать дело.

– А, как мы его оттуда вызволим?

– Это уже моя забота. Доставай Удачу, и сантиметра три Счастья. Себе оставь Везение.

Тринадцатый выполнил указания Меченого. Доставая Эмоции, он думал, что души отреагируют на них. Но, ни одна падшая душа не оторвалась от своего занятия.

– Всё. Дело считай сделано. – Облегчённо взмахнул мантией Меченый. – Ты, лети обратно. По пути ни на кого не обращай внимания. Хотя вряд ли ты кого ни будь сейчас, встретишь. Линзы не забудь вернуть в зеркальном зале. Обратный путь помнишь?

– Да.

– Вылетишь из главного клапана, ели клапан будет закрыт, надави на него гроздью Везения. Сразу лети на наше место, на край болота. Жди нас там. Понял?

– А, ты куда?

– Пойду, подкуплю главного смотрителя. Он выведет мне Неприятного.

– Я подожду вас здесь. – Предложил Тринадцатый. – Вместе полетим обратно.

– Нет. Тебе и мне через вход обратно вылететь можно. А, Неприятному нельзя. Мы полетим другим каналом. Я бы тебя вообще сюда не взял, да по мантии не знал Неприятного. И, хватит, делай, что тебе приказывают. Да, главное близко не приближайся к стенкам – быстро уговорят. Я этих тварей знаю. Всё. Встречаемся наверху. – Махнул мантией на прощание Меченый и полетел вдаль по коридору.

Тринадцатый без проблем вылетел из клапана. Линзы он оставил в коридоре, где их получил Меченый. Добравшись до края болота, Тринадцатый устало опустился на болотную корягу. На небе медленно гасли звёзды.

Когда потухла последняя звезда, он спрятался за корягу, и незаметно для себя уснул. От пережитых волнений Тринадцатый проспал весь день. Проснулся он лишь, когда на небе вновь величаво воцарились звёзды. Ни Меченый, ни Неприятный так и не появились. Он прождал их ещё сутки. И, боясь, что не успеет вернуть в тело до погашения последней звезды, полетел домой.

Всю дорогу Тринадцатый ругал себя за свою безответственность, и искал слова оправдания для Стервы. Ему оставался всего лишь квартал до дома, где в кроватке росла без него его плоть. Он уже предчувствовал радость встречи, как вдруг нимб съехал набок мантии, и померк.

– Держи крепче. Силён гад. Отъелся на казённых харчах.

Это были первые и последние слова, которые услышал Тринадцатый.

Алёнушка

Сквозь сон Алёнушка услышала тихие всхлипывания. Она сразу же проснулась и затаилась. Всё своё внимание направила к детской кроватке. Нет, всхлипывание слышалось не из кроватки. Сын мирно посапывал, и плакать не собирался. Материнским чутьём, а оно у Алёнушки обострилось сразу же, как только они прибыли домой, подсказало – у сынишки всё нормально. Улыбнувшись своим мыслям Алёнушка, закрыла глаза. Надо спать. До кормления осталось два часа. Сын ждать не будет – потребует завтрак ровно в шесть утра.

Не успела она, провалится в сон, как те же всхлипывания повторились. Теперь Алёнушка точно знала, что всхлипывает Иванушка. Сон окончательно прошёл. Она стала ждать. Иванушка спал, отвернувшись к стенке. После появления сына Бориса, они поменялись местами. Иван так не любивший спать у стенки, ради сына согласился на жертву и уступил место на краю постели жене.

После четвёртого всхлипывания Алёнушка поняла – двух мнений быть не может – всхлипывал муж. Она нежно погладила его по голому горячему плечу.

– Ванечка, Вань, проснись. – Ласково прошептала она.

– Что? Что, случилось? – Даже в темноте, Алёнушка сумела разглядеть глупую рожицу мужа, и улыбнулась.

– Ты плачешь.

– Да?

– Перевернись на другой бок. Или ложись на животик.

Алёнушка сама не знала, что обладала огромным даром психолога. С мужчинами она всегда разговаривала, как с душевно больными людьми. И, они воспринимали эту манеру за чистую монету. Они готовы были идти за ней на край света. Вот, и сейчас, Иванушка, безропотно выполнил её приказ. Повернулся на животик, и крепко заснул.

– Опять приснилась снежная лавина. Когда же это закончиться? Надо будет обязательно показать его врачу. Может, существуют какие ни будь таблетки? Попьёт, и всё наладиться.

Она хотела уснуть. До кормления оставалось полтора часа. Но, сон не шёл. Алёнушка вспомнила рассказ Иванушки о пережитой им в детстве трагедии, которую он поведал ей в первый же день знакомства.

– Такого счастливого отца я видел первый раз в своей жизни. В тот день, мой отец – Борис Андреевич – получил звание профессора. До этого дня очень редко бывал отца дома. Когда он уходил на работу – я ещё спал. Когда он возвращался с работы – я уже спал.

Мама, будущая профессорская жена и домохозяйка по совместительству, заменяла мне и старшему брату Сергею, обоих родителей.

Знаешь, только потом я понял что, мой отец был очень целеустремлённым человеком. Он никогда не растрачивал времени даром. За всё своё детство, я ни разу не видел, что бы папа просто так лежал на диване, и бездумно смотрел телевизор. Он даже литературу читал сидя в кабинете за рабочим столом.

Всей семьёй мы собирались раз в год на две недели, когда уезжали в отпуск. Лишь две недели за весь год отец мог себе позволить отдохнуть. Да, и в эти две недели я чувствовал, как напряжён отец. Он постоянно, что считал в уме, производил подсчёты, решал формулы. Может, поэтому я в математике профан. Его математика мне мешала его любить.

И, всё – таки папа добился, осуществил свою мечту.

Я в свои десять лет не интересовался, над какой проблемой работает отец. Знал только, что он занимается «в сфере космических разработок». Так говорила мама, и знакомые тети, которые часто приходили попить с мамой чаю.

Мне его просто не хватало как человека. Я ощущал это остро, почти болезненно. Ты, не представляешь, как я завидовал одноклассникам, у которых отцы приходили к ребятам на школьные собрания. Помню, в третьем классе, я специально разбил в школьном коридоре окно. Конечно же, в школу вызвали родителей. Должен был прийти папа, я надеялся, – всё – таки разбитое стекло – но, пришла мама. Заплатила за стекло, затем оплатила работу плотника, и всё. Инцидент был исчерпан. И, я на него обиделся. Обиделся по-мальчишески зло.

Неизвестно, как бы я справился с этой проблемой, если бы не брат, который был старше меня на шесть лет. Это Сергей заметил мой талант к рисованию, и отвёл в художественную школу. Просто заставил меня развить свой талант. И, в спортивную секцию определил тоже он.

– Здесь ты научишься защищать себя, и свою семью.

– А, разве папе с мамой нужна защита. – Не понял я тогда своим десятилетним умом намёк брата.

– Конечно, нужна защита. Защита всем нужна. – Рассмеялся Сергей.

С тех пор со всеми вопросами о смысле жизни я шёл к брату. И, брат откладывал все дела, что бы объяснить мне «смысл» жизни. Теперь я только понял, что обратить на меня внимание Сергея попросил отец. Так мы и жили, пока отец не получил звания профессора, а к нему в придачу трёх недельный отпуск. Из трёх недель – две для меня стали сказкой. Отец полностью растворился в семье.

– Я, вам столько должен. – Постоянно повторял он.

На сказанную фразу каждый из семьи реагировал по-своему. Мама счастливо смеялась. Сергей ухмылялся, а я недоумевал, что должен отец. Но спросить боялся. Боялся вспугнуть хорошее настроение семьи.

Отдыхать мы поехали в Прикарпатье. Ну, куда ещё можно ехать, если отпуск дали в марте месяце.

– Покатаемся на лыжах. – Улыбался отец. – Спасибо Вере Николаевне, чудные путёвки достала. Там чудесный климат, и прекрасная лыжная база. Чем не отдых?

– Конечно, милый. Ты мечтал об этом целых десять лет. – Счастливо улыбалась мама в ответ.

Мы собрались, и поехали отдыхать.

В то утро мата и папа нас не разбудили. Они захотели побыть наедине. Я и Сергей на завтрак отправились вдвоём. Без родителей было грустно, поэтому после завтрака мы углубились в чтение. На базе была собрана великолепная библиотека. С тех пор я очень люблю читать. Там я впервые открыл для себя Сергея Есенина и Михаила Булгакова.

Время до обеда, за книгой пролетело не заметно. И, на обед пришлось идти вдвоём. Я помню, что ёщё никто не волновался, не задавал вопросов. Только после ужина все начали бить тревогу. По базе поползли страшные догадки.

Оказалось, что в восемь часов утра с западного склона сошла небольшая лавина. Взрыватели базы специально спустили намокший снег со склона. Отдыхающих оповестили о проводящихся работах ещё за две недели. Даже вывесили объявление на щите перед базой. Но, кто будет читать объявление? Да, и с западного склона отдыхающие катались на лыжах редко. Очень длинный подъём. Надо было встать в сумерках, что бы часам к девяти добраться до первой отметки. Ты, представляешь, был специально отключен подъёмник. Скорее всего, маму и папу это не остановило. Они были так счастливы в те дни, что для них не существовало препятствий. Они отправились пешком.

Зачем именно туда отправились родители для меня, осталось загадкой.

Мать и отца искали трое суток. Поиски результатов не дали. Домой мы вернулись сиротами. Такое страшное слово. Такая нелепость, и невозможность, вернуть родителей обратно. Наша жизнь изменилась. Родительские обязанности взял на себя Сергей. Он остался для меня единственным на свете родным человеком. Ни к бабушке по материнской линии, ни к остальным родственникам жить мы не поехали.

Коллеги отца заказали на кладбище место и поставили памятник. В день трагедии мы обязательно приезжаем на кладбище. В этом году Сергей не смог прилететь. Он в командировке. Брат очень похож на отца. Такой же целеустремлённый, как отец по жизни в делах.

Однажды, мне приснился сон – картина гибели отца и матери. А, ещё сниться снежная лавина, летящая на отца и мать. Я кричу им во сне, зову, прошу остаться на базе. Они меня не слышат. И, погибают под толщей снега. А, я кляну себя за беспомощность, и плачу от отчаяния.

Алёнушка встревожилась. Последние полгода Ваня хорошо спал по ночам. Она уже забыла, когда его последний раз преследовал «снежный» кошмар. И, как всякая женщина, познавшая родовые схватки, сразу очень расстроилась. Теперь уже точно она не заснёт до кормления сына.

Сначала, Алёнушке не понравилось имя – Борис. Она хотела назвать сына Александром. Но, спорить с мужем не стала. Если уж хочет Иван назвать сына именем отца, то пусть будет, так как он хочет.

А, Борис видно почувствовал, что мама не спит. Для начала он покряхтел. Потом недовольно поворочался, и понимая, что на его мелкие капризы мать не обращает внимания, – громко закричал.

Для молодой матери крик младенца, что приказ генерала для солдата. Алёнушку с кровати точно ветром сдуло. Через три минуты довольный бутуз уже поглощал нектар жизни.

– Алёна, – тихо позвал жену Иван.

– Что, Ванечка? Почему ты не спишь? Ещё рано. Спи. Я через час тебя разбужу.

Она подняла на мужа глаза, и улыбнулась. Ваня, не мигая, смотрел на жену и сына. В этот миг он был счастлив.

– Интересно, кем он будет, когда вырастет?

Алёнушка пожала плечами. Крепче прижала к себе крошечное тельце.

– Нашим сыном будет. А уж, каким человеком, всё зависит от нас.

Иван улыбнулся ей в ответ, и натянул на лицо одеяло.

– Я вас очень сильно люблю. А, вы, и не знаете. – Донеслось глухое признание из-под одеяла.

Наевшись досыта, сын закрыл глаза. Вернее сказать, они у него закрылись сами.

Алёнушка не спешила класть обратно сынишку в коляску. Еле слышно она запела колыбельную песню. Ту, песню, родом из детства, которую напевала ей бабушка Настя.

Меченый

– Прости, но ты выполнил свой долг. Ты, и так незаконно существуешь уже лишних два круга. Тебе пора на утилизацию.

– За что?

– Ну, почему сразу такой вопрос? Утилизируют ни за что-то. Утилизируют потому, что ты износился.

– Значит, лучше было заржаветь?

– Мы не будем спорить, и заниматься человеческим словоблудием. Ты можешь, радоваться. У тебя есть отличная замена.

– Тогда отпусти вторую душу. Она не виновата.

– Не могу. Её тоже утилизируют.

– А, если я попрошу отпуск. Не большой. Я ведь, заслужил отпуск.

– Что с девочками хочешь развлечься?

– А, хотя бы и так. Разве запрещено?

– Для тебя да.

– Почему?

– Ты слишком много знаешь. Всё. Мне пора. Прости, брат, дел очень много.

– Знаешь, – Меченый оглянулся на полпути к выходу. – Спасибо тебе.

– Не за что. – Эхом прозвучало в ответ. С Меченым разговаривало двойное изображение брата. У брата для брата не нашлось времени для встречи.

В сполохах Северного Сияния появился ещё один яркий, изломанный лучик.

Душейство

Туманная пелена спала с нимба Тринадцатого, он вновь мог видеть и слышать.

– Ну-с, милейший, как же ты посмел такое натворить?

Тринадцатый повернулся на голос. Перед ним во всём боголепии восседало Высшее Душейство.

– Что молчим? За свои поступки следует отвечать. А, ты, нарушив закон, не желаешь признать свою вину. – Душейство поднялся со святого места. Подошёл в плотную к Тринадцатому.

Склонив нимб, и тупо созерцая небесную гладь под стеклянной сферой пола, Тринадцатый не мог вымолвить ни слова.

– Молчим. Виноватые всегда играют вмолчанку. А, что Нам прикажешь делать? Отправить тебя на утилизацию?

Такое предложение испугало Тринадцатого, он вздрогнул всей мантией.

– Но, увы, Мы не можем так портить материал. Так бесхозяйственно относиться к Нашему же созданию.

Тринадцатый облегчённо вздохнул. Высший постояв около него некоторое время, вернулся на святое место.

– Значит, так, утилизировать Мы тебя не можем. Но, и в плоть впустить, тоже не имеем права.

– Почему? – Искренни удивился Тринадцатый. Вообще-то, его начинал занимать разговор с Высшим Душейством. Он ожидал грома и молний. Представлял себе ужасные картины наказания. А, сейчас происходило то на, что Тринадцатый не смел даже надеяться. Высший разговаривал с простой душой за номером Тринадцать, как с равным. Точнее сказать, как со своим младшим братом, который нечаянно совершил проступок. Он даже огляделся, что бы найти угол, в который его возможно сейчас поставят, что бы Тринадцатый осознал свою вину. Но, увы, угла не было. Кабинет Высшего имел сферическую форму.

– Как же, тебя можно впустить в плоть, если ты побывал в центре Пороков?

– Но, я же вернулся чистым! – Запротестовал Тринадцатый.

– Мы знаем, Нам доложили о твоей чистоте. Если бы ты запачкался, Мы бы отправили тебя сразу на утилизацию. Обратно в Отстой. А, теперь ты сам должен определить себе меру наказания. Думай.

– Я могу выбрать?

– Друг мой, Создатель и так наградил души не по заслугам. Два сокровенных таинства отдал Создатель в привилегию Душе: Таинство Рождения и Таинство Смерти. Остальные Таинства познаёт плоть. Между Таинством Рождения и таинством Смерти должно существовать познание Таинства плоть. Ты же нарушил очерёдность. Нарушил главный закон бытия души и плоти. О каком выборе может идти речь?

Тринадцатый не мог вникнуть в суть требования. Он полностью осознал свою вину, но не находил наказания, которое смогло бы смыть вину.

– Я не знаю. – Подумав, ответил он на вопрос Высшего Душейства. – Я, не знаю себе наказания, но понимаю всю глубину своей вины.

– Да, дружок! – Вдруг, рассмеялся Душейство. – Побывав в низинах, в самом центре Порока, ты остался таким же наивным, каким прилетел в Небесную канцелярию полгода назад за распределением. Мы рады за тебя.

– Вы, запомнили меня? – Вновь Душейство смог поразить Тринадцатого.

– Конечно. Мы даже иногда следил за тобой. И, поверь, Нам бы было очень печально, если бы ты просто получил Судьбу, и отработал в ней положенный срок.

Нимб Тринадцатого покачнулся. Его снова окружила полоса непонимания. С одной стороны – его наказывали, с другой стороны – хвалили за проступок.

Высшее Душейство вновь подлетел вплотную к Тринадцатому.

– Ну – ну, голубчик, опять насторожился? – Он похлопал Тринадцатого по мантии. – Правильно и делаешь. Нам полностью доверять нельзя. Мы можем изменить всё сразу и навсегда. Но, ты можешь расслабиться. В тебе очень много Энергии. Ты смог её накопить, и не растратить, будучи тростником. Теперь изволь эту энергию отдать на общее дело.

– Что я должен сделать? – Сготовность отреагировал Тринадцатый, и, тут же, вспомнил о Меченом. Положение друга очень волновало его.

– Много, очень много. А, о Меченом не расстраивайся, просто, сохрани приятные воспоминания. Он был моим агентом. Ничего не скажу – хорошим агентом. Но, его срок вышел. Завтра его отправят на утилизацию.

– Но, с ним так поступать нельзя! – Тринадцатому было жаль Меченого всем нимбом.

– Можно. Ты не представляешь, сколько на землю выпадет Радости и Счастья после того, как его утилизируют. И, не печалься по нему. Пройдёт время, и ты поймёшь, что это самый великий конец для души.

Высшее Душейство вновь вернулся на святое место. Молча расправил мантию. Тринадцатый замер в ожидании дальнейших распоряжений.

– Время бежит ужасно быстро, – вдруг, раздался голос Высшего в тишине. – Я многое не успел сделать, что задумал. – Тринадцатого поразило, что Высший перешёл к себе на «ты». – Не взирай на Нас так. Мы тоже прошли все двенадцать кругов Судьбы. И, из жизни на земле я понял одно: душа вырывается из плоти и только тогда обретает свободу от плотской мысли. Я не сумел сделать, что задумывал сделать. Я вырывался из плоти, и обратно возвращался в плоть, что бы сделать задуманное. Но, каждый раз – круг замыкался. Ты сделаешь то, что не смог сделать я. – Высшее Душейство сверлило своим нимбом нимб Тринадцатого. – Ты готов пойти на это?

– Я не знаю ещё, что я должен сделать, но я готов. – Тихо произнёс Тринадцатый.

– Молодец. – Капельки удивления сумели просочиться через божественную белизну. Высшее Душейство заметив такое чудо в Небесном чертоге, – поинтересовался.

– Ты не хочешь знать, что ты должен сделать?

– Хочу. Но, не могу осмелиться. – Пролепетал Тринадцатый.

– Что ж, сгущать краски. Ты должен воплотить в жизнь людей – идею Высшего Эгоизма.

– Я?

– Ты.

– А, разве я смогу?

– Пока Мы в силе – Мы тебе поможем. А, пока ступай.

Чертог раздвинулся, появились два клерка. Молча встали у входа, сверкая нимбами.

Высшее Душейство больше не обращая своего высокопоставленного внимания на Тринадцатого, приказал Клеркам.

– В двенадцатый отдел его.

Неведомая сила подтянула Тринадцатого к входу. Уже на самом выходе, Высшее Душейство добавил, своим невидимым для Тринадцатого клеркам.

– Если попросит, разрешите ему день отпуска. Пусть попрощается с друзьями.

Прекрасное лицо Алёнушки, не состоявшейся матери всплыло в памяти Тринадцатого. Даже хулиганистый папашка, показался ему в этот миг довольно милым человеком.

Эпилог

Новизна в существование ни поражала Тринадцатого. Он получал знания и выполнял безукоризненно приказы Кураторов курса, как и все сто тридцать его однокурсников.

На его нимбе появился отличительный знак в виде лиловой звезды. Он принял это, как должное.

Один только раз, Тринадцатый, призвал к своему нимбу гроздь Воспоминания, когда нечаянно услышал разговор Кураторов.

– А, Меченый всегда поставляет отличный материал.

– Уж, это у него не отнять.

– Жаль, что его утилизировали.

– Как утилизировали?

– Так. Взяли, отправили на утилизацию.

– А, я и не знал.

– Теперь будете знать.

Что-то очень знакомое, до боли родное мелькнуло в имени Меченый. Тринадцатый попытался вспомнить, но так и не смог. Не затуманивая свой нимб долгими рассуждениями, он отправился на дисциплинарную подготовку.

Тринадцатого ожидала Идея. Он с ней уже познакомился. Видел Идею издалека. Осталось – самая малость – её достичь.

Время подгоняло Тринадцатого. Нужно было спешить, познать, что бы творить Добро.

Конец первой части.

Оглавление