«Люси. Рассказ»

Люси

- Эй детка как тебя зовут!?

- Пошел ты!

Фары слепят, когда пытаешься обернуться. Противный скрежет и шум выхлопной трубы за спиной. Воняет.

Я оборачиваюсь, чтобы отмахнуться. Чтобы показать фак.

Машина проезжать чуть подальше по ходу пути. Зачем я иду одна вдоль обочины так далеко от города?

В этих неловких джинсах я похожа на взрослую. В этой обвислой кенгурушке я не должна быть привлекательной.

Дверь открывается. В черной ночи. ни одного фонаря не освещает путь. Я иду словно на ощупь вдоль лесной дороги, по которой время от времени пролетают мотыльки машин.

Он выходит. Крепкие ноги и спортивная стойка. Я ничего не хочу сказать, но они всегда одинаковы.

Эти ребята с болезненной тягой к самоутверждению. Затравленные кем-то другим.

Я встаю как вкопанная пока тот, что вышел из двери открывающейся на дорогу заходит мне за спину.

Как вы думаете, каков будет его пикап лайн?

Удар сшибающий меня с ног. Крепкая пощечина выворачивающая скулу. Зубы посыпались. Во рту песочная крошка. В носу - привкус соли. В голову через глаза осыпается мгла темного леса.

Я лежу на гравии откашливаясь в лучах фар. Тот, крепкий и спортивный. Если бы мне можно было бы выбирать, я бы хотела, чтобы он был первым. Он разматывает скоч и заклеивает мне рот до того, как я начинаю звать на помощь. Плотная липкая лента с запахом строительного магазина цепко впивается в кожу. Что-то вроде депиляции.

Мои глаза раскрываются максимально. Я боюсь их сомкнуть несмотря на то, что фары слепят так сильно.

Он срывает браслеты с моих запястий и намертво крепит их пластиковыми стяжками. Вески больно царапает гравий.

Я чувствую его пальцы на коже моих щек. Ему лет 25 не больше.

- Я хочу выколоть ей глаза. Смотри какие красивые.

Второй прикладывает пальцы к моим векам и растягивает их в стороны так что мучителям становятся видны капиляры, сосуды, мясо вокруг глаз. Все, что скрывается под складками кожи.

- Я хочу себе такие же. Я хочу эти.

Он забрасывает меня себе на плечо как пыльный ковер на Пасху.

Он швыряет меня в багажник. И закрывает его. Захлопывает. Это такое красивое слово: “захлопывает”. Потому что хлопок - это и вправду то, чем все заканчивается. Последний звук, который вы слышите.

До багажника - слепящий свет. После - слепящая тьма.

После смерти твои останки уложат в ящик. И не спрашивай как я угадала. Ты ведь такая же как все. Ты сейчас просто на пути туда. А я уже здесь.

Вещь, убранная для транспортировки. С треноженная как коза.

Сквозь стенки багажника я слышу как они обсуждаю что как и куда будут со мной делать.

А я пытаюсь успокоиться и перестать дышать так громко.

Когда ты плакала последний раз? Ой брось, не надо фильмом или сериалом. А плакала по настоящему. От того, что на самом деле произошло с тобой в твоей реальной жизни?

Сердце бьется так сильно, что это слышно на весь багажник. Я пытаюсь успокоить дыхание после того удара, что сбил меня с ног.

Зачем я гуляю по лесу ночью одна?

Машина набирает ход я пытаюсь сомкнуть усталые веки. Запах здесь просто отвратительный. Да и что-то щекочет нос. Я пытаюсь понять. Это волосы. Правда волосы.

До багажника - надежда. После - пустота.

Спутанная, связанная, лишенная чувств.

Волосы застряли между листами жести, когда её били об них головой.

Сколько их было здесь до меня?

Волосы, запахи, кожное сало на стенках. Меня подбрасывает от того, что мы съезжаем с дороги в лес. Я чувствую все это. Крики навсегда оставшиеся в этом ящике.

До багажника - автономность. После - полная покорность.

Знаете зачем жертву бросают в багажник перед изнасилованием?

Чтобы выбилась из сил. Чтобы было время смириться. Адаптация.

До багажника наслаждение. После - боль.

Я думаю о всех этих блондинках, брюнетках, рыжих и лысых, что царапали свои локти и рвали свои топики в этом гробу на колесах.

Персональное чистилище.

Это так мило с их стороны - дать жертве время вспомнит всю свою жизнь.

До багажника - бабочка. После - гусеница.

Короткая поездка, которая делает из тебя пресмыкающееся. Навсегда. Я видела их.

Девушек без глаз. Что продолжают жить только потому, что это их самое жестокое издевательство - не убивать после всего этого. Одна вползла к обочине через три дня после пропажи. Другую нашли в коллекторной яме возле дачного поселка. Остальных в основном мертвыми и полуразложившимися.

15-18 лет.

Я тут. В этом коконе, который делает из тебя гусеницу.

Он подходит и трижды бьет по крышке. Словно пытается разбудить. Словно можно уснуть за минуту до смерти.

Он открывает багажник и я слышу только глухой визг. Как весной, когда играешь с мокрым снегом. Бросаешь его в стенку со всей силы и он разлетается. Его череп разлетается на кусочки. Я делаю еще один выстрел из обреза ему в сердце.

Мои руки свободны. И я слышу свой спокойный голос за шумом мотора.

- Сюда иди!

Кажется брызги его мозгов еще висят в воздухе, а его тело уже слилось с грязью. Мне сегодня везет - это был тот спортивный крепыш. Я так хотела, чтобы он был первым. Это приятно, когда они не мучаются и не корчатся и не просят о пощаде.

Я обхожу машину сзади и направляю обрез на того, что закидывал меня в машину.

- Смирно сиди. И смотри.

Вынув из рукава нож, которым перерезала стяжки я распахиваю дверь у водителя. Водитель может тут и вообще не причем. Но только это его голос: - Эй, эй. Постой. мы просто пошутили.

Это его голос, что-то бормотал про глаза.

Я бью его в грудь ножом. Он пытается отбиваться, но это не так уже удобно делать сидя.

Задний пытается рыпнуться и мне приходится прострелить ему плечо.

- Смирно сиди. Смотри.

Я наношу пятнадцатый, шестнадцатый, двадцатый, двадцать второй удары в грудь этому парню. Он все ещё живой.

Я беру его ослабевшее тело. Мокрый свитер. и вываливаю его на ноябрьскую грязь. Бью сапогом в лицо.

Много раз.

Иду за вторым. Все эти детские сказки про то, что когда убиваешь своими руками все “как в тумане”. Не верь им. Более трезвой я себя еще не чувствовала.

Я стараюсь не касаться его. Он забрасывал меня в машину. Он забрасывал всех их туда. В их последнюю камеру исповедания.

Под дулом не было бы так страшно, если бы я не превратила его приятелей в фарш на его глазах.

Я указала стволом на скотч. Что может быть сексуальней мужчины заклеивающего себе рот монтажными скотчем?

- Выходи. Иди к нему.

Потом он вырезал один глаз у водителя и показал ему его в упор. Я спросила его: - Чем тебе не нравятся твои собственные глаза? Они ничуть не хуже.

Ты думаешь это все было быстро? Нет.

Быстро сказка сказывается, да не быстро долго дело делается.

Через шесть часов могила была готова. Он милостиво помог мне отнести оба мертвых тела на одно ямы.

- На рассвете так страшно умирать?

Я спросила его. Это последнее, что мне было интересно.

- Целуй их. Вы же уснете навеки здесь.

Он смотрел на меня умоляющим взглядом. Он мотал головой как ребенок.

Самые жалкие всегда испытывают самую болезненную потребность в самоутверждении. Бедный.

Он смотрел на меня со дна могилы.

- Целуй их.

Тварь целовала изувеченное лицо первого и целовала остывшее от потери крови слепое лицо второго. Целовала сквозь скотч. Не чувствуя их тепла. Так глупо.

Я засыпала его землей все это время. Пока не остались одни глаза. Одни белейшие белки глаз вытаращенных из-под зернистого творога земли.

Он дрожал. Он все еще верил. Вот, что бывает, если не дать жертве настояться в багажнике. Она не теряет надежды.

Я направила ему обрез прямо в лицо. Знаете так, как делают в фильмах. Когда его глаза и дуло и мои глаза. Они в общем-то на одной линии.

- Ты кажется хотел узнать как меня зовут. Я хочу, чтобы ты знал. А то получится, что мы вроде как и не познакомились. Верно? Ты хороший парень. Ты мне нравишься. Хочешь узнать как меня зовут?

В этот момент он закивал как последний раз. В этот момент ты чувствуешь, что он готов делать все что угодно.

- Хочешь узнать как меня зовут?

Даже псы не так послушно виляют хвостом.

- Ты ведь хочешь познакомиться, да?

Кивает сто тысяч миллионов раз.

- Люси.

И спускаю крючок.