«В лабиринте миров»

В лабиринте миров (fb2) - В лабиринте миров 878K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Татьяна Евгеньевна Любушкина

Татьяна Любушкина В лабиринте миров

Пролог

Тяжёлое облако медленно выползало из-за горизонта, закрывая фиолетовым краем заходящее солнце. Движения его были едва уловимы, и лишь изменение его положения относительно редких, обнажённых скал позволяло понять, что облако неотвратимо приближается.

За движением облака наблюдали люди: трое мужчин и одна женщина стояли на плоской вершине невысокого холма, поросшего скудной растительностью.

Ветер дул им в спину и развевал длинные складки одежды, и это придавало некую странность всей картине, потому что облако двигалось к людям против ветра.

Лучи солнца гасли один за другим, но люди не уходили. День за днём поднимались они на этот холм. До боли в глазах, всматривались в горизонт, и сегодня их терпение было вознаграждено.

— Кончилась власть Северного народа, — негромко произнесла рыжеволосая женщина средних лет, продолжая начатый разговор.

Её спутники согласно кивнули.

— Не думал, что мне придётся при этом присутствовать, — лысый толстяк нервно хихикнул, вытирая ладонью вспотевшие виски. — Это был великий народ, не так ли?

— Это есть великий народ, — возразил самый древний из маленького собрания.

— Те из них, кто остался жив, — холодно возразил высокий мужчина с бритой головой и повадками вожака.

Женщина плотно закуталась в складки своей одежды, и склонила голову, пряча лицо за огненными прядями.

— Что слышно о Принцессе Севера? — едва слышно спросила она.

— Она сгинула, — жёстко отозвался бритоголовый. — Стала жертвой собственных экспериментов.

— Это точно?

— Абсолютно.

Меж тем, облако приблизилось настолько, что стали видны его туманные складки и тут случилось самое невероятное — облако стало снижаться.

Люди на холме не удивились. Они лишь теснее стали друг к другу. Женщина прижалась плечом к старику, тот сжал её ладонь.

Теперь стало ясно, что облако имеет искусственное происхождения. Туманные складки были вполне осязаемы, а движения облака осмысленными. Облако приблизилось к земле настолько, что коснулось краем вершины холма и, наконец, остановилось.

Маленькая группа людей не двинулась с места.

Причудливые складки облака изогнулись и бесшумно поползли в сторону, открывая в стене широкий проход.

Из отверстия вышли люди.

Первым показался высокий бородатый мужчина в окружении юной девушки и бледного молодого человека. За ними следовали ещё трое мужчин. Двое из них несли на носилках седого человека, края одежды которого, были испачканы пятнами засохшей крови. Дети: мальчик и девочка пяти-семи лет и младенец на руках стройной женщины. Старуха с горящими глазами ревниво оградила тощим плечом детей от пристального взгляда встречающих. Больше людей в таинственном облаке не было.

— Где же остальные?! — рыжеволосая женщина в волнении отпустила концы широкого плаща, покрывающего её плечи, и он тут же тяжело взметнулся вверх, подхваченный ветром.

— Остальные? — бородатый мужчина, первым покинувший облако, смотрел на женщину безо всяких эмоций, так, как смотрят на камень или дерево. — Их нет.

— Они погибли? — отрывисто произнёс бритоголовый. — Где другие облака? Вы обещали отдать всё.

— Мы отдаём всё, — бородатый пожал плечами. — Ведь у нас больше ничего нет.

— Но как же так?! — занервничал толстяк. — Вам обещаны окраинные земли Сиккурии — это огромное пространство! Но в обмен вы должны все защитные облака Северян, слышите? Все! А что насчёт ледяного побережья? Эта часть территории также должна отойти Сиккурийцам! Таков бы уговор!

— Пойди, расскажи это Литтусу Флэту, — буркнул бородатый. — А что касается огромных пространств — оставьте их себе! Нас всего двенадцать. И участка земли возле Бездонного озера нам хватит. Взамен мы отдаём вам защитное облако. Если вы не согласны — мы улетаем.

Воцарилось молчание.

Четверо мужчин, всё это время державшие носилки опустили их на землю, и старуха склонилась над раненым, не говоря ни слова, только горестно раскачивая головой. Ветер растрепал её волосы, и казалось, будто серый дым вьётся над её иссохшим телом.

Заплакал младенец и его громкий плач разорвал тишину.

Рыжеволосая женщина тронула за плечо своего бритоголового спутника, тот высокомерно отдёрнул руку и тогда заговорил седой старик.

— Мы принимаем ваши условия. Сегодня вы переночуете здесь, а завтра поутру наши люди придут и заберут облако. Вас же доставят к Бездонному озеру. Мы нанесём границы, за которые проход вам будет запрещён.

— Ещё нам нужны вещи: инструменты, одежда, еда на первое время. У нас дети…

— Так вы же Северяне, — толстяк радостно осклабился, озабоченно ощупывая тяжёлые складки защитного облака. — Наколдуйте себе что-нибудь… зачем вам трудиться?!

Яростный порыв ветра ударил шутника под колени и тот упал лицом в землю, нелепо взмахивая короткими руками.

— Не стоит так шутить с Северянами, юноша! — старуха с горящими глазами ощерила рот, как озлобленная кошка, показывая два ряда великолепно сохранившихся зубов. — Не стоит считать нас пропащими…

— Пожалуйста, остановитесь! — рыжеволосая женщина в тревоге подняла обе руки. — Вы должны обещать, что не станете использовать свои силы, чтобы причинить вред нашему народу.

— А вы должны пообещать, что будете с должным уважением относиться к нашему! — рявкнул бородатый.

— Друзья, успокойтесь, — седой старец вновь взял ведение переговоров в свои руки. — Вы устали и взволнованы. Мы тоже. Разумеется, вы получите всё необходимое.

— И, разумеется, мы не станем использовать свои силы вам во вред, — примирительно отозвался бородатый, поднимая с земли перепуганного толстяка.

Хрупкое перемирие было достигнуто. Седой старец и бородатый мужчина вполголоса обговаривали условия обмена, чертили что-то на пыльной, неплодородной земле. Наконец, полностью погасшее солнце положило конец взаимным переговорам.

— До завтрашнего утра, Северяне!

— До завтрашнего утра!

Трое мужчин спустились с холма, растворяясь в темноте, и лишь рыжеволосая женщина задержалась, мучимая невысказанным вопросом.

— А что же Принцесса Севера? Неужели…

— Она погибла, — коротко ответил бородатый.

В темноте выражения его лица было не разглядеть, но окружающая тишина стала такой ненавистно-звенящий, что рыжеволосая женщина попятилась.

— Мне очень жаль. Правда, очень…

Глава 1

Старый зонт вывернулся наизнанку от порыва холодного ветра, и серый ноябрьский дождь хлёстко ударил меня по лицу.

— Вот, чёрт, — я попыталась сложить крылья видавшего виды зонта, но он скорбно съёжился, превратившись в мокрую тряпку.

Тонкие, не по погоде одетые джинсы промокли насквозь. В дырявые сапоги залилась вода, и хлюпала при ходьбе. Ну и какой толк от негодного зонта? Рука сама размахнулась, собираясь выкинуть сломанную вещь, но по мокрым рельсам звонко загромыхало. Приближался мой трамвай. Я торопливо сунула зонт в такую же мокрую сумку и заняла боевую позицию.

Толпа, стоящая на остановке казалась огромной. Куда больше, чем трамвайный вагончик и я волновалась: мне нужно попасть внутрь, во что бы то ни стало, иначе я опоздаю и вылечу с работы. У нас с этим строго. К счастью, трамвайные боги сжалились надо мной, двери раскрылись прямо перед моим лицом, и я первая ринулась в салон.

До поручня не достать, но зажатая со всех сторон влажными животами и спинами я могла не беспокоиться, что упаду. Чья-то сумка больно впилась острым углом мне в бедро, но отодвинуть её было невозможно, и я смирилась.

По дороге я задремала. Стоя, как усталая лошадь. Вчера к бабке Вере, моей квартирной хозяйке приходили подружки, праздновать день Октябрьской революции. Старушки разошлись не на шутку: перепели все революционные песни, задорно танцевали матросский танец «яблочко», совмещая угловатые движения моряков с элементами «ламбады», а под утро занялись моей персоной.

— Эй, Женька, у тебя мужик-то есть?

— Есть, — бормочу я, лишь бы старухи отстали.

— Где это? — бдительно вопрошает моя бабка Вера. — Чой-то я не видала…

— Ну, нету, — огрызаюсь я.

— Не-ее-ту?! — старухи ехидно переглядываются и прыскают, сотрясаясь от смеха. — Чего ж нету-то?

Я молчу. За меня громким шёпотом отвечает бабка Вера.

— Ейная мамаша-то замуж вышла в деревне, за местного… то ли пастух, то ли ещё чего… вот девке места в доме и нет! Выслали в город… а чего она здесь? Ни образования, ни денег, да и… рылом не вышла. Поганка бледная, да и только, а во всю спину — пятно!

— Какое пятно?!

— Да шут её знает… словно грязью мазнули. Я поначалу так и думала, помойся, говорю, а у ней — пятно родимое!

Я демонстративно громко поворачиваюсь на своей скрипучей кровати, всем видом показывая, что всё слышу.

Шёпот и хихиканье становятся тише, но слова, тем не менее, отчётливо слышны.

— Она тебе хоть денег-то за квартиру платит?

— Да чего там… слёзы одни. Держу из жалости.

Эти «слёзы» съедают большую часть моей зарплаты, и я знаю, что можно поискать квартиру и дешевле, но работа занимает у меня слишком много времени: каждый день с десяти утра до одиннадцати часов вечера и времени на поиски просто нет. Я встаю и ухожу на балкон. Там холодно и промозгло сыро, и я быстро сдаюсь — возвращаюсь в свой угол, под тёплое одеяло. Старухи ещё бормочут, перебирая мне косточки на все лады, но я уже сплю.

… От трамвайной остановки до магазина, где я работаю минут пять быстрого ходу. Я влетаю в распахнутую дверь и тут же получаю выговор от нашего «полуглавного» менеджера. Так его прозвали продавщицы, поскольку никто не знает, что за должность он занимает. Говорят, Миша родственник кого-то из владельцев и его пристроили сюда, чтобы не болтался без дела.

— Это что за вид?!

«Полуглавный» менеджер сердито морщит очень гладкий, почти детский лоб.

— Ты собираешься вот так явиться в зал? Пугать клиентов?

Вид у меня и, правда, не очень. Со всего тела ручьями стекает вода, собираясь грязными лужицами под ногами. Мокрые волосы слиплись на лбу, посиневшие от холода губы трясутся, не давая выговорить ни слова.

— М-миша, там дождь, — заискивающе выговариваю я. — Я под дождь попала и вот, — я достаю слабое доказательство своей невиновности, — вот зонт! Сломался…

— Для тебя я не «Миша», а Михаил Валерьевич, — «полуглавный» мстительно толкает меня в мокрое плечо. Не сильно, но я поскользнулась в набежавшей луже и чуть не упала.

Михаил Валерьевич презрительно кривит губы и брезгливо отряхивает ладонь.

— Живо переодеваться и в зал!

Я вприпрыжку бегу в комнату для персонала. Там для меня найдётся чашка горячего чая, в раздевалке вист сухой халат и… Я со стоном бью себя по лбу. В руке по-прежнему сжат мокрый зонт, и удар получается ощутимым. Зонт летит в угол, а я трясущимися руками открываю сумку. Так и есть! Вчера я забирала рабочий халат домой. Выстирала, высушила на батарее и тщательно выгладила. А сейчас… соседство с мокрым и грязным зонтом не придало рабочему халату привлекательности. На розовой поверхности появились уродливые серые разводы, следы утюга бесследно исчезли — кокетливый халатик превратился в грязную тряпку!

— О, Женька, — в комнату вбежала моя напарница, казашка Алия. — Ты слыхала?! Михаил Валерьевич сказал, что у нас большая недостача и зарплаты в этом месяце не будет! Мы ещё должны магазину!..

— Как должны? Мы же целый месяц работали. Без выходных!

Алия зашмыгала носом и бросилась к зеркалу, поправлять макияж.

— Я не знаю! Я к главному пошла… а ты как хочешь!

— А что к главному? — слова Алии совершенно сбили меня с толку. Как же так: остаться без зарплаты? А на что же мне жить?

— А к главному зачем?!

— Ты совсем дура, да? — прошипела Алия, выглядывая из-за двери. — Затем! И тебе советую сделать то же самое! Как ты с бабкой своей расплачиваться за квартиру будешь? Выкинет она тебя на улицу. Так что, дурой не будь — иди… да хоть к Михаилу Валерьевичу! Он тоже этот вопрос решить может… хотя…

Алия презрительно осмотрела мою поникшую фигуру, облачённую в измятый халат:

— Рожей ты, Женька, не вышла!

Дверь хлопнула, и я осталась одна. Излишне говорить, что чая в нашем запаснике не оказалось — видно сегодня не мой день и кое-как подсушив волосы бумажными салфетками, я собралась выходить в зал.

— Ты ещё здесь?!

Миша без стука распахнул дверь нашей каморки. А мы здесь, между прочим, переодеваемся.

— Живо в зал, магазин открывается!

Я торопливо кивнула.

— Бегу!

Миша неодобрительно оглядел стол, заваленный использованными пакетиками чая и заставленный плохо вымытыми чашками.

— И со стола убери, сидите здесь, как свиньи…

Я не стала сообщать, что неубранный стол остался с ночной смены — сами грешим подобным образом. За тринадцатичасовой рабочий день у продавцов только двадцать минут свободного времени. Мало кто это время тратит на уборку и мытьё посуды.

— Я уберу.

Я собрала со стола пустые пакеты и крошки и бросила всё в мусорный ящик. Загремела пустыми чашками, складывая их в раковину. Всё это время Миша неотступно следовал за мной и сопел за моей спиной.

— Знаешь, почему одни люди живут в достатке, а другие всю жизнь вынуждены копаться в грязи? — неожиданно спросил он.

— Почему? — Вопрос меня удивил.

— Да потому, что вам ничего не надо, — с плохо скрываемой злобой произнёс Миша. — Вы живёте в дерьме и будете жить. И куда бы вы не пришли — вы всё превратите в дерьмо: засрёте, загадите! А всё потому, что вы быдло! Быдло вы есть и будете!

Не знаю, что на него нашло, и почему он так вскипятился, но я вдруг почувствовала себя очень усталой, а впереди ещё целый рабочий день.

— Миш, а у нас правда зарплаты не будет?

Миша ужом подскочил на гладкой плитке пола.

— А за что вам платить? За что?! Вот за это?! — он ткнул пальцем в груду грязных чашек. — За то, что вы по залу ходите, как снулые мухи? Работать надо! Тогда и зарабатывать будете, а пока не научились работать, то…

Миша замысловато покрутил в воздухе холёными пальцами и, изящным жестом откинув полы пиджака, уселся в кресло.

В ту же секунду стены нашей скромной подсобки огласил яростный и, одновременно, обиженный вопль. Миша вскочил с потёртого кресла, а на сиденье ощетинился тонкими металлическими спицами злополучный зонт.

— Ты! — Миша ткнул в мою сторону наманикюренным ногтем. — Вон отсюда! Убирайся! Больше тебя терпеть никто не будет! Всё! Убирайся! Оставь халат! Он служебный! Ты ещё денег должна! Убирайся!

Под его нескончаемые вопли я стянула дрожащими руками халат и собрала свои немудрящие пожитки. Сменную обувь, стакан и… сломанный зонт.

В дверь заглянула кассир Лида.

— Миша, магазин открыт, Алии нет. Кто будет работать?

Меня она демонстративно не замечала. Ага, значит, услыхала Мишины вопли и поняла, что я не в фаворе.

— Ты и будешь работать! — рявкнул Миша. — Иди, не стой в дверях!

Он проводил меня мрачным взглядом до самого выхода. У двери я помедлила, надеясь, что он передумает, но меня никто не окликнул. Я набрала в грудь побольше воздуха и вышла под дождь.

Я свободна.

Без копейки в кармане и, пожалуй, что и без жилья. Сегодня день оплаты квартиры. Бабка ждёт меня с деньгами, а без денег… можно, попробовать попросить отсрочить оплату. Работу я найду… ну, не домой же возвращаться!

При мысли о доме: покосившейся избушке в деревне Грязновка, стало совсем худо. Там мамаша со своим новым супругом — скотником Василием. Он не самый плохой, что бы там бабка Вера не говорила, но меня в Грязновке точно никто не ждёт.

Дождь замедлял свой размеренный ход, становилось холоднее и вперемежку с редкими каплями посыпались колючие крупинки. Снег?

К двери подъехала машина с товаром, и грузчики бесцеремонно оттолкнули меня с дороги.

— Ты здесь работаешь? Хлеб привезли, принимай.

— Я не работаю.

Я с трудом разлепила замёрзшие губы.

— Я уже уволилась.

— Тогда иди отсюда, не стой на дороге! — раздражённо буркнул молодой парень с нахальными, зелёными глазами.

— Куда? — кажется, только сейчас до меня дошёл весь ужас моего положения.

— А на Кудыкину гору, — охотно отозвался парень, вызывая смех своих товарищей. — Вон видишь?

Парень крепко взял меня за плечо и развернул в сторону, противоположную нашему магазину. Высоко над домами возвышался холм, поросший редким лесом. Я была там летом. Ничего интересного: грязные заваленные мусором полянки, жидкие деревца. Правда, с горы вид красивый. Что есть, то есть.

— Отпусти.

Я дёрнула плечом, но парень не торопился выпустить мою руку. Он скалил белоснежные зубы и бесцеремонно заглядывал мне в лицо.

— Там не так плохо, как кажется. Иди, не бойся.

На секунду он схватил мою ладонь и тут же толкнул в спину. Я не удержалась и с размаху упала на колени. Сзади раздался хохот.

— Вот, фефёла!

— Подтолкни её, Людвиг! Для скорости!

Хлопнула дверь, густым басом заголосила кладовщица Надежда, и грузчики заторопились сгружать свой товар.

Не оглядываясь, я медленно поднялась, потирая ушибленную ногу, и зашагала от магазина прочь.

«Людвиг! Надо же… потешились родители».

За углом я остановилась и разжала грязную руку. На ладони, переливаясь острыми гранями пурпурного камня, лежало золотое кольцо.

Глава 2

Кто такой Людвиг? Кудыкина гора.

В недоумении я смотрела на неожиданный подарок, не зная, что с ним делать дальше. Впервые я держала в руках столь ценную вещь, а то, что кольцо ценное, было ясно даже такой невежде, как я. Кольцо было с изъяном: широкое с двумя искусно сделанными гнёздами, одно из которых украшал кроваво-красный камень, а другое было пустым. Видно потерялся камешек.

Пока я любовалась кольцом, до меня стал доходить смысл происходящего. Этот парень, как его там?! Людвиг! Да он украл это кольцо! И сунул его мне, чтобы не попасться! На гору послал! Иди мол, туда, там мне и отдашь колечко, спасибо, Женя за верную службу! Вот, гад! Да кто она такой?!

Я решительно зашагала назад. Машина с хлебом отъезжала от дверей магазина.

— Стойте!

Водитель затормозил и вопросительно выглянул из окна. Рядом с ним сидели грузчики: толстый дядька средних лет с испитым лицом и молодой белобрысый парень. Парня с редким именем не было.

— А где ещё один? С вами был, такой… с зелёными глазами!

Мужики переглянулись и ехидно осклабились.

— С какими глазами? Зелёными? Лёх, у тебя какие глаза? Не зелёные? Нет? А у тебя Липат?

— У меня вообще глаз нету, — сипло сообщил испитой мужик. — Один рот и задница!

Мужики заржали, и я отступила назад. Сквозь тонкую ткань сумки мне в спину больно кольнуло. Проклятый зонт!

Я торопливо зашагала по улице. Цели у меня не было, но холод подгонял, и я озабоченно перепрыгивала лужи, лавировала между прохожими и перебегала дороги на красный свет, рискуя попасть под машины.

Кольцо я сжимала в руке, боясь потерять ценную вещь и не переставала думать о зеленоглазом. Зачем он мне его сунул? Почему был уверен, что я его послушаюсь и приду на гору? Да я могу прямо сейчас сдать кольцо в ломбард, получить деньги…

Мысли мои приняли деловой оборот. А, в самом деле… Я этому Людвигу ничем не обязана. Сдам кольцо, получу деньги, вернусь к бабке Вере на квартиру. Потом работу найду.

От мысли о бабке и её захламлённой квартирке неожиданно стало гадко. Вернусь… пойду продавщицей в другой магазин, буду работать. С утра до вечера, с вечера до утра… А потом? Ну, может парня какого встречу. Хотя, что значит — какого? Мне надо с квартирой. Встречу парня с квартирой.

«И деньги за квартиру будешь отдавать уже не бабке, а своему парню» — ехидно подсказал внутренний голос.

Я остановилась. Прямо передо мной гостеприимно мерцала вывеска «ЛОМБАРД». Кольцо в руке согрелось и стало горячим. Я поставила ногу на ступеньку. Положила руку на перила. А паспорт? Там же паспорт надо… обычно я ношу его с собой, надо проверить. Я полезла в сумку и в глубине наткнулась на острую спицу зонта. Ну, что за чёрт! Почему я до сих пор не выкину эту дрянь и таскаю с собой!

Я вынула руку из сумки, с ладони капала кровь. Я беспомощно оглянулась — вытереть руку было нечем, а кровь меж тем, вовсю лилась на аккуратный коврик, любовно постеленный возле двери. Я отступила.

С крыши соседнего дома весело стекала вода, и я подставила руку под холодную струю. Через несколько секунд кровь остановилась, и я спрятала закоченевшую руку в карман. Угрюмо покосилась на призывную вывеску и белоснежные ступени, закапанные моей кровью, и свернула с главной улицы в узкий переулок, ведущий прямо и вверх. В гору.

Не успела я сделать и двух шагов, как неожиданно безмолвие пустынных улиц нарушил резкий визг тормозов и громкие, возбуждённые голоса. Я оглянулась.

— Что случилось?

— Девку задавило! — бойкая старушонка с зонтом наперевес юрко шмыгнула в открытую дверь подъезда и из его тёмной, вонючей пасти донёся её звенящий от причастности к событию голос:

— Людка, Людмила! Открой! Ты дома, Люда?! Пошли на проспект, там девку задавило!

Мимо меня пробежали два подростка, и я отчего-то испугалась, вжалась спиной в тень мокрой серой стены, стараясь стать незаметной.

— Насмерть?!

— А то! Джипарь въехал в крыльцо, а она на ступеньках стояла!

— Где?! Какое крыльцо?

— Там… где ломбард! Крыльцо в крошки, а её — всмятку!

Почему я испугалась? Не знаю. Не могу объяснить. Только что, на том самом месте, где пятью минутами ранее стояла я, погиб человек. Но не это известие заставила меня содрогнуться от панического, животного ужаса. Меня испугали бледные от холода лица подростков. Застывшие, неживые лица — карикатуры на настоящих людей. Наркоши, наверное…

Мальчики убежали, и я с трудом оторвала взмокшую спину от каменной стены.

Теперь я по-настоящему торопилась. Бежала, стараясь быстрее покинуть неуютные улочки, где машины врезаются в людей и ходят подростки с бледными лицами мертвецов.

С неба повалили тяжёлые хлопья снега, и мне показалось, что стало теплее. А может я просто устала карабкаться по бездорожью. Чем выше я поднималась, тем большие сомнения одолевали меня. И чего я испугалась? Что вообще со мной происходит?! Почему я несусь по грязному склону не разбирая дороги, пугаюсь обычных людей и стремлюсь к маловероятной встрече с человеком, явно преступником… С чего я взяла, что на горе меня кто-то встретит? И почему на горе? Что, в городе мало мест для встречи? Да и гора не такая уж маленькая, здесь не мудрено разминутся…

Я присела на поваленное дерево и смотрела сверху на город. Дома из-за тумана и снега казались размытыми, силуэты людей нечёткими. Тёмные фигурки торопливо перебирали тёмными ногами, обходя стороной свинцовые лужи, и рычащие машины обгоняли их, выстраиваясь на дороге бесконечной чередой. Кое-где зажглись фонари. Я оглянулась. Сумерки ещё не наступили, но низкое облачное небо, не пропускало солнечных лучей, и день казался глубоким вечером. Пора было спускаться вниз. Нечего мне делать на этой горе. Пойду к бабке, надену сухую одежду, заберусь под одеяло. Один день она переживёт, а завтра сдам кольцо. Будут деньги — будет и пища. И нечего нюни распускать, все так живут и как-то устраиваются. И я устроюсь. Не пропаду.

Я внимательно оглядела город сверху. А ведь я могу сэкономить на проезде! Если спуститься не там, где я поднималась, а чуть левее, тропинка как раз выведет меня к бабкиному дому и не придётся ехать на трамвае! Пока окончательно не стемнело, я зашагала по крутому склону, постепенно забирая вверх, и вскоре оказалась на самой вершине горы. Расчёты мои оправдались. Бабкин дом стоял с другой стороны холма, и его серая крыша виднелась в череде таких же безликих «хрущёб». Я возликовала. Мне, голодной и продрогшей, бабкина квартира больше не казалась такой уж убогой. Да и где я лучше-то видала? Мамкину избушку в Грязновке?!

Ноги бодро понесли меня вниз. Сухая трава и опавшие листья мягко пружинили, сумка хлопала по бедру и эти хлопки, и шаги так одиноко звучали в безжизненной тишине пустынной вершины, что мне стало не по себе.

«Даже ворон нет», — подумала я и ухватилась за тонкую ветку тощего, обнажённого деревца, чтобы не упасть на скользком склоне. Ветка предательски обломилась, и я поехала вниз на спине, собирая листья и грязь. Затормозила каблуками и медленно поднялась, тихо матерясь и отряхивая безнадёжно выпачканную одежду.

— Оно и лучше, что никого нет, — мрачно произнесла я в пустоту. — Поржать над тобой, Женька некому.

Левую ногу подозрительно захолодило и я опустила глаза, рассматривая свою неказистую обувь. Зрелище было впечатляющим. Тормозной путь не прошёл даром для моей обуви. Подошва левого ботинка не выдержала нагрузки и сейчас сиротливо лежала в полутора метрах выше по склону, а пальцы ног в дырявых носках мяли клочья выцветшей травы.

— Зашибись, — констатировала я.

Забрала недостающую часть своего гардероба и заковыляла по склону, неловко поджимая ногу и прикидывая, как бы мне произвести ремонт в полевых условия. Внизу чернел ствол поваленного дерева, на него я и опустилась, прижимая к груди оторванную подошву. В таких местах всегда много мусора, пластиковые бутылки, пакеты, консервные банки. Я вознамерилась найти кусочек проволоки и примотать подошву к сапогу, но таковой поблизости не находилось. Зато за широким стволом я разглядела узкую чёрную дыру. Пещера? Или нора. С каким-нибудь диким зверем. Хотя откуда здесь дикие звери? Нога замерзала всё больше, и я удвоила свои поиски. Ни проволоки, ни верёвки не находилось. С неба опять заморосил дождик, быстро набрал обороты и загудел мощным ливнем, стекая по склону серым сплошным потоком. Кажется, нет никакого смысла в починке обуви. Пойду так.

Меж тем, склон холма за несколько секунд превратился в бушующий поток, с водоворотами и стремительным течением. Я сидела на дереве, поджав ноги, хлопала отсыревшими ресницами и не решалась спуститься вниз. Внезапно стемнело. Вокруг меня бушевала непогода, замёрзшее тело отказывалось двигаться, и я с трудом вытянула окоченевшие ноги. Ступила в ледяной поток и левую ногу тут же свело мучительной судорогой. Я вскрикнула от боли. Держась руками за ствол, чтобы меня не унесло течением, добралась до темнеющей расщелины. Пальцы нащупали каменистый порог, и я буквально вползла в узкую щель, наплевав на диких зверей.

Снаружи бесновался ноябрь.

…Внутри пещерка была довольно просторной. Я свободно вытянула руки и ноги и сидела, прислонившись к холодному камню. Диких зверей не было. Тепла в пещерке тоже не было, Но, зато не дул пронизывающий ветер и не хлестал ледяной дождь.

Я сняла сапоги, выжала отсыревшие носки и принялась растирать ими закоченевшие ноги. Мешалась сумка. Я сняла её с плеча и вспомнила про сменную обувь. Вынула из сумки старенькие туфли и возликовала: надела их на разогретые стопы. Кажется, никогда ещё мои ноги не чувствовали себя так комфортно!

Но чувство комфорта оказалось недолгим. Снова леденящий холод проник под мою отсыревшую одежонку, и зубы лихорадочно застучали, отбивая болезненную чечётку. Я выглянула наружу. Непроглядный мрак и стена ледяного душа. Я приуныла, но надо было выбираться. Всю ночь мне здесь не высидеть и единственное спасение — идти, не смотря ни на что. В полумраке я принялась собирать разбросанную одежду: мокрые носки, сапоги, вернее то что, от них осталось. А где кольцо?!

Я сунула суку в карман куртки, пальцы влезли в широкую дыру и задорно выскочили с обратной стороны. Кольца не было.

Со злости я пнула ногой каменную стену и взвыла от боли. Ну, что за бестолочь! Единственную ценную в своей жизни вещь умудрилась потерять. На глаза навернулись слёзы. Куда мне теперь идти? Проще здесь замёрзнуть. Никому я не нужна, бестолковая фефёла. Ни для каких дел рылом не вышла. Даже в Грязновке и то не сгодилась…

Тем не менее, я собрала сумку и, утирая слёзы, поползла к выходу. Ладонь наткнулась на твёрдые, гладкие грани… кольцо!

Я засмеялась от радости и села на песчаный пол, не выпуская из рук находку. Ну, конечно! Я же помню, как сжимала его в руке, когда заходила в пещеру. А потом стала растирать ноги, забыла про кольцо (очень уж икры болели) и выронила! И вот оно… нашлось!

Боясь снова потерять кольцо, я попыталась надеть его на безымянный палец, но оно оказалось велико и тогда я надела кольцо на указательный палец правой руки.

Колкие кристаллики снега влетели в пещеру и ожгли мне щёку, рубиновые грани вспыхнули перед моими глазами, и без того тусклый свет совсем потух.

Глава 3

Мой новый знакомый. Я преступник?!

— Пусти, пусти!..

Лохматое существо верещало в крепких руках худощавого, белокурого паренька.

Сначала я приняла его за мальчика-подростка, но, когда он повернул ко мне своё лицо, я поняла, что он гораздо старше.

Пользуясь тем, что паренёк отвлёк на меня своё внимание, лохматое существо вырвалось из его рук и бросилось бежать по изумрудно-зелёной траве, петляя, словно заяц.

Изумрудно-зелёной траве?!

Я протёрла глаза и потрясла головой.

— Очнулась?

Паренёк подошёл ко мне и сочувственно посмотрел в лицо.

— Ты кто?

— Я? — серые глаза моего собеседника сощурились и в уголках глаз собрались забавные морщинки. — А ты сама-то кто? Помнишь?

— Меня Женя зовут, — я огляделась вокруг, недоумевая ещё больше. — Я на горе была. Шёл дождь. И снег. Очень холодно. А сейчас, кажется… лето?!

Паренёк засмеялся.

— Вставай… Женя. Мы с тобой тут гости нежеланные. Нам уходить надо.

— А куда? А мы где? Почему гости? У кого?!

Вопросы сыпались из меня один за другим и поскольку ответов я не получала, они само рождались в моей бедной воспалённой голове. Увезли меня. Умыкнули. В арабские страны. В гарем. Точно. Тот, зеленоглазый. Заманил на гору. Оглушил. И увёз в арабские страны. Иначе — откуда лето?! Сменные туфли на моих ногах и грязная ещё не высохшая одежда, не позволяли усомниться в том, что ещё недавно я сидела в тесной пещере, боясь выйти в холодный ноябрьский дождь. Так что многодневная кома, как в мексиканских сериалах исключается. Вот только местность на арабские страны не похожа. Не было пальм, моря, пустыни. Ничего этого не было. Я кроме своей Грязновки нигде не была, это правда, но телевизор и у нас в Грязновке имеется. Хоть и три канала, но про арабские страны я представление имею. А где кольцо?!

Кольцо тускло сияло на указательном пальце.

Белокурый заметил мой взгляд и одобрительно кинул.

— Кто-то позаботился о тебе. Видно ты имеешь больших покровителей.

Я?!

— Каких покровителей? Откуда? Ничего я не понимаю… куда мы идём? В посольство?

Белокурый уставился на меня странным взглядом.

— Можно и так сказать… ты что, совсем ничего не помнишь?

— Всё я помню, — я сердито огрызнулась. — Меня с работы сегодня выгнали, и во рту маковой росинки не было… вот это я и помню.

Белокурый кивнул головой и зашагал быстрее.

— Если мне память не изменяет, скоро будет Стол. Там мы поедим.

— Что будет?

— Стол. Место, где можно поесть.

— Кафе?

— Можно и так сказать.

Я фыркнула. Если можно, то и говори по-человечески. Если посольство, значит посольство, а если кафе — то кафе, а не какой-то там Стол.

Мой спутник шёл быстро. Я же глазела по сторонам, часто отвлекалась и потому постоянно отставала. На каждом повороте белокурый терпеливо поджидал меня, покусывая зубами травинку и не говорил ни слова.

Узкая тропинка петляла по лесу. Широкие стволы могучих деревьев стояли далеко друг от друга, меж ними зеленела трава, виднелись разноцветные головки разнообразных цветов. В самой этой природе было что-то ненастоящее. Слишком зелёная трава, слишком причудливые цветы и неправдоподобно красивые деревья. Мультяшный мир.

Тропинка вывела нас на небольшую полянку, посредине которой стоял обычный деревянный стол. Мой проводник направился прямо к нему, и я увидела, что на столе, накрытые широкой чистой тряпицей стоят немного старомодные тарелки, а в них лежат куски хлеба и каких-то овощей, похожих на баклажаны.

— Это что?

— Это Стол. Он стоит для путников. Правда, не для нас, но мы поедим.

Мы всё съели. И хлеб и баклажаны. Надо сказать, что это были и не хлеб и не баклажаны, но вкусно. И мой спутник, как и я, был очень голоден.

После еды в голове моей вновь зароились вопросы и сомнения.

— А ты почему здесь? — я недоверчиво уставилась на своего спутника. — Тебя тоже умыкнули?

— Чего?

— Ну, в гарем… или куда там ещё…

Белокурый уставился на меня и неожиданно обидно расхохотался.

— В гарем?! Ты что, решила, что тебя похитил арабский шейх?! Ах-ха-ха!!!

Я насупилась. Действительно. Я же рылом не вышла! Хотя на органы, кажется, гожусь… для трансплантации. Точно, значит на органы!

— Ничего я не думала, — огрызнулась я. — Просто хочу понять, как я из ноябрьского города оказалась в летнем лесу! Вот и всё!

Мой собеседник посерьёзнел и протянул мне руку.

— Пошли. По дороге расскажу.

* * *

— В каждом мире существует определённый порядок вещей. Но люди не всегда и не везде его соблюдают. Это понятно?

— Понятно.

— Для того, чтобы порядок соблюдался — необходим закон и власть, которая за исполнением закона следит. Человек, нарушивший закон — преступник. Это понятно?

— Ну, понятно.

— Стало быть, власть пресекает преступления и…

— Сажает человека в тюрьму, — торжествующе закончила я. — А я-то здесь при чём? Я законов не нарушала.

Мой спутник посмотрел на меня с необъяснимым чувством: жалость пополам с недоверием и злостью.

— В тюрьму? Можно и так сказать…

Я начала злиться.

— Ты обещал объяснить! А сам только и делаешь, что говоришь загадками!

— Да как тебе объяснить, если ты ни черта не помнишь! Ты ходила в школу?

— А как же! У нас в Грязновке… девять лет отучилась, а потом хотела в училище поступать на швею, но у мамки денег не было, чтоб меня в городе содержать и я в сельпо работала, пока в город не уехала.

— А друзья у тебя в школе были?

— Ну, да… Светка, как её… Колпакова! И Ленка… не помню фамилии.

— Ты как давно школу закончила?

— Четыре года назад.

— И не помнишь фамилии подруги, с которой девять лет проучилась?

— И не помню! — злость моя нарастала. — У меня память плохая! Мне и учителя так говорили!

— Да? Кто?! Как их звали?

Я остановилась на дороге и судорожно старалась припомнить имена наших учителей. Мария Ивановна? Ильинична? Где же она жила? Не помню…

— А маме твоей сколько лет?

— Сорок два, — с сомнением произнесла я. — Или сорок три?

— А братьям? Ведь у тебя есть братья?

— Есть. Они… мы почти не виделись. Они старше и с нами не живут.

Неожиданно я поняла, что очень смутно помню своё детство: школу, друзей… совсем не помню учителей, не знаю, как выглядел наш класс, не помню никаких детских игр.

Белокурый, кажется, угадал мои мысли.

— С какого времени ты помнишь себя хорошо, вот так, как сейчас?

— С того времени, как мама вышла замуж. И я уехала в город.

Мне живо припомнились красные, распаренные самогоном и духотой лица: мама, её жених Василий, мамина сестра Рита. Они сидят во главе стола и преувеличенно громко разговаривают. Мне душно и хочется выйти, но наша соседка бабка Настасья хватает меня за плечи и пригвождает к стулу.

— Сиди!

Мать смотрит на меня и мучительно морщит брови. Мне кажется, она с трудом вспоминает, кто я такая.

— Ничо, Клавдя, ничо, — гудит бабка Настасья, — ты ещё молодая, живите с Василием, не тужите! А Женьку мы в город отправим, чего ей тут сидеть? У меня родня в городе — сестра Вера, она ищет девчонку на постой и возьмёт недорого. Пусть едет.

— Пусть едет, — пьяно лепечет мать и игриво смотрит на новоиспечённого супруга. — А мы тут… хозяйствовать. Правда, Вася? Пусть едет… Женя. Дочка…

Она опять недоумённо смотрит на меня и нелепо хихикает.

На следующий день я уехала в город к бабке Вере. Вот и всё.

— Ну и что? — сердито вопрошаю я у белокурого. — Ну, и не помню я ничего! А ты знаешь, какая жизнь в Грязновке? Может, я и помнить ничего не хочу. Организм блокирует негативные воспоминания, во! — выдала я на-гора замысловатую фразу.

— Блокирует, — серьёзно кивнул мой спутник, торопливо продолжая шагать. — Только в твоём случае заблокированы воспоминания о тебе самой, о той, кто ты есть в твоей, настоящей жизни. Ведь ты не Женя… и родилась ты не в Грязновке у пьяницы-матери, а… где ты родилась? Кто ты? Не помнишь? Не знаешь? Тебе внушили, что ты нищая, нелепая девочка из деревни, одинокая, никому не нужная, без надежды на лучшее будущее. Это твоё наказание, Женя. Серьёзное наказание, для нарушивших закон.

— Я всё равно не понимаю, — закричала я и затопала ногами. — Что ты говоришь? О чём?!

— Понимаешь, не можешь не понять. Часть твоего сознания остаётся открытой, чтобы сильнее была боль утраты, иначе наказание не принесёт такой боли. А ты испытываешь сильную боль. Каждое утро ты просыпаешься с мыслью, что это не твой мир, не твоя жизнь. Каждое утро, ты говоришь себе: за что?! Я прав?

Я молчала. Не верила, но…

— Женя, миров много и ты жила в другом мире. Миры, как слоёное желе медленно перемещаются, текут во времени и пространстве: высшие с совершенными формами жизни и низшие — малоразвитые, грязные и необустроенные, такие, откуда мы с тобой выбрались. Ты, Женя, когда-то жила в высшем мире, но и жители высших миров совершают проступки…

— И кто же я? Кем я была в высшем мире? Дочерью олигарха?

Мой спутник рассмеялся.

— Вряд ли такое понятие есть в высшем мире! Там всё не так… Я… не знаю, кем ты была. Не знаю, что ты совершила. Но я помню тебя в суде. Ты стояла в белом платье, очень бледная и спокойная, только руки у тебя дрожали. Меня осудили сразу после тебя, и так случилось, что нас отправили вместе.

Он усмехнулся.

— Деревня Грязновка! Чудесное место для отбывания наказания: свежий воздух, простые неизбалованные люди, занятые честным крестьянским трудом.

— Я не помню тебя, — угрюмо отозвалась я. — Тебя в Грязновке не было. Я бы запомнила. И почему, интересно, тебе не отшибло память?

— Вещей не лишают памяти, — горько отозвался мой спутник. — Каждый день осознавать, что ты только вещь, без права на настоящую жизнь… хуже этого может быть только полное забвение!

— Вещь?! Ты был вещью?!

Мой спутник рассмеялся.

— Да. И ты неоднократно ругалась на меня, и пыталась выкинуть вон, но я терпел и если ты будешь справедливой, то вспомнишь, что неоднократно помогал тебе!

— Ты…

— Зонт, — белокурый кивнул и снова расхохотался. — Право наши судьи обладают неистощимым запасом искромётного юмора. Преобразовать меня в женский зонт. Ха-ха!!!

— Подожди, — я силилась собрать мысли в кучу и при этом не отстать от своего спутника. — Если ты снова человек, то… мы вернулись в наш мир? Наказание закончено?

— Не совсем так. Мой срок должен истечь только через десять лет. Твой — не знаю. Но, судя по тому, что к тебе не вернулась память… Кто дал тебе кольцо?

Я сжала руку в кулак, кольцо больно врезалось в пальцы.

— Грузчик.

Белокурый посмотрел на меня с откровенной жалостью.

— Понятно. Он сказал при этом что-то?

— Да.

Я наморщила лоб, припоминая его слова.

— Он сказал, чтобы я шла на Кудыкину гору. Он сказал: «Не бойся, там не так плохо».

— А дальше?

— А дальше я пошла.

— Куда?

— Так, на Кудыкину гору, — я пожала плечами. — На холм за городом.

— А ты уверена, что это и есть то самое место?

Теперь я уже ни в чём не была уверена, о чём и сообщила своему спутнику.

— Кстати, как тебя зовут?

— Я пока не готов озвучить своё появление в этом мире, — уклончиво ответил мой спутник. — Зови меня… Ре Тук.

— Ре Тук?

— Да, Ре Тук. Обычное имя в этой стране.

— Хорошо. А что ты думаешь об этом кольце? Зачем мне его дали? И кто?

Ре повернул ко мне лицо, белокурые волосы его взметнулись светлым облаком и упали на лоб.

— Я же сказал, ты не простая девочка, Женя. У тебя важные покровители, кто-то сильно жаждет твоего возвращения. Вот только зачем?..

Мой спутник задумался. А я ещё сильнее запуталась.

— А кольцо-то тут при чём?!

Ре очнулся от задумчивости и рассмеялся.

— А, извини! Всё время забываю, что ты ни черта не помнишь. — Он вдруг внимательно оглядел меня с ног до головы и что-то в его взгляде мне не понравилось.

— С тобой теперь даже можно… ну, это потом!

— Что можно?

— Ничего. Так вот кольцо. Кольцо Возврата означает конец наказания. Торжественное возвращение твоей памяти, твоего тела (или что от него осталось) в наш совершенный мир. Звенят фанфары, друзья и родственники встречают заблудшую овечку и утирают слёзы прощения и умиления. И ты, счастливая, вернувшая память, титул, положение, продолжаешь жить, неся в себе всю горечь прожитых лет. Вот это — из твоей памяти не сотрут. Ты всегда будешь помнить, что была девочкой из Грязновки.

— Я и так девочка из Грязновки, — буркнула я. — Что-то ничего другого в своей жизни не вспоминается. Ты ничего не напутал про кольцо?

— Ничего. Правда, кольцо твоё… немного странное. И попало к тебе преждевременно. Так кольцо не вручают. Вот когда я первый раз от… ну, неважно. Одним словом, твой срок, да и мой тоже — не истёк. Кто-то дал тебе кольцо, собираясь вернуть домой. Ты держала меня в руках, когда надела кольцо — и вот я здесь! Мы с тобой совершили побег, девочка! Признаюсь, для меня это лучший выход. Десять лет в качестве зонта я бы точно не выдержал. Признайся, сколько раз ты собиралась отправить меня на помойку, а?

Ре беззаботно смеялся и молол всякую чепуху, а я старалась хоть как-то переварить информацию. Получалось не очень. Выходит — я преступница. Меня отправили отбывать наказание. А какое преступление я совершила? А куда направили? На Землю? А сейчас мы где? А Земля это что — всеобщая тюрьма?

Новые вопросы посыпались из меня один за другим, но Ре с притворным ужасом замахал руками.

— Не так много слов, девочка! Откуда я знаю, за что тебя наказали? Мы не были знакомы…

При этих словах Ре усмехнулся и снова посмотрел на меня странным взглядом, от которого я поёжилась.

— А что касается того, где мы… я не знаю, что ты подразумеваешь под словом «земля». Название планеты? Почву под ногами? Вы, девочки из Грязновки мыслите упрощёнными категориями. Попробуй объяснить дикарю, что мир стоит не на трёх китах? Боюсь, он тебя не поймёт. Так что, считай, что мы на Земле. Только немного другая обстановка. Не та, к которой ты привыкла.

За стволами деревьев одна за другой мелькнули серые тени.

Ре ухватил меня за руку.

— А вот это, девочка, то к чему нам следует привыкнуть в первую очередь… опасность.

Лицо его стало встревоженным, и я испуганно прижалась к Ре, инстинктивно ища у него защиты.

— Кто это?

— Лохмы. Здешние жители. Помнишь, я упустил одного, когда ты очнулась?

— Да. И что теперь?

— Пойдём, — голос Ре стал приглушённым. — Здесь есть одно местечко… нам надо переждать, когда они уйдут.

Я вцепилась ему в руку, и мы побежали по лесу, пригибаясь и прячась за стволами деревьев.

Ре привёл меня под своды огромного старого дерева. Между его могучих, коряво вздыбленных над поверхностью земли корней, располагалась едва заметная дверка. Ре осмотрел её, осмотром остался доволен, воровато огляделся вокруг и втолкнул меня внутрь.

— Заходи. Сейчас будет ночь. Лохмы начнут шнырять повсюду. Мы пересидим здесь. Сюда они не войдут.

Я безропотно вошла внутрь, всецело доверяясь бывалому Ре, и дверь за нами захлопнулась.

— Здесь темно, — заметила я.

— Да, — отозвался Ре. — Здесь есть окошко. Я отворю его, и станет светлее.

Он действительно нашёл маленькое отверстие под потолком, прикрытое небольшими ставенками. Ставни открылись, и неяркий свет озарил наше убежище.

Посередине стоял стол, такой же, как мы видели в лесу, и на столешнице лежало угощение — аппетитно выглядевшие ломти какого-то мяса, а может и не мясо? Но что-то точно съедобное. В углу стояла внушительных размеров кровать, накрытая тёплым лоскутным пледом, из стены, коей служили переплетенные корни, бежал, скрываясь в полу тонкий, прозрачный ручей.

— Здесь целую осаду выдержать можно, — удовлетворённо заметил Ре. — И вода есть и еда.

— Интересно, кто оставляет здесь еду и для кого? — задумалась я.

Ре сконфуженно заёрзал и неожиданно прикрыл мне сухой горячей ладонью рот.

— Тише!

Сердце моё ухнуло и упало вниз.

— Что? — губы мои едва шевельнулись.

— Нас могут услышать, — прошептал в ответ Ре.

Он отпустил меня и направился к окну, внимательно вглядываясь сквозь прозрачное, лёгкое стекло.

За те несколько минут, что мы провели под землёй, наверху стало заметно темнее.

— Отчего так темно? — испугалась я.

— Я же говорю, ночь, — не оборачиваясь, ответил Ре. — Здесь очень быстро темнеет. Вечера нет. День сразу переходит в ночь.

Стемнело и правда быстро, но тьма не была непроглядной. На небе загорелись звёзды, и яркая луна освещала лес, рождая причудливые тени на стенах нашего убежища.

— Ты голодна? — шёпотом спросил Ре.

— Нет. Я лягу.

Только сейчас я поняла насколько устала.

Всё тело моё гудело от быстрой и долгой ходьбы. Натёртые ноги ныли, перед закрытыми глазами калейдоскопом мелькали дома и улицы города, лица знакомых людей: бабка Вера, Василий, Алия, зеленоглазый грузчик…

Я со стоном поднялась на кровати.

Ре тут же оказался рядом.

— Женя? Что?

— Не знаю… ноги болят. Натёрла…

Ре молча метнулся в угол и вернулся ко мне с глубокой чашей, доверху наполненной водой.

— Ложись.

Я послушно улеглась, свесив усталые ноги, а Ре бережно, стараясь не коснуться больных мест, омывал мои стопы прохладной водой, массировал горячими, очень ласковыми руками. Я зажмурилась.

— Ре?

— Что?

— Спасибо… не надо больше.

Чаша с водой тут же исчезла, и Ре накрыл меня лёгким покрывалом.

— Спи… я буду рядом.

Ре тихонько засмеялся в темноте.

— Видно мне на роду суждено служить тебе защитой. То от дождя, то от злых Лохмов.

— Не очень-то ты мне помогал, будучи зонтом, — сонно пробормотала я. — Толку от тебя было немного.

— Да? — Ре оказался так близко, что его горячее дыхание щекотало мне ухо. — Зато я всегда был рядом. И я знаю, о чём ты мечтала, девочка… и чего хотела.

Руки Ре скользнули под покрывало и чуткие пальцы коснулись открытой шеи. Мурашки поползли по моей коже, сбегая вниз и собираясь в тугой комок сладкой истомы, и я замерла, боясь вздохнуть и пошевелиться.

— Каждую ночь, я смотрел на тебя, слушал… я так ждал…

Горячие ладони скользнули по моей груди, и я сжала пальцы, задыхаясь от нахлынувшей нежности. Кольцо грубо впилось в кожу гранёной поверхностью, причиняя боль. Я отшатнулась.

— Ре?!

— Что? — голос моего спутника стал хриплым, и он откашлялся.

— Не нужно!

— Что? — повторил Ре, и сердце моё упало.

— Ничего. Ничего не нужно.

Ре спрыгнул с кровати и, не говоря ни слова, вышел наружу, стукнув дверью.

Я осталась одна.

Первое время я лежала, разглядывая замысловатые узоры теней, а потом забеспокоилась. Где же Ре? Он вышел из укрытия и это небезопасно. Снаружи бродят свирепые и дикие Лохмы.

Ре лежал на траве под раскидистыми ветвями деревьев и, беззаботно посвистывая, смотрел на звёздное небо. Его поведение показалось мне безрассудным.

— Ре, — сдавленным шёпотом позвала я. — Ре! Пст…

Ре лениво повернул ко мне голову.

— Что Женя, передумала?

Он и не думал понижать голос.

— Ты чего?! — сердито зашипела я. — Лохмы кругом!

— Ах, Лохмы! — Ре звонко расхохотался. — Лохмы давно спят, девочка. Они после захода солнца и носа на улицу не покажут. Видят плохо. К тому же неповоротливы, ленивы, — Ре громко зевнул и отвернулся от меня, продолжая бормотать. — Да и вообще ни на что не способны, кроме как убирать школьный лес и готовить для учеников еду. Ну, или для случайных путников.

— Каких учеников?

— Мы находимся на территории школы. Они довольно обширны, а в это время года пустуют. Каникулы.

Ре снова зевнул и потянулся.

— Иди, Женя спать. Поздно уже.

— Погоди-ка, — я не верила своим ушам. — Но, ты же сказал… а для чего ты?… ты… да ты наврал мне, чтобы воспользоваться, ты… ну, и гад же ты!..

Ре смеялся, уткнувшись в траву. Отсмеявшись, он повернул ко мне довольное лицо.

— Только глупец может поверить в свирепость Лохмов! Они же кроткие, как овечки. Женя, извини, я подумал, что ты решила мне подыграть!

— Дурак, — резюмировала я. — Делать мне нечего, как в овечек с тобой играть. Спокойной ночи!

Я со злостью хлопнула дверью.

— И мне никогда не нравились блондины!

Глава 4

Лохмы. Странные и неприятные существа.

Мне снился сон, что я плыву в тесной маленькой лодочке по волнам беспокойного моря, и моё утлое судёнышко бросает из стороны в сторону. Вёсел в лодке нет, и мне остаётся только довериться волнам, куда они меня вынесут? Море бескрайнее, не видать ни островка, ни берега, ни другого судна. «Даже если бы были вёсла, грести некуда», — рассуждаю я, и отсутствие вёсел меня больше не беспокоит.

«— Нечестно, нечестно, — кричит Ре. — Вёсла должны быть!».

Я улыбаюсь во сне. Ре, глупый, куда нам грести? Во сне я пытаюсь устроиться поудобнее на верткой лодчонке и чуть не падаю на землю. Моря подо мной нет.

— Нечестно! — голос Ре вопит у меня над головой. — Должны быть вёсла! Мы так не договаривались!

Недоумённо я оглядываюсь по сторонам, и сон слетает с меня, как небывало! Целый отряд Лохмов окружает меня и Ре. Но, кажется, наше положение не одинаково. Меня несут в широком, кожаном мешке, напоминающем гамак, а Ре идёт рядом и горячо ругается с самым высоким Лохмом, отвратительным на вид стариканом.

Со своего места мне удаётся получше разглядеть Лохмов и увиденное мне не нравится. Лохмы вовсе не похожи на овечек и кротость, явно не их основная черта. Широкие лица, с узкими губами и низким, приземистым лбом, выдающиеся носы, кончики которых непрерывно рыскают в разные стороны, как флюгеры. Это выглядит очень необычно. Лохмы молчаливы и создаётся впечатление, что с помощью необычайно подвижного носа, они общаются друг с другом.

Зато мой спутник без умолку сотрясает воздух.

— Два прицепа за принцессу это уже грабёж! Я отдаю по доброте, по дружбе! Но без вёсел?! Как я заберу прицепы?!

Кончик носа самого высокого Лохма, к которому обращается Ре, поворачивается в его сторону и тот что-то недовольно сипит.

— Да я помню, что был должен! Ну, был… так это когда было! И что — разве я обманул?! Я вернулся, привёз равноценную замену… но как без вёсел?! Вы что, хотите, чтобы я остался здесь на всю жизнь?

Лохмы разом остановились, и носы задвигались быстрее. Судя по их встревоженным взглядам, они не хотели, чтобы Ре оставался.

— Ну, и славненько!

Ре сразу уловил общий настрой толпы, хоть те и не успели сказать не слова.

— Значит по рукам?!

— Да, — просипел высокий Лохм. — За принцессу ты получишь и прицепы и вёсла. Но ещё, ты скажешь нам, кто её покровители.

— Э-э-э… нет, ребята, такого уговора не было! — Ре отрицательно покачал головой. — Информация за дополнительную плату!

Лохм сердито рявкнул что-то, но Ре оставался непреклонен.

Сошлись на четырёх прицепах и вёслах и Ре довольно подмигнул мне.

— Ну, не молодец ли я? Не прошло и суток, как я вернулся, а уже богат!

Я заулыбалась, разделяя радость Ре.

— Ре, а что такое прицепы?

— Лохмы торгуют с соседями, здесь большие залежи тементана. Он очень ценен в других государствах, где его нет. Тементан отправляют грузовым рейсом. Раньше груз в прицепах крепили к машине, оснащённой двигателем, а с изобретением вёсел — такое приспособление, позволяющее переносить многотонные тяжести с большой скоростью на огромные расстояния, надобность в машине — тягаче отпала. Название «прицепы» сохранилось.

— Почему «вёсла»? Ими надо грести?

— Нет, дорогая. Вёслами эти изобретения прозвали за простоту использования. Ребёнок справиться с ними.

Ре довольно присвиснул.

— Четыре прицепа с тементаном, девочка моя и вёсла, дающие возможность отправиться куда угодно! Да я об этом и мечтать не мог, когда сидел в твоей дырявой сумке. Кстати, сумка и, правда, дырявая, ты бы её зашила что ли…

Я согласно киваю и вцепляюсь руками в края кожаного мешка.

— Ре, зачем меня несут, скажи, чтобы спустили на землю.

Ре наклоняется ко мне и шепчет.

— Скажу. Пусть пока несут. Так они выражают почтение. Я же говорил: кроткие, как овечки!

Ре хохотнул и под руку с главным Лохмом направился в сторону. Они шли поодаль от основного отряда, оживлённо переговаривались, и, кажется, были очень довольны друг другом.

Тем временем, тропинка превратилась в широкую удобную дорогу, и мы приблизились к ржавому сооружению, более всего напоминавшему карусель с кабинками «ракетами».

Здесь меня ссадили на землю и позволили размять затёкшие ноги.

Носы Лохмов снова оживлённо задвигались, они замахали руками и заплясали на месте, возбуждённо похлопывая себя по бокам короткими, заросшими длинной шерстью руками.

Ре рассмеялся и отрицательно покачал головой.

— Нет, нет мальчики, шалить не советую! Товар надо передать в целости и сохранности, иначе… боюсь даже представить, что с вами сделают покровители принцессы.

Лохмы приуныли было, а потом принялись рассаживаться в кабинки карусели. Ре уселся в кабинку впереди меня, а мне досталось место рядом с главным Лохмом. Соседство меня не радовало, но Лохм вёл себя смирно.

Пока все рассаживались, я принялась гадать, какое предназначение имеет эта карусель. Катать здешних школьников?

Я попыталась расспросить об этом моего соседа — Лохма, но тот в ответ на мои расспросы сначала вытаращил глаза, а потом задышал часто и хрипло, раздвигая узкие губы в стороны. Судя по всему, эти судорожные звуки означали смех.

Изо рта у Лохма воняло, и я отвернулась. Сидевший впереди Ре обернулся и, увидев мой недовольный взгляд, радостно улыбнулся, подмигнул и послал воздушный поцелуй. Не успела я растянуть рот в ответной улыбке, как ржавая карусель стремительно завертелась и в одну секунду кабинки слились в единую серую полосу. Я испуганно вцепилась в потёртое сиденье, ища опоры, но карусель уже замедляла свой бег, сплошная серая полоса вновь приняла реальные очертания… вот только реальность изменилась до неузнаваемости.

Глава 5

Эта глава записана со слов наместника Йо. (С поправками Людвига).

Главный Зал Совета медленно дрейфовал над ледяными просторами Северного Королевства. Кроме членов Совета в зале находились гости: наместник Йо из Àтики и его племянник Фàра Тук. Оба чувствовали себя неуютно в прозрачной оболочке Главного Зала и старались не смотреть под ноги: прозрачный пол и головокружительная высота, отделявшая их от вечных снегов, пугала их до чрезвычайности.

Слово держал Главный Советник по имени Мòра. Его речь слушали только гости из Àтики, остальные только делали вид¸ что слушали и старательно отводили глаза, встречая взгляд Главного Советника. Новость была не нова.

— Таким образом, Принцесса Льда исчезла. И теперь я требую ответа на два, на мой взгляд, главных вопроса: первое — почему, тщательно разработанная операция провалилась? Второе — где, в каком из слоёв мира искать принцессу?

— Это безобразие! — возмутился наместник Йо. — Я проделал столь длинный путь, для того, чтобы узнать, что Принцесса пропала?! Да что я доложу моему Королю?!

— Успокойтесь, дорогой друг, — примирительно прогудел старейший член Совета, Смотритель Города Фол Ай. — Ещё не всё потеряно, Принцесса не иголка — найдётся. Давайте послушаем нашего уважаемого агента Людвига и попробуем вместе подумать, где в наши тщательно продуманные расчёты вкралась ошибка?

— Да тысячу раз думали! — Людвиг взвился со своего места, его зелёные глаза горели обиженно и зло. — Мы тщательно изучили материалы судебного дела и приговор не вызывал сомнений: десять лет пребывания в нижнем слое Земля, образ — человек, пол — женский, интеллектуальный уровень по шкале Зòна Фро — третий…

В зале зашумели и заёрзали.

— Третий?! — недоверчиво выкрикнул Фол Ай. — Это Принцессе-то?! Ах, негодяи… лучше бы они и вовсе отняли у неё разум!

— Не преувеличивайте, Фол. Третий уровень для жизни в нижнем слое это не так плохо, — заметил Мòра. — Более высокий уровень интеллекта на Земле может привести к проблемам в социальной адаптации, так что… продолжайте, Людвиг.

— Образование — отсутствует, семейные связи — отсутствуют, дружеские отношения — отсутствуют, социальное положение — плюс единица.

— Это что значит? — мрачно осведомился Фол Ай.

— Нижний порог — ноль, — пожал плечами Людвиг. — Так что могло быть и хуже. Но не намного.

Неожиданно в наступившей тишине раздалось нервное хихиканье Фàра Тука.

— Дядя, Принцессу превратили в животное. Скажите, Мòра, после отбывания такого наказание восстановление вообще возможно?! Что мы предъявим Королю? Кусок плоти с третьим уровнем интеллекта?

Члены Совета возмущённо загомонили, а Главный Советник гневно ударил ладонью по гладкой крышке стола.

— Полегче, юноша! Побольше уважения к Принцессе!

Наместник Йо, не обращая внимание на недовольный ропот, повернулся в племяннику и сладко пропел:

— Дружок, я отвечу на твой вопрос. Мы ничего не предъявим Королю. Принцессы нет. И нас пригласили только для того, чтобы потянуть время перед неизбежным концом, не так ли, Мòра?

— Не так, — Главный Советник уже сожалел о проявлении гнева в отношении высоких гостей. — Мы сделаем всё возможное, чтобы решить наш вопрос на взаимовыгодных условиях. Людвиг? Мы слушаем тебя.

— При таких установках рассчитать поведение Принцессы в определённой ситуации не представляло особого труда. Наши аналитики разработали план вручения Кольца и способ возвращения, исключая контроль и воздействие Надзирателей.

— Ах, аналитики… — громко прошептал Фàра Тук.

Людвиг мрачно посмотрел на него, но никак не прокомментировал высказывание высокопоставленного гостя.

— Да, аналитики. В течение двух лет по летоисчислению нижнего слоя в обстановке строжайшей секретности возведён Тоннель Преобразования. Сооружение ничем не уступает официально зарегистрированным, и принадлежащим Верховному Совету.

— Всё это нам известно, — нетерпеливо перебил Людвига Фол Ай. — Как проводилась сама операция? И на каком её этапе исчезла Принцесса?

— Не забывайте, Смотритель, сейчас это вовсе не Принцесса, — покачал головой Людвиг. — Забитая, испуганная девушка. Она знает, что такое холод, страх, голод… ощущения, которые были неведомы Принцессе Льда. План был, в сущности, прост. Ввести Принцессу в определённую жизненную ситуацию с единственно возможным исходом.

— И при этом суметь вручить Кольцо! — заметил Мòра.

— И суметь вручить Кольцо, — подтвердил Людвиг. — А это очень непросто, учитывая, что возле Принцессы всегда огромное количество Надзирателей.

— Людвиг, спроецируйте, пожалуйста, изображение происходящего. Возможно, нам удастся понять, где в расчёты аналитиков вкралась ошибка.

Людвиг согласно кивнул, свет в Главном Зале стал приглушённо-сумеречным, и перед Членами Совета появилось объемное изображение: сначала хаотично расположенные дома, люди, машины, потом изображение приобрело чёткость, и все увидели высокую серую стену залитую дождём, с металлической дверью, такого же унылого серого цвета.

Дверь медленно отворилась и на пороге появилась девушка. Она постояла немного, не решаясь шагнуть в дождь, а потом, вздрогнула, словно её подтолкнули сзади, и закрыла за собой дверь, оказавшись на улице.

— Это Принцесса? — раздался чей-то голос. — Неужели это она? Совсем не похожа… её преобразовали в другое тело?

— Она, — нехотя отозвался Людвиг, на секунду прерывая изображение. — Преобразование здесь не при чём. Сказываются условия жизни…

— Не отвлекайтесь, Людвиг, — попросил Мòра. — Возобновите ситуацию.

Изображение восстановилось, и в зоне видимости показался автомобиль, изрыгающий клубы зловонного дыма. Автомобиль остановился возле Принцессы и из него неуклюже спрыгнул мужчина. Спустя секунду, из-за угла показался… Людвиг. Он подошёл к Принцессе и заговорил.

— Это был самый подходящий момент, — пояснил Людвиг, стараясь не прерывать изображение. — Надзиратели на несколько минут упустили Принцессу из вида, а этим простакам ничего не стоило внушить, что я приехал вместе с ними.

— А кто это? — с нескрываемым отвращением вглядываясь в лица водителя и его спутников, поинтересовался Фàра Тук. — Тоже заключённые?

— Не знаю… может и заключённые, а может и местные жители. Таких тоже хватает.

Изображение замерцало, перемещаясь вслед за Принцессой.

— Вот… тут она споткнулась… я передал её кольцо. Дольше находиться рядом было опасно, появились Надзиратели и я исчез.

— А потом?

— Сейчас…

Фигуры и лица людей слились в абстрактную картинку и снова разделились, рождая изображение города.

На тёмной улице появилась одинокая фигурка, торопливо бегущая по лужам. Черноту улицы прорезал яркий, манящий свет неоновой вывески: «ЛОМБАРД».

— Вот сейчас, — напряжённо пояснил Людвиг. — За этой вывеской Тоннель. Сейчас она туда пойдёт…

Фигурка нерешительно потопталась у крыльца, а потом несмело поднялась по ступеням. Не доходя до двери, девушка сунула руку в сумку, и лицо её исказила гримаса боли. Изображение погасло.

— Дальше! — потребовал Фол Ай.

— Не было дальше, — огрызнулся Людвиг. — Из соседнего дома появился Надзиратель, и мне пришлось уйти.

— А потом?

— Ну, что потом?! — вымученно выкрикнул Людвиг. — Я был уверен, что она уже в Тоннеле! Я же видел, как она поднялась на крыльцо, ждал её там… потом понял, что на не придёт, но найти её уже не мог.

— Как же так?! — Фàра Тук в волнении заходил по Залу, на время позабыв про прозрачный, такой ненадёжный с виду пол. — Надо было убедиться, что она вошла туда. За руку ввести, наконец!

— Не осуждайте строго Людвига, уважаемый Фàра Тук, — примирительно прогудел Фол Ай. — Если бы Надзиратели заметили его рядом с Принцессой… наш дорогой друг сейчас бы здесь не сидел. Тоннель бы безвозвратно исчез, да и мы… — Старый Фол заёрзал в своём кресле. — Вряд ли усидели бы на своих местах. А что касается Принцессы и наших планов, всё было бы погублено безвозвратно… так что… Людвиг, мальчик мой, давай-ка посмотрим, ещё раз что же случилось на ступенях, перед входом в Тоннель?

Картина восстановилось и все ещё раз очень внимательно смотрели на воссозданное изображение: вот Принцесса поднимается по ступеням. Намерения её очевидны — она собирается войти в дверь. Вот она остановилась. Замешкалась. Сунула руку в сумку…

— Остановись! — прогремел голос Мòра. — Что у неё в сумке?!

Изображение замерло, и Принцесса застыла на крыльце с изображением боли на лице.

— Людвиг, убери изображение сумки, — нетерпеливо потребовал Мòра. — Посмотрим, что у неё внутри.

Сумка замерцала, поплыла разноцветными квадратами и сквозь её неясное очертание проступили вещи, до этого не видимые глазу.

— Что там у неё? Туфли?

— Да, это обувь.

— А это?

— По-видимому посуда. Стакан.

— А вот и то, что причинило её боль… какая-то тряпка… спицы?

— Нет, это что-то другое… зонт! Ну, конечно это зонт! В этот день шёл дождь. Она сунула руку в сумку и укололась о спицу зонта! Вот и всё.

— Н-да… загадки это не проясняет. Почему же всё-таки она передумала идти в Ломбард?

Из заднего ряда кресел поднялся маленький, ничем не приметный человечек, Младший Советник Рàа. Должность Младшего Советника подразумевала членство в Совете, но не предусматривало привилегию владения и контроля над Северными Землями, и потому Раа весьма редко высказывал своё мнение. Но сегодня его вынудили выступить чрезвычайные обстоятельства и волнуясь и запинаясь на каждом слове он постарался довести до почтенного Совета свои сомнения.

— Э-э-э-э-э… может это к делу и не относится, но… Видите ли, я состоял в группе… вы понимаете. Э-э-э-э… анализировал приговор. Да. Так в приговоре я не заметил ничего, что не было бы известно высокочтимому собранию, о, нет! Речь не об этом…

Совет терпеливо ждал. Рàа, ободрённый всеобщим вниманием, заговорил более связно.

— В тот день, когда судили Принцессу, в суд привели ещё двух обвиняемых. Так вот, одного из них также осудили сроком на десять лет и направили отбывать наказание в нижние слои. Тоже на Землю… н-да-сс. Такое вот совпадение. Но это совпадение не самое удивительное. Видите ли, в его приговоре значилось преобразование. Образ — предмет. Классификация… — тут Рàа многозначительно обвёл взглядом собрание, выдерживая эффектную паузу. — Классификация — зонт. У меня всё.

Совет загудел, как растревоженный улей.

— Но это, скорее совпадение, — с сомнением проронил наместник Йо. — Уж не думаете ли вы, что этот самый Зонт был послан нашими врагами, чтобы смешать наши планы?

— Я с вами совершенно согласен, дорогой Йо, — озабоченно пробормотал Мòра. — Но необходимо проверить. Людвиг, выясните, кто был этот осуждённый.

— А я уже выяснил, — с готовностью перебил Главного Советника Рàа. — Я прошу меня простить, но я подумал: вдруг эти сведения пригодятся?

— Так не тяните же! Выкладывайте ваши сведения!

Рàа вышел вперед и на том месте, где только что зрители видели изображение осеннего города, возникла фигура молодого человека. Молодой человек был молод, светловолос, с изящной, несколько тонковатой фигурой. Узкие, слегка раскосые глаза, припухлые губы и тонкий нос, выдавали в нём уроженца Южных Земель. Основным занятием Южан была торговля, в которой, они немало преуспели, и, как ходили слухи, во многом благодаря склонности к сомнительного рода сделкам.

Мòра, увидев нахальную физиономию Южанина, недовольно произнёс, сразу заклеймив молодого человека проходимцем.

— Ну, и что этот проходимец натворил? Небось, продал кому-то из Гвардии тонну тухлой рыбы?

В Совете засмеялись. Случай с покупкой рыбы был у всех на слуху и о нём немало говорили: какой-то предприимчивый южанин, воспользовался одинаковым наименованием двух абсолютно разных вещей: драгоценный минерал на Едином языке значит «ютта», а на языке Южан тем же словом обозначают… рыбу. Гвардеец заплатил за тонну ютты — драгоценного минерала, а южанин привёз ему тонну рыбы, невозмутимо пояснив, что именно так он и понял многоуважаемого Гвардейца. Да и в самом деле, откуда у Южанина драгоценный минерал?! Его отродясь в Южных землях не водилось.

— Нет, это не он, — позволил себе почтительно улыбнуться Рàа, дождавшись, когда шум в Зале утихнет. — Но Мелка Лёк, именно так зовут нашего героя, известен не менее, замечательными подвигами. Среди них: мошенничество, брачные афёры, мелкое воровство. Ничего серьёзного.

— Отчего же такое суровое наказание — десять лет?

— По совокупности дел. До этого долгое время числился в розыске. Необычайно изворотлив.

— Всё равно… за брачные афёры столько не дают.

— Говорят… правда, это только слухи, что он соблазнил дочку Верховного Судьи.

— Это Южанин?! Плебей?!!

— Тем не менее. Оттого и суровость наказания. Но, повторюсь, это только слухи.

В зале Совета стояла тишина. Новость, которую сообщил Рàа, была удручающей. Каждый твердил себе, что это только совпадение, и Принцесса Льда обязательно найдётся, но… пролегла глубокая складка на лбу Советника Мòра и горестно покачивал головой старый Фол Ай: таких совпадений не бывает! В наше дело вмешались враги. Рушился единственный план по спасению Ледяного Королевства, и гибель целого народа становилась неминуемой…

* * *

…В давние, смутные времена далёкие предки нынешних членов Совета сформировали здесь на ледяных просторах форпост, защищая великие и малые народы от огромного полчища настземов, существ прожорливых и безмозглых в бесчисленном множестве населявших Окраину Мира.

Вряд ли столь великодушный поступок был продиктован стремлением спасти беззащитных: люди Льда и тогда были равнодушны к чужим бедам. Но проживание в пустынных ледяных просторах давало неоценимые преимущества: настземы не могли проникнуть сквозь защитные облака, иных конкурентов в безжизненном мире не наблюдалось, а благодарные жители из года в год снабжали людей Льда всем необходимым для жизни.

Тысячи лет члены Совета чувствовали себя в безопасности. Поколения сменялись одно за другим, но власть Ледяного Королевства была незыблемой, и что же?! Пришла плата за самонадеянность и многовековую уверенность в собственной непоколебимости.

Не далее, как четыре года назад пошатнулось правление Льда. Первый тревожный звонок прозвенел здесь же в этом зале на заседании Совета: регионэконом Восточного края — Врочь, предупредил о нехватке тементана. Тогда его сурово отчитали, за причинённое беспокойство: ты регионэконом, ты и решай проблему! Но не прошло и три месяца, как о нехватке тементана наперебой заговорили все регионэкономы. Поставки драгоценного минерала катастрофически сокращались, и существование Ледяного Королевства оказалось под угрозой. Прозрачные облака-города, облака-государства, плывущие над вечными снегами, не могли функционировать без тементана! Тементан давал тепло, приводил в движение защитные оболочки, тементан был необходим жителям Ледяного царства, как воздух! После того, как защитное облако маленького селения Пон-Тай, рухнуло среди вечных льдов и десятки человек замёрзли, не дождавшись помощи, члены Совета вновь собрались в Главном Зале.

В тот день на Совет пригласили представителей Атики и Сикурии — главных поставщиков тементана.

Заседание Совета началось со скорбной ноты. Перечислили имена погибших и почтили их память вихрем снежных смерчей взметнувшихся в небо. Гостей впечатлили и надулись спесью, по самую макушку, чтобы те почувствовали всю глубину презрения к плебеям, допущенным на Совет.

После торжественной и печальной части, члены Совета и приглашённые гости приступили к деловым переговорам, и спесь Северян поубавилась, а после и вовсе исчезла — не до того. Представители земных народов, низкие торговцы-поставщики, первый и единственный раз ступившие в Зал Совета заявили неслыханные требования: условия поставки тементана теперь диктуют они.

Речь начали Сикурийцы: «Мы нисколько не умоляем былых достоинств Ледяного народа, согласны — они велики и именно эти деяния позволили отнести мир, в котором мы существуем к высшим слоям, но… времена меняются и, продолжая чтить память прежних членов Совета, мы обращаемся к членам Совета нынешним. Требования наши просты…»

Услышав это слово, члены Совета не могли скрыть своего возмущения, но представители Сикурии были тверды.

«Да, требования. И требование первое: к востоку от Ледяных владений лежит земля Арикита — окраина Сикурийских владений. Сикурийцы в знак почтения к былым заслугам Ледяного народа готовы предоставить им эти окраинные земли на условиях колонии. Земли эти не так уж плохи и при должном подходе вполне могут быть освоены и приносить доход. В свою очередь Сикурия окажет Ледяному народу, как своим колонистам всяческое содействие в освоении. Естественно, защитные облака будут изъяты в пользу Сикурийцев.

Требование второе — 1\3 часть ледяного побережья должна отойти Сикурийцам. Это немного, учитывая, что земная поверхность Ледяным народом не используется, а защитные облака перейдут в собственность Сикурийцев.

— А остальная часть? — едва сдерживая гнев, прохрипел Мòра. — Что вы собрались делать с нашими оставшимися землями?!

На этот вопрос ответил представитель Àтики и тем окончательно сбил спесь с высокородных членов Совета.

— Мы готовы использовать ваши ледяные пространства… вам они ни к чему, а наши учёные нашли там… некоторые полезные свойства. Так, мелочь… но, учитывая ваше сложное положение, мы готовы пойти вам навстречу».

Только тогда членам Совета стала понятна вся тяжесть их положения. Стала очевидна возросшая мощь Сикурии, подчинившей себе не менее богатую природными ресурсами, но не обладавшую военной мощью Атику. Как слепы были члены Совета, считая, что велики их заслуги и подобные изменения в расстановке сил на мировой арене не могут коснуться Северного народа!

Множество долгих лет они как должное воспринимали почтение и поклонение их величию и заслугам. Но былые подвиги забылись. Пришла пора платить за богатство, благополучие но… не оказалось той силы, что сможет защитить Северный народ от наглых происков Сикурийцев и Аттикан. Разнежился Северный народ, расслабился, лёжа на мягких подушках и лениво оглядывая изо дня в день не меняющийся пейзаж: бесконечная гряда ледяных торосов.

Лишиться всего этого?! Никогда! Члены Совета угрюмо молчали, но ответ явно читался в их решительных лицах. Столкновение было неизбежно. Их жалкие соседи желают войны? Что ж им будет война! Может Ледяной народ и потерял былую мощь, но есть ещё тайная сила, то, что делает их непобедимыми. Может Аттикане и Сикурийцы забыли об этом?!

Словно услышав немой вопрос, со своего места поднялся рослый Сикуриец с бритой головой и нарочито небрежным тоном пояснил, что в народе ходят легенды о небывалых способностях Ледяного народа и если досточтимые члены Совета продемонстрируют им своё умение, то возможно требования будут уменьшены… в знак почтения к тайным знаниям.

Члены Совета поняли, что это конец. Что они могли продемонстрировать? Как Советник Мòра зависает над полом, покачиваясь, словно маятник? Или, как агент Людвиг на потеху своим друзьям взглядом поднимает подол на платье проходящих дам? Утрачены великие способности. Никто не может более двигать горы, извергать молнии и нестись по небосклону, подобно быстрокрылой птице.

Конец Ледяного мира неминуем.

Не будь в тот день на Совете Принцессы Льда, возможно, всё бы так и случилось. Но она сумела изменить исход встречи, недаром её все называли Ледяной — холодный ум, минимум эмоций, трезвый расчёт во всём. Она была истинной дочерью снегов.

— Много лет мы служили вам — хранили границы вашего мира от злых сил и лечили вас и ваших детей, а вы помогали нам существовать, поставляя не только столь нужный нам тементан, но и продукты, одежду, всё, что нам было необходимо.

Сикурийцы и Аттикане важно кивали головами, соглашаясь с принцессой.

— Пришло время, когда не стало злых сил, — продолжала принцесса. — Вы сами научились врачевать, строить дома и мы стали не нужны.

При этих словах приглашённые гости хоть и продолжали согласно кивать, но явно почувствовали себя неуютно.

— Что ж, мы не ждём благодарностей, — голос юной принцессы звенел в напряжённой тишине зала. — Но мы имеем право выбора: умереть среди снегов или жить жалкой жизнью в окраинных землях Сикурии. Этого права у нас никто не отнимет!

Сикурийцы и Аттикане заволновались, а члены Совета сдержанно молчали.

— Не нужно отвечать за всех, принцесса, — вкрадчиво заметил пожилой Сикуриец.

Принцесса гордо сверкнула глазами, но молчание Совета было красноречивее всех слов. Никто не хотел умирать в снегах.

И принцесса сумела взять себя в руки и даже улыбнулась наглому Сикурийцу.

— Ты прав, Àка. У нас тоже есть дети, и не мне одной решать их судьбу. Ваше предложение будет рассмотрено, но вы дадите нам время…

— Сколько?!

— Один год.

— Много!

— Много?! Уместно ли говорить о времени народу, который сотни лет охранял ваши земли от врагов?! Стыдись, Àка! Речь не о пустяках, судьба целого мира в ваших руках.

— Темантан дорог, принцесса, — угрюмо буркнул Àка. — Хотите отсрочить свой уход — платите!

Сговорились на восьми месяцах и в уплату отдали защитное облако селения Пон-Тай. Глаза Сикурийцев радостно горели. Никто доселе не обладал защитным облаком, кроме Ледяного народа!

Возникли сложности с транспортировкой. Несмотря на высокий уровень знаний и опыт работы с самыми сложными системами, в том числе с Преобразователем, никто из Сикурийцев не мог поднять в воздух безжизненное облако. Жители Ледяного Королевства высокомерно поглядывали с высоты на жалкие попытки Сикурийцев восстановить защитное облако и откровенно смеялись. Неожиданно на помощь Сикурийцам пришла Принцесса Льда. Странно было видеть её тонкую фигурку, облачённую в лёгкую полупрозрачную ткань среди вечных снегов в кругу закутанных в шкуры животных Сикурийцев.

Ледяной народ не удивить немыслимо дорогой защитной оболочкой — у многих в домах хранились подобные, а вот Сикурийцы при легкомысленном виде Принцессы помрачнели: это какое же количество бесценного тементана уходит на то, чтобы Принцесса Льда капризно поджав губки, бесстрашно ступала в лёгких туфельках по снежному покрову! И только при внимательном рассмотрении можно было заметить, что ноги Принцессы не касаются земли, а тонкие пальцы неуловимо скользят над поверхностью ледяных торосов.

Несмотря на внешнее неодобрение, Сикурийцам ничего не оставалось, как принять помощь Принцессы и вскоре они уже снимали свои громоздкие наряды, находясь под защитой прозрачного облака. Сикурийцы важно расхаживали там, где несколько дней назад бегали дети селения Пом-Тай и где они погибли от холода, не дождавшись драгоценного тементана.

Принцесса с неизменной улыбкой отвечала на неуклюжие слова благодарности Сикурийцев, а когда защитное облако селения Пом-Тай вместе с Сикурийцами скрылось за горизонтом, с той же застывшей улыбкой на бледных губах, поднялась в покои, где готовился к отъезду наместник Атики.

— Мне надо поговорить с вами, Йо. У меня есть нечто, что, несомненно, может заинтересовать вашего правителя.

Глава 6

Безумный мир Ора. Дом Каролины.

Я по-прежнему держалась за борт ржавой карусели, а вокруг разноцветными спиралями уходили в небо дома не дома, а что-то очень напоминающее гигантские грибы. Раскачивающиеся шляпки подпирали небосвод, и блики рыжего солнца отражались на их полированной поверхности.

Из всех моих спутников рядом остался только главный Лохм. Очень обеспокоенный и неприятно суетливый. Он ёрзал на сиденье, не решаясь спуститься вниз, и сердито покрикивал на меня, толкая в плечо грязной лапой, приказывая покинуть «карусель». Я повиновалась. Земля под ногами мягко чавкнула, когда я прыгнула вниз, и я обеспокоенно переступила ногами. Под моими следами тотчас образовались мутные лужицы и спустя мгновение затянулись зеленовато-бурым мхом, покрывающим всю территорию между «грибами».

— Иди-иди! — прикрикнул Лохм.

Говорил он не очень хорошо и слова прозвучали как «идыиды». Но взгляд Лохма, как и его движения были очень красноречивы и я поняла. Ступила вперёд, вопросительно оглянулась на Лохма и остановилась.

— Куда идти? — крикнула я. — А где Ре?!

Лохм взвизгнул и подпрыгнул на сиденье.

— Идыидыидыыыыыыы!!!!

Голос его превратился в сплошной визг: тонкий и противный.

Я поспешно отступила. Лохм прекратил визжать, втянул голову в плечи, и одновременно медленно повернулась карусель.

Я сделала шаг назад.

— Эй, подождите!

Карусель завращалась быстрее.

— Подождите! А вы куда?! Стойте!

Я бросилась назад к карусели, но ржавые кабинки стремительно набирая обороты, слились в едва видимую полосу, а через секунду вовсе растаяли в воздухе. Я осталась одна в безмолвном грибном царстве.

Мокрый мох снова противно хлюпнул под ногами, и я вернулась на место, где только что стояла «карусель». Потом вообразила, что «карусель» вернётся и прихлопнет меня своей тяжестью и тут же отбежала назад. Снова остановилась, не зная, куда мне идти и беспомощно затопталась на месте.

— Ре, — жалобно позвала я, и мой голос увяз во влажном пространстве, не давая эха.

Мои передвижения и жалкие крики не остались незамеченными, и один из грибов склонил ко мне свою блестящую макушку. На его вершине сверкал внимательный глаз. Глаз был огромный, переливался жёлто-зелёным цветом, а за его тонкой оболочкой, будто облака, мелькали странные тёмные тени.

— Здрассьте… — на всякий случай пробормотала я, и зашагала от любопытного гриба прочь, лопатками чувствуя на себе его сверлящий взор.

Другие грибы заволновались и закачались, склоняя ко мне свои шляпки, каждый из них сгибался, чуть не касаясь влажного мха, и вот уже множество разноцветных глаз смотрели на меня, перемигиваясь и в тяжёлом, влажном воздухе, зашелестели тысячи взволнованных голосов.

— Эттоооо….

— Мо-о-о-ой…

— С-с-с-сюда-а-а-а-а…

— Мне-е-е-е-е….

Один из грибов ткнул меня шляпкой под колени, и я чуть не упала.

— Да отвали!

Страх придал мне силы, и я царапнула холодную поверхность сломанными ногтями.

На поверхности гриба не осталось и следа, но всё же, наглый гриб распрямился, теряя ко мне интерес.

Другие грибы по-прежнему продолжали буравить меня взглядом.

— Пошли прочь! Отстаньте!..

Теперь мне казалось, что глаза грибов больше похожи на окна или иллюминаторы, а за их мутными стёклами за мной хищно наблюдают незнакомые существа. Я вообразила, что обитатели «грибов» потешаются надо мной, наблюдая мои жалкие попытки сбежать, и остановилась. Угрюмо насупилась и с вызовом уставилась в ближайший «глаз». А куда бежать-то? Эти грибы здесь повсюду.

Глаз смотрел на меня, не отрываясь, тонкая ножка гриба мерно покачивалась, обходя меня, то слева, то справа. От равномерного покачивания меня затошнило.

— Чего надо?! — крикнула я.

Голоса вокруг смолкли, и грибы выпрямились, только самый ближний, «мой» гриб, продолжал покачивать полированной шляпкой. Его верхушка склонилась до самой земли и, разрывая гладкую поверхность с противным чмоканьем, на стенке гриба показалось отверстие. Из его розовой, сырой поверхности пахнуло неожиданно сухим ветром.

— Иди!

Голос повелительно прозвучал в моей голове. Я поморщилась. Что за ерунда?! Это гриб мне приказал?

Я прислушалась к своим внутренним ощущениям, и мне показалось, что цепкие корешки цепляют обрывки моего сознания, обволакивают упругими щупальцами, внедряясь в мои мысли. Услужливое воображение тут же подсказало картину: гриб посеял споры в моём мозгу и вот уже растёт в моей черепушке всеядная грибница, разрывает сосуды и кости, и сама я превращаюсь в гриб, холодный, скользкий…

Я заорала и затрясла головой, прогоняя непрошенные мысли, а гриб остановил своё движение, тени за сетчаткой глаза замерли.

Другие грибы вновь засуетились, будто спохватившись, но мой оказался проворнее: сухой ветер из розового отверстия внезапно закрутился сильным, стремительным смерчем и я против своей воли оказалась втянутой внутрь гриба. Стенка за мной с чавканьем захлопнулась.

Я зажмурила глаза и нелепо замолотила руками, стараясь выбраться обратно. Ладони мои встретили пустоту, я потеряла равновесие и рухнула на тёплый, пористый пол. Никто на меня не напал, не ударил, и я осторожно открыла глаза.

Я находилась внутри просторной, круглой комнаты. Свет проникал в широкое отверстие, затянутое полупрозрачной цветной плёнкой, и я догадалась, что вижу «глаз» изнутри. Поодаль стоял человек. Абсолютно голый. Мужчина. Я отвела глаза.

— Здрассьте, — снова буркнула я, но теперь уже обращаясь непосредственно к мужчине. — Вы бы оделись.

Хозяин «гриба» шевельнулся.

— Зачем? — в голосе его сквозило недоумение. — Здесь тепло.

— Одеваются не только для того, чтобы согреться, — разговаривая, я упорно разглядывала пол. — Мне неприятно, что вы раздеты.

— Какое это имеет значение?! — теперь мужчина был откровенно шокирован.

Он подошёл ко мне и остановился, разглядывая, как невиданную диковину. Вот козёл.

— А я где? — я по-прежнему не решалась поднять глаза. — Это ваш дом?

— Это мой мир.

Фраза прозвучала торжественно и я, наконец, посмотрела на своего собеседника.

Он ничуть не смущался своей наготы, держался, как дикарь-туземец, где-нибудь в далёкой Африке, который и не подозревает, что его обнажённая фигура может кого-то привести в смущение.

Возраста мужчина был среднего. Не старик, но его дряблые, обвисшие мускулы явно говорили, что физические упражнения ему чужды. Большая голова на тонкой подёрнутой ранними морщинами шее, венчала копна нечесаных рыжих волос с проплешиной на макушке. На спине размытое пятно. То ли грязь, то ли родинка.

— Мир? Маловато для целого мира…

Мужчина скептически усмехнулся.

— Миры могут сжиматься до самых малых размеров. Ты даже не представляешь, до каких малых… но я тебе покажу!

Я отодвинулась.

— Не надо.

Мужчина не настаивал.

Молчание затягивалось. Я с деланным интересом обвела взглядом круглую комнату, стараясь не глядеть на хозяина.

— А у вас еда есть? Я бы поела…

Неожиданно мужчина развеселился.

— Еда?! О, да у меня есть еда! Есть!!!

Кадык на его шее заходил ходуном, и всё тело задёргалось, словно в конвульсиях.

Меня снова затошнило.

— Да я так… просто спросила. Я не голодна. А вы не знаете, где Лохмы?

— Лохмы?

— Ну, да. Я сюда приехала… прилетела… в общем здесь со мной был Лохм. Не видали?

— Лохмы нас не интересуют. Низкий уровень сознания. Интеллект отсутствует. Лохмы не нужны. Они только поставщики.

— А-а-а-а… знаю. Они тементаном торгуют.

— Тементан? — мой собеседник, казалось, был сбит с толку. — Зачем нам тементан, ведь мы на Оре!

— И что это значит?

Я разговаривала с ним, не потому что мне было интересно. Просто не знала, что мне делать. Кто я здесь, зачем? Пленник, гостья? Где Ре? Что это за человек и для чего Лохм привёз меня сюда?

Спросить у своего нагого собеседника я боялась. Боялась, что услышу в ответ что-нибудь ужасное, поэтому и разговаривала с ним о пустяках, стараясь тянуть время. Вдруг что-то, да и произойдёт? Не нравится мне этот гриб…

— На Оре не нужен тементан. Ор всё даёт своим обитателям: пищу, тепло, свет…

Мужчина облизнул губы неприятно длинным и узким языком.

«Как у собаки» — подумала я.

— Наша земля совершенна, — с пафосом произнёс мужчина. — У нас не бывает войн, болезней. Даже животные, населяющие Ор не нападают друг на друга. Незачем. Всего хватает в избытке.

— А здесь есть животные?

— А как же?! Животный мир Ора очень разнообразен!

— А как же у вас происходит этот, как его… прогресс?

— Что?

— Ну, эволюция, что ли… естественный отбор, и всё такое… Если всё есть и ничего не нужно, человеку незачем развиваться и цивилизация заходит в тупик.

Мужчина расхохотался.

— Какая безграничная глупость, — снисходительно объявил он. — Я уже начал сожалеть, что привёл тебя сюда…

— А вы сюда только умных приводите? — мрачно осведомилась я.

— Предпочитаю, — кивнул мужчина. — Важна Информация. Это единственное, что цениться на Оре. Откуда ты прибыла?

Вопрос прозвучал так неожиданно, что я вздрогнула.

— С Земли…

Мужчина снова захохотал.

— Неужели?! Мы все на Земле, дорогая. Только занимаем разные места. Каждый соответственно своему положению.

— И вы, конечно, занимаете высшее? — съязвила я.

— Разумеется, — мужчина не заметил моей иронии. — Сколько тебе лет?

— Девятнадцать…

— Путешествовала?

— Что?

— Ты путешествовала? Ездила в другие страны? Встречалась с людьми иной культуры?

— Нет… хотя с этим… культурой встречалась. У нас в деревне вьетнамцы жили. Лук сажали.

— Где?

— В поле.

— Где деревня?!

— В Грязновке…

Я совершенно была сбита с толку. Ну, что нужно от меня этому эксбиционисту?

Меж тем мужчина застонал и в волнении зашагал по комнате.

— Ты читала?

— Что?

— Да хоть что-нибудь!!!

— Ну, да… Донцову вот. Недавно. Не помню только, как называется.

— Что это?!

— Книга. Детектив.

— Пусто! Пусто! Надо было столько времени дожидаться своей очереди! Проклятые Лохмы!!! Что ещё?!

Голова моя пошла кругом. Вопросы сыпались один за другим — я не успевала отвечать. Вопросы перемежались нелестными комментариями в мой адрес. Выяснилось, что я нелепая тупица, негодная даже служить кормом Лохмам-каннибалам.

Я очнулась от забытья.

— А они каннибалы?!

— Ты даже этого не знаешь?!

На минутку я задумалась о бедном Ре, который остался в обществе Лохмов, но мой нагой собеседник вновь принялся мучить меня расспросами. Голова моя потяжелела, я прикрыла глаза и едва шевелила губами. Кажется, я уснула и в голове моей снова зашевелилось. Грибница — фу! Щупальцы исчезли, а потом снова и снова пытались проникнуть в мой мозг, но я была тверда — грибам в моей голове делать нечего! Цепкие паутинки суетились, шевелили волосы на моей голове, но внутрь проникнуть не могли. Мысленно я прикрикнула на них, и они в панике отпрыгнули прочь, суетясь и подпрыгивая. Внезапно бескрайняя снежная равнина накрыла меня с головой и закрутила в сумасшедшем вихре, обжигая свежим морозным ветром.

Я рассмеялась и открыла глаза.

Хозяин гриба стоял передо мной, в бессильной ярости сжимая кулаки.

— Ты-ы-ы-ы… кто ты такая?! Зачем явилась сюда?!

Я чувствовала себя на удивление отдохнувшей и тряхнула головой, отгоняя остатки сна.

— Вы бы всё-таки оделись. Неприлично так ходить. Как вас зовут?

— Каролина.

Мужчина тяжело протопал к окну и прислонился лбом к его зеленоватой поверхности.

— Каролина? Так это же женское имя!

— Разве это имеет значение?

— В моём мире имеет, — твёрдо ответила я. — Зачем я здесь?

Мужчина оглянулся.

— Здесь тебе быть незачем. Ступай.

— Куда?

— Какая разница. С голоду ты не умрёшь. Иди куда хочешь.

Стена гриба с чавканьем разомкнулась, и сухой ветер вытолкнул меня наружу.

Я стояла посреди грибного царства. Дома-грибы верхушками подпирали небо, и никто не проявлял ко мне интерес. Что же всё-таки случалось в доме Каролины? Отчего он так разозлился?

Я пожала плечами, и зашагала, куда глаза глядят.

Глава 7

Безумный мир Ора (продолжение). «Поле чудес». Я снова осталась одна.

Грибной лес скоро закончился, и я оказалась в долине, застроенной самыми невероятными строениями и заваленной фантастическими предметами.

Рыцарские замки соседствовали с индейскими вигвамами, украинские хаты удобно угнездились рядом с небоскрёбом из стекла и бетона. Всё это было миниатюрных размеров, но достаточных, чтобы в них уместилась пара-тройка человек.

Между домов не было дорог, и всё пространство занимали горы какого-то хлама. Пробираясь к заинтересовавшему меня замку я обошла гору совершенно одинаковых сумок. Рыжие, сделанные из отличной кожи, они громоздились одна над другой, и я примерилась выбрать одну для себя. Не знаю, есть ли у этих сумок хозяева, но даже если и есть, зачем ему столько?

Сумка неожиданно крепко зацепилась за что-то, и я едва её выдернула. Когда я вытянула сумку из общей кучи, стало понятно, что её держит. У сумки были корни! Самые настоящие. Они тянулись длинные и белесые, как черви и я, содрогаясь от отвращения, выпустила сумку из рук. Фу, что за гадость.

Следующая куча оказалась горой блестящих резиновых калош. Я со вздохом посмотрела на свои разваливающиеся туфли, но от галош воздержалась. Не уверена, что это равноценный обмен.

— А ты свои посади!

Голос так неожиданно раздался сзади, что я вздрогнула.

На соседней куче, состоящей из каких-то тряпок, восседала тучная дама. Она добродушно оглядывала меня и что-то поедала, доставая куски из карманов необъятных размеров.

— Что, простите?

— Туфли. Они у тебя каши просят!

Дама расхохоталась и чуть не свалилась со своего места.

— Да, это верно, — виновато улыбнулась я. — В последнее время мне много приходится путешествовать, а туфли не рассчитаны на долгое хождение.

— А ты их посади, — снова посоветовала дама.

Я недоумённо пожала плечами, не зная, как реагировать на её слова.

В этот момент куча тряпок под дамой зашевелилась, поднялась и женщина с кряхтеньем встала на ноги. Из-под её широкого зада извиваясь и подпрыгивая вверх, пополз кусок материи. На ходу с него слетали комья земли, и когда кусок полностью выбрался наружу, дама ловко ухватила его и дёрнула. На земле остались обрывки длинных, беловатых корней, а в руке у дамы оказалась… юбка! Самая настоящая, широкая, с кокетливой оборкой и замысловатым рисунком. Дама деловито расправила юбку, отряхнула остатки земли и приложила юбку к своим необъятным бёдрам.

— Замечательный урожай! Видала? Я всегда высиживаю свои вещи, так они прорастают лучше и быстрее. Учись!

— Вы посадили юбку? — недоверчиво спросила я. Дама показалась мне слегка безумной.

— Ты что, глупая?! — изумилась дама. — Кто же будет сажать целую юбку? Конечно только лоскуток! Из него вырастет то, что надо!

— Офигеть, — выдохнула я. — И быстро растёт?

— Смотря, что сажать. Твои туфли вырастут минут за пятнадцать. Снимай, я покажу, как это сделать.

Дама протянула ко мне толстые ладошки, и я не посмела отказаться.

— Страна Дураков, — пробормотала я, стаскивая туфли, и с интересом принялась наблюдать за манипуляциями дамы.

Дама деловито осмотрела мои поношенные, многострадальные туфли и резким движением полных рук, оторвала подошву.

— Ты мне эти туфли-то отдашь? Я тебе новых много дам!

— Отдам, — обречённо сказала я, переступая босыми ногами по тёплой, влажной почве.

Дама обрадовалась так искренне, что о загубленных туфлях я больше не сожалела.

Она руками разрыхлила землю, сунула туда оторванную подошву и уселась сверху, как клушка на гнезде.

Торопиться мне было некуда, и я примостилась рядом. Ждать пришлось недолго. Дама заёрзала, заговорщицки мне подмигнула, привстала над своим «гнездом» и выудила туфли. Обляпанные комьями грязи, со свисающими нитями корней, тем не менее, это были туфли. Не могу сказать, что точная копия моих, но…

— Ничего себе, — искренне удивилась я. — И что, всё растёт?

— Всё.

— Что ни посадишь?

— Ну, да. Только не все сажать умеют. Ткнут, как попало… держи туфли-то!

Я оборвала остатки корней и сунула ноги в туфли. Немного влажные они удобно обхватили мою ногу.

— Здорово!

— Удобно? Ты приходи ко мне, если что вырастить нужно, лучше меня здесь никто вещи не выращивает. Приходи, меня Элизабет зовут.

— Спасибо… Элизабет. А где здесь можно поесть? Мне Каролина говорил, что здесь еду зарабатывать не нужно, где-то она растёт…

Элизабет бережно завернула мои старые туфли в серую тряпицу и пристроила «семенной фонд» среди кучи выращенных вещей.

— Туда иди, — махнула она рукой в сторону рыцарского замка. На поле за холмом. Там всегда немтыри пасутся.

— Кто?

Элизабет лишь неопределённо пожала плечами.

— Увидишь.

За холмом простиралось небольшое поле, со всех сторон окружённое зелёными волнами бескрайнего озера. Или моря?

Нигде не было видно никаких кафе или торговых палаток. Даже примитивного «стола», наподобие того, где закусывали мы с Ре, не было. На водной глади не виднелось ни одного паруса, катера или самой обычной лодки, людей тоже не было, только на поле едва передвигая тяжёлые тела паслись… я никак не могла разглядеть, что это за животные, а поняв исторгла из себя остатки вчерашнего ужина. Всё-таки тошнотворный мирок!

На поле паслись люди.

Тучные обнажённые тела, обожжённые до коричневой корки под палящим солнцем, медленно передвигались по короткой поросли равнодушно, с чавканьем пожирая зеленовато-бурые стебли. Одна из туш внезапно свалилась на бок с недоеденными листьями во рту и я, преодолевая брезгливость, подошла к ней. Женщина неопределённых лет с длинными, свалявшимися волосами лежала на боку, закатив глаза и отвратительно раскинув в стороны жирные, поросшие коротким волосом ляжки.

— Спит.

Голос за спиной заставил меня вздрогнуть.

Полная дама с моими туфлями под мышкой неслышно подошла сзади. Обошла меня, и, не обращая внимания, на безумное стадо стала рвать и с аппетитом пережёвывать сочные стебли.

Глаза её блаженно зажмурились.

— Бифштекс! — она протянула мне зелёные огрызок.

— Попробуешь?

Я едва подавила рвотные спазмы.

— Не хочу. Спасибо.

Дама вздохнула.

— Жаль. Я хотела узнать — бифштекс? Каждый день — новый вкус. Разные растения — тоже новый вкус. Но я не помню названия. Может и не бифштекс? Попробуешь?..

Огрызок снова ткнулся мне в ладонь.

— Спасибо. Я не голодна. Отчего они такие?

— Кто? Немтыри?

— Да…

— Они такими из грибов приходят. Счастливыми…У них всё есть!

— Да? Не завидное счастье. И все здесь такие?

— Нет. Только немтыри. Их много. Больше чем других… — Дама наморщила лоб и снова надкусила стебель. — А может и не бифштекс…

— А другие — это кто?

— Я… ещё… забыла имя. Его позвали грибы. Наверное, вернётся счастливым.

— А тебя грибы не зовут?

Дама испуганно оглянулась.

— Зовут. Но я потом пойду… потом. За немтырями тоже надо кому-то глядеть. Они в море могут упасть.

Один из немтырей издал громкий, неприличный звук и принялся испражняться прямо перед широкой физиономией своего соседа. Сосед заворчал недовольно и свернул на пол-шага в сторону не переставая жевать, а Элизабет закричала на безобразника, потрясая розовым кулачком.

— Эй, Николай Фёдорович! Что это вы прямо… где едите, там и гадите!

Я вздрогнула, услышав простое, человеческое имя жирного пожирателя травы, а Николай Фёдорович и ухом не повёл. Он продолжал набивать рот блестящими стеблями и зеленоватая слюна стекала из его бессмысленно раскрытого рта.

Я отвернулась.

— Николай Фёдорович… почему вы его так назвали?

Дама обиженно подобрала губы.

— Я не всё забыла! Он сам так назвался, когда пришёл. Это сейчас он немтырь… а раньше говорил!

— Давно?

Простой вопрос поставил даму в тупик.

— Давно… что значит давно? Говорил… когда пришёл, тогда и говорил!

Дама рассердилась и быстро набила рот листьями. Её речь стала совсем бессвязной.

Я не стала больше слушать даму и повернула назад. Каким бы безумным не казался мне Каролина, но из всех увиденных, он всё же, был самым нормальным. Если в этом мире вообще существуют нормальные люди!

* * *

«Грибы» по-прежнему стояли высокие и неприступные, но теперь я знала, что уж в одном из них точно есть человек.

— Эй! — я сложила руки рупором и крикнула вверх. — Эй, Каролина!

«Грибы» заволновались, но ни один из них не склонил свою голову.

— Эй-ей! Каролина отзовись!

Ответа не последовало, и я оглянулась вокруг, подыскивая подходящий предмет. Вскоре предмет нашёлся. Полуметровая металлическая труба, проржавевшая в разных местах, как нельзя лучше походила для намеченного мною плана. Я схватила её в руки и принялась колотить по стволам «грибов» напевая как можно громче: «Каролина, отзовись! Каролина…» Дальше на ум приходило что-то совсем неприличное, соответствующее лексикону скотника Василия из деревни Грязновки и, потому мои выкрики сопровождались короткими истерическими смешками.

— Кароли-ина, отзовись! Каролина… ха-ха-ха… эй, открой гриб!

Грибы извивались, как змеи и даже шипение, подобно змеиному раздалось во влажном воздухе, но мне не было страшно. Куда страшнее было остаться в этом мире навсегда, рядом с безумной дамой, рядом с отвратительными немтырями… а потом и самой стать такой же!

— Каролина, твою мать!

Мой страх и злость перемешались, и удары становились для грибов всё более ощутимыми. Я это понимала, видя, волнение грибов и утроила усилия.

— Каролина, разнесу всё к чертям! Грибницу твою… с корнем выдеру! Уничтожу!!! Где ты, голожопая тварь?!

Неожиданно один из грибов своей блестящей шляпкой тюкнул своего соседа. Другой гриб поступил точно так же и вскоре вся «грибная поляна» принялась колотить шляпками своего товарища.

Я притихла. Чего это они?

«Гриб-изгой» зашипел, и его длинная шея метнулась ко мне. Не успела я и глазом моргнуть, как сухой горячий ветер схватил меня в свои объятия, и я снова оказалась втянутой в «грибное» нутро.

— Дождались, допрыгались! А что — я виновата, я?!

К моему удивлению Каролины я не увидела. В точно такой же круглой комнате бесновалась маленькая женщина, обнажённая с нездоровой желтоватой кожей, а в тени, подальше от окна-иллюминатора лицом вниз лежал какой-то человек.

Я насупилась.

— Где Каролина?

— Вот! — женщина с готовностью подскочила ко мне. — Я тоже говорю — я не виновата! Пусть Каролина отвечает! Почему я?! Это моя пища, я ждала… долго ждала! Почему я должна за всех расплачиваться?!

Я ничего не понимала.

— Мне нужно вернуться домой.

Я постаралась придать своему голосу твёрдости — женщина с готовностью подхватила: «Да, да! Конечно!!!».

На этом наша беседа закончилась. Я смотрела на женщину, женщина смотрела на меня. Увидев, что я не произношу больше ни слова, она вкрадчиво тронула меня за рукав.

— Ведь я не виновата?

Я не знала, что ответить и лишь неопределенно пожала плечами.

— Мне нужно вернуться домой, — повторила я. — А там посмотрим…

— А раз я не виновата, — женщина умильно заглянула мне в глаза, — я могу дать ему немного счастья… он был так озабочен, когда пришёл! Такой уставший…

Я напряглась. Ничего-то я не понимала! О ком она говорит? О чём?! Одно я знала твёрдо: что-то её пугает во мне. Пугает так же, как и Каролину. Если я сейчас выдам своё незнание, свою слабость — они возьмут надо мной верх!

Темнота в комнате стала гуще. Снова, как в гостях у Каролины волосы мои шевельнулись, щупальца-спруты, легко, мимоходом скользнули по моим волосам, и устремились к лежащему навзничь человеку.

— Он будет счастливым, — голос женщины умоляюще завибрировал. — Оставь его мне! Ты сильная, найдёшь себе другого…

Человек на полу застонал.

— Нет!

Снежный вихрь ворвался в затхлый полумрак комнаты, тысячами колючих снежинок пронзая скользкие щупальца-грибницы. Женщина завизжала испуганно, и я увидела или даже скорее почувствовала, как невидимые нити отпрянули, втянулись в тело женщины и человек на полу, освобождённый, задышал свободно и громко.

Я стояла, потрясённая увиденным. Что это было? Откуда здесь снег? И эти щупальца… да я точно видела их!

Если я и была удивлена, то женщина была поражена и испуганна. Она, скрючившись, сидела на полу и громко рыдала.

— Пощадите, госпожа, пощадите! Я не виновата…

Ничего не понимая, я всё же пошла в наступление.

— Не виновата? Я сморю вы все здесь невиноватые! Из человека немтыря хотела сделать? Тварь бессловесную?!

— Я х-хотела… по-одарить немножко с-счастья! — женщина так заливалась слезами, что мне даже стало неловко.

— Ну, ладно. Да ладно вам, встаньте! Что вы ей-богу!..

Человек за спиной застонал и я обернулась.

— Ре?!

Ре Тук собственной персоной сидел на полу в круглой комнате. На лице его красовался свежий синяк, лицо было бледным, но синие глаза улыбались.

— Женя, какое счастье! Вот уж не думал, что придётся увидеться! При таких обстоятельствах…

Он обвёл взглядом комнату и слегка покачнулся. Видно было, что движения даются ему с трудом.

— О, мадам! — нахальные глаза Ре уставились на обнажённые прелести рыдающей женщины. — Кто вас обидел?! Назовите его имя, и он будет иметь дело со мной!

— Она сама себя обидела, — буркнула я, и, наклонившись к его лицу, прошептала: — ты заешь, как отсюда выбраться?!

Брови Ре взметнулись вверх.

— Мадам нас отпускает?!

— Пусть попробует не отпустить, — я красноречиво покачала металлической дубинкой.

Лицо Ре выдавало смятение. Удивление сменялось недоверием, надежда — отчаянием и, наконец, Ре выдохнул:

— Да! Мы выберемся…

Женщина (я так и не узнала её имени!) и не думала нас задерживать. Ре пообещал поцеловать её на прощание, но, когда печальная дамочка согласилась и даже подставила щёку, почему-то передумал. Мне показалось, что он отчаянно трусит и свой страх скрывает под внешней бравадой. Так оно и было. Едва мы отошли на расстояние, скрывающее нас от всевидящих «грибных» глаз, Ре рухнул на влажный мох и блаженно вытянулся, подставляя лицо горячему солнцу.

— Свобода! Неужели свобода?!

Я присела рядом и снисходительно наблюдала, как он, катается на спине и хохочет, словно беззаботный щенок.

— Женька, ты даже не представляешь, в какое дерьмо, мы с тобой вляпались! И ведь выбрались!

Он обнял меня за плечи и заставил сделать несколько сумасшедших па, в диком и нелепом танце.

— Ну, перестань!

Я начала сердиться. Причину его веселья я не разделяла. В конце концов к грибам я вернулась с одной-единственной целью: расспросить, как мне вернуться… а куда я хотела вернуться? К Лохмам?!

— Ре, прекрати! Скажи, лучше, как нам отсюда выбраться? Я не собираюсь жить в этом болоте, среди немтырей! И куда нам выбираться? Ты знаешь — куда?!

Ре не слушал меня. Лицо его посерьёзнело и подобралось.

— Ты видела их? — Голос его стал очень тихим.

— Кого?

— Немтырей.

— Видела. Их там целое стадо пасётся. Вон за тем холмом.

Ре грыз ноготь и задумчиво смотрел в то направление, куда указывала моя рука.

— Проводишь?

— К немтырям?!

— Ага…

Я пожала плечами.

— Пошли.

По дороге мы не разговаривали. Ре утратил признаки весёлости, похоже, что чувствовал он себя после посещения гриба не очень хорошо, а бурный всплеск веселья отнял у него последние силы. А я, несмотря ни на что, радовалась, что Ре нашёлся. Он, конечно, не слишком приятный субъект, только быть одной — совсем плохо.

Становилось темно, горячее солнце на глазах закатилось за холмы. Не успели наши глаза привыкнуть к темноте, как новое светило взошло за нашей спиной и осветило округу.

— Здесь не бывает ночи, — пояснил Ре. — Стемнеет на несколько минут — и всё. Два солнца.

Мы поднялись на вершину холма. Я поискала глазами полную даму, но её нигде не было видно.

Немтыри по-прежнему безмятежно паслись на лугу. Ре приблизился к краю поля и сорвал глянцевый стебель. Лист с хрустом исчез у него во рту.

— И ты туда же, — я поморщилась, — как животное…

Ре задумчиво жевал и не обратил на мой упрёк никакого внимания.

— Советую тебе тоже поесть. И с собой набрать. Ор — единственное место, где существуют съедобные луга. Попробуй!

Голод давно терзал мой желудок, и я сдалась.

Блестящий лист оказался на удивление нежным и вкусным, как… как медовый пряник?

Ре кивнул.

— Это не трава. То есть, не та трава, что бывает повсюду. Здесь растёт, еда. Самая настоящая, только в виде поросли. А вкус разный — мясо и хлеб, дыня и манная каша. Здесь всё растёт, что не посади…

Я представила себе, из каких «семян» произрастает еда, и тошнота вновь подступила к моему горлу. О, нет!

— Ре! Есть способ покинуть этот мир? Хоть к Лохмам, хоть в Грязновку, только подальше отсюда!

Ре кивнул.

— Конечно. Отсюда уйти нетрудно. Просто не уходит никто… подожди, я сейчас.

Прямо через луг он направился к немтырю, сминающего своей жирной тушей зеленоватые побеги. Ре присел возле него на корточки и немтырь совершенно неожиданно перестал жевать и уставился на Ре маленькими, заплывшими в жиру глазками.

Ре что-то говорил ему, а толстяк казалось, слушал. Но это только казалось. На самом деле немтыря занимала трава с особым вкусом, на которой сидел Ре. Едва он шевельнулся, как толстяк жадно схватил губами пучок зелени, прямо из-под Ре и стало ясно, что ему глубоко наплевать на всё, кроме своей кормушки.

Ре тяжело поднялся.

— Женя! Иди сюда. Нам туда…

Ре махнул рукой в сторону моря и пошёл не оглядываясь. Я посеменила за ним.

Мы пересекли луг и остановились на берегу. Волны ласково лизнули наши ноги и отступили с тихим шипением.

— Ре, почему они такие? А что ты ему говорил? Они понимают что-нибудь? Ре…

Ре помедлил с ответом, а потом нехотя произнёс.

— Эти люди… те, что живут в домах, похожих на грибы. Это они здесь настоящие хозяева. Они построили этот мир, совершенный… с их точки зрения. Им самим давно ничего не нужно: ни еды ни одежды… всё есть. Они нуждаются только в информации! Вот без неё они не могут. Информация годится любая, какая угодно. Ты даже не представляешь, какие огромные запасы знаний, хранятся в головах этих пожирателей мозга!

— А как они добывают информацию? Читают? Изучают…

Я запнулась, увидев откровенную усмешку на лице Ре.

— Ты не поняла? Они выкачивают информацию из мозга тех, кто к ним попадает. Превращают людей в тупых идиотов. Там на поле… его звали Лёвка Микой. Он был моим другом. Весёлый парень.

Я поёжилась.

— Ре, а как же мы?! Ты и я… ничего они у меня не выкачивали…

Я вспомнила свои ощущения. Щупальца — спруты шевелят мои волосы, грибница растёт в моей голове, заполняет пространство. Я замотала головой, отгоняя страшное видение.

— Видишь ли, Женя, — серьёзно начал Ре. — Для того, чтобы пожиратели мозга смогли проделать свою работу, надо, чтобы… м-м-м-м… для начала надо, чтобы мозг был в принципе. Кроме того…

Я не сразу поняла, что Ре надо мной смеётся. Стояла и хлопала по-дурацки глазами, замирая от ужаса и ожидая, что Ре откроет мне страшную тайну. А когда поняла, разозлилась чрезвычайно.

— Да?! Мозга у меня нет?! А у тебя есть?! Да если хочешь знать, я тебя спасла! Что, скажешь — нет?!

Ре хохотал и бегал по берегу, увёртываясь от моих ударов. Особенно крепкий толчок в спину свалил его с ног, и он упал на песок, увлекая меня за собой. Синие глаза и смеющийся рот оказались так близко от моего лица, что я задохнулась.

— Ре…

Он аккуратно разжал руки и я встала. Следом, отряхивая налипший песок, поднялся Ре.

— Ты сказал, что отсюда легко уйти. Опять врал?

Голос мой был нарочито сердит.

— Не врал. Ты плавать умеешь?

— Ну… пруд в Грязновке переплывала.

Ре удовлетворённо кивнул.

— Значит доплывёшь.

— Куда?!

— В Креут. Пограничная зона. Там живут торговцы, ремесленники… у меня там есть приятели.

— А плыть-то куда?

Ре махнул рукой в сторону моря.

— Туда.

Горизонт вокруг был чист. Нигде не виднелось ни берега, ни острова… Снова я почувствовала себя одураченной.

— Куда — туда?!

— Плыть надо к горизонту, — голос Ре был терпелив, словно он объяснял мне решение элементарной задачи. — Ты не бойся — это не далеко. Не дальше, чем пруд в Грязновке.

Я покосилась на Ре недоверчиво. Ре между тем безмятежно снимал брюки. Удивлённо повернулся ко мне.

— Ты в одежде поплывёшь?

Я почувствовала подвох. Опять новый розыгрыш.

— А я не поплыву. Я подожду, когда ты доплывёшь до этого… пограничной зоны. А потом и я следом за тобой.

Ре пожал плечами.

— Как хочешь.

Он свернул одежду в тугой маленький узел, оставшись совсем голым. Снова повернулся ко мне.

— Женя, я уплываю. Предлагаю тебе присоединиться. Одной тебе будет страшно.

Я независимо фыркнула.

— А ты обо мне не беспокойся!

Ре больше не настаивал и я заволновалась. Он что не шутит? Собирается уплыть? А как же я?!

Мне захотелось броситься следом за Ре, но я удержалась. Врёт… опять эти его шуточки. Вот я сейчас разденусь, пойду за ним, а он… я покраснела.

Между тем Ре мерно размахивал руками, уплывая всё дальше. Его голова становилась всё меньше, тёмным поплавком покачиваясь на зеленоватых волнах, вот он повернулся ко мне, махнул рукой… я демонстративно отвернулась.

Когда я снова посмотрела на море, Ре не было. Я до боли вглядывалась в зелёные волны, ожидая, что его голова вынырнет, где ни будь недалеко от берега, но Ре не появлялся. Я истуканом простояла на берегу не меньше часа, пока не поняла, что Ре не шутил — он действительно ушёл. Уплыл из этого тошнотворного мира, звал меня с собой, а я — отказалась! От осознания такой простой мысли я завыла и до крови прикусила губу. Что теперь делать? Плыть? Одной?!

Горизонт уходил в такую немыслимую даль, что от страха у меня подкосились ноги. Я не доплыву. Я не смогу. А что если я поплыву и пойму, что никакой пограничной зоны нет? А есть только бескрайнее море? А назад мне уже не вернуться, не хватит сил? Что тогда?!

«Тогда я утону — мрачно подумала я, — я утону, меня засыплет морским песком и возможно в здешних плодородных условиях из морских пучин поднимутся мои клоны. Только их не пустят корни, и они тоже утонут. И тоже пустят побеги…» Я застонала от собственного бессилия. Почему я не поплыла следом за Ре?! Решила, что передо мной разыгрывается комедия с одной целью — стащить с меня одежду?! Дура! Дура!!! Да кому ты нужна?! Откуда такое самомнение?!

Я разрыдалась. Скинула туфли и ступила босыми ногами в воду — тёплая. Бескрайний морской горизонт, бескрайний горизонт, бескрайний… господи, помоги мне!

Простая и здравая мысль пришла мне в голову и я, радостная заметалась по берегу. Нужно найти что-то, что удержит меня на воде! Доску… бревно… здесь же есть что-то, что может плыть!

Взгляд мой наткнулся на толстую даму.

— Здрассьте…

Дама смотрела на меня хмуро, без улыбки.

— Они идут за тобой.

В животе моём похолодело, руки затряслись противной дрожью.

— Кто?

Дама наморщила лоб.

— Эти… забыла…

Она беспомощно потопталась на месте, а потом радостно всплеснула круглыми ладошками:

— А вот они!

Из-за холма показались люди. Слишком торопливые и деловитые для немтырей. Тяжёлые одежды… да это Лохмы! Лохмы-каннибалы…

Они увидели, что я смотрю на них и свирепо замахали руками.

— Иды, иды! Идыыыыыыыы!!!

Больше я не раздумывала. Позабыв на берегу свои туфли, бросилась прямо в зелёные волны. Может, я и не доплыву. Может, утону… плевать! Не останусь здесь в этом мире, где меня всё время выворачивает наизнанку! Среди пожирателей мозга, среди отвратительных, вонючих Лохмов!!!

Злость придала мне силы. Я молотила руками, взрезая плотную воду, и не заметила, как в очередной раз мои руки пронзили пустоту и тело моё, лишенное всяческой опоры, кубарем покатилось вниз.

Глава 8

(Начало этой главы снова записано со слов Йо). Остальное — про пограничную зону, я записала сама.

Принцесса стояла у окна, неподвижная, как изваяние и, не мигая, смотрела на наместника Йо.

А наместник сидел в своём кресле и обливался потом. Он мучился. Сомнения, страх, восторг, всё разом раздирало его душу. То, что предложила Принцесса, было Подарком Судьбы. Тот самый случай, который меняет ход истории, тот Случай, который многие, куда более достойные, чем наместник Йо ждут всю свою жизнь, а Господин Случай упорно обходит их стороной. А вот ему, наместнику Йо предложили…

— Я всё обдумала, — голос Принцессы был ровен и сух. — Мы получили отсрочку. Восемь месяцев. Мало. Катастрофически мало, но мы обязаны успеть. В наших руках судьбы двух народов. Моего и… вашего.

— Судьба моего народа определена, Принцесса, — уклончиво отвечал Йо. — Мой народ живёт в достатке, ему ничего не угрожает…

— В достатке?! — глаза Принцессы гневно сверкнули. — Не притворяйтесь, Йо! Не надо делать вид, что я нуждаюсь в вас больше, чем вы во мне! Да я нуждаюсь. Мой народ нуждается! Но я могу предложить свои услуги другому, не менее достойному народу, чем Атика!

Наместник Йо понял, что дал маху и пошёл на попятную.

— Что вы Принцесса, как можно! Как вы могли подумать, что я не оценил ваше предложение! Что я мог… да я и в мыслях! Я исключительно о вас! О вас беспокоюсь! Ведь какой немыслимой опасности вы подвергаете себя!

— А вы обо мне не беспокойтесь.

Принцесса прошла по комнате и села за стол, напротив советника Йо.

— Вы ведь законник? Судья?

— Да я участвую во Всемирном Судействе, — наместник скромно потупил глаза. — Ещё во времена…

— Неважно! — Принцесса небрежно прервала излияния наместника и тот обиженно насупился.

— Не сердитесь, Йо. У нас очень мало времени. За какое преступление могут осудить Принцессу Льда?

Йо поёжился.

— В моей практике…

— Думайте, Йо!

— Раздвоение личности?.. Внедрение чужого тела в…

— Какое наказание?

— Э-э-э-э-э… всеобщее порицание. Восстановление и…

— Мелко. Преступление должно бы громким. Наказание — преобразование. Я должна исчезнуть! Понимаешь, Йо — исчезнуть! Только тогда я уйду из-под неусыпного контроля Сикурицев и смогу безнаказанно действовать. Действовать вместе с тобой Йо и твоим Королём. Тогда посмотрим, кто окажется на задворках мира!

Йо поёжился. Со страхом и восхищением смотрел на Принцессу.

— Я должен доложить Королю.

— Доложишь, Йо. Доложишь. Но сначала нужно выверить наш план до мельчайших тонкостей — до мелочей.

— А если… — Йо мелко пожевал губами. — Если вам не удастся вернуться?

Лицо Принцессы окаменело на миг и тут же приняло обычное, холодно-высокомерное выражение.

— Удастся Йо. Я должна. Иначе мой народ погибнет. Они не понимают, но… — Принцесса горестно взглянула на наместника. — Они никогда, слышишь, Йо, никогда не умели сеять хлеб, пасти скот, они… они пропадут Йо. Погибнут, как погибло селение Пом-Тай. Они не сумели справиться с бедой.

Аргумент Принцессы казался сильным и Йо отбросил свои сомнения. Стал таким, каким он и был всегда: расчётливым и беспристрастным.

Принцесса хочет исчезнуть? Что ж это можно устроить. Завтра же глашатаи объявят о её неслыханном преступлении… каком? Пусть Принцесса не беспокоится. Это будет что-то впечатляющее, но не лишённое благородства. Он придумает. Наказание в виде преобразования позволит Принцессе исчезнуть. Бесследно раствориться в океане миров. Но вот вернуться?

— У нас есть преобразователь. Он давно не использовался, но пару лет хватит, чтобы его восстановить.

Неожиданное признание подвергло наместника в шок.

Пусть наместник Йо не удивляется. Северная страна всегда была сильной, а преступления, к сожалению, были и у нас.

— Но надзиратели?! Как вам удастся их обойти?

— Подключим Людвига. Он ловок. Справится.

— Говорят, Принцесса питает к нему… привязанность. Говорят, она уничтожила единственную подругу, вставшую на её пути…

— Оставим это! — глаза Принцессы сузились. — Принцесса Севера не имеет соперников! А та жалкая тварь была предателем и получила по заслугам!

Наместник Йо не посмел продолжить свои расспросы.

Итак, Принцесса предложила Атике предать Сикурию и заключить негласный союз с народом Севера.

Помилуйте, наместник, почему же «предать»? Назовём это — негласно заключённый союз.

Что ж, пусть так. Условием негласного союза станет обязанность Атики постоянно снабжать Север тементаном. Гарантией выполнения этой обязанности станет брак между Принцессой Льда и Королём Атики.

Нет, наместник. Принцесса никогда не выйдет за Короля. Такой брак признают незаконным: брак между представителями разных миров? Брак между Принцессой Льда — дочерью высшей расы и Короля Аттикан — человеческого отпрыска? Вы же законник, Йо. Никто не признает этот брак.

Значит, Принцесса исчезнет?

Да, Принцесса исчезнет.

Король Атики возьмёт в жёны девушку. Никому не известную жительницу окраинных земель, а взамен получит…

— Земли Сикурии!

Глаза Йо блаженно закатились.

Да, Атика получит плодородные Сикурийские земли, это лучше, чем ледяные холмы Севера, не так ли? А Принцесса Льда, вернее, девушка с окраинных земель получит контроль над поставкой тементана. Жёсткий контроль. Навсегда.

Но зачем такие жертвы?! Принцесса может остаться собой, а Король, взамен на заключённый союз с Севером даст слово…

Слово?! Разве не давали слово предки Атики и Сикурии много лет назад, что никогда не иссякнет благодарность их народов народу Севера за оказанную защиту?! Что сейчас удерживает их от предательства? Люди Севера гибнут… Бросьте, наместник! Хватит слов.

Нам нужно время, чтобы незаметно, скрытно для глаз Сикурийцев снабдить защитные облака тементаном. Восемь месяцев — очень малый срок. Но мы должны успеть — народ Севера необходимо подготовиться к войне. Сикурийцы — серьёзные противники.

— Но мы… — осторожно начал наместник.

— Не волнуйтесь, Йо. Война дело Севера. Вашего народа война не коснётся. Только драгоценный тементан…

— Мы всё выполним, Принцесса. А я…

— А вы получите то, что я вам обещала — бессмертие.

Йо вздрогнул и покрылся потом.

— Но неужели это возможно?!

Принцесса рассмеялась.

— Это можно проверить только временем, мой дорогой Йо, и поверьте, у вас оно будет. Помните — Принцесса Льда всегда выполняет свои обещания.

Принцесса Льда — да. Но, то существо… в кого вы… она… будет преобразована? А вдруг…

Наместник Йо заволновался.

— А когда закончится срок? Когда Принцессе Льда надлежит вернуться, а её… нет! Ведь существуют Надзиратели?

— Ерунда! — Принцесса самоуверенно махнула рукой. — Устроим имитацию несчастного случая… а!

Принцесса махнула головой, тяжёлые серьги в ушах беззаботно качнулись.

— Предлагаю выпить, наместник! Выпить за оступившуюся и безвременно ушедшую из жизни Принцессу Льда и за здоровье и благополучие Короля и Королевы Аттики — самых могучих правителей самой могучей страны!

Принцесса увидела недовольно поджатые губы наместника и рассмеялась.

— А также выпьем за наместника этой могучей страны, получившего в дар от безвременно ушедшей Принцессы Льда одну очень полезную штучку…

* * *

Тело моё рухнуло на твёрдую поверхность. Я отбила грудь, так что не было сил вздохнуть, и правая нога… похоже она сломана. Не успела я испугаться и ощутить боль, как тысяча мелких иголок пронзили моё тело, восстанавливая дыхание, возвращая неподвижной ноге силу. Снег… Я провела мокрой, солёной рукой по рыхлой поверхности. Снег был повсюду. Большой сугроб, на котором я лежала, снежинки, падающие с неба, величавая шапка, взгромоздившаяся на крышу низкой избушки.

Я поймала несколько снежинок открытым ртом. Пошевелила руками и ногами. Кажется, зря я запаниковала. Я цела, худо-бедно здорова и не утонула. И, похоже, покинула гнилой мирок пожирателей мозга. Вот только холодно!

Мокрая одежда и волосы моментально покрылись тонкой коркой льда. Челюсти мои помимо воли заходили ходуном, выбивая барабанную дробь. Я огляделась: может Ре где-то рядом?

Вокруг было сумеречно, редкие звёзды и неясный лунный свет, освещали тёмную гряду соснового леса, одинокую избушку и излучину замёрзшей реки. Ни единый след не нарушал девственно-чистый снежный покров. Стояла такая звенящая тишина, что и я тихо, но отчаянно завыла. Нет здесь никого. Околею я тут от холода…

В ответ на мой вой отворилась дверь избушки, и я испуганно примолкла. На пороге появился коренастый бородатый мужчина. В руке у него покачивалось то ли ружьё, то ли дубина, но ни то ни другое не вызвало у меня воодушевления.

— Здрассьте.

От волнения и холода язык меня не слушался, и моё приветствие получилось скомканным и жалким.

Мужчина не ответил. Не говоря ни слова, шагнул в сторону, освобождая путь в дом, и я вошла.

Внутри я ожидала увидеть скромную обитель охотника или крестьянина, но, несмотря не небольшие размеры жилище было обставлено весьма комфортно. Мягкие, удобные кресла молочного цвета, обитые материалом, похожим на кожу. А может кожа и есть… сколько деньжищ-то стоит! Такой же диван, ковёр… мои босые замёрзшие ноги зарылись в его высокий уютный ворс. Камин… при такой обстановке непременно должен быть камин! Я протянула к огню покрасневшие пальцы. Ногти были обломаны и я, под пристальным взглядом хозяина сжала кулаки.

— Вам надо переодеться.

Голос мужчины был спокоен и сух.

Ледяная корка, покрывающая моё тело, растаяла и стекала, оставляя на светлом ковре мерзкие пятна.

— Ага, — покорно кивнула я. — Только мне не во что.

Мужчина задрал вверх бороду и требовательно выкрикнул.

— Леда!

Не дождавшись ответа, он повысил голос и повторил:

— Леда, ты дома?!

Из низенькой дверцы за камином вынырнула невысокая сухощавая женщина и нимало не удивлённая подошла ко мне.

— Да, Георг, я дома. Не нужно так кричать… бог мой, дитя, да вам срочно нужно переодеться! Э-ми!!!

Теперь кричала женщина, а Георг, считая видимо свою задачу выполненной, исчез за разноцветной ширмой, установленной в тёмном, неосвещённом углу комнаты.

Тёмных пятен на ковре становилось всё больше, но таинственная Эми так и не появилась.

— Видимо она ещё не пришла, — констатировала Леда и обняла меня за плечи.

— Пойдёмте, я сама найду для вас одежду.

Мне пришлось нагнуть голову, следуя за Ледой через низкую дверку. Мы прошли тускло освещённым коридором и вышли в небольшую прямоугольную комнату, заставленную коробами, комодами и напольными вешалками, увешанными многочисленными одеяниями. Гардеробная? В деревенской избушке? Однако!.. Определённо внутри дом намного больше, чем кажется снаружи.

Леда принялась вытряхивать из комода нижнее бельё всевозможных расцветок и размеров и, придирчиво отобрав нужное, кинула мне ворох разноцветных тряпок.

— Переодевайся! Оденешь бельё, одежду выберешь сама. Как видишь выбор большой, непременно найдёшь свой размер. Я вернусь в гостиную, подам ужин, ты верно голодна?

Не дожидаясь ответа, Леда вышла, а я принялась стягивать с себя свои мокрые, потрёпанные вещи. Из кармана выпало и покатилось по гладкому полу золотое колечко. Надо же! Целое… а я про него и забыла совсем. Я торопливо зажала кольцо в кулаке. Пригодится ещё.

Откуда-то из-за вешалок дул тёплый, согревающий ветерок и висящая одежда под его ласковым дыханием лениво шевелилась. Я не удержалась и заглянула за вешалки. Ну, откуда ветер? Может вентилятор? Или обогреватель какой? Взгляд наткнулся на полукруглые бревенчатые стены. Вентилятора не было.

Я решила не забивать себе голову непонятным явлением и торопливо переступила через свою брошенную комом одежду. Тёплое, шелковистое бельё, так нежно коснулось тела, что я зажмурилась от счастья. В жизни своей у меня не было такой роскоши! Правда трусики больше напоминают панталоны, в реальной жизни такие носят только бабка Вера и её подружки, но, бог мой, какие они тёплые и тонкие, украшенные кружевом… я уставилась на своё отражение в большом зеркале и запрыгала от восхищения. Тёплые колготы и лёгкая майка, уютный свитер и длинная юбка… нет! Уф! Мне стало жарко. Едва я подумала об этом, как тёплый воздух перестал дуть. Я ещё раз придирчиво посмотрела на себя в зеркало и… выбранная одежда полетела на пол! Новый наряд состоял из мягких кожаных брюк короткого пуловера, сапожки без каблуков… или лучше мокасины?! Снова вещи вернулись на вешалку, обувь в коробки, а мои руки потянулись к новым охапкам одежды.

— Дитя! — громкий, требовательный голос заставил меня вздрогнуть.

На пороге стояла Леда и смотрела на меня с нескрываемым удивлением.

— Ты до сих пор не одета?!

Мне стало стыдно.

— Я это… можно я в своём останусь? Может лучше высушить или ещё там чего…

— Высушить, конечно, можно, — Леда задумчиво подняла двумя пальцами мои старенькие, видавшие виды джинсы. — Но, во-первых, ты босиком, а во-вторых… извини, дорогая, но это нельзя носить! Эта одежда, даже сухая, не способна принести своему владельцу комфорт!

Джинсы полетели в сторону, отброшенные решительной рукой хозяйки и, не успев приземлиться, неожиданно бесследно исчезли. Я открыла от изумления рот, но Леда не дала мне опомниться.

— Значит так: колготы, платье, сапоги… шарф, берет и тёплый жакет возьмёшь с собой. Но, знай — не бесплатно!

Сердце у меня упало.

— А что нужно? У меня нет ничего. Может я в своё…

Леда рассмеялась и сунула мне в руки охапку одежды.

— Не бойся, я не потребую невозможного! Сущий пустяк. Для тебя ничего не значащий.

Глядя на весёлую Леду я успокоилась и торопливо натянула выбранный ею наряд. Покидая комнату, я задумчиво оглядела волшебный гардероб: все померенные мною вещи сидели на мне так, словно специально для меня шились. С Ледой мы были разного роста и телосложения, мужских вещей здесь вообще не было, чьи же на мне обновки? Таинственной Эми?

…Эми оказалась высокой женщиной, куда выше среднего роста. Огромная копна светло-русых волос ниспадала на необъятную грудь, зычный голос сотрясал низкие стены дома, крепкие ноги неженского размера, обутые в высокие ботфорты, гулко топали по полу. Их громкий топот не мог заглушить даже толстый пушистый ковёр. Словом, Эми была настоящая женщина-викинг. Рядом с ней бородатый Георг выглядел мелким и даже щуплым, может поэтому он так недовольно хмурил кустистые брови, негромко выговаривая Эми за опоздание. Опоздание? Интересно, куда это Эми могла опоздать в такой глуши. И откуда?!

Эми басовито оправдывалась, накручивая на толстый палец, толстую прядь волос и без тени раскаяния на лице беззастенчиво смотрела на лысоватую макушку Георга.

— Деточка, садись к столу! — Леда гостеприимно распахнула объятия и усадила меня во главе стола. Георг и Эми сели напротив друг друга. Леда — по другую сторону от меня.

— Ешьте, — Георг кивнул на стол, уставленный снедью, и первый принялся за еду, подавая пример.

Еда была великолепной! Не какие-то там сомнительные куски на Столах у Лохмов и не съедобные растения Ора, это была обычная деревенская еда: варёные яйца и куски жареной курятины, холодное молоко и пироги с рыбой. Давно я не ела так много и так вкусно!

Когда все наелись, я предложила свои услуги по уборке посуды, но Леда только махнула рукой и, привычно схватив скатерть за четыре угла, одним движением смахнула всю посуду и остатки еды на пол. Не долетев до пола, всё, включая скатерть растворилось в воздухе.

— Убиралки, — равнодушно пояснила Леда. — Что на пол не кинь — тут же схватят. Я однажды Треболийский гребень уронила, помнишь, Георг? Так мигом стащили!

Я ничего не поняла, но на всякий случай вежливо кивнула.

Леда предложила перебраться всей нашей компании в широкие, удобные кресла и, когда все уселись, нетерпеливо постучала розовыми ноготками по светлой обшивке.

— Ну-с, дитя, теперь я потребую от вас долгожданной расплаты.

Я мигом подобралась, сбросив с себя сытою дремоту.

— Что же вы хотите?

Леда рассмеялась, а Эми добродушно прогудела.

— Не пугай её, Леда, ты же видишь, она не здешняя.

Леда успокаивающе погладила мою ладонь.

— Не стоит бояться. Мы живём в глуши, развлечений у нас немного. Если вы расскажете о себе, вот нам и будет радость. Только и всего!..

Леда так обворожительно улыбнулась, что я сразу успокоилась. Да и чего мне боятся? Не чувствую за собой ровно никакой вины.

— Меня Женя зовут, — неуверенно начала я. — Я приплыла из Ора, а туда меня привезли Лохмы. Вот.

Не знаю почему, но я ни словом не обмолвилась о Ре и о моей реальной земной жизни. Да и реально ли было моё пребывание в Грязновке? Сейчас все события той, прошлой жизни казались мне совсем зыбкими, а приключения последних дней похожими на бред шизофреника. Словом я совсем запуталась, потеряв представление о настоящем, и потому растерялась и замолчала, не зная, что говорить.

На помощь пришёл Георг.

Он победно обернулся к Эми и отчеканил, тыча в неё коротким тонким пальцем.

— Что я говорил? Вот и Фред Дилан убеждён, что месяц назад к нему прибыл парень из Ора! А вы не верили!

— Месяц назад? А сегодня? — я с надеждой оглядела хозяев лесной хижины. — Мы оттуда вместе уходили. Я и… ещё один парень. Он первым уплыл. Должен был раньше меня к вам попасть.

Троица дружно рассмеялась.

— Деточка, мы, конечно в Оре не были, да и не верили, что оттуда кто-то возвращается, считали, что это сказки… но, что касается твоего друга… Видишь ли здесь приграничная зона. Время тут… как бы тебе объяснить… вольничает. Он мог попасть в любое место в любое время. Георг, как звали того парня, что жил у Фреда Дилана?

— Мелка Лек. Южанин.

— Это твой друг, Женя?

— Нет, — я с сожалением покачала головой. — Видно кто-то другой. А если у вас время, как вы говорите, вольничает, могло так случиться, что он ещё не появился? Может, застрял где ни будь… во времени?

Леда с сомнением пожала плечами.

— Маловероятно, хотя… видишь ли, Ор, совершенно неизученный мир. Много веков назад это была абсолютно пустынная территория. Потом её выкупил кто-то из северных, Георг, ты помнишь?

— Литтус Флэт. Он был настоящий северянин, Член Совета, а туда не каждого пускают. Но он сбежал оттуда, хотя официальные источники пишут, что Литтус был изгнан.

— За что? — я не очень понимала, о каких северянах или южанах идёт речь, но сочла нужным задать вопрос.

— Здесь информация расходится, — сдержанно произнесла Леда.

— По крайней мере, по тем учебникам, что мы учили в школе, Литтус разошёлся в политических убеждениях с Принцессой Льда и она, дабы оградить себя от оппозиции, предоставила пустующие земли Литтусу, а тот пообещал никогда более не вмешиваться во внутреннюю политику Севера, — вмешалась Эми.

— К чёрту учебники! — Георг не на шутку разгневался. — Проклятый Литтус использовал свой дар против своих же соотечественников и был приговорён к смерти, но подлецу удалось сбежать! Стала бы Принцесса Льда одаривать землями своих противников!

— Да уж, щедрость не в её натуре. Говорят, она уничтожила свою подругу, красавицу Валентину, за то, что та посмела взглянуть на избранника Принцессы!

Похоже, Эми следила за светскими новостями и была в курсе всех перипетий королевской семьи. Но Георг, горячо встал на защиту неведомой мне Принцессы.

— Что за чушь! Принцесса Севера выше дворцовых интриг!

— Георг, Принцесса женщина и ничто человеческое ей не чуждо.

Георг так шумно фыркнул, что со стола взметнулись тонкие листки исписанной бумаги и испарились в воздухе, как всё то, что падало на пол.

— Георг! — Эми возмущённо закричала. — Это были мои отчёты!

Георг недовольно пожал плечами и зычно крикнул.

— Сколько раз говорить, что проклятые бумажки не мусор, а отчёты госпожи Эми! Вернуть!

В комнате послышалось чьё-то хихиканье, и на могучие колени Эми упал смятый комок.

— Георг!

Георг снова пожал плечами и смущённо буркнул.

— Ну что я теперь сделаю? Погладить что-ли?

Эми брезгливо швырнула измятые страницы. Они остались лежать на полу.

Георг угрюмо ткнул пальцем в кучку, теперь уже несомненного мусора, и она тут же испарилась.

— Они слушаются только тебя, — жалобно пробасила Эми.

Георг довольно огладил короткую бороду, а я попыталась вернуться к теме нашего разговора.

— А какой дар?

Георг не понял вопроса. Эми, кажется не слышала, продолжая горевать по загубленному отчёту, а Леда вкрадчиво спросила:

— Женя, а где ты жила, пока не попала к лесным жителям?

— Лохмам? — догадалась я.

— Да. К Лохмам.

— Я плохо помню, — слова мои прозвучали достаточно искренне. — Моя мама второй раз вышла замуж, с отчимом мы не поладили и я… отправилась путешествовать. Сначала я направилась в… горы.

— Джунгли Лиены? — Георг понимающе кивнул. — Я тоже там путешествовал, пока был молод. Стало быть ты не получила никакого образования?

— Похоже, что нет, — с готовностью согласилась я.

— Но про народы Севера ты не могла не слышать! — не успокаивалась Леда.

На моё счастье она не стала настаивать, чтобы я более детально ответила на её вопрос, но по её цепкому взгляду, мне стала ясно, что она ещё к нему вернётся.

— Слышала, конечно, — я снова покивала, стараясь достойно поддержать беседу. — Но этот дар… который использовал Литтус. Ведь народы Севера обладали многими дарами? Какой именно использовал Литтус?

К счастью, на этот раз мой вопрос попал в точку.

— Конечно многими! — Георг даже причмокнул от удовольствия, видимо история была его коньком. — Как я мечтал быть Северянином, когда был ребёнком! Искал у себя разные знаки, способности…а!

Георг разочарованно кивнул рукой, и его сожаление разделила Эми.

— Да кто из нас не мечтал?! Я себе в школе на спине между лопаток треугольник нарисовала. Надела открытую блузку и форсила, в надежде, что все поверят, что я северянка! Треугольник на первом же уроке стёрся об спинку стула и превратился в грязное пятно. Как надо мной смеялись! Как я ревела…

Эми грустно усмехнулась, а Леда задумчиво покивала головой.

— Да это так… а мне вот за всю жизнь так ни одного северянина вживую увидеть и не удалось.

— Мне тоже, — эхом отозвались Георг и Эми.

— Так что же северяне? Вы хотели рассказать про их способности! А эти треугольники на спине? Они что, у всех северян есть?

— Абсолютно, — убеждённо произнёс Георг. — Северяне, они не совсем люди. То есть они люди, но…

Георг продолжал говорить, но я его не слушала. Треугольники…

Перед глазами встало ехидное лицо бабки Веры «- Женька, слышь, Женька! Оглохла? Ты чё ж спину-то не мыла? — Да мыла я… — А вон глякось… — пятно! — Это с рождения у меня… — С рождения?! Вот уж нежеланная ты, Женька уродилась. Ты перед мужиками то не раздевайся, напугаешь ищщо!»

— … северяне никогда не снисходят до людей! — Георг возвысил голос и я вздрогнула, отгоняя от себя неприятные воспоминания. — Невозможно себе представить брак между Северянином и… да хоть бы, например, с Эми! А ведь она из достойнейших представителей человечества.

Без тени сомнения Эми утвердительно кивнула.

— И всё-таки это невозможно, — резюмировал Георг.

— В чём же дело? Что не так с этими Северянами?

Георг замялся и почесал рукой густую шевелюру на своём затылке.

— Видишь ли… всё чаще высказывается мнение, что их… и вовсе нет!

Я молчала, не понимая, куда он клонит, и ждала продолжения.

— С самых ранних лет, как только дети начинают познавать законы строения вселенной, всех завораживает история Северян. Ещё бы! Самая совершенная раса на всём земном пути! Существа, которые годами могут обходиться без пищи, месяцами — без воздуха и, как говорят, бессмертны! Северяне способны руками разорвать ствол могучего дерева, могут читать мысли и прикосновением лечить раны да они всё могут и потому ни в ком не нуждаются. Как, на каком витке развития вселенной могли появиться такие удивительные существа? Об этом история умалчивает, но некоторые, в том числе и я, считают, что Северяне сами участвовали в творении вселенной, иначе, зачем и для чего природа наградила их такими способностями?

— Как богов?

Все трое удивлённо посмотрели на меня и весело рассмеялись.

— Нет, это удивительно, — пробасила Эми, когда смех затих, а я сконфуженно съёжилась в глубоком кресле, пряча покрасневшее лицо. — Чему сейчас учат детей? Конечно, замечательно, что они способны в одиночку покорять Лиенские джунгли, но хоть какое-то представление о строении мира у них должно быть?!

— Возможно, у девочки отложилась в голове точка зрения древних философских мировоззрений. Сейчас детей загружают таким объёмом информации, что не мудрено и запутаться, — заступился за меня Георг.

— Но не до такой же степени! — продолжала кипятиться Эми. — Этак она с самым серьёзным видом заявит, что Земля шар и вращается вокруг Солнца!

В комнате опять раздался хохот, а я прикусила язык, не давая своему изумлению вырваться наружу. Интересно, а они-то что думают о строении мира? Что мир стоит на трёх китах и окружён со всех сторон рекой под названием Океан?!

Мне тоже стало смешно, и я даже позволила себе снисходительно улыбнуться. И чего я привязалась к ним с этими расспросами? Поспать бы… Я зевнула от всей души и тут же вновь покраснела и захлопнула рот. Все трое смотрели на меня.

— Извините, — пробормотала я. — Я немного устала.

— Ну, конечно! — Эми всплеснула могучими руками и укоризненно взглянула на Леду. — Конечно, девочка устала, а мы мучаем её расспросами! Ничего не случится, если мы услышим её рассказ завтра! Георг, какую комнату мы отведём гостье?

— Комнат полно, — Георг безмятежно развёл руками. — Можно расположиться рядом с гардеробной. Там большой бассейн и замечательный вид на лесной склон.

Бассейн?! Интересно, что они называют этим словом? Хотя… маленькая лесная избушка полна всяческих тайн!

Леда повела меня знакомым коридором. Не доходя до гардеробной, она открыла низкую, незаметную дверцу и мы оказались в просторной светлой комнате, ничуть не похожей на гостиную. Одна стена комнаты была совсем прозрачной, только стекло (или что-то очень на него похожее, но чему я не знала названия) было несколько шершавое и матовое. Посреди комнаты действительно был бассейн. Небольшой, но в нём вполне можно было поплавать. Прозрачная вода тихонько бурлила, лопаясь на поверхности круглыми пузырьками, отчего в комнате слышалось непрерывное журчание. У стены стояла широкая кровать. Вернее было бы назвать это матрасом, потому что у конструкции не было ножек или ещё там чего… поверхность её была изогнута, словно приспосабливаясь под изгибы человеческого тела, и мне захотелось немедленно на неё улечься.

— Это комната нашей дочери, — голос Леды звучал так, словно она извинялась. — Она вовсе не соответствует интерьеру нашей избушки, но Сирене не нравилось жить в лесу, и она всё устроила на свой вкус. Хотя она с удовольствием приезжает. Правда, редко. Работа…

— А как здесь всё умещается? — Я оглядывала просторную комнату. — Снаружи дом совсем маленький.

— Это была идея Георга поселиться в приграничной зоне и потому приходится соответствовать местным обычаям, — Леда вздохнула. — Жизнь здесь — часть его работы. Он изучает парадоксы времени на стыке миров, хотя… — она снова виновато улыбнулась. — Всё давно изучено до него, и мы здесь просто живём. Иногда Эми сдаёт какие-то отчёты.

— А Эми…

— Ассистентка Георга. Она собирает материалы для поступления в высшую образовательную школу. Ей необходимо представить результат собственных исследований.

— А что же дом? Вы не ответили…

— Дом? — Леда непонимающе уставилась на меня и рассмеялась. — Обычный отражатель. Ведь мы не можем всегда находиться в одном и том же месте. Разве в твоём крае таких нет?

Я неопределённо пожала плечами и не ответила.

Леда продолжая говорить, легко двигалась по комнате, совершая не совсем понятные манипуляции.

— Я, между прочим, тоже работаю и мне необходимо раз в неделю появляться на службе. А ведь это не где-нибудь, а в Ливенсе! Знаешь? Почти на границе с Атикой!

— О!

— Конечно. Кроме того, приезжает Сирена. Эми надо как-то добираться до дому, а она живёт почти в две тысячи миль отсюда! Так что… такой дом нам необходим.

Я опять ничего не поняла, как всё перечисленные Ледой проблемы влияют на размеры дома, но не стала проявлять свою неосведомлённость.

Подавив зевок, я спросила, чтобы как-то поддержать разговор.

— А часто Эми уезжает домой?

Леда посмотрела на меня с таким удивлением, что я чуть не проглотила собственный язык.

— Каждый день.

Больше вопросов я задавать не решалась.

Едва Леда покинула комнату, как я упала на кровать. Ну и дела! Где я, что со мною происходит?! События последних дней перемешались в моей бедной голове в совершенно несъедобный винегрет. Может я с ума сошла? А что, вполне возможно. Народ в нашей Грязновке сильно пьющий и на этом фоне многие с катушек съезжают. Вон тётка Зина с нашей улицы… выпили на Новый Год со своим сожителем Костей Брикетом и решили фейерверк новогодний устроить. Не нашли ничего другого, как поджечь свою хибарку, чуть вся улица не сгорела. Скажете, спьяну? Ну, спьяну, конечно… хотя человек в здравом уме такого и спьяну не сотворит.

Я вздохнула. Пример был неподходящий и ко мне вовсе не применимый. Выпила я один раз в своей жизни и то, стыдно вспомнить! Это пойло прямо изо всех щелей из меня назад попёрло, даже из ушей…больше со спиртным я не экспериментировала и без того насмешек на год вперёд хватило.

Других случаев, чтобы люди с ума сходили, на моей памяти не было. И причины, по которым такая неприятность может произойти, мне были неведомы. Может Ре не врал? И я вовсе не Женя? Тогда, я могу вернуться домой. К бабке Вере.

От неожиданной мысли я даже села на кровати. А ведь и правда, могу! Приду к здешним полицейским и сообщу: так, мол, и так, я из Грязновки и родину свою покидать не собиралась. Кем я тут у вас была мне неведомо, да только я и знать не желаю. Хочу вернуться домой, работу найду, парня хорошего с квартирой, детей нарожаю… а в вашем непонятном мире мне делать нечего!

Если жизнь на земле была моим наказанием, так и на здоровье. Ничего хорошего я в ваших мирах не вижу, так что готова нести своё наказание и дальше!

В волнении я заходила по комнате. Что мне в ваших мирах? Лохмы ваши вонючие? Грибы тошнотворные? А эти… умники деревенские. Непонятно, чем они вообще здесь занимаются. С виду, такие любезные, накормили, напоили, да только… Кроткие, как овечки Лохмы, на проверку оказались каннибалами. Голый мужик с женским именем Каролина пытался выкачать мой мозг… и, главное, все такие приветливые, вежливые!

Я на цыпочках подбежала к двери. На ней оказался большой, увесистый засов и я заперла дверь изнутри. Вот так-то вот.

Тяжёлый вздох за моей спиной прозвучал так неожиданно, что я подпрыгнула.

— Кто?! — голос мой сорвался на истеричный визг и руки заходили ходуном, повторяя беспорядочный, неровный стук сердца. — Кто здесь?!

— А где Сирена?

Капризный, чуть недовольный голос заполнил комнату.

— Вы кто?!

В голосе послышалось удивление.

— Я комната Сирены, а ты?

Я постаралась успокоиться и придать своему голосу твёрдость. Какая-то техническая новинка, вроде убиралок. В доме таких полно и бояться нечего.

— Я Женя. А ты где?!

Комната хихикнула.

— Ты во мне стоишь. И вертишь головой. У тебя что, никогда не было своей комнаты?

Я вспомнила свой закуток без окна в Грязновке, кровать в комнате бабки Веры…

— Не было у меня комнаты.

— Понятно, — голос Комнаты стал скучным и официальным. — Позвольте представиться: я — комната Сирены. Моё предназначение доставлять максимум удобств моей хозяйке, как-то: снабжать информацией, соблюдать температурный режим, развлекать в минуты грусти. Могу поставить диагноз, назначить лечение. Жалобы имеются?

— Нет.

Комната поскучнела.

— Понятно. Все здоровы, как обычно и в моих услугах не нуждаются. Прикажете отключиться?

В голосе послышалась такая неподдельная печаль, что мне стало неловко.

— Нет, пожалуйста… на самом деле мне нужна помощь!

Голос Комнаты повеселел.

— Друзья Сирены могут рассчитывать на мои услуги. Желаете сменить температурный режим? Посмотреть фильм? Выбрать маршрут новых путешествий?

— Нет. У меня кажется… потеря памяти!

Невидимые руки пробежали по моему телу, взъерошили волосы. На секунду перед глазами вспыхнул яркий огонёк, заставляя зажмуриться, и тут же голос Комнаты укоризненно зажурчал.

— Все органы в норме, на правой ступне имеется небольшая рана. Опасности не представляет, обработана антисептиком. Возникли трудности с определением возраста. Опасности для здоровья данная информация не представляет. Потери памяти не наблюдается.

Мне показалось, что в голосе Комнаты звучало осуждение.

— Прости. Просто мне надо кое-что узнать. Поможешь?

— Разумеется! Я обладаю энциклопедическими познаниями!

— Ты можешь коротко ответить на мои вопросы?

— Не только коротко, но и развёрнуто, снабжая информацию иллюстрацией…

— Отлично. Что это за дом? Что значит дом-отражатель?

Мне показалось, что комната поперхнулась. Целую минуту ни один звук не нарушал тишины и вдруг, матовая прозрачная стена вспыхнула и заиграла яркими красками.

От неожиданности я плюхнулась задом на кровать. Стена исчезла, и вместо неё возник горный пейзаж, водопад, низвергающийся со скалы, редкие сосны в горных уступах и величественный замок, чудом удерживающийся на краю скалы.

Я не сразу сообразила, что это не настоящие горы, а изображение, что-то вроде 3D, но такое потрясающе реальное, что не выдержала и протянула ладонь к горному водопаду. Рука натолкнулась на твёрдую стену, но… на ладони остались капельки брызг!

Восхищённая, я уселась на кровать.

Изображение замка стало ближе, и голос за кадром произнёс «Предлагаем вашему вниманию новую разработку нашей компании: романтический замок — отражение на вершине скалистого утёса. Замок расположен в среднем мировом слое Го, на недоступной вышине, за восемьсот миль до ближайшего селения. Такое удачное расположение позволит наслаждаться тишиной и покоем вам и вашей семье в течение всей вашей жизни. Разработка имеет восемнадцать скоростных выходов. Прошу ознакомиться».

Изображение резко увеличилось и появилось вид замка изнутри. Серые, несколько мрачноватые комнаты, высокие стены и двери. Одна из дверей открылась — это был вход в одну из комнат и голос за кадром снова заговорил.

«Первый выход в средний мировой слой Го. Выход экскурсионный, но те, чья профессия и интересы связаны с изучением среднего слоя останутся довольны. Радиус выхода около пятисот миль. Второй выход…»

Изображение снова метнулось, голос за кадром бубнил, а я задумалась.

— Комната!

— Что угодно?

— Значит на поверхности только отражение, а реальный дом внутри? Всё равно не понимаю, как можно выйти их комнаты и оказаться за пятьсот миль отсюда? Это что за транспорт такой?

— Транспорт? — в голосе Комнаты сквозило удивление.

— Ну, да, транспорт. Поезд, машина, автобус… они двигаются по дороге. Из точки Б в точку А со скоростью… и т. д.

Комната зашлась от смеха.

— При чём здесь скорость?! Зачем дороги? Что мешает просто поставить рядом точку А и точку Б?!

— Я не знаю. А так можно?

— Разумеется. Весь принцип домов на этом строится. Можно выбрать дизайн и место, которое тебе по вкусу и сложить пространство в нужных местах, чтобы получить необходимые выходы.

— А бывают дома с бесконечным числом выходов? Из которых можно попасть куда угодно?

— Раньше были. Но со временем оказались невостребованными. Дом — это личное пространство человека. А если из него можно уйти в любом направлении… личное пространство растворяется. Да и люди терялись! Попробуй, запомни где твой дом, если у него бесчисленное количество выходов!

Мне представилась путаница бесконечных коридоров-лабиринтов, в которых теряются и пропадают люди, и голова моя закружилась.

Комната тотчас отреагировала.

— Время два часа ночи. Тебе пора спать.

— Нет! Комната, пожалуйста! Расскажи мне про миры. Чем Верхний мир отличается от Нижнего? А кто такие Южане? А Северяне?

— Много вопросов! — голос Комнаты звучал возмущённо. — Это огромный объём информации, который не передать в двух словах или показав несколько рекламных роликов. Это история! Тебя что ничему не учили? Где ты, вообще жила? В среднем слое? Как можно не знать про миры? Как ты сказала, тебя зовут?

Я не стала больше утруждать себя разговором с Комнатой и откровенно зевнула. Уснула я под её сварливое монотонное бормотание, едва коснувшись головой изголовья кровати. Крепко и без всяких сновидений.

Глава 9

Начало записано со слов Ивоны. Про Комнату — это мой рассказ.

Принцесса Льда стояла перед Судом внешне спокойная с гордо вздёрнутым подбородком. Пальцы, крепко сплетены в замок, чтобы не выдать мелкого дрожания.

Голос Судьи звучал бесстрастно, Принцесса его не слушала. Она знала свой приговор. И, кажется, слышала его не впервые. Принцесса чуть усмехнулась своим мыслям, тонкими бледными губами. Сколько же лет назад это было? Вот так же был зал… Судья зачитывал приговор, а она смеялась, сверкая белоснежными зубами. В наказание ей назначили ссылку в Срединный слой. Весёлое было время! Она вспомнила, как вихрь Тоннеля закружил её, плотный воздух забил лёгкие, скрутил тело в крепкие объятия и выбросил её нагую, беспомощную в жаркие степи Атакара.

Время ссылки начало свой отсчёт. Срединный слой, это вам не Нижний уровень Земли, выбраться отсюда можно, проявив некоторую сноровку, да и возможности твои остаются на прежнем уровне: память, сила, знания. Единственный твой противник — время. Не успеешь в назначенный срок — останешься в Срединном слое навсегда. Путь наверх для тебя будет закрыт. Хотя путешествие в Нижние слои вполне возможно. Милости просим.

…Она лежала на сухой колючей траве и озиралась, как зверь, едва приподняв голову и оценивая обстановку. Степь без конца и без края: низкорослые заросли крепкого, привычного к злобной силе ветров, кустарника, редкие насыпи бурого камня, огромное солнце, красное, занимающее пол-неба. И тишина. Вязкая, плотная.

Тогда её и увидел Трот. Он проезжал мимо со своей многочисленной свитой. Они возвращались с охоты, были уставшими и весёлыми, наперебой хвастаясь охотничьими трофеями, Трот слушал их с лёгкой улыбкой на губах — он не любил охоту, но Трот — один из Принцев Крови и охота его святая обязанность.

Легавая Трота внезапно заскулила и бросилась в сторону от дороги.

— По, назад!

Собака не слушалась и продолжала нестись по сухой траве. Остальные псы заволновались, кое-кто бросился вслед за По, но были остановлены криками хозяев.

— Я верну её, Принц Трот.

За собак отвечал Люк, худой, весь усыпанный веснушками рыжий парень. Сейчас веснушки исчезли, скрытые нахлынувшей бледностью. Собака ослушалась приказа Принца Крови! За такое Люк ответит головой.

Троту стало жаль беднягу Люка.

— Не надо. С собакой что-то не так. Я сам верну её.

Кроме жалости, Трот ещё испытывал неодолимое желание остаться одному. Два дня в степи, бок о бок с двадцатью членами свиты и бесконечные разговоры об охоте, оружии, женщинах утомили его больше, чем тяготы походной жизни. Он жаждал одиночества.

Легавая остановилась и легла в траву, только слегка курчавая светлая голова собаки выглядывала из-за сухих стеблей.

— По!

Конь Трота замедлил бег и тревожно всхрапнул. Что за дьявольщина?! Вперёд!

Конь замотал головой и стал, как вкопанный упрямо не желая двигаться дальше.

Трот грузно соскочил с коня. Единственный из трёх братьев, он не отличался не изяществом, ни красотой. Матушка невольно вздыхала, глядя на его неуклюжую, полноватую фигуру и близоруко сощуренные глаза, а отец, не смотря на годы, высокий, статный красавец, брезгливо поджимал губы, когда его взгляд натыкался на младшего отпрыска. Экий урод, право!

Трот намотал поводья на руку, заставляя испуганного коня следовать за собой и в траве, рядом с собакой увидел её. Принцессу Льда.

Конечно, он не знал, что это принцесса. Перед ним, поджав под себя худые, ноги, сидела обнажённая девушка. Длинные, спутанные волосы закрывали грудь. Выражение лица было покорным и немного испуганным, а глаза смотрели цепко и весело.

Трот бросил девушке плащ.

— Оденься.

Она живо вскочила на ноги, представая перед Тротом во всём великолепии, и Трот задохнулся, не в силах отвести взгляд, смущённый и разгневанный одновременно.

— Если дали одежду, значит, убивать не будут, по крайней мере, сразу, — девушка запахнулась в плащ и весело рассмеялась, бесцеремонно разглядывая Трота. — Иначе можно испачкать такую уютную вещичку…

Она зарылась носом в нежную, меховую опушку и тут же брезгливо сморщилась.

— Что это? Труп животного?!

Трот не ответил и перевёл взгляд на По. Собака с обожанием смотрела на незнакомку, не сводя с неё преданных глаз.

Трот насупился и решил, что девушке не мешает поубавить наглости.

— Кто ты такая?

Трот поразился тому, как мгновенно изменился облик незнакомки. Гордо распрямлённая фигура съёжилась, хрупкие руки с мольбой потянулись к Троту, лицо беззащитно задрожало, вот только глаза…

— Прости меня, господин, я всего лишь глупая женщина! Я так голодна и напугана, что не понимаю, что говорю… помоги мне! Без тебя я погибну в этой пустыне!

Она с таким неподдельным ужасом оглядела неприветливые окрестности, что сердце Трота сжалось, охваченное жалостью.

Не часто его, Трота просили о помощи незнакомки, тем более такие… Трот представил обнажённую фигуру и не смог справиться с жарким приливом волнения. Краска хлынула ему в лицо.

Не желая, чтобы девица заметила его смущение, он отвернулся и сердито прикрикнул на собаку.

— По, домой! Жалкая дворняга!

И также сурово бросил девушке, не глядя в её смеющиеся глаза.

— Садитесь на коня. Сумеете забраться?

Незнакомка одной рукой ухватилась за упряжь и ласточкой влетела в седло. Перед глазами Трота оказались обнажённые ноги незнакомки, крепко охватившие лошадиные бока.

Конь испуганно заржал, но тут же смолк, успокоенный лёгким щелчком девичьих пальчиков между чутких ушей.

— Вперёд, коняшка!

Так они и предстали перед озадаченной свитой: впереди весело бежала По, изредка оглядываясь и бросая назад влюблённый взгляд, за ней брёл Трот, из всех сил стараясь сохранить на лице невозмутимый вид, а за ними, на вороном коне Трота, незнакомка, лениво подрагивая белыми коленями.

… Голос Судьи возвысился, в нём прорезались истерические нотки, и Принцесса сосредоточилась на происходящем в зале Суда. На трибуне, где стояли слушатели, Людвиг укоризненно хмурился. Ай-я-яй, Принцесса, вам зачитывают приговор, а вы улыбаетесь беспечно, блуждая в уголках своей памяти…

В узком коридоре, разделённом низкими дощатыми перегородками, похожем на конюшню, ожидали своего приговора другие преступники. Зал Суда не отличался ни красотой, ни изяществом, Судья в засаленной мантии, члены Верховного Судейства и вовсе одеты, кто во что горазд. Но не стоит обманываться, здесь внешние атрибуты ничего не значат. Дела эти люди вершат серьёзные и тысячи людских судеб зависят от их решения.

Принцесса почувствовала на себе взгляд и посмотрела вниз, на узкие перегородки коридора ожидания. Белокурый южанин, даже здесь не растерявший своей наглости, широко улыбнулся и склонился перед ней в изящном поклоне. Принцесса бесстрастно разглядывала наглеца. Ещё пару дней назад такой обмен взглядами был для южанина и вовсе невозможным, а сейчас… взгляд Принцессы стал внимательнее и южанин беспокойно подёрнул плечами. Он уже пожалел, что потревожил Принцессу своим бесцеремонным поступком. Глупо считать, что положение преступников уравняло их права. Принцесса Льда и здесь останется Высшим Существом, а он всего лишь жалкий плебей — южанин, чьи предки сумели выбраться из Срединного слоя, но так и не стали своими в высшем материальном мире.

Взгляд Принцессы стал задумчив, и южанин вовсе пал духом. Он присел на корточки, стараясь скрыться от пристального взгляда Принцессы, и внезапно скорее почувствовал, чем увидел, как лёгкая тень возникла прямо перед ним.

Принцесса продолжала стоять на своём пьедестале, открытая всем взглядам: любопытным и сочувствующим, а её бестелесная тень бесцеремонно уселась возле южанина и пристально глядела ему в лицо, прозрачными туманными глазами.

— Ты поможешь мне.

Голос прозвучал прямо у южанина в голове.

— Я заберу тебя с собой, и ты поможешь мне. Ты понял?

— Да, — хрипло выдохнул южанин. — А что я получу взамен?

Южанин сам поразился своему вопросу и готов был отрезать собственный язык. Проклятая привычка ничего не делать просто так, подвела беднягу. Как можно было ему, отбросу общества, задать такой вопрос самой Принцессе?!

Взгляд Принцессы стал хищным.

— Что же ты хочешь?

— Ничего! — южанин с ужасом вжался в дощатые стены. — Ничего, прости меня! Я помогу… с удовольствием! Что нужно сделать?!

Тень заколебалась в воздухе и исчезла. Голос, заполняющий голову бедного южанина, испарился тоже и он с трудом перевёл дух. В наступившей тишине Судья отчеканил последние слова приговора:

— Образ — человек, пол — женский, интеллектуальный уровень по шкале Зона Фро — третий. Десять лет пребывания в нижнем слое Земли! Приговор привести в исполнение.

Раздался гонг, возвещающий об окончании слушания и тут же без перерыва голос одного из членов Верховного Судейства:

— Следующий обвиняемый — южанин Мелка Лёк. Слушается дело…

* * *

Свет ослепительно яркого солнечного луча я почувствовала даже сквозь закрытые веки. Тотчас невидимая рука набросила на прозрачную стену лёгкую тень, и заботливый голос Комнаты мягко произнёс.

— Проснулась? Могу подать кофе, булочки или желаешь пройти в гостиную, позавтракать с Ледой? Она вернётся через двадцать минут — успеешь освежиться в бассейне.

Я с удовольствием потянулась и ступила босыми ногами на гладкий дощатый пол. Пол был тёплым.

— В бассейне? Здорово… а где Эми и Георг?

— Георг покинул территорию дома и отправился в приграничную зону, настоящее его местонахождение мне не известно. Эми ещё не вернулась. Подогреть воду?

— Ага, только не слишком горячо.

Я поймала себя на мысли, что быстро освоилась в необычном доме Георга и Леды, хотя кто бы тут не освоился? Дом создан для удобства и комфорта и всё здесь, даже комнаты и стены стараются угадать малейшую твою прихоть.

Я скинула одежду и окунулась в прозрачную, слегка бурлящую пенными пузырьками тёплую воду. Совершенно неожиданно пространство бассейна расширилось и величина его стала такой значительной, что противоположный край стал еле виден.

— Здесь один из выходов, — снисходительно объяснила Комната. — Сирена любила совершать по утрам многокилометровые заплывы и потому бассейн устроили с выходом специально для неё.

В отличие от Сирены я не отличалась серьёзными спортивными достижениями в дальних заплывах и потому скромно поплавала и поныряла вдоль бортика. Оказалось, что бассейн, кроме своего необъятного пространства обладает ещё рядом особенностей: внизу были тёмные подводные пещеры, в одном месте меня окатил сверху водопад холодный брызг, а потом в бассейне начался самый настоящий шторм, и я с удовольствием покачалась на тугих волнах, впрочем, предпочитая не удаляться далеко от берега.

Накупавшись вдоволь, я выбралась из бассейна, держась за гладкие поручни, и тотчас к моим ногам свалилось огромное, мягкое полотенце и со всех сторон задул горячий, согревающий воздух.

Я наклонила голову, перекидывая волосы со спины на лицо, и струйки горячего воздуха услужливо принялись высушивать мокрые пряди, одновременно расчёсывая и укладывая волосы в замысловатую причёску.

Раздался изумлённый возглас Комнаты.

Я раздвинула руками пряди волос, подозрительно оглядываясь по сторонам.

— Что-то случилось?

— Ничего, госпожа.

Напряжение в голосе Комнаты заставило меня насторожиться, и я торопливо оделась, не дожидаясь, когда завершится полная укладка моих волос.

— Комната!

— Да, госпожа?

Я хмыкнула. Вчера Комната со мной не очень-то церемонилась, да и утром тоже. Что же случилось, пока я была в бассейне?

— Комната скажи, вернулась Леда?

Раздался тихий вздох, сопение… казалось, что Комната мучительно раздумывает.

— Да, госпожа, она вернулась и…

— Что?

— Она вернулась не одна!

Моя настороженность выросла до размера смутной тревоги.

— Комната скажи, мне что-то угрожает?

Ответ прозвучал немедленно, и голос Комнаты был неподдельно правдив.

— Что вам, может угрожать, Госпожа?! Я молю, чтобы вы не нанесли ущерб обитателям этого дома…

Слова Комнаты совершенно сбили меня с толку и вовсе не прибавили уверенности в собственной безопасности.

— Ладно. Где Леда? Могу я её увидеть?

Снова Комната колебалась, явно не зная, как поступить.

— Можете. Могу ли и я попросить вас об услуге?

Я озадачилась.

— Конечно.

— Не убивайте её. Она просто не знает кто вы, и желает вам добра.

Мне стало неуютно находиться в одном помещении с Комнатой, в её программе явно произошёл сбой. Потому я торопливо пообещала ей не трогать здешних жителей и Комната указала мне дорогу.

Узкий и тёмный коридор привёл меня в библиотеку. То, что это библиотека не приходилось сомневаться из-за огромного количества стеллажей, уставленных тяжёлыми старинными фолиантами и свитками с рукописями. Я с благоговением оглядела полки из тёмного, полированного дерева. До этого мне приходилось видеть только нашу школьную библиотеку, где на трёх, криво прибитых полках рядами стояли потрёпанные, дано не используемые учебники, несколько одинаковых томиков со стихами Пушкина, пыльные журналы «Садовод-любитель» и стопки старых газет. Поговаривали, что библиотека в школе когда-то была не такой плохой, но исчезла одновременно с переездом в город предыдущего директора. Больше библиотечный фонд не пополнялся.

Мои размышления прервал звонкий голос Леды.

— Прошу вас, господа. Я попросила Комнату привести её в гостиную и отсюда вы сможете спокойно понаблюдать за поведением нашей гостьи. Уверяю вас — это что-то необычайное!

Я осторожно выглянула из-за угла. Спиной ко мне стояла Леда и рядом с ней два сумрачного вида господина в одинаково тёмных одеждах. Перед ними была прозрачная стена, сквозь которую, как на ладони проглядывалась гостиная и все трое напряжённо вглядывались в пустую комнату.

— Скоро? — отрывисто спросил один из субъектов.

— Да, — Леда кивнула. — А у вас есть средства безопасности?

— Не беспокойтесь, мадам, мы не в первый раз задерживаем преступников, безумцев и чужеземцев. Кем бы ни оказалась ваша ночная гостья — мы не упустим её.

Леда облегчённо вздохнула, а я вытерла о подол юбки вспотевшие ладони. Ничего себе! А ведь это они меня задерживать собрались. Чего я им сделала?!

Стараясь не дышать, я на цыпочках вернулась назад.

— Комната!

— Да, госпожа?

— Они хотят схватить меня!

— Я знаю. Я дала вам возможность убедиться в моей лояльности к вам, не так ли?

— Лоя… чего? Комната, я не хочу, я ничего им не сделала плохого! Как мне уйти отсюда?!

— Дом обладает девятью скоростными выходами, каким из них вы желаете воспользоваться?

В коридоре раздались тяжёлые шаги.

— Какой ближе!

Голос Комнаты был чрезвычайно предупредителен.

— Самый ближний находится у вас за спиной. Но это выход в Средний слой.

Стук шагов приближался.

— Какая разница?! Как его открыть?

Стена за моей спиной услужливо отъехала в сторону, и из-за неё пахнуло горячим, пыльным зноем.

Я шагнула вперёд и задержалась на секунду.

— Комната!

— Да, госпожа?

— Почему ты помогаешь мне?

— Я помогаю обитателям этого дома, такова моя обязанность, а вы предоставляете для них угрозу. Вам лучше удалиться.

Я раскрыла рот. Ну, и дела! Да Комната просто выгоняет меня! Вот, нахалка, ей-то я, чем не угодила?! Впрочем, это лучше, чем оказаться в лапах неприятных субъектов. Не раздумывая больше ни секунды, я пересекла порог, и стена сомкнулась за моей спиной.

Вокруг меня расстилалась степь. Бескрайняя, жаркая и совершенно пустынная.

Глава 10

Эта история записана со слов старого Люка. И немного добавил король Трот.

Старый король не сошёл с высокого трона — сполз, держась за руку верного Люка. Он теперь заходил в тронный зал раньше всех и покидал его позже всех, чтобы никто не видел, как беспомощен стал правитель Трот.

— Ты помнишь Ивону, Люк?

Вопрос раздался так неожиданно, что Люк замер с открытым ртом, а потом непроизвольно схватился за сердце.

— Господь с вами, сир! Зачем вы поминаете её, да ещё на ночь глядя?!

— Не знаю. Приснилась. Вот, думаю весь день… как считаешь — она жива?

— Я считаю, что она всю вашу семью погубила, — сурово отозвался старый слуга. — Ведьма она и есть ведьма. Выбросьте вы её из головы!

Старый Трот покачал головой.

— Ты прав, Люк, ты прав…

Король заперся в своей спальне и сел у открытого окна. Ему нравилась эта комната. Просторная, расположенная на самом верху круглой башни, из её окон открывался вид на весь город, но больше всего Трот любил сидеть здесь, у противоположной стены, откуда он мог видеть степь. Он многое повидал из этого окна: многочисленные набеги викелотов и нурлингов, степные пожары и пыльные бури, ночь сменяла день, осень зиму, а ещё оттуда из степи, появилась она. Ивона.

Так ли её звали на самом деле? Он не знал, а она не говорила. Смеялась, блестя белоснежными зубами, только и всего.

Он вспомнил день, когда встретил её впервые. Отец и браться неожиданно снисходительно отнеслись к её появлению, а мать взбунтовалась.

— Гони её! Гони её прочь! Ты что не видишь — она ведьма! Она погубит тебя!

Но всегда покорный и мягкотелый Трот неожиданно проявил необычайное упрямство.

— Нет. Она останется со мной.

Мать прекратила с ним всякое общение, заперлась в келье и дни и ночи проводила в молитвах, борясь за загубленную душу младшего сына, а Трот дни и ночи проводил с Ивоной.

Мать не скоро поняла, что Трот и не заметил её отсутствия, а когда догадалась и прекратила своё ненужное затворничество — было поздно. Не только Трот, но и Король и старшие сыновья все были под властью честолюбивой Ивоны.

Королевство готовилось к войне.

…Много лет племена викелотов и нурлингов разоряли окрестные сёла. То тут, то там пылали соломенные крыши. Иногда орды кочевников объединялись, и тогда осаде подвергался город, но всегда удавалось снять осаду, отбить врагов и отстроить деревни. Теперь Ивона решила положить этому конец.

— Хватит отсиживаться в норах! — она чёртом вертелась на вороном коне Трота посреди толпы городских оборванцев, и те встречали её слова восторженными криками.

— Верно!

— Хватит!

— Положим этому конец!

Король и старшие сыновья эхом вторили ей.

Королева упала к ногам безумцев и умоляла их одуматься.

— Зачем вы слушаете её?! Как вы собираетесь победить кочевников, орды их многочисленны и неуловимы, они скачут по степи, как ветер, как угнаться за ними?! Пока мы здесь, мы в безопасности!

Но Король и старшие сыновья лишь рассмеялись, а Трот печально произнёс:

— Их не остановить, матушка.

Тон, которым Трот произнёс эти слова, убедили Королеву, что младший сын не разделяет энтузиазма прочих, но и он отказался помочь ей.

Войско выступило на рассвете и покинуло городские ворота под громкие крики горожан…

… Налетевший ветер принёс вечернюю прохладу. Трота тяжело вздохнул и прервал свои воспоминания, дотянулся старческой, дрожащей рукой до колокольчика. Бронзовая безделушка негромко звякнула. Пришёл Люк и, молча, подал тёплый плед.

— Не сидели бы вы у окна, сир. Простудитесь.

Трот сердито отмахнулся, и Люк поспешил прочь, но на пороге остановился и негромко спросил:

— Вы всё ждёте её?

Оба знали, о ком идёт речь.

— Она обещала вернуться, Люк. Она обещала…

Старый Люк сокрушённо покачал когда-то ярко-рыжей, а теперь совершенно лысой головой.

…Он тоже был в том походе. Так же, как и все влюблённый в весёлую беззаботную Ивону. Была ли она красивой? Вряд ли. Дочка трактирщика с её синими глазками и пухлыми губками была куда как красивее, но Ивона была… интересно, а кто первый подумал, что она ведьма?

Это слово долго никто не решался произнести, но оно витало в воздухе, крепло и приобретало осязаемые формы.

Много дней они бродили по степи в тщетной попытке обнаружить следы кочевников. Потом набрели на небольшую стоянку, разметав по полю шкуры, которыми были покрыты хижины и небогатый скраб. Сами кочевники, как сквозь землю провалились, а ночью… той ночью перерезали горло спящему Королю, и степь запылала вокруг осиротевшего отряда, подожжённая с четырёх сторон.

Никто не роптал, но многие уже вспоминали слова Королевы и каялись в том, что не послушали её. Многие. И среди них старшие сыновья Короля.

— Будем прорываться сквозь огонь. К городу.

— Вылить остатки воды на себя. Всю воду. Кому повезёт — тот прорвётся сквозь огонь.

И тогда неожиданно подал голос исхудавший Трот.

— Нет. Надо дождаться Ивону.

Только тогда отряд заметил, что исчезла Ивона и возгласы проклятий донеслись со всех сторон.

— А где она?

— А может, и не кочевники убили Короля?!

— Это она подожгла степь!!! И бросила нас погибать!!!

— Где проклятая ведьма?!

В лагере поднялась суматоха. Кто-то поспешно лил на себя воду, готовясь прорваться сквозь огонь, кто-то в отчаянии разыскивал Ивону, клянясь перерезать её глотку, а потом началась откровенная паника.

Несколько смельчаков пытались прорваться через огненное кольцо, но их испуганные кони метались вдоль кромки огня, не решаясь ринуться в огонь и дым, и только когда конские крупы превратились в кровавое месиво от ударов кнутом, обезумевшие от страха и боли животные помчались прямо в гудевшее пламя. Вернулись двое. Обгоревшие, задыхающиеся от жара. Один из вернувшихся смельчаков умер тут же в лагере — слишком долго он пробыл в огне. Остальных не видел больше никто и никогда.

Ивона появилась, когда надежды на спасение уже не было.

Вороной конь появился из ниоткуда. Вырос посреди сжавшихся в тесную толпу людей.

Ивона, мрачная, с почерневшим лицом, приподнялась на стременах и махнула сжатым кулаком, пресекая все вопросы и крики.

— Тихо! К оружию!!! Я выведу всех! Готовьтесь к битве!!!

Первым пример подал Трот. Неуклюже, но быстро вскочил на коня и встал рядом с Ивоной, обнажив меч. Весь его вид говорил о решимости убить всякого, кто посмеет усомниться в словах Ивоны.

Рядом встали старшие братья. Может, они и не были так уверены в словах и действиях Ивоны, как Трот, но у них не было выбора: либо идти за Ивоной — либо погибнуть в огне.

Кольцо огня сжималось, и воины сгрудились вокруг своих военачальников, с надеждой глядя в их закопченные лица.

И с той минуты началась нескончаемая битва.

Люк вспомнил, как задрожало и запрыгало марево огня, небо преломилось и изогнулось немыслимой дугой, а рука Ивоны: тонкая и нескончаемо длинная обвилась вокруг их отряда, подталкивая всех и каждого: «вперёд… ко мне… за мною… не отставай».

Земля под ногами дрогнула и расступилась, впуская в себя изломанное небо, толпа людей закрутилась между ними, как меж жерновов и неминуемо была бы раздавлена взбесившимися стихиями, но тонкая рука Ивоны удерживала их. Как? Этого Люк не смог бы объяснить.

Смятые, как пергамент земля и небо распрямились, принимая свои обычные очертания, и отряд оказался вдали от линии огня рядом с грядой унылых, серых холмов. Люк знал это место, сюда они ездили на охоту за белоногими оленями, те любили бродить по каменистым склонам, отыскивая редкие, клочья травы. Это было близко, очень близко от города, и здесь военным лагерем расположились ничего не подозревающие викелоты.

— К бою!

Слова просвистели, как стрела из туго натянутой тетивы.

Викелоты не ждали нападения. Кто-то из них вскочил, дико озираясь, кто-то бросился к своей лошади, но все они были смяты, раздавлены хрипевшими от злобы и жажды мести воинами павшего Короля.

— Бей!

— Дави!

— У-убить!!!

Мечи крошили податливые тела, отрубленные куски рук и ног разлетались по степи. Кровавые культи, лишённые тела нелепо ёрзали, обагряя алой кровью пожухлые осенние травы. Отрубленные головы разевали в немом крике чёрные дыры разорванных ртов.

Это была не битва — это была расправа.

Когда на поле не осталось ни одного живого викелота, Ивона снова подняла тонкую руку вверх.

— Я выведу вас! К оружию!!!

Отряд молча сгрудился вокруг и снова серое небо надломилось, ветер застыл, зажатый сломанным небом, земля сжалась и вздыбила поверхность, разрываясь и обнажая чёрное, непроглядное нутро.

«Ко мне… рядом… сюда…»

Нескончаемая рука Ивоны обвила каждого, сжала, придавая силы, вливая надежду. Люку показалось, в то короткое мгновенье, что он сжатый человеческими телами, между надломами земли и неба впитывает в себя прохладную воду, свежий воздух, уставшие мышцы наполняются силой.

Отряд выбросило возле Белого ручья.

Отсюда виднелись стены города, но отряд нурлингов, был надёжно скрыт серыми, невысокими скалами и низкорослыми деревьями, густо растущими по берегам ручья.

Только тогда Люк догадался, что викелоты и нурлинги окружили город, в то время, как основной отряд воинов должен был сгореть в огненном кольце. До этого ему не хватало времени подумать. Остальные тоже поняли это и весь гнев и ярость отряда, обречённого на бесславную смерть, обрушился на мирно дремавших нурлингов.

В этом бою погиб средний сын Короля.

Когда отряд, опьянённый расправой, снова собирался под воинственный призыв Ивоны, один из нурлингов, сумевший спрятаться среди деревьев метнул в гущу отряда тонкий, смертельно острый нож. Он вонзился среднему сыну Короля прямо в сердце и тот пал, умерев мгновенно и не успев вымолвить ни слова.

Тело убийцы разметали по степи на куски.

Двое добровольцев вызвались доставить тело королевского сына в город, а остальных рука Ивоны снова подтолкнула: «ко мне… рядом… сюда».

Это были безумные дни. А может и не дни, а часы или вовсе месяцы…

Ни Люк, ни кто либо другой из их отряда, не мог пояснить, сколько времени их кидало из одного конца степи в другой. Сколько раз они вонзали острые мечи в беспомощные тела врагов. Время то останавливалось, то стремительно неслось, заставляя пространство вращаться с бешеной скоростью. Люку иногда казалось, что он сходит с ума, но рядом был Трот, привычные лица его приятелей и он успокаивался. С ума поодиночке сходят, а он, Люк — не одинок.

Никто больше не сомневался, что Ивона ведьма. Но все молчали об этом, держа свой страх при себе. Люк боялся её. Боялся и восхищался. А может и не её он боялся, а того, что не вернёт она их больше в город, заставит кружить по степи и кромсать без передышки вражеские тела — мало ли ещё в степи племён, кроме многочисленных нурлингов и викелотов?!

Но всё кончилось.

После одной из битв, отряд привычно сгрудился вокруг Ивоны, но она слезла с коня и тихо сказала.

— Это всё. Пойдёмте домой.

И побрела первая, намотав на руку поводья и низко опустив голову.

Отряд неспешно подобрал трофеи, перевязал раненых и тоже тронулся в путь.

Встреча была торжественной, но омрачённой похоронами среднего королевского сына. Тело павшего Короля так и не нашли и Королева в сердцах прокляла воинов, бросивших своего правителя на растерзание огню и диким зверям.

Старший сын Короля был очень плох. Во время последней битвы он был ранен в плечо. Рана была неглубокой, но рука загноилась, распухла и начала чернеть, и старший сын Короля с тоской и болью взирал на этот свет, а в зрачках его уже отражалась загробная тьма.

— Помоги ему!

Королева приходила на поклон к Ивоне. Люк знал это, он сам вёл старую женщину по дворцовым переходам.

— Помоги ему, ты же можешь! Ты ведьма…

Ивона без улыбки смотрела на Королеву: бесстрастно и холодно.

— В стране должен быть один Король. И этим Королём станет Трот.

У Люка тогда захолодело сердце, как безжалостно, с уверенностью, что имеет на это право, Ивона распорядилась судьбой его страны.

Королева больше ни о чём не просила. В ночь она умерла. Лекари говорили — от горя. Через два дня не стало старшего сына Короля. Новым Королём, как и предсказала Ивона, стал Трот.

Все, в том числе и Люк, ожидали, что Трот женится на Ивоне. Ожидали и боялись этого. Но этого не случилось.

… Раздалось звяканье колокольчика. Люк с кряхтением поднялся с кровати. И чего не спится Королю?

Старый Трот сидел у окна, завёрнутый в плед, и смотрел на звёзды.

— Люк?

Люк молча застыл за спиной Короля. Он так долго молчал, что Король, не дождавшись ответа, с трудом повернул тяжёлую голову на тучной шее.

— Люк!

— Да, мой Король.

— А ты помнишь вождя нурлингов? Мы поймали его в последней битве с кочевниками…

— Помню, мой Король.

— Да…вся эта битва была затеяна из-за него.

Люк с удивлением поднял голову. Король бредит? При чём здесь вождь нурлингов?!

— Да-да, Люк. Я только теперь это понял. Ей нужно было кольцо. Кольцо вождя нурлингов.

Люк не стал уточнять, кому именно понадобилось кольцо нурлингов. Ясное дело — ведьме Ивоне!

— Зачем ей кольцо?!

Теперь надолго замолчал Трот, погружённый в раздумья.

— Она знала наши слабые стороны, вертела нами, как хотела. Мы все хотели избавиться от кочевников, а ей нужно было найти кольцо, чтобы уйти.

— Куда?!

— Не знаю… она не рассказывала. Только однажды сказала, что мир велик. Так велик, что наша земля для неё, как тюремная камера, и она мечтает вырваться на свободу. Я тогда удивился, подвёл её к окну, вот сюда… и сказал: «Посмотри, как широка степь! Разве это не простор? Разве это не огромный мир?»

— А она?

— Она рассмеялась и ответила, что крысы, живущие в тюремном подземелье, тоже чувствуют себя вольготно. Мы крысы, Люк.

Трот произнёс эти слова так угрюмо, что у Люка заныло сердце.

— Она нашла то, что искала?

— Да. Её поджимало Время, и она очень спешила. Хранителями кольца были степные кочевники. Уничтожить последовательно всех, у кого могло быть кольцо — самый быстрый способ отыскать его.

— Почему же она не покинула нас сразу? После того, как нашла кольцо?

— Не знаю, Люк… — старый Трот поднял на Люка слезящиеся глаза. — Может, мы ей всё-таки были небезразличны?

Люк возмущённо фыркнул. Это Ивоне-то?! Да ей на всех и всё наплевать, кроме собственной персоны! Нравилось ей чувствовать себя негласной властительницей города, вот и всё! А так оно и было, что и говорить.

Вслух Люк произнёс другое:

— Полно вам терзать себя подобными мыслями, сир. Было, не было… Ивоны давно нет. У вас замечательная, любящая супруга, да продляться в здравии её года! Сыновья выросли, дочь-красавица… королевство процветает! Забудьте вы её, не бередите сердце…

Люк ещё долго готов был увещевать своего Короля, но внезапно внизу раздался взволнованный гомон и стук. По двору, под окнами королевской башни забегала стража, и тревожно заржали кони.

— Что там, Люк?

Старый слуга не успел ответить, как в дверь осторожно постучали. Люк на негнущихся ногах поспешил к выходу и столкнулся с начальником охраны. Лицо последнего покрывала мертвенная бледность, обнажённый меч выплясывал в трясущихся руках.

— Сир!

Люк сурово преградил дорогу начальнику стражи. Да что себе позволяет, старый дурак?! Вломиться в спальню Короля среди ночи с обнажённым мечом!

Но Трот знаком приказал Люку отойти.

— Что произошло?

— Там… у ворот. Стража доставила… путника. Путницу.

— Говори, — в голосе Трота послышалась сталь.

— Сир!.. Это она…

Трот удовлетворённо кивнул головой, словно и не ждал ничего другого.

— Приведите её ко мне. Никому не говорить. Ничего.

Глава 11

Срединный мир. Смерть старика Каата. Последний потомок Нурлингов.

Вот это я отколола номер! Сбежала от всех… молодец! И чего теперь делать-то?!

Я с тоской глядела вокруг. Степь, без конца и без края лежала у моих ног. Невысокая, густая трава частыми клочками покрывала красновато-бурую землю. Унылый пейзаж несколько скрашивали такие же бурые, как и земля, валуны, разбросанные по ровной поверхности в хаотическом беспорядке. Местами они громоздились один на другой, создавая причудливые композиции, и служа укрытием от жаркого, палящего солнца.

Я поспешила под их спасительную тень и тут же обнаружила, что единственное прохладное место уже занято.

Двое мужчин сидели у подножия камня: старик, с длинными седыми волосами и юноша, почти мальчик. С его лица ещё не сошла детская округлость, но узкие глаза смотрели холодно и настороженно.

— Не помешаю? — я брякнула первое, что на ум пришло.

Звук моего голоса произвёл на старика совершенно невероятное впечатление. Он поднял своё лицо, изрезанное глубокими морщинами и издал сдавленный вопль. Руки его затряслись, а худая, впалая грудь, заходила ходуном. Старик вертел головой, тщетно пытаясь отыскать меня тусклыми, незрячими зрачками и тыкал в пустоту заострённой палкой.

Ну и жлоб! Места в тени ещё полно!

Несмотря на своё внутреннее возмущение, я постаралась быть миролюбивой.

— Хорошо, я уйду, зачем так нервничать? Вы не подскажете дорогу?

Метко брошенная палка просвистела возле моего уха. Ничего себе!

— С ума сошёл, старый пень?!

Словно в отчаянии, что не услышал моего предсмертного вопля, старик горестно застонал, а юноша, не говоря ни слова, бросился на меня с кулаками.

Сбежать я просто не успела. От крепкого удара в ухо у меня загудело в голове и от былого миролюбия не осталось и следа. Паренёк бил меня в полсилы, делая скидку на то, что я девушка. А может и просто не хотел драться, а напал на меня, подстрекаемый злобными криками старикана? Не знаю. Но уж я-то поблажки не делала! Мой противник явно не встречался с русскими девчонками, закалёнными в клубных разборках. Ведь в драке главное что? Те, кто участвовал в потасовках, знают — напор и наглость.

С криком «Зашибу, сопляк!», я ринулась в атаку. Юнец не ожидал такого расклада и растерянно отступил. Меткий удар под коленку заставил его ноги подкоситься. Удар в живот почти ничего не дал — пресс у паренька оказался что надо! Но он растерялся, замешкался и потому проиграл.

Палка, брошенная в меня стариком, оказалась в моей руке, и новый удар заставил моего противника согнуться и жалобно вскрикнуть. Эхом ему отозвался горестный крик старика, видно старый слепой маразматик, решил, что я укокошила его спутника. Вопль его был таким громким, что мы (я и вредный юнец), одновременно оглянулись: я с жестоким злорадством, а мой противник с выражением испуга на раскрасневшемся лице.

Старик лежал у подножия камня, задрав к небу свою седую бороду и широко раскрыв незрячие глаза. Криков он больше не издавал.

Наша внезапно вспыхнувшая драка прекратилась сама собой, и мы подбежали к упавшему старику. Впрочем, палку из рук я не выпускала.

— Что с ним?!

Паренёк припал к груди старика, стараясь уловить в тщедушном теле признаки жизни. Я постаралась нащупать пульс.

Нечего и говорить, что все наши попытки были тщетны! Старикан был мертвее всех мёртвых, и мой недавний противник тихонько завыл, припадая к его седой голове.

— Мой вождь! Что же мне теперь делать? Куда идти?! Как ты мог оставить меня?!!

Кажется, в его последней фразе было больше упрёка, чем горя.

Я решила высказать свои соболезнования.

— Он был вашим вождём, да? Вашего… племени?

Паренёк поднял на меня покрасневшие глаза.

— Это — Каàт. Последний вождь нỳрлингов! Если хочешь, можешь передать своему королю радостную весть — на земле больше не осталось нỳрлингов, кроме…

Юноша не договорил фразу, но я, признаться, была не очень внимательна. Собственные проблемы занимали меня куда больше, чем исчезновение неведомых мне нỳрлингов.

— Я не знаю никакого короля. Я здесь вообще недавно. Ты не знаешь, здесь ещё где-то есть люди?

Паренёк не ответил. Вытащил из кармана нож и принялся с ожесточением разрывать сухую, опутанную корнями землю.

— Эй, ты что делаешь?

— Рою могилу.

Я понаблюдала немного за действиями юноши и, молча, пристроилась рядом. Заострённая палка старика, это конечно не лопата, но если ею взрыхлить почву, а потом отгребать вырванные куски земли руками, то худо-бедно дело продвигалось.

Примерно через полчаса нашей каторжной работы паренёк заговорил.

— Меня зовут Рон. Мой отец из племени наàпов. Это малочисленное племя, живёт возле океана. Слыхала?

— Нет. Меня Женя зовут. Я нездешняя и никого не знаю.

— Как же ты сюда попала?

— Через дверь. Только она закрылась.

Паренёк понимающе кивнул.

— Каàт умел проходить в двери. Давно. Он рассказывал. Но потом появилось Проклятие Нỳрлингов и его умение исчезло вместе с племенем.

— Проклятие Нỳрлингов? А что это?

— Ведьма. Она появилась в Королевском городе неизвестно откуда. Околдовала Короля и заставила пойти войной на нỳрлингов и викелòтов. Это были самые могущественные племена на всей земле! Им все покорялись! Даже Король и тот признавал власть нỳрлингов и викелòтов, а Каàт был самым великим вождём!

— И что же случилось?

— Ведьма истребила всех.

— Как, совсем?!

— Да. Осталось несколько людей… в основном калек, уцелевших в битве и одна женщина из племени нỳрлингов. А вождя Каàта, ведьма сама оставила в живых, но выжгла ему глаза!

Я поёжилась. Ничего себе, нравы здесь, однако… и чего я не осталась в пограничной зоне?!

— А куда вы шли с Каàтом?

Глаза Рона снова сверкнули настороженно.

— Женщина не задаёт таких вопросов мужчине. Не дело глупых баб знать дороги мужчин.

— Тоже мне, умник! Не хочешь говорить — не надо! И так понятно, что старикан затевал заварушку, кто же из вождей потерпит своё поражение?!

Похоже, моя догадка попала в точку, но я тут же пожалела о своей проницательности, потому что Рон замкнулся и больше разговаривать не желал, а мне очень хотелось больше узнать о мире, куда меня занесло.

Меж тем, яма постепенно углублялась, но всё ещё была слишком мала. Мои ладони покраснели и покрылись красными пятнами.

Рон прервал своё угрюмое молчание.

— Волдыри будут, — он деловито осмотрел мне руки. — Отдохни. Я сам докопаю. Лучше сходи к Белому ручью за водой.

— Белый ручей? А где это?

Рон показал мне тёмную полоску у самого горизонта.

— Видишь? Это деревья. Там и вода есть.

Я смерила расстояние взглядом.

— Далековато. А поближе воды нет?

— Поближе нет. Вот тебе фляга — держи, — Рон сунул мне в руку кожаный мешочек с тугой завязкой у самого горла. Мало напоминает флягу, но воду набрать можно.

Едва я отошла от нагромождения красных валунов, как тут же солнце палящее и беспощадное, обдало меня нестерпимым жаром. Тёплое платье противно облепило вспотевшее тело, а ноги в сапогах, подаренных Лèдой, заныли, задыхаясь в жарком тесном пространстве.

Я разулась, воровато оглядываясь, стянула колготы и закатала рукава платья, насколько это было возможно. Стало чуть легче, но почти тут же я поняла, что идти босиком по колючей сухой траве невозможно. Когда же возле моих босых ног ртутью мелькнуло тонкое тельце маленькой и наверняка очень ядовитой змейки, я и вовсе отбросила мысль разгуливать по степи босиком и торопливо натянула сапоги. Ничего, как говорила бабка Вера — жар костей не ломит!

Сзади меня раздался шорох, и я живо обернулась, готовая встретить любую опасность. Животное, ростом с большую кошку с злобным шипением отделилось от красных валунов и бросилось в степь, направляясь, как и я в сторону Белого ручья. Я пожалела, что оставила свою острую палку (вернее палку Каàта), мало ли какая опасность повстречается на пути, а у меня в руках ничего, кроме крепко скрученных колготок.

Я в сомнении смерила расстояние, пройденное мною от красных камней в сторону ручья, и решила вернуться.

— Рон, знаешь, я возьму с собой…

Слова застряли в моём горле.

С момента моего ухода, яма не стала глубже ни на йоту. Рон деловито рылся в карманах покойного, вытаскивая на свет разные предметы, а самое главное: меж бурыми скалами тонко сочился не замеченный мною ранее ручеёк и хозяйственный Рон подвесил под его слабую струйку кожаный мешочек.

— Ро-он! — возмущению моему не было предела. — Какого чёрта ты послал меня к Белому ручью?!

Рон вскочил на ноги и оскалил редкие мелкие зубы.

— Не рассчитывай на наследство вождя Нỳрлингов! Убирайся, ты ничего не получишь!

В руках он крепко сжимал вымазанный в земле нож.

— Рон, — я старалась говорить спокойно. — Какое наследство? Жалкие побрякушки, которые ты стащил у мертвеца? Они мне не нужны.

Рон по-прежнему смотрел недоверчиво.

— Откуда тебе известно о планах Каàта? Ты лазутчица Короля?!

— Да не знаю я твоего короля!

— Все знают Короля!

— Хорошо! Все знают короля, все хотят получить наследство вождя нутур… нутурлингов? Нỳрлингов! Отлично! Хочешь от меня избавиться? Замечательно! Просто, покажи мне дорогу к людям. Каким угодно! И делай дальше что хочешь: копай могилы, храни свои дурацкие тайны, я не собираюсь вмешиваться в твои дела!

Рон молчал, казалось он был в замешательстве.

— Ты хочешь пойти в город Короля?

— Мне всё равно. Хуже, чем эта пустыня всё равно ничего не будет.

Рон опустил руку. Тусклое лезвие ножа воткнулось в холмик разрытой земли.

— Я никогда не был в городе. Каат говорил: горожане не любят степных жителей.

— А где город?

— Там, — Рон махнул рукой в сторону Белого ручья. — Но я туда не пойду.

— Куда же ты пойдёшь?

Рон снова заколебался, раздумывая над ответом и, наконец, решился.

— Мы с Каàтом шли в Лисью падь. Там нỳрлинги приняли последний бой.

— Понятно. На экскурсию?

— Что?!

— Зачем вам нужна была эта Лисья падь? Старик хотел показать тебе место последнего боя?

— Не только.

На этот раз Рон не долго сомневался, и разом выпалил мне если и не все, то многие планы старика Каàта.

— Я не хотел идти. Я вырос с племенем наàпа. Это мирные люди. Мы умеем читать и у нас есть книги!

Рон посмотрел на меня с наивной гордостью дикаря, и я не стала над ним смеяться.

— Правда? Интересные?

Рон усмехнулся снисходительно.

— Глупая, разве знания, что сокрыты в книгах могут быть неинтересными?

Глаза его загорелись, и он заговорил с воодушевлением, забыв о своей недоверчивости, жарком солнце и мёртвом старике.

— В книгах все знания мира! Все, понимаешь?! У нас в наàпа мало книг… это плохо. Зато я прочитал все! Не веришь?! Правда! Но наàпа сами книг не пишут, вот я… сам хотел написать!

— Да?!

— Да. Только не говорил никому. Потом пришёл Каàт, стал звать с собой. Я не хотел. Тогда Каàт рассказал про Город… знаешь сколько там книг?! Каàт говорил — горы! Вовек не перечитать! Степных жителей в Город не пустят и книг не дадут… прогонят, посмеются. А то и изобьют…

Рон мрачно покачал головой и с одержимой решимостью вернулся к разрытой яме.

— Надо докопать могилу. Скоро ночь и на запах сбегутся звери.

Я поняла, что между нами снова мир и с готовностью принялась ему помогать.

— А при чём здесь Лисья падь?

Рон смерил ладонями глубину ямы, прикидывая, годится ли она для могилы.

— Похоже, хватит. Поможешь?

Преодолевая отвращение, я схватила старика за тощие ноги, обёрнутые, как и всё тело в толстый дорожный плащ. Плащ служил для покойника саваном, больше его завернуть было не во что.

Всё время, пока мы укладывали мёртвого вождя в могилу, зарывали и тщательно утрамбовывали землю, заваливали могилу плоскими камнями, чтобы дикие звери не могли добраться до тела, Рон не отвечал на мой вопрос, словно и не слышал. Только потом, когда мы закончили работу, умылись, напились ледяной воды и сели отдохнуть, Рон заговорил. Я поняла, что всё это время он тщательно обдумывал ответ.

— Каàт был сумасшедший старик. Одержимый. Но ты его пойми — он потерял власть, славу… Стал слепым и нищим. Любой на его месте сойдёт с ума. Он пришёл в нашу деревню, когда умерли мои родители. И он был моим единственным родственником.

— Так ты тоже из нỳрлингов?!

— Да…

Мне показалось, что признание Рону далось нелегко. Он боялся и в то же время гордился своим происхождением.

— Помнишь, я говорил, что во время бойни спаслась одна же женщина?

— Да. Это была твоя мать?

— Моя мать. И дочь Каàта.

Я удивлённо присвистнула.

— Ничего себе! Так ты прямой потомок великих Нỳрлингов! Теперь понятно, почему старикан уцепился за тебя, надеялся возродить былое величие? А чем же ты соблазнился? Захотел покорить с его помощью Королевский Город и всю тамошнюю библиотеку в придачу?!

Рон беспомощно вытаращил на меня глаза. Губы его, раскрытые в немом удивлении беззвучно шевелились. Кажется, я, не особо напрягаясь, раскрыла все его секреты. Как бы он опять не схватился за нож!

На всякий случай я отодвинулась от растерянного Рона и осторожно спросила:

— Я… угадала?

Рон страдальчески скривил свою детскую физиономию и обречённо кивнул.

— Теперь ты можешь выдать меня слугам Короля…

Пришёл мой черёд тщательно обдумывать свой ответ.

Если судить по солнцу, которое склонялось к кромке степи, я провела в этом мире половину дня — не больше! Успела завязать знакомства. Один из моих новых знакомых преставился, не успев представиться (ха-ха!), другой… другой, готов воткнуть в меня нож, едва почувствует, что я представляю для него опасность. Его детской внешностью не стоит обманываться — этот мир не похож на райский сад. Здесь выживает сильнейший. Но всё же, этот мальчик доверился мне. Конечно, он не хотел выдавать мне все планы старика Каàта, которые я так легко раскусила и так неосторожно озвучила, но он, похоже, также одинок, как и я. Ему тоже некуда идти.

— Я никому не скажу. И пойду с тобой в Лисью падь.

Рон был потрясён.

— Зачем?!

— Во-первых, мне всё равно куда идти, — простодушно объявила я. — Во-вторых, так я буду у тебя на глазах, и ты будешь знать, что я не раскрыла врагам твою тайну.

Мои объяснения показались Рону очень убедительными, но всё же, он возразил:

— Но я… подумывал вернуться в деревню наàпа!

— Врёшь! — очень убедительно воскликнула я. — Что тебе делать в деревне? Родителей нет, книги прочитаны… кто ждёт тебя там?

Если Рон и вправду сомневался, стоит ли продолжать путь в Лисью падь, то мои слова развеяли его сомнения. А я… если сказать правду и сама не знала, зачем мне эта Лисья падь, но ведь старик Каàт вёл туда своего наследника! Чтобы показать место, где погибли последние нỳрлинги? Слишком сентиментально для старого пройдохи. Что-то там есть ещё… Рон не удивился, что я вошла сюда через дверь, значит хождения между мирами и здесь обычное дело, так что же в этой Лисьей пади? Не выход ли в другую жизнь?

Солнце ещё не село, но сумрак уже окутал неприветливую землю. Удручающая жара спала. Лёгкий ветерок принёс вечернюю прохладу. Рон поделился со мной куском засохшей лепёшки, мы попили воды из ручья и улеглись спать возле свежее вырытой могилы.

Засыпая на голой земле возле бурых скал под яркими звёздами срединного мира, я вдруг задумалась: а какой мир я ищу? Куда хочу попасть?

Глава 12

Срединный мир (продолжение). Лисья падь. Рон рассказывает мне о строении мира (ничего не понятно).

Мне плохо спалось. Нагретая за день земля очень быстро остыла, и я ворочалась, пытаясь хоть как-то согреться. Когда ночной холод пробрал до костей, я встала и принялась прыгать вокруг камней, похлопывая себя руками и пытаясь согреться. Рон открыл глаза и наблюдал за мной.

Сам он был завёрнут в тёплый дорожный плащ, точно таким же мы укутали тело старика. Бездумная расточительность!

Рон выпростал из-под плаща руки и потянулся.

— А-а-а… — сладкий зевок юноши нарушил стройное пение каких-то ночных насекомых, и они примолкли, затаившись среди влажных от росы листьев.

Рон легко вскочил на ноги и протянул мне плащ.

— Возьми. Я попробую поохотиться. Нам надо что-то поесть…

Я вцепилась в плащ и укуталась в него с головой. Мне дела не было до того, где и как собирается охотиться Рон в ночной темноте — холод так сковал моё тело, что я могла думать и мечтать только о том, чтобы согреться. И я ещё днём роптала на жаркое солнце! Неблагодарная!

Укрытая тёплым плащом я, наконец, уснула и проснулась только тогда, когда Рон осторожно тронул меня за плечо.

— Женя, проснись… солнце поднимается!

Вставать не хотелось. Я поуютнее завернулась в плащ и пробурчала.

— Рано ещё! Вот рассветёт, как следует и пойдём.

— А как следует? — Рон, казалось, был сбит с толку. — Надо сейчас идти. Потом не сможем, будет очень жарко!

Пришлось признать его правоту.

Я поднялась. Тело болело, опухшие глаза упорно не хотели открываться.

Рон осуждающе покачал головой.

— Женщины из племени наàпа никогда не предстанут перед мужчиной с нечёсаной головой и неумытые.

Вот, зануда!

— Да? — настроение у меня было самое мрачное. — Чем ещё знамениты женщины наàпа?

— Они не знамениты. Но завтрак своим мужчинам добывают и готовят женщины.

Я подавила зевок.

— Положим, ты не мой мужчина, а я не твоя женщина. Ты, помнится, на охоту ночью ходил? И каков результат?

Рон с улыбкой протянул мне два зеленоватых в крапинку яйца.

— Вот яйца грàпинов. Вкусные.

— А ты?

— Я свои съел.

Я наскоро умылась и привела в порядок свои волосы.

— Яичница — это здорово! А на чём пожарить?

— Ни на чём. Некогда жарить — пора идти. Ешь так…

— Сырыми?

— Да. Их можно есть, не бойся.

Я не стала привередничать и одно за другим уничтожила содержимое яиц. На десерт выпила холодной воды, подставляя ладошку под тонкую, серебристую струйку.

Рон, тем временем, собрал нехитрые пожитки. Кроме дорожного плаща у него ещё оказалась матерчатая котомка, перевязанная верёвкой, которую он накидывал на плечо и небольшой арбалет. Или не совсем арбалет, но что-то очень на него похожее. У меня вещей было и того меньше и мы, не обременённые лишней тяжестью бодро двинулись в путь. На могилу старого вождя никто из нас не оглянулся.

Уром, степь была совсем не такой, как днём, под палящим солнцем, или ночью, когда холодная мгла окутывает землю. Утром здесь просыпалась и царила Жизнь. Трава, тронутая росой, влажно колыхалась под порывами лёгкого ветра. Многочисленные насекомые тяжело перебирали отсыревшими крыльями и натужно гудели, перебираясь от одного цветка к другому. Зверьки, мелкие и юркие перебегали нам дорогу. Несколько раз в отдалении мы видели небольшие стада крупных животных, похожих на коров, но с очень длинными загнутыми к низу рогами.

Однажды, дорогу нам пересекло странное существо, похожее на огромную зелёную ящерицу. Ростом «ящерица» была с собаку средней величины и её широкую пасть украшали три ряда мелких острых зубов.

— Ого… — Рон насторожился и снял с плеча арбалет. — Грàпин рассердился, нам может не поздоровиться.

— Кто рассердился? — я с любопытством взирала на зелёную ящерицу.

— Грàпин. Это его яйца мы съели. Теперь он разозлился и хочет отомстить.

— Мы ели яйца ящерицы?!

Рон взглянул на меня с упрёком. Он не понимал, как можно перед лицом серьёзной опасности рассуждать о том, что мы ели, а я почувствовала дурноту при виде кожистых складок зеленоватого гада. Я ела яйца ящерицы…

Грàпин раскрыл пасть шире, демонстрируя клыки, и нервно ударил по земле толстым и плоским хвостом.

Я шагнула назад.

— Женя, стой на месте! — Рон мельком взглянул на меня и медленно поднял арбалет. — Если грàпин увидит, что мы отступаем, он нападёт. И тогда нам не сдобровать…

Начался молчаливый обмен взглядами. Грàпин смотрел на нас, мы смотрели на грàпина…

— Ты чего не стреляешь? — прошептала я.

— Стрела не пробьёт кожу, — так же шёпотом ответил Рон. — Слишком толстая.

— А чего тогда целишься?

— Вдруг он испугается?

Я засомневалась в способности грàпина мыслить столь глубоко и покрепче перехватила в руке палку Каàта.

— А ну пошёл с дороги! Пшёл! Каракатица зелёная…

Маленькие глазки грàпина вспыхнули, и изо рта высунулся раздвоенный, синеватый язык.

Рон свистнул и притопнул на грàпина ногой.

— Убирайся!

Грàпин сдался. Сомкнул пасть и, бросив на нас независимый взгляд, медленно сполз с тропы в заросли травы. Его широкая, спина заколыхалась, удаляясь от нас в сторону бурых скал.

— Испугался, хладнокровный!

— Испугался, — подтвердил Рон. — А может в гнездо решил вернуться, я ему два яйца оставил.

— Зачем? На завтрак? — я весело хохотнула.

Рон посмотрел на меня с упрёком.

— Не на завтрак. Это его дети. Мы хотели есть, но его дети в этом не виноваты. И он не виноват.

Смех застрял у меня в глотке. Мне стало неловко. Вот уж не подумала бы, что эти степняки столь щепетильны и готовы питаться впроголодь, чтобы сохранить потомство какой-то зелёной ящерицы.

Рон спрятал арбалет за спину, и мы зашагали дальше.

Солнце постепенно опять принялось припекать, и Рон ускорил шаг. Я едва поспевала за ним.

— Куда ты так несёшься?! За нами, что? Погоня?

Рон невольно оглянулся и рассердился.

— Типун тебе на язык! Нет погони. Видишь скалы впереди? Нам надо до них поскорее добраться, пока солнце не распалилось в полную силу, не то оно нас зажарит.

Признавая его правоту, я вприпрыжку побежала за ним, обливаясь потом. Чем выше поднималось солнце, тем ближе становились скалы, и когда солнце встало в зените, испепеляя всё живое вокруг своими беспощадными лучами, мы, наконец, добрались под их спасительную тень.

Я со стоном рухнула у подножия камней, покрытых коричневым мхом, и стянула треклятые сапоги. Господи, какое счастье!

Рон, словно и не отшагал вместе со мной несколько часов под палящим солнцем, взволнованно бегал вокруг скал, заглядывая в каждую расщелину.

— Это они! — звонко прокричал он.

— Кто? — голос мой звучал обречённо, и реагировать на слова Рона никак не хотелось.

— Зубы Дракона! А вон там — Лисья падь!

Я ничего не поняла про зубы дракона, но на Лисью падь взглянуть было любопытно.

Рон вскарабкался на верхушку невысокой, но острой скалы. Пришлось лезть за ним.

— И где тут зубы дракона?

Рон взглянул на меня сердито, если не сказать свирепо.

— Ты на него взобралась. Это скалы так называются. Ты видишь, какого они цвета? Серого! Такие скалы только возле Лисьей пади, больше нигде нет!

Мне припомнилось нагромождение бурых валунов в месте нашей первой встречи. Действительно, эти скалы отличались по цвету, имели светло-серый, даже несколько стальной оттенок. Пять или шесть остроконечных пик, словно космические корабли устремились ввысь…

— …словно зубы дракона! Каàт говорил, что это и был дракон. Череп врос в землю, а зубы остались! — восторгу Рона не было конца.

— А где Лисья падь?

— Так вот она!

Рон показал рукой вниз, и я увидела тёмную полосу деревьев.

— Не видно ничего… деревья и деревья.

Рон легко скатился с верхушки скалы и остановился, дожидаясь, когда я спущусь.

— Это точно она. Сейчас перекусим, отдохнём и двинемся. Здесь воды нет, так что вечера дожидаться нечего.

— А в Лисьей пади?

— Там-то?! Ого, там река есть и озеро!

Я покосилась на Рона недоверчиво. Вряд ли на крохотном зелёном островке могли уместиться река и озеро, но — поживём, увидим.

Поели мы остатками всё той же сухой лепёшки, разделили последние капли воды из фляги и снова двинулись в путь.

На этот раз идти было тяжелее. Солнце пекло нещадно, натруженные ноги гудели, потрескавшиеся губы разъедал едкий, солёный пот. Даже Рон поубавил прыти и часто перекидывал с плеча на плечо котомку и свёрнутый жгутом дорожный плащ.

Когда мы приблизились к деревьям, они показались нам чахлыми и жалкими. Стояли редко, едва пошевеливая пожухлыми листочками. Среди них не наблюдалось не только озера или реки, но даже слабого намёка на ручеёк.

— Рон, ты уверен, что это и есть знаменитая Лисья падь?

— Должно быть она… ведь были же Зубы дракона!

Но в голосе Рона слышалось сомнение.

Я стала размышлять, что может скалы и назывались Зубы дракона, да вот только с Лисьей падью мы ошиблись. Надо было хорошенько разглядеть окрестности, может эта кучка деревьев была не единственной? Может Лисья падь дальше, а мы кинулись туда, где ближе…

Размышления мои прервал торжествующий голос Рона.

— Это она!

— Кто?

— Падь!

— Где?

Рон молча стукнул меня по затылку, заставляя голову ткнуться чуть не до земли. Он получил ответный тумак, но я успела разглядеть узкую, змеёй уходящую вглубь земли щель. Чахлые деревца росли именно оттуда.

— И что это такое?

— Пошли.

Рон первым принялся спускаться вниз, осторожно держась руками за выступающие корни деревьев. Я последовала за ним.

Расщелина постепенно расширялась, извивалась, петляя. Деревьев вокруг нас становилось всё больше. Они были высокими, но их верхушки не виднелись на плоской поверхности степи, так глубоко мы спустились. Солнца почти не было видно, вокруг нас был полумрак и спасительная тень. Только очень душно.

Когда мы почувствовали, что спуск прекратился, где-то впереди зажурчала вода.

— Слыхала?! — Рон повернул ко мне довольное, раскрасневшееся лицо. По его щекам обильно стекал пот. Похоже, я выглядела не лучшим образом.

— Ага, может и правда, там река?

— Может?! — Рон возмущённо фыркнул. Он раздвинул ветки деревьев и перед нами зажурчали, забегали зеленоватые струйки воды. Самая настоящая речка, не широкая, но и не ручей, с прохладной чистой водой протекала по дну Лисьей пади. Не сговариваясь, мы сбежали с пологого берега прямо в воду. Я зашла, как была: в сапогах и тёплом платье, стояла в объятиях струй и жмурилась от счастья. Потом мы разделись и выкупались по очереди. Я развесила мокрую одежду на ветках и закуталась в дорожный плащ Рона. Рон тоже прополоскал свои покрытые пылью вещи и теперь расхаживал в чём-то, похожем на дамские панталоны. Я фыркала от смеха, глядя на него, а Рон подозрительно на меня поглядывал, не догадываясь о причинах моего веселья. Потом Рон поймал рыбу. Разрезал её со спины, толстую, сочащуюся жиром и засыпал солью. Повесил рыбу на ветки, рядом с нашей одеждой и мы ели её, спустя пару голодных часов, почти сырую, слегка провяленную и тронутую солью.

— Рон, а где была битва? Прямо здесь, внизу?

— Какая битва? — Рон озабоченно выковыривал застрявшую меж зубов рыбью кость.

— Как это — какая? Та, где нурлинги погибли!

— А-а-а… так это не здесь. Наверху у входа. Нурлинги не успели спрятаться. Да и не смогли бы, от ведьмы разве спрячешься?

— А какая она, ведьма?

— Я не знаю. Я же потом родился. Через десять лет после битвы. Говорят, к тому времени она уже сгинула.

— А куда?

— Кто же знает? — Рон понизил голос до шёпота. — Каàт говорил — это страшная ведьма. Её даже в ведьмином мире боялись, потому и сослали сюда. Тогда она стала искать способ вернуться и нашла Каàта.

— А Каàт знал, как ей вернуться?

— Знал… а может и не знал. Но у него было кольцо Нỳрлингов! За ним-то ведьма и охотилась!

— А что за кольцо?

Рон задумчиво кидал в воду мелкие щепки, ветки и наблюдал, как они уплывают.

— Мой дед был великим человеком. Из великого племени. Это племя пришло с Высшего мира, только дед говорил… — Рон снова понизил голос. — Дед говорил, что ведьма тоже пришла оттуда.

— Твой дед и ведьма из одного племени?!

— Да ну тебя! — Рон по-настоящему рассердился. — Правду говорил, староста Мупл, что все бабы бестолковые! Если я родился в степи и воин Короля родился в степи, мы что — из одного племени?!

— Не злись, — я примирительно улыбнулась. — Ты же умный, прочитал много книг, путешествовал. А я ничего не знаю, расскажи мне!

Моя грубая лесть подействовала мгновенно и Рон смягчился.

— Ладно, смотри.

Рон пошарил в котомке и на свет появился маленький, потрёпанный томик, зачитанный до дыр.

— Это книга о сотворении мира. Сейчас я тебе прочту… вот!

«… существовал мир Материнский, который родился и рос быстротечно. От Материнского мира родились и отделились миры, которые мы теперь называем Высшими. Пространство и время вновь образовалось там, отличное от пространства и времени Материнского мира, но тонкая грань пролегает меж теми мирами и возможен Обмен. Высшие миры, как и мир Материнский продолжал расти, и от них отделились миры Срединные. Грани между ними крепки, но они все в одном пространстве и времени и потому проходы меж ними есть и те, кто обладает знаниями, ведает о них. Срединные миры тоже росли. Но рост их был слаб, и родили он миры Нижние. Каждый из Нижних миров отделён от Срединного мира и отдалён иным пространством и временем. Если и возможен меж ними Обмен, то вероятность эта весьма слаба, а что касается Обмена информацией меж Нижним и Материнским миром, то следует знать, что это невозможно, поскольку время и пространство меж ними несоизмеримо. На Нижних мирах рост Вселенной остановился и теперь идёт медленный, но обратный процесс. Значит ли это, что Нижние миры снова войдут в Срединные, а Срединные в Высшие, а Высшие в Материнский мир и мир снова станет един, как он был когда-то при зарождении Вселенной? Мы узнаем об этом через много миллиардов лет».

Я внимательно выслушала Рона и честно призналась, что ничего не поняла.

Рон изумился, но не рассердился, что радовало.

— Вообще-то это все знают. Мы живём в Срединном мире. Это не самое лучшее место в системе миров, но и не худшее. Первые люди появились, понятное дело в первом мире…

— Да?! В раю?

— Чего? — Рон, казалось, был сбит с толку. — Я же тебе только что прочёл: первый мир — Материнский. Это вселенная после рождения. Мир был един, и все люди жили в одном пространстве и времени. Вселенная росла и расширялась, и от неё отделились другие миры — Высшие. Часть людей ушли туда. Высшие миры тоже расширялись…

— Ну, всё-всё, я поняла! Чего тут не понять?! Вся вселенная появилась методом почкования… так при чём здесь ведьма и твой дед Каат?

— Ведьму сослали из Высшего мира. Она в чём-то провинилась и понесла наказание, а мой дед…

— Ну?!

— Он тоже был сослан из Высшего мира. Только ей удалось вернуться, а ему — нет.

…В Лисьей пади темнело куда раньше, чем на открытом степном пространстве. И ночи здесь были тёплые.

Я долго лежала на кучке травы, которую мы надёргали с Роном и пыталась разглядеть звёзды, сквозь густые ветви деревьев. Звёзд не было видно. Тьма стояла такая непроглядная, что я не могла увидеть пальцы на собственной руке.

— Рон!

Рон пошевелился, но не отозвался.

— Ро-он!

— Чего тебе?

— А какой самый худший из миров — Нижний?

— Ну, понятное дело.

— А почему? Там, между прочим, и дома получше и машины… самолёты есть. Сама я, конечно, не видела, но слыхала.

— Глупая ты, разве в этом дело?!

Даже не видя выражения лица Рона, я поняла, как он потрясён.

— Ты рассуждаешь ограниченно, как выходец из Нижнего мира! Важна Информация, важен Обмен!!! Тогда ты сам — целый мир, сам — Вселенная! А люди из Нижнего мира ничего не могут создать, понимаешь — ничего! Они могут только потреблять, перерабатывать то, что получают. Это же… унизительно, больно!

Его слова словно гвозди вбивались в мой мозг. Я мучительно пыталась уловить ускользающую от меня мысль, закрывала глаза, прятала лицо в ладони рук, но мысль снова ускользала, а Рон продолжал говорить, волнуясь и путая слова.

Я не понимала его. Я не понимала что-то очень очевидное для него и для всех в этом мире: для Ре и Эми, для Лохмов и Каролины, а я была здесь чужой. Кроме, пожалуй, немтырей. Вот они понимали счастье по-нашему. По земному. И от этого мне было горько. Или, как сказал Рон, унизительно и больно.

Глава 13

Срединный мир (продолжение). Наглый Малфин. Ловушка. Кольцо Нурлингов.

Ночь прошла спокойно, если не считать маленького происшествия, случившегося уже под самое утро. Едва лучи далёкого солнца делали первые робкие попытки проникнуть сквозь густую завесу листвы на дно Лисьей пади, как на нас с Роном было совершено дерзкое нападение. Небольшое существо, то ли обезьяна, то ли юркий медвежонок скатился с ближайшего дерева и схватил котомку Рона, коричневой цепкой лапкой.

Воришка бесцеремонно пробежал со своей добычей по моей спине, от чего я перепугалась, проснулась и заорала.

— А-а-а-а!!! Ро-оон! Помоги, кто это?! О-о-ой!

Рон вскочил и вместо того, чтобы бежать за вором бросился ко мне.

— Что?! Что с тобой?! Ты жива?

Меня колотила крупная дрожь.

— О-ох. Жива. Кажется.

Воришка скалил зубы с верхушки дерева. Похоже, он смеялся.

— Это мàлфин.

Рон поднял с земли шишку и запустил ею в вора.

Мàлфин спрятал за ствол наглую физиономию и заухал, как филин.

— Ух, ух, у-у-у-ух!

Теперь он не просто смеялся — хохотал во весь голос.

Мàлфин не производил впечатление дикого свирепого зверя и мне стало неловко за свою панику.

— А кто это — мàлфин?

— Мàлфин — это мàлфин. Они живут в лесах, питаются травой. Они очень любопытны. Скорее всего, он сейчас распотрошит мою сумку, всё повытаскивает и бросит.

Так всё и случилось. Вскоре нам на голову упали остатки измусоленной лепёшки — мàлфину она не понравилась. Потом куски какой-то тряпки. Рон с грустью признал в них свою запасную рубашку. Потом меня по плечу больно ударил маленький твёрдый предмет. Кольцо. Моё кольцо. То, что когда-то сунул мне в руку грузчик с редким именем Людвиг. Только на месте пустого гнезда чернел чёрный камень, очень похожий на глаз.

Рон взял кольцо и задумчиво повертел его в руках.

— Точная копия кольца нỳрлингов. Бесполезная вещь.

— Почему бесполезная?

— Потому что — копия. Каàт носил его с собой, потом отдал мне. Да только…

Рон сокрушённо махнул рукой, а я незаметно сунула руку в карман. Моё кольцо было на месте.

— Рон!

Я хотела вытащить своё кольцо, показать его Рону и сравнить его с тем, что стащил любопытный мàлфин. И передумала.

— Что?

— Ничего. А чем было знаменито то кольцо?

— Чем знаменито? Возможностью менять время и складывать пространство. Возможностью проникать через оболочки миров. Это не простое кольцо Возврата. Каàт прошёл с ним через территорию Материнского мира, и оно напиталось его силой. Таких колец во всех мирах раз-два и обчёлся. Слыхала, как племя торговцев покинула Срединные земли? Кольцо досталось одному из них в результате какой-то сомнительной сделки, и он сумел всю свою семью вывести в Высший слой. Только, поговаривают, им там не рады.

— А твой дед? Как кольцо попало к нему?

— Он его получил законно. Ему дали кольцо Возврата, когда пришёл его срок возвращаться на родину — в Высший мир. Он отбыл здесь своё наказание, но… он не вернулся.

— Почему?

— Я думаю, что поначалу не хотел. За время ссылки он стал вождём, у него появилась жена, и родился первый ребёнок и он решил: поживу ещё немного. А потом явилась Она.

— Ведьма?

— Да. Уж она-то не собиралась дожидаться, когда придёт её срок. Она просто отобрала кольцо у моего деда и покинула Срединный слой. А он остался здесь навсегда.

Я задумалась. Судьбу слепого старика не назовёшь завидной. Остался в ссылке ради жены и детей, а потом доживал свои жалкие дни одинокий, никому не нужный, безо всякой надежды на возвращение. Эта ведьма была жестокой и бессердечной дрянью.

— Рон, а как пользоваться кольцом?

Рон повернул ко мне удивлённое лицо.

— А я… не знаю.

— Не знаешь? И старик не говорил тебе?

Рон покачал головой. Настал мой черёд удивиться.

— Но, как же так?! А вдруг это кольцо настоящее, не поддельное? Мы даже испытать его не можем!

Рон растерянно пожал плечами.

— Но я, правда, не знаю. Каàт сказал, что это копия кольца и… мне было не интересно. Что толку спрашивать, если кольцо не действует?

Рон был прав и я тяжело вздохнула. Снова нащупала пальцами в кармане моё кольцо. Что я делала с ним, когда оказалась вместе с Ре на лесной поляне? Какие слова говорила?

Рон что-то продолжал говорить, но я не слушала, занятая своими мыслями. Поняв, что его не слышат, Рон толкнул меня в плечо.

— Эй! Я с тобой разговариваю!

— Чего тебе?

Я не додумала какую-то важную мысль, и поступок Рона меня разозлил.

— Стоит у них спрашивать?

— Чего?

— Про кольцо?

— У кого?

— Ты что, совсем меня не слушала?! — теперь разозлился Рон. — Я тебе про Вòплов толкую!

Опять новое слово. Я тяжело вздохнула.

— Про вòплов? Что за вòплы? Которые вопят? Здесь ночью кто-то кричал. Я думала — мàлфины. Так это вòплы?

Рон надулся. На его лице явственно читались фразы про «глупых и бестолковых баб» и он, кажется, опять вспомнил старосту Мỳпла. Мỳплы, вòплы… Я вздохнула.

— Рон, извини, я задумалась. Так что за вòплы?

— Ничего. Просто мы скоро к ним придём.

— К кому?

— К вòплам.

— Здорово. Зачем?

Рон был воплощением кротости и смирения.

— Затем, что к ним мы и шли. Мы с Каàтом. Если бы ты меня слушала, то знала бы об этом.

Я снова извинилась, и всё своё внимание обратила на Рона. Помогла ему свернуть плащ, собрала мелочи, те, что раскидал, но не сумел разорвать мàлфин, словом, старалась угодить Рону изо всех сил.

— Рон, а что мы будем есть? Мàлфин сжевал последнюю лепёшку.

— Дойдём до вòплов и они нас покормят.

— А долго идти?

— Я не знаю.

— А куда идти?

— Я не знаю.

— Рон!

Рон усмехнулся.

— Я, правда, не знаю. Зато вòплы давно знают, что мы здесь. Они появятся, как только захотят. Поэтому нет разницы, куда идти.

— Так может, и не пойдём никуда?

— Может. Но я не знаю, сколько времени вòплы разрешат нам оставаться в Лисьей пади, а мне хочется осмотреть окрестности. Как знать, когда ещё придётся сюда попасть?

Я согласилась с тем, что Рон прав, и мы не торопясь пошли по берегу реки вдоль течения. Правда я немного нервничала и всё время огладывалась. Мне казалось, что неведомые вòплы следят за нами из-за деревьев.

Тропинка, что пролегала вдоль реки, была настолько узкой, что нам с Роном приходилось идти друг за другом. Рон шёл впереди и потому первый угодил в расставленную нам ловушку. Он предупредительно придержал ветки деревьев, чтобы те не хлестнули меня по лицу, открыл рот, чтобы что-то сказать и… пропал из виду. Ветки всё-таки больно ударили меня по глазам, я зажмурилась и земля ушла у меня из-под ног. Когда я открыла глаза, было темно. Рядом что-то возилось и пыхтело, невидимое в темноте.

— Рон!

— Здесь я… ты цела?

— Кажется. Мы где?

— Не знаю. Каàт о таком не предупреждал.

Я вытянула вперёд руки, ладони упёрлись в шершавую стену. Стена, слегка влажная, обложена камнем… Я попыталась встать, и мне это удалось без труда. Вскинула руки вверх — потолка не обнаружила.

— Похоже, нас взяли в плен вòплы.

Рон, невидимый в темноте, хмыкнул.

— Вòплы? Вряд ли. Они — могучее племя. Хранители древних знаний. На них никто не нападает, боятся. А они не боятся никого. Они могут раздавить нас, как щенков, а мы даже не увидим их лиц. Зачем им нас брать в плен?

Но, кажется, Рон ошибался.

Сверху раздался металлический скрежет и в наше подземелье проник тонкий лучик тусклого света. Его слабый свет позволил разглядеть потолок, забранный крепкой решёткой.

Голос сверху произнёс, чуть дрожа от сдерживаемого напряжения.

— Мы знаем, кто вы, и зачем пришли. Что вам нужно?!

На последнем слове голос сорвался на визг.

— Не логично, — я задрала вверх лицо, пытаясь того, кто говорил. — Если вы знаете, зачем мы пришли, почему спрашиваете, что нам нужно?

Голос охнул испуганно и крышка захлопнулась.

Мы с Роном снова оказались в полной темноте.

— Рон, так что ты рассказывал про вòплов?

На этот раз я слушала очень внимательно.

— Вòплы жители Лисьей пади. Это особенное место. Оно существует тысячи лет, скрытое от посторонних глаз и мало кто знает о его существовании. Кочевники нỳрлинги знали. Они дружили с вòплами. Иногда приходили к ним за советом. Вòплы — мудрые колдуны. Они знают многие тайны. Каàт хотел отвести меня к ним, чтобы они передали мне свою мудрость. Каàт говорил: вождь вòплов мудрый Нур, его старый друг и многим ему обязан — он не откажется взять в ученики последнего из нỳрлингов.

Сверху опять заскрежетало.

— Эй! — я постаралась, чтобы голос мой звучал убедительно. — Позовите вашего вождя, здесь со мной внук старого Каàта!

Наверху не раздалось ни слова.

— А ты уверен, что Каàт ничего не напутал?

— Уверен. Каàт спас жизнь Нура, нам ничего здесь не грозит, это просто…

Сверху закапала вода.

Рон замолчал и мы с ним вместе наблюдали, как в отверстие наверху невидимые отсюда люди втиснули сквозь прутья решётки что-то похожее на широкое жерло и в ту же секунду из его зияющей, влажной пасти хлынула вода, окатив нас с головы до ног.

— Эй, вы чего там, обалдели?!

Вода хлестала нас тугой струёй, сбивая с ног.

— Кто там есть наверху?! Позовите Нỳра!

Вода быстро наполняла нашу тесную темницу. Я попыталась подпрыгнуть вверх и ухватиться за решётку, но поскользнулась и упала лицом в жидкую грязь.

— Вы! — в моём голосе прибавилось свирепости. — Откройте вашу грёбаную решётку, а не то я вам башку снесу!

Я прибавила кое-что ещё из повседневного лексикона своего отчима скотника Василия и заметила на лице Рона смесь удивления и неодобрения. Вряд ли женщины наàпа так выражаются…

Мы кричали и прыгали до тех пор, пока не охрипли. Вода продолжала течь неудержимо, заполняя собой узкое пространство нашей темницы. Я порадовалась, что стою в сапогах, грязные потоки пока не касались моих ног.

— Кажется, они стараются нас утопить… — в голосе Рона было скорее удивление, чем возмущение.

— Неужели?!

Я не пыталась скрыть своей злости. Рон до сих пор верит в непогрешимость дядюшки Нỳра, а меж тем, вода прибывает. В моих сапогах уже хлюпает прохладная жидкость, подол длинной юбки намок и неприятно липнет к ногам.

— Рон, подсади меня!

Рон без лишних вопросов складывает руки в крепкий замок, я стянула ставшие узкими сапоги и вскарабкалась ему на плечи.

Даже стоя на плечах Рона, я не могла дотянуться до решётки. И как мы не сломали шеи, падая с такой высоты?

Я осторожно спустилась. Пыталась найти свои сапоги, но воды было так много, что за ними пришлось бы нырять. Этого мне не хотелось.

Рон, по грудь в воде тяжело ходил вдоль стен, пытаясь нащупать хоть какой-то выступ, мне вода доходила уже почти до подбородка и я лишь старалась удержаться на ногах.

— Я нашёл!

Рон повернул ко мне ликующее лицо.

— Что?!

— Здесь из стены торчит что-то… похоже на корень!..

— И что?

— Я уцеплюсь за него, подтянусь повыше. Ты снова залезешь мне на плечи и…

Рон не договорил, но я с энтузиазмом направилась к нему. Ноги мои доставали до дна только кончиками носков: мне скорее пришлось плыть, чем идти.

Я обхватила Рона за плечи, и он легко подтянулся вверх, несмотря на двойную тяжесть.

— Поднимайся! Только побыстрее — ноги скользят!

Я торопливо принялась карабкаться вверх, но не удержалась и с размаху упала в воду. Вынырнула, отплёвываясь.

— Рон!

— Здесь я…

Рон плавал вокруг меня кругами, голос его был мрачен.

— Корень оборвался… попробую поискать ещё.

Теперь вода накрывала нас с головой. Рон упорно плавал вдоль стен, разыскивая хоть что-то, способное помочь нам выбраться отсюда, я же просто старалась удержаться на плаву и отчаянно надеялась на чудо. Больше надеяться было не на что.

— Рон!

— Что?

Вместе со словом Рон выплюнул попавшую в рот грязную воду.

— Вода поднимется до решётки и мы вместе с ней. Тогда и попробуем её выломать.

— Ага.

Он не стал говорить, что у нас на это не хватит сил, и я была ему за это благодарна.

Теперь вода потекла медленнее. Наши мучители выжидали, когда мы выбьемся из сил. Только сейчас я ощутила, что вода холодна, как лёд. Сколько нам ещё удастся продержаться? Час? Два?

— Рон!

— Что?

— Ничего…

Вода прибывала, а силы наши иссякали. В какой-то момент я перестала перебирать ногами и тут же ушла под воду с головой. Рон вытащил меня за волосы.

— Ты чего?

— Ничего. Прости.

Я не чувствовала рук и ног. Ничего не видела вокруг, слышала только шум мерно падающей воды. Раздался всплеск.

— Ро-он!

Рон шумно вынырнул, отдуваясь и отплёвываясь.

— Уф-ф… рук не чувствую.

Его язык ему не повиновался, и он произнёс что-то вроде «я уук не усстую», но я поняла. Я знала, каково ему. И знала, что скоро всё кончится. И он знал. Теперь под воду ушла я. Снова меня вытащил Рон. Я не поблагодарила. Вода прибыла настолько, что мы смогли вцепиться в прутья решётки. Стало немного легче. Мы предприняли попытку выломать решётку, но что это была за попытка! Слабо подёргали закоченевшими руками за металлические прутья и тут же получили по пальцам удар кованых каблуков.

Я закричала. Кровь со сбитых пальцев смешалась с водой, и я глотнула эту солоноватую смесь, захлёбываясь и задыхаясь. Сволочи, ну, сволочи же! За что?! Платье, тяжёлое, липкое тянуло меня вниз, я потянула за подол, стараясь избавиться от него. Тут же криво усмехнулась: инстинкт самосохранения! Можно подумать, что избавление от платья меня спасёт. Отсрочит гибель на пару минут и только… господи, мы погибнем! Изуродованные пальцы вытащили из кармана кольцо. Кольцо! Я снова глотнула воды, закашлялась, попала под струю воды и ушла под воду. Вынырнула. Рон не помог. Он всё-таки нашёл корягу, торчащую из стены, и вцепился в неё, глядя на меня бессмысленными, остекленевшими глазами.

Кольцо плотно окружило средний палец. Ну! Что же ты… Снова мутная вода оказалась над моей головой. Рука Рона вцепилась в мои волосы слабо и безнадёжно. Я не пыталась выплыть. Крутила кольцо во все стороны, что-то говорила захлёбываясь водой, в голове моей стало тяжело, словно она наполнилась изнутри мутной, грязной жижей, руки бессильно опустились, тело ослабело, а внутри в самой глубине умирающего мозга вспыхнула и разгорелась звериная ярость. Я не собираюсь умирать вот так! Могучий рой холодных белых снежинок вырвался из кончиков моих закоченевших пальцев и закружил перед моими открытыми глазами, оттесняя грязную воду, заполняя собою всё пространство. Стены рухнули, освобождаю дорогу серым потокам, воздух сухой и морозный ворвался в мои горящие лёгкие и только после этого появился свет…

Глава 14

Срединный мир (продолжение). Круговорот времени. На нас напали. Пещера То.

Свет, неяркий, как и всё в этом мире, спрятанном в глубоком ущелье, окружал меня мягкий и ненавязчивый. Сухие травинки кололи загоревшую щёку, и любопытный малфин скалил зубы с высокого дерева.

… слыхала, как племя торговцев покинула Срединные земли? Кольцо досталось одному из них в результате какой-то сомнительной сделки, и он сумел всю свою семью вывести в Высший слой. Только, поговаривают, им там не рады.

— А твой дед? Как кольцо попало к нему?

Я задала вопрос машинально, совершенно потрясённая тем, что сижу на копне высохшей травы, рядом река несёт свои чистые струи. И Рон. Живой и невредимый Рон, озабоченно выбирает из травы предметы брошенные мàлфином.

— Он его получил законно. Ему дали кольцо Возврата, когда пришёл его срок возвращаться на родину — в Высший мир. Он отбыл здесь своё наказание, но… он не вернулся.

— Рон!

— Что?

— А вòплы нас сейчас слышат?

Рон повернулся ко мне, озадаченно поднимая брови.

— Ты знаешь про вòплов? Вообще-то я собирался тебе рассказать, но… не знал, что ты знаешь! Мало кто знает про вòплов. Мой дед спас жизнь вождю вòплов…

— Нỳру. Знаю. И ещё знаю, что Нур оказался неблагодарной скотиной. Так что ты говорил, кольцо нỳрлингов может влиять на время?

— Говорил, — Рон выглядел сбитым с толку. — Почему ты назвала Нỳра неблагодарной скотиной?

Я подала Рону арбалет и покрепче обхватила ладонью палку Каàта. Ответить я не успела.

Над нашими головами просвистело и нам под ноги упал симпатичный мàлфин. Из его уха торчала стрела, а застывшие глаза смотрели на мир удивлённо и обиженно.

— Я думаю, что это предупреждение. Нам надо уходить.

Рон больше не задавал вопросов. Арбалет с туго натянутой тетивой казался продолжением его крепких рук. Прищуренные глаза смотрели настороженно и зорко.

— К выходу?

Я уже двигалась назад, туда, откуда мы пришли и спросила просто так, чтобы произнести хоть что-то. Слишком уж тишина, обступившая нас со всех сторон, казалась зловещей, но ответ Рона заставил меня остановиться.

— Нет. Мы сами найдём.

— Что?

На этот раз вместо ответа Рон разжал пальцы и стрела с его арбалета исчезла в густой листве. Оттуда раздался стон. Не раздумывая, Рон бросился на звук. Я за ним.

За кущей невысокого кустарника сидел бледный человек. Стрела торчала из его плеча и по серой, грубо скроенной рубахе, сочилась кровь.

— Ваши воины разучились гостеприимству так же, как и вести войну! — Слова Рона излучали презрении. — Где Нур?

— Он умер.

Незнакомец выдохнул эти слова и скривился. Видимо ему было очень больно.

Я тронула Рона за плечо.

— Надо удалить стрелу и перевязать рану.

Ужас незнакомца при моих словах был неподдельным.

— Нет! Прошу вас, господин, не позволяйте ей коснуться меня!

Незнакомец был немолод и сед, если принять во внимание, что он был к тому же небрит и… не очень чист, не совсем понятно, чем его могло так напугать прикосновение молодой девушки.

— У них здесь что, монашеский орден «неприкасаемых»?

Рон пожал плечами.

— Не знаю. Не собираюсь я его перевязывать. Он мàлфина убил, чтобы нас напугать. Так мужчины не поступают.

Он тронул носком сапога скрюченную фигуру незнакомца.

— Отчего умер Нур?

Незнакомец усмехнулся бескровными губами.

— От старости…

Рон затоптался на месте, видно не знал, что делать дальше. Ведь он шёл на встречу к Нуру!

Зато у меня были вопросики.

— Эй ты! Для кого приготовлена ловушка вдоль берега реки?

Незнакомец зыркнул на меня красноватыми глазками. В его взгляде был всё тот же неприкрытый ужас.

— Мы… это…

— Не врать!

Теперь в глазах незнакомца появилась обречённость.

— Нур предупреждал, что ты придёшь. Мы не сами… он приказал, чтобы ты, чтобы…

— Он приказал убить нас? Завещал перед смертью? Так?

— Да.

— Но, почему?!

Незнакомец униженно улыбнулся и промолчал. Весь его вид говорил: «Ты знаешь «почему» и мы все это знаем, но, ты же понимаешь, что я только исполнитель чужой воли, это не моя битва. Отпусти…»

Снова заговорил Рон. Слова его звучали торжественно и немного напыщенно.

— Я внук Каàта, последнего вождя нỳрлингов. Мы шли вместе к Нỳру, но Каàт умер в дороге. Я пришёл. Я пришёл сюда, чтобы учиться мудрости, а встретил врагов. Но я проделал долгий путь и не уйду отсюда. Мне нужна пещера То и ты покажешь нам её.

— Не делай этого, господин, она…

Взгляд незнакомца снова пал на меня и голос его осёкся.

Рон нахмурился и незнакомец получил новый пинок кончиком сапога. Юный потомок нурлингов раздражался, когда что-то не понимал, а сейчас он не очень понимал, что происходит и такое положение вещей не могло его не злить.

— Я сказал — ты покажешь! Веди!

Незнакомец нехотя поднялся, кровь густо брызнула из его раны.

— Рон! Он не дойдёт.

Мои слова произвели на незнакомца подстёгивающее воздействие. Как ужаленный взвился он над тропинкой и, несмотря на бледность и брызги крови из его раны, зачастил испуганно и быстро.

— Я дойду, госпожа, дойду! Не добивайте меня…

Если его слова и удивили меня, то немного. Этот мир не знал пощады! Но на этот раз милосердие проявил Рон.

Он жестом приказал нам остановиться, и мы подчинились. Я, потому что в голове у меня был полный кавардак, и мне хотелось немного подумать и привести мысли в порядок, а незнакомец готов был подчиниться любому приказу, лишь бы остаться в живых.

Рон развел небольшой костёр и вскипятил в маленьком походном котелке воду, а заодно и маленький узкий нож. Я посмотрела на юного дикаря с уважением — он управлялся, как заправская медсестра. Рон достал маленький пузырёк, брошенный мàлфином и подобранный в траве, с остро пахнущей жидкостью и обработал рану. Кровь остановилась. Тончайшим лезвием Рон рассёк кожу возле древка и аккуратно вынул зазубренный наконечник. Снова обработал рану. Ловко подцепил и достал из котелка не замеченную мною ранее иглу. Вдел в тонкое ушко кусочек нитки, бережно извлечённой из тщательно закрытой коробочки и, нимало не обращая внимания на сдержанные стоны незнакомца, аккуратно зашил рану и перевязал её клочком чистой тряпицы.

— Глотни, — Рон протянул незнакомцу пузырёк всё с той же жидкостью и незнакомец послушно отхлебнул.

— Всё, — Рон снова спрятал в котомку все свои принадлежности. — Теперь веди!

Незнакомец спустился к самой кромке воды и среди зарослей мы обнаружили лодку. Переправа на другой берег заняла у нас минуты три — не больше и мы снова побрели в густых зарослях по узкой, едва видимой тропе.

— Рон!

Рон оглянулся.

— А что за пещера?

— То?

— Что?

— Пещера так называется — То.

— А-а-а-а…

Наш проводник замедлил шаг, мне показалось, что он прислушивается к нашему разговору. Рон тоже заметил излишнее любопытство незнакомца и тот тут же получил от юноши толчок в спину.

— За что?!

— Не распускай уши и поторапливайся.

Проводник опустил голову и постарался идти быстрее, но это у него плохо получалось.

— Рон, а нам эта пещера зачем? Не люблю я пещер…

— Там сохранился осколок Высшего мира. Мировой пузырь…

Я хихикнула.

— Чего? Какой ещё пузырь?!

Рон сбавил шаг и старался идти наравне со мной.

— Когда Вселенная разрослась и стала делиться, не все части Вселенной развились в полноценные миры. Некоторые так и остались в зачаточном состоянии — не вырастая, но и не исчезая. Высший мир «выдул» пузыри, которые выросли и стали Срединными мирами. А этот не вырос. Он отделился от Высшего, но не развился, потому что застрял здесь. Маленький мир в большом Мире.

— Ага.

Я представила себе мыльные пузыри, которые выдувают маленькие дети: большие радужные шары, один выплывает из другого, другие остаются в больших… ну, так-то понятно, вроде бы.

— И что там? В этом пузыре?

— Знания. Те, что хранит Высший мир. Не каждый может пройти туда, пещера пускает только избранных. Но я потомок нỳрлингов — я пройду!

Рон упрямо передёрнул плечами и я поверила. Этот пройдёт.

Нашу беседу прервал возглас проводника.

— Пещера там, за этим камнем.

Мы остановились возле плоского камня, так плотно покрытого лишайником, что невозможно было определить его цвет. За ним скрывался узкий чёрный вход, больше похожий на звериную нору. Или… я вспомнила своё ненадёжное убежище на горе в дождливый ноябрьский вечер. Вот на что это было похоже! Впрочем, все реки похожи на реки, горы на горы, а пещеры на пещеры. В одном я уверена точно — если мы с Роном туда полезем, кровожадные вòплы без труда возьмут нас в плен.

— За камнем говоришь? — я повернулась к нашему проводнику. — Ну, так и лезь туда первым!

Незнакомец неуверенно улыбнулся, видимо принимая мои слова за шутку.

— Женя ты чего?! — Рон оторвал зачарованный взгляд от пещеры и повернулся ко мне. — Он не видит её, он только знает, что она здесь.

— Как это — не видит?!

Я внимательно посмотрела на нашего проводника.

— Вроде бы зрение у него в порядке. Мàлфина в густой листве разглядел и застрелил! Чего это он не видит?!

Рон бросил на землю сумку. Движение его были суетливыми, а глаза лихорадочно горели.

— Да ведь эту пещеру могут видеть только избранные! Ты же не видишь её?! Вот и он не видит… ох, как я боялся, что тоже не увижу! Каàт говорил, но я не верил. Вернее верил, но не до конца. А теперь…

Он не договорил и бросился к узкому входу. Замер перед зияющим отверстием, обернулся, помахал нам рукой и исчез внутри. Я и слова не успела сказать.

Ну, вòплы! Неплохо устроились! Придумали байку для наивных туристов. Все сюда приходят, понятное дело видят пещеру, раздуваются от гордости за свою избранность и одаривают вòплов щедрыми подарками. А те хихикают в кулачок и принимают приношения от обманутых посетителей. Сказочка про голого короля!

Я обернулась к проводнику, собираясь высказать ему всё, что думаю о его проделках и осеклась, увидев выражение благоговейного ужаса на его лице.

— Он исчез! Госпожа, он исчез!

— Вижу, — подтвердила я и поудобнее приладила в руках арбалет Рона. — Предлагаю тебе отправиться следом. Наверняка вы подстроили мальчишке ловушку!

Проводник отчаянно замотал головой и тут же присел. Всё-таки потеря крови и долгий путь ослабили его.

— Нет, госпожа! Я не могу. Никто из нашего народа не может!

— Неужели?!

Не знаю, как долго мы бы спорили, но тут пещеры появился Рон. Мне он показался осунувшимся и бледным.

— Рон!

Он слабо махнул рукой: всё в порядке.

Проводник беспокойно заёрзал на траве и жалобно проблеял:

— Отпустите меня!..

Рон не обращал на него никакого внимания, торопливо подобрал свою котомку, пошарил в ней рукой, лицо его вытянулось.

— Нет еды?

— Откуда? — удивилась я. — Рыбу мы доели утром, лепёшки сжевал мàлфин.

— Утром?!

Рон посмотрел на меня удивлённо, а потом счастливо рассмеялся.

— Утром! Женя я не ел уже три дня! Пошли на охоту!

— Я принесу! — проводник снова пытался обратить на нас своё внимание. — У меня есть еда!

Я не успела ответить, как Рон милостиво кивнул.

— Иди, да не задерживайся, не то я помру с голоду!

Проводник прыгнул в заросли с прытью, какой от него никто не ждал, а я накинулась на Рона с упрёками:

— Зачем ты отпустил его? Он приведёт своих дружков и нам не поздоровится!

— Вòплов? Они миролюбивые люди. Не бойся.

Снисходительный тон Рона выводил меня из себя.

— Миролюбивые?! Ты забыл, как они сегодня пытались утопить нас?!

Брови Рона удивлённо поднялись.

— Ты о чём?

Я замолчала. Похоже, Рон ничего не помнил о нашем утреннем приключении. Да я и сама стала сомневаться, была ли в действительности темница заполненная водой? Руки мои, сбитые в кровь тяжёлыми каблуками были целы. Платье сухое, да и сапоги на месте, так что же было в действительности? Мне удалось повернуть время вспять? Легче поверить в собственное сумасшествие и бредовые галлюцинации.

— Он убил мàлфина, — угрюмо напомнила я.

— А мог убить нас, — возразил Рон. — Но не сделал этого. Смотри, вот и он!

Наш проводник возвращался, сгибаясь под тяжестью внушительного мешка. Из него появились на свет куски варёной рыбы, ещё горячей, два каравая чёрного хлеба, плоды, похожие на дыни, только с мякотью ярко фиолетового цвета, куски вяленого мяса, сухие лепёшки, такие же, какие украл у нас воришка мàлфин.

— В дорогу, — застенчиво объяснил наш проводник на наш вопрос, куда он притащил такую прорву еды. — Ведь вы не задержитесь в наших краях?

Намёк был прозрачным, и мы заверили бедолагу, что не задержимся.

— Только переночуем, — объявил Рон с набитым ртом. — И в дорогу. Мне надо отдохнуть, я три дня на ногах!

Снова три дня!

Ясность внёс проводник, если его сообщение вообще что-то объясняло.

— Время в пещере То течёт по-другому. Так говорят. Я впервые вижу, как в пещеру кто-то проник. Мой отец говорил: старый Каàт ходил туда?

— Это мой дед! — промычал Рон, не переставая жевать, и ткнул себя для убедительности кулаком в грудь.

Проводник согласно кивнул.

— Да вероятно. Вы отпустите меня?

На этот раз даже я не стала возражать.

Проводник ушёл, а мы с Роном растянулись на мягкой траве, выставив к небу набитые животы, и лениво переговаривались, наблюдая, как сумерки плавно окутывают густые заросли.

— Что же ты видел в этой пещере?

— Об этом не спрашивают, — Рон старался, чтобы голос его звучал внушительно, но благодушие, охватившее мальчика после сытной еды, не позволяло ему взять верный тон.

— Представляешь?! — Рон повернулся ко мне и глаза его загорелись. — Время и пространство там другие! Знаешь, что это значит?

— Что?

— Что! — передразнил Рон. — Я же читал тебе! Это осколок не Высшего мира, это — часть Материнской вселенной!

Рон откинулся на спину и счастливо рассмеялся.

— Ты чего?

— Так. Вспомнил, — Рона переполняли эмоции, и он положительно не мог замолчать. — Знаешь, почему ведьма выжгла деду глаза?

— Нет. Почему?

— Она хотела знать, где находится пещера, но Каàт не сказал. Тогда она разозлилась и наказала его.

— Чего же ты смеялся?

— Она сказала, что придёт время, и он всё равно приведёт её к пещере. Каàт всю жизнь боялся её пророчества, а оно не сбылось! Всесильная ведьма ошиблась!

Рон снова засмеялся.

— Почему старик так боялся, что ведьма попадёт в пещеру?

— Да ты что?! — Рон приподнялся на локтях. — Это же часть Материнского мира! Если ведьма получит из него Информацию, то…

— Что?

— Могущество её будет беспредельно, — тихо прошептал мальчик. — И тогда она уничтожит всех!

Я поёжилась.

— Дашь мне свой плащ?

— Замёрзла? Забирай!

Рону хотелось быть великодушным.

Сумерки сгустились и Рон, утомлённый путешествием, тихо засопел за моим плечом. Я лежала без сна и таращила глаза, разглядывая чёрное жерло пещеры. Почему я не сказала, что тоже вижу её? Не знаю. Может, не хотела разочаровывать Рона? Наверняка вòплы врут, что не видят пещеры. Но Рон сказал, что был там три дня. Тоже врёт?

Осторожно, стараясь не разбудить Рона, я поднялась и направилась к пещере. А если они говорят правду, значит я тоже избранная? Ну-ну…

Я остановилась у входа и погладила рукой влажный камень. Привет, пещера. Я — избранная. Кем? А тебе не всё равно?

Пещера хранила молчание, и я глубоко вздохнула. Во рту было сухо. Я оглянулась на Рона, но было уже так темно, что я не смогла разглядеть его силуэт среди густой травы. Я снова вздохнула, и сделал шаг вперёд и тут же тонкий, бесконечно рвущий душу звук оглушил меня и свалил с ног.

Глава 15

Эта глава записана со слов Мелки Лёка (с поправками Советника Мора).

Главный Зал Совета застыл над бескрайней снежной равниной. Матовая оболочка мерно колыхалась под напором свирепого северного ветра, и Зал издали походил на огромный снежный шар, висевший в воздухе. Зрелище было величественное и печальное, Главный Зал больше не парил над снежной пустыней — Северяне экономили драгоценный тементан. Впрочем, среди ледяных торосов немного находилось зрителей, способных увидеть и оценить трагический упадок Великого Народа.

Свет в Зале был приглушённый. Члены Совета поверх блестящих мантий повязали шерстяные шарфы, и одели наспех пошитые камзолы. Главный Советник Мòра кутался в широкий, тёплый плед и надсадно кашлял. Остальные члены Совета поглядывали на него с тревогой. Никогда Северяне не знали болезней, и состояние Мòра вызывало у них тихую панику.

— Дружище, может тебе отправиться домой? — Смотритель Города Фол Ай участливо сжал поникшее плечо старого товарища.

Мòра медленно покачал головой.

— Не бойся, Фол. Я не умру, пока не выбью правду из этого негодяя, а потом… потом я уйду.

Взгляды членов Совета обратились в центр Зала, где на круглом возвышении сидел человек, спрятав лицо в колени и сжав голову обнажёнными руками.

— Смотри в глаза, плебей!

Человек испуганно вскинул голову. По его лицу размазалась кровь. Глаза заплыли, распухшие губы кривились в жалкой ухмылке. Это был человек, называвший себя Ре. Ре Тук.

— Людвиг, вы что, пытали его?

Красивые губы Людвига дрогнули высокомерно.

— Помилуйте, Советник! Таким его доставили с пограничной зоны. Эй, южанин, тебя били?

— Я упал Ваша милость, — хрипло ответил Ре. — Не удержался на ногах.

Смотритель Фол осуждающе покачал головой.

— Южанин! Жалкое существо нигде не имеющее пристанище!

Он хотел продолжить свою речь, но Ре Тук, смирённо потупив заплывшие глаза, отозвался быстрой скороговоркой:

— Это так, Ваша милость! Да Ваша милость скоро и сам узнает, каково это…

— Что?!

— Быть бездомным.

Ре заёрзал на своём возвышении под десятками испепеляющих глаз.

— Что тебе известно об этом, низкая тварь?!

Ре пожал плечами, не поднимая лица.

— Говори!

Ре неохотно разомкнул губы.

— Я не понял вопроса, Ваша милость.

Смотритель Фол яростно раздувал ноздри, глаза его метали молнии, но южанин оставался безмятежен.

Главный Советник Мòра откашлялся и постучал тростью по полу, призывая собрание к вниманию.

— Нам известно, — медленно произнёс Советник, обращаясь к южанину, — что ты был осуждён отбывать наказание в Нижнем слое сроком на десять лет. Твой срок ещё не закончен. Чем ты заслужил своё досрочное возвращение?

В заплывших глазах Ре мелькнула и погасла искорка.

— Примерным поведением, Ваша милость.

— Неужели?! Как же этого можно добиться, будучи зонтом? Поделись с нами опытом!

Мòра обвёл рукой зал, призывая прислушаться к словам пленника — среди членов Совета послышались сдержанные смешки.

— Охотно. Ведь и члены Совета попадают в Нижние миры, не так ли?

Ре прикусил язык, но было поздно.

Главный Советник удовлетворённо кивнул, а Людвиг наклонился вперёд, подобравшись, как перед прыжком и вкрадчиво произнёс:

— Верно. Но для южанина ты слишком догадлив. Кто подослал тебя к Принцессе?

— Никто, я…

— Лжёшь!

— Но я был осуждён! Так же, как и она! Это совпадение, что…

— Лжёшь, я не верю в совпадения! Кто послал тебя? Сикурийцы? Говори!

Снежный вихрь взметнулся, возникнув из ниоткуда, и ожёг южанину лицо. Ре закричал от боли.

Смотритель Фол Ай неодобрительно покачал головой.

— Подожди, Людвиг, так мы ничего не добьёмся, молодой человек сам нам расскажет всё, что знает. Не так ли?

Ре поднял голову. Из рассечённой щеки текла кровь.

— Расскажу. Что вы хотите знать?

— Можешь ли ты назвать случайностью, что ты отбывал наказание вместе с Принцессой?

— Не могу.

В Зале сдержанно зашумели.

— Вот как? То есть ты признаёшь, что был подослан?

— Нет.

— Как же прикажешь понимать твои слова?

— Она знала.

Кровь из щеки Ре текла всё сильнее, залила ему рубашку, и он тщетно пытался остановить её, прижимая раненую щёку к плечу.

— Кто-нибудь, дайте ему тряпку что ли…

На призыв Смотрителя Фола никто не отозвался и Ре усмехнулся, зажимая рану окровавленными пальцами.

— Прошу меня простить, господа, если оскорбил вас своим видом.

— Не юродствуй! — Главный Советник Мòра стукнул тростью о пол. — Ты сказал «она»? О ком ты говорил?

— О том, кого вы называете Принцессой.

Людвиг, молчавший некоторое время, вмешался в разговор.

— Ты хочешь сказать, что встречал её до того, как… ты встречал её здесь? В Высшем мире?

— Да, господин.

В Зале негодующе зашумели, раздались гневные крики.

— Он лжёт!

— Что вы возитесь с предателем, выкинуть его наружу!

— На мороз негодяя!

— Что толку ждать правды от южанина!

— Да как он смеет — это оскорбление!

Советник Мòра снова надсадно закашлялся и поднял руку, призывая к молчанию. В зале затихли. Советник вытер дрожащие губы платком.

— Ты погибнешь, плебей. Ты погибнешь очень скоро, если не будешь говорить правду.

Он сказал это так просто и веско, что Ре поёжился.

— Я говорю правду, Ваша милость. Я видел её в Зале Суда.

Главный Советник Мòра повернулся к Людвигу.

— Это правда? Ты был там, Людвиг.

Людвиг, не отвечая, прикрыл глаза. Он вспоминал. Его воспоминания сгустились в воздухе, сформировались в фигуры, образы. В воздухе поплыли нечёткие очертания Зала Суда. Вот принцессу выводят на высокий помост. Она стоит и беззвучно шевелит губами — отвечает на вопросы судьи. Вокруг тёмные стены, люди… Образы стали нечётки. Людвиг мало обращал внимание на то, что происходило вокруг. Смотрел только на Принцессу. Но вот воспоминания стали чётче, лицо Принцессы, живое и насмешливое обозначилось в центре образов. Людвиг помнил её такой. Она стояла перед лицом страшной опасности и губы её улыбались. Губы улыбались, а пальцы дрожали. Это Людвиг заметил только сейчас. Там в Зале Суда он был поражён её спокойствием. Впрочем, она всегда была такой. Ледяная Принцесса.

Принцесса повернула лицо, и взгляд её опустился вниз. Людвиг в своих мыслях старался проследовать за её взглядом, члены Совета, затаив дыхание, следовали за ним. Многие впервые видели Зал Суда. Да и никто кроме, пожалуй, Главного Советника Мòра не сталкивался с правосудием. У Мòра были какие-то трения с Законом, но это было так давно, что он и сам едва припоминал подробности.

Людвиг поймал взгляд Принцессы и, наконец, увидел, куда он был устремлён. И члены Совета увидели.

Наглая физиономия южанина появилась среди мутных образов давних воспоминаний. Он ухмылялся, глядя на Принцессу, а Принцесса смотрела на него. Вот южанин смутился под её пристальным взглядом, неловко пригладил волосы, почесал отросшую щетину, и окончательно упав духом сел на дощатый пол, невежливо повернувшись к Принцессе спиной. Из-за его перегородки едва виднелась его макушка со светлыми спутанными волосами.

Судья зачитывал приговор, Принцесса стояла, глядя прямо перед собой. Руки её больше не дрожали. Лицо было покойным и светлым. Судья произнёс последние слова приговора. Принцессу увели. Всё.

Образы рассеялись в воздухе тысячью мелких снежинок и растаяли бесследно.

Людвиг театрально развёл руками, склонился перед членами Совета в лёгком поклоне.

— Это всё господа. Наш… гость, действительно удостоился чести видеть Принцессу. Он не лжёт. Вот только он никогда не разговаривал с ней. Так что ты можешь знать о её планах, о её знаниях, ты — жалкий плебей!

Ре угрюмо молчал.

— Кто подослал тебя, кто велел следовать за Принцессой?!

— Она разговаривала со мной.

Ре произнёс эти слова с неохотой, словно через силу. Он знал — ему никто не поверит.

В Зале больше не возмущались и не разговаривали. Казалось, члены Совета потеряли к пленнику интерес. Да так оно и было.

— Он не нужен, Мòра. Мальчишка подослан, это ясно без слов. Да только он ничего не знает — мелкая сошка.

— Подождите, — голос Младшего Советника Рàа разрезал тяжёлый гул голосов. — Подождите, надо узнать для чего он был послан? Какое у него было задание?!

Советник Рàа очень волновался. Это он выявил предателя, раскрыл заговор, а сейчас эти надутые, спесивые члены Совета хотят списать на нет его заслуги. Неужели главное, что они хотели узнать — это сам факт заговора? А где сейчас Принцесса кому-нибудь интересно?!

Вместе с Советником Рàа заволновался и пленник. Он вообразил, что его прямо сейчас выкинут из защитного облака на острые пики ледяных торосов и решительно запротестовал.

— Подождите! Это правда! Она… подходила ко мне, но как бы, не сама! Вот, как сейчас господин показывал нам… картинки. Она подходила и велела помочь ей. Она знала, что нас отправят в один слой. Я не знаю, откуда, но она действительно знала!

Советник Мòра медленно поднял тяжёлую голову, внимательно взглянул на южанина.

— Допустим. Чем же ты мог помочь ей?

Ре пожал плечами.

— Я помогал. Закрывал её от дождя.

— И для этого она взяла тебя с собой?! В Нижнем мире действительно так дождливо?

Ре вышел из себя. Он не просился к Принцессе в помощники. Он вообще никуда не просился, жил своей жизнью, не рассчитывая когда-нибудь встретиться с высшими существами! Ему и без них было хо-ро-шо! Вы не верите, господа?! Так отпустите меня. Можете за мной последить и убедиться, что я не вру. Зачем я вам?! Если вы сумели найти меня, что вам стоит найти вашу принцессу?! Мы расстались с ней на Òре, так отправьтесь туда и заберите свою девчонку!

При последних словах Ре, в Зале стало очень тихо. Так тихо, что чей-то одинокий вздох, больше похожий на всхлип, услышали все. Мòра склонил голову и заткнул уши. Смотритель Фол Ай горестно качал крупной головой. Глаза его блестели.

Ре почувствовал неладное.

— Эй, послушайте… девчонка в безопасности, она может за себя постоять. Тамошние туземцы её боятся и не тронут. Смерть от голода ей не грозит, а что до того, что я её оставил, так я звал её с собой. Она сама не захотела! Вы слышите?!..

Члены Совета не отвечали, погружённые в раздумье.

Ре беспокойно заёрзал на своём помосте. Что же не так?

Главный Советник Мòра поднялся со своего места. Кашель больше не мучил его. Взгляд старика был твёрд и ясен.

— Я полагаю, на сегодня довольно, господа. Все устали. И… всем надо подумать. Встретимся завтра.

Члены Совета не возражали. Они покидали свои кресла, гуськом двигались к дверям, и Ре показалось, что вид у них, как у побитых собак. Что же так сбило спесь с высокородных? Что-то такое, что сказал он, Ре…

Ре Тук не успел додумать свою мысль, его подозвал к себе Главный Советник Мòра. В Зале оставались Смотритель Города Фол Ай и Людвиг.

— Людвиг, уверен ли ты, что хочешь остаться?

Вопрос Мòра прозвучал как бы невзначай, вскользь, но лицо Людвига вспыхнуло оскорблено.

— Н-нет. Благодарю. Я, пожалуй, откланяюсь!

Людвиг так резко повернулся к двери, что чуть не сбил с ног Советника, зацепившись ногой за его трость.

— Простите, Советник!

— Сынок! — голос Смотрителя Фол Ая, застиг Людвига в дверях. — Мы хотим уберечь тебя от проклятия Òра. Это единственная причина, почему мы отсылаем тебя.

Людвиг задержался в дверях, и произнёс, не оборачиваясь.

— Да. Я понимаю.

Зал опустел. Советник Мòра и Смотритель Фол Ай не отрывали взгляда Ре. Ре смотрел на них. Что хотят от него стариканы? Верно, ничего хорошего.

— Как Принцесса попала на Ор?

Ре беспокойно сцепил пальцы. Вот оно, начинается!

— Нас взяли в плен Лохмы. Вы знаете, они поставляют Орянам пищу, а люди на Оре питаются…

— Мы знаем, чем питаются люди на Оре. Лохмы вас обоих взяли в плен?

Ре опустил глаза.

— Ну, конечно! — он очень хотел, чтобы его голос звучал убедительно.

— Он врёт, — Смотритель Фол Ай устало прикрыл глаза. — Негодяй продал её Лохмам, а Лохмы, чтобы избежать уплаты, продали его Орянам. Сделка мерзавцев. Как тебе удалось уцелеть?

— Мне? — вид у Ре был озадаченный. Со стариками надо держать ухо востро.

— Тебе. Ведь ты цел?

Ре осторожно потрогал щёку.

— Относительно.

— Так как же?

— Она спасла меня.

— Принцесса?!

Смотритель Фол Ай и Советник Мòра с двух сторон трясли Ре за плечи.

— Не лги нам, южанин!

— Говори правду, негодяй!

Ре попытался вырваться.

— Да я только и делаю, что говорю правду! Я попал на Ор и думал, что мне крышка! Голозадая Орянка уже начала копошиться в моём мозгу, как появилась она.

— Принцесса?

Ре ухмыльнулся.

— Ну, да, принцесса. Только мало она сейчас походит на принцессу!

— Не твоё дело рассуждать, плебей! Что было дальше?

Ре пожал плечами.

— Орянка нас отпустила.

— Так прямо и отпустила?

Ре кивнул.

— Тебе ничего не показалось странным?

— Странным?! Папаша, там всё было странным! Мой приятель попал на Ор, а теперь ползает по полю счастья и пускает слюни, а он был крепкий орешек! Если вам не странно, как девчонка смогла напугать Орян, выбраться на свободу и прихватить меня в придачу, то я этого точно не смогу объяснить!

Мòра задумчиво покивал, соглашаясь.

— Да, это действительно странно. С третьим уровнем по шкале Зона Фро у неё не было шансов. Как вы расстались?

— Я же говорил. Я направился в пограничную зону. Надеюсь, что она направилась за мной. Вернее всего мы разошлись во времени.

— То есть, ты не видел, как она покинула Ор?

Ре помолчал. Признаваться в том, что оставил принцессу не берегу, ох, как не хотелось, но старики, казалось, видели его насквозь.

— Не видел.

Советник Мòра и Смотритель Фол Ай молчали. Ре почувствовал их молчаливое осуждение и суетливо заговорил.

— Да с ней ничего не случится, наверняка она уже выбралась! Надо пошарить в пограничной зоне, она там — да точно там!

— Или осталась на Оре, — задумчиво произнёс Мòра.

— На Оре?! — Ре хохотнул. — Что ей делать на Оре, среди мозгососов?

— Она не помнит себя. А эти мозгососы, как ты выражаешься, ей не чужие.

Ре так резко вскинул голову, что кровь из раненой щеки снова закапала на заскорузлый ворот рубахи.

— Вы говорите о… я видел у них на спине! Они… это правда, что говорят? Оряне ваши… вы с ними… чёрт!

— Это правда. Всё что говорят. Литтус Флэт — основатель Ора, старший брат Принцессы.

— Да?! Но Ор существует так давно.

— Северяне живут долго. Гораздо дольше, чем обычные люди.

Ре снова пытался вытереть щёку рукавом. Мòра бросил ему платок.

— Спасибо. Так значит, Принцессе на Оре ничего не грозит? Там её брат?

Мòра и Фол Ай переглянулись.

— Нет. Литтус убит. Его потомки будут рады отомстить Принцессе. Если смогут.

— Отомстить? Так это она… своего брата?!

— Литтус предал свой народ! — Мòра в гневе поднялся с кресла. — Он обобрал нас, унизил. То, что он сделал с людьми, которые ему доверяли — недопустимо!

Мòра закашлялся и Фол Ай бережно усадил своего друга.

— Проклятый Литтус! Лучше бы он убил нас.

Ре попытался улыбнуться.

— Быть убитым не так уж хорошо. Зачем же так сурово обращаться с собственной жизнью?

Мòра поднял на Ре покрасневшие глаза.

— Для нас это не жизнь. Чтобы ты сказал, южанин, если бы тебе выкололи глаза, залили свинец в уши, стреножили ноги и сказали — живи! Живи и радуйся жизни, что тебе ещё надо?! А именно это сделал с нами проклятый Литтус. Мы доверяли ему, а он проник в наш мозг и высосал из нас всё: наши бескрайние возможности, наше неограниченное зрение, наши бессмертные жизни. Мы больше не видим мир, таким, какой он есть на самом деле. Мы не можем летать вслед за своими мыслями, мы стареем и век наш недолог. Мы беспомощны, как дети, южанин и жалкие Сикурийцы диктуют нам свои условия!

— А принцесса?

— Что, Принцесса?

— Литтус и в её мозгах покопался?

Мòра и Фол Ай переглянулись.

— Мы не говорим об этом. Это больно для каждого из нас. Но… мы верим, что она избежала проклятой участи. Слишком непостижимой стала она для нас.

Ре напряжённо размышлял над словами стариков. Вот тебе и Высшие существа, перед которыми все преклонялись! Старые, больные… Тементана не хватает на то, чтобы поддерживать в защитном облаке комфортную температуру.

— А почему вы мне это рассказываете? — Ре хотел сощурить глаза, пытаясь создать проницательный вид, но покалеченное лицо при одном намёке на слабое движение болезненно дёрнулось, и Ре оставил свои попытки. — Не боитесь, что я всему миру расскажу о вашем бедственном положении? Да сюда, как коршуны слетятся существа со всех миров, чтобы разорвать вас в клочья! Вы многим насолили за годы своего существования!..

— Не боимся, — голос Главного Советника был таким вкрадчивым и мягким, что Ре вздрогнул. — Мы отправим тебя на Ор. За Принцессой. Если Принцесса ещё там, ты вернёшься вместе с ней, и тогда твои знания будут уже несущественны. Мы уверены — если Принцесса сумела выбраться из Нижнего слоя, находясь на третьем уровне сознания, она сумеет вернуться к нам такой же, как раньше. А если Принцессы на Оре нет… что ж, тогда твою участь решат потомки Литтуса Флэта!

— Вы!.. Вы не можете это сделать, в конце концов, это ваша принцесса! Я здесь ни при чём! — Ре взвился над прозрачным полом. — Да вы трусы! Вы боитесь сами идти на Ор! Вам всё равно, что будет с Принцессой, лишь бы самим уцелеть!

— Мы не боимся, — коротко отозвался Мòра. — Это политика, южанин. Никто не должен видеть нас с Принцессой пока… пока она не выйдет в прежний уровень сознания. Иначе о её побеге из Нижнего слоя не догадается только ленивый. Ты же должен понимать это, хоть ты и южанин.

— Не-ет! — голос Ре взметнулся вверх и затих приглушённый прозрачной оболочкой защитного облака. — Вы не сделаете этого!

Главный Советник Мòра и Смотритель Города Фол Ай от души рассмеялись.

— Не сделаем?! Прощай, плебей! Мы будем ждать твоего возвращения!!!

По сигналу Мòра дверь распахнулась, и в Зал Совета вошли двое. Ре не видел их лица среди членов Совета.

— Забирайте, — Мòра равнодушно щёлкнул пальцами. — Отправляйте, как договорились и, да сопутствует тебе удача, южанин!

Глава 16

Осколок материнского мир.

Звук, бесконечный, режущий слух застыл на высокой, ноющей ноте и от его вибрирующего звучания мои руки скрутило болезненной судорогой. Я попыталась открыть рот, мне это удалось не сразу. Хотелось кричать, но звук не шёл наружу, застревал на подходе к горлу. С открытым ртом было легче. Словно я пропускала через себя звук, и он выходил наружу через мой нелепо открытый рот. Может, это я кричу? Я попыталась сомкнуть губы, но звук стал застревать в моём затылке, причиняя боль, и я оставила бесплодную попытку. Уж лучше так. Звук стал мощнее и губы мои затряслись, словно они были отдельными кусками кожи, кое — как пришитыми к лицу. Мне хотелось прижать их ладонями, чтобы они не дрожали так мучительно, но скрюченные судорогой пальцы не могли подняться выше груди. Звук пробрался внутрь меня, мои жилы и вены смотало клубком, глаза потекли из орбит, и я скорее почувствовала, чем увидела, как они скользят по лопнувшей коже щёк. И тогда я издала собственный голос. Слабый и тонкий, тоньше комариного писка. Звук, разрывающий меня на части замер, словно прислушиваясь, и снова продолжил свою разрушительную работу, но я уже знала, как надо бороться. Снова я подтянула из глубины и выдохнула через разорванное горло: «и-и-и-и…». Это всё, на что я была способна. Но эта способность, единственное, что у меня осталось. Все остальное: движения, мысли, чувства — всё было утрачено.

— И-и-и….

Вены выскользнули из сжатого клубка, и кровь побежала по ним, обдавая жаром остатки моего тела.

— И-и-иххх…

Звук плескался вокруг меня, забирался в моё сознание, играл со мной, как с тряпичной куклой. Мне нужно было поймать его. Уловить высокие ноты, что разрывали меня изнутри, слиться с ним воедино, овладеть, заставить подчиниться… Звук сменил тональность, и кожа моя стала плавиться, растекаться под воздействием его торжествующего марша.

— И-и-и…

Меня уже почти нет, чем я произношу это?!

— И-и-иххха-а-а-а…

Кости высыхают и лопаются, рассыпаясь серым порошком.

— Их-ха-а-а-а-ааааааа!

Звук завибрировал мощно и тонко, вырываясь наружу, ускользая, но всё, что оставалось мною, ухватилось за него, не отпуская, и мы закружились с ним вместе — две тесно сплетённые спирали.

— А-а-а-ааааааааааааааааааааа!!!

Звук слабел. Он слабел тем больше, чем сильнее возрастал мой собственный голос. Теперь он был не сам по себе, он был во мне — грозный и мощный, способный разорвать и уничтожить. Звук стал мною. Я стала Звуком.

— А-а. Бэ-э.

Я сидела, поджав под себя ноги, а вокруг неслось взбесившееся время.

А и Б сидели на трубе…

Я могу произнести Слово.

— У. Улитка.

Слово вспыхнуло тысячью образов и ожило, закопошилось, отсчитывая начало новой жизни.

Я рассмеялась. Радуга, рождённая моим смехом, вспыхнула, разрывая Пространство. Я сама — Слово.

Новые чувства захватили меня. Звук больше не тревожил, не рвал на куски моё тело, и я наслаждалась покоем и ощущением силы.

Подо мной был плоский камень, прохладный и влажный. На него я упала, когда зашла в пещеру, и так и осталась сидеть на нём.

Камень был единственным материальным островком, вокруг первозданного Хаоса, что окружал меня со всех сторон. Пространство убегало и приближалось вновь, карикатурно меняя предметы, и я с восхищением смотрела на бесконечные дороги, океаны, сжатые в крошечную точку, причудливо изогнутые движения ветра.

Мне захотелось дотронуться до изумрудно-зелёного листа, что колыхался над моей головой, и он разорвался от моего прикосновения, распадаясь тысячью невообразимо разнообразных трав и деревьев, мгновенно опоясал широким кольцом этот изменчивый мир и дремучий лес загудел под напорами воздушных струй. Налетел холодный ветер. Он принёс с собой снежную бурю и зелёные листья ссохлись, свернулись в тонкие трубочки, голые ветви согнулись под тяжестью холодного снега. Пришла зима.

— Зи-ма. Зи-ма.

Слово сорвалось с моих губ и зазвучало звонко, как тонкая струна, тронутая осторожными пальцами.

Снежный покров зашевелился, задышал, задвигался, покрываясь ноздреватой коркой, и из-под него побежали звонкие ручьи, наполняя мёртвый лес новой, едва рождённой Жизнью.

Жизнь.

Мне стало казаться неудобным и неловким моё сидение на камне. Он мешал мне, отвлекал своей неуклюжестью и нарочитой прочностью. Я хотела оттолкнуть его, но он не отстал, демонстрируя свою надёжность. Я соскользнула с камня, ветер подхватил меня, закачал на своих крыльях, но камень, как привязанный следовал за мной, и мне не удавалось от него избавиться. Казалось, сил ветра не хватало, чтобы нести нас обоих и воздушный поток иссякал, затихая, а камень прижимался ко мне всё крепче своим твёрдым боком и его каменный холод проникал внутрь, призывая не поддаваться на легкомысленные порывы ветра.

И я разозлилась.

Я оттолкнула его, и он полетел прочь, прочертил Пространство чёрной, тяжёлой чертой.

Ветер ожил, подхватил меня в свои тёплые струи, но я увернулась и от него и направилась в самостоятельное путешествие, а он закрутился где-то в перекрученных потоках сумасшедшего времени, подыскивая себе новую игрушку, которую можно нести на своих ладонях.

Я больше не ощущала опоры под собою и парила свободно, то догоняя убегавшее Время, то застывая вместе с ним. Искажения пространства стали утомлять меня, и я попыталась упорядочить движения предметов, приводя их в соответствие с моим привычным представлением о мире.

Последствия этих попыток не на шутку меня напугали. Пространство рухнуло. Осыпалось грудой камней и песка. Растеклось зелёной водой, убегая в бездонные щели и взрываясь обжигающим огненным фонтаном.

Я пыталась выхватить из вихря хаоса очертания знакомых предметов, образов, но всё потерялось, размытое разрушительным потоком и я отдалась на волю провидения, осознавая всю нелепость моей попытки.

Стало лучше. Время замедлило бег, и я открыла зажмуренные глаза. Попыталась сфокусировать взгляд, но предметы поплыли, перекручиваясь уродливыми каракатицами, и я оставила тщетные потуги. Весь мой предыдущий жизненный опыт оказался бесполезным в этом динамично меняющемся мире, и я училась жить заново: смотреть, двигаться, говорить…

Нечего было и думать, о том, чтобы отыскать вход в пещеру, через которую я сюда попала. Да я и не думала. Некогда было думать о таких пустяках.

Не сразу, но постепенно я стала ориентироваться в этом перевёрнутом мире.

Пространство больше не казалось мне искажённым. Оно окружало меня, меняя формы и размеры, а я могла следовать за ним или уходить в другую реальность. Неважно. Главное не подчинить пространство, не ограничить его привычными рамками, а слиться с ним, стать одним целым с запахами, звуками, светом…

Я шагала по горячему песку, проплывала над грядой низких, покрытых лишайником холмов. Земля расступалась под моими ногами, и я плавно скользила в её пахнущую сыростью глубину, осторожно трогая руками дрожащие корни растений. В глубине мощным потоком била вода, и она опять выносила меня наверх, поднимая к небу. Облака окутывали меня туманной влагой, и тело моё рассыпалось на миллионы прозрачных капель, и я проливалась дождём, снова уходя в землю, прорастала зелёным листом и взлетала, подхваченная порывистым ветром.

В какой-то момент я испугалась, что растворилась в бесконечном пространстве изменчивого мира, но тело тотчас обрело реальность, подчиняясь моим мыслями, и страх мой ушёл, чтобы больше никогда не возвращаться.

Мир обрёл покой.

Я стояла на тёплом, ослепительно-белом песке, а рядом шелестел и мощно перекатывал ленивые волны синий океан. Во всём мире было два цвета: белый и синий, но они состояли из такого множество неуловимых оттенков, что все художники мира могли сойти с ума от такого разнообразия.

Я легла на песок и раскинула руки. Тёплые волны пытались дотянуться до моих голых пяток, и когда им это удавалось, лизали меня влажными языками.

Я закрыла глаза. Вокруг раздавался только шелест волн, но вскоре к ним стали примешиваться другие звуки. Я позволила им проникнуть внутрь себя и мир заговорил.

Каждая песчинка торопливо сообщала мне события своей жизни, каждая капля воды задавала вопросы и все они были многочисленны и удивительны.

Прилетел ветер и сердито дунул мне в лицо. Я открыла глаза и увидела, что тело моё погружено в песок, океан отступил далеко назад. Я нахмурилась, и песчинки торопливо скатились с меня, раздражённо бормоча и оправдываясь. Волосы мои выжгло солнцем и они стали так длинны, что я озадачилась. Сколько времени я провела здесь? Год? Два?

Впрочем, это было не важно.

Легко я поднялась на ноги и побежала по песку, догоняя волны. Океан встретил меня беспокойный и живой, и я нырнула в самую его глубину, разгоняя стаи рыб и прочих многочисленных существ, которым не знала названия, но все они были знакомы мне, говорили со мной и я отвечала им. Некоторые из них были враждебны и настороженны, некоторые дружелюбно-ласковы, а были и те, что были равнодушны и безмятежно проплывали мимо, касаясь меня холодными плавниками.

Я вынырнула на поверхность и оглянулась вокруг. Океан был повсюду. Песчаный берег исчез за горизонтом, и я качалась на волнах, бездумно разглядывая небо.

Пролетела одинокая птица и, увидев меня, медленными кругами спустилась вниз, едва шевеля уставшими крыльями. Я позволила ей отдохнуть на моей голове, а в благодарность она клюнула меня в лицо, едва не лишив меня глаза.

Я рассердилась, и птица с квохтаньем поднялась в небо, оставив мне на память чёрное перо из своего хвоста. Я не собиралась прощать птице её наглость и направилась за ней, с шумом и плеском выпрыгивая из воды.

Воздушные струи подхватили меня и с готовностью понесли вперёд. Вскоре я настигла нахалку, но она стала кричать и жаловаться, что голодна, а мой глаз мог бы стать прекрасной закуской, в конце концов, у меня ведь оставался другой глаз…

Мне стало смешно, и я оставила беглянку в покое.

На горизонте показалась гладкая макушка скалистого утёса, и я направилась к нему, рассекая плечом встречный ветер.

Утёс встретил меня неприступным молчанием и откровенной враждебностью. Его холодные камни осыпались под моими ногами, а из гладких стен с шипением высовывали узкие головы хладнокровные гады.

Один из них получил кулаком прямо в нос, и шипение прекратилось, но гладкая площадка под моими ногами предательски задрожала.

— Перестань!

Я так давно не слышала звуков своего голоса, что сама удивилась. Утёс тоже удивился, и его враждебность сменилась сдержанным любопытством. Я не пыталась наладить с ним отношения. Ещё чего! Старый истукан бесится от многовековой скуки, я для него просто подарок, нежданное развлечение и потому всё, что я ни сделаю, он скушает и не подавится.

— Так-то лучше, — проворчала я.

Я села и прислонилась спиной к холодному камню, наблюдая, как яркий красочный день сменяет глубокая ночь.

На небе появились первые звёзды. Стремительные кометы прочертили небосвод, и яркие блики далёких планет заиграли на океанских волнах. Утёс рассказывал мне долгую историю своей жизни, а я слушала и не слышала, продолжая разглядывать звёздное небо. Снова день пришёл на смену ночи, и жаркое солнце согрело своими лучами холодные камни, а я всё продолжала сидеть, вбирая в себя и солнечный жар, и холод камня, и солёные брызги океана.

Я просидела так долго, что утёс вновь перешёл к началу своего повествования, но тут небо расступилось, звёзды стайкой хлынули в бездонное отверстие и мир зашевелился, заворочался, раздуваясь и наполняя собою безграничное пространство.

Волны внизу заволновались и помчали тонны воды к берегу, затопляя пологие берега, разбиваясь о прибрежные скалы, хороня в своих глубинах всё, что попадалось на их пути.

Мой утёс задрожал, завибрировал под натиском свирепых волн и кинул в воду огромные обломки скал. Но, что это было для взбесившихся волн! Песчинка, упавшая в бездну.

Утёс издал грозный рык, и из недр его вырвалось пламя. Огненная лава с шипением и паром взметнулась вверх так близко от меня, что я вздрогнула. Пепел, огонь, грязь и вода — всё смешалось в дикой, первобытной пляске. Обжигающий поток в мгновение проторил себе дорогу среди нагромождения скал и пролился в бушующие волны.

Грязный пар заполонил всё вокруг, затмевая свет, затрудняя дыхание. Звери выползли из своих нор, птицы покинули свои гнёзда. Все кричали, пытаясь найти себе спасение и не находили его: падали, обожженные огнём, тонули в пучинах волн.

Обезумевшая от страха мелкая тварь, похожая на облезлую кошку, бросилась мне на руки, молила о спасении. Я осторожно положила её на камни. К тому моменты они были так раскалены, что тварь взвизгнула от боли и вцепилась зубами мне в ногу. Отброшенная хлёстким ударом она отлетела и ударилась о скалу. Визг её потонул в грохоте волн и шипении огня.

Я взобралась на самую верхушку утёса, балансируя на каменной площадке, такой узкой, что мои ступни едва умещались на ней.

Ветер пытался скинуть меня вниз в бездну бушующих волн. Молнии яростно сверкали вокруг, грозя испепелить меня, расколоть на тысячу кусков, а я всё стояла на хрупком обломке скалы, не в силах отвести глаз от величественной и жестокой картины, развернувшейся передо мной, жадно вбирала в себя силу ветра и энергию огня, ловила руками солёные капли океана.

Этот мир перестал быть зародышем, веками дремлющим на задворках вселенной. Новый мир проснулся, издал первый крик и принялся стремительно расти, пробуя свои силы. Мне не было места в этом мире. Пора было уходить.

Я закрыла глаза, преломляя реальность, и руки мои коснулись влажных сырых стен.

Я стояла в пещере То, находясь ещё по эту сторону мира. Снаружи бушевала стихия, рождённая свирепым натиском волн.

Здесь тоже горела земля. Стволы вековых деревьев ломались под напором ураганного ветра. Прибрежный песок смерчем взметнулся в небо и рассыпался сухим ливнем. Горсть песка попала в пещеру и ожгла мне щёку.

Холодный дождь пришёл на смену горячему смерчу, но тот не хотел уступать и снова две стихии вступили между собой в смертельную схватку, сметая всё на своём пути.

Медлить было опасно. Я шагнула вглубь пещеры, оставляя дикие оргии растущего мира за своей спиной, и тут же споткнулась, не сдерживая изумлённого возгласа — давешняя тварь лежала на полу пещеры, тараща на меня огромные, злобные глаза.

— Ты откуда?!

Грохот снаружи заглушил мои слова.

— Откуда ты взялась?!

Тварь не ответила, тревожно наблюдая за стенами пещеры.

Меж тем стены принимали зыбкие очертания, теряли материальные свойства, уходя вместе с новым миром в неизмеримые дали.

Нельзя было терять времени.

— Оставайся, — мой голос звучал твёрдо. — Это твой мир и твоя жизнь. А я ухожу.

Тварь хрипло мяукнула и вытянула длинные острые когти. Она готова была биться за свою жизнь до конца, но что за дело мне было до её жизни?

Я перешагнула маленькое, распластанное на влажной земле тело. До выхода в Срединный мир оставался один шаг.

Тварь крадучись направилась за мной, ковыляя на трёх лапах.

— Пшла, прочь!

Земля под задними ногами твари обломилась, полетела в бесконечную пропасть. Тварь взвизгнула и вцепилась когтями передних лап в ускользающий край. Больная нога мешала ей, не давала закрепиться, да и толку в этом было бы немного.

— Убирайся!

Пещера исчезала, закрывала своё чёрное жерло, пропадая в водовороте пробуждённого мира. Я шагнула наружу в тот миг, когда её тёмные своды уже смыкались, но в последний момент отчаянный и злобный крик гибнущей твари на секунду задержал меня, и я схватила её за опалённую шкуру, выдёргивая из мрака.

Глава 17

Снова Срединный мир. У меня появился питомец (злобная и наглая тварь). Охота на ведьм.

В Лисьей пади по-прежнему непроглядная ночь. Здесь были удивительные ночи: беззвёздные, влажные. Мрак стоял такой густой, что его можно было разгребать ладонями, сминать, складывая в круглые комочки и раскидывать в разные стороны, прочерчивая глубину ночи светлыми полосками. Этим я и занималась, несколько минут, пока очередная струя света, выхваченная мною из мрака, не осветила потрясённое лицо нашего проводника — вòпла. Сколько лет прошло с тех пор, что мы расстались?

Вòпл помчался прочь, с шумом ломая кусты, а я запустила в него очередным комком мрака. Не нравились мне вòплы.

Рядом с входом в пещеру лежал юноша. Я всмотрелась в его лицо. Это был Рон. Я села рядом с ним и задумалась. Вспоминала. Рон говорил, что провёл в пещере три дня, хотя исчезал в ней всего на несколько минут… Что же, кажется, я провела в пещере гораздо больше времени.

Я тронула ладонью гладкий камень. Пещера исчезла. Чёрное отверстие, которое видели только избранные, больше не существовало. Осколок мира, затерявшийся в Лисьей пади вырвался на свободу и стал жить своей жизнью. Бедный Рон! Он так стремился получить знания, что таились в глубине перевёрнутого мира! Как же он будет разочарован поутру, когда не увидит больше пещеры То!

Рон заворочался во сне, его гладкий лоб нахмурился, лицо приняло обиженное выражение.

Я коснулась ладонью его лба, разглаживая морщинки. Будет с тебя, Рон! Хватит и тех знаний, что ты получил, иначе жизнь твоя станет непомерно тяжела.

В моей голове зароились воспоминания неповоротливые и угрюмые, как древние утюги. Почему я задумалась о тяжком бремени знаний?

Рон спал, а я сидела у его ног.

Вокруг тихо шелестела листьями Лисья падь. Знакомое прежде место виделось мне совсем по другому: тьма больше не мешала разглядеть сонного жучка, приникшего к капле росы, травы услужливо простирали свои зелёные ладони, стремясь создать мне уют. Ветер дохнул мне в лицо, и я бездумно поймала его в кулак, а он затрепыхался, сердито бормоча и пытаясь проскользнуть сквозь пальцы. Я разжала ладонь, и ветер стремительно умчался вверх, покидая влажную духоту Лисьей пади, но я ещё долго слышала его негодующий голос.

Забарабанил мелкий дождь, осторожно смывая с моего лица следы копоти и пепла. Мне стало интересно, как растёт и набухает капля, а потом разбивается, касаясь поверхности тысячью мелких брызг, и я следила за ней, замедляя время до вязкой густоты.

Только сейчас мне стало понятно, что я жила ранее в мире вечного противостояния: я противостояла миру, мир противостоял мне, и мы вели меж собою бесконечную борьбу, в который человек никогда не бывал победителем. С самого рождения люди с завидным упорством облекают своё сознание в жёсткие рамки, не смея выйти за их пределы. Расплата — унылое существование в мире лишённом красок и звуков. В мире, где нет настоящего. Всё, что приносит свободу, удовлетворение, счастье — заменяет искусственно созданный антураж: музыка и религия, театральные действия и достижения науки. Человек потребляет. Тем и живёт.

Дождь заморосил сильнее и Рон не просыпаясь, отмахнулся от холодных капель. Дождь продолжался, но над Роном склонились листья древнего дуба, закрывая его от дождя, ветер дунул над его головой, направляя в сторону капли воды, и они послушно пролились рядом, стараясь не коснуться спящего мальчика.

Этот мир был создан для него. А Рон был создан для этого мира.

Я почувствовала к нему зависть.

Он родился с этими знаниями, умел распоряжаться ими. Для него не было тайн создания и существования мира, а я…

Я не та, что прежде. Внутри меня сконцентрированы такие силы, что границы их мне не ведомы, но я по-прежнему не знаю главное — кто я? Зачем здесь?

«… ты не Женя. И родилась ты не в Грязновке у пьяницы матери.»

А где? Моя память не пускает меня дальше той далёкой деревенской свадьбы, где держит меня крепкой рукой бабка Настасья, а мать непослушными губами лепечет: «Женя… дочка…».

У моих ног шевельнулась безобразная тварь, что вместе со мной покинула первобытный мир. При одном только взгляде на её выпученные глаза, все мои философские мысли, и далёкие воспоминания улетучились вмиг.

До чего же гнусная морда!

Я тяжело вздохнула и взяла тварь на руки. Она беззвучно открыла пасть, обнажая острые кривые клыки, густо посаженные в два ряда. Сил, чтобы укусить меня, у неё не осталось. Задняя лапа безжизненно болталась, переломанная в двух местах. Голая шкура, опалённая огнём, была покрыта кровоточащими ранами, но тварь упрямо боролась за свою жизнь. Что же, такое упорство заслуживает уважения.

Моя ладонь задержалась на сломанной лапе, и кончики моих пальцев закололо, зажгло горячо, сила древнего мира, перетекала в изуродованное тело животного. Тварь зашипела по-змеиному, и до обнажённой кожи моей руки дотронулся раздвоенный кончик языка. Благодарит?

Я удивилась. Вряд ли подобному существу присуще чувство благодарности, но тварь удивила меня ещё больше. Она вобрала изогнутые когти внутрь и издала горловое бульканье. Голос шёл изнутри, проникая в сознание, убаюкивая, заставляя забыться…

Я тряхнула головой: что за наваждение!

Тварь свернулась клубком на моих руках, хитро прищуривая выпуклые глаза. Она мягко тронула мою руку шелковистой лапой, и я доверилась ей, отдаваясь на волю сладкому забытью.

Глаза мои были закрыты, но картины, возникшие в сознании, были ярки и незабываемы.

…Старый каменный город раскинулся передо мной. Высокие стены, сложенные из бурого булыжника, устрашающе ощетинились металлическими пиками, ржавыми, но крепкими. Деревянные, тяжёлые ворота с тяжким скрипом отворились перед вереницей крестьянских телег, нагруженных сеном и крепко связанными мешками. Узкие улочки петляли меж таких же узких, вытянутых к небу домов и каждая их них вела к воротам, где на страже стояли сумрачные воины и бдительно смотрели на дорогу.

Над воротами возвышалось строение побольше и побогаче других, его отличительной особенностью была высокая башня с узкими окнами, в одном из которых я увидела силуэт человека.

«— Ивòна!»

Голос раздался так явно, что я вздрогнула и открыла глаза.

Тварь лежала на моих руках совершенно здоровая, только тёмные проплешины на её, почти лишённой шерсти, коже, напоминали о недавних ранах.

Веки твари моргнули, и в её глазах я увидела отражение каменной башни, но секунду спустя каменные зубцы затуманились и пропали, и теперь в выпуклых глазах твари я видела только отражение своего удивлённого лица.

— Эй, ты что? Ходячий телевизор? Показываешь миражи? Предсказываешь будущее?

Тварь фыркнула презрительно.

…Сквозь густую завесу зелёной листвы пробрался предрассветный лучик, робко пробивая влажную темноту. Рон заворочался, кутаясь в дорожный плащ, и улыбнулся своим счастливым снам, не открывая глаз.

Мне надо было идти.

Рон проснётся, увидит исчезновение пещеры. Он будет искать её и бранить себя, что провёл в ней так мало времени. Потом он смирится и вернётся к своим прежним планам: может, продолжит поиски великих знаний, а может, соберёт войско против Короля — покорителя степных племён. В любом случае мне не было места рядом с ним.

Улицы далёкого города, увиденного мною в странном забытьи, манили меня, а далёкий голос продолжал звучать, произнося услышанное имя на разные лады: «Ивòна! Иво-она… эй, Ивòна!!!»

Волосы мои зашевелились, тронутые лёгким ветерком и тяжёлая, выгоревшая на солнце прядь упала на лоб. Я больше не сопротивлялась далёкому зову.

Стараясь не причинять твари боли, я прижала её к груди и легко поднялась на ноги. Усталости я не чувствовала, предутренний полумрак мне не мешал и потому не видела смысла сидеть здесь больше. На секунду взгляд мой задержался на беззащитной фигуре Рона.

Прощай, потомок великих нỳрлингов. Отчего-то я чувствую себя виноватой перед тобой.

* * *

Рассвет застал нас (меня и зубастую гадину, что всю дорогу норовила прихватить меня клыками за руку) далеко за пределами Лисьей пади. Солнце палило так, что казалось, задалось целью изжарить всё живое, что населяло эту бескрайнюю степь. Бурые листья иссохшей травы скукожились и завяли, и её колкие стебельки царапали мои ноги через многочисленные дыры потрёпанной одежды.

Впервые, я обратила внимание на свой потасканный гардероб, когда мы с тварью уселись на привал в тени бурого камня — точной копии той скалы, под которой был захоронен старый Каат.

Сапоги мои, подаренные Ледой пропали где-то в просторах пещеры То. Колготы превратились в обрывки выцветшей материи, едва державшиеся на резинке. Никакой практической ценности они не представляли, и я избавилась от них ещё в глубине Лисьей Пади. Платье же моё, пошитое из добротного материала, превратилось в живописные лохмотья, едва прикрывающие тело. Зияющие тут и там дыры прикрыть было не чем, разве что длинными волосами, но они имели привычку развеваться по ветру, открывая любопытным взорам все особенности моей фигуры.

Я пыталась как-то залатать особенно широкие дыры с помощью сухих стеблей и веточек, но это был напрасный труд, а видавший виды материал от моих усилий просто расползался в разные стороны.

Тварь презрительно щурила глаза, разглядывая мои тщетные усилия привести себя в порядок, и я сердито ткнула её в бок.

— Ну, и чего смотрим?

В ответ раздалось злобное шипение.

Я подумала, что неплохо бы проучить наглую тварь и занесла руку над её шишковатым лбом. Тотчас когтистая лапа со свистом рассекла воздух возле моего левого глаза. Я успела уклониться, а вот тварь нет. От моей оплеухи она отлетела метра на полтора и ударилась о скалу. Не произнеся ни звука, она обнажила клыки и ринулась в нападение. На этот раз мне было не избежать острых зубов, и кровь брызнула из моего раненого запястья. Не успела тварь снова пустить в ход свои грозные клыки, как точный удар моей ноги припечатал её шею к земле. Тварь распласталась, вытянув лапы в разные стороны, и её огромные глаза смотрели из-под моей пятки отчаянно и зло.

— Попалась?!

Тварь попыталась вывернуться и полоснуть мою голую ногу длинными когтями, но я прижала ногу покрепче и тварь затихла. Взгляд её изменился, но в нём не было страха. Скорее в её глазах читались любопытство вперемешку с удивлением и лукавством. Кровь с моей руки капнула ей прямо в глаз, и она заморгала, обижено кривя безусую морду.

— Отбой.

Я убрала ногу с шеи наглой твари и предупреждающе вскинула сжатый кулак.

Тварь не собиралась нападать.

Перебинтовать руку было нечем, и я беспечно вытерла рану клочком сухой травы, благо глубокие царапины затягивались на глазах.

— Как же мы тебя назовём? Фобос? Или Деймос?

Тварь отвернулась, демонстрируя своё презрение.

Я вздохнула.

Солнце продолжало палить, и надо было продолжать путь. Здесь, под этим камнем мы не нашли ни капли воды и жажда мучила нас нещадно.

Далеко на горизонте виднелся ещё один бурый камень, и от нашей скалы вела к нему заметно проторенная дорога, видно путники так и пересекали эту местность: от камня к камню, спасаясь от жаркого солнца. Я решила продолжить путь.

— Занесло же нас с тобой, — задумчиво произнесла я вслух, подбирая с земли крепкую, гладко отполированную ветром и дождями палку. Пригодится, отпугивать многочисленных змей. Да и мало ли… в такой пустынной местности для молодой одинокой девушки и её… питомца, никакая встреча не сулит радости.

— Ты идёшь, Тотошка?

Неожиданно вырвавшееся имя из старой детской сказки развеселило от души, и я рассмеялась. Тварь покосилась недоверчиво, но на «Тотошку» не обиделась и засеменила за мной, мягко переставляя лапы.

Мы в город Изумрудный Идём дорогой трудной…

Мы не прошли и половины пути, как Тотошка захромал на все четыре лапы. Он часто высовывал раздвоенный язык и моргал голыми веками, тяжело дыша. Жаркое солнце убивало его и пришлось взять несчастное существо на руки. Тотошка благодарно забулькал, и тут же сонная дремота накатила на меня тяжёлой волной.

— Эй, кот-баюн, прекрати свои штучки!

Я сердито крикнула и наваждение исчезло.

Тварь обладала удивительной способностью. Стоило ей завести свою дремотную мелодию, как тысячи картин и видений вспыхивали в моей голове яркими красками, незнакомые голоса звучали на разные лады. Это было похоже на галлюцинацию. Возможно, такие ощущения испытывали экстрасенсы, предвидя будущее или гадая на прошлом. Я не экстрасенс, но яркие эпизоды чужой жизни, несмотря на всё моё сопротивление, не переставая, преследовали меня, пока я несла измученного Тотошку на руках.

Не могу сказать, что мне удалось раскрыть все секреты этого загадочного существа, так бесцеремонно покинувшего свой мир, но много времени спустя я стала понимать, что Тото пытается предупредить. Неважно о чём: плохом или хорошем. Он чувствовал время, как никто другой и для него не было чудом посмотреть в будущее, оглянуться в прошлое. Своими знаниями Тотошка щедро делился со мной, иногда пугая, иногда смеша, но всегда изумляя до чрезвычайности.

Я называла его по разному: бессердечной тварью, мерзким гадом. В те редкие минуты, когда мы не доставали друг друга: Тотошкой и Тото, и никак не могла определиться с её полом, мальчик это или девочка? И потому звала его (её?) то так, то этак. Тотошке было безразлично. Где бы нам впоследствии не приходилось бывать, подобного существа я более не встречала никогда.

Мы добрались до следующей скалы, когда солнце уже наполовину закатилось за край горизонта.

У подножия бурого камня отыскался источник, и мы напились до отвала холодной, чуть солоноватой водой. Темнота и холод наступили внезапно, словно выключили обогреватель и свет, и Тотошка недовольно заныл, издавая звуки, подобные жужжанию бормашины. Холод ему был так же нестерпим, как и жара.

Мне не спалось, и оставаться сидеть под камнем, согревая и успокаивая капризную тварь, не хотелось тоже. Не долго думая, я скинула с себя свои лохмотья и завернула в них раздражённого Тотошку.

— Сиди! — прикрикнула я на неё, и тварь затихла, выглядывая из-под поношенных тряпок огромными, сверкающими глазами.

Я забралась на самый верх бурой скалы и остановилась, оглядывая бескрайнюю равнину. Вокруг кипела невидимая обычному глазу ночная жизнь.

Семья грапинов: самец, с тяжёлой треугольной головой и самка, изящная и узкая, как змея осторожно принюхивались к запахам, доносившимся от нашей скалы. Они учуяли Тото и этот запах тревожил их и пугал. Потоптавшись на месте, они развернулись и помчались прочь, тяжело ступая по высохшей траве тяжёлыми лапами. Стая быстроногих оленей пробежала мимо, и остановилась поодаль, осторожно поводя чуткими носами. Их тоже привлекала наша скала — вернее источник воды, который находился под ней, но так же, как и грапины они не решились нарушить покой спящего Тото.

Я проследила глазами, как удаляются их белоснежные зады, и стряхнула с себя оцепенение: мне тоже хотелось мчаться, как олени, высоко вскидывая голенастые колени. Но что-то удерживало меня. Здесь в этом мире, в отличие от того, рухнувшего и рождённого в одночасье вновь, я чувствовала, что мне следует соблюдать осторожность, но желание было сильнее меня. Довольно я тащилась по жаре с ноющим Тотошкой на руках! Тело моё, натянутое, как струна, стремилось вверх и ветер, услышав мои мысли, услужливо дунул мне в лицо, опрокидывая навзничь.

Я перевернулась в воздухе, оттолкнулась босыми пятками от холодной глади камня, и ветер остался далеко позади, гневно и бессильно швырнув мне вслед горсть пыли. Штопором ввинтилась я в густоту воздуха и звёзды, далёкие и мерцающие разом стали ближе, одаривая меня своим холодным светом. Внизу подо мной удивлённо каркнула ночная птица, и я замедлила движение, паря высоко над землёй и внимательно оглядывая бесконечную степь.

Далеко внизу я увидела огоньки небольшого селения. Мне стало любопытно. Ведь я так и не увидела в этом мире ничего, кроме степи и Лисьей пади. А коварные воплы не удосужились показать мне, как они живут.

В селении спали. Огней, которые я увидела с высоты, при ближайшем рассмотрении оказалось немного. Один из них — затухающий костёр, вокруг которого мирно сопели носами два мальчика-подростка. Рядом расположилось небольшое стадо безрогих животных с вытянутыми широкими мордами, напоминающими одновременно и коров и бегемотов. Очевидно, мальчики были пастухами. Другой огонь горел в окне одного из домов: там молодая мать с младенцем безуспешно пыталась уложить сорванца, а тот орал благим матом, почём зря, беспечно сверкая озорными чёрными глазёнками. Домочадцы один за другим отрывали сонные лица от своих подушек и давали измученной матери свои советы, но младенец, несмотря на весь жизненный опыт окружающих его людей, никак не хотел униматься. Следующий огонёк горел в полукруглом каменном строении. От других домов он отличался величиной и тем, что рядом отсутствовали хозяйственные постройки, где жители держали свой скот, запасы и необходимую для деревенской жизни утварь. В пустой комнате сидел бледный молодой человек, перед ним лежала открытая книга, но он не читал, бессмысленно глядя на кирпичную стену. Смотреть на него было скучно. Я хотела заглянуть в следующее окно — последнее, в котором горел свет, но тут случилось неожиданное.

Не успела я подобраться к дому, как сверху мне на голову упала тяжёлая сеть и мгновенно опутала руки и ноги, мешая двинуться. Из полукруглого здания выскочили несколько человек с горящими факелами в руках и с торжествующими криками окружили меня, приплясывая от возбуждения. Молодой человек покинул свою келью и присоединился к напавшим на меня людям, но не высказывал, как прочие всеобщего ликования, а безучастно и даже с некоторой печалью смотрел на мою, опутанную сетью фигуру.

— Попалась, ведьма!

— Говорил я, она летает по ночам, говорил! А вы не верили!

— Ведьма!

— Смотрите, она голая!

— На костёр её!

Низенький человечек, приседая и размахивая руками, возбуждённо рассказывал, заглядывая собеседнику в лицо и брызгая белесой слюной.

— Я следил за ней! Говорил я вам, что она придёт сюда! Эй, Лòнка, скажи — говорил?

В ответ на это вопрос отозвался лёгким, грустным движением изящной головы молодой человек. Это он был Лòнка.

— Она сначала прилетела на поле! Портила наших коров!

Гул голосов стал громче и злобнее.

— Потом она заглянула в окно старому Зенке Бòлу. Его сноха до сих пор не может успокоить своего мальчишку! Не знаю, выживет ли младенец…

По моей ноге больно ударил брошенный кем-то камень.

— А потом она явилась сюда! Осквернила наши святыни! На костёр её!!!

Разъярённая толпа придвинулась ближе, лица людей искажала злоба, а блики огней превращали их простые деревенские физиономии в ужасные маски монстров.

Низенький человечек суетливо опередил всех и пытался ткнуть мне горевшим факелом в незащищённое лицо.

Рука его дрогнула на половине пути, и возглас изумления вырвался из хилой, тщедушной груди.

— Это не она!!!

Толпа разом притихла.

Злоба на лицах людей сменилась недоверием и страхом. Все отступили на шаг назад, при этом продолжая протягивать руки с факелами в попытке осветить моё лицо.

Молодой человек вскинул голову, и во взгляде его появилась надежда.

— Это не она! Это другая…

— Тоже ведьма…

— А вы видели, как она летала?

— А почему она голая?

— А где же Кàя?..

Внезапно толпа расступилась и на свет вышла девушка. Её белокурые волосы разметались по щекам. Крепкие, как молодые яблочки, щёки горели огнём, а синие пронзительные глаза метали молнии.

— Кто здесь искал Кàю? Ты, мерзкий поддонок?

Её пухлый белый пальчик ткнул в сторону низенького человечка.

— Всё не можешь простить, что я не вышла за тебя замуж? В ведьмы меня записал? Охоту устроил?! А вы?!!

Кàя гневно оглядела притихшую толпу.

— Я выросла среди вас! Как вы могли поверить, что я могу наслать порчу на ваших детей и испортить ваших коров?!

Крестьяне смущённо потупились, а высокий старик с загорелым вытянутым лицом произнёс нараспев, чуть растягивая слова:

— Ну, норов-то твой известен… горяча! Вот и подумали…

— Подумали?! — голос Кàи сорвался в визг. — Вы ПОДУМАЛИ?! И решили сжечь меня на костре?! Так вы подумали? Ты, Велин, я сидела у постели твоей умирающей матери, а ты Мект, я приносила тебе еду, когда твоя жена упала и сломала руку, а ты Мàлин? Я нянчила твоего ребёнка! А ты… Кàя повернулась в сторону молодого человек.

Молодой человек смотрел на Кàю с обожанием и Кàя осеклась.

— А ты… ты даже не заступился за меня. Молча стоял и смотрел, как меня хотят убить.

— Но ведь это не ты! — запротестовал Лòнка. — Ведь это же не ты!!!

— Не я. Но ты этого не знал…

Толпа притихла. Кое-кто стыдливо покашливал, две расплывчатые тени ретировались восвояси, воспользовавшись темнотой ночи, низенький человечек суетливо нашёптывал что-то своим односельчанам, но от него досадливо отмахивались. Бледность молодого человека сменила краска стыда, и он стоял, не смея поднять глаз.

Первым подал голос старик с вытянутым лицом.

— А кого же мы поймали?

Толпа зашевелилась, загомонила с облегчением, радуясь, что не придётся оправдываться перед разгневанной Кàей, да и не напрасно они собрались, сидели полночи в засаде, поймали-таки ведьму!

— Ведьма!

— На костёр её!!!

Однообразие выкриков стало мне надоедать.

Я тронула пальцем тяжёлую колючую сеть, и она заискрила тысячью мелких разноцветных лучиков, и упала мне под ноги, рассыпаясь крупным розовым жемчугом. Зрелище было впечатляющее.

Крестьян взяла оторопь. Всех кроме Кàи. Она смотрела на меня строго, осуждающе покачивая кудрявой головой.

— Надоели!

Я показала селянам язык и взмыла в небо, оставляя деревушку далеко позади.

И с чего этот мир назван Срединным? Чем он лучше Нижнего? Те же порядки: ведьмы, костры… тупое, отсталое средневековье…

— Эй!

Голос в ночном небе был таким неожиданным, что я рухнула вниз, разом утрачивая все навыки лётного мастерства и делая в воздухе нелепые кульбиты.

Моё падение смягчила вовремя подставленная сильная рука.

— Ты чего?!

Передо мной стояла Кàя. Вернее не стояла. Она висела в воздухе, поддерживая меня за плечи и только убедившись, что я в порядке, осторожно спустилась со мною вниз.

— Ты чего падаешь?! Напугалась?

Я откашлялась.

— Н-нет. А ты что, тоже летаешь?!

Кàя изумлённо всплеснула руками.

— А как же?! Я же женщина!

Похоже, теперь я поменялась местами с селянами по части непонимания и тупости.

— И что? Все женщины летают?

Кàя внимательно всмотрелась в моё лицо.

— Откуда ты? Кто ты?!

Извечный вопрос! Самой бы знать…

— Я тут… недавно. Так что, все женщины летают? — повторила я вопрос.

Кàя смотрела на меня задумчиво и отозвалась не сразу.

— Конечно.

— А чего тогда ваши мужички взбеленились?

Кая разглядывала меня, как диковину.

— Они не знают. Не должны знать.

— Почему?!

— Мужчины… они не такие. Им нужны признание, слава, иначе они станут несчастны. Им нужны красивые женщины, чтобы они могли гордиться ими перед своими друзьями, а ещё более перед врагами. Им нужно постоянное признание их достоинств, похвала, благодарность — и тогда они готовы свернуть горы, они придумывают паровые машины, пишут книги и покоряют океаны. Наша задача им помочь.

— А при чём здесь ваше умение летать? Ну и летайте себе на здоровье, пусть ваши мужчины гордятся вами ещё больше.

— Но они не могут, — голос Каи стал очень тих и печален.

— Чего не могут?

— Они не могут летать. Не дано. Если они узнают, что женщины подобны птицам, им станет нечем гордиться. Это не убьёт их, но сделает жалкими. Они перестанут быть мужчинами.

— И вы готовы мириться с этим? Они вас называют ведьмами и ведут на костёр!

— Да, готовы, — голос Каи стал твёрдым. — Разве в вашем мире женщины не поддерживают мужчин? Они наши сыновья, отцы, братья, любимые. Они дороги нам. Дороже, чем умение парить в облаках! Хотя… — глаза Кàи лукаво блеснули. — Иногда так хочется мчаться наперегонки с ветром!

Кàя взметнулась вверх, теряя с головы лёгкую косынку, и помчалась над бесконечной степью, только ветер свистел за её спиной!

— За мной! Я покажу тебе кое-что!

Мы с Кàей мчались в ночном небе, играя с порывами ветра, качаясь на его волнах и обгоняя холодные тугие струи. Внизу показалась каменная гряда, покрытая густым кустарником, и Кàя махнула мне рукой.

— Спускаемся!

Мы спустились по ту сторону гряды и увидели яркие огни костров. Вокруг сидели и бродили молодые девушки, женщины в возрасте и даже старухи. Отовсюду раздавалось пение и смех.

— Эй, Кàя!

— Смотрите-ка, Кàя явилась! Ты что, бросила своего Лòнку?!

— Она не бросила, просто он так и не решился признаться ей в любви!

— Это что, правда? Кàя бери дело в свои руки, иначе состаришься, прежде чем бедный Лòнка осмелиться на признание!

Мы услышали ещё несколько советов и предложений по поводу отношений Кàи и Лòнки, не столь безобидные, как первое, прежде, чем женщины заметили меня.

— Кàя, ты с подругой? Как тебя зовут, дитя?

Ко мне обратилась немолодая, но стройная, сохранившая красоту женщина.

— Ж-женя.

— Женя? Отчего ты раздета?

— Она думает, что прибыла на шабаш ведьм! — молодая девочка-подросток фыркнула и закатилась звонким смехом.

— У меня одежда кончилась, — я неловко улыбнулась. — Остались одни лохмотья, а они… попадали с меня во время полёта.

— Эй, девочки! — Немолодая женщина властно взмахнула руками. — Давайте соберём Жене одежду. Девочка замёрзнет, да и появиться в таком виде днём будет, по меньшей мере — неприлично, а по большей — не безопасно.

Мне под ноги упали платки и юбки, кофты и расшитые бисером безрукавки. Через пару минут я ничем не отличалась от большинства окружающих меня женщин.

А женщин становилось всё больше. Прилетали матери с дочерьми, подруги и сёстры и просто одиночки. Они прилетали поболтать, посплетничать и конечно порезвиться в ночном небе, хохоча от избытка чувств и взвизгивая, когда холодный ветер забирался им под одежду.

На востоке показалась розовая полоска света.

— Девочки! — Немолодая, стройная женщина хлопнула в ладоши. — Пора по домам! Собирайтесь!

— Собирайтесь! — эхом откликнулось несколько голосов. — Пора!

Разноцветные юбки взметнулись вверх, поляна разом опустела, только Кая и немолодая женщина, имени которой я так и не расслышала во всеобщем гомоне, остались возле меня.

— Тебе есть куда идти? — вопрос задал женщина.

— Да. У меня там… питомец. Мне нужно его забрать.

Женщина кивнула, соглашаясь.

— А потом? — это спросила Кàя.

— Потом в Город. Мне хотелось увидеть Город.

Теперь кивнули обе.

— Хорошо. Прощай, Женя.

— Прощайте.

Глава 18

Срединный мир. Король Трот.

Нет, Тотошка нисколько не походил на милого услужливого пёсика из детской сказки. За моё ночное отсутствие я была награждена двумя глубокими укусами в руку и длинной царапиной на шее.

Потом тварь демонстративно помочилась на каблук моих новых туфель (на самом деле не очень новых, но вполне добротных) и засеменила впереди, театрально хромая на все четыре лапы, пока я не догадалась взять её на руки.

Солнце палило, как и прежде и от моих «помеченных» туфель нестерпимо воняло.

— Вообще-то это были мои серебряные башмачки, — мрачно заметила я. — Ты слышишь, Тотошка?

Тварь издала крайне неприличный звук, и воздух в округе стал ещё тяжелее.

Отфутболенная крепким пинком, тварь описала в воздухе правильную параболу, и мягко приземлилась на лапы, издавая разъярённое шипение.

— Мерзкий гад!

Из-под крепких когтей Тотошки, мне в лицо полетели куски сухой земли.

— Зашибу!

Началась погоня.

Тотошка виляя, нёсся по выжженной солнцем земле — куда подевалась его хромота! Я неслась за ним, выкрикивая угрозы и зажимая пальцами нос.

— Остановись, вонючка!

Стоящее на пути высохшее дерево стало для твари спасением от моего гнева. Она забралась на самую верхушку, злобно сверкая красными глазами и раздражённо мяукая.

— Спускайся!

Тварь метко плюнула мне в лоб.

— Да и чёрт с тобой! Оставайся! Сдохнешь в этой пустыне — никто не заплачет!

Я отвернулась и неторопливо направилась к дороге. Сзади раздался шорох.

Я ещё более замедлили шаг. Шорох стал едва слышен.

Не поворачивая головы, я старалась разгадать предательские маневры Тото за моей спиной.

Тварь замерла, ожидая подвоха.

Не знаю, сколько ещё времени понадобилось бы нам для выяснения отношений, но тут сверху обрушилась серая тень, и мой коварный дружок оказался зажатым в цепких когтях огромной, остроклювой птицы.

Тварь издала душераздирающий крик. Она пыталась полоснуть птицу тонкими, как бритва когтями, но её лапы оказались слишком коротки для этого.

Не раздумывая, я прыгнула вверх и через пару секунд вцепилась наглой захватчице в горло. Думаю, несчастной птице хватило вида моего разъярённого лица возникшего перед её глазами высоко в небе. Непривыкшая в своих владениях к конкуренции подобного рода, птица издала изумлённый возглас, и отпущенный Тотошка растопырив лапы, с угрожающей быстротой полетел вниз.

Я подхватила его у самой земли.

Не успели мы перевести дух, как из-за маленькой, унылой рощицы тяжело шагнули две приземистые лохматые лошадки, запряжённые в деревенскую телегу. Виляя колёсами, телега вскоре поравнялась с нами. На телеге сидели трое: женщина средних лет с усталыми, потухшими глазами и двое мужчин, судя по всему, муж и сын этой женщины. Тот, что постарше, бойкий мужичок с пегой, вздёрнутой к верху бородкой бесцеремонно окликнул меня:

— Эй, девка! Ты видала орлана? Только что упал сюда!

— Какого орлана?

На всякий случай я укрыла Тотошку полами своей безрукавки, подальше от любопытных глаз.

— Ты что не видела?! Экая бестолочь! Да ведь у тебя на глазах в небе сцепились два орлана, а один упал прямо сюда! — мужичок досадливо хлопнул себя по коленям. — Вот слепая тетеря!

— Перестань, Вòнка. Чего ты хаешь бедную девушку? — женщина жестом пригласила меня сесть рядом с ней. Я отрицательно покачала головой, но она настояла.

— Садись, бедняжка, — ты в Город идёшь? Путь не близок…

— Да в Город.

Мужичок с пегой бородой насупил редкие брови.

— Одна идёшь? Где твои родные?

Я не успела открыть рта, как снова вмешалась женщина.

— Ты из деревни Онлиса, что близ Чёрного озера, ведь так?

Глаза женщины сверлили меня насквозь.

— Ага. Оттуда.

Мой ответ удовлетворил женщину, и она откинулась на спину, удобнее устраиваясь на жёсткой скамье сидения.

— То-то я смотрю мне лицо твоё знакомо, у меня ведь там жила родня. Òнки из Онлиса. Знаешь?

Я не стала спорить.

— Вот уж горе, — запричитала женщина. — Вся деревня ушла под воду. Неспроста озеро названо Чёрным, говорят, что не первое селение слизывает оно с земли своим поганым языком. Так ты сирота?

Я подтвердила и это.

— Эй, Вòнка, надо помочь девушке. Возьмём её до Города.

Вòнка засопел, с сомнением оглядывая мою подозрительную личность, но не стал спорить. Помочь сироте дело благородное, Сирота — это не бездомная бродяжка, в одиночку путешествующая по пустыне.

— Папа, а где же орлан?

В наш разговор вмешался белокурый юноша, до того момента безмолвно сидевший а краю телеги, свесив вниз длинные, худые ноги.

Вòнка отвесил своему отпрыску крепкий тумак.

— Откуда я знаю, где орлан?! Улетел…

— А я говорю, не было его!

Ещё один тумак явился веским аргументом в пользу папы, и сынок замолчал, обиженно потирая затылок.

Вòнка оказался мужчиной словоохотливым, и всю дорогу я была избавлена от необходимости рассказывать про Чёрное озеро и деревню Онлис — Вòнка сам знал всё об этом предмете. Впрочем, он обо всём был осведомлён лучше всех, а если кто-то сомневался в этом, то кулаки у папаши Вòнки были крепкими.

На закате показались каменные стены Города.

Накрытый подолом длинной юбки Тотошка зашевелился, но я прижала его ладонью и он затих.

— Вот он — Город.

Вòнка произнёс эту фразу так гордо, словно сам выстроил его, любовно возводя по кирпичику каждое здание.

— Восемь тысяч жителей, школа и больница! Вот так-то! Наш правитель Трот, поставил в Городе стадион, там юноши соревнуются в быстроте и силе! Вот так зрелище, скажу я вам!

— Я тоже пойду на соревнование, я очень быстро бегаю! — оживился сын Вòнки.

Его мать посмотрела на него с бесконечной нежностью.

— Ты бегаешь быстрее ветра! Ты непременно победишь…

Я, в свою очередь, тоже заверила юношу, что не сомневаюсь в его победе и выразила уверенность, что родители должны гордиться, воспитав такого сына.

Вòнка довольно улыбался, поглаживая пегую бороду.

— Ну-ну, ты славная девушка, хоть и бродишь одна по степи. Ну, да, надеюсь, это не твоя вина…

Телега остановилась.

— Мы живём в деревне, в стороне от Города, — пояснила мне женщина. — Городские стены близко, ты дойдёшь одна, а нам пора домой.

Я поблагодарила за оказанную мне помощь и спрыгнула на землю.

Телега со скрипом покатила прочь.

Расстояния в степи обманчивы, в этом я уже успела убедиться. Кажется, что вот эта скала неподалёку, вот эта крепостная стена совсем рядом, но придётся пройти немало миль, прежде чем желанная цель окажется прямо перед тобой.

Когда я постучала в закрытые ворота, было совсем темно и тяжёлую дверь из почерневшего от времени дерева освещали только далёкие звёзды и красноватый блеск Тотошкиных глаз.

— Кого чёрт принёс в эту пору?!

Зычный, заспанный голос отозвался на мой негромкий стук.

— Пустите, пожалуйста. Мне надо переночевать.

— Переночевать?!

За стеной раздались возня и хохот.

— Ты куда пришла, бродяжка? В ночлежку?! Это — Город! Что тебе понадобилось в Городе ночью? Грабить лавки честных торговцев?

Я растерялась. Мне никогда не приходилось стучаться, чтобы войти в город. Даже не знаю, как это делается, что сказать при этом и как объяснить — что мне нужно в Городе?

— Я ищу работу! — нашлась я.

— Ночью?!

Хохот за стеной стал громче.

— Впусти её Эрр, похоже, девчонка из весёлых, обеспечим её работой на ночь!

Тварь у моих ног тихо фыркнула, и я спрятала её, укутав полами безрукавки.

Тяжёлая дверь распахнулась. Несколько крепких рук втянули меня внутрь, протащили по каменным плитам и толкнули в низкую комнату, насквозь пропахшую крепким мужским потом.

На столе стояла лампа. Если бы её причудливо изогнутые стеклянные стенки были чище, то свет в комнате был бы довольно ярким, но и без того я могла разглядеть низкий, заставленный кружками стол, топчаны в два яруса и троих молодых мужчин, гнусно ухмыляющихся мне в лицо.

— Привет, красавица, говоришь, ищешь работу? Сколько же стоят твои услуги?

— Побойся бога, Эрр, красотка осчастливит нас даром! Ведь ей нужны рекомендательные письма для будущих клиентов!

Стражники весело заржали, а один из них, что постарше испуганно прижал палец к губам.

— Потише, дурачьё! Сейчас притащится старый Мал…

Его предупреждение запоздало.

Дверь отворилась и на пороге, подозрительно дёргая носом, возникла прямая, как палка фигура седобородого мужчины.

В руке он сжимал обнажённый меч, а его плечи окутывала длинная мантия, подбитая снизу мехом неизвестного зверя.

— Что за балаган?

Голос у старика был хриплый и грозный.

Троица испуганно замерла.

— Нет балагана, уважаемый Мал. Мы впустили бродяжку. Выясняем, откуда она взялась, какого рода, и с какой целью пришла в Город среди ночи.

— Так…

Нос старого Мала с шумом втянул воздух, а стальные глазки-буравчики уставились на меня, пронзая насквозь.

— Кто такая? Почему без сопровождения?! Что…

Голос старого Мала осёкся. Глаза округлились, превращаясь из мелких буравчиков в две большие невыразимо синие плошки. Крепко сжатые волевые губы беспомощно задрожали, как у обиженного младенца.

— Ты!!! Вы?! Госпожа…

Ноги старого солдата подкосились, и он рухнул на колени.

— Пощадите! Не узнал. Стар стал. Слеп.

В комнате воцарилась гнетущая тишина. Я не знала, что и думать. Сначала решила, что старик ломает комедию, подыгрывая своим молодым подчинённым, потом, по вытянутым лицам солдат и по седой голове, склонившейся передо мной, поняла, что шутки кончились.

— Э-э-э… не стоит.

Я похлопала старика по плечу.

— Вставайте. Ни к чему это… эти церемонии.

Старик отчаянно замотал головой, не поднимаясь с колен.

— Да встаньте же!

Старый Мал тяжело поднялся и сурово зыркнул на подчинённых. Теперь на колени рухнули они. Вот напасть!

Я беспомощно опустила руки, и безнадзорный Тотошка змеёй выскользнул из своего укрытия, злобно ощеривая клыкастую пасть.

Его появление произвело на солдат неизгладимое впечатление.

— Спаси и сохрани нас господи!

Крепкие парни, легко разгибающие пальцами подковы, ринулись прочь, завидев наглую безусую морду и огромные красные глаза. Дверь была слишком узка для одновременно бегства троих плечистых парней, и при выходе создалась куча-мала — каждый норовил первым покинуть караульное помещение. Про начальника они позабыли, только один Эрр, мужественно обернулся, покидая комнату, и в отчаянии крикнул:

— Бегите, уважаемый Мал!

Старик покачнулся на ногах, но устоял.

— Я никогда не бежал от нападения.

Его короткая, но внушительная, полная достоинства речь осталась не услышанной. Стражники в панике бежали. Мы остались одни.

— Кто это?

Мал ткнул пальцем в сторону страшно довольной собой твари.

— Тотошка.

Я сгребла Тото со стола и прижала к себе. Он ещё не до конца насладился своим триумфом и возмущённо заорал, но я щёлкнула его пальцем по носу и он затих.

— Значит, вы вернулись…

Старый Мал несколько раз глубоко вздохнул, восстанавливая дыхание.

— Ну, вроде того, — осторожно ответила я.

— Я могу доложить королю?

— Королю?! — я беспомощно оглянулась. — Ну, это… докладывайте.

Старый Мал склонился в коротком поклоне.

— Следуйте за мной госпожа.

Мы вышли во двор, поднялись на несколько ступеней вверх в высокую узкую башню и прошли коротким, узким переходом в круглую комнату с высокими стрельчатыми окнами.

Жестом, старый Мал указал мне на пурпурный широкий диван.

— Прошу меня обождать.

Я согласно кивнула и мы с Тотошкой присели на мягкое сиденье. Вернее я присела, а Тотошка принялся важно расхаживать по пурпурной поверхности, иногда пробуя крепость материала острым когтём.

Ждать нам пришлось не долго.

Дверь распахнулась, и в комнату снова зашёл старый Мал. Теперь он был не один. За ним следовал совершенно лысый старик с трясущимися руками. Король?

На всякий случай я снова запихнула Тотошку за полы безрукавки и привстала.

Лысый незнакомец тихо ахнул при виде меня и, заикаясь, произнёс.

— Здравствуйте, госпожа. Король ожидает вас.

Нет, это не король.

Я пошла вслед за стариками, гадая: что всё это могло бы значить? Старый Мал шёл впереди, а лысый всё оглядывался на меня, запинаясь при каждом шаге.

— Я Люк, — наконец произнёс он. — Вижу, вы не узнали меня? Постарел?

Я неопределённо пожала плечами.

Люк согласно покивал лысой головой:

— Постарел… ещё бы сорок лет прошло!

Я сдержанно хмыкнула. Старый пень уверен, что мы встречались сорок лет назад?! Однако…

Но я снова промолчала. Я не первый день брожу по мирам и знаю, что время способно выкинуть и не такую штуку, только вот не помню я его! Ни Мала не помню, ни Люка! Ни старыми мне их не вспомнить, ни молодыми…

Бесконечные переходы закончились, и мы вошли в круглую башню. Комната в башне не отличалась помпезностью. Вместо обшитых пурпурным бархатом диванов, здесь стояли обычные деревянные скамьи. На голых стенах висели потускневшие от времени, покрытые пылью и паутиной станинные мечи, кинжалы и странные короткие ножи с короткими, крючковатыми лезвиями. На каменном полу лежал вытертый ковёр с едва видимым рисунком. Вот и всё убранство комнаты. Все окна в башне были распахнуты настежь и в комнате свободно разгуливали сквозняки. Но мне нравился ветер.

У окна сидел грузный седой мужчина в чёрных кожаных штанах и свободной белой рубахе. Богато убранный камзол небрежно валялся на широкой, деревянной скамье. Он, молча, оглядел нашу компанию, едва поводя заплывшей складками жира шеей. Так же молча, и несколько лениво поднял руку, приказывая слугам удалиться. Король.

Король смотрел на меня, а я мучительно раздумывала, что лучше сделать: присесть в реверансе или просто поздороваться? А может протянуть руку? А для чего? Для поцелуя или рукопожатия?

Пока я раздумывала, все удобные моменты, как для реверанса, так и для рукопожатия были упущены. Так бы мы и смотрели, молча, друг на друга, пока король не произнёс:

— Здравствуй, Ивона. Я ждал тебя.

Глава 19

Глава записана со слов Мелки Лёка. (Непроверенные данные, мог и соврать).

Мелка Лёк с детства прослыл везунчиком.

Детей у южан было бесчисленное множество — в каждой семье по десять-пятнадцать белобрысых пострелят и с воспитанием там не церемонились. Лет до шести уму-разуму учили родители, втолковывая правила поведения через мягкое место, а потом детей пристраивали куда придётся. Называлось это: «отдать ребёнка в науку», а подразумевалось под этим выражением всё, что угодно. Южане промышляли торговлей, не гнушались мелким воровством и важно называли себя: «любителями путешествий», а попусту слыли бродягами.

Дети их, едва оторвавшись от соски, тоже пускались во все тяжкие: подрабатывали, где придётся, подворовывали и бродяжничали. Но, их родители были убеждены, что они таким образом — «познают жизнь».

Нередко честные граждане, возмущённые легкомысленным отношением южан к своему родительскому долгу пытались исправить ситуацию: вводили закон, касательно правил поведения южан, пытались организовать досуг многочисленного потомства безалаберных родителей, но всё было напрасно. Дети умело ускользали из-под контроля, родители от ответственности и всё оставалось по-старому.

Мелка Лёк был одиннадцатым по счёту в семье, где всего насчитывалось семнадцать детей, хотя Мелка и подозревал, что последние трое были пришлыми: момент их рождения ни у кого не отложился в памяти.

Детство Мелка провёл в местечке, расположенном близ Àтики, что сильно повлияло на всю его дальнейшую жизнь.

Аттикàне народ крайне не любопытный. Всем прочим удовольствиям предпочитали состояние полного душевного покоя. При этом их нельзя назвать ленивыми, они достаточно деятельны, но вся деятельность их направлена на достижение гармонии, душевной равновесии, что неизменно привлекало к ним предприимчивых южан, поскольку южане искренне полагали, что их услужливость в сочетании с щедростью и покладистостью Аттикàн приносила двум народам взаимную выгоду.

Что по этому поводу думали сами Аттикàне, никому не было известно, поскольку сдержанность древнего народа Àтики давно вошла в легенду.

За белоснежные ограды старинного города Àтики южан пускали редко, только в случае острой нужды, что возникала не более чем два раза в десятилетие, и потому такое событие неизменно превращалось в Историю с большой буквы, с годами обрастая невероятными подробностями и становясь семейным преданием. В основном, Аттикàне пользовались услугами южан в редких путешествиях и походах, нанимая тех в проводники и носильщики, а также вели с ними торговлю, скупая у южан всякую мелочь, которая не производилась в Àтике.

Каково же было удивление и зависть южан, когда семилетнего Мелку Лёка взяли к себе на проживание в семью настоящего аттикàнина! И не просто аттикàнина, несущего незначительную службу в запутанной государственной структуре Àтики, а человека известного, родовитого и наделённого безграничной властью.

Случилось это так.

Мелка, как и все его сверстники свободный от забот и дел прогуливался по широкой дороге вдоль ручья, раздумывая, куда направить свои босые стопы: на ярмарку или к новому дому Лунного отшельника. Один такой появился недавно в их краях, и дети липли к его хижине, как мухи на мёд — столько в его комнатах было неведомых диковин!

Мелка просиживал у отшельника часами, но не далее, как вчера между ними вышло недоразумение: у Лунного отшельника пропали часы с циферблатом, сделанным из изумрудного хрусталя и ровно в тот же день, точно такие же часы подарил Мелке его дальний родственник. Ведь бывают в жизни совпадения?!

Лунный отшельник в совпадение не поверил, припомнил ещё пару-тройку случаев, когда с уходом Мелки его сокровищница пустела, и выставил мальчишку вон. Мелка и подумать не мог, что Лунный отшельник из-за этакой мелочи способен так сильно разозлиться. Всякому известно: если вещь тебе дорога, так и стереги её. Держи под замком, найми охрану, отдай на хранение банкиру, да мало ли способов! Но если безделушка валяется у тебя дома без присмотра, так, стало быть, она тебе и не очень нужна. Чего тогда поднимать шум, если вещичка пропадёт?!

Мелка поскрёб в затылке и, вздохнув, решил, что этим аргументом Лунного отшельника не прошибёшь. Бесчувственный он человек и нечего делать возле его дома, пока злость его не уляжется. Рассудив, таким образом, Мелка совсем было направился на ярмарку, как на дороге показалась белая ладья наместника Йо.

Это было зрелище почище старого барахла отшельника!

Мелка видел ладью лишь однажды, года два назад, когда он Малка был совсем крохой. Тогда вся деревня вышла поглазеть на белоснежную, вытянутую метров на семь ладью. В её боках матово серели непроницаемые продолговатые окошки и из них на Мелку смотрели невидимые люди.

В этот раз Мелка стоял на дороге один и от этого незримого, но весьма ощутимого взгляда, мальчику стало неуютно.

На всякий случай, Мелка показал ладье язык: розовый и длинный. Ладья всё так же безмятежно плыла мимо.

Решив, что этого недостаточно, Мелка оттопырил уши и закатил глаза, усердно изображая городского сумасшедшего, но ладье и это было нипочём.

Тогда Мелка поднял с дороги камень и запустил ладье прямо в белоснежный бок! Брызги серого стекла со звоном осыпались вниз.

Мелка замер на секунду и тут же пустился наутёк, кляня себя за безрассудство, но в этом был весь Мелка Лёк, сколько раз в своей жизни он будет каяться за свои необдуманные поступки!

Поймали его через пару минут.

Мелку привели в небольшую комнату, в которой за небольшим столом в широком кресле восседал худощавый мужчина с внимательными чёрными глазами.

— Кто такой?

Голос незнакомца был сух, но не злобен и Мелка воспрял духом.

— Мелка Лёк, мой генерал. Я ребёнок.

Последнюю фразу Мелка произнёс на всякий случай. Вдруг незнакомец решил его наказать, так пусть вспомнит, что поступки детей не подлежат наказанию, а только лишь общественному порицанию!

Незнакомец улыбнулся.

— Южанин?

Мелка разозлился.

Конечно, он южанин! А что по его узким глазам и белым волосам это не видно?!

— Как посмотреть, мой генерал. Если вашей милости угодно, так я южанин, но мама называет меня Мелка, а соседи зовут Мелка Лёк.

Улыбка незнакомца угасла.

— Ты родственник Лёка Брòсла? Того, что завладел кольцом Единства миров?

— Он овладел дочерью короля Срединного мира, а кольцо она отдала ему сама, — невозмутимо поправил малыш, ковыряя грязным пальцем дырку в белоснежной стене. — Это мой дед.

Брови незнакомца взметнулись вверх.

— Вот как?

— Если желаете, могу рассказать вам эту историю. Обычно меня просят рассказать её за три Сиккурийских монеты, но вам я расскажу за пять Аттикàнских и хороший ужин.

— Ты полагаешь, что деньги Àтики дешевле денег Сиккурии?

— Нет, мой генерал. Но вы, надо полагать Аттикàнин, а не Сиккуриец, стало быть аттикàнских монет у вас будет побольше и не так жаль с ними расставаться. Так что, по рукам?

Незнакомец рассмеялся и согласился.

— Что ж, по рукам. Расскажешь мне свою историю, когда мы прибудем в город.

С этой минуты жизнь Мелки Лёка изменилась навсегда.

… Незнакомец оказался самим наместником Йо и Мелку поселили в его доме. Супруга наместника своих детей не имела и была безмерно рада новой забаве. Наместник, в свою очередь, был рад, что угодил супруге и на некоторое время забыл про мальчика и про жену, целиком погрузившись в работу.

Первые дни Мелку осыпали дарами и ласками, но вскоре живой и своевольный ребёнок стал докучать супруге наместника.

— Дрянной мальчишка, — пожаловалась супруга наместнику, спустя три недели. — Устроил потасовку на улице, залез в окно к цветочнице… гони его!

Наместник пообещал уладить проблему, но пару дней был слишком занят делами, а когда дела удалось благополучно разрешить, он благодушный и расслабленный обмолвился о своём найдёныше малолетнему наследнику престола. Капризный ребёнок заинтересовался рассказом и Мелку, вместо того, чтобы выставить вон из города, доставили во дворец.

С этого дня наместник Йо больше не забывал о найдёныше, и жизнь Мелки Лёка на многие годы стала объектом пристального внимания наместника.

Наследник престола был младше Мелки на полгода а по части жизненного опыта отставал и того больше. Мелке хватало при этом ума сохранять к наследнику почтительность, забавляя принца неистощимыми выдумками по части проказ и шалостей и наследник души не чаял в своём новом товарище.

Наставники принца сочли, что общение с живым и смышлёным мальчуганом вольёт свежую струю в формирование личности принца и Мелка был принят во дворце весьма благосклонно.

Проблемы начались, когда друзьям исполнилось лет по четырнадцать.

…Во дворце с ног сбились, разыскивая принца. Предстояла встреча с важными гостями: послами из Сиккурии. Присутствие принца было необходимо, вся встреча выверена до мелочей, до секунды, а он пропал бесследно. Наставник принца в отчаянии ломал руки, предполагая самое худшее.

— Где он, ну где?! Осталось тридцать четыре минуты… он не одет не причёсан, его убили это покушение!!! Поднимите в ружьё стражу!!!!

Выяснилось, что вместе с принцем пропал и Мелка Лёк.

— Ничего с ними не случится, — буркнул наместник Йо. — Отдайте приказ начать встречу без принца. Импровизируйте, чёрт возьми, я сам разыщу их!

Пока во дворце разгоралась суматоха, наследник престола и Мелка Лёк сидели на перекладине под широким изогнутым мостом, болтая босыми ногами над стремительным течением бурной реки. Тема их беседы была до чрезвычайности важна…

— А он что сказал?

— Наместник говорил о слиянии земель Сиккурии и Àтики, ты понимаешь, что это значит?!

— Мы будем воевать с Сиккурией? Здорово! У меня есть приятель, он может организовать поставку продуктов по сходным ценам. Армию нужно кормить! И, кстати, насчёт закупки оружия, я предлагаю…

— Мелка, ты совсем дурак, да?

Мелка Лёк почесал загорелую переносицу и плюнул в быструю стремнину.

— Не понял.

— А должен был понять! Никто воевать не будет! Наследная принцесса Сиккурии Àгма… ей двадцать лет, она не замужем, ну и… в общем мне надо на ней жениться.

Лицо Мелки расплылось в медленной улыбке.

— Ух, ты, ничего себе! Расскажешь?!

— Что?

— Ну… как всё будет. В постели. Ей двадцать лет? Она наверно опытная в таких делах!

Даже в темноте под мостом было видно, как покраснело смуглое лицо принца.

— Да ты дурак, я тебе про политику толкую!

Мелка рассмеялся, блестя влажными зубами.

— Про политику я слышу каждый день, а вот женщины… я же тебе рассказывал про дочку цветочницы!

— И что? Ты с ней только целовался.

— Не только.

— Один раз облапал? И то она дала тебе пощёчину!

— Подумаешь, легонько шлёпнула по щеке. Да и то не сразу.

— Всё равно, это другое. Мне придётся… по-настоящему спать с Àгмой, понимаешь? А вдруг… у меня не получится?!

Мелка озабоченно покачал головой, скрывая улыбку.

— Тогда не произойдёт слияние двух стран. Политическая катастрофа!

— Дурак!

Мелка снова плюнул вниз.

— Ерунда, есть план. Катастрофы не будет.

— Да? А какой?

На мосту загромыхали тяжёлые шаги, и широкая тень наместника Йо заколыхалась на тёмных водах быстрой реки.

— Мелка Лёк!

— Да, господин!

Мелка ртутью выскочил из-под моста, поправляя одежду.

— Ты чем занят, паршивец?!

— Осматривал мост, господин!

— Дурак! Найти принца, доставить во дворец. Живо! Не то я с тебя шкуру спущу!

… Встреча представителей двух стран прошла безупречно.

Поздним вечером, когда гости улеглись в своих кроватях и слуги закончили уборку парадных комнат, Мелка рассказал принцу о своём плане.

— Ты пойми, у тебя есть всё, чтобы обуздать эту кобылку, не хватает только опыта, но это дело наживное!

— Да?! И как я его наживу?

Принц догадывался, куда клонит Мелка и его сотрясал мелкий, нервный озноб.

— Посмотри вокруг! Ты принц. С тобой любая захочет!..

— Я не хочу любую!

— А какую ты хочешь?

Принц заколебался немного, а затем направился к столу. Открыл неприметную дверцу и достал писанный маслом портрет.

— Вот.

С портрета на приятелей смотрела молодая девушка: бледное лицо, узкие губы, лоб большой и слегка выпуклый. Большие глаза.

— И что это? — губы Мелки презрительно изогнулись. — Чего ты в ней нашёл?!

— Много ты понимаешь!

Принц выхватил портрет из рук Мелки.

— Это Принцесса Льда! Не какая-то там Сиккурийка — высшее существо!

— С Севера?

Мелка заинтересовался и снова протянул руку к портрету. Теперь он вглядывался в лицо куда, как более внимательно.

— Ну, да… есть в ней что-то. Но для нашего плана она не подходит!

Принц упрямо поджал губы.

— Другую не хочу.

Мелка растерялся.

— Как не хочешь?! А Мòну, Лолѝ, Фèнию?! Они все тебе строят глазки, и ни одна не откажется, только позови! Встречу я организую!

— Нет.

— Да, как — нет?! Что же тогда?!

— План другой, — принц сосредоточенно смотрел перед собой, нервно покусывая губы. — Ты пойдёшь к Àгме вместо меня.

— Я?! И что я должен сделать?

— То же, что предлагаешь мне.

Мелка непочтительно покрутил пальцем у виска.

— Не перечь! — голос принца сорвался на визг. — Ты убеждал меня — это просто! Вот пойди и переспи с ней сам!

— Да, просто для принца! Но не для меня! Она меня в шею вытолкает!

— Не вытолкает, — принц принял решение, и нервная дрожь его угасла. — Придёшь к ней и назовёшься моим именем. Днём мы почти не общались, а сейчас темно — она не заметит подмены.

— Принц, это не то дело, которое можно поручить другим…

— Не перечь, — повторил принц. — Ты не обязан доводить дело… до конца. Если она проявит благосклонность, тогда на следующую встречу пойду я. Если нет… значит, свадьбы не будет!

Мелка обескуражено смотрел на принца.

— И когда мне идти?

— Сейчас.

— Сейчас?! Да ни одна девушка в здравом уме…

— Теперь ты принц. Не забывай этого. Не ты ли убеждал меня, что принцу рада любая девушка? Вот и докажи это!

Мелка вышел из покоев принца.

Одно дело рассказывать о своих похождениях, и совсем другое: пойти и соблазнить взрослую девушку, даже женщину. И не просто женщину — принцессу!

Мелку охватила злость. Весь день он успокаивал принца, пытался решить его проблемы, получил нагоняй от наместника и какова благодарность?! Всё приходится делать самому, даже… Мелка задумался о своём деликатном поручении, и его бросило в жар. А дельце-то не такое уж и дрянное. Принцесса… она ничего себе. Тёмные волосы, грудь торчком выпирает из-под тесного платья. Губы яркие, полные… Мелка зашагал по коридору быстрее. Летние ночи коротки, скоро будет светать.

Дверь в комнату принцессы Àгмы была приоткрыта.

Мелка нерешительно затоптался у порога.

— Кто там?

Голос из комнаты раздался тихий, как вздох.

— Это… принц, — Мелка сглотнул слюну, в горле его пересохло. — Я принц. Ре Тук.

…Мелка даже не ожидал, что всё будет так просто. Àгма поднялась с ложа, быстрая и лёгкая. Заперла дверь на ключ, и молча обхватила его, Мелку, горячими руками увлекая за собой. Тело её отзывалось на каждое движение Мелки, губы дрожали нетерпеливо и Мелка и думать забыл про то, что нельзя доводить дело до конца…

С рассветом он выскользнул из её покоев ошалевший, наполненный новыми ощущениями, радостно улыбаясь новому дню.

Его ждали у комнаты принца.

Четверо стражников с суровыми нахмуренными лицами и наместник Йо.

— За что?!

Мелка и опомниться не успел, как очутился в зале суда. С принцем ему встретиться не позволили, оправданий не слушали.

— Ты преступил черту, мой мальчик, — мягко пояснил наместник Йо. — Ты преступил черту. Не вмешивайся в дела высших, останешься цел. А теперь — прощай.

Тогда Мелку осудили впервые. Обвинение было, что называется «притянуто за уши». Имя принцессы Àгмы и принца Ре Тука нигде не упоминалось, Мелку отправили в колонии Лиены, где в дремучих лесах он провёл три года. Больше в Àтику Мелка никогда не возвращался.

* * *

Всё это Мелка вспомнил, когда проплывал в маленьком защитном облаке над землями Сиккурии. По обе стороны от него с мрачными лицами сидели Северяне. Они не разговаривали с пленником, они не разговаривали между собой, не о чём говорить, когда один осуждён на верную смерть и все об этом знают.

Но для Мелки молчание было невыносимо.

— Как мы попадём на Ор?

Северяне переглянулись. Вопрос не вызвал у них подозрения и один из них ответил:

— Через земли Сиккурии. Они дают проход.

— Ясно.

Мелка смотрел вниз. Снежные поля уступили место бурым равнинам, которые вскоре сменились зелёными травами. Приближались земли Сиккурии.

— А вы отправитесь со мной?

Северяне снова переглянулись, не понимая вопроса.

— Вы со мной отправитесь на Ор? — повторил Мелка.

Северяне рассмеялись.

— Нет, южанин. Ты пойдёшь один.

Мелка и не рассчитывал на другой ответ. Ему просто хотелось поговорить.

Защитное облако зависло над зелёным лугом. Северяне с отвращением коснулись ногами влажной травы. Мелка вышел следом и с удовольствием глотнул свежего воздуха.

— Куда идти?

Северяне уныло оглядывали окрестности. Им не хотелось покидать защитное облако надолго.

— Я могу сам дойти, — с готовностью предложил Мелка, видя их нерешительность. — Вы только скажите куда.

— Нет, — северяне бесцеремонно схватили его за руки с двух сторон. Чувство долга оказалось в них сильнее, чем отвращение к цветущим садам Сиккурии. — Мы отведём тебя.

Сиккурийский переходник оказался старой, полуразрушенной развалиной. Видно им нечасто пользовались.

У переходника их снова встретила стража, теперь это были Сиккурийцы, но, так же, как и у любой стражи любого мира у них были всё те же, неприступные суровые лица и Мелка совсем упал духом.

— Это он?

Один из Сиккурийцев ткнул Мелку угрожающего вида палицей.

— Да, преступник Мелка Лёк. Называл себя принцем Ре Туком.

— Ого, высоко метил паренёк!

Стражники рассмеялись, а Мелка уныло потупился.

Его втолкнули под низкие своды развалины. Северяне за ним не последовали, остались снаружи, вместе с стражниками Сиккурии.

Мелка затоптался на месте. Через проломленную крышу на него смотрело яркое голубое небо Сиккурии, стоит только подпрыгнуть и подтянуться на руках…

Грубый удар в спину прервал его размышления.

— Что задумался — шагай!

Мелку ввели в следующую комнату. Здесь находился сам переходник, устройство до боли знакомое Мелке Лёку.

Стражник снова толкнул его и закрыл за ним дверь.

У переходника Мелку поджидал ещё один охранник, в длинном, ниспадающем вниз одеянии и с широким капюшоном, надвинутым на самое лицо.

Мелка покосился в его сторону. Он не привык просить сострадания, но, похоже, сейчас самое время начать. Мелке отчаянно хотелось жить.

— Добрый вечер, господин, — вежливо начал Мелка. — Должно быть, вам одиноко здесь… не слишком много работы, а?

Стражник быстро приблизился к нему, откинул капюшон и перед лицом Мелки оказались полные губы и высокая грудь принцессы Àгмы.

— Ты прав, каторжник. Мне одиноко.

… За дверью раздавались приглушённые голоса, а здесь в двух шагах от собственной гибели Мелка слышал только прерывистое дыхание принцессы.

— Не бойся, сюда не войдут.

Словно и не было тех лет, что прожил на свете бродяга Мелка Лёк, снова в его руках податливо гнулось гибкое тело, и тихие стоны обдавали горячим жаром. Только на этот раз не было ложа, устеленного шёлковыми простынями. Деревянная скамья, покрытая пылью, служила любовникам кроватью, вместо балдахина свисала с потолка застарелая паутина и, заменяя серебряные канделябры, яркое солнце светило сквозь щели в стенах.

— Я не могу освободить тебя, каторжник, — проговорила Àгма, едва только Мелка отпустил ей.

— Пощади, — прохрипел Мелка. — На Òре меня убьют.

— Не в моих силах, — покачала головой Àгма. — Тебе не выйти отсюда.

Сердце Мелки ухнуло вниз. Едва увидев Àгму, он решил, что удача снова улыбнулась ему, но после её слов, надежды Мелки рассыпались в прах.

Мелка улыбнулся, но улыбка вышла кривой.

— Что ж… спасибо за подарок, принцесса. Теперь умереть мне будет куда, как легче.

— Подожди умирать.

Àгма запахнулась в широкий плащ и поманила Мелку рукой.

— Отсюда три выхода: первый тот, каким ты вошёл сюда. Но этим ходом тебе не выйти. Второй выход — в Ор. Это твой приговор и твоя смерть. Страшная смерть.

— Есть и третий выход?! — жадно перебил Мелка. — Куда?!

— Не спеши. Выход есть, но… вряд ли ты вернёшься. Но, по крайней мере, останешься жив.

— Куда?! Куда ведёт третий ход?!

— В Нижний слой. Это твой единственный выход и твоё спасение.

Мелка согласился не раздумывая. Он выжил в Нижнем слое, будучи зонтом, сумеет выжить и в собственном теле. Только не Ор, мозгососы и Поле счастья!

На мгновение Àгма прижалась к нему.

— Что ж, пора, прощай каторжник.

Мелка шагнул в переходник и задержался на пороге.

— Скажи, тогда во дворце… ты знала, что я не принц?

Àгма рассмеялась и её полные груди заколыхались в такт движениям губ.

— Конечно, знала, дурачок.

— Значит…

— Это значит, что я приметила тебя ещё днём, а ночью мечтала о тебе… ты пришёл очень вовремя, южанин!

Мелка кивнул, соглашаясь с её словами, и исчез в мраморно-сером мраке переходника.

Глава 20

Срединный мир. Снова король Трот. Ивона.

Чужое имя прозвучало весомо, как стук печати завершающей чтение приговора. Я могу сказать, что это имя заставило меня насторожиться, но сказанное будет лишним. Я и без того была настороже.

— Ивòна? О-о-о… А вы… король?

— Король. Ты не помнишь меня?

— Отчего же…

— И не помнишь своего имени? Как тебя называют сейчас?

Вот беда. Король, похоже, знает обо мне больше, чем я предполагала.

— Э-э-э…

— Не бойся. Я не обижу тебя.

Эта радует. Я виновато улыбнулась, стараясь придать своему лицу самый приветливый и воспитанный вид.

— Извините…

— Да, Ивòна?

Крошечные глазки короля буравили меня из-под насупленных бровей.

— Мне показалось… когда я шла сюда…

— Что я зову тебя?

Я кивнула.

— Но вы называли это имя… Меня зовут не так. Может… это не я?

— Может.

Король усмехнулся и с трудом поднялся с низкой скамьи.

— Ты голодна?

Я снова кивнула. Тотошка у меня за пазухой беспокойно заёрзал.

Король негромко хлопнул в ладоши. Дверь тотчас распахнулась. За дверью стоял Люк. Ничего себе у него слух. Чтобы услышать такое тихое хлопанье, надо было стоять, прижав уши к двери. Наверняка слышал каждое слово из нашей короткой беседы.

— Ужин.

Люк молча кивнул и снова исчез за дверью.

По дороге крестьяне угостили меня щедрым ломтём хлеба с солью, но Тото оставался голоден и его возмущённое шипение не ускользнуло от внимания Короля.

— Да что там у тебя?!

Я осторожно выудила из-под широкой полы длинной безрукавки хмурого Тотошку.

Походя, он куснул меня за большой палец и ловко увернулся от неизбежного шлепка.

— Экий шельмец! — Король неожиданно рассмеялся. Против ожидания, Тотошка не вызвал у него ни страха ни отвращения. — Где ты взяла такое чудо?!

— Там, — я неопределённо махнула рукой. — Увязался за мной, не отвяжешься. Можно я покормлю его?

В это время зашёл Люк с подносом. Глаза его округлились при виде недовольного Тото, но только на миг. С чопорным видом он пронёс поднос на середину комнаты и поставил приборы на низкий, укрытый вышитой скатертью столик. Так же безмолвно и торжественно Люк покинул комнату.

Король пододвинул ко мне чашу из тёмного металла.

— Дай своему… питомцу. Я не голоден.

Тотошка, полный достоинства приблизился к чаше и стал не есть — вкушать, словно только и делал до той поры, что ужинал из королевской чаши.

До этого поведение Тотошки не отличалось изяществом, и я в который раз подивилась разумности этой изворотливой твари.

Я не отставала от Тотошки и через некоторое время мы довольные и благодушные полулежали на низкой кушетке, сонно помаргивая глазами.

Король задумчиво смотрел на нас. Выражение его маленьких, глубоко спрятанных глаз, оставалось для нас загадкой, и затянувшееся молчание показалось мне тягостным. И для чего мы здесь? Знать бы…

— Поели? — Король словно очнулся от забытья. — Что ж, Ивона, приказать отвести тебе покои или… желаешь сразу отправиться в Чёрную башню? Я оставил там всё, как ты просила.

Я снова растерялась. Что я оставила в Чёрной Башне? Может это ловушка? Заманят, а потом расправятся?

Тотошка царапнул меня по руке острым когтем и беспокойные мысли унеслись, оставив лёгкий холодок. Я снова обрела способность мыслить здраво. Отправиться в покои? А что потом? Снова мучительно отвечать на вопросы Короля, старого Мала и лысого воображалы Люка? Возможно завтра к ним прибавится кто-то ещё, кто знал меня под именем Ивона… сорок лет назад. И как выкручиваться?

— Я не устала, — голос сорвался и я прокашлялась. — Если… если вы не устали тоже, то можно и в Чёрную башню. А это далеко?

Король усмехнулся. И в глазах его мелькнуло разочарование и облегчение одновременно.

— Снова ты оказалась права, Ивона. Снова. Впрочем, как всегда.

Его слова ничего не прояснили, но я не решилась переспрашивать. Просто сидела и наблюдала, как Король поднимается со своего кресла медленно и грузно.

— Не далеко. Забирай своего зверя.

Тотошка послушно прыгнул мне на руки, и мы направились за Королём, покидая комнату через ту же дверь, что открылась перед нами недавно.

На этот раз мы не стали плутать по запутанным лабиринтам, свернули влево по тёмному, едва освещённому тоннелю, поднялись вверх на несколько высоких, выщербленных временем ступенек и оказались перед тяжёлой, запертой на висячий замок дверью.

В руках у Короля появился ключ.

— Заходи.

Тяжёлая дверь отворилась без скрипа, и я вошла в небольшую комнату с двумя продолговатыми, забранными ставнями окнами. На стенах колебались блики пламени от предупредительно зажженных светильников, а между окошками-бойницами висел портрет. Мой портрет.

Король с кряхтением запер дверь и встал рядом. Уловил мой изумлённый взгляд и с усмешкой произнёс:

— Узнаёшь? Портрет писал Унòдо Мекỳя. Местный художник. Умер в прошлом году. Старые раны.

— Унòдо… — в памяти неожиданно всплыл длинный, нескладный подросток с испуганными глазами и твёрдым подбородком.

— Унòдо, — повторила я. — Он заикался?

Не знаю, почему я так спросила, но Король не удивился.

— Да. Но рисовал, как бог.

Гнилые створки окна покосились, и ветер вольно гулял по запылённой комнате пробираясь сквозь широкие щели.

Кроме портрета в комнате стоял деревянный сундук. Крышка его была закрыта, но замка на нём не было. Это был единственный предмет в пустой комнате и сомнений в том, что сундук хранит некую тайну, оставленную сорок лет назад не оставалось.

— Можно мне открыть?

Мои руки нетерпеливо потянулись к потемневшему от времени дереву.

— Сундук? Да там нет ничего, — рассеянно ответил Король. — Впрочем, открыть можно.

Не доверяя словам Короля, я потянула вверх крышку. Она подалась без особых усилий или скрипа. Сундук был пуст.

Я опустила вниз голову и пошарила руками по шершавым стенам. Пусто!

Тотошка спрыгнул на дно сундука и зафыркал, возмущённо царапая ногтями дерево. Закрыть бы там наглую тварь навсегда!

Огорчённая я повернулась к Королю.

— Там пусто!

Голос мой прозвучал обиженно и несколько раздражённо.

Король усмехнулся.

— Я предупреждал.

— А где же… где то, что было оставлено? Портрет?!

— Наверное, — Король пожал плечами. — Ты сказала, что вернёшься за этой вещью. Может и портрет.

В волнении я заходила вдоль стены, искоса вглядываясь в своё изображение. Похоже… волосы, широкий лоб, узкие губы, только взгляд другой — хищный. Я так смотреть не умею. И… глаз. Один глаз был почему-то чёрным.

Король встал рядом со мной и заложил руки за спину.

— Могу я спросить?

— Конечно, вы же Король!

Тучная голова Короля медленно повернулась ко мне, маленькие глазки медленно и внимательно оглядели меня с головы до ног.

— Король… верно. А ты… — Король запнулся, но тут же, голос его обрёл обычную ленивую снисходительность.

— Что в тебе осталось от той… от неё? Что ты можешь?

Я поймала себя на мысли, что и я и Король — мы оба говорим с оглядкой, задумываясь над каждым своим словом, не доверяя своему собеседнику.

Мне захотелось поразить Короля и взять над ним верх, сбить с него этот снисходительный тон, а потом, не дав опомниться, потребовать, чтобы он мне объяснил всё, абсолютно всё, а то, что Король знал многое обо мне — я не сомневалась!

— Я могу летать, — сообщила я самым ледяным тоном, на который была способна.

Каменное лицо Короля обрело подвижность, брови изумлённо поползли вверх. Проняло!!!

— Так это все бабы могут!..

Щёки мои заалели, а руки против воли всплеснулись беспомощно и жалко.

— Вы знали?!

— Все знают, — буркнул Король. — Глупое бабьё скрывает, да и пусть их…

Неприкрытое пренебрежение в голосе Короля разозлило меня, но старый монарх неожиданно прижал меня к широкой груди, ласково похлопывая по плечу.

— Ну, ну, будет Ивòна, всё образуется…

Злость ушла, и я уткнулась Королю куда-то под мышку, чувствуя облегчение. Впервые, от меня отступило моё одиночество, и я почувствовала себя под защитой. Так мы простояли в молчании несколько минут. Моё лицо смотрело со стены, как Король и я застыли в нелепой позе: он, согнувшись, как огромный, неповоротливый медведь и я неловко прижимаясь к его необъятному животу.

За стеной послышались торопливые шаги и не успели мы повернуть головы, как в комнату ворвалась молодая девушка.

Копна кудрявых чёрных волос разметалась по плечам, щёки гневно алели, а синие глаза метали молнии.

— Отец?!

В этом восклицании было всё: изумление, обида, ярость…

Красивая девушка. Толстый, мешковатый Король меньше всего походил на её отца.

Король не торопясь снял руки с моих плеч и повернулся к двери.

— Лòри? Я не ждал тебя.

Девушка в негодовании притопнула ногой и даже взвизгнула тонко, едва сдерживая негодование.

— Ты! Мне сказали, что ты… и она! Это ведь она?!!

Король задумчиво поскрёб подбородок.

— Ивòна, позволь тебе представить: моя дочь Лòри. В обычном состоянии она особа весьма сдержанная, но сегодня особый случай. Прошу извинить её.

«Особый случай» это, похоже, обо мне. Только что так девицу разозлило? Мы и с ней встречались сорок лет назад? Не похоже…

— Здрассьте, — я неловко раскланялась. — Меня Женя зовут.

Я произнесла своё имя и тут же прикусила язык. Вот незадача!

Король, похоже, не удивился, а вот Лòри приподняла красиво очерченную бровь.

— Так вы не… ведьма?

— Лòри!

Король, кажется, не на шутку рассердился, а я поспешила заверить Лòри, что её опасения совершенно напрасны.

— Нет, я не ведьма. Мы похожи и как-то может и связаны, ну, может что-то и было, но я… не знаю.

Лòри решительно уселась на сундук и закинула за спину роскошные кудри.

— Откуда вы, Женя? Где вы жили?

Простые, человеческие вопросы, лишённые всякого подвоха и тайного смысла успокоили меня, и я простодушно ответила.

— В Нижнем слое.

Мои собеседники ахнули, а Королю пришлось опереться о плечо дочери, чтобы удержаться на ногах.

Вместе с Лòри мы усадили старого Короля на сундук, и он выдохнул, едва переводя дух.

— Не думал, что всё так плохо. Они сослали тебя? И ты не помнишь прошлого, не помнишь имени? Какой же уровень информации тебе оставили?

Я неопределённо пожала плечами.

— Мы не должны оставлять её здесь! — Лòри вскочила на ноги и схватила отца за плечи, мне показалось, что она сейчас затрясёт его, но она опомнилась под его тяжёлым взглядом и аккуратно завела свои ладони за спину. — Отец ты не можешь так поступить.

— Я обещал, — Король смотрел в пол. Меня они оба не замечали. — Она сказала, что так и будет и я обещал.

— Но, отец, тогда не было нас, мама…

Король поднял голову, и в его глазах светилась нежность и любовь к красавице дочери. Этот взгляд был мне неприятен, и я отвела глаза.

— Не волнуйся, Лòри. Всё будет хорошо. Ты, твоя мама и братья — лучшее, что есть у меня. Но я обещал.

Они перепирались, шипели друг на друга, как две разъярённые кошки, а я откровенно заскучала.

Я не понимала смысл их спора. Король, как и лысый слухач Люк считал, что дал мне некое обещание сорок лет назад, а красавица Лòри протестовала против того, чтобы её папа это обещание исполнил. Что касается меня, я была уверена, что с Королём не встречалась. Может пропавший Ре и был прав, и меня действительно лишили памяти при ссылке, но, чёрт возьми, мне девятнадцать лет, а не шестьдесят и в этом я была абсолютно уверена.

Смущал меня портрет. Как он оказался в Чёрной башне?

Я рассматривала своё изображение, и мне показалось, что лицо на картине изменило угол наклона. Я моргнула и встала так, чтобы тусклый свет падал на портрет.

Сомнений не было. Ранее хищный взгляд в упор разглядывал всех вошедших в комнату, а теперь портрет изображал мой профиль: сердито поджатые губы и воинственно вздёрнутый подбородок.

Я дотронулась пальцем до полотна — обычные краски. Сухие, густо наложенные мазки.

Портрет повернул голову, и подмигнул мне серым глазом. Ох, ты!

Я отдёрнула палец.

— Ивòна!

— Да?! — Я постаралась спиной закрыть своё изменившееся изображение.

— Мы оставим тебя. Как ты и просила когда-то, — Король бросил строгий взгляд на Лòри, не допуская возражений. — Если тебе что-либо понадобится, за дверью будет Люк. Идём Лòри.

Красавица не пожелала со мной прощаться и, покидая комнату, бросила на меня зловещий, многообещающий взгляд.

Дверь закрылась и, повинуясь необъяснимому порыву, я заперла дверь на тугой ржавый засов.

Лицо на портрете смотрело на мои действия с интересом. Осмысленно и внимательно.

Сухие мазки зашевелились, теряя чёткость, портрет расплылся, покрылся мелкими трещинами, распадаясь на куски и осыпаясь разноцветным песком. Из стены мягко прыгнула девушка. Моя копия.

— Ну, наконец-то!

Я вздрогнула. Не поняла, кто произнёс эту фразу: я или мой двойник? Одинаковый голос…

На стене осталась висеть пустая рама. Только чёрный глаз по-прежнему оставался на месте. Тусклый свет светильников мешал мне рассмотреть, а что же с глазом у этой. С портрета.

— Не пугайся, — портрет с любопытством уставился на Тотошку. — Ого, лемантийский дракон! Древняя тварь… значит старый Каàт привёл тебя к пещере То?

— Каàт умер. А ты кто?

— Я — это ты. Но ты можешь называть меня Ивòна. Это будет правильно, так меня звали здесь.

— А ты… голограмма? Запись?

— Запись?! — Ивòна рассмеялась и протянула мне руку. Рука была горячей и живой.

Я затрясла головой. Не понимаю!

— Ты из другого времени? Из прошлого? Или будущего? Я совсем запуталась…

Ивòна неожиданно подпрыгнула несколько раз и замахала руками, как ветряная мельница.

— Извини, хотела повторить забытые ощущения, — успокоила она меня. — Я портрет. Воплощение художника. Замысел. Про художника я знаю больше, чем про тебя. Но Унòдо писал мой портрет не случайно. Это был не только его замысел, но и желание Принцессы Льда.

— Принцессы? Ледяной принцессы Севера? Высшего существа?

— Да. И потому я здесь и жду тебя. Нам надо спешить.

— Почему?

— Мой век не долог. Воплощение художника может жить только в его работе, а я разрушила её. Есть несколько минут, а потом я рассыплюсь кучкой сухого порошка из разноцветных красок, — Ивòна грустно улыбнулась, и у меня защемило сердце.

— Зачем же ты покинула портрет?

— Нам надо поговорить. И это был единственный способ. Не огорчайся. Ведь я — это ты.

Ивòна говорила быстро и чётко, не допуская повторений и оговорок, речь её была выверена до мелочей — она торопилась.

«…народы Севера издревле обладали огромным уровнем информации, что делает их существами практически вечными. Отличие Северян от других народов — их умение вбирать информацию отовсюду. Потоки информации непрерывно увеличивали их мощь, но всё изменилось, когда Литтус Флэт — родной брат принцессы предал их. Литтус воспользовался своим умением против своих сородичей.

Северяне, за долгие столетия своего безмятежного существования утратили бдительность. Редко путешествовали, редко применяли силу. Обленились, заплыли жиром и Литтус сполна использовал их доверчивость.

Исподволь, незаметно, он выкачивал древние знания из своих родных и близких людей, делая их пустыми и беспомощными. Когда Северяне спохватились, большинство из них уже было бессильно, как дети. Малая толика информации у них осталась, но всех этих знаний хватало лишь на то, чтобы показывать балаганные фокусы!

Дети у Северян рождались редко и были большим чудом. После гибели Пон-Тай их осталось всего девять. Чтобы обеспечить их потоком информации, дети должны пройти свой путь по мировым слоям, но некому направить их в путь, некому дать направляющую силу. Они даже не могут покинуть свои защитные облака: низкий запас тементана не позволит им добраться до границы Ледяного мира.»

— А где сейчас Литтус? Правда, что Принцесса убила своего родного брата?

— Литтус! Безумный злодей. Нет, Принцесса не убивала своего брата. Литтус не учёл, а вернее не знал, что информация, взятая извне из сил природы, космоса делает человека сильнее, а информация, прошедшая через силу другого человека, ведёт к деградации, безумию. Литтус обладал огромной силой и не мог ею воспользоваться. Она раздавила его. Литтуса и его семью сослали на Ор. Они создали там свой мир. Мир, наполненный информацией: бесконтрольной и безумной. Информацией, которая, словно вода в фонтане, перекачивается из одной ёмкости в другую, становясь всё грязнее.

Осознал Литтус свою ошибку или безумие толкнуло его на побег, но он покинул Ор и скрылся в лабиринте миров. Больше о нём не слышали.

Избавившись от Литтуса, Северяне не решили своих проблем. Соседние народы почувствовали, что силы Северян на исходе и принялись диктовать им свои условия. Северный народ гибнет.

Принцесса Льда решила заручиться поддержкой народа Àтика и открыть войну против соседней Сиккурии. Победа в войне даст Северному народу драгоценный тементан и ещё более драгоценное время — Принцесса Льда должна найти возможность вернуть людям Севера былую мощь.

— А если поражение?

— Что?

— Если Аттикàне и Северяне потерпят поражение, а выиграют Сиккурийцы?

— Исключено! — Ивòна резко махнула рукой, и мои глаза запорошило пылью. Я потёрла веки, и на моих пальцах остался след от краски.

— Исключено, — повторила Ивòна. — Всё просчитано до мелочей. Сиккурия слабее Àтики, а с помощью Северян войско Àтики станет непобедимым. Но Аттикàнам нельзя верить. Принцесса Льда должны стать королевой Àтики, только тогда народ пойдёт за ней. И ты здесь, чтобы исполнить задуманное.

— Я?

— Ты. Я ждала тебя много лет, чтобы предать послание.

— Что я должна сделать?

— Вернуться в Высший мир, возглавить войско Àтики, уничтожить Сиккурийцев и обеспечить процветание Северян.

— И всего-то? — я хмыкнула. — Нет.

— Что?! — голова у Ивòны дёрнулась так, словно её ударили.

— Чего ради? Я не знаю этих Северян, мне ничего плохого не сделали Сиккурийцы и вообще я не собираюсь воевать!

— Но ведь ты Принцесса! Это был твой план!

— Меня Женя зовут. Я родилась в Грязновке.

— Это не так!

— Так. Это то, что я помню и знаю. А ваши дела мне не интересны.

— Подожди, — Руки Ивòны зашарили по пустому полотну, там, где раньше была картина. — Вот возьми.

На её ладони лежал глаз. Чёрный, бездонный, затягивающий внутрь, как омут.

— Что это? Зачем?

— Кольцо Нỳрлингов при тебе?

— Да.

— Дай.

Я послушно вытащила кольцо. Ивòна нетерпеливо выдернула его из моих рук, и я заметила, как истощились её пальцы. Теперь она была тоньше и меньше меня раза в два. Она таяла на глазах.

Ивòна вложила глаз в пустое гнездо на ободке кольца, и он сел плотно и надёжно, мерцая чёрным, таинственным блеском.

— Зачем камень вынимали из гнезда?

— Чтобы изменить путь. У тебя есть враги, нельзя чтобы они знали каждый твой шаг.

Ивòна держала меня за руки и говорила ещё быстрее, слова её настойчиво проникали в моё сознание.

— Перед тобой открыты все дороги, это правда. Но ты должна знать, целый народ ждёт твоего возвращения. Люди считают дни, когда ты вернёшься и поможешь им.

— Не хочу! Почему я должна тебе верить?!

Ивòна умоляюще сложила почти прозрачные ладони на груди.

— Я не верну твою память, и у меня нет доказательств. Хочешь получить их — возвращайся в Нижний слой, ищи Переход. Это поможет поня… вспом…ть.

Ивòна говорила с трудом. Губы её почти смазались, только тонкая трещинка едва шевелилась.

— Поможет понять? Вспомнить? Что за Переход? Где его искать?! Ивòна!!!

Губы Ивòны продолжали шевелиться, но звуки уже не доносились до меня.

— Как пользоваться кольцом?! Как я вернусь в Нижний слой?! Ивòна!!!

Ивòна беспомощно пожала плечами, и это движение оказалось последним для неё. Тело девушки осыпалось блёклыми песчаными струйками и через минуту, передо мной лежала лишь разноцветная горка сухих красок.

Ивòны не стало.

Глава 21

Я возвращаюсь домой.

Я позорно покинула Чёрную башню. Сбежала, трусливо избегая встречи с Королём. Чёрные облака закрыли луну и в полной темноте я чёрным нетопырем вылетела из окна ни с кем не прощаясь и никого не желая видеть. Притихший Тотошка прижимался ко мне горячим боком: он боялся высоты. Наскоро сооружённый мешочек из полоски холста, наполненный сухими красками (всё, что осталось от Ивòны) колотил меня по груди, привязанный на шею, и я прижимала его рукой, давясь немыми слезами.

Воин, дремавший на крепостной стене, вскинул голову, когда мы пролетали мимо, но темнота надёжно скрыла нас, и мы покинули город незамеченные никем.

Когда башни Города стали едва видны, я опустилась на землю. Тотошка с фырканьем принялся умываться, словно неимоверно запачкал своё голое тельце об мою одежду и я отвернулась от негодяя.

Красная полоска рассвета показалась над высохшей равниной. Я зевнула. Мне захотелось спать, но события прошедших часов слишком утомили и обеспокоили меня, не позволяя расслабиться и забыться сладкой дремотой. В задумчивости я вертела на пальце кольцо Нỳрлингов, разглядывая оба камня: пурпурный и чёрный. Гробовая расцветка.

Рассвет набирал силу, и со стороны Города я увидела клубы поднятой пыли. Несколько всадников мчались по степи, молча пришпоривая лошадей. Погоня?

Я представила, как угрюмый Король приказывает ломать дверь, старый Мал врывается в комнату первым с обнажённым мечом, за ним стражники, Люк, Лòри…

А в комнате никого. Пустая рама на стене зияет рваным холстом, и гнилые створки открытого окна бьются на ветру с глухим стуком.

Король медленно опускается на сундук и молчит, становясь всё угрюмее. Кто ему была та Ивòна?

Всадники приближались и я забеспокоилась. По степи мне от них было не убежать. По воздуху, конечно, можно, но всадники были уже так близко, что их безжалостным стрелам ничего не стоило подстрелить меня, как дикую утку.

Я отругала себя за беспечность, ну что мне стоило ночью забраться подальше от Города?! Взгляд упал на кольцо.

Я подышала на него. Потёрла камни рукавом.

— Сим-сим, откройся. Эй!

Кольцо оставалось безучастным.

Я попыталась подключить свою внутреннюю силу, мысленно представила улицы нижнего мира, автомобили, дороги… всё напрасно.

Я сняла кольцо с одного пальца, одела на другое. Безымянный, большой, указательный, правая рука, левая… ничего.

Стук копыт стал отчётливым, доносилось тревожный храп коней. Лёгкий ветер принёс запах тяжёлого конского пота.

К чёрту кольцо. Я закрыла глаза. Мир завертелся вокруг огромный и необъятный. Остановился, послушный моей воле, и заиграл яркими красками, демонстрируя мне своё великолепие. Я благосклонно кивнула. Ты хорош, бесспорно — хорош. Рука мои плели нескончаемый узор, складывая в одно целое реки, дороги, воздушные струи ветра. Я искала нужный мне путь и не находила. И тогда на помощь пришло кольцо. Не спонтанно и беспорядочно, как было ранее, а послушно раскрывая передо мной миры, как на самой точной, созданной нечеловеческими руками карте.

Повинуясь моим мыслям, мировые слои расступились один за другим, и нужное мне место вспыхнуло, заиграло рубиновыми гранями. Я направила в открывшуюся точку кольцо, и алый коридор выстроился прямо из горячей степи в нужное мне направление. Не теряя ни минуты, я побежала по багряному полу. Не отставая от меня ни на шаг, рядом бежал Тотошка.

Я оглянулась. За моей спиной смыкалась плотная стена. Нашим преследователям нас было не достать. Я удовлетворённо хмыкнула, ощупывая гладкую поверхность защитного барьера, но предостерегающий вопль Тотошки заставил меня бросить это бесполезное занятие.

Выход из алого тоннеля угрожающе сужался. Тотошка стоял у противоположного конца и отчаянно орал.

Я бросилась бежать. Проход смыкался, и последние шаги мне пришлось проделать боком, что не прибавило мне скорости. Тотошкин крик превратился в несмолкаемый вой, я протискивалась между рубиновых стен, втягивая живот, и замирая от ужаса быть заживо погребённой в кроваво-красном коридоре. Когда воздух уже перестал проникать в мои стиснутые каменными стенами лёгкие, моя правая нога нащупала пустоту и последним нечеловеческим усилием я кубарем вылетела из прохода, жадно глотая воздух.

* * *

…У меня были странные ощущения. Я видела, слышала, могла говорить и владела телом. Но всё будто под чьим-то неусыпным контролем. Как марионетка. Верёвочка, дёрг вверх! Поднялась рука… верёвочка, дёрг — рот открылся, и оттуда послушно зазвучали звуки. Хриплые, испуганные стоны. Что со мной?!

Я запаниковала, озираясь вокруг, как загнанный в ловушку зверь. Тотошка преданно заглянул в глаза и заурчал, успокаивая, убаюкивая…

Я не слышала его, не видела волшебные картины, которые всегда возникали в моей голове, когда напевал мой кот-баюн. Колени мои предательски задрожали и на глаза навернулись слёзы. Со мной всё кончено. Я снова — Женька из Грязновки. Не могу летать, сжимать время и проникать сквозь пространство. Добро пожаловать домой, дорогая, ты в Нижнем слое!

Я лихорадочно оглядела пальцы — кольцо на месте. Ничего, я с этим кольцом выбралась отсюда один раз, выберусь и теперь. Ничего…

Тень сбоку от меня заставила насторожиться. Я медленно повернула голову — тень не шелохнулась. Я обернулась, но рядом никого не было. Узкий пустой коридор. Только я, Тотошка и… тень. Я подняла руку — тень осталась неподвижной. Я отступила на шаг, тень двинулась за мной. Это было удивительно и непонятно, но по-настоящему испугаться мне мешал безмятежный Тотошкин вид. Обычно он за версту чуял опасность, но чёрный силуэт на стене от невидимого человека нисколько моего спутника не тревожил. Что же это?

Я медленно подошла к тени и осторожно, едва дыша, прикоснулась к ней рукой. Тотчас тень гибко изогнулась и вошла в меня, как струйка пыли, всасывается в жерло мощного пылесоса. Я вздрогнула, избавляясь от вторжения, и тень тот час послушно распласталась у моих ног, но на долю секунды в мир снова вернулись краски, запахи и звуки. Я глубоко вздохнула — воздух в коридоре пыльный и сухой забил мне горло и я закашлялась. Тотошка приник любопытной мордой к распластанной тени и тень шевельнулась, накрывая его тощие лапы непрозрачной мглой. Тотошка отпрыгнул, его выпуклые глаза выражали крайнее изумление.

Мне было тяжело дышать. Дёрг, верёвочка вверх — правая нога шагнула вперёд. Дёрг, верёвочка вверх — левая шагнула. Колени заломило, скручивая болью — как тяжело идти! Я присела на пол. Кто-то там, наверху не удержал верёвочки, и голова моя бессильно опустилась вниз. В шее хрустнуло. Я протянула руку вперёд, пальцы коснулись тени, и снова тёмная плотная струя вошла в меня, окутывая силой, придавая лёгкости. Я стиснула зубы, стараясь удержаться, и не стряхнуть с себя незримое порывало…

Мне удалось это с лёгкостью. Это была моя тень. Часть меня, или я была её частью. Неважно. Почему-то здесь в Нижнем слое мы разделялись надвое. И когда тень покидала моё тело, я становилась… обычной. Такой, как и все люди Нижнего слоя — только сознание и хрупкое тело. Позже я не раз задумывалась, что если жители Нижнего слоя, потеряли связь с Информационным потоком, потому что их тела утратили связь с тенью? Не знаю. Здешние учёные утверждают, что тень есть отражение света. И вроде бы они правы. Но моё тело тени не отбрасывало. Если только мне этого не хотелось. И кое-какие существа здесь в Нижнем слое тоже предпочитали прятать свою тень. Но о них позже.

Мы с Тотошкой покинули узкий коридор и оказались в просторной комнате заставленной металлическими и деревянными ящиками, картонными коробками. Окон в помещении не было, пространство освещала только тусклая лампочка под самым потолком. Бледный свет позволял разглядеть низкорослых, деловитых тварей, сновавших среди коробок. Они мало походили на людей, хотя и двигались на двух ногах и были облачены в кургузые сюртучки, но их покрытые шерстью морды, более походили на собачьи.

В Нижнем слое под названием Земля, который я покинула не так давно, таких тварей не водилось, и я приуныла. Опять мы попали не по назначению.

Тотошка громко фыркнул, но твари никак не отреагировали на этот звук, продолжая ковырять ящики длинными узловатыми пальцами, лишь один из них скорчил в сторону Тото свою и без того страшную морду, высовывая красный язык. Это было опрометчиво и неразумно.

Тонкая и крепкая Тотошкина лапа вытянулась, как резиновая лента и мазнула обидчика прямо по высунутому языку. На мраморный пол брызнули алые капли. Мохнатая тварь взвизгнула, зажимая ладонью рот, а я укоризненно покачала головой.

— Тотошка, прекрати, мы же здесь гости! — и добавила поучительно, обращаясь уже к потерпевшему: — Хотя ты сам виноват. Нельзя безнаказанно дразнить лемантийского дракона!

При звуках моего голоса низкорослые твари прекратили свою непонятную работу и тревожно переглянулись.

— Что это? — проскрипел один. — Она нас видит?

— Вы обо мне? — вежливо осведомилась я. — Если обо мне, то да — я вас вижу. Со зрением у меня, слава богу, всё в порядке, а не подскажете…

Сбиваясь с ног твари, кинулись врассыпную. Их собачьи морды выражали ужас, а бессвязные выкрики и суетливые движения выдавали откровенную панику.

— О! О-о-о-о… кто это?!

— Как она сюда попала?

— Спасайтесь, спасайтесь!

— Это не к добру…

Через пару минут комната опустела. Испуганные существа исчезли, просочившись прямо сквозь стены. Мы с Тотошкой остались одни.

Я пожала плечами, Тотошка победно взвыл и мы направились к двери. Выйдя из комнаты, мы попали в пустой, короткий коридор, а оттуда в светлый, щедро освещённый многочисленными люстрами и встроенными в стены светильниками зал.

Это был ювелирный магазин: большой, с богатыми витринами, внушительными охранниками и лощёными продавцами. Окна магазина были слегка затемнены, сквозь них виднелся кусок улицы, и я с удивлением разглядела знакомые дома, дорогу и даже угол того самого супермаркета, в котором не так давно бесславно закончилась моя трудовая деятельность. Всё указывало на то, что я снова в знакомом городе, но вот существа в тёмной комнате… с этим надо было разобраться.

Движимая любопытством, я принялась смотреть по сторонам. На витринах сверкали многочисленные драгоценные украшения. Я прилипла носом к прозрачной поверхности, разглядывая колечки и браслеты, Тотошка материализовался рядом, недовольно морща гладкую морду. Ни на одном из украшений не было обозначения цены, что видимо, указывало на бесценность выложенных изделий.

— Это нам с тобой не по карману, — назидательно заметила я своему приятелю, и мы потеряли к драгоценностям всякий интерес. Гораздо любопытнее было то, что происходило возле прилавков.

Народу в магазине было немного. Немолодая пара негромко переговаривалась у дальней витрины, обсуждая покупку браслета. Подарок дочери на день рождения. Меня заинтересовали клубы серого дыма над головой мужчины, но он тотчас рассеялся, и я отвела взгляд.

Паренёк в мятых джинсах и поношенной футболке явно тяготился своим присутствием здесь, но мужественно тыкал пальцем в сторону тоненьких обручальных колечек, а вышколенный продавец с безукоризненной улыбкой подавал ему требуемое. Из-под руки продавца что-то шмыгнуло под прилавок и пропало. Никогда раньше не видела такого… существа. Похоже на крысу, но так же, как и «собачьи морды» на складе, тварь ловко передвигалась на двух ногах.

Сколько же меня не было в этом городе? Год? Два? Столетие? Может за время моего отсутствия на земле произошла ядерная катастрофа, животные и люди мутировали и появились такие вот твари…

Я внимательно огляделась. Нет, одежда немногочисленных посетителей указывала на их принадлежность к началу двадцать первого века, да и проезжающие за окном Лады «Калины» и старенькие, подержанные «ВМW» не позволяли усомниться, что я нахожусь в своём времени, своём мире. Видно я сама стала другой.

Мой взгляд наткнулся на собственное отражение в зеркале. Ой-ей!!! Я тихо запаниковала.

Красное, обветренное лицо. Почти белые, выгоревшие на солнце, давно не чёсанные, спутанные волосы. Длинная юбка, покрытая толстым слоем пыли. Бесформенная рубашка и такая же безразмерная кацавейка — вещи подаренные женщинами Срединного мира. На шее, на толстом обрывке верёвки болтается наскоро сшитый мешочек из старого холста с упрятанным в нём прахом Ивоны. В довершении описания следует упомянуть, о свежей царапине, пересекавшей мой лоб и правую щёку поперёк.

— Я могу быть вам полезен?

Передо мной, как из земли возник безукоризненно вежливый продавец.

— Можете. Это какой город?

Ни один мускул не дрогнул на лице продавца. Он ответил.

Услышав ответ, я с облегчением вздохнула. Я не ошиблась. Но…

— А какой год?

Вежливость изменила продавцу. Он ощерил мелкие, не слишком здоровые зубы и прошипел.

— Пшла вон, шалава. Кто тебя пустил?!

От двери к нам уже семенил охранник, испуганно тряся тройным подбородком.

— Откуда она взялась? Ведь не было же…

— Не было?! — продавец взвился, как от удара. — Ты куда смотрел, как прозевал такую чучелу?! Сейчас Мирослав Леопольдович явится, а тут такое!!!

«Такое» — это я. И я обиделась. И на «чучелу» обиделась тоже. А ещё меня разозлил неведомый Мирослав Леопольдович, которому «такую чучелу», как я, и показать было нельзя. Но проявить свою обиду и обрушить гнев на своих обидчиков я не успела. Так же, как и сотрудники ювелирного салона не успели устранить возникшую ситуацию. В магазин, лучезарно улыбаясь и одновременно озабоченно хмуря светлые брови, вошёл Мирослав Леопольдович собственной, что называется персоной.

На согнутом его локте висела умопомрачительная блондинка с невероятно огромным, ярко накрашенным ртом и безостановочно щебетала.

Мимо своих сотрудников Мирослав Леопольдович прошёл, даже не ответив на подобострастное приветствие, скользнул по мне бездумным взглядом и… остановился, как вкопанный, чуть не уронив тонконогую спутницу.

— Мирослав Леопольдович, это недоразумение мы сейчас уберём, — охранник взял меня за плечи. — Просочилась, понимаешь.

Мирослав Леопольдович издал короткий вздох и лично убрал широкую лапу охранника с моего плеча.

— Ступай, Славик.

Голос Мирослава Леопольдовича был похож на стон умирающего.

Смышлёная блондинка (!) ретировалась в сторону и настороженно наблюдала за нами из-за белоснежной колонны.

Славик недоумённо потоптался, беспомощно пожал широкими мощными плечами и послушно засеменил в сторону выхода.

Только лощёный продавец недоверчиво и преданно глядел на хозяина, не доверяя своим глазам. Мне он показался странным, не похожим на других людей только я никак не могла понять, в чём его отличие от пожилой пары или застенчивого паренька. Я уставилась на продавца, и тот зачастил нервно, одёргивая полы безукоризненного пиджака.

— Мирослав Леопольдович, вы, если думаете, что мы не следим, так мы следили, совершенно непонятно…

— Ступай!

Мирослав Леопольдович уже оправился от моего неожиданного появления и в его голосе прорезались стальные нотки.

Продавец испарился.

— Добрый день, — Мирослав Леопольдович нервно прокашлялся, и одёрнул безукоризненно сидевший пиджак. — Какими, э-э-э… судьбами?

— Здравствуйте, Мирослав Леопольдович, — раздельно и очень ровно произнесла я. — Удивительно тесен мир, не правда ли?

Глава 22

Снова он. Мир изменился? Ангелы и гумсы.

Блондинка отправилась восвояси. Охраннику строго-настрого наказали никого в кабинет Мирослава Леопольдовича не пускать. Мы сидели в тесном кабинете вдвоём. Если не считать Тотошки. И если не считать, что Мирослав Леопольдович был вовсе не Мирослав Леопольдович, а мой бывший зонт, плутоватый мошенник Ре Тук.

— Не вспоминай это имя, — это было первое, о чём меня попросил Ре. — Я за него… скажем, достаточно поплатился. Близкие друзья зовут меня просто — Мелка Лёк. Для тебя просто Мелка. Хотя здесь на Земле я взял себе имя Мирослав, знаешь, меньше привлекает внимание.

— Ага. А мы что — близкие друзья?

Мелка смотрел на меня обиженно.

— Да мы с тобой огни и воды прошли! Ты что, забыла?! Я ж сколько лет твоим зонтом был!

— Ага. А потом ты меня Лохмам продал.

Мелка погрустнел.

— Зря ты так. Не продал я. Совершил сделку. Взаимовыгодную. Как бы мы с тобой от Лохмов ушли? Не подумала? А я обо всём договорился, но лохмачи меня подвели. И всё-таки мы выбрались! А ты сама виновата, почему не поплыла со мной из Ора?

На этот вопрос я ответить не смогла, Мелка заметил моё замешательство и воодушевился.

— Вот видишь! А твои сородичи обвинили во всём меня, бросил, мол, её на Оре! А я не бросал — сама не захотела! И вот теперь я здесь, твоей милостью. Сослали.

Ссыльный Мелка Лёк выглядел весьма преуспевающим, и я не поверила в его искренность.

— Какие сородичи?

Мелка прикусил язык.

— А ты… не помнишь? Память не вернулась?

— Нет. Поэтому я здесь. Мне нужно найти Переход. Знаешь, что это?

— Конечно, — Мелка кивнул, и я облегчённо вздохнула. Видно наша встреча не была случайной. Сейчас Мелка покажет мне Переход, я узнаю всё о себе и своём прошлом и смогу принять правильное решение: что мне делать дальше со своей жизнью.

— Конечно, я знаю, что такое Переход. Я сам сюда попал по Переходу. Из Высшего мира, между прочим. Ещё раньше мне приходилось пользоваться Переходом, когда…

— Мелка!

— Что?

— Где Переход?

Мелка обескуражено пожал плечами.

— Я не знаю.

— Как?! Ты же сказал…

— Я сказал, что знаю, что такое Переход, но где он находится и где тот, который нужен именно тебе — я не знаю.

— Их что — много?

— Тысячи. Десятки тысяч. Ведут в разные места. Миры, времена… Какую ещё информацию ты знаешь о своём Переходе?

— Никакую, — сердце моё упало. — Никакой информации.

Мелка присвистнул.

— Ну, моя девочка, твоя задачка практически неразрешима.

Я растерялась. Не думала, что с поисками Перехода возникнут такие трудности. Что же мне делать?

— И что же мне делать?

— Будешь, чай, кофе? — Мелка задумчиво барабанил по столу чуткими пальцами.

— Я не голодна. Хотя чаю выпью.

Тотошка хриплым звуком напомнил о своём существовании.

— О, прости. Ре, то есть, Мелка, ты можешь накормить моего питомца?

Тото уронил слюни на белоснежную обивку дивана. Мелка скривился и аккуратно промокнул диван салфеткой.

— Чем он у тебя питается? Человеческой кровью?

— Случается. Но кусок курятины вполне сойдёт.

Из холодильника, встроенного в стену на столе появился хороший кусок копчёного мяса. Забулькал кипятком электрический чайник. Мелка достал коробку конфет, печенья. Я взяла в руки горячую чашку и с удовольствием вдохнула позабытый аромат.

— Мелка, что же мне делать?

Вопрос не давал мне покоя, и я повторила его с безнадёжностью испорченного патефона.

— Я думаю, для начала тебе следует принять человеческий вид. Ты не на Оре и не в Срединном крае, здесь внешность имеет значение. Где ты остановилась?

— Где?! — я не поняла вопроса. — Я вообще не остановилась. Я сразу оказалась тут.

Мелка заметно занервничал.

— Интересное совпадение. Чрезвычайно невероятное, я бы сказал.

Я пожала плечами. Меня волновали куда более насущные проблемы.

— Слушай, у меня денег нет. А ты здесь, кажется, неплохо устроился? Как тебе удалось?

— О деньгах не беспокойся, — поспешно отозвался Мелка, игнорируя мой вопрос. — Я помогу тебе устроиться, а там подумаем, что делать дальше.

Вокруг Мелкиной головы закружился лёгкий дымок. Мелка дунул на него недовольно, дымок съёжился и закрутился спиралью, выбираясь наружу через вентиляционное отверстие.

— Что это? — заинтересовалась я. — Знаешь я видела странных существ у тебя на складе и в зале… что это было?

— Ты видела? — это открытие не поразило Мелку, но он серьёзно задумался и разглядывал меня так, словно видел впервые.

— Видишь ли, Нижний слой, место не совсем обычное во многих отношениях. Во-первых, здесь практически не проходят волны Информации и потому для людей из высшего и даже среднего мира пребывание здесь сродни заключению в тюрьме без запаса пищи и кислорода. Но есть примитивные существа, которые не способны пользоваться потоком Информации, да им и не надо. Они сами являются неким информационным центром, производят небольшую, но силу. В высшем и Срединном мирах информационные волны забивают их силу, делая беспомощными, а здесь они могущественны. Перед лицом обычных жителей Нижнего слоя, разумеется. И они с удовольствием заселяют Нижний слой. Здесь их называют по-разному: гоблины, тролли, эльфы и домовые.

— Ого! И чего они так расплодились?! Раньше их не было!

— Они всегда здесь были. Просто ты их не видела. Тот защитный барьер, который они ставят, позволяет им оставаться незаметными. Их видят только животные. И жители высших и срединных миров.

— Я что, житель высшего мира? — хмыкнула я.

— Конечно, — серьёзно кивнул Мелка. — Я всегда тебе это говорил.

— Но раньше я их не видела! — тупо повторила я.

— Значит, ты изменилась, — Мелка сверлил меня глазами. — Ты, действительно не помнишь прошлого?

— Нет, — буркнула я. Я не призналась Мелке, что о многом из своего прошлого я догадывалась. Не призналась я и о своём пребывании в пещере То.

Сытый Тотошка громко икнул и испустил протяжный вой. Зверюга насытилась и потянулась, зевая. На светлой поверхности кожаного дивана остались тонкие следы от крепких когтей.

— Где ты подобрала такую тварь?

— Так… в Срединном мире.

— Ты была там?

— Да. А что?

— Ничего. Говорят, это родина моих предков. Но мне там побывать не довелось. Дикие края, а?

Над Мелкиной головой снова затуманилось тёмное облачко.

— Пшла прочь! — Мелка рубанул ладонью в середину облака, и оно рассыпалось, исчезая.

— Мелка, что это? — снова повторила я.

— А-а-а, дымки, думки… называй, как хочешь! Нижний слой — прòклятое место! Всё, что не происходит, тут же выползает на поверхность и принимает такие формы… — Мелку удручённо покрутил головой. — Только держись! Дымки самые безобидные из них. Это мысли. Или думы.

— Твои?

— Нет. Других людей. Кто-то подумал о тебе и вот, пожалуйста — плывут тяжёлые думки…

— Они тёмные, — заметила я.

— Ага, — согласился Мелка. — В основном тёмные. Знать бы чьи…

В дверь осторожно постучали.

— Мирослав Леопольдович!

Голос из-за двери звучал заискивающе.

— Зайди, Славик, — Мелка лениво щёлкнул пальцами.

Дверь слегка приоткрылась. Крупная голова Славика протиснулась в узкую щель.

— Машина подана, Мирослав Леопольдович… вы просили.

Мелка встал и протянул мне руку.

— Пошли?

— А куда? — не поняла я.

— Для начала ко мне домой. Приведёшь себя в порядок. Потом решим.

Славик неодобрительно на меня косился. Мой внешний вид по-прежнему не вызывал у него никакого доверия, но кто спрашивал его мнение?

В магазине было пусто, и мы прошли через просторный зал, нигде не задерживаясь. Славик забежал вперёд, предупредительно открыл перед нами дверь и уличный шум ворвался в благородную тишину дорогого салона.

На улице шёл снег. Я вдохнула морозный воздух и задержалась на пороге.

— Садись в машину, Женя, простудишься, — Мелка заботливо подал мне руку, но я никак не отреагировала.

Мир вокруг меня был другой. Не тот, что я покинула… сколько же времени прошло?

— Мелка, сколько нас не было в этом городе?

— Ну, время величина непостоянная. Я живу здесь уже два года, а ты…

— Два года?! Ничего себе…

Я обхватила руками плечи, мне стало зябко.

— Мелка, здесь что-то не так…

— Здесь всё по-прежнему, Женя, — Мелка усмехнулся и настойчиво подвёл меня к машине. — Это ты стала другой. Ты стала видеть.

Мы ехали медленно, едва передвигаясь в бесконечной пробке, и я жадно разглядывала дома, людей, улицы, такие знакомые и такие удивительно другие, а ещё существ и явлений, которым не знала названия. Их было много, бесконечно много.

Неожиданно прямо на дороге возник дом. Трёхэтажный, с тёмными облезлыми стенами. Из его окон виднелся тусклый свет, в котором мелькали тени далёких людей.

— Мелка, дом! Ты видишь?!

— Я его каждый день вижу, — невозмутимо отозвался Мелка. — Он всегда стоит на дороге. Дом — призрак.

— Призрак?

Впереди загорелся светофор, и машины неторопливо двинулись вперёд. Едва мы приблизились к дому, как его очертания расплылись и воздухе, но перед тем, как он окончательно исчез я услышала, как из дома доносится чей-то крик и музыка. Печальная, едва слышимая мелодия. Я поёжилась. Когда мы проезжали место, где стоял дом, я почувствовала холод. Мелка понимающе кивнул и включил печку.

— Я тоже это чувствую. Но не знаю, как объяснить. В Нижнем слое много загадок.

Нескончаемый поток машин снова замер. По тротуару, справа от нас бодро семенила огромная собака… нет, не собака! Я не поверила своим глазам.

— Мелка, что это?!

Пожилая женщина в грязно-сиреневом пуховике и нелепой розовой шапке шагала на четвереньках, стараясь не запачкать растянутые колени бесформенных штанов. В зубах её была зажата сумка, и оттого морщинистое лицо казалось оскаленным. Шаг её был неожиданно лёгок, руки едва касались земли полусогнутыми ладонями. Зад высоко подпрыгивал, грузно оседая при каждом движении. Вид дама производила крайне удручающий.

— Она сумасшедшая?

— Это гумса, — неохотно ответил Мелка, и я почувствовала исходящую от него тревогу. — Постарайся не смотреть на неё. Не надо, чтобы она нас почувствовала.

— Почему?

— Они опасны. Не для всех, но для тебя — да. Ты наполнена Информацией, она исходит от тебя, как… свет от лампочки. Гумсы уничтожают потоки информации. Они как инфекция, зараза. Держись от них подальше.

— А для тебя она опасна?

— Да, но в меньшей степени. Посмотри на неё обычным зрением.

— Как?

— Ну… попробуй отбросить тень.

Я шевельнула плечами, сбрасывая невидимый покров, и мир вернул свои прежние очертания: серые дома, одинокие прохожие, голые ветви деревьев. И больше ничего.

Гумса оказалась усталой женщиной, бредущей по тротуару возле дверцы нашего автомобиля, едущего ещё медленнее, чем она передвигала свои оплывшие артритные ноги. Сумку она держала в руке, а не в зубах, и представить её скачущей на четвереньках было трудно и нелепо.

— Видишь?

— Вижу. Обычная тётка.

— Я раньше тоже так думал. Одна такая мыла полы у меня в магазине. Не в том, что ты видела, тогда я держал мясную лавку на рынке. Проворная, несмотря на возраст и вес, она хорошо справлялась со своими обязанностями, и я был ею доволен, пока не стал чувствовать себя совсем плохо.

— Отчего?

— Недостаток информации. Он сказывается, когда ты попадаешь сюда. Ты поймёшь со временем. Если не найдёшь путь вернуться.

— А что же гумса?

— Гумсы? Они паразитируют на потоках информации. Уничтожают их, медленно, исподволь, как ржа разъедает железо. Существа вроде нас с тобой, которым информация необходима, как воздух, могут существенно пострадать от их близкого присутствия.

Машина прибавила скорости и одинокая гумса осталась позади, а я почувствовала лёгкую дурноту.

— Мелка, что-то мне нехорошо…

Мелка быстро взглянул на меня и понимающе хмыкнул.

— Верни тень. И на будущее: не забывай, что мы в Нижнем слое, не отбрасывай тень надолго, иначе теряешь потоки информации.

Я поняла, что имел ввиду Мелка. Тень послушно окутала плечи и в тело вернулась лёгкость. Не такая, как в пещере То или в Срединном мире, но достаточная, чтобы чутко воспринимать этот мир. Мелка прав — я стала другой.

Мир вокруг снова заиграл калейдоскопом красок. Нестройной вереницей засеменили по тротуарам странные существа, озабоченно переговариваясь, смеясь и хмурясь.

Из автомобиля впереди грузно вылезло нечто. Бесформенное и полупрозрачное. К ногам его были прикованы тяжёлые гири, и он еле волочил свои ноги.

— Пройдусь пешком!

Это существо крикнуло кому-то в салоне. Наверное, водителю.

Он зашагал по тротуару, волоча за собой гири, и они глухо звенели, сталкиваясь между собой.

— Ангелы, — скучно ответил Мелка на мой немой вопрос.

— Как это?!

— Знаешь, ты достаточное время прожила в Нижнем слое, в своё время — слыхала про религию?

— Ну, конечно! Я и в церковь ходила. Правда, так… не очень-то постоянно. А почему они закованы? Они наказаны? И почему они ангелы?

Мелка оскалил зубы. Очевидно, то, что он рассказал, казалось ему смешным.

— Понимаешь, люди молятся, просят о чуде. И не поверишь — это срабатывает! Те, кто усердно просит, получает своего ангела. Это может быть кто угодно: верная жена, любящий сын, заботливый отец. Словом тот, кто всю жизнь будет вытаскивать тебя из дерьма, заботясь о твоём благополучии. Но главное не в этом! Ангелы — их вроде бы и не существует. Они только фон для реально существующих людей. То есть они есть, конечно, женятся, рожают детей и всё такое, но у них нет души: боги глухи к их молитвам, а люди инстинктивно сторонятся их. Ангела всегда только используют — он вне игры.

— Почему?

— Так фишка легла. Таково предназначение ангела. Он всегда появляется на свет по чьей-то просьбе и не принадлежит себе.

— Они понимают это? Ангелы?

— Как правило, нет. Также, как все обычные люди, пытаются строить семью, заводить отношения, но… всё кончается одинаково. Ангела бросают, когда просьба человека исполнена. Кстати, этого я знаю. Он живёт со мной на одной лестничной площадке. У него жена смазливая молодая дурочка. Жила в деревне в нищете, приехала в город на заработки, повстречала его. Не молод, но… обеспечен, покладист. У них недавно родился сын.

— Она молилась об этом? Чтобы стать богатой? Чтобы о ней заботились?

— Не факт. Ты об этом поговори лучше с Омаром. Он повёрнут на ангелах. Изучает их.

— Омар? Кто это?

— Один из наших. Собирает данные для поступления в высшую образовательную школу.

— Он из Верхнего слоя?! Значит, он знает, где Переход?

Мелка бросил на меня взгляд задумчивый и печальный.

— Может и знает. Но, не забывай: официально ты сослана в Нижний слой в наказание и должна находиться здесь в образе девочки Жени. Кстати, если что — я здесь тоже в целях поступления в высшую школу. Собираю материалы о домовых и эльфах. Такова версия. Настоящую причину пребывания в Нижнем слое я бы не стал разглашать. И тебе не советую.

Я сникла.

Мы свернули с широкой дороги в узкий проулок, и машина плавно притормозила возле респектабельного дома, обнесённого металлической оградой. Мелка достал пульт, нажал на кнопку и ворота поднялись вверх, открывая нам дорогу.

Я вышла из машины и снова увидела ангела. Его гири запутались, и он едва не упал. Моя тень скользнула на землю, и я посмотрела на него человеческими глазами.

— Скользко!

Мужчина лет сорока, подтянут и строен, смеётся над своей неуклюжестью, глаза весёлые, голубые. На ногах дорогие ботинки и никаких гирь. Выглядит вполне счастливым.

— Здравствуйте, барышня! Замёрзли? Вы в гости?

Мелка припарковал машину и приблизился к нам. Заулыбался при виде ангела.

— Здравствуйте, Борис Григорьевич! Вы пешком?

— Отпустил водителя, пробки. Решил размяться. У тебя гости?

Борис Григорьевич смотрел на меня доброжелательно. И мне стало его жалко. Тень вернулась, и я снова видела уродливые цепи и гири на ногах. Они что рождаются с этим?

— Эй, — Мелка тронул меня за плечо. — Поздоровайся с Борисом Григорьевичем. Это наш сосед.

Я очнулась от мыслей и неловко покраснела. Стою, разглядываю ангела во все глаза, позабыв про приличия…

— Здравствуйте, меня Женя зовут.

Ангел — бесформенная масса с цепями на ногах глухо замычал в ответ и меня передёрнуло. Не хочу видеть, как он выглядит на самом деле!

— Мне очень приятно Женя, — синие глаза мягко улыбались. — Мирослав говорит вы из деревни? Знаете, моя жена тоже деревенская, заходите к нам в гости, поболтаете, она скучает здесь. Сидит с сыном одна безвылазно.

— Спасибо, непременно зайду, — ангел нравился мне, но к горлу подступила знакомая тошнота и голова закружилась. Мелка предупреждающе тронул меня за локоть.

— Женя, не экспериментируй, это опасно.

Я вернула тень, и снова синие глаза потонули в мутной глыбе. Цепи глухо звякнули.

— До свидания, Борис Григорьевич!

«Глыба» помахала в ответ широкой лапой и скрылась в квартире напротив.

Мелка достал ключ и открыл соседнюю дверь.

Глава 23

Омар. Как рождаются ангелы?

  «Я придумал тебя, придумал тебя   от нечего делать, во время дождя»

Уже шесть дней, как я живу в квартире у Мелки.

Мелка по горло занят делами, и я его почти не вижу. Он покидает квартиру, когда я ещё сплю, а возвращаясь поздно вечером, делает усталое лицо, всем своим видом показывая, что жизнь с моим появлением стала невыносимой. Иногда он и вовсе не приходит ночевать, и, подозреваю, причиной этому его длинноногая подруга.

Я не знаю чем себя занять и с утра до вечера брожу по улицам. Иногда я развлекаю себя тем, что отбрасываю тень и, найдя подходящий объект для наблюдения, стараюсь угадать, кем окажется тот или иной человек, когда я увижу его настоящим зрением. Чаще всего, люди оставались обычными людьми, что просто глазами на них смотри, что тень накидывай. Я уже знала — это уроженцы Нижнего слоя. Существа, предки которых никогда не выходили за пределы этого мира. К ним я относилась с уважением — это были крепкие люди. Они знали, как жить. Не мучили себя сомнениями, не стремились к переменам. Они жили в суровом мире и это их полностью устраивало. Впрочем, другого мира они и не знали.

Но были и другие.

Про себя я всех разделила на три группы: в первую входили гоблины и домовые, эльфы и тролли. Все они отличались умением ставить защиту, они осознавали, что не люди, не такие, как люди и прятались в укромных местах от любопытных глаз.

Ко вторым я причисляла существ — порождений человеческого сознания. Такие, как ангелы, например. Или демоны. О них мне рассказал Омар.

А третьи — были гостями из Бездны. Про Бездну я впервые тоже услышала от Омара.

Но сначала я расскажу, как я познакомилась с Омаром.

… Это случилось на пятый день моего пребывания в Нижнем мире.

Как обычно Мелка покинул квартиру рано утром, и ничто не мешало мне насладиться тишиной и покоем, не сопровождаемым вопросами: «а ты не видала мои носки?» или «а ты не могла бы что-то сготовить на ужин?», но поспать мне не удалось. С постели меня поднял Тотошка. Грозно ощеривая клыкастую пасть в беззвучном рыке, он хлопал меня лапой по щеке, требуя завтрак.

За окном было ещё темно, а в квартире неуютно холодно. Плохо топили.

— Отвали, — пробурчала я и натянула на голову одеяло.

Тотошка завизжал злобно, громко и нестерпимо противно. Проблем с соседями не хотелось, поэтому пришлось встать и брести на кухню, чтобы заткнуть пасть мерзкой твари.

Я положила в Тотошкину миску хороший кусок варёного мяса и нарезала кольцами репчатый лук. Удивительно, но Тотошка его обожал. Обиженный вой прекратился, и вскоре в квартире раздавалось только громкое чавканье и довольное урчание.

Я только подумала, что и мне неплохо было бы выпить кофе, даже потянулась за упаковкой, как в квартире раздался звонок. От неожиданности я вздрогнула, и пачка молотого кофе оказалась рассыпанной на полу.

— Что за чёрт!

Тотошка и не подумал прерывать свой завтрак, и это был хороший признак, значит звонивший, не представлял никакой опасности. По крайней мере, для Тотошки. Однако гости в Мелкиной квартире были редкостью, и я с опаской заглянула в глазок.

За дверью стоял мальчик. Лет двенадцати, в синей куртке и красной спортивной шапке с пумпоном на макушке.

Я приоткрыла дверь.

— Тебе чего?

— Здравствуйте, — мальчик вскинул на меня чёрные глаза, и лицо его засветилось в улыбке. — Я Омар. Мне нужен Мелка.

— Его нет.

Мальчик удивился, и от его тела побежали в разные стороны разноцветные бойкие молнии. Такое мне ещё видеть не доводилось.

— Нет?! Странно. Он никогда не уходил так рано.

Я и раньше догадывалась, что Мелка избегает меня, и простодушное высказывание мальчишки подтвердило, что мои подозрения были небезосновательны.

— Я Омар, — снова представился мальчик.

Цветные молнии угомонились, но теперь к его голове суетясь и толкаясь, с трёх сторон налетели думки: две бледно-розовых и одна салатовая. Мальчуган сиял в окружении думок, прямо как новогодняя ёлка. Омар?.. Не могу вспомнить, где слышала это имя, но мальчик сам рассказал о себе.

— Я собираю данные для поступления в высшую образовательную школу. Мелка мне иногда помогает. Можно я войду?

Омар! Ну, конечно! Мелка рассказывал про какого-то студента из Верхнего слоя. Только не говорил, что он совсем юный.

— Заходи, — я посторонилась, пропуская мальчика в квартиру. — Кофе будешь?

— С удовольствием, — мальчик был не по-детски серьёзен. — С молоком, пожалуйста.

— Хорошо.

Мягко пружиня на тонких и крепких лапах, из-за холодильника показался Тотошка. Гость его не заинтересовал, а вот Омар изумился до чрезвычайности, разом сбрасывая с себя показную взрослость и становясь тем, кем он и был на самом деле — двенадцатилетним мальчишкой.

— Ой, что это? Кто?! Неужели настоящий лемантийский дракон?!

Впервые это название я услышала от Ивоны и подозреваю, что Тотошка им и был, но сама я не имела о лемантийских драконах ни малейшего понятия, да и Тотошка мало походил на дракона, такого каким он, по-моему мнению, должен быть.

— Ну да, — неуверенно протянула я. — Вроде бы. Я нашла его случайно.

— Но это же существо из Материнского мира! И здесь в Нижнем слое!.. Невероятно!

Искры брызнули от тела мальчугана в разные стороны и спиралью взвились к потолку. Прямо, ходячий бенгальский огонь!

Омар лихорадочно выхватил из сумки лист бумаги и карандаш и, спохватившись, поднял не меня чёрные глаза.

— Можно я его нарисую?

— Да, пожалуйста. У меня есть фотоаппарат. Можешь сфотографировать.

— Лемантийского дракона? — мальчик был потрясён ещё больше, чем когда увидел Тотошку.

— Ну, да. Мне не жалко.

Физиономия Омара выражала недоверие.

— Но это невозможно.

— Почему?

— Но… — мальчик разглядывал меня словно диковину. — Никак не разберу — вы из Верхнего слоя?

— Скорее из Срединного, — уклончиво ответила я. — Я вообще путешествую. То тут, то там… в пограничной зоне жила некоторое время. А что?

— В любом случае, вы родились не здесь, — твёрдо ответил мальчик. — И ни одно существо из других миров здешний аппарат снять не в состоянии. Мы — другие. Вы что, не знали?!

Мальчик, кажется, решил, что я его разыгрываю и немного обиделся.

— Извини, — я беспечно махнула рукой и коротко хохотнула. — Я собираю данные о здешних существах и переняла у них некоторые привычки. Забываюсь, знаешь ли…

Омар кивнул, и, не слушая меня более, принялся рисовать. Движения его были точны, рука двигалась свободно и легко.

Я заинтересовалась и заглянула мальчику через плечо.

Странный рисунок. Штрихи, линии… толстые, тонкие…

Я открыла рот, чтобы спросить, что же он рисует, но тут на меня с рисунка взглянули глаза. Внимательный, немигающий взгляд лемантийского дракона. Хаотичное нагромождение линий, сложилось в застывшее на бумаге движение. Движение тела, тонкого и стремительного, как стрела. Этот рисунок не отражал действительность — он сам был действительностью.

— Ты здорово рисуешь.

Омар поднял на меня непроницаемо чёрные глаза.

— Разве? Я рисую, как все… вы видели работы Порка Бани?

— Нет, — я покопалась в уголках памяти. — Я видела картины художника Унодо Мекуя. Портрет.

— Э-э-э-э…

— Это известный художник Срединного мира.

— Извини, я не знаком с творчеством Срединных миров.

Омар аккуратно сложил листок бумаги в плоскую сумку.

— Для моей коллекции. В Нижнем слое много существ из Бездны. Но чтобы из Материнского мира… — мальчик покачал головой и счастливо рассмеялся.

— Что за существа?

— Не знаешь? Нижний слой единственный, что граничит с Бездной. Они приходят оттуда.

— И что там? Чудовища?

— Ещё какие. Ты поймёшь о ком я, когда увидишь. Спасибо за кофе и за возможность увидеть Лемантийского дракона. Передай Мелке, что я заходил.

Мне не хотелось, чтобы Омар уходил. Это означало, что я опять проведу в бесцельном одиночестве целый день, бродя по улицам и разглядывая замысловатых существ, по имени люди.

— А чем тебе помогал Мелка? Может я смогу помочь, пока он занят?

Искры так стремительно брызнули в сторону, что я невольно отшатнулась.

— Было бы здорово! Ты знаешь, я собираю материалы про ангелов. Это удивительные существа. Удивительные и несчастные. Есть только два вида разумных существ, которых рождают человеческие мысли. И ангелы — одни из них.

— А другие?

— Демоны. Существа разрушители. Их внешнее отличие только в том, что они скованы не только по ногам…

— Но также у них связаны руки, — закончила я. — Видела таких. А неразумных? Человеческие мысли рождают неразумных существ?

— О, сколько угодно! — Омар отмахнулся от моего вопроса. Его больше интересовали ангелы.

— Ангелов не так много, и с ними трудно найти контакт, вот…

Омар разложил передо мной вперемежку рисунки и фотографии: женщина средних лет с усталым лицом, девочка лет десяти-двенадцати, подросток в чёрном спортивном костюме и кепке, надвинутой на глаза и мой сосед Борис Григорьевич.

— Это наш сосед. Я его знаю.

— Здорово, — Омар даже в ладоши хлопнул от удовольствия. — Невероятно трудно общаться, ты не представляешь! Это — Марина Григорьевна, бухгалтер. — Омар ткнул пальцем в фотографию женщины. — Живёт одна со своей собакой. Ни с кем не дружит, никуда не ходит — ну как мне с ней познакомиться?! Мелка сумел найти с ней контакт, и я теперь гуляю с её собакой и имею возможность общаться с хозяйкой. Это — палец Омара скользнул по улыбчивому личику девочки. — Верочка. Ну, с этой всё просто. Ходим в кино, разговариваем… хотя и непросто тоже. Не могу определить, кто вызвал её к жизни. Может, она ещё слишком мала?

— А она? — я кивнула на женщину. — Собачница? Ты говоришь она одинокая, так в чём её предназначение ангела?

— Ой, ну тут вообще беда, — Омар погрустнел. — Она появилась благодаря одному очень хорошему мужчине. Правда, хорошему. Он так мечтал её встретить… всю свою жизнь мечтал, но ему не везло. А когда встретил, то не узнал её, представляешь?

— Почему, разве так бывает?

— Очень часто. Люди молятся о защитниках, спасителях, людях, которые будут любить их невзирая ни на что. И… не понимают, что творят. И если к ним приходит не фея с волшебной палочкой, а обычные люди, они часто отталкивают их, не узнают. Не понимают. А ангелы вынуждены следовать за теми, кто их вызвал к жизни. Вынуждены, понимаешь? И ничего не могут с этим сделать.

— А феи с палочками бывают?

— Я не встречал. Ну, так что, поможешь?

— Конечно, а что нужно сделать?

— Твой сосед. Познакомь меня с ним. Можешь представить, как своего племянника.

— Хорошо.

Омар заулыбался, и снопы разноцветных искр снова метнулись в разные стороны. Надо будет расспросить у мальчика, из какого он мира. Уж больно странно он выражает свои эмоции. Небезопасно, я бы сказала, с противопожарной точки зрения.

…Выполнить просьбу Омара было проще простого. Борис Григорьевич с самого первого дня моего появления в Мелкиной квартиры выражал страстное желание со мной дружить. Если бы не его преклонение перед юной жёнушкой и их малышом, я бы даже подумала, что он за мной приударяет. Сам Борис Григорьевич, своё настойчивое внимание объяснял просто:

— Женечка, приходите к нам! Моя Оленька скучает, она здесь так одинока — вы не представляете! Всё одна и одна…

На самом деле Оленька вовсе не скучала. С утра она гуляла в парке с малышом, потом передавала его на руки няне и ехала в спортивный клуб. Оленька тщательно следила за своей внешностью: ежедневные спортивные тренировки, парикмахерская, косметолог — всё это было непременной частью её жизни. Там же Оленька находила массу подружек, с которыми могла поболтать, но надо отдать Оленьке должное — времени с подружками она проводила немного. Поработав над собой, она впархивала в подъезд с кучей пакетов, украшенных фирменными логотипами, весёлая, благоухающая, юная. Отпускала няню и тут же начинала ворковать со своим малышом, которого обожала не меньше, чем Борис Григорьевич. Меня же она дичилась. Неловко здоровалась, предлагала угощения, почему-то всегда мучительно краснея, и облегчённо вздыхала, когда малыш начинал требовать её внимания, и не нужно было придумывать предлог, чтобы меня оставить. Поэтому каждый вечер мы с Борисом Григорьевичем сидели на кухне вдвоём, и он не отпускал меня до тех пор, пока не хлопала дверь Мелкиной квартиры.

— А, вот и Мирослав явился! — неизменно восклицал Борис Григорьевич, услышав знакомый стук.

— Я пойду, спасибо вам за вечер, Борис Григорьевич, — также запланировано отвечала я.

В довершение, следуя традиции, в дверях показывалась Оленька с малышом на руках:

— Пусик, скажи тёте до свидания! Помаши ручкой, вот так, да… Скажи — тётя, приходи в гости!

— Непременно заходите, — добавлял Борис Григорьевич, умильно глядя на толстощёкого карапуза. — Оленька так скучает…

Мы с Омаром нанесли визит в выходной день, чтобы застать Бориса Григорьевича дома наверняка, не предупредив заранее и, кажется, сорвали планы соседей.

— Мы на аттракционы хотели, — Оленька надула губки и тщательно подведённые глазищи подозрительно заблестели. — С Пусиком погулять.

— Ничего, потом погуляем, — бодро заявил Борис Григорьевич. — Проходите Женя, и вы, молодой человек… как вас величать?

— Омар.

— О! Великое имя! Я в юности, бывало, зачитывался виршами великого Хайяма.

— Омар? Это рыба такая? — Оленька простодушно хлопнула ресницами, покорно стягивая комбинезон с малыша.

— Рыба? — Борис Григорьевич озадаченно посмотрел на супругу. — Э-э-э… что ты имела ввиду? Впрочем, неважно! Проходите, дорогие гости. Оленька, чаю!

— А тебе всё неважно, что я имею ввиду, — Оленька взяла на руки карапуза и направилась в комнату. — Пойдём Пусик, аттракционы отменяются!

— Оля, да ты что?! — казалось, Борис Григорьевич был шокирован до чрезвычайности. — Ведь к нам Женя пришла!

Мне стало неловко. Я хотела извиниться и уйти, но меня опередил Омар.

— Борис Григорьевич! Оля! Не надо из-за нас ничего отменять, мы только поздороваться зашли, но если вы возьмёте нас на аттракционы…

Борис Григорьевич не дал ему договорить и бурно возликовал:

— Отличная мысль, Оленька, собирайся — выезжаем! Женя и Омар поедут с нами, и мы отлично повеселимся!

Оленька тут же осушила слёзы, малыш даже и не понял, что мог лишиться развлечения и через пять минут мы выезжали со двора в огромном джипе Бориса Григорьевича.

Аттракционами Оленька называла новый центр развлечений, открытый в прошлом году, в котором по выходным собиралось огромное количество народа: в основном родители с детьми. Мне из всех развлечений достался сынок Бориса Григорьевича и Оленьки, которого ни один детский аниматор не взял под свою ответственность, ввиду его слишком мелкого возраста. Борис Григорьевич самоотверженно взялся мне помогать, а Омар и Оленька растворились в гуще веселья, одновременно взяв билеты на роллердром, на просмотр ужастиков в 5D и что-то там ещё.

Устав ходить по залам, мы с Борисом Григорьевичем присели за столиком в кафе. Официантки бегали, как угорелые, не успевая обслужить всех желающих и мой спутник самостоятельно порысил к стойке за мороженным и стаканом сока.

— Невероятно!

На стул рядом со мной плюхнулся раскрасневшийся и вспотевший Омар. Тело его так и искрило, и я забеспокоилась, что сработает пожарная сигнализация.

— Что именно?

Малыш в это время пытался засунуть кулак мне в рот и потому мой вопрос прозвучал невнятно.

— Понимаешь, ангела и человека его создавшего связывают нити. Крепкие и видимые. Не всем, конечно, но ты и я увидеть их способны.

— Что-то я не видала нитей, связывающих Бориса Григорьевича и Ольгу, — с сомнением ответила я.

— То-то и оно! — Омар выдал сноп искр. — Борис Григорьевич вовсе не Оленькин ангел!

— Да ладно?! — не поверила я. — А чей же?! Он её опекает, заботиться… причём особого родства душ я не наблюдаю. Да и любви тоже.

— Говорю тебе — она здесь не при чём! Но невероятное не в этом! У этого ангела есть нити, крепкие — не разорвать. Я чувствую их, но не вижу! Они… словно заблокированы. Надёжно спрятаны кем-то, но зачем? Для чего? Ты понимаешь?

— Не очень, — призналась я.

— Люди вызывают ангелов неосознанно. Они молятся и верят в чудеса, но… если верующий человек попросит у бога, скажем, коробку конфет и она упадёт к его ногам, он искренне удивится. А, казалось бы, чего удивляться? Ты веришь во всемогущество высших сил, ты просишь, веря, что твоя просьба будет услышана, а потом удивляешься? Не логично. Поэтому я убеждён — люди не осознают силы своей мысли. Они выплёскивают свои просьбы и чаяния в отчаянной молитве, а потом забывают об этом. Потому и не узнают своих ангелов. Но этот ангел — рождён с сознанием дела. Кто-то вызвал его из небытия, зная, что делает.

— И блокирует нити? Чтобы их не увидели такие, как мы с тобой?

— Именно! Что-то здесь не чисто и я думаю, надо доложить Совету.

— Совету?!

— Ну да, Совету по контролю за переходом. Я думаю, в Нижний слой забрался кто-то неизвестный. Проник, не известив Совет. Надо проверить.

Слова Омара неприятно кольнули. Что это за Совет? Должна ли я передвигаться по мирам с его ведома? Похоже, что должна, но не очень к этому стремлюсь. Не хочу, чтобы меня перевоплотили, лишили памяти и так далее.

— Может, сначала сами попробуем разобраться?

Омар неожиданно обрадовался.

— Мы? Здорово! Значит, ты поможешь?! Я боялся, что один не справлюсь, но если вместе, то конечно! Если нам удастся в этом разобраться — это будет сенсация! Мы сможем доказать, что люди способны на осознанные действия, направленные на формирование материальной мысли, мы…

Поток его красноречия прервал приход Бориса Григорьевича. Он появился под руку с Оленькой и с подносом, заставленным мороженным и соком.

— Вуаля! — Борис Григорьевич картинно поставил поднос на стол и раскланялся. — Сегодня вас обслуживает официант Борис. Угощение за счёт заведения!

Оленька захлопала в ладоши и малыш на моих руках радостно рассмеялся.

— Налетайте, братцы!

Мы застучали ложками и стаканами и все поочерёдно отнимали у малыша мороженное, которое он бесцеремонно вырывал из наших рук. Вместо мороженого малышу полагался кусок яблока, но яблоко карапуз весело отбрасывал в сторону и снова тянулся за мороженным, требуя дать ему того же, что и всем.

Дело кончилось тем, что Борис Григорьевич взял сынишку на руки и пошёл с ним смотреть клоуна, давая остальным возможность спокойно поесть.

Оленька и Омар принялись наперебой рассказывать мне ужасы 5D, заливаясь хохотом, а я слушала их вполуха, и смотрела вслед ангелу. Я пыталась разглядеть связывающие его нити и не видела их, так же, как не видела раньше.

Тень на моих плечах беспокойно шевельнулась и скатилась к ногам, сворачиваясь в клубок. Омар взглянул на меня с тревогой, я ободряюще кивнула — не волнуйся.

Борис Григорьевич шагал по залу, импозантный, даже в джинсах и пуловере, с весёлым малышом на плечах. Встречные девушки и зрелые дамы бросали на эффектного мужчину заинтригованные взгляды, а он отвечал им беспечными улыбками. И тогда я увидела нити. Уродливый клубок, что копошился беспрерывно, опутывая его руки, ноги, голову. Он был окружён ими, как коконом, и они тянулись за ним следом, бесчисленные, живые… Омар не видел их, потому что никогда не отбрасывал свою тень. Это было опасно. Омар знал это и тот, кто вызвал к жизни ангела по имени Борис, тоже знал. Знакомая тошнота подступила к горлу, и Омар тронул меня за руку: «Женя, остановись».

Тень вернулась на плечи, и тело ангела тут же приобрело бесформенные очертания. На вершине серой глыбы сидел хохочущий мальчуган, а металлические кандалы глухо звякали по каменному полу. Нити исчезли из поля зрения, но теперь я чувствовала их: трепещущие, живые. К кому же ведут эти серые нити? Кто распоряжается жизнью этого хорошего человека? Внезапно я почувствовала злость: кто бы это ни был — я до него доберусь!

Глава 24

Надзиратели и монстры. Я ухожу.

У нашего подъезда мы повстречали Мелку.

— Ох, Мирослав! А Борис ставит машину, — Оленька сунула Мелке задремавшего малыша. — Подержите, я ключи найду. Где же вы были? Работали?

Она частила, не давая Мелке ответить и радостно улыбалась, блестя влажными зубами. Мелка смотрел на неё с удовольствием.

— Мы с вашим племянником познакомились, такое чудное имя! Вы не волнуйтесь, мы его домой отвезли. Мы решили завтра вместе сходить в кино: я, Боря и ваш племянник, вы не возражаете? О, вот и ключ! Спасибо, Мирослав!

Передавая Оленьке малыша, Мелка коснулся её безупречной талии.

— Я не возражаю. Я бы позволил вам всё…

Оленька хихикнула и скрылась за дверью. Мы с Мелкой задержались, поджидая Бориса Григорьевича и вошли в подъезд втроём.

— Замок в гараже заедает, — пожаловался Борис Григорьевич. — Надо сменить.

Мелка подтвердил, что надо и на этом наш разговор закончился. Лифт доставил нас на наш этаж.

— До свидания, Борис Григорьевич!

— До свидания, Женя! Мирослав — был рад повидаться.

Мелка кивнул в ответ и открыл дверь в квартиру.

В коридоре было темно, и Мелка шарил рукой по стене, разыскивая выключатель. Раздался щелчок, но свет не желал загораться.

— Вот чёрт… лампочка перегорела?

От Мелки пахло дорогими духами и немного алкоголем.

— Зачем ты с ней заигрываешь? Она замужем.

— Ты о чём?

— Ты знаешь.

— А, ты про Ольгу… могу задать встречный вопрос: что за интерес у тебя к её мужу?

— У меня? Интерес?! Да меня Омар попросил! Больно мне надо…

Мелка захихикал в темноте.

— Омар так Омар… вопрос снимается. Позволь пройти…

Мелка деликатно взял меня за плечи, отодвигая в сторону, и я, оступившись, ткнулась носом ему в грудь. Вот чёрт!

— Полегче, крошка, — Мелка беззаботно хохотнул, отпуская мои плечи. — Я просто хотел пройти, хотя твой порыв я одобряю.

Я независимо фыркнула. Открыла рот, чтобы сказать что-то очень язвительное и… промолчала.

Мелка затопал по гладкому полу в комнату. Снова раздался щелчок, но свет не появился.

— Эй, что за дела?! — удивление Мелки росло.

Я прислонилась к стене, наблюдая за Мелкой.

— Пробки что-ли выбило…

Я почувствовала внезапное умиление. Надо же: пробки выбило… такое знакомое, домашнее выражение! Ни за что не услышать подобную фразу в других мирах.

От размеренных мыслей меня отвлёк Тотошка.

Чёрный, как ночь, он появился из-за угла, едва различимый в темноте.

Я почувствовала угрызения совести. Тотошка весь день просидел голодный, не считая утреннего завтрака. Но я знала аппетит своего питомца и была уверена, что сейчас услышу знакомый гневный вопль, в котором прожорливая тварь может выразить всё: гнев, обиду, презрение и требование получить законный ужин.

Тотошка молчал.

Он припал грудью к полу, подрагивая тонким хвостом. Огромные глаза светились, как пламя свечи.

— Тотошка, ты чего?

Я едва услышала собственный голос.

Тотошка мягко скользнул к моим ногам, и я разглядела блеск его клыков. Пасть Тотошки была оскалена, готовая вцепиться в глотку врагу и разорвать в клочья. Что могло вызвать такой гнев у маленького дракона? Неужели неполученный вовремя ужин?

Рука моя потянулась, чтобы успокоить злобную тварь, но мелькнувшая в тёмной комнате тень заставила насторожиться.

Я шагнула вперёд.

Сзади Мелка, на лестничной площадке разговаривал с Борисом Григорьевичем.

— Так у вас есть свет? Что за дела… ладно, позвоню электрику.

Я сделала ещё шаг. Тотошка беззвучно прыгнул к моим ногам. Голоса за спиной стали глухими, звучали, словно из-за закрытой двери.

Комната была пуста.

Большой прямоугольный диван белел в темноте светлой обшивкой. Журнальный стол: стеклянный и хрупкий на вид. Ковёр. Абажур. Больше в комнате ничего не было. И никого не было.

Я пересекла комнату и остановилась у окна.

Привычный вид. Улица. Машины. Дома… Люди: маленькие фигурки, деловито снующие в сумерках вечера.

Я отвернулась, и неприятное предчувствие холодком застряло в груди. Что-то не так…

Тотошка беззвучно ощерил пасть, на его клыках блеснула слюна (голову отдам на отсечение, что ядовитая!) Я снова посмотрела в окно. Привычный вид… Почему-то это словосочетание не давало мне покоя.

Тотошка заскрипел самым противным своим голоском, и неприятный холодок ледяной глыбой сжал моё сердце. Привычный вид?! Какой к ляду привычный вид?! По улице бродят гумсы, тролли и ангелы, летают призрачные дома и тёмные человеческие мысли. Где всё это?!

Я вцепилась в подоконник, разрывая на части, атомы и молекулы все преграды, мешающие мне видеть, но не смогла увидеть ничего. Ни одного существа не было под окнами Мелкиной квартиры. Они затаились. Спрятались. Провалились сквозь землю. Испугались? Чего?!

Темнота в комнате становилась гуще. Контуры предметов растворились в надвигающейся мгле. От пола к потолку поднялся чёрный плотный сгусток и раскололся надвое, принимая очертания человеческих фигур.

Тугой стрелой взметнулся лемантийский дракон, бесстрашно атакуя непрошенных гостей, и был тут же отброшен прочь. Даже не ударом. Взглядом бесстрастно холодных глаз. Где я видела эти лица? Мёртвые лица, карикатуры на живых людей…

«Девку задавило! Насмерть!!!»

Этот вопль назойливым маршем вертелся у меня в голове, пока тело яростно сопротивлялось нападению.

Меня погубила моя уверенность, рождённая в пещере То, что мне всё нипочём, любую силу я смогу отразить шутя. Это нападение не было шуткой.

Руки мои беспомощно рассекали воздух, ноги бестолково топтались на месте, а я получала удар за ударом. Точные, хлёсткие.

Где-то под ногами завывал Тотошка. Голос его был злобен и тонок, как плач. Мрак мешал двигаться, и я никак не могла проникнуть сквозь его вязкую густоту. Силы, покидали меня и движения становились всё более редкими. Последний удар повалил меня на пол, и из рассеченного лба в глаза мне хлынула кровь. На секунду мрак рассеялся, и я увидела бледное лицо Мелки и его беззвучно открытый рот.

Один из нападавших отвлёкся, следуя за моим взглядом, и тотчас лапа лемантийской твари мазнула по его лицу, вырывая глаз и половину щеки. Кровь чёрной лентой забила из изуродованного лица, а глаз красно-белым шариком, скатывался по груди, держась на тонкой нити: не то жилы, не то кожи…

Раненый не издал ни звука. Похоже, его мало заботил непоправимый изъян внешности.

Пользуясь секундами, пока нападавшие пытались расправиться с Тотошкой, я вскочила на ноги.

— Мелка, помоги! Мел…

Крик мой захлебнулся, загнанный внутрь ударом кулака и голова беспомощно ударилась о стену. До чего же я слаба!

Едва слышимый прозвучал голос Мелки, перекрытый Тотошкиным воем и гулом в моей собственной голове. Мёртвые глаза приблизились к моему лицу, зубы в красной пелене крови оскалены. Надо же… а моим обидчикам тоже неслабо досталось!

Я собрала все силы, что бы подняться на ноги, но колени меня не слушались. Небольшой, но крепкий кулак завис над моей головой, собираясь нанести удар, возможно последний, как голова нападавшего метнулась вбок.

Глыба, могучая, как бульдозер, гремя тяжёлыми цепями, навалилась всем телом на непрошенных гостей, и глухо мычала, колотя их бесформенными, но очевидно очень крепкими кулаками.

— Борис Григорьевич…

Я всхлипнула и отползла в сторону, подбирая изломанное тело Тотошки.

Подростки, с бледными лицами. Те самые, что встретились мне по дороге в гору тёмным ноябрьским вечером. Сейчас один из них неподвижно лежал в Мелкиной квартире, лишённый глаза с неестественно вывернутой рукой. Второй продолжал сопротивляться, но Борис Григорьевич не оставлял ему шансов на победу. Противники обменялись последними ударами, и мой второй обидчик присоединился к своему товарищу. Теперь они оба лежали, подняв к небу мёртвые лица.

Серая глыба тяжело рухнула на колени. Цепи звякнули. Где-то глубоко внутри этой бесформенной массы спрятаны синие глаза… Я с благодарностью протянула к ангелу руки.

— Борис Григорьевич, вы… спасибо вам, они бы меня убили! Я не знаю за что, правда! Может это грабители? Борис Григорьевич!..

Тяжёлые оковы рассыпались, на глазах превращаясь в ржавую труху. Бесформенная глыба сжалась, уменьшаясь в размерах, и превратилась просто в Бориса Григорьевича. Моего спасителя и хорошего человека. Я не верила своим глазам и, превозмогая боль, сделала шаг вперёд.

— Борис Григорьевич! Вы… вы даже не знаете, что сейчас произошло! Вы свободным стали! Вы…

Меня за плечи взял Мелка. Я дёрнулась, освобождаясь.

— А ты где был?! Где ты был, а?

— Женя, успокойся. У тебя шок, не кричи…

— Шок? Да пошёл ты! Борис Григорьевич!!!

— Женя! — Мелка настойчиво схватил меня за руку. — Ты что не видишь? Он же умер!

Я стояла, склонившись над телом Бориса Григорьевича, и руки мои дрожали.

— Как так умер? Он же освободился, смотри! Его кандалы…

— Вижу, Женя. Это означает, что ангела больше нет. Он погиб.

Погиб…

Мозг мой отказывался воспринимать эту информацию. Я выходила Тотошку, когда в нём едва теплилась жизнь. Я несу в себе огромную силу. Мелка этого не знает, а я знаю! Я спасу его.

Я села на колени и взяла руку Бориса Григорьевича в свои ладони. Рука была тёплой. Это вселило надежду, и я принялась сосредотачиваться, перекачивать свою жизненную силу в…

— Женя, что ты делаешь!

— Уйди!

Мой злобный крик оттолкнул Мелку, как пощёчина. Яростная и горькая сила, как чёрная кровь переходила из моего израненного тела в тело моего умирающего спасителя. Веки его дрогнули, рука шевельнулась… у меня получится!

— Женя, прекрати, он уже умер! Не делай этого, Женя!!!

Руки Мелки не могли дотянуться до меня. Я оградилась от него защитным щитом, упрямо, во что бы то ни стало, желая довести дело до конца.

Глаза Бориса Григорьевича открылись, но… не было слышно вздоха. Зрачки посмотрели на меня замутнённым взглядом.

— Боря! Господи, Боря!!!

В комнату не вбежала, влетела Оленька. В трогательных голубых шортиках, украшенных улыбчивыми смайликами и короткой маечке с нарисованным Лунтиком впереди.

— Бо-оря!

Пухлые губы страдальчески изогнулись, из глаз брызнули слёзы.

От неё у меня защиты не было, и она припала к груди мужа, добросовестно орошая его белую рубашку слезами.

— Боря, что с тобой сде-елали-ии!

Её розовые, детские пятки были вымазаны кровью. Здесь повсюду была кровь.

Борис Григорьевич приподнялся, отводя в сторону заломленные руки жены.

Из соседней квартиры раздался громкий плач ребёнка.

Меня за плечо сильно тряхнули. Я обернулась.

— Пойдём, — лицо Мелки было серым от злости.

Я сгребла в охапку Тотошку и засеменила за ним, прихрамывая на правую ногу. В дверях обернулась. Борис Григорьевич сидел на полу, озирая комнату. Никаких кандалов на его ногах не наблюдалось. Кажется с ним всё в порядке, и Мелкина тупость могла стоить Борису Григорьевичу жизни.

— Иди! — Мелка толкнул меня с такой силой, что я едва не упала.

— Обалдел? Ты чего?!

Не позволяя мне задержаться ни на секунду, Мелка выволок меня на улицу.

— Я чего?! — Мелка трясся от злости и холода. В спешке он забыл надеть пальто, и снег мгновенно облепил его плечи. Впрочем, мне тоже было не жарко.

— Я чего?! Это были надзиратели, поняла?! Ты! — Мелка толкнул меня в грудь, и я чуть не упала. — Ты заключённая! Это были твои надзиратели! Когда ты впервые покинула Нижний слой, вместо себя ты подставила девчонку. Просто девчонку с улицы! Её убили, чтобы ввести в заблуждение твоих надзирателей. Но они тебе не поверили и сегодня пришли за тобой!

— За мной? Да?! А откуда они узнали, что я здесь? Ты сдал?

— Я?!

— Ты! Ты всегда предавал меня. Напомнить?

— Пошла к чёрту, я не предавал тебя!

— Да?! А кто меня продал Лохмам? Кто?! Опять скажешь, что заключил сделку?

— Может и так… — голос Мелки стал усталым. — Может и продал. Да мне и всегда с тобой было не по пути, принцесса. Но когда я узнал, что Лохмы отправили тебя на Ор, я пришёл за тобой. Не очень-то у меня получилось тебя спасти, но и пришёл. Потому что я не хотел, чтобы кто-то погиб из-за меня. А ты везде несёшь за собой смерть. Всегда.

Обида захлестнула меня, как горячая волна.

— Это я-то? Я человека спасла, между прочим, сегодня! Он бы умер, если бы не ты!

— Спасла? Вот ты как это называешь?! Женя, два надзирателя лежат мёртвыми в моей квартире. Надзиратели, Женя! Существа, которых невозможно убить! Никому, кроме ангела! И ангел оказывается здесь. В нужное время! В нужный час! Какое счастливое совпадение!

— Но я-то здесь при чём?!

— Ты при чём?! При том, что ангел становится свободен, когда выполнит своё предназначение. Предназначение моего несчастного соседа было сдохнуть, спасая твою задницу от надзирателей, если трюк с задавленной девчонкой никого не убедит. Это был твой ангел, Женя. Ангел, рождённый твоими усердными молитвами.

— Врёшь! — мне хотелось убить Мелку. Наглый и подлый врун. Он всегда мне врал. Всегда! А я одна, мне и поговорить не с кем, я везде чужая и потому я верила ему! А он всегда врёт!

— Врёшь, он жив, я могу спасать людей, я могу… я многое могу, ты не знаешь!

За моей спиной раздался скрип тормозов и громкие, возбуждённые голоса. Мелка сгрёб меня в охапку и увлёк в глубину двора.

— Чего?! — я сопротивлялась, но нутром чувствовала: Мелка прав. Нам лучше затаиться.

Мы сели прямо в снег за детским домиком, раскрашенным в яркие, весёлые цвета.

Возле ворот остановилась полицейская машина, из дома выбежала женщина средних лет и суетливо принялась возиться с воротами.

— Сюда, господа, сюда! Там творится что-то невообразимое. Это в нашем-то доме! Все такие приличные люди и вдруг драка, крики… сюда!

Полиция скрылась в подъезде, я вопросительно посмотрела на Мелку.

— Что будем делать?

— Ты уже сделала, что могла, — мрачно отозвался Мелка. Лицо у него было напряжённое, словно он чего-то ждал.

— В конце концов, мы можем сказать, что на нас напали! И Борис Григорьевич подтвердит…

— Ты совсем малахольная, да?!

Я ненавидела Мелку.

Ненавидела его худощавую фигуру, улыбку, его ухоженные руки, крепко сжимающие мои плечи. Ненавидела, что он знал что-то, что было непостижимо, неведомо мне и козырял своими знаниями снисходительно, походя, а мне каждый новый опыт давался с таким трудом!

Я поднялась на ноги.

— Ты куда?

— Не твоё дело. Извини, но это не в моей квартире сейчас найдут два трупа. Расхлёбывай свои проблемы сам.

Я хотела добавить ещё что-то обидное и злое, но в это время окно в Мелкиной квартире распахнулось, и в его чёрном проёме показалась Оленька. Растрёпанная и испуганная до жути. До одури. Членораздельно произносить слова она не могла и только мычала невнятно, размахивая руками. Да что с ней?! За её спиной возник Борис Григорьевич, и я облегчённо вздохнула, но в ту же секунду случилось нечто невероятное, то что долго ещё будет сниться мне в кошмарных снах.

Ангел обхватил свою юную жену поперёк талии и выкинул из окна прямо на серый, заледеневший асфальт. Тело рухнуло мешком, голова Оленьки звонко стукнулась о бордюр. Из-под сломанного черепа бойко побежала струя чёрной крови, разливаясь в широкую, антрацитовую лужу.

— Вот оно, — пробормотал Мелка и повернул ко мне бледное лицо.

— Что же ты сидишь? Иди — спасай! Вкладывай силу в мёртвое тело! Ну!..

Я оцепенела от ужаса.

Следом из окна Борис Григорьевич выкинул тела мёртвых подростков-надзирателей и захохотал, закидывая голову и широко раскрывая рот. В доме раздался плач ребёнка, ангел повернул голову, щеря губы в безумной улыбке, но к нему уже подходили полицейские, громко и возбуждённо переговариваясь, увещевая его о чём-то. Ангел бросился на них, раздались крики, возня, выстрелы… вскоре всё стихло.

Я сидела, не смея шевельнуться и поднять на Мелку глаза. Неужели это я? Я создала этого монстра…

— А как всё замечательно сложилось, правда, принцесса? — Мелка зашептал мне на ухо ласково и вкрадчиво, только пальцы его, сжимавшие мой локоть, были словно сделаны из металла. — Безумный муж убил всех и умер сам… свидетелей нет. Виноватый мёртв. Здорово, правда?

Я отцепила его руку от своего локтя закоченевшими пальцами. Поднялась на ноги и медленно зашагала прочь.

— Эй, принцесса! Ты можешь здесь отлично устроиться. Зарабатывать на жизнь убийствами. Киллерам неплохо платят! Эй, слышишь?!

Ненавижу.

Словно слепая вышла я за ворота. Полицейский из машины крикнул мне что-то, но я махнула рукой, не желая отвечать, и он не стал настаивать.

…Редкие прохожие обходили меня стороной. Вид у меня видно был не очень. Одна сердобольная бабулька запричитала жалостливо при виде моего разбитого в кровь лица.

— Ой, доченька, да кто ж тебя так?! Далеко ль живёшь то? Замерзнешь ведь, совсем раздетая…

Я покивала согласно, ничего не отвечая. Действительно, куда я иду?

Бабулька догнала меня и сунула в руки тёплые варежки.

— На-ко вот… на! Возьми…

Я снова покивала и взяла нежданный подарок, чуть не выронив на снег Тотошку.

Бабулька, взглянув на моего питомца, тихо охнула, и резво отпрыгнула в сторону.

— Святые угодники, страсть-то какая…

Я поковыляла по дороге дальше, и уж больше никто не проявлял ко мне никакого интереса.

Теперь я знала куда идти. К бабке Вере, а куда же ещё? Дурная старуха может и не пустит меня, но она единственная в этом городе у кого я могу попросить приют. Могу заночевать в подъезде. Если мне память не изменяет, подъезд в доме бабки Веры тёплый и жильцы нередко гоняют оттуда пригревшихся бомжей.

Принятое решение придало мне силы, и я зашагала быстрее, если только мою ковыляющую походку можно было назвать быстрым шагом.

— Ничего, Тотошка, сейчас доберёмся. Бабка нас накормит. Мы помоемся и перевяжем твои раны.

Тотошка захрипел в ответ и заурчал сонно, убаюкивающее…

— Не сейчас, Тото! Мне только твоих видений не хватало.

Тотошка замолчал, но в моей голове успели промелькнуть жизнеутверждающие картины: бабка Вера тащит гроб, куски мокрой глины осыпаются в чёрное жерло пустой могилы. Кто-то невидимый стоит на самом краю, и пытается вытереть грязную лопату комьями серого снега. Что за чертовщина!

Я махнула головой, отгоняя видение, и чуть не упала от острой боли пронизавшей мою бедную черепушку. Постояла немного, приходя в себя, и снова двинулась дальше: потихоньку, бережно расходуя остатки сил.

Подъезд бабкиного дома оказался услужливо распахнут. Кто-то заботливо подложил камушек на порог, чтобы дверь не закрывалась, да так и не убрал. Я вошла в подъезд, и знакомый запах мочи и подгоревшей еды ударил мне в нос. Лампочки в подъезде не горели, и это тоже было знакомо и привычно. Я нажала на кнопку звонка и прислонилась к стене. Хоть бы бабка была дома, а не ускакала в гости к своим многочисленным подружкам!

За дверью было тихо, а потом послышалось шарканье старческих ног. Заскрипел ключ в замке, и дверь распахнулась без всяких предварительных «кто там?». Грабителей бабка сроду не боялась.

— Явилась! — удивительно, но на лице бабки Веры читалось явное облегчение. Неужели она переживала моё отсутствие?

— Ага, — я откашлялась и помялась, не решаясь переступить порог.

— Входи, чего застыла!

Бабка встала поодаль, и сурово скрестив полные руки на животе, наблюдала, как я разуваюсь и стряхиваю снег, запутавшийся в волосах и облепивший одежду.

— Хороша, нечего сказать, — бабка начала свою речь высокопарно и грозно, но неожиданно сникла и разрыдалась, прижимая к глазам полу грязного, засаленного фартука. — Я ведь все дни на ногах! Давление подскочило, думала «скорую» вызвать. Да что от врачей толку! Маша со мной сидела таблетками отпаивала. Думала — помру!.. Рази ж так можно?! Хоть бы позвонила, сообщила…

— Баб Вер, у меня тут… форс-мажор случился и всё такое.

— Мажор у тебя?! Это что ж за мажор такой, что целую неделю бабке позвонить нельзя, сообщить, жива, мол, и здорова, не переживай бабушка Вера, не надрывай своё больное сердце.

Неделю?!.. Время играет со мной злые шутки.

— Баб Вер, извини. Я… в аварию попала.

— Ой, господи, говорила я Маше: больницы надо обзвонить, но ей разве втолкуешь? А я сама так слаба была и сейчас вот давление…

Бабка заковыляла на кухню и загромыхала дверкой холодильника. Когда у бабки подскакивало давление, ей всегда надо было перекусить, иначе, как объясняла сама бабка Вера, она чувствовала необъяснимую слабость.

В дверях бабка показалась с ломтём хлеба щедро смазанным майонезом и крупным куском жирной селёдки поверху.

— Давай на кухню, — скомандовала бабка Вера, пережёвывая бутерброд и роняя на толстый подбородок капли майонеза. — Чего это у тебя?

Я бережно положила на пол раненого Тотошку.

— Вот.

Бабка прекратила жевать и нацепила на нос очки со сломанной дужкой.

— Породистый, — авторитетно заявила она, закончив осмотр. — Ты его Женька оставь. Мы его выходим и за хорошие деньги продадим.

Я не верила своим ушам.

— А ты видала таких?

— А чего ж? Вон по телевизору этих страхолюдин давеча показывали. Это кошки называются породы «сфин» или «финка». Больших денег стоят.

Тотошка приоткрыл глаза и в свою очередь осмотрел бабку. В его глазах теплился неподдельный интерес.

— Баб Вер, у меня деньги в больнице украли. Но я отдам за квартиру. Вот выйду на работу. Ты подожди немного, ладно?

Бабка задумчиво вытерла заляпанный майонезом подбородок и закинула в рот последний кусок бутерброда.

— Сволочи, — констатировала бабка Вера. — Ничего, заработаешь — отдашь. Только, слышь, Женька? Коммуналку-то опять подняли, фашисты. Ты мне с этого-то месяца больше должна на тыщу. Поняла? За этот месяц долг плюс тыща. И со следующего месяца на тыщу больше. И это по-божески, где ещё тебе так-то разрешат в долг жить? А, Женька?

— Нигде, — согласилась я. — Спасибо, баб Вер.

Глава 24

Тайное собрание. Что пишут в кулинарных книгах.

Хмурое утро осветило грязные окна бабкиной квартиры. Я лежала на своей скрипучей кровати, словно и не уходила отсюда никуда. Только Тотошка, сонно помаргивая выпуклыми глазами, напоминал о событиях последних дней. Он выглядел отдохнувшим и бодро поковылял на трёх лапах, когда бабка Вера налила ему в миску остатки вчерашнего супа.

— Вот, Женька, ещё скотину твою комлю, кругом ты мне должна будешь, — бабка радостно ощерила вставную челюсть.

— Хорошо, — покладисто согласилась я. — Я заплачỳ.

Бабка неожиданно обиделась.

— Да шучу я. Что уж шуток не понимаешь? Чай не разорюсь от тарелки супа.

Она демонстративно повернулась ко мне спиной, ласково поглаживая Тотошку по выгнутой спине. Тот не возражал.

Никогда ещё с таким интересом не изучала я бабкину квартиру. Во-первых, она была густо заселена. Под потолком, сбиваясь и копошась, толкались думки: серые и фиолетовые, оливковые и жёлто-медовые, и парочка иссиня-чёрного цвета. Временами они исчезали, растворяясь в неизвестность, но на их место приходили другие и снова разноцветные облачка деловито суетились над бабкиной головой. Я повернулась направо… налево и вверх, но над моей головой не витало ни одной мысли. Никто в этом мире не думал про бедную Женьку.

На кухне под столом сидел собакоголовый пижон в кургузом пиджаке, в точности такой, что я видела на складе у Мелки. Забыла я спросить Мелку: это гоблин или домовой? А может тролль? Существо деловито ковырялось в грязной консервной банке, выуживая оттуда какие-то неаппетитные куски и отправляя их в рот. Возле его ног, видимо дожидаясь своей очереди, преданно застыли два крысёныша с человеческими лицами, твёрдо стоящими на двух ногах. Кажется, одного из таких я тоже видела в магазине. Но тот так быстро шмыгнул под прилавок, что я не успела его разглядеть.

Моё внимание привлекла бабкина кухонная утварь, которая горой громоздилась за стеклянной дверцей потемневшего от старости шкафа. Тарелки с выщербленными краями и покрытые пылью алюминиевые кружки, из которых уже сто лет никто ничего не пил, не стояли неподвижно, как и положено посуде. Нет, они переминались, морщились и даже, кажется, подмигивали мне, норовя покинуть своё извечное место.

Бабкины книги. Их было немного, и название всех я знала наперечёт: «Советы молодой хозяйке», «Руководство по вязанию», «Как распознать характер по линии руки» и «Пчеловодство». Последняя из них, принадлежала покойному бабкиному мужу. Так вот, все книги оставались неизменны. Кроме одной.

«Советы молодой хозяйке» самым таинственным образом переменились и сверкали богатой позолотой, сменив скромную, серую обложку.

Я сбросила одеяло и зашлёпала босыми ногами по полу, протягивая руку к полке. Что за содержание в этой книге, если взглянуть на неё накинув тень?

— Женька, ты на работу-то идёшь? — бабкин бдительный окрик остановил меня на полпути.

— Ага, — я зацепила пальцами обложку. — Не сегодня только. Я выходные взяла. Куда я с такой физиономией…

Бабка Вера скорбно посмотрела на моё опухшее и украшено синяками лицо и вздохнула. Возразить было нечего.

Я не успела открыть страницу книги, как бабкины цепкие пальцы вырвали её из моих рук.

— Вот она где! А я-то ищу-у, — фальшиво пропела бабка, пряча книгу под мышку.

Я удивилась. Книга стоит на этой полке, сколько помню, чего её искать? Правда готовила бабка не часто, может и запамятовала, где нужная каждой хозяйке книга.

— Гости у нас сегодня, — пояснила бабка Вера, отвечая на мой немой вопрос. — Сестра Настасья из деревни приедет, и Маша с Тамарой зайдут. Ты помнишь Настасью-то?

Я помнила. Точная копия бабки Веры жила в деревне Грязновке, рядом с домом моей матери. Именно она пристроила меня на постой к своей сестре. Подружек бабки: тётку Марью и тётку Тамару я тоже помнила. Марья доводилась бабке Вере очень дальней родственницей, а Тамара жила в соседнем доме и часто сопровождала бабку Веру в походах на местный рынок.

К их приходу обычно покупалась недорогая водка, четыре-пять жирных солёных селёдок и варилась картошка в «мундире». Бабка Настасья привозила из деревни соленья, тётка Марья с тёткой Тамарой покупали колбасы и все всегда оставались довольны угощением.

Это я всё поясняю к тому, что внезапно возникшее бабкино желание готовить по кулинарной книге для своих подружек никак не объяснялось. Или объяснение этому другое — бабка знает, что за книга стоит на её полке и ей не понравилось, что я взялась её рассматривать.

Я присмотрелась к бабке внимательнее. Обычная старуха. Таких сотни ходит по улицам города: согнутые от времени и невзгод спины, выцветшие глаза, медленная походка и речь.

Неожиданно бабка взяла кухонное полотенце, больше похожее на тряпку и огрела ими по загривку ничего не подозревающего собакоголового пижона.

— А ну геть отсюда! Надоели, дармоеды.

Существо обиженно взвыло и исчезло за стеной. За ним удалились и крысёныши, бойко переставляя тонкие лапки.

Я своим глазам не поверила. Она их тоже видит?!

— Баб Вер, а ты с кем там разговариваешь?

Бабка хихикнула и крикнула, не поворачиваясь.

— Да тараканы развелись, надо Маше позвонить, пусть отравы купит.

Бабкин ответ меня успокоил и я, даже укорила себя за излишнюю подозрительность. Бабка Вера без очков даже трамвай не разглядит, откуда ей увидеть домовых, спрятанных за надёжным щитом магической защиты?!

… Первой из гостей прибыла бабка Настасья. Тяжело отдуваясь и грузно переставляя тучные ноги, она вошла увешанная сумками: по одной на каждом плече и в каждой руке.

— Женька! На-кось сумки у меня возьми! Еле допёрла… Уф, Вера ты где?! Выдь Вера, приехала я… Ох!..

Старухи обнялись и бабка Настасья взрыднула.

— Ой, Вера, что ж ты худая такая! Раньше справнее была.

Бабка Вера, в которой было не меньше ста килограмм весу, жалостливо заголосила:

— Чего ж ты хочешь, все кишки болят: чуть что съешь, так всё и колет! И давление… Женька, чего стоишь, волоки сумки на кухню!

Я взяла в каждую руку по сумке и не смогла оторвать их от пола. Ну и силища у бабки. Схватила одну сумку двумя руками и волоком потащила в кухню.

— Ну, куда ж ты её так! — бабка Настасья в сердцах вырвала у меня сумку. — Весь матерьял порвёшь.

Она самолично оттащила сумки на кухню и принялась разбирать их, подробно рассказывая о каждой привезенной вещи.

— Вот Вера, огурчики солёные — эти с чесноком видишь? Остренькие. А эти вот малосольные, ты их в первую очередь открой, не то пропадут. Помидоры бочковые, я знаю, Тамара любит. А эти в банке закрученные, они знаешь, Вера, сладковатые. Куры зарубила. Женька, ты их порежь, да в морозилку сунь. Я, Вера, всегда сначала режу, а потом морожу. Потом выну готовое — и в кастрюлю. Женька, кто тебе рожу-то располосовал?

— В аварию попала.

— Ава-арию?

Бабки переглянулись и принялись обсуждать мою персону по своей давней, милой привычке, так, будто меня здесь не было.

— Вот вся семья у них неудашная. И папаша такой был. Все, бывало, выпьют и ничего, а этот непременно с табурета сверзится и рожу разобьёт. И Женька видать в него.

Я подивилась логике бабок. Это что же выходит, все кто попадают в аварии, благополучно избегают печального исхода, и пострадала только я, носитель дурной наследственности? Однако.

— Как мама? — постаралась я сменить тему.

— Ой, пьёт её Василий. Давеча я иду по переулку, а он сидит под забором, никакой. Мается мать-то, Женька. Ты б съездила к ней, навестила.

— Так пусть уходит от него.

— Эко вы молодые на расправу скорые! Ей уж, поди, пятый десяток, легко ли мужика найти?! Уйдёт и снова одной куковать?

Спорить я не стала.

Разложила в комнате стол, вытерла с него пыль и достала скатерть.

— Баб Вер, посуду доставать?

— А то как же… и тарелки и рюмки. Рюмки в серванте возьми, да оботри их, небось пыльные.

Затрезвонил звонок, и в комнате появилась тётка Марья: высокая, с завитыми и выкрашенными хной волосами. На губах тётки Марьи лежал слой оранжевой помады, на морщинистых веках — ярко-синие тени. Для меня всегда было загадкой, где тётка Марья приобретает такие весёлые оттенки?

— Женя, здравствуй, дочка, — тётка Марья умильно улыбнулась и цепко осмотрела мою разбитую физиономию.

— Кто ж тебя так?

— В аварию попала.

Тётка Марья принялась было охать, но тут на пороге появилась тётка Тамара и про меня забыли.

На сковороде жарилась курица, селёдка была порезана, красиво уложена в длинную фарфоровую посудину и пересыпана кольцами лука. Картошка, щедро усыпанная зелёным укропом, дымилась на столе. Бабка Вера достала запотевшую бутылку водки и дамы решили выпить по маленькой, пока готовится курица.

— Вот укропчика купила, — бабка Вера продемонстрировала зелёный островок на желтоватом фоне варёной картошки. — Сейчас витаминов мало — надо зелень есть!

Дамы согласились и, выпив по рюмке, принялись обсуждать пользу здорового питания.

— А вот по телевизору сказали, для желчи нужно сало есть, не много, а так… для желчи полезно.

— Ох, я ж сало-то привезла! Женька, нарежь-ка.

На столе появилось сало. Старушки выпили под сало и продолжили разговор.

— Что не говори — здоровье важнее всего. Его не купишь.

— Это верно! Что и говорить. Я вот себе каждое утро настойку делаю. Помогает!

— Что за настойка?

— Берёшь черемшу, смородины сушёной три столовой ложки, пятьдесят граммов спирта…

— На спирту?

— А на чём ещё настаивать? Можно и водки, но там примесей много.

— Ну, вот эта без примесей, я проверяла.

— А от чего помогает?

— Да от всего. Всю хворобу, как рукой снимает.

— Давайте-ка, девки, выпьем за здоровье.

«Девки» выпили за здоровье, и беседа зажурчала с удвоенной силой.

— Да что ты мне всё про телевизор, там всё врут!

— Ну, так уж и все, что ж ты тогда его смотришь?

— Чтобы знать чего мне врут.

— Так тебе и сказали.

— Да кто скажет? Президента и то найти не можем. Во всей стране выбрали двоих и вот тебе тасуют их с места на место.

— Так пенсию, говорят, прибавят.

— На три рубля? Стало быть, опять цены поднимут.

— Это верно.

Глаза мои стали слипаться, и я кивнула носом.

— Женька, ты спишь что ли, Жень? Ложись вон на раскладушку-то, умаялась.

— Эк ей рожу-то раскроило!

— Да уж и без того неказиста…

Фразы перепутались в моей усталой голове, и отдельные слова долетали, словно из-за стены.

— Путин…

— Давление скачет…

— Внучка? Да разве…

— Пенсия…

По моей спине мягко протопал Тотошка и улёгся под бок, вытягиваясь всем телом. Чего это он? Не замечала за ним таких нежностей.

— А я сказала, пощады не будет!

Слова раздались в комнате жёсткие, как камень и разом согнали сон из моей головы. Кто это сказал? О чём?

— Ты не права, Марья. Силы не равны. Убьёшь этого постзема сегодня — завтра тысячи ринуться из Бездны. Их прорыва нам не сдержать.

Ничего себе. Я затаила дыхание и, изображая беспокойный сон, повернулась на другой бок, так, чтобы старухи были в поле моего зрения. Незаметно приоткрыла глаза, и увидела мирную картину: накрытый стол; седые головы склонились над тарелками; красные от выпитого, морщинистые лица. Бабка Вера выкладывает из сковороды курицу.

— Вот, Тамара, бери этот кусочек, пожирнее, ты любишь.

— Передай-ка мне селёдки, Маша.

Сморщенные губы улыбаются, блестят перемазанные жиром. Беззубые рты открываются и выдают ничего не значащие фразы, а вот глаза…да они разговаривают глазами!

Я постаралась не слушать пустой разговор, но ловила каждый взгляд, стараясь себя не выдать.

— Я знаю. Конец наш близок. Так ведь, мы знали, на что шли. (Вот у вас в деревне картошка вкусная, а в соседней, прямо, как мыло).

— Тамара, не горячись. Надо всё обдумать. (Так мыло и есть. Какая там картошка?)

— Нет времени думать. Постземы полсотни лет не покидали своих нор. (А мне Обама нравится. Хоть и чёрный).

— Я предлагаю просить помощи у Веерных. Пора и им встать на пути у Бездны. (Так он тоже, говорят, изменяет жене, с этой, как её…)

— Веерные? Я девчонкой была, слышала легенду про них. Кто видел Веерных? Живы ли они? (Это они с жиру бесятся. Сталин бы такого не допустил).

Тотошка спрыгнул с моей раскладушки, противно взвизгнув, и старухи разом замолчали, повернув ко мне удивлённые лица.

— Где ты, Женька, страхолюдку-то такую нашла? Прямо монстра какая-то…

Тотошка был в ярости.

Он хлопал себя тонким хвостом по бокам, как плетью. Его оскаленная пасть, была куда больше самой головы и остро отточенные зубы сверкали грозно и неумолимо. Кожа на загривке сморщилась, лапы подогнулись готовые к прыжку.

— Чего это она? — Бабка Вера заметно встревожилась. — Женька, угомони свою скотину!

— Испугались маленького зверька? Странно для тех, кто готов встать на пути у Бездны.

* * *

…Надо сказать, что во мне тоже кипела злость. Как могли старухи провести меня?! Как я не увидела в них… а кого я не увидела?!

— Да кто вы такие?!

— Слышь, девки, а Женька-то слышит нас, — тётка Тамара безмятежно ковыряла вилкой в зубах.

Бабка Настасья жевала бутерброд. Вид её был недобрый.

Бабка Вера подпёрла щёку кулаком, задумчиво разглядывая меня и кипевшего злобой Тотошку.

— Ишь ты… проныра. Прознала-таки наш секрет.

Тотошка отступил на шаг назад, прижимаясь к моим ногам, я напряглась, готовая к драке, но в эту секунду свет в квартире потух, под потолком громыхнуло, и комната вновь осветилась ровным светом, не успела я и глазом моргнуть. Что-то в обстановке бабкиной гостиной неуловимо изменилось, но передо мной сидели четыре старухи-ведьмы и мне было не до мелочей.

— Да ты не пугайся, дочка, — мирно протянула тётка Марья. — Мы бабки неопасные. А коли ты нас слышать стала, стала быть и сама такая.

Я не поверила в доброжелательность тётки Марьи.

— Какая?!

Тотошка исчез из комнаты, словно потерял к бабкам всякий интерес. Что ж, стало быть, старухи и впрямь неопасны. Тревога отступила, я расслабилась и села поудобнее.

— А что ты раньше-то молчала, — нарушила минутную тишину бабка Настасья. — Ведь не первый раз мы на сходку свою собираемся.

Мне вспомнились развесёлые оргии, которые любили устраивать подружки бабки Веры. Нет, никогда я не замечала в них ничего необычного.

— Значит, не замечала. Не видела и не слышала, — констатировала тётка Тамара, верно истолковав моё молчание.

— Не слышала, — подтвердила я.

— Ой, девки, это у неё после аварии способности проявились! — восторженно объявила бабка Вера.

— Да какие способности?! Кто вы? Чем занимаетесь? Против кого воюете?

Старухи переглянулись.

— Расскажи, Маша, — велела бабка Настасья. — Коли у Женьки и впрямь способности открылись, нам её помощь будет кстати.

— Коли захочет помогать, — мрачно вставила тётка Тамара.

…Рюмки стояли недопитые, закуска остывала, теряя аппетитный вид. Ветер завывал за окном, бросая в замёрзшие стёкла охапки белого снега. Я перебралась с неудобной раскладушки в потёртое кресло, а старухи так и остались сидеть за столом, разглядывая меня цепко, недоверчиво, словно увидели впервые.

— Мы тут все Грязновские, — начала тётка Марья свой рассказ. — И Настасья и Тамара и Вера. Все в одной деревне выросли. Деревня наша не простая. На болотах стоит, да в глухом лесу. Издревле принадлежала помещику Сытину.

— Николаше, — вставила бабка Вера. — Его мужики с соседней деревни вилами закололи.

— За что?!

— Дурные. Разве же узнаешь теперь?

— Не перебивай, Вера. Так мы и до утра не закончим.

— А зачем деревню ставить на болоте?

— То-то и оно. Не для жизни та деревня была — для защиты. В тех болотах открытый проход в Бездну. Всякая нечисть оттуда лезла — несть числа. Окрест и леса просторные и луга заливные, а жить нельзя. Гости из Бездны заполонили округу. Деревеньку ту на болотах дед Николашкин поставил — Степан. А жители в ней были непростые. Со всей России Степан Степаныч привозил людей, что способны были существам из Бездны противостоять. За то его в церкви прокляли, анафеме предали.

— Почему?

— Да уж людишек он привозил больно страшных. У людей ведь как: если не понятно что, так колдун или ведьма. Камнями могли забить. А тут целая деревня таких вот жильцов.

— Восемнадцать дворов, — подтвердила бабка Вера. — И все как один — колдуны.

— А потом что?

— Известно, что. Грязновские крестьяне два века Бездну сдерживали. Вокруг Грязновки сёла стали появляться: и Беркутово и Отрадное, городок вырос — Лебёдово. Жители окрестных селений Грязновским дань платили: не по письменному соглашению — по молчаливому уговору. Понимали люди — без Грязновки и её защитников им на вольготных землях не выжить.

— Что-то сейчас я о таких деревнях не слышала.

Мне припомнилась унылая дорога, ведущая из Грязновки и ржавый указатель в чистом поле с обрывком надписи: «…кутово». Похоже, это всё, что осталось от богатой деревни.

— И не услышишь. Деревень не стало. Лебёдово — станция на железной дороге. Сторожка стрелочника, да дом, где его семья живёт. Только название от города и осталось. А всё оттого, что Грязновку пытались ликвидировать.

— Зачем?

— А никто в толк не мог взять, зачем деревня на болоте? Ни пашни, ни садов. А как объяснить, что деревня эта — форпост защитный? Кто слушать станет? Вот и сгубили деревню. Людей вывезли, поселили в городах, в бараках. Три семьи только и осталось: родители мои с братьями, Тамарина бабка, Тома совсем малой была и Вера с Настасьей. Вера тогда ещё женихалась, а Настасья только замуж вышла.

— За Ванюшу, — вставила бабка Настасья и уронила слезу. — Царствие ему небесное, на войне погиб.

— А моя мать?

— Эти уж после понаехали. Как болота осушили, местные деятели решили деревни возрождать, ссуды давали. Приехали люди… да толку чуть. Не поднять в Грязновке сельское хозяйство. Вот и пьют. Податься-то им больше некуда.

Я молчала, обдумывая услышанное, а бабка Вера захлопотала вокруг стола.

— Надо, девки, чайник поставить. У меня пряники есть и печенья… Женя, достань-ка в шкафчике.

Я отправилась на кухню и бабки тотчас взволнованно зажужжали, склонив над столом седые и крашеные головы. Конспираторы…

…Водка и закуска были убраны. На столе дышал паром электрический чайник. Стояли вазочки с конфетами, покупными пряниками и печеньями. Бабки чинно вытягивали губы трубочкой, остужая чай и осторожно пережёвывали конфеты вставными челюстями.

— Ну и как? Как вы собираетесь бороться с пришельцами из Бездны? Ведь вы собираетесь? Я правильно понимаю?

Старухи дружно хлебнули из чашек и… промолчали.

Наконец, бабка Вера поставила свою чашку на стол, медленно вытерла губы и нехотя произнесла.

— Ты, Женька, вот что. Ты ведь нам не чужая, можно сказать своя, Грязновская (старухи дружно закивали, соглашаясь с подругой). Поэтому скажем тебе, как есть: какая уж там битва? Только четверо нас старух и осталось. Бойня это будет, а не битва.

— А что за Веерные? Кто они? Могут помочь?

— Это нам бабки рассказывали. Нас ведь, тех, кого в Грязновку свезли, всё брали из крестьян. Но были и те, что и из дворянского сословия. Эти, понятное дело в Грязновке не жили, но пару раз наезжали, когда нечисть из Бездны уж и вовсе сильно наседала. Приезжали в каретах, надушенные, в кружевах и с веерами. Что бабы, что мужики. Оттого их и прозвали — Веерные. Да только где ж их сыскать? Про то только Николаша Сытин знал, а он давно в могиле.

— Понятно. Помощи не будет. Какой план?

— Известно какой — вызовем нечисть на бой. Встанем у края Бездны и будем воевать, пока не сгинем, — буднично объявила бабка Настасья.

— Как вызовем?

— У нас в подвале постзем сидит — самая что ни на есть сволота из Бездны. Кинем его труп в Бездну, тут нечисть и полезет.

— Убьём?

— А что смотреть на него?

— Постземы моих родителей во сне сгубили, — горько произнесла тётка Тамара. — Горло перегрызли. Мы с девчатами на сеновале спали, нас и не заметили. Помнишь, Вера?

— Да, — бабка Вера сурово помахала седой головой. — Такое не забудешь. Мы ещё детьми были, в избу зашли, а там кровь во все углы… так потом избу и сожгли. Никто в ней жить не захотел.

Я всё не решалась спросить, как же старухи ведут войну? Превращаются в Бэтманов? Пьют сок гамми-ягод? Как могут противостоять пожилые, толстые тётки полчищам чудовищ из Бездны?

Старухи сами подняли этот вопрос.

— Что же Женька, ты с нами или как?

— В смысле воевать?

Старухи рассмеялись.

— Ну, так уж сразу и воевать… сначала обряд надо пройти. Коли получится у тебя, так мы тебя обучим, коли нет, так забудь, всё о чём мы говорили — себе дороже. Ну, а ежели обряд пройдёшь и обучение впрок пойдёт, вот тогда и скажешь, пойдёшь ли ты людей от Бездны защищать.

— Ок, бабульки.

— Это как понимать? Согласна, что ли?

— Ну да.

Бабка Вера тяжело поднялась со стула и направилась на кухню.

— Ну, коли согласна, убирай со стола. Обряд вершить будем.

Посуду мне помогла убрать тётка Марья. Весёлую, в цветочек скатерть, заменили на чёрную с багряной бахромой. Погасили свет, зажгли свечи, словом создали необходимый антураж.

— А кровью надо расписываться? — шёпотом поинтересовалась я.

Тётка Марья прыснула, а бабка Настасья сурово подтолкнула меня локтём.

— Будет веселиться-то. Дело серьёзное.

Бабка Вера притащила знакомую книгу — «Советы молодой хозяйке» и водрузила на стол. Я хотела сострить, что-то по поводу колдовского зелья, но промолчала. Видела, что книга эта куда как серьёзно. Правда, старухам о своей способности видеть то, что спрятано за магическим щитом, не сообщила. Пусть обучают, посмотрим какова их сила.

Бабка Настасья открыла книгу и принялась водить пальцем по пожелтевшему от времени листу.

— Вот оно. Встань, Женька, рядом. Руку на книгу положь…

«Клянусь говорить правду, только правду и ничего, кроме правды». Отчего-то меня так и тянуло позубоскалить, не верилось, что всё это всерьёз. От старух несло водкой и селёдкой, и весь этот маскарад был мне отчасти неприятен и чужд. Но останавливали лица старух: ясные и сосредоточенные и ещё не давало покоя страшное слово — Бездна.

Я положила ладонь на открытый лист книги и подивилась тому, что тот был совершенно пуст. Ни единой строчки, ни слова, ни буквы. Что здесь можно прочесть?

— Книга ответит — кто ты, — пояснила бабка Настасья. — Держи руку, не отпускай, пока не скажу.

Бабки встали кругом вокруг стола, взялись за руки и речитативом принялись чётко и ясно выговаривать:

— Оракул, воин, целитель, звездочёт, оракул, воин, целитель, звездочёт, оракул, воин…

Ничего не происходило.

У меня зачесался нос, и я не знала, можно почесать или нет? Наконец, решилась, и левой рукой воровато потёрла кончик носа, не отрывая от книги правую руку.

— Оракул, воин, целитель, оракул…

Первой сдалась тётка Тамара.

— Будет девки, ясно ведь, что всё без проку! — Она сердито вырвала свою руку и мрачно добавила. — Рано водку убрали. Надо было допить.

Бабка Вера, понурясь села в кресло. Бабка Настасья сердито шевелила губами, упрямо оставаясь стоять.

— Не вышло? — я чувствовала себя виноватой. — А что должно было быть?

— Каждому избранному своё предназначение, — пояснила тётка Марья. — Книга делит всех избранных на оракулов, звездочётов, воинов и целителей. Оракул может предсказать будущее, звездочёт составить заклятие, целитель варит колдовские снадобья, а воин создан, чтобы сражаться. Тебя книга никак не обозначила. Извини, но ты не обладаешь нужными способностями. Совсем.

— Значит, я не прошла обряд?

— Не прошла.

— Но я услышала вас!

— Видно это всё, на что ты способна.

— А вы? Как книга вас определила?

— Вера, Настасья и Тамара воины, а я целитель, — тётка Марья грустно улыбнулась. — Оракулов и звездочётов больше не осталось.

— Нигде?

— Ну, может где-то и есть. Но мы с ними не знакомы.

— Женька, свет включи, — оборвала нашу беседу бабка Вера. — Будет в потёмках-то сидеть!

Я включила свет, тётка Тамара убрала скатерть и потушила свечи. Бабка Вера включила телевизор, на меня она демонстративно не смотрела.

«… — известный в городе бизнесмен совершил тройное убийство: два подростка и супруга бизнесмена, были убиты в квартире элитного дома…».

— Одни убийства, — осуждающе покачала головой бабка Вера. — Куда не включи, всё только стреляют. Женька!

— Что?!

Голос мой внезапно охрип.

Бабка Вера убавила звук телевизора и повернула ко мне лицо.

— А ты чего так кричишь-то?

— Ничего.

Я отвернулась и скинула Тотошку со стола.

— Баб Вер, а можно я вашу книгу полистаю?

Старухи переглянулись и мне ответила бабка Настасья, видимо она была главной в их клане Защитников Мира.

— Полистай. Осторожно только. Вещь ценная.

Я устроилась на своей скрипучей раскладушке и раскрыла древний фолиант. Удивительно, но каждая страница книги наполнилась текстом. Каждый пустой лист открывал древние знания. Книга и впрямь была ценной.

«… всякая особь дђлится на виды — сирђчь ђсть оракулъ, вид познающий будущђђ, воинъ — особь отважная, могучая, обладающая нђисчислимой силой, цђлитђль — вид мыслящий, способный исцђлять и уничтожать цђлыђ народы и звђздочётъ — особь хитроумная, заклятьями своими сильна. Каждому виду своя глава отвђдђна для прочтђния и познания. Для иных жђ сия мудрость закрыта».

Далее следовали четыре главы с соответствующими названиями: «Оракул», «Воин» и так далее. Я пролистала страницы про оракулов и звездочётов и остановилась на главе «Воины». Интересно было узнать, какой способностью обладали бабки.

«…Воины такоже нђ однозначны. Мы дђлим воиновъ на лунных и солнђчных. Лунныђ воины ђсть суть звђриная, являющаяся звђрђмъ лђснымъ подъ ликомъ луны. Солнђчныђ жђ воины напротивъ болђђ способны подъ лучами свђтила, кои используютъ, аки грозныђ орудия, способныђ поразить огнђнной стрђлой своихъ противниковъ».

Ну и ну! Так бабки оборотни что ли? Или солнечные лучи мечут во врагов? Надо будет спросить, но пока прочитаю про целителей…

Увлечённая чтением, я не заметила, что в комнате стало непривычно тихо. Телевизор не бубнил, старухи молчали…

Я подняла голову, отрываясь от книги. Бабки стояли вокруг меня. Лица их были не спокойны.

— Что-то случилось? — я осторожно закрыла фолиант.

— А ты что читала, дочка? — сладко пропела тётка Марья.

— Ну, про этих… оракулов и звездочётов. Больше про воинов. А вы солнечные воины или оборотни? Начала про целителей читать. А что? Вы же разрешили?

— Ты читала всё? — вопрос раздался с четырёх сторон одновременно.

— Ну, не подробно… проглядела только. Книга-то толстая…

Тётка Марья картинно упала в кресло, обмахивая себе лицо носовым платком.

— Ой, девки, худо мне! Что же нам с ней делать-то?

— Да что случилось?! — загадки старух начинали раздражать.

— А то случилось, звезда моя, — торжественно начала бабка Настасья. — Что никто из нас книгу это прочесть не может, только то, что разрешено. Воину — о воинах. Целителю — о целителях. Иные главы для нас пустые листы.

— А тебя книга вообще никак не определила, а ты читаешь всё! — простонала тётка Марья. — Кто же ты?!

Глава 25

Воины Луны и Солнца.

Бабки взялись за меня всерьёз. Для начала они велели прочитать им главы про звездочётов и оракулов — их распирало любопытство.

Потом тётка Марья принялась готовить снадобья, призванные выявить мою сущность.

— Есть такое средство, — авторитетно заявила тётка Марья. — Делать не доводилось, но рецепт знаю. Тащи-ка Женька, мой рюкзак.

Я принесла рюкзак, который тётка Марья неизменно носила с собой во всякое время года и принялись наблюдать, как готовится снадобье. Вернее наблюдали бабки, а меня тётка Марья гоняла и в хвост и в гриву.

— Женька, бери деревянную ложку, мешай. Сорок счётов влево, сорок вправо. Потом бери ложку серебряную и пятнадцать раз против часовой стрелки. Ступку пери, толки коренья. Да не так, бестолочь!

Я толкла и мешала, резала и поджигала, мужественно глотала гадкие напитки и жевала горькие коренья, но ничего не привело к желаемому результату. Суть моя была темна, как ночь.

От обиды за свою неудачу, тётка Марья заставила меня перемывать все пробирки и плошки, которые она использовала для варки снадобья. Я покорно вывалила грязную посуду в раковину, а тётка Марья со вздохом констатировала:

— Одно могу сказать точно — она не целитель. Блеска мысли нет.

В душе я возмутилась такому определению моей мыслительной способности, но спорить не стала: не чувствовала к процессу изготовления снадобий никакого влечения.

— Надо её на дело выводить, — деловито объявила бабка Настасья. — Попробуем на месте определиться, кто она есть.

— На какое дело? — осторожно осведомилась я.

— В лес поедем, — пояснила бабка. — Будешь зверем оборачиваться. Ежели книгу прочла, стало быть, сможешь.

До утра оставалось часа четыре, спать хотелось неимоверно, но упрямых старух было не переубедить.

— На чём мы поедем? — вяло возражала я. — Какой лес? Ночь на дворе…

— То-то и оно, что ночь. Самое для оборотней время. А до леса нас Тамара довезёт, она на автомобиле.

— Три дня назад купила, — похвасталась тётка Тамара. — Уж больше на трамваях со старухами не поеду, дудки!

— Ты же водку пила, — возразила я. — Тебе за руль нельзя.

— Так это когда было-то?! — возмутилась тётка Тамара. — Двести грамм, да и то, считай, вчера. Нашла, что вспомнить.

Мы наскоро оделись и погрузились в тётки Тамарины старые «Жигули»: автомобиль холодный и неудобный.

— Держитесь, домчу с ветерком, — весело сообщила тётка Тамара и мы «помчались».

Автомобиль полз еле-еле, то и дело возмущённо рыча, пуская клубы чёрного дыма и виляя всем своим металлическим телом. Старухи не обращали на поведение автомобиля ровно никакого внимания. Они гордо сидели, закутанные в шали и с сожалением поглядывали на пустынные улицы, сокрушаясь, что никто не видит их триумфального выезда.

По дороге выяснилось, что сёстры Вера и Настасья были лунными оборотнями и обращались в чёрных волков, а вот Тамара была воином солнечным.

— Я тебе покажу, — пообещала тётка Тамара. — Вот солнышко выйдет и увидишь. Наша ведь беда какая? Сёстры могут только ночью воевать. Я днём. Потому мне Марья помогает.

— А как?

— Разные способы есть, — просипела тётка Марья, зажатая в тесном автомобиле со всех сторон. — Бывало, целые деревни от моих снадобий гибли.

— Деревни?!

— А ты что думаешь, из Бездны только лешие да вурдалаки лезут? Эти-то почитай самые безобидные. Схоронятся в укромном месте и поджидают своей добычи. Ежели какой одинокий путник попадётся к ним на обед, так и сам виноват — нечего одному по лесу шастать. А вот если из Бездны люди пожалуют — жди беды.

Автомобиль свернул с шоссе и остановился на кое-как очищенной площадке. В выходные сюда съезжались городские лыжники и любители пожарить шашлычок на природе.

— Выходите, девки, — скомандовала тётка Тамара. — Начнём.

На улице нещадно завывал ветер.

Я топталась в бабкиных осенних сапогах и старенькой куртке. Холодно.

— Ты только не пугайся, — предупредила бабка Настасья. — По-первой каждому страшно, да только тебе вреда не будет. Стой и смотри.

— Ага.

У меня зуб на зуб не попадал.

Сёстры: бабка Вера и бабка Настасья разом шагнули вперёд, крикнули, ухнули и, перекатившись через голову, обратились в крупных чёрных волков. Если честно — не очень впечатлило. В кино показывают всё куда более красочно и драматично. Здесь же бабки деловито кувыркнулись и бойко побежали по снегу, крутя хвостами, как расшалившиеся псы.

— Видала?! — восторженно прокричала тётка Тамара. — Дают прикурить старухи, видела бы ты их в молодости!

— Ага.

Ледяной ветер выбивал из глаз слёзы, и, разозлившись, я закрутила его вокруг поляны. Свист и вой теперь раздавались в отдалении. Холод перестал досаждать, и мы стояли посреди полянки, как на твёрдом островке, посреди бушующего океана и наслаждались свежим воздухом и лёгким морозцем.

— Ишь ветер-то какой переменчивый, — заметила тётка Марья. — Будто укротили его.

Тётка Тамара зорко следила из-под руки за мельканием двух чёрных теней посреди деревьев.

— Ну, так что, Женя? Ты готова?

— К чему?

— Волком обернуться. Если готова ты это изнутри почувствуешь. Делаешь короткий шаг, вздох, кувырок — и вот ты на свободе.

Ничего я не чувствовала. Даже ноги в тонкой обуви потеряли чувствительность, какой там кувырок!

— Может я это… солнечный воин, — уныло пробормотала я. — Чего то я ничего не чувствую.

Тётка Тамара тяжело вздохнула.

— Прислушайся к себе — зовёт луна?

Я прислушалась. От жирной селёдки урчало в животе. Зова луны не ощущалось.

— Не, тёть Тамар. Не зовёт.

Из леса выбежали оборотни. Крупные звери мчались по снегу, как чёрные тени, легко вскидывая мощные лапы.

Тот, что бежал первым, прыгнул, преодолевая снежный барьер, искусственно возведённый между лесом и расчищенной полянкой, и внезапно был откинут яростным порывом ветра, что крутился, вокруг, не смея нас тревожить.

Зверь опрокинулся навзничь, подминая бегущего следом. Не ожидая атаки, другой волк огрызнулся яростно, выхватывая клок шерсти у обидчика. Началась грызня.

Волки сцепились в огромный, рычащий клубок. Клацали зубы, летела шерсть. Зверины рёв сотрясал округу.

— Они что, ополумели?!

Тётка Тамара бросилась к волкам.

— Ты куда?! Загрызут! — тётка Марья схватила подругу за рукав, но та вырвалась и побежала, увязая в снегу.

— Остановитесь! Девки, да вы что?! Поубиваете друг-друга!

Волки остановились разом, повернули к тётке Марье окровавленные морды. В глазах их багровым огнём полыхала ярость. На секунду мне показалось, что сейчас они кинутся на тётку Тамару и разорвут её в клочья, но один из них сел на снег, слизывая кровь с повреждённой лапы, а другой поковылял медленно к нам, прихрамывая и поджимая хвост.

Свой облик бабки вернули не сразу и предстали перед нами во всей красе: одежда обоих была разорвана в клочья, на щеке бабки Веры красовалась широкая царапина, а левое ухо бабки Настасьи лишилось мочки. Обе хромали. Бабка Вера прижимала к груди опухшую руку.

— Вы чего?! Что на вас нашло?

Бабки отводили глаза и сокрушённо пожимали плечами. Первой заговорила бабка Настасья:

— Да, шут её знает… вроде как ветром шурануло в глаза и такая злоба взяла, что и не удержать.

— Ага, — поддержала её бабка Вера. — Ровно нечистый попутал.

Не желая больше обсуждать случившееся, они принялись за мою персону.

— Ну, а ты что скажешь?

— Впечатляет, — я постаралась, чтобы мой голос прозвучал убедительно.

— Да нет, ты как? Слышала зов луны?

— Не-а, — на этот раз я ответила совершенно искренне.

Сёстры огорчились, а тётка Тамара напротив, воспрянула духом.

— Пойдёмте, девки, в машину, погреемся. Скоро солнце взойдёт, тогда по-моему испытания проведём.

Мы потрусили в автомобиль и уселись на своих местах.

Тётка Марья намазала старухам раны какой-то едко воняющей дрянью и через минуту бабки задремали, а следом за ними заклевала носом и сама целительница и даже неутомимая тётка Тамара положила голову на руль.

Мне не спалось.

Я знала, что солнечное утро не выявит во мне способностей воина. Так же, как нет во мне дара оракула и звездочёта. Но меня подкупала бесхитростная самоотверженность старух и я понимала, что уже не смогу остаться безучастной к делу их жизни. Будь что будет, но в Бездну я отправлюсь вместе с ними. Может, на что и сгожусь.

Было ещё кое-что, о чём я не хотела думать, но в этот предутренний час, когда все мысли обострены, я не могла не признать, что боюсь. Боюсь встретить на улицах города Омара или Мелку и боюсь ответить на вопрос: а кто же виновен в смерти несчастной Оленьки? В гибели Бориса Григорьевича? Кто оставил их улыбчивого сынишку сиротой?

Я затрясла головой, отгоняя призрачные видения. Безжалостное утро!

— Вставайте, бабульки, просыпайтесь! Пора проводить испытания!

Голос мой звенел от напряжения, я постукивала рукой по спинке кресла.

— Оле, оле-оле-оле-е! Бабуськи-и просыпайтесь!!!

— Ну, чего ты орёшь?!

Бабка Настасья развернулась с переднего сиденья и пыталась отвесить мне затрещину. Я увернулась и столкнулась лбом с локтём тётки Марьи.

— Ой!

— Вот тебе и «ой»! Не будешь орать и людей будить. Вера, я где-то тут термос с чаем припасла…

Старушки чинно выпили чаю, налили и мне крепкого до черноты напитка. Во время нашего чаепития поднялось солнце, и его бледные лучи коснулись заснеженной поверхности земли.

— Солнечные воины могут сражаться, когда солнце за облаками? Или дождь? Или затмение?

— Нет, — с сожалением покачала головой тётка Тамара. Нужен хороший солнечный луч. Сейчас не лучшее время для сражений, но нет выбора. Пойдём.

…Тётка Тамара никак не могла поймать лучик солнца. Свет упорно не желал пробиваться из-за туч, а те крохи, что доходили до земли не годились для показательного удара. Тётка Тамара исходила вдоль и поперёк всю поляну, задирала голову вверх, размахивала руками, пытаясь поймать ладонью луч, но всё без толку.

Мы замёрзли, тётка Тамара сердилась и со злости налетела на меня:

— А ты чего стоишь, руки в брюки! Лови солнце!

Оранжевая помада тётки Тамары стёрлась, и губы её стали синими от холода. На коротких ресницах застыли злые слёзы, и я почувствовала себя виноватой. Ведь бабки на верную смерть собрались. Какие из них воины? Горе одно. Я для них, как соломинка, что не даст погибнуть в первые же минуты сражения. Если окажется, что я, хоть на что-то способна.

Послушно я вскинула руки вверх, и пальцы-струны завибрировали, втягивая воздух. Свинцовые облака качнулись неохотно и расступились, открывая яркую синь неба. В узкую брешь тотчас брызнул яркий свет и упал прямо на раскрытую ладонь тётки Тамары.

На мгновение тётка стала одним целым с лучом света, вспыхнув, как зажженная спичка и тот час клубок небесного огня запылал в её руке. Сильным броском она метнула клубок огня в лес и высокая сосна с треском рухнула, словно подрубленная топором невидимого дровосека.

— Видали?!

Столько гордости было в этом возгласе, что мы зааплодировали.

Облака снова сомкнулись, тётка Тамара вытерла снегом покрасневшую руку. Я заметила, что рука её дрожит. И старухи это заметили тоже.

— Что Тома? — тихо спросила бабка Вера. — Ожглась?

Тётка Тамара протянула руку — на ладони появились уродливые мокнущие пузыри.

— Ой, Тамара, пойдём! У меня мазь есть, разом всё снимет, — тётка Марья взяла подругу под руку, но та упрямо выдернула руку.

— Так пройдёт.

Старухи принялись её увещевать, тётка Марья побежала в машину за снадобьем, а я отошла в сторонку. Было о чём подумать.

Ловить солнечный луч и сбивать сосны, дело, конечно, не хитрое, но…

Это Нижний мир. Здесь тяжёлое течение времени, застывшее неподвижно пространство. Здесь глохнет всякая Информация и силу вбирает лишь то, что материально: медленно, веками скапливая крупицы магии. Как, к примеру, бабкина книга. В этом мире мои способности были под контролем моей собственной тени.

Да, я по-прежнему легко усмиряю ветер, но старухи, попавшие в его гневливую волну, чуть не перегрызли друг-другу горло. Я позволила солнечному лучу пробиться сквозь тучи и бедная тётка Тамара сидит сейчас на капоте с обожженной рукой. А если вспомнить Бориса Григорьевича… я шмыгнула покрасневшим носом и тряхнула головой, отгоняя видение. Лучше не вспоминать.

Вывод очевиден — каждое моё действие вызывает противодействие чуждых мне сил. И я опять столкнулась всё с той же проблемой. Я не умею управлять своими силами. Не умею управлять собой. Не знаю, к чему приведёт моя магия, и потому не могу рисковать.

— Женька!

Тётка Тамара приближалась ко мне, размахивая здоровой левой рукой. Правая была бережно прижата к груди.

— Я поняла! — не дожидаясь продолжения тёткиной речи, я заторопилась оградить себя от посвящения в воины. — Я поняла, я не воин!

— А кто?!

Бабки выкрикнули вопрос хором и смотрели на меня. Я смотрела на них.

Бабка Настасья с перевязанной головой. Бабка Вера с подвязанной рукой и пластырем на лице. Тётка Тамара с забинтованной рукой. Среди них только тётка Марья выглядит молодцом. Армия…

— Я… звездочёт!

Для пущей убедительности я ткнула себя в грудь.

— Я это чувствую. Вот здесь.

— В груди?!

Бабки удивились. Видимо ощущение себя избранным приходит как-то по-другому, но мне поверили, поскольку звездочёта среди них не было, и проверить они не могли.

— Хорошо, коли так… — что скрывалось за взглядом бабки Веры, было не разобрать. Щёку её раздуло, и глаза совершенно заплыли, превратившись в узкие щелочки. — Помнишь, Настасья, у нас в деревне был звездочёт? Петрушка Говоров?

— Помню. Боялись его черти подземные. Один в Бездну ходил. Там и сгинул.

Бабки молча перекрестились, а тётка Тамара довольно болезненно ткнула меня в бок пальцем здоровой руки.

— А кто эту обучать будет? Дух Петрушки Говорова?

Бабки переглянулись.

— И то верно. Звездочёт, это вам не воин и не оракул. Тут знания нужны.

— Я обучусь, — я с готовностью закивала головой, мечтая о тёплой постели.

— Как?!

Об этом я не подумала.

— Ну-у… книгу почитаю.

— Книгу? Ту, что ты давеча читала? — тётка Тамара хотела изобразить презрительный плевок, но жест не удался, и слюна повисла на тёткином подбородке.

Тётка Тамара утёрлась и разозлилась пуще прежнего.

— Книга расскажет кто такие звездочёты, но не обучит как им стать. Одного ощущения… в груди (бабки дружно и недоверчиво хмыкнули) мало, чтобы стать звездочётом.

— А других книг нет?

— Нет!

— Есть.

Последнее слово принадлежало тётке Марье, и мы все повернулись к ней.

— Есть такая книга, — подтвердила тётка Марья. — Но если мы не хотим околеть от холода, то предлагаю поехать домой. По дороге расскажу.

Глава 26

Домовой предводитель Вениамин. Как отвести глаза. Я снова ухожу.

Рассвело, и на дороге появилось множество автомобилей. Тётка Тамара и без того была никудышным водителем, а на загруженном машинами шоссе, да с её больной рукой, наша поездка грозила обернуться катастрофой.

— Тома, сбавь газу, газу сбавь! — испуганно верещала бабка Настастья, вдавливая ноги в пол, будто это могло остановить резво бегущий «жигуленок».

— И так еле плетёмся, — сурово отзывалась тётка Тамара и бесстрашно выезжала на встречную полосу, обгоняя неспешно едущий «ниссан». Водитель «нисана» покрутил пальцем у виска, неодобрительно качая головой, и притормозил, пропуская нас вперёд. Тётка Тамара победно вдавила педаль газа в пол:

— Ага, получил, буржуй!

Бабки весело загомонили и даже суровая бабка Настасья счастливо заулыбалась.

— Ишь, как ты его!..

В азарте гонки тётка Тамара сжала больную ладонь, и тотчас взвизгнула от боли, бросая руль.

Жигуленок весело закрутился по обледенелому шоссе, благополучно миновал широкий нос КАМАЗа, задорно подпрыгнув, съехал с дороги и ткнулся носом в припорошенный снегом ствол берёзы.

— Всё…

На первый взгляд все были живы и относительно здоровы. Тётка Тамара испуганно оглядывала подружек. Бабка Настасья дёргала ногой, пытаясь выдернуть её из-под покорёженной панели. Мы: я, тётка Марья и бабка Вера молча огляделись и дружно подались вон из машины.

Снаружи наш автомобиль имел вид более чем плачевный. Берёза, в которую мы въехали, продолжала гордо нести свою пышную крону, будто не замечая мелкие невзгоды, что творились у её подножия. Автомобиль же, напротив крайне неудачно пережил встречу с деревом. Да и вряд ли пережил. Нос его был расплющен всмятку, как сырое яйцо, да и зад, надо признать тоже, хотя никто из нас не мог вспомнить, когда и обо что мы успели удариться задом.

— Тома, почём ты машину-то брала? — печально заголосила бабка Вера.

Тётка Тамара не отозвалась и только зло пнула останки своего авто.

Тётка Марья взвалила на плечи рюкзак.

— Пойдёмте, девки, как бы не рвануло.

Мы заторопились к шоссе, и тут на дороге остановился давешний «ниссан».

— Дамы, вы живы? — мужчина на обочине деловито снимал нашу группу на телефон.

Вид у нас был весьма живописный: бабки в рваных лохмотьях, с перевязанными конечностями, залепленные пластырями, тётка Марья сгибается под тяжестью огромного рюкзака, а следом за ними плетусь и я в бабкиных сапогах и в её же куртке, которая велика мне размеров на пять.

— Довези-ка до города, милок, — медоточиво пропела бабка Настьсья, сурово дёрнув расцарапанным кадыком.

«Милок» испуганно вздрогнул и заторопился залезть в салон.

— Вы в скорою позвоните, — зачастил он, поворачивая ключ. — В скорую. Или дорожную службу…

Бабка Вера шумно плюхнулась на переднее сиденье, не слушая водителя.

— Я тороплюсь! — взмолился мужчина, покрываясь болезненной испариной.

— Ну, так езжай быстрее, — благодушно ответила бабка Вера, прикрывая рваными клочками, бывшими когда-то юбкой толстые ляжки.

— Нам тоже недосуг, милок, — поддержала сестру бабка Настасья, устраиваясь сзади. — Девки, чего ждёте? Садитесь быстрее, мущщине некогда.

— Вы не уместитесь все! — водитель чуть не плакал, глядя, как тётка Марья запихивает на светло-серое сиденье свой видавший виды рюкзак.

— И то верно… — тётка Тамара удивлённо оглянулась. — Один лишний. Мужчина, помогите-ка вещи в багажник уложить…

Водитель обречённо вышел из салона.

— Какие вещи?

Тётка Тамара прошла мимо, словно и не слыхала вопроса, и преспокойно уселась за руль.

— Садись, Женька.

— Э, бабуси! — мужчина не ожила такого поворота, и был явно шокирован. Я юркнула в открытую дверь, но он схватил меня за полу куртки. Раздался треск разрываемой ткани.

— Да вы чего?! А ну пшли из моей машины!

— Да что же это такое! — разъярённая бабка Вера вылетела наружу, как подстреленный бегемот. — Опять мою одёжу рвут! Ты добро-то наживал, что бы так-то им распоряжаться?!

Она выдернула полу куртки из рук ошалевшего мужика и любовно погладила материал.

— Век сносу не будет. Ты вот что, мущщина. Иди-ка ты подобру-поздорову.

Водитель уже пришёл в себя и стоял ухмыляясь.

— Бабки, это счастье ваше, что я баб ударить не могу. Тем более старух. Тем более, попавших в аварию. Но хоть вы и башкой ударенные, но ведёте себя нагло, так что выметайтесь из машины, а не то я вас выкину к чёртовой матери!

Он распахнул дверцу, жестом приказывая выйти, и из салона на него глянула оскаленная морда чёрного волка.

— Какого…

Точная копия свирепого зверя стояла у ног несчастного водителя. Впрочем, водителем он уже не был.

— Извините, — я боком протиснулась между мужчиной и волком и влезла в салон. Здесь было тепло.

— Подождите!..

Мужчина дёрнулся следом, но волк зарычал, скаля зубы, и бывший владелец автомобиля отпрыгнул, как ужаленный.

Мы уехали и последнее, что я видела, как мужчина на заснеженной дороге лихорадочно тычет пальцем в телефон, а потом говорит что-то зло, истерично…

— Он в полицию позвонит и нас на КП остановят, — буркнула я.

— Не остановят.

— Почему?

— Потому, — бабки неожиданно развеселились и захохотали. — На то у нас Маша есть.

— У вас родственники в полиции? — вежливо поинтересовалась я, чем вызвала новую волну смеха.

— У меня везде родственники, — отсмеявшись, ответила тётка Марья. — Смотри и учись.

На дороге показалась высокая, стеклянная башенка ДПС и замелькали фигуры сотрудников дорожно-постовой службы.

Один из них энергично замахал полосатым жезлом. Останавливает.

Бабки оставались спокойны, а я с интересом наблюдала: что же они задумали?

Тётка Тамара открыла окно.

— Ну, и чего надо?

Как ни странно, ДПСник не только не удивился, но и вытянулся во весь рост.

— Здравия желаю, товарищ генерал, сотрудник патрульно…

— Вольно, — тётка Тамара царственно махнула перебинтованной рукой. — Служи честно, сынок!

— Служу отчизне, — паренёк заулыбался и его красное обветренное лицо стало совсем мальчишечьим. — Дочке скажите, чтоб пристегнулась, — он кивнул на хихикавшую бабку Веру. — На дороге осторожней, пять минут назад грабители машину угнали.

— Ну, у нас не угонят!

Тётка Тамара повернула ключ, и машина плавно тронулась с места.

Я глазам своим не верила.

— А что это было?!

— Здорово?! — бабка Вера веселилась от души. — Это я-то генеральская дочка?! Ах-хаха… это всё Маша. Она умеет глаз отводить.

— Это как?

— А вот как сейчас: человек думает, что перед ним дочка генеральская, расфуфыренная да разукрашенная сидит, а это наша бабка Вера.

— С подбитым глазом!

Бабки снова рассмеялись.

— А бывает и так, — загадочно продолжила тётка Марья. — Люди думают, что перед ними дорога, красным ковром выстелена и шагают по ней горделиво, а на самом деле то тропка в гиблое болото. Так с улыбкой и хлебают болотную жижу…

Бабки закивали седыми головами и задумались. Видно им, как и мне, есть, что вспомнить.

* * *

Машину бросили, не доезжая до дома. Бабки блюли конспирацию.

Лифт не работал, и на меня взвалили тяжёлый тётки Марьин рюкзак.

— Ты теперь, вроде как наша студентка, — объяснила мне тётка Марья. — Должна слушаться. Тащи.

— Хорошо, госпожа профессор тёмных сил, — проворчала я.

…Тотошки нигде не было видно, но очевидно, что в наше отсутствие он похозяйничал на славу: пол и стены, всё было обсыпано белым порошком, даже на старенькой мебели красовались уродливые белесые пятна.

— Тото!!!

Негодяй не отзывался.

— Эт чего он, паразит, натворил?! — возмутилась бабка Вера, зорко оглядывая маленькую квартирку.

— Вроде как мука… — тётка Тамара неуверенно потёрла белый порошок пальцами. — Или крахмал?..

— Это не крахмал, — голос тётки Марьи, был чернее ночи. — Это моё. Было. Это кости упырей перемолотые. Четыре года собирала.

Тотошка по-прежнему хранил презрительное молчание к мелочным ведьмам, пожалевшим баночку упыриных костей, и не желал показываться нам на глаза.

Я со вздохом взяла совок и веник, удручённо взирая на останки пиршества. Мука из перемолотых костей была повсюду.

— Может как-то собрать, — неуверенно предложила я.

— Чего уж теперь, — раздражённо ответила тётка Марья. — Больше пыли соберёшь, чем костной муки.

Я принялась за уборку, проклиная на чём свет стоит, наглого Тотошку, а старухи собрались на кухне завтракать.

Собакоголовый пижон материализовался из стены и с довольной физиономией наблюдал за моими действиями. На его кургузом пиджачке тоже виднелись следы упыриной муки. Видно Тотошка пировал не один, а зазывал к себе гостей. К собакоголовому присоединились крысёныши и довольно хихикали, показывая на меня длинными тонкими пальцами. Видимо, чтобы всем стало веселее, собакоголовый вынул из кармана горсть муки и сыпанул прямо на только что вычищенный пол. Троица расхохоталась, потирая паучьи ручки.

Продолжая мести, я осторожно приблизилась к весельчакам и схватила ничего не подозревающего собакоголового за шиворот.

— Попался!

Крысёныши тут же исчезли, а собакоголовый закатил глаза, изображая обморок.

Крепкая оплеуха вернула его к жизни.

— Кто такой?

— В-вениамин, ваша честь.

— Вениамин? Зовут так, что ли тебя?

— Так точно.

— Давно здесь живёшь?

— Вместе с хозяйкой прибыл. Верой Алексеевной.

— Откуда прибыл?

— Так из сельской местности. Из Грязновки.

— Земляк, значит?

Собакоголовый заулыбался заискивающе, обнажая остро отточенные зубы.

— Так вы оттуда? А я и не признал…

Мне припомнились вечно пропадающие носки, не вовремя потерянные ключи и подозрения пали на Вениамина.

— А на что ты здесь?

— Как на что?! — Вениамин возмутился. — За домом слежу. За порядком. Без нас люди пропадут.

— За порядком, значит? Выходит — ты домовой?

— Домовой. Домовой предводитель Вениамин.

Вениамин пытался вытянуться и шаркнуть ножкой, но зажатый моими руками, мог только беспомощно взбрыкнуть.

— Ну, вот что, Вениамин. Из предводителей ты разжалован. Будешь просто домовой, пока в квартире порядок не станет. Уяснил?

Вениамин молчал. Такой расклад вещей его никак не устраивал. Пришлось тряхнуть его хорошенечко, и тогда он заверещал испуганно, дрыгая босыми ножками.

— Уяснил, хозяйка, уяснил.

— Вот и отлично.

Я сунула домовому метёлку и совок, понаблюдала, как он, пыхтя и отдуваясь, ползает по полу. Убедившись, что с заданием Вениамин справляется, я присоединилась к народной армии (бабке Вере с сотоварищами).

На кухне назревал скандал.

На столе стояла вчерашняя водка и, судя по красным носам, бабки уже приняли «для сугреву», но не спиртное стало причиной спора. Разногласия возникли из-за неких исторических событий, которые каждая из спорящих сторон интерпретировала по-своему.

— Да что ты споришь, Маша, ты ведь тогда ещё под стол пешком ходила, а моя крёстная в том доме полы мыла и меня с собой брала!

— Так-таки и брала? И, что ты помнишь?

— Всё помню. Генеральшу помню и дочку их болезную. Генеральша даже просила меня поиграть с ней, да я дичилась. Уж больно дочка была страшна.

— Чем же страшна?

— Да будто жаба. Кожа серая, как у мертвяка, глаза навыкат и дышит так тяжело. Всё мне казалось, что она на меня нападёт и придушит.

— Вот ты всё и врёшь! Дочка её была красавица! Ты малой была, могла и спутать. Может это вовсе и не генеральша была с дочкой, а прислуга её? Много ты тогда понимала! А я в генеральском доме была по приглашению!

— Это зачем же тебя приглашали? Столовое серебро протереть?

— А вот и нет! Этой самой дочке-красавице я приворотное зелье варила!

— Да будет вам, девки, чушь-то нести! Какие дочки?! У генеральши был сын!

— А что за генерал? — осторожно вмешалась я. — О чём спор?

Бабки принялись объяснять наперебой, каждая стараясь донести до меня свою правоту.

— Дочка была болезная и страшная, — упиралась бабка Вера.

— Красавица! — возражала тётка Марья.

— Сын! — припечатывала тётка Тамара.

Одна бабка Настасья не участвовала в споре, хмуро взирая на подруг.

— А ты что молчишь? — бабка Вера сердито ткнула сестру в бок. — Ты ить тоже там была! Крестная нас вместе водила…

Бабка Настасья неохотно пожала плечами и односложно оборонила:

— Была.

Тётка Марья повернулась ко мне.

— Мы про генерала Зотова толкуем. Того, у которого книга.

— Какая книга?

— Вот те раз! — тётка Марья всплеснула руками, и старухи посмотрели на меня неодобрительно. — Книга звездочётов. Там и заклинания и всё такое… я видела такую в доме генерала Зотова, когда ходила к его дочери варить приворотное зелье. А они мне говорят — у него сын!

— Это Тамара говорит, что сын, а я говорю — дочь! Страшная! Была бы красавица, чего ей тогда зелье варить? Красота она и без зелья хороша!

— Много ты понимаешь! — тётка Марья снизила голос до громкого шёпота. — Мужик у ней был женатый. Ходить ходил, но и семью не бросал, вот и задумала тогда Катерина…

— Генеральскую дочь звали Валентина!

— Катерина!

— Сын! Зотов Николай Яковлевич. Муж мой…

Заявление тётки Тамары было встречено полным молчанием.

Первой заговорила тётка Марья.

— Как муж?! У тебя ж отродясь мужа не было?!

— Чего это не было? — огрызнулась тётка Тамара. — Был. Зотов Николай. Только недолго. Две недели.

— Ничего себе… что ж это он с твоим характером даже медовый месяц не выдержал?

Бабка Вера и тётка Марья расхохотались, а бабка Настасья тяжело зыркнула на них из-под тяжёлых бровей. Не смеялась и тётка Тамара.

— Ну, не обижайся, Тома, — примирительно прогудела бабка Вера. — Ты ж знаешь, мы не со зла… может, у них трое детей было? У генерала-то с генеральшей?! А мы и завелись сдуру!

Старухи разлили ещё по маленькой, и бабка Настасья решительно убрала водку со стола.

— Будет с утра-то водку глушить. Кто к генералу пойдёт?

Все, как один посмотрели на тётку Тамару.

— Я?! — тётка удивилась. — Вы ополумели? Я с супругом своим виделась почитай четыре десятка лет назад. Он и не вспомнит меня! Да и с чего я туда заявлюсь?! Здрассьте, я ваша бывшая. Хочу стать звездочётом, дайте книгу почитать. Чай это не публичная библиотека, меня оттуда взашей враз выпрут!

— Тамара права, — веско заметила бабка Настасья. — Да и жив ли ещё Николай Зотов?

Тётка Тамара неопределённо пожала плечами. Судьба бывшего мужа давным-давно перестала её волновать.

Я решила вмешаться в общий разговор, тем более, что книгу собирались добыть для меня.

— А где тот дом? Кто в нём живёт сейчас?

— Дом на Мясницкой. Три этажа с белыми колоннами. Приметный такой.

— Мясницкая? А где это?

— Где?

Бабки были сбиты с толку.

— А и правда, девки, где нынче Мясницкая-то? Её ведь потом переименовали… улица Карла Маркса, точно! Только уж и её нет…

Бабки призадумались, а тётка Марья выудила из бездонного рюкзака потрёпанную карту города.

— Вот вам ваша Карла Маркса она же Мясницкая!

— Или то, что от неё осталось, — проворчала бабка Вера. — Через неё дорогу проложили.

Мы все уставились на карту, словно хотели увидеть в квадратиках строений и линиях дорог, дом генерала Зотова.

— И что же дом? Снесли?

Старухи пожали плечами. Наше дело зашло в тупик.

Я зевнула. Сказывалась бессонная ночь.

— И то, девки, давайте, поспим, — предложила бабка Вера на правах хозяйки. — Ведь всю ночь колобродили!

Старухи поддержали идею с энтузиазмом. Бессонная ночь вымотала всех, а выпитая рюмочка и вовсе валила старушек с ног.

Сёстры: бабка Вера и бабка Настасья разложили диван. Тётка Тамара улеглась на мою кровать, а тётка Марья на раскладушку. Мне места не хватило, и бабка Вера кинула мне на кухне старый тулуп, подушку и одеяло.

— На-ка вот. Ты молодая и на полу поспишь, ничего тебе не будет.

Я не возражала.

Из комнаты доносился мощный храп — старухи уснули разом. Я лежала, перебирая чёрные завитки овчины, когда в кухню крадучись вошёл Вениамин.

— Эй, хозяйка! Пст…

— Чего тебе?

— Не спишь? Я знаю тот дом, о котором вы говорили. Там живёт мой брат, и если ты поможешь ему…

— Брат? У вас тоже есть братья, сёстры? Словом, семья?

Вениамин искренне обиделся.

— Разумеется, — голос его был сух. — У меня есть семья. Мои родители, брат Август и две сестры: Елена и Катарина.

— Извини.

Мне было любопытно, как выглядят его сёстры? Тоже с собачьими головами? Но задавать вопрос по поводу внешности его родных я не стала. Не хотела снова обижать нового знакомого.

— И кто живёт в этом доме? Август?

— Да, — Вениамин поскрёб длинными пальцами свою щёку, покрытую тонкой рыжей щетиной. — Август. И ему нужна помощь.

— Чем же я могу помочь? — Я пожала плечами. — Денег у меня нет. Дома тоже нет. Вообще ничего нет. Что я могу для него сделать?

Вениамин яростно скрёб щетину. Он думал и мысли его, не находили выражения. Вениамин тщательно подбирал слова. Боялся сказать лишнего?

— Видишь ли, наш мир — он не единственный…

— Знаю, знаю, — я перебила Вениамина, нетерпеливо махнув рукой. — Миров много, они текут, как желе, соприкасаясь друг с другом и только нижний слой, застыл придавленный тяжестью верхних миров!

Вениамин тихо рассмеялся, стараясь не разбудить храпящих старух.

— Не совсем так, но в целом верно. Так вот, Нижний слой — он не однороден. В нём есть территории, расположенные в перепутанных потоках времени, пространства, замкнутые рамками повторяющихся событий и… скажем, призрачные миры — рождение человеческого сознания.

Я молчала, не проявляя любопытства, и Вениамин счёл нужным добавить:

— Это всё Бездна. Её близость влияет на строение Нижнего мира.

— Угу. А при чём тут твой брат Август?

— Он попал в замкнутое временное пространство. Хуже того, он попал в замкнутое пространство, рождённое человеческим сознанием. Оттуда нашему брату самостоятельно не выбраться.

— Так. Я поняла.

На самом деле я не очень поняла, но у меня не было опыта общения с домовыми, и я не знала, насколько Вениамину можно доверять. Да и не договаривал что-то рыжий прохвост, только скрёб свои щетинистые щёки, рискуя протереть в коже дыру.

— Август, вроде как в беде, — продолжила я. — Но что я могу?

— Ты человек, — лаконично ответил Вениамин. — Люди создают ситуации, пользуясь силой своего сознания, они же эти ситуации разрушают, когда сознание меняется. Ты изменишь сознание, и вернёшь мне Августа.

Последнее предложение Вениамин произнёс такой быстрой скороговоркой, что я едва разобрала слова.

Я понятия не имела, о чём говорит Вениамин, и каким образом я должна что-то менять, и как это поможет бедолаге Августу, но мне хотелось узнать про генеральский дом, и потому я послушно кивнула.

— ОК. Рассказывай, как добраться до Мясницкой? Правду говорят, что её снесли?

— Да, — кивнул Вениамин. — Но дом остался.

— Один?

— Один.

Вениамин был немногословен. Он ловко сдёрнул со стола тётки Марьину карту и ткнул длинным пальцем в разноцветные линии.

— Вот наш дом.

— Ага.

— Отсюда надо дойти до площади.

— Понятно.

— От площади ведёт проспект Навигаторов. Там и была раньше Мясницкая.

Дорога мне была хорошо знакома, когда-то по ней я каждый день ездила на работу, а в первый день своего возвращения из путешествия по иным мирам, Мелка Лёк вёз меня по проспекту Навигаторов к своему дому.

Я разглядывала карту, стараясь вызвать в памяти образ одинокого старого дома, стоящего возле проспекта. Образ не появлялся.

— Так, где же дом?

— Здесь, — острый ноготь разорвал мятый лист, где-то посередине проспекта. — Он здесь. Ты увидишь его, когда подойдёшь ближе. Но идти лучше сейчас.

— Сейчас?! Почему?

Короткий зимний день подходил к концу. На часах ещё не было и четырёх, но сумерки уже окутали город. Тучи и снег превратили улицы в тёмные лабиринты, едва освещённые тусклыми фонарями.

Вениамин оглянулся на дверь. Храп ещё раздавался, но становился глуше.

— Скоро старая хозяйка вернётся. И тогда, тебя не выпустят отсюда.

Я недоверчиво хмыкнула.

— Вернётся? Откуда? Она спит…

Вениамин сощурил круглые, собачьи глаза.

— Не веришь? Иди сюда…

Я последовала за Вениамином в комнату. Старухи мирно спали. Бабка Вера и бабка Настасья разложили скрипучий диван. Тётка Тамара лежала на моей кровати, а тётка Марья неудобно свернулась на узкой раскладушке. Нога её, одетая в синие, выцветшие трико свисала на пол.

— Видишь? — глаза Вениамина блеснули в темноте.

— Чего? — шёпотом ответила я. — Старухи спят.

Вениамин покачал головой, и похлопал меня по плечу.

— Это тень. Она мешает видеть.

Я раздражённо дёрнула плечами, и тень упала к моим ногам. Бабкина квартира приобрела совершенно иной вид. Во-первых, она была пуста. Если не считать меня и Вениамина. Диван был убран, а вот стол, напротив разложен. На нём по-прежнему стояла закуска, рюмки с недопитой водкой. В комнате витал стойкий запах селёдки.

— Где старухи?!

— Они ушли сразу же, как только поняли, что ты услышала их.

— Подожди, я не понимаю. А как же обряд? Книга звездочётов?!

Вениамин захихикал.

— Что, хотела поиграть в войну вместе со старой хозяйкой?

Голова моя закружилась, и я поспешно накинула тень. Храп спящих старух дружно раздался со всех сторон.

Ничего не понимаю. Я была уверена, что тень даёт мне силу видеть настоящую реальность этого мира. Выходит, это не так?! Или Вениамин врёт?!

Мои пальцы цепко схватили домового за длинное ухо.

— Ай! Зачем же так, хозяйка?! Не моя вина, что высшие существа не умеют распоряжаться своей тенью!

— Высшие существа? Что ты знаешь об этом?

Пальцы мои продолжали крутить ухо.

— Ой! Не много, хозяйка! Больно! Но я знаю, что ты одна из них, да отпусти же!..

Я расслабила хватку, и Вениамин ужом вывернулся из моих рук.

— Что значит, не могут распоряжаться своей тенью?

— То и значит, — Вениамин обиженно шмыгнул носом. — Вы думаете, что тень, часть вашей сущности, она позволяет вам видеть действительность, что даёт превосходство над жителями Нижнего слоя.

Я согласилась, что именно так я и думаю. Или думала.

— Глупости, — Вениамин сокрушённо трогал распухшее ухо. — Без тени вы не можете просуществовать и пары часов, так о каком превосходстве вы толкуете?! Вы слабы в этом мире, потому что тень порабощает вас исподволь день ото дня. Тень — это не ты сама, это другая твоя реальность.

— Что это значит?

— Я уже говорил. Нижний слой — мир сложный. Одна реальность нагромождается на другую, как постройка безумного архитектора. Иногда хрупкая конструкция рушится и реальности смешиваются.

— Как сейчас?

— Нет, — Вениамин ухмыльнулся. — Когда рушится реальность это катастрофа. А сейчас тебя просто надули. Обманули. Направили твою тень в другую реальность, и ты послушно последовала за ней. Но эта реальность зашла в тупик и больше не развивается. Под утро она растворится без следа.

— И что тогда?

— И тогда будет то, что я сказал, — Вениамин пожал плечами. — Тебя не выпустят отсюда. Ты представляешь угрозу для Бездны. С какой готовностью ты согласилась воевать против её обитателей! — Вениамин захохотал.

— Постой, а разве старухи не сражаются с Бездной?

Вениамин посмотрел на меня с таким сожалением, что я поёжилась.

— И чего вы сюда лезете, высшие существа? Сидели бы в своём благополучном мирке, считали бы звёзды.

— Они не сражаются с Бездной? — голос мой упал. Я знала ответ.

— Они сами порождение Бездны. Колдуны и оборотни, что ты ждала от них?

Я устало села на пол. Да ничего я не ждала. Не знала, куда деть себя, к кому примкнуть. Где враги, где друзья? Сражаться с тёмными силами мне казалось благородным.

— Значит, и дома никакого нет? И книги звездочётов?

Вениамин суетливо заёрзал на полу и хищно дёрнул собачьим носом.

— Как нет?! Конечно, есть! Реальность — она всегда реальность, даже если тупиковая. Не покинь тебя старухи, всё бы пошло именно по такому сценарию. С небольшими отклонениями. И к тому же Август…

Ах, Август! Я и забыла о нём.

— Я помогу твоему брату. Но ты мне расскажешь всё о действии тени.

Вениамин деловито плюнул на свою ладонь и протянул мне руку для пожатия. Я поморщилась, но пожала слюнявую лапу.

Глава 27

Тотошка пропал. В доме с привидениями.

Самым неприятным открытием, был не обман, и не осознание собственной беспомощности, нет. Пропал Тотошка. Мой несносный, но верный дружок.

— Он остался в той реальности, — пояснил Вениамин. — Когда ты раскрыла тайну старух, он бросился на них. Они увели тебя в другую реальность, я пошёл за тобой, а твой питомец остался там.

— И что теперь?

Вениамин пожал плечами.

— Я же сказал — реальность тупиковая. Она рассеется, и мы узнаем правду. Осталось немного, потерпи.

Мы, я и Вениамин покинули квартиру и сидели на скамейке в сквере, напротив дома бабки Веры. Мне хотелось встретить обманщиц лицом к лицу, но Вениамин настоятельно советовал уклониться от встречи.

— Ты ещё увидишь их, хозяйка, если захочешь, — вкрадчиво вразумлял он меня. — Но сейчас это неблагоразумно. Есть более важные задачи.

— Твой брат Август?

— Нет, твои отношения с собственной тенью.

Пришлось признать, что Вениамин прав.

В ожидании мы не бездействовали. Вениамин учил меня управлять собственной тенью, а я прилежно перенимала опыт маленького домового.

— Тень многогранна. Это есть отражение, способ, уйти в иную реальность, твоя защита и твоя слабость. Управляя тенью, ты управляешь вселенной, под названием — Я. Если тень поработит тебя, ты навсегда уйдёшь в созданную ею реальность. И какой она будет — одному богу известно.

— Вениамин, а бог есть?

— Есть, — Вениамин кинул вверх слепленный снежок. — Что ты видишь?

— Снежок.

— И всё?

— Он летел. Потом упал и рассыпался.

— И всё? Отбрось тень.

Снежок снова полетел вверх, но на этот раз исчез прямо над головой Вениамина.

— Что за фокус?

— Это не фокус. Тень на твоих плечах, помогает видеть тебе скрытую действительность, но только в этой реальности. Хочешь переступать пороги разных реальностей — делай это без тени.

— Но я слабею. Физически. Теряю потоки информации.

— Глупости. Кто тебе сказал? Пойми, не ты зависишь от тени, тень зависит от тебя. Сейчас она управляет тобой, но стоит тебе поменяться с ней местами, как мир заиграет совсем иными красками.

Я училась обходиться без тени, так, словно младенец делает первые шаги без помощи материнских рук, словно птенец, выброшенный из гнезда и впервые расправивший крылья.

Это было трудно.

— Сколько ты здесь? В Нижнем слое?

— Не долго. Дней десять, наверное. Может меньше.

— Это хорошо. Ещё немного и тень навсегда припечатала бы тебя к здешней реальности, сделав её единственной. Но сейчас ещё не поздно исправить ситуацию.

Я была усердной ученицей, и тень скоро подчинилась мне. Она покорно следовала за мной, как и положено тени, легко пронзала пространство, распахивая передо мной двери в иные реальности, и Нижний мир, такой серый и скучный, открывался мне новыми гранями, бесконечными, как вселенная.

— Как создать свою реальность?

— Найди пустоту.

— Как?!

— Ты почувствуешь её. Пустота всюду.

Тень веером легла у моих ног. Одна, вторая, третья… им не было числа.

Послушные приказу, они взметнулись, рассыпаясь в разные стороны, и тут же я ощутила пустоту. Она втянула меня, не успела я опомниться и реальность, чистая, как белый лист возникла передо мной.

Она уже была, и её возникновение стало первым и пока единственным событием. Мне захотелось рисовать. Яркими красками создать свою историю, свои дома и города и свою жизнь. Заново. Без тёмного и непонятного прошлого и только со счастливым будущим.

С энтузиазмом я принялась изливать на девственно чистую реальность потоки своего сознания, формируя идеальный мир. Мир, в котором я обрету счастье.

Мою эйфорию нарушил Вениамин.

— Вернись! — он выглядел раздражённым, и его злобная физиономия нарушала гармонию моего идеального мира.

— Я никуда и не исчезала, — я показала глупому домовому язык. — Просто хочу попробовать создать свою реальность. Так что исчезни!

— Она не твоя! Это — порождение твоей тени!

Повинуясь взмаху моей руки он был отброшен прочь, разрывая полотно между реальностями и звук его голоса потонул в необозримой дали.

Но Вениамин был упрям. С непостижимой быстротой он снова трансформировался в мою реальность и его собачья пасть, готова была открыться, чтобы изрыгнуть на меня свой гнев.

Что ж, значит, в моей реальности домовые станут бессловесны.

Вениамин открыл рот, и слова застряли в его глотке. Он беспомощно дёрнулся, угрожающе зашипел, но не мог произнести, ни слова.

Я наблюдала за ним со злорадством. Нечего лезть со своим собачьим рылом в мой мир!

Вениамин схватил меня своими длинными, тонкими пальцами и с такой силой дёрнул, что я свалилась с ног. Не давая мне опомниться, Вениамин взвился в воздух, раздался треск, и мы свалились в сугроб, ломая жёсткую корку намёрзшего наста.

— Какого чёрта! — Я вскочила на ноги и намеревалась влепить Вениамину пощёчину. Как он смел, вырвать меня, против моей воли!

Но в этой реальности Вениамин мог говорить и ещё как!

Я услышала в свой адрес немало нелестных высказываний, из которых «глупая курица» было, пожалуй, самым мягким.

— Да чем ты думала?! (Далее, следовало предположение, в каком месте моего тела находится мозг).

— Я же предупреждал! Объяснял! Твоя реальность здесь и сейчас! Там, — Вениамин энергично ткнул рукой куда-то в направлении Полярной звезды. — Реальность, созданная твоей тенью. И не просто тенью — одной из её отражений. И ты (далее следовал эпитет настолько нелестный, что я его, пожалуй, опущу) не раздумывая, собралась там остаться. Это конец! Конец твоей реальности здесь, ты что — не понимаешь?!

Я чувствовала слабость. И ещё я понимала, что он прав. Отражения моих теней, сползались, как серые черви, сливаясь в единую массу. Одна, вторая, третья… я с облегчением вздохнула. Все на месте.

— Вениамин… ты это… не ори. Я ж первый раз.

— Первый раз! — Вениамин выбрался из сугроба и протянул мне руку. — Вставай.

Я только опёрлась на его мохнатую ладонь, как Вениамин неожиданно снова плюхнулся в снег, зарываясь по самую макушку.

— Идут!

К подъезду бабкиного дома неуклюже припарковался «жигуленок» тётки Тамары. Целый и невредимый.

Старухи выбрались наружу, а с ними ещё один гость: сутулый, широкоплечий мужчина. Он шёл неровной походкой, спотыкался и не в такт размахивал руками. Что-то в его фигуре показалось мне знакомым.

— Кто это?

Вениамин опасливо поднял голову.

— Ох, ты… это по твою душу. Упырь. Хорошо, что мы ушли.

Я попыталась разглядеть нового персонажа получше, но Вениамин пригнул мою голову вниз.

— Заметят.

— Погоди, а Тотошка?

Вениамин втянул воздух. Нос его беспокойно задёргался.

— Не чую. Нет его.

Компания скрылась в подъезде, и мы с Вениамином перевели дух.

— Ну, всё. Ступай. Разыщи дом. Августа. Помни — ты обещала спасти его, и я дважды спас тебе жизнь!

— Дважды?

— А кто тебя вытащил из призрачной реальности?

Возразить было нечего.

Я сунула застывшие руки в карманы и зашагала прочь от бабкиного дома. Меня опередил трамвай. Первый в этот ранний час и совсем пустой.

— Эй!

Кондукторша. Ярко накрашенные глаза. Рот обведён алой помадой. В ушах крупные золотые серьги.

— Ты чего пешком? Денег нет?

— Нет.

Я показала вывернутые карманы и отчего-то почувствовала себя виноватой.

— Садись! Довезу.

Я запрыгнула на металлическую подножку, не веря своей удаче.

— Спасибо!

— Да езжай, чего уж там. Всё равно никого нет.

Я села на сиденье и тут же вскочила. Сиденье было холоднее льда.

— Что? — Кондукторша смеялась. — Жопа примёрзла? Зимой надо шубы носить, а вы всё в коротких фуфайках форсите… Иди-ка вот сюда. Тут печка работает. Далеко тебе?

— До площади. Проспект Навигаторов.

— А-а-а. Ну, не далеко. Минут за двадцать доедем. А то и быстрей. Дороги-то пустые. Чего тебе там, на Навигаторов?

— Там дом стоит. Старый. Когда улицу сносили, он остался.

Крашеные ресницы кондукторши недоумённо хлопнули.

— Это какую улицу? Карла Маркса, что ли?

— Ага.

Кондукторша задумалась. Прошла по салону, зорко оглядывая пустые сиденья, а потом направилась в кабинку водителя.

— Валер, а ты ж жил на Карла Маркса? Там дома остались?

— Не-ет, всё снесли.

Голос водителя был неожиданно тонкий и неприятно жеманный, как у старой девы, беседующей с интересным кавалером.

— Вот и я думаю, что снесли. Эй, девушка, а что за дом вы ищете?

— Дом генерала Зотова. Трёхэтажный, с белыми колоннами, — с готовностью отозвалась я.

— Зо-отова?! — казалось, простая фамилия застряла в зубах водителя Валеры. — А этого дома и вовсе нет. Он сгорел ещё до того, как решили всю улицу снести.

— Как сгорел?! — кондукторша была возмущена так, будто это она обещала найти домового Августа, а теперь выяснила, что это невозможно.

— Не может быть, — поддержала я кондукторшу. — Я точно знаю, дом есть. Может, вы путаете?

Со своего места я не видела водителя, но зато слышала его в пустом трамвае очень хорошо.

— Не путаю. Видите, справа сосны? Четыре штуки?

Как по команде мы с кондукторшей повернули головы направо.

— Ага.

— Видим!

— Вот там и стоял дом генерала Зотова. Эти сосны в его дворе росли. Часть сгорела. Часть вырубили, а эти оказались за чертой дороги, их и оставили.

Кондукторша смотрела на меня с нескрываемым сочувствием и кивала головой в такт словам водителя Валеры.

Я потопала к выходу.

— Ладно. Остановите?

— И куда ты? Ехала бы домой. Мы сейчас круг сделаем и вернёмся.

— Нет. Спасибо вам.

Едва я спрыгнула с подножки, как ледяной ветер тут же забрался под мою хлипкую одежонку. Трамвай медленно загромыхал мимо, и я увидела водителя Валеру, толстого пожилого дядьку. Он чинно восседал в тесной кабинке, целеустремлённо вглядываясь в заснеженные пути. На меня водитель Валера и не взглянул.

Я уже догадывалась, что за дом я ищу. Я видела его. В свой самый первый день, когда я вернулась в этот мир. Дом-призрак.

Тёмное и мрачное строение, блуждавшее в пространстве, словно привязанное на короткий поводок к четырём вековым соснам с опалённой пожаром корой. Вот и сейчас оно всплыло из густых туч, печальная мелодия зазвучала в морозном воздухе, свет далёких окон слабо пробивался сквозь снежную завесу.

Вениамин говорил, что Август попал в новую реальность, но не может оттуда выбраться, потому что… Что-то я запуталась. Сам Вениамин без труда не только проник в мою реальность, но и выбрался вместе со мной. Что ему мешает освободить Августа? Может Август сам не хочет покидать дом-призрак? Правда, домовой толковал ещё что-то про замкнутое временное пространство, а я в этом мало что понимала. Словом, следует проникнуть в дом, и, надеюсь, все загадки разрешатся сами собой.

Ещё вчера мне и в голову не пришло бы, что я могу посетить призрачный дом, но сегодня я Великий повелитель собственной тени, без труда взрезаю полотна разных реальностей и беспрепятственно пересекаю их границы. Новая забава мне нравилась. Тень тёмной струйкой скользнула к призрачной стене, я немедленно отправилась за ней и тут же мы наткнулись на препятствие. Призрачная реальность нас не пускала. Тень беспомощно скользила вдоль такого близкого и такого далёкого дома. Я могла разглядеть трещины на фасаде и облупившуюся штукатурку, но не могла проникнуть внутрь. Музыка в доме смолкла, и тот час раздался бой часов. Один удар, два, три… Неожиданно полотно реальности распахнулось, и я влетела в чужое пространство, едва не разбив лоб о шероховатый ствол высокого дерева. Сосна.

Я стояла во дворе трёхэтажного дома с когда-то белыми, а ныне облезлыми колоннами. Полотно реальности за моей спиной плотно запахнуло свои двери, и как бы моя тень не рыскала, пытаясь отыскать пути отступления, дороги назад не было. Похоже, я в ловушке.

Впрочем, покидать это место я пока не собираюсь и потому я, не раздумывая, двинулась вперёд.

Вокруг был тот же город, что я покинула мгновение назад, но с двумя небольшими и весьма существенными отличиями. Во-первых, была осень. Та, что поэты называют «золотая». Под ногами шуршали листья, на небе ни облачка и хотя в воздухе чувствуется лёгкий морозец, на улице безветренно и солнечно. Во-вторых, город… как бы постарел. Это первое впечатление, а потом я поняла, что это не совсем так, я наоборот, находилась в более молодом воплощении города, так будто время сделало виток назад.

Исчез проспект Навигаторов. Улица Мясницкая (о чём свидетельствовал аншлаг на фасаде одного из домов) узкой петлёй огибала уменьшенную копию нынешней площади. По улице прогромыхал грузовик, времён Отечественной войны, а за ним показалась старая модель «Волги». Больше движения на дороге не было.

— Эй!

Громкий оклик заставил меня оглянуться.

— Вы меня?

— Тебя.

Худой мужчина в залатанном пиджаке и с метлой в руках торопливо приближался ко мне и делал загадочные знаки руками.

— Что?

— Хозяин едет, не видишь? — мужик подтолкнул меня в сторону зелёных сосен. — Ты к Катерине? Так и иди с чёрного хода, не ровён час увидит…

Я не стала спорить и направилась к неприметной двери, ведущей в дом, но на пороге задержалась.

«Волга» подкатила к парадному подъезду, мужичок отставил метлу и услужливо открыл дверцу. Из автомобиля резво вынырнул мужчина. Моложавый, с густыми волнистыми волосами, слегка покрытыми сединой, с очень прямой спиной и крупным носом над неприятно узким ртом.

— Будет тебе, Михалыч, спину гнуть, сейчас не царское время, — пророкотал он начальственным баском, обращаясь к дворнику, но было видно, что ему приятно.

— Не убудет с нас, Яков Петрович, — подобострастно отвечал дворник. — А с порядком-то оно надёжнее.

Хозяин легко взбежал по ступеням.

— Что, Николай? Дома?

— Дома, где ж ему быть. Вторые сутки сидит взаперти.

Яков Петрович кивнул, словно поведение неведомого мне Николая было обычным делом, и открыл парадную дверь. Я зашла в дом с чёрного хода.

Глава 28

Три жены генерала Зотова.

В коридоре было темно, и не успела я оглядеться, как чьи-то горячие руки схватили меня за плечи.

— Ты кто? Зачем пришла?

Лица в темноте было не разглядеть, но голос принадлежал молодой девушке.

— Я к Катерине, — осторожно произнесла я.

Невидимые ладони сжали мои плечи и повлекли за собой.

— Хорошо, но сейчас спрячься. Отец приехал, он не должен никого видеть.

Глухо стукнула дверь, и мы оказались в комнате. Моим спутником была девушка: очень молодая и очень красивая. Густые чёрные волосы рассыпаны по плечам, чёрные глаза и алый рот не нуждались в декоративной косметике. Но взгляд её был тяжёл, а движения лихорадочны и отрывисты.

— Вот! Полезай сюда!

Девушка распахнула створки шкафа. За ними испуганно сжавшись, сидела совсем молоденькая девочка с пухлыми щеками и двумя тонкими, аккуратно заплетёнными косичками.

— А! Настька… ну, ничего. Уместитесь обе!

Я предпочла повиноваться незнакомке, тем более, что ничего другого мне и не оставалось.

Незнакомка закрыла нас в шкафу и покинула комнату, но не успели мы перевести дух, как снова послышались шаги, а следом знакомый голос Якова Петровича.

— Почему до сих пор не накрыто?

— Яша, успокойся! — (сквозь узкую щелку я разглядела бледное лицо белокурой молодой женщины, одетой в узкое синее платье). — Розка, дура, накрыла на террасе, решила, видишь ли, что тепло! Сейчас всё принесут сюда.

Яков Петрович кивнул и развалился в кресле напротив моего наблюдательного пункта.

— Иди сюда!

Женщина простучала каблучками и уселась на колени Якова Петровича, игриво перебирая руками его густую шевелюру.

— Скучала?

— Ещё бы… придёшь сегодня?

— Не знаю, много работы…

Руки Якова Петровича приподняли подол узкого платья, над чулками мелькнула полоска белой кожи.

— Яша не надо… увидят.

— Пойдём в кабинет!.. — Яков Петрович беззастенчиво тискал белокурую дамочку, одна грудь вывалилась из узкого лифа…

— Яша!

Женщина едва успела одёрнуть платье и поправить верх, как в комнату без стука вошла полная дама средних лет и с порога принялась вещать высоким пронзительным голосом.

— Яков, ты даже не зашёл ко мне, а ведь я говорила тебе намедни, что больна! Софка — вон… — это она, походя, обронила белокурой даме и та немедленно удалилась, кусая от злости губы.

— Не стесняешься держать в доме своих шлюх! Ты знаешь, что Николай не выходит второй день?

— Знаю, — Яков Петрович переместился за стол в ожидании обеда.

— И что же? Так он и будет сидеть взаперти, пока не помрёт? Ты этого добиваешься?

— Я добиваюсь послушания. Я не потерплю в доме деревенской девки!

Дама покивала головой, соглашаясь.

— Я говорила ему, что Тамара не нашего уровня, но ты же знаешь Николая, он упрям, как… прямо как ты!

Яков Петрович пожал плечами.

— Неудивительно, ведь он же мой сын. Надо найти ему хорошую пару и тогда он забудет про скоротечный брак с этой пастушкой. Что посоветуешь? Ты наверняка думала об этом?

Дама задумчиво гладила рукой скатерть стола.

— Думала. Есть хорошие девушки. Есть… но Николай… он не желает и слышать о них!

— Тогда пусть катится к чертям вместе со своей деревенской девкой!

Дама продолжала, будто и не слышала гневного выпада Якова Петровича.

— Сегодня к нам в гости придёт председатель горкома Сергей Иванович. У него есть дочка. Пятнадцать лет, но…

— Что?

— Крайне мила. Мужчины не отрывают от неё глаз.

— Вот как?

— Да. И наш Николай не устоит. Но есть сомнения…

— Какие?

— Ты, — маленькие глазки дамы злобно блеснули. — Боюсь, что право первой брачной ночи в этом доме всегда будет принадлежать только тебе!

— О-о-о, — Яков Петрович в бешенстве откинул в сторону стул и он ударился об стену, ломая ножку и сбивая с пьедестала хрупкую статую. — Опять ты за своё?! Да когда ты угомонишься, старая дрянь!

— Да, я дрянь! Я дрянь!!! — дама залилась слезами. — А когда ты угомонишься, Яша, когда?! При живой жене, шлюху приволок, Софку.

— При живой жене?! — Яков Петрович тряхнул супругу за шею и она испуганно замолкла. — А ты забыла, как сама появилась в этом доме? Разве я не был женат? Но тебя это не остановило!

— Яша, я же думала у нас любовь! Сам говорил, жена старая, дочь больная… я же старалась, Яша! Двоих детей тебе родила! Коленьку, Катю… здоровых!

— Вот именно, — Яков Петрович неожиданно успокоился сел на стул и зевнул. — Тут ты права, жена старая. А старых жён надо менять, они ремонту не подлежат. Так что ты говоришь про дочку Сергея Ивановича? Пятнадцать лет? Гм…

Супруга Якова Петровича тяжело поднялась и заковыляла прочь из комнаты. Муж проводил её тяжёлым взглядом и зычно крикнул:

— Розка, Софка! Где вы, чёрт бы вас… обед заканчивается, а я только истериками сыт.

В комнату резво вбежали давешняя белокурая дамочка и рыхлая девица лет двадцати пяти с широким подносом, заставленным тарелками.

Девица принялась шустро накрывать на стол, Софья подсела к Якову Петровичу и, подставляя ему под руку, тарелки и закуски торопливо заговорила:

— Надо что-то решать, Яша. Беременная я, как с ребёнком то буду одна? Твоя старшая — уже дама, младшие тоже взрослые… сами свою жизнь устроят. Нет, мы конечно, будем помогать…

— Ты что ль помогать будешь? — буркнул Яков Петрович с набитым ртом.

— Да хоть и я. Помощь не только деньгами нужна, а и советом, лаской.

Яков Петрович оторвался от обеда и с интересом посмотрел на Софью.

— И что предлагаешь?

— Женись на мне, Яша. Ребёнку отец нужен. Фамилия. А то что же он будет? Байстрюк безродный…

— Не будет, — Яков Петрович продолжил прерванный обед, а Софья радостно всплеснула руками:

— Так ты женишься? Только жену твою Надьку надо отселить, да и Лидию Павловну… Люди смеются: первая жена в этом доме с дочерью живёт, вторая с детьми, а теперь ещё и я… как-то это Яша… не по-партийному.

Яков Петрович удивлённо поднял брови.

— Вона как заговорила? А теперь слушай сюда, — Яков Петрович утёр губы и жёстко взял Софью за узкие плечи. — Партию не тронь. Жёны жили здесь и будут жить. Нам по закону определённый метраж положен. Если всех выселить, так чужих заселят — будет коммуналка. В коммуналке хочешь жить?

Софья испуганно затрясла головой.

— Но три жены, это ты права — перебор. Потому я на тебе не женюсь.

— Да как же, Яша! Ребёнок…

— Я не женюсь, а вот Колька женится!

— Что?!

— Что слышала. Будет твоему ребёнку фамилия.

— Нашему ребёнку, Яша! Нашему!..

Яков Петрович вышел из-за стола, натянул на голову фуражку и молча вышел, горделивый и недоступный.

Софья залилась слезами. Рыхлая девица шустро вбежала в комнату и небрежно покидала тарелки на поднос.

— Будет убиваться-то будет.

— Ты слышала?!

— А то! Весь дом слышал. Ничего, могло быть и похуже. Тебя хоть в доме оставили, да и не просто оставили — замуж за генеральского сынка отдадут! Чего реветь-то?

— А Николай? Думаешь, он согласиться?

— А куда он денется? Небось уж не чает, как ему свою вину загладить, ведь в кои-то веки папеньку ослушался. Забудет свою Тамарку, женится на тебе, ребёночка родите… чего ещё? Не реви, ступай волосы прибери, умойся и вечером встреть его, как положено: с улыбками, да поклонами. А я пирожков напеку.

— Тошно мне, Роза. Как ни утро — так блюю, прямо из туалета не выложу. А он как дохнёт мне в лицо табачищем, там прямо хоть волком вой.

— Ничего, терпи. Такая бабья доля. Немного осталось-то. Родишь — полегчает. А с ребёночком мы управимся. Вон сколько баб-то в доме.

— А он потом другую найдёт, — плаксиво выговорила Софья.

— Да уж, известно. Найдёт. Да тебе что за печаль? Тебе судьбу ребёнка устроить надобно. Ты мать.

… От долго сиденья в шкафу затекли ноги, и мы Настасьей шевелили конечностями, разгоняя кровь.

— Идёмте, идёмте, — Катерина трясла красивыми цыганскими кудрями, нетерпеливо дёргая нас за руки. — Уехал изверг-то, пошлите ко мне во флигель!

Мы поднялись по узкой и крутой лестнице и оказались в круглой комнатке с высокими и узкими окнами, завешенными розовыми в мелкий цветочек, занавесками.

— Что Настька? Передала Машка обещанное зелье?

— Нет, — девочка с косичками виновато потупилась. — Её мамка про то узнала. В хате заперла, да ещё и высекла.

Катерина злобно нахмурила смоляные брови, и лицо её разом утратило красоту, стало неприглядным и даже гадким.

— Клушки деревенские! И чего я с вами связалась?! Недотёпы…

Катерина взволнованно ходила по комнате, кусая губы и ломая пальцы.

— Колька, дурак, только и хватило его, что на Тамарке, вопреки папочкиной воле жениться. И что? Боялся жену домой привести. Так и жили порознь. Молодожёны… двух недель не выдержал, побежал разводиться, чтобы папочке угодить! Зелья нет. Скоро родит Софка, они вместе с Розкой нас отсюда выживут. А то и отравят. Слышь, Настька? Отравят! Лучше добром дай зелье, я их первая потравлю!

Катерина неожиданно схватила девочку за горло и принялась душить. Вид её был совершенно безумный.

— Эй! — мне едва удалось расцепить пальцы Катерины. — Перестань, он не виновата!

— Не виновата?! А кто виноват? Я?! Убирайся! — Катерина топнула ногой и Настя, красная, с лицом, залитым слезами, стремглав кинулась за порог.

Катерина неожиданно успокоилась и принялась пританцовывать, мелкими шажками семеня по флигелю.

Я решила воспользоваться спокойным состоянием своей новой подруги и осторожно задала вопрос:

— У тебя сложные отношения с отцом?

— С чего бы это? — Катины брови капризно взметнулись вверх. — Никаких сложностей. Папочка всегда рад помочь. Рассказать, если что-то непонятно. Например, как на свет появляются дети? Твой папа тебе рассказывал?

Я неопределённо пожала плечами. Я не помнила своего отца.

— Нет? Какая жалость. Тебе, наверное, очень одиноко. Но мой папа не такой! Он никогда не бросает своих жён и детей. Особенно дочек…

Катерина снова закружила по комнате, напевая, только шаги её стали стремительнее, а мелодия заунывной, как вой.

Мне стало не по себе от её танца, и я отвернулась к окну. Похоже, эта Катя слегка сумасшедшая.

Дыхание Катерины раздалось прямо возле моей шеи.

— Рассказать, как он вызывал меня в кабинет? Мне было восемь лет. Он мне показывал фотографии. Очень откровенные. А потом просил раздеться. Я раздевалась. Ведь он же папа, правда? Папу надо слушаться.

От её дыхания моя шея стала влажной и я отодвинулась.

— Что, противно?

Я повернулась и оказалась с Катериной лицом к лицу.

— Ты рассказывала? Маме?

Катерина захохотала, показывая безупречные зубы.

— Да! Я рассказала!!! Мамочка была в восторге и просила не огорчать папу! Не огорчать, понятно?! Потому что иначе мы можем оказаться на улице. Знаешь, тут у нас жила одна… Аннушка, кухарка. Так вот ей не понравилось, что мой папочка пригласил в свой кабинет её дочку. Представляешь, какая нахалка? Да кухаркина дочка гордиться должна, что мой папочка…

Неожиданно голос Катерины прервался, речь её стала бессвязной, глаза безумно закатились.

— Кухарка! Дрянь! Он выкинул её вон! Ха-ха-ха!!! Не смей перечить папочке! — руки Катерины судорожно затряслись.

Я увидела на столе графин с водой и налила немного воды в стакан.

— Катя, успокойся, выпей!

Катерина не могла взять стакан руками, ладони её тряслись.

— Их через неделю нашли: кухарку и дочку. С перерезанным горлом. Ей всего десять лет было. Аннушкиной дочке…

Зубы её стучали о стакан, я почти силой вылила воду ей в рот.

Дыхание Катерины выровнялось. Движение рук успокоилось. Дикие глаза, сощурились, скрывая безумный огонь.

— Я ненавижу его. И он об этом знает. Так что кому-то из нас недолго осталось жить. И вот что я тебе скажу — сдохнуть должен он!

Я осторожно поставила стакан на стол. Похоже, жизни генеральской дочки не позавидуешь.

— Можно я у тебя останусь?

— Что?

— Можно я у тебя останусь ночевать? Мне негде.

Длинные, загнутые ресницы Катерины изумлённо дрогнули.

— Ты хочешь остаться у меня?!

— Да. Нельзя?

— Да ты что?! Конечно, можно! У меня сроду ни одной подруги не было! Правда, останешься?!

— Правда.

На некоторое время Катерина стала совершенно нормальной. Она счастливо щебетала, разыскивая мне постель и ночную рубашку. Показывала мне книги, пластинки, ставила какие-то старые песни, объясняя, что это самые модные мелодии.

Потом Катерину позвали на ужин, и она убежала, бросив мне напоследок.

— Я тебя не могу с собой взять. Отец разозлиться. Он не любит чужих. Но еды я тебе принесу.

Я кивнула.

— Можно мне походить по дому?

— Да, только не спускайся на второй этаж. Это половина отца.

Топот Катиных быстрых ног затих далеко внизу, и я вышла из комнаты. Я покинула флигель по узкой, крутой лестнице и через короткую крытую галерею зашла на третий этаж. На этаже было четыре комнаты, все они выходили в широкую прямоугольную залу, с потёртыми, старыми креслами, расставленными вдоль стены. Больше мебели в комнате не было.

Двери в комнаты были закрыты. И лишь одна из них была чуть распахнута и попускала узкий лучик света. Нерешительно потоптавшись на месте, я постучала.

— Войдите! — голос был так резок и неприятен, что я тут же пожалела о своём желании пообщаться с обитателями дома. Отступать было поздно, и я несмело потянула створку на себя.

— Здравствуйте.

Прямо напротив двери в таком же кресле, что стояли в зале, сидела девушка, или вернее молодая женщина. Тучная, с одутловатым серым лицом, жидкими волосами и огромными, выпученными глазами.

— Откуда ты здесь?! — вопрос её не показался мне странным. В этом доме жаловали только гостей Якова Петровича, а я таковым не являлась.

— Я к Катерине. Она пошла ужинать, а мне позволила походить по дому. Если я вас беспокою, то я уйду.

— Да нет, я хотела узнать, как ты сюда попала?! Тебя здесь быть не должно!

— Извините, — я снова пожалела, что забрела в комнату к толстухе. — Я пойду.

— Нет, стой! — толстуха забарабанила ладонью по столу. — Мама, мама!

Из соседней комнаты выскочила совершенно седая, сухопарая женщина и обеспокоенно захлопотала над дочерью.

— Что, милая, что?!

— Кресло!

Женщина выкатила из-за угла допотопную коляску для инвалидов с широкими колёсами и принялась усаживать туда свою крикливую дочь. Я хотела помочь, но меня отстранили.

— Мы уж сами, — сухопарая женщина сурово взглянула на меня из-под очков. — А вы кто будете? Подруга Катерины? Однако… отчего же вы не с гостями?

Мать и дочь переглянулись и неожиданно рассмеялись. Смех их был безрадостным, но содержал известную долю злорадства и, похоже, что по отношению ко мне.

— Что не так? — я насупилась.

— Не обижайтесь, деточка, — седовласая женщина вытерла выступившие слёзы. — На самом деле Яков Петрович любит гостей, особенно подруг Катеньки, но вас она не решилась предложить своему папе, видно решила, что ты слишком э-э-э…

— Страшная, — с удовольствием заключила толстуха, и они с мамой снова весело рассмеялись.

— А вас не зовут по той же причине? — не удержалась я от вопроса.

Подбородок старухи задрожал, и на глаза навернулись, нет, прямо-таки брызнули крупные слёзы. Ну, что мне стоило сдержаться?!

— Да что ты знаешь о нас?! Я была первая красавица в этом городе! Первая! В женихах копалась, как в сору. Яшка тогда был никто, племянник нашего бухгалтера. А мой отец банки по всей России держал. Всё национализировали! Яшка — красноармеец сопливый, в ногах у меня валялся, замуж звал. Я думала — любовь!

— Скажи уж сразу, женихи разбежались, как только закончился период НЭПа и дедушкины банки национализировали, — насмешливо прокомментировала толстуха.

Старуха неожиданно улыбнулась и согласно кивнула седой головой.

— Верно, дочка. Всё так. Были женихи — и нет их. Жаль, что Яшка, подлец, вместе со всеми не сгинул. Всю жизнь меня пытал, где отец свои сокровища зарыл.

Мать и дочь снова рассмеялись.

— А были сокровища?

— Откуда?! — старуха обречённо махнула рукой. — Отец, как и многие тогда, не верил, что его имущество просто отберут. Без насилия, нападения и жертв. В одно не слишком прекрасное утро он пришёл в свой рабочий кабинет в банк, на Московской улице, а ему сообщили, что этот банк и две других банка в столице и завод в провинции, всё это теперь народное достояние и любезно предложили место управляющего в одном из банков.

— А он что?

— Он? Поступил так же, как поступают все мужчины. Застрелился. Оставил записку, что не потерпит бесчестья и потому уходит из жизни. Мужчины! — углы её рта скривились. — Они говорят о чести в то время, как их обнищавшие дети вынуждены идти на панель или выйти замуж за пройдоху Яшку, что, как показала жизнь, практически одно и то же.

За дверью послышались шум и возня. Мать и дочь прислушались. Заключение вынесла толстуха:

— Опять Катька бузит. Она хотела зельем Софку потравить, чтобы та ребёнка скинула, да что-то у неё не срослось, вот и бесится.

Собственные слова ей показались до ужаса смешными, и они снова покатились со смеху. Я поспешила откланяться и вернуться во флигель до прихода Катерины. Не хотелось ей рассказывать о своём знакомстве. Но едва я открыла дверь, как планы мои изменились. В зале стояли клубы чёрного дыма. Дым проникал отовсюду, забивая лёгкие, так что сразу стало трудно дышать.

— Пожар!

Я побежала по залу, стремясь покинуть третий этаж, и тут же вернулась назад. Старухе не справиться одной с тяжёлой коляской.

— Беги! — толстуха замахала на меня тучными руками. — Беги, спасайся! Ты должна выбраться!

За моей спиной раздались крики. Я бросилась на них. Языки пламени уже охватили крытую галерею, и по ней металась тонкая фигура Катерины.

— Гори всё синим пламенем! Гори проклятый дом!

Я бросилась к ней, но перегоревшие доски под моим телом рухнули, и я упала прямо в бушующий огонь.

Глава 29

Снова пожар. Август.

Лежать было неудобно. Подушка под моей головой приобрела твёрдость камня, и затылок нестерпимо заныл. Собираясь принять более удобную позу, я открыла глаза, и тот час вскочила на ноги. Я вовсе не лежала в постели. Я стояла во дворе дома генерала Зотова. Сосны мелодично шумели над моей головой. Нигде не было и следа от пожара.

Дворник Михалыч отбросил свою метлу и рысью побежал к подъехавшей «Волге».

— Будет тебе, Михалыч, спину гнуть, сейчас не царское время, — от звука знакомого голоса я вздрогнула.

— Не убудет с нас, Яков Петрович, а с порядком-то оно надёжнее.

— Что, Николай? Дома?

— Дома…

Я заткнула уши.

Просидела я под сосной довольно долго, пока из чёрного хода, что был прямо напротив меня не выбежала круглолица девчонка с двумя тонкими косичками. Лицо её было красно, а на шее наливались здоровенные синяки.

— Настя!

Девчонка вздрогнула и остановилась.

— Чего тебе? Кто такая?

Лицо девочки мне показалось знакомым. Не знакомым со вчерашнего дня, а так, будто я знаю её, очень давно.

— Никто. Я к Катерине пришла. Да, говорят, она больна.

— Катька?! — Настя фыркнула. — Да она сумасшедшая. Не ходи ты к ней, греха не оберёшься.

Я дотронулась до её шеи.

— Это она тебя так?

— Она, кто ж ещё, — буркнула Настасья.

— А зачем ты к ней ходишь? Зачем дружишь с ней?

Настасья передёрнула плечами и сурово, совсем по-взрослому проговорила:

— Не дружу я. У нас с ней одна беда.

— Какая?

— А вот это не твоё дело! — отрезала Настя. Она независимо крутанулась на пятке и перемахнула на улицу через забор, игнорируя калитку.

С другого конца двора Михалыч потрясал своей метлой.

— Ишь, сволота! Я тя научу через дверь ходить, так и норовит по забору лазать!

В его голосе не было злости, ворчал он скорее «для порядку».

Я кивнула Михалычу, как старому знакомому.

— Здравствуйте! Дома ли Катерина?

— Дома, где ж ей быть?

— Ну, может к друзьям ушла? Или учиться… Она ведь учится?

Михалыч глянул на меня с подозрением.

— Ты чья будешь-то?

— Я к Катерине пришла. Мы недавно познакомились, и она пригласила меня в гости.

— Где познакомились? — въедливо спросил Михалыч.

— Здесь, — простодушно ответила я. — Меня подруга привела. Маша. Катерина пригласила заходить ещё. Вот я и пришла.

— Пришла, так и ступай, — Михалыч махнул рукой в сторону дома и принялся ожесточённо мести двор.

Я пожала плечами и направилась к двери. Прямо в узком коридоре столкнулась с Софьей.

— Ты кто?

— Медсестра, — правдиво ответила я. — Я к Катерине.

Как я и рассчитывала, Софья не удивилась, только спросила:

— А Олимпиада Игоревна где?

— Заболела, — я пожала плечами. — Я, правда, в гинекологии работаю, с беременными, но укол сделать смогу. Покажете, где комната Катерины?

— С беременными? — не слушая вопроса, переспросила Софья. — Ой, а можно вас ненадолго?

— Конечно, — я улыбнулась так лучезарно, как только могла.

Комната Софьи располагалась на первом этаже, рядом с кухней и столовой. Расположение её было не очень удобным для проживания, но безупречным для наблюдения за домом. Битых три часа я выслушивала жалобы на недомогание и давала многочисленные советы, которые Софья тщательно записывала в тетрадь. Мне отроду не доводилось общаться с беременными, но я не опасалась дать неверный совет. Бедняжке Софье и её, не рождённому малышу, оставалось жить от силы два-три часа, какая уж тут разница, будет она их выполнять или нет?

Софья спохватилась, когда часы пробили пять.

— Ой, к нам гости сейчас прибудут, а я ещё вас и не расспросила, как следует!

— Ничего страшного, я ещё вернусь, — я вежливо поднялась, расценивая слова хозяйки, как намёк на то, что мне пора уходить. — Но если вы мне позволите подождать… У меня, видите ли, ещё один визит назначен на вашей улице, но только через три часа. Я живу далеко и…

— Да, конечно, господи! — Софья не дала мне договорить. — Ждите, сколько угодно! Вот книги, я вам еды принесу!

При слове «еда» мой желудок возмущённо дрогнул. В этом доме все обещают принести еду, но не доносят.

— Было бы очень кстати, я, знаете ли, не обедала сегодня, — очень скромно, но настойчиво я намекнула на то, что еда мне потребуется в первую очередь.

Софья охотно метнулась на кухню и принесла гору всякой снеди: кусок жаренного цыплёнка, четыре пирожка с мясом, стакан молока и два ярко-красных яблока.

— Ешьте на здоровье, а я пока соберусь.

Не стесняясь меня, Софья сбросила платье, понюхала под мышками, поморщилась и щедро увлажнила впадины ядрёно пахнущими духами. В комнате нечем стало дышать. Аппетит у меня пропал.

— Вы извините, что я вас за стол не приглашаю, — щебетала Софья. — Яков Петрович не любит чужих за столом.

— Яков Петрович ваш муж?

— О, нет, что вы! Я невеста его сына Николая, — Софья скромно потупила глаза. Видимо она уже свыклась с новой ролью.

… Ужин проходил в столовой, и я слышала каждое слово. Широкая замочная скважина также позволяла мне не только слышать, но и видеть собравшихся.

За столом сидел Яков Петрович, его супруга Надежда, та самая полная дама, что не так давно рыдала в комнате наверху. Сын Николай, бледный темноволосый юноша с полными, безвольно обвисшими губами. Софья — невеста Николая. Катерина — дочь Якова Петровича. Из приглашённых за столом присутствовали полный мужчина с широкой во всё темечко плешью, закрытой редкими, зачёсанными набок волосами и его дочь, юное пятнадцатилетнее существо с огромными наивными глазами, к которой Яков Петрович проявлял неподдельный интерес.

Перед ужином было объявлено о помолвке Софьи и Николая. Я наблюдала со своего поста, как изумлённо вытянулись лица у людей за столом. Причём менее удивленными были гости. Пятнадцатилетняя дочка партийного работника мило зааплодировала, её плешивый папа поздравил молодых, а домочадцы сидели, как в рот воды набрали, пока Яков Петрович не стукнул кулаком по столу.

— Ну, сын?! Благодари отца. И Сергея Ивановича.

Николай поднял на отца глаза полные скорби.

— На работу ко мне пойдёшь, — благодушно объяснил Сергей Иванович. — Номенклатурный работник с персональным водителем и автомобилем. Оклад солидный. Ведь вы уже пополнения ждёте? Всё-то вам не терпится!

Софья целомудренно зарделась, а Катерина истерично расхохоталась.

— Ай, да папа, ай да молодец!

Пятнадцатилетняя дочка снова захлопала и хрустальным голоском произнесла:

— Какой вы замечательный отец, Яков Петрович! Мне папа много о вас хорошего рассказывал, а теперь я и сама вижу!

Яков Петрович поднёс нежную ладошку ко рту и с благодарностью запечатлел на розовой коже отеческий поцелуй.

Первой оправилась Надежда.

— Давайте выпьем за молодых, — предложила она. — Пожелаем им счастья и здоровья.

Дальше пошёл обычный разговор, какой бывает во всяком застолье, будто ничего и не произошло, пока снаружи не раздался крик дворника Михалыча:

— Пожар! Горим люди!

Мой наблюдательный пункт оказался ближе всего к чёрному ходу. Я выскочила наружу и лицом к лицу столкнулась с Настей. Волосы её были растрёпаны, на щеке сажа, а в руках… в руках её была стеклянная бутыль, в которой плескалась вонючая жидкость. Керосин.

— Ты! — руки мои потянулись к бутыли, но Настасья оказалась проворнее и толкнула меня в грудь. Я потеряла равновесие и упала и тот час горящая балка рухнула мне на голову. Мир погрузился во тьму.

* * *

Я очнулась от визга тормозов.

Подняла голову и огляделась. Привычный вид. Осень. Сосны. Знакомые голоса.

— Будет тебе, Михалыч, спину гнуть, сейчас не царское время.

— Не убудет с нас, Яков Петрович, а с порядком-то оно надёжнее.

— Что, Николай? Дома?

— Дома, где ж ему быть. Вторые сутки сидит взаперти.

Голова гудела, видимо удар горящей балкой не прошёл даром. Я вошла в парадную дверь, не обращая никакого внимания на оторопевшего Михалыча, и по ступенькам поднялась на второй этаж.

Обстановка здесь была куда богаче, чем на третьем этаже или во флигеле Катерины. Открыла наугад первую попавшуюся дверь и попала в кабинет.

Большой письменный стол, покрытый зелёным сукном, кожаное кресло. Полки с книгами. Книг было множество, они стояли за стеклянными дверцами, и видно было, что доставали их не часто. Интересовавшая меня книга бросилась в глаза, сверкая дорогой инкрустацией и вкраплениями дорогих камней. Правда, видно это было не каждому. Обычный зритель видел в ней только скучный трактат некоего И.Е. Тер-Огибяна «О юных и зрелых годах Карла V Великолепного».

Чем был знаменит великолепный Карл, узнать мне не удалось. В углу раздались возня и сопение, и на свет появился собакоголовый домовой. Точная копия моего друга Вениамина.

— Август?

Домовой подпрыгнул, как ужаленный.

— Кто вы? Как сюда проникли?

— Меня прислал твой брат Вениамин.

— Не может быть! Зачем?!

— Ну… он беспокоится о тебе, хочет чтобы ты вернулся.

— Вениамин?! — Август широко открыл рот и вывалил язык, прямо, как собака. Видимо это выражало крайнюю степень удивления. — Странно, мы никогда не были дружны. Да и столько лет прошло… — Август принялся загибать пальцы.

— Лет? — Я присела на корточки, держа книгу в руках. — С течением времени у вас прямо скажем, беда.

Август грустно развёл ладони.

— Да. Уже много лет мы переживаем один и тот же день. Увы, теперь ты тоже в западне.

Мурашки пробежали по моей спине, но я храбрилась. Ни за что не останусь в этом доме, с его безумными жителями.

— Кто-нибудь это понимает кроме тебя?

Август заколебался.

— Н-нет. Они замкнуты во временном пространстве.

— Но ты тоже замкнут.

— Да. Но они все погибли. А я жив.

— Погибли?!

— Да. Они живут один день. Свой последний день. Умирают страшной смертью и снова воскресают, чтобы умереть опять. Такое страшное проклятье.

— Почему оно коснулось тебя?

— Проклятье коснулось всех обитателей дома. И меня в том числе.

— Но ты не погиб.

— Я думал об этом. Видно тот, кто наслал проклятье, обо мне просто не знал.

— Я знаю ещё одного человека, который выжил.

— Этого не может быть!

— Может. И не только выжил, но сумел покинуть это проклятое место.

Август взволнованно задёргал собачьим носом.

— Значит, ты думаешь, что и мы сможем?

— Сможем. Я пришла за тобой, по просьбе Вениамина и я тебя вытащу.

Сказать это было проще, чем сделать и для начала мне нужно было всё обдумать.

— Ты можешь расположиться здесь, — предложил Август. — До пожара ещё шесть часов и сюда никто не войдёт, а затем мы можем просто выйти во двор и посмотреть, как всё горит.

— А потом?

— Потом всё начнётся сначала.

Я села в кресло, взяла листок бумаги, древнее перо: металлический наконечник, насаженный на деревянную палочку. Перо необходимо было макать в чернильницу, но писать при этом было страшно неудобно. Бумага рвалась, с пера капали кляксы, словом мучение, а не письмо.

— Чем ты занимался здесь все эти годы?

— Читал. У хозяина хорошая библиотека.

— И эту книгу читал? — я показала трактат о Карле Великолепном.

— Книгу Звездочётов? Я не Звездочёт, к сожалению, и книга мне не подвластна, но о Карле Великолепном я теперь знаю всё. — Август грустно улыбнулся.

— Ты много знаешь?

— Домовые вообще много знают. Мы живём по человеческим меркам очень долго. Поколения людей сменяют одно за другим, а мы всё живём. К тому же нам известно многое. Иные миры для нас не пустые слова и не тайна за семью печатями.

— А что ты знаешь о Переходах? — повинуясь внезапному вдохновению, спросила я.

— О переходах? Ты имеешь ввиду искусственно созданные тоннели, ведущие в иные миры?

— Да. Именно это я и имею ввиду.

— Впервые, такой Переход был создан много веков назад. Высший суд решил сделать Нижний слой тюрьмой для преступников Высшего мира.

— И что?

— И сделал, — Август невозмутимо пожал плечами. — Идея, на мой взгляд, не совсем здравая. Нижний слой и без того напичкан многогранными реальностями, отравлен влиянием Бездны, а тут ещё преступники из Высших, имеющие неограниченные возможности, — при этих словах глаз Августа, повёрнутый в мою сторону, ярко блеснул и тут же потух, прикрытый короткими ресницами.

— А если я хочу найти только один Переход? Который нужен мне, но я не знаю, как его отыскать.

— В какой мир он ведёт?

— Я не знаю.

— Когда был создан?

— Я не знаю.

— Кто приходил сюда по этому Переходу?

— Я не знаю.

— Тогда я, пожалуй, смогу тебе помочь.

Я не верила своим ушам.

— Ты можешь? Это действительно так?!

— Да, надеюсь. Не так давно, примерно, с месяц назад, я нашёл в этом кабинете письмо. В нём говорилось о Переходе и указания были очень чёткие.

— Письмо? О Переходе? Здесь? Этого не может быть!

— Я тоже так думаю. Но здесь лежит книга Звездочётов, а её тоже не должно здесь быть и сюда явилась ты и расспрашиваешь о Переходе… Знаешь, я прожил долгую жизнь, чтобы понять, что таких совпадений не бывает.

— Где это письмо? И что за указания?

Август покрутил собачьей головой, припоминая, и безошибочно ткнул пальцем вверх.

— Собрание сочинений Ленина. Третий том. Их никто никогда не читал, и я счёл эту книгу надёжным местом для хранения важного документа.

Я потянулась вверх, отсчитала нужный том и нетерпеливо зашелестела страницами. Мне под ноги вылетел мятый клочок бумаги с оторванным краем.

— Это оно?

— Оно, — с удовлетворением подтвердил Август. — Читай, а я пока принесу еды.

Я уже не рассчитывала когда-нибудь поесть в этом доме и потому углубилась в чтение.

Это не было письмом в полном смысле этого слова, скорее черновик, с перечёркнутыми строчками, забрызганный чернилами. Один угол черновика был оторван, но текст легко поддавался прочтению и смысл его был понятен.

«Людвиг! Дорогой Людвиг! Настала пора действовать, и я рассчитываю в этом деле только на тебя, поскольку ты мой единственный и верный друг. Помнишь ли ты И я не забуду оказанной мне услуги, ты будешь щедро вознаграждён.

Время пришло, и кольцо Возврата следует передать той, что так жаждет получить его. Трепещу от мысли, что ожидания её не Ты знаешь, что делать, но помни, ты должен главное не упустить срок и…»

Дальше следовал оторванный угол, и среди клякс и зачёркиваний я нетерпеливо отыскала продолжение.

«…обязательно, поскольку Переход создан специально для неё. На фасаде приметная вывеска «ЛОМБАРД». Хозяин предупреждён и будет ждать каждый последний четверг месяца. Постарайся Ей надо только войти туда, и он всё сделает, как надо.

С надеждой на успех,

…»

Глава 30

Младший советник Раа. Предательство.

Младший Советник Рàа сидел в круглой комнате Общего зала, в которой размещалась старинная библиотека, и многочисленные отсеки которой, служили местом встреч для жителей небесного селения Пом-Тиберлей.

Только и славы осталось в этом селении, что в названии. Когда-то вытянутое, словно хищная птица защитное облако Пом-Тимберлей, слыло самым быстроходным и его обитатели неизменно участвовали в стычках с настземами, прибывая на место схватки раньше других. Младший Советник Рàа гордился своими воинственными предками, которые хоть и не происходили из высоких родов, но своими победами завоевали их потомку место в Совете.

Сейчас защитное облако походило на выжатую тряпку. Движения его были хаотичны и рулевые прилагали массу усилий, чтобы облако двигалось в заданном направлении. Как и всем воздушным городам Севера, защитному облаку Пом-Тимберлей катастрофически не хватало драгоценного тементана.

— Доброе утро, Советник Рàа! — миловидная Сèя, дочь рулевого Гòра, грациозно присела перед Рàа в изящном поклоне.

Хорошенькая Сèя всегда забывала добавить к титулу Рàа слово «младший», за что Младший Советник Рàа был ей неизменно благодарен.

— Доброе утро, Сèя, — ответил Рàа и предупредительно подвинул к девушке воздушное кресло, приглашая садиться.

Сèя прыгнула в кресло и возмущённое её бесцеремонным обращением маленькое облачко высоко подпрыгнуло. Стройные ножки Сèи мелькнули возле лица Младшего Советника Рàа, и девушка расхохоталась, мягкими движениями руки заставляя кресло спуститься ниже.

— Что слышно, Советник Рàа? — глаза девушки продолжали лучиться улыбкой, но лицо уже стало серьёзным. — Отец говорит, нам надо готовиться к переселению. Сиккурийцы предоставляют нам земли на окраине своей страны.

— Возможно, — уклончиво отвечал Рàа. — Он, как член Совета, был причастен к плану спасения Северного народа, но Принцесса до настоящего времени не была найдена, и надежды на её возвращение, таяли с каждым днём.

— Тементана осталось на месяц, — задумчиво продолжала девушка. — Отец говорит, они экономят. Поэтому мы узнали холод. Вы раньше знали холод, Советник Рàа?

— Нет.

Девушка кивнула, соглашаясь с тем, что никто не знал холода. Даже Советник Рàа.

— Внизу часто бывает холод. И жаркое солнце. Ещё дождь, снег… — девушка загибала пальцы, перечисляя напасти, которые ждали их за пределами защитного облака. — Если бы нашу Принцессу не осудили, она бы смогла нам помочь, Советник Рàа?

— Думаю, что могла бы.

— Но как? Ведь у неё тоже нет тементана?

— Она бы придумала, как забрать тементан у других, — ответил Рàа и прикусил язык. Он сказал доверчивой девушке непозволительно много!

Сèя не заметила замешательства Рàа и сидела, заботливо окутанная пеной облака-кресла, покачивая маленькими ножками в такт собственным мыслям.

Она была из тех детей, что рождены после проклятия Литтуса Флэта. Обделённые Информацией, лишённые возможности странствовать по мировым слоям, такие дети были болью Северного народа. Но в них существовала и положительная черта: не имея магической силы, они были более предприимчивы, много читали и думали и постоянно экспериментировали с полученными знаниями, чем доставляли своим родным немало хлопот.

Сèя горько вздохнула, как умудрённая жизненным опытом женщина и возразила Младшему Советнику Рàа.

— Нет, почтенный Советник Рàа, Принцесса не могла этого сделать. Если она столь могущественна, чтобы заставить другой народ делиться с нами драгоценным тементаном, как она могла допустить, чтобы её отправили в заключение? На целых десять лет!!!

— Стечение обстоятельств, — пролепетал Рàа, опуская глаза.

Как он мог сказать девушке, что заточение было частью тщательно продуманного плана? Плана, который с треском провалился.

— Обстоятельства?! — брови девушки недоверчиво изогнулись. — Принцесса выше обстоятельств. Или она сама решила нас покинуть или её обманули. Я так думаю.

Сèя покинула кресло и белоснежное облачко снова возмущённо колыхнулось.

— До свидания, Советник Рàа! Приходите к нам на обед, отец вас очень любит!

В любое другое время Младший Советник Рàа был бы счастлив, услышать такое заявление, но сейчас он сидел, оглушённый внезапной мыслью и не вполне осознал, значение произнесённой фразы.

— Да-да, непременно. В другой раз… — растерянно пробормотал он, не глядя на девушку.

Она обиженно надула губки и независимо дёрнула плечиком. Другого раза может и не быть. Подумаешь, Младший Советник!

Раа остался один, но даже не заметил исчезновения Сеи.

«Или она сама решила нас покинуть или её обманули».

Могла Принцесса покинуть Север по своей прихоти?

Положа руку на сердце, Младший Советник Рàа отвечал себе: могла. Могла и оставляла Север неоднократно. Зачастую без предупреждения исчезая на долгие годы. Но никогда своё исчезновение не обставляла как чью-то злую волю, хотя…

Младший Советник Рàа припомнил предыдущее исчезновение Принцессы. Её тогда тоже осудили, отправили в Срединный слой. На короткий срок, правда, и без жёстких санкций в виде преобразования или потери памяти…

Несмотря на холод, стойко угнездившийся в стенах защитного облака, Младшему Советнику Рàа стало жарко. Принцесса покинула народ Севера в тот самый момент, когда её брат жестокосердный Литтус Флэт принялся методично уничтожать своих сородичей одного за другим, лишая их сил, воли, разума. Тоже стечение обстоятельств?! Или они были в сговоре? Или… Самую эту мысль Рàа гнал от себя, как недостойную, ибо она являлась крушением всех надежд на спасение.

Не была ли Принцесса первой жертвой родного брата?!

Что иное могло подвигнуть Принцессу отправиться тогда в Срединный слой?

Срединный слой!

Младший Советник Рàа с прытью, не подобающей его сану засеменил к плавающим стеллажам библиотеки, нетерпеливо перебирая корешки старинных манускриптов… вот оно!

В его руки попалась небольшая тёмная книга, написанная малоизвестным автором Срединного мира и не пользующаяся у обитателей Пом-Тиберлей спросом.

Рàа лихорадочно листал страницы, пока не наткнулся на нужный лист. Теперь он читал медленно, вдумчиво, вбирая в себя каждую строчку.

«… мне думается, что это осколок Материнского мира, затерянный в Срединном слое. Подтверждением тому, служат неоднократные показания очевидцев. В **8 году некий путешественник Плат (или Платон) имя его затерялось в памяти людей, исчез у стен Горы То в Лисьей Пади и появился спустя два дня оборванный грязный и… безумный. В ** 10 его подвиг повторил житель Высшего мира, северянин Рем Поттем. Он вернулся через сутки. Прожил после этого три дня и скончался, будучи совершенно здоровым от неведомой причины.

По наблюдениям Рема Поттема, который до самого последнего своего часа оставался в здравой памяти, сила Материнского мира не для каждого. Лишь обладающий необходимым могуществом может её вобрать, но войти в пещеру То он должен совершенно пустой, как дитя не имея и толики собственной силы иначе мощь Материского мира раздавит его, лишив разума или жизни.

После Рема Поттема никто из могущественных не решился посетить пещеру То. Высшие существа предпочитают обходиться собственной силой, чем совершить сомнительный и непредсказуемый по последствиям обмен».

Палец Рàа застыл на одной точке, окончательно утвердившись в своей догадке. «…войти в пещеру То он должен совершенно пустой, как дитя не имея и толики собственной силы…»

Эта строчка разрешала все сомнения. Литтус Флэт расправился сестрой в первую очередь. Лишённая сил, не способная передвигаться по мировым слоям самостоятельно, она подстроила свою ссылку в Срединный слой с единственной целью — добраться до осколка Материнского мира. Удалось ли ей это?

Рàа снова задумался, восстанавливая в памяти последние дни, когда Принцесса была с ними.

… Погибшее селение Пом-Тай. Сиккурийцы беспомощно бродят возле своей добычи — защитного облака, не умея распорядиться ценным даром. Принцесса скользит по ледяным торосам, облачённая в дорогую защитную оболочку…

Дорогую защитную оболочку! Рàа печально усмехнулся. Принцесса Льда способна путешествовать среди звёзд, зачем ей защита от холода в родных северных просторах? Тогда Рàа тоже заметил странную прихоть Принцессы облачиться в невесомую ткань, расходуя и без того скудные запасы тементана, но решил, что таким образом она хочет подчеркнуть пренебрежение к проблеме перед лицом незваных гостей.

Значит, Принцессу в Срединном слое постигла неудача. В отведённый ей срок она не сумела достигнуть пещеры То и обрести мощь Материнского мира. Не смогла и тщательно скрывала это от всех. Даже от членов Совета. Но в чём тогда смысл её заключения в Нижнем слое? Или там тоже припрятан осколок Материнского мира?

Собственные измышления позабавили Рàа. Он был реалистом и сознавал, что такое явление, как Мировой пузырь, застрявший в чужом слое исключительная редкость. Да и как может существо, лишённое последней крохи магической силы, самостоятельно найти осколок Материнского мира? Эта мысль снова заставила Рàа вернуться к книге. Он прочёл главу более внимательно и окончательно утвердился в следующем: войти в пещеру То обладая запасом магических сил (даже самым малым запасом), чревато смертью или безумием. Принцесса поняла это. Поняла и решилась отказаться от всего, чем владела: остатки магии, память, сила.

Что ж для такой цели Тоннель Преобразования и заключение в Нижний слой в ином образе, подходят как нельзя лучше.

Это был рискованный шаг, но она предпочла либо умереть, либо возродить былую мощь стократ умножив свою силу, чем влачить жалкое существование до конца дней своих под тенью безумного брата.

Рàа понял это, и мурашки забегали по его бледным щекам. Он гордился своей Принцессой и слабел от ужаса, при мысли, что её тайные планы станут известны врагам.

А что планы тайные даже для Совета в этом сомневаться не приходилось. Всё, что обсуждалось на Совете: необходимость вернуться инкогнито, чтобы заключить брак с Аттиканским королём и возглавить объединённые народы, было лишь предлогом для непосвящённых. Главной целью Принцессы было полное очищение, освобождение от всяческих уз, для того, чтобы вобрать в себя мощь Материнского мира. А это значит… Рàа взволновано забегал по комнате, расталкивая плечами воздушные кресла. Это значит, что Принцесса не собиралась возвращаться в Высший мир через приготовленный для неё Переход. Ею целью был осколок Материнского мира, и если ей всё удалось, то сейчас, где-то на мировых просторах бродит существо, лишённое памяти и родственных связей, лишённое многовековой истории своего народа, но наделённое невероятной, неведомой силой, опасной игрушкой в неумелых руках. Рàа вытер вспотевшее лицо. Сèя права! Принцесса выше обстоятельств! И сейчас она действует, следуя только собственным желаниям.

Рàа истерически всхлипнул, и его дыхание облаком вылетело наружу. В селении было холодно. Сердце Рàа мучительно сжалось. А желает ли Принцесса вернуться? И вернётся ли…

Невдалеке послышался серебряный голосок Сèи и Младший Советник Рàа отвлёкся от своих печальных мыслей.

Сèя разговаривала с седым, преклонных лет мужчиной, в котором Рàа признал её отца, рулевого Гòра.

— Добрый день, Младший Советник!

— Добрый день, Гòра.

Сея взяла отца под руку и нарочито капризно заговорила.

— Знаешь, папа, я пригласила сегодня советника Рàа к нам на обед, как ты просил, но господин Рàа так занят важными государственными делами…

Только сейчас Рàа с ужасом осознал, какую давеча совершил оплошность.

— Что ты, прелестная Сèя! Какие дела… нет, дела конечно! Но… я готов! Если вы не передумали… то есть, если вы на меня рассчитывали.

Рàа совсем смутился и рулевой Гòра пришёл ему на помощь.

— Конечно, рассчитывали! Пойдёмте, прямо сейчас. Мой напарник заболел и вечером мне придётся снова встать за руль, а мне нужно с вами поговорить. Представляете, господин Рàа, люди стали болеть! Вы когда-нибудь слыхали о таком?..

…Жилище рулевого Гòра располагалось в передней самой отдалённой части защитного облака. Здесь изначально селились рулевые и смотровые, основная часть населения предпочитала обитать в срединной и конечной части облака. Такое положение вещей сложилось не случайно. Во времена Великих войн, рулевые и смотровые слыли лучшими воинами Северного королевства и потому всегда находились в авангарде, защищая своих детей.

Гòра распахнул перед господином Рàа воздушную дверь, белоснежную, словно сотканную из тысячи снежинок и Младший Советник Рàа переступил порог. У рулевого были гости.

Главный Советник Мòра, укутанный в тёплое покрывало, тяжело повернул тучную шею.

— Здравствуй Рàа.

— Главный С-советник Мòра! Как же так! Вы — здесь!.. Ведь вы больны…

Мора тяжёлым жестом остановил сбивчивую речь Рàа.

— Гòра, оставь нас. Нам надо поговорить.

Рулевой Гòра тотчас вышел наружу и Младший Советник Рàа догадался, что не личное расположение отца Сèи стало причиной его приглашения на обед.

Сèя последовала за отцом, но Мòра остановил её.

— Дочка, принеси нам что-нибудь попить.

— Я приготовлю чай господин Главный Советник. Он смягчит ваш кашель.

Мòра согласно кивнул и Сèя оправилась на кухню. Члены Совета остались одни.

— Прошу, не говори, что я был здесь, — предупредил Главный Советник Мòра.

Рàа взволнованно кивнул.

— Есть новости о Принцессе?

Мòра отрицательно покачал головой.

— Нет, но полагаю, что она…

— В Срединном мире! — торопливо закончил Рàа.

Тяжёлые веки Главного Советника Мòра приподнялись, и он взглянул на Младшего Советника Рàа с интересом.

— Ты всегда умел размышлять, малыш. И ты догадался для чего ей Срединный мир?

Раа колебался не долго. Тайна исчезновения Принцессы жгла его изнутри, и Главный Советник Мòра был лучшим собеседником, способным его понять.

— Ей нужна была сила, — торопливо выговаривался Рàа. — Сила Материнского мира. Её брат Литтус Флэт…

— Тс-с-с, — Главный Советник Мòра прижал палец к своим губам. — Об этом не стоит говорить даже здесь.

— Но почему она убедила всех, что вернётся в Высший мир? Вернётся через Переход? Не хотела признаться, что Литтус Флэт…

Рàа осёкся.

В комнату вошла Сèя с подносом. Молча поставила поднос на стол и так же тихо удалилась.

— Она призналась, — тихо ответил Главный Советник Мòра. — В тот же день, когда Литтус лишил её силы, выпил, словно стакан воды, она бросилась за защитой к тому, кто был ей дорог, кому она доверяла больше всех…

* * *

— Людвиг! Господи, Людвиг!!!

Оболочка давила на меня, сжимала со всех сторон, мешая дышать и видеть. Кто-то метнулся прочь, уступая мне дорогу, мне хотелось схватить его, сдавить, ррррасколотить, за то что посмел видеть свою принцессу в таком состоянии. Я слепо замахала руками, разыскивая мерзавца, но это оказалось лишь воздушное кресло. Прикосновение моих рук оно восприняло, как желание сесть и тут же распласталось подо мной, подставляя свои мягкие, пористые бока. Я вцепилась в него, как тонущий в спасательный круг.

— Людви-иг…

Сбоку раздались шаги, и из дверного проёма появился Людвиг. Безукоризненно красивый, с лицом озабоченным и любящим одновременно.

— Милая моя, что случилось?!

Тёплые руки подняли меня с кресла, качали убаюкивая.

— Тише, тише, моя девочка, всё хорошо, успокойся.

— Не хорошо, Людвиг, не хорошо. Мой брат… он предал меня. Он… ты не представляешь, что он сделал.

Я рыдала. Не знала, что умею рыдать. Слезы так обильно текли из моих глаз, что глаза скоро стали сухими и горели жгучим огнём, причиняя невыносимую боль. Но что мне теперь глаза?! Видеть собственную убогость? Мне хотелось вырвать их с корнем!

Я кричала и топала ногами, выла, как обезумевшее животное и только крепкие руки Людвига удерживали меня от расправы над собственным телом: неповоротливым и тяжёлым, как чугун.

Не могу сказать, сколько я бесновалась, но, наконец, силы оставили меня. Голос мой охрип, и я только тоскливо подвывала, икая и сморкаясь в платок Людвига.

— Он… он обманул меня. Показывал фокусы. Загадывал загадки. Я не понимала… а вчера… я упала. Я… больше не могу летать, — я подняла на Людвига глаза, он смотрел на меня с состраданием.

— Я не понимала всё равно. Не могла понять. А потом стала чувствовать, как силы уходят… через канал. Я увидела, они текут к Литтусу. А он пожирает их. Мои силы. Я закрыла поток, но… поздно, поздно! Я беспомощна! Литтус негодяй, смеялся мне в лицо! Людвиг, помоги!!!

Людвиг гладил мои волосы, пожимал руки, целовал, распухшие от слёз глаза.

— Мы что-нибудь придумаем, милая, не волнуйся. Пока мы вместе, тебе ничего не грозит.

Как упоительно было слушать эти слова!

— Что же делать, Людвиг?

— Во-первых, никому ничего не говори. Нельзя, чтобы народ узнал, что их Принцесса стала беспомощна, как дитя.

— Но, Людвиг, Литтус опасен для всех! Люди должны знать!

— Предоставь это мне. И позволь позаботиться о тебе.

Кто бы из вас возразил?

Слова Людвига придали мне бодрости. Я утёрла слёзы и выпрямилась: негоже мне, Принцессе Севера рыдать из-за проделок подлого Литтуса.

— Что мы можем предпринять в данной ситуации?

Людвиг улыбнулся и поцеловал меня в висок.

— Узнаю свою Принцессу. Для начала следует определить уровень твоей силы.

— Ох, Людвиг. Не спрашивай. Силы осталось ровно настолько, чтобы поразить толпу зевак в бродячем балагане. Почти ничего.

— Не огорчайся, есть способ вернуть силы. Материнский мир.

Поначалу я не поняла, что мне хочет сказать Людвиг. Материнский мир? Но мы покинули его много веков назад. Да у нас есть связь. Мы черпаем Информацию из поля Материнского мира, но… никто не может вернуться туда. Материнский мир так бесконечно далёк, что никто не знает где и в какой стороне, на каком расстоянии он находится.

— Ты не поняла, — руки Людвига мягко касались моей шеи. — Существует осколок Материнского мира в…

— В Срединном слое! Я слышала об этом!

— Вот видишь! Стоит тебе отправиться в Срединный слой, как всё вернётся на круги своя. Никакой трагедии.

Я воспрянула духом.

— Но как я попаду в Срединный слой? Не забывай, я беспомощна.

— Э-э-э… через Тоннель.

— Принцесса, путешествующая по мирам в Тоннеле?! И ты мне говоришь о сохранении тайны!

— Да, действительно, — Людвиг потёр переносицу.

Я любила этот жест. Он придавал красавцу Людвигу нечто мальчишеское, свойственное ему одному.

— Тогда нужно чтобы тебя отправили в Срединный слой насильно. Например, по решению суда. Ненадолго. Ты посетишь пещеру То и вернёшься крушить Литтуса Флэта. Кстати, я тебе говорил? Мне он никогда не нравился.

— Пещеру То?

— Так называется место, где застрял осколок.

Я подивилась эрудиции Людвига, до этого он не проявлял интереса к истории. Подивилась, и не преминула восхититься: вслух и с обязательными проявлениями благодарности.

Когда время для изъявления благодарности закончилось, Людвиг убежал улаживать мои дела, и уже через три дня меня арестовали по обвинению в…не помню в чём. Да какая разница?! Словом, через три дня я лежала посреди жаркой степи Срединного мира, совершенно обнажённая, и мне в лицо тыкался мокрый собачий нос.

* * *

Он был удивительный. Срединный мир. Он был удивительный. Вот уж не думала, что смогу обрести здесь покой. Даже гневные нападки старой Королевы не могли вывести меня из себя. Да и кого может расстроить шипение беззубой кошки?

Каждое утро мы с Тротом садились на коней и скакали по степи, вздымая клубы пыли. Троту не очень нравилось скакать, он любил просиживать штаны за старыми книгами в пыльной библиотеке, но с каждым днём он привязывался ко мне всё сильнее и не мог отказать мне в моих капризах и я это видела. Да все это видели. И уж тем более старая Королева.

А мне нравилось мчаться по степи. Пыль и ветер не давали разговаривать, но это мне не мешало. Я думала. Я тогда очень много думала. А Трот вовсе не был болтуном. Он тоже молча скакал рядом, и как выяснилось, он тоже любил думать.

Я всё оттягивала время для поездки в пещеру То. Не хотела себе признаваться, но сейчас могу сказать. Мне хотелось остаться в Срединном мире. Пожить там подольше. И я бы ещё пожила, но Трот сам заговорил о пещере То.

Он начал издалека, сбивчиво что-то толковал о противодействии сил, и я долго не могла его понять, тогда он ответил коротко и очень ясно. И в глаза смотрел. Он всегда смотрел в глаза тому, с кем разговаривал. Не умел врать.

— Ты не можешь идти в пещеру То. Она убьёт тебя.

Трот, правда, не умел кривить душой. Зато я владела этим мастерством в совершенстве.

— Что за пещера? — лениво спросила я, откусывая солидный кусок от румяного яблока, а сердце тревожно ухнуло. Откуда он знает? Что ещё он знает? И кто ещё знает о моих планах?!

Трот смутился. Но ненадолго. Его нелегко было сбить с толку.

— Ты обладаешь силой, — твёрдо сказал он. — Могучей силой…

Тут я взорвалась.

Швырнула яблоко об стену, и оно разлетелось мелким крошевом по стенам комнаты.

— Сила?! Да что ты знаешь о силе?! Если бы я…

На этот раз Трот перебил меня. Он поднял свою руку и приложил её к моим губам. А потом обнял. Ей-богу обнял. Вот уж не думала, что толстяк решиться на такой подвиг. Но я его вообще недооценивала.

— Не надо. Не говори ничего. Я сам всё вижу. У тебя беда случилась. Большая. Она у тебя в глаза сидит, как заноза. Из глаз твоих слёзы капают. Не простые — кровью. Никто этого не видит, а я вижу.

Ну, не кровавыми, конечно, а обычными слезами я разразилась. Уж очень уютно было рыдать в тёплых и мягких объятиях Трота.

Потом, когда я успокоилась, я подумала, что рыдать в объятиях мужчин входит в число моих дурных привычек. Подумала и рассказала Троту про Людвига. Конечно, я не стала говорить про утраченные силы, про братца Литтуса и всё такое, но я скучала по Людвигу, и мне хотелось поговорить о нём.

До сих пор трудно вспоминать, что случилось потом. Если бы это был не Трот… если бы кто-то другой сказал, что Людвиг меня предал!.. Я бы никому не поверила. А Троту поверила. Потому что он не умел врать.

Правда, я не сразу поверила. Сначала пыталась защитить Людвига.

— Да перестань! С чего ты взял, что Материнский мир убьёт меня?! Мы все вышли из этого мира и… да с чего ты взял?!

— Это известно всем, — отчеканил Трот. — Тебя убьёт не пещера, а сила противодействия. Одна сила подавляет другую. Чтобы войти в пещеру надо быль или совсем бессильной, чтобы не ощутить противодействия или… сильнее, чем первозданный мир, чтобы подавить его.

Подавить Материнский мир! Такое мне не было под силу даже в лучшие времена.

— Ну, допустим, — согласилась я. — Но почему ты обвиняешь Людвига? Он мог не знать об этом. Так же, как и я, между прочим.

Трот посмотрел на меня с жалостью. Это он умел — смотреть с жалостью.

— Мог. Но он знал. В отличие от тебя.

И я согласилась — знал. Не все мои способности забрал проклятый Литтус. Уж отличить враньё от правды я могла и без могучих сил. И Трот мог. Такая у него была особенность. Сам не врал никогда и враньё за версту чуял. Но я так хотела верить Людвигу! Так хотела, что никакие магические силы не могли меня насторожить. До тех пор, пока Трот не произнёс вслух то, что смутно томило и мучило меня.

«Что же мне делать?!» — эти слова чуть было не сорвались с моего языка, но я спохватилась и снова подумала о своих дурных привычках. Пора от них избавляться. А уж просить совета у мужчин, да ещё из Срединного мира… дурнее привычки не придумать.

Трот молча наблюдал за мной, а я мерила шагами комнату в Чёрной башне.

Я не могу явиться в пещеру То? Что ж отлично. Конечно, ничего отличного в этой новости не было: мои силы на исходе, и нет способа их вернуть. Людвиг предал меня… Людвиг! Я ударила кулаком стену и с разбитых пальцев торопливо закапала кровь.

Трот не шелохнулся, не сдвинулся с места, продолжал сидеть истукан истуканом, словно его всё это и не касалось. А, впрочем, чего ему беспокоиться?

Нет, кое-что хорошее было: Трот предупредил меня. Трот друг. Теперь я знаю о пещере То больше, чем раньше. Но, чёрт возьми, как мне помогут эти знания?! Материнский мир мне не подавить. Нет, не подавить.

— Что ты говорил?!

Я повернулась к Троту и тряхнула его за плечи.

— Я молчал, — удивлённо ответил Трот. — Тебе надо перевязать руку.

— Нет, что ты говорил про противодействие сил? Что бы его не ощутить надо… стать бессильной?

Трот молча поднялся со скамьи и открыл дверцу настенного шкафчика.

— Иди сюда. Я перевяжу твою руку.

— А как это — бессильной? Как вы?

— Мы? Кого ты имеешь ввиду?

— Ну, вы… здесь в Срединном мире.

Трот улыбнулся краешком губ. Мы никогда не говорили с ним откуда я и почему здесь появилась, но многие догадывались. Например, старая Королева. И Трот, конечно, тоже слышал сплетни обо мне.

— Мы не бессильны. Мы — часть этого мира. Ты же видишь. Мы не существуем без нашего мира, но и мир не существует без нас. Но мы не можем войти в пещеру То. Это подвластно только выходцам из Верхнего мира, а они редко нас навещают.

— А среди кого есть бессильные? Они вообще существуют?

— Конечно, — брови Трота изогнулись. — Разве ты не знаешь истории? Люди Нижних слоёв противостоят своему миру. У них там идёт борьба за выживание.

Мне было кое-что известно о Нижнем мире. Тяжёлый мир: сумрачный и тягучий. Мне довелось там бывать по одному особому делу. Крайне деликатному делу, вспоминать о котором я не любила.

Так значит, я должна стать одной из Нижних? Забыть себя, утратить остатки магии и чистой, как дитя войти в Материнский мир, дабы… эй, постойте! Да как же я вернусь из проклятого Нижнего мира, если ни черта не буду помнить?!

Я взвыла от отчаяния, и новый удар обрушился на ни в чём не повинную стену.

Трот молчал, но его взгляд выражал тревогу. Оно и понятно. Сейчас я больше всего походила на помешанную в момент буйного приступа.

— Трот, а что ты слышал о кольцах Возврата?

* * *

— Принцесса не смогла найти пещеру?

— Ну, почему же? Найти её было не трудно. Её отговорил от похода в пещеру местный король. Трот, кажется. Начитанный малый, ему было известно о коварстве пещеры и известно о силе Принцессы. Кстати, там, в Срединном мире её сила вовсе не казалась ничтожной, до сих пор о ведьме Ивоне ходят легенды.

— Ивоне?

— Так её звали в Срединном мире. Но злоключение Ивоны нельзя назвать напрасными. В Срединном мире она добыла кольцо Нурлингов.

— То самое, что открывает миры? Поворачивает вспять время и покоряет пространства?

— Оно. Когда Принцесса вернулась домой, первым, кого она встретила, был Людвиг.

* * *

— Дорогая!

Я смотрела на безупречное лицо красавца Людвига. Почему я раньше не замечала его по-женски покатых плеч? Выдвинутого вперёд животика, выдающего в нём сластолюбца и чревоугодника? Под его зелёными глазами набрякли едва заметные мешки. Не так уж он безупречен.

— Ты знал?

— Что милая? — его руки коснулись моих волос, но в его глазах я заметила нотку брезгливости.

Что ж в срединных степях пыльно.

— Ты знал, что Материнский мир не терпит иной силы? Знал, что осколок раздавит меня, разметёт в пыль, сделает безумной?

— Что ты, конечно нет!

Он врал. И он знал. Знал, когда отправлял меня на верную гибель.

Я ничем не выдала своего бешенства и даже сумела улыбнуться. Кому я могу верить, если меня предали родной брат и любимый? Кто остался мне верен?

— Я рада Людвиг. Я рада тебя видеть. Обними меня.

Людвиг неуклюже прикоснулся губами к моей щеке и забормотал виновато.

— Я ждал, ты даже не представляешь, как ждал. А Литтус пропал. Да… мы пустили слух что…

— Что?

— Что ты… убила его.

Я усмехнулась. Как легко попасть в список кровожадных тварей, убивающих своих родных.

— Зачем?

— Для поддержания авторитета. Ты не представляешь, Литтус он… он всех погубил! Мы теперь все… — Людвиг развёл полноватыми руками. — Беспомощны, как дети.

«Ты же обещал всех спасти! Ты, дрянь, обещал всех спасти!»

Слова застряли в моей глотке, и наружу вылетел только короткий смешок.

— Хорошо.

— Хорошо?

— Да. Я устала Людвиг.

— Да, конечно, конечно…

Я шла быстро, а Людвиг суетливо семенил сбоку, стараясь не отстать.

— Я провожу. Тебе надо отдохнуть. Знаешь, завтра приезжают послы из Атики и Сиккурии.

Я застыла на пороге своей комнаты.

— Зачем?

— Пока тебя не было, у нас возникли определённые э-э-э-э… проблемы. Впрочем, завтра на Совете ты всё узнаешь.

— Хорошо. Пришли ко мне Советника Мòра.

— Мòра? — Людвиг игриво сощурил зелёные глаза. — Я думал, ты соскучилась.

Меня передёрнуло от отвращения.

— Я устала, Людвиг. И мне нужен Советник Мòра.

* * *

Главный Советник Мòра сидел, прикрыв глаза и откинувшись на кресле. Горячий напиток сморил его, и сказалась слабость, порождённая длительной болезнью. Он задремал.

Младший Советник Рàа не нарушал его покой, предавшись размышлениям.

Он не часто видел Принцессу Льда. Она никогда не посещала его скромное селение, и лишь на редких заседаниях Совета он видел её со своего последнего, самого верхнего ряда: неприступную, всегда с каменным, непроницаемым лицом. Каково это, в один день оказаться преданной близкими людьми, лишённой своего могущества? Достанет ли ей удачи, сил и благородства вернуть свой трон и снова возглавить народ Севера? Младший Советник Рàа боялся отвечать на этот вопрос.

Главный Советник Мòра всхрапнул, встрепенулся и потёр старческие, слезящиеся глаза.

— Вот ведь… задремал. Слабею. Так я что приехал-то?

Рàа с готовностью внимал своему наставнику, даже рот открыл от напряжения.

— Вероятно, вы хотели сообщить… э-э-э-э поделиться, так сказать, соображениями…

Главный Советник Мòра раздражённо махнул рукой.

— Да какие уж тут соображения! Вернулся Литтус Флэт…

Глава 31

Враг выходит на свободу. Мы в западне. Красавица Валентина и Принцесса Севера.

Это письмо разом разрушило стройную версию моей жизни. Той её части, что была мне неведома и выстраивалась по кирпичику, благодаря отдельно сказанным словам и свершившимся событиям.

Я почти уверовала в то, что я Принцесса. Поверила, что все события происходят по моему собственному сценарию, и я вспомню это, как только войду в Переход и верну свою монаршую память. После этого мне, очевидно, придётся заключить брак, подавить недовольство Сиккурийцев и возглавить объединённое королевство: Атики и благословенного Севера.

Но это письмо было написано, когда облик Принцессы растаял, растворился в Тоннеле Преобразования, а в городе появилась девочка Женя, добросовестно курсируя из дома на работу и обратно.

И в это же время из дома-призрака кто-то из тех, чьи кости давно истлели, уничтоженные пожаром, давал письменные указания моему мимолётному знакомцу Людвигу.

Входная дверь стукнула, прерывая мои размышления, и в кабинет вошёл Август, нагруженный разнообразными закусками: всё те же яблоки, кусок курицы и пирожки.

— Уф, пирожки кухарки Розы бесподобны, — пояснил Август, вываливая добытую снедь на стол. — Но за много лет у меня установилась к ним стойкая неприязнь. Ешь. До пожара осталось два с половиной часа.

Я проглотила два пирожка один за другим, а третий ела вдумчиво, внимательно оглядывая измятый листок.

Август видимо решил, что я достаточно времени отвела своему обеду, и принялся задавать вопросы.

— Могу я спросить?

— Угу.

— Ты сказала, что при пожаре выжил кто-то ещё. Могу я узнать кто?

Сказала. Это верно, я сказала. Но мои слова прозвучали до того, как я прочла письмо. И сейчас я ни в чём не была уверена.

— Ну да… — осторожно начала я. — Видишь ли… словом, пожар произошёл не случайно.

— Это верно, — заметил Август. — Его устроила та девушка с косичками — Настя.

— Да? Ты тоже это понял?!

Август усмехнулся.

— Не забывай, я наблюдал этот пожар много раз и с разных сторон. Безусловно, я знаю, кто поджёг.

— И зачем она это сделала?

Август потупил глаза и забарабанил по столешнице длинными пальцами.

— Яков Петрович. Он…

— Надругался над Настей?

— Нет. Вовсе нет! Но тут была девочка… Аннушка. Настина сестра.

Я присвистнула.

— Так вот в чём дело! Значит, это правда?

— Что?

— Что Яков Петрович убил девочку и её мать?

Август вздохнул, и скорбно покачал головой.

— В этом доме новости разносятся быстрее ветра. Это не совсем правда. Яков Петрович самолично не участвовал в расправе, а вот его дворник Михалыч… этот мать родную зарежет, коли будет такой приказ. Верен хозяину, как пёс.

Я выглянула в окно и увидела, сгорбленную спину Михалыча. Он медленно ковылял по двору и собирал опавшие листья в холщовый мешок. Словно почувствовав взгляд, дворник распрямился и бросил в сторону дома внимательный взгляд — холодный и настороженный.

Я отпрянула в сторону, наблюдая из-за пыльных гардин, пока Михалыч не отвернулся и не принялся за свою прежнюю работу.

— Так причём здесь Настя? — продолжал допытываться Август.

— Настя? Видишь ли, в чём дело… может человек существовать одновременно… ну, скажем в двух реальностях?

— Человек не может, — покачал головой Август. — Но человек может послать в иную реальность свою тень. Не каждый, конечно, но многие. Высшие существа, например.

Он снова бросил в мою сторону многозначительный взгляд, и я снова его проигнорировала.

— А оборотни?

— Что?

— Ну, оборотни, колдуны… они могут?

Август задумался и поскрёб когтями щёку, чем напомнил мне своего брата.

— Оборотни? В принципе… думаю, скорее да, чем нет.

Я удовлетворённо кивнула с самым значительным видом, на который была способна, хотя выстроенная мной теория мне самой уже казалась весьма сомнительной.

— Ну, так вот. Эта самая Настя — не Настя. Вернее, она Настя, но… Словом, там в… большом мире, есть одна женщина. Так я думаю это она!

Я закончила своё выступление и откинулась в кресле с самым торжествующим видом.

Август выглядел озадаченным.

— Я не понял.

— Да что тут понимать! Эта самая Настя только здесь такая молодая и изо дня в день поджигает генеральский дом, а на самом деле она живёт в мире людей, состарилась давно, и зовут её бабка Настасья! Теперь понятно?!

— Нет, — Август снова потёр щёку и поднял ладонь, предупреждая новую волну моих сбивчивых объяснений. — Я не понял, но кое-что проясняется. Ты хочешь сказать, что девочка Настя оставила свою тень в замкнутом временном пространстве и живёт в реальном мире? Ест, пьёт, работает и стареет, в то время как её тень, раз за разом совершает один и тот же смертоубийственный грех?

— Ну, да! — подтвердила я. — Это точно она. Надо встретиться с ней и расспросить.

— С кем? С бабушкой Настасьей в реальном мире или с девочкой Настей здесь?

— Для начала здесь, — уклончиво ответила я. — Узнаем у неё…

Договорить я не успела. Дверь в кабинет распахнулась, и на пороге появился Николай. Его полные губы изогнулись в сардонической усмешке, на лице не осталось и следа от той юношеской растерянности, что я наблюдала у него в гостиной.

— Ба! Вот так встреча!

Николай раскинул руки, словно собираясь заключить меня в объятия. Я шагнула назад.

Август, едва переставляя короткие ножки, засеменил в свой угол и, готова поклясться, Николай проследил за ним глазами.

— Я к Катерине, — привычно пробормотала я. — Только никак её комнату не найду. Не подскажете?

Вялые губы Николая дёрнулись вверх, подбородок затрясся мелкой дрожью, и Николай захохотал.

Он хохотал, закидывая голову назад, дёргая острым кадыком и закатывая глаза. Смех его был неприятен, и я подумала, что супруга Якова Петровича напрасно назвала своих детей здоровыми. Её старший сын был не менее безумен, чем дочь.

Я хотела проскочить мимо Николая к двери, но он заметил мой маневр и схватил за локоть.

— Нет, стой! Дай посмотреть на тебя!

Его бледное лицо продолжал сотрясать смех, но мутные глаза не смеялись — оставались неподвижными, словно стоячая болотная вода.

— Я даже мечтать не мог о такой удаче! Ты — здесь…

Руки Николая держали меня цепко, и я забеспокоилась. Кто знает, что у безумца на уме? Вернее на безумье, если можно так сказать.

— Позвольте…

Я пыталась отцепить его пальцы от моих рук, но Николай, как капризный ребёнок глумливо скорчил мне рожу.

— А вот и не уйдёшь, а вот и не уйдёшь!

Мы оба пыхтели, ведя молчаливую борьбу. Я толкала Николая ногами, не сильно, но достаточно ощутимо, мне всё не верилось, что этот верзила всерьёз хочет причинить мне вред. Николай, тоже действовал вполсилы, казалось, его забавляла моя беспомощность. В это время в доме не слышалось ни звона посуды с кухни, ни шарканья ног наверху, ни голосов с улицы. Дом замер.

Мне стало больно. Николай заломил мои руки за спину и принялся выкручивать, похохатывая и скаля неровные желтоватые зубы. Да он спятил что ли?!

— Пусти! Сказано — пусти!!!

На третьем этаже загромыхало, и пронзительный голос разрезал мрачную тишину дома.

— Кресло! Мама, кресло!

Кричала толстуха. Та самая с выпученными глазами. Она верещала так громко, что Николай замер, беспокойно глядя в потолок.

Из-под стола Август делала мне тайные знаки, а я стояла растрёпанная, раскрасневшаяся и злая, совершенно не понимая, что мне делать с рехнувшимся отпрыском Якова Петровича.

— Не отпустишь меня — пожалуюсь твоему отцу! — крикнула я Николаю в лицо.

Тот только скривил губы и неожиданно ударил меня ногой. Злобно и сильно. Я вскрикнула. Скрежет и шум наверху усилился, и послышалось движение: тяжёлый и неповоротливый лязг инвалидной коляски.

Руки мои по-прежнему были скручены за спиной, и я боднула Николая головой в грудь — он только злорадно рассмеялся.

— Пусти!

Николай прижал меня к столу, его мутные глаза потемнели.

— Я не держу тебя! Ты меня держишь…

Я юлой выкручивалась из его потных ладоней, но у меня мало что получалось.

— Я не держу тебя, с чего ты взял?!

— Нет?! — улыбка Николая походила на оскал Дракулы. — Не держишь?

— Нет!!!

Лязг инвалидной коляски остановился у дверей кабинета и в дверь заколотили тяжело и бесцеремонно.

— Эй! Откройте! Эй…

Николай снова ударил меня ногой так, что у меня перехватило дыхание.

— Не держишь?

Он повторял эту фразу с маниакальным упорством, а я с таким же ожесточением вырывалась из его рук.

— Не держишь? Скажи!

— Нет! Отпусти!

Толстуха барабанила в дверь. В коридоре послышался топот, крики… кажется, началось.

— Не разговаривай с ним, слышишь?! Не разговаривай! Эй! Как тебя там?!..

Это за дверью голосила толстуха. То, что все отпрыски Якова Петровича были идиотами, стало совершенно очевидно. Я испугалась, что толстуха вместе со своей мамой придут на помощь брату и тогда мне несдобровать.

— Да отпусти ты!

За дверью на разные лады взвыли несколько голосов и слова «пожар» и «горим», были основными в этом паническом хоре.

— Ты сгоришь! — мстительно выкрикнула я Николаю в лицо. — Ты сгоришь, придурок, отпусти меня!

— Скажи, что не держишь меня!

— Нет, не держу! Беги отсюда!

Руки Николая разжались. Его бледное лицо исказила судорога, и он захрипел, дёргая кадыком. Кажется, у него наступил припадок. Дверь распахнулась и вместе с языками пламени в кабинет ворвалась толстуха. Подол её длинной юбки занялся огнём, но, не обращая на это никакого внимания, она пыталась встать с кресла и накинуться на меня с кулаками.

— Что ты наделала! Что же ты наделала!!!

С ума все сошли.

Я знала, что толстуха неминуемо сгорит, но инстинкт заставил меня схватить кресло и попытаться выбраться вместе с ним наружу. Как и следовало ожидать, мой благородный порыв не удался. Огонь охватил всё, и оставалось только наблюдать, как рушится этот безумный дом, погребая под слоем пепла своих несчастных жителей, чтобы наутро возродиться вновь. Я не пыталась больше бежать. Дым ел глаза, огонь жаром охватывал тело, и в глазах привычно темнело, но когда сознание уже покидало меня, я успела заметить, что в комнате, охваченной пламенем, мы остались втроём: толстуха, я и Август. Николая в комнате не было.

* * *

Ветерок шевелил скромные ситцевые занавески на открытом окне. Воздух, осенний и бодрящий наполнял лёгкие упоительной свежестью, прогоняя всякое воспоминание о тяжёлом запахе дыма.

— Будет тебе, Михалыч, спину гнуть, сейчас не царское время.

Голос раздался снаружи, и я со стоном прикрыла глаза. Проклятый дом!

— Не убудет с нас, Яков Петрович, а с порядком-то оно надёжнее.

— Что, Николай? Дома?

Ответом было молчание. Я с удивлением приоткрыла один глаз: что пластинку заело?

— Нет его, Яков Петрович. Как давеча ушёл, не сказавши ни слова, так и пропал.

Я вскочила и подбежала к окну.

Передо мной был двор генерала Зотова. Сосны. Узкая улочка под названием «Мясницкая» лениво огибает запорошенную осенней листвой площадь. Всё, как обычно, но в тоже время что-то неуловимо изменилось.

За моей спиной послышалось шевеление и металлический лязг. Я обернулась.

— Очнулась?

В углу сидела толстуха в своём кресле, у стола её мать с мотком пряжи и незаконченным вязанием. Я не поняла, кто из них обратился ко мне, и потому мотнула головой неопределённо. Да. Я очнулась.

— Скажи спасибо моей дочери, — высокомерно произнесла старуха. — Это она распорядилась внести тебя в дом. Я бы никогда не позволила такого!

— Спасибо, — пробормотала я. — Простите, как вас зовут?

— Лидия Павловна, — старуха царственно склонила голову. — Я жена генерала Зотова. А это моя дочь Валентина.

— Очприятно. Меня Женя зовут.

При звуках моего имени Валентина тяжело вздохнула.

— Мама, оставь нас, нам надо поговорить.

Лидия Павловна негодующе взглянула на дочь.

— Да полно тебе, Валентина, о чём ты собираешься толковать с этой… с этим… отбросом человеческого общества?! Она валялась на улице!

— Ничего, — кротко отвечала Валентина. — Ступай мама.

Лидия Павловна собрала своё вязание и удалилась, бросив на меня уничтожающий взгляд.

Валентина, казалось, и не собиралась со мной разговаривать. Она безучастно смотрела в окно, покачивая гладко причёсанной головой словно маятник.

Я немного поразмышляла на тему «Почему меня так часто принимают за отброс общества?» Ответа не нашла и решила обратиться к Валентине.

— Извините, — я откашлялась. — Вы хотели поговорить…

Толстуха неопределённо пожала плечами:

— Николай ушёл.

Я не знала, как реагировать на это заявление и на всякий случай отступила к дверям. Обитатели этого дома отличались крайней несдержанностью, и я не знала, что от них ожидать.

— Да?! — я изобразила сочувствие. — Э-э-э… что ж, может он вернётся?

Валентина тяжело вздохнула и подкатила своё кресло к окну, хватая широкие колёса крепкими ладонями.

— До пожара осталось шесть часов. Ты разорвала временное пространство и позволила Николаю уйти. Теперь время пойдёт своим чередом, и сегодня вечером мы все сгорим, чтобы никогда больше не возродиться. Ты не должна была здесь появиться. Как ты оказалась в этом доме?

Кажется, я опять попала впросак. Что за радость владеть магической силой, если она причиняет лишь неприятности? Хотя сожжение заживо можно назвать очень большой неприятностью.

— Ты тоже знала?! Знала, что вращаешься в замкнутом пространстве?!

— Тоже? А кто ещё знал?

— Август.

— А, этот… так называемый домовой.

— Да, домовой. Меня просил его брат, чтобы я помогла ему выбраться, и ещё мне нужна книга Звездочётов. Поэтому я здесь.

Валентина постучала ладонью по столу: хлоп-хлоп… Звук был глухой и едва слышный, но на его зов явился Август. Живой и невредимый. Увидев меня, он радостно оскалил собачью пасть.

— Где служит твой брат? — голос Валентины был суров.

— Мы давно не виделись, — осторожно начал Август.

— Где?!

— Пограничная деревня. Грязновка. Хозяйка тутошняя.

— Что значит «тутошняя»?

— То и значит. Супруга нашего Николая, — Август привычно почесал щёку и уточнил. — Бывшая супруга.

— Тамара?

— Да. Тоже Грязновская.

— Оборотень?

— Солнечная…

Имена и названия мне были знакомы, а вот охватить смысл происходящего я не могла, но внезапное исчезновение Николая показалось мне дурным знаком.

— Кто написал письмо?!

Валентина и Август повернулись ко мне одновременно.

Август смотрел с укором, Валентина с любопытством.

— Какое письмо? — спросила она.

Август исчез, как по волшебству, и тотчас появился, держа в руках знакомый клочок бумаги и книгу о Карле Великолепном.

— На всякий случай, — застенчиво пояснил Август.

Валентина даже не взглянула на произведение Тер-Огибяна. Она развернула потрёпанное послание, внимательно разглядывая текст.

— Почерк Николая, несомненно… — Валентина пожала полными покатыми плечами и от движения её тела коляска возмущённо заскрипела. — Но я не понимаю о чём речь. Если помнишь, я здесь не за этим.

— А зачем? Меня, знаете ли, памяти лишили и всё такое. Может кто-то объяснит, что здесь происходит?

Валентина снова хлопнула и домовой исчез.

— Пять часов двадцать минут. Времени на объяснения нет. Есть план, как отсюда выбраться?

Не нравилась мне эта Валентина. Раздражали её выпуклые глаза, тяжёлая отдышка и командный тон, которым она со мной разговаривала. Как спастись? А из дома выйти не пробовали? Сидят здесь, как пеньки…

Во взгляде Валентины, обращённом на меня, плескалась огромная, прямо-таки вселенская тоска.

— Отличный план! Только наш маленький призрачный мирок не позволит ему осуществиться. Мы можем сколько угодно передвигаться по городу в течение шести часов, но к моменту пожара все должны быть на своих местах. Таковы условия.

— Иначе что?

— Иначе наш мир лопнет. Разлетится, как мыльный пузырь. И мы вместе с ним. Это, разумеется, альтернатива, но не лучшая.

— Кто создал такие условия?

— Тот, кто создал призрачный мир. Полагаю, это была ты.

Я?! Сколько же ещё я наследила в Нижнем слое? И когда всё это произошло? И когда всё это кончится?!

Валентина вздохнула и подкатила своё кресло к столу.

— Ладно, чего уж теперь. Никогда не думала, что смогу простить тебя, но, похоже, ты уже достаточно поплатилась за свои поступки.

Я насторожилась. В чём меня опять хотят обвинить?

Из ящика стола Валентина достала небольшой хрустальный шар, в котором передвигались объёмные фигурки: две девушки грациозно приседали, танцевали и смеялись, беззвучно раскрывая рты. Движения их не повторялись и постоянно появлялись новые, заставляя смотреть на изящных девушек неотрывно. Большее внимание привлекала блондинка: волосы необычайной густоты и пышности роскошными кудрями растекались по тонким плечам. Тёмно-синие глаза обрамляли такие длинные и загнутые к верху ресницы, что захватывало дух. Белоснежный, гладкий лоб изогнутыми тонкими линиями украшали брови безупречной формы, а хорошенький носик покрывался милыми морщинками, когда девушка хохотала. Надо сказать, что смеялась и болтала она беспрерывно, бесшумно открывая чувственный алый рот и демонстрируя ровные белоснежные зубки. Она была так хороша, что на вторую — худенькую брюнетку, я почти не обращала внимания. А когда обратила, то не поверила своим глазам. Второй была я.

Облачённая в странные одежды с необычной причёской, но всё же — я.

— Узнала? — тяжёлое дыхание Валентины прерывалось тихим лязгом коляски. Толстуха каталась на своём кресле: два шага вперёд — два назад, два шага вперёд…

— Это я? А та девушка кто? Блондинка? Мы знакомы?

Валентина засмеялась хрипло и тут же закашлялась. На её выпуклых глазах выступили слёзы, она задыхалась и я налила ей в стакан воды.

— Выпей.

Валентина глотнула воды, шумно вдохнула воздух, прижимая пальцы-сардельки к полной груди, и ответила.

— Блондинка — это я.

Я недоверчиво покосилась на толстуху. Что её так подкосило? Заболела? Разъелась? Но цвет глаз?! Его изменить невозможно! Блёкло-серые глаза толстухи ни в какое сравнение не шли с тёмно-синими очами красавицы-блондинки.

Валентина в свою очередь посмотрела на часы.

— Четыре часа сорок пять минут. Я не знаю, что произошло с тобой, да и нет времени узнавать. Но ты должна вспомнить, то, что случилось много лет назад, возможно это спасёт нас.

Когда Валентина говорила, мне вспомнилась Ивона. Так же, как мой двойник с портрета, Валентина старалась говорить быстро, не теряя ни одной минуты зря.

— Мы росли вместе. Ты и я в Ледяном Королевстве. Дружили. У тебя завязался роман с одним парнем — Людвигом. Не самый лучший выбор, доложу тебе, но ты, как с цепи сорвалась. Этот Людвиг был тот ещё ходок, но как тебе скажешь? Ты ж была влюблена, как кошка. Полагаю, он ухаживал за тобой, надеясь вскоре примерить корону Северного Короля, а сам… он поглядывал в мою сторону. Мерзкий тип, он был мне крайне неприятен, но как только он понял, что я не решаюсь открыть тебе глаза на его похождения, стал подстерегать меня на каждом шагу. Я избегала его, как могла, но он был настойчив. Дошло до того, что Людвиг стал угрожать мне, я уже совсем было решилась рассказать тебе правду. Почему я не сделала этого? Не знаю. Но это была моя ошибка. А раздосадованный Людвиг, исполнил свою угрозу. Он обвинил меня в том, что я нарушаю его покой, домогаясь его любви и пытаясь встать между ним и Принцессой.

— И что же?

Я чувствовала себя неловко. Помнила я этого Людвига. Грузчик. Неужели я питала к нему чувства?! Любовь зла…

— Что? Гнев Принцессы велик, также как и её любовь. Я оказалась в этом теле, в этом мире и в этой коляске. А вскоре ко мне присоединился и Литтус Флэт.

— Что?! Безумный брат Принцессы? Он тоже здесь?!

Валентина посмотрела на меня с упрёком.

— Был здесь. Ты замкнула временное пространство, чтобы Литтус не мог выбраться отсюда, но ты трижды произнесла, что больше не держишь его и тем разомкнула временную цепь и выпустила своего брата.

Глава 32

Жестокая расправа. Побег.

Главный Зал Совета был полон. Кроме Членов Совета здесь присутствовали Смотрители селений Пом-Тимберлей, Пом-Аветай и Пом-Тари. Кроме того, регионэкономы краёв, все, кроме восточного — он погиб вместе с жителями селения Пом-Тай. Прибыли даже Старшие рулевые и смотрители защитных облаков, оставив селения на попечение своих детей и помощников. Все хотели знать, что происходит в Северном Королевстве.

Младший Советник Рàа встретился взглядом с рулевым Гòра. Они прибыли вместе, но в дороге им поговорить не удалось, и сейчас они обменялись сдержанными поклонами. Смотритель Города Фол Ай говорил что-то своим соседям быстрым шёпотом, а те кивали седыми головами, но лица их не выражали никаких мыслей. Поодаль от Фол Àя расположился Людвиг. Он казался единственным, кто прислушивался к словам старика. Людвиг был бледен, на губах его блуждала кривая улыбка, искажая гримасой породистое лицо.

Главный Советник Мòра беспокойно оглядывал зал и, найдя глазами своего друга Фол Àя, едва заметно, облегчённо вздохнул. Фол Ай поднял голову, встретился взглядом с товарищем и ободряюще ему улыбнулся, при этом глаза Фола смотрели чуть в сторону, так что и не понять было, кому старик адресовал свою улыбку.

В зал вошёл Литтус Флэт.

В полном молчании он прошагал по коридору из стоящих людей и взошёл на небольшой пьедестал, посередине которого стояло низкое, широкое кресло. Откинув полы длинного плаща и раскинув длинные ноги, Литтус Флэт вольготно расположился на кресле, наблюдая за соотечественниками из-под опущенных тяжёлых век. Зал молчал и Литтус молчал тоже, лишь едва заметно улыбался, подрагивая кончиками полных, безвольно опущенных губ, до тех пор, пока всякое движение в Зале не прекратилось, и воцарилась тишина. Тишина неуверенная, робкая, словно все присутствующие здесь собирались заняться чем-то постыдным. Никто не решался произнести ни слова.

Тогда Литтус Флэт лениво поднял голову, снисходительно оглядывая своих собратьев, и открыл рот, чтобы произнести первую фразу.

Но его опередили.

— Зачем ты явился сюда, подлый изменник своего народа?

Главный Советник Мòра, поднялся со своего кресла в первом ряду и грозно стукнул посохом в прозрачный пол, скидывая со своих плеч тёплый плед. Больной, похудевший, с редкой всколоченной бородой и красными слезящимися глазами на измождённом лице он казался сейчас Воплощением Справедливости. Он был Воплощением Закона, нарушить который значило заклеймить себя позором на веки вечные.

Услышав его протест, многие загомонили, задвигались и послышались короткие злые реплики, словно собаки затявкали, едва заслышав голос своего вожака.

— Предатель!

— Убирайся на свой безумный Ор!

— Гоните его!

Литтус Флэт более не сидел безучастно. Он взвился над креслом, руки его затряслись истерично, губы запрыгали, но он справился с собой, даже улыбнулся и произнёс тихо вкрадчиво, как змея.

— Зачем я явился? Людвиг!

Людвиг изящно прошагал к центру зала, по пути небрежно толкнув застывшего с открытым ртом Младшего Советника Рàа.

— С дороги, приятель.

Людвиг был безупречен. В отличие от толпы, которая спасалась от мороза, кутаясь, кто во что горазд, он щеголял в дорогой защитной оболочке, прочно защищавшей его от холода.

— Я здесь Литтус. Ты звал меня?

Людвиг демонстративно встал рядом с Литтусом Флэтом и картинно раскланялся перед толпой.

Литтус довольно захихикал, завершая короткий смешок неприятным хрюканьем.

— Друзья мои! — Литтус положил одну руку на плечо Людвигу, а другой обвёл зал, призывая к вниманию. — А я верю, что у меня здесь есть верные друзья. Такие, как Людвиг… — Литтус выдержал паузу. — Фол Ай…

Из толпы медленно выбрался Смотритель Города и встал поодаль от Литтуса, не глядя в глаза своим соотечественникам.

— Фо-ол… — Главный Советник Мòра вскочил, и тот час бессильно опустился, но его слабое тело качнулось в сторону, и он упал мимо кресла, нелепо задрав худые старческие ноги.

Литтус Флэт и Людвиг рассмеялись, кое-кто из молодых членов Совета угодливо вторил им.

Смотритель Города Фол Ай поспешил на помощь своему другу, но тот гневно оттолкнул протянутую руку.

— Как ты мог?! Как ты мог, Фол?!!

— Мòра, не горячись, не горячись, подумай!!! Принцессы нет, наш народ гибнет! Мы гибнем!!! Литтус предлагает помощь…

— Нет!

Главный Советник Мòра самостоятельно поднялся на ноги.

— Люди, не слушайте его! Принцесса вернётся. Она не бросит свой народ! Даже если…

Он не договорил. Литтус Флэт коротко взвизгнул, вытянул вперёд длинную паучью лапу, и с кончиков его пальцев брызнула чёрная, будто спекшаяся кровь тонкая струя. Там, где капли попали на пол, защитная оболочка разошлась, словно проткнутая раскалённым гвоздём и в мелкие отверстия с шипением ворвался ледяной воздух. Часть ядовитой жидкости упала на левую руку Фол Àя и он согнулся, захлёбываясь болью. Советник Рàа бросился на помощь Смотрителю, перепрыгивая через пробитые щели и остановился, поражённый страшным зрелищем. Главный Советник Мора или вернее то, что от него осталось, корчилось в посмертных судорогах в чёрной луже ядовитой жижи. Куски расплавленного тела, вперемешку с останками одежды шевелились, перемазанные ядом и кровью. Разрушенный череп вращал единственным глазом, скаля рот в дикой усмешке, клочья седых волос поднялись в воздух, гонимые струями морозного ветра.

Страшную смерть принял Главный Советник Мòра от рук своего бывшего воспитанника. Страшную и незаслуженную.

Члены Совета в панике подались назад. В задних рядах кто-то упал и закричал, придавленный толпой. Ледяной ветер становился всё сильнее. Он проникал под тонкие одежды, выбивал слёзы из глаз, дул, с завыванием закручиваясь в тонкие спирали, наотмашь хлестал в лица, затрудняя дыхание.

Высокая дама, что всегда дремала в верхнем ярусе на заседаниях Совета, пыталась голыми руками заткнуть щели, преграждая путь свистящим фонтанам ледяного воздуха, и отшатнулась с криком: её ухоженные ладони покрывали багровые волдыри ожога. Она стояла, беспомощно потрясая своими покрасневшими ладонями, и коротко всхлипывала:

— Там смерть… Смерть! Снаружи нас ждёт смерть!!!

Члены Совета покинули свои места. Люди стояли, готовые в любую минуту бежать… но куда?! Возмущённый и испуганный гул заполнял высокие своды Зала, но никто не решался первым сделать шаг.

Литтус победно воздев руки к верху, с торжеством взирал на испуганных людей.

— Кто пойдёт со мной, тот спасётся! — с пафосом закричал он, и толпа дрогнула, раскалываясь на две неравные половинки.

— Не-ет! — голос Младшего Советника Рàа потонул в вое ветра и гомоне толпы.

Раа пытался остановить людей, хватал их за руки, умоляюще заглядывал в лица: «Что же вы делаете, куда же вы… это же Литтус! Ему нельзя верить…». Люди отводили глаза, обходили Рàа стороной, отталкивали протянутые к ним руки. Замёрзшие и жалкие они всё плотнее обступали Литтуса, готовые во всём покориться его воле.

Раа оставался один и рисковал навлечь на себя внимание Литтуса и его прихвостней, но он словно примёрз, к прозрачному полу Зала. Слёзы выступили из его глаз и заледенели, повисая сосульками до самого подбородка, ноги онемели, не в силах ступить и шага и только губы упрямо шевелились: «Ему нельзя верить, это неправильно. Принцесса вернётся…»

Из забытья Советника Рàа вывел грубый толчок в спину.

— Да что ты застыл, как статуя, сынок?! Обращаешь на себя внимание… хочешь кончить, как старый Мòра?

Сильные руки рулевого Гòра обхватили советника за плечи.

— Пойдём, сынок… иди же иди, пока они не хватились!

— Куда?! — замёрзшие губы Советника Рàа разлепились с большим трудом.

— На выход. Ты что, забыл, как мы сюда прибыли? Вот и вернёмся тем же путём. Надо спешить в селение, уводить людей.

Широким и пустым коридором рулевой Гòра привёл советника к шлюзу, за которым покачивалось быстроходное облако Пом-Тимберлей. В нём уже сидели два Члена Совета — братья Сол и Вагик и регионэконом западного края Дретт.

— Что так долго, Гòра?! — нетерпеливо крикнул один из них. — Литтус может хватиться в любую минуту и тогда нам несдобровать.

Гора подтолкнул Советника Рàа к пассажирам и встал за руль.

Быстроходное облако накренилось на правый бок, заходясь в крутом вираже и Советник Рàа кинул прощальный взгляд на величественный Главный Зал Совета. У его подножия мелькали тёмные тени, похожие на огромных птиц, но пернатые редко залетали в эти дикие, безжизненные края, и Рàа прильнул к окну, разглядывая причудливое зрелище.

Это были не птицы.

— Гòра, остановись! — Младший Советник Рàа в отчаянии бил ладонью по пористой поверхности быстроходного облака. — Остановись!!!

Облако замедлило свой бег, и Гòра присоединился к своим пассажирам, не отводящим глаза от Главного Зала Совета.

Внушительное, как грозный корабль облако Главного Совета медленно и безмолвно дрейфовало над бескрайними просторами Севера, а из его бездонного нутра, как горох сыпались живые люди.

Маленькие, чёрные фигурки летели, беспомощно размахивая руками, иным удавалось некоторое время парить, используя остатки своей некогда могучей силы, но исход для всех был один — Северяне разбивались об острые пики ледяных торосов, окрашивая белоснежные просторы алыми пятнами крови.

— Что они делают, что же они делают… — монотонно, как заклинание повторял Советник Рàа.

От Зала Совета отделилось ещё одно быстроходное облако и стремительно поднялось вверх, торопясь покинуть гавань. Но из жерла открытого шлюза вслед облаку докатилась чёрная струя, и быстроходное облако развалилось пополам, как разрубленное яблоко. Останки облака закружились, подхваченные шальным ветром, и рухнули на обледенелые скалы, дополняя печальный пейзаж.

— Уходим, — Гòра бросился к рулю.

Раа последовал за ним и вцепился рулевому в плечо.

— Нет, Гора нет! Мы должны спасти… хоть кого-нибудь! Прошу тебя!..

Гора движением плеча сбросил руки Советника Рàа.

— Их не спасти. Только сами погибнем.

В этот момент один из братьев протянул руку вниз и закричал, заикаясь от возбуждения.

— Там! Сс-мотрите ттам!!!

Внизу над самыми пиками ледяных торосов парил человек. Магических сил едва хватало, чтобы снизиться на заснеженные глыбы без ущерба для здоровья, но долго ли мог протянуть человек без крова и одежды в морозной пустыне?

— Й-ех! — Гòра заложил крутой вираж, и быстроходное облако приблизилось к несчастному. Боковая дверь открылась и братья с помощью Рàа втащили спасённого внутрь. Это был Смотритель Города Фол Ай.

Трудно было узнать гордого потомка старинного Северного рода. Почерневшее, обмороженное лицо, изуродованная рука прижата к тяжело дышащей груди. Пурпурная мантия — знак высокого сана, изодрана в клочья.

Регионэконом Дретт бросился к Смотрителю, сокрушённо цокая языком: «Ай-я-яй, старина, как же так… как же так».

Дретт пытался облегчить страдания Смотрителя Города. Он водил чуткими руками над лицом Фола, обожженным морозом, прикасался к порезам и ранам, но помощь его была едва ощутимой. Раны продолжали сочиться кровью лишь бег её приостановился, но было ли то следствием оказанной помощи или истерзанное тело Фол Àя само находило в себе внутренние силы и восстанавливало потихоньку, исподволь, работу слаженного механизма под названием «человеческий организм»? Как знать. Слабы стали люди Севера. Ни себе не могли оказать помощь ни другим.

Фол Ай безучастно смотрел на тщетные попытки регионэконом Дретта. Глаза его были тусклы и не выражали ни боли, ни страха, одно лишь бесконечное равнодушие. Лишь однажды, когда Дретт с сожалением заметил, что руку не спасти, так и останется уродливая культя, Фол Ай дёрнулся и мстительно произнёс:

— И пусть! Так и надо старому дураку! Поделом мне…

И уж после этого разговорился старик. Взахлёб, рыдая и выдирая в отчаянии клочья своих седых волос, он поведал своим спасителям, что началось в Зале Совета после их побега.

— Они выбрасывали людей! Литтус и Людвиг!.. просто кидали, как щенков! Не щадили никого. Мою дочь, красавицу Юджину… Её бросили первой. Кто-то бежал, но Литтус всех доставал ядовитой струёй. Некоторые предпочли прыгнуть сами, надеясь спастись. Все разбились о скалы. Людвиг… как мог я не заметить, что растил и опекал злодея в своём собственном доме? Он был мне как сын…

— Зачем они сделали это? — резко прервал Смотрителя рулевой Гòра. — Ведь вы были в курсе планов Литтуса, не так ли?

Фол Ай поднял на него полные горечи глаза.

— Нет. Не совсем…Литтус обещал помощь и хотел заручиться поддержкой…

— В чём?! В убийстве своих родных?

— Нет! — Фол Ай умоляюще поднял изуродованную руку. — Он просто просил собрать всех, чтобы поговорить. Я выполнил его просьбу!

— И отправили людей на бойню, — безжалостно закончил рулевой Гòра. — Литтус разом уничтожил тех, кто мог бы ему помешать. Чем он вас купил?

Фол Ай застонал, безнадёжно раскачивая седой головой. Видимо он только сейчас стал осознавать, какую незавидную роль сыграл в зловещих планах Литтуса Флэта.

— Он сказал, что хочет искупить вину. Он сказал, былая мощь Северян вернётся и…

— И вы поверили ему?!

— А кому верить? — Фол Ай бессильно уронил голову на грудь и слова его зазвучали глухо, словно издалека. — Литтус был там. В Нижнем слое. Видел Принцессу, безумную, не помнящую себя.

— Неправда! — Советник Рàа в негодовании вскочил с своего кресла. — Как вы могли поверить ему?!

Фол Ай не ответил, только взор его затуманился и перед глазами беглецов возникло бледное лицо Принцессы. Она стояла в центре большой комнаты, стены которой были заставлены высокими шкафами со стеклянными дверцами, из которых выглядывали корешки толстых книг. Изображение было не чётким, и вскоре Советник Рàа понял почему. Комната была полна дыма. Стенки высоких шкафов лизнули языки пламени, силуэты каких-то людей мелькнули мимо Принцессы, в одном из них Раа узнал Литтуса Флэта. В комнате разгорался пожар. Вот Принцесса потёрла слезящиеся от дыма и жара глаза, огляделась вокруг и присела на пол. Она и не думала спасаться. Безучастно смотрела, как огонь пожирает книги, пламя охватило её тонкую фигурку и скоро всё померкло. Видение рассеялось.

Фол Ай тяжело дыша откинулся на спинку кресла.

— Литтус Флэт показал мне свои воспоминания. Я не мог не поверить.

— Так Принцесса погибла? — медленно проговорил рулевой Гора.

— Видимо да.

Облако с пассажирами бесшумно неслось над нескончаемой ледяной пустыней, и впереди уже забрезжил силуэт селения Пом-Тимберлей.

Рулевой Гòра первым очнулся от невесёлых мыслей.

— Что ж, стало быть, наше спасение в том, чтобы принять предложение Сикурийцев. Если они ещё не передумали. Ведь мы можем предложить взамен только защитное облако нашего селения и вот эту резвую лошадку, — Гòра ласково провёл ладонью по пористой поверхности быстроходного облака.

— Что ты задумал, Гòра?! — наперебой загомонили пассажиры. — Всем селением отправиться к Сикурийцам? А как же остальные? Пом-Аветай, Пом-Тари? Что будет с ними?!

— Я не знаю, — Гора решительно сомкнул губы, и весь его вид красноречиво говорил о том, что от своего решения он не отступится. — Надеюсь, что они последуют за нами. Иначе участь их решена — все закончат свои дни на безумном Оре или замёрзнут в ледяной пустыне.

— Но, Гора, так нельзя! — запротестовал Советник Раа. — Мы должны хотя бы попытаться спасти остальных, ведь они не знают, что произошло в Зале Совета!

— Попытаться?! — Гора зло блеснул глазами. — А если попытка не удастся?! Ты готов рискнуть людьми, теми, кого мы реально можем спасти? Рискнуть жизнью моей дочери? Жизнью твоей матери? Ребёнка Вагика?

Братья Сол и Вагик недовольно загудели.

— Наше селение дрейфует ближе всего к границе Сиккурии. Понадобиться полдня, чтобы достичь Сикурийской столицы. Если же отправимся выручать других… Никто не спасётся!

Младший Советник Раа представил тонкую фигурку Сèи, летящую вниз на безжалостно острые ледяные торосы и сдался.

Быстроходное облако приблизилось к стенам Пом-Тимберлей и белоснежные ворота открылись, пропуская беглецов.

Глава 33

Последний день дома-призрака. У каждого свой талант.

— Четыре часа.

Из уст Валентины эта обычная фраза прозвучала, как приговор.

В соседней комнате слышались звуки рояля — музицировала Лидия Павловна. Катенька пробежала мимо двери: скорый топот её туфелек сопровождало мрачное рыдание. Кто-то, кажется Роза, окликнули её снизу, и Катенька ответила, нетерпеливо, зло. Голос снизу больше не повторился. Времени до пожара оставалось всё меньше.

Я решительно встала и направилась к двери.

— Куда ты?

— Куда?!

Голоса раздались одновременно. Август просеменил ближе к двери и встал, потупив глаза. Он боялся оставаться в доме. Валентина дёрнула за колесо, зацепилась за скатерть и стеклянная ваза, украшавшая стол, с грохотом полетела на пол. Музыка за стеной смолкла.

— На улицу, — пояснила я. — Попробую прощупать полотно реальности. Если Николаю удалось уйти, то почему мы не можем?

— Я с тобой!

— Мы с тобой!

Снова нестройный хор голосов.

В дверь заглянула Лидия Павловна.

— Детка, у тебя всё в порядке?

Валентина не ответила на вопрос, словно и не слыхала.

— Помоги мне спуститься, мама.

Лидия Павловна, не говоря ни слова, покатила коляску к выходу. Любое требование Валентины было для неё непререкаемым законом. Лестница в доме была достаточно крута, и я поспешила на помощь, но Лидия Павловна мои услуги решительно отвергла.

Валентина цеплялась за перила, притормаживая движение кресла, Лидия Павловна, пыхтя пихала громоздкое сооружение вниз по лестнице, стараясь не выпустить коляску из слабых рук. Я ступала следом, готовая в любую секунду подхватить тяжкую ношу. По пятам за мной семенил Август, крепко сжимая в мохнатых руках увесистый том о Карле Великолепном.

Так что к двери мы подошли все разом и сгрудились у входа не решаясь выйти наружу. На улице шёл дождь.

Крепкий осенний ливень поливал пожелтевшую листву, барабанил по металлическому навесу над низеньким крыльцом и бурлил водоворотами, стекая по наклонной улице вниз к пустынной площади.

Валентина выставила вперёд ладошку и блаженно жмурилась, когда холодные капли разбивались о её ладонь и брызги попадали в лицо.

— Ты простудишься, — Лидия Павловна озабоченно посмотрела на серое небо. — Вынести дождевик?

— Нет. Ничего не надо. Ступай.

Лидия Павловна тяжело побрела вверх по лестнице. Она с таким трудом переставляла старческие ноги, будто вновь волокла непосильный груз. Сердце моё сжалось. Неужели мы все погибнем?

— Их не спасти, — Валентина произнесла эти слова так, будто подслушала мои мысли. — Я и Николай-Литтус здесь по твоей воле. Август — случайный пленник, так же, как вон тот паучок, ползающий по стеклу. Ты… пришла сюда сама. А остальных уже нет. Они погибли. Давно, сорок лет назад. И теперь, когда временной круг разомкнулся, этот бесконечный день для них закончится.

— А для нас? Какие у нас шансы?

— Я не знаю, — Валентина пожала плечами и выкатила коляску во двор. — Ты знаешь, а здесь ни разу не было дождя! Вот… впервые.

Август переместился под сосну и прижался к шершавому стволу, прячась от фейерверка холодных брызг.

— Не знаешь? А почему ты не исчезла, когда разомкнулся временной круг? Вениамин говорил что-то про человеческое сознание… Что тебя удерживает?

— Не знаю, — Валентина встряхнулась, как мокрая собака и неожиданно рассмеялась. — Извини. Я так долго не видела дождя…

Дверь чёрного хода снова распахнулась и на пороге показалась Настя. Лицо её было красно от слёз, на шее виднелись багровые пятна. Знакомая картина. Она воровато огляделась вокруг, увидела нас, насупилась и мышью шмыгнула между сосен к забору.

— За керосином побежала, — констатировал Август, провожая её взглядом.

Валентина шумно вздохнула.

От парадного входа послышались возня и шум. Раздался серебряный голосок юной красавицы, резкий тенор её лысеющего отца и низкий рокот самого хозяина, Якова Петровича. Голоса смешались с шумом дождя, шелестом мокрых ветвей и хриплым дыханием Валентины. У меня закружилась голова. Неужели это наши последние минуты?!

Тени легли передо мной: одна, вторая, третья… они метнулись прочь, откинутые моим взглядом. Ринулись, извиваясь и скручиваясь в спирали, безнадёжно скользя вдоль полотна умирающей реальности, тщетно пытаясь найти выход.

Мысли и чувства мои раздвоились, разтроились, размножились…

За каждой своей тенью я следовала по пятам, ощущала её ощущения, чувствовала прикосновения плотной стены, отделяющей нас от реального мира, её неприступность, непроницаемость. И чувствовала, что сила её ослабла. Раньше здесь спиралью закручивался временной поток, не давая и подступиться к полотну реальности, а сейчас оно было обнажено, дышало и пульсировало о каждого прикосновения, но не давало выйти наружу. Чёрт бы побрал моё незнание, неумение пользоваться тем, что приобрела я в далёкой пещере То! Но так же, как легко и непринуждённо я пользовалась своей силой в тамошнем мире, и даже в Срединном слое, так же трудно, капля за каплей я постигала свои возможности и правила их использования здесь в Нижнем мире — уродливом отображении далёких миров.

Неожиданно одна из моих теней забеспокоилась, завибрировала и все мои помыслы устремились к ней, представив остальным действовать самостоятельно. Пространство изогнулось, и я прыгнула вперёд, одним движением достигая своей тени. И оказалась в лесу.

То есть, это сначала мне показалось, что я в лесу. Но потом я поняла, что деревья растут всего в четыре ряда, вдоль одного из которых пролегало шоссе, а другой край лесной полосы граничил с бескрайним полем, на котором чёрными, кривыми столбиками темнели иссохшие стволы подсолнечника с безжалостно отрубленными головами.

Впереди, меж деревьев мелькнул человеческий силуэт, и я побежала за ним, боясь потерять его из виду, словно от этой потери зависела моя судьба. Силуэт приблизился и оказался знакомой фигуркой в ветхом полинялом платье с двумя тощими косичками на голове. Девочка нагнулась вниз и из-под кучки опавшей листвы показалась металлическая канистра, выкрашенная в защитный зелёный цвет.

— Настя!

Девочка вздрогнула и выпрямилась. Медленно повернулась и посмотрела на меня широко открытыми глазами. Страха в них не было.

— Что тебе нужно?

— Я хотела поговорить.

— Стой! — девушка повелительно подняла ладонь, и мои ноги неожиданно замерли не в силах сделать ни шагу. — Говори.

Я попробовала пошевелить конечностями. Безрезультатно.

— Эй, ты что сделала?!

— Это мой мир, — тощие косички задорно подскочили вверх. — И командую здесь я. Когда разрешу — тогда и сдвинешься с места.

— Твой мир?! Твой мир рухнет меньше чем через два часа! Это последний день твоего мира, Настя! Ты знаешь об этом?

— Глупости! — девочка фыркнула. — Я здесь живу уже больше сорока лет.

— Живёшь? Это, по-твоему, жизнь? Каждый день переживать один и тот же день!

— Да! — косички снова взлетели вверх. — И каждый день побеждать своих врагов!

— Послушай, — я снова хотела шагнуть, но ноги не слушались меня. — Может ты и права. Но твоё время здесь закончилось. Последний пожар тебе не пережить. Никому не пережить. И если ты вернёшься…

Настя взвизгнула, прерывая мои слова.

— Вернусь?! Куда? Я здесь живу, родилась и… здесь и помру!

— Нет, — (проклятая скованность не позволяла мне даже пальцем шевельнуть!) — Тебе не нужно помирать. Ты можешь вернуться в реальный мир. Я видела тебя… там. В настоящей жизни. У тебя есть друзья. Есть дела. Важные дела. Это правда. А этот мир… он заканчивается. И если ты погибнешь здесь, то там, та, другая… я не знаю, что будет с ней.

— Какая другая? — ревниво спросила Настя. — Она разбогатела? Удачно вышла замуж? Что она вообще такое?

Я заколебалась. Потом посмотрела в ясные серые глаза Насти и решила не врать.

— Нет. Она старая уже. Бабка Настасья, ночной оборотень. И не богатая вовсе. Но ты ей нужна. Ведь… ты её тень?

Последний вопрос я задала очень осторожно. Как знать, что чувствуют наши тени? Как относятся к нашим успехам и неудачам? Кого считают главным в симбиозе с человеком?

Настя молчала. Косички прилежно лежали вдоль головы, не выказывая желания подскочить вверх.

— Она сама так хотела, — наконец произнесла девочка. — Мечтала наслаждаться видом их гибели каждый день. Сама бы она не смогла, но… ей одна женщина помогла. Сильная женщина. Это она создала нашу реальность. Здесь… все лишь тени. Настоящие люди померли давно.

— Тени?

Настя неохотно передёрнула плечами.

— Ну, кроме тебя. И Валентины. И Николая. Эти здесь после появились.

— А ты?

— Я? Я средь них хозяйка. Пока я здесь, этот мир существует.

Настя сказала это с таким убеждением, что я на секунду усомнилась, да полно? Так ли уж близок наш конец? А ещё я подумала: кто же создал эту реальность? Выходит девочка Настя здесь только кукла. Кукла, вынужденная изо дня в день выслушивать бредовые замыслы Катерины, терпеть боль и жить, прячась от всех не имея семьи, друзей, знать лишь одну цель: поджигать проклятый дом, слушая крики заживо горевших людей.

«…Сама бы она не смогла, но… ей одна женщина помогла. Сильная женщина».

Нет, Настя, это не твой мир. Не ты его создала и не твоя настоящая хозяйка старая бабка Настасья. Кажется, я знаю, кто эта сильная женщина.

Пространство снова послушно изогнулось, и знакомые сосны зашумели над моей головой влажными от дождя ветвями.

Валентина и Август смирно сидели под их кронами и едва шевельнулись, увидев меня.

— Двадцать девять минут, — тихо шепнула Валентина. — Осталось всего двадцать девять минут.

Я не очень-то знала что делать. И не была уверена, что права, но времени оставалось так мало…

— Вениамин говорил, люди создают ситуации, пользуясь силой своего сознания.

Валентина не слушала меня. Она отвернула голову и наблюдала, как юная девочка Настя деловито и обильно плещет керосином в открытые окна генеральского дома. Я взяла ладони Валентины в свои руки, стараясь привлечь её внимание.

— Но, эти же люди разрушают ситуации, когда сознание меняется. Этот дом… это наказание. Оно родилось от ненависти. Ревности. Может и от любви тоже. Я не знаю, что во мне осталось от той… ну, ты знаешь. И я ли это вовсе или я не она… словом, если я хоть немного та самая… сильная женщина, то во мне нет к тебе ненависти. Нет ревности…

Руки Валентины потеплели. Она слегка сжала мои пальцы, и я закрыла глаза — не хочу видеть, как языки пламени с жадностью пожирают дом.

«…Нет ненависти… нет ревности».

Я скорее увидела, чем почувствовала, как ко мне медленно, словно огромные чёрные змеи собираются мои тени. Не нашли выхода бедолаги и теперь легли у моих ног, как виноватые псы.

— Нет ненависти. Нет ревности.

Я снова и снова повторяла эти слова, едва размыкая губы и где-то глубоко, в моей голове заиграла тихая музыка, раздался мелодичный смех и перед глазами закружились, тонкие фигурки: тёмная и светлая и между ними не было ненависти, не было ревности, только лишь одно безграничное доверие и любовь.

Руки Валентины стали тяжелы и горячи так, что я почувствовала нестерпимую боль. Тени мои вихрем поднялись с земли и закрутились в тугую спираль, смерчем сметая с земли всё то, что не принадлежало этому умирающему миру. Огонь полыхнул в окнах дома, послышался звон разбитого стекла, осколки разлетелись, срезая, словно бритвой тяжёлые ветви сосен. Послышался женский крик. Дом заходил ходуном, топот и гомон сотрясали его. Рухнула стена деревянного флигеля, искры столбом взметнулись вверх, окрашивая небо в багряный цвет. Раздался бой часов, хриплый, надорванный пламенем: один удар, два…

С третьим ударом гибнущая реальность сжалась, до размеров улицы, двора, дома… полотно гаснущего мира лопнуло, разлетаясь рваными лоскутами, и мы вылетели, подхваченные тенью, прямо в ослепительно белый, запорошенный девственно чистым снегом мир живых людей.

* * *

Я сидела на верхушке сугроба и в лицо мне тыкалась мохнатая и колючая ветка сосны. Я вздрогнула и торопливо посмотрела вокруг. Нет, это были не те сосны. Проклятый дом генерала Зотова исчез навсегда, а я находилась во дворе обычного деревенского дома, обнесённого покосившимся, чёрным от времени забором. От дома к калитке вела узкая, тщательно расчищенная от снега тропинка, на которой, испуганно озираясь, стоял Август. Книга о Карле Великолепном по-прежнему была в его мохнатых руках. Увидев меня, он ощерил свою физиономию подобием улыбки и тотчас отвернулся, принимая деловито-озабоченный вид. Кажется, он уже подумывал, как слинять. Не нравились ему приключения последних сорока лет жизни.

За моей спиной послышалось тихое оханье и короткий всхлип. Я обернулась. Настя в летнем, коротком платьишке выбиралась из сугроба, испуганно озираясь и стуча зубами от холода. Она хотела что-то сказать, смахивая налипшие снежинки с побелевшего от холода лица, но не смогла. Тело её стало таять, приобретая невесомость и тёмный дымчатый окрас, а затем оно порхнуло вверх, и исчезло. Только ямка в сугробе напоминала о некой девочке Насте, прожившей долгую жизнь, только ради одной цели: изо дня в день карать тех, кто причинил ей боль много лет назад.

— Полетела к своей хозяйке, — мелодичный голос раздался слева от меня. — Как-то они встретятся?

По другую сторону разлапистой сосны, беззаботно покачивая точёной ножкой, обутой в изящный сапожок, сидела девушка. Не девушка — Снегурочка. Мороз и сугробы нимало не беспокоят её. Белоснежная короткая шубка небрежно распахнута, яркий голубой шарфик бережно охватывает тонкую шейку. Из-под меховой шапочки, струятся белокурые локоны. Гладкие щёчки девушки раскраснелись, синие глаза излучают веселье, а подвижные губы готовы в любую минут расхохотаться. Неужели это…

— Валентина, — девушка скатилась с сугроба, словно с горки и расхохоталась, присаживаясь передо мной в реверансе. — Не узнала?

Она закружила в танце на узкой дорожке, поскользнулась, на подвернувшейся ледышке и упала, снова заливаясь хохотом от собственной неловкости. Я смотрела на неё, как заворожённая.

— А это… ну, шубка там… откуда?

Почему-то этот вопрос беспокоил меня больше всего.

— Это? — Валентина недоумённо оглядела себя и снова рассмеялась. — Ах, это! Ты и вправду всё забыла?! У меня не много талантов, до тебя мне далеко, но красивая одежда, украшения!.. — Валентина мечтательно прикрыла глаза. — Всегда были моей слабостью. При любых обстоятельствах я умею трансформировать самый незначительный предмет в нужную мне вещичку. Например…

Валентина слепила снежок и кинула мне в руки.

— Лови!

Я схватила комочек снега и… у меня в руках лежали нежнейшие, вязанные рукавички. Мягкие, пушистые, они так и просили надеть их!

— Нравятся? Забирай! Я тебе сейчас тоже шубку сделаю. Не замёрзнем!

Я посмотрела на свои поцарапанные в схватке с Николаем-Литтусом ладони, помяла полу бабки Вериной куртки и буркнула.

— Да ладно. Мне и так сойдёт. Не холодно.

Валентина пожала плечами, и рукавички высыпались из моих рук струйкой холодного снега.

Хлопнула калитка.

Август юркнул за угол дома, бросив книгу Звездочётов, а мы с Валентиной остались стоять на месте и в первую минуту не могли разглядеть тех, кто вошёл на заснеженный двор. От калитки бил такой сноп ярких разноцветных искр, что мы зажмурились.

— Ох! Вот это да! Так это же Женя!

По узкой дорожке к нам бежал Омар, за его спиной, кисло улыбаясь ковылял Мелка Лёк, небритый, одетый в грязный китайский пуховик из-под полы которого… глазам не верю! Выглядывала нахальная морда Тотошки. Он выскользнул из рук Мелки, бросился следом за удиравшим Августом, остановился, подозрительно понюхав сказание о Карле Великолепном, и только потом подошёл ко мне, независимой, медленной походкой.

— Женя, до чего я рад тебя видеть! А Мелка сказал, что ты уехала! А теперь приехала, да? Как ты нас нашла?!

Вопросы сыпались из Омара один за другим, и я с благодарностью посмотрела на Мелку: «Спасибо, что не сказал мальчишке про ангела. И про меня».

Мелка отвёл глаза и встретился взглядом с Валентиной. Холодное равнодушие тотчас исчезло из его глаз. Мелка подтянулся, распрямил сгорбленную спину и заворковал, гоголем расхаживая вокруг прекрасной Снегурочки. Забормотал что-то про «счастлив видеть», про «благословенную судьбу» забросившую «дивное создание» и так далее. Я вздохнула и подхватила Тотошку на руки.

— Да, я уезжала. И…

Омар меня не слушал. Взгляд Омара был устремлён на Валентину и искры сыпались из него так интенсивно, что снег вокруг оплавился и покрылся ноздреватой коркой.

— Вы Валентина?! Вы ведь красавица Валентина из Северного королевства! Я видел ваш портрет!

Валентина заулыбалась и нежно прижала мальчика к своей белоснежной шубке.

— Здравствуй, милый мальчик. Вот уж не думала, что кто-то помнит обо мне!

— Да вы что! — Омар прямо таки зафонтанировал искрами и мне пришлось отступить в сторону, чтобы не быть обожжённой. — Конечно, вас помнят! Вас Принцесса Льда несправедливо выгнала из королевства! Где же вы были столько времени? Вам нужна помощь? Мы с Мелкой с радостью вам поможем.

— Всенепременно, — вставил Мелка, предупредительно беря Валентину под локоток и оборачиваясь назад. Во взгляде его читалось неприкрытое злорадство.

Тропинка была узкая и потому мы шли гуськом.

Впереди — Омар. Он шёл спиной к дому, поминутно рискуя оступиться и упасть, и влюблено рассматривая красавицу Валентину. Следом за ними Валентина и Мелка. Пройдоха держал Валентину под руку, а перед самым крыльцом положил руку на талию, будто опасаясь, что красотка не сумеет самостоятельно забраться на крыльцо. Я брела сзади всех. Тотошка на моих руках безмятежно дремал, словно мы и не разлучались. Августа нигде не было видно.

Омар распахнул дверь, приглашая зайти в дом. Первой зашла Валентина, Омар шмыгнул следом, а Мелка задержался на пороге, ухмыльнулся и придержал передо мной дверь.

— Заходи, Женя. Не царские хоромы, кончено, но… зато здесь все свои, не так ли?

Глава 34

Четвёртый лишний.

Миновав тёмные сени, я попала в тесную кухню. Готовили здесь, похоже, не часто. Посуду: сковороду, две тарелки и бокал с отколотой ручкой покрывал тонкий слой пыли. На старой газовой плите валялась скомканная рубашка в мелкий синий рисунок, я узнала в ней когда-то стильную вещицу из Мелкиного гардероба. Кажется, она была на нём в тот самый вечер, когда я видела Мелку последний раз.

Из кухни вели две двери. Одна в гостиную с низким потолком, а другая в тёмную спаленку без окна, которую с возгласом: «Ах, мальчики, мне надо переодеться!», тут же заняла Валентина.

Она вышла через минуту в очаровательно милом деревенском платьице с глубоким декольте и захлопотала, порхая по дому, как экзотическая бабочка.

— Чем же вы собираетесь угощать дам?

— Вот у нас тут кефир. Булки…

— Кефи-ир? Мальчики, это, наверное, ужасно вкусно, но сегодня вас угощаю я!

Из-под её маленьких хлопотливых ручек вылетали всё новые и новые предметы. Вот в гостиной появился изящный стол, накрытый льняной скатертью. Вокруг стола — четыре мягких стула с изогнутыми спинками и высокий стульчик для Тотошки. Изысканная посуда, бокалы, свечи, салфетки — Валентина ничего не забыла, всё продумала, красиво расставила. Мы стояли вокруг, молча взирая на необычное зрелище, больше похожее на сказку. И вот, когда всё было готово, руки Валентины замелькали ещё быстрее, и на столе появилась еда. Маленький дом наполнился такими изысканными запахами, что отродясь не витали в этих запущенных стенах.

— Ну, мальчики, принимаю заказы! Здесь — горчичный хлеб с беконом, зелень, свежие помидоры, сбрызнутые чесночным соусом, запеченное мясо ягнёнка, открытый пирог с рыбой, жареные колбаски и красное вино! Что ни будь ещё?

«Мальчики» потрясённо помотали головами. Большего они и представить себе не могли.

— Отлично! Идите, мойте руки и садитесь за стол, а я пойду — переоденусь.

Мы столпились у рукомойника, висевшего на кухне, причём Омар с Мелкой и не подумали уступить мне, как даме место. Наскоро сполоснув руки, они бросились к старенькому шкафу и напялили чистые футболки, после чего чинно уселись за стол.

Я тоже села и принялась есть, не дожидаясь появления Валентины и это было ошибкой, потому что её приход произвёл фурор даже для меня, и я чуть не подавилась. Она явилась в таком открытом вечернем платье пурпурно-красного цвета с тяжёлыми серьгами, украшенными мелкими, сверкающими бриллиантами, что «мальчики» не встали — вскочили, наперебой предлагая ей стул. Она милостиво улыбнулась и с благодарностью приняла их ухаживание.

— Спасибо, мальчики. Так приятно видеть благородных мужчин! Там где я была… таких, как вы не было и в помине!

После этих слов Омар и Мелка стали проявлять чудеса благородства: ковыряли мясо ножом и вилкой, обращались друг к другу с вежливыми поклонами, словом вели себя, как настоящие болваны.

Наевшись, я поднялась из-за стола. Моего ухода никто не заметил, кроме, пожалуй, Тотошки. Он проследил за мной ничего не выражающим взглядом, зевнул и, зацепив острым когтём, кусок ягнёнка со стола, удалился с ним в угол комнаты.

«Удобств» в доме не было и, накинув на плечи бабки Верину куртку, я вышла на улицу.

На улице стемнело. Небо было чистым, яркие звёзды золотым горохом сверкали и перемигивались в бесконечной дали. Я с удовольствием вдохнула крепкий морозный воздух и потопталась по тропинке, слушая, как скрипит под ногами снег.

Из дырявого кармана на дорожку вывалился не слишком свежий носовой платок. Я подняла его и повертела в руке, разглядывая со всех сторон. Потом сжала платок в кулаке, мысленно придала ему образ тончайшей пушистой шали и… из моего кулака потекла на чистый снег зелёная слизь. Фу, гадость!

Я вытерла руку снегом и глубоко вздохнула. И как это Валентине всё удаётся?

Сбоку раздался короткий смешок. Я обернулась и увидела Августа, сидевшего на обледенелом крыльце.

— Ты тоже умеешь это делать, — проскрипел Август, ёжась от холода. — Просто забыла.

Я пожала плечами. Да не больно-то и хотелось. Подумаешь, менять наряды каждые полчаса! Что я, фотомодель что ли?

Плечи Августа затряслись от смеха.

— Это которые модели? Как в журнале? Не-ет тебя туда не возьмут.

Я постаралась принять независимый вид, но против воли обиделась.

— Да тебе и не надо, — миролюбиво продолжил Август и внезапно кинул в меня ледышку. — Лови!

Осколок льда больно царапнул щёку.

— Ты чего?!

Мерзкое поведение Августа перешло всякие границы, и требовало возмездия.

— А ну, иди сюда! — я направилась к домовому исполненная решимости намылить ему шею.

Август юркнул за крыльцо, над серыми ступенями покрытыми снегом виднелась его плешивая макушка. Длинный нос осторожно высунулся наружу, и маленькие глазки уставились на меня безо всякой злобы.

— Не злись. Я проверить хотел.

— Что именно? Свою меткость? — Я пыталась выудить домового из укрытия, но он ловко увернулся.

— Ты должна была разбить ледышку. Ай! (я дотянулась до мохнатого уха) — Перестань!

Август ужом взвился над крыльцом, отбиваясь от моих нападок.

— Разбить? Своей головой? Да с чего бы это?!

— Не головой… — Август беспомощно сел на снег. — Ты можешь это сделать. Рукой. Даже взглядом. В принципе, головой тоже, надо только понять.

— Что?

— Представить, что твоя рука это меч, а брошенный камень… например, паштет!

На этот раз в меня полетел кусок угля, но я уже была настороже: едва вытянула руку, и уголь разлетелся в пыль, не успев коснуться моих пальцев.

— Вот видишь, — возликовал Август. — Ты можешь! Просто забыла…

Забава понравилась нам обоим и через пару минут я легко расщепила ударом ладони черенок от лопаты, разнесла в щепки сломанный ящик и остановилась только когда повалила на землю и без того покосившийся сарай.

— Да уж, — протянул Август, разглядывая чёрные обломки, усеявшие снег. — Хозяева вряд ли порадуются. Чего тебе сарай сделал?

— Хотела разнести его взглядом, — я пожала плечами. — Не думала, что получится.

— Как видишь, получилось, — поворчал Август. — Я ж предупреждал.

— Предупреждал? Ещё скажи, что не ты всё это затеял! Ладно, пошли в дом. Холодно.

— Не пойду, — Август шмыгнул носом. — Дрянной домишка. И деревенька дрянная. Ты туда не ходи… — длинный нос Августа уткнулся в колени и конца фразы я не расслышала.

— Что?

— Говорю, пора мне. Брата давно не видел. Надо навестить.

— А потом?

— Потом? Потом найду себе жильё по вкусу. Сейчас много пустых домов, вселяйся куда хочешь.

— Понятно, — я подобрала запорошенный снегом, позабытый трактат о Карле Великолепном. — Приедешь в дом бабки Веры — передай ей эту книгу.

— Нет, — Август отрицательно покачал головой. — Ты сама должна отдать.

— Я?! Да я к ним больше ни ногой! Знаешь, как они обвели меня?

— Они испугались, — мягко поправил меня Август. — Но они жалеют, что ты ушла. После того, как они соединились со своими тенями, и когда вернулась тень бабушки Насти… они поняли, что нуждаются в тебе.

— Да ты-то почём знаешь? Вениамин говорил, что они порождение Бездны!

Август выпучил глаза и закашлялся. Отдышавшись, он виновато потупил глаза и сказал, на всякий случай, отступая от меня подальше.

— Вениамин он… немного преувеличил.

— То есть, соврал? — уточнила я.

Август снова потупился и забормотал что-то невнятно, неразборчиво, а потом вдруг всплеснул руками и бодро произнёс:

— Да чего я тут стою-то! Ведь совсем забыл про важное дело! Ах, ты боже мой! — он сокрушённо покачал головой, торопливо произнёс: «Мои извинения!..» И… исчез.

Я повертела в руках книгу и сунула её под мышку. Ну, домовые! Попадётесь вы мне под горячую руку!

Идти домой одной, и наблюдать церемонию всеобщего поклонения перед красавицей Валентиной мне не хотелось, и я решила прогуляться. Вприпрыжку добежала до калитки, согреваясь, открыла покосившуюся дверцу и вышла на улицу, если, конечно, это можно было назвать улицей.

Поначалу мне показалось, что дом и вовсе находится в лесу, но пройдя несколько метров по узкой, петляющей тропе, я вышла к невысокому обрыву. У его подножия горела приветливыми огоньками небольшая деревня.

— Домик на отшибе, — вслух пробормотала я. — Интересно, как попали сюда Омар с Мелкой?

— Да ничего интересного!

Звонкий голосок мальчика заставил меня вздрогнуть.

— Омар? Ты чего здесь?

— Я за тобой, — простодушно ответил Омар. — Валентина позвала, кушать десерт.

— А! Ну, если Валентина… так как вы сюда попали?

— Так я здесь и жил всегда, — Омар пожал плечами. — А Мелка ко мне переехал. У него знаешь, большие неприятности начались после того, как ты уехала. Квартиру ограбили, милиция приезжала… и тот ангел, помнишь? Борис Григорьевич? Он пропал.

— Как пропал?!

— Его в милицию забрали, а он сбежал. Говорят, что он Оленьку убил. Ну как в такое поверить?! — Омар грустно шмыгнул носом. — Я, домой хотел вернуться. Расстроился очень. Тяжело мне здесь, в Нижнем мире. Непонятно.

— Хотел? А потом что? Передумал?

— Ага. Передумал. Теперь я хочу найти того, кто Бориса Григорьевича погубил. И Оленьку. И Совету доложу!

Лицо мальчика побелело, искры не сыпались и сам он был полон решимости, во что бы то ни стало найти и наказать виновных.

Я вздохнула.

— Ладно. Иди, ешь десерт.

— А ты?

— Я тоже приду. Скоро.

Шаги Омара затихли. Я снова осталась одна. Интересно, по какому закону вероятных невероятностей нас выбросило из призрачной реальности именно здесь, в месте, где живёт мальчик по имени Омар. Мальчик, который хочет найти меня и доложить неведомому Совету, что я сознательно создала и погубила ангела, попутно принеся в жертву ещё несколько жизней. И что, интересно, сделает мне этот Совет? И должна ли я этого бояться?

«Пусть они тебя бояться», раздражённо произнёс голос внутри меня. «Надоело оправдываться в чужих поступках!»

Я подавила раздражение. Что толку в страхе окружающих, если это не избавляет от главной проблемы — одиночества?

Из дома донеслось хлопанье двери и дружный смех. Валентина заливисто хохотала, Мелка что-то выговаривал своим хрипловатым тенорком, Омар звонко вставлял короткие, ничего не значащие фразы. «И я там был, Мелка! И я! Ты помнишь? Ну, скажи Валентине, что я был там тоже!»

Снова хлопнула дверь, и голоса затихли. Меня никто не искал. Да и с чего бы? Мелка меня откровенно ненавидит. Валентина… вот уж не думаю, что она питает благодарность за своё сорокалетнее заточение. А Омар пока просто не знает, кто я. Узнает. Странно, что Мелка до сих пор не проговорился.

Я представила себе, как Мелка и Валентина, наперебой пересказывают Омару, все тёмные стороны моей жизни. Увидела, как вытягивается и бледнеет лицо мальчика и как гаснут его искорки одна за другой, по мере того, как он узнаёт обо мне нелицеприятную правду.

Разоблачительная картина предстала передо мной с такой неприглядностью, так, что мне и вовсе расхотелось возвращаться в тёплую избушку. Да и какой смысл оставаться? Только вот Тотошку надо забрать.

Лёгкая тень скользнула с моих плеч и полетела в дом. Я видела всё её глазами, так, как если бы сама находилась там.

…Свет потушен, только маленький абажур освещает лица Валентины и Мелки, склонившихся друг к другу за чисто убранным столом. Омар лежит на диване укрытый мягким одеялом. Лицо мальчика спокойно и безмятежно. Он спит. Мелка держит в руке бокал с вином, бокал Валентины пуст и Мелка наливает ей янтарной жидкости, что-то говорит улыбаясь. Лицо его раскраснелось. Я заметила, что он чисто выбрит. И когда успел? Валентина одета в простую клетчатую рубашку с закатанными рукавами и джинсы. Волосы её гладко прибраны, и оттого чистое юное лицо, кажется ещё милее.

Я поискала глазами Тотошку. Он почувствовал взгляд и мягко вынырнул из-под темноты стола. Пойдём, дружок, нам пора уходить. Морда Тотошки выражала недовольство, кому же охота покидать такое уютное жильё, где так много вкусной еды? Но он поковылял к выходу, неторопливо переставляя тонкие сильные лапы.

Его маневр заметил Мелка. Он поднялся из-за стола и тоже пошёл к двери.

— Что случилось? — голос Валентины напоминал журчание ручейка в солнечный весенний день.

— Выпущу зверюгу на улицу, — пояснил Мелка.

Он открыл дверь, Тотошка выскользнул на улицу. Что-то в поведении зверька насторожило Мелку. Он торопливо накинул куртку и вышел следом. Осторожный Тото незаметно растворился в ночи, даже я не могла разглядеть его лёгкую фигурку.

— Женя! — голос Мелки прозвучал так неожиданно, что я вздрогнула. Вздрогнула и отступила с тропы, прячась за чёрный ствол дерева. Мелка потоптался у калитки. Прошёл по тропинке вперёд, доходя до самого обрыва, и остановился, глядя вниз на деревню. Он стоял от меня в двух шагах, и я видела его осунувшееся лицо и светлые спутанные волосы. Мало что в нём осталось от преуспевающего бизнесмена, похоже, дела его совсем плохи. Впрочем, ему всегда удавалось выйти сухим из воды, выкрутиться и сейчас.

Не дождавшись от меня ответа, Мелка развернулся и пошёл в дом, ни разу не оглянувшись.

Подождав, когда Мелка скроется за калиткой я вышла из своего убежища и где бегом, а где съезжая на спине с крутого обрыва направилась в деревню. На одном из поворотов извилистой тропы ко мне присоединился Тотошка. Он бежал рядом, как огромный бескрылый нетопырь, сверкая в ночи глазами и чутко поводя ушами-локаторами.

Первая же деревенская улочка, до которой мы добрались, показалась мне удивительно знакомой. Не слишком придавая этому открытию значения, я дошла до её края и вышла на широкую, утоптанную множеством ног площадку, посередине которой стоял сложенный из серых блоков остановочный павильон. Тут уж если были у меня какие сомнения, то все они рассеялись, как дым. Мы были в Грязновке.

С этого места родная деревенька предстала передо мной, как открытая книга. Вот сельсовет, напротив сельский клуб. Там — магазин продуктов. Через дорогу фельдшерский пункт. Налево от сельсовета — школа, а прямо за ней дом, в котором живёт моя мать и её муж скотник Василий. А чей же дом, тот, что сейчас занимает Омар? Я не могла припомнить. Да, похоже, он пустовал в ту пору, когда я проживала в деревне. Так и стоял на отшибе, постепенно приходя в негодность.

Тотошка возмущённо взвыл и прыгнул мне на руки — у него замёрзли лапы.

— Ок, дружок, — пробормотала я. — Грязновка — это не так уж и плохо. Какая никакая, а родина.

Подул встречный ветерок и взметнул снег из-под моих ног, бросая холодные хлопья в лицо. Фонарь, освещавший площадку перед сельсоветом, закачался с тонким скрипом и, вспыхнув последний раз, потух с жалобным треском, роняя на заснеженную дорожку осколки стекла. Поначалу свет полной луны не давал непроглядному мраку окутать задремавшую деревню, но разыгравшаяся вьюга взметнула вверх тучи снега и хаотично летающие снежинки плотной завесой заслонили ночное небо. Стало совсем темно.

Тотошка высунул морду из-под полы моей куртки, и злобно взвыл. Капризы погоды ему не нравились. Раздирая подкладку острым когтём, он вывалился наружу.

— Обалдел?! — я с огорчением разглядывала широкую дыру, сквозь которую, суетливо залетали хлопья снега, оставляя на моей футболке мокрые, холодные пятна.

Ответа я не услышала. Под ноги мне метнулась серая тень, в глаза полыхнуло нестерпимо ярким огнём, и я не удержавшись, упала навзничь, нелепо вскидывая ноги вверх. Да что за…!!!

Домыслить я не успела.

Острый взгляд с холодной ненавистью пронзил меня сквозь снежный вихрь, и длинная когтистая лапа потянулась из темноты к моему горлу. Время остановилось.

Как в замедленной съёмке чёрная ладонь медленно разжималась, собираясь нанести смертельный удар острыми, и крепкими, как острия кинжала когтями и я могла разглядеть каждую извилину на жёсткой поверхности, каждый волосок, дыбом стоявший на грубой коже.

Я чувствовала себя, словно муха, над которой нависло грозное орудие убийства и так же, как проворное насекомое, я выскользнула из-под неумолимой руки и оказалась у убийцы за спиной.

Теперь мы существовали в разных временных потоках. Я чутко следила за каждым его шагом, движением, взглядом и мне доставало времени, чтобы рассмотреть его: чуть ниже среднего человеческого роста, крепкое приземистое существо с телом, покрытым короткой шерстью и высокими ослиными ушами. Он так и стоял, невыносимо медленно опуская ладонь, но, ещё не понимая, что его добыча ускользнула. Убийца нанёс удар, но его грозные когти лишь взметнули тучу снега.

Враг не ожидал такого поворота событий. Двумя мощными взмахами он разрыл сугроб, на котором мгновением раньше лежала я, беспомощно раскинув руки, но не обнаружил добычи. Коротко всхрапнув, он проворно обернулся и, увидев меня за своей спиной, нанёс ещё один сокрушительный удар.

Но я снова оказалась быстрее.

«Представь, что твоя рука — меч…».

Мои движения оказались быстрее, чем мысли и моя ладонь, как нож в масло вошла в заросшее волосом горло. Я чувствовала, как лопается кожа, рвутся жилы и хрустят крепкие позвонки. Глаза моего несостоявшегося убийцы выкатились, ослиные уши затряслись, и тело рухнуло на снег. Из разорванного горла мощными толчками выбегала чёрная кровь.

Моя рука тоже была в крови, и я обтирала её снегом, не сводя глаз со своей жертвы. Неожиданно вспомнила, как однажды мать поранила руку и попросила меня зарубить курицу к обеду. Я тогда не смогла и мать, сурово нахмурив брови, самолично поймала несчастную пеструшку и, прижав её ногой к деревянному обрубку, здоровой рукой снесла ей голову. Здоровой рукой была левая. Мать левшой не была и потому удар с первого раза у неё не получился. Несчастная курица лишилась головы только с третьей попытки, а потом её обезглавленный труп минут пять носился по двору. На обед был куриный суп, и мать, пододвинув мне тарелку, злобно прошипела: «Жри!» Я ела.

Крик, наполненный болью и яростью, прорезал ночную тишину. Кричал Тотошка и, не раздумывая ни секунды, я бросилась ему на помощь.

За школой, на пустыре, гордо именуемым «стадион», завязалась драка.

Тотошка отбивался от двоих ослоухих, вьюном вертясь между приземистыми телами. Ещё одного, молча клацая могучими челюстями, рвал на части крупный чёрный волк. Ослоухие теснили Тотошку к бетонному забору, загоняя в угол, тот щерил свою клыкастую пасть и, увёртываясь от ударов смертельных когтей, быстрыми и точными бросками выхватывал у неприятелей клочья шерсти. Клочья шерсти и тёмные капли крови были повсюду.

Не пытаясь выявить правых и виноватых, я бросилась в гущу драки и, боюсь, мои действия не отличались ни изяществом, ни благородством. Первого ослоухого я ударила сзади. Воткнула пальцы ему прямо под правую лопатку, с хрустом выдирая сердце. Ослоухий издал короткий вскрик и рухнул на утоптанный снег, а его приятель повернул в мою сторону оскаленное рыло. Эта оплошность стоила ему жизни. Тотошка с хриплым воплем подскочил вверх и острым, как бритва когтями, перерезал ослоухому глотку.

Третий враг пытался бежать, но его настигли безжалостные волчьи клыки и вот уже три трупа лежат на безлюдном школьном дворе. Дела…

Волк повернул ко мне голову и осклабил окровавленную пасть. Я предупреждающе выставила вперёд ладонь. Сегодня я узнала, что мои нежные девичьи пальцы могут действовать, как хороший тесак и это придавало мне уверенности.

— Не подходи!

Слова завязли в густой тьме. В заснеженном пространстве не было эха.

Волк хрипло харкнул, словно борясь с приступом кашля, по щенячьи кувыркнулся на утоптанном снегу, и передо мной, тяжело переступая толстыми ногами, возникла фигура бабки Веры.

— Не умеешь ты, Женька, одёжку беречь, — осуждающе помотала бабка головой, замотанной серым пуховым платком. — Вон весь подол у куртки изодрала. Никакого с тобой слада!

Глава 35

Стражи Бездны.

Сокрушённо вздыхая и охая по поводу изодранной куртки, бабка Вера перешагнула через труп ослоухого и обтёрла окровавленный валенок комком влажного снега.

— Настасья говорила, что ты появишься. Чуяла она…

— Это её тень, да? Та, что к ней вернулась? Это она сказала, что я здесь?

— Тени не говорят. На то они и тени. Но мы всегда знаем, где они были, да что видали, так, будто память возвращается. Что ж, Женька, пойдём к нам коли так… иль у тебя другое на уме? Может где ждут тебя?

— Да нигде меня не ждут, — я подхватила Тотошку на руки. — Только и вы мне не больно-то рады. Помню я, как голову мне морочили.

— Будет тебе, Женька, — бабка Вера заковыляла вперёд, заметно подволакивая ногу. — Мы ведь в каком мире живём? Каждый день — жди беды. А тут ты… как не испугаться? Вот мы и схоронились на время. Проверить тебя хотели.

— Проверили?

— Да как сказать, — бабка Вера оглянулась и зыркнула на меня по-волчьи жёлтыми глазами из-под низко надвинутого платка. — Тёмная ты лошадка, Женька. Да у нас выбора нет.

С этими словами она толкнула низенькую дверцу приземистой избы, давно покосившейся набок.

…В избе, куда я и Тотошка вошли вслед за бабкой Верой, кроме тётки Марьи и тётки Тамары сидел скотник Василий.

Он был единственным, кого наше внезапное появление ничуть не удивило.

— Здравствуй, дочка! — радостно осклабился мой отчим. — Садись ужинать.

В отличие от жизнерадостного скотника, тётка Марья и тётка Тамара подскочили, как ужаленные. Видимо они не обладали таким нордическим темпераментом, как дядька Василий.

— Ты?!

— Ох, ты свят, свят!!!

Тётки приняли защитные позы. Тётка Тамара, как бы невзначай положила руку возле кухонного ножа.

— Будет вам девки… — с печки раздался тяжёлый стон, и сверху показалась растрёпанная голова бабки Настасьи. — Ты что ль, Женька? Говорила я вам, что она придёт!

Бабка Вера толкнула меня в спину.

— Не стой истуканом-то! Раздевайся, да куртку зашей. Ишь, ходишь, как бомжа.

Тётка Марья опасливо обогнула меня стороной и громко зашептала бабке Вере в ухо:

— Ты отколь привела-то её, Вера?

— С улицы. За мной три постзема увязались, если б не она… — бабка Вера кивнула в мою сторону и буднично предложила. — Давайте, девки, чаю попьём. Да деревню надо бы обойти. Чую я, постземы на этом не остановятся.

— Одна что ли опять пойдёшь, Вера?! — тётка Тамара округлила глаза. — Сама знаешь, я до утра не боец, а Настасья…

— Что с ней? — я впервые открыла рот, с тех пор, как переступила порог избушки.

Дела бабки Настасьи были плохи. Глубокая рана располосовала грудь от самой шеи, двух пальцев не доставая до толстого бабкиного живота.

— Как только жива осталась, — сокрушалась тётка Марья. — Насилу отходили.

— Когда это случилось?

— Ой, да прямо днём. Мы с Настасьей к Чёрной горе ходили. Ямы проверить.

— Ямы?

Скотник Василий захихикал, а тётка Тамара подала голос, раздражённо громыхая крышкой эмалированного чайника.

— Ну, чего ты ей Маша голову морочишь? Расскажи, как есть.

Тётка Марья, будто этого и ждала. Удобно устроившись на скрипучем стуле, он хлебнула горячего чая, блаженно закатила глаза и принялась рассказывать, перемежая свой рассказ многословными отступлениями. Время от времени, тётка Тамара и бабка Вера вставляли свои пояснения, и в целом я услышала вот что:

«Не передать того ужаса, что испытали старухи, когда поняли, что я их разоблачила. Оно и понятно. Бабки почти век прожили, никто об их второй натуре и в бреду не помышлял, а тут Женька, замухрышка недалёкая! (про замухрышку, это зловредная бабка Вера высказалась). Потому, они не сговариваясь, нанесли разоблачительнице мощный удар, откинув её (то есть — меня) в новую реальность, после чего получили временную передышку и обрели способность думать.

Перво-наперво они увидали Тотошку, которому их заклятье оказалось нипочём и он по-прежнему скалил на старух острые клыки.

— Утопить его надо, девки, — озабоченно произнесла Настасья. — Беды он на нас навлечёт.

— Ещё чего! Утопить… — бабка Вера решительно встала на Тотошкину защиту. — Он больших денег стоит. Порода дорогая. Финка называется… иль не финка?..

Она взяла со стола кусок селёдки с налипшим к нему кольцом лука и поманила Тотошку:

— Финка, поди-ка сюда! Слышь? Хватит фырчать-то, ничего мы твоей хозяйке не сделаем.

Тотошка будто понял, скалиться перестал. Снизошёл до угощения и схрумкал луковое кольцо. Потом, подумав, съел и селёдку.

Подруги установили за мной слежку. Одна за другой их тени уходили на разведку в созданную реальность, где они оставили меня, возвращались, но вести, что бабки получали от своих разведчиков, всё больше ставили их в тупик.

— Кто ж она такая?

— Может звездочёт?

— Да какое там… как бы она смогла другие листы книги прочесть?

— Да-а-а… дела.

Старухи гадали, да рядили, пока Настасья не произнесла:

— А кого это убили?

Вопроса никто не понял, и раздражённые подруги потребовали объяснений.

— Что ты Настасья, правда, всё загадками говоришь, да ещё про убийства! Тут и так душа не на месте.

Бабка Настасья, не говоря ни слова, включила телевизор и нашла повтор вечерних новостей.

«…бизнесмен совершил тройное убийство: два подростка и супруга бизнесмена, были убиты в квартире элитного дома…»

Крупным планом показали фасад дома, кованую ограду. На секунду камера выхватила аншлаг, на котором чётко просматривался адрес: улица им. А.С.Пушкина, 13».

— Поняли?!

Вид у бабки Настасья был такой, словно она выиграла в лотерею.

Никто ничего не понял, и подруги потребовали объяснений.

— Дёрнулась она, — таинственно произнесла бабка Вера. — Прямо с лица позеленела, как про этого бизнесмена услыхала. С чего бы это?

Про интуицию бабки Настасьи ходили легенды, и подруги безропотно последовали на Пушкина, 13, узнать, какая связь между убийством трёх человек и бабки Вериной квартирантки Женьки.

На этом месте рассказа, я снова позеленела, торопливо хлебнула горячего чая, обожглась, поперхнулась и тётка Марья принялась колотить меня по спине, приговаривая успокаивающим тоном:

— Да ты не бойся, Женька. Мы твою куклу увели. Вон она в чулане сидит. Василий его охраняет.

Скотник Василий услышав своё имя, радостно осклабился и взял под козырёк.

— С нашим удовольствием. От меня не уйдёт.

— К-какая кукла?!

С обожженного нёба кусками слезала кожа. Я выплюнула комочек.

— Вася, покажь! — скомандовала бабка Вера

…Ох, уж лучше бы мне этого никогда не видеть! В маленьком чулане, заставленном вёдрами, банками, досками и ещё бог знает чем, сидел Борис Григорьевич. Или то, что от него осталось. Грязный, в рваной одежде. Волосы перепутаны, свисают на лоб мерзкими сосульками. Взгляд… да уж какой там взгляд. Так люди не смотрят. Бессмысленный, остекленевший. Ни радости, ни ненависти. Ничего. Кукла.

— Да ты не тушуйся, Женька! Чего его жалеть? Чай ты не ребёнок. Ну, сломалась кукла, сделаешь себе ещё!

— Ещё?!

Бабки переглянулись.

— Ты Женя, молодая ещё, — тётка Тамара похлопала меня по руке. — Эта кукла… она у тебя первая?

— Я не знаю! — от отчаяния мне реветь хотелось. Почему они называют Бориса Григорьевича куклой? Чего от меня хотят?

В разговор неожиданно вмешался скотник Василий.

— Хватит вам, бабы, девку-то мучить. Не учёная она. Ей объяснить надо по-человечески.

Он больше не улыбался и не называл меня дочкой. Смотрел серьёзно и глаза у него были трезвые, так, будто и не пил никогда горькую дядька Василий.

— Вишь, вы старые душой очерствели. Для вас кукла будто и не человек.

— Да какой же это человек?! У куклы души нет!

— Верно, нет. Да только куклы о том не знают. И страдают по человечески. И любят.

— Перестань! — тётка Марья поморщилась, будто услышала глупость. — Никого они не способны любить. Ни детей своих, ни близких. Для них одна страсть — тот, кто их к жизни вызвал. И тут уж они не знают не удержу ни чести, на всё пойдут, лишь бы угодить своему хозяину. Ты, Женька, на кой шут, это куклу к жизни вызывала? Чтобы тех двоих убить? Чем они помешали-то тебе?

— Они… — в горле пересохло, и я едва выговорила первое слово. — Они напали на меня. Хотели убить.

— Во-она что?! Тогда понятно. Не понятно только, как ты в том доме оказалась.

— У меня там… друг живёт.

— Друг? Хахаль что ли?

— Хахаль.

Бабки понимающе покивали.

— Только ты, Женька напрасно куклу чинить взялась. Неблагодарное это дело. Оттого бабёнка-то его и пострадала.

— Я уже поняла.

К тому времени я действительно уже многое понимала. И то, что бабки знают про ангелов куда больше чем я. И то, что их не удивляла и не огорчала моя способность сознательно вызывать к жизни ангелов. Кукол.

— Я поняла, — повторила я. — Только как вы его освободили? Его ж арестовали. Вроде бы…

Тётка Марья презрительно хмыкнула.

— Куклу увести из-под стражи — это дело плёвое. Да только, мы тогда скотину твою потеряли, помните, девки?

При слове «скотина», Тотошка приоткрыл веки, но, видно решил не обращать внимания на болтовню деревенских старух и снова задремал, изредка нервно подрагивая хвостом.

— Точно, он возле того дома и остался, — подтвердила бабка Вера. — Ну, так мы его кликать не стали. Время поджимало.

— А зачем? Зачем вы сюда его привели? Бориса… Григорьевича?

— Как зачем?! — удивились старухи. — Да сломанная кукла только и годна, что тварей из Бездны на куски рвать. Расскажи-ка Маша, про давешнюю стычку!

— Да что тут говорить? — скромно потупилась тётка Марья. — Мы в Грязновку прибыли к полудню, а здесь уж такой бедлам сразу поняли — быть беде!

— А я предупреждал, — вставил скотник Василий. — Говорил, что Бездна гудит.

Словно подтверждая его слова, за окном ухнуло, и раздался далёкий гул.

— Яма рванула, — прокомментировала тётка Марья. — Мы эдаких-то ям с Василием штук пятнадцать вдоль леса проложили. В каждом зелье. Ступит постзем на такую яму, так его враз в клочья разорвёт!

— Минёр! — дядька Василий с одобрением похлопал Марью по плечу и ведьма-целитель смущённо захихикала.

— Один постзем уцелел. Мы и не заметили его, думали — мёртвый. А он вскочил и на Настю…

— Я его с одного удара мотыгой уделала, — хвастливо вмешалась бабка Настасья едва слышным от слабости голосом. — Но и он меня… уделал.

Снова раздался гул и избушку заметно тряхнуло.

— Беда, девки, — бабка Вера поднялась из-за стола и сунула ноги в валенки. — Засиделись мы, а Бездна не дремлет. Надо идти.

Тётка Тамара тоже подалась к выходу.

— Я с тобой!

— Куда?! Ополоумела? Ночь на дворе! Тебя в первой же подворотне зарежут.

— Так уж и зарежут. До утра всего ничего осталось времени. Продержусь.

— Не горячись, Тамара, — прохрипела бабка Настасья с печи. — Сейчас не лето. Солнце ещё не скоро появится. Сядь. А не то…

Она не договорила, но и так было ясно, что помощников у бабки Веры не было. Кроме меня.

— Я пойду, — мой голос и тело двигались, говорили, а внутри всё ныло от жалости к себе: «Отдохнуть бы. Уснуть».

— Пойдёт она, — бабка Вера раздражённо надвинула платок на глаза. — Куртку так и не зашила!

— Да ладно. Обойдусь.

— Обойдётся она… что ж не обойтись, не тобою вещь купленная! Василий!

Дядька Василий вскочил так резво, что уронил табурет. Неказистый предмет меблировки ударился о пол и развалился на две половины.

— Да, что за наказанье! — разозлилась бабка Вера. — Только и годны вы со своей доченькой, что чужое добро портить! Куклу выводи! С нами пойдёт.

Я хотела возразить, что скотник Василий всего-навсего мой отчим, но промолчала. Василий тоже не стал перечить раздражённой старухе и молча открыл чулан.

— Иди сюда… поть-поть…

Он подзывал ангела, ставшего сломанной куклой, как-то по чудному, но тот неожиданно послушался. Поднялся со своего места и шагнул к выходу, терпеливо дожидаясь, когда мы все соберёмся.

Из избы мы вышли впятером.

В последнюю минуту за нами следом выскочил Тотошка и засеменил впереди, тревожно поводя длинными ушами. Следом за ним шли мы с бабкой Верой, позади — скотник Василий и Борис Григорьевич.

— Баб Вер, а Василий, он кто? Из ваших?

— Ваших, наших… — тон бабки Веры по-прежнему был сварлив. — Лешак он. Лешак обычный. До войны в лесу жил, потом в деревню перебрался. К водке пристрастился.

— До войны? Сколько же ему лет?

— А шут его знает! Первая мировая-то, когда началась? Вот и считай!

При таких исходных данных, возраст Василия сосчитать было сложно, но судя по всему, пожил Василий немало.

— А он тоже воин?

— Васька-то? Да будет тебе… Он только глаза может, как Машка отвести, вот и вся его сила. Правда, со скотиной он сам-друг. Слово заветное знает. Слушаются его звери. Вот вишь и кукла… идёт за ним, как приклеенный.

Тотошка впереди насторожился и встал в стойку, как заправский охотничий пёс. Идущая следом бабка Вера не успела замедлить бодрый шаг, замешкалась, запнулась и ткнулась лицом в сугроб, сбивая Тотошку с ног.

— Ах, чтоб тебя! Чего застыл?!

Тотошка беззвучно разинул пасть, негодуя на несправедливый упрёк, бабка барахталась в снегу, а скотник Василий радостно осклабился, наблюдая возникшую кутерьму.

Я не разделяла его веселья.

Медленно пошла по узкой, протоптанной в снегу тропинке. Её конец уходил вниз по склону, теряясь в густых зарослях и, если память мне не изменяет, вёл к фельдшерскому пункту, в обход заросшего илом пруда.

Я отодвинула ветви, выглядывая из-за кустов, снег с запорошенных веток осыпался и мягко упал мне на голову. На пруду никого не было.

Весь берег был утоптан многочисленными следами. Посередине пруда, серым пятном выделялся квадрат расчищенного от снега катка. По краям чернели косо вбитые палки. Ворота.

— Баб Вер! — мой голос в ночной тишине раздался неожиданно звонко.

— Чего орёшь?!

Бабка Вера запыхтела неодобрительно, чёрной тучей спускаясь по крутому склону, Тотошка, будто нарочно, семенил рядом, того и гляди рискуя быть раздавленным тяжёлой бабкиной ногой. Следом за ними неуверенно, будто слепой ступал Борис Григорьевич, подгоняемый неизменным «поть-поть» скотника Василия.

— Баб Вер, — громким шёпотом продолжила я. — А как же люди? Ну, как увидит кто этих… с ослиными ушами.

— Да кто ж увидит? — бабка округлила глаза. — Эти черти тут каждый день шныряют — никто не видит… Не всё людям дано знать.

— Как — каждый день?!

— Да так… как и домовые. Только в обычное время они пакостить бояться. Так, если по мелочи. Украсть чего могут, вещи, одежду. Скотину крадут. Иногда детей.

— А сейчас? Они же напали на нас!

— Сейчас они Бездну чуют. Зашевелилась Бездна. Ожила. Вот они и осмелели.

— Отчего ожила?

— Стало быть, баланс нарушен. Мне мать рассказывала. Правда — нет, не знаю. Говорят из Бездны два пути: в Верхний мир и Нижний. В каждом своя стража есть — она Бездну сдерживает. Не даёт ей прорваться и землю нечистью затопить. Те стражи связаны меж собой незримой, но крепкой нитью и если стража в Верхнем мире гибнет, то в Нижнем стражи теряют силу. И наоборот. И уж тогда, будьте уверены, Бездна оживёт и полезет из своей норы, как перезревшее тесто.

— Баб Вер, так вас всего четверо осталось. Значит, стражи в Верхнем мире гибнут?

Бабка взглянула на меня с неудовольствием.

— Вообще-то я всегда считала, что это мы в Верхнем мире живём. Но в принципе, ты права. Они гибнут. И если положение не изменить — мы погибнем тоже.

Наш разговор прервало низкое гудение, и ледяной ветер со стоном прокатился над нашими головами.

— Баб Вер, что это?!

Глава 36

Битва ангела. Лесная заимка.

Мы стояли на окраине деревни. Остались позади бедные избёнки и покосившиеся заборы. Перед нами неприступной стеной чернела полоса зимнего леса, и гудение раздавалось оттуда.

Бабка потянула носом, словно охотничий пёс.

— Да шут его знает… Васька!

Дядька Василий подобрался к нам ближе, утопая в глубоком снегу и тревожно размахивая руками.

— Тише девки, тише… айда сюда!..

Василий схватил меня за рукав и потащил за собой. Я не сопротивлялась.

Вся наша компания вслед за Василием укрылась за высоким сугробом, наваленным возле старой ветлы. Убежище ненадёжное и едва прикрывало нас лишь с одной стороны. Как раз с той, с которой появились первые ослоухие.

Они вышли из леса, тревожно озираясь, и поводя тупыми мордами по сторонам.

— Пот-поть, — едва слышно произнёс дядька Вася за моей спиной и Борис Григорьевич принялся усердно раскидывать снег, повинуясь ему одному понятной команде.

— Ты чего?! — прошипела бабка Вера. — На кой шут траншею роешь? Нападать надо…

— Погодь, Вера, — выдохнул Василий. — Это так, цветочки… нехай себе идут. Ягодки следом будут, носом чую. Я вас в лес проведу, прямо к болотам. Там и поглядим, чего нам черти окаянные приготовили.

Бабка кивнула, соглашаясь, а я следила глазами за ослоухими.

Их было пятеро.

Подойдя к околице, они глухо заворчали, не решаясь ступить на кривые деревенские улочки. Разговор их становился всё возбуждённее, видимо решали, кто первый войдёт в спящую деревню. Наконец, прерывая всяческие разногласия, самый крупный из пятерых наподдал широкой рукой одному из своих собратьев. Тот, не успел отреагировать и ласточкой полетел вперёд, взрывая рылом глубокий снег.

Остальные глухо заклокотали. Видимо, это означало смех.

Мне вдруг подумалось, что я уже видела эту картину: землю, засыпанную снегом и ослоухих чудищ, ковыляющих по белому полю. Но где?..

Меж тем видение не отпускало, и чувство яростной злости завладело всем моим существом. Я ненавидела ослоухих. Ненависть моя была осязаема, поднималась из мрачных глубин моей памяти и стлалась чёрными тучами, гонимыми ветром прямиком к нашим врагам.

— Ты чего творишь-то, Женька?! — испуганно забормотал дядька Василий. — Ты не думай про них, оставь! Не то…

Бабка Вера зыркнула на нас из-под низко надвинутого платка и ахнула.

— Женька! Чтоб тебя!!! Они ж увидят думки твои, нас заметят…

И они заметили.

Один из постземов тревожно завыл, показывая растопыренной пятернёй на летящую прямо на них чёрную тучу. Остальные тревожно закрутили башками, втягивая носом воздух и все, как один подобрались, разом поворачивая ощеренные морды в нашу сторону.

— Ну, всё!.. обречённо пробормотал дядька Василий. — Говорил я вам, девки, беречься надо…

Один из постземов коротко взвыл и из тёмного леса ему ответили мрачным и свирепым воем.

Словно получившие приказ, постземы прытью понеслись в нашу сторону, а от тёмной кромки леса отделились и направились им на подмогу бесшумные серые тени.

— Наволы! Ох, беда! Бей их, Женька! Всё одно — сдохнем!

С этими словами бабка тяжело опрокинулась наземь, и из-за сугроба вздымая тучи белого снега, на постземов кинулся огромный чёрный волк. Первый же постзем был опрокинут на спину и волк одним движением оскаленной пасти вырвал ему горло. Остальные кинулись на волка с четырёх сторон и несдобровать бы ему, но на помощь оборотню пришёл бесстрашный Тотошка. С воем он вцепился в глаз одного из постземов и не успел тот махнуть когтистой лапой, как лемантийский дракон перекинулся на голову следующего постзема, повторяя тот же трюк. Замешательство среди врагов, дало волку лишние секунды, и вот он уже рванул клок тёмной шерсти из бедра одного из постземов и сцепился с другим в смертельной схватке, обагряя снег следами алой крови: вражеской и своей.

Мы с дядькой Василием не были так быстры.

Не успели мы добежать до места схватки, как серые тени выросли на нашем пути. Вблизи они оказались ничем иным, как обычными людьми, но быстрота их движений и пустота взгляда наводила ужас.

Дядька Василий внезапно остановился и рухнул на колени, воздевая руки к небу.

— Наволы! Наволы! А-а-а-а-а-а!!!!

Больше он ничего произнести не мог. И сделать не мог тоже, только бессмысленно кривил рот в страшном крике.

— Дядька Василий, встань! Дядь Вась!..

Тело моего отчима обмякло и повалилось набок, будто лишённое костей.

Наволы тихо заурчали и окружили нас, двигаясь в бесшумном танце не касаясь ногами белого снега. В голове моей зашумело, заговорило, забормотало тысячью голосов, путая мысли и замедляя движение. Ещё мгновение, и я готова была встать на колени рядом со скотником Василием и кричать, лишь бы не слышать этот устрашающий хор, но звуки внезапно оборвались.

Разрывая тесный круг, к нам прорвался Борис Григорьевич — кукла, о которой мы забыли в первые же секунды сражения.

Он поднял безжизненную голову дядьки Василия и заревел, запрокидывая голову назад. Наволы насторожились и остановили свой смертельный танец. Борис Григорьевич бросился на самого ближнего из них, руки его прорвали пустоту и он упал лицом в снег. Наволы заурчали, заухали, подвывая и перекатывая невесомые тела, и облепили тело упавшего Бориса Григорьевича, словно деловитые мухи, нашедшие лакомый кусок.

Борис Григорьевич дёрнулся. Его лицо смутно виднелось сквозь серые тени.

Вмешательство Бориса Григорьевича позволило мне стряхнуть с себя наваждение, навеянное голосами наволов, и я поспешила на помощь своему ангелу. Кем бы он ни стал, и что не совершил — сейчас ангел воевал и погибал на нашей стороне и не дело бросать несчастного Бориса Григорьевича на расправу безжалостным наволам.

Моя попытка атаковать наволов, так же, как и попытка Бориса Григорьевича закончилась неудачей. Две или три из серых теней, привлечённые моим появлением отделились от неподвижного тела ангела и обратили своё внимание на меня. И снова голову мою взорвал шум тысячи голосов. Но теперь я к этому была готова. Плевать мне на голоса! Снежный покров вздыбился под моими ногами и заплясал миллионами снежинок. Снег сложился причудливыми узорами, и многочисленная армия снежных солдат поднялась, оголяя замёрзшую землю. Солдаты схватились с наволами, двигая во все стороны белыми руками и бросая комья снега в серые тени. Наволы заверещали, заухали, но мои солдаты не слышали их. Им происки наволов были нипочём. Но и наволам снежная армия не наносила существенного ущерба. Серые тени скрутились вперемежку с белыми телами, и битва эта могла затянуться до бесконечности, если бы снова не вмешался ангел. Он поднял голову и оттолкнул (именно — оттолкнул!) одного из наволов, слишком близко стоявшего на его пути. Я удивилась и, готова поклясться, что и навол удивился тоже. Борис Григорьевич поднялся и цепко схватил навола за горло: серая тень беспомощно дёрнулась, и навол рухнул на снег, осыпаясь серым пеплом. Следующий навол попал в руки ангела, и его постигла та же участь. В эту секунду я могла поклясться, что на руках Бориса Григорьевича звякнули цепи. Неужели кукла ожила?! Что могло послужить его пробуждению?! Ещё три навола превратились в пепел, пока остальные не заметили потерю своих бойцов.

Страшно завывая и отбиваясь от наседавших снеговиков, наволы снова окружили Бориса Григорьевича, закрывая его серым тенями, и тогда я снова почувствовала слепую ярость.

Тяжёлая туча-думка отделилась от моей головы и, вытягиваясь в тугую струю, похожую на чёрный шланг стремительно понеслась в сторону наволов. Мои руки не могли причинить призрачным наволам никакого вреда, но моя ненависть — могла.

Из чёрного шланга вырвался стоп белого огня и опалил наволов, заставляя их корчиться от палящей струи. Некоторые из наволов пытались бежать, но, как не были быстры наволы, огонь настигал их и серые тени пали один за другим. Скоро всё было кончено.

Снежная армия рассыпалась по полю белым покровом, словно её и не бывало. Снег накрыл дядьку Василия, ангела… Я торопливо разгребла ладонями снег возле отчима.

— Ох, дочка! — дядька Василий встал, покачиваясь и вытирая покрасневшие глаза. — Что с Верой?

Поодаль лежали трупы постземов, один из которых кровожадно рвал на части чёрный волк. Тотошка трусил к нам неровно, заметно прихрамывая. На его морде темнели пятна крови.

— Баб Вер!

Словно опомнившись, волк поднял морду и посмотрел на нас осмысленно и настороженно. От этого взгляда мне стало не по себе.

— Вера! — слабо крикнул дядь Василий. — Будет тебе! Остановись…

Волк нагнулся, намереваясь прыгнуть в нашу сторону, и я невольно шагнула назад. Мускулистый зверь взвился в воздух, и на колени тяжело рухнула бабка Вера, оглашая пустынное поле жалобным стоном.

— Ох, грехи наши тяжкие! Да рази ж можно так-то надо мной измываться в мои-то годы!.. Ох, пресвятая богородица… Женька, сумка моя где?! Давление бы померить надо…

Пока бабка причитала и ощупывала своё изрядно помятое тело, я откинула снег от лица Бориса Григорьевича. Ангел был мёртв. Окончательно и бесповоротно. Снова он спас мою жизнь и на этот раз не было силы, чтобы его поднять. Хотя оно и к лучшему. Я вспомнила тот эффект, что произошёл от его оживления, и порылась мелкой дрожью.

— Это верно, — старый леший грустно кивал головой, соглашаясь с моими невысказанными мыслями. — Каждому свой срок. Чего делать с ним будем, дочка?

— Похороним, — я шмыгнула носом. — Надо лопату найти.

— Очумели? — бабка Вера наш план не одобрила. — Сейчас каждая минута на счету, а они куклу взялись хоронить. Брось его, Женька! Нехай себе в поле гниёт, чай не божья душа!

— Похороним, — я упрямо сдвинула брови. Других слов я не находила.

Меж тем тёмное небо посерело, и на востоке показалась бледная полоска света.

От околицы отделились и направились к нам две фигурки: одна из них сгибалась под тяжестью рюкзака.

— Маша с Тамарой поспешают. Не дождались рассвета, — с неудовольствием проворчала бабка Вера, но было видно, что появление подруг ей приятно.

— Как там Настасья? — крикнула бабка Вера, едва подмога вступила в зону слышимости.

— Хворает! — запыхавшись, отвечала тётка Тамара.

— Да уже получше! — в тон ей вторила тётка Марья. — Жàру нет.

Дядька Василий сердито прикрикнул на всех троих, перекрывая своим хриплым голосом громкоголосые переговоры, огласившие предутренний лес.

— Ополоумели девки?! Чего разорались-то?

— Вы все здесь ополоумели, — мрачно поддакнула я. — Где лопату взять? В деревню идти?

— Нет, — леший поскрёб затылок. — В деревне сейчас народ подымается. На заимку его отнесём. Там и похороним.

— Что за заимка?

— Лешачье стойбище, — хмыкнула бабка Вера. — Там вашему покойнику самое место.

— Почему?

— Нехристь он. И место бесовское.

— Так уж и бесовское, — обиделся дядька Василий. — Я в войну там, между прочим, партизан от немцев прятал!

— Да ты всех прятал! — бабка Вера махнула на лешего рукой. — Помнишь, как ты там офицера фашистского лечил? Вот уж умора! В одной сараюшке у него партизаны от немцев прячутся, а в другой — он лётчика немецкого выхаживает! Одно слово — леший! Ни флага, ни родины…

— Он сопливый был, немец-то, — оправдывался дядька Василий, прилаживая под тело Бориса Григорьевича длинные жерди. — Пацан совсем. Всё фотографию мамки своей показывал. Муттер по-ихнему.

— А куда он потом делся-то, немец?

— Куда… — дядька Василий смешался и низко наклонил голову. — Пособи-ка, Женька. Мы ангела-то к жердям привяжем и поволочем. Иначе не донести нам его.

— Ангела! — бабка Вера всплеснула руками и злорадно добавила в адрес дядьки Василия: — Он ещё двоих партизан в болоте утопил за фашистика своего!

— Да не так всё было! — дядька Василий в сердцах кинул жерди, и тело Бориса Григорьевича глухо стукнулось о снег. — Они хату мою разграбили, как антихристы в дом мой вошли, хоть и партизаны… И Карлушку зарезали! А за что? Он ведь безоружный был! Раненый!.. Не по-людски это.

Подошедшие тётки положили конец вспыхнувшему, видимо не в первый раз, спору.

Тётка Марья бегло оглядела тело Бориса Григорьевича и деловито покивала головой. С куклой покончено. Тётка Тамара и вовсе не взглянула на ангела, больше проявив внимания к поверженным врагам.

Так же, как и бабка Вера, они выказали удивление моему желанию оказать Борису Григорьевичу последние почести, но спорить не стали. А вот нести тяжёлое тело покойного отказались наотрез.

— Дура ты, Женька, — осуждающе покачала головой тётка Тамара. — Нам силы надо беречь, а ты никому не нужную куклу таскаешь. Как есть дура.

Бориса Григорьевича тащили мы вдвоём: я и дядька Василий. Благо идти оказалось недалеко. Леший снова повёл нас всё к той же ветле и, так же как и Борис Григорьевич принялся разрывать снег. Под снегом оказалась земляная насыпь с широкой дверью, украшенной металлически кольцом. Тяжело поднатужившись, дядька Василий ухватился за кольцо, и из открытого прохода на нас пахнуло сыростью и плесенью.

— И куда ведёт этот ход?

— Прямиком в заимку.

— В заимку? Что же никто из деревенских этого хода не видал?!

— Нет, — дядька Василий довольно потёр руки. — Место отменно надёжное, от любопытного взгляда укрытое. Сколько раз я этим ходом от врагов уходил — не счесть!

Мы протащили свою ношу внутрь и зашагали по земляному полу. Дорога была широкой: её вполне хватало, чтобы идти двоим, и потому бабка Вера и тётка Тамара шли впереди, за ними мы с дядькой Василием волокли свою печальную ношу, шествие замыкала тётка Марья. Она шла, крепко о чём-то думая и по рассеянности часто наступала на ноги Бориса Григорьевича. Наглый Тотошка сидел верхом на трупе и нипочём не собирался слезать со своего места, предпочитая ехать, чем идти пешком.

Проход кончился быстро и по моим ощущениям мы едва могли достичь под землёй кромки леса, но открывшаяся перед нами картина меня удивила. Выход вывел нас в густой бор, поросший древними соснами. Серый мох свисал с широких стволов, холодный ветер едва шевелил недосягаемо высокие кроны. Прямо среди сосен стояла изба, сложенная из тёмных брёвен и покрытая чем-то серым и корявым, похожим на отставшую кору. Замка на двери не было и дядька Василий гостеприимно открыл перед нами дверь.

— Заходите, девки, ставьте чайник. Мы с Женькой покуда, своё дело сделаем.

Тётка Тамара и тётка Марья вошли в дом, постучав перед порогом тяжёлыми валенками и отряхивая снег, а бабка Вера нехотя повернулась к нам и недовольно проворчала.

— Пойду, что ли подсоблю вам, а не то провозитесь до морковкина заговенья.

Мы с дядькой Василием не возражали.

Я заметила, что воздух в этом лесу был не такой, как в деревне. Мороз отступил, и день насытился влагой, какая только бывает при приближении весны. Я сказала об этом Василию, и он беспечно пожал плечами:

— Здесь всегда так. Время течёт по-другому. Может здесь и весна… редко я стал сюда приходить.

В старой сараюшке, видимо в той самой, в которой прятались партизаны (или немец по имени Карл?) нашлись две лопаты и мотыга.

Мотыгу взяла я и неумело била ею по замёрзшей земле, а бабка Вера и дядька Василий принялись орудовать лопатами привычно, словно всю жизнь только и занимались тем, что копали могилы.

Время застыло, пока мы втроём ковырялись в земле. Нам на помощь приходили тётки: Тамара и Марья и пока они копали, дядька Василий приволок откуда-то вполне сносный гроб, хоть у меня и было стойкое подозрение, что этот гроб уже когда-то использовали. Наконец, дядька Василий счёл, что яма достаточно глубока.

Бабка Вера, охая, подтащила гроб к краю могилы, и мы переложили туда тяжёлое тело Бориса Григорьевича. Тётка Тамара вытерла грязную лопату комьями серого снега и буднично произнесла.

— Верёвки нужны. Как гроб будем в могилу опускать?

Нашлись и верёвки. Гроб плавно лёг в могилу, и тётка Марья тут же кинула в неё первый комок земли. Мы все тоже кинули по разу и торопливо заработали лопатами. Скоро под сосной вырос свежий могильный холм.

— Немного погодя крест сооружу, — пообещал дядька Василий, ни к кому не обращаясь. — Сейчас ещё рано, земле надо осесть.

Бабка Вера плюнула рассерженно и пошла прочь, бормоча что-то вполголоса. Я могла разобрать только слова «нехристь» и «старый идиот».

Тётка Тамара тоже направилась в дом, равнодушно перешагивая через низкий холмик, а тётка Марья сокрушённо покачала головой и, хихикнув, подобрала что-то с могильной земли. Видно пополнила нужными ингредиентами запасы своих колдовских штучек.

Мы остались втроём: я дядька Василий и Тотошка.

— Вот ведь всё божья тварь, — задумчиво произнёс старый леший. — И цветок, и пчела и зверь лесной и человек всякого роду-племени. А ангел — нет. Порождение слабости человеческой, а то и злого умысла. А ведь тоже поди ты: страдает, мается… покуда смерть его не освободит. Тут ему и конец. Навечно. И надежды на спасение, как у всякого человека нет. И в чём справедливость?

Он собрал разбросанный инструмент: мотыгу и лопаты и тяжело побрёл к дому. Меня с собой не позвал.

Я сидела на стволе поваленной временем и ветром сосны и задумчиво смотрела могилу. Ни о чём не думалось. Ни сожаления, ни горя. Пустота. Тотошка подошёл и сел на колени, намереваясь залезть мне за пазуху. Замёрз зверёк. Я расстегнула куртку и сунула Тотошку внутрь. Грейся.

Ветер крепчал. Верхушки сосен раскачивались всё сильнее, и гул их заглушал лесные шорохи: осторожную поступь зверей, шелест крыльев редких птиц, стук дятла и робкую весеннюю капель. Вскоре гул стал таким нестерпимым, что я посмотрела вверх, не понимая, откуда исходит такой шум.

Небо было серым. Не однородно серым и не покрытым серыми облаками, нет. Оно было переливчато серого цвета. Таким, будто серебряная ртуть переливалась, меняя оттенки от светло-серого до тёмно-фиолетового. Я откинулась назад, пытаясь рассмотреть необычайное явление и Тотошка выпал из-под полы моей куртки. Выпал и остался лежать на земле будто парализованный. Я взяла зверька на руки — он едва дышал, закатив под лоб огромные, выразительные глаза. Да что это с ним?!

Небо опустилось и надавило на мою голову. Серая ртуть обволакивала, давила, оглушала, не позволяя мышцам шевельнуться. Я сглотнула слюну и втянула носом воздух. Воздуха не было. То, что окружало меня, не давало моим лёгким ни одного глотка. В глазах запрыгали цветные точки и чёрточки, руки потянулись к горлу. Из пересохшего рта вырвался хрип. И тогда я откинула тень.

Разорвала её на тысячу мелких копий и пустила в серую мглу, пробивая в свинцово-ртутном покрывале тысячу мелких дыр. Мгла дрогнула. Я подняла вверх дрожащие от напряжения ладони, и мои тени вернулись в них, принося с собой струйки свежего воздуха. Тысяча глотков. Снова острые стрелы взметнулись вверх и с ними в мглистую, кисельно-плотную массу поднялась и я. Точно, уверенно, так, как когда-то пронзала своим плечом синие просторы Материнского мира. Но сейчас вместо ласковых ладоней молодой вселенной меня окружали враги. Наволы. Их было не десяток, не сотня, тысячи серых призрачных тел, метались и переплетались в небесной выси, заглушая гулом стонущих голосов всякий звук, парализуя всякое движение. И все они ринулись на меня.

На этот раз моя ненависть не успела сформироваться. Слишком неожиданным и многочисленным было нашествие наволов. Первое время мне удавалось уходить от их парализующих звуков. Я летела над верхушками старых сосен, ныряла в туман облаков, пикировала вниз, заставляя своих врагов, сталкиваться между собой, сбивая стройный хор их смертельных голосов. Закружившись спиралью вокруг одинокого горного хребта, вздымающего свою вершину высоко над кронами самых высоких сосен, я со злорадной радостью увидела, что некоторые наволы попали под напор своего же собственного оружия и застыли обездвиженные, беспомощно суча призрачными конечностями, но также я увидела далеко внизу неподвижное тело старого лешего. Он лежал, уткнувшись лицом вниз в серый и влажный снег, и кучка наволов суетливо разрывала на части его беспомощное тело. И тогда во мне проснулась долгожданная злость.

Чёрные тучи ворвались в серую, копошащуюся массу. Белый огонь полыхнул по ненавистным наволам и всё смешалось в глазах моих. Зелёные ветви вековых сосен хлестали меня по лицу. Ветер срывал одежду с моих плеч, белый огонь обжигал руки. Но наволы падали. Скручивались их обугленные тела, вспыхивали и разлетались серым пеплом. Воздуха не хватало и снова на помощь мне приходили стрелы-тени. Глоток, ещё глоток. Проклятые наволы! Чёрные тучи переплетались с серыми тенями. Один неудачный манёвр и мои волосы вспыхнули, опалённые собственным же пламенем. Я взвыла от боли. Наволы закружили, заплясали, запели победные песни, но их ждал новый взрыв белого огня.

Загорелись кроны сосен, и каждая искра от горевших деревьев-великанов была смертельной для наволов. Ряды их редели. Небо уже не было непроглядно-серым. Гул голосов не парализовал мозг, но лишь замедлял движение.

Наволы спрятались среди сосен. Я спустилась вниз.

Серые тени мелькали от ствола к стволу, и я точными ударами посылала по ним белый, смертельный огонь. Стало легче дышать. Грудь наполнилась воздухам, голове вернулась ясность, и ко мне вернулся Тотошка. Верный дружок злобно взвыл и принялся нападать на одиноких наволов. Его клыки не приносили им вреда, но он точно находил местоположение каждого навола и тогда его настигал белый огонь.

— Дави их, Тотошка, бей!

От моего тела пахло горелым мясом.

Возле избушки лешего послышались громкие крики, и мы с Тотошкой устремились туда.

Солнечный луч едва не сбил меня с ног. Тётка Тамара бросалась солнечными ядрами, как автомат, разбрасывает выстрелы.

— Это я! Осторожно! — мой голос был едва различим в свирепом вое схватки, но старухи заметили моё присутствие и воодушевились.

Поляна перед избушкой была заполнена постземами, наволами и подобным им тварям, названия которым я не знала.

Чёрный волк валял по снегу предмет, больше всего напоминавший рваное одеяло. Ещё два таких же «одеяла» пикировали сверху, и громадные сосны сплющились от их приземления, как песочные куличи.

Тётка Тамара брызнула в их сторону шрапнель солнечных искр и одно «одеяло» полыхнуло весёлым пламенем. Другое заколыхалось и растянувшись во все четыре стороны накрыло своим полотном дерущихся, в том числе и тётку Тамару. Я не успела ничего сделать и ждала, что тётке пришёл конец — она погибнет под прессом «летающего одеяла», но под его полотнище бесстрашно юркнула тётка Марья и «одеяло», рассыпалось, расползлось на сотню беспомощных кусков. Тётка Марья, как ни в чём не бывало, подмигнула мне, а солнечный воин тётка Тамара, будто и не заметила, что едва избежала неминуемой гибели.

Справиться с наволами для меня уже было детской задачей, да и осталось их немного, а в небольшом количестве сила их была невелика. Но вот постземы… этих было больше чем сосен в лесу. Сила моей ненависти и белый огонь лишь опаляли их, с каждым приходилось сражаться врукопашную.

Бок о бок со мной сражался Тотошка и чёрный волк. Мы — сила, которая справлялась с постземами лучше всего. Тётки: Тамара и Марья боролись с «летающими одеялами», низкорослыми существами, похожими на кабанов, но обезьяньими лицами, огромными комарами без крыльев, но с жалами, словно шпаги. И их было много. Их всех было так бесконечно много, что казалось, наш бой не закончиться никогда.

Я запретила себе думать об усталости. Мои руки рубили направо и налево. Пальцы кололи глаза, вырывали глотки. Глаза мои, залитые чужой кровью и собственным потом плохо видели и я промахивалась. И тогда яростные когти рвали мою кожу. Боли я не чувствовала. Один постзем так рубанул огромной лапой по моему плечу, что правая рука повисла плетью. Может он её оторвал? Не было времени посмотреть. За соснами послышались новые крики. Тотошка где-то выл высоко над головой, громко и яростно и в его голосе слышалась боль.

Тёмная туша навалилась на меня, огромные клыки лязгнули возле самого горла, но не успели они сомкнуться, как тело постзема обмякло и придавило меня к земле.

— Вставай! — голос тётки Тамары был хриплым. — Сражайся!

Убитый ею постзем корчился на залитом кровью снегу. Предсмертные судороги ещё не отпустили его.

Тётки Тамары нигде не было видно. Тотошка тоже пропал. Погиб?

Солнце скрылось за тучи, и посыпал мелкий, противный снег. Тётка Тамара беспомощно взглянула на меня. С исчезновением солнца её силы иссякли.

Я стрелой пронеслась сквозь верхушки сосен и вскинула здоровую руку, разгоняя тучи в сторону. Получалось плохо. Силы оставляли меня, но я не сдавалась. Посылая проклятья переменчивой погоде, я заставила ветер собраться в кулак и ударить по набежавшим тучам, разгоняя их в стороны. Солнце безмятежно засияло на небосводе, что ему до жизни и смерти обитателей далёкой Земли! Я понеслась вниз на помощь тётке Тамаре и в сиянии солнечного дня заметила ещё одну стычку по другую сторону лесной избушки. Кто там сражается? Волк-оборотень? Мой друг Тотошка?

Некогда было разглядывать, дела тётки Тамары были совсем плохи. Два постзема держали её за руки, не позволяя поймать солнечный луч, а третий приготовился с разбегу всадить острую пику ей в грудь.

Я приземлилась точно на голову метателя копья. Сжала коленями его череп, и он хрустнул, как яичная скорлупа, разбрызгивая чёрную кровь и растекаясь белесой неприятной жидкостью. Мозги? Да какие к чёрту!.. Следующий удар пришёлся в живот тому, что держал тётку Тамару за правую руку. Спутанная связка внутренностей вывалилась на снег и задышала паром. Постзем смотрел на свой ливер, тупо вращая башкой, потом попытался собрать всё это и затолкать обратно в разорванный живот, и ему это почти удалось, только не помогло. За этим занятием он и умер. Со вторым постземом тётка Тамара расправилась сама: зарядила ему в лицо солнечной стрелой, и он упал с дырой в голове размером с хороший кулак. Знай наших!

Времени для ликования не было. Постземы ровным строем шагнули ко мне, скаля одинаковые морды. Сколько их? Восемь? Десять? Нет времени сосчитать. Удар — и оторванная голова катится по земле. Удар — и короткий хрип оповестил о новой смерти. Удар — и… в глазах моих потемнело, свет померк, и я рухнула на землю. Всё.

Глава 37

Валентина. Лесное озеро. Секрет лешего. Снова Переход.

— А я ей говорил! Говорил: дрянная деревенька! Так нет же — пошла! Она вообще кого-нибудь слушает?

— Да никого она не слушает. Поступает только так, как ей хочется!

— Перестань, ты несправедлив.

— Да? Да я про неё такое…

— Что?!

— Ничего. Смотрите, кажется, очнулась.

Зрение медленно возвращалось ко мне. Сначала я видела только колебание света. Горела свеча. Затем различила размытые пятна человеческих лиц. Этого знания мне было достаточно, чтобы снова забыться. Человеческие лица, это вам не рыла ослоухих постземов, среди них можно и расслабиться.

Снова я очнулась, когда в глаза бил дневной свет. Оплывшая свеча стояла на столе в красивом подсвечнике. Стол был застелен накрахмаленной скатертью и его красочно расшитые искусной вышивкой края топорщились, не смятые ежедневным использованием. Запах кофе дурманил, заставляя сглотнуть набежавшую слюну.

Последнее, что я помню, как свалилась у стены лесной избушки, оглушённая тяжёлым ударом. Где я сейчас?

Льняные занавески колышутся, прикрывая чисто вымытое окно, старинные часы беспечно тикают на стене. В глиняной, расписанной причудливыми узорами вазе — свежие розы. Да где я, чёрт возьми?!

— Очнулась?

Мелодичный голосок раздался сзади, и я резко повернула голову. В темени, словно молоточки застучали, и голова моя бессильно откинулась на подушку.

— Осторожно! — белокурая Валентина заботливо положила прохладную руку на мой лоб. Ну, конечно! Кто ж у нас ещё способен придать уют и домашнее очарование любому, самому затрапезному уголку вселенной?! Но как она здесь оказалась?

— Откуда ты? — говорить мне было трудно, и я старалась строить короткие фразы.

— Мы так волновались за тебя, так волновались, — защебетала Валентина, накладывая на мой лоб холодную повязку. И чего ей дался мой лоб?! Меня ж по темени ударили. — Ты ушла — и пропала! Я говорю: давайте искать! Мальчики оделись и пошли. И я с ними. Мы Настасью нашли. Бабушку Настасью. Нам Август помог.

— Да хоть бы и пропала — невелика потеря! — к моему ложу независимо фыркая, приблизился Мелка Лёк. Его лоб пересекала глубокая царапина, рука держалась на привязи, а морщин возле глаз заметно прибавилось.

— Не говори так — ты тоже волновался! — Валентина хлопотливо поправила мою подушку.

— Волновался? Да я за Омара волновался! Ей и в голову не приходит, что есть люди, о которых надо заботиться. Предупреждать, когда собираешься смыться в неизвестном направлении, чтобы другие не чувствовали себя брошенными!

— Брошенными?! — голова моя гудела, но я поднялась на локтях, сбрасывая со лба мокрую повязку. — А кто оставил меня одну на берегу? Забыл?!

— Ой, ну не надо! Не надо! Снова безосновательные придирки!..

— Женя!!! — в комнату вбежал Омар, и деревянные стены озарились ярким светом. Разноцветные искры заметались, падая вокруг, и на белоснежной скатерти я заметила маленькую чёрную дырочку. Да этот парень когда-нибудь подожжёт нас на радостях!

— Женя я так рад! Бабушка Вера сказала, что ты обязательно очнёшься, а я всё ждал-ждал… Она рассказала, как ты храбро сражалась. Ты всех спасла! Наволы всех одурманили и нас тоже. Если бы не ты, нам бы никогда из этого леса не выбраться.

— Всех спасла? А дядьку Василия?

Валентина горестно вздохнула, а Мелка отвёл глаза.

— Нет. Его было не спасти. Мы похоронили старика. Рядом… ну, ты знаешь.

— Рядом с ангелом! — голос Омара звенел от жалости и горя. — Ты знаешь, Женя, ангел тоже сражался и погиб, как герой. Этого никто не знал. Никто не знает про ангелов, что они такие!.. Я про них напишу. И другим расскажу тоже.

Я прикрыла глаза. Все живы. Все, кроме старого лешего.

Короткий разговор лишил меня остатков сил, и я тихо задремала. Из забытья меня вывел скрип закрывающейся двери.

В комнате по-прежнему было светло, но рядом никого не оставалось, лишь Валентина сидела поодаль, подперев кудрявую голову маленьким кулачком. Взгляд её был задумчив, и лицо казалось постаревшим, утратившим свою привлекательность. На секунду мне почудилось, что сквозь персиковую кожу проступили очертания прежних черт: одутловатые серы щёки, выпуклые глаза… но наваждение тотчас исчезло, и Валентина повернулась ко мне с приветливой улыбкой.

— Проснулась? Ты, наверное, голодна?

— Да. То есть — нет. Не очень.

— Марья печёт пирожки, — Валентина пренебрежительно передёрнула изящными плечиками. — Она не признаёт моих угощений. Тебе принесут.

— Ага. А что же постземы? Отступили?

— Боюсь, это ненадолго, — Валентина озабоченно покачала тщательно завитой головой. — Они озадачены, что встретили такого серьёзного противника, но они соберутся с силами и выступят вновь. Но теперь мы готовы их встретить.

Я хмыкнула. Это она что ли готова? Маникюр не боится испортить?

Валентина заметила моё недоверие и, кажется, обиделась. Мне стало неловко, и я решила сменить тему.

— Как бабка Настасья? Ей уже лучше?

— Да, — ответ Валентины был кратким. Точно, обиделась. — Омар собирается в село, если хочешь, передай бабушке Настасье письмо.

— Какое письмо? — предложение Валентины сбило меня с толку.

Валентина пожала плечами.

— Когда друзья болеют, их обычно навещают. Передают гостинцы или пишут письмо. Хотя бы.

Тон её был сух.

Я задумалась.

Была ли бабка Настасья мне другом? Вот уж не знаю. Суровая старуха с жёсткими, всегда поджатыми губами. Впрочем, врагом она мне тоже не была. Как-никак на одной стороне воюем.

— Хорошо. Я напишу письмо.

Но сказать это было куда проще, чем сделать. Правая рука всё так же не двигалась и лишь возможность слабо шевелить пальцами давала надежду, что чувствительность и сила к ней вернётся.

— Я помогу, — смилостивилась Валентина.

Она щёлкнула тонкими пальчиками, и в её руке появилось изящное перо и розовый лист бумаги.

— Диктуй.

Я вздохнула. Сроду не писала писем. По-крайней мере, не помню, чтобы писала. Да и глупая по-моему затея. Хотя…

— Пиши: «Баб Настасья перекантуйся одна ещё пару дней. У нас тут аврал. Если постземы тебя атакуют, дай знать с Омаром».

— Всё?! — брови Валентины поползли вверх.

— А что ещё?

— Ты не хочешь узнать про её здоровье?

— Так ей вроде лучше… или нет?

— О боже! — Валентина макнула перо в воображаемую чернильницу и быстро застрочила по бумаге. Спустя минуту, передо мной лежало безукоризненно вежливое послание.

«Дорогая бабушка Анастасия!

Очень беспокоюсь, как твоё здоровье? Надеюсь, ты скоро поправишься. К сожалению, не могу вернуться так скоро, как хотелось бы — дела задерживают меня на некоторое время. Если возникнут трудности — передай сообщение с Омаром.

Твоя Женя».

Валентина картинно закинула ногу на ногу.

— Согласись, так гораздо лучше.

Да так лучше.

Листок лежал прямо передо мной, исписанный небрежным, таким знакомым подчерком…

В комнату бочком протиснулся Омар и спросил громким шёпотом.

— Не спит?

Не сплю.

Омар пришёл не с пустыми руками. Принёс тарелку, наполненную горячими пирожками, и по обыкновению заговорил быстро, брызгая разноцветными искрами.

— Женя, тебе лучше? Мы с бабушкой Верой к озеру ходили! Знаешь, какое здесь озеро?! Бескрайнее, как море!

Его что, тоже по голове ударили? Мальчуган явно бредит. Откуда в Грязновке озеро?!

Сомнения отразились на моём лице, и за Омара вступилась Валентина.

— Есть озеро. Мы же во владениях лешего. А здесь всё не так. Лешие способны менять мир по собственной прихоти. Оттого их и не встретить — живут в своих мирах.

— Создают собственную реальность?

— Да.

— А постземы? Они здесь откуда?!

— Создать собственный мир не значит, закрыть в него ход. Кто-нибудь, да проникнет. А жители Бездны те ещё проныры. Были времена, когда они и в Высший мир проникали.

— И что же?

— Ничего. Их уничтожили Северяне. Ты не помнишь?

Нет. Я не помню.

Я попыталась встать, и боль тотчас заколотила в голове маленькими тревожными молоточками.

— Куда ты?! — всполошилась Валентина. — Тебе лежать надо!

— Подышу свежим воздухом, — пробормотала я. — Не надо меня провожать.

Валентина всё же довела меня до двери, заботливо поддерживая за плечи, и лишь после неоднократного заверения в моей способности идти самостоятельно, оставила меня в покое.

Воздух в лесу был упоительный. Всюду, куда хватало глаз стояли огромные, покрытые древним мхом сосны. На земле лежал слой подтаявшего снега, и следы недавней борьбы отчётливо виднелись на его рыхлой поверхности.

Меж стволов безобразно чернели два могильных холма, и я поковыляла к ним, бережно придерживая больную руку и стараясь не шевелить головой.

На поваленном стволе у могил сидел Мелка. Увидев меня, он кивнул, но против обыкновения не улыбнулся и не отпустил одну из своих мерзких шуточек.

— Встала? Я тётку Марью позову. Она велела кликнуть тебя, когда очнёшься.

— Хорошо.

Я заняла Мелкино место и дождалась, когда его силуэт исчезнет за стволами деревьев. Придав телу скорбную позу, а лицу задумчивый вид я, осторожно, огляделась кругом. Никого. Серо-рыжая белка пробежала по гладкому, лишённому сучьев стволу, недоверчиво покосилась на меня чёрными глазами и скрылась в кроне сосны. Дятел, принялся стучать над моей головой, разыскивая еду, да видно передумал и тоже исчез меж деревьев. Ничто более не нарушало моего одиночества.

Больше не таясь, я запустила левую руку в карман и вынула два письма. Одно на красивой розовой бумаге, а другое — старый, множество раз перечёркнутый черновик. Помятый листок, вырванный из обычной ученической тетради.

Оба письма были написаны одной рукой.

«…почерк Николая, несомненно». Слова Валентины не давали мне покоя. Несомненно?! Для кого — несомненно?! Валентина, глазом не моргнув, выдала своё письмо за происки подлого Литтуса Флэта. Она была так искренна, когда рассказывала о наглых приставаниях Людвига. Дорогого Людвига.

«Дорогой Людвиг! Настала пора действовать…»

Я снова и снова перечитывала эти строчки. Мне припомнилась наша единственная встреча с Людвигом. Серый ноябрьский день. Кольцо… да, верно, он дал мне кольцо и указал направление. И я пошла. И там был ломбард, точно!

Я даже подпрыгнула от волнения, и боль тут же дала о себе знать, суетливо стукнув молоточками внутри головы: тук-тук, я здесь! Я снова села, подпирая под себя ноги. Так, ломбард действительно был. Но я туда не пошла. Почему?

Тот день мне помнился со всей отчётливостью. Я не пошла туда, потому что поранила руку. Я поранилась о свой старый зонт. Или, если Мелка не врёт, я поранилась о… Мелку? Я поморщилась: чушь какая-то. Конечно, Мелка врёт.

Итак, я поранилась и не вошла в ломбард. А в ломбарде, судя по письму, меня ждал Переход. Переход, подготовленный Людвигом и Валентиной. Куда он вёл?

«К дорогому Людвигу, куда же ещё», — мрачно подсказал внутренний голос: «ты бы вернулась в Высший мир, лишённая сил и знаний — Женя из Грязновки вместо блистательной Принцессы Севера». Так вот каков был план!!!

Чем больше я думала обо всём этом, тем большая злость поднималась во мне. У всех был план. У всех, кто меня окружал, был план, который касался меня, моего будущего и я, как бездомная собачонка приставала то к тем, то к этим, следуя чьему-то придуманному плану. Надоело.

Даже у меня самой, той, чьей жизни я не помнила и не знала, был план и чёткие указания для меня нынешней, что я должно делать.

Я нащупала мешочек с «прахом» Ивоны, по-прежнему висевший у меня на шее. Никак не могла с ним расстаться. Не покидало ощущение, что это часть меня, да впрочем, вне всякого сомнения, это так и было.

«— Зачем камень вынимали из гнезда?

— Чтобы изменить путь. У тебя есть враги, нельзя чтобы они знали каждый твой шаг».

Я покрутила пальцами кольцо. Камни: чёрный и пурпурно-красный переливались, бросая блики на поверхность окружающих предметом. Приметное колечко. Я предпочитала камни прятать внутрь ладони. Тогда кольцо становилось обычной желтоватой полоской металла, многочисленные царапины на которой выдавали не слишком бережное хранение. Кольцо я не снимала с того самого дня, когда потерянное и вновь обретённое одела его на указательный палец правой руки. Там, в маленькой норе в дождливый, ноябрьский вечер. И тогда я попала в мир лесных Лохмов. И встретила Ре Тука. И… пошло-поехало! Так значит, я следую тем путём, которым ведёт меня кольцо?

«А кольцо тебе дал Людвиг», — подсказал неугомонный внутренний голос.

— А Ивона предусмотрительно изменила путь, до поры до времени припрятав чёрный камень, — вслух возразила я и лес возмущённо зашелестел тысячью крепких, закалённых морозами сосновых иголок.

«Ш-ш-ш-ш-шу-т-т-т-т-ит, ш-ш-ш-ш-шу-т-т-т-тит. П-п-п-у-т-т-т-ть п-п-проло-ж-ж-жен. П-п-пу-т-ть п-п-п-пролож-жен».

Кем проложен мой Путь? Людвигом? Валентиной? Ивоной?

Кольцо неслышно упало на талый снег.

— Женька!

Меж сосен показалась фигура тётки Марьи, согнувшейся под неизменным рюкзаком.

Я наступила ногой на кольцо, и оно исчезло в снегу, придавленное моим весом.

— Я тут!

— Да уж вижу…

Тётка Марья поправила шапку, съехавшую на лоб и, не смущаясь, высморкалась.

— Чего поднялась-то? Оклемалась? Дай-ка руку гляну…

Она цепко пробежала пальцами по моей руке, задирая рукав до самого локтя, и удовлетворённо кивнула.

— Пустяки. На-ка вот — на ночь приложишь.

Тётка Марья пошарила руками в необъятном рюкзаке и вынула пакетик, перевязанный чёрной суровой ниткой.

— Это чего?

— Так… тряпица. Ты ею плечо обмотай — к утру и пройдёт. Обязательно вечером. Эта вещь только при лунном свете действует.

— А ты? Ты что — уходишь?

Тётка Марья снова высморкалась и беспокойно оглянулась на избу.

— Не нравятся нам, Женька твои гости. Ты уж извиняй.

— Подождите, — я ничего не могла понять. — Так вы все уходите? И бабка Вера? А я как же? А постземы? Бездна? Ведь они снова нападут!

— Непременно нападут, — согласилась тётка Марья. — Так мы прямо к Бездне и пойдём. Чего ждать-то? Только ты вот что, Женька… — тётка Марья снова оглянулась на избу и зашептала мне в самое ухо, больно сдавливая ладонью раненое плечо.

— Ты про то молчок! Я твоим-то сказала, что мы в деревню возвращаемся. И мальчонка ихний с нами идёт. А эта здесь со своим хахалем останется. Вроде как за тобой присмотреть.

— Кто, Валентина? — не поняла я. — С каким хахалем?

— Да ты чего, Женька?! — тётка Марья рассердилась. — Глаза разуй. Мирослав этот глаз со своей крали не сводит, только что слюни не пускает. Мальчонка им без надобности, вот и отсылают его. Так мы его в деревню отведём под Настасьин присмотр. Только и ты, Женька, уходи.

— Чтобы Валентину с Мел… Мирославом не мешать? — мрачно осведомилась я.

— Да бог с ними, — тётка Марья подхватила рюкзак и зашагала по узкой тропинке, петляющей меж сосен. — Пошли, Женька!

Я послушно поднялась и пошла вслед за тёткой Марьей. В ту же минуту, как мы ступили на тропу, дверь лесной избушки хлопнула, и серебристый голос Валентины огласил безмолвный лес.

— Женя, ау! Где ты?

Я хотела отозваться, но тётка Марья проворно прыгнула назад и зажала мне рот, сухой, горячей ладонью.

— Ах, ты, господи! Не успели… Молчи, Женька! Беги за мной, авось не догонят!

Ничего не понимая, я заторопилась за тёткой Марьей вглубь леса. Сзади по-прежнему продолжали кричать. К мелодичному голоску Валентины прибавился звонкий крик Омара и хриплый тенорок Мелки.

Что-то им вторила бабка Вера, но я уже не слушала, ныряя за проворной тёткой Марьей, под разлапистые ветви сосен. Тропа уходила вниз и вскоре среди стволов, замелькала водная синь. Омар был прав — недалеко от избушки находилось непокрытое льдом озеро.

— Сюда! — тётка Марья съехала на спине к самой воде и засеменила вдоль крутого берега, внимательно оглядывая припорошенный снегом обрыв.

— Тёть Маша, мы чего ищем-то?

— Лодку, — тётка Марья высмотрела что-то в завале серых веток и полезла в самую их гущу — разгребать.

— Лодку? А чего мы поплывём что ли? Да ты можешь объяснить толком?!

Тётка Марья уже толкала громоздкую на вид лодку, обливаясь струями пота. Не лодка, а целый корабль!

— Подсоби!

Судно оказалось неожиданно лёгким и вместе мы подтянули лодку к кромке воды.

Тётка Марья встревожено посмотрела вверх, откуда мы только что спустились. Погони не было.

— Ты вот что, Женька. Слушай и запоминай: мы, когда Василия нашли, он ещё живой был. Растерзанный, избитый, в чём только и душа держалась — а живой. Так он мне перед смертью передал, что бы ты нашла эту лодку. Про переход что-то толковал. Велел тебя сюда привести. Да только тайно, чтоб никто не видел. Он бы и сам всё хотел сделать, да вот видишь — не судьба.

— Переход? — я с сомнением посмотрела на утлую лодчонку. — Что тебе известно про Переход?

— Ничего, — тётка Марья пожала плечами. — Василий сказал — ты сама всё поймёшь.

Ветер тревожно загудел и донёс до нас далёкие голоса.

— Женя! Ты где? Маша!

— Поторопись! — тётка Марья подтолкнула меня к лодке. — Я им навстречу пойду, на обманную тропу выведу, а ты ступай…

Тётка Марья оттолкнула лодку от берега, и я взяла в руки тяжёлые вёсла. Долго у меня не получалось вставить их в уключины, наконец вёсла встали на свои места, но гребла я тяжело и неумело.

— Женька! — тётка Марья стояла с обнажённой головой. Поднявшийся ветер сорвал с её головы шапку, и седые волосы разметались, закрывая лицо. — Ты возвращайся, Женька! Без тебя, сама знаешь!.. А мы уж тут…

Ветер подхватил лодку, и неуклюжие движения вёсел скорее мешали, чем направляли лёгкую посудину в нужном направлении. Да я и не очень-то знала, какое из направлений нужное. Я перестала грести и только наблюдала, как одинокая фигурка тётки Марьи становится всё меньше и дальше. Вскоре берег исчез в налетевшем тумане и вовсе стал невидим.

Дядька Василий… надо же. Непрост оказался старый леший, ох, не прост. Что он знал о Переходе? Откуда ему известно, что я искала? А может и неизвестно вовсе, передал тётке Марье тайну, что не смог унести с собой в могилу? И куда приведёт меня этот путь? Я перестала задавать себе бесполезные вопросы, ответы на которые знал только мёртвый леший и внимательно огляделась вокруг.

Вблизи вода была свинцового цвета, ледяная на ощупь. Немного воды залилось в плохо промазанные щели. Для долгого пути лодка явно не годилась. Я нашла помятую алюминиевую кружку и принялась выплёскивать набежавшую воду за борт. Но вода снова набиралась, куда быстрее, чем мне удавалось от неё избавиться, и я поняла всю бесплодность моей затеи.

Ветер всё крепчал, и теперь лодка неслась по свинцовой поверхности, как хороший катер, снабжённый мощным мотором. Серый, потёртый нос вздымал белые буруны, и такой же след оставался за кормой. Неожиданно с правого борта показался серый, лоснящийся бок и лодку ощутимо тряхнуло. Вряд ли в этом озере водились акулы или им подобные существа, но мне стало беспокойно. Снова под водой мелькнула серая тень, и из воды вынырнула голова: круглая с огромными выпученными глазами. Она держалась чуть поодаль и, казалось, не предпринимает никаких усилий, чтобы двигаться вперёд, меж тем существо ни на шаг не отставало от бешено мчащейся лодки.

— Кыш! — я попыталась напугать чудовище взмахом весла, но только обдала себя фонтаном ледяных брызг.

Водяной монстр даже не моргнул глазом, но я снова ощутила мощный толчок под самое дно. Весло вывернулось из моих рук и вылетело из уключины, тяжело плюхаясь в воду. Ох, ты…

Чудовище, видимо, расценило потерю весла, как нападение и толчки усилились. Лодку трясло и качало в разные стороны. Гнилые доски трещали, щели меж ними увеличивались на глазах, и вода всё быстрее набиралась в маленькое пространство лодки.

Я лихорадочно работала алюминиевой кружкой, выплёскивая воду. Левая рука моя закоченела и потеряла чувствительность почти так же, как и правая. Промокшие ноги сводила судорога, а молоточки в больной голове уже стучали, не переставая, грозя разнести мой бедный череп в мелкие осколки.

Я уже готова была плюнуть на Переход и покинуть своё ненадёжное средство передвижения, поднявшись в воздух, как вдруг толчки прекратились.

Чудовище исчезло, ветер утих, и потянуло запахом костра. Я завертела головой и заметила невдалеке полоску берега. Серый дымок вился из-за красноватых валунов, снега на берегу не было вовсе, вода в озере приобрела иной оттенок, меняя свинцовую серость на лазоревую синеву. Кажется, переход состоялся и первое приятное известие — водяной монстр остался в покинутой мною реальности.

Течение не торопясь приближало лодку к берегу, давая мне время осмотреться.

Бурые скалы, скудная растительность. Не слишком приветливый мир. На берегу не видно никаких построек, лишь серый дымок указывает на возможное присутствие людей. Только сейчас вспомнила про Тотошку и пожалела, что не взяла зверька с собой. Впрочем, отчаянным бабкам, вставшим на пути у Бездны он сейчас нужнее.

Днище лодки зашуршало по прибрежному песку. Я прыгнула в воду, не дожидаясь, когда лодка достигнет берега и вытянула судно на землю, насколько хватило сил. Выудив из-под скамьи ржавый якорь, я надёжно закрепила его в расщелине меж двумя валунами и зашагала в ту сторону, откуда вился тонкий дымок.

Глава 38

Бесплодные земли Сиккурии. Первый полёт.

Рыба всё реже попадалась в сети, сплетённые одноруким стариком Фол Àем.

— Рыба хитра, — бурчал старик, моргая подслеповатыми глазами. — Она уходит вглубь, покидает берег. Что ей делать на берегу? Лезть в наши сети?

— Рыбы хитрые, — кивал в такт словам старика маленький черноволосый мальчик. — Мой отец будет строить лодку. Он построит лодку и возьмёт меня с собой.

— Не возьмёт, — его сестра прилежно перебирала пальцами сухие волокна, она помогала старику плести сети. — Ты ещё слишком мал.

— Неправда! — мальчуган выпятил вперёд худенькую грудь, но его сестра лишь пренебрежительно фыркнула.

— Он возьмёт Сола и Вагика. Он так сказал.

— Нет! — мальчик погрозил сестре кулаком и, едва сдерживая слёзы, побежал по берегу, шлёпая по мокрому песку босыми ногами и перепрыгивая ветви, водоросли и прочий хлам, вынесенный волной.

На крутом обрыве, словно ласточкины гнёзда прилепились причудливые строения, аккуратно слепленные из красной глины. Многочисленные круглые отверстия, служившие дверью и окнами, придавали обрыву вид многоглазого чудища, но мальчика этот вид не пугал. Вместе с родителями он прибыл на эту землю полгода назад. Когда строили жилище, он вместе со своим отцом, бывшим регионэкономом западного края Дреттом, месил глину своими маленькими пятками, и каждый прибрежный уголок был ему знаком. Каждый здешний валун мальчуган считал своим домом и отличным местом для бесконечных игр.

— Бабушка!

На его крик из «ласточкиного гнезда» показалась седая женщина. Она легко спустилась вниз, по деревянной лестнице и пошла по берегу, словно и не слышала капризного крика малыша.

Мальчик побежал за ней.

— Мой отец строит лодку!

— Это верно, — женщина согласно кивнула седой головой.

— А Лея говорит, что меня не возьмут в лодку! Она говорит, что я маленький. Она говорит, что отец возьмёт Сола и Вагика!

— А ты возьмёшь своего отца ловить рыбу, когда он станет стар?

Вопрос застал мальчика врасплох.

— Я? Нет. Я наловлю ему рыбы и принесу. Я буду о нём заботиться. Ведь он же будет старенький?

Женщина улыбнулась и взяла малыша за руку.

— Верно. Мы заботимся о детях и стариках и не подвергаем их ненужной опасности. Сейчас о тебе заботится твой отец, Сол, Вàгик, Рàа и все остальные. Придёт время, и ты будешь заботиться о них. А сейчас я нуждаюсь в твоей помощи.

Слёзы мальчика моментально высохли, и он важно кивнул головой, с давно нестриженными волосами.

— Что ты хочешь, бабушка? Набрать дров?

— Угадал, — старуха рассмеялась.

— Но у нас есть дрова, — возразил мальчик. — Мы много собрали вчера.

— Скоро зима. И дров понадобиться ещё больше, чтобы не замёрзнуть.

Мальчик затих. Он ещё помнил бесконечные снежные поля и непрерывный холод, что стоял внутри защитного облака.

— Я соберу много дров, — пообещал он. — Столько, что хватит на три зимы. На пять!

— Хорошо, — покладисто произнесла старуха. — Значит, нам придётся потрудиться.

Старуха и мальчик скрылись за бурыми валунами, а на побережье появились бывший рулевой Гòра и младший советник Рàа. Впрочем, должность Рàа, давно была позабыта. Мантия истрепалась, а шляпа потерялась во время бури. Волосы Рàа неприлично отросли и придавали его загоревшему лицу несколько разбойничий вид.

Рàа громко и возбуждённо говорил, размахивая руками, а Гòра слушал, соглашался, сокрушённо кивая головой. Весь их вид выдавал недовольство и тревогу.

— Как они могли? Ведь Сиккурийцы знали, что этот клочок берега, сплошь завален валунами. Он не пригоден для пахоты. Здесь гнездятся только чайки. Мясо их несъедобно, а яйца горьки. Мы немного просили, но то, что они нам дали… наступит зима и нам не выжить!

Из «ласточкиного гнезда» спустилась женщина с младенцем на руках.

— Удалось достать еды?

Гòра виновато развёл руками и бросил к ногам женщины тощий мешочек.

— Улитки. И вот это… — в его руках безжизненно повис трупик какого-то зверька, размером чуть больше крысы.

Несмотря на скудную добычу, женщина весело улыбнулась.

— Сварим суп. Сея принесла немного съедобных кореньев. Хватит, чтобы поесть.

— Хватит, чтобы, не умереть с голоду! — проворчал Гòра. — Где дети?

— Лея с Фол Àем плетёт сети. Малыш Лео ушёл с бабушкой собирать дрова. Сея чистит коренья у ручья.

— Я помогу ей, — вызвался Рàа и пошёл быстрым шагом к ручью, пока его не остановили.

Женщина и Гòра посмотрели ему вслед.

— Они будут хорошей парой, — произнесла женщина.

Гòра лишь невесело усмехнулся. К чему создавать семьи, если нечем прокормить детей?

* * *

Вечером у костра собрались все те, кто уцелел после нападения Литтуса Флэта и его приспешников. По молчаливому уговору никто и никогда не вспоминал потерянные просторы Севера и погибших родных и близких людей. Обсуждали только насущные проблемы и их хватало.

С каждым днём становилось всё холоднее. Сиккурия — край, где эти люди нашли пристанище, была суровой страной. Не такой, конечно, как их покинутая родина, где никогда не бывало тепла, нет. Здесь бурная весна наполняла всю округу цветущими растениями, а нежаркое лето давало возможность неприхотливым растениям подняться и даже принести урожай. Но короткое лето сменялось дождливой осенью и долгой, холодной зимой и тех, кто не сумел запастись на зиму продуктами, тёплой одеждой и жильём — ждала горькая участь.

Сиккурийцы на первых порах, как и обещали, помогли беженцам. Им дали топоры и лопаты, пилы и пару ружей, чтобы охотиться. Ещё северяне получили немного одежды и семян для посадки. Вот только земли, чтобы сажать, сиккурийцы не дали. Место, где высадили переселенцев, с одной стороны подступало к озеру, а с другой было окружено неприступными скалами. Таким образом, сиккурийцы обезопасили себя от возможного вторжения северян, не думая, что станет с этими людьми на бесплодном клочке суши.

Северяне никогда не были пахарями, охотниками или строителями. Но у них были дети, которых надо было кормить и всему пришлось учиться заново.

Братья Сол и Вагик весьма удачно придумали строить дома, прилепив их к обрыву. Глиняные стены, на удивление оказались крепки и никакой дождь и ветер не могли проникнуть внутрь, а высокое положение «гнёзд» защищало от подъёма озёрной воды. Небольшое неудобство вызывали окна, в холодные дни в них нещадно дуло, но в качестве оконных стёкол отлично послужили облака-кресла. Договором не было предусмотрено, что обстановка защитного облака перейдёт сиккурийцам и северяне вынесли из своего бывшего дома всё, что могли. Облака-кресла могли трансформироваться как угодно и потому попеременно служили своим хозяевам, не только в качестве мебели, но и всего, что только не придумывали предприимчивые переселенцы.

Дретт, Гòра и Рàа, занимались охотой и ловлей рыбы. Сея выискивала ракушки и съедобные коренья. Фол Ай плёл сети, а старуха Ко и её внучка Лора присматривали за детьми Дретта. Ещё они попеременно нянчили младенца Лоры и готовили беженцам еду из тех скудных продуктов, что удавалось добыть. Вечером, для всех находились мелкие дела по починке одежды, стирке, чистке кореньев и мытью посуда.

Пару дней назад Дретт надумал строить лодку. Рыбы попадалось в сети всё меньше, и переселенцы всерьёз опасались, голодной зимы. Они надеялись на богатый улов вдали от берега и ещё на то, о чём предпочитали не говорить вслух. Очевидно, что на этом клочке суши им не выжить. Говорить про то, чтобы перейти неприступные горы, нечего было и думать. Отвесные пики так высоко уходили своими вершинами в небо, что дух захватывало, глядя на такую высоту. Ни малейшей намека на проход не было в этой сплошной стене, сложенной природой надёжнее любой крепости. Да и что их ждало за горами? Земли Сиккурии? Там их точно не ждали.

А за озером лежали иные земли, не отмеченные на картах северян. Только старуха Ко скептически относилась к мечтам своих соотечественников.

— Не будьте наивны, — брюзжала она. — Вы думаете, там вас ждут плодородные земли, не населённые людьми? Ха! Всякой земле есть хозяева. Мы своей земли лишились и потому навсегда останемся изгоями.

Северяне признавали её правоту, но в глубине души не переставали надеяться.

Скудный ужин съели быстро. Сея и Рàа отправились на ручей мыть посуду и временами раздавался их молодой беззаботный смех. Лора укачивала младенца, напевая тонким голоском старинную колыбельную песню. Дретт и Вагик что-то чертили на песке при свете костра, Сол точил на широком камне узкий короткий нож. Гòра толстой иглой зашивал башмаки малыша Лео, а старуха Ко сидела рядом с ним, наблюдая за детьми в свете затухающего костра.

Дети облепили старика Фола и требовали фокусов.

— Дедушка, ну, пожалуйста! Покажи, как ты летаешь!..

Старик Фол Ай усаживался на песок, скрестив ноги и важно надувая щёки поднимался на полметра над землёй, затем громко выдыхал воздух и шлёпался на песок, вызывая громкий смех детей.

— Ещё! Пожалуйста, ещё!!!

Старик виновато качал головой. На большее его сил не хватало.

— Будет вам, — отбивался он от детей. — Летайте сами.

Но как те ни надували щёки не могли и на сантиметр подняться вверх.

— Не получается! Как ты это делаешь? Как?!

Гòра неодобрительно качал головой.

— Не следует дразнить детей. Им никогда не стать тем, кем они могли бы быть, не будь…

Он не договорил, да и так всё было ясно. Не появись на свет проклятый Литтус, не пропади бесследно Принцесса Севера, эти дети последовали бы по мировым слоям, направленные заботливыми руками своих родных и вернулись бы: сильные, наполненные Информацией, гордые повелители стихий и самостоятельные источники силы.

А сейчас они были просто обычными детьми: в оборванной одежде с перепачканными рожицами и с неопределённым будущим. Что ждёт их?

— Оставь, — Ко, печально склонила голову. — Ты прав, прошлого не вернуть, и для этих детей будет большой удачей, если они научатся добывать себе пропитание. Но, пусть веселятся, покуда есть силы.

Гòра склонился над своим шитьём и ничего не ответил. Старая Ко, как всегда была права.

— Что-то Сеи не слышно, — заметил Гòра. — Чего они застряли на этом ручье?

Лора и Ко понимающе переглянулись и рассмеялись. Разбудили задремавшего малыша и тот недовольно закряхтел. Лора торопливо замурлыкала колыбельную, а Ко укоризненно заметила:

— Ты, Гòра, верно стареешь. Разве не видишь, что паренёк ухаживает за твоей дочкой? Весь день ты таскаешь его по горам, когда им и видеться, как ни у ручья за мытьём посуды?

Едва она произнесла эти слова, как со стороны берега раздались возбуждённые голоса и в свете костра показались силуэты Сеи и Рàа.

— Что случилось?

Дретт и Вагик подняли головы, Сол сжал нож в кулаке, дети затихли, испуганно тараща глаза.

— Там лодка! — голос Сеи звенел от возбуждения. — Настоящая лодка! На берегу!

Гòра вопросительно посмотрел на Рàа.

— Это правда, — подтвердил юноша. — Мы мыли посуду, и я выпустил из рук миску.

— Я выпустила, — вмешалась Сея. — И она уплыла вниз по ручью.

— И мы побежали её ловить, — продолжил Рàа. — И поймали её у самого берега.

— А на берегу была лодка, — торжествующе закончила Сея.

— А люди? Были там люди?

— Большая лодка?

— Надо её притащить сюда!

— Кто же приплыл на ней?!

Вопросы оставались без ответа. Сèя и Рàа лишь пожимали плечами, и рулевой Гора распорядился.

— Оставайтесь здесь. Сол, Вàгик, пойдёмте со мной. Дретт, Рàа, Сèя и Лора встаньте постом вокруг лагеря. Дети — в дом.

Ко и Фол Ай забрали детей и поднялись в «ласточкины гнёзда». Дретт и Лора вооружились топорами и расположились на берегу, напряжённо вглядываясь в беспокойную рябь волн, а Рàа и Сèя прохаживались у подножия гор, тихо переговариваясь между собой.

Вскоре вернулись разведчики.

Найденную лодку они волокли за собой по воде, на длинной и тонкой верёвке.

— Есть лодка, — объявил Гора. — Весло только одно, но это не беда. Поблизости никого нет, но кто бы, то не был, без лодки ему отсюда не уйти, так что будем начеку: рано или поздно владелец лодки объявится.

Лодку затащили к самому обрыву и на ночь выставили дозорных. Ночью никто не спал, но хозяин лодки так и не пришёл.

* * *

Этот дымок шёл вовсе не от костра. Прямо в земле зияла широкая трещина, оттуда поднимался мерзкий запах серы и курился желтоватый дым. Земля под ногами была тёплой. Если принять во внимание, бурые скалы, что окружали меня со всех сторон, вид у этого мирка был зловещий. Напоминал описание ада, многократно повторяющееся в книжках. Исключение составляли многочисленные мелкие пернатые, деловито порхающие возле выдолбленных в скалах норок. Что ж, им здесь неплохо. Не знаю, что за источник находится под ногами, но земля приятно тёплая, а к запаху серы привыкаешь после двух-трёх минут, пребывания на берегу.

Узкий ручей вился тонкой струёй, пробираясь меж камнями с тонким журчанием вливаясь в волны безбрежного озера. Я наклонилась и зачерпнула ладонью немного воды. Вода была прозрачной и холодной. Я глотнула и зачерпнула ещё. А потом пила, не переставая и с каждым глотком, боль в моей голове отступала, отходила всё дальше и дальше, а потом и вовсе испарилась, будто её не бывало. Я вдохнула в грудь влажный воздух, и сила завибрировала в моём теле, будто крепкая, туго натянутая струна. Это был мой мир.

Волшебная тряпица тётки Марьи не понадобилась. Тёплый песок, на который я легла, вытягивая уставшие ноги, впитал в себя всю боль, всю усталость. Дремота накатила на меня, и я уснула, немало не беспокоясь, что кто-то или что-то потревожит мой сон.

Так и случилось. Когда я открыла глаза, небо было тёмным и редкие звёзды смутно проглядывали из недосягаемой высоты сквозь нахлынувший из неоткуда туман. Я лежала и смотрела на звёзды, пока не услышала чьи-то шаги и громкий беззаботный смех. К ручью приближались двое: парень и девушка. Они были так увлечены своим разговором, что прошли в двух шагах от меня, не обратив никакого внимания. Впрочем, было темно, а я не уверена, что они обладали зрением кошки. Парочка плескалась в холодном ручье, бряцала металлическими предметами. Мыли посуду?

Я выглянула из-за камня. Так и есть. Парень пытался обнять девушку, она его оттолкнула. Но не сразу. Толчок девушки был слабым, скорее жест, предупреждающий, что парень зашёл слишком далеко. Металлическая посудина выскользнула из её рук и запрыгала на волнах ручейка, устремляясь в просторы озера. Девушка ахнула, рассмеялась и бросилась спасать посуду. Парень последовал за ней. Этот увалень чуть не наступил мне на ноги, так старался первым схватить несчастную миску.

Я проводила их взглядом и решила исследовать побережье, не торопясь знакомиться с его обитателями.

Воздух потяжелел, сгущаясь спиралью, и устремляясь ввысь, и я вошла в его послушные волны, плавно перемещаясь вверх. Не сразу я покинула берег. Несколько минут забавлялась тем, что разбивала пространство на частицы, то разрежая, то сгущая воздух, пока разбуженные птахи не накинулись на меня, рассерженные нарушенным покоем. Маленькие трепещущие крылья хлопали по щекам, а острые клювы норовили уколоть в глаз. Пришлось спасаться бегством. Стараясь избавиться от нападающих, я поднялась так высоко, что берег уменьшился до размеров детской ладошки. Я внимательно осмотрела побережье: маленький клочок, окружённый неприступными горами. Внизу горел огонёк костра. Вокруг него сидело несколько человек. Ничего примечательного.

Куда интереснее был пейзаж за чередой неприступных гор! Это был настоящий край водопадов. Неровная, изрезанная горами и каньонами поверхность была иссечена реками, ручьями и речушками. Они несли свои воды, спадая с гор и стекаясь в живописные озёра, по берегам которых раскинулись белоснежные стены древних городов. Жители городов спали и только у подножия гор, что отделяли скудное побережье озера от Края Водопадов горели огоньки костров.

Мне показалось любопытным, что эти люди делали вдали от своих сказочно красивых городов? Охотились? Путешествовали?

Оказалось ни то и не другое.

Костры цепочкой раскинулись вдоль полукружья неприступных гор и у каждого из них сидели вооружённые люди.

— Полгода не спускать глаз с проклятых гор! Тебе не кажется, что это слишком большая цена за то единственное облако, что досталось нам после гибели Северян.

— Поосторожнее со словами, малыш. Северяне покуда живы.

— Это не надолго. Им не пережить зиму в закрытой бухте.

— Не все так думают. Иначе, зачем мы здесь?

Вооружённые люди притихли и испуганно оглядели неприступные горы.

Вот оно что! Они охраняют тех, кто остался по ту сторону, на берегу синего озеро. Охраняют или опасаются. Почему? Те люди не показались мне опасными.

Ночной ветер заплутал в лабиринтах скал и загудел рассерженно, пытаясь выбраться из ловушки. Вой ветра был так зловещ, что воины у костров схватились за оружие. Некоторые вскочили на ноги и отступили в ночную мглу, стараясь высмотреть врага и самому остаться незамеченным. Ветер со свистом покинул западню и вой прекратился. Воины ещё настороженного оглядывались, но постепенно стали возвращаться к кострам, успокаиваясь и негромко переговариваясь между собой.

— Что это, брат?

— Верно, ветер… здесь в горах ветер всегда такой. Воет, будто зверь лесной.

— А может они?

— Северяне? Да будет тебе страху нагонять. Если северяне и воют, так только от голода.

Это замечание всех рассмешило и страх, державший ночных стражников цепкой лапой, отступил. Разговор воинов стал громче, позы вольготнее, а беспечные лица выражали покой.

Но мне не понравилось их отношение к несчастным, оставленным по ту сторону гор. Кто бы не были те люди, никто не заслуживает смерти от голода и холода!

Взяв в руки маленький камешек, я метко закинула его прямиком в костёр. Камень звонко дзынькнул о стенку металлического котелка, подвешенного над огнём, но моего протеста никто не заметил. Хохот и громкий говор не умолкали.

Я взяла камень поувесистей и на этот раз он угодил в голову одного из воинов.

— Ой! — звонкий крик и растерянный взгляд молодого бойца вызвал новый взрыв смеха, но последующая череда брошенных камней, заставила стражников приумолкнуть.

— Кто здесь?!

Воины схватились за оружие и пытались в темноте разглядеть нападавшего, то есть меня. Но я не дала им такой возможности.

Варево в котелке забулькало возмущённо, вспухло, расширилось и полезло неудержимо наружу, заливая костёр.

— Эй, кто-нибудь! Снимите похлёбку с огня!

Но предостережение запоздало.

Похлёбка вздулась над котелком, словно огромный гнойный волдырь. Серые потёки, сочились через её надутые бока, уничтожая остатки пламени. Стало совсем темно и только свет далёких звёзд освещал растущий на глазах пузырь.

— Что это?!

Голос в наступившей тишине был полон тоски, но никто не дал на вопрос ответа. Никто не понимал, что происходит.

— Это колдовство! — рявкнул тот, что стоял совсем близко от меня, рослый, широкоплечий бородач. — Круши его, ребята!

Призыв бородача не вызвал энтузиазма у его товарищей и он один ринулся в бой. Но боя не получилось.

Пронзённый острым мечом пузырь лопнул с оглушительным треском, забрызгивая вонючей жижей всё вокруг: траву, камни и окружавших его воинов. Вонь из его нутра неслась нестерпимая. Воины кашляли, тёрли глаза, слали проклятия неведомо кому, но избавиться от удушливого запаха и мерзких потёков не могли.

Удовлетворённая, я покинула чёрный холодный камень, на котором сидела, словно огромная ночная птица.

— Приятного аппетита, мальчики!

Моё вежливое пожелание не было услышано сквозь стоны и проклятия, но я и не ждала ответа. Больше Край Водопадов не привлекал меня.

…Я летела над грядой гор — зловеще-красных в свете восходящего солнца, отыскивая то место, куда меня принесло течением. Но лодки не было видно, а костёр внизу давно потух. Я разыскала ручей, где мне повстречались беспечные молодые люди. Следы на песке указывали, что ночью здесь побывал кто-то ещё. И не просто побывал, но и утащил мою лодку — единственное средство, чтобы вернуться. Вот это уже никуда не годилось. Я хотела отправиться по следам, чтобы вернуть свою собственность, но шум на скалистых утёсах привлёк моё внимание.

По отвесным скалам карабкался малыш.

Его худенькую фигурку безжалостно трепал ветер, стая птиц возмущённо носилась вокруг, ещё не нападая, но угрожая всячески крепкими клювами и когтями, но малыш был упрям. Интересно, что ему понадобилось на такой высоте? И где его родители? Моё беспокойство всё возрастало, когда я увидела, что мальчуган осторожно развернулся на краю узкой, каменной площадки и встал лицом к обрыву. Он что, прыгать собрался?! Лицо малыша было бледным и полным решимости. Не нравилось мне это. Я подобралась, как пантера перед прыжком, готовая в любую секунду взметнуться ввысь. Что же ты задумал, малыш?

Мальчик смешно раздул щёки, словно изображая воздушный шар и осторожно взмахнул руками, отрываясь от скалы. Этого неловкого движения оказалось достаточно, чтобы недремлющий ветер подхватил маленькое тельце и мальчуган закричал тонко и отчаянно, камнем падая на бурые валуны, усыпавшие берег.

Я успела поймать его у самой земли и не рассчитала, что малыш окажется таким тяжёлым. Кубарем мы покатились по гладким валунам и упали в ледяной ручей, поднимая тучи брызг.

Когда мы выбрались — малыш заревел. Вода стекала с его волос, тонкие мокрые штанишки и короткая рубашонка облепили худенькое тельце и он трясся от холода, боли и испуга, старательно открывая рот и издавая душераздирающие вопли.

Я быстро ощупала его ноги, руки, плечи… кажется, всё цело.

— Вот что милый, — я постаралась, чтобы голос мой прозвучал громко и внушительно. — Вытереть тебя нечем, а согреться необходимо. Давай-ка пробежимся, ну? Наперегонки!

Я тянула малыша за руку, заставляя бежать по холодному влажному песку и он упирался вначале, захлёбываясь слезами, но потом побежал, бойко переставляя крепкие босые ножки и судорожно всхлипывая на ходу.

Вместе, мы добрались до серных источников и упали на землю, блаженно прижимаясь мокрыми телами к тёплым камням.

— Иди-ка сюда, — я посадила мальчика возле себя и принялась растирать руками его худенькую грудь и спину. Не хватало ещё, чтобы малыш заболел после ледяной ванны.

— Ты зачем на гору полез?

Малыш насупился и смотрел вниз, ковыряя песок грязным пальцем.

— Не хочешь говорить?

Мальчик молчал.

— Как хочешь…

Тело малыша согрелось, щёки порозовели и я подумала, что пора мальца отвести к родителям.

— Ты где живёшь?

Мальчик неопределённо махнул куда-то в сторону озера. Несомненно он не хотел выдавать место своего обитания.

— Послушай-ка, Маугли, — я начала сердиться. — Мне всё равно придётся разыскать твоих родителей. Одного я тебя не оставлю, а таскать с собой не собираюсь, так что выкладывай: где твой дом?

Длинные волосы малыша высохли и спутанная чёлка упала на сердито прищуренные глаза.

— Я не Маугли! Меня зовут Лео!

— Вот и отлично. Так где твой дом? Ты отведёшь меня туда?

Лео неуверенно пожал плечами.

— Я, кажется, забыл.

Вот маленький хитрец!

— Ничего, — я постаралась, чтобы мой голос прозвучал как можно беспечнее. — Побережье невелико. Если мы отправимся вдоль берега, то непременно выйдем к твоему дому.

Подбородок Лео задрожал, кажется он опять готов был разреветься. Да что за напасть?!

— Эй, эй, постой-ка! Я торопливо схватила мальчика за плечи и присела перед ним на колени. — Давай-ка договоримся: ты не будешь реветь, а я… покажу тебе фокус.

Любопытство взяло верх и Лео раздумал плакать.

— Фокус? Какой? Старый Фол Ай умеет подниматься над землёй! А ты умеешь?

— О, для меня это пара пустяков, — небрежно заявила я.

— Правда?! — глаза мальчика засияли и он схватил меня за руку. — Я бы тоже хотел, но не получается!

Это признание настолько огорчило его, что Лео с досадой топнул маленькой ножкой по тёплой земле.

Я присмотрелась к малышу внимательнее.

— Там на горе… ты хотел взлететь?

Лео чуть заметно кивнул.

— Да. Не говори никому. Лора рассказывала, что птицы выбрасывают своих птенцов из гнезда и только тогда они расправляют крылья. Учатся летать. Я подумал: если я не могу подняться с земли, может надо прыгнуть с высоты? Как птенец?

— А твой приятель Фол Ай? Он тоже прыгает с горы?

— Нет. Он старый. И у него нет руки. Но он ещё сильный. Никто из нас не может подняться в воздух, а он может. Только не очень высоко.

Я неодобрительно покачала головой.

— Давай-ка с тобой договоримся: ты не будешь больше прыгать со скалы, хорошо?

Мальчик кивнул и доверчиво взял меня за руку. Ладонь его была тёплой и это тепло покалывало, вибрировало, словно что-то внутри пыталось выбраться наружу.

Я присмотрелась к мальчику внимательней, так, как я раньше разглядывала двоякую сущность жителей Нижнего мира. Только здесь я обходилась без помощи тени: суть всего живого и без того лежало передо мной, как на ладони. Но с этим мальчиком что-то было не так. Он — словно закрытый сосуд: запечатан крепко-накрепко, а что там внутри? Пустота? Или драгоценное содержимое?

Осторожно я провела ладонью по лицу мальчика: взгляд его просветлел.

— Ты видишь ветер?

— Как?

— Так, будто он живой.

Мальчик крепко зажмурился, потом распахнул глаза и вскинул голову вверх, разыскивая ветер. Он не видел.

Зато я ясно увидела на глазах мальчика тугую повязку, невидимую для обычного взгляда, сотканную из множества нитей, ведущих к земле и крепко держащих мальчика, словно строгий ошейник.

Нити были крепки и сопротивлялись, когда я разрывала их невидимые узы, но что было мне их сопротивление?! Я горло постземам разрывала движением одного мизинца!

— А теперь?

Лицо мальчика выражало удивление и восторг.

— Ой! Вот он! Какой он… синий! А там другой! Ты видишь?! Они разные!

Тугие поводки лопались, как струны, освобождая мальчика. Теперь я видела не только их, но «горлышко сосуда» — чёрную печать, не позволяющую ребёнку открыться и получить доступ к источникам силы и информации, которые, как солнечные лучи в ясный день пронзали этот мир бесконечным потоком.

Я удалила это чёрное клеймо осторожно, как снимают застарелую болячку, освобождая малыша от страха и неуверенности, слабости и боли.

Голова у мальчика закружилась от нахлынувших на него чувств, красок и эмоций и он сел на песок, глядя на меня растерянно и счастливо. Разноцветные ветры дурашливо закрутились вокруг они приглашали своего нового товарища в игру: бесконечную и увлекательную, как жизнь. Мальчик неуверенно поднял ладони и пальцы его затрепетали, пропуская ветер, но один из них — тот самый, синий, ему удалось схватить и ветер взметнул его, поднимая над бурыми валунами. Малыш от неожиданности разжал ладони и камнем полетел вниз, но я была начеку.

— Ветер твой друг, — объяснила я ему. — Он не помощник, не повелитель — друг. Ты сам всё можешь и без него, но на первых порах он тебе поможет. Лови поток…

Я бросила мальчику струю свежего ветра и он с разбегу, не раздумывая прыгнул на неё грудью, и взлетел, делая мягкий полукруг так, словно делал это тысячи раз. В лице его больше не было страха. Он поднимался всё выше и выше, чутко реагируя на каждые изменения воздушного потока и его давно не стриженные волосы тёмным крылом стлались за худенькой спиной.

Эпилог

Утро не принесло никаких вестей. Таинственный пришелец, что прибыл ночью на лодке, так и не объявился. Гòра ходи мрачный и ворчал на всех без всякой видимой причины. Всё вызывало в нём раздражение: и скудный завтрак и холодный ветер, пронизывающий насквозь худую одежду, а более всего раздражали собственные мысли. Кто прибыл к ним ночью? Уж точно не друг. Друзья по ночам не приходят.

— Может кто-то из Сиккурийцев? — робко предположила Сèя. — Первое время они часто приплывали. Привозили еду, вещи…

— Первое время! — раздражённо буркнул Гòра. — Первое время прошло и теперь…

Гòра хлопнул себя по лбу — его осенила догадка.

— Это разведчик, — удовлетворённо сказал он. — Прибыл узнать, не сдохли ли мы здесь от голода и холода! Ну-с, теперь господин разведчик пусть сам узнает каково это — жить в закрытой бухте! Кто стережёт лодку?!

Сèя испуганно вздрогнула. В этом желчном, худом мужчине, она с трудом узнавала своего отца.

— Возле лодки Вàгик и Дретт. Они пытаются сделать весло.

— Вот и пусть не отходят от неё. Пусть попробует наш ночной гость вернуться обратно в благословенную Сиккỳрию без своей лодки!

Глаза Сèи наполнились слезами.

— Отец, а может этому человеку нужна помощь? Может он такой же беглец, как и мы? Может он ранен и лежит в скалах не в силах подняться?!

Гòра смотрел на дочь озадаченно. Его уже давно не удивляли людская подлость и предательство, да и сам он настолько привык человеческие поступки мерить с точки зрения собственной выгоды, что такой поворот событий ему и в голову не пришёл, а ведь Сèя права! Негоже записывать во враги человека, которого ни разу и в глаза не видел.

— Надо пройтись вдоль побережья, — подала голос Ко. — Кто бы то ни был, этого человека надо найти.

Вàгика и Дрèтта решено было оставить возле лодки, а остальные собрались в путь.

— Пойдём с сторону ручья, — предложил Рàа. — Если этот человек действительно нуждается в помощи, мы найдём его неподалёку от места, где обнаружили лодку.

Никто не возражал.

Ко посоветовала взять с собой носилки, на случай, если раненого придётся нести.

Лòра вынесла несколько лепёшек, завёрнутых в сухие листья травы и пустую бутыль.

— Воду наберём в ручье, — пояснила она.

Старую Ко оставили стеречь младенца и она не возражала: тяжело ей стала лазить по валунам под пронизывающим ветром.

Поисковая команда собралась на берегу и вот тут-то хватились, что не хватает Лео.

Поначалу никто не выразил беспокойства. Своевольный мальчик часто гулял один, но никогда не уходил слишком далеко.

— Лео!

Громкий хор голосов принялся звать мальчика на все лады, но тот не отзывался.

— Лея, где твой брат?

— Я не знаю, — испуганно пожала плечами девочка. — Когда я проснулась, его постель была уже пуста. Я думала он пошёл к лодке…

Вагик и Дретт отвечали, что мальчик действительно приходил рано утром, но его отправили домой. Больше он возле лодки не появлялся.

Стала нарастать тревога.

— Кто-нибудь ещё видел сегодня Лео?

Оказалось — никто.

Вагик и Дретт, как уже говорилось были заняты лодкой. Гòра — собственными мыслями. Сея и Рàа — друг другом. Лора — младенцем, а остальные… остальным и раньше было не до малыша.

Поиски неизвестного пришельца были забыты. В растерянности люди метались по берегу, на все лады выкликая имя Лео. Мальчик не отзывался.

— Надо разделиться, — предложил Гора. — Я и Вагик пойдём до восточного края бухты. Сол и Сея — направятся к неприступным горам. Дретт и Раа обыщут западный край бухты, а…

Его речь была прервана криком Лоры:

— Смотрите!

Все разом повернулись в сторону, куда указывала рука молодой женщины, но ничего не увидели.

— Что?!

— Лора, детка, что ты там увидела?

— Это был Лео? Скорее туда!

— Я н-незнаю! — Вид у Лоры был такой, словно она увидела призрак. — Я не знаю. Но это… был Лео. Кажется…

— Так тебе кажется?! — Дретт не на шутку рассердился.

Какие могут быть вымыслы, когда речь идёт о его сыне!

— Я не знаю! — в голосе Лоры послышалось отчаяние.

Не отвечая больше на вопросы она бегом пустилась по берегу, в сторону ручья, забыв про своего младенца. Все остальные поспешили за ней. Даже старая Ко, крепко обхватив орущего ребёнка сухими руками, заковыляла по песку.

— Беспечная мать, — бормотала она, не поспевая за остальными. — Куда вы, сумасшедшие?! Эдак мы растеряем всех детей…

Сея замедлила шаг и вернулась к Ко. Взяла ребёнка на руки и вдвоём они продолжали свой путь, не упуская из виду тех, кто мчался впереди.

Словно желая преградить бегущим путь ледяной ветер зло дунул по воде и широкая волна водопадом пролилась на узкую полоску песка — единственному проходу к ручью.

— Пойдём в обход!

— Нет, это слишком долго! Сейчас волна спадёт.

Но вода и не думала уходить, всё выше поднимаясь над берегом, а ожидание казалось слишком мучительным.

— В обход!

Все, даже старый Фол Ай принялись карабкаться по валунам и это был напрасный труд, потому что вода всё-таки отступила. Вовремя подоспевшие Ко и Сея, беспрепятственно пересекли влажную полосу и оказались у ручья одновременно с теми, кто преодолел скалы.

* * *

Их тела были изуродованы. Нет, я не о жалкой культе, что торчала из-под широкого плаща старика и не о покрытом глубокими морщинами лице пожилой женщины, тяжело дышавшей от слишком быстрой ходьбы. Это выглядело по-другому.

Чёрные, безобразные бляхи, словно застарелый лишай покрывали их тела. Тонкие струны, некогда связывающие их с солнечным потоком этого мира были безжалостно обрублены и свисали, как дохлые черви. Глаза закупорены крепко вдавленными пробками, создавалось впечатление, что они слепы. Не видят никого и ничего. Рты коряво зашиты обрывками грязных ниток. Кто же так поработал над ними? Легендарный Франкенштейн, был бы красавцем, рядом с этими несчастными людьми.

Исключение составляли дети: девочка, чуть постарше Лео, девушка, молодая, почти ребёнок. И младенец на её руках. Они просто были закрыты. Так же, как и Лео несли на своих лицах сотканные повязки и печать, не позволяющую им соединиться с этим миром.

Я смотрела на них, а они смотрели на меня: настороженно, недоверчиво, словно гадая друг я или враг.

— Добрый день.

Я первая открыла рот, но никто из них не успел мне ответить. Церемонию нашего осторожного знакомства нарушил Лео.

— Папа, Лея, я могу летать! Я…

Глосс малыша осёкся и он попятился назад, прижимаясь к моим коленям.

— Папа?

Я-то догадывалась, что он увидел. Уродливых чудищ, вместо привычных лиц родных ему людей. Да, малыш, ты получил способность не только видеть свет, но и его изнанку. Вот только маленький Лео этого не знал. Не готов был увидеть чёрную сторону жизни.

Один из монстров кинулся к нам.

— Сынок! Что с тобой?!

Грубые нити растягивались, вместо чистого голоса раздавались глухое шипение и свист. Слепые глазницы вращались и незаживающие раны кровоточили беспрерывно.

Малыш зажмурился от ужаса и я взяла его на руки.

— Не надо. — Я прижала мальчика к себе, тельце его тряслось от рыданий. — Он боится. Он видит… вас.

Эти убогие создания не понимали, какое впечатление произвели на малыша Лео, а вот старуха догадалась.

— Стойте! — клочки оборванных жизненных струн взметнулись вверх и опали беспомощно, не касаясь земли. — Стойте.

Люди остановились, повинуясь властному голосу старухи и даже незадачливый папаша застыл на месте, свирепо сжимая кулаки.

— Мы, действительно, так ужасны? — пробки из её глазниц выдавались вперёд, словно пытаясь разглядеть что-то свыше обычных человеческих возможностей. Пустая затея.

— Он не привык видеть настоящее, — я пыталась смягчить свой ответ.

— Ты сняла с него клеймо, — старуха не спрашивала, она утверждала очевидное. — Можешь ли ты сделать тоже для нас?

Я с сомнением оглядывала сборище монстров. Смогу ли я? Удалить бесчисленные язвы, очистить тела от скверны, восстановить связь с потоком мировой Информации? Да, пожалуй, что смогу.

— Только не даром, — хмуро проговорила я. — Я помогаю вам — вы помогаете мне.

— Что ты от нас хочешь?!

Я хмыкнула. Ну, и народ! В двух шагах от голодной смерти и такой высокомерный тон!

— Нарушен баланс. В Нижнем мире гибнут последние стражи на пути у Бездны. Если вы не придёте на помощь — они погибнут.

— Кто погибнет?!

— Бабки, — я пожала плечами.

Уродцы загомонили, зашипели коряво зашитыми ртами.

— Какие бабки?!

— Ну, наши бабки. Русские, — я не знала, как подобрать нужные слова, но похоже этого и не требовалось. Они понимали.

Малыш Лео оторвался от моего плеча и храбро посмотрел в лица окружавших нас монстров. На мгновение его подбородок задрожал, но он взял себя в руки и больше не трясся. Глаза малыша были сухими.

— Пойдём, — он соскользнул с моих рук. — Я покажу, где твоя лодка.

Этот ребёнок, освобождённый от застарелого клейма, от пут, связывающих его по рукам и ногам в один миг стал главным в своей семье и принял решение, не оглядываясь на остальных. Притихшие, слепо ступая неуклюжими ногами, старые и молодые, все они беспрекословно потянулись за нами, признавая главенство малыша Лео. Он шёл впереди, не оглядываясь, легко и свободно, как ожившая надежда этих измученных, изуродованных людей на спасение.

— Принцесса!

— А? — я обернулась и вопросительно посмотрела на молодого парня, бредущего следом.

— Так это всё-таки ты… — с тихим восторгом прошептал он.

Остальные замедлили шаг, прислушиваясь к нашей беседе, затаили дыхание, ожидая мой ответ.

Я не ответила.

Ветер утих, утомлённый бесконечным полётом. Старая лодка, покачивалась на волнах, ожидая своих пассажиров.

Места хватило всем.

Мы отплыли на закате. Безжизненный берег удалялся, расплываясь бурым пятном на горизонте. Младенец Лоры таращил заспанные глазёнки на серое небо и бормотал что-то известное ему одному, улыбался, играя с собственными пальцами. Остальные молчали. Сидели с побелевшими от волнения лицами и до боли в глазах всматривались в безбрежную гладь воды. Старый Фол Ай вцепился здоровой рукой в почерневший борт лодки так, что кости на пальцах побелели и только малыш Лео был спокоен. Глядя на его уверенное юное лицо пленники закрытой бухты успокаивались тоже.

Постепенно лазоревые волны сменила свинцовая рябь, ветер принёс запах мороза и сосен. Впереди зеленел густыми хвойными ветвями высокий берег нового мира. Кромка льда подтаяла, обнажая чёрную землю. Из-под сухих, безжизненных веток упрямо пробивался изумрудно-зелёный росток. Птицы суетились, устраивая гнёзда.

В новый мир пришла весна.

Оглавление

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Глава 35

Глава 36

Глава 37

Глава 38

Эпилог Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg